«Прекрасная колдунья»

Джулиана Гарнетт Прекрасная колдунья

Глава ПЕРВАЯ

Англия, 1192 год

— Ты слышал? Что это?..

Ехавший справа от Рональда рыцарь остановился, натянув поводья своего скакуна и бросил опасливый взгляд в чащу леса. Этот слабый звук, похожий на перезвон бубенчиков, мог и померещиться в лесной тишине. Рональд не был уверен, что действительно его слышал. Он снял с головы шлем, чтобы еще раз вслушаться, и последний закатный луч солнца высветлил его белокурые волосы, слипшиеся на лбу от пота. Серые глаза Рона сузились, когда он настороженно оглядел дорогу и густую чащу вокруг.

Вечерний туман, седыми клочьями стелющийся по земле, уже начал заволакивать кустарник перед ними, а спутанные ветви вековых дубов, словно сводчатый готический потолок, закрывали небо над головой.

Но вокруг никого не было. Слышался только приглушенный стук копыт о мягкую землю да звяканье железных удил.

— Ты слышал, Рон? — закованный в доспехи рыцарь наклонился к нему.

— Тебе почудилось, Брайен. Это просто ветер шумит.

— Нет, что-то еще… Что-то странное, похожее на колокольчики… Колокольчики лесных фей! — сказал Брайен, беспокойно оглядываясь вокруг. — Не нравится мне это место!..

Он явно перепугался: вжал голову в плечи и крепко вцепился руками в поводья. Конь его нервно переступал копытами и фыркал, задрав кверху морду.

Опасаясь, что мысль о лесных духах или феях посетит и остальных его людей, Рон выпрямился в седле и громко сказал:

— Что за глупости! Это просто звякают камешки о подковы наших коней.

Но лицо Брайена под забралом шлема побледнело еще больше.

— Пресвятая дева! — крестясь, пробормотал он. — Лучше бы нам было переждать на каком-нибудь постоялом дворе. Ведь сегодня канун первого мая, Праздника костров! Да и сумерки — самое время для нечистой силы.

Несколько всадников, стоявших поблизости, начали тревожно перешептываться. Проклиная про себя суеверного Брайена, Рон снял шлем, вытер пот со лба и бросил на друга насмешливый взгляд.

— Ты что, ребенок, чтобы бояться ведьм и верить во все эти сказки, сэр Брайен?

Кто-то из солдат-уэльсцев засмеялся, хотя смех и прозвучал несколько натужно. А Рон снова надел шлем и покачал головой.

— Лесные духи не помешают нам. У них свои дела, а у нас свои.

Его шутка не подействовала.

— У нас в Ирландии, — мрачно заметил Брайен, — люди думают по-другому. Бывали случаи, когда лесные духи утаскивали людей к себе в чащу.

— Ну еще бы! — с ухмылкой возразил Рон. — Очень подходящая история для рассерженной женушки, которая допытывается, где это муж пропадал всю ночь. На лесных духов все можно свалить.

— Напрасно гогочете, — сердито сказал Брайен, когда несколько человек засмеялись, услышав эти слова. Он затравленно огляделся вокруг, его спутанные рыжие волосы выбились из-под забрала и упали на глаза. — Лучше вернуться назад в деревню, говорю вам! Там сейчас установили уже майское дерево[1] и вовсю пируют и веселятся.

— А главное — полно хорошеньких девушек, с которыми можно славно позабавиться, заблудившись в лесу. — Рон понимал, что, только продолжая шутить, можно остановить панику. — Однако если мы задержимся, то не поспеем в Ковентри вовремя. А этого я не могу допустить.

Впрочем, скоро ему самому стало не по себе: лошадь Брайена внезапно испуганно заржала и встала на дыбы, забив в воздухе копытами. Она попятилась в густые колючие заросли боярышника, и Брайен выругался, осаживая ее.

Другие лошади тоже начали пятиться, брыкаться и ржать. А когда его собственный жеребец вдруг вскинул голову и тревожно заржал, Рон выхватил меч и с тревогой огляделся по сторонам. Он многие годы провел в седле и привык доверять инстинкту своего боевого коня.

Кто-то из рыцарей изрыгал проклятья, кто-то пытался успокоить лошадь, чтобы не быть выброшенным из седла, и вдруг один из них издал резкий сдавленный крик.

Рон поднял взгляд, и волосы шевельнулись у него на голове еще прежде, чем он успел разглядеть, что так напугало лошадей. Впереди, на дороге, вырисовывалась неподвижная фигура, окутанная клочьями тумана, словно только что выросшая из-под земли. Темно-пурпурные складки свободного одеяния скрывали тело, а низко надвинутый остроконечный капюшон закрывал голову и лицо. Это зловещее видение возникло так неожиданно, что Рон невольно осенил себя крестным знамением.

Внезапно раздался легкий заливистый смех, похожий на девичий, и Рон рассердился на себя за то, что поддался общему страху.

— Прочь с дороги! — властно приказал он, но фигура лишь слегка шевельнулась, и уже знакомый загадочный звук, похожий на легкий звон бубенчиков, сопровождал это движение.

— Во имя отца и сына… — забормотал в испуге Брайен. — Господи всемогущий и Пресвятая дева Мария!..

Рон поднял меч, и его смертоносное лезвие тускло блеснуло в вечернем свете.

— Ты что, не слышишь меня? — требовательно спросил он это странное существо, так смело вставшее у него на пути.

И снова в ответ послышался легкий смех. Он сжал зубы и наклонился вперед, пытаясь разглядеть лицо под капюшоном, но видел только расплывчатое пятно.

— …Прости, Господи, за то, что я в помыслах и делом много грешил, — скороговоркой бормотал рядом Брайен.

Хватит! Если не прекратить это сейчас же, то его люди с перепугу бросятся врассыпную, как зайцы. Рон тронул коленями своего коня, побуждая его двинуться вперед, но Турок лишь нервозно перебирал ногами и всхрапывал, не трогаясь с места. Крупная дрожь пробегала по его лоснящимся черным бокам.

Существо на дороге шевельнулось: медленно поднялась одна рука. Маленькая кисть была едва заметна в складках широкого, с зеленой подкладкой рукава, но никакого оружия в ней не было. Крошечные бубенчики опять зазвенели на ветру, а из-под низко надвинутого капюшона послышались какие-то непонятные слова, произносимые мягким голосом. Казалось, загадочное существо разговаривает с его жеребцом, заклиная животное успокоиться.

Злость все больше овладевала Роном.

— Прочь с дороги, или я раздавлю тебя! — резко бросил он.

Но его гневный тон явно не произвел ни малейшего впечатления: смешок прозвучал вслед за этим приказом, вместо того чтобы убежать, фигура в накидке плавно двинулась к нему. Черт! Да это же женщина, понял вдруг Рон. И притом весьма грациозная: казалось, фея неслышно скользит по траве. Туман стелился у нее в ногах, обвивая это привидение призрачными лентами.

Никто из его людей не шелохнулся; все напряженно смотрели на него. В лесу стояла абсолютная тишина: был слышен только этот волшебный звон невидимых бубенчиков. Продолжая злиться на себя за этот не до конца еще прошедший страх, Рон резко выпрямился, глядя на закутанную в пурпур фигуру, приближавшуюся к нему.

Грациозным жестом она откинула назад свой капюшон, и Рон невольно вздрогнул, увидев ее лицо.

Да, это была женщина, вернее — молодая девушка, и она была прекрасна. Хрупкая, словно фея, и нежная, точно лунный свет на темной воде, она молча смотрела на него. Роскошные волосы, блестящие и черные, словно вороново крыло, обрамляли ее смуглое лицо, падая на хрупкие плечи; а глаза были темны и глубоки, как ночь. Она смотрела прямо на него, и Рон не мог отвести взгляда от этих глубоких и загадочных глаз.

Казалось, уже целые часы смотрел он ей в лицо, хотя на самом деле прошло всего лишь несколько мгновений. Наконец девушка прервала молчание.

— Приветствую тебя, доблестный рыцарь, — сказала она, обращаясь к нему по-французски. — Я лишь хотела предупредить тебя, что мост впереди разрушен — его смыло водой. Я подумала, что тебе лучше заранее узнать об этом.

— Спасибо за предупреждение. — Рон слегка откашлялся и вложил меч обратно в ножны. — Но ты подвергла себя опасности, стоя у нас на дороге! Мы не очень тебя напугали?

Девушка усмехнулась и отрицательно покачала головой. От этого движения ее длинные черные волосы упали с плеч, закрывая грудь до самой талии блестящей черной волной.

— Нет, храбрый рыцарь, я не испугалась. А вы?

— Мы? При виде девушки? За кого ты нас принимаешь?

— Как знать: может быть, вы, как и многие здесь, боитесь лесных духов и фей? Тем более в ночь накануне Праздника костров…

Она сделала шаг в сторону, готовая в любой момент спрятаться за клочья тумана, который окутывал ее, словно дым. Насмешливая улыбка заиграла на красивых губах.

— Не хватало еще, чтобы королевские рыцари испугались простой девушки на лесной дороге! — нахмурившись, воскликнул Рон.

— О, да, — с иронией ответила она. — Тем более если английские рыцари такие же храбрые и доблестные, как их король. Я слышала, что Ричард сражается даже с детьми…

На это трудно было возразить, но такие речи не понравились Рону.

— Ты враг Ричарда? — недовольно спросил он.

Тонкий закатный луч, невесть откуда пробившийся в сумерках сквозь густую листву, упал на лицо девушки. И тут произошло нечто необъяснимое. Она властно взмахнула рукой, и луч исчез с ее лица, словно по приказу.

— Спаси и помилуй… — снова забормотал Брайен, увидев это, а Рон, повернувшись, бросил на него уничтожающий взгляд.

Когда он снова посмотрел вперед, девушка уже исчезла в цветущих кустах старого боярышника. Лишь снежно-белые лепестки цветов нежно подрагивали, обнаруживая ее присутствие, но голос прозвучал громко и отчетливо.

— У меня нет врагов. И я не боюсь никого из людей.

Рон удивленно поднял брови.

— Эй, куда вы? — растерянно окликнул он девушку. — Опасно оставаться одной в ночном лесу!

Легкий порыв ветра донес ее удаляющийся смех. А запах боярышника смешался с каким-то другим, смутно знакомым, дразнящим ароматом.

Повинуясь какому-то безотчетному порыву, Рон в мгновение ока спешился, чтобы последовать за ней. Но Брайен, преодолевая свой страх, тут же соскочил с коня и бросился следом.

— Нет, Рон, постой! Не ходи за ней! — воскликнул он, хватая Гриффина за плечи. — Она заманит тебя туда, откуда ты уже никогда не вернешься!

Рон нетерпеливо высвободился и махнул рукой.

— Не будь глупцом, Брайен! Это обыкновенная деревенская девушка.

Но, подойдя ближе к гуще деревьев, среди которых скрылась беглянка, он не нашел даже следов ее присутствия. Ни одна сломанная ветка не указывала на то, что она прошла здесь, только смутно знакомый аромат витал вокруг дразнящим напоминанием. Рон тихо выругался. Человек не смог бы исчезнуть подобным образом, растворившись… словно туман.

Брайен подошел сзади, и голос его был хриплым от страха.

— Не знаю, девушка она, ведьма или лесная фея, но она явно владеет каким-то колдовством! Ты заметил, как она исчезла?

— Ну хватит, перестань, — прервал его Рональд, чтобы скрыть свои собственные опасения. — Разумеется, она всего лишь девушка из местных, предупредившая нас, что мост впереди снесло водой. А исчезла потому, что у нее хватило ума не любезничать слишком долго со странствующими рыцарями, от которых, как известно, лучше держаться подальше.

— И все-таки мне это очень не нравится, — угрюмо пробормотал Брайен.

Но Рональд не стал больше спорить с ним.

Сколько ни доказывай, что в мире хватает загадок и без нечистой силы, этого суеверного ирландца не переубедишь.

Сам он давно перестал верить в лесных фей. Но в любом случае непонятно, откуда взялась эта девушка. До деревни, которую они покинули днем, слишком далеко. И небезопасно для молодой девушки бродить по лесу в такой час одной. Но была ли она одна? Что, если это хитрость врагов, которые устроили засаду где-нибудь поблизости? Такое случалось на дорогах, ведущих к Уэльсу.

Люди его сейчас не выглядели храбрецами: достаточно было взглянуть на их бледные вытянутые лица. Необходимо успокоить их, и лучше это сделать еще до того, как отряд двинется дальше: неизвестно, что ждет их впереди.

Рональд вздохнул и повернулся к своим солдатам.

— Тут неподалеку должна быть поляна. Сделаем привал и разведем большой костер в честь наступающего Праздника костров.

Большинство солдат-уэльсцев вздохнули с облегчением: ритуальные костры были призваны отгонять нечистую силу, и Рон надеялся, утром его люди будут свободны от этого суеверного страха, который овладел ими сейчас. Кроме того, хлопоты по устройству лагеря тоже наверняка отвлекут их.

Рука Рона лежала на рукоятке меча, и, задумавшись, он медленным движением наполовину извлек его из ножен. Меч этот был выкован из прочнейшей дамасской стали и много послужил ему на поле брани. Рон добыл его в крестовых походах с королем Ричардом, но и здесь, в Англии, пока что не собирался расставаться с ним.

Он вспомнил о тех далеких, залитых жарким солнцем землях, где неприступные крепости стояли средь пустынных холмов, и вдруг понял, что за интригующий аромат оставила после себя девушка. Это был турецкий жасмин.

— Глупо, очень глупо, — покачав головой, сказала Элспет.

Джина вспыхнула от негодования. Ее маленький подбородок упрямо вздернулся вверх.

— Что глупо? Предупредить их об опасности? Я просто совершила добрый поступок!

— Они могли обидеть тебя. Не очень-то рассчитывай на благородство этих странствующих рыцарей. Особенно по отношению к одиноким девушкам. — Элспет снова покачала головой, отчего тень ее заколебалась на стене пещеры. — Ты слишком надеешься на свой дар, Джина, но даже он не защитит тебя от твоего же безрассудства. Это было глупо!

Джина небрежно пожала плечами и протянула руки к огню, чтобы согреться. Она не хотела, чтобы Элспет догадалась, как взволновала ее эта встреча. А все-таки удивительно, что они так испугались. Это вовсе не входило в ее намерения. Джине просто очень понравился тот высокий стройный красавец, который был среди них главным, и она решила испробовать на нем свой дар.

Но, сосредоточившись на мыслях рыцаря, она натолкнулась на непреодолимую стену: ни невысказанных слов, ни каких-то мысленных образов не передалось ей. К такому Джина не привыкла. Встревоженная, она обратила свой дар на всадников, тесно сгрудившихся за ним, и на нее сразу хлынуло беспорядочное нагромождение их мыслей, образов, каких-то слов на незнакомых языках… Слава Богу, дар не покинул ее, он просто оказался бессилен перед этим светловолосым рыцарем на черном как смоль коне.

Джина была сбита с толку, смущена и даже немного испугана. Вновь и вновь пыталась она прочесть его мысли, но ничего не получалось. Оттого она и стояла так долго на дороге, уставившись на него, пока туман стелился по земле, увлажняя ее накидку… И в тот момент — быстрое и яркое, как вспышка молнии, — мелькнуло объяснение: он как-то связан с тем пророчеством, которое когда-то дано было ей!

Элспет тихо хмыкнула у нее за спиной, и Джина подняла на нее взгляд. Отблески пламени плясали на каменных стенах пещеры. Скрытая за выступом скалы и густым кустарником, она была невидима для тех, кто о ней не знал. Идеальное место для путешественников, ищущих надежного укрытия на ночь. Низкий свод пещеры постепенно повышался в глубину; от неровных каменных стен исходил ощутимый холод, но у костра было тепло.

Встретив неодобрение во взгляде Элспет, Джина попробовала объясниться с ней:

— Это не так глупо, как тебе кажется. Мой дар всегда помогает мне увидеть истинную сущность людей. Светловолосый рыцарь не зол. Я знала это еще до того, как заговорила с ним.

— Но он высокомерен и горд! — проворчала Элспет. — Ты должна была, как Бьяджо, спрятаться вместе со мной.

— Бьяджо убежал с тобой? — удивилась Джина. — Что-то не похоже на него.

Элспет пожала плечами.

— Я не сказала, что он сделал это охотно. Но он-то, по крайней мере, внял моим убеждениям. Что, если бы эти люди схватили тебя…

Она не договорила, но Джине и без того было понятно. Странствующие рыцари стали хуже разбойников и не терзались угрызениями совести, овладев женщиной против ее воли или даже убив ее. Пока Ричард был в своем Крестовом походе, Англия попала в руки его брата, принца Джона. С этим мерзавцем в качестве правителя все насильники и негодяи чувствовали себя свободно.

— И Бьяджо, зная все это, оставил меня на растерзание разбойников? — насмешливо спросила Джина.

Элспет укоризненно посмотрела на нее.

— Он пошел искать тебя, как только обнаружил, что ты не бежишь за нами.

Она опять повернулась к огню, и Джина, словно была свидетельницей их разговора, отчетливо представила себе лицо Бьяджо, недовольное и сердитое, услышала сказанные им перед уходом слова: «Я пойду обратно… я найду ее… не дай Бог она заблудится…» Потом образ Бьяджо исчез из мыслей Элспет, сменившись спокойным созерцанием пламени.

Джина печально вздохнула. Элспет и Бьяджо слишком сильно беспокоились за нее. Но тут ничего не поделаешь. И, по правде говоря, у них частенько бывали причины для этого…

— Надеюсь, Бьяджо будет осторожен, — проговорила она.

Этот молодой итальянец обладал дерзким и безрассудным характером, но сегодня он не вышел вместе с ней на дорогу — и правильно сделал.

Она снова подумала о том белокуром рыцаре, который так высокомерно смотрел на нее с высоты своего коня. Сначала, спрятавшись среди деревьев, они втроем лишь наблюдали за всадниками, остановившимися на лесной дороге, и слушали их разговор. Рыцари разговаривали громко, и Джина поняла, что тот белокурый красавец командует ими. А высокомерное пренебрежение, с которым он отнесся к суеверным речам Брайена, толкнуло ее на озорную проделку. Ей захотелось проверить, так ли уж неуязвим он сам…

Напугать лошадей для Джины не составило труда. Забавно было видеть, как эти закаленные в боях дюжие рыцари, изрыгая проклятья, пытались укротить своих боевых коней. Она не могла удержаться от смеха: все-таки вера в демонов и лесных волшебниц-фей укоренилась в этих людях, желали они признавать это или нет.

Когда озарение посетило ее, их предводитель поднял свой щит, и Джина увидела на его блестящей поверхности фамильный герб. Это был грифон — тот самый знак, который она искала!

Полузакрыв глаза, Джина задумчиво смотрела на вздымающиеся над костром языки пламени. Она не ожидала, что тот, о ком возвещало пророчество, будет так молод. Она представляла себе поседевшего в боях воина, покрытого боевыми шрамами, — свирепого, внушающего страх. А этот походил скорее на благородного рыцаря из песен трубадуров, чем на прошедшего огонь и воду солдата. Но ей не нужен был романтический герой! Ей нужен был опытный, сильный воин: только это принесло бы успех.

Элспет права: было очень глупо стоять посреди лесной дороги перед рассерженным рыцарем, по-дурацки глазея на него. Но она была так поражена, увидев герб на его щите, что совсем потеряла дар речи! Это было как гром среди ясного неба. Он был похож на молодого бога, сошедшего с небес, — светловолосый и прекрасный, как греческий бог, — но не это поразило ее. Она уставилась на него, онемев, с одной только мыслью: он совсем не был похож на человека, которого она так долго и безуспешно искала!

А впрочем… В его благородной осанке, в прекрасных чертах, которые не портил даже шрам на щеке, чувствовался властный характер, видна была прямота в холодных серых глазах и сила в твердом, высокомерно вздернутом подбородке. Но главное — едва она увидела его, казалось, самый воздух замерцал, как бывает во время грозы, когда молния прорежет покрытое тучами небо… Сомнений не оставалось: именно он был тем человеком, о котором возвещало пророчество, — ее спасителем и защитником!

Джина!

Прорвавшись сквозь языки пламени и дым, это невысказанное обращение раньше слов достигло ее сознания. Она отвела взгляд от огня, неохотно встретившись глазами с Элспет. Как обычно, Джина уже знала, о чем та думает, и поняла, что придется все рассказать. Девушка медленно покачала головой, и крошечные бубенчики, нашитые на оторочку ее плаща, зазвенели.

— Элспет, ты знаешь, его разум закрыт для меня. Но это все-таки он, я уверена… Тот, кого возвещало мне предсказание!

Элспет удивленно уставилась на нее, прижав к горлу сухую руку.

— Предсказание… Ах, дитя мое, тебе было всего восемь лет, когда Рина напророчила тебе это. Она была просто сумасшедшей цыганкой, кочевавшей с табором по Италии! Кто знает, можно ли верить этому предсказанию?

— Но я верю! — Джина глубоко вздохнула. — Я не могу не верить! Я так долго искала своего защитника, и вот он явился!

Элспет застонала.

— Да нет же, Джина, он всего лишь бродяга-рыцарь! Он не может быть тем, кого ты ищешь. Ты ведь сказала, что его разум закрыт для тебя. Значит, это не он. Мы еще найдем того, кто обещан. Возможно, когда мы доберемся до моей деревни…

— Это он. Говорю тебе — он! Я уверена в этом. Не спрашивай, откуда я знаю, — я просто чувствую это… Подумай, ведь в пророчестве говорилось о могучем рыцаре, который наполовину лев, наполовину орел.

— Но почему ты уверена, что это он? — Элспет заломила руки. — Ведь твой дар не дает тебе возможности предсказывать будущее…

— Ты не видела его герб, а я разглядела. — Глаза Джины вспыхнули, и она потрясла головой, отгоняя от себя сомнения. — Он носит знак грифона на щите и на плаще. А грифон — это и есть такое существо: наполовину лев, наполовину орел, которое с самого детства является мне во сне. Это он, я знаю! Я не могу ошибаться…

— У него на щите изображение грифона? Но, возможно, это просто знак сюзерена, которому он служит, а не его собственный герб.

— Может быть, но это и неважно. Раз он носит этот знак, значит, это он. Я чувствую, Элспет!

— Ах, пресвятая Мария! — Голос женщины дрогнул. — А что, если ты ошибаешься? Ты же знаешь: твой дар не может спасти тебя от беды.

— Да. Мне это известно. Слишком хорошо. Бывало, что мой дар становился для меня проклятьем, но иногда он помогал мне узнать те истины, которые другим людям были недоступны. Так и сейчас: ведь я не могу уловить мысли рыцаря, которого мы встретили сегодня. А это значит, что он слишком силен, чтобы я могла проникнуть за сверкающую стену света вокруг него, слишком могуч для моего дара. Он — единственный, кто может помочь нам! И я хочу попросить ею об этом, Элспет…

— Боже милостивый! Ты пугаешь меня, дитя. Неужто ты совсем утратила осторожность? — Элспет горестно скрестила руки на своей впалой груди. — Разве можно иметь дело с бродячими рыцарями? Они злые люди, они способны на все! Если уж пророчеству суждено исполниться, это случится само собой. Не ходи к нему, умоляю!

— Но этот рыцарь — совсем другой. — Джина поискала слова, чтобы получше объяснить Элспет. — Не смейся, но когда я смотрю на него, я вижу в нем грифона: человека, который соединяет в себе силу льва и зоркую отвагу орла. Я чувствую, что он и есть тот самый рыцарь, о котором говорила цыганка!

Элспет промолчала, но Джина хорошо знала ее характер и понимала, что спор на этом еще не закончился. По правде говоря, у нее и у самой были сомнения. А что, если Элспет и в самом деле права? Что, если она слишком полагается на свои предчувствия? Но пусть даже так. Все равно это лучше, чем провести свою жизнь в глухой английской деревушке, так далеко от всего, что она любила. Джина согласилась на мольбы Элспет в минуту отчаяния и слабости, и вот теперь они были вблизи той деревни, где родилась Элспет, в конце своего долгого путешествия по всей Европе.

Годы странствий — от блестящих дворцов до жгучих песков пустынь, от мрачных горных вершин к прекрасным плодородным долинам, от морских побережий к дремучим лесам — эти годы подходили к концу. Не все они были чудесными. Бывали и страшные времена, когда их жизнь висела на волоске, когда один только неверный шаг означал для них гибель. Но Джина делала все, чтобы выжить. Она умела действовать на чувства людей, умела, если надо, надевать маску. Она предсказывала будущее на сельских ярмарках, гадала девушкам об их суженых, она скакала на неоседланных лошадях и вызывала восхищение у знатных синьоров — что особенно опасно для юной девушки, — и однажды ей даже пришлось бежать из замка среди ночи. Что и говорить, она бурно провела последние тринадцать лет своей жизни…

Так неужели теперь она должна отказаться от всех своих замыслов?! Неужели должна обречь себя на прозябание?

— Помни, — тихо проговорила Элспет, подойдя и вставая перед огнем, — помни, что ты принцесса! Люди часто делаются алчными и высокомерными в своей жажде власти. Не доверяй никому слишком быстро, дитя мое.

Джина печально скривила губы.

— Принцесса без трона и владений, преследуемая и гонимая! У меня есть деньги, но их недостаточно, чтобы купить себе войско; в моих жилах течет королевская кровь, но нет никакого титула… И все-таки вовсе не обязательно напоминать мне о том, кто я. Вернее — кем я была когда-то… Об этом невозможно забыть.

Ее прежняя жизнь кончилась, внезапно оборванная появлением жестоких убийц Аль-Хамина, которые напали на ее отца и захватили власть в стране. Ее мать, англичанка, славившаяся своей мудростью и красотой, была тоже безжалостно убита. Черные дни, черные воспоминания… Тот наследственный дар, что переходил в их роду от матери к дочери, не смог спасти Эльфреду от смерти. Он только позволил ей укрыть свою дочь и служанку в безопасном месте — но она поплатилась жизнью, чтобы спасти их. Это была прощальная жертва, которую Эльфреда принесла ради любви к своему ребенку. Нет, Джина не позволит, чтобы та жертва пропала напрасно! Не позволит, чтобы убийцы ее родителей ушли от расплаты! И она должна вернуть то, что принадлежит ей по праву. Аль-Хамину не удалось истребить всех наследников Бен-Аль-Фаруха: ведь она еще жива, — она, последняя из них. Но если враги узнают об этом, она тоже умрет.

Поднявшись от огня, Джина сняла свою накидку и отложила в сторону. Царственно-пурпурная с одной стороны и зеленая с другой, эта одежда была изменчива, как она сама, и подходила к любому ее настроению. Пошарив в дорожной сумке у стены, Джина нашла то, что искала. А вернувшись к огню, нацарапала несколько слов на обломке сандалового дерева и положила его в медную курильницу.

— Зачем ты это делаешь? — нахмурившись, спросила Элспет.

Джина подняла взгляд и ответила не сразу.

— Только чтобы проверить предсказание, — наконец сказала она. — Мне нужен еще один знак в доказательство того, что я не ошибаюсь.

Она зажгла сандаловое дерево горящей веточкой из костра, и благоухающий виток дыма поднялся из курильницы. Запрокинув голову, Джина закрыла глаза. Она молилась о мире и покое, которых столько лет была лишена, о том, чтобы ее страна перестала страдать от набегов завоевателей. «Пророчество сбудется! — заклинала она. — Обязательно должно сбыться!» Думая об этом, она смотрела неподвижным взглядом на медную курильницу.

Когда Джина открыла глаза, сандаловое дерево превратилось в золу. И постепенно перед ее мысленным взором возникла родная земля — солнечная и теплая, лежащая в мире и покое. Джина стояла на балконе отцовского дворца, и рядом с ней был рыцарь, которому удалось отвоевать эту страну ради нее.

Глава ВТОРАЯ

Туман поднимался над лесным прудом, колеблясь мягкими серыми клоками в безветренном утреннем холодке. Поеживаясь от холода, Рон уперся одним коленом в усыпанный опавшими листьями влажный берег и захватил пригоршню воды, чтобы напиться. Вода смягчила пересохшее горло и потекла вниз по голой груди. Он пригладил мокрой рукой волосы и встал.

Здесь, около этого маленького пруда, было тихо. Рон был один: никто из его людей не отважился углубиться в лес, хотя все они тщательно скрывали свой страх. Рон еще раз подивился, что это были те же самые люди, которые не боялись боевого клича неверных, не страшились врагов, вооруженных до зубов и метавших в них «греческий огонь». Но — хорошие воины и стойкие солдаты — они делались безмозглыми ослами перед лицом необъяснимого. И его любимый соратник, Брайен, весь опутанный суевериями, был самым худшим из них.

Сам Рональд давно перерос эти страхи, давно понял, что в мире, полном жестоких реальностей, нет места для воображаемых тревог. В двадцать лет он был посвящен в рыцари, а в двадцать девять уже стал закаленным в сражениях воином. Рон участвовал в нескольких войнах и походах, в том числе и в самом последнем, именуемом Крестовым, который был предпринят с целью обратить неверных в христианство и отвоевать у них гроб Господень.

Однако короля Ричарда мало интересовало обращение неверных: он предпочитал действовать не проповедями, а мечом. Но таков уж был Ричард. Самый отважный и одновременно самый безжалостный человек, которого Рон когда-либо встречал!

Впрочем, нельзя сказать, что Ричарду вовсе не было свойственно сострадание. Когда в Иерусалим дошло известие о безвременной кончине отца, Ричард настоял, чтобы он прервал свой поход и вернулся домой в Уэльс. Правда, это проявление доброты было не совсем бескорыстно: король надеялся, что Рон удержит для Англии земли Марчера, которые отец оставил ему. А также — что было еще важнее для вечно нуждающегося в деньгах Ричарда — предоставит в его распоряжение доставшиеся ему в наследство денежные сундуки. Крестовые походы были очень дороги, и денег всегда не хватало. Вот поэтому Рональд был спешно отослан домой с наилучшими пожеланиями Ричарда, до сих пор звучащими у него в ушах.

Но, увы, Рон находился в Англии уже месяц, а только сейчас смог наконец направиться в Уэльс. Сразу же по высадке в Дувре он получил письмо от принца Джона, брата короля, с приказом срочно явиться, не исполнить который он не мог.

После томительного двухнедельного ожидания приема у принца Джона ему наконец была дана аудиенция. Игнорируя просьбу нового владельца замка Гленлайон о разрешении немедленно отправиться к себе в Уэльс, Джон успокоил его тем, что, мол, управляющий прекрасно присмотрит за замком, — после чего послал с незначительным поручением совсем в другом направлении.

А на обратном пути, уже выполнив задание, Рон встретил гонца. Знакомая печать Гленлайона скрепляла письмо от отцовского управляющего. Написанное неровным почерком Оуэна, письмо сообщало, что в церкви в Ковентри утром после майского праздника его будет ждать посланный Оуэном человек. Смысл послания был ясен: у Рональда есть враги, которые угрожают Гленлайону.

Гленлайон… Оставленный им так давно, казалось бы, потерянный уже навсегда, замок вновь возвращался теперь в его руки — и это произошло словно бы по волшебству.

Неожиданно Рон снова подумал о той девушке, которая предупредила его об опасности, а потом, словно тень, растворилась в ночи. Она была не англичанка. Но и не француженка, хотя хорошо говорила на этом языке. Даже слишком хорошо: насмешливо и дерзко. Ему вдруг безумно захотелось увидеть ее снова…

Подул легкий ветерок, и Рон надел на тонкую льняную сорочку кожаную куртку. На теле видны были красные следы от доспехов — там, где металл терся о кожу даже сквозь куртку и лен. Он так долго не снимал своих доспехов, что они, казалось, уже приросли к коже. Было даже странно не ощущать их на себе теперь, когда он снял их, чтобы помыться. Эта короткая передышка была так приятна и успокаивала боль, ноющие старые раны и потертости беспокоили сильнее, чем холод.

Порывом ветра разорванные клочья тумана подняло вверх и закрутило над поверхностью воды. До слуха Рональда донесся какой-то отдаленный приглушенный звук, словно церковные колокола звонили в долине. Он поднял голову, чтобы прислушаться, и вдруг отчетливо ощутил, буквально кожей почувствовал, что он не один на берегу этого маленького пруда.

— Кто здесь? — резко спросил он, а потом повторил вопрос по-французски; очевидно, мысли о странной девушке все еще владели им.

Ответа не последовало; был слышен только слабый шелест ветра в ветвях деревьев над головой. Подняв с травы свой меч, Рон настороженно огляделся вокруг.

Какое-то древнее, грубо высеченное из камня изваяние возвышалось на другой стороне пруда, полускрытое кустами боярышника и столетними, дубами. Когда-то люди поклонялись дубам, утверждая, что эти деревья имеют глаза и уши. Было время, когда и он думал, что это правда. Иногда ему даже казалось, что он видит первобытные лица, разглядывающие его из-за спутанных ветвей с корявых стволов…

Торопливо застегнув куртку, Рон небрежным движением взвесил тяжелый меч в руке и сделал несколько резких взмахов, чтобы размять кисть. Тусклый, мертвенный свет блеснул по всей длине лезвия.

— Ты сражаешься с ветром, доблестный рыцарь? — донесся тихий насмешливый голос из-за кустов.

Рон тут же узнал его. Это был голос той девушки, что предупредила его о разрушенном мосте. Он быстро выпрямился, ища ее глазами за ближайшим кустарником.

— Покажись, красавица, — проговорил он. — Я хочу поблагодарить тебя за вчерашнее предупреждение.

Послышался легкий шелест листьев и веток с той стороны, но никто не вышел из-за кустов. Рон по-прежнему слышал только голос — тихий и насмешливый.

— Ты поверил моему предупреждению или сам сходил взглянуть на этот мост? — спросила она все так же по-французски.

— Ни то ни другое. Я послал туда своего человека. В сумерках мы могли бы попасть в беду, если бы не твое предостережение.

И снова молчание; слышался только шелест листьев на ветру. Рон, прищурившись, смотрел в лиственный мрак и ждал. Когда она опять заговорила, то оказалась в стороне от того места, где он предполагал, но зато гораздо ближе к нему. Рон слегка повернулся на звук ее голоса.

— Выйди, чтобы я мог видеть тебя. Покажись, не бойся!

— С чего ты решил, что я боюсь? Разве это я вчера лепетала молитвы и дрожала от страха?

— Если не боишься, то покажешься, а не будешь прятаться за деревьями, как ребенок или лесной дух.

Девушка негромко засмеялась, и Рон снова уловил тот же слабый дразнящий аромат жасмина. Этот аромат обволакивал его, кружил голову, и ему очень хотелось, чтобы она наконец появилась.

— Я не боюсь никого из людей, — ответила девушка, и Рон припомнил, что те же самые слова она произнесла накануне вечером.

— Нет? А сама прячешься в кустах, как заяц. Неужто я так страшен, что ты боишься подойти ко мне близко?

Чтобы убедить ее больше не прятаться, он вонзил конец своего меча в сырую землю между расставленных ног. Рукоять его слабо качнулась из стороны в сторону.

Снова наступила тишина, но потом зашевелились ветви и зашуршали листья. Какое-то мгновение Рон не мог различить девушку, настолько сливалась она с зеленой листвой. Он смотрел во все глаза, и все-таки она появилась внезапно и, грациозно скользя по лесной траве, с улыбкой приблизилась к нему.

Он не забыл, как красива она была, но сейчас она показалась ему еще красивей. Высокие скулы прекрасно гармонировали с большими черными глазами, осененными длинными ресницами, а на смуглой коже играл яркий румянец. Веселость и насмешливость читались в смелом изгибе губ, а вздернутый маленький подбородок говорил о решительном характере. Ее длинное платье и зеленая накидка из тонкой шерсти не были отделаны вышивкой и мехом, но, хотя одежда ее казалась очень простой и поношенной, приблизилась она к нему с величественностью королевы.

Рон понял, что если она и не благородная леди, то, во всяком случае, и не крестьянка. Он подался вперед и с галантностью придворного рыцаря склонился над ее рукой, которую она подала ему. Длинные гибкие пальцы слегка дрожали — очень мягкие, тонкие и нежные. Да, скорее всего она дочь горожанина. Но что эта девушка делает здесь, в лесу, со своими обольстительными глазами?.. Рон взглянул на нее и улыбнулся.

Ее губы дрогнули в ответной улыбке, в темных как ночь глазах появился загадочный блеск — подобный лунному свету за облаками, мягкий и обещающий. Легкий ветерок играл темной массой ее волос; аромат жасмина сделался отчетливей, и Рон втянул его в себя полной грудью.

Голова девушки слегка откинулась назад, а глаза окинули его долгим оценивающим взглядом.

— Не хотите ли потанцевать? — неожиданно спросила она.

Удивленный, он оглянулся кругом, потом взглянул на нее.

— Потанцевать? Здесь? Сейчас?..

— Ну да. Сегодня же майский праздник, время танцев и веселья! Досадно, конечно, что в этот день мы оказались в лесу. Но разве цветущий боярышник не похож на праздничное убранство, а ветер, свистящий среди деревьев, — на звуки флейты? Плеск воды сойдет за арфу… Может быть, ты просто не умеешь танцевать?

— Я учился этому еще оруженосцем! — заявил он. — Но в больших залах, а не в лесной чаще.

— Значит, ты будешь хорошим партнером. — И девушка протянула ему другую руку. Во взгляде ее читался вызов, в улыбке — соблазн.

Брайен, несомненно, счел бы его помешанным, если бы увидел в тот момент. Да он и сам не был слишком уверен в своем здравом уме. Но солнце сияло, ветер мягко шелестел ветвями деревьев, и им Вдруг овладела беспечная опьяняющая легкость, которая исходила от этой таинственной девушки. Почувствовав себя таким же юным и беспечным, он улыбнулся. Потом взял ее за руку и закружил в танце. Изящные бубенчики на ее накидке легко позванивали в такт на ветру.

Роса блестела на сапогах Рона серебряными блестками, а полы ее накидки промокли, волочась по траве и оставляя за собой влажный след. Он потерял счет времени, не думая о том, куда их могут увлечь эти странные игры, забыв обо всем, кроме нее.

Солнце уже припекало, а лесные ароматы сделались гуще. Тихие, теплые дни наступили в Англии — время, когда мысли людей обращаются к мирным занятиям, а не к войне. Господи Боже, сколько же месяцев он не видел женщин, тем более таких красивых, как эта! Она была опьяняюще, дразняще красива, то приближаясь в танце вплотную к нему, то слегка отступая, когда он пытался ее удержать. Робкая и соблазнительная в одно и то же время, она сводила его с ума!

Рон привлек ее ближе и, скользнув рукой вокруг талии, тесно прижал всем телом к себе. Ее стан был тонким, но крепким. Рон подумал, что она совсем не бесплотная фея, как мрачно предрекал ему Брайен. Нет, в его объятьях была вполне реальная, земная женщина, полная жизни и тепла.

Смеясь, задыхаясь и ловя ртом воздух, они остановились наконец под могучим раскидистым деревом. Голова девушки откинулась к стволу, губы ее трепетали от смеха, а дыхание было частым, заставляя подниматься и опадать ее груди. Рон наклонился и нежным движением взял ее голову, скользнув пальцами по черным шелковистым прядям.

Его губы приникли к ее губам. Она не отпрянула, и его рука медленно опустилась ниже к ее стройным бедрам, прикрытым просторной накидкой. В нетерпении, торопясь устранить побыстрее эту преграду, он отодвинул накидку в сторону и скользнул рукой в складки платья. Его ладонь мягко обхватила стан девушки. Не отнимая рта от ее раскрытых губ, Рон медленно потянул ее к себе и крепко прижал к своим бедрам. Сейчас, когда на нем не было доспехов, а на ней — мешающей накидки, он так явственно ощущал жар ее тела, что воспламенился мгновенно.

— Цветик мой! — едва слышно прошептал он и припал лицом к изгибу ее шеи, вдыхая аромат благоуханных волос.

Кровь шумела у него в ушах, кружа голову, сметая прочь последние колебания, которые могли еще быть. Медленно он опустился на колени, увлекая ее за собой, вниз, на траву. Она не отпрянула, не испугалась. Тогда он снова приник к ее губам и потянул еще ниже, пока она не легла рядом с ним. Прервав поцелуй, Рон поднял голову и посмотрел на нее долгим взглядом. Девушка глядела на него с прежней улыбкой и обещанием в глазах. Он намотал длинную прядь ее волос на палец и осторожно погладил изящный плавный овал ее щеки.

Никто из них не произнес ни слова. Слова бы все испортили, разрушили те узы очарования, которые связали их. Рон поцеловал ее снова, чувственно проводя губами по ее губам и языком раздвигая их в стороны, чтобы проникнуть внутрь.

И ее губы раскрылись навстречу ему. Она издала тихий горловой звук, очень женственный и обольстительный. Его желание сделалось нестерпимым. Он слегка отстранился, чтобы распустить завязки своей куртки, а потом погладил ладонью мягкие изгибы ее груди. Она резко, судорожно вздохнула, но не попыталась убрать его руку. Уже смелее Рон провел пальцем по маленькому соску, который нащупал сквозь ткань платья, и почувствовал, как тот отвердел под этим прикосновением.

Но девушка вдруг поймала его руку и подняла к нему пылающее лицо. Губы ее слегка раздвинулись, дыхание стало неровным и частым; пульс стремительно бился во впадинке ее горла.

— Нет! — прошептала она. — Только не это.

— Но почему? — У него перехватило горло, и, с трудом сглотнув, он хрипло проговорил: — Ты обольстительна! Ты самый прекрасный цветок, который я когда-либо встречал!

Улыбка задрожала на ее губах, но она не отпускала свою руку.

— А ты — доблестный рыцарь… — тихо сказала она. — И ты всегда верен своему слову? Ты не нарушишь рыцарскую клятву?

Не понимая, о какой клятве она говорит, Рон не стал сейчас ничего выяснять, а просто пропустил ее слова мимо ушей. В конце концов, это была игра — такая же, как у жеманных леди при дворе. Они дразнили, искушали, притворялись неуступчивыми, пока он не придумывал что-то, чтобы их воспламенить и заставить сдаться. Рон не был новичком в любовной игре, и потому прошептал, улыбаясь:

— Я не сделаю ничего, чего бы ты не хотела сама.

— Ты — галантный рыцарь, — прошептала она в ответ, но Рон едва расслышал это за яростным биением своего сердца. Он делал неимоверные усилия, чтобы выровнять дыхание: любовное нетерпение терзало его. Она была прекрасна, соблазнительна, нежна, но, что бы ни случилось, он должен быть в Ковентри завтра к утру, и значит, другого такого случая у него уже не будет.

Еле сдерживаясь, он мягко провел рукой по изгибу ее щеки; его пальцы слегка скользнули по ее губам. Кровь тяжело билась в жилах, но он боялся спугнуть ее своим нетерпением. Лаская, он нежно поцеловал ее гладкую бровь, коснулся губами уха и почувствовал, что тело девушки затрепетало. Ее дыхание стало неровным и прерывистым, и Рон снова наклонился к ее губам, сознавая, что победа близка.

Однако не успел он поцеловать ее, как услышал голос, зовущий его по имени, — отдаленный, но настойчивый. Рон попытался проигнорировать его, но призывный клич все приближался. Замерев, он недовольно поднял голову и огляделся. Ольха скрывала их своими ветвями, маленький ручеек весело журчал неподалеку, сверкая между камнями. А дальше за деревьями виднелся заливной луг.

Девушка села и коснулась пальцами его щеки — глаза ее блестели нежно и насмешливо.

— Я должна идти, — прошептала она. — Уже поздно.

Он поймал ее руку и удержал в своей.

— Нет, погоди! Это Брайен. Я сейчас отошлю его.

Но она медленно высвободила руку и поднялась на ноги; Рон неохотно сделал то же самое.

— Я не могу… — Она бросила взгляд через плечо, туда, где слышался голос Брайена, завернулась в накидку, отступила еще на шаг.

— Мне в самом деле нужно идти.

Рон опять схватил ее за руку, вцепившись в нежное запястье с горячечной настойчивостью.

— Подожди! Скажи мне свое имя и где ты живешь. Мы встретимся снова, как только я отошлю Брайена!

Девушка улыбнулась, но высвободила руку и сделала еще один шаг назад.

— Да, мы встретимся снова…

Рон приготовился было опять схватить ее, но голос Брайена прозвучал совсем рядом, а потом раздались проклятья по адресу кустов боярышника.

Будь он сам проклят, этот Брайен! Рон отвел взгляд от девушки и сердито откликнулся:

— Я здесь!

А когда он снова повернулся, девушки перед ним уже не было. Господи помилуй, она же только что стояла тут, рядом с цветущим боярышником — и вот ее уже и след простыл! Он оглянулся кругом, ошеломленный.

— Рон! — послышался снова голос Брайена, запыхавшийся, звучащий с явным облегчением. — Где ты был весь день?

— Как это «весь день»? — Рон отвел взгляд от того места, где только что стояла девушка, и уставился на своего рыцаря. — Утро еще не кончилось. Что за муха тебя укусила?

Его злой, раздраженный взгляд заставил Брайена остановиться.

— Утро? Дело к вечеру, милорд! — сказал он, растерянно глядя на Рона.

— Даже если и так, что ты лезешь напролом и орешь, как медведь?! — Рон недовольно дернул головой. — А из-за тебя она ускользнула, и Бог знает, увижу ли я ее снова теперь!

— Она?! — Брайен, заморгав, уставился на него. — Ты был с женщиной, милорд?

— А ты разве не заметил? Честное слово, Брайен, ты явно сегодня перепил!

— Да я капли в рот не взял! Мы все время искали тебя, уж подумали, не стряслась ли беда…

Рональд раздраженно дернул за распущенные завязки своей куртки. Черт бы их побрал!

— Я просто пошел искупаться в пруду… — Он вдруг прервался и поднял взгляд. — Мой шлем и латы! Я, должно быть, оставил их там, на берегу…

Брайен как-то странно посмотрел на него, и Рон недовольно прищурился.

— Что ты на меня так смотришь?

— Мы нашли латы и шлем у пруда уже давно. И это, надо сказать, довольно далеко отсюда! — Брайен с трудом перевел дух. — Признайся, ты был с ней, с королевой эльфов!

— Я обязательно проверю мехи для вина, когда вернусь в лагерь. Наверняка они будут гораздо легче, чем когда я уходил.

Схватив его за руку, Брайен хрипло произнес:

— Говорят, что когда человек танцует с лесными феями, он забывает о времени. Случается, что некоторые не возвращаются вообще!

Раздосадованный, Рон выдернул руку.

— С лесными феями? Да ты совсем помешался! Просто хорошенькая дочь горожанина, только и всего. — Рон сделал глубокий вдох и сказал спокойно: — Время, может, прошло и быстрее, чем я думал, но выбрось из головы эти сказки про фей. Мы с ней славно проводили время, пока ты своими истошными криками не напугал ее. Вот только понять не могу, как она сумела исчезнуть так быстро…

Но Брайен не слушал его. Трясущейся рукой он указал на пышный куст боярышника и на соседнюю группу деревьев.

— Взгляни! Это же дуб, ясень и боярышник — волшебная триада. Твоя девушка — ведьма, которая исчезла, превратившись в боярышник!

— Черт возьми! — рассердился Рон. — Приди в себя, Брайен. — Он сделал нетерпеливое движение рукой. — Ты надоел мне со своими суевериями. Но так или иначе, а она убежала, и, может, оно и к лучшему. Мы должны сейчас же скакать во весь опор в Ковентри, чтобы наверстать время, которое я потерял здесь. Хорошая скачка избавит тебя от этих бредней. Тебе больше не будут мерещиться тролли за каждым кустом и драконы под всеми мостами.

Брайен ничего не ответил, но Рон прекрасно чувствовал его настороженность и неодобрение. А когда они вместе вернулись в лагерь, все его люди, хотя и радовались, что он цел и невредим, смотрели на Рона странно, словно боялись, что он несет на себе какую-то ведьминскую заразу.

Даже его верный оруженосец, храбрец Морган, который находился при нем с тех самых пор, как он впервые покинул Уэльс, подозрительно косился, подавая забытые у лесного пруда латы. Впрочем, все это он заслужил. Танцевать с лесной феей, даже если на самом деле это обыкновенная девушка, позволительно деревенскому пастушку. А для закаленного в боях рыцаря, возглавлявшего целый отряд, это граничило просто с идиотизмом.

— Приведи моего коня, — бросил он Моргану, беря у него доспехи и меч. — Мы отправляемся в Ковентри.

Морган выразительно взглянул на солнце, стоявшее уже очень высоко, но благоразумно воздержался от комментариев.

— Да, милорд, — буркнул он, и Рон скривил губы в мрачной ухмылке.

Брайен помог ему надеть доспехи, но тоже молча — словно для того, чтобы дать ему почувствовать себя виноватым. Рональд сунул меч в ножны, когда Морган подвел ему коня, одним махом вскочил в седло. Он должен показать им, что для него важно только одно — как можно быстрее доскакать до Ковентри! Ему необходимо встретиться с гонцом от Оуэна, а он и так уже задержался здесь слишком долго.

Рон пришпорил горячего жеребца, и комья грязи полетели из-под копыт Турка, когда он пустил коня бешеным галопом. Его люди старались не отставать, но это им едва-едва удавалось. Сам того не сознавая, бешеной скачкой Рональд стремился успокоить ту бурю чувств, которую эта лесная девушка подняла в нем.

— Итак, — сказала Элспет, укладывая накидку в кожаный мешок, — ты танцевала с ним. И это все?

Щеки Джины вспыхнули от пристального, испытующего взгляда старухи. Казалось, у Элспет тоже есть этот особый дар: угадывать ее мысли и поступки, что было весьма неудобно.

— Нет, — сказала Джина. — Не все. Мы… целовались.

Она заметила, как Бьяджо бросил на нее быстрый взгляд и удивленно поднял брови.

— Ну вот. Не хватало еще странствующего рыцаря на нашу голову! — простонал он с досадой. — Если он начнет теперь преследовать тебя томными вздохами и стонами о вечной любви, мне придется перерезать ему горло…

Тонкие завитки дыма поднимались от затухающего костра. Вещи были увязаны, осел нетерпеливо переступал с ноги на ногу у входа в пещеру. Элспет встряхнула туго набитый мешок. Губы ее были недовольно поджаты.

— Значит, целовались. И ты, целомудренная девушка…

— Целомудренная — пока я сама этого хочу, не забывай! Если бы я решила потерять свое целомудрие, то давно бы это сделала. Нельзя сказать, чтобы у меня не было для этого случаев. — Бьяджо фыркнул, и она бросила на него недовольный взгляд. — Но я не вижу никакой радости в том, чтобы валяться в постели — неважно с кем, с принцем или с мужиком. И никогда не видела!

Элспет недовольно скривила рот.

— Ты прекрасно знаешь, что дело не в этом. Просто твой великолепный рыцарь — не что иное, как грубый солдафон. И ты напрасно надеешься, что он способен ради тебя совершить чудо.

— Парочка поцелуев, конечно, не превратит его в Тристана, — усмехнулась Джина в ответ. — Хотя, если ты предложишь мне любовный напиток, способный заставить рыцаря упасть к моим ногам, я испытаю его на нем. Разумеется, не по той причине, о которой, вероятно, подумал Бьяджо…

Но, выговорив это, она вдруг с досадой почувствовала, что краснеет. Джина сознательно решила завладеть сердцем этого рыцаря с единственной целью: чтобы он помог вернуть то, что принадлежало ей по праву. Она вовсе не собиралась заниматься с ним любовью. И вот теперь приходилось сознаться себе, что его объятия подействовали на нее совершенно сокрушительно…

Элспет снова бросила на Джину неодобрительный взгляд.

— Ты что же, думаешь, что парочки поцелуев достаточно, чтобы побудить его к подвигам?

— А ты полагаешь, что я зашла дальше? — Джина усмехнулась, покачав головой. — Не бойся, Элспет, я буду осторожной. Я хочу только одного: воспользоваться его войском и его мечом.

— О да, — проворчал Бьяджо, — войско у него что надо! Если ты думаешь, что горстка людей, которые затряслись при одном только упоминании о лесных феях, отвоюет тебе твою землю и отомстит за твои обиды, ты заблуждаешься.

— Я не знаю, как он это сделает, но только он сделает это! — воскликнула Джина. — Он — тот самый рыцарь, тот грозный воин из…

— Из пророчества, — раздраженно закончил за нее Бьяджо. — Надоело слушать про это твое знаменитое пророчество!

— О Господи, — вмешалась Элспет. — Легче повернуть реку вспять, чем заставить ее отказаться от задуманного. Остается надеяться только, что это не приведет к беде.

Вытянувшись на узком каменном уступе возле огня, Бьяджо кивнул.

— Да уж, упрямства Джине не занимать. Помнишь, к чему привела ее идея, когда мы выдали себя за канатоходцев у того австрийского герцога? До сих пор мурашки по коже…

— Это была хорошая идея, — холодно сказала Джина. — Блестящая идея! И все бы прошло как по маслу, если бы вы слушались моих простых указаний.

— Простых?.. — Бьяджо возмущенно привстал. — Пролететь из галереи для музыкантов по всей огромной зале над головами обедающих — это, по-твоему, просто?

— Все получилось бы. Я видела, как это делается. Там были механизмы и все нужные приспособления: целая связка канатов. Просто надо было иметь здравый смысл, чтобы понять, как ими пользоваться. Ты же не слушал меня толком и все испортил!

— Скажи это тому, кто не падал в центр огромного пирога с пышущей жаром начинкой, — возразил он обиженно. — Переполох был как при разграблении Рима. Я уж думал, что костей не соберу после такого трюка!

Глядя на его мрачное, надутое лицо, Джина невольно улыбнулась.

— А что, вечер удался! Герцог был очень доволен. Он сказал, что давно так много не смеялся. И награда была соответственная — учитывая ущерб, который ты ему причинил…

Но Бьяджо не был склонен обращать все в шутку. Ворча, он поднялся и вышел из пещеры, направляясь к маленькой деревянной повозке с их пожитками. Элспет тоже не смотрела на Джину, продолжая укладывать вещи в кожаный мешок. Напряжение сгустилось, словно клубы дыма в сыром воздухе пещеры.

Наконец Элспет не выдержала:

— Откуда ты знаешь, что он за человек? Почему ты решила, что ему можно доверять? Я боюсь его! Боюсь за тебя!

Джина и сама задавала себе эти вопросы, а с Элспет бесполезно было кривить душой.

— Я не знаю ничего наверняка, Элспет. Но я уверена, что должна последовать за ним в Ковентри. Ты случайно не знаешь, где это?

Элспет недовольно пожала плечами.

— Ковентри? Это двадцать лье отсюда… — Внезапно глаза ее сузились, точно при каком-то далеком воспоминании. И гораздо ближе к… — подумала она, и Джина сразу уловила ее мысль.

Но Элспет, словно спохватившись, нарочно начала думать о всяких пустяках: о весенних цветах, о бабочках, о том, что надо накормить перед дорогой осла… Однако Джина уже знала эти уловки и недовольно нахмурилась.

— Что ты затеваешь, Элспет? Лучше сразу скажи: я ведь все равно очень скоро узнаю, как только ты начнешь об этом размышлять.

— Воистину ты просто невыносима! Разве я не говорила тебе, что это невежливо — проникать в чувства и мысли других людей?

Элспет замолчала и слегка улыбнулась.

Но раз уж ты, такая-сякая, все равно читаешь мои мысли, — подумала она, — тогда слушай вот что: если этот рыцарь тебе откажет, ты поедешь со мной в деревню, и мы забудем об этом пророчестве. Поклянись в этом, девочка! Ведь я старею и хочу видеть тебя в безопасности… Поклянись в этом ради меня…

Вот этого Джина всегда боялась: больше всего этой мольбы. Бросить все, забыть о пророчестве! Но Элспет и в самом деле старела, седина сверкала в ее волосах под платком, морщины от бесконечных тревог и забот избороздили ее лицо, а походка стала тяжелой. Было бы жестоко и дальше таскать ее за собой с места на место. Но покинуть ее после всех этих прожитых вместе лет — пусть даже в родной деревне — Джина тоже не могла.

— Если я не сумею добиться помощи от этого рыцаря, — медленно проговорила она, чувствуя, что каждое слово мучительно срывается с губ, — я больше не заговорю о пророчестве.

— И ты останешься со мной в деревне? Поклянись в этом, поклянись…

Закрыв глаза, Джина кивнула.

— Да, я клянусь.

Стоя возле загона с кобылой, выставленной на продажу, Элспет и Джина переговаривались по-французски.

— Может, согласимся? Дешевле он не отдаст, — сказала Элспет, но Джина сделала ей незаметный знак рукой.

Она посмотрела на Бикинза, барышника, который только что заломил высокую цену, и сосредоточилась на его мыслях. Хитро ухмыляясь, тот спокойно выжидал.

Простаки! — думал он. — Будет чем повеселить Уолтера Пинчбека, когда я расскажу ему, как я продал за две кроны эту сумасшедшую скотину… Он и получше лошадей всего за крону продает, а я утру ему нос…

Улыбаясь, Джина погладила шею гнедой кобылы, подошедшей к самой загородке.

— Нет, этот тип возьмет то, что мы предлагаем, — бросила она по-французски, — и еще будет рад, что так выгодно продал. Ведь у некоего Уолтера Пинчбека есть лошадь гораздо лучше, за которую он просит только крону.

Элспет принялась торговаться с Бикинзом, бегло заговорив на родном английском, а Джина, заслышав знакомые шаги, поняла, что приближается Бьяджо.

— Мне сказали, что Бикинз из тех людей, что вполне могут всучить тебе тухлый сыр вместо свежего, — сказал он по-французски. — Говорят, к тому же, что эта лошадь опасная.

— Она не опасная. Она просто необъезженная.

Бьяджо недовольно нахмурился.

— Зачем тебе вообще понадобилась лошадь, когда у нас уже есть скотина, смирная, как Сократ. Она прекрасно может тащить нашу повозку!

— Просто мне очень понравилась эта лошадь.

Бьяджо пробормотал что-то по-итальянски, качая головой. А Джина рассмеялась над тем мысленным образом, который вспыхнул при этом в его мозгу. Временами она соглашалась с ним, но сейчас, как только увидела эту кобылу, то ни секунды не колебалась. Она должна купить именно эту лошадь! До Ковентри оставалось еще несколько лье, а у повозки сломалась ось. Теперь же она может поехать верхом одна, чтобы найти Рона, хотя, несомненно, трудно будет избежать укоризненных взглядов Элспет.

Тихо шепча кобыле ласковые слова, Джина почесала ее за ушами, и ноздри у той раздулись, как розовые бутоны. Лошади вообще легко привыкали к ней. Она чувствовала их настроение и всегда могла успокоить, когда они волновались. Или, наоборот, взбодрить, когда было необходимо.

Воспользовавшись ее советом, Элспет сумела сбить цену, и Джина с улыбкой взглянула на ее довольное лицо. Высокое сухопарое тело старухи было закутано в грубый шерстяной плащ с капюшоном, а под плащом был мужской кожаный камзол и мешковатые штаны горожанина. Элспет нередко переодевалась в мужской костюм и делала это сознательно: так было проще во время путешествия. Не каждый торговец станет иметь дело с женщиной, но с горожанином — совсем другой разговор. И Элспет бывала очень довольна, перехитрив какого-нибудь местного простолюдина.

— Ты молодец, — тихо проговорила она по-французски, подойдя к ограде. — Я очень кстати упомянула Уолтера Пинчбека. Это сразу заставило его сбавить цену. Но теперь вдобавок к нашему ослу у нас есть еще и лошадь, которую надо кормить!

Джина рассмеялась.

— Не беспокойся, как-нибудь прокормим. А у Бикинза старая вражда с Пинчбеком, и он стремится во всем превзойти его. Я была уверена, что это сработает. — Она погладила красивую голову лошади. — К тому же Бикинз думает, что эта кобыла убьет нас прежде, чем мы усядемся на нее. Но я-то сумею справиться с ней!

А лошади она прошептала на своем тайном языке:

— Мы назовем тебя Байоша, и ты полетишь, как ветер!

С нервным, нетерпеливым ржанием Байоша перебирала ногами и била копытами по твердой утоптанной грязи, когда Джина вела ее на длинном поводу со двора. Элспет держалась поближе к ослу и повозке — подальше от копыт лошади, которым ничего не стоило одним ударом проделать Дыру в воротах. А стоящие вокруг крестьяне посмеивались про себя, что Бикинзу наконец-то удалось избавиться от этой бесполезной скотины.

Но Джина не обращала внимания на их отрывочные мысли, кружившиеся, словно мухи, вокруг нее. Она пыталась сосредоточиться на слепом застарелом страхе, который испытывала эта лошадь. Это не походило на то, как она улавливала мысли людей — у животных настроение выражалось в бесформенных впечатлениях и смутных образах. Страх смерти не вмещался в примитивный разум животного, но оно испытывало панический страх боли, который был знаком ему по опыту.

Когда Джине удалось сосредоточиться, она начала как бы впитывать в себя страх лошади. Она давно научилась пропускать подобные страхи сквозь себя, не позволяя им воздействовать на свое сознание.

— Бикинз часто бил ее, — сказала она Элспет, когда они дошли до постоялого двора на северной окраине Вайтема. — Вот почему лошадь такая нервная.

Элспет кивнула, не удивленная этим открытием.

— Похоже, что так.

Поручив кобылу заботам Бьяджо и объяснив ему, как нужно за ней ухаживать, Джина погладила Байошу по шее и последовала за Элспет в трактир «Кабанья голова», где они остановились. Общая комната, дымная и тесная, была полна народу; слышались возбужденные голоса, кто-то пытался петь — словом, ничто здесь не напоминало их уютную пещеру.

Они нашли столик в дальнем конце и уселись на грубые деревянные скамьи. Элспет через стол испытующе взглянула на Джину, но та только сунула руки в просторные рукава под своей накидкой и пожала плечами. Что бы ни думала Элспет, это никак не могло повлиять на ее решение.

Разумеется, семь дней мучительного медленного путешествия были тяжелы для всех них, но особенно — для нее самой. Что. если Рональд уже покинул Ковентри? Как же тогда она найдет его? Это будет трудно, хотя попытаться можно: Джина была уверена, что Рональд не просто странствующий рыцарь, каких много сейчас по дорогам Англии. Она слышала, как Брайен называл его милордом. Простой рыцарь не бывает лордом. Кроме того, он все-таки командует отрядом… Нет, наверняка это важная персона, хотя и путешествует, как простой воин. Может быть, он просто не желает быть узнанным? Если бы не тот подслушанный разговор между ним и Брайеном, она бы даже не узнала, что они едут в Ковентри… Но всадники скачут быстро. К этому времени он мог быть уже где угодно.

Погруженная в свои мысли, Джина не сразу подняла глаза, когда возле них остановилась дочь трактирщика. Но стоило ей взглянуть на девушку, она тут же невольно представила себе сцену, которая разыгралась только что в задней комнате. Быстро опустив взгляд, она дождалась, когда Элспет закажет для них еду и эль, а когда девушка отошла, перегнулась через стол и прошептала одними губами:

— Хочешь узнать, чем эта нечесаная кухонная девка занималась только что?

Скривив губы, Элспет сказала:

— Достаточно взглянуть на распущенные завязки ее корсажа, чтобы без всякого особого дара понять, что у нее недавно было близкое знакомство с каким-то молодым человеком.

— С сыном мельника! — засмеялась Джина. — Она вся в муке.

— Джина! — Элспет поджала губы, всем своим видом выражая неодобрение, но, судя по легкой дрожи в уголках рта, она готова была рассмеяться. Джина изогнула брови, а Элспет прикрыла рот своей костлявой рукой. Они не могли без смеха глядеть на эту девицу, когда та вернулась с подносом с вареной говядиной и ломтями хлеба.

Говядина была жесткая, а хлеб такой черствый, что им можно было мостить дорогу, и Джина быстро потеряла интерес к еде. Неужели эти грубые англичане не умеют готовить мясо как-то иначе, кроме как отваривая его в воде или жаря над огнем, так что оно обугливалось снаружи и оставалось сырым внутри? Может, и умеют, но ей еще не приходилось встречать другой еды.

— Ты будешь есть что-нибудь? — спросила Элспет, указывая кончиком своего ножа на кусок Джины.

Но та покачала головой и отодвинула тарелку.

— Что-то не хочется. Я не голодна.

— Если ты намереваешься найти своего рыцаря, — резко сказала Элспет, — тебе нужно набраться сил.

— Его зовут Рональд, — рассеянно сказала Джина. — И я уверена, что он — нечто большее, чем простой рыцарь.

— Рональд! — фыркнула Элспет. — Ты даже не знаешь его полного имени! Кстати, если он не простой рыцарь, вряд ли он снизойдет к твоей просьбе, моя девочка. Лучше тебе поискать защитника в другом месте.

Джина нахмурилась. Может, это и правда. Знатный лорд, владеющий землями, едва ли захочет покинуть Англию. Если только ей не удастся убедить его, что дело стоит того, что добычи хватит с лихвой. Оставалось лишь надеяться, что это возможно.

Рональд… И тут же перед ее мысленным взором возникла картина: залитая солнцем поляна и дымчато-серые глаза, с откровенным желанием глядящие на нее. Это желание легко было прочесть даже без помощи особого дара. Он хотел гораздо большего, чем просто несколько поцелуев под ольхой!

Джина была очень рада, что Элспет не может читать ее мысли, как умела она сама. Та пришла бы в ярость, узнав, как много значили для Джины эти поцелуи в лесу. Она и сама была раздосадована, поймав себя на том, что вспоминает отблеск солнца в его светлых волосах, глаза, осененные густыми темными ресницами, чувственную нежность его губ…

Они собирались уже встать из-за стола, когда дверь распахнулась, и, невольно подняв взгляд на вошедшего, Джина узнала в нем рыжеволосого Брайена. Одетый в латы рыцарь, который когда-то первым обнаружил ее присутствие в лесной чаще, шагнул через порог и сразу остановился. Повернув голову, он оглядел общую залу медленным внимательным взглядом. Джина быстро опустила голову и скрыла лицо капюшоном, не желая встречаться с ним глазами. Он ведь ее боялся! И страх этот мог быть для нее опасен — даже опаснее, чем откровенная ненависть…

Элспет тоже узнала его и бросила на Джину быстрый взгляд. Опять эти бродяги-рыцари, — была ее главная мысль. — Не дай Бог им заметить нас!

Джина пожала плечами и попыталась прочесть мысли Брайена. Может быть, Рональд где-то поблизости? Тогда Брайен, даже сам того не подозревая, скажет ей об этом. Но мысли, которые доходили до Джины, были на каком-то странном, незнакомом ей языке. Почувствовал ли Брайен ее присутствие? Пожалуй, да, иначе он бы не разглядывал сейчас комнату так пристально. Что ж, в таком случае, пусть он заметит ее, а там она посмотрит, что он будет делать.

Джина подняла голову и намеренно повернулась так, чтобы был виден ее профиль. Волна страха нахлынула на Брайена, и его тяжелое грубоватое лицо тотчас же отразило это. Торопливые и взволнованные слова на том же непонятном языке вновь дошли до нее, и среди них явственно прозвучало имя Рональда. Потом Брайен повернулся и вышел за дверь так поспешно, словно спасался бегством.

Неужели это тот странствующий рыцарь из чащи? — Руки Элспет судорожно сжали рукоятку столового ножа, и Джина молча кивнула ей.

Нет сомнений, Рональд где-то близко, а этот рыцарь хочет предостеречь его. Усмешка тронула ее губы. Сможет ли рыжий Брайен удержать его от того, чтобы войти сюда? Или он все же смелее этого детины?

Не удержавшись, Джина поднялась со скамьи и выглянула в окно. Несколько запыленных коней и десяток спешившихся рыцарей бродили по двору, но Рональда среди них не было. Проследив глазами за Брайеном, она увидела, как он подошел к одному из рыцарей, который рассматривал копыта своей лошади. Рыцарь выпрямился, и она тут же узнала его. Ошибки быть не могло! Джина поспешно отпрянула от окна: не хватало еще, чтобы он заметил, как она подсматривает за ним, словно глупая деревенская девка.

А вдруг он войдет? Господи, что, если он и в самом деле сейчас войдет? А у нее волосы растрепаны, от нее пахнет лошадью, да и платье могла бы надеть получше…

Джина, что ты делаешь, дитя мое? Куда ты?

Но Джина даже не обернулась. Как только распахнулась дверь, она подхватила юбки обеими руками и стрелой выскочила из общей залы.

Глава ТРЕТЬЯ

— Она здесь, говорю тебе! — Брайен схватил Рона за руку. — Эта колдунья, эта лесная фея здесь! Скорей в седло! И поскачем отсюда, пока она не накликала беды…

Рон постарался скрыть невольно вспыхнувшую радость за насмешкой:

— Ты ее видел, или опять померещились волшебные бубенчики? — А когда Брайен заколебался с ответом, иронически поднял бровь. — Молчи! Я все понял. Сейчас проверю, здесь ли эта злая фея и не сыплет ли она сейчас волшебное зелье в наши стаканы, чтобы, пригубив их, мы все превратились в жаб.

Бросив Брайену поводья своего коня, Рон прошел мимо друга к трактиру. В эту минуту облако заслонило солнце, небо потемнело и поднялся ветер. Наклонившись перед низкой дверью, Рон помедлил, прежде чем перешагнуть порог: густой дым слоями висел над очагом, а в маленькие окна почти не проникало света. Другие посетители подняли головы, ворча насчет оставленной открытой двери, и Рональд быстро захлопнул ее, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть.

Глаза его понемногу привыкли к этой полутьме, черноволосой девушки нигде не было. Только несколько возчиков и проезжих торговцев обедали за длинными дубовыми столами, потягивая эль. Грубо вырезанная из дерева кабанья голова смотрела на него с закопченной стены, а запах жареного мяса и горячего хлеба напомнил Рональду что с тех пор, как покинул Ковентри на рассвете, он ничего сегодня не ел.

Но сейчас ему было не до еды. Рон сам не ожидал, что будет так разочарован. Девушки здесь не было. Ни ее смеющихся глаз, ни дразнящей улыбки — хотя он мог бы поклясться, что чувствует аромат жасмина среди запахов деревенской харчевни. Но это лишь доказывало, что воображение может по временам внушить человеку все, что угодно, даже то, чего и в помине нет. Да, Брайен ошибся. Опять. С того самого дня, когда они встретили девушку в чаще леса, стоило Брайену где-то услышать бубенчики, как он тут же хватался за амулет, который приобрел у какой-то сморщенной старухи, и принимался бормотать молитвы.

Итак, здесь не было ни лесной волшебницы, ни просто девушки с таинственными глазами. Впрочем, это, пожалуй, и к лучшему: у него и так слишком много забот, чтобы предаваться еще и несбыточным мечтам, которые постоянно теснились в мозгу. Всю прошлую неделю он был сам не свой, ночи напролет ворочаясь с боку на бок: неясный образ темноволосой красавицы не давал ему уснуть.

Выйдя из трактира, он увидел Брайена, который стоял рядом с дверью и держал Турка в поводу. Пожалуй, никогда в жизни Рон не был так легковерен, как его преданный Брайен. Его жизнь была трудной и беспокойной и предоставляла мало возможностей предаваться пустым фантазиям и раздумывать о пустяках. Рон двинулся вперед и положил руку Брайену на плечо. Тот вздрогнул от неожиданности и оглянулся.

— Слава Богу, она не заколдовала тебя, эта ведьма! — облегченно бормотал он.

— Меня?.. О Господи, это у тебя с каждым днем все больше мозги набекрень, Брайен. Нет, лесная фея не заколдовала меня. Твой амулет уберег. Я сам захватил ее в плен и посадил в свою дорожную сумку!

Шутки ради он сделал вид, что сейчас раскроет свою кожаную сумку, и Брайен невольно сделал шаг назад, быстро перекрестившись. Рон улыбнулся, а Брайен покраснел, поняв, что попался на удочку.

— Я только хотел предупредить тебя, — смущенно пробормотал он, и Рональд добродушно хлопнул его по плечу.

— Да, да, Брайен. Ты верный друг, я это знаю. Но есть вещи, от которых никто не может спасти другого. — Он передал Турка подошедшему оруженосцу. — Дай ему двойную порцию овса, Морган. Мой конь хорошо поработал сегодня и заслужил отдых, как и все мы. — Потом снова повернулся к Брайену. — Пойдем, дружище, отведаем трактирного вина и перехватим кусок-другой говядины. Глядишь, и настроение исправится.

Но все время, пока Рон пил и ел со своими рыцарями, он не раз ловил себя на том, что время от времени непроизвольно оглядывает комнату. И, следовательно, все еще думает о той безымянной девушке из лесной чащи… По правде говоря, эта роковая девушка что-то слишком долго занимала его мысли! Будь он более суеверным, и в самом деле решил бы, что эта девица навела на него колдовские чары…

— Милорд! Вы не слушаете меня, милорд? — спросил сэр Роберт, и Рон взглянул на него.

— Я немного отвлекся, — пожал он плечами. — Прошу прощения.

Сэр Роберт обменялся взглядом с Брайеном, прежде чем повторит свой вопрос.

— Я спрашивал, не желаете ли вы остаться тут на ночь. Полагаю, мы вовремя поспеем в Глен-лайон, если отправимся завтра с утра пораньше.

Рон уже и сам подумал об этом. День был длинный, утомительный. По дороге из Ковентри они столкнулись с целой бандой наемников, поджидавших их на одном из перекрестков. Схватка была короткой, но ожесточенной. Она стоила ему двух хороших солдат, но им удалось разбить негодяев. Когда все кончилось, они доставили тела погибших солдат в ближайшую деревню, чтобы похоронить. А мертвые наемники были брошены на дороге.

По правде говоря, после скачки через всю Англию его люди очень устали и заслужили ночлег в нормальных условиях, тем более что до Гленлайона было еще целых два дня пути. Рон и сам чувствовал, что нуждается в отдыхе, хотя в этой глухой деревушке для него не было ничего привлекательного. Помедлив, он согласно кивнул.

— Хорошо, мы останемся здесь на ночь. А завтра поутру поскачем в Гленлайон. Хотя одному Богу известно, что мы там найдем, когда прибудем… — Заметив их вопрошающие тревожные взгляды, Рон хмуро уставился в свою оловянную кружку. Потом, подняв глаза, продолжал: — Гонец от Суэзна рассказал, что опоздал на нашу встречу из-за новой осады Гленлайона. Его едва не схватили. Ему пришлось три дня скрываться в камышах, прежде чем он смог отправиться в Ковентри. Ходят слухи, что это сэр Никлас Рэглан устроил тот мятеж, во время которого были убиты мой отец и братья. Сейчас Никлас и его люди думают, что я все еще в Иерусалиме и едва ли вернусь живым. — Он зловеще усмехнулся. — Представляю их удивление, когда мы появимся возле стен замка!

Люди Рональда были потрясены. Раздались громкие восклицания и крепкие проклятья в адрес Рэглана. Угрожающе поднятые кулаки свидетельствовали о том, что все они готовы драться. Наконец Рональду удалось успокоить своих солдат. И опять воцарилась тишина.

— Здесь чувствуется рука принца Джона, — с недовольной гримасой пробормотал Брайен. — Он мастер отнимать чужие земли и потом натравливать уэльсцев друг на друга.

Рональд задумчиво покачал головой.

— Даже этот наглый принц не рискнет вызвать ярость Ричарда, захватив земли одного из преданных рыцарей короля. Он наверняка знает, что Ричард не простит ему этого.

— А разве это останавливало Джона прежде? — мрачно спросил сэр Роберт. — Я что-то не замечал у него особой щепетильности по отношению к чужому добру. Даже Вильям Маршал не избежал его коварства…

— Оставим это. — Оглядев набитую народом общую залу, Рон сделал ему знак молчать. — Побережемся чужих ушей.

Сэр Роберт настороженно оглянулся вокруг.

— Вы правы, милорд, — сказал он.

Рон подался вперед, собираясь вполголоса продолжить разговор, и в этот момент он заметил, как что-то зеленое и пурпурное мелькнуло за занавеской в дальнем темном конце комнаты.

Поднявшись со скамьи под удивленными взглядами своих рыцарей, Рон, не говоря ни слова, быстро направился туда. Но, подойдя к занавеске и решительно отдернув ее, он обнаружил, что за ней никого нет. Остался только аромат жасмина — невидимый, но отчетливо различимый.

Она здесь! Ран резко обернулся, но девушки по-прежнему нигде не было видно. Коридор позади общей комнаты был слабо освещен и сильно провонял чесноком и рыбой, однако Рональд по истертому каменному полу быстро отправился туда. Он оказался на кухне и остановился на пороге, натолкнувшись на служанку, которая с громким оханьем тащила корзину, полную хлебов. Другая, помоложе, подбоченясь, бесстыдно уставилась на него.

— Добро пожаловать, прекрасный рыцарь! Вы ищете кого-нибудь?

Она явно была здесь самой смелой: остальные, застыв в разнообразных позах, со страхом взирали на Рональда, и он запоздало осознал, что явился сюда в полном вооружении. Рон решил, что от них толку не добьешься, и обратился к нахальной девице:

— Тут только что проходила одна девушка. Ты видела ее?

Служанка подняла брови и покачала головой. Каштановые волосы ее выглядели так, словно их никогда не касался гребень, а лицо могло бы быть хорошеньким, если бы оспины не портили его.

— Нет, храбрый рыцарь, никто здесь не проходил. Но если вы ищете ласковую девушку, считайте, что вы ее уже нашли, — понизив голос, прошептала она.

Рон холодно убрал руку, которую девушка успела положить ему на рукав.

— Я знаю, что она проходила здесь! Здесь еще чувствуется ее запах.

Девица рассмеялась, бросив на него удивленный взгляд.

— Скажите мне, какой запах вы предпочитаете, доблестный рыцарь, и я надушусь, как вам нравится, — проворковала она, а рука ее недвусмысленным жестом потянулась к корсажу.

— Оставь его, Лин! — раздался резкий голос. Рон обернулся и увидел на пороге хозяина. Его толстое лицо с красными прожилками выражало смущение и замешательство. — Прошу прощения, милорд, — заискивающе проговорил он, — но моя дочь не имела в виду ничего дурного.

— Она ничего дурного и не сделала.

Рон чувствовал, что попал в смешное положение. Он, должно быть, выглядел круглым дураком, гоняясь за тенями и запахами. Пусть всего лишь в глазах простолюдинов, которых он никогда больше не увидит, но все равно это было неприятно.

— Могу ли я чем-нибудь помочь? — спросил хозяин, когда Рональд вышел за порог кухни. — Я бы не хотел, чтобы неучтивость моей дочери…

Рон остановился и повернулся к трактирщику.

— Я видел какую-то тень в углу залы, за занавеской. Но она исчезла прежде, чем я смог разглядеть ее.

— Что вы! Это невозможно, милорд! Ни один вор не отважится проникнуть сюда…

Хозяин принялся расхваливать свой трактир в явной надежде, что рыцари останутся ночевать, но Рон нетерпеливо прервал его:

— Это была девушка, — и стиснул зубы, видя, как тревожное выражение на лице трактирщика сменилось понимающей улыбочкой.

— Ах вот как! Девушка! Да, я видел, как какая-то молодая девица направилась к конюшне, милорд. Но она не…

— Благодарю.

И, быстро повернувшись, Рон вышел за порог. Перед ним было несколько низких каменных строений и грязный забор, отделяющий сад от двора. Смеркалось.

Рональд быстро пересек утоптанный двор и, нагнувшись, вошел в конюшню. Он ожидал увидеть грязь и неубранный навоз, но в конюшне было чисто и сухо. Привычный острый запах лошадей, запах сена и кожи ударил ему в ноздри. Никаким жасмином здесь, разумеется, не пахло. Тусклый свет проникал сквозь маленькие окошки и щели в стене. Похоже, тут никого не было, кроме конюха, дремлющего на охапке сена возле широко распахнутых дверей.

Чуть помедлив, Рон решил проведать своего коня и двинулся сквозь полумрак по направлению к знакомому темному силуэту в дальнем конце конюшни.

Когда он подошел к Турку, массивная черная голова могучего жеребца так сильно толкнула его в плечо, что Рональд невольно попятился. Он похлопал ладонью по широкой шее коня и прошептал ему ласковое приветствие.

— Он нуждается не только в добром слове, мой рыцарь, — раздался вдруг тихий голос за его спиной.

Рон быстро обернулся, инстинктивно схватившись за рукоять меча.

— Кто здесь?

Ему показалось, что он узнал этот голос, хотя и не был уверен в этом. Она что, всегда прячется в полумраке, эта лесная фея?

Луч света проникал сквозь щель в стене конюшни. Пылинки плавали в этом бледном туманном луче, становясь гуще по мере того, как Рон вглядывался в темноту и моргал. Когда до него донесся знакомый дразнящий аромат жасмина, все сомнения отпали.

Ступив в тонкую полосу света, девушка, казалось, соткалась из воздуха, возникла, словно по волшебству. Рон поморщился при этой дурацкой мысли и отпустил рукоять меча. Слабая улыбка играла на губах девушки, в ее темных глазах отражался свет. Черт побери, в какой-то момент он готов был верить Брайену, что здесь не обошлось без нечистой силы! Рон скрестил руки на груди, и его кольчуга слабо звякнула.

— У моего коня есть овес и ведро воды. Сразу видно, что оруженосец хорошо заботится о нем. Что же еще нужно ему, кроме доброго слова?

Девушка двинулась вперед, откинув капюшон накидки. Черные роскошные волосы блестели в слабом луче света.

— Он захромает, если ты не полечишь ему правую переднюю ногу.

— Захромает? — Рон с удивлением уставился на нее. Она спокойно ответила на его взгляд. Отведя взор от ее темных глаз, Рон с минуту изучающе смотрел на жеребца. Пучок сена свисал с его губ, животное выглядело совершенно здоровым. Рон снова взглянул на нее и удивленно поднял брови. — Что за глупость! Нет никаких признаков, что у него болит нога.

— Неужели? — Она грациозно обошла вокруг него, подметая подолом юбки усыпанный соломой пол. — У него болит вот здесь… повыше копыта.

Рон пожал плечами и приподнял ту ногу жеребца, на которую она указала. Нажал большим пальцем на колено, на голень, на сустав возле копыта, но никакой реакции не последовало. Он провел рукой сверху вниз, по гладким мускулам и кости, потом согнул ногу, но Турок по-прежнему стоял спокойно. Рон поднял на девушку насмешливый взгляд, но она покачала головой.

— Ниже.

— Ты хочешь, чтобы эта лошадь отдавила мне руку? — бросил он.

Девушка усмехнулась и прежде, чем он хотел ее остановить, опустилась на колени и взялась за ногу коня, тонкими пальцами ловко и умело ощупывая бабку. Турок заржал, и Рон поспешно отдернул девушку назад, чтобы эти огромные копыта не задели ее.

Слегка нахмурясь, она высвободилась из его рук.

— Ты напрасно беспокоишься. Он не причинит мне вреда.

— Это не смирная рабочая лошадка, а боевой конь, приученный топтать людей копытами! Он не позволяет чужим приближаться к себе, а тебя он не знает.

— Если это правда, то как объяснить, что он так близко подпустил меня?

Рон и сам был поражен, но не собирался признаваться в этом.

— Если бы я вовремя не оттащил тебя, ты бы уже превратилась в окровавленную груду тряпья у его ног.

Медленная улыбка скривила ее губы, но она не стала возражать, отошла подальше и прислонилась к деревянному столбу, разделяющему два стойла.

— Это внутренний ушиб. Если не залечить, он воспалится к утру, и тебе придется идти пешком.

Рон положил ладонь на круп коня, и Турок отозвался слабым трепетанием мускулов. Возможно, девушка и права — утренняя схватка была яростной, в пылу драки все могло случиться. Но как она догадалась об этом?

— Для неземного создания, которым ты притворяешься, — пошутил он, — ты прекрасно разбираешься в лошадях.

— Но ты же знаешь, что я колдунья! — ответила она ему в тон, и Рону на мгновение стало не по себе от этой шутки.

— Но, наверное, у тебя была какая-то причина, чтобы оказаться здесь, в конюшне? — решил он переменить тему. — Кстати, не тебя ли я только что видел в гостинице, прекрасный цветочек? Мне показалось, что ты спряталась за занавеской, чтобы наблюдать за мной…

— Какое самомнение! Бьюсь об заклад, что, когда всходит солнце, ты уверен, что это только для тебя. — Она отошла еще немного подальше, а он, опершись одним плечом о стену, наблюдал за ней. — В гостинице есть и другие. Может, я жду здесь кого-нибудь, а вовсе не прячусь, чтобы следить за тобой?

Рон недоверчиво улыбнулся: девушка явно нервничала, ее руки подрагивали, и он был абсолютно уверен, что ждала она именно его. Поэтому он не пытался остановить ее и намеренно не прерывал молчания.

Девушка сделала еще шаг назад и остановилась. Ноздри ее слегка расширились, а кончик языка прошелся по изгибу верхней губы.

— Вы тщеславны, сэр! И очень самоуверенны.

Рон мягко рассмеялся. Взгляд его на секунду задержался на ее губах, потом медленно поднялся. Ему показалось, что в ее глазах мелькнул какой-то странный блеск, но она тут же прикрыла их ресницами и повернулась, чтобы уйти. Однако Рон обнял ее за талию, удерживая на месте.

— Как, уже покидаешь меня, цветочек? А для чего же ты тогда заманила меня в свою ловушку? — Он придвинулся ближе, почувствовал, что она дрожит, и улыбнулся. Потом взял ее тонкую нежную руку и приложил ладонью к своей груди. — Слышишь, как сильно стучит мое сердце? Это из-за тебя!

— Не подшучивайте так над бедной девушкой, сэр, — еле слышно сказала она, не глядя на него.

Взяв пальцами выбившуюся прядь ее черных волос, Рон отвел ее за ухо и мягко провел кончиками пальцев по нежному изгибу щеки. Она вздрогнула и слегка отпрянула, но не убрала руку с его груди.

— Я не шучу, — прошептал он. — Кого ты боишься? Неужели у тебя еще не было никого?

И опять в ее глазах ему померещился странный блеск.

— А что, это смущает тебя?

Он помолчал, продолжая медленно ласкать ее шею, ощущая быстрое биение пульса под кончиками своих пальцев.

— Нет, не смущает. Но и не ободряет…

— Не пойму, что ты имеешь в виду!

Он поцеловал кончик ее маленького прямого носа, потом крошечную ямку в углу рта и выпустил ее руку.

— Все просто: если ты невинна, прекрасный цветочек, я не трону тебя. У меня нет наклонности лишать девственности молоденьких девиц. Даже тех, которые так настойчиво преследуют меня! — Он слегка улыбнулся. — И настолько сумасбродных, чтобы танцевать со мной на поляне в лесу в майский праздник.

Она уставилась на него широко раскрытыми черными глазами, которые сверкали сейчас, точно звезды в ночи.

— А если я не девственница?

— Ну, если ты не девственница, тогда другое дело. В этом случае мы могли бы продолжить наш разговор…

Последние слова он произнес нарочито медленно — так, чтобы смысл их был абсолютно ясен. Пофлиртовать с красивой девушкой всегда приятно, но сейчас ему недостаточно было этого. Острое, накопившееся за долгие месяцы желание снедало его. Рональд был не из тех, кто в крестовых походах пользуется беспомощностью пленных женщин. А большую часть недели в Ковентри, в ожидании гонца от Оуэна, он провел в пустой церкви — не самом лучшем месте, чтобы думать об удовлетворении своих плотских надобностей. Потом уже он был так расстроен принесенными гонцом вестями, что и вовсе было не до этого. И вот теперь, наедине с хорошенькой и весьма соблазнительной девушкой, вся кровь закипела в нем.

— Продолжишь разговор?

Она заморгала с такой наивной растерянностью в глазах, что Рон со вздохом сожаления отступил назад. А может, это и к лучшему? Минутное развлечение с невинной девушкой могло бы привести к последствиям, которые ему сейчас совсем ни к чему. Он живо представил себе разгневанного отца, сбежавшихся со всей округи родственников, шерифа, требующего возмещения ущерба, неизбежную огласку и шум.

Когда он отстранился, ее ресницы поднялись, бросая трепещущие тени на щеки, в черных глазах сверкнула решимость. Девушка поймала его руку, прежде чем он отпустил ее подбородок, и сжала ее с неожиданной силой.

— Разве я сказала, что девственница? — прошептала она едва слышно.

— Нет, не сказала…

Рон взглянул на нее новым, оценивающим взглядом. Неужели все это игра? Притворство, чтобы самой позабавиться и его подразнить? Если так, значит, она опытна в любовном искусстве, раз сумела столь ловко притвориться невинной и даже убедить в этом его.

Ее пальцы вкрадчиво скользнули по его руке, и загадочная улыбка появилась на лице, глядевшем на него снизу вверх.

— Ну что же, обсудим условия, сэр?

А сердце Джины в этот момент так колотилось, что, казалось, рыцарь должен слышать его. Решиться сознаться нелегко.. Эта дерзкая мысль пришла ей в голову внезапно, когда он с явным сожалением отстранился от нее. Она увидела, как ее герой, обещанный пророчеством, ускользает, отдаляется, и перед ее мысленным взором промелькнули долгие годы унылого существования в деревне, в доме Элспет. Нет, его нужно было удержать любым способом! Никакая цена не будет для этого слишком высокой!

Но согласится ли он? Не решит ли, что сделаться ее защитником — это слишком много за то, что она обещает ему? Джина, конечно, слушала романтические сказки о рыцарских подвигах, совершенных ради прекрасной дамы, но этот человек не казался таким уж романтиком. А что иное, кроме своей любви, она могла бы предложить ему взамен? Даже в самых своих смелых мечтах она не верила, что Рон захочет ради нее осадить крепость. И все же надо было попробовать: в глубине души ей казалось, что он настоящий рыцарь, и, дав рыцарскую клятву, будет свято соблюдать ее.

Рука Рона перехватила ее вздрагивающие пальцы и крепко сжала их.

— Итак, прекрасная леди, назовите ваши условия.

Он, очевидно, воспринял ее слова как шутку, но отступать было нельзя. Джина изобразила обольстительную улыбку, которая не очень-то удалась ей, и постаралась скрыть дрожь своей руки, упершись в его прикрытую кольчугой грудь.

— Двенадцати подвигов Геракла от вас не потребуется, — с игривым смешком сказала она. — Но, возможно, несколько более скромных задач…

— Несколько? — Брови его поднялись, и веселый огонек блеснул в светло-серых глазах. — И сколько же именно ты подразумеваешь под этим?

— Ну, может быть, две… или три.

— Три? За единственную ночь? Звучит неплохо, но смогу ли я довести до конца нашу сделку? Что, если придется отдать жизнь, совершая первый из этих подвигов?

Джина приложила и другую руку к его груди, проведя пальцами по холодному металлу кольчуги, а потом коснулась небритого подбородка. Ее пальцы мягко скользнули по твердым очертаниям его рта, прошлись по бледному изгибу шрама на щеке. Она почувствовала, что легкий трепет пробежал по его телу, а холодноватые, подернутые дымкой глаза сузились за длинными темными ресницами. Джина поднялась на цыпочки, чтобы обнять его за шею, и положила голову ему на грудь.

— Ну что же, сэр, тогда компромисс: плата — вперед! Сначала я подарю тебе свою любовь, а потом уже потребую подвиг. Так что ты получишь все, что желаешь получить.

В его глазах промелькнула быстрая вспышка, а рука обхватила ее спину и крепко, решительно притянула к груди.

— Это соблазнительно, мой цветочек! Назови подвиг, который я должен совершить, и, если мне это подойдет, я дам согласие.

Джина была даже рада, что она согласилась заранее: это свидетельствовало о честности и ответственности за свои слова. Она уже приготовила фразу, достаточно туманную, чтобы он не сразу разглядел ее истинную цель. Но сначала нужно было как следует разгорячить и воспламенить его.

Прильнув к груди рыцаря, она провела пальцами по его губам в нежной замедленной ласке. Джина знала, что нечто подобное делают все женщины, когда хотят соблазнить мужчину, — от дешевых шлюх до благородных дам, воспеваемых трубадурами, — и старалась им подражать.

И это явно сработало: дыхание Рональда участилось, а правая рука конвульсивно сжалась на ее спине. Другой рукой он оттянул ее голову назад, а губы прильнули к ее губам с опаляющей силой. Поцелуй был крепкий и грубый, почти болезненный, но вызвал у нее опьяняющее ощущение. Джина чувствовала, как потоки огня растекались по всему телу, заставляя ее трепетать. Его губы запечатали ее рот так, что она не могла дышать, а сильные руки оторвали от пола.

Когда Рон отпустил ее и поднял голову, оба они задыхались от возбуждения и трудно было сказать, кто из них больше дрожал. Но Джина вовремя вспомнила о своей цели и первая пришла в себя. Тихо рассмеявшись и бросив на него короткий косой взгляд, она произнесла наконец заготовленную фразу:

— Мне нужна победа, сэр! Победа, которую одерживают те рыцари, что носят цвета своих дам на турнирах. Я жажду победы!

— Победы? И ты хочешь, чтобы я носил твои цвета? — Рон ухмыльнулся, и его белые зубы сверкнули на загорелом лице. — Неожиданное условие. А ты хоть выбрала уже турнир, в котором я должен добыть для тебя победу?

Неужели он не принимает ее всерьез?! Ничего, придет время — и она докажет ему, насколько все это серьезно! Джина заставила себя улыбнуться.

— Да, благородный сэр, в некотором роде… Так ты обещаешь? Ты клянешься носить мои цвета и сражаться за меня?

— Я бы ни за что не отказался от такого условия. Ведь оно включает две самые приятные вещи на свете: игру на турнире и любовную игру. Но я должен предупредить тебя, что мне придется уехать завтра утром. — Он взял ее руку и поцеловал кончики пальцев. Слабая улыбка на губах не скрывала жадный блеск его глаз. — Что, если я пообещаю одержать победу через некоторое время?

— Я согласна, мой рыцарь. Если ты поклянешься мне в этом, как я клянусь одарить тебя своею любовью; я буду ждать обещанной мне победы. — С дразнящей улыбкой и трепещущими от волнения ресницами она взяла его руку и положила на рукоять меча. — Поклянись своим рыцарским мечом, благородный сэр! Поклянись носить мои цвета…

Джина не могла больше говорить. Затаив дыхание, она закрыла глаза и с облегчением выдохнула, когда он хрипло произнес:

— Клянусь, моя прекрасная дама! Своей рыцарской честью клянусь сражаться за победу во славу твоего имени!

Глава ЧЕТВЕРТАЯ

Сальные свечи коптили и потрескивали, густой дым стлался по общей зале трактира слоистыми облаками. В открытые ставни задувал влажный ветерок, предвещавший дождь. Из темного угла, где расположилась компания гуляк, раздавался дружный смех.

Бросив в который уже раз нетерпеливый взгляд на дверь, Рон положил ноги на скамью напротив и уставился на носки своих запыленных сапог. В деревенской церкви уже зазвонили к вечерне, назначенный час давно прошел, а девушка так и не появилась. От нетерпения он не находил себе места.

Зачем тянуть, если все решено? Но женщины любят потешить свое тщеславие и обязательно должны поломаться немного, прежде чем лечь в постель. Придумала какие-то условия, какие-то таинственные подвиги, чтобы отдать ему то, что и так намеревалась отдать… Он прекрасно знал, что в ближайшей округе не собирались устраивать не только никакого рыцарского турнира, но даже простой деревенской ярмарки. Все это не больше, чем кокетство, уловка, призванная замаскировать ее собственное влечение е нему! Ну, если ей так уж хочется, он готов подыграть. Рон снова посмотрел на дверь — его темноглазой таинственной красотки не было и в помине.

В темном углу раздался еще один взрыв смеха и громкий бессвязный разговор, свидетельствующий об обильных возлияниях. Его рука сжала оловянный кубок с вином, который принесла ему хозяйская дочь. Если темноглазая фея не покажется, он, пожалуй, дойдет до того, что заменит ее какой-нибудь другой! Вот хотя бы той нахальной девкой, что низко наклонилась сейчас над соседним столом, чтобы подать кружку эля сэру Петеру, одному из его рыцарей. Кажется, это она утром так бесстыдно предлагала ему себя…

Куда же, черт побери, подевалась эта девушка? Передумала она, что ли? Впрочем, девицы вообще часто склонны так поступать. Рональд огорченно глотнул вина. Уже и свеча на его столе почти догорела, а ее по-прежнему нет как нет.

Тени от огня плясали на закопченных стенах, казалось, темные силуэты каких-то фантастических существ мелькали тут среди людей — словно те таинственные эльфы из россказней Брайена. Эти бесконечные истории об эльфах, феях и тому подобных фантастических существах изливались из ирландца бесконечным потоком, в особенности когда в глотку ему лилось вино. Для Рона было сущим наказанием выслушивать нелепые истории про Рыжеволосого Конла, которого влюбленная в него фея увлекла на волшебный холм. Многозначительно поглядывая на Рона, Брайен рассказывал, как, поддавшись на мольбы прекрасной волшебницы, Конл уплыл с ней в хрустальной лодке, после чего его никогда не видели. Дураку было ясно, на что намекает ирландец. Но чтобы наверняка быть уверенным, что Рон уловил предостережение, Брайен подарил ему свою любимую ценную реликвию — зуб какого-то давно умершего святого.

— Возьми… Пусть он хранит тебя… спас… спасает от колдовских чар, — пьяно лепетал он, сопровождая это трогательное изъявление чувств глубокой и частой отрыжкой.

Устрашенный не столько перспективой лишить друга столь ценной реликвии, сколько отталкивающим видом этого талисмана, Рон вежливо отказался. А Брайен принялся плести еще более нелепый вздор о том, что может случиться с ними со всеми, если Рон будет похищен Королевой эльфов. К счастью, вино скоро успокоило все его тревоги, и вскоре Брайен мирно захрапел, положив голову на стол.

И вот теперь Рональд томился в этом вонючем трактире, ожидая, когда таинственная Королева эльфов удостоит его своим присутствием. А она, черт ее подери, куда-то запропастилась! Ему нужно было последовать своему первому побуждению и взять ее прямо там, в конюшне, на куче сена. Тогда он мог бы заняться сейчас чем-то более полезным и насущным. В его жизни и так хватало проблем, чтобы тратить столько времени на любовные шашни.

Сэр Петер поднялся из-за стола, обняв рукой наливавшую ему эль служанку, и двинулся с ней к двери. Но не успел он ухватиться за ручку, как распахнутая порывом ветра дверь ударила его, и пьяные усилия сэра Петера совладать с нею оказались до смешного тщетны. Все это вызвало бурю веселья у его товарищей за столом, а некоторые из них вскочили, чтобы помочь ему. Со слабой улыбкой Рон наблюдал за ними. Вокруг входа началась возня, двое или трое рыцарей достали кинжалы и устроили шутливую схватку с дубовой дверью, нанося ей удары, от которых щепки летели во все стороны.

И вдруг смех у двери прекратился, сменившись угрожающей руганью и проклятьями. Рон поднял голову и вгляделся в слабо освещенный дверной проем. Там в напряженной позе стоял какой-то стройный и смуглый молодой человек, выставив перед собой сверкающий кинжал. Он явно готов был броситься на любого обидчика при первом же признаке нападения.

Несколько мгновений Рон молча изучал его. Юноша тяжело дышал, грудь его быстро поднималась и опускалась под разорванной рубашкой и короткой кожаной курткой, а из царапины на щеке капала кровь.

— Какого дьявола ты дразнишь моих людей, щенок?

Резкий вопрос заставил парня обратить свой взгляд на Рона. Этот взгляд, казалось, готов был испепелить каждого, вставшего на пути.

— Я не люблю, когда кто-то размахивает перед моим носом мечом! — запальчиво воскликнул юноша. — И кое-кто уже за это поплатился…

Рональд окинул его внимательным взглядом с головы до ног — от черной всклокоченной шевелюры до высоких зашнурованных башмаков.

— Вот оно что? Тогда ты нашел наконец тех, кто вправит тебе мозги. Любому из этих людей ничего не стоит проткнуть тебя мечом, как букашку. Все они рыцари, закаленные в крестовых походах.

— Скорее закаленные большим количеством эля! — Парень указал своим кинжалом на храпящих за столом воинов. — Если это самые лучшие из рыцарей Ричарда, то скоро вся Англия будет говорить по-итальянски!

Рон предостерегающе поднял руку, чтобы остановить бешеный рывок двух рыцарей, готовых растерзать этого нахального сопляка возле двери.

— Ты разговариваешь слишком дерзко для одинокого забияки. У тебя что, войско за спиной?

— Будь так, я бы не стоял у двери, как лисица в ловушке, — покачал головой юноша. — Нет, синьор. Если ты здесь старший, значит, меня послали к тебе. Я должен передать сообщение, и я давно бы это сделал, если бы твои пьяные рыцари не решили вдруг нанизать меня на копье ради забавы.

Скрестив руки на груди, Рональд кивнул.

— Передавай и проваливай, пока мои люди еще не вышли из себя!

Бросив быстрый недовольный взгляд на ворчащих рыцарей, парень снова обратился к Рону:

— Моя госпожа ожидает тебя.

Рональд удивленно посмотрел на него. Так, значит, она не передумала? Как это похоже на женщин — поминутно менять свои планы! Но ведь они должны были встретиться здесь. Ни слова не было о том, что свидание может состояться в другом месте. Рональд сознавал, что в его положении слишком рискованно довериться этому неизвестному парню.

Поскольку молчание явно затянулось, юноша презрительно поднял бровь.

— Я могу передать ей, что вы отказываетесь от встречи, синьор?

— Стой! — воскликнул он, заметив, что юноша сделал движение в сторону двери. Черт возьми, он ведь даже не знает, как зовут эту девушку! Глупец, что не спросил ее. — Передай своей госпоже, что я хочу, чтобы мы встретились там, где договорились.

Тень тревоги пробежала по лицу юноши, но тут же исчезла, и он небрежно пожал плечами.

— Если хочешь увидеть ее, я отведу тебя к ней.

— Нет, твоя госпожа должна сама прийти ко мне. Мы условились именно так. Ступай и приведи ее сюда.

— Но, синьор, возникли обстоятельства, которые препятствуют этому, и она приглашает тебя прийти к ней. — Лицо юноши расплылось в улыбке, и он, как бы невзначай, добавил: — Если только не боишься, что я нападу на тебя по дороге…

Зловещая тишина воцарилась в трактире. Даже самые пьяные из его рыцарей не осмеливались двинуться или заговорить. Рон уставился на молодого человека и не отрывал от него взгляда, пока тот невольно не сделал нерешительный шаг назад. Медленно отчеканивая слова, Рональд произнес:

— Я не собираюсь терять здесь время с петушащимся сопляком. Но учти: все видели тебя, щенок, и если я не вернусь, тебя разыщут под землей!

Оскорбленная гримаса появилась на лице юноши, но он только вздернул подбородок в знак того, что принимает это к сведению, и шагнул в сторону, пропуская Рона за порог. Свет факела плясал на ступеньках крыльца, а дальше была темнота. Лишь кое-где в домах мерцали огоньки, за деревней же начинался густой лес.

Задержавшись, чтобы зажечь свой фонарь от факела на стене, юноша молча кивнул, и Рон последовал за ним. Рассеянный лунный свет серебрил землю на темной дороге, но его недостаточно было бы, чтобы заметить опасность, подстерегающую за стенами двора. Засада могла быть на каждом шагу, а Рону вовсе не хотелось, чтобы эта случайная любовная интрижка стоила ему головы.

Он невольно взялся за рукоять, и лязг меча заставил юношу резко остановиться. Дрожащий свет высоко поднятого фонаря осветил его изумленное лицо. Рональд слегка улыбнулся.

— Я не желаю быть схваченным врасплох.

— Ты думаешь, я настолько глуп, чтобы напасть на тебя с одним кинжалом? — проворчал тот в ответ. — Я, может, и молод еще, синьор, но у меня достаточно разума, чтобы понимать такие вещи.

— Вовсе не твой жалкий кинжал беспокоит меня, щенок! — Рон указал концом меча на темные деревья вокруг. — Тут может спрятаться целый отряд.

— Ты думаешь, кто-то захочет отправить за тобой отряд?

Но Рональд ничего не ответил. Бросив на него уничтожающий взгляд, юноша повернулся и пошел вперед. Их тени метались под качающимся фонарем, а вокруг была глубокая чернота ночи. Резкий запах трав наполнил воздух, сова проухала где-то поблизости, и Рон понял, что они углубляются в лес. Шаги их сначала звонко отдавались по камням дороги, потом зазвучали приглушенно на влажной лесной тропинке. Аромат цветущего боярышника стал чувствоваться сильнее.

Немного углубившись в лес, Рональд остановился.

— Твоя госпожа что, живет на дереве, щенок?

— Нет, синьор, — негромко ответил тот. — Но в Англии мало хороших постоялых дворов, а моя госпожа привыкла к большим удобствам, чем жесткий соломенный тюфяк.

Он обернулся и взглянул на Рона. Качающийся свет фонаря колебался на его лице; на губах играла еле заметная насмешливая улыбка.

— Если рыцарь опасается подвоха, он может вернуться на постоялый двор. А я передам моей госпоже извинения.

— Соблазнительно. Но твоя госпожа соблазняет меня еще больше! — Рон улыбнулся, заметив, как помрачнело при этих словах лицо юноши. — Веди меня, птенец, и помни, что если тут какая-то западня, твое горло я перережу первым.

Молчаливый и рассерженный, юноша быстро зашагал вперед. Под деревьями, куда почти не достигал лунный свет, стало еще темнее. Листья шуршали под ногами, где-то вдалеке завыл волк, и этот вой прозвучал в ночи словно какое-то зловещее предупреждение. Глухая чернота зияла впереди, не освещаемая ничем, кроме тусклого света фонаря. Крохотный проблеск мелькнул за деревьями, но тут же погас — и так быстро, что Рональд не был уверен, что в самом деле видел его. Когда же они подошли ближе, свет стал ярче, и Рон с удивлением увидел стоящий под деревьями сарацинский шатер.

Его колеблющиеся шелковые стены и остроконечная крыша мерцали в приглушенном свете словно редкая драгоценность посреди лесной поляны. Целая радуга из белых, красных и синих полос трепетала под порывами ветра, а дразнящие ароматы восточных благовоний курились в воздухе.

Взглянув на откинутый справа полог, Рон разглядел силуэт своей лесной феи, поджидавшей его у входа. Впрочем, ее было трудно узнать: девушка совершенно преобразилась. Не было ни прежней шерстяной накидки, ни грубого плаща. В ярком, как пламя, шелковом платье пурпурного цвета она была ослепительно хороша!

— Добрый вечер, благородный рыцарь. — Девушка приветливо улыбнулась ему, а потом ее взгляд остановился на его обнаженном мече. — Ты видишь какую-то опасность? — Она тревожно посмотрела на своего слугу, который лишь презрительно фыркнул на это. — Бьяджо, ты ранен? На вас напали?

— Да, синьорина. — Юноша метнул быстрый взгляд на Рона. — Разбойники! Их было десять человек. Я отбивался как мог, но получил в схватке небольшую царапину.

Удивленный такой явной ложью, Рон, однако постарался не показать этого. Если молодой итальянец предпочитает выдумки правде, это его дело. А что касается его самого, пожалуй, не особенно прилично являться в гости с обнаженным мечом. Рон с лязгом вложил свой меч в ножны и ждал.

После небольшой паузы девушка что-то прошептала Бьяджо по-итальянски и с улыбкой двинулась к Рону так же легко, как в тот день в чаще: словно не касаясь ногами земли. Но это была не сотканная из тумана фея, а реальная женщина из плоти и крови! Вполне реальная, ибо полупрозрачный шелк, покрывавший ее, не скрывал контуров стройного тела, а пояс на бедрах был украшен множеством крошечных бубенчиков, которые звенели при каждом шаге. Шелк был большой редкостью на Западе, а она не только носила его, но и спала под шелковым балдахином!

Шелк и жасмин… Какой-то восточный вариант тех фантастических хрустальных лодок, о которых рассказывал Брайен. Утонченный способ завлечь в страну вечного блаженства! Но он не столь суеверен, как ирландец, и в его распоряжении всего только одна ночь. Видеть ее так близко-с этими черными колдовскими глазами и дрязнящим ароматом жасмина — было больше чем достаточно, чтобы в Рональде снова пробудилась страсть. Ему не терпелось остаться с ней наедине. И он хотел обладать ею!

— Ты войдешь ко мне в шатер, сэр Рональд? — спросила она.

Услышав свое имя в ее устах, Рон вспомнил, что так до сих пор и не знает, как ее зовут.

— С удовольствием, — ответил он, шагнув вперед. — В особенности если ты скажешь мне наконец, как тебя зовут.

— Джина, — ответила она, и это имя тоже показалось Рону экзотическим. Он двинулся за ней и почувствовал, что тихое шуршание шелка резко контрастирует с металлическим лязганьем его оружия. Девушка невольно напряглась и метнула на него быстрый взгляд, но, взяв себя в руки, снова улыбнулась и указала на откинутый полог.

— Соблаговоли войти внутрь, благородный рыцарь.

Нагнувшись под свисающей над входом темно-красной бахромой, Рон вошел в шатер и не мог скрыть своего удивления. Роскошные восточные ковры покрывали пол, медные лампы-курильницы наполняли воздух светом и ароматом мускуса, здесь и там были разбросаны мягкие парчовые подушки. Задевая головой шелковый полог шатра, Рональд застыл на месте и в недоумении воззрился на все это восточное великолепие.

Вошедший вслед за ними Бьяджо резким коротким движением поднял с ковра поднос с расставленными на нем кубками. Он просто источал неприязнь, бросая мрачные и быстрые, как кинжалы, взгляды на пришельца. Один из кубков упал на ковер и подкатился к самым ногам Рональда. Удивленно подняв бровь, он взглянул на юношу.

— Твое счастье, что ты не мой оруженосец, щенок! А то бы тебя плетью обучили, как нужно прислуживать, — сквозь зубы процедил он.

Краска гнева залила лицо Бьяджо. Он сделал резкий шаг вперед, схватившись за рукоять своего кинжала, но девушка встала на его пути.

— Бьяджо, — быстро сказала она, приложив руку к его груди. — Помоги, пожалуйста, Элспет принести для нас угощение. А потом принеси свою лютню, мы будем наслаждаться музыкой за едой.

Рон открыл было рот, чтобы сказать, что еда его сейчас совсем не волнует, но ему не хотелось показаться слишком нетерпеливым. Поэтому он постарался смирить себя до поры: ведь все это было только прелюдией. Он надеялся, что неизбежная кульминация этой ночи вознаградит его за терпение.

— Пожалуйста, благородный рыцарь, — пригласила Джина с любезной улыбкой. — Располагайся. Сейчас подадут вино.

Рон оглянулся вокруг. Стульев тут не было, только мягкие подушки разнообразных цветов и форм. Он представил себя сидящим у ее ног, словно паж, и покачал головой.

— Нет, я постою.

Она удивленно посмотрела на него.

— Всю ночь?

Выразительная усмешка скривила губы Рона. Он взглянул на ее обескураженное лицо и многозначительно проговорил:

— Нет, конечно, не всю…

Румянец залил щеки девушки, и она рассмеялась, хотя и несколько натянуто.

— Конечно, нет, но… но надо же сесть, чтобы поесть. Я велю Бьяджо принести стул.

Стул был тут же принесен — легкий, складной, скрепленный крошечными медными шарнирами и очень непрочный на вид. Рон с сомнением взглянул на него.

— Он выдержит, — сказала Джина, заметив его взгляд. — Он только кажется хрупким, но это крепкий стул. Он достался мне от одного знакомого в Константинополе, который весил гораздо больше, чем ты. И это был его любимый стул.

— Если любимый, зачем же он тогда расстался с ним?

— Этот человек держал со мной пари на лошадиных скачках и проиграл, — объяснила она. — Я выиграла у него стул, а ему по этому поводу пришлось объясняться с женой. И, надо сказать, я была очень рада: этот человек — нахал и хвастун. А жена у него ужасно сварливая; мне говорили, что они частенько просто-напросто дерутся.

Улыбнувшись ее словам, Рон проверил рукой устойчивость стула и с легким сомнением уселся на него. К своему удивлению, он почувствовал, что стул и в самом деле гораздо прочнее, чем кажется. Но когда он сел, меч неловко уперся в ковер, и Рон безуспешно пытался поправить его. Джина, усевшись на подушки прямо у его ног, некоторое время молча наблюдала за этими усилиями, а потом посоветовала ему снять оружие.

Он отрицательно покачал головой.

— Нет, я его не сниму.

— Всю ночь? — опять спросила она, и Рональд посмотрел на нее, подняв брови.

— Каждому оружию свой срок, — многозначительно проговорил он. — Ты увидишь, когда я буду готов сменить одно на другое.

Она невольно вспыхнула, и Рон удивился, как удается девушке, которая исколесила пол-Европы и воспитывалась явно не в монастыре, изображать из себя такую скромницу! Он улыбнулся на своем стуле и внимательно посмотрел на нее. В это время снаружи послышался шум, и Рон сразу напрягся, бросив быстрый взгляд на колеблющиеся под легким ветерком стены шатра.

— Не беспокойся, пожалуйста, ни о чем, милорд, — сказала девушка с мягкой улыбкой. — Я не устраивала засад, и никакие враги не захватят тебя тут врасплох.

— Это старая привычка — всегда быть начеку, — пожал плечами Рон. — Ты выбрала уединенное место для нашего свидания. А где твой дом?

Она взмахнула рукой, указав на шатер.

— Вот это и есть мой дом. Я всюду вожу его с собой — куда ни занесет меня судьба. Или просто попутный ветер.

Рон посмотрел в ее черные глаза. Мерцающий свет лампы отражался огоньками в их глубине, блестел на ее лице темным золотом, лоснился в густом водопаде черных волос.

— Ты разве не живешь в этой деревне?

Она покачала головой.

— Нет, милорд. А ты?

— Тебе должно быть известно, что и я не живу.

Рон испытующе посмотрел на нее. Сначала считал, что она — местная девица, случайно встреченная им по пути. Потом решил, что она больше похожа на горожанку. Теперь Рональд не знал, что и думать. Так или иначе, едва ли простая случайность опять свела их вместе. Тогда что же? Судьба? Но так ли это?.. Лесная чаща, потом поляна, потом эта деревня — не слишком ли много совпадений?.. Он невольно вспомнил о предостережениях Брайена, о его страхе перед колдуньями и феями, но прогнал эти мысли прочь. В своей жизни Рональд куда чаще встречался с обыкновенным человеческим коварством, чем с происками каких-то сверхъестественных сил.

— Я думаю, сама судьба снова свела нас вместе, — сказала Джина, и Рону показалось, что она прочла его мысли. — Я не ожидала, что когда-нибудь опять встречу тебя, тем более здесь. — Она грациозно повернулась к подносу с кубками и взяла плоскую бутыль с резного стола. — У меня есть превосходное вино, сэр. Я купила его во Франции два года назад и с тех пор вожу с собой. Ты не откажешься выпить кубок этого вина?

— Ты загадочная женщина! — улыбнулся Рон. — Какие еще сокровища скрываются за твоими шелковыми покровами?

Джина поняла, что он подразумевает не только шелковые стены шатра, и вспыхнула. Но не успела она ответить, как вошел Бьяджо с лютней в руках. Не глядя на них, он уселся возле стены, провел смуглыми пальцами по струнам, взяв несколько пробных аккордов, и заиграл какую-то приятную мелодию.

— А вот теперь, пожалуй, налей вина!

Рон откинулся на стуле, наблюдая, как Джина хлопотала, переставляя кубки быстрыми, нервными движениями. Вино оказалось превосходным, и он наконец позволил себе расслабиться.

— А что ты делаешь, когда идет дождь? — спросил он, показывая взглядом наверх. — Ведь твой красивый шатер годится только для сухой погоды. Против доброго английского дождя ему не устоять!

Джина рассмеялась.

— В дождь мы сидим в повозке или пережидаем на постоялом дворе. Ведь то, что ты сейчас видишь перед собой, — единственное наше имущество. Ну, разве что еще несколько платьев… Но мне казалось, что тебе должен понравиться именно этот наряд.

Бросив взгляд на соблазнительные контуры ее гибкого тела, проступающие сквозь тонкий шелк, Рон вдруг потянулся и обхватил рукой ее маленький подбородок, впившись глазами в красивое лицо. Потом провел большим пальцем по ее губам в мягкой возбуждающей ласке. Он чувствовал, что жар внутри нарастает, разливаясь по всему телу пламенем, которому все труднее было противостоять. Горло его сжалось, и он медленно отставил в сторону кубок.

В этот момент раздался громкий нестройный аккорд. Вздрогнув, Рон поднял взгляд на Бьяджо.

— Извините, — по-итальянски пробормотал тот. — Боюсь, моей лютне нужна настройка.

Джина тоже слегка вздрогнула и повернулась, строго глядя на слугу. Рон ожидал, что она тотчас же отошлет его из шатра, но она вдруг улыбнулась, проговорив весело:

— А вот и Элспет, наконец! Попробуй это блюдо, и ты поймешь, как тебе повезло сегодня, благородный рыцарь. Бьяджо, помоги Элспет с подносом, прежде чем уйдешь.

Откинув полог, вошла служанка, и изысканные ароматы наполнили шатер. Рон сразу понял, до чего он голоден. Просто зверски голоден! Отвлекаемый то тем, то другим, он ел сегодня очень мало: кусок вареной говядины да печеную репу в трактире. А тут на подносе, поставленном на низенький столик из тикового дерева, красовалось резное блюдо с овальной крышкой в форме петушиной головы. Когда Элспет подняла ее, дразнящие ароматы вырвались оттуда вместе с клубами пара. Втянув их в себя, Рон едва не застонал.

— Мясо по-сирийски! — объявила Джина, указывая на поднос. — Вообще-то у нас готовит Элспет. А это — единственное блюдо, которое готовлю я. Надеюсь, оно понравится тебе.

— А из чего оно?

— Это барашек в соусе из миндаля и белого вина, приправленного гранатом. Попробуй. Или ты, как все англичане, не ешь ничего, кроме говядины?

— Когда голоден, я ем все, что придется, — сказал Рон, припомнив голодное время в Уэльсе. — Но я ценю изысканно приготовленную пищу.

— Превосходно. И я тоже.

Джина улыбнулась ему через столик, который слуга поставил между ними, и, пока они ели, весело рассказывала о блюдах, которые ей доводилось пробовать в разных краях. Рон был удивлен, осознав вдруг, что разговор с ней его увлекает, что ему интересно проводить с ней время. Странно: еще несколько минут назад он досадовал на эту задержку, боялся, что не сможет скрыть своего нетерпения, а теперь с удовольствием отдался беседе, словно и не помышляя ни о чем ином… Впрочем, все остальное было предрешено, так почему бы и не поболтать, если это выходит у нее так мило и забавно?

Джина, как заправская актриса, то понижала, то повышала голос, кидала ему выразительные взгляды из-под густых ресниц, дарила обещающие улыбки, а руки ее тем временем быстрыми нервными движениями управлялись с чашами, кубками и блюдами на столе. Если бы Рон был внимательным, чересчур поспешные движения этих рук могли бы насторожить его…

— Еще вина, благородный рыцарь?

Старая служанка, увидев, что кубок Рона пуст, наклонилась, чтобы его наполнить. Выражение лица у нее было не слишком приветливое. Похоже, что слуги этой леди не одобряли ее гостя, хотя Рон не мог понять почему. Ради этого вечера он достал из багажа свою лучшую куртку, а его сапоги, хотя и поношенные, были очень хорошего качества — как и широкий кожаный пояс, покрытый медными бляхами с силуэтами грифонов. Конечно, это была походная одежда, но Рон и находился в походе; у него не было возможности возить с собой слишком много вещей. Большая часть его добра была сложена в одной из многочисленных кладовых Виндзора: перед тем, как присоединиться к Ричарду в крестовом походе, они с Брайеном жили там.

— Вино хорошее, — сказал он, чтобы продолжить беседу. — Хотя что-то в нем… непривычное. Признаться, я предпочитаю менее пряное.

— Это мой собственный рецепт, — поспешно проговорила Джина и с удивлением взглянула на служанку. — Может быть, Элспет переложила пряностей? Я всегда вожу их с собой и использую, когда оказываюсь на английских постоялых дворах. Там такое отвратительное вино!

Рон засмеялся. Какая-то непонятная теплота растекалась по телу — приятная и расслабляющая.

— Если ты много путешествуешь, то что же привело тебя в наши края, где слишком много говядины и отвратительное вино?

Джина заколебалась, неуверенным жестом убирая волосы назад. Водопад ее густых черных волос переместился за спину, открыв под тонким щелком выпуклость груди. Глаза Рона невольно устремились в эту точку — ему показалось, что материал стал тоньше и прозрачнее, а вырез платья ниже, чем полчаса назад. В шатре вдруг стало тепло. Очень тепло. Отвлекшись, он едва услышал ее ответ.

— Семья моей матери родом из Англии, хоть я никогда не встречалась ни с кем из них. Так что это своего рода паломничество.

— Паломничество? Его обычно совершают ради какой-то цели. Кто-то путешествует в поисках Святого Грааля, кто-то — просто из религиозного рвения. А что думаешь ты найти в Англии?

Джина пожала плечами, и шелковистый каскад ее волос колыхнулся за спиной.

— Паломничество бывает таким, каким сам паломник пожелает сделать его, благородный рыцарь. Существует множество побуждений, но не все они благородные…

— А твои? Благородные?

Джина взглянула на него задумчиво и серьезно.

— Думаю, что да, милорд.

Она так низко опустила голову, что волосы ее снова упали вперед, закрыв лицо и грудь до самого пола. Ему захотелось взять в руки эти благоуханные пряди и намотать их на пальцы, как он сделал в тот день, на поляне. Захотелось притянуть ее к себе, поцеловать мягкий изгиб ее шеи и эти дразнящие влажные губы, словно нарочно раскрытые для его языка… От этой мысли ему стало еще жарче.

— Еще вина, сэр? — проговорил кто-то за его спиной, и он не сразу понял, что это Элспет держит наготове бутыль, чтобы снова наполнить кубок.

Рональду не хотелось больше питья: у него слегка кружилась голова от этого странного напитка. Он покачал головой, но Элспет уже наливала вино в его кубок. Подняв глаза, он заметил, что Джина наблюдает за ним, слегка нахмурившись.

— Милорд, ты хорошо себя чувствуешь?

Вино в кубке искрилось отраженным светом, искажая все, что падало на его зеркальную поверхность. Рон чувствовал, что тело его наливается свинцом, будто он надел тяжелые доспехи. Сонливая томность разливалась по всему телу, веки отяжелели…

— Милорд! — услышал он голос, зовущий его уже откуда-то издалека. Потом раздался странный звон бубенчиков, шум ветра, и сладкий запах жасмина вдруг пахнул на него. Больше он ничего не помнил…

Закрыв глаза и глубоко дыша, Рональд медленно расслабил руку. Кубок с вином накренился, и Джина едва успела подхватить его. Вино потекло по ее руке — густое и прохладное, — и что-то в его запахе не понравилось ей. Джина подняла кубок и понюхала оставшееся в нем вино.

— Опий! — поняла она и встревоженно взглянула на застывшую фигуру рыцаря. Потом подняла глаза и увидела, что Элспет торжествующе улыбается.

— Что ты наделала? — укоризненно прошептала Джина. — А ну-ка, принеси мою шкатулку с травами! Посконник — вот что ему поможет.

— Не волнуйся, — сказала Элспет. — Он крупный мужчина, а я положила только щепотку, чтобы он заснул на время. Хотя я бы, наверное, отравила его, если бы поверила, что ты и в самом деле решила выполнить условия вашего дьявольского соглашения!

Джина вскочила и в сердцах бросила кубок на пол. Он подпрыгнул и покатился по ковру, остановившись у ног Бьяджо. Тот смотрел вниз, избегая встречаться с ней глазами.

— Это ты рассказал? — требовательно спросила она.

Бьяджо слегка пожал плечами и наконец поднял свой взгляд — вызывающий, исполненный открытого неповиновения.

— Да! И я бы открыл это самому королю, лишь бы удержать тебя от такого безрассудства!

— Ну что ж, теперь я, по крайней мере, знаю, кому можно, а кому нельзя доверять свои тайны. А ты?! — повернулась она к Элспет. — Ты всегда ведь учила меня, что нельзя обманывать и лукавить. А сама что сделала? И ради чего?!

— Ради твоего спасения!

— Ага. Моего спасения. Но от кого? От него? — указала она на Рональда. — А что, по-твоему, он сделает, когда проснется? Поблагодарит меня за прекрасное угощение и вино с примесью опия? Да он меня просто задушит! Но ты ведь не заглядывала так далеко, верно? — Застонав, она провела ладонью по лбу. — А главное — все напрасно, все впустую…

— Джина! — Элспет шагнула к ней и положила руку на плечо. Голос старухи дрожал, слезы показались на глазах. — Я не могла стоять и безучастно наблюдать, как ты губишь себя.

Джина вздохнула. Что поделаешь с этой Элспет! В своей слепой преданности она готова была на все, что угодно. Бесполезно было злиться на нее за это.

— Я сама отвечаю за свои поступки, — твердо сказала она. — И хочу, чтобы вы доверяли мне. Ты думаешь, я настолько глупа, чтобы пойти на такой большой риск? У меня был свой план, а ты его расстроила! Теперь наш рыцарь проснется утром не только обманутый в своих ожиданиях, но и с жестокой головной болью. Настроение у него будет, как у разъяренного кабана.

— Ну и что же, — вступил в разговор Бьяд-жо. — Это все-таки лучше, чем если бы он ночью, как разъяренный кабан, набросился на тебя! Ты идеализируешь его, Джина. Он ведь не жеманный французский трубадур, для которого предел мечтаний — поцеловать край одежды своей дамы. Он только что вернулся из крестового похода с Ричардом, а это не самая лучшая рекомендация.

— Ричард — это одно, а Рональд — совсем другое! — возразила она, и Бьяджо пожал плечами.

— Все они одинаковы… Пойми, этот человек не привык, чтобы ему противоречили в его желаниях. Ты могла бы всю ночь ворковать и любезничать с ним, а он все равно был бы взбешен, если бы ты в конце концов отказала ему. Поверь, это все равно должно было плохо кончиться!

— Поверить тебе? Никогда! — холодно сказала она. — Никогда больше я не поверю тебе. Ты предал меня! — Со стула донеслось тихое похрапывание, и они оба оглянулись на неподвижно распростертого Рональда. — Но сейчас не до этого. Мы должны сделать с ним что-нибудь.

— Взять большой мешок, — скривил губы Бьяджо. — Затолкать его туда, привязать камень потяжелее и…

Джина метнула на него свирепый взгляд, и он мигом прикусил язык.

— Отнесем его обратно на постоялый двор и положим в постель, — вмешалась Элспет. — А когда он проснется поутру, то решит, что все это ему приснилось, что он просто слишком много выпил накануне. Я еще не видела английского рыцаря, который устоял бы перед кубком вина.

— Нет, нет, — возразила Джина. — Это не сработает. Разве ты не знаешь разницы между похмельем и отравлением опием? Мой план был гораздо лучше. — А когда Элспет недоверчиво проворчала что-то про себя, она взглянула на нее со слабой улыбкой и добавила: — Я имею в виду совсем не то, что ты думаешь.

— Так что же это за удивительный план, которым ты все время похваляешься? — огрызнулась Элспет.

Джина весело посмотрела на нее, едва удерживаясь от смеха.

— Я хотела, чтобы он проснулся здесь. Но собиралась так напоить его, чтобы он решил, что ночь провел в моей постели!

Услышав это, Бьяджо разразился громким хохотом.

— Ну и план! Великолепный план!.. Ты думаешь, он так наивен? Сразу видно, что ты совсем не знаешь мужчин! Он тотчас же все понял бы, обо всем догадался. И взбесился бы, как зверь.

Замолчав, они все трое повернулись и посмотрели на спящего рыцаря.

— Как бы то ни было, но что же нам все-таки с ним делать?

Глава ПЯТАЯ

— Если бы я знал, что он такой тяжелый, — проворчал Бьяджо, с тяжелым пыхтением опуская Рона на постель, — я бы лучше отдал его на съеденье рыбам.

— Хватит ворчать. — Джина бесшумно закрыла дверь и прислонилась к ней, всматриваясь в темноту этой тесной и затхлой комнаты.

Метнув на нее негодующий взгляд, Бьяджо проворчал что-то по-итальянски и, уложив рыцаря на матрасе, набитом соломой, тоже прислонился к стене, тяжело дыша. Он запыхался, таща Рона наверх по узкой черной лестнице трактира.

— Не могла выбрать себе защитника полегче? Он весит фунтов двести, а то и больше!

Лунный свет проникал сюда сквозь маленькое слюдяное оконце. Бьяджо подошел к изразцовой печке и зажег свечной огарок от тлеющих углей. Стало светлее, и он не спеша оглядел маленькую комнату.

— Похоже, твой галантный кавалер как следует приготовился к любовным похождениям, — язвительно заметил он.

— Да уж…

На столе Джина заметила только бутыль с вином и ломоть хлеба рядом с нею. Она подошла к продавленной кровати и принялась стаскивать с ноги рыцаря длинный сапог. Сапог подался, и она, опустив его на пол, потянулась за вторым. А управившись с этим, взглянула на Рона и заколебалась. На нем была короткая куртка, рубашка и плотно облегающие штаны. Джина попыталась представить, как можно снять все это, не касаясь его, и не сумела.

Подняв глаза, она поймала еле заметную ироническую улыбку Бьяджо и проворчала:

— Вместо того, чтобы ухмыляться, мог бы сделать это вместо меня!

— Да, но в таком случае ты не сможешь сказать ему, что именно ты раздевала его, если он спросит. А ложь — это тяжкий грех, красавица!

— Я ценю твою заботу о моей душе, — огрызнулась она. — Но лучше бы ты просто помог мне.

Она дернула за пряжку широкого кожаного ремня Рона, расстегнула ее и потянула за ремень. Меч медленно пополз вниз, и Бьяджо тут же подхватил его, любовно взвесив на руке и одобрительным кивком оценив это замечательное оружие.

— Хочешь, я проверю, насколько он остер? С его помощью можно запросто превратить этого петуха в курицу.

Джина бросила на него уничтожающий взгляд, от которого он только ухмыльнулся, и снова посмотрела на Рональда. Мягкая кожаная куртка была туго зашнурована на его широкой груди, и она не решалась притронуться к этой шнуровке.

Нарочно помедлив, чтобы ее позлить, Бьяджо подошел с другой стороны кровати и довольно бесцеремонно раздел спящего Рональда. Тот спал так крепко, что даже не почувствовал этого, распростершись на матрасе в одном белье. Огонь свечи дрожащим пламенем освещал его, высвечивая крутые мускулы на животе и груди. Джина поспешно отвернулась, заметив, что его мужская красота слишком волнует ее. Это было в данный момент совсем ни к чему.

— Ты знаешь, я подумал, что, может быть, твой план не так плох, — сказал Бьяджо. — Но если речь зайдет о любовных играх, которыми ты якобы с ним занималась, то будет более правдоподобно, если на нем не окажется белья. Понимаешь?

— Конечно, понимаю, идиот! — Она метнула на него рассерженный взгляд. — Раз так, сними и белье.

Бьяджо благоразумно сдержал слова, которые вертелись у него, на языке, и молча подчинился. Когда он снял с Рональда и белье, Джина затаила дыхание.

— Подожди за дверью, — сказала она. — Я скоро присоединюсь к тебе.

Пусть Бьяджо считает, что она ничего не смыслит в мужчинах, зато она знает толк кое в чем другом. Джина прекрасно понимала: Рональд утром ни за что не поверит, будто она выполнила свое обещание, если в его одурманенном опием мозгу не запечатлеется картина ночных объятий. А раз так — нужно довести свой план до конца…

— Только быстро. Хватит с ним возиться!

Бьяджо бросил мрачный взгляд на обнаженного рыцаря и бесшумно выскользнул в коридор, осторожно притворив за собой дверь. А Джина осталась посреди маленькой комнаты наедине со спящим мужчиной.

Всю жизнь избегая этой ситуации, она была плохо подготовлена к ней сейчас. Она бы никогда не призналась в этом ни Элспет, ни Бьяджо, но если окажется, что она не может привязать к себе этого рыцаря никаким другим способом, она вполне готова к тому… Слава Богу, что сейчас он спит.

Джина снова приблизилась к постели. В конце концов, она в том возрасте, когда многие ее сверстницы давно уже замужем и окружены отпрысками, цепляющимися за их юбки. Девственность, которую она продолжала хранить, не давала ей никаких особенных преимуществ. Она готова была расстаться с ней, но ради чего? То напряженное пыхтение, возня и стоны, с которыми мужчины и женщины занимались любовью на шелковых диванах или в темных углах, совсем не привлекали ее. Это скорее походило на какую-то тяжелую хлопотную обязанность, чем на удовольствие. И напрасно Элспет постоянно напоминала, что она принцесса и не должна поддаваться на грубые ухаживания мужчин. Джине казалось, что в этом смысле и знатные господа, и заурядные простолюдины одинаковы.

И все же… И все же, когда она вспоминала о том дне на поляне под цветущим боярышником, о синем небе над головой и мягко веющем ветерке, о том ощущении, которое охватило ее, когда этот рыцарь ласкал ее своими сильными руками, она начинала понимать, что, возможно, есть во всем этом что-то такое, что заставляет мужчин и женщин тянуться друг к другу… Что-то такое есть!

Невнятное сонное бормотание снова привлекло ее внимание, и она внимательно взглянула на рыцаря, спавшего на кровати. Даже в полумраке, при тусклом свете свечи и рассеянном лунном сиянии, было видно, как соблазнительно его сухое мускулистое тело, как он силен и красив. Воин, мужчина в расцвете сил, могучий рыцарь и господин! Он, несомненно, способен достичь любой цели, которую себе поставит. А значит, она должна привязать его к себе любым способом, пусть даже хитростью или обманом. Иначе она никогда не сможет вернуть свое утраченное наследство.

Быстро сбросив с себя всю одежду, кроме сорочки, Джина взяла свечу и поставила рядом с кроватью — но так, чтобы тени скрывали ее почти полную наготу. Она обещала ему ночь любви, и он получит обещанное! Хотя, может, и не так, как себе представлял…

Быстро нагнувшись, она извлекла из кармана сброшенного на пол платья маленький флакон и осторожно присела на край матраса. Кровать предательски заскрипела, но Рональд не шевельнулся. От него пахло вином и пряностями, а голая грудь поднималась и опускалась в мерном мощном дыхании. Не удержавшись, Джина положила руку на его выпуклую слегка волосатую грудь — между плоскими коричневыми сосками. Его тело было теплым — почти горячим под ее ладонью; сердце билось твердо и сильно. Затаив дыхание, она слегка провела рукой вниз. Кончики пальцев ощутили небольшие шрамы и рубцы на коже — символы храбрости, знаки его воинской доблести, и Джина неожиданно почувствовала нежность к нему.

Ее пальцы прошлись по выпуклым дугам его ребер и упругим мускулам живота. Темные завитки волос стремились вниз от пупка, но Джина старалась не глядеть туда. И все-таки любопытство возобладало над смущением; она позволила своему взгляду двинуться еще дальше вниз. В самом деле, он был могучий воитель — богато одаренный как для сражения, так и для любви!

Джина почувствовала, как краска заливает ее щеки. Она так увлеклась, что чуть не забыла о своем дерзком плане! Мазь из флакона должна глубоко проникнуть в его кожу, окутать опьяняющим туманом, чтобы, когда он проснется, у него остались смутные воспоминания о жарких объятиях. Впрочем, старая цыганка, подарившая ей этот флакон, говорила, что необходимо хоть ненадолго прижаться к человеку, которого хочешь околдовать… Джина решила действовать наверняка.

Собравшись с духом, она забралась на кровать и, расставив колени, осторожно отпустилась на бедра Рона. С трудом и не сразу ей удалось откупорить флакон; а когда пробка наконец вышла, острый, едкий запах наполнил комнату.

Зажав пробку между зубами, Джина вытряхнула немного мази на ладонь и кончиками пальцев начала втирать ее в кожу Рональда, мягкими круговыми движениями поглаживая грудь.

Рон беспокойно задвигался под ее руками, так что она едва не свалилась. Это походило на скачку на необъезженном жеребце, но лошади всегда слушались ее, а с Роном она едва справилась. Наконец он успокоился и затих под ее успокаивающими поглаживаниями, погрузившись в еще более глубокое забытье.

Внезапно Джина почувствовала легкий толчок и не сразу поняла, что произошло. Оказывается она незаметно сдвинулась с его бедер вверх, к паху. А поскольку на ней была одна только сорочка, то не осталось никакой преграды между ее ногами и его неожиданно проснувшейся мужественностью. Это было необыкновенное ощущение! Но Джину тут же охватила паника, она уставилась на его лицо. Глаза Рона были закрыты, губы слегка раздвинуты, крохотная жилка билась во впадинке горла. Он спал! Во всяком случае, большая часть его тела спала. Но та, другая часть, которая неудержимо поднималась под ней, все более настойчиво пыталась проникнуть в ее тело. Разве так бывает?! Джина невольно двинулась и ощутила обжигающее прикосновение, которое пронзило ее подобно молнии, вызвав острую дрожь удовольствия.

Она не смела дохнуть, не смела пошевелиться: застыла в пугливом ожидании. Любое движение могло привести к новому прикосновению — и Джина не представляла, что будет, если он внезапно проснется.

Рон издал горлом низкий стонущий звук. Бедра его задвигались, толкаясь чем-то твердым, и Джина невольно содрогнулась. Она вскинула руки, чтобы остановить его, — и флакон выскользнул из пальцев, со стуком упав на пол.

От этого звука глаза его вдруг открылись. Джина инстинктивно отшатнулась и теперь лежала рядом с ним, не решаясь встать, глядя в немом ужасе на его затуманенный взор, остановившийся на ее лице, и странную улыбку удовлетворения.

— О, милая…

Его тихий, горловой, еще сонный голос буквально парализовал ее страхом. Как же это Элспет не смогла рассчитать нужное количество опия?! Почему она доверилась судьбе и не взялась за дело сама?! Он бы тогда ни за что не проснулся!

Но не было времени раздумывать над этим сейчас, когда Рон потянулся к ней томным, но уверенным жестом. Одной рукой он крепко обнял ее за талию, а другая рука вплелась в ее волосы. Что делать? Что сказать?.. «Думай, думай, думай!» — приказала она себе.

И наконец дрожащим голосом произнесла:

— Благородный сэр… Опять?.. Так скоро?

Хриплый смех вырвался из его горла. Пальцы в ее волосах скрючились, намотав пряди на кулак, он непреклонно потянул ее к себе. Его лицо оказалось так близко, что можно было сосчитать каждую ресницу, разглядеть слабые морщинки в уголках глаз и бледный шрам на щеке, обычно почти незаметный. Так близко, что чувствовалось, как его грудь при каждом вздохе упирается в ее груди.

Он весь был — крепкие мышцы и решимость, угроза и соблазн, и Джина вдруг поняла, что не готова к этому. Она словно упала с небес на землю, и этот переход от эйфории к опустошенности поразил ее. Эйфория была связана с надеждой, что Рон — именно тот человек, который обещан ей в пророчестве. А опустошенность пришла оттого, что он оказался именно таким, как говорила Элспет, — обыкновенным грубым солдатом, у которого не было на уме ничего, кроме войны и распутства!

— Милая! — снова пробормотал он, и это нежное слово скользнуло между ними как вздох.

Джина знала, что это слово часто произносят все мужчины. Но с Роном, в этой комнате и в этот момент оно прозвучало как-то особенно. Он приник к ней губами, мягкими и пахнущими вином, а язык раздвинул ее губы. Она уперлась руками ему в грудь, но, ощущая нежное прикосновение его языка, почувствовала, что уже не способна сопротивляться, и целиком отдалась поцелую. Его губы скользнули ниже и, пройдясь по изгибу шеи, сквозь тонкий шелк нашли ее грудь. Жаркое и влажное прикосновение его рта вызвало у нее дрожь, какой-то странный трепет во всем теле — одновременно и сладкий, и болезненный. Ее руки вцепились в его плечи, а голова невольно откинулась назад. Все вокруг исчезло в каком-то жарком тумане, а необычные, пронизывающие все тело ощущения заставили ее выгнуться и слегка застонать.

И тут же раздался осторожный стук в дверь; приглушенный голос Бьяджо окликнул ее. Он стоял там, за дверью, в темном коридоре и ждал!

— Благородный сэр… уже поздно… мне пора идти… — забормотала она, пытаясь высвободиться из объятий Рональда, но он крепко держал ее; его затуманенный взор остановился на ее лице с какой-то дремотной мечтательностью.

С внезапной силой, рожденной отчаянием, Джина изогнулась и высвободилась из его объятий, оставив шелковую сорочку в его руке. Она спрыгнула с кровати и обернулась. Сонные глаза Рональда были мутны — казалось, он смотрит, но не видит ее. Потом они закрылись, веки плотно сомкнулись, голова медленно откинулась назад, и он глубоко вздохнул.

Голая и дрожащая, Джина стояла рядом с кроватью, готовая при малейшем его движении убежать. Но Рон спал: опий все еще действовал. Ее пурпурную сорочку он крепко сжимал в кулаке. В дверь опять постучали, на этот раз громче и настойчивее.

— Джина!..

— Иду, иду.

Оставив свою сорочку в его руках, она схватила остальную одежду, кое-как натянула ее и, прихватив туфельки с крошечными бубенчиками, метнулась к двери. Благословляя густую темноту в коридоре, Джина выскользнула из комнаты и закрыла за собой дверь.

— Как ты долго! — проворчал Бьяджо, оказавшись рядом с ней. — Все еще спит?

Не глядя на него, она кивнула головой.

— Да, и у него будет ужасная головная боль, когда проснется.

Шумный смех донесся до них из общей залы внизу.

— Пошли, — сказала Джина. — У нас есть еще одно дело.

Было жарко и душно. Голова болела. Рон поднял левую руку ко лбу, и на лицо его внезапно упал гладкий шелк, надушенный и прохладный. Резко открыв глаза, он увидел, что сжимает в кулаке какую-то красную шелковую рубашку. Жидкий утренний свет проникал сквозь открытое окно и дрожал на тонкой ткани.

Рон нахмурился. Не было ни шелковых стен, ни подушек с золотыми кисточками, ни бронзовых кувшинов и кубков… ни женщины. Он повернул руку, разглядывая мягкую шелковую сорочку в кулаке, и ничего не мог понять. Где он? Что произошло?.. С проклятьями он сел на постели, но тут же застонал от боли, вызванной этим резким движением.

Глаза его привыкли к полумраку, и Рон узнал комнату в трактире. Но ведь он совсем недавно сидел на удобном раскладном стуле, глядя на девушку, расположившуюся у его ног на персидском ковре, пил с ней вино… Неужели он выпил так много, что не помнил уже, как вернулся назад? Господи, неужели он был таким дураком?!

И тут на него нахлынули и другие воспоминания — такие приятные, что он на минуту забыл о раскалывающейся голове. Черные шелковистые волосы, мягкая кожа, нежные груди…

— О, черт! — тихо выругался Рон.

Но где же эта девушка? Ведь только что она лежала рядом с ним, он все еще ощущал вкус ее поцелуя на губах…

Рон резко вскочил с постели, но от этого неосторожного движения голова у него закружилась, и он со стоном снова сел, схватившись за виски. Шелковая сорочка упала, скользнув по его голым бедрам. На нем не было ничего, но когда и как он сумел раздеться, Рон совершенно не помнил. Кое-как он натянул на себя белье. Голова раскалывалась еще больше, чем прежде. И только несколько мгновений спустя он уловил, что из-за закрытой двери доносится чье-то тяжелое сопенье.

— Эй, кто там? — крикнул он и был не слишком удивлен, увидев, как в приоткрытую дверь пролезла рыжая голова Брайена.

— У тебя все в порядке, Рон?

Рональд бросил на него угрюмый взгляд. Брайен был весь всклокоченный, но смотрел ясными глазами.

— Не все, — сказал Рон. — Язык не ворочается, и голова раскалывается. Налей мне вина.

Брайен заморгал удивленно.

— Вина? Ты думаешь, тебе будет полезно…

Грубое уэльское ругательство, раздавшееся в ответ, возымело желаемое действие, и Брайен тотчас же кинулся к столу. Послышался звук льющегося из кувшина вина, а вслед за тем перед Роном появился наполненный оловянный кубок.

Он сделал большой глоток и вытер рот тыльной стороной руки.

— А ты, я смотрю, уже в полном порядке, — сказал он, мрачно уставившись на Брайена. — У тебя, должно быть, луженая утроба.

— Да, милорд.

Наступило молчание. Брайен нерешительно переступал с ноги на ногу, явно смущенный своим растрепанным видом и всклокоченными рыжими волосами, но не уходил. Он настороженно оглядывал комнату, и когда взгляд его упал на шелковую тряпку, лежащую у ног Рона, брови ирландца удивленно поднялись.

— Слава Богу, что ты здесь! — пробормотал он.

— А где же мне еще быть? — усмехнулся Рональд. — Ах да, я же, по-твоему, должен сейчас плясать в той волшебной стране, куда лесные феи заманивают свои жертвы!

В голове у него снова отдалось, словно по ней слегка стукнули. Он поморщился и сделал еще глоток вина.

— Ты шутишь, а дело серьезное, — сказал Брайен обиженным тоном. — Если она не Королева эльфов, то почему носит пурпурную одежду?

Рон хмуро взглянул на него.

— Потому что это красивый цвет. Господи, Брайен, ты рассуждаешь, как…

— Пурпур — королевский цвет! Только особам королевской крови позволено носить его, а эта девица… Ведь перед тем, как растаять в тумане, она ведь явилась в пурпурном плаще!

Рон нахмурился. Что правда, то правда… Но эта девушка, похоже, не слишком беспокоилась об условностях и делала то, что хотела. Впрочем, она была достаточно осмотрительна и надевала свою пурпурную накидку только в лесу — он не замечал на ней ничего такого в деревне. Он строго посмотрел на Брайена.

— Есть разница между тем, чтобы просто делать глупости и заниматься магией, волшебством. Вся магия, которой она обладает, заключается в ее женском кокетстве — вполне мирском и достаточно суетном.

Брайен ничего не ответил, пристально глядя на что-то у себя под ногами. Затем наклонился и поднял с пола какой-то крохотный предмет.

— А это что такое? Для каких мирских дел это можно использовать, милорд?

Осторожно повернувшись, чтобы не вызвать приступа головной боли, Рон искоса взглянул на него. В руках у Брайена был маленький флакон из толстого синего стекла с какими-то странными метками на поверхности. Флакончик этот слегка мерцал в проблесках света, падавших из окна.

Брайен тряхнул его, и комната наполнилась резким экзотическим запахом. Словно обжегшись, он уронил флакон, быстро перекрестился и попятился к окну.

— Свят, свят!.. — пробормотал он испуганно.

Рональд наклонился и, подняв этот странный флакон, внимательно рассмотрел его.

— Это не что иное, как целебная мазь, — сказал он без особой уверенности в голосе. — Судя по запаху, мазь для лошадей…

— Кому же пришло в голову испробовать ее на тебе? — Насмешка в голосе Брайена тщетно боролась с испугом. — С каких это пор ты превратился в лошадь?

Рональд нахмурился. Впервые в его душу закрались серьезные сомнения. Вновь возникли смутные ночные воспоминания: девушка растирала его этой мазью с сильным запахом, бормотала что-то на незнакомом языке, а по всему его телу распространялась теплота. Неужели это действительно колдовство? Впрочем, как ни странно, любовная страсть в нем от этой мази нисколько не уменьшилась. Он все еще ощущал снедающую его похоть, как будто и не провел только что ночь любви.

— Единственное, от чего я страдаю в данный момент, — это от твоей болтовни, — довольно резко оборвал он Брайена. — Отправляйся-ка лучше ко всем остальным и поторопи их — пусть собираются. Мы тронемся через час.

— Сэр Роберт уже седлает лошадей, милорд, — коротко ответил ирландец. — Мы будем ждать тебя во дворе.

Все еще сжимая флакон в руке, Рональд виновато посмотрел на друга.

— Извини, Брайен. Я, наверное, слишком много выпил вчера, и на меня это подействовало.

— Надеюсь, что только это, а не что-то другое, — многозначительным тоном пробормотал Брайен. Он сделал шаг к двери и тихо добавил: — Ты совсем не тот с тех пор, как встретился с этой девушкой в чаще…

Это было настолько близко к истине, что Рон рассердился, но спорить не стал. Более насущным для него сейчас было одеться. Однако при первой же попытке сделать это он обнаружил, что его так шатает, а руки так дрожат, что трудно даже надеть перевязь для меча и застегнуть пряжку. Пришлось, досадуя на себя, терпеть помощь Брайена. Впервые с тех пор, как он перестал был зеленым юнцом, Рону потребовалась помощь после ночи выпивки! А хуже всего, что воспоминания об этой ночи у него были какие-то нечеткие и расплывчатые…

Одевшись, он повернулся к ирландцу.

— Пусть Морган подведет Турка к крыльцу. Я должен ненадолго съездить в одно место.

Брайен, нахмурившись, протянул ему латные рукавицы.

— Может, мне сопровождать тебя?

— Нет. Боюсь, тебе не понравится, куда я поеду. — Он заметил напряженную складку между бровями друга и добавил: — Видишь ли, Брайен… я намерен увидеться с ней напоследок. Перед тем, как распрощаться навсегда.

— Нет! Она не отпустит тебя, Рон! — испуганно воскликнул ирландец. — Ты не вернешься, я знаю. Во имя всех святых, не езди туда!

— Ты действительно думаешь, что меня околдовали?

— Не знаю, милорд. Не моего это ума дело. Но я вижу, что ты у нее в плену. Неважно, каким образом она этого добилась, но это именно так!

В голове Рон ощущал тяжесть, в желудке — какое-то неприятное жжение; ему и так было не по себе при мысли о загадочных действиях Джины, чтобы еще выслушивать дурацкие теории. Однако Брайен был добрым другом, верным рыцарем, и он питал к нему большую привязанность. Поэтому, лениво похлопывая себя рукавицами по ладони, Рональд сказал с напускной беспечностью:

— Если я чем-то и был околдован этой ночью, то изгибами мягкого женского тела, а не магией. И я, кажется, не единственный, кто поддался подобным чарам. Даже сэр Петер вчера отправился на сеновал с кухонной девкой.

— Я видел эту девку и знаю, чем она околдовывает. А у тебя — другое дело.

Широкая грудь Брайена приподнялась в тяжелом вздохе, и он сокрушенно покачал головой.

Ободряюще похлопав друга по плечу, Рон прошел мимо него и спустился вниз по узкой темной лестнице. Пройдя через пустую общую залу, он вышел на улицу. Свежий воздух, обжигающий легкие, яркий свет, громкое ржанье лошадей, козы и куры под ногами — все смешалось в знакомой суматохе двора.

От конюшен к нему направился сэр Роберт. На его суровом лице отражались тревога и недовольство.

— Милорд, боюсь, у меня плохие новости, — сказал он, подойдя поближе. — Большинство наших людей заболели.

— Заболели? Чем?!

— Я не знаю, милорд. — Сэр Роберт сокрушенно покачал головой. — Сначала я подумал, что понос у них просто с перепоя, но те, кто пил мало, в таком же состоянии.

— Сколько больных? — нахмурившись, спросил Рон.

Сэр Роберт поморщился.

— Легче сосчитать, сколько здоровых: я, сэр Брайен, сэр Петер, ваш оруженосец…

Рональд выругался про себя. Еще одна задержка! Сначала принц Джон, а теперь и сама природа, похоже, в заговоре с врагами… Но все, что он мог сейчас сделать, это смириться с неизбежным и приказать сэру Роберту проследить, чтобы за больными был должный уход.

Он направился в конюшню, но на полдороге встретил Моргана, который подошел к нему с расстроенным видом.

— Я положил припарку на ногу Турка, как вы приказали, милорд, но она не помогла. Конь захромал.

Рон не удержался и выругался вполголоса. В памяти сразу всплыло: разговор в конюшне, черные глаза, глядящие на него, и предупреждение, что лошадь захромает…

— Ты уверен? — спросил он и, встретив оскорбленный взгляд Моргана, тут же добавил: — Я хотел сказать, что это, возможно, просто ушиб?..

— Трудно сказать. Но сегодня она не выдержит вашего веса, милорд, даже если бы остальные и были в состоянии ехать. И завтра, наверное, тоже.

— Ну что ж, — угрюмо проговорил Рональд. — Значит, нам придется на некоторое время задержаться в этой деревне Вайтем.

Глава ШЕСТАЯ

— Неужели все? — всплеснула руками Джина в притворном испуге.

— Да! — широко улыбнулся Бьяджо. — Как рассказала дочка хозяина, их поразила неведомая болезнь. Даже те из рыцарей, которые не напились вчера, лежат пластом или стонут в нужнике позади конюшен.

— В таком случае, едва ли они сегодня отправятся в путь, — кивнула Джина с удовлетворением и уселась на пухлую подушку под шелковым пологом шатра. — А больше мне ничего не надо. Самое худшее, что их ждет, — это расстройство желудка. Я очень тщательно проверила дозу, и особого вреда она им не принесет.

— А что там было? — Бьяджо тоже уселся на полосатую шелковую подушку, вытянул ноги и откинулся назад, опираясь на локти.

— Ягоды омелы с капелькой масла пижмы. Очень сильное средство, но безвредное, если использовать его правильно. Хотя пижма сама по себе очень сильна. Некоторые кладут ее в чай, чтобы вытравить глистов или даже избавиться от плода… — Она вдруг нахмурилась. — Но это обычное народное средство. Я не имею дела с теми, кто занимается черной магией. Это опасные люди.

— Ну, у тебя своя собственная магия, — засмеялся Бьяджо. — Как ты угадываешь, о чем я думаю, словно я сказал это вслух?

— Не знаю… Просто слышу, и все. Каким-то внутренним слухом. Но я не использую это во зло людям! Ты видел когда-нибудь, чтобы я нанесла кому-то вред при помощи своего дара?

Бьяджо перекатился на живот и подпер подбородок ладонью.

— Попробуем припомнить. Начнем с Мадрида, где ты рассказала тому жирному испанскому монаху, что его любовница спит с епископом…

— Ну… Очень уж он был противный! И к тому же разыгрывал из себя святошу. Разве монахам подобает иметь любовниц?!

— А помнишь Реймс, когда ты сказала той разбитной девахе, что муж знает о ее флирте с франкским рыцарем по имени сэр Конрад…

— Но это я сделала ради тебя! Ведь эту девицу подослали, чтобы заманить тебя в ловушку. Если бы ты продолжил, развесив уши, слушать ее льстивые речи, тебя бы в конце концов там убили. Я только спасала тебя.

— А дочка здешнего хозяина? — слегка прищурившись, он поиграл рукояткой кинжала на поясе. — Неужели твоя магия на этот раз оказалась бессильна? Подсылаешь меня нашептывать ей ласковые словечки в ушко, чтобы выведать то, что тебе нужно… — Бьяджо помолчал и добавил: — А ведь он лорд, этот Рональд, а не простой рыцарь. Ты знала об этом?

Джина вздохнула.

— Да, я слышала, что его так называли. Но есть ли у него родовой замок и земли? Вот в чем вопрос. Бывают лорды, у которых ничего за душой, кроме титула и долгов. Впрочем, меня не заботит, богат он или нет. Он — рыцарь из пророчества, вот единственное, что для меня важно!

Бьяджо фыркнул и сел, положив руки на колени и нагнувшись вперед.

— А откуда ты знаешь, что поняла это пророчество правильно? Вот если бы настоящий грифон с крыльями и когтями спустился к твоим ногам в солнечном луче… А он — всего лишь человек, bella[2], как и любой другой! Прошлой ночью ты, кажется, испытала это на себе…

Джина напряглась и уставилась на него. Откуда он знает про то, что случилось в комнате Рона? Да нет, он ничего не может знать! Просто они с Бьяджо уже так давно путешествуют вместе, что он научился распознавать ее настроения… Она снова откинулась на подушках и пожала плечами.

— Возможно, ты и прав. Но дело не только в пророчестве. Мне подсказывает моя интуиция!

Бьяджо застонал.

— Та самая интуиция, благодаря которой мы едва не угодили в тюрьму в Антиохии?

Она нахмурилась.

— Там было совсем другое. Мне действительно казалось, что можно доверять Саладину. Этот замысел не сразу появился у него в голове. Я все поняла слишком поздно, эти люди уже ворвались во дворец с саблями в руках. Хорошо еще, что мы были приглашены только для развлечения гостей. — Она содрогнулась при этом воспоминании. — Будь мы настоящими гостями принца Боэмунда, нас бы тогда умертвили… Что ж, в тот раз я в самом деле ошиблась. Но обычно моя интуиция меня не подводит.

Бьяджо недоверчиво покачал головой:

— Bella, bella, он не тот… Спроси свой разум, спроси свое сердце еще раз… — донеслось до нее, хотя Бьяджо молчал.

Рассерженная, Джина поднялась на ноги.

— Нет, это именно он, говорю тебе! Ты думаешь, я бы стала делать все это, если бы не верила по-настоящему?

Бьяджо тоже рывком вскочил на ноги и наклонился к ней. Теперь они почти касались друг друга носами.

— Если хочешь переспать с этим чванливым болваном — на здоровье! Но не прикрывайся какой-то благородной целью!

— Если я захочу с ним переспать, я это сделаю! И мне наплевать, что об этом подумают другие, в том числе и ты!

Напряжение между ними возрастало, грозя обернуться ссорой, но тут они услышали чьи-то шаги.

— Не спорьте, дети, — раздался насмешливый голос, и Рональд появился у открытого входа в шатер.

Он стоял, слегка наклонив голову, но не входил внутрь. Слабая улыбка играла на его губах.

Джина опомнилась первой.

— Милорд, мы не заметили твоего приближения.

— Это я понял. У вас тут, похоже, семейная ссора? — Испытующий взгляд рыцаря переходил с нее на Бьяджо и обратно.

— Нет, сэр. Хотя мы так давно скитаемся вместе, что Бьяджо мне действительно скорее брат, чем слуга.

— Понятно, — сказал Рон, но было очевидно, что толком он ничего не понял. Во всяком случае, Джина надеялась на это. Но как много он успел услышать?

Проклиная несовершенство своего дара, который не мог ей помочь проникнуть в мысли этого человека, Джина с ослепительной улыбкой обратилась к нему:

— А ты рано поднялся сегодня утром, благородный рыцарь.

— Да, но похоже, как раз вовремя, чтобы предотвратить кровопролитие, — усмехнулся он, снова переводя взгляд с нее на Бьяджо.

Полог шатра трепетал над его широким плечом, словно легкая шелковая накидка.

— Мы… и в самом деле иногда ссоримся, но не очень серьезно, — сказала Джина небрежным тоном. — Впрочем, Бьяджо всегда в конце концов извиняется… Но хватит о наших пустяковых проблемах. Мы собирались позавтракать. Ты не присоединишься к нам, благородный рыцарь?

И я накормлю тебя беленой и пижмой! — подумал кипевший от ярости Бьяджо.

Рональд опять испытующе взглянул на нее. В ответ она мило улыбнулась.

— Я велю Элспет приготовить нам угощение. А Бьяджо сходит за ним.

Зачем ты его приглашаешь? Не делай этого, bella… Дура, дура ты, если сделаешь это!

Но быстрый толчок локтем под ребра заставил Бьяджо прекратить этот мысленный спор. Он вздрогнул, коротко кивнул Рону и, проскользнув мимо него, вышел вон из шатра. Задетый им шелк заколыхался от его сердитых движений.

Рональд повернулся и посмотрел ему вслед. Потом перевел взгляд на Джину с ленивой усмешкой на устах.

— Ты очень рано ушла, прекрасный цветочек. Я проснулся — а тебя уже нет. Остались только воспоминания и вот это…

Он протянул ей пунцовую сорочку. Слава Богу, что не при Бьяджо! Тот бы сразу все понял.

Джина быстро схватила сорочку и хотела отойти подальше, но Рон сомкнул пальцы вокруг ее руки, удержав рядом с собой. Она подняла глаза, выдавила робкую дрожащую улыбку и, почувствовав стук своего колотящегося сердца, мягко высвободила руку.

— Очень любезно с твоей стороны, благородный рыцарь.

— Я принес ее не из любезности. — Рон взялся за другой конец сорочки, которую она держала, и, намотав ее себе на кулак, притянул девушку ближе. Ее руки уперлись в его широкую грудь, слегка оцарапав ладони о металлические эмблемы с грифонами на перевязи. А он обхватил ее подбородок и слегка приподнял, поглаживая ласкающими пальцами. — Я пришел повидать тебя, цветочек.

— Я польщена, милорд, — скрывая трепет, произнесла она.

Джине наконец удалось освободиться. Отпрянув на безопасное расстояние, она тщетно пыталась переменить разговор. Ей хотелось придумать что-то такое небрежное и остроумное, что заставило бы его рассмеяться и забыть о событиях прошлой ночи. Ведь это была опасная почва! Всякий раз, как она вспоминала о ночной сцене в его комнате, лицо ее начинало гореть.

Рон по-прежнему стоял перед ней, понимающе улыбаясь. Своей крупной фигурой он, казалось, заполнял небольшое пространство шатра. И зачем только она предложила ему остаться?! Но ведь нужно было наконец заговорить о соглашении, о той сделке, которую они заключили. Как бы поделикатнее напомнить ему о его рыцарской клятве?

— Присаживайся, благородный рыцарь, — сказала она, подвинув вперед складной стул, на котором он сидел прошлой ночью.

Но Рон обошел вокруг стула и, оказавшись рядом с ней, вновь поймал ее руку.

— У тебя неприятности из-за того, что ты спала со мной? — шепнул он ей на ухо заговорщическим тоном.

— Неприятности?

— Я слышал часть твоего спора с Бьяджо. Кажется, он чем-то недоволен.

— Да, немного… Но все, что касается только меня, я решаю сама! — Джина сделала глубокий вдох. Теперь или никогда, подумала и смело взглянула ему в глаза. — Я сделала то, что обещала, не так ли, милорд?

— Да. — Он легонько дотронулся до ее левого уха, но от этого прикосновения девушку пронизала острая дрожь. — Ты все сделала, цветочек. Ты пришла ко мне в постель, как обещала. И это было прекрасно!

Она вздохнула с облегчением, потом провела рукой по его груди. Ее пальцы казались темными по контрасту с белой льняной рубашкой, выглядывающей из-под его куртки.

— Значит, ты полностью удовлетворен?

Он накрыл своей рукой ее маленькую руку. Ладонь его была жесткой и сильной; Джина подумала, что такая рука способна на многое.

— Конечно, удовлетворен, цветочек. Я никогда не забуду эту ночь!

Она дотронулась до грифонов на его перевязи.

— Ночь в обмен на подвиг, благородный рыцарь! Я выполнила свое обещание. Теперь ты должен выполнить свое.

Рон весело взглянул на нее.

— Мое обещание?

— Да, милорд! Ты обещал мне победу!

Джине совсем не нравился его шутливый тон. Она вдруг с ужасом почувствовала, что готова расплакаться. Ей хотелось высказать ему все побыстрее, пока ее не покинула храбрость, но неожиданно за стенами шатра послышался шум перебранки. Рон отпустил ее, а рука его легла на рукоять меча, с которым он никогда не расставался.

Шум перепалки приблизился, стал громче, и наконец в шатер ворвались рассерженные Бьяджо и Элспет.

— Джина, скажи ты этому глупому мальчишке, что одного сыра и хлеба недостаточно, чтобы накормить голодного мужчину…

— Но это то, что мы обычно едим! — возразил Бьяджо. — С чего же сейчас менять наши привычки?

Прищурившись, Джина в упор посмотрела на них. Ее нисколько не обманывал этот спектакль. Их вторжение было так же тщательно рассчитано, как шаги танцора.

— Хлеба с сыром достаточно, — бросила она. — Принесите быстрее и отправляйтесь.

Нет уж, дитя мое! Уйти и оставить тебя наедине с этим голодным львом…

— Я так не могу. Я должна обслужить гостя, как положено, — категорически заявила Элспет с улыбкой на губах и решимостью во взоре. — Это мой долг.

— Твой долг, — коротко отрезала Джина, — повиноваться моим желаниям! Оставь еду здесь, и продолжайте заниматься своими делами.

— Все дела сделаны, и мы в вашем распоряжении, синьорина, — проговорил Бьяджо, демонстративно берясь за лютню. — Приятная музыка усиливает аппетит. — Он прошел в другой конец шатра и уселся там, скрестив ноги по-турецки. — Вы даже не заметите, что я здесь. Я буду сидеть тихо, как мышка.

— Как шпион! — метнув на него свирепый взгляд, пробормотала Джина, а Рон рассмеялся и отступил в сторону.

— Я ценю ваше гостеприимство, но мне пора: дел очень много. — Он улыбнулся, скользнув глазами по ее огорченному лицу. — Похоже, мне придется задержаться в Вайтеме, цветочек. Возможно, мы встретимся снова.

Что он имел в виду, было ясно… Джина через силу кивнула ему, а Рональд, наклонившись, вышел из шатра и быстрым шагом направился в деревню.

Воцарилось напряженное молчание. Джина не имела ни малейшего желания выслушивать их упреки и обвинения, которые были неминуемы. Она схватила корзину, в которую обычно собирала травы, и, бросив, что вернется к обеду, выскочила из шатра.

С бубенчиками, позванивающими на щиколотках, Джина бежала между деревьями, слегка наклоняясь под нависавшими над тропинкой ветвями. Может быть, все даже к лучшему. Она не думала, что Рон так быстро оправится от дурмана, и не успела подготовиться к разговору с ним. Джина понимала, что непросто будет заставить его выполнить свой обет, и все-таки не ожидала, что он просто-напросто не воспримет это всерьез. Но он ведь рыцарь, человек чести! Она была уверена, что в конце концов заставит Рональда сдержать свою клятву.

Он называл ее цветочком… Прекрасным цветочком. Сладким цветочком. Бутончиком. Джина остановилась, и пальцы ее слегка дрожали, когда она потянулась за цветущей веткой боярышника. Его снежно-белые цветы с желтым пятнышком в середине, хрупкие нежные лепестки в дрожащих переливах света, ярко сверкали на фоне темно-зеленой листвы. Детьми они часто жевали молодые листочки, смакуя их ореховый привкус. «Цветочек…» Отзвук прошлого, сладостно-горькое воспоминание о другом мужчине, называвшем ее цветком, возникли в памяти. Ее отец, мудрый и могущественный смуглый великан, глядевший на нее с нежной любовью… Он тоже называл ее «захарит», что значит цветок, маленький цветочек.

Она отпустила цветущую ветку боярышника, осторожно, чтобы не задеть острые колючки. Хватит об этом! Все, что осталось ей от прошлой жизни, это Элспет. Да еще пророчество, которое обещало ей вознаграждение в будущем. Это пророчество горело в ее груди как постоянное напоминание, как единственная цель. Цель, которая должна была быть достигнута! И этот рыцарь с грифонами на груди будет ее спасителем, ее защитником, как обещано в пророчестве.

«Свирепый воитель явится перед тобой в лесу. Грифон — наполовину лев, наполовину орел. И он вернет тебе все, что было утрачено».

Конечно, это Рональд! Джина заставит его сдержать клятву, и все будет так, как предсказано.

Рональд покачал головой и негромко выругался. Что за черт! Ничего не получалось у него как следует, с тех пор как он вернулся в Англию. Наверное, лучше было остаться с Ричардом в Палестине, рискуя каждый день головой, чем погрязнуть в этом омуте забот и тревог. Только что ему донесли, что люди которых он нанял в Лондоне, чтобы усилить свой отряд, попали в засаду на пути в Гленлайон.

— Прошу прощения, милорд… — сказал сэр Роберт, с горестным видом приближаясь к нему. — Но вы наверняка уже и сами все знаете.

— Да. Сколько там убитых и раненых?

— Не менее двух десятков. Гонец ждет в трактире; вы, должно быть, захотите расспросить его. Он очень ослабел, и я велел подать ему мяса и вина.

Голова все еще болела, настроение было скверное. Но не Роберта же винить в том, что Рон так глупо напился вчера ночью!

— Я сам разыщу его в трактире, сэр Роберт. Иди отдохни. Ты выглядишь неважно. И я не хочу, чтобы ты так же расклеился, как и все остальные.

Честное слово, поневоле начнешь верить в колдовство! Будь он суеверен, как Брайен, то наверняка надел бы на себя зуб какого-нибудь святого или берцовую кость папы, чтобы отвести злые чары. Но каждая из неудач, которые свалились на него, была сама по себе слишком обыкновенна, чтобы можно было винить кого-нибудь, кроме судьбы. Шайки наемников не редкость на английских дорогах, нет ничего сверхъестественного в том, что захромал его конь, а та болезнь, что поразила в деревне его людей, была тоже обычным делом. Но взятые вместе, эти неудачи наводили на грустные мысли…

— Милорд, — неловко вскакивая на ноги, пробормотал гонец с набитым ртом, когда Рон подошел к его столу. — Прошу прощения…

Рональд махнул рукой.

— Садись. Ты примчался издалека и сначала должен поесть. Времени, чтобы выслушать плохие новости, у нас достаточно.

Да, спешить ему явно некуда. С хромым конем и больными солдатами он мало что может предпринять — если даже беда нагрянет прямо сюда, в Вайтем.

Наскоро поев, гонец вытер рот рукавом и сделал пару глотков эля.

— Это не просто случайное столкновение, милорд. Здесь замешаны принц Дегебарт и законы Марчера. Все это из-за земель Гленлайона! И этот спор дошел уже и до принца Джона.

Не сдержавшись, Рональд в бешенстве ударил кулаком по столу. Гонец вздрогнул и слегка побледнел, замолчав на полуслове. Мгновение Рон смотрел на беднягу, стараясь успокоиться, потом сказал:

— Расскажи мне подробнее.

Слегка откашлявшись, гонец глотнул еще эля и продолжал:

— Спор этот касается вашего права на отцовские земли, милорд. Поскольку вы не жили последние двадцать лет в Уэльсе, была предпринята попытка доказать, что вы незаконный владелец…

Сказав это, он испуганно замолчал: Рон смотрел сквозь него, точно вглядывался в какую-то туманную мглу. Да, Уэльс он покинул давно и не думал, что когда-нибудь унаследует замок и земли. Если бы не внезапная смерть отца и братьев, этого бы и не произошло. Но теперь все переменилось. И в политике, и в его роду/Борьба кланов привела к тому, что прежнее чувство единения уэльсцев с бриттами при короле Генрихе Втором сменилось почти враждебностью. Сами уэльсцы тоже были разобщены, а их родовые владения незаметно переходили к более крупным лордам. Стычки шли постоянно: лорды боролись друг с другом за земли, за скот и родовые замки. Но уже возникало и новое движение: движение за объединение. Сложилось хрупкое равновесие, и малейший сдвиг в любую сторону мог бы ввергнуть Англию и Уэльс в настоящую гражданскую войну.

Но в таком случае на чью сторону встать ему?

Рональд глубоко вздохнул.

— Значит, сэр Никлас Рэглан заявил права на мои земли? Но на каком основании?

Покачав головой, гонец беспокойно огляделся кругом, словно боялся, что их подслушают.

— Нет, милорд. Это не сэр Никлас.

— Нет? Тогда кто же? Мне сказали, что сэр Никлас осадил Гленлайон…

— Да, это так. Но прошение на право владения Гленлайоном подал Гэвин Глейморган. Он заявил, что у замка нет владельца, поскольку вы постоянно в отсутствии.

Гэвин?! Гэвин… Губы Рональда плотно сжались, образовав узкую линию. Неужели Гэвин, его собственный кузен, приберет к рукам Гленлайон, прежде чем он сам доберется до Уэльса, чтобы заявить свои права на него?

— Есть что-нибудь еще? — спросил он через минуту, но гонец покачал головой.

— Нет, милорд. Принц пока рассматривает этот вопрос.

Рывком встав со скамьи, Рон вышел из трактира и зашагал по направлению к конюшням. Если в ближайшие дни он не доберется до Гленлайона, тот скорее всего перейдет в чужие руки! Казалось, он только теперь осознал, как нужны ему замок и земли…

— Все в порядке, — доложил Брайен, которого он нашел в конюшне. — К завтрашнему утру наши люди будут в состоянии сесть на коней.

— А где Морган? Мне бы очень не хотелось оставлять здесь Турка, но я не могу задерживаться дольше завтрашнего дня. — Рон встретил удивленный взгляд Брайена и пояснил: — Там дела хуже, чем ты думаешь. Мой кузен обратился с прошением к принцу Дегебарту о присвоении ему титула сеньора Гленлайона. Промедлив, я могу потерять все.

Уныние затуманило зеленые глаза Брайена, и он горестно покачал головой.

— Значит, Гэвин в союзе с сэром Никласом Рэгланом? Похоже, что он послал Рэглана осадить твой замок, а может, и напасть на наших людей по дороге в Гленлайон.

— Вполне вероятно. — Рон ударил кулаком по столбу между стойлами, испугав мирно жующих овес лошадей. — Но если Гэвин думает перехватить мое наследство, он будет иметь дело со мной! Я помню его с детства. Лисья физиономия с бегающими глазками, лицо проныры с загребущими руками, всегда готового стянуть что-то у других…

— Ты хорошо знал его, Рон? — спросил Брайен, прислонясь плечом к толстому дубовому столбу.

Рональд кивнул.

— Да. В те дни уэльские кланы кочевали с одного летнего пастбища на другое и жили в летних хижинах, построенных там. На зиму мы возвращались в селения, а скот наш пасся на общих пастбищах. И члены рода проводили много времени вместе.

Он помолчал, вспоминая залитые солнцем зеленые луга, шумные ребячьи ватаги и шутливые схватки на деревянных мечах со своими братьями и кузенами, Как давно это было! Другое время. Другая жизнь… Маленький Рон жил счастливо и безмятежно — до того самого дня, когда отец позвал его к себе и сообщил о своем решении отослать его в Англию.

Рон был сыном главы рода и потому даже в свои мальчишеские восемь лет не стал плакать и протестовать. Он просто стоял перед отцом, оцепенев, не веря, что все это всерьез, чувствуя, что все рушится вокруг него. Не было времени на долгие прощания, на объяснения; он запомнил только тихий плач матери и серьезные глаза старших братьев. И на другой день рано поутру он уехал с королевским гонцом, который должен был сопровождать его. И больше никогда не видел никого из родных. Мать умерла от лихорадки через год, а отец и братья недавно были убиты.

Если отъезд из Уэльса оказался труден для него, то приезд ко двору Генриха был еще хуже. Его уэльские манеры и платье вызвали всеобщие насмешки. При дворе его прозвали дикарем и варваром; сам стыдясь своих простоватых манер, Рон вел себя дерзко и вызывающе. Он потом часто спрашивал себя, как бы сложилась его жизнь, если бы один добросердечный английский барон не взял его под свое покровительство. Но теперь-то он знал, что за этим стоял король Генрих, который, предвидя будущее Уэльса, решил превратить уэльских заложников в английских рыцарей.

Все, что осталось ему от прежнего Уэльса, — это его оруженосец Морган да несколько далеких детских воспоминаний. А теперь вот — Гленлайон…

Рон поднял глаза и улыбнулся Брайену, который молча наблюдал за ним. Оба хорошо понимали друг друга и не нуждались в лишних словах.

— Итак, завтра мы уезжаем отсюда, Брайен.

— Да, милорд. Но я не уверен относительно твоего коня. Передняя нога у него сильно распухла. — Брайен сокрушенно покачал головой. — Мы сделали все, что могли. Теперь ему поможет только время или чудо.

— Или девушка, которая умеет лечить лошадей. — Рональд слегка улыбнулся, заметив, что ирландец вздрогнул при этих словах. — Да, да, я имею в виду ту самую черноволосую девушку. Я узнал, что ее зовут Джина, и ты найдешь ее в сарацинском шатре в полулье отсюда. Вели ей прихватить свои травы, а знаний ей, судя по всему, не занимать. Я люблю Турка больше всех своих коней и предпочел бы именно на нем въехать в ворота своего родового замка.

Брайен кивнул с явной неохотой.

— Хорошо, милорд. Я приведу ее. Если прежде она не превратит меня в жабу…

Рональд рассмеялся.

— Тогда пошли сэра Роберта вместо себя. Он и так похож на жабу. А главное — не боится ни фей, ни колдунов.

— Лучше я сам пойду. У него нет амулетов, чтобы отвратить зло, а у меня они есть. Кроме того, я знаю достаточно молитв и заклятий, чтобы обезопасить себя. Во всяком случае, я на это надеюсь, — мрачно заключил он.

— Я бы советовал тебе больше остерегаться ее слуги, чем каких-то волшебных чар, — предупредил Рональд. — Он ловкач и, похоже, более опасен, чем она сама.

— И тоже колдун, без сомнения! — Брайен покачал головой и стиснул рукоять своего меча. — Признаться, я охотней встретился бы лицом к лицу со смертоносным кинжалом, чем с магией.

— На мой взгляд, у кинжала шансов больше. Так что береги спину.

Брайен обернулся и многозначительно посмотрел на него.

— А я бы на твоем месте остерегался ее чар. Ты носишь амулет, который я купил для тебя?

— Чтобы уберечься от колдовства, я не нуждаюсь в амулетах. Все необходимое у меня есть: сильная рука, острый меч, верный друг и благородный конь — что еще человеку нужно?

— Бывают случаи, когда ничто на свете не убережет от магии.

Рон ничего не ответил, а только посмотрел на него со странной улыбкой на устах.

Глава СЕДЬМАЯ

Солнечный свет искрился в сердцевине колокольчика, переливаясь в густой синеве. Джина слегка коснулась цветка, и капля росы скатилась на палец с влажного лепестка. Легкий ветерок играл шелком травы; гибкие ветви орешника раскачивались над головой. Она подняла глаза. С запада наползали тучи, предвещая дождь. Лучше вернуться, чтобы помочь Элспет и Бьяджо свернуть шатер.

К этому времени, по ее расчетам, гнев их должен был пройти, хотя Бьяджо, весьма вероятно, будет еще долго дуться на нее. Почему он так ненавидит Рональда? Эта неприязнь возникла почти мгновенно. Бьяджо увидел его в первый раз в чаще, когда они вместе разглядывали всадников сквозь ветки боярышника, и ему сразу не понравился этот высокомерный светловолосый рыцарь, возглавляющий отряд.

Джина старалась как можно меньше говорить со своими спутниками о Рональде, но Бьяджо сам узнал, что он — потомок знатного рода. Теперь они с Элспет наверняка начнут изводить ее, доказывая, что на высокомерного английского лорда нелепо рассчитывать как на защитника.

Солнце закрыла огромная туча, и стало ясно, что дождя не миновать. Джина ускорила шаг, пробираясь сквозь заросли орешника. Ее длинная пунцово-красная юбка зацепилась за ветку, и девушка остановилась, чтобы отцепить ее. В этот момент невдалеке послышался треск веток, и Джина сосредоточилась на мыслях приближавшегося человека, пытаясь определить, кто это.

…Джина… не самое подходящее имя для доброй феи!.. Она обманывает Рона, а он ничего не видит… Эта ведьма скорее погубит его коня, чем вылечит! Но разве он поверит, если я скажу ему это? Нет, Рон слишком беспечен и неосторожен с ней…

Ну конечно же, это Брайен! От него исходило множество мыслей, некоторые — на языке, которого она не знала, но господствовали надо всем образы Рона, уплывающего в хрустальной лодке, и ее самой, — злобно хохочущей и торжествующей. Этот человек и правда весь во власти своих страхов! Недаром при каждой встрече он так смотрит на нее: мрачно и подозрительно, точно на какую-то зловредную старую каргу. Ну ладно же! Если он думает, что она — существо демоническое, пусть так и будет!

Когда Брайен подошел ближе и его коренастая фигура появилась среди высоких гибких кустов орешника, Джина забормотала что-то бессмысленное себе под нос и принялась плавно кружиться среди колокольчиков, примул, лесных анемонов и желтых одуванчиков. Подол ее юбки обвился вокруг лодыжек, и крошечные бубенчики зазвенели на ногах. Потом она стремительно наклонилась, сорвала нежный цветок колокольчика и заговорила, держа его высоко в тонких лучах света, проникавших сквозь листву.

— Колокольчик, колокольчик, — почти пропела Джина, — принеси мне удачу до завтрашней ночи. Принеси!.. Принеси!..

Потом опустилась на колено, засунула цветок в правую туфлю и подняла глаза на Брайена, приросшего к месту в нескольких шагах от нее.

— Привет тебе, храбрый рыцарь! Спрашивай меня, что хочешь, и я должна буду сказать тебе всю правду, потому что ношу колокольчик в своей туфле.

Это было распространенное поверье, Джина была уверена, что Брайену оно хорошо известно. И он попался на удочку, направившись к ней с твердым намерением выведать у нее всю правду.

— Тебя называют Джиной, — начал он, слегка откашлявшись, поскольку слова застревали в горле. — Я должен знать, чего ты хочешь от моего лорда.

Она удивленно подняла брови и скривила губы в надменной улыбке.

— Он знает, чего я от него хочу. Но чего он сам хочет от меня?

Она протянула руку и погладила только что распустившийся цветок жимолости, качающийся на тонкой ветви, а потом перевела взгляд на лицо Брайена. Пальцы ее сомкнулись, и, оторвав цветок от ветки, Джина крепко зажала его в руке.

— Хочешь, я сделаю венки из цветов для нас обоих, сэр Брайен? Ты ведь слышал, что они делают людей невидимыми? Хочешь попробовать? А танцевал ли ты когда-нибудь с феями в ночь накануне Иванова дня? Рвал на ночных полянах первоцвет до рассвета, произнося магические заклинания?

Брайен испуганно попятился от нее и сунул руку в сумку на поясе, дрожащими пальцами стараясь нащупать амулет. Джина рассмеялась. Что она могла тут поделать? Этот здоровенный сильный рыцарь дрожал от страха перед феями, как мальчишка!

Ее смех заставил Брайена прийти в себя. Он сделал глубокий вдох и посмотрел на нее.

— Ты его не получишь, колдунья! Я не позволю тебе похитить Рона! Он может в это не верить, но я-то знаю о духах и феях и сумею его защитить…

Джину так и подмывало еще подразнить его, но она решила остановиться. Не стоит настраивать Брайена против себя, она и так уже зашла слишком далеко. Поэтому она только небрежно пожала плечами и перебила его:

— Если ты хочешь, чтобы я вылечила его коня, отведи меня туда, пока я в настроении. Потом я, может, и не захочу этого.

Брайен уставился на нее широко раскрытыми от изумления глазами.

— Я же не говорил тебе, зачем пришел…

— А мне и не надо говорить, хотя в этом нет ничего сверхъестественного. Лошадь захромала еще вчера, но твой лорд не прислушался к моим предостережениям. — Она бросила цветок и сдула с ладони желтую пыльцу. — Но сначала я должна сходить за своей шкатулкой с травами и целебными мазями. Или ты думаешь, что я вылечу ее при помощи заклинаний? — И поскольку Брайен явно колебался и не двигался с места, нетерпеливо добавила: — Так ты идешь? Или, может, мне отправляться одной?

Брайен наконец решился и неохотно последовал за ней сквозь заросли орешника и жимолости на поляну, где был раскинут сарацинский шатер. Ветер трепал его разноцветные шелка, а Бьяджо возился, убирая распорки. Заметив, что Джина приближается с одним из рыцарей Рональда, он подбоченился и хмуро взглянул на нее.

— Мне нужна моя шкатулка с травами, — чтобы предупредить Бьяджо, Джина заговорила первой. — Принеси ее из повозки.

Наступило напряженное молчание. Солнечный свет слабо проникал сквозь облака, высвечивая темные волосы Бьяджо. Было очевидно, что ему очень хочется как-то выразить свое неудовольствие, но Джина строго смотрела на него, и он не решался. Наконец он пожал плечами и пошел к открытой повозке, неловко припавшей на одно колесо: сломанная ось все еще была в починке у деревенского тележника. Бьяджо приподнял покрышку и вытащил шкатулку с травами.

— Не забудь зубы дракона и сердце единорога! — не удержался он, протягивая ей обитый кожей ящичек.

Краем глаза Джина заметила, как Брайен содрогнулся от ужаса.

— Прекрати, Бьяджо! — бросила она. — И скажи Элспет, что я буду в деревне.

Заметно притихший Брайен молчал всю обратную дорогу, но сознание его переполняли такие страшные мысли и образы, что Джине пришлось даже воздвигнуть мысленные барьеры между его сознанием и своим, чтобы избавить себя от них. И все-таки сквозь дикие суеверия и нелепый страх проступала такая беззаветная преданность ирландца своему лорду и другу, что Джина не могла не восхищаться. Он искренне заботился о Рональде, искренне любил его. И за это она готова была простить ему даже то, что он хотел во что бы то ни стало оградить Рона от нее.

Она не боялась Брайена. Наоборот: уверилась, что, имея таких преданных друзей, Рон наверняка сможет вернуть ей то, что она потеряла.

В конюшне царил полумрак, а в углах на соломе лежали стонущие люди и воняло зловонными нечистотами. Джина растерянно остановилась в дверях: она была ошеломлена увиденным. Ей не приходило в голову, что эти люди будут чувствовать себя так ужасно, — ведь считалось, что они уже поправляются. Она-то думала, что зелье, которое она подлила им в вино, вызовет только легкое недомогание, достаточное, чтобы они не смогли уехать из Вайтема…

Мучаясь угрызениями совести, Джина направилась к стойлу, где находился рослый черный жеребец Рональда. Конь захрапел, вскидывая свою большую голову и дергая поводья; было видно, что больная нога не дает ему покоя. Джина поставила шкатулку на скамью и постаралась сосредоточить свои мысли на лошади. Как прежде с Байошей, она выкинула из головы все, кроме мыслей о страждущем животном, и вскоре почувствовала источник его страданий. Да, как она и говорила Рону, у коня было внутреннее воспаление бабки. Припарка, наложенная оруженосцем, не ухудшила его состояния, но и не помогла.

Подошедший Морган взял в руки уздечку и намотал лошади длинную веревку вокруг мягкой верхней губы. Это был обычный способ заставить лошадь стоять неподвижно, но Джина взглянула на него и покачала головой.

— Не нужно. Это лишь еще больше будет мучить его.

— Если этого не сделать, — возразил Морган, — ты не сможешь даже подойти к нему, не то что наложить свою мазь.

Девушка улыбнулась.

— Не беспокойся. Он не причинит мне вреда.

Оруженосец скептически хмыкнул и проворчал что-то на уэльском наречии, которого она не понимала. Никто из этих людей не доверял ей! Все они надеялись, что ее неудача докажет наконец Рону, что она не стоит его внимания…

Но сама она намеревалась доказать им как раз обратное!

Похлопав коня по шее, Джина прошептала несколько ласковых слов на тайном языке лошадей, которому она научилась у жителей аравийской пустыни, чье умение обращаться с лошадьми давно уже сделалось легендой. Потом она достала маленькую баночку с резко пахнущей мазью, кусок мягкой ткани и снова приблизилась к жеребцу. По его черной блестящей шкуре, обтягивающей могучие мускулы, прошла мгновенная дрожь. Захрапев, он снова натянул поводья, которые держал оруженосец, и округлил глаза, показывая белки.

— Отойди подальше, — сказала Джина Моргану, но тот отрицательно покачал головой.

— Я не хочу потом объяснять лорду, почему на лошадиных копытах следы твоей крови!

Она пожала плечами и положила руку на дрожащий лошадиный круп. Конь всхрапнул, но не отдернулся, и Джина улыбнулась.

— Видишь? Мне он ничего не сделает, но ты должен отойти. Конь нервничает из-за тебя.

— Из-за меня? Черт побери! Ну ты и отчаянная девица!

— Отойди, Морган, — вмешался вдруг Брайен. — Ты же предупредил ее.

Улыбка Джины стала еще шире. Если он думает, что ему удастся избавиться от нее таким способом, то ошибается!

Морган неохотно отпустил повод коня и отступил, прислонившись к каменной стене.

— Уйдите из стойла! — твердо сказала Джина. — Я не хочу, чтобы вы были здесь, пока я лечу его.

Выругавшись по-уэльски, оруженосец бросил на нее разгневанный взгляд и вышел из стойла. Брайен, чуть помедлив, последовал за ним, а Джина начала ласково говорить с жеребцом, медленно приближаясь к его голове. Все еще нервничая, конь заржал; Джина чувствовала, что его животный разум сосредоточился на источнике боли, на резких, пронизывающих толчках в ноге.

Дотронувшись до головы, она легко пробежала рукой по блестящей холке коня, а оттуда вниз к ноге, потом еще ниже, пока не встала на колени у его огромных копыт. Эти смертоносные копыта с тяжелыми железными подковами могли вмиг затоптать упавшего человека или нанести в схватке сокрушительный удар другой лошади. Но жеребец стоял спокойно, лишь слегка подрагивая, словно чувствовал, что она поможет ему. И тогда Джина, подняв одно из тяжелых копыт, опустила его на свое склоненное колено. Равновесие коня удерживалось на трех ногах, но, пока она осторожными касаниями накладывала целебную мазь, тихо приговаривая успокаивающие слова, он вел себя смирно. Работая, Джина непрерывно разговаривала с жеребцом. Она хвалила его силу и красоту, его большое сердце и его предков, и, казалось, он понимал ее. Пока она накладывала повязку, он опустил свою большую голову и мягко провел носом по ее волосам, дыша влажным теплом в шею. Перевязав лошадиную ногу мягкой тканью и закрепив ее прочным узлом, Джина поднялась. Спина ее болела: пришлось довольно долго пребывать в неудобном положении, удерживая к тому же вес огромной ноги жеребца. Потирая спину руками, она прогнулась, чтобы расслабить затекшие мышцы, и вздрогнула, внезапно услышав голос за спиной.

— Позволь, я помогу, — шутливо сказал подошедший Рональд; в проеме двери она увидела Брайена и Моргана. — Эти двое, кажется, не решаются двинуться с места, — кивнул он на них с озорным блеском в глазах.

Джина пожала плечами.

— Наверное, боятся, что ты заменишь их кем-то, кто лучше понимает лошадей.

Он рассмеялся и прислонился к дубовой стойке.

— Бояться им нечего. Я предан тем, кто предан мне.

— Хорошо, если так. Но некоторые люди легко меняют свои пристрастия…

— Я — нет. Хоть я и не против того, чтобы принимать помощь от посторонних людей. — Он показал на пустую баночку на полу стойла. — А чем ты лечила мою лошадь?

Джина взглянула на Брайена и широко улыбнулась.

— Истолченными крылышками фей и сердцем единорога. Нерожденного единорога!

— А не зубами дракона?

— Я пользуюсь ими только в полнолуние. — Она опять посмотрела на Брайена и едва не расхохоталась. Он, казалось, начал подозревать, что его разыгрывают, но все еще не мог победить своих суеверий. И эта борьба отразилась на его лице.

— Она посылала своего слугу за зубами дракона, милорд! — яростно зашептал он. — Я сам слышал!

Рон удивленно взглянул на нее, и Джина пожала плечами.

— Это была просто шутка, но твой приятель никогда не поймет этого.

— В таком случае, не мучай его. И потом — ведь неизвестно, кто из нас прав. Вдруг окажется, что я сам дурак, оттого что не верю в разных фей и духов?

Джина загадочно улыбнулась.

— Да, милорд, может быть…

Он удивленно поднял брови, но ничего не ответил, а вместо этого протянул ей руку:

— Пойдем со мной, прекрасная Королева эльфов. Я заплачу тебе за то, что ты вылечила моего коня.

— А ты не желаешь подождать и посмотреть, вылечила ли я его на самом деле? Что, если у него вдруг вырастут крылья или он превратится в мышь? — отшутилась она.

— Рискну поверить.

Пожав плечами, Джина взяла свою шкатулку с травами, но вдруг приостановилась и нерешительно взглянула на него.

— У меня есть средство, чтобы вылечить твоих людей, если ты согласен рискнуть и этим.

— Я-то готов, но не уверен, что у моих людей хватит на это смелости. — Он заколебался, потом сказал: — Но предложи им: может, найдется человек, который так страдает, что ему уже все равно.

Джина оглядела засушенные листья и цветы, аккуратно разложенные в ее шкатулке, и взяла по две щепотки мяты, розмарина и руты. Поднявшись, она протянула их оруженосцу.

— Если ты сомневаешься, то завари это сам. Прокипяти их с медом и дай эту микстуру тем людям, которые хотят чувствовать себя лучше.

Морган явно колебался, но потом, бросив на Рональда быстрый взгляд, все-таки взял травы и кивнул. Они тихо поговорили о чем-то по-уэльски, и оруженосец ушел, а Рональд обернулся к ней и снова протянул руку.

— Пойдем, цветочек, посмотрим, на что способна эта трактирная кухня. Раз сегодня день чудес, возможно, и с ней произошло чудо.

Джина заколебалась. Ей показалось, что за его добродушной улыбкой что-то еще таится, хотя она не могла понять, что именно. Но отказаться значило опять отложить разговор о его обете. А как знать, когда они увидятся снова? Нужно было ловить подходящий момент.

Поэтому она дала ему руку и пошла с ним в трактир, досадуя, что нельзя смыть запах лошадиного пота, а заодно и переодеться. Ее наряд состоял из простого шерстяного платья с засученными до локтя рукавами и широкого матерчатого кушака, опоясанного вокруг талии — и больше ничего, никаких украшений. Порывом ветра подхватило широкий подол ее платья, так что ей пришлось придержать его одной рукой. Небо заволокло тучами, и на плечо ей упали первые дождевые капли. Рональд обхватил ее за талию и прибавил шаг, так что она едва поспевала за ним.

И снова Джина почувствовала уже знакомый жаркий трепет и тревожное волнение в груди. Все это очень не нравилось ей. Ей не нравилось, что пульс ее учащается всякий раз, когда Рон вот так улыбается ей, обнажая белую кипень зубов, а глаза его, осененные густыми ресницами, так весело сверкают, что невольно хочется улыбнуться в ответ. Джину почти пугало то, что она не может сдержать ответную улыбку и что ей хочется, неудержимо хочется коснуться пальцами его лица, погладить губы, подбородок…

Должно же быть какое-то лекарство от этого! Надо будет разузнать, поискать, выяснить у Элспет. Есть же, наверное, какая-то трава или растение, какое-то целебное средство, чтобы избавить ее от желания поминутно улыбаться ему, как какая-то безмозглая идиотка! Наверняка она похожа на тех влюбленных дурочек, которых она всегда презирала…

— Тут ступеньки, — пробормотал Рон и вовремя: Джина поняла, что все время так неотрывно смотрела ему в лицо, что едва не споткнулась о ступеньку на крыльце трактира.

О Господи, до чего же еще она может дойти, прежде чем достигнет своей цели?!

Лицо ее все еще горело, когда Рон, не обращая внимания на других посетителей, повел ее к столу у окна. И поделом ей! Это возмездие за то, что опоила его людей. И за то, что смеялась над Брайеном… и дразнила Бьяджо… У нее столько грехов, что трудно сосчитать! Она заслужила это и должна еще радоваться, что не получила чего-то похуже…

Джина никак не могла успокоиться — особенно после того, как Рон уселся на скамью рядом с ней, сапогом касаясь ее платья, а коленом дотронувшись до бедра. Он придвинулся так близко, что она увидела топорщившиеся волоски у него на висках, и ей немедленно захотелось пригладить их. Пришлось даже крепко сжать руки на коленях, чтобы подавить это желание. Склонив голову, Джина с отчаянием уставилась в исцарапанную крышку дубового стола.

— Поведай-ка мне, как тебе удалось стать такой сведущей в травах и лошадях, — попросил он шутливо.

Это был тот случай, когда она могла позволить себе сказать правду:

— В аравийских пустынях многие разбираются в лошадях. Тому немногому, что я знаю, я научилась у бедуинов.

— А мазь?.. Она, конечно, была не из крылышек фей и не из сердец единорогов. Но мне все же интересно знать, из чего она.

— Из конского каштана. — Джина осмелилась поднять на него взгляд и даже слегка улыбнуться. — Если его истолочь и смешать с гусиным жиром, он очень хорошо помогает. Никакой магии, ничего таинственного! Это самая обычная мазь.

— А признайся: тебе ведь нравится изображать из себя этакую колдунью!

— А ты уверен, что я не колдунья? — поддразнила она, проведя пальцем по глубокой трещине на крышке стола. — Может быть, я переодетая принцесса, откуда ты знаешь? Или Королева эльфов, которая увезет тебя на хрустальной лодке в волшебное царство…

Рон нахмурился.

— Это Брайен наговорил тебе?

— Ему и говорить не пришлось. Он ведь ирландец! А они все помешаны на эльфах, феях и прочей нечистой силе.

Заметив, что к ним приближается дочь трактирщика, Джина замолчала, невольно переключив внимание на эту девицу. Как и следовало ожидать, ее мысли были заняты в основном мужчинами, но одна из этих мыслей заставила Джину удивленно приподнять бровь. Среди образов, мелькающих в примитивном сознании девицы, она обнаружила Бьяджо — его смуглое улыбающееся лицо… Причем был он там явно не на последнем месте! При мысли о Бьяджо синие, томные глаза девицы приняли мечтательное выражение, а изрытое оспинами лицо засияло… Черт возьми! Вот не думала, что Бьяджо может опуститься так низко! Хотя наверняка он просто пофлиртовал немного с этой особой, а та вообразила, что у нее с ним любовь. Только этого не хватало!

Девица повернулась к Рону, и образ Бьяджо тут же исчез: теперь все ее внимание было обращено на этого светловолосого рыцаря, глядевшего на нее с улыбкой на твердых губах. Глаза Джины сузились, она без труда смогла прочесть мысли дочери трактирщика: в ее представлении этот сильный, соблазнительный мужчина уже развязывал шнуровку ее корсажа… Ну уж, только не это!

— Что ты пялишься на каждого мужчину, которого обслуживаешь, потаскушка? Долго еще мы будем ждать свой обед?

Рон удивленно повернулся к ней; Джина сама не могла понять, что это на нее нашло, и смущенно добавила:

— Я что-то ужасно проголодалась…

Рон слегка улыбнулся.

— Хочешь, я закажу тебе говяжий бок?

Она вспыхнула.

— Нет! Хватит и небольшого кусочка. — И, взглянув на служанку, капризно добавила: — И немного спаржи, если она у вас тут есть.

Когда дочь трактирщика, пылая от возмущения, вылетела из общей залы, Джина облегченно вздохнула, но, увы, оказалось, что рано. Входная дверь с шумом распахнулась, и вошел один из рыцарей Рональда, озабоченно шаря глазами по комнате. Увидев их, он быстро подошел, и Джина невольно напряглась. Рыцарь буквально трясся от ярости и возмущения, и она с испугом поняла, что гнев этот направлен на нее!

— Милорд, — заговорил тот решительно, устремив на Рона многозначительный взгляд. — Я бы хотел поговорить с вами наедине.

Рон пожал плечами, и они отошли в дальний угол залы. Но Джине ничего не стоило проникнуть в мысли рыцаря, и ее охватил ужас… В спешке она забыла на конюшне свою шкатулку с травами и даже не подумала, что кто-то может заинтересоваться ею. А этот человек, похоже, что-то понимает в травах и узнал некоторые из них. Но главное — он понял причину болезни, от которой солдаты стонут сейчас в конюшне! Ох, что же она наделала! Что теперь будет?..

Джине показалось, что пропасть разверзлась перед ней — темная и ужасная. Конец всему! Всем ее планам, мечтам… Но надо думать, надо искать ответы на вопросы, которые наверняка сейчас будут заданы ей!

— А ты уверен, сэр Роберт? — недоверчиво спрашивал в это время Рональд, выслушав сообщение рыцаря.

— Говорю тебе, милорд, так и есть! — упорно настаивал тот. — Симптомы знакомые. Я знаю это растение: мой младший сын однажды съел по ошибке эту вредную траву. Не пойму, почему мне не пришло это в голову раньше.

Рон обернулся и посмотрел на Джину, потом снова вперил в него испытующий взгляд.

— Но что за причина могла побудить ее отравить моих людей, а не меня?

— Откуда ты знаешь, что она не пыталась отравить тебя? — Сэр Роберт, в свою очередь, посмотрел на девушку, все еще сидевшую за столом с поникшей головой. — Вспомни, в каком состоянии ты был в то утро, милорд. Я знаю тебя лет десять, а то и больше, но никогда не видел таким после выпивки.

Что правда, то правда: в то утро он чувствовал себя совершенно больным, хотя симптомы были и не совсем те, что у его людей. Губы Рона сжались.

— Но как это могло быть сделано?

— Нет ничего проще: добавить настойку в пищу или вино… И заметьте: заболели даже те, кто выпил мало.

Да, и это тоже было правдой. Не заболел Брайен, но он заснул за столом сразу после ужина. А сэр Роберт не пил вообще этой ночью, предпочитая одиночество компании грубой пьяной солдатни. Что ж, это мудро при любых обстоятельствах…

Рональд быстро обдумал несколько других предположений и с сожалением отверг: все указывало на Джину. У него не было ни малейшего представления, что она делала после того, как оставила его спящим в комнате. Он посмотрел на девушку: ее шелковистые темные волосы мягко поблескивали в лучах света, пробивавшегося сквозь запыленное оконце. Жаль: такая забавная девчонка — живая и быстрая, веселая и дразнящая. Даже сейчас Рона возбуждало горячее воспоминание о ее золотистом теле и тонких бедрах, оседлавших его. Он перевел взгляд на сэра Роберта.

— Я думаю, нам нужно расспросить хозяина трактира, чтобы не обвинять девушку зря.

— Я приведу его к тебе, — мрачно сказал сэр Роберт.

Рон вернулся к столу, сел на скамью, обхватил сильной рукой тонкое запястье Джины.

— Скажи мне, — произнес он ласковым голосом, — что ты делала после того, как оставила меня вчера вечером, дорогуша?

— Что делала?

Он улыбнулся.

— Да. Ты сразу вернулась в шатер?

Джина попыталась высвободить руку, но Рон держал крепко, и, слегка пожав плечами, она нервно улыбнулась.

— За мной пришел мой слуга, и мы захватили немного вина для Элспет. Она плохо себя чувствовала.

— Как неудачно! — Рон сделал паузу, и молчание продолжалось до тех пор, пока Джина не заерзала беспокойно на скамье. Затем он улыбнулся. — Надеюсь, ей лучше?

— Кому? А, Элспет? Да, милорд, гораздо лучше. Она, должно быть, просто съела что-нибудь не то. Ты же видел, что утром она встала и выглядела, как обычно.

— Да, я видел. — Он мягким ленивым движением перевернул ее руку, чтобы посмотреть на пальцы. — У тебя все еще мазь на руках. Ты ведь хорошо разбираешься в растениях, не так ли?

— Довольно хорошо… — Она никак не могла решиться взглянуть на него. — Хотя я знаю лишь то, что знают многие: несколько простых мазей и снадобий. — Она сделала нетерпеливое движение свободной рукой. — Оказывается, я не так голодна, как думала. Мне нужно пойти собрать свои вещи и убедиться, что с Элспет все в порядке…

Джина привстала и, готовая рвануться, как дикая кобылица, уставилась на него огромными темными глазами. Рон с сомнением покачал головой.

— Одну минуту, леди! Сначала я хотел бы получить ответы на некоторые вопросы, которые меня очень интересуют.

— О, я была бы очень счастлива ответить на любые вопросы, которые ты пожелаешь мне задать, милорд. Но мне пришло вдруг в голову, что мои слуги могут сейчас нуждаться во мне. Как ты знаешь, мы очень близки, и бывают моменты, когда я просто чувствую…

Его пальцы сжались на ее руке — несильно, но достаточно, чтобы предупредить, что он настроен весьма решительно.

— Превосходно. Эти чувства делают тебе честь. Ты пойдешь сразу после того, как я получу ответ на свои вопросы.

Он мрачно смотрел на нее, замечая, как широко раскрыты ее глаза, на щеках Джины появился темный румянец такого же цвета, как роза поздним летом — прекрасная, соблазнительная, но скрывающая острые шипы под нежными лепестками. Красивый цветок! Но красивы и цветы белладонны — некоторые зовут ее красавкой, — коварные и пагубные. Достаточно было взглянуть на лицо Джины, чтобы понять: подтверждения хозяина трактира уже не нужны. Она призналась во всем глазами!

Появился сэр Роберт с трактирщиком, за которым увязалась его дочь.

— Расскажи ему то, что рассказал мне, Говард! — подтолкнул сэр Роберт хозяина.

Хозяин покачал головой, беспокойно переводя взгляд с девушки на Рональда.

— Она была здесь, милорд. Вчера поздно ночью. Она была со своим слугой — таким смуглым, черноволосым, с хитрым лицом… Я увидел, как они возятся возле моих кувшинов с вином, но они сказали, что просто хотели взять немного вина для служанки, которая заболела.

— Видишь? — воскликнула Джина, негодующим жестом отбрасывая волосы с лица. — Я говорила тебе, что Элспет была больна!

Рон на мгновение задержал взгляд на ее лице. Холодная улыбка словно примерзла к его губам.

— Да, ты так говорила.

Тогда вперед выступила дочка трактирщика, она была разъярена и, выпятив свои пышные груди, уперлась руками в бока.

— Я видела, что вы делали! Видела, но не поняла, пока сейчас не заговорили об этом!

— Помолчи, Лин, — отец дернул ее за рукав, но она вырвалась, нетерпеливо тряхнув головой.

— Нет, не замолчу! Она стояла вон там. И наливала что-то в один из тех кувшинов, но я не знала тогда, чем она занимается. А теперь она пытается обвинить своего слугу, хотя мы были с ним вместе все время!

Джина бросила на нее презрительный взгляд.

— Я ни в чем не обвиняю Бьяджо. А ты просто разозлилась на меня за то, что я застала тебя, когда ты строила ему глазки. От тебя еще пахло другим мужчиной, и я не хотела, чтобы мой слуга путался с такой, как ты! — Она повернулась к Рону. — Это правда. Я велела ей вчера вечером убираться и оставить Бьяджо в покое.

— В этом я не сомневаюсь, цветочек. А теперь нам надо поговорить. — Он поднялся, возвышаясь над ней, как башня, и не отпуская ее руку. — Мне очень любопытно побольше узнать о тебе: кто ты такая, что ты здесь делаешь и почему всякий раз оказываешься у меня на пути в самый неожиданный момент. — Джина попыталась высвободить руку, но он крепко сжал ее плечи и посмотрел через ее голову на сэра Роберта и трактирщика. — У меня будет долгий разговор с моей очаровательной гостьей, и я был бы вам благодарен, если бы вы устроили, чтобы нам никто не мешал. Нет, нет, цветочек, не здесь! Мы пойдем ко мне в комнату, где будем совершенно одни.

Джина воспротивилась было, вырываясь и твердя, что не намерена оставаться с ним наедине, но он без долгих разговоров просто подхватил ее на руки и, шагая через две ступеньки, двинулся по узкой лестнице, ведущей на второй этаж.

Глава ВОСЬМАЯ

Звук захлопнувшейся двери резко прозвучал в полутемной комнате. Рон подошел к кровати и небрежным движением, как тряпичную куклу, бросил на нее Джину. Подол ее юбки задрался; она вцепилась в спинку обеими руками, глядя снизу на Рона, который неумолимо возвышался над ней. Быстрый взгляд в сторону закрытой двери вызвал только сердитую усмешку у него на губах. Он не двигался, молча глядя на нее, пока Джина не отвела глаза.

— Ну давай, цветочек! — сказал он наконец. — Выкладывай мне все. Ты не так проста, как кажешься. Расскажи, зачем ты отравила вино моих людей, и, возможно, я просто побраню тебя и отпущу.

Джина бросила на него взгляд, сверкающий яростью.

— Я не такая дура! Если ты думаешь, что я подсыпала что-то в их вино…

— То, что ты подсыпала что-то в их вино, ясно, как Божий день. Вопрос теперь лишь в том, для чего ты это сделала.

Он сделал шаг к кровати, и она тут же отпрянула к стенке, точно мышь в западне. Грудь ее вздымалась в прерывистом дыхании.

Рон наклонился и навис над ней, упершись кулаками в матрас по обеим сторонам ее хрупкого тела.

— Так для чего же, цветочек?.. Для чего?

— Я… — Она облизнула языком сухие губы, шаря глазами по комнате, словно в поисках ответа. — Я не знаю. Нет… подожди. — Она сделала глубокий вдох и выпалила, наконец решившись: — Я сделала это, чтобы удержать тебя!

— Ага. Чтобы удержать меня здесь. — Рон задумчиво кивнул. — Это похоже на правду. В это я могу поверить. Но скажи мне, кто велел тебе задержать меня здесь? Кто тебя послал?

— Кто? — Она снова облизнула губы. Растерянность ее была такой искренней, что Рон едва не поверил ей. — Никто меня не посылал, милорд. Я… я просто хотела, чтобы ты остался здесь еще на день.

Он улыбнулся.

— Наивное дитя! Конечно, ты именно этого и хотела. — Протянув руку, он погладил большим пальцем изгиб ее щеки, провел по нижней губе и вдруг крепко схватил за подбородок так, что она не могла вывернуться. — А теперь расскажи мне всю правду. Никакая девушка не пойдет на такое, чтобы удержать кого бы то ни было, если ей не приказали. Отвечай, кто тебя подослал. Это был англичанин?.. — Его хватка усилилась когда она попыталась вывернуться. — Или он из Уэльса?

Глаза Джины расширились. Она затрясла головой так яростно, как только было возможно в ее положении.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду…

С проклятьями он припер ее руками к стене и заорал, чтобы она сейчас же призналась. Но Джина только качала головой и бормотала, что никто не посылал ее, никто не руководил ею.

— Это была моя… моя идея… — всхлипывая, повторяла она. — Я говорила тебе, зачем я сделала это… Чтобы удержать… удержать тебя здесь. Но ты был нужен мне самой!

Изрыгнув еще несколько проклятий, Рон наконец отпустил ее. Кто бы ни подослал эту красотку, выбор был удачен: она ни на йоту не отступила от своего замысла, от своей нелепой сказки. Оказывается, она хотела задержать его лишь для того, чтобы напомнить о клятве, которую он дал ей. Вот тут враги просчитались и выдумали слишком дурацкую историю. Уразуметь было нелегко. Что-то насчет пророчества и долгих поисков того, кто предсказан… И грифон… Грифон — это он. Ее навела на эту мысль его родовая фамилия.

Рон устало посмотрел на нее. Оставалось только применить пытку, он не мог придумать иного способа заставить ее рассказать всю правду. Если только не…

Он улыбнулся, и ее мокрые глаза настороженно сузились в ответ. Она уже знала эту его особую улыбку, не предвещавшую ничего хорошего…

— Ну что же, не хочешь сама говорить — так твои слуги под пыткой все мне расскажут! — Он поймал ее за руку, когда она пыталась соскочить с кровати, и грубо усадил обратно, прижав к стене. — И не пытайся улизнуть. Мое терпение подходит к концу. Я спрашивал тебя по-хорошему, но ты не желаешь отвечать. Поэтому я должен использовать другие способы, милочка. Пусть тебе не дорога твоя собственная шкура, но, возможно, ты захочешь спасти их.

Он внезапно отпустил ее и отошел от кровати, но она тут же кинулась за ним, ухватившись за его руку с цепкостью дикого зверя.

— Нет, милорд! Не делай им ничего, умоляю!

Она замолчала и, вся дрожа, припала мокрым лицом к его руке.

Рон изо всех сил боролся с состраданием. Ведь она сама навлекала на себя это! Но все-таки не выдержал, положил другую руку ей на голову и слегка погладил, успокаивая, как маленького ребенка.

— Ну-ну, — пробормотал он. — Расскажи мне лишь то, что мне необходимо знать, цветочек. От этого зависит не только моя жизнь, но и жизни многих людей. Я должен знать, кто строит козни против меня!

Итак, он не верит ни одному ее слову. Нужно срочно что-то придумать, чтобы спасти Элспет и Бьяджо!

— Я… я не знаю его имени, — подняв на него залитые слезами глаза, сказала Джина. — Да, милорд, он никогда не называл мне его. И я не знаю, англичанин он или валлиец. Вы все кажетесь мне похожими… Но он был смуглый и с хитрым, как у лисицы, лицом. С большими черными глазами, горячими, пугающими… Он сказал, что, если я не задержу тебя здесь, он убьет нас всех троих! Сварит в кипящем масле! Но сначала сдерет с нас кожу и сошьет из нее себе башмаки… — Она глубоко и судорожно вздохнула. — А если я попытаюсь убежать, он выследит нас с собаками и скормит им по кусочкам. Или повесит нас на деревьях, как мишень для своих стрел…

— А тебе никогда не приходило в голову, — сухо прервал ее Рон, — что умереть можно только один раз? Твой незнакомец явно переборщил… Ну ладно, цветочек. Что бы он там ни говорил, ясно, что этого было достаточно, чтобы запугать вас. Но ты узнала бы его, если бы снова увидела?

Джина кивнула, и волосы упали ей на глаза шелковистыми прядями.

— О да, милорд, ведь он похож на самого дьявола! Я думаю, что если бы снять с него сапоги, то там оказались бы копыта. И хвост под плащом, и рога под шлемом…

— Достаточно. Я тебя понял. У тебя очень живое воображение, цветочек. Будем надеяться, что и память такая же хорошая.

Рон отошел от нее и двинулся к маленькому столику у окна. Взял бутыль с вином, осторожно понюхал и наполнил кубок. Поразмыслив секунду, он протянул его Джине.

— Попробуй-ка.

Она с опаской посмотрела на него.

— Я ничего туда не подсыпал, — сказал он. — Если и ты не подсыпала, чего бояться?

Джина медленно осушила кубок и протянула его Рону, взглянув на него с вызовом и вытерев рот рукавом.

— Теперь ты доволен, милорд?

Он налил и себе вина, с улыбкой глядя на нее.

— На данный момент почти доволен. Но я буду полностью удовлетворен, когда мы прибудем в Уэльс и ты опознаешь того человека, который послал тебя то ли отравить, то ли просто задержать меня, уж не знаю.

Услышав эти слова, Джина вскинула голову и широко раскрытыми глазами уставилась на него.

— В Уэльс? Что ты имеешь в виду? Опознать кого?..

Он подошел к ней и вытер пальцем все еще видневшиеся следы слез на щеке.

— Завтра утром мы отправляемся в Уэльс, цветик мой, и ты поедешь с нами!

Уэльс… Да это же где-то на краю света, на самом берегу океана, омывающего это королевство грубых и безжалостных людей! Уэльс. Сморгнув слезы, Джина бросила ненавидящий взгляд в сторону Рона. Но он не смотрел на нее. Утренний туман слоился клочьями в еще темном кустарнике, приглушенный стук копыт отдавался по мягкой влажной земле. Где-то далеко позади слышался скрип их повозки.

Хорошо хоть Элспет и Бьяджо с ней, хотя и едут они в самом хвосте отряда.. Добиться этого было непросто. Лишь ценой долгих просьб и унижений она уговорила Рональда взять их с собой.

Но плохо было то, что она могла видеть их только издали: Рон непреклонно заявил, что Джина поедет рядом с ним. Если бы они могли слышать ее мысли, как она слышала их!

Джина чувствовала, что они в страшной тревоге и мало что понимают: Рон не позволил ей поговорить с ними перед отъездом. Впрочем, наверняка эта подлая девица, которая их выдала, рассказала Бьяджо, что их везут в Уэльс. Она ведь тут же побежала к нему извиняться за свою ложь. Ну, не совсем ложь, конечно, и все-таки… Она действительно видела их возле кувшинов с вином, и они в самом деле подливали туда кое-что. Но она ведь не видела, как они это делали! Глупая девка. Джина испустила глубокий вздох. Все это неважно теперь. Сейчас нужно думать о будущем, а оно явно не сулит ничего хорошего…

Конечно, во многом она виновата сама: наделала столько глупостей, так и не сумела заставить Рона поверить в пророчество. Он просто отмахнулся от него, как от какой-то нелепой фантазии! И кто знает, сможет ли она когда-нибудь убедить его? Ведь она снова его обманула! Ей пришлось наспех выдумать эту историю о каком-то смуглом человеке с большими жгучими глазами, который невозможными угрозами напугал их так, что они согласились задержать Рональда. А что будет, когда они доберутся до Уэльса и она не сможет указать ему этого человека?

Но об этом можно пока не думать. Во время путешествия ей наверняка предстоят другие, более насущные заботы. Она снова бросила взгляд на Рональда. Он ехал впереди на своем жеребце, который больше не хромал, и ни разу даже не оглянулся на нее. По бокам Джины ехали два всадника с грубыми лицами и похотливыми мыслями в голове. Она содрогнулась, уловив эти мысли, и поплотнее закуталась в свою накидку.

Накануне ночью пошел сильный дождь. Такой сильный, что неистово колотил по ставням и крыше постоялого двора, заставляя Джину без сна ворочаться на своем жестком тюфяке. Рон был настолько сердит, что даже не захотел разделить с ней постель. А Джина, признаться, надеялась, что в такой ситуации ей удастся смягчить его.. Однако он привязал ее к своему запястью длинной тонкой веревкой и всякий раз, как она начинала ворочаться, привставал на постели, сердито уставившись на нее. Так и прошла вся ночь.

От сознания, что Рон лежит рядом, совсем рядом, Джина не могла заснуть. Она возилась и ворочалась, пока он не пригрозил, что свяжет ее по рукам и ногам, если она не угомонится. Тогда она затихла и лежала неподвижно, пока мышцы не онемели.

Единственным ее утешением было то, что Брайен, услышав, что Рон решил взять ее с собой, испугался еще больше, чем она.

— Взять с собой? — в ужасе воскликнул он. — Но, милорд, мы не можем этого сделать!

Короткий спор вполголоса закончился тем, что ирландец вышел, сердито хлопнув дверью, и сейчас она улыбнулась с мрачным удовлетворением, вспоминая эту сцену.

В лесу снова зарядил нудный дождь, и дробный перестук капель напомнил ей, как она несчастна. А на этих закованных в латы рыцарей, которые хлюпали по грязи на своих могучих конях, он, казалось, не произвел никакого впечатления. Джина подумала о своей маленькой деревянной повозке, о том, как хорошо было бы сейчас забраться под навес и переждать непогоду в сухости и уюте. Прекрасная это была повозка — и прочная, если не считать сломанной оси, из-за которой им пришлось задержаться в Вайтеме.

По приказанию Рональда ось была починена очень скоро — еще один пример того, как расторопны и услужливы могут быть сельские жители. Разумеется, только по отношению к путникам, которые богаты и сильны. Она представить себе не могла, чтобы кузнец заявил Рону, что на починку потребуется несколько дней. Перед тем, как тронуться в путь, Джина взглянула с седла на свою повозку и сразу поняла, что та починена основательно и на совесть. Бьяджо стоял, прислонившись к передку, с угрюмым видом скрестив руки на груди. Заметив Джину, он бросил в ее сторону свирепый взгляд, а мысли его приняли такое направление, что она предпочла поскорее отключиться от них.

Слава Богу, Элспет вела себя по-другому. Она приветливо помахала рукой, заверив, что у них с Бьяджо все в порядке и они не оставят ее. От этого воспоминания слезы выступили на глазах Джины, но на душе стало теплее.

Лошадь ее споткнулась, и она крепко ухватилась за высокую луку седла, чтобы не упасть. Это была не ее любимая Байоша, а вьючная лошадь, на которую ее посадили верхом: добродушное и смирное животное, но вялое и туповатое — как некоторые люди, что бывают неловки и соображают медленнее других.

Подняв глаза, Джина увидела, что один из ее стражей смотрит на нее, многозначительно прищурившись. Ей не понравилось то, что он думал при этом, и она сказала как бы между прочим, в упор взглянув на него:

— У тебя засохнет и отпадет то, что болтается между ног, если ты только попробуешь прикоснуться ко мне…

Солдат изумленно уставился на нее, но поостерегся возразить. Джина понадеялась, что отныне он будет держаться с ней осторожнее, и со вздохом поудобнее устроилась в седле. Никакой дождь, казалось, не мог заставить Рона сделать остановку в пути! А это значит, что скоро они будут в Уэльсе…

Косые тени облаков бежали по ярко-зеленым лугам, по извилистой дороге, ведущей в Уэльскую долину. С гребня невысокого холма Рональд окинул взглядом эти бескрайние луга и змеящуюся среди них ленту реки. Солнце било прямо в глаза, Рон заморгал от его слепящих лучей и взглянул на небо. Оно было ярко-синим, с лениво плывущими белыми облаками — полное небо над его головой!

— Река Вай, — заметил Брайен, остановившись рядом, и Рон согласно кивнул.

— Да, — ответил он по-уэльски и сам удивился, как незаметно перешел на родной язык.

Желтая полевая горчица ковром покрывала влажную землю, словно ловя крошечными золотыми соцветиями солнечный свет. Яркие цветы одуванчиков усеивали холмы на другом берегу реки. Близость Гланлайона обострила его воспоминания: здесь они играли в детстве среди зарослей ракитника, вооруженные деревянными мечами и самодельными луками: там купались в жаркие дни. Как давно это было! Словно в другой жизни. И другой мальчик бегал и озорничал среди прекрасных долин и холмов Уэльса…

Внезапно Рональд нахмурился: его посетили воспоминания гораздо более мрачные и зловещие. Вооруженные отряды, наводнившие те же самые мирные долины: всадники, потрясающие мечами и копьями; ручьями текущая кровь. Уэльсцы против уэльсцев, англичане против уэльсцев. Всегда находились те, кто, подобно стервятникам, стремился урвать кусок богатой уэльской земли! И сейчас все было по-прежнему — только имена врагов изменились.

Остановившись в одном лье от Гленлайона, Рон приказал устроить привал. Нужно было дождаться возвращения разведчиков, которых он выслал вперед. Он спешился под тенью развесистой березы и снял с себя часть доспехов. Среди всадников, сворачивающих с дороги, он заметил Джину, ловким прыжком соскочившую с коня. Она не отставала от других, терпя этот изнурительный переход без капризов, и Рон невольно улыбнулся, глядя на нее. Он почувствовал, что ярость и раздражение уступают место необъяснимой нежности, и рассердился на себя. Ведь теперь он знает цену ее обольстительным улыбкам и манящим взглядам! Впрочем, он сам виноват, что оказался настолько глуп и наивен, чтобы позволить себе увлечься ею. Ему бы следовало слушаться Брайена! Хотя, разумеется, по другим причинам…

Как бы то ни было, воспоминания о единственной ночи, проведенной с нею, то и дело проникали в его сознание, причем в самые неподходящие моменты. Смутные воспоминания о ее золотистом теле и водопаде шелковистых волос, о тонких пальцах, прикасающихся к его груди… Этого было достаточно, чтобы тут же возбудить его, но Рон гнал от себя соблазнительные образы. В конце концов он взрослый мужчина, а не зеленый юнец, с него хватит глупостей. Нет, он будет держать ее на расстоянии. Другие, более важные дела сейчас занимают его.

Джина взглянула в его сторону, и Рон заметил, как вспыхнули ее черные глаза и коралловые губы под облаком распущенных волос. И тут же на ее лице появилось выражение робости и беззащитности. Но его не проведешь! Он уже знал, что эта женщина — оборотень, предстающий то обворожительной красавицей, то беспомощным ребенком, то колдуньей. Непостоянная, переменчивая, как ветер… Довольно! Он нарочно отвернулся от нее и стал помогать своим воинам разбивать лагерь.

День подходил к концу, а разведчики все еще не вернулись: Рон начал проявлять признаки тревоги и нетерпения.

— Поскачем в Гленлайон! — наконец решительно сказал он сэру Роберту, хлопнув латными рукавицами по раскрытой ладони. Они стояли на гребне холма, глядя в сторону замка, все еще скрытого из виду. — Выбери двадцать человек, которые поедут с нами.

— Мы что, не станем дожидаться возвращения разведчиков? — удивленно спросил сэр Роберт, и Рон отрицательно покачал головой.

— Думаю, что это необязательно. Ведь наши первые лазутчики донесли, что людей Рэглана нет в окрестностях. А за это время едва ли сумели подойти сколько-нибудь крупные силы.

— Не нравится мне, что люди, посланные утром, так и не вернулись, — проворчал Брайен. — Не вернулся и гонец, которого мы отправили предупредить Оуэна о нашем прибытии. Управляющий твоего отца должен был ответить. Не нравится мне все это…

— Но я не намерен осаждать замок прямо сейчас! Мы просто посмотрим, что там происходит. Неделю назад замок был в руках Оуэна, и я хочу знать, как обстоит дело теперь. У нас достаточно людей, чтобы отразить нападение небольшого отряда, а если бы рядом были крупные силы Рэглана, мы бы уже знали о них. Здесь невозможно спрятать большой отряд. — Взяв поводья, он вскочил в седло и натянул рукавицы. — Мы скачем к Глен-лайону!

На памяти Рональда замок был деревянным, полускрытым в густом, окружающем его со всех сторон лесу. Но время многое изменило. Деревья вокруг были повырублены, остались только пни на холмах, а когда всадники подъехали по крутой извилистой дороге к самому Гленлайону, то увидели высокие каменные стены и башни, похожие на зубы дракона. Над одной из башен развевался флаг с изображением грифона.

Гленлайон! Он стал совсем другим, многое в нем изменилось, но все же это был его дом, Рон безошибочно узнавал окрестности: блестящую ленту реки, зеленые холмы и крутой горный отрог с приютившейся под ним деревушкой Кронлоу. Улицы ее были пусты, двери и окна на запоре: не было видно никого, кроме нескольких собак. Даже коровы и овцы не паслись на извилистом речном берегу. Деревушка опустела. Значит, их приближение было вовремя замечено: обычно при первом же известии о неминуемом нашествии крестьяне спешили спрятаться сами и укрыть в лесах свое добро.

Вокруг замка тоже было тихо и спокойно — казалось, за его крепостными стенами они найдут лишь груду камней.

— Не нравится мне это, милорд, — беспокойно прошептал Брайен. — Слишком уж тут тихо. Все словно вымерло.

— Это только доказывает, что наш гонец передал свое известие, — сухо ответил Рональд. — Вот крестьяне и разбежались. Ты же знаешь поговорку: господа дерутся, а у мужика крыша горит.

Стук копыт непривычно гулко раздавался на пустых улицах. Брайен крепко сжал рукоять своего меча.

— А ты не думаешь, что замок взят?

Рон нахмурился.

— Над ним мой флаг с грифоном, а не штандарт Рэглана! Просто, должно быть, Оуэн начеку, раз сэр Никлас уже однажды предпринял попытку нападения. Поэтому он может и не доверять незнакомым всадникам, пока не получит подтверждения, что это на самом деле я. Но, как бы то ни было, скоро мы все узнаем.

Извилистая дорога вела из деревни к глубокому рву, окружавшему замок. Заканчивалась она У подъемного моста и башенных ворот. Рональд подъехал к запертым воротам и остановил коня.

— Кто там? — последовал грубый окрик часового на уэльском наречии, но с явным английским акцентом.

Рональд обменялся тревожным взглядом с Брайеном, потом пожат плечами.

— Рональд Гриффин! — выкрикнул он. — Владелец Гленлайона. Открывай!

— Владелец Гленлайона? — в узком смотровом окошке появилось плоское невыразительное лицо часового. — Владелец Гленлайона умер, — заявил он.

Рональд снял шлем, так что угасающий свет дня осветил его лицо, и подозвал знаменосца: золотой грифон на пунцовом поле флага заблестел в лучах заходящего солнца.

— Как видишь, я новый владелец Гленлайона, — строго сказал он. — Открывай ворота!

— Мне приказано никому не открывать. А теперь уходите, пока я не позвал лучников отогнать вас!

Пожалуй, дела обстояли хуже, чем можно было ожидать. Рон с трудом сдержал гнев и потребовал встречи с управляющим. Прежде чем часовой ушел, разгорелась еще одна короткая дискуссия, а вернувшись, он сообщил, что управляющий согласен поговорить с Роном, если он войдет в замок один. Рон потребовал было, чтобы управляющий вышел к нему, но время уходило, дневной свет угасал, и терпение его наконец истощилось — он согласился встретиться с управляющим посредине подъемного моста.

— Рон, не ходи туда… — в тревоге запротестовал Брайен.

— Ты думаешь, я такой глупец, что соглашусь войти в замок в одиночку? — возразил Рональд. — Я не пойду дальше моста, пока не удостоверюсь, что все в порядке.

На беспокойно храпящем коне он подъехал к самому краю крепостного рва. Во рву хрипло квакали лягушки, в длинных тенях, отбрасываемых высокими каменными стенами, вилась мошкара. Солнце все еще не зашло, но он стоял в тени замка, и казалось, что уже сгущаются сумерки.

Когда раздался сигнал опустить подъемный мост, Брайен в последний раз попробовал остановить его.

— Это ловушка, Рон! Ты поступаешь безрассудно!

— Не исключено, что это и в самом деле ловушка. Поставь позади меня несколько наших добрых уэльских стрелков. Пусть те, внутри, поймут, что мы не такие уж доверчивые простаки.

— Давай я пойду вместо тебя! — торопливо перебил Брайен. — Там же может быть целое войско, в этой крепости. Если схватят меня, не велика потеря!

— Для меня велика. — Рональд встретил взгляд друга и улыбнулся. — Мы не знаем наверняка, что это западня. Надо выяснить, раз уж мы здесь. Если Оуэну не удалось удержать замок для меня, я должен знать об этом.

Он взглянул в сторону опускающегося моста и прислушался к скрежету натянутых цепей, медленно поднимающих железные ворота. Все его чувства словно кричали об опасности… Управляющий — человек осторожный, но он мог бы встретиться с ним у двери потерны — подземного выхода из крепости, если уж не уверен, что это действительно Рональд. Таким образом и замок был бы в безопасности, и можно было бы переговорить. Зачем опускать подъемный мост ради одного человека, рискуя внезапным нападением?

Брайен, конечно, прав: за воротами могли притаиться всадники, которые бросятся на него через мост. Если замок захвачен врагами, они, конечно, знают, что Рональд не привел с собой большого отряда и не представляет серьезной угрозы для хорошо укрепленной крепости. Он очень рисковал, но другого способа выяснить, у него не было.

Брайен, очевидно, думал о том же.

— Я буду наблюдать за стенами, — прошептал он, когда Рональд надел шлем и приготовился. — При первых же признаках засады я окажусь рядом с тобой.

Рональд поглядел на него и усмехнулся.

— В этом я уверен. Ты никогда не подводил меня.

Турок нетерпеливо переступал ногами, взрывая огромными копытами утоптанную грязь; Рональд ждал, с трудом удерживая коня.

Наконец мост с громким треском опустился на землю, и Рональд передвинул щит чуть вперед. Меч был наизготове, кровь бурлила от возбуждения — знакомое чувство, всегда охватывавшее его в предвкушении жаркой схватки. Хотя речь, казалось бы, шла просто о переговорах, нервы Рональда невольно напряглись, мускулы приготовились к бою.

Какой-то всадник въехал на подъемный мост с другой стороны и остановился в глубокой тени. На нем были латы и шлем с поднятым забралом, но лицо на таком расстоянии казалось просто расплывчатым пятном… Узнает ли он Оуэна? Ведь прошло столько лет! Он был еще мальчиком, когда в последний раз видел отцовского управляющего. С тех пор до Рональда доходили только письма со знакомой печатью, написанные размашистым почерком Оуэна. Сам лорд Гриффин писать не умел и в тех редких случаях, когда приходилось посылать письмо, прибегал к помощи управляющего.

Рональд пустил Турка шагом, не сводя глаз с приближавшегося человека. Он слышал хлопанье его флажка на ветру, звон металлической упряжи и шумное дыхание коня, перемешанное со скрипом кожаного седла. Копыта Турка громко стучали по толстым доскам моста. Когда они приблизились к середине, жеребец вдруг вскинул голову и захрапел. Краем глаза Рон заметил какое-то движение за спиной управляющего, что-то блеснуло в свете заходящего солнца. Этого оказалось достаточно, чтобы он инстинктивно отклонился в сторону и тут же услышал свист пролетевшей рядом стрелы. Группа вооруженных всадников появилась позади управляющего, который тоже пустил свою лошадь галопом. Возвращаться было уже поздно. Рон пришпорил Турка и взмахнул мечом, встречая нападавших.

Рыцари скакали через мост, стремясь окружить его. Удар меча привычно отдался ему в плечо, и яростное чувство закипело в груди. Дальше все было знакомо: удар, взмах, поворот, используя колени, чтобы направлять Турка в нужную сторону, и новая цель для его смертоносной стали. Вдруг впереди кто-то вскрикнул: стрела глубоко вонзилась в грудь одного из нападавших и свалила его с коня. Опять послышался крик и глухой всплеск внизу: еще один рыцарь упал с моста в ров со стрелой в груди. Его лучники! Мгновенно оказавшись у него за спиной, они не теряли стрел понапрасну.

Знакомый выкрик Брайена раздался слева. Его людей было меньше, но и пространство моста ограничено. Лязг мечей, смешанный с криками боли и ржаньем лошадей, со звуками копыт, колотящих по деревянному настилу, — все смешалось на этой тесной площадке.

Разъяренные коварством врага, его люди оказались смелей и проворней. В короткое время схватка была окончена, и оставшиеся в живых нападавшие отступили через мост под защиту крепостных стен. Тяжелые ворота начали опускаться, пронзительно завизжали цепи, и Рон, повернув коня, приказал своим людям отступить с моста, который уже начал подрагивать и скрипеть под ними. Едва они успели перескочить на твердую землю, как настил оторвался от края рва и быстро пошел вверх.

— Можно было бы погнаться за ними, — проворчал Брайен, когда они отъехали на расстояние, недосягаемое для стрел.

Рональд покачал головой.

— Это мы всегда успеем сделать, когда здесь будут все наши люди. А пока что подождем. По крайней мере, теперь обстановка прояснилась.

Наступила ночь, когда они вернулись в лагерь, разбитый в глубине дремучих уэльских лесов. Рональд был почти спокоен: его опасения подтвердились, цвета на доспехах тех людей на мосту принадлежали сэру Никласу Рэглану. Теперь нужно было хорошенько обдумать дальнейшие действия. Рэглан был могучим противником, он имел сильную крепость на юго-западе. Потребуется долгая и трудная борьба, чтобы отобрать свои земли у такого могущественного лорда.

Подойдя к костру, Рон снял свои рукавицы и только теперь почувствовал боль. Одна рука была в крови, виднелся глубокий порез. Он рассеянно потер руку, и Брайен заметил это.

— Давай я перевяжу, — нахмурившись, сказал он. — Иначе ты рискуешь остаться без руки.

Слабая улыбка пробежала по губам Рональда.

— Ты стад заботлив, как женщина, Брайен.

— Дьявол тебя побери! — проворчал тот. — Не хочешь — ради Бога! Станешь одноруким рыцарем, будешь сидеть на паперти, вымаливая кусок хлеба Христа ради.

— Я все равно этим кончу, если не выгоню сэра Никласа из моего замка. — Рон устало покачал головой. — Странно: мой отец никогда не враждовал с Рэгланом. Их даже можно было назвать друзьями… Предполагалось, что когда-нибудь его дочь выйдет замуж за моего старшего брата. И вот теперь мой отец в могиле, а Рэглан пытается истребить весь наш род! Что заставляет человека так быстро меняться?

Брайен пожал плечами.

— Алчность, вероятно. Я не знаю… Знаю только, что дело плохо, Рон, очень плохо.

— Да уж, что и говорить. Мы оказались меж двух огней: Гэвин претендует на мои земли и титул, а войско Рэглана засело в моем замке.

— Милорд, а не поступить ли нам с Рэгланом так же, как он с нами? Если мы нападем на его собственный замок, пока он здесь, его отряды разделятся и будут не так сильны. Мы можем осадить его замок, вместо того чтобы осаждать Глен-лайон. Ему придется вернуться, что спасти свой замок, и мы тем временем…

— А что, над этим стоит подумать, — взглянув на него, кивнул Рон. — Но, может быть, Рэглан именно этого от нас и хочет? Он ведь знает, что у меня не слишком много людей…

— Ох! — Брайен сокрушенно покачал головой. — У меня от этих хитросплетений ум за разум заходит. Я люблю хорошую честную драку, а не все эти «может быть» да «с какой стороны посмотреть»… Если Рэглану нужен твой замок, он должен был бы прямо послать тебе вызов! А не захватывать его, точно вор, и не нападать на нас, когда мы оказались здесь. Честный поединок, вот что мне по душе!

— Я всегда думал, что и Рэглан такой же, — задумчиво произнес Рон. — О нем говорили, как о прямом и открытом человеке. Мне никогда и в голову не приходило, что он может оказаться таким хитрым и лицемерным!

— Нельзя слишком доверять людям, милорд. Дай-ка я взгляну на твою руку. Порез глубокий. Нужно прижечь его раскаленным ножом… Вот ведь как получилось! После всех трудов и тревог мы наконец добрались сюда и нашли Гленлайон захваченным! Не иначе тут какое-то проклятье, только этим и можно объяснить. Нас сглазили, Рон! Нас околдовали…

Брайен был в панике, и Рональд понял, что его отчаяние может заразить других, подорвать боевой дух отряда. Этого нельзя было допускать! Нельзя обескураживать людей, когда впереди тяжелая борьба.

Рону и самому было не по себе, но он заставил себя добродушно рассмеяться.

— Что-то ты слишком мрачно настроен сегодня, Брайен. Отвык, наверное, от схваток, а? Последнее время ты больше был занят деревенскими девчонками, чем драками и осадами. Не так ли, дружище?

Брайен, который встал на колени перед костром, чтобы раскалить лезвие своего кинжала, смущенно улыбнулся и поднял глаза.

— Было дело… Я не против того, чтобы скрасить одиночество хорошеньких девиц. Кстати, в Ковентри, пока мы сидели там, ожидая гонца, я встретил одну служаночку… Какие роскошные формы, Рон! А улыбка…

Громкий крик часового прервал их разговор, и оба повернулись на шум. Праздная болтовня была тут же забыта: сквозь чащу темного ночного леса, судя по звуку копыт, приближался всадник.

— Дорогу! Дорогу! Это сэр Уоллис!

Изможденный и окровавленный, разведчик слез со взмыленного коня и растянулся на земле возле костра. Тяжело переводя дух, сэр Уоллис выдохнул:

— Гленлайон… в руках… врага…

— Да, — мрачно подтвердил Рональд, — мы уже знаем это. Отдышись-ка, друг, и глотни вина, прежде чем рассказывать дальше. — И тут же начал отдавать приказания: — Морган, приготовь мази и бинты для ран. Брайен, посмотри, нет ли кого поблизости: все, что он будет говорить, предназначено только для наших ушей. — Он снова посмотрел на раненого. — А теперь, сэр Уоллис, продолжай.

— Да, милорд… Гленлайон был захвачен… около четырех месяцев тому назад.

— Четыре месяца? — воскликнул Брайен. — Но это невозможно! Разве мы только что не встречались в Ковентри с гонцом от Оуэна?

— Дай ему кончить, Брайен. Продолжай, сэр Уоллис, рассказывай все, что ты узнал.

Когда разведчик кончил свой рассказ, Рональд был вне себя от ярости. Он так крепко сжал руку в кулак, что из пореза опять потекла кровь.

— Теперь все ясно. Это не сэр Никлас напал на мой замок. Это мой собственный кузен!

— Но почему у воинов были цвета Рэглана? И что случилось с Оуэном? — нетерпеливо спрашивал Брайен, но Рональд не слышал его. Он мрачно смотрел себе под ноги, не замечая, что кровь капает на землю с его раненой руки.

Брайен помолчал несколько мгновений, потом снова спросил:

— Как ты думаешь, это он убил твоего отца и братьев?

— Не дай Бог, если это так! — Рональд посмотрел на Брайена таким угрюмым взглядом, что тот испугался. — Он тысячу раз пожелает себе смерти еще задолго до того, как она придет, если это и в самом деле так…

Глава ДЕВЯТАЯ

Поплотнее закутавшись в свою накидку с капюшоном, Джина притаилась в кустах неподалеку от них. Как жаль, что она не могла стать невидимкой и подобраться еще ближе! Рональд и Брайен разговаривали так тихо, что она почти не слышала их. И все же даже того немногого, что она поняла, было достаточно. Кузен Рональда?.. Вот так дела! Похоже, кузены — знатоки по части обманов и предательств. Ведь и Аль-Хамин принес много несчастий ее семье…

— Ах, вот ты где! — проворчал чей-то голос, и Джине на плечо опустилась рука воина, приставленного к ней для охраны. — Ты же знаешь, что тебе запрещено шляться по лагерю! И тебе не поздоровится, если мой лорд узнает, что ты за ним подглядываешь.

Джина с досадой посмотрела на него. Она так увлеклась, пытаясь выяснить, в чем причина охватившего лагерь волнения, что даже не заметила, как подкрался этот олух. Мало того, что он ехал рядом с ней всю дорогу, он и здесь не спускает с нее глаз! Джина не желала все это терпеть и решила перейти в наступление. Ей еще раньше удалось уловить кое-какую информацию, вертевшуюся в его твердолобой башке.

— Если ты выдашь меня, Вейчел, берегись! Я всем расскажу, что твоя сестра вышла замуж вовсе не за сына старосты, как ты похвалялся, а за деревенского дурачка. Они и так тебе не очень-то поверили, а теперь ты будешь просто посмешищем!

Вейчел тупо уставился на нее, и лицо его покраснело — но вовсе не от отблесков пламени.

— Будь проклято твое колдовство и чародейство! — наконец выпалил он. — Как ты это узнала?

— Неважно как. Но теперь ты понял, что я умею узнавать чужие тайны?

— Что верно, то верно, — испуганно подтвердил тот и поспешно убрал руку с ее плеча.

— Очень мудро с твоей стороны, Вейчел. И не забудь сегодня вечером добавить сыра к моему хлебу, а то я рассержусь на тебя!

— Сэр Брайен прав, — хрипло пробормотал страж. — Ты ведьма! Тебя когда-нибудь сожгут на костре или просто утопят в речке!

— Не болтай чепухи. Подумай лучше, что будет, если твой лорд узнает о тех монетах, которые ты спрятал у себя в сумке.

— В какой еще сумке?!

— Ты знаешь в какой: с двойной подкладкой на дне и с потайным карманом. В той самой, куда ты спрячешь все, что плохо лежит у других.

Парень попятился назад.

— Ты что болтаешь?

Она улыбнулась.

— Попробуй сказать, что это неправда! Теперь ты видишь, что я все про тебя знаю? Ведь я ведьма и умею делаться невидимой. Ну что, ты выдашь меня, Вейчел?

Солдат, казалось, потерял дар речи. Несколько секунд он молча смотрел на нее, потом покачал головой.

— Нет. Но только не говори про меня лорду Рональду! Я сохраню твой секрет, если ты сохранишь мой…

Джина презрительно рассмеялась.

— Глупец ты, если думаешь, что я когда-нибудь доверюсь тебе. Я буду хранить твой секрет столько, сколько мне вздумается. А вот если ты предашь меня — тебе тут же придется отвечать за воровство перед своим лордом. — В глазах его вспыхнула ярость, и Джина поспешно добавила: — Если ты думаешь, что этой же ночью сможешь положить конец своим неприятностям с помощью острого ножа, то обещаю: это будет только их началом!

Джина сама толком не понимала, что имеет в виду, но он явно поверил ей. Было смешно наблюдать, как этот дюжий воин попятился назад, перекрестившись в страхе и обещая сохранить ее секрет. Итак, она одержала еще одну победу, но все это становилось рискованным и опасным. Сколько можно безнаказанно грозить им своим мнимым могуществом?! Рано или поздно ей придется либо привести свои угрозы в исполнение и попытаться превратить кого-нибудь из них в жабу, либо готовиться к самому худшему…

Солдаты у костра вдруг начали из-за чего-то ссориться, и Джина насторожилась. В поднявшейся суматохе никто не обращал на нее внимания. Может быть, удастся воспользоваться этим и отыскать Элспет и Бьяджо, с которыми она не виделась уже три дня? Едва ли ей скоро представится такой удобный момент.

Несколько костров освещали лагерь на равном расстоянии друг от друга. Осторожно пробираясь от дерева к дереву, Джина следила, как бы кто-нибудь из воинов не последовал за ней. Наконец она увидала под раскидистым дубом знакомую повозку. Осел и ее лошадь были привязаны неподалеку. Сократ негромко закричал, вскинув голову и навострив уши, а Байоша тихо радостно заржала. Джина замерла и напряглась.

Один из солдат с грубыми проклятьями поднялся со своего места у костра. Проверив животных и окинув беглым взглядом деревья, он решил, что там никого нет, и вернулся к огню, проклиная судьбу, которая сделала его сторожем при старухе и этом нахальном молодчике.

Джина улыбнулась, надеясь, что Бьяджо не будет так недогадлив, как этот солдат. И в самом Деле, через минуту он, сказав, что ему надо облегчиться, направился к ближайшим деревьям. Джина дождалась, пока он подойдет поближе, и тихонько свистнула, чтобы привлечь его внимание.

Я слышу тебя, bella, — уловила она его мысленный ответ. — Перестань свистеть, иначе они кинутся тебя искать. Ты и так едва не попалась.

Бьяджо все еще сердился, и этого следовало ожидать. Он был, в общем-то, прав. Напрасно она в ту ночь не послушалась его и подлила зелье в вино рыцарей… Бьяджо подошел поближе, осторожно ступая по мягкой земле, и она отчетливей услышала его мысли:

Что случилось? Я ведь предупреждал тебя… Ты рисковала своей и моей головой, и вот результат. А тут дело и вовсе пахнет схваткой. Да, попали мы в переплет… Скажи же что-нибудь!

— Эй! — прошептала она, припав к земле за кустом. — Я здесь! Иди сюда. Только не вздумай делать то, зачем ты пришел… Я и так вся мокрая от дождя. Как Элспет?

Беспокоится, конечно. А как ты думала? Не пора ли нам убираться отсюда? Кончай ты всю эту канитель…

— Подожди немного, Бьяджо. Еще не все потеряно. Рон хоть и зол на меня, но если вернет обратно свой замок, то смягчится и станет покладистей. Вот увидишь, он выполнит свое обещание! А убежать отсюда шансов нет. Он приставил ко мне двух стражей, и мне пора возвращаться, пока они не начали искать меня… Умоляю тебя, Бьяджо, наберись терпения, не делай глупостей! И не покидай меня. Пожалуйста.

Я останусь с тобой сколько нужно, bella, но предупреждаю: мне эти люди не нравятся. Как и вообще весь Уэльс…

Так и не раскрыв рта, Бьяджо повернулся и пошел назад к костру, резко бросив что-то по пути одному из солдат. Джина подождала еще некоторое время, ища глазами Элспет, но та, должно быть, спала в повозке, устав от трудного пути. Прошептав на прощание несколько ласковых слов Сократу и Байоше, девушка скользнула в густую сень деревьев.

Листья тихо шуршали под ее ногами, но внезапно неподалеку громко хрустнула сухая ветка. Джина остановилась. Ничего. Ей просто показалось… Держась поближе к деревьям и ориентируясь по свету костров, она двинулась дальше. Интересно, где сейчас ее страж? Сидит у костра, трясясь от страха за свои украденные монеты? Или отправился искать ее, опасаясь гнева Рональда? Ага, так и есть: это наверняка Вейчел продирается сквозь заросли…

— Не так быстро, цветочек!

Джина резко остановилась. Она сразу узнала эту тяжелую руку, схватившую ее за плечо. Вскинув голову гордым движением, она ответила Рону с невинной улыбкой:

— Я что, уже не могу даже справить свои личные нужды в одиночестве, милорд? По-вашему, я должна водить за собой моего свирепого стража в кусты?..

— Перестань! — Его пальцы еще сильнее впились ей в плечо. — За подобными нуждами не ходят так далеко. Пойдем к свету.

Выбора у нее не было. Рон так крепко держал ее, что вырваться она все равно бы не смогла. И она решила, по крайней мере, не раздражать его еще больше, когда он снова заговорит.

Не доходя до костра, Рональд вдруг резко остановился, взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. Рот его был крепко сжат, а голос холоден, хотя говорил он спокойно.

— Так где же ты была, цветочек?

— Ты и сам знаешь. Ходила повидать Бьяджо и Элспет. — Голос ее слегка задрожал от страха, что он опять не поверит ей. — Я не видела их с самого Вайтема!

— Что ж, это уважительная причина. — Рон отнял руку от ее лица, но другой рукой продолжал держать за плечо. — И ты видела их?

Она поколебалась, потом пожала плечами.

— Я видела Бьяджо. А Элспет, наверное, спит. Она уже не молода, и это путешествие слишком утомительно для нее.

— Вероятно, тебе следовало хорошенько подумать об этом, прежде чем умолять меня взять их с собой.

Джина с вызовом взглянула на него.

— А не лучше ли было тебе просто-напросто оставить меня в Англии? Это избавило бы тебя от лишних хлопот…

— Ну ладно, хватит. — Он увлек ее поближе к костру, и пламя осветило его мрачное лицо. — Где люди, которым я приказал сторожить тебя?

Она небрежно махнула рукой.

— Они более любезны с женщинами, чем ты. Я покинула их только на минуту, так что не вини их за мою маленькую прогулку, милорд.

— Ах, вот как! Ну, я еще поговорю с ними! — разозлился он.

Джине совсем не хотелось, чтобы Рональд говорил о ней с Вейчелом. Встревоженная, она открыла было рот, чтобы как-то успокоить его, но в этот момент подскочил ее страж, взволнованный и запыхавшийся, придерживая меч, бивший его по ногам. Шпоры звякнули, когда он остановился.

— Милорд… прошу прощения, но она… Она ускользнула, стоило мне лишь отвернуться на минутку!

Рональд окинул его холодным взглядом и кивнул головой в сторону костра.

— Иди к сэру Брайену. Он даст тебе новое задание. Более подходящее для человека, не способного уследить даже за какой-то девчонкой. Где-нибудь в обозе — погонщиком или конюхом…

Испуг и уныние так явно отразились на лице Вейчела, что Джина поняла: он боится Рональда больше, чем ее. Ей даже не пришлось читать его мысли, чтобы догадаться, каким образом он будет выгораживать себя… Лучше ей первой рассказать всю правду.

— Я должна кое в чем признаться, — заявила она, резко повернувшись к Рональду. — Прямо сейчас. Но только наедине. Я не хочу, чтобы все слышали то, что я собираюсь сказать.

— Милорд! — запротестовал Вейчел, боясь, что его опередят. — Эта девица…

Но Джина вцепилась Рональду в руку и выпалила быстрее его:

— Если ты хочешь, чтобы я говорила при всех — изволь. Я подглядывала за тобой и слышала все о замке и о твоем кузене! Я подслушала, спрятавшись в кустах.

Вейчел тяжело запыхтел.

Что же мне теперь делать? Эта сумасшедшая стерва… Он сдерет шкуру с нас обоих!..

Но Джина уже сообразила, что нового стража ей еще придется приручать и лучше отстоять этого. Она сделала глубокий вдох и, прежде чем Рон успел вставить слово, затараторила:

— Вейчел тут не виноват, милорд. Он хотел, чтобы я рассказала тебе сразу, но мне удалось улизнуть от него.

Вейчел остолбенело взглянул на нее, но тут же уверенно закивал, ухватившись за этот шанс:

— Все так и есть, милорд. Я искал ее, чтобы отвести к вам.

Рональд нетерпеливо затряс головой.

— Уходи, Вейчел! Ты не справился, и утром я заменю тебя.

Неуверенно попятившись, Вейчел бросил на Джину уничтожающий взгляд и тут же исчез, словно его здесь и не было. Оставшись с Рональдом, она робко подняла на него глаза.

— Ты думаешь, я подслушивала, чтобы передать эти сведения каким-то таинственным союзникам?

— А зачем же еще? Но это можно было предвидеть, цветочек. Ты все время водишь меня за нос. — Слабая улыбка пробежала по его губам, и Джина в первый раз заметила, как он устал за последнее время. Это было видно по легкой понурости плеч, по слегка запавшим глазам. — Впрочем, об этом мы еще поговорим. А сейчас пойдем со мной. Боюсь, что мне не обойтись без твоей помощи.

Идя за ним к главному костру, Джина молчала, недоумевая, зачем она ему понадобилась. Рыцари разошлись спать, у костра оставался только Брайен, окинувший ее хмурым взглядом. Рональд усадил девушку на поваленный ствол и вытянул перед ней правую руку, так чтобы свет пламени осветил ее.

— Я знаю, что лошадей ты лечишь прекрасно. А если я попрошу тебя полечить руку, ты сможешь сделать это без особого вреда для меня?

Удивленная, она взглянула на него снизу вверх.

— Да, милорд. Я могу вылечить ее. Похоже, что тут просто глубокий порез.

— Так и есть. Но завтра утром я должен держать в руке меч, и потому решил не прижигать ее каленым лезвием. От этого она опухнет и воспалится. Ты знаешь какой-нибудь другой способ?

— Конечно, милорд, — улыбнулась Джина. — Твоя рука не опухнет. Могу я послать за моей шкатулкой с травами?

Он кивнул, но добавил:

— Я сам буду наблюдать за тобой, а сэр Роберт проверит, не используешь ли ты чего-нибудь вредного.

— Я могу быть временами опрометчивой, милорд, — обиженно заявила она, — но я не настолько глупа, чтобы рисковать подобным образом. Каждый из твоих людей, ни на минуту не задумываясь, убьет любого, кто причинит тебе вред.

— Так помни об этом, цветочек!

Он смотрел на нее, улыбаясь, но веселья не было в его глазах, и эта улыбка не могла обмануть Джину.

— Милорд, — прошептала она, — последнее время я помню об этом и днем, и ночью.

Рональду ничего не оставалось, как изучать ее макушку, пока Джина обрабатывала его руку, накладывая на нее целебные травы и мази. При этом она сокрушенно сетовала на мужчин, которые только и знают, что наносят друг другу такие раны. Когда она подняла глаза, на губах ее играла слабая улыбка.

— А ты не щадишь своих людей, милорд…

— Что ты имеешь в виду? — удивленно спросил он.

— Ты мог бы приказать, чтобы мою шкатулку с травами принес Бьяджо. Он не был бы так напуган, как твои люди, которые просто шарахаются от этой шкатулки. Бедняга Брайен был близок к обмороку, когда подавал мне ее.

— Вот как? — Рон ухмыльнулся и поглядел на Брайена, сидевшего по ту сторону костра. — Но, как видишь, он стойкий рыцарь и страх не властен над ним.

— Лучше бы он больше доверял мне… Сиди спокойно. Я не могу лечить твою руку, когда ты все время дергаешь ее. Надо же удалить всю грязь и кусочки кожи. Неужели тебе так больно, что невозможно терпеть? Странное у мужчин отношение к боли: в бою вы совсем не замечаете ее…

— Мне не так уж больно, просто трудно держать все время руку на весу.

С понимающей улыбкой Джина подняла на него глаза.

— Ну что ж, милорд, я постараюсь побыстрее.

Ему казалось, что это продолжается бесконечно, и он не мог сдержать вздоха облегчения, когда она наконец отпустила его руку и закрыла свою шкатулку. Он осмотрел больную руку.

— А зачем повязка? — недоверчиво нахмурился Рон; как теперь проверить, что за мазь она наложила?

— Без нее не заживет, — поспешно сказала Джина, тут же поняв его. — И кроме того, повязка смягчит боль, когда ты снова наденешь рукавицы. Оставь ее на три дня. Когда снимешь, сам удивишься, насколько лучше выглядит твоя рана.

— На это я и рассчитываю. — Рон пошевелил пальцами, потом посмотрел на девушку. На губах ее играла еле заметная довольная улыбка. Он поднял брови. — Ты думаешь, что теперь избавилась от строгого наблюдения? Ничего подобного. Тебя по-прежнему будут бдительно охранять, цветочек. Поэтому не думай ускользнуть от меня.

Джина грустно вздохнула: он так ничего и не понял!

— Я же говорила тебе, милорд, что не собираюсь убегать. Ты мне нужен! Я слишком долго искала тебя, чтобы теперь…

— Ах, да! Твое пророчество! — Рон поднялся. Отблеск костра отражался в ее глазах, освещал плавный женственный изгиб щеки. Смуглая роза, нежная и соблазнительная… Как жаль, что это фальшивый цветок! Искусственный, поддельный… — Об этом мы поговорим потом. Сначала я отберу свои земли у человека, который незаконно присвоил их. Когда они снова будут моими, я решу твою судьбу. А до тех пор ты останешься в моем распоряжении.

Неожиданно он наклонился и провел кончиком пальца по ее щеке легким ласкающим движением. Ее нижняя губа слегка задрожала, и Джина закусила ее маленькими белыми зубками, чтобы унять эту дрожь. Нахальная и дерзкая, вероломная и обманчивая, она была в то же время загадочной, таинственной, словно звездный узор на небе. Но его не проведешь! Ее загадка оказалась весьма прозрачной. Шпионка Гэвина, вот она кто! Да, он имел глупость на какое-то время увлечься ею. Но больше ей не удастся обольстить его!

Наклонившись еще ниже, Рон коснулся губами приоткрытых губ Джины, и она слабо вздохнула, вздрогнула от этого неожиданного поцелуя. К собственной досаде, Рон почувствовал, что и по его телу тоже пробежала дрожь. А ведь он хотел только проверить свою решимость, укрепить стойкость! И вместо этого ощутил, как в нем поднимается волна желания от вкуса этих мягких губ под его губами… Это было совсем не то, на что он рассчитывал! Рон выпрямился и резко отвернулся.

— Брайен, присмотри, чтобы она удобно устроилась на ночь, — отрывисто приказал он. — Я должен еще встретиться с сэром Робертом, чтобы выработать план на завтра. А ты, когда увидишь, что с ней все в порядке, присоединяйся к нам.

Сэр Роберт ждал его у костра и сразу перешел к делу.

— Милорд, мы обсудили несколько способов нападения на замок. Сэр Петер предлагает использовать осадные машины, пока не подойдут остальные наши отряды. Осада будет, по крайней мере, изводить сэра Никласа и держать его в постоянном напряжении, пока мы сможем подготовиться к серьезному штурму.

Это был правильный, но весьма длительный метод ведения войны. Рональд уже опробовал его вместе с Ричардом в Акре и прекрасно отдавал себе отчет, сколько времени это может занять и от скольких самых различных факторов может зависеть успех или неудача. А тем временем Гэвин деятельно развертывает свои отряды и шлет прошения принцу Дегебарту и в Англию, принцу Джону.

— Предложение хорошее, сэр Роберт, — поразмыслив, ответил он. — Но у меня есть идея, которая позволит нам гораздо быстрее войти в замок, чем в результате осады. — Рон взглянул на товарища и улыбнулся. — Это смелый план, даже отчаянный. Но если он удастся, мы выиграем все! Если же нет… если нет, мы все потеряем.

Воцарилось молчание. Горящие сучья охватило жарким пламенем, и сэр Роберт наклонился, чтобы поправить их. Он молчал, пока к ним не присоединился Брайен, а потом проговорил:

— Я верю тебе, милорд. И все, что будет зависеть от меня, я сделаю.

— Как и я, — тут же заявил Брайен, переводя взгляд с одного на другого. — А что нам предстоит сделать?

— Напасть на замок, — коротко ответил Рональд.

Брайен уставился на него широко раскрытыми глазами.

— Напасть?! Ты с ума сошел! У нас всего сорок человек… Если ты сделаешь такую глупость, нас спасет только чудо или какое-нибудь колдовство! Рон, почему ты молчишь?

— Потому что я все уже сказал, Брайен. Мы и используем колдовство, чтобы захватить замок. — Он улыбнулся, увидев, как Брайен в испуге попятился. — Вспомни: несколько дней назад мы встретили в лесу девушку — одинокую и беззащитную. И что же? Наши солдаты тряслись от страха перед ней точно перед самим дьяволом из преисподней! Это не наводит тебя ни на какую идею, сэр Брайен?

Прошла минута напряженного, ошеломленного молчания, и Брайен вдруг рассмеялся.

— Браво, Рон! Я верю, что это сработает! Но каким образом…

— Мне кажется, я знаю способ…

Глава ДЕСЯТАЯ

Слабые завитки дыма поднимались от потухающего костра, едва заметные в серых предрассветных сумерках. Рональд сонно заморгал и приоткрыл глаза. Что-то проникло в его сонную дремоту и заставило резко поднять голову. Он огляделся. Спящие солдаты лежали на траве тут и там, поодаль слышался приглушенный перестук конских копыт по мягкой земле. Спокойные, привычные звуки. Но что-то было не так.

Он сел, протирая глаза, и обвел взглядом лагерь. Все было в порядке. Но постой-ка… Джина! Ее тюфяк был пуст. Веревка, которой она была привязана к дереву, лежала на земле.

Выругавшись так громко, что разбудил спящих поблизости, Рональд быстро вскочил на ноги.

— Вставайте! — гаркнул он, хватая свой меч.

Первым делом он проверил повозку, но нашел там только спящего Бьяджо, который сладко похрапывал во сне. Тогда Рон принялся осматривать ближайшие заросли, но там тоже никого не было. Он слышал, как Брайен расталкивал спящих людей. Солдаты со сна спрашивали, что случилось: никто ничего не понимал.

Рональд наклонился, рассматривая почву: полустертые следы вели к деревьям, а дальше уже не различались в траве. Будь она проклята! Ей все-таки удалось сбежать, чтобы встретиться с врагами и предупредить их!

Рон выпрямился и обратился к заспанному растерянному рыцарю, который первым попался ему на глаза.

— Иди по этому следу, Петер, и молись, чтобы снова не упустить ее!

— Милорд! — запротестовал тот. — Я не был в карауле! Сэр Брайен приставил к этой девке четырех солдат, и если она убежала, то не иначе как с помощью магии.

— Да, да, — забормотал и сэр Клайд, который, сидя поодаль на поваленном стволе, натягивал сапоги. — Не представляю, как иначе ей это удалось. Тут явно не обошлось без колдовства, милорд!

Услышав это, Рональд выругался про себя. Ему сейчас совершенно не нужны были люди, одурманенные сказками о магии и колдовстве! В таком деле толку от них будет мало. Он уперся холодным взглядом в сэра Клайда.

— Если девушка убежала, то винить надо не магию, а сонных часовых! А теперь живо рассыпьтесь по лесу и ищите ее. И первому же человеку, который заикнется о магии, я снесу его глупую башку!

Эти решительные слова и тон более, чем что-либо другое, помогли успокоить растерявшихся людей. Они быстро направились в разные стороны искать пропавшую девушку. Рональд решил на всякий случай еще раз заглянуть в повозку.

— Так-так, могучий воин, — раздался вдруг негромкий насмешливый голос. Рон обернулся и холодно уставился на Бьяджо. Юноша проснулся и сидел возле повозки, привязанный крепкой веревкой к деревянным спицам колеса. Ироническая улыбка играла на его губах. — Как же столько рыцарей могли упустить одну слабую девушку?

Рон шагнул к нему.

— Где она?!

— Откуда я знаю? — пожал плечами Бьяджо. — Я спал, да к тому же еще связанный.

— Но ты должен знать, куда она пошла! — Рональд ножнами ткнул его в грудь. — Разве ты не понимаешь, как опасно для нее ходить одной?!

— Да у вас тут опаснее, чем в лесу! Дикие звери и то милосерднее. — Бьяджо согнул одну ногу, все еще кривя губы в улыбке. — А вы, уэльсцы, беспощадны, как…

Меч Рональда, выхваченный из ножен, сверкнул в воздухе. Кончик его, приставленный к груди Бьяджо, служил молчаливым предупреждением.

— Я думаю, что тебе представится возможность увидеть, как жестоки бываем мы, уэльсцы, если не скажешь мне, где она.

Бьяджо побледнел и через мгновение напряженного молчания кивком головы указал на ближайшие деревья.

— Она пошла в том направлении. — А когда Рон вложил меч в ножны и повернулся, не удержался и ехидно добавил: — Берегись, чтобы она не превратила тебя в жабу, уэльсец!

Рон через плечо кинул на него свирепый взгляд. Издевательский смех Бьяджо преследовал его до самых деревьев. Со злостью он рубанул мечом длинную ветку, загородившую дорогу, и она с тихим шелестом упала в траву. Никого не взяв с собой, Рон углубился в чащу леса.

Раскидистые буки, распростершие свои ветви в вышине, закрывали утренний свет; только тонкие лучи пробивались сквозь их серебристую листву и золотые соцветия. Идти по следу девушки было легко: случайно сломанная ветка, чуть примятая трава указывали ему направление. Проклиная Джину на каждом шагу, Рон шел по следу, пока тропинка не начала подниматься вверх и почва не стала каменистой. Как она могла уйти так быстро и так далеко?

Он наткнулся на нее внезапно в рябиновой роще. Джина стояла на коленях на мшистом берегу маленького ручья. Птицы гомонили над ее головой. Солнечный свет здесь проникал сквозь кружевные, покрытые белыми цветами ветки деревьев широкими рассеянными лучами, играя на ее темных локонах. Кажется, девушка не собиралась никуда бежать, и Рон остановился на краю поляны, наблюдая за ней.

На Джине была знакомая пурпурная накидка, ниспадающая пышными складками, с капюшоном, небрежно отброшенным на спину. Длинноухий заяц показался из-за густых кустов и без опаски приблизился к девушке, шевеля ушами и подергивая хвостиком. Он сел перед ней столбиком, и Джина заговорила с ним. Потом зверек потянулся к ее руке и осторожно взял с ладони какое-то лакомство, дергая ушами туда-сюда. Ласточка дерзко приземлилась рядом на упавшую ветку, возбужденно трепеща.

Рональд смотрел на это во все глаза. Ему тотчас вспомнились зловещие предостережения Брайена, и, несмотря на утренний холодок, капли пота выступили на лбу. Наверное, он просто очень быстро шел. В этой лесной идиллии нет ровным счетом ничего особенного! Подумаешь — кормила зайца… При этом она вполне могла оставаться обычной упрямой девицей, а вовсе не феей и не Королевой эльфов! А из лагеря убежать и вовсе ничего не стоило — с его-то солдатами… Ничего, он еще устроит им хорошую взбучку!

Рон шагнул вперед, но тут же снова замер на месте: неожиданно Джина поднялась, вытянула руки над бегущей водой крошечного ручья и, бормоча непонятные слова, разжала пальцы. Белые цветы слетели с ее ладоней, закружились и упали на водную поверхность, увлекаемые быстрым течением.

Рон завороженно смотрел на девушку и не замечал, что сзади подошел Брайен, пока не услышал его слова:

— Ты думаешь, она колдует против нас?

Рон вздрогнул, но не обернулся.

— Не подкрадывайся ко мне так!

— Да, милорд, я понимаю. Она и меня пугает.

— Страх тут ни при чем! — Рональд смутился, словно его застали на месте преступления.

— Не это меня волнует. Но она забрела слишком далеко, а поблизости могут бродить люди Гэ-вина.

— Об этом я не подумал…

— А я подумал!

Рон не стал добавлять, что она сама могла искать встречи с ними, и снова посмотрел на Джину. Она все еще стояла на берегу ручья, поглощенная своим занятием. Темные шляпки грибов виднелись сквозь опавшую листву у ее ног, грубые камни окружали несколько цветущих рябин. Она бросила еще горсть цветов на воду и опять зашептала загадочные слова.

Довольно! Рон решительно вышел из зарослей, но девушка не обернулась, хотя должна была услышать его: он не старался двигаться бесшумно, хруст веток и шелест листьев под ногами выдавали его присутствие. Может быть, она впала в транс? Темные волосы Джины золотом сверкали на солнце, сильный запах жасмина обволакивал Рона; чтобы разрушить наваждение, он хотел уже положить руку ей на плечо, и тут она сказала спокойно:

— Тебе понадобилось немало времени, чтобы найти меня, милорд!

Рон невольно отдернул руку, а Джина легким грациозным движением, словно танцовщица, повернулась к нему. На губах ее играла ироническая улыбка.

Он недовольно прищурился.

— Если ты знала, что мы здесь, то почему не показала этого?

— Чтобы не лишить тебя удовольствия застать меня врасплох. — Ее насмешливая улыбка стала еще шире. — Мне не хотелось разочаровывать тебя!

— Разочаровывать в чем? — Рон схватил ее за руку и резко притянул к себе. — Я знал, как прекрасно ты умеешь изображать из себя колдунью. И ожидал, что ты попытаешься убежать от меня. Потому и приставил к тебе сторожей.

— Сторожей? — Она раскрыла глаза в притворном удивлении. — Я не вижу возле себя никаких сторожей. Где же они, милорд?

— Сама знаешь где! — проворчал он, сжимая пальцами ее запястье. — Как ты ускользнула от них?

Глядя в сторону Брайена, она опять улыбнулась.

— Разумеется, с помощью венка из ореховых веток. Если надеть такой венок, то человек становится невидимым. Разве не так, сэр Брайен?

Согласно кивнув, Брайен сунул руку в карман и вынул один из своих многочисленных амулетов. Торжествующе показав его Рональду, он сказал:

— Она пыталась надеть на меня такой венок еще раньше, милорд. Когда ты посылал меня за ней, чтобы вылечить твоего коня. Я тогда нашел ее в орешнике, она плела там венок, чтобы стать невидимой.

Брайен был неисправим. Не имело смысла напоминать ему, что если бы эта девица и в самом деле была колдуньей, они не могли бы держать ее в плену. Рон с досадой покачал головой.

— Возвращайся и скажи сэру Роберту и остальным, что мы нашли ее. И не торопись проклинать волшебные травы: они еще могут нам понадобиться.

Рон почувствовал, что рука Джины слегка дернулась, и взглянул на девушку. Подняв брови, она смотрела на них в притворном изумлении.

— Неужели вы захотите воспользоваться моими магическими способностями, милорд! А вы уверены, что я захочу поделиться ими? Ведь, по-вашему, я колдунья и злая фея! Что, если я предпочту превратить всех вас в жаб или лягушек?

Лицо Брайена стало белым как мел под россыпью веснушек. Дрожащей рукой он поднял свой амулет и что-то забормотал.

— Довольно, Брайен. — Рон толкнул девушку перед собой, раздраженный ее насмешками и этими нелепыми суевериями ирландца. — Ты что, не видишь, что она просто смеется над тобой?

Джина с улыбкой покачала головой.

— О, это так легко! На вот, лови, ирландец!

Она вскинула руку, и дождь белых цветов рассыпался в воздухе. Брайен в ужасе замахал руками, попятился назад и, споткнувшись о поваленный ствол, растянулся на земле. Рон быстро схватил ее за руку. Пальцы девушки крепко сжались в кулак, удерживая что-то. Не отрывая от нее взгляда, он медленно разжал их… Но там ничего не было — только белые лепестки слетели с ее ладони, кружась над травой. Одни легко упали на воду, другие рассыпались под ногами.

Джина раскрыла и вторую ладонь.

— Ты думаешь, это простые цветы? О, нет! Цветы рябины необходимы для колдовства! — таинственно прошептала она. — Я могу вызвать ветер и дождь, могу закрыть солнце тучами, могу льва сделать зайцем, а зайца львом. Стереги меня как следует, милорд, и возможно, я помогу тебе добиться того, чтобы все твои враги исчезли!

— Хватит! — Пальцы Рона крепче сжали ее запястье. — Я не ребенок, чтобы меня пугать глупыми баснями.

— А разве ты не кормил меня баснями? — Откинув волосы с лица, Джина с вызовом посмотрела на него. — Ты же хочешь, чтобы я помогла тебе, и, очевидно, что-то пообещаешь взамен? Но ты не выполняешь своих обещаний, сэр Рональд!

Рон удивленно посмотрел на нее. В ее глазах больше не было озорства. Теперь в них сверкала решимость. Он оглянулся на Брайена, который уже встал на ноги и отряхивал влажные листья с колен.

— Оставь нас, Брайен. Я должен поговорить с этой… с этой девицей наедине.

— Ты уверен, что поступаешь благоразумно, Рон? — недовольно проворчал тот. — Стоит ли оставаться наедине с ней сейчас?

— Все будет хорошо, Брайен. Иди.

Он подождал, пока ирландец удалился на достаточное расстояние, взял Джину за руку и усадил ее на поваленное дерево. Она села, глядя на него безмятежно и спокойно. Но Рон уже привык к этим внезапным переменам и был настороже.

— Как же ты провела моих часовых?

— Разве трудно проскользнуть мимо спящих? — подняла брови она. — Хотелось бы надеяться, что те, кто захватил Гленлайон, спят так же крепко, как твои часовые…

— Как ты узнала об этом плане?!

Она пожала плечами с небрежной беспечностью. Но Рон быстро схватил ее и притянул к себе, запустив пальцы в волосы на затылке, так что голова ее откинулась назад, а из горла вырвался удивленный вздох.

— Мне кажется, ты слишком много подглядываешь и подслушиваешь, цветочек! И мне интересно знать, что ты собираешься делать со всеми этими сведениями, которые узнала, шпионя за мной.

— Ничего не собираюсь… И что я могла бы с ними сделать?

— Что?! — прошептал он, обхватив ее рукой за спину и еще крепче прижимая к себе. — Именно это я и собираюсь выяснить! Ты хотела здесь с кем-нибудь встретиться? Послать известие, подать знак?..

Джина попыталась оттолкнуть его, упираясь кулачками в грудь, но все усилия были тщетны. Глаза ее разгневанно вспыхнули.

— Я старалась доказать тебе, что все, что мне от тебя нужно, — это твоя помощь. Ты мне поклялся! Поклялся на своем мече, что сдержишь обеща…

— Только не говори мне опять про это безумное пророчество! Я уже достаточно наслышан о нем. — Она, казалось, совсем забыла, что сама рассказала ему о человеке, который заставил ее отравить вино. Но Рон не забыл! — Если тебе дорога твоя хорошенькая головка, цветочек, ты обо всем расскажешь. Мне нужна правда!

— Нет, не правда тебе нужна! Ты слушаешь ее, но не слышишь. — Она взглянула на него с негодованием, сверкая глазами и сжав губы. — Все, что тебе было нужно, это просто переспать со мной! Поэтому ты готов был тогда обещать что угодно. Но я сдержала свое слово, не так ли? А ты делаешь вид, что ничего мне не обещал, что никогда не клялся…

— Да, ты свое слово сдержала… — Рон продел пальцы сквозь шелковистую прядь ее волос медленным плавным движением. И слегка нахмурился. Он помнил ту ночь так смутно и неотчетливо, что иногда сомневался, была ли она вообще. — И я обещал участвовать ради тебя в рыцарском турнире, но ведь ты требуешь целой войны! А я бы никогда не ввязался в войну ради того, чтобы разделить постель даже с таким прекрасным цветочком, как ты. По-моему, ты просто с самого начала заговариваешь мне зубы.

Джина изо всех сил попыталась вырваться, и движение ее гибкого тела было возбуждающим. Его собственное тело немедленно отозвалось на это — железная хватка превратилась в объятие, и Джина застыла, удивленно подняв на него свои большие черные глаза. Рон понял, что она уловила эту разницу. Мягким замедленным движением он провел по ее спине, лаская пальцами плавные изгибы, и почувствовал, как она затрепетала.

Этот мягкий трепет тотчас передался ему, и, несмотря на все усилия сдержаться, он вмиг воспламенился. Совершенно ненужное неуместное вожделение! Будь она проклята! Но желание рос-ло, и все внимание его сосредоточилось на нежном давлении маленьких грудей, прижатых к его ребрам. Полы ее накидки распахнулись, и теперь ничего не осталось между ними, кроме тонкой ткани ее платья и его рубашки. Искушение было велико. Все его тело горело. Воспоминание о ее мягкой коже и голых бедрах сделалось настолько острым, что он уже не мог отделаться от него. И почему он должен отказывать в этом себе, если она была перед ним — такая теплая, желанная, доступная…

Цветы рябины белели на ярко-зеленом мху, словно снег. Но когда он пригнул ее к этому пестрому ковру, Джина схватила его за руку. Ее пальцы впились ему в локти, утонув в складках льняной рубашки.

— Сэр Рональд, подожди…

— Нет, цветочек! Я достаточно долго ждал. Прошло уже целых три дня, и я хочу повторить все это наяву, а не во сне. — И он принялся пылко целовать ее, пока не почувствовал, что ее сопротивление ослабло. — Давай помиримся, цветочек! — прошептал он. — Давай помиримся…

Джина лишь издала горлом слабый звук, беспомощный и испуганный, а он нежно, но уверенно уложил ее на мягкий мох, подстелив шерстяную накидку. И опять стал целовать ее брови, щеки, закрытые в истоме глаза, пока голова ее не откинулась назад с тихим стоном.

Рон поднял голову. Дыхание Джины участилось, губы раздвинулись, а ресницы слегка подрагивали при каждом вдохе. Он улыбнулся и, стянув через голову руоашку, откинул в сторону. На Джине было только платье, подпоясанное на талии простым кушаком, и ему захотелось увидеть ее обнаженной при свете дня. Он потянулся к шнуровке на ее груди.

— Иди ко мне, цветочек, — шептал Рон, расстегивая ей платье, — иди сюда…

Обдавая теплым дыханием ее шею, он скользнул рукой ниже, под мягкую шерстяную ткань платья, и взял руками ее голые груди. Его пальца нащупали твердый сосок, и она вскрикнула, когда он начал дразнящими движениями поглаживать его. Сдвинув ткань в сторону, Рон приник к соску губами. Она изогнулась в бессловесном порыве, и ее руки невольно задвигались по его плечам, притягивая его ближе.

Рон приподнялся и, прижав девушку плотно к накидке, лег на нее сверху. Удерживая свой вес на руках, он опять взял губами ее сосок, раздвигая коленями бедра, и наконец крепко прижался к ней, содрогаясь от необыкновенно острого ощущения.

Рон потянулся к завязкам на своих штанах, чтобы убрать последнюю преграду, но тут Джина изогнулась и, упершись руками ему в грудь, попыталась остановить.

— Милорд, — выдохнула она, — не надо! Я не могу…

— Но почему? — требовательно спросил он, чувствуя, что тело его содрогается в тисках мешавшей ему одежды. Рон был так возбужден, что просто не мог отпустить ее сейчас. — Почему? — повторил он.

Но Джина не шутила. Стараясь не встречаться с ним глазами, она вырывалась изо всех сил, и Рону ничего не оставалось, как позволить ей сесть. Ее ответ прозвучал легким шепотом.

— Сейчас… неподходящее время.

— Неподходящее время?! — Рон глубоко вздохнул. — Луна, что ли, не в той четверти на небе?

Пытаясь дрожащими руками зашнуровать платье, Джина резко проговорила:

— Дело вовсе не в этом! А… ты знаешь в чем.

Рон уставился на ее пылающие щеки, понял, что она имеет в виду, и покачал головой.

— Ты могла бы сказать мне об этом прежде, чем позволила зайти так далеко. Но я предполагаю, что тебе просто нравится мучить меня.

Она слегка улыбнулась.

— Да, милорд, признаюсь, иногда нравится… Но сейчас причина вовсе не в этом, клянусь тебе!

Он посмотрел на нее, проклиная трепет в своих чреслах, который, похоже, не собирался быстро угасать. Снова нахлынули смутные воспоминания: темная комната, эта необыкновенная девушка верхом на нем, ее нежные бедра и пьянящий аромат… Рон нахмурился. Возбуждающих воспоминаний было в избытке, но он не помнил, что достиг тогда пика наслаждения… Пунцовый шелк, горячая кожа, эротическое скольжение ее тела по нему — но не было воспоминаний о том остром последнем слиянии, которое должно было за этим последовать!

Протянув свою забинтованную руку, Рон легко взял ее за запястье, поглаживая пальцами гладкую кожу.

— Ну что ж, цветочек… В таком случае, расскажи мне о той нашей ночи вместе. У меня остались какие-то смутные воспоминания о ней. Хотелось бы услышать, как все это было на самом деле.

Рону не понравилось, как она взглянула на него: быстро и настороженно. Потом пожала плечами и улыбнулась.

— Ты был потрясающим! Ты был неутомим. Я уже устала, а ты все трудился, после чего тут же заснул… И я ушла. С сожалением, конечно.

— Еще бы! — Он слабо улыбнулся. — Ты ушла, чтобы, спустившись вниз, отравить моих людей. Но откуда ты знала, что я буду спать так крепко? Что я не проснусь и не захочу тебя еще?

Она нетерпеливо взмахнула рукой.

— Как и все мужчины, ты спишь крепко после любовных игр.

— Да, так оно и есть, цветочек. — Он притянул ее ближе к себе, намотав на палец выбившуюся прядь ее волос. — Но я не помню, чтобы наши любовные игры чем-то кончились. Мне почему-то кажется, что ты сбежала прежде, чем испытала мою… доблесть.

В ответ она засмеялась — легко и небрежно.

— Если хочешь знать правду, милорд, все произошло слишком быстро. Раз-два — и готово! Поэтому, наверное, ты ничего и не запомнил. Пожалуйста, отпусти мою руку! Ты делаешь мне больно.

— Это я-то был слишком быстрым?! — Он нахмурился, но все же ослабил свою хватку. — Да ты просто лгунья, цветочек! Я очень огорчен.

— Ты опять за свое. — Она слегка отодвинулась от него — Мне уже надоело, что ты называешь меня лгуньей.

— Бедный цветочек! Но что же делать: правда не всегда бывает приятной…

— Я говорю правду! — возмущенно воскликнула Джина. — Все именно так и было! Я не виновата, что ты ничего не помнишь!

Рон нахмурился. Ее возмущение показалось ему надуманным, и это как-то сразу охладило его. Когда она попыталась высвободить свою руку, он позволил ей это.

Джина встала и, наклонившись, потянулась за своей накидкой, так что ему тоже пришлось подняться. Быстрым движением она накинула ее себе на плечи, придерживая под подбородком, взглянула на него и не узнала. Никогда еще Рон не смотрел на нее так сурово!

— Ты догадываешься, очевидно, что мне придется заковать тебя в цепи, когда мы вернемся в лагерь. Это единственный способ быть уверенным, что ты не выдашь мои планы.

— Кому я их выдам? Птицам? Твоим тупоумным солдатам? Ты обо мне не слишком высокого мнения, милорд!

— Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Человек, который заставил тебя отравить моих людей, не оставит тебя в покое. Если ты согласилась один раз, согласишься и впредь!

Джина испугалась. Заметив жестокий блеск в глазах Рона, она поняла, что он готов осуществить свою угрозу. И зачем только она выдумала эту историю? Все кончено! Рон больше никогда не поверит ей!

Подобрав полы своей одежды обеими руками, она резко повернулась и бросилась бежать. Но Рональд был быстрее и в мгновение ока догнал ее. Тогда, ни секунды не раздумывая, Джина изловчилась и ударила его ногой прямо в пах. Удар был неожиданный и очень болезненный. Согнувшись пополам, Рон упал на колени, а она бросилась наутек.

Подняв юбку повыше, Джина перепрыгивала через поваленные стволы деревьев и обегала густые заросли кустарников. Она неслась в слепом страхе, словно заяц, пока не уверилась, что оставила его далеко позади. Только тогда девушка остановилась и, прислонясь к толстому дубу, перевела дыхание. Легким не хватало воздуха, в боку кололо. Она так дрожала, что едва могла стоять.

Что же теперь будет? Ведь она все испортила! Рон наверняка догадался о ее очередном обмане, и у нее больше нет ни одного козыря. Права была Элспет, когда говорила, что обман никогда не доводит до добра… Будь он проклят, этот сэр Рональд! Ужаснее всего, что она почти позволила ему взять ее на этом ложе из мха, словно шлюху! А главное — она хотела его сама… И он почувствовал, что она сама дрожит от страсти и не думает ни о чем, кроме прикосновения его рук, жарких поцелуев и сладких слов, которые он шептал ей на ухо! На какое-то время она совсем забыла о себе, и это было до того приятно и волнующе, что она растаяла, словно воск. О чем-то подобном она слышала от других женщин, но сама не испытывала никогда. Она привыкла с улыбкой превосходства взирать на этих слабых женщин, которые позволяют мужчине овладеть собой. Где теперь эта улыбка? Исчезла, как снег под лучами солнца…

Все еще дрожа, Джина сердитым движением стряхнула с накидки сухие листья и разгладила шерстяные складки. Рука ее нащупала мешочек с травами, висящий под накидкой. Мешочек был открыт. Оказывается, она растеряла почти все цветы, которые собрала за это утро!

Это была последняя капля, вконец разозлившая ее. Рябина цветет только в мае, и цветы нужно собрать, пока цветение пышное. Она собрала их много за утро, а теперь придется снова все начинать! Рябины, выросшие среди камней, имеют самую большую целебную силу. И ей понадобится немало времени, чтобы снова найти такое же дерево…

Ладно, сначала она соберет рябину, а потом решит, что ей делать дальше!

Крохотный листок упал сверху, скользнув легонько вдоль ее щеки. Джина протянула руку и поймала его в ладонь. И вдруг оцепенела, ощутив, как целая лавина грубых мыслей и вожделений — вперемежку на французском и на английском — оглушающим потоком невесть откуда нахлынула на нее.

Ошеломленная, Джина подняла глаза. Дело обстояло гораздо хуже, чем она могла себе представить.

Целая дюжина вооруженных солдат стояла неподалеку, и все они, ухмыляясь, глядели на нее. Даже будь они людьми Рональда, Джина бы испугалась. Но по направлению их мыслей она поняла, что это люди, которые захватили Гленлайон!

Глава ОДИННАДЦАТАЯ

— Что ты с ней сделал? — Бьяджо рванулся, натянув веревку, которой был привязан к повозке. — Ты наверняка что-то сделал с ней, иначе она бы не убежала!

Рональд смерил его презрительным взглядом и ничего не ответил. Он обернулся к Брайену. Тот смотрел на него со страхом и унынием.

— Ты нашел хотя бы ее след?

Ирландец сокрушенно покачал головой.

— Никаких следов. Но ты же знаешь, если она не хочет, чтобы ее нашли, ни один смертный ее не найдет! — Он оглянулся вокруг и понизил голос. — Я осмотрел даже каменные круги и одно грибное кольцо. Часто ведь бывают какие-то признаки: примятая трава, или бутоны первоцвета, или волшебная триада, — но я ничего не нашел. — Понизив голос еще больше, он склонился к другу. — Скажи мне правду, Рон: она превратилась в столб дыма и испарилась? Или околдовала тебя каким-то образом?

— Хватит! — рявкнул Рональд.

Он был в бешенстве и злился больше всего на самого себя. Черт возьми, позволить какой-то девчонке перехитрить его! И самое нелепое, что вовсе без всякой магии. Это ставило его в тупик. И приводило в бешенство. Если мужчинам еще пару раз удавалось обвести его вокруг пальца, то женщине — никогда! Он даже невольно начал уважать ее…

— Но если не с помощью магии, как же ей удалось убежать от тебя? — уныло спросил его Брайен.

Рональд мрачно взглянул на него, собираясь ответить, но в этот момент Бьяджо выкрикнул:

— Да, расскажи про ее побег, уэльсец! Если хватит смелости.

Повернувшись к молодому итальянцу, Рон смерил его долгим тяжелым взглядом, который не обещал ничего доброго.

— Как она убежала — неважно. Но вот с кем она встречалась? Кто подослал ее задержать меня? Ты видел этого человека?

Бьяджо презрительно расхохотался.

— Только такой дурак, как ты, мог поверить в эту нелепую историю. Ведь она все выдумала, разве ты не понял?! Хотя сейчас я бы желал, чтобы это было правдой. Но, к несчастью, она там одна, и наверняка ей грозит опасность.

— Ну, положим, единственное, чего она боится, это что я найду ее.

— Ерунда! Ее подстерегает опасность похуже. Она может оказаться в беде.

Рон подошел к повозке и, прищурившись, поглядел на него.

— В какой беде?

— Не знаю, но у меня предчувствие… — Бьяджо оттолкнулся от тяжелого колеса повозки, натянув веревку, привязывавшую его. — Отвяжи меня, и я помогу тебе ее отыскать. Клянусь, она не может быть в сговоре с твоими врагами! Я не знаю, где она, но ты можешь довериться мне — я ее найду.

— Не делай этого, Рон! — Брайен шагнул вперед, зазвенев своим мечом. — Он сбежит вместе с ней!

Рональд долгим испытующим взглядом посмотрел на темноглазого юношу. Потом покачал головой.

— Нет, Брайен, я думаю, он говорит правду. Но если он предаст меня, я сам лично перережу ему горло! — Он вынул из ножен кинжал и, наклонившись, разрезал толстую веревку, привязывавшую Бьяджо. Потом, приставив его кончик к горлу юноши, тихо добавил: — Твоя жизнь зависит от того, найдешь ли ты ее.

Потирая запястья, Бьяджо мрачно посмотрел на него сверкающими глазами.

— Даю слово, что не предам тебя, пока Джине угрожает опасность. А после этого… Знай, что мой первый долг — это быть преданным ей!

— Ничего другого я и не ждал. — Рон опустил кинжал и выпрямился. — Итак — перемирие, пока мы ее ищем?

— Да, милорд. Перемирие, пока мы ее ищем. Но мне понадобится мой кинжал. И несколько человек на тот случай, если враги уже схватили ее.

Кивнув насупленно стоящему рядом Брайену, Рон сказал:

— Дай ему все, что нужно. И отправляйся вместе с ним. Только не спускай с него глаз!

— Я не отпущу его от себя ни на шаг, милорд.

Рон слегка улыбнулся.

— В этом я уверен. Возьми с собой сэра Клайда и еще двух человек по своему выбору. А мы с сэром Робертом начнем готовить осадные машины для Гленлайона.

Брайен удивленно взглянул на него.

— Значит, ты все-таки намереваешься напасть на замок?

— Со временем. Мы еще не знаем, схватили ли они девушку, но знаем, что Гэвин взял Гленлайон. С тем, другим нашим планом пока придется подождать, но я не намерен терять время впустую, пока дойдет до него очередь.

— Ну что ж, милорд, — ухмыльнулся Брайен, — так гораздо лучше, чем просто ждать.

— А лучше ли это для Джины? — раздался вдруг требовательный голос Элспет. Она выступила из-за повозки и заговорила, указывая костлявым пальцем на Рональда: — Это ты виноват, что она в опасности, и горе тебе, если с ней что-нибудь случится!

— Перестань болтать, старуха! — резко прервал ее Брайен. — Ты что, не видишь, что милорд делает все, что может, чтобы найти твою взбалмошную девицу?

Он сделал движение, чтобы отстранить ее, но Рон, протянув руку, его остановил.

— Оставь ее. Она тревожится за свою госпожу, и ее нельзя за это винить. А главное — она в чем-то права…

— Не твоя вина, что эта девица такая своевольная! — возразил Брайен. — Если бы она тебя слушалась, то была бы сейчас здесь, в безопасности и под защитой.

Рональд взглянул на Элспет. Скорее всего эта старуха не считала, что рядом с ним ее драгоценная Джина в безопасности… Сейчас нужно думать о другом.

— Я сделаю все, что могу, чтобы вернуть ее невредимой, — коротко бросил он Элспет.

— Посмотрим, что ты сделаешь, — недоверчиво качая головой, пробормотала та. — Она мне дороже, чем целое королевство!

Морган уже почистил доспехи и оружие, Турок был оседлан и ждал. Рон надел латы и, сев в седло, пришпорил своего нетерпеливо переступавшего жеребца. Солдаты, которые отправлялись с ним, выстроились в походном порядке, блестя шлемами на утреннем солнце; яркие лучи отражались в их круглых щитах.

Те, что оставались в лагере вместе с Элспет, с запасными лошадьми и багажом, молча смотрели, как они уезжают. Если удача будет на его стороне, Джина не попадет в Гленлайон. Но если удача от него отвернется, девушка выдаст его и тогда первый план придется отменить. Иначе он подверг бы своих людей слишком большому риску. Есть и другие способы вернуть Гленлайон, хотя они займут больше времени.

А терять время ему нельзя. Слишком долго его не было в Уэльсе, чтобы он мог теперь быстро собрать людей под свое знамя. Да и был ли он все еще уэльсцем? Временами Рон и сам не мог с уверенностью ответить на этот вопрос — очень уж непросто многое складывалось в его жизни.

Ведь еще в детстве он был разлучен со своей родиной, разлучен с семьей и вырос, в общем-то, на чужбине. Но и живя среди чужих ему людей, говоря на чужом языке, Рональд никогда не забывал свою родину. И вот теперь Ричард отправил его обратно, чтобы удержать его земли для Англии.

Для Англии! Не для Уэльса! Не для той страны, где он родился, а для той, которая усыновила его. И неважно, что он был усыновлен против воли, что он был заложником большую часть своей жизни. Предполагалось, что он забудет прошлое и устроит из Гленлайона цитадель для Ричарда, его твердыню, его оплот.

Рональд многое любил в Англии. Случилось так, что он полюбил и Ричарда — как товарища по оружию, а не как короля. Рон сражался на его стороне и восхищался этим человеком как блестящим воином. Но он не мог восхищаться им как королем. Ричард любил походы и войны. Он был скорее странствующим рыцарем, чем английским монархом, и интересы Англии были не столь уж важны для него. Иногда Рональду казалось, что он больше думает и заботится об Англии, чем ее король… А теперь вот смерть отца привела его обратно в Уэльс, на его подлинную родину.

— Милорд, — сказал сэр Роберт, придержав своего коня возле Турка, — мы поскачем к воротам Гленлайона, как сделали в прошлый раз?

— Нет, не к воротам. Мы остановимся, как только увидим замок. Я хочу, чтобы они знали, что мы здесь, и наблюдали, как мы устанавливаем осадные орудия. — Он на мгновение задумался. С исчезновением девушки все преимущества внезапно пропали. Но у него в запасе был другой вариант, и он посмотрел на сэра Роберта, слегка улыбнувшись. — У меня есть одна идея. Мы предпримем кое-что еще, пока они будут следить, как мы готовимся к приступу.

Сэр Роберт ухмыльнулся и кивнул.

— Ну что ж, попробуем, милорд. — Потом, поколебавшись, спросил: — А та девушка? Что, если она у них?

Руки Рональда сжали поводья коня, и он мрачно сказал:

— Я молю Бога, чтобы это было не так!

Но молитва его не была услышана. Он узнал об этом, когда Брайен и Бьяджо нагнали его на холме, возвышающемся у стен Гленлайона.

— Милорд! — прохрипел, задыхаясь, ирландец. — Ее захватили!

— Вы уверены?

Рон перевел взгляд с Брайена на Бьяджо. Темные глаза юноши были полны тревоги, такие глаза не могли лгать. Вместо ответа он протянул ему маленький мешочек, который свисал с его руки, качаясь на ветру.

— Это ее. Я бы узнал его из тысячи подобных.

Рональд молчал. Он помнил этот мешочек и белые цветы рябины, сыпавшиеся из него. И черные глаза, и насмешливую улыбку… Черт бы ее побрал! И зачем она убежала от него?!

— Где вы нашли это?

— В двух лье от того места, где мы встретили ее утром, — ответил Брайен. — Бьяджо нашел его на земле, утоптанной копытами коней. Там было много всадников: земля вся разворочена и еще не просохла.

— Если твой кузен такой же бессердечный, как и ты, — бросил Бьяджо, — мы напрасно тратим время, стоя здесь и оплакивая ее судьбу. Нам надо ее спасать!

Рональд холодно взглянул на него.

— Не лезь не в свое дело, щенок! Ты думаешь, я не знаю, что надо делать?

— Да, но сколько времени ты еще будешь мешкать? — снова огрызнулся Бьяджо. — Мы должны быть уже у ворот замка и требовать, чтобы ее отпустили!

Рональд оперся о высокую луку своего седла и покачал головой.

— Если они захватили Джину против воли, они не отдадут ее нам. Было бы просто смешно просить их об этом.

— Но ты даже и просить не хочешь! — взорвался Бьяджо. — Тебе неважно, что они могут убить ее!

Все его тело было напряжено, черные глаза сверкали на необычно бледном лице. Рональд пожал плечами, решив не связываться с мальчишкой, и повернул коня, чтобы уехать. Но Бьяджо толкнул своего коня и, описав полукруг, загородил ему путь. Пристально глядя на Рона сверкающими от негодования глазами, юноша резко бросил:

— Я не предлагаю ничего просить. Мы должны просто отбить ее!

Рональд понял, что придется все-таки объясниться с этим щенком. Снова опершись на луку седла, он бросил на Бьяджо разгневанный взгляд.

— У нас слишком мало людей, чтобы сразу захватить замок. И любая попытка отбить Джину будет кратчайшим путем к тому, чтобы ее убили. Если Гэвин узнает, что мы ею дорожим, он постарается использовать ее как приманку — так дразнят морковкой ломовую лошадь. Но это, кстати, не будет гарантией ее безопасности.

Бьяджо некоторое время молчал, раздумывая.

— Тогда позволь попробовать мне. Я могу пробраться в замок и освободить ее, пока вы тут будете стоять, не зная, на что решиться.

— Ты?.. Сможешь?.. — Рональд мрачно усмехнулся.

— И попадешь как кур в ощип! — захохотал Брайен.

— Посмотрим. Я провел немало времени в разных замках и знаю, что к чему. — Бьяджо твердой рукой усмирил своего коня, все еще не сводя требовательного взгляда с Рональда. — Мы, итальянцы, привыкли к опасностям, милорд: у нас их хватает дома. Я знаю один способ. Дай мне возможность попробовать.

Рон усмехнулся.

— Ну что ж, ты меня заинтриговал, щенок. Расскажи-ка подробнее…

— Добро пожаловать в Гленлайон, мадемуазель. — Эти слова на чистом французском языке произнес человек, сидящий в кресле с высокой спинкой на возвышении в дальнем конце огромного зала. Он знаком велел ей подойти ближе. — Не бойся, милая, подойди.

Один из солдат взял ее за руку и толкнул вперед. Стараясь не обращать внимания на любопытные взгляды, направленные на нее, Джина приблизилась к возвышению. Крошечные бубенчики на ее туфлях звенели при каждом шаге, слегка заглушаемые устилавшим пол тростником. Она остановилась у возвышения и, вскинув голову, уставилась на человека в кресле. Стены были увешаны тяжелыми гобеленами, колеблющимися от сквозняков. По обеим сторонам зала выстроились вооруженные люди.

Стоя перед ним, Джина изо всех сил старалась казаться спокойной.

— Вы не слишком радушный хозяин, судя по обращению со мной! — сказала она дерзко. — Зачем меня привели сюда?

— Тебе что, не нравится у нас? Разве с тобой плохо обошлись? — последовал насмешливый вопрос.

— Если считается, что тащить силой — это хорошее обращение, тогда да: со мной обошлись неплохо.

— Ну и отлично. — Слабая улыбка скривила его губы. Он наклонился вперед, чтобы получше разглядеть ее. — Могу обещать, что в ближайшем будущем ты не почувствуешь себя обделенной моим вниманием.

— Очень любезно с вашей стороны.

Джина пока не могла понять, что он за человек, но уже догадывалась, что это и есть кузен Рональда — тот, который захватил Гленлайон.

Его нельзя было назвать безобразным, но низкий лоб, косо срезанные скулы и пронзительные черные глаза производили неприятное впечатление. Квадратная челюсть подчеркивалась слишком прямой линией рта, глаза были слишком близко посажены, а губы бледны и тонки. Изогнутые в жестокой улыбке, они не сулили ей ничего доброго. Чем-то он походил на матерого лиса, хотя вовсе не был рыжим.

Джина глубоко вздохнула и, прищурив глаза, попыталась сосредоточиться на мыслях этого человека. Сейчас она могла надеяться только на свой дар. Необходимо было разгадать за непроницаемой лисьей улыбкой его подлинные намерения.

Поначалу до нее доходили лишь разрозненные обрывки эмоций. Черная зависть, отчаяние, ненависть — все переплелось в какой-то запутанный клубок.

…Напрасно, все будет напрасно, если я не убью его… Я должен увидеть, как его кожу сдирают с костей, как трепещет его вырванное из груди сердце! Чума на голове короля, который приблизил его к себе! Даже уехав, он не проиграл… Но теперь моя очередь, моя очередь… и месть будет сладкой…

Вместо того, чтобы что-то прояснить, эти несвязные мысли только удвоили ее смятение. Джина боялась представить себе, что он думает о ней — такой жалкой в этой потрепанной накидке, мятом платье с распущенной шнуровкой, и с волосами, в беспорядке разметавшимися по плечам…

— Сэр Боуэн, — обратился он к одному из стоящих рядом мужчин, — расскажи мне еще раз, где вы нашли это заблудшее создание.

Молодой человек, которого назвали Боуэном, кивнул головой и с готовностью вышел вперед.

— Мы встретили ее в чаще леса неподалеку от замка, лорд Гэвин. Она нездешняя и, судя по всему, приехала вместе с твоим кузеном. Я подумал, что будет лучше увести ее с собой и расспросить…

Мой отец сгорел бы со стыда… но что же мне было делать?

Эта неожиданная мысль, мелькнувшая в сознании Боуэна, дошла до Джины, и она вдруг поняла, что он относится к ней скорее сочувственно. Впрочем, минутный порыв жалости быстро сменился мыслью о том, что надо сделать все, чтобы втереться в доверие к Гэвину, войти к нему в милость, хотя шансов у него маловато.

Джина догадалась, что Боуэн не был жестоким человеком. Он просто попал в какую-то трудную ситуацию, связанную с его отцом и Гэвином.

— Ты правильно поступил, приведя ее сюда, — лорд Гэвин окинул Джину внимательным взглядом.

Обычная шлюха скорее всего… Чернявая… накидка краденая, шнуровка распущена… Не думал, что у моего кузена такой вкус…

Услышав эти мысли, Джина вспыхнула и упрямо вздернула подбородок. Ну, конечно! Ведь благородная дама, по их понятиям, должна обязательно иметь светлые волосы и кожу цвета слоновой кости — а не смуглую, как у нее. Она не раз читала подобные мысли у мужчин, но прежде это ее мало трогало. А сейчас Джину пронзила неожиданная мысль: что, если и Рональд думает о ней точно так же?

— Итак, кто ты такая? — Гэвин слегка наклонился вперед, на его лице уже не было притворного добродушия. — Ты не уроженка Уэльса. Что же ты делала, бродя в лесу одна?

Джина опустила глаза, решив изобразить робость и беззащитность. Это должно понравиться человеку, который жаждет повиновения и власти.

— Я заблудилась, милорд! И испугалась. Я так долго бродила одна, что не имею никакого понятия, где мои спутники и где оказалась я сама, — сказала она дрожащим голосом и посмотрела на него сквозь слезы. — Я… я собирала травы… чтобы поесть.

Гэвин задумчиво погладил свою маленькую черную бородку под нижней губой и слегка прищурился.

Валялась с кем-то в траве — это более вероятно… — подумал он.

— В таком растрепанном виде? Что с тобой там случилось? — произнес он вслух.

— Я услышала, что кто-то бродит по лесу, и побежала. Я подумала, может, волк или медведь…

Изображать испуг ей не пришлось: она действительно боялась. Если этот человек заподозрит, что она каким-то образом связана с Роном, она погибла! Он использует ее как орудие, чтобы расправиться со своим кузеном.

— Ты видела кого-нибудь в лесу? — требовательно спросил Гэвин. — Может быть, вооруженных людей или крестьян?

Джина покачала головой. Волосы ее упали на лоб, так что он ничего не мог прочесть в ее глазах.

— Я никого не встречала, милорд. До тех пор, пока ваши люди не наткнулись на меня.

— Уверен, что ты лжешь, — сказал он тихим, леденящим душу голосом.

Черт бы ее побрал! Я знаю, что эта стерва видела его и должна что-нибудь о нем знать… Он там выжидает, он что-то замышляет… Я столько сделал, чтобы добыть Гленлайон, и не остановлюсь теперь!..

Джина не ответила и только решительно помотала головой. Пусть он думает, что она от страха потеряла дар речи… Внезапно она почувствовала, что перед мысленным взором Гэвина возникло видение обнаженной женщины. Джина не поняла, кто она, и подняла удивленный взгляд на уэльского лорда. Коварная улыбка играла на его губах.

Наступило продолжительное молчание: Гэвин явно сомневался, верить или не верить ей. Наконец он обратился к одному из своих людей и велел увести Джину.

— Мы поговорим позднее, — напоследок бросил он ей. — Я дам тебе возможность поразмыслить и вспомнить, что ты там видела в лесу.

Джина не протестовала, и ее отвели вниз, в глубокий подвал замка, где не было другого света, кроме колеблющегося пламени шипящих факелов. Шаги гулко отдавались в узких каменных коридорах. Здесь стоял застарелый запах гниения и смерти, и Джине стало не по себе. Ее страж остановился возле узкой деревянной двери и сунул в металлическую скважину огромный ключ. Дверные петли протестующе заскрипели, когда дверь открылась. Зловоние, вырвавшееся оттуда, было почти нестерпимым, и Джина непроизвольно сделала шаг назад. Но страж поймал ее за руку и втолкнул в камеру.

— Вперед! — коротко приказал он.

Джина повернулась и посмотрела на него. Глаза их встретились, и он, не выдержав, первым отвел взгляд, когда она вперилась в него своим пронизывающим взглядом. Он думал по-уэльски, и она не понимала его, но чувство страха можно разгадать, и не зная языка.

— Ведьма… — пробормотал он. — Настоящая ведьма!

Попятившись, он нащупал дверь и захлопнул ее, судорожно пытаясь повернуть ключ. Резкий металлический скрежет выдавал его панику; Джина спокойно ждала.

Было темно. Единственный луч света проникал сквозь узкую щель в окованной железом двери. Она услышала, как страж удаляется по коридору тяжелыми торопливыми шагами. И вдруг ощутила чье-то присутствие: в камере рядом с ней кто-то был!

Приятный мужской голос по-уэльски произнес какое-то приветствие, и Джина быстро обернулась.

— Я не говорю по-уэльски, — ответила она.

— Ага. — Послышался шорох, потом показался неясный силуэт: какой-то человек выступил на слабый свет, проникавший сквозь щель. — Прошу прощения.

— Так вы говорите по-английски! — воскликнула Джина с облегчением.

— И по-французски, — ответил он, и Джина скорее почувствовала, чем увидела его улыбку в полутьме. — Знание языков не помешает в наши времена.

Как только глаза ее привыкли к полумраку, Джина обнаружила, что ее товарищ по несчастью гораздо старше ее. Это был среднего роста плотный мужчина с взлохмаченными каштановыми волосами и сединой на висках. Под растрепанной бородой угадывалось добродушное лицо, а одежда, испачканная и местами разорванная, явно была когда-то вполне приличной. Поскольку думал он по-уэльски, Джине трудно было проникнуть в его сознание.

— Вы только что оттуда? — Он указал кивком на верхние этажи замка. — Как там дела?

Джина слабо улыбнулась.

— Я не из здешних мест и никого тут не знаю. Мне показалось лишь, что лорд Гэвин — хитрая лиса, а большинство его людей запуганы. — Она обвела взглядом камеру. — Надеюсь, что мы не окончим свои дни здесь. Ведь это, очевидно, не самое приятное место в Уэльсе?

— Я бы предложил вам сесть, если бы было, куда, но увы… Однако позволю себе продемонстрировать свою учтивость другим способом. — Широким жестом он достал из кармана и протянул ей черствый ломоть хлеба. — Я берег его для особого случая и думаю, что он наступил.

До сих пор Джина не ощущала голода и только теперь вспомнила, что даже не завтракала сегодня.

— Я почту за честь разделить этот хлеб с вами, сэр…

— Оуэн, — подсказал он. — А вы?..

— Меня зовут Джина.

— Джина… Это итальянское имя, не так ли?

— Да. — Она взяла кусок хлеба, который он протянул ей, и с удовольствием надкусила. Была ли тому виной темнота или их невеселое положение в камере, а может — напряжение, владевшее ею, но она вдруг доверчиво заговорила с ним, сама не зная, зачем это делает. — В детстве я путешествовала с итальянским бродячим цирком, и все называли меня Джиной. С тех пор меня так и зовут.

— Понятно, — жуя свою корку, кивнул он. — Вот тут у меня есть еще кусочек сыра. Если вас не смущает небольшой налет плесени, разделим его. — Соскребая ногтем плесень, он окинул ее оценивающим взглядом. — Но вы, похоже, не итальянка. Вы скрывались, наверное?

— Вы очень проницательны, господин Оуэн, — улыбнулась она.

— Да, мне это уже говорили. Итак, давайте, дитя мое, сядем на эту кучу соломы и рассказывайте. Мне интересно узнать, что за преступление вы совершили, попав в результате к Гэвину в подземную темницу. И правда ли, что вы — одна из тех сказочных фей и колдуний, за которую вас явно принял наш страж.

Глава ДВЕНАДЦАТАЯ

— Не получится? — Услышав это от Брайена, Бьяджо бросил в его сторону насмешливый взгляд. — Это у тебя не получится, глупый неуклюжий кельт. А я могу еще и не такое!

Рональд, нахмурившись, слушал их спор. Лицо Брайена налилось кровью, глаза готовы были выскочить из орбит, а молодой итальянец в волнении размахивал горящим факелом. Наконец терпение Рона лопнуло.

— Ты сейчас подожжешь деревья вокруг нас, щенок! Тогда уж, конечно, наши враги всполошатся, но только это будет сомнительная победа.

Бьяджо затушил факел в ведре с водой.

— Я готов. Я-то давно готов. А вот готовы ли вы? От вашего промедления все может сорваться.

У Рональда было свое мнение на этот счет, но он не стал спорить с ним, а только пожал плечами.

— Спешка тут ничего не даст. Мы недаром согласились с твоим планом; это наш единственный шанс. Попытка взять такую крепость, как Гленлайон, без должной подготовки была бы и глупой, и роковой.

— Но ты уже отдал приказания своим людям?

Рон улыбнулся.

— Да, они готовы. Но главное зависит от тебя, парень. Ты должен успеть выполнить свою задачу за семь дней. И помни то, что я сказал: не делай сам ничего — только найди ее. Все остальное предоставь нам.

— Только не опоздайте, — предупредил Бьяджо, — иначе вы погубите нас.

Рональд вспыхнул, поднявшись с поваленного дуба, на котором сидел. Он выхватил меч и взмахнул им. Несколько веток со слабым шелестом упали на землю, начисто срезанные острым лезвием.

— Не в моем обычае терпеть поражение, щенок! — высокомерно бросил он. — А ты берегись, чтобы не провалить дело.

Черные глаза юноши гневно сверкнули, он гордо вскинул голову.

— Если я потерплю неудачу, они убьют меня раньше тебя!

Это, в сущности, было правдой, и Рональд не стал отвечать. Они оба понимали, каким рискованным был этот отчаянный план. Если он удастся, это будет просто чудо и счастье, а если провалится — всему конец. Не исключено, что кое-кому из них придется болтаться повешенным на стенах Гленлайона…

Подошла Элспет, окинув Бьяджо критическим взором.

— Ты похож скорее на шута, чем на актера, — резко заметила она. — Где ты откопал этот костюм?

— В повозке. Пришлось наскоро приспособить его. Тебе что, не нравится?

И Бьяджо принялся вертеться перед ней во все стороны, поглаживая рукой пестрые, сшитые из разных лоскутков штаны, плотно облегающие его ноги. Потом лихо нахлобучил колпак на свою темноволосую голову и спустил до плеча его длинный конец с нашитыми на нем бубенчиками. Камзол его был ярко-пунцового цвета, на поясе — блестящий желтый кушак с медными бляхами. Поверх камзола он накинул ярко-синий короткий плащ.

Придирчиво осмотрев его, Элспет покачала головой.

— Очень уж ты пестро одет. Словно упал в красильне в чан с остатками. Ты слишком бросаешься в глаза.

— Но это же хорошо! — Бьяджо схватил ее за руки и закружил в танце, невзирая на протесты старухи. А оставив запыхавшуюся Элспет, тут же вспрыгнул на пенек, громко взывая: — Эй, все сюда! Посмотрите на меня! Замечайте только меня, достопочтенные лорды и леди! Следите за моей правой рукой… нет, моей левой рукой, и я покажу вам чудеса ловкости, которые вы не увидите больше нигде в мире!

Элспет скрестила руки на груди и неодобрительно смотрела на него.

— Будь осторожен, дурачок! Смотри, чтобы тебя не насадили на вертел вместо цыпленка. Ты что, забыл, что случилось, когда Джина надевала этот костюм в Тулузе? С тебя едва не содрал шкуру тот толстый мясник. И если бы не Джина… — Губы старухи задрожали, и она поспешно приложила к ним руку. — Берегись их, иначе они погубят и тебя, и мою госпожу!

Сразу перестав паясничать, Бьяджо подошел к ней и зашептал что-то на ухо, пока старая женщина не успокоилась. Тогда, бросив ей ободряющий взгляд, он обернулся и посмотрел на Рональда.

— Я готов сыграть свою роль, милорд.

— В таком случае, пора начинать. — Рон кивнул сэру Роберту и отдал приказ выстроить людей на открытом гребне холма, возвышающемся над Гленлайоном. — Покажемся им во всей красе. Пусть те, в замке, видят, что мы устанавливаем осадные орудия и так увлеклись, что не заметили, как сбежал пленник.

— И помни, — прервал Бьяджо, — погоня должна быть убедительной, уэльсец.

Усмехнувшись, Рональд выхватил свой меч с ловкостью, которая доказывала, что рука его полностью зажила.

— Я это проделаю с величайшим удовольствием, щенок.

Бьяджо невольно втянул голову в плечи, и его дерзкая ухмылка немного поувяла.

— Ну-ну, не слишком увлекайся! У меня нет никакого желания, чтобы ты продырявил мне шкуру.

— Тогда скачи на этой лошадке так быстро, как только сможешь, поскольку я буду мчаться за тобой.

Рон бросил взгляд в сторону оседланной кобылы. Это была небольшая, но крепкая лошадка арабских кровей; он видел не раз на Востоке, как на таких скакали сарацины. Слишком маленькие, чтобы выдержать закованных в латы англичан, эти лошади как нарочно были созданы для жгучих песков Аравии и своих легких наездников. Даже в пылу атаки Рон невольно восхищался тем, как уверенно они несутся по пустыне.

Проследив за его взглядом, Бьяджо сказал:

— Моя госпожа утверждает, что эта кобыла способна лететь, как ветер. Но и нрав у нее такой же переменчивый.

— Такова уж женская природа. Ну а теперь пора. Я буду мчаться за тобой, а Брайен за мной. — Рон твердо встретил взгляд юноши. — Ну, с Богом! И удачи тебе, щенок.

Ухмыльнувшись, Бьяджо кивнул. Шагнув к нетерпеливо переступающей лошади, он взял уздечку и вскочил в седло.

— Встретимся в большом зале Гленлайона, уэльсец, — бросил он и, пришпорив лошадь, ринулся вниз с холма.

Рональд нарочито медленно сел на коня и, натянув шлем, взвесил на руке свой меч. Турок нетерпеливо переступал ногами, но Рональд сдерживал его, пока не увидел, что Бьяджо скачет уже по улице деревни. Крестьяне, хватая детей, бросались врассыпную с его дороги и посылали ему вслед проклятья. Рон улыбнулся: в замке наверняка должны заметить переполох. Потом он сжал коленями бока своего могучего коня, и Турок в неудержимом галопе рванулся вперед.

Несясь вниз по крутому склону, Рон не спускал глаз с Бьяджо. Могучие мускулы Турка работали в совершенном ритме — только земля летела из-под копыт. Ветер свистел вокруг них, но Рон слышал за спиной топот лошадей. Это скакали Брайен и сэр Клайд. Турок, разумеется, недосягаем для них, но и маленькая кобыла впереди (Джина была права) летела, как ветер. Он пустил Турка еще быстрее, и его боевой конь наконец смог показать, на что он способен.

Когда Бьяджо вылетел на дорогу, ведущую к замку, Рон догнал его. Приподнявшись на стременах, он взмахнул мечом и свистящей дугой опустил его, отрубив большой кусок развевающегося за спиной Бьяджо плаща. Тот бросил на него тревожный взгляд и пришпорил свою кобылу, пригнувшись к ее шее так, что грива хлестала его по лицу. Следующим взмахом меча Рон срезал кусок его капюшона. Ткань пролетела по воздуху с сумасшедшим перезвоном бубенчиков. Еще взмах — и он мог бы, пожалуй, нечаянно снести и добрый кусок шевелюры самого Бьяджо, но Рональд вовремя придержал Турка. Возбужденный этой погоней, боевой конь сопротивлялся усилиям седока — его натура требовала догнать эту маленькую лошадь и всадника. И все же Рональду удалось замедлить аллюр своего коня, но так, чтобы те, кто наблюдал за ним от ворот замка, этого не заметили. Рон слышал их смех, глумливые выкрики и по опыту знал, что они наверняка сейчас заключили пари на то, кто победит в этой гонке.

Бьяджо влетел на подъемный мост и закричал, чтобы его впустили, но часовые уже начали закрывать ворота. На миг Рональду показалось, что они не впустят его, но Бьяджо успел проскочить под опускающимися железными зубьями решетки, прежде чем ворота закрылись.

Рональд доскакал до самого края подъемного моста и резко остановил коня. Осыпаемый проклятьями и угрозами часовых, он потребовал выдачи сбежавшего негодяя, но только взрыв смеха ответил на это требование. Потом посыпались оскорбления, а когда сквозь стрельчатое оконце полетели стрелы, Рон поспешно ретировался.

Отъехав на безопасное расстояние, он встретил Брайена и сэра Клайда. Брайен смотрел мимо него на замок.

— Ты думаешь, они поверят ему?

— Это одному Богу известно. Надеюсь, что да.

Рон опять пришпорил коня. Хлопья пены падали с боков Турка на землю — это была горячая, изматывающая скачка.

Когда они доскакали до деревни и поехали более степенным шагом, Рон взглянул в сторону холма. Там, на виду обитателей Гленлайона, сэр Роберт уже выстраивал цепь солдат. Расчет был точен. В течение следующих нескольких дней нужно будет устанавливать осадные орудия.

А пока сэр Роберт гонял солдат вверх и вниз по склонам холма — то на гребень, то к подножию, и пеших и конных. Он использовал одних и тех же людей, но казалось, что их в десять раз больше. В деревне наверняка пойдет слух, что сын старого лорда вернулся с огромным войском, чтобы возвратить свой замок, и это тут же дойдет и до Гэви-на. Да и с башен замка будет видно, что сильное войско Рональда уже готово начать осаду.

— Поскачем к нашим людям, словно мы собираемся присоединиться к ним, а как только достигнем подножия холма, сворачивайте за мной в лес, — бросил Рональд через плечо.

Едва въехав в лес, начинавшийся сразу за деревней Кронлоу, он пустил коня шагом. Здесь было тихо и тенисто. Палые листья приглушали стук копыт. Когда Брайен кашлянул, этот звук показался неестественно громким. Втроем они медленно ехали через лес. Птицы щебетали в ветвях. Мундштуки и уздечки звенели, а одна из лошадей испуганно захрапела, когда рядом вспорхнула птица. Выехав на маленькую поляну, Рональд придержал коня.

— Это здесь! — с некоторой торжественностью объявил он.

Ему понадобилось два дня, чтобы найти эту поляну, так как со времени его детства лес зарос молоденькими деревьями и кустарником. Но Рон точно помнил, что она должна быть где-то здесь; мальчиком он часто играл на этой поляне и знал ее тайну.

Посреди поляны возвышалась древняя пирамида из камней. Старики говорили, что когда-то сюда вел тоннель из винных погребов замка. Тоннелем давно не пользовались, но построен он был на совесть. Рон почувствовал, как на душе отлегло, когда он наконец нашел поляну. Это решало все.

Рон спешился и обернулся к Брайену и сэру Клайду. Зловещая усмешка тронула его губы.

— Ну а теперь наша очередь вступать в дело.

Узкие стены тоннеля и его низкий каменный потолок, казалось, сомкнулись вокруг них. Рональд остановился, держа в одной руке меч, а в другой — горящий факел. Крошечные искры опаляли его волосы и одежду, но он этого не замечал. Позади него было сорок человек, больше он взять с собой не мог: остальные должны были устанавливать осадные орудия и сновать вверх и вниз по склону перед Гленлайоном, Всю неделю Рон не терял времени даром. Расчистить заваленный камнями тоннель оказалось не так просто, причем работать приходилось тихо и втайне, чтобы никто ничего не проведал. Но они успели вовремя: к этому моменту Бьяджо уже должен был выполнить свою задачу.

— Милорд… — Брайен дышал часто и хрипло в спертом воздухе тоннеля. — Нам еще далеко?

Рональд глянул на него через плечо. Пот выступил на лице ирландца и стекал по подбородку.

— Тебе нехорошо?

Обычно румяное лицо Брайена сейчас было таким бледным, что веснушки казались нарисованными на щеках. Страдальческие складки залегли по сторонам его рта.

— Эта теснота… Мне кажется, что я в могиле, — прохрипел он в ответ. — Тут… нечем дышать!

— Факелы еще горят, значит, воздуха достаточно, Брайен. Мы скоро доберемся до цели. — Рон взглянул вдоль темного тоннеля. — Мы уже прошли значительную часть. Ты можешь идти дальше?

Брайен мрачно кивнул.

— Да, милорд. Лучше уж идти… чем оставаться здесь.

К тому времени, как они добрались до потайной двери в винный погреб замка, Брайен уже и пошатывался и спотыкался. Рон приказал ему сесть и ждать, пока он откроет дверь. Сначала ему никак не удавалось найти железный запор: факелы чадили и почти не давали света. Но наконец рука Рона нащупала засов, и ржавые петли со скрежетом подались. Рональд первым осторожно ступил внутрь.

Окинув подвал быстрым взглядом, он убедился, что тут никого нет. Только длинные ряды винных бочек и бочонков поменьше тянулись вдоль стен. В подвале было холодно и темно — даже холоднее, чем в тоннеле, — но Рональд, по крайней мере, убедился, что здесь ничего не изменилось за годы его отсутствия. Он повернулся к Брайену и тронул друга за плечо:

— Как ты? Погреб не намного лучше, чем тоннель, но он хотя бы просторнее…

Жестом он велел сэру Клайду налить из бочки вина. Взяв чашу, Рональд протянул ее обессиленному Брайену, и чудодейственный напиток тут же вернул силы рыцарю и возвратил на его лицо привычный румянец. Брайен смог наконец слабо улыбнуться.

— Не пойму, что со мной случилось. Все чувствуют себя нормально, а я раскис…

— Тебе просто хотелось немного выпить, — похлопал его по плечу Рон, и шутка развеселила ирландца.

— Что и говорить, вино я люблю!

Рональд оглядел пришедших с ним людей.

— Нас тут сорок человек. Не так уж много, но если Бьяджо выполнит свою задачу, мы легко захватим весь замок.

— А как мы узнаем, удалось ли ему это?

Сэр Клайд беспокойно оглядел темный низкий подвал. Единственный свет давал факел, но было ясно, что его не хватит надолго.

Рональд с трудом закрыл дверь, на всякий случай замаскировал ее стойкой с бочонками.

— Думаю, Бьяджо найдет способ предупредить нас.

— Ты слишком доверяешь этому итальяшке, — мрачно заметил Брайен. — Я ему не верю.

— Как и он тебе. Если бы дело не касалось его госпожи, я бы тоже не поверил ему. Но ее он не должен предать. Так что в данном случае наши интересы совпадают.

Прислонившись головой к винной бочке, Брайен с минуту испытующе глядел на него.

— Я думаю, что для нас самое важное — это вернуть Гленлайон, — заметил он.

— Ну конечно! — Рональд повернулся и посмотрел на него в упор. — А теперь ты сомневаешься в этом?

— Нет, милорд. Я — нет.

— Хорошо.

Рон помолчал. Он чувствовал, что его люди наблюдают за ним и несомненно задаются вопросом, какую роль играет в его жизни Джина. Он терпеть не мог кому-то что-то объяснять, но нельзя было допустить, чтобы его подозревали в слабости. Рон сжал кулак и слегка ударил им по винной бочке.

— Когда я снова отыщу эту девицу, я узнаю всю правду. И если она предала нас, я разделаюсь с ней.

Он постарался придать своему тону и словам непреклонную решимость, чтобы ни один человек не мог усомниться в нем. Стало так тихо, что слышно было, как вода стекает по сырым каменным стенам.

Это неожиданное тяжелое молчание прервал Брайен. Отведя глаза, он пробормотал:

— Если бы эта девица не была в сговоре с ними, она превратила бы Гэвина и его людей в камни.

— Но она же не Медуза Горгона!

Брайен ничего не сказал на это, и Рональд решил не спорить с ним. Легче было бы переубедить каменные стены, чем этого твердолобого ирландца. Но Брайен был хорошим другом и хорошим бойцом. Таким, что лучше не бывает. И он никогда не позволил бы какой-нибудь женщине встать между ними…

Сейчас им оставалось только ждать. Время текло медленно. Наконец под каменными сводами подвала раздался отдаленный лязг, и Рональд молча сделал знак своим людям отойти подальше в глубокую тень. Показался колеблющийся огонек, но было непонятно, Бьяджо это или кто-то из слуг Гэвина.

— Синьор!

Это единственное тихо произнесенное слово так отдалось от каменных стен и сводчатого потолка, словно исходило из нескольких разных точек сразу. Но оно было итальянским, и Рональд выступил из-за винной бочки.

— Мы здесь, малыш.

Огонек двинулся в его сторону, и скоро стало ясно, что это пламя свечи, бросающее дрожащие тени на лицо юноши, придавая ему несколько зловещий и мрачный вид. Заметив Рона, Бьяджо ухмыльнулся.

— А-а, вот где ты прячешься! Как это похоже на уэльсца — скрываться в глубокой норе.

— Ну что, будем препираться или ты скажешь, удалось ли тебе что-нибудь сделать? — спросил Рон.

Бьяджо пожал плечами.

— Разумеется, удалось! Уэльсцы привыкли к грубым развлечениям, так что мои чудесные представления вселили в здешних рыцарей благоговейный трепет.

— Не сомневаюсь. — Сухой тон Рональда выражал его мнение о талантах Бьяджо, но юноша как ни в чем не бывало отвесил ему иронический поклон. — Теперь скажи мне, сколько их там всего?

— Во дворе замка две сотни, если не больше, — с готовностью ответил Бьяджо. — И, похоже, человек двадцать в большом зале. Их очень много, милорд.

Рональд задумчиво покачал головой.

— Они подозревают тебя?

— Кажется, нет, хотя поначалу забросали вопросами, — ухмыльнулся Бьяджо. — Я сказал им, что отстал от своих товарищей и вы захватили меня. Но я, разумеется, был достаточно умен, чтобы убежать от вас, хотя твое войско и очень велико.

— Разумеется, — Рональд иронически фыркнул. — А ты уверен, что сможешь обезвредить их всех?

— Конечно. Если кто-нибудь и не уснет крепко, то будет очень пьян. В любом случае, таких будет слишком мало, чтобы устоять перед твоими непобедимыми вояками, — весело ответил юноша. Когда же Рональд недовольно нахмурился, он подошел ближе и заговорил более серьезно. — Я подлил столько зелья в винные бочонки на кухне, что хватит, чтобы усыпить весь Уэльс. И когда зазвонят к вечерне — шагайте быстро и решительно.

— Но ты уверен, что снадобье подействует? — вмешался Брайен.

— О, это самое лучшее средство из всех, известных моей госпоже. И оно подействует — уже проверено. — Бьяджо посмотрел на Рона и ехидно ухмыльнулся.

Рону было не слишком приятно вспомнить о той ночи, когда девушка опоила каким-то зельем его рыцарей. Кроме того, он подозревал, что она подлила что-то и в его вино… Так или иначе, он холодно взглянул на юнца и отчеканил:

— Тем лучше. Тем более что от результата зависит твоя собственная жизнь. Кстати, я сомневаюсь, что они абсолютно доверяют тебе.

Бьяджо вдруг завертелся волчком, и яркое пятно его разноцветного наряда слилось со звуком звенящих бубенчиков. Потом он низко поклонился, вытянул вперед правую руку, и в ней неожиданно появились цветы. Брайен издал какой-то сдавленный звук, но Бьяджо с широкой улыбкой сделал еще один жест — и цветы тут же исчезли. Когда же он выпрямился, встретив суровый взгляд Рональда, его улыбка исчезла так же быстро, как и цветы.

— Не сомневайтесь, милорд. Я очень осторожен: ведь от этого зависит жизнь моей госпожи.

— Ты еще не сказал мне, где она.

— В восточной темнице.

В темнице? Этого Рональд не ожидал. Так неужели все-таки Джина… Ну конечно! Будь она подослана Гэвином, он не стал бы сажать в тюрьму свою собственную шпионку! Рональд задумчиво потер рукой лоб.

— Когда я жил в Гленлайоне, в нем не было никаких темниц… Впрочем, я был ребенком и мог просто не знать о них. Так где же эта темница?

— Я не был там, чтобы не вызвать подозрений. Но разузнал, что она под кладовыми, ближе к реке. Ты думаешь, тебе удастся отыскать ее?

Рональд угрюмо кивнул.

— Да, после того, как разделаюсь с Гэвином, я найду ее.

— Я, пожалуй, предупрежу Джину заранее, — сказал Бьяджо и повернулся, чтобы уйти, но Рон быстро схватил его за руку.

— Нет! Тебя могут заметить, и Гэвин догадается о наших намерениях. Если она и вправду пленница, то не подвергай ее опасности, малыш.

— Неужели тебя так волнует ее судьба? — насмешливо спросил Бьяджо, но когда Рон с угрожающим видом шагнул к нему, поспешно кивнул. — Хорошо. Я могу предупредить ее, и не подходя близко.

— Я с тебя шкуру спущу, если ты все испортишь!

Шутовски приплясывая, но на всякий случай держась от Рона подальше, Бьяджо возразил:

— Не надо так нервничать, уэльсец! Я делаю свое дело, а ты делай свое.

С этими словами он повернулся и исчез за каменной стеной.

Когда колокола зазвонили к вечерне, нервы у всех были натянуты до предела; людям не терпелось выбраться из подвала, и они были готовы на все. Рональд поднялся по широкой темной лестнице, ведущей наверх, а все остальные выстроились за ним. Лестница освещалась только коптящими свечными огарками, воткнутыми на равном расстоянии в углублениях стены, и этого света было едва достаточно, чтобы не оступиться.

Дверь из погреба со скрипом отворилась на своих заржавленных петлях, и Рональд на мгновение замер на пороге. Ни единого звука не доносилось снаружи: ни звона оружия, ни шума шагов. Он почувствовал, как Брайен ткнулся ему в спину, тяжело и часто дыша от возбуждения. Они все его ощущали, это нервное возбуждение, да иначе и быть не могло.

Рональд широко распахнул дверь и вышел, оглядевшись вокруг. Никого не было в небольшом коридорчике и в кухне позади него. Знаком велев остальным следовать за ним, он тихо двинулся вдоль стены, стараясь держаться в густой тени и избегать света факелов. И вдруг резко остановился, завидев впереди чей-то силуэт. Подобравшись поближе, он обнаружил, что это слуга, который храпел, привалившись к стене. Рон ухмыльнулся. Вот доказательство, что слуги тайком пьют на кухне господское вино! По крайней мере, теперь некому будет поднять тревогу.

Тусклый свет луны пробивался сквозь облака, когда они быстро двинулись через двор замка по направлению к массивному каменному зданию. Там помещался большой зал и жилые помещения. Неслышно, словно туман на вересковых пустошах, прошли они мимо солдат, спящих у стен или храпевших, привалившись друг к другу. Бьяджо не подвел: Джинино зелье, похоже, действовало безотказно.

Как и было условлено, отряд разделился. Сэр Клайд взял двадцать человек и направился к воротам, чтобы открыть их для сэра Роберта: тот должен был подвести основные силы. А Рон, Брайен и остальные солдаты направились к входу в просторное здание, где находился главный зал. Тихо приблизившись, они увидели людей, спящих у порога: одни на ступеньках лестницы, другие прямо на каменном полу. Было странное ощущение от этой тишины, царившей во всем замке: ведь любая охраняемая крепость всегда полна шума и голосов. Здесь же ни один звук не нарушал молчание, оно казалось сверхъестественным и каким-то жутким.

Неожиданно в самом дальнем конце коридора раздался шум. Рон поднял руку в знак того, что надо остановиться, но тут снова наступила тишина. Впрочем, это была уже другая тишина — полная напряжения и угрозы.

Крепко сжав в правой руке меч, а в левой щит, Рон обогнул каменную стену и тут был встречен мощным ударом. Если бы он не увернулся, подавшись назад, то был бы мгновенно сбит с ног.

Очевидно, один из солдат Гэвина совсем не пил вина: Рон едва успел прикрыться щитом. Меч нападавшего лишь слегка скользнул по поверхности, лязгающий металлический звук пролетел вдоль всего коридора. Быстро повернувшись, Рон взмахнул своим мечом и поразил противника прежде, чем тот смог нанести второй удар, нападавший упал, из груди его вырвался крик боли, который перешел потом в предсмертный хрип и наконец затих.

Перешагнув через него, Рональд быстро двинулся вдоль каменной стены коридора. Еще несколько человек, которых они встретили здесь, одолеть было легко, и вскоре Рональд был уже у входа, и глазам воинов предстала фантастическая картина. Двери распахнулись.

Зал был ярко освещен, как для большого праздника, но не было слышно ни музыки, ни шума разговоров. По обе стороны зала стояли столы, за которыми в разнообразных позах сидели гости — рыцари и нарядно одетые женщины. Все они спали беспробудным сном. Опрокинутые бутыли и кубки были молчаливыми свидетелями силы снотворного снадобья. Капли его кое-где еще падали со стола на застеленный камышовыми циновками пол. Один из канделябров опрокинулся, и под ним уже занимался огонь. Брайен бросился вперед, чтобы затоптать разгоравшееся пламя.

Рональд снял шлем и зажал его под мышкой. Он двинулся вдоль столов и скамей, едва взглянув на лежащих вповалку гостей: все внимание было приковано к дальнему столу на возвышении.

Там тоже спали пирующие. Губы Рона растянулись в напряженной улыбке, когда он узнал своего кузена, храпевшего в кресле с высокой спинкой во главе стола. Рядом с ним сидела белокурая женщина, очень юная на вид, которая глазами, полными ужаса, оцепенело уставилась на вошедших воинов.

В другой раз Рон поинтересовался бы, почему на девушку не подействовало снадобье Джины, но сейчас ему было не до нее. Он остановился перед распростертым в своем кресле кузеном.

Как жаль, что Гэвин спит! Рон предпочел бы, чтобы тот полностью осознавал, что здесь происходит. Но даже сильный толчок не смог разбудить Гэвина: он что-то глухо пробормотал и еще крепче уснул в своем кресле. Указав на него концом меча, Рон строго взглянул на девушку.

— Он мой пленник, крошка, и ты, кстати, тоже. Ты все поняла?

С широко раскрытыми глазами та молча кивнула, как-то нервно сглотнув. А Рон, повернувшись к Брайену, спросил:

— Сэр Роберт и остальные уже прошли в ворота?

— Да, милорд. Ворота открыты, и наши люди сейчас занимают замок. Сопротивления почти никакого. — Он ухмыльнулся. — Это оказалось легче, чем подоить корову!

Рон удовлетворенно кивнул. Что ж, приходится признать, что план Бьяджо сработал. Пожалуй, этому итальянскому паяцу действительно можно доверять.

— Ты видел Бьяджо? — спросил он.

— Нет, милорд, но сэр Петер видел, как он направлялся в сторону кладовых, когда мы шли в зал.

Эти слова удивили и встревожили Рона: он ведь запретил Бьяджо разыскивать Джину!

— В сторону кладовых?!

— Да, милорд… Что-нибудь не так?

— Присмотри за пленниками! Закуй Гэвина в цепи! — Отдавая на ходу эти приказания, Рон быстро зашагал к дверям зала.

Если Бьяджо всполошит часовых, которые стерегут подземную темницу под кладовыми, он подвергнет Джину страшной опасности. Этого нельзя было допустить.

Уже две недели находилась Джина в этой сырой темнице — две недели голода, холода, непроглядной тьмы и страха. Но зато у нее было очень много времени для раздумий…

Джина беспокойно заворочалась, прислонившись лбом к сырой и холодной каменной стене. Если бы не ее товарищ по несчастью Оуэн, было бы еще хуже. Но Оуэн оказался приятным человеком, и его присутствие очень облегчало ей жизнь.

Странно, но каким-то образом он догадался о необычном даре Джины и пытался расспрашивать ее — то прямо, то обиняками. Девушке это совсем не понравилось, и она решительно отказалась обсуждать с ним свои сверхъестественные способности. Тогда он перестал, но продолжал размышлять об этом, и его мысленные послания все же доходили до нее, и ей было трудно притворяться, что она их не слышит.

Сейчас он спал, и его ровное хрипловатое дыхание слышалось в густой темноте. Света, временами проникавшего сквозь щель, бывало достаточно только для того, чтобы увидеть собственную руку. И хотя тут же становилось ясно, какой грязной она стала в этой темнице, Джина все равно была рада этим проблескам. Она ненавидела темноту! Ненавидела осторожный шелест крыс, пробегающих по грязной соломе на полу, ненавидела леденящие кровь крики, доносившиеся из других камер, когда стражи уводили пленника навстречу его неизвестной судьбе. В таких случаях Джина быстро воздвигала мысленные преграды в своем мозгу, чтобы не ощущать страха и отчаяния, охватившего погибающего узника: она боялась, что будет не в состоянии вынести это.

Казалось, о ней совсем забыли: за все это время Джина ни разу не видела никого из людей Гэвина — за исключением тюремщика, который приносил им скудную еду. Они с Оуэном всегда по-братски делили маленькие ломтики хлеба и заплесневелого сыра. Джина за свою короткую, но бурную жизнь не в первый раз оказывалась в тюрьме. Но обычно все кончалось довольно быстро, она даже не успевала впасть в отчаяние. Не то что здесь!

Неужели никто не собирается вызволить ее отсюда? Почему Бьяджо или Элспет до сих пор ничего не придумали? А Рональд? Сама не зная, почему, Джина втайне надеялась, что он явится за ней, — пусть даже только для того, чтобы отругать за ее чудовищную глупость…

Но дни шли за днями, и не было даже признака того, что он обеспокоен ее судьбой, тем, что она осуждена сидеть в этой преисподней. Джина вздохнула. Правда, Оуэн утверждал, что если Рональд унаследовал упорство своего отца, то сделает все, чтобы вернуть свои владения. Однако те скудные сведения, которые доходили до них, не были утешительны. Гленлайон находился в осаде. Но не было ни малейшей уверенности в том, что эта осада увенчается успехом: крепость сильная и неприступная, она может продержаться несколько лет.

Несколько лет… Тогда она погибла! В довершение ко всему Джину ужасно мучили блохи, она почти непрерывно чесалась. Временами она готова была отдать весь отцовский дворец за то, чтобы сменить белье и помыться. Только бы Рональд забрал ее отсюда, только бы он пришел за ней!.. Ведь он такой сильный и смелый! Такой красивый, хотя и раздражительный иногда… Но, увы, она, кажется, навсегда потеряла его.

При этой мысли Джина выпрямилась на соломе. Неужели это так? Неужели она и в самом деле потеряла его? Не увидит больше его ослепительную улыбку, серые глаза с легкими морщинками в углах, не увидит, как солнечный свет блестит в его светлых волосах… Невозможно было смириться с этим. Нет, этого не может быть! Ни один мужчина никогда не значил для нее так много! А тем более в ее теперешнем положении…

Уткнувшись лицом в ладони, она невольно застонала.

— У тебя все в порядке? — спросил Оуэн, приподняв голову, и Джина увидела слабый отблеск света в его глазах, когда он взглянул на нее.

— Да, насколько это может быть здесь. Я просто подумала о… блохах. Они ужасно кусаются.

Оуэн понимающе кивнул, и веселая улыбка скользнула по его губам.

— Блохи. Докучные создания! Бич человечества!

— Да уж, это точно. Я как раз и думала о бичах человечества. — Она в раздражении почесала руку и неожиданно спросила: — Как вы думаете, он придет?

Оуэн тихо засмеялся, а когда Джина, нахмурившись, взглянула на него, сказал:

— Если ты имеешь в виду лорда Рональда, то это более чем вероятно. Если он хоть в чем-то похож на своего отца, то обязательно придет. Он скорее разметает этот замок по камешку, чем отдаст его Гэвину!

— И все же я не понимаю, как Гэвину удалось захватить этот замок, если отец Рональда был таким хорошим воином.

Оуэн тяжело вздохнул.

— Легче отразить открытое нападение, чем уберечься от предательства и обмана. Лорд Гриффин совершил ошибку, поверив своему племяннику. Роковую ошибку, как выяснилось! Лорд Гриффин оказал Гэвину гостеприимство, а тот ночью, как лис, встал с постели и убил старика и его сыновей. Обманом и изменой взял то, чего никогда не смог бы получить силой и храбростью!

Джина нахмурилась.

— Он действительно напоминает лиса, коварного и жестокого. Я сразу подумала об этом, как только увидела его. Но почему он ни разу не послал за мной? Он ведь уверен, что я что-то знаю.

Оуэн пожал плечами.

— Думаю, ему не так уж интересно то, что ты знаешь. Но раз уж ты попала сюда… Он предпочитает, чтобы время само разрешало проблемы узников…

— Поэтому он держит вас здесь? Он хочет, чтобы время избавило его от вас?

— Вот именно. Казнить человека, о котором наслышан сам король Ричард, опасно. А вот если этот человек случайно умрет, находясь под стражей, ничего особенного не произойдет. Короля Гэвин побаивается: он ведь помогает принцу Джону в его темных делишках.

— Принцу Джону? Вы полагаете, что Гэвин в сговоре с ним?

— Я убежден в этом. Будь это не так, как объяснить, что войска Джона поблизости от Гленлайона? А я знаю, что они здесь — тюремщик, сказал мне об этом. Единственное объяснение — Джон с Гэвином составили какой-то совместный план. Ведь Джон ненавидит своего брата Ричарда и спит и видит, как бы самому стать королем.

Джина содрогнулась.

— Но если Джон станет королем, что будет с Рональдом?

Оуэн заворочался, и тут же в углах послышался осторожный шорох соломы: какие-то невидимые существа бросились врассыпную.

— Рону надо будет что-то предпринять, полагаю. Он знаком с английскими порядками и должен найти выход. Ведь он имел дело с Джоном, много общался с Ричардом, а еще раньше — и с королем Генрихом.

— И все же было жестоко посылать восьмилетнего мальчика в чужие края, отрывая от дома и семьи. О чем отец Рона думал, когда пошел на это?

Воцарилось долгое молчание. Потом Оуэн веско сказал:

— У лорда Гриффина не было выбора. Ему пришлось отдать своего младшего сына в заложники, иначе мог погибнуть весь его род. Генрих был силен, а силы уэльсцев были в то время подорваны голодом и болезнями. Поэтому ему пришлось подчиниться требованию Генриха и отправить своего сына ко двору. Положение было тяжелое.

— И теперь Рональд вернулся домой…

Оуэн сказал слегка дрогнувшим голосом:

— Да, теперь, после двадцати одного года молчания и ненависти он вернулся домой.

— Ненависти?

— Да. Лорд Рональд не хотел уезжать тогда. Он был еще слишком молод и не мог всего понять. Мы писали ему, лорд Гриффин и я, но он никогда не отвечал на наши письма. Никогда не мог простить нам, что мы отдали его врагам! Но в конце концов он прижился там, стал одним из них, так что теперь он больше англичанин, чем уэльсец.

После долгой паузы Джина сказала:

— Я так не думаю. Я не могу, конечно, говорить за него, но мне показалось, Рональд очень рад, что он дома. Возможно, он стремился к этому всегда…

— Возможно.

Они замолчали, и в наступившей тишине Джина вдруг ощутила близость кого-то родного. Кто-то как будто звал ее по имени, хотя не было слышно ни звука.

Она привстала на своей соломенной постели и насторожилась.

— Что там? Ты что-то слышишь? — тихо спросил Оуэн из своего угла.

— Я… я не уверена. — Во мраке раздавались только приглушенные стоны узников за стеной да слабое звяканье цепей. — Возможно, мне просто показалось.

Bella. Ты здесь?.. Ты меня слышишь?.. Которая дверь?

Нет, ей не показалось!

— Бьяджо, это Бьяджо!.. Я слышу его… Он меня зовет! Господи, но как же я дам ему знать, где я?

Она вскочила на ноги, дико озираясь в поисках чего-то, чем можно было бы подать знак или просто ударить в дверь.

— Бьяджо — итальянец, — подсказал Оуэн, — так позови его на этом языке. Стражники не поймут. Они решат, что ты кричишь просто от отчаяния.

Повернувшись к двери, Джина подождала, пока снова не послышался его мысленный призыв, и крикнула в ответ по-итальянски:

— Иди прямо, Бьяджо! Седьмая дверь! Прямо до конца!

Потом замолчала и прислушалась, ожидая ответа. Снова наступила тишина: казалось, Бьяджо ее не слышал. Но вдруг она опять уловила его беззвучную речь — на этот раз ближе и гораздо отчетливей:

Я слышал тебя. Седьмая дверь? Потерпи немного, я ско… О Господи, да отстань ты от меня, пьяный дурак!.. Это я не тебе, bella, а одному идиоту, который выпил слишком много… вернее, наоборот, недостаточно… Будь наготове, я сейчас!..

И снова тишина. Но она слышала его! Он здесь! Он спасет ее! Радостная улыбка играла на ее губах, когда она повернулась к Оуэну.

— Вы разве не слышали? Он мне ответил! Мы спасены!

Поднявшись на ноги, Оуэн подошел к двери и прислушался.

— Похоже, у меня слух не такой острый. Эх, если б только со мной был мой меч! Как бы я хотел увидеть Гэвина на конце его лезвия!

— Едва ли лорд Рональд уступит вам это удовольствие.

Прошло еще несколько минут, которые узникам показались часами. Вдруг из дальнего конца коридора до них донесся какой-то шум. Факел за дверью их камеры замигал. Хлопнула металлическая дверь, громко прозвенев в подземной тишине. Послышались крики людей, звон стали о сталь.

— Они пришли! — Оуэн заломил руки и сделал глубокий вздох. — О Господи, молю: уж если мне придется умереть, сделай так, чтобы я умер с мечом в руках!

— Лучше молитесь за успех, — сказала Джина. — Не тратьте молитвы понапрасну. Они нам могут понадобиться, когда мы выберемся отсюда.

Ответные слова Оуэна были заглушены шумом и криками уже поблизости, рядом с дверью. Топот ног, мужские ругательства, лязг мечей, стоны боли — все смешалось в хаотическом беспорядке. Джина отступила от двери, не зная, спасены они… или погибли.

Ее дар был бессилен в этой невероятной сумятице: ужасный сумбур из страха, ожесточения, ненависти обрушился на нее. Джина пошатнулась и прислонилась к стене, борясь с этой подавляющей сознание лавиной, грозящей поглотить, истощить ее.

Внезапно сквозь туман смутных образов она увидела, как дверь распахнулась и комок сплетенных в схватке, ожесточенно дерущихся людей ворвался в их темницу, как одно гигантское бесформенное существо. Прижавшись к стене, она вцепилась пальцами в камень, отчаянно стараясь удержаться на ногах.

Когда сражающиеся приблизились к ней, она различила среди них знакомую фигуру. Рональд! Его светлая шевелюра возвышалась над другими, как яркое знамя среди темных голов. Он был без шлема и сражался с бешеной яростью.

Вдруг Джина увидела, что какой-то человек взмахнул мечом над незащищенной головой Рональда. Смертельный холодок пробежал у нее по спине. Без раздумий она схватилась за полу куртки этого человека и изо всех сил дернула. Обернувшись, тот яростно замахнулся на нее, но Рональд успел воспользоваться возникшим преимуществом, и его быстрый разящий меч вонзился в грудь солдата. Захрипев, нападавший упал на застланный соломой пол, но, падая, он вцепился руками в Джину и увлек ее за собой.

С ужасом и отвращением девушка пыталась оттолкнуть его безжизненное тело, но справиться с этим не могла. Паника охватила ее, почти лишив рассудка, и Джина издала дикий вопль, что есть силы отбиваясь от этого вцепившегося в нее в смертельном объятии окровавленного тела.

Внезапно она почувствовала, как чья-то сильная рука поймала ее за поднятую руку и грубо потащила по грязной соломе. Джина боролась, вырываясь и брыкаясь, но не могла освободиться. Она скользила то на одном, то на другом колене, пытаясь удержаться, но пол от пропитанной кровью соломы превратился в каток. Последним усилием она отчаянно вцепилась в дверной косяк, однако грубый рывок оторвал ее и увлек в темный коридор. Волосы упали ей на глаза, ткань платья натянулась вокруг шеи, грозя удушить. Джина изловчилась и разорвала ее свободной рукой.

— Ну вот и все, — услышала она знакомый голос, и человек, тащивший ее, выпустил наконец ее руку.

— Рон! — прохрипела она. — Рон!..

— Мне дорого стоила твоя глупость, — тяжело дыша, бросил он. — Так что сиди теперь смирно и не двигайся с места, пока я не приду.

Не такой она представляла себе эту встречу! Джина надеялась прочесть в глазах Рона любовь, которая заставила его ринуться на ее спасение. Но в них не было даже радости — только холодный стальной блеск. А она-то уже была готова броситься ему на шею!

Джина призвала на помощь всю свою гордость. После того, что она вынесла, она не позволит ему тащить ее по полу, словно какую-то тряпичную куклу! Ее терпение кончилось! И, сжав одну руку в кулак, она изо всей силы ударила его по лицу.

Рон охнул и слегка дернул головой. Глаза его сузились, и вдруг он, наклонившись, подхватил Джину под колени и легко перекинул через правое плечо. Джина хлопнулась грудью о его спину и изо всех сил заколотила по ней кулачками, но быстро поняла, что сопротивляться бесполезно. Тогда она схватилась за кожаный ремень, на котором висел его щит, чтобы хотя бы не свалиться, и покорно отдалась судьбе.

Коридор качался туманным пятном при свете факела, и когда она приподнялась, чтобы бросить взгляд назад, то увидела, что схватка закончилась. Люди Рональда, запыхавшиеся, но с победным видом, тащили пленных в одну камеру, а тела убитых — в другую. Оуэн, стоящий среди них с мечом в руке, улыбался, видя, как Рональд уносит ее на плече.

— Оуэн!.. — удалось выдохнуть ей. — Остановите его!..

У меня нет права вмешиваться, — последовал мысленный ответ, — да тебе и безопаснее с ним, чем с любым другим мужчиной…

В последний раз стукнув с досадой кулаком по спине Рональда, уносившего ее, словно мешок с тряпьем, Джина с горечью подумала, что ошиблась и в Оуэне, и в нем. Что он собирается сделать с ней?..

На этот вопрос она никак не могла найти ответа.

Глава ТРИНАДЦАТАЯ

Когда Рон увидел, как Джина, словно разъяренная кошка, вцепилась в дерущегося солдата, ярость, рожденная страхом за нее, охватила его. На какой-то краткий миг он с ужасом подумал, что не успеет вовремя нанести удар, чтобы остановить занесенный над ней смертоносный меч. Время застыло для него в одно леденящее душу мгновение. В отчаянье спеша ей на помощь, он тянулся сквозь клубок дерущихся людей, чувствуя себя так, словно изо всех сил борется с океанской волной, с могучим приливом.

А когда эта короткая, но ожесточенная схватка была выиграна, он думал только об одном: как быстрее избавить ее от опасности. И что заслужил? Какую награду? Удар по лицу, и притом такой сильный, что едва не выбил ему пару зубов! Ей еще повезло, что он не отплатил ей сгоряча тем же самым.

Не обращая внимания на гневные вопли Джины, он быстро понес ее через коридор. А когда по пути она слишком уж разбушевалась и ее брыкающиеся ноги угрожали расквасить ему нос, Рон чувствительно шлепнул ее по заду, чтобы знала, что он не намерен шутить. После чего она замолчала и успокоилась.

Все так же перекинув Джину через плечо, Рон быстро прошел мимо входа в главный зал, где его люди еще расправлялись с последними из сопротивляющихся солдат Гэвина, и свернул к винтовой лестнице. Большая часть старых солдат побросала оружие, как только узнала герб Рональда на щитах. Только люди Гэвина и принца Джона продолжали отчаянно сопротивляться: они знали, что на пощаду им рассчитывать не приходится.

— Эй! Куда ты тащишь мою госпожу? — услышал он вдруг за спиной задиристый голос.

Рональд остановился и опустил Джину на ноги, удерживая ее, однако, левой рукой. В правой он по-прежнему держал обнаженный меч. Джина попыталась стряхнуть его руку и вырваться, но он сжал ее пальцы покрепче, чтобы она стояла спокойно.

В разорванной окровавленной одежде, с кинжалом на изготовку, Бьяджо хмуро приблизился к ним и остановился напротив. Но не успел он заговорить, как Рональд набросился на него:

— Какого черта ты ослушался моего приказа?! Я же не велел тебе ходить в темницу!

— У меня есть своя голова на плечах! — огрызнулся Бьяджо. — Если бы я не пошел, там было бы гораздо больше трезвых часовых, готовых к бешеному сопротивлению. Разве не любезно было с моей стороны принести этим беднягам несколько бутылей вина?

— Я не об этом. Ты ослушался моего приказа и тем самым подверг Джину опасности!

— Нет, милорд, как раз наоборот — я первым обнаружил темницу, в которой она содержалась.

— Это правда. — Джина дернула руку и сердито фыркнула, когда Рон ее не отпустил. — Бьяджо первым проник туда, и он…

— Довольно! В темнице ты была в безопасности, хотя и не в очень комфортабельных условиях. А этот щенок всполошил всю стражу.

— Неправда! — возмутился Бьяджо. — Я принес туда столько вина, что все стражники совершенно окосели и твоим тщедушным солдатикам удалось справиться с ними без всякого труда.

Рон слегка улыбнулся, сдаваясь, хотя ему трудно было признать, что парень прав.

— Какой храбрец! — насмешливо бросил он. — Но я что-то не видел тебя среди сражающихся.

— Значит, плохо смотрел! — Бьяджо поднял свой окровавленный кинжал. — Я был там.

— Пожалуйста, перестаньте, — вмешалась Джина. — Вы наскакиваете друг на друга, как два петуха. Лучше бы вы…

Но Рональд снова стиснул ее руку, и она замолчала, а молодой итальянец мрачно посмотрел на них.

— Кстати, куда ты нес ее сейчас?

— Ко мне в комнату, — спокойно ответил Рон.

Услышав это, Бьяджо напрягся и весь потемнел, а Джина в очередной раз попыталась вырваться. Но Рон крепко прижал ее к себе, а когда Бьяджо сделал шаг вперед, предостерегающе поднял свой меч.

— Стой! Ни шагу дальше!

Черные глаза Бьяджо сверкнули.

— Ты думаешь, я позволю тебе насильно утащить ее? Разве я не говорил, что моя преданность тебе зависит от интересов моей госпожи?

— Говорил, — улыбнулся Рон. — Но с чего ты решил, что я хочу причинить ей зло? Разве она совершила что-то ужасное? Что-то такое, что способно разозлить меня? — Он многозначительно взглянул на Джину, и та покраснела. — По-твоему, я бросился спасать ее только для того, чтобы причинить ей вред?

— Не знаю, что ты считаешь вредом, а что благом. — Бьяджо сделал еще шаг вперед и с презрением взглянул на обнаженный меч, угрожающе поднятый перед ним. — Но я первым обнаружил ее. И только благодаря мне твои люди и ты сам проникли в Гленлайон, словно воры. Но я сделал это вовсе не для того, чтобы ты, словно девку, тащил ее к себе в комнату!

Джине совсем не понравилось, что он использовал ситуацию именно так. Она надменно вздернула подбородок.

— Успокойся, Бьяджо, — сказала она. — Он не сделает мне ничего плохого.

— В этом я совсем не уверен. — Бьяджо испытующе взглянул на Рона, потом опять на нее. — Он не слишком-то благодушно настроен.

Джина улыбнулась.

— Как и ты. — Она повернулась к Рону с гордо поднятой головой, и он ослабил свою хватку. Но рукой все еще придерживал ее, чтобы схватить покрепче в случае необходимости. Джина перевела взгляд с него на Бьяджо. — Вы оба покрыты кровью и потом. От вас пахнет так, словно вы резали свиней.

— И это в благодарность за то, что я рисковал жизнью, чтобы тебя спасти? — насмешливо сказал Рональд. — У тебя странное понятие о таких вещах, цветочек.

— Прекратите ссориться из-за меня, словно два пса из-за кости! — резко ответила она. — А если ты думаешь…

— Хватит, цветочек. — Рон предостерегающе поднял руку, и она умолкла, успев бросить на него яростный взгляд. Он слегка улыбнулся. Эта неожиданная покорность смягчила его, и он уже более миролюбиво повернулся к Бьяджо. — Уже поздно, и я слишком устал. Так что отправляйся пока к сэру Роберту и помоги ему найти кров и еду для наших людей. А завтра мы поговорим.

Хотя глаза юноши все еще непримиримо горели, он неохотно кивнул головой.

— Ладно, я пойду… Но не потому, что ты мне приказал, а потому, что моя госпожа желает этого.

Не прибавив больше ни слова, Бьяджо повернулся и исчез.

— Тебе не следовало так набрасываться на него, — пробормотала Джина укоризненно, когда Рон повел ее по узкой винтовой лестнице наверх.

В длинном коридоре, в который они вышли, лежало множество распростертых на каменном полу людей. Горящие факелы шипели, бросая мерцающий свет на их неподвижные тела. Джина содрогнулась.

— Они выглядят так, словно спят, а не мертвы.

— Так оно и есть! — засмеялся Рон, и она с удивлением вскинула на него глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что этот итальянский щенок, по-видимому, твой самый способный ученик. — Он бросил на нее многозначительный взгляд. Джина уставилась на Рона широко раскрытыми невинными глазами, что, однако, ни на секунду не обмануло его. — Это снотворное, цветочек. В винных бочонках его было столько, что хватило, чтобы усыпить весь гарнизон. Сопротивлялись только те, кто или вовсе не пил, или выпил недостаточно.

Джина одобрительно кивнула.

— Очень умно с его стороны. Но только интересно, как ему удалось это.

— У Бьяджо, похоже, много талантов…

Рон остановился в полумраке коридора и, открыв какую-то дверь, вгляделся в полумрак комнаты. Две перезрелые матроны съежились от страха в углу и жалобно запричитали, когда увидели его. Рон с досадой захлопнул дверь.

— Можно подумать, что я — привидение… Ладно. Все равно эта комната слишком маленькая.

Он потянул Джину дальше по коридору, на ходу открывая двери. Наконец одна из комнат показалась ему подходящей для владельца замка, и он распахнул дверь пошире.

Комната, куда они вошли, была просторной и богато обставленной, с массивной кроватью у одной стены и большой жаровней, полной раскаленных углей, посредине. Ее узорчатые гобелены слегка заколебались от сквозняка, а огоньки свечей затрепетали в ветвистых канделябрах. Похоже, что комнату эту покинули второпях — постель была разобрана, а на ковре валялись опрокинутые стулья.

— Неплохо, — окинув взглядом обстановку, сказал Рон. — Нет, не упирайся, цветочек, и не вздумай опять сбежать. У меня нет настроения гоняться за тобой.

Втащив Джину внутрь, он захлопнул за собой дверь и задвинул засов. Металл глухо лязгнул, и Рон увидел, как она вздрогнула.

Вложив наконец в ножны свой меч, он снял со спины щит и прислонил его к стене. Потом скрестил руки на груди и взглянул на Джину. Волосы ее перепутались и разметались по плечам в ужасающем беспорядке. Накидка исчезла, платье было порвано и испачкано, а на ноге оказалась только одна туфля. Но, несмотря на грязные полосы на лице и царапины на руках, она стояла перед ним целой и невредимой! И была по-прежнему красивой — настолько, что он почувствовал, как в нем невольно возникает желание. Это было совсем некстати, он вовсе не для этого привел ее сюда! Рональд хотел только окончательно убедиться, что она не предала его, не вступила в сговор с Гэвином.

— Ты собираешься наконец объяснить мне свои поступки? — спросил он нетерпеливо. — Что-то ты слишком молчалива для женщины, которая прежде без умолку болтала.

Откинув волосы с глаз, она с вызовом вздернула подбородок.

— А если я предпочту обойтись без объяснений?

— Я бы не советовал. У меня сейчас не то настроение, когда можно водить меня за нос.

Воцарилось напряженное молчание. Губы Джины плотно сжались, а в глазах появился мятежный блеск, не предвещавший ничего хорошего.

— Если ты намекаешь на мое бегство от тебя в лесу, то я просто не желала спать с собой!

— Вот как? В таком случае, я бы хотел вернуться еще дальше. Начнем с самого начала. Или ты уже позабыла столь давние события? — Рон направился к столу, взял бутыль с вином и поднял глаза на Джину; она, казалось, с трудом сохраняла самообладание. — Я уверен, что ты помнишь ту ночь.

— Да.

Это было сказано хриплым слабым шепотом. Рон улыбнулся.

— Странно, что я помню так мало. А ведь я не из тех, кто теряет память от вина. Впрочем, вина и еды было слишком много. Зато явно недостаточно кое-чего еще… — Он налил вина в кубок и понюхал его. Потом посмотрел на нее поверх кубка, и Джина вспыхнула. — Вино пахнет так же, как то, что я пил в ту ночь, цветочек. В это вино подмешано зелье. Значит, такое же вино я пил той ночью, которую провел с тобой?

Джина опустила глаза, не решаясь взглянуть на него.

— Да, — сказала она, — так и было…

— Зачем ты это сделала?! — Рон с немалым усилием сдержал свой гнев. Черт бы побрал эту умную маленькую лгунью! Она напоила его до бесчувствия, чтобы удержать подальше от Гленлайона. И, значит, наверняка была связана с Гэвином! Его рука сжала кубок с вином. — Значит, ты признаешься, что была подослана, чтобы задержать меня? А подослал тебя скорее всего Гэвин. Что он обещал тебе за это?

— Ничего. У меня были свои причины…

— Ну конечно! Хотелось бы услышать, какие.

Она нетерпеливо махнула рукой.

— Человек не всегда получает то, что хочет.

Он сурово посмотрел ей в глаза.

— Я — всегда!

Джина понимала: сейчас самое главное — разубедить Рона в том, что она — шпионка. Неважно, каким способом…

— Что ж, хорошо, раз ты настаиваешь. Ты запретил мне упоминать о пророчестве, поэтому я просто скажу, что ты не вызываешь у меня влечения. Я делала вид, что ты мне нравишься, а ты принял всерьез, что я готова провести с тобой ночь. Но мне нужно было от тебя совсем другое. Поэтому пришлось подлить зелье в твое вино…

— Ах, вот как!

Рон медленно поставил на стол кубок с вином и отстегнул перевязь. Потом так же медленно положил оружие на стол. Медленными, размеренными шагами подошел к Джине, пристально глядя ей в лицо. Невольно она сделала шаг назад, Рон сделал еще шаг, раздвинув губы в зловещей ухмылке, и она отступила снова. Так, пятясь, она отступала перед ним, пока не уперлась в дальнюю стену, и тканый узорчатый гобелен, висящий за спиной, заколыхался в такт ее движениям.

Отвернув лицо от Рональда, Джина закрыла глаза.

— Ты что, боишься меня? — насмешливо спросил он.

— Да! — Это слово невольно сорвалось с ее бледных обескровленных губ. — Но не по той причине, о которой ты, верно, думаешь…

Рон взял ее за плечи, чувствуя голую кожу там, где платье было порвано, и легонько погладил. Так, значит, она притворялась? Но почему же тогда она так дрожит от этой ласки? Ведь теперь притворяться бессмысленно!

— Ты дрожишь от страха, Джина? — прошептал он, наклонив голову, чтобы дотронуться до ее кожи губами. — Почему ты боишься меня?

Джина не ответила. Она стояла, словно оцепенев, и только чуть подрагивали ее опущенные ресницы, отбрасывая длинные тени на щеки; губы были плотно сжаты. Рональд скользнул руками вниз, обхватил ее запястья и прижал к своей груди. Он держал их легко, но достаточно крепко, чтобы дать ей понять, что не отпустит ее. А потом медленно, но неуклонно потянул к разобранной постели; его сапоги позванивали шпорами по каменному полу.

Повернув Джину спиной к кровати, он слегка подтолкнул ее, и она покорно легла навзничь. Тогда Рон оперся одним коленом о матрас и наклонился над ней, испытующе глядя прямо в глаза.

Разумеется, она боится: ведь он заставил ее признаться в сговоре с его врагами. Но, Боже, каким же он был дураком! Она заигрывала с ним и дразнила его, а он решил, что нравится ей! Ведь он не зеленый юнец, он должен был догадаться… Интересно, какую награду она получила за это? И кто ее послал? Может, не Гэвин, а принц Джон? Ведь некоторые солдаты, которых он видел сегодня ночью, носили цвета принца… Ее проделка очень походила на один из излюбленных способов принца Джона: не раз уже он добивался своих целей, подсылая к рыцарю какую-нибудь девицу.

Возможно, очень возможно, что Джон положил глаз на Гленлайон. Послал же он Гэвину помощь, чтобы захватить и удержать замок. Это было очень похоже на Джона: не осмеливаясь убить одного из рыцарей Ричарда, подослать хорошенькую девушку, чтобы попытаться отвлечь его от цели. Коварный способ! Коварный и хитрый, как сам Джон…

Но на этот раз принц просчитался. Рональд не даст себя обмануть!

— Ну, что? — тихо проговорил он. — Не кажется ли тебе, что настало время все рассказать?

В этот момент раздался яростный стук в дверь. Рон недовольно оглянулся через плечо. Конечно, это Брайен — никто другой не может явиться так некстати. Но тут за дверью послышался женский плач, а Рон терпеть не мог истерик. С проклятьями он вскочил с постели, бросился к двери и распахнул ее. Навстречу, безудержно рыдая, бросилась молодая белокурая женщина со смутно знакомым ему лицом. Поймав ее в охапку, он с удивлением уставился на нее, а она вцепилась в его кольчугу, орошая ее слезами и лепеча что-то невразумительное по-уэльски.

— Прекрати! — велел Рональд, отстраняя ее от себя. — Я не знаю, кто тебя обидел, но сегодня ночью мне не до этого. Отправляйся спать, а утром передашь свои жалобы моему управляющему. Он с этим разберется.

Высвободившись, она посмотрела на него сквозь мокрые спутанные волосы.

— При чем тут твой управляющий?! — внезапно успокоившись, бросила она и взглянула на Джину в другом конце комнаты. — Отошли эту девку. Нам надо обсудить семейные дела.

Рон удивленно поднял брови и качнул головой.

— Она не девка, а ты не из моей семьи. В чем дело? Я не понимаю…

— Сейчас я объясню, — спокойно сказала странная посетительница. — Ты можешь не знать меня, но я-то тебя знаю. Я бы узнала тебя в любой толпе. Ты совсем как они! Такой же высокий, светловолосый и надменный. Ты совсем как наши братья, Рон!

Он еще выше поднял брови.

— Наши братья?

— Да, наши братья. — Она отступила на шаг, приподняла голову и торжественно провозгласила: — Я — твоя единокровная сестра! Я родилась вне брака уже после того, как ты уехал в Англию. Моя мать была не более знатной, чем вон та девка в твоей постели, но наш отец признал меня. И теперь я его наследница — так же, как и ты, Рон. Так что, как видишь, вопрос о наследстве не так прост. Он даже более сложен, чем ты думаешь: меня выдали замуж за Гэвина Глейморгана.

Все еще сидя на краю постели, Джина во все глаза смотрела на эту так внезапно ворвавшуюся к ним особу. Она не понимала по-уэльски, но по лицу женщины можно было с легкостью догадаться о ее чувствах. Джина с тревогой взглянула на Рона — и тут ей пришлось труднее. На его лице с быстротой молнии сменялись недоверие, потрясение… Но вот в глазах его сверкнул гнев, и он резко бросил что-то молодой женщине. Та ответила ему в том же тоне, вызывающе глядя на него и упершись руками в бока.

И вдруг, глядя на них, Джина ужаснулась при мысли, что это, наверное, его жена. Странно, но ей почему-то никогда не приходило в голову, что у Рона может быть жена. Впрочем, раньше она и не задумывалась об этом. Джина хотела одного: чтобы исполнилось пророчество, хотела вернуть свое наследство. Очевидно, постепенно это превратилось в своего рода манию; она утратила всякое чувство реальности. И вот теперь волна острого разочарования нахлынула на нее.

Жена… Джине показалось, словно огромный камень лег ей на душу. Руки ее задрожали, и она судорожно изо всех сил сцепила пальцы вместе… Это неважно, это совершенно неважно, твердила она себе. Какое ей дело до того, что он женат?.. Ах, будь он проклят! А ведь даже намека не было… Обманщик! Такой же распутник, как и все! А жена у него красивая. Золотые волосы, молочно-белая кожа, блестящие глаза… И одета так богато — не то что она…

Джина тихо соскользнула с постели. Лучше уйти, оставить эту парочку наедине. Но она не сделала и двух шагов, как Рональд сердито приказал ей остаться.

— Не думай, что наш разговор с тобой окончен! — прорычал он. — Но я должен сначала разобраться с этим… с этой… — И он указал на женщину пренебрежительным жестом.

Джина покорно вернулась на кровать, а Рон, подойдя к открытой двери комнаты, позвал Брай-ена. Тот, как обычно, был неподалеку от своего лорда и тут же прибежал на зов. Когда Брайен остановился, тяжело дыша и широко раскрытыми глазами глядя на него, Рон толкнул к нему белокурую незнакомку.

— Убери ее отсюда! — сказал он по-английски. — И запри где-нибудь, чтобы она не могла удрать.

— Сукин сын! — взбешенно выкрикнула женщина, вырываясь из рук Брайена. — Ты думаешь убрать меня с дороги? Нет, не выйдет! Наш отец признал меня, и я потребую свою долю, так и знай!..

Пораженная Джина уставилась на нее. Так она его сестра?.. Да, теперь это было заметно: та же стройность и высокий рост, тот же цвет волос. Как же она сразу не разглядела этого?! Сестра… Ну и дела!

Взглянув на Брайена, она поняла, что для него это тоже ошеломляющая новость, он был явно потрясен, но старался не подать виду.

— Куда мне отвести ее, милорд? — с готовностью спросил он.

Рон заколебался и, подумав, сказал:

— Отведи ее в собственную комнату. Но я хочу, чтобы к ней приставили стражу. Если она действительно замужем за Гэвином, ее надо как следует стеречь.

Выпрямившись, молодая женщина окинула Рона презрительным взглядом.

— Это и была моя комната! Но сейчас, похоже, ее заняли. Можешь запереть меня в самую мрачную темницу, но изволь обращаться со мной почтительно! — сказала она Брайену. — Поскольку я твоя госпожа.

— Наконец-то я вспомнил, где видел тебя. — Рональд выступил вперед, не сводя с нее холодного взгляда. — Ты же сидела рядом с Гэвином в зале. Запомни, крошка: Гленлайон мой, и господин здесь один только я! А завтра я решу, что делать с тобой. Гэвин — пленник. Даже если я оставлю ему жизнь, он никогда больше не будет владельцем Гленлайона. Это делает твое положение очень непрочным, так что постарайся вести себя умно.

Его речь явно отрезвила эту особу и сбила с нее спесь. Она лишь коротко кивнула и вышла вслед за Брайеном в коридор.

— Пришли ко мне Оуэна! — крикнул Рональд ему вдогонку. — Я не хочу откладывать на завтра то, что должно быть сделано сегодня вечером. И пришли мне бутыль вина. Нераспечатанную бутыль! Этой ночью я в снотворном не нуждаюсь.

— Да, милорд, — отозвался Брайен из конца коридора.

Когда они ушли, Рон запустил руку в свою густую шевелюру и устало вздохнул:

— Можно поверить, что эта девка — отродье моего отца. У нее такой же дьявольский характер. — Взгляд его упал на Джину, и он нахмурился еще больше. — Ну как, понравилось тебе это представление, цветочек?

— Да, милорд. Было занимательно. Это на многое пролило свет.

— Не сомневаюсь.

Рон двинулся мимо нее, дергая за кожаные шнурки своей кольчуги. Один из шнурков зацепился за металлическое кольцо, и Рон выругался, безуспешно пытаясь развязать его.

Джина некоторое время молча наблюдала за его усилиями, затем подошла к нему и сказала:

— Позволь мне, милорд. Ты только запутаешь шнурки еще хуже.

— Я не знал, что у тебя есть опыт оруженосца, — бросил он, но все же остановился и дал ей попробовать.

— Не нужно много опыта, чтобы развязывать запутавшиеся шнурки и выслушивать твою брань. — Она наклонилась над кожаным узлом. — Мне жаль твоего бедного оруженосца.

— Морган к этому привык, — пожал плечами Рональд. — И к тому же я не часто браню его — он не дает к этому повода.

— Да? А я что-то не замечала, чтобы тебе был нужен повод для того, чтобы излить свое раздражение на окружающих.

Рон нетерпеливо дернулся, и она слегка толкнула его локтем.

— Я уже почти развязала их. Не двигайся, или я опять все запутаю.

В тот же миг она развязала шнурки и придержала тяжелую кольчугу, пока он высвобождал из нее руки и голову. Избавившись от этой тяжести, Рон облегченно вздохнул.

— Временами она делается точно свинцовой, — пробормотал он, потирая ключицу.

Кольчуга действительно была очень тяжелой и покрывала рыцаря с головы до колен. А толстый кожаный жилет под ней был способен отразить стрелу или, во всяком случае, не дать ей проникнуть глубоко в тело. Свой меч Рональд отставил в сторону, и Джина подумала, что едва ли смогла бы даже поднять его. Меч доходил ей почти до подбородка. Поразительно, как Рон управлялся с ним…

— Ты так уставилась на мой меч, словно жаждешь воспользоваться им, — язвительно заметил он.

Презрительная улыбка скривила ее губы.

— Нет, милорд. Боюсь, твой меч мне не по силам. Кинжал был бы для меня полезнее.

— У тебя есть еще более страшное оружие под юбками. — Джина возмущенно вскинула голову: ей казалось, что Рональд достаточно хорошо воспитан, чтобы не позволять себе подобных замечаний. А он насмешливо пояснил: — Я имею в виду колено, которым ты пихнула меня в живот.

Она фыркнула.

— Это была нога, а не колено. И ударила я не в живот…

— Да, целилась ты правильно. Это меня и удивляет.

Черт возьми! Ей захотелось откусить свой болтливый язык. Чего это она так разболталась с ним? Джина досадливо пожала плечами и отвернулась, разглядывая полоску грязи на руке: безопаснее было смотреть на свою собственную руку, чем на него. А Рон продолжал неторопливо раздеваться, и у нее возникло ощущение, что он намеревался закончить то, что начал в то утро на лесной поляне, несколько недель назад…

— Принеси мне горячей воды.

Джина закрыла глаза и притворилась, что не слышит. А когда он повторил свое требование, пожала плечами и пошла к жаровне. Там стоял небольшой металлический кувшин, она взялась за него и вскрикнула от боли. Кувшин оказался горячим, и она обожгла себе пальцы, невольно выругавшись. Потом осторожно взяла его тряпкой и налила воду в пустую миску, а тряпку отложила в сторону.

— Вот твоя вода, — коротко сказала она, все еще не глядя на него.

— Ты хочешь, чтобы я ошпарился? Добавь сюда холодной. Можно подумать, что ты никогда не мылась.

Рассерженная, Джина метнула на него уничтожающий взгляд, но разозлиться по-настоящему уже не могла. Одетый в простую льняную сорочку, Рон больше не походил на жестокого воина. Это был просто красивый, хотя и усталый мужчина, и таким он ей нравился больше.

Усталость сквозила в его чертах, а шрам на щеке выделялся заметнее, чем обычно. На подбородке темнела небритая щетина, под глазами были круги. Сама не зная, почему, Джина улыбнулась. Явно удивленный такой реакцией, он улыбнулся в ответ, и от этой искренней улыбки сразу помолодел. Они молча смотрели друг на друга, и Джина вдруг вспомнила тот день на поляне, когда он был так соблазнителен и нежен, а она едва не потеряла голову от его сладких слов…

Молчание было прервано громким стуком в дверь. Она была незаперта и тут же распахнулась.

— Милорд Рональд? Мне сказали, что вы желаете поговорить со мной.

Встрепенувшись, Рональд отвел взгляд.

— А, Оуэн! Входи и закрой за собой дверь. Мне нужно знать, что произошло здесь со времени твоего последнего послания, которое я получил два месяца назад в Лондоне.

Закрыв дверь, Оуэн повернулся и озадаченно посмотрел на него.

— Моего последнего послания, милорд?

— Да, оно дожидалось меня в Лондоне, а когда я явился сюда, то обнаружил, что ты в тюрьме. События, должно быть, развивались очень быстро?

Покачав головой, Оуэн сказал:

— Я не посылал вам никакого послания в Лондон. Я просидел в темнице больше трех месяцев.

— Не посылал? — Рональд выдвинул стул и жестом предложил Оуэну сесть. Потом, слегка нахмурившись, повернулся к Джине: — Разыщи сэра Клайда, и пусть он раздобудет тебе что-нибудь поесть. Чего-нибудь горячего. Когда поешь, возвращайся сюда.

Оуэн с любопытством взглянул на нее, а она гордо вздернула подбородок. Джина не забыла, что он не пришел ей на помощь, когда она просила об этом, и отдал в руки Рональда. А надеяться на доброе отношение Рональда Гриффина — все равно что ждать молока от тигра… И вот сейчас они явно хотели избавиться от нее. Нет, она не забудет им этого так просто!

— Хорошо, милорд, — сказала она ласково и направилась к двери, но Рон, словно спохватившись, остановил ее.

— Погоди. Я сам скажу сэру Клайду.

Притворяясь удивленной, она медленно покачала головой.

— Куда я денусь, даже если буду бродить по Гленлайону одна? Он полон твоими солдатами, все ворота на запоре, а во рву вода. Боишься, что я вызову ветер, чтобы он перенес меня через стены? Или ты боишься, что я убегу из твоих любящих объятий, милорд?

Оуэн негромко засмеялся, а Рональд сжал губы.

— Ты уже доказала, что убегать умеешь. Но если ты это сделаешь, то пеняй на себя.

— Не беспокойся, я останусь здесь. И буду, как мышка, сидеть в углу, так что не обращай на меня внимания. Можешь продолжить обсуждать все, что желаешь. Я не буду слушать. Кроме того, я ведь не понимаю вашего языка…

Слабая улыбка пробежала по губам Рональда. Он взглянул на Оуэна и сказал ему что-то по-уэльски. Оуэн ответил с едва заметной улыбкой и взглянул на девушку.

К ее удивлению, Оуэн думал сейчас на английском, словно нарочно обращаясь к ней:

О, дитя, ты играешь с огнем и сама не знаешь, что делаешь… Я представить себе не могу, чтобы Рон стал долго терпеть это… Черт бы побрал принца Джона за то, что связался с Гэвином и рискует всеми нами!

Его мысли перешли на другое, а Джина решила, что уже усыпила бдительность Рональда. Она откашлялась и, когда Рон посмотрел на нее, ласково ему улыбнулась.

— Я передумала, милорд. Я уже давно не ела по-человечески, и сэр Оуэн может подтвердить это. Можно я пойду?

Нахмурившись, он поднял голову и громким голосом позвал сэра Клайда, но Джина уже была у двери. Выйдя за порог, она увидела только полумрак и колеблющийся свет факела в конце коридора. Ни одного солдата не было видно. Сердце ее забилось от неожиданно возникшей возможности убежать. Занятый разговором, Рональд не заметил бы ничего.

— Вы здесь, сэр Клайд? — сказала она пустому коридору. — Лорд Рональд сказал, чтобы меня накормили. Вы не могли бы устроить это прямо сейчас?

Джина оглянулась и, увидев, что Рон еще весь поглощен беседой с Оуэном, осторожно прикрыла за собой дверь.

Выскользнув в пустой коридор, она подождала с минуту, чтобы быть уверенной, что Рон не станет проверять охрану, а затем, приподняв юбки, пустилась бежать.

Бьяджо она нашла в конюшне. Он чистил Байошу быстрыми ловкими движениями, что очень нравилось лошади, и сначала не заметил ее. В просторной конюшне сновало много народу, и некоторые узнали Джину. Но, очевидно, ее по-прежнему считали колдуньей: никто не пытался остановить девушку или хотя бы спросить, что она здесь делает. Все предпочли притвориться, что не видят ничего, что ее здесь попросту нет.

Кобыла предупредила Бьяджо о ее появлении, вскинув голову и заржав, и это ржанье прокатилось из конца в конец длинного широкого прохода между стойлами. Бьяджо обернулся. Глаза его загорелись, когда он увидел Джину.

— Bella, — растягивая в улыбке рот, пробормотал он.

— Ты меня не видишь! Я невидимка! — сказала она с легкой улыбкой и приложила палец к губам.

— Я думал, что ты надолго заперлась с этим своим мрачным рыцарем, — ухмыльнулся Бьяджо, когда она подошла ближе.

— Нет, как видишь, я быстро хлопнула дверью, — беззаботно сказала она. Прижавшись к Байоше, она погладила мягкий нос кобылы и добавила: — Он занят делами и не хочет, чтобы я слышала его разговоры. Знаешь, он все еще думает, что я предала его…

— Но как же, в таком случае, он отпустил тебя одну?

— Он и не отпускал. — Джина улыбнулась, когда Бьяджо настороженно оглянулся по сторонам. — Я хочу сказать — не отпускал одну. Он думает, что я под надежной охраной. Но, как видишь, это не так.

— Значит, тебе несдобровать, — покачал головой Бьяджо. — Слушай, bella, давай убежим! Тут такая неразбериха, что никто и не заметит. Не успеешь оглянуться, как мы снова будем в Англии.

Джина задумалась на мгновение и отрицательно покачала головой.

— Нет, Бьяджо. Если мы убежим, то все, что я вынесла, будет впустую. Я должна идти до конца.

— Ты что, не видишь, что этот вояка вовсе не собирается вести свое войско к Евфрату, чтобы отвоевать твое наследство?

Парень сердито провел скребком по лошадиному боку, и кобыла от этого вздрогнула.

— Не пугай мою лошадь, — заметила Джина. — Ты ведь знаешь, как я люблю ее.

Бьяджо отбросил скребницу в сторону и сердито хлопнул кулаком по деревянной стойке. Потревоженная кобыла захрапела, перебирая ногами. Повернувшись, Бьяджо погладил ее, успокаивая, потом мрачно поглядел на Джину поверх блестящего крупа лошади.

— Я знал, что это случится!

— Не понимаю, о чем ты говоришь…

— Ты просто-напросто не хочешь покидать его! И пророчество тут совершенно ни при чем; ты, наверное, уже сама не веришь в него. Дело в самом этом уэльсце!

Джина рассерженно взглянула на него.

— У тебя с головой все в порядке?

— Ах, как ты беспокоишься обо мне! — Он так же сердито посмотрел на нее. — Ты хоть имеешь понятие, как мы переживали за тебя? Элспет едва не заболела от этого!

— Я же не думала, что меня похитят. Я все объясню Элспет, когда она приедет. Она должна понять.

— Она не поймет. И не простит этого тебе. — Бьяджо отвернулся, разглядывая кобылу, потом тихо проговорил: — Что-то произошло, bella. Ты изменилась.

— Изменилась? Я? — Джина тихо рассмеялась. — Я не изменилась, я просто иду к своей цели.

— Прежде ты была другой. Ты говорила о пророчестве как о какой-то несбыточной мечте. И было даже забавно представлять, как в один прекрасный день ты вернешь себе отцовские владения и мы будем восседать на шелковых подушках и есть виноград и фиги, а рабы в это время будут обмахивать нас опахалами из павлиньих перьев. — В черных глазах Бьяджо мелькнула тревога. — А теперь ты словно бы всерьез возмечтала об этом. И даже заключила какой-то договор с этим уэльским дьяволом.

— Так что же в этом плохого? Мы действительно будем сидеть на шелковых подушках и объедаться фигами и виноградом. Я закажу дюжину опахал! А все богатые купцы, от Венеции до Константинополя, будут толпиться у наших ворот.

— И ты в самом деле думаешь, что этот уэльсец согласится?

— Он уже согласился! Я говорила же тебе об этом. Он поклялся рыцарской клятвой на своем мече…

Но Бьяджо только хмыкнул в ответ.

— И ты приняла это всерьез? Джина, опомнись! Я уверен: ты ошибаешься, рассчитывая на него.

— Никакой ошибки здесь Нет. Рано или поздно ему придется исполнить свою клятву. — Джина попыталась придать голосу убежденность, но в глубине души ее продолжали мучить сомнения. Управлять Роном оказалось не так-то легко… Ну, ничего; ей просто придется сменить тактику. А взять и бросить все она уже не могла. — Рон сделает это. Непременно сделает.

— Ты и сама в это не веришь, — тихо произнес Бьяджо, и она растерянно уставилась на него. — Bella, я думаю, что ты ошибаешься в своих собственных мотивах. Спроси свое сердце! По крайней мере, будь честной перед самой собой.

— Я не желаю выслушивать все это!

Джина повернулась, чтобы уйти, но Бьяджо взял ее за локоть.

— Да, bella, я знаю: ты не станешь выслушивать это от меня. Ты никогда никого не слушаешь. Но послушай себя! Это ты можешь сделать?

Она терпеть не могла, когда Бьяджо бывал столь проницательным. Все дело в том, что он знал ее слишком хорошо. Возможно, лучше, чем она сама знала себя… Вместо того, чтобы вырваться, она повернулась и посмотрела на него.

— Ты бываешь очень надоедливым…

Он ухмыльнулся.

— Я знаю.

— И что же, по-твоему, я должна сделать? — вздохнула она.

— Все равно ты никогда не последуешь моему совету.

— Но я, по крайней мере, могу выслушать.

— Ну что же. — Бьяджо задумчиво нахмурил лоб. — Если ты все-таки не хочешь оставить мысль об этом своем пророчестве, ты должна, по крайней мере, снова поговорить о нем с Роном. Потребуй от него определенного ответа! Тогда ты хоть будешь знать, что делать. Как знать: может быть, ты и вернешь когда-нибудь свое наследство. Если он, конечно, способен помочь тебе…

— Но он же взял Гленлайон с горсткой людей, когда внутри было целое войско!

Бьяджо улыбнулся.

— Да, но ты забыла, что придумал все это кое-кто другой! К тому же ему просто повезло. Он не производит впечатления человека, у которого достаточно упорства и терпения, чтобы осуществить задуманное. Он скорее подобен льву, рыскающему с грозным видом и нападающему на всякого, кто достаточно глуп, чтобы стать у него на пути. Помни об этом!

— Ты что-то стал мудрым не по летам, — пошутила Джина. — А тебе всего-то… Сколько? Семнадцать?

— Ты не намного старше меня!

— И все-таки старше. Я уже исколесила всю Аравию и пол-Италии к тому времени, когда ты родился, малыш.

Шутливый разговор, но Джина невольно задумалась о тех далеких временах, когда она жила, как перекати-поле, несомое ветром, — без всякого смысла, без цели, без мысли о будущем. А потом она встретила ту самую цыганку и услышала пророчество. С тех пор в ее жизни появилась путеводная звезда. И, честно спросив себя о своих мотивах, она нашла лишь один ответ: Рональд Гриффин, лорд Гленлайона!

Глава ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

— Это правда, милорд, — Оуэн опустил взгляд вниз, на выложенный плитами пол; было ясно, что ему трудно говорить. — Мой сын стал предателем. После того, как Гэвин убил вашего отца и братьев, он заставил Боуэна подделывать мою подпись и писал вам письма от моего имени. То было ужасное время, и выбор у нас был невелик — предательство или смерть. Я предпочел тюрьму и смерть, но я старше и уже прожил свою жизнь. Я не оправдываю Боуэна, но я могу понять его… — Старик поднял на Рональда взгляд, исполненный муки. — Я умоляю вас не казнить его, милорд! Боуэн — это все, что у меня осталось.

Рональд мрачно смотрел мимо него. Он хорошо понимал, что такое оказаться лицом к лицу перед ужасным выбором. В его жизни такое случалось несколько раз.

— Боуэн сражался против нас, и я не могу простить его, — сказал он. — Но я расспрошу его о причинах, побудивших его поступить так, прежде чем принимать решение. Если он связал свою судьбу с Гэвином не по доброй воле… Я не стану казнить человека, совершившего проступок под действием жестоких обстоятельств.

— Благодарю вас, милорд. Мой сын еще молод и не понимает, что есть для человека вещи более страшные, чем смерть. Жить, как трусливая марионетка, гораздо хуже. Я уверен, что он усвоил уже эту истину.

— А я хочу, пока не поздно, понять еще одну истину, поэтому и вызвал тебя прямо сейчас, вместо того чтобы ждать до завтра. — Рон хмуро смотрел на свою сжатую в кулак руку. Потом разжал пальцы и изучающе поглядел на ладонь. — Расскажи мне о жене Гэвина.

Наступило молчание. Оуэн неловко заерзал и сокрушенно покачал головой.

— Так вы уже знаете о ней? Это неожиданность для вас, конечно… Но рано или поздно вы должны были все узнать.

— Эта девка и вправду побочная дочь моего отца, как она заявляет?

Оуэн поднял глаза, в которых читалось сочувствие.

— Да. Кейлин родилась через несколько лет после того, как вас отправили в Англию ко двору Генриха.

— А ее мать? Кем была ее мать?

Оуэн пожал плечами.

— Простая деревенская женщина, которая понравилась лорду Гриффину. К тому времени ваша мать уже умерла, милорд. А отец был все еще полон сил…

— Так это правда? Мой отец признал ее в качестве наследницы?

Оуэн заколебался.

— Не то чтобы он ее признал. Просто она жила под его кровом, ее учили и воспитывали, как законных детей. Само собой подразумевалось, что в качестве его ребенка она кое-что получит, но я не могу сказать, что лорд Гриффин намеревался завещать Гленлайон ей.

— А ее брак с Гэвином? Его устроил отец?

— Нет, милорд, не он. Речь об этом заходила, но ее заводил только сам Гэвин, который искал способы завладеть Гленлайоном. Лорд Гриффин хотел получить от Гэвина клятву вассальной верности, но не хотел таких тесных уз, которые могли бы привести к конфликту с его законными наследниками. Он намеревался завещать замок Дэвиду, а потом Винну, если Дэвид умрет.

Рональд снова посмотрел на свою ладонь. Порез уже зажил. Оставался небольшой красный рубец на коже, и все. Он снова поднял взгляд на Оуэна.

— А я? Меня отец не считал за наследника?

Оуэн печально поглядел на него.

— Отцу и в голову не приходило, что старшие сыновья могут погибнуть оба. Он нередко говорил о вас, милорд, но, похоже, не думал, что вы когда-нибудь вернетесь в Уэльс.

— Значит, не думал… — Рональд снова сжал пальцы в кулак и медленно провел им по краю стола. — Я для него был отрезанный ломоть!

Он не собирался говорить это с такой горечью, но слова вырвались прежде, чем он мог их остановить. Воцарилось напряженное молчание, которое с минуту ни один из них не нарушал.

— Но я, как видишь, вернулся, — проговорил наконец Рон. — И если ты намерен остаться управляющим, я буду обращаться за советом к тебе.

Поколебавшись, Оуэн кивнул.

— Почту за честь остаться управляющим. Правда, я долго был не у дел. Поскольку Гэвин держал меня в тюрьме, я совсем не знаю, что здесь было сделано за время моего отсутствия. А вернее — не сделано, — слегка улыбнулся он. — Одно мне известно наверняка: на пропитание узников больших трат не было. Если бы не помощь одного из стражей, который остался верным вашему покойному отцу, я бы умер с голоду еще три месяца назад.

— Я заметил, что здесь осталось немало людей, преданных моему отцу. — Рон провел большим пальцем по краю стола. — Некоторые из тех, что были достаточно трезвыми, отказались сражаться со мной и сдали свое оружие без борьбы. Другие, проснувшись, присягнули мне немедленно. Если бы победа оказалась не на нашей стороне, все они были бы убиты за это.

— Да уж, милосердие никогда не было в числе добродетелей Гэвина. В этом он схож с принцем Джоном. И оба они предпочитают, чтобы их врагов унесла голодная смерть в тюрьме, вместо того чтобы убить их открыто. Голодная смерть — это лучшее оружие: медленное, но верное.

— Джон… — Рональд нахмурился. — Недаром я удивился, когда он, узнав, что я прибыл в Англию, немедленно призвал меня к себе и поручил какое-то незначительное дело, исполнение которого требовало много времени. И теперь понятно, для чего Гэвин отправил то послание, которое нагнало меня, когда я возвращался, выполнив поручение Джона. Еще одна задержка в надежде, что я могу так никогда и не добраться до Уэльса! Так это Гэвин подстрекал сэра Никласа выступить против меня?

— Сэра Никласа? Вы имеете в виду Рэглана?

Рон прищурился.

— Да. Разве ты не писал мне, что Рэглан напал на Гленлайон?

— Нет, милорд. — Оуэн снова покачал головой. — Еще один подлог, я полагаю. То-то я видел на некоторых воинах цвета Рэглана… Насколько мне известно, сэр Никлас был другом вашего отца. Он никогда бы не выступил против вас. Но я понимаю, с какой целью вас ввели в заблуждение: если бы вы разделили ваш отряд между Рэгланом и Гленлайоном, вы стали бы слабее и потерпели неудачу в обоих местах.

— Именно так я едва и не поступил, — нахмурился Рон. — Но чего я не могу понять, это почему Гэвин не впустил меня в Гленлайон. Ведь для него было бы куда легче, использовав хитрость и обман, заманить меня сюда: тогда обошлось бы без кровопролития. Я убежден, что поверил бы ему и ничего не заподозрил.

— В этом я вижу руку принца Джона. Как бы он потом объяснил королю Ричарду, что человек, которого он назначил управлять вашими землями, заманил вас в ваш собственный замок, чтобы убить? Нет, Ричард бы не потерпел такого. Но если бы вас убили во время штурма… Что ж, каждый человек вправе защищаться. А учитывая слухи, что Рэглан хочет захватить ваш замок, было бы естественным его оборонять. Тогда ваша гибель выглядела бы просто трагической ошибкой.

— Разумное объяснение. Здесь и в самом деле проглядывает склонность Джона к запутанным интригам. — Рон потер себе кулаком грудь и задумчиво продолжал: — Теперь я абсолютно уверен, что он отправил меня с этим дурацким поручением, когда я неожиданно явился в Англию, только для того, чтобы выиграть время. При этом он организовал целую сеть заговоров — вроде нападения наемников по дороге из Ковентри или долгой задержки в церкви, где я дожидался твоего гонца. Или той девицы, которую подослали, чтобы она обольстила меня, уговорила отправиться с ней в Азию и отвлекла от Уэльса. Кто знает, что еще ей велели сделать.

— Это очень похоже на принца Джона. Вам еще повезло, милорд. Это все-таки лучше, чем отравленное яйцо…

Рон слегка улыбнулся.

— Отрава тоже не исключалась. Во всяком случае, попытка была. Она сначала опоила меня, а потом моих людей. — Он встал и провел рукой по волосам. — Как знать: не исключено, что в следующий раз она доведет дело до конца и я буду корчиться в конвульсиях на полу.

— Милорд! — явно встревоженный, воскликнул Оуэн. — Неужели вы собираетесь оставить эту вероломную женщину при себе?

— А почему бы и нет? — Он задержал взгляд на Оуэне, все еще слегка улыбаясь. — Зачем мне избавляться от врага, которого я, по крайней мере, знаю, чтобы они подослали кого-то, неизвестного мне? Джина, конечно, не…

— Джину? — удивился Оуэн. — Так вы имеете в виду ту темноволосую девушку, которая только что вышла… ту, которую люди Гэвина схватили в лесу?

— Вот именно. — Рон сжал пальцы в кулак и тут же нервным движением разжал его. — Кстати, она ведь была с тобой в одной темнице. Скажи-ка, что ты думаешь о ней?

Обескураженный, Оуэн открыл было рот, но тут же закрыл его и покачал головой.

— Признаюсь, я не знаю всех подробностей, но, по моему мнению, эта девушка никогда добровольно не причинила бы вам зла, — пробормотал он наконец, тщательно подбирая слова.

— Не причинила бы? И что же привело тебя к такому заключению?

— Простите меня, милорд, но мне кажется, что Джина скорее восхищается вами. Она все время рассказывала мне о вас и при этом превозносила до небес.

— Притворщица! — сжав зубы, пробормотал Рон. — Я не раз наблюдал, как из прелестной обольстительницы она в мгновение ока превращалась в яростную мегеру. Она такая же постоянная, как майский ветерок, и еще менее предсказуемая, чем бабочка в полете. Но она еще пожалеет о своем безрассудстве!

Оуэн промолчал. А когда разговор завязался вновь, то они завели речь о соседних баронах, о медленном упадке Англии за время крестовых походов и о том, что королю придется обуздать своего подлого брата.

— А то наемники, — со вздохом проговорил Оуэн, — бродят по всем дорогам, берут все, что пожелают, и убивают тех, кто оказывает им сопротивление. Если Ричард возвратится, само его присутствие заставит присмиреть этих негодяев, которые разоряют землю.

— Ричард больше заботится о собственной славе, чем об управлении страной, — пожал плечами Рональд. — Но солдаты обожают его. В их глазах он — воплощение того, каким должен быть король: статный и мужественный, храбрый воин и галантный кавалер.

— Но не правитель, хотите вы сказать?

Рональд на этот вопрос не ответил. Оуэн много лет был главным управляющим у его отца. Он помнил этого человека еще с тех дней, когда босоногим мальчишкой бегал по уэльским холмам. Но ему столько раз уже приходилось раскаиваться в излишней доверчивости, что он приучил себя быть осторожным.

Оуэн заметил это и печально поник головой.

— Лорд Рональд, я знаю вас с самого детства. Я никогда не предавал вашего отца — даже под угрозой неминуемой смерти. И не предам вас. Вы так похожи на лорда Гриффина, что я будто вижу его сейчас перед собой. Но если вы не доверяете мне, я покину вас, как только вы пожелаете.

Рональд понял, что старик говорит правду: он ведь и в самом деле просидел три месяца в темнице, но отказался служить Гэвину. Устыдившись своих подозрений, он покачал головой.

— Нелегко доверять кому-нибудь, когда многие только и ждут, чтобы всадить тебе нож в спину.

— Власть — это всегда скорее бремя, чем привилегия, — кивнул Оуэн. — Мне случалось видеть, как слабые люди гибли под тяжестью этого бремени. Я уверен, что Гэвин достаточно скоро навлек бы на себя гибель, даже если бы вы и не вернулись из крестового похода. — Он положил руку на плечо Рональда — как когда-то, в те давние времена, когда Рон был ребенком. — Что вы намерены сделать с ним?

— Еще не решил. Если я убью его, как он того заслуживает, мне придется иметь дело с принцем Джоном. А я еще не готов к новым неприятностям. Освободить же Гэвина было бы глупостью: он бы явился к моим воротам с целым войском. Скорее всего я подержу его здесь, пока Джон не потребует его освобождения. А тем временем посмотрю, сколько людей соберется под мое знамя.

— Как только бароны узнают о вашем возвращении, они соберутся под ваше знамя целой толпой, милорд! Когда вашего отца подло убили, для них это был черный день. Многие до сих пор вспоминают его добрым словом. Боюсь, если бы не войска принца Джона, Гэвина Глейморгана разорвали бы на куски. Люди, верные лорду Гриффину, конечно, захотят, чтобы именно сын нес его знамя.

— Возможно. — Рон посмотрел на Оуэна. — Утром мы пошлем гонцов к тем баронам, которые должны ответить на мой призыв. По их ответам мы узнаем, на какую силу можем рассчитывать.

— Хорошо, милорд, — кивнул Оуэн. — Я составлю для вас их список. И буду рад написать каждому самолично.

— Хорошо. Думаю, мне часто придется прибегать к твоей помощи: ведь взятие Гленлайона было только началом.

Рон запустил пальцы в волосы, вспомнив о другом, более неотложном деле. Джина так и не вернулась. А времени, чтобы поесть, прошло больше чем достаточно.

— Кстати, Оуэн, а где новые конюшни? — спросил он. — У меня такое чувство, что я найду там мою хорошенькую пленницу. Она столько раз обманывала меня, что сбежать от сэра Клайда для нее сущие пустяки.

— Неподалеку отсюда. Я отведу вас туда сейчас. Но… — Оуэн заколебался. — С вашего разрешения, я бы хотел снова занять свою прежнюю комнату, милорд. Если только вы не пожелаете, чтобы я устроился где-то в другом месте.

Рон посмотрел на старого слугу. Многое промелькнуло перед его мысленным взором — от детских воспоминаний до писем, которые он получал от этого человека. Глубоко вздохнув, он сказал:

— Я не могу представить себе другого управляющего, Оуэн. Все, что мой отец пожаловал тебе, я возвращаю с благодарностью и доверием.

Прослезившись, старик пожал протянутую Рональдом руку, скрепив этим их восстановленную дружбу.

— Мы отомстим за смерть вашего отца, милорд! И увидим виновников наказанными.

— Именно это я и намереваюсь сделать, — кивнул Рон.

В кухне было тихо и темно. Слабый свет исходил лишь от очага и нескольких свечей. Джина пошарила в ларях и корзинах в поисках съестного, но, кроме зеленых яблок, ничего не нашла. Вероятно, все хранилось в кладовых, поскольку чулан был почти пуст. Она подняла глаза и огляделась вокруг. Несколько слуг уже очнулись; один из них с обалдевшим видом, шатаясь, брел через кухню. Джина взглянула на Бьяджо, который, усевшись на бочку, ел одно из недозрелых яблок.

— А ты действительно оказался способным учеником! Как только тебе удалось не отправить их всех сразу на тот свет этим своим снадобьем?

Бьяджо пожал плечами.

— Я прикинул размер винных бочек и количество снадобья, а потом разделил это на число идиотов, которые наверняка будут пить. Однако с последним я мог и ошибиться… И не смотри на меня так. Это была дьявольски трудная задача. Я использовал все твои травы, но их не хватило. Пришлось позаимствовать у одной хорошенькой деревенской девчонки, с которой я познакомился вчера.

— Я понимаю, как это было тяжело для тебя… А где сейчас эта девчонка?

Бьяджо самодовольно ухмыльнулся.

— Очевидно, дома, тоскует обо мне. Если бы она догадалась, для чего мне понадобился ее товар, я бы уже давно болтался на перекладине.

— Как, по-твоему, эту репу еще можно есть? — пробормотала Джина, доставая из корзины высохший сморщенный корнеплод. — Ну да неважно. Я так голодна, что все съем. А ты пока расскажи мне, каким образом тебе удалось получить согласие лорда Рональда на этот безумный план. Каким зельем опоил?

— Ну, он оказался сговорчивым и готов был выслушать любое предложение, лишь бы вернуть свой бесценный замок. Но я уверен, что долго так не продлится. Теперь, когда он добился, чего хотел, он вернется к своему обычному грубому обращению. — Бьяджо откусил еще кусок яблока и шумно прожевал его. — Берегись его, bella, не доверяй ему!

Нахмурившись, Джина собралась было уточнить, что он имеет в виду, когда услышала, как за спиной громко хлопнула кухонная дверь. Она обернулась. Рон стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на своей широкой груди. Вид у него был зловещий.

Бьяджо как ни в чем не бывало помахал ему рукой в знак приветствия.

— А, явился могущественный лорд! Мы как, должны поклониться и поцеловать вашу владетельную руку или лечь, распростершись ниц?

Рональд сурово взглянул на него.

— Если желаешь доставить мне удовольствие, щенок, то просто испарись, и как можно быстрее.

— Из кухни, из замка или из Уэльса вообще?

— По твоему выбору.

Бьяджо церемонно поклонился ему и с достоинством выпрямился.

— Мы с Джиной будем счастливы исполнить ваше повеление, милостивый лорд.

— Нет, щенок. Это распространяется только на тебя. А госпожа твоя остается.

Я же говорил, говорил тебе, bella; он не тот человек, который может вернуть кому-то свое доверие!.. Он думает, что ты виновна в предательстве… — глядя на Джину, мысленно произнес Бьяджо. Вслух же он насмешливо сказал:

— Похоже, мое присутствие нежелательно. Хоть мне и прискорбно сознавать это.

— Ничего, эту скорбь ты как-нибудь переживешь!

Рон буквально рыкнул на него, как грозный лев, и Джина непроизвольно попятилась. Пальцы ее разжались, и она уронила репу, которая, ударившись об пол, покатилась по каменным плитам. Рон отпихнул ее в сторону ногой и повернулся к Джине.

— Я разочарован, цветочек, — проговорил он язвительно. — Прежде ты оказывала мне более решительное сопротивление. Что случилось? Уж не влюбилась ли ты в меня?..

Он стоит ко мне спиной, bella, и я сейчас всажу ему кинжал между ребер! — мысленно сказал ей Бьяджо.

— Нет! — непроизвольно воскликнула она, и Рональд сразу же насторожился. Джина сделала глубокий вдох и попыталась успокоиться. — Я хотела сказать… что если бы была настолько глупа, чтобы влюбиться в тебя, я бы просто утопилась.

Рон насмешливо поднял брови. Глаза его весело сверкнули, а губы сложились в улыбку.

— Да это же проще простого! Ведь прямо возле замка течет река Вай. Но только имей в виду: замок на запоре, а командую здесь я. Так что, если захочешь утопиться, тебе придется спросить разрешения у меня.

Джина старалась не терять из виду Бьяджо — но при этом так, чтобы не встревожить Рональда. Трудно было предположить, что он сделает, если Бьяджо вдруг бросится на него.

— Не беспокойся: поскольку я не влюблена в тебя ни на йоту, то и нет риска, что я брошусь с крепостного вала в реку. Так что мне не придется тебя ни о чем просить.

Подумай, bella: это сразу бы все упростило… Он никогда не отпустит тебя добровольно! А тут — один быстрый удар, и мы были бы на свободе…

Вот идиот! Он что, рассчитывает застать врасплох и одолеть опытного рыцаря с одним своим нелепым кинжалом? Но положение становилось серьезным. Джина бросила быстрый взгляд на Рональда и тут же приняла решение. Ловким движением она обогнула его и бросилась к Бьяджо, словно намереваясь убежать. Это тут же заставило Рона повернуться, чтобы схватить ее, и тем самым он оказался лицом к лицу с юношей.

Бьяджо ничего не оставалось, как отказаться от своих намерений, а Рон поймал Джину, схватил рукой за талию и слегка приподнял над полом. В голосе его смешались ирония и раздражение.

— Нет уж, цветочек! Ты и так убегала от меня слишком часто, и я не намерен допускать этого впредь. Мы еще не кончили обсуждать наши дела.

— А мне не о чем… не о чем говорить с тобой! Опусти меня!..

Рон подозрительно посмотрел на нее, но все-таки поставил на ноги.

— Зато мне есть о чем побеседовать с тобой. Ты слишком долго разыгрывала невинность. Пора наконец выяснить, кто ты на самом деле.

Джина невольно вздрогнула. Ее тревожное движение и явная угроза, прозвучавшая в словах Рональда, не ускользнули от внимания Бьяджо.

С горящими глазами он гневно шагнул вперед.

— Что ты подразумеваешь под этим?

— А ты все еще здесь, щенок? — Рональд повернулся к нему. — Все, что я сказал, касается только ее. Если ты не исчезнешь сейчас же и я успею вынуть меч из ножен, тебя вынесут отсюда ногами вперед!

Гнев и ярость так и пылали в глазах Бьяджо, но как только рука Рональда потянулась к мечу, он невольно попятился.

— Я понял, милорд, — пробормотал он. — Я все понял…

Я не могу сражаться с кинжалом против меча, но есть другие способы избавиться от него… Не отчаивайся, bella!

Не имея возможности ответить ему или просто хотя бы подбодрить, Джина молча смотрела, как он захлопнул дверь кухни. Звук этот так резко отдался от высоких стен и сводчатого потолка, что она вздрогнула.

— Испугалась? — насмешливо спросил Рон.

— Кого? Рыцаря, который запугивает зеленого юнца, пытающегося защитить свою госпожу?

Медленная улыбка скривила его губы.

— Любой другой рыцарь давно бы уже убил его за такое нахальство. Или, по крайней мере, исполосовал ему спину кнутом. По-моему, его недостаточно хорошо научили, как подобает вести себя слугам.

— Бьяджо — не твой слуга, а мой!

— Да, но ты принадлежишь мне. А что, по-твоему, это означает для него?

Холодная дрожь пробежала у нее по спине от этого утверждения. Неужели он хочет сказать, что она — его пленница? Разумеется, он именно это имел в виду, судя по суровому взгляду его потемневших глаз, предвещавших грозу. Джина постаралась преодолеть неожиданный приступ страха, от которого колени ее ослабели, и сказала так, чтобы голос ее звучал как можно тверже:

— Во всяком случае, я не твоя служанка.

Рон пожал плечами.

— Возможно, и не служанка. Но ты моя! Разве ты не помнишь наш уговор, цветочек? Это ведь было твое предложение, не так ли? Ты же сама захотела прийти ко мне в постель…

— И я сделала это! — перебила его Джина. — Была в твоей постели, разве не так? Другое дело, что ты не получил то, чего хотел от меня. Но я ведь не говорила…

— Не будем спорить о мелочах. Мы оба знаем, что подразумевалось. Теперь ясно, что у тебя были свои задачи, а у меня свои, но, так или иначе, наш договор нарушен. Ты не исполнила своего обещания, и это освобождает меня от моей клятвы. Но тебя — нет, это другое дело.

Джина растерянно уставилась на него. Голова ее болела, желудок был пуст, ее мучила жажда. В таком состоянии очень трудно было отразить его словесные нападки. И почему только ее дар не помогает ей именно с этим бешеным рыцарем?

Джина решила сменить тактику и застонала, приложив руку к голове. Но Рон не обратил на это ни малейшего внимания. Он крепко взял ее за руку и потянул за собой.

— Пойдем. Тут не место вести разговоры, а мне не терпится услышать хоть что-то похожее на правду. Пошли, цветочек!

Он потянул ее вперед, и она внезапно вскрикнула от боли, задев голой ногой о камень. Рон выругался и взглянул на ее ноги.

— Черт, а где же твои туфли?

Стоя на одной ноге, она схватилась за другую ногу свободной рукой.

— Потеряла. Одну, во всяком случае… А другую выбросила, чтобы мои ноги, по крайней мере, оставляли одинаковые следы на уэльской грязи.

Джина приподняла подол и показала ему темно-коричневый слой грязи, который коркой покрывал ее ноги до самых лодыжек.

Рон хмыкнул и вдруг подхватил ее на руки, отчего она изумленно выдохнула и невольно схватилась за него. А он уже вышел широкими шагами из кухни и, пройдя коридором, шагнул в темноту.

Лунный свет заливал двор, в котором повсюду были видны следы недавнего сражения. И все-таки мирная жизнь уже вступала в свои права. Несколько факелов освещали людей, улегшихся под навесом на ночь. Дул теплый ветерок, где-то далеко лаяла собака.

Рон нес ее через двор замка, крепко прижимая к груди. Его сердце под ее ладонью билось размеренно и спокойно, а Джине вспомнилась майская поляна, на которой они танцевали и смеялись вдвоем, беззаботно отдаваясь поцелуям и любовной возне. Она думала тогда, что можно играть с огнем и не обжечься… Но все обернулось совсем не так.

Черт возьми! Она терпеть не могла чувствовать себя уязвимой, беспомощной и не хотела себе признаться, что начинает чувствовать к Рону нечто большее, чем… Неужто Бьяджо был прав?

Упаси ее Бог от этого! Неужели она и в самом деле неравнодушна к этому грубому, заносчивому человеку? Кто бы мог подумать, что ее невинная шалость зайдет так далеко? Резвиться, притворяться, прикидываться влюбленной было весело и забавно: ведь она ничем не рисковала, если проиграет. Теперь же все было не так: слишком многое поставлено на карту. Ее честолюбивые планы, мечты, надежды — все пропало, если она не придумает, как исправить дело.

Свет факелов стал ярче, бросая скользящие блики на землю, когда они приблизились к главному помещению замка, где располагался зал. Солдаты слонялись по двору рядом, и один из них подошел к Рону, чтобы задать какой-то вопрос. Джина чувствовала на себе любопытные взгляды и сгорала от унижения и стыда. Она, несомненно, казалась им добычей в руках победителя: беспомощная, грязная, босая.

Джина понимала, что протестовать не имеет смысла, и даже ни о чем не просила, когда Рональд с мрачной решимостью во взоре понес ее вверх по винтовой лестнице, а потом по длинному полуосвещенному коридору в свою комнату. Боже, неужели существует только один способ поладить с таким мужчиной?..

Когда они достигли комнаты, Рон пинком открыл дверь и наконец поставил Джину на ноги. За время их отсутствия кто-то навел здесь порядок, а перевернутые стулья и столы были расставлены по местам. В жаровне посреди комнаты горел огонь, распространяя приятное тепло. Рональд сразу узнал в этом заботливую руку Моргана, своего исполнительного и проворного оруженосца.

Стоило ему отпустить Джину, она тут же отпрянула от него, словно от прокаженного. Гордо и вызывающе вздернув подбородок, она остановилась у окна, ее широко открытые черные глаза горели огнем. В рваном платье и с босыми ногами, покрытыми грязью, она стояла с видом королевы, словно он должен был преклонить перед ней колени. Любая другая женщина показалась бы на ее месте смешной, но, странное дело, с Джиной этого не произошло. Рон не понимал, в чем тут причина, однако почувствовал невольное уважение к ней. И это неуместное чувство очень раздосадовало его.

Она может сколько угодно задирать нос, но все равно в конце концов должна будет сдаться. Она во всем уступит ему — во всем, чего бы он ни потребовал! А если не уступит добровольно, он найдет способ принудить ее к этому!

Внезапно послышался неуверенный стук, и вслед за этим дверь со скрипом отворилась. На пороге стоял Морган с подносом в руках. Позади него маячило несколько слуг.

— Я подумал, что, быть может, вы захотите помыться и поесть, милорд, — сказал он.

Оруженосец явился в чертовски неподходящий момент! Но Рональд, поразмыслив, кивнул.

— Да, это будет кстати.

Морган распахнул дверь пошире, чтобы пропустить слуг, и вскоре в углу была установлена большая деревянная лохань, наполненная горячей водой, а на столе появился поднос с яствами. Ощутив запах горячей еды и хлеба, Рональд вспомнил, что не ел целый день.

Он посмотрел на Джину. Ноздри ее тоже слегка расширились, но, заметив, что он наблюдает за ней, она отвернулась с равнодушным видом. Тогда Рон подошел к столу, отрезал широкий ломоть мяса своим кинжалом и положил на хлеб. Потом посмотрел на нее и улыбнулся.

— Садись и поешь, цветочек. Тебе понадобятся силы на эту ночь.

Щеки ее вспыхнули, она бросила на него мрачный взгляд, но не могла побороть искушения. С кошачьей грацией Джина двинулась к столу: этой подчеркнуто ленивой походкой она точно хотела показать, что лишь делает ему одолжение. Взяв себе немного хлеба и мяса, она изящным движением пригубила вино. Удивительное зрелище! Рон не мог не восхищаться, но знал, что быстро заставит ее прекратить изображать из себя королеву, как только они останутся наедине. Пусть пока тешит себя иллюзией, что она здесь заправляет.

Морган в это время молчаливо и расторопно готовил все для ванны. Когда же ванна была готова, Рон отпустил всех слуг и запер дверь на засов.

И повернулся. Джина наблюдала за ним с вполне понятной настороженностью. Ну что же, он ее не разочарует! Рон снял свой меч и перевязь, потом развязал завязки штанов. Подтянув стул поближе к деревянной лохани с горячей водой, он сел и начал снимать сапоги. Джина наблюдала за каждым его движением, неподвижная и напряженная, как кошка. Он снял сапоги и отбросил их в сторону, потом встал и посмотрел на нее.

— Ты первая, цветочек.

Она сделала шаг назад.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Он показал на лохань.

— Вот горячая вода и кусок мыла. Вон чистые полотенца. Мне кажется, что ванна сделает тебя более мягкой и покладистой. Да и запах от тебя, разумеется, будет лучше…

Джина недовольно посмотрела на него. Ей бы и хотелось возмутиться и возразить, но что тут скажешь? За две недели в подземной тюрьме, под пластами глубоко въевшейся грязи исчезли даже следы дурманящего жасминового аромата, обычно так характерного для нее…

Помедлив, она небрежно пожала плечами:

— Пожалуй, я не прочь искупаться. Но вовсе не собираюсь раздеваться у тебя на глазах.

— Ах, так?! Ну, как хочешь, цветочек.

Рон быстро шагнул к ней и, прежде чем она успела разгадать его намерения, подхватил ее на руки. Джина испуганно вскрикнула, а он, подержав ее мгновение над лоханью с горячей водой, вдруг взял и опустил ее туда прямо в платье. Брызги взлетели в воздух, часть воды выплеснулась на каменный пол, а Рон, оперевшись обеими руками о края ванны, склонился над ней.

— Ты помоешься сама, или тебе помочь?

Вместо ответа Джина быстро зачерпнула ладонью воду и плеснула ему в лицо. Но он не двинулся, даже когда она сопроводила это щедрым набором эпитетов. Она осыпала его проклятиями и оскорблениями, а он спокойно выслушал их, и наконец ее терпение кончилось.

Сейчас она покажет этому английскому грубияну, как ведут себя настоящие принцессы! На лице Джины промелькнуло подобие улыбки.

— Ты прав, — кивнула она. — Мне и в самом деле надо искупаться. Я бы, конечно, предпочла делать это наедине со своей служанкой, но, наверное, я прошу слишком многого.

Последние слова прозвучали как вопрос, и Рон ухмыльнулся.

— Да, это действительно слишком много.

— Ну что ж, хорошо. Дай мне мыло и мочалку, я буду мыться.

К его удивлению, она встала во весь рост и несколькими быстрыми движениями стянула с себя платье, отбросив его в сторону. Туда же полетела и сорочка. Она стояла по колено в воде, смуглая и совершенно обнаженная!

Взгляд Рона невольно скользнул по ее изящной гибкой фигуре — от высоких упругих грудей к плоской поверхности живота, задержавшись на темном треугольнике между гладкими округлыми бедрами. Несмотря на то что в комнате было прохладно, он вдруг ощутил, как кровь горячо забурлила в нем.

Будь она проклята! Опять ей удалось взять над ним верх! Почему при одном виде ее обнаженного тела он делается безмолвным и неуклюжим, словно юнец? Рон отвернулся и, намылив мочалку, протянул ей.

Величественным и изящным движением Джина взяла ее и снова уселась в ванну. Не обращая на него ни малейшего внимания, она намылила руки, груди, шею, ленивыми кругами водя мочалку, с полузакрытыми глазами и мечтательной улыбкой на лице. Потом блаженно вздохнула, подняла ногу, чтобы внимательно рассмотреть стопу и пальцы, а затем намылила их как следует. Голубоватая вода стекала с ее смуглых грудей, вокруг торчащих коричневатых сосков пузырилась мыльная пена.

Чувствуя, как жар растекается по всему его телу, Рон молча наблюдал за ней. Когда же Джина подняла голову и с лучезарной улыбкой попросила передать ей мыло, он сделал это, едва сдерживая невольное дрожание рук. Джина медленно скользнула вниз, в воду, так что только голова осталась на поверхности. Волосы ее теперь напоминали темные, шелковистые морские водоросли, а когда девушка снова уселась, они упали, словно черная пелерина, на обнаженные смуглые плечи. Джина откинула их вперед и, взбивая пышную мыльную пену, начала намыливать так непринужденно, точно находилась в комнате совершенно одна.

Черт побери! Она ведет себя так, словно его здесь нет! Весь напрягшись, затаив дыхание, Рон сгорал от желания. Он счел за благо отойти подальше, на другой конец комнаты — иначе с первого взгляда можно было бы определить, насколько он возбужден. А ему вовсе не хотелось вызвать одну из этих ее лукавых коварных улыбок, которые так бесили его.

Джина наклонилась вперед, чтобы прополоскать волосы, пропуская сквозь пальцы длинные блестящие пряди. Мыльная пена плавала на поверхности воды, слегка касаясь ее рук, облепляя пузырьками золотистую кожу. Наконец гибким движением она откинула волосы за спину и, ничуть не смущаясь, встала посреди ванны, вопросительно подняв брови.

— Итак, ты удовлетворен, милорд?

Рону ничего не оставалось, как коротко кивнуть. Господи, как он горел! И как унизительно себя чувствовал…

Когда Джина вышла из ванны, он протянул ей сухое полотенце, а она совершенно спокойно взяла его и медленно обернула вокруг тела. Потом взглянула на него со своей лукавой улыбкой.

— Теперь твоя очередь, милорд.

Рон нерешительно посмотрел на ванну, потом снова на нее — и неожиданно разозлился. Если она лишена всякого стыда, то ему и вовсе не пристало стесняться! И все-таки, стягивая штаны, он стоял лицом к ванне, а к ней спиной. Гордость не позволяла ему дать ей увидеть, что она произвела на него впечатление столь очевидным образом. Быстро перешагнув деревянную стенку ванны, Рон опустился как можно глубже и вытянул ноги, насколько позволяла ее длина. Большая часть его тела находилась под водой, но колени торчали из мыльной пены. Он захватил две пригоршни воды и плеснул себе в лицо, потом посмотрел на нее сквозь мокрые ресницы.

— Потри мне спину! — коротко приказал он.

Какое-то время Джина не двигалась, но потом, пробормотав что-то себе под нос, взяла кусок мыла. С полотенцем, все еще обернутым вокруг тела, она остановилась возле ванны и протянула ему этот кусок. Рон покачал головой.

— Я просил потереть мне спину, а не дать мыло.

— А разве я просила тебя мыть спину мне?

Рон понял, что настало время показать ей, кто здесь хозяин.

— Нет. Но тебе придется помыть мою.

Опять последовало напряженное молчание, но потом она все же встала на колени возле ванны и, плеснув ему на плечи воды, хлопнула куском мыла по голой спине. Рон обернулся, прищурился, но она только приятно улыбнулась в ответ.

— Этого достаточно, милорд? Рон поймал ее за руку, крепко схватив за запястье, и, глядя ей прямо в глаза, тихо произнес:

— Советую тебе слушаться меня, цветочек. Иначе ты сильно пожалеешь.

Он отпустил ее руку, и Джина покорно принялась мыть ему спину, старательно натирая мочалкой и обмывая водой. Она прекрасно понимала, что находится целиком в его власти. Ведь Рональд до сих пор считает ее шпионкой, ему ничего не стоит снова посадить ее в темницу…

Не проронив ни слова, Джина вымыла ему голову, грудь и даже руки, а он только подставлял их, расслабленно откинувшись к бортику ванны и довольно прикрыв глаза. Когда она кончила, он, словно очнувшись, поднял голову и вопросительно взглянул на нее.

— Это все, цветочек?

— Все, что в моих силах. — Она протянула ему намыленную мочалку. — Ведь я же никогда прежде не мыла мужчин.

— Никогда? — улыбнулся он.

— Представь себе, — язвительно ответила она.

— Бедный цветочек!

Рон протянул руку и погладил ее по щеке. Крошечные капельки воды сверкали на ее коже, а мокрые волосы шелковистыми тонкими прядями облепили шею и грудь. Полотенце, соскользнув, приоткрыло высокие округлые верхушки грудей, разделенных темнеющей впадинкой, и он не смог устоять перед искушением скользнуть пальцем в эту соблазнительную ложбинку. Джина не двинулась, но он почувствовал ее легкий ответный трепет.

— О, цветочек!.. — прошептал он, с шумным всплеском потянувшись вперед.

Волна ударилась о бортик ванны и выплеснулась через край. Рон притянул девушку ближе к себе, одной рукой обхватив за плечи и прижавшись к деревянному борту. Край ванны впился ему в ребра, но он этого не замечал. Все так же крепко обнимая Джину, Рон слегка провел языком по ее губам. Она задрожала, и тогда другой рукой он мягко стянул с нее полотенце.

Голова ее откинулась назад, а мокрые волосы опутали его руку. Рон провел языком по изгибу ее шеи и ниже, ниже, к мягкой соблазнительной округлости ее грудей. Аромат мыла действовал возбуждающе. Она была, как мед и шелк — такая же сладкая и мягкая — и в то же время обжигала, словно огонь, так что он даже удивился, как это вода еще не закипела вокруг него.

Рон встал и перешагнул через бортик ванны. Его не заботило больше, что она видит, как он возбужден, не заботило даже ее предательство — мнимое или настоящее. Рона сейчас не заботило ничего, кроме властного желания овладеть ею! Ждать и терпеть он больше не мог.

Глава ПЯТНАДЦАТАЯ

Джина посмотрела ему в глаза и поняла, что больше ждать он не будет. Мокрая, обнаженная, охваченная каким-то ознобом, она чувствовала в то же время, что горит, словно в огне, и молча покорилась, когда Рон поднял ее на руки и пронес через всю комнату к широкой кровати у стены. Отдернув полог, он уложил ее на постель и склонился над ней.

Со всяким притворством было покончено. В глазах Рональда, в его прикосновениях, в самом воздухе вокруг них витала страсть. Джина поняла, что не сможет оказать ему сопротивление, даже если бы хотела этого. А по правде говоря — она и не хотела… Стало вдруг неважно, что он подумает теперь. Пусть считает, что победил — ей уже было все равно.

Никогда прежде она не испытывала такого трепетного, захватывающего дух возбуждения, такого сладкого предвкушения, охватившего все ее существо. Она чувствовала, что неудержимо стремится к нему, стремится к завершению того, что на самом деле происходило между ними уже давно. Ведь началось все это еще тогда, на лесной дороге, когда она увидела могучего рыцаря на вороном коне. Увидела и поняла — это судьба смотрит на нее его глазами!

Покрывая ласками и поцелуями ее груди и плечи, ее волосы, все еще влажные от воды, Рон скользнул на нее своим длинным телом и, опираясь на руки, коленом раздвинул бедра. Голова его склонилась, и он поцеловал ее в губы, потом в закрытые глаза, потом, обжигая своим горячим дыханием, в шею… Его поцелуи были медленными, нежными, дразнящими, и Джина затрепетала. Дыхание ее участилось, глаза блестели, словно она выпила слишком много вина. Джине казалось, что она балансирует на краю глубочайшей пропасти — опьяненная собственной смелостью, боясь упасть и одновременно возбуждаясь от этой опасности, испытывая какой-то гибельный восторг.

От Рона пахло свежим мылом и вином, и эти запахи кружили ей голову. Расхрабрившись — о, действительно расхрабрившись! — она прильнула губами к его шее, потом к плечам, ощущая их опьяняющий вкус, чувствуя его мужской запах и силу. А руки ее в это время двигались по его груди, по широким, нависшим над ней плечам, по мощным лопаткам. Она нащупала твердые мускулы его живота, а ниже… Ниже его тело было прижато к ней, упиралось в ее лоно чем-то твердым, и это давление было чувственным, горячим, грубоватым и в то же самое время нежным.

Джина вся горела от ожидания и предвкушения того, что было еще не известно ей, но рано или поздно должно было с ней случиться. Ее бедра раздвинулись, и твердое давление стало вдруг болезненным и резким. Она изогнулась, задыхаясь и стараясь перетерпеть, но боль усилилась и сделалась наконец такой острой, что она не выдержала и закричала, вцепившись в его плечи.

Рон поднял голову и взглянул на нее затуманенными глазами. Дыхание его было частым и прерывистым. Болезненное давление внутри нее исчезло, но вместе с ним и то обещанное наслаждение, которое было так близко и которое жаль было терять.

— Что такое?.. — невнятно и хрипло пробормотал Рон. — Черт бы тебя побрал! Неужели ты опять меня обманула?

Но об этом поздно было говорить, это уже не имело значения. Джина легко коснулась влажных прядей его волос, таких мягких, темно-золотистых, а потом порывисто обняла Рона, не желая отпускать… Она теперь уже и сама жаждала этого сладостного, пусть даже и сопровождавшегося болью слияния!

Когда Рон опять вошел в нее осторожными мягкими толчками, она застонала от боли и наслаждения, но наслаждение пересиливало боль. Это походило на покачивание на какой-то гигантской волне, раз за разом вздымающей ее к непостижимо сладостным вершинам… Неожиданно Джина ощутила, как эта гигантская волна властно подхватила ее и бешено увлекла за собой. Она задрожала, вцепившись в Рональда, и испустила дикий, пронзительный крик. Но это не был крик боли; она кричала от радости и восторга… Джина уже ничего не помнила и не ощущала теперь. Ничего, кроме этого захватывающего, сотрясающего все ее тело сладострастного чувства…

Шевельнувшись, Джина провела рукой по глазам, и туман перед ее взором понемногу рассеялся. Свечи, оставленные на столе, засветились словно бы ярче. Рон лежал рядом, тесно прижавшись к ней и все еще крепко обнимая ее. Глаза его были закрыты, грудь равномерно вздымалась.

Она снова пошевелилась, Рон тут же открыл глаза и с минуту молча, не отрываясь, смотрел на нее мягким и любящим взглядом.

— Цветочек, — прошептал он, коснувшись длинной пряди ее волос на подушке. — Ты моя, цветочек. Только моя!

— Да, милорд, — тихо согласилась она, и какое-то необъяснимое волнение, переполнявшее грудь, вызвало слезы у нее на глазах. — Да, теперь я твоя.

На другое утро Джина проснулась первой. Слабый утренний свет проникал сквозь прикрытые шторами окна. В постели под пологом было полутемно, а догоравшие свечи в подсвечнике на столе едва теплились и уже оплыли.

Огонь в жаровне давно погас, в комнате было холодно, но Рон лежал рядом с ней, и его большое горячее тело согревало ее. Одной рукой он все еще обнимал ее, словно боясь во сне упустить, а другой слегка сжимал прядь ее распущенных черных волос на подушке. Джина чувствовала, что Рону нравятся ее волосы, хотя они и не были цвета спелой пшеницы, как требовалось по канонам красоты. А ведь она одно время подумывала о том, чтобы коротко постричься под мальчика! Слава Богу, Элспет сумела ее отговорить. И сейчас Джина была благодарна ей за это.

Рон еще спал, и на лице у него было то трогательно-мягкое выражение, которое особенно нравилось ей. Она вздохнула. Ну почему бы ему почаще не быть вот таким, как сейчас? Зачем нужно все время казаться грозным и мрачным? Его жизнь сделалась бы гораздо проще, если бы он почаще шутил и смеялся. Хотя, по правде говоря, он нравился ей и таким: ее привлекало в нем именно то, что они так несхожи…

Никогда прежде Джина не верила, что существует особая магия в отношениях между женщиной и мужчиной. Но теперь поняла, что так оно и есть. Вместе они больше чем просто два человека. Вместе они словно бы новое существо! И это было чудесно. Возможно, именно к этому, сама того не сознавая, она невольно стремилась? Элспет часто предостерегала ее, чтобы она не уступила домогательствам какого-нибудь первого попавшегося случайного мужчины.

Но Рон, конечно, не был в ее жизни случайным! Нет, он словно был создан для нее, а она предназначена ему судьбою!

Удивительный покой и умиротворение царили в ее душе. Джина даже и припомнить не могла, когда в последний раз ощущала такое. Да и было ли это вообще когда-нибудь? Пожалуй, только ребенком Джина испытывала нечто подобное. Обласканная родителями и уверенная в их любви, живя в мире, полном гармонии и покоя, она и представить себе не могла, что в мире есть горе и зло. Теплое солнце, роскошная зелень сада, журчащие фонтаны, прохладные мозаичные полы… Да, тогда она была счастлива. Слишком счастлива, слишком беззаботна! И потрясение от внезапной потери всего этого, от ужасной гибели отца и матери едва не сломило ее.

Но этого не случилось. Каким-то образом Джине удалось пережить те ужасные дни, но с тех пор она была уверена, что покой и счастье ушли навсегда. Джина не представляла, что стало бы с ней, если бы не пророчество. Она прекрасно помнила тот день, когда бродячая цыганка Рина, отведя ее в сторонку, нашептала ей, восьмилетней девочке, что явится защитник, который вернет ей все. И знаком его будет грифон! Грифон — магическое существо с телом льва и крыльями орла… Неужели он явился наконец?!

Приподнявшись на локте, Джина долго смотрела на Рональда, крепко спящего рядом с ней. Мощный, мускулистый, с гривой золотых рассыпавшихся по подушке волос, он действительно был сейчас похож на льва. И даже когда не спал, временами казалось, что он вот-вот отбросит свою рыжеватую гриву назад и издаст протяжный звериный рык…

Не в силах удержаться, она легко провела ладонью по его твердой выпуклой груди, по тугим упругим мышцам живота. Да, это был могучий рыцарь, могучий во всем! Любопытство — или что-то близкое к этому — вдруг повело ее руку ниже.

Джина не была в совершенном неведении относительно мужского тела и все-таки очень мало знала о нем. Ее удивило, до чего же мягким и безобидным выглядит это устрашающе-твердое мужское оружие, причинившее ей муки боли, но подарившее ни с чем не сравнимое наслаждение. И в ее власти сделать его вновь упругим и сильным! Думать так было очень возбуждающе. И опасно! Но все-таки Джина не смогла устоять перед соблазном дотронуться до него… И вдруг рука, казалось, крепко спящего Рональда обхватила ее запястье, а подняв глаза, она увидела, что он наблюдает за ней. Легкая улыбка пробежала по его твердым губам.

— Ах ты, неугомонный цветочек!

Джина вспыхнула, но тут же справилась с собой.

— Это просто любопытство, — пожала она плечами, — а ты уж сразу вообразил Бог знает что! Не будь таким тщеславным, милорд!

Она попыталась убрать свою руку, но Рональд крепко держал ее. А его любовное оружие под ее ладонью начало слегка шевелиться, приходя в возбуждение.

— Ну что же, если ты уже все рассмотрела, я должен показать тебе, как им действуют, — с лукавой улыбкой проговорил Рон.

— А ты уверен, что мне хочется этого? — строптиво спросила Джина. — Не боишься разочароваться на сей счет?

— Ну что же, мне не привыкать. Я бываю разочарован всякий раз, когда ты открываешь рот, чтобы заговорить. Но берегись, цветочек! Я укорочу твой ехидный язычок!

Слова Рона прозвучали так угрожающе, что Джина испугалась. Ей удалось наконец выдернуть свою руку, но, взглянув на его лицо, она поняла, что он просто-напросто смеется над ней. Да как он смеет? Джина резким движением отодвинулась от него и села, прикрывшись до подбородка одеялом.

— Не воображай слишком много! — сказала она. — Если я позволила тебе провести со мной ночь, это еще не значит…

— Позволила мне? — нахмурил брови Рон. — Да я просто не дал тебе иного выбора! Я всегда знал, что ты лгунья, но одно дело отравить моих солдат и шпионить за мной…

Так вот он о чем! Неужели Рон даже теперь не может забыть о своих подозрениях?!

— Какое отношение имеет моя ложь ко всему этому?

— Ну как же. Самое прямое. Тебе следовало бы предупредить меня — я был бы более осторожен.

— Предупредить о чем?

— Что ты была девственницей.

Его руки нежными ласкающими движениями скользнули по ее плечам, вызвав сладкую дрожь во всем теле.

— Ах, это… — облегченно вздохнула Джина. — Ну, теперь, я думаю, тебе уже все равно.

— Да, — согласился Рон, притянув ее к себе и нежно целуя. — Теперь это действительно не имеет значения. Теперь ты моя, цветочек. Только моя!

И это действительно было так. Джина чувствовала, что все в ней устремилось к нему. Так завядший цветок во мраке и холоде доверчиво тянется к солнцу и теплу. Ей уже трудно было представить свою жизнь без него, без его могущественной защиты. Ведь она отдалась ему не просто телом, она отдалась ему всей душой! И теперь он имел такую власть над ней, которая была сильнее любой магии.

Его разбудил настойчивый стук в дверь. Рональд открыл глаза и нахмурился. Джина сонно пробормотала что-то, свернувшись калачиком справа от него, и он задержал на ней взгляд. Итак, против всех вероятии, она оказалась девственницей… Ррн не сожалел о том, что сделал, но ему не нравилась ее ложь. Очередная ложь! Еще одно доказательство ее двуличности! Как можно верить женщине, для которой лгать — так же естественно, как дышать?

Стук раздался снова, и он рявкнул, что сейчас откроет, чем сразу же разбудил Джину. Она открыла глаза и посмотрела на него с сонной улыбкой. Ее длинные густые ресницы слегка дрожали, она казалась сейчас такой трогательной и невинной… Джина провела пальцем по его подбородку, и Рон неохотно улыбнулся в ответ.

— Если я не открою, Брайен через минуту выломает дверь. Он решит, что ты увела меня на волшебный холм или в какие-нибудь еще немыслимые дебри.

— А что? Неплохая идея, милорд! Возможно, я так и сделаю.

Но Рональд не был склонен шутить. Он бросил на нее быстрый взгляд и встал с постели. Дверь была заперта на тяжелый засов, и он с силой дернул его, чтобы открыть. Брайен удивленно заморгал, а потом густо покраснел, когда, ввалившись, оценил ситуацию. Пройдя бочком вдоль стены, он старался не смотреть в сторону кровати.

— Милорд, леди Кейлин выразила желание встретиться с вами, — пробормотал он. — Эта особа говорит, что не повинна в обмане.

— Могу себе представить, что она еще наговорит! — Рональд подошел к сундуку, который Морган принес накануне, открыл резную крышку, достал чистую одежду и начал одеваться. — Тебе удалось обнаружить какие-нибудь реальные факты?

— К сожалению, немного. — Брайен слегка кашлянул. — Кажется, ее брак не был добровольным. Насколько я понял, Гэвин заставил Кейлин стать его женой, когда тело ее отца еще не успело остыть.

— Странно: она так защищала его прошлой ночью… — Рон натянул через голову льняную рубашку и взял кожаную куртку. — А теперь заявляет, что это не был брак по любви?

Брайен пожал плечами.

— Я думаю, тут она говорит правду. Она оказалась тогда в трудной ситуации и пыталась найти наилучший выход из нее.

Рон надел куртку и потянулся за перевязью.

— И ты ей веришь?

Брайен снова пожал плечами.

— По крайней мере, звучит логично. Во всяком случае, это легко проверить, допросив других пленников и нескольких солдат, которые присягнули тебе. Ведь женщины, когда лгут, редко заглядывают далеко вперед, — пробормотал он, явно имея в виду и девушку, которая была сейчас в постели Рона. — Они думают только о том, чего в данный момент хотят, и не заботятся о последствиях.

Брайен искоса взглянул на Джину. Она холодно встретила его взгляд, а ее маленький подбородок приподнялся в знакомом вызывающем движении. Бесстыдная девчонка! Она даже и не подумала, что следует прикрыться, а сидела, уставясь на него как ни в чем не бывало. Ее голые плечи блестели в полумраке полога, а груди едва скрывались под одеялом.

Перехватив его взгляд, Рон нахмурился и резко бросил ей, чтобы она задернула полог и перестала выставлять себя напоказ. В ответ последовало холодное молчание, но глаза ее вспыхнули гневом, а на губах появилась сладкая, притворная улыбка. Это заставило Рона слегка насторожиться, и все же он не ожидал того, что произошло дальше. Джина вдруг откинула в сторону одеяло и встала на колени на кровати во всей своей первозданной красоте, с бесстыдно выставленными голыми грудями.

Брайен тяжело задышал, Рон застыл неподвижно, пораженный этим дерзким нахальством, а Джина между тем подчеркнуто неторопливо задернула полог. Когда тяжелые занавеси скрыли ее, из-за полога донесся тихий смешок.

Тишина, наступившая вслед за этим, была почти пугающей. Наконец Брайен пробормотал:

— В зале, внизу, накрыт стол. Я спущусь и подожду тебя. Мы можем там закончить наш разговор.

— Нет! — отрезал Рон так сердито, что даже сам удивился. — Если ты имеешь в виду разговор о Джине, то мы его уже закончили. И пойдем в зал вместе.

Рону очень не хотелось оставаться сейчас с ней наедине: он не собирался начинать свое первое утро в Гленлайоне со скандала.

Он застегнул перевязь и, взяв меч, вышел из комнаты, хлопнув дверью. Солдат, дежуривший в коридоре, сразу встал перед ним навытяжку, и Рон сурово приказал ему смотреть в оба.

— Никого не выпускать и не впускать, кроме меня! — строго повторил он. — Если она сбежит, ответишь головой. Ты понял?

— Да, милорд, — ответил бедный часовой. — Я понял вполне.

Рональд хранил молчание, пока они шли по коридору и лестнице. В главном зале уже ничто не напоминало о событиях предыдущей ночи. Чистый камыш устилал пол, новые свечи были вставлены в канделябры. Слуги бесшумно и ловко сновали по залу, расставляя длинные столы и скамьи наискосок от главного стола на возвышении. Аппетитно пахло едой, и ломти хлеба уже громоздились на подносах. На верхнем столе стояла серебряная посуда, а на нижних — чашки и ложки попроще.

— Оуэн поднялся еще до рассвета, чтобы проверить свое хозяйство, — сказал Брайен, пока они шли к возвышению. — Гэвин, к счастью, не успел причинить значительный ущерб замку и его запасам.

Рональд одобрительно кивнул. Гнев его как-то сразу остыл и забылся, стоило ему оглядеться вокруг. Странное это было ощущение — вернуться туда, где ты бегал ребенком, где все так знакомо и в то же время чуждо тебе. Местность он помнил хорошо, деревня и окружающий ландшафт были почти такими же, как прежде. Но вот сам старый замок сильно изменился. Многие деревянные постройки заменили каменными, и Рон мало что узнавал здесь. Он попытался представить себе отца, сидящего во главе зала, но это удалось ему с трудом.

Конечно, Рон помнил отца — мрачноватого человека, облаченного в доспехи старинной работы, дородного, с обветренным и решительным лицом — но они никогда не были близки. Понятия лорда Гриффина были дикими и жестокими, как у всех их уэльских предков. Трудно было теперь, по прошествии долгого времени, даже представить себе, о чем бы он стал говорить с отцом…

— Я чувствую здесь себя чужаком, — пробормотал он, и Брайен кивнул.

— Но ты законный лорд и владелец замка. Никто не может этого оспаривать.

Рон улыбнулся.

— Да, пожалуй, никто.

Он почувствовал себя более уверенно, лишь когда уселся наконец в кресло с высокой спинкой, на которой были вырезаны грифоны. Рон окинул взглядом знакомые лица за столиками — лица рыцарей и самых преданных солдат, — и взгляд его потеплел. С большинством из них он вместе сражался, а некоторых знал еще прежде, чем отправился с Ричардом в Иерусалим. Все они остались верны ему до конца, и как только он утвердится в качестве законного владельца Гленлайона, то должен будет принять от них вассальскую клятву. Да, пока все как будто шло хорошо.

После завтрака, пока слуги убирали со столов и скармливали объедки шумной своре охотничьих собак, к нему подошел Оуэн, чтобы поговорить о предстоящих делах. Самым неотложным было размещение пленников и рассылка вызовов вассалам. Рональд решил не допрашивать пока Гэвина и Кейлин, а допросить сначала остальных пленных.

Первым к нему был приведен Боуэн. Рон пристально взглянул на сына своего управляющего, словно пытаясь понять, что заставило его служить Гэвину. Молодой человек явно нервничал, но все-таки твердо выдержал этот взгляд.

— Ты знаешь, какие тебе предъявлены обвинения? — сурово спросил Рональд.

Боуэн кивнул.

— Да, милорд.

— И что ты ответишь на них?

— Я безусловно виновен, но у меня есть смягчающие обстоятельства.

Рон испытующе посмотрел на него.

— Какие именно?

Цепи зазвенели, когда Боуэн переступил с ноги на ногу. Отец его стоял рядом, молчаливый и напряженный. Понурив голову, Боуэн сказал наконец:

— Я был поставлен перед выбором: или взять на себя обязанности отца, или увидеть, как он умирает. Я выбрал первое, милорд, но поверьте: лорд Гэвин вызывал во мне отвращение.

— И тем не менее твой отец все равно томился в тюрьме и умирал там с голоду. Как же ты это допустил?

— Я не мог воспрепятствовать этому: Но благодаря мне он получал хоть какую-то еду и остался в живых.

Кто-то из присутствующих в зале закашлялся, между двумя собаками началась драка за кость, но один из солдат быстро прекратил ее. Рональд дождался тишины в глубокой задумчивости. Все, что сказал Боуэн, было похоже на правду; уже одно то, что Оуэн остался жив, служило доказательством, что сын приложил все усилия, чтобы спасти его. Рон чувствовал, что, пожалуй, готов снять с Боуэна все обвинения.

Но как же, в таком случае, быть с другими пленниками, собранными здесь? Многие из них могли бы тогда тоже начать оправдывать свое предательство, хотя причиной его была лишь их собственная трусость. И если он выкажет хотя бы признак слабости, то потеряет уважение к себе навсегда. Никто не захочет служить слабому господину. Но, с другой стороны, если он будет слишком суров, то вызовет затаенную злобу и страх. Это тоже было бы совсем ни к чему.

— Боуэн Оуэн! — наконец провозгласил Рон. — Я верю, что ты принужден был подчиниться лорду Гэвину под угрозой гибели отца, и все-таки это не оправдывает тебя. Но, поскольку ты лично не участвовал в мятеже, в результате которого были убиты мой отец и братья, я дарю тебе жизнь. И все-таки я накажу тебя за то, что ты поднял оружие против меня. Постановляю: ты должен получить пятнадцать плетей послезавтра, после чего будешь выпущен на свободу.

Боуэн слегка побледнел, но не дрогнул. Он лишь покорно кивнул.

— Да, милорд, я принимаю ваш приговор.

Рональд встретился глазами с его отцом. На лице управляющего отразилось явное облегчение, но больше он ничем не проявил своего отношения к приговору. Подняв свиток, который держал в руках, Оуэн бесстрастно провозгласил:

— Следующим будет отвечать на обвинения Арнольд Коунлью, который не имеет свидетелей, чтобы поручиться за него.

Только к полудню были вынесены все приговоры. Смертных среди них не было: те, кто с самого начала были за Гэвина, погибли в ночной схватке, сражаясь до конца, поскольку знали, что пощады им не будет. А людей принца Джона Рон не стал даже допрашивать, хотя и с удовольствием перевешал бы их всех. Но тут была замешана большая политика, и он оставил разбирательство с ними на потом. Когда все заключенные были допрошены и приговоры произнесены, остались только два пленника — Гэвин и его жена.

С Гэвином он решил поговорить первым.

Слабая усмешка кривила губы кузена, когда его привели с цепями на руках и ногах. Кандалы волочились по полу с громким металлическим звоном, но Гэвин пытался держаться независимо. Его пришлось силой поставить на колени перед Рональдом, хотя глаза его горели ненавистью и головы он не склонил.

— Не думал я, что ты вот так вернешься в Уэльс, — сказал Гэвин. — Где-то я допустил ошибку…

— Да, ты во многом ошибся. — Рональд лениво, словно скучая, похлопывал рукоятью кинжала по ладони, стараясь всячески сдержать свой гнев. Единственное, чего ему хотелось сейчас, это спуститься со своего возвышения и, схватив кузена за горло, задушить его. — Но я бы никогда не возвратился в Уэльс, если бы не смерть отца.

Гэвин недоверчиво усмехнулся.

— В это трудно поверить. Стать в Англии, странствующим рыцарем, без земель, без титула, и утверждать, что тебе это больше по душе? Считай, что я сделал тебе одолжение, кузен!

Рональд резко наклонился вперед.

— Ты думаешь, я благодарю тебя за это «одолжение»? Ты подписал себе смертный приговор, кузен.

— Только тронь меня, и принц Джон закует тебя в цепи! — бросил Гэвин. — Я действовал с его одобрения.

— А я отрублю тебе голову с одобрения Ричарда.

Гэвин рассмеялся.

— Ричард в Иерусалиме и вспоминает об Англии и Уэльсе, только когда ему нужны деньги. Думаешь, он бросит свой крестовый поход, чтобы прийти к тебе на помощь?

— Ты что, и в самом деле полагаешь, что у Ричарда руки настолько коротки, что он не может влиять на положение дел? — Рональд снова подался вперед. — Он дотянется до тебя, кузен, даже из Иерусалима. А еще я обещаю тебе, что он узнает про измену принца Джона. И тогда дела принца будут очень плохи, уверяю тебя.

Судорожно втянув в себя воздух, Гэвин медленно выдохнул его.

— Сейчас я в твоих руках, но не думай, что возмездие Джона заставит себя ждать. Я не завидую человеку, который навлечет на себя его гнев!

— По правде сказать, я выбрал бы скорее немилость Джона, чем гнев Ричарда, — улыбнулся Рональд. — Даже сам Джон боится его. Что он и доказывал не раз, спасаясь бегством, когда проваливался очередной его подлый заговор. Как только Ричард вернется с Востока, всем проискам Джона придет конец.

Гэвину очень не хотелось признавать, что он проиграл.

— Я женат на твоей сестре! — ухватился он за последнюю соломинку. — Тебя не было в Ульсе, и я оказался единственным наследником, когда Гленлайон остался без хозяина. Я законно наследовал его!

Рональд вдруг резко поднялся, сжимая в руке свой кинжал.

— Замок остался без хозяина, потому что ты убил его! Благодари своего принца Джона, что я еще вчера не предал тебя мучительной смерти. Я дам тебе время поразмыслить над своими гнусными делами, пока не вернется Ричард. Когда же он вернется, я намерен повесить тебя на стенах Гленлайона в назидание другим.

В ответ Гэвин забормотал что-то бессвязное, но Рональд сделал стражам знак, и те увели его. В большом зале воцарилось гробовое молчание. Опустившись в кресло с фамильным гербом, Рональд некоторое время продолжал машинально сжимать в руке кинжал и не сразу понял, откуда на ладони красная полоска крови. Он не ожидал, что стальная рукоятка может так врезаться в кожу, и, досадливо поморщившись, позволил Брайену подойти и перевязать ему руку. Больше оттягивать было нельзя: настало время заняться собственной сестрой.

Когда Кейлин привели, Рон сразу понял, что она знает о его стычке с ее мужем и очень напугана. Она старалась держаться спокойно, но бледность и страх, застывший в широко раскрытых глазах, выдавали ее. Рон глубоко вздохнул, отпил вина и, медленно отставив кубок, взглянул на нее.

Непонятно почему, но Кейлин напомнила ему Джину. Может быть, своим вызывающим видом или просто юной женственностью? Так или иначе, но он не испытывал по отношению к ней никакой ненависти — скорее невольный интерес.

— Поскольку меня принц Джон не защищает, то мне на снисхождение рассчитывать не приходится, — бросила она резко, но с легкой дрожью в голосе.

— Кто может свидетельствовать, что ты вышла замуж за Гэвина не по доброй воле? — спросил Рон и был удивлен, когда вперед выступил Брайен.

Покраснев под его изумленным взглядом, ирландец громко сказал:

— Меня здесь, конечно, не было, но я могу привести свидетелей, которые подтвердят, что ее силой заставили это сделать, милорд.

Оправившись от удивления, Рональд кивнул.

— Приведи их, сэр Брайен.

Брайен слегка смутился, — Один из них — это сэр Боуэн. Я понимаю, что это не слишком надежный свидетель… Но поскольку он не был признан виновным в измене, его слово тоже должно иметь вес.

Рональд нахмурился. Ясно, что Брайен очень расположен к этой девице, если готов сделать все, что возможно, лишь бы помочь ей. Он пожал плечами и согласно кивнул.

— Ну что ж, хорошо. Приведите Боуэна опять, чтобы он мог дать показания в качестве свидетеля. И всех остальных, которые готовы свидетельствовать за нее.

Дознание по делу Кейлин оказалось кратким. Все показания сводились к тому, что после смерти отца и братьев она неожиданно для себя стала и наследницей, и женой Гэвина — ее и не спрашивал никто. И вот теперь Рону предстояло решать, как с ней поступить.

С минуту он молча смотрел на Кейлин. Это дело было совсем другого рода. И не только потому, что она была женщиной, молодой и беззащитной. Рон сразу понял, что Кейлин невиновна, но она была замужем за его заклятым врагом… Нужно было срочно что-то решать. Он задумчиво потер лоб.

— Ты не будешь наказана, но брак твой будет расторгнут и тебе найдут другого мужа, — объявил он наконец, остановив взгляд на ее внезапно вспыхнувшем лице. — Возможно — такого, который больше придется тебе по душе.

— Ну вот еще! — возразила она. — Я не собираюсь выходить замуж.

Рон нахмурился: она опять напомнила ему Джину. Но Кейлин, являясь сестрой владельца замка, да еще обладая порядочным приданым, наверняка добавит ему забот. А у него и так их было невпроворот. Теряя терпение, он резко бросил:

— Ты сделаешь то, что я прикажу!

— В таком случае тебе придется сначала убить меня.

— Ты не представляешь, насколько это совпадает с моим желанием! — почти прорычал Рональд, и Брайен поспешил вмешаться.

— Милорд, — встревоженно сказал он, — леди слишком возбуждена. Позволь увести ее пока что обратно в ее комнату.

Рон встал.

— Хорошо, сэр Брайен, но только будь начеку. Она не из тех, кого можно оставлять без присмотра.

Когда Брайен увел упирающуюся Кейлин, Рональд устало повернулся к Оуэну.

— Сделай так, чтобы ее брак был расторгнут как можно скорее. Мне нужно найти ей мужа, чтобы сбыть с рук. Кто бы мог подумать, что у меня обнаружится сестра, да еще такая строптивая!

— Хорошо, — Оуэн с готовностью сделал запись на пергаменте и поднял на него взгляд. — Все будет сделано, милорд.

Рон вздохнул с облегчением, заметив явную симпатию в глазах управляющего, и, словно оправдываясь, произнес:

— Я вынес самые мягкие приговоры, которые только мог при данных обстоятельствах, Оуэн.

— Да, милорд, — согласился он. — Все приговоры справедливы. Абсолютно все!

Это было как раз то, что Рональд хотел услышать. Все еще улыбаясь, он спустился с возвышения и пошел к винтовой лестнице, ведущей в его комнату. В таком настроении он, пожалуй, мог иметь дело с еще одной строптивой девицей — той, которую утром оставил в своей постели.

Глава ШЕСТНАДЦАТАЯ

Платье все-таки не успело высохнуть, но Джина тем не менее решила надеть его. Ей хотелось на этот раз предстать перед Рональдом в строгом обличье. Джина вспомнила, как он уставился на нее с бешенством в глазах, точно потеряв дар речи, и улыбнулась. Ну и вид же был у него! Пожалуй, стоило разыграть всю эту сцену, хотя неизвестно, что за возмездие ее ожидает…

А Брайен! Тихо засмеявшись, Джина натянула через голову платье, слегка поежившись от прикосновения влажной материи. Брайен был просто великолепен, с этим своим хриплым пыхтением и вытаращенными от изумления глазами. А уж мысли его… По сути дела, именно его мрачный взгляд и толкнул ее на эту озорную выходку. Будь что будет, она все равно ни о чем не сожалеет!

Откинув с глаз прядь волос, Джина подошла к столу, так как почувствовала, что проголодалась. Хлеб успел зачерстветь, да и холодное мясо покрылось застывшим жиром, но больше поесть было нечего. Поговорить тоже было не с кем, кроме часового у двери, но тот был немногословен и сказал только, что не дозволено никого впускать к ней в комнату. Он упорно отказывался прислать ей служанку, и переубедить его было невозможно.

С досады Джина заперла дверь на засов и оглядела комнату, размышляя, чем бы заняться. Она уже постирала свою одежду в холодной мыльной воде, а больше делать было как будто нечего. На глаза ей попался оставленный Роном сундук, и она решила порыться в нем. Сундук был заперт, но для Джины это не составляло проблемы. Большинство запоров очень просты, и открыть их достаточно легко. В свое время один человек в Севилье научил ее, как это делается. Правда, самого его в конце концов повесили за такое умение, поэтому Джина старалась не пользоваться этим искусством попусту. Впрочем, в сундуке ничего интересного не оказалось — в основном одежда Рона и все.

Заскучав, Джина уселась за стол и, подперев подбородок рукой, задумалась о своем положении. Интересно, Элспет уже приехала в Гленлайон? И если да, то как дать о себе знать? Как устроить встречу с ней и с Бьяджо? Джина уже соскучилась по своей старой служанке. Несмотря на вечные ее упреки и нотации, Элспет была здравомыслящей женщиной и много помогала ей в жизни…

Джина вздохнула. Разумеется, как только Элспет увидит ее, то сразу же поймет, что произошло между ней и Роном. Скрыть это будет абсолютно невозможно, поскольку Элспет, как в открытой книге, читала в ее душе. Просто она не говорила об этом так прямо, как Бьяджо, но понимала Джину гораздо лучше.

Впрочем, Бьяджо тоже достаточно проницателен. Интересно, как он догадался, что Рон завладел ее душой, когда она еще и сама об этом не знала? Джина тогда больше думала о предсказании цыганки, чем о самом Роне. А теперь? Теперь все так смешалось: и пророчество, и ее наследство, и Рональд… Может быть, напрасно она отдала ему свою душу? Но впрочем — что ей было терять? Ведь она уже и так все потеряла: и счастливое детство, и дом, и семью… Этого ей никто никогда вернуть не сможет!

Полуденное солнце уже заливало комнату, когда Рон наконец вернулся. Услышав его шаги в коридоре, Джина слегка улыбнулась и спокойно ждала, пока он не начал дергать дверь — сначала слегка, а потом так сильно, что дверь задрожала. Улыбка Джины стала еще шире.

Неторопливо поднявшись, она подошла к двери и отодвинула засов, который тут же с грохотом свалился на пол. Дверь распахнулась с шумом, и Рон появился на пороге. Глаза его были темны, как грозовые тучи.

— Какого дьявола ты запираешься от меня?! — загремел он прямо с порога.

— Если бы я запиралась от вас, милорд, вы бы здесь не стояли.

Джине хотелось, чтобы эти слова прозвучали многозначительно, но ее намек, похоже, не дошел до него. Рон захлопнул дверь и прислонился к ней спиной, а Джина закусила губу. Этот прямолинейный уэльсец ничего не понял! Запертая дверь должна была означать, что Джина вполне способна оградить от него и свою личную жизнь, но Рон, вероятно, заподозрил здесь что-то другое и лишь сильнее насторожился.

Его взгляд скользнул по комнате, и в этот самый момент Джина вспомнила, что не успела запереть его резной деревянный сундук. Невольно она сделала шаг назад, но было уже поздно. Рон посмотрел на нее холодно и испытующе.

— И что же ты там искала, цветочек?

— Я… — Она судорожно вздохнула, чтобы придать себе храбрости. — Ничего особенного. Просто… Ты же знаешь, как женщины любопытны!

— Ага. Но мне казалось, что сундук был заперт.

— Ну да… — Джина решила, что лучше сразу признаться. Достаточно взглянуть на запор, чтобы узнать правду… — Я… Я отперла его.

— С помощью магии? Или ты стащила ключ?

Она слегка пожала плечами.

— Ни то ни другое. Открыть любой замок нетрудно, если знаешь, как.

— Ну так покажи мне!

Голос его был совершенно спокоен, и Джина подумала, что предпочла бы яростное рычание. Она неловко поежилась.

— Лучше не надо…

Рон двинулся к ней, и как бы ей ни хотелось убежать, она сознавала, что это бесполезно. Бежать было некуда. Поэтому она осталась стоять, как стояла, подняв подбородок и сцепив руки за спиной, чтобы скрыть их дрожь.

Рон бесцеремонно толкнул ее на стул и наклонился, буквально нависая над ее головой. В глазах его горело бешенство, а в голосе, хоть он и был очень вкрадчив, отчетливо слышалась угроза.

— Скажи мне, цветочек, что ты искала. Возможно, я помогу тебе найти его.

— Я же сказала тебе… ничего. Мне было просто… любопытно. У меня действительно есть такая дурная привычка, от которой давно пора избавиться… — Она опять судорожно вздохнула. — Это правда!

— Ты всерьез думаешь, что я могу поверить тебе? Если бы каждое твое лживое слово было камнем, из них можно было бы построить уже огромную крепость! — Он выпрямился. — Или могильный склеп…

Джина вздрогнула: намек был слишком очевиден. Она прямо взглянула ему в глаза.

— Хорошо, я скажу тебе, что искала… Я искала правду!

— Интересно, как ты надеялась ее найти? Ведь тебе известно, что такое правда? — Рон покачал головой. Его взгляд был холоден и безжалостен. — Нет уж, лучше попытайся придумать что-нибудь еще.

Ну как она могла объяснить ему, что там искала? Ей хотелось найти какую-то частицу его самого. Что-то такое, что можно было бы хранить и лелеять; какой-то кусочек его прошлого или настоящего, который помог бы ей понять Рона… Ведь, в сущности, она знала о нем так мало, только какие-то отрывочные факты, а ей очень хотелось постичь, почему она полюбила именно этого человека. Но разве такое объяснишь?

Рассердившись скорее на себя, чем на него, Джина пожала плечами.

— Мне нечего сказать в свою защиту. Ведь все, что я говорю, ты можешь счесть ложью или просто проигнорировать. Так чего мне беспокоиться? Думай, что хочешь. Ты ведь все равно так и сделаешь.

Рон шагнул к столу, взял бутыль вина и кубок, но неожиданно заколебался. Было ясно, о чем он думает: а не подложила ли она какое-нибудь из своих снадобий в вино? Но Джина ничего не сказала, чтобы успокоить его: это было бесполезно. Через мгновение он поставил бутыль на место, так и не решившись налить вина в кубок, и снова повернулся к ней.

— Гэвин в тюрьме. Мой управляющий уже пишет письмо королю с просьбой суда над ним и казни за смерть моего отца и братьев.

Это было явное предостережение, но Джина лишь равнодушно пожала плечами.

— Надеюсь, суд состоится, если ты этого хочешь.

— Да, хочу. А ты? Чего хочешь ты?

Джина упрямо взглянула в его глаза.

— Ты знаешь, чего я хочу! Я тебе это говорила много раз.

— Ты говорила лишь то, что считала нужным. Или рассказывала какую-то нелепую сказку о пророчестве и мщении.

— Нелепую? — Джина покачала головой, и от гнева голос ее зазвучал твердо. — Не более нелепую, чем та ситуация, в которой оказался ты сам! Моего отца тоже предал его кузен. Почему же ты отказываешь мне в желании отомстить?

— Вовсе нет. Но неужели ты надеялась, что если поможешь Гэвину победить, то он выполнит для тебя это дурацкое пророчество?

Джина вскочила на ноги стремительно, как стрела, выпущенная из арбалета. Она была так возмущена и разгневана, что забыла всякую осторожность.

— Гэвин, Гэвин!.. При чем здесь Гэвин?! Я уже устала слушать о своем глупом кузене! Ты же прекрасно знаешь, на кого я надеялась… А с Гэвином я встретилась в первый раз, когда его люди привезли меня сюда.

— Опять лжешь! — Рон поймал ее за руку и резко повернул лицом к себе. — Ты знала его раньше. Ты что, забыла, насколько точно описала мне его в Вайтеме? Так я напомню тебе.

Джина удивленно уставилась на него. Но тут вдруг вспомнила свой панический страх и то, как вьщумала человека с лисьим лицом и черными горящими глазами. Откуда ей было знать тогда, что этот вымышленный человек окажется так похож на Гэвина?

— Но это получилось случайно! Я должна была срочно что-то придумать тогда: ты был очень сердит, а я так нервничала… Это простое совпадение…

— Такое же совпадение, как и твоя встреча со мной в лесу? А потом мы случайно оказались вместе в Вайтеме?.. — Он сжал ее руку еще сильнее. — Тебе не кажется, что слишком много совпадений?

Только теперь Джина отчетливо поняла, какая ужасная сеть из ее собственной лжи и полуправды смыкается вокруг и опутывает ее. Она погибла! Что бы ни сказала теперь, это прозвучит для него как очередная ложь. А главное — Джина вдруг осознала, что довольно долго лгала самой себе. Ее отношение к Рональду было так ново и необычно, что она не смогла вовремя перестать вести себя по-другому.

Все, на что Джина оказалась способна, это слабо вздохнуть:

— То, что я сказала сейчас — правда, милорд.

Однако Рона не удовлетворил ее ответ. Она поняла это по его лицу, по леденящей холодности глаз. Катастрофа! Ей никогда не убедить его в том, что она хотела только одного: чтобы он помог ей. И все же Джина решила попытаться снова. Она положила руки ему на плечи и с мольбой заглянула в лицо.

— Ты можешь не верить мне, лорд Рональд. Но я никогда не предавала тебя. И никогда не собиралась причинить тебе зло.

На секунду ей показалось, что дрожь прошла по его телу, а в глазах блеснул прежний огонь. Но длинные ресницы Рона тут же опустились, и Джина решила, что все это ей почудилось.

Подчеркнуто холодно он произнес:

— Ты вся соткана из лжи. И у меня нет причины верить тебе сейчас.

Рон отвернулся от нее и подошел к окну. Солнечный свет заблистал в золоте его волос, и Джина ощутила вдруг ужасную, болезненную пустоту. Ее дерзкая выходка утром, потом эта запертая дверь — и вот он навеки потерян для нее! Что же она натворила! Как могла вести себя так глупо?! Тот маленький цветок доверия и надежды, который поднял свою головку к солнечному свету, увял вновь, отбросив ее обратно в ту холодную и бесплодную зиму, которая так долго царила в ее душе.

Колеса повозки, запряженной ослом, загремели по камням внутреннего двора. Вглядевшись в женщину, правившую повозкой, Рональд узнал ее. Элспет! Он совсем забыл о ней, и теперь, встретив ее настороженный взгляд, холодно отвернулся.

Чаша его терпения по отношению к Джине и ее слугам почти истощилась. У Рона не было никакого желания вступать в препирательства с этой старой ведьмой: с него хватило итальянского молокососа. Его всегда удивляло, как эта лживая и вероломная девица сумела внушить им такую преданность и верность.

Усилием воли выбросив все это из головы, он подошел к сэру Петеру и принялся обсуждать с ним, как разместить лошадей и солдат. Когда же наконец повернулся, чтобы уйти, то прямо перед собой увидел ждущую его Элспет.

— Милорд, — начала она, и Рону пришлось остановиться. Взгляд у нее был встревоженный, но твердый, а лицо озабоченное. — Как чувствует себя моя госпожа?

— Лучше, чем она того заслуживает. — Он нетерпеливо посмотрел мимо Элспет в сторону кладовых, где люди деятельно хлопотали, размещая и записывая припасы. Бочонки с солониной необходимо было сосчитать, мешки с пшеницей и другим зерном сгрузить с повозок, а бочки с элем и вином спустить в подвал. Ему было сейчас совсем не до Элспет. — Джина находится в удобной комнате под стражей. С ней хорошо обращаются, но я ей не доверю.

Элспет кивнула. Казалось, последние слова совсем не удивили ее.

— Мне хотелось бы повидаться с ней.

Рон с удивлением взглянул на старуху. Неужели она полагает, что он так наивен? Но солнечный свет, заливавший двор, высветил седину ее волос, выбивавшихся из-под чепца, лучики тонких морщинок в углах глаз и твердый прямой взгляд, которого даже он не мог не отметить.

— Если ты расскажешь, зачем она преследовала меня! — резко бросил он.

Элспет заколебалась. Пальцы ее разгладили невидимые складки на юбке, брови нахмурились, пока она подыскивала ответ. Потом сказала:

— Боюсь, тебе это покажется глупым.

— Не более глупым, чем то, что я уже слышал, — возразил Рон. — Расскажи мне.

Еле заметная улыбка пробежала по ее губам, и старуха кивнула.

— Я могу представить, что она рассказала тебе и как ты это воспринял. Думаю, ни один человек на твоем месте не поверил бы ей… Она говорила тебе о пророчестве?

— Господи, только не это! Еще одно слово о пророчестве, и я…

— Выслушайте меня, пожалуйста, милорд! — Элспет умоляюще протянула руку, когда он повернулся, чтобы уйти. — Ведь Джина еще ребенок, к тому же у нее пылкое воображение. В ее бедной голове правда переплелась с романтическими бреднями. А я расскажу вам все как есть. Это довольно длинная история, но прошу вас, выслушайте ее.

Грохот повозок по камням и перебранка людей, сгибающихся под тяжестью мешков, почти заглушили ее последние слова.

— Пойдем. Мы поговорим об этом в зале. Думаю, что пора мне в конце концов все узнать.

Большой зал был пуст. Только собаки шныряли по полу с настеленным камышом, принюхиваясь и шаря по углам. Так всегда делают собаки в замках, занятые своими собственными делами и не обращая внимания на людей, пока не пришло обеденное время. Чистый камыш придавал свежесть воздуху, пахнувшему свечами и горящим деревом. Рональд усадил Элспет на деревянную скамью возле камина и остановился перед ней.

Старуха смотрела на него, сложив руки на коленях, и он заметил, что пальцы у нее слегка дрожат. Собравшись с духом, она изобразила на лице какое-то подобие улыбки и начала:

— Я не знаю, как много Джина рассказала вам. Если она делилась детскими воспоминаниями, то могла что-нибудь приукрасить: ведь это было самое лучшее время в ее жизни. А уж я позаботилась, чтобы о тех годах она помнила только хорошее…

Элспет остановилась, чтобы перевести дух, а Рон нахмурился.

— Все, что я узнал от нее, это то, что я обещан ей каким-то непонятным пророчеством. Я предназначен вернуть ей наследство: клочок песчаной земли с пасущимся на нем стадом коз или что-то вроде этого.

Элспет едва заметно улыбнулась.

— Не совсем. Та земля, где родилась Джина, — прекрасное место, настоящий сад на берегу Евфрата. Прохладная вода, зеленые деревья, белоснежные башни и минареты… Моя госпожа — мать Джины — полюбила эту красоту, хотя тосковала по дому, по Англии. Так же, как и я. Ведь мы оказались там не по своей воле… Вы понимаете?

Последовало недолгое молчание, и Рон кивнул.

— Браки, о которых заранее договариваются родители, часто тяжелы для женщины.

— Тут дело совсем не в этом, милорд, — вздохнула Элспет. — Джина не знает и, надеюсь, никогда не узнает, но ее родители не были женаты. Бен Аль-Фарух был эмиром, правителем небольшой страны с целым гаремом жен и наложниц. Там это принято. Однажды в Аравию пришли крестоносцы — такие, как вы. Они привезли с собой женщин. Не все последовали за ними по доброй воле. Некоторые были схвачены силой, похищены с кораблей, стоявших в заморских портах. Такая судьба выпала и на долю Эльфреды, моей госпожи и матери Джины. Ее собирались выдать замуж за богатого испанского вельможу, но на наше судно напали пираты и женщин захватили.

Бен Аль-Фарух купил Эльфреду на невольничьем рынке, но поскольку она была очень красива и умна, по-настоящему полюбил ее. Она убедила его купить также и меня… — При воспоминании об этом голос старухи слегка задрожал и пресекся.

Рональд знаком приказал проходившему мимо слуге принести для Элспет вина. Она с благодарностью приняла кубок и пригубила его, собираясь с мыслями.

Рон, конечно, знал о подобных вещах: похищение женщин было делом обычным. Он слегка кивнул, показывая, что слушает, и Элспет продолжала:

— Джина думает, что ее родители были женаты, милорд, а у меня не хватило духу рассказать ей правду. Она помнит любящую мать и нежно привязанного к ней отца, и я не могу бросить тень на воспоминания, которые столь дороги ее душе.

— Но в таком случае, о каком наследстве может идти речь? Если у ее отца было столько жен и детей… Кстати, что случилось с родителями Джины?

— Ее мать и отец были зверски убиты. А жены, наложницы и их дети, которые могли, когда вырастут, претендовать на законное владение этими землями, были вырезаны все до одного. Но в любом случае наследство потеряно для нее. Если бы Джина была зрелым мужчиной, сильным и воинственным, она могла бы собрать войска и отвоевать земли, захваченные Аль-Хамином. Но ей, конечно, это не под силу. Зато с самого детства надежда, что однажды она вернется в то место, где наслаждалась счастьем и покоем, была ее единственным достоянием.

— Если Аль-Хамин перебил всех, то почему оставил в живых ее? — Снова наступило молчание, и Рону показалось, что Элспет словно бы взвешивает в уме, как ответить на этот вопрос, чтобы он поверил. — Говори только правду! — нахмурившись, предостерег он.

— Я уже сказала, что леди Эльфреда была очень умна. Она узнала о предательстве Аль-Хамина, но не смогла убедить Бен Аль-Фаруха. Что ей оставалось делать? Как может женщина разрушить интриги хитрых политиков, прикрываемые гладкими речами и клятвами в верности? Но она приняла необходимые меры предосторожности. Ей самой убежать было невозможно — все женщины находились под надзором евнухов. Но своего ребенка… Она приказала мне спасти Джину, и это приказание разорвало мое сердце: ведь я должна была покинуть мою прекрасную Эльфреду… Я до сих пор вижу ее лицо, эти глаза… В них светились мудрость и любовь… — Элспет вдруг всхлипнула, прикрыв рукой рот, и слезы увлажнили ее глаза. — Я сделала так, как она мне велела. Слава Богу, Джина ни о чем не догадывалась: ей ведь было всего пять лет. Мы отправились на базарную площадь и присоединились к каравану, готовому тронуться в путь через пустыню. Я дала им обещанную плату в виде драгоценностей, и они взяли нас с собой. По дороге я оглянулась только раз и увидела на горизонте дым, поднимавшийся над дворцом к небу. Тогда я поняла, что Эльфреда не ошиблась… Я дала ей обещание, милорд, что всегда буду опекать ее любимую дочь. И я исполню его, чего бы мне это ни стоило. — Элспет судорожно вздохнула. — Джина думает, что она принцесса, и поистине, так оно и есть. Но наследства у нее нет. Нет ничего, кроме воспоминаний и надежды, которая всегда спасала ее от уныния и тоски. И я не могу отнять у нее эту надежду.

Наступило долгое молчание. В камине потрескивало горящее полено; Рон смотрел на яркое пламя и думал о том, что услышал сейчас. Это объясняло многое, но не все. Он задумчиво потер себе лоб и вновь поднял взгляд на Элспет.

— Ну а пророчество?

— Это пророчество озадачило когда-то и меня. Первое время нам приходилось скрываться, поскольку Аль-Хамин мог преследовать маленькую принцессу. Чтобы запутать следы, мы переезжали из страны в страну, одно время путешествовали по Италии. Там нам повстречалась одна старая цыганка, ясновидящая. Про нее говорили, что она умеет предсказывать будущее. Именно она, кстати, и дала Джине ее новое имя. А потом сказала, что однажды явится какой-то грифон, который вернет ей то, что она утратила. Джина тут же вообразила, что это означает, будто в один прекрасный день она станет владелицей земель, принадлежавших некогда ее отцу. — Элспет слегка улыбнулась. — Мне кажется, теперь я понимаю, в чем смысл того предсказания. Хотя долгое время считала, что это была просто-напросто попытка успокоить горюющего ребенка.

Рон вполне мог понять, что чувствовала маленькая Джина. Ему и самому была знакома эта боль — боль от утраты того, что любишь больше всего на свете. И все-таки он не находил оправдания ее лжи. Разве ему не довелось испытать то же самое? Разве его самого не предали те, кого он любил, когда он был еще ребенком? И все же он всегда держал рыцарское слово и не нарушал своих клятв! Рон вопросительно посмотрел на Элспет, и она без слов поняла его.

— Милорд, я знаю, что вы можете считать ее лгуньей, обманщицей или даже мошенницей. Но послушайте… Ей ведь всегда приходилось играть какую-то роль! С тех самых пор, как мы покинули дом, ей пришлось притворяться не тем. кем она была на самом деле. Сначала Джина изображала из себя мальчика, чтобы ее не узнали. Когда же она выросла и это стало невозможным, ей приходилось приноравливаться к самым разным обстоятельствам. Она была то танцовщицей, то фокусницей, то собирательницей трав и знахаркой — кем угодно, только бы выжить. Это требовало большого таланта и умения перевоплощаться. Никогда у нее не было возможности быть самой собой. Я даже не уверена, что теперь Джина знает, кто она такая на самом деле.

Рон еще некоторое время смотрел в огонь.

— Почему ты рассказала мне все это? — спросил он наконец.

— Не знаю, — вздохнула Элспет. — Но я чувствую, что ты должен это знать, хоть и сама не понимаю, почему.

Рон тоже этого не понимал, хотя испытывал странное облегчение. Для него много значил тот факт, что детство Джины было таким нелегким. Ему вдруг пришло на ум, что если его собственное детство было омрачено грубой и жестокой правдой, то ее было соткано из призрачной лжи. Две разные формы предательства, но одинаково мучительные для детей, ставших их жертвами. Он снова взглянул на Элспет.

— Я рад, что ты рассказала мне правду о ней. Это в какой-то мере извиняет ее ложь, которая, впрочем, не становится менее опасной…

— Я не знаю, что еще она успела натворить, — снова вздохнула Элспет, — но Джина никогда не предавала друзей… А теперь, когда ты все знаешь, могу я увидеть ее?

— Лучше я сам провожу тебя, — сказал Рон. — Ее страж получил строгий приказ не впускать к ней никого, кроме меня. — Он криво улыбнулся. — Она слишком ловка в своей игре и в притворстве.

— Да, я знаю, милорд. Но эта ловкость нередко спасала ее.

Они уже дошли почти до самой комнаты, когда Рон внезапно остановился и повернулся к Элспет.

— Скажи-ка мне еще одну вещь… Что это за щенок, который все время крутится рядом с ней?

Элспет недоуменно заморгала, но потом кивнула, сообразив.

— А, ты имеешь в виду Бьяджо?

— Да. Именно его. — Рон криво усмехнулся. — Он вечно отирается рядом с ней и всегда защищает ее. Джина уверяет, что они не любовники, но я должен знать правду об их отношениях.

— Это просто дружба, милорд… Бьяджо пристал к нам лет пять назад. Он был заброшенным сиротой, драчливым и нахальным, один-одинешенек на всем свете. Мы из жалости подобрали его, но вскоре оказалось, что само небо послало нам Бьяджо. Бывали времена, когда ни я, ни Джина не могли бы обойтись без него. — Она слегка улыбнулась, и Рон по глазам увидел, что она припоминает эти времена. — Но между ними нет ничего, кроме сердечной дружбы.

Он ничего не ответил, а просто подвел Элспет к двери и приказал стражу впустить ее. Когда дверь открылась, Рон услышал, как Джина громко вскрикнула от радости, и отступил обратно в коридор. Ему не хотелось мешать их встрече, и, обменявшись взглядом с часовым, он спустился обратно в зал.

Как назло, первым человеком, с которым Рон столкнулся там, был именно Бьяджо. Юноша сидел на скамье перед огнем, сложив руки на груди и мрачно нахмурившись. Подняв взгляд, он увидел Рональда и медленно поднялся на ноги.

— Я ждал тебя, милорд.

Рон только удивленно поднял брови и, пожав плечами, демонстративно прошел мимо него к столу. Но Бьяджо последовал за ним, и пока Рон наливал себе кубок вина, стоял рядом, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Рон раздраженно повернулся и смерил юношу строгим взглядом.

— Если ты пришел защищать ее, то хочу тебя предупредить — не трудись.

— Если ты говоришь о моей госпоже…

— Да, я говорю о Джине. — Он сердито отхлебнул вина. — Я еще не решил, как поступить с ней, но уверяю тебя, что решу сам. Мне не нужны советчики. Поэтому не трать слов попусту.

Бьяджо неотрывно смотрел на него.

— А мне показалось, вы уже решили, что с ней сделать.

Рон так резко поставил кубок, что вино выплеснулось наружу — вместе с раздражением, закипавшим в нем.

— И что же, по-твоему, я сделал с ней, щенок?

— Ты сделал ее шлюхой! Разве того недостаточно?

Не успев осознать, что делает, Рон инстинктивно взмахнул рукой и ударил Бьяджо по лицу так сильно, что свалил его на пол. Стоя над ним, он тихо произнес:

— Она не шлюха. Укороти свой язык, или ты скоро его лишишься.

Маленькая струйка крови показалась у Бьяджо в углу рта, но он продолжал смотреть на Рона с молчаливым вызовом.

Рональду часто приходилось видеть такой взгляд. Это был взгляд животного, которое били слишком часто и которое терпеливо сносило побои, но отказывалось тем не менее съежиться от страха и лизнуть руку хозяина. Рон видел такой взгляд у тех, кого били несправедливо, били просто для того, чтобы показать свою силу. Никогда он не думал, что сам может опуститься до такого! Мучаясь от стыда, но стараясь не показать этого, он протянул Бьяджо руку.

— Поднимайся, молокосос. Я не причинил зла твоей госпоже.

Не прикоснувшись к его руке, Бьяджо поднялся сам, отряхивая соломинки и пыль со своей куртки.

— Вот как? — Он вскинул голову и смело встретил взгляд Рональда. — Ты думаешь, я не понимаю, с каким намерением ты унес ее из кухни вчера?

— Мои намерения тебя не касаются! Но я не из тех, кто совершает насилие над беззащитными девушками. С Джиной все в порядке, и она такая же дерзкая, как всегда. Так что можешь ни о чем не беспокоиться.

— Я хочу услышать, что скажет она сама, прежде чем поверю тебе.

Рональд едва удержался, чтобы вновь не вспылить, но трудно было винить юношу за такую преданность.

— Сейчас с ней Элспет. Я пока оставил их наедине и не думаю, что они нуждаются в тебе. На вот, выпей вина. И садись. Когда они наговорятся, я отведу тебя к ней.

— Так Джина — твоя пленница?

— Что-то вроде этого, но ты напрасно думаешь, что я держу ее в темнице. Там нет никаких цепей и решеток на окнах. Но я не хочу, чтобы она сбежала.

Бьяджо слегка прищурился.

— Чего же ты боишься теперь? Ведь Гэвин уже в темнице, а ты здесь — полновластный господин.

— Никто не может знать, что придет в голову твоей госпоже! Но мне не улыбается мысль, что придется гоняться за ней по всему Уэльсу и Англии, если она вдруг решит, что несчастна здесь.

— А для тебя так важно ее счастье, милорд? — усмехнулся Бьяджо.

— Ни в малейшей степени! Для меня важен собственный покой. И когда я решу, что пора отпустить ее, я это сделаю. — Он снова налил себе вина и недовольно посмотрел на Бьяджо. — Гэвин в тюрьме, но Ричард все еще в Иерусалиме. И я не собираюсь отпускать ни моего кузена, ни твою госпожу, пока не получу известий от короля. Я достаточно ясно все объяснил?

— Более чем ясно, — пожав плечами, сказал Бьяджо. — Я могу понять, почему ты держишь Гэвина в цепях. Но Джина — совершенно другое дело. Она ничем не угрожает тебе.

— Она представляет угрозу для любого, кто попадется ей на пути! У нее на языке лживых слов больше, чем листьев на дубе, и она роняет их так же легко, как дерево осенней порой.

— Только если ее вынуждают к этому! И только с теми людьми, которые не желают слушать правду или не умеют понимать ее. — Бьяджо повернулся, словно бы собравшись уходить, но потом вдруг остановился и взглянул на Рона в странной задумчивости. — Не всем так повезло, что они знают, кто они есть, милорд. Некоторым из нас приходится выдумывать себя каждый день, иначе нам просто не выжить. Но ты ведь никогда не был в нашей шкуре, и тебе этого не понять!

— Не воображай, что я не знаю, как трудна жизнь, щенок. Я прожил гораздо дольше тебя и в полной мере познал, какой жестокой она может быть. Но это не сделало меня лжецом! Я вполне способен отличить правду от лжи и никогда не путаю их.

Бьяджо слегка улыбнулся.

— Так ли это? Так ли ты честен с самим собой, милорд? А вдруг нет? Иначе тебе пришлось бы признать, что ты стараешься удержать здесь мою госпожу совсем по другой причине…

Взбешенный, Рональд сделал шаг вперед, но юноша быстро попятился и, упершись в каминную доску, посмотрел сначала на Рональда, а потом на пламя.

— Одно пламя и другое — какое из них горит жарче, милорд? Пламя любви или пламя гнева?

Рональд бросился к нему, но Бьяджо ловко извернулся и, перепрыгнув через стол, склонился в шутовском полупоклоне. Пламя бросало на его лицо дьявольские отблески.

— С твоего разрешения, милорд, я ухожу.

Рональд не ответил. Он вовсе не желает выглядеть дураком и не доставит этому щенку удовольствия, гоняясь за ним! Поэтому, когда Бьяджо вышел, он не удостоил его даже взглядом, а продолжал стоять неподвижно, глядя на огонь. Будь он проклят, этот щенок, за его длинный язык и слишком живое воображение!

Рональд познал безумства любви еще много лет назад и понял, что она приносит больше боли и мучений, чем самый острый клинок. Нет уж, этого с него хватит!.. Если он и чувствует что-то по отношению к Джине, то просто вожделение, а не любовь. Нет, не любовь! Рональд готов был поклясться в этом…

Глава СЕМНАДЦАТАЯ

На ресницах Джины задрожали слезы, и она сердито вытерла их.

— Не смотри на меня так, Элспет! У меня просто не было другого выбора…

— Дитя, дитя, я вовсе не осуждаю тебя. Я просто озабочена. Скажи, ты приняла какие-нибудь меры против зачатия?

— Нет… Со мной же не было моих трав, как ты знаешь.

Джина покраснела, сердясь на себя за то, что так неуверенно себя чувствует, а еще больше — на бесцеремонность своей старой служанки. Узнав о том, что произошло, Элспет тут же принялась расспрашивать о подробностях. И Джине было стыдно признаться, что она совсем не подумала о возможном ребенке. Сейчас она чувствовала себя очень глупой и наивной, но в тот момент все ее внимание было сосредоточено на Рональде!

Элспет успокоительно погладила ее по щеке.

— Не огорчайся. Сейчас, конечно, уже поздно принимать какие-либо меры. Но, возможно, Рональд разрешит тебе взять свои травы в другой раз.

Джина хмуро взглянула на нее.

— Во-первых, другого раза может и не быть, а во-вторых… Он настолько мне не доверяет, что не решается даже повернуться ко мне спиной! Так что вряд ли он позволит мне пользоваться моими травами и снадобьями.

— Но, может, он разрешит мне приготовить их для тебя? Я постараюсь убедить его, что пребывание в тюрьме подорвало твое здоровье, что ты нуждаешься в укрепляющих снадобьях…

— Ну да! А заодно предложи ему попробовать какое-нибудь зелье; — фыркнула Джина. — Я думаю, он слишком хорошо помнит тот раз, когда мы угощали его у себя в шатре. Он ничего не забывает! Даже когда я единственный раз обмолвилась о человеке с лисьей физиономией… — Элспет удивленно взглянула на нее, и Джина, не желая вдаваться в объяснения, только слабо махнула рукой. — Ну да это неважно. Лучше скажи мне, какие бывают признаки…

— Признаки?

— Ребенка. Как я узнаю, если он… если я… ну, ты сама понимаешь.

— Да, понимаю, — вздохнула Элспет. — Это тошнота, особенно по утрам. Напряженные груди, сонливость… Дитя мое, что с тобой?

Джина схватилась рукой за живот, а глаза ее расширились от ужаса.

— Я чувствую тошноту! Ой, мне нехорошо! И выспаться я никак не могу… Что, если я уже забеременела?

Покачав головой, Элспет только хмыкнула в ответ.

— Достаточно взглянуть на этот кусок мяса на столе, чтобы понять, отчего тебя тошнит. К тому же еще слишком рано, Джина. Если только у тебя ничего не было с лордом Рональдом в тот день на поляне, никаких признаков сейчас не может быть. — Взгляд ее стал испытующим. — Только скажи мне правду!

— Нет-нет, тогда все было не так, как прошлой ночью. Ведь поцелуи и объятия не в счет?

— Слава Богу. — Элспет вздохнула, рассматривая свои морщинистые руки, а когда вновь подняла взгляд, в глазах ее поблескивали слезы. — Я заботилась о тебе с самого твоего рождения, Джина. И я всегда любила тебя. Никогда не сомневайся в этом.

Элспет сказала это очень серьезно, почти торжественно, и Джина встревожилась.

— А что… что случилось? Ты же не уезжаешь? Он ведь не прогоняет тебя? Или…

— Нет, нет, не беспокойся. Но я вдруг поняла, что ты уже совсем взрослая, а я-то все еще считала тебя ребенком… Это можно понять: ведь жизнь была так сурова к тебе, и я старалась оберегать тебя от нее. Возможно, я даже перестаралась. Я не хотела, чтобы ты слишком быстро выросла. — Элспет нежно погладила ее по щеке, а Джина накрыла ее руку своей, чтобы продлить эту ласку. Элспет улыбнулась. — А знаешь, я поняла, что ты была права насчет пророчества. Рональд, кажется, именно тот мужчина, который был обещан тебе.

Джина изумленно уставилась на нее, едва веря своим ушам.

— Ты в самом деле думаешь так, Элспет?

— Да. В самом деле. Под его грубоватой внешностью скрывается добрая душа. Он действительно такой, как ты всегда говорила. Я должна была больше доверять твоей интуиции.

Джина нахмурилась.

— А я вот не уверена, что была права. Временами он бывает просто невыносим! Ты знаешь, он считает меня ужасной лгуньей и устраивает мне сцены из-за этого.

— Ну еще бы! Могу себе представить. — Элспет откинулась на стуле и улыбнулась. — Боюсь, что тебе придется попросить у него прощения.

— Попросить прощения?!

Джина никогда в жизни не просила ни у кого прощения. Разве что у Элспет, да и то с трудом.

— Если хочешь, чтобы ваши отношения наладились, подумай об этом, и ты наверняка найдешь способ. — Она помолчала, снова глядя на свои руки. — А насчет этого пророчества…

— О, я знаю, что ты скажешь! Но я уверена, что однажды он все же согласится выполнить свое обещание.

Элспет улыбнулась.

— Я собиралась сказать совсем не о том. Повтори мне это пророчество, Джина. Повтори в точности то, что сказала цыганка.

И Джина медленно, с полузакрытыми глазами произнесла эти слова, навек запечатленные в ее памяти: «Отважный воин явится тебе в лесу. Грифон — наполовину лев, наполовину орел. И он вернет тебе то, что ты утратила».

— Вот видишь? В пророчестве сказано, что тебе будет возвращено то, что ты утратила. А что ты утратила, дитя? Подумай хорошенько!

— Мой дом. Родителей. Мое детство!

Покачав головой, Элспет мягко сказала:

— Твои родители навек ушли из этого мира, и детство тоже нельзя вернуть. А что еще ты потеряла?

— Мое наследство. Отцовские дворцы, земли, слуг, которые исполняли каждое мое желание…

— Да, и это все исчезло. Но на свете есть вещи, более важные, чем дворцы и земли. Мир, счастье, покой — вот что ты потеряла. Словно ветер песков унес их из твоих рук. Но дуют другие ветры. Эти ветры лижут бесплодные скалы и сгибают высокие деревья… Ты утратила больше, чем просто наследство. Даже имя твое было отнято у тебя! Подумай о своем настоящем имени, дитя. Вспомни его. Вспомни, что оно означает. И тогда, мне кажется, ты узнаешь истину.

Джина, не мигая, смотрела на нее и не понимала, о чем говорит Элспет. Даже ее дар не пришел ей сейчас на помощь. Она ощущала только давящее чувство печали и отчаяния; это было похоже на вопль осиротевшего ребенка среди разрушенных родных стен… Джина с усилием оттолкнула от себя страшную картину, не в силах вынести захлестнувшую сердце тоску. А вспомнить так и не смогла. Или просто не хотела вспоминать? Это было бы слишком тяжело…

— Я не помню своего имени! — сказала она упорно, и Элспет, вздохнув, погладила ее по голове.

— Ты вспомнишь его. Когда придет время. А теперь, я думаю, мне нужно найти лорда Рональда и спросить, могу ли я приготовить для тебя укрепляющее снадобье! Ты не должна рисковать, дитя мое. А может, приготовить тебе и другое снадобье? Оно избавит тебя от ребенка, если вдруг он зародился в эту ночь…

Джина некоторое время молчала. Конечно, она не хотела сейчас ребенка — ведь это ужасно усложнило бы ее жизнь! Но ей не хотелось и разрушать то, что могло бы связать ее с Рональдом навсегда. После долгого молчания она посмотрела на Элспет.

— Я не буду делать ничего, что может причинить вред ребенку! — твердо сказала девушка. — Что сделано, то сделано, и я не могу изменить это сейчас. Я доверяю свое будущее Богу и судьбе. — И еще немного помолчав, добавила тихо: — Я только должна предотвратить будущий риск.

Элспет взяла ее руки в свои и крепко сжала.

— Я знала, что ты сделаешь правильный выбор. Что же касается будущего, то не всегда мы властны над ним. Но рано или поздно все как-то разрешится.

— Этого я и боюсь, — вздохнула Джина. — Все в конце концов разрешается, но всегда не так, как я предполагаю… Когда я впервые встретила Рона, я понятия не имела, что окажусь в Уэльсе вместо Аравии!

— Ветры судьбы всегда переменчивы…

Джина улыбнулась.

— Ты начала говорить в точности как Бьяджо. Наверное, вы слишком много времени проводили вместе в последнее время.

— Да, кстати, — вспомнила Элспет, — мне нужно разыскать его и убедиться, что он не натворил тут каких-нибудь глупостей. Он дерзок, неосторожен и никогда не думает перед тем, как что-нибудь сказать.

Когда Элспет ушла, Джина забралась с ногами на широкую кровать у дальней стены и прижала колени к груди. Ей о многом надо было подумать, и в первую очередь — разобраться в себе. Никогда она не предполагала, что одна-единственная ночь может так необратимо все изменить в жизни мужчины и женщины. Ее тревожила возможность появления ребенка и в то же время наполняла душу каким-то неизведанным, окрьшяющим волнением…

Джина все еще сидела посреди кровати, когда вернулся Рон. К тому времени уже стемнело, но ей не хотелось зажигать свечу. Она услышала за дверью его шаги, потом слова, которыми он обменялся с часовым, наконец дверь открылась, и Рон вошел в комнату.

— Сидишь в темноте, цветочек?

Дверь хлопнула за его спиной, а через секунду на столе вспыхнул яркий огонек. Рон поднял свечу, и Джина почему-то вспомнила, как впервые увидела его в чаще леса. Тогда тоже был полумрак, и бледные отсветы играли на его лице.

Рон зажег еще несколько свечей, мягкий свет отогнал прочь темные тени, а Джина все сидела и молчала. Она была рада видеть его, но боялась, что если заговорит, все очарование будет разрушено. Так нередко бывало. Может, Элспет права? Может, ей действительно следует попросить у него прощения? Должен же кто-то сделать первый шаг к примирению…

Рон приблизился к постели. Лицо его было в тени, и Джина могла разглядеть только общие очертания фигуры. Даже без своей тяжелой кольчуги Рон был крупным мужчиной — широкоплечим, с сильными мускулистыми руками. На нем была белая рубашка и черная куртка из тонко выделанной кожи. Его темные плотно облегающие штаны были заправлены в сапоги, а широкий кожаный пояс украшен золотыми бляхами с изображениями грифонов. За поясом торчал кинжал с отделанной драгоценностями рукояткой. Что и говорить, вид внушительный. И надменный свыше всякой меры! Как всегда. Можно было только удивляться, как это он не надел еще золотую корону и не объявил себя королем Уэльса…

Джина снова почувствовала себя задетой, и это раздражение должно было как-то проявиться. Подойдя к постели, Рон протянул ей руку, но она отпрянула, недоверчиво глядя на него. Ну конечно! Сиятельный лорд решил отдохнуть от дел и немного позабавиться с жалкой пленницей! Рональд насмешливо улыбнулся.

— Бедный цветочек! Ты, очевидно, так сильно скучала по мне, что потеряла дар речи?

— Ужасно! Тосковала часами! Кстати, ты не принес что-нибудь поесть? Это мясо уже испортилось, а хлеб стал твердым, как камень.

Рон тихо рассмеялся. Но это был не тот смех, от которого ей становилось страшно, а настоящий — мягкий и веселый.

— Нет, еды я не принес. Нам накроют внизу, в зале.

Его руки заскользили от ее локтей вверх к плечам, потом мягким движением откинули волосы с ница. Волосы зацепились за его пальцы, опутав их шелковистыми прядями, словно паутиной. Джина задержала дыхание, заметив в его взгляде что-то новое, какую-то неуловимую перемену.

Ловко извернувшись, она освободилась от его рук, и Рон сразу отпустил ее, хотя и не отошел от кровати. Несколько мгновений он смотрел ей в лицо так, словно видел в первый раз, потом окинул медленным внимательным взглядом ее голые ноги и поношенное платье. Джина вспыхнула от смущения. Видно, ему нравится являться сюда таким нарядным: он ведь знает, что ей, кроме этих лохмотьев, нечего надеть. Но разве она не принцесса? Настоящая, королевской крови: не то что он, какой-то жалкий владелец груды камней!

Она уже открыла рот, чтобы высказать ему эту едкую истину, когда Рон вдруг протянул руку и взял ее за подбородок, лениво проведя большим пальцем по нижней губе.

— Ты слишком красивый цветочек, чтобы ходить в таком убогом тряпье, — сказал он. — Я должен был бы раньше подумать об этом. Тебе доставить что-нибудь из твоих сундуков?

Она уставилась на него, слишком удивленная, чтобы сразу ответить, однако быстро пришла в себя.

— Да. У меня есть несколько очень красивых платьев. Пусть только мне принесут мои сундуки из повозки, и я выберу.

Рон слегка улыбнулся и отпустил ее подбородок.

— Я лучше поручу Элспет выбрать для тебя платье. Прости меня, цветочек, но я не настолько тебе доверяю, чтобы допустить тебя к сундукам, пока сам не осмотрю их.

— А что, по-твоему, там у меня может быть? Ну да ладно уж, принеси мне то красное шелковое. — Заметив, что он недовольно нахмурился, Джина растерянно спросила: — Разве красное не подойдет?

— Для обольщения — да. Но не для обеда в моем зале! — бросил Рон. — Выбери другое. Какое-нибудь не такое… вызывающее.

Так вот в чем дело! Джина вспомнила, что Рон и Брайен однажды видели ее в этом платье, и Брайен был поражен реакцией своего друга. «Господи, он ревнует!» — промелькнуло тогда в голове у ирландца, и Джина успела это уловить. Как она в тот момент ликовала! Это был самый настоящий триумф, ей и в голову не пришло, что он может обойтись очень дорого…

И все-таки теперь Джина вспомнила о нем с удовольствием. Улыбка пробежала по ее губам, и она наклонила голову, чтобы Рон не заметил этого.

— Что ж, хорошо, — согласилась она с притворным безразличием. — У меня есть и другое платье, не хуже. Голубое, с высоким воротником и длинными рукавами. Оно подойдет?

— Надеюсь, что да. Я скажу, чтобы Элспет принесла его тебе. — Рон двинулся к двери, потом остановился и посмотрел на нее. — Тебе нужно еще что-нибудь?

Она подумала, потом покачала головой.

— Только туфли. Элспет знает, какие выбрать.

Ну вот, сейчас он уйдет… Джина испытала внезапное разочарование и страшно рассердилась на себя за это. Но Рон почему-то медлил. Окинув взглядом комнату — расставленные в беспорядке стулья, заваленный объедками стол, ванну, все еще стоящую посреди комнаты в луже воды, — он снова посмотрел на нее с еле заметной улыбкой на губах.

— Наверное, надо будет сказать моему оруженосцу, чтобы прибрал здесь.

Джина пожала плечами.

— Если хочешь, чтобы в комнате было чисто, то да. А я тебе не поломойка!

— О, нет! — Рон смотрел на нее все с той же загадочной улыбкой. — Ты не поломойка. Но что ты такое, цветочек? Иногда мне кажется, что я это знаю, но в следующий момент ты меняешься прямо на глазах. Ты была и колдуньей, и лесной феей, и страстной искусительницей, а чаще всего — просто-напросто бельмом у меня на глазу. Но временами… Мне хотелось говорить о тебе, как говорят на Востоке: свет очей, благоуханная роза. — Он снова подошел к постели и слегка провел пальцем по ее щеке. Джина затрепетала от этой ласки, от нежного блеска в его глазах. — Ты такая сладкая… — прошептал он, наклоняя голову, — …и опасная.

Взяв ее за подбородок, Рон приблизил ее губы к своим, и Джина не сопротивлялась. По правде говоря, она и сама хотела этого! Ей хотелось, чтобы он целовал ее, прикасался к ней… Ей хотелось чувствовать, что он жаждет ее!

Что-то, должно быть, произошло с тех пор, как они расстались с ним утром: ледяной блеск в его глазах исчез, сменившись другим, мягким блеском, который так возбуждал ее. И это было прекрасно. Все обиды исчезли, растворились под его прикосновениями, в этой новой, возбуждающей магии, которую она познала с ним. Трудно было ясно соображать, когда он вот так целовал ее, лаская лицо, и шею, и плечи… А когда Рон взял в свои ладони ее груди, слегка поглаживая подушечками больших пальцев соски, которые тут же отвердели и начали сладко ныть, Джина застонала от наслаждения.

Все так же целуя, Рон уложил ее на кровать и вытянулся рядом. От него пахло ветром и кожей — знакомый запах, от которого затрепетало ее сердце и вылетели из головы все разумные мысли, все предостережения Элспет: словно ветер сдул их. Джина смутно помнила, что что-то собиралась сделать… сказать… или это только показалось ей? Неважно! Сейчас все было неважно, кроме этого мужчины, нетерпеливо снимающего с нее платье, кроме горячего света страсти в его глазах…

Джина обняла его, и он опустился на нее, горячий, сильный и такой прекрасный… Пламя свечи оставляло в тени лицо Рона, так что она видела только очертания его да еще отблеск света на волосах, которые отливали над ней темным золотом. А когда он поднял глаза, то, несмотря на полумрак и тени, она увидела в них нечто такое, что никогда не видела раньше. Это была не просто физическая страсть, не желание удовлетворить потребность тела. Это был какой-то душевный голод, страстная жажда любви! И Джина сразу поняла это, потому что ту же самую жажду сама испытывала всю жизнь. В ней никогда не остывала мучительная, болезненная потребность в любви. Иногда эта потребность напоминала ей изголодавшегося зверя, терзающего душу и тело изнутри. Этот зверь ждал того самого, единственно нужного слова, прикосновения, единственно необходимого дара…

И потому Джина отдавала сейчас Рону все, что могла, ощущая эту мужскую жажду любви и желая утолить ее. Ведь тем самым она утоляла и собственную жажду! Она отдавалась ему молча и страстно, отдавалась и душой, и телом, и разумом этому заносчивому, часто грубому и надменному, но единственно желанному мужчине. Только теперь она поняла, что началось это с той самой минуты, когда он явился ей в чаще леса и перевернул всю ее жизнь.

Все смешалось — и это страстное чувство в ее груди, и жаркий вихрь снаружи. Рон шептал ей слова любви, обжигая своим дыханием. Он целовал ей грудь, живот, а потом спустился ниже, заставив Джину затрепетать. Не выдержав, она закричала, вцепившись руками в его волосы, чувствуя, что его язык возбуждает ее так, как она и представить себе не могла… Джина уже ни о чем не думала, а только выкрикивала его имя, когда огромная трепещущая волна подхватила ее и понесла высоко, невообразимо высоко, задержалась на мгновение, а потом плавно и мягко опустила обратно на землю.

Рон приподнялся над ней, шепча ее имя голосом хриплым и словно бы сорванным. И тут Джина поняла, что его тоже подхватила эта волна, заставив застонать в почти болезненном пароксизме страсти. Она ощутила длинный, дрожащий толчок, потом еще один, и наконец все быстрее и быстрее, пока ее не пронзил ни с чем не сравнимый трепет. И тогда Джина стала отвечать на эти толчки, обвившись ногами вокруг него и откинув голову, слыша лишь чудесное хриплое дыхание Рона и стоны сладкого изнеможения — свои собственные…

А потом наступил покой. Покой и блаженство. Чудо свершилось.

В зале, как обычно, стоял шум. Переговаривались рыцари, галдели солдаты и слуги, лаяли собаки. Главной трапезой в замке считался обед, зато ужин был гораздо веселее — с забавами и развлечениями, с жонглерами и фокусниками, с лукавыми проделками шутов. Собравшиеся были в приподнятом настроении — смех и шутки звучали со всех сторон.

Но когда в дверях зала появился Рональд с Джиной, наступила тишина. Смех затих, слышался лишь тихий шепот и покашливание, и только собаки, не в силах сразу успокоиться, метались и лаяли вдоль стен. Рональд слегка улыбнулся. Это была его первая вечерняя трапеза в собственном замке, и все, конечно, ожидали, как она пройдет. Будет ли новый лорд и владелец замка так же прост в обращении, как его отец, или воцарится та же скованность, что была здесь при Гэвине?

Не говоря ни слова, Рон провел Джину через весь зал, мимо расставленных столов, прямо к главному столу на возвышении. Крошечные медные бубенчики на ее туфлях весело позванивали, словно создавая аккомпанемент их шагам. Голубое шелковое платье мягко вилось вокруг ее ног, а знакомый искусительныи запах жасмина на этот раз действовал на Рона успокаивающе. Все глаза были устремлены на них, но Джина ничуть не смутилась и поднялась на возвышение с гибкой грацией.

Рональд окинул взглядом стол и с удивлением отметил, что рядом с Брайеном сидит Кейлин. Она смотрела на него с любопытством в светлых глазах, которые напомнили Рону глаза отца и братьев. Что и говорить, это сходство трудно было бы отрицать… Он и сам уже подумал о том, чтобы усадить ее за свой стол в знак примирения, но об этом успел позаботиться Брайен. Ирландец казался смущенным. Ножки его стула заскрипели по камням и тростнику, когда он неуклюже вскочил, словно застигнутый врасплох.

— Мы не думали, что ты присоединишься к нам, милорд…

Рональд поднял брови.

— Но, как видишь, я здесь.

Он усадил Джину рядом с собой и, взглянув на ее гордо поднятую голову, с удовольствием отметил, что она совсем не похожа на съежившийся робкий цветочек. Смело глядя в лицо любопытным, словно бросая вызов им всем, по-королевски высокомерная и дерзкая, как всегда, Джина скорее напоминала сейчас пышную розу.

Рональд перевел взгляд на Кейлин и невольно сравнил их.

Светлое и темное, такое различное и такое схожее.. Две женщины, попавшие в самый центр борьбы за Гленлайон! Он спросил себя, а позволила бы Джина выдать ее замуж за человека, которого ненавидела. И решил, что она ни за что бы не покорилась. Впрочем, ведь Джина никогда и не стояла перед таким выбором…

Брайен смущенно кашлянул, и Рональд посмотрел на него с улыбкой.

— Садись, сэр Брайен. Слуги ждут.

Брайен сел с явным облегчением, а пажи и оруженосцы вошли в зал, неся блюда с едой. Как только сняли крышки, от каждого блюда поднялись соблазнительные завитки пара. Пажи поставили блюда на высокий стол, и за ними тут же подошли оруженосцы, чтобы разрезать мясо. Аппетитные ломти говядины были разложены на широкие куски хлеба, а блюда с дичью и горшки с тушеными овощами заняли свои места на столах, среди бутылей и кубков с вином.

Наклонившись к Джине, Рон прошептал:

— Конечно, это не то, что рагу по-сирийски, которым ты угощала меня, но, надеюсь, тоже съедобно.

Ее ресницы затрепетали, а губы дрогнули в легкой улыбке.

— Я должна тебе кое в чем признаться…

— В еще одной лжи?

Ее черные глаза блеснули весельем.

— Да, милорд. Боюсь, что так. Я совсем не умею готовить! В тот вечер мясо готовила Элспет. А я могу только собирать травы и варить всякие снадобья…

Рон покачал головой.

— Ну что ж, я не слишком удивлен этим признанием. Но неужели все, что бы ты мне ни сказала, — ложь?

Ее взгляд задержался на нем, и, понизив голос, она ответила таинственным шепотом:

— Не все. Иногда я говорю и правду. Когда это важно.

— Было бы интересно узнать, когда, по-твоему, это важно…

Нахмурив брови, Рон уставился в тарелку. Он так и не мог до конца разобраться в своих чувствах к этой девушке. Казалось бы, она была полной противоположностью его идеалу. Он ценил честность И прямоту, а она лгала ему, не моргнув глазом; ему нравилась в женщинах степенность и чопорность, а эта девица устраивала дикие выходки каждый день. Она была, как лунный свет и звездная пыль — вся смутная, ускользающая и такая же загадочная. Рон жаждал порядка и определенности в своей жизни, он хотел, чтобы все было ясно и отчетливо и не желал, чтобы каждый день все менялось. Это было слишком разрушительно. И все же…

И все же он хотел эту девушку! Она неотразимо притягивала его — как никто и никогда…

Рон поднял взгляд и увидел пару черных глаз, глядевших на них с нижнего стола. Бьяджо смотрел на Джину так пристально, что Рон нахмурился. А когда он сам взглянул на нее, то заметил, что и она так же пристально смотрит на Бьяджо.

Почувствовав взгляд Рона, Бьяджо посмотрел на него и раскланялся в шутливом приветствии, а Джина засмеялась. Рон резко повернулся к ней.

— Чему ты смеешься, цветочек?

— Всему! — сказала она игриво, и ямочка появилась в углу ее рта. — Мне все интересно здесь, милорд. — Она обвела рукой помещение. — Это ведь главный зал, да?

— Мы так его называем, потому что он в замке самый большой.

— Но я не вижу здесь мрамора, — сказала она, улыбнувшись. — Не вижу фонтанов и мозаичных полов, богатых ковров и шелковых занавесей, изящных орнаментов и золоченой резьбы. Тут только камень и какая-то трава на полу да несколько грубых холщовых занавесок на окнах. Еда пресная, вино слишком крепкое… Тут сыро и холодно, даже в комнате хозяина!

Джина чувствовала какое-то странное возбуждение. Она сознавала, что говорит непозволительные вещи, но остановиться не могла.

— А я знаю одно место, где всегда светит солнце, где ветерок несет сладкие ароматы, а фонтаны плещут прохладной водой в красивых мраморных бассейнах. Там много зелени, и все цветет круглый год, а воздух пропитан нежным запахом апельсинов и лимонов. Там прямо над головой висят гроздья винограда и сочные фиги, которые можно есть, сидя на шелковых подушках, в то время как невольники отгоняют мух опахалами из павлиньих перьев. Там намного лучше!

Рон с удивлением посмотрел на нее. Он видел дворцы, подобные тем, что она описала, но только, разумеется, не в Уэльсе. Да, на Востоке он видел такие дворцы, и они нередко вызывали у него восхищение. И все же никогда ему не хотелось насовсем поселиться там. Его тянуло на родину — особенно теперь, после стольких лет жизни на чужбине, стольких лет бесприютности… Пусть это был и не роскошный, но все же его собственный дом.

Покачав головой, он слегка улыбнулся.

— Звучит прекрасно, цветочек, но не подходит для меня. Наверное, уэльский климат не самый лучший на свете, но мое место здесь: ведь я родом отсюда.

Что-то похожее на разочарование промелькнуло в глазах Джины, и она отвернулась, уставившись на свой кубок с вином.

— А я родом не отсюда! — тихо проговорила она и снова подняла на него взгляд. — Разве не лучше быть принцем, чем бароном?

— Я не знал, что у меня есть такой выбор.

Рон хотел обратить все это в шутку, но Джина ответила очень серьезно.

— Есть! — сказала она, сделав глубокий вдох, и обвела взглядом зал. Голубой шелк платья переливался под светом факелов, а глаза ее отражали их пламя. — Ты мог бы стать властелином, владыкой чего-то гораздо большего, чем этот замок, милорд! Для такого храброго воина, как ты, не так уж трудно добиться того, чего хочешь.

Рон, в свою очередь, оглядел этот зал и словно бы увидел его ее глазами: холодный камень вместо теплых изразцов, никаких ярких красок; нет ни фонтанов, ни искусно вытканных ковров… Все это и в самом деле могло показаться убогим. Даже еда, с таким старанием приготовленная его поварами, не отличалась изысканностью: грубо нарезанное мясо, тушеные овощи, грубый хлеб, простое вино… Да, теперь, зная, откуда она родом, он мог понять, как грустно ей посреди всего этого. Но все это было бесконечно дорого для него самого.

— Я вернул то, что мне принадлежит, цветочек. И это все, что мне нужно.

Рону очень не понравилось, что разговор принял такой оборот: ему совсем не хотелось ссориться с ней сейчас. Он ожидал, что Джина будет настаивать, спорить, но она лишь замкнулась, односложно отвечая на его вопросы.

Все главные блюда были уже поданы. Дичь и оленина, молодой барашек и вареный угорь, приправы из чеснока, горчицы и перца, а на десерт — пироги и фрукты в меду. Заиграл менестрель, исполняя популярную балладу на своей лютне.

Рону так хотелось, чтобы этот первый вечер в замке получился удачным! Он предлагал Джине самые аппетитные куски, но она лишь улыбалась в ответ и не притрагивалась к пище. Получив такой отпор, Рон нахмурился и отхлебнул вина. Куда же делась ее недавняя нежность? Рядом с ним сидела чопорная женщина, холодная и сдержанная.

А он так ясно помнил ее иной — когда, обвив руками его плечи, она словно бы таяла под ним! Решив попробовать еще раз, Рон наклонился к Джине и протянул ей свой кубок.

— Выпей вина, цветочек.

Черные глаза надменно скользнули по его лицу, и она покачала головой.

— Я не хочу, милорд.

— Вообще вина — или только из моего кубка?

Удивленно подняв брови, Джина пожала плечами.

— Я не хочу вина сегодня вечером, милорд, — холодно сказала она.

Ничего не получалось. Рон видел, что пропасть между ними все ширится, и не знал, как это остановить. Чертово пророчество! Она хотела бы, видите ли, чтобы он вернул ей ее наследство. Но теперь-то, после разговора с Элспет, Рон знал наверняка, что все это просто фантазии, что в реальности они никогда не осуществятся. Его так и подмывало прямо и грубо сказать ей, но Рон понимал, что никогда не сможет поступить так. Это бы потрясло Джину, и он не хотел причинить ей такую боль. Что делать? Его самого всегда спасала правда, а для нее спасением была ложь. И он не мог позволить себе развеять эту иллюзию: то была страстная мечта, которую она лелеяла, фантазия, которая вела ее вперед, спасая от того, чтобы впасть в отчаяние и увянуть, точно сорванный цветок. Эта мечта наполняла смыслом жизнь Джины, и в результате она чувствовала себя принцессой в изгнании, а не бродяжкой без роду и племени, скитающейся среди чужих и враждебных людей.

Рон тоже был когда-то оторван от семьи, от дома, но сам он, по крайней мере, всегда знал, кто он такой. А она — нет. И хотя его собственная жизнь была совсем не благополучной, ему не приходилось, просыпаясь утром, спрашивать себя, а что с ним будет днем. За всей ложью, всеми выдумками и фантазиями, которыми она так тщательно окружила себя, была, в сущности, честность и правда. Или, по крайней мере, то, что ей казалось правдой… Так или иначе, она тщательно оберегала и старалась сохранить то хорошее, что было когда-то в ее жизни.

Рон наклонился к Джине, вдыхая аромат жасмина и шелка, и тихо произнес:

— Мы ведь заключили перемирие, помнишь?

Опять вспыхнули черные глаза, Джина пожала плечами и улыбнулась.

— А разве я ссорюсь с тобой? — спокойно спросила она.

— Нет. Но это-то меня и беспокоит.

Очевидно, Джине наконец надоело изображать из себя чопорную леди. Резко повернувшись — так, что бубенчики зазвенели, — она в упор уставилась на него, и каскад ее черных волос, скользнув по плечу, коснулся сахарных крошек на столе.

— Тебе когда-нибудь приходило на ум, что ты вообще не способен на перемирие? Ты хочешь только мира или войны, милорд!

— Нет, я хочу честности, откровенности, искренности…

— Ага, но это не всегда бывает приятным! Я была и прежде правдива с тобой. Но тебе это не понравилось.

Поскольку она была права и его собственная честность не позволяла ему спорить с этим, Рон почувствовал глухое раздражение.

— Твоя форма честности не всегда приемлема.

— Разве? — Удивленно подняв брови, она в упор посмотрела на него, а потом вытянула руки, и шелк скользнул по ее плечам и груди с тихим шелестом. — Вот, видишь? Никакой магии. Никакого обмана. Никаких цветов в рукавах, никаких зеркал, чтобы создавать искаженные образы. Перед тобой просто я! Такая, какая есть, какой всегда была — я нисколько не изменилась. И я по-прежнему хочу того, чего всегда хотела!

— Исполнения этого проклятого пророчества?

— Да, — слегка улыбнулась она. — Этого проклятого пророчества. Оно было моей мечтой с восьми лет. Я лелеяла эту мечту по ночам, когда не знала, проснемся ли мы утром живыми. Я грезила ею целыми днями, когда все вокруг было мрачно и безотрадно. А ответ на мое пророчество — ты, Рональд Гриффин!

— Уверяю тебя, ты ошибаешься! — Рон заметил, что Брайен прислушивается к их разговору, Кейлин повернулась и с любопытством смотрит на них, а из зала за ними наблюдает Бьяджо, и постарался говорить мягко и спокойно. — Ты сама не знаешь, каков должен быть ответ, цветочек. Мы все мечтаем о несбыточном. Но эти грезы так и должны остаться просто мечтами.

— Это не просто фантазии! Мне было обещано!

— Чепуха! — Это вырвалось у него громко и резко, но Рон, сделав глубокий вдох, усилием воли сдержал себя. — Мы поговорим об этом позднее, цветочек, — виновато пробормотал он. — Сейчас не время и не место для таких разговоров.

Он откинулся на стуле, но вечер был уже безнадежно испорчен, еда казалась безвкусной, а музыка — слишком громкой и назойливой. Даже проклятые бубенчики Джины раздражали его, особенно когда она отвернулась, вздернув подбородок, всем своим видом выражая обиду и неодобрение. Черт бы ее побрал! Он же хотел как лучше! Тронутый историей, которую поведала ему Элспет, он предложил Джине оливковую ветвь мира, но следовало бы предвидеть, что она отвергнет ее. Это его вовсе не удивило. Ничуть не удивило!

Погруженный в размышления, Рон не сразу поднял взгляд, когда к их столу на возвышении подошел сэр Роберт.

— Что такое? — спросил Рон, нахмурившись.

Немного поколебавшись, сэр Роберт улыбнулся.

— Тут было предложено, милорд, устроить праздник в честь твоего возвращения в Гленлайон. Теперь, когда он снова обрел своего законного хозяина, нужно привести к присяге всех соседних баронов и твоих собственных крестьян. И устроить по этому случаю турнир.

— Турнир?.. — сразу встрепенувшись, вмешался Брайен, а Рональд на мгновение задумался.

Это была хорошая мысль — прекрасная возможность собрать тех, кто готов присягнуть его знамени: на турнир всегда приезжает множество людей. Да, идея стоящая. А если бы удалось убедить и принца Дегебарта приехать, то это сразу упрочило бы его положение в Уэльсе… К тому же на турнире рыцари носят цвета какой-нибудь дамы. А ведь именно это он некогда обещал Джине! Так почему бы не выполнить свое обещание?

Немного поразмыслив, он кивнул.

— Я поговорю с Оуэном. После всех прошедших событий праздник будет, пожалуй, кстати.

— Да, милорд. Действительно кстати, — раздался голос рядом с ним.

Рон взглянул на Джину, и она ответила ему таинственным взглядом своих больших глаз; легкая улыбка тронула ее губы.

— Тебе нравится идея устроить турнир, цветочек?

— Я всегда любила пышные зрелища. Шум и музыка, поединки рыцарей, выступления жонглеров и акробатов… Я была бы в восторге от всего этого, милорд!

— В таком случае, решено! Накануне Иванова дня мы устроим турнир. — Он посмотрел на сэра Роберта. — Хватит нам времени на подготовку?

Сэр Роберт кивнул, хотя явно был слегка озадачен.

— Только если сделать все очень быстро, милорд. Значит, канун Иванова дня?

Не успел Рональд ответить, как Джина рассмеялась, и крошечные бубенчики тихо зазвенели.

— Самый подходящий день, милорд! Самый подходящий…

Глава ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Приготовления к турниру были в самом разгаре и достигли уже лихорадочного напряжения. Стоя у окна, Джина праздно наблюдала за тем, что делалось во внутреннем дворе замка, и в который раз удивлялась царившей там суете. Хорошо еще, что из этого окна ей были видны и округлые холмы за деревней, и зеленая кромка леса, и блестящая лента реки Вай. Серебристой змеей извиваясь между деревьями и соломенными крышами лачуг, она то появлялась, то вновь исчезала из виду, сверкая на полуденном солнце.

— Миледи?

Джина обернулась и посмотрела на вошедшего, не в силах сдержать улыбку. «Миледи!» Могла ли она подумать, скитаясь в поисках пропитания, что когда-нибудь услышит такое обращение?! Впрочем, «Ваше высочество» подошло бы больше, но здесь, конечно, никто не станет называть ее так. Ведь она была всего лишь любовницей их господина…

— Что такое, Боуэн? — спросила она.

Сын Оуэна улыбнулся ей в ответ, и, уловив его мысли, она поняла, что он, как всегда, находил ее обворожительной. Боуэн был красивым молодым человеком и против Рональда, похоже, зла не таил. Хотя тот и присудил его к пятнадцати ударам за сообщничество с Гэвином, юноша, очевидно, считал этот приговор справедливым. Веселый, остроумный и всегда предупредительный, Боуэн в последнее время сделался ее тенью, а Джина смотрела на него почти как на своего пажа.

— Я сделал все, что вы просили, — объявил он. — А вы уверены, что лорд Рональд даст разрешение?

— Я же говорила тебе, Боуэн, что это сюрприз! Рональд ни о чем не подозревает, но ему наверняка понравится. Разве ты не видел, как прекрасно Бьяджо все исполнил на репетиции? Мы проделывали это сотни раз по всей Европе. А однажды, у австрийского герцога… ну, впрочем, неважно. Это старая история, которую лучше не вспоминать сейчас. — Она обворожительно улыбнулась. — Но помни — это секрет!

Молодой человек с сомнением покачал головой. Джина уже сто раз уверяла его, что номер совершенно безопасен, но Боуэна, очевидно, страшила именно необходимость держать все в секрете. Нужно было срочно что-нибудь придумать.

— Ну, это секрет не от всех, — небрежно сказала Джина. — Элспет, конечно, узнает, поскольку она должна помогать нам в подготовке. Я даже рассказала об этом леди Кейлин, но только не стоит говорить сэру Брайену: он слишком нервный и мнительный.

— О, если даже сестра лорда знает об этом…

— Конечно, знает! А теперь запомни: там должен быть дым, но только не огонь. И не слишком торопитесь, а то вы все испортите.

— Хорошо, миледи. Я прослежу, чтобы все было подготовлено именно так, как вы сказали.

— Прекрасно. И можешь рассчитывать на помощь Бьяджо. — Она слегка нахмурилась. — Если только он не слишком увлекся, разыгрывая из себя рыцаря.

Боуэн сделал шаг вперед. Солнце, бьющее из открытого окна, заискрилось в его голубых глазах, и он невольно прищурился.

— О, Бьяджо делает успехи, миледи. Сэр Петер говорит, что он очень ловок и быстр, особенно для человека, никогда не державшего в руках копье.

— Да-да, я это слышала и от самого Бьяджо.

Она слышала это от него уже тысячу раз. Просто смешно, какое удовольствие находил он в том, чтобы, забравшись на коня, с деревянным мечом и длинной палкой вместо копья, скакать во весь опор к мишени, установленной на пустыре. Не раз тяжеленная мишень, раскачавшись, била его в спину, и он кубарем летел с лошади, но это нисколько не охладило его пыла. Вот дурачок! Все эти скачки и тренировки перед турниром превратили взрослых мужчин в каких-то мальчишек. Джина была уже не рада, что так горячо поддержала тогда сэра Петера.

Кроме того, ее раздражали бесконечные меры предосторожности; можно было подумать, что целое войско собирается прокрасться в замок под предлогом празднества. Тайные советы и сборища, споры насчет того, что лучше: переодеть своих людей и смешать их с толпой гостей или просто устроить турнир за деревней — все это затягивалось до глубокой ночи.

Собственно, больше всего Джина досадовала на то, что внимание Рональда переключилось с нее на этот турнир. Она замечала, что невольно делает глупые вещи, чтобы как-то привлечь его внимание, а главное — чувствовала себя не очень уверенно, какое-то странное беспокойство точило ее изнутри все сильней и сильней. Джина попыталась поделиться этим с Рональдом, но он просто отмахнулся от нее. Такое равнодушие к ее состоянию, разумеется, тоже страшно рассердило Джину. Просто с ума можно было сойти, до чего все вокруг ее раздражали!

— С вашего разрешения, миледи, я сделаюсь вашим распорядителем и буду наблюдать за всеми деталями.

Боуэн опустился на одно колено, как делал всякий раз, когда приближался к Джине, словно бы воздавая ей должное уважение. Так поступали далеко не все, и она улыбнулась ему.

— Я очень ценю твои услуги, Боуэн. И не могу себе представить, что бы делала без твоей помощи.

Это была правда: он оказался бесценным помощником, поскольку делал все, не задавая слишком много лишних вопросов.

Юноша посмотрел на нее снизу вверх, в его голубых глазах светилось обожание.

— Если бы я мог попросить… это слишком дерзкая просьба, но… Я мечтал бы иметь вашу ленту, чтобы надеть ее на турнире, миледи.

— Мою ленту? — переспросила Джина, приятно удивленная.

Никто никогда не просил ее об этом прежде. Правда, однажды она сама предложила Рону… Но об этом лучше было не вспоминать: он тогда просто не принял ее всерьез. Теперь же Джина была польщена и почувствовала себя героиней какой-нибудь рыцарской баллады — из тех, которые бродячие певцы-менестрели рассказывали для развлечения почтеннейшей публики.

— Шелковый шарф тебе подойдет, Боуэн?

— Я буду хранить его как зеницу ока, а когда выиграю турнир, принесу вам с победой! — пылко пообещал юноша.

Джина достала из сундука полоску красного шелка. Ткань переливалась тонкими золотыми нитями и благоухала жасмином. Это был ее самый любимый шарф, Джина считала, что он словно специально предназначен для того, чтобы его надели в ее честь.

Когда с милостивой улыбкой она вручала ему этот шарф, Боуэн схватил ее руку и, все еще стоя на коленях, прижался к ней губами.

— Моя прекрасная и обожаемая госпожа! — прошептал он. — Ради вас я готов на все!

— Ах, какой пыл! — произнес вдруг у нее за спиной низкий голос.

Обернувшись, Джина увидела Рональда, стоящего в дверях, опершись о косяк. Он улыбался, но это была одна из тех улыбок, которые не сулили ничего доброго. Джина уставилась на него, не в силах пошевелиться, а он, перешагнув через порог, гибкими упругими шагами пошел к ним.

Рон был в куртке и рубашке, а не в полном боевом облачении. При нем был меч, но легкий вместо тяжелого боевого, который он обычно носил. И все-таки это было такое грозное зрелище, что Джина поспешно выдернула свою руку у Боуэна. Она не подумала, что это выглядит подозрительно, а Рон, разумеется, подумал. В его светлосерых глазах появился опасный блеск, но Джина быстро пришла в себя. В конце концов, он сам виноват!

Если он не согласился носить ее цвета, почему она не может оказать эту честь другому?

Джина перевела взгляд на своего верного пажа… и поняла, что, пожалуй, оказала ему честь напрасно.

Боуэн смертельно побледнел. Он все еще стоял на одном колене, сжимая в кулаке красный шарф, а мысли его скакали бессвязно.

Пресвятая Дева… Я же знаю, как он ревниво относится к ней… И как же я не подумал?! Ведь он убьет меня за то, что я просто приблизился к ней! Он же решит, что я и в самом деле… И зачем я свалял такого дурака! О Боже, Боже! Я же прекрасно знаю, что бывает, если его разозлишь…

Не очень-то приятно иметь дело с мужской истерикой, и Джина пожалела, что не успела воздвигнуть мысленную преграду между ним и собой. Но, с другой стороны, всегда полезно избавиться от лишней иллюзии… А Рон, оказывается, ревновал! Ну что ж, тоже неплохо. Если только он не считает ее чем-то вроде имущества, принадлежащего лично ему. Бьяджо сказал однажды, что она для него просто еще одна ценная вещь — как Гленлайон или как верный конь. Но Джина иногда сомневалась, что настолько же ценная…

Впрочем, сейчас нужно было что-то срочно решить с Боуэном, который продолжал стоять на одном колене, совершенно растерявшись.

— Ты можешь встать, Боуэн. Милорд прекрасно понимает, что это естественно для рыцаря — носить цвета какой-нибудь дамы на турнире. — Она перевела взгляд на Рона и сладко ему улыбнулась. — Ведь когда-то он даже сам намеревался носить мои цвета. Не правда ли, милорд?

— Все верно. — Рон слегка поднял бровь, когда Боуэн неловко поднялся с колена. — И мне кажется, я носил их и продолжаю носить. Хотя ты, по-моему, понимаешь этот обычай слишком буквально…

Его вкрадчивый голос и опасная улыбка так подействовали на нервы Боуэна, что бедняга забормотал что-то совершенно несуразное. Рон пристально посмотрел на него, скользнув прищуренным взглядом по полоске красного шелка, который тот все еще сжимал в кулаке.

Не хватало еще, чтобы Боуэн вернул ей шарф! Джина со слепой решимостью ринулась в атаку, не обращая внимания на его душевные муки.

— Боуэн прекрасно знает, что сам ты не собираешься принимать участие в турнире, милорд. И если бы он не был таким галантным рыцарем, то не предложил бы носить мои цвета в вашу честь. Не так ли, Боуэн?

Застигнутый врасплох, тот заметался взглядом между ними обоими, а потом, совсем потеряв голову, согласно кивнул.

— Да… так как вы не можете сами носить их, милорд… Я только подумал…

— Не правда ли, тебе очень приятно, что он оказался таким внимательным? — проворковала Джина, снова одаривая Рона сладкой улыбкой. — Я полагаю, было бы невежливо с моей стороны отказать, — закончила она, не обращая внимания на мучительный стон Боуэна.

— Милорд, уже поздно… — наконец взмолился тот. — А дел впереди так много…

— Можешь уйти, — коротко бросил Рон.

Это походило скорее на приказ, чем на согласие, и Боуэн тут же ретировался. Рональд двинулся следом, чтобы закрыть за ним дверь, а потом медленно повернулся к ней.

Джина прекрасно помнила, как часто прежде он проделывал это — закрывал дверь и многозначительно смотрел на нее, пытаясь напугать. Но она больше не боялась его. Последние несколько недель Джина просто наслаждалась его близостью, несмотря на те приступы малодушия и тоски, которые время от времени охватывали ее. Конечно, было бы гораздо легче на многое закрыть глаза и отдаваться настоящему, не заглядывая далеко в будущее, но не всегда получалось так…

А сейчас она вдруг увидела то, чего больше всего опасалась — Рон относился к ней только как к своей собственности. Его нежные слова и ласки на широкой, затененной пологом кровати убаюкали ее, и она вообразила уже, будто он любит ее. А ведь Рон никогда не говорил ей этого. Но сейчас Джина хотела все знать наверняка.

Она понимала, что бесполезно спрашивать его прямо: Рон бы просто пожал плечами или ловко замял разговор, как и делал обычно. Но всегда есть способы узнать правду, надо только уметь найти их. А Джина была уверена, что умеет. Поэтому, слегка пожав плечами, она отвернулась от него и, подойдя к окну, принялась смотреть во двор, где кипела работа.

Некоторое время ей казалось, что Рон совершенно спокоен. Он не спеша подошел к своему сундуку с одеждой, покопался в нем, потом с громким стуком захлопнул крышку. Джина оперлась пальцами о каменный выступ стены, чтобы они перестали дрожать, и не отводила взгляда от плотников, возводивших во дворе трибуну для зрителей, которые будут наблюдать за ристалищем.

— Как, по-твоему, трибуна достаточно высокая? — спросила она наконец, чувствуя, что молчание затягивается. — Похоже, что нам будут видны только колени сражающихся, когда они будут проезжать мимо нас…

— Что у тебя с ним?

Джина обернулась, притворившись удивленной.

— С кем, милорд?

— Не притворяйся, цветочек! У тебя это не получается все равно.

Рон двинулся к ней, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Джина нахмурилась.

— Если ты говоришь о Боуэне, то я…

— Мы оба знаем, о ком я говорю. Он целовал твою руку, а ты дала ему свой красный шарф!

— Ах, значит, мы действительно говорим о Боуэне, — кивнула она. — Надеюсь, что я не прогадала и он покажет себя одним из лучших на этом турнире.

Рон резко шагнул к ней. Джину не удивило, если б он вдруг начал изрыгать дым и пламя, словно дракон. Глаза его горели бешенством, и ей всегда хотелось в таких случаях отступить на безопасное расстояние. Но только не теперь, когда она чувствовала себя незаслуженно обиженной. Сделав вид, что до сих пор не догадывалась, почему он сердится, Джина сказала ядовитым тоном:

— Боже, неужели ты ревнуешь, милорд?

— Вот еще! Это не в моих привычках, — отрезал он, положив свою тяжелую руку ей на плечо. — Я просто не намерен ни с кем делить тебя, цветочек! Никто не будет носить твой красный шарф, никто не будет ловить твои взгляды… Никто не получит ни частицы тебя!

— В самом деле, милорд? Но если, по-твоему, я — вещь, принадлежащая тебе, и ты можешь обращаться со мной так же, как с коврами или бочонками вина, то почему ты думаешь, что я захочу проверить свои чары на ком-то еще? Разве вещь способна переменить себе хозяина? — Она улыбнулась, когда его пальцы сжались при этих словах. — Почему, лорд Рональд, ты держишь меня так крепко?..

Она намеренно не договорила и увидела по внезапной вспышке в его глазах, что он уловил двойной смысл ее слов. Рон был доведен до белого каления — глаза его сверкали, а шрам на щеке побледнел, подчеркнув резкость его черт.

— Я всегда крепко держу то, что мне принадлежит! — хриплым голосом сказал он. — И ты это знаешь.

— Да, но мне всегда казалось, что есть разница в обращении с вещами и людьми. Или тебя не научили этому?

— Наоборот, — с трудом выговорил он. — Я еще в раннем детстве узнал, как мало значат люди. Даже сыновья! Это был первый серьезный урок, который я получил. И я запомнил его навсегда.

О Господи, как же она забыла об этом… Джина смотрела на него, молчаливая и растерянная, сознавая, что совершила ошибку, но не в силах поправить ее. И ради чего она затеяла все это? Чтобы испытать его? Чтобы наконец услышать от Рона слова любви? Но ведь она знала, что для него нет ничего страшнее предательства! В отчаянье Джина закрыла глаза.

— Ну нет, цветочек, открой глаза и не думай, что это поможет тебе увильнуть! — Рон проговорил эти слова негромко, но в голосе его ей послышался львиный рык. — Я насмотрелся на такие игры еще мальчишкой. Это ведь нетрудно, когда ты заложник и на тебя никто не обращает внимания… Сначала улыбки, шепотки и взгляды, потом намеки, а потом тайное совокупление где-нибудь в темноте, под лестницей, украдкой… Но я не позволю играть в эти игры со мной!

Джина послушно открыла глаза и беспомощно взглянула на него.

— Милорд, если я и играла с Боуэном, то совсем в другую игру, клянусь!..

Но Рон не дал ей договорить. Он вдруг схватил ее за распущенные волосы, оттянул голову назад и губами приник к ее губам, чтобы подавить, сокрушить, наказать! Куда делись его мягкие, дразнящие, возбуждающие ласки, которыми он одаривал ее прежде, его нежные поцелуи?.. То, что происходило сейчас, отличалось от прежнего, как ночь от дня. Это было похоже на насилие. Рону словно хотелось утвердить свое право на нее, доказать, что никакому другому мужчине она принадлежать никогда не будет.

А она-то надеялась услышать от него слова любви… Джина не узнавала его губ, которые запечатали ей рот так, что она не могла дышать; не узнавала рук, стаскивающих с нее платье, не обращая внимания на завязки и швы…

И все же в вихре этого яростного гнева она уловила нотку отчаяния. Когда Рон пронес ее через всю комнату на кровать и склонился над ней, в складках его рта была такая мука, что Джина не стала сопротивляться.

Но он не взял ее насильно, хотя она почти уже смирилась с этим. Рон начал так страстно, так жарко, так исступленно ласкать ее, что она вдруг обнаружила, что невольно ему отвечает. Заметив это, он улыбнулся какой-то свирепой улыбкой, его рука властно раздвинула бедра Джины, и она не узнала этого прикосновения. Еще прошлой ночью все было совсем не так… Но все-таки он добился того, что и она задышала учащенно и застонала под ним, вцепившись в него обеими руками.

Безжалостный и нежный, Рон касался жаркими ладонями ее грудей, насильно вызывая в ней ответный трепет, который невозможно было удержать. Джина попробовала оттолкнуть его или хотя бы отстраниться, но Рон схватил ее за плечи и удержал.

— Нет, цветочек… и не думай сопротивляться! Ты моя…

Его руки двинулись вниз к ее запястьям и, слегка сжав их, развели в стороны, вдавили в матрас… Беспомощно лежа под ним, Джина ощущала давящую тяжесть его тела, но в его ласках было уже меньше неистовства и насилия. В прикосновениях Рона появилась нежность, и это решило все.

Высвободив руку, она приложила ладонь к его лицу. Ее пальцы прошлись по шраму на его щеке в легкой ласке. Было что-то особенно эротическое в том, что она лежала под ним совершенно обнаженной, в то время как сам он не снял даже кожаной куртки. Что-то опасное и обольстительное. Не выдержав, она прильнула губами к изгибу между его шеей и плечом, слегка покусывая солоноватую кожу, и он ответил стоном возбуждения…

Мгновение спустя Рон слегка приподнялся, опираясь на ладони, и посмотрел на нее со странной полуулыбкой.

— Ты моя, цветочек, — прошептал он.

Это прозвучало не как утверждение, а скорее как вопрос, и, почувствовав это, она улыбнулась в ответ. А затем поцеловала его таким долгим и упоительным поцелуем, что явственно почувствовала, как Рон задрожал. И тогда она прошептала:

— Да, милорд. Я всегда была твоей.

Она увидела, как мгновенно просияло его лицо, а губы нежно сомкнулись на ее губах… Рон не сказал ни слова, это не был тот ответ, которого она так страстно жаждала. И все же это был ответ!

Рональд вошел в один из залов в боковом флигеле, посреди которого в огромном очаге горел огонь, и задержался в дверях, обводя взглядом слуг, спящих на соломенных тюфяках, разложенных вдоль стен. Тут царили тишина и покой; лишь несколько псов не спали, но и те были вялые и сонные. Ни один из них не залаял, приветствуя его. Отлично. Он нуждался в одиночестве, а его трудно было найти в замке…

Рон все еще не был уверен в преданности окрестных баронов. Большинство из них откликнулись на его приглашение на турнир и уже известили, что приедут. Но некоторые не ответили на его вызов. Приедут ли они? Соберутся ли они под его знаменем? Это выяснится довольно скоро, как только гости начнут прибывать. Скоро замок будет набит баронами и их слугами.

Турнир будет продолжаться два дня. Волнующее состязание в ловкости и воинском искусстве! Рон заранее предвкушал его: со всеми волнениями и тревогами последних дней ему нужна была какая-то разрядка.

Прошел слух, что Ричард скоро покинет Иерусалим. Когда король вернется, перед ним встанет вопрос, как быть с Гэвином. А Рону придется принимать решение насчет Джины… Черт бы ее побрал! Брайен до сих пор болтает о колдовстве, о ведьмах и феях, и бывают моменты, когда Рону самому кажется, что это правда… Ей как будто и в самом деле удалось околдовать его! Никогда ни одна женщина не занимала так его мысли, как Джина. И ни одной женщине не удавалось довести его до таких смешных и нелепых поступков.

Хотя бы сегодня вечером — не далее, как пару часов назад… Господи, когда он увидел Боуэна на одном колене перед ней, глядящего на нее с явным обожанием, а Джина улыбалась ему, словно королева, вручающая награду на турнире, он почувствовал желание разорвать этого щенка на части! А ведь Рон чувствовал в глубине души, что Боуэн ему не опасен. Самое большое, на что тот способен, — это тоскующие вздохи и пылкие взгляды. Но ему трудно было удержаться от вспышки, он испытывал настоятельную потребность услышать, как Джина отрицает свою измену! Всю жизнь страх предательства преследовал его. Сможет ли он когда-нибудь избавиться от этого?

Рон пнул ногой кучу соломы у двери, и мелкая пыль поднялась в воздух. Он подошел к огню и напряженно уставился на яркое пламя, словно надеялся найти ответ именно там.

— Неужели Королева эльфов выгнала тебя из твоей собственной комнаты? — услышал он тихий насмешливый голос и тут же обернулся.

Из тени вышла Кейлин, с легкой улыбкой на устах и загадочным блеском в глазах. Рон нахмурился. Он все еще чувствовал себя неловко с этой новоявленной сестрой. Слегка помедлив, он пожал плечами.

— Ты, очевидно, наслушалась сэра Брайена. Она вовсе не Королева эльфов.

— Нет? — Кейлин пожала плечами, тоже шутливо передразнивая его. — Но что-то такое в ней все же есть. В ее повадке, в ее черных глазах… Они такие черные и глубокие, словно омут. В замке уже шепчутся, что она не иначе как ведьма. Или просто якшается с нечистой силой.

Рон слегка улыбнулся.

— А ты? Ты так не думаешь?

Грациозно подойдя к скамейке возле очага, Кейлин уселась, обхватив руками колени и глядя на него снизу. Рассеянная улыбка все еще играла на ее полных губах, а отблеск огня заставлял светлые волосы переливаться красным и золотым.

— Она мне нравится. Она не похожа на других. Мне почему-то казалось, что ты выберешь бледную, чахлую дурочку…

Рон поставил носок сапога на край очага.

— А почему тебя заботило, что за женщину я выберу?

— Потому что знала, что однажды ты все же вернешься. Дэвид тоже верил в это, а вот отец оставил уже всякую надежду… Винн как-то сказал мне, что ты теперь предпочитаешь Англию. А может, он и прав был в конце концов? — Она испытующе посмотрела на Рона, поскольку он промолчал, и, очевидно, что-то решила для себя. — Нет, пожалуй, прав оказался Дэвид. Но Боже, Рон, почему ты не сумел вернуться раньше?! Ведь они все погибли!..

Рон отвернулся, чтобы не видеть, как она плачет. Это было слишком тяжело… Полено затрещало в огне и рухнуло среди рассыпавшихся искр и дыма. Наконец Рон зажмурил глаза и потер лоб.

— Что ты можешь знать об этом?!

Кейлин вскинула голову.

— А что, думаешь, мы никогда не разговаривали? Ты считаешь, что, раз я незаконная дочь, я не была членом семьи? Ошибаешься. Наш отец любил меня, и я слышала его разговоры с сыновьями по ночам. Я знала, какая боль его терзает, оттого что ты забыл его!

— Забыл? Ты сама не знаешь, о чем говоришь! Не тебе судить о таких вещах. Тебя еще на свете не было, когда я уехал.

Светло-серые глаза Кейлин, насмешливые и ясные, твердо смотрели на него. Они были так похожи на глаза его братьев, что Рон почти видел в ее нежных чертах их дорогие черты…

— Я все знаю, Рональд.

Это было сказано тихо, но Рону в ее словах почудилась насмешка и вызов, который заставил его встрепенуться и напрячься.

— Не шути со мной, девочка! Ты ничего не знаешь. Ты думаешь, я уехал по доброй воле? Мне было восемь лет, когда меня отправили к английскому королю. Восемь лет, когда я в последний раз в своей жизни видел отца и мать! — Рону не понравилось, что голос его задрожал от волнения, но он уже не мог справиться с ним и отвел взгляд в сторону, сощурившись на пламя. — Ты ничего не знаешь, — повторил он.

— Я знаю, что отец тосковал по тебе! Он писал тебе письма, но ты ни разу не ответил. Он страстно желал знать о твоей жизни, а приходилось получать все новости от твоего оруженосца. Если ты мне не веришь, спроси его! Спроси Моргана, которого послали с тобой, чтобы он берег и охранял тебя, чтобы напоминал тебе о твоей родине, о семье, которая любит тебя и помнит. Ты думаешь, отцу легко было это пережить? — Голос ее слегка дрожал. — Ты знаешь, как он любил тебя? Мне бы хотелось хоть раз услышать о себе то, что он говорил о тебе! О, разумеется, он был добр ко мне. Он заботился обо мне и по-своему любил, но я не была сыном! Я не была тем сыном, которого он потерял и которого я не могла ему заменить… Мне говорили, что он плакал, когда я родилась, потому что я была девочкой.

Кейлин встала и слегка дрожащими руками расправила юбки.

— Долгое время я ненавидела тебя за это. И вот теперь ты здесь, а мне иногда кажется, что я по-прежнему ненавижу тебя!

Она повернулась, чтобы уйти, но Рон остановил ее единственным словом, произнесенным хриплым и нетвердым голосом:

— Подожди, — сказал он.

Она бросила на него гордый вызывающий взгляд, напомнивший ему Джину. И тут Рон увидел, как она еще молода, как уязвима и напугана — заброшенная в этот враждебный мир точно так же, как и он сам когда-то. Он протянул руку, предлагая забыть старое, хотя и не был уверен, что она ответит на этот дружеский жест. Какое-то время царило молчание. Потом Кейлин судорожно вздохнула и прижалась к его груди.

— Я рада, что ты вернулся, Рон!

Эти простые слова, словно родниковой водой, омыли ему душу, и он улыбнулся в ответ.

— Как хорошо оказаться дома, Кейлин! Как хорошо…

Нет, это еще не освободило его полностью, не вырвало с корнем ту боль от сознания несправедливости и предательства, которая накопилась за много лет. Но простой жест этой девушки, его сестры, о существовании которой он даже не знал, пока не вернулся, облегчил его душевные муки больше, чем он мог себе представить. Конечно, это не было окончательным избавлением, но это было все же его началом…

«Праздничная береза» была водружена в самом центре деревни в канун Иванова дня. Она была украшена гирляндами и увенчана флюгером, сделанным из позолоченных перьев и струящихся по ветру лент. Под флюгером на березе развевался флаг, и самые дюжие деревенские парни сторожили ее, чтобы не украли жители соседней деревни.

— Ты можешь смеяться, — сказала Кейлин Джине, — но деревня, потерявшая свою «праздничную березу», будет опозорена на долгие годы. Крестьяне относятся к этому всерьез. Но если мы сами сможем украсть такую же из соседней деревни, нас будут очень уважать, — добавила она.

— И они еще называют меня язычницей, эти погрязшие в суевериях люди! — пробормотала Джина, качая головой, а Кейлин разразилась веселым смехом. — А как, по-твоему, меня здесь до сих пор считают ведьмой?

— Скорее феей, — усмехнулась Кейлин. — За твои колдовские глаза.

— Боже, как мне это надоело!

Джина снова оглядела двор замка — наверное, уже в сотый раз. Рон все еще разговаривал с какими-то людьми, ей незнакомыми. Хотя одного из них она как будто бы помнила: его называли сэром Никласом и одно время считали врагом. Значит, он тоже решил присоединиться к Рону? Это было бы прекрасно. Вообще предложение сэра Роберта провести турнир по случаю празднования Иванова дня пришлось очень многим по вкусу, и замок буквально ломился от гостей.

Ее взгляд лениво скользнул по рыцарям и солдатам. Только немногие из них были вооружены: Рональд, сэр Роберт, сэр Клайд… Остальные носили только кинжалы, ни у кого не болтался на боку смертоносный меч.

Внезапно Джина ощутила какое-то дурное предчувствие. Оно холодком пахнуло в душу, и девушка сразу замерзла, словно оказалась раздетой на дворе зимой. Что именно на нее так подействовало, Джина не могла понять. Но, застигнутая врасплох силой этого впечатления, замерла, словно в столбняке.

— Ты пойдешь сегодня ночью ворожить? — спросила Кейлин, выведя ее из оцепенения, и Джина с облегчением повернулась к ней.

— А как это? — спросила она.

— Ночью все незамужние женщины отправляются к источнику стирать одежду. Согласно древним поверьям, пока бьешь белье вальком, нужно несколько раз произнести: «Суженый, суженый, постирай со мной, муж ты мой!»

— И что же будет? — засмеялась Джина.

— Ничего-то ты не знаешь! Так говорят, чтобы приворожить мужчину навеки, — пояснила Кейлин и с лукавой улыбкой взглянула на нее. — Испробуй это на моем брате!

Джина опустила взгляд на цветы, которые вплетала в гирлянду, и пожала плечами, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно беззаботнее.

— С чего ты решила, что я хочу быть женой твоего брата?

— Не нужно быть ясновидящей, чтобы заметить это. Но не беспокойся — я никому не скажу.

Джина резко подняла голову и наткнулась на твердый взгляд Кейлин. Девушка не отвела глаза, не уклонилась, а прямо смотрела на нее. Странно! Джина привыкла к тому, что немногие люди способны были выдержать ее взгляд. Разве что Элспет и Бьяджо — да и то лишь в том случае, если не боялись, что она прочтет их мысли. И еще, конечно, Рон… Может быть, все дело в том, что Кейлин — его сестра? Неужели над ними обоими ее дар бессилен? Джина нахмурилась, а Кейлин, поспешила сменить тему разговора.

— Вечером рыцари собираются бросать жребий, — кто против кого будет выступать завтра на турнире. Кстати, я разрешила сэру Брайену носить мои цвета. Пусть, если хочет…

Последние слова Кейлин произнесла таким небрежным тоном, что Джина улыбнулась.

— А я уже все подготовила для моего сюрприза. Бьяджо говорил тебе о нем?

— Только то, что ты, не иначе, опять попадешь в беду. Он уже заранее боится, потому что все твои блестящие идеи кончаются для него кровопусканием. Или вашим бегством ради спасения жизни.

— Некоторые — да, но не все. — Джина улыбнулась и покачала головой, стараясь отбросить вновь возникшее дурное предчувствие. — Он просто никогда не слушает моих указаний. Он считает, что и сам все знает, а потом… ну, ты можешь себе представить, что бывает потом. Но на этот раз я уверена, что представление выйдет на славу. Оно буквально изумит всех! И для этого достаточно, чтобы Бьяджо просто делал то, что я ему скажу.

— Гм. Не понимаю, зачем тебе вообще все это нужно. Я, конечно, не знаю тут всех деталей, но твоя затея мне кажется рискованной.

— Это совсем не опасно! Я видела такое однажды на Кипре. Вышло очень впечатляюще.

Джина замолчала, прикусив губу. Кейлин вовсе не обязательно знать, почему она решила во что бы то ни стало устроить этот сюрприз. Как могла она признаться, что хочет, чтобы Рон восхитился ею, был покорен ее ловкостью и умом? Возможно, тогда он скажет наконец-то, что любит ее, что ни одна женщина не может сравниться с ней… И тогда в груди исчезнет то ощущение пустоты, которое так угнетало и беспокоило ее.

Вздохнув, Кейлин опустилась на скамью и оперлась локтями о спинку.

— Ах, на Кипре… А я вот никогда не покидала Уэльс. Хотя, по правде говоря, никуда не хочу уезжать. Мне и здесь нравится.

Джина бросила на нее недоверчивый взгляд.

— Не могу себе представить этого.

— Почему? — улыбнулась Кейлин. — Разве нет на свете места, где бы ты готова была прожить всю жизнь?

Джина сразу подумала о своем доме, о белоснежных башнях и минаретах, о том, как солнце золотит купола на закате, о легком ветерке и аромате апельсиновых деревьев… Вспомнила мозаичные плитки, которыми был вымощен главный двор, позолоченный фонтан в виде морского чудовища, извергающего воду изо рта, и ярких живых рыбок, плавающих в чаше этого фонтана. Там шелковые занавеси шевелились, мягко колеблемые легким ветром, а нежные звуки струнных инструментов словно аккомпанировали им. Да, она все еще тосковала об этом! Тосковала по матери, об отце, который, лаская, называл ее «цветок», «захарат»…

Впрочем, в последнее время Джина замечала, что ей все труднее припомнить эти сцены с прежней отчетливостью. Другие образы вторгались в ее воспоминания! Рон — такой, каким она в первый раз увидела его: солнечный бог на черном коне с сияющим нимбом золотых волос. Такой красивый и высокомерный, что дух захватывало! А потом поляна, голубое небо и цветущий боярышник над ними… Светло-серые глаза Рональда, его руки, ласкающие ее и уносящие далеко-далеко, в какие-то волшебные сферы, так что все остальное уже не имело значения!

Джина считала подобные мысли изменой своей памяти о доме, изменой своему пророчеству. И все же временами она не могла отделаться от чувства, что было бы не так уж плохо навсегда остаться с Роном в Уэльсе, не расставаться с ним никогда…

— Джина?

Словно очнувшись, она посмотрела на Кейлин и глубоко вдохнула.

— Я подумала сейчас об этом и поняла, что единственное место, которое я бы никогда не хотела покидать, это мой дом. Я там родилась и рано или поздно намерена туда вернуться.

Кейлин улыбнулась.

— Тогда и я желаю тебе этого. Кстати, а не попробовать ли нам поколдовать, чтобы ты могла очутиться дома?

— Не дай тебе Бог сказать что-нибудь подобное сэру Брайену! — воскликнула Джина, невольно оглянувшись. — Он решит, что я и тебя превратила в ведьму. — Меня просто-напросто сожгут на костре! — Она вплела последний цветок в гирлянду и протянула ее Кейлин. — Вот, готово. Укрась ею тот шест, что вы втыкаете в землю.

— «Праздничную березу»! — со смехом поправила ее Кейлин. — Если ты собираешься остаться в Уэльсе, то должна хоть немного знать наши обычаи.

— Для этого я еще слишком мало здесь прожила. — Она прикрыла глаза рукой, высматривая Бьяджо. — Ага, вот и он. Надеюсь, он закончил все наши приготовления.

Подойдя к ней, Бьяджо проворчал:

— Не нравится мне все это, bella. А всякий раз, как у меня возникает такое чувство…

— Это означает, что за обедом ты слишком много съел. Не беспокойся, все будет хорошо. Элспет закончила мой костюм?

Бьяджо кивнул, но с тем же мрачным выражением на лице. Только заметив Кейлин, он слегка улыбнулся, но потом снова помрачнел, взглянув на Джину.

— Учти: если его светлости не понравится наш сюрприз, я скажу, что все это была твоя идея. Так и знай — я тебя защищать не стану!

— Ничего удивительного. Последнее время ты стал таким серьезным и скучным…

— А ты просто сумасшедшая! Но я надеюсь, что разум вернется к тебе не слишком поздно, — вздохнул он. — Ладно, я все равно буду там.

— Я знала, что будешь. Ты никогда не подводил меня.

Бьяджо смотрел куда-то мимо нее. Ветерок откинул со лба черную прядь его волос. Джина вдруг поразилась, насколько же старше он стал выглядеть. И когда это Бьяджо успел так повзрослеть? Голос его огрубел, на подбородке появилась темная тень щетины… И это характерное мужское самодовольство… Да, он стал взрослым. И не будет больше ее товарищем во всяких приключениях и отчаянных предприятиях. Но неужели Бьяджо, как и все мужчины, начнет надоедливо твердить ей об опасности и отговаривать от любых проделок?

Она все еще сожалела по поводу того, как сильно он переменился, когда Бьяджо вдруг с комическим испугом схватил ее за руку.

— Внимание! Приближается наш лорд и господин. Бежим, пока есть время!

Кейлин тихо засмеялась и тут же прикрыла рот рукой, а Бьяджо подмигнул ей, довольный, что шутку она оценила. Джина вздохнула с облегчением: все-таки ее верный товарищ остался прежним. Она шагнула навстречу Рональду.

— Похоже, все идет по плану, милорд?

— Да, — улыбнулся он, слегка приподняв брови. Это была ее самая любимая улыбка — мягкая и нежная, словно предназначавшаяся для нее одной. Взяв Джину за локоть, Рон посмотрел на свою сестру, потом на Бьяджо. — Друзья, вы тоже будете на празднике костров сегодня вечером?

— Уж я-то никогда не пропущу костер на Иванов день! — с готовностью ответила Кейлин. — А в полночь мы пойдем с сэром Брайеном искать волшебную траву. Он говорит, что корень ее отгоняет нечистую силу.

— Боюсь, Брайен совсем заморочил тебе голову, — заметил Рон с улыбкой. — Он уже одарил тебя амулетами?

— Он преподнес мне их целых три!

— Я так и знал. — Рон обвил рукой талию Джины и заглянул ей в глаза. — Мне придется опять ненадолго оставить тебя, цветочек. Я еще не успел поговорить со всеми гостями.

— Хорошо. А нам с Бьяджо нужно встретиться с Элспет. — Джина улыбнулась: все шло как нельзя лучше. А она-то раздумывала, как ухитриться незаметно ускользнуть от него! — Мы обязательно увидимся там, милорд.

Когда Рональд уже уходил, Бьяджо, прищурившись, посмотрел на нее.

Не иначе, это магия, bella! Как только тебе удается все всегда устроить по-своему? — прочитала она его невысказанную мысль.

Джина удовлетворенно улыбнулась. Похоже, у нее и в самом деле все получится как надо…

Глава ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Посылая вверх мириады искр и завитки дыма, огромный костер освещал багровыми бликами двор замка, а обитатели его и жители окрестных деревень весело плясали вокруг огня. Пляски начались еще с полудня, и вот уже упали длинные вечерние тени от высоких башен и стен, а веселье не затихало. Дети визжали, собаки лаяли, воздух звенел от громкого пения и смеха.

С небольшого возвышения, установленного в стороне под высоким деревом, Рон наблюдал за веселящимися людьми. По взаимному согласию, все гости были без оружия, на поясах у них висели лишь небольшие кинжалы. Не всем это понравилось, но большинство съехавшихся в замок баронов сочли эту меру разумной: теперь можно было беззаботно веселиться, не тревожась о чьем-либо предательстве. Вооружены были только люди Рональда: на тот случай, если придется поддерживать порядок среди подвыпивших гостей. Некоторые уже и в самом деле напились так, что их пришлось оттащить вниз, в подвальные помещения, чтобы они проспались там до вечера в тишине.

Но кроме этого, ничто не омрачало веселья — не было ни беспорядка, ни драк. Все бароны были настроены удивительно миролюбиво и один за другим присягали знамени Рональда. Встретившись с Никласом Рэгланом наедине, Рон выяснил, что тот никогда не выступал на стороне Гэвина, а слухи о его предательстве представляли собой обыкновенный навет. За всем этим чувствовались уловки и козни принца Джона, желающего ослабить влияние принца Дегебарта и утвердить свою собственную власть в Уэльсе.

Но все его затеи провалились. И теперь Рональд окончательно убедился в том, что защитил свои права, заручившись поддержкой соседей. Лишним подтверждением этому служило появление самого принца Дегебарта, прибывшего несколькими часами раньше в сопровождении многочисленной свиты.

Так что все как будто бы шло хорошо. Рон с облегчением оглядел поляну, чувствуя, однако, что в глубине души не затихает до конца тревога. Всегда есть вещи, которые могут испортить все дело и которые невозможно предугадать: случайно оброненное слово, перебранка между баронами, невольное оскорбление… Но пока что не было и намека на неприятности.

— Да что ты беспокоишься? — воскликнул Брайен, когда Рональд снова, в который уже раз, спросил его, все ли гости на месте. — Все просто замечательно! Даже твоя дама ведет себя на удивление благопристойно.

Усмехнувшись, Рон бросил взгляд на рыцаря.

— Не понимаю, что именно тебя удивляет.

— Ну, по крайней мере, она перестала произносить свои тарабарские заклинания и плясать при луне…

— Да Джина же просто смеялась над тобой, ей нравится дразнить тебя! — сказал Рон примирительно. — Ты сам провоцировал ее на это, так что пеняй на себя, дружище.

Он выпрямился на стуле и посмотрел на помост, где во всем своем великолепии восседал принц Дегебарт. Его окружали многочисленные вассалы и свита, но, учитывая особое положение этого гостя, место, где он сидел, находилось чуть выше, чем у всех остальных. Принц улыбался. Казалось, он наслаждается весельем и радушием, окружавшим его в замке Гленлайон.

— А кстати, где она? — спросил Брайен, не слишком успокоенный словами Рона. — Я уже давно не видел ни Джины, ни твоей сестры.

Рон пожал плечами.

— Я встретил Джину час назад. Она сказала, что хочет переодеться. Ты знаешь этих женщин: вечно они озабочены своими нарядами и прическами.

Брайен нахмурился.

— Что-то я не припомню, чтобы Джина слишком заботилась о таких вещах. Она, кажется, вообще способна предстать перед чужими мужчинами без ничего… О, прошу прощения, милорд! Я не должен был напомнить вам об этом.

— Да, — пробормотал Рон, — не стоило.

А ведь верно, черт бы ее побрал! Брайен был абсолютно прав: прежде Джина не очень заботилась о своих нарядах. Тогда где же она?

— Все готово, пора начинать представление, — сказал, подойдя к ним, сэр Роберт. Его всегда озабоченное лицо на этот раз светилось удовлетворением. — Акробаты и фокусники готовы, милорд. Можно подавать им сигнал к началу?

Ждать Джину не имело смысла: гости уже проявляли нетерпение, тени становились все длиннее, и Рон, подумав, кивнул.

— Да, сэр Роберт, давайте сигнал, пока еще не совсем стемнело.

В конце двора, напротив сидений, отведенных для баронов, была устроена сцена — достаточно высокая, чтобы и в задних рядах простой публике все происходящее было хорошо видно. Люди начали собираться, как только на сцене появились музыканты, и вскоре двор замка заполнила целая толпа.

Горели факелы, бросая дрожащий свет на подмостки. Акробаты прыгали в головокружительных сальто и пируэтах, крутились колесом, тела их изгибались в самых немыслимых позах. Дрессированные собачки лаяли и прыгали через обручи, кружась, точно заправские танцоры, а ладони барабанщика бешено колотили по туго натянутой бараньей коже, обеспечивая необходимый аккомпанемент. Резко и нестройно бренчали колокольцы, гудели дудки, визжали струнные инструменты, воздух наполнен был шумом и смехом.

Рон снова оглядел толпу, но нигде не заметил Джину. А он-то думал, зная ее страсть к подобным развлечениям, что она окажется в первых рядах! Ему так хотелось, чтобы она наконец повеселилась — ведь сам он не мог уделять ей достаточно много внимания в эти дни. Рон был непрерывно занят: все его встречи, переговоры, множество важных вещей, которые нельзя было просто поручить Оуэну, постоянно отвлекали его. Конечно, она скучала… Но ведь по ночам он все же был с ней! Входил в темноте в ее комнату и, скользнув в широкую постель, будил своими поцелуям и пылкими ласками… Нельзя сказать, что он совершенно забросил ее!

Вдруг Брайен издал легкий возглас, и, проследив за его изумленным взглядом, Рон увидел Джину… на подмостках! Завернутая в просторный плащ, с распущенными по плечам черными волосами, Джина стояла там, словно готовясь к выступлению перед публикой. С ней рядом был Бьяджо в новом костюме: узкий камзол, обтягивающие штаны и новый колпак с бубенчиками, нашитыми на его длинный свисающий конец. Черт побери! Рон выпрямился и схватился за ручки кресла. Ведь он не позволял ей участвовать в Представлении! Впрочем, его, разумеется, даже и не спросили. Она и словом не обмолвилась о своем намерении! Пальцы Рона изо всех сил сжимали ручки кресла, но на лице не дрогнул ни один мускул — пусть никто не думает, что для него это неожиданность.

Подняв руки, Джина призвала к тишине, и, как ни странно, шумная толпа тут же замолкла. Девушка медленно обвела всех взглядом своих бездонных черных глаз и загадочно улыбнулась.

Никто не ожидал, что дама сердца владельца замка собирается выступать перед публикой. Многие в толпе раскрыли рты от изумления, другие начали перешептываться, но все взоры обратились на нее. А Джина как ни в чем не бывало прошла по помосту и указала на какое-то задрапированное шелком сооружение.

— Чудо для вашего развлечения! — звонко выкрикнула она при всеобщей тишине. — Чудо, которое поразит и изумит всех! Мой помощник покажет вам сейчас, что внутри кабины ничего нет. Эта кабина — вместилище только воздуха и… магии!

Магии?! Она что, с ума сошла? На нее и так уже смотрят косо! Рон прекрасно знал, что о Джине, с ее черными колдовскими глазами, ходит дурная слава. И вдруг она решила устроить сеанс черной магии, да еще в канун Иванова дня!.. Нет, она определенно кончит тем, что ее сожгут на костре, как ведьму! Но ему ничего не оставалось делать, как только молча сидеть и наблюдать. А Джина в это время уверенно прохаживалась по подмосткам перед ошеломленной толпой.

Бьяджо широко распахнул струящиеся под дуновением ветерка занавеси, слегка потряс ими — и бубенцы на его колпаке зазвенели в такт. Курчавые черные волосы Бьяджо, его сверкающие зубы и одежда с блестящими украшениями еще больше привлекли внимание толпы к этой странной паре на подмостках. Показав, что обтянутая шелком кабина пуста, Бьяджо обвел толпу медленным взглядом и насмешливо улыбнулся. А Джина выступила вперед.

— Нам нужны свидетели, чтобы подтвердить силу магии, — обратилась она к зрителям с высоты помоста. — Вот вы, сэр рыцарь, не могли бы подняться сюда? Будьте столь любезны! Ведь вы кажетесь таким сильным и бесстрашным, способным устоять перед любым волшебством.

По толпе прокатился смешок, хотя и немного боязливый, и Рон, прищурив глаза, увидел Боу-эна, влезающего на помост. Что она задумала? Руки его невольно сжались в кулаки, и он, напрягшись, подался вперед.

— Милорд, — прошептал Брайен за его плечом, — милорд, за вами наблюдают.

И правда: любопытные взгляды перебегали с подмостков на него и обратно. Сознавая, что его реакция будет всеми замечена, Рон откинулся назад и изобразил на лице улыбку, в душе проклиная Джину за ее дерзость и глупость.

Между тем она вызвала еще одного свидетеля, и на помост ступила Кейлин. Тут уж Брайен, в свою очередь, невольно подался вперед, а Рон едва заметно придержал его рукой.

— Сэр Брайен, за тобой наблюдают, — не разжимая губ, пробормотал он.

Но этого насмешливого напоминания оказалось недостаточно, чтобы удержать Брайена в должных рамках. Он покраснел как рак, бросил на Рона полный ужаса взгляд и отвернулся от подмостков. Нет, он не мог смотреть на это спокойно! А Рональд снова перевел взгляд на помост, где Джина еще раз продемонстрировала, что в задрапированной шелком кабине действительно ничего нет. Она предложила Кейлин и Боуэну оглядеть все вблизи, и те обошли кабину кругом, приподняв углы ткани, и даже слегка потрясли ее.

Когда они отступили и толпа умолкла, Джина медленно, исполненным плавной грации движением надела на голову капюшон. Теперь плащ полностью скрывал ее, ниспадая потоком черной ткани. Единственным признаком того, что под ним находится человеческая фигура, были руки, выступающие из складок.

Тонкий ореховый прутик со свистом рассек воздух — и Бьяджо вошел в кабину, остановившись лицом к зрителям. Еще один взмах прутика-и шелковые занавеси сомкнулись, скрыв его от глаз. Напряженная тишина повисла над толпой, а Джина плавно двинулась по помосту, бормоча какие-то магические заклинания. Внезапно фонтан белых цветочных лепестков взметнулся в воздух над ее головой; одни, точно снегом, усыпали помост, другие были подхвачены порывом ветра и упали в толпу. Вздох изумления вырвался у зрителей, и снова все замерли в ожидании, следя за тем, как Джина творит свое колдовство.

Кейлин и Боуэн стояли в стороне, молчаливые и напряженные. Вдруг неизвестно откуда послышались резкие звуки: звон металлических колец, веселое звяканье бубнов; зазвучала таинственная музыка. Звуки ее то затихали, то становились громче, а глухие удары ладоней по натянутой коже барабана придавали ей какой-то тревожный ритм. Джина в черной накидке закружилась, двигаясь танцующей походкой вдоль помоста, громким голосом бормоча какие-то бессмысленные слова. На мгновение она исчезла в кабине, но тут же появилась снова и продолжала свое движение. Впрочем, все заметили, что ее походка была уже не такой грациозной и плавной…

Внезапно белый голубь взлетел к небу, рассекая крыльями воздух, поднимаясь все выше и выше. Снова раздались изумленные вздохи, и напряженное внимание толпы было отвлечено от фигуры Джины. Затем звуки бубенцов и барабанного боя затихли, последовал еще один легкий взмах орехового прутика — и помост неожиданно для всех заволокло густым дымом. Люди с криком отшатнулись, теснясь в панике назад; но поскольку Кейлин и Боуэн продолжали спокойно стоять на помосте, любопытство пересилило страх, и в толпе опять воцарился порядок.

По знаку задрапированной фигуры Кейлин и Боуэн вышли вперед и медленно раздвинули шелковые занавеси.

Кабина была пуста!

Изумление и страх появились на лицах зрителей, но прежде чем кто-то смог двинуться или издать хотя бы звук, сверху до них донесся веселый крик. Все головы разом повернулись, а глаза и рты раскрылись от удивления: на стене, возвышающейся слева от ворот замка, стоял Бьяджо и приветственно махал толпе рукой. Бубенчики звенели на его колпаке, синий плащ развевался по ветру, а стройные ноги, обтянутые разноцветными штанами, весело пританцовывали. Бьяджо стоял очень высоко, но неясное пятно белых зубов под шапкой черных курчавых волос указывало на то, что он улыбается.

Мгновенный восторг овладел толпой зрителей: люди кричали, размахивали шапками, хохотали. А Бьяджо расхаживал на стене важно, как павлин, но вдруг легко перепрыгнул через парапет и сразу исчез в невесть откуда взявшемся клубе дыма.

Прежде чем кто-либо успел оправиться от этого нового потрясения, раздался хлопок, и на помосте появились точно такие же клубы дыма. Все глаза обратились туда, а когда дым рассеялся, зрители снова увидели Бьяджо, непринужденно склонившегося перед ними в глубоком поклоне. Он выпрямился и окинул взглядом изумленные лица.

— Для вашего удовольствия и развлечения, лорды и леди! Надеемся, что эта небольшая шутка, иллюзия понравилась вам.

Тут он поднял руку и указал вверх. Все головы повернулись к крепостной стене… Там стоял еще один Бьяджо. Точно такая же фигура в синем плаще и пунцовом камзоле, смеясь, дерзко махала им сверху. Толпа ахнула, как один человек. Джина!.. А на подмостках задрапированная фигура откинула с головы капюшон, и перед публикой появилась… Элспет.

По двору замка пронесся вздох облегчения. Это был всего лишь трюк. Никакой магии, просто удивительный фокус! И толпа разразилась восторженными аплодисментами.

Не меньшее облегчение почувствовал и Рон, хотя ни за что не признал бы себя суеверным. Но вместе с тем он был взбешен. Нет, в самом деле, эта девчонка способна довести его до белого каления! Малейшая оплошность — и могло возникнуть страшное смятение, непредсказуемая паническая реакция толпы, особенно опасная здесь, в крепостных стенах. Даже солдаты, неустрашимые в бою, готовы были поддаться панике при малейшем намеке на что-то сверхъестественное и колдовское. Он не забыл еще тот день в лесу, когда маленькая фигурка в пунцовом плаще с капюшоном преградила им путь, напугав лошадей…

— Замечательное представление, милорд, — сказал принц, наклонившись вперед. — Просто удивительное!

— Да, — с трудом выдавил в ответ Рональд. — Я должен пойти и похвалить исполнителей. С вашего разрешения, милорд…

И он быстро спустился с возвышения, прокладывая себе путь сквозь толпу. Оправившись от страха и напряжения, люди смеялись и наперебой говорили об этом удивительном фокусе, размахивая руками и покачивая головами.

Они расступались перед Рональдом, давая дорогу, а некоторые пристально глядели на него. Странно. Что это вызывало у них такой интерес? Рону казалось, что он прекрасно владеет собой и никто не может догадаться, куда и зачем он так стремительно направляется…

Улыбаясь, Джина быстро шла под темными сводчатыми арками стены. Здесь еще не зажгли факелы, и узкие лестницы башенных переходов были совсем темны. Ну и лица были у них у всех! Особенно у Рона… Кажется, она превосходно справилась со своей задачей! С высоты крепостной стены трудно было разглядеть выражение его лица, но наверняка на нем было написано восхищение. А то, что вначале все так испугались… Но чего же они хотели? Сами же называли ее то Королевой эльфов, то колдуньей, то загадочной лесной феей. Хотя она и не плясала никогда лунной ночью посреди «ведьминого кольца», топча расцветающие первоцветы… Ну, да ладно! Зато теперь все узнали, что никакая она не колдунья, а просто очень ловкая и умная девушка.

Бубенчики на ее колпаке громко звенели, когда Джина сбегала вниз по ступенькам, одной рукой придерживаясь за стену и внимательно глядя под ноги, чтобы не оступиться в темноте. Не очень красиво будет, если Королеву эльфов найдут здесь со сломанной ногой. Особенно после того, как ей удалось целый замок ввергнуть в благоговейный страх своим нехитрым представлением.

Спустившись по лестнице, Джина ступила в дрожащее пятно света от единственной свечи, которая трещала над ее головой, рассыпая слабые искры. Здесь она остановилась в нерешительности. Куда теперь идти? Во время представления она бежала по ступенькам наугад, зная, что у нее мало времени, чтобы, поменявшись местами с Элспет, успеть «чудесным образом» появиться на башенной стене. И потому сейчас никак не могла сориентироваться.

Кажется, нужно повернуть налево… Интересно, где сейчас ее помощник? О, они-то наверняка будут в восторге от такой удачи. Но что скажет Рон? Поймет ли он наконец, что она тоже на что-то способна? Что она нечто большее, чем просто теплая грелка в его кровати по ночам?..

Поворот, еще поворот; темные стены, пустые длинные коридоры… И вдруг Джина оказалась в каком-то сводчатом помещении, в котором прежде никогда не была. Единственный факел шипел в железном держателе, бросая блики на глухие стены и каменный пол. Джина остановилась. Негромкий приглушенный звук отдаленного лязганья донесся до нее — словно захлопнулась где-то железная дверь. И все смолкло. Это навело ее на мысль о подземной тюрьме, о тех глухих и таинственных звуках, которые заполняли там ее дни и ночи.

И снова, как тогда, во дворе замка, Джина почувствовала присутствие чего-то угрожающего, приближение какого-то невидимого зла. Поддавшись растущему напряжению и тревоге, она замерла и невольно сделала шаг назад.

Сердце ее прыгало в груди.

Как же она забыла?! Ведь ей столько рассказывали про ночь на Иванов день… Предостережения Кейлин, хоть и брошенные накануне шутливым тоном, внезапно обрели смысл. Это был тот смутный час между днем и наступающей ночью, когда духи бродят свободно, когда встреча с ними не исключена. Приглушенный звон, отдаленные шаги — все это мгновенно воскресило в памяти легенды о призраках, о духах подземелий, об их скорбящих душах и страдальческих завываниях… Но Джина ведь никогда не верила в это! Она знала лучше других, что человеческие страсти, человеческая злоба куда страшнее и имеют больше власти в этом мире, чем потусторонние силы.

И все же, все же… Всем существом Джина чувствовала приближающееся зло: оно было темным и сильным, а главное — устремлялось именно к ней! Дыхание ее пресеклось, Джина зашаталась и, чтобы не упасть, оперлась рукой о холодную и шероховатую стену. Мысленно она торопливо шептала заклинания, которые слышала когда-то от старых цыганок, в надежде, что они оградят ее от приближающегося зла.

Какие-то слабые пятна тени и света заскользили вдруг по стенам, точно призрачная зловещая сеть. Они кружились все быстрей и быстрей в нарастающем ритме; Джина едва не потеряла сознание, но, собрав все свои душевные силы, устояла на ногах.

— Кто это у нас тут? — вдруг услышала она грубый голос, словно материализовавшийся из этих скользящих по стенам теней. — Неужто наша Королева эльфов?..

То, что она увидела затем, поразило Джину: из темноты подвала выступил сэр Клайд. Лязг меча сопровождал его шаги; тяжелое, с невыразительными чертами лицо в отблеске факела казалось зловещим. Как же она раньше не разглядела этого человека?

Но самым опасным было другое: позади сэра Клайда таилась еще какая-то фигура, скрывающаяся в тени… Но только не от ее внутреннего взора! О, Джина предчувствовала это, она словно заранее знала… И теперь ее дар мгновенно подсказал ей, кто там кутается в плащ, все еще не решаясь показаться.

— Выходи на свет, сэр Гэвин, — звенящим голосом проговорила она. — Не робей, я же знаю, что это ты!

Гэвин откинул скрывавший его капюшон плаща, и в глазах его полыхнуло темное пламя, а губы растянулись в жестокой усмешке. Еще бы! Он на свободе, он без цепей, и нет тюремных стен, чтобы удержать его. Он больше не пленник! Воспользовавшись праздником, сэр Клайд выпустил его, и тем хуже для Джины, что она оказалась здесь, у них на дороге.

— Я, кажется, уже готов был повесить тебя однажды, — процедил он зловещим голосом. — Но, видно, тебе не впервой ускользать из петли, моя милочка. Возьми ее, Клайд, и веди за собой. Мы воспользуемся ею, как щитом, а когда наш побег удастся, мы оставим ее тело на память кузену.

Сэр Клайд заколебался.

— Я думаю; лучше убить ее прямо сейчас.

— Думать — не твое дело! — отрезал Гэвин. — Если бы ты умел думать, мой кузен не проник бы в замок через этот старый тоннель и не застал бы меня врасплох.

— Я же говорил тебе, — угрюмо сказал Клайд, — что он до самой последней минуты держал свои планы в тайне. Не было времени, чтобы предупредить тебя. Даже рискуя быть убитым!

— Ладно уж, — отмахнулся от него Гэвин и вдруг быстрым движением руки, точно клещами, схватил Джину за запястье. — И не надейся улететь, птичка! Теперь мы не расстанемся с тобой. — Он повернулся к сэру Клайду. — Бери факел.

Джина знала, что вырываться бесполезно, но все равно сделала попытку. Она решила вести себя именно так, как ожидает Гэвин: если он не будет отвлекаться от своих планов и намерений, пытаясь разгадать ее поведение, будет легче проникнуть в глубь его мыслей. А это единственный шанс вырваться из опасной западни.

И все-таки ей было страшно трудно проникнуть в темную мглу этого дьявольского мозга, в его извилистые каналы, подобные крысиным ходам. Джина напрягалась изо всех сил, стараясь прорваться сквозь лабиринт разрозненных мыслей и страхов, сквозь преграды ненависти и злобы, окружавшие Гэвина. А он в это время тянул ее за собой.

Все вниз и вниз, по темным, вонючим, сырым переходам… Джина не могла без отвращения ступать по этим неровным осклизлым камням, покрытым липкой грязью, среди зловонных отбросов и мышиного писка. Невольно она передернула плечами, и Гэвин тихо засмеялся, заметив это. По стенам метались тени чьих-то перепончатых крыльев; Джина задыхалась, почти теряя сознание… И когда ей показалось уже, что они завели ее в глубь земли, в самые бездны ада, сэр Клайд, шедший впереди, толчком распахнул какую-то дверь, свежий воздух, отдающий дубом и вином, пахнул им в лицо.

Жадно хватая этот воздух широко открытым ртом, Джина остановилась на пороге. Здесь было чуть больше света, хотя все еще царил полумрак. Длинные ряды винных бочек вдоль стен, спиртовой запах с привкусом дуба, полукруглые арочные своды подвала… Винный погреб! Но как они попали сюда с крепостных стен? Должно быть, под центральной башней целый лабиринт подземных ходов…

Гэвин толкнул ее вперед, и Джина ударилась головой о какую-то балку. Оглушенная, она теперь едва сознавала, что ее бесцеремонно тащат по неровным камням. Но зато, забыв свой собственный страх, она вдруг отчетливо ощутила страх сэра Клайда, идущего рядом.

Он был почти осязаем, этот страх! Клубясь над ними, точно черный дым, он приобретал в его сознании черты Рональда. Джина поняла, что Клайд панически боится его. Это был не просто страх, а ужасное предчувствие того, что произойдет, когда Рон обнаружит, что его предали. Правда, мысль Клайда почти мгновенно перескочила на образ другого человека, который предал однажды Рона Гриффина. Конечно, Клайд боялся и Гэвина, но Рональда он страшился больше, и она успела это понять.

Подняв голову, Джина обернулась к сэру Клайду.

— А ты подумал, что сделает лорд Рональд, когда обнаружит твою измену, сэр Клайд? — вполголоса проговорила она, пристально посмотрев на него. — В таких случаях умирают мучительно и медленно…

— Заткнись! — прорычал Гэвин, дернув ее за руку. — Открой эту дверь, сэр Клайд, — приказал он. — И поспеши! Если стража обнаружит, что я сбежал, поднимется страшный шум, начнется погоня.

— Тут нужны по меньшей мере трое, чтобы открыть ее, — пробормотал Клайд, и голос его дрогнул от страха. — Даже Рональд не смог бы этого сделать в одиночку.

Гэвин грубо выругался.

— Ты говоришь о нем так, словно он может горы двигать. А он всего лишь человечек — как я и ты, как любой другой! И кровь у него проливается так же легко, как у других. Наляжем-ка все вместе на эти бочки, и они своим весом помогут нам открыть дверь.

Толкнув Джину вперед, Гэвин, навалившись, прижал ее к выпуклому краю бочонка. Раздался слабый стонущий скрип дерева и визг ржавых дверных петель. Уже почти не сознавая себя, Джина сделала судорожный вдох и в это мгновение почувствовала, что какой-то новый голос проникает в ее сознание. Сначала слабый, этот голос становился все яснее и отчетливей, пока она не начала различать слова:

Проклятая ведьма! Она предала Рона!.. Я всегда знал, что она заодно с Гэвином. Я говорил Рону, но он не слушал меня… Но я поймаю ее, и тогда он увидит, что я был прав…

Брайен! Но откуда он здесь? Впрочем, неважно… Сейчас он так убежден в ее измене, так жаждет разоблачить ее, что сам идет прямо в западню! Она должна предупредить, спасти его! И в то же время только он может стать ее собственным спасителем… Но как же предупредить его, не давая Гэвину понять, что Брайен где-то рядом?

Неожиданно извернувшись, Джина вырвалась и успела сделать шаг в сторону, прежде чем Гэвин схватил ее, грубо вцепившись в волосы и потянув изо всех сил назад. Она закричала, и этот пронзительный крик, отразившись от каменных стен и потолка, несколько раз отозвался стихающим эхом. Гэвин ударил ее рукой по щеке и швырнул на каменный пол.

— Ах ты, ведьма! Думаешь убежать? Сэр Клайд, разбери-ка побыстрее эти бочонки. Нам нужно спешить.

Упав на грязный холодный пол, Джина заплакала от боли. Но все это сейчас было уже неважно: она поняла, что Брайен услышал ее. Слава Богу, он предупрежден, он будет осторожен…

Задыхаясь и пыхтя, грузный сэр Клайд разобрал оставшиеся бочонки и смог наконец открыть потайную дверь. Она зияла черной квадратной дырой, впуская порывы холодного воздуха, запах гнили и сырой земли. Гэвин поднял Джину и потащил к двери, но она упиралась, несмотря на удары и пинки. Ей хотелось выиграть время: если Брайен не подоспеет к моменту их выхода из тоннеля — она погибла.

В сознании Джины путались страх сэра Клайда и опасливая настороженность находившегося где-то поблизости Брайена. А для нее сейчас было важно уловить мысли Гэвина. Когда же ей это наконец удалось, Джина содрогнулась. Его намерение было определенно и жестоко: Гэвин не собирался оставлять в живых ни ее, ни сэра Клайда. Только он один должен выйти к ожидающей у стен замка лошади, чтобы ускакать на ней к принцу Джону…

Когда Гэвин потянул ее в тоннель, Джине удалось ухватиться за край каменной стены. Она бросила взгляд на Клайда, стоявшего прямо позади нее; лицо его было покрыто бледностью, заметной даже в этом полумраке.

— Он убьет и тебя тоже! — хрипло сказала она. — Ты думаешь, он оставит тебе жизнь, понимая, как много ты знаешь?

Гэвин повернулся и снова ударил ее по лицу, стараясь оторвать пальцы Джины от стены.

— Не слушай эту ведьму! — крикнул он. — Пошли! Ты нужен мне, сэр Клайд, и ты это знаешь.

Но сэр Клайд не двигался, нахмурившись, и это колебание стоило ему жизни. Не успела Джина вздохнуть, как сверкнул выхваченный Гэвином меч, и сэр Клайд, получив страшный удар в спину, по инерции шагнул вперед. Он еще успел обернуться, пытаясь, в свою очередь, вынуть из ножен меч, но кровь хлынула у него изо рта, и, покачнувшись, сэр Клайд упал, широко раскинув руки, рядом с открытой дверью в тоннель.

И в ту же минуту появился Брайен, с глазами, горящими бешеным огнем, и обнаженным мечом в левой руке.

— Гэвин?! О, я вижу, злые духи разгуливают на свободе в ночь на Иванов день!

Гэвин тихо рассмеялся.

— А ты все еще сосешь оленью титьку, ирландец, или мой кузен пожаловал тебе что-нибудь еще?

Ловким и уверенным движением Брайен перекинул свой меч из левой руки в правую.

— Лучше оленья титька, чем ничего, Гэвин, — язвительно ответил он. — У тебя, например, даже не будет времени раскаяться в своих грехах. — И поманил противника согнутым пальцем. — Ну, иди сюда, сейчас я прикончу тебя.

Но Гэвин крепко вцепился в пунцовый камзол Джины и, как щит, выставил ее перед собой.

— Сначала тебе придется убить эту женщину, — издевательски сказал он.

Брайен мрачно пожал плечами.

— Всем известно, что я никогда не любил ее, и если она умрет, не стану горевать. Я делал все, что мог, чтобы избавить моего лорда от этой ведьмы с того самого дня, как черт послал ее на нашу голову.

Да, конечно, он не станет сожалеть о ней! «Но как ты объяснишь Рону, что меня убили, когда ты был рядом?» — мысленно спросила Джина, вперившись взглядом в Брайена, и тут же с изумлением поняла, что до его сознания дошел этот вопрос. Как бы то ни было, Брайен опустил меч, и на лице его отразилась растерянность.

— Ну что ж ты, ирландец? Иди и попробуй убить меня! — подзадоривал его Гэвин.

С этими словами он отступил назад, увлекая Джину за собой, волоча ее по острым камням туда, в узкую ветреную пасть тоннеля, в его густую чернильную темноту. Любой звук пугающим эхом отскакивал от неровных каменных стен тоннеля. Их шаги и хриплое дыхание сливались с лязгом мечей по камням, создавая какую-то причудливую какофонию. Джине казалось, что она пребывает в кошмарном сне.

Брайен колебался недолго. Выругавшись сквозь стиснутые зубы, он ринулся за ними в темноту. Увлекаемая вперед железной рукой Гэвина, Джина ничего не видела, но прекрасно понимала, что если Брайен даже случайно промахнется в этой кромешной тьме и заденет ее своим страшным мечом, для него это не будет великой потерей. А Рону можно будет сказать, что это Гэвин ее убил…

Но Джина не могла поверить, что Брайен был способен хладнокровно убить ее. Надо только постараться не попасть под его меч. Чувствуя, что Брайен уже достаточно близко, она уцепилась за какой-то выступ в стене, и ей наконец удалось вырваться из рук Гэвина. Это заставило его на мгновение потерять равновесие, но искать Джину в темноте у него уже не было времени. Гэвин выругался, слыша позади дыхание Брайена, и повернулся, подняв свой меч, чтобы встретить нависшую угрозу.

Когда Брайен настиг их, Джина закричала, чтобы он знал, где она находится, и постарался обойти ее своим мечом. Но тоннель был очень узким; резкий звук стали, ударившейся о камень, прозвенел почти над ее головой. Искры посыпались в темноте, и Гэвин ударил по этим искрам, надеясь выбить меч из руки Брайена. Но Брайена уже не было там. Яростные крики вырывались из глоток сражающихся мужчин: их бешенство, слепое и безрассудное, искало выхода. Удары мечей сыпались почти наугад. Невидимые противники то сшибались, хрипя и выкрикивая ругательства, то отступали, чтобы в следующее мгновение броситься друг на друга вновь.

Но внезапно Брайен захрипел, и Джина почувствовала, как его тяжелое тело рухнуло рядом с ней. С ужасом она услышала в темноте его хриплое слабеющее дыхание и ощутила липкую теплую влагу на своих руках, когда дотронулась до его груди.

Джина склонилась над Брайеном всего на одно мгновение, но Гэвин успел дотянуться до нее и опять потянул за собой, волоча по каменному шершавому полу. Обессиленная, избитая, с расцарапанными до крови руками и ногами, Джина уже не могла сопротивляться и положилась на провидение.

Но вдруг свежий воздух пахнул ей в лицо, холодный, благоухающий ветром и травами. Крошечный лучик лунного света слабо промелькнул впереди. Он исчез, потом появился вновь, и ей уже было видно Гэвина, который выделялся темной тенью над фоне расступающихся более светлых стен.

Через мгновение они оказались снаружи. Здесь тоже было темно, хотя и не такой глубокой могильной тьмой, которая окутывала их в тоннеле. Лунный свет сквозил сквозь деревья, блестя на груде больших камней, сложенных в какую-то странную пирамиду.

Некоторое время они оба приходили в себя.

Тяжело дыша, опираясь на руки, Джина собиралась с силами, чтобы встать, когда неожиданно знакомое ржание донеслось до ее ушей. Не может быть! Байоша! Ее кобыла! Снова раздалось тихое ржание, и Джина поняла, что это уже другой конь. Гэвин тоже прислушался, но, очевидно, не различил, что лошадей было две. Зато Джине это придало силы: в планах Гэвина что-то разладилось, хотя она и не понимала, что именно.

Прислонившись к камню, Гэвин хрипло дышал, ловя воздух ртом. Он, несомненно, тоже очень устал, и Джина решила воспользоваться этим. Она увидела себя сейчас его глазами: смоляные волосы, падающие на лицо, горящие ненавистью темные глаза — презрение и непокорность в каждой линии тела. И когда с жестокой ухмылкой на лице Гэвин приблизился к ней, в его глазах не было уверенности, хотя он ни за что не признался бы в этом.

Протянув свой меч, Гэвин острием приподнял Джине подбородок, заставив ее отвести голову назад. Она вынуждена была поднять на него взгляд, но не съежилась и не испугалась. Вместо этого Джина рассмеялась ему в лицо.

— Ничтожный, ты сам боишься смерти! — твердым голосом сказала она. — Ты больше меня страшишься иного мира. И правильно — ведь он уже ждет тебя. Я вижу это… Ты ведь знаешь, что у меня есть особый дар. И я вижу их, этих крылатых демонов, этих ползущих по праху скользких тварей, этих бесчисленных червей и крыс, которые уже ждут тебя…

В глазах Гэвина горела ярость, и все-таки страх пробежал по спине, заставив его невольно содрогнуться. Руки его похолодели, он бросил вокруг боязливый взгляд, выдававший панику и смятение.

— Зловредная ведьма! Да, конечно, ты должна знать о демонах и чертях, ведь ты сама принадлежишь к ним!

Джина зловеще улыбнулась.

— Очевидно, сэр Клайд говорил тебе об этом. И он был прав — я многое могу. Вот сейчас я читаю твои мысли и вижу все, что у тебя в душе. Хочешь, я скажу тебе, о чем ты думаешь сейчас?.. Ты спрашиваешь себя: правда ли это? Прав ли сэр Клайд и все другие, кто говорил тебе, что я ведьма. Ты спрашиваешь себя, правда ли, что я Королева эльфов и могу творить колдовские заклинания. Вот о чем ты спрашиваешь у себя!

К сожалению, в мыслях Гэвина больше действительно ничего не было, и Джина не могла продемонстрировать свой дар во всем его устрашающем великолепии. Тогда она приподнялась на руках — какое-то дьявольское создание с растрепанными черными как смоль волосами, в причудливых лохмотьях, оставшихся от накидки, в грязном разорванном камзоле и трико — и диким взором уставилась на него… В этот момент опять заржала Байоша — это был высокий, тонкий, напевный звук. И тут же низким хриплым ржанием ей ответил другой конь. На этот раз ошибиться было нельзя, и внимание Гэвина переключилось на лошадей. Он явно начал догадываться, что его план дал осечку. Нужно было срочно спасать положение.

Джина изобразила еще более пугающую улыбку, обнажив блестевшую полоску зубов.

— Хочешь, я вызову силы тьмы прямо сейчас? Готов ли ты встретиться с ними, сэр Гэвин? Я могу вызвать ветер и дождь, гром и молнию, если захочу!

Но было поздно: ей не удалось отвлечь его внимание этими зловещими словами. На счастье, Джина прочла намерение Гэвина раньше, чем он смог осуществить его, и, когда рука с зажатым в ней кинжалом метнулась в ее сторону, Джина успела отпрянуть. Все ее чувства были сейчас сосредоточены на этом человеке, от малейшего движения которого зависела ее жизнь или смерть. Ничто не мешало ему пустить в ход свой меч; она не могла позволить себе отвлечься ни на минуту, а потому не видела и не слышала ничего вокруг.

И вдруг знакомый голос, тихий, но непреклонный, прорезал за ее спиной тьму.

— Только тронь ее, и ты умрешь, Гэвин!

Рон!.. Джина невольно обернулась, и Гэвин тут же воспользовался этим. Стремительным движением, похожим на бросок кобры, он схватил ее и прижал к себе.

— Теперь я у тебя в долгу, кузен, — засмеялся он. — Эта дьяволица чуть было не ускользнула от меня — без твоей помощи мне бы ее не поймать. — И тут же поднял свой кинжал, когда Рон сделал шаг вперед. — Стоять! Если я умру, я прихвачу ее с собой.

Очевидно, Гэвин решил, что одних слов недостаточно. Он слегка провел лезвием от уха Джины вниз к шее, и она ощутила холод кинжала и какую-то липкую влагу на коже. Ей почти не было больно, но никогда она не испытывала такого животного страха.

— Пока всего несколько капель, — усмехнулся Гэвин, — но мы-то с тобой знаем, как много крови будет, если кинжал проникнет немного глубже. Рон сразу остановился. Облитый лунным светом, он стоял, весь натянутый, как струна, на фоне зияющей темноты тоннеля. Ярость сверкала в его глазах, и ярость кипела в голосе, когда он заговорил.

— Отпусти ее, Гэвин! Она здесь ни при чем.

— Как бы не так! Отпусти я ее, и ты тут же наколешь меня на конец своего меча, словно кабана. Я не такой дурак.

Наступило молчание. Дыхание Гэвина, хриплое и тяжелое, отдавалось в ушах Джины, а его мысли лихорадочно метались в поисках выхода из безнадежной ситуации. И вдруг Джина почувствовала, как Гэвин радостно вздрогнул: спасительная мысль сверкнула в его мозгу; блеснула в сознании последним шансом, за который он и ухватился, как за соломинку.

— Помнится, ты играл в шахматы, кузен, — хрипло проговорил он. — Да, я знаю, что играл! И был пешкой временами… — Гэвин рассмеялся коротким нервным смешком у нее за спиной. — Так вот, под боем твоя королева! Чем ты готов пожертвовать, чтобы ее спасти?

Снова молчание, напряженное и мрачное. Прокричала ночная птица, ветер прошумел в ветвях деревьев над их головами, глухой раскат грома раздался где-то в отдалении. И наконец единственное слово прозвучало в ответ:

— Всем.

Гэвин был ошеломлен.

— Всем?.. Ты готов отдать все? Замок?.. Твоего коня?.. Твои владения?.. Я не ослышался, кузен?

— Все. Если потеряна королева — потеряно все! Любой игрок знает это. — Рон опустил свой меч, уперев его острием в землю. — Отпусти ее, и я отдам тебе все.

Джина неотрывно смотрела на него, и жгучие слезы застилали глаза. В этот миг, в это короткое мгновение она прочла на его лице всю правду: он и в самом деле намеревался это сделать. Он готов пожертвовать всем ради нее!

Недоверчиво, совершенно сбитый с толку, Гэ-вин переспросил:

— Ты отдашь все ради женщины?

— Не просто женщины. Ради этой женщины! Ради моей королевы. — Рон решительно вздернул подбородок. — Бери мой Гленлайон. Это всего лишь холодная груда камней. Я могу построить новый замок. Или завоевать себе другой. Но королева бывает только одна.

— Поклянись! — хрипло пробормотал Гэвин. — Поклянись мне в этом рыцарским словом и своим мечом. Поклянись, Рональд Гриффин, что отдашь Гленлайон за жизнь этой женщины!

Подняв свой меч, Рон встретил его взгляд прямым и решительным взором.

— Клянусь своей рыцарской честью, что, если ты освободишь эту женщину, я отдам тебе Гленлайон.

Еще на несколько мгновений повисло напряженное молчание.

Гэвин неотрывно смотрел на своего кузена, явно не решаясь поверить в то, что услышал, хотя знал, что рыцарской клятве Рон не изменит. Неожиданно новая мысль пришла ему в голову, и он тихо рассмеялся.

— Джон все равно отдаст мне Гленлайон!

— Джон — не король.

Гэвин спокойно пожал плечами.

— Не король, но скоро будет им.

— Даже если и будет, ты знаешь, что значит иметь дело с Джоном. Король или принц — он останется все тем же мерзавцем. Джон обманет тебя так же, как обманывает всех. — Рон сделал нетерпеливое движение в сторону Гэвина. — Отпусти ее, я сказал.

— Ну да! Если я ее отпущу, я погиб.

— Испытай меня. — В словах Рона была мрачная решимость. — Я дал тебе слово, и я не трону тебя.

Гэвин судорожно вздохнул. Ему очень хотелось поверить — Джина чувствовала это, улавливая мысли, мятущиеся в его возбужденном мозгу, — но в глубине души Гэвин не доверял никому. Он судил о Рональде по себе, а сам он, не колеблясь, солгал бы в этой ситуации. Зато Гэвин прекрасно сознавал, что единственный козырь — это девушка в его руках. И пока она жива, ему ничто не грозит. Только это он и принимал сейчас в расчет.

Отступив назад к лошадям, Гэвин покачал головой.

— Пожалуй, я все-таки заберу ее с собой, кузен. Если ты намерен сдержать свое слово, ты не последуешь за мной. Как только я достигну Англии, я отпущу ее. Клянусь тебе в этом!

— Нет! — Рон решительно шагнул вперед, взяв меч на изготовку. — Я не позволю тебе уехать с ней, Гэвин. Она останется.

Покачав головой, Гэвин сделал еще шаг назад, увлекая Джину за собой. Его меч рукояткой больно врезался ей в ребра, а кинжал был по-прежнему у ее горла, холодной сталью обжигая его.

— Я не такой идиот! — криво усмехнулся он. — Да и ты, кузен, не похож на идиота. Как только я отпущу ее, твои люди тут же прикончат меня.

Положение снова стало критическим. Нужно было что-то предпринять, и Джина сосредоточила всю свою мысленную энергию на Байоше, которая грызла удила у Гэвина за спиной. Ее страх передался лошади. При приближении этого человека Байоша задрожала, ощутив пугающий запах его пота, его напряженные движения и шаги. А когда Гэвин подошел еще ближе, лошадь уловила запах крови на нем — угрожающий, напоминающий о жестоких ударах, о боли…

Заржав, кобыла вдруг вскинулась на дыбы, натянув свой повод, и, взбрыкнув в воздухе ногами, копытом ударила Гэвина по плечу. Он пошатнулся и, чтобы устоять на ногах, на мгновение выпустил Джину. Этого оказалось достаточно, чтобы она тут же метнулась в сторону, и острие кинжала не достало до нее. В то же мгновение раздался крик Гэвина — хриплый вопль злости и досады.

В стремительном львином прыжке Рон бросился на врага. Стоя на одном колене, Гэвин выхватил меч, чтобы парировать его удар, но сталь скользнула о сталь, и удары не достигли цели. И тут же оба вновь одновременно замахнулись…

Лунный свет скользнул по гладкой поверхности лезвия всего в дюйме от груди Рона. Джина закричала. Она кинулась вперед, не рассуждая, зная только, что должна защитить его, остановить смертоносное жало! Но Рон на долю мгновения опередил своего противника и сильным ударом выбил меч из его руки. Гэвин взревел нечеловеческим голосом. Сжимая в левой руке кинжал, он сделал тщетную попытку замахнуться им, но Рон оказался проворней. Удар меча поразил Гэвина в шею, и Джина стремительно отвернулась, не в силах видеть его конец, не в силах вынести еще одну смерть… Слабый хрип, затихающий стон — и через мгновение все было кончено…

Стоя на коленях, закрыв лицо руками, Джина рыдала в ночной тишине. Она слышала, как подошли Оуэн, сэр Боуэн и сэр Роберт, слышала их быстрый шепот в ночи, но ничего не могла с собой поделать, никак не могла остановиться. Подошли другие, и Джина поняла, что Гэвина уже унесли. Потом услышала, как Бьяджо спрашивает про нее, и чей-то тихий ответ. Но сама она не могла пошевелиться, не могла отнять рук от лица, не могла заставить себя посмотреть на людей. Не сейчас… Нет, не сейчас! Ей не хотелось видеть никого.

Джина не знала, сколько времени простояла так — вжавшись коленями в сырую землю, с распущенными волосами, плотной занавесью закрывавшими лицо. Но вот дыхание ее постепенно выровнялось, и окружающий мир начал снова медленно проступать вокруг. Рядом с ней остался только Рон. Он сидел поблизости на камне — такой надежный и сильный — и молча ждал, когда она успокоится.

Джина вытерла рукавом глаза, и Рон слегка улыбнулся. Его рука приподнялась, мягко отведя волосы с ее лица, нежные пальцы вытерли следы еще не просохших слез.

— Тебе больно, цветочек? — тихо спросил он.

Нет, ей не было больно. Она просто очень устала… Джина выдавила слабую улыбку и покачала головой. Черный локон упал ей на щеку, и Рон осторожно отвел его.

— Слава Богу. — Он немного помолчал. — Благодари Бьяджо, что он сбегал за мной и сказал, что ты, очевидно, заблудилась. Я мог и не поспеть вовремя.

— Ох… Рон… Ты не знаешь, а ведь Брайен…

— Брайен спорит сейчас с Бьяджо, что полезнее для раненого — вино или мясной бульон. Он жив, и рана не опасна! Видно, один из этих амулетов все-таки защитил его. — Снова наступило молчание — какое-то легкое, успокаивающее. Потом Рон сказал задумчивым тоном, как человек, который узнал что-то новое о себе: — А ты знаешь, я ведь не сразу понял, что должен сделать это.

Джина тут же догадалась, что он имеет в виду. Надежда, которая крошечным росточком теплилась в ее душе, теперь расцвела пышным цветом.

— Должен?.. Ты должен был уступить Гленлайон ради меня?

— Да. — Палец Рона прошелся по изгибу ее рта — осторожно и ласково. Сердце Джины было так полно, что она боялась: стоит ей заговорить, слезы тут же польются из глаз. Она могла только смотреть на Рона — на его освещенные лунным светом милые черты, на этот огонек в его глазах, едва видимых во мраке. А когда она положила ладонь на его руку, он улыбнулся. — Никогда не думал, что способен на такую вещь. Но я не мог допустить, чтобы он причинил тебе зло.

— Ужасно, если бы тебе пришлось покинуть Гленлайон и Уэльс из-за меня!

Рональд, прищурившись, поглядел на нее и слегка усмехнулся.

— Ты меня плохо знаешь, цветочек. Я бы, конечно, уступил Гленлайон, поскольку дал свое слово, но только на время. Я никогда не отказался бы от замка насовсем! Как только ты оказалась бы в безопасности, я немедленно попытался бы отбить Гленлайон с честном бою! И это был бы уже мой трофей.

— Но ты же сказал…

— Я имел в виду именно это. Я действительно отдал бы ключи от замка Гэвину. Но я никогда не отказываюсь от своего навсегда. А потеряв, борюсь до конца.

Джина слушала его в некоторой растерянности, не зная, сердиться ей или все-таки примириться с этим. В конце концов, ведь все кончилось хорошо! И не стоило сейчас переживать из-за частностей. Он мужчина, он рыцарь, и у него свои понятия о чести, с которыми ей, что ни говори, придется считаться.

Джина подняла глаза и глубоко вздохнула. Ее взгляд упал на пунцовый шелк, видневшийся из-за кожаной перевязи, на которой висел его меч. Она протянула руку и слегка дотронулась до шарфа.

— Ты все-таки носишь мои цвета?

Рон улыбнулся.

— Да. И надел их, кажется, как раз вовремя. Я ведь собирался сразиться за тебя в завтрашнем турнире. Но, похоже, мне пришлось принять участие в турнире более важном…

Так, значит, он тоже хотел устроить ей сюрприз! Джина взглянула на него и прочла в его глазах такое глубокое волнение, какого прежде не видела никогда. О, если бы ее дар помог ей сейчас! Если бы позволил прочитать его сокровенные мысли, узнать его истинные чувства. Трепеща, она отвела глаза.

— Я должна тебе рассказать кое-что, хотя ты, может быть, и не захочешь поверить…

Легкая улыбка тронула его губы.

— Я не уверен, что смогу выдержать так много откровений за одну ночь, цветочек.

— Но это важно! Это имеет отношение… ко всему. Это касается и прошлого, и настоящего, и будущего. Ты слушаешь меня?

Рон со вздохом кивнул.

— Да, я слушаю, хотя боюсь, что могу пожалеть об этом.

— Надеюсь, ты не будешь сожалеть. — Джина, в свою очередь, глубоко вздохнула, чтобы набраться храбрости, и выпалила: — У меня есть необычный дар. Я унаследовала его от матери, леди Эльфреды Мерсей. Это единственное наследство, которое досталось мне от нее, но оно не раз помогало мне в жизни.

Рон удивленно поднял брови.

— Но ты же говорила, что утратила свое наследство?

— Я говорила о наследстве отца. А дар матери — совсем другое дело. Его нельзя подержать в руках; это скорее талант, способность. Мне рассказывали, что только женщины в нашем роду наследуют этот дар. И те, кто использует его, чтобы творить злые дела, обречены становиться… ведьмами. Но я никогда не поступала так, поверь мне!

Рон уставился на нее сузившимися глазами.

— Но ты все-таки занимаешься магией? Колдовством?

Джина покачала головой, слабо и устало. От того, поверит ли он ей сейчас, зависело все. Ей нужно было знать, откажется он теперь от нее или навсегда оставит с собою.

— Это не то, что ты думаешь. Просто я обладаю способностью читать мысли других людей. — Рон невольно отпрянул, и она добавила с отчаянием: — Но я не могу видеть ничего в твоем сознании, Рон! Ты единственный, кто остался тайной для меня. Даже не зная чужие языки, я все равно могу читать в душах, в сердцах людей. Но только не в твоей душе, Рон. Я пыталась, но встречала лишь глухую, сверкающую стену молчания. Ты непроницаем для меня. Так что этого ты можешь не бояться…

Несколько долгих мгновений он молчал. Ночные совы ухали над ними на вершинах деревьев, лошади ржали, топча копытами мягкую лесную землю, из замка доносился отдаленный шум.

Наконец Рон посмотрел на нее, качая головой.

— Значит, Брайен был прав. Он ведь чувствовал, что ты не такая, как все.

Сердце Джины упало. Рон поверил ей, но теперь он откажется от нее! Должно быть, он никогда ее не любил… Едва удерживая слезы, чувствуя, что мир рушится вокруг нее, Джина попыталась подняться на ноги, но слегка покачнулась. Рон тут же бережно подхватил ее.

— Глупышка, ты думаешь, я буду любить тебя меньше оттого, что у тебя есть этот особый дар?

Он положил руки ей на плечи и нежно прошептал:

— Ты моя, цветочек, только моя!

Джина улыбнулась дрожащей, полной надежды улыбкой.

— Да, милорд. Только твоя.

— Моя леди, моя дама сердца!

— Твоя леди…

— И моя любовь.

Джина вздохнула, и слезы все-таки заструились у нее по щекам.

— Если бы ты знал, как я счастлива слышать это! Я тоже люблю тебя, Рон…

— А как же это проклятое предсказание? Ты откажешься от него ради меня?

Ну надо же! Как и всякий мужчина, он начинал выдвигать новые требования именно тогда, когда женщина готова была отдать ему все…

— Я не могу.

Джина заметила, как в его глазах вспыхнуло неудовольствие, а губы упрямо сомкнулись. И тогда, боясь рассердить его, она торопливо добавила:

— Ты не понял меня, Рон! Я не могу отказаться от этого пророчества — ведь оно связано с тобой… Я и сама очень долго ничего не понимала, но Элспет велела мне повторять его мысленно слово в слово, почаще думать о нем — и произошло чудо! Мне стало ясно, что предсказание сбылось! Я должна была обрести то, что потеряла. А потеряла я счастье, Рон. И мое счастье вернулось ко мне именно так, как говорилось в пророчестве: ведь грифон — это твой герб.

Рон Гриффин рассмеялся и привлек ее к себе. Рука его мягко коснулась ее волос, и он медленно отвел голову Джины назад, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Ты станешь моей женой? Перед Богом и людьми?

— Да, милорд, навсегда! Я буду твоей женой, и я никогда не предам тебя. — Она легонько дотронулась до шрама на его щеке, ласково отвела назад светлые волосы. — Ты знаешь, я долго не могла вспомнить своего настоящего имени. А теперь вспомнила. Меня зовут Фарах, что означает «счастье». Это имя арабское, меня так назвали при рождении.

Рон удивленно поднял брови.

— Фарах… Мне еще придется привыкнуть к этому имени. Но ты всегда будешь для меня «мой цветочек».

Подняв Джину на руки, он подошел к оседланным лошадям и усадил ее на Байошу. Но не отнял руки, а продолжал обнимать ее за талию, словно боялся опять потерять свое сокровище. Лунный свет проникал сквозь кружево ветвей, отражаясь на лице Рона, серебря его светлые волосы. Джина наклонилась и поцеловала его. А когда выпрямилась, он шепнул ей:

— Я люблю тебя, цветочек!

— И я тоже люблю тебя.

Ночная птица негромко прокричала в лесу, летучая мышь мелькнула над их головами. Был канун Иванова дня, ночь волшебства и магии. Время, когда лесные феи завлекают рыцарей туда, где нет тревог, где царят счастье и вечный покой, где праздник жизни длится бесконечно. Может, и было что-то в той сказке, рассказанной Брайеном? Ведь не все же в сказках неправда, в конце концов…

Примечания

1

Шест, украшенный цветами и лентами, вокруг которого разворачивается Праздник костров в первый день мая. (Прим. пер.)

(обратно)

2

Красавица (ит.).

(обратно)

Оглавление

Глава ПЕРВАЯ

Глава ВТОРАЯ

Глава ТРЕТЬЯ

Глава ЧЕТВЕРТАЯ

Глава ПЯТАЯ

Глава ШЕСТАЯ

Глава СЕДЬМАЯ

Глава ВОСЬМАЯ

Глава ДЕВЯТАЯ

Глава ДЕСЯТАЯ

Глава ОДИННАДЦАТАЯ

Глава ДВЕНАДЦАТАЯ

Глава ТРИНАДЦАТАЯ

Глава ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Глава ПЯТНАДЦАТАЯ

Глава ШЕСТНАДЦАТАЯ

Глава СЕМНАДЦАТАЯ

Глава ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Глава ДЕВЯТНАДЦАТАЯ . . .

Реклама на сайте