«Прекрасная обманщица»

Патриция Гэфни Прекрасная обманщица

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Инвернесс

Лето 1741 года

Царившую в долине тишину нарушало лишь беспрестанное гудение шмелей в зарослях вереска. Распластав свои могучие крылья, в небе парил орел, описывая большие круги. Умиротворенное затишье, установившееся в природе, выманило целое семейство оленей пощипать свежей травки на берегу ручья, но вдруг самец вскинул голову, его чуткие уши вздрогнули, ноздри затрепетали. В одно мгновение настороживший его отдаленный гул превратился в топот и крик, словно целая ватага непослушных ребятишек шумно ворвалась в кафедральный собор. Бессловесные обитатели долины бросились прятаться кто куда. Из зарослей в дальнем ее конце показались трое всадников.

Впереди скакала девушка с разгоряченным лицом и летящими по ветру рыжими волосами. Хохоча как безумная, она то и дело понукала своего громадного черного жеребца. За нею по пятам на кобыле поменьше следовал подросток с такими же, как у девушки, огненно-рыжими волосами и комическим выражением мужественной решимости на полудетском мальчишеском лице. Нагонявший его высокий красивый мужчина на гнедом скакуне добродушно выругался, когда на полном ходу с него слетела шляпа.

– Эй, Рори, дай дорогу! – прокричал он.

– Не дождешься! Сперва догони меня! – задиристо ответил мальчик.

– Ну держись!

Третий всадник пришпорил коня и стал обходить маленькую кобылку Рори с правого фланга. Вскоре гнедой вырвался вперед.

– Вот я тебя и догнал, – бросил через плечо молодой человек и усмехнулся, когда на взмокшем от усердия лице мальчика отразились недоумение и досада. – Ну, а теперь твой черед, Кэт Макгрегор!

Простоволосая и босоногая, с белыми икрами, бесстыдно мелькающими из-под подола шелкового розового платья, впереди него скакала Кэтрин Роза Леннокс Броуди Макгрегор, дочь лорда Брэйморэя. Но она и не собиралась уступать Майклу Армстронгу победу в скачке.

– К свиньям собачьим! – прокричала в ответ Кэтрин, совершенно не заботясь о приличиях и решительно выпятив нежный девичий подбородок. – Вперед, на Бугор!

– Что? – переспросил Майкл.

– На вершину Ройсова Бугра! А кто проиграет, тот дурак!

Ее задорный, ничем не стесненный хохот заставил сердце Майкла Армстронга затрепетать. Смотреть на Кэтрин, на его прекрасную Кэт, припавшую к шее черного жеребца и грациозно летящую по воздуху подобно лебедю или античной богине, было куда интереснее, чем думать об исходе скачки.

Что до самой Кэтрин Макгрегор, то она не замечала ничего вокруг, от души наслаждаясь чистой чувственной радостью момента. Напоенный запахом цветов ветер трепал ее волосы и обдувал разрумянившиеся щеки, она ощущала себя единым целым с могучим скакуном, и даже предвкушение победы над женихом позабылось в упоении вольным полетом. Время, место, обстоятельства – все идеально и щедро сошлось, чтобы подарить ей мгновение ничем не омраченного счастья, даже экстаза. Впоследствии, когда так много было потеряно, ей не раз вспоминались именно эти минуты: вот какая была скачка, вот как Майкл ухаживал за нею, вот как промелькнула и оборвалась ее беспечная юность.

В дальнем конце долины возвышался невысокий, словно обрубленный, но довольно крутой холм, на вершине которого росли несколько деревьев. Их высокие кроны торчали, как клок волос на абсолютно лысой голове. Это и был Ройсов Бугор. Бросив торопливый взгляд через плечо, Кэтрин пустила коня вскачь по каменистому склону, моля Бога, чтобы жеребец не споткнулся. На ровном грунте она запросто могла обскакать Майкла, ее вороной был резвее, но зато он уступал гнедому в выносливости. Все ближе и ближе у нее за спиной раздавался топот гнедого, слышно было, как каменная осыпь летит у него из-под копыт. Майкл ее нагоняет! Девушка задрожала от азартного возбуждения. «Вперед, Принц! Давай, мальчик мой!» – упрашивала она вороного. Громадный жеребец, словно почувствовав ответственность момента, ответил на призыв, оттолкнувшись в последний раз могучими задними ногами, и одним великолепным прыжком достиг вершины холма. Майкл добрался до цели несколькими секундами позже. Его гнедой негодующе отфыркивался и бил копытом, словно понимая, что задета его гордость.

На миг прелестное девичье личико омрачилось внезапно набежавшим облачком сомнения.

– Ты что, нарочно отстал, Майкл? В поддавки со мной играешь? – спросила она.

– Вот уж нет! Хотя это отличное оправдание: жаль, что я сам до него не додумался, – ответил он, утирая пот с лица большим носовым платком.

– Ха! Я так и знала!

Кэтрин порывисто склонилась к круто выгнутой шее жеребца и обняла ее обеими руками, охваченная восторгом.

– Мой Принц! Мой красавчик! Какой же ты славный малый!

– Эх, если б ты меня любила хоть вполовину так сильно, как это животное, Кэт, – с шутливо-сокрушенным видом вздохнул Майкл.

Кэтрин лукаво улыбнулась и уже готова была ответить, но как раз в эту минуту ее брат на своей кобыле по кличке Растяпа, наделенной удивительным умением оправдывать свое прозвище, с трудом вскарабкались на вершину холма. Оба тяжело дышали, а Рори к тому же был еще и зол как черт.

– Я как раз собирался обогнать вас обоих, а тут паскудная кобыла погналась за этим проклятым кроликом, туды его растуды!

Рори исполнилось тринадцать: он только-только открыл для себя всю прелесть непристойной ругани и всякий раз, когда родителей или учителей не было поблизости, не упускал случая уснастить свою речь, о чем бы она ни шла, таким количеством замысловатой брани, что порой, увлекшись, терял нить разговора. Кэтрин давно уже поняла, что возмущаться бесполезно (это лишь раззадоривало Рори, и он сыпал все новыми и новыми непристойностями), поэтому она просто перестала обращать на него внимание.

– На будущий год, когда папа подарит тебе настоящую лошадь, ты побьешь нас обоих, – успокоила она брата, и Рори вспыхнул от радости. – Ну а пока что проигравший должен выгулять лошадей, – добавила Кэтрин.

– Черта лысого! Такого уговора не было!

– Был! Разве мы не договаривались, Майкл?

– Верно. Проигравший выгуливает лошадей. Был такой уговор, – с важностью кивнул Майкл.

– Дерьмо вонючее, навозная куча! – вскричал Рори, спрыгнув с лошади и подхватив под уздцы черного жеребца Кэтрин. – Я думаю, оба вы врете к свиньям собачьим. Просто хотите от меня избавиться! Вас хлебом не корми, только дай потискаться наедине. Сейчас усядетесь в обнимку и начнете городить всякий вздор. Ну так вот: ни черта у вас не выйдет! Я просто поведу проклятых кляч по кругу, а вы будете в самой середке! А теперь живо слезайте, чтобы я мог начать.

Они спешились. Кэтрин нашла под сосной поросль вереска и опустилась на нее, как на ковер.

– О, Майкл, взгляни на небо! Ты видел когда-нибудь нечто подобное?

Майкл в эту минуту глядел на нечто совершенно бесподобное: на свою невесту, откинувшуюся к стволу дерева у его ног в самой свободной позе и являвшую собой неотразимое сочетание невинности и соблазна.

– Никогда! – ответил он с чувством.

Тесный корсаж ее серовато-розового шелкового платья подчеркивал и без того тонкую талию и щедрую округлость уже по-женски определившейся груди. Выше среднего роста, стройная, но крепкая, Кэтрин двигалась с бессознательной и непринужденной грацией полуженщины-полуребенка. Персиковый цвет лица был безупречен, если не считать легкой россыпи веснушек, выступивших под летним солнцем на изящном, тонко вылепленном носике. Сказать, что глаза у нее синие, значило бы ничего не сказать: с таким же успехом и море можно назвать синим. Цвет глаз Кэтрин менялся в зависимости от обстоятельств и настроения. При дневном свете они казались бирюзовыми, при комнатном темнели до фиалкового, и то же самое происходило, когда она сердилась, ну а посредине была еще целая гамма не поддающихся описанию цветов и оттенков. Ее переполняла радость жизни, настолько сильная и неукротимая, что окружающим просто невозможно было за нею угнаться. Наделенная нежным, любящим, верным и преданным сердцем, она к тому же – о чудо из чудес! – была напрочь лишена тщеславия.

– До чего же мне в жизни повезло! – воскликнул Майкл, как бы размышляя вслух.

Они были обручены с детства, и он всегда относился к ней с нежностью, но даже в самом счастливом сне не мог вообразить, что худенькая, голенастая, как жеребенок, девчонка-сорванец превратится в ослепительную красавицу, чье прелестное лицо заставляло его грезить наяву, а наливающееся тело не давало покоя по ночам.

Слегка смутившись под его страстным взглядом, Кэтрин выпрямилась и похлопала по земле рядом с собой.

– Присядь, Майкл. Уж если хочешь «городить всякий вздор», как говорит Рори, постарайся, чтобы только я могла его услышать.

– Не беспокойся, я уже наслушался, – с отвращением вставил Рори. – От вашего сюсюканья блевать хочется.

– Ну так скорее отойди подальше, – улыбнувшись, предложил Майкл, опускаясь на землю рядом с Кэтрин. – По мне, так можешь прогуляться хоть до самого Абердина, – добавил он вполголоса.

Кэтрин прыснула.

– А я сегодня опять видел дорожных солдат, – как ни в чем не бывало продолжал Рори. – Они были на берегу Туи, поили своих проклятых лошадей. Я им сказал, чтобы убрали свои жирные вонючие зады с нашей земли, пока целы, вот они и отправились подобру-поздорову.

– Да ну тебя, Рори, все ты врешь. Ничего подобного ты не говорил, – поддразнила его сестра.

– А вот и говорил! Ну… сказал бы, да только они уже ушли, когда я подъехал поближе.

– Папа говорит, что они опасны, Рори. Никогда больше не подходи к ним близко.

– Твой отец прав, – посерьезнев, подтвердил Майкл.

– А мне плевать, – упрямо ответил Рори. – Гнусные английские ублюдки! Думают, они до нас доберутся со своей дорогой, но Шотландия всегда будет свободна!

Кэтрин улыбнулась: Рори рассуждал точь-в-точь как их мать, страстно ненавидевшая англичан.

– Интересно, что они тут делали? Зачем забрались так далеко на север? – озабоченно спросила она. – Думаешь, они собираются проложить сюда дорогу от самого Инвернесса?[1]

Это была тревожная мысль. Последние тридцать лет[2] англичане, которыми командовал генерал Уэйд, строили дороги в горной Шотландии, в то время как местные лорды скрежетали зубами, справедливо полагая, что дороги ущемляют их суверенитет и лишают одного из самых сильных преимуществ – неприступности.

– Ну нет, вряд ли, – успокоил ее Майкл.

– Скорее всего они просто заблудились. Чего еще ждать от англичан? – фыркнул Рори.

Он оставил лошадей щипать редкую травку и присел на корточки рядом с сестрой и ее женихом.

– Майкл, расскажи нам еще раз про Красавчика принца Чарли,[3] – заискивающе попросил Рори, устремив на молодого человека умоляющий взгляд. – Про то, как он каждый день занимается стрельбой и выездкой. Это правда, что он совершает усиленные марш-броски с полной выкладкой, чтобы держать себя в форме? Он высокий красавец и ждет только подходящей минуты, чтобы вернуться из изгнания и возвратить себе корону Стюартов, так? Расскажи нам, Майкл!

– Вот ты сам все и сказал. Что ж тут еще рассказывать? – рассмеялась Кэтрин.

Майкл снисходительно улыбнулся.

– Верно, Рори, принц Карл – видный мужчина. Как только большинство кланов открыто выступят на его стороне, он вторгнется в Англию и прогонит короля Георга[4] обратно в Ганновер, в этом я не сомневаюсь.

– Вот если бы отец тоже выступил на его стороне, – с грустью протянул Рори.

Кэтрин покачала головой.

– Наш папа не боец. Он твердо решил держать нейтралитет, когда начнется война.

– А я не буду держать нейтралитет, – уверенно заявил Рори. – Может, к тому времени ты будешь командовать полком, Майкл, и возьмешь меня к себе? Но когда же кланы выступят, как ты думаешь? А вдруг это будет раньше, чем меня призовут на службу?

– Вряд ли, братец. Шотландские якобиты[5] не выступят за принца в открытую, пока Франция не заявит о своей поддержке, а французы не станут его поддерживать, пока здешние якобиты не проявят себя. Это порочный круг. Сейчас самое подходящее время для выступления, но предводители наших кланов слишком ленивы и не доверяют друг другу. Маккензи не желает иметь ничего общего с Ловатом, сэр Джеймс Кэмпбелл не в ладах с Маклинами, а Маклафлины с Макдональдами…

Такого рода разговоры Кэтрин слышала с самого детства, и до недавних пор они неизменно завораживали ее. Она была такой же страстной сторонницей Карла Стюарта, Красавчика принца Чарли, как и ее брат Рори, и с неменьшим упоением предавалась романтическим фантазиям о возвращении Стюартов на престол. Однако в последнее время ее голова была больше занята другими вещами. В мае ей исполнилось шестнадцать, и на этот раз таинственные силы природы, ежегодно украшавшие землю весенним цветением, пробудили нечто новое в ней самой. Она взглянула на мир другими глазами и увидела то, чего не замечала раньше. Вот сегодня, к примеру, пока Майкл рассказывал, а Рори то и дело перебивал его взволнованными и не к месту вставленными замечаниями, Кэтрин вдруг отметила про себя, что больше прислушивается к звуку голоса своего жениха, чем к смыслу его слов. Мечтательно улыбаясь и почти не следя за ходом повествования, она задумчиво любовалась его кожей, прямыми и светлыми, как лен, волосами, разворотом плеч и формой сильных мужских рук. Через год им предстояло пожениться. Кэтрин знала об этом с самого детства и ждала венчания с радостным предвкушением, хотя и без особого волнения: ведь она знала об этом заранее! Но в последнее время мысли о свадьбе приобрели для нее особый, совершенно новый интерес. У нее имелось верное по сути, хотя и вызывавшее весьма смутные чувства, представление о том, чем мужчины и женщины занимаются наедине, когда поженятся. И вот совсем-совсем скоро волнующая загадка должна разрешиться самым непосредственным образом! Эта мысль наполняла ее душу пугливым и радостным трепетом.

Однако сперва, с досадой спохватилась Кэтрин, наморщив носик и опустив книзу уголки широкого, красиво очерченного рта, ей предстоит еще целый год промучиться в школе. Ну почему, почему отец не хочет позволить ей и Рори учиться дома, вместе с друзьями и соседями? Почему он упорно отсылает их каждый год то в Париж, то во Флоренцию, то в Амстердам, где им приходится преодолевать языковой барьер и налаживать отношения с незнакомыми одноклассниками? В этом году опять придется ехать в Париж. Одна мысль об этом приводила ее в содрогание. До чего же тоскливо и скучно в парижской школе! Только и дела, что читать книги, переодеваться к обеду и говорить по-французски. К тому же французский язык казался ей до ужаса жеманным. С куда большей охотой она предпочла бы изъясняться на гэльском наречии,[6] донашивать старые охотничьи штаны Рори и гонять на лошадях по вересковым пустошам.

Увы, в этом вопросе ее отец был непреклонен. Когда Кэтрин было двенадцать лет, в ночь перед отправкой на учение в Милан она проплакала горючими слезами до самого утра, умоляя оставить ее дома еще хотя бы на год; она даже пообещала, что будет заниматься с частным репетитором, если отец позволит ей учиться в деревенской школе вместе с другими детьми. Но он лишь грустно покачал головой и, положив руки ей на плечи, сказал:

– Бедняжка Кэт, ты ведь совсем еще ребенок, ты не можешь прочесть надпись на стене.[7] Вам с Рори необходимо получить европейское образование, потому что здесь, в Шотландии, у молодых нет будущего.

– Но почему? Почему?

Кэтрин была сбита с толку. У нее просто в голове не укладывалось, как может ее отец высказывать столь кощунственные мысли. Но он ничего не пожелал объяснить, а на следующий день, невзирая на мольбы и слезы, отправил ее в школу.

С тех пор прошло четыре года, и постепенно она осознала, чего именно так сильно опасается ее отец: по его глубокому убеждению, любая попытка шотландских горцев возвести на британский престол принца-изгнанника Карла Стюарта должна была окончиться неминуемой катастрофой. Они с Майклом спорили об этом до хрипоты, и ни один не отступал от своих позиций ни на шаг. Как ни горько было для Кэтрин оказаться в разладе со своим добрым, чудаковатым, вечно погруженным в научные изыскания отцом, но, когда речь заходила о Красавчике принце Чарли, она всем сердцем была на стороне своего жениха и с нетерпением ждала восстановления власти Стюартов.

– Посмотри, как солнце заходит над нашим домом, Кэт, – воскликнул Рори.

– Красота, – машинально отозвалась Кэтрин. – О, какая красота! – воскликнула она, оторвавшись от изучения золотистых волосков на руках Майкла и действительно взглянув на старинный фамильный замок Дарраф.

Он стоял на высоком скалистом холме над притоком Финдхорна, позади него простиралась живописная и дикая Давская пустошь. Вся срединная часть дома представляла собой сохранившуюся с незапамятных времен крепостную башню, справа и слева к ней лепились более поздние постройки. Вид у дома был грозный и неприступный, как у настоящей крепости. Кэтрин знала, что многие находят его слишком мрачным, даже уродливым, но сама она до боли в сердце обожала эти суровые, источенные ветрами, дышащие угрюмой стариной стены. В этот миг, в лучах заката, они словно пылали огнем.

– Ты любишь его, правда, Кэт? – спросил Майкл, улыбаясь новой, особенной улыбкой, от которой у нее слегка кружилась голова.

– Да, люблю, – простодушно призналась Кэтрин. – Нам пора возвращаться домой, – напомнила она через минуту, меняя тему. – Ехать придется шагом, а не то Иннес будет нас бранить. Он всегда велит беречь лошадей.

Официально Иннес считался в доме Ангуса Макгрегора чем-то вроде сторожа, на деле же он управлял не только замком Дарраф, но и всем огромным имением. Отец Кэтрин был весьма доволен сложившимся положением, так как оно освобождало его от необходимости заниматься делами и позволяло проводить дни и ночи напролет за книгами в библиотеке.

– Сюда, Принц! – позвала Кэтрин, вскакивая на ноги.

Майкл и Рори с кряхтеньем последовали ее примеру.

– О, дьявол! Подлючая тварь, сифилитичка чертова, сукина дочка…

– Рори! – вскричала Кэтрин, потеряв терпение. – Можешь ты толком сказать, в чем дело?

– Растяпа! Поганая кривоногая кобыла опять куда-то запропастилась! О, дьявольщина! И ничего тут смешного нет! Небось спустилась к Туи и воду хлещет. Раздуется, как старая свинья, и веди ее домой на поводу, чтоб ей лопнуть!

– Ну так пойди и разыщи ее! Мы сейчас спустимся следом за тобой.

Оскальзываясь на крутом склоне и бормоча проклятия себе под нос, Рори отправился на поиски кобылы.

Кэтрин бросила веселый взгляд на Майкла, но тут же в смущении уставилась на свои босые ноги. Минуту спустя она вновь подняла глаза на жениха, подумав, что могла ошибиться и неверно истолковать выражение его лица. Оказалось, что ошибки не было.

– Что ты на меня так смотришь, Майкл?

Ее голос звучал тихо и напевно. Похоже, она даже не догадывалась о силе собственных чар.

– О, Боже, Кэт, неужели ты не понимаешь?

Только теперь до него дошло, что она, возможно, и в самом деле не понимает. Майкл напомнил себе, что она еще ребенок и ей невдомек, какое воздействие оказывает на него бесхитростный взгляд этих дивных глаз, цветом напоминавших сирень в угасающем свете дня, и этот подвижный, выразительный рот, как будто созданный для поцелуев.

Кэтрин провела пальцем по серебряной пряжке, скреплявшей уздечку Принца, и сделала вид, что изучает его черную гриву. Майкл оказался прав лишь наполовину. В свои шестнадцать лет она была невинна, но ей уже не раз представлялся случай понаблюдать, как воздействует на мужчин ее расцветающая женственность.

– Может, и понимаю… – призналась Кэтрин, но смелость тотчас же покинула ее. – Нет-нет, ничего я не понимаю!

Поразительно длинные и черные, как уголь, ресницы затрепетали и опустились. Кэтрин отвела взгляд. Майкл больше не в силах был сдерживаться.

– Что ж, придется, как видно, тебе растолковать, – пробормотал он, подойдя к ней и взяв ее обеими руками за плечи. – С самого утра я молил Бога в надежде, что Рори уберется куда-нибудь подальше хоть на минутку, чтобы я мог сделать вот так.

Он наградил ее долгим и страстным поцелуем. Этот поцелуй был у них не первым, но Кэтрин про себя решила, что в сравнении с прежними он, пожалуй, самый лучший. Она обвила руками шею Майкла и прижалась к нему всем телом, наслаждаясь его близостью и одновременно чувствуя себя в полной безопасности. Ей было отлично известно, что он не сделает ей ничего плохого и, как всегда, успеет вовремя остановиться прежде, чем дело зайдет слишком далеко.

– Я люблю тебя, Майкл, – простодушно призналась Кэтрин, когда поцелуй прервался и он отстранил ее от себя, чтобы заглянуть ей в лицо.

– О, Боже, Кэт, как я люблю тебя! – восторженно ответил Майкл и, оторвав от земли, принялся кружить ее по воздуху. – Как мечтаю сделать тебя своей! Как мне пережить этот год?

Именно эта часть их разговоров казалась Кэтрин наиболее интригующей. Что он имел в виду, когда говорил, что хочет «сделать ее своей»? Разумеется, речь шла о брачных отношениях, о том, что священник называл «совокуплением». Ей не раз приходилось видеть спаривание скота в отцовском поместье, но, уж конечно, у них все будет не так, как у животных! Нет-нет, у людей это, безусловно, бывает совсем по-другому! Когда Майкл говорил, что сделает ее «своей», его голос обещал так много… Ей смутно представлялось некое мистическое слияние тел, душ, сердец, сулящее радость, которую разум просто не в силах был вообразить. Настоящий рай на земле.

– Я тоже не хочу ждать, – честно призналась Кэтрин. – Но ничего не поделаешь, придется. Таков обычай. И все-таки мне почему-то кажется, что это неправильно.

– Это просто ужасно, – с жаром согласился Майкл.

Они долго стояли, обнявшись. Наконец Кэтрин с тяжелым вздохом нехотя разжала руки.

– Нам надо идти.

– Да, наверное, уже пора. Твой отец с меня шкуру спустит, если я не приведу тебя домой засветло.

– Иннес мог бы спустить, – со смехом поправила она его, – а папа даже не заметит.

Они свели лошадей вниз по крутому склону и двинулись по лугу к зарослям деревьев и кустарников, тянувшимся сколько хватало глаз по обоим берегам Туи, тихой речушки, скорее напоминавшей ручей.

– Поужинаешь с нами сегодня? – спросила Кэтрин, вновь послав жениху неотразимую улыбку.

– Хотел бы, да не могу.

– Да ну тебя! Почему нет?

– Я должен встретиться с моим кузеном.

– С Юэном Макнабом?

– Да.

Кэтрин внутренне содрогнулась. Ей до ужаса не нравился Юэн, разнузданный кутила, дуэлист и задира, относившийся к якобитскому делу как к азартной игре. В этом смысле отец был с нею заодно. Он терпеть не мог Юэна Макнаба и сокрушался, видя, что Майкл поддерживает с ним отношения. Кэтрин не знала, о чем говорят двоюродные братья, оставшись наедине, и могла лишь строить предположения. Ее так и подмывало задать жениху прямой вопрос о его связях с якобитским движением, о том, что он делает или собирается сделать для объединения северных кланов. Но стоило ей проявить любопытство, как Майкл сводил все к шутке или искусно менял тему разговора. Кэтрин обижалась, чувствуя себя маленьким ребенком, которого взрослые не посвящают в свои дела. Ей оставалось лишь молить Бога, чтобы Майкл не оказался замешан во что-либо действительно опасное.

Они достигли противоположного конца луга и углубились в заросли. Тропа была такой узкой, что приходилось идти гуськом.

– Рори! – прокричал Майкл звучным баритоном.

Солнце только что село. На лугу все еще было светло, но здесь, в обрамлявших берега реки лесных зарослях, царил полумрак. Река была совсем близко, Кэтрин уже различала ее приглушенное журчание. За следующим поворотом тропинки должна была открыться небольшая поляна, песчаный бережок под сенью ивовых деревьев. Именно там она ожидала найти Рори.

– Ну что вы встали, как две сонные клячи? – удивленно спросил Майкл, не понимая, почему Кэтрин и ее лошадь вдруг замерли на месте.

– Майкл!

Тревога, прозвучавшая в ее голосе, заставила Майкла бросить поводья и подойти к ней.

Рори нигде не было видно, однако поляна не была пуста. На ней расположились трое мужчин, и было в них что-то до того зловещее, что у Кэтрин перехватило дух, а руки похолодели. Все трое уставились на нее осоловелыми от пьянства, но явно недобрыми взглядами. Как только Майкл оказался рядом, она вздохнула с явным облегчением. Рори назвал их «дорожными солдатами»; на самом деле они были просто чернорабочими, оборванцами, непригодными для несения регулярной службы в английской армии. Двое валялись на земле, третий стоял, притулившись к дереву с полупустой бутылкой джина в руке. «Это главарь», – неожиданно для себя подумала Кэтрин. Хамоватый, пожалуй, даже смазливый, он выглядел моложе остальных, в его аспидно-серых глазах, хоть и затуманенных винными парами, тускло горел вызывающий, нахальный огонек.

– Глянь-ка, Билли, кто к нам пожаловал, – сказал он негромко, обращаясь к одному из лежавших на земле.

Тот, кого звали Билли, – смуглый жилистый крепыш с лоснящейся от сала кожей и злобно поджатыми губами – приподнялся на локте и окинул Кэтрин немигающим взглядом мертвенных черных глаз, свойственным скорее рептилии, нежели человеческому существу. Третий – дряблый, обросший жиром великан со светло-голубыми глазками и слюнявыми красными губами – так и остался валяться в грязи, вытянувшись во весь рост. При виде Кэтрин его лицо расплылось в бессмысленной ухмылке. Все трое следили за нею с какой-то нездоровой жадностью, словно голодные псы на цепи, рвущиеся достать кость.

Она украдкой бросила взгляд на Майкла. Он весь напрягся, на щеке у него дергался мускул, глаза горели так, что Кэтрин пришла в ужас. Вообще-то Майкл был человеком миролюбивым, даже кротким, но стоило вызвать его на драку, как он превращался в дикого зверя. А сейчас было не время для драки, в этом Кэтрин не сомневалась ни минуты. Успокаивающим жестом она положила руку ему на плечо, откашлялась и проговорила:

– Прошу меня извинить, но вы забрели в частные владения.

Ее голос задрожал и сорвался, а слова не произвели на компанию ни малейшего впечатления. С таким же успехом можно было обращаться к окружавшим поляну деревьям.

Они продолжали пожирать ее глазами. После долгого молчания смуглый поднялся на ноги, а толстяк опять расплылся в улыбке слабоумного. Главарь одним глотком вытянул из бутылки остатки спиртного, перевернул ее вверх дном и посмотрел сквозь нее на свет, словно желая убедиться, что она пуста. Потом он перевел взгляд с бутылки на Кэтрин. Его улыбка и взгляд темно-серых глаз подсказали ей, что он собирается сделать, за миг до того, как его рука молниеносным взмахом взлетела кверху и бутылка со звоном разбилась о ствол дерева в трех футах от ее головы.

Кэтрин обхватила себя руками, стараясь унять дрожь. В ушах у нее отдавался гогот оборванцев, краем глаза она заметила, как Майкл сделал шаг по направлению к ним. Потом ее взгляд вновь упал на главаря: вместо пояса у него на талии была намотана веревка, а из-за нее торчала рукоять пистолета.

– Майкл, остановись!

– «Майкл, остановись», – пропищал толстяк, неуклюже, как боров, поднимаясь на ноги.

– Что вам здесь нужно? – тихо спросил Майкл.

Видимо, он заметил пистолет; мысленно Кэтрин возблагодарила Бога.

– Да просто отдыхаем, своячок. Разве это незаконно? – Главарь ухмыльнулся, словно намекая на некую, ему одному понятную шутку. – А где ж ты свою юбку забыл? Я-то думал, что все вы, шотландские придурки, щеголяете с голой задницей.

Он опять загоготал. Толстяк подхватил его смех; крепыш Билли, сохраняя непроницаемое выражение, не сводил остановившегося взгляда с Кэтрин.

Толстяк вразвалочку подошел поближе, глядя на нее как зачарованный. Кэтрин вся сжалась, но он остановился в четырех шагах и застыл. Она, вздрогнув, заметила, что в правой руке, похожей на медвежью лапу, он сжимает короткую толстую дубинку.

– Черт, до чего же лакомый кусочек, – пробубнил толстяк, пуская слюни. – А можно нам ее поиметь, Уэллс? – заныл он, как капризный ребенок. – Можно?

Увидев, как изменилось лицо Кэтрин, Уэллс опять осклабился в кривоватой ухмылке.

– Молодец, Томас! Раз в жизни и в твою дурацкую башку пришло что-то путное…

Майкл мгновенно выступил вперед и загородил собой Кэтрин. Она прикоснулась к нему, просто чтобы ощутить что-то надежное.

– Я вас предупреждаю, если вы тронете ее хоть пальцем…

– А что ты сделаешь?

Уэллс не спеша вытащил пистолет и прицелился прямо в голову Майкла.

– Ты пойми, старина, мы с парнями давным-давно уже бабы не нюхали, и нам страсть как приспичило! – проговорил он с фальшивым сожалением. – Эта красотка, видать, к тебе неровно дышит, и ты, уж конечно, рад-радехонек, но тут вот какое дело: с ближними надо делиться. Разве я не прав, а, Билли?

Билли на мгновение перевел свой мертвенный взгляд на Уэллса и тут же вновь, не мигая, как змея, уставился на Кэтрин. Уэллс сокрушенно вздохнул.

– Наш Билли не мастак языком чесать, – снисходительно пояснил он. – Так на чем я остановился?

Словно во сне Кэтрин услыхала щелчок взведенного курка и голос Уэллса, продолжавшего свою речь дружелюбным, слегка сочувственным тоном:

– Ах да! Предлагаю выбор, свояк. Все по-честному, по-благородному, можно сказать. Или я тебя сейчас пристрелю, или позабавишься с нами вместе. Считаю до десяти.

Кэтрин ухватилась за руку Майкла и, выйдя из-за его спины, встала рядом с ним. Во рту у нее пересохло, ноги дрожали, но она стояла и смотрела, как трое негодяев подходят ближе и встают полукругом, отрезая им путь к отступлению. За спиной у них были лошади, бежать и в самом деле было некуда. Она попыталась перевести дух.

– Вы с ума сошли, – говорил тем временем Майкл. – Послушайте, я могу дать вам денег.

Уэллс протянул руку ладонью кверху.

– У меня с собой нет, черт вас побери, но я могу их достать!

Прозвучавшее в его голосе отчаяние напугало Кэтрин больше, чем все остальное.

Уэллс как будто призадумался на минуту, взвешивая предложение, но тут же отрицательно покачал головой. Он посмотрел на Кэтрин и плотоядно облизнул губы.

– Нет, так не пойдет. Да у тебя навряд ли и есть столько.

– Но…

– Сказано нет, значит, нет! Ну давай, решай, уж больно нам надоело ждать.

– Я знаю, что бы я сделал, – вдруг заговорил Билли, и зловещая улыбка промелькнула на его лишенном выражения лице.

– Я знаю, что бы я сделал, – как попугай, повторил за ним слабоумный Томас.

На миг Майкл повернул искаженное мукой лицо к Кэтрин и тотчас же отвернулся. Когда он заговорил, она услыхала его вымученный голос, но смысл его слов дошел до нее не сразу и вдруг бомбой взорвался у нее в мозгу:

– Я присоединюсь к вам, только не убивайте меня. Ради Бога, не убивайте.

Кэтрин ахнула и в ужасе закрыла лицо руками. «Нет, нет, этого не может быть», – бессмысленно повторяла она про себя. Черная бездна разверзлась перед нею, внутри все похолодело. Безмолвно, сама не сознавая, что делает, и почти не слыша сорвавшегося с губ Уэллса удовлетворенного «Ага!», она отступила на шаг от Майкла. Именно в этот момент, когда всеобщее внимание было приковано к ней, Майкл бросился вперед. Одним гигантским прыжком он пересек поляну, и его руки сомкнулись на шее главаря. Пистолет выстрелил. Кэтрин завизжала.

– Беги! – крикнул Майкл, повалив наземь ставшего багровым Уэллса.

Уэллс вслепую ударил его разряженным пистолетом, но тот безобидно отскочил от плеча Майкла.

– Беги! – прокричал он еще раз, но Кэтрин не двинулась с места, парализованная страхом.

Билли переминался с ноги на ногу, словно пребывал в нерешительности. Но тут Томас, передвигавшийся с буйволиной тяжестью и медлительностью, подошел к дерущимся и высоко занес над головой дубинку. Панический крик вырвался из груди Кэтрин, Майкл услыхал его и поднял голову, но было уже поздно. С жутким хрустящим звуком дубинка спустилась ему на правый висок. Он упал лицом вперед и безжизненно распластался на земле.

Уэллс вскочил на ноги, держась за горло и чертыхаясь. Полуслепая от слез, Кэтрин попыталась проскочить мимо него к Майклу, но, оказавшись у нее за спиной, главарь схватил ее за волосы и рывком подтащил к себе, а другой рукой обхватил за талию.

– Э, нет, так не пойдет! Да брось брыкаться, дурочка! Тебе понравится, вот увидишь! Стой, я сказал! Черт! Ах ты, сука…

Выпустив ее волосы, он повернул Кэтрин лицом к себе и крепко ударил по лицу. Шок от удара заставил ее позабыть о страхе, она ощутила ослепительную вспышку неимоверной ярости. Шипя и отплевываясь, пустив в ход локти, колени, кулаки, ногти, Кэтрин бросилась на Уэллса, как дикая кошка, и ему пришлось отступить.

– Эй, уберите ее от меня! – вскричал Уэллс, закрывая лицо руками.

У него пошла носом кровь, на шее остались глубокие борозды. Остальные двое смотрели, раскрыв рот и отступив на почтительное расстояние. Томас все еще сжимал в руке деревянную дубинку.

Кэтрин, рыча, изготовилась к новому прыжку, но вдруг замерла на месте, и весь полыхавший в ней яростный огонь внезапно угас. Следуя за ее обезумевшим взглядом, Уэллс обернулся и увидел на краю поляны мальчика с перепуганным и растерянным лицом. Тот сделал один робкий шаг по направлению к ним.

– Беги, Рори! Беги! – пронзительно закричала Кэтрин.

– Взять его, – рявкнул Уэллс, повернувшись к Билли.

На долю секунды Кэтрин показалось, что Рори собирается вступить в драку, но, когда Билли повернулся волчком и бросился на него с ловкостью обезьяны, Рори метнул на нее последний отчаянный взгляд и скрылся среди деревьев. Билли проворно последовал на ним. Вскоре хруст веток у них под ногами смолк, и наступила тишина.

«Он бегает быстро, – уговаривала себя Кэтрин, стараясь подавить растущий в душе панический страх, – он сумеет удрать».

Уэллс ухмыльнулся, словно прочитав ее мысли.

– Кто бы он ни был, Билли его достанет. Билли у нас самый шустрый.

Он сделал шаг к ней.

– А я вот, к примеру, совсем не шустрый. Не люблю спешки.

Кэтрин попятилась. Позади нее вновь послышалось бессмысленное хихиканье Томаса, и вдруг его огромные лапы ухватили ее за локти. Ни о чем не думая, она согнулась в поясе и что было сил впилась ему в руку зубами, пока не прокусила до крови. Он взвыл и отскочил назад, зажав руку между колен и плача, как малое дитя.

– Болван! – в ярости выругался Уэллс.

Он пристально оглядел Кэтрин сквозь прищуренные щелочки век, потом его лицо разгладилось.

– Придется тебя стреножить, – с улыбкой заметил Уэллс. – Мне нравятся норовистые кобылки, но ты, милочка, заходишь уж слишком далеко.

С этими словами он размотал веревку, служившую ему поясом, и, свернув ее петлей, помахал перед округлившимися от ужаса глазами Кэтрин, весьма довольный произведенным впечатлением. В следующую секунду он бросился на нее. Она сопротивлялась изо всех сил, но на сей раз он был к этому готов. Не успела она нанести удар, как он стал теснить ее назад, заставляя отступать, а потом сбил с ног ловкой подсечкой. Упав на спину, Кэтрин ударилась так сильно, что не смогла быстро перевести дух. Уэллс перевернул ее, как куль, и ткнул лицом в песок, одновременно заломив ей руки за спину. Он связывал ее, а у нее не осталось сил сопротивляться. Сама не понимая, откуда что берется, Кэтрин осыпала его грязной бранью, пока не задохнулась от пыли и собственных слез. Когда он вновь перевернул ее навзничь, ее ярость угасла, уступив место слепому первобытному страху. Уэллс уселся на нее верхом и ударил по лицу тыльной стороной ладони.

– Это тебе за мой нос, – деловито сообщил он и вдруг поднял голову. – А вот и Билли!

Смуглый крепыш Билли подошел и встал над ними, тяжело дыша.

– Ну как? – спросил Уэллс.

– Я его прикончил. Он был совсем сопляк.

Кэтрин обреченно закрыла глаза, словно какая-то пружина лопнула у нее внутри. Она слышала их гнусный говор, чувствовала, как их грязные руки ощупывают ее и срывают с нее одежду, но все это происходило будто во сне и виделось ей сквозь лиловый туман. Все, что они делали с нею, уже не имело значения, и даже мысль о том, что после этого они ее убьют, больше не пугала. Все это не важно, не имеет смысла, твердила она себе. Только бы сохранить отчуждение, только бы удержаться на этом лиловом облаке, вдали от ужаса…

Но Уэллс сжал ее лицо ладонями и заорал:

– Смотри на меня, смотри!

Кэтрин с трудом открыла глаза, и ей показалось, что она смотрит в лицо Сатаны.

– Назови мое имя!

Она покачала головой, ничего не понимая. Он ударил ее еще раз.

– Уэллс! – сдавленно прорыдала она, едва различая его за пеленой слез.

– Уэллс, – самодовольно подтвердил он.

Желчь поднялась к горлу и стала душить ее, когда непристойное тисканье причинило ей боль. Кэтрин почувствовала, что ее вновь захлестывает ярость, и в отчаянии впилась ногтями в веревку, связывающую ее руки. Узлы были затянуты так сильно, что запястья онемели и распухли. Она задергалась, пытаясь освободиться от пут. Веревки впились ей в руки, они жгли, сдирали кожу, затягивались все туже, перекрывая кровоток. Лиловая пелена у нее перед глазами сменилась вспышкой ярко-красного света, а мерзкий голос Уэллса затерялся в оглушительном гуле крови, стучавшей в ушах.

Но внезапно хрупкий барьер, воздвигнутый ею между собой и окружающим миром, разрушил звук выстрела. Открыв глаза, Кэтрин увидела, что Томас медленно и беззвучно валится наземь, как подрубленное дерево. Земля содрогнулась, когда он упал, и она заметила у него на шее черную дырку, из которой начала литься кровь. Толстяк Билли испустил какой-то птичий крик, когда Иннес, управляющий ее отца, выстрелом из второго пистолета попал ему прямо в сердце.

Уэллс медленно распрямился. В его глазах не было страха, даже нахальная ухмылка все еще держалась на губах. Кэтрин вдруг поняла, что он безумен.

Теперь Иннес был безоружен. С высоты своего коня он следил, как Уэллс, осклабившись, достает из-за голенища нож. Потом управляющий тронул лошадь и шагом направил ее на край поляны, прямо к полусогнутой фигуре бандита. Кэтрин попыталась приподняться и предупредить его, что это не человек, а сам дьявол, но не сумела даже сдвинуться с места, а из ее горла вырвался лишь жалкий хрип. Иннес подъехал поближе. Когда он оказался в трех шагах от Уэллса, тот прыгнул и вонзил нож в шею лошади. Послышался булькающий звук, леденящий кровь, несчастное животное рухнуло на колени и безжизненно завалилось на бок.

Нога Иннеса оказалась прижатой к земле лошадиным боком. Пока он отчаянно пытался высвободиться, Уэллс медленно попятился туда, где остался Принц, вороной жеребец Кэтрин. Как только управляющий поднялся на ноги, Уэллс с легкостью вскочил на коня и разразился безумным хохотом. Иннес замер на полпути к нему, различив в смехе убийцы отчетливо слышные завывания буйнопомешанного.

– Ты меня не забудешь, верно? Меня зовут Уэллс!

И, повернув взбрыкивающего жеребца, галопом скрылся в лесу.

* * *

– Они меня связали, Иннес. Они связали меня.

– Тише, тише, милая, я знаю.

Иннес укрыл ее своей курткой и помог сесть. На мгновение он крепко обнял ее, потом принялся развязывать варварски затянутые узлы у нее на запястьях.

– Черт! Ты вся в крови от этих веревок.

– Они меня связали.

– Ну все уже, все, не плачь, все в порядке.

– Они убили Рори.

– Не может быть! О, Господи!

Слезы показались у него на глазах и покатились по морщинистым щекам. Они плакали вместе, обнявшись и не говоря ни слова.

– Майкл убит? – спросила Кэтрин после долгого молчания, хотя давно уже знала ответ.

– Да, девочка моя, он мертв.

Луна поднялась выше, посеребрив поляну холодным призрачным светом. Где-то в черной гуще леса заухала сова. Кэтрин плакала оттого, что осталась в живых. Ей стоило лишь повернуть голову вправо, чтобы увидеть белую рубашку Майкла, простертого на земле в нескольких футах от нее. А где-то в лесу лежало изуродованное и безжизненное тело Рори, ее дорогого брата, любимого товарища ее детства.

Постепенно, пока луна взбиралась все выше над испещренным пятнами теней лесом, отчаяние в ее душе уступило место ненависти, горе сменилось жаждой мести.

Прежней Кэтрин, чистой и невинной, больше не существовало. На месте цветущей розы остался сухой шипастый стебель, там, где текла живая кровь, поднялась черная желчь. Когда пришел отец, у нее уже не осталось слез. Слова, напоенные ненавистью, сорвались с ее губ подобно острым камням:

– Отец, мы должны их убить!

2

Южная Шотландия

Ноябрь 1745 года

– Чушь собачья!.. Извините, сэр, но стоит ли удивляться, если принц Чарли находит столько сторонников! Народ сыт по горло королями, не умеющими даже говорить по-английски. Тем не менее успеха Красавчик не добьется, и вот почему: он никак не возьмет в толк, что местным якобитам дела нет до возвращения Стюартов на престол. Хотя справедливости ради надо признать, что к Ганноверской династии наши подданные тоже не испытывают любви. Бесконечные и бесцельные военные авантюры за границей давно уже всем опостылели. Не говоря уж о том, что они здорово бьют по карману.

Полковник Роджер Денхольм скрестил руки на груди и откинулся на спинку кресла, обдумывая услышанное. Поскольку эти слова прозвучали из уст майора королевских драгун, командующего эскадроном кавалерии Его Величества, виконта и пэра Англии, будущего графа Ротбери, их можно было бы счесть по меньшей мере опрометчивыми, но так как они исходили от Джеймса Бэрка, полковник ничуть не удивился. Он давно уже понял, что ничего иного от майора ждать не приходится.

Черт бы его побрал, он даже мундир не удосужился надеть! Явился в кабинет к полковнику в половине одиннадцатого утра в бальном платье. Подавляя раздражение, полковник Денхольм окинул хмурым взглядом высокую фигуру майора, присевшего на краю письменного стола в такой ленивой и небрежной позе, словно это был его собственный стол. Худощавое телосложение и изысканная грация движений не давали ни малейшего представления о стальных мускулах, скрытых под безупречно сшитым камзолом, и трудно было поверить, что эти холеные руки с длинными точеными пальцами принадлежат не раз побывавшему в боях кавалеристу. Блестящие черные волосы были гладко зачесаны назад и перехвачены на затылке ленточкой. Орлиный нос с тонко вырезанными, слегка расширяющимися ноздрями придавал аристократическому лицу несколько надменный вид. В холодной голубизне глаз, словно подернутой серебристым инеем, не отражалось ничего, кроме выводившей собеседника из себя презрительной скуки.

Денхольму было хорошо известно, что весьма вольные (чтобы не сказать бунтарские) взгляды майора на Ганноверскую династию являлись причиной нешуточной головной боли у его начальства. Самого полковника больше всего беспокоило лишь то обстоятельство, что командир эскадрона Джеймс Бэрк стал в последнее время вести себя совершенно безрассудно, а безрассудство, по мнению полковника, было несовместимо с офицерским званием.

– Итак, майор Бэрк, вы считаете, что принц Чарли пошел на самоубийство? – спросил он мягко.

– Именно так, сэр. Я думаю, его дело обречено на грандиозный провал.

– Хотел бы я в это верить. Он обладает удивительной способностью завоевывать сердца. Молод, хорош собой и официально вроде бы сражается даже не за себя, а за отца. Выглядит романтическим героем в своих тартановых юбочках. Женщины от него без ума. В Эдинбурге они его только что не на руках носили!

– Да будет вам! – презрительно отмахнулся Бэрк. – Женщины не участвуют в военных действиях.

– В самом деле? – загадочно прищурившись, спросил полковник Денхольм.

Он выпрямился в кресле и заговорил уже деловитым тоном.

– Я получаю неоднозначные отзывы о вас от герцога Камберленда. Ваши действия под Фонтенуа[8] он характеризует как «блестящие, но беспорядочные». Что вы на это скажете?

– Я все ждал: когда же мы наконец перейдем к сути дела? – Тут Бэрк позволил себе усмехнуться. – Вряд ли вас действительно интересует мое мнение о шансах Младшего Претендента[9] на престол, но даже если и так, вы бы не стали вызывать меня сюда из Дамфриза только для того, чтобы его услышать.

– Совершенно верно. Позвольте мне говорить с вами откровенно, Джеймс. Дело в том, что я не в восторге от ваших подвигов, совсем не в восторге. У вас есть все данные, чтобы стать блестящим офицером, но в последнее время с вами творится что-то неладное.

– Не могу согласиться.

Оставив облюбованный для сидения край стола, майор Бэрк распрямил свои длинные ноги в высоких сапогах и предстал перед полковником во весь рост. Еще немного, и взгляд, брошенный им на командира сверху вниз, можно было бы счесть оскорбительным, но он сумел удержаться и не переступить столь прозрачной грани. Однако в этом взгляде промелькнуло необычное выражение: как будто майор, не считая себя ни в малейшей степени задетым, признавал правоту полковника. В сражении при Фонтенуа был убит его лучший друг, и Бэрк даже удивился, услыхав, что герцог Камберленд назвал его поведение всего лишь «беспорядочным». На самом деле на него впору было надевать смирительную рубашку.

– Я не спрашивал вашего согласия! – Денхольм мрачно уставился на майора сквозь монокль. – Вы заработали репутацию отчаянного смельчака, сорвиголовы, человека, ни в грош не ставящего собственную жизнь и здоровье. Но сдается мне, что не высокие чувства толкают вас на геройство, а просто скука. Жаль, что вы так и не научились вести себя как подобает настоящему лорду; вы могли бы вернуться домой и помочь отцу управлять поместьем.

– Моя мачеха отлично с этим справляется, – сухо возразил Бэрк.

Он вновь уселся, на сей раз выбрав стул.

– Дело в том, что, рискуя собственной головой, вы подвергаете опасности жизнь подчиненных, а это совершенно недопустимо.

Заметив яростный взгляд майора и его крепко сжатые зубы, Денхольм заговорил примирительно:

– У меня есть для вас новое задание, Джеймс. На некоторое время вы освобождаетесь от обязанностей командира эскадрона. Вместо этого я поручаю вам отконвоировать арестанта в Ланкастерский гарнизон, откуда впоследствии его доставят под охраной в Лондон.

– Арестанта? Вы хотите, чтобы я конвоировал арестанта?

– Совершенно верно. Речь идет об опасном преступнике. Я бы не доверил столь ответственное задание кому попало.

Расслышав в голосе Денхольма игривые нотки, Бэрк насторожился. Ему не понравился подозрительный огонек, блеснувший в глазах полковника.

– Скажите, Джеймс, вам знаком некий подполковник Моль? Родом из Йоркшира, служит под началом у Гренфелла.

– Толстый рыжий ублюдок?

Денхольм поморщился как от зубной боли.

– Да, именно он.

– Пару раз встречались. По-моему, он настоящая скотина.

– Ну, кем бы он ни был, похоже, подполковник Моль стал жертвой коварного заговора. А может быть, и нет.

Бэрк ощутил невольно вспыхнувшую искру интереса.

– Еще неделю назад Моль во главе небольшого отряда вел скрытное наблюдение за передвижениями войск принца Чарли, совершавших переход из Эдинбурга в Карлайль. Ему предстояло оценить боевую мощь этих войск и представить генералу Уэйду свои соображения о том, следует ли дать бой принцу под Карлайлем. Моль утверждает, что документы, в которых содержались стратегически важные сведения, были у него похищены за два дня до того, как Карлайль без боя перешел в руки принца Чарли.

– Вы сказали, он это «утверждает».

– Подполковника Моля вряд ли можно назвать надежным офицером. Я готов признать, что репутация у него неважная, но это, разумеется, между нами.

Бэрк кивнул с пониманием.

– Возможно, он их потерял или этих документов вовсе не существовало на свете, а может быть, он их продал. Однако не исключено, что рассказанная им история – не вымысел.

– А что это за история?

– Она стара как мир и выдумкой не блещет. Он утверждает, что некая юная леди, которую он выиграл в карты и в тот же вечер весьма великодушно сделал своей содержанкой, не та, за кого себя выдает.

– Проститутка?

– Одна из тех «солдатских невест», что обычно следуют в обозе за действующей армией. Девица легкого поведения из Шотландии, услаждающая английских солдат за умеренную плату. Сами понимаете, в наши беспокойные времена таких полно повсюду.

– И кто же она такая на самом деле, по мнению Моля?

– Лазутчица.

– А может, и то и другое?

– Вполне возможно.

– Вы ее видели?

– Да, конечно.

– И что вы думаете?

Бэрк вдруг вскочил на ноги, не дав полковнику открыть рот.

– Постойте, это и есть опасный арестант, которого я должен конвоировать в Ланкастер? Эта… прости, Господи…

– Сядьте, майор Бэрк! Я не потерплю подобных выходок. Я ясно выразился?

– Совершенно ясно.

– Вот и отлично.

Денхольм откинулся на спинку кресла и, вытащив платок из кармана, принялся полировать свой монокль.

– Давайте поговорим начистоту, Джеймс, мы ведь с вами не первый день знакомы. Вам необходимо сменить обстановку. Делу защиты престола вы в последнее время не столько служите, сколько мешаете. Хотите верьте, хотите нет, но я оказываю вам услугу. И притом как раз вовремя.

– Извините, что не нахожу слов для благодарности, – язвительно возразил Бэрк.

Конвоировать арестанта. Боже милостивый, как он дошел до жизни такой? Еще недавно он со своим эскадроном сражался в боях во Фландрии, а теперь ему предстоит сопровождать в Ланкастер шотландскую проститутку.

– Тем не менее я полагаюсь на вас, – продолжал между тем полковник Денхольм. – Займитесь этим делом всерьез. Постарайтесь выяснить, с кем мы имеем дело: с якобитской заговорщицей или с обыкновенной потаскухой, подвернувшейся под руку в неподходящий момент. Если речь идет всего лишь о незадачливой шлюхе, тогда под подозрением окажется сам подполковник Моль. Говорю вам прямо: я ему не доверяю.

– И вы полагаете, сэр, что я сумею дознаться правды. Каким образом?

– Ну, Джеймс, это уж вам лучше знать.

– Благодарю за комплимент. Как ее зовут?

– Кэтти Леннокс.

– Так вы говорите, он выиграл ее в карты? – Надменное лицо майора перекосилось гримасой отвращения.

– Совершенно верно. У ее прежнего покровителя и соотечественника по имени Юэн Рэмзи.

– А что сталось с самим Рэмзи?

– О нем мало что известно. По-видимому, он покинул местность еще до исчезновения документов Моля. Он игрок и торговец спиртным, снабжавший солдат джином. Ну, а она… обыкновенная трясогузка, не слишком разборчивая в своих связях. Говорят, жили они весело и свободно, ничем себя не стесняя.

– Кто так говорит?

– Солдаты из отряда Моля.

– Стало быть, их знакомство было…

– Весьма непродолжительным. Речь идет о нескольких днях, самое большее об одной неделе.

– И как долго она была любовницей Моля?

– Двое суток.

Бэрк принялся задумчиво теребить нижнюю губу.

– Моль утверждает, что она осталась с ним по собственной воле. Единственной ее целью была нажива, а из английского офицера, сами понимаете, можно вытянуть гораздо больше, чем из шотландского карточного шулера.

– Похоже, эта девица – сущий клад, – хмыкнул Бэрк.

– Джеймс… – начал было Денхольм и вдруг умолк.

Бэрк вскинул голову, удивленный столь не свойственной его начальнику нерешительностью.

– Я уверен, что могу рассчитывать на вашу беспристрастность в отношении этой женщины, – пояснил наконец полковник. – Она родом из Шотландии, и с учетом всего, что вам пришлось пережить…

– Это давняя история, сэр, – перебил его Бэрк, старательно сохраняя невозмутимость. – Смею вас заверить, она никоим образом не повлияет на мое отношение к этой девице. Я постараюсь выяснить, кто она такая, и сделаю это безо всякого предубеждения.

– Да-да, конечно. – Покончив со щекотливой темой, полковник вздохнул с облегчением. – По прибытии в Ланкастер вы должны представить доклад начальнику гарнизона. Неофициальный доклад. Просто краткий отчет о ваших личных впечатлениях. Вас это, разумеется, ни к чему не обязывает, зато делу поможет.

– А разве ее не должна сопровождать другая женщина, постарше…

– Вы имеете в виду дуэнью?

– Что-то в этом роде.

– Ах, Джеймс, в вас говорит голубая кровь. Кем бы ни была эта девушка, ее репутации ничто не угрожает, за неимением таковой. И я не сомневаюсь, что вы при любых обстоятельствах будете вести себя как подобает джентльмену.

– На сей счет можете не беспокоиться, сэр, – холодно ответил Бэрк. – Шотландские шлюхи не в моем вкусе.

– Полагаю, что нет, – согласился полковник.

* * *

Помещение ничем не напоминало тюремную камеру: ни решеток на окнах, ни обитой железными полосами двери с глазком. Это была обыкновенная комната, точнее даже, спальня в небольшом коттедже, принадлежавшем некоему Сайлэсу Ормзби, пока Его Величества Двадцать первый кавалерийский полк британских драгун, расположившийся лагерем неподалеку для пополнения запасов провизии и фуража, не реквизировал его, превратив в место заключения. Комната размером шесть на восемь футов была относительно чистой, меблировка состояла из походной койки (к счастью, без клопов), деревянного стула и пустого комода. Увы, дверь неизменно была заперта снаружи, а единственное окошко забито досками. Тюрьма, как ее ни назови, все равно остается тюрьмой.

За три дня и четыре ночи, проведенные в этой комнате, Кэтрин Роза Леннокс Броуди Макгрегор, леди Брэйморэй, успела до мелочей изучить предоставленное ей временное жилище. Она могла утверждать, что ей знаком здесь каждый дюйм пола, стен и потолка. Она знала, что тремя обычными шагами или пятью семенящими шажками можно преодолеть расстояние от двери до дальней стены. Она с точностью до минуты могла предсказать, как долго трехдюймовый огарок свечи будет освещать ее обитель своим тусклым огоньком, и установила дружеские отношения с мышиным семейством, обитавшим в соломенной крыше. В первый же день она заметила узкую щелочку в досках, которыми было забито окно, и вдоволь налюбовалась сквозь нее видом на грядку с турнепсом в огороде мистера Ормзби и на бескрайнее пшеничное поле за нею, усеянное брезентовыми палатками кавалеристов полковника Денхольма.

Больше всего Кэтрин мучили воспоминания о череде событий, приведших ее к заточению в этой безымянной деревушке к западу от Дамфриза, в самой южной оконечности Шотландской низменности.

Все произошло по ее собственной вине, тут и спорить не приходилось, но сознавать это было очень горько. Она украла документы слишком рано, на вторую ночь, а не на третью, как было условлено. Поэтому, когда она прибежала в комнату Юэна в трактире, его там не оказалось: он ведь ждал ее только на следующий вечер. До чего же обидно было думать, что, сумей она заставить себя вытерпеть еще лишь один день в обществе подполковника Моля, бумаги попали бы в руки Оуэна Кэткарта, а сама Кэтрин была бы уже на полпути к Эдинбургу. Она бы сейчас праздновала легкую победу, одержанную армией принца Чарли при взятии Карлайля, вместо того, чтобы сидеть тут взаперти и ждать, пока солдаты короля решат, жить ей или умереть. Если бы не ее проклятое целомудрие, ее слабость, ее… Она не знала, как это правильно назвать. И до чего же неприятно сознавать, что, будь у нее шанс повторить все сначала, ей скорее всего опять не хватило бы мужества. Раз в жизни судьба предоставила ей возможность нанести удар англичанам, ответный удар в расплату за все то зло, что они причинили ей и ее семье. И эту возможность она так бездарно упустила.

И все же… все же… Подполковник Моль оказался такой гнусной скотиной, таким зверем в человеческом обличье… Одним словом, он полностью отвечал представлению Кэтрин об англичанах. Она присела на койке и обхватила себя руками: при воспоминании о Моле, о том, как он прикасался к ней в тот первый вечер, ее охватила дрожь. План Оуэна Кэткарта и Юэна Макнаба состоял в том, чтобы, сблизив ее с Молем, получить доступ к его секретным документам. Этот план удался на славу. Моль увлекся ею при первой же встрече и в тот же вечер «выиграл» ее в пикет у Юэна Макнаба. Он поспешил отвести ее в «дом для гостей», оказавшийся на поверку обыкновенным борделем, и Кэтрин вскоре поняла, что взялась за дело, которое ей вряд ли удастся довести до конца. Переспать с английским офицером, чтобы выведать его военные секреты, – дело казалось таким простым, пока они обсуждали это с Юэном и Оуэном Кэткартом. Но, когда дошло до сути, выяснилось, что задача, представлявшаяся ей хоть и крайне неприятной, но необходимой, в действительности совершенно невыполнима. Не то, что спать с ним, даже думать об этом было тошно! В тот первый вечер, прежде чем Моль успел зайти слишком далеко, неожиданно раздался стук в дверь и появившийся на пороге вестовой вызвал его куда-то по срочному делу. Кэтрин едва не лишилась чувств от радости и облегчения, вспыхнувших в ее душе. Вот тогда-то и следовало догадаться, что задание ей не под силу. Дверь была незаперта, она запросто могла бы удрать. Всю ночь и весь следующий день Кэтрин упорно ждала его возвращения, хотя не раз за это время у нее возникало искушение сбежать.

Однако ненависть и жажда мести могут толкнуть человека на невероятные поступки, а Кэтрин вынашивала оба эти чувства целых четыре года. Но она, вероятно, лелеяла бы их в душе еще четыре года и даже десять раз по четыре, если бы англичане не совершили нового чудовищного преступления против семьи Макгрегоров. Три месяца назад, в августе 1745 года, они убили ее отца.

Поэтому она не убежала. Весь день она просидела у окна, глядя на грязный двор, загаженный собачьим и конским пометом, и думая о том, насколько точно окружающая обстановка соответствует сути ее задания. Когда Моль наконец вернулся и принялся ее лапать, Кэтрин терпела, пока не поняла, что сейчас закричит или упадет в обморок, но вместо этого решила отвлечь его внимание: позвала горничную и велела приготовить ванну для хозяина и подать ужин. За ужином Моль начал беспрерывно пить, и у нее вспыхнула безумная надежда: может быть, усталость и выпивка свалят его с ног, а она снова получит отсрочку? Увы, похотливый огонек в его глазах ясно говорил о том, что этому не бывать. После ужина Моль усадил ее рядом с собой на постели и пустился в рассуждения, поглаживая ее по плечу и взбалтывая виски в стакане.

– А ты и впрямь красотка хоть куда! Удивительное дело, – тут же добавил он, – вообще-то эти чертовы горцы все сплошь уроды. Может, в тебе есть немного английской крови, а, детка? Точно есть!

– Не знаю, милорд, вроде бы нет.

«Ах ты, гнусная свинья!» – с отвращением думала она при этом, невольно сжимая руку в кулак.

– Ладно, не важно. Так как, говоришь, тебя зовут?

– Кэтти Леннокс, сэр. Я из Эдинбурга. Там и познакомилась с моим дружком Юэном Рэмзи, которого вы вчера обчистили в…

– Я спросил, как тебя зовут! На черта мне сдалась твоя история? – нетерпеливо вскричал Моль, схватив ее за подбородок и грубо повернув лицом к себе. – Давай-ка кое-что уточним, красотуля. Я выложил за тебя тридцать гиней. Дороговато, конечно, но надеюсь, ты того стоишь. Так что придется тебе поработать за мои денежки. А теперь слушай внимательно. Кое-какие штучки мне нравятся, зато других я терпеть не могу, понятно?

Больно стиснув потной лапищей ее подбородок, он поведал о своих постельных пристрастиях. Кэтрин слушала, холодея. Потом она и вовсе перестала слушать, просто смотрела, как обнажаются, пропуская брызги слюны, его редкие желтоватые зубы, а нос, похожий на поросячий пятачок, подрагивает от возбуждения. Когда же смысл его слов грозил проникнуть в ее сознание, она старалась сосредоточиться на том, как сильно у нее болит челюсть. Глаза стали увлажняться, пришлось сглотнуть, чтобы подавить слезы. «Все это не важно, – уговаривала она себя, – это всего на несколько часов. Я выдержу».

Послышался стук в дверь, и две служанки втащили ванну. Когда они вышли, а Моль начал раздеваться, Кэтрин отступила к задвинутому в угол сервировочному столику и подлила ему в стакан еще виски. Заглянув в висевшее на противоположной стене зеркало, она увидела, как он вынимает из кармана мундира кожаный кисет и кладет его на высокий стол-конторку. Во рту у нее пересохло. Кэтрин точно знала, что вчера, когда Моль уходил, этого кисета при нем не было. Вот они, нужные ей бумаги! Ничего другого в кисете просто быть не могло. Сведения, собранные отрядом подполковника Моля, предполагалось передать генералу Уэйду, пока армия принца Чарли не подошла вплотную к Карлайлю.

Мысли вихрем закружились у нее в голове. Надо было остаться, как договаривались. Они условились, что она проведет с Молем три ночи, но… Если она сумеет забрать кисет прямо сейчас, ей просто незачем будет здесь оставаться! Это не трусость, твердила она себе, это благоразумие, это…

– Эй, крошка, поди потри мне спину! – позвал подполковник Моль, прерывая ход ее лихорадочных размышлений.

На долгий миг девушка застыла в неподвижности, затем решительно взялась за горлышко пустой бутылки из-под виски, забытой на столе. Спрятав бутылку в складках юбки, она медленно направилась к Молю, сидевшему в ванне к ней спиной.

– Ты что, оглохла? – рявкнул Моль.

– Иду-иду, сэр, я уже тут!

Кэтрин заметила, что плечи у него поросли рыжими волосами, зато голова без парика оказалась голой, как тыква. Она решила ударить по темени, представлявшему собой самую обширную мишень, и решительно занесла бутылку над головой, но вдруг рука у нее предательски задрожала. В полном отчаянии девушка крепче сжала бутылку, но это не помогло: она не могла себя заставить ударить человека! Тут Моль обернулся. Она увидела его отвратительную свинячью физиономию, еще больше обезображенную гневом, и – не успел он даже удивиться – изо всех сил обрушила бутылку ему на голову. Удар пришелся по лбу. По воде забарабанили осколки стекла. Моль рухнул головой вперед и ткнулся лицом в воду. Послышалось бульканье. Ахнув от ужаса, Кэтрин сообразила, что он может утонуть. Его голова была скользкой от крови, ей еле-еле удалось вытянуть из воды его тяжелое тело. Она прислонила его к спинке ванны, но он тотчас же снова соскользнул вниз. Пришлось подхватить его сзади под мышки и еще раз, кряхтя от натуги, устроить в сидячем положении. Это удалось, но Кэтрин понимала, что долго он так не просидит. Подбежав к умывальнику, она схватила большой кувшин и таз и наполнила оба сосуда грязной водой из ванны, чтобы ее уровень понизился до нескольких безопасных дюймов, в которых уж точно нельзя было утонуть.

Потом девушка вернулась к конторке, чтобы забрать оставленный на ней кисет. Торопливо проверив содержимое, она убедилась, что держит в руках именно то, за чем ее послали. От ликования у нее слегка закружилась голова. Бережно спрятав кисет на груди и завернувшись в шаль, она в последний раз огляделась вокруг. От распиравшей ее радости ей хотелось издать торжествующий клич. Ее взгляд упал на одежду Моля, брошенную на постель, и лукавая улыбка заиграла у нее на губах. Схватив его кавалерийские панталоны, она подбежала к угасающему камину и кочергой разворошила огонь. Языки пламени с готовностью подхватили ткань, и вскоре от панталон не осталось ничего, кроме горсти медных пуговиц и застоявшегося в воздухе скверного запаха.

Весьма довольная собой, Кэтрин открыла дверь и выскользнула наружу.

* * *

«Но я поторопилась, я вернулась на день раньше», – тяжело вздохнула она, прислонившись к забитому досками окну и прислушиваясь к урчанию живота. Скоро уже обед. Ломоть черного хлеба, кусок сыра и кружка пива: такое меню нетрудно было выучить наизусть. Убогая и грубая пища, но, благодарение Богу, не тронутая плесенью и грызунами.

Ну почему Юэна, черт бы его побрал, не оказалось на месте, когда она в тот вечер прибежала к нему в трактир? И надо же было так по-глупому попасться: просидеть у него в комнате больше часа в тупом ожидании, пока люди Моля не пришли, чтобы ее арестовать! Она пошла прямиком в то единственное место, где они с легкостью могли ее отыскать… что они и сделали. Она попалась в силки, как какой-то глупый кролик! Дура набитая, бестолочь, дубина, тупица безмозглая!.. Впрочем, от этой брани ничуть не становилось легче. Кэтрин ругала себя на чем свет стоит, но положение дел оставалось прежним: она все еще сидела взаперти, и скорее всего впереди ее ждала виселица.

Только одного она могла не опасаться: обвинения в вооруженном нападении на королевского офицера. По каким-то, ему одному известным причинам Моль никому не рассказал, что она стукнула его бутылкой по голове, пока он сидел в ванне. Согласно его версии, она похитила документы и улизнула потихоньку, пока он спал. Интересно, как он объяснил появление шишки величиной с гусиное яйцо у себя на лбу? Возможно, удар пришелся высоко и ее скрыл парик.

Снаружи заскрипел засов, и дверь распахнулась. Кэтрин невольно зажмурилась от хлынувшего внутрь яркого дневного света и прикрыла глаза ладонью.

– Ну и как мы сегодня поживаем, мисс Леннокс? Отличный денек, а?

– Что ж, мистер Блейни, у нас все по-старому, жалоб нет. Вот разве что… оказаться бы подальше отсюда. А как у вас дела?

Кэтрин выпрямилась и улыбнулась самым дружеским образом, сложив руки на груди, однако стараясь держаться подальше от капрала Фредди Блейни. Ее тюремщик оказался довольно славным парнем (с учетом того, что он был англичанином), но у него не было ни малейших сомнений в том, что его узница – веселая потаскушка, готовая на всяческие забавы и проделки. Он не упускал возможности ущипнуть ее или шлепнуть по заду. Подобные нежности не особенно смущали Кэтрин, но ей хотелось надеяться, что он не зайдет слишком далеко.

– Да я-то в порядке, Кэтти, но мне тоже хотелось бы убраться отсюда подальше.

Капрал Блейни засмеялся, как мальчишка.

– Говорят, Уэйд хочет попытаться отбить Карлайль, да только Чарли уже оставил его в тылу и направляется на юг. Вот и мне в поход пора. Не солдатское это дело – сторожить какую-то юбку, не в обиду тебе будет сказано. Уж я со своим мушкетом задал бы жару якобитским ублюдкам!

– Нет, уж вы лучше приглядывайте за мной, капрал. Не ровен час сбегу!

Она вдруг нахмурилась и встала руки в боки.

– А где обед? Я тут, можно сказать, с голодухи околеваю, минуточки считаю, жду не дождусь, когда ж мне еды принесут, а вы являетесь с пустыми руками! Где мой роскошный королевский обед? Что, английская армия истощила весь запас тухлого мяса?

Капрал вновь рассмеялся и провел пятерней по своим соломенным волосам.

– Боюсь, Кэтти, с обедом придется обождать. Полковник Денхольм опять желает тебя видеть.

Заметив ее испуганный взгляд, он удрученно развел руками.

– Не вешай нос, милая, он человек порядочный. Он тебя не обидит.

Кэтрин не подвергала сомнению порядочность полковника Денхольма, но ее пугала его проницательность. Он был далеко не глуп. Значит, ей предстоит еще один изнурительный допрос. Да к тому же на пустой желудок! Что ж, до сих пор она ничем себя не выдала, и ей оставалось лишь надеяться, что и на этот раз удача ей не изменит. Но как же она устала от бесконечного хождения по канату, напряжение стало сказываться на ее нервах. Долго ли еще она сумеет продержаться?

– Сегодня он не один, с ним еще какая-то шишка на ровном месте, – огорошил ее капрал Блейни. – На вид важен, что твой герцог или граф, но я слыхал, его называют майором. Только он почему-то без мундира.

Кэтрин решила принять его слова к сведению.

– И еще кое-кто, говорят, прибудет. – Капрал Блейни сделал зловещую паузу, решив помучить ее неизвестностью.

– Кто? – не выдержала Кэтрин.

– Один из твоих знакомых.

Она похолодела. Боже, неужели они схватили Юэна Макнаба? Если так, значит, всему конец. Им все известно.

– Говорят, он не из числа твоих любимцев.

Девушка все еще смотрела на него, недоумевая. Фредди дал еще одну подсказку:

– Зато сегодня он, благодарение Богу, будет в штанах.

Кэтрин покатилась со смеху, едва удержавшись на ногах от облегчения. Капрал Блейни смотрел на нее, раскрыв рот. Даже в грязном, изодранном платье и с «вороньим гнездом» на голове она была ослепительно хороша. «Уж ее-то они точно не повесят, – решительно сказал он себе. – Да у них бы духу не хватило, будь она хоть трижды вражеской лазутчицей, а ведь это не так! У кого рыльце в пушку, так это у Моля». На сей счет капрал готов был побиться об заклад на годовое жалованье. Он не сомневался, что любой суд, увидев эту красотку, примет ее сторону.

Вспомнив, что время не ждет, он заговорил с нею совсем другим тоном:

– Ладно, нам пора. Извини, но на этот раз мне придется тебя связать.

Капрал на секунду скрылся за дверью и вернулся с коротким куском веревки в руках. Увидев лицо девушки, он нахмурился:

– Эй, в чем дело?

С побелевшими губами она стояла, прижавшись спиной к задней стене, и смотрела на него расширенными от ужаса глазами, будто он держал в руках гадюку.

– Ты… ты же не будешь меня связывать на самом деле, Фредди? – пролепетала Кэтрин, устремив на него умоляющий взгляд.

Капрал был поражен переменой. Куда подевалась его разбитная, острая на язык арестантка?

– Придется, – повторил он растерянно. – Новый приказ из штаба, только что получен. Камберленд считает, что мы тут разбаловали пленных. Требует жестких мер.

– Но… это же всего в двух шагах! Я не сбегу, Фредди, честное слово! – Она сделала жалкую попытку улыбнуться.

– Прости, Кэтти, ничего не поделаешь. Приказ есть приказ, свою задницу подставлять неохота. А ну-ка повернись!

– О, Господи, нет, не надо…

Твердой рукой капрал взял ее за плечо и оттащил от стены.

– Ну хоть не сзади, ради всего святого! – еле выговорила она дрожащими губами.

Совершенно сбитый с толку молодой капрал пожал плечами и связал ей руки спереди, следя за тем, чтобы узлы оказались не слишком тугими, но и не слишком слабыми. Покончив с веревкой, он заглянул ей в лицо и на миг ощутил какой-то суеверный страх: ему показалось, что она смотрит на него невидящими глазами, не замечая ничего вокруг. Вот бы обнять ее прямо сейчас, взяться обеими руками за манящие пышные груди, едва не разрывающие тесный лиф поношенного платья с большим вырезом. Она так долго сводила его с ума! Шутки у нее были самые похабные, а вот манеры – как у настоящей леди, и это странное сочетание кружило ему голову. Уж скольких шлюх Фредди Блейни знавал на своем веку, а второй такой, как эта Кэтти Леннокс, не встречал. Но что-то остановило его: то ли ее испуг, то ли его собственная совесть. Тяжело вздохнув, он поплотнее прикрыл ей плечи и грудь шалью и вывел ее во двор.

До штаб-квартиры полковника Денхольма было рукой подать: всего несколько десятков шагов по пыльной улице, минуя пару низеньких сельских домиков да группу занятых учениями кавалеристов, но Кэтрин показалось, что ее затягивает в бездонный черный омут. Завидев ее, солдаты побросали все свои дела и принялись выражать восторг, как это принято в армии: криками, свистом и сальными шуточками. Девушка слышала их, но не слушала. Она шла так, словно боялась расплескать себя по дороге. Кровавые, жуткие воспоминания о давнем насилии, бессвязными обрывками кружившие в мозгу, грозили захлестнуть ее, затопить с головой, и Кэтрин знала, что стоит ей поддаться и вновь взглянуть в лицо когда-то пережитому ужасу, как она не выдержит и закричит. Ей оставалось только всеми силами мысленно цепляться за полог, чтобы не дать ему подняться и еще раз впустить в сознание тот прежний кошмар.

Ее огненно-рыжие волосы развевались по ветру, как знамя, но Кэтрин этого не замечала; холод пробирал до костей, но она ничего не чувствовала. Камешек, попавший под ногу, заставил ее споткнуться, и девушка с благодарностью ощутила крепкую мужскую руку, подхватившую ее под локоть. Затем, по-прежнему ничего не видя, она смутно осознала, что Фредди уже нет рядом, а сама она стоит в кабинете полковника Денхольма. Он поднялся из-за стола и обратился к ней с какими-то словами, кажется, представил ей кого-то другого, кто продолжал сидеть. Она едва взглянула на этого второго и заметила лишь, что он одет во все черное. Кэтрин попыталась сосредоточиться на словах Денхольма, но это ей не удалось. Чтобы прояснить мысли, она принялась дергать веревки на запястьях, причиняя себе боль. Денхольм задал ей вопрос, но она так и не сумела его понять. В помещении не хватало воздуха, ей нечем было дышать. Колени у нее начали подгибаться, шум в ушах становился оглушительным, комната закружилась перед глазами безумной каруселью…

Внезапно над нею подобно громадной хищной птице нависла высокая фигура в черном. Не успела она вскрикнуть, как кто-то схватил ее запястья, в воздухе блеснула сталь, и веревки упали на пол. Ее руки были свободны!

3

Она перевела дух, чувствуя, как кровь горячей волной приливает к щекам, и ощутила наконец твердую почву под ногами. Туман, застилавший ее взор, рассеялся, Кэтрин смогла разглядеть человека в черном камзоле, который крепко держал ее за локти и смотрел на нее удивительными глазами, напоминавшими голубые льдинки. Ее собственный взгляд невольно упал на его расстегнутый жилет и небрежно повязанный шейный платок, белый как снег, потом скользнул выше, к волевому, словно вытесанному из камня подбородку и самому красивому рту, какой ей когда-либо приходилось видеть. Этот рот притягивал взгляд как магнит своей чувственностью и безжалостностью одновременно; крошечный белый шрамик над верхней губой причудливо нарушал его безупречную симметрию. Нос мужчины напоминал орлиный клюв, а отливающие зимним серебром голубые глаза смотрели так пристально, словно хотели приковать ее к себе. Кэтрин не сразу поняла, что стоит, вцепившись руками ему в плечи, точно парализованная. Услыхав, как полковник Денхольм откашлялся (видимо, уже не в первый раз), она вспыхнула от смущения и наконец разжала пальцы. Стоявший перед нею незнакомец отступил в сторону, послав ей ленивую и полную вызова усмешку. Краем глаза девушка успела заметить, как он сунул во внутренний карман камзола нож с узким лезвием и короткой рукоятью. Потом он отошел и прислонился к стене рядом со столом полковника, не сводя с нее надменного, даже оскорбительного в своей бесцеремонности взгляда. Несомненно, он и был той самой «шишкой на ровном месте», о которой предупреждал ее капрал Блейни. Кэтрин вдруг ощутила острую неприязнь к нему. Интуитивно она поняла, что этого человека следует опасаться.

Майор Бэрк тоже смотрел на нее настороженно: он ожидал увидеть прожженную гулящую девку, из тех, что в любой стране следуют в обозе за частями действующей армии, предлагая солдатам свои недорогие услуги и награждая их в придачу люэсом, но эта девушка оказалась совсем не такой. Если это и есть одна из обозных шлюх, подумал Бэрк, значит, ему остается только пожалеть об упущенных возможностях: он ведь взял себе за правило не иметь ничего общего с проститутками. В этом не было нужды. Его богатство, блестящее положение в обществе и внешность служили пропуском в высший свет, где десятки женщин с громкими титулами буквально осаждали его, желая сдать свою крепость без боя. Порой ему приходило в голову, что светские дамы в большинстве своем почти столь же невежественны и куда менее искусны в постели, чем обычные проститутки, просто спать с ними было безопаснее для здоровья.

Однако эта девушка перевернула все его привычные представления. Во-первых, невозможно было определить, к какому из сословий она принадлежит. Ее одежда, бесспорно, соответствовала ремеслу: поношенное голубое платье, дешевое и вульгарное, с таким низким вырезом, что казалось, один глубокий вздох – и эти белые, налитые, как спелые плоды, груди выплеснутся наружу. Бэрк немного потешил себя этой фантазией. Только что, когда он перехватил ее взгляд, устремленный на него, она смутилась и покраснела. Вот бы вогнать ее в краску еще разок! Какой у нее прелестный цвет лица там, где нет густого слоя грязи! И чему уподобить цвет этих волос? Особенно если их хорошенько вымыть и расчесать?

Но ее выдавало лицо. Ни у одной шлюхи, насколько ему было известно, просто быть не могло такого прелестного личика, таких умных и в то же время бесхитростных глаз, таких нежных, покрытых персиковым румянцем щек, точеного носика и длинных темных ресниц, таких сочных губ, что их можно было… Раздосадованный собственными мыслями, Бэрк сунул руки в карманы и бессознательно напустил на себя наглый и заносчивый вид, ставший для него привычной маской. Безусловно, эта девица – самая настоящая потаскуха; кем еще она могла быть? Может, она и похожа на аристократку, но только внешне. В конце концов, она ведь спала с Молем! А кто, кроме самой дешевой шлюхи, стал бы с ним спать?

Полковник Денхольм вновь занял свое место за столом.

– Ну как? Вы пришли в себя, мисс Леннокс? – осведомился он.

Дело происходило в просторной комнате с низким потолком, где еще недавно располагалась сельская пивная. Сладковатый запах прокисшего пива все еще витал в воздухе. Стол полковника стоял слева от широкого камина, в котором потрескивали поленья. Промерзнув трое суток в неотапливаемой комнате, Кэтрин едва поборола соблазн подойти к нему поближе, чтобы согреться. Вместо этого она выпрямилась и встала посреди комнаты, машинально растирая опухшие запястья. По крайней мере не надо было притворяться, что ей не по себе, потому что ей действительно было не по себе.

– Да-да, сэр, это все пустяки, просто затмение какое-то нашло, а теперь, слава Богу, все в порядке, спасибо вам большое за вашу доброту, – зачастила она с густейшим шотландским акцентом и с удовлетворением отметила, что майор Бэрк слегка подался вперед, стараясь разобрать ее слова.

– Вот и отлично. Полагаю, у вас нет оснований жаловаться на жестокое обращение? Еды хватает?

– О, да, сэр, – ответила Кэтрин, часто-часто хлопая глазами для пущей искренности. – Уж куда лучше, чем дома у моей мамаши. Да и спать мне, по правде сказать, приходилось в таких клоповниках, не приведи Господь!

И она покачала головой, как умудренная жизнью старуха, повидавшая всякого на своем веку.

– Рад слышать. Ну что ж, как я уже говорил, это майор Джеймс Бэрк, на некоторое время он возьмет расследование выдвинутых против вас обвинений в свои руки.

Кэтрин сразу поняла, что радоваться нечему, и взглянула на Бэрка с растущим беспокойством в душе. Он отвесил ей низкий поклон (слишком низкий!) и наградил насмешливой полуулыбкой. Ее зло взяло: этот франт насмехается над нею! С величайшим трудом она заставила себя присесть в глубоком почтительном реверансе, как и подобало девушке из простонародья перед аристократом.

– Попрошу вас занять место вот здесь, мисс Леннокс, – продолжал полковник, указывая на стул с высокой спинкой, стоявший возле его стола, – и подробно рассказать майору Бэрку о том, что произошло между вами и подполковником Молем.

– Между мной и тем пол-полковником, сэр? – жалобно переспросила Кэтрин, опуская взор долу словно в попытке скрыть смущение. – Ой, нет, сэр, я не могу. Это было бы неприлично!

Бэрк фыркнул.

– Нет-нет, – вновь откашлялся Денхольм. – Я не то имел в виду. Расскажите нам, как вы познакомились с Молем, ну… и так далее.

– Ах вот о чем! Неужели опять про все про это рассказывать?

– Да уж будьте так добры. И постарайтесь помедленнее, если можно, мы с майором будем вам очень признательны.

– Как вам угодно, сэр.

Она села, чинно сложив руки на коленях, прочистила горло и устремила на мужчин чистосердечный взгляд широко распахнутых глаз.

– Ну что ж, дело было так. Были мы с Юэном в Локерби, понимаете, и как-то вечером засел Юэн за карты, а тут…

– Что вы делали в Локерби? – бесцеремонно перебил ее Бэрк.

Нетрудно было догадаться, что эту сказочку она выучила наизусть. Он решил применить свою излюбленную тактику и сбить ее с наезженной колеи неожиданным градом вопросов.

– Как что? Я была с Юэном!

– Как вы оказались вместе с ним в Локерби?

– Да просто мы с ним перебирались с места на место, вот и оказались там!

– Откуда вы туда прибыли?

– Ой, мы с ним повсюду бывали! Были и в Эбингтоне и в Моффате…

– Откуда началось ваше совместное путешествие с Рэмзи?

Кэтрин сразу поняла, что с майором Бэрком надо держать ухо востро, и решила снабдить свою историю некоторыми правдивыми деталями.

– Из Эдинбурга, сэр.

– Ты родом из Эдинбурга?

– Я… прожила там несколько лет. Мамаша моя там живет.

Это было правдой.

– Ее имя?

Он обстреливал ее вопросами, как картечью. На мгновение Кэтрин растерялась. Не опасно ли назвать этому человеку имя ее матери? Нет, конечно, нет, сообразила она, ведь они так и так знают ее под чужой фамилией! Она назвала им девичью фамилию матери.

– Роза Леннокс.

– А как зовут твоего отца? – неумолимо продолжал Бэрк.

Полковник Денхольм откинулся в кресле, с живейшим интересом наблюдая за ходом допроса.

– Он… он умер, – голос девушки зазвучал глухо.

– Но имя-то у него есть?

– Я… Я…

– Да?

– Я не знаю, как его звали.

– Как же так?

– Мамаша… она сама не знает, сэр.

– Понятно, – кивнул Бэрк, поверив в искренность ее замешательства.

Кэтрин крепко сжала руки в кулаки и стиснула зубы. Обжигающе ледяная волна ненависти, вскипавшая у нее в груди, поразила даже ее саму своей невероятной силой. До чего же легко было рассказывать все эти чудовищные байки о ее обожаемых родителях полковнику Денхольму и как мучительно трудно повторить то же самое этому противному майору!

После недолгого молчания Бэрк вернулся к допросу.

– Как ты познакомилась с Рэмзи?

Денхольм, припомнила Кэтрин, такого вопроса не задавал. Ее неприязнь к высокомерному майору достигла апогея, и она решила сбить с него спесь, нанеся удар по его брезгливости.

– Мы с ним познакомились в таверне Мактавиша, что на Блэк Хорс-лейн. Дело было на заднем дворе, – пояснила девушка, устремив на Бэрка самый что ни на есть бесхитростный взгляд. – Он туда зашел справить нужду у стенки, ну а я как выдула у Мактавиша целую пинту ромового пунша, так и выскочила поблевать на помойку… Такая бурда, доложу я вам, ей там самое место.

Отметив, что его аристократическая бледность явно усугубилась от ее слов, Кэтрин откинулась на спинку стула, весьма довольная собой, и даже перекинула ногу на ногу, чтобы продемонстрировать щедро выглядывающие из-под драного подола точеные лодыжки.

– Вот и слюбились мы с ним прямо с той самой минуты, – продолжила она, смакуя свой рассказ. – Мой Юэн – такой красавчик, видать, его мамаше сам черт помогал, и такой ухажер знатный! Прямо с ног меня сбил!

– В этом я не сомневаюсь, – сухо заметил Бэрк, чувствуя, как в его душе зарождается неприязнь к этой женщине.

– Вот и стали мы парочкой. Славно повеселились, ничего не скажешь. Мой Юэн – игрок, каких поискать, и то не найдешь. На что хочешь готов пари держать, ну просто на что угодно! Бывало, проснется утром, посмотрит в окно и говорит: «Бьюсь об заклад, сегодня дождь пойдет. Что ставишь, Кэт, любовь моя?» А я ему: «Да ничего, сладкий мой. Какой тут дождь, когда на небе ни облачка!» А он мне: «Ну тогда на что спорим, что дождя не будет?» Вот-вот, на что угодно готов ставить, лишь бы поспорить. Бывало…

– Да-да, я уже понял, – нетерпеливо прервал ее Бэрк, – Юэн Рэмзи – человек азартный. А теперь растолкуйте нам, пожалуйста, где были его мозги, когда он спустил в карты такое редкостное сокровище, как вы, мисс Леннокс? Как это могло случиться?

Сарказм, прозвучавший в его голосе, задел Кэтрин за живое.

– Не повезло нам в тот вечер, майор Бэрк, что верно, то верно.

Она смахнула воображаемую слезу и жалостливо высморкалась в грязный носовой платочек, не обращая внимания на его насмешливо поднятую бровь.

– В Локерби удача изменила Юэну. Хотел он на пари угадать, который час, да вот не сумел. И бился-то всего на пару фартингов,[10] а все никак. В таверне «Зеленый Гусь» дело было, на Главной улице. Может, знаете?

– Боюсь, что нет.

– Все солдаты из местных полков туда ходят. Юэн, как всегда, с собой меня взял. «У тебя, – говорит, – счастье на хвосте».

– Несомненно, – улыбнулся Бэрк, решив, что она сама скорее всего не заметила двусмысленности в собственных словах.

– Вот тут и появился этот пол-полковник, правда, он не играл, а вроде как смотрел, но это только поначалу. Гляжу, он все на меня косится. Глазки поросячьи, рожа, вы уж извините, просто жуть! Меня аж до костей пробрало. Уж не знаю, что в нем такое было, да только не глянулся он мне, хоть убейте.

Теперь она говорила чистую правду. В ее памяти живо вспыхнули воспоминания о той роковой встрече, которую они с Оуэном Кэткартом и Юэном Макнабом так долго и тщательно готовили.

– Пол-полковник видел, что Юэну не везет, да и слепому ясно было, что мой дружок на мели. Весь вечер он просидел, не говоря ни слова, просто следил на игрой да на меня все поглядывал, облизывался, можно сказать, а потом вдруг и говорит Юэну: «Ты, – говорит, – шотландский дурень, дочиста все просадил, с голым задом остался, но одна, – говорит, – последняя ставка у тебя еще есть. Только у тебя небось кишка тонка играть по-крупному».

Заметив, как майор Бэрк прячет улыбку, вызванную ее нарочито неуклюжей попыткой изобразить басовитый английский говор подполковника Моля, Кэтрин ощутила легкую дрожь ликования.

– А мой Юэн, – продолжала она, – ох, и любит же он задирать англичан! Хлебом не корми! Спрашивает, вроде как в шутку: «И что ж это за ставка, ваше благородие?» Не-е-ет, вы про Юэна говорите что хотите, а только никого он не боится, никому спуску не даст. Да плевать он хотел на всю английскую армию, и никакой чертов пол-полковник ему не указ! Не во гнев будь сказано, сэр.

– Отлично, отлично. Что было дальше?

– «И что ж это за ставка такая, ваше благородие?» – говорит Юэн, – повторила она со смаком. – А пол-полковник ему в ответ: «Да вот эта вертихвостка, что торчит у тебя за спиной». Ну, тут Юэн рот разинул. «Да это ж, – говорит, – моя жена!» – «Жена?» – говорит пол-полковник, и давай хохотать. Тут, по правде говоря, сэр, все засмеялись, – со скорбным видом призналась Кэтрин. – Ну тут уж я сама осерчала, да и говорю этому наглецу, что не бывать такому, чтоб мой Юэн поставил меня на кон, а кто так думает, тот, говорю, болван и проклятый недоумок! А потом глянула я на Юэна, ну, думаю, вот он сейчас меня поддержит. – Ее голос зазвучал плаксиво. – А он… чтоб ему гореть в аду! Вижу, глаза-то у него блестят!

Она опять разрыдалась и принялась ожесточенно сморкаться в замызганный платочек, подогревая жалость к себе.

Мужчины переглянулись.

– Ну будет, будет, – проговорил полковник Денхольм.

Бэрк был настроен не так мирно.

– Сейчас же прекрати этот кошачий концерт, женщина, и продолжай.

– Уж вы меня простите, сэр, да только у меня аж сердце разрывается, как подумаю…

– А ты не думай! Выброси это из головы! Итак, Моль выиграл тебя в карты. Что было дальше? Куда девался Рэмзи?

Кэтрин горестно покачала головой.

– Не знаю, сэр, ей-Богу, не знаю. Так я его больше и не видела.

И опять-таки это была правда. Черт бы побрал Юэна Макнаба, где его носило в тот вечер? Невыносимо было думать, что ей грозит виселица только из-за того, что Юэн где-то засиделся за ужином.

– Ну хорошо, пока оставим это.

Бэрк отделился от стены и подошел к ней поближе. Он вновь присел на край стола полковника Денхольма и оказался в трех футах от нее. Кэтрин явственно ощутила исходящую от него угрозу. Ледяной взгляд отливающих серебром голубых глаз приковал ее к месту. У нее не осталось никаких сомнений в том, кто из этих двух англичан опаснее.

– Кто такой Оуэн Кэткарт? – спросил он внезапно.

Сердце замерло в груди у застигнутой врасплох Кэтрин.

– Оуэн Кэткарт? – тупо переспросила она, чтобы выиграть время, и схватилась рукой за волосы, беспокойно поправляя всклокоченные рыжие пряди. – Да просто знакомый. А почему вы спрашиваете?

– Потому что мы подозреваем, что он якобитский заговорщик, а тебя не раз видели в его обществе.

– Заговорщик? – недоверчиво переспросила Кэтрин. – Это Оуэн Кэткарт, по-вашему, заговорщик? Да он мухи не обидит! Такой славный старикан, куда ему в заговорщики? Оуэн любит повеселиться, это уж точно, и не прижимист – всегда готов помочь бедной девушке. Сколько раз меня выручал! Ну не знаю… уж коли Оуэн, по-вашему, заговорщик, мне про это ничего не известно!

Она вдруг выпрямилась на стуле и с тревогой оглядела обоих мужчин.

– Послушайте, если вдруг найдете Юэна, не говорите ему про меня и Оуэна! Уж будьте так добры! Мой Юэн ревнив, просто страсть! Не дай Бог, узнает… Да он с меня шкуру спустит. Сам-то он не прочь побаловаться на стороне, и слова ему поперек не скажи, придушит на месте и не поморщится, а я чтобы ни-ни! Только я вам вот что скажу: чего человек не знает, об том у него и сердце не болит, верно? А девушке тоже надо об себе подумать да кой-что припасти на черный день, пока ее дружку не везет. Мало ли, чего в жизни не бывает? Главное, чтоб все было шито-крыто, ему же, дураку, от этого только польза!

Девушка пожала плечами и послала Бэрку вызывающую улыбку, словно приглашая его опровергнуть это бесспорное рассуждение. Он смотрел на нее с холодным отвращением. По тому, как искривились его губы, Кэтрин с легкостью догадалась, о чем он думает: если она не лазутчица, то уж более разнузданной потаскухи он в жизни своей не встречал. Именно этого она и добивалась, но, достигнув цели, почему-то ничуть не обрадовалась.

– Итак, ты стала любовницей Моля, – брезгливо заговорил он после небольшой паузы.

Его голос разъедал ей душу, как кислота.

– Да.

Она храбро встретила пронизывающий холодом взгляд и решила ни за что не опускать глаз. Ей нечего стыдиться, и этот майор ее не смутит.

– Где же он тебя держал?

Судорожно сглотнув, Кэтрин усилием воли заставила себя не обращать внимания на его нарочитую бесцеремонность. Черт возьми, ей же надо, чтобы он ей поверил, не так ли?

– В доме для гостей, у миссис Тэлбот на…

– Уотер-стрит. Да, я знаю, где это. Ты называешь его «домом для гостей»? Похоже, Моль не собирался влезать в долги ради тебя, а?

Кэтрин промолчала, пряча свою неприязнь за ничего не выражающим взглядом.

– Впрочем, это не имеет значения, давай-ка перейдем к делу. Полковник Денхольм говорит, что четыре дня назад тебя задержали с пакетом документов, содержащих стратегически важные военные сведения, а ты так и не смогла вразумительно объяснить, как они к тебе попали. Полагаю, вряд ли стоит напоминать, что наказанием за государственную измену является смерть на виселице. У тебя было время поразмыслить о своей судьбе, теперь пора держать ответ. Что ты скажешь в свое оправдание? Давай, детка, выкладывай все начистоту. Другого случая не будет.

Он обращался к ней строго и даже свысока, как к нашкодившему ребенку, да еще с такими покровительственными интонациями, что у Кэтрин скулы свело точно оскоминой.

– Я вам всю правду скажу, майор Бэрк… и полковник Денхольм, – спохватилась она. – Я бы и раньше сказала, да уж больно мне стыдно было. Но вы все верно говорите: за измену меня бы повесили, а вот за воровство только в тюрьму посадят.

– За воровство? – оживился Бэрк.

– Да, сэр, хоть и стыдно признаваться, а делать нечего – придется. Только вот что я вам скажу: никогда бы до этого не дошло, Богом клянусь, не будь он таким злющим псом, поганый ублюдок! Не во гнев будь сказано, сэр, – добавила Кэтрин, бросив виноватый взгляд на Денхольма.

Он сделал ей знак продолжать, и она набрала в грудь побольше воздуха.

– Он не такой, как все. Он хотел… Такое хотел со мной сотворить…

Воздуха не хватило. Девушка вдруг поняла, что не сможет продолжить свою историю. Она была не в силах даже взглянуть ни на одного из офицеров. При воспоминании о том, что говорил ей Моль, Кэтрин густо покраснела. В тот вечер она заставила себя перестать слушать, потому что его слова возвращали ее к пережитому ужасу, о котором она твердо решила никогда в жизни не вспоминать. И не вспоминала до самого сегодняшнего дня, пока капрал Блейни не напомнил о нем, связав ей руки.

Кэтрин внезапно вскочила на ноги, вся дрожа, и обхватила себя руками. Бэрк тоже встал. Она ждала, что он станет смеяться над ней, но его губы были сурово сжаты, и ей показалось, что стоит ей сделать шаг к нему, как он ее обнимет. Она в замешательстве отвернулась. Несколько секунд прошло в полном молчании, потом он произнес довольно мягко:

– Рассказывай, что было дальше.

Овладев собой, Кэтрин вновь повернулась лицом к мужчинам. Пора расписать им поподробнее, что за гнусная скотина этот Моль. Она схватилась за спинку стула и заговорила, обращаясь к какой-то точке на столе полковника Денхольма.

– Когда я отказывалась его ублажить, как ему хотелось, он меня избивал. Чаще кулаками, но как-то раз пустил в ход свой ремень. Не верите? Так я вам синяки покажу, они еще не сошли.

Если Моль не избил ее на самом деле, решила про себя Кэтрин, то лишь потому, что она успела вовремя удрать. Можно считать, что она почти не соврала. Впрочем, ей было все равно.

– На второй день к вечеру, – возобновила она свой рассказ, – я увидала, как он вынимает деньги из кармана мундира и кладет их в кисет. Я…

– В кисет? – переспросил Денхольм.

– Ага, в кисет. Я, ясное дело, отвернулась, пусть, думаю, не видит, что я гляжу, а сама чую, понимаете, что он кладет кисет на конторку рядом с кроватью. Ну а потом… после всего, понимаете? Дождалась я, пока он захрапел, да и выбралась из постели. Одеваюсь, а сама вся трясусь: а ну, как он проснется? В темноте ни черта не видать, но я… – она повесила голову в притворном раскаянии, – на ощупь схватила на конторке кисет… думала, деньги… И давай Бог ноги!

Самой Кэтрин такой рассказ показался вполне достоверным. Она еще немного постояла молча, опустив голову и разыгрывая смущение, а когда наконец подняла взгляд, увидала, что Бэрк и Денхольм смотрят на нее с одинаковым выражением сдержанного недоверия. Ей не удалось их убедить до конца, но по крайней мере они не собирались повесить ее на ближайшем суку. Уже хорошо. Она ощутила прилив надежды.

– Может, у него было два кисета, откуда мне знать? Просто не повезло мне, бедняжке, вот и взяла не тот. Ну посудите сами, на кой ляд мне сдались эти бумаги? Да я и читать-то не умею! Да не будь он такой скотиной, не стала бы я у него воровать! Я девушка честная, хоть вы и не поверите. Не в обиду будь сказано, но только все вы, мужчины, одинаковы: раз девушке приходится самой зарабатывать себе на хлеб и она накоротке с мужчинами, вы уж и рады всех собак на нее повесить. Уж она у вас и лгунья, и воровка, и мошенница, и еще Бог знает что. Но не всегда все так просто.

Закончив свою речь, Кэтрин снова села, сложив руки на коленях и выпрямив спину, как воплощение оскорбленной добродетели. Бэрк еще раз отвесил ей нижайший поклон и произнес, положив руку на сердце:

– Сударыня, я тронут и весьма благодарен вам за столь своевременное напоминание о мужском великодушии.

– На здоровье, майор, – ответила девушка, скромно потупившись.

Пожалуй, она сделала все, что могла, и теперь оставалось только ждать. По-прежнему глядя в пол, она видела краем глаза начищенные до блеска высокие ботфорты майора, не вполне сочетающиеся с его вечерним костюмом. Внезапно он вскочил на ноги и начал беспокойно расхаживать взад-вперед по комнате. Кэтрин искоса следила за ним из-под опущенных ресниц, отметив великолепный покрой его наряда, очевидно, сшитого лучшим лондонским портным. Тем не менее майор Бэрк вовсе не походил на столичного щеголя: он не носил парика и даже не пользовался пудрой для волос, а его костюм, хотя и был отлично сшит, отличался элегантной простотой без вычурности. Взгляд притягивала гордая осанка, а высокие скулы и четко выписанные черные брови придавали ему заносчивый вид, но у нее сложилось впечатление, что его несомненная внешняя утонченность обманчива. Кэтрин прекрасно помнила, какое ощущение силы исходило от его рук, и сейчас, пока он нетерпеливо расхаживал из стороны в сторону в двух шагах от нее, наблюдала за ним с невольным восхищением, не упуская из виду ни длинных мускулистых ног, ни подтянутого живота, ни широких, как у античного атлета, плеч.

– Значит, Моль избивал вас? – вдруг спросил полковник Денхольм.

Кэтрин вздрогнула от неожиданности. Она начисто забыла о его существовании.

– О, да, сэр, он был просто зверь. Избивал меня ни за что ни про что, а уж хуже этого ничего быть не может. Юэн, по правде говоря, тоже мог пнуть разок или оплеуху отвесить, да я не жаловалась. Такое и с другими бывало, мало ли, чего не сделаешь под горячую руку, но полковник Моль бил меня, потому что ему это нравилось, вот ей-Богу, с места мне не сойти, сэр. Я даже подумала, он того… малость рехнулся, понимаете?

– Врешь! Эта шлюха – обманщица, якобитская интриганка и предательница!

При звуках ненавистного голоса, напоминавших вой бешеного пса, Кэтрин взвилась со стула, словно ею выстрелили из пращи, и попятилась к столу, бессознательно стиснув кулачки.

– Ах это вы, подполковник Моль! – с наигранным спокойствием приветствовал вновь прибывшего Денхольм, поднимаясь из-за стола. – Мы как раз беседовали о вас. Вы знакомы с майором Бэрком?

– Подполковник Моль, – протянул Бэрк, едва заметно кивнув головой в виде приветствия.

Его манеру смело можно было назвать оскорбительной. Он не сделал ни шагу навстречу Молю и не протянул ему руки. Бэрк и раньше испытывал неприязнь к Молю. Теперь она переросла в острое отвращение.

– Бэрк, – кивнул в ответ Моль.

Оскорбительная холодность младшего по званию не прошла незамеченной, подполковник побагровел от негодования и принялся нетерпеливо похлопывать хлыстиком по голенищу сапога.

– Я не собирался вот так врываться, – вновь заговорил он, обращаясь к Денхольму, – просто не мог стоять и слушать, как эта шлюха обливает меня грязью. Она все врет, я ее и пальцем не тронул! Она воровка и лазутчица, ее надо повесить!

– Ну что ж, поживем – увидим, – мягко возразил полковник, стараясь его успокоить. – Почему бы нам всем не присесть и не обсудить это дело тихо и мирно?

Кэтрин, выпрямив спину, опустилась на свой стул, Бэрк и Моль остались на ногах.

– Очень рад, что вы к нам присоединились, Моль, – проговорил Денхольм все так же мягко, – так как хочу вас кое о чем спросить. Мисс Леннокс поведала нам свою историю о том, как к ней в руки попал ваш кожаный кисет.

– Поведала, да? – огрызнулся Моль, с ненавистью глядя на девушку. Его свинячьи глазки налились кровью.

– Совершенно верно. Судя по ее словам, она намеревалась всего лишь обокрасть вас, ибо видела, как вы положили в кисет золотые монеты перед тем, как… гм… отойти ко сну.

– Положил в кисет? Что за дурацкое вранье! Я никогда не кладу деньги в этот кисет. Всегда держу монеты в поясе, такая у меня привычка. Можете проверить, если не верите на слово.

И он принялся отстегивать черный ремень, поддерживающий панталоны.

– О, Боже всемогущий! Вот этим самым ремнем он меня и избивал! Нет! Нет! Не подпускайте его ко мне! – завопила Кэтрин, вжавшись в спинку стула и весьма убедительно изображая смертельный ужас.

– Ах ты лживая тварь…

Моль сделал два шага по направлению к ней и замахнулся хлыстом. Она невольно вскинула руки и крепко зажмурилась, а когда открыла глаза секунду спустя, Бэрк уже стоял между нею и Молем, поводя плечами, сжимая и разжимая кулаки и всем своим видом показывая, что не прочь подраться. Моль опустил хлыстик и отступил на шаг. Его лицо побагровело от еле сдерживаемой злости. Бэрк слегка расслабил свою борцовскую стойку, но не сдвинулся с места, небрежно положив руку на спинку стула, на котором сидела Кэтрин. Моль повернулся к полковнику и заговорил сквозь зубы:

– Если вы на пять минут оставите меня наедине с этой сукой, ручаюсь вам, сэр, я вытряхну из нее всю правду.

Это опрометчивое предложение заставило полковника Денхольма скептически поджать губы и бросить на Моля пристальный взгляд.

– Ну, если вам этого мало, чтобы мне поверить, то я уж и не знаю, чего вы еще хотите, – торжествующе заключила Кэтрин.

Поняв наконец свою ошибку, Моль опять пришел в ярость и принялся осыпать Кэтрин непристойной руганью, приписывая ей все гнусности, какие только мог измыслить его скудный ум. У нее невольно открылся рот от изумления, когда он заявил, что она не стоила уплаченных за нее тридцати гиней и ничего собой не представляла в постели.

– Ни рожи, ни задницы, бухнется на койку, как куль с мукой, и лежит!

Может, он и впрямь умом тронулся? Может, у него все в голове перепуталось от удара по лбу? Нет, скорее всего ему просто стыдно признаться этим мужчинам, что он так и не сумел воспользоваться своим приобретением. Таким образом рассказанная ею история получила еще одно подтверждение с неожиданной стороны. Кэтрин понимала, что ей бы следовало радоваться, но, увидев лицо Бэрка, на котором читалось отвращение, презрение и еще что-то непонятное, чему она не смогла подобрать определения, вспыхнула до корней волос.

– Говорю вам, полковник, – продолжал возмущаться Моль, словно вместо легких у него были кузнечные мехи, – эта женщина лгунья, воровка, перебежчица и вражеская лазутчица. Настоящая Иезавель![11]

– Вы забыли упомянуть Иуду Искариота, – напомнил Бэрк.

Казалось, Бэрка охватила такая бездонная скука, что даже произносить слова ему было трудно, поэтому они лениво срывались с его губ. Вся эта омерзительная история начала действовать ему на нервы. Он представил себе Моля в постели с этой девушкой, и при одной мысли об этом у него свело скулы.

Моль в бешенстве стегнул себя по сапогу хлыстиком.

– Можете смеяться сколько душе угодно, майор, но это из-за нее Карлайль был сдан без единого выстрела!

– Карлайль был сдан, потому что Уэйд – выживший из ума старый рамолик. Он даже не подготовился к обороне, – небрежно обронил Бэрк, расправляя кружево на рукаве камзола.

– Побойтесь Бога, майор! – возопил Моль, потрясенный такой неслыханной дерзостью. – Вы с ума сошли! Говорю вам, она заслана якобитами и ее надо повесить!

Он волчком крутанулся к Кэтрин и заговорил, задыхаясь от злобы:

– Как-то раз я видел казнь якобитского заговорщика. У озера Лох-Несс дело было, неподалеку от перевала Кариэррак, всего три месяца назад. Казнили старика по имени Макгрегор. Подстрекал к бунту местные кланы. Теперь-то он у шотландских свиней считается героем, но вот когда Черная Стража[12] схватила его и повесила на месте, ничего геройского в нем не было.

Увидев, как побледнела Кэтрин, Моль злорадно усмехнулся. Наконец-то он сумел задеть за живое эту рыжую ведьму!

– А знаешь, что они потом сделали? – продолжал он с упоением. – Отрезали ему голову, насадили ее на пику и оставили у ворот форта Огастес, пока она не сгнила. Да-да, а еще они вырезали у него сердце и… о, черт!

Таранная атака разъяренной фурии застигла его врасплох. Моль отпрянул, чертыхаясь и безуспешно пытаясь заслонить лицо руками. Слишком поздно: на его жирной щеке уже красовалась длинная, наливающаяся кровью ссадина, а на большом пальце остался аккуратный полукруглый след от зубов. Атака закончилась так же внезапно, как и началась: Бэрк схватил Кэтрин за талию и оттащил ее прочь. Она была в таком бешенстве, что ничего не видела, кроме красной пелены перед глазами. Ублюдок, скотина, свинья! Мало того, что этот выродок имел наглость произнести имя ее отца, он еще посмел рассказывать, как англичане глумились над его телом! Никогда в жизни Кэтрин не была так близка к убийству, как в эту минуту. Ей хотелось придушить Моля, но после короткой схватки с Бэрком она поняла, что из его железных тисков вырваться невозможно. Однако он не мог помешать ей говорить! За несколько минут она обрушила на онемевших от неожиданности мужчин такой поток богохульств, какого стены сельского кабачка, должно быть, не слыхали со дня его открытия даже от перепивших местных жителей.

Бэрк ни разу в жизни не встречал женщины, знакомой с подобными выражениями, да и мужчин, умеющих так ругаться, мог бы пересчитать по пальцам. Вся эта история уже начала казаться ему удивительно забавной, а держать в объятиях извивающуюся в бешенстве и сыплющую проклятиями Кэтти Леннокс было чертовски приятно, как вдруг его поразила одна странность: ее простонародный говор куда-то испарился словно по волшебству. И в самом деле, если бы можно было отделить суть ее высказываний от произношения, пришлось бы признать, что эта девица вполне грамотно и даже изысканно владеет речью. Только и протяжных «о» и раскатистых «р» очень отдаленно и слабо слышался шотландский акцент. Бросив взгляд на остальных, Бэрк убедился, что полковник Денхольм тоже заметил разительную перемену, и только Моль, целиком поглощенный собственным гневом и заботами о прокушенном пальце, не обратил на нее внимания.

Резко сжав талию Кэтрин так, что она задохнулась, Бэрк прервал ее речь на полуслове.

– Умолкни, женщина, – приказал он и безо всяких церемоний усадил ее на стул.

– Вот видите, какая подлая гадина, – начал было Моль, явно намереваясь ответить на тираду Кэтрин.

– Довольно, сэр, – устало, но твердо остановил его полковник Денхольм. – Вся эта перепалка ни к чему не ведет, и мне она порядком надоела. Вопрос о виновности этой женщины, о том, что она представляет собой на самом деле, решать не вам, подполковник Моль, да и не мне тоже. Завтра утром майор Бэрк отвезет эту леди в Ланкастер, а оттуда она будет отправлена в Лондон, где предстанет перед военным судом. У нас есть ваше заявление, мы выслушали вашу версию происшедшего…

– Мою версию! Я полагал, что, если уж речь идет о моем слове против измышлений обыкновенной публичной девки, военные власти безусловно примут мою «версию», как вы ее называете.

– Так кто же она все-таки: обыкновенная публичная девка или государственная преступница? – негромко спросил Бэрк.

– Да как вы смеете, майор…

Полковник Денхольм поднялся из-за стола.

– Хватит, Моль. Спасибо вам за труды, в свое время я извещу вас о том, чем закончится эта история, а пока вы свободны.

Казалось, Моль готов был растерзать Бэрка на месте и сотворить нечто еще более чудовищное с Кэтрин, но ему хватило ума проглотить все, что он собирался сказать напоследок, и ретироваться, отдав честь лишь полковнику.

На несколько минут все замолчали, наслаждаясь наступившим покоем, однако, подняв глаза, Кэтрин с тревогой заметила, что оба офицера смотрят на нее в задумчивости, а Бэрк даже с сомнением. Она почувствовала, что надо как-то заполнить паузу.

– Вот уж об ком я точно плакать не буду, так это об нем. А теперь, стало быть, мы с вами, майор Бэрк, рядком отправимся в Ланкастер? Подумать только! Сама-то я никогда южнее Экклфечана не бывала, меня Юэн взял с собой на пару деньков. Помню, устроили пикник…

– Тихо! Придержи язык, женщина, а не то поедешь с кляпом во рту до самого Лондона!

Бэрк бросил на нее сердитый взгляд и устало опустился на стул у камина, вытянув длинные ноги в ботфортах до середины комнаты.

– Мисс Леннокс, – по-прежнему негромко обратился к ней полковник Денхольм, отчего Кэтрин сразу же насторожилась, – будьте любезны объяснить нам, каким образом ваш шотландский акцент то появляется, то исчезает?

– Мой… что-то я не пойму, сэр, – пролепетала девушка.

Ей казалось, что она сумела последовательно сыграть свою роль от начала до конца, поэтому вопрос полковника просто ошеломил ее.

– Твой выговор, детка, – безжалостно напомнил Бэрк. – Только что у нас на глазах, пока ты поносила беднягу Моля, он куда-то пропал.

Кэтрин открыла рот, но сказать ей было нечего. Заливаясь краской, она нервно рассмеялась и покрепче стиснула руки на коленях. Молчание грозило ей гибелью, но она не могла придумать никакого объяснения, в голове было пусто.

– Понятия не имею, о чем вы толкуете! Вы уверены?

Мужчины по-прежнему взирали на нее в полном молчании.

– Ну… не знаю, может, он вроде как от злости куда-то девается, почем мне знать. Вот теперь припоминаю, бывало что-то в таком роде с моей кузиной Дженни, только у нее все наоборот. Стоит ее как следует разозлить – ух, и здорова же она брехать! – Как распушит перышки, да как взлетит под небеса, так хоть из дому беги, право слово, вы такого небось и не слыхали никогда, а так-то она тихоня, воды не замутит, словечка дурного не скажет, и говорит все по-правильному, ни дать ни взять, настоящая леди, все сю-сю-сю да сю-сю-сю. Меня аж зло берет, как посмотрю на нее да послушаю…

– Да, кстати, – перебил ее Бэрк, – с чего это ты так взбеленилась?

Кэтрин взглянула на него в недоумении.

– Оттого, что он рассказал о повешении?

Она ничего не ответила.

– Да нет, вряд ли, – принялся рассуждать Бэрк, не спуская с нее глаз. – Ты побелела как полотно, стоило ему только упомянуть имя этого – как его? – Макгрегора. Можно было подумать, будто ты с ним близко знакома.

Кэтрин лишь безмолвно покачала головой. Молчание нарушил полковник Денхольм.

– Вы долго были в отъезде, майор. Имя этого человека гремит по всей Шотландии. Сторонники принца Чарли считают его настоящим великомучеником, сложившим голову за святое дело. Несомненно, она в это верит.

Кэтрин, сделав над собой невероятное усилие, наконец вновь обрела способность говорить.

– Так оно и есть, – сказала она тихо. – Он настоящий герой, и пусть я в политике ни черта не смыслю, но зато уважаю храбрецов.

Она опустила глаза, не в силах встретиться с ними взглядом.

В комнате опять воцарилось молчание. Ветер снаружи был так силен, что камин начал дымить, внезапно из него вывалилось тлеющее полено. Бэрк встал и носком сапога водворил его на место. Полковник тоже поднялся и позвонил в колокольчик у себя на столе.

– На сегодня все, мисс Леннокс. Очень хотелось бы надеяться, что вы сказали нам правду, если же нет, ваша ложь обернется против вас самой.

– Да-да, сэр, я вам сказала правду, чистую правду.

– Майор намеревается выехать завтра рано утром, постарайтесь его не задерживать. У вас есть другая одежда, кроме этого… гм… платья?

– Нет, сэр, только в чем стою, то и есть, – улыбнулась в ответ Кэтрин.

К ней вернулась бодрость духа. Она кокетливо расправила юбки, нимало не смущаясь их замызганным и жалким видом, а заглянув в лицо Бэрку, едва не рассмеялась вслух.

– Пожалуй, его не мешало бы погладить, а?

– На лошади ездить умеешь? – спросил он почти без всякой надежды.

– Да, умею! Прошлой весной Юэн меня научил ездить верхом на осле. Такой чудный был ослик! Звали его Клубничкой. Ух, и повеселились же мы с Юэном! Носились как угорелые по всей округе! Я уж не знаю…

– Боже милосердный! – Бэрк молитвенно вознес взор к потолку. – Чем я заслужил такое наказание, сэр?

– Довольно, майор, – строго прервал его Денхольм, подавив невольную улыбку. – А вам, мисс, советую по пути во всем слушаться майора. Он человек со связями, и его отзыв о вас может повлиять на судей.

– Да, сэр, я буду как шелковая, – с готовностью пообещала Кэтрин, не заметив, что для Бэрка слова полковника стали неожиданностью. – Ему не придется на меня жаловаться, я буду сидеть тихо, как мышка.

– Рад слышать. А вот и капрал Блейни! Сейчас он отведет вас назад. Желаю удачи, мисс Леннокс.

Завидев капрала с веревкой в руках, Кэтрин застыла как вкопанная возле своего стула. Ей хотелось задать вопрос, но язык ее не слушался. Тут опять вмешался Бэрк. Сунув руки в карманы и лениво покачиваясь взад-вперед на каблуках, он протянул в своей обычной снисходительной манере:

– Неужели так уж необходимо еще раз связывать руки этой опасной преступнице, полковник?

– Нет-нет, разумеется, нет, – охотно согласился Денхольм. – Просто отведите ее назад, Блейни, веревка не понадобится.

Комната перестала кружиться каруселью, Кэтрин вновь почувствовала твердый пол под ногами и позволила капралу отвести себя к двери. На пороге она обернулась и бросила благодарный взгляд на Бэрка, но он уже успел отвернуться и был поглощен перемешиванием догорающих углей в камине.

4

– Должен сказать, Кэтти, что-то ты сегодня сама на себя не похожа. – Простецкая физиономия капрала Блейни расплылась в широкой ухмылке. – Еще чуть-чуть, и я принял бы тебя за мешок с мукой.

Он загоготал, радуясь собственной шутке и ни капельки не смущаясь тем, что предмет его веселья не находит в ней ничего смешного. Кэтрин хмуро оглядывала безобразное коричневое платье, сшитое чуть ли не из парусины.

В нем она действительно чувствовала себя как в мешке. Может, Бэрк решил над ней подшутить? В бирюзовой синеве ее глаз засверкали искры гнева.

– Фредди, неужели он заставит меня это напялить? Ну-ка повтори, что он сказал?

– Сказал, чтоб ты живо одевалась и чтоб я привел тебя прямо на конюшенный двор. Он там ждет. Ах да, еще он сказал, чтоб ты выбросила прежнее платье. Назвал его «омерзительной тряпкой». Сказал, что, будь он на моем месте, он бы его сжег.

Кэтрин с досадой расправила широченную юбку.

– Да я в нем шагу ступить не смогу! Его хватит на троих таких, как я! Он просто хочет посмеяться надо мной, вот что! «Омерзительная тряпка», да? Вот сукин сын! А ну-ка дай мне то платье, Фредди. Я не собираюсь его выбрасывать. Сохраню на черный день. Ну пошли, а то Его Королевское Высочество небось уж нас заждались. А где ж моя шаль? Придется подпоясаться. Не наступать же на подол на каждом шагу!

С этими словами арестантка покинула место своего заточения, а ее тюремщик поспешил за нею следом.

Небо заволокли свинцово-серые тучи, шел мелкий затяжной дождь. Капрал Блейни проворчал, что майор Бэрк выбрал явно неудачный день для того, чтобы тронуться в путь.

– Хорошо еще, что верхом, а не то завязли бы ко всем чертям. По таким дорогам в карете не проедешь.

– Майор небось ждет не дождется, как бы меня поскорее с рук сбыть. Ему и буран не помеха, – угрюмо заметила Кэтрин.

Вскоре ее башмаки промокли насквозь, а подол платья покрылся коркой грязи. Когда добрались до конюшни, она была уже зла, как сто чертей, а первые слова майора Бэрка только подлили масла в огонь.

– Где ты, черт тебя побери, пропадала? Я собирался выехать еще полчаса назад.

Он был в мундире своего полка, хотя и без сабли. Несмотря на дурное расположение духа, Кэтрин пришлось признать, что выглядит он великолепно. Впрочем, она тут же рассудила, что военный мундир сам по себе украшает любого мужчину. О капрале Блейни она уже успела напрочь позабыть.

Блейни тем временем отсалютовал Бэрку и доложил, что задержка вышла из-за платья. Кэтрин нетерпеливо перебила его:

– Хочу вам напомнить, майор Бэрк, что я еще не в Ньюгейте[13] и нечего напяливать на меня тюремную робу! А может, Фредди что-то перепутал? Может, это попона для лошади?

Гримаса недовольства на лице Бэрка сменилась веселой улыбкой.

– Нет, это платье для тебя, Кэт. Конечно, оно скрывает все твои прелести, но я подумал, что это и к лучшему. Мы же не хотим, чтобы передвижение войск вплоть до Ланкастера замерло, пока парни глазеют на тебя? Платье ужасное, согласен, ты заслуживаешь лучшего, но зато оно хорошо тебя маскирует.

Он обвел ее оценивающим взглядом, задержавшись на груди, от чего щеки Кэтрин вспыхнули. Она была совершенно сбита с толку. Он назвал ее «Кэт», а не «Кэтти» и не «мисс Леннокс», его голос прозвучал ласково, без сарказма. Казалось, он не испытывает к ней презрения. Улыбка, смягчившая его суровые черты, заставила ее позабыть о своей обиде. Ее гнев разом улетучился.

– К тому же, – рассудительно добавил Бэрк, – меня бы разжаловали, если бы я доставил тебя к месту назначения с приступом лихорадки.

Он повернулся к капралу:

– Ну что ж, Блейни, это все. Вы свободны.

– Да, сэр.

Капрал Блейни еще раз отдал честь, но что-то удержало его на месте. Он посмотрел на землю, вскинул взгляд на Кэтрин и снова опустил глаза.

– Ну, Кэтти, – начал он нерешительно.

Кэтрин порывисто схватила его за руку и пожала ее.

– Прощай, Фредди! Спасибо тебе за доброту, я век тебя не забуду.

– И я тебя не забуду! Бог тебе в помощь, милая, авось у тебя все кончится хорошо.

Смутившись, он в третий раз отсалютовал Бэрку и поспешил прочь. Кэтрин проводила его грустным взглядом; насколько мог, он относился к ней по-доброму, иногда ему даже удавалось развеять мрак ее заточения веселой шуткой.

– Вы взяли себе за правило обольщать своих тюремщиков, мисс Леннокс?

Кэтрин вздрогнула как от удара и медленно повернулась к Бэрку. На его лице вновь появилось высокомерное выражение, в голосе прозвучали издевательские нотки.

Девушка гордо вздернула подбородок. Слова, разящие наповал, уже готовы были сорваться с ее губ, но она вовремя удержалась.

– Только когда это идет мне на пользу, майор Бэрк, – сладко пропела она в ответ, хотя в ее глазах все еще полыхал гнев. – В тюрьме так не хватает домашнего уюта, сами понимаете, вот и стараешься обзавестись друзьями, раз дело того стоит.

Очень трудно было не потупиться, увидев жгучее презрение в его глазах, но Кэтрин с колотящимся сердцем и горящими от унижения щеками все-таки сумела выдержать его взгляд и не отвести глаз.

– А вы что, не одобряете? – с вызовом спросила она через минуту.

– Не одобряю? – с кривой усмешкой переспросил Бэрк. – О, нет, я одобряю всей душой. Скажу больше, это именно то, чего я ожидал.

Он повернулся к ней спиной и направился к коновязи, где уже дожидались лошади: две верховые и одна навьюченная поклажей.

Кэтрин дважды перевела дух, чтобы подавить негодование. Было бы чистейшим безумием дать волю чувствам именно сейчас, в самом начале спектакля, и она твердо решила, что больше не позволит майору Бэрку вывести ее из себя. Она должна научиться думать и вести себя как распутная девка, то есть делать именно то, чего ожидает от нее майор Бэрк, и тогда наплевать ей на его дурацкие шуточки. Хоть это и нелегко, она заставит себя позабыть о том, что она – Кэтрин Макгрегор, и перевоплотится в Кэтти Леннокс.

Поджав губки бантиком в глупейшей, как ей хотелось надеяться, жеманной улыбочке, Кэтрин мелко засеменила по двору следом за Бэрком. При этом она нарочно подобрала забрызганный грязью подол платья так высоко, чтобы ее щиколотки были ему хорошо видны.

– Вот это конь! Ай да красавчик! А как его звать? – нарочито оживленно спросила Кэтрин, хотя отлично видела, что перед нею кобыла. – Можно мне его погладить?

Поднявшись на цыпочки, она робко погладила кобылу по носу и тотчас же отдернула руку, словно опасаясь, что лошадь ее укусит.

– Он такой высокий, как же мне на него забраться? А он быстро бегает?

Бэрк бросил на нее взгляд, полный стоического мученичества, чем чрезвычайно порадовал Кэтрин.

– А это дамское седло, майор? Надо же, я поеду как настоящая леди. На Клубничке я ездила верхом, помню, сидела вроде как на бревне. Ух, и натерла же я себе задницу! Говорю Юэну: «Слушай, говорю…»

– Уймись, женщина! Я человек мирного и кроткого нрава, но еще полслова – и ты вынудишь меня прибегнуть к столь не свойственному мне насилию.

– До чего же вы складно выражаетесь! Фредди мне говорил, что вы лорд или что-то вроде того. Как видно, он не соврал.

Не обращая внимания на ее болтовню, Бэрк раскрыл один из коробов на вьючной лошади и вытащил из него тяжелый, стянутый узлом сверток. В расправленном виде сверток оказался широчайшим плащом тонкого серого сукна с капюшоном, подбитым черным бархатом.

– Вот, – сказал Бэрк, окутав плащом ее плечи и скрепляя на груди обшитую тесьмой застежку, словно перед ним стоял манекен. – Та добрая душа, что снабдила тебя платьем, не нашла в своем гардеробе женского плаща или салопа. Так что придется тебе первое время довольствоваться вот этим.

Кэтрин провела ладонями по полам плаща, словно удивляясь мягкости ткани.

– Отличная штука, – признала она сквозь зубы, – но, как я понимаю, она вроде бы ваша? Вы что же, с себя его сняли, чтобы мне отдать? Стало быть, для себя у вас ничего не осталось? Нет-нет, возьмите назад… Ой!

Не говоря ни слова, Бэрк бесцеремонно подхватил Кэтрин и усадил ее в седло, потом подогнал длину стремени и просунул в него ее ногу, самым фамильярным образом схватив ее за лодыжку.

– Вожжи держи вот так, – сурово приказал он, вложив поводья ей в руки и сжав вокруг них ее пальцы, как будто она была ребенком.

Кэтрин пришлось скрыть улыбку.

– Вот так?

– Нет, черт возьми, вот так!

– Вот так? Да, сэр, я поняла. Вы уж не обижайтесь, майор Бэрк, да только учитель из вас никудышный, Юэн куда лучше. Он на меня так не злился и не рычал!

Ворча себе под нос что-то неразборчивое, Бэрк отошел от нее и вскочил на своего серого жеребца с мощными задними ногами и изящной умной головой. Однако ее лошадь тоже совсем неплоха, решила Кэтрин. Добрая кобыла, с широкой грудью и крепкими ногами. Ей пришло в голову, что, если дело дойдет до скачки наперегонки, она заставит майора Бэрка попотеть.

Они выехали по разъезженной, раскисшей от дождей дороге на восток, по направлению к Дамфризу, до которого было миль десять-двенадцать. Оттуда им предстояло повернуть на юго-восток в обход залива Солуэй-Ферт. Если погода не ухудшится, подумал Бэрк, к ночи они доберутся до Гретна-Грин, а утром пересекут границу и, обойдя стороной Карлайль, направятся на юг, в графство Камберленд. Впрочем, все будет зависеть от погоды. Бэрк бросил хмурый взгляд на небо. Свинцовые тучи, нависшие прямо над головой, ничего хорошего не предвещали. Слава Богу, девчонка крепко сидела в седле, а не подскакивала на каждом шагу, как поплавок. Он глазам своим не верил, глядя, как ловко она управляется с поводьями, как легко и грациозно держится. Видимо, некоторые люди – прирожденные наездники, и хорошо, что она – одна из них.

Какое-то время они молча ехали по отлогим склонам Южной Шотландии. По пути им встретились лишь несколько небольших селений. Местные жители занимались в основном овцеводством, хотя в долинах было сколько угодно прекрасных пахотных земель. Оглядывая плавные очертания невысоких холмов и узкие лесистые долины, Кэтрин решила, что этим местам, хотя они, конечно, очень милы, все-таки чего-то не хватает. Пейзажи ее родного нагорья, суровые, неприветливые и скудные, казались ей неизмеримо более волнующими и прекрасными.

Впервые за последние три месяца она вдруг с неумолимой ясностью осознала, что скорее всего никогда больше не увидит столь дорогой ее сердцу фамильный замок Дарраф и уж тем более не сможет в нем жить. После казни отца все его земли и другие владения были конфискованы, а им с матерью пришлось срочно перебраться из Инвернесса в Эдинбург. Они не страдали от бедности, потому что все неотчужденное состояние ее деда целиком перешло к ней по наследству, как только ей исполнилось двадцать лет. Но в Эдинбурге Кэтрин пала духом, жизнь в городе казалась ей пустой и лишенной смысла.

Ослепленная горем, погруженная в печальные размышления, она ехала, не замечая ничего вокруг. Боль пронизывала ее кинжалом при мысли о том, что не только Дарраф потерян для нее навсегда. Ей никогда больше не суждено было увидеть своего доброго отца, Рори, Майкла… И даже матери у нее, в сущности, больше не было: не в силах вынести обрушившейся на нее утраты, Роза Макгрегор лишилась рассудка.

Но одна мысль, с которой Кэтрин не расставалась ни на минуту за последние три месяца, терзала ее больнее всего: ужасная мысль о том, что она сама, пусть и косвенно, виновата в смерти отца. На протяжении последних четырех лет она вслед за матерью ежедневно и ежечасно попрекала, бранила и стыдила его, призывая принять прямое участие в борьбе якобитов за возвращение короны Стюартов. Будучи главой клана инвернессширских Макгрегоров, настаивала она, он просто обязан собрать их под знамена Карла Стюарта. Если бы не эти бесконечные попреки и увещевания, добродушный ученый чудак никогда не покинул бы своей любимой библиотеки и не взялся бы за чуждое ему дело, приведшее его к гибели. Теперь-то она понимала, что так поступать не следовало, но тогда ей казалось, что нет иного способа отомстить англичанам и помочь повстанцам. Кэтрин была женщиной и не могла сама отправиться воевать. Поэтому она толкнула на борьбу своего престарелого отца и тем самым послала его на верную смерть. И все ради громких слов о патриотизме и мерности долгу. С бременем этой вины ей предстояло жить до конца своих дней.

Обычно Кэтрин не позволяла себе предаваться горестным мыслям, запрятанным глубоко в душе, и впадать в отчаяние; она и сама не понимала, почему горькие воспоминания нахлынули на нее в столь неподходящий момент. Бэрк оглянулся на нее, и она отвернулась, чтобы укрыться от его взгляда. Но майор остановил коня, дожидаясь, пока она не поравняется с ним.

– Ты не заболела? – спросил он, нахмурившись.

Кэтрин с трудом проглотила ком в горле; ее сердце было переполнено печалью.

– Нет, я не заболела.

Она улыбнулась дрожащими губами, ее глаза, полные непролитых слез, сияли чистейшей синевой. Бэрк посмотрел на нее, но ничего не сказал.

– Вроде бы начинаю смекать, что это за штука – ездить верхом, – сумела она беспечно добавить через минуту, наклонившись вперед и похлопав кобылу по загривку.

– Да я уж вижу, – согласился он.

Еще четверть мили они проехали в молчании. Убедившись, что девушка пришла в себя, Бэрк заговорил снова:

– Опять у тебя изменилось произношение.

Кэтрин бросила на него недоуменный взгляд.

– Когда сказала «Нет, я не заболела».

Щеки у нее запылали.

– К тому же ты слишком часто краснеешь, – настаивал он. – Признайся, этот твой грубый говор – всего лишь притворство. Хватит ломать комедию, это так утомительно… для тебя же самой. Нам предстоит долгий путь; ты только подумай, насколько тебе станет легче, если ты оставишь эти игры и перейдешь на обычный язык.

И он уставился на нее, выжидательно выгнув бровь.

– Да у вас в голове, видать, все паутиной заросло! – возмутилась Кэтрин, отводя, впрочем, глаза в сторону. – Я никак в толк не возьму, что вы такое несете!

– Ах, Кэт! – Бэрк печально покачал головой, словно школьный учитель, разочарованный неправильным ответом ученицы.

Затем он пустил коня рысью и занял место впереди нее.

До самого Дамфриза Кэтрин ломала голову над стоящим перед нею выбором. С одной стороны, похоже, он ее разоблачил, и нет смысла дальше притворяться. К тому же он прав, это очень утомительно. Напрасно она с самого начала взяла на себя роль неграмотной девушки из простонародья: слишком трудно было выдерживать ее последовательно, особенно когда задевались ее гордость и достоинство. С другой стороны, вдруг он просто преувеличивает, а на самом деле вовсе не так уверен, как хочет показать? Вдруг он пытается таким образом заставить ее сбросить маску и выдать себя с головой? И еще одно смутное соображение удерживало ее: простонародный говор служил препятствием, сословным барьером, помогавшим держать его на расстоянии в прямом и в переносном смысле. У нее создалось впечатление, что не будь этого барьера – их взаимоотношения сложились бы совсем иначе.

К тому времени, как они достигли Дамфриза, Кэтрин приняла решение.

Она ожидала, что Бэрк устроит привал для завтрака, и ужасно удивилась, когда он остановил лошадей возле местной модной лавки. Над дверью красовалась внушительная вывеска: «Магазин одежды миссис Читэм: готовое платье, мужское и женское, по последней моде; костюмы и жилеты из фланели, тика и сукна, а также Обувь и Белье». Бэрк соскочил с коня и привязал всех трех лошадей, потом подошел к ней, чтобы помочь ей спуститься на землю. Он протянул к ней обе руки, но Кэтрин заговорила прежде, чем он успел ее подхватить.

– Майор Бэрк, я обдумала ваши слова, – сказала она своим обычным голосом с едва заметным шотландским акцентом. – Это правда, я немного переусердствовала, но у меня были на то веские причины, и я хотела бы их объяснить.

Когда она начала говорить, Бэрк фамильярно опустил ладонь ей на бедро, но, заслышав ее слова, спохватился и отдернул руку. Кэтрин пришла в смятение: она-то рассчитывала, что Бэрк по-прежнему будет считать ее шлюхой, а он принял ее за леди!

Она лихорадочно бросилась исправлять положение.

– Все, что я вам сказала о себе, – чистая правда! Ну, может, только чуть-чуть приврала и то по мелочи. Я могу все объяснить.

Холодные, как лед, голубые глаза с глубоким недоверием смотрели на нее из-под полуопущенных ресниц. Дождевая вода непрерывными ручейками стекала с его треуголки. Ощутив исходящую от него угрозу, Кэтрин с испугом подумала, что совершила непоправимую ошибку.

Бэрк вновь протянул руки и обхватил ее талию.

– Я охотно выслушаю твою историю, Кэт, – ответил он тихо.

Его угрюмо сжатые губы не предвещали ничего хорошего. Он осторожно и медленно поставил ее на землю, но руки разжал не сразу. Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом, и капюшон упал с ее волос. Дождевые капли повисли на длинных ресницах, пришлось их смахнуть.

– Я просто жажду ее услышать, – продолжал Бэрк. – Давай поговорим за обедом, и ты мне все расскажешь.

Он взял ее за локоть – не больно, но так, что вырваться было невозможно, – и повел в лавку.

Кэтрин слепо двинулась вперед. Ее охватил панический ужас. Что за затмение на нее нашло? Как она могла по доброй воле, не под пыткой выдать себя с головой? Он ее одурачил, вот в чем дело, заморочил ей голову своими разговорами о том, насколько ей станет легче. Она так погрузилась в себя, обдумывая детали новой истории, которую собиралась ему поведать, что, очутившись в магазине миссис Читэм, даже не огляделась по сторонам и поняла, где находится, лишь когда сама хозяйка обратилась к ним с речью.

– Добрый день, сударыня, добрый день, офицер, – бодро приветствовала она посетителей. – Хотя какой уж там «добрый»! В такую погоду только уткам раздолье!

Подойдя поближе и увидев, в каком беспорядке гардероб Кэтрин, лавочница на мгновение ошеломленно умолкла.

– Ну и ну, – начала она снова, – я бы сказала, что вы… что вам… – ей опять не хватило слов.

– Нам нужно платье, – пришел ей на помощь майор Бэрк.

Он держался в привычной для себя величественной манере и говорил, глядя на хозяйку лавки сверху вниз.

– Платье! Да-да, конечно. Именно платье.

– Что-нибудь простое, но прочное. Теплое, непритязательное…

– Розовое! – кокетливо пропищала Кэтрин.

– Безусловно, не розовое, – холодно поправил Бэрк. – Коричневое или серое, я думаю, подойдет. А также теплый женский плащ для верховой езды, если у вас такой имеется. Вы торгуете обувью?

– Да. То есть нет, вернее, я… у меня есть сапоги. Я торгую сапогами. – Миссис Читэм все никак не могла прийти в себя.

– Тем лучше. Вот это, пожалуй, подойдет.

С этими словами он указал на скромное на вид темно-серое шерстяное платье, отделанное бордовой тесьмой.

Кэтрин досадливо поморщилась.

– Для похорон будет в самый раз, – бросила она с презрением.

Ее лицо загорелось восторгом при виде канареечно-желтого атласного платья вечернего фасона.

– Ой, смотрите! Желтый – это мой цвет, и вы только поглядите на все эти миленькие бантики! Можно мне его купить?

– Разумеется, нет. Мы купим серое.

– Я его не надену! – капризно воскликнула Кэтрин. – Вы меня не заставите надеть эту гадость. Кроме того, оно мне велико, я в нем утону.

И она топнула ногой, явно намереваясь закатить сцену.

– Ты будешь носить то, что я скажу, и учти, я не намерен вступать в пререкания!

– Вы не намерены?.. Да как вы… – Она задохнулась от возмущения.

Ей много чего хотелось ему сказать, но все слова, приходившие на ум, либо выдавали ее образованность (к примеру: «Самодовольный педант!» или «Беспардонный грубиян!»), либо были слишком грубы, и Кэтрин решила пощадить уши бедной миссис Читэм. В беспокойстве и растерянности лавочница переводила взгляд с дамы на господина и обратно, опасаясь, что в ее магазинчике вот-вот вспыхнет шумная ссора.

– Мне кажется, серое вам впору, – робко заметила миссис Читэм, – хотя трудно сказать наверняка, когда вы так укутаны, сударыня. Но, возможно, у меня найдется еще кое-что подходящее. Вот, взгляните на это.

Порывшись в шкафу, она вытащила бархатное платье цвета лесной зелени с более светлой нижней юбкой и изящным лифом из черно-зеленой парчи, отделанное по рукавам кремовым кружевом. Платье было изумительно в своей элегантной простоте. Кэтрин затаила дыхание, не зная, что делать: восхищаться или отпустить какую-нибудь колкость.

– Ого! Я вижу, ты уже не лягаешься, как мул, Кэт. Значит ли это, оно пришлось тебе по душе? – лениво осведомился Бэрк, пощупав ткань. Это подойдет, – не дожидаясь ответа, обратился он к хозяйке. – Ваши сапоги из хорошей кожи, сударыня?

Кэтрин решила стоять на своем до конца.

– Желтое гораздо красивее, – сказала она упрямо, – но и это сойдет. Ладно, я его надену.

– А тебя никто не спрашивает, – оборвал ее Бэрк и вновь повернулся к миссис Читэм: – Мы возьмем зеленое. Можно взглянуть на ваши сапоги?

Дело кончилось тем, что Бэрк купил два платья, зеленое бархатное и льняное, причем тоже довольно нарядное, а также плащ для верховой езды, мягкие сафьяновые сапожки, две сорочки с панталонами и две пары шелковых чулок. Все вещи, подобранные со вкусом, были лучшего качества, какое только могла предложить миссис Читэм. Кэтрин очень скоро поняла, что ее собственное мнение (вернее, мнение Кэтти Леннокс) не имеет никакого значения: хвалила она вещь или ругала, Бэрк, не слушая ее, покупал то, что считал нужным. К счастью, это было именно то, что она выбрала бы сама. Но, чтобы ее роль выглядела правдоподобной, она дала себе зарок непременно восторгаться самыми пестрыми и яркими тряпками. Увы, ничего по-настоящему вульгарного в магазинчике миссис Читэм не было. Кэтрин подивилась щедрости Бэрка, но он холодно пояснил, что им предстоит провести вместе некоторое время, возможно, не меньше недели, и видеть ее каждый день в одном и том же наряде было бы оскорбительно для его глаз.

– А можно мне прямо сейчас надеть зеленое? – спросила она, когда Бэрк попросил хозяйку упаковать все, кроме плаща и сапожек.

– Нет.

– Почему нет?

– Потому что я так сказал.

– Но почему? Может, хоть объясните? Или это и называется «вступать в пререкания»?

Ее саркастический тон заставил его поморщиться.

– Я не разрешаю тебе переодеться в новое платье по двум причинам, – терпеливо ответил Бэрк, испустив тяжелый вздох. – Во-первых, у нас сейчас нет времени. Во-вторых, было бы безумием надевать чистое платье, не приняв предварительно ванны. Все равно, что набрасывать чистую попону на лошадь, только что выбравшуюся из болота. Ты же унесла на себе чуть ли не половину всей грязи графства Дамфриз!

Он ухмыльнулся, довольный собственными словами и обиженным выражением на ее лице.

– Да, кстати, разве в тюрьме тебе не давали воды для мытья?

– Воды для мытья?

Кэтрин язвительно засмеялась, услыхав столь наивный вопрос. Очевидно, майору за всю свою жизнь ни разу не доводилось бывать в военной тюрьме.

– О, да, конечно! В большой медной ванне, с душистым мылом и благовониями, с таким огромным пушистым полотенцем, что в него можно было завернуться раза три! Но я велела охраннику все унести прочь. Подобная роскошь не для таких, как я!

Бэрк слегка покраснел (по крайней мере ей так покачалось), но ничего не сказал, кроме «гм».

– Вы закончили, сударыня? – спросил он у миссис Читэм, увидев, как ее пальцы уронили бечевку и замерли над последней коробкой.

– Да-да, я закончила. А теперь посмотрим… с вас двадцать шесть фунтов и четыре шиллинга за все.

– Надо сказать, – заметила Кэтрин, пока Бэрк расплачивался, – королевская армия оказалась гораздо щедрее, чем я думала.

Бэрк изумленно поднял брови.

– Королевская армия? – переспросил он. – Ладно, оставим это. Давай-ка сюда мой плащ и накинь вот этот. И сапоги надень.

Кэтрин остолбенела. Только теперь до нее дошла вся правда.

– Вы хотите сказать… Вы говорите, что это вы…

– Ради всего святого, Кэт, закрой рот и помолчи.

Она не поверила своим глазам, когда он опустился на одно колено, приподнял ее ногу от пола и снял башмак. Ей пришлось ухватиться за его плечо, чтобы не потерять равновесия. Бэрк ловко надел ей на ногу новый сапожок и проделал то же самое с другой ногой, затем выпрямился и хлопнул в ладоши.

– Мой плащ, – скомандовал он, протянув руку.

Все еще как в тумане, Кэтрин расстегнула застежки, сняла плащ и протянула ему. Бэрк широким жестом набросил его себе на плечи. Ему этот плащ шел куда больше, чем ей, что правда, то правда.

– Честное слово, я думала, это казенные деньги. Может, они вам потом возместят? А если нет…

Она запнулась, сообразив, что опять чуть было не выбилась из роли. Кэтти Леннокс не стала бы спрашивать, на чьи деньги куплена ее новая одежда. Ей было бы наплевать.

– А если нет, тогда что? – осведомился Бэрк, помогая ей надеть сшитый по последней моде дамский плащ для верховой езды из темно-синей шерсти с воротником и манжетами, отороченными мехом. – Ты не приняла бы эти вещи? Извини, дорогая, но мне трудно в это поверить.

Его улыбка показалась ей на редкость мрачной. Вот и отлично, подумала Кэтрин, в то же время чувствуя себя оскорбленной до глубины души.

– А если нет, – выпалила она сгоряча, – я бы спросила, на каких условиях вы покупаете мне все эти вещи?!

– Неужели спросила бы? – издевательски усмехнулся он. – Что ж, возможно, мы это обсудим позже. А теперь идем.

– О, нет, этого мы никогда обсуждать не будем, уверяю вас!

Кэтрин знала, что совершает ошибку, но удержаться не могла: она была вне себя.

Миссис Читэм уже топталась у дверей, беспокойно потирая руки.

– Всего вам доброго! – прощебетала она, не чая от них избавиться.

– Нет? – Бэрк взглянул на Кэтрин с любопытством. – Ты не шутишь? Надо будет как-нибудь непременно спросить тебя, в чем тут дело. Напомни мне, чтоб я не забыл. Я-то думал, ты не так щепетильна.

Захватив все коробки в одну руку, майор направился к дверям.

– Вы были необычайно любезны, сударыня, – обратился он к миссис Читэм.

Свободной рукой Бэрк протянул ей что-то, чего Кэтрин не смогла разглядеть. Впрочем, она все поняла, увидев, как внезапно просияло лицо лавочницы.

– Идем, Кэт.

Оказавшись на улице, Кэтрин получила возможность немного успокоиться, пока Бэрк грузил ее обновки на спину вьючной лошади. Опять она попала впросак, позабыв, кто она такая, и дав волю совершенно неподобающему негодованию. И если с этой минуты она не станет более осторожной, то очень скоро просунет голову в петлю, утешаясь лишь тем, что по дороге на виселицу вела себя как настоящая леди.

Как оказалось, город был хорошо знаком Бэрку. Не оглядываясь по сторонам и не плутая, он уверенно повел Кэтрин вперед по улице. Они миновали еще несколько лавок и наконец остановились у пивной, носившей гордое название «У святого Георгия». Воздух внутри был сизым от чадящего камина, к тому же многие посетители курили трубку. У стойки бара торчали забулдыги, обычные завсегдатаи подобных заведений. Они внимательно, хотя и не с таким изумлением, как миссис Читэм, оглядели Бэрка и Кэтрин с головы до ног, а по окончании осмотра вернулись к своим трубкам, кружкам и прерванным разговорам. Бэрк предложил Кэтрин сесть за стол у огромного камина. Он снял свой промокший плащ и повесил его сушиться на крючок у огня. От плаща тотчас же пошел пар.

Появился слуга и объявил, что может предложить телячьи котлеты, запеченных голубей, спаржу, ягненка, салат, яблочный пирог и фруктовые ватрушки.

– Ты проголодалась? – безучастно осведомился Бэрк.

– Я бы чего-нибудь съела, – небрежно бросила она в ответ, притворяясь равнодушной.

За последние пять дней Кэтрин заметно похудела, и сейчас ее пустующий с раннего утра, наполовину усохший желудок возмущенно заворчал. Но она решила, что скорее отправится живьем в преисподнюю, чем признается Его надменному Высокоблагородию, Великому и Всемогущему майору Бэрку, что умирает с голоду.

Усмехнувшись, Бэрк велел слуге принести всего понемногу и кувшин лучшего эля. Перехватив вопросительный взгляд Кэтрин, он пожал плечами:

– За кормежку и постой армия действительно платит, так что можешь не беспокоиться насчет – как ты вы разилась? – ах да, насчет условий.

У нее не нашлось достойного ответа.

Слуга принес эль и разлил его по кружкам. Сообразив, что не следует пить слишком мелкими глоточками, Кэтрин отхлебнула сразу чуть ли не полкружки и зашлась в яростном приступе кашля. Придя в себя, она встретила цепкий изучающий взгляд Бэрка.

– Ну как? Такая же бурда, как ромовый пунш у Мактавиша? – невозмутимо спросил он.

– Гораздо лучше, просто не в то горло попало, – ответила девушка, промокая салфеткой выступившие на глазах слезы. – Честное слово, майор, все, что я рассказала вам о себе, сущая правда. Вы же не станете меня обвинять только за то, что мне хотелось выглядеть попроще в ваших глазах, так ведь? Уж скажите честно: теперь, когда вы знаете, что я умею правильно говорить, разве вы не склонны еще сильнее подозревать, что я лазутчица?

Он промолчал.

– Да я уж по глазам вижу, – со вздохом продолжала Кэтрин. – Ничего другого я и не ждала. С самого начала знала, что вы с полковником Денхольмом так и подумаете, потому и прикинулась немного, чтоб вы решили, будто я… ну совсем из простых. А потом мне самой так понравилось – я вроде как увлеклась немного. Мне все хотелось посмотреть, как далеко я могу зайти.

Бэрк задумался.

– Ты не совсем утратила свой выговор, как я погляжy. Могу ли я заключить, что ты и в самом деле родом из Шотландии?

– О, да, сэр, до четвертого колена. По крайней мере, с материнской стороны. Как я уже говорила, моя матушка…

– Была не вполне уверена в том, кто твой отец. Да, ты упоминала об этом.

Слуга принес еду.

Кэтрин тотчас же позабыла о своей решимости не показывать майору Бэрку, насколько она голодна. Какое ей, к сущности, дело до того, что сам он почти ничего не ест и лишь смотрит на нее во все глаза? Она была слишком сильно поглощена едой, так как ей никак не удавалось утолить голод.

– Закончила? – спросил он, заметив, что она положила нож и вилку.

– Да нет, просто… хочу сделать передышку.

– Вот как.

– Вы собираетесь есть вот тот кусочек мяса?

– Вот этот? Нет, а что? Хочешь его съесть?

– Ну… просто чтобы не пропадал зря.

– Да, конечно.

– Вы же знаете, в некоторых местах отходы просто выбрасывают.

– Но только не здесь.

– Наверняка никогда сказать нельзя.

– Совершенно верно. Не возражаешь, если я закурю?

– Да ради Бога. Мой о… Один из моих приятелей все время курил. Мне даже нравилось.

– А много у тебя приятелей, Кэт?

Вытащив из кармана глиняную трубку, Бэрк принялся набивать ее табаком.

– Так много? – повторил он, заметив, что она не отвечает.

– Да уж, знаете ли, немало, – с кокетливым смущением призналась Кэтрин, доверительно понизив голос. – Может, оно и нехорошо, но я вам признаюсь, как на духу: мне мужчины нравятся. Ну и потом, сами понимаете, девушке без образования, без ремесла… куда податься? Надо же и ей как-то жить!

– Конечно, надо. Но обычно такие девушки выходят замуж.

– Ну что ж, – задумчиво протянула она, – охотники-то были.

– Я бы не поверил, если б ты сказала, что их не было.

– И не то, чтобы я была против замужества. Просто мне пока не встретился подходящий жених.

– Богатый, разумеется?

– Вот видите, я знала, что вы поймете.

– А как насчет Юэна Рэмзи?

Бэрк пустил к потолку струйку дыма, сам не понимая, что его так раздражает.

– Да никак. Юэн всем хорош, только толку из него никогда не выйдет.

– А ты, стало быть, нацелилась на дичь покрупнее?

– Должна же девушка о себе позаботиться, если больше некому!

– Твоя мать жива?

– Да, она в Эдинбурге.

Кэтрин наконец отодвинула от себя тарелку и промокнула губы салфеткой.

– В молодости моя матушка была настоящей красавицей. Ну, по мне-то она и сейчас хороша, да только живет в нищете и болеет. А когда молоденькая была, поступила она в услужение в дом одного джентльмена в Эдинбурге. Там ее в скором времени обрюхатили да и уволили. Ну, как я уже говорила, была она красивая и без царя в голове, даже не знала точно, кто ей ребенка сделал. Вот и родила меня. А уж как мы перебивались первые годы, сама не знаю, хотя, наверное, догадаться можно.

Она отпила добрый глоток эля. Сплести эту небылицу оказалось вовсе не так трудно, как ей представлялось вначале. Сама Кэтрин отнеслась к своему рассказу как к занимательной истории с вымышленными персонажами, одной из тех, что она рассказывала Рори, когда они были детьми. Рори всегда утверждал, что она лучше всех на свете умеет рассказывать сказки.

– В общем, когда мне было девять, матушка нашла место горничной в доме одного знатного господина. Он к тому времени овдовел, жена его от оспы померла, и вскоре он пожелал сделать матушку своей любовницей. Ко мне тоже очень привязался, уж не знаю, почему: смотреть-то было не на что, это уж точно.

– Ты меня поражаешь.

– Он говорил, что я для него вроде как дочь, которой у него никогда не было. Все время со мной разговаривал, как будто я взрослая. Ну и дал мне кое-какое образование, так, совсем чуть-чуть. Говорить научил правильно, брал иногда с собой в театр, а однажды даже в оперу. Я потом очень жалела, что он не научил меня читать; тогда бы я смогла стать гувернанткой и жила бы как порядочная. Да что толку плакать над пролитым молоком, я всегда так говорю. Человек он был добрый и тосковал сильно, когда жена его померла. Я, ей-Богу, верю, что он мог бы все бросить, жениться на матушке, а меня удочерить, да только этому не суждено было сбыться. Он разбился насмерть в карете, когда мне было тринадцать, и нас с матушкой выбросили на улицу. Пришлось нам опять самим о себе заботиться.

Сделав вид, что плачет, Кэтрин уткнулась носом в салфетку.

Бэрк слегка отвернулся, чтобы скрыть улыбку: его это проявление горя ничуть не тронуло. Ее история звучала правдоподобно, но что-то ему подсказывало, что она все выдумывает от начала до конца. Впрочем, ему было все равно. Целиком поглощенный напевным звуком ее голоса, он любовался сменой чувств на ее прелестном и выразительном лице и мог бы в эту минуту с готовностью слушать, как она читает вслух податный список.

– После этого мы отправились попытать счастья на север и поселились в Инвернессе, – всхлипывая, продолжала между тем Кэтрин. – Как стукнуло мне шестнадцать, пошла я в услужение и нанялась в дом к одному джентльмену, если его можно так назвать. Работала я поломойкой, и никогда в жизни мне не приходилось так туго, как за тот год, что я там провела. Через год меня выгнали. Хозяйка сказала, будто я уж больно нос задираю, возомнила, мол, себя невесть кем, но на самом-то деле она боялась за своего сыночка. Да только поздно спохватилась: к тому времени он уже успел меня обесчестить. Позабавился со мною да и бросил! Вот тогда-то я и узнала впервые, что это такое – мужское непостоянство. И первый мой урок был такой: не будь дурой и не отдавайся мужчине, если он не может дать взамен ничего более существенного, чем поцелуи.

– Умница, – согласился Бэрк, следя за нею из-под лениво полуопущенных век.

– Ну с тех пор какое-то время дела у меня шли под гору. Матушка говорила, что я спуталась с плохой компанией, но я была молода и только еще набиралась ума-разума. Одно я быстро усвоила: лучше уж жить с мужчиной и пользоваться его кошельком в обмен на ласки, чем до конца своих дней гнуть спину за гроши в доме какого-нибудь вельможи. Посмотрела я на жизнь моей матушки и решила, что скорее умру, но со мной такого не будет!

Кэтрин так воодушевилась собственным рассказом, что даже стукнула кулаком по столу.

На Бэрка ее слова не произвели должного впечатления. Он сделал знак слуге принести счет.

– А Юэн? Он вытащил тебя из этой ямы?

– Нет, но с ним хоть было не скучно. Даже наоборот, мы с ним славно повеселились, – вздохнула она с нежностью. – Только настало время двигаться дальше: я уже начала ему надоедать.

Бэрк поднялся из-за стола.

– Ну, Кэт, из всего, что ты тут сегодня наплела, это – самая большая ложь!

– Я не лгу! – Кэтрин тоже встала, потрясенная и обиженная. – Как вы можете так думать? Я вам рассказала чистую правду!

– Готов признать, что это славная история, в чем-то, возможно, даже правдивая. Но ты никогда не заставишь меня поверить, что начала кому-то надоедать. Уж больно ты занятная.

Дождь перешел в туманную изморось, зато ветер усилился. Кэтрин поплотнее закуталась в свой новый плащ. Пока она садилась на лошадь и ждала Бэрка, занятого отвязыванием двух других лошадей, за спиной у нее послышалась какая-то возня. Обернувшись, девушка увидала, как человек метлой гонит прочь из лавки сцепившихся в драке кота и пса, но не успела она даже вскрикнуть, как кот, шипя и отплевываясь, проскользнул между ног ее лошади, а пес с лаем кинулся за ним. С испуганным ржанием кобыла взвилась на дыбы. Опустившись наземь, она шарахнулась в сторону, прыжком бросилась вперед и вновь поднялась на дыбы, перебирая копытами в воздухе. Кэтрин низко нагнулась к шее лошади, натянула потуже поводья и держалась в седле. Кобыла с грохотом обрушила передние копыта на землю и вскинула задом. По-прежнему низко пригнувшись к гриве и крепко сжимая поводья в одной руке, Кэтрин принялась поглаживанием и уговорами успокаивать испуганную лошадь. Покачивая головой и возмущенно отфыркиваясь, кобыла пробежала круг легкой рысцой и остановилась.

– Умница, хорошая девочка, – ворковала Кэтрин, оглаживая крутую шею.

Человек с метлой, оказавшийся торговцем рыбой, подбежал к ней, взяв метлу на отлет и прижимая свободную руку к сердцу. Он рассыпался в извинениях, уверяя, что ему очень жаль, что он умоляет простить его, но проклятый кот стащил с прилавка макрель, а пес обучен гнать грабителей; сам же он ни в чем не виноват, это все кот, в следующий раз он с него шкуру спустит! Слава Богу, леди не пострадала! Такая красавица и такая великолепная наездница!

Кэтрин рассмеялась и уже готова была заверить несчастного, что все обошлось, когда ее взгляд невольно упал на Бэрка и слова замерли у нее на устах. Он подходил к ней неторопливым, словно крадущимся шагом; по лицу было видно, что его обуревают противоречивые чувства: невольное восхищение и ярость. Ярость одержала верх. Бэрк схватил уздечку слишком быстрым движением, кобыла чуть было опять не вскинулась на дыбы, но он удержал ее железной рукой. Несколько мгновений Кэтрин смотрела, не отрываясь, на его руки: ловкие, чуткие, с длинными пальцами и грозные на вид. Наконец она заставила себя перевести взгляд на его лицо и тотчас же заметила в ледяной голубизне его глаз опасный огонек. Его рот был плотно сжат, белый шрамик над верхней губой еще сильнее побелел от гнева. Дрожь испуга пробежала у нее по спине. Кэтрин решила, что надо начисто все отрицать.

– Иисус, Мария и Иосиф, вы это видели? Я уж думала, мне конец! Вцепилась в гриву, что было сил, да Господь, как видно, сжалился надо мною. Ух, как сердце бьется! Никак не отдышусь! – Она с беспокойством схватилась рукой за грудь. – И часто такое бывает? Удивляюсь, как это по всей округе трупы не валяются! Уж больно опасное это дело – верховая езда!

Тут она запнулась, не в силах продолжать представление под этим ледяным взглядом, в котором теперь явственно читалось презрение.

– Ты закончила?

Кэтрин перевела дух и кивнула.

– Прекрасно.

Он отвел ее кобылу туда, где все еще стоял на привязи его собственный конь. Вскочив в седло, Бэрк подхватил длинный повод вьючной лошади. Кэтрин заняла свое место позади них, и маленькая процессия медленно двинулась по дороге прочь из города. Один раз девушка оглянулась на торговца рыбой, смотревшего им вслед, и грустно помахала ему рукой. Ей очень хотелось остаться у «Святого Георгия», укрывшись в теплом углу от ноябрьской непогоды и попивая горячий шоколад, вместо того, чтобы отправляться в Англию следом за враждебно настроенным и непредсказуемым майором, чье общество с каждой минутой становилось для нее все более невыносимым. А ведь он держал в руках ее судьбу!

Они долго ехали по пересеченной местности, заросшей вереском и утесником, потом дорога свернула к речке и запетляла, повторяя ее прихотливые изгибы, вдоль поросшего лесом берега. На холмах паслись равнодушные к холоду овцы, один раз они увидели семейство грациозных косуль, щипавших травку на дальнем берегу. Рыжие белки рыскали в голых ветвях деревьев, готовя запасы на зиму.

Дорога расширилась и повернула к востоку; река осталась позади. Бэрк остановил коня, дожидаясь, пока Кэтрин не поравнялась с ним. Спокойствие, царившее в природе, немного смягчило ее опасения, и она сумела взглянуть в лицо майору, сохранив самообладание.

– Я хочу знать, в чем еще ты мне солгала! – объявил он внезапно, и девушка вновь пришла в смятение. – Ты сама себе роешь могилу, Кэт… если тебя в самом деле так зовут. Чем больше ты будешь врать, тем больше у тебя шансов быть повешенной за измену. Тебе понятно?

Несмотря на суровый тон, в его голосе послышалось нечто, скорее напоминавшее мольбу, чему Кэтрин поразилась до глубины души. Впрочем, она тут же решила, что это, несомненно, всего лишь новый ловкий трюк.

– Тебе понятно, Кэт? – настойчиво повторил Бэрк. – Ты не та, за кого себя выдаешь, и я обязан доложить об этом военным властям в Ланкастере. Чем больше ты будешь врать, тем хуже для тебя. Расскажи мне правду о себе. Сию же минуту!

Как же, держи карман шире, мрачно подумала про себя Кэтрин. Да за кого он ее принимает, за дурочку деревенскую? И она вообразила свое признание Бэрку: «Да, майор, – говорила она мысленно, – я вижу, вас обмануть невозможно. Я богатая титулованная дама из Инвернесса, и у меня зуб на Англию, потому что англичане обесчестили меня и уничтожили мою семью. Я поддерживаю Карла Стюарта против короля, вот и попыталась помочь ему, похитив вражеские военные секреты. Ну вот, я во всем созналась. Что вы теперь скажете военным властям в Ланкастере?» Глупости! Она отнюдь не дура, а вот он сам… Если кто и дурак, то скорее всего именно он, ведь по какой-то непостижимой причине он все еще верит, что она не лазутчица, несмотря на все несообразности в ее рассказе. Он ее подозревает, только сам не знает, в чем именно. Вот и пускай немного помучится, заносчивый английский ублюдок!

Нет. Здравый рассудок подсказывал ей, что, только притворяясь шлюхой, она может рассчитывать на успех. Надо его убедить – это единственный путь к спасению. Кэтрин не могла отказаться от истории о том, как Юэн проиграл ее в пикет подполковнику Молю, а как еще объяснить всю эту грязную подоплеку, если не стоять на том, что она проститутка? И почему он, черт его дери, в этом сомневается? Ей казалось, что она блестяще сыграла роль женщины легкого поведения. А может, она слишком наивна? Может, он видит ее насквозь и понимает, что все ее представления о распутстве почерпнуты из книг и школьных сплетен? Эта мысль заставила ее поежиться.

– Я больше ни в чем не соврала, – проговорила Кэтрин, опустив глаза, – хотя и не виню вас за то, что вы мне не верите. Я скрыла от вас, что умею ездить верхом, все по той же причине: знала, что это, как и правильный выговор, обернется против меня. Вы верно заметили: похоже, я с каждой минутой увязаю все глубже, но… честное слово, майор Бэрк, сейчас я говорю правду. Никаких секретов у меня больше нет, и никаких сюрпризов не будет. Поверьте мне, прошу вас!

Она подняла на него взор, полный неподдельного волнения, и тотчас же поняла, что он все еще сомневается. Тут на нее снизошло вдохновение.

– А знаете, – захихикала Кэтрин, – насчет Клубнички все чистая правда, все так и было. Юэн мне ее подарил. В карты выиграл, ясное дело. Он хотел назвать ослика Парой Тузов, да я ему не позволила. Ну, надо знать Юэна, он человек по-своему гордый, так что, когда я на стояла на своем, он даже обиделся. Сказал, что я уж больно много о себе понимаю. Мне кажется, его задевало, что я умею правильно говорить. Получалось, вроде как он мне неровня. Поэтому пока мы были вместе, я старалась говорить попроще, как и с вами… хотя с вами я, пожалуй, перестаралась! – Она весело рассмеялась, впрочем, стараясь не встречаться с ним взглядом. – Ну, словом, когда он привел мне ослика, я сделала вид, будто не умею ездить верхом. Уж я-то знала, как он разозлится, если узнает, что я умею. Я вам уже рассказывала о том лорде, что был любовником моей матери. Так вот: это он меня научил. Ну, а когда вы меня спросили, ясное дело, я сказала, что не умею! Мне казалось, что это… ну… вроде как с Юэном. Что так вы мне скорее поверите. Теперь-то я жалею, что соврала… Я уж вижу, что вы думаете: раз соврала насчет верховой езды, можно ли вообще верить моему слову? А что, разве не так?

Бэрк хмыкнул. На его лице появилось непонятное выражение, и Кэтрин сочла, что это уже громадный шаг вперед.

– Но все остальное – чистая правда, – она поторопилась закрепить свой успех. – Подполковник Моль действительно выиграл меня в карты, да он и сам этого не отрицает. Я, может, и пошла бы с ним жить, да уж больно рука у него тяжелая и нрав скверный. А у меня свои правила есть: не люблю, когда мужчина избивает женщину безо всякой причины. Вот я и украла у него деньги (ну, я считала, что это деньги), да и побежала в комнату к Юэну, думала, пережду, пока не вернемся в Эдинбург или в другой большой город. А уж тогда бы я бросила Юэна и начала бы все по новой. Все говорила себе, что это не воровство, потому что подполковник мне кое-что задолжал. Я же не виновата, что он уже заплатил за меня Юэну тридцать гиней! Я считала, что я и сама по себе кое-чего стою!

Покраснев от возбуждения и совсем позабыв, что рассказывает выдуманную историю, она почувствовала себя женщиной, вынужденной в одиночку бороться с несправедливостью в мире, где правят мужчины.

– Ладно, Кэт, – произнес Бэрк после минутной паузы.

Увидев, что он улыбается, Кэтрин обрадовалась, но тотчас же заметила, что в его глазах все еще сохраняется загадочное выражение, смысл которого от нее ускользал. Бэрк глядел на нее так, словно пытался оценить нечто большее, нежели просто правдивость ее слов.

– Все, что ты рассказываешь, вполне может оказаться правдой, но должен признать, что я по-прежнему полон сомнений. Мне бы не хотелось составить неверное мнение о тебе и передать его моему начальству в Ланкастере. Однако сдается мне, ты могла бы кое-что сделать, чтобы окончательно меня убедить.

5

Он говорил так деловито, так рассудительно, что смысл его слов дошел до нее лишь через несколько секунд. Кэтрин даже заглянула поглубже ему в глаза, чтобы убедиться, что не ошиблась, и возблагодарила Бога, уловив промелькнувшую в его взгляде искру веселья.

– Вы надо мной подшучиваете, – сказала она с укоризной, опуская взгляд, чтобы он не смог прочесть ее мысли.

Ладони у нее вспотели, сердце бешено колотилось. Она нервно рассмеялась и перевела дух, только теперь заметив, что не дышала все то время, пока он говорил. Казалось, ей чудом удалось избежать смертельной опасности.

– Ну, может быть, чуть-чуть, – признался Бэрк, весьма довольный собой. – Но ты подумай: не такая уж это плохая мысль, а? Ты умеешь рассказывать занятные истории, Кэт, но трудно сказать, насколько они правдивы. Ну, а я… Хоть я, конечно, и не промах, но все же не могу заглянуть в твою душу. Вот и подумал, что придется прибегнуть к неординарным мерам, чтобы убедиться, что ты не врешь.

Кэтрин оцепенела от ужаса. Бэрк не мог удержаться от смеха, глядя на ее лицо, на котором застыло ошеломленное выражение. Услыхав его смех, девушка вновь перевела дух. Облегчение окатило ее волной, словно прорвав плотину.

– Странный вы человек, майор Бэрк, – заговорила она, лихорадочно соображая, как бы уйти от этой нездоровой темы. – Как вы думаете, доберемся ли мы к ночи до Гретна-Грин? День такой ненастный, я даже не знаю, который теперь час. Сколько же нам понадобится, чтобы доехать до Ланкастера, что вы скажете? Думаю, это зависит…

– В конце концов, мужчиной больше или меньше, Кэт… – перебил он ее, следуя ходу своих мыслей. – Разве это так уж важно? Ты же переспала чуть ли не с целой армией, судя по твоим собственным словам. Зато у меня было бы… Как бы лучше выразиться?.. Кое-что существенное, о чем можно было бы доложить властям в Ланкастере.

Она ощутила вспышку гнева.

– У меня было много мужчин, но я их выбираю сама! И я не позволю, чтобы мне кого-то подсовывали! А теперь покончим с шутками, майор. Пришпорьте своего коня, если можете, а не то скоро стемнеет, и мы на всем скаку угодим в канаву!

Бэрк изумленно вскинул брови, и Кэтрин поняла, что ее возмущение и слишком естественная манера речи выдают ее истинное происхождение. Но ей уже было все равно, ярость бушевала в ней, заставив позабыть о благоразумии. Что за подлый вымогатель! Такой же распутный и грязный мерзавец, как все англичане. Все, все они одним миром мазаны! Она ненавидела их всех, чтоб им гореть в аду веки вечные! Но Кэтрин рассердилась и на себя тоже: такой неприятный поворот событий надо было предвидеть. Даже не глядя на него, она знала, что Бэрк ухмыляется своей гнусной улыбочкой. Ну и пусть! Она не станет на него смотреть. В конце концов он пришпорил коня, рысью послав его вперед, и она поняла, что ему надоело ее изводить. По крайней мере на какое-то время.

Они так и не достигли границы до наступления темноты и остановились на ночлег в захудалом трактирчике к западу от Гретна-Грин. «Лебедь» стоял прямо на обочине проезжей дороги, слева и справа от него на много миль простирались только окруженные холмами пустынные долины. Хозяином оказался шотландец по имени Макки, раздобревший и уже седой выпивоха, большой любитель женщин. Его заведение было шумным и грязным, а цены – чересчур высокими, поскольку хозяин куда больше думал о выпивке и девках, чем о поддержании порядка.

Бэрк насторожился, едва увидев грязный конюшенный двор, и велел Кэтрин подождать в помещении, пока он переговорит с конюхом. Она охотно исполнила приказ, так как совершенно окоченела от холода и многочасовой езды верхом, но, оказавшись в зале трактира, сразу подумала, что лучше было бы подождать снаружи.

Первый этаж представлял собою одну большую комнату. Слева стояли обеденные столы, справа располагался громадный камин, а перед ним были расставлены в беспорядке стулья и скамейки: именно здесь проходили настоящие попойки. С полдюжины пьянчуг словно по команде повернули головы при ее появлении. Разговор в одно мгновение стих. Немного оробев, Кэтрин решительно вздернула подбородок, собираясь пронзить их подобающим случаю взглядом, но вовремя опомнилась. Как повела бы себя в подобных обстоятельствах Кэтти Леннокс? Вот о чем надо было думать, а не задирать нос! Правильную линию поведения невольно подсказал ей сам Макки, выскочивший из-за длинной стойки бара в глубине помещения.

– Ну-ка, ну-ка, вы только поглядите, ребята, кого к нам ветром надуло! – начал он, торопливо вытирая руки о свой замызганный фартук. – Добро пожаловать в «Лебедь», мисс! Я рад, что непогода заставила вас заглянуть к нам. Путешествуете в одиночку? Да вы, похоже, промерзли до костей, милочка! Проходите к огню поближе, милости прошу, прекрасная барышня, согрейтесь. А может, по стаканчику? Изнутри-то лучше греться, разве я не прав? Ни слова больше, я мигом, вы и глазом моргнуть не успеете!

Подхватив ее под локоток, хозяин настойчиво повел девушку через весь зал к камину и оставил греться спиной к огню под прицелом не менее двух дюжин глаз, жадно впившихся в ее стройную фигуру.

– Привет, – тихонько поздоровалась Кэтрин, просто чтобы нарушить молчание.

Забулдыги ответили нестройным хором приветствий. Она застенчиво улыбнулась, и все мужчины в полном восторге заулыбались ей в ответ.

– Погода сегодня неважная, – заметила девушка.

– Верно! – согласились пьянчуги.

– Так приятно погреться у огня.

– Точно! – закивали они.

Наступило молчание. Казалось, все, затаив дыхание, ждут от нее еще какого-нибудь глубокомысленного высказывания, но тут вернулся Макки с дымящейся кружкой в руке.

– Вот, мисс, это вас согреет изнутри. Ну, а снаружи-то у вас и так все в порядке, – ухмыльнулся он. – Даже не пытайтесь ничего исправить.

Это замечание было оценено присутствующими по достоинству и вызвало дружный гогот. Лишь один из посетителей не поддержал всеобщего веселья. Неловко откашлявшись, он заговорил:

– Вы откуда прибыли, мисс? Если, конечно, дозволено спросить.

Говоривший был гораздо моложе всех остальных, худощавый паренек с рыжеватыми волосами и россыпью веснушек на носу. С острой болью в сердце Кэтрин вспомнила Рори: ее братишка был бы сейчас примерно одних лет с этим парнем. К тому же через плечо у незнакомца был перекинут шотландский плед в зеленую и черную клетку, и оттого он показался ей еще милее.

– Из Эдинбурга.

Кэтрин осторожно отхлебнула горячего рома из кружки и с трудом подавила приступ кашля.

– Чудесно, – сказала она, со слезящимися глазами повернувшись к Макки.

– Да уж, – скромно согласился хозяин. – Я сам это варю. Крепкая штука, между прочим. С лихвой хватит, чтобы мишке в берлоге задницу отогреть. Даже в зимнюю стужу.

Он хотел было извиниться за грубость, но умолк, увидев, как она улыбается.

– Разрази меня гром, вот это персик! – порывисто вскричал Макки, выразив таким образом единодушное мнение всех присутствующих.

– Куда же вы путь держите? – продолжал расспросы рыжеволосый паренек, ни на секунду не сводя с Кэтрин восторженного взгляда.

– В Ланкастер.

– В Ланкастер! – воскликнул один из собутыльников, тощий старик с редкими всклокоченными волосами, одетый в вытертую до основы кожаную куртку, и сплюнул на пол. – И кому пришла охота туда ехать? – спросил он, обращаясь ко всем сразу.

Все окружающие дружно выразили свое недоумение.

– Я туда не по своей воле еду, – с грустной улыбкой призналась Кэтрин.

Наступило молчание.

– Вы от кого-то скрываетесь? – предположил рыжий паренек.

– Нет, – возразила девушка. – Ах, если бы я могла скрыться!

Она еще раз отхлебнула из кружки, надеясь, что ей больше не будут задавать вопросов. Наверное, она и так уже наговорила лишнего.

Молчание нарушил звук открывшейся двери, и все глаза повернулись от нее к Бэрку.

Он с первого взгляда оценил расстановку сил.

– Итак, мисс Леннокс, вы даром времени не теряли, как я погляжу, и уже успели познакомиться со всей компанией.

В полной тишине его голос прозвучал грубовато и неприветливо. Вряд ли он рассчитывал завоевать симпатии присутствующих своим замечанием, хотя чтобы нажить врагов, хватило бы и мундира английского кавалериста, оказавшегося у всех на виду, как только майор снял и повесил на крючок свой широкий плащ.

– Кто хозяин заведения? – раздраженно осведомился Бэрк.

– Это я, Джонас Макки к вашим услугам. Похоже, вы сильно устали, офицер. Приготовить вам хорошую комнату и ужин?

Трактирщик отвесил Бэрку самый подобострастный поклон. Многолетний опыт подсказывал ему, кто именно из этих двоих оплатит его лесть.

– Две комнаты с ключами. Одну для меня, другую для арестантки. Идем, Кэт.

Кэтрин ахнула. Зачем Бэрк так сказал? В этом не было никакой необходимости. Он просто хотел ее унизить! Поставив кружку на каминную полку, она вновь повернулась лицом к собранию и гордо вскинула подбородок. Но стоило ей сделать шаг навстречу майору, как рыжеволосый паренек решительно преградил ей дорогу.

– Постойте-ка! Откуда нам знать, что она арестантка? Что она такого сделала? А может, вы ее похитили силой?

Бэрк вымок насквозь и зверски устал, кроме того, его неприятно поразила сцена, представшая взору, как только он переступил порог. Эта женщина обладала просто ошеломляющей способностью заводить друзей! Всего-то на пять минут оставил ее одну, и вот извольте – она уже успела навербовать себе целую кучу пьяных поклонников, включая щенка в шотландском пледе, которому самое место в школьном классе, а не в пивной.

– Тебя как зовут, сынок? – кратко спросил он, стараясь сдержать раздражение.

– Том Клеланд, но я вам не сынок! – горячо возразил проклятый мальчишка. – В чем ее обвиняют? Скажете вы нам или нет?

Бэрк потерял терпение.

– В чем ее обвиняют, это не твоего ума дело! А теперь прочь с дороги, малыш, а не то я преподам тебе урок хороших манер!

Ничего более оскорбительного для ушей юного Тома Клеланда он и придумать не мог. Паренек вспыхнул до самых корней волос и выпрямился во весь рост, по-прежнему загораживая дорогу Кэтрин. Он угрожающе стиснул кулаки и выпятил узкую грудь. Сердце Кэтрин сжалось от жалости к Тому: он был так юн и так страстно желал доказать, что он настоящий мужчина!

– Ну так начинайте прямо сейчас! – горячо воскликнул Том. – Она никуда не пойдет, пока вы не скажете, в чем ее обвиняют!

Кэтрин показалось, что Бэрк выглядит скорее раздраженным, чем разгневанным, но мальчик явно напрашивался на драку. Она протянула руку и легонько коснулась его плеча.

– Спасибо вам за заботу, сэр, но я не хочу, чтобы вы ради меня рисковали своей свободой. Майор Бэрк держит меня в плену по закону. Он сопровождает меня в Ланкастер, где мне предстоит предстать перед судом по обвинению в государственной измене.

– В измене! – изумленно повторил Том.

Страшное слово эхом прокатилось по комнате, переходя из уст в уста.

– Вы работали на Красавчика принца? – догадался Том, стараясь скрыть восторг, невольно прозвучавший в голосе.

– Ну да, на принца Чарли, – подтвердила Кэтрин. – Только это, конечно, неправда, все до последнего слова!

Кругом раздались негодующие возгласы: «Конечно, нет!», «Все вранье!», «Ни слова правды!» Всем им было безразлично, работала она на принца Чарли или нет, но каждый из них, похоже, готов был грудью встать на ее защиту. Увидев, что назревает бунт, Бэрк открыл было рот, но Кэтрин его опередила. Одарив всех присутствующих (в особенности Тома Клеланда) лучезарной улыбкой, она грациозно прошла мимо них и встала рядом с Бэрком. Он наградил ее взглядом, который никак нельзя было назвать приятным.

– Ужин через двадцать минут, – объявил Макки с некоторым беспокойством в голосе. – Может, желаете подняться и взглянуть на комнаты, генерал? Счистить грязь с сапог и все такое?..

Майор удостоил его легким кивком.

– Ну тогда будьте любезны следовать за мной. Я покажу дорогу.

Как опытный военный, Бэрк не мог не оглянуться через плечо прежде, чем последовать за трактирщиком и Кэтрин вверх по лестнице на второй этаж, но теперь, когда больше не на кого стало глазеть, завсегдатаи пивной с недовольным ворчанием вернулись к своим кружкам. Все, кроме Тома Клеланда, продолжавшего яростно испепелять майора взглядом, пока тот не скрылся за поворотом лестницы.

Комнаты, которые показал им Макки, находились в дальнем конце длинного коридора, их разделяла лишь тонная фанерная перегородка. Обе были удручающе малы и скудно обставлены самыми необходимыми предметами безвкусной старой мебели. Макки вручил Бэрку два ключа и многозначительно подмигнул. Стоя в коридоре, Кэтрин подавленно оглядывала с порога предназначенное ей убогое жилище и потому беспрепятственно расслышала, как Макки в нескольких шагах от нее возбужденно шептал Бэрку:

– Будь я на вашем месте, генерал, я бы ее тер всю дорогу до самого Ланкастера. На кой ляд вам сдался второй ключ? Ведь и так никто не узнает! А если и узнает, кому какое дело? Раз она изменница, значит, так ей и надо! А что, разве я не прав?

Бэрк бросил взгляд на Кэтрин поверх плеча Макки. Она смотрела прямо на него, ее щеки пылали, а в бирюзовой синеве глаз читалось отвращение, смешанное со страхом.

– Вы свинья, Макки. Убирайтесь с глаз моих.

– Как?

Трактирщик, казалось, был искренне удивлен.

– Вы недостойны лизать ей башмаки. Убирайтесь, или я спущу вас с лестницы, – это было произнесено ужасающе тихим голосом, грозным, как бритва, приставленная к горлу.

– Послушайте, генерал, вы меня не так поняли! Я же только пошутил, ей-Богу, пошутил! Да я же…

Бэрк сделал угрожающий шаг вперед.

– Ухожу, ухожу! Не надо так кипятиться, генерал!

– И пошлите кого-нибудь наверх с нашим багажом, – крикнул Бэрк вслед торопливо удаляющейся фигуре. – Живо!

С нижней ступени донесся какой-то неясный звук, нечто среднее между поддакиванием и проклятием.

– Гнусная свинья, – пробормотал Бэрк, поворачиваясь к Кэтрин.

Она все еще стояла в дверях, словно окаменев от изумления. Ее взгляд выводил его из себя.

– Ну а чего ты ожидала? – не выдержал Бэрк. – Думала, я начну с ним соглашаться?

– Я… я…

Она не знала, что и думать, но ей и в голову не приходило, что майор Бэрк может повести себя так по-рыцарски.

– Ну… – проговорила наконец Кэтрин, с трудом обретя дар речи, – после того, что сегодня было, я не знала, каковы ваши намерения.

Он прислонился к дверному косяку рядом с нею, и его близость смутила ее.

– Мои намерения… Это ведь совсем другое дело, не так ли?

Бэрк ухмыльнулся, наслаждаясь ее явным замешательством.

– Мне хотелось бы думать, что мои намерения и то, о чем толковал тут старый потаскун Макки, – это совсем не одно и то же.

– Мне тоже хотелось бы так думать, – быстро ответила Кэтрин, – но боюсь, что на самом деле никакой разницы между вами нет!

Бэрк разразился довольным смешком, а Кэтрин еще больше нахмурилась. Повернувшись на каблуках, она вошла в комнату и уже хотела закрыть за собой дверь, но майор вошел за нею следом.

Быстро оглядевшись по сторонам, он подошел к створчатому окну, открыл его и выглянул наружу. До земли было не меньше двадцати футов[14] и уцепиться не за что. Бэрк закрыл окно и задернул портьеру.

– Прыгать не советую, – сухо заметил он и еще раз окинул комнату цепким взглядом на всякий случай, но ничего подозрительного не обнаружил. – Пусть тебе дадут свечу подлиннее.

Он прошел мимо нее к двери.

– Я постучу через пятнадцать минут, будь готова. И еще: постарайся привести волосы в порядок, Кэт.

* * *

Кэтрин откинулась в деревянной ванне, глядя, как теплая мыльная вода лениво плещется, то прикрывая, то обнажая ее соски. У нее вырвался вздох облегчения: впервые за много дней ей удалось как следует вымыться. Какое блаженство – принять ванну! Особенно после почти недельного перерыва. Бэрк предложил ей принять ванну сразу после ужина. Вернее, не предложил, а приказал. Выслушав его слова, Кэтрин наморщила нос и сделала вид, что эта мысль ей не по нутру.

– Принять ванну? Кому это нужно? – воскликнула она в притворном ужасе, хотя ее сердце радостно забилось в предвкушении удовольствия.

Она подняла ногу и потерла ступню, с наслаждением ощущая, как ноющая боль, поселившаяся в спине и в бедрах после долгой езды верхом, постепенно утихает. Еще раз вздохнув, девушка блаженно закрыла глаза. Ей казалось, что она сейчас заснет прямо в ванне. Ужин, который подал им Макки, оказался далеким от изысканности, зато обильным. Кэтрин наелась досыта и к тому же еще выпила два бокала вина. Огонь в небольшом камине хорошо разгорелся: впервые за много дней ей удалось согреться по-настоящему. Должно быть, на несколько минут она все-таки задремала, потому что, очнувшись, заметила, что вода быстро остывает, а ей еще предстояло вымыть волосы.

Втирая мыло в длинные густые локоны, Кэтрин вновь вернулась мыслями к прошедшему вечеру. Перед ужином, когда Бэрк оставил ее одну, она никак не могла решить, надеть ли новое зеленое бархатное платье или остаться в бесформенном старом балахоне, в котором по милости Бэрка ей пришлось расхаживать с самого утра. Но тут к ней пришло озарение. Отвергнув оба варианта, девушка быстро распаковала то платье, что было на ней в заключении, «костюм шлюхи», как она его называла. Сшитое из дешевой шелковой саржи, когда-то оно было ярко-синим, но давно уже истрепалось и потускнело от многочисленных наслоений грязи и сальных пятен. Кэтрин носила его много дней подряд, но так и не смогла привыкнуть к немыслимо низкому вырезу. Ее мать назвала бы такой фасон «вульгарным» или еще похуже. Сама Кэтрин долго выбирала подходящий наряд, стремясь добиться совершенства, и результат превзошел все ее ожидания: она нашла именно то, что могла бы надеть беспутная и неразборчивая девица без гроша за душой, чтобы соблазнять мужчин.

Именно так Кэтрин хотела выглядеть в этот вечер.

Она прекрасно понимала, что, признавшись в умении правильно говорить и сидеть в седле не хуже самого Бэрка, лишилась слишком многих атрибутов своего маскарада. Страшно было даже подумать о том, что он, возможно, успел подметить какие-то более скрытые и тонкие детали, выдающие ее истинную суть. Ей пришло в голову, что, нарядившись в синее платье, она как будто снова войдет в роль. А вот зеленое бархатное надевать ни в коем случае не следовало: это было бы равносильно признанию вины.

Когда она распахнула перед ним дверь, глаза Бэрка на мгновение расширились в изумлении и тут же опять насмешливо прищурились.

– Я вижу, ты просто не можешь удержаться, чтобы не выставить себя напоказ, верно, Кэт? – протянул он, скривив губы в язвительной усмешке.

Его взгляд скользнул ниже. Дешевая ткань платья едва не лопалась у нее на груди, соски были чуть прикрыты. Кэтрин вспыхнула, горячая краска залила ей лицо и шею.

– Не сомневаюсь, что парни внизу встретят тебя на «ура». До чего же широкая у тебя натура, Кэт!

Ей пришлось собрать в кулак всю свою волю до последней капли, чтобы не схватить шаль и прикрыть ею грудь. Впрочем, еще больше ей хотелось отпустить майору полновесную оплеуху и таким образом стереть с его физиономии эту нахальную ухмылку. Вместо этого Кэтрин бросила ему кокетливую улыбку и выплыла из комнаты, сделав вид, что приняла его слова за комплимент.

У «Лебедя» все трапезы совершались за общим столом. Бэрк отодвинул для нее стул во главе длинного прямоугольного стола, вокруг которого уже расселись давешние забулдыги, торчавшие у стойки, и еще несколько незнакомцев. И опять Кэтрин горько пожалела, что не захватила шаль: откровенно похотливые взгляды нервировали ее, но приходилось делать вид, будто она от них в восторге, а это было совершенно невыносимо!

Стоило только раз взглянуть на Тома Клеланда, чтобы догадаться, что последние полчаса он не отрывался от бутылки, притом, что пить явно не умел. Его лицо раскраснелось, он говорил не умолкая, большей частью его замечания были обращены к Кэтрин. Казалось, бедняга влюбился без памяти с первого взгляда и хотел знать о ней все. Она с легкостью парировала его вопросы и не обижалась на его ухаживания, потому что, несмотря на всю свою влюбленность, он вел себя очень почтительно. И опять он напомнил ей Рори.

Совсем иным было его отношение к Бэрку. С каждой выпитой кружкой оскорбительные намеки Тома становились все прозрачнее. Кэтрин вскоре поняла, что назревает скандал. К концу ужина паренек был пьян в стельку и чуть не растянулся, когда внезапно вскочил на ноги, опрокинув стул и ухватившись за скатерть.

– П-предлагаю тост! – провозгласил Том, покачиваясь и пьяным жестом протягивая кружку к середине стола, где стоял кувшин с водой. Его глаза горели нездоровым блеском.

Кэтрин с опаской взглянула на Бэрка: она знала, что за этим последует, и хотела понять, знает ли он. Сторонники короля Якова обменивались тайными знаками, чтобы узнать друг друга в общественных местах: например, предлагали тост за короля, держа стаканы над чашей или кувшином с водой. Это означало «За короля, который за водами», то есть за Якова, отца Красавчика принца Чарли, уже много лет жившего изгнанником в Италии.

– За короля! – воскликнул Том.

– За короля! – подхватили все остальные, протягивая свои кружки и стаканы.

– Кажется, у меня кончилось вино.

С этими словами Бэрк потянулся через стол и подхватил кувшин. Он налил воды себе в стакан и поставил кувшин рядом со своей тарелкой.

– За короля.

Его глаза скрестились с глазами Тома Клеланда. Юноша покраснел как рак и явно не знал, на что решиться. В конце концов гнев одержал в нем верх над остатками благоразумия. Испустив проклятие, Том швырнул свою нетронутую кружку через всю комнату, и она со звоном разбилась о стену. Паренек обогнул стол, явно намереваясь задушить Бэрка. Ни о чем не раздумывая, Кэтрин вскочила, чтобы преградить ему дорогу. Он столкнулся с нею на полном ходу и сбил ее с ног. Ее падение (вместе со стулом) оказалось не столько болезненным, сколько шумным. Остолбенев от ужаса, Том смотрел, как прекрасная леди, которой он отдал свое сердце, с трудом пытается подняться и в то же время лихорадочно дергает за корсаж платья, чтобы прикрыть внезапно обнажившуюся грудь. Так и не увидев железного кулака, нацеленного ему в подбородок, он потерял сознание еще прежде, чем ударился об пол.

Склонившись над камином в своей тесной комнатке, Кэтрин принялась вытирать волосы суровым полотенцем. Боже, какое счастье – наконец-то опять почувствовать себя чистой! У нее не было ночной рубашки, поэтому она надела одну из новых сорочек, купленных для нее Бэрком. Кремовая сорочка из тонкого льняного батиста по вороту и рукавчикам была отделана белой шелковой лентой, продернутой в мережку. Кэтрин пришла от нее в восторг. Она была вынуждена признать, что эта сорочка лучше тех, что были у нее дома. Впрочем, ничего удивительного: она не сомневалась, что у майора богатый опыт по части женского белья.

Девушка с удовольствием вспомнила головомойку, которую устроила Бэрку за то, что он уложил беднягу Тома Клеланда. «Взбесившийся дикарь», «дикий зверь» и «кровожадное чудовище» – таковы были самые мягкие из употребленных ею эпитетов. Конечно, он их не заслужил, подумала Кэтрин (хотя и без особого раскаяния), потому что Тому, безусловно, следовало преподать урок. Но ей было так жаль мальчика! Она вспомнила, как он растянулся рядом с нею на грязном полу, такой юный и такой беспомощный. Ему ли тягаться силами с человеком, который стоял над ними, подбоченившись, и с отвращением глядел на них обоих сверху вниз! Ей стало мучительно неловко при воспоминании о том, как она валялась полуголая на полу пивной рядом с напившимся до бесчувствия юнцом в окружении жадно глазевших на нее зевак. В то же время Кэтрин пришло в голову, что именно такого рода «живая картина», как ничто иное, может убедить Бэрка в том, что она всего лишь шлюха, а никакая не лазутчица. Это был ужасный вечер, но в определенном смысле его можно было считать чрезвычайно успешным.

На каминной полке лежала инкрустированная перламутром серебряная щетка для волос. Какая красивая, рассеянно подумала Кэтрин, взяв ее в руку. Хотя удивляться нечему: майор Бэрк предпочитал дорогие и красивые вещи, это было очевидно. Он сунул эту щетку ей в руки и велел непременно ею воспользоваться перед тем, как отправился в свою комнату, предварительно закрыв ее дверь на ключ. Так Кэтрин осталась наедине с двумя вещами, в которых больше всего нуждалась: горячей ванной и головной щеткой. Она принялась с наслаждением расчесывать свои длинные шелковистые волосы, но вдруг почувствовала себя ужасно усталой. Как же долго сохнут ее волосы! А все потому, что они такие густые и длинные, черт бы их побрал! Но отцу так нравилась ее копна волос, он просил никогда их не стричь… Кэтрин ощутила щемящую боль в груди. Второй раз за день ей пришлось сдерживать готовые вот-вот хлынуть слезы. Ну вот, раскисла от горячей воды! – одернула она себя. У нее еще будет возможность наплакаться всласть, когда она выберется из этой передряги. А сейчас нельзя терять голову: от этого зависит ее жизнь. И не только ее собственная! Если ее разоблачат, она увлечет за собой на дно Юэна Макнаба и Оуэна Кэткарта. Кэтрин не испытывала ни малейшей симпатии к Юэну Макнабу, разнузданному и никчемному кузену своего безвременно погибшего жениха, хотя и не желала ему зла. А вот Оуэн Кэткарт – совсем другое дело: он человек порядочный, душой и телом преданный делу восстановления династии Стюартов на британском престоле. Его гибель явилась бы невосполнимым уроном для якобитского движения. Поэтому ей надо держаться, несмотря на усталость и одолевающую ее печаль.

У нее слипались глаза. Отбросив щетку, Кэтрин задула свечу на крошечном ночном столике, потом подошла к окну и отдернула занавески, чтобы впустить лунный свет. В небе стояла полная луна, ее серебристый свет заливал комнату. Было светло как днем. На цыпочках пробежав по холодному полу, девушка забралась под одеяло. Кровать оказалась узкой, матрац – тощим и комковатым, а постельное белье – не слишком чистым, но Кэтрин даже не заметила этих неудобств. Она блаженствовала под одеялом, вытянув вдруг обессилевшее, уставшее тело. Несколько мгновений она пролежала неподвижно, глядя, как играют на потолке отсветы огня, затухающего в камине. Наверное, кровать Бэрка стоит прямо за стеной, сонно подумала Кэтрин, и при мысли об этом по всему ее телу разлилось приятное тепло. Она уснула, стараясь вообразить, как он выглядит во сне.

Но Бэрк не спал. Он лежал в постели, потягивая бренди и пытаясь читать Вольтера по-французски при тусклом свете свечи, однако разрозненные обрывки навязчивых образов то и дело всплывали перед его мысленным взором, застилая страницу. Наконец он закрыл глаза, захлопнул книгу и предался воспоминаниям.

Почему-то все они были связаны с Кэт. Вот Кэт подходит к нему в мешковатом платье, которое он для нее нашел; ее бирюзовые глаза мечут искры, она бранит его, и ее говор нарочито груб. А вот она за обедом… так старается скрыть свой волчий аппетит, что у него не хватает духу подтрунивать над нею. Вот лошадь взвивается на дыбы, а Кэт, ничуть не испугавшись, крепко вцепившись в гриву, прилипает к седлу. Кэт в пивной, окруженная поклонниками, похожая на падшего ангела. И, наконец, Кэт, распростертая на полу рядом с бесчувственным телом своего заступника, вся красная от стыда… Но, когда он протянул ей руку, чтобы помочь подняться, она обругала его последними словами.

А он-то еще спорил с полковником Денхольмом по поводу нового назначения, опасаясь, что оно окажется скучным. Скучным?! Да у него в жизни не было более захватывающего приключения! Эта девушка его просто околдовала, что правда, то правда. В ней было больше загадок и неожиданностей, чем в самом запутанном лабиринте. К тому же она была просто неотразима со своим дерзким язычком и растрепанными рыжими волосами! Желание поддразнивать ее стало для него постоянным и непреодолимым искушением: она так очаровательно краснела, что он не мог отказать себе в удовольствии, и говорил все, что только мог придумать, лишь бы вызвать у нее на лице этот прелестный персиковый румянец.

Но больше всего его интриговал вопрос, кто же она такая на самом деле. Если шлюха, то, безусловно, самая необычная из всех, кого ему когда-либо приходилось встречать. А если нет, то кто же она? Порядочная девушка? Образованная? Но неужели настоящая леди может всем пожертвовать ради сомнительной карьеры якобитской лазутчицы? Из чувства патриотизма? Из верности Стюартам? В это невозможно поверить! Во-первых, политический фанатизм женщинам вообще не свойствен, это скорее мужское дело, а во-вторых… Бэрк вздохнул и ожесточенно потер слипающиеся глаза. Мысли путались от усталости.

Он опустил книгу на столик и допил остатки бренди.

Если установится хорошая погода, у него останется два, самое большее три дня, чтобы выяснить, кто же она такая. Ну а если дождь будет продолжаться – тогда неделя. Бэрк вспомнил, как она на него взглянула, когда он предложил самый быстрый способ узнать, действительно ли онa так неразборчива в постели, как утверждает. Она пришла в непритворный ужас, что уже само по себе показалось ему чрезвычайно интересным. Чем больше он думал, тем более соблазнительной представлялась ему эта мысль. «Шотландские шлюхи не в моем вкусе», – сказал он тогда Денхольму. А сейчас он перебирал в памяти, как выглядел ее манящий рот, как при каждом слове, при каждой улыбке соблазнительно приподнималась верхняя губка, словно приглашая к поцелую. Он представил себе, каково было бы ее поцеловать, коснуться ее лица, кожи, услышать, как она начнет стонать от наслаждения…

Вдруг за стеной рядом с ним раздался глухой, но сильный удар. Бэрк сел в постели и прислушался. Неужели онa пытается удрать? Он точно помнил, что запер ее дверь. Послышались приглушенные звуки. Трудно было сказать, что это такое. Затем тишину разорвал короткий крик, оборвавшийся хлопком пощечины.

Бэрк вскочил с постели, схватил с каминной полки ключ и прямо нагишом бросился за дверь по короткому коридору к комнате Кэтрин. Ее дверь была по-прежнему заперта. Он торопливо отпер ее и резко распахнул. Дверь с оглушительным стуком ударилась о стену, и Бэрк ворвался внутрь. То, что он увидел при ярком лунном свете, наставило его похолодеть, но уже в следующий миг вся кровь в нем вскипела и забурлила огненной лавой.

Джонас Макки был в ночной рубахе поверх штанов. Его обрюзгшие щеки, обрамленные седыми бакенбардами, посинели от выпивки, глаза вылезали из орбит, в лунном свете он казался ожившим мертвецом. Пыхтя от напряжения, он одной рукой прижимал подушку к лицу Кэтрин, а другой тискал ее грудь. Она лягалась и царапалась, но Макки уклонялся, одновременно пытаясь накрыть ее своим телом, однако он был слишком толст и слишком пьян, чтобы с нею совладать. Кэтрин отчаянно металась по постели, ее сорочка задралась выше колен, Бэрк слышал, как судорожно она пытается глотнуть ртом воздух.

Зарычав, словно дикий зверь, он налетел на Макки, схватил его за шиворот и за пояс, поднял его, как куль с мукой, и швырнул через всю комнату. Трактирщик ударился головой о стену и рухнул наземь бесформенной кучей.

Бэрк обернулся к постели. Кэтрин сидела, выпрямившись и прижимая к груди подушку. Она задыхалась и обводила комнату безумным взглядом, но никаких явных повреждений он не заметил. Убедившись, что девушка не ранена, майор вновь повернулся к трактирщику.

Макки стонал, держась за голову, от него несло, как из винокурни. Бэрк пинками заставил его подняться, выволок из комнаты, подтащил к лестнице и уже собрался спустить вниз, но сообразил, что старый негодяй, пожалуй, сломает себе шею. С большой неохотой майор ограничился тем, что изо всех сил двинул Макки в жирное брюхо, а когда тот согнулся пополам, нанес ему сокрушительный удар в челюсть. Что-то хрустнуло, и незадачливый трактирщик медленно сполз по стене на пол. Он был без сознания.

По всему коридору стали открываться двери. Всем хотелось знать, что это за шум на лестнице, однако нагота Бэрка и его кровожадный вид подействовали на зевак отрезвляюще: двери захлопнулись так же быстро, как до этого распахнулись.

Он вернулся в свою комнату, чтобы натянуть панталоны, а потом поспешил к Кэтрин. Девушка сидела на краю постели, все еще цепляясь за подушку. Она выглядела совершенно несчастной, беспомощной и отчаянно юной. Бэрк сделал шаг к ней, и в тот же самый миг она вскочила с кровати. Они сошлись посреди комнаты, и он обнял ее, словно ничего естественнее и проще на свете быть не могло. Сперва Кэтрин стояла неподвижно, как будто оцепенев, но вскоре ее охватила неудержимая дрожь, такая сильная, что у нее застучали зубы. Бэрк понял, что она пытается удержаться от слез.

Подхватив ее на руки, он бережно отнес девушку обратно в постель, сел, не разжимая объятий, в изголовье кровати и оперся спиной о стену. Кэтрин свернулась тугим клубком у него на коленях и прижалась лицом к его груди, еe руки были крепко стиснуты в кулаки, она прижимала их к губам, чтобы унять выбиваемую зубами дробь. Бэрк укрыл ее одеялом и еще крепче прижал к себе, а потом принялся осторожно, стараясь не напугать, растирать ей ноги. Ступни у нее совсем закоченели, но он согрел их, и ее тело постепенно расслабилось в его объятиях.

Кэтрин судорожно всхлипнула и перевела дух.

– У него был ключ.

Бэрк почувствовал, как волоски у него на груди шевелятся от ее дыхания. Он отбросил упавшие ей на щеку шелковистые, слегка вьющиеся волосы и заглянул в лицо. Казалось, ее кожа светится в сиянии луны. Одну руку она доверчиво положила ему на грудь, другой придерживала разорванную пополам сорочку. Желание поцеловать ее вспыхнуло в нем с неумолимостью сильной жажды.

Ее голос раздался снова, тихий и все еще немного дрожащий.

– Что вы с ним сделали?

– Отправил «спать», – проворчал Бэрк, зарывшись лицом ей в волосы.

– Вы его у…

– Нет. Хотя соблазн был велик.

Кэтрин снова всхлипнула. Совсем по-детски.

– Мне кажется, он был пьян.

Он улыбнулся.

– Ты совершенно права.

Бэрк долго сидел, вдыхая чистый запах ее волос и удивляясь тому, как приятно держать ее в объятиях. Через какое-то время до него дошло, что она уснула. Длинные, темные, как тушь, ресницы широкими веерами лежали на лилейно-белых щеках. Ему хотелось обнимать ее всю ночь напролет, но правая нога у него совсем затекла, поэтому он с бесконечной осторожностью поднялся, держа ее на руках, как спящего ребенка.

– Бэрк?

Ее глаза в лунном свете казались бездонными темно-лиловыми колодцами.

– Ш-ш-ш. – Он бережно уложил ее на кровать и натянул одеяло ей на плечи. – Спи, милая. Закрой глаза. Ты в безопасности.

Кэтрин уснула мгновенно. Бэрк долго стоял, глядя на ее лицо, на длинные волосы, разметавшиеся по подушке. Наконец он с глубоким вздохом сожаления вышел из комнаты, тихонько притворил дверь и запер ее на ключ.

6

К середине следующего дня они благополучно обогнули Карлайль, не встретив представителей ни одной из воюющих сторон, и углубились в графство Камберленд. Кэтрин много раз бывала в Лондоне раньше, но всегда путешествовала более восточным маршрутом: либо морем из Инвернесса, либо наземным путем, через Эдинбург и Ньюкасл. В Англии она никогда не бывала западнее Бата,[15] поэтому ее до глубины души поразила несравненная красота Озерного края.[16] Ей нелегко было в этом признаться даже самой себе (разумеется, не Бэрку!), но Озерный край ни в чем не уступал ее обожаемому Нагорью. Разумеется, он был не столь суров и неприступен, но все же дикая красота горных озер и накисающих над ними каменных утесов, сумрачных долин, усеянных валунами, и открытых всем ветрам вересковых пустошей вызвал отклик в ее душе. Она всегда питала слабость к мрачным и грозным пейзажам. Оставалось только сожалеть, что все это великолепие находится на английской земле.

Мысли о событиях вчерашнего вечера посещали ее время от времени, но Кэтрин сама поражалась тому, как мало они ее затронули. Казалось бы, вчерашнее столкновение с трактирщиком должно было вызвать у нее в памяти целый поток невыносимо болезненных воспоминаний, но этого почему-то не случилось. Самым ярким из ее впечатлений было вовсе не внезапное пробуждение среди ночи, когда мужская рука зажала ей рот, а хриплый, задыхающийся голос прошептал в ухо: «Не бойся, милочка, Джонас тебя не обидит!» Нет, живее всего ей вспоминалось, как она потом лежала в крепких объятиях майора Бэрка, ощущая его дыхание в своих волосах, его надежные руки, его сердце, сильно бьющееся под ее ладонью. Никогда в жизни ей не было так хорошо и спокойно.

«Спокойно»? Что за нелепая мысль! Кэтрин поспешила выбросить ее из головы. Неужели всего за одну ночь она успела превратиться в глупую гусыню? Однако воспоминание, пришедшее на смену, расстроило ее еще больше. Увы, оно тоже было связано с Бэрком! Она вспомнила, как он выглядел прошлой ночью в лунном свете: словно разгневанный Ахилл из греческого мифа, неистовый и непобедимый. Его тело как будто светилось в неземном серебристом свете, голубоватые тени рельефно обозначали псе выпуклости и впадины, образованные хорошо развитыми мышцами груди, живота и длинных стройных ног. Какая мощь исходила от ее обнаженного тела. Ее сердце воспряло, как только она его увидела.

Кэтрин вздрогнула, сама не зная почему. Ей хватило внутренней честности признать, что нагота Бэрка не вызвала у нее отвращения. Это само по себе казалось непостижимым: ведь до сих пор весь ее опыт общения с мужчинами сводился лишь к одному – давать отпор насильственным и скотским приставаниям. Она думала, что так будет продолжаться всегда. Теперь пришлось признать, что существует и другая возможность. Все ее чувства были безнадежно запутаны. В каком-то потаенном уголке ее души пробуждалось робкое и радостное волнение, но мысль о том, что англичанин – да не какой-то там, а именно этот англичанин – может вызвать у нее иные чувства, кроме отвращения, приводила ее в ужас. Нет-нет, это совершенно невозможно! Лучше об этом не думать.

Кэтрин решила в это утро обновить одно из купленных ей Бэрком платьев. Льняное платье цвета ржавчины было искусно украшено рисунком в виде белых и синих цветов, а открытый вырез щедро отделан белым кружевом. Вытащив шелковую ленточку из ворота порванной вчера сорочки, девушка завязала ею заплетенные косами волосы в некое подобие свободного узла на затылке. Конечно, шпильки были бы лучше, но приходилось довольствоваться тем, что нашлось под рукой. Взгляд, брошенный ею перед отъездом в волнистое старое зеркало, одновременно обрадовал и встревожил ее. Она показалась сама себе свежей, как роза, и чистенькой, как обточенный морем камешек. Именно так ей хотелось бы выглядеть, находясь дома в полной безопасности или отправляясь, к примеру, на прогулку вместе с матерью. Увы, совсем не так надо было бы выглядеть сегодня! Но что же ей оставалось делать? Не надевать же еще раз «костюм шлюхи»! Бэрк не допустил бы этого. Он, наверное, разорвал бы это платье в клочки и сжег бы его, если бы увидел его на ней еще раз. Судя по тому, как он вытаращился на нее этим утром, ее вид ему понравился. Он даже пробормотал что-то одобрительное (она не разобрала, что именно) по поводу ее волос, и его восхищенный взгляд выбил ее из колеи. Она вовсе не должна искать одобрения майора, напомнила себе Кэтрин, наоборот, ей следует добиваться его неодобрения. Что ж, хотя у нее нет возможности нарядиться шлюхой, никто не помешает ей разыгрывать из себя таковую.

Она оглянулась через плечо. Бэрк изменил порядок следования: теперь он ехал в четырех шагах позади и чуть слева от нее. Чтобы легче было на нее пялиться, с досадой подумала Кэтрин. Он все утро только этим и занимался, действуя ей на нервы. Сначала она пыталась не обращать па него внимания, потом нарочно уставилась прямо ему в глаза, чтобы его смутить. Напрасный труд! Этот человек был начисто лишен стыда. Он просто улыбался в ответ своей ленивой и нахальной улыбкой, глядя на нее в упор, пока она сама не отвернулась, краснея от смущения, потому что видела в его глазах нечто такое, для чего даже не могла подобрать названия. Вернее смогла бы, если бы постаралась, но ей вообще больше не хотелось занимать голову мыслями о майоре Бэрке.

И все же этим утром он показался ей настоящим красавцем. Не стал надевать мундир («Военная форма слишком сильно разжигает страсти, Кэт, – пояснил он. – Все сразу бросаются тебе на выручку») и вместо этого нарядился в охотничью куртку из оленьей кожи поверх белой батистовой рубашки и в черные панталоны. Ей казалось, что выглядеть более мужественно, чем Бэрк в своем мундире, просто невозможно, но теперь она вынуждена была признать, что ошибалась. Хорошо еще, думала Кэтрин, что на нее такие легкомысленные мелочи, как мужская красота, совершенно не действуют, по крайней мере, когда речь идет об англичанах. В противном случае майор Бэрк мог бы, пожалуй, вскружить ей голову.

Они ехали по высокой и узкой горной дороге вдоль гряды утесов, со всех сторон обступивших лощину, на дне которой тускло, как слюда, поблескивало круглое, заполненное чернильно-черной водой озерцо. От дороги по направлению к озеру ответвлялась едва заметная овечья тропка. Внезапно Бэрк направил лошадей по этой тропке прямо в лощину. Кэтрин не могла понять, что им тут делать, но он остановился и, сняв с вьючной лошади один из узлов, развернул его на плоском камне.

– Проголодалась?

Бэрк протянул руки, чтобы помочь ей спешиться, но она решительно спрыгнула с седла прежде, чем он успел к ней прикоснуться.

– До смерти! – ответила Кэтрин, подходя поближе и с жадным интересом разглядывая содержимое узелка. – Мясной рулет! Где вы его взяли? И сыр, и яблоки… Бэрк, но это же замечательно!

– Ну вот, – довольно заметил он в ответ, – наконец-то я нашел способ вызвать у тебя улыбку.

Пропустив это замечание мимо ушей, она принялась делить еду на две порции.

– Хотите съесть яблоки прямо сейчас или позже? Ой, тут еще и фруктовый пирог! Какой вкусный! Я свой оставлю на потом. Почему бы вам не сесть?

Он не последовал ее совету, и тогда Кэтрин наконец повернулась к нему лицом, уперев руки в боки и укоризненно качая головой. Его назойливый взгляд вынудил ее потерять терпение.

– Вот уж не думала, что вы просто хотите заставить меня улыбнуться, майор Бэрк, – огрызнулась она. – Если так, то вы выбрали странный способ добиться цели, и неудивительно, что мясному рулету больше повезло!

Нет-нет, опять она взяла неверный тон, это было совсем не то, что сказала бы в подобных обстоятельствах Кэтти Леннокс. Но Бэрк так заразительно расхохотался в ответ, что Кэтрин вскоре оставила всякие попытки выглядеть рассерженной и рассмеялась вместе с ним. Собственные слова вдруг показались ей безумно смешными. Отсмеявшись и усевшись наконец за завтрак, оба почувствовали, что примирились друг с другом впервые за все утро.

Наевшись, Бэрк прислонился спиной к скале и принялся аппетитно хрустеть яблоком.

– Стало быть, ты из Эдинбурга, – с полным ртом проговорил он.

– Что?

Он проглотил и повторил вопрос.

– Да, – ответила она, ничуть не встревожившись.

Поднялся свежий ветерок. Он понемногу разогнал утренние облака, и в черной ряби на поверхности озера отразились островки синевы.

– Ты была там, когда принц Чарли вторгся в город?

– «Вторгся?» Ха! – презрительно откликнулась Кэтрин. – Скажите уж «вошел». Никто не стал с ним драться.

– Неужели? Я слышал, были грабежи.

– Вот уж нет! – горячо возразила она. – Шотландские полки вымуштрованы так, что солдаты отказывались даже от бесплатной выпивки, когда горожане их угощали.

– Да что ты говоришь!

– А вот представьте себе. А после битвы при Престонпанзе[17] принц распорядился, чтобы раненым англичанам была оказана такая же помощь, как и его собственным солдатам…

Кэтрин вдруг опомнилась.

– Я… я в политике не разбираюсь, – запоздало прибавила она, – я же вам уже говорила, но думаю, нельзя отрицать, что армия повстанцев проявила доблесть. Сама я, конечно, судить об этом не могу, но так мне рассказывали. Наверное, вам лучше знать.

Бэрк усмехнулся.

– Интересно, почему он все время передвигается пешком? Просто какой-то вечный пешеход!

Кэтрин вспыхнула, но удержалась от ответа.

– К тому же не могу сказать, что я в восторге от его ума, Кэт, – как ни в чем не бывало продолжал Бэрк. – Ему давно уже следовало понять, что его затея обречена на провал. У него слишком мало почвы под ногами. Мало кто из местных лордов его поддержал, да и те скорее из чувства долга и чести, из жажды приключений…

– Чувство долга и чести! Конечно, англичане в большинстве своем этого не понимают! – перебила его задетая за живое Кэтрин.

– Но многих принудили силой, – продолжал он, ничуть не смущаясь, – к примеру, в Атолле, где спалили дома вместе с жителями.

– Это ложь! – вскричала она в негодовании.

– Нет, Кэт, это не ложь, – тихо возразил Бэрк.

Голубизна неба отразилась в его глазах, высвечивая горечь, какой она никогда не видала раньше.

– Думаешь, на одной стороне воюют только хорошие, а на другой только плохие? Так не бывает, милая. Просто солдаты убивают друг друга, и чем дольше они дерутся, тем непонятнее – за что именно.

Кэтрин была поражена его тоном.

– Но вы же воюете! И убиваете, надо полагать.

Что-то странное промелькнуло во взгляде Бэрка.

– Это верно, мне приходилось убивать. Я сотни раз видел, как люди умирают. Было время, когда меня увлекал азарт боя, необходимость рисковать жизнью, меряясь силами с противником… Но оно давно миновало. Как ни банально это звучит, я устал воевать.

Кэтрин вовсе не казалось, что это звучит банально. Она тоже видела, как убивают, и раз увиденного ей с лихвой хватило на всю жизнь. Больше она не хотела видеть смерть. Никогда. Она ждала, что Бэрк еще что-то скажет, но его внезапная исповедь на этом закончилась.

– Но как можно хранить верность королю, который даже не умеет говорить по-английски? – спросила она наконец.

– Ты его путаешь с его отцом, – улыбнулся майор. – Насколько мне известно, Георг II изучает английский.

– Но… он же немец. – В ее устах это слово прозвучало как окончательный приговор, включающий в себя все то, что ее не устраивало в правящем монархе. – Он даже не англичанин.

– Погоди, Кэт, – возразил Бэрк, – уж если на то пошло, Стюарты тоже не англичане. Они наполовину французы, наполовину шотландцы. В них нет ничего английского.

Кэтрин торжествующе усмехнулась.

– Верно, но тем-то они и хороши, что в них есть шотландская кровь!

Она решила, что не стоит даже и пытаться делать вид, будто наследственные права Стюартов ее совершенно не интересуют: ей ни за что не удалось бы последовательно выдержать эту роль. Нет, лучше притвориться, что она – истинная дочь Шотландского нагорья, наделенная всеми местными предрассудками и болезненной обидчивостью, но все-таки не лазутчица якобитов.

Несколько мгновений Бэрк наблюдал за нею в полном молчании, потом покачал головой и встал, потягиваясь.

– Пошевеливайся, женщина, а не то не добраться нам засветло до Уиндермира.

Они под уздцы провели лошадей по узкой тропке обратно к дороге, а там Кэтрин позволила Бэрку подсадить себя в седло. Она почувствовала, что его пальцы сжали ее лодыжку куда горячей, чем в первый раз, и он бросил на нее взгляд, который можно было назвать каким угодно, но только не равнодушным. Казалось, он видит ее в новом свете, но она, хоть убей, не могла понять, в чем тут дело, и твердо знала лишь одно: в таком свете ей не хотелось предстать перед ним.

– Расскажи мне еще немного о себе, Кэт, – миролюбиво предложил он после долгого молчания.

Они огибали какие-то каменные руины, заросшие куманикой и ползучими розами. Показалось солнце, под его лучами пожухлая трава на склонах зазеленела, как изумруд. Луговые птички, трепеща крылышками, перепархивали с куста на куст.

– Нет, майор, уж лучше вы мне расскажите что-нибудь о себе. Обо мне вы уже довольно наслышаны, не так ли? Да разве мою жизнь можно сравнить с жизнью военного? Вы небось и за границей бывали не раз. Вот и расскажите мне обо всяких незнакомых местах.

– Ты меня не проведешь, Кэт. Я вижу тебя насквозь.

– Понятия не имею, о чем вы толкуете. Вот скажите: вы и вправду герцог?

Он засмеялся.

– Нет, всего лишь виконт.

Она вытянула губы трубочкой:

– Виконт! Подумать только! Это считается выше графа?

– Нет, но мне предстоит унаследовать графский титул после смерти отца.

– А ваш папаша, стало быть, все-таки граф?

Бэрк кивнул.

– Как здорово! А как надо обращаться к графу? Как его величать?

– Ну, если речь о моем отце, то он – граф Ротбери.

– А сами вы, значит, виконт Ротбери?

– Нет, я виконт Холистоун.

Кэтрин кокетливо тряхнула головкой.

– Так как же мне вас величать? Сэр или милорд, или…

– Ваше Королевское Высочество вполне подойдет.

– Вы шутите. Как, должно быть, здорово быть богатым и иметь титул!

В ее голосе прозвучала грусть, смешанная с легкой завистью.

– В этом есть свои преимущества.

– Но зачем вы пошли служить в армию? Почему бы не жить в свое удовольствие в собственном поместье?

– Для разнообразия. Моя душа жаждала приключений, и мне вовсе не хотелось заниматься политикой, как того желал мой отец. И уж тем более мне не доставляло удовольствия шататься по гостиным, отражая атаки бойких мамаш с дочками на выданье.

– А почему нет? Мне кажется, это довольно забавно.

– Нет-нет, это смертная тоска. К тому же я думал: а ну, как одна из них мне и вправду понравится? Тогда мне пришлось бы на ней жениться!

Его надменные брови сошлись с выражением величайшего отвращения.

Кэтрин засмеялась.

– Это так ужасно?

– Чудовищно. Конец всему. Видишь ли, Кэт, в романах обычно пишут: «И жили они долго и счастливо». А знаешь, почему? Авторы просто не могут придумать, что бы такое интересное могло приключиться с героями после того, как они сунут шею в брачную петлю.

– Не могу с вами согласиться, – сказала Кэтрин после минутного раздумья. – Мне кажется, нет на свете ничего более увлекательного, чем попытаться прожить долгую и счастливую жизнь с тем, кого любишь.

– О, мисс Леннокс, вы меня удивляете. Я-то думал, что по вашим понятиям для счастливой жизни нужны только большие деньги.

– Это главное, но не единственное условие, майор. Я, наверное, выйду замуж за богача, а потом заведу любовника.

– Только одного?

– Ну почему же, вовсе не обязательно. Но пусть будет один за раз, – пояснила она, задумчиво выпячивая губки, и тут же решила, что лучше переменить тему. – А где живет ваша семья?

– В Нортумберленде. В двадцати милях от Чевиот Хилз.

– Неужели? Нет, правда? Но это же почти…

– Почти в Шотландии? Совершенно верно. Вот потому-то я так тебе и нравлюсь, Кэт.

– И вовсе вы мне не нравитесь.

– Что?! Ты ранишь меня в самое сердце. А почему я тебе не нравлюсь?

«Потому что ты англичанин», – чуть было не ляпнула Кэтрин.

– Потому что вы везете меня туда, куда мне вовсе не хочется ехать, – капризно сказала она вслух.

– Ах вот оно что, – печально улыбнулся Бэрк.

– А вы небось учились во всяких модных школах?

Ей было намного спокойнее на душе, когда он отвечал, а не спрашивал.

– Да.

– Вы любите важничать?

– Важничать? – удивленно переспросил Бэрк. – С чего ты взяла?

– Да так просто.

Ей пришлось спрятать улыбку. Он смотрел на нее сверху вниз, даже не понимая, какой у него при этом заносчивый вид.

– Я никогда всерьез над этим не задумывался, – честно признался Бэрк. – А теперь оставим это, Кэт, мне надо спросить тебя о чем-то действительно важном.

– Ладно, – обреченно вздохнула она. – Раз надо, значит, надо. Валяйте, майор Бэрк.

Они ехали рядышком, потому что дорога расширилась, нырнув в долину, усеянную валунами и поросшую папоротником. Кэтрин бросила на Бэрка вопросительный взгляд, мысленно приготовившись разливаться соловьем о своем трудном детстве, беспутном отрочестве и загубленной юности.

– Прежде всего, – деловито начал Бэрк, – берешь ли ты деньги с мужчин, с которыми спишь? А, Кэт? Или у тебя есть «покровители», которые тебя содержат в обмен на твои услуги?

Кэтрин открыла рот, но не издала ни звука. На сей раз она была так потрясена, что даже не покраснела. Устремив на Бэрка пытливый взгляд, она попыталась найти в его лице хоть какой-то знак, который подсказал бы ей, что он шутит, но так ничего и не обнаружив, она отвернулась и уставилась на каменистую дорогу прямо перед собой. Через мгновение она выпалила первое, что пришло в голову:

– У меня бывали всякие мужчины. И такие и сякие.

– Понятно. Ну, а когда такие, а не сякие, когда речь идет о случайной короткой встрече, сколько ты берешь? Каковы твои ставки?

Девушка рассмеялась нервным коротким смешком.

– Ну… по-разному бывает.

Бэрк не сводил с нее взгляда.

– К примеру?

– Это зависит от обстоятельств. Понимаете, мне приходится учитывать разные вещи, о которых вы понятия не имеете.

– Конечно, не имею. Потому и спрашиваю.

– Да-да, разумеется. Ну что ж, все зависит от человека, не так ли? И от того, какой у меня настрой. Кто, где, в какое время, ну вы понимаете, – проговорила она почти бессвязно.

– Ну хоть примерную сумму назови, Кэт. Чтобы я мог себе представить.

Кэтрин стала лихорадочно соображать. Сумму! Боже милостивый, да откуда же ей знать, сколько проститутки берут с клиентов?

– Трудно сказать, майор Бэрк. – Она изо всех сил старалась выиграть время.

– Ну хорошо, хотя бы от и до.

– От и до? Ну что ж… – В голове у нее было пусто. – Где-то от десяти до двадцати фунтов.

– От десяти до двадцати фунтов?

– Я хотела сказать гиней. От десяти до двадцати гиней.[18] – Как я уже говорила, по-разному бывает.

– Да, конечно.

Ей не хватило мужества поднять глаза и посмотреть, как он воспринял ее слова. Наступила продолжительная пауза. Казалось, Бэрк обдумывает услышанное.

– Мои вопросы, наверное, кажутся тебе слишком личными, но надеюсь, ты понимаешь, почему мне приходится их задавать. Видишь ли, я должен основательно во всем разобраться.

Его слова прозвучали как-то уж слишком рассудительно, а тон, которым они были произнесены, показался ей чересчур сочувственным, поэтому Кэтрин не поверила, что он говорит всерьез, однако высказывать свои соображения вслух, конечно, не стала.

– Сколько у тебя было мужчин, как ты думаешь? Хоть примерно. Ты, разумеется, еще молода, так что…

– Дюжины! Сотни!

Она на секунду задумалась, потом решительно повторила:

– Дюжины.

– Неужели?

На сей раз в его глазах точно мелькнул какой-то подозрительный огонек, ей удалось его подметить за миг до того, как Бэрк наклонился, чтобы смахнуть с полы куртки прилипший комочек грязи.

– Зачем вы задаете мне все эти вопросы? – настороженно спросила Кэтрин.

Он уставился на нее с видом воплощенной невинности.

– Как это «зачем», Кэт? Разумеется, чтобы выяснить, насколько правдива твоя история. Неужели ты думаешь, что мною руководят одни только привходящие соображения?

Ему удалось ее смутить, но ей хватило ума ответить:

– Понятия не имею, что такое «привходящие соображения».

– Я и не ждал, что ты поймешь. Ладно, Кэт, последний вопрос. Сколько поз ты знаешь?

Девушка взглянула на него в недоумении. Поз? О чем это он толкует? И вдруг до нее дошло. Не иначе, как по наитию, она поняла суть вопроса и отвернулась, чувствуя, что щеки пылают огнем. Пришлось сделать глубокий вдох и лишь потом вновь повернуться к нему лицом.

– Майор Бэрк, – заговорила она ровным голосом, – я знаю столько поз, сколько вам и во сне не снилось за всю вашу жизнь.

Она так долго не сводила с него глаз, что наконец-то ему первому пришлось отвернуться. Но Кэтрин успела заметить, как раздулись его ноздри, а смуглое лицо едва заметно потемнело от прилившей краски, и поняла, что на сей раз одержала победу. Осмелев, она сама продолжила разговор, минуту назад казавшийся ей пыткой.

– Вы считали меня застенчивой и неловкой, не правда ли? Я не смогла сразу ответить на ваши вопросы, и вы сочли меня неопытной, так ведь? Что ж, позвольте вас просветить, майор Бэрк. На свете есть немало мужчин, готовых выложить вдвое, а то и втрое больше против обычного за подобную наивность. Представьте себе, в моем ремесле невинность хорошо окупается.

О, как приятно наконец-то увидеть замешательство, написанное на его лице вместо того, чтобы ощущать его на своем собственном! И гнев тоже. Кэтрин заметила, как он взбешен, и невольно спросила себя, чем это вызвано. Не говоря ни слова, он пришпорил лошадь и вырвался вперед. Полная победа! Она не стала задумываться над тем, почему эта победа доставила так мало радости ей самой.

Они преодолели немалое расстояние за этот день, но с каждой милей на душе у Кэтрин становилось все тяжелее. Одержать победу над Бэрком в словесном поединке – это, конечно, прекрасно, но приходилось считаться с печальной действительностью: если продержится хорошая погода, уже через сутки они достигнут Ланкастера, а там Бэрк передаст ее в другие руки, и ей надо будет убеждать новых, совершенно незнакомых людей в том, что она шлюха, а не лазутчица якобитов. Девушка ощутила настоятельную потребность незамедлительно что-то предпринять. Оуэн Кэткарт и Юэн Макнаб не торопились прийти ей на выручку, это было ясно как Божий день. Значит, она должна сама о себе позаботиться. Полковник Денхольм говорил, что Бэрк пользуется влиянием у военных властей в Ланкастере. Она сделала все, от нее зависящее, все, что могла и готова была сделать, чтобы заставить его дать благоприятный отзыв о себе. Но вот если бы ей удалось уговорить его отпустить ее прямо сейчас, тогда бы и благоприятный отзыв не понадобился. Если бы он ее отпустил… Но что могло бы его подвигнуть на столь великодушный поступок?

В этот момент они подъехали к зажатой между утесами долине. Вокруг не было ни души, слышалось лишь нестройное журчание горных ручьев, сбегавших по крутым склонам, испещренным овечьими тропами. Поросшая мягкой травой долина была довольно ровной, с противоположного конца ее замыкали два холма, сторожившие узкий проход. Кэтрин вспомнила широкий луг в поместье Дарраф, где они с Рори и Майклом когда-то устраивали скачки наперегонки. Тут ее осенило.

– Майор Бэрк! – окликнула Кэтрин.

Ему пришлось натянуть поводья и подождать, пока она не поравняется с ним. Больше часа они провели в полном молчании, и теперь лицо майора показалось ей лишенным всякого выражения.

– У меня к вам предложение.

Кэтрин опять покраснела, увидев, как искривились в ухмылке его губы, а в холодных голубых глазах загорелся торжествующий огонек понимания. Вот ублюдок! Да кто он такой, чтобы решать ее судьбу!

– Это не то, что вы подумали, – резко пояснила она. – Это пари.

– Пари? – переспросил он с любопытством.

– Вы же кавалерист. Наверняка считаете себя хорошим наездником. Должна признать, что лошадью вы управляете вполне сносно.

– Какой изысканный комплимент! Прими мою признательность.

– Вы же ничем особенно не рискуете, заключив пари, что придете первым на своем скакуне вон к тому концу долины, где смыкаются два холма, верно?

Быстро оценив расстояние, Бэрк перевел взгляд на Кэтрин и ее кобылу.

– Верно, – согласился он с легкой пренебрежительной улыбкой, – вряд ли я рискнул бы многим, согласившись на такие условия. Но в чем заключается пари, Кэт? Что ты выиграешь, если я проиграю?

– Мою свободу!

Ей не удалось сдержать страсть, прорвавшуюся в голосе.

– Если я выиграю, вы меня отпустите!

– Но Кэт, – мягко возразил Бэрк, – я же, кажется, ясно дал понять: есть только один способ убедить меня, что ты заслуживаешь свободы.

– Я думала, вы шутите, – прошептала она едва слышно.

– Вот как?

Он взглянул на полуоткрытые губы и розовеющие щеки, отметил про себя испуг, отразившийся в бирюзовой глубине ее ясных глаз, потом перевел взгляд на ее грудь: на мягкие округлые изгибы, подчеркнутые низким вырезом платья и щедро обнажившиеся под распахнутым плащом. Ее правая нога была перекинута через луку седла; юбки скрывали от взгляда очертания ног, но он прекрасно помнил с прошлой ночи, какие они длинные, стройные и гладкие.

– Вы это серьезно? – спросила она прерывающимся голосом, возвращая его к действительности.

– Я всегда говорю серьезно, – невозмутимо ответил Бэрк.

Нетрудно было догадаться, о чем она думает. Буря сомнений и противоречий бросила тень на ее прелестное личико. Смотреть на нее было наслаждением: все ее мысли с неумолимой ясностью отражались в подвижных и выразительных чертах лица.

Но вот она приняла решение.

– Я скорее буду гнить в тюрьме до конца своих дней, чем доставлю вам такое удовольствие! – с чувством заявила Кэтрин.

Бэрк остался по-прежнему невозмутим.

– Неужели, Кэт? Даже если я пообещаю приложить все усилия, чтобы ты тоже осталась довольна?

– Ха! – фыркнула она в ответ. – Я в этом сильно сомневаюсь.

– И напрасно, любовь моя. Не стоит делать столь поспешные выводы.

Блеск в его глазах приводил ее в бешенство. Кэтрин решила испробовать иной подход.

– Да вы просто боитесь проиграть скачку, – бросила она с презрением. – Для вас невыносима сама мысль о том, что женщина может одержать над вами верх, вот вы и не желаете рисковать, как последний трус!

Эти слова заставили его расхохотаться от души.

– Ладно, милая Кэт, можешь считать, что стрела, пущенная в мое мужское достоинство, достигла цели. Я уязвлен! Ты поразила меня в самое сердце! Но скажи мне только одно: мне-то какая корысть от этой скачки? Ты получаешь свободу, но вдруг повезет мне? Что же тогда получу я?

Об этом она не подумала. Что она может ему предложить? В голову ничего не приходило.

– Это должно быть нечто очень ценное, тебе не кажется? Что-то сравнимое по стоимости с твоей свободой. М-м-м… – Бэрк задумчиво провел рукой по подбородку. – Ладно, давай сначала проведем скачку. Если я выиграю, то сам назначу себе приз. Ну как, ты готова?

Конечно, в таком уговоре зиял опаснейший пробел, но Кэтрин уже убедила себя, что эта скачка – ее единственный путь к спасению, к тому же она была настолько уверена в своем умении управлять лошадью, что напрочь отмела возможность проигрыша.

– Да, я готова, – с яростью бросила она в ответ.

В полумиле от них холмы сходились, образуя узкое ущелье. Кэтрин всмотрелась в даль.

– Видите ту цепочку деревьев? Вон там, слева? Первое дерево послужит нам финишным столбом. Там и закончится скачка. Согласны?

– Согласен.

Расстегнув плащ, она швырнула его на сухой валун.

Бэрк спешился, чтобы стреножить вьючную лошадь, затем освободился от своего плаща, бросив его на тот же камень, и вновь вскочил в седло. Все его движения были неторопливыми и свободными, на губах играла легкая улыбка предвкушения победы. В отличие от него Кэтрин вся собралась, как взведенная пружина, ее глаза горели от возбуждения, а подбородок решительно выдвинулся вперед. Она старательно выровняла лошадь, следя за тем, чтобы передние ноги жеребца не были ни на дюйм ближе к финишу, чем копыта ее кобылы. Бэрк еле-еле удерживался от смеха. Он открыто усмехнулся, когда она перебросила правую ногу через шею лошади и села по-мужски. На один миг, краткий, но захватывающий, в воздухе мелькнула белая голень и тотчас же исчезла в ворохе кружев. Это было восхитительное зрелище.

– Я дам тебе фору, поскольку у тебя только одно стремя, – великодушно предложил Бэрк.

В его голубых глазах мерцал озорной огонек. Кэтрин хотела было отказаться, но благоразумие одержало верх над гордостью.

– Ладно, но только вон до той черной скалы, – согласилась она, указывая вперед. – Вы готовы?

Девушка оглянулась. Бэрк закатал рукава рубашки и сбросил шейный платок. На мгновение ей стало страшно при виде его мускулистых рук и мощных ног, словно второй кожей обтянутых черными панталонами, сжавших бока жеребца. Но нахальное, самоуверенное выражение на его надменном лице взбесило ее до чертиков, и она ощутила утроенное желание победить. Устремив взгляд вперед, Кэтрин покрепче стиснула поводья длинными сильными пальцами.

– Всегда к твоим услугам, Кэт, – протянул Бэрк.

Она сделала глубокий вдох, потом с размаху всадила пятки обутых в сапожки ног в бока кобылы, одновременно шлепнув ее по крупу, и они понеслись стрелой.

За десять шагов Кэтрин достигла черной скалы и, не удержавшись от искушения, обернулась, чтобы проверить, не обманул ли ее Бэрк на старте. Оказалось, что он сдержал слово, но при первом же прыжке могучие передние ноги его скакуна покрыли едва ли не половину разделявшего их расстояния. Подавляя охватившую ее паническая дрожь, девушка сосредоточила все свое внимание на беге кобылы. Она низко нагнулась над шеей лошади и принялась торопить ее, нашептывая на ухо заманчивые обещания. Кобыла откликнулась новым мощным броском вперед, и они преодолели крутые берега быстрого горного ручья с такой легкостью, словно летели на крыльях. Земля стремительно неслась навстречу размытым пятном. Какая чудная кобыла, восторженно подумала Кэтрин. Преодолев больше половины расстояния, отделявшего ее от цели, она вновь позволила себе оглянуться, и ее ликующее сердце птицей взмыло вверх: Бэрк остался далеко позади! Ветер сорвал ленточку с ее волос, и тяжелые локоны заструились у нее по спине золотисто-рыжим водопадом. Она готова была рассмеяться в голос от охватившего ее ощущения счастья. Еще немного, и она будет свободна. Свободна! Как ей поступить? Ехать вперед, не оглядываясь, или остановиться и попрощаться с майором? Наверное, стоит остановиться хотя бы ради того, чтобы посмотреть, какое у него будет лицо, когда… Краем глаза Кэтрин заметила нечто, заставившее ее обернуться. Силы небесные, Бэрк оказался не далее, как в двенадцати футах у нее за спиной! С яростным воплем она попыталась пустить кобылу еще более быстрым галопом, но бедная лошадка уже выдала все, на что была способна, и сил у нее в запасе не осталось. Медленно, но неумолимо ее преимущество стало сокращаться, и наконец Бэрк в надувшейся, как парус, белой рубашке опередил ее в тот самый миг, когда она была уже почти у самой цепочки буковых деревьев, обозначавших финишную линию.

Разочарование обрушилось на нее столь мощной волной, что Кэтрин едва усидела в седле. Из-под век невольно запросились слезы, но она сердито смигнула их. Победа была так близка! Невыносимо было думать, что всего несколько футов английской земли отделяют свободу от плена… Боже, до чего же это несправедливо!

Когда Бэрк повернул своего коня и опять подъехал к ней, ей стоило большого труда не выплеснуть на него душившие ее проклятия. Лучше умереть, чем показать ему, как сокрушительна для нее эта потеря.

Отделенные друг от друга шестью футами поросшей мхом земли, они сидели на лошадях, тяжело дыша и обмениваясь недоверчивыми взглядами.

– Я выиграл, – сказал Бэрк, хотя это и так было ясно.

Только тут Кэтрин вдруг вспомнила о второй половине пари. Горечь разочарования мгновенно растворилась перед лицом новой угрозы. Она взглянула на него, внезапно осознав, как чувствует себя кролик, попавший в силки.

– Слезай с лошади.

Это прозвучало как приказ. Ей очень хотелось отказаться, но тогда он сразу понял бы, что она его боится, а она не желала признаваться в этом даже себе самой.

Стремительным и гибким движением Кэтрин соскочила с лошади, и Бэрк спешился одновременно с нею. В три шага он пересек разделявшее их пространство. Только теперь она вспомнила, как он высок: сидя на лошади, они были почти одного роста.

– Итак, Кэт…

Его лоб был покрыт испариной, гладко зачесанные назад волосы отливали атласом в лучах заходящего солнца. Рубашка была полурасстегнута, и Кэтрин увидела черные завитки волос, прилипшие к груди.

– Итак, майор?

Ей показалось, что ее голос звучит удивительно твердо.

– Я готов забрать свою награду.

От его улыбки у нее невольно скрипнули зубы.

– Но что же мне потребовать? – продолжал рассуждать Бэрк. – Я полагаю, это должно быть нечто очень ценное, ведь если бы ты выиграла, мне пришлось бы отпустить тебя на волю, а дороже этого ничего на свете нет. Так что же ты можешь мне предложить?

– Ничего!

– Неужели ничего? – повторил он с наигранным удивлением. – О, Кэт, подумай хорошенько.

– Я… не могу.

– Ну тогда мне придется сделать выбор за тебя. Я выбираю… – Он закатил глаза в нарочитом замешательстве. – Ну-ка посмотрим, что же мне выбрать?.. Поцелуй.

Кэтрин не верила своим ушам, она-то думала, что он потребует большего. Впрочем, радоваться тоже было нечему. Бэрк подошел к ней вплотную, и ее охватила паника. Никто не прикасался к ней с тех самых пор, как… Она вскинула руку и уперлась ладонью ему в грудь. Ее слова были просты:

– Нет, Бэрк, я не хочу!

– Но тебе придется, – прошептал он.

Взяв руку Кэтрин, Бэрк поднес ее к губам; она ощутила тепло его дыхания у себя на ладони, на внутренней стороне запястья. Потом он притянул ее ближе, обхватив рукой затылок и заставляя поднять лицо; другая рука обвилась вокруг ее талии. На какую-то долю секунды Бэрк замер. В этот краткий миг Кэтрин могла бы его оттолкнуть, но время истекло прежде, чем она успела понять, что упустила такую возможность. Их губы встретились, и она решила, что выждет еще немного, а потом высвободится из его объятий. Глаза она держала широко открытыми: это помогало ей сохранить самообладание. Но понемногу у нее стало захватывать дух от нежного прикосновения его губ, от ощущения его дыхания у себя на лице. Прошла минута или две; поцелуй – по ее расчетам – давным-давно должен был кончиться, но он почему-то все продолжался. Ее ресницы затрепетали и опустились, а тело обмякло, прижимаясь к нему. Он казался таким крепким, таким надежным… Но тут она с ужасом ощутила кончик его языка у себя во рту и, вскрикнув от неожиданности, оттолкнула его, даже отступила на шаг назад, задыхаясь больше, чем после скачки.

– Ах, Кэт, – воскликнул Бэрк, с укоризной качая головой, – надо же было все испортить, когда началось самое интересное!

Его взор казался затуманенным. На губах раз в кои-то веки не было привычной ухмылки. Кэтрин судорожно перевела дух.

– Поцелуй есть поцелуй, – сказала она дрожащим голосом. – Вы свое получили, Бэрк, все кончено.

Ее лицо пылало, на губах осталось ощущение тепла.

– А по-моему, очаровательная Кэт, все еще только начинается.

Он двинулся к ней, протянув вперед руку.

– Нет!

Дрожь предчувствия пробежала по ее телу.

– Довольно, Бэрк, все кончено.

Бэрк остановился.

– Ну ладно, – вздохнул он, и на его губах опять заиграла лукавая улыбка. – Но сказать, что поцелуй – это всего лишь поцелуй, значит, обнаружить досадное пренебрежение тонкостями своего ремесла, любовь моя. Я начинаю понимать, почему ты не добилась успеха на избранном пути.

Кэтрин перевела дух, чувствуя себя задетой.

– Я имела в виду, – уточнила она, – что ваш поцелуй – это всего лишь поцелуй, не более того. Мастеру своего дела требуется вдохновение, чтобы выполнить работу с блеском, но от вас ждать вдохновения не приходится.

Оскорбление прошло незамеченным.

– А ты, стало быть, мастер своего дела?

– А вот этого, майор Бэрк, вы никогда не узнаете.

Он схватил кобылу под уздцы и подвел к Кэтрин, а затем сцепил руки замком, чтобы ее подсадить. Она приняла его помощь, не поблагодарив. Как только она очутилась в седле, он поднял на нее насмешливый взгляд и фамильярным жестом сжал ее колено.

– Знаешь, Кэт, с твоим опытом по части проигранных пари, я бы не стал биться об заклад на этот счет. Нет, ни за что не стал бы.

7

Им не суждено было добраться до Уиндермира к вечеру этого дня. Неподалеку от Гельвеллина они набрели на такой уютный трактирчик, что Бэрк решил в нем заночевать, хотя до темноты оставался еще час. Трактир «Роза и Корона» представлял собой двухэтажное, увитое плющом кирпичное здание, выстроенное в новом, так называемом георгианском стиле, с белыми эркерами по фасаду и многочисленными печными трубами на крытой шифером крыше. Домик выглядел до того весело и гостеприимно, что Кэтрин обрадовалась остановке. Чья-то дорожная карета въехала во двор прямо перед ними. Пока конюх уводил ее лошадь, Кэтрин стала наблюдать за пассажирами. Из кареты показалась женщина лет сорока в роскошном плаще, отороченном мехом, и касторовой шляпе с алым пером, на помощь ей спешил ливрейный лакей. Следом за нею из экипажа вышла девушка лет пятнадцати-шестнадцати и, наконец, неприметная женщина средних лет, которую Кэтрин приняла за горничную. Внезапно она заметила, что Бэрк с явным одобрением поглядывает на даму с алым пером на шляпе и даже учтиво кланяется ей. Смерив майора заинтересованным взглядом и, очевидно, удовлетворившись увиденным, дама удостоила его легким кивком, а затем отвернулась и повела своих спутниц в помещение. И все же перед тем, как скрыться внутри, она успела послать ему многозначительную улыбку, а в ее глазах мелькнул призывный огонек. На Кэтрин она даже не взглянула. Они флиртуют, возмущенно подумала девушка. Ее мгновенно пронзила ни на чем не основанная, но непримиримая неприязнь к даме с красным пером.

Через несколько мгновений она сама вошла в «Розу и Корону» под руку с Бэрком. Он улыбался ей сверху вниз, словно она являлась его собственностью. Стены вестибюля были чисто выбелены, пол надраен песком. Справа располагалась общая гостиная, где несколько постояльцев почтенного вида собрались выпить чаю или шерри перед ужином. Небольшого роста лысеющий джентльмен в рубашке и жилете тотчас же засуетился и представился Томасом Бинлингом, хозяином заведения. Он приветствовал гостей под своей скромной крышей и заверил их, что, хотя его жена в данный момент, к сожалению, слишком занята и не может лично выразить им свое почтение, она не преминет это сделать, как только освободится. Бэрк церемонно поклонился в ответ и тут же объявил, что он мистер Джеймс Бэрк, родом из Бервика, путешествующий с супругой, чем потряс Кэтрин до самой глубины души. Он сказал, что им нужна комната! Она попыталась вырваться и запротестовать, но он лишь крепче ухватил ее за локоть, а его дьявольская усмешка стала еще шире.

– Любовь моя, пора расстаться с этой девичьей застенчивостью! – наставительно обратился он к ней. – Не сомневаюсь, мистер Бинлинг повидал на своем веку немало новобрачных. Он будет вести себя осмотрительно и сохранит нашу маленькую тайну.

Кэтрин заскрежетала зубами от бешенства.

– Новобрачные! – воскликнул трактирщик, радостно потирая руки. – Значит, мы поместим вас в наш лучший номер. Это прекрасная комната с гардеробной, как раз то, что нужно для смущенной невесты, как говорит моя жена.

Он сам вдруг смешался, запоздало сообразив, что его собственное поведение никак нельзя назвать осмотрительным, и сделал знак рассыльному взять их багаж, а затем повел «счастливую» пару вверх по лестнице.

Номер для новобрачных оказался просторным и хорошо обставленным простой и добротной мебелью. Всю середину комнаты занимала дубовая кровать с четырьмя столбиками. Едва завидев ее, Кэтрин силой высвободила свое запястье из цепких пальцев Бэрка и прошла к окну, повернувшись к мужчинам спиной и не обращая внимания на слова мистера Бинлинга, который продолжал рассыпаться соловьем об удачном расположении гардеробной и великолепии ужина, ожидавшего их внизу в семь часов.

Наконец он ушел, и как только дверь за ним закрылась, она в ярости повернулась к Бэрку, требуя объяснений.

– Да что с тобой, Кэт? Я думал, ты обрадуешься! – ответил он с самым невинным видом и принялся распаковывать складную дорожную сумку.

– Обрадуюсь?!

– Я сделал это для тебя, любовь моя, честное слово!

– Не смейте называть меня «своей любовью»!

Ей хотелось швырнуть в него чем-нибудь.

– Ш-ш-ш! – прошипел Бэрк, подавив смешок. – Что подумают остальные постояльцы?

– Да мне плевать, что они подумают!

– Ай-яй-яй, что за выражения! Да еще на устах моей прелестной юной женушки! Я этого не потерплю, дорогая.

Кэтрин открыла рот, но не издала ни звука. От ярости она лишилась дара речи.

– Нет, в самом деле, Кэт, – продолжал Бэрк, стараясь говорить серьезно, – ты явно нуждаешься в постоянной защите. У меня еще костяшки саднят от схватки с твоими поклонниками. Мне хотелось бы отдохнуть и насладиться покоем хотя бы на одну ночь.

Он вынул из сумки тяжелый военный пистолет и положил его в ящик ночного столика вместе с несколькими книжками, потом достал свежую батистовую рубашку и начал развязывать шейный платок.

– Почему бы тебе не освежиться немного и не привести себя в порядок перед ужином, любовь моя? Мне кажется, нам следует переодеться, а как ты на это смотришь? Надень зеленое платье, оно изумительно идет к твоим глазам.

Кэтрин топнула ногой в бессильном бешенстве.

– Ах ты самодовольный, двуличный, грязный ублюдок!

Бэрк начал расстегивать рубашку. Кэтрин боком двинулась к своему маленькому саквояжу с одеждой.

– Будь я мужчиной, я бы вас поставила на место, Джеймс Бэрк! – с чувством воскликнула она.

Он тем временем начал вытягивать рубашку из панталон и приготовился стащить ее через голову.

– Да будь вы на самом деле тем джентльменом, каким хотите казаться, вы бы… Вы омерзительны!

Рубашка была снята, он стал возиться с пуговицами панталон. На губах играла все та же несносная улыбка. Кэтрин схватила свой саквояж и, шурша юбками, удалилаcь в гардеробную.

– Поторопись, сладость моя, мы не должны опаздывать! – бросил он ей вслед.

Дверь захлопнулась с оглушительным треском.

Прислонившись спиной к двери, Кэтрин жадно ловила ртом воздух. Гнусная тварь, мерзкое насекомое! Ни стыда, ни совести – он недостоин даже презрения. И если он думает, что все эти смехотворные уловки ему помогут, что ж, его ждет большое разочарование.

Она плюхнулась на стул перед зеркалом на туалетном столике, и собственное отражение на миг ослепило ее. Лицо у нее раскраснелось, глаза все еще пылали гневом. Она так и не успела причесаться после скачки наперегонки; ее волосы рассыпались по плечам в живописном беспорядке. На умывальнике красного дерева уже были приготовлены кувшин с горячей водой и душистое мыло, но главное, – чудо из чудес! – кто-то оставил или забыл в ящике туалетного столика с полдюжины шпилек. Кэтрин вынула из сумки и расправила зеленое платье. Ладно, она наденет это чертово платье, но не потому, что он так велел, а потому что больше у нее ничего нет. К тому же, подумала она, разглаживая ладонями мягкий бархат юбки, – это действительно очень красивое платье.

Через пятнадцать минут, чисто вымытая и одетая, Кэтрин была бы уже готова к выходу, если бы не волосы. Ужасно не хотелось ни о чем просить Бэрка, но делать было нечего: головная щетка была у него. Тяжело вздохнув, она постучала в дверь.

– Да, любовь моя?

Скривившись от отвращения, Кэтрин приоткрыла дверь на узенькую щелку. Бэрк лежал, растянувшись на постели, в черном вечернем камзоле, в том самом, что был на нем в день их первой встречи, и читал книгу. Он бросил на нее любопытный взгляд.

– Можно мне еще раз одолжить вашу щетку для волос, майор Бэрк? – произнесла она, не разжимая губ.

– Ну, разумеется! Извини, дорогая, мне следовало отдать ее тебе насовсем.

Вскочив с постели, он подошел к бюро, вынул из несессера щетку и подал ей.

– Об этом и речи быть не может! Щетка ваша, а не моя.

Она взяла щетку и попыталась закрыть дверь у него перед носом, но он успел просунуть в щель ногу. Кэтрин отступила, решив, что вульгарная драка ниже ее достоинства, и Бэрк как ни в чем не бывало вошел в гардеробную следом за нею.

– Я подумал: почему бы и не посмотреть?

Он улыбнулся и прислонился к дверному косяку, скрестив руки на груди. Кэтрин села перед зеркалом и принялась расчесывать волосы, твердо решив не обращать на него внимания.

– Какие у тебя красивые волосы, Кэт, – сказал он через минуту без обычной насмешки в голосе. – Как часто ты их расчесываешь?

Кэтрин ничего не ответила.

– Сколько раз проводишь гребнем перед сном, а?

Она продолжала упорно молчать и лишь нахмурилась от усердия, собирая на макушке тяжелую массу волнистых прядей и закалывая их шпильками так, чтобы они локонами свободно ниспадали на затылок. Эту хитрую прическу Кэтрин научилась делать много лет назад в Париже. Спереди все выглядело чинно и строго, зато с боков и сзади – очень даже вольно, почти разнузданно. Все еще хмурясь, девушка выпустила один непокорный завиток спереди, у виска.

– Очень мило, – с восхищением заметил Бэрк. – Этакий безыскусный вид! У тебя здорово получается, моя дорогая.

Она со стуком швырнула щетку на столик и вскочила на ноги. В глазах светилось еле сдерживаемое негодование.

– Вы готовы?

– О, Боже, как ты хороша, Кэт, – вздохнул Бэрк, впервые оглядев ее с ног до головы в новом наряде.

Платье сидело превосходно и удивительно шло ей. Мысленно он поздравил себя: ему удалось подобрать тот самый цвет, который нужен был, чтобы углубить бирюзовую синеву ее глаз до изумрудного оттенка и высветить золотисто-медные сполохи в рыжих волосах. На густом, насыщенном фоне темно-зеленого бархата ее кожа выглядела как алебастр, безупречно белая, с пятнами нежного персикового румянца на щеках и восхитительно-розовыми губками. Шея казалась слишком хрупкой для великолепной шевелюры, и ему в голову пришло сравнение с прекрасным цветком на длинном стебле. А ее груди, белые и гладкие, как отполированный мрамор, заманчиво выступавшие над облегающим лифом платья, вызывали у него неодолимое желание протянуть обе руки и…

– Вы готовы? – повторила она, не выдержав его обжигающего взгляда.

– Ах, Кэт, – прошептал Бэрк, качая головой, – если бы ты только знала!

* * *

В середине столовой стоял громадный круглый стол, а вокруг него были расставлены пять или шесть столиков поменьше для гостей, предпочитающих свою собственную компанию. В отличие от своего тщедушного и суетливого муженька миссис Бинлинг оказалась дамой весьма внушительной и импозантной. Она провела Бэрка и Кэтрин к одному из маленьких столиков, не без основания полагая, что молодожены предпочтут поужинать наедине, и принесла бутылку лучшего вина, приберегаемого для особых случаев, после чего пожелала безоблачного им счастья до скончания дней. Кэтрин вытерпела все эти почести, едва сохраняя вежливую мину на лице, а вот Бэрк проявил чрезвычайную доброжелательность. Когда хозяйка оставила их одних, он поднял бокал за долгую и счастливую совместную жизнь, за удивительную удачу, подарившую ему встречу с женщиной его мечты, за их многочисленных отпрысков, да благословит их Господь быть похожими на мать…

– Когда же это кончится? – возмутилась наконец Кэтрин. – Вы ведете себя как последний дурак.

– Но ты сама в этом виновата, прекрасная Кэт! Ты сводишь меня с ума. Бьюсь об заклад, любой мужчина, сидя рядом с тобой и купаясь в лучах твоей красоты, через пять минут начал бы нести околесицу. Мы теряем головы, вот в чем дело…

Он вдруг умолк и уставился куда-то поверх ее плеча, позабыв, о чем говорил. Кэтрин с любопытством обернулась и проследила за его взглядом. По другую сторону от прохода за таким же, как у них, столиком на двоих сидела дама с пером (хотя, разумеется, в эту минуту она была без пера) в обществе своей дочери или компаньонки, словом, девушки лет пятнадцати-шестнадцати, кем бы она ей ни доводилась. Дама отвесила в их сторону чинный поклон, хотя в ее глазах играл все тот же кокетливый огонек. Девушка, светлая блондинка с голубыми глазами, еще не расцветшая, но обещавшая в скором времени стать хорошенькой, смутилась и опустила взгляд в тарелку.

– Вы с ними знакомы? – спросила Кэтрин куда резче, чем собиралась.

– Конечно, нет! – удивился Бэрк. – А почему ты так решила?

Она ничего не ответила, и он продолжал как ни в чем не бывало:

– Красивая она женщина, как по-твоему?

– Да, наверное, – весьма прохладно откликнулась Кэтрин. – Для своего возраста, – добавила она, не удержавшись от искушения.

– Гм, – промычал Бэрк, оглядывая даму поверх ободка своего бокала. – С возрастом приходит мудрость.

Кэтрин была несказанно рада, когда им наконец подали еду.

– Ты устала? – спросил он, когда они поели.

– Ни капельки.

Это было неправдой, но ей совсем не хотелось подниматься наверх. Она не собиралась ложиться вместе с ним в эту широкую постель с пологом, но у нее просто не было сил на очередное противостояние по этому поводу. Поэтому они направились в малую гостиную, уютную, обшитую ореховыми панелями комнату с разожженным камином, где постояльцы собирались, чтобы почитать или сыграть партию в карты. Бэрк усадил Кэтрин в резное деревянное кресло у огня и сам уселся поодаль. Подошла горничная, чтобы спросить, желают ли господа что-нибудь выпить. Бэрк заказал бренди, а Кэтрин попросила рюмку портвейна.

Круглолицый господин с бакенбардами, потягивавший виски по соседству, приветливо кивнул Кэтрин, а затем громко и добродушно спросил, обращаясь к Бэрку:

– Что вы думаете об этом принце Чарли, сэр? Может, нам пора заряжать пистолеты и прятать наших женщин? Или можно повернуться на другой бок и продолжать спать? Как по-вашему? Говорят, он все еще в Карлайле, обдумывает свой следующий ход. Если он решит двинуться на юг и поднять бунт в Ланкашире, мы окажемся как раз на его пути. Нам грозит опасность?

– Нет, не думаю, – живо ответил Бэрк, – хотя полагаю, что он действительно пойдет на юг. Мне кажется, Чарли стоит на перекрестке четырех дорог. Он может остаться на месте и ждать всеобщего восстания английских якобитов. Или он может двинуться походом на Ньюкасл и вступить в бой с генералом Уэйдом. Он также может вернуться в Шотландию и занять оборонительные позиции, дожидаясь, пока его армия не станет достаточно сильной для наступления. И наконец, он может предпринять бросок на юг, потому что рассчитывает (и не без основания) найти немало сторонников в Ланкашире. Полагаю, он выберет именно последний путь, так как его конечной целью является Лондон, и чем ближе он к конечной цели, тем лучше он себя чувствует. Но вам и вашей семье, сэр, ничто не угрожает. До сих пор войска горцев вели себя безупречно. Я уверен, что они и впредь будут продолжать в том же духе, пока военная удача им не изменит. Когда-нибудь это непременно произойдет, но в ближайшее время – вряд ли.

Кэтрин принялась молча обдумывать услышанное, поражаясь тому, насколько точной оказалась его оценка. Она была благодарна Бэрку за признание доблести шотландцев, но его убежденность в том, что их дело обречено, глубоко встревожила ее. Этого просто не могло быть! Девушка прекрасно понимала, что восстание чревато большим риском и что в случае неудачи многие поплатились бы головой, но мужество и боевой дух восставших были так сильны, их цели столь высоки и благородны… Нет, они должны были, просто обязаны были победить! А иначе зачем она ввязалась в этот опасный спектакль, который вполне мог привести ее на эшафот?

И все же она с самого начала знала, чем рискует, но тем не менее охотно приняла предложенные условия, потому что ей казалось, что после смерти отца терять уже больше нечего. Что же изменилось с тех пор? Ничего. Просто она струсила. Уже очень-очень скоро ей предстояло предстать перед так называемым английским правосудием, и чем ближе был этот час, тем ей становилось страшнее. Надо взять себя в руки и вспомнить, что в восстании участвуют множество людей, и некоторые уже заплатили, а многим другим еще предстоит заплатить не менее высокую цену.

Ей подали заказанный портвейн, и она стала потягивать его потихоньку, прислушиваясь вполуха к разговору Бэрка с круглолицым господином. От камина исходил расслабляющий жар, вино оказалось крепким, и Кэтрин наконец-то почувствовала, как спадает напряжение. Наблюдая, как Бэрк раскуривает трубку, она вдруг засмотрелась на его сильные руки, на длинные пальцы, приминающие табак. Все ее тело внезапно отяжелело, словно к нему привесили груз. Она переводила взгляд с его мускулистых бедер на твердую линию подбородка, уже слегка оттененного пробивающейся щетиной, на гладкие, отливающие шелком волосы, зачесанные назад над высоким лбом. Сама того не желая, она вспомнила и его поцелуй, на который ее собственное тело ответило с неожиданной силой и страстью, заставшей ее врасплох. Она не знала, что и думать.

Решив больше не смотреть на него, Кэтрин закрыла глаза. Чем думать о нем, лучше вспомнить о Майкле. Какой он был сильный, красивый, светловолосый. Честные карие глаза, смеющийся рот. Но это всего лишь слова, поняла Кэтрин, виновато вздрогнув. Сколько ни старалась, она не могла вызвать в памяти его живой образ. Ей стало стыдно.

Открыв глаза, она обнаружила, что Бэрк пристально смотрит на нее, и отвернулась, покраснев и делая вид, будто ее чрезвычайно заинтересовала висевшая на стене гравюра с изображением сцены охоты. Как невыносимо стыдно признаваться даже себе самой (но признаться надо, если она хочет быть честной хотя бы перед собственной совестью), что ее влечет к этому мужчине. За последние четыре года от нее осталась одна лишь окаменевшая и пустая внутри оболочка. Она примирилась с одиночеством, с жизнью без семьи, без детей, не согретой ни единым сильным чувством, кроме неистребимой жажды мести. О, пусть это новое волнение станет знаком того, что в ее жизни и в ней самой что-то меняется и что другие мужчины, а не только он, смогут пробудить в ней чувства, взмолилась Кэтрин. Тысячи вопросов теснились у нее в голове, а боязливая душа надеялась, что никогда не узнает ответов. Ведь что бы ни случилось, не далее, как послезавтра им суждено расстаться навсегда. Она никогда его больше не увидит. И это ее устраивало как нельзя лучше, это было именно то, чего она хотела. И все же… все же…

Бэрк заказал новую порцию бренди и поинтересовался, не хочет ли она еще вина. Кэтрин решила воспользоваться случаем, чтобы уйти.

– Нет, спасибо, – ответила она, прикрывая рукой притворный зевок, – я, пожалуй, поднимусь наверх. Но ты не торопись, дорогой, выпей, если хочешь. Увидимся утром.

Поднявшись и подойдя к нему, Кэтрин нежно провела рукой по его щеке.

– Спокойной ночи, мой голубок, – проворковала она.

В его глазах появилась одобрительная улыбка. Девушка вздрогнула от неожиданности, когда он вдруг поймал ее запястье и одним плавным движением поднялся на ноги.

– Позволь мне проводить тебя до дверей, мой ангел, – заботливо предложил Бэрк.

– В этом нет нужды, милый.

– Нет-нет, я настаиваю. Ты же знаешь, у меня сердце не на месте, стоит мне только выпустить тебя из виду.

Он отвел ее к выходу, и они оказались прямо на виду у всех посетителей как большой, так и малой гостиной. Некоторые умиленно улыбались, глядя на них. Слух о том, что они новобрачные, уже облетел весь постоялый двор, и не осталось ни одного постояльца, который не был бы об этом наслышан. Бэрк прижимал ее к себе слишком близко, и Кэтрин чувствовала себя неловко, но не испытывала страха. Что, в конце концов, он может сделать у всех на глазах?

– Может быть, мне все-таки следует подняться с тобой, дорогая, и помочь тебе раздеться? Все эти крючки и пуговицы… А у тебя даже горничной нет!

Его пальцы при этом перебирали застежки на корсаже ее платья. Кэтрин почувствовала, что ей становится жарко, но ответила очень тихо и нежно:

– Да я скорее съем полную тарелку червей, сокровище мое. – И она послала ему сладчайшую улыбку.

– Ах, моя кроткая голубка, ты надрываешь мне сердце. Насколько я понимаю, ты не передумала насчет моего первоначального предложения?

– Какого предложения, розанчик?

– Как какого? От всей души предлагаю тебе проявить себя в деле, душистый марципан. Это твой последний шанс обрести свободу.

– Но, солнце мое, я же, кажется, ясно дала понять: уж пускай меня лучше повесят!

– Ну что ж, отлично. Поступай как знаешь, услада очей моих. Спокойной ночи.

– Бэрк, я тебя предупреждаю, – прошипела она, догадавшись, что он намерен делать.

Слишком поздно: его рука, лежавшая у нее на талии, обвилась вокруг нее змеей и притянула ее ближе, другой рукой он взял ее за подбородок и запрокинул ей голову, чтобы поцеловать. Кэтрин не захотела устраивать сцену при всех и вынуждена была терпеть его прикосновения, стоя с широко открытыми глазами, прямая и неподвижная, как статуя. Сперва его губы были нежны, даже игривы, но потом он еще теснее прижал ее к себе, а его рука, выпустив подбородок, скользнула ей на затылок. Пальцы вплелись ей в волосы, а поцелуй стал таким горячим и страстным, что внутри у нее что-то взорвалось. На этот раз, когда его язык проник ей в рот, она не воспротивилась: головокружительные, захватывающие дух новые ощущения поглотили ее целиком. Ее руки, судорожно упиравшиеся ему в грудь, ослабели, кулаки разжались. Какой-то неясный звук, родившийся глубоко в груди, сорвался с ее губ, колени у нее задрожали. Бэрк выбрал именно этот момент, чтобы прервать поцелуй: ему гораздо лучше, чем ей, было известно, как далеко может завести их страсть. Но Кэтрин показалось, что он самым жестоким и бессердечным образом бросил ее. Она стояла, нетвердо держась на ногах и тяжело дыша, пока кружившаяся перед глазами комната не встала наконец на место. Вокруг раздались радостные возгласы, смех и аплодисменты благодарных зрителей. Некоторые подняли бокалы в знак приветствия. От мучительного смущения Кэтрин ощутила дурноту. Бросив мгновенный страдальческий взгляд на Бэрка, она подхватила юбки и стремглав кинулась вверх по лестнице.

Он проводил ее затуманенным взглядом, борясь со всепоглощающим желанием броситься за нею следом. Кто-то дружески хлопнул его по плечу и потащил обратно к камину. Ему налили еще бренди, мужчины окружили его, осыпая поздравлениями. Бэрк стоически выслушал все добрые пожелания, хотя его мысли блуждали где-то далеко-далеко. Когда разговор принял более общий характер, он отошел немного в сторону от остальных и, вновь раскурив трубку, задумчиво уставился на огонь. Очень скоро ему пришло в голову, что между пляшущими язычками пламени и волосами Кэт, горящими на солнце, имеется разительное сходство. И почему он сразу не последовал за нею? Если бы он поднялся к ней прямо сейчас, она бы ему уступила, в этом у него не было ни малейших сомнений. Она не упускала ни единой возможности осыпать его бранью и твердила, что презирает его, но собственное тело было ей не подвластно: она не могла скрыть, что он вызывает в ней ответное чувство. Приятно было сознавать, что она хочет его почти так же сильно, как он ее. Что же его удерживало? Скорее всего она была именно такой, какой хотела казаться: в лучшем случае, сбившейся с пути испорченной девчонкой, в худшем – настоящей законченной шлюхой. Ведь она согласилась спать с омерзительным Молем, стала его любовницей, потому что он оказался богаче ее прежнего покровителя, карточного игрока. Так откуда же все эти колебания, какой от них прок? Бэрк не находил ответа на этот вопрос. Он знал только, что не сможет ничего сделать, пока она сама не попросит. Шлюха она или нет, ему не хотелось пользоваться своим преимуществом в минуту ее слабости. Он понимал, что ведет себя как последний дурак, чего с ним никогда раньше не бывало. А хуже всего то, что другого шанса остаться наедине у них, пожалуй, не будет.

Мысль об этом ужаснула его настолько, что он решил утопить ее в вине. Подойдя с рюмкой бренди еще ближе к огню и по-прежнему не отрывая взгляда от пламени, Бэрк не сразу понял, что означает прерывистый шипящий звук, доносившийся из каминной трубы. Потом, оставив рюмку на каминной полке, он подошел к окну, распахнул створки и высунулся наружу. Ледяные капли дождя, подхваченные суровым ветром, ударили ему в лицо. Он отпрянул, улыбаясь, как мальчишка рождественским утром.

– Настоящий потоп! – радостно объявил Бэрк, обращаясь ко всем присутствующим. – Ни пройти, ни проехать. Нам придется остаться еще на день!

8

Лежа с закрытыми глазами, Кэтрин попыталась вернуть ускользающий сон. Если дать мыслям свободный ход, кажется, можно его вернуть… Ей снился Рори. «Черт побери, Кэт, дождь так и хлещет. Наши лошади…» Он суетился и ворчал, но слов было не разобрать. Каким-то образом они очутились на вершине Ройсова Бугра. Она сидела, прислонившись спиной к дереву, а он растянулся на земле, положив голову ей на колени, и принялся горячо рассказывать о чем-то, размахивая тонкими, как веточки, мальчишескими руками. Ее пальцы гладили его по волосам, по огненно-рыжим волосам, того же цвета, что у нее самой. Но потом вдруг начался дождь. Тяжелые крупные капли упали на лицо Рори, на его широко раскрытые глаза…

Кэтрин вздрогнула и окончательно проснулась. Последние остатки сна улетучились. Где она? Дождь оказался настоящим, она слышала, как он барабанит по стеклам. Какой-то звук привлек ее внимание, и она повернула голову на подушке. Бэрк?! О, Господи! Неужели… Но нет, теперь она вспомнила, что уснула в кресле, укрывшись плащом вместо одеяла. Он, должно быть, уложил ее в постель, вот и все. Кэтрин заглянула под покрывало, чтобы убедиться, что сорочка все еще на ней. Да, сорочка на месте. Слава Богу! Это значит, что ничего страшного не произошло. Ее сердце стало биться ровнее.

Бросив украдкой еще один взгляд на Бэрка, она невольно загляделась на его надменный орлиный нос. Его ноздри сохраняли свой царственный разлет даже во сне. «А может, – вдруг пришло ей в голову, – у него просто от природы лицо такое? Может, оно нечаянно придает ему заносчивый вид?» Но Кэтрин тут же заставила себя опомниться. Какой несусветный вздор! Бэрк выглядит надменным, потому что он такой и есть, а вот она – дура набитая, если может рассуждать о подобных глупостях.

И все же он вызывал у нее жгучий интерес. Вчера, перед тем, как уснуть в кресле, она просмотрела книги, которые он выложил на ночной столик, и с удивлением обнаружила «Божественную комедию»[19] на итальянском, латинский трактат по древнеримской военной истории, брошюру, содержавшую полемику между двумя видными членами парламента, а также томик на греческом с таким мудреным названием, что ей не удалось его разобрать. Для обычного офицера это был более чем странный подбор книг для чтения перед сном. Что же за человек этот Джеймс Бэрк?

Как раз в этот момент Бэрк открыл глаза, и он посмотрел прямо на нее. Яркая голубизна его глаз ослепила ее. Кэтрин невольно отшатнулась, но он оказался проворнее и живо схватил ее за руку.

– Не уходи, – с мольбой прошептал Бэрк. – Во сне все было так чудесно. Не разрушай его.

Его взгляд все еще казался сонным. Он улыбнулся с обычно столь не свойственной ему нежностью.

– А вы… а вам не кажется, что нам пора собираться в дорогу? – заикаясь, спросила Кэтрин.

При этом ей пришлось ухватиться за край простыни и натянуть ее повыше, потому что она прекрасно видела, куда переместился взгляд Бэрка.

На секунду он прислушался, потом его улыбка стала шире.

– Неужели ты не слышишь дождя, Кэт? Боюсь, нам сегодня не суждено отправиться в путь.

Раздался негромкий стук в дверь, и Кэтрин едва не подпрыгнула от испуга. Бэрк взглянул на нее, удивленно подняв одну бровь, и громко сказал:

– Войдите!

На пороге появилась хорошенькая горничная с подносом, на котором стояли две дымящиеся чашки шоколада и тарелка с намазанными маслом гренками.

– Доброе утро, – застенчиво приветствовала она пару в постели, поставив поднос на ночной столик и приседая в реверансе.

– Доброе, – жизнерадостно откликнулся Бэрк.

Он сел в постели, откинувшись спиной на подушку.

При этом стало видно, что на нем нет ночной рубахи, однако сам он ничуть не смутился.

– Какая у нас нынче погода?

– О, сэр, погода ужасная; уж сегодня вам точно не захочется уезжать. Хотите, я раздвину портьеры? Тогда вы сами увидите.

Зардевшись, девушка смущенно отвернулась, чтобы не смотреть на обнаженные широкие мужские плечи и грудь, невольно притягивающие взгляд. Бэрк и не подумал прикрыться.

– Да, это было бы очень любезно с вашей стороны, – с чарующей непосредственностью кивнул он.

Горничная подошла к окну и отдернула гардины, представив взору безнадежно затянутое свинцовыми тучами небо, едва различимое за сплошной пеленой дождя.

– И вправду ужасная! – добродушно согласился Бэрк. – Нет, сегодня мы, без сомнения, не уедем.

Его удрученный вздох не смог бы ввести в заблуждение даже шестилетнего ребенка.

– Ой, я было и позабыла! – воскликнула горничная. – Одна леди только что дала мне вот это, просила передать вам.

Кэтрин взяла визитную карточку, которую служанка протягивала ей через кровать.

– Она говорит, если вы сегодня не уедете из-за дождя, она была бы рада с вами познакомиться, и с вами тоже, мистер Бэрк, после завтрака в малой гостиной. Хочу, говорит, представить господам мою племянницу. Наверное, это та молоденькая мисс, светленькая такая, что с ней приехала, – пояснила девушка.

– Гм… Да, несомненно.

Бэрк стал заглядывать в карточку, которую Кэтрин все еще держала в руке.

– Миссис Селеста Паркингтон, – прочел он вслух, – Эрмитаж, Садбери, Стаффордшир.

С видом воплощенной невинности он бросил вопросительный взгляд на Кэтрин, а потом снова обратился к служанке.

– Как, ты говоришь, тебя зовут?

– Труди, сэр, – ответила она, вновь краснея. – Но я раньше не говорила.

– Разве? Тебе бы следовало представиться, Труди, тем более что у тебя такое красивое имя.

– Спасибо, сэр.

И Труди еще раз присела, смущенно глядя в пол.

– Передай, пожалуйста, миссис Паркингтон, что мы с моей почтенной матушкой почтем за честь свести с нею знакомство… м-м-м… скажем, в десять часов.

– С вашей… О, сэр, – захихикала горничная, – вы подшучиваете надо мной.

В дверях она отвесила прощальный реверанс, прикрывая рот рукой от смеха.

Когда Бэрк повернулся к Кэтрин, чтобы передать ей чашку шоколада, на лице у нее было написано раздражение пополам со смехом.

– Вы флиртуете со всеми женщинами без исключения, майор?

– Нет, только с хорошенькими или с законченными уродинами, – беспечно ответил он, с хрустом откусывая кусок хлеба с маслом.

– И к какому разряду вы относите миссис Паркингтон?

– Безусловно, к первому, – теперь он говорил с набитым ртом. – Ну как, Кэт, удостоим ли мы ее своим вниманием?

– Удостоим? – Кэтрин с отвращением повторила ненавистное ей выражение. – О, Боже, да вы и в самом деле любите задирать нос!

– Полагаю, что да, – беспечно согласился Бэрк.

– Вы не считаете, что все мы равны перед Богом?

– Перед Богом, безусловно, – да, но не перед людьми. И пока я живу на земле, а не в раю, мой долг – смотреть на мир глазами человека.

Его легкомысленное отношение взбесило ее.

– Вы считаете себя лучше меня, потому что занимаете более высокое положение, так?

– Не совсем. Не лучше, но несомненно удачливее.

– Нет, лучше. Вы бы женились на женщине ниже вас по положению?

– Только в одном случае: если бы мне вдруг пришла в голову фантазия лишиться наследства.

– Значит, не женились бы? Даже если бы вы были влюблены?

– Но, видишь ли, милая, я бы не стал влюбляться! Жизнь нравится мне такой, какая она есть, и у меня нет ни малейшей охоты заканчивать свои дни в нищете.

Его голос звучал небрежно, но она видела, что он говорит серьезно.

– Ну, а ты, Кэт? Ты бы вышла замуж за человека ниже себя по положению?

Кэтрин горько рассмеялась.

– Майор Бэрк, ниже меня по положению никого нет.

Она принялась потихоньку потягивать шоколад, стараясь держаться от Бэрка как можно дальше, но в то же время не упасть с постели. Их близость беспокоила и смущала ее, но как положить этому конец и притом немедленно, она не знала. Несколько минут завтрак проходил в полном молчании, потом Кэтрин решительно поставила свою чашку на поднос и повернулась к нему.

– Бэрк, я думаю, вы должны меня отпустить.

– Твое мнение мне известно, – хладнокровно ответил он, мысленно спрашивая себя, в какой именно момент она внушила себе, что у него есть полномочия решать, отпустить ее на волю или нет.

– Я серьезно. Вы давно уже убедились, что я не лазутчица.

– Ни в чем подобном я не убежден.

Когда он повернулся к ней, простыня соскользнула еще ниже к бедрам. Кэтрин не знала, куда девать глаза.

– Я думаю, вам просто нравится меня мучить, майор. Надеюсь, вы понимаете, почему мне ваши шутки не кажутся особенно забавными.

– Шутки?

– Я вас прошу отнестись к моим словам со всей серьезностью. Постарайтесь взглянуть на обстоятельства с моей точки зрения.

Бэрк протянул руку и взял прядь волос, лежавшую у нее на груди.

– Хорошо, – пробормотал он изменившимся голосом. – Я постараюсь.

При этом его взгляд был устремлен на прядь, которую он держал в руке, словно она была из чистого золота.

Кэтрин судорожно перевела дух. На какое-то мгновение ее мысли спутались.

– Дело в том, что мне грозит смерть из-за вашего упрямства, из-за вашего упорного нежелания увидеть вещи в их истинном свете. Но я не могу поверить, что вы действительно готовы носить такое пятно на своей совести.

– Ты удивительно умеешь искажать факты, любовь моя. На самом деле ты оказалась в незавидном положении вследствие своих собственных действий, а не моих. Я уже предложил тебе простой способ избавиться от затруднений, но ты не пожелала воспользоваться моим предложением. Поэтому я вынужден заключить, что ты не торгуешь своим телом. А отсюда недалеко и до следующего умозаключения: ты – государственная изменница и лазутчица якобитов.

С яростным криком Кэтрин выхватила свои волосы из его пальцев и выскочила из постели в одной сорочке. Ей было все равно.

– Это шантаж! – в гневе бросила она ему в лицо. – Вы мне омерзительны, я вас презираю!

– Ты слишком многословна:

– Животное! Низкая тварь! Мерзкий выродок…

– Предупреждаю, Кэт, я не потерплю оскорблений от своей жены.

– Ты слизняк, жалкое подобие человека! Извозчицкий кнут по тебе плачет!

– Ты подала мне отличную мысль, Кэт. Думаю, это тебя следовало бы отшлепать.

– Трус! Подлец! Только попробуй, гнусный английский урод, и я…

– И что ты?

Бэрк отбросил одеяло и спустил ноги на пол. Кэтрин с визгом бросилась к гардеробной, в панике рванула дверь на себя, хотя та открывалась внутрь. Наконец она справилась с нею, влетела в комнату и с треском захлопнула за собой дверь, навалившись на нее изнутри всем телом. С трудом отдышавшись, она услышала смех Бэрка, который находился далеко от гардеробной. Он даже не встал с постели, чтобы догнать ее. Взглянув на свои трясущиеся руки, она почувствовала себя распоследней дурой.

* * *

– О, но неужели же… Господи, я думала, все умеют играть в триктрак! – несмотря на всю свою благовоспитанность, миссис Паркингтон не сумела удержаться от удивленного возгласа при виде такого странного отступления от общепринятых правил.

Кэтрин беспомощно пожала плечами.

– Я… просто не научилась, – солгала она, чувствуя себя незаслуженно обиженной.

Вот уже битых два часа она вынуждена была сидеть в малой гостиной и в униженном молчании слушать, как Бэрк и миссис Паркингтон обмениваются мнениями о самых разных предметах. Ей же приходилось делать вид, будто она ничего в них не смыслит. Она до смерти устала улыбаться, как кукла, выслушивая их рассуждения о последней опере Генделя,[20] о политике Уолпола,[21] о сатирическом таланте Хогарта.[22] Обо всем этом Кэтрин могла судить самостоятельно и уж ничуть не хуже (в этом она была глубоко убеждена), чем миссис Паркингтон. Но она не могла позволить себе высказать свои суждения вслух, оставшись верной образу Кэтти Леннокс, поэтому ей приходилось терпеть унижения, притворяясь невежественной дурочкой.

Еще больше ее раздражала необходимость сидеть сложа руки и наблюдать, как прямо у нее на глазах миссис Паркингтон напропалую флиртует с человеком, который, насколько ей было известно, являлся новоиспеченным мужем Кэтрин. А Бэрк ничего не предпринимал, чтобы ее остановить. Совсем напротив, он ловил каждое слово этой женщины с живейшим вниманием. Кэтрин вынуждена была признать, что миссис Паркингтон хороша собой, неглупа и образованна. Но так как каждое отпущенное ею глубокомысленное замечание, шутка или острое словцо выставляли саму Кэтрин косноязычной простушкой… честное слово, надо было быть святой, чтобы почувствовать симпатию к миссис Паркингтон, а Кэтрин отнюдь не считала себя праведницей.

Она бросила взгляд на юную мисс, Джессику Паркингтон, читавшую книгу у окна, и вновь ощутила укол зависти. Как бы ей хотелось в этот ненастный день тоже уютно устроиться где-нибудь в уголке с книжкой в руках, позабыв о войне за престолонаследие, а главное, о майоре Джеймсе Бэрке. Особенно о майоре Бэрке. Внезапно ощутив, что у нее нет больше сил молча наблюдать, как Бэрк и миссис Паркингтон приходят к сердечному взаимопониманию, Кэтрин извинилась и пересела поближе к Джессике.

Перебросившись с девушкой несколькими вежливыми фразами, она с любопытством спросила:

– Что вы читаете?

– Стихи, – шепотом ответила девушка, как будто немного стесняясь. – Сонеты Шекспира.

Кэтрин уже открыла рот, чтобы попросить взглянуть на книгу, но вовремя спохватилась, что по легенде ей не полагается уметь читать, и вместо этого принялась расспрашивать Джессику, оказавшуюся милым и кротким ребенком, о ее вкусах и пристрастиях. Так ей удалось выяснить, что Джессика несказанно рада возвращению домой после бесконечно затянувшегося визита к недавно овдовевшей тетушке.

– Джессика! – внезапно окликнула ее тетка.

Девушка умолкла, вид у нее был почти виноватый.

– Зачем ты морочишь голову бедной миссис Бэрк своей болтовней? Она так добра, что готова терпеливо выслушивать, как ты мелешь вздор.

Миссис Паркингтон снисходительно рассмеялась, а Джессика мучительно вспыхнула. Кэтрин прониклась жалостью к ней.

– Подойди сюда, дитя мое, сядь рядом со мной. Почитай нам свои сонеты, – предложила тетушка.

Джессика покорно поднялась, пересекла гостиную и села рядом с теткой. Бэрк сидел, небрежно откинувшись в кресле, и курил трубку, но его глаза, казалось, не упускали ни малейшей детали. Кэтрин забеспокоилась: не заметил ли он, как она потянулась за книгой Джессики.

– Прочти тот, что про любовь, Джесси. – Миссис Паркингтон улыбалась все так же снисходительно. – Ты знаешь, какой я имею в виду: там в каждой строчке только и речи, что про любовь.

Джессика снова вспыхнула и принялась перелистывать шелестящие страницы. Ее тетушка взглядом дала понять Бэрку, что, мол, ничего не поделаешь, приходится терпеть, и сложила руки на коленях, приготовившись слушать.

«Любовь моя, возьми мою любовь, забрав ее, не станешь ты богаче…» – начала Джессика с заученными интонациями школьницы.

Кэтрин про себя повторяла слова следом за нею, со щемящей тоской вспоминая свои собственные школьные годы. Как она любила эти сонеты! Жизнь в то время казалась такой простой… Все ее заботы сводились к тому, какое выбрать платье или как научиться делать наимоднейшую французскую прическу. Она вдруг позавидовала невинности Джессики. «Держись за нее сколько сможешь, – мысленно посоветовала Кэтрин, – один Бог знает, как много тебе суждено утратить вместе с нею!»

– Очень мило, моя дорогая. Быть может, миссис Бэрк окажет нам честь и прочтет один из своих любимых сонетов? – милостиво предложила миссис Паркингтон, когда Джессика закончила. – О, прошу вас, это доставит нам всем огромное удовольствие! – добавила она, когда Кэтрин пробормотала какой-то невнятный отказ.

– Мне бы не хотелось, – уже тверже повторила Кэтрин.

Но чем решительнее она отказывалась, тем упорнее настаивала миссис Паркингтон.

– Нет, в самом деле, вы ни в коем случае не должны уклоняться. Это было бы не по правилам. Потом я прочту, а потом, может быть, и майор Бэрк нас порадует своей декламацией?

Опять она принялась флиртовать с Бэрком, кокетливо потупив глазки и трепеща ресницами.

Кэтрин почувствовала, что начинает краснеть. Она не знала, что еще сказать. Отказываться дальше было бы невежливо и неприлично, но признаться этой красивой и образованной женщине, что она не умеет читать, было бы слишком унизительно!

– Да-да, прошу вас, – присоединилась к уговорам Джессика, еще больше усугубив неловкость.

Кэтрин украдкой бросила взгляд на Бэрка: он следил за нею с выжидательным, немного задумчивым выражением. Джессика тем временем положила книгу ей на колени. Кэтрин взяла ее, словно какой-то посторонний предмет, назначение которого было ей неизвестно, и подняла расстроенный взгляд, собираясь заговорить.

– О, Кэтрин, твои очки! – воскликнул Бэрк, как будто только что вспомнив. Он повернулся к миссис Паркингтон. – Вы должны извинить мою бедную женушку, она немного тщеславна и отказывается носить очки, если только я не настою, чтобы она их надела. Без очков она не увидит ни строчки.

Облегченно вздохнув, Кэтрин опустила голову, чтобы скрыть заливающий щеки румянец. Это казалось нелепым, но ее сердце было переполнено благодарностью. Она и предположить не могла, что когда-нибудь будет испытывать такое чувство по отношению к Джеймсу Бэрку.

* * *

День тянулся бесконечно. После обеда дамы Паркингтон наконец удалились к себе, оставив Кэтрин наедине с Бэрком. Дождь монотонно барабанил по стеклам, и это стало действовать ей на нервы, которые с каждым часом напрягались все сильнее. Она огрызалась на каждое слово Бэрка, чувствуя, как давит на нее его постоянное присутствие. Одним своим видом он словно напоминал, что ей все еще предстоит сделать выбор. Когда он, почти не надеясь на утвердительный ответ, спросил, умеет ли она играть в шахматы, Кэтрин ответила «да». Она прекрасно понимала, что это неразумно: такое занятие вряд ли могло увлечь Кэтти Леннокс. Но ей до смерти надоело притворяться дурой и к тому же необходимо было отвлечься, чтобы хоть ненадолго позабыть о том, что часы бегут и через сутки она скорее всего снова окажется в тюрьме.

Они заняли места друг против друга за маленьким столиком у камина. Кроме них, в малой гостиной никого не осталось: все, по-видимому, удалились в свои комнаты, чтобы отдохнуть перед ужином. Игра началась с традиционных ходов без особого риска: оба старались оценить способности друг друга и нащупать слабые места. Однако вскоре Кэтрин перешла к своей обычной наступательной тактике, иногда приносившей блестящие результаты, но нередко приводившей к поражению. Бэрк оказался более терпеливым и методичным, но очень искусным игроком и опасным противником. Он выиграл первую партию и уже намеревался выиграть вторую, когда неожиданный ход Кэтрин заставил его пожертвовать ферзем, а затем и признать поражение. Бэрк долго сидел, уставившись на доску и изучая маневр, разбивший его наголову, затем вскинул восхищенный взгляд на Кэтрин.

– Поздравляю, Кэт, это была блестящая и остроумная атака. Больше я не позволю загнать себя в угол, даю слово. Сыграем еще?

– Конечно.

Но ей становилось все труднее и труднее следить за ходом игры. Как и прошлым вечером, Кэтрин почувствовала, что ее охватывает томная слабость. Почему-то она не могла оторвать взгляда от рук Бэрка. А когда он рассеянно потер большим пальцем полированную поверхность одной из своих пешек, у нее что-то болезненно всколыхнулось в животе. Ей вдруг представилось, что он снова обнимает ее. В ужасе от собственных мыслей она сделала опрометчивый ход, и он взял одного из ее коней.

– Будь внимательнее, Кэт, – мягко предупредил Бэрк.

Она попыталась сосредоточиться на игре. Он на минуту вышел из комнаты, пока она обдумывала свой следующий ход, и вернулся с двумя рюмками шерри. Их пальцы встретились, когда он передал ей рюмку, и неведомое ранее острое удовольствие пронзило ее подобно электрическому разряду. Кэтрин поспешила поставить свою рюмку, пока он не заметил, как у нее трясутся пальцы.

Свеча на столике стала догорать, и Бэрк поднялся, чтобы заменить ее другой, стоявшей на каминной полке. Но вместо того, чтобы снова сесть напротив, он встал у нее за спиной, пока она обдумывала свой следующий ход. Шахматная доска начала расплываться у нее перед глазами, Кэтрин больше ни о чем не могла думать, кроме его близости. Ее дыхание стало тихим и неровным, словно она прислушивалась к чему-то, а кожа как будто истончилась: ей казалось, все ее жизненные соки вот-вот выплеснутся прямо в воздух, сгустившийся от напряженного ожидания. Может, она заболела? Что означает это чувство и почему оно приходит, только когда она с Бэрком? В голову закралась предательская мысль о том, что даже с Майклом у нее никогда не было ничего подобного. Кэтрин попыталась ее изгнать, но безуспешно.

Наконец она сделала почти произвольный ход слоном. Прошло несколько минут, но Бэрк так и не сел.

– Ваш ход, майор, – напомнила она наконец изменившимся голосом.

Он подхватил прядь ее волос и неторопливо намотал себе на палец. Кэтрин вздрогнула, продолжая упорно смотреть вниз.

– Нет, Кэт, я думаю, сейчас твой ход. – Бэрк уже стоял перед ней.

На этот раз ей пришлось поднять глаза, и он приковал ее к себе взглядом, обещавшим так много, что она едва не лишилась чувств.

– Пойдем со мной наверх, – тихо, но властно прошептал Бэрк.

Время остановилось, пока оба они ждали ее ответа. У Кэтрин перехватило дух, полуоткрытые губы как будто приглашали к поцелую, и Бэрк уже был готов принять это приглашение, когда дверь распахнулась, и в гостиную впорхнула миссис Паркингтон.

– О, как чудесно! Я думала, все, кроме меня, куда-то запропастились. Джесси решила вздремнуть, и все остальные, по-видимому, тоже. Слава Богу, что вы здесь! Я бы с ума сошла, дожидаясь ужина в одиночестве.

Кэтрин почувствовала, как рука Бэрка мягко скользит по ее плечу вниз, к локтю, и подхватывает ее, заставляя подняться на ноги. Обняв ее за талию, он повернулся к миссис Паркингтон.

– Мы с удовольствием составили бы вам компанию, сударыня, но моя жена просто падает от усталости и думает только о том, как бы поскорее забраться в постель. Вы должны нас извинить. Возможно, мы увидимся за ужином.

С этими словами он вывел Кэтрин из комнаты, не дожидаясь ответа, а миссис Паркингтон так и осталась стоять посреди гостиной, торопливо изобразив на лице выражение покорности судьбе, чтобы скрыть следы разочарования и уязвленного тщеславия.

Мысли Кэтрин кружились вихрем всю дорогу до их номера на втором этаже. Она постоянно ощущала руку Бэрка у себя на талии. К тому времени, как они достигли порога комнаты, его прикосновение стало жечь ее, точно раскаленным тавром. Как только дверь за ними закрылась, девушка высвободилась из его объятий, намереваясь раз и навсегда прояснить отношения.

– Перестаньте, прошу вас! Не трогайте меня.

Она предостерегающе вытянула руку вперед, словно преграждая ему дорогу, хотя он не двинулся с места, чтобы подойти к ней. Более того, он повернулся спиной, прошел к письменному столу и уселся боком, опираясь одной ногой на стул, а другой болтая в воздухе. Ей стало досадно, что он развалился как ни в чем не бывало, в то время как сама она места себе не находит.

– Нам надо поговорить, – сказала Кэтрин, судорожно заламывая руки. – Объясните, почему вы не хотите меня отпустить, Бэрк! Вам известно, кто я такая, вы не можете делать вид, будто вы этого не знаете! Я…

Она не могла это выговорить. Он выжидательно поднял бровь.

– …шлюха!

Слово едва не застряло у нее в горле, она чувствовала, как жгучие слезы подступают к глазам.

– Я завожу любовников за деньги. Мне особенно нравятся солдаты, и мне плевать, на какой стороне они воюют, лишь бы у них денег было побольше! Ни за что на свете я бы не стала рисковать жизнью из-за какой-то дурацкой политики, в которой ни черта не смыслю. Какой мне от нее прок? Неужели вы не понимаете?

Бэрк откинулся назад, опираясь на руки. В его суровом взгляде появилось задумчивое выражение.

– Ты все твердишь, что ты шлюха, Кэт. Тебя послушать – так можно подумать, будто ты переспала с половиной английской армии и большей частью флота. Ты щедро раздаешь свои милости налево и направо от Дамфриза до Абердина. Тебя, по всей видимости, не было при Престонпанзе, иначе нас не разгромили бы с таким позором. О, если бы ты там побывала, то подняла бы боевой дух войск, не говоря уже о выправке и прочем, на недосягаемую высоту. Завидев тебя, каждый наверняка делает стойку, – добавил он, не удержавшись.

Кэтрин отвернулась, чтобы скрыть смущение, но было слишком поздно.

– В чем дело, Кэт? – изумился Бэрк. – Ты краснеешь, заслышав выражение «сделать стойку»? Как же так? У каждой из знакомых мне шлюх имелся в запасе целый арсенал непристойностей для описания различных частей тела и их назначения. Они обожали ругаться вслух: считали, что это подогревает мужчин. Я всегда думал, что им виднее, и ни разу в жизни не встречал шлюхи, которая покраснела бы, услыхав такую беззубую вольность.

Овладев собой, она вновь повернулась к нему лицом.

– Вы ошибаетесь на мой счет. Разумеется, мне приходилось слышать выражения и похлеще этого, уверяю вас. Я именно такая, как вы говорите, но вы ошибаетесь, если думаете, что я этим горжусь. Я так живу, потому что жизнь меня заставила, но я ее не выбирала.

Сложив руки на поясе, Кэтрин опустила на них свой взгляд.

– Да брось, Кэт, так не пойдет.

Вдруг ему в голову пришла неожиданная мысль.

– Расскажи неприличный анекдот.

– Что?

– У каждой шлюхи имеется в запасе набор сальных шуток и анекдотов. Поделись со мной.

Девушка смотрела на него в недоумении, стараясь вспомнить что-нибудь подходящее, но ей ничего не приходило в голову. Кажется, Рори знал какой-то стишок… О чем же там шла речь?

– «Жила-была девушка в Дорнохе…» – запинаясь, начала Кэтрин, но тут же остановилась. – Не помню, как там дальше, – пояснила она с дребезжащим смешком, – ну да Бог с ним. Все равно не так уж это было смешно.

Бэрк сочувственно покачал головой.

– Ах, Кэт, Кэт. И ты все еще хочешь убедить меня, что ты проститутка?

– Да! Так оно и есть, Бэрк. Вы должны мне верить.

Он улыбнулся. Она вся напряглась, уже предугадывая, что за этим последует.

– Но я тебе не верю. Поэтому тебе придется меня убедить.

Она отступила на шаг назад.

– Нет.

– Завтра мы доберемся до Ланкастера. Через несколько дней военный патруль отконвоирует тебя в Лондон. Там ты предстанешь перед судом. Это будет справедливый суд; люди, наделенные законными полномочиями, решат, кто ты есть на самом деле…

– Тьфу! – презрительно сплюнула Кэтрин. – Скажете тоже! «Справедливый»? «Законный»? Да англичане знать не знают, что это такое!

Бэрк выждал с терпеливой улыбкой, пока она не умолкла, и вновь заговорил, понизив голос, отчего у Кэтрин создалось неприятное впечатление, будто они уже вдвоем в постели.

– Как бы то ни было, твое время на исходе. У тебя осталась ровно одна ночь, чтобы попытаться доказать, что ты не якобитская лазутчица. И мне известен лишь один способ, каким ты могла бы меня убедить.

От страха у нее по спине забегали мурашки, ладони сделались влажными от пота. Ей казалось, что стены комнаты смыкаются вокруг нее. Собравшись с силами, Кэтрин выпустила свой последний заряд.

– Неужто вы и в самом деле такого высокого мнения о себе? Вы не допускаете даже возможности, что мне не приятно к вам прикасаться? – язвительно осведомилась она. – Может, я и переспала, как вы изящно выразились, с половиной английской армии, но с вами я спать не желаю, и лишь ваше чудовищное самомнение мешает вам признать, что я нахожу вас отвратительным.

– Отвратительным?

Поглаживая подбородок, он, казалось, всерьез задумался над ее словами.

– Я полагаю, всякое на свете случается. Как говорят, все когда-то бывает в первый раз.

Она презрительно фыркнула, но он лишь усмехнулся в ответ.

– Должен сказать, что хотя за эти дни мне не так уж часто выпадала приятная возможность к тебе прикасаться, я как-то не заметил особых признаков отвращения с твоей стороны. К тому же, Кэт, даже если бы это было правдой, настоящая мастерица своего дела не стала бы давать волю собственным чувствам. Отказывать клиенту только потому, что испытываешь к нему отвращение? Для уважающей себя шлюхи это непозволительная роскошь, особенно в условиях крайней необходимости. А ты моя дорогая, уж позволь тебе заметить, находишься именно в таких условиях, – и Бэрк улыбнулся с фальшивым сочувствием.

На секунду она остановила на нем взгляд, невольно отмечая про себя его несомненную и даже несколько подавляющую мужскую красоту. Он смотрел на нее благожелательно, но в его насмешливых голубых глазах ясно читался вызов. О, как бы ей хотелось бросить правду ему в лицо! С каким наслаждением она сказала бы этому надменному негодяю, что скорее пойдет в тюрьму и даже на виселицу, чем уступит ему! У нее не было ни малейшего сомнения в том, что он собирается исполнить свою угрозу и передать ее английским властям завтра же, если она не отдастся ему сегодня. С приглушенным возгласом отчаяния она отвернулась от него и отошла к окну.

Схватившись за подоконник и уставившись невидящим взглядом на залитый дождем двор, Кэтрин попыталась напрямую ответить на мучивший ее вопрос: почему ей так трудно согласиться и переспать именно с этим англичанином? Неделю назад она едва не легла в постель с подполковником Молем, с одним из самых отталкивающих мужчин из всех, кого ей когда-либо приходилось встречать. Это было бы ужасно, нет, просто чудовищно, и все же она пошла бы на это. Ведь в тот страшный час ее подогревало воспоминание о преступлениях, совершенных соотечественниками Моля в ее стране, о том, что они сотворили с ее отцом, а еще раньше – с Майклом и Рори. Ей хотелось сделать что-нибудь, чтобы отомстить за их смерть. Что же изменилось с тех пор? Неужели решимость покинула ее? Почему теперь даже ради спасения собственной жизни ей так трудно решиться на тот же самый шаг?

Ответ пришел с ослепительной ясностью, как вспышка молнии. Переспать с Молем – это было равносильно выстрелу, хладнокровно и прицельно выпущенному по врагу в ходе ее личной войны против англичан. Это была бы военная вылазка, а не проявление любви. Она могла логически обосновать необходимость своего поступка, представить его не как низость, а как исполнение патриотического долга. Но с Джеймсом Бэрком все иначе. О, нет, она вовсе не влюблена в него, он вызывает в ней одно лишь презрение. Но, помоги ей Бог, есть в нем что-то такое, что ее волнует. Она и подумать не могла, что ей когда-нибудь доведется испытать подобное чувство. От одного звука его голоса с нею начинало твориться нечто необъяснимое, его близость заставляла ее трепетать. Ублюдок! Кэтрин вспомнила о поцелуе, которым он насильственно наградил ее вчерашним вечером на глазах у всех постояльцев, и колени у нее задрожали. Это было выше ее понимания. Будь он проклят! То, что она едва не совершила с подполковником Молем, было делом чести, считала Кэтрин, но то, что она испытывала к Джеймсу Бэрку, покрывало ее позором.

Проклиная Бэрка и свою собственную нестойкую плоть, Кэтрин попыталась успокоиться. Потом она прокляла свою трусость, потому что отвергнуть его предложение и взглянуть в глаза последствиям было не в ее силах. Она приняла решение.

9

С напускной небрежностью опершись локтем о колено, Бэрк наблюдал за Кэтрин, пока она стояла, слегка прислонившись к подоконнику, и чертила длинным пальцем узоры на стекле. Сколько безыскусной грации было в ее позе! Откуда что берется? – подумал он. Кем бы она ни была, он мог бы запросто и безо всякого стеснения взять ее с собой куда угодно, даже ко двору, не сомневаясь, что любой лондонский щеголь с готовностью станет расшибаться в лепешку, лишь бы свести знакомство с нею. Но вот что с нею будет, когда она предстанет перед военным судом? Самому Бэрку было все равно, лазутчица она или нет. Доведись ему оказаться среди судей, он скорее сам пошел бы на виселицу, чем позволил бы хоть на день отправить ее в тюрьму. При одной мысли об этом ему становилось не по себе, и он невольно старался не думать о том, что ее ожидает в ближайшие несколько дней. По всей вероятности, она все-таки не участница заговора, а просто хорошенькая авантюристка, привыкшая использовать то, чем ее столь щедро одарила природа, чтобы выжить. Бэрк не сомневался, что через несколько минут загадка тем или иным образом разъяснится, однако его ставили в тупик собственные чувства. Конечно, было бы лучше, если бы ей удалось его убедить: тогда он, в свою очередь, смог бы с чистой совестью заявить военным властям, что она не пособница якобитов и не представляет никакой угрозы мирному правлению короля Георга. И все же в глубине души, вопреки собственным желаниям и даже невзирая на очевидные факты, он продолжал безрассудно надеяться, что она не шлюха.

Замечтавшись, Бэрк не сразу заметил, что Кэт повернулась к нему лицом и смотрит на него, полузакрыв глаза, с томной улыбкой, которой он никогда раньше не видел. Он вопросительно приподнял бровь. Вместо ответа она медленно двинулась ему навстречу – так медленно, что он расслышал шуршание нижних юбок. Подойдя на расстояние вытянутой руки, она остановилась. Как опытная искусительница, подумал Бэрк. Его губы скривились в презрительной полуулыбке. Так вот оно как, милая Кэт, подумал он, ощущая в душе странную смесь разочарования и нарастающего волнения.

Кэтрин же остановилась вовсе не для того, чтобы раздразнить его аппетит. Ей пришлось заново собрать в кулак всю свою решимость, покинувшую ее за время многомильного перехода от окна к столу. Она чуть не отшатнулась, завидев презрительный взгляд на его гордом лице и чувствуя, что готова его ударить. Но нет, в этой игре требовались более тонкие приемы. Если ей удастся его соблазнить, если у него не останется сомнений, что она именно та, за кого себя выдает, тогда к завтрашнему утру она будет свободна. Эта мысль придала ей смелости, и Кэтрин почти уверенно вступила в V-образное пространство, образованное его ногами.

Она положила руки ему на плечи, едва касаясь кончиками пальцев кожи над воротом рубашки. Тут ей пришлось в спешке опустить взгляд, чтобы он не успел заметить желания, неожиданно вспыхнувшего в ней при одном лишь легком прикосновении к нему. Боже милостивый, подумала Кэтрин, да что ж со мной такое творится? С огромным трудом удержав руки на месте, она заставила себя вновь встретиться с ним глазами. Так, теперь надо изобразить томный взгляд соблазнительницы. Благодарение Богу, он хоть на время оставил эту свою несносную улыбочку, век бы ее не видеть! Задержав дыхание, Кэтрин наклонилась к нему и запечатлела на его губах легкий, почти целомудренный поцелуй. После этого она собиралась снова отпрянуть и окинуть его еще одним обжигающим взглядом, но ее глаза безвольно закрылись сами собой. Потеряв счет времени, она застыла, наслаждаясь прохладным и упругим ощущением его губ, его теплым дыханием у себя на щеке. А потом… что ей еще оставалось делать, как не провести кончиком языка по его все еще сомкнутым губам, в то же время обводя пальцем контур его уха? Очень скоро ей захотелось большего. Сама себе поражаясь, она втянула его язык; теперь уже невозможно было сказать, кто кого целует. Она обвела руками его шею, она прижалась грудью к его груди, теряя голову в приливе почти нестерпимого желания. Оно накатило стремительной волной и вдруг отхлынуло столь же внезапно, оставив после себя болезненную пустоту, когда до нее дошло, что он пока еще не сделал ни единого движения, чтобы прикоснуться к ней. Если бы она в эту минуту опустила взгляд и увидела его руки с побелевшими костяшками пальцев, судорожно вцепившиеся в край стола, ее гордость была бы удовлетворена. Но так как она ничего не заметила, ей оставалось лишь заключить, что ее тонкая тактика на него не действует и пора переходить к более откровенным приемам.

Слегка откинувшись назад, девушка заглянула ему в лицо в надежде найти хоть какие-то признаки волнения. В его глазах появилось туманное, мечтательное выражение, (это уже было нечто новенькое!), а щека подергивалась. Но Кэтрин лишь во второй раз в жизни прикасалась к мужчине и по неопытности не могла решить, как толковать эти признаки: одержала она победу или нет? Отчаяние придало ей смелости. Взяв его руку, она, робея, поднесла ее к своей груди. Ей показалось, что ноздри у него затрепетали, но она была не вполне уверена в этом. А потом его пальцы медленным, ищущим движением скользнули по лифу ее платья. Наслаждение было таким острым, что ее глаза опять закрылись сами собой, а соски напряглись под его рукой. Она застонала и покачнулась.

Бэрк вскочил на ноги и крепко схватил ее за плечи, больше не пытаясь притворяться равнодушным. Когда он повернул ее спиной к себе, Кэтрин на мгновение ужаснулась. Ей показалось, что он решил отвергнуть, оттолкнуть ее, но вскоре выяснилось, что он хочет лишь занять более удобное положение, чтобы просунуть руки ей за корсаж. Он обхватил ее груди словно живую драгоценность, его ласки вынудили ее ахнуть и откинуть голову назад, ему на плечо. Его рот накрыл ее губы с такой еле сдерживаемой страстью, что ее кольнула иголочка страха, и окружавший (как ей казалось) их обоих ореол ослепительно белого света немного померк в ее глазах. Внезапно ощутив ягодицами несомненное свидетельство его мужского возбуждения, Кэтрин испугалась еще больше. Она замерла на грани между страстью и паническим ужасом, а перед мысленным взором подобно взмаху кроваво-красного полотнища промелькнуло страшное воспоминание. Но Бэрк осыпал ее губы быстрыми, по-кошачьи вкрадчивыми поцелуями, своими ловкими пальцами он легонько пощипывал ее сосок, как искусный музыкант, перебирающий струны любимой лютни, а другой рукой медленно очерчивал круги у нее на животе, оставляя ощущение расходящегося по всему телу тепла. Под его умелым натиском страх постепенно рассеялся, уступив место одному лишь чистому, ничем не омраченному желанию. Кэтрин задрожала всем телом, из ее груди вырвался чувственный стон. Захватив губами ее верхнюю губу, он провел языком по нежной, чувствительной плоти, оказавшейся в плену. Она опять застонала, дрожа от наслаждения, а тем временем его язык, проникая все дальше, начал неторопливо исследовать потайные глубины ее рта. Опьяненная страстью, Кэтрин перестала дышать. Если он сейчас же не прекратит, ее ноги просто подломятся. Когда ей показалось, что она больше не выдержит ни секунды, Бэрк отпустил ее и вновь повернул лицом к себе.

– Дай мне посмотреть на тебя, – его голос прозвучал непривычно отрывисто и хрипло.

Кэтрин не сразу поняла, чего он хочет, но почти тотчас же горячая волна краски залила ей лицо и шею. Тем не менее она, не колеблясь, начала расстегивать платье. Пальцы у нее тряслись, но она не стала даже спрашивать себя, заметил он или нет. Обнажив руки, девушка стащила платье с бедер, и оно соскользнуло на пол у ее ног. В голове смутно промелькнул вопрос: правильно ли она все делает? Может, проститутки как-то иначе раздеваются на глазах у клиентов? Ей казалось, что выбранный ею путь – самый простой, впрочем, ей уже было не до подобных соображений. Она наклонилась, чтобы снять чулки, потом распустила шнуровку нижней юбки и грациозно переступила через ворох шелка, присоединившийся к платью на полу.

Оставшись в одном белье, Кэтрин старательно вытянула руки по швам. Щеки горели от стыда, ей неудержимо хотелось прикрыть наготу. Протекла мучительно долгая пауза, а у нее все не хватало духу поднять глаза и посмотреть ему в лицо. Может быть, теперь он придет ей на помощь? Она бросила на него быстрый взгляд исподлобья и, увидев обжигающий синий лед в его глазах, поняла, что помощи ждать бесполезно. Бэрк пожирал ее взглядом, но его поза свидетельствовала о том, что он отнюдь не намерен торопить события. Наконец, так и не сумев унять дрожи в пальцах, девушка потянула за ленточки, вплетенные в тонкую ткань сорочки, и обреченным движением высвободила плечи. Последние покровы упали на пол, и Кэтрин осталась совершенно обнаженной.

Бэрк как будто оцепенел, завороженный ее волшебной красотой. Отблески огня из камина играли на ее коже, отбрасывая причудливые тени и окутывая мягкие очертания тела бледным янтарным сиянием. Ее прелестные груди напоминали спелые плоды, его ладони все еще хранили ощущение их упругой тяжести. Ему были видны проступающие под кожей хрупкие ребра. Кожа на бедрах казалась молочно-белой и нежной, как щечка младенца, очень скоро ему предстояло узнать, такова ли она на самом деле. Девушка была так прекрасна, что больно было смотреть, но он не мог отвести восхищенных глаз, запоминая каждый изгиб, пока наконец его взгляд не остановился на золотистом треугольнике волос у нее между ног.

Кэтрин поежилась, несмотря на согревающий тело жар камина. Неподвижность Бэрка заставила ее похолодеть. Собрав воедино последние остатки гордости, она вскинула подбородок и тихо спросила:

– Значит ли это, что вы меня не хотите, майор Бэрк?

Только теперь Бэрк очнулся и пришел в себя, Одним махом преодолев разделявшее их расстояние, он пылко обнял ее, и его пальцы вплелись ей в волосы.

– Думаешь, я не хочу, Кэт? Ты и вправду так думаешь? – прошептал он и, не дожидаясь ответа, впился ей в губы грубым и страстным поцелуем, от которого у Кэтрин сладко закружилась голова, хотя ей стало немного больно.

Она прижалась к нему так тесно, что уже не могла с точностью определить, где кончается его тело и начинается ее собственное. Его руки двинулись вниз у нее по спине, вдоль позвоночника, разминая ей лопатки и немыслимо бесстыдным движением ощупывая ягодицы. Он притянул к себе ее бедра, дав ей ощутить древний и вечный, нарастающий и пульсирующий ритм любовного танца, и вдруг оттолкнул ее. От неожиданности у нее открылся рот, но оказалось, что ему просто мешает одежда. Бэрк торопливо расстегнул пуговицы рубашки и панталон, нетерпеливо сбросил сапоги и вскоре остался обнаженным. Зов нацеленной на нее, твердой, как утес, мужской плоти показался ей властным и неумолимым.

Он был так хорош, что Кэтрин не испугалась. Их глаза встретились, и она поняла, что ей больше незачем притворяться. Все происходящее было для нее чудом, и предвкушение чуда, как в волшебном зеркале, отразилось у нее на лице.

На миг ее выражение сбило его с толку, но, целиком захваченный собственными, обостренными до предела чувствами, Бэрк решил не ломать голову над новой загадкой. Одной рукой он обнял ее за плечи, а другой подхватил под колени и поднял, наслаждаясь полновесным ощущением ее тела.

– О, Боже, Кэт, ты только посмотри на себя!

Она обвила руками его шею и поцеловала его. Их губы слились, глаза Бэрка были накрепко закрыты, но ему все же удалось вслепую найти кровать. Он бережно уложил Кэтрин и сам опустился на постель рядом с нею, все еще не в силах оправиться от потрясения. Дрожащими руками он накрыл ее груди.

– О, Боже, Кэт! О всемилостивый Боже!

– Ты не мог бы перестать молиться? – совершенно серьезно спросила Кэтрин.

Бэрк заглушил смешок поцелуем.

– Ничего не могу с собой поделать, – ответил он, – твоя красота – настоящее чудо!

И опять ее руки обвились вокруг него, и опять они целовались, а его руки принялись ласкать ее, проникая повсюду. Она замерла и напряглась, ощутив его руку между своими ногами, но лишь на мгновение. Под воздействием его искусных пальцев, проникших в самую заветную глубину ее естества, тело Кэтрин расслабилось и раскрылось ему навстречу. Вскоре она уже начала извиваться, прижимаясь к нему и шепча страстные слова, хотя минуту назад и сама бы не поверила, что способна говорить такое кому бы то ни было. Бэрк с восторгом ощутил ее горячую влагу. В мгновение ока он уже навис над ней, коленом раздвигая ей ноги. Когда он вошел в нее, Кэтрин прошептала его имя, бессильно откинула голову в сторону.

Весь мир куда-то провалился, она ощущала лишь собственное тело и этого мужчину, проникшего глубоко в ее плоть и кровь. Крепко ухватившись обеими руками за его бедра, она провела ладонями вверх по влажной от испарины мускулистой спине. В голове промелькнула малодушная мысль о том, что следовало бы сохранить хоть каплю самообладания, вернуть к жизни рассудок, но было уже поздно, слишком поздно: ее разум мутился и тускнел, владеть собой ей стало не под силу. В глубине души Кэтрин даже порадовалась этому. Она подчинилась высшей мудрости собственного тела и в плавном, постепенно нарастающем ритме ответила на медленные, проникающие все глубже удары Бэрка. Ей всегда казалось, что это проникновение будет болезненным и унизительным, но та часть ее естества, что раньше ничем себя не обнаруживала, отозвалась на него с радостью и наслаждением. Внутри все стало тесным, горячим и скользким, вот-вот должно было случиться нечто такое, чего раньше она и вообразить не могла. Бэрк замедлил темп, потом совсем остановился и замер, наслаждаясь опьяняющим чувством обладания ею. Но Кэтрин не знала, что у любовной игры свои часы, и его неподвижность сбила ее с толку.

– Нет, Бэрк, не надо… – прошептала она, не зная, как это выразить, целуя и еще крепче прижимаясь к нему, чтобы заставить его вновь пуститься вскачь.

Он охотно откликнулся, и вот наконец с пронзительным криком Кэтрин вырвалась на свободу. Оставив землю далеко позади, она летела в прекрасной черной пустоте, освещенной мириадами рассыпающихся фейерверком звезд. Беспомощный стон Бэрка, раздавшийся где-то в глубине этой новой вселенной, заставил ее еще теснее прижаться к нему. Их тела полностью слились в единое целое. Чей это пот, чье гулко бьющееся сердце, чье хриплое, прерывистое дыхание – этого она не знала и не хотела знать. Ослепленная, запыхавшаяся, она в течение бессчетных мгновений легко парила в пустоте, понемногу опускаясь с каждым медленным поворотом, и в конце концов вновь ощутила под собой гостеприимную мягкую землю, сулящую отдохновение и негу.

Кончиками пальцев Кэтрин обвела лицо Бэрка и поцеловала его с благодарностью. Ею владело счастливое умиротворение, мысли почти не двигались. Как чудесно, как все чудесно! Ей говорили, что в первый раз бывает больно, но у нее все вышло иначе: она ощутила лишь глубокое, завораживающее наслаждение. Она переменила положение – осторожно, чтобы не вытеснить его из себя. Даже сейчас ей хотелось ощущать Бэрка. Он улыбнулся ей, сам не подозревая, что в его взгляде отразилось то же безмолвное восхищение чудом, которое он читал в ее глазах.

– Кэтрин Леннокс, – произнес он с благоговением. – Кэт Леннокс. Прекрасная Кэтти Леннокс. Вы меня сразили, мисс Леннокс. Вы поработили меня.

Кэтрин вспыхнула, чувствуя, что глупеет от радости.

– Отлично, я всегда хотела иметь раба, – прошептала она, проводя губами по его ресницам.

– Твоя воля для меня закон, прекрасная Кэт. Приказывай, я все исполню.

И опять она покраснела, на сей раз от шальной и дерзкой мысли, промелькнувшей у нее в голове. Бэрк не сводил с нее глаз. Догадавшись, о чем она думает, он разразился счастливым хохотом и тотчас же застонал в один голос с Кэтрин, чувствуя, что выскальзывает из нее. Тут уж они оба рассмеялись, как дети, лежа на одной подушке и глядя друг другу в глаза.

– Ты на кого больше похожа, на отца или на мать? – тихонько спросил Бэрк, просунув руку ей под спину.

– На о…

Она чуть было не сказала «на отца», но вовремя спохватилась.

– Моя матушка говорит, что вроде бы я похожа на своего отца, да только я его никогда не видела.

– Ах да, я забыл. Нелегкая доля тебе досталась, Кэтти Леннокс.

Она пожала плечами в ответ, и он порывисто поцеловал ближайшее к нему голое плечико.

– Стало быть, твоя матушка еще жива?

– Да. Она живет в Эдинбурге.

– Да-да, ты говорила. Как ее здоровье? Как она поживает?

– Я посылаю ей деньги от случая к случаю, – солгала Кэтрин. – А вот со здоровьем у нее неважно.

– Очень жаль. Она тяжело больна?

– Ну, не то, чтобы… Она умом тронулась. Ничего не соображает, никого не узнает. Я думаю, она таким образом спасается от жизни.

Кэтрин умолкла, вспоминая, какой была ее мать, когда они виделись в последний раз. Лишившись мужа, Роза Макгрегор утратила последнюю связь с реальным миром. Она не могла с ним примириться и поэтому заселила свой собственный вымышленный мир дорогими ей людьми, которых когда-то любила и потеряла. Перед отъездом, мучаясь угрызениями совести оттого, что оставляет ее одну, Кэтрин оправдывала себя тем, что мать, целиком погруженная в свои фантазии, даже не заметит ее отсутствия.

Бэрк внимательно взглянул на ее убитое горем лицо.

– Иногда, Кэт, ты выглядишь так, будто у тебя сердце разрывается.

Кэтрин опять пожала плечами в попытке стряхнуть внезапно охватившую ее грусть. В ее голосе, когда она заговорила, послышался глубоко спрятанный гнев.

– Может, вам и невдомек, но сейчас далеко не самое подходящее время, а Шотландия – не самое лучшее место для больных и старых, майор.

«Вот так уже лучше», – подумал Бэрк. Ему легче было иметь с нею дело, когда она сердилась, а не надрывала ему сердце своей печалью.

– Ну, а вы, – вдруг заговорила она сама, – как ваша семья переживает это смутное время восстаний и военных действий? Ведь ваш дом так близко от границы! Никто из ваших близких не погиб от меча диких горцев?

Он усмехнулся и отрицательно покачал головой.

– Они скверно вооружены, да и солдаты из них никудышные. Удары их мечей никогда не достигают цели.

Кэтрин иронически скривила губы, давая понять, что не клюнет на эту удочку.

– К тому же я единственный сын в семье, – добавил Бэрк.

– А сестры у вас есть?

– У меня есть сестра. – Бэрк невольно улыбнулся, и голос у него потеплел. – Ее зовут Диана, ей шестнадцать. Когда-нибудь она станет очень красивой. Кроме того, у меня есть сводная сестра, – продолжал он уже более прозаическим тоном, – дочь женщины, на которой мой отец женился после смерти моей матери. Ее зовут Оливия. Она очень красива уже сейчас.

Глаза Кэтрин задумчиво прищурились.

– А она замужем, эта сводная сестра? – спросила она как бы между прочим.

– Нет, хотя соискателей сколько душе угодно. Мне почему-то кажется, что она ждет меня.

– Что-то вы уж больно много о себе возомнили! – презрительно фыркнула Кэтрин, рассердившись неизвестно почему.

– Ты так думаешь? А может, у меня есть на то причины.

– Это почему же?

– Сама подумай, Кэт: не далее, как час назад ты утверждала, что я тебе отвратителен. А сейчас ты лежишь в моей постели, томишься, изнемогаешь; ждешь не дождешься, чтобы мы начали все сначала.

– Самодовольная скотина!

Кэтрин приподнялась на локте и взмахнула рукой, словно собираясь закатить ему оплеуху, но Бэрк поймал ее запястье и вновь прижал ее к подушке, смеясь и заглушая ее протесты поцелуем. Она затихла, и его руки опять пустились в неспешное и задумчивое путешествие по ее телу.

– А знаешь, с первого дня нашего знакомства я все хотел узнать, вправду ли твоя кожа такая мягкая, как кажется?

– И что же вы решили? – спросила Кэтрин, сделав вид, что ответ ее не волнует.

– Н-н-ну… я решил, что на вкус она еще лучше, чем на ощупь.

Ее глаза закрылись, когда его губы стали прокладывать теплую и влажную дорожку по ее плечу, защекотали подмышку, а потом двинулись к шее. Он звонко чмокнул ее, и она, взвизгнув, оттолкнула его.

Бэрк радостно рассмеялся.

– Я хочу целовать тебя всю, Кэт, – проговорил он низким и страстным шепотом.

По спине у нее побежали мурашки. А Бэрк все продолжал рассказывать, что он хотел бы с нею сделать, пока у Кэтрин все не поплыло перед глазами. Она села в постели и зажала ему рот рукой.

– Боюсь, что на голодный желудок вам не осилить подобных подвигов, надо сначала подкрепиться как следует. Разве вы не проголодались, майор Бэрк? Я – так просто умираю с голоду!

С этими словами она выпрыгнула из постели, обернувшись простыней, чтобы прикрыть наготу, и принялась подбирать с полу свою разбросанную одежду.

Бэрк недовольно заворчал:

– С голоду? Как ты можешь думать о еде в такую минуту?

Он откинулся на подушки, подложил руки под голову, чтобы удобнее было наблюдать за нею, и позабыл обо всем, целиком отдавшись наслаждению.

Повернувшись к нему спиной, Кэтрин внезапно заметила его жадный взгляд в зеркале, висевшем на стене прямо перед нею.

– Ужин в семь, майор, – твердо напомнила она, даже не подозревая, какой соблазнительный вид сзади открывается его восторженному взгляду. – Вам не кажется, что пора бы уже встать?

– Ах, мисс Леннокс, надо ли об этом напоминать! Можете считать, что я уже встал. Стою, как по команде, с тех самых пор, как впервые вас увидел, – лукаво усмехнулся он.

Кэтрин так и не придумала достойного ответа. Наклонившись, она с преувеличенной тщательностью стала надевать чулки.

– А знаешь, мне нравится смотреть, как ты одеваешься. Хотя… когда ты раздеваешься, мне это нравится еще больше, – деловито продолжал Бэрк, упиваясь ее замешательством. – И то и другое ты делаешь с большим изяществом.

– Мне бы хотелось поскорее увидеть вас одетым, сэр, – буркнула она в ответ, выпрямляясь и расправляя смявшиеся складки на платье.

Всунув руки в рукава, Кэтрин натянула платье на голову. Бэрк выбрал именно этот момент, чтобы соскочить с постели с воинственным воплем и обхватить ее сзади за талию. Запутавшись в платье, со все еще поднятыми над головой руками, она взвизгнула от неожиданности и до сады, безуспешно пытаясь освободиться от пут и от рук Бэрка, вдруг оказавшихся повсюду одновременно.

– Прекрати! – запротестовала Кэтрин, когда он начал ее щекотать.

Она брыкалась вслепую, не попадая в цель, стараясь вырваться из его цепких объятий, одновременно мучительных и сладких. Раздался треск отрывающихся пуговиц, платье вновь взметнулось в воздухе и упало на пол. Бэрк начал целовать ее, так крепко прижимая к себе, что ей пришлось прекратить сопротивление.

– О, Господи, Кэт, я снова хочу тебя. Ну, пожалуйста, – принялся он уговаривать охрипшим от волнения голосом, не отрываясь от ее губ, – позволь мне.

Он заставил ее попятиться к кровати и толкнул на простыни. Кэтрин покачнулась и поняла, что не сможет устоять на ногах. Желание вспыхнуло в ней с новой силой. Она схватила его за плечи, увлекая за собой вниз и яростно шепча:

– Да! Да, Бэрк, да, да, да!

Обжигающая волна желания поглотила ее, заставив позабыть о стыде. Бэрк сорвал с нее сорочку и дрожащими от нетерпения руками развел ей ноги в стороны, и, поминая по дороге и Бога и черта, проник в нее одним стремительным движением, одновременно поймав ртом ее сосок. Почти тотчас же Кэтрин вскрикнула, ее бедра неудержимо задрожали, по щекам покатились слезы восторга. А вскоре настал черед Бэрка, и он излил себя в нее вплоть до последней капли, скрипя зубами и стеная, как под пыткой.

Они в изнеможении припали друг к другу, истощенные и потрясенные, даже немного напуганные неистовой силой захватившей их страсти. Бэрк судорожно перевел дух. Проведя пальцем по еще не высохшему следу слезы у нее на щеке, он наклонился и поцеловал ее с бесконечной нежностью.

– Я не сделал тебе больно, Кэт?

Кэтрин покачала головой и отвернулась.

– Ты так прелестна. Не знаю, как мне прожить без тебя, – проговорил он серьезно, словно размышляя вслух, а потом осторожно высвободился из объятий, разрушив очарование, и поднялся. – Но теперь уж я точно проголодался. Хватит валяться голышом, женщина, что у тебя, стыда нет? А ну подымайся живо, и чтоб через минуту была одета! Вставай, я сказал!

Кэтрин села и дрожащими руками натянула сорочку. Ноги не держали ее, казалось, все мускулы превратились в желе. Она попыталась сосредоточиться на словах Бэрка и ни о чем не думать, но ее мысли упорно возвращались к сцене, только разыгравшейся на этой самой кровати, и всякий раз кровь с новой силой приливала к ее щекам. Ей хотелось, чтобы пол разверзся и поглотил ее на месте. Распутная! Бесстыжая! Как она могла вести себя столь разнузданно? Непокорство собственной плоти приводило ее в ужас. В ушах, отдаваясь многократным эхом, звучал ее же собственный голос, беспрестанно повторявший: «Да! Да, Бэрк, да, да, да!» Мысленно она съежилась от невыносимого позора.

«Ну что ж, – оправдывала себя Кэтрин, заставляя подняться на ноги, – я ведь собиралась изображать шлюху, не так ли? Если раньше он сомневался, то уж теперь, Богом клянусь, никаких сомнений у него нет и быть не может! Просто я сыграла роль до конца, чтобы он мне поверил. А по ходу дела узнала кое-что новенькое о себе. Оказывается, я могу играть свою роль так… убедительно. Может быть, стоит подумать об актерской карьере?»

Смутно ощущая, что ее рассуждения отдают лицемерием, и чувствуя себя не в силах мысленно задерживаться на них, она начала отыскивать взглядом свое платье. Выяснилось, что Бэрк второпях отбросил его в угол. Кэтрин уже собралась сама поднять его, но он ее опередил, подобрал платье и подал ей.

– Больше не буду тебя хватать, пока ты одеваешься, честное слово, – проговорил он со смехом, глядя, как она, с опаской косясь на него, натягивает платье через голову. – Погоди, позволь мне помочь.

Кэтрин возилась с застежками.

– Сама справлюсь, – раздраженно ответила она, пытаясь его оттолкнуть.

Бэрк лишь рассмеялся, нимало не смутившись, и принялся застегивать на ней платье.

– Знаешь, тут сверху не хватает пары пуговиц. Тебе следует быть осторожнее в будущем, моя дорогая.

– Ах ты…

Она крепко стиснула зубы, решив, что не позволит себя взбесить. Нет, такого удовольствия она ему не доставит. Когда все оставшиеся в целости пуговицы были уже застегнуты, руки Бэрка задержались у нее на груди, словно не желая ее покидать. Невероятно, но Кэтрин опять почувствовала волнение. Словно обжегшись, она стремительно отступила на шаг. Бэрк бросил на нее удивленный взгляд.

– Мои шпильки, – пробормотала она, отвернувшись и нашаривая шпильки среди скомканных простынь.

Потом она прошла в гардеробную, села перед зеркалом у туалетного столика и принялась яростно расчесывать волосы, почти наслаждаясь бодрящим ощущением боли.

– Что ты творишь, женщина? Побойся Бога! Ты же их с корнем выдернешь! Даже смотреть жутко. Разреши мне…

– Чтоб тебя! – в сердцах заорала Кэтрин, с грохотом швырнув на стол щетку. – Мне двадцать лет! Я вам не указываю, как чистить пистолет или подковывать лошадь, Ваше Высокопревосходительство! Буду вам очень признательна, если и вы прекратите лезть ко мне с советами насчет моего туалета, черт бы его побрал.

Она повернулась лицом к зеркалу, схватила щетку и опять начала выдирать волосы клочьями.

Бэрк так и застыл с открытым ртом. Через несколько секунд он запрокинул голову и разразился радостным хохотом, хлопая себя по бедрам и едва не лопаясь от смеха. Кэтрин искоса следила за ним негодующим взглядом, сворачивая волосы узлом и как попало втыкая в них шпильки. Бэрк тяжело опустился на постель и стал вытирать выступившие на глазах слезы, все еще посмеиваясь. Закончив прическу, она встала и направилась к двери.

– Ну, если вы натешились вдоволь, может быть, хватит корчить из себя обезьяну? Может, все-таки спустимся к ужину?

Бэрк перебросил ногу на ногу и, сцепив руки замком вокруг колена, опустил на них подбородок. Ему вдруг расхотелось куда бы то ни было идти.

– Ах, Кэт, милая Кэт, ты меня просто поражаешь! Женщины всегда представлялись мне существами таинственными и непостижимыми, но ты превзошла всех. Я отказываюсь тебя понимать. Неразрешимая загадка.

– Я чрезвычайно польщена. Теперь мы можем идти?

– «Я чрезвычайно польщена», – повторил он, нахмурясь. – Кто научил тебя так изысканно выражаться? Неужели один из твоих армейских любовников?

Она закусила губу.

– Я же вам рассказала, кто меня воспитывал. И вообще, после того, как… после того, что сегодня было, у вас больше не должно остаться никаких сомнений в том, кто я такая. Разве не так?

Увидев, что он не отвечает, а лишь вглядывается в нее с такой же напряженностью, как и она в него, Кэтрин почувствовала нарастающую панику.

– Я свою часть уговора выполнила, Бэрк! Я доказала, что я не лазутчица.

Бэрк продолжал пристально взирать на нее, не говоря ни слова. Когда ей показалось, что ни секунды этого гнетущего молчания она больше не выдержит, он встал и подошел к ней. В его лице ничего нельзя было прочесть.

– Ах, да, уговор. Да, Кэт, ты выполнила свою часть уговора. А теперь пойдем поужинаем, хорошо?

Кэтрин попятилась. Скверное предчувствие всколыхнулось у нее в животе волной холодной дурноты.

– Погодите, Бэрк. Вы собираетесь… Мы…

Она принялась отчаянно всматриваться в его лицо, но оно оставалось по-прежнему непроницаемым. Пришлось сделать глубокий вдох, чтобы подавить тошноту.

– Мы должны кое-что прояснить. Вы сказали, что отпустите меня, если я… докажу, что я… шлюха. Я сделала все, чего вы требовали. Теперь вы должны меня отпустить. И я хочу… уехать сегодня. Прямо сейчас.

– Кэт, – заговорил он после минутного колебания, – присядь-ка на минутку.

И опять ледяная дрожь ужаса прошла у нее по спине.

– Нет? Почему?

Так как вместо ответа Бэрк лишь вздохнул и провел рукой по волосам со столь не свойственным ему нерешительным видом, ее волнение еще больше усилилось. Наконец, увидев, что он по-прежнему молчит, она задала прямой вопрос, от страха перейдя на шепот:

– Вы не собираетесь меня отпускать, так?

– Выслушай меня, дорогая.

– Ублюдок! – прошипела она. – Ах ты, лживый…

– Замолчи. Я не в настроении выслушивать твои отповеди. Сядь и выслушай меня.

– Да как ты посмел? – В густой синеве ее глаз засверкали серебряные искры. – После того, как я… как ты меня принудил…

– Э, нет, так не пойдет! Никто тебя ни к чему не принуждал.

Бэрк устало прислонился к двери и скрестил руки на груди.

– Боюсь, что ты пребываешь в заблуждении, Кэт, а все потому, что тебе вообще свойственно выдавать желаемое за действительное. Но, если ты будешь честна сама с собой, тебе придется признать, что я не давал обещания тебя отпустить. Несмотря на все твои амурные ухищрения, – добавил он с улыбкой.

– Что? – Она задохнулась от возмущения. – Это ложь! – Тут ее голос перешел в полузадушенный крик. – Ты знаешь, что это не так! Ты говорил…

– Я сказал, что не уверен в правдивости твоих утверждений. Мне казалось, что ты не та, за кого себя выдаешь. Сказал, что мне не хотелось бы вводить в заблуждение военные власти в Ланкастере. Ты сама себя обманула, сделав поспешный вывод, будто я отпущу тебя, как только тебе удастся меня убедить.

– Лжец!

Ее охватило такое бешенство, что она едва могла говорить.

Бэрк покачал головой, чувствуя, что сам с трудом владеет собой.

– Даже если бы я тебя отпустил, что бы ты стала делать? Куда бы отправилась?

– Я бы отправилась в Эдинбург! – со злобой ответила она. – Если тебе жалко лошади – пожалуйста, забирай ее себе на здоровье, я пешком пойду! И шмотки свои проклятые забирай, и плащ, и эти дурацкие сапоги…

– Перестань болтать глупости. Ты, похоже, совсем из ума выжила. Неужели ты думаешь, что сможешь пройти сто миль по ноябрьской распутице в срамном наряде и в стоптанных башмаках?

– Да! – страстно воскликнула Кэтрин. – На карачках поползу, лишь бы подальше от тебя!

Глаза Бэрка превратились в голубые льдинки.

– Можно сказать, что ползать на карачках тебе уже не впервой.

Ошеломленная Кэтрин судорожно втянула в себя воздух.

– Иуда! Грязный, лживый, гнусный сукин сын!

– Ты меня утомляешь, – протянул он, поворачиваясь к ней спиной.

– Подлец! Хоть ты и не говорил прямо, что отпустишь меня, ты знал, что я в это верю, и ничего мне не сказал! Злобный, низкий, порочный, бесстыжий выродок! Ты не стоишь того, чтобы…

– Ой, ради всего святого!..

– Англичанин!

В ее устах это было самое грязное ругательство, и она вложила в него всю ненависть, которую питала к нему в эту минуту.

Бэрк долго не сводил с нее глаз. У него вырвался, короткий нетерпеливый вздох.

– Идем, Кэт. Уже поздно.

– Никогда.

Девушка отшатнулась, отступая спиной к ночному-столику возле кровати и, дернув на себя ящик, схватила спрятанный им туда накануне тяжелый пистолет прежде, чем он успел сообразить, что она затевает. Одним молниеносным движением она нацелила пистолет ему в живот.

Бэрк замер. Если бы любая другая женщина стала угрожать ему пистолетом, он бы посмеялся и отобрал у нее оружие. Но по глазам Кэт было ясно видно, что она готова на убийство, а рука, маленькая женская ручка, сжимавшая пистолет, не дрожала.

– Кэт, – сказал он тихо, – не будь дурой.

– Я уже была дурой, – ответила Кэтрин таким же тихим и ровным голосом, – но больше это не повторится. А теперь медленно пройдите в гардеробную, майор Бэрк.

Она кивком указала ему на комнатушку, находившуюся справа от нее, при этом ни на секунду не упуская из виду цели.

Он сделал еще одну попытку.

– Если ты сбежишь, тебя поймают и тогда уж точно повесят. Неужели ты этого не понимаешь? Ты ведешь себя неразумно и таким образом сама подписываешь себе приговор, любовь моя. Позволь мне отвезти тебя в Ланкастер, и я скажу начальнику гарнизона, что ты – Вавилонская блудница собственной персоной. И тогда тебя отпустят.

Губы Кэтрин сложились в недобрую улыбку.

– А вы и впрямь меня за дуру держите, не правда ли, майор? Но я не собираюсь с вами спорить. Ступайте в ту комнату, или я вас пристрелю!

Бэрк ей поверил. Тщательно обойдя ее кругом, он попятился к гардеробной. Кэтрин следовала за ним на почтительном расстоянии. Когда он остановился на пороге, собираясь еще что-то сказать, она покачала головой и пистолетом дала ему знак войти внутрь.

Ключ был вставлен с внутренней стороны. Бэрк остановился, упираясь спиной в спинку стула. Дальше отступать было некуда. Между ним и дверью оставалось пространство всего в три фута. Кэтрин прикрыла дверь почти полностью и осторожно потянулась левой рукой, чтобы достать ключ, не переставая в то же время целиться в него правой. Но в то самое мгновение, как она вытащила ключ, Бэрк внезапным толчком захлопнул дверь, прищемив ей запястье правой руки, и пистолет выстрелил. Из-за двери раздался болезненный стон, распахнув ее настежь, она увидела, как он валится прямо на зеркало, а по лбу у него струйкой стекает кровь.

Кэтрин закричала от ужаса.

Казалось, не прошло и секунды, как горничная, та самая, что утром приносила им завтрак, вбежала в комнату.

– О, мэм, что случилось? Я слышала…

Ее голос осекся: она заметила Бэрка и дымящийся пистолет в руке Кэтрин. Глаза служанки округлились от ужаса, из широко раскрытого рта, как будто сами собой стали вылетать частые, короткие, пронзительные вопли. Кэтрин в панике уронила пистолет и, проскользнув мимо непрерывно орущей горничной, выбежала в коридор. Мужчина в халате попался ей навстречу и проводил ее изумленным взглядом. Со свистом рассекая воздух, она одним духом слетела вниз по ступенькам и замерла как вкопанная, увидев, что все постояльцы гостиницы глазеют на нее с раскрытыми ртами. Некоторые начали подниматься из-за стола, чтобы подойти к ней.

– Несчастный случай! Мой муж… Он чистил пистолет… Тут доктор есть? Помогите, он истекает кровью!

– Я доктор, – провозгласил почтенного вида пожилой господин с несколько сутулой осанкой. – Какая комната?

Он отодвинул свой стул и промокнул губы салфеткой.

– Второй этаж, по… последняя комната справа!

Бросив взгляд наверх, Кэтрин увидала на верхней ступеньке горничную Труди. Захваченная жестоким приступом икоты, служанка не в силах была говорить и лишь безмолвно тыкала в нее пальцем.

– Я поеду… за бинтами! – торопливо вскричала Кэтрин. – Возьму лошадь!

С этими словами она выскочила за дверь и опрометью бросилась за угол, на конюшенный двор.

Кобылу она нашла легко, а через минуту отыскала и уздечку.

– Эй, в чем дело? – спросил грубоватый верзила конюх, доедавший свой ужин при свете лампы в кладовой, где хранилась упряжь.

– Несчастный случай! Мой муж ранен, мне надо съездить за доктором. Погодите, это моя лошадь!

Кэтрин заступила дорогу конюху, когда он попытался ее остановить. На седло времени не оставалось. Она вывела лошадь во двор и вскочила ей прямо на спину.

– Задержите эту женщину! Остановите ее! – раздался визгливый крик.

Какой-то мужчина выбежал из-за угла и встал, закрывая выезд со двора. Кэтрин яростно всадила пятки в бока кобыле, и та рванулась вперед. Мужчина испуганно отскочил в сторону, лошадь и наездница стремительно промчались мимо. Кованые копыта высекали искры из мощенной булыжником дороги. Они галопом миновали фасад гостиницы, и Кэтрин краем глаза успела заметить кучку людей, столпившихся в дверях и провожавших ее глазами. Она еще ниже склонилась над шеей лошади и торопливым шепотом принялась уговаривать ее прибавить шагу. Очень скоро крики у нее за спиной утихли. Кэтрин во весь опор неслась в обратном направлении по той же дороге, по которой совсем недавно ехала сюда вместе с Бэрком.

Дождь прекратился, ночной воздух был влажен и прохладен. Клочковатые облака заслоняли луну; пришлось замедлить бег, иначе кобыла в темноте могла в любой момент угодить в канаву. Проехав рысью минут десять, Кэтрин добралась до развилки, которую запомнила еще позавчера. Налево шла дорога на Кезвик, так сказал ей Бэрк. Она остановилась в нерешительности. Инстинкт подсказывал, что надо ехать направо, на северо-восток, к дому. Но разум говорил, что именно этого враги от нее и ждут. Именно там ее в первую очередь и будут искать. Лучше покамест свернуть на северо-запад, обогнуть залив Солуэй-Ферт, а может быть, и пересечь его на лодке, если таковая найдется, и лишь после этого поворачивать на восток, к Эдинбургу.

С тяжким вздохом она повернула кобылу налево.

Дело пошло быстрее, когда луна вырвалась из туманной пелены облаков, но вскоре ее вновь затянуло тучами, и Кэтрин пришлось опять перейти на рысь. Единственными ее спутниками в эту нескончаемую ночь были хищные совы да их незадачливые жертвы. На рассвете она отвела кобылу в небольшой лесок, чтобы дать ей отдохнуть. Только там, прислонившись к дереву и съежившись от пробирающей до костей утренней сырости, положив голову на подобранные к груди колени, она наконец вернулась мыслью к тому, о чем не позволяла себе думать все это время. Дрожа от потрясения, девушка вновь и вновь переживала в уме ужасную сцену. Ее одолели рыдания, слезы безудержно катились по щекам. Ей пришло в голову, что лучше уж было не убегать, пусть бы ее поймали и повесили. Конечно, она не хотела спускать курок, у нее такого и в мыслях не было, да она бы и не смогла, даже если бы захотела, но положения дел это не меняло. Страшная правда заключалась в том, что она убила Джеймса Бэрка.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

10

Пронизывающий ветер обдувал раскисшую от дождя землю, над головой проплывали темно-серые, словно пушечные стволы, тучи. Они ползли па запад, как будто стремясь поскорее закрыть все еще пробивающийся на горизонте водянистый свет. Поросшие мхами и лишайниками валуны походили на спящее стадо коров. Вздувшийся ручей залил свои крутые берега, в воздухе остро чувствовался запах влажной земли. День клонялся к вечеру.

Внезапно ветер налетел шквалом, заставив Кэтрин поежиться и тесно прижаться к лошади. Кэтрин с силой стиснула зубы, чтобы они не стучали. Она тупо смотрела прямо перед собой, не замечая ничего вокруг и думая лишь о том, что надо двигаться вперед. Сырость пробирала ее до самых костей, волосы растрепались и стояли над головой подобно нимбу. Время от времени с ее посиневших губ срывался стон, но ледяной ветер тотчас же уносил его прочь. Ее лихорадило от голода, усталость давила на плечи, словно мешок камней, в теле не осталось ни единой косточки, которая не кричала бы от боли при каждом шаге измученной кобылы.

Она почти достигла Кезвика, по ее расчетам, до него оставалось не больше часа пути, но, как ни странно, чем дальше, тем больше ее охватывало ощущение бесцельности происходящего. Оно усиливалось с каждой милей. Ей вдруг стало безразлично, что ждет ее в конце пути. Кэтрин безвольно и вяло спрашивала себя, к чему вся эта суета и спешка, неужели это так важно, поймают ее или нет? Содрогнувшись, она попыталась изгнать из головы тягостную мысль, но безуспешно. Внутренний голос продолжал настойчиво и неумолимо твердить, что в Эдинбурге ее, в сущности, никто не ждет. Так зачем же она так упорно стремится туда попасть? Что она там забыла? Дом, который никогда не считала своим? Сумасшедшую мать, которая ее не узнает? Ведь именно тоскливое, беспросветное одиночество не в последнюю очередь толкнуло ее на эту авантюру, возобладав надо всеми остальными соображениями. Вслед за тем пришла новая мысль, нелепая и безосновательная, но поразившая ее в самое сердце: она подумала, что смерть идет за нею по пятам, забирая по дороге всех, с кем ей когда-либо приходилось соприкасаться: сначала семью и близких, а теперь вот единственного человека, который…

На этом ее размышления оборвались. Разум отказывался следовать по пути, ничего не сулившему, кроме боли. Выплакав два дня назад все свои слезы в приступе безутешного горя и угрызений совести, она заставила себя оцепенеть, не ощущать ничего, кроме тяжкой поступи лошади, леденящего душу холода и сырости, неумолимого голода и невероятной усталости. Нельзя было позволить себе даже думать о том, что она натворила в Гельвеллине, иначе можно просто сойти с ума. И уж тогда-то ее точно поймают. Избежать плена – вот единственная цель, которая у нее еще осталась. Вот, что придает ее существованию хоть какой-то смысл.

Незнакомое цветовое пятно, мелькнувшее где-то справа, на самой границе обзора, внезапно привлекло ее утомленное внимание. Она выпрямилась, прищуриваясь, и с трудом разглядела вдали, за чахлыми деревьями рощицы, что-то похожее на полуразвалившийся дом, возможно, заброшенный коттедж. Сквозь голые ветки виднелся угол соломенной крыши, а опустив глаза, Кэтрин заметила ответвлявшуюся от дороги тропинку, едва различимую в заглушавшей ее сорной траве. Она вскарабкалась на лошадь и направила ее на эту тропинку. Будь что будет. Опасливо пробираясь через рощу, прислушиваясь на ходу к каждому шороху, девушка выехала на опушку и, оказавшись в двадцати футах от коттеджа, остановилась. Кругом стояла тишина, нарушаемая лишь вздохами ветра в оставленном позади лесу. Внимательно осмотрев убогое строение, она отметила, что единственное окно закрыто ставнем, а полуотворенная дверь висит на одной петле. Только потом ей бросилась в глаза поднимавшаяся из полуобвалившейся каменной трубы тоненькая струйка дыма. И опять безнадежность сомкнулась над нею подобно могильному савану. Дом был обитаем, а это означало, что ей нельзя в нем показаться.

Слезы отчаяния навернулись ей на глаза. Надо повернуть лошадь и возвращаться в холодную, продуваемую всеми ветрами долину. Кэтрин почувствовала, как волна безрассудного гнева закипает у нее в груди. В конце концов, чем она рискует? Два бесконечно долгих и холодных дня она провела на лошади, убегая с постоялого двора в Гельвеллине, и за все это время никого не встретила. Если бы за нею гнались по этой дороге, то уж за два-то дня она наверняка бы заметила хоть какие-нибудь признаки погони. Она была на грани истощения; провести еще одну ночь без крыши над головой, дрожа в промокшем насквозь платье, – нет, это было бы самоубийством. Надо поесть и накормить лошадь. Кэтрин еще раз внимательно осмотрела покосившийся домик, потом обернулась, вглядываясь в только что покинутый лесок. Когда она опять повернулась к убогой лачуге, на пороге, откуда ни возьмись, показалась какая-то фигура.

Ахнув от неожиданности, девушка зажмурилась и опять открыла глаза. Сквозь сгущающийся сумрак едва-едва можно было разобрать, что это женщина, древняя старуха в лохмотьях с клюкой в руке. Она подошла поближе и что-то выкрикнула на незнакомом гортанном наречии, не то вопрос, не то угрозу.

– Угостите куском хлеба, матушка, – со слабой надеждой попросила Кэтрин. – Я два дня не ела.

Старуха подошла еще ближе, заслышав ее слова, и протянула руку почерневшей ладонью кверху. В тусклых и недобрых глазах на миг вспыхнул жадный блеск.

– Боюсь, у меня ничего для вас нет. – Кэтрин покачала головой и со вздохом развела пустыми руками.

Старая карга свирепо оскалилась и угрожающе подняла клюку, указывая на кобылу. Она опять что-то пробормотала хриплым гортанным голосом. Девушка догадалась, что старуха предлагает ей еды в обмен на лошадь. И опять ей пришлось покачать головой.

– Нет, я не могу отдать вам мою лошадь, матушка, но я готова отработать свой хлеб. Может, вам надо дров нарубить для очага или починить одежду…

Ей пришлось умолкнуть, когда старуха разразилась чередой невнятных проклятий. Продолжать разговор не имело смысла. С трудом удержавшись, чтобы не пустить в ход пару крепких словечек из собственного запаса, Кэтрин повернула кобылу кругом. С неожиданным для ее возраста проворством старая ведьма бросилась вперед, высоко занеся клюку над головой. Девушка изо всех сил подстегнула лошадь, но та была слишком измучена и не могла двигаться быстро. Суковатая палка просвистела в воздухе, раздался глухой треск. Удар пришелся Кэтрин по коленной чашечке. Она взвыла от ярости и боли. Испуганная кобыла шарахнулась в сторону и тряской рысцой затрусила по тропинке прочь от развалюхи, заставив всадницу ухватиться за гриву, чтобы не упасть. Так они проскакали около четверти мили, пока усталость, возобладав над испугом, не вынудила кобылу перейти на шаг и остановиться.

Кэтрин соскользнула на землю и бессильно прислонилась к массивному конскому плечу, зарывшись лицом в жесткую гриву. Рыдания вырвались из ее груди, по щекам ручьями полились слезы. Нет, ей этого не вынести. Она так устала, что готова лишиться чувств, ей дурно от голода, Бэрк убит… Выпрямившись и отступив назад, девушка взглянула на небо. Свинцовое, мертвое, оно не сулило никакой надежды. Вот лечь бы сейчас на землю, раскинуть руки и смотреть, смотреть без конца на тяжкие серые тучи, просто Лежать и смотреть, пока тьма не поглотит ее. Тогда ей ничего другого не останется, как закрыть глаза, ничего не видеть и не слышать, и не важно, что это будет – сон или смерть.

Кэтрин заставила себя встряхнуться. Что за безумие на нее нашло? Нет, не безумие, просто крайнее истощение. Отупевшим взглядом она обвела горизонт к западу от себя. До наступления темноты оставался самое большее еще час. Успеет ли она добраться до Кезвика? Возможно. Но что ей там делать без гроша в кармане, падая с ног от усталости? Чувствуя новое приближение, отчаяния, Кэтрин расправила плечи и усилием воли прогнала мрачные мысли. Надо будет что-нибудь придумать. Просто пока ей ничего не приходило в голову.

Она была отличной наездницей, но никогда раньше ей не приходилось ездить без седла более часа кряду, и теперь все ее мускулы ныли от непрерывной тряски. Сама мысль о том, что придется опять забираться на спину кобыле, показалась ей нестерпимой, и Кэтрин решила немного пройтись пешком.

Взяв под уздцы упирающуюся лошадь, она направилась в молчаливую долину, населенную, казалось, лишь овцами да дикими козами. Мутный закат окрасил небо на горизонте между двумя далекими холмами. По крайней мере здесь можно чувствовать себя в безопасности: кроме нее, вокруг ни души. Кэтрин оглядела далекие равнодушные холмы и, убедившись, что они не сулят ни опасности ни спасения, обернулась, чтобы еще раз проверить, что де лается в сгущающихся сумерках у нее за спиной. На фоне темного неба ее утомленные глаза различили на вершине холма, с которого она сама только что спустилась, черную точку. Девушка стала вглядываться в нее с растущей тревогой. Все увеличиваясь в размерах, точка превратилась в отчетливые очертания лошади и всадника. Будучи не в силах взобраться на кобылу прямо с земли, Кэтрин огляделась кругом в поисках какой-нибудь естественной подставки. В десяти футах от нее на краю дороги лежал большой камень. Она торопливо подвела к нему лошадь, села верхом и, ударив по бокам обеими ногами, послала ее вперед галопом, от которого затряслись все кости.

Проехав около ста шагов, девушка оглянулась назад. Преследователь нагонял ее с пугающей быстротой. В фигуре всадника было что-то знакомое… Сама не замечая, что делает, она остановила кобылу и через плечо всмотрелась в темноту. Вот он – все ближе и ближе. Бездумно, как зачарованная, Кэтрин следила за его приближением, и вдруг, подобно взрыву бомбы, до нее дошло, кто это. Бэрк! Его легкая, непринужденная посадка в седле, его широкие плечи, его голова… Бэрк! Значит, он не умер, она не убила его! Давящая пустота у нее внутри внезапно сменилась переполняющим душу восторженным чувством. Задохнувшись от радостного облегчения, она схватилась обеими руками за голову, словно та готова была улететь с плеч. И тут в мозгу ударил набатный колокол тревоги: ведь ей все еще надо спасаться бегством, ее жизнь в опасности!

Свирепым шлепком она пустила лошадь вскачь. Измученная кобыла неслась из последних сил, но, обернувшись еще раз, Кэтрин поняла, что скачка будет недолгой. Ехать можно было только прямо вперед, по обеим сторонам дороги тянулись земляные валы, и перескочить через них кобыла не смогла бы, а если бы и сумела, на плоской местности жеребец нагнал бы ее за пятьдесят шагов. Кэтрин осмелилась бросить еще один безумный взгляд через плечо. Теперь Бэрк был так близко, что она явственно разглядела его лицо. В его глазах светилось бешенство, зубы были оскалены в зловещей усмешке. Она хлестнула вожжами по спине спотыкающейся кобылы, но без толку. Копыта жеребца уже выбивали дробь прямо у нее над ухом. И вот он уже рядом!

«Нет!» – в полном отчаянии вскричала Кэтрин, когда Бэрк обхватил ее поперек туловища. Так как седла у нее не было, ей пришлось судорожно уцепиться за гриву лошади, но он сжал ее еще крепче и потянул к себе. Она стала неудержимо соскальзывать со спины кобылы. Обе лошади по-прежнему неслись голова к голове по каменистой дорожке. Повернув голову набок, Кэтрин изо всех оставшихся сил вонзила зубы ему в руку выше локтя и была вознаграждена неистовым воплем боли. Его захват немного ослаб, и она почувствовала, что падает. На одно страшное мгновение ей показалось, что вот-вот по ней пройдутся копыта продолжавшей бежать рядом кобылы, но, падая на землю, она успела увидеть, как обе лошади удаляются, не причинив ей вреда, однако тут же получила страшный удар по лбу, стукнувшись об острый камень, и безжизненно растянулась на дороге лицом вниз.

Бэрк на всем скаку повернул жеребца с такой силой, что тот с диким ржанием взметнулся на дыбы прежде, чем пуститься в обратный путь, а его наездник, на ходу соскочив с седла в шести футах от неподвижно распростертой на земле фигуры, бросился к ней, опустился на колени и коснулся огненно-рыжих волос.

– Кэт, – позвал он шепотом, переворачивая ее на спину, – Кэт!

Порез над бровью обильно кровоточил. Бэрк осторожно ощупал тело девушки, проверяя, нет ли переломов. Убедившись, что все кости целы, он устроил ее в полусидячем положении с упором на свое согнутое колено и прижал носовой платок к ее лбу. Она тихонько застонала и попыталась сесть прямее. Его руки обвились вокруг нее, а ее голова упала ему на грудь. Он почувствовал прикосновение девичьих рук, закрыл глаза и вдохнул осенний запах ее волос.

Молниеносным движением, буквально ошеломившим Бэрка, Кэтрин вырвалась из его объятий и откинулась назад. И тут он увидел, как в ее руке блеснул нож. Тот самый нож, что он обычно носил в кармане. Они вскочили на ноги одновременно.

Однажды эта чертова девка уже пыталась его убить; он не сомневался, что и на сей раз она собирается повторить попытку. Клокотавшие в нем в течение двух дней погони ярость, злоба и жажда мести вспыхнули в душе с удвоенной силой, потому что во второй раз ей удалось его одурачить. Теперь она пятилась спиной, подбираясь к его собственному коню и выставив вперед руку так, что острие ножа было направлено ему в горло. Бурный гнев Бэрка превратился в холодную и мрачную решимость. И все же… Господи, до чего она была хороша! Даже сейчас, когда ее волосы стояли копной, лицо было залито кровью, а бирюзовые глаза горели неукротимой ненавистью. «Нет, не выйдет, милая Кэт, – сказал он себе, чувствуя, как его решимость крепнет, – только не в этот раз».

Бэрк сделал шаг по направлению к ней, потом еще и еще один. Она не отступила, но он успел заметить предательскую искорку страха в ее глазах. Его рука стремительно взметнулась в воздухе и обхватила ее запястье словно тисками. Не обращая внимания на ее крик, он заломил ей руку за спину, в то же время крепко прижав ее к себе.

– Брось его, – сказал Бэрк самым будничным тоном. Его губы при этом находились в дюйме от ее губ.

– Поди ты к черту!

Бэрк усмехнулся. С легкостью поймав второе запястье, он и его завел ей за спину. Теперь она оказалась прижатой к нему всем телом и совершенно беспомощной.

– Брось его, – повторил он, задирая выше ее руку, державшую нож.

Голова Кэтрин запрокинулась назад, ее ноздри раздулись, но пальцы по-прежнему мертвой хваткой сжимали нож. Она стискивала зубы, чтобы не закричать. Бэрк вздернул ей руку еще выше, беспощадная улыбка на его лице сменилась озабоченностью.

– Брось нож, черт тебя побери!

Проснувшийся в нем зверь хотел видеть ее сломленной, сдавшейся. Ее глаза закатились, лицо было искажено смертельной мукой, но рука, сжимавшая нож, не разжалась, словно приросла к нему намертво.

– Выпусти его, ради Бога, я же тебе руку сломаю! – невольно вырвалось у него.

Не в силах отвечать, она лишь едва покачала головой. Глядя сверху вниз в это прелестное лицо с побелевшими губами, полное непостижимого для него упорства, Бэрк понял, что проиграл. Испустив сквозь зубы непристойное ругательство, он выпустил ее левое запястье и свободной рукой потянулся за ножом. С превеликим трудом ему удалось один за другим оторвать ее пальцы от рукояти. Нож упал на землю у нее за спиной.

Бэрк прекрасно понимал, что, если сразу выпустить ее руку, это причинит ей еще более сильную боль. Поэтому он стал опускать вывернутое запястье чрезвычайно медленно и постепенно, дюйм за дюймом, следя за тем, как слабая краска приливает к ее побледневшим щекам. Впервые он обратил внимание на темные круги у нее под глазами и понял, как она измучена. Ее плечи безжизненно поникли. Ему больше не хотелось причинять ей боль. Он принялся бережно растирать поврежденную руку Кэтрин, не спуская глаз с ее лица в надежде увидеть… он и сам не знал что. Ее глаза все время были закрыты, угольно-черные ресницы еще больше подчеркивали бледность щек. Когда ее губы задрожали, сердце у него растаяло, и он вдруг бросился целовать ее как безумный. Прежнее чувство вернулось в мгновение ока, Бэрк вспомнил, как сладко было ее обнимать, вспомнил вкус ее губ и языка… Вот она смягчилась, расслабилась в его объятиях, и его сердце наполнилось ликованием. Горя как в лихорадке, он обнял ее еще крепче. Ему страстно хотелось ощутить каждым дюймом своего тела все ее мягкие изгибы, прижать ее к земле, заставить выгнуться себе навстречу, услышать, как она шепчет и повторяет его имя… словом, чтобы все было как раньше. Он нащупал рукой ее грудь и принялся ласкать ее, пока нежная вершина не отвердела под его пальцами. Кэтрин испустила судорожный вздох, и Бэрк поймал его своим ртом. Он сжал ее еще сильнее и углубил поцелуй, пьянея от желания. Ему казалось, что их тела тают, растворяются друг в друге. Чем дальше, тем труднее было удержаться на ногах. С нарастающим волнением он понял, что готов овладеть ею прямо здесь, на обочине дороги, не снимая одежды. Его дрожащие пальцы скользнули за вырез ее платья и легонько коснулись упругой и нежной груди.

Кэтрин оттолкнула его изо всех сил, словно ужаленная гадюкой. Ее глаза, еще секунду назад подернутые дымкой желания, стали метать огненные стрелы.

– Да как ты смеешь? – прошипела она полным ненависти голосом.

Ее грудь бурно вздымалась, по лицу было видно, какая буря страстей раздирает ее изнутри. Жестом величайшего отвращения она отерла рот ладонью, а потом сплюнула на землю.

Бэрк выждал несколько страшных секунд, борясь с захлестнувшим его желанием убить ее на месте. Его кулаки непроизвольно сжимались и разжимались, лишь каким-то нечеловеческим запредельным усилием ему удалось сдержаться и не схватить ее за горло. Когда он наконец заговорил, его голос прозвучал очень тихо, но был полон ненависти не меньше, чем ее собственный.

– Я хочу увидеть, – сказал он совершенно искренне, – как тебя повесят.

На миг, равный доле секунды, ему показалось, что в ее глазах промелькнула обреченность, но она гордо вздернула подбородок, а взгляд, полный отчаяния, если и был, тут же исчез.

– Животное, – бросила она.

Теперь в ее взоре уж точно ничего не было, кроме горечи и злобы.

Бэрк повернулся к ней спиной и направился туда, где его жеребец мирно пощипывал травку. Сердце молотом стучало у него в груди от разочарования и обиды. Он привел назад кобылу и подошел к Кэтрин, чтобы усадить ее на лошадь. Она невольно отступила на шаг, брезгливо скривив губы при одной мысли о его прикосновении. Неистово чертыхаясь, он обхватил ее поперек туловища, как сноп, и грубо взвалил на спину кобылы, потом вскочил на своего жеребца и пустил его быстрой рысью, не оглядываясь назад.

«А не повернуть ли ей в противоположном направлении?» – мелькнула в голове у Кэтрин шальная мысль. Но от нелепой, хотя и соблазнительной мысли, пришлось сразу же отказаться. Вместо этого она распрямила ноющие плечи и пустила кобылу такой же рысцой, сверля глазами спину Бэрка прямо между лопаток. Ах, если бы у нее был пистолет!

* * *

– С чего начнем, с ванны или с ужина, любовь моя? – спросил Бэрк, бросив взгляд на Кэтрин.

Она сидела босая, свернувшись калачиком у только что разведенного огня.

Не дожидаясь ответа, он повернулся к горничной.

– Думаю, начнем с ванны. Побольше горячей воды. Да, и принесите бутылку вина. Ну а потом ужин. Подайте прямо сюда, в комнату.

Горничная поклонилась и вышла, прикрыв за собой дверь.

Кэтрин протянула к огню промерзшие пальцы и попыталась унять дрожь. Короткий, но тряский путь, который им пришлось проделать в сгущающейся темноте, буквально доконал ее. Пока она тащилась по ступеням на второй этаж вполне приличного, хотя и непритязательного трактира, на нее накатила волна дурноты и головокружения. Пришлось ухватиться за перила, чтобы устоять на ногах. Бэрк, уже достигший верхней площадки, сердито поторопил ее, а она опустила голову, чтобы скрыть свое побелевшее, покрывшееся испариной лицо. Рухнуть в обморок прямо у него на глазах – нет, это было бы слишком большим унижением. Но теперь, сидя у огня, она позволила себе оглянуться на него. Он стоял, прислонившись к двери, скрестив руки на груди, и холодно следил за нею сквозь прищуренные веки. Они долго смотрели друг на друга с молчаливой враждебностью. Наконец Бэрк презрительно покачал головой и занялся распаковкой багажа.

Десять минут спустя раздался стук в дверь, и несколько слуг внесли ванну, ведра, от которых поднимался пар, мыло, полотенца, а также бутылку вина и два бокала. Когда они наполнили ванну и ушли, Бэрк сел на край кровати и раскурил трубку.

– Итак? – спросил он с невинным видом, насмешливо поднимая бровь и кивком головы указывая ей на ванну.

Содрогнувшись от возмущения, Кэтрин поняла, что он собирается сидеть и смотреть на ее купание. Краска гнева бросилась ей в лицо, но она проглотила просившийся с языка язвительный ответ. Господи, да что ей за дело в конце концов? Пусть чертов ублюдок думает, что он ее смущает, раз уж ему это доставляет удовольствие. Нет, больше он ее не смутит, она вообще перестала что-либо чувствовать по отношению к нему, кроме отвращения и жгучего желания снова удрать от него при первой же возможности, но на сей раз уже навсегда. На секунду в голову закралась предательская мысль: ведь не далее, как час назад, она позволила себя поцеловать и едва не отдалась ему прямо посреди дороги… Но Кэтрин решительно отмела ее в сторону. Подобным воспоминаниям не было места за стеной ненависти, которую она воздвигла в своей душе, чтобы выдержать предстоящее ей тяжкое испытание.

Она подняла глаза, и опять их взгляды скрестились в молчаливом, но непримиримом поединке. Ах вот оно что? Этот самодовольный ублюдок бросает ей вызов? Думает, у нее духу не хватит его принять? Мысль о том, что он считает ее малодушной, придала ей недостающей смелости.

Кэтрин поднялась на ноги и, не отворачиваясь, с высоко поднятой головой, начала раздеваться. Пальцы у нее дрожат просто от холода, уверяла она себя. Уронив на пол отяжелевшее от сырости платье, она поколебалась всего секунду, а потом решительно стянула с плеч сорочку. Глупые мысли продолжали осаждать ее: наверное, она страшно отощала, одна кожа да кости. Нет, нельзя забивать себе голову подобным вздором! Не все ли ей равно, что он о ней подумает? Выпрямившись и держа руки вдоль тела, даже не пытаясь хоть как-то прикрыться, взглянула на Бэрка самым ясным и безмятежным взором, на какой только была способна. Она убедилась, что он больше не смотрит на нее с презрением. Нет, теперь он вглядывался в нее с таким напряженным вниманием, с такой страстью пожирал глазами ее наготу, что ей все-таки пришлось отвернуться. Казалось, что от ванны ее отделяет многомильный переход. С трудом преодолев это расстояние, Кэтрин подумала: не сесть ли в ванну лицом к нему? Уж тогда бы она точно ему показала, что ей плевать на грязные игры испорченного мальчишки. Но храбрости у нее на это не хватило, и она торопливо погрузилась в горячую воду, повернувшись к нему спиной и испустив громкий вздох облегчения.

Бэрк задумчиво потягивал вино, ни на минуту не спуская глаз с хрупкой белой шейки. Как грациозно плещутся в курящейся паром воде ее тонкие руки! Вскоре ему пришлось отложить трубку. Оставив ее на ночном столике у кровати, он налил вина во второй бокал, пересек комнату и остановился возле ванны, глядя на Кэтрин с наглой ухмылкой. Она невольно прикрыла руками грудь, старательно удерживая взгляд в какой-то неведомой точке на дальней стене. Бэрк насмешливо фыркнул. Его так и подмывало сказать ей, что не стоит себя утруждать: уж не настолько ее груди хороши. Но он не смог произнести вслух столь очевидную неправду.

– На, выпей.

Он протянул ей бокал. После секундного колебания Кэтрин приняла оборонительную позу, подтянув колени к груди, взяла бокал и отпила глоточек, потом другой.

– Спасибо, – сухо поблагодарила она.

Казалось бы, можно было надеяться, что теперь он уйдет, но он не ушел. Вместо этого он опустился на одно колено рядом с нею, небрежно опершись локтем на край ванны, окунул в воду указательный палец и с нарочито праздным видом провел черту по ее голени. Кэтрин затаила дыхание. Его рука лениво скользнула вверх к ее колену и принялась вкрадчиво поглаживать его. Когда его пальцы добрались до внутренней стороны бедра и слегка нажали, вынуждая ее чуть-чуть развести ноги, она ахнула и шлепнула его по руке с такой силой, что небольшая волна мыльной воды выплеснулась за край ванны и залила ему рубашку. Коротко рассмеявшись, Бэрк отпрянул назад. Его глаза засветились нездоровым весельем.

– Откуда у тебя синяк? – спросил он без особого сочувствия, указав на ее колено.

Ее губы сжались.

– Английское гостеприимство.

Он вопросительно выгнул бровь, но, увидев, что она не намерена вдаваться в подробности, решил переменить тему.

– Ну, Кэт, разве тебе не любопытно узнать, почему я не умер?

– Я бы не сказала, что это так уж «любопытно», майор, – огрызнулась она в ответ, поглядывая на него с опаской.

Бэрк снова рассмеялся, весьма довольный собой, и коснулся рукой маленькой красноватой ранки у себя на лбу чуть ниже линии волос.

– Если бы ты целилась лучше, я бы уже отправился к праотцам. Но, к счастью, этого не случилось. Просто по твоей милости я едва не истек кровью, как недорезанный поросенок.

Кэтрин предпочла умолчать о том, что, если бы он не ударил ее дверью по запястью, выстрела бы не было. Нет, так гораздо лучше: пусть думает, что она сама спустила курок. Она хотела, чтобы он так думал.

– Я наделала за свою жизнь немало ошибок, о многом приходится сожалеть, – вызывающе заявила она. – Но больше всего мне жаль, что не хватило времени выучиться стрелять без промаха.

Его глаза помрачнели, улыбка погасла. Одной рукой он взял намыленную губку, а другой крепко обхватил ее затылок и, не обращая внимания на испуганный вздох, начал смывать запекшуюся кровь у нее со лба. Кэтрин поморщилась от боли, и его движения стали немного мягче.

– Порез неглубок, – заметил он безучастно.

Когда ранка была промыта, Бэрк поднялся и швырнул губку в воду.

– Поторопись, пока вода не остыла. Я тоже хочу помыться.

С этими словами он отошел к столу и вновь наполнил свой бокал, а потом растянулся на кровати, открыл книгу и погрузился в чтение.

Убедившись, что он действительно занят чтением, девушка принялась мыть волосы. Она скоро закончила и выпрямилась, ища глазами полотенце. Увы, горничная оставила полотенца в изножии кровати, но Катрин заметила это слишком поздно. Бэрк перевернул страницу. Обреченно вздохнув, она вылезла из ванны и на цыпочках, роняя на ходу капли, направилась к кровати. Когда она подошла ближе, он закрыл книгу и с ухмылкой положил ногу в сапоге прямо на груду полотенец. Его глаза, ничего не упуская, с откровенной наглостью охватили ее всю с головы до ног. Чувствуя, как кровь пульсирует во всем теле болезненными толчками, Кэтрин яростно, но безуспешно потянула на себя верхнее полотенце. Она подняла на него взгляд, полный бешенства. От этого его ухмылка стала еще шире.

– Когда ты голая, я могу смотреть на тебя часами, – любезно пояснил Бэрк.

– Можешь… убираться… ко всем чертям! – прохрипела она, дергая раз, другой, третий, пока трофей наконец не остался у нее в руках.

Завернувшись в полотенце, Кэтрин на негнущихся ногах отошла к камину, ухватилась за каминную полку и слепо уставилась на пламя, чуть не плача от злости. Вслед ей раздался негромкий, прямо-таки сатанинский смешок.

Через несколько минут, когда мучительное сердцебиение немного успокоилось, она подбросила дров в камин и помешала поленья кочергой, стараясь дышать полной грудью. Может, он уже наигрался в свои дурацкие игры, натешился вдоволь и теперь оставит ее в покое? Склонившись над огнем, девушка распушила волосы. Тут у нее за спиной раздался скрип половицы, а через секунду она почувствовала, что он рядом. Кэтрин медленно выпрямилась и посмотрела на него. Опершись одной рукой о каминную полку, Бэрк другой развязывал шейный платок. Все это время он не сводил с нее глаз, словно кот, поджидающий у мышиной норки. Чего ему еще надо? – подумала она устало. Впрочем, гадать пришлось недолго: он начал расстегивать рубашку. Все понятно, теперь он собирается раздеваться у нее на глазах. На миг у нее мелькнула соблазнительная мысль: а что, если попытаться побить его, играя по его собственным правилам? Он на нее смотрел – вот и она на него посмотрит с таким же бесстыдным интересом, пока он раздевается. Может, настанет его черед смущенно отвернуться? Но мысль ушла так же быстро, как и пришла. Когда Бэрк, нимало не смущаясь, взялся за верхнюю пуговицу панталон, Кэтрин торопливо повернулась к нему спиной. Опять раздался легкий смешок. Он подошел ближе и, действуя пальцами, как гребешком, начал расчесывать ее волнистые, все еще влажные волосы. Она замерла, не оборачиваясь, прекрасно сознавая, что любая попытка возмущения или протеста только позабавит его. Ну уж нет, такого удовольствия она ему не доставит. Но вот он отодвинул волосы в сторону и нежно провел губами по ее шее. Его теплое щекочущее дыхание заставило ее затрепетать. Она попыталась отступить в сторону, но Бэрк удержал ее на месте, обняв за талию. Он крепко прижался к ней сзади, и Кэтрин с изумлением и ужасом почувствовала, что он возбужден. Когда он переместил руку ей на грудь, она испустила судорожный вздох и вырвалась. Бэрк сделал шаг к ней и остановился. Они мерили друг друга взглядами на расстоянии трех футов. Оба тяжело дышали. Кэтрин решилась заговорить только когда поняла, что голос ее не выдаст.

– Не смейте ко мне прикасаться, майор Бэрк. Слава Богу, я больше не должна притворяться, что мне это нравится.

Бэрк знал, что она лжет, но все равно оскорбление привело его в ярость.

– Мне бы следовало прислушаться к совету старика Макки, а я вместо этого чуть было не снес бедняге голову, – прорычал он. – Помнишь, что он мне говорил насчет тебя? А я-то, дурак, обозвал его свиньей!

– А он и есть свинья! Такая же грязная, как и ты!

– Но именно так и поступают с публичными девками, Кэт! Уж кому знать, как не тебе!

Они уже перешли на крик.

– Нет, это тебе лучше знать! Никто, кроме публичных девок, не станет иметь с тобой дела!

Нелепо было обижаться на столь безосновательный выпад, но Бэрк почему-то почувствовал себя уязвленным до глубины души и в ярости ударил кулаком по стене, а Кэтрин подскочила от неожиданности. Полотенце, служившее ей единственным одеянием, вот-вот грозило соскользнуть, она в испуге подхватила его и попятилась.

– С чего это ты так раскипятился? – прокричала она. – Если кто и пострадал, то только я! Я была обманута!

– Обманута? Не смеши!

– Да, обманута! Ты бессовестный и лживый трус, мошенник, все, что ты умеешь, это дурить голову женщинам… Использовать их для своих грязных забав!

– Ты меня чуть не убила!

– И поделом!

В дверях послышался робкий стук.

– Войдите! – рявкнул Бэрк.

Кэтрин испуганно ахнула и поспешила подобрать с пола свою мокрую сорочку.

Горничная опасливо всунула голову в дверь, словно ей предстояло войти в клетку с дикими зверями.

– У-ужин, сэр?

– Да! Несите его сюда!

– Да, сэр.

Служанка раскрыла двери настежь и внесла тяжелый, уставленный всякой снедью поднос, подпирая его плечом. От накрытых крышками блюд неслись такие соблазнительные запахи, что у Кэтрин закружилась голова. Она потеряла всякий интерес к спору.

Служанка поставила поднос на постель и сделала реверанс, не спуская настороженного взгляда со странной парочки. На мужчине были одни только панталоны и больше ничего, а на женщине – ну просто ничего, кроме полотенца, свое исподнее она держала в руках.

– Желаете еще воды для ванны? Эта небось уже простыла.

– Обойдемся, – раздраженно пробормотал Бэрк, – можете идти. Хотя нет, постойте! Вот, возьмите это платье, его надо хорошенько вычистить. – Он указал на валявшееся на полу платье Кэтрин. – И сапоги тоже.

Подобрав с полу перепачканное землей платье и промокшие насквозь сапожки, служанка еще раз торопливо присела и пулей вылетела за дверь.

Бэрк бросил взгляд на Кэтрин. Она не сводила глаз с подноса, стоявшего на кровати.

– Можешь меня не ждать, – ядовито прошипел он. – Обожаю холодную ванну перед ужином.

– Сам виноват, – огрызнулась Кэтрин.

Она неуверенно распрямилась, не зная, что предпочесть: мокрое полотенце или мокрую сорочку.

С тяжелым вздохом Бэрк вернулся к столу, где оставил свою дорожную сумку, и, немного порывшись в ней, вытащил чистую шелковую рубашку.

– Надень вот это, – приказал он, протягивая рубашку Кэтрин.

Девушка взяла рубашку и остановилась, ожидая, пока он повернется спиной. Он этого не сделал. И опять гнев, не давая дышать, поднялся у нее в груди подобно воздушному шару.

– Хватит на меня пялиться, черт бы тебя побрал, проклятый сатир!

На щеках у нее выступили багровые пятна, глаза угрожающе сверкнули. Она даже топнула ногой, и это заставило Бэрка рассмеяться.

Он поднял руку усмиряющим жестом:

– Ладно, Кэт, я не буду на тебя глядеть, хотя ты, кажется, сама не понимаешь, что требуешь невозможного. Ну все, все, вот видишь, я отвернулся. Можешь протанцевать джигу в чем мать родила, я не стану смотреть. Можешь мне поверить, я человек слова.

– Ха! Вот уж чего нет, того нет.

И все же она сбросила полотенце и всунула руки в широченные рукава его рубахи, доходившей ей почти до колен. В нее можно было завернуться дважды. Еле ковыляя, Кэтрин доплелась до кровати и забралась под одеяло. Наконец-то можно подтянуть к себе вожделенный поднос! Она с благоговейным трепетом принялась снимать крышки с блюд. С полминуты Бэрк наблюдал за нею через плечо с невольной улыбкой, потом стащил с себя панталоны и вступил в еле теплую ванну. Черт побери, она доводила его до белого каления!

За спиной у него раздавалось легкое позвякивание посуды и столовых приборов, то и дело сопровождаемое тихим довольным урчанием. Что ж, вряд ли ей за то время, что она находилась в бегах, довелось поесть досыта. И все-таки интересно, откуда у нее этот огромный синяк на колене? И еще множество ссадин и царапин поменьше, которые он заметил у нее на теле. А впрочем, что ему за дело до злоключений, выпавших на ее долю за последние два дня? Она ведь дважды пыталась его убить! Такая женщина не заслуживала сочувствия.

Он откинулся назад в ванне и закрыл глаза. Тотчас же перед его мысленным взором возникло видение, настолько ясное и отчетливое, что его можно было принять на явь. Но нет, это было всего лишь воспоминание. Кэт, стоящая перед ним, обнаженная и сгорающая от желания. Это случилось всего сорок восемь часов назад. А потом она в него выстрелила. Однако память все меняет, все кажется не таким, как было на самом деле. На несколько мгновений он позволил себе забыться, наслаждаясь воспоминаниями о том, что произошло между ними в тот долгий дождливый день в гостинице, но вскоре спохватился: возникшие в мозгу образы оказались невыносимо волнующими. Бэрк выпрямился в ванне и принялся яростно плескать и лицо холодной водой. Не следует позволять себе слишком сильно увлекаться мыслями о Кэтти Леннокс, ничего хорошего из этого не выйдет. Он дал себе слово никогда больше к ней не прикасаться, разве что для того, чтобы ее помучить, пока они еще вместе. Хорошо, что пробыть вместе им осталось совсем недолго, Бог даст, дня два-три, не больше.

Бэрк поднялся, вышел из ванны и подошел к постели, чтобы взять полотенце. Девчонка уже заснула, все еще сжимая в руке полупустой бокал с вином. Ну и слава Богу: если бы они заговорили друг с другом, это опять кончилось бы ссорой. Обтираясь полотенцем, он снова стал смотреть на нее. Ни у одной из знакомых ему женщин не было таких волос, он даже не знал, как определить их цвет. «Рыжий», конечно, ближе всего, но это такое обыденное, банальное слово… совершенно не воздающее ей должного. В ее волосах было слишком много золота и еще какого-то непередаваемого «тигриного» оттенка, а иногда они казались темными, как красное дерево. Бэрк так засмотрелся на нее, что даже позабыл о голоде, и очнулся, лишь ощутив зябкий холод.

Он подбросил дров в камин, надел чистую рубашку и сел на постель. Кэтрин даже не пошевелилась. Осторожно, чтобы не разбудить, Бэрк высвободил бокал из ее пальцев. Потом он снял крышку с первого блюда. Пусто. Лишь капля застывающего, как желе, коричневатого соуса. Он снял вторую крышку. Пусто! То же самое с третьим и четвертым блюдом. На пятом, предназначенном для десерта, остался крошечный кусочек яблочной ватрушки. Бэрк покачал головой, не веря собственным глазам. Эта рыжая чертовка, будь она неладна, оставила его без ужина!

11

– Кэт, на помощь! Спаси нас, Кэт!

Такой беспомощный ужас звучал в их голосах, что она горько разрыдалась, не в силах прийти им на выручку. Ее руки были крепко связаны за спиной, и человек по имени Томас загонял кол ей в живот. Прикованная к месту, она захлебывалась от слез, но не могла даже кричать. Майкл и Рори умоляли ее спасти их, но она была намертво привязана к земле и лишь мотала головой из стороны в сторону в безнадежном отчаянии. Их крики стали затихать, зато рев у нее в ушах все усиливался, казалось, ее голова сейчас лопнет. Грубые пальцы вцепились ей в плечи подобно когтям зверя. Кошмар закончился так же, как и всегда: лицо Уэллса склонилось над нею, словно воплощение мирового зла, вытеснив все вокруг, его громоподобный голос заклинал ее: «Смотри на меня! Смотри!»

Задыхаясь, Кэтрин села в постели. Ее лицо было залито слезами, тело покрылось испариной, но, взглянув на Бэрка, она увидела, что он еще спит. Значит, на этот раз обошлось без крика. Облегченно переведя дух, она опять опустилась на подушку.

Через несколько минут, по мере того, Как бледнела, уходя из памяти, сцена кошмара, напряжение стало спадать. Кэтрин ощутила, как холодная горечь наполняет ей душу, и приветствовала новое чувство печальной улыбкой. Несколько лет назад, когда кошмар преследовал ее чуть ли не каждую ночь, она старалась вообще не смыкать глаз, но усталость брала свое, и наваждение повторялось с мучительной неизбежностью. Однако с течением времени оно стало приходить все реже и реже; в эту ночь страшный сон привиделся ей впервые за несколько месяцев. Его возвращение Кэтрин встретила с каким-то стоическим невеселым удовлетворением, ибо кошмар воскресил лютую ненависть, которую она столько лет таила в своем сердце, и обострил притупившуюся было жажду мести. Ей со стыдом пришлось признать, что за последнее время она позволила себе размякнуть. Джеймс Бэрк отвлек ее от исполнения высокого долга. Неизвестно, как ему это удалось, с уверенностью можно было сказать только одно: он обладал каким-то низменным, животным магнетизмом, которому она необъяснимым образом поддалась в минуту женской слабости. Но больше этого не повторится.

Она опять села в кровати и спустила ноги на холодный пол. Бэрк спал по-прежнему крепко, тяжело дыша во сне. Небо за окном только-только начало светлеть. Кэтрин встала. Поврежденное колено отказывалось сгибаться, правое плечо, которое Бэрк едва не вывернул, пытаясь отнять у нее нож, сильно ныло. Каждый мускул взывал о милосердии, умоляя ее лечь обратно в постель и уснуть, но неприятные ощущения лишь укрепили ее решимость.

На цыпочках пробравшись к столу, где Бэрк оставил сумки с поклажей, она принялась осторожно рыться в одной из них. Что ей надеть? Вчера вечером горничная забрала ее льняное платье и сапожки. Наконец ее пальцы нащупали что-то мягкое и бархатистое. Ее зеленое платье! А вот и башмаки. Кэтрин обрадовалась и в то же время ощутила досаду: раз он захватил ее вещи, значит, был уверен, что найдет ее. Ну ладно, угрюмо сказала она себе, на этот раз у него ничего не выйдет.

Потом девушка пробралась к стулу, на котором висел оставленный им камзол, и сунула руку во внутренний карман. Уж теперь-то она не сбежит с пустыми руками, как в прошлый раз! Без малейших угрызений она вытащила из туго набитого кошелька две золотые монеты, после чего вернула кошелек на место. Не украсть ли и нож? Нет, пожалуй, не стоит.

Собрав все в кучу, Кэтрин беззвучно выскользнула из комнаты, прямо в холодном коридоре сняла с себя белую рубашку Бэрка, а вместо нее натянула платье и башмаки. Ни белья, ни чулок. Пробравшись по коридору к лестнице, она остановилась и прислушалась. Все было тихо. Подобрав юбки одной рукой, она спустилась вниз, стараясь производить как можно меньше шума, и пробежала через пустующий в этот предрассветный час пивной зал к входной двери. Дверь была заперта, но засов легко скользнул в пазу, и через несколько секунд девушка оказалась во дворе, вдыхая полной грудью холодный утренний воздух. Прижимаясь ближе к стене трактира и низко пригибаясь, чтобы не быть замеченной из окон первого этажа, она прокралась на задний двор, торопливо огляделась по сторонам (на более тщательный осмотр времени не было) и бросилась к дверям конюшни. Ей удалось бесшумно проскользнуть сквозь тяжелые двери сарая. Прислонившись к ним изнутри и задержав дыхание, Кэтрин опять напряженно прислушалась. Тишина. Слава Богу! Ее сердце как будто забилось вновь после долгого перерыва.

Так, теперь надо найти жеребца Бэрка. На этот раз она намеревалась оставить ему усталую кобылу. В конце концов, рассудила Кэтрин, если ее поймают, то повесят за конокрадство с таким же успехом, как и за участие в заговоре.

Она быстро прошла вдоль короткого ряда стойл, вглядываясь в полутьму в поисках серого жеребца. Вот он – последний в ряду. Конь встряхнул головой, словно приветствуя ее.

– Привет, красавчик, – прошептала она, протянув руку, чтобы его погладить.

– Как это мило с твоей стороны, Кэт.

Кэтрин прижала руку ко рту, чтобы заглушить крик, рвущийся из самой глубины, и бессильно прислонилась спиной к перегородке позади себя. Бэрк, прятавшийся позади жеребца, поднялся на ноги и навис над нею подобно хищной черной птице. Он стремительно обогнул стойло и подошел к ней. От него исходила такая явная угроза, что девушка невольно вскинула вверх обе руки: на мгновение ее охватил безумный животный страх. Бэрк остановился в двух шагах от нее. Поняв наконец, что он не собирается ее бить, она медленно, с опаской, опустила руки. Лицо майора невозможно было разглядеть в темноте, но его гнев был явственно ощутим. Усилием воли она взяла себя в руки.

– Я не могла уснуть… Решила прогуляться и…

– Прекрати.

В его голосе звучал металл. Кэтрин дерзко вскинула голову.

– Мне плевать, что ты думаешь!

– Правда? А вот посмотрим, как ты запоешь, когда я днем буду привязывать тебя к лошади, а ночью – к кровати!

Вся кровь отхлынула от ее лица. Она открыла было рот, но не смогла вымолвить ни слова; ужас парализовал ее, в голове было пусто. Он крепко взял ее за руку и провел по проходу к дверям, поддерживая и не давая упасть. Во дворе яркий утренний свет ударил ей в глаза, и она пришла в себя.

– Постойте!

Кэтрин попыталась высвободиться из его цепких пальцев. Бэрк не отпустил ее, но остановился и повернулся к ней лицом. Кроме них, на испещренном следами копыт конюшенном дворе никого не было.

– Постойте, – повторила она, стараясь выиграть время. – Вы… Вам вовсе не надо меня привязывать, майор. Я больше не буду убегать, обещаю.

– Ах ты обещаешь. – Его улыбка была полна презрения. – Твои обещания ничего не стоят.

– Пожалуйста! – взмолилась она. – Бэрк, ради Бога, не надо меня привязывать!

– Почему? – отрывисто бросил он, не сводя с нее глаз.

– Потому что… я этого не вынесу!

Кэтрин опустила глаза и отвернулась, уже сожалея, что призналась ему в своей слабости. Можно было не сомневаться, что он использует это против нее.

– Послушайте, Бэрк, – продолжала она, стараясь казаться спокойной, – если вы меня привяжете, мы не сможем двигаться быстро. Вы же хотите избавиться от меня как можно скорее, разве не так? Даю вам честное слово, я больше не стану пытаться сбежать. Клянусь! Я родом из Шотландии, мое слово нерушимо!

С этими словами она положила руку на сердце и ясным взглядом посмотрела ему прямо в глаза. Бэрк долго глядел на нее, не в силах решить, верить ей или нет. Может быть, эта торжественная поза как раз и есть всего лишь поза? Солнце, встающее у нее за спиной, осветило ее стройную, хрупкую фигуру золотистым сиянием, рыжие волосы вспыхнули огнем. Она была похожа на христианскую мученицу, готовую стоически принять страшную казнь. Но он твердо решил, что больше не позволит себя одурачить, не станет терять рассудок, дав волю страстям только потому, что эта девка чертовски хороша собой. С другой стороны, она, разумеется, права: если ее привязать, им придется двигаться черепашьим шагом. И еще: ему действительно не терпелось от нее избавиться, тут она не ошиблась. Им давно уже пора было появиться в Ланкастере. Слава Богу, у него есть дела поважнее, чем гоняться по всему Озерному краю за какой-то вероломной потаскухой. Но он так и не ответил на свой вопрос – можно ли ей верить?

Когда Бэрк в конце концов нарушил молчание, его голос прозвучал как будто из глубокого колодца, до краев наполненного подозрительностью и недоверием.

– Стало быть, ты даешь слово?

– Да, даю слово!

Ее глаза загорелись надеждой.

Сделав всего один шаг, Бэрк подошел к ней вплотную и взял ее за плечи.

– Ладно, Кэт, будь по-твоему. Но я тебя предупреждаю: если ты лжешь, тебе придется об этом здорово пожалеть. Больше, чем ты можешь вообразить.

– Я не лгу, – ответила она едва слышно.

В горле у нее пересохло, по всему телу мгновенно пробежала дрожь.

– Отлично.

Еще минуту он не сводил с нее подозрительного взгляда, потом повернулся и зашагал прочь.

Кэтрин чуть не упала наземь от облегчения. Она, покорно последовала за ним обратно в трактир. Ее шатало от пережитого испуга. Еще чуть-чуть, и ей пришел бы конец. Теперь он, конечно, глаз с нее не спустит до самого отъезда. Что ж, придется отложить бегство на послеполуденные часы.

* * *

Благоприятный случай представился через час после второго завтрака.

Они ехали по узкому проселку, напоминавшему зажатое между крутыми утесами ущелье. Вдруг Кэтрин заметила прямо посреди дороги в двадцати футах впереди себя некий странный предмет, больше всего похожий на тыкву. Подъехав поближе, она остановилась (предмет оказался действительно тыквой) и озадаченно взглянула на Бэрка. Он тоже остановил коня рядом с нею. Они вместе недоуменно осмотрели неожиданную находку, не зная, что и думать, но тут их внимание привлек сдавленный крик, раздавшийся из-за ближайшего поворота. Бэрк бросил на девушку хмурый предупреждающий взгляд и поскакал вперед, машинально положив руку на седельную сумку, в которой держал пистолет. Кэтрин без колебаний последовала за ним.

– Эй, есть тут кто-нибудь? Сюда! На помощь! – звал незнакомый голос, в котором слышалось отчаяние.

За поворотом она увидела, как Бэрк спешился и подбежал к завалившейся набок крестьянской телеге, а потом разглядела под нею человека.

– Слава тебе, Господи! Наконец-то меня нашли!

Перед ними был явно фермер, мужчина средних лет, одетый в прочный домотканый кафтан. Он лежал в канаве, придавленный своей телегой, а рядом валялось оторвавшееся колесо. Лошадь мирно щипала мох у дороги в нескольких шагах от них. Лицо фермера было перекошено от боли и залито слезами, но он улыбкой приветствовал склонившегося над ним Бэрка.

– Серьезные повреждения? – спросил Бэрк, окинув его взглядом.

– Да уж! Обе ноги сломал, – прокряхтел фермер, – а все по дурости своей, да только теперь от этого не легче.

Кэтрин соскочила с кобылы, спрыгнула в канаву, едва не поскользнувшись в грязи, и опустилась на колени рядом с поверженным фермером. На красном, покрытом испариной лице раненого появилось благодарное выражение, когда она отерла ему лоб платком.

– Вам очень больно? – ласково спросила девушка.

Бэрк нетерпеливо фыркнул и поднялся на ноги.

– Послушай, приятель, если я сумею приподнять эту телегу на пару футов, как ты думаешь, сможешь вылезти?

Фермер сокрушенно покачал головой.

– Нет, сынок, хоть парень ты и крепкий, а все же одному тебе ни за что ее не поднять. Для такой работы нужны хотя бы двое.

– Может, ты и прав, но попробовать все-таки стоит. Посторонись, Кэт.

Он снял камзол и закатал рукава рубашки.

– А я могу помочь? – вставила Кэтрин. – Если вы поднимете телегу, я могла бы его вытащить.

Поразмыслив немного, Бэрк согласился.

– Только будь осторожна, не поскользнись, – предупредил он. – Нам не нужна еще одна пара сломанных ног.

– Верно, – согласился лежащий на земле фермер. – Вот так со мной все и приключилось. Колесо, вишь ты, соскочило, вот я и решил, что смогу сам его на место поставить. Поскользнулся в грязи да и угодил прямо под телегу, а она, паскуда, возьми да и завались. Прошу прощения, мэм.

Встав спиной к телеге, Бэрк ухватился обеими руками за лишенную колеса ось. Верхняя часть туловища фермера оказалась у него между ног.

– Если мне удастся ее поднять, тащи его прямо у меня из-под ног, Кэт.

Она кивнула и опять опустилась на колени возле головы фермера, готовая подхватить его под руки.

– Ну держись!

Бэрк согнул в коленях свои сильные ноги и изо всех сил рванул телегу кверху. Он запрокинул побагровевшее от натуги лицо к небу, его зубы оскалились, на шее набухли вены. Телега сдвинулась, но лишь на полдюйма. Протекло еще несколько бесконечных секунд, но тяжелая телега больше не поддалась. Кряхтя от бессильной досады, Бэрк осторожно опустил ее на место и отошел в сторону.

– Жаль, – проговорил он с тяжелым вздохом, сгибая и разгибая онемевшие пальцы.

– Ты сделал все, что мог, – чуть слышно заверил его фермер, лицо которого опять покрылось потом, а губы стали пепельно-серыми. – Слушай, парень, у меня дома три сына. Если бы ты или твоя хозяйка могли их позвать…

– Да, конечно, – немедленно согласился Бэрк.

Впрочем, он тут же нахмурился, не зная, что предпринять. Если он сам поедет за ними, что помешает плутовке Кэт сбежать? И опять-таки, если послать ее, разве он может быть уверен, что она вернется? Проще всего, разумеется, было бы поехать вместе, но как оставить несчастного фермера наедине с его мучениями?

– Я поеду, – тихо предложила Кэтрин. – Где мне их найти? – спросила она у раненого.

– Тут недалеко, всего-то мили полторы. Поезжайте назад по этой дороге, пока не увидите слева поворот. Там стоит повалившийся такой овечий загон, вы его сразу заметите. Дорожка приведет вас через поле прямо к моей ферме, другой во всей округе нет. Моих парней найдете в доме, а если нет, так в сарае позади дома. Скажите им, пусть возьмут вторую лошадь и одеяла. И рому пускай захватят! – добавил он, и в затуманенных болью глазах на миг блеснул огонек.

– Хорошо.

Кэтрин выпрямилась и повернулась к Бэрку.

– Я обязательно их позову, – сказала она с дерзким вызовом, прекрасно понимая, о чем он думает.

– Если нет, тебе придется об этом пожалеть, – посуровел Бэрк.

Что-то подсказывало ему, что он поступает опрометчиво, отпуская ее, но другого выхода не было.

– Можно мне взять жеребца? – спросила она, пропустив угрозу мимо ушей. – Так я гораздо быстрее доеду.

– Нет, Кэт, – возразил он угрюмо, – я, может быть, и дурак, но все-таки не до такой же степени. Бери кобылу и давай по-быстрому.

Она состроила ему рожицу и вновь опустилась на колени рядом с фермером.

– Держитесь, – прошептала девушка, наклоняясь к самому его лицу и ласково проводя рукой по седоватым волосам, – я мигом.

Лицо несчастного смягчилось. Его взгляд прояснился, а на губах даже появилась слабая улыбка.

Бэрк вскарабкался по залитому жидкой грязью склону и протянул ей руку. Кэтрин ухватилась за нее, и он помог ей выбраться на дорогу. Они вместе прошли туда, где оставили кобылу. Обхватив девушку за талию, Бэрк подсадил ее в седло. Потом, мрачно сжав губы, он бросил на нее самый пронзительный из своих ледяных взглядов.

– Я тебя предупреждаю, Кэт…

– Да будет вам, майор, – раздраженно огрызнулась она. – Я же сказала, что позову их.

– Верно, сказала. Но вернешься ли ты вместе с ними, вот вопрос.

– Ну что ж, вам придется подождать, тогда и узнаете, разве не так?

Ее улыбка показалась ему нарочито дерзкой. Бэрк рванулся схватить уздечку, но Кэтрин уже повернула кобылу и пустила ее рысью.

– Ты дала слово! – прокричал он вслед.

– Верно! Как вы свое сдержали, так и я свое сдержу!

Это была издевка, несомненная бравада, он даже успел расслышать звонкий заливистый смех прежде, чем Кэт скрылась за поворотом дороги. Бэрк едва удержался от желания вскочить на коня и броситься за нею следом, но вместо этого остался стоять на дороге, яростно сжимая и разжимая кулаки, пока время пускаться в погоню не было окончательно упущено, а затем опять спрыгнул в канаву и подошел к несчастному фермеру.

* * *

– Расскажи-ка мне о твоей хозяйке, – раненый отхлебнул еще глоток бренди и закрыл глаза.

– Она не моя хозяйка, – машинально поправил его Бэрк.

Похоже, бедняга был слегка пьян. Бэрк тоже отпил немного из фляги и бросил взгляд на небо. После полудня прошло совсем не так много времени, но ему казалось, что Кэт отсутствует слишком долго. Куда больше часа.

– Да, ты уже говорил, что не твоя. Только, я думаю, ты и сам об этом жалеешь, – усмехнулся фермер.

Его глаза были по-прежнему закрыты, и он не увидел, как скривились губы Бэрка.

– Я, конечно, деревенщина и все такое, но на свете пожил, в четырех разных странах побывал, это не считая Ирландии, а вот второй такой красотки в жизни не видывал. Боже милостивый, как она мне улыбнулась, как посмотрела на меня!

Бэрк невольно хмыкнул, а фермер смолк, весь поглощенный воспоминанием о прекрасном видении.

– Жаль, что солдаты принца Чарли убили ее муженька, но тебе-то, парень, ух как повезло! Ты оказался на месте как раз вовремя. Мало того, что вызволил ее, так тебе же еще и выпало счастье провожать ее в Ланкастер, – продолжил он через минуту. – Вот только одного никак в толк не возьму: судя по говору, родом она не из Ланкашира, а уж скорее из Шотландии, да не из простых, а вроде как из благородных, верно?

– Послушай, приятель, почему бы тебе не поберечь силы? Они тебе еще пригодятся.

Бэрк опять приложил флягу к его губам, отмечая про себя бледность и обильную испарину. Когда же наконец появятся его сыновья? И куда, черт ее побери, запропастилась Кэт?

– Может, и надо бы помолчать, да только за разговором как-то вроде легче становится, – слабо возразил фермер.

Внезапно он широко открыл глаза.

– Вот они! Я их слышу! Слава тебе, Господи!

Бэрк услыхал их секунду спустя. Он вскочил на ноги и одним прыжком оказался на дороге. Поистине чудовищное богохульство сорвалось с его уст, когда он увидел показавшуюся из-за поворота группу: лошадь, фургон и двоих дюжих парней. Больше никого.

Сыновья фермера торопливо вылезли из фургона, едва взглянув на Бэрка.

– Где женщина? Где она?

Ему пришлось схватить одного из них за руку, чтобы привлечь его внимание.

– Куда она поехала? Где женщина, черт возьми?

– Она поехала в другую сторону, – поспешно ответил самый юный из парней, стараясь высвободиться.

– Что это значит? Куда? – Бэрк еще крепче сжал его руку.

Парнишка впервые взглянул на него внимательно.

– Она нам рассказала, где вас искать, доехала с нами до большой дороги, а сама направилась на восток, к Тэрлмиру.

Он высвободил руку и бросился на помощь старшим братьям.

Бэрк подбежал к своему жеребцу, вставил ногу в стремя, но остановился и вернулся к обочине.

– Мне надо ехать! Вам помощь не нужна? Справитесь втроем?

– Да, мы ее поднимем, – ответил один из сыновей.

Они уже встали по местам, готовясь приподнять тяжелую телегу.

– Ну прощай, фермер! Желаю удачи!

– Благослови тебя Боже, сынок, – с благодарностью откликнулся фермер. – И передай от меня привет своей хозяйке!

– Я ей много чего передам! – со значением пообещал Бэрк, вскочил в седло и умчался.

Он заметил беглянку на другом конце луга, поросшего папоротником. Она огибала северную оконечность озера. До нее все еще оставалось не меньше четверти мили, но он знал, что это Кэт: ее рыжие волосы горели на солнце подобно маяку. Бэрк пришпорил коня, пустив его галопом, и низко склонился над гривой. Все его чувства и помыслы были устремлены вдаль, к убегавшей от него женщине. Через несколько минут он сократил разделявшее их расстояние наполовину. Заслышав его приближение, Кэтрин испуганно оглянулась через плечо, и Бэрк с огромным удовольствием отметил выражение отчаянного страха, омрачившее ее прекрасное лицо. Внезапно ее лошадь метнулась вправо, прочь от берега озера, и скрылась в чаще деревьев. Бэрк одобрительно усмехнулся: у него было преимущество в скорости, но в лесу от этого мало проку. Он слышал, как ее лошадь пробирается сквозь заросли не далее, как в тридцати ярдах впереди. Потом они выбрались из чащи и опять оказались на открытом пространстве. Противоположный край поля, которое они пересекали, был огорожен каменной стеной в пояс высотой; Кэтрин мчалась прямо на нее. Позади стены простиралось такое же голое поле. Бэрк довольно прищелкнул языком. Вот тут-то он ее и возьмет.

Вдруг сердце у него замерло: неожиданно кобыла резко остановилась как вкопанная перед невысоким препятствием, а Кэтрин пулей вылетела из седла. Он услышал, как она с глухим и страшным стуком ударилась о землю по другую сторону стены, и похолодел при мысли, что у нее, должно быть, переломаны все кости. Однако уже через секунду каким-то чудом она оказалась на ногах и, согнувшись и прихрамывая, бросилась бежать от него прочь.

Жеребец с легкостью перелетел через каменную стену и, повинуясь всаднику, перешел на легкую рысь. Когда беглянка сменила направление и бросилась вправо, Бэрк повернул за нею. Она кинулась влево, и он продолжил преследование, нарочно чуть-чуть отставая, чтобы ее помучить. Ей негде было спрятаться на широком и ровном лyгy. Бэрк слышал, как судорожно она глотает воздух, и видел, что ноги ей больше не повинуются. Наконец Кэт становилась в полном изнеможении и медленно повернулась к нему лицом. Он натянул поводья и остановил жеребца в десяти футах от нее. В течение нескольких томительных секунд они сверлили друг друга взглядами, целиком поглощенные ненавистью и жаждой мести.

Нарочито медленно и демонстративно Бэрк потянулся за мотком веревки, висевшим на луке седла. Кэтрин покачнулась, вскинула вверх одну руку и отступила на шаг. Торжествующе улыбаясь, он неторопливо слез с лошади. Она попятилась. В лице у нее не осталось ни кровинки, даже губы стали белыми как мел. Бэрк не спеша подошел к ней, поигрывая веревкой, поглаживая ее, как кошку. Голубые глаза поблескивали ледяной злобой, на губах играла все та же коварная улыбка.

– О, Бэрк, – в ужасе прошептала она, – нет, не надо.

Он заколебался.

В ту же секунду она бросилась наутек: страх и отчаяние придали силы ее подгибающимся ногам. Бэрк кинулся за нею следом, чувствуя себя в азарте погони настоящим охотником, затравившим лисицу. Когда Кэт оказалась на расстоянии вытянутой руки, он достал ее в прыжке, схватил обеими руками за бедра и с размаху опрокинул на землю, накрыв собой сверху. Сперва ему показалось, что он вышиб из нее дух, настолько неподвижно она лежала, но стоило ему перевернуть ее на спину, как его словно затянуло в ветряную мельницу, вращаемую ураганом. Ступни, колени, локти, кисти, ногти, зубы – она пустила в ход все, чем ее наделила природа, в безумной попытке защититься от грозящего ей смертного страха. Бэрк чертыхался, закрывая лицо, пах, горло от ее бешеной атаки. В какой-то момент ей удалось вывернуться из-под него и подняться на колено. Она уже готова была вскочить, когда он набросился на нее, на сей раз грубо навалившись на упавшую ничком девушку всей своей тяжестью, чтобы остановить ее молотящие по воздуху ноги. Когда он попытался завладеть ее руками, она пронзительно вскрикнула и спрятала их под себя. Борьба была изнурительной и тяжкой, но в конце концов ему удалось высвободить ее руки, при этом на его собственном запястье остался ровный след от ее зубов. Он поднял веревку. Она отчаянно вскидывалась всем телом, как взбесившаяся лошадь, и ему пришлось зажать ногами ее бока, чтобы удержаться на ней верхом. Вытянув правую руку Кэтрин вдоль тела, он коленом прижал раскрытую ладонь к земле, затем сделал на конце веревки петлю, пропустил в нее левое запястье девушки и туго-туго затянул. Из ее горла вырывались какие-то захлебывающиеся звуки, словно ее душили. Не медля ни минуты, Бэрк соединил оба ее запястья и обмотал их остатком веревки без малейшего просвета. Он завязал три узла, каждый раз затягивая изо всех сил, потом наконец скатился с нее и растянулся на спине, тяжело дыша и чувствуя, как по лицу крупными каплями катится пот.

* * *

Его насторожила наступившая тишина. Он сел, потирая укушенное запястье, и взглянул на безвольно согнутую фигуру женщины на земле. Она напоминала сломанную и брошенную куклу. Бэрк прислушался, но не смог уловить ни звука. Да дышит ли она? Одним стремительным движением он подхватил ее под мышки и поднял на ноги. Она закачалась, накренилась назад и чуть не рухнула прямо на него. Пришлось снова подхватить ее, чтобы удержать в равновесии. Он повернул ее к себе и заглянул и лицо, стараясь подавить растущее в душе беспокойство. Осунувшееся, обескровленное лицо слепо уставилось на него расширенными зрачками устремленных в никуда глаз, побелевшие губы были плотно сжаты. Она стояла прямо, как соляной столб, каждый мускул был натянут до предела, словно в ожидании неминуемого нападения, грозящего гибелью.

– Кэт, – позвал он, схватив ее за плечи, – Кэт!

Она смотрела прямо на него, но у него возникло жуткое ощущение, что она его не видит. Бэрк легонько встряхнул ее, на долю секунды она как будто его узнала, но тут же ее глаза подернулись пеленой, и опять на него уставился этот пустой невидящий взгляд.

Бэрк потряс головой, стараясь выбросить из нее всяческие колебания и сожаления. Он стер грязь с лица Кэтрин, вытащил засохшие травинки из ее волос и стряхнул пыль с платья. Она стояла, не шевелясь, словно его прикосновения были пыткой, которую ей предстояло героически вытерпеть, но в то же время у него сохранялось стойкое впечатление, будто она даже не замечает его присутствия.

Убедившись, что она может стоять на ногах самостоятельно, Бэрк пошел за лошадью. Как ее усадить, по-дамски или верхом? Он решил, что лучше верхом: со связанными сзади руками ей понадобятся обе ноги, чтобы удержаться па лошади. Ему с трудом удалось взгромоздить ее на спину кобылы. Она не оказывала сопротивления, но все ее тело было сведено судорогой. Он старательно расправил юбки, чтобы прикрыть голые ноги, потом сам вскочил в седло и, подхватив поводья кобылы, повел лошадь вместе с застывшей всадницей круговым путем обратно к большой дороге.

Судя по положению солнца, до темноты оставалось еще часа два. Никакого постоялого двора поблизости не было: по всей вероятности, им предстояло заночевать в чистом поле. Что ж, тем лучше, он не собирался развязывать свою пленницу до самого Ланкастера, а ее появление в таком виде неизбежно должно было вызвать множество недоуменных вопросов в любом общественном месте.

Бэрк с тревогой оглянулся через плечо. Кэтрин сидела неподвижно, только руки за спиной беспрестанно дергались в отчаянной, но безнадежной попытке освободиться от пут. Потом он снова стал смотреть вперед, впрочем, ничего вокруг не замечая. Повстречайся ему на пути даже стадо единорогов, он проехал бы мимо и бровью не повел.

Чтобы заглушить в душе ропот совести, нашептывающей ему, что он поступил жестоко, Бэрк принялся перебирать в уме весь длинный список злодеяний Кэтрин, совершенных за то короткое время, что они провели вместе. Она выстрелила ему в голову. Она угрожала ему его же собственным ножом и пустила бы его в ход, если бы сам он не оказался проворнее. Она лгала ему с самой первой встречи. Она хладнокровно соблазнила его. Она, вероятно, была заговорщицей и изменницей, а уж в том, что она потаскуха, не могло быть и тени сомнения. «Я родом из Шотландии, мое слово нерушимо!» – вот так она поклялась ему не далее, как этим утром. Ее слова прозвучали с такой страстью, что он ей поверил, а всего несколько часов спустя она опять его надула. О, нет, он не был слишком жесток, уж скорее можно было сказать, что он обошелся с нею чересчур мягко. Ну, а теперь она сполна получила то, чего давно заслуживала.

Он опять взглянул на горизонт. Казалось, солнце застыло в небе, день тянулся томительно медленно. Самый грубым и бесцеремонным тоном Бэрк велел Кэтрин покрепче держаться за седло сзади. Они ехали по раскисшей грунтовой дороге, и он опасался, что ее лошадь может оступиться. Бэрк отметил, что на лбу у нее явственно проступили капли пота, хотя день выдался холодным. Похоже, она целиком погрузилась в какие-то мучительные воспоминания, в свой внутренний ад, куда ему не было доступа. Ощутив укол страха, он громко окликнул ее, но с таким же успехом можно было обращаться к неодушевленному предмету. Бэрк вновь сосредоточился на своем гневе, вопрошая, когда же закончится этот бесконечный проклятый день.

Наконец извилистая и скользкая дорога осталась позади, они въехали в красивую долину, посреди которой в окружении зарослей рододендронов и нависающих над водой грациозных плакучих ив раскинулось тихое озеро. Наветренная сторона была защищена громадным валуном, вдоль берега тянулась узкая полоска песчаного пляжа. Солнце низко висело над утесами у них за спиной, до заката оставалось около часа. Оглянувшись в очередной раз на Кэтрин, Бэрк заметил, что ее сотрясает озноб. Ее глаза были широко раскрыты и устремлены куда-то вдаль, но плечи поникли, голова свесилась на грудь. Ни о чем больше не думая, он торопливо свел ее кобылу по травянистому склону к берегу озера.

Ноги у Кэтрин подогнулись, и она рухнула прямо на него, когда он снял ее с лошади. Бэрк подхватил ее на руки и отнес на песчаный бережок, потом подошел к жеребцу и вытащил из седельной сумки свой широкий теплый плащ. Когда он вернулся, то увидел, что она лежит на боку, подтянув колени к животу, как младенец в материнской утробе. Все ее тело сотрясалось в мучительных конвульсиях. Опять он окликнул ее по имени, и на сей раз в его голосе прозвучала нескрываемая тревога. Кэт не отозвалась. Бэрк понял, что неведомый ужас, как-то связанный в ее сознании с веревкой, уже довел ее до предела. Ощущая в руках непривычную слабость, он полез в карман за ножом. Кэтрин внезапно почувствовала, что ее запястья свободны, но как только кровь прилила к рукам, появилось ощущение жгучей боли. Она услышала крик, но не узнала собственного голоса. Бэрк был рядом, это она смутно понимала; ей было слышно, как он чертыхается. Перед глазами все еще стоял туман, но она разглядела, что запястья у нее натерты и окровавлены. А потом опять наступило забытье. Однако на этот раз она не провалилась в стремительно крутящийся черный водоворот, а словно парила над ним, то оказываясь в опасной близости от страшной воронки, то удаляясь на спасительное расстояние. Время для нее больше не существовало. Бэрк то появлялся, то вновь исчезал. Стало тепло, в какой-то миг просветления она догадалась, что он развел костер. Потом он осторожно промыл ее запястья и обернул их во что-то мягкое. Вот он обнял ее. Ей стало тепло и спокойно, потом страшно, а потом опять хорошо. Дрожь почти прекратилась, когда она ощутила у себя на щеке его легкое и теплое дыхание. Она глубоко вздохнула. Его губы коснулись ее губ, поцелуй вышел легким, совсем мимолетным. Сначала она отшатнулась, но страшный образ, вспыхнувший у нее в памяти, вскоре отступил и растаял. Бэрк обнимал ее так бережно и ласкал так нежно, что она опустила голову ему на плечо и позволила себе забыться. Волшебное облако полусна-полуяви, далекое от всяких мыслей и чувств, подхватило ее и понесло неведомо куда, тихонько укачивая. Прошло несколько мгновений, а может быть, и часов, и вот она почувствовала, что его пальцы осторожно расстегивают платье у нее на груди. Она неподвижно лежала в его руках, как будто прикованная к месту. Огонь согревал ее обнаженную грудь, она слышала глубокое, учащенное дыхание Бэрка. Руки у него были такие большие, что закрывали ее всю целиком. Вот она ощутила легкое прикосновение ладоней к своим сосками и, запрокинув голову, полным ртом вдохнула вечерний воздух.

Но тут кошмарное видение нахлынуло на нее с новой силой. Теперь уже кто-то другой прикасался к ней, делал ей больно, ощупывал ее так, что ей хотелось умереть от стыда. Она испустила отчаянный крик и начала метаться, колотя вслепую руками и ногами, захлебываясь от рыданий, судорожно глотая воздух. Опять ее затянуло в черный омут, опять неведомая и страшная механическая сила принялась перемалывать ее, как вдруг – словно по волшебству – до ее воспаленного мозга долетел голос Бэрка. Гихий, ласковый и утешительный, он проник в ее сознание и вывел назад к спасительному берегу. Прикосновения его рук принесли ей успокоение. Кэтрин перестала метаться и трепетать, как испуганная птица, а взглянув наверх, увидела звезды и наконец осознала, где она, чьи руки ее обнимают, чье тело, теплое и крепкое, вытянулось рядом, прижимаясь к ней.

– Прости, Кэт. Прости. Прости, – тихий шепот, повторенный трижды, раздался у нее над ухом.

Она кивнула, закрыла глаза и провалилась в глубокий сон без сновидений.

12

Кэтрин проснулась, когда первый луч восходящего солнца косо упал ей на лицо. Она лежала рядом с Бэрком под его теплым плащом, их руки и ноги были сплетены в объятиях – это любопытное обстоятельство заставило ее задуматься. Через несколько минут дыхание Бэрка изменилось. Она поняла, что он тоже проснулся, и повернулась к нему лицом. Он одарил ее сонной улыбкой. Ни о чем не раздумывая, Кэтрин улыбнулась в ответ. «До чего же мы странные», – подумала она. Еще вчера они были злейшими врагами: она обманула его, а он обошелся с нею по-зверски жестоко. А сегодня ей показалось, что нет на свете ничего более естественного, чем проснуться поутру в его объятиях и улыбнуться ему.

Он высвободился с большой неохотой и встал, бормоча что-то насчет дров для костра. Кэтрин осталась лежать: ужасно не хотелось вылезать из-под теплого плаща на утренний холод. Она чувствовала себя отдохнувшей и умиротворенной, как будто за ночь в ее душе зажила глубокая старая рана. Это казалось особенно странным после того, что произошло вчера. Кэтрин поднесла руки к лицу, чтобы разглядеть повязки, наложенные Бэрком, и поняла, что он разорвал на бинты одну из своих шелковых рубашек. Почему-то эта мелочь растрогала ее до слез. Запястья немного саднили, но это совсем не мучило ее. Как странно, вновь подумала она.

– Все еще валяешься, лежебока? – добродушно проворчал Бэрк.

Он бросил охапку сухого валежника на песок и встал над нею, потирая руки.

– А ну подымайся, женщина, а не то я разведу костер прямо под твоим ленивым задом!

Кэтрин невольно улыбнулась и начала выбираться из-под плаща, но он присел на корточки рядом с нею. Его лицо стало серьезным.

– Как дела? Как ты себя чувствуешь? А ну-ка, покажи мне свои руки.

Он взял ее за руки и осмотрел повязки на запястьях, потом спросил еще раз:

– Как ты себя чувствуешь?

– Я чувствую…

Из какого-то необъяснимого упрямства она не захотела сказать ему, что чувствует себя прекрасно. Нет, этого он не заслуживал.

– Я чувствую себя немного усталой, но в остальном… – Кэтрин пожала плечами.

С минуту Бэрк смотрел на нее молча.

– Почему ты так боишься веревок, Кэт? Что с тобой случилось?

Прямой вопрос привел ее в смятение. Ей даже пришло в голову, что, может быть, стоит сказать ему правду, поведать всю ужасную историю, приключившуюся с ней четыре года назад. Пришлось взять себя в руки усилием воли.

– Я не могу об этом говорить, – решительно ответила Кэтрин.

И все же через минуту, сама себе удивляясь, она заговорила вновь:

– Нехорошие люди напали на меня несколько лет назад. Пожалуйста, не спрашивай об этом, Бэрк. Я не могу, просто не могу говорить об этом.

– Ладно, Кэт, – Бэрк не стал настаивать, хотя она сказала ему лишь то, о чем он давно уже догадался сам. – Мне очень жаль, что ты пострадала, – добавил он, легонько проводя рукой по ее щеке.

Кэтрин едва не расплакалась, услышав его слова. В один миг к ней пришло понимание того, как сильно она нуждается в его поддержке, сочувствии, утешении. Это открытие потрясло ее до глубины души. Бэрк все еще держал ее «руки; ей показалось, что он собирается еще что-то сказать, но прошла минута, а он так и не заговорил. Тогда она решила заговорить сама.

– Бэрк, прости, что я нарушила свое обещание. Ты, конечно, можешь мне не верить, но, честное слово, обычно я так не поступаю. Это не в моих правилах.

В глубине души она сама не понимала, почему ей так важно, чтобы он ей поверил. Бэрк откашлялся.

– То, что произошло потом, Кэт…

Он умолк и, с трудом оторвав взгляд от ее рук, которые продолжал сжимать в своих, посмотрел ей в лицо.

– Я тоже обычно так не поступаю. Это не в моих правилах, поверь.

С этими словами он поднялся и отошел в сторону, чтобы разжечь костер.

В этот день они тронулись в путь тихо и мирно. Бэрк обращался с нею удивительно ласково, их разговор был живым и непринужденным, как у старых друзей, и не касался никаких болезненных предметов. Если бы можно было позабыть о том, что впереди ее ждет военная тюрьма, Кэтрин сказала бы, что чувствует себя счастливой. Однако на сердце у нее лежала тяжесть, растущая с каждым часом, затаенная тоска, о причине которой она сама себя не спрашивала, прекрасно сознавая, что дело тут не только в скором приближении к Ланкастеру. На ночь они остановились в Уиндермире: поужинали у себя в номере и потом проспали до утра на одной кровати, не прикоснувшись друг к другу. Если бы она внимательнее присмотрелась к Бэрку, если бы сумела заглянуть ему в душу, то разглядела бы под маской напускной невозмутимости ту же тоску, ту же тревогу, что снедали ее саму, хотя он старательно поддерживал легкую, ни к чему не обязывающую беседу, чтобы ее подбодрить. На следующий день он начал с каждой милей все больше замедлять ход лошадей, но Кэтрин была погружена в себя и ничего не заметила.

После полудня они прибыли в Кендал, где проходила ярмарка. Дюжины палаток и пестро раскрашенных будочек расположились в открытом поле к востоку от города вдоль большой дороги, ведущей к Ланкастеру. Вся дорога была забита повозками, фургонами, верховыми лошадьми и пешеходами; в конце концов Бэрк отказался от попытки проложить себе путь через толпу. Взяв под уздцы лошадей, он отвел их с дороги к небольшому коттеджу и заплатил хозяину полкроны, чтобы оставить их попастись на его лужайке, пока они с Кэтрин пообедают.

Они съели по мясному рулету, стоя под открытым небом и наблюдая за ярмарочной круговертью. Потом, вместо того, чтобы сразу уйти, Бэрк к вящему изумлению Кэтрин предложил прогуляться по ярмарке. Он взял ее под руку и неторопливо повел вперед, то и дело останавливаясь, чтобы посмотреть на бродячих акробатов, на фокусника, на кукольный театр. Они насладились целым спектаклем под названием «Сотворение мира и Ноев ковчег в придачу» и постояли у огороженного канатами боксерского ринга, где проходил поединок между двумя женщинами. Солнце стало склоняться к горизонту, но Бэрк так и не проявил ни малейшего стремления покинуть ярмарку. До Ланкастера оставалось всего несколько часов пути; его явное нежелание собираться в дорогу встревожило и расстроило Кэтрин. Она вовсе не жаждала попасть в Ланкастер, напротив, она была бы рада, если бы он просто исчез с лица земли и растворился в тумане, но оттягивать неизбежное было мучительной пыткой. К тому же Бэрк обращался с нею так, будто они были влюбленной парочкой (по крайней мере со стороны все именно так и выглядело), и мысль об этом не давала ей покоя. Но он все вел и вел ее сквозь толпу, обняв одной рукой за талию, а другой сжимая ее руку, и у нее не хватало духу высвободиться. Откинув голову назад, Кэтрин прислонилась к его плечу, чтобы поглядеть на канатоходца, но так ничего и не увидела, потому что Бэрк обнял ее сзади обеими руками и прижался подбородком к ее темени. Остро, до дрожи, она ощущала его сильные руки, обхватившие ее чуть пониже грудей, его дыхание защекотало ей щеку, когда он наклонил голову ниже и заговорил с нею. Если бы только этот день, этот миг мог продолжаться вечно! Однако, бросив взгляд на небо, она увидела, что уже смеркается.

У какой-то торговки Бэрк купил рыбы и жареной картошки на ужин; они поели, сидя под деревом в стороне от ярмарочной толпы, и проследили за восходом луны. Тут и там на территории ярмарки стали зажигаться факелы, в отдалении кто-то развел большой костер. Заиграла музыка, и пары одна за другой потянулись к костру: начались танцы. Стало прохладнее, и все же вечерний воздух оставался на удивление теплым. Кэтрин прислонилась головой к стволу дерева и наконец заговорила вслух о том, что ее тревожило.

– Я сегодня чудесно провела день, Бэрк, и все же я не понимаю, зачем мы остановились. Разве нам не следовало отправляться в Ланкастер прямо с утра?

– Угу, – невнятно пробормотал он, не отрывая взгляда от луны. – Да, наверное.

– Разве они нас не ждут? – стояла на своем Кэтрин. – А полковник Денхольм? Разве он не удивится, что тебя все нет и нет?

Бэрк зевнул.

– Сомневаюсь, что Денхольм задержался в Дамфризе. Скорее всего он сейчас преследует твоего Красавчика принца где-то под Манчестером, и я ему в этом деле не помощник. А что касается властей в Ланкастере, они о нас ничуть не тревожатся, так как ничего не знают о нашем предстоящем прибытии.

Кэтрин молча обдумывала эти сведения.

– Разумеется, на самом деле мы задержались не поэтому, – добавил он через минуту.

Девушка молчала, выжидая, но разъяснений не последовало.

– А почему же мы задержались на самом деле? – спросила она наконец.

Он лежал на боку рядом с нею, опираясь на локоть. Его лицо в лунном свете казалось таким прекрасным, что она не могла отвести от него глаз. Особенно притягивал к себе взгляд крошечный белый шрамик, нарушавший безупречную симметрию его рта.

Бэрк взял ее руку, лежавшую на коленях, и стал поглаживать ее, перебирая палец за пальцем. Кэтрин ждала, затаив дыхание.

– На самом деле, – легчайшим движением он провел губами по костяшкам ее пальцев, а его голос перешел в шепот, – я просто не могу расстаться с тобой навсегда, потому что мы… еще ни разу друг с другом не танцевали.

Воздух, который она так долго удерживала в груди, вырвался наконец с протяжным звуком. Бэрк поцеловал ее раскрытую ладонь, и ее глаза сами собой закрылись.

– Где же мы проведем ночь? – спросила она после долгого молчания.

– О, я об этом еще не думал.

Его губы, а затем и язык легонько коснулись ее запястья.

– Ты не против того, чтобы провести еще одну ночь под открытым небом, Кэт?

Теперь глаза Бэрка неотрывно смотрели прямо на нее. Она вздрогнула, ощутив горячее дыхание у себя на ладони.

– В городе полным-полно приезжих, комнаты нам не найти, – пояснил он.

Кэтрин как раз думала о том, что согласилась бы спать на гвоздях, если бы только он… Она откашлялась и села прямее.

– Ничего не поделаешь, придется заночевать на улице.

Ей хотелось, чтобы ее голос звучал равнодушно, но из этого ничего не вышло, потому что она позволила Бэрку по-прежнему держать себя за руку.

– Может, фермер, у которого мы оставили лошадей, позволит нам переночевать в его амбаре?

– Может быть.

Бэрк завладел ее безымянным пальцем и в эту минуту проделывал с ним нечто немыслимо волнующее зубами и языком. У Кэтрин перехватило дух, не то вздох, не то стон вырвался из ее груди. Она протянула свободную руку, чтобы коснуться его лица, но ее пальцы замерли в воздухе. Нет-нет, надо непременно взять себя в руки.

– Разве ты… не хочешь потанцевать со мной? Ты же говорил… О, Бэрк, давай потанцуем!

Его губы медленно растянулись в колдовской усмешке. Он выпустил ее руку и сел.

– Ну, если ты настаиваешь, Кэт, – бросил он небрежно, но хрипловатый голос выдал его с головой.

Поднявшись на ноги, Бэрк протянул ей руку. Кэтрин тоже встала, и они направились туда, где мелькали огни и играла музыка.

Это была прекрасная ночь, лунная и звездная. Искры от костра разлетались, как тысячи светлячков, выпущенных на волю из плена. Вместе с Бэрком Кэтрин остановилась в отдалении и стала наблюдать, как два десятка пар кружатся в оранжевом свете костра, отплясывая простой и веселый сельский танец, движения которого были ей совершенно незнакомы. Кэтрин Макгрегор, как, наверное, и Джеймс Бэрк, привыкла к грациозным и плавным движениям менуэта и других бальных танцев, но она вовремя вспомнила, что Кэтти Леннокс должна уметь танцевать по-деревенски.

– По правде говоря, я не большая мастерица плясать, – замялась она, отступая подальше от костра.

– Я отказываюсь в это верить, – тихо возразил он, переводя взгляд с танцоров на нее и сцепив руки за спиной. – Хотя на самом деле я имел в виду нечто другое, когда говорил о танцах.

– Другое?

– Совсем другое.

– И что же именно ты имел в виду на самом деле?

Бэрк провел длинными сильными пальцами по ее щеке, а она неподвижно уставилась на пуговицы рубашки у него на груди. Он запрокинул ей подбородок, и ей пришлось посмотреть на него. Длинные ресницы медленно поднялись, открывая в мерцающем свете костра лилово-синюю глубину прекрасных глаз.

Его голос прозвучал тихо-тихо:

– Я имел в виду вот это…

– Эй, привет честной компании! Прошу прощения и так далее, но нельзя ли мне занять даму на этот танец?

Высокий, хорошо сложенный молодой человек с темно-каштановыми волосами и карими глазами остановился возле них. Судя по одежде, его можно было принять за фермера или мастерового, на его лице играла нагловатая самоуверенная улыбка.

– Сильно сомневаюсь, – ответил Бэрк, едва взглянув на него.

– Но послушайте, это же кадриль Болингброка![23] – громко возразил незнакомец, не трогаясь с места.

Наконец Бэрк выпустил руку Кэтрин и повернулся всем корпусом к назойливому приставале.

– Вы же знаете правила: для болингброкской кадрили надо выбирать незнакомую партнершу, – продолжал настаивать тот. – Я сказал приятелям, что приглашу эту леди: она тут самая хорошенькая.

– Ну так скажите им, что соврали, – скучающим тоном предложил Бэрк.

– Ну уж нет, так не пойдет. – Наглая ухмылка ни на миг не сходила с лица незнакомца. – Конечно, я мог бы им сказать, что она сама мне отказала…

– Советую так и сделать, – согласился Бэрк.

Оба выжидательно повернулись к Кэтрин.

Девушка переводила пристальный, растерянный взгляд с одного на другого. Если бы кругом было светлее, они бы заметили, как сильно она побледнела. Ее голос, когда она наконец заговорила, прозвучал тихо и вымученно.

– Мне бы очень хотелось потанцевать с этим джентльменом.

– Вот так-то!

С видом победителя кареглазый молодой человек крепко схватил ее за руку.

Бэрк застыл на месте, на его лице ничего нельзя было прочесть. Кэтрин не пыталась угадать, о чем он думает, она даже не взглянула на него. Повернувшись к нему спиной, она отправилась танцевать… с Юэном Макнабом.

13

– Ну, Кэтрин, я вижу, ты даром времени не теряла. Настоящая шлюха, ни дать ни взять. А может, ты забыла, что тебе полагалось соблазнить только Моля?

Если бы он не держал ее так крепко за обе руки, Кэтрин с удовольствием стерла бы эту гнусную ухмылку с его нахальной рожи, пересчитав ему все зубы. Но, поскольку другого выхода не было, она прошипела:

– Какого черта ты так долго меня искал?

– А ты и вправду хотела, чтоб тебя нашли?

Юэн рассмеялся вслух, заметив ее ошеломленный взгляд.

– Милочка моя, я полагал, что ты все еще у Денхольма, и следовал за его отрядом всю прошлую неделю. Пришлось раскошелиться, чтобы выведать, что ты направляешься на юг в компании английского майора. Должен признать, на вид он куда краше Моля, да и под одеялом с ним, наверное, веселее, а?

Она попыталась вырваться, но Юэн больно сжал ее запястья и не дал ей уйти.

– Тихо, тихо, твой солдат стоит на страже, – предупредил он.

Его улыбка не угасла ни на секунду, но в глазах загорелся волчий огонек.

Кэтрин перестала сопротивляться и даже попыталась улыбнуться в ответ, но губы у нее свело от возмущения и стыда.

– Что ты задумал, Юэн? Как нам отсюда выбраться?

– Вот так-то лучше!

Он фамильярно обнял ее за талию и закружил в такт музыке.

– Армия Уэйда стоит у Гексэма, – продолжал он через некоторое время, по-прежнему улыбаясь и торопливо пропуская слова сквозь зубы. – Войска Чарли очень близко, они движутся к Манчестеру, поэтому английские ищейки рыщут повсюду. Одним нам не пробраться на гевер, нас непременно остановят и станут допрашивать. Придется прихватить с собой твоего дружка. Он будет говорить всем английским патрулям, что мы его пленники и что он везет нас на допрос к самому генералу Уэйду в Ньюкасл.

– Ты имеешь в виду Бэрка… майора Бэрка? И ты думаешь, он все сделает по-твоему? С какой стати?

Юэн Макнаб заглянул в ее лицо, решив, что она шутит. Но, увидев изумленные глаза, понял, что она ничего не поняла.

– С такой стати, милая моя Кэтрин, – проговорил он раздельно и веско, – что в спину ему будет смотреть мой пистолет.

Только теперь до Кэтрин наконец дошло, что он задумал.

– О, – протянула она, – ты хочешь сказать, что мы заставим его провести нас мимо английских патрулей?

Да-да, конечно. Но мы не сможем отправиться в путь в темноте, Юэн, что же нам делать с майором Бэрком до завтрашнего утра?

– Я ничего делать не собираюсь, а вот что ты с ним сделаешь, это уж твоя забота.

– Но…

– На этот вечер я уже занят.

Он кивнул в сторону смазливой девицы, которая стояла в стороне от танцующих, воинственно подбоченившись и не сводя с них негодующе-ревнивого взгляда.

Кэтрин пришла в ярость.

– Ты недоумок! – воскликнула она, безуспешно стараясь сохранить на лице веселую улыбку. – Могу поспорить, ты был с кем-то вроде нее в тот вечер, когда я пришла в твою комнату с бумагами Моля. Ничего бы этого не случилось, если бы ты…

– Нет, если бы ты пришла на следующий вечер, как тебе и было велено!

Теперь Юэн рассердился не меньше, чем она сама.

– В чем дело, Кэтрин? Моль пришелся тебе не по вкусу? Еще бы! Как-никак он мужчина, а не жалкая тряпка вроде твоего незабвенного Майкла, героя-великомученика. Ну признайся, неужели мой покойный кузен так ни разу и не затащил тебя на сеновал?

Ей хотелось заорать на него, вцепиться ногтями в его злобно ухмыляющуюся физиономию, но он крепко держал ее, не давая вырваться, и кружил в такт музыке.

– Танцуй, Кэтрин, – прошептал Юэн ей на ухо, – что ты топчешься на месте, как недоеная корова? Не ровен час майор тебя подозревать начнет!

Ей страшно было взглянуть на Бэрка, хотя каким-то внутренним чутьем она все время точно угадывала его местоположение в кругу наблюдателей. С величайшим трудом подавив свой гнев, Кэтрин даже заставила себя вновь растянуть губы в улыбке.

– Ладно, Юэн. Приходи завтра утром.

И она торопливо рассказала ему, где им с Бэрком предстояло провести ночь.

– В амбаре, Кэтрин? Как романтично! – усмехнулся он.

Пропустив колкость мимо ушей, она предупредила:

– И помни, ты все еще Юэн Рэмзи, торговец джином из Эдинбурга, спасающий свою… любовницу.

– Что? – искренне изумился Юэн. – Но почему? Уж теперь-то какая разница?

– Не будь дураком! Майор Бэрк конвоирует в Ланкастер женщину, подозреваемую в государственной измене. Если она сбежит с любовником, это одно. А если с другим участником якобитского заговора, тогда совсем другое дело. Тогда нам будет угрожать серьезное преследование после того, как мы его отпустим.

– Ты думаешь, мы его… – Юэн вовремя спохватился. – Да-да, ты права, – плавно продолжал он. – Я об этом не подумал.

Музыка смолкла.

– Приходи рано утром, – попросила Кэтрин, высвобождаясь из объятий, которые Юэн как будто не собирался разжимать, хотя танец кончился.

– Приду когда смогу, – буркнул он в ответ. – Если опоздаю, придется тебе что-нибудь придумать, чтобы его задержать. Ты справишься, я уверен.

Он притянул ее к себе и насильно наградил грубым поцелуем в губы. Кэтрин была слишком ошеломлена и не умела вовремя его оттолкнуть. Вновь ухмыльнувшись, Юэн вывел ее из круга танцующих.

– Улыбайся, Кэт! Твой любовничек с нас глаз не сводит. Ну и вид у него! Просто взбесившийся бык!

Кэтрин попыталась успокоиться и вернуть себе обычное выражение лица, но она плохо соображала, что делает.

Дурное предчувствие охватило ее, когда они подошли к мрачно нахмуренному майору.

– Ну, Кэтти… я хочу сказать, мисс Леннокс, спасибо за прекрасный танец. Вот, приятель, возвращаю ее вам в целости и сохранности. А вы – везунчик, провалиться мне на этом месте. До свидания, Кэтти, может, еще свидимся.

Он отсалютовал, приложив руку к воображаемой шляпе, еще раз одарил их своей нахальной улыбочкой и растворился в темноте.

Кэтрин посмотрела ему вслед, оттягивая момент неизбежного объяснения с Бэрком. Молчание томительно затянулась, и она уже собиралась нарушить его каким-то пустячным, легкомысленным замечанием, когда к ним подошел еще один кавалер, тоже желавший с нею потанцевать. Этот оказался низкорослым и коренастым. Манеры у него были суетливые, на макушке торчал вихор. Она открыла было рот, чтобы вежливо отказать, но Бэрк вдруг разразился фальшивым дребезжащим смешком и схватил ее за плечо.

– Давай, Кэт, потанцуй с ним. Может, у него есть друзья? Можешь потанцевать со всеми. Если у них хватит денег, можешь потом удовлетворить их прямо в поле. Ну как? Есть у тебя денежки, приятель? Много не понадобится, она девушка недорогая. Ну что же ты, Кэт? Иди пляши!

Она вырвалась из его рук и бросилась в темноту, ничего вокруг не замечая, думая лишь о том, как бы уйти от него подальше.

– Что-то не так, дорогая? – бросил он ей в спину. – Извини, дружище, она сегодня не в настроении.

Кэтрин услыхала, что он идет за нею следом, и ускорила шаг, но Бэрк догнал ее и сзади схватил за волосы, заставив остановиться.

– Ты не заболела, любовь моя? Наверное, да. А то бы ты не упустила такой легкий заработок.

– Пусти, мне больно.

Но Бэрк еще не закончил. Свободной рукой он расстегнул платье у нее на груди, да так быстро, что не успела она начать сопротивляться, как дело было уже сделано, и принялся грубо и оскорбительно тискать ее своими ловкими пальцами. Кэтрин попыталась оттолкнуть его руку. Мысль о том, что кругом люди, что на них все смотрят, приводила ее в ужас, однако Бэрк еще крепче потянул ее за волосы и сунул колено ей между ног, держа в неустойчивом положении.

– В чем дело, Кэт, разве тебе не нравится? Разве ты не к этому привыкла?

– Прекрати!

– Может, все дело в деньгах, милая? Я что, должен сперва заплатить?

Она набрала побольше воздуха в грудь, чтобы закричать, но Бэрк опять ее опередил. Он быстро приник к ее губам и заглушил так и не вырвавшийся у нее крик. Поцелуй показался ей бесстрастным, расчетливо жестоким, скорее наказанием, чем лаской, и его пальцы у нее на груди тоже двигались безо всякой нежности. Кэтрин почувствовала, что задыхается, и заколотила кулаками по его груди и плечам, но безрезультатно. Бэрк внезапно поднял голову и сделал глубокий судорожный вздох. Нечто необъяснимое в его взгляде на миг пригвоздило ее к месту. И, прежде чем она успела что-либо предпринять, он захватил губами ее нижнюю губу и начал легонько покусывать ее зубами. Одновременно он расслабил пальцы, державшие ее за волосы, а другую руку всунул за вырез сорочки, чтобы коснуться обнаженной кожи. Вот теперь, когда он держал ее почти нежно, настал самый удачный момент, чтобы высвободиться и удрать, но руки и ноги у Кэтрин вдруг отяжелели, словно налились свинцом. Она растерялась и упустила момент. Ее тело расслабилось, рот раскрылся ему навстречу.

– Тебе это нравится? – прошептал прямо ей в рот Бэрк, слегка пощипывая ее сосок с томительной нежностью, отчего в самой сердцевине ее естества поднялась горячая волна наслаждения.

– Да, да, – простонала она, не в силах солгать.

Бэрк продолжал терзать ее, пока она не задрожала всем телом. Разум попытался напомнить о себе, подсказывая ей, что нельзя поддаваться безумию, но его вспышка была слишком слаба и мгновенно угасла. Всего несколько секунд назад от прикосновения его губ и рук веяло ледяным холодом, теперь же оно живительным теплом согревало ее до самых костей. Прижимаясь к нему всем телом, она казалась сама себе утопленницей, цепляющейся за утес. Нет, этот человек – сущий дьявол! Всем сердцем Кэтрин стремилась соскользнуть на землю вместе с ним, прямо здесь, прямо сейчас, и пусть он овладеет ею в грязи, у всех под ногами. Ее пальцы вплелись в его прямые черные волосы, язык застенчиво и робко двинулся ему навстречу, словно пробуя на вкус его губы и рот. Она услышала, как участилось его дыхание, и с непривычным торжеством поняла, что сумела его взволновать.

Меж тем Бэрк убрал руку с ее груди и своевольным, хозяйским движением стал поглаживать ягодицы.

– А так? Так тебе нравится?

Кэтрин могла лишь пробормотать в ответ что-то бессвязное. Если раньше у нее и были какие-то сомнения на его счет, то теперь они полностью улетучились: упругий сладострастный бугорок, упиравшийся ей в живот, не оставил для них места. Она понимала, что все это не может продолжаться до бесконечности, но оказалась совершенно не готовой, когда Бэрк внезапно разжал руки и отступил назад, оставив ее стоять в напряжении, выгнувшуюся вперед, влекомую к нему, как магнитом.

– Прикройся, Кэт. Ты выглядишь в точности как дешевая потаскуха. Хотя, конечно, так оно и есть, но не стоит выставлять себя напоказ.

Она не сразу поверила своим ушам. В темноте ей не было видно лица Бэрка, но его голос был холоден, как смерть. Словно ледяная волна прибоя обрушилась на нее с огромной высоты и с размаху швырнула о землю. Медленно подняв руки к груди, Кэтрин проговорила задыхающимся шепотом:

– Ах ты сукин сын. Ты грязный ублюдок, Джеймс Бэрк. Я тебя ненавижу.

Она отвернулась и попыталась застегнуть платье. На это ушло много времени, так как пальцы отказывались ей повиноваться. Ноги у нее дрожали, дыхание вырывалось из груди болезненными всхлипами. Пришлось приложить немало усилий, чтобы удержаться от слез. Покончив с застежками на платье, Кэтрин взглянула на небо. Яркие звезды, равнодушно смотревшие вниз, почему-то немного успокоили ее. Стало ясно, что никто из окружающих, по всей вероятности, ничего не заметил: пламя костра невольно притягивало все взоры, делая невидимым то, что происходило в темноте. Но для нее это уже не имело значения.

Вновь обернувшись, Кэтрин заметила, что Бэрк так и не сдвинулся с места. Она пригладила волосы и расправила складки на платье.

– Ну, а чего вы, собственно, ожидали, майор? Я вам целую неделю твердила, кто я такая. Не понимаю, почему вы раньше не могли в это поверить.

– Я и сам не понимаю почему, – сквозь зубы зло согласился он.

Они простояли так еще с минуту, не говоря ни слова. Наконец Кэтрин опять нарушила молчание.

– Разве нам не пора идти? Вы, конечно, завтра захотите с утра пораньше отправиться в Ланкастер, верно?

Бэрк запнулся лишь на долю секунды.

– Да, конечно.

Он крепко схватил ее за руку выше локтя, словно констебль уличную воровку, и повел сквозь редеющую толпу. Убывающая луна светила тускло, и Кэтрин почти не различала дороги. В какой-то момент она споткнулась и упала бы, если бы Бэрк не подхватил ее за талию и не поддержал. Несмотря на все случившееся, ей захотелось, чтобы он опять ее обнял; в душе поднялась волна бессильного негодования против собственной предательской плоти. Как только она обрела равновесие, Бэрк немедленно отстранился, как будто не желая прикасаться к ней. Этот брезгливый жест вызвал у Кэтрин новый всплеск отчаяния, но она побоялась заглянуть поглубже к себе в душу и попытаться понять, что, помимо оскорбленной гордости, могло послужить тому причиной.

Они дошли до конца короткой аллеи, ведущей к коттеджу фермера, у которого они оставили лошадей. Кэтрин осталась ждать снаружи, пока Бэрк договаривался с хозяином по поводу ночлега. Ей стало нестерпимо холодно, хотя воздух все еще оставался довольно теплым. Вскоре Бэрк вернулся, неся фонарь и охапку одеял. Кэтрин вступила в маленький уютный кружок света, отбрасываемого фонарем, и они вместе направились по утоптанному земляному двору к амбару.

Бэрк наскоро осмотрел лошадей и, убедившись, что они накормлены и вычищены, расстелил одеяла на охапке чистой соломы. Он начал снимать с себя одежду, словно Кэтрин была пустым местом.

– Раздевайся, – приказал он кратко, увидев, что она не двигается.

Девушка отрицательно покачала головой:

– Мне холодно.

– Как знаешь.

Ощутив внезапно навалившуюся страшную усталость, Кэтрин села на одно из одеял и сняла башмаки. Бэрк задул фонарь, и стало совершенно темно. Ей было слышно, как он возится в темноте, потом он вытянулся на одеяле рядом с нею. Она лежала тихо, прислушиваясь к его дыханию.

После долгого молчания она прошептала в темноту:

– Спокойной ночи, Бэрк.

Ответа не последовало. Должно быть, он не расслышал.

* * *

– Просыпайся. Пора ехать.

Кэтрин с трудом разлепила глаза. Бэрк стоял над нею, нахмурившись, спрятав руки в карманы и подталкивая ее носком сапога. Ей показалось, что он стоит так уже некоторое время. Она села.

– Который час?

– Пора ехать.

– Разве уже рассвело?

Сквозь щели лишенного окон амбара почти не видно было света. Если час очень ранний, значит, Юэн не появится до их отъезда. Ей стало страшно.

Бэрк прошел к лошадям и начал седлать своего жеребца.

– Который час? – повторила Кэтрин, стараясь, чтобы вопрос прозвучал спокойно.

– Тебе-то что за дело? Поднимайся. За домом есть уборная.

Не говоря ни слова, она надела башмаки и вышла во двор. Небо все еще было совершенно темным, только на востоке едва-едва начинало светлеть. Сердце у нее тревожно сжалось.

Она воспользовалась уборной и вернулась к амбару. Бэрк уже закончил седлать обеих лошадей и выводил их наружу.

– Готова?

– Погоди.

Кэтрин вернулась в амбар, сделав вид, будто что-то там забыла. Ломая руки, она лихорадочно огляделась по сторонам, ища что-нибудь, что могло бы задержать их отъезд, но ничего не обнаружила. Болезненно вздрогнув, она вспомнила, как Юэн со своей подлой ухмылочкой посоветовал ей прибегнуть к испытанному средству на случай, если он задержится.

– Ну давай Кэт, – в голосе Бэрка слышалось нетерпение.

Он стоял в дверях, положив руки на бедра.

– Я… мне показалось, что я оставила здесь шаль.

– Шаль? Она в моей седельной сумке.

– Ах вот как.

Она не сдвинулась с места.

– Бэрк, а мы не могли бы позавтракать перед отъездом?

– Позавтракаем по дороге. Пошли. – Он повернулся вполоборота, но остановился, увидев, что она не последовала за ним. – Ну, ты идешь?

– Почему ты так спешишь от меня избавиться? – выпалила она на одном дыхании.

Бэрк медленно повернулся к ней лицом, оперся рукой о косяк двери и пристально оглядел ее с головы до ног сквозь прищуренные веки.

– Что?

– Мы сегодня расстанемся навсегда, – торопливо пояснила Кэтрин.

Слова срывались с губ сами собой, без подготовки.

– Я знаю.

– Тебе все равно?

Он не ответил.

Она жарко покраснела, но не отвела глаз.

– Вчера вечером ты хотел меня, Бэрк, но ты был сердит. – Кэтрин судорожно сглотнула, сама не понимая, как у нее выговариваются подобные вещи. – Можешь взять меня сейчас.

На мгновение в его глазах отразилось полнейшее замешательство, тотчас же сменившееся подозрительным и злобным взглядом. Целую минуту он смотрел на нее молча. Она едва не пустилась наутек, когда он решительным, шагом подошел к ней вплотную:

– Зачем?

– Потому что я этого хочу, – прошептала Кэтрин.

До нее вдруг дошло, что она говорит чистую правду.

Она хотела заниматься с ним любовью, несмотря на то, что прошлым вечером он обошелся с нею как грубая скотина. Мало того, в глубине души она знала: что бы он ни говорил, как бы ужасно ни унижал ее, он тоже этого хочет. Кэтрин надеялась, что теперь Бэрк прикоснется к ней, но он продолжал молча смотреть ей в лицо. Пришлось подавить искушение броситься ему на шею. Когда ей показалось, что больше она не выдержит ни секунды томительного молчания, он ответил:

– Нет.

Голос прозвучал ровно, однако он не сделал ни шагу, чтобы уйти.

– Нет? – эхом откликнулась Кэтрин.

Бэрк отрицательно покачал головой.

– Я что, должна тебя умолять? – прошептала она, едва дыша.

Его губы дрогнули в еле заметной усмешке:

– Да.

Кэтрин облизнула языком пересохшие губы и заговорила, не задумываясь ни на секунду, не сводя широко раскрытых глаз с его лица:

– Ладно, я так и сделаю. Ты знаешь, что со мной творится, когда ты ко мне прикасаешься. Я стараюсь это скрыть, но ничего не выходит. Я умру, если ты сейчас меня бросишь. Прошу тебя. Хоть поцелуй меня разок на прощание. Умоляю тебя, Бэрк, подари мне поцелуй.

Она готова была продолжать унижаться, позабыв о гордости, отринув ее, как какую-то бесполезную роскошь, но оказалось, что в этом нет необходимости. Бэрк потянулся к ней, обхватил ее лицо ладонями, словно хрупкий драгоценный сосуд, и поцеловал с неистовой, давно копившейся внутри его страстью. Сердце Кэтрин переполнилось взаимным чувством. Впервые за все время их знакомства она отбросила всякую сдержанность: бессвязные мольбы срывались с ее языка; не веря собственным ушам, она заклинала его сжалиться над нею и положить конец затянувшейся пытке неутоленного желания. Им не хватило терпения сорвать с себя одежду; оба рухнули на устланный соломой пол амбара в отчаянном, полубезумном стремлении прорваться друг к другу прямо сквозь ненавистные, стесняющие плоть покровы.

– О, Господи, Кэт! Любовь моя… – хрипло прошептал Бэрк, осыпая поцелуями ее лицо, шею, спутанные рыжие пряди.

Он коленом раздвинул ей ноги и всем телом прижался к ней. Когда его рука скользнула вниз и запуталась в ее юбках, Кэтрин принялась помогать ему дрожащими от нетерпения пальцами.

И вдруг она словно окаменела. Бэрк вопросительно заглянул ей в лицо, одновременно задирая над бедрами тяжелую ткань платья, и увидел, что ее взор, устремленный в неведомую точку за его плечом, полон каким-то иным чувством, весьма далеким от желания. И тотчас же у него над ухом раздался щелчок взведенного курка.

Бэрк сделал инстинктивное движение, стараясь заслонить ее своим телом, но чья-то нога, обутая в сапог, с силой врезалась ему в плечо, отбросив его от Кэтрин. Ахнув от боли, он поднял голову, чтобы увидеть, кто его ударил. Человек, нацеливший пистолет ему в голову, оказался тем самым наглым прощелыгой, который прошлым вечером танцевал с Кэт на ярмарке.

И тут все части головоломки встали на свои места. С растущим ощущением тошноты в душе Бэрк понял, кто перед ним. Юэн Рэмзи. Виноторговец и шулер, любовник Кэт.

* * *

– Кэтти, детка, уж больно ты увлеклась своей работой. А ну давай, вставай, а не то пожалеешь. Платье поправь, чертова сука. Эй, солдат, поднимайся и держись от нее подальше.

Кэтрин поднялась на колени, переводя безумный взгляд с одного на другого. Лицо Бэрка застыло, но она была слишком расстроена, чтобы понять, что оно выражает. А вот за злобным торжеством, светившимся в лице Юэна, она явственно разглядела волчий огонек похоти и торопливо натянула платье на плечи, чтобы прикрыться. Ей хотелось заговорить, сказать хоть что-нибудь, все что угодно, лишь бы изменить чудовищную ситуацию, сделать ее хотя бы чуточку менее ужасной, но ничего подходящего не приходило ей в голову.

– Встать, я сказал!

Бэрк медленно поднялся на ноги и отошел от Кэтрин, сжимая и разжимая кулаки.

– Нет никакой нужды стрелять в меня, Рэмзи, – его голос зазвучал на удивление холодно и ровно, хотя губы у него свело от потрясения и гнева. – Товар был не первой свежести с самого начала. Я лишь немного угостился предложенным и ничего из ряда вон выходящего не нашел, поверь мне. Дежурное блюдо, какого можно отведать в любом дешевом борделе.

Кэтрин судорожно втянула в себя воздух и опустила взгляд. Ей стоило немалых трудов подняться с пола, ее лицо стало пепельно-серым, когда она, пошатываясь, подошла и встала рядом с Макнабом.

– Не смей так отзываться о ней, – сказал Юэн, хотя слова Бэрка явно пришлись ему по душе. – Может, она и шлюха, но она моя шлюха.

Он усмехнулся, услыхав, как ахнула Кэтрин.

– Что у него за оружие, Кэтти?

– Нож в кармане. Пистолет в седельной сумке, – ответила она неестественно тонким, дребезжащим голосом.

– Тащи сюда.

Кэтрин не могла заставить себя сдвинуться с места и подойти ближе к Бэрку. Все ее существо восставало против этого.

– Забери у него нож, живо! – рявкнул Макнаб, толкнув ее в спину.

Еле переставляя негнущиеся ноги, Кэтрин наконец оказалась лицом к лицу с Бэрком и с опаской сунула руку в его внутренний карман. Тепло его тела обожгло ее дрожащие пальцы словно огнем. Не удержавшись, она посмотрела ему в лицо и прочла в обращенном на нее взгляде презрение, отвращение и угрозу, от которой ей стало не по себе. Тут ее рука нащупала нож. Выхватив его из кармана, Кэтрин слепо отшатнулась и попятилась, пока не наткнулась спиной на Юэна.

– А теперь ступай за пистолетом. Увидишь кого-нибудь – кричи «караул».

Кэтрин выбежала из амбара, благодаря Бога за короткую передышку. Прохладный утренний воздух остудил ее пылающие щеки. Подойдя к серому жеребцу, она отыскала в седельной сумке пистолет и, ощутив в руке его знакомую тяжесть, вспомнила тот вечер, когда ранила Бэрка. На мгновение она припала головой к могучему плечу коня и закрыла глаза. Какая-то неясная мысль пробуждалась в ней, смутное постижение некой истины, ускользающей от понимания, но стремящейся утвердиться и завладеть ее душой. Это неведомое, неизъяснимое ощущение ушло, так и не достигнув сознания, гордость и страх восстали против него и помешали ему появиться на свет. На этот раз.

Едва начало рассветать; в коттедже фермера все, похоже, еще спали, из трубы не шел дым. Из амбара донеслись возбужденные голоса. Подняв голову, Кэтрин увидела Бэрка, выходящего из сарая с поднятыми руками, из уголка рта у него сочилась струйка крови.

Она бросилась к нему, обо всем позабыв, но тотчас же опомнилась и остановилась в двух шагах.

– Зачем ты его ударил? – вскричала она, обратив гневный взгляд к Юэну. – Что он такого сделал?

– Что он сделал?

В голосе Юэна прозвучало как будто бы непритворное возмущение, однако в темных глазах промелькнула, как ей показалось, холодная усмешка расчетливого и опытного интригана.

– Он наложил свои грязные лапы на мою женщину, вот что он сделал. И если не хочешь сама получить по заслугам прямо сейчас, не сходя с места, лучше не напрягай глотку. С тобой, Кэтти, я после разберусь.

Кэтрин открыла было рот и тут же закрыла его, не сказав ни слова. Надо было притвориться, что она все принимает как должное (ведь именно так и полагалось вести себя жалкой потаскушке Кэтти Леннокс!), но вид у нее был грозный, а внутри все так и кипело. Еще посмотрим, кто с кем будет разбираться после, когда Бэрк не сможет их услышать, мысленно пообещала она себе.

– А ну-ка дай сюда этот пистолет, пока ты не отстрелила себе ногу.

От пистолета Кэтрин рада была избавиться. Она едва не отдала Юэну и нож, который раньше машинально сунула в карман, однако уже потянувшись за ним, в последнюю минуту передумала. Сама не зная, почему, она решила, что нож лучше придержать у себя, и опять бросила украдкой опасливый взгляд на Бэрка. По приказу Юэна он заложил руки за спину. Его лицо было совершенно бесстрастным. Только что его застигли врасплох в крайне неловком и уязвимом положении, он был безоружен, человек примерно одного с ним роста и комплекции угрожал ему пистолетом, и все же в его позе не ощущалось никакой покорности. Нет, Бэрк стоял, широко расставив ноги и воинственно вздернув подбородок, явно готовый к отпору. Жажда убийства светилась в его взгляде, и никакое самообладание не могло этого скрыть. Кэтрин прекрасно понимала, что при малейшей возможности он прежде всего расправится с нею и лишь потом примется за Юэна.

Макнаб грубо схватил ее и притянул к себе, по-прежнему целясь из пистолета в Бэрка.

– Может, и не первой свежести, но это мой товар, – злорадно объявил он, и рука, державшая ее за талию, скользнула выше, прямо к груди. – И ты, Кэтти, заруби себе это на носу, а не то – вот как Бог свят! – я тебя выдеру ремнем.

Чтоб ему сдохнуть, сукину сыну! Только теперь Кэтрин поняла, что за игру затеял этот подлый трус. Именно этого он безуспешно добивался от нее последние четыре года, а сейчас она, как последняя дура, своими руками преподнесла ему великолепную возможность прямо на блюде, вместо того, чтобы вовремя сообразить, что уж он-то непременно воспользуется ситуацией!

– Ты свинья! Пусти меня!

Она изо всех сил ткнула локтем ему в ребра, и Юэну пришлось ее выпустить, чтобы не дать возможности Бэрку перейти в наступление.

– С чего это ты взял, что я – все еще твоя женщина? Да мне на тебя смотреть тошно! Может, я и была твоей женщиной в тот проклятый вечер, когда ты проиграл меня в карты, но теперь уж – дудки! Даже не смей ко мне прикасаться, Юэн Рэмзи, а не то я выцарапаю тебе глаза.

Юэн тоже рассердился, она это ясно видела, но ему хватило ума продолжить игру.

– Вот она, женская благодарность! Я с ног сбился в поисках, ночей не спал, чтоб тебя, дуру, спасти от петли, а ты мне заместо «спасибо» дерзить вздумала? Ладно, Кэтти, раз ты у нас такая гордая, оставайся со своим красавчиком, и пусть тебя вздернут на ближайшем суку, мне плевать! Ну как, довольна? Мне уйти?

Он загнал ее в угол, они оба прекрасно это понимали, и все же на какое-то мгновение Кэтрин всерьез задумалась: не отказаться ли от его услуг? Но здравый смысл возобладал над чувствами, и она неохотно покачала головой:

– Нет, конечно, нет. Просто помни, твоя помощь не дает тебе никаких особых прав на меня, вот и все.

– Только те права, что я всегда имел, милочка, – бросил он в ответ с подленькой усмешечкой, приводившей ее в бешенство.

– К этому разговору мы еще вернемся, – отрезала Кэтрин, чувствуя, что вряд ли сумеет достойно сыграть едва начавшийся спектакль до конца.

– Непременно вернемся, – кивнул Юэн и с довольной ухмылкой повернулся к Бэрку. – А теперь слушай меня внимательно, англичанин. Вот как мы поступим. Я тебя связывать не буду. Мы же не хотим, чтобы все проезжающие на нас глазели! Кэтти поедет впереди, ты – посередке, а я – сзади. И учти: мой пистолет смотрит тебе аккурат промеж ушей, так что даже не вздумай сбежать, а не то я проделаю в твоей башке лишнюю дырку. Если встретим английских солдат и они спросят, кто мы такие, скажешь, что ты майор и везешь нас обоих в Ньюкасл по приказу генерала Уэйда. Твой пистолет будет у тебя на боку, все чин чином, вроде как это ты нас охраняешь, да только он будет пуст. А вот мой будет заряжен: только попробуй схитрить – живо схлопочешь пулю. Садись пока на жеребца; как отъедем отсюда подальше, сменим седла и пересадим тебя на смирную кобылку Кэтти.

Кэтрин подивилась тому, на каком странном наречии изъясняется Юэн: это был вовсе не шотландский диалект, уж скорее его говор напоминал речь кокни, бедняка из лондонского предместья. Примерно так говорил помощник конюха, когда-то работавший у ее отца. Впрочем, как бы он ни назывался, этот акцент создавал нужное впечатление, делая Юэна точь-в-точь похожим на грубого, неотесанного и злобного простолюдина.

Они сели на лошадей и выехали за ворота фермерского коттеджа в том порядке, который указал Юэн. Светало, но холодный ветер уже нагнал свинцо-серые тучи, заслонившие солнце. Процессия двинулась на север. От вчерашней прекрасной погоды не осталось и следа. Порывы ледяного ветра то и дело налетали на всадников, заставляя их ежиться.

Все утро они ехали по тряской дороге. По пути им встретились несколько прохожих и даже небольшой отряд английских пехотинцев, направлявшихся на юг, к Манчестеру, но никто их не остановил и даже не обратил особого внимания. Кэтрин начала сомневаться, стоило ли на самом деле тащить с собой Бэрка. В этом не было необходимости, наоборот, это только все усложняло. Теперь ему точно известно, что они направляются в Эдинбург; если они отпустят его на границе, когда достигнут Чевиот Хиллз, он сможет оповестить об их побеге солдат генерала Уэйда, как только доберется до Гексэма. Может, им стоит довезти его с собой до самого Эдинбурга и отпустить прямо в городе? Насколько ей было известно, весь город, за исключением разве что королевского замка, все еще был занят войсками принца Чарли. Юэн мог продолжить путь на север и найти убежище в лоне своей семьи в Инвернессе, ну а ей ничего не стоило скрыться в роскошном городском особняке ее матери на Бельмонт-Крессент, где никому и никогда не пришло бы в голову разыскивать Кэтти Леннокс.

Нет, такой план никуда не годился, она это сама отлично понимала. К тому же, чем скорее они избавятся от майора Бэрка, тем лучше. Если бы решение зависело только от нее, она остановилась бы прямо здесь, на дороге, привязала бы его к первому попавшемуся дереву, забрала бы его лошадь и оружие и поскакала бы на север, к дому, самым быстрым галопом. Тогда бы ей не пришлось ощущать, как его мрачный взгляд сверлит ей затылок, не пришлось бы терпеть исходящую от него враждебность, вонзающуюся точно нож между лопаток. Ей нетрудно было представить, что он сейчас испытывает. Она понимала, что унизила его, и знала, что за это он возненавидит ее навсегда. Пусть непреднамеренно, но она нанесла удар в самое чувствительное место: уязвила его гордость. Кэтрин не спрашивала себя, почему для нее это так важно и как получилось, что ей было бы гораздо легче причинить вред себе самой, чем Бэрку. Допустить хоть на миг, что он ей небезразличен, она не могла. Это было невозможно, немыслимо, просто невыносимо. Это было бы издевательством надо всем, во что она верила, о чем мечтала последние четыре года. Признать нечто подобное означало бы предать Майкла и обесчестить семью. А Бэрк посмеялся бы над нею. Кэтрин вовсе не была трусихой, но так далеко ее мужество не простиралось.

У нее было предостаточно времени, чтобы хорошенько поразмыслить о Юэне Макнабе. Кэтрин знала его всю свою жизнь, и он ей никогда не нравился. Он был четвертым из семерых сыновей в хорошей семье, состоявшей из порядочных и набожных приверженцев епископальной церкви.[24] Все остальные дети стали гордостью своих чопорных и строгих родителей, а вот Юэн всегда был паршивой овцой в семье и с самого детства отличался жестокостью. Как-то раз, когда Кэтрин была еще совсем маленькой, она укусила его за коленку, увидев, как он зверски избивает лошадь. Ни он, ни она в глубине души так и не забыли этот давний случай и не простили друг друга, но после гибели Майкла Юэн начал откровенно и нагло ухаживать за нею, вернее, домогаться ее самым оскорбительным и непристойным образом. Женщины всегда становились для него легкой добычей, и он презирал их за это. Ей казалось, что он преследует ее так упорно лишь по одной причине: она никогда не скрывала своего отвращения к нему. Его привлекала именно ее неприязнь. Кэтрин ни за что на свете не стала бы поддерживать с ним никаких отношений, будь он хоть трижды кузеном Майкла, если бы только Юэн не оказался таким богатым источником полезных сведений о движении северных кланов, о политических настроениях в южной части Шотландии, о развитии революции в целом. Она знала, что у него есть друзья, находящиеся в самой гуще событий, и что он сам не раз выполнял секретные задания якобитов. Когда ее отец погиб, и она решила принять непосредственное участие в восстании, ей поневоле пришлось обратиться к Юэну за советом, а он познакомил ее с Оуэном Кэткартом.

Оуэн Кэткарт. Это он придумал план с похищением документов, из-за которого она теперь оказалась в безвыходном положении. Как только они сделают привал и отойдут подальше от Бэрка, она спросит у Юэна, где сейчас Оуэн Кэткарт и знает ли он о том, что с ней случилось. Кэтрин надеялась, что Оуэна не арестовали. Он показался ей человеком расчетливым и холодным, но она ни на минуту не сомневалась в его порядочности, равно как и в его искренней преданности делу Стюартов. Это выгодно отличало его от Юэна, для которого, по глубокому убеждению Кэтрин, революция была всего лишь предлогом, позволявшим ему вести разгульную и бесчестную жизнь.

День уже начал клониться к закату, стало смеркаться, а они все ехали и ехали. Кэтрин думала, что они остановятся в Пенрите, но нет, Юэн даже не сбавил шаг. Она с трудом держалась в седле от усталости и в сгущающихся сумерках еле различала колеи на дороге, когда Макнаб наконец окликнул ее и объявил привал. По его указанию она повернула лошадь на грунтовую аллею, по обеим сторонам которой тянулись высокие кусты живой изгороди, безлиственные в это время года, и вскоре выехала к стоявшему на поляне сельскому домику с хозяйственными пристройками сзади. В одном из окон горел свет, из трубы над крышей вился дымок.

Юэн велел Бэрку спешиться и передал свой пистолет Кэтрин. Он как раз связывал Бэрку руки за спиной, когда дверь коттеджа распахнулась и на пороге появился человек.

– Привет, это я, Юэн! – окликнул хозяина Макнаб. – Не выходите, я сейчас приду!

Покончив с веревкой, он толкнул Бэрка назад, к его лошади.

– Ни с места, – прозвучал короткий приказ. – Кэтти, пристрели его, если начнет дурить.

С этими словами Юэн направился к дому. Кэтрин осторожно слезла с лошади и взяла ее под уздцы, надеясь, что в полутьме Бэрку не видно, лежит ее палец на спусковом крючке или нет. Она направила на него пистолет, стараясь придать себе решимости.

– Не пытайся что-либо предпринять.

Предупреждение прозвучало фальшиво даже в ее собственных ушах: что он мог сделать, стоя со связанными руками в шести шагах от нее?

– У меня и в мыслях не было, – устало ответил Бэрк, ссутулив плечи, чтобы хоть немного облегчить боль в спине, – пытаться что-либо предпринимать.

– Значит, ты веришь, что я в тебя выстрелю?

– С величайшим удовольствием. Да и прицелишься, надо полагать, получше, чем в прошлый раз.

Кэтрин судорожно сглотнула:

– Несомненно.

– Но, может быть, ты по доброте душевной уступишь эту привилегию своему галантному кавалеру, Кэт?

– Возможно.

Она попыталась небрежно пожать плечами.

– Я думаю, так оно и будет, – продолжал Бэрк. – Хотя вряд ли ты откажешь себе в удовольствии понаблюдать, как он это сделает. Твое великодушие не простирается столь далеко. Тебе же приятно будет посмотреть, как я умираю?

– Бэрк, ради всего святого…

Кэтрин запнулась, не зная, что сказать. Ей хотелось все ему объяснить, но это было невозможно.

– Неужели мы не можем хотя бы поговорить друг с другом по-человечески? – умоляюще попросила она, машинально проводя рукой по волосам. – Осталось потерпеть всего лишь сутки, а потом мы расстанемся навсегда.

– По-человечески? – Его рот презрительно скривился. – Мне трудно беседовать по-человечески, когда на меня наставлен пистолет, милая. А ты всерьез полагаешь, что мы могли бы стать друзьями? Зачем? Чтобы успокоить свою совесть?

– Нет, я…

– Избавь меня от объяснений. Для меня друзья – это одно, а враги – совсем другое, и я стараюсь их не путать. И если по моей ноге поползет змея, я не стану приглашать ее погреться у меня на груди.

И опять Кэтрин судорожно перевела дух.

– Я не заслуживаю такой жестокости. Ты и я…

– Что ты называешь жестокостью, Кэт?

Несмотря на все его громадное самообладание, во взоре Бэрка полыхнуло бешенство.

– Развяжи мне руки, и я покажу тебе, что такое жестокость. Ну давай, попробуй! С каким удовольствием я взял бы тебя за горло и свернул тебе шею!

Она отшатнулась, мотнув головой, как будто он ее ударил. В темноте Бэрк не мог разобрать, что выражает ее взгляд, но страдание явственно проступило даже в уголках напряженно сжатого рта. Ему, вероятно, следовало радоваться этому, но он, напротив, почувствовал себя совсем скверно. Как ни удивительно, даже теперь ему, все еще хотелось к ней прикоснуться, и не для того, чтобы причинить боль, нет, он стремился ее утешить, стереть с ее лица это страдальческое выражение.

Глядя, как она пытается овладеть собой, удерживая в руке пистолет, под тяжестью которого дрожала ее тонкая кисть, он вдруг сказал неожиданно для самого себя:

– Ладно, давай поговорим по-человечески. Как ты сама сказала, это ненадолго. Полагаю, еще день я смогу потерпеть.

Кэтрин смигнула слезы и встретилась с ним глазами.

– Ты правду говоришь? – спросила она с такой робкой надеждой в голосе, что его сердце растаяло.

– Да, я говорю правду. Но взамен ты должна кое-что для меня сделать.

Он уже видел у нее за плечом выходящего из дома и направляющегося к ним Юэна.

– Что?

Бэрк слегка усмехнулся, увидев, как настороженно нахмурилось ее лицо:

– Скажи этому сукину сыну, чтобы дал мне воды напиться.

Лицо девушки разгладилось. В эту самую минуту к ним подошел Юэн, переводя подозрительный взгляд с Бэрка на Кэтрин и обратно. Он вынул из ее руки пистолет и приказал ей идти в дом.

– Зачем? Что ты задумал?

– Делай что тебе велят! – раздраженно рявкнул Юэн.

Она не двинулась с места.

– Черт побери, женщина, я собираюсь отвести на постой твоего английского дружка. Он поспит еще одну ночку в амбаре, только на этот раз тебе не придется согревать его своей теплой задницей. А теперь ступай куда велено, а не то я тебя перекину поперек колена и выпорю прямо здесь, у него на глазах.

Кэтрин побагровела. Она не могла себя заставить взглянуть на Бэрка. Ладно, Юэну Макнабу она еще покажет, на что она способна! Поскорей бы остаться с ним наедине и выложить все, что она о нем думает, да так, чтобы до него дошло. Ну а пока сотня грязных ругательств замерла у нее на языке. Бросив на Юэна последний взгляд, полный бессильной ярости, она повернулась и решительно зашагала к дому.

14

Вся захваченная подготовкой страстной обличительной речи, предназначенной исключительно для ушей Юэна Макнаба, Кэтрин не постучала в дверь и ворвалась в коттедж как к себе домой. Она остановилась и замерла в дверях, встретив изумленные взгляды мужчины, сидевшего за столом, и женщины, хлопотавшей у очага в дальнем конце просторной и удобной комнаты.

– Прошу прощения. Здравствуйте, я Кэт…

Ей пришлось прерваться на полуслове. Кто эти люди? – впервые спросила она себя. Друзья Юэна, конечно, раз он по приезде представился хозяину дома по имени, и не просто друзья, политические союзники, надо полагать: ведь он должен был им объяснить, почему запирает английского офицера в их амбаре. Значит, ничего страшного не будет, если она тоже назовет им свое настоящее имя.

– Меня зовут Кэтрин Макгрегор. Кажется, Юэн предполагает, что мы у вас сегодня заночуем. Благодарю вас за гостеприимство.

Мужчина встал и поклонился, пробормотав: «Леди Кэтрин». Значит, Юэн уже успел сообщить им, кто она такая. Женщина подошла поближе и сделала почтительный реверанс. На лице у нее было написано острое любопытство и что-то еще, но что именно? Неприязнь? Они представились как Дональд и Флора Росс и пригласили ее присесть на скамье поближе к огню. Миссис Росс, молодая женщина приятной наружности со светло-каштановыми волосами, собранными в узел, принесла ей чашку горячего чая, и Кэтрин с благодарностью принялась потягивать его, согреваясь у огня. Дональд Росс, молчаливый мужчина, по виду намного старше жены, снова сел к столу и вернулся к прерванному занятию: он чистил ружье. Кэтрин попыталась завязать разговор; ее попытки были встречены вежливо, но без дружеского тепла. Наконец она заметила, что хозяева украдкой наблюдают за нею, а один раз перехватила многозначительный взгляд, которым они обменялись между собой. Вот только что он означал? Это так и осталось для нее загадкой. Она умолкла и задумчиво уставилась на огонь.

Вскоре к ним присоединился Юэн. Миссис Росс спросила гостью, не желает ли она умыться перед ужином, и Кэтрин последовала за нею в спальню.

– Вот вода для умывания, леди Кэтрин. – Хозяйка указала на кувшин и таз на умывальнике, стоявшем возле кровати в небольшой, скромно обставленной спальне.

– Прошу вас, миссис Росс, зовите меня просто Кэтрин.

В ответ миссис Росс лишь поджала губы, демонстративно не предложив Кэтрин называть ее Флорой.

Кэтрин испустила бессильный вздох и, готовясь к умыванию, стала расстегивать рукава своего зеленого бархатного платья. При этом ее взгляд упал на заляпанную, мятую юбку. Она безуспешно попыталась стряхнуть пыль и грязь рукой.

– Ваше платье выглядит просто ужасно, – внезапно заметила миссис Росс.

Кэтрин решила про себя, что это были первые искренние слова, произнесенные хозяйкой дома за все время их краткого знакомства. Она виновато улыбнулась и кивнула, признавая очевидную правоту замечания.

– Возьмите одно из моих.

– Нет, что вы, я не могу его принять!

– Конечно, я не могу предложить ничего роскошного, к чему вы, без сомнения, привыкли, но по крайней мере оно чистое и приличное.

С этими словами она вынула сверток из сундука, стоявшего в ногах постели, расправила его, и Кэтрин увидела, что это простое платье из домотканой шерсти серо-голубого цвета, скромно отделанное светло-зеленой лентой.

– Вы очень добры, миссис Росс, но, честное слово, я не могу его принять.

– Почему нет? У нас примерно один размер. Наверное, вы считаете, что для вас оно недостаточно хорошо.

– О, Боже, конечно, нет! Это прекрасное платье, оно мне очень нравится! Просто вы меня совсем не знаете, а мне нечего дать вам взамен, у меня нет ни денег, ни…

– Денег? – переспросила миссис Росс, возмущенно вздернув подбородок.

– Ну вот, теперь вы обиделись. Пожалуйста, простите меня.

Кэтрин все больше нервничала. Вдруг ее осенило.

– Предлагаю вам обмен. Я приму ваше платье и поблагодарю вас от всей души за вашу щедрость, но только при условии, что вы согласитесь взять мое.

Миссис Росс с сомнением оглядела мятое и грязное платье, а Кэтрин, не удержавшись, рассмеялась.

– Честное слово, еще совсем недавно это было прекрасное платье, и ему можно вернуть прежний вид, если немного постараться.

Она расправила юбки и сделала пируэт:

– Ну как? Вы согласны?

Впервые за все время миссис Росс улыбнулась. Это была нерешительная, робкая улыбка, но все-таки лучше, чем ничего, подумала Кэтрин.

Вскоре хозяйка ее покинула, чтобы приготовить ужин, а Кэтрин, оставшись одна, принялась гадать, что же рассказал о ней Россам Юэн Макнаб. Все? Тогда понятно, почему они так холодно держатся. Нетрудно вообразить, что они о ней думают: женщина дворянского рода, с титулом согласилась обслуживать английских солдат, чтобы выведать их военные секреты. В эту минуту ей самой подобная мысль показалась чудовищной. Невозможно было и дальше делать вид, будто она и вправду руководствовалась исключительно патриотическими соображениями, когда решила принять участие в этой безумной авантюре. Уж скорее надо было признать, что ею двигали безрассудство и страсть к саморазрушению. Ну и, конечно, жажда мести. Впервые она поняла, что ее побуждения были низменными, а не благородными, впервые впустила в душу чувство стыда.

Ужин, поданный на стол в большой комнате, оказался простым, но вкусным. Разговор велся в основном между Юэном и Дональдом Россом, и касался он исключительно хода восстания. Росс с воодушевлением рассказывал о том, что в Манчестере принц Чарли и его маленькая повстанческая армия наконец-то встретили радушный прием. Несколько представителей благородных семейств присоединились к восставшим, не говоря уж о фермерах, ремесленниках и прочем простом люде. Теперь они продвигались на юг, к Дерби, и Росс выразил уверенность, что осада Лондона – это лишь вопрос времени. Главным преимуществом Карла Стюарта был стремительный характер наступления, самым слабым его местом по-прежнему оставалась малочисленность войск. Тем не менее, за исключением замков Стерлинг и Думбартон, а также нескольких фортов на севере и королевского замка в Эдинбурге, вся Шотландия была им покорена.

Уверенность Росса в победе оказалась заразительной. Кэтрин ощутила знакомое по временам юности воодушевление, мысль о том, что она действительно принимает дело революции близко к сердцу, подбодрила и утешила ее. Все-таки приятно было сознавать, что не одно лишь стремление лично насолить англичанам привело ее к нынешнему плачевному положению. Она выросла в ожидании революции, торопила ее приход, надеялась на успех, хотя ее представления о последствиях восстания были, конечно, по-детски наивными. Ей вдруг вспомнились слова, однажды сказанные Бэрком, о том, что на войне не бывает правых и неправых, просто солдаты убивают друг друга на чужой земле ради чуждых и непонятных для них самих целей. Что это было, спросила она себя, проявление безверия и разочарования, или, напротив, высшей политической мудрости?

– Камберленд – настоящий мясник, – говорил меж тем Юэн, прерывая ход ее размышлений своей горячностью. – Он сейчас в Личфилде, как вам известно.

Дональд Росс кивнул.

– Уэйд просто болван, да и Коуп не лучше, но вот герцог Камберленд – человек опасный.

– Я согласен, – нахмурившись, заметил Росс. – Камберленд не только сын короля, но и самый способный генерал, каким Англия могла бы похвастаться впервые за долгое время. Он человек жестокий, но его тактика приносит плоды.

– Он мясник, – повторил Юэн, отодвинув от себя тарелку и откинувшись на спинку стула. – Ну что ж, Кэт, – продолжал он с плохо скрытой издевкой, – разве тебе не интересно узнать, как все прошло в Карлайле?

– Еще как интересно, – выдавила Кэтрин.

Он был ей настолько неприятен, что она едва могла заставить себя взглянуть на него, но из уважения к хозяевам пришлось проявить вежливое внимание.

– Он пал так же легко, как Эдинбург. Они сдались без боя, даже гарнизон в замке капитулировал. Горцы потеряли всего двоих.

– Значит, на двоих больше, чем хотелось бы.

– Как я уже говорил тебе, Дональд, леди Кэтрин внесла свою, пусть скромную, но важную лепту в эту победу. Разве не так, Кэт?

– Нет, не так, – ответила она, краснея.

– Ну-ну, не скромничай. Может, тебе и не удалось выполнить свое задание тютелька в тютельку, но, зная тебя, я уверен, что ты отдалась ему душой и телом.

За столом воцарилось гробовое молчание. У Кэтрин звенело в ушах от возмущения и стыда. Ей не верилось, что он действительно говорит все это ей в лицо, при людях.

– Вряд ли тебе об этом известно, Дональд, – как ни в чем не бывало продолжал Юэн, – но леди Брэйморэй обладает особым даром, можно сказать, удивительным и неповторимым талантом; это просто редкостная удача для всех нас, что она решила употребить его на благо семейства Стюартов. Полагаю, на свете существует не так уж много женщин, способных принести высшую жертву во имя того, что является, в сущности, чисто мужским делом: произвести в стране государственный переворот.

Он улыбнулся одними зубами, в то время как его глаза блеснули откровенной злобой.

– Жаль, что не предусмотрено каких-то медалей или иных наград за тот особый род доблести, который ты проявила, Кэт. Боюсь, тебе придется довольствоваться лишь нашим молчаливым восхищением.

Кэтрин слепо уставилась на свои сложенные на коленях руки, чувствуя, что ее лицо полыхает. Молчание за столом затянулось. То, что она хотела бы высказать Юэну Макнабу, не годилось для ушей приличной компании, но ее остановило нечто иное. В действительности, как ни тяжко было в этом признаться, язык у нее отнялся оттого, что его гнусные нападки оказались вполне заслуженными: в предельно оскорбительной форме он высказал лишь то, в чем она сама себя упрекала меньше часа назад. Пора было взглянуть правде в глаза и беспристрастно оценить собственные побуждения и поступки. Кэтрин не собиралась уклоняться от сурового суда над собой, она лишь сочла, что имеет право на время отложить слушания. Меньше всего на свете ей хотелось бы разрыдаться на глазах у Юэна Макнаба.

Она судорожно перевела дух и вскинула голову, собираясь заговорить, но тут миссис Росс ласково положила руку поверх ее руки.

– Да, все считают, что это чисто мужское дело, только я вот, к примеру, никогда не могла понять почему. Что за люди нами правят – это ведь нас всех затрагивает: и мужчин и женщин, не так ли? И хотя моего мнения никто не спрашивает, я вам прямо скажу: до сих пор мужчины не так уж блестяще справлялись с государственным управлением.

Немного помолчав, она продолжила тихо и задумчиво:

– Женщине совсем не все равно, кто имеет власть над нею, над ее семьей, над ее соотечественниками. Она принимает это близко к сердцу. Но что она может сделать? Женщина не может взяться за оружие и отправиться на войну, она не может выступить с речью в парламенте, она не может даже голосовать за тех мужчин, которые там выступают. Что же ей остается? Можно сказать, почти ничего. Но одно оружие у женщины все же есть. И если она решит им воспользоваться, может быть, вы мне объясните, мистер Макнаб, что в этом плохого? По-вашему, лучше взять мушкет и вышибить кому-нибудь мозги?

Теперь Кэтрин точно знала, что сейчас расплачется.

Она уже чувствовала, как покалывают веки от скапливающихся слез.

Миссис Росс встала из-за стола.

– Вы мне поможете убрать посуду, Кэтрин? Мужчины, конечно, захотят выкурить по трубочке и побеседовать обо всяких мудреных вещах, в которых мы с вами ничего не смыслим.

Смех Юэна прозвучал нарочито громко и неискренне. Мистер Росс смотрел на свою жену с затаенной улыбкой, полной любви и гордости. Кэтрин проглотила ком в горле и отодвинула свой стул. Вместе с миссис Росс они собрали посуду со стола, пока мужчины усаживались у огня.

Некоторое время они работали молча, но, когда хозяйка передала ей посудное полотенце и тарелку, Кэтрин воспользовалась этим, чтобы с благодарностью пожать ей руку.

– Миссис Росс…

– Флора.

– Флора, – Кэтрин улыбнулась и смахнула слезу, невольно пролившуюся из глаза, – спасибо вам за ваши слова.

– Не стоит об этом говорить.

– И все же я вам благодарна. Как бы мне хотелось походить на тот образ женщины, который вы описывали, быть такой благородной и сильной. Мне кажется, вы гораздо ближе к идеалу, чем я.

– Да ну, какие глупости! Все мы лишь исполняем свой долг, – с этими словами Флора отвернулась, не желая продолжать разговор.

Ужин получился обильным, на тарелках осталось много еды, и Кэтрин робко приступила к делу, о котором неотступно думала весь вечер.

– Флора, тот человек в сарае, он… мы временно держим его в заложниках, пока не окажемся севернее Гексэма или… ну, словом, там, где английские солдаты, по мнению Юэна, не смогут нас остановить. Если вы не возражаете, я хотела бы отнести ему немного еды. День был трудный, а он ничего плохого не сделал, он просто…

– Разумеется, его надо покормить! Я думала, мистер Макнаб об этом позаботился.

– Нет, он… Он об этом не подумал.

– Ради всего святого!

Миссис Росс прищелкнула языком и начала собирать еду в узелок из полотенца; по просьбе Кэтрин она наполнила фляжку водой из кувшина.

– Становится холодно, как вы думаете…

– Да, ему потребуется одеяло. У нас есть запасное здесь в сундуке. Одного, я думаю, хватит, в амбаре тепло.

– Спасибо, Флора.

– И еще вам понадобится свеча. С вами все будет в порядке? Может, пусть лучше сходит мистер Макнаб? Или мы могли бы послать Дональда.

– Нет, лучше я сама пойду, – осторожно подбирая слова, возразила Кэтрин. – Никакой опасности нет. По правде говоря, Юэн с англичанином… не совсем ладят, и я подумала… – Она умолкла, не желая вдаваться в подробности.

На дворе было холодно и тихо, серебристый полумесяц поднимался над голыми ветками платана. Самая крупная из хозяйственных пристроек должна быть амбаром, сообразила Кэтрин, пересекая мощенный каменными плитами двор с узлом в руках. Услышав шум позади себя, она оглянулась и увидела, как дверь коттеджа захлопывается и к ней решительным шагом направляется Юэн Макнаб. Девушка повернулась к нему лицом, мысленно собираясь с духом. Ей было отлично известно, что он намерен сказать.

– Куда это ты направляешься?

– В амбар, Юэн, отнести майору Бэрку его ужин.

Она говорила тихо, стараясь по возможности его не злить. В эту минуту ей хотелось во что бы то ни стало избежать ссоры.

– Дай сюда, никуда ты не пойдешь.

Кэтрин застыла неподвижно, глядя на его протянутую руку.

– Майор ничего не ел со вчерашнего вечера. Он военнопленный, если хочешь знать, и имеет право на гуманное обращение. Я отнесу ему еды и одеяло, Юэн. Спокойной ночи.

Она повернулась, собираясь уйти. Макнаб грубо схватил ее за плечо и развернул лицом к себе. Ухватившись за край одеяла, он вырвал узел у нее из рук и швырнул на землю, а потом вцепился обеими руками ей в плечи и встряхнул ее.

– Но я его связал, Кэт, может, ты позабыла? Так что нет смысла к нему идти, он не сможет тебя полапать!

Он попытался всунуть руку между ног Кэтрин, но она вырвалась, едва не задохнувшись от бешенства, и оттолкнула его.

– Тебе же нравится, когда он тебя тискает! – прорычал Юэн. – Не забывай, я тебя видел с ним на полу. Ты выла, как мартовская кошка. Он же англичанин, Кэт! Мой кузен, должно быть, перевернулся в гробу.

– Да, он англичанин! И он лучше тебя в сто тысяч раз, Юэн Макнаб. Ты трусливая скотина, и я скорее издохну, чем позволю тебе дотронуться до себя хоть пальцем!

Он ударил ее по лицу так сильно, что она покачнулась и еле удержалась на ногах. На мгновение слезы ослепили ее. В следующий миг Юэн уже держал ее одной рукой за талию, а другой оттягивал ей голову назад за волосы, чтобы ее поцеловать. От прикосновения его рта ее едва не стошнило. Она стала вырываться и попыталась отвернуть лицо в сторону, но он крепко держал ее за волосы, причиняя жестокую боль. Тут Кэтрин вспомнила о ноже, и ее тело обмякло.

– О, Кэт, – простонал он, восприняв ее внезапную расслабленность как знак согласия.

Ее рука тихонько скользнула вниз и скрылась в складках юбки. Юэн меж тем попытался просунуть язык ей в рот, но она плотнее сжала губы.

– Я хочу тебя поиметь прямо у него на глазах, Кэт. Раздеть догола и взять тебя, пока он смотрит.

Ее пальцы сомкнулись вокруг рукояти ножа. Она медленно подняла руку, словно собираясь его обнять, и внезапно приставила стальное лезвие к его шее.

– А я хочу воткнуть этот нож тебе в глотку. Убери свои грязные лапы и отойди от меня.

Юэн отскочил от нее с проклятием. Глаза у него полезли на лоб от неожиданности. Секунду они смотрели друг на друга, оба готовые к нападению, но он первым опустил руки.

Его зубы забелели в лунном свете. Это была уже не улыбка, а злобный, угрожающий оскал.

– Ладно, милая, на этот раз твоя взяла. Но это пока. Путь впереди длинный, и попомни мои слова, прежде чем он подойдет к концу, ты будешь моей. И я заставлю тебя об этом пожалеть. – Юэн дернул головой, указывая на нож, который Кэтрин все еще крепко сжимала в руке, целя ему в горло. – Валяй, Кэт, корми своего майора. Гуляй, веселись. Только помни: это тебе даром не пройдет. В конце концов за все приходится платить.

Он опять зловеще ухмыльнулся, и Кэтрин почувствовала, как волосы зашевелились у нее на голове от обуявшего ее ужаса. Потом Юэн повернулся спиной и ушел в дом. Она следила за ним, пока он не скрылся за дверью коттеджа, и только после этого позволила себе опустить руку с ножом и расслабиться. Пальцы словно приросли к рукоятке, и ей пришлось разгибать их с помощью другой руки. Тут колени у нее затряслись, а следом за ними неудержимая дрожь охватила все тело. Нагнувшись за оброненным узлом, Кэтрин прижала его к животу и замерла, пока лихорадка не прекратилась. Звезды холодно мигали с неба, пронизывающий ветер гнал по двору сухие листья, обметая ее ноги. Она подняла голову и решительным шагом направилась к темному амбару.

* * *

Кругом было тихо, только старая корова изредка переступала в своем стойле по усыпанному соломой полу и шумно вздыхала. В непроглядной темноте Бэрк на четверть дюйма поднял связанные за спиной руки, пытаясь облегчить боль в плечах, но это не помогло. Предплечья затекли и почти потеряли чувствительность, запястья были перетянуты, руки казались задубевшими рачьими клешнями. В сотый раз он проклял свое теперешнее положение и всю цепочку событий, которые к нему привели. Хорошо обученный, закаленный в боях офицер, имеющий опыт работы в разведке, знающий все повадки и уловки врага, как он мог попасться на простейший и, без сомнения, самый древний трюк в засаленной книге женских хитростей? С навязчивой и беспощадной ясностью его память, независимо от воли, беспрерывно возвращалась к тому моменту, что привел его в ловушку: трепещущее под ним тело Кэт, ее лицо, горящее желанием, а потом щелчок курка и жестокий удар по плечу, отбросивший его в сторону. Он скрежетал зубами от унижения, но позорное воспоминание повторялось вновь и вновь. Утешением ему могло служить одно-единственное обстоятельство: в тот момент, когда все это случилось, он еще не успел снять штаны. Благодарю тебя, Господи, за такую милость, подумал он с кощунственным сарказмом.

Но хуже всего было то, что ему по-прежнему хотелось ее видеть. Невероятно! Глупее не придумаешь! Хотя его нынешнее состояние само по себе служило бесспорным и неопровержимым доказательством обратного, он все-таки не мог до конца поверить, что ее страсть была поддельной.

И не одна только уязвленная гордость мешала ему примириться с очевидностью. Он прекрасно знал, что показная страсть является основой ремесла для любой уважающей себя шлюхи, но Кэт… Кэт была особенной. Она обладала чарующей невинностью. Казалось, все, что они делали, было для нее внове. Он вспомнил, как она раздевалась перед ним в Гельвеллине, какое это было пленительное переплетение застенчивости и чувственности. И как она потом его целовала, с какой робкой нежностью, словно была не совсем уверена в том, как это делается, но страстно желала научиться…

Из-за нее он потерял голову. Да уж, лучше признаться в этом прямо. Но такое признание не доставило ему никакой радости, напротив, оно терзало душу подобно воспаленной ране, делая чудовищное положение, в котором он оказался, совершенно непереносимым. Из-за нее он до сих пор не сделал попытки бежать. Несколько раз за этот день ситуация складывалась так, что можно было попробовать удрать даже на заморенной кобыле Кэт: использовать внезапность, замешательство, понадеяться на то, что Рэмзи промахнется. Но он опасался, что случайная пуля может задеть ее. Бэрк наклонил голову вперед и резко откинул ее назад, больно ударившись затылком о столб, к которому был привязан. Шишка на время отвлекла его от боли в руках, но в качестве наказания за глупость она никуда не годилась. Он по-прежнему был привязан к столбу в амбаре, и впереди у него была лишь долгая ночь. Времени вдоволь, чтобы поразмышлять о собственном безрассудстве.

Бэрк открыл глаза и слепо уставился в темноту. Что это, игра воображения или снаружи действительно раздался какой-то звук? Теперь он явственно различил тихое царапанье в дверях. Его мускулы невольно напряглись, и он сделал глубокий вдох, чтобы утихомирить сильно бьющееся сердце. Ему вовсе не улыбалась мысль о ночном визите Юэна Рэмзи и уж тем более о том, чтобы быть избитым со связанными за спиной руками.

Дверь бесшумно открылась. В лунном луче золотисто-рыжие волосы потемнели, приняв оттенок старой бронзы. Бэрк облегченно перевел дух.

Он молча наблюдал за девушкой, пока она напряженно вглядывалась в темноту, стоя на пороге амбара.

– Майор Бэрк? – позвала она негромким певучим голосом, от которого у него перехватило дух.

– Да! – неохотно откликнулся он. – Я здесь, сижу привязанный к этому чертову столбу справа от тебя.

Кэтрин закрыла тяжелую дверь, лязгнул засов. Бэрк скорее почувствовал, чем услышал, как она пробирается к нему в темноте: ее собственный, ни с чем не сравнимый запах достиг его ноздрей. И вот она уже рядом; он едва различал на темном фоне ее черный силуэт.

– Я принесла свечу, – сказала она почему-то шепотом и принялась рыться в тряпичном узле, который притащила с собой.

Через некоторое время темноту прорезал огонек свечки, которую Кэтрин тщательно укрепила на перекладине у себя над головой. Потом она обернулась, и его поразила произошедшая с нею перемена. Никогда раньше он не видел ее такой бледной и взволнованной, ему даже показалось, что она избегает его взгляда. Бэрк смотрел на нее молча, пока она, сделав несколько глубоких вдохов, приходила в себя. Наконец Кэт, подбоченившись, взглянула на него сверху вниз, и уголки ее нежных губ медленно приподнялись в злорадной усмешке.

– Какого черта ты ухмыляешься? – в бешенстве не выдержал Бэрк, хотя прекрасно знал ответ.

Господи, как она, должно быть, довольна! Ему было бы легче, если бы она не выглядела такой неотразимо прекрасной в свете свечи… если бы эта плутовская рожица проказливого бесенка не была столь восхитительной.

Кэтрин присела на корточки, чтобы лучше его видеть, и обхватила руками коленки.

– Такое нечасто случается, – начала она.

Бэрк прислонился затылком к столбу и со вздохом приготовился слушать.

– Нечасто бедной девушке вроде меня выпадает счастливый случай увидеть, как выглядит всемогущий майор великой и непобедимой английской армии, когда крылышки у него связаны, как у рождественской индюшки.

Она довольно засмеялась и даже захлопала в ладоши. Он ответил ей мрачным взглядом.

– Наконец-то, – продолжала Кэтрин, понизив голос, – мы поменялись ролями, и я вам честно скажу: мне это нравится, очень нравится. В жизни не получала такого удовольствия! Просто сердце поет!

– У тебя нет сердца, – буркнул он.

Она опять рассмеялась.

– Как вы можете говорить такие ужасные вещи? А я-то старалась, ужин вам принесла.

– Ты собираешься меня развязать, чтобы я смог поесть?

Кэтрин покатилась со смеху.

– Ей-Богу, майор, вы меня удивляете! Мне известно, что вы крайне невысокого мнения о моих умственных способностях, но соблаговолите по крайней мере поверить, что я в здравом рассудке.

Он фыркнул.

– Нет, я, разумеется, не стану вас развязывать. Я собираюсь вас кормить.

Она порылась в связанном узлом одеяле и вытащила бутылку зеленого стекла.

– Пить хотите?

– Да.

Это было еще мягко сказано!

Девушка поднесла бутылку к его губам. Бэрк стал пить большими жадными глотками.

– Еще, – потребовал он, когда она сделала движение, чтобы забрать бутылку.

Устыдившись себя, Кэтрин дала ему напиться, а потом покормила его в виноватом молчании.

– Насколько я понимаю, твой приятель этого не одобряет, – заметил Бэрк, кивнув на еду.

Она уклончиво пожала плечами.

– Он предпочел бы, чтобы я умер с голоду. Тогда ему не пришлось бы тратить на меня пулю.

– Какой вздор, – презрительно отмахнулась Кэтрин, заталкивая ему в рот последний кусочек хлеба. – Это англичане убивают пленных, а не шотландцы!

– Ты и вправду так наивна?

– Я говорю чистую правду!

Бэрк устало покачал головой.

– Ах, Кэт, Кэт, из-за твоего глупого упрямства меня завтра пристрелят. Вот уж не думал, что ты так сильно меня ненавидишь.

Кэтрин обдумала его слова, прибирая остатки ужина.

– У меня нет к вам ненависти, – осторожно объяснила она. – Просто мы враги, вот и все. Мы не можем друг другу доверять. Я не держу на вас зла, но нам обоим придется исполнять свой долг.

– Даже если во имя долга одному из нас придется убить другого?

Бэрк заговорил медленно, по слогам, словно обращался к слабоумному ребенку.

– Завтра, как только мы проедем мимо английских войск, стоящих лагерем под Гексэмом, Рэмзи убьет меня.

– Это неправда! – воскликнула она, глядя ему прямо в глаза. – Юэн не такой человек.

Бэрк с отвращением поморщился.

– Как только вы благополучно проведете нас мимо войск Уэйда, мы вас отпустим. Ну, может, он вас привяжет, чтобы дать нам время отъехать подальше, но подозревать, что он замышляет убийство… это просто нелепо! С какой стати ему вас убивать?

– С такой, что вы похитили британского офицера, а это преступление против короны, наказуемое смертью через повешение. Кроме того, мне известны ваши имена. Пошевели мозгами, черт тебя побери, не будь такой тупицей!

Кэтрин с достоинством выпрямилась.

– Вы не понимаете самого главного, майор Бэрк. Боюсь, вам никогда этого не понять. Мы шотландские горцы! Мы не убиваем безоружных, чтобы спасти свою шкуру. Мы деремся открыто и честно. Хладнокровно застрелить человека только из-за того, что он может донести на нас властям – это немыслимо! Это было бы малодушием и низостью. Это противоречит всему тому, во что мы верим. Мы…

Бэрк не стал ее перебивать, но перестал слушать, утомленно откинувшись и опираясь о столб. Увидев, что он больше не собирается спорить, Кэтрин разочарованно смолкла. Потом встала и, стряхнув крошки с платья, несколько раз прошлась взад-вперед по амбару. Ей почему-то не хотелось уходить.

– Вам не будет холодно? Я принесла одеяло.

Он ничего не ответил, только устало взглянул на нее, вытянув длинные ноги на полу перед собой. В руках снова началась пульсирующая боль, в душе появилось ощущение безнадежности. Кэт сейчас уйдет, а завтрашнего дня он может и не пережить. И то и другое казалось ему одинаково скверным.

– У тебя новое платье, – заметил Бэрк после долгого молчания.

Кэтрин остановилась и взглянула на платье, подаренное ей Флорой.

– Да.

Она смутилась, понимая, что он оценивает ее.

– Как это, должно быть, приятно – хорошенько вымыться и одеться во все чистое!

– Завтра в это самое время, – с уверенностью заговорила Кэтрин, – в каком-нибудь нортумберлендском трактире вы будете принимать горячую ванну с мылом, пить вино и закусывать свежими фруктами. И флиртовать со служанкой, которая принесет вам полотенца, – тут у нее вырвался немного нервный смешок.

– А ты, Кэт? Где будешь ты?

– Я? О, я… – Девушка растерялась и отвела взгляд. На несколько секунд она позволила себе задуматься о том, что будет делать послезавтра. Ну, разумеется, она вернется домой. Вернее, не то, чтобы домой, ведь замок Дарраф, который она привыкла считать родным домом, безвозвратно потерян для нее, его величественных старинных башен она скорее всего никогда больше не увидит. Ни разу в жизни ей больше не суждено взглянуть на закат сквозь освинцованные окна в отцовской библиотеке или как в детстве, дрожа от возбуждения и сладкого страха, спрятаться от грозы под сводами запутанных и гулких переходов. Но она сможет вернуться в Эдинбург, в большой особняк на Бельмонт-Крессент, вот уже два десятка лет являющийся их городским домом. Там живет ее мать. Кэтрин с грустью поняла, что пора туда возвращаться. Ее мать… Горькая усмешка искривила ее губы. Узнает ли Роза Макгрегор свою родную дочь? Или ее разум потерян окончательно и безвозвратно? И что еще ждет ее в Эдинбурге? Если восстание будет подавлено, английский король лишит ее всего того, что ей дорого, всего, что составляло гордость ее семьи на протяжении многих поколений. И ей придется вытерпеть все это молча. Она сделала глубокий вдох, стараясь подавить рыдание.

– Кэт?

Громкий голос Бэрка, полный удивления и тревоги, вернул ее к действительности.

– Я найду себе место, – ответила она тихо, глядя мимо него в темный угол амбара.

Бэрк нетерпеливо пошевелился. Ему не хотелось спрашивать, что за место она собирается себе найти, но он все-таки не удержался и спросил.

Тон, которым был задан вопрос, показался ей оскорбительным.

– А вы как думаете? – огрызнулась она.

Прежняя вражда опустилась между ними подобно густому туману.

– На какое место я, по-вашему, могу рассчитывать? – сердито повторила Кэтрин.

– Неужели нет какого-нибудь ремесла или…

– Какого, например? Пойти в гувернантки? Я не умею читать. В компаньонки? Да кто ж меня возьмет? У меня нет ни образования, ни умения, я ни на что не гожусь, кроме одного… Вы меня осуждаете, майор?

Он пожал плечами.

– Меня не интересует, что ты будешь делать.

– Вот и хорошо. А то мне вдруг почудилось, будто в вашем голосе прозвучало неодобрение.

Кэтрин отвернулась, но тут же вновь взглянула на него. Точно какой-то бес толкал ее, заставляя продолжать неприятный разговор.

– Мне показалось, что вы издевались надо мной с первого дня нашего знакомства из-за того, что я такая, какая есть. Вы станете это отрицать?

Бэрк пристально уставился на носок своего сапога.

– Если я тебя обидел… дал понять, что ты недостойна…

– Вот еще! – презрительно оборвала его Кэтрин.

Развернув одеяло, она опустилась на колени рядом с ним.

– Вам будет холодно.

Она укутала одеялом его плечи, стараясь сохранить отчужденность, но искра чувства подобно разряду молнии пробежала по ее телу от этого простого прикосновения.

– Ты очень добра, – тихо заметил он, не спуская глаз с ее лица.

Ее пальцы легко касались его груди. Кэтрин замерла и, подняв голову, посмотрела ему прямо в глаза.

– Я бы сделала то же самое для больного животного.

Их взгляды скрестились. Наконец она медленно опустила руки и встала.

– Спокойной ночи. Я оставлю вам свечу.

Она подошла к двери и открыла ее.

– Кэт! – невольно вырвалось у Бэрка. Он едва различал в полумраке ее фигуру.

– Да?

– Он собирается убить меня, Кэт.

Молчание.

– Вы ошибаетесь, майор Бэрк, – сказала она наконец и, закрыв за собой дверь, оставила его в почти непроглядном мраке, в котором тонул слабый огонек свечи.

* * *

Кэтрин взбила пуховую подушку и расправила одеяло, устраняя последние морщинки. Миссис Росс проделала то же самое со своей стороны двуспальной кровати, которую им пришлось делить прошлой ночью, пока мужчины спали на полу возле камина в большой комнате.

Хозяйка дома взяла с комода небольшой сверток и протянула его Кэтрин.

– Вот, Кэтрин, это вам.

– Что это?

– Так, просто пустяк. Моя старая ночная рубашка.

– О, Флора…

– Неизвестно, как долго вы будете в пути. Я хочу, чтобы вам было в чем спать.

Обе женщины обнялись с искренней сестринской нежностью. Все это время Кэтрин не хватало женской компании, и расставание с Флорой вызвало у нее слезы.

Выйдя на крыльцо, они увидели, как все трое мужчин выходят из амбара. Росс вел на поводу лошадей, Юэн шел позади Бэрка с пистолетом в руке. Бэрк растирал себе запястья и болезненно поводил плечами; он выглядел бледным и усталым. Кэтрин приветствовала его с церемонной вежливостью, и мимолетная сардоническая усмешка промелькнула на его губах.

– Доброе утро, – ответил он с подчеркнуто низким поклоном.

Слегка покраснев, Кэтрин отвернулась и решила больше на него не смотреть.

Как и прежде, она села на его жеребца, а он – на ее кобылу. Втроем они проехали по аллее прочь от коттеджа Россов. Кэтрин обернулась, чтобы помахать Флоре, и та помахала в ответ с порога, даже послала воздушный поцелуй на прощание.

Стоял холодный хмурый день. Бэрк ехал, ссутулившись в седле, глядя в спину Кэтрин и размышляя о словах Юэна Рэмзи перед выездом:

– Если вздумаете что-то затевать, майор Бэрк, учтите: я сперва пристрелю ее, а потом уж вас.

– Отлично, – проворчал он тогда, – это даст мне время, чтобы улизнуть.

Рэмзи лишь ухмыльнулся в ответ.

Слова угрозы продолжали звучать в ушах Бэрка, пока они продвигались все дальше на север. Приближалось то тревожное время, когда они могли столкнуться с английскими солдатами. Конечно, не исключено, что Рэмзи просто блефует. Да, он злобный, не знающий жалости ублюдок, но допустить, что он может выстрелить в Кэт… В это невозможно было поверить! И все же на протяжении всего этого долгого, утомительного дня Бэрк не сделал ни единой попытки сбежать.

Наконец, уже далеко за полдень, они достигли Брэмптона, в окрестностях которого и расположился лагерем полк английской кавалерии, очень похожий на тот, что стоял под Дамфризом, где Кэт содержалась под стражей. Если их остановят, то только здесь. Все трое знали об этом. Напряженность между ними достигла предела.

– Осадите назад и поезжайте рядом со мной, майор, – приказал Юэн, – а ты Кэтти, держись впереди.

Единственная дорога, ведущая на север, огибала лагерь с западной стороны; они миновали несколько небольших групп солдат: и пеших, и конных, но никто даже не заговорил с ними. Бэрк уже стал спокойно воспринимать то, как все пялят глаза на Кэт, когда она проезжает мимо, и как потом долго провожают ее восхищенным взглядом, будто узрев некое чудо. В этот день повышенное внимание к Кэт пришлось как нельзя кстати: встречных интересовало, кто она такая, а не кто они такие; тем не менее Бэрку было неприятно, что все на нее глазеют, и он ничего не мог с собой поделать.

Наконец военный лагерь остался позади, опасность миновала. Бэрк внезапно осознал, что из множества владевших им чувств основным было облегчение. «Но почему?» – спрашивал он себя, хотя в глубине души уже знал ответ. Все было просто, как детская считалочка. Он не хотел, чтобы Кэт попалась.

– Стойте! – грубо скомандовал Макнаб, когда миновал еще час быстрой езды. – Мы остановимся здесь.

– Почему здесь? – удивилась Кэтрин.

Юэн не удостоил ее ответом.

Девушка разглядела за узкой полоской леса, тянувшегося справа вдоль дороги, большую поляну, а посреди нее старый, лишенный листвы вяз. Она повернула коня, следуя за Бэрком, и сердце мучительно заныло у нее в груди. Этого момента она ждала весь день и все же оказалась не готовой к нему. Вот здесь они его оставят. Усилием воли Кэтрин заставила себя не заглядывать вперед. Главное – пережить эту минуту. Потом, когда все кончится, у нее будет время подумать о том, что означала в ее жизни встреча с Джеймсом Бэрком.

Они выехали на середину поляны. Кэтрин спрыгнула с лошади, решив, что пожмет ему руку на прощание.

Макнаб приказал Бэрку спешиться, целясь из пистолета ему в голову. В глазах Юэна Кэтрин с удивлением подметила какой-то нездоровый блеск. Бэрк медленно, как бы против своей воли, слез с кобылы. Вид у него был мрачный. «Интересно, о чем он думает, – спросила себя Кэтрин. – Жалеет ли хоть чуть-чуть, что они расстаются навсегда?»

– Веревка здесь, – сказала Кэтрин, роясь в седельной сумке. – И мы должны оставить ему лошадь, Юэн.

Она не сомневалась, что он начнет возражать на этот счет, и приготовилась стоять на своем.

– Веревка не понадобится.

– Разве ты не собираешься его привязать? – удивилась Кэтрин, продолжая рыться в седельной сумке.

Им нужно было выиграть время, чтобы уйти от Бэрка подальше.

– Нет, я собираюсь его пристрелить.

15

Кэтрин стремительно обернулась, раскрыв от изумления рот. Двое мужчин стояли в дюжине шагов друг от друга. Макнаб держал пистолет обеими руками, целясь прямо в сердце Бэрку, а тот изготовился к прыжку, меряя взглядом разделявшее их расстояние и слегка напружинив ноги.

– Нет! Юэн, не надо! – Ее голос пронзительно зазвенел от ужаса. – Не стреляй!

– Заткнись.

Юэн взвел курок.

– Гляди, Кэт, гляди, как он будет умирать!

– Стой!

Она подбежала ближе, стараясь отвлечь на себя его внимание.

– Ты не можешь этого сделать! Нет, остановись!

В один миг, подобный ослепительной вспышке молнии, Кэтрин поняла, что он это сделает. Ей ни за что его не переубедить, а Бэрк не успеет уклониться от пули. В порыве, столь же естественном, как дыхание, она бросилась вперед, пытаясь заслонить Бэрка от неминуемой гибели, и попала под прицел пистолета в ту самую секунду, когда раздался выстрел. Пуля ударила ее в грудь, закрутив волчком, ноги подогнулись, и она упала на колени, все еще не веря в случившееся и ошеломленно глядя на Макнаба.

Сжимая в руке дымящийся пистолет, он смотрел на нее с перекошенным от потрясения лицом. Внезапно ее пронзила горячая и острая боль, словно кто-то повернул в ране раскаленный нож. Кэтрин осела и закрыла глаза. Она непроизвольно прижала руку к груди. По ней сразу заструился теплый, липкий ручеек. Рукав плаща намок и отяжелел. Девушка застонала, когда перед глазами замелькали черные мушки.

Наверное, прошло какое-то время; она слышала рядом с собой отвратительный и жуткий шум борьбы и смутно различала фигуры дерущихся мужчин.

– Осторожно, у него нож, – предупредила Кэтрин, но Бэрк вряд ли расслышал, потому что она могла лишь шептать.

Ей хотелось оставаться на коленях, не упасть, в тот момент ей это казалось чрезвычайно важным, но земля упорно поднималась навстречу, хотя она изо всех сил упиралась ладонями, стараясь оттолкнуться и выпрямиться. И вот ее лицо уже в траве, сырой запах земли щекочет ноздри. «Вот и смерть пришла, – с грустью подумала Кэтрин, – я умираю».

Но она тотчас же опомнилась. Нет, умирать нельзя. Главное, не упасть, не дать себе лечь и потерять сознание. Мучительно медленно, дюйм за дюймом, девушка поползла к вязу. Дерево было совсем близко, но кто-то словно нарочно растягивал дорогу, удлиняя ее на много миль. Но вот наконец путь пройден. Кэтрин прижалась щекой к толстому стволу. Теперь ей стало казаться, что она умрет, если закроет глаза, поэтому она принялась пристально изучать грубую кору, водя по ней кончиками пальцев. В ушах стоял шум, как будто от стремительно бегущего горного потока. Боль стала такой нестерпимой, что она уже боялась пошевелиться. Где же Бэрк? Как ему не совестно бросить ее одну, когда сама жизнь неумолимо вытекает из нее, впитываясь в землю? Ее сердце разрывалось от горя, слезы безутешной печали покатились по щеке.

– О, Бэрк! Ты здесь, – прошептала она секунду спустя.

Тяжело дыша, он опустился перед нею на колени и схватил ее за плечи. Теперь можно закрыть глаза, может быть, даже прилечь. Кэтрин слегка повернула голову, чтобы заглянуть ему в лицо. Оно показалось ей побледневшим и измученным, никогда раньше она не видела его в таком ужасном расстройстве.

– Ты ранен? – спросила она, хотя, судя по всему, он остался цел и невредим.

В ответ Бэрк непрерывным потоком начал испускать ругательства. Кэтрин уставилась на него в недоумении. Почему он так сердит? Сам он между тем, с тревогой вглядываясь в ее перепуганное, вытянувшееся от боли лицо, спросил:

– Зачем, Кэт? Зачем?

– Что «зачем»?

Вопрос показался ей лишенным смысла. Нет, она не станет даже задумываться над тем, что он означает, хотя Бэрку, похоже, страшно не терпится узнать ответ. Да ну его к черту! У нее самой был к нему свой, куда более важный вопрос.

– Бэрк, я умираю?

– Нет!

Ей сразу стало лучше; даже боль вроде бы немного утихла. Ее глаза закрылись, с уст сорвался облегченный вздох.

– Ложись, – приказал он.

Ему хотелось сердиться, удержать в себе ярость, но та стремительно улетучивалась, уступая место леденящему душу страху.

Поддерживая ее плечи и затылок, Бэрк осторожно опустил девушку на траву. Она замерла в неподвижности, пока он расстегивал ее плащ, но при первой же попытке ощупать рану сквозь разорванную ткань платья резко дернулась. Оба стали еще бледнее. Бэрк осмотрел безобразное маленькое отверстие, не желая прикасаться к нему, чтобы не причинять ей лишних страданий. Пуля вошла на дюйм ниже правой груди. Кровь сочилась непрерывно, но, к счастью, непульсирующими фонтанчиками.

– Можешь сделать глубокий вдох? Давай потихоньку.

Она с опаской, мелкими глотками начала втягивать в себя воздух, пока наконец не ощутила острый укол боли.

– Было больно?

– Совсем чуть-чуть.

На верхней губе у нее мелкой россыпью выступила испарина.

– Ради всего святого, перестань геройствовать! – Он едва не заорал на нее, чувствуя, как ярость возвращается. – Было тебе больно или нет?

– Да!

Бэрк растерянно провел рукой по лбу. Ребро, конечно, сломано, а может, и два, однако легкое, судя по всему, не затронуто. Но, Боже милостивый, уж слишком сильно у нее идет кровь! Он вытащил из кармана носовой платок и вложил ей в руку.

– Приложи к ране и прижми как можно крепче, – Бэрк изо всех сил старался говорить спокойно. – Ты с этим справишься, Кэт?

Она кивнула и, болезненно поморщившись, прижала платок к груди.

– Умница. Я сейчас вернусь, только плащ захвачу.

Кэтрин закрыла глаза. Он вернулся действительно через миг и бережно закутал ее в теплую ткань плаща. Только сейчас она вдруг вспомнила о Макнабе.

– Где он? – спросила Кэтрин, боясь услышать ответ. – Где Юэн?

– Он мертв. Я убил его. Прости, Кэт, мне ужасно жаль, – прошептал он, с тревогой заметив, как горестно вытянулось ее лицо, а глаза наполнились слезами.

– Ты и вправду его любила…

Ему казалось, что чья-то сильная рука безжалостно стиснула его сердце.

Кэтрин бессильно покачала головой. Как объяснить ему, что чувство вины, а не утраты вызвало у нее эти слезы?

– Это все я виновата, – прошептала она обреченно, терзаясь угрызениями совести. – Слепая дура!

– Молчи, не надо разговаривать. Нам надо убраться отсюда поскорее и найти место, где бы ты могла согреться.

Бэрк опять ушел, но вскоре вернулся, ведя на поводу своего громадного серого жеребца.

– Мне придется тебя поднять, милая. Обхвати меня за шею. Сможешь?

Она обвила его шею левой рукой, но поднять правую так и не сумела, было слишком больно. Бэрк одной рукой подхватил ее под колени, другой обнял за плечи и медленно выпрямился, не спуская глаз с ее лица. Ее голова откинулась ему на плечо, она старалась дышать короткими ровными глотками. В ушах опять возник оглушительный шум. Кэтрин потеряла сознание.

Она очнулась от боли, которая с каждым шагом жеребца отзывалась жестокой пыткой во всем теле. Та же боль вскоре опять заставила ее погрузиться в спасительное забытье. Когда Кэтрин вновь пришла в себя, Бэрк держал ее на руках и открывал плечом дверь заброшенного строения, когда-то бывшего хуторским домиком, а теперь превратившегося в развалюху.

– Боже милосердный! – ахнул он, оглядываясь по сторонам.

Пыль и грязь покрывали все вокруг, углы были густо затянуты паутиной. Покосившийся стол, колченогий стул и грязный тюфяк на полу составляли всю меблировку. Сквозь зияющие дыры в соломенной крыше пробивался солнечный свет, а окно представляло собой пролом в стене, занавешенный прибитой гвоздями тряпицей. Однако кирпичный очаг был цел, а на укрепленной над ним полке лежали сломанные кухонные принадлежности и стояла запыленная коробка со свечами. Бэрк понял, что придется довольствоваться тем, что есть.

Он уложил девушку, все еще закутанную в широкий серый плащ, на тюфяк; потом сбросил камзол, скатал его и подложил ей под голову вместо подушки.

– Я сейчас вернусь, милая.

– Не уходи.

Она отвернулась, проклиная себя за слабость и страх.

– Кэт, я выйду только на минутку. Нож и фляжка с бренди у меня в седельной сумке, нам без них не обойтись.

Бэрк наклонился и ласково провел рукой по ее щеке.

– Я сейчас же вернусь, вот увидишь.

Закрыв глаза и стараясь ни о чем не думать, девушка стала покорно ждать, пока опять не услышала над собой его бесплотный голос. Когда она открыла глаза, оказалось, что Бэрк стоит на коленях рядом с нею.

– Пей, но только потихоньку, чтобы не закашляться. Вот так, хорошо. Теперь еще немного.

Кэтрин поморщилась, когда огненная жидкость обожгла ей горло и вызвала слезы на глазах, но послушно сделала еще глоток. Она понимала не хуже самого Бэрка, что бренди ей понадобится.

– А теперь дай мне взглянуть.

Он отвел ее руки от пропитанного кровью плаща. Она тихонько вскрикнула от испуга.

– Я не сделаю тебе больно, обещаю. Дай мне только посмотреть.

Неизвестно, что сыграло свою роль – его бережность или некоторое ослабление боли, – но Кэтрин позволила ему расстегнуть платье, расшнуровать сорочку и с бесконечной осторожностью оттянуть от раны клочья прорванной ткани. Ее грудь была обнажена, и она на миг закрыла глаза, стыдясь неизвестно чего. Бэрк легонько провел кончиками пальцев по ставшим чрезвычайно чувствительными краям раны. Спиртное возымело свое действие: лицо Бэрка стало расплываться у нее перед глазами.

– Рана серьезная, да? Скажи мне правду, Бэрк. Я умру?

Не обращая на нее внимания, Бэрк продолжал тихонько исследовать рану пальцами. Кэтрин бессознательно прикрыла рукой левую грудь.

– Пожалуйста, скажи мне.

Наконец он откинулся назад и посмотрел на нее.

– Нет, Кэт, ты не умрешь, – угрюмо ответил Бэрк, – если только мне удастся вовремя вытащить из тебя пулю этого ублюдка. А теперь лежи смирно. Не двигайся.

Она послушно закрыла глаза и почти тотчас же впала в беспокойное полузабытье.

Бэрк поднялся на ноги. Если уж всерьез приниматься за ремесло лекаря, значит, понадобится огонь и много света. Господи, как она бледна! Кровотечение заметно уменьшилось, но ему и прежде приходилось видеть великое множество ран, и он отлично знал, что Кэтрин, возможно, уже потеряла чересчур много крови и не сможет выжить. Он огляделся вокруг в поисках какого-нибудь инструмента, который можно было бы использовать наряду с ножом, чтобы извлечь пулю. Ему требовалось нечто вроде щипцов, два куска металла или проволоки, или… На стене рядом с очагом висел на гвозде совок для угля, вернее то, что от него осталось. Вся середка проржавела насквозь и выпала, но по бокам еще торчали в виде раздвоенного жала острые железные отростки. Если удастся выдернуть из ручки эту двузубую вилку, ее можно будет приспособить под щипцы. Разумеется, совок был покрыт толстым слоем грязи, как и все остальное в этой убогой халупе, но его можно отчистить и как следует прокипятить вместе с ножом. Бэрк повидал на своем веку столько хирургических операций, проводимых порой прямо под огнем на поле боя, что крепко усвоил главный урок: чем чище инструменты, которыми орудует врач, тем больше у пациента шансов выжить.

Когда Кэтрин вновь очнулась, он стоял на коленях перед закоптелым очагом, раздувая огонь. Наконец дрова занялись ярким пламенем. Увидев, как рыжеватые отблески играют на его длинных, сильных и ловких пальцах, девушка невольно успокоилась.

– Матерь Божия, помоги нам обоим, – взмолилась она, сама не замечая, что говорит вслух.

Бэрк резко обернулся.

– В чем дело, Кэт? – спросил он с усмешкой и, выпрямившись, подошел к ней. – Неужто ты и вправду думаешь, что нам понадобится вмешательство Богородицы? Я полагаю, до этого дело не дойдет. В конце концов, всему белому свету известно, что шотландская пуля не повредила бы и новорожденному младенцу. Где уж ей угнаться за крепкой великовозрастной девицей, прошедшей все огни и воды!

– Ах ты чертов ублюдок, – машинально ответила она. – Если я умру, то только по твоей вине, косолапый английский медведь…

Тут Бэрк присел на край тюфяка, и все мысли сразу покинули Кэтрин, потому что ее тело сдвинулось и грудь пронзила острая, как стрела, боль. Пришлось стиснуть зубы. Дыхание у нее пресеклось, боль кругами расходилась по всему телу, лицо покрылось испариной, а взгляд затуманился. Она попыталась заговорить, но отяжелевшие губы отказывались ей повиноваться. Ее пальцы нащупали и судорожно сжали его руку.

– О, Господи, Кэт! – выдохнул Бэрк.

Его тоже прошиб пот. Он потянулся за фляжкой и заставил ее выпить еще немного.

На сей раз глотать стало легче. Постепенно живительное тепло растеклось по жилам. Кэтрин ощутила легкое головокружение и перестала испуганно цепляться за руку Бэрка.

– Да, пусть Пречистая Дева, Святой Дух и все ангелы небесные улыбнутся нам сейчас, – она испустила богохульный смешок, – потому что никогда еще бедной девушке не случалось вверять свое бренное тело, да что там тело, всю свою жизнь в руки менее искусного лекаря.

Бэрк не смог удержаться от улыбки, заслышав эти слова, хотя в них заключалась чистая правда. Он высвободил из ее пальцев свой окровавленный носовой платок и принялся разрывать его на полосы. Улыбка Кэтрин угасла, и она подозрительно принялась следить за его действиями сквозь туман, вызванный болью и парами бренди.

Когда он потянулся к ее правому запястью, она отдернула руки, втянув сквозь зубы воздух со звуком, похожим на шипение. Ему показалось, что, если бы он не остановился вовремя, она пустила бы в ход ногти.

– Не смей! – в ужасе прошептала Кэтрин. – Убери от меня свои лапы, уж лучше мне умереть! Нет! Прочь от меня, скотина!

– Кэт, ради всего святого, помолчи…

Бэрк схватил ее за руки железной хваткой и прижал их к бокам. Превозмогая боль, Кэтрин продолжала сопротивляться, несмотря на все его попытки ее остановить. Из раны сильнее потекла кровь.

– Замри, женщина, ты что, убить себя хочешь? – закричал он в отчаянии.

Она продолжала метаться, хотя он перебросил через нее ногу. Пришлось сесть на нее верхом, прижать ее кисти к земле коленями, а плечи – руками.

– Погоди, Кэт, выслушай меня! Милая, успокойся, ты не должна двигаться!

На мгновение она затихла, охваченная слабостью, но выражение панического ужаса не покидало ее лица.

– Не надо, Бэрк, прошу тебя, не делай этого. Не надо меня привязывать, я тебя умоляю.

Такая отчаянная мольба читалась в ее взгляде, что он не выдержал и отвернулся. Ее голос перешел в захлебывающийся страстный шепот; она изо всех сил старалась не потерять самообладания. Сострадая всей душой, Бэрк мысленно дал себе зарок никогда не напоминать ей об этой страшной минуте, что бы ни случилось с ними в будущем.

– Послушай меня внимательно, Кэт. Если бы я только мог, я освободил бы тебя от этих страданий и принял бы их на себя. Но это не в моих силах. Мне придется причинить тебе боль, чтобы вынуть пулю, а ты не сможешь лежать не шевелясь.

– Смогу!

– Нет, не сможешь. А если ты дернешься, пока нож будет в ране, станет только хуже.

– Все будет хорошо, вот увидишь. Попробуй, Бэрк, я сильная, ты меня еще не знаешь. Попробуй так, и если я дернусь, тогда ладно, можешь меня связать. Клянусь, я даже слова не скажу…

Тут ее дыхание опять пресеклось, слова превратились в бессвязный лепет.

Бэрк долго молчал, наклонив голову и обдумывая стоящий перед ним выбор. Наконец он поднял взгляд и кивнул.

– Ладно, милая, – сказал он тихо, – мы попробуем.

Ее лицо изменилось прямо у него на глазах: оно стало спокойнее и уже не казалось таким смертельно бледным.

– Но ты не забудешь своего обещания?

– Честное слово, не забуду!

Бэрк отпустил ее плечи и осторожно поднялся на ноги, Кэтрин закрыла глаза. На сердце у нее было легко, словно она чудом вырвалась из смертельной ловушки: то, что eй предстояло, не шло ни в какое сравнение с опасностью, которой она только что избежала. Вот он опять затеял какую-то непонятную возню у очага, потом раздался пронзительный скрежет металла о металл. Внезапно ее охватил новый тошнотворный приступ страха. А вдруг у нее и вправду не хватит сил выдержать то, что ей грозит? Следом за этой страшной мыслью пришло воспоминание о Рори и Майкле. С того самого рокового дня она жила, терзаясь болью и сомнениями: почему, по какой таинственной и необъяснимой причине им суждено было погибнуть, а ей – выжить? Этому не было разумного объяснения. Она все вытерпит ради них, решила Кэтрин. Ради них и ради своего доброго, мягкосердечного отца, принявшего мученическую смерть во имя высшей цели, которая привела ее сюда, в эту хибару. «Ради тебя, папа», – горячо прошептала она и открыла глаза.

Над нею стоял Бэрк. Его лицо показалось ей таким встревоженным, что Кэтрин послала ему дрожащую улыбку ободрения. Он удивленно покачал головой и опустился рядом с нею на тюфяк, положив свой нож и еще какой-то уродливый металлический инструмент на кусок ткани возле ее плеча.

– А ну-ка, давай снимем с тебя все это, – предложил Бэрк, бережно стягивая с ее плеч плащ и платье вместе с сорочкой, помогая ей вытащить руки из рукавов. Голая по пояс, она бессильно откинулась на тюфяк, а он вновь укрыл ее своим плащом.

– Тебе не холодно?

Кэтрин отрицательно покачала головой: он развел в очаге такой сильный огонь, что в маленькой комнатке стало даже чересчур тепло, почти жарко. Бэрк приподнял ей голову и заставил отхлебнуть еще один глоток бренди. Дальше тянуть было невозможно, пора было приступать к операции. Протянув руку, он ласково провел большим пальцем по ее скуле.

– Ты готова?

Она нащупала его руку и тихонько пожала ее.

– Да, я готова.

И опять мимолетная улыбка на миг осветила ее лицо. Длинные ресницы опустились прежде, чем он успел заметить страх, промелькнувший в ее глазах. Она почувствовала, как он откидывает плащ с ее груди, и, услыхав металлическое позвякивание, стиснула зубы. Первый пронизывающий укол потряс ее настолько, что она невольно вздрогнула и тотчас же бросила на него панический взгляд, опасаясь, что уж теперь-то он точно ее привяжет, но Бэрк лишь крепче сжал губы и рукавом вытер пот со лба. Он присел на одно колено, чтобы стало удобнее подобраться к ране, а Кэтрин обеими руками вцепилась в плащ. Теперь она знала, чего ждать: второй укол показался ей почти терпимым, и все же она всем телом вжалась в тюфяк, словно это могло смягчить пытку, и затаила дыхание.

– Дыши, – скомандовал Бэрк.

Ей стало страшно. Казалось, стоит ей вдохнуть, как тут же ее начнут душить рыдания. Судя по всему, Бэрк твердо вознамерился ее убить: ощущение было такое, словно в грудь вонзалось, медленно поворачиваясь вокруг своей оси, раскаленное добела шило. Слезы просочились сквозь накрепко зажмуренные веки, и Кэтрин пришла в отчаяние: она ведь твердо решила, что не позволит себе заплакать!

– Дыши! – повторил он.

Теперь ее испугала тревога, прозвучавшая в его голосе, и она торопливо втянула в себя воздух. Боль стала непрерывной и нестерпимой, Кэтрин с ужасом поняла, что больше не выдержит. Жалобный стон сорвался с ее уст, а в следующее мгновение, ощутив нечеловеческую острую боль, пронзившую ее насквозь, она громко вскрикнула, несмотря на всю свою решимость. Перед ее мысленным взором промелькнула жуткая картина: ей показалось, будто Бэрк вырывает сердце прямо у нее из груди, но вслед за тем ее поглотила теплая милосердная тьма.

* * *

Она долго всплывала сквозь густой черный туман к жерлу какого-то бесконечно глубокого колодца. Вот наверху показался полукруглый темный край, а за ним – чистое небо. И наконец ее голова, а потом и плечи прорвались через непроглядную тьму к свету. Она заморгала, ослепленная его яркостью, совершенно не понимая, где находится. Рядом, правда, отвернувшись от нее, возвышалась чья-то темная фигура. Кэтрин стала напряженно вглядываться, пока не узнала Бэрка. Опершись локтями на колени, а лбом на составленные домиком руки он, казалось, дремал. Она замерла, боясь его потревожить, и стала вспоминать. При каждом вдохе в груди возникало легкое покалывание, но больше никакой боли не было. Просто она очнулась после самого глубокого сна в своей жизни.

Тихонько свесив руку к груди, Кэтрин принялась осторожно ощупывать то место, где была рана, но ничего не нашла, кроме повязки. Однако повязка была сухая, а это означало, что кровотечение прекратилось. На ней была надета расстегнутая на груди белая ночная рубашка Флоры. В тусклом свете свечи комната выглядела почти опрятно. В окне, расположенном как раз напротив тюфяка, было черно, но она понятия не имела, который теперь час или даже какой нынче день. Даже такое простое действие, как поднять руку, было ей не по силам, пришлось опять замереть в неподвижности. И все-таки даже этого небольшого движения оказалось довольно, чтобы разбудить Бэрка: в ту же самую минуту он обернулся и посмотрел на нее.

Его лицо показалось ей осунувшимся и бледным, видимо, он предельно устал. Такая глубокая борозда пролегла у него между бровей, что Кэтрин захотелось провести по ней пальцем и стереть, но она была слишком слаба, чтобы дотянуться до его лица. Он заглянул ей в глаза с жадной надеждой, поразившей и даже немного испугавшей ее, и задал тот самый вопрос, который она как раз собиралась задать ему:

– Как ты?

– Очень хорошо, – отозвалась Кэтрин после секундного замешательства. – С учетом всего.

Бэрк улыбнулся, и все его лицо преобразилось. Никогда раньше ей не приходилось видеть его таким открытым и доверчивым. Она не могла на него наглядеться.

– Бэрк, я дергалась? Я не помню.

Он взял ее руку и поднес к губам.

– Нет, детка, ты не дергалась. Ты держалась твердо, как скала.

Кэтрин торопливо вознесла к небесам благодарственную молитву, но тотчас же неодобрительно нахмурилась.

– Но я потеряла сознание, не так ли?

Он кивнул, легонько проводя губами взад-вперед по костяшкам ее пальцев.

– И слава Богу, что потеряла. Я вынул пулю и зашил тебя иголкой с ниткой. Очень аккуратно, хотя, конечно, не мне судить.

– Ты меня… зашил? – ошеломленно переспросила она.

– Именно так. Шрамик остался совсем крошечный, когда затянется, сойдет за «мушку» для кокетства. Хотя вообще-то тебе вовсе не нужно налеплять на себя «мушки», ты и так хороша.

Кэтрин прикрыла глаза, на нее навалилась такая усталость, что трудно стало следить за его словами.

– А комната? – спросила она сонно, через силу разлепляя веки. – Ты нанял горничную, пока я спала?

Бэрк опять улыбнулся. Как зачарованная, она следила за его губами. Он в последний раз поцеловал пальцы и осторожно опустил ее руку на тюфяк. Тут Кэтрин вспомнила, о чем хотела сказать ему раньше.

– Бэрк, ты был прав: я вела себя ужасно глупо. Но мне и в голову не приходило, что он собирается тебя убить, клянусь тебе. Ты мне веришь?

Его брови удивленно поднялись.

– Да, разумеется.

Она робко улыбнулась. Разумеется, он ей верит! Иначе она бы тут не лежала с раной в груди, заштопанной его руками!

– Тебе надо поспать, Кэт.

Она беспрекословно последовала его совету.

* * *

– Эй, что ты такое творишь?

– Беру твоего слона своим конем, вот что.

– Это не конь, это ладья.

– Бэрк, если ты опять собираешься жульничать…

– Жульничать? Это ты жульничаешь! Я тебе три раза говорил: кони – это камешки, а ладьи – это прутики.

– Ты сам их путаешь, когда тебе это выгодно.

– А вот уж это – самая возмутительная ребяческая ложь, совершенно недостойная тебя.

– А почему бы тебе в таком случае не записать, что есть что?

– Писать нечем и не на чем. Просто запомни, Кэт: кони – это камешки, слоны – кусочки коры…

– Я-то все помню. Это ты запомни!

Бэрк вздохнул и, откинувшись на локоть, провел рукой по лбу. Они оба лежали на тюфяке, разделенные импровизированной шахматной доской со странным набором листиков, камешков и прутиков, которую он соорудил. Кэтрин довольно улыбнулась, радуясь тому, что сумела ему досадить, и Бэрку ничего другого не осталось, как улыбнуться ей в ответ.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он в двадцатый раз за день.

– Гораздо лучше.

Это был ее обычный ответ. Но иногда ее мучили боли, и тогда он ложился с нею рядом, обнимал ее, рассказывал разные истории, заговаривал зубы, пока боль не стихала или пока она не засыпала. Кэтрин поняла, что как бы ни сложились их отношения в будущем, она всегда будет ему благодарна за это.

– Давай, делай ход, соня!

– Я сделала ход.

– Надо играть по правилам.

Кэтрин досадливо прищелкнула языком, но потом пожала плечами и двинула другую фигуру со словами:

– Некоторые мужчины просто не могут снести поражения от женщины.

Она выиграла эту партию, но заснула посреди следующей, пока он обдумывал один из своих ходов. Бэрк тихонько вытянулся рядом с нею, глядя на нее и думая о своем. В конце концов он тоже заснул.

Ему приснилось, что они целуются, лежа на земле. Неожиданно над ухом щелкнул курок. Кто-то выстрелил, он почувствовал, как пуля прожгла его насквозь и пронзила тело Кэт. Но боли не было, вместо того, чтобы умереть, они слились воедино, сердце к сердцу.

– Я умираю с голоду.

Бэрк открыл глаза и встретился взглядом с ее глазами, с этими бирюзовыми глазами, сонно моргавшими ему навстречу.

– Покорми меня.

Его охватило почти неодолимое желание ее поцеловать. Вместо этого он проворчал:

– Что-то ты уж больно раскомандовалась, Кэт. Неужели это болезнь так сказывается?

Она лишь улыбнулась в ответ ленивой полусонной улыбкой. Он поднялся на ноги и потянулся, кряхтя и растирая лицо ладонями.

– Хочешь крольчатины с луком на ужин, любовь моя? Или луку с крольчатиной?

– М-м-м… решай сам. Оба блюда кажутся мне одинаково… одинаковыми.

Бэрк принялся подогревать безвкусное тушеное мясо, которым они питались на протяжении вот уже двух дней. Кэтрин откинулась на скатанную валиком одежду, служившую им подушкой. Ей было легко и приятно наблюдать за ним молча. Вдруг она осознала, что за последние три дня они ни разу не поссорились. Эта мысль привела ее в трепет. Конечно, это не могло продолжаться долго, особенно теперь, когда им обоим стало ясно, что она не умрет. Наоборот, она с каждым днем чувствовала себя лучше, хотя правая рука по-прежнему не действовала. Но в настоящий момент между ними установилась полная гармония, и Кэтрин намеревалась наслаждаться миром, пока он длится. Что произойдет, когда она настолько поправится, чтобы продолжить путешествие? Ни он, ни она не упоминали об этом по обоюдному молчаливому уговору.

Когда жаркое было готово, Бэрк помог Кэтрин сесть и начал кормить ее руками: в заброшенном доме не нашлось ни вилок, ни ложек. Процедура проводилась уже не впервые, но чувственное ощущение, неизбежно связанное с подобным способом кормления, волновало его настолько сильно, что всякий раз Бэрк начинал сходить с ума. По выражению лица Кэт он никак не мог понять, разделяет ли она его чувства. Иногда она высовывала кончик языка, чтобы слизнуть каплю бульона с его пальцев, и он цепенел от нестерпимого желания. В этот вечер плутовка зашла настолько далеко, что даже стала посасывать его большой палец, и ему пришлось напрячь всю свою волю, чтобы сохранить внешнюю невозмутимость.

– Ты нарочно это делаешь?

Она дожевала и проглотила последний кусочек крольчатины.

– Что именно?

Бэрк целую минуту изучал выражение изумленной невинности у нее на лице.

– Ничего.

Отставив в сторону котелок с едой, он поднялся, чтобы помешать поленья в очаге, а потом опять занял привычное место рядом с нею на тюфяке, повернувшись к ней лицом и опираясь одним плечом на стену позади себя.

– В чем дело? – спросила Кэтрин, озадаченная затянувшимся молчанием и его нерешительным видом.

– Кэт…

О, черт, надо спросить прямо, вот и все.

– Зачем ты это сделала?

– Да что я такого сделала?

Бэрк скривился в нетерпеливой гримасе, и Кэтрин отвернулась. Он взял ее руку и крепко сжал.

– Скажи мне зачем.

Было бы нелепо делать вид, будто она не понимает, о чем идет речь, но правда заключалась в том, что Кэтрин и сама не знала ответа. Она об этом просто еще не задумывалась ни тогда, ни после, и ей не хотелось делать это сейчас.

– Потому что не хотела, чтобы он тебя убил.

Она покраснела, прекрасно понимая, насколько неубедительно звучит ее ответ.

Бэрк взял ее за подбородок и заставил взглянуть себе в глаза.

– Ну вот, я сказала зачем.

Взгляд его голубых глаз приковал ее к себе. Как завороженная, она следила за отсветами огня на его коже, за движением чувственных губ, пока он говорил.

– Этого недостаточно.

Он придвинулся ближе, его голос перешел в шепот. Кэт казалась ему такой прекрасной в неверном, колеблющемся свете очага и единственной свечи! Конечно, он хотел получить правдивый ответ на свой вопрос, но сейчас ему казалось, что нет на свете ничего важнее, чем обнять ее.

– Ты вскинула руки над головой, – прошептал Бэрк, – чтобы сделать из себя мишень покрупнее. Это был не просто порыв, ты сделала это нарочно. Зачем?

Он поглаживал ее горло, она ощущала на губах его дыхание. Глаза Кэтрин закрылись сами собой.

– Чего ты от меня ждешь? Что я должна сказать? – еле выговорила она, упираясь левой рукой ему в грудь то ли для того, чтобы оттолкнуть его, то ли удержать.

Бэрк и сам не знал, какой ответ хочет услышать. Он тоже не смог бы объяснить ей многого на словах, но в эту минуту, когда его руки скользили по ее нежной коже, ему пришло в голову, что есть способ обойтись и без слов.

– Почему от тебя всегда так хорошо пахнет? – рассеянно спросил он, зарывшись носом в волосы у нее за ухом.

На этот вопрос у Кэтрин тоже не было ответа. Зато у нее промелькнула смутная мысль, что, если держать глаза закрытыми, можно сделать вид, будто ничего не происходит, хотя на самом деле притворяться было трудно.

– Бэрк, что ты делаешь?

Ее пальцы крепче вцепились ему в рубашку, когда он приник к ее губам. Ей хотелось, чтобы поцелуй продолжался бесконечно, и все же она вздрогнула, когда Бэрк заставил ее раскрыть губы. Его теплый язык скользнул ей в рот, и она что-то невнятно промычала в знак протеста, но этот звук перешел в сладострастный стон, когда он начал тихонько ласкать ее с удивительной нежностью, какой никогда не выказывал прежде.

– Бэрк, не надо… – сумела выдохнуть Кэтрин, когда он оставил ее губы и начал целовать глаза и щеки, однако ее собственные пальцы, вплетаясь ему в волосы, говорили совсем о другом.

– Но я хочу этого. – Бэрк ловко расстегивал ночную рубашку, а она ничего не предпринимала, чтобы ему помешать. – И ты тоже хочешь.

Глядя ей прямо в глаза, он просунул руку в разрез рубашки и обхватил ладонью левую грудь, поглаживая ее легкими, как будто ленивыми движениями, пока Кэтрин, не выдержав, не спрятала от него лицо.

– Тебе нравится?

Ее ответ опять вышел невнятным. Бэрк стал целовать маленький розовый сосок, прислушиваясь к торопливым беспомощным стонам, которых она не в силах была заглушить.

– Зачем ты это делаешь?

У нее непроизвольно сжимались пальцы, дыхание стало частым и неровным. Вместо ответа он откинул плащ, служивший одеялом, к изножию постели.

– О, Господи, нет, мы не должны…

Но его рука была уже у нее под рубашкой; не прекращая поцелуя, он заставил ее развести ноги.

– Я… я не могу, мне это повредит, – выдохнула она прямо ему в рот, втайне понимая, что ее слова не могут быть правдой. – Ты говорил, что мне нельзя двигаться, ты сказал…

– Молчи. Лежи тихо, я сам все сделаю.

Теперь он не смог бы остановиться, даже если бы она стала его умолять. Ему давно уже хотелось доставить ей такое удовольствие, близость ее тела, столь соблазнительного и уже так хорошо ему знакомого, сводила его с ума, к тому же в последние дни между ними установилось поразительно нежное взаимопонимание.

– Позволь мне, Кэт. Да. Не спорь.

Он отыскал самое чувствительное место и услышал, как у нее перехватило дух. Она все еще пыталась овладеть собой, сохранить самообладание, но его терпение было неистощимо.

– Не сопротивляйся, – прошептал Бэрк, осыпая поцелуями ее шею, – просто расслабься. Тебе будет очень приятно.

Кэтрин сделала последнюю отчаянную попытку сдержаться, но у нее ничего не вышло. Ее отклик оказался бурным и страстным, а Бэрк все затягивал до бесконечности сладкую муку, пока ее голова не откинулась назад, а рот не раскрылся в безмолвном крике. Увидев, как вытянулась и напряглась ее стройная шея, а затем и все тело, он наклонился и обнял ее, осыпая поцелуями, повторяя вновь и вновь ее имя, пока содрогания не стихли.

На щеках у нее блестели слезы.

– Я сделал тебе больно? – обеспокоенно спросил он шепотом.

Она не ответила.

– Почему ты плачешь, Кэт? Неужели стесняешься?

Кэтрин отвернулась. Ему хотелось успокоить ее, утешить, он чувствовал себя таким счастливым, словно сам испытал наслаждение. Ее нежная кожа увлажнилась от испарины. Бэрк лизнул языком маленькое, розовеющее, как морская раковина, ушко и тихонько подул на него. Потом он опять попытался поцеловать ее в губы, но Кэтрин не позволила.

Ей хотелось оттолкнуть его, но овладевшая всем телом приятная расслабленность не оставила сил на сопротивление. Когда она наконец заговорила, ее голос зазвучал тонким, дребезжащим фальцетом, заставившим его улыбнуться:

– Тебе не следовало это делать. Я этого не хотела.

Это была явная неправда, но Бэрк любезно промолчал, поглаживая ее волосы и вдыхая их чистый запах.

– Ты воспользовался моей слабостью, – стояла на своем Кэтрин. – Нарочно выбрал время, когда я совершенно беспомощна и уязвима. Ты поступил как последняя скотина.

Бэрк виновато кивнул.

– Это было омерзительно, – она все больше начинала горячиться. – Разве порядочный человек может себе такое позволить по отношению к беззащитной больной? И ты еще считаешь себя джентльменом!

– Ну это уж слишком! Извини, но ты…

Бэрк сел на тюфяке и заглянул ей в лицо. Ее глаза, все еще не просохшие от слез, горели праведным негодованием, щеки пошли пятнами.

– Я не могла сопротивляться, боялась, что рана откроется! А ты это знал и самым гнусным, самым подлым образом воспользовался моим беспомощным положением! Будь ты проклят, Джеймс Бэрк…

– Эй, эй, полегче! Послушай, Кэт, ты была совсем не против и не говори мне, что тебе это пришлось не по вкусу.

– Ах ты поганый сукин сын… Перестань на меня таращиться, черт бы тебя побрал! Убирайся! Пошел вон!

– Вон? Посреди ночи?

– А мне плевать!

Она отталкивала его, насколько хватало ее слабых сил, и Бэрк испугался, что рана действительно откроется. Наградив ее торопливым поцелуем, который она немедленно стерла с губ тыльной стороной ладони, он сказал:

– Ну ладно, ладно, я ухожу.

Ему пришло в голову, что стоит, пожалуй, наколоть дров: это могло бы отвлечь его от телесных вожделений, вдруг властно заявивших о себе. Кэтрин демонстративно повернулась к нему спиной, и он встал.

– Тебе нечего стыдиться, любовь моя, – мягко сказал Бэрк, обращаясь к ее затылку.

Спина девушки, казалось, еще больше окаменела.

– И не надейся, что я стану извиняться, потому что я ни о чем не жалею, – тут он многозначительно понизил голос, – да и ты, полагаю, тоже.

В ответ она издала какой-то нечленораздельный, но явно негодующий возглас. Бэрк отошел к двери и, уже взявшись за ручку, добавил:

– И еще, Кэт, я должен сказать, что ты была бесподобна.

– Вон!

Он засмеялся.

– Иду, иду.

Когда за ним закрылась дверь, Кэтрин откинулась на подушку и закрыла лицо руками. Слезы пришли сразу же и ручьем хлынули по щекам, щекоча и обжигая. Наконец, устав плакать, она вытерла глаза и начала ругаться вслух, награждая Джеймса Бэрка самыми страшными бранными словами, какие ей были известны, пока не истощила вес! свой богатый запас. После этого ей ничего другого не осталось, как задуматься.

Какой подлый трус, какой мерзавец! Он ее использовал, вот в чем дело. И еще имел наглость заявить, что ей нечего стыдиться! И в самом деле нечего! Она же ничего дурного не сделала! Это он воспользовался своим преимуществом, чтобы самым бессовестным образом захватить ее врасплох в минуту слабости, а она только… она только…

Кэтрин опять закрыла лицо руками и бессильно расплакалась. Она только хотела, чтобы эта медленная, обжигающая, божественная пытка длилась вечно. О, Господи! Как она могла допустить, чтобы он трогал ее там? А потом… как можно было ему позволить смотреть на себя, пока она… Она съежилась, укрывшись плащом с головой. Никогда, никогда ей не пережить этого позора! Но это все его вина, только его! Он вел себя как животное и заслуживает хорошей порки за то, что сделал.

У нее появилось смутное ощущение, что она несколько переусердствовала в своем возмущении. Сделанного не воротишь, что было, то было, вот и все, теперь это в прошлом. Надо успокоиться. Она вовсе не рабыня собственных страстей, она разумная женщина. То, что произошло, было всего лишь случайностью, недоразумением. Он застал ее врасплох в тот момент, когда она была не в силах противостоять атаке, только и всего. Любой мужчина смог бы это сделать в сложившейся ситуации.

Но каждый нерв в ее теле все еще сладко ныл при воспоминании о пережитых ощущениях. Все было так чудесно, пока длилось, все казалось таким правильным, таким… неизбежным. И потом… все последние дни Бэрк был с нею так добр, так ласков… Он служил ей островком спасения в бурном море страха и боли. Они стали почти друзьями или даже любовниками…

Любовниками? Ха! Какая же она дура! Ее пальцы судорожно комкали плащ. Она разорвала бы его в клочья, если бы хватило сил. Любовники! Надо же такое вообразить! Да он просто пытался ее умаслить, втереться к ней в доверие, чтобы легче было ее унизить. Ну ничего, она ему отплатит за все. Найдет способ. Она еще не знала, что именно сделает, но знала твердо, что в один прекрасный день настанет его черед корчиться от унижения (в точности, как он заставил ее сегодня!), а она с удовольствием посмеется над ним.

Кэтрин решительно вытерла глаза и застегнула сорочку. Ей стало немного легче. Со сдавленным стоном она села в постели, оперлась руками о тюфяк позади себя и свесила ноги, перетащив их через низкий край.

Оказалось, что этого делать не следовало. Тошнотворная волна головокружения накрыла ее, и Кэтрин упала на спину, даже не успев понять, в чем дело. Ошеломленно глядя в потолок, она попыталась восстановить дыхание и понять, не открылось ли новое кровотечение. В груди глухо пульсировала боль, тупая и в общем-то вполне терпимая. Через минуту девушка схватилась за края тюфяка обеими руками и, задыхаясь от усилия, опять заставила себя принять сидячее положение. Она сидела тихо-тихо, пока дыхание не успокоилось, потом подтянулась поближе к краю. Увы, кроватный столбик, за который можно было бы уцепиться, чтобы встать, отсутствовал, пришлось подниматься своими силами. Голый пол холодил босые ступни. В глубине души Кэтрин понимала, что еще не готова к подобным подвигам, однако желание вновь стать сильной и избавиться от постыдной ранимости, чтобы больше не становиться легкой добычей для Бэрка, пересилило доводы разума, толкнув ее на необдуманные и поспешные действия. Не долго думая, она поднялась на ноги.

Комната моментально закружилась вокруг нее каруселью, тело покрылось холодной испариной. Она стояла, пошатываясь и изо всех сил стиснув зубы. Кэтрин отчетливо осознавала, что если упадет, то последствия будут плачевными. Но понемногу все успокоилось, комната уже не кружилась, а только плыла у нее перед глазами, и Кэтрин сделала робкий шаг вперед, потом еще один. Ноги плохо слушались ее, зато решимость была велика: до дальней стены тесной комнатушки она добралась меньше чем за две минуты. Цепляясь за стену, Кэтрин стала судорожно глотать воздух полным ртом, ее начала пробирать дрожь, вскоре перешедшая в сотрясающий озноб. Слезы бессилия хлынули из глаз, когда она поняла, что без посторонней помощи ей не преодолеть обратный путь до постели. А если послушаться подгибающихся, ставших как будто ватными коленей и соскользнуть по стене на пол, она ни за что не сможет снова подняться своими силами. Мысль о том, что придется ползти, почему-то привела ее в ужас. А что, если Бэрк вернется как раз в эту минуту и застанет ее? Едва лишь подумав о такой возможности, она издала безнадежный стон и стукнулась головой о стену. Бэрк вошел в комнату именно в этот момент.

Он увидел ее сразу же: она стояла чуть слева от него. У него перехватило дух, и он с грохотом выронил охапку дров, которую нес в руках.

– Какого черта? Что ты, гром тебя разрази, делаешь? – воскликнул Бэрк.

Гнев и тревога боролись за верховенство на его гордом лице.

– Не смей со мной так разговаривать! – закричала она в ответ, торопливо смахивая со щек предательские слезы. – И не вздумай ко мне прикасаться! Ни-ко-гда, слышишь ты, подлый, трусливый ублюдок! Хочешь знать, что я делаю? Я хожу, к твоему сведению, и не нуждаюсь в твоих советах, чтобы… – Чтобы что? – …чтобы решать, что мне делать и чего не делать! – неуклюже закончила Кэтрин. – А теперь отстань, я сама справлюсь.

Она сделала решительный шаг в сторону от него, и пол стремительно вздыбился ей навстречу. Бэрк подхватил ее как раз вовремя: еще секунда, и она ударилась бы об пол. На какой-то миг Кэтрин потеряла сознание; придя в себя, она обнаружила себя на полу в объятиях Бэрка, он растирал ей виски и пристально заглядывал в лицо.

– Я не упала в обморок, – проговорила она дрожащим голосом, – нет, нет, я не упала в обморок.

– Нет, конечно, нет.

– Не надо мне поддакивать!

– Я скорее поднекиваю, – улыбнулся Бэрк.

Ее гнев стал стремительно улетучиваться. Кэтрин попыталась вернуть его назад, но он уплывал, как последнее облако после бури. «И все же я с тобой расквитаюсь, Джеймс Бэрк!» – пообещала она себе, но теперь это прозвучало просто как громкая фраза, лишенная мстительности. Чего ей действительно хотелось, так это закрыть глаза и прижаться головой к его груди. Стук его сердца был сильным и ровным, ей приятно было слушать это мощное биение. Она ощутила прикосновение его губ у себя на лбу, и ей показалось, что им там самое место. Мечтательная полуулыбка растянула уголки ее собственного рта, и она погрузилась в чудесный сон.

* * *

Еще не рассвело, когда Кэтрин услышала, что Бэрк встал, оделся и вышел во двор. Последнее время он очень мало спит, отметила она про себя, передвигая ноги на согретую его телом половину тюфяка. Сама она в отличие от него спала чуть ли по двадцать часов подряд. К ней понемногу стали возвращаться силы. После того как позавчера он застал ее за попыткой пройтись, Бэрк взял с нее слово больше не вставать с постели в его отсутствие и без его помощи. Вчера она дважды вставала и ходила по комнате, опираясь на его руку. В первый раз прогулка удалась на славу, Кэтрин продержалась на ногах целых десять минут, но во второй раз слишком быстро устала. Ей пришлось тяжело повиснуть на нем, пока он тащил ее в постель. Она надеялась, что сегодня все получится еще лучше, ей все не терпелось поскорее выздороветь. Силы нужны были ей сейчас, немедленно.

Уставившись на светлеющее за окном небо, Кэтрин беспокойно заворочалась в постели. Хотелось есть, но крольчатина с луком уже успела опротиветь ей до смерти. Ей стало зябко, и она поплотнее запахнула вокруг плеч плащ Бэрка: по комнате гуляли сквозняки и почти всегда было холодно, как бы он ни старался развести огонь побольше. Им еще повезло, что погода стояла сухая, но Кэтрин прекрасно понимала, что удача не может длиться вечно. Страшно было даже подумать о том, каково будет лежать на этом тюфяке, глядя, как дождь хлещет прямо сквозь дыру над головой. Она знала, что Бэрку тоже хочется поскорее распроститься с этим местом, возможно, даже больше, чем ей самой, однако ее томительно затянувшееся выздоровление удерживало их в полуразрушенной лачуге. Она обещала не вставать с постели в его отсутствие, но ведь слово было дано позавчера, когда она чувствовала себя гораздо более слабой, нетвердо стоящей на ногах и склонной к головокружению. Нет, конечно, это обещание не относится ко дню сегодняшнему, сказала себе Кэтрин, откидывая импровизированное одеяло и осторожно поднимаясь на ноги.

Ну вот. Все отлично, голова почти не кружится. Сейчас она пойдет и помешает дрова в очаге. По крайней мере от нее будет хоть какой-то толк.

Наклонившись за палкой, которую Бэрк использовал вместо кочерги, она тотчас же поняла, что это было ошибочное решение. Пришлось прислониться лбом к голой каменной стенке над камином, делая глубокие вдохи, чтобы переждать приступ дурноты. В очаге с треском переломилось полено, вылетела искра. Кэтрин вздрогнула и посмотрела вниз. Ее ночная сорочка занялась огнем.

Испуганно вскрикнув, она принялась хлопать себя ладонями по подолу. Полетели еще искры, и в мгновение ока рубаха, которую Бэрк вывесил сушиться над очагом, вспыхнула и сердито заполыхала прямо ей в лицо. Девушка взвизгнула и неуклюже отскочила, все еще продолжая сбивать рукой искры, плясавшие по подолу ее сорочки. Деревянный шест, на котором висела рубашка Бэрка, исчез в дыму и пламени. Кэтрин мучительно закашлялась. Вода, ей нужна вода… Она заметила кружку возле постели, схватила ее и выплеснула содержимое на пламя. Единственным результатом стало быстро затихшее шипение. С головокружительной скоростью огонь пополз по сухим половицам и начал лизать стены. Жар усилился вдвое, втрое, рев пламени сделался оглушительным, пока она стояла, оцепенев, словно прикованная к месту. Кусок ткани, полуприкрывавший окно, вспыхнул и мгновенно превратился в сноп пламени. Кашляя и страдая от боли, не в силах двигаться и даже думать, Кэтрин наконец вспомнила о плаще Бэрка. Трясущимися от страха руками она подняла его с постели и попыталась затушить огонь, набросив на очаг плотную шерстяную материю. Если бы она подумала об этом минутой раньше, уловка могла бы сработать, но теперь было слишком поздно. Осознав ошибку, девушка отступила. Слезы лились по ее щекам, ей никак не удавалось отдышаться. Жар был так силен, что ее плоть готова была расплавиться.

Надо было выбираться, иначе она могла погибнуть. Но если лачуга сгорит дотла… Куда же им тогда деваться? Ее разум отказывался заглядывать в будущее дальше, чем на миг. Если бы только ей удалось поднять с пола тюфяк и накрыть им пламя… Впрочем, даже если бы у нее хватило на это сил, возможность была упущена: Кэтрин поняла это в следующую секунду, когда огонь добрался до потолка и оттуда посыпались пылающие пучки соломы. Вот загорелся плетеный половик, когда-то служивший ковром, от него повалил густой и удушливый черный дым. У нее больше не осталось выбора. Еле держась на ногах, Кэтрин подхватила с полу в изножии постели свои башмаки, сорвала плащ с гвоздя у двери и заковыляла наружу, жадно вдыхая холодный чистый воздух.

Она упала на землю в нескольких шагах от пожарища. Немного отдышавшись, она прислонилась к стволу дерева и успела увидеть, как развалюха обрушилась с оглушительным треском. Голова у нее гудела, запах гари душил, вызывая тошноту, дыхание стало хриплым, каждый вдох мучительно обжигал легкие. Холод начал пробирать ее до костей, хотя кожа горела. Губы сами собой прошептали имя Бэрка, и он вдруг появился, словно вызванный заклинанием.

Но он ее не заметил, он стремительно подбежал к груде все еще пылающих развалин и принялся торопливо раскидывать в разные стороны горящие поленья и пуки соломы. Ей показалось, что он зовет ее, но расслышать его голос за ревом огня было невозможно.

– Бэрк! Я здесь…

Едва проговорив это, Кэтрин почувствовала, что горло у нее окончательно сдавило судорогой, и закашлялась. Бэрк углубился в достававшие ему до пояса развалины, не обращая внимания на огонь. Каким-то чудом ей удалось подняться на ноги и даже издать возглас. Когда она была на полпути к нему, он бережно обернулся и увидел ее.

Бэрк подбежал к ней в ту самую минуту, когда колени у нее подломились; подхватив ее на руки и чертыхаясь, он отнес ее в безопасное место.

По следам за пережитым испугом и наступившим сразу после него невыразимым облегчением к Бэрку пришло бешенство.

– Вот чертова кукла! Как ты это сделала, Кэт? И что, черт побери, прикажешь теперь делать мне? Ах ты тупая, бестолковая, косорукая…

Он осыпал ее бранью, а его руки тем временем лихорадочно ощупывали ее тело в поисках повреждений. Гнев угас, как только он понял, что она расстроена даже больше, чем он сам, да к тому же еще перепугана до полусмерти и измучена болью, хотя и не ранена. Бэрк принялся шептать ее имя, ласково поглаживая, утешая, прижимая к себе, пока она не перестала дрожать.

– Как это случилось? – спросил он, наконец успокоившись.

– Я…

Она сделала беспомощный жест, ее сорванный голос напоминал глухое карканье.

– …Это долгая история.

– Не сомневаюсь.

Он смахнул пепел с ее волос и вновь привлек к груди, слушая ее затрудненное дыхание.

– Выдержишь верховую прогулку? Мы не можем здесь больше оставаться.

– А куда мы поедем? – с трудом выговорила Кэтрин, морщась от усилия. – Вряд ли я продержусь до самого Ланкастера.

Бэрк коротко и нетерпеливо мотнул головой.

– Мы не поедем в Ланкастер, Кэт. Мы поедем домой.

– Домой, – отозвалась она слабым эхом. – Да, Бэрк, давай поедем домой.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

16

– Неужели ты здесь живешь? – охрипший голос Кэтрин был еле-еле слышен.

Привалившись головой к плечу Бэрка, она изумленно оглядывала грандиозное сооружение из розового кирпича с колоннами, башенками, балконами и лоджиями под названием Уэддингстоун. Дом казался таким огромным, что невозможно было представить его в качестве жилища для одной лишь не слишком многочисленной семьи. Сначала она подумала, что это, должно быть, какое-то правительственное здание или загородная королевская резиденция, или по крайней мере гранд-отель.

– Да, это мой дом, – заверил ее Бэрк.

В его голосе прозвучала плохо скрываемая гордость. Он натянул вожжи, и они медленным шагом проехали по длинной парадной аллее между старыми липами.

Склонявшееся к закату солнце все еще золотило розовые стены, в его лучах дом выглядел не таким монументальным, более человечным. Кэтрин сонно заморгала, пытаясь вообразить, как проходило детство Бэрка в этом огромном дворце. Оказалось, что представить себе такую картину совсем не так уж и трудно. Напротив, этим многое объяснялось.

– О, Боже, а это что такое? – воскликнул он.

Она вскинула голову и увидела, что Бэрк хмурится, глядя на высящиеся в три этажа строительные леса, закрывавшие все восточное крыло здания.

– А-а-а, понимаю, очередная фантазия моей мачехи, – догадался он. – А теперь слушай меня внимательно, Кэт. Ты не спишь?

– Нет, не сплю.

Она проспала почти всю дорогу, привалившись к нему боком.

– Тебя зовут Кэтрин Пелл, ты вдова. Мы познакомились в гостинице в Бьюкасле; там случился пожар, и ты пострадала. Я привез тебя домой для выздоровления. Запомнила?

Кэтрин покорно кивнула. В том, что Бэрк решил скрыть от своей семьи, кто она такая на самом деле (вернее, кем он ее считал), таилось нечто чрезвычайно важное, но она чувствовала себя слишком слабой и измученной, чтобы это осмыслить. У нее еще будет время подумать. Пока же ее ошеломила сложность новой роли, которую ей предстояло сыграть: настоящей леди, прикидывающейся шлюхой, придется изображать из себя настоящую леди!

– Как ты себя чувствуешь, милая?

– Я рада, что мы здесь, – прошептала Кэтрин.

У нее не хватило сил сказать ему, что еще одна миля – и она просто упала бы замертво.

Элегантная карета, запряженная четверкой прекрасно подобранных гнедых коней, стояла у подножия величественной мраморной лестницы в три марша высотой, возница и два лакея в безупречной ливрее замерли рядом. Бэрк остановил жеребца немного поодаль как раз в ту минуту, когда массивные входные двери распахнулись. Дворецкий почтительно посторонился, пропуская вперед трех великолепно одетых дам, направлявшихся к карете. Увидев вновь прибывших, они, словно по команде, застыли на верхней ступеньке. Но вот самая юная из них, высокая и тоненькая, как ивовый прутик, девушка лёт шестнадцати с черными волосами и серыми глазами совсем не по-солидному взвизгнула и бросилась вниз по ступенькам. На ходу она слегка, но все-таки заметно прихрамывала. Кэтрин не могла сдержать улыбки, услышав радостный и сердечный смех Бэрка: это был новый, совсем непривычный для нее звук. Не успел он соскочить с лошади, как девушка бросилась ему на шею. Он оторвал ее от земли и закружил по воздуху. Она приветствовала его счастливым криком. Они были так искренне рады друг другу, что Кэтрин, несмотря на болезнь и усталость, не могла от всего сердца не порадоваться, глядя на них.

– Джеймс!

Девушка наконец высвободилась из его объятий, когда к ним подошла вторая из дам, молодая женщина весьма примечательной наружности с поразительно светлыми, почти белыми волосами. В ее голосе, когда она окликнула его по имени, прозвучало более сдержанное, но явственное волнение. Она плавно заключила его в объятия и поцеловала прямо в губы. Кэтрин отвернулась и встретилась взглядом с черноволосой девушкой, глядевшей на нее с неприкрытым любопытством.

– Оливия, – с небрежной улыбкой обронил Бэрк, осторожно высвобождаясь из длинных цепких рук, обвивших его шею. – Рад тебя видеть. И вас тоже, Рената.

Он склонился над рукой последней из дам, солидной матроны, украсившей свои тщательно уложенные седые волосы громадным страусовым пером.

– Итак, Джеймс, ты вернулся домой. Твой отец будет несказанно рад тебя видеть.

Леди Рената пыталась изобразить на лице приветливую улыбку, но ей нелегко было отвести взгляд от странной, неприлично растрепанной молодой особы, все еще сидевшей на спине серого жеребца.

Бэрк поднял руки, чтобы помочь ей. Кэтрин положила левую руку ему на плечо, правая по-прежнему почти не действовала и бессильно свисала плетью. Она едва не рухнула прямо на него, когда он снял ее с лошади, земля у нее под ногами опасно закачалась. Пришлось опереться о бок жеребца, чтобы сохранить равновесие. Справившись наконец со слабостью, Кэтрин призвала на помощь всю свою выдержку и обернулась к трем глядевшим на нее во все глаза женщинам. Обожженный край ночной сорочки откровенно выглядывал из-под плаща, над коричневой кожей башмаков белела полоска ее собственной кожи, голой и беззащитной. Спутанные, взлохмаченные волосы были грязными, лицо выпачкано сажей. Опять ее начала пробирать дрожь, улыбка, которую она пыталась сохранить, никак не держалась на губах. Голос Бэрка доносился до нее словно из глубокого колодца: он представил ее как миссис Пелл и что-то рассказал о пожаре. Старшая из женщин была его мачехой, а красавица блондинка – его сводной сестрой. Ну а молоденькая девушка – это, конечно, леди Диана, его родная сестра. Кэтрин понимала, что попытка сделать реверанс заранее обречена на провал, и ограничилась легким наклоном головы. Потом Бэрк повел ее к дому, слегка придерживая рукой за талию, и она обвела безнадежным взглядом чудовищную громаду белых мраморных ступеней, вдруг показавшуюся ей выше любой из египетских пирамид. Кэтрин самоотверженно сделала шаг. Потом еще и еще один. На четвертой ступеньке желтые искры у нее перед глазами замелькали со страшной быстротой, она зашаталась и почувствовала, что валится назад. Кто-то вскрикнул. Бэрк в последнюю секунду схватил ее под руку, больно вывернув плечо. Потом стало черно.

Открыв глаза, она увидела над собой целый хоровод склонившихся лиц. Несколько пар глаз уставились на нее со смесью любопытства и тревоги. Кэтрин отыскала среди них лицо Бэрка, как Полярную звезду, указывающую путь в ненастную ночь, и обнаружила, что именно он держит ее за руку. Она начала говорить.

– Знаю, знаю, – опередил ее Бэрк, – вы не упали в обморок.

Кэтрин улыбнулась. Они обменялись заговорщическим взглядом, который, впрочем, не прошел незамеченным для остальных.

– Обхватите меня рукой за шею.

Она повиновалась, и он подхватил ее с холодного мрамора, словно она ничего не весила.

– Миссис Пелл нездорова, – пояснил Бэрк, хотя это и так было очевидно. – У нас найдется комната, готовая для приема гостей?

– Разумеется, – заговорила леди Рената. – Полагаю, что Голубая комната в Западном крыле как раз подойдет.

В ее голосе, когда она называла части здания и комнаты Уэддингстоуна, отчетливо слышались заглавные буквы. Диана удивленно нахмурилась.

– Но почему? Ведь…

– Да, Голубая комната это именно то, что нужно, – перебил ее Бэрк.

Несомненно, у ее светлости имелись свои причины, чтобы разместить гостью со слабым здоровьем в уединенной комнате, подальше от любопытных глаз, но и он хотел того же.

Высокий царственный дворецкий появился рядом с молодым хозяином.

– Послать за доктором, милорд?

– Пока не нужно, Ноул. Я дам вам знать, если это понадобится.

– Хорошо, милорд.

Кэтрин прижалась щекой к плащу Бэрка и устало взглянула на Оливию, глаза которой оказались на одном уровне с ее глазами. Сводная сестра была несомненно хороша собой, с интересной бледностью на лице, отчасти вызванной щедрым применением рисовой пудры. Ее бархатная накидка лавандового цвета и шикарная розовая шляпка олицетворяли последний крик моды, а ее горничной, должно быть, пришлось потратить не один час на воздвижение замысловатой прически из этих странных, белых, как кость, волос. В холодных голубых глазах не было ни малейшего намека на дружелюбие, нет, они разглядывали лицо и фигуру Кэтрин с бесцеремонным любопытством. Самой Кэтрин уже не раз приходилось встречать подобный взгляд – взгляд женщины, оценивающей силы возможной соперницы, но одна лишь мысль о схватке с Оливией в эту минуту по какому бы то ни было поводу лишила ее последних сил. Кэтрин закрыла глаза, временно уступая поле боя, и с облегчением почувствовала, что Бэрк повернулся и начал подниматься вверх по ступеням.

Громадный холл с антресолями, как она и предполагала, своим великолепием ничуть не уступал фасаду дома. Стены пастельных тонов были обильно украшены лепниной, а высокий потолок расписан фресками. Мраморные и бронзовые бюсты именитых предков мрачно взирали из ниш, проделанных в нижней части массивного карниза. Ступени великолепной изгибающейся лестницы с ажурными перилами из кованого железа были вырезаны из дуба и инкрустированы ореховым деревом.

Похоже, все три дамы вознамерились сопровождать их вверх по лестнице вместе с дворецким и парой горничных. Бэрк обернулся к ним.

– Рената, будьте добры предупредить отца, что я здесь и скоро спущусь поговорить с ним. Ноул, ваша помощь мне не потребуется. Встретимся за ужином, Оливия. Диана, пойдем со мной, ты мне поможешь.

Оливия обменялась с матерью сдержанным, но полным растущей тревоги взглядом. Бэрк не обратил на него внимания, а вот Кэтрин все прекрасно поняла, несмотря на свое состояние.

Они взобрались, как ей показалось, на сотню ступеней и пересекли пару дюжин бесконечных коридоров с высокими потолками, богато отделанных и обставленных. Слуги почтительно кланялись, горничные приседали, когда они проходили мимо, и провожали их удивленными взглядами. Диана еле удерживалась, чтобы не забросать брата вопросами прямо на ходу, но хорошее воспитание не позволяло ей задавать их в присутствии Кэтрин. Наконец они подошли к закрытой двери в конце длинного и мрачного коридора. Диана распахнула эту дверь, и взору Кэтрин предстала просторная, но уютная спальня, украшенная узорчатыми гобеленами в голубых тонах, с натертым до блеска паркетным полом. На массивной кровати красного дерева могли бы свободно разместиться три, а то и четыре человека.

– Откинь, пожалуйста, покрывала, Ди, – попросил Бэрк. – И закрой дверь.

Он уложил Кэтрин на белую шелковую простыню и сел рядом с нею. Вернувшись от двери, Диана нерешительно остановилась у кровати, сложив руки на груди и не зная, что ей делать дальше.

Кэтрин совсем не ощущала боли в ране, но была едва жива от усталости. Она обвела брата и сестру полусонным взглядом, поражаясь сходству. У Дианы были такие же, как и у Бэрка, блестящие черные волосы и бледный, но здоровый цвет лица, оба могли похвастаться самыми прямыми, длинными и аристократичными носами на свете. Диана отличалась лишь светло-серым цветом глаз, да в очертаниях нежных женственных губ не хватало решительности и чувственности, которыми природа столь щедро наградила рот ее брата. Тем не менее даже в шестнадцать лет эта девушка вся светилась изнутри неброской, но полной достоинства красотой, несмотря на легкую хромоту, которую она тщетно пыталась скрыть. Она выжидательно смотрела на Бэрка, и ее глаза расширились до неимоверных размеров, когда он прямо при ней начал расстегивать плащ Кэтрин, а потом и ее ночную рубашку.

– Я п-п-позову горничную, – пробормотала Диана, отворачиваясь.

– Нет, Ди, не надо. Поди сюда и сядь.

Он указал на другой край постели. Она заколебалась, но все-таки обошла кровать и села.

– Я вижу, ты стала совсем большая, Мышонок, – улыбнулся Бэрк, глядя на нее с нежностью.

– Мне через два м-м-месяца будет семнадцать.

– Да, я знаю. Со времени нашей последней встречи ты успела превратиться в очаровательную юную леди.

Диана покраснела и опустила глаза, всем своим видом показывая, что не верит ему.

– Я вынужден просить тебя об одолжении, Мышонок. Не хотелось бы, но приходится. Другого выхода нет.

– Все, что хочешь, Джейми. Ты же знаешь.

– Прежде всего учти, что надо будет сохранить все в строжайшей тайне.

Эту новость Диана встретила с восторгом, и Бэрк не смог удержаться от улыбки, заметив промелькнувшее у нее на лице выражение живейшего любопытства.

– В тайне ото всех, даже от отца.

Диана взглянула на Кэтрин.

– Это касается м-м-миссис Пелл, не так ли?

– Да. Ты можешь звать ее Кэтрин:

И опять Бэрк невольно улыбнулся, глядя, как женщины обмениваются церемонными кивками.

– А теперь слушай внимательно, пока Рената не прислала сюда горничную. По причинам, о которых я сейчас говорить не могу, крайне важно, чтобы никто не узнал о подлинном характере заболевания миссис Пелл. Ей понадобится чья-то помощь для совершения туалета. Большую часть времени ей будет прислуживать горничная, но для мытья и переодевания нам нужен кто-то, кому мы могли бы доверять.

Диана безмолвно взирала на брата широко раскрытыми глазами.

– А каков п-п-подлинный характер заболевания миссис Пелл? – спросила она робко.

– Пулевое ранение в грудь.

Кэтрин залилась румянцем и прикрыла глаза рукой. Ей казалось, что от нее ждут каких-то объяснений, но в голову ничего не приходило.

– В-в-вот как…

Диана, по-видимому, тоже не знала, что сказать.

– Подробности не имеют значения, но тебе следует знать, что миссис Пелл подставила свою грудь под пулю, предназначенную мне.

Он ласково отвел руку Кэтрин, прикрывавшую лицо, и заглянул ей в глаза, словно надеясь прочесть в них ответ на какой-то вопрос. Она уставилась на него настороженным взглядом, стараясь ничем себя не выдать, а потом посмотрела на Диану, у которой от изумления открылся рот.

– Я буду благодарна вам за помощь, – проговорила Кэтрин глухим шепотом. – Мне очень жаль, что я вынуждаю вас скрывать все это от вашей семьи, и не обижусь, если вы откажетесь. Я вас прекрасно пойму.

Диана в замешательстве перевела взгляд с брата на Кэтрин и обратно. Наконец она обрела голос:

– Но я же не отказываюсь! Я обязательно помогу!

– Вот и отлично. – С этими словами Бэрк поднялся на ноги. – Первое, что ты можешь сделать, это отослать горничную. Скажи ей, чтобы вернулась через полчаса. Потом найди какой-нибудь чистый лоскут для перевязки, да смотри, чтоб никто тебя при этом не застал. Возвращайся поскорее, я покажу тебе, как менять повязку. А теперь ступай. Поспеши.

– Слушаюсь, сэр!

Диана шутливо отсалютовала, порывисто пожала руку Кэтрин и встала.

– Не беспокойтесь, – прошептала она, как настоящая заговорщица, – я сейчас вернусь.

Кэтрин тихонько засмеялась и проводила ее глазами. Они с Бэрком обменялись умиленными взглядами, почти как любящие родители над обожаемым дитятей. Потом Бэрк начал рассказывать историю, которую сочинил, чтобы объяснить ее присутствие в своем доме. Продвинуться далеко ему так и не удалось: она крепко уснула в самом начале рассказа.

* * *

Невилл Бэрк, одиннадцатый граф Ротбери, выглядел молодо для своих шестидесяти лет. У него были белоснежные волосы и такие же, как у сына, голубые глаза, не утратившие с возрастом своего стального блеска. Высокий, худощавый, с выступающими скулами и надменным орлиным носом, он казался несколько более изнеженной и слабой копией своего мужественного сына и в то же время идеальным воплощением общепринятых представлений о том, каким должен быть настоящий титулованный аристократ. Можно было чуть ли не видеть, как струится в его жилах голубая кровь.

Завидев Бэрка на пороге кабинета, он поднялся из-за письменного стола, не слишком заваленного бумагами, и протянул руку. Отец и сын поздоровались приветливо, но сдержанно, без излишнего проявления чувств. Бэрк выждал, пока отец вновь не занял место за столом, а потом и сам устало опустился в кресло, оглядывая знакомые гравюры со сценами охоты на стенах и большой глобус на подставке у окна. Ноздри ему щекотал привычный запах старых книг. Он подумал о том, как мало здесь все изменилось со времени его последнего приезда домой. Эта мысль показалась ему и утешительной и гнетущей одновременно.

– Ну что ж, отец, – начал он, сцепив руки вокруг колена.

– Джеймс, я, разумеется, рад твоему возвращению домой, но теряюсь в догадках относительно цели твоего приезда.

– Да никакой особой цели в общем-то нет. Я ожидаю нового назначения, а до Рождества осталось всего ничего, вот и решил навестить семью.

Это прозвучало вполне правдоподобно. Довольное выражение, появившееся на лице отца, придало Бэрку сил для продолжения рассказа:

– Прошлым вечером я решил заночевать в гостинице под Бьюкаслом. За ужином познакомился с дамой, вдовой из Эдинбурга, возвращавшейся домой после визита к родственникам покойного мужа. Позже, около четырех часов утра, в гостинице начался пожар. Эта дама, ее зовут миссис Пелл, успела разбудить нескольких спящих постояльцев, включая и меня, но сама серьезно пострадала. Она едва не задохнулась от дыма и уцелела только чудом. Все ее вещи сгорели. Из благодарности, а также поскольку никакого более подходящего места поблизости не было, я привез ее сюда и предложил ей кров, пока она не поправится. Она спасла мне жизнь, и я не сомневаюсь, что вы не откажете ей в гостеприимстве.

– Да-да, разумеется! Какая удивительная история! Рената сказала мне, что ты привез с собой какую-то… гм… особу, но я понятия не имел… Просто невероятно!

– В самом деле. А как вы поживаете? Что у вас новенького? – Ему хотелось как можно скорее уйти от щекотливой темы.

– Неплохо, неплохо. Мое семейство прилагает все усилия, чтобы отправить меня в богадельню на старости лет, в остальном мне не на что жаловаться. Видал, что творится в восточном крыле?

Бэрк кивнул.

– Рената мечтает отделать его мрамором с тех самых пор, как мы вернулись из Италии. Мрамором! Меня в дрожь бросает при одной только мысли об этом. Да, а газон! Ты ушам своим не поверишь, мальчик мой. Она собирается уничтожить газон и сад, выкорчевать все клумбы и кусты и устроить так называемый ландшафт, разрази меня гром! Слыхал о таком? На случай, если ты не знаешь, спешу предупредить, что это последнее слово в садоводстве: заставить природу выглядеть более естественной, чем она есть на самом деле.

Губы его светлости скривились от отвращения.

– Лужайки, озера с лебедями и Бог знает что еще. Мне рассказывали, что лорд Финчли для пущей «естественности» посадил у себя в парке сухое дерево. Ты можешь себе такое представить?

Бэрк усмехнулся и глубже погрузился в свое кресло, перебросив ногу на ногу.

– А Оливия еще хуже, поверь. Бог мне свидетель, никогда не думал, что женщина может столько тратить на наряды. Теперь она собирается выписать из Китая расписные обои для своей спальни. Купила бойцового петуха за триста фунтов и делает на него ставки со своими кошмарными друзьями. Требует, чтобы я купил ей мартышку! Наверное, чтобы было кому гадить на персидский ковер, который сама же она заказала для гостиной.

– Бедный отец! Я все спрашивал себя, почему вы так и не удочерили ее. Теперь я понимаю.

– Ха! Рената тоже этого хотела, но я даже слушать не стал! Да, Оливия все на свете отдала бы, чтобы ее величали «леди Оливией», а не просто «мисс Лаундз», – заметил граф Ротбери с неприкрытым злорадством.

– А Джулиан? Как он?

Улыбка графа Ротбери угасла, сменившись гримасой отвращения.

– Мой пасынок меня позорит, Джеймс. Остается уповать лишь на то, что в один прекрасный день его сошлют на каторгу за все, что он натворил. Или повесят, это было бы еще лучше.

– До меня доходили всякого рода сомнительные слухи, – признался Бэрк.

– Можешь смело верить самому худшему. Не желаю даже говорить о Джулиане.

– Зачем вы все это терпите, отец? Все эти затеи с домом, Оливию…

– Зачем? Ну, не знаю… Проще потакать причудам Ренаты, чем выслушивать, как она меня пилит.

Составив руки домиком и опершись на них подбородком, Бэрк задал вопрос, который прежде никогда не решился бы задать:

– Вы ее любите, отец? Или любили, когда женились на ней?

– Любил? – растерянно переспросил лорд Ротбери.

Казалось, будто речь идет о незнакомом ему слове на иностранном языке. Он выглядел по-настоящему озадаченным.

– Рената – неглупая светская женщина, все еще привлекательная для своих лет. Что еще важнее, она была вдовствующей баронессой, когда мы поженились. Ее покойный муж был человеком уважаемым и богатым, причем, заметь, он унаследовал свое состояние, а не заработал его, занимаясь торговлей. Возможно, мы с ней не самая счастливая пара, но ничего предосудительного о нашем браке сказать нельзя.

Бэрк и сам не понимал, зачем задал этот вопрос. Ему вдруг почему-то вспомнилось, как Кэт спрашивала, свойственны ли ему сословные предрассудки, любит ли он «важничать», как она выразилась. Он тогда не пожелал ответить, даже не счел предмет разговора достойным своего внимания, но теперь подумал, что стоит на досуге об этом поразмыслить.

– А мама? Ее вы любили? – Вопрос удивил его самого не меньше, чем отца.

Лорд Ротбери пришел в замешательство. Он выдвинул ящик стола и сделал вид, будто что-то ищет.

– Да-да, конечно, – пробормотал он.

Бэрк в смущении отвернулся. Ему хотелось спросить: но ты любил ее по-настоящему, отец? А она тебя любила? Вы были счастливы вместе? Почему ты всегда был так холоден со мной?

Он поднялся с кресла.

– Погоди, Джеймс. Пока ты не ушел…

Бэрк остановился, вежливо выжидая.

– Строго между нами, разумеется, – с некоторой долей смущения добавил лорд Ротбери.

– Разумеется.

– Рената вбила себе в голову, что ты должен жениться на Оливии. Обе они жужжат об этом не умолкая, когда думают, что я не слышу. Надеюсь, нет необходимости тебе напоминать, что о подобном браке не может быть и речи.

Если бы Бэрк не чувствовал себя таким усталым, он, наверное, рассмеялся бы вслух.

– Нет, отец, – торжественно заверил он лорда Ротбери, – такой необходимости нет.

– Прекрасно, – с облегчением кивнул его отец. – Но будь начеку, мой мальчик. Совместными усилиями эти женщины способны сотворить все что угодно.

Он усмехнулся, встретив изумленный взгляд сына:

– Я не шучу, поверь мне. Это просто черная магия.

– Позвольте мне развеять ваши страхи, отец. С этой стороны нам никакая опасность не грозит.

– Ну и слава Богу… – протянул лорд Ротбери и вдруг заговорил серьезно: – Я хочу, чтобы твой брак был удачным, Джеймс.

– Я тоже этого хочу. В один прекрасный день…

– Вот, к примеру, дочка лорда Уэстли. Она уже на выданье…

– Боже милосердный! Это страшилище с лицом гиены? Да ей бы только ворон пугать. Забудьте об этом раз и навсегда, отец.

– Ладно, ладно, – губы его светлости стали подергиваться от смеха. – Но только не говори мне, что собираешься жениться по любви, мальчик мой, это просто… недальновидно.

– Хорошо, но я ни за что не женюсь на уродине. Если мужчина, взглянув поутру в лицо супруге, спрашивает себя, стоило ли просыпаться, значит, ему точно не следовало жениться.

– Ты безусловно прав.

Улыбаясь, лорд Ротбери поднялся и обогнул стол.

– Тебе еще не надоело тянуть солдатскую лямку, Джеймс? – спросил он, небрежно положив руку на плечо сыну.

Бэрка не обманула напускная шутливость, с которой был задан вопрос. Что его удивило, так это собственный ответ. По окончании Оксфорда он покинул родной дом и приобрел офицерский патент, потому что праздная, лишенная занятий жизнь богатого землевладельца его не привлекала. В то время ему хотелось повидать мир. Теперь он был сыт по горло чужими странами и приключениями. Он вдруг открыл для себя, что мог бы заняться политикой или вступить в деловое партнерство с отцом. Мысль об этом уже не казалась ему такой отталкивающей, как в день совершеннолетия.

– Пожалуй, да, отец. Но давайте поговорим об этом позже, я на ногах не держусь.

– Отлично, отлично, иди отдохни. – Сэр Невилл хлопнул сына по плечу, безуспешно пытаясь скрыть свою радость. – Увидимся за ужином, мальчик мой.

– Скорее за завтраком.

Зевая на ходу, Бэрк покинул кабинет и торопливо направился в свою спальню.

* * *

Узддингстоун,

Нортумберленд,

15 декабря 1745 года

Уважаемый полковник Денхольм! Извините, что не написал вам раньше, но я больше недели пролежал в лихорадке и только сейчас достаточно окреп, чтобы не выронить из рук перо.

С сожалением вынужден известить вас о том, что больше нет нужды выяснять, была ли арестованная мисс Леннокс участницей якобитского заговора или нет. Она умерла, попав по неосмотрительности в перестрелку, затеянную ее любовником Юэном Рэмзи, тем самым, который, как вы помните, проиграл ее в карты. Рэмзи предпринял весьма неразумную попытку освободить свою любезную из-под стражи неподалеку от Ньюкаслтона, стоившую жизни и ему самому.

Вы, несомненно, спросите, как мы оказались в окрестностях Ньюкаслтона и что мы там делали. Обстоятельства нашего появления в этом месте довольно запутанны и – надо честно признать – не делают мне чести в профессиональном отношении. Позволю себе ограничиться признанием того, что я сильно недооценил стремление мисс Леннокс избежать наказания за свои многочисленные прегрешения и обрести свободу. О неприглядных подробностях я поведаю вам при личной встрече.

Как раз вскоре после прискорбного происшествия я серьезно заболел и был доставлен домой при смерти, однако мне удалось перехитрить своих эскулапов, и, несмотря на все их усилия, я рассчитываю вернуться в строй через две-три недели. Насколько мне известно, Красавчик принц Чарли отступает и намеревается тихо перезимовать в Шотландии, поэтому мне представляется, что в моем появлении на службе нет срочной нужды.

Насколько я понял со слов мисс Леннокс, ее единственной близкой родственницей является мать, проживающая в Эдинбурге. Я возьму на себя труд разыскать ее и известить по почте о кончине ее дочери.

Надеюсь, что это письмо застанет вас в добром здравии.

Ваш покорный слуга

майор Джеймс Бэрк, виконт Холистоун

* * *

Рассеянно постукивая пером по губам, Бэрк уставился на розовеющую за окном полоску утренней зари. Сочиненная им история выглядела не слишком правдоподобно, но, с другой стороны, у Денхольма не было причин подвергать ее сомнению. Однако, если хоть часть неправды, рассказанной им в письме, выплывет наружу, он, несомненно, окажется за решеткой. Но что еще ему оставалось делать? Разве можно предать девушку, которая спасла ему жизнь, и собственноручно передать ее в руки палача? Это было бы черной неблагодарностью. Он так и не сумел узнать, участвовала ли Кэт в заговоре, и его это больше не интересовало. Бэрк решил, что, как только она поправится и окрепнет, он отпустит ее на все четыре стороны.

Он поднялся из-за стола и подошел к окну. Прекрасный старый парк, которому вскоре предстояло стать «лужайкой», даже в зимнем коричнево-сером наряде выглядел строго и величественно. Где-то неподалеку черный дрозд затянул свою протяжную заунывную песню, и Бэрк вдруг поежился как от внезапного холода. При мысли о расставании с Кэт в груди у него возникло ощущение пустоты. Он знал, что расставание неизбежно, но его рассудок отказывался это осмыслить. Никогда в жизни ему не приходилось встречать женщину, похожую на нее, и, наверное, уже не придется. И все же он не мог придумать иного конца для истории своего знакомства с нею. Никакого.

* * *

Бэрк тихо постучал в дверь комнаты Кэтрин и отворил ее. Диана, читавшая книгу при тусклом свете лампы у постели, приложила палец к губам и встала, сделав ему знак следовать за ней к дивану, стоявшему под окном на другом конце комнаты. Он молча прошел по блестящему паркету, лишь мельком взглянув на ходу на спящую Кэт.

Они уселись рядышком на обитых бархатом подушках и оказались в почти полной темноте: свет лампы сюда не доставал.

– Как наша больная? – вполголоса спросил Бэрк.

– О, Джейми, ей г-г-гораздо лучше! Жара не было весь день и боли тоже. Она больше не хочет принимать настойку опия.

– Она съела ужин?

– Почти целиком. Она говорит, что завтра хотела бы принять ванну. Я сказала, что спрошу тебя.

– Думаю, ей это не повредит, только убедись для начала, что комната хорошо протоплена. Ты не устала, Мышонок? Ты же просидела здесь весь вечер.

– Мне вовсе не трудно. Она мне ужасно нравится, Джейми, а тебе? Она была так добра ко мне!

Бэрк удивленно поднял брови.

– Да разве можно тебя не любить? – спросил он с улыбкой.

– Мы много разговариваем. Вернее… – Диана смущенно покраснела, – это я много болтаю. А она меня терпеливо выслушивает.

Его охватила горячая волна нежности. Он погладил сестру по щеке, внезапно осознав, как одиноко ей живется.

– Хотел бы я бывать с тобой почаще, Ди. Мне тебя очень не хватало.

– Я т-т-тоже скучала без тебя, – тоненьким голоском призналась Диана, несколько озадаченная неожиданной откровенностью брата.

– Оливия оказалась не слишком хорошей сестрой для тебя, верно?

– Не слишком, – смущенно призналась она.

Несколько минут они просидели в молчании. Наконец Диана встала, напомнив, что пора уходить, поскольку уже поздно.

– Ты идешь?

– Через минуту.

Она кивнула в знак понимания.

– Порой, когда она спит, я просто сижу и смотрю на нее. Наверное, это нехорошо. Но, Джейми, она такая красавица!

Бэрк ничего не ответил.

– Спокойной ночи, Джейми.

– Спокойной ночи, Мышонок. Ах да, забыл сказать. Эдвин Бальфур завтра придет с визитом. Он прислал слугу с запиской.

Лицо его сестры тотчас же загорелось восторгом. Она на мгновение зажмурила глаза, крепко обхватив себя руками.

– О, Джейми, – проговорила Диана счастливым шепотом, – теперь у меня есть все для счастья!

С этими словами она ушла.

Бэрк сокрушенно покачал головой. На всей земле не было и быть не могло более верного и преданного сердца, чем у его младшей сестренки. Но сможет ли эта чистая душа выжить в жестоком мире? Он мысленно вознес молитву, чтобы Бог взял ее под свою защиту.

Сунув руки в карманы, он медленно прошел обратно к постели. Ему почему-то было не по себе. Диана все верно подметила: нехорошо подглядывать за спящей, а он и так уже слишком долго позволял себе наблюдать за Кэт. При мысли о том, что она вскоре его покинет, ему почти расхотелось видеть ее сейчас. Почти, но не совсем. Бэрк пододвинул стул поближе к кровати и сел.

Болезнь не лишила ее прелести, лишь изменила немного. Румянец стал не таким ярким, более нежным, черты лица смягчились и теперь казались необычайно хрупкими. Темные круги под глазами, которых густые сумрачные ресницы не могли скрыть, придавали ей усталый, даже измученный вид, однако желание Бэрка обладать ею, как он понял через минуту, осталось неизменным и даже возросло. Он осторожно накрыл ладонью бледную руку с длинными пальцами, такую женственную и такую сильную. Кэтрин повернула голову на подушке и тихонько вздохнула во сне. Боже, как она прекрасна! Со стеснением в груди он вспомнил, как легко она поддалась ему в тот вечер в полуразваленной лачуге, как страстно отвечала на его ласки, хотя и божилась, что они ей ненавистны. Впоследствии ему стало немного стыдно: никто не поставил бы ему высший балл за джентльменское поведение в тот вечер. И все же… какое это было наслаждение: прикасаться к ней, волновать ее, искусно доводить до открытой страсти, а потом смотреть на нее, пока она достигала вершины блаженства! Ощутив в паху почти непереносимую тяжесть, Бэрк понял, что хотел бы все повторить прямо сейчас. Да что же он за человек в конце концов? Ему стало неловко, и он выпустил ее руку. Ресницы Кэт затрепетали. Она проснулась. Стыдясь своих похотливых мыслей, Бэрк попытался отвернуться, но ясный взгляд ее бирюзовых глаз, на этот раз удивительно открытый и доверчивый, притягивал его словно магнитом. Она протянула руку, и он взял ее без колебаний. Она простодушно улыбнулась ему. Он твердил себе, что Кэт вовсе не невинная овечка, но в это трудно было поверить, когда взору представала ее чистая, бесхитростная прелесть.

– Моя сестра говорит, что тебе лучше, – сказал Бэрк, с трудом проглотив ком в горле.

– Мне лучше.

Ее голос уже не напоминал воронье карканье, осталась лишь легкая хрипотца.

– Мне кажется, завтра я могла бы подняться ненадолго. И еще, Бэрк, я просто умираю от желания принять ванну…

– Да, Диана мне говорила. Только я кое-чего не понимаю: разве не ты когда-то меня уверяла, что терпеть не можешь ванн?

Она пожала плечами, скрывая улыбку:

– Все верно, но ты так часто заставлял меня их принимать, что я к ним уже привыкла.

– Понятно. Что ж, думаю, это можно устроить, если ты справишься с помощью одной Дианы.

– Конечно, справлюсь!

– На всякий случай помни: я буду просто счастлив протянуть руку помощи.

– Спасибо, но не стоит себя затруднять.

– Меня это вовсе не затруднит!

– Уверяю тебя, твоя помощь не понадобится.

– Ну, если ты так твердо уверена…

– Совершенно уверена.

Они улыбнулись друг другу, наслаждаясь редкостной минутой покоя и согласия.

– Мне нравится твоя сестра, Бэрк. Она так добра ко мне!

Он взглянул на нее с легким удивлением, но кивнул в знак согласия.

– Твоя сводная сестра тоже меня навестила сегодня утром.

– Оливия?

Теперь он был удивлен по-настоящему.

– Чего она хотела?

– Оказать мне гостеприимство… в каком-то смысле. Она выразила надежду на мое скорейшее выздоровление и пожелала мне встретить Рождество в кругу семьи. Так она сказала.

– Так и сказала?

Бэрк улыбался и хмурился одновременно.

– Боюсь, тебе придется разочаровать ее в этом, Кэт. Вряд ли ты настолько окрепнешь к Рождеству, чтобы отправиться в путь.

– Скорее всего нет, но мне не хотелось говорить ей об этом. Похоже, она так твердо рассчитывает на мой отъезд…

Кэтрин на мгновение опустила взгляд и вновь подняла его:

– Бэрк?

– Да, любовь моя?

Она вспыхнула. Слова любви так легко и свободно слетали у него с языка, что ей почему-то становилось не по себе.

– Что будет дальше?

Он взглянул на нее в недоумении.

– Когда я поправлюсь. Что ты собираешься со мной делать?

Бэрк долго смотрел на нее, не говоря ни слова, потом отодвинул свой стул и встал. Кэтрин поняла, что подтверждаются ее наихудшие опасения.

– Ты собираешься отвезти меня в Ланкастер, верно? – спросила она с горечью. – Я так и знала.

Бэрк отрицательно покачал головой, но она больше не смотрела на него.

– А теперь, пожалуйста, уходи. Оставь меня одну. Я очень устала.

– Не тревожься ни о чем, Кэт. Думай только о том, чтобы скорее поправиться.

– Не тревожься ни о чем, Кэт. Думай только о том, чтобы скорее поправиться.

– Зачем? Чтобы ты мог поскорее избавиться от меня? Прошу тебя, уходи.

Бэрк нахмурился, глядя на нее сверху вниз и заложив руки за спину. Он и сам не смог бы объяснить, почему не сказал ей правды, но… если бы он признался ей прямо сейчас, что собирается ее отпустить, рискуя при этом своей карьерой и даже головой, она могла бы подумать (что было бы вполне логично), будто он питает к ней какие-то чувства. Она бы не поняла, что им движет исключительно и только благодарность, вернее даже чувство долга, что он лишь пользуется возможностью отплатить ей за жертву, которую она принесла ради него.

Ничего не поделаешь, придется примириться с ее враждебностью, вздохнул Бэрк.

– Ну что ж, спокойной ночи. Спи хорошо.

Она закрыла лицо рукой и отвернулась.

– Постарайся ни о чем не тревожиться, Кэт.

«Ничего, – сказал он себе, – все равно она скоро узнает о моих намерениях».

– Убирайся, – проговорила она сквозь зубы.

– Я пришлю тебе горничную.

Бэрк повернулся и тихо вышел из комнаты.

* * *

Дни проходили быстро и – несмотря на все опасения Кэтрин по поводу того, что с нею будет после выздоровления – не без приятности. Она чувствовала, как к ней постепенно возвращаются силы, и с каждым днем все меньше нуждалась в посторонней помощи. После обеда она совершала ежедневные неторопливые прогулки по комнате, опираясь на руку Дианы. Моцион доставлял удовольствие обеим. Они быстро подружились, и эта дружба крепла с каждой новой встречей. Не желая обманывать подругу и выдумывать какую-то запутанную историю о себе, вроде той, что она вынуждена была рассказать Бэрку, Кэтрин с радостью взяла на себя роль внимательной слушательницы. Диана не мучила новую подругу расспросами о прошлом, приписав ее нежелание упоминать о нем естественной сдержанности. Зато, ободренная доброжелательным вниманием и неподдельным интересом Кэтрин, юная девушка отбросила свою обычную застенчивость и открыла ей собственное сердце, словно у нее вдруг появилась долгожданная, никогда прежде не существовавшая сестра.

Природа наделила Диану проницательным умом, позволявшим ей угадывать людские слабости и пороки, и добрым сердцем, умевшим их прощать. Ее единственным недостатком была полнейшая неспособность оценить по достоинству саму себя. Она с рождения страдала легкой хромотой оттого, что одна нога у нее была чуть короче другой, а в минуты сильного волнения начинала слегка заикаться. Эти мелкие несовершенства стали для нее источником постоянного мучительного смущения и поселили в ее душе глубоко укоренившееся убеждение, что она никчемная дурнушка, причем мачеха и сводная сестра отнюдь не считали нужным выводить ее из заблуждения. Диана не сомневалась, что ей предстоит весь свой век оставаться в тени утонченной, блистательной и светской Оливии. К ее чести надо было добавить, что эта уверенность ни на миг не вызвала зависти в ее душе.

Кэтрин пришлось выслушать подробное повествование об Эдвине Бальфуре, лишь усилившее ее любопытство. Он являлся ближайшим соседом, немного моложе Бэрка, но старше Дианы, знавшей его с раннего детства. Он носил баронский титул, а после смерти отца ему предстояло унаследовать графский. Слушая рассказы Дианы об Эдвине, видя, как оживляется ее личико при каждом упоминании о нем, Кэтрин решила, что этот человек если и не божество, то по крайней мере верховный жрец. Природа наделила его самым красивым лицом и самой великолепной фигурой, он обладал безупречными манерами, обо всем на свете знал больше, чем кто бы то ни было другой, ездил на лошади не хуже самого Бэрка и никогда не проигрывал в карты. Единственное, в чем его можно было упрекнуть, так это в том, что он слишком редко бывал дома, однако пошатнувшееся здоровье его отца исправило и этот недостаток, заставив Эдвина покинуть Лондон, где у него была репутация повесы, и вернуться на Рождество в родовое поместье Блайт-парк.

Диана была влюблена в него всю свою сознательную жизнь. Эдвин никогда не подшучивал над ее хромотой и заиканием, а когда Бэрк, покинув родной дом, уехал служить в армию, заменил ей брата. Позже, когда сам Эдвин стал все реже бывать дома, ей ничего другого не осталось, как со сладкой грустью в сердце выслушивать рассказы о его похождениях. Со дня на день она ожидала известия о его помолвке с какой-нибудь ослепительной красавицей, прекрасно понимая, что после этого им никогда уже не быть хорошими друзьями, как прежде. Ее влюбленность не была секретом ни для кого из членов семьи, но никто не принимал ее всерьез. Все считали, что это детская любовь, нечто само собой разумеющееся. Точно так же, по всей видимости, думал и сам Эдвин Бальфур.

Оливия ни разу больше не навестила Кэтрин. Бэрк появлялся нечасто и почти все время молчал, Кэтрин даже удивилась, зачем он вообще утруждает себя этими визитами. Как-то раз он сообщил ей, что повстанческая армия принца Чарли забралась на юг аж до самого Дерби,[25] но потом вновь отступила. Она притворилась, что ей это ни о чем не говорит и совершенно ее не интересует, даже сделала вид, будто не понимает, зачем он все это ей рассказывает, но после его ухода почувствовала себя подавленной и глубоко несчастной. Ей страстно хотелось узнать больше подробностей. Неужели революции конец?

Однажды в ее комнате появился новый посетитель, и обстоятельства их встречи до того встревожили Кэтрин, что она несколько дней не могла успокоиться. В тот день она прилегла отдохнуть и задремала на синем с золотом диванчике под окном, устав следить за птицами, чертившими замысловатые кривые в зимнем небе, как вдруг что-то разбудило ее. Кэтрин испуганно села на диване, запахивая ворот капота, разошедшийся, пока она спала. Под капотом у нее была шелковая ночная сорочка, тонкая до прозрачности, но застегнутая до самого горла. Тем не менее у нее осталось ничем не объяснимое, но стойкое впечатление, будто кто-то сунул руку ей за пазуху прямо на грудь. Разумеется, это было невозможно, она ведь была одна в комнате…

– Добрый день. Извините, что разбудил вас.

Она едва не вскрикнула от неожиданности. Из полумрака у нее за спиной вышел мужчина и отвесил глубокий поклон.

– Оказывается, я вас не только разбудил, но и напугал. Сможете ли вы меня простить?

Кэтрин прижала руку к сердцу, чтобы унять его бешеный бег.

– Кто вы такой?

– Джулиан Лаундз.

Он взял ее свободную руку и низко склонился над ней. Прикосновение его губ показалось Кэтрин холодным и как будто липким. Голос у него был гнусавый и тягучий, словно речь стоила ему непомерных усилий.

– Пасынок, – пояснил он с кривоватой усмешкой, когда понял, что его имя само по себе ничего ей не говорит.

– О, вы брат…

– Оливии. Совершенно верно. Ну, а вы – бесстрашная миссис Пелл, прекрасная и загадочная вдова, о которой мы так много слышали и в то же время так мало знаем. Меня одолело любопытство, я просто должен был с вами познакомиться. То, что Диана рассказывала о вашей красоте, кажется мне чудовищным преуменьшением. Как долго вы вдовеете?

– Простите?

Со сна Кэтрин никак не могла угнаться за ним, разум отказывался ей служить. И ее по-прежнему тревожила смутная, навязчивая мысль о том, что он прикасался к ее груди, хотя теперь это представлялось просто невероятным. Он же дворянин, одет щегольски, как настоящий лондонский денди! Он сводный брат Бэрка, не мог же он…

– Я спросил, давно ли незабвенный мистер Пелл покинул этот бренный мир? Ваш покойный супруг.

– Я… Вы не могли бы зажечь свечу? Я вас почти не вижу.

– Mais oui, madame.[26]

Кэтрин пристально смотрела на него, пока он зажигал свечу от огня камина, а потом и установил ее в ветвистый подсвечник на столе рядом с нею. Среднего роста, тощий, с соломенными волосами и странными глазами цвета меда, Джулиан был годами значительно моложе Бэрка, но его костлявое лицо казалось изнуренным пороками, а свой безвольный и вялый рот он явно позаимствовал у какой-то старой жеманницы. Взяв щепотку табака из черепаховой табакерки, он осторожно втянул понемногу каждой ноздрей, а затем деликатно чихнул в благоухающий духами платочек.

– Мой муж скончался недавно. Мне бы не хотелось об этом говорить.

Она уже оправилась от потрясения и начала ощущать острую антипатию к Джулиану Лаундзу.

– Да-да, я понимаю. Он был англичанином, насколько мне известно, однако сама вы родом из Шотландии, если, конечно, я правильно угадываю принадлежность этого прелестного легкого акцента.

Кэтрин сдержанно кивнула.

– А ваш супруг? Он откуда родом?

Она принялась лихорадочно соображать.

– Из Суррея. Извините, мистер Лаундз, я нездорова. Вы не могли бы…

– Тысяча извинений, мадам! Я вас утомил своими глупыми расспросами. Позвольте проводить вас до постели, после чего я немедленно откланяюсь.

– Благодарю, но в этом нет нужды. Я позвоню и вызову горничную.

– Но я настаиваю. Это самое меньшее, что я мог бы для вас сделать, чтобы загладить свою неосмотрительность.

– Прошу вас, не нужно.

– Нет, это я вас прошу! Позвольте мне. Как доказательство того, что вы меня простили.

Продолжать этот бессмысленный спор было бы просто нелепо. Кэтрин позволила ему взять себя под руку и помочь подняться с дивана. Он привел ее в замешательство, проворно обхватив другой рукой за талию и самым фамильярным образом положив ладонь ей на бедро. Она повернулась к нему и уже открыла рот, собираясь протестовать, но тут раздался легкий стук в дверь, и в комнату вошел Бэрк.

Несколько секунд все хранили молчание. Больше всего Кэтрин поразило то, что Джулиан Лаундз не убрал руку тотчас же. Вместо этого он как ни в чем не бывало послал улыбку своему сводному брату, застывшему на пороге с таким видом, словно это его комната и он ждет, чтобы посторонние освободили ее от своего присутствия.

– Ах это ты, Джеймс, – проговорил наконец Джулиан. – Я так и думал, что ты поднимешься за мной следом. Я как раз собирался уходить.

– В самом деле?

Вопрос Бэрка прозвучал сдержанно, почти безучастно, но он не сводил с них обоих настороженного взгляда.

Терпение Кэтрин лопнуло. Она решительно высвободилась из полуобъятий Джулиана, пересекла комнату без чьей-либо помощи и яростно дернула за шнурок, вызывая горничную, после чего вновь повернулась к обоим мужчинам:

– Всего хорошего, мистер Лаундз. Майор Бэрк, я немного устала от визитеров. Вы не возражаете?

Она знала, о чем он подумал, и это привело ее в бешенство.

– Ни в коей мере, – ответил Бэрк, выдавив из себя улыбку.

– Вот и отлично, спустимся вместе, – согласился довольный Джулиан. – Мне все равно надо перекинуться с тобой словечком, Джеймс. Миссис Пелл, боюсь, что наше знакомство доставило удовольствие только мне одному. Умоляю простить меня, если я вас утомил. С нетерпением жду новой встречи.

Кэтрин едва заметно наклонила голову.

Бэрк придержал дверь, пропуская Джулиана вперед. Потом он обернулся и бросил на нее еще один взгляд, старательно сохраняя невозмутимость, но Кэтрин заметила, как брезгливо скривились его губы, и стремительно повернулась спиной, не давая ему отпустить какое-нибудь оскорбительное замечание. Через секунду она услышала, как щелкнул язычок дверного замка.

Джулиан ждал своего сводного брата на площадке второго этажа. Первые же его слова заставили Бэрка скрипнуть зубами.

– Ты, конечно, уже спал с ней. Ну и как она? Горяча, да? Ну давай, выкладывай, я сгораю от любопытства.

Его странные желтоватые глаза, обычно безжизненные и тусклые, загорелись от возбуждения.

– Не будь глупцом, Джулиан, я к ней пальцем не притронулся. Она же недавно овдовела!

– Да брось, Джеймс, хватит ломаться. Я знаю, что ты с ней спал, я же видел, как она на тебя смотрит. Ей-Богу, я тоже хочу ее заполучить. Какая красотка! Если бы ты сейчас не вошел, разрази меня гром, я бы уже загнал шар в лузу. Она была не против.

Бэрк сухо рассмеялся:

– Ты лжешь.

Он почувствовал, что Джулиан зачем-то его испытывает, и обуздал свой гнев.

– Оставь ее в покое, Джулиан. Ты не в ее вкусе.

«Но так ли это? – подумал он с горечью. – Разве не в ее вкусе именно человек вроде Джулиана? Ведь она спала с подполковником Молем и была любовницей Юэна Рэмзи!» Чем ближе он ее узнавал, тем невероятнее представлялось ему ее прошлое, однако опровергнуть очевидное было невозможно. Когда речь заходила о постельных предпочтениях Кэт, приходилось, как ни печально, верить самому худшему.

– Давно ли умер мистер Пелл? – небрежно осведомился между тем Джулиан.

– Понятия не имею.

– А откуда он родом? Он ведь англичанин?

– Да, англичанин. Из Линкольншира. Так о чем ты хотел со мной поговорить? О ссуде, разумеется. Разве не так?

Джулиан деланно рассмеялся:

– Речь идет всего о паре сотен фунтов. Тебя это не обременит. Я задолжал портному, и он уже начинает действовать мне на нервы. Табачка?

Он протянул свою крошечную табакерку.

– Нет.

– Всего лишь до первого января, когда твой отец милостиво соизволит выдать мне деньги на карманные расходы.

– А ты неважно выглядишь, Джулиан.

В беспощадном свете послеполуденного солнца, льющемся через окно лестничной площадки, Джулиан казался больным. Кожа у него была желтушная, потухшие глаза ввалились, изо рта шел дурной запах порченых зубов, к тому же он явно нуждался в горячей ванне, безуспешно пытаясь это скрыть, вылив на себя не меньше галлона духов, благоухающих сиренью.

– Я слышал, ты начал покуривать опиум. Похоже, так оно и есть.

– Глупости. Просто слухи, уверяю тебя.

– А насчет девушки, которая умерла прошлым летом на вечеринке у твоих поганых дружков, это тоже слухи? – возмущенно спросил Бэрк.

– Вот, значит, как обстоят дела? Стало быть, и до тебя молва докатилась. Поверь, Джеймс, я был глубоко огорчен, просто чрезвычайно расстроен этим прискорбным случаем. Испытание оказалось слишком сильным для бедной девочки. Как выяснилось, у нее было слабое сердечко. Но кто же мог знать? Разумеется, меня полностью оправдали. Происшествие было признано роковой случайностью.

– Не сомневаюсь, что ты подкупил окружного судью.

Джулиан не стал отрицать, и Бэрк отвернулся, собираясь уйти.

– Погоди, Джеймс, есть еще кое-что.

Бэрк нехотя повернулся к нему.

– Я хотел спросить: не мог бы ты замолвить за меня словечко в твоем клубе?

Тут уж Бэрк едва не рассмеялся вслух.

– В моем клубе? Ты это серьезно?

– Это как раз то, чего мне не хватает для появления в свете. В клубе я сразу сведу знакомство с нужными людьми. С людьми порядочными. По-моему, тебя такая просьба должна обрадовать, а уж твоего отца – тем более.

Бэрк покачал головой, не веря собственным ушам.

– Ты меня поражаешь, Джулиан, честное слово. Отвечаю: нет. Члены моего клуба ничего общего не имеют и не желают иметь с членами того клуба, где главным развлечением считается порка молоденьких девушек со связанными руками. Хотя, как мне говорили, это уже в прошлом, верно? Насколько мне известно, в последнее время ты предпочитаешь связывать и стегать молоденьких мальчиков.

Джулиан побагровел, но решил все отрицать:

– Ты наслушался сплетен и клеветы. Не стоит верить и половине того, что обо мне болтают.

– Если бы я верил хоть половине, то непременно постарался бы засадить тебя в сумасшедший дом.

С этими словами Бэрк решительно направился вниз по ступенькам. Еще одна минута беседы с Джулианом, и он не удержался бы от искушения сбросить его через перила.

– Значит, ты этого не сделаешь?

– Разумеется, нет.

– Ты всегда был скотиной, Джеймс. Я тебе это еще припомню!

– Зато можешь забыть о ссуде, Джулиан, – бросил через плечо Бэрк.

– Ах ты, сукин сын! Ты еще пожалеешь!

Джулиан брызгал слюной от злости, но говорил по-прежнему тихо, прекрасно понимая, что драка со сводным братом на лестнице не прибавит ему благорасположения со стороны отчима.

Бэрк продолжал спускаться, ни разу не обернувшись.

17

День Рождества в Уэддингстоуне с самого утра выдался на удивление солнечным и теплым. Лишь отдельные редкие облачка проплывали по ослепительно синему небу, птицы запели радостно, словно приветствуя уже наступившую весну, хотя ее прихода предстояло ждать еще три долгих месяца. Кэтрин сидела на диване под окном в своей комнате, подставив лицо теплым солнечным лучам и рассеянно разглядывая вазу со свежими тепличными цветами на подоконнике. Диана принесла их в качестве рождественского подарка этим утром, перед тем как отправиться со всей семьей в церковь. В опустевшем доме стояла полная тишина, и ничто не мешало ей вспомнить на досуге (хотя и без особой охоты), как праздновали этот день у нее дома. Впервые за всю свою жизнь ей довелось отмечать Рождество вдали от фамильного замка Дарраф, вдали от семьи. Только теперь, напомнила она себе, у нее больше не было семьи, не было родного дома; в живых осталась лишь мать, не узнававшая в лицо свою собственную дочь.

Кэтрин решительно расправила плечи. Как легко и просто, попрекнула она себя, было бы погрузиться с головой в теплое болото жалости к себе и остаться в нем навсегда. А ведь все могло быть гораздо хуже. К этому часу она могла бы оказаться в тюрьме и ждать казни уже завтра. Тяжело вздохнув, она прижалась лбом к прохладному стеклу, вытащила из букета белую хризантему и принялась обрывать лепесток за лепестком.

В коридоре послышались шаги. «О, Боже, – взмолилась Кэтрин, – только бы не Джулиан!» После той первой встречи он стал приходить чуть ли не каждый день. Обычно она старалась задержать при себе Диану или горничную, чтобы не оставаться с ним наедине, но иногда ему удавалось ее перехитрить. Он больше не позволял себе никаких вольностей, и Кэтрин почти выбросила из головы тревожную мысль о том, что он к ней прикасался в тот первый день, пока она спала. Такое предположение казалось слишком нелепым и невероятным, оно не могло быть правдой. Но в любом случае его визиты не только не доставляли ей удовольствия, нет, она просто тяготилась его присутствием. Во-первых, он задавал слишком много вопросов, и ей с превеликим трудом приходилось сочинять правдоподобные ответы. А во-вторых… Ей не нравилось, как он смотрел на нее: терпеливым, настороженным взглядом хищника, поджидающего добычу. Взгляд его желтых глаз напоминал волчий, иногда ей казалось, что он только и ждет случая, чтобы ее проглотить. Рассказать об этом кому-нибудь было бы просто смешно. Она не сомневалась, что он джентльмен: его разговор всегда был в рамках приличий, его манеры – сама вежливость. Но она чувствовала, что ему нельзя доверять. Было в нем что-то прогнившее, порочное… От него исходил смрад, как от трупа. Кэтрин поежилась, и тут дверь распахнулась.

– Мы вернулись!

Это была Диана, свежая и чистая, как сама юность, в светло-зеленом муслиновом платьице, расшитом крошечными белыми и голубыми цветочками. Она подлетела прямо к дивану, с размаху шлепнулась на подушку рядом с нею и нежно поцеловала Кэтрин.

– Как поживаешь?

– Прекрасно.

– Вот и хорошо! Эдвин проводил нас до дома и хочет остаться на обед. Я хочу, чтобы ты спустилась и п-п-по-знакомилась с ним, Кэтрин. Я ему столько всего про тебя нарассказала, он теперь просто умирает от желания тебя увидеть.

– Я тоже хочу с ним познакомиться, – улыбнулась Кэтрин, – но, может быть, в другой раз?

– Но ты же говоришь, что прекрасно себя чувствуешь! И ты прекрасно выглядишь! Одеваться не надо. Знаешь, ты могла бы надеть мой новый капот. Отец подарил его мне на Рождество.

– Я думаю, не стоит, Диана, – ласково отказалась Кэтрин. – Мне тоже не терпится взглянуть на несравненного Эдвина, но я пока еще не в силах.

– Да ну тебя, – разочарованно протянула Диана. – Ой, смотри, вон Джейми и Оливия, – добавила она секунду спустя, глядя в окно поверх плеча Кэтрин. – Она ему показывает новую беседку.

Кэтрин проследила за ее взглядом и увидела на другом конце парка небольшое, но внушительное шестиугольное строение, увенчанное круглым куполом и украшенное дорическими колоннами.

– «Ну разве это не высший шик? Вы только взгляните, какой отсюда открывается вид!» – Диана сложила губки бантиком, в точности передразнивая манеру Оливии, и указала на вырытый напротив беседки искусственный пруд, окруженный бронзовыми скульптурными фигурками.

Кэтрин ее почти не слушала: она смотрела на элегантную пару, идущую рука об руку по направлению к беседке.

– Она хочет женить его на себе, – доверительно сообщила Диана. – Больше всего на свете она мечтает стать графиней.

Кэтрин промолчала.

– Она обожает петушиные б-б-бои.

Никакого ответа.

Диана выпустила последний заряд:

– Она бьет свою горничную.

Наконец Кэтрин обернулась. Девушки долго смотрели друг на друга, сохраняя на лицах серьезное, чуть ли не торжественное выражение. Кэтрин вытянула из вазы еще один цветок и поднесла его к носу.

– А знаешь, – сказала она как будто между прочим, – пожалуй, я все-таки спущусь сегодня вниз.

* * *

Легко опираясь на руку Ноула, она неторопливо и осторожно спускалась по лестнице в парадный вестибюль. Диана шла сзади, гордо улыбаясь и время от времени предупреждая, что тут еще ступенька, словом, хлопотала, как наседка над выводком цыплят. Кэтрин отказалась от ее нового капота, но после долгих уговоров согласилась надеть старый: мягкий бархатный халат абрикосового цвета. Кроме того, Диана настояла, чтобы она что-то сделала со своими волосами, рассыпанными по плечам в полном беспорядке, и они общими усилиями соорудили простую, но изящную прическу при помощи шпилек и шелковой ленты. Изучив себя перед выходом в громадном зеркале, Кэтрин решила, что выглядит неплохо и вряд ли может рассчитывать на большее, с учетом своего слабого здоровья.

– Пожалуй, мы могли бы немного передохнуть, – предложила Диана.

Дворецкий послушно замер посреди лестницы. Его лицо, обычно выражавшее лишь стоическую невозмутимость, сегодня казалось почти оживленным. Сторонний наблюдатель мог бы даже отважиться на предположение, что Ноул весьма доволен порученной ему ролью.

Входные двери распахнулись, и шикарно разодетая Оливия вплыла в холл на волне холодного зимнего воздуха. Брюзгливая гримаса недовольства перекосила ее изысканно-бледные черты, как только она завидела троицу на ступенях.

Бэрк вошел за нею следом и закрыл дверь. Увидев Кэтрин, он застыл как вкопанный.

Он несколько дней не видел ее, но все это время неотступно думал о ней. Она выглядела просто сногсшибательно в бархатном капоте и домашних туфельках его сестры. Ему показалось, что он видит ее впервые. Он стоял не двигаясь, почти не замечая Оливии, которая что-то упорно ему твердила, цепляясь за его руку, как пиявка. Что Кэт сотворила со своими волосами? Они походили на золотистое облачко, и сама она казалась ангелом, спустившимся на землю с небес. Она улыбнулась своей нежной и заразительной улыбкой, словно обращенной к нему одному, ее глаза искрились умом и весельем, которых ему так не хватало. Впервые за много дней Бэрк почувствовал себя по-настоящему живым.

Голос Оливии, ставший от раздражения пронзительно-сварливым, вторгся наконец в течение его мыслей.

– Вы выглядите совсем неважно, миссис Пелл. Может быть, вам не стоило подниматься с постели?

Никто даже не потрудился отреагировать на эту явную бессмыслицу.

– Я думаю, Эдвин в гостиной, – предположила Диана с видом человека, который исполнил свой долг и может с чистой совестью наблюдать за естественным ходом событий со стороны. – Пойдем?

Бэрк почувствовал, что Оливия еще крепче вцепилась в его руку, когда группа на лестнице преодолела последнюю ступеньку и направилась к ним. Он поклонился, пропуская Кэтрин и Ноула вперед к вящему недовольству Оливии, а затем свободной рукой взял под локоть сестру. Все впятером они медленной внушительной процессией двинулись по вестибюлю в направлении гостиной.

Эдвин Бальфур бездумно подбрасывал на столе игральные кости, играя правой рукой против левой. Завидев в дверях компанию, он вскочил на ноги. Его открытое привлекательное лицо осветилось искренней приветливой улыбкой. Диана представила его Кэтрин, и та присела в реверансе, назвав его милордом. Он почтительно склонился над ее рукой:

– Диана так много рассказывала мне о вас! Теперь мне кажется, будто я знал вас всю жизнь. Вы должны называть меня Эдвином, а не то я буду думать, что вы обращаетесь к моему отцу.

Она улыбнулась, приятно удивленная простотой его манер. Оказалось, что Диана ничуть не преувеличила, описывая его наружность и неотразимое обаяние.

– Тогда я прошу вас называть меня Кэтрин, потому что мне тоже кажется, что мы старые друзья.

– Не устроить ли нам полдник? – предложила Оливия после того, как все уселись. – Ноул, прикажите подать нам холодного мяса и фруктов. И еще, пожалуй, немного сыра и булочки.

Она так старательно следила за своим произношением, что со стороны казалось, будто говорит ученый попугай. Диана перехватила взгляд подруги и принялась беззвучно двигать губами, подражая изысканной артикуляции Оливии. Кэтрин пришлось отвернуться, чтобы подавить с трудом сдерживаемый смех.

В этот праздничный день Оливия оделась и причесалась с особым тщанием, но ее негнущееся парчовое платье в широкую желто-белую полоску было выбрано не слишком удачно и не шло к ее бледным чертам. Она подняла руку, чтобы продемонстрировать золотой браслет с лиловыми камнями.

– О, Джеймс, я просто влюблена в свой новый браслет! Как это мило с твоей стороны, вспомнить, что аметист – мой любимый камень! Выглядит очень даже comme il faut,[27] вам не кажется? – обратилась она к Кэтрин. – И в то же время вполне a la mode.[28]

– Да, совсем в вашем духе.

Лицо Кэтрин оставалось невозмутимым, но ее глаза озорно блеснули. Она обратила внимание, как Бэрк закашлялся, чтобы скрыть смешок. Они не разговаривали в последние дни, но Кэтрин не могла упустить возможность его развеселить.

Оливия взглянула на нее с подозрением.

– Что вы думаете о восстании, миссис Пелл? – спросила она вдруг. – Вы сочувствуете бунтарям?

Прямота вопроса ошеломила Кэтрин. Она дала избитый ответ:

– Я ничего не смыслю в политике.

– О, разумеется, нет, – подхватила Оливия таким тоном, словно разбираться в политике было делом, не достойным порядочной женщины. – Но я уверена, что вы разделяете нашу общую радость: судя по последним сведениям, этот сброд отступает.

Кэтрин судорожно сглотнула, не зная, что сказать. Она бросила взгляд на Бэрка, но и он не пришел ей на помощь.

– Эдвин, – продолжала Оливия, демонстративно вращая браслет на запястье, – расскажите миссис Пелл то, что вы нам раньше говорили о поведении так называемого Красавчика в Торнхилле.

– Да ничего особенного, – смущенно замялся Эдвин. – Это была просто шалость.

– Шалость? Хотите узнать, что они устроили в замке Драмланриг?

– Не сомневаюсь, что вам не терпится мне рассказать, – заметила Кэтрин.

– Они натаскали соломы во все комнаты, кроме той, где спал сам принц, чтобы устроить себе ночлег. Они зарезали сорок овец из стада герцога прямо в доме. Они забрались в погреба и выпили почти все вино, а что не смогли выпить, просто вылили. Они расплавили всю оловянную посуду. А когда им пришлось отступить, они пытались унести с собой одеяла и постельное белье, но их остановил герцог Пертский.

И опять Кэтрин не нашлась, что ответить.

– Да, но они очень достойно вели себя в Глазго, – вставил Эдвин. – Многие думали, что они разграбят город, но они этого не сделали.

– Как это великодушно с их стороны! – ядовито прошипела Оливия, вновь повернувшись к Кэтрин. – Скажите, миссис Пелл, мне давно хотелось об этом спросить: зачем ваши мужчины носят эти дурацкие коротенькие юбочки? Разве им не холодно? А правда ли, что женщины из так называемого высшего сословия ходят босиком зимой и летом?

У Кэтрин руки зачесались от злости, но она была избавлена от необходимости отвечать, потому что в эту минуту в комнате появилась леди Рената под руку со своим сыном. Ее светлость выглядела чрезвычайно величественно в наряде из красновато-коричневого атласа, но ее глаза, точь-в-точь как у дочери, прищурились от досады при виде Кэтрин:

– Ах это вы, миссис Пелл. Поправляетесь, как я погляжу? Очень мило.

Эдвин пошел навстречу, чтобы ее приветствовать. Когда леди Ротбери наконец уселась, он вернулся к своему месту на диване рядом с Кэтрин и обнаружил, что оно занято Джулианом. Нахмурившись, Эдвин присоединился к Бэрку у камина.

Кэтрин обрадовалась замене едва ли не меньше, чем он сам. Бледный и дрожащий, Джулиан выглядел так, словно его только что стащили с одра смертельной болезни. На нем был муаровый, светло-зеленый с розоватым отливом камзол, никак не оживлявший его желтушного безжизненного лица. Мертвенные глаза тускло засветились, когда он вступил с ней в скучную, то и дело спотыкающуюся беседу. Ее неприятно поражала манера Джулиана ронять слова небрежно, не прислушиваясь к ним, словно предмет разговора совершенно его не занимал, как, впрочем, и ее саму. Напротив, он был как будто погружен в свои собственные, странные и нездоровые мысли, пока его язык болтал Бог весть о чем. Краем уха Кэтрин слышала, как Бэрк, Эдвин и Диана обсуждают последний роман Филдинга.[29] Ей страстно хотелось к ним присоединиться. С другого боку от нее Оливия взволнованно обсуждала с матерью бал, который они готовились дать в Уэддингтоне на следующей неделе: «Она, конечно, страшно вульгарна и двух слов связать не может, по правде говоря, она просто непереносима, но, дорогая моя, у нее стотысячное состояние! Разумеется, нам придется ее пригласить».

Потом Диана подошла к клавесину и начала тихонько подбирать какой-то печальный мотив. Эдвин последовал за нею, и она с ходу перешла на что-то более веселое.

– Идите к нам, Кэтрин, – позвала она.

Ни секунды не раздумывая, Кэтрин поднялась с дивана и направилась к ним, радуясь возможности избавиться от Джулиана.

Диана заиграла модную песенку, а Эдвин подхватил слова звучным тенором. Кэтрин тоже стала негромко подпевать.

– Вы играете? – надменно осведомилась Оливия, подплывая к ним.

Кэтрин отрицательно покачала головой. На самом деле она умела играть не хуже Дианы, но ей ничего иного не оставалось, как скрывать свои таланты. Миссис Пелл еще могла бы быть музыкантшей, а вот Кэтти Леннокс, безусловно, нет.

– Спойте что-нибудь по-шотландски, – предложила Оливия, как будто речь шла о диковинном языке вроде китайского или санскрита. – Мне кажется, вы, шотландцы, ужасно забавно говорите на королевском английском.[30]

– Вы, очевидно, имеете в виду королевский немецкий, – поправила ее Кэтрин, скромно опустив глаза.

Бэрк многозначительно откашлялся у нее за спиной, но Кэтрин не могла устоять перед искушением и громко, нарочито фальшивя, затянула без аккомпанемента непристойную песенку, припев которой звучал так:

Немецкого дворянчика Росточком в полвершка Послал нам Бог в правители. Ха-ха, ха-ха, ха-ха!

Бэрк взял ее под руку посреди первого куплета и отвел к чайному столику. Лицо у него было каменное. Позади слышался возмущенный лепет Оливии.

Эдвин подошел к ним через несколько минут, и Кэтрин обрадовалась случаю поговорить с ним. Ее первое впечатление об этом молодом человеке оказалось благоприятным; при разговоре с ним оно еще больше укрепилось. Как хорошо, что Диана отдала свое сердце человеку достойному! Он был высок ростом и хорошо сложен, с ярким румянцем, говорившим о любви к здоровым развлечениям на свежем воздухе. Пренебрегая париком, Эдвин носил довольно длинную прическу из своих србственных, слегка вьющихся, светлых, чуть с рыжинкой волос. Черты лица у него были волевые и правильные, карие глаза светились добродушным весельем. Он флиртовал с нею ровно настолько, чтобы казаться любезным, но не навязчивым. Она стала откровенно расспрашивать его о жизни, и он с готовностью рассказал ей о том, что из-за болезни отца вынужден в последнее время чаще бывать дома и помогать в управлении имением. Он обожал все виды развлечений – верховую езду, охоту, азартные игры – и любил просто валять дурака, но в последнее время, по мере того как неумолимо угасало здоровье старого лорда Бальфура, стала все чаще проявляться созерцательная сторона его натуры. Потом он признался, что склонен к непоседливости, что им владеет тяга к перемене мест, однако на Кэтрин он произвел впечатление человека, вот-вот готового остепениться.

– Миссис Пелл, могу я попросить вас на два слова? С глазу на глаз.

Кэтрин узнала этот нудный брюзжащий голос и повернулась безо всякой охоты. Меньше всего на свете ей хотелось выслушивать откровения Джулиана Лаундза с глазу на глаз.

– Да, конечно, – сказала она с тяжким вздохом и последовала за ним через всю гостиную к оконной нише.

– Извините, что отвлек вас от компании. Я скоро уезжаю, и это, возможно, мой последний шанс поговорить с вами до отъезда.

Она возликовала, услышав, что он уезжает, но постаралась не показывать виду.

– Как вы, конечно, уже догадались, – продолжал между тем Джулиан, – я нахожу вас весьма привлекательной.

Кэтрин пала духом. Он собирается сделать ей предложение. Господи, этого только не хватало!

– Мистер Лаундз…

– Прошу вас, позвольте мне закончить. Я – человек не то чтобы богатый, но вполне состоятельный, мой отец был бароном, а мой отчим – граф и пэр Англии.

– Но…

– Миссис Пелл, выслушайте меня до конца.

Ей хотелось отойти подальше, чтобы не ощущать его гнилостного дыхания, но отступать было некуда.

– Полагаю, что смогу обеспечить вас вполне прилично, даже щедро и, уж поверьте, не хуже, – тут он пренебрежительно засмеялся, – чем покойный мистер Пелл.

Кэтрин даже почувствовала себя оскорбленной за своего никогда не существовавшего супруга. У нее создалось впечатление, что Джулиан нарочно ведет себя вызывающе, хотя внешне его манеры оставались безупречно вежливыми. Она нетерпеливо перебила его:

– Я очень польщена, мистер Лаундз, и благодарна вам за доброту и снисходительность, но я вынуждена отклонить ваше предложение. Я больше никогда не выйду замуж.

К ее изумлению Джулиан расхохотался в ответ, не дав ей договорить.

– Вы меня неправильно поняли, мадам, – сказал он с фальшиво сочувственной улыбкой. – Я не просил вас выходить за меня замуж.

Кэтрин растерянно заморгала:

– Но тогда…

– Я предложил вам стать моей любовницей.

Она лишилась дара речи.

– Могу ли я заключить из вашего молчания, что вы не принимаете мое предложение? – нимало не смутившись, спросил он после долгой паузы.

– Да как вы… Разумеется, нет!

– Очень жаль. В то же время должен признать, что меня ваш отказ ничуть не удивляет. Я давно заметил, что вы испытываете ко мне… э-э-э… некоторую холодность. Увы, ваше отношение не только не угасило моей страсти, au contraire,[31] можно сказать, что оно заставило ее разгореться еще жарче.

Нелепость и оскорбительность этого разговора невозможно было переносить. Не говоря больше ни слова, Кэтрин попыталась оттолкнуть его плечом и уйти, но он лишь пошире расставил ноги и не сдвинулся с места.

– Еще одно слово, миссис Пелл. Как я уже говорил, мне надо ненадолго уехать, но, когда я вернусь, возможно, мне удастся заставить вас переменить ваше решение.

– Мистер Лаундз, вероятность этого настолько мала, что ею смело можно пренебречь. А теперь, пожалуйста, уйдите с дороги.

Он опять рассмеялся:

– Я своего добьюсь, поверьте. Вы мне достанетесь.

Кэтрин была слишком возмущена, чтобы отвечать, наглость Джулиана заставила ее задохнуться. Она с силой оттолкнула его, и на этот раз он отступил, позволив ей пройти.

Глубоко погрузившись в кресло у камина, Бэрк проследил взглядом за Кэт, пока она, ничего не замечая вокруг, шла обратно к клавесину. Она сделала вид, что слушает музыку, но он ясно видел, что она чем-то расстроена. Что сказал ей этот подонок Джулиан? Ноздри у нее раздувались: верный признак того, что она рассержена. Изучая ее профиль, ее грациозную осанку и прелестную улыбку, он невольно спросил себя, что было бы, доведись ему встретить ее на светской вечеринке у мачехи или на балу в Блайт-парке. Разумеется, он был бы очарован. Она затмила всех женщин, которых он когда-либо знал. Он постарался бы ее завоевать и не остановился бы ни перед чем, чтобы сделать ее своей.

Но они познакомились не на вечеринке, он встретил ее в тюрьме. Она выглядела как настоящая леди, но это была лишь видимость. Настоящая леди не позволила бы сделать из себя ставку в карточной игре, она не стала бы ложиться в постель с негодяями и скотами только потому, что они были при деньгах.

Скверные мысли точили его, толкая к безрассудству и жестокости. Ему надоело смотреть, как Кэт общается с другими людьми, он хотел наслаждаться ею сам. Оливия опять принялась выводить ее из себя: слов не было слышно, но он увидел, как Кэт отшатнулась словно ужаленная, и понял, что взрыв неминуем. Поднявшись с кресла, Бэрк стремительно направился к ней:

– Вы выглядите усталой, миссис Пелл. Позвольте мне проводить вас обратно в вашу комнату.

– Неужели нельзя поручить это дворецкому, Джеймс? – раздраженно возразила Оливия.

Не обращая на нее внимания, он взял Кэтрин под руку. Эдвин поклонился и заявил, что очарован знакомством. Диана улыбнулась и сказала, что скоро ее навестит. Рената и Оливия холодно кивнули, Джулиана нигде не было видно.

* * *

– О, Боже, Кэт, ты выглядишь злющей, как оса.

– А ты слышал, что она сказала?

– Нет, а что?

Кэтрин так и кипела: слова давались ей с трудом:

– Она назвала нас дикарями!

Он усмехнулся:

– Кого это «нас»?

– Шотландцев! Горцев! Всех! Эта расфуфыренная белоголовая кукла, обсыпанная мукой, еще смеет…

Бэрк весело рассмеялся и обнял ее за талию:

– Успокойся, любовь моя, возьми себя в руки. Я хочу представить тебя своему отцу.

Не успела она сказать хоть слово, как он постучал в дверь, возле которой они находились. Изнутри послышалось отрывистое: «Войдите!» Бэрк отворил дверь и посторонился, пропуская Кэтрин вперед.

Граф Ротбери поднялся с кресла, растерявшись при виде красивой рыжеволосой женщины в домашнем халате, замершей на пороге его кабинета.

– Отец, позвольте представить вам миссис Пелл. Кэтрин, это мой отец, лорд Ротбери.

Кэтрин сделала самый глубокий реверанс, на какой только была способна. Его светлость наклонил голову, но так и не вышел из-за стола, видимо, не считая нужным себя утруждать.

– Ах да, миссис Пелл! Позвольте мне от имени моего сына и всей моей семьи выразить вам нашу сердечную признательность за ваш самоотверженный поступок. Вы, безусловно, проявили подлинное мужество.

Кэтрин невнятно пробормотала в ответ что-то подобающее случаю: она совершенно позабыла о том, что спасла жизнь Бэрка от огня.

– Пелл, Пелл… – задумчиво продолжал между тем лорд Ротбери. – Вы не состоите в родстве с Уинстоном Пеллом из Бата? – осведомился он, глядя на нее сверху вниз.

– Затрудняюсь ответить, милорд, но нет, вряд ли.

– Гм, – лорд Ротбери, казалось, утратил к ней всякий интерес. – Ну-ка посмотрим… Где же это? Ах да, вот оно. – Он нашел на столе листок бумаги и поднял его. – Вот чек для вас. За спасение Джеймса и возмещение всех ваших потерь.

Он подошел к ней, протянув руку с чеком. Кэтрин отшатнулась, глядя на его руку с отвращением и ужасом, словно он протягивал ей паука.

– Благодарю вас, – сказала она сухо, – но я не могу его принять.

Ее тон ясно и недвусмысленно дал ему понять, что настаивать бесполезно.

– Вот как? Ну что ж, в таком случае, сударыня, не смею вас задерживать. Рад был познакомиться.

На сей раз он действительно поклонился, на его лице было написано недоумение. Кэтрин вышла в коридор.

– Джеймс? – окликнул его сэр Невилл прежде, чем Бэрк успел закрыть за собой дверь. – На пару слов, если можно.

Бэрк бросил на Кэтрин извиняющийся взгляд и вернулся в кабинет.

– Я заметил некоторую… натянутость, – негромко проговорил его отец. – Надеюсь, я ее не обидел? Мне казалось, что денежное вознаграждение – это как раз то, что нужно для женщины ее сословия. Она ведь из простых, не так ли? По крайней мере Рената мне так сказала.

Лицо Бэрка окаменело. В воздухе повисла ледяная пауза.

– Да, отец, она из простых, – ответил он кратко, повернулся на каблуках и вышел, оставив лорда Ротбери в полной растерянности посреди кабинета.

Он догнал Кэтрин уже на середине коридора и схватил ее за руку, чтобы удержать.

– Отец не имел в виду ничего плохого, Кэт. Извини, если его предложение тебя обидело.

Кэтрин уже и сама жалела о том, что так поторопилась. Ей пришло в голову, что Кэтти Леннокс ухватилась бы за предложенный чек, не моргнув глазом.

– О, я вовсе не обиделась, – ответила она беспечно, – я просто подумала, что миссис Пелл могла бы обидеться.

Бэрк попятился.

– Какой же я дурак! – воскликнул он со злобной ухмылкой. – Такой ошибки я больше не повторю.

Как ей была ненавистна эта циничная ухмылочка, как больно ранил ее этот ледяной взгляд! Кэтрин поежилась, словно от внезапного сквозняка, и пошла от него прочь.

Когда она достигла лестницы, он догнал ее и резко, почти грубо схватил под руку, как будто ему было противно к ней прикасаться. Густая пелена отчаяния заволокла ее душу, с каждым шагом ей становилось все тяжелее. Как ей прожить этот день до конца, а потом завтрашний и послезавтрашний? Об этом страшно было подумать… Он никогда больше не придет ее навестить. Он ее презирает, и с этим уже ничего нельзя поделать. Ей придется и дальше играть роль, которая заставит его презирать ее всю жизнь. Сегодня она пережила несколько счастливых мгновений, потому что сумела вызвать у него улыбку какой-то из своих шуток, заставила его посмотреть на себя не презрительным, а восхищенным взглядом. В такие мгновения ее сердце птицей взмывало к небесам. Но теперь все кончено: настало время для возвращения Кэтти Леннокс. И еще хуже: для Кэтрин настал час взглянуть правде в глаза и признать, как ни жутко было сказать об этом даже самой себе, что она влюблена в Бэрка.

Ну вот, страшное слово сказано. Она больше не могла делать вид, что не понимает этого: ужасная мысль возвращалась снова и снова, прорастая корнями в сознании подобно цепкому сорняку, который не выкорчевать никакими силами. Бесполезно было скрывать от себя это чувство, стараясь выдать его за благодарность или простое плотское влечение. Нет, это было нечто более сильное, неодолимое. Какая жестокая шутка! Она, Кэтрин Роза Леннокс Броуди Макгрегор, влюблена в англичанина. Как это могло случиться? Когда это началось? Когда она думала, что убила его во время своего отчаянного бегства из Гельвеллина? Или еще раньше, когда они занимались любовью в гостиничном номере для новобрачных? А может, еще раньше, когда он сказал миссис Паркингтон, что она не может читать без очков? Или в ту ночь, когда он спас ее от похотливого трактирщика и утешал, держа в объятиях, пока она не заснула?

Впрочем, какая разница? Положение было настолько безнадежным, что в пору было засмеяться, но она представила себе, как бы он посмотрел на нее, если бы она сказала ему, кто она такая на самом деле, и ей тут же захотелось плакать. Он бы не поверил ни единому слову. Она слишком умно его провела, слишком убедительно сыграла свою роль. И ему пришлось бы опровергать свидетельство своих собственных чувств, чтобы поверить, что он был ее первым и единственным любовником. Ведь в тот, первый, раз не было ни крови, ни крика боли.

Они уже добрались до лестничной площадки второго этажа и остановились, чтобы она могла передохнуть. На сердце у нее лежал тяжелый камень. Вот сейчас они подойдут к дверям ее комнаты, там он ее оставит, и больше она его не увидит Бог знает сколько времени. Нет, она этого не вынесет. Очень тихо, не глядя на него, Кэтрин сказала:

– Я вовсе не устала, Бэрк. Может быть, покажешь мне дом?

Бэрк холодно покосился на нее и равнодушно пожал плечами. В следующем коридоре он заставил ее повернуть налево вместо того, чтобы продолжить путь прямо по лестнице на третий этаж. Они проходили мимо бесконечных дверей. Некоторые были распахнуты настежь, за ними виднелись великолепные комнаты, обставленные со всей роскошью и утонченностью последней моды. Внутри кипела уборка: горничные торопились подготовить спальни для гостей перед предстоящим балом. Кэтрин спросила, сколько всего комнат в Уэддингстоуне.

– Я, по правде говоря, сам не знаю, – ответил Бэрк с безразличием, свойственным только очень и очень богатым людям. – Кажется, у нас сорок семь спален. Рената часто дает балы, так что польза от них есть.

Они прошли под аркой, и коридор превратился в огромную галерею с окнами от пола до потолка с обеих сторон. В простенках между ними висели бесчисленные фамильные портреты. Галерея начиналась с первого графа Ротбери, которому титул был пожалован в 1488 году Генрихом VII, первым королем из династии Тюдоров, а заканчивалась нынешним, одиннадцатым, графом, сэром Невиллом. Самые новые портреты висели в дальнем конце галереи: именно их Кэтрин больше всего хотела увидеть.

– Это ты? – удивленно воскликнула она, остановившись перед портретом в полный рост, на котором очень красивый и богато разодетый молодой лорд был изображен на фоне идиллического сельского пейзажа, скорее напоминавшего райские кущи.

Бэрк рассмеялся:

– Нет, не я. Это мой отец.

Разглядывая шелковистые, цвета воронова крыла волосы, гордые высокие скулы и надменные, холодные, как лед, голубые глаза, Кэтрин подивилась сходству. Но нет, присмотревшись внимательнее, она заметила, что губы у Бэрка добрее и несравненно чувственнее, да и в глазах у него больше тепла и веселья, чем у молодого человека, изображенного на портрете.

Тут же размещались портреты Дианы, запечатленной в детские годы. Некоторые из них были парадными, на других она весело смеялась, но была очаровательна на всех. Когда они подошли к портретам самого Бэрка в детстве, отрочестве и юности, ей захотелось надолго задержаться перед каждым, но он торопил ее, призывая идти дальше. Однако встретившись взглядом с серыми глазами высокой, черноволосой, поразительно красивой женщины на одной из картин, Кэтрин застыла как вкопанная и категорически отказалась сдвинуться с места.

– Моя мать, – тихо ответил Бэрк на ее невысказанный вопрос. – Ее звали Анной.

– Как она прекрасна, – потрясенно вздохнула Кэтрин, на которую портрет произвел неизгладимое впечатление. – Когда она умерла?

– Шестнадцать лет назад. Мне было четырнадцать, Диана только-только появилась на свет.

Бэрк немного помолчал.

– Ее убила банда шотландских конокрадов, совершавшая налет с той стороны границы.

Кэтрин показалось, будто прямо у нее над головой раздался раскат грома. Она побелела, по всему телу пробежала дрожь. Ей пришлось прислониться к стене, чтобы не осесть на пол.

– Боже, Боже…

Во рту у нее пересохло, слова не выговаривались. Она подняла на него полный отчаяния взгляд:

– Значит, ты всех нас ненавидишь?

– Ну что ты, Кэт, конечно, нет, – отрицательно покачал головой Бэрк. – Было бы глупо ненавидеть целый народ из-за того, что сделали четыре человека.

Когда она промолчала, он небрежно добавил:

– Бывали минуты, когда я ненавидел тебя, но вовсе не за твое шотландское происхождение.

– Я тоже иногда ненавидела тебя…

Она не сумела закончить фразу. Признаваться было то ли слишком рано, то ли уже слишком поздно. Разве что-нибудь изменилось бы, если Иннесу удалось пристрелить и Уэллса? Может быть, ненависть и горечь переполняют ее только оттого, что он жив и где-то бродит по земле? Нет, она так не думала. Вряд ли у нее стало бы спокойнее на душе, если бы его казнь состоялась завтра. Месть была мелким и низменным чувством: Кэтрин больше не желала им руководствоваться. Но жажда мести была ее спутницей уже несколько лет, что же ее заменит? На что ей опереться, как прожить предстоящие долгие годы? Бэрк обеими руками сжал ее холодную ладонь, сам поражаясь невесть откуда взявшемуся и охватившему его чувству нежности. Он же готов был ей шею свернуть всего десять минут назад!

– А сейчас? Сейчас ты меня ненавидишь? – спросил он, поднося ее пальцы к губам, боясь услышать ответ.

Кэтрин не смела поднять не него глаз. Бэрк убрал выбившийся локон с ее лица и провел по щеке кончиками пальцев:

– Посмотри на меня, Кэт.

Она повиновалась, и сердце екнуло у него в груди. Длинные черные ресницы опустились прежде, чем он успел поверить тому, что увидел в ее взгляде. А потом Кэт приподнялась на цыпочках и поцеловала его в губы.

В одно мгновение их руки переплелись и тела слились, словно растворяясь в жарких объятиях. Кэтрин вдруг сообразила, что впервые целует его по собственной воле, а не под давлением обстоятельств или роли, которую ей приходилось играть. Губы Бэрка были одновременно требовательными и нежными; ей захотелось поцелуем сказать ему все то, чего она не могла выразить словами. Ее сердце раскрылось ему навстречу. Со смешанным чувством радости и горя Кэтрин поняла, что будет любить его до самой смерти.

Бэрк обнимал ее крепко, насколько мог, боясь ей повредить и в то же время желая ощутить ее каждым дюймом своего тела, охваченного неукротимым желанием. Вот так у него всегда получалось с Кэт, лихорадочно подумал он: страсть сводила его с ума, превращая в подростка, впервые познавшего женщину. Но на этот раз в ее поцелуе появилось нечто новое: какое-то живое тепло, не виданная ранее, щемящая душу нежность. Бэрк поднял голову и заглянул ей в глаза: в их бирюзовой глубине ясно читалась та самая правда, которую он уже успел мельком заметить раньше.

– Кэт, Кэт, – прошептал Бэрк, не веря своим глазам, и поцеловал ее еще раз.

Его сердце разогналось до бешеной скачки. Он знал только один способ дать выход своим чувствам. Взяв Кэтрин за руку, он провел ее, едва сдерживая свое нетерпение, через противоположную арку в другой коридор, где виднелось множество дверей. Бэрк нетерпеливо распахнул первую попавшуюся и втащил девушку в небольшую комнату.

Кэтрин растерянно огляделась по сторонам. В отличие от Бэрка она уже успела прийти в себя, а окружающая обстановка отрезвила ее окончательно. Она словно рухнула с небес на грешную землю. Комната была крошечной, чуть больше стенного шкафа, и явно служила чуланом для старой мебели. Здесь было тесно и пыльно, в воздухе стоял запах плесени и пчелиного воска. Кэтрин попыталась окликнуть Бэрка по имени, но он заглушил ее слова страстным поцелуем. Чувствуя, как он дрожит всем телом, она позволила ему еще немного подержать себя в объятиях, но в конце концов осторожно высвободилась, прекрасно понимая, к чему приведет ее уступчивость. Бэрк даже не заметил перерыва, он вновь потянулся за нею и, обхватив рукой ее затылок, жадно овладел ее ртом. Другой рукой он принялся нетерпеливо и властно гладить ее грудь, одновременно дергая за витой шнур, служивший поясом капота. Мучительная, рвущая сердце на части боль желания пронзила ее насквозь. Кэтрин поняла, что, если не покончить с этим немедленно, через мгновение будет уже поздно, она не сможет устоять. Оторвавшись от его губ и стараясь по возможности сохранять спокойствие, она сказала:

– Не надо, Бэрк. Отпусти меня, прошу тебя.

Он мотнул головой, словно отгоняя надоедливую муху, и вновь наклонился, чтобы ее поцеловать.

– Нет. – Кэтрин отвернулась от него и оттолкнула изо всех сил. – Отпусти меня.

Бэрк отпустил ее, недоверчиво моргая:

– Никогда больше так не поступай со мной, Кэт.

Его грозный тон заставил ее рассердиться:

– А что ты собирался сделать? Разложить меня на диване или перегнуть через стул? Я не позволю обращаться с собой как со служанкой, Бэрк!

– Ты не позволишь…

Все еще дрожа от страсти, Бэрк с трудом подавил в себе порыв схватить ее за горло и задушить.

– Ладно, тогда скажи где? – почти прокричал он. – Скажи мне где?

Безнадежность положения обрушилась на нее с неумолимой силой.

– Прости, – в полном отчаянии прошептала Кэтрин, отшатнувшись от его гнева. – Разве ты можешь мне что-нибудь предложить? – спросила она, обращаясь скорее к себе самой, чем к нему.

– Что ты хочешь сказать?

– Ничего. Ничего.

В самом деле, что он мог ей предложить? Он же не считает ее порядочной женщиной! Даже в качестве леди Брэйморэй она была бы ниже его по положению, и ей было отлично известно, как много значат для него подобные вещи. Его отец счел недостойным себя знакомство даже с такой респектабельной дамой, как вдова Пелл, а Бэрк был его плотью и кровью. Ладно, пусть он будет в десять раз богаче, но кровь у нее не менее голубая, и она не позволит ему овладеть собой в чулане, как какой-нибудь прислугой. Кэтрин потянулась к ручке двери.

Бэрк неверно истолковал ее вопрос.

– Погоди!

Он схватил ее за руку.

– Может, тебе нужны деньги? – В его голосе слышалось изумление и недоверие. – О, Господи, до чего же я глуп! Как я об этом не догадался?

Кэтрин в бешенстве вырвала у него руку и распахнула дверь. Она уже успела пройти половину коридора, прежде чем сообразила, что не знает, куда идти, однако, заслышав за спиной его шаги, еще больше заторопилась.

– Почему же ты не взяла деньги у моего отца? – яростно крикнул Бэрк ей в спину. – Потому что привыкла продавать за них свою шкуру, а он об этом не упомянул, предлагая чек?

Кэтрин замерла на месте. Когда он поравнялся с нею, она размахнулась и ударила его по лицу что было сил. Бэрк так и застыл в немом потрясении, а она вновь пошла вперед, ничего не видя перед собой из-за слез. К счастью, ей повстречался один из слуг, и она срывающимся от рыданий голосом попросила его проводить ее обратно в свою комнату.

18

Кэтрин откинулась к изголовью кровати, подтянув колени к груди, и вяло уставилась на противоположную стену. Ей надоело валяться в постели, надоело день и ночь не вылезать из ночной рубашки и чувствовать себя больной. Вот уже два дня она не выходила из комнаты после своей первой, переполненной приключениями, вылазки в гостиную, ссылаясь на нездоровье, хотя на самом деле обрекла себя на добровольное заточение только для того, чтобы лишний раз не повстречаться с Бэрком. Ее гнев немного остыл: в конце концов, Бэрк лишь верил тому, в чем она сама так старательно его убеждала с их первой встречи, и считал ее такой, какой она хотела казаться. Но Кэтрин думала, что он, вероятно, все еще на нее сердится, а она была еще слишком слаба, чтобы ему противостоять.

Слава Богу, хоть с Джулианом ей больше не приходится иметь дело! Он куда-то уехал и не возвращался, чему она была несказанно рада. Его чудовищное предложение – сделать ее своей любовницей – по-прежнему поражало Кэтрин, но чем дальше, тем больше оно представлялось ей фантастическим, как будто привидевшимся во сне. В ее памяти постоянно всплывала ссора с Бэрком, о сцене с Джулианом ей даже думать не хотелось.

Раздался легкий стук в дверь, и в комнату вошла Диана. Кэтрин обрадовалась приходу подруги: той всегда удавалось ее развеселить и хотя бы на время отвлечь от мрачных мыслей. Однако на этот раз, судя по унынию, омрачавшему обычно ясный и чистый взор Дианы, им предстояло поменяться ролями. Подавленное настроение юной девушки немного удивило Кэтрин: ведь в этот день, если память ей не изменяла, Эдвин Бальфур должен был прийти с визитом.

– Что-то не так? – неуверенно спросила она, глядя на Диану, бессильно рухнувшую в кресло.

– Нет, все в порядке. – Диана уставилась в пространство, сложив руки на груди.

– Ты виделась с Эдвином?

– Да.

Молчание.

– Как он поживает? – наконец отважилась продолжить Кэтрин.

– Хорошо, – ответила Диана с таким тяжким вздохом, словно у нее душа с телом расставалась. – Он уезжает. На д-д-другой день после б-б-бала. Его отцу стало лучше, и Эдвина опять потянуло в дорогу. Он собирается в Лондон.

Кэтрин не знала, что сказать, чтобы ее утешить. Диана никогда прямо не говорила ей, что любит Эдвина, поэтому она считала своим долгом проявлять сдержанность.

– Ты будешь ужасно скучать без него, да? – робко подсказала она, ища благоприятную возможность, чтобы начать разговор начистоту.

– Да.

Диана отвернулась, безутешно качая головой.

Опять наступило молчание.

– Что ты наденешь на бал? – спросила наконец Кэтрин, решив отвлечь ее внимание.

Диана удивленно подняла голову.

– Ничего. Я просто не пойду на бал. Я же н-н-никогда не танцую.

Кэтрин умолкла, глубоко задумавшись. После продолжительного молчания с большой опаской и со всей деликатностью, на какую была способна (они ведь даже вскользь никогда не обсуждали хромоту Дианы), она решилась заговорить о том, что существует специальная обувь для людей, испытывающих подобные трудности. К ее величайшему облегчению, Диана лишь слегка смутилась и покраснела, но вовсе не рассердилась при упоминании о своем недостатке.

– Я знаю, – терпеливо пояснила она, – но Рената не позволяет мне заказать такую обувь.

– Почему же нет?

– Она говорит, что это признак суетности – желать того, чем Всевышний решил меня обделить.

Глаза Кэтрин широко распахнулись от изумления. Подруги обменялись взглядом, который уже стал для них привычным: молчаливым, но полным понимания.

– Диана, – заговорила наконец Кэтрин, прекрасно сознавая, что лезет не в свое дело, но чувствуя себя не в силах остановиться, – это несусветная чушь.

Диана лишь посмотрела на нее в ответ, растерянно моргая. Ей очень хотелось верить, но не хватало смелости продолжить разговор. Кэтрин взяла решение на себя:

– Спроси себя, почему твоя мачеха так хочет, чтобы ты оставалась в тени Оливии? Да просто потому, что ты в тысячу раз красивее ее, и Рената прекрасно понимает, что ее дорогой доченьке пришлось бы несладко, если бы все сравнивали ее с тобой!

Диана искренне рассмеялась и уже открыла было рот, чтобы все отрицать, но Кэтрин нетерпеливо перебила ее.

– Ты же не дурочка, Диана, как ты можешь быть настолько слепой? – спросила она с досадой. – Ты настоящая красавица! Всевышний наградил тебя крохотным изъяном, а ты в своем воображении превращаешь его в какое-то роковое проклятие!

– Н-н-но я еще и за-заикаюсь! – подавленно возразила Диана.

Кэтрин досадливо прищелкнула языком и вознесла взор к потолку, словно прося небо ниспослать ей немного терпения, но, увидев слезы на лице подруги, соскочила с кровати, села на подлокотник кресла Дианы и обняла ее, чтобы девушка не заметила, как близка к слезам она сама. Конечно, Диане нужна мать, настоящая родная мать, которой ей не хватало все эти долгие годы, думала Кэтрин. Ей нужен кто-то близкий, кто развеял бы ее глупые сомнения, кто показал бы ей, что у страха глаза велики. Вытащив из кармана капота носовой платок, она вытерла слезы со щек подруги, а потом сама энергично высморкалась.

– Ну, а теперь, – Кэтрин встала и заговорила самым деловитым, не терпящим возражений тоном, – слушай меня внимательно. Во-первых, ты непременно пойдешь на этот бал. И будешь танцевать.

– Но я не могу…

Возражения были отметены нетерпеливым взмахом руки.

– У нас нет времени заказать эти специальные туфли; придется воспользоваться подручными средствами. Завтра же ты должна пойти в деревню и купить две пары туфель.

– Две?..

– Две пары совершенно одинаковых туфель, только одна пара должна быть на размер больше, чем тот, что ты обычно носишь.

Диана озадаченно нахмурилась.

– Какая нога короче? – напрямую спросила Кэтрин, устав говорить обиняками.

– Вот эта, – девушка слегка покраснела, но без колебаний указала на свою левую ногу.

– Значит, именно ее мы и должны немного нарастить. При помощи ваты или сложенного в несколько раз лоскутка. Мы сделаем что-то вроде подушечки и подложим ее под стельку, чтобы нога была приподнята. Честное слово, Диана, она совсем чуть-чуть короче, нам и делать-то почти ничего не придется. Но зато нога станет выше и твоя легкая хромота совсем исчезнет! Неужели ты не понимаешь?

Ее уверенность оказалась заразительной. Диана захлопала в ладоши и даже взвизгнула от радостного предвкушения, но старые страхи и сомнения тут же настигли ее вновь.

– А вдруг это не сработает? – подавленно прошептала она.

Сердце Кэтрин едва не надорвалось от жалости:

– Если не сработает, значит, ты не пойдешь на бал, хотя могла бы пойти и так, без всяких ухищрений. Но мы еще что-нибудь придумаем, не беспокойся.

Диана медленно поднялась с кресла и подошла к окну. Кэтрин следила за подругой напряженным взглядом, моля Бога, чтобы ее вмешательство не оказалось чересчур бесцеремонным. Хоть бы Диана согласилась! А если согласится, хоть бы только сработала придуманная ею уловка!

Наконец Диана повернулась к ней лицом:

– Ладно, я так и сделаю. П-п-пойду завтра в деревню. И платье тоже куплю, Кэтрин, настоящее б-б-бальное платье! Знаешь, у меня никогда не было бальных платьев!

Ее глаза светились надеждой, она выглядела прекрасной, как никогда.

– О, Кэтрин, ты только подумай! Через три дня я, может быть, буду танцевать с Эдвином!

* * *

Стул, похоже, принадлежал эпохе Людовика XIV, его нельзя было ломать. Картина над кроватью? Наверное, портрет какого-то из славных предков. Она бы и рада была швырнуть его в окно, но не решилась. Кувшин? Тонкий фарфор, стоит, должно быть, целое состояние. Кэтрин запрокинула голову и издала протяжный стон, а потом снова принялась в ярости метаться взад-вперед по комнате.

Несносный мерзавец! Как он смел опять ее оскорблять? И ведь подумать только, она-то еще обрадовалась, когда повстречала его, гуляя в парке с Эдвином Бальфуром, искренне обрадовалась! Нет, ей бы следовало сидеть взаперти в своей комнате, пока он не отвезет ее обратно в Ланкастер, не испытывая на себе его враждебности раньше срока. Но скука одолела ее, и она все-таки решилась выйти на свежий воздух, а в саду повстречала Эдвина. Они дружески разговорились, наслаждаясь непривычно теплой погодой, и все было прекрасно, пока Бэрк не обрушился на них подобно разгневанному языческому божеству. Он отослал сконфуженного Эдвина, отпустив на его счет какое-то двусмысленное замечание, а потом повернулся к ней, сверкая глазами от гнева.

– Тебе не приходило в голову, что, флиртуя с ним, ты ранишь чувства моей сестры? – прошипел Бэрк, угрожающе наклонившись к ней.

Справившись с первоначальным изумлением, Кэтрин пришла в не меньшую ярость, чем он сам.

– Ты болван! – бросила она ему в лицо. – Во-первых, я с ним не флиртовала. – И, заслышав его недоверчивое хмыканье, добавила: – Мне плевать, веришь ты мне или нет! А во-вторых, если ты знаешь, что она в него влюблена, почему бы тебе не поговорить с ним об этом? Он ведь и твой друг тоже! А ты ее брат, ты обязан заботиться о ней!

– Спасибо за напоминание о нашем родстве и о моем братском долге, – ответил он с такой язвительной назидательностью, что ей пришлось скрипнуть зубами. – Но тебе придется меня извинить, твой совет я нахожу смехотворным. С Эдвином говорить бесполезно, это только поставило бы Диану в затруднительное положение и причинило бы ей лишнюю боль. Сейчас они просто друзья, и это их ни к чему не обязывает, а после такого разговора их дружбе пришел бы конец.

– Но…

– Эдвин – человек светский. У него нет и не может быть ничего общего с шестнадцатилетней девочкой, только-только окончившей институт благородных девиц, не представленной ко двору и никогда не выезжавшей из дому больше чем на неделю.

– Но она уже не ребенок!

– Оставим этот бесполезный разговор, – решительно перебил ее Бэрк. – И оставь в покое Эдвина Бальфура, Кэт. Если ты причинишь боль моей сестре, Богом клянусь, я заставлю тебя об этом пожалеть.

Он повернулся на каблуках и ушел, оставив ее кипеть от бессильного гнева.

– Кэтрин!

Дверь распахнулась. Диана ворвалась в комнату, прервав ход ее озлобленных и бесплодных размышлений, и бросила на постель обе громоздкие коробки, которые несла в руках. Потом она подошла к окну и широко раздвинула шторы.

– Что ты сидишь в темноте? Смотри, какой сегодня чудный день!

– Я выходила гулять.

– Правда?

Захваченная собственными переживаниями, Диана почти не слушала ее. Она подошла к постели и без особой нужды взбила подушку, а потом повернулась к Кэтрин с восторженным, рассеянно блуждающим взглядом.

– Что ты читаешь? – спросила она, подходя к оконному дивану и поднимая оставленный на нем альбом итальянских гравюр.

– Ничего, просто смотрела картинки.

Кэтрин внезапно вздрогнула, и в ее глазах тоже появилось восторженное выражение.

– Диана! – воскликнула она.

Подруга, смеясь от радости, бросилась ей на шею.

– Сработало! О, Кэтрин, у нас все получилось! Посмотри на меня.

Диана медленно прошлась до двери и обратно. Хромота, и без того едва заметная, полностью исчезла. Девушки вновь обнялись, потом обеим пришлось воспользоваться носовыми платочками.

– Кэтрин, дорогая, разве я смогу когда-нибудь тебя отблагодарить?

– Считай, что уже отблагодарила. Для меня лучшая награда – видеть тебя такой счастливой.

Кэтрин всхлипнула, радостно улыбаясь, и перевела неловкий разговор на другую тему:

– А это что, твои платья?

Она указала на коробки, брошенные на постели. Диана кивнула.

– Значит, будем выбирать, которое из двух. Открой и дай мне посмотреть!

Диана по-детски улыбнулась во весь рот:

– Я свое уже выбрала. Второе – для тебя.

Кэтрин бросила на нее быстрый взгляд, решив, что ослышалась:

– Для меня? Что ты хочешь этим сказать?

Диана весело рассмеялась:

– Ты тоже идешь на бал!

Не обращая внимания на печальную улыбку подруги, отрицательно покачавшей головой, она открыла одну из коробок.

– Ты только взгляни! О, Кэтрин, оно бесподобно. Гораздо лучше моего. Я бы сама его надела, но Рената ни за что не разрешит мне носить такое декольте. Разве не чудесное платье? Примерь.

С этими словами она вынула из коробки великолепное платье вишневого бархата, просто, но изысканно отделанное кремовым шелковым кружевом.

– Диана…

– Ничего не желаю слушать! Я знаю все, что ты собираешься сказать, и все твои доводы яйца выеденного не стоят! Ты непременно должна пойти на бал.

– Диана…

– Потому что если ты не пойдешь, то и я не пойду!

Кэтрин замерла в полной растерянности. В глазах Дианы она прочла такую решимость, что ни на минуту не усомнилась в правдивости ее слов.

– Это шантаж, – сказала она, стараясь выглядеть рассерженной.

– Какое ужасное обвинение! – ответила Диана, пряча улыбку. – Я не шучу, Кэтрин, без тебя я не пойду.

Помедлив секунду, она добавила словно невзначай:

– Да, кстати, мне кажется, что Оливия намерена объявить на балу о своей помолвке с Джейми.

Что-то оборвалось в груди у Кэтрин, ей пришлось ухватиться за столбик кровати, чтобы удержаться на ногах.

– Правда? – вот и все, что она сумела выговорить.

– К сожалению, она забыла предупредить об этом самого Джейми. Он ничего не знает.

– Ах вот как.

Щеки Кэтрин вновь окрасились румянцем, сердце забилось ровнее. Она решила использовать против Дианы ее же оружие.

– Что ж, очень жаль. Я думаю, Эдвин был бы рад с тобой потанцевать, ведь ты была бы в новом наряде. Он, кажется, собирался уезжать на следующий день? Для тебя это был бы последний шанс его увидеть.

Она сокрушенно покачала головой.

– Но ничего не поделаешь, на «нет» и суда нет. Так чем же мы займемся? Может, сыграем в карты? В моей комнате или в твоей?

– Лучше в твоей. Тут гораздо тише. Мы не услышим ни музыки, ни шума.

Диана накрыла крышкой коробку с бархатным платьем, подняла обе коробки и отнесла их к двери. Одним стремительным и небрежным движением она открыла дверь и выбросила обе коробки в коридор, где они и упали на пол с глухим стуком. Потом она вернулась к кровати и села, опустив свои серые глаза и как ни в чем не бывало напевая какой-то мотивчик.

Кэтрин успела отвернуться, но трясущиеся плечи выдали ее. Услыхав за спиной взрыв смеха, она опять обернулась к Диане, подошла к кровати и опустилась на нее рядом с подругой. Они никак не могли отсмеяться и повалились на постель, изнемогая от веселья.

Наконец Диана опомнилась.

– Идем, Кэтрин, нам надо спешить, – сказала она, все еще смеясь и утирая выступившие на глазах слезы. – У нас всего один день в запасе, а ты еще должна научить меня танцевать!

19

– За короля! – провозгласил кто-то.

– За короля! – дружно подхватили тост друзья лорда Ротбери.

Бэрк машинально опрокинул в рот содержимое своего бокала, без особого интереса разглядывая созвездие окружавших его сиятельных особ. Это было привычное, примелькавшееся сборище графов и графинь, пара герцогов, несколько баронетов,[32] а также превеликое множество богатых, но не титулованных гостей, с которыми его мачехе гораздо легче (хотя и не столь лестно) было общаться. Наметанным глазом он выхватил в толпе двух или трех хорошеньких женщин, с которыми не был знаком, но ни одна из них не показалась ему настолько привлекательной, чтобы выманить его из угла, где он провел последние полчаса возле чаши с пуншем, охваченный безнадежной тоской. Все равно Оливия скоро прицепится к нему и потащит танцевать, в этом можно было не сомневаться. Свою историю об ожидании нового назначения он рассказывал каждому, кто готов был слушать, хотя в большинстве своем гости воспринимали его приезд домой на Рождество как нечто само собой разумеющееся и не требующее объяснений. Захватив еще один полный бокал, Бэрк отошел от стола прежде, чем лорд Клифтон, один из самых скучных друзей отца, успел его перехватить, и остановился у колонны неподалеку от возвышения, на котором играл оркестр. Тут ему опять вспомнилась Оливия, и он решил, что надо переменить дислокацию: движущуюся мишень поразить труднее.

Его блуждающий взгляд остановился на знакомой черной головке. Бэрк замер от неожиданности. Диана!

Диана танцует! И, видит Бог, она прекрасна! А кто ее кавалер? Он выждал, пока танцоры не выстроились в ряд парами. Стало быть, Эдвин? Что ж, отлично. Разумеется, из этого ничего путного не выйдет, но пусть она будет счастлива хотя бы сегодня.

Однако чем же заняться ему самому? Выбор был невелик. Можно опрокинуть еще рюмку и начать напиваться всерьез или, скажем, отыскать Оливию, пригласить ее на танец, поговорить с приятелями отца, познакомиться с новыми женщинами и поухаживать за одной из них. Не раздумывая больше ни минуты, Бэрк направился обратно прямиком к чаше с пуншем.

На середине пути он снова замер, увидев прямо перед собой Кэт, неторопливо вплывающую в бальный зал под золоченой аркой, величественную, как герцогиня, и несравненно более прекрасную, чем любая другая из присутствующих женщин. Онемевшими пальцами Бэрк поставил бокал и уставился на нее во все глаза. Можно было подумать, что появляться на балах, ослепляя всех своей внешностью, для нее привычное дело.

Слава Богу, что она первая его заметила, думала между тем Кэтрин, лихорадочно отыскивая глазами Диану в толпе танцующих и стараясь не подавать виду, насколько ей страшно. Ей не следовало спускаться вниз, это была ошибка, и не важно, что она дала слово Диане. Может, ей стоит вернуться, пока никто, кроме Бэрка, ее не видел…

Тут ей вспомнилось площадное ругательство, которым частенько пользовался Рори, так как именно в эту минуту к ней подлетел дородный, но франтовато разодетый молодой человек:

– Э-э-э… извините, вы и в самом деле еще без кавалера?

Монокль выпал у него из глаза, когда он осознал, насколько крупно ему повезло.

– Приветствую вас, как поживаете?

Это был уже другой, полная противоположность первому, изнеженный и тощий, как щепка, в небесно-голубом жилете. Сзади, шумно отдуваясь, набежал еще один, годами постарше: толстый, одышливый, в черном парике. Еще кто-то, и не один, подходил сбоку, Кэтрин едва различала их краем глаза. Танец кончился. Господи, хоть бы Диана поскорее ее заметила!

– Миссис Пелл, я вас ждал.

Она обернулась и увидела перед собой Бэрка. Он взял ее под руку и, не говоря больше ни слова, отвел в сторонку от поклонников, издавших дружный вопль разочарования. Кэтрин не знала, смеяться ей или плакать, но ее душа сама собой переполнилась ощущением чистой, ничем не омраченной радости.

Бэрк провел ее во временно пустующий конец бального зала и отпустил ее руку. Хмурясь, он пытался придумать, что бы такое сердитое ей сказать, но ему ничего не приходило в голову. Кэт выглядела бесподобно. Кроме того, она смотрела на него с нежной и вроде бы – можно было даже поклясться, что это так! – искренней благодарностью.

– Что ты тут делаешь? – начал он наконец, стараясь говорить бесстрастно, раз уж сурово не получалось.

– Диана настояла, чтобы я спустилась. Эта мысль принадлежала не мне, уверяю тебя.

Она окинула бальный зал таким взглядом, словно он кишел тараканами, а не пэрами Англии.

– Ты прекрасна.

Слова вырвались у него непроизвольно, сами собой только слепец мог бы удержаться от подобного замечания. Кэт вспыхнула, не поднимая глаз от кружевного воротг его рубашки, и Бэрк почувствовал себя совсем размякшим.

– Но тебе не следовало спускаться.

– Да, наверное.

– Возможно, среди гостей есть кто-то из знакомых полковника Денхольма или кто-то, слышавший о моем задании. Не исключено, что тебя могли узнать.

Ее очаровательный ротик приоткрылся в тревоге:

– Я об этом не подумала!

Потом она нахмурилась в раздумье, и Бэрк тотчас же понял, что совершил ошибку.

– Но, Бэрк, – удивилась Кэтрин, – что тут страшного, даже если меня узнают? Что ты им сказал?

Он еще больше помрачнел и разозлился оттого, что ему никак не удавалось с ходу придумать для нее какой-нибудь правдоподобный ответ. В эту минуту к ним подошли Диана и Эдвин, избавив его от необходимости сочинять.

Женщины расцеловались с таким видом, будто не виделись несколько недель, и стали восхищаться туалетами друг друга, словно не вместе одевались, готовясь к балу. Они великолепно смотрелись вместе: золотые волосы рядом с черными, прелестные девичьи лица, горящие затаенным возбуждением глаза, понимающие друг друга без слов и ведущие разговор на каком-то таинственном сестринском языке, непостижимом для мужчин. Бэрк и Эдвин чувствовали себя исключенными из этого загадочного общения, но их тянуло внутрь, как мотыльков на пламя.

Диана неожиданно попросила брата пригласить ее на следующий танец, и Эдвин тотчас же пригласил Кэтрин. Она любезно согласилась, сделав вид, что польщена, хотя и ощутила плеснувшую на сердце холодную волну легкого разочарования: ей гораздо больше хотелось бы потанцевать с Бэрком. Он послал ей грозный предупреждающий взгляд, но она демонстративно отвернулась и ушла под руку с Эдвином. Несносный упрямец! Он уже хочет отравить ей краткий миг счастья! Оно и так скоро кончится, без вмешательства со стороны!

Оркестр играл превосходно, ей понравилось кружиться в танце среди расфранченных кавалеров и дам, чувствуя себя так, будто она принадлежала к их обществу. Но она вскоре утомилась и попросила Эдвина вывести ее из круга танцующих, не выполнив и половины положенных фигур.

– Вам нездоровится? – спросил он, озабоченно заглядывая ей в лицо, когда они оказались на краю зала и укрылись в нише.

– Нет, – заверила его Кэтрин, – просто я не привыкла танцевать. Как вы думаете, мы не могли бы выпить по бокалу пунша?

Пока он ходил за напитками, она приняла решение. Завтра Эдвин уезжает в Лондон. Конечно, она сильно рискует, заводя с ним такой разговор, но если промолчит, то не простит себе, что упустила прекрасную возможность помочь подруге.

Эдвин протянул ей бокал с пуншем и предложил угоститься закусками с одной тарелки, которую захватил с буфетной стойки. Кэтрин стала наблюдать, с каким аппетитом он ест, восхищаясь мужественной красотой его лица, дышащего здоровьем и жизнерадостным весельем. Потом она вскользь упомянула о том, что, насколько ей известно, он вроде бы собрался уезжать.

– Ну да, на время. Понимаете, отцу стало лучше.

Похоже, его не слишком тянуло в дорогу.

– Я рада это слышать. Диана будет скучать без вас.

– Видит Бог, я тоже буду по ней скучать, – искренне признался Эдвин. – Встреча с Дианой – это самое лучшее, что меня ждет всякий раз, как я возвращаюсь домой.

Кэтрин поставила свой бокал на маленький столик и стиснула руки.

– Эдвин, – нерешительно начала она, – мы с вами едва знакомы, и все же я уже… у меня сложилось высокое мнение о вас. О вашей порядочности.

– Спасибо на добром слове, – удивленно ответил он. – У меня сложилось такое же впечатление о вас.

– Мне кажется, вы человек добрый и честный. Полагаю, что и в делах сердечных опыта у вас не меньше, чем у любого другого.

Он ответил ей слегка озадаченной улыбкой.

– Надеюсь, вы меня извините за столь откровенный разговор, но мы оба скоро уезжаем, поэтому у нас просто не остается времени на церемонии… вернее, на общепринятый и размеренный ход событий. Мне придется отбросить сдержанность и говорить прямо.

Появившееся на лице у Эдвина выражение замешательства заставило ее рассмеяться и заверить его, что она не собирается объясняться ему в любви. Ему хватило воспитанности не выдать своего облегчения:

– Сударыня, я глубоко разочарован.

– И еще я должна извиниться за то, что завожу разговор о предмете, который меня совершенно не касается. Мне самой не верится, что я на это способна! Уверяю вас, если бы кто-то другой вместо меня мог взять на себя эту миссию…

Кэтрин с трудом перевела дух. Эдвин смотрел на нее терпеливо, но озадаченно. Ей ничего иного не оставалось, как перейти к сути дела:

– Диана была необычайно добра ко мне во время моей болезни. Мы с нею очень сблизились, несмотря на краткость нашего знакомства. Она живая, непосредственная, очаровательная женщина с нежным, любящим сердцем. Она на редкость умна и рассудительна не по годам. В ней нет ни капли тщеславия, хотя она настоящая красавица и могла бы возгордиться.

Она опять умолкла. Боже, что, если от ее вмешательства станет только хуже?

– Я с вами совершенно согласен и готов подписаться под каждым словом, – охотно поддержал ее Эдвин. – Диана – очаровательное дитя.

Кэтрин наклонилась к нему поближе и заговорила со всей серьезностью:

– Нет, она не дитя, Она женщина. И в своем женском сердце прячет секрет, свято веря, что никто о нем не знает, кроме нее самой. Но она слишком чиста, чтобы удержать в тайне самое важное, что у нее есть в жизни. Эдвин… – Кэтрин коснулась его рукава, моля Бога, чтобы не совершить ошибки, – Диана глубоко и страстно влюблена в вас.

Смысл ее слов дошел до него не сразу, а когда он наконец понял, на его лице отразилось полнейшее смятение. Как она и ожидала, новость оказалась для Эдвина потрясением: он ни о чем не подозревал. И как такой неглупый вроде бы мужчина может быть таким слепцом? – подивилась про себя Кэтрин, сохраняя, впрочем, благоразумное молчание.

Эдвин продолжал смотреть на нее невидящим взглядом.

– Вы хотите сказать, она любит меня как брата, видит во мне друга…

– Нет, она любит вас как женщина мужчину.

– Но она же совсем еще ребенок!

Бросив взгляд в бальный зал, Эдвин сразу увидел Диану, беседующую с двумя мужчинами. Она вовсе не выглядела ребенком, да и ее собеседники держались с нею на равных, а не нянчились, как с малым дитятей.

– Боже милостивый… – прошептал он упавшим голосом.

Кэтрин устало прислонилась к стене. Она сделала все, что могла, больше говорить было не о чем. Она лишь надеялась, что не сказала ничего лишнего. Но все-таки Эдвин настоящий джентльмен! Она не сомневалась, что если он не в силах ответить на любовь Дианы, то по крайней мере не станет сознательно причинять ей боль и уж, безусловно, ни словом, ни намеком не выдаст содержания только что состоявшегося разговора.

Он все еще стоял, не произнеся ни слова, и выглядел словно всадник, выброшенный из седла норовистой лошадью. Тут Кэтрин увидела Бэрка, приближавшегося к ним с самым воинственным видом. Она торопливо извинилась перед Эдвином, который едва ли даже заметил ее уход, и попыталась слиться с толпой по краю бального зала. Эта жалкая попытка, разумеется, потерпела полный провал. Бэрк догнал ее прежде, чем она успела сделать десяток шагов. Скверное предчувствие охватило Кэтрин, как только его рука опустилась ей на плечо. Она повернулась к нему с деланным спокойствием, но при виде его лица сердце у нее отчаянно заколотилось.

– Бэрк, не надо. Я не…

– Заткнись. Я ведь тебя предупреждал: не трогай мою сестру, а не то пожалеешь.

– Но я не…

– Раз ты настолько окрепла, чтобы танцевать, значит, и путешествие тоже выдержишь. Я все устрою, чтобы через два дня тебя здесь не было. А пока запомни: если ты еще раз близко подойдешь к Эдвину Бальфуру, я сломаю тебе руку.

Он с такой силой сжимал ее локоть, что она поверила в серьезность угрозы. Грубо оттолкнув ее, Бэрк повернулся спиной и ушел.

Почти тотчас же кто-то пригласил ее танцевать, и Кэтрин согласилась, даже не глядя своему кавалеру в лицо, показавшееся ей размытым пятном, и не слушая его голоса, отдававшегося в ушах неясным гулом. Бэрк подхватил с подноса, с которым официант обходил гостей, бокал вина и опрокинул его в себя одним духом. Вскоре его нашла Оливия. Он стоял, прислонившись к стене возле буфета с напитками, и угрюмым взглядом следил за танцующими. То ли по глупости, то ли из безрассудства она предприняла попытку взять его под руку и вытащить в общий круг. Бэрк посмотрел на нее так, словно не мог вспомнить, кто она такая. Когда в голове у него наконец прояснилось, он нетерпеливо отмахнулся от нее.

– Сдается мне, что ты малость перебрал.

Оливия говорила кокетливым, но слегка дребезжащим от беспокойства голосом. Казалось, она собирается сказать ему нечто важное.

– Я вернусь, когда ты придешь в себя.

Сзади подошли ее друзья. Бэрк смутно припомнил, что фамилия молодого человека – Уорзи, а девицу зовут леди Аннабел де Что-То Там.

– А вот и счастливая парочка! – радостно и громогласно возвестил Уорзи. – Поздравляю, Джеймс, везучий ты, сукин сын! Когда же настанет великий день?

– О каком великом дне речь? – негромко спросил Бэрк, обращаясь к Оливии.

Под слоем рисовой пудры Оливия стала багровой, как свекла, рот у нее открывался и закрывался совершенно беззвучно, словно у рыбы, вытащенной из воды. Она подняла руку в безнадежной попытке остановить Уорзи.

– Да-да, я знаю, это пока секрет, – продолжал тот со снисходительной улыбкой, – но Оливия не удержалась и намекнула нам с Аннабел, что скоро вы объявите о помолвке. Ведь мы такие старые друзья.

– Джеймс, – прощебетала Оливия неестественно громким голосом, – давай потанцуем!

Она лихорадочно дернула его за рукав, но это ни к чему не привело.

– О помолвке? – с растущим интересом повторил Бэрк.

При других обстоятельствах он, конечно, поступил бы великодушно: принял бы как ни в чем не бывало поздравления ее друзей, а потом задал бы ей хорошую взбучку с глазу на глаз. Но Оливия подоспела на редкость не вовремя со своей выходкой. Она попалась на чудовищной лжи как раз в ту минуту, когда Бэрк был уже полупьян и в самом скверном расположении духа. Уж лучше бы она попыталась заигрывать с ядовитой змеей.

– Должно быть, я несколько старомоден, – проговорил он самым что ни на есть язвительным тоном, – но мне казалось, что обычай требует спросить мнения жениха на сей счет.

– Да будет тебе, Джеймс!

Смех Оливии прозвучал нестерпимо фальшиво. Выпустив его руку, она начала потихоньку пятиться назад, зато Уорзи и леди Аннабел остались на месте. Они слушали, открыв рот.

– Жаль, что не смогу услужить тебе, дорогая. Но я желаю тебе удачи. Надеюсь, тебе еще повезет, и ты найдешь кого-нибудь, кто будет к тебе добрее, чем ты сама.

Хорошо еще, что у Оливии не было в руках бокала, а не то его содержимое угодило бы Бэрку прямо в голову. Но за неимением лучшего она выпрямилась, собрав воедино все остатки своего достоинства, и заявила ему, что он может убираться ко всем чертям. Уорзи и леди Аннабел куда-то исчезли, а Бэрк с циничным удовлетворением поднял бокал, словно салютуя честь в спину удаляющейся Оливии.

– Скатертью дорога, – угрюмо пробормотал он.

Ему надоел винный пунш, и он велел проходившему мимо официанту принести бутылку бренди, после чего принялся методически напиваться, глядя, как Кэт танцует с каждым, кто ее приглашал. Она уже побледнела и выглядела больной и утомленной, но упорно продолжала танцевать, не отказывая никому. Через некоторое время Бэрк заметил, что он не единственный, кто следит за нею. В зале появился омерзительный Джулиан, очевидно только что вернувшийся откуда-то, потому что он был в костюме для верховой езды и рассеянно постукивал хлыстиком по голенищу сапога, не сводя глаз с Кэт. Музыка смолкла, и он стремительно направился к ней, как стрела, выпущенная из лука. Она стояла боком к Бэрку, но он увидел, как она дважды отрицательно покачала головой в ответ на слова Джулиана. Он наклонился ближе и что-то прошептал ей на ухо. На мгновение она словно оцепенела, потом позволила ему взять себя за руку и вывести из зала. Сам не сознавая, что делает, Бэрк невольно последовал за ними. Они покинули бальный зал и направились через главный холл к служебному, слабо освещенному коридору. Бесшумно, соблюдая дистанцию, он шел за ними по пятам и увидел, как Джулиан открывает дверь, пропуская Кэт вперед. Дверь тут же закрылась, и Бэрк остался один в темном коридоре, прислушиваясь к бешеному стуку собственного сердца и гадая, стошнит его сейчас или нет. Перед его мысленным взором зримо, как наяву, пронеслось все то страшное, жестокое, просто чудовищное, что ему хотелось бы сотворить с этой парой. Потом он медленно повернулся кругом и направился обратно в бальный зал. Он не станет вмешиваться. В конце концов, эти двое вполне стоят друг друга. А главное, ему хотелось выпить. Больше всего на свете.

* * *

– Моя дорогая, ты поступила очень мудро, не надев драгоценностей. Твое платье обрамляет фигуру такими чудесными скульптурными складками, что никаких других украшений не требуется.

– Что вы хотели мне сказать, Джулиан?

– К тому же твои волосы столь ослепительны, а румянец так нежен, что драгоценности лишь отвлекали бы от них внимание.

– Прекратите! Что вы хотели сказать?

В зале он прошептал ей на ухо, что если она не пойдет с ним, то увидит, как Бэрка посадят в тюрьму за измену. Разумеется, это было нелепо и смешно, просто абсурдно! И все же она встревожилась.

– Хочешь знать, где я был? – спросил между тем Джулиан.

Они находились в каком-то кабинете, заставленном книжными полками. Всю остальную меблировку составляли письменный стол, мягкие кресла и кушетка. Джулиан подошел к окну и драматическим жестом опустил тяжелые шторы. Ему удалось напугать Кэтрин, но она сохранила самообладание и не отвела взгляда. Он прошел к столу и налил себе рюмку шерри из графина.

– Ну как? Разве тебе не хочется об этом узнать?

– Вовсе нет. Чего мне хочется, так это узнать, что вы имели в виду, когда несли весь этот вздор насчет тюремного заключения. Говорите, что вы задумали, Джулиан, или я ухожу.

Он радостно загоготал:

– А знаешь, мне это нравится, ужасно нравится! Так приятно слушать, когда ты говоришь мне, что я должен делать! А знаешь почему? Потому что очень скоро это прекратится, и ты будешь делать именно то, что я скажу.

Отойдя от окна, Джулиан двинулся к ней и остановился, лишь когда подошел вплотную. Кэтрин еле удержалась от желания отступить на шаг. Ей стало страшно, но ему вовсе необязательно было об этом знать.

– Ты так прелестна, – прошептал он, прикасаясь к ее волосам.

Она подняла руку, чтобы отмахнуться, но Джулиан схватил ее за запястье и удержал с силой, которой Кэтрин в нем и не подозревала.

– Ничего удивительного, – продолжал он уже другим тоном, – что Джеймс никак не мог решиться передать тебя военным властям в Ланкастере.

Она побледнела, но сделала вид, что ничего не понимает:

– Что?

Он опять рассмеялся:

– Отлично, отлично! Ты превосходно разыгрываешь замешательство. Нет, ты мне, ей-Богу, нравишься, Кэтти Леннокс!

– Я не знаю, о чем вы говорите, – пролепетала она.

– Разве?

Джулиан выпустил ее запястье и отступил на шаг назад, потягивая шерри.

– Я только что вернулся из Дамфриза. Тебе это о чем-нибудь говорит? Нет? Возле города стоит драгунский полк. Они встали там на всю зиму в надежде, что весной Чарли предпримет еще один поход на юг. Этим драгунским полком командует некий полковник Денхольм. Полагаю, именно он – непосредственный начальник Джеймса. Ну как? Что скажешь? Я имел долгую и чрезвычайно любопытную беседу с милейшим капралом по фамилии Блейни. Кажется, его звали Фредди. Он мне много чего порассказал о девице, которую Джеймс должен был доставить в Ланкастер больше месяца назад.

Значит, он знает. Ладно, ничего не поделаешь, но не стоит ударяться в панику. Конечно, разразится скандал, для Бэрка и его семьи это будет большая неприятность, но тем все и кончится.

– Вы закончили?

Желтые глаза Джулиана сощурились:

– Вовсе нет, сладость моя, я как раз подхожу к самому интересному.

Он опрокинул в глотку остатки шерри, поставил рюмку на стол и вновь подошел к ней.

– Самое интересное, – продолжал он, понизив голос до гнусавого, насмешливого мурлыканья, – заключается в том, что тебе придется делать, чтобы я не сообщил полковнику Денхольму о твоем местонахождении.

Кэтрин недоуменно нахмурилась, и тонкие губы Джулиана расплылись в ехидной улыбке:

– Ты будешь моей любовницей.

Она расхохоталась ему в лицо. Не расслышав в этом смехе ни единой нотки страха, Джулиан грозно сверкнул глазами.

– Да ты с ума сошел, – сказала Кэтрин, переводя дух почти с облегчением. – Я знакома с Денхольмом, он человек разумный. Не знаю, что Бэрк ему сообщил, чтобы объяснить наше опоздание, но мы задержались, безусловно, не по его вине. Даже если Денхольм сердит, он смягчится, когда мы наконец прибудем в Ланкастер на следующей неделе. Мы уезжаем через два дня, Джулиан.

Она посмотрела на него чуть ли не с жалостью и повернулась, собираясь уходить.

Джулиан, как тисками, схватил ее за плечо и грубо развернул лицом к себе.

– Может, ты и уезжаешь через два дня, но только не в Ланкастер, – яростно прошипел он. – Денхольму небезынтересно будет узнать, что ты делаешь в этом доме! Ведь Джеймс написал ему, что ты мертва!

– Что?

– Мертва!

Он толкнул ее назад с такой силой, что она больно ударилась плечом о дверной косяк. Прижав дрожащую руку к груди, Кэтрин бессильно прислонилась спиной к стене. Мертва, он сообщил им, что она мертва! Что это значит? Мысли еле шевелились у нее в голове. Это значит, что он не собирался отправлять ее назад в тюрьму, это значит… о, Господи! Это значит, что он решил ее отпустить! Слезы горячим потоком хлынули по ее щекам, она закусила костяшки пальцев, чтобы не разрыдаться в голос. Джулиан снова подошел к ней, и она увидала в его волчьих глазах подлинное бешенство. Он заставил ее отнять руки от лица и дважды, трижды ударил по щекам, разъяренный ее слезами.

– Прекрати! – в бешенстве заорал он.

В конце концов до него дошло, что она не перестанет плакать, если он будет продолжать ее бить. Тогда он взял ее за плечи и встряхнул.

– Только я буду заставлять тебя плакать! – бесновался Джулиан. – Я и никто другой!

Он вытащил платок и принялся грубо тереть ее покрасневшие, горящие от слез и побоев щеки.

– Приведи себя в порядок! – крикнул он, с отвращением повернувшись к ней спиной.

«Да он с ума сошел, не иначе», – подумала Кэтрин. Она высморкалась и несколько раз глубоко вздохнула, стараясь собрать воедино разбегающиеся мысли. Он ее шантажирует, это ясно, но она так и не поняла, каковы его условия. Ее трясло от страха, но едва слышный голос в глубине ее души радостно пел: «Он отпустил меня на волю!»

– Чего тебе надо, Джулиан? – спросила она тихо, когда ей удалось немного успокоиться.

Джулиан медленно повернулся к ней. На его отвратительной физиономии опять заиграла улыбка. Его хлыстик валялся на кресле. Теперь он поднял его и подошел поближе.

– Для начала, – зашипел он, – ты прекратишь указывать мне, что делать. Это ясно?

Она судорожно сглотнула и кивнула в ответ:

– Извини.

Он затряс головой, как капризный ребенок.

– Нет-нет, не так! Ты поторопилась. К тому же я знаю, что ты врешь. Ты еще пожалеешь, но это будет позже.

Подняв хлыстик, Джулиан опустил его ей на плечо.

– Слушай меня, Кэтти. Завтра утром мы с тобой отправимся в Лондон. Ты будешь оставаться в моем городском доме, пока мне этого хочется, и будешь делать все, что я тебе прикажу. Капрал Блейни утверждает, что ты шлюха, хотя мне трудно в это поверить. Но если это так, тем лучше. Это значит, что ты быстро усвоишь правила моих маленьких забав. Кое-какие из них могут тебя удивить, даже если у тебя и в самом деле большой опыт.

Кэтрин содрогнулась.

– А что ты предлагаешь взамен? – спросила она, сама не узнавая своего голоса.

– Я сделаю так, что Джеймс не попадет под трибунал. Как видишь, все очень просто.

Кровь отлила от ее лица. «Думай, думай!» – твердила она себе.

– Только попробуй донести на него, и его отец лишит тебя наследства. Он выбросит тебя из дома!

– Но он не узнает, что это я! Тебе не следовало показываться на балу, моя дорогая. Сотня людей тебя видели, а такое лицо, как твое, не забывается. Любой из гостей мог бы рассказать Денхольму о рыжеволосой красотке, проводившей рождественские праздники в Уэддингстоуне.

Именно это имел в виду Бэрк, когда говорил ей, что она не должна была спускаться вниз из своей комнаты! Теперь она горько пожалела об этом, но было уже слишком поздно.

– Итак? – С какой-то извращенной лаской Джулиан провел рукоятью хлыста по ее горлу. – Ты согласна?

– Нет.

Он задохнулся от возмущения:

– Что значит «нет»? Думаешь, я этого не сделаю? Позволь тебя заверить…

– Я не сомневаюсь, что сделаешь. Но я не согласна на твои условия. Я поеду с тобой завтра и буду твоей любовницей или рабыней, или чем захочешь. Но только на один месяц, Джулиан. Не больше.

– Опять ты говоришь мне, что ты намерена делать! – капризно протянул Джулиан, подталкивая ее хлыстиком. – Учти, это в последний раз!

Внезапно его инфантильное раздражение улетучилось, сменившись лихорадочным возбуждением.

– Месяц, говоришь? Ладно, пусть будет месяц. Все равно, мне раньше надоест. Пошли, давай-ка выпьем за наш уговор. Не качай головой, Кэтти, ты будешь пить, когда я скажу. На, держи.

От тягучего сладкого шерри ее чуть не вырвало, но она все-таки сумела сделать глоток. Джулиан взял ее за руку и отвел прочь от двери.

– Тебе не страшно, а? – спросил он, сложив губы бантиком в жеманной улыбочке. – Небось думаешь, что сумеешь меня перехитрить, удрать от меня? Так знай: ничего у тебя не выйдет! Даже если возможность представится, ты ею не воспользуешься, потому что тебе отлично известно, что я предприму в этом случае.

– Как ты узнал, что я люблю его? – вдруг спросила Кэтрин. – Я сама этого не знала.

– Мы больше не будем о нем говорить, – терпеливо пояснил Джулиан, словно учитель, объясняющий задачу нерадивой ученице. – А может, ты пытаешься отвлечь мое внимание? Тянешь время? Зубы мне заговариваешь? Распростись с этой мыслью раз и навсегда. Наш единственный в своем роде договор вступает в силу с этой минуты.

Он швырнул хлыст на кушетку.

– Хорошо, что твое платье расстегивается спереди. Мне нравится видеть лицо женщины, когда я ее раздеваю. Особенно если это против ее воли.

Кэтрин осталась недвижима, когда он положил руки ей на грудь; это заставило его улыбнуться. Он расстегнул первую пуговицу.

– Нет, я передумал. Хочу, чтобы ты сделала это сама. Так будет лучше на первый раз – как знак твоей покорности. Да, Кэтти, расстегни платье, чтобы я мог посмотреть на тебя.

Дрожа всем телом, она принялась сверху вниз расстегивать платье. Дыхание вырывалось у нее из груди прерывистыми глотками, частыми и неглубокими. Лицо Джулиана маячило перед нею неясно, как в тумане.

Он остановил ее прежде, чем она дошла до последней застежки.

– Стоп! Вот так. Соски еще не совсем видны – отлично! Намек на наготу почему-то выглядит более соблазнительно и непристойно, чем сама нагота. А теперь позволь рассказать тебе о том, что мне особенно нравится делать.

Когда он закончил, Кэтрин сказала:

– Все это смехотворно. Я постараюсь не смеяться.

Злобная судорога перекосила лицо Джулиана. Он стремительно наклонился и схватил хлыст.

– О, тебе будет не до смеха, поверь мне.

С этими словами он провел ременным концом хлыста вверх и вниз по ее груди. Ей пришлось напрячь все силы, чтобы не закричать. Джулиан сунул руку за вырез расстегнутого платья.

– Я уже однажды это делал, ты знаешь? Потискал тебя, пока ты спала. Схожу по тебе с ума с тех самых пор. А теперь ложись на кушетку. Лицом вниз.

Несмотря на всю свою решимость, Кэтрин начала плакать. Но в эту самую минуту, пока он все еще стоял, обхватив ладонью ее грудь, дверь распахнулась и с оглушительным грохотом ударилась о стену. Испуганный крик Кэтрин резко оборвался, когда она поняла, что на пороге стоит, раскачиваясь, Бэрк, сжимая в руке горлышко бутылки и глядя на них налитыми кровью глазами.

Ей хотелось броситься к нему, но этот убийственный взгляд удержал ее на месте. Кэтрин отступила на шаг от Джулиана, прикрываясь руками и спрашивая себя, кто же заговорит первым. На мгновение ей показалось, что все это происходит уже не впервые. Но нет, в тот раз появление Юэна помешало им с Бэрком на полу амбара. Неизменным и тогда, и сейчас осталось лишь одно: Бэрк все понял превратно. «Так что же хуже, – спросила она себя с растущим ощущением безнадежности в душе, – жить в плену у Джулиана или быть спасенной Бэрком?»

Бэрк бесконечно проигрывал в уме варианты, чем они тут занимаются, и все же не верил своему воображению до самой последней минуты. Ему тошно было смотреть, как она стоит полуголая, с широко раскрытыми глазами, словно ждет от него чего-то. Что ж, скоро она своего дождется. Он швырнул бутылку из-под бренди об стену у нее за спиной и довольно усмехнулся, увидев, как она подскочила на месте, с трудом подавив в груди новый панический возглас. Ему понравилось, как она теперь выглядит: перепуганная до полусмерти, пытающаяся что-то ему сказать молящим взглядом своих громадных синих глаз. Впрочем, ему еще больше понравилось, как выглядит Джулиан: точно крыса, угодившая в капкан. «Так тебе и надо, червяк, извивайся», – с удовлетворением подумал Бэрк, двинувшись к нему, но тотчас же вынужден был остановиться и удивленно заморгал: этот мерзкий слизняк вытащил из кармана и навел на него пистолет. Маленький серебряный дамский пистолетик. Кэт стояла, прижав обе руки ко рту, из ее груди вырывались какие-то слабые, неясные звуки. Бэрк вдруг вспомнил, что она сделала в прошлый раз, когда на него был наставлен пистолет, и в голове у него немного прояснилось.

– Не подходи ближе, Джеймс, а не то мне придется стрелять.

Испитое, потасканное лицо Джулиана вытянулось в нервном напряжении.

– Я вообще не понимаю, из-за чего весь этот переполох, дорогой мой братец? Можешь получить ее обратно, когда она мне надоест, – продолжал он. – Ну, скажем, через месяц. Я же ее не насилую, она пошла со мной по собственной воле. Не правда ли, миссис Пелл?

Он искоса бросил злобный взгляд на Кэтрин, по-прежнему держа Бэрка на мушке. Она не двинулась и не произнесла ни слова.

– Зачем? – сквозь стиснутые зубы поинтересовался Бэрк.

Кэтрин опустила руки и попыталась заговорить, но губы у нее слишком сильно дрожали. Наконец ей удалось выговорить:

– Из-за денег.

Звук ее голоса словно эхом отдался в маленькой комнате. На какой-то миг все трое оцепенели, не двигаясь и даже как будто не дыша. Потом Бэрк, сцепив пальцы, заложил руки за голову и посмотрел на потолок. Джулиан расслабился и бросил на Кэтрин взгляд, полный злорадного торжества. Именно в этот момент Бэрк выбил у него из рук пистолет и ринулся в атаку.

Схватка оказалась короткой, но кровавой.

– Ты его убьешь! – завизжала Кэтрин.

Она испугалась, что голова Джулиана расколется на части, если Бэрк еще раз ударит его затылком о стену. С большой неохотой Бэрк выпустил его, однако Джулиан оказался куда крепче, чем оба они ожидали. Вместо того чтобы шлепнуться на пол, он, кренясь на бок, кинулся к двери. Бэрк поймал его уже в коридоре. Кэтрин зажала уши ладонями, чтобы не слышать ужасных звуков драки. Через минуту они стихли. Бэрк ввалился в комнату и направился к ней. Она отпрянула, не сомневаясь, что теперь настала ее очередь, но оказалось, что его внимание привлек стоявший на письменном столе хрустальный графин с шерри. Он схватил графин и опрокинул содержимое себе в глотку, залив при этом весь перед рубашки, а потом вытер рот содранными до крови костяшками пальцев. Пустой графин постигла та же судьба, что перед тем бутылку из-под бренди: он разбился о стену. Только после этого Бэрк повернулся к Кэтрин.

Она вскинула руки, защищаясь. Он же совершенно пьян! Разговаривать с ним скорее всего бесполезно, но она все же решила попытаться.

– Бэрк…

Вот и все, что ей удалось сказать прежде, чем он схватил ее за запястья и заставил раскинуть руки в стороны, после чего разодрал на ней платье до пупа. Кэтрин закричала во всю мочь. Бэрк лишь рассмеялся в ответ и выпустил ее только для того, чтобы захлопнуть дверь ногой. Она огляделась в поисках какого-нибудь оружия.

– Не надо, не надо, – бормотала она непослушными, онемевшими от страха губами, пятясь от него и прикрывая правой рукой обнаженную грудь, а левую выставив впереди себя как щит.

Он чем-то швырнул в нее. Послышался звон. Взглянув себе под ноги, Кэтрин увидала на полу золотую монету. Бэрк скинул с себя камзол и вновь бросился на нее.

Ей нечем было защищаться, кроме правды.

– Джулиан меня з-з-заставил. – Язык не слушался ее, голос не поднимался выше шепота. – Он сказал, что е-если я с ним не поеду… Нет!

Кэтрин вскинула обе руки, заслоняясь от удара, не вместо этого он повернул ее кругом и молча содрал платье у нее с плеч. Страх и вновь проснувшаяся ярость придали ей сил для сопротивления, но их хватило всего на несколько секунд. Потом она почувствовала, как он стаскивает платье с бедер и швыряет его на пол. Ее охватила паника.

Бэрк с легкостью подтащил ее к кушетке. Она дрожала всем телом, и это еще больше возбуждало его. Страз делал ее уязвимой. Он опрокинул ее на спину и застави; раскинуть ноги, а у нее хватило сил лишь на то, чтобы смотреть на него умоляющим взглядом, бессильно качая головой. «И чего она так мечется из стороны в сторону? Лежала бы тихо, получила бы удовольствие», – неожиданно для себя подумал он, поглаживая нежную кожу ее бедер.

– Если ты это сделаешь, значит, ты ничем не лучше Джулиана, – прошептала она едва слышным шепотом.

– Заткнись, – отозвался он, расстегивая панталоны.

– Бэрк, я люблю тебя!

Перед глазами у него поплыла красная пелена, заволакивая все вокруг. Рыча, как зверь, он накрыл ее своим телом и стремительно овладел ею. Ее короткий полузадушенный крик едва не заставил его остановиться. Несмотря ни на что, ему все-таки хотелось пробудить в ней страсть, но она отвернула лицо вбок и закусила зубами костяшки пальцев.

– Кэт, – прошептал Бэрк, не двигаясь внутри ее, и попытался ее поцеловать.

Даже не сквозь зубы, а через нос она издала стон, в котором, помимо страха, явственно слышалось отвращение, и это вернуло Бэрку ледяную решимость. Несколько коротких, грубых толчков, и все было кончено. Он поднялся на ноги.

Подхватив с полу камзол, Бэрк направился к двери. Ему хотелось уйти как можно скорее. Уже взявшись рукой за дверную ручку, он обернулся и посмотрел на Кэт. Она свернулась в клубок, лежа на боку, растрепавшиеся волосы упали ей на лицо. Он опять окликнул ее по имени, сам не зная, зачем, а она в ответ прикрыла ухо рукой. Теперь уже его начала пробирать дрожь. Он открыл дверь и вышел.

* * *

Диана смотрела на снег за окном, провожая зачарованным взглядом кружащиеся и падающие снежинки. Мечтательная полуулыбка блуждала у нее на губах. Бал продолжался до самого рассвета, и в этот ранний час все еще спали: кроме нее, в столовой не оказалось ни души. Но она была слишком взволнована, чтобы спать, и не хотела завтракать в одиночестве у себя в комнате. Ей надо было с кем-то поделиться.

Ее лицо вспыхнуло радостью, когда в комнату вошел е брат, и тут же разочарованно вытянулось. Даже не заметив ее, он прошел прямо к буфету и начал стакан за стаканом жадно пить воду из серебряного кувшина.

Диана подошла к нему и поморщилась, когда в нос ей ударил винный перегар.

– Я-то думала, ты болен, а ты, оказывается, просто пьян.

Он все еще не переоделся со вчерашнего вечера, но его нарядный камзол был порван и перепачкан пятнами до неузнаваемости, а волосы, обычно аккуратно перехваченные сзади ленточкой, падали на лицо в полном беспорядке. Кожа выглядела землистой, над левым глазом запеклась безобразной коркой непромытая ссадина. Он повернулся на ее голос, однако его пустой взгляд ровным счетом ничего не выражал, и похоже было, что в голове у него так же пусто.

– Да ты и вправду болен, – в тревоге заметила Диана.

Бэрк покачал головой.

– Похмелье, – проговорил он, еле ворочая языком. Казалось, на произнесение одного лишь слова ушли все его силы.

Тут Диана разглядела слипшиеся от крови волосы и громадную шишку у него над ухом.

– Джейми, что с твоей головой?

– Ничего.

– О, Боже, это выглядит просто ужасно, позволь мне…

Он отшатнулся от ее протянутой руки и отвел глаза.

– Говорю тебе, ничего страшного! Оставь меня в покое, Ди.

– Ты уверен?

Бэрк кивнул, морщась от боли.

Диана вздохнула, глядя, как он трясущимися руками наливает кофе в чашку. Большая часть пролилась на стол. Бэрк поднял чашку обеими руками и, громко втягивая, выпил обжигающую жидкость в два больших глотка.

– Джейми, прошу тебя, можно мне с тобой поговорить? Выслушай меня, пожалуйста. Мне надо сказать тебе что-то очень-очень важное, а не то я просто л-л-лопну!

– Ну говори, – с трудом пробормотал он, наливая себе еще кофе.

Она огляделась:

– Только не здесь, а то вдруг кто-нибудь войдет. У меня доверительный разговор.

Бэрк зажмурил глаза от боли:

– Давай в холле.

Диана выпорхнула из комнаты как бабочка. Бэрк прошел за нею следом куда медленнее, двигаясь так, словно все его тело было сделано из хрупкого стекла.

– Ну что? – спросил он, когда они вышли на середину парадного вестибюля и остановились под массивным канделябром, свечи в котором к утру сгорели дотла.

Диана уже открыла было рот, но вдруг замерла, так и не сказав ни слова. Она крепко зажмурилась и прижала пальцы к губам, словно пробуя на вкус еще не высказанную новость. Даже в своем теперешнем состоянии Бэрк понял, что новость, в чем бы она ни состояла, действительно замечательная. Он с трудом повторил свой вопрос.

– Эдвин сделал мне предложение!

У него отвисла челюсть.

– Эдвин? – бессмысленно повторил он.

Диана торжественно кивнула и принялась рассказывать все по порядку, пока Бэрк пятился к нижней ступеньке парадной лестницы. Тут он наконец рухнул, бессильно привалившись плечом к перилам. К тому времени, как она закончила, его тело обвисло, словно из него вынули все кости.

– Джейми, да ты действительно болен!

– Кэтрин сказала ему, что ты его любишь?

Его пересохшие губы медленно и мучительно выговорили эти невероятные слова. Он как будто пытался уловить смысл ускользающей от понимания фразы на малознакомом языке.

– Да, но ты не должен ей говорить, что я тебе рассказала, потому что Эдвин говорит, что она сказала ему по секрету, и он не должен был рассказывать даже мне!

Сама запутавшись в головоломных повторах, Диана радостно засмеялась:

– Жду не дождусь, когда можно будет сообщить ей великую новость! Но сперва я хотела поделиться с тобой. Ничего не говори отцу: Эдвин придет сегодня после обеда просить моей руки. О, Джейми, поцелуй меня, я так счастлива!

Он справился с задачей с невероятным трудом. Диана вскочила и помчалась вверх по ступенькам.

– Погоди! Ее там нет.

Девушка удивленно замерла на месте, потом медленно спустилась назад:

– Она не у себя? А где же?

Бэрк беспомощно покачал головой:

– Я думал, она с тобой.

Вдруг он свесил голову между колен, чувствуя, как его прошибает пот, и судорожно сглотнул, но это не помогло: рот заполнялся слюной быстрее, чем он успевал глотать. Наконец ему все-таки удалось побороть приступ тошноты, сделав несколько глубоких и ровных вздохов, но, когда он поднял голову, его лицо было таким же белым, как и мраморный пол у него под ногами.

– Прошу прощения, милорд.

Дворецкий возник возле его плеча, словно появившись из воздуха.

– Да, Ноул, в чем дело? – спросила Диана.

– Мне казалось, что следует тотчас же сообщить его милости. Конюх утверждает, что ваша лошадь пропала, сэр. Речь идет о сером жеребце.

Бэрк еле-еле поднялся на ноги. Если раньше он выглядел больным, то теперь казался просто трупом. Ноул невольно протянул руку, чтобы его подхватить.

– Этого быть не может!

– Боюсь, что это правда, сэр. Седло и уздечка тоже исчезли.

– Господи, нет! О, Боже!

Голос Бэрка пресекся. Судорожно хватаясь за перила и подтягивая себя руками, он начал взбираться по ступеням.

– Живо прикажите седлать другую лошадь! Самую быструю! – прокричал он с верхней ступеньки.

Диана и дворецкий следили за ним в потрясенном безмолвии.

– Живо, я сказал!

Ноул бросился исполнять приказ.

Бэрк неуклюже пробежал по коридору и свернул в другой. Вскоре он запыхался, и его вновь охватила тошнота. На середине лестницы, ведущей на третий этаж, ему пришлось остановиться и извергнуть, как ему показалось, несколько галлонов воды вперемешку с желчью. Шатаясь из стороны в сторону, он все-таки преодолел оставшиеся ступени, пробежал по коридору и распахнул дверь в комнату Кэт. Постель была застелена, кругом царил порядок. Бэрк добрался до гардероба и открыл дверцу. Вот оно: на полу шкафа бесформенной грудой лежало вишневое бархатное платье. По крайней мере то, что от него осталось.

– Что случилось? Где Кэтрин? В чем дело? – раздался позади него голос Дианы.

– Что пропало? – спросил он, взяв сестру под руку и подводя ее поближе к гардеробу.

Она взглянула на него в недоумении.

– Посмотри, чего не хватает! – заорал Бэрк.

Диана принялась торопливо перебирать вещи. Капот абрикосового цвета был на месте. Вот еще один халат, вот ночная рубашка.

– А где то платье, что я ей одолжила, чтобы пойти гулять? – подивилась она вслух. – Я дала его ей несколько дней назад. И ее плащ…

Бэрк в ярости захлопнул дверцу. Диана подскочила от неожиданности.

– Она сбежала!

– Сбежала? Этого не может быть! Ты думаешь, это она взяла твою лошадь? Джейми, это же невозможно! На дворе снег идет, она еще слишком больна, чтобы садиться верхом… Да и зачем ей убегать?

Он посмотрел на нее с таким выражением, какого Диана никогда не видела раньше. Она в ужасе отшатнулась. Ее голос упал до шепота:

– Что ты наделал?

Бэрк уперся кулаком в стену и прижался к нему взмокшим от холодного пота лбом:

– Я… скверно обошелся с нею.

– Ты…

Чувствуя себя страшно напуганной, Диана поняла, что не хочет больше ничего знать.

– Найди ее, – быстро сказала она. – Отправляйся сейчас же, Джейми. Найди ее, ты должен ее спасти.

Он с видимым усилием отлепился от стены и, увидев слезы в глазах сестры, сделал жалкую попытку изобразить на своем измученном лице улыбку.

– Все в порядке, Мышонок, все будет хорошо. Я найду ее.

Но сердце ему щемило тревожное предчувствие, и его никак не удавалось прогнать, хотя Бэрк с головой погрузился в хлопоты, связанные с отъездом. За час он успел умыться, одеться, перекусить и упаковать запас сменной одежды и припасов для путешествия, которому предстояло продлиться неизвестно сколько. В конюшне, уже садясь на коня – резвого черного мерина, – он вдруг увидел входящего в открытые двери Джулиана. Вслед ему летели снежинки. Заметив, что сводный брат выглядит еще ужаснее, чем он сам, Бэрк ощутил хоть и слабое, но все-таки удовлетворение. Лицо Джулиана представляло собой сплошную массу черно-лиловых кровоподтеков, одна рука висела плетью, при ходьбе он волочил ногу. Один глаз опух, зато второй горел неукротимой ненавистью:

– Ты ее никогда не найдешь. Начался буран. Она уехала, и ты никогда…

Бэрк направил лошадь прямо на него, и Джулиану пришлось поспешно отшатнуться, чтобы не попасть под копыта.

– Если ты за ней поедешь, я дам знать Денхольму, что она была здесь! Ты пойдешь под трибунал!

Бэрк остановился.

– Кэтти Леннокс. Вот как ее настоящее имя!

– Откуда ты знаешь?

– Она сама мне сказала! Мы посмеялись над тобой. Она…

– Лжец.

Он вытащил ногу из стремени и пнул Джулиана в грудь. Тот накренился назад и шлепнулся навзничь на усыпанный соломой пол.

– Я напишу Денхольму сегодня же! – завизжал Джулиан ему вслед, цепляясь за дверной косяк. – Ты ее никогда не найдешь! Она мертва!

Вой умалишенного вскоре затерялся в густом снегопаде и свисте ветра, но на протяжении многих миль продолжал отдаваться в ушах Бэрка.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

20

Эдинбург

Февраль 1746 года

Тихая и элегантная улица Бельмонт-Крессент располагалась в богатом квартале в южной части большого города. Местность тут была слегка холмистая, поэтому почти в любой день из окон, выходящих на запад, можно было любоваться на Эдинбургский замок. В этот день холодный пронизывающий ветер гнал по мостовой опавшую листву и трепал черные ленты траурного венка, прикрепленного к двери дома номер 6, третьего с краю на восточной стороне. Открылась дверь, и человек с медицинским саквояжем спустился по ступенькам крыльца к ожидавшей его карете. Он казался хмурым и озабоченным. Точно такое же выражение было написано на лице высокого, но сгорбленного мужчины, остановившегося в дверях. Не обращая внимания на ледяной ветер, он попрощался с доктором и проводил взглядом отъехавшую карету.

Когда карета скрылась из виду, высокий мужчина вошел обратно в дом, тяжелым шагом, словно его сапоги были подбиты свинцом, пересек облицованный изразцами холл и поднялся по лестнице, грузно опираясь на перила. На верхней площадке он остановился, молча глядя на закрытую дверь в конце коридора. Морщины на его загрубевшем лице углубились от беспокойства, он беспомощным жестом провел рукой по длинным седым волосам. Женщина средних лет тихо вышла из-за заветной двери и заторопилась, увидев его на другом конце темного коридора.

– Мистер Иннес, – заговорила женщина взволнованным, но приглушенным голосом, – что сказал доктор?

Иннес устало прислонился плечом к стене, оклеенной веселыми обоями, и безнадежно покачал головой.

– Ничего хорошего, Мэри. Он говорит, что она последует за матерью еще до прихода весны, если не возьмет себя в руки.

– Боже упаси! – воскликнула женщина. – Но я ничуть не удивляюсь. Вы только взгляните на поднос, что она отослала обратно. Почти не притронулась! И вот так уже чуть ли не три недели!

– Доктор говорит, что ее рана зажила и только горе мешает ей поправиться. Эх, кабы она так не отощала, я бы, кажется, задал ей хорошую трепку, да как погляжу на эти комариные мощи, так духу-то и не хватает. Но я, ей-Богу, решусь: видеть не могу, что она с собой вытворяет!

– Вы пойдите да поговорите с ней, мистер Иннес, может, она вас послушает. Уж я-то, можно сказать, мозоли на языке натерла, пытаясь ее образумить.

– А я, думаешь, не пытался? – возмутился Иннес. – Как об стенку горох! Но ты права, Мэри, я еще попробую. Похоже, больше мы ей ничем помочь не можем.

Задернутые шторы придавали комнате, освещенной лишь огнем камина да единственной свечой у постели, унылый вид покойницкой. Несмотря на безупречный порядок и чистоту, в воздухе стоял затхлый запах непроветренного постельного белья и давно увядших цветов. Иннес подошел к камину и с нарочитым шумом подбросил в него полено, надеясь, что неожиданно громкий звук развеет царящую в помещении похоронную тишину. Женщина на постели открыла глаза и посмотрела на него, оставаясь, однако, совершенно неподвижной. Он перешел к окну и раздвинул шторы, впустив в комнату скупой свет зимнего дня.

– Пожалуйста, не надо, – послышался с постели тихий бесцветный голос.

Иннес повиновался с тяжелым вздохом.

Подойдя к постели, он глянул на нее сверху вниз. Ему хотелось выглядеть суровым, не проявлять сочувствия, но внезапно накативший спазм сжал горло. На бледном лице, смотревшем на него с подушки, выделялись одни лишь темные круги под глазами да выпирающие скулы. Единственным ярким пятном были волосы, по-прежнему неукротимо рыжие, заплетенные в толстую косу, лежавшую на плече. Глаза, утратившие свою бирюзовую яркость, были отуманены болью. Вцепившаяся в покрывало исхудалая рука казалась восковой и неподвижной, как у трупа. Увидев все это, не расположенный к сантиментам Иннес вздрогнул и отвернулся.

Совладав с собой, он подтянул к себе стул.

– Мисс Кэт, – начал он почти сердито, – доктор говорит, что вы ведете себя как круглая дура. Он умывает руки и говорит, чтоб его больше не звали, пока вы не умрете. Надоело, говорит, ему смотреть на вашу постную физиономию. Мэри тоже хочет взять расчет. Что толку, говорит, работать, готовить для неблагодарной девчонки такие кушанья, что пальчики оближешь, а потом получать их назад холодными и даже не распробованными?

Ввалившиеся глаза, окруженные темными тенями, похожими на синяки, казались особенно бездонными. Сейчас эти огромные глаза отвернулись от него и слепо уставились в стену.

– Вы, похоже, решили уморить себя голодом. Если б мне кто сказал, я бы не поверил, но уж своим-то глазам приходится верить. Я вас, мисс Кэт, с детства знал, можно сказать, с самого рождения, но никогда не думал, что вы такая глупая да бессердечная. Мне стыдно за вас, и то же самое сказал бы ваш папенька, кабы увидел вас сегодня. А ваша маменька только-только успела упокоиться в могиле… Богом клянусь, она бы встала и задала вам хорошую головомойку, кабы знала, что вам не терпится рядом с нею в землю лечь. А я-то думал, вы у нас храбрая! Думал, вы, как ваш папенька, будете стойко сносить все невзгоды, что Господь нам послал. Но нет, теперь-то я вижу, что вы всего лишь… Эй, что такое? Господи Боже, мисс Кэт, не надо плакать, я не то хотел сказать, это все пустое, клянусь вам…

Не в силах смотреть, как слезы катятся по бледным и впалым щекам Кэтрин, а худенькие плечи сотрясаются от рыданий, Иннес пересел на постель и обнял ее, стараясь подавить свои собственные, невольно выступившие на глазах слезы:

– Что ж ты делаешь, девочка моя? Ты же мне сердце разрываешь. Уж лучше взяла бы нож да зарезала, чем так мучить! Ну скажи, скажи хоть словечко! Что с тобой приключилось, пока тебя не было? Откуда эта рана в груди и куда подевалось твое желание жить, скажи мне? А не хочешь мне – ну расскажи Мэри, она тебя любит как родную дочь. Она же женщина, она поймет. Но, если ты никому не расскажешь, если так и будешь все в душе носить, оно тебя изнутри подточит и съест. Можно сказать, уже доедает. Ну попробуй, поговори со мной.

Кэтрин попыталась унять опостылевшие слезы слабости, но оказалось, что это не в ее силах. Она потянулась за платком, с которым в последнее время не расставалась ни на минуту, и промокнула глаза. Вскоре ей стало немного легче. Она тихонько оттолкнула Иннеса, и он опустил ее обратно на подушку.

– Ты прав, я ужасная трусиха, – обреченно призналась Кэтрин, нетерпеливым жестом останавливая его, когда он приготовился возражать. – Я постараюсь слушаться тебя и Мэри: буду больше есть, выходить иногда на воздух. Но прошу тебя, Иннес, ни о чем меня не спрашивай! Я никогда, никогда не смогу рассказать, что со мной было. Никогда!

Слезы опять полились по ее щекам, и он принялся ласково поглаживать ее по плечу, моля Бога, чтобы от его слов ей не стало хуже:

– Ну будет, будет. Все уже, все. Вот тебе святой крест, я больше слова не скажу, раз ты не хочешь, девочка моя. А теперь отдохни, набирайся сил. Через час Мэри принесет тебе горячего бульону. Не надо плакать.

Иннес поднялся и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Кэтрин лежала неподвижно в той самой позе, в какой он ее оставил: у нее не осталось ни телесных, ни душевных сил, чтобы пошевелиться. Она чувствовала себя такой же слабой и разбитой, как после ранения, однако доктор сказал, что рана зажила, и никакой другой болезни у нее не нашел. Слова Иннеса пробудили в ней чувство вины, но не желание выздороветь и окрепнуть. Чтобы жить, надо видеть перед собой какую-то цель, устало подумала она. У нее же цели не было. Ей незачем было жить.

Через несколько дней в ее комнате появился неожиданный визитер.

– Я никого не хочу видеть, – сказала она Мэри в жалкой попытке проявить твердость, но экономка стояла на своем.

– Он говорит, что непременно должен с вами увидеться, мисс Кэт. Вот, он передал свою карточку.

Кэтрин долго смотрела на имя, отпечатанное на квадратике лощеного картона. Наконец она уронила руку на покрывало и подняла глаза.

– Хорошо, я приму его. Но я не хочу вставать, ему придется подняться сюда. Помоги мне сесть повыше, Мэри.

Через несколько минут приготовления были закончены. Мэри ввела в комнату господина средних лет с лысеющей головой, маленькой аккуратной бородкой и в очках с необычайно толстыми линзами. Подойдя поближе к кровати, посетитель так и застыл на месте, когда его близорукий взгляд упал на хрупкую, истаявшую фигурку, сидевшую на постели и обложенную подушками. Слова заранее приготовленного приветствия замерли у него на устах.

– Дорогое мое дитя, – сказал он с чувством и взял ее за руку.

– Я рада вас видеть, Оуэн.

– Внизу мне сказали, что вы больны, но я и представить себе не мог… Лучше я зайду в другой раз.

– Нет, все в порядке. Я хотела, чтобы вы поднялись ко мне.

– Я вас надолго не задержу, Кэтрин. Поверьте, мне очень жаль было узнать о кончине вашей матушки.

Она кивнула и что-то пробормотала в знак признательности.

– Вы застали ее в живых?

– Нет. Она скончалась за неделю до моего возвращения.

С этими словами Кэтрин отвернулась. Вот еще одно добавление к позорному списку утрат, с которыми ей придется жить до конца своих дней. Ведь если бы она не ввязалась в авантюру ради чуждого ей дела, влекомая жаждой личной мести, ее матери не пришлось бы умирать в одиночестве. И если бы она не подталкивала отца к борьбе, которая была ему не по душе, его бы не убили. Если бы она не отдала свое сердце человеку, который ее презирает… Она закрыла глаза рукой и содрогнулась.

Оуэн Кэткарт сочувственно покачал головой:

– Значит, теперь вы остались в полном одиночестве.

– Да, я совсем одна.

Еще секунду он внимательно смотрел на нее, потом отвел глаза от бледного, осунувшегося лица.

– Вы слышали, что войска принца отступают? – бесстрастно спросил он наконец, присаживаясь в кресло рядом с кроватью.

– Да, мне говорили: Но Иннес утверждает, что они выиграли сражение под Фалькирком! Почему же они отходят обратно на север? Я не понимаю.

Кэткарт поморщился:

– Уверяю вас, это загадка не только для вас одной. Сам принц против отступления, но главы кланов в большинстве своем за. Случаи дезертирства настолько участились, что они сочли за лучшее использовать зимние месяцы для того, чтобы захватить Инвернесс и форт Огастус. Есть надежда, что к весне к нам присоединятся французы, и мы соберем новое войско.

– А что думаете вы?

Он прямо взглянул ей в глаза:

– Я думаю, что это начало конца.

– Не может быть!

– Очень хотел бы ошибиться. Как бы то ни было, работа продолжается.

– Наверное, теперь, когда англичане ввели свои войска в Эдинбург, ваша работа стала еще опаснее.

– Мне приходится соблюдать осторожность, только и всего.

– Юэн мертв, – тихо добавила она после паузы.

– Вот как? – Оуэн, казалось, был ничуть не удивлен. – Как это произошло?

Несколькими скупыми фразами Кэтрин поведала ему о случившемся, прибавив, что сама была ранена, но умолчав о подробностях. Кэткарт внимательно выслушал, особо отметив про себя то обстоятельство, что она провела несколько недель в Уэддингстоуне.

– Мне искренне жаль, что я не смог сделать для вас большего, Кэтрин, – сказал он, когда она закончила свой рассказ. – Я послал Макнаба к вам на выручку, но мне самому крайне необходимо было вернуться в Эдинбург.

– Это не важно, – устало возразила Кэтрин.

Оуэн откашлялся.

– Этот майор Бэрк… – начал было он, но сразу умолк.

Кэтрин не сводила пристального взгляда с покрывала.

– Вы все это время не выходили из дома?

Она кивнула.

– Могу я поинтересоваться, какого рода отношения вас с ним связывают?

Она с тревогой подняла на него взор:

– А почему вы спрашиваете?

– Не из праздного любопытства, поверьте. Это очень важно.

– Я была влюблена в него, – сказала она тихо, не отводя взгляда. – Но с этим покончено.

– Ах вот как. Вы с ним… поссорились?

У Кэтрин вырвался короткий совсем не веселый смешок. Она смогла лишь кивнуть в ответ.

– Вы были любовниками? Простите мне все эти бесцеремонные расспросы, моя дорогая, но мне надо знать.

На то есть веская причина.

Теперь на щеках у нее стала понемногу проступать краска:

– Мы… мы были близки. Мы не были любовниками.

Кэткарт нахмурился, но решил больше не лезть ей в душу и не выпытывать подробности.

– Он здесь. В Эдинбурге.

Она выпрямилась и села в постели, умоляющим жестом протягивая к нему руку. На ее лице впервые за все время разговора появились признаки оживления.

– Бэрк? Он в Эдинбурге?

– Ищет вас. Вернее, он разыскивает Кэтти Леннокс.

Кэтрин вновь бессильно откинулась на подушки. Ему показалось, что она в обмороке, однако пятна румянца у нее на щеках свидетельствовали о том, что это не так.

– Откуда вы знаете? Вы уверены?

Теперь она не смотрела в глаза Оуэну и запомнившимся ему рассеянным жестом начала покусывать большой палец.

– Он пробыл здесь по крайней мере две недели согласно сведениям, полученным от моих людей.

Кэткарт выждал несколько секунд, потом спросил:

– Зачем он вас ищет, Кэтрин? Что ему нужно?

Кэтрин в ответ лишь неопределенно пожала плечами.

– Дорогая моя, я хочу, чтобы вы с ним встретились.

– Зачем?

Вопрос прозвучал едва слышно.

– Я хочу, чтобы он узнал от вас кое-какие сведения и передал их своему начальству. Сведения будут ложными. Вы возьметесь за это?

В комнате наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев в очаге да тиканьем часов на каминной полке. Кэтрин уставилась на свои ладони, сохраняя полную неподвижность и думая обо всем, что потеряла. Честь, гордость, невинность. Уважение к себе. Надежду на счастье. Ей казалось, что ничего у нее в жизни не осталось, кроме ненависти к себе, но оказалось, что она заблуждалась. В ее душе еще сохранилась ненависть к Джеймсу Бэрку.

– И что ему за это будет? – спросила она после долгого молчания.

– Ничего серьезного. Он виконт, к тому же очень богат. Шлепнут по рукам, вот и все. Если вы рассчитываете причинить ему крупные неприятности, увы, вас ждет разочарование.

Кэтрин вновь покачала головой.

– Вы меня неправильно поняли, – пробормотала она, но объяснять ничего не стала.

Через несколько секунд она вновь села прямо:

– Ладно, Оуэн, я это сделаю.

Ее глаза загорелись, голос зазвенел, и в нем прозвучала твердая решимость:

– Будьте добры, подайте мне мой капот.

Он взял капот и помог ей одеться. Кэтрин откинула покрывала и встала с постели, скользнув ногами прямо в домашние туфельки.

– Хотите чаю?

– Нет, спасибо, – удивленно ответил Оуэн.

– Ну а я выпью с вашего позволения.

Она дернула шнур звонка, и почти тотчас же в дверях появилась горничная. Приняв заказ, она бросила удивленный и обрадованный взгляд на хозяйку и немедленно умчалась.

Едва сдерживая волнение, Кэтрин принялась ходить от кровати к окну и обратно.

– Ну и когда же мы приступим? Как это будет обставлено? Только обещайте мне, Оуэн, больше никаких карточных игр!

– Обещаю, их не будет.

Сколько ни старался, Оуэн Кэткарт не мог отвести от нее глаз:

– Скажите мне, Кэтрин, что этот майор Бэрк знает о вас? Кем он вас считает?

Метание взад-вперед прекратилось. Она посмотрела в пол, потом бесстрашно подняла на него взгляд.

– Он думает, что я шлюха.

В ее тихих словах прозвучала нескрываемая горечь. Кэткарт принялся поглаживать свою бородку:

– Вы серьезно? То есть вы говорите в буквальном смысле? Он считает вас проституткой?

– Я имела в виду именно это.

– Боже милостивый, да он, должно быть, настоящий осел! Что ж, отлично, мы это используем, все детали предоставьте мне. Принц хочет провести остаток зимы в Инвернессе, Кэтрин, но город занят войсками короля. Мы должны найти способ выманить их оттуда, чтобы принц вошел туда с остатками своей армии. Стоит им только войти в Инвернесс, как выбить их из города станет невозможно никакими силами. Я должен хорошенько обдумать те сведения, которые вам придется сообщить майору Бэрку, чтобы помочь нам достигнуть цели. Могу ли я снова навестить вас завтра?

– Да, разумеется.

– И еще одно. У нас очень мало времени. Если майор покинет Эдинбург прежде, чем мы успеем его использовать, для нас это будет непоправимо. Другой такой возможности может не представиться. Но, с другой стороны, вы были больны и все еще не вполне оправились…

– Оуэн, не беспокойтесь на мой счет. Даже мой доктор говорит, что у меня нет никакой болезни. Да будь я даже при смерти, и то встала бы со смертного одра, лишь бы оставить Джеймса Бэрка в дураках! Ни за что на свете я не упустила бы такой возможности!

Такая жестокая, неумолимая нота прозвучала в ее голосе, а в глазах появился такой ледяной блеск, что Оуэн Кэткарт слегка поежился.

– Прекрасно, дорогая моя, – сказал он тихо, – я постараюсь все устроить как можно скорее.

– Вот и хорошо. Я уже готова.

* * *

Ничем не примечательное двухэтажное здание с оштукатуренным фасадом и многочисленными трубами на черепичной крыше в безликой деловой части города по внешнему виду невозможно было отличить от любой другой пивной со сдающимися наверху меблированными комнатами. Однако именно здесь располагался «Единорог», лучший и самый дорогой бордель в Эдинбурге, в чем воочию мог убедиться любой счастливец, как только ему удавалось проникнуть за тяжелые входные двери и пройти мимо устрашающего вида вышибал. Преодолевшему эти преграды открывалась экзотическая красота внутреннего убранства, особенно близкая сердцу тех, кто отдавал предпочтение Древней Греции или Риму, так как все помещения, за исключением нескольких особых комнат в задней части дома, были отделаны именно в этом стиле, а все женщины рядились в туники, тоги, хламиды и прочие одеяния, которые в Эдинбурге 1746 года могли сойти за греческие или римские костюмы.

Бэрк не знал никакого пароля и не мог сослаться на имя какого-нибудь влиятельного завсегдатая в качестве рекомендации, но зато у него было много денег, поэтому массивные двери приветливо распахнулись перед ним. Лакей, наряженный древнеримским оруженосцем, проводил его в прихожую, где у него приняли шляпу и плащ, а затем провел в просторную гостиную, имевшую вид подземного грота. Стены и пол были вытесаны из грубого камня, равно как и скамьи, и низкие столики, в обдуманном беспорядке разбросанные по залу. В каждом углу стояли мраморные статуи обнаженных языческих богов и богинь, некоторые из них держали горящие факелы. Стены были увешаны роскошными гобеленами с изображением бесчисленных любовных сцен. В середине зала располагался утопленный в полу бассейн, обрамленный искусственными скалами с настоящим живым мхом. Здесь тоже горели факелы, в воде плескались две полуобнаженные наяды,[33] занятые беседой с неким полностью одетым джентльменом, который развлекался, бросая им виноградины. В углу юная леди в костюме дриады[34] перебирала струны арфы. По всему помещению разливался неяркий, щадящий глаза и льстящий самолюбию некоторых посетителей розоватый свет искусно расставленных масляных ламп, задрапированных кисеей. Только бы пожар не начался раньше, чем он успеет закончить свое дело и уйти, взмолился Бэрк.

Он подошел к каменному возвышению, напоминавшему языческий алтарь, но в действительности служившему баром, и официант в тоге вручил ему бокал шампанского, не дожидаясь никаких просьб.

– Я предпочитаю виски, – начал было Бэрк, но официант лишь пожал плечами.

– Извини, приятель, мы подаем только шипучее, – проговорил он с густейшим шотландским акцентом, который никак не вязался с его костюмом.

Краснощекий шотландец с пышными баками появился из-под арки, занавешенной полупрозрачным серебристым пологом, и подошел к бару.

– Еще одну, Томми, – бросил он официанту в тоге, а затем дружески повернулся к Бэрку:

– Отличное местечко! Кажется, я вас тут раньше не встречал?

Бэрк признал, что это его первый визит.

– Но не последний, бьюсь об заклад! Тут есть все, о чем только может мечтать мужчина.

Шотландец поправил шейный платок и пятерней расчесал бакенбарды. Покончив с туалетом, он одним глотком опрокинул бокал шампанского и громко рыгнул.

– О, черт, ужасно не хочется уходить, но моя благоверная сегодня закатывает одну из своих дурацких вечеринок.

При этом бывалый посетитель скорчил недовольную гримасу, и Бэрк сочувственно улыбнулся в ответ.

– Ничего не поделаешь, мне пора. Да, кстати, если вы тут в первый раз, значит, еще не слыхали о Линор.

– Линор?

– Вот-вот, я как раз от нее.

На его лице появилось неповторимое выражение, являвшее собой смесь гордости с благоговением.

– Она тут новенькая, но – Богом клянусь! – лучше нее девчонки не найдете во всем доме. Спросите ее, – посоветовал завсегдатай, тыча пальцем в грудь Бэрку, – не прогадаете.

Бэрк допил содержимое своего бокала и не заметил, как многозначительно подмигнули друг другу «посетитель» и официант.

Облокотившись на стойку бара, он стал рассеянно наблюдать за женщинами в бассейне. Как его занесло в это немыслимое место? Сюда тянулась единственная ниточка, которую ему удалось обнаружить путем долгих и упорных расспросов впервые за те несколько недель, что он провел в Эдинбурге, разыскивая Кэт, однако сейчас у него не было сомнений в том, что здесь он ее не найдет. Она по-прежнему оставалась для него загадкой, но в одном сомневаться не приходилось: она не работала в борделе. Страшная картина, от которой мутился разум, пронеслась перед его мысленным взором: ему вспомнилось, как он бросил соверен к ее ногам. Но теперь наконец истина, очевидная даже для слабоумного, открылась и ему: Кэт говорила правду, когда уверяла, что действовала не по своей воле. Теперь стало ясно и то, каким образом Джулиан ее принудил: он пригрозил, что донесет на Бэрка за укрывательство предполагаемой участницы якобитского заговора в своем доме. И в награду за все ее труды, за готовность терпеть извращенные издевательства Джулиана ради его спасения он обошелся с нею хуже, чем с уличной девкой.

Это было чудовищно. Думая о случившемся, Бэрк всякий раз содрогался от отвращения к себе, но страшное воспоминание неумолимо возвращалось снова и снова, терзая его подобно кошмару. За этот грех ему предстояло гореть в аду. Однако вся правда заключалась в том, что он уже был в аду, который создал себе собственными руками.

По крайней мере она здесь, в городе, и можно было хотя бы надеяться, что кто-то заботится о ней. Мысль о том, что она могла погибнуть, затеряться и замерзнуть где-то среди диких пустошей Шотландского нагорья, больная, одинокая и беспомощная, сводила его с ума. Бэрк вновь начал вспоминать о бесконечных дверях, в которые ему пришлось безуспешно стучаться, получая в ответ на свои отчаянные расспросы лишь косые и недоверчивые взгляды. Особенно ему запомнилась последняя дверь в крошечной деревушке под Келсо. У женщины были добрые глаза, но о чем бы он ни спрашивал, она отрицательно качала головой. Он вывел своего коня обратно на большую дорогу и уже готов был вскочить в седло, когда маленький мальчик, ростом не выше его колена, окликнул его из придорожных кустов:

– Это вы ищете красивую леди?

Неистовство Бэрка едва не заставило испуганного мальчишку задать стрекача. Каким-то чудом ему удалось успокоить малыша и выслушать страшный рассказ о том, как однажды утром, больше недели назад, он нашел здесь на дороге потерявшую сознание женщину, как побежал к Кроуфордам (тут мальчик указал пальцем на только что покинутый Бэрком коттедж) и уговорил мистера Кроуфорда выйти. Они вместе подняли «красивую леди» и внесли ее в дом.

– Она там? В доме?

– Нет, она уехала.

– Уехала? Куда? Когда?

Малыш попятился в испуге:

– Я ничего не знаю! Мистер Кроуфорд отвез ее в фургоне в Келсо два дня назад, как раз к почтовой карете до Эдинбурга.

– До Эдинбурга!

Бэрк закрыл глаза, повторяя про себя это слово, точно молитву. Изумленному мальчишке он дал соверен.

– А она поправится? – крикнул мальчик ему вслед, когда Бэрк уже стал поворачивать коня, чтобы отъехать. – У нее были такие грустные глаза. Она поправится?

Бэрк не знал ответа. Но по крайней мере теперь он был уверен, что Кэт где-то здесь, хотя казалось, будто город поглотил ее без следа. Его поражало, как мало он, в сущности, знает о ней. Это мешало ему в поисках. Он не знал, с чего начать. Она могла оказаться где угодно.

Где угодно, но только не здесь, поправил себя Бэрк, с отвращением оглядываясь вокруг. Здесь он только даром теряет время. Однако мысль о возвращении в пустой гостиничный номер показалась ему нестерпимой. Когда официант протянул ему второй бокал шампанского, Бэрк молча взял его.

– Добрый вечер.

Он обернулся. Рядом с ним стояла женщина с иссиня-черными волосами, белой кожей и ярко-красными губами, закутанная в неизменную тогу.

– Вы хорошо проводите время? Может быть, я могу еще что-то сделать, чтобы доставить вам удовольствие? – негромко спросила она.

Голос у нее был низкий, с придыханием, и она им умело пользовалась.

– Я ищу девушку, – ответил Бэрк.

– Ну, разумеется, – с готовностью согласилась сирена, посылая ему обольстительную улыбку.

– Не просто девушку, а мою знакомую, – добавил он.

Женщина надула губки с очаровательным кокетством.

Она была необыкновенно хороша собой, Бэрк даже удивился, почему она его совершенно не волнует.

– Ее зовут Кэтти Леннокс. Или Кэтрин, или просто Кэт.

– Боюсь, что здесь вы не найдете ни Кэтти, ни Кэтрин, ни даже просто Кэт. Мне очень жаль.

С этими словами она взяла его под руку.

– Возможно, это не настоящее имя. Она высокая и стройная, с огненно-рыжими волосами и бирюзовыми глазами. Ее кожа…

Досадливо нахмурившись, женщина убрала руку.

– Это Линор, – сказала она с томной усталостью в голосе, словно подобные расспросы имели место уже не в первый раз и успели до смерти ей надоесть.

– Нет, я так не думаю, – улыбнулся Бэрк, – вы, должно быть, ошиблись.

Она пожала плечами:

– Всякое бывает, но женщина, которую вы описываете, – это Линор. Дело в том, что на нее большой спрос, вряд ли вам удастся встретиться с нею сегодня. А впрочем, попытайтесь – вот она перед вами.

Он взглянул на другой конец зала и увидел девушку, появившуюся из-под арки под руку с двумя мужчинами. Сначала Бэрк не мог разглядеть ее лица и заметил лишь стройную нежную шейку, потому что она запрокинула голову, даря прощальный поцелуй одному из своих спутников, потом другому. Мужчины разошлись в разные стороны, и девушка посмотрела прямо на Бэрка.

Это была Кэт.

Бокал выскользнул из его пальцев и со звоном вдребезги разбился о каменный пол.

21

Звон разбитого стекла окончательно лишил Кэтрин присутствия духа. Одним лишь неимоверным усилием воли ей удалось не дрогнуть под потрясенным, полным недоверия взглядом Бэрка. И как только ей могло прийти в голову, что она будет наслаждаться этой минутой? Ей хотелось бежать без оглядки или, еще лучше, провалиться сквозь землю и умереть.

Вместо этого она сделала шаг по направлению к нему, потом еще и еще один. И на каждом шагу она с мучительным стыдом ощущала, что нелепый наряд, который на нее напялили, почти прозрачен, а под ним у нее ничего нет.

Когда они оказались так близко друг от друга, чтобы разговаривать, не повышая голоса, но не настолько близко, чтобы он мог до нее дотянуться, Кэтрин остановилась.

– Что ты тут делаешь? – спросила она, стараясь придать своему голосу нужную нотку рассерженного удивления.

Бэрк никак не мог опомниться. Все еще не в силах заговорить, он только качал и качал головой в немом ужасе. Казалось бы, уже одно это должно было доставить ей удовольствие, но нет, даже намека на радость она не ощутила. Кэтрин повторила вопрос, и Бэрк наконец обрел дар речи:

– Ты здесь не работаешь.

Он огляделся вокруг и, невесело рассмеявшись, повторил:

– Ты здесь не работаешь.

– Ты так думаешь? Интересно, почему же тогда по утрам я чувствую себя такой разбитой? Чего тебе надо, Бэрк? Хочешь девушку? Их тут много. Пойду подыщу тебе какую-нибудь.

Он схватил ее за голую руку, когда она повернулась, делая вид, что уходит, и с глухим рычанием притянул к себе. Кэтрин не знала, что он собирается делать, и не успела даже испугаться, так как в эту самую минуту между ними словно из-под земли вырос высокий широкоплечий субъект, наряженный римским легионером. Он положил здоровенную, как окорок, лапищу на плечо Бэрку.

– Этот малый пристает к вам, мисс Линор?

– Да!

– Убери руки, или я тебя убью, – со всей серьезностью заявил Бэрк легионеру.

Кэтрин прижала дрожащую руку к груди. Все шло наперекосяк, вовсе не так, как предполагалось.

– Спасибо, Боб, я думаю, ты можешь идти, – раздался справа от нее глуховатый голос с легким придыханием.

Кэтрин обернулась. Рядом с нею, любезно улыбаясь Бэрку, стояла Кара, все еще красивая хозяйка «Единорога», «мадам», как все ее называли.

– А теперь, сэр, позвольте вам помочь. Я вижу, вы познакомились с Линор. Сожалею, но она уже занята на весь вечер. Впрочем, не унывайте, здесь есть множество других, не менее очаровательных юных леди, и любая из них почтет за честь услужить вам.

Доблестный страж ретировался, а Бэрк немного ослабил хватку, которой сжимал руку Кэтрин.

– Очень любезно с вашей стороны, – заявил он, внезапно овладев собой, – но, видите ли, мне никто другой не нужен. Я хочу только… Линор.

Кара негромко рассмеялась:

– Уверяю вас, сэр, вы тут не один такой, но боюсь, что это невозможно.

– Почему?

– Она занята.

– Ах вот как! – Бэрк сунул руку во внутренний карман и вытащил из него тяжелый, туго набитый кошелек. – Но, может быть, она уже освободилась?

Хозяйка взяла у него кошелек, с профессиональной ловкостью взвесила его в руке и улыбнулась с деланным изумлением:

– Да, я полагаю, вы правы. Она освободилась.

Кэтрин следила за сделкой завороженным взглядом.

Ей казалось, что все это происходит в бреду. Когда Кара улыбнулась, она закрыла глаза и сказала себе: «Ничего хуже этого уже никогда не будет. Я достигла дна». Каким-то извращенным образом эта мысль даже подбодрила ее немного.

– Я с ним не пойду, – вдруг спохватилась она, вспомнив свою роль.

– Глупости, Линор. Слушать ничего не желаю, – холодно возразила Кара.

– Я не шучу. Вы не можете меня заставить пойти с ним. Я его ненавижу!

Кара, как клешней, вцепилась в ее запястье и увела под арку. Как только они оказались в полутьме за портьерами, она прошептала на ухо Кэтрин: «Ну держись, детка», – и закатила ей звонкую оплеуху. Кэтрин взвизгнула от неожиданности и боли. Бэрк влетел за занавеси в тот самый момент, когда Кара взяла девушку за плечи и стала трясти.

– Прекратите, – угрожающе рявкнул он.

– С глупостями покончено, милочка? – сурово осведомилась хозяйка.

Кэтрин кивнула, смигивая неподдельные слезы.

– Вот и отлично.

Кара деловито похлопала ее по плечу и повернулась к Бэрку:

– Можете провести с ней всю ночь, если угодно. Вам пришлют поздний ужин и, разумеется, шампанское. Хотя, насколько я припоминаю, вы спрашивали виски?

Он поклонился, явно находясь под впечатлением.

– Еще одно предупреждение: насилие любого рода в этих комнатах не допускается. Если оно вам по вкусу, у нас для этих целей имеется отдельное помещение, где все происходит под пристальным наблюдением персонала за двойную плату. Вам все ясно?

Лицо Бэрка окаменело:

– Я дам вам знать, если это окажется необходимым.

– Прекрасно.

Хозяйка в последний раз бросила грозный взгляд на «Линор» и ушла.

Несколько секунд они стояли в маленькой тесной прихожей, глядя друг на друга. Наконец у Кэтрин не выдержали нервы, и она направилась к лестнице. Бэрк шел за нею по пятам. Освещение было тусклым и явно предназначалось для создания «романтической обстановки». Стены были грубо оштукатурены под натуральный камень. На широкой лестничной площадке они миновали девицу, одетую сильфидой, сидевшую на скале в искусственно созданном «лесном уголке» и игравшую на флейте. При других обстоятельствах это зрелище заставило бы их рассмеяться, но сейчас оба прошли мимо, даже не улыбнувшись.

На верхней площадке коридор разветвлялся на три рукава; Кэтрин продолжала идти вперед, минуя бесчисленные закрытые двери и стараясь не прислушиваться к доносившимся из-за них тихим звукам. Она мучительно ощущала себя голой, прекрасно понимая, как должен выглядеть сзади ее полупрозрачный шелковый наряд телесного цвета. При определенном освещении казалось, что на ней вообще ничего нет. К тому времени, как они добрались до «ее» комнаты в самом конце длинного коридора, она довела себя до такого состояния, что вообще перестала что-либо соображать.

Как и следовало ожидать, главным предметом мебели в этой довольно просторной комнате оказалась кровать, высокая и широкая, обрамленная роскошными бархатными занавесями и покрытая расписным балдахином с изображением вакхической оргии. Каминная полка поддерживалась двумя кариатидами в виде обнаженных мраморных богинь, в очаге жарко пылал огонь. Небольшой факел горел в специально укрепленном на стене кольце возле двери, кроме него, единственным источником света служило пламя камина. Правда, на столике возле кровати стоял ветвистый подсвечник с незажженными свечами. Вся остальная обстановка состояла из нескольких строго необходимых в подобном месте предметов: небольшого, накрытого на двоих стола с двумя стульями у камина, одного мягкого, удобного на вид кресла и оттоманки, низкой и вытянутой, как и полагалось, в настоящем восточном стиле. Бэрк оценил меблировку одним взглядом. Ему хотелось ущипнуть себя и очнуться от кошмара. Все, что его окружало, казалось каким-то ненастоящим. В первую очередь это относилось к девушке с испуганными, широко раскрытыми глазами, стоявшей напротив него в нелепом полупрозрачном хитоне. Но это была Кэт, его Кэт. Женщина, которую он изнасиловал, которую так долго искал, чтобы просить у нее прощения. А она, оказывается, зарабатывает себе на жизнь под этим непристойным балдахином, каждую ночь отдаваясь незнакомым мужчинам. Она шлюха. Бэрк несколько раз старательно повторил в уме это страшное слово, пытаясь в него поверить, но безуспешно. Он не мог заставить себя поверить в это, даже глядя на нее. Он покачал головой.

– Ты здесь не работаешь, – сказал он в третий раз.

Фраза прозвучала нелепо даже в его собственных ушах, но ему никак не удавалось сдвинуться с мертвой точки.

– Только не начинай сначала.

Ее дребезжащий смех прозвучал явно фальшиво. Бог ему свидетель, в этом костюме она действительно была похожа на шлюху. Хитон держался на одном-единственном шнурке, затянутом под грудью: шнурочек был так искусно завязан, что стоило только раз дернуть, и весь перед был бы открыт. В сущности, и сквозь хитон было видно почти все: очертания груди, соски, пупок, треугольник волос внизу живота. Чем дольше он смотрел на нее, тем дальше отступал еще недавно, всего минуту назад терзавший его вопрос о том, что она тут делает.

Бэрк отметил, что все еще может заставить ее краснеть. Ее лицо стало пунцовым под его пристальным взглядом. Но разве настоящая шлюха станет краснеть, когда на нее смотрит мужчина?

Он сел на один из стульев у стола и начал стаскивать с себя сапоги. Это зрелище потрясло Кэтрин. В своем воображении она представляла себе встречу с Бэрком только так: он приходит, она сообщает ему сведения, предоставленные Кэткартом, после чего он уходит. Дальше этого ее фантазия никогда не заходила. Если Бэрк действительно считает ее проституткой, он не захочет иметь с нею ничего общего. Как он может? Он же не простой смертный, а Его Высокопревосходительство Великий и Всемогущий Джеймс Бэрк, виконт, черт бы его подрал, Холистоун! Но как бы в противовес ее рассуждениям Бэрк развязал шейный платок и небрежно сбросил на пол камзол вместе с жилетом.

– Что это ты, черт возьми, делаешь?

– Вроде бы снимаю рубашку. Разве не похоже? – насмешливо спросил он, действительно принимаясь расстегивать пуговицы на груди. – Почему бы и тебе не раздеться? Хотя в таком наряде, я полагаю, время терять не придется. Успеешь разоблачиться за две секунды. Наверное, это удобно. Ну-ка посмотрим, как ты это сделаешь!

Он встал, подбоченившись, расставив ноги и придирчиво оглядывая ее. Ей этот взгляд показался оскорбительным до невозможности.

– Сними его, Кэт. Я за это заплатил и теперь хочу посмотреть.

Гнев жарким пламенем вспыхнул в ее груди:

– А я даю тебе целых пять секунд, чтобы убраться отсюда, самодовольная скотина!

Его искренний смех сбил ее с толку.

– И не надейся, – процедил Бэрк, подходя к ней.

После недолгих размышлений ему захотелось самому раздеть ее. У него даже пальцы зачесались от желания дернуть заветный шнурочек.

Кэтрин торопливо отступила, но вскоре оказалась в углу и уперлась спиной в стену между камином и кроватью. Она попыталась согнуть колено, чтобы двинуть ему в пах, но не сумела: он слишком тесно прижался к ней, места совсем не осталось. Лицо Бэрка сосредоточенно нахмурилось. На поверку выходило, что покрой платья не так прост, как ему показалось вначале.

– Зачем ты сюда пришел? – воскликнула Кэтрин, чувствуя, что шнурок развязывается, и в отчаянии застонала сквозь зубы. – Чего тебе от меня надо? Я думала, что наконец избавилась от тебя, черт бы тебя побрал!

Глаза Бэрка горели адским огнем, руки накрыли ее обнаженную грудь.

– Нет! – вскричала она, когда он принялся ласкать ее соски большими пальцами. – Будь ты проклят!

Ее голова раскачивалась из стороны в сторону, она изо всех сил вцепилась ему в запястья в безнадежной попытке его оттолкнуть. Бэрк поцеловал ее за правым ухом. Кэтрин отшатнулась от него, как от прокаженного, ударившись головой о стену.

– Только посмей, и я убью тебя! – истерически выкрикнула она.

Его лицо заставило ее содрогнуться.

– Скорее я тебя убью, если будешь брыкаться.

Она могла бы поклясться, что он не шутит.

– Я заплатил за эту ночь целое состояние и хочу, чтобы меня обслужили за мои деньги. Перестань драться со мной, Кэт, а не то я отведу тебя в то особое место, где у них разрешено насилие «под пристальным наблюдением»! Думаешь, я этого не сделаю?

– О, ты сделаешь это с удовольствием, не сомневаюсь! Я слишком хорошо тебя знаю!

Такой ответ взбесил его еще больше. Он до боли стиснул ее плечи и низко склонился к ее лицу.

– Неужели я и в самом деле так отвратителен? Скольким мужчинам ты раскрываешь объятия каждую ночь? Неужто все они настолько лучше меня?

Кэтрин размахнулась, чтобы его ударить, но Бэрк перехватил ее запястье. Он засмеялся, и его зубы хищно сверкнули в неверном пламени камина. Свободной рукой он стянул хитон с ее плеч: Она с тоскливым ужасом ощутила, как шелк скользит у нее по спине, по ногам и с шуршанием падает на пол. С безнадежным возгласом Кэтрин попыталась отвернуться, но Бэрк помешал ей и заставил посмотреть себе в лицо, пока его горящий взгляд охватывал нежные холмики ее грудей, выпирающие ребра, плоский, втянутый живот, округлые бедра и длинные стройные ноги. Она почувствовала себя ослабевшей, руки и ноги не слушались ее. Ему с легкостью удалось опрокинуть ее на постель. И все-таки Кэтрин решила, что не уступит без боя. Пока он стаскивал с себя панталоны, она откатилась в сторону, и ей почти удалось достичь дальнего края кровати, но в последний момент Бэрк подхватил ее поперек туловища и, притянув к себе, прижал к постели всем своим телом. Потом он опять поймал ее руки и завел их ей за голову, чтобы она стала совсем беспомощной. Его колено грубо втиснулось между ее ног. Она почувствовала, как что-то твердое упирается ей в бедро, и слезы, которых она клялась не лить при нем, сами собой хлынули из глаз и покатились по щекам. Голосом, срывающимся от горя, она прошептала:

– Бэрк, ради всего святого, не надо.

Он испытал острую боль внизу живота от безумного желания обладать ею. Страсть сводила его с ума. По его телу прошла судорога, капли пота, сорвавшись с лица, упали ей на грудь. Увидев ее слезы, услышав ее отчаянную мольбу, Бэрк усилием воли заставил себя остановиться. «Я не могу опять совершить насилие, – подумал он, – просто не могу. Я же хочу доставить ей радость, а не боль».

Не выпуская ее рук, Бэрк перенес вес своего тела на левую сторону, правым бедром по-прежнему прижимая Кэт к постели. Перехватив оба ее запястья левой рукой и высвободив правую, он бережно повернул к себе ее подбородок и заглянул ей в лицо. Она смотрела на него таким затравленным и несчастным взглядом, что ему стало стыдно. Он наклонился и поцеловал ее. Кэт отвернулась, и его губы легонько скользнули по ее щеке к уху. Он поцеловал кудряшки у нее за ухом, поцелуями стер со щеки следы слез.

– Не надо, – в отчаянии повторила Кэтрин. – Остановись.

Но Бэрк не желал останавливаться, и, когда она попыталась высвободить руки, заставил ее замереть. «Это мне снится, – подумала Кэтрин, – не может быть, чтобы все это было наяву. Зачем он?.. Почему я не могу?..» Мысли обрывались и путались в полном беспорядке. Бэрк целовал ее глаза, щеки, даже нос, потом перешел к губам. Снова и снова он обжигал ее страстными поцелуями, пока не услышал вырвавшийся из ее груди протяжный стон. Ее губы раскрылись, и он воспользовался этим, чтобы проникнуть языком в глубину ее рта, лаская и пробуя на вкус. Свободная рука скользнула вниз к ее груди.

– Нет, не надо…

Но теперь Бэрк уже не смог бы остановиться, даже если бы захотел, и они оба это знали. Когда он выпустил ее запястья, Кэтрин этого даже не заметила. Она сделала последнюю слабую попытку оттолкнуть его, но уже не вкладывая в сопротивление всю душу. Однако когда он прижался губами к шраму у нее под грудью, она напряглась всем телом:

– Не надо, Бэрк. Он безобразен.

– Молчи. В тебе все прекрасно.

Кэтрин вздохнула. Что-то похожее на счастье прокатилось по ней теплой волной. Вот теперь он колдовал над ее грудью, делая языком движения, от которых по коже у нее разбегались волны наслаждения. Звонкий, причмокивающий звук поцелуев казался ей нестерпимо громким и неприличным, но в то же время волнующим. Вот его теплые губы скользнули ниже, к животу, и еще дальше вниз, к самому чувствительному месту у нее между ног.

– Бэрк?

Она перестала дышать. Не может быть, чтобы он это сделал, это же немыслимо… это… о, Боже, нет, он делает это: раздвигает ее безвольно расслабившиеся ноги и целует ее прямо там с такой бесконечной нежностью, о которой она не могла и мечтать! Разум покинул ее, ни одной мысли в голове не осталось. Кэтрин больше не ощущала ничего, кроме жгучего наслаждения, расходившегося кругами по всему телу. Не было никакой возможности удержаться или подождать его: накатывающие волны блаженства несли ее слишком быстро и уносили далеко-далеко, туда, где не было ни стыда, ни сомнений, ни памяти о пережитом. Потом она ощутила внутри неистовый взрыв, начавшийся там, где были его губы, но стремительно растекшийся по животу, по бедрам, по груди, охвативший ее всю целиком и не оставивший равнодушной ни одну клеточку ее тела. Взрыв был так силен, что Кэтрин показалось, будто она умирает. Что за крик сорвался с ее уст? Его имя? Ее тело безудержно содрогалось в сладостных конвульсиях, но дрожь постепенно слабела, расходящиеся круги острого наслаждения все уменьшались и наконец замерли, исчезли. Ее как будто бережно и нежно опустили с облаков обратно на землю. Какое блаженство! Ее тело лишилось костей, а мускулы превратились в желе. Она решила, что никогда больше не станет двигаться. Судорожный вздох вырвался из ее груди, и она посмотрела вниз, на Бэрка. Он лежал с закрытыми глазами, прижавшись щекой к ее бедру, на его губах играла блаженная улыбка. Никогда раньше она не видела его таким умиротворенным.

* * *

Но счастье оказалось недолгим. Не успела просохнуть россыпь испарины, подернувшая их тела, как Бэрк сел и, отодвинувшись от нее, проговорил таким голосом, что ей показалось, будто в лицо ей выплеснули стакан холодной воды:

– Теперь мы квиты, Кэт.

Он лежал, охваченный ощущением бескорыстного удовлетворения, думая о том, какая она замечательная, и уже готов был поклясться, что ни один мужчина с нею раньше такого не делал, когда жестокая правда обрушилась на него подобно горной лавине. Ему вспомнился краснощекий шотландец, расчесывающий пальцами бакенбарды, потом двое лишенных лица мужчин, целующих ее запрокинутый рот, и его фантазия разбилась на тысячу осколков. Ему ни разу не пришло в голову, что все это могло быть подстроено. Он ясно видел, что особый дар Кэт состоит именно в умении заставить каждого клиента поверить, будто он у нее первый.

Кэтрин похолодела до костей. Бэрк подарил ей мгновение редкостного хрупкого счастья и сам же грубо растоптал его. Ну, а чего она, собственно, ожидала? Она торопливо села, устыдившись своей развратной позы; и потянулась за тонким пеньюаром, брошенным в изножии кровати.

Подойдя к окну, она увидела себя в черном квадрате стекла: бледную, дрожащую, несчастную. Внезапно ей открылась нестерпимо горькая правда: несмотря ни на что, она по-прежнему его любит. Никакие удары не смогли уничтожить это чувство: ни изнасилование, ни черствость, ни жестокость. Что же она за женщина после этого? Она начала плакать.

В конце концов гнев помог ей унять слезы, гнев на себя и на Бэрка. Кэтрин презирала себя за слабость, но она сказала себе, что скорее сгорит в аду, чем позволит ему догадаться об этом. Ей надо было побыть одной. Главное – поскорее передать Бэрку то, о чем просил Оуэн Кэткарт, тогда он уйдет, а она останется наедине с собой.

Когда Кэтрин повернулась к нему, он все еще сидел на краю постели, угрюмо уставившись на огонь. Прежде чем она успела заговорить, раздался негромкий стук в дверь.

– Войдите, – разрешила Кэтрин.

Вошла горничная с подносом. Она и бровью не повела при виде обнаженного мужчины, Бэрк тоже ничуть не смутился, одна только Кэтрин ощутила неловкость, быстро прошла к гардеробу, вытащила заранее заготовленный на всякий случай мужской халат из мягкой голубой шерсти и бросила ему. Горничная расставила на столе фрукты, хлеб и холодные мясные закуски, не забыв также заказанную Бэрком бутылку виски и графин вина для Кэтрин. Потом она перемешала поленья в камине и спросила:

– Что-нибудь еще, мисс Линор?

– Спасибо, Салли, ничего не нужно.

Кэтрин проводила ее взглядом, потом неуверенно остановилась посреди комнаты, лихорадочно соображая, с чего бы начать разговор.

– Зачем ты сюда пришел? – спросила она вдруг, хотя собиралась сказать нечто совсем иное.

Бэрк поднялся и прошел мимо нее к камину. Опустив голову, он слепо уставился на пламя, будто и не слышал ее вопроса. Наконец он выпрямился:

– Чтобы просить прощения.

Она стояла молча; коварная маленькая птичка начала петь в ее сердце.

– Чтобы удостовериться, что с тобой все в порядке.

Он с нескрываемым отвращением оглядел комнату:

– Похоже, ты, как кошка, всегда приземляешься на все четыре лапы.

Кэтрин увидела, как презрительно и злобно кривятся его губы, и песня у нее в груди оборвалась. Зато его слова открыли для нее ту самую благоприятную возможность, которой ей так не хватало.

– Тебе тоже грех жаловаться. Я знаю, ты сообщил полковнику Денхольму, что я мертва. Спасибо тебе за это.

– Это Джулиан тебе сказал?

– Да.

Она выждала паузу, думая, что Бэрк еще что-нибудь добавит, но так как он промолчал, заговорила сама.

– Зря ты поехал за мной в Эдинбург. В глазах полковника это будет выглядеть еще более подозрительно.

– Ты обо мне не беспокойся, я о себе в состоянии позаботиться сам, – холодно ответил Бэрк.

– Надеюсь, но мне кажется, у тебя могут быть неприятности, Бэрк.

– Ну, а тебе-то что за дело?

Кэтрин горделиво выпрямилась:

– Ты ошибаешься, если думаешь, что мне нравится доставлять неприятности тебе или твоей семье. Я никогда не ставила себе такой цели.

Она задумчиво заглянула в свой бокал, потом подняла взгляд, словно какая-то мысль только что пришла ей в голову, открыла рот и опять закрыла его, как будто не решаясь начать.

– Бэрк, мне известно кое-что такое, что могло бы тебе пригодиться.

Он скрестил руки на груди и взглянул на нее с сомнением.

– Позавчера я была с… с одним мужчиной. Здесь, в этой самой комнате. Я тебе не буду называть его имя и кто он такой, но ручаюсь, что его словам можно верить. Он занимает высокое положение, поэтому некоторые вещи… ему известны по долгу службы. Мы говорили о восстании. В последнее время о нем много говорят, сам понимаешь…

– О, я готов поверить, что здесь говорят о многом, – язвительно вставил он.

– Ты хочешь услышать историю или нет? – огрызнулась Кэтрин.

Бэрк издевательски согнулся в смиренном поклоне.

– Ну ладно, – обиженно продолжала она, – в общем, этот человек сказал мне кое-что, о чем ему, наверное, следовало умолчать… Об одном важном событии, которое скоро произойдет.

Сделав паузу, она как будто вновь заколебалась, не зная, говорить или нет, потом сделала глубокий вдох, словно приняла решение:

– Примерно через пять дней в Кессоке пристанут три корабля. Это будут французские суда, они привезут около шестисот солдат.

– В Кессоке? – хмурясь, переспросил Бэрк.

– Это в заливе Морэй-Ферт, на противоположном берегу от Инвернесса.

Бэрк отвернулся, и Кэтрин затаила дыхание. Наконец он снова взглянул на нее.

– Французские суда?

Она кивнула.

– Слишком мало, слишком поздно, – задумчиво проговорил он, качая головой и обращаясь скорее не к ней, а к самому себе. – Вашему Красавчику пришел конец.

Она пожала плечами.

– И все же, – ее голос звучал неуверенно и робко, словно это соображение только что пришло в голову ей самой, – если высадка пройдет удачно, наверное, за ними могут последовать другие.

Наступило молчание. Казалось, Бэрк обдумывает ее слова. Кэтрин поняла, что ей срочно требуется глоток вина.

– А зачем ты мне все это рассказываешь? – внезапно спросил Бэрк.

– Я же тебе сказала зачем. Это может тебе пригодиться…

– Я тебе не верю. Ты же на стороне принца, хоть и пытаешься это скрывать.

Кэтрин чуть ли не с жалостью улыбнулась такой наивности и покачала головой:

– Ты же сам только что сказал: делу якобитов пришел конец. В Эдинбурге уже стоят английские войска. После всего того, что со мной было, мое положение здесь довольно шатко, уж этого ты не можешь не понимать. Скажем так… благоразумие подсказывает мне, что лучше связать свою судьбу с теми, на чьей стороне победа.

Она впрямую встретила его потрясенный, полный негодования взгляд и терпела, сколько могла, а потом как ни в чем не бывало посмотрела на огонь, однако не сделала новой попытки поднять бокал к губам, опасаясь, что трясущаяся рука ее выдаст.

– Какая же ты дрянь, – тихо проговорил Бэрк.

Ее сердце сжалось, словно он всадил в него нож.

– Я пытаюсь тебе помочь, а ты меня ругаешь, – сказала она упавшим голосом, чувствуя, что не сможет собрать силы для обороны. – Мне все равно, используешь ты эти сведения или нет, мне-то что? И почему бы тебе не оставить меня в покое? Тебе пора уходить.

– Уходить?

Насмешливо улыбаясь, Бэрк подошел к столу, сел и налил в стакан немного виски:

– Поди сюда, Кэт.

Она не тронулась с места. Сердце у нее бешено колотилось прямо в горле. Он опять собирается ее обнимать! Ей казалось, что это невозможно, недопустимо, что это какое-то святотатство. Он ее презирает, и у него есть на то веские причины. Как же он может вновь желать ее?

– Я сказал, поди сюда!

– Зачем?

Бэрк не ответил, он лишь терпеливо ждал, пока она подойдет. Наконец Кэтрин повиновалась, твердя себе, что делает это вовсе не потому, что ей так хочется, а лишь по необходимости, потому что у нее нет выбора. Она замерла рядом с его стулом, дрожа при одной лишь мысли о том, что сейчас он опять прикоснется к ней. Сколько же ей еще терпеть? В эту минуту ей было наплевать на Оуэна Кэткарта и на якобитское восстание. Даже гибель ее отца, Рори и Майкла не могла оправдать такую жертву. Но ей нужен был Бэрк. Она хотела, чтобы он узнал, кто она такая на самом деле, как сильно она его любит, как страстно хочет, чтобы он прикасался к ней с любовью, а не в порыве похоти, толкавшей их обоих к насилию и разрушению, заставлявшей разбивать сердца друг друга и все самое лучшее в себе, ничего не давая взамен, кроме недоверия и презрения.

Тут его терпение лопнуло, он потянулся к ней и усадил к себе на колени. Кэтрин напряженно застыла, словно невзначай опустившись на муравейник. Несколько мгновений Бэрк не двигался, довольствуясь ее близостью, вдыхая ее нежный, чистый запах. Ему вдруг пришло в голову, что от нее не пахнет, как от проститутки, каждую ночь отдающей свое тело многим мужчинам. Вот и сейчас она казалась свежей, словно вешний ключ, девственно чистой и сладкой, как мед. Словом, такой же, как всегда. Он распахнул полы ее пеньюара и поцеловал между грудей, глубоко вдохнув аромат ее кожи. Она нерешительно и робко попыталась его оттолкнуть.

– Поцелуй меня, – велел он.

– Учти, это против моей воли. Только потому, что ты меня принуждаешь, – строго заметила Кэтрин, опуская ресницы, чтобы скрыть вспыхнувшее в глазах желание.

– О, это само собой разумеется.

С притворной сдержанностью она прикоснулась губами к его губам и тотчас же отстранилась.

– Еще, – тихо выдохнул он.

Ей тоже этого хотелось, но она сдержалась.

– Бэрк…

– Молчи. Никаких разговоров.

– Неужели ты все еще меня хочешь? Ведь ты меня терпеть не можешь!

Бэрк как-то странно посмотрел на нее.

– Ничего подобного, – ответил он.

Ответ поразил их обоих. Почти суеверный страх охватил душу Бэрка, вытеснив все мысли. Больше всего на свете ему хотелось закончить этот разговор. Обхватив рукой ее затылок, он наградил Кэтрин жадным поцелуем, как будто пожирая ее с давно подавляемой и наконец прорвавшейся наружу нерассуждающей страстью. Потом, откинув в сторону пеньюар, он принялся поглаживать бархатистую кожу ее бедер. Ответный стон, полный откровенной страсти, показался ему сладчайшей музыкой. Она прижалась к нему так сильно, что ее нежные груди расплющились о его мускулистый торс. Руки у нее задрожали, когда она, выгнув спину, прильнула к нему в самозабвенном поцелуе, и эта дрожь передалась Бэрку.

Он встал и бережно перенес ее к камину, решив, что овладеет ею на ковре у огня: низкая оттоманка показалась ему непристойной. Ему не хотелось видеть Кэт покорной рабыней, ведь это была его Кэт, его возлюбленная Кэт, пылкая и щедрая, открытая и страстная, желающая его так же горячо, как он желал ее.

Кэт с готовностью раскрылась ему навстречу, обхватывая его тело ногами, когда он опустился на нее сверху. Она не стала прятать лицо, а смело взглянула прямо ему в глаза, позволяя увидеть все, что ему хотелось: волнение, страсть, наслаждение, всю любовь, переполнявшую ее сердце. Оказалось, что он к этому не готов. Он зарылся лицом в ее спутанные рыжие волосы и стремительно овладел ею.

– О, Бэрк, Господи, Бэрк… Бэрк! – вскричала Кэтрин, когда все кончилось.

Она готова была повторять его имя до бесконечности. Сердце у нее разрывалось.

– Поцелуй меня. Прошу тебя, поцелуй меня.

Его трясло от волнения и страха. Он вновь ощутил желание, но сил уже не осталось. А главное, ему не хотелось говорить: язык мог его выдать, наболтать лишнего. Поэтому Бэрк с радостью повиновался и начал осыпать ее поцелуями, пока неистовый стук их сердец не стал наконец ровнее, а тела не перестали стремиться друг к другу.

– Кэт, – заговорил Бэрк после долгой паузы, любуясь рубиновыми отблесками огня в ее золотистых волосах.

– Да, любимый?

Предательское слово так легко и просто сорвалось с ее уст! Ей хотелось проглотить его вместе с языком, но Бэрк, кажется, даже ничего не заметил.

– Как долго тебе пришлось скитаться одной после побега из Уэддингстоуна?

Кэтрин отодвинулась:

– Давай не будем об этом говорить.

– Но я хочу знать. Скажи мне.

– Я не помню. Несколько дней. Потом добрые люди пришли мне на помощь. Я не хочу об этом вспоминать.

– Тебе нелегко пришлось?

– Я не помню.

Бэрк вздохнул:

– Ну тогда я тебе расскажу.

Он притянул ее к себе поближе и крепко обнял.

– Это был сущий ад. Снег слепил глаза, а ветер чуть не срывал с седла. Ты замерзала и едва различала перед собой дорогу, тебе никак не удавалось с точностью определить, где ты находишься. Тебе было больно и страшно, ведь ты знала, что больна и нуждаешься в помощи. Тоска сжимала твое сердце, внутри все онемело. То, что с тобой случилось, было так ужасно, что ты не могла об этом думать.

Ощутив горячие слезы Кэт у себя на щеке, Бэрк еще теснее прижал ее к себе, поглаживая по волосам и нежно целуя.

– А чем ты заслужила подобные страдания? – жарким шепотом продолжал он. – Пожертвовала собой ради меня и отдала себя во власть чудовища. Ведь это правда? Так оно и было?

Кэтрин отвернулась, чтобы не смотреть ему в глаза.

– О Господи, Кэт, ведь ты уехала бы с ним, верно? Ты знала, что он собой представляет, и все-таки последовала бы за ним.

Он содрогнулся от ужаса при одной мысли об этом.

– Только на месяц, – пояснила она тоненьким голоском. – Я заставила его на это согласиться.

– Боже, Боже!

Бэрк сжимал ее так сильно, что она едва могла дышать.

– Я был пьян, Кэт. Знаю, это меня не извиняет, но хоть объясняет кое-что. Когда я увидел вас вместе, он прикасался к тебе… У меня как будто что-то взорвалось в голове. Я хотел его убить. А тебя… тебя я только хотел наказать. И еще я хотел обладать тобой, сделать тебя своей. Отнять тебя у Джулиана и предъявить свои права.

Он ослабил свои железные объятия и заглянул ей в глаза:

– Я не заслуживаю твоего прощения и не буду просить о нем. Но я хочу, чтобы ты знала, что я тоже страдал. Я никогда не забуду того, что сделал, и никогда не перестану сожалеть об этом.

Ее лицо было печально, на щеках все еще виднелись следы слез.

– Бэрк, я знаю: ты просто поверил тому, что видели твои глаза. Хотела бы я сказать, что прощаю тебя от всей души, но не могу. Пока еще нет.

Он понуро склонил голову:

– Но я думала, что тебе наплевать на то, что случилось, поэтому твои слова меня очень тронули.

– О, Боже, Кэт, как ты могла такое подумать?

– Я думала, ты скажешь себе, что девицу легкого поведения изнасиловать невозможно, и на этом успокоишься.

На его лице ничего нельзя было прочесть. Он лег на спину, устремив взгляд в потолок и закинув руку за голову.

– Почему ты здесь работаешь?

В душе у нее что-то надломилось. Раньше Бэрк отказывался в это верить, а теперь вот сдался. Кэтрин только в эту минуту поняла, как дорого ей было его нежелание смириться с очевидностью.

– Об этом я говорить не буду.

– Скажи мне.

– Это не твое дело.

– Конечно, из-за денег.

Она ничего не ответила.

– А с другой стороны, ты сказала, что из-за денег приняла предложение Джулиана, но это была неправда.

Бэрк сел и пристально уставился на нее. Странная дрожь началась где-то глубоко у нее в груди и быстро охватила все тело. «Догадайся! – молило ее сердце. – Разгадай, пойми всю правду обо мне, Бэрк!» Но вместо этого он потянулся к ней и принялся целовать, яростно шепча прямо ей в губы:

– Это не имеет значения. Сегодня ты моя, только моя.

Его руки были грубы, поцелуи настойчивы и жестоки.

Кэтрин отвечала ему с удвоенной страстью. В их стремлении слиться воедино было что-то отчаянное, граничившее с безумием. Она потеряла счет времени. Они занимались любовью бесчисленное количество раз, то с лихорадочной торопливостью, то с бесконечной, томительной нежностью. В какой-то момент, овладев ею и с силой прижимая к себе, Бэрк вдруг захотел узнать, сколько у нее было мужчин.

– Сколько, Кэт? – хрипло спросил он, задыхаясь и склоняясь к ней. – Сколько клиентов у тебя бывает за ночь?

– Сотни! Тысячи! – бросила она ему в лицо. – Никого, Бэрк, только ты. Ты единственный, кого я любила!

– Замолчи! Я уже отдал все свои деньги и не могу заплатить за твою ложь! Вот все, что мне от тебя нужно.

И все же ее слова, эхом отдаваясь в ушах, заставили его сорваться в пропасть в одиночку, без нее. Как ни странно, его жестокость не привела ее в отчаяние, ибо крохотное семя надежды пустило корни у нее в сердце и проросло, обвивая нежными зелеными побегами самые темные уголки души. Возможно (да, да, очень возможно!) ее возлюбленный – еще больший обманщик, чем она сама.

Ближе к рассвету, когда желание было наконец вытеснено усталостью, Кэтрин рассказала Бэрку о смерти своей матери. Его сочувствие показалось ей необычайно трогательным. Он обнял ее с такой сердечной нежностью, что впервые за все время горе и боль, терзавшие ее изнутри, начали утихать. Бэрк позволил ей выплакаться, а потом откровенно, ничего не утаивая, рассказал, что пережил сам, когда погибла его мать. Ей стало много легче. Потом он сказал ей, что Диана собирается замуж за Эдвина, и тем самым развеял последние остатки грусти.

– Я так счастлива, – простодушно призналась Кэтрин.

– Сколько же глупостей я натворил? – с тяжелым вздохом спросил себя Бэрк, целуя ее плечо и прижимаясь головой к ее груди.

Кэтрин провела пальцами по его волосам, наслаждаясь их шелковистой прохладой. «Гораздо больше, чем ты думаешь, любовь моя, – ответила она мысленно. – Но ты никогда об этом не узнаешь». После этого она погрузилась в глубокий сон.

* * *

Через час Бэрк был уже на ногах и одет. Склонившись над кроватью, он с нежностью взглянул на спящую Кэт, потом подошел к камину и подбросил в огонь последнее полено, чтобы ей не было холодно, когда проснется. Он старался двигаться как можно тише, хотя в этом не было особой необходимости: она спала мертвым сном. Или горячо любимых, подумал Бэрк, улыбаясь про себя. Всю глубинную правдивость этих слов он почему-то не мог постичь раньше, когда она обнимала его с такой нежной и чистой страстью. Как ни близок он был к истине, что-то мешало ему ее признать. Но сейчас Кэт крепко спала и не могла его услышать. Опустившись на колени возле постели, Бэрк прошептал:

– Помоги мне Бог, Кэт, я люблю тебя!

Он поднял длинную рыжую прядь и поднес ее к губам в прощальном поцелуе. Опять в нем вспыхнуло желание, но оно тотчас же угасло, вытесненное чувством отчаянной безнадежности. Все его блестящие планы рухнули. Он не только не сумел избавиться от Кэт, нет, эта бесконечная ночь любви преподнесла ему горький урок. Он ясно понял, что отныне ему всегда будет не хватать ее. Судьба сыграла с ним злую шутку. Виконт Холистоун влюбился в шлюху.

22

Март 1746 года

– Извините, миледи, он говорит, что он сейчас очень занят и не может вас принять. Говорит, чтобы вы шли домой и ждали, он сам вас навестит.

– Ах вот как? Он слишком занят?

Брови Кэтрин грозно сошлись на переносице, заставив юную горничную испуганно попятиться.

– Отправляйтесь к своему хозяину и скажите ему, что я не уйду, пока он меня не примет! – приказала она, снимая перчатки, а вслед за тем принялась расстегивать плащ, ясно давая понять, что намерена оставаться на месте сколько потребуется.

– Да, миледи.

Горничная побежала докладывать хозяину, оставив дверь открытой, и тем самым совершила непоправимую ошибку: Кэтрин проскользнула внутрь, как только шаги девушки затихли. Ее внимание привлек гул возбужденных голосов в конце скромного темного коридора. Она двинулась на шум, но остановилась, заметив какое-то движение у себя над головой. Девочка лет восьми смотрела на нее через перила.

– Здравствуй, – улыбаясь, сказала Кэтрин.

Малютка улыбнулась в ответ, но от застенчивости промолчала.

– Я пришла повидать твоего папу, – тихонько добавила Кэтрин, чувствуя, что от нее ждут какого-то объяснения, и продолжила свой путь.

Оуэн Кэткарт у себя в кабинете отчитывал горничную, когда Кэтрин вошла и прервала их разговор.

– Извините, Оуэн, но вам придется меня выслушать.

Явно недовольный, он поднялся из-за стола и отослал горничную.

– Вам не следовало сюда приходить, Кэтрин. Вас не должны видеть в моем доме. Сейчас это опасно, как никогда.

– Меня это не волнует. Кроме того, я приняла меры предосторожности. Почему вы не отвечали на мои письма? Должна же я знать, что происходит! Я больше не могу ждать дома.

– Я отвечал на ваши письма…

– Уклончиво и туманно! Это были сплошные отписки!

– Я вам рассказал все, что знаю. План сработал, принц благополучно обосновался в Инвернессе. Грант сдал замок без боя, и теперь горцы используют город как свой плацдарм, чтобы закрепиться на побережье и захватить западные форты.

– Все это мне известно, – нетерпеливо перебила его Кэтрин.

– Вы оказали нам неоценимую помощь, и мы вам чрезвычайно благодарны. Имея у себя за спиной Инвернесс, Карл в зимнее время смог добиться значительного успеха на обширной территории, несмотря на то, что в его распоряжении всего восемь тысяч человек, даже меньше.

– Я, конечно, рада это слышать, но…

– Тем не менее не стану вас обманывать, утверждая, будто дела идут хорошо.

Казалось, он вдается во все эти подробности только для того, чтобы уклониться от прямого разговора с нею:

– Армия осталась без денег, жалованье выдают овсяной крупой. Многие дезертировали. Теперь уже стало совершенно очевидно, что от французов помощи ждать не приходится. Я предпринимаю шаги, чтобы переправить свою семью во Францию.

Впервые Кэтрин обратила внимание на его угрюмо поджатые губы и полные мрачной решимости глаза.

– Что? – воскликнула она в ужасе. – Не может быть, чтобы конец был так близок!

– Боюсь, что это именно так.

Оуэн Кэткарт выглядел подавленным и как будто постарел у нее на глазах.

– Мне очень жаль, Оуэн, – прочувствованно сказала Кэтрин.

Все это было, конечно, ужасно, однако ее мысли были заняты совершенно иным, куда более важным, чем якобитская революция, ради которой все они стольким пожертвовали.

– Что известно о майоре Бэрке?

Ее голос задрожал. Больше месяца она жила в постоянно растущем страхе и теперь боялась услышать ответ. Отчасти ей было даже легче оттого, что Оуэн не отвечал на ее многочисленные письма. Но она хотела знать правду.

Кэткарт смущенно отвел взгляд.

– Кое-какие новости есть, – осторожно начал он.

Кэтрин положила руку на спинку стула.

– Он в тюрьме. Его арестовали в феврале, вскоре после того, как он покинул Эдинбург и отправился на север с новостями о французских кораблях.

Тут Оуэн испуганно заморгал за толстыми стеклами очков, пораженный ее смертельной бледностью и оцепенением, но все-таки продолжал:

– Его обвинили в укрывательстве предполагаемой участницы заговора, в самовольной отлучке из части в военное время и в пособничестве врагу. Он осужден за измену и подрывные действия и в настоящее время ожидает приговора в Данкельде. Моя дорогая!..

Оуэн успел подхватить ее прежде, чем она соскользнула на пол, и, обняв за талию, помог ей опуститься на стул. Ее совершенно бескровное, покрытое испариной лицо ужаснуло его.

– Я позову Сару, – пробормотал он.

Кэтрин покачала головой, уцепившись за его руку, и принялась судорожно глотать ртом воздух, пока комната наконец не перестала кружиться перед глазами. Слова Оуэна отдавались у нее в мозгу дьявольским многократным эхом. Она была сражена, как подрубленное под корень дерево, но вместо того, чтобы дать волю слезам, нашла прибежище в гневе. Отняв у него руку, она попыталась подняться:

– Будьте вы прокляты, Оуэн Кэткарт! «Шлепнут по рукам» – так вы говорили? И я вам поверила! Вы обманули меня, чтоб вам век гореть в аду!

– Дорогая моя, послушайте, я действительно думал, что так и будет!

– Вы же давно все знали, верно? Знали все это время! И не сказали мне ни слова! О, Господи! А ведь я могла бы поехать туда и рассказать им правду!

Сама того не замечая, она рвала на части свой носовой платок.

– Именно поэтому я вам ничего и не сказал! Неужели вы не понимаете? Вас тоже арестовали бы и повесили! И в любом случае никакие ваши слова ни на йоту не облегчили бы его участь.

Кэтрин, шатаясь, поднялась на ноги и отошла от него, не желая признавать справедливость этих слов.

– Что же нам теперь делать? – спросила она полным отчаяния голосом.

– Ждать. Я по-прежнему считаю, что он слишком влиятелен и богат, тюремное заключение ему не грозит. Вероятнее всего высокий штраф и увольнение из армии. Возможно, его лишат титула, но это уже предел.

– О, Боже!

Она закрыла лицо руками.

– Прежде всего вы ни в коем случае не должны ездить в Данкельд, Кэтрин. Вы меня слышите? Вы поставите под угрозу не только себя, но и всю нашу сеть. Если вы попадетесь, они заставят вас выложить все, что вам известно.

– Никогда!

Оуэн подошел поближе.

– Послушайте меня. Вы больше не невинная девочка, и это не игра. Вас подвергли бы пытке, и вы признались бы во всем. Поверьте мне, я знаю, о чем говорю.

Кэтрин все еще не верила.

– Если не хотите подумать о себе, подумайте о других. Вспомните о мужчинах и женщинах, которые всем пожертвовали ради дела Стюартов! И вы хотите их предать ради одного англичанина, которого все равно не сможете спасти?

– Да!

Но тут она вспомнила о Дональде Россе и его жене Флоре, многих, чьи имена не были ей известны, и даже о маленькой девочке наверху, улыбнувшейся ей через перила.

– Нет, – тяжело вздохнула Кэтрин. – Ну хорошо, я не поеду. Но Богом вас заклинаю, Оуэн, вы должны пообещать, что будете передавать мне все известия о нем, как только сами узнаете. Поклянитесь!

– Клянусь.

Она подошла к окну и выглянула в небольшой, любовно ухоженный садик.

– Когда ему вынесут приговор?

– Никакого определенного срока не существует. Может быть, завтра, а может быть, через несколько недель.

Ей пришлось закрыть глаза, чтобы осознать услышанное.

– С ним хорошо обращаются? Семья его навещает?

Кэтрин попыталась вообразить графа Ротбери в тюремной камере, или Оливию, или Ренату… Но Диана наверняка его не бросит и Эдвин тоже. Она больше не могла сдерживать слезы.

– Я не сомневаюсь, что обращаются с ним хорошо, уж это он, безусловно, в состоянии купить за свои деньги. Не надо так убиваться, а не то вам опять станет хуже.

С минуту он следил за нею в удрученном молчании.

– Кэтрин, почему вы мне не сказали, что влюблены в этого человека? Я, конечно, не думал, что с ним все так скверно обернется, тем не менее я бы выбрал кого-то другого в качестве пешки в этой игре, если бы знал, как много он для вас значит.

– Это все я, я одна во всем виновата! – в отчаянии вскричала она. – Простите, что я обвиняла вас, вы тут ни при чем.

Еще немного помолчав, Кэтрин повернула к нему свое убитое горем и раскаянием лицо.

– Я хотела его наказать за все то зло, что он мне причинил, – призналась она. – Знаете, Оуэн, жажда мести – это низменное, порочное чувство, но именно оно руководило мною на протяжении всего этого ужасного приключения. А теперь я отказываюсь от него навсегда!

Кэткарт не знал, что и сказать. Подойдя к ней, он беспомощно похлопал ее по плечу.

– Я должна идти.

Она уже чувствовала себя взвинченной до предела, ее снедало беспокойство. Сидеть дома и ждать новостей, ничего не предпринимая? Нет, она этого не вынесет!

– Как вы сюда добрались? – спросил между тем Оуэн Кэткарт.

– Взяла наемную карету на Главной улице. Я проверила: никто за мной не следил.

– Больше сюда не приходите, Кэтрин, ждите от меня известий. И ради Бога, дорогая, постарайтесь не тревожиться.

* * *

Четыре недели спустя Кэтрин поднялась по невысоким ступеням крыльца к входной двери своего дома и усталым жестом отворила ее.

– Боже милосердный! Да вы только поглядите на себя, мисс Кэт. Краше в гроб кладут!

– Спасибо на добром слове, Мэри. Когда на меня нападает хандра, ты всегда умеешь найти верные слова, чтобы меня приободрить.

Усталость, прозвучавшая в ее голосе, смягчила вложенный в замечание сарказм. Передав экономке шляпу и плащ, Кэтрин расправила мягкие складки муслинового платья.

– Уже скоро шесть, а посмотри, как светло на дворе, – рассеянно заметила она.

– Да я уж вижу. Чем день становится светлее, тем, стало быть, дольше вы будете торчать в своем обожаемом приюте! – ворчливо ответила Мэри тоже не без ехидства.

– Да, Мэри, пожалуй, так оно и будет, – кротко согласилась молодая хозяйка.

Ей не раз приходилось размышлять о том, насколько неискренни причины, заставлявшие ее посвящать все свое время благотворительным занятиям и трудиться до изнеможения: конечно, она хотела помочь несчастным обездоленным детям, но в равной степени ею двигало стремление хоть чем-то занять свои мысли, чтобы не думать о Бэрке.

– Письма есть?

– Да, вон там, на столе. И визитные карточки от целой толпы воздыхателей, но это уж как водится. Некий мистер Фэйрчайлд уверяет, что познакомился с вами за бриджем на вечеринке у мисс Уилкинз и с тех пор забыть не может, и там же вас встретил некий мистер Смит. Красивый парень, ничего не скажешь! Ах да, еще заходила леди Сьюзен Дрейк, сказала, что завтра заглянет еще разок.

Кэтрин ее не слушала. Она не отрывала взгляда от небольшого белого конвертика на столе, надписанного мелким педантичным почерком Оуэна Кэткарта. Наконец-то!

Мэри что-то бубнила об ужине.

– Да-да, Мэри, готовь все что угодно, – пробормотала она в ответ, дрожащими пальцами поднимая со стола бумажный квадратик.

– Но сначала выпейте чаю в гостиной, мисс Кэт. Уж больно вид у вас измученный. Пойду скажу служанке, чтоб подавала. А теперь ступайте, вам надо присесть, вы меня слышали?

Кэтрин так привыкла к понуканиям Мэри, что послушалась беспрекословно. Она отнесла письмо к дивану под окном и села, держа его обеими руками, словно оно могло рассыпаться в прах. Потом, закрыв глаза и наспех пробормотав молитву, она сломала сургучную печать, развернула единственный листок и стала читать.

20 апреля 1746 г.

Моя дорогая Кэтрин, вы, должно быть, уже наслышаны о постигшем нас ужасном горе. Северные кланы были разгромлены четыре дня назад в жестокой и решающей битве при Каллодене. Больше тысячи человек сложили головы на поле брани, сотни раненых были добиты на месте, раздеты догола и ограблены мародерами. Герцог Камберленд отдал приказ не щадить никого: пленных вешают без суда или бросают умирать от голода в темницах. Принц вынужден скрываться, за его голову назначена награда в тридцать тысяч фунтов. Королевские войска врываются в поместья кланов, принимавших участие в восстании, жгут дома, уничтожают урожай, угоняют скот. Всякому, кто осмелится надеть килт,[35] плед или любой другой предмет национальной одежды, грозит смерть на месте.

Нашему делу пришел конец, Кэтрин, наступает царство варварской жестокости. Принц подошел слишком близко к цели – он едва не опрокинул английский трон. Лондон сильно напуган и в ответ намерен прибегнуть к мерам устрашения. Лично вам, по всей очевидности, ничто не угрожает: никто и никогда не связывал вас с именем К. Л. Собственность вашего отца конфискована, больше у вас ничего отнять нельзя. Члены моей семьи уже покинули страну, сам я последую за ними через несколько дней.

Что касается человека, судьба которого вас так заботит, увы, у меня для вас плохие новости. В соответствии с жестоким духом времени он приговорен к смертной казни. Приговор будет приведен в исполнение утром 2 мая. Как говорят, ему было бы оказано снисхождение, если бы он сказал хоть слово в свою защиту, но на всем протяжении процесса он хранил молчание.

Я глубоко сожалею и принимаю на себя всю ответственность за эту трагедию. Моя ошибка состояла в том, что я недооценил свирепость герцога Камберленда.

Прощайте, моя дорогая, и да храни вас Бог.

Ваш покорный слуга О.

Кэтрин смяла письмо, стиснула его в кулаке и вскочила на ноги.

– Мэри! – закричала она громовым голосом, словно возвещавшим день Страшного суда.

Экономка примчалась бегом:

– Мисс Кэт?

Она в ужасе уставилась на побелевшее лицо молодой хозяйки, застывшей в непреклонной позе, пораженная до немоты неистовым огнем, полыхавшим в ее глазах.

– Скажи Иннесу, чтобы немедленно подавали карету. Принеси мой плащ. Быстро!

– Да, миледи!

Кэтрин большими шагами мерила расстояние от окна до двери и обратно, дожидаясь, пока подадут карету, и по-прежнему сжимая в руке злосчастное письмо. На четвертом круге по пути к окну она швырнула его в пустой холодный камин, как будто оно жгло ей пальцы.

– Ну уж нет, друг мой, – сказала она вслух звенящим от гнева голосом, – вам еще рано покидать Эдинбург. Сначала придется уладить незаконченное дело в Данкельде!

23

Военная тюрьма в Данкельде представляла собой угрюмое здание из кирпича и камня с крепкими стальными решетками. Побег отсюда считался предприятием рискованным и практически неосуществимым. Ощущение безнадежности заполняло сырое зловонное пространство между его толстыми стенами, вызывая в душах заключенных и тюремщиков самые низменные побуждения и страсти и превращая место заключения в настоящую преисподнюю и для тех, и для других. Помещение тюрьмы было сравнительно невелико по размерам, но места хватало всем, так как дезертиров, воров, мародеров и пьяных нарушителей общественного спокойствия приковывали к стене в общей камере впритык друг к другу. Естественным и неизбежным следствием подобных условий содержания становились извращения и непрекращающиеся драки, на которые начальство взирало как на своего рода наказание, считавшееся вполне заслуженным.

Никому из обитателей общей камеры не грозила смертная казнь, поэтому царившее в ней настроение было угрюмым и озлобленным, но не переходило в отчаяние. Лишь один заключенный томился ожиданием скорой смерти, но его поместили отдельно, в крохотной одиночной камере рядом с кабинетом начальника тюрьмы. Однако плачевное состояние узника и явно временный характер его пребывания в изоляции от остальных с лихвой перекрывали сравнительное преимущество одиночества. До вчерашнего утра его держали прикованным ручными и ножными кандалами к стене, однако после многочисленных избиений, которым его подвергли тюремщики, он стал настолько бесспорно и очевидно неспособен к побегу, что цепи в качестве превентивной меры потеряли всякий смысл и были отменены за ненадобностью. Поэтому его руки и ноги были свободны. Если, конечно, в камере размером четыре фута в ширину и шесть в длину человек, едва способный передвигаться, может чувствовать себя свободным. Накануне тюремщики устроили шутовское повешение понарошку, чтобы дать ему вкусить малую толику того, что ему сполна предстояло испытать через три дня. Теперь шея у него горела и кровоточила, говорить он больше не мог. По его подсчетам, три или четыре ребра были сломаны, а внутри что-то было явно повреждено, возможно, печень. Только лицо осталось нетронутым: в день казни никто не должен был заметить на нем видимых следов насилия.

Хорошо еще, что его приговорили к повешению, а не к четвертованию, сопровождавшемуся потрошением, хотя вполне могли бы. Что ж, спасибо и на этом. Таким снисхождением он, безусловно, был обязан своему положению в обществе, точнее сказать, своему прежнему положению: Джеймс Бэрк больше не был виконтом. Он стал никем. Он с кряхтением повернулся на кишащей вшами койке, краем уха прислушиваясь к привычным тюремным звукам, которые успел выучить наизусть: капанью воды, деловитому шуршанию крыс и доносившемуся неизвестно откуда непрерывному ноющему плачу. Голод его больше не мучил, но зато ему все время было холодно. Одежда превратилась в лохмотья, сапоги у него забрали, а драное одеяло, которым он укрывался, почти не защищало от промозглой сырости. До вынесения приговора его содержали в относительно чистом помещении, более или менее сносно кормили и разрешили несколько других послаблений, но все переменилось сразу после того, как его приговорили к смертной казни. Он благодарил Бога за то, что успел попрощаться с семьей еще до вынесения приговора, пока его содержали в приличных условиях. Ему не хотелось, чтобы кто-то из родных видел его в этой гнусной норе. Диана пыталась навестить его еще раз, но он не позволил и заставил Эдвина увезти ее домой, не дожидаясь казни в Эдинбурге.

Мышонок, Мышонок! Ее залитое слезами горестное лицо постоянно преследовало его; при воспоминании о минутах прощания ему самому хотелось плакать. Щадя его чувства, она изо всех сил старалась держаться храбро, но ведь она была всего лишь семнадцатилетней девочкой, а ее любимого брата собирались казнить. Однако теперь у нее есть Эдвин, преданный и надежный. Бэрк был уверен, что с ней все будет в порядке. Отец тоже переживет, в этом можно было не сомневаться. Казалось, никакие невзгоды на свете не могли глубоко затронуть графа Ротбери. Бэрк никогда не мог сказать с уверенностью, что именно чувствует или переживает его отец. В минуту последнего прощания он производил впечатление человека скорее озадаченного, чем убитого горем. Казалось даже, что он не вполне отдает себе отчет в том, где находится, как будто все происходящее имело отношение не к нему, а к кому-то постороннему.

В глубине души Бэрк даже позавидовал бесчувствию отца. Ах, если бы ему самому посчастливилось достичь подобного безразличия! Но, увы, ему это было не под силу. Его сознание все воспринимало с ослепительной, отчетливой ясностью вне зависимости от того, как долго тянулось заключение и как жестоко с ним обращались. Наверное, ему следовало позабыть о мирских заботах и начать готовиться к тому, что ждало его за последним земным пределом. Он не боялся смерти, вернее, готов был встретить ее как подобало мужчине. Только одна мысль все еще мучительно приковывала его к земному миру, не давая свободно уплыть в небытие: мысль о Кэт.

Воспоминания о ней преследовали Бэрка подобно наваждению. Когда ему удавалось заснуть, она приходила во сне. Ее образ освещал и преображал его темную камеру, эхо ее голоса отдавалось в сырых каменных стенах. Иногда даже ее нежный запах проникал сквозь тюремную вонь. Время от времени память дарила ему минуту покоя, но обычно она терзала и мучила его. Он прекрасно понимал, что Кэт предала его и хладнокровно послала на смерть. И все же на протяжении всего процесса он молчал, чтобы защитить ее, сам не понимая почему.

Стоило ему признать, что миссис Пелл и Кэтти Леннокс в действительности одно и то же лицо, думал он, как они проследили бы ее путь до Эдинбурга с куда большей легкостью, чем это удалось ему. По той же причине он заявил, будто узнал о высадке французских кораблей, подслушав случайный разговор в таверне, названия которой не запомнил. Неудивительно, что ему не поверили. Джулиан тем временем тоже не сидел сложа руки. Верный своему слову, он донес полковнику Денхольму о том, что предполагаемая участница якобитского заговора, которую Бэрку было поручено доставить в Ланкастер, стала гостьей в его доме. Узнав об этом, граф Ротбери вышвырнул его из дома. Джулиану больше нечего было терять, и он охотно согласился выступить свидетелем на суде. Бэрк упорно держался своей истории о том, что Кэтти Леннокс умерла, но на суд вызвали свидетелей, видевших Кэт и миссис Пелл: с одной стороны, Денхольма, Моля, капрала Блейни; с другой – Оливию, Эдвина, даже несчастную Диану, и вскоре стало ясно, что все они описывают одно и то же лицо.

Герцог Камберленд, которого многие называли мясником и чудовищем, написал Бэрку сочувственное письмо, выражая сожаление по поводу постигшей его горькой участи. Они никогда не были близкими друзьями, но уважали и ценили друг друга как профессиональные военные. В своем письме могущественный герцог написал, что решение дела, увы, не в его власти. По его словам, Бэрк пал жертвой времени. Если бы его приговорили к тюремному заключению, сам герцог, будучи сыном короля, попытался бы помочь ему освободиться через год-два, но против смертного приговора он бессилен: слишком сильна в стране жажда крови. Таким образом ко всем прочим своим бедам, приведшим его к нынешнему трагическому положению, Бэрк мог прибавить еще одну: неудачно выбранное время.

Итак, его молчание ни к чему не привело. Зато теперь, на досуге, он мог вдоволь поразмышлять о том, что заставило его так упорно молчать. Однако ответ ускользал от него, оставаясь по-прежнему загадкой. Мысли о Кэт были бессвязны, на память приходили лишь отрывочные, но яркие образы. Он видел, как она склоняется к раненому фермеру, придавленному телегой, и легко касается пальцами его лица. Вот она, подобно хрупкой сказочной королеве, спускается по лестнице в Уэддингстоуне, опираясь на руку Ноула; вот улыбается ему дрожащей улыбкой, глядя, как он склоняется над нею с ножом, а вот уходит от него по темному коридору под руку с Джулианом. Он вспоминал, как она держала голову, как смеялась, как иногда, в минуты глубокой задумчивости, прижимала кончики пальцев к губам. Ему представлялось, как она обменивается с Дианой веселым заговорщическим взглядом, полным взаимопонимания, как опускается рядом с ним на колени в амбаре и бережно подносит к его губам бутылку с водой. Но чаще всего память возвращала его к их последней встрече, к последней безумной ночи, проведенной вместе, и ему приходилось вновь и вновь повторять себе страшную правду: то, что он принимал за страсть и нежность, было на самом деле хитростью и коварством.

«Мне известно кое-что такое, что могло бы тебе пригодиться», – сказала она в ту ночь, и в его ушах все еще звучал ее нерешительный, как будто даже застенчивый голос, он все еще видел, как она стоит, глядя в бокал с вином. До чего же ловко она это проделала и как легко он проглотил наживку!

Порой ему приходило в голову, что она, возможно, не ведала, что творила, не отдавала себе отчета в том, какие последствия его ожидают. Но он понимал, что это самообман. Она же не дура, она должна была все знать и предвидеть. Просто ему следовало догадаться, насколько сильна в ней жажда мести после изнасилования, но он ее недооценил. В этом все дело, никакого иного объяснения быть не могло. Да, был случай, когда она заслонила его своим телом от пистолетного выстрела, но в Уэддингстоуне все изменилось. Он повел себя с нею по-скотски, отказал ей в человеческом отношении и сделал ее жертвой своего гнева, похоти и ревности. Мог ли он теперь обвинять ее за избранный ею путь мщения? Возможно, у него и не было такого права, но он презирал ее за низкое коварство. Уж лучше бы она зарезала его во сне.

Его мысли метались по кругу, не находя выхода. Он принялся воображать во всех гнусных и отвратительных подробностях, что сделал бы с нею, если бы только мог до нее добраться. В основном это были разного рода эротические фантазии. Но вот удивительно: какие бы извращенные и унизительные способы совокупления ни изобретал его ум, каждое такое действо в его мечтах кончалось тем, что Кэт вскрикивала от наслаждения, а не от боли. При мысли о том, что жить, ощущая себя наипервейшим на всем белом свете болваном, осталось всего три дня, ему становилось немного легче.

Услышав скрип ключа в замочной скважине, Бэрк напрягся всем телом. Никогда нельзя было угадать заранее, зачем они пришли: то ли накормить его тошнотворной бурдой, которую называли обедом, то ли выдать очередную порцию тумаков для собственного удовольствия.

– Подними свой зад, лорд-виконт, – грубо приказал стражник, пнув его сапогом.

Бэрк прищурился, ослепленный огнем свечи, и попытался приподняться.

– Встать, я сказал!

Его схватили за ворот, вздернули на ноги и грубо протолкнули в дверь. Пролетев наискосок через зловонный коридор, Бэрк ударился о противоположную стену и едва не потерял сознание. Он уже скользил по стене вниз, когда охранник вновь поставил его на ноги, ухватив за шиворот, и грубо встряхнул.

– Я тебя тащить не собираюсь, грязная свинья! Пошел!

Еще несколько дней назад Бэрк непременно оказал бы хоть какое-то сопротивление, просто выругался бы, на худой конец, даже несмотря на то, что любое проявление непокорства, как ему было отлично известно, влекло за собой непомерно жестокое наказание. Но в последнее время он потерял интерес к подобным подвигам. Они не стоили затраченных усилий. Поэтому он, спотыкаясь, побрел босиком по затихшему коридору к каменным ступеням, ведущим к обитой гвоздями дубовой двери. Стало быть, бить его сейчас не будут. Избиения всегда происходили либо в камере, либо в коридоре, а эта дверь вела к кабинету начальника тюрьмы. Охранник постучал кулаком по обшарпанной дубовой панели, и зарешеченное смотровое окошко, проделанное на уровне глаз, отворилось. Чьи-то глаза безучастно оглядели Бэрка. Потом окошко захлопнулось, а дверь отперли изнутри. Бэрк вошел сам, опередив движение стражника, собиравшегося толкнуть его в спину, и тотчас же прикрыл глаза ладонью, заслоняясь от непривычно яркого света настольного фонаря. За спиной у него опять лязгнула щеколда. Кто-то запер дверь.

Бэрк, щурясь, заглянул в дальний угол комнаты, куда не доставал свет фонаря, и с трудом разглядел высокого, несколько сутулого мужчину в коричневой монашеской рясе. Так одевались священнослужители из близлежащего монастыря, взявшие на себя заботу о душах заключенных и приговоренных. Значит, святой отец пришел помолиться о нем? Отлично, у Бэрка не было никаких возражений. Он не сомневался, что молитва пойдет на пользу его душе. Обхватив себя руками, чтобы не рассыпаться на части на глазах у человека в рясе, он стал ждать.

– Какого дьявола вы с ним сотворили, прах вас побери? – возмутился между тем монах.

Бэрк изумленно заморгал. Кроткие служители церкви обычно так не выражались.

Начальник тюрьмы лейтенант Уилер был невысок ростом, чопорен и педантичен на вид, с обманчиво сдержанными манерами. В этот раз он был при полном параде, пуговицы и сапоги надраены до немыслимого блеска, красный мундир тщательно вычищен. В руке он держал короткий отрезок металлической трубки и в эту минуту похлопывал им по ладони с каким-то затаенным волнением.

– К сожалению, – скорбно поджав губы, ответил лейтенант тонким, несколько даже писклявым голосом, – заключенный неоднократно предпринимал попытки совершить побег, и стража была вынуждена его усмирить.

– Усмирить? Вы хотели его повесить раньше времени! И это называется «усмирением»? Взгляните на его шею!

Лейтенант Уилер снисходительно покачал головой:

– Заключенный отличался чрезвычайно буйным нравом. Было решено, что подобная мера станет для него поучительной. Так оно и оказалось на самом деле. Как видите, сейчас он стал настолько смирен, что мы даже решили отказаться от кандалов.

Монах в ответ сплюнул на пол. У Бэрка глаза полезли на лоб.

– Уже девятый час, – заметил начальник тюрьмы после минутного молчания. – Куда же запропастился этот долгополый? Он должен был давным-давно появиться!

Бэрк опять заморгал и устало прислонился спиной к стене. Ему хотелось спросить, что, черт побери, тут происходит, но говорить он не мог.

За дверью раздался громкий стук.

– Эй, арестант, – быстро приказал начальник тюрьмы, – встать к двери. Живо!

Оттолкнувшись от стены, Бэрк потащился к указанному месту. Он не видел причин спорить или оказывать сопротивление; происходящее просто не имело смысла.

– Войдите!

Дверь в коридор приоткрылась, и один из солдат-охранников просунул голову в щель.

– Брат Уильям, сэр, – объявил он и посторонился, давая дорогу еще одному монаху в рясе с капюшоном.

Солдат ушел, закрыв за собой дверь, а вновь прибывший почтительно поклонился начальнику тюрьмы. Потом он заметил своего двойника на другом конце комнаты и замер в недоумении.

– Простите, а вы кто такой? – удивленно спросил он и сделал шаг вперед.

Бэрку тоже хотелось услышать ответ на этот вопрос, но тут начальник тюрьмы, крадучись обойдя свой стол, очутился рядом с Бэрком за спиной у брата Уильяма. Он размахнулся куском трубы и коротким, рубящим движением опустил его на голову монаха. Не успев издать ни единого звука, тот рухнул и застыл на полу бесформенной грудой домотканого коричневого холста.

Первый монах издал отрывистый возглас досады и поспешил к своему поверженному собрату:

– Не надо было вышибать ему мозги, черт бы вас побрал! Такого уговора не было! По-моему, бедолага уже на небесах.

На руке, которой он ощупывал голову оглушенного монаха, остались следы крови.

– Ничего с ним не случится, – самоуверенно заявил лейтенант Уилер. – Можете мне поверить, я знаю толк в том, как надежно вывести человека из строя на некоторое время.

– Ах ты грязный ублюдок! – пробормотал загадочный монах, вновь укладывая на пол бесчувственное тело своего товарища.

– Если будете меня оскорблять, я подниму плату за освобождение этого предателя! Да, кстати, вторую половину я возьму прямо сейчас.

Нечестивый монах распрямился и сунул руку за пазуху. Лейтенант Уилер принял у него из рук большой бархатный кошелек и высыпал его содержимое на стол. Еле волоча ноги, Бэрк подошел поближе и уставился как зачарованный на горку золота, поблескивающую в желтом свете фонаря. На столе лежало целое состояние. На мгновение в лице начальника тюрьмы проступила неутолимая алчность, но он тут же овладел собой, ссыпал монеты обратно в кошелек и выпрямился:

– Пойду уберу в надежное место и сейчас же вернусь, а вы пока позаботьтесь об одежде заключенного.

Он вышел во внутреннюю дверь и запер ее за собой. Монах бросил озабоченный взгляд на Бэрка и принялся снимать рясу с поверженного брата Уильяма.

– Верхом ехать сможешь, сынок?

Бэрк кивнул, но монах стоял наклонившись и не заметил ответа.

– Сможешь?

– Да, – прохрипел Бэрк и тотчас же схватился за горло: от боли на глазах у него выступили слезы.

– Иисус, Мария и Иосиф! Сапог у тебя тоже нет, как я погляжу. Забрали, мерзавцы? Вот свиньи, чтоб им пропасть! Надень-ка башмаки этого бедолаги. Ну-ка присядь, пока не упал. Я тебе подсоблю.

Бэрк сел, глядя, как в тумане, на высокого жилистого старика, пока тот помогал ему обуваться. Покончив с башмаками, незнакомец набросил монашескую рясу ему на плечи, запахнул ее так, чтобы прикрыть изодранную в клочья рубашку и панталоны, и натянул на голову Бэрка капюшон.

– Что бы ни случилось, смотри, чтобы эта штука не падала, – предупредил он. – Стоит им взглянуть на твою обросшую физиономию, как тут же начнется пальба. Ты уверен, что усидишь на лошади? По виду не скажешь. Похоже, тебе здорово досталось, а?

– Кто вы? – одними губами прошептал Бэрк, коснувшись его рукава.

– Меня зовут Иннес. Я друг.

Бэрк кивнул, глядя в лицо старику. Его капюшон откинулся, и в свете фонаря можно было ясно разглядеть густую седину, лошадиную челюсть и честные карие глаза. Мужчины торопливо пожали друг другу руки.

Внутренняя дверь открылась, и в комнату вернулся лейтенант Уилер. Он брезгливо оглядел заключенного.

– Идти-то он сможет?

– Еще как сможет, – решительно заверил его Иннес. – Ну теперь дело за малым.

– М-м-м… Я тут подумал и решил, что нет никакой нужды меня оглушать, как брата Уильяма. Пусть меня найдут связанным с кляпом во рту. Этого будет вполне достаточно.

Иннес равнодушно пожал плечами:

– Как скажете. Стало быть, у вас на этот случай припасена веревка?

Он взял протянутый ему моток веревки и принялся привязывать лейтенанта к креслу, с которого с трудом поднялся Бэрк.

– Для кляпа можете использовать мой носовой платок, он у меня во внутреннем кармане.

– Ну это мы еще посмотрим. Глядишь, он и не понадобится.

С этими словами Иннес размахнулся и врезал лейтенанту по носу с такой силой, что кресло перевернулось и опрокинулось.

Опять у Бэрка отвисла челюсть. Он молча следил за тем, как Иннес потирает ушибленные костяшки пальцев, а потом наклоняется и поднимает потерявшего сознание лейтенанта вместе с креслом.

– Ну вот, так-то лучше, а? Больше похоже на правду! Этот ублюдок еще скажет мне спасибо!

Он подмигнул, и Бэрку пришлось напрячься, чтобы удержаться от смеха.

– Ну а теперь, сынок, давай-ка выпрямись. Ты же не можешь идти скрюченным мимо стражи, держась за брюхо. И предоставь все разговоры мне, это уж само собой. Старайся вести себя как подобает монаху, вот и все. Это не так уж трудно, поверь мне, я сам попробовал и знаю, что говорю. Нам предстоит пройти четверть мили, пока доберемся до лошадей. А потом… – Иннес нахмурился и участливо положил руку на плечо Бэрку, – путь предстоит неблизкий. Надо добраться до берега между Пертом и Данди, там нас ждет корабль. Ехать миль двадцать, не меньше, и необходимо проделать весь этот путь до рассвета. А теперь скажи мне правду: выдержишь?

При мысли о том, что ему предстоит, Бэрк позволил себе ненадолго закрыть глаза. Когда он вновь открыл их, в его взгляде засветилась яростная решимость. Он кивнул и приложил к груди сжатый кулак, словно принося торжественную клятву.

– Ладно, сынок, я тебе верю, – тихонько кивнул Иннес. – Ну пошли, нам пора.

Труднее всего было держаться прямо, пока они шли по коридору на виду у двух стражников. У главных ворот Иннес остановился, чтобы перекинуться парой слов с охранявшим их караульным нарядом. В нем неожиданно прорвалась склонность к долгим благочестивым поучениям. Бэрк с трудом подавил в себе желание броситься бегом навстречу свободе прямо в сумрак, нависший над полем за стенами тюрьмы, подальше от ярких фонарей. Он удержался от безумного порыва и, когда они наконец тронулись в путь, заставил себя идти семенящим шагом, мелко перебирая ногами под рясой, чтобы было похоже на походку священников и монахов, но это далось ему невероятным усилием воли.

– Ну вот, сынок, у нас все получилось! – торжествующим шепотом проговорил Иннес.

Уже пять минут они шли по пыльной грунтовой дорожке в полной тишине: никто не поднял тревоги, погони не было.

– Мы натянули нос проклятым ублюдкам, чтоб им гнить в аду веки вечные!

К этому времени с Бэрка уже градом лил пот, каждый шаг казался ему крестной мукой. Он начал опасаться, что не выдержит, тело отказывалось ему служить. Неужели все труды и хлопоты отважного незнакомца окажутся напрасными?

Старый шотландец словно прочитал мысли Бэрка, но скорее всего просто заметил в свете полумесяца его осунувшееся, влажное от испарины лицо.

– Держись, парень, – посоветовал он, – мы уже дошли. Лошади здесь.

Они завернули за поворот дороги и в самом деле увидели за низкой живой изгородью двух оседланных лошадей, а также третью лошадь со всадником. Когда подошли поближе, Бэрк заметил, что всадник тоже одет монахом. Больше он ничего не сумел разобрать в темноте и тут же позабыл о новом попутчике, целиком поглощенный нелегкой задачей: как взобраться в седло, не потеряв при атом сознания. Он понятия не имел о том, кто его спасители, и – если бы не нестерпимая боль в ребрах – наверное, решил бы, что все это ему привиделось. Весь прошедший час, начиная с первых слов удивительного монаха, произнесенных в кабинете начальника тюрьмы, представлялся ему чудесным сновидением. Зато тряская рысь лошади оказалась очень даже настоящей. Держась за живот, чтобы не растерять по дороге все внутренности, Бэрк вновь засомневался, сумеет ли он сдержать слово, данное человеку по имени Иннес. Но ему ужасно не хотелось, чтобы его обвинили в хвастовстве.

… Его имя едва не сорвалось с уст Кэтрин, как только она его увидела. Ей казалось, что от него исходит сияние, как от святого, поэтому Иннеса она почти не замечала. Дожидаясь их появления, она чуть не сошла с ума от беспокойства, но не ощущала настоящего страха, теперь же ее охватил первобытный, животный ужас: а вдруг их всех… нет, вдруг его сейчас схватят и уведут назад в тюрьму. Она пришпорила своего коня, едва успев дождаться, пока Бэрк заберется в седло, настолько ей не терпелось поскорее тронуться в путь. Луна вышла из-за облака, на миг осветив его лицо, и у нее перехватило дух. Что с ним? Неужели он болен? Почему он так странно держится, обхватив себя руками? Нет-нет, должно быть, с ним все в порядке, Иннес сказал бы или сделал бы что-нибудь, если бы что-то было не так! Они выехали на дорогу, ведущую к Перту, и пустились по ней рысью, растянувшись цепочкой: впереди Иннес, за ним Бэрк, Кэтрин замыкала строй. Ей вспомнилось другое томительное и бесконечное путешествие втроем, только тогда она ехала с Бэрком и Юэном Макнабом. Она взмолилась, чтобы на этот раз все закончилось благополучно.

Переживания переполняли ее настолько, что ей с трудом удавалось справиться с лошадью и не слететь с седла по дороге. Их план сработал! Невероятно, просто чудо! Оуэн Кэткарт с большой неохотой согласился ей помочь, но она все-таки сумела его уломать. Он выяснил через своих людей (а они, похоже, были у него повсюду), кому в Данкельде разрешен доступ к приговоренным и кого можно подкупить. Все шло как по маслу, их никто не преследовал. По правде говоря, все получилось даже слишком гладко, от этого ей стало немного не по себе. Воображение рисовало ей солдат в красных мундирах за каждым деревом или кустом, за каждым поворотом дороги. Она скакала, вся сжавшись и прислушиваясь, нет ли за ними погони. В то же время в глубине души пока еще робко пробивалась радостная мысль: если все и дальше будет складываться так же удачно, как сейчас, Бэрк обретет свободу! Кэтрин вновь и вновь благодарила Бога, слезы радости беспрестанно лились из ее глаз, застилая взор.

Иннес натянул поводья, когда они подъехали к прогалине среди деревьев, тянувшихся вдоль дороги.

– Передохнем малость, – тихо бросил он, обернувшись через плечо.

Продвигались они неплохо, но впереди оставалось еще больше половины пути. Лошади стали полукругом.

– Хочешь слезь? – спросил он Бэрка.

Тот лишь покачал головой в ответ – слишком осторожно и медленно, как показалось Кэтрин. Она вновь с тревогой спросила себя, что с ним могло случиться. Ей показалось, что он вглядывается в нее, но он продолжал молчать. Она нарочно повернула свою лошадь так, чтобы луна светила ей в спину, таким образом Бэрк не мог рассмотреть ее лица. И все же ее неотвязно преследовало ощущение, что он знает, кто она. Как он может ее не узнавать, когда сама она ощущает его присутствие каждой клеточкой своего существа? Но время шло, а он по-прежнему не говорил ни слова. Его молчание укрепило ее в решимости тоже воздержаться от объяснений, поэтому в течение десяти минут все сидели молча.

– Ну что, поехали? – спросил наконец Иннес. Никто не стал возражать, и ломающая кости скачка возобновилась.

Они ехали всю ночь. Кэтрин благодарила Бога, пославшего им сухую и удивительно мягкую погоду вместо обычной для конца апреля распутицы. Они проезжали мимо темных сельских домиков, где обитали мелкие фермеры и их работники; собаки провожали их сонным лаем, но ни одна душа их не окликнула и не попыталась остановить. К утру Иннес поехал медленнее, и Кэтрин почувствовала, как ее охватывает нетерпение. Но в жемчужно-сером предрассветном сумраке она разглядела, что Бэрк еще ниже склонился к шее своей лошади. Может, он болен? – в тысячный раз спросила она себя. В ноздри ей ударил соленый запах моря. Значит, они почти у цели! Ее охватила веселая дрожь предвкушения победы. Скоро она его увидит, и он увидит ее. Он поймет, кто его спас, и тогда… Она заставила себя не думать о подобных вещах, не смея в суеверном страхе выразить словами то, чего больше всего на свете жаждало ее сердце. Лучше уж думать о том, как поскорее добраться до полосы дикого берега, где нанятая ею рыбачья шхуна с немногочисленной командой ожидала их, чтобы доставить во Францию.

Они обогнули небольшую рыбацкую деревушку, раскинувшуюся на берегу залива Ферт-оф-Тэй, и перешли на шаг. Кэтрин и Иннес поменялись местами (она знала дорогу), но Бэрк этого даже не заметил. По временам он, сам того не сознавая, впадал в забытье. Благодарение Богу, они хоть перестали идти рысью. Лошадь у него была смирная, продвигаясь шагом, он еще мог надеяться на то, что усидит в седле, хотя ноги у него дрожали, как натянутые струны арфы. Он пытался не отрывать взгляда от всадника, скакавшего впереди, но через минуту вскидывал голову и хватался за гриву лошади, чтобы сохранить равновесие, понимая, что опять на мгновение потерял сознание. Оглядевшись по сторонам, он стал различать предметы в сером рассветном полумраке. Деревья исчезли, должно быть, маленький отряд уже приближался к морю. Ветер доносил его соленый привкус, лошади шли по песчаному грунту. Да, верно, Иннес что-то говорил о корабле. Куда же направится этот корабль? – без особого любопытства подумал Бэрк. И опять его глаза закрылись, а голова упала на грудь.

Сознание вернулось, когда он понял, что они остановились. Его товарищи спешились. Бэрк с трудом вытащил правую ногу из стремени и с неимоверным усилием перекинул ее через круп лошади, но, когда попытался соскочить на землю, руки у него разжались, и он опрокинулся бы на спину, если бы Иннес не поддержал его, подхватив за талию. Пришлось прижаться лбом к шее лошади и подождать, пока не вернутся силы.

Подняв наконец голову, он увидел, что второй монах направляется к нему. Бэрк успел подумать, что это, наверное, настоящий монах, – он так плавно и грациозно двигался в своем длиннополом одеянии. Но в эту минуту порыв ветра откинул капюшон, и он узнал Кэт.

– Ты! – прошептал Бэрк сдавленным скрипучим голосом.

Рыжие волосы обрамляли ее бледное лицо, струясь по плечам золотистым водопадом, а бездонная синева широко раскрытых, испуганных глаз затмевала море. На губах блуждала робкая, неуверенная улыбка. Туча бессвязных, отрывочных мыслей поднялась и закружилась в голове у Бэрка. Ему хотелось причинить ей боль и в то же время прижать к груди. Он сделал шаг ей навстречу, вытянув вперед руки.

– Эй, погоди…

Преградив ему дорогу, Иннес легким, упреждающим жестом толкнул его в грудь. Толчок пришелся по ребрам. Ослепительные звезды вспыхнули в глазах у Бэрка, ему послышался испуганный крик Кэт, но он тотчас же качнулся вперед и грузно осел на землю.

24

«Утренняя звезда» была прочным, но ничем не примечательным рыбацким суденышком с двумя парусами на носу и на корме. В ее корпусе помещались камбуз и каюта на четверых. Владельцами шхуны были братья Дерн, угрюмые, неразговорчивые уроженцы Южной Шотландии. Они не задавали вопросов, с них было довольно и того, что на перевозе этой странной пары в Кале им предстояло за неделю заработать больше, чем за целый год вылавливания трески в Северном море. У них не вызывало любопытства то, что господин выглядит полумертвым, а заплатившая им дама день и ночь напролет ухаживает за ним в каюте. Так было даже лучше: пассажиры не доставляли им никакого беспокойства. Из уважения к леди братья повесили гамаки на палубе и спали под звездами, тем более что погода стояла прекрасная.

Увидев, в каком состоянии находится Бэрк, Иннес стал настаивать, что поплывет вместе с ними, но Кэтрин его отговорила, уверяя, что Мэри ждет его возвращения через два дня и сойдет с ума от беспокойства, если он не вернется. Таковы были ее доводы; на самом же деле ей не хотелось брать верного домоправителя с собой, потому что это было слишком опасно. Иннес и без того уже рисковал жизнью, спасая совершенно незнакомого ему человека только потому, что она его об этом попросила. Если им повезет, их будут искать на Гебридах:[36] лейтенант Уилер согласно договоренности должен был заявить, что – как следовало из подслушанного им разговора – беглецы направляются именно туда. Однако на слово подобного человека никак нельзя было полагаться всерьез. Если их поймают, то скорее всего повесят на месте. Кэтрин готова была рискнуть собственной головой, но не хотела подвергать опасности верного друга. Поэтому она в последний раз обняла Иннеса на берегу и простилась с ним навек. Оба не удержались от слез, Кэтрин ощутила жгучий прилив любви к прямому и честному старому горцу, верой и правдой служившему ей на протяжении всей жизни. Он был последним звеном, связывающим ее с семьей и с родным домом. Единственным утешением в минуту расставания ей послужила вера в существовавшую между ними особую духовную связь, неподвластную времени и расстоянию.

На вторую ночь в открытом море Кэтрин, напоив Бэрка водой, присела на шатком трехногом табурете у его изголовья и устало оперлась спиной о переборку каюты. Она понимала, что ей следует прилечь на койке у противоположного борта и попытаться уснуть, но не могла себя заставить расстаться с ним. Ей хотелось быть все время рядом, прикасаться к нему. Накануне она его вымыла и обработала раны, а потом туго перебинтовала ему ребра, приходя в ужас от чудовищных надругательств, которым подверглось его тело. Вспыхнувшая в ее душе исступленная ненависть к палачам, сотворившим такое немыслимое зверство, пришлась как нельзя кстати: только благодаря ей Кэтрин не упала в обморок в первую же минуту при виде некоторых повреждений. В наихудшем состоянии оказались рваные раны на шее (они были самыми свежими), но ее встревожила и припухлость на правой половине живота. Бэрк был беспокоен и метался в лихорадке, да к тому же так слаб, что едва мог глотать крепкий мясной бульон, который она вливала в него буквально по ложке, пользуясь малейшей возможностью.

Протянув руку к его сильно отросшим волосам, Кэтрин принялась легонько массировать кожу головы. При этом глаза у нее невольно закрылись. Она была измучена, а шум моря и легкое покачивание судна успокаивали, навевая сонливость, но мысленным взором она по-прежнему видела убийственную ярость в его глазах, когда он двинулся к ней, вытянув вперед руки, и придушенным голосом прохрипел: «Ты!», словно посылая ей вечное проклятие. Как непохоже было это путешествие на то, что рисовалось ей в мечтах все последние недели! В своих фантазиях Кэтрин видела, как они вдвоем стоят рука об руку на палубе некоего гордого корабля, глядя, как расходятся за кормой вскипающие белой пеной волны, смеясь и плача над всеми своими злоключениями, оставшимися позади. Как она могла быть такой наивной дурочкой, так слепо поддаться самообману? Разумеется, он ее ненавидит, разве могло быть иначе? Стоило только посмотреть, что они с ним сотворили, и все из-за нее! В ту волшебную ночь в борделе она вообразила, будто Бэрк что-то к ней испытывает, помимо простого плотского влечения, и ее фантазия буйно разыгралась за долгие и трудные последующие месяцы, пока она чуть не убедила себя, что они подошли к решающему объяснению: всего несколько верных слов, и вот оно, желанное примирение! Теперь же она ясно поняла, что его враждебность в тысячу раз сильнее, чем когда-либо раньше. Да, она спасла его от виселицы, рискуя собственной головой и жизнью своего лучшего друга, но в его глазах это, по-видимому, ничего не значило. По крайней мере не в тот момент, когда он узнал ее. Но может быть, со временем, после того, как он обо всем хорошенько поразмыслит…

Нет, решила Кэтрин, больше она не станет тешить себя иллюзиями, разочарование слишком болезненно. К тому же у нее тоже есть гордость. Она будет ждать и посмотрит, что из всего этого выйдет. Что еще ей оставалось делать? Но, если Бэрк не сумеет ее простить, она ни за что не расскажет ему правды о себе, даже если потеряет его навсегда.

Это было мудрое решение. Оставалось только придерживаться его, но она с сомнением спрашивала себя, достанет ли у нее сил.

На третий день лихорадка у Бэрка спала. Теперь ему дольше удавалось оставаться в сознании и бодрствовать. Кэтрин встретила перемену со смешанными чувствами. Конечно, она не могла не радоваться тому, что он поправляется, но его ледяной, полный затаенной ненависти взгляд следовал за нею повсюду, а в его угрюмом молчании ей чудилась нескрываемая угроза. И тем не менее теперь он казался более беспокойным, когда она покидала каюту. Однако она больше не могла находиться при нем безотлучно, как в первые дни: явственно ощутимые волны исходившей от него неприязни пугали ее. Ей невольно хотелось отойти на безопасное расстояние. Однажды, когда она меняла ему повязку на шее, Бэрк схватил ее за руку, стиснул ее до боли (даже в своем немощном состоянии он все-таки был сильнее ее) и отвел от себя подальше, словно давая понять, что даже ее прикосновение ему ненавистно. Кэтрин, не дрогнув, встретила его злобный взгляд.

– Когда же ты наконец прозреешь? – возмутилась она вслух. – Неужели ты решил всю свою жизнь прожить слепцом?

Ей не хотелось, чтобы он видел ее плачущей, поэтому она заставила Бэрка разжать пальцы, а сама поднялась на палубу, оставив его наедине со своими мыслями. Они были далеко не радужными.

Да кем она, разрази ее гром, себя воображает? Еще слепцом смеет называть! Бэрк попытался сесть, подложив подушку под спину, но боль в ребрах оказалась слишком велика, и он опять откинулся назад, испустив бессильное проклятие. И какого черта она от него ждет? Благодарности? А по чьей милости он вообще валяется на этой убогой койке? Он осторожно откашлялся. Уже лучше, гораздо лучше. Вот и отлично. Очень скоро он сможет сообщить ей во всех подробностях, что именно он о ней думает.

Чертова ведьма. Обзавелась новыми нарядами, порхает вокруг него, как птичка, ухаживает за ним, все время прикасается к нему под любым предлогом и делает вид, будто ей на него не наплевать. Но он слишком много раз обманывался ее умело разыгранной невинностью. Довольно, уж теперь-то он видит ее насквозь. Новая роль участливой сестры милосердия не введет его в заблуждение. Да откуда ему вообще знать, что они плывут во Францию? Может, она решила, что виселица слишком хороша для него, и хочет его утопить, протащив под килем?[37] С нее станется! Его уже ничем не удивить. Ну ладно, допустим даже, что она и в самом деле его спасла. А по чьей вине его жизнь оказалась висящей на волоске? Он бы не нуждался в спасении, если бы она его не предала!

Так что пусть убирается к дьяволу. Надо все время быть начеку. Скорее в аду мороз ударит, чем он еще хоть раз повернется спиной к Кэт.

* * *

Они достигли Кале на пятый день после обеда. Кэтрин послала одного из братьев Дерн за доктором, как только шхуна пришвартовалась в порту, хотя лихорадка больше не мучила Бэрка, а его раны быстро заживали. Даже припухлость на животе, так тревожившая ее в первые дни, совершенно опала, а сам он утверждал, что боли его больше не мучают. Врач нашел его ослабевшим, но быстро идущим на поправку, и Кэтрин наконец смогла перевести дух.

Она решила, что, несмотря на все неудобства, им лучше пока оставаться на борту «Утренней звезды». Это было безопаснее, чем снять квартиру: а вдруг английские лазутчики разыскивают беглеца во Франции? Стояла прекрасная погода, вообще весна в этом году выдалась на редкость теплая и сухая. Бэрк обрел дар речи, хотя и пользовался им лишь для того, чтобы изредка что-нибудь отрывисто и грубо буркнуть хриплым шепотом. Кроме того, он начал вставать с койки, но быстро утомлялся и нуждался в помощи, чтобы лечь обратно в постель.

На третий день пребывания в порту он впервые совершил медленное и осторожное восхождение по трапу на палубу, чтобы подышать свежим воздухом. Кэтрин с беспокойством хлопотала вокруг него. Братья Дерн сошли на берег, и, хотя вероятность несчастного случая представлялась весьма смутной, ей все-таки было страшно. Она бы не знала, что делать, как ему помочь, если бы он вновь что-нибудь себе повредил, споткнувшись или потеряв сознание. Но Бэрк добрался до палубы без всяких происшествий и опустился на стул с подлокотниками прямо на солнышке. У Кэтрин отлегло от сердца.

Ей пришла в голову мысль постричь его, поэтому она захватила с собой на палубу свои швейные ножницы. В ответ на ее предложение Бэрк равнодушно пробормотал что-то невнятное, но вроде бы не похожее на протест, и Кэтрин приступила к делу. Вообще-то опыт у нее был невелик, ведь до сих пор ей приходилось стричь только Рори, а длинные прямые волосы Бэрка ничем не напоминали буйные рыжие кудри ее брата. И все же она считала, что главное правило одинаково для всех: надо просто чикать и чикать ножницами, пока волосы не станут выглядеть как следует. Ей нравилось держать в руках прохладные шелковистые пряди, пропуская их сквозь пальцы, нравилось осторожно и тщательно подравнивать ему волосы вокруг ушей и на затылке, придавая им нужную форму. Солнце приятно пригревало, морской соленый ветер доносил откуда-то запах цветов. В тонком платье бледно-розового шелка с расшитым цветами лифом и кружевными рукавами Кэтрин чувствовала себя легко и свободно, как сама весна. Какое счастье – вылезти наконец из шерстяных и бархатных нарядов, распрощаться с ними до следующей зимы! Однако она уже тосковала по Шотландии и готова была променять весну во Франции и многое, многое другое на возможность вернуться домой. Но, увы, теперь она была такой же изгнанницей, как Бэрк. Возвращение домой стало для нее невозможным.

Бэрк сидел, слепо уставившись на другой конец бухты и крепко сжимая деревянные ручки стула в попытке не погрузиться с головой в море чувственного наслаждения. Вот чертовка! Она что, нарочно дышит ему в ухо? Неужели она не понимает, что с ним происходит, когда ее волосы, подхваченные легким теплым бризом, щекочут ему щеки и шею? Аромат цветов, растворенный в весеннем воздухе, смешивался в его сознании с ее собственным пленительным запахом. Господи, как ей удается все это с ним проделывать? Он же взрослый мужчина, а не мальчишка-подросток! И все же в эту минуту ему казалось, что он вот-вот задохнется от страсти. Сам себе поражаясь, он все-таки каким-то нечеловеческим усилием воли удерживался от желания повалить ее прямо на палубу и овладеть ею тут же. А ведь он мог бы это сделать, с каждым днем к нему все быстрее возвращались силы. И слава Богу: ему уже до смерти надоело, что она хлопочет над ним как наседка.

Так, что еще она задумала? Отрезает кусочек ленты, которой перехвачены ее собственные волосы, и завязывает ему бантик. Отлично, теперь их будут принимать за близнецов, подумал он с досадой. Ну вот, хвала Господу, с прической покончено. Отступив на шаг, Кэт придирчиво осмотрела его, удовлетворенно кивнула и, отойдя к поручню, ограждавшему борт, стала смотреть на воду. Пора было выложить ей, что у него на уме, хотя Бэрк гораздо охотнее предпочел бы просто сидеть и любоваться ее головокружительной красотой. Он все еще чувствовал, что ненавидит ее, потому и молчал так долго, но откладывать дальше было невозможно.

Он окликнул ее по имени, и она рассеянно повернулась к нему. Ее волосы ослепительно пламенели, словно подожженные лучами солнца.

– Подойди поближе.

Ему по-прежнему трудно было говорить: в горле першило, и звуки выходили из горла похожими на заржавленный хрип. Кэт сделала несколько шагов по направлению к нему. Жаль, что на палубе не было второго стула: она возвышалась над ним, как башня, и это выводило его из себя.

– В чем дело? – спросила она, видя, что он продолжает молчать.

Бэрк свирепо хмурился; Кэтрин терялась в догадках, что он собирается ей сказать, и в ожидании судорожно стиснула руки на груди.

– Все это… – он неопределенно повел рукой по воздуху, как бы охватывая жестом и море и небо, но тут же умолк.

Потом он потер глаза, почесал затылок, сделал глубокий вдох и, наконец, остановив взгляд на ее полном недоумения лице, заговорил:

– Десять дней назад я и вообразить не мог, что окажусь здесь, Кэт. Я попрощался со всеми, кого любил, и попытался, насколько это было в моих силах, примириться с близкой смертью. Я сузил весь свой мир до размеров одной лишь темной, тесной и вонючей тюремной камеры, населенной кучкой гнусных изуверов. Это немного облегчило боль расставания с жизнью. А теперь… все это похоже на чудо. Иногда мне кажется, что я сплю и вижу сон. Или умер и попал в рай.

Ему пришлось отвернуться от ее сияющих глаз, чтобы закончить.

– Знаю, в последние дни я не слишком-то усердно проявлял свою благодарность. Хочу извиниться за свое поведение. Не знаю, как тебе это удалось, но понимаю, что ты рисковала жизнью, чтобы меня вытащить. Не могу даже выразить словами, как я тебе благодарен.

Как бедно и скудно это прозвучало! Как чопорно и неудовлетворительно! Это было совсем не то, что он хотел выразить словами. Но весь ужас состоял в том, что он и сам не знал, что именно хочет сказать ей. Подавив стон, Бэрк поднялся со стула и, подойдя к поручню, стал следить за полетом чаек, без устали круживших над водой. Обернувшись, он увидел, что Кэт по-прежнему стоит на том месте, где он ее оставил, слепо уставившись на его опустевший стул.

– Кэт, ты можешь кое-что для меня сделать?

Она подняла голову. На этот раз он не смог разобрать, что выражает ее лицо.

– Да, – ответила она безучастно.

– Не могла бы ты срезать с меня этот проклятый бандаж? Боли от него больше, чем толку.

Кэтрин подошла, не говоря ни слова. Бэрк расстегнул рубашку, и она помогла ему стащить ее с плеч, а потом швейными ножницами разрезала полотняные бинты, которые стягивали его торс, приказывая своим пальцам не дрожать и стараясь вести себя, как подобает настоящей сестре милосердия. Как это невыносимо: быть от него так близко и не иметь возможности прикоснуться к нему! Одного лишь взгляда, брошенного на его широкую мускулистую грудь, оказалось довольно, чтобы наполнить ее душу невыразимым томлением. Под грудью у него красовался громадный багровый синяк. Ослушавшись приказа, ее рука потянулась и осторожно погладила кровоподтек. Бэрк замер, напрягшись всем телом, и как будто перестал дышать. Не смея поднять на него глаз, Кэтрин начала вновь натягивать рубашку ему на плечи. Был момент, когда она могла бы обвить его шею руками и прижать его к груди. Она сдержалась, но едва устояла на ногах, таких неимоверных усилий ей это стоило. Отступив на шаг, девушка бессильно прислонилась спиной к поручню. Через несколько минут, решив, что пора ответить на его маленькую речь, она заговорила:

– Бэрк, я хочу, чтобы ты знал одно: ничего подобного я не желала и не ожидала. Я знала, что у тебя будут неприятности, но думала, что все ограничится порицанием. Мне сказали, что тебя… просто шлепнут по рукам. Если бы я только могла предположить, что произойдет на самом деле, я бы никогда этого не сделала. Клянусь.

Что ж, Кэт и раньше давала ему лживые клятвы. Вот и сейчас она говорила лишь то, что ему хотелось услышать, но Бэрк решил, что больше не даст себя одурачить.

– Зачем же ты все-таки это сделала? – сурово спросил он.

Оба они смотрели прямо перед собой, не глядя друг на друга. Его голос заставил Кэтрин поежиться.

– Я это сделала, чтобы помочь делу якобитов.

Он бросил на нее полный недоверия взгляд, и она рассмеялась коротким, почти истерическим смешком:

– Нет, конечно же, это неправда. Я это сделала, чтобы расквитаться с тобой за все то зло, что ты мне причинил. Я сделала это из мести.

Страшное слово как будто повисло в воздухе между ними. Бэрк наклонил голову. Он знал, что это и была истинная причина, но одно дело – знать, а услышать признание – совсем другое. Ее слова пронзили его острой болью.

Кэтрин приложила ладонь к горлу, стараясь проглотить застрявший в нем комок. Страшно не хотелось плакать при нем, но глубокая печаль разрывала ей сердце.

– Хочешь, я напишу твоим родным? – спросила она сдавленным голосом. – Расскажу им, что с тобой все в порядке…

– Хочешь рассказать им о моих видах на будущее? – перебил ее Бэрк с внезапно нахлынувшей горечью. – Сообщить им о том, что я бездомный беглец? Без имени, без состояния, без гроша в кармане… Что меня повесят, если я вернусь в Англию, что никогда больше не увижу родного дома, отца, Дианы?

Увидев ее лицо, покрывшееся пепельной бледностью, он отвернулся:

– И вообще, я думал, что ты не умеешь писать.

– Ты много чего обо мне думаешь, и все это неправда!

– Ну так скажи мне правду, чтобы я мог исправить свое мнение о тебе!

Кэтрин тихо, но решительно покачала головой:

– Не стоит.

Выражение ее глаз заставило Бэрка похолодеть. В ней происходила какая-то роковая перемена, а он не понимал, в чем дело. Она сделала движение, чтобы уйти, и он схватил ее за руку.

– Не уходи.

– Ты хочешь сказать мне что-то еще?

– Я не хочу, чтобы ты уходила.

Сам не сознавая, что делает, Бэрк провел ладонями вверх и вниз по ее рукам.

– Я не хочу знать, что будет дальше, Кэт, не хочу заглядывать в будущее, но хочу, чтобы ты была со мной. Будешь моей любовницей?

Ему тут же пришло в голову, что, возможно, не следовало так говорить. Он явно неловко выразился, но… он ведь и сам не знал, что скажет это, пока слова не сорвались с языка. А теперь, когда они были произнесены, Бэрк решил, что все сделал правильно и жалеть не о чем.

– Твоей любовницей?

Когда он кивнул, она рассмеялась:

– Никогда! Никогда!

Бэрк не мог поверить своим ушам. Кэт рассмеялась ему в лицо!

– Но почему? – вот и все, что он мог сказать, сжимая обеими руками ее плечи.

– Почему? – переспросила Кэтрин.

Он стиснул зубы, чувствуя, что просто вышвырнет ее за борт, если она еще хоть раз повторит за ним его же собственные слова.

– Запомни, Бэрк: чтобы меня заполучить, тебе придется на мне жениться!

Теперь настал его черед смеяться. Бэрк расхохотался от души, едва не сгибаясь пополам, хватаясь за поручень, чтобы удержаться на ногах. Взглянув на ее лицо, он зашелся в новом приступе смеха. Кэтрин отвернулась и стремительным шагом направилась к трапу, ведущему в каюту.

– Кэт, Кэт! – задыхаясь, окликнул ее Бэрк и последовал за нею.

В сущности, у него вовсе не было намерения ее обидеть. Он попытался взять ее за руку.

– Не смей ко мне прикасаться! Никогда! – закричала она. – Самодовольная свинья! Терпеть тебя не могу! Меня тошнит от одного твоего вида! Да что ты вообще о себе возомнил? Кто ты такой?

– Никто! – хрипло и зло прокричал он в ответ. – Я никто, и все по твоей милости!

Кэт съежилась под его взглядом и отшатнулась, но не к трапу, а к фальшборту, выходившему на мол. Сходен не было: чтобы покинуть «Утреннюю звезду», приходилось либо спускаться по веревочной лестнице, либо прыгать. Увы, Бэрк не сразу догадался, что Кэтрин выбрала именно второй путь. Он выкрикнул ее имя, но было уже поздно: она ловко и стремительно перебросила ноги через ограждение, на секунду застыла в воздухе и прыгнула, словно в пропасть, прямо на доски мола, находившиеся на расстоянии семи футов ниже палубы. Приземлившись на ладони и колени на занозистые доски, Кэтрин на мгновение замерла, но тотчас же вскочила и бросилась бежать. Бэрк перелез через фальшборт далеко не так проворно, непрерывно чертыхаясь по дороге. Испустив последнее проклятие, он согнул колени, отпустил поручень и ощутил свист воздуха в ушах, а потом страшный удар. Ощущение было такое, словно он напоролся животом на свои же собственные ноги. Упав на бок на молу, он на мгновение застыл, приходя в себя, потом поднялся на колени и наконец на ноги. Фигура Кэт мелькала в виде размытого бледно-розового пятна где-то далеко впереди. Согнувшись пополам и спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу, Бэрк бросился ее догонять.

Его хриплый крик заставил Кэтрин замереть на бегу. Она резко развернулась. О, Господи, нет, не может быть, чтобы это он за ней бежал! Однако оказалось, что это он, именно он и никто другой. Держась за бока и ковыляя, Бэрк все-таки тащился за нею с непреклонной настойчивостью гончего пса. Убежать от него было бы проще простого, но Кэтрин моментально выбросила эту мысль из головы, увидев, как он зацепился ногой за свернутый канат, лежавший на молу, и упал на колени. Внутри у нее все похолодело. Кто-то заговорил с нею по-французски, прозвучало явно двусмысленное замечание, которое она пропустила мимо ушей. Бэрк между тем поднялся на ноги и опять поплелся к ней. Забыв про обиду, Кэтрин сама кинулась ему навстречу:

– Ты что, разбиться захотел, несчастный остолоп? Ради всего святого…

– На себя посмотри! Совсем из ума выжила? Ты хоть понимаешь, что нельзя оставаться одной в порту? И что только тебе в голову взбрело…

– …только-только встал на ноги, и надо же было выкинуть такой номер…

– …хочешь привлечь к себе внимание? Можно было придумать способ попроще…

– …из какого-то дурацкого удальства! Погеройствовать захотелось…

Вот так, беспрерывно переругиваясь и не слушая друг друга, они проделали обратный путь: то ли он тащил ее за собой, то ли она подпирала его. Когда они добрались до «Утренней звезды», Кэтрин окликнула пару матросов, чинивших сети на судне, пришвартованном по соседству. С их помощью Бэрк поднялся по веревочному трапу, всю дорогу уверяя, что подмога требуется не ему, а его спутнице, но, поскольку она хромает на голову, они при всем желании ничем не смогут ей помочь.

По возвращении на корабль спор перекинулся на другую тему: следует ли ему немедленно спуститься в каюту и прилечь. Бэрк упорно стоял на том, что ему необходимо остаться на палубе, чтобы отражать полчища ее новоявленных поклонников. Странные у нее вкусы, заметил он попутно, уверяя, что раньше и не подозревал о ее удивительной благосклонности к портовым грузчикам. Слишком раздраженная, чтобы отвечать, Кэтрин торопливо прошла на нос шхуны. Там она вцепилась скрюченными, как когти хищной птицы, пальцами в поручень и устремила невидящий взгляд на заходящее солнце.

Ей придется уехать. Враждебность Бэрка слишком велика. Если она здесь задержится, его неприязнь убьет ее. У нее пропала всякая охота рассказывать ему правду о себе. Если она должна превратиться в графиню Брэйморэй, чтобы его завоевать, то на таких условиях приз ей не нужен.

Упорно вглядываясь в воду, словно надеясь прочесть ответ в ее темной глубине, Кэтрин бесконечно задавала себе одни и те же вопросы. Как она сможет его оставить? Как прожить жизнь без него? Можно, конечно, отправиться в американские колонии, найти место гувернантки, начать какую-то новую жизнь… Но все это казалось ей таким унылым и безнадежным, таким немыслимым, что она всерьез даже думать не могла о подобных планах. Душой и телом Кэтрин принадлежала Бэрку, она отдала ему свою любовь, а ему, как оказалось, нужно было только ее тело! Крепко зажмурившись, девушка попыталась удержаться от жгучих слез. Когда она вновь открыла глаза, Бэрк стоял рядом с нею.

Он уже успел отдышаться после приключения на берегу, стереть с лица пот, и ему больше не надо было держаться за бока, чтобы не развалиться на части. Не говоря ни слова, Бэрк стал смотреть на смешанные цвета заката в западной части неба: багровые, лиловые, светло-оранжевые… Минуты тянулись за минутами, а он все молчал.

– Кэт, – проговорил он наконец.

Он что, собирается извиняться? Выглядит вроде бы достаточно смущенным. Кэтрин молча застыла в ожидании.

– Прости, что я засмеялся. Это было обидно, но… просто твое предложение застало меня врасплох. Я никогда… мне это как-то не приходило в голову.

– О, в этом я не сомневаюсь.

Кэтрин сделала быстрое движение, чтобы уйти, в полной уверенности, что не желает слушать никаких дальнейших объяснений, но он успел положить руку поверх ее руки и остановить ее.

Протекла еще одна томительная пауза. Бэрк вздохнул поглубже, чтобы успокоиться:

– Но теперь, когда у меня было время немного поразмыслить… видишь ли, эта идея уже не кажется мне такой… невероятной.

Она стояла, отвернувшись от него. Он крепче сжал ее руку, взятую в плен, и еще раз судорожно перевел дух.

– Кэт, ты согласишься… – Опять у него не хватило дыхания.

Нет, он просто не мог это выговорить. Жениться на Кэт? Невозможно. Это казалось абсолютно нелепым, фантастичным, просто смехотворным! Хорошо еще, что она на него не смотрит: рот у него открывался и закрывался совершенно беззвучно, и Бэрк понимал, что со стороны похож на рыбу.

– Соглашусь на что? – спросила Кэтрин, поражаясь, как это ей удается не упасть в обморок, когда в легких совершенно нет воздуха.

Каким-то чудом Бэрк все-таки сумел закончить фразу:

– Выйти за меня замуж.

– Извини, я не расслышала.

Конечно, он говорил тихо, но оба они прекрасно знали, что это неправда. Скрипнув зубами со злости, Бэрк повторил свое предложение чуточку громче.

Ну вот они, те самые слова, которых Кэтрин так долго от него ждала. Но теперь ей не понравился его тон. Вот так, наверное, приговоренный к обезглавливанию с досадой говорит палачу: «Хватит тянуть, поторопись!», увидев, что тот в решающую минуту решил поточить топор.

– А почему, собственно, ты хочешь на мне жениться? – спросила она, нарочно желая его помучить, но голос у нее, несмотря на все усилия, предательски дрогнул. – Ты же меня терпеть не можешь! Ты говоришь, что я тебя погубила, и считаешь меня продажной тварью. Так зачем же тебе на мне жениться?

Если так рассуждать, подумал Бэрк, то он и сам не знал зачем. Она была права во всем, кроме одного: насчет того, что он ее терпеть не может. Тут она здорово ошибалась.

– Это… это не так-то легко объяснить, Кэт. Есть многое такое… Да повернись ты, ради Бога, и посмотри на меня!

– Нет.

Повернуться к нему? Об этом не могло быть и речи!

– …Ну так объясни мне почему.

О, теперь Бэрк точно знал, что она желает услышать! Нет уж, дудки, не дождется!

– А почему ты хочешь за меня замуж? – уклончиво ответил он вопросом на вопрос, стараясь выиграть время.

– Кто сказал, что я хочу?

– Ты же сама говорила, что мне придется на тебе жениться…

– Я сказала «пришлось бы»! И я ничего не говорила о себе!

– Ну ладно, допустим. Ну а все-таки, если бы ты захотела, то почему?

– А может, я и не захотела бы!

Кэтрин высвободила свою руку и сделала шаг в сторону от него, но Бэрк обхватил ее за талию и вернул на прежнее место. Он подтащил ее к грот-мачте и прижал спиной к толстому столбу, упершись в него руками по обе стороны от ее головы.

– Ну давай сделаем вид, что ты этого хочешь, – настойчиво повторил Бэрк, близко-близко склонившись к ее лицу. – Ну просто шутки ради. Итак, если бы ты захотела, то почему?

Он нежно провел пальцами вверх-вниз по ее шее:

– Не ради моих денег, это мы знаем, и не ради моего завидного положения в обществе.

Когда она попыталась заговорить, Бэрк склонился еще ниже и легонько коснулся губами ее губ, заставив их раскрыться от неожиданности.

– Тут годится только одно объяснение, Кэт, – заговорил он, не отрывая губ от ее рта и принимаясь гладить ее плечи. – Ты захотела бы выйти за меня замуж, только если бы любила меня.

Кэтрин начала дрожать, твердя себе, что терпит все это и не оказывает сопротивления только чтобы ему не повредить. Пусть он делает что хочет, в конце концов его оттолкнет ее холодность. К тому времени, как несовершенство этого плана стало для нее очевидным, уже поздно было изобретать новую тактику. Она пыталась устоять, не шевелясь и не произнося ни звука, но Бэрк целовал ее так жарко, так страстно, что она растаяла и с радостным трепетом услышала свой собственный бессильный стон.

– Ведь ты любишь меня, правда? – страстно прошептал он ей на ухо. – Скажи, что любишь. Скажи мне, Кэт, умоляю тебя, скажи, потому что я так безумно тебя люблю, что не переживу отказа.

– О, Господи… – Кэтрин не верила своим ушам. – Ты говоришь неправду. Этого не может быть.

– Я люблю тебя. Я тебя боготворю. Ты – лучшее, что у меня есть, ты для меня все. Как же я могу тебя не любить?

Она отчаянно цеплялась за него, крепко-накрепко зажмурив глаза, боясь заглянуть ему в лицо:

– Но ведь я предала тебя, Бэрк! Все, что ты говорил…

– Кончено. Забыто. Выходи за меня, Кэт. Я люблю тебя.

Кэтрин осторожно оттолкнула его и сделала глубокий вдох. Ее глаза были переполнены непролитыми слезами.

– Конечно, я люблю тебя, – призналась она, словно речь шла о чем-то совершенно очевидном. – Я всегда тебя любила. Но послушай, Бэрк…

Он прижался губами к ее руке в неистовом поцелуе и воскликнул «О, Кэт!» с такой неподдельной радостью, что в груди у нее вскипел хмельной, бесшабашный смех.

– А ты как думал? – изумилась она. – Зачем бы я стала рисковать жизнью, чтобы тебя спасти?

Бэрк задумался:

– Из чувства вины?

Она скорчила рожицу, заставившую его запрокинуть голову и расхохотаться. Он вновь привлек ее к себе, улыбаясь ей в лицо.

– Только одно объяснение. Должно быть, ты от меня без ума.

– Да, должно быть, я сошла с ума!

– Нет, ты просто любишь меня… невероятно сильно, просто до безумия, – торжествующе пояснил Бэрк. – И все-таки это ничто по сравнению с тем, как я тебя люблю.

Ее улыбка задрожала и угасла.

– Это невозможно, Бэрк. Ты – вся моя жизнь. Знаешь, перестав злиться, я бы согласилась стать твоей любовницей, – не стыдясь, призналась Кэтрин. – Я бы не смогла с тобой расстаться.

– Каким же я был болваном! И как мне только в голову пришло предложить такое! Но я бы тоже ни за что не смог расстаться с тобой, Кэт.

Он снова поцеловал ее и еще крепче обнял.

– А знаешь, мне ужасно нравится этот спор. Лучший из всех, что у нас когда-либо были. Давай всегда будем спорить только об этом: кто кого сильнее любит.

В знак согласия Кэтрин испустила блаженный вздох. Какое счастье – всем телом ощущать его длинное, поджарое, крепкое тело! Оно принадлежало ему целиком и полностью. И как это чудесно – держать друг друга в объятиях и признаваться в любви вместо того, чтобы ссориться и кричать. Наконец-то! И все же…

– Но, Бэрк, послушай…

– Никаких «но». Я наслаждаюсь покоем. Впервые за долгое время.

– Да, но я хотела спросить…

Он притворно застонал:

– Ну что еще?

– Как ты можешь жениться на женщине, у которой было так много любовников?

Если бы Бэрк в эту минуту заглянул ей в глаза, он заметил бы в них озорной огонек. Вместо этого он замер, уставившись невидящим взглядом на чистую, словно ножом отрезанную линию горизонта, темно-синюю на фоне желтого неба.

– Когда мы поженимся, Кэт, – ответил он тихо, но твердо, – мы принесем друг другу клятву любви и верности. И с этой минуты будем принадлежать только друг другу. Все, что мы делали в прошлом, перестанет существовать.

Наконец-то слезы выплеснулись и заструились по ее лицу:

– О, Бэрк! Дорогой мой, единственный…

Кэтрин казалось, что она ничего не весит, что сейчас оторвется от земли и улетит, подхваченная беспредельным счастьем.

– А как же насчет «Единорога»? – всхлипывая, продолжала она с необъяснимым упрямством, словно какой-то бес понукал ее, вынуждая говорить о себе самые ужасные вещи. – Как ты можешь…

– Ты никогда там не работала, – ответил Бэрк, только в эту минуту до конца осознав, что так оно и есть.

Она испустила дрожащий вздох, не зная, смеяться ей или плакать:

– Нет, не работала. Разумеется, нет.

Она вскинула голову:

– А ты знаешь, что я умею читать по-гречески?

Бэрк покачал головой, улыбаясь со сдержанным удивлением.

– Нет, но я рад это слышать. Я бы не мог жениться на женщине, не умеющей читать по-гречески.

– И по-латыни тоже. Мой отец был замечательным человеком, выдающимся ученым. Я хочу рассказать тебе о нем.

– Я очень хочу о нем услышать, Кэт. Ах, милая, я столько всего хочу тебе дать, но у меня ничего нет, – внезапно с горечью воскликнул он, обнимая ее. – Так что подумай хорошенько, прежде чем за меня выходить, потому что мы не сможем…

– О, у меня куча денег! Я собиралась все отдать тебе, а потом уехать куда-нибудь. Но так даже гораздо лучше.

Бэрк пристально взглянул на нее, словно решив, что она шутит. По виду было не похоже.

– Сдается мне, что нам предстоит долгий разговор, – заметил он.

– Но только, надеюсь, не сейчас. Тебе не кажется, что мы и так уже слишком долго разговариваем?

Он поцеловал палец, который она прижала к его губам.

– А когда нам ждать возвращения братьев Дерн?

– Еще не скоро. О, Бэрк, я так счастлива! Поцелуй меня, я больше не могу ждать.

Он повиновался. Полушутливый, преувеличенно страстный поцелуй наполнился искренней нежностью по мере того, как опадали последние звенья старой брони, так долго отделявшей его сердце от самых заветных чаяний и чувств.

– Я так люблю тебя, – прошептал Бэрк, нежно и в то же время беспокойно прижимая ее к себе. – Пойдем со мной, Кэт, милая, дорогая моя, давай спустимся в каюту, я хочу ощутить тебя рядом на этой узкой койке и показать тебе, как сильна моя любовь.

У Кэтрин подогнулись колени:

– А как насчет твоего бедного тела? Я не хочу причинять тебе боль, Бэрк, и мы не можем…

Его веселый смех заставил ее замолчать.

– Ох, Кэт, что за старомодные рассуждения! – Он поцеловал ее еще раз. – К тому же женщина с твоим громадным опытом, безусловно, найдет способ все сделать так, чтобы я не пострадал. Ты ведь знаешь немыслимое множество поз, не так ли?

Конечно, он ее просто поддразнивал, но она хотела быть твердо уверенной:

– Ты же знаешь, что это неправда, верно? Что мой опыт совсем не велик?

Бэрк заговорил серьезно:

– Конечно, знаю, хотя было время, когда я попрекал тебя, уверяя, что ты переспала с половиной английской армии. Теперь мне наплевать, даже если бы это оказалось правдой.

И в самом деле, что за женщина его обнимает? – спросил Бэрк самого себя. Ведь он о ней ровным счетом ничего не знает, и самое удивительное, что ему совершенно все равно. Он любит ее и никогда больше от себя не отпустит. Что еще нужно для счастья?

– Мне почему-то с трудом в это верится, – проговорила между тем Кэтрин, сияя ослепительной улыбкой, – хотя с твоей стороны, конечно, очень мило так думать.

Они в обнимку двинулись по направлению к трапу, ведущему в каюту.

– А если бы я сказала, что ты был моим первым и единственным любовником, как бы ты к этому отнесся? – спросила она, улыбаясь и положив голову ему на плечо.

Бэрку она казалась прекрасной, как никогда. В последних лучах заходящего солнца ее волосы полыхали огнем, а персиковая кожа налилась золотисто-розовым румянцем.

– Я бы сказал, что за таким поразительным утверждением кроется некая долгая и захватывающая история. В один прекрасный день я с удовольствием ее выслушаю.

– В один прекрасный день?

– Угу. Думаю, в конце концов нам все-таки придется подняться, чтобы глотнуть свежего воздуха. Где-нибудь ближе к четвергу.

День стоял воскресный.

– Боже, – прошептала Кэтрин, дрожа от сладостного предвкушения.

Крошечная каюта показалась обоим роскошными палатами. Вскоре им должна была понадобиться лампа, но пока тесное помещение заливал кроткий вечерний свет. Они целовались, упиваясь вновь обретенной нежностью, шепча друг другу чистые, безыскусные, правдивые слова любви.

– Как ты думаешь, когда мы поженимся, – прошептал Бэрк, не отрывая губ от ее шеи, – ты сможешь назвать меня по имени? Меня зовут Джеймс, на случай если ты забыла.

– А тебе этого хочется? Наверное, смогу. Но только при одном условии.

– Какая у тебя сладкая кожа, Кэт, – рассеянно пробормотал Бэрк, – так бы и съел. Что? – переспросил он, подняв голову, когда до него дошло. – Какое еще условие?

Какое? Теперь, когда он потихоньку стягивал платье с ее плеча, преследуя отодвигающуюся ткань страстными поцелуями по всему завоеванному пространству, ей стало трудно сосредоточиться на том, что она хотела сказать.

– У-условие такое: ты должен узнать, как меня зовут.

Подобные тонкости показались ему чересчур сложными для осмысления. Впрочем, это не имело значения. Бэрк потянул платье и спустил его еще ниже, обнажив одну безупречную грудь, едва прикрытую кружевом сорочки.

– Я знаю, как тебя зовут, – проговорил он охрипшим от волнения голосом, глядя ей в лицо, пока его руки ласкали ее сквозь тонкий шелк.

– Ты – Кэт, моя прекрасная Кэт, моя любовь и моя жизнь. Я жить без тебя не могу.

Ее бирюзовые глаза подернулись дымкой страсти.

– Значит, мне придется тебе уступить. Но только один раз.

Бэрк глухо зарычал.

– Да ты никак с ума сошла, женщина! Сто тысяч раз – и то мало!

Он нетерпеливо подтолкнул ее к койке и прижал ее голову к подушке.

– Мне всей жизни не хватит, чтобы насытиться тобою, Кэт.

Его поцелуй был глубоким, жадным и сладким до боли.

– Мне тоже, – откликнулась она, когда обрела способность говорить. – Но запомни: в последний раз ты проводишь время с Кэтти Леннокс. Зато потом я буду твоей навсегда!

Примечания

1

Город Инвернесс, центр одноименного графства, расположенный в середине Северного нагорья, считается столицей горной Шотландии. (Здесь и далее прим. пер.)

(обратно)

2

Официальное объединение Англии и Шотландии состоялось в 1707 году.

(обратно)

3

Прозвище претендента на английский престол принца Карла Эдуарда Стюарта (1720–1788).

(обратно)

4

Король Георг II (1683–1760), второй представитель Ганноверской династии на английском престоле, не пользовался особой популярностью в стране из-за своего немецкого происхождения и слабого владения английским языком.

(обратно)

5

Приверженцы короля Якова II из династии Стюартов, правившего Англией с 1685 по 1688 год, и его наследников, сына и внука: Якова Эдуарда (1688–1766) и Карла Эдуарда, Красавчика принца Чарли. Яков II был низложен за попытку вернуть страну в лоно католической церкви, после чего династия Стюартов лишилась права престолонаследования.

(обратно)

6

Гэльский язык особенно распространен в северной Шотландии и на Гебридских островах.

(обратно)

7

Намек на библейский эпизод, когда царю Валтасару явилась на стене надпись, возвещавшая о гибели его царства.

(обратно)

8

В битве при бельгийском селении Фонтенуа (1745) в ходе войны за австрийский престол французы одержали победу над соединенными силами австрийцев и англичан.

(обратно)

9

Младшим Претендентом называли Красавчика принца Чарли в отличие от его отца, именовавшегося Старшим Претендентом.

(обратно)

10

Мелкая медная монета, четверть пенса.

(обратно)

11

Одержимая дьяволом ветхозаветная царица, истреблявшая пророков Господних.

(обратно)

12

Королевский полк в Шотландии, мундиры которого шились из темной материи.

(обратно)

13

Знаменитая лондонская тюрьма, на площади перед которой проводились публичные казни.

(обратно)

14

Около семи метров.

(обратно)

15

Город-курорт на юге Англии близ Бристольского залива.

(обратно)

16

Живописный район гор и озер на северо-западе Англии.

(обратно)

17

Престонпанз – городок в графстве Лотиан (Шотландия) на берегу залива Ферт-оф-Форт. В бою при Престонпанзе (1745 г.) якобиты наголову разбили армию короля Георга II.

(обратно)

18

Гинея – английская золотая монета, равная по стоимости 21 шиллингу, в то время как фунт стерлингов был равен 20 шиллингам.

(обратно)

19

Прославленная поэма Данте Алигьери (1265–1321).

(обратно)

20

Георг Фридрих Гендель (1685–1759), немецкий композитор и органист, около полувека проработавший в Англии, автор более сорока опер.

(обратно)

21

Роберт Уолпол (1676–1745) с 1721 по 1742 год был премьер-министром Великобритании.

(обратно)

22

Уильям Хогарт (1697–1764), английский живописец и график.

(обратно)

23

Одна из разновидностей «рила», быстрого хороводного танца шотландских горцев.

(обратно)

24

Англиканская церковь в Шотландии, не являющаяся государственной.

(обратно)

25

Город в Англии, центр графства Дербишир, расположенный примерно в 200 км от Лондона.

(обратно)

26

Ну, разумеется, мадам (фр.).

(обратно)

27

Прилично (фр.).

(обратно)

28

Модно (фр.).

(обратно)

29

Генри Филдинг (1707–1754) – английский писатель, классик литературы Просвещения.

(обратно)

30

Королевским в отличие от диалектов, распространенных в колониях и на окраинах Британской империи, называется язык метрополии, то есть безукоризненно правильный по грамматике и произношению литературный английский язык.

(обратно)

31

Напротив (фр.).

(обратно)

32

Низший наследственный титул в Англии.

(обратно)

33

В греческой мифологии: нимфы рек и ручьев.

(обратно)

34

В греческой мифологии: нимфы деревьев, обитавшие в лесах и рощах.

(обратно)

35

Шерстяная клетчатая юбка шотландского горца, элемент национального костюма.

(обратно)

36

Группа островов в Атлантическом океане у берегов Шотландии.

(обратно)

37

Старинная казнь.

(обратно)

Оглавление

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

  10

  11

  12

  13

  14

  15

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

  16

  17

  18

  19

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

  20

  21

  22

  23

  24 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте