«Брачные игры»

Джейн Фэйзер Брачные игры

Глава 1

Высокий джентльмен, стоявший у входа в Национальную галерею, пристально вглядывался в поток ценителей искусства, поднимавшихся к величественному порталу художественного музея. На виду в руке он держал номер «Леди Мейфэра», высматривая в толпе обладательницу такой же газеты.

С Трафальгарской площади шумно взлетела стая голубей. Их вспугнула торопливо шагавшая женщина, разбрасывая на ходу зерна птицам. Пройдя площадь, она пересекла улицу перед музеем и помедлила у подножия лестницы, глядя наверх и держа в одной руке пустой пакет из-под птичьего корма, в другой – свернутую в трубочку газету. Мужчина сделал неуверенное движение рукой с газетой, и незнакомка, бросив скомканный пакет в урну, поспешила вверх по ступенькам к нему.

Ее миниатюрная фигурка терялась в складках свободного пальто, только что вошедшего в моду для любительниц автомобильных прогулок. Лицо женщины скрывалось за густой вуалью, спускавшейся с полей широкополой шляпы.

– Бонжур, месье, – поздоровалась она. – Кажется, у нас назначена встреча? – Она взмахнула своим экземпляром «Леди Мейфэра». – Вы ведь доктор Дуглас Фаррел, не так ли?

– Он самый, мадам, – отозвался мужчина с легким поклоном. – А вы?..

– «Леди Мейфэра», разумеется, – ответила женщина. Ее вуаль трепетала, вторя каждому вздоху.

Дуглас заметил в ее произношении самый фальшивый французский акцент, какой ему когда-либо приходилось слышать, но воздержался от замечаний.

– «Леди Мейфэра» собственной персоной? – полюбопытствовал он.

– Я представляю издание, мсье, – сухо уточнила она, явно не одобряя его иронического тона.

– Понятно. – Он кивнул. – И брачное агентство тоже?

– В одном лице, сэр, – решительно ответила женщина. – Как я понимаю, вас интересует последнее?

Достопочтенная Честити Дункан всегда прибегала к французскому акценту, хотя и разделяла мнение своих сестер, что в их устах он звучит примерно так же, как у горничной-француженки в провинциальном водевиле. Однако акцент был просто незаменим, когда требовалось изменить голос.

– Я полагал, что встреча состоится в редакции, – заметил Дуглас, скользнув взглядом по сновавшей вокруг публике, и поежился от декабрьского ветра, который гулял на улице, ероша перья птиц.

– Мы не принимаем посетителей, месье, – невозмутимо отозвалась Честити. – Думаю, нам лучше войти внутрь – в музее найдется немало уголков, где можно поговорить.

Она направилась к входу, и Дуглас поспешил распахнуть перед ней двери. Полы ее широкого пальто скользнули по его ногам, когда она проследовала мимо в огромный вестибюль музея.

– Давайте поднимемся в зал Рубенса, месье, – предложила Честити, указав свернутой газетой в сторону лестницы. – Там есть удобные сиденья, где можно поговорить, не привлекая внимания. – Она уверенно зашагала вперед, и Дуглас послушно двинулся следом, находя демонстративную интригующую властность молодой женщины забавной.

Поднявшись на второй этаж, Честити быстро миновала анфиладу залов, увешанных массивными ренессансными полотнами с изображениями сцен распятия, скорбящей богоматери и святых мучеников. Удостоив великие творения лишь беглым взглядом, она остановилась, только когда они оказались в круглом зале с круглой же скамьей в центре.

Стены украшали две картины Рубенса, изображавшие суд Париса. Сестры Дункан изрядно повеселились, выбрав именно этот зал для встреч с будущими клиентами. Почему-то три пышнотелые богини – Венера, Юнона и Минерва – показались им достойным обрамлением затеянного ими делового предприятия.

– Здесь нам никто не помешает, – заявила Честити, усаживаясь на мягкое сиденье и подбирая юбки, чтобы он мог устроиться рядом.

Дуглас с любопытством огляделся. Место совсем не казалось уединенным. В зале, кроме них, имелись и другие посетители, переходившие от картины к картине, тихо переговариваясь между собой, но круглый диван, хоть и располагался у всех на виду, представлял собой некий оазис, где можно присесть и поговорить, не привлекая внимания окружающих. Дуглас сел, и на него повеяло запахом духов – легким цветочным ароматом, казалось, струившимся из-под вуали его собеседницы.

Честити повернулась к нему лицом. Она имела преимущество перед доктором Фаррелом в том, что уже видела его однажды, когда он зашел в угловой магазинчик миссис Бидл, чтобы купить экземпляр «Леди Мейфэра». Он запомнился ей высоким, широкоплечим, с развитой мускулатурой спортсмена. Такого мужчину нескоро забудешь. Боксер или борец, предположила она. Заметная горбинка на когда-то сломанном носу подтверждала ее догадку. Резкие черты, выразительный рот и упрямая челюсть подчеркивали мужественность доктора. Под темными бровями, почти сходившимися на переносице, поблескивали угольно-черные глаза. Волосы, тоже черные и коротко остриженные, слегка вились. Ничем не примечательное, наглухо застегнутое пальто, шарф, перчатки и фетровая шляпа с узкими полями, которую он держал на коленях, производили впечатление делового человека.

Осознав вдруг, что молчание затянулось, Честити поспешно произнесла:

– Итак, месье, чем мы можем быть вам полезными? Он снова озадаченно огляделся:

– Так это и есть приемная «Леди Мейфэра»?

В его голосе прозвучал легкий шотландский акцент, который Честити заметила еще в первый раз, когда увидела его у миссис Бидл.

– Нет, но мы не принимаем клиентов у себя в конторе, – твердо ответила она.

Не сообщать же ему, что конторой им служит либо кондитерская, популярная среди светской публики, либо верхняя гостиная в доме отца, некогда служившая личным убежищем их матери.

– Почему же? – поинтересовался доктор.

– Из соображений анонимности, – уточнила Честити. – Не могли бы мы перейти к делу?

– Конечно, но, признаться, я заинтригован, мадам «Леди Мейфэра». К чему такая таинственность?

Честити вздохнула.

– Вы читали газету, месье?

– Разумеется. Иначе как бы я узнал, куда обратиться за услугами свахи?

– Ну, вы могли прочитать объявления, не читая статей, – резонно заметила она, забыв на мгновение про свой акцент.

– Я прочитал статьи.

Честити пожала плечами, демонстрируя типично французский жест.

– В таком случае вы могли заметить, что мнения, высказываемые на страницах газеты, весьма спорны. Поэтому авторы предпочитают оставаться неизвестными.

– Понятно. К тому же некоторый налет таинственности придает публикациям дополнительный интерес.

– Совершенно верно, – признала она. Дуглас задумчиво кивнул.

– Насколько я помню, несколько месяцев назад в суде рассматривалось дело о клевете против «Леди Мейфэра», в котором выдвигалось обвинение... – он нахмурился, затем его лоб разгладился, – графом Беркли, кажется.

– Обвинение было отклонено, – заявила Честити.

– Да, – кивнул он. – Теперь я вспомнил. А правда, что газета представила свидетеля, который выступил в суде?

– Да.

– Любопытно, – заметил Дуглас. – Надо полагать, после таких публикаций ваш тираж существенно подскочил.

– Возможно, – неопределенно отозвалась Честити. – Но мы предпочитаем оставаться в безвестности не по этой причине. А теперь к делу, месье.

Дуглас, еще более заинтригованный, но вынужденный смириться, отложил свои вопросы на будущее.

– Как я указал в своем письме, мне нужна жена. Честити достала из сумочки письмо, о котором шла речь.

– Ваши данные недостаточны. Нам нужны более подробные сведения о вашем положении и о том, какие качества вы хотели бы видеть в своей супруге, чтобы решить, можем ли мы помочь вам в ваших поисках.

– Да, конечно, – согласился он. – Собственно, есть только два требования, которые я предъявляю к будущей жене. – Он стянул с рук перчатки и сунул их в карман. – Надеюсь, в вашей картотеке найдется подходящая кандидатура. Что касается остальных качеств, то я не слишком привередлив.

Его голос звучал холодно и деловито, пока он излагал ей факты, постукивая пальцем по ладони.

– Как я уже упоминал в письме, по профессии я врач. До недавних пор я практиковал в Эдинбурге, где получил медицинскую степень. Я собираюсь открыть кабинет на Харли-стрит. Полагаю, он будет приносить солидный доход, когда я приобрету известность в лондонском обществе.

Честити молча ждала, сцепив затянутые в перчатки руки на коленях и глядя на него сквозь вуаль. У нее возникло дурное предчувствие относительно исхода их разговора, а она привыкла полагаться на свою интуицию.

Доктор размотал шарф, словно ему стало жарко, несмотря на явно недостаточное отопление помещения. Честити, еще не согревшаяся после прогулки на холодном декабрьском ветру, ощутила легкую зависть. Наверное, такие крупные мужчины выделяют дополнительное тепло.

– Мое первейшее и основное требование, – предупредил он, – чтобы моя жена была богата.

Тут Честити поняла, что ее опасения полностью оправдались. Но по-прежнему хранила молчание, лишь немного напряглась.

– Должен вам сказать, – пояснил доктор все тем же отстраненным тоном, – что начать практику в приличном районе – весьма дорогостоящее дело. Арендная плата на Харли-стрит очень высока, не говоря уже о том, что сама обстановка приемной должна внушать пациентам уверенность в таком враче, чьи услуги доступны только людям, имеющим возможность позволить себе все самое лучшее.

Честити уловила в его голосе оттенок сарказма.

– Мне всегда казалось, что врачи, практикующие на Харли-стрит, неплохо зарабатывают, – заметила она. – Во всяком случае, достаточно, чтобы содержать жену.

Он пожал плечами:

– Да, но после того как обзаведутся солидной практикой. Я твердо намерен добиться успеха, однако на начальном этапе мне нужна помощь. Вы понимаете?

– Пока еще никто не упрекал меня в тупости, – огрызнулась Честити.

Если ее резкий тон и озадачил доктора, он не подал виду и бесстрастно продолжал:

– Мне нужна жена, которая привнесет в наш брак финансовую стабильность, а также определенное общественное положение и связи, которые будут способствовать привлечению состоятельных пациентов. Короче говоря, женщина, вращающаяся среди... – он помедлил, подыскивая нужные слова, и его губы насмешливо изогнулись, – дамочек с мигренями и прочими воображаемыми болезнями, которые появляются от скуки и собственной никчемности, и господ, страдающих от подагры и других последствий лени и излишеств. Мне нужна жена, которая находила бы таких пациентов и внушала им уверенность в моих медицинских талантах.

– Короче говоря, месье, вам требуется не столько жена, сколько предприимчивая особа, способная оплатить ваши расходы и завести нужные знакомства, – сухо констатировала Честити, не в силах больше сдерживать негодование.

Она замолчала, гадая, не слишком ли резко выразилась, но, как выяснилось, она напрасно тревожилась.

– Совершенно верно, – согласился доктор Фаррел без тени смущения. – Вы правильно уловили суть дела. Лично я предпочитаю называть вещи своими именами. – Он устремил на нее пристальный взгляд. – Могу я видеть ваше лицо, мадам?

– Совершенно исключено, месье. Он пожал плечами:

– Как вам угодно. Но помимо естественного желания знать, с кем имеешь дело, я нахожу вашу таинственность неуместной. Может, вы хотя бы перестанете изображать французский акцент?

Честити прикусила губу под вуалью. Она ни на минуту не рассчитывала, что доктор примет ее за француженку, но акцент весьма успешно менял голос. Когда они встретятся лицом к лицу, если он станет их клиентом, ничто не должно связывать незнакомку из Национальной галереи с достопочтенной Честити Дункан.

Она решила проигнорировать вопрос и холодно осведомилась:

– Правильно ли я поняла, что вы не. придаете значения таким вещам, как привязанность и уважение между супругами? Вас интересуют только деньги и общественное положение?

Доктор нетерпеливо хлопнул перчатками о ладонь другой руки, задетый осуждающим тоном, который она даже не потрудилась скрыть.

– Я изложил вам свои пожелания, – веско заявил он. – Полагаю, ваша задача предоставить мне услуги, указанные в объявлении, а не подвергать сомнению мои приоритеты.

Щеки Честити загорелись под вуалью.

– Мы не сможем предоставить вам услуги, месье, не задав необходимых вопросов.

Дуглас нахмурился, затем пожал плечами, смирившись.

– Скажем так, я руководствуюсь в выборе жены практическими соображениями.

В его взгляде мелькнула досада. То, что представлялось простым и ясным, по неведомой причине усложнилось, и Дуглас не мог понять, в чем дело, не видя лица своей собеседницы.

Честити, наблюдавшая за ним сквозь вуаль, довольно точно представляла себе ход его мыслей. Инстинкт подсказывал ей, что лучше сразу же отказаться от всяких дел с ним. Ее убеждениям противоречила сама идея искать богатую жену для такого черствого и корыстолюбивого мужчины, но она не могла принять решение, не посоветовавшись с сестрами. Вряд ли они отвергнут клиента, только потому что он произвел на нее не лучшее впечатление. Что бы она ни думала о докторе, бизнес есть бизнес. Констанс наверняка скажет, что найдется немало отчаявшихся женщин, которые охотно согласятся на брак даже по расчету. А Пруденс добавит, что такие женщины в состоянии позаботиться о себе и заключить союз на выгодных для себя условиях.

И обе будут правы. «Леди Мейфэра» и брачное агентство служили залогом финансовой независимости сестер Дункан, позволяя им жить в относительном комфорте. И хотя Пруденс и Констанс обзавелись состоятельными мужьями, которые охотно взяли бы на себя их расходы, ни одна из сестер не желала отказываться от независимости, заработанной упорным трудом.

При мысли об отце Честити невольно вздохнула. Ее собеседник услышал ее вздох, сопровождавшийся легким трепетом вуали.

– Что-нибудь не так? – спросил он.

– Нет, – ответила она. – Полагаю, на сегодня наши дела окончены, месье. Мне нужно посоветоваться со своими сес... коллегами. Мы свяжемся с вами не позднее чем через неделю.

Он кивнул.

– Когда я смогу встретиться с подходящими особами?

– Вам сообщат, – обещала Честити. – Будем надеяться, что мы сможем найти женщину, готовую заключить брак по расчету, не требуя взаимного уважения и привязанности. Всего хорошего, месье. – Она поднялась и выскользнула из зала, прежде чем он успел опомниться.

Недоверие на лице доктора сменилось гневом. Он вышел вслед за женщиной, задетый ее язвительным тоном. Честити Дункан быстро удалялась, стремительно шагая по коридору. Не может же он схватить ее за руку и потребовать извинений в таком людном месте! Ничего, она свое получит. Чертова ханжа! Что она знает о его обстоятельствах?

Впрочем – напомнил ему внутренний голос – он ни словом не обмолвился о своих обстоятельствах, о той стороне его профессии, о которой не станешь рассказывать первому встречному. К тому же она не имела никакого отношения к услугам, предлагаемым брачным агентством.

При всех прогрессивных идеях, высказанных на страницах «Леди Мейфэра», не приходилось сомневаться, что авторы и редакторы – люди состоятельные, получившие хорошее образование. Что они могли знать о городских трущобах, об обветшалых домах, кишевших крысами и пропитавшихся вонью помоек? Они не сталкивались с туберкулезом и дизентерией, гнездившимися на убогих улочках, не видели отчаявшихся матерей, пытавшихся наскрести несколько монет для своих голодных детишек, и безработных мужчин, пропивающих все до последней копейки в грязных забегаловках. Одно дело проповедовать идеи суфражисток и ратовать за равные права для женщин, и совсем другое – пытаться облегчить жизнь угнетенных классов.

Чертыхаясь, Дуглас вышел из галереи. Выросший без отца в семье, состоявшей из матери и шести старших сестер, где постоянно болтали, препирались между собой и ссорились вездесущие женщины, он симпатизировал идеям Джона Нокса, обвинявшего прекрасную половину человечества в чудовищном деспотизме. И хотя Нокс имел в виду королев, правивших Англией и Шотландией триста лет назад, Дуглас, натерпевшийся от женщин в юности, не без тайного удовлетворения применял его идеи к обстоятельствам собственной жизни. Решив много лет назад, что избыток любви – такое же бедствие, как ее недостаток, он сумел дожить до тридцати пяти лет, избежав брачных уз.

Впрочем, он чуть не попался в ловушку с Марианной, напомнила ему его совесть, но Дуглас безжалостно подавил ее слабый голосок. Все уже в прошлом. И тот факт, что он готов пожертвовать тихими радостями холостяцкой жизни ради спасения несчастных, прозябающих на самом дне, касается только его и никого больше!

Что плохого, если богатство какой-нибудь представительницы высшего сословия пойдет на облегчение участи мужчин, женщин и детей, о существовании которых она даже не задумывается? Почему он не может употребить свои незаурядные медицинские познания для достижения благой цели, используя богатых ипохондриков, готовых щедро платить за лечение своих мнимых недугов? Раз уж дамочка дала объявление, пусть занимается своим делом, вместо того чтобы совать нос в чужие дела. Слава Богу, он излечился от романтических иллюзий. Если бы он жаждал любви, то нашел бы себе жену без чьей-либо помощи.

Все еще кипя, Дуглас спустился по лестнице музея и зашагал в сторону Сент-Джеймсского парка в надежде, что холодный воздух остудит его голову. К тому времени, когда он пересек парк и добрался до Букингемского дворца, присущее ему чувство юмора вернулось. Кто-кто, а он с пятилетнего возраста усвоил, что, когда имеешь дело с женщинами, единственный способ сохранить рассудок – относиться к ним с иронией.

Честити быстро пересекла Трафальгарскую площадь, не обращая внимания на голубей, взлетавших прямо из-под ее ног. Остановив кеб на. Чаринг-Кросс-роуд, она назвала кучеру адрес – Манчестер-сквер, десять – и забралась внутрь, поморщившись от запаха табака, въевшегося в кожаные сиденья.

Признаться, она ждала встречи с Дугласом Фаррелом. Доктор, практиковавший в бедных кварталах вокруг Эрлз-Корта, заинтересовал ее еще в тот день, когда она впервые увидела его в магазинчике миссис Билл. Еще больше ее заинтриговал тот факт, что он купил несколько фунтов мятных и лакричных леденцов – гораздо больше, чем способен съесть один человек. Честити знала по себе, будучи большой сладкоежкой. Конфеты, очевидно, предназначались для детей бедняков, посещавших его приемную в больнице Святой Марии. Такой поступок, близкий ее отзывчивой натуре, так воодушевил Честити, что она с нетерпением ждала прихода доктора на деловое свидание. Но он оказался совсем не таким, каким она его представляла.

Честити подняла вуаль и облегченно вздохнула, когда прохладный воздух коснулся ее разгоряченного лица. Миссис Бидл вроде бы симпатизирует доктору, но вряд ли она хорошо знает всех своих покупателей. Кстати, где он живет? Должно быть, где-нибудь по соседству, раз посещает ее магазинчик. Вполне приличный район, но едва ли подходящий для амбициозного врача, рассчитывающего сделать карьеру на Харли-стрит. Зато близко к Эрлз-Корту, где у него приемная, да и жилье там стоит недорого. А деньги, похоже, – главная забота доктора Фаррела.

Вздохнув, Честити сказала себе, что оценка моральных устоев клиентов не входит в обязанности брачного агентства. В сущности, если посмотреть на дело непредвзято, доктора Фаррела можно упрекнуть разве что в излишней прямолинейности.

Но почему-то признание, что ему нужна богатая и влиятельная жена, которую он мог бы использовать в своих целях, повергло Честити в шок, и даже сейчас она испытывала совершенно необъяснимое разочарование.

Кеб остановился перед впечатляющим фасадом дома номер десять. Расплатившись с возницей, Честити взбежала вверх по ступенькам, ежась под порывами ледяного ветра, налетавшего со стороны сквера, разбитого посередине площади. Дверь распахнулась, прежде чем она добралась до верхней ступеньки.

– Я видел, как вы подъехали, мисс Чес, – приветствовал ее Дженкинс, дворецкий. – До чего же холодно сегодня.

– Наверное, выпадет снег, – предположила Честити, входя в теплый холл, обогревавшийся паровым отоплением. – Отец дома?

– Его милость в библиотеке, – сообщил дворецкий, – говорит, что подхватил простуду.

– О Боже, – нахмурилась Честити, снимая перчатки и шляпу. – Может, позвать врача?

– Я предлагал, но он отказался.

Честити кивнула.

– Я зайду к нему. Может, он захочет чая с виски.

– Я отнес ему графин виски сразу же после ленча, – сказал Дженкинс.

Честити снова нахмурилась. Отец пребывал в депрессии с тех самых пор, как узнал о вероломстве своего лучшего друга – графа Беркли. В ходе дела о клевете вскрылось не только предательство старого приятеля, но и личная слепота и доверчивость отца. Последнее особенно угнетало лорда Дункана. По собственной глупости он лишился состояния, доверив его мошеннику. В результате дочери лорда Дункана превратили издание «Леди Мейфэра» вкупе с брачным агентством в доходное предприятие, позволявшее до поры до времени держать отца в неведении относительно истинного положения семейных финансов. Поведение дочерей, прилагавших все усилия, чтобы скрыть от него правду, нанесло по гордости старого лорда сокрушительный удар, от которого он так и не оправился.

Честити подошла к дверям библиотеки и помедлила постучать в нее. После замужества Пруденс, состоявшегося полтора месяца назад, она осталась одна в доме, и бремя прогрессирующей депрессии лорда Дункана целиком и полностью легло на ее плечи. Не то чтобы сестры пренебрегали своим дочерним долгом, просто, оказавшись на расстоянии, они избавились от постоянного ощущения назревающей катастрофы.

Решившись наконец, Честити тихонько постучала и вошла в комнату. Зимний день клонился к вечеру, и только пламя камина рассеивало царивший внутри сумрак.

– Может, зажечь лампы, отец? – спросила она, притворив за собой дверь.

– Нет-нет, все в порядке. Незачем понапрасну расходовать газ, – отозвался лорд Дункан из глубины своего кресла. – А лампы... лампы еще погорят, когда стемнеет.

Честити нахмурилась. Одной из причуд отца, после того как он лишился состояния, стало упрямство, с которым он настаивал на мелочной и бессмысленной экономии.

– Дженкинс сказал, что ты неважно себя чувствуешь. Может, позвать доктора Гастингса?

– Нет-нет. Ни к чему тратиться на шарлатанов, – заявил лорд Дункан. – У меня всего лишь простуда.

Он потянулся к графинчику с виски, опустошенному на две трети, хотя можно не сомневаться, что Дженкинс принес его полным. Впрочем, и выпитое виски никак не отразилось на состоянии его милости, всегда имевшего крепкую голову. Пожалуй, он пил не больше обычного, просто делал это в одиночестве, тогда как раньше предпочитал проводить время в кругу приятелей. Честити не могла припомнить, когда он последний раз посетил свой клуб.

– Пойдешь куда-нибудь вечером? – поинтересовалась она нарочито бодрым тоном.

– Нет, – последовал лаконичный ответ.

– Почему бы тебе не наведаться в свой клуб?

– Нет настроения. – Он сделал основательный глоток виски.

– Тогда, может, сходим на обед, который устраивают Пруденс и Гидеон? – предложила она.

– Я отказался от приглашения, дорогая. И не собираюсь менять решение под влиянием каприза, нарушая планы твоей сестры. – Он подался вперед, чтобы снова наполнить бокал.

Честити сдалась. Отец никогда не уступал лобовой атаке, но мог поддаться на обходной маневр. Нагнувшись, она поцеловала его в щеку.

– Ладно, оставайся в тепле. Пойду посмотрю, что у миссис Хадсон найдется для тебя на ужин.

– О, хлеба с сыром вполне достаточно.

Честити вздохнула. Выносить мученическую экономию отца оказалось труднее, чем его беспечное мотовство в прошлом.

– Пора собираться. Хочу выйти пораньше, чтобы успеть переодеться к обеду. Я заскочу к тебе перед уходом.

– Хорошо, дорогая.

Выйдя из библиотеки, Честити обнаружила в холле Дженкинса, зажигавшего газовые лампы. Лорд Дункан – даже если бы они могли позволить себе – считал электрическое освещение одним из проклятий современного мира.

– Вы не могли бы зажечь лампы в библиотеке? – обратилась она к дворецкому. – Отец говорит, что ему и так хорошо, но не может же он сидеть в темноте, которая действует угнетающе на его и без того мрачное настроение.

– Если вас интересует мое мнение, мисс Чес, его милость нуждается в основательной встряске, чтобы выйти из хандры, – заметил Дженкинс.

– Знаю. Мы с сестрами ломаем головы, пытаясь что-нибудь придумать, – вздохнула Честити. – Может, его приободрят рождественские праздники. Он всегда их любил.

– Будем надеяться, – отозвался Дженкинс без особой уверенности в голосе. – Кстати, мисс Чес, насчет Рождества. Мы с миссис Хадсон отправимся в Ромзи-Мэнор за день до сочельника.

– Отлично, остальные прибудут к вечеру на следующий день, после свадьбы Эстер Уинтроп, – сообщила Честити. – Бракосочетание состоится в первой половине дня, так что мы успеем на четырехчасовой поезд.

– Приятно снова встретить Рождество в семейном кругу, – заметил Дженкинс.

Честити улыбнулась с оттенком печали:

– Да, у нас не было настоящего семейного Рождества с тех пор, как умерла мама. Но теперь, когда соберутся Пру с Гидеоном, Сара, Мэри Уинстон, Констанс с Максом и тетушки, надеюсь, все будет как раньше.

– В духе старых традиций, – кивнул Дженкинс. – Пойду зажгу лампы в библиотеке. Я предупредил Кобема, чтобы он подал экипаж к шести часам. Как я понял, вы собираетесь заночевать у мисс Пру... вернее, леди Молверн, – добавил он.

– Только не называйте ее так, а то она не сообразит, к кому вы обращаетесь. – хмыкнула Честити. – Да, я останусь на ночь, а утром их кучер доставит меня домой.

Оставив Дженкинса в холле, она направилась на кухню, чтобы посоветоваться с миссис Хадсон по поводу отцовского ужина.

– Не беспокойтесь, мисс Чес, – безмятежно откликнулась та. – У меня есть фазан в яблочном соусе, как раз в его вкусе. И его любимый суп из каштанов. А на десерт можно подать заварной крем. Вряд ли он устоит перед таким искушением.

– Я знала, что вы обо всем позаботитесь, – улыбнулась Честити. – Здесь восхитительно пахнет. – Она бодро попрощалась с кухаркой и поспешила наверх, чтобы выбрать наряд на вечер.

Все-таки странно и непривычно сознавать, что она осталась одна в родительском доме! Прежде сестры вместе одевались, снуя между спальнями, делясь одеждой и драгоценностями, советуясь, какое платье надеть. Даже сейчас, опасаясь, что Честити будет чувствовать себя одинокой, Констанс и Пруденс делали все возможное, чтобы она проводила с ними как можно больше времени. В результате ей не приходилось одеваться в одиночестве, если вся троица собиралась на один и тот же прием. Честити не сомневалась, что она желанная гостья в домах сестер, но врожденная деликатность не позволяла ей злоупотреблять их добротой. Как бы ей ни нравились зятья, платившие ей взаимностью, она не хотела навязывать молодым супругам свое общество.

Честити нахмурилась, изучая содержимое своего гардероба. Мысли ее крутились вокруг предстоящего обсуждения ее встречи с доктором Фаррелом. Она лелеяла надежду, что сестры сочтут его меркантильный подход к браку отвратительным и согласятся, что им не следует связываться с таким типом. Но в глубине души Честити знала, что они не откажутся от клиента, готового платить за услуги. Вот только где они найдут женщину, богатую, влиятельную и вместе с тем нетребовательную, чтобы удовлетворить запросы доктора?

Она выбрала изумрудно-зеленое шелковое платье с глубоким вырезом и небольшим изящным шлейфом. Его можно было назвать произведением искусства. Его купила в Париже Констанс, когда проводила там свой медовый месяц. Повесив платье на спинку стула, Честити выбрала подходящие аксессуары и сложила их в небольшой саквояж вместе с ночной рубашкой, зубной щеткой и щеткой для волос. Перекинув платье через руку, она подхватила саквояж и спустилась по лестнице в тот самый момент, когда часы пробили шесть.

Дженкинс забрал у нее вещи и отнес в ожидавший у дверей экипаж, пока она прощалась с отцом. Лорд Дункан заметно повеселел. В библиотеке горели лампы, в камине потрескивал огонь. Графин с виски снова наполнен, а из кухни долетали аппетитные запахи.

– Передай сестрам, что я их люблю, дорогая, – попросил он. – Пусть выберут время и навестят меня.

– Ради Бога, отец, – возразила Честити. – Они приезжали к нам только вчера. Ты же знаешь, что они бывают у нас чуть ли не каждый день.

– Да, но не для того чтобы повидаться с родным отцом, а чтобы заняться своей непристойной газетенкой, которой вы так гордитесь, – заявил лорд Дункан. – Не представляю, о чем только думала ваша мать, когда затевала такое издание.

– О правах женщин, как тебе прекрасно известно, – ответила Честити, не желая ввязываться в дискуссию. – Мы всего лишь продолжаем ее дело.

Лорд Дункан громко хмыкнул и махнул рукой:

– Ладно, иди, а то опоздаешь.

– Вернусь утром. – Она чмокнула его в макушку. – Надеюсь, тебе понравится обед. Миссис Хадсон приготовила твои любимые блюда. Не забудь поблагодарить ее.

Покачав головой, Честити оставила отца наедине с виски. Кобем уже ждал снаружи, когда она сбежала по ступенькам, кутаясь в пальто от холода. На улице стемнело, и уличные фонари заливали булыжную мостовую ярким электрическим светом, казавшимся слишком резким по сравнению с золотистым сиянием газа.

Честити поздоровалась с кучером и забралась в экипаж.

– Сестра говорит, что вы собираетесь на пенсию, Кобем, – заметила она, прикрывая колени толстым шерстяным пледом.

– Так и есть, мисс Чес. Пора попастись на травке, – отозвался кучер, свистнув лошадям. – Мисс Пру... то есть леди Молверн предложила нам с женой симпатичный домик с садом. Жена радуется как ребенок. Так что заживем на старости лет припеваючи.

– Не сомневаюсь, – улыбнулась Честити и плотнее закуталась в плед.

Спустя некоторое время экипаж остановился перед резиденцией Молвернов на Пэлл-Мэлл.

Глава 2

– Привет, тетя Чес.

– Здравствуй, Сара. – Честити нагнулась, чтобы поцеловать одиннадцатилетнюю падчерицу своей сестры. – Как школа?

– Скучища, – вздохнула девочка, изображая вселенскую усталость. – Просто кошмар.

Честити рассмеялась:

– Не может быть.

– Ну, там есть пара вещей, которые мне нравятся, – усмехнулась Сара, – но приходится говорить об ужасной скучище, иначе все решат, что у меня с головой не в порядке.

Честити справедливо предположила, что «все» – не иначе как школьные подружки Сары.

– Понятно, – сочувственно произнесла она. – Трудно, наверное, притворяться, если тебе что-то не нравится, хотя на самом деле это не так.

– Да нет, я хорошая актриса, – беспечно отозвалась Сара. – У тебя в руках платье, которое ты сегодня наденешь? Дай-ка мне его. И саквояж тоже.

– Спасибо. – Честити безропотно уступила свою ношу девочке, горевшей желанием помочь. – Пру наверху?

– Да, а папы еще нет. Они поспорили за завтраком, так что, думаю, он придет домой в последнюю минуту, – сообщила Сара доверительным тоном, ничуть не обеспокоенная таким, отнюдь не редким для семейства Молвернов событием.

– О чем же они спорили? – Честити последовала за девочкой в узкий коридор, ведущий к лестнице.

– Папа собирается взяться за какое-то дело, а Пру против. Я не все поняла, но как-то связано с одним мужчиной, который не хочет содержать ребенка. – Сара вприпрыжку двинулась вверх по лестнице.

Честити понимающе кивнула. Да уж! Если Пруденс чего-то не одобряет, она не станет держать свои мысли при себе. А Гидеону ничего не стоит посоветовать жене заниматься собственными делами. Взрывоопасная парочка!

– Оставить твои вещи в комнате для гостей? – Сара помедлила у закрытой двери на втором этаже. – Пру в своей гостиной.

– Да, спасибо, детка. Пойду поздороваюсь с ней. – Честити улыбнулась и поспешила дальше к двойным дверям в конце коридора.

В ответ на стук дверь распахнулась, и она очутилась в объятиях сестры.

– О, я так рада, что ты здесь! – воскликнула Пруденс, втаскивая ее в прелестную гостиную, примыкавшую к супружеской спальне. – Я поссорилась с Гидеоном.

– Сара уже рассказала. – Честити расстегнула пальто, готовясь выслушать аргументы сестры, прежде чем выступать в роли миротворца. – Из-за мужчины, не желающего содержать ребенка.

– Иногда мне кажется, что Сара слышит больше, чем. следует, – заметила Пруденс, с виноватым видом поправляя очки. – Наверное, мы слишком свободно разговариваем в ее присутствии.

– Она достаточно умна, чтобы не делать ошибочных выводов, – успокоила ее Честити, – и не стесняется спросить, если чего-то не понимает.

Пруденс улыбнулась:

– Ты права. Гидеон всегда откровенен с девочкой, и нельзя, чтобы с моим появлением их отношения изменились.

– Вот именно, – согласилась Честити, повесив пальто на спинку обтянутого гобеленом стула. – Итак, что случилось?

Пруденс подошла к графину с хересом, стоявшему на столике между высокими окнами с бархатными шторами янтарного цвета, задернутыми на ночь. Наполнив два бокала, она протянула один сестре. Честити взяла свой бокал и опустилась на диван, скрестив ноги и выжидающе глядя на Пруденс. Она привыкла к роли сочувствующего слушателя, которому сестры изливали душу.

Пруденс сделала глоток и начала:

– Гидеон взялся защищать одного типа, который отказывается содержать ребенка, рожденного вне брака его бывшей любовницей. Значит, Гидеону придется подвергнуть сомнению моральные устои женщины, ее мотивы. Он надеется доказать, что она руководствовалась исключительно жадностью. Вначале преднамеренно забеременела, чтобы привязать к себе мужчину, а теперь пытается разрушить его брак и карьеру.

Честити поморщилась. В таких вопросах она всегда полностью соглашалась с сестрой. Любая другая точка зрения просто не укладывалась в головах сестер Дункан.

– Неужели Гидеон и вправду верит тому, о чем говорит?

– Вряд ли. Просто он готов взяться за любое дело, которое кажется ему интересным и бросает вызов его профессиональным качествам, независимо от того, виновен его подзащитный или нет. – Пруденс покачала головой с нескрываемым отвращением. – Гидеон говорит, что если он будет браться только за те случаи, которые удовлетворяют моим нравственным принципам, мы окажемся на улице.

Честити не могла не рассмеяться.

– Извини, – возразила она. – Но ты должна признать, что он недалек от истины. Если бы он позволил нам подвергать экспертизе каждый предложенный ему случай, исходя из наших представлений о добре и зле, то остался бы без клиентов.

Пруденс неохотно улыбнулась:

– Я не настолько непрактична, чтобы не понимать положение дел, просто он задел меня за живое.

– Могу себе представить. – Честити сделала глоток хереса. – Кон собиралась прийти пораньше?

Пруденс бросила взгляд на часы, стоявшие на каминной полке.

– Скоро появится. Самое позднее в семь часов, так что у нас будет время обсудить дела до прихода гостей.

– В таком случае пойду переоденусь к обеду, пока ее нет. – Честити встала. – Кстати, можно позаимствовать у тебя золотистую шаль? Она прекрасно сочетается с моим зеленым платьем.

– Конечно. И тебе понадобится лента для волос такого же оттенка. Надо будет поискать что-нибудь подходящее, когда я буду одеваться. Не хочешь принять ванну? Я пришлю Бекки помочь тебе.

– Нет, я мылась утром и предпочитаю одеваться сама, – отказалась Честити. – Не думаю, что я смогла бы привыкнуть к услугам горничной.

– О, ты удивишься, насколько быстро привыкаешь к таким вещам, – заверила ее Пруденс. – Вот подожди, пока сама не окажешься в подобном окружении.

Честити с улыбкой покачала головой и направилась в комнату для гостей, где Сара оставила ее вещи. На умывальнике стоял кувшин с горячей водой и высилась стопка махровых полотенец. Она распаковала саквояж, дивясь той легкости, с которой ее сестры привыкли к роскоши, предоставленной им богатыми мужьями. Впрочем, едва ли она вправе упрекать их в чем-либо после долгих лет балансирования их семьи на грани разорения. Ведь пришлось постепенно отказаться от маленьких удобств, которые они имели при жизни матери, пока лорд Дункан не лишился последней рубашки по вине графа Беркли. Ей самой, однако, заботы горничной казались обременительными. Слава Богу, она пока еще в состоянии одеться без посторонней помощи.

Спустя минут двадцать Честити вернулась в гостиную сестры, застегивая на ходу манжеты. Когда она закрыла за собой дверь, из спальни показалась Пруденс в вечернем платье из серого шелка с убранными в пышный узел каштановыми локонами.

– Обожаю твое платье, – восторженно воскликнула Пруденс. – В нем оттенок зеленого изумительно сочетается с твоими волосами, Чес. Иди сюда, я закреплю ленту. – Она ловко вплела золотистую ленту в рыжие кудри сестры, а затем набросила ей на плечи шаль того же цвета. – Ну вот, ты чудесно выглядишь. Впрочем, как всегда. – В ее светло-зеленых глазах мелькнуло беспокойство. – Ты похудела, Чес.

– Пожалуй. Я заметила, что платье стало чуточку свободным. – Честити с довольным видом разгладила складки ткани. Ниже всех сестер ростом, она была более склонна к полноте, чем высокая Констанс или худощавая Пруденс. – Наверное, потому что перестала объедаться пирожными.

Она приподнялась на цыпочках, разглядывая свою прическу в зеркале над каминной доской.

– Кого ты пригласила для меня на сегодняшний вечер? – поинтересовалась она, послюнявив палец и пригладив дуги бровей, изгибавшихся над ореховыми глазами.

– Родди Бригема. Ты довольна? – обеспокоенно спросила Пруденс.

– Конечно. С ним легко разговаривать, и мы всегда получаем удовольствие от общества друг друга, – успокоила ее Честити.

– Что-то я не слышу особого энтузиазма! – воскликнула Пруденс.

– Извини. – Честити с улыбкой повернулась к сестре. – Мне нравится Родди и приятно, что мы с ним обходимся без лишних формальностей. – Она помолчала, устремив на сестру иронический взгляд. – Но, хотя он трижды делал мне предложение, я не ищу мужа, так что не питай напрасных надежд.

– Если исходить из моего опыта, их не надо искать, они сами появляются, – согласилась Пруденс.

– Кого не надо искать?

Сестры дружно обернулись на звук нового голоса. В комнату вошла их старшая сестра Констанс, распространяя вокруг аромат экзотических духов.

– Мужей, – ответила Пруденс.

– О да, – кивнула Констанс, – истинная правда. Я бы даже сказала, что они появляются, когда их меньше всего ждешь. – Она поцеловала сестер. – Ты что, нашла себе муженька, Чес?

– Да нет, со вчерашнего дня как-то не успела, – сообщила Честити со смешком. – Но, как я только что сказала, я никого не ищу. Во всяком случае, – добавила она, – для себя.

– О, неужели у нас появился новый клиент? – спросила Констанс, вспомнив, что Честити занималась сегодня делами агентства.

Честити сморщила нос.

– Я бы предпочла, чтобы он ловил рыбку в другом пруду, – отозвалась она. – Ужасно неприятный тип.

Констанс налила всем хереса.

– Не важно, Чес, – примирительно проговорила она. – Мы не обязаны любить наших клиентов.

– Знаю. – Честити взяла предложенный бокал и снова устроилась на диване.

– Как его зовут? Доктор... – Пруденс опустилась на диванчик напротив.

– Фаррел. Дуглас Фаррел. – Она пригубила херес. – Он хочет богатую жену. Это его основное требование. Первейшее, как он изволил выразиться, – добавила она, не в силах скрыть отвращение.

– Что ж, по крайней мере он откровенен, – отметила Констанс.

– О, даже более чем. Ему нужна не просто богатая жена, а женщина со связями, которая могла бы снабжать его состоятельными пациентами.

– Где он практикует?

– На Харли-стрит. Собственно, он только собирается открыть там кабинет, потому-то ему и понадобилась продувная особа в качестве жены.

Сестры поморщились.

– Неужели нельзя выразиться иначе, Чес? – неодобрительно проворчала Пруденс.

– Между прочим, он нисколько не возражал против такого определения и заявил, что предпочитает называть вещи своими именами.

– Похоже, он тебе здорово не понравился, – подытожила Констанс.

– Да, – вздохнула Честити. – Холодный расчетливый тип. И преисполнен такого презрения к своим будущим пациентам с Харли-стрит, что считает их всех жалкими ипохондриками, которые носятся с вымышленными болячками. Можно только догадываться, как такой человек ведет себя с больными.

С минуту сестры молча смотрели на нее. Столь непримиримая позиция по отношению к кому-либо удивила их и совсем не соответствовала характеру Честити. Она всегда отличалась наибольшей снисходительностью к людям, чем ее сестры, и всегда стремилась войти в их положение.

– Впервые вижу, чтобы ты так взъелась на кого-то, Чес, – заметила Констанс.

Честити пожала плечами:

– Видимо, он достал меня.

Почему-то, чего она сама не понимала, она утаила от сестер первую случайную встречу с доктором Фаррелом в магазинчике миссис Билл. И по той же необъяснимой причине не могла заставить себя признаться им, что ее неприязнь к нему вызвана разочарованием. В самом деле, что может быть нелепее, чем проникнуться надеждами по отношению к кому-либо, основываясь на минутных наблюдениях, сделанных из-за занавески?

– Но ты не отказала ему? – забеспокоилась Пруденс.

Порой Честити забывала о финансовой стороне их деятельности, хотя часто она вынуждала сестер браться за работу из сочувствия к клиентам независимо от их платежеспособности.

– Я не могла, не посоветовавшись с вами, – произнесла Честити. – Но признаться, мне очень хотелось дать ему от ворот поворот. Не представляю, как можно обречь какую-то бедняжку на брак с таким бездушным типом.

– Не все женщины относятся к замужеству, как ты, – напомнила Пруденс. – Преуспевающие врачи с Харли-стрит весьма ценятся на брачной ярмарке.

– Возможно, но разве честно пользоваться положением женщины, которая настолько отчаялась выйти замуж, что практически готова продать себя? В сущности, все сводится к торгу.

– Так-так, шайка заговорщиков собралась на сходку? – Приятный баритон сэра Гидеона Молверна прервал тет-а-тет сестер.

Он вошел в комнату, все еще одетый в верхнюю одежду.

– Добрый вечер, Констанс, Честити. – Он нагнулся и поцеловал Пруденс, никак не отреагировавшую на появление мужа. – Как настроение, мадам жена? Надеюсь, лучше?

– Ты мог бы задать тот же вопрос себе, – огрызнулась та.

– Что я и сделал, – бодро отозвался Гидеон. – И получил утвердительный ответ.

Пруденс почувствовала, что ее покидает воинственный дух. Ее муж имел свои способы обезоруживать ее, которые никогда не подводили.

– Тебе лучше переодеться, – заметила она, сдерживая улыбку. – Гости соберутся в четверть девятого.

Он кивнул и направился в спальню, бросив через плечо:

– Макс придет, Констанс?

– Пусть только попробует не прийти, – отозвалась та. – Парламент распущен на каникулы, и он свободен как птица.

– Отлично. Мне нужно кое-что обсудить с ним.

– Очередное дело? – поинтересовалась Пруденс.

– Нет, Рождество, – ответил Гидеон, расслабляя галстук. – Я буду в своей гардеробной. – Он исчез в спальне.

– Вы поссорились? – спросила Констанс, приподняв бровь с понимающим видом.

– Просто он хочет взяться за случай, который мне не нравится.

Пруденс коротко изложила суть дела и удовлетворенно наблюдала за негодованием старшей сестры, вызванным тактикой защиты, к которой собирался прибегнуть Гидеон.

– Ладно, сейчас мы все равно ничего не можем сделать, – констатировала Честити. – Возможно, тебе удастся переубедить его за пологом кровати.

– Сомневаюсь, он упрям как бык. – В голосе Пруденс прозвучала покорность судьбе.

– Кстати, к вопросу об упрямстве, – подхватила Честити. – Нам надо поговорить об отце.

Сестры насторожились.

– Что-нибудь случилось? – Констанс встревоженно наклонилась к сестре.

Честити покачала головой:

– Ничего нового. Но ему не становится лучше. Он так подавлен, что все время сидит в своем кресле со стаканом виски, уставившись в одну точку и обвиняя себя во всех грехах.

– Нужно его как-то встряхнуть, – промолвила Пруденс.

– Дженкинс тоже так считает.

– Но как? Легче сказать, чем сделать, – заметила Констанс.

– Мне пришла в голову одна идея по дороге сюда. – Честити перевела неуверенный взгляд с одной сестры на другую. – Даже не знаю, как вы отнесетесь к моему предложению.

– Давай, золотце, рассказывай. – Констанс нетерпеливо подалась вперед.

– Просто я подумала... – Честити замолчала, колеблясь. То, что она собиралась предложить, могло огорчить сестер как проявление неуважения к памяти их матери. – Ему нужна жена, – твердо сказала она. – Я подумала, если уж мы ищем жен и мужей для всех желающих, может, нам поискать жену собственному отцу? Прошло почти четыре года, с тех пор как умерла мама. Не думаю, что она стала бы возражать. Скорее...

– Скорее она приветствовала бы твою идею, – решительно закончила Констанс. – Отличная мысль, Чес.

Они повернулись к Пруденс, хранившей молчание. Та медленно произнесла:

– Жена со скромным доходом стала бы идеальным решением проблемы.

– А еще лучше жена с солидным доходом, – подхватила Констанс.

– Вы ничуть не лучше Дугласа Фаррела, – запротестовала Честити. – Как можно подходить к вопросу так меркантильно! Я всего лишь хотела, чтобы отец заимел любящую спутницу жизни. Она не обязана быть богатой.

– Конечно, нет, – успокоила ее Пруденс. – Но и отвергать женщин со средствами неразумно. Отцу не придется думать о хлебе насущном. И потом, мы же не собираемся подсовывать ему кого попало. – Она пожала плечами. – Деньгам, Чес, всегда найдется применение.

– Как будто я не знаю, – вздохнула Честити. – Итак, вы считаете, что я чересчур придирчива, обвиняя доктора Фаррела в меркантильности?

– Честно говоря, да. – Пруденс взглянула на Констанс, которая тоже утвердительно кивнула.

Честити хмуро уставилась на бокал с хересом.

– Ну хорошо. Я знала, что вы так скажете. Только не забывайте, вы с ним не встречались. Это черствый, расчетливый и эгоистичный шотландец.

– Но он же врач, – возразила Пруденс. – Его профессия – помогать людям. Она должна привлекать тебя, Чес.

– Привлекала бы, будь он другим, – заявила Честити. – Но он напомнил мне фабриканта викторианской эпохи, готового на все, лишь бы продвинуться в обществе, которому нет дела до тех, кого он использует для достижения своей цели. Похоже, он уверен, что может считаться честным человеком только потому, что не скрывает своей жадности.

– И ты поняла его натуру за одну короткую встречу в Национальной галерее? – изумленно спросила Констанс.

Честити слегка покраснела.

– Наверное, мои доводы вам кажутся странными, – призналась она.

– Может, ты увидишь его в другом свете, когда встретишься с ним в обычной обстановке? – предположила Пруденс.

– В любом случае мы не можем действовать, пока не подберем ему подходящую невесту, – пояснила Честити. – У вас есть на примете богатые женщины, отчаявшиеся выйти замуж и готовые согласиться на сделку под видом брака?

– По крайней мере от них не требуется ни красоты, ни особого ума, – заметила Пруденс.

– Ни характера, – добавила Честити не без яда. – Наш клиент не придает значения подобным мелочам.

– Ладно, Чес, твоя позиция ясна. – Пруденс поднялась на ноги. – Нам лучше спуститься вниз, гости вот-вот явятся.

Приоткрыв дверь в спальню и сунув голову внутрь, Пруденс окликнула мужа:

– Гидеон, мы идем вниз. Поторопись. Элегантный Гидеон тотчас появился на пороге, застегивая запонки.

– Сара выйдет к гостям перед обедом?

– Она очень надеется, но я сказала, что решать будешь ты. Гидеон был единственным родителем Сары почти семь лет, а Пруденс еще только училась исполнять роль мачехи и не всегда знала, когда высказать свое мнение, а когда оставить его при себе.

– По-твоему, она уже достаточно взрослая? – спросил он, надевая пиджак.

– Вполне.

– В таком случае пусть выходит. Я буду через пару минут. Сестры спустились вниз. Сара, крутившаяся в коридоре, кинулась к ним навстречу.

– Можно я побуду с вами, Пру?

– Да, до обеда, – ответила Пруденс. – Твой отец не возражает. – Она придирчиво оглядела девочку, успевшую нарядиться в свое лучшее платье. Выпачканные в чернилах пальцы несколько портили впечатление, но Пруденс не стала заострять на них внимание, ограничившись тем, что поправила заколку в волосах Сары и убрала за ухо выбившуюся прядь волос. – Если хочешь, можешь разносить закуски.

– О, вот здорово, – обрадовалась девочка и повернулась к Констанс. – Привет, Кон, странно, что я не слышала, как ты приехала. Должно быть, я переодевалась.

– Наверняка, – согласилась Констанс с серьезным видом. – У тебя слишком острый слух, чтобы пропустить такое событие.

Секунду Сара с сомнением смотрела на нее, гадая, не потешаются ли над ней, затем решила оставить все как есть. Ей очень нравились новоприобретенные тетушки. Сестры Дункан никогда не разговаривали с ней свысока, не отсылали ее прочь и проявляли удивительные познания, когда дело касалось таких сложных вещей, как домашние задания. И они прекрасно ладили с ее отцом.

Вся компания проследовала в гостиную. Пруденс окинула комнату беглым взглядом, удостоверившись, что все готово к приему гостей.

– Кого ты пригласила, Пру? – поинтересовалась Констанс. – Будут новые лица?

– Только графиня Делла Лука и ее дочь Лаура. Остальных вы знаете.

Честити склонила голову набок.

– Звучит экзотично.

– Графиня – клиентка Гидеона.

– Видимо, из числа тех, кого ты одобряешь, – пошутила Честити, лукаво блеснув глазами. К ней вернулась ее обычная жизнерадостность.

– Ты угадала, – усмехнулась Пруденс. – Довольно простой случай, связанный с правами на недвижимость. Графиня – англичанка, вышедшая замуж за итальянца. Она недавно овдовела и решила вернуться в Лондон с дочерью. Я незнакома с ними и знаю только то, что сообщил мне Гидеон. Собственно, по его просьбе я пригласила их к нам, чтобы представить обществу. Я даже не уверена, что он знаком с дочерью. Гидеон, ты встречался с Лаурой Делла Лука? – обратилась она к мужу, вошедшему в комнату.

– Нет, только с матерью. Мне она показалась приятной женщиной. Полагаю, дочь такая же. – Он налил себе виски. – Как насчет бокала хереса?

Прозвенел дверной колокольчик, и раздался голос Макса Энсора, приветствующего дворецкого с фамильярностью друга дома. Спустя минуту Макс вошел в гостиную в сопровождении Сары, которая объявила:

– Достопочтенный Макс Энсор, министр транспорта и член парламента от Саутуолда.

– Спасибо, малышка, – потрепал Макс девочку по щеке. Сара с хихиканьем отпрянула. Новоприобретенный дядя нравился ей ничуть не меньше, чем тетушки.

– Что вам налить, дядя Макс?

– Виски, милая. – Он поцеловал жену, затем ее сестер и обменялся рукопожатием с зятем.

– Тяжелый день? – спросила Констанс, с улыбкой глядя на мужа, примостившегося на ручке ее кресла.

– Не слишком, – усмехнулся тот, накручивая на палец ее рыжеватый локон. – Играл в бильярд.

– Выиграл? – поинтересовалась она, зная азартную натуру мужа.

– А ты сомневалась? Она рассмеялась:

– Ни на секунду.

Дворецкий объявил о приходе первого гостя, положив конец непринужденной беседе в кругу семьи.

Честити послушно занялась Родериком Бригемом, который, по замыслу Пруденс, составлял ей пару за обеденным столом. Учитывая их давнее знакомство и его добродушный нрав, они с привычной легкостью обменивались любезностями, обсуждая семейные дела, когда дворецкий объявил о приходе графини Делла Лука и ее дочери.

– Ты знакома с ними? – спросил он, понизив голос.

– Нет, – ответила Честити. – А ты?

– Заочно. Моя матушка имела удовольствие познакомиться с ними позавчера на чаепитии у леди Уиган.

Заинтригованная его тоном, Честити посмотрела ему в глаза. Мать лорда Бригема слыла довольно грозной особой, но считалась признанным знатоком характеров.

– И? – спросила она с непринужденностью старой знакомой.

Родерик склонил голову к ее уху и прошептал:

– Матушка нашла графиню очаровательной, но вот дочка... – Он не закончил фразу.

– Договаривай, раз уж начал, – приглушенно потребовала Честити, украдкой поглядывая на вновь прибывших, которые обменивались приветствиями с хозяином и хозяйкой.

– Зануда, – шепнул он. – Чопорная зануда, если уж быть совсем точным.

Честити напомнила себе, что недостойно смеяться над ближними, однако не смогла сдержать смешка, представив, как леди Бригем выносит свой приговор хорошо поставленным, аристократическим голосом, презрительно сморщив длинный нос.

– Пожалуй, мне следует представиться, – вымолвила она и двинулась к тесной группе гостей, собравшихся у камина.

– Графиня, позвольте представить вам мою младшую сестру, достопочтенную Честити Дункан, – отрекомендовала Честити Пруденс, когда та подошла к ним.

Графиня оказалась женщиной средних лет с седеющими волосами, уложенными в замысловатую прическу, украшенную страусовыми перьями. Платье из золотисто-голубого дамаста с турнюром, тугим корсетом и пышными рукавами выглядело несколько старомодно, но хорошо сидело на ее статной фигуре.

– Добро пожаловать в Лондон, – улыбнулась Честити, пожимая ей руку.

– Благодарю вас, мисс Дункан. Все так добры ко мне. – Графиня говорила неуверенно, с едва заметным акцентом. Видимо, за долгие годы, проведенные за границей, чужой язык стал для нее более привычным.

– А это мисс Лаура Делла Лука, – представила Пруденс, поворачиваясь к стоявшей рядом женщине. – Мисс Делла Лука, моя сестра Честити.

Честити с любопытством взглянула на гостью. Высокая и худощавая, с узкими плечами, в строгом серо-голубом платье с высоким воротом, она напоминала вешалку. Разделенные на прямой пробор волосы, заплетенные в две косы и уложенные в аккуратный узел на затылке, удлиняли и без того вытянутое узкое лицо. Темные глаза взирали на окружающих с оттенком превосходства.

Узкие губы Лауры дрогнули, растянувшись в некоем подобии улыбки.

– Рада познакомиться, – сообщила она тоном, выражавшим все что угодно, кроме радости. – Никак не могу привыкнуть к обращению «мисс». «Синьорина» звучит гораздо приятнее.

– Постараемся запомнить, – отозвалась Пруденс с улыбкой, не коснувшейся ее глаз. – К сожалению, мы не знаем иностранных обычаев.

Честити перехватила взгляд Гидеона, с опаской посматривавшего на жену. Острый язычок Пруденс способен разить без промаху, если ей казалось, что собеседник того заслуживает. Впрочем, подобную особенность Пру замечали лишь близкие родственники, и синьорина Делла Лука пребывала в блаженном неведении относительно грозившей ей опасности.

– О да. Я обнаружила, что англичане прискорбно мало путешествуют, – известила она. – Путешествия расширяют кругозор.

– Вы полагаете? – произнесла Констанс с улыбкой, похожей на улыбку сестры. – В таком случае путешественникам следовало бы проявлять больше уважения к обитателям отсталых уголков света, которые они посещают.

Макс и Гидеон обменялись взглядами, в которых веселье смешивалось с отчаянием. Если их жены закусили удила, их ничто не остановит.

Честити поспешила вмешаться.

– О, расскажите об Италии, – попросила она. – Мы с сестрами посетили Флоренцию вместе с нашей матушкой. Но прошло столько времени! Полагаю, вы хорошо знаете этот город?

– Firenze? Конечно! – воскликнула Лаура с воодушевлением. – У нас вилла под Флоренцией. Иногда мне кажется, что галерея Уффици – мой второй дом.

– Как вам повезло, – вздохнула Честити. – А мы провели там всего лишь месяц.

– Вполне достаточно, чтобы ознакомиться с галереей, мисс Дункан, – заметила графиня с приятной улыбкой.

– При должном усердии, разумеется, – вставила ее дочь. – Но едва ли визит во Флоренцию, пусть даже на месяц, может заменить жизнь в таком божественном городе.

– Кушать подано, леди Молверн, – торжественно объявил дворецкий, положив конец беседе, и Гидеон облегченно вздохнул.

Он предложил руку графине. Макс, повинуясь кивку своей невестки, сделал то же самое синьорине, и вся компания, разбившись на пары, чинно двинулась через холл в столовую.

Пруденс усадила графиню на почетное место справа от Гидеона, а ее дочь – на другой конец стола – между судьей, коллегой Гидеона, который сидел справа от нее самой, и Максом. К счастью, напротив расположились Честити и Родди Бригем, так что в случае чего она могла рассчитывать на их поддержку. Констанс, сидевшая рядом с Гидеоном, находилась слишком далеко, чтобы принять участие в разговоре.

– Гидеон приготовил сегодня что-нибудь особенное, Пру? – спросила Честити, когда все заняли свои места.

– Нет, но он выбирал меню. – Пруденс повернулась к синьорине. – Мой муж, мисс Делла Лука, – прекрасный кулинар.

– О, неужели... как необычно. – Лаура устремила на нее недоверчивый взгляд. – Ни один итальянец и шага не ступит в кухню, считая приготовление еды неподходящим занятием для настоящего мужчины.

– Возможно, – подхватила Пруденс, – но англичане не слишком озабочены тем, чтобы казаться настоящими мужчинами. Наверное, потому что они таковыми являются. Что скажете, джентльмены? – Она с улыбкой взглянула на мужчин, сидевших по обе стороны от нее.

– Скорее, данный процесс связан с особенностями национальной кухни, – предположил Макс, не моргнув и глазом. – Приготовление макарон, как я понял, – довольно длительный процесс. А у женщин, так уж исторически сложилось, достаточно времени для подобных занятий.

– О, что за обобщения, Макс, – вмешалась Честити, надеясь увести разговор от обсуждения превосходства Италии над Англией. – Не все женщины проводят дни, валяясь на диване, листая журналы и сплетничая. Между прочим, на них лежит львиная доля домашней работы.

– Вот именно, – подхватил он с довольным видом. – Женщины имеют природную склонность к домашним делам, важнейшим из которых является умение готовить. Вы согласны, судья?

– Истинно так, истинно так, – закивал тот, сосредоточенно работая ложкой. – Прекрасный суп, леди Молверн. Передайте мои комплименты кухарке.

– Тем не менее многие повара – мужчины, – заметила Честити, увидев, что Лаура Делла Лука открыла рот. – Особенно во Франции. Вы бывали во Франции, синьорина?

– О да, Париж – мой второй дом.

– А я думала, Флоренция, – буркнула Пруденс в свою тарелку, не рискуя быть услышанной, поскольку синьорина увлеченно распространялась о красотах Лувра с таким видом, словно испытывала личную гордость.

Остаток обеда прошел в том же духе. Лаура Делла Лука доминировала в разговоре, беспощадно возвращая его в прежнее русло, когда кому-нибудь удавалось сменить тему. Даже Честити сдалась.

Все испытали облегчение, когда Пруденс, перехватив взгляд Гидеона, наконец встала.

– Милые дамы, не пора ли нам удалиться? Мужчины встали, вежливо ожидая, пока женщины поднимутся из-за стола и покинут столовую.

Пруденс препроводила женскую половину гостей в гостиную, где уже накрыли столик для послеобеденного кофе.

– Говорят, вы приобрели дом в Мейфэре, графиня, – полюбопытствовала она, наливая кофе в чашку и передавая ее лакею.

– Да, на Парк-лейн, – отозвалась та. – Великолепный дом.

– Но не такой большой и удобный, как наша вилла во Флоренции, – вставила дочь.

– Ну, для наших целей он Достаточно велик, – примирительно откликнулась графиня, принимая кофе из рук лакея.

– К тому же рядом с Гайд-парком, – заметила Констанс, бросив взгляд на Честити, которая сидела в глубокой задумчивости, уставившись в чашку с кофе. – Нам очень нравилось кататься там верхом в детстве. Помнишь, Чес?

Честити вскинула голову:

– Прошу прощения...

– Помнишь, как нам нравилось кататься в Гайд-парке? – повторила Констанс.

– Да, конечно. – Честити с видимым усилием вернулась к действительности. – Мне и сейчас нравится, правда, нечасто представляется такая возможность. Наши лошади в деревне, а те, что предлагают конюшни, годятся скорее для перевозки тяжестей, чем для верховой езды.

– О, я никогда бы не села на наемную лошадь, – заявила синьорина с пренебрежительным жестом. – Они такие бесчувственные.

– Моя падчерица довольно часто катается там, – уведомила Пруденс, не желая вступать в полемику.

– Мне подойдет только породистая лошадь, – продолжала Лаура, пропустив мимо ушей ее реплику. – Дома у меня была потрясающая кобыла, правда, мама?

Графиня согласилась, и синьорина пустилась в пространные откровения, описывая восторги и заботы обладательницы арабской чистокровной с таким видом, словно никто и никогда не испытывал ничего подобного.

Пруденс с отвращением покачала головой. Девушка совершенно невозможна и не заслуживала ни времени, ни усилий, чтобы ставить ее на место.

– Синьорина Делла Лука, вы намерены быть представленной ко двору? – вдруг спросила Честити. – Если вы хотите принять участие в лондонском сезоне, церемония представления необходима.

– Разумеется, – заявила та. – Зачем еще нам было приезжать в Лондон? Мама представит меня королеве сразу же после Рождества. Ее саму, конечно же, представляли королеве Виктории.

– Конечно. – Честити неопределенно улыбнулась, снова погрузившись в раздумья.

Если Лаура Делла Лука решила принять участие в предстоящем сезоне скорее всего для того, чтобы найти себе мужа. Даже при самом доброжелательном подходе видно, что она засиделась в девицах. Вот только насколько ей не терпится оказаться у алтаря?

Глава 3

– Ну и зануда, – с чувством произнесла Пруденс, когда за последними гостями закрылась дверь. – Уверена, даже ты, Чес, не сможешь найти ни одной приятной черты в синьорине Делла Лука. – Последние слова она произнесла, передразнивая характерный акцент Лауры.

– Как сказать, – кивнула Честити. – Возможно, у нее есть скрытые достоинства, если копнуть глубже.

Констанс бросила на нее проницательный взгляд.

– Ты весь вечер о чем-то усиленно размышляла, Чес, – поинтересовалась она. – Мы не услышали от тебя и пары слов, после того как перешли в гостиную.

Загадочно улыбнувшись, Честити взяла шоколадную конфету из серебряной вазочки, стоявшей на инкрустированном столике рядом с ее креслом.

– Коньяк, Констанс? – предложил Гидеон, успевший изучить вкусы своих невесток.

– Спасибо. – Она взяла протянутый бокал.

– А тебе ликер, Пруденс?

– Да, «Гран-Марнье», пожалуйста.

– Тебе тоже, Честити?

– Я предпочла бы бенедиктин, – возразила Честити. – Он лучше идет с шоколадом.

Гидеон улыбнулся. Любовь Честити к сладкому была чем-то вроде семейной шутки.

Пруденс приняла из рук мужа изящную рюмочку с оранжевым ликером.

– Ты ведь собирался о чем-то поговорить с Максом, Гидеон? – напомнила она. – Кажется, о Рождестве?

– Так-так, – протянул Макс. – У меня складывается впечатление, что от нас хотят избавиться.

– Вот так всегда. – Гидеон с притворным вздохом поднялся с кресла у огня. – Выбрасывают из собственной гостиной на лютый холод.

– В библиотеке ничуть не холоднее, – успокоила его Пруденс, сняв с носа очки и рассматривая их на свет в поисках пятен. – Можете взять с собой коньяк и выкурить по сигаре.

– Как прикажете, сударыня. – Покачав головой, Гидеон поднял со столика хрустальный графин. – Пойдем, Макс, составишь мне компанию в изгнании.

Мужчины вышли, оставив смеющихся сестер одних в гостиной.

– Итак, Чес, – сказала Пруденс, водрузив на нос очки и повернувшись к Честити. – Что ты задумала?

Та сунула в рот очередную конфету и запила ее глоточком бенедиктина, наслаждаясь вкусом ликера.

– Монахи определенно знали, что делают, – заверила она, подняв бокал на свет.

– Ради Бога, Чес. – Констанс протянула руку и передвинула вазочку с конфетами подальше от младшей сестры.

– О, как несправедливо! – возмутилась Честити, но послушно поставила бокал на столик.

– Так что там насчет скрытых достоинств? – спросила Пруденс.

– У меня появилась идея... точнее, две, – оповестила Честити. – В последнее время меня то и дело посещают удачные мысли, – не без самодовольства добавила она. – Так вот. Наша дорогая Лаура, конечно, зануда, но, возможно, для некоторых людей такая черта характера не станет препятствием, если имеются другие качества, которые могут служить компенсацией.

– Ну и?.. – нетерпеливо переспросила Констанс, выгнув бровь.

– Вам не кажется, что она рассчитывает найти себе мужа? – поинтересовалась Честити. – В конце концов, что еще могло подвигнуть женщину на хлопоты и расходы, связанные с представлением ко двору и сезоном. Особенно в ее возрасте.

Сестры дружно кивнули.

– Сколько, по-вашему, ей лет? – задала вопрос Пруденс, нахмурившись. – Далеко за двадцать или тридцать с хвостиком?

– Рискуя показаться неделикатной, – объявила Констанс, – я бы предположила последнее. Ей около тридцати пяти. Вы заметили морщинки в уголках губ и под глазами?

– Возможно, они – следствие раздражительного характера, – проговорила Честити. – Я заметила, что у людей, склонных хмуриться и корчить недовольные гримасы, часто появляются преждевременные морщины.

– Ладно, допустим, она решила выйти замуж, и как можно скорее. Что ты предлагаешь, Чес? – перешла к сути дела Пруденс.

– Полагаю, у нее есть деньги. Ее мать явно богата, а Лаура, насколько нам известно, единственный ребенок. Дома в Мейфэре стоят недешево, да и лондонский сезон требует немалых расходов.

– Не говоря уже об арабских скакунах и виллах во Флоренции, – вставила Констанс. – Кажется, я начинаю догадываться, куда ты клонишь, Чес.

Честити улыбнулась, откинувшись на спинку дивана.

– Чем не невеста для амбициозного врача, который ищет богатую жену, не особенно заботясь о родстве душ?

Сестры задумались, рассматривая идею под разными углами. Наконец Пруденс нарушила молчание:

– Но согласится ли Лаура выйти за мужчину, который еще не добился положения в обществе?

– О, она с радостью ухватится за возможность направлять его на пути к вершине, – заверила ее Честити. – Так и вижу ее во главе стола, повествующую о чудесах культуры, которые она повидала за границей, и доводящую своих гостей до помрачения рассудка. – Она потянулась к вазочке с конфетами и, вытащив одну, задумчиво добавила: – По-моему, в ней есть склонность к тиранству. Она просто расцветет, загоняя знакомых на прием к своему супругу, невзирая на их жалобы и протесты. У них будет идеальный брак, – заключила Честити, сунув конфету в рот, и снова откинулась на спинку кресла.

– А разве доктор Фаррел – тиран? – обменялась Пруденс озабоченным взглядом с Констанс.

Честити пожала плечами:

– Не знаю, но он с таким презрением говорил о своих будущих пациентах... – Она поколебалась, затем решительно продолжила: – Они стоят друг друга. Во всяком случае, у меня нет ощущения, будто мы обрекаем беззащитную женщину на брак по расчету с бесчувственным чурбаном.

– Ну хорошо, – согласилась Констанс. – Давайте сведем их вместе и посмотрим, что получится. Никто не заставляет их жениться. Они взрослые люди и сами решат, подходят они друг другу или нет.

– Представим их на приеме Кон, – предложила Пруденс.

– Нет, лучше у меня, – перебила ее Честити. – На Манчестер-сквер в среду.

– У тебя есть какая-то особая причина? – поинтересовалась Пруденс.

– Если помните, у меня созрело две идеи, – напомнила Честити. Хмурая гримаса, сопровождавшая любое упоминание о докторе Фарреле, бесследно исчезла. – Что вы думаете об отце и графине?

– Неплохо, – протянула Констанс. Затем нахмурилась. – Но тогда Лаура станет нашей сводной сестрой. И никто не осудит отца, если он предложит ей поселиться под своей крышей.

– Разумеется, – подтвердила Честити. – Но не так уж будет страшно, если мы выдадим ее замуж. Нам не придется общаться с ней, не считая семейных событий, и отцу, надеюсь, тоже.

– К тому же перспектива замужества матери может подтолкнуть дочь к алтарю, – предположила Пруденс.

– Вот именно, – улыбнулась Честити с оттенком самодовольства. – Мы убьем двух зайцев одним выстрелом.

– Итак, в следующую среду ты пригласишь обеих женщин, мы заставим отца выйти к гостям, даже если придется выкручивать ему руки, а Дуглас Фаррел получит обычные инструкции, – подытожила Констанс. – Ну и конечно, цветы для всех женщин, а для Лауры – белые.

– Гвоздики, – подсказала Пруденс. – Единственные цветы для бутоньерок, которые легко достать в такое время года.

– Значит, решено, – кивнула Честити. – Можно считать, что мы сегодня неплохо поработали.

Легкий стук в дверь предупредил о возвращении Макса и Гидеона. Мужчинам хватило одного взгляда на самодовольные лица сестер, чтобы сделать свои выводы.

– Так-так, кто же те бедолаги, чьи судьбы вы взялись устраивать? – полюбопытствовал Макс.

– Тебе прекрасно известно, что мы помогаем людям, – с достоинством произнесла его жена. – Мы работаем исключительно во имя добра.

– Скажи это тем несчастным, чьи жизни бесцеремонно исковерканы, а они даже ни о чем не подозревают, – проворчал Гидеон.

– Ты можешь привести хотя бы одну пару из числа тех, кого мы свели вместе и кто сожалеет о своей судьбе? – набросилась на него Пруденс.

Гидеон вскинул руки, признавая поражение:

– Не могу, но я незнаком и с половиной ваших клиентов.

– Тогда незачем лезть в наши дела. Мы же не лезем в ваши.

– Да, но вы высказываете свои мнения, – возразил он без особого пыла. – Разве мужья не имеют такие же права?

– Если ты готова, Констанс, думаю, нам пора домой, – обратился к жене Макс.

– А мне пора в постель, – воскликнула Честити, вскакивая с дивана.

– Посмотри, что ты наделал, – упрекнула Пруденс мужа, но в ее голосе звучал смех. – Разогнал всех гостей своим брюзжанием.

– Ничего подобного, – возмутился Гидеон. – Они и так уже собирались уходить. – Он направился к двери. – Констанс, Макс, я провожу вас.

– Кстати, что вы решили насчет Рождества? – справилась у мужа Констанс, когда они вышли в холл.

– А вот это тебя совершенно не касается, – заявил Макс.

– Сюрприз? – Ореховые глаза Честити засветились. – Я обожаю сюрпризы, особенно на Рождество.

– В таком случае, надеюсь, ты не будешь разочарована. – Макс чмокнул ее в щеку и попрощался с хозяином дома.

Констанс обняла сестер, и они вышли на морозный воздух, направившись к своему автомобилю, ожидавшему у бортика тротуара с включенным двигателем и шофером, облаченным в теплый кожаный плащ.

Честити зевнула.

– Спокойной ночи, Гидеон.

– Я поднимусь с тобой, чтобы удостовериться, что у тебя есть все необходимое. – Пруденс подхватила сестру под руку. – Ты скоро, Гидеон?

– Только погашу свет и запру дверь, – отозвался он. – Я отправил слуг спать еще час назад.

Наверху Пруденс окинула комнату сестры критическим взглядом.

– Кажется, все в порядке. – Она разгладила и без того ровное покрывало, затем указала на туалетный столик. – Там молоко, шоколад и спиртовая горелка на тот случай, если тебе захочется подкрепиться.

Ежевечерний ритуал в отцовском доме, когда сестры собирались в своей гостиной, чтобы обсудить события дня, наслаждаясь горячим шоколадом, Пруденс сохранила и в доме мужа.

Честити покачала головой.

– После конфет с бенедиктином? Вряд ли, – усомнилась она. – Все замечательно, Пру, так что можешь отправляться в постель. Увидимся утром.

Пруденс кивнула, но медлила, взявшись за дверную ручку.

– Послушай, Чес, – нерешительно произнесла она, – похоже, у тебя возникла сильная антипатия к Дугласу Фаррелу. Ты уверена, что сможешь иметь с ним дело и выполнять свои обязанности, ничем не выдав нас?

Честити вытащила из волос ленту, прежде чем ответить.

– Почему бы и нет? Мы будем встречаться только на общественных мероприятиях. Ему и в голову не придет, что кто-нибудь из нас имеет отношение к брачному агентству. Даже если он почувствует, что я испытываю к нему неприязнь, подобный факт не имеет значения. Люди могут как угодно относиться друг к другу, но оставаться вежливыми. В любом случае я в состоянии скрыть свои чувства. Наедине нам встречаться незачем, а в компании я буду придерживаться нейтральных тем.

– Пожалуй, – произнесла Пруденс, но без особой убежденности в голосе. – Спокойной ночи, Чес. – Она вышла, притворив за собой дверь.

С минуту Честити смотрела на закрытую дверь, понимая недоумение сестры. Собственно, она и сама не могла объяснить столь яростную неприязнь к человеку, которого едва знала. Возможно, если она узнает доктора лучше, то найдет в нем что-нибудь привлекательное. Первое впечатление обманчиво. Но, как Честити ни старалась, ей так и не удалось переменить свое мнение за то время, пока она расчесывала свои густые темно-рыжие локоны, умывалась на ночь и вешала в гардероб изумрудно-зеленое платье, прежде чем надеть ночную рубашку.

Она легла в постель и откинулась на подушки, наблюдая за огненными бликами на лепном потолке. Ей не спалось. Протянув руку, Честити снова зажгла свет. Пустяковое дело благодаря Гидеону. Как и Макс, он стремился использовать в повседневной жизни все современные удобства, включая электрическое освещение, автомобиль и телефон.

Честити выбралась из постели и села за небольшой секретер с письменным прибором и пачкой бумаги. Взяв ручку и бумагу, она принялась за составление письма доктору Фаррелу от имени брачного агентства. Ему предписывалось явиться по адресу Манчестер-сквер, в следующую среду в три часа пополудни на прием, устраиваемый достопочтенной мисс Честити Дункан, вручить свою визитную карточку дворецкому и сказать, что он хочет увидеться с лордом Бакингемом, с которым у него назначена встреча.

Честити откинулась на спинку стула, постукивая по зубам кончиком ручки. Никакого лорда Бакингема, разумеется, не существовало. Вымышленный персонаж служил предлогом, которое их брачное агентство использовало, чтобы свести вместе своих предполагаемых клиентов.

Девушка снова взялась за перо, поясняя, что мисс Дункан не имеет ни малейшего представления о том, кто такой доктор Фаррел, но, будучи близко знакома с лордом Бакингемом, примет его без лишних вопросов. Честити усмехнулась: очень «близко знакома», учитывая, что пресловутый лорд – плод ее собственного воображения.

Далее она продолжала, что у дамы, которая может заинтересовать доктора, будет бутоньерка из белой гвоздики. Если доктор пожелает представиться потенциальной невесте, то хозяйка устроит все опять же без лишних вопросов.

Честити отложила перо и пробежала глазами текст. Нечто подобное она писала столько раз, что практически не делала ошибок. Написав «Брачное агентство», она промокнула листок, сложила его и сунула в конверт, адресованный миссис Билл для передачи Дугласу Фаррелу в соответствии с указаниями, которые он дал в своем письме. Хотя магазинчик миссис Бидл служил почтовой конторой не только для «Леди Мейфэра», Честити искренне недоумевала, зачем лондонскому врачу получать свою почту через посредников. Разве у него нет собственного адреса? Ее вопрос был из той же серии, что и другой: почему человек с такими амбициями работает в столь непрезентабельной части города?

Честити нахмурилась, размышляя о приемной доктора в больнице Святой Марии. Она никогда не посещала те места, но знала, что старые дома на близлежащих улицах – настоящие трущобы, где ютится беднота. Практикуя там, Дуглас Фаррел не мог заработать много денег, что частично объясняло его проблемы. Но зачем человеку, который откровенно и без тени стыда заявил, что ему нужна богатая жена, чтобы обзавестись пациентами в самом фешенебельном районе города, тратить время на неимущих обитателей лондонских трущоб? Может, у него просто нет выбора? Может, он такой плохой врач, что к нему обращаются только бедняки, которым больше некуда податься? Впрочем, едва ли. Судя по его манерам и поведению, ему придется туго, умасливая богачей, которые требуют от своих эскулапов смеси подобострастия и апломба. Фаррел, видимо, понимает подобную ситуацию, но надеется, что жена со связями поможет ему сгладить острые углы или возьмет на себя труд загонять светскую публику в его приемную на Харли-стрит, как стадо баранов на скотобойню.

Честити Зевнула, несколько обескураженная собственным ожесточением, совсем ей не свойственным. Оставив письмо на секретере с намерением передать его утром дворецкому Пруденс, она вернулась в постель и довольно быстро заснула.

В убогой комнатушке было холодно, несмотря на жалкий огонек, лизавший угли в очаге. Прямо на полу лежал соломенный тюфяк, на котором молча корчилась женщина, стоически выдерживая то, через что ей уже пришлось пройти шесть раз.

Дуглас Фаррел закончил осмотр и выпрямился.

– Посвети-ка мне, Элли, – тихо попросил он.

Девочка, на вид не старше восьми лет, поспешно приблизилась, высоко подняв огарок свечи, как просил доктор, но отвернулась, не в силах смотреть на мучения матери.

– Ты вскипятила воду? – спросил Дуглас все тем же мягким тоном, ощупывая вздувшийся живот женщины.

– Чарли кипятит, – ответила девочка. – Мама поправится, да, доктор?

– Твоя мама знает, что делает, – отозвался он. Женщина дернулась, и его руки переместились к ее судорожно разведенным бедрам. – Крепче держи свечку, Элли.

Женщина вскрикнула – впервые за все время ее тело содрогнулось, и покрытый кровавой слизью комочек скользнул в подставленные ладони доктора. Действуя быстро и умело, он прочистил носоглотку младенца. Раздался тоненький плач, и синюшное тельце стало приобретать розовый оттенок.

– Мальчик, миссис Джонс, – уведомил Дуглас, перерезав пуповину и положив ребенка на грудь матери. – Мелковатый, но здоровенький.

Женщина перевела опустошенный от изнеможения взгляд на младенца, затем опытным движением сунула в крошечный ротик сосок.

– Надеюсь, у меня есть молоко, – вымолвила она.

Дуглас вымыл руки в тазике с холодной водой – горячая предназначалась для матери с ребенком. В доме слишком мало топлива, чтобы вскипятить больше одного ведра.

– Я пришлю к вам повитуху, – сказал он.

– Не надо, доктор. Мы справимся, – слабо возразила женщина. – Элли поможет прибраться. Ни к чему беспокоить повитуху.

Дуглас не стал спорить. В доме не было денег, чтобы оплатить услуги повитухи, а старшая дочь приобрела достаточный опыт, чтобы помочь матери. Он склонился над женщиной, потрогал ее лоб и повернулся к Элли:

– Если будет лихорадка, сразу же посылай за мной. Поняла?

Девочка энергично закивала:

– Да, доктор.

Он взял ее за руку, вложил в ладошку монету и крепко сжал пальцы девочки.

– Купи свечи, ведро угля и молоко для своей мамы, – проговорил он. – Только не показывай деньги своему па.

Элли торжественно кивнула, спрятав стиснутый кулачок в складках рваной юбки. Дуглас потрепал ее по плечу и, пригнув голову, шагнул в низкий дверной проем, отделявший заднюю комнату от передней. Комната выглядела ничуть не лучше той, где он только что побывал. На полу валялись кучи тряпья, служившие домочадцам постелями. Единственным предметом мебели был колченогий стул у очага, где на скудном огне грелась кастрюля с водой, за которой присматривал мальчуган лет пяти. Впрочем, он мог быть и старше, учитывая его хилое сложение.

– Где твой папа, Чарли?

– В пивной, – отозвался мальчик, уставившись на воду с таким видом, словно пытался заставить ее закипеть скорее.

– Сбегай и скажи ему, что у тебя родился братик, – велел мальчику Дуглас, снимая кастрюлю с огня.

– Он, наверное, пьяный, – равнодушно промолвил мальчик.

– Передай ему, чтобы пришел сюда. Скажи, что я велел. – В голосе доктора впервые зазвучали строгие нотки, которые подействовали на мальчика, и он поднялся.

– Он меня прибьет, – пожаловался мальчик, все еще не двигаясь с места.

– Нет, если ты увернешься, – отрезал доктор. – Такому проворному мальчугану, как ты, ничего не стоит увернуться от пьяного. Уж я то знаю.

Слабая улыбка осветила чумазое личико.

– Ладно, доктор, – согласился он и направился к двери. – Как мама?

– Прекрасно, и ребенок тоже, – ответил Дуглас. – Я отнесу воду Элли, а ты беги за отцом.

Мальчик выскочил на улицу и припустил бегом по булыжной мостовой, сверкая босыми пятками.

Дуглас отнес воду в заднюю комнату, объяснил девочке, что делать дальше, и вышел из дома, застегивая на ходу пальто.

Задержавшись на пороге, он поднял воротник и огляделся по сторонам, натягивая перчатки. Из пивной в конце улицы показался Дэниел Джонс, опухший и растрепанный, с налитыми кровью глазами. Дуглас подождал, пока мужчина побрел к дому в сопровождении Чарли, державшегося чуть поодаль от отца, затем пошел своей дорогой. Дэниел считался неплохим человеком и, напившись, приходил в плаксивое состояние, не проявляя склонности к насилию. Скорее всего он будет доволен появлению на свет еще одного ребенка, особенно не задумываясь, что тот нуждается в хлебе насущном, как и другие дети, которым он дал жизнь.

По пути в свой кабинет на задворках больницы Святой Марии Дуглас зашел к миссис Бидл. Она встретила его со своей обычной сердечностью.

. – Замерзли, доктор? Где вы были?

– Принимал роды, – ответил он. – Помог появиться на свет еще одному озорнику.

– Вот и славно, – улыбнулась пожилая женщина. – Хорошо, что зашли. Утром доставили пару писем на ваше имя. – Она потянулась к полке позади прибавка и передала ему почту.

Пробормотав слова благодарности, Дуглас пожелал ей доброго утра и вышел из теплого помещения в холодный серый день, вертя в руках письма. Одно от матери. Почерк на другом конверте из плотной глянцевой бумаги также оказался знакомым. Ответ из брачного агентства.

Дуглас сунул оба письма в карман пальто и быстро зашагал к своей приемной, занимавшей полуподвальное помещение в двухэтажном доме за церковью. Как обычно, в передней теснились женщины с детьми, шмыгавшими простуженными носами. Несмотря на теплившийся в очаге огонь, в комнате стоял сумрак и холод. Дуглас приветствовал каждого пациента по имени, подбросил в огонь угля и зажег свечи. Открыв дверь в свой кабинет, он повернулся к женщине с младенцем на руках и карапузом, цеплявшимся за ее фартук.

– Входите, миссис Гуд. Что-нибудь с Тимми?

– Ох, доктор, он весь покрылся сыпью. – Она дернула за ухо почесывающегося малыша. – Прекрати сейчас же, кому говорят. – Ребенок захныкал. Женщина устало вздохнула. – Все время чешется. Ничего не могу с ним поделать.

Дуглас сел за исцарапанный стол, служивший ему рабочим местом.

– Давай-ка посмотрим, что у тебя здесь, Тимми. – Он осмотрел воспаленную кожу мальчика и потянулся за банкой, стоявшей на полке. – Накладывайте эту мазь трижды в день, миссис Гуд. Думаю, кожа скоро очистится, но приведите его ко мне через неделю.

– Спасибо, доктор. – Женщина опустила банку в объемистый карман передника. Затем нерешительно извлекла оттуда медную монетку. – Сколько я вам должна, доктор?

Монета, как заметил Дуглас, была достоинством в один пенни. Этого могло хватить на булку хлеба или пинту молока. Мазь стоила значительно дороже, но у людей есть своя гордость, даже если она их единственное достояние. Дуглас улыбнулся:

– Всего один пенни, миссис Гуд.

Женщина кивнула и положила монету на стол с сознанием исполненного долга.

– Спасибо, доктор. Пойдем, Тимми, и перестань чесаться. Дуглас откинулся на спинку стула и запустил пальцы в свои густые волосы, глядя на закрывшуюся за пациентами дверь. Затем сгреб со стола монетку и бросил в жестяную коробку. Она звякнула, присоединившись к кучке таких же медных пенни, лежавших на дне.

За дверью кабинета заплакал младенец. Дуглас отодвинул стул и поднялся, чтобы пригласить следующего пациента.

Прием затянулся надолго и, как всегда, принес ему немало огорчений. Он не мог помочь всем. Многие из его пациентов страдали хроническими заболеваниями, сопутствующими бедности, и хотя лекарства могли облегчить их жизнь, он не мог обеспечить всех нуждающихся бесплатными лекарствами. Измученный и опустошенный, Дуглас запер дверь и направился домой, на Кромвель-роуд, где снимал комнату в пансионе.

Когда он отворил дверь пансиона и шагнул в темный узкий коридор, в нос ударил привычный запах вареной капусты и рыбьих голов.

Из кухни высунулась хозяйка:

– Добрый вечер, доктор. Вы сегодня припозднились. Боюсь, как бы ужин не остыл.

– И я тоже, миссис Харрис, и я тоже, – пробормотал Дуглас, направляясь к лестнице. – Я спущусь через минуту.

– Я накрыла вам в гостиной, – сообщила она. – Сегодня на ужин рыба.

– Неужели? – буркнул он себе под нос, поднимаясь по покрытым истертым линолеумом ступенькам.

– Может, послать Колина в «Красного льва» за пивом, доктор? – донесся до него снизу голос миссис Харрис.

Дуглас представил себе холодную рыбу с водянистым картофельным пюре и вареной капустой и полез в карман. Спустившись вниз, он вручил хозяйке трехпенсовую монету.

– Одну пинту, если вас не затруднит, миссис Харрис.

– Хорошо, доктор. – Она скрылась в кухне, громко окликая своего сына.

Дуглас поднялся к себе в комнату и снял верхнюю одежду. Ванная, обычно занятая другими жильцами, в кои-то веки оказалась свободной. Он вымыл лицо и руки, причесал волосы и спустился в гостиную, где его ждал ужин.

Как он и опасался, рыба оказалась жесткой и безвкусной. Механически жуя, Дуглас вскрыл письмо от матери и обнаружил среди исписанных листков банковский чек на сто фунтов. Приложенная к нему записка гласила: «Уверена, ты употребишь его на доброе дело. Фергюс сказал, что это проценты с вклада».

Дуглас сложил чек и сунул его в нагрудный карман. Семейный банкир Фергюс не имел обыкновения выдавать своим клиентам стофунтовые чеки, даже при наличии солидного вклада, о чем в данном случае не могло быть и речи. В свое время отец Дугласа создал трастовый фонд на образование сына. Мать имела пожизненный доход, обеспечивавший ей безбедную жизнь. Сестры вышли замуж за состоятельных людей и обзавелись детьми, требовавшими постоянных расходов. Предполагалось, что Дуглас обеспечит себе и жене достойное существование, продолжив практику отца.

Дуглас откинулся на спинку стула, выбивая пальцами дробь по поверхности стола, покрытого заляпанной скатертью. Отказавшись от практики, Приносившей немалый доход, ради клиники, которая поглотила все его средства, он потерял Марианну и обрек себя на жизнь в нужде, хотя и делал все возможное, чтобы скрыть подобный факт от своей чересчур заботливой матери. Не слишком успешно, если судить по банковскому чеку. Как похоже на нее – прислать ему чек, обставив свой подарок таким образом, что он не мог отказаться.

Он обратился к письму. Оно содержало пять страниц, исписанных убористым почерком, полных новостей о его сестрах и их многочисленном потомстве, а также иронических замечаний в адрес соседей, перемежавшихся советами, направленными на достижение благополучия Дугласа.

Дуглас сделал глоток эля и тихо рассмеялся. Интересно, что сказала бы мать, если бы увидела его сейчас в убогом пансионе, поглощающего холодную, недожаренную рыбу в конце немыслимо долгого рабочего дня. Сейчас она, наверное, сидит в их элегантном доме на Принс-стрит в Эдинбурге и составляет меню на завтра, если не играет с друзьями в бридж, или наставляет одну из своих дочерей, как воспитывать детей и вести домашнее хозяйство.

Не то чтобы Дуглас не любил свою мать. Совсем наоборот. Но леди Фаррел была настоящей гранд-дамой старой закваски, исповедовавшей строгие викторианские принципы. Она подарила супругу – известному в светских кругах врачу – семерых детей, последний из которых оказался долгожданным сыном. Оставшись одна после смерти мужа, почившего в сорок лет, она посвятила себя воспитанию детей и добилась того, что ни один из них не чувствовал себя обделенным родительским вниманием. Дочери благоговели перед ней. Только сыну удалось стряхнуть с себя оковы материнской любви и пойти собственным путем. Правда, не без помощи обмана.

Дуглас сложил письмо и сунул его в конверт, озабоченно хмурясь. Нужно срочно написать деликатный и осторожный ответ, чтобы мать и дальше оставалась в неведении относительно истинных обстоятельств его жизни и работы. Если она узнает правду, то сердечный приступ – самое меньшее, чего можно ожидать. Дуглас имел собственную теорию насчет здоровья матери, но независимо от того, верил он в ее болезни или нет, они оставались мощным оружием в ее арсенале.

Он задумчиво покачал головой. Мать никогда не понимала, почему он отказался от предначертанной ему судьбы, оставив прибыльную практику, которая принесла его отцу рыцарское звание и обеспечила семейству Фаррелов высокое положение в общественной иерархии Эдинбурга. Она стоически перенесла разрыв его помолвки с Марианной, но при первом упоминании о том, что ее сын собирается начать практику в Лондоне, слегла в постель на целую неделю, а сестры отчаянно умоляли Дугласа никуда не уезжать, пытаясь удержать его у ложа матери. Он сопротивлялся с мрачным упорством и, как утверждали сестры, с полным отсутствием сочувствия. Последнее не соответствовало истине. Дуглас знал, что они никогда его не поймут и объяснять им бесполезно.

Вздохнув, он взял второй конверт, вскрыл его столовым ножом и прочитал дважды короткое и очень деловое послание. Дуглас задумался, похлопывая сложенным листком по ладони. Вряд ли его написала закутанная в вуаль дама, с которой он встретился в Национальной галерее. В письме не содержалось даже намека на осуждение или моральное превосходство – просто список четких указаний, как и предполагалось в их соглашении. Личные пристрастия не должны присутствовать в делах, и отрадно сознавать, что, кто бы ни стоял за брачным агентством, он свое место знает. Жаль только, что они не позаботились внушить такую простую истину своим сотрудницам. Пожалуй, ему следует черкнуть пару строк в «Леди Мейфэра» и уведомить редакцию, что он думает о крайне непрофессиональном поведении их представительницы. Едва ли ему удастся встретиться с кем-нибудь из издателей лично, чтобы выразить свое неудовольствие.

Дуглас еще раз перечитал письмо. Похоже, брачное агентство разработало для него план. Звучит неплохо: дама с белой гвоздикой, прием в частном доме с престижным адресом на Манчестер-сквер. По-деловому, но с полным соблюдением анонимности, как и было обещано.

Он оглядел комнату, задержав взгляд на пожелтевших тюлевых занавесках, засаленных салфетках на спинках кресел и заляпанной скатерти. Итак, ставки сделаны, игра началась. Пора переезжать. Джентльмен, который посещает приемы достопочтенной мисс Честити Дункан, проживающей на Манчестер-сквер, не может жить в пансионе миссис Харрис на Кромвель-роуд.

Банковский чек зашуршал у него в кармане, когда Дуглас отодвинул стул, вставая. Пожалуй, присланные деньги и вправду пойдут на благое дело, даже с точки зрения леди Фаррел.

Глава 4

Войдя в среду утром в комнату для завтраков, Честити поцеловала в щеку отца, сидевшего за столом с газетой, и расположилась напротив.

– Доброе утро, дорогая, – приветствовал он ее, отложив газету.

– Я хотела попросить тебя об одолжении, – бодро произнесла Честити, наливая себе кофе. – Вообще-то об очень большом одолжении, так что тебе придется подумать, прежде чем давать ответ.

Лорд Дункан бросил на дочь беспокойный взгляд.

– Что ты имеешь в виду?

– Сейчас объясню. – Она одарила его улыбкой, потянувшись за тостом. – Ты не передашь мне джем?

Он пододвинул к ней серебряную вазочку, потом с явным отвращением уставился на собственную тарелку, где остывала яичница.

– Ты должен ее съесть, – сурово произнесла Честити. – Мы не можем позволить себе больше дюжины яиц в неделю. А здесь целых два.

Отец вскинул на нее изумленный взгляд, но, увидев на губах дочери поддразнивающую усмешку, покачал головой.

– Нашла предмет для шуток! – проворчал он, снова принимаясь за вилку, однако Честити успела заметить в его глазах веселые искорки. – Если бы вы с сестрами не скрывали от меня истинное положение вещей, мы бы не оказались сейчас в такой нелепой ситуации.

Отец так часто повторял эту фразу, что она превратилась в своего рода заклинание.

– Не вижу ничего нелепого, – возразила Честити, щедро намазывая тост маслом. – У нас достаточно денег, чтобы безбедно жить, особенно теперь, когда не приходится содержать Кон и Пру. – Она тяжело вздохнула. – Ты не представляешь, во сколько они обходились.

– Я бы предпочел, чтобы ты не болтала всякий вздор за завтраком, – демонстративно уткнулся в газету лорд Дункан.

Улыбнувшись про себя, Честити откусила кусочек тоста и принялась с видимым удовольствием жевать. Ей не пришлось долго ждать. Отец внезапно поднял голову:

– Так что там насчет одолжения?

– Ах да, – кивнула она. – Дело в том, что сегодня среда. Отец бросил взгляд на титульную страницу газеты, словно хотел удостовериться в услышанном факте.

– И что с того?

– Если помнишь, по средам я устраиваю приемы, – пояснила Честити, – как и мама в свое время.

В его глазах отразилось недоумение.

– Я тебе мешаю?

– Нет, вовсе нет. Просто я бы попросила тебя уделить внимание моим гостям. Кон и Пру, разумеется, тоже будут.

Отец покачал головой:

– Ты же знаешь, что подобные вещи не для меня.

– Я же говорю, что прошу тебя об очень большом одолжении. – Честити налила ему кофе. – Мне нужно, чтобы ты помог мне с одной дамой. Вдовой из Италии. В Лондоне она никого не знает. И потом... я бы сказала, что она относится скорее к твоей возрастной категории, чем к нашей. От тебя требуется всего лишь провести с ней минут десять, чтобы выпить чашку чая.

– Чая! – возмутился отец. – Ты хочешь, чтобы я потратил такой прекрасный день, распивая чаи с иностранкой?

– Ну, начнем с того, что она не иностранка, – примирительно поведала Честити. – Она такая же англичанка, как мы с тобой, просто вышла замуж за итальянца. И если ты не хочешь чай, всегда найдется виски или херес. И наконец, чем таким уж важным ты собирался заняться в столь прекрасный день?

– Светские беседы с целым выводком праздных дамочек не соответствуют моим представлениям о приятном времяпрепровождении, – воспротивился лорд Дункан, решительно перевернув страницу газеты и с громким шелестом сложив ее вдвое.

Честити терпеливо ждала. Спустя минуту он выглянул из-за газеты и покорно вздохнул:

– Только десять минут?

– Спасибо, папа, ты просто прелесть, – обрадовалась она. – Все будет хорошо, обещаю. Да и что плохого может случиться за десять минут? Уверяю тебя, она приятная женщина, просто давно не была в Лондоне. Если бы ты помог ей освоиться...

– Позаботься, чтобы Дженкинс не забыл про виски. – Лорд Дункан снова уткнулся в газету.

– Непременно, – поднялась Честити. – Ты закончил? Сказать Мэдж, чтобы убирала со стола?

– Кто такая Мэдж? Новая горничная? – поинтересовался он. – То-то она показалась мне незнакомой.

– Одна из племянниц миссис Хадсон. Она поедет с нами в Ромзи на Рождество. – Честити направилась к двери.

– Ах да, Рождество. Надеюсь, вы устроите скромную вечеринку.

– Не совсем, – ответила Честити. – Пока приглашены только члены семьи. Но не исключено, что мы прихватим кого-нибудь еще.

– Рождественские приемы в загородном доме стоят недешево, – заметил лорд Дункан.

– Я подумывала о том, чтобы заложить Стаббса, – ввернула Честити, имея в виду картину Джорджа Стаббса, висевшую над стенным сейфом в кабинете.

Подавив смешок, она выскочила из комнаты, прежде чем отец успел отреагировать на ее шутку.

Посреди холла стоял Дженкинс с пачкой писем в руках.

– Приходил почтальон? Есть что-нибудь заслуживающее внимания? – осведомилась Честити.

Дворецкий изобразил приличествующее случаю изумление:

– Откуда мне знать, мисс Чес? Честити взяла у него почту.

– Мне отлично известно, Дженкинс, что ничто сколько-нибудь значительное не пройдет мимо вашего внимания. В доме от вас нет секретов.

– Вас послушать, мисс Чес, так я только и делаю, что сую нос в чужие дела, – отозвался Дженкинс с обиженным видом.

– Нет, конечно же, нет. – Она чмокнула дворецкого в щеку, с улыбкой наблюдая за румянцем, залившим его лицо. – Я хочу съездить в цветочный магазин за гвоздиками. Нужно устроить все, как обычно по средам.

– Будет сделано, мисс Чес. Полагаю, брачное агентство обзавелось новым клиентом?

– Совершенно верно. К трем часам мы ждем доктора] Фаррела, который спросит лорда Бакингема, а дама, для которой предназначается белая гвоздика, предпочитает, чтобы ее называли синьорина Делла Лука.

– На итальянский манер, как я понимаю.

– Да нет, – сморщила носик Честити, – просто ей нравится напускать на себя важный вид.

– Понятно, – кивнул дворецкий.

– Да, и еще одно. Лорд Дункан обещал выйти к гостям, но он не будет пить чай.

– Я позабочусь о графинчике с виски. – Дженкинс повернулся и отправился по своим делам.

Честити двинулась вверх по лестнице, просматривая на ходу присланные бумаги, в основном счета, связанные с хозяйственными расходами. Ничего сколько-нибудь важного и ничего, что могло бы встревожить отца. Честити оставила их на секретере, чтобы Пруденс, по-прежнему управлявшая семейными финансами, просмотрела все на досуге, и направилась в свою комнату. Надев шляпку и пальто, она поехала в цветочный магазин.

Вернувшись с охапкой красных и розовых гвоздик, среди которых выделялся единственный белый цветок, Честити встретилась у дверей с сестрами, только что приехавшими на наемном экипаже.

– Мы решили прийти к вам на ленч, – сообщила Пруденс. – На тот случай, если отец нуждается в дополнительном убеждении. Тебе удалось чего-нибудь добиться?

– Он согласился явить свой лик гостям на десять минут, – сообщила Честити, отпирая парадную дверь. – И то крайне неохотно, так что если вы присоедините свои голоса, то поможете ему сдержать свое слово.

– Он в библиотеке? – спросила Констанс, снимая шляпку.

– Если только не ушел в свой клуб, что было бы чудом, – грустно пошутила Честити. – Дженкинс, лорд Дункан дома?

– Он выходил прогуляться на полчаса, но недавно вернулся, – сообщил дворецкий, забирая у нее цветы. – Доброе утро, мисс Кон, мисс Пру. Вы останетесь на ленч?

– Если не затруднит миссис Хадсон, – заметила Констанс.

– Нисколько, мы всегда рады видеть вас обеих. Я поставлю цветы в воду. – Он удалился в сторону кухни.

– Давайте навестим отца, – предложила Констанс, направившись в библиотеку. Сестры последовали за ней.

Лорд Дункан стоял у окна, глядя на зимний сад. Звук открывшейся двери заставил его обернуться.

– Ах, какое приятное зрелище для отцовских глаз, мои дорогие, – проговорил он шутливым тоном. – Если вы пришли терзать меня насчет сегодняшнего приема, то напрасно. Я уже пообещал вашей сестре, что выйду к гостям.

– Это не единственная наша цель, отец, – укорила его Пруденс, – Мы пришли узнать, как ты себя чувствуешь.

– Вполне приемлемо, – откликнулся он. – Как Гидеон?

– Занят, защищая очередного мерзавца, – хмыкнула Пруденс.

– А Макс составляет законопроект о необходимости гудронного покрытия для главных дорог, чтобы облегчить автомобильное сообщение за пределами Лондона, – сообщила Констанс. – Он спрашивает, не хочешь ли ты отправиться в Ромзи вместе с нами. Мы поедем поездом.

– Я подумаю, – ответил лорд Дункан. – Ненадежная штука – автомобили. – После неудачной попытки заиметь собственное авто несколько месяцев назад он проникся стойкой неприязнью к этому виду транспорта.

– Автомобиль Макса вполне надежен.

– И «ровер» Гидеона тоже, – поддержала Пруденс. – Но мы берем с собой Сару и Мэри, кучу багажа и подарки. – Она рассмеялась. – Одних только подарков и вещей Сары достаточно, чтобы занять целый вагон.

– Ладно, я подумаю, – повторил лорд Дункан. – Идемте, сейчас подадут ленч.

Сестры старались развлечь отца на протяжении всей трапезы. Он проводил так много времени в четырех стенах, что они использовали любую возможность, чтобы напомнить ему о существовании внешнего мира, не оставляя надежды, что в конечном счете их старания вернут его к активной жизни.

Наконец он поднялся из-за стола со снисходительной улыбкой и разрумянившимся лицом.

– Выпью-ка я бокал портвейна в библиотеке, – известил он. – А вы, девочки, поболтайте вволю.

– Не забудь про прием, – напомнила Пруденс. – Дженкинс предупредит тебя, когда приедет графиня Делла Лука, и ты сможешь выйти к гостям.

– Ладно, ладно, – замахал он руками, полностью смирившись. – Надеюсь, ваша протеже способна вести разумную беседу.

– О, не беспокойся, с ней очень легко разговаривать, – заверила его Честити. – Она весьма просвещенная дама.

Лорд Дункан покачал головой и направился в библиотеку, где его ждал портвейн.

– Будешь переодеваться, Чес? – поинтересовалась Пруденс, пробежавшись взглядом по простенькой блузке младшей сестры и серой юбке.

– Придется, – вздохнула Честити, – раз уж вы обе разоделись в пух и прах.

– Я бы так не сказала, – возразила Констанс. – Элегантно, да. Но в пух и прах? Ты выразилась так вульгарно, Чесс. – Она с притворным негодованием разгладила юбку своего платья из шелка в бело-голубую полоску.

Честити рассмеялась:

– Хорошо-хорошо, вы обе выглядите очень элегантно, так что я лучше пойду и займусь собственным туалетом.

Она поднялась наверх, оставив сестер раскладывать цветы на столе в холле. В обязанности же Дженкинса входило, прежде чем объявить имя каждой посетительницы, вручить ей бутоньерку так, чтобы белая гвоздика досталась синьорине.

Оказавшись в своей спальне, Честити открыла гардероб и задумалась, обозревая его содержимое. Интересно, подготовился ли доктор Фаррел к сегодняшнему событию? Он произвел на нее впечатление человека, не слишком обеспокоенного своим внешним видом. К тому же, учитывая его явно ограниченные средства, можно предположить, что гардероб у него также ограниченный. Но у него наверняка есть парадный костюм. Должен же он понимать, что нельзя очаровать богатую женщину без приличной одежды и прочих атрибутов. Ему придется постараться, если, конечно, он не собирается объявить предполагаемой невесте, что его интересуют только ее деньги.

Честити вытащила одну из любимых своих блузок из кремового шелка с гофрированным лифом и стоячим воротничком, отороченным полоской кружев. Сюда подходила юбка из бежевого поплина, которую она разложила на кровати. В таком костюме она всегда чувствовала себя уверенно. Пара высоких черных ботинок на пуговках и широкий черный пояс довершали наряд. Положив руки на талию, Честити с удовлетворением отметила, что ее фигура стала стройнее, чем несколько недель назад.

Она села за туалетный столик и занялась волосами. В отличие от сестер, вьющиеся волосы которых послушно укладывались в модные прически, Честити обладала буйной гривой кудрей, не желавших поддаваться укрощению. Если волосы сестер имели приятные оттенки – рыжевато-каштановый и золотисто-рыжий, – то ее локоны бесстыдно пламенели. Скрутив непокорные пряди в тугой узел, она закрепила его на макушке длинными шпильками, оставив два крупных завитка на висках и несколько мелких на лбу.

Окинув результат критическим оком, Честити решила, что на большее она не способна.

– Чес, ты готова? Уже почти три. – Пруденс просунула голову в приоткрытую дверь. – О, ты надела свою любимую блузку. Она тебе очень идет. Мне нравится кремовый цвет.

– Мне тоже, – подтвердила Честити, повернувшись к ней. – Ты не застегнешь мне пуговицы на рукаве? Они такие маленькие, что я не могу с ними справиться. – Она протянула правую руку.

Пруденс принялась за дело, ловко вставляя крохотные пуговки в шелковые петельки.

– Интересно, наш славный доктор примчится пораньше, сгорая от нетерпения, или явится со скучающим видом к самому концу приема? – полюбопытствовала она.

– Не знаю, – ответила Честити. – Главное, чтобы он не явился раньше своей потенциальной жертвы. Тогда нам придется развлекать его самим. – Она встала и разгладила юбку. – Пойдем.

Пруденс последовала за ней вниз, поймав себя на мысли, что ей не терпится встретиться с человеком, который вызвал такую ожесточенную реакцию у ее обычно доброжелательной сестры.

Дуглас Фаррел не спешил предстать у дверей дома номер десять на Манчестер-сквер. Он дважды прошелся по площади, наблюдая за каретами, которые подкатывали к особняку, и гадая, какая из посетительниц предназначена для его рассмотрения. Дамы приезжали по двое, по трое, всех возрастов, форм и размеров, одни в сопровождении мужчин, другие поодиночке. Складывалось впечатление, что приемы по средам на Манчестер-сквер пользовались успехом. Дуглас попытался представить себе достопочтенную мисс Честити Дункан. Наверное, старая дева в летах. И довольно богатая, если судить по впечатляющему фасаду здания с портиком и двойным рядом колонн. Хотя, конечно, она может оказаться и бедной родственницей, выполняющей обязанности компаньонки или сиделки при престарелой хозяйке дома. Какая-нибудь унылая особа, обреченная выгуливать перекормленных собачонок и выслушивать бесконечные жалобы своей благодетельницы.

Дуглас встречал немало женщин, оказавшихся в подобной ситуации, когда практиковал в Эдинбурге, и полагал, что встретит их английскую разновидность, когда обоснуется на Харли-стрит. Впрочем, как-то не вязалось то, что женщина, занимающая подчиненное положение – в сущности, немногим выше старших слуг, – играла роль хозяйки приема. Организовать чаепитие, распорядиться о пирожных – еще куда ни шло, но принимать гостей – вряд ли.

Ладно, так он никогда ничего не узнает, если будет и дальше кружить по площади. Дуглас взглянул на свои карманные часы. Стрелки показывали половину четвертого. Что ж, самое время войти и встретить свою судьбу.

Он поднялся по ступенькам к парадной двери и решительно взялся за отполированный до блеска дверной молоток в форме львиной головы. Дверь отворилась раньше, чем затих гулкий звук удара. Представительный седовласый дворецкий почтительно склонил голову:

– Добрый день, сэр.

Дуглас вручил ему свою визитную карточку.

– Мне нужно поговорить с лордом Бакингемом, который, как я понимаю, будет сегодня у мисс Дункан.

– Конечно, сэр. Его милость еще не прибыли, но, если вы соизволите войти, я сообщу о вас мисс Дункан. – Дженкинс украдкой оглядел посетителя и не нашел ни в его внешности, ни в манерах ничего достойного порицания. Доктор, одетый в приличествующий случаю черный фрак, серый жилет, черный галстук и полосатые брюки, выглядел представительно. – Могу я взять вашу шляпу, сэр?

Приняв у гостя шляпу и трость с серебряным набалдашником, Дженкинс пристроил их на столик у стены, где уже лежали предметы, оставленные другими джентльменами. Затем с визитной карточкой в руке пригласил доктора проследовать в гостиную.

Дуглас не заметил пристального внимания дворецкого, ибо сам с любопытством озирался по сторонам. Во всем чувствовались старые деньги: в устилавших паркетный пол слегка потертых, но сохранивших былое очарование обюссонских коврах, в шератоновском столике у стены и паре стульев в стиле чиппендейл. Его заинтриговали гвоздики в крохотных вазочках, рассчитанных на один бутон, пока он не оказался в гостиной и не обнаружил, что к груди каждой дамы приколот цветок.

Дженкинс объявил, глядя на карточку:

– Доктор Дуглас Фаррел.

Честити резко повернулась от сервировочного столика у стены, где разливала чай. Ее первой непроизвольной мыслью стало, что Дуглас Фаррел – на редкость привлекательный мужчина. Странно, она не замечала этого раньше. Хотя нет, он ей определенно понравился, когда она впервые увидела его в магазинчике миссис Билл. Когда же они встретились во второй раз, лицом к лицу, вот тогда она не обнаружила в нем никаких достоинств.

Честити шагнула вперед, вытянув руку, со спокойным выражением лица и слегка вопросительной улыбкой на губах:

– Доктор Фаррел... Мы раньше не встречались?

Определенно не старая дева. И уж точно не бедная родственница, которую держат из милости, подумал Дуглас и протянул руку.

– Нет. Прошу извинить меня за вторжение. Честити с некоторым удивлением отметила, что ее рука полностью исчезла в его большой ладони. Рукопожатие доктора было твердым, теплым и сухим. И чуть более долгим, чем необходимо.

– Мне сказали, – продолжал он, – что я могу встретиться здесь с лордом Бакингемом. У меня к нему дело, но мы разминулись в клубе. – Он улыбнулся, отпустив наконец ее руку.

В угольно-черных глазах доктора плясали смешинки, выразительные губы иронически изгибались, образуя на щеке забавную ямочку. Честити вдруг поняла, что еще ни разу не видела его улыбающимся.

– Лорд Бакингем обычно бывает у нас по средам, – старалась говорить непринужденным тоном Честити, – но пока его нет. Позвольте предложить вам чай. – Она вернулась к сервировочному столику.

– Доктор Фаррел, я сестра мисс Дункан, Констанс Энсор... а это еще одна наша сестра, леди Молверн.

Перед Дугласом предстала высокая элегантная женщина, черты которой, как и черты стоявшей рядом худощавой дамы, носили явное сходство с чертами мисс Дункан. Волосы у сестер были скорее золотистыми, чем рыжими, глаза зелеными, а не ореховыми, как у мисс Дункан, но не приходилось сомневаться, что все они принадлежат к одной семье.

Он обменялся с ними рукопожатием, объяснив свое присутствие необходимостью поговорить с лордом Бакингемом. Они отнеслись к его словам с той же незаинтересованной любезностью, что и их сестра, которая снова появилась рядом с чашкой чая в руках.

– Сандвич, доктор Фаррел? Или вы предпочитаете пирожное?

– Ни то, ни другое, спасибо, – поблагодарил он. – Я и в самом деле не хотел бы обременять вас.

– Я хозяйка сегодняшнего приема, доктор Фаррел, – произнесла она с прохладной улыбкой. – И рада всем, кто пожелал нас навестить. Но вы, наверное, не из Лондона?

– Да, я из Эдинбурга, – ответил он.

– Тогда понятно, – промолвила она. – Очевидно, там не придерживаются светских обычаев.

Как будто он прибыл сюда прямиком из джунглей Самоа, не без раздражения подумал Дуглас. Он чувствовал легкий антагонизм, исходивший от достопочтенной мисс Дункан, но, хоть убей, не мог понять его причины.

– Графиня Делла Лука, мисс Делла Лука, – объявил Дженкинс.

– Прошу прощения. – Честити упорхнула навстречу новым гостям. – Графиня, синьорина, как мило, что вы пришли. Выпейте чаю и позвольте представить вас. Вы знакомы с леди Бейнбридж? – Она потянула вновь прибывших к кружку дам, расположившихся вокруг камина с чашками чая на коленях. – Вы, конечно, помните моих сестер, Констанс и Пруденс. А это леди Уинтроп с дочерью. Через пару недель Эстер выходит замуж.

Женщины дружно защебетали в ответ. Лаура, усевшись рядом с Эстер, вперила в нее взгляд своих довольно выпуклых глаз.

– Где вы собираетесь провести медовый месяц, мисс Уинтроп? – справилась она. – Вы должны непременно побывать в Италии. Без посещения Флоренции и Рима никто не может считать свое образование законченным.

– Но там, кажется, довольно холодно зимой? – робко возразила Эстер, смущенная властным тоном и немигающим взглядом новой знакомой.

– Вовсе нет. Флоренция находится на юге Италии, – отмахнулась Лаура, демонстрируя полное пренебрежение к географии.

– Неаполь и Сорренто, пожалуй, южнее, – заметила Пруденс с коварным блеском в глазах.

– О, там нечего смотреть, – перебила Лаура.

– А как же Помпеи? – поинтересовалась Честити. – У меня сложилось впечатление, что Помпеи заслуживают особого внимания.

– Если бы они еще позволяли женщинам осматривать эротические фрески, – вставила Констанс. – Когда мы были там несколько лет назад, нам не разрешили даже взглянуть на них, между тем как мужчин принимали с распростертыми объятиями и похотливыми подмигиваниями.

– Не думаю, что подобное зрелище приемлемо для женских глаз, – чопорно промокнула платком уголки губ Лаура. – Я просто содрогаюсь при одной мысли о нем.

– А по-моему, тогда уж и микеланджеловского Давида нужно прикрыть набедренной повязкой, – молвила Честити приторным тоном, протягивая Лауре чашку. – Мне приходилось отводить глаза каждый раз, когда мы проходили мимо. – Она повернулась к доктору, который подошел ближе, уставившись на белую гвоздику на груди мисс Делла Лука: – Как вы считаете, доктор Фаррел? Следует ли разрешать женщинам любоваться мужской анатомией в произведениях искусства?

У Дугласа возникло ощущение, что ему расставили ловушку. Если он выразит несогласие с дамой, имеющей белую гвоздику, то рискует лишиться шанса на удачный брак, а если согласится с ней, то выставит себя посмешищем в глазах довольно напористой троицы сестер. Сладкие речи мисс Дункан его нисколько не обманули. Она просто сочилась иронией, и только полный глупец мог не замечать подобного.

Он предпочел уклончивый ответ.

– Думаю, здесь дело вкуса, мисс Дункан. Как я понял, мисс Делла Лука, вы знаток Италии?

– Италия – мой дом, дотторе. Истинный дом моей души. – Лаура пустилась в рассуждения на свою излюбленную тему, и сестры с чувством исполненного долга отошли.

– Признаться, свести их оказалось совсем несложно, – заметила Констанс, взяв в руки тарелку с сандвичами. – А теперь нам нужен отец.

Не успела она закончить фразу, как ее желание исполнилось. В гостиную вошел лорд Дункан, как всегда, безупречно одетый, с зачесанными назад белоснежными волосами и приветливой улыбкой на устах. Он раскланялся с гостями дочерей, целуя ручки и щечки дам – в зависимости от близости знакомства, похлопывая по плечу мужчин и обмениваясь с ними веселыми репликами. Дочери удивленно наблюдали за отцом, с трудом узнавая в светском джентльмене отшельника, в которого тот превратился.

– Наверное, это как езда на велосипеде, – прошептала Честити. – Раз уж научился, никогда не разучишься. – Она шагнула вперед. – Отец, позволь представить тебе графиню Делла Лука.

– Рад познакомиться, – улыбнулся он, отвесив учтивый поклон. – Всегда приятно видеть новые лица, мадам. Надеюсь, декабрьский Лондон не показался вам слишком унылым?

– Ах, я в восторге от Лондона, – живо отозвалась та. – Не могли бы вы рассказать мне о той картине, сэр, что висит над сервантом? Я не могу отвести от нее глаз с той минуты, как вошла. Ее автор случайно не Фрагонар?

Лорд Дункан просиял.

– Тонко подмечено, мадам. Это и в самом деле Фрагонар, хотя и не в своей обычной манере. Лишь немногие узнают кисть мастера. Давайте подойдем ближе. – Он предложил ей руку. – В библиотеке есть еще одна картина в том же духе. Моя жена обладала на редкость верным глазом. – И он двинулся прочь, уводя с собой графиню.

– Вы практикуете в Лондоне, дотторе? – спросила Лаура, сосредоточив все свое внимание на мужчине, присевшем на золоченый стульчик рядом с ней.

Честити поймала себя на том, что беспокоится за стул, казавшийся слишком хрупким для его рослой фигуры. Впрочем, движения доктора были ловкими и точно рассчитанными, а пальцы, державшие фарфоровую чашку, длинными и изящными. Он же врач, напомнила она себе. Наверняка ему приходилось делать хирургические операции, если не во время врачебной практики, то хотя бы в процессе обучения. Неудивительно, что у него такие уверенные движения.

– На Харли-стрит, мисс Делла Лука, – ответил он.

– О, и на чем же вы специализируетесь, дотторе? – Лаура подалась вперед, сцепив руки перед плоской грудью. Итальянские слова соскальзывали с ее языка так любовно, словно она пробовала какое-то изысканное блюдо.

– Я лечу все болезни, – объяснил он. – Но специализируюсь на сердечных заболеваниях.

– Ах, как замечательно, – проворковала она. – И как важно. Полагаю, у вас обширная практика?

– Ну, пока еще она в стадии становления. – Дуглас не в первый раз бросил взгляд на мисс Дункан, которая сидела напротив, беседуя с леди Уинтроп.

Раздосадованный, что его внимание то и дело ускользает от дамы с белой гвоздикой, он повернулся к мисс Делла Лука и одарил ее теплой улыбкой, которую обычно использовал, чтобы убедить своих пациентов в искренней заинтересованности и сочувствии.

– Я лишь недавно приехал из Эдинбурга, где у меня сложилась процветающая практика. Надеюсь, мне удастся создать что-нибудь подобное на Харли-стрит.

– Не сомневаюсь, – заверила его Лаура. – Как прекрасно иметь такую благородную, такую гуманную профессию. Я восхищаюсь вами. – Она похлопала его по руке. – Что может быть лучше, чем помогать ближним? Это священный долг каждого из нас.

Дуглас заставил себя улыбнуться. В сущности, она высказала его собственные мысли. Так почему же его так раздражает ее манера выражаться? Хватит! Надо не обращать внимания, остановил он ход своих мыслей. Он достаточно умудрен опытом, чтобы не рассчитывать, что женщина, привыкшая к роскоши, занимающая высокое общественное положение, проникнется сочувствием к его призванию. Богатая жена, способная произносить правильные слова, пусть даже в расчете на публику, вполне подходит для его целей. Его улыбка стала теплее.

К тому же женщина не лишена привлекательности и могла бы обеспечить ему нужные связи. Дуглас не сомневался, что она справится с ролью докторской жены и поможет в продвижении карьеры мужа, способствуя тем самым собственному благополучию.

Спустя полчаса он поднялся и попрощался.

– Надеюсь, вы позволите нанести вам визит, мисс Делла Лука.

– О, разумеется. Мы с мамой будем в восторге. Мы живем на Парк-лейн, двадцать шесть. Очаровательный дом. Не такой удобный, как наша вилла под Флоренцией, но очень милый... с окнами на Гайд-парк. – Она протянула ему руку. – Но не позволяйте нам отвлекать вас от пациентов, дотторе. Они горазда больше нуждаются в вас. – Она жеманно хихикнула.

– Не могу же я работать целыми днями, – солгал Дункан, поднося ее вялые пальцы к губам.

Итак, доктор получил приглашение, подумала Честити, наблюдая за сценой прощания с хорошо завуалированным презрением. Кажется, он желает продолжить знакомство, да и синьорина, похоже, не против, скорее наоборот. Ее мать все еще отсутствовала, очевидно, осматривая в обществе лорда Дункана необычные произведения искусства, разбросанные по всему дому.

Что ж, учитывая все вместе взятое, можно сказать, что для брачного агентства день прошел успешно.

– Я должен откланяться, мисс Дункан. Честити обернулась на голос доктора.

– Но вы не дождались лорда Бакингема. Уверена, он придет в ближайшие полчаса.

– К сожалению, меня ждут пациенты, – непринужденно произнес Дуглас.

– Ах, какая жалость. Передать ему, что вы его искали? Может, вы оставите адрес, по которому он сможет вас найти? – спросила Честити, наслаждаясь своей выходкой. Интересно, как он выкрутится? Доктор верит в существование лорда Бакингема, хорошего знакомого хозяйки, и совсем не жаждет, чтобы тот нанес ему визит.

– Не стоит беспокоиться. Я найду его вечером в клубе.

– В «Уайтсе»? – осведомилась она.

– Нет, в «Крокере», – ответил он, – в игорном клубе, мисс Дункан. Мы с лордом Бакингемом питаем склонность к азартным играм.

Неплохо. Честити мысленно склонила голову, отдавая дань мастерству, с которым он отбил удар.

– Всего хорошего, доктор Фаррел. Желаю вам успехов на вашем благородном поприще.

– Благодарю вас. – Он склонился над ее рукой и вышел.

Оказавшись на улице, Дуглас оглянулся на дом. Синьорина Делла Лука богата, и ей не терпится выйти замуж, если он хоть что-нибудь понимает в женщинах. Но кто сказал, что он обязан следовать указаниям брачного агентства в ущерб всем остальным возможностям?

Взять, к примеру, достопочтенную мисс Честити Дункан. Судя по ее окружению, она достаточно богата и, вне всякого сомнения, достаточно аристократична. К тому же обладает связями в обществе. Одним словом, куда более заманчивая кандидатура, чем та, что предложило брачное агентство. Но вначале нужно докопаться до источников ее странного, но несомненного антагонизма. Учитывая, что они никогда раньше не виделись, каким образом он мог настроить ее против себя?

Что ж, он всегда любил вызов. Коротко кивнув, Дуглас сделал лихой выпад своей тростью и зашагал по направлению к Харли-стрит и апартаментам, которые он снял, чтобы начать медицинскую практику в светском обществе.

Глава 5

– Мне понравился твой доктор Фаррел, Чес, – одобрила кандидатуру доктора Констанс, когда за последним гостем закрылась дверь и часы пробили пять, возвещая конец приемных часов.

– Он не мой, – возразила. Честити, собирая тарелки со столиков в гостиной. – Скорее, Лауры Делла Лука.

– А он недурен, – заметила Пруденс, вручив поднос с чайными чашками горничной. – Наверное, занимался боксом в университете. У него подходящее телосложение.

– И сломанный нос. В нем чувствуется мощь, – добавила Констанс, наблюдая за Честити, увидев легкий румянец, окрасивший щеки сестры. – Ты согласна, Чес?

Честити пожала плечами:

– Здоровенный детина и ничего больше.

– Здоровенный детина! – воскликнула Пруденс. – Тебя послушать, так он какой-то неуклюжий мужлан, спустившийся с гор, а не высокий, широкоплечий и мускулистый джентльмен.

– Какая разница? – спросила Честити, энергично взбивая диванные подушки. – Мы выполнили свою работу. Вопрос в том, понадобятся ли от нас дополнительные усилия, чтобы подтолкнуть их друг к другу, или можно пустить дело на самотек?

– Мы не имеем права предоставлять их самим себе на такой ранней стадии, – промолвила Пруденс. – Что-нибудь или кто-нибудь может отвлечь доктора. Пожалуй, Констанс следует устроить прием.

– Может быть, отец согласится дать обед с графиней в качестве почетной гостьи? – предложила Констанс. – После того ужасного дня в суде я ни разу не видела его таким оживленным, как сегодня.

– А десять минут растянулись на целый час, – согласилась Честити, почему-то радуясь, что сестры переключились с обсуждения доктора Фаррела на другую тему. – Не понимаю, как вышло, что такая обаятельная и тактичная женщина имеет такую надоедливую дочь.

– Еще мягко сказано! Особа, у которой маловато мозгов и образования, – ядовито произнесла Констанс. – Добавьте ко всему прочему непоколебимую веру в собственную значимость и непогрешимость, и вы получите Лауру Делла Лука.

– Графиня везде бывает с дочерью, так что нам лучше привыкнуть к ней, если мы не намерены отказываться от своих планов, – резонно заметила Пруденс.

– Чем скорее мы сбудем дочку с рук матери, тем лучше. Если отцу придется проводить много времени в обществе Лауры, он потеряет интерес к графине. – Честити покачала головой. – Честно говоря, я не уверена, что смогу выдержать ее в качестве сводной сестры, выйдет она замуж или нет. Вам не кажется, что на сей раз мы откусили больше, чем способны проглотить?

– О, что за малодушие, – пожурила сестру Констанс, взяв с дивана свою сумочку. – Пока еще мы не знали поражений. Как-нибудь справимся и с такой синьориной. В конце концов, нас трое против одной.

Честити все еще сомневалась.

– Да, но мы никогда не втягивали в наши дела отца, – пояснила она. – Отец не просто клиент, которого мы взялись пристроить. Мы не можем допустить, чтобы он пострадал.

– Конечно, нет, – стиснула ее в коротком объятии Пруденс. – Но ведь если помнишь, милая, идея принадлежала тебе? Причем блестящая. Все получится, не беспокойся.

Честити улыбнулась, все еще не до конца убежденная.

– Наверное, ты права. Ладно, попробую заронить мысль об обеде в голову отца и посмотрю, упадет ли она на благодатную почву. Он, конечно, заявит, что мы не можем позволить себе таких расходов.

– А потом начнет беспокоиться, есть ли в его винном погребе что-нибудь стоящее, чтобы предложить гостям, – хмыкнула Пруденс. – Думаю, тебе не обойтись без нашей поддержки, Чес. Как насчет того, чтобы поужинать здесь всем вместе завтра вечером? Ты свободна, Кон?

– Завтра да, – отозвалась Констанс, натягивая перчатки. – Но сейчас мне пора. Мы договорились пообедать в ресторане со знакомыми и прямо оттуда пойти в театр. Макс терпеть не может, когда мы опаздываем.

– А у тебя какие планы на вечер, Чес? – полюбопытствовала Пруденс, собирая свои вещи.

– Родди Бригем с друзьями собирается в Алберт-Холл, кажется, на концерт итальянского скрипача Энрико Тозелли, – ответила Честити. – А потом вся компания отправится ужинать в «Ковент-Гардене».

– Звучит заманчиво, – одобрила Пруденс.

– Но ты, похоже, так не считаешь, Чес, – догадалась Констанс со свойственной ей проницательностью.

Честити покачала головой:

– Почему же? Просто я немного устала. Полдня вести светские беседы – испытание не для слабонервных. Ничего, приму ванну и буду как новенькая.

– В таком случае не будем тебя задерживать. – Констанс чмокнула ее в щеку. – Значит, завтра ужинаем здесь?

– Да, замечательно.

– Мы заглянем к отцу и предупредим его насчет ужина. – Пруденс направилась в двери. – Повеселись хорошенько, Чес.

– Вы тоже. – Честити подняла руку в прощальном жесте, и сестры вышли из комнаты.

Оставшись одна, она подошла к французским окнам, выходившим в сад позади дома. Снаружи стемнело, и силуэты зимних деревьев стали почти невидимы во мраке. Честити открыла дверь и вышла на террасу. Колючий ветер проникал сквозь тонкий шелк ее блузки, трепал складки поплиновой юбки. Но Честити оставалась на месте, невзирая на холод. Чувства ее пребывали в смятении, она ощущала беспокойство. Обычно она с удовольствием предвкушала вечерние развлечения. Ей нравились Родди и его друзья. Но почему-то сейчас перспектива провести вечер в их обществе казалась ей такой же пресной, как ванильный пудинг.

Резкий порыв ветра заставил ее вернуться в дом. Она закрыла двери и задернула шторы. Мэдж, горничная, зажгла газовые лампы и принялась разводить огонь в камине. На секунду Честити испытала соблазн послать свои извинения Родди и провести вечер в одиночестве, с книгой у камина.

Нет, нельзя поддаваться хандре. Если она чувствует себя подавленной, значит, нужно встряхнуться, и лучше всего в веселой компании. И все-таки странно. У нее нет причин для уныния. Может, все дело в том, что она никак не привыкнет обходиться без постоянного общества сестер? Пожалуй, так оно и есть. Приободрившись, Честити налила бокал хереса и захватила его наверх, чтобы не спеша выпить, лежа в ванне.

Обмотав голову полотенцем, она с наслаждением вытянулась в горячей воде и смежила веки. Внезапно перед ее внутренним взором возник образ Дугласа Фаррела, заставив ее резко открыть глаза. Раздосадованная шуткой, которую сыграло с ней воображение, Честити выбралась из ванны. Распахнув шкаф, она извлекла из его глубин самое дерзкое платье, которое имелось в ее гардеробе, – творение из красного шелка и бархата с пышными рукавами и низким вырезом, открывавшим плечи и подчеркивавшим округлости груди. Безжалостно скрутив волосы в тугой жгут, она закрепила его на макушке и воткнула в узел серебряный гребень с россыпью бриллиантов, затем натянула белые перчатки. Подвергнув себя критическому осмотру в высоком зеркале, она не обнаружила ни единого недостатка.

Честити не удивилась, когда, выходя из спальни, услышала стук дверного молотка. Родди обещал зайти за ней около семи. Предполагалось, что они встретятся с остальной компанией в ресторане, чтобы подкрепиться шампанским и закусками перед концертом. Перекинув через руку шелковый плащ, она двинулась вниз по лестнице, когда из холла донесся звучный голос доктора Фаррела с шотландским акцентом. Он разговаривал с Дженкинсом.

Честити чуть не повернула назад, но вовремя спохватилась, поражаясь самой себе. Что, черт побери, с ней творится? Она продолжила путь.

– Доктор Фаррел, какой сюрприз, – произнесла она, вопросительно выгнув брови.

– Доктор Фаррел потерял свои визитные карточки, мисс Чес, – сообщил Дженкинс. – Он хотел узнать, не оставил ли он их здесь сегодня днем.

Дуглас ловко обошел Дженкинса и обворожительно улыбнулся.

– Простите за вторжение, мисс Дункан, хотя, похоже, оно вошло у меня в привычку, – извинился он. – Но, как я вижу, вы собираетесь уходить. Не позволяйте мне задерживать вас.

Дуглас даже не пытался скрыть своего восхищения. Она ошеломила его своим великолепием. Он нашел ее привлекательной еще днем, но от ее вечернего вида просто захватывало дух. Волнующее видение, сотканное из оттенков красного.

Честити не могла не заметить восхищения в его выразительных глазах и улыбке, в которой светилось искреннее удовольствие. Чувство чисто женского удовлетворения согрело ее. Как бы она ни порицала этого человека, она в достаточной степени женщина, чтобы наслаждаться произведенным эффектом. Голос ее, однако, остался прохладным. .

– Боюсь, я не видела ваших визитных карточек, – ответила она. – Может, Мэдж что-нибудь нашла, когда прибирала в гостиной, Дженкинс?

– Нет, мисс Чес. Ничего такого не обнаружилось.

– Сожалею, доктор Фаррел. Должно быть, вы оставили их где-нибудь в другом месте.

– Полагаю, так оно и есть, – подтвердил Дуглас в тот самый миг, когда раздался стук дверного молотка.

Дженкинс открыл дверь.

– Добрый вечер, милорд. – Он отступил в сторону, пропустив виконта Бригема.

– Добрый вечер, Дженкинс... Чес. Ты готова? Бог мой, ты потрясающе выглядишь, – жизнерадостно произнес Родди, затем перевел доброжелательный взгляд на Дугласа, одетого в вечерний костюм, видневшийся из-под распахнутой накидки. – Бригем, – представился он, протягивая руку.

– Дуглас Фаррел. – Дуглас пожал руку виконта и объяснил свое присутствие: – Я потерял одну вещицу и решил, что оставил ее здесь, когда наносил визит мисс Дункан. Вот и зашел на всякий случай.

– Понятно, – кивнул Родди. – Признаться, я и сам все время что-нибудь теряю. Половина моих вещей разбросана по всему городу. – Он рассмеялся. – Если ты готова, Чес, нам нужно торопиться. Остальные уже собрались в «Голубой луне».

– Я готова. – Она протянула руку Дугласу. – Всего хорошего, доктор Фаррел. Надеюсь, вы найдете свою пропажу. Не ждите меня, Дженкинс. Я отопру своим ключом. – Она взяла Родди под руку, и они вышли из дома, направившись к ландо, запряженному парой гнедых.

Дуглас проводил их взглядом. Он неплохо разбирался в лошадях и догадывался, что упряжка обошлась ее владельцу в несколько тысяч гиней. Достаточно, чтобы оборудовать небольшую больницу. Сообразив, что Дженкинс терпеливо ждет у двери, он шагнул на улицу.

– Что такое «Голубая луна»? – спросил он у дворецкого.

– Ресторан на Бромптон-роуд, сэр. Для избранной публики. По вечерам там любит собираться молодежь, – пояснил Дженкинс. – Как я понял, после ужина компания виконта Бригема намерена посетить Алберт-Холл.

– Понятно, – пробормотал Дуглас. – Спасибо. – Он повернулся и размашисто зашагал по тротуару.

Свой визит на Манчестер-сквер он сделал чисто импульсивно, что само по себе настораживало. Дуглас не принадлежал к числу людей, склонных поддаваться секундным порывам. Но ему вдруг пришло в голову, что неожиданный визит к мисс Дункан может иметь интересные последствия. В глубине души он надеялся, что она согласится пообедать с ним или хотя бы предложит зайти и пропустить стаканчик.

Он подозвал кеб. Кучер склонился с козел:

– Куда прикажете, сэр?

К собственному изумлению, Дуглас сказал:

– В Алберт-Холл.

Забравшись внутрь, он сел, дивясь самому себе, пока экипаж катил по темным улицам. Что, к дьяволу, он делает? Хотя тот факт, что они с мисс Дункан окажутся на одном и том же музыкальном вечере, может сойти за совпадение, ее преследование им, затеянное под влиянием минутной прихоти, казалось ему чистейшим безумием.

Родди откинулся на спинку сиденья ландо и произнес:

– Я не взял автомобиль, побоявшись, что ты замерзнешь. Чертовски холодный ветер.

– Да, – неопределенно отозвалась Честити, спрятав затянутые в перчатки руки под плед, прикрывавший ее колени.

– Говорят, этот парень, скрипач, отлично играет, – сообщил Родди.

– Да, – согласилась Честити. – Мне очень хочется его послушать.

– А мне хочется портера с устрицами, – потер он руки от предстоящего удовольствия. – Что может быть лучше в такую погоду!

Не дождавшись ответа, Родди вгляделся в ее лицо, белевшее в полумраке.

– Что-то ты сегодня задумчивая, Чес.

– Разве? – Она улыбнулась. – Наверное, мои мозги оцепенели от холода.

– Тогда дело поправимое. – Он скользнул рукой под плед и сжал ее ладонь. – Вот отведаешь лукового супа и взбодришься.

Честити не стала убирать руку. Ненавязчивое ухаживание Родди продолжалось так долго, что давно превратилось для них обоих в привычку. Периодически он просил ее выйти за него замуж, но Честити подозревала, что он будет искренне удивлен, если она вдруг согласится. Рядом с Родди она чувствовала себя легко и удобно, как в разношенных домашних тапочках.

Но сегодня ей хотелось не уютных тапочек, а весьма сексуальных туфелек на немыслимо высоких каблуках.

Дуглас вышел из кассы Алберт-Холла обладателем билета без указания места. Перспектива стоять не слишком беспокоила его, тем более что обошлась ему всего лишь в шиллинг. Он любил музыку, в особенности скрипку, и потому, независимо от причин, стоявших за его поступком, собирался наслаждаться вечером.

Он зашел в пивную, где подавали портер с сочным бифштексом, и, перекусив, вернулся в Алберт-Холл к самому началу концерта. Смешавшись с толпой перед входом, что оказалось совсем непросто, учитывая, что он был на голову выше большинства мужчин, Дуглас украдкой огляделся. Сразу же заметив красное платье Честити, входившей вместе с оживленной группой элегантно одетой молодежи в концертный зал впереди него, он двинулся, соблюдая дистанцию, за ними, чтобы занять свое скромное стоячее место за последним рядом кресел.

Оркестр заиграл вступление, и Дуглас прислонился спиной к стене, сложив на груди руки и настроившись на музыку.

Честити, сидевшая в первом ряду партера, откусила кусочек засахаренного миндаля, которым снабдил ее Родди. Согретая тарелкой лукового супа и взбодренная бокалом шампанского, она чувствовала себя намного лучше. К тому времени, когда скрипач в последний раз провел смычком по струнам и в огромном зале затихли звуки оркестра, возвышенная музыка полностью излечила ее от непонятной хандры. Публика разразилась хоть и сдержанными, как всегда, но прочувствованными аплодисментами. Музыканты поклонились и покинули сцену.

– Просто чудесно, – выговорила Честити. – Я так благодарна тебе, Родди.

– Не за что, дорогая, – просиял он. – Хотя, признаться, скрипичные дела не совсем в моем вкусе. Я предпочел бы что-нибудь повеселее, с песнями и плясками, но немного культуры никому не повредит, верно?

– Ты неисправим, Родди, – рассмеялась она. – Но не надейся, что я поверю, будто ты такой невежа, каким хочешь казаться.

Они поднялись со своих мест, обмениваясь репликами с остальной компанией. Оказавшись в фойе, женщины направились в дамскую комнату, чтобы освежиться и забрать свои накидки. Когда они вернулись, Честити чуть не лишилась дара речи при виде Дугласа Фаррела, непринужденно беседовавшего с Родди и другими мужчинами из их компании.

– Замечательный скрипач Тозелли, вы не находите, мисс Дункан? – высказался Дуглас, когда она подошла ближе. – Редкая удача послушать такого артиста.

– Да, – произнесла она слабым голосом. Он что, преследует ее? Абсурдная идея, и Честити тут же отмела ее. – Какое совпадение, – проговорила она. – Я имею в виду ваше появление в Алберт-Холле. Может, вы рассчитывали найти здесь свои пропавшие визитные карточки?

Дуглас сузил глаза, уловив в ее голосе саркастические нотки и откровенную иронию, блеснувшую в ореховых глазах. Впрочем, едва ли он вправе упрекать ее в том, что его появление на концерте сразу же после визита к ней домой кажется подозрительным. Дуглас и сам не вполне понимал свое поведение. Он выдавил улыбку.

– Отнюдь, мисс Дункан. И вряд ли мое появление здесь можно считать совпадением. Тозелли дает только один концерт. Какой любитель скрипичной музыки пропустит такую возможность?

– А вы, разумеется, любитель скрипичной музыки.

– Страстный.

– О! – Она отвернулась, словно отпуская его, и обратилась к одной из своих спутниц, молодой даме с бриллиантовой диадемой на лбу. – Ты заметила платье на Элизабет Армитидж, Элинор? Определенно она шила его в ателье Уорта, как по-твоему?

– Не сомневаюсь.

– Послушайте, Фаррел, почему бы вам не присоединиться к нам? Мы собираемся поужинать в Пьяцце, – предложил Родди со свойственным ему добродушием.

Честити скрипнула зубами, не в силах помешать. Распрямив плечи, она решительно повернулась спиной к Дугласу и услышала, как он принял приглашение:

– Благодарю вас, с удовольствием.

– Вы недавно в Лондоне? – поинтересовался Родди, когда они вышли на улицу. – Кажется, мы не встречались раньше.

Дуглас склонил голову, чтобы лучше слышать своего собеседника. До Честити долетали обрывки их разговора: «Эдинбург... врач... Харли-стрит».

– А он недурен. Приятное дополнение к нашей компании, – вполголоса заметила Полли, когда они садились в ландо виконта. – О, Родди, ты не уместишься, – воскликнула она, когда он попытался последовать за ними. – Элинор едет с нами, правда, дорогая?

– Полагаю, вы хотите посплетничать. – Родди, покорно вздохнув, помог третьей даме сесть в его экипаж. – Мы наймем кеб.

– Ну, Чес, рассказывай. Где ты познакомилась с доктором? – задала вопрос Полли, нетерпеливо подавшись вперед, когда экипаж тронулся с места.

– О, он зашел к нам сегодня днем. Кажется, искал кого-то... даже не помню кого, – неопределенно отозвалась Честити. – Я ничего о нем не знаю, кроме того, что он недавно в Лондоне и собирается начать здесь медицинскую практику.

– О, я непременно пойду к нему, – пообещала Элинор. – Крупные мужчины внушают доверие. – Она прошлась по щекам напудренной бумажкой. – Не хотите освежиться? – Элинор протянула приятельницам крохотный блокнотик со страницами, пропитанными пудрой персикового цвета.

Полли воспользовалась предложением, а Честити покачала головой. Она все еще пребывала в состоянии шока, словно ее подхватил смерч. Неужели только случайность привела Дугласа Фаррела в Алберт-Холл сразу же после того, как он явился к ней домой под явно надуманным предлогом? Почему он не отправился с визитом к Лауре Делла Лука, как предполагалось? И вообще, что происходит? С какой стати он навязался на ужин с людьми, которых впервые видит? Все более чем странно.

Еще больше ее поразило его соседство рядом с собой за круглым столом в шумном, украшенном зеркалами ресторанчике в «Ковент-Гардене». Только что она собиралась сесть между Родди и братом Элинор, а в следующее мгновение Дуглас Фаррел ловко обошел Родди, скользнув на стул слева от нее.

– Любопытное местечко, – заметил он, развернув свою салфетку.

– Да, здесь подают еду, которую предпочитают рыночные торговцы, – объяснила она. – Типично лондонская стряпня.

– Как раз то, что требуется для первого знакомства с ночной жизнью Лондона, – улыбнулся он.

– Полагаю, вы были слишком заняты, обустраивая свою медицинскую практику, чтобы бродить по городу, – любезно произнесла Честити, следуя правилам этикета, предписывающим развлекать соседа по столу светской беседой. – Как вообще делаются такие вещи?

Она сделала глоток воды и пробежала глазами меню, с интересом ожидая ответа. Как представительница брачного агентства, Честити знала о планах доктора гораздо больше, чем он согласился бы признать. Она умирала от любопытства, что за легенду он сочинит, чтобы проникнуть в светское общество.

– У меня остались кое-какие связи от отца, – сообщил он. – И разумеется, кое-какие рекомендации от моих бывших пациентов в Эдинбурге. Для начала вполне достаточно. Что вы собираетесь есть? Может, посоветуете мне что-нибудь особенное?

– Попробуйте жареных цыплят, – порекомендовала Честити, прежде чем повернуться к другому соседу по столу. Слегка привстав и склонившись вперед, она заглянула за него. – Извини, Питер. Родди, кажется, в прошлый раз нам здесь очень понравился тушеный заяц?

Завязалась оживленная дискуссия вокруг сравнительных достоинств тушеного зайца и запеченной в тесте телятины. Никто, как отметил Дуглас, даже не упомянул о жареных цыплятах. Когда Честити снова села, он вкрадчиво спросил:

– Жареные цыплята, кажется, не пользуются особым успехом?

– Как сказать. Мой шурин, который прекрасно готовит и считается истинным гурманом, всегда заказывает цыплят. Он говорит, что здесь это блюдо доведено до совершенства – безупречная птица, безупречно приготовленная.

– Вы имеете в виду мужа леди Молверн или миссис Энсор?

– Мужа Пруденс. Сэра Гидеона Молверна. – Честити разломила рогалик и щедро намазала его маслом.

– А, адвоката.

– Да, – подтвердила она и повернулась к официанту, который, следуя указаниям Родди, предлагал карту вин. – Мне, пожалуйста, красное. Я собираюсь заказать телятину.

Дуглас взял бокал того же вина, пытаясь вспомнить, где он слышал имя адвоката. Наконец его осенило. Он щелкнул пальцами.

– Кажется, сэр Гидеон защищал в суде «Леди Мейфэра». По делу о клевете, если не ошибаюсь?

– О да, – беспечно отозвалась Честити. – И прекрасно справился со своей задачей, надо сказать.

Дуглас пробежался пальцем по кромке своего бокала.

– Прошу простить меня, но, кажется, ваш отец имел к разбирательству какое-то отношение? – Он взглянул на нее с извиняющейся улыбкой. – Я прочитал в газетах.

– Поразительно, что история «Леди Мейфэра» попала в шотландские газеты, – заметила Честити. – Но вы правы. Мой отец действительно выступал свидетелем в защиту газеты, что послужило одной из главных причин участия Гидеона в процессе. Они с Пруденс уже были тайно обручены, и когда выяснилось, что лорд Дункан, возможно, причастен к делу о клевете, будущий зять взял на себя защиту семейных интересов.

– Один из тех случаев, когда семья может оказаться полезной, – улыбнулся Дуглас не без иронии.

– Пожалуй. Вы сказали, что ваш отец имел большие связи в Лондоне? – задала вопрос Честити, озадаченная его иронической улыбкой.

– Да, он слыл весьма известным врачом в Эдинбурге. Я пошел по его стопам, хотя, когда он умер, я был совсем юным. Но его партнеры по практике взяли меня под свое крыло, – рассказывал он все с той же улыбкой. – Довольно скоро я обнаружил, что имя сэра Малкольма Фаррела способно открыть немало дверей для его сына.

– Похоже, вы не одобряете подобной помощи. Он пожал плечами:

– Я считаю, что человек должен добиваться успеха собственными силами, а не делать карьеру на репутации отца. К сожалению, иногда приходится отступать от принципов. Нужда заставляет. – Он вернулся к изучению меню с сосредоточенным видом, не оставлявшим сомнений, что тема закрыта.

Интересно, а как сочетаются его принципы с выгодной женитьбой? Воистину здесь есть над чем иронизировать.

– С чего посоветуете начать... или, точнее, что порекомендовал бы ваш шурин? – нарушил ход ее мыслей Дуглас.

– Суп из бычьих хвостов, – ответила Честити не задумываясь. – Вам не нравятся бычьи хвосты? – вскинула она брови на его удивленный взгляд.

Дуглас живо представил себе вкус тушеных бычьих хвостов, поданных ему на ужин в пансионе несколько дней назад. В лучшем случае он назвал бы их съедобными.

– Не особенно, – покачал он головой.

– Тогда, может, заливных угрей? – предложила она. – Здесь это коронное блюдо.

– Вы шутите? – Он повернулся к ней лицом и увидел ямочку, проступившую в уголке ее рта. – Конечно, – констатировал он.

– Но заливные угри и в самом деле весьма популярное блюдо, – возразила Честити. – Его делают из свежих угрей, которых доставляют сюда прямо из Биллингсгейта. У коренных лондонцев они считаются деликатесом.

– Я не коренной лондонец. – Дуглас сделал глоток вина. – Думаю, мне лучше взять паштет из лосося. По крайней мере я знаю, что это такое.

– Кажется, его привозят с Оркнейских островов?

– В том числе.

– По-моему, скучно всегда есть только то, что хорошо знаешь, – зевнула она, прикрывая рот. – Я думала, вы хотите приспособиться к новому окружению.

– Ладно. – Дуглас закрыл меню. – Пусть будет заливной угорь, мисс Дункан, при условии, что вы будете есть то же самое.

Попалась в собственные силки, удрученно признала Честити. Но в его тоне содержалось нечто, что исключало всякую возможность уклониться от вызова.

– По рукам, доктор Фаррел.

– По рукам. – Он протянул ей руку, и она пожала ее, снова завороженная тем, как ее рука исчезла в его огромной ладони.

– О чем вы там договариваетесь? – окликнул их Родди со своего места.

– О заливном угре, – ответил Дуглас. – Мисс Дункан бросила мне вызов, предложив попробовать местный деликатес. А я предложил ей составить мне компанию.

Раздались смех и аплодисменты. Вино лилось рекой, в шумной атмосфере ресторана строгие правила обеденного этикета оказались за бортом.

– Ставлю пять гиней на Честити, – выкрикнул кто-то. – Она слопает все до последней крошки.

– О, вряд ли, – возразил другой, смерив оценивающим взглядом крупную фигуру Дугласа. – Наш славный доктор даже не заметит, как сметет тарелку. Шесть гиней на Фаррела.

В спор вступили другие голоса, ставки росли, пока перед участниками состязания не появилось блюдо, о котором шла речь. Честити с содроганием уставилась на бледную дрожащую массу на своей тарелке. Она покосилась на Дугласа, который смотрел на свою тарелку с решимостью Цезаря, собирающегося перейти Рубикон. Все взгляды устремились на них, даже публика, сидевшая за другими столиками, с интересом наблюдала за происходящим. Словно ниоткуда появились официанты в белых фартуках, обмахивая салфетками и без того чистые столики поблизости, переставляя тарелки и приборы.

– Ладно, – пожала плечами Честити. – В конце концов, для людей, которые не могут позволить себе запеченную телятину, такая еда – деликатес. Кто мы такие, чтобы презирать то, чем другие наслаждаются? – Она решительно воткнула вилку в трепещущую массу.

Дуглас, пораженный деловым замечанием, которого он никак не ожидал от такой утонченной особы, как достопочтенная Честити Дункан, помедлил в нерешительности, затем взялся за собственную вилку. Они принялись методично есть. Честити сосредоточилась на глотании. Она даже не пыталась жевать, просто совала в рот очередную порцию и глотала. Время от времени она бросала взгляд на тарелку своего соседа. Он, похоже, следовал той же технике, но рот у него был больше, и содержимое тарелки убывало быстрее. Когда он торжествующе положил вилку, у нее на тарелке еще оставалась рыба.

Честити продолжала есть, не поднимая глаз. Она отрезала, накалывала на вилку и глотала, пока последний кусочек не исчез у нее во рту. Затем потянулась к бокалу с вином и выпила его залпом под смех и аплодисменты зрителей.

– Ничья, – объявил Родди, взявший на себя роль судьи. – Ставок, кто закончит первым, не было.

– Учитывая, что Чес намного меньше, надо присудить ей победу, – рассудил кто-то.

– Такие вещи нужно оговаривать заранее, – возвестил Родди. – Я объявляю ничью.

– Как вы себя чувствуете? – тихо спросил Дуглас, увидев, что глаза Честити закрыты.

– Что бы вы прописали от тошноты, доктор? – вымолвила она, слепо потянувшись к бокалу, который снова наполнили вином.

– Вино, – бодро отозвался он, отпив из собственного бокала. – Честно говоря, все не так уж плохо. Отталкивает скорее вид, чем вкус.

– Как сказал бы мой шурин, эти две вещи неразделимы, – возразила Честити с притворным стоном. – Передайте мне, пожалуйста, рогалик.

Дуглас взял рогалик из стоявшей перед ним корзинки, разломил его, намазал маслом и положил на ее тарелку.

– Он снимет привкус. – Доктор принялся намазывать остаток рогалика с ловкостью и изяществом, которые произвели на нее впечатление еще днем.

Честити моргнула, уставившись на подношение, лежавшее на ее тарелке. Такого интимного жеста можно ожидать от друга, Родди, например, но не от Дугласа Фаррела, в сущности, незнакомца. Но он проделал все так деловито, явно не задумываясь о своих действиях, как доктор, выписывающий лекарство. Она мысленно пожала плечами и съела рогалик.

Они сидели очень близко, чуть ли не касаясь друг друга локтями. Жуя хлеб, полученный из рук Дугласа, она остро ощущала его присутствие. Ей вспомнилось замечание Констанс о физической мощи доктора.

Его рука покоилась на столе, и, когда он потянулся за своим бокалом, Честити заметила игру мускулов под шелковистой тканью фрака. Она украдкой взглянула на его профиль. Твердый подбородок, впалые щеки и огромный нос с горбинкой придавали чертам Дугласа почти скульптурную выразительность. Густые, зачесанные назад волосы обрамляли широкий лоб, который они с сестрами всегда считали признаком ума. В облике доктора чувствовался аскетизм, как-то не вязавшийся с мускулатурой спортсмена.

Честити поспешно опустила глаза, когда он внезапно повернулся к ней с вопросительным выражением во взгляде. Появление официанта, явившегося за пустыми тарелками, оказалось как нельзя кстати.

– Спасибо Господу за его малые милости, – пробормотала она, когда со стола исчезло всякое напоминание об угрях.

Откусив намазанный маслом хрустящий рогалик, Честити ждала, пока пройдет вкус рыбы и ощущение чего-то скользкого на языке, надеясь, что доктор не заметил ее пристального внимания.

– Я хочу танцевать, – объявила Элинор. – Куда пойдем?

– В «Марракеш»? – предложил Родди.

– Либо туда, либо в «Клеопатру».

Завязалось оживленное обсуждение сравнительных достоинств двух танцевальных клубов, пока официанты подавали главные блюда. Честити не принимала участия в дискуссии. Ей не хотелось идти на танцы, но если все выскажутся «за», будет трудно отказаться. Родди, пригласивший ее на концерт, сочтет себя обязанным проводить ее домой.

– Ваш шурин прав насчет цыплят, – заметил Дуглас, глядя в свою тарелку с золотистыми цыплятами в окружении овощей и жареного картофеля. – Не припомню, чтобы я ел что-нибудь вкуснее с рождественских праздников в детстве.

– Вы едите цыплят на Рождество? У нас всегда готовят гуся, – ухватилась Честити за тему, показавшуюся ей достаточно безопасной и невинной.

– Цыплят на Рождество и хаггис на Новый год, – ответил он.

– Вы собираетесь в Эдинбург в этом году? – спросила она без особого интереса, положив в рот картофельное пюре.

Он покачал головой:

– Путешествие займет не меньше двух недель, а у меня слишком много дел здесь.

– Что вы имеете в виду?

– Работу... и обустройство дома. – Он наколол на вилку крохотную репку.

– Где вы живете, Фаррел? – поинтересовался Родди, услышав последнюю фразу.

– На Уимпол-стрит, – ответил Дуглас. – Удобно добираться до Харли-стрит.

– Вы купили дом? – спросила Элинор. – На Уимпол-стрит великолепные дома.

– Вообще-то я снял квартиру, – пояснил Дуглас. – С обстановкой и домоправительницей в придачу. Идеальный вариант для работающего холостяка. – Он непринужденно рассмеялся.

– В таком случае обустройство дома едва ли такая уж тяжкая задача, – не без ехидства заметила Честити, отклонившись назад, пока официант наполнял ее бокал. – Во всяком случае, не настолько, чтобы удерживать вас вдали от семьи на Рождество.

Он взглянул на нее с легкой насмешкой:

– Никому не даете спуску, да, мисс Дункан?

У Честити хватило совести покраснеть, несмотря на вмешательство Родди.

– О, Честити просто ангел по сравнению со своими сестрами, – хмыкнул он. – Не дай Бог сделать неосторожное замечание в их присутствии.

– У нас в семье такая реакция наследственная, – заверила Честити с извиняющейся улыбкой. – Наша мать всегда придавала большое значение точности выражений. Если говорить именно то, что имеешь в виду, не попадешь впросак.

– Незаурядная женщина ваша матушка, – оценил Дуглас.

– О да, – согласилась Честити. – Она умерла несколько лет назад.

– Мне очень жаль, – коснулся он ее руки, лежавшей на столе.

В его короткой реплике и легком прикосновении пальцев выразилось столько искреннего сочувствия, что Честити ощутила странный покой. Пожалуй, она поспешила с выводами, заподозрив доктора Фаррела в черствости по отношению к больным.

Дуглас бодро заговорил, обращаясь ко всем собравшимся:

– Я не совсем доволен мебелью, доставшейся от хозяев. К тому же у меня есть собственные вещи, которым нужно найти место, в первую очередь книгам. Надо будет навести порядок в библиотеке, сделать перестановку, кое-что приобрести. Подобные действия займут не меньше недели.

– У вас, должно быть, прорва книг, – ужаснулся брат Элинор с благоговейным трепетом. – Я не в состоянии прочитать больше одной книги в год.

– Питер, мой мальчик, все знают, что у тебя усидчивости не больше, чем у комара, – проговорил Родди, вызвав общий смех. – Ну что, решили, куда идем дальше?

– У меня сложилось впечатление, что вы не горите желанием продолжить веселье, – тихо обратился к Честити Дуглас под шум возобновившейся дискуссии.

– С чего вы взяли? Я ничего не сказала, – нахмурилась Честити.

– Вот именно. – Он откинулся назад, чтобы не мешать официантам убирать со стола.

– Чес? Решай: «Клеопатра» или «Марракеш»? – спросил ее Родди.

– Честно говоря, я устала, – призналась она. – Вечер был прекрасный, но, если ты не против, Родди, я найму экипаж, чтобы он отвез меня домой.

– Даже и слушать не хочу, – запротестовал тот. – Я отвезу тебя сам.

– Совсем не обязательно, Родди.

– Не спорь, – настаивал виконт Бригем, не намеренный отступать от своих правил. Он пригласил даму и должен доставить ее назад.

– Если мисс Дункан согласна, я буду счастлив проводить ее домой, – вмешался Дуглас, вертя в пальцах ножку бокала. – Я не большой любитель танцев.

– А как же шотландская кадриль, доктор Фаррел? – воскликнула Элинор. – Ее вы тоже не любите?

Он улыбнулся:

– Шотландские танцы, леди Элинор, – совсем другое дело. Здесь мне нет равных. Но сомневаюсь, что они входят в программу танцевальных вечеров в светских клубах.

– Пожалуй, вы правы, – подтвердила Элинор. – Вы надеваете килт, когда танцуете, Дуглас? Я могу звать вас по имени?

– Почту за честь, – склонил он голову. – Разумеется, я надеваю килт, когда считаю нужным.

Честити отметила ловкость, с которой доктор прекращал разговор, не представлявший для него интереса. Не то чтобы он был груб, просто очень решителен. Он повернулся к ней и учтиво осведомился:

– Вы позволите проводить вас домой, мисс Дункан? Что она могла ответить? Уимпол-стрит находилась в двух шагах от Манчестер-сквер. Отказаться от такого разумного предложения по меньшей мере невежливо, не говоря уже о том, что Родди придется пропустить танцы. Честити улыбнулась и согласилась.

Глава 6

Компания выбралась наружу и остановилась на оживленном месте рядом с рынком. Родди подозвал наемные экипажи, чтобы доставить в «Марракеш» тех желающих потанцевать, кто не уместился в его ландо. Затем повернулся к Честити и Дугласу.

– Мы делим стоимость ужина на всех, Фаррел. Если вы дадите мне свою визитную карточку, я пришлю вам записку, когда подсчитаю ваш вклад в общее дело, – известил он.

– Доктор Фаррел потерял свои визитные карточки, – приятно улыбнулась Честити, метнув в него весьма красноречивый взгляд.

– Кажется, парочка осталась. – Дуглас вытащил из кармана с не менее любезной улыбкой портмоне и извлек из него свою карточку. – Здесь указаны оба моих адреса.

Он протянул карточку виконту, тот кивнул и вручил ему собственную, что привело к обмену карточками между Дугласом и остальной компанией.

– Ты уверена, что не хочешь пойти с нами? – переспросил Родди Честити с разочарованным видом. – Я надеялся, что мы потанцуем сегодня вечером.

– Извини, Родди, но я действительно устала, – оправдывалась она. – И потом, мне кажется, что съеденные мною заливные угри плавают у меня внутри.

– Фу, какой отвратительный образ, – скривился Родди.

– А какой отвратительный опыт! – рассмеялась она. – Но во всех остальных отношениях вечер прошел замечательно. Спасибо тебе.

– Да, и спасибо, что пригласили меня, – протянул руку Дуглас. – Трудно придумать что-нибудь лучшее для знакомства с Лондоном.

– Не стоит благодарности, дружище, мне очень приятна ваша компания, – заверил его Родди, похлопав по плечу. – Кстати, не сочтите меня назойливым, но где вам подправили форму носа? Случайно не на ринге?

Дуглас покачал головой:

– Логичное предположение, учитывая, что в свое время я провел немало раундов в тяжелом весе, но на самом деле мне сломали нос на поле для регби.

– Дикая игра, сплошное насилие. – Полли картинно содрогнулась.

– Да, у нее есть свои минусы, – задумчиво погладил переносицу Дуглас.

– Женщины не понимают, что спортивные игры воспитывают характер, – заявил брат Элинор с пренебрежительным жестом. – Им бы только перебрасывать теннисный мячик через сетку, ни о чем другом они и слышать не желают.

– Неправда, – возразила Честити. – Женщины играют в крикет и хоккей, а не только в теннис, водят автомобиль, играют в гольф, ходят в горы.

– Но в перечисленных видах нет спортивного духа, – заметил Дуглас.

– Если вы хотите сказать, что мы не вступаем в рукопашную схватку с нашими оппонентами, то, полагаю, вы правы. – Честити взглянула на него с воинственным видом. – Но ломать друг другу конечности, не говоря уже о головах и носах, представляется мне весьма неразумным способом добиваться победы.

– Гиблое дело, говорю вам, Фаррел, – безнадежно махнул рукой брат Элинор.

Дуглас только улыбнулся в знак согласия, не желая ввязываться в дискуссию. Как бы ни относилась достопочтенная мисс Дункан к спорту, когда дело доходило до словесной схватки, она не знала пощады.

Компания расселась в экипажи и укатила, пожелав Дугласу и Честити спокойной ночи.

Дуглас огляделся по сторонам в поисках кеба.

– Такое впечатление, что Бригем нанял все экипажи, – покачал он головой.

– В такое время извозчики всегда нарасхват, – подняла воротник накидки Честити.

Завидев свободный кеб, Дуглас вложил два пальца в рот и издал пронзительный свист, который посрамил бы уличного мальчишку. Возница, двигавшийся в другом направлении, встрепенулся и повернул лошадей.

– Неплохо, – одобрила Честити. – Вы должны научить меня так свистеть. Если бы он добрался до угла, у нас не осталось бы ни малейшего шанса. Там его ждет целая толпа.

Дуглас открыл дверь экипажа.

– Позвольте. – Он легко подхватил ее за талию и подсадил внутрь, затем забрался следом и захлопнул за собой дверцу.

Честити посмотрела на него с опасным блеском в глазах.

– Очевидно, вы принадлежите к числу мужчин, которые уверены, что женщинам нравится, когда с ними обращаются как с фарфоровыми куклами. Должна сказать вам, доктор Фаррел, что вы очень заблуждаетесь. Женщины в большинстве своем не любят, когда их переставляют с места на место, даже не спросив разрешения.

Он удивился:

– Мои сестры никогда не возражали.

– Сомневаюсь, что вы не видите разницы между близкими родственницами и едва знакомыми людьми, – выговорила Честити.

– Я бы не сказал, что мы едва знакомы, – улыбнулся он. – В конце концов, мы съели вместе заливного угря.

Честити отвернулась к окну, чтобы он не заметил беглой улыбки, которой она не смогла сдержать.

Спустя минуту он заговорил своим обычным тоном:

– Когда Бригем намерен рассчитаться за ужин? Я не заметил, чтобы ему вручили счет.

– У Родди здесь открыт кредит, – сказала она, – как и во множестве других мест по всему городу. Он никогда не носит с собой наличные, считая это вульгарным. Возможно, потому, что у него слишком много денег, чтобы задумываться о них.

– Везет же некоторым, – пробормотал Дуглас, не без примеси яда.

Глаза Честити сузились. Она не позволит критиковать ее друзей, пусть даже в завуалированной форме.

– Думаю, он поймет, если вам трудно расплатиться, – бросила она вызывающим тоном.

Дуглас резко выпрямился:

– Что вы хотите сказать?

– Ничего, – ответила она. – А что, по-вашему, я хотела сказать?

– Не имею представления, потому и спрашиваю, – заиграл желваками доктор. Стало ясно, что она ступила на зыбкую почву.

– Ничего такого я не хотела сказать. – Честити отвернулась к окну, сознавая всю неубедительность своих слов.

Надо быть осторожнее с Дугласом Фаррелом. Она расслабилась и позволила своему тайному неодобрению выплеснуться наружу. Ее поведение никуда не годится, подумала Честити.

– Извините, если я задела ваши чувства. Я вовсе не хотела вас обидеть. Просто я подумала, что обустройство практики на Харли-стрит стоит недешево, – оправдывалась она.

Пусть попробует оспорить свои собственные слова, сказанные представительнице брачного агентства.

– Не стану возражать, – с готовностью согласился он. – Но, насколько мне известно, мисс Дункан, я никогда не посвящал вас в состояние своих финансов.

Честити опустила глаза.

– Нет, конечно, но вы разозлили меня, – быстро парировала она. – Я не люблю, когда критикуют моих друзей.

Последовало короткое наткнутое молчание.

– Мне очень жаль, если у вас сложилось такое впечатление. – Дуглас протянул ей руку. – Будем считать это недоразумением, Честити?

Сквозь тонкую лайковую перчатку она чувствовала тепло и силу его ладони. В ней возникло тревожащее ощущение, и по какой-то непонятной причине Честити не сделала попытки отнять свою руку. Она неуверенно улыбнулась в ответ на его вопрос, а он просто кивнул, оставив свою руку там, где она была. Они сидели в дружелюбном, хотя и слегка неловком молчании, пока экипаж не остановился перед домом Дунканов. Дуглас выбрался наружу и протянул руку, чтобы помочь Честити спуститься. На сей раз он обошелся без излишней фамильярности, но крепко сжал ее руку и неохотно отпустил, лишь убедившись, что она прочно стоит на земле.

– Спокойной ночи, Честити, – отвесил он полупоклон.

– Спокойной ночи, Дуглас. Спасибо, что доставили меня домой, – заторопилась она вверх по ступенькам, ведущим к парадной двери.

Дуглас подождал, пока Честити не исчезла внутри, затем заплатил извозчику и отпустил его. До его новой квартиры на Уимпол-стрит рукой подать. К тому же он надеялся, что прогулка на свежем воздухе поможет прояснить его мозги.

Что же Честити имела в виду, когда намекнула на его финансовую несостоятельность?

За ее репликой явно что-то стоит. Возможно, она и вправду обиделась на критику своих друзей, но при чем тут его неспособность расплатиться? Он не производит впечатления человека, нуждающегося в деньгах. Во всяком случае, хотелось бы надеяться. Ничто – ни его внешность, ни одежда, ни манеры – не указывает, что он не является весьма обеспеченным джентльменом. Собственно, он им был и до сих пор бы оставался, если бы все его средства не поглотила медицинская практика в трущобах.

Ничего, он все восстановит, когда обоснуется на Харли-стрит. Но чтобы сделать все быстро и успешно, ему требуется финансовое вливание. Перед его мысленным взором возникло узкое лицо синьорины Делла Лука, но его тут же вытеснила достопочтенная мисс Честити Дункан с ее живыми чертами, блестящими ореховыми глазами и румянцем на щеках. Она обладала милой улыбкой и ядовитым язычком. Здесь крылась какая-то загадка, некий парадокс, но Дуглас не мог отрицать, что его к ней тянет.

Он не хотел, чтобы его тянуло к ней или какой-либо другой женщине. Как он усвоил на горьком опыте, эмоциональная зависимость неминуемо ведет к болезненным осложнениям. Ему нужна богатая жена из респектабельной семьи, которая будет терпимо относиться к его призванию. Брачное агентство предложило подходящий вариант, и он должен им воспользоваться.

Словно придя к какому-то решению, Дуглас сунул руки в карманы и нащупал визитные карточки, которые ему вручили сегодня. Связи не менее важны, чем капитал, и сегодня вечером он обзавелся кое-какими полезными знакомствами.

Честити провела довольно беспокойную ночь. Она сердилась на себя, что не устояла перед соблазном уколоть доктора, и терзалась угрызениями совести, сознавая, что причинила ему боль только для того, чтобы удовлетворить, как она теперь понимала, свое мелочное тщеславие. Несмотря на острый язычок, свойственный всем сестрам Дункан, Честити никогда не позволяла себе пренебрежительных замечаний и недобрых реплик. Что же в таком случае нашло на нее сегодня вечером? Да, ей не нравится доктор, но подобный факт не может служить оправданием, тем более что за весь вечер он не сделал ничего, что усилило бы ее неприязнь. Скорее наоборот, если уж быть до конца честной.

Она не спала, когда на рассвете в комнату проскользнула Мэдж, чтобы унести золу и развести огонь в камине.

– О, мадам. Я разбудила вас? – огорченно спросила девушка, когда Честити села на постели.

– Нет, я не спала. – Честити откинула одеяло. – Я разожгу огонь, Мэдж, если ты принесешь мне чай.

– Вы, мадам? – ужаснулась горничная.

– Между прочим, у меня неплохо получается, – едва заметно усмехнулась Честити, опустившись на колени перед камином. – Ты рада, что скоро Рождество?

– О да, мадам. Тетушка, миссис Хадсон, рассказывала мне о рождественском обеде, который устраивается для слуг.

– Мы отлично проведем время. – Честити ворошила кочергой угли, пока не вспыхнуло пламя.

Хорошо, что в этом году с ними будут дети. Присутствие Сары придаст событию нечто особенное.

Мэдж отправилась на кухню за чаем, а Честити осталась сидеть на коленях у камина, грея руки у разгорающегося огня. Снаружи свистел ветер, заставляя дребезжать оконные стекла, а внутри потрескивало пламя, распространяя приятное тепло. Зима всегда вызывала у Честити прилив бодрости. Констанс и Пруденс предпочитали лето, умудряясь оставаться подтянутыми и свежими даже в самые знойные дни, а она увядала от жары. Наверное, потому что сестры высокие и тонкие, как подсолнухи, подумала Честити. А она какой-то другой цветок, меньше и ближе к земле... как подснежник, расцветающий на снегу. Впрочем, слишком уж затейливая метафора пришла ей в голову, и Честити отказалась от нее, слегка пожав плечами.

Позже, спустившись вниз, она с удивлением обнаружила, что комната для завтраков пуста. Место отца за столом прибрано, а газета, прочитанная и аккуратно сложенная, лежала возле ее тарелки. В комнату вошел Дженкинс с кофейником в руках.

– Доброе утро, мисс Чес.

– Доброе утро, Дженкинс. Отец уже позавтракал?

– Его милость рано спустился вниз и ушел минут десять назад. Он сказал, что у него срочное дело.

– В такое время? – удивилась Честити, отломив кусочек тоста. – Как странно.

– Мне тоже так показалось, – согласился дворецкий. – Не хотите ли яйцо всмятку, мисс Чес?

Честити на секунду задумалась, затем покачала головой:

– Нет, ограничусь тостами. После завтрака я собираюсь в Кенсингтон, чтобы навестить вашу сестру и забрать почту, а потом, возможно, заеду к Пруденс, так что едва ли мне удастся вернуться к обеду. Но к ужину обещали прийти Кон и Пру.

– Его милость предупредил меня. Как я понял, мистер Энсор и лорд Гидеон не ожидаются?

– Вряд ли. Мы надеемся уговорить отца устроить прием перед Рождеством.

– Понятно. В таком случае мне следует проверить содержимое винного погреба. Его милость наверняка захочет знать, чем мы располагаем. – Дженкинс поклонился и вышел, оставив ее завтракать.

Честити быстро покончила с едой, бегло пролистала газету и поспешила наверх, чтобы взять пальто и шляпку. Помимо необходимости забрать почту для «Леди Мейфэра», у нее имелся другой, личный мотив для посещения миссис Билл. Ей пришло в голову, что хозяйка магазина, возможно, располагает какими-нибудь новостями о Дугласе Фарреле. Впрочем, вряд ли доктор по-прежнему посещает Кенсингтон и убогие окрестности больницы Святой Марии теперь, когда он во всеуслышание заявил, что живет на Уимпол-стрит и имеет практику на Харли-стрит.

Она стояла в холле, надевая шляпку перед зеркалом, когда увидела, как по лестнице спустился лорд Дункан. Облаченный в элегантное пальто из серого твида, брюки в тон, с серым цилиндром в одной руке и большим букетом хризантем – в другой, он зажимал под мышкой плоский предмет, завернутый в коричневую бумагу.

– Доброе утро, – с улыбкой приветствовала его Честити. – Не знала, что ты уже вернулся. Какие прелестные цветы. Для кого они?

Отец слегка смутился.

– Я обещал показать графине Делла Лука ту замечательную книгу с гравюрами, которую купила ваша матушка, когда вы ездили в Италию. К сожалению, она куда-то запропастилась, но я нашел ее позже и подумал, что мог бы занести ее графине.

С букетом цветов? Отец выглядел как мужчина, собравшийся на свидание. Неплохо бы оценить его шансы собственными глазами, а заодно посмотреть, как он будет принят почтенной дамой.

– Если не возражаешь, я бы составила тебе компанию, – предложила Честити небрежным тоном. – Я собиралась нанести ответный визит Лауре и ее матери в ближайшее время. Почему бы не сегодня?

Она понимала, что отцу едва ли понравилось ее предложение, но он слишком хорошо воспитан, чтобы отказать ей.

– Конечно, дорогая. Мне будет очень приятно, – пролепетал он. – Но разве у тебя нет других дел? – Он бросил выразительный взгляд на ее верхнюю одежду.

– Ничего такого, чего нельзя отложить, – заверила его Честити. – Ты послал за Кобемом или мы наймем экипаж?

– Думаю, лучше нанять экипаж. Нужно привыкать обходиться без собственного транспорта теперь, когда Кобем выходит на пенсию, – вздохнул лорд Дункан. – Как я понял, Пруденс все устроила.

– Да, – подтвердила Честити. – Кобем выразил желание покинуть Лондон и поселиться за городом, вот она и нашла ему коттедж в имении.

– Теперь у твоей сестры есть свой дом, которым надо заниматься, – уведомил лорд Дункан, пропустив Честити перед собой на улицу. – Я должен научиться жить, не полагаясь на нее, как я делал до сих пор. Да и на тебя тоже, дорогая. Скоро и ты обзаведешься собственным домом.

– Я не стремлюсь к этому, отец, – уточнила она. – Во всяком случае, такой цели нет в моих ближайших планах.

– Может быть, может быть. Но такова жизнь, моя дорогая. Я привык думать, что вы всегда будете со мной, и посмотри, что получилось. Твои сестры вышли замуж в течение одного года. – Он покачал головой, но отнюдь не выглядел недовольным.

– И за весьма респектабельных мужчин, – ввернула Честити с лукавой улыбкой, взяв его под руку. – Вот что самое удивительное.

– Пожалуй, – согласился лорд Дункан, взмахом трости остановив приближающийся кеб. – Учитывая, что в них самих респектабельности ни на грош. И в тебе, кстати, тоже. Хотя, глядя на вас, этого никак не скажешь. Ваша мать была такой же. – Он открыл дверцу экипажа и подал руку Честити, чтобы помочь ей забраться внутрь.

Нормальный вежливый жест, отметила Честити. Дугласу Фаррелу неплохо бы поучиться.

Они лениво болтали, пока экипаж вез их по улицам, прежде чем остановиться перед внушительным строением, выходившим окнами на Гайд-парк. Графиня, очевидно, очень богатая женщина, подумала Честити, стоя на тротуаре в ожидании, пока отец расплатится с извозчиком. Дом такого размера и в таком месте .должен стоить целое состояние. Ну вот, теперь и она рассуждает, как Дуглас Фаррел! Считает денежки в чужом кармане с расчетливостью рыночной торговки.

Однако, возразил ее внутренний голос, отцу не помешает помощь, чтобы привести в порядок банковские счета, а синьорина Делла Лука наверняка достаточно состоятельна, чтобы воплотить в жизнь мечты доктора.

Дверь отворил лакей в весьма необычной ливрее, напомнившей Честити оперный костюм обилием золотой тесьмы и париком с косичкой. Огромный холл украшали итальянские скульптуры и массивные полотна в роскошных рамах. Роспись на потолке изображала голубое небо, окруженное лепным карнизом из золоченых листьев. Подобное великолепие, характерное для флорентийской виллы, казалось совершенно неуместным в георгианском особняке на Парк-лейн.

Честити перехватила ошарашенный взгляд отца.

– Наверное, мы ехали не в кебе, а на ковре-самолете, – шепнула она ему на ухо, следуя за лакеем к двойным дверям справа от входа. – Похоже, мы попали в Италию времен Ренессанса.

Лорд Дункан взглянул на дочь со смесью неодобрения и веселья. Лакей распахнул двери и объявил с сильным итальянским акцентом:

– Лорд Дункан... Достопочтенная мисс Честити Дункан.

Графиня с приветливой улыбкой поднялась с софы, обитой золотисто-белой парчой. Темно-зеленое шелковое платье с желтой отделкой ей очень шло, волосы скрывались под элегантным, правда, несколько старомодным, тюрбаном. Она шагнула вперед, протягивая руку:

– Мой дорогой лорд Дункан, мисс Дункан, как мило, что вы нашли время посетить нас.

В глаза Честити сразу бросилась пара, стоявшая у одного из высоких окон, выходивших на Гайд-парк. Лаура Делла Лука и Дуглас Фаррел. Судя по всему, они увлеклись разговором, который прервался с появлением новых лиц.

– Кажется, мы обречены все время встречаться, мисс Дункан, – заметил Дуглас, с прохладной улыбкой протягивая ей руку.

Учитывая, что вчера он обращался к ней по имени, Честити могла только гадать, что означает его возврат к формальностям. Наверное, доктор не хочет, чтобы Лаура подумала, будто он на дружеской ноге с другой женщиной. Что ж, многообещающее начало, и ее прямой долг – подыграть клиенту.

– Да, доктор Фаррел, удивительная полоса совпадений. – Она быстро пожала ему руку, прежде чем повернуться к Лауре. – Как поживаете, мисс Делла Лука?

– Спасибо, очень хорошо, мисс Дункан, – ответила та. – Как любезно с вашей стороны навестить нас. Я только что говорила доктору, что дверной молоток не замолкает с самого утра. После обеда у леди Молверн у нас нет отбоя от посетителей.

– Да, и все очень доброжелательны, – вмешалась графиня. – О, какая прелесть! – воскликнула она, когда лорд Дункан с поклоном протянул ей букет. – Лаура, дорогая, позвони Джузеппе, пусть принесет вазу и кофе. Прошу вас, садитесь, – пригласила она гостей.

– Только не кофе, сударыня, – отмахнулся лорд Дункан. – Никогда не пью кофе после завтрака. – Он опустился на софу рядом с хозяйкой и положил свой пакет на журнальный столик. – Я нашел книгу с гравюрами, о которой говорил вам вчера.

– О, как мило! – обрадовалась она, разворачивая книгу. – Что предложить вам вместо кофе? Может, херес?

Любимым напитком лорда Дункана был виски, но он снизошел до хереса. Лаура дернула за затейливый шнур звонка возле камина.

– Кроме дотторе, – сообщила она, – нас посетили леди Бейнбридж, леди Армитидж и леди Уинтроп.

– Такие очаровательные дамы, – рассеянно промолвила ее мать, перелистывая страницы с гравюрами.

– Вы звонили, синьора? – В дверях с поклоном появился лакей. Лаура вручила ему цветы и дала указания.

Дуглас тихо обратился к Честити:

– Надеюсь, вчерашняя пирушка не отразилась на вашем здоровье?

– Нисколько. А на вашем?

– Нет, не считая дурных сновидений, – хмыкнул он.

– О, вы плохо спите, дотторе? – включилась в разговор Лаура с явным интересом.

– Только когда ем заливных угрей, – ответил он.

– Заливных угрей? – Она уставилась на него с непонимающим видом. – А что это такое?

– Простонародный деликатес, – сообщила Честити. – Я бы не советовала вам даже пробовать его. Ужасная гадость.

Лорд Дункан поднял голову от книги:

– Что там насчет заливного угря?

– Мы с доктором Фаррелом ели их вчера в «Ковент-Гардене», – объяснила Честити.

– Боже милостивый, зачем?

– Хороший вопрос, сэр, – заметил Дуглас. – Ваша дочь вынудила меня съесть их.

– Совсем непохоже на Честити, – твердо заявил его милость. – Вы что-то не так поняли.

– Уверяю вас, сэр.

– Так все и произошло, отец, – вмешалась Честити. – Я бросила доктору вызов, он ответил мне тем же, и нам обоим пришлось есть эту гадость.

– Какой нелепый поступок, – поджала губы Лаура. – Заливной угорь – это вульгарно. – Она картинно содрогнулась.

– Как и все, присущее простому народу, – проговорила Честити. – И как следует из столь близкой вам латыни, мисс Делла Лука. Не сомневаюсь, что, проведя всю жизнь в Италии, вы изучили язык Древнего Рима.

Лаура на секунду растерялась, словно почувствовав, что ее поставили на место, но тут же ухватилась за возможность блеснуть своими познаниями.

– Ну конечно, – решительно кивнула она. – Vulgar... vulgaris. Вы, должно быть, знакомы с древними языками, дотторе. Ведь латынь – язык медицины, не так ли?

– В древних трактатах, – пояснил он. – Но я предпочитаю пользоваться современными изданиями.

– Очевидно, для лечения современных недугов, – предположила Честити. – Вы считаете, что в современном обществе развились новые болезни, доктор Фаррел?

Вопрос был интересный, и Дуглас открыл рот, собираясь ответить, но его опередила Лаура. Она шагнула вперед, заслонив собой Честити, что практически исключило ее из разговора.

– О, я страдаю бессонницей, дотторе. Вы не могли бы что-нибудь порекомендовать? Я пыталась принимать валериану и белладонну, но все бесполезно. Не знаю, стоит ли пробовать лауданум – сок красного мака? Говорят, к нему вырабатывается привычка.

– Обычно я рекомендую валериану, – подавил вздох Дуглас.

Вращаясь в эдинбургском обществе, он привык к медицинским консультациям на светских раутах и в принципе не возражал, пользуясь случаем, ненавязчиво настроить собеседника на посещение его кабинета. Очевидно, в Лондоне его ждет та же участь. В конце концов, это один из способов обзаводиться пациентами. Осталось только выяснить, годится ли он для поисков жены.

– Пожалуй, мне следует записаться к вам на прием, – словно угадала его мысли Лаура.

– Буду счастлив сделать для вас все, что в моих силах, – галантно обещал Дуглас. – Правда, мой кабинет еще не до конца оборудован, да и обстановка оставляет желать лучшего. – Он изобразил удрученную улыбку. – У меня слишком мало времени, чтобы присмотреть за всеми мелочами.

– О, дотторе, вы должны позволить мне помочь вам, – воскликнула Лаура, театрально прижав к груди руку. – Могу заявить без лишней скромности, что у меня превосходный вкус во всем, что касается оформления и меблировки. Правда, мама?

Графиня подняла взгляд от книги.

– Да, дорогая, – терпеливо улыбнулась она. – Я всегда предоставляю подобные вещи тебе.

Честити невольно окинула взором чересчур пышное убранство гостиной и вспомнила блиставший великолепием холл внизу. Затем перевела округлившийся взгляд на Дугласа Фаррела и ощутила неодолимый приступ веселья при виде растерянного выражения его лица. Очевидно, он пытался представить себе, во что превратится его приемная, если ее оформить в стиле итальянского Возрождения.

Закашлявшись, она поспешно вытащила из сумочки носовой платок, спрятав лицо в надушенный лавандой клочок ткани. Дуглас склонился ближе и энергично похлопал ее по спине.

– Подавились чем-нибудь? – осведомился он участливым тоном.

– Всего лишь абсурдом, – отпрянула она от его увесистых шлепков.

– В самом деле, дотторе, я зайду к вам в приемную, и мы обсудим детали, – заявила Лаура с уверенностью человека, принявшего правильное решение.

– Прошу вас, не стоит беспокоиться... Она отмахнулась от его слов.

– Никакого беспокойства, дотторе. Я с удовольствием займусь устройством вашей приемной, вам не помешает женская рука. – Она решительно взглянула на него. – Вы слишком заняты, выполняя свою благородную миссию, чтобы заниматься делами, которые всегда считались прерогативой женщин. Я зайду к вам сегодня же днем.

Настоящий деспот, подумала Честити, украдкой взглянув на Дугласа.

С минуту он зачарованно смотрел на Лауру, затем поклонился:

– Вы очень добры, синьорина.

– О, давайте покончим с формальностями, – остановила его Лаура с кокетливым смешком. – Вы меня чрезвычайно обяжете, Дуглас, если будете называть по имени.

Он снова поклонился:

– С радостью приму вашу помощь, Лаура. Бессовестная ложь, подумала Честити. Едва ли найдется что-нибудь, чего доктор хотел бы меньше, чем помощь Лауры. Но он не мог не оценить дополнительных преимуществ от брака с синьориной Делла Лука. Если она так легко справилась с ним, то определенно сможет вербовать для него пациентов.

– Честити, дорогая?..

Она обернулась на голос отца:

– Да, отец?

– Я подумал, может, графиня с дочерью пожелают провести Рождество в нашем загородном поместье в Ромзи. Скоро все разъедутся, и в Лондоне будет очень тоскливо. Мы ведь собирались пригласить гостей, как я понял?

– Да, – протянула Честити после секундной заминки, вызванной удивлением. – Да, конечно. Какая удачная мысль! Надеюсь, вы согласитесь, графиня?

– Вы очень добры, мисс Дункан. – Графиня выказала приличествующую случаю нерешительность. – Мы бы с удовольствием приехали, если не стесним вас.

– Нисколько, – промолвила Честити с беспечным жестом. – В доме полно комнат. Чем больше народа, тем веселее.

Не дав себе времени задуматься, она повернулась к Дугласу:

– Доктор Фаррел, вы говорили, что вам некогда съездить в Эдинбург на праздники. Может, вы присоединитесь к нашей компании на несколько дней? Мой отец прав: в Лондоне будет невыносимо скучно.

Загородный дом во время рождественских праздников явился бы идеальным местом для ухаживания за двумя потенциальными невестами и приобретения полезных знакомств. Дуглас с готовностью согласился:

– Буду счастлив, мисс Дункан. Как мило с вашей стороны пригласить меня.

Она улыбнулась:

– Пожалуй, нам тоже следует отказаться от формальностей, Дуглас, если мы намерены провести Рождество под одной крышей.

Доктор поклонился, выражая согласие:

– Почту за честь.

Он выглядел несколько озадаченным, очевидно, недоумевая, чем вызвано приглашение. Еще бы! Ему ведь невдомек, что брачное агентство за работой. Если Лаура сосредоточит свое внимание на славном докторе, то лорд Дункан сможет вплотную заняться графиней, не имея помех в лице ее дочери.

Честити мысленно потерла руки. Итак, на предстоящее Рождество их брачное агентство должно решить двойную задачу – проследить, чтобы доктор оценил все преимущества союза с Лаурой Делла Лука, и поспособствовать ухаживанию лорда Дункана за ее матерью.

Глава 7

Вскоре Дуглас откланялся, а Дунканы остались, чтобы обсудить с хозяйками планы на Рождество. Лаура настояла на том, чтобы Дуглас оставил ей свой адрес, пообещав, что сегодня же заедет к нему с кое-какими предложениями насчет оформления его приемной на Харли-стрит.

Один лишь Бог знает, как ему удастся отбиться от ее экстравагантных идей! Дуглас обнаружил, что ухмыляется, вспоминая реакцию Честити на предложение Лауры привнести флорентийский блеск туда, где должны размещаться удобные кожаные диваны, толстые ковры, полки с медицинскими трактатами и неброские картины на стенах, выкрашенных кремовой краской. Вот если бы этим занялась Честити...

Он покачал головой. Едва ли она предложит свои услуги в таком деле. Да и в любом другом – тоже. Достопочтенная мисс Честити Дункан явно не из тех, кто станет вмешиваться в чужую жизнь в отличие от множества представительниц женского пола, с которыми ему приходилось иметь дело до сих пор. Возможно, тем самым она и привлекает его. У нее острый, почти мужской ум, составлявший любопытный контраст с ее внешностью. Дуглас представил себе ее изящную фигурку с округлыми формами, поразившими его прошлым вечером, когда он увидел Честити в восхитительном красном платье. Он наслаждался ощущением теплой плоти под тонким шелком, когда держал ее за талию, подсаживая в экипаж. Никакого корсета! Вот что удивило его больше всего. Вопреки моде ее фигура сохраняла естественность.

Как врач Дуглас мог только приветствовать отказ любой женщины от орудий пыток в виде китового уса и шнуровки, но женщины, как правило, не спешили следовать медицинским советам. Тщеславие – суровый надсмотрщик, как говаривала Марианна. При мысли о бывшей невесте Дуглас горько скривился, несмотря на прошедшие семь лет. Честолюбие Марианны не выдержало перспективы брака с врачом, склонным к благотворительности. Выражение его лица стало еще более мрачным, когда он вспомнил, как она с отвращением отпрянула от него, когда он сообщил ей о своем желании основать клинику в трущобах Эдинбурга. Марианна вела себя так, словно он принес тифозных блох в гостиную ее матери. Разрыв их помолвки последовал так поспешно и решительно, что не оставалось сомнений: то, что Дуглас принимал за искреннюю привязанность, основывалось исключительно на стремлении удачно выйти замуж. Горечь и разочарование, которые он испытал при своем открытии, в какой-то степени смягчались сознанием, что он вовремя узнал правду.

Нет, у него не осталось ни малейшего желания снова подвергать себя подобной опасности! Если он вступит в брак, то на основе прочных взаимовыгодных отношений, не впутывая в него эмоции. Честити Дункан с ее явным презрением к условностям, конечно, привлекательна, но в ней есть нечто такое, что внушает тревогу. Пожалуй, она более сложная натура, чем образ жены, который сложился в его сознании.

А значит, остается предложение брачного агентства: синьорина Делла Лука. От профессионального ока Дугласа не ускользнуло, что она носит жесткий корсет, хотя ее талия и так достаточно тонка и не нуждается в подобных ухищрениях. С другой стороны, ее платья, чопорные и немодные, свидетельствовали об отсутствии тщеславия, во всяком случае, в его физической разновидности. Как и все самоуверенные люди, она не слишком считалась с логикой и фактами, когда настаивала на своем, и была весьма предприимчива, когда хотела чего-то добиться. Впрочем, при ее богатстве подобные недостатки могли обернуться преимуществами. Задавшись какой-то целью, она будет стремиться к ней с полной самоотдачей. А что может быть заманчивее для такой женщины, чем способствовать успешной карьере мужа в светском обществе?

Увы, Честити Дункан ни в малейшей степени не соответствовала сложившемуся в его голове представлению о жене.

Дуглас свернул на Харли-стрит и направился к зданию, где располагалась его новая приемная. Нужно смотреть правде в глаза. Несмотря на всю свою привлекательность, достопочтенная мисс Дункан никогда не станет женой, какая ему нужна. А вот Лаура Делла Лука – возможно... и, насколько он может судить, она совсем не против такой идеи.

Он отпер своим ключом наружную дверь, взял со столика в коридоре доставленную ему почту, покосившись на солидные пачки корреспонденции, адресованной другим врачам, ведущим прием в том же здании. Ладно, всему свое время. Сунув письма в карман, Дуглас зашагал вверх по устланной ковровой дорожкой лестнице. Ступеньки чисто выметены, отполированные перила блестели. Когда он поднялся на второй этаж, к нему вышла женщина средних лет, в пенсне, с уложенными в строгий пучок волосами.

– Доброе утро, – поздоровалась она. – Вы ведь доктор Фаррел, не так ли?

– Да, – подтвердил он.

– Я регистратор доктора Талгарта, – сообщила женщина, указывая на дверь за своей спиной. – Он просил узнать, не зайдете ли вы к нему пропустить стаканчик перед уходом домой... часов в пять. Он хотел бы отметить начало вашей деятельности в этом здании.

– Прекрасная мысль, – улыбнулся Дуглас. – Я с удовольствием зайду. – Он отвесил легкий поклон и двинулся дальше по коридору. Пожалуй, ему тоже понадобится регистратор. В Эдинбурге регистрацией больных занималась доблестная миссис Бродбент, служившая еще у его отца, но она никогда не согласилась бы покинуть своих многочисленных внуков ради того, чтобы отправиться в Лондон, который, как истинная кальвинистка, считала обителью порока.

Дуглас открыл дверь в свою приемную и огляделся. Скудно обставленная комната, выкрашенная в тускло-зеленый цвет, выглядела непрезентабельно. Краска местами облупилась, мебель казалась обшарпанной, кожаная обивка потрескалась, вытертый ковер нуждался в замене. Самое разумное – выбросить все и начать заново. Дорогостоящее предприятие, учитывая нынешнее состояние его финансов, но банк обещал предоставить заем, так что можно приступать к делу.

Он прошел через приемную в кабинет. Врач, который занимал помещение раньше, предпочитал темные панели и массивную мебель красного дерева. Такая обстановка могла ввергнуть в депрессию даже здорового человека, не говоря уже о тех, кто»страдает от подагры или головных болей. Светлое дерево, картины, толстый ковер – вот что нужно. При мысли о фресках, лепнине и позолоте Дуглас содрогнулся. Римская невоздержанность – совсем не то впечатление, какое он хотел бы произвести на своих будущих пациентов.

Он взглянул на часы. Время близилось к полудню. В больнице Святой Марии его ждут отчаявшиеся люди, он чертовски голоден, а в четыре пополудни придет Лаура Делла Лука, чтобы заняться его приемной. Привычным жестом взъерошив свои короткие волосы, Дуглас поспешно спустился вниз и чуть ли не бегом покинул Харли-стрит.

Честити и лорд Дункан ушли от графини и ее дочери вскоре после доктора.

– Нет-нет, лорд Дункан, я не могу оставить книгу у себя, – запротестовала графиня, когда ее гость решительно положил переплетенный в кожу том на журнальный столик.

– Просмотрите ее на досуге, дорогая леди. – Он сжал в ладонях ее довольно полную руку. – Мне чрезвычайно приятно, что вас заинтересовала книга, которая доставляла удовольствие моей покойной жене.

Улыбка графини была одновременно участливой и довольной.

– Благодарю вас, дорогой лорд Дункан.

Он похлопал по унизанной перстнями руке, прежде чем вернуть ее хозяйке, затем учтиво повернулся к Лауре:

– Мисс Делла Лука, мне не терпится продолжить наше знакомство на Рождество.

– О да, милорд, – обещала она. – Мне чрезвычайно интересно посмотреть, чем английские обряды отличаются от итальянских.

Лорд Дункан изумленно моргнул.

– Но ведь итальянцы, кажется, католики? Вы не встретите подобной чепухи в старом добром английском приходе, мисс Делла Лука.

– Тем не менее у нас тоже христианская церковь, отец, – мягко возразила Честити. – Мы тоже восхваляем Господа и приносим святые дары. Надеюсь, наше богослужение не покажется вам слишком необычным.

– Я имела в виду скорее светские торжества, – пояснила Лаура. – Они должны быть другими.

– О да, – бодро согласилась Честити. – На Рождество мы устраиваем шествие с головой хряка, хотя на самом деле едим жареного гуся. Ну и, конечно, поем псалмы, дарим подарки. Уверена, для вас такая картина явится настоящим откровением.

– И для доктора Фаррела, – добавила Лаура. – Вряд ли шотландцы отмечают Рождество так же, как англичане.

– Я уже предвкушаю, как доктор Фаррел будет рассказывать нам об обычаях своей страны, – отозвалась Честити приятным тоном. – Всего хорошего, графиня... Лаура.

Похожий на оперный персонаж лакей проводил их наружу. Оказавшись на улице, лорд Дункан оглянулся на дом.

– Какая необычная особа, – многозначительно произнес он.

Честити нанесла пробный удар:

– Лаура?

– Да... да, конечно. Но ее мать... очаровательная женщина... совершенно очаровательная.

– Да, – поддержала его Честити. – Мне она тоже понравилась.

– Вот насчет дочки я не совсем уверен, – пробормотал лорд Дункан, двинувшись по Парк-лейн в направлении Марбл-Арч. – Слишком надоедливая.

– Думаю, она скоро выйдет замуж. – Честити чуть ли не перешла на бег, чтобы приноровиться к неожиданно энергичной походке отца.

– Хм, – буркнул он. – Кстати, зачем ты пригласила на Рождество Фаррела?

– В качестве возможного мужа для Лауры, – невозмутимо ответила Честити.

Лорд Дункан резко остановился.

– Боже правый, – произнес он. Затем повторил: – Боже правый. – И зашагал дальше.

Хмыкнув, Честити заторопилась следом. Отец ничего не знал о брачном агентстве – только о секретах «Леди Мейфэра».

К. четырем часам Дуглас вернулся на Харли-стрит, чтобы встретить своего самозваного декоратора. Он порядком вымотался и сознавал, что его костюм не стал чище от посещения больницы Святой Марии, поскольку его пациенты не отличались особой чистоплотностью. Тем не менее он расправил воротничок, застегнул пиджак и привел в порядок письменный стол в кабинете. Когда его гостья прибыла, он открыл ей дверь и широким жестом обвел комнату ожидания.

– Ну что, Лаура, у вас есть какие-нибудь идеи?

.– О да. – Она прошлась по комнате, зажав под мышкой сумочку. – Я так и вижу, что здесь нужно сделать. Пастельные тона... легкие занавески на окнах... мягкие кресла с подушками, обтянутыми набивным ситцем, удобные диваны... цветочные натюрморты на стенах. Все должно быть приветливым и бодрящим. – Она повернулась к Дугласу, взволнованно сцепив перед собой руки. – Предоставьте все мне, дотторе. Я знаю, как заставить пациентов расслабиться. Я обо всем позабочусь.

Заставить пациентов расслабиться? Определенно это входит в курс лечения. Дуглас с сомнением огляделся, пытаясь представить стены, выкрашенные в пастельные тона. Пожалуй, будет лучше, чем тускло-зеленый... не говоря уже о позолоченной лепнине. Кто сказал, что приемная солидного врача должна иметь темно-коричневую гамму? Цветы радуют глаз, а мягкие подушки располагают к покою. Вот только набивной ситец? Атмосфера сельского коттеджа не совсем то, что он имел в виду. Дуглас перевел задумчивый взгляд на свою гостью.

– Ну, может, не совсем пастельные тона, – медленно размышлял он. – Вообще-то я думал о кремовых стенах.

Она рассмеялась:

– Что ж, можно подумать и о них, дотторе... я хотела сказать – Дуглас. Никак не привыкну к лондонским нравам. В Италии мы всегда придерживаемся формальностей.

– Можете обращаться ко мне, как вам удобно, – разрешил Дуглас.

– Так вы согласны предоставить мне полную свободу? – Лаура отворила дверь в кабинет.

Дуглас пожал плечами. У него нет времени на подобные вещи. Да и что он, собственно, теряет?

– Буду вам чрезвычайно признателен, – подавил он вспышку беспокойства, навеянную ярким видением резиденции Делла Лука на Парк-лейн. – Я представлял себе нечто солидное и вместе с тем уютное, отвечающее лондонскому ДУХУ! – высказался он.

Она повернулась к нему, протянув руки:

– Можете положиться на меня, дотторе. Я охотно сделаю все для вас. Видите ли, я не выношу праздности и очень рада, что могу заняться чем-то полезным.

Дуглас взял ее руки в свои.

– Благодарю вас, – произнес он вполне искренне. Было бы странно, если бы он отнесся к ее предложению иначе. Разве не такую женщину он искал, обратившись в брачное агентство? Женщину, которая примет активное участие в становлении его практики. А Лаура Делла Лука, похоже, горит желанием взять на себя его заботы.

Она не спешила отнять руки, и Дугласу пришлось проявить инициативу, мягко, но решительно отпустив их. Он проводил ее на улицу в густеющие сумерки и подозвал кеб.

– Мне не терпится приступить к нашей совместной деятельности, Дуглас, – многозначительно сжала его пальцы Лаура, когда он помог ей забраться внутрь.

Ситуация остро напомнила Дугласу прошлый вечер, когда он оказывал ту же услугу Честити Дункан. С той лишь разницей, что у него не возникло ни малейшего желания подсаживать Лауру Делла Лука в экипаж. Он отогнал мысль о мисс Дункан.

– Мне тоже, – ответил он и отступил на тротуар, когда кеб тронулся с места.

Так, теперь можно пропустить стаканчик с коллегой-врачом. Один из утомительных социальных ритуалов, которые ему придется исполнять на пути к заветной цели. Но он не собирается спешить. Как бы ни раздражала его нынешняя неспособность справиться с бесконечной очередью больных и нуждающихся, обитавших в окрестностях больницы Святой Марии, он должен проявить выдержку и проникнуть в высшие эшелоны лондонского общества, не выдав даже намеком своего нарастающего нетерпения.

– Но я серьезно, Кон, – настаивала Честити. – Лакей действительно выглядел так, словно сошел со сцены «Женитьбы Фигаро». Я бы не удивилась, если бы он вдруг разразился арией.

– А дом и вправду отделан в стиле итальянского палаццо времен эпохи Возрождения? – спросила Пруденс с недоверчивым смешком.

– Не снаружи, разумеется. На вид это большой и весьма респектабельный особняк в духе Парк-лейн. Но внутри! Такое ощущение, будто они перенесли весь интерьер прямо из галереи Уффици. – Она покачала головой. – Нехорошо, конечно, издеваться над ближними, но все там так... неуместно.

– И вы не придумали ничего лучше, чем пригласить их на Рождество, – констатировала Констанс. – Подумать только, нам придется терпеть ужасную Лауру целую неделю.

– Нам придется терпеть ее гораздо дольше, если она станет нашей сводной сестрой.

– Мы выдадим ее замуж, и вы должны признать, что ее мать – очень приятная женщина, – оправдывалась Честити. – Я понимаю, что нужно было посоветоваться с вами, прежде чем приглашать кого-либо, но отец застал меня врасплох.

– А по-моему, его инициатива – очень хороший признак, – проговорила Пруденс. – В конце концов, в свой дом и он вправе приглашать кого захочет.

– Вот именно, – согласилась Констанс. – И мы должны радоваться его реакции. Кстати, он не говорил, что мы не в состоянии накормить и напоить такую прорву людей?

– Пока нет, – пробормотала Честити. – Видимо, он еще не спустился с небес на землю.

– Если они приедут на Рождество, нет нужды давать обед в оставшееся до праздников время, – вымолвила Констанс. – А значит, нам не придется обрабатывать отца сегодня вечером.

– Кажется, он пришел. – Честити склонила голову набок, прислушиваясь к голосам, доносившимся из-за двери гостиной. – Разговаривает с Дженкинсом.

Спустя секунду лорд Дункан вошел в комнату.

– Ну-ну, мои дорогие, совсем как в старые времена, – объявил он, потирая руки. – Как насчет хереса? Вы уже налили себе?

– Нет еще, – ответила Констанс. – Ждем тебя.

– Тогда я разолью вам. – Он подошел к подносу с напитками. – Итак, какой приятный повод свел нас сегодня вместе?

– Никакой, – обернулась к нему Пруденс. – Просто мы решили устроить тихий семейный вечер.

Лорд Дункан вручил дочерям по бокалу хереса, поглядывая на них с нескрываемым подозрением, но не дождался в ответ ничего, кроме невинных улыбок и простодушных взглядов. Налив себе виски, он остановился перед камином. В черном вечернем костюме, с золотой цепочкой, поблескивавшей на круглом брюшке, он являл собой образец отца семейства, никогда не верившего в пользу отказа от маленьких радостей жизни.

– А где же ваши мужья? – Он сделал глоток виски, так и не избавившись от своих подозрений.

– О, они заняты своими делами... во всяком случае, Макс.

– Гидеон повел Сару в театр, – сообщила Пруденс. – На «Двенадцатую ночь». Она изучает в школе Шекспира.

Лорд Дункан нахмурился, уставившись в свой бокал. Объяснение выглядело вполне правдоподобным.

– Честити рассказала вам, что мы пригласили гостей на Рождество?

– Да, прекрасная идея, – поддержала Констанс. – Графиня – очень милая женщина.

– Сара будет в восторге от большой компании, – добавила Пруденс. – Как будто ей мало любящих тетушек, готовых вконец избаловать ребенка.

– А как вы собираетесь развлекать гостей? – спрос-ил лорд Дункан.

– Никак, – ответила Честити, взглянув на сестер. – А что, разве нужно делать что-то особенное?

– Думаю, гости рассчитывают, что их будут развлекать, – уверил лорд Дункан. – Может, нам пригласить соседей, как вы считаете? На легкий ужин, если не на обед.

– После охоты? – поинтересовалась Констанс.

– Кушать подано, милорд, – объявил Дженкинс, появившись в дверях.

– О, отлично. – Лорд Дункан потер руки. – Вы принесли вино, которое я просил, Дженкинс?

– Да, милорд. Две бутылки.

– Чудно, чудно. – Он вздохнул. – Две последние бутылки. Такого вина больше не будет. Но мы так редко обедаем всей семьей, мои дорогие, что нашу встречу стоит отметить.

– А почему такого вина больше не будет, отец? – полюбопытствовала Пруденс, когда они вышли в холл, направляясь в столовую.

Лорд Дункан испустил еще более тяжкий вздох.

– Из-за нашего финансового положения, дорогая. Я заплатил приличную сумму, когда закладывал его в погреб. Бог знает сколько оно теперь стоит.

Сестры обменялись раздраженными взглядами, усаживаясь за стол.

– Отец, нет никаких причин отказывать себе во всем, – произнесла Пруденс. – Конечно, мы не можем сорить деньгами, но мы сэкономим на лошадях и экипаже, когда Кобем оставит службу, и я уже нашла желающих арендовать нашу конюшню. Аренда обеспечит дополнительный доход, которого более чем достаточно, чтобы покупать хорошее вино. – У нее хватило благоразумия не упоминать о растущих прибылях «Леди Мейфэра». Отец не желал даже слышать о такого рода источнике дохода.

– Я хотел бы кое-что обсудить с вами, девочки, – объявил лорд Дункан, берясь за ложку. – У вас теперь имеются собственные дома, которые требуют ваших забот. Незачем обременять себя еще и нашим хозяйством.

– Мы так долго занимались им, что не можем остановиться, – возразила Констанс.

– Да к тому же нам это нравится, – поддакнула Пруденс. – Дело не такое уж хлопотное.

– И у нас хорошо получается, – вставила Честити с льстивой улыбкой. – Мама позаботилась о том, чтобы научить нас всему, что мы умеем. Ты же знаешь, она хотела, чтобы мы приняли на себя ее обязанности, по крайней мере пока... – Она осеклась.

– Пока что? – спросил он, глядя на нее из-под нахмуренных седых бровей.

Честити пожала плечами:

– Никогда не знаешь, что может случиться завтра.

– Или кого можно встретить, – подхватила Констанс.

Последовало короткое молчание, пока лорд Дункан переваривал услышанное. Затем на его щеках выступил легкий румянец, и он энергично тряхнул головой.

– Чепуха, – заявил он. – Сущая чепуха. Не знаю, что на вас нашло... – Он потянулся к своему бокалу. – Давайте лучше поговорим о Рождестве, хотя не представляю, как мы сможем принять такую уйму народу. Я подумываю о том, чтобы отменить сбор охотников в имении.

– Но мы всегда проводили сбор охотников, – возразила Констанс. – Сложилась традиция, мы не можем от нее отказаться.

– Вино, закуски, – пробормотал лорд Дункан. – Сбор влетит в копеечку.

– О, вряд ли, – рассмеялась Честити. – Полсотни рюмочек хереса, только и всего.

– Как-нибудь справимся, – кивнула Пруденс.

– Кроме того, не все рождественские развлечения требуют значительных расходов, – рассудила Честити. – Мы устроим вечеринку для соседей, сбор охотников на следующий день после сочельника, а в остальное время будем играть в домашние игры, например, разгадывать шарады. Во сколько это может обойтись?

– Трехразовое питание для... какого количества людей? – Лорд Дункан задумался. – Завтрак, обед, ужин... не говоря уже о пятичасовом чае для... – он принялся считать в уме, – двенадцати человек! – объявил он чуть ли не с торжеством. – Не считая слуг, разумеется. И добавьте ко всему прочему рождественский обед и подарки для прислуги.

– Отец, за все годы после смерти мамы мы ни разу не изменили семейным традициям, отмечая Рождество. А сейчас у нас больше денег, чем раньше, – терпеливо разъяснила Пруденс. – Тебе не о чем беспокоиться, кроме винного погреба. Обсуди с Дженкинсом, что там есть, а остальное можно заказать.

Вместо ответа лорд Дункан буркнул что-то неразборчивое, что могло сойти за согласие, и сменил тему:

– Как я понял, девочки, вы собираетесь на свадьбу к Луканам?

– Да, и приедем на поезде. Дженкинс и миссис Хадсон отправятся на день раньше, – сообщила Честити.

– Пожалуй, мне следует поехать с ними, чтобы проследить за приготовлениями.

– Отличная идея! – воскликнула Честити, спеша заверить отца, что его участие в организации приема не будет лишним. – Где, по-твоему, лучше всего разместить графиню?

– В зеленой спальне, вне всякого сомнения, – отозвался он. – Это самая большая из гостевых комнат с прекрасным видом на парк. Уверен, графине понравится.

– Похоже, посеянное нами зернышко пустило корни, – резюмировала Констанс позже, когда лорд Дункан уединился в библиотеке со стаканчиком портвейна, а сестры поднялись в свою гостиную наверху.

– И мы дали ему понять, что не возражаем против его повторной женитьбы, – откликнулась Честити со своего уютного местечка на диване.

– И вполне успешно, – подвела итог Пруденс. – Главное теперь – не торопить события. Вы же знаете, как он упрям.

– Жаль только, что он настолько одержим деньгами, точнее, их отсутствием, – вздохнула Честити.

– Бедняжка, тебе .приходится постоянно сталкиваться с подобными разговорами. – Пруденс одарила ее сочувственной улыбкой. – Мы избавлены от них хотя бы дома.

– О, все не так уж плохо, – поспешно успокоила их Честити.

Констанс бросила на нее задумчивый взгляд, прежде чем сменить тему:

– Если графиня займет зеленую комнату, где разместятся остальные? Как насчет нашего славного доктора? У тебя есть какие-нибудь мысли, Чес?

– Может, поместить его в соседнюю с Лаурой комнату? – предложила Честити. – Или будет слишком нарочито?

– Едва ли, – хмыкнула Пруденс. – Не могу представить себе, чтобы Лаура шастала по чужим постелям. А вы?

Сестры дружно рассмеялись над столь абсурдной идеей. Лаура Делла Лука слишком чопорна и высокомерна для тайных вылазок под покровом ночи.

– Зато, если поселить их в соседних комнатах, они будут то и дело натыкаться друг на друга, – высказалась Констанс. – На лестнице, в коридоре... ну и вы понимаете.

– В таком случае мы поместим доктора в китайскую комнату, а его будущую невесту – в розовую спальню рядом, – подытожила Честити. – Думаю, ей там понравится. Не совсем в итальянском духе, но все розовое-розовое, а мебель белая с золотом. Она будет чувствовать себя как дома.

– А дамы привезут с собой слуг? – спросила Констанс, потянувшись к секретеру за пером и блокнотом. – Пора начинать делать заметки.

– Думаю, они возьмут своих личных горничных, – сказала Честити. – Миссис Хадсон найдет, где их разместить.

– А доктор?

– Вряд ли он явится с камердинером, – ответила Честити. – Если, конечно, не пожелает пустить нам пыль в глаза.

– Джентльмены, обитающие на Уимпол-стрит, обычно имеют камердинеров, – объяснила Пруденс.

– Насколько мне известно, у него есть экономка, она же кухарка, – задумчиво произнесла Честити. – Он сказал, что она досталась ему вместе с квартирой. Но я не уверена насчет камердинера.

– Придется спросить его, – молвила Констанс. – При следующей встрече.

– И когда же она будет? – задала вопрос Честити. – У нас нет его адреса, чтобы связаться с ним напрямую, и мы не можем воспользоваться услугами миссис Билл, не выдав своей причастности к брачному агентству.

– Зато он знает, как найти тебя, – напомнила ей Констанс, зевнув, и поднялась на ноги. – Так или иначе, но ему придется объявиться до Рождества, чтобы уточнить маршрут, время и прочие детали, связанные с поездкой.

– Лучше я спрошу у Лауры. Доктор оставил ей адрес своей приемной на Харли-стрит, – поведала Честити. – Я напишу ему и все узнаю. Для того чтобы известить его, незачем встречаться.

– Пожалуй, – согласилась Пруденс, с любопытством глядя на младшую сестру. – Не хочешь встречаться – и не надо. Дело твое.

– Вот именно, – проворчала Честити.

Глава 8

Честити быстро шагала по улице в наглухо застегнутом пальто. Меховой воротник она подняла до ушей, шляпку надвинула на лоб, , руки спрятала в перчатки на меху. На ее ногах красовались высокие ботинки на пуговках. Но даже такие ухищрения не спасали от ледяного ветра, развевавшего концы ее шарфа. Изо рта у нее вырывался пар, щеки и кончик носа покраснели от холода.

Угловой магазинчик миссис Бидл казался благословенной гаванью. Честити вошла внутрь и поспешно захлопнула за собой дверь. Остановившись посреди комнаты, она вдохнула теплый воздух, насыщенный запахами пряностей и свежей выпечки.

На звук колокольчика из-за занавески, отделявшей магазин от кухни, показалась миссис Бидл.

– О, мисс Чес, – просияла она. – Да вы совсем замерзли. Входите и выпейте чашечку горячего какао. Я только что вынула из плиты кекс. – Она подняла откидную крышку прилавка.

– Я уже чувствую запах. – Честити похлопала ладонями, чтобы восстановить кровообращение в онемевших, несмотря на теплые перчатки, пальцах. – Что может быть лучше в такую погоду, чем какао с кексом? – Она зашла за прилавок, опустив за собой крышку, прежде чем последовать вместе с миссис Бидл за занавеску, в кухню.

– О, как здесь уютно! – воскликнула она.

– Садитесь поближе к плите, милочка. – Хозяйка поставила на огонь кастрюльку с молоком. – Там на полке для вас найдется пара писем.

– Спасибо. – Честити взяла письма и опустилась на стул, придвинув его к плите. Оба конверта адресованы «Леди Мейфэра». Сунув их нераспечатанными в карман пальто, она сняла перчатки и размотала шарф. – На улице такой ветер, что все прохожие просто посинели от холода.

– Да, сегодня маловато посетителей. – Миссис Бидл отрезала большой кусок кекса с клубничной начинкой. – В такой холод лучше сидеть дома. Угощайтесь, мисс Чес. Сейчас заварю какао.

Честити с благодарной улыбкой взяла тарелку. Хозяйка насыпала какао в кружку, залила его кипящим молоком и энергично перемешала. Затем поставила кружку на табурет рядом со стулом гостьи.

Честити вдохнула густой аромат напитка и отломила кусочек кекса.

– Как поживаете, миссис Бидл?

– Неплохо, дорогая, – добродушно ответила пожилая женщина. – Перед Рождеством дела всегда идут бойко.

– Интересно, выпадет снег в сочельник? – Честити наслаждалась неспешной беседой в теплой кухне. Снова звякнул дверной колокольчик, и миссис Бидл, извинившись, скрылась за занавеской.

– Давненько вы не приходили, доктор, – радостно встретила она пришедшего, войдя в магазин. – А я уж решила, что вы нас совсем покинули.

– Я переехал на прошлой неделе, миссис Бидл, – пояснил Дуглас. – В центр Лондона.

Честити едва дышала, застыв на месте с куском кекса в руке. Вот уж воистину повезло! Явись она пятью минутами раньше или позже, то налетела бы прямо на доктора Фаррела. Интересно, как бы она объяснила свое присутствие в скромном магазинчике, служившем почтовой конторой для «Леди Мейфэра». Дуглас не настолько глуп, чтобы не обратить внимания, что знакомство с потенциальной невестой состоялось не где-нибудь, а в доме Честити Дункан. Можно не сомневаться, что он сложил бы два и два вместе.

– В центр Лондона? – восторженно переспросила миссис Бидл. – Я люблю там гулять, особенно на Рождество. Мне нравится рассматривать праздничные витрины. Так чего пожелаете, доктор?

– О, как обычно... мятных и лакричных леденцов, по фунту того и другого, если вас не затруднит, миссис Бидл. И еще я хотел бы оставить у вас письмо для передачи.

– Конечно, доктор. Просто положите его на прилавок, вон туда.

Честити, притаившаяся за занавеской, могла слышать, как хозяйка насыпает и взвешивает конфеты. Она Проглотила наконец кусок кекса и, слизнув джем с пальцев, потянулась за кружкой с какао, стараясь не производить ни малейшего шума. Не то чтобы она опасалась, что Дугласа заинтересуют звуки, доносившиеся из личных апартаментов хозяйки. Просто так она чувствовала себя спокойнее.

Вслед за обменом любезностями, сопровождавшими покупку, послышался звон дверного колокольчика, означавший, что посетитель ушел. Миссис Бидл вернулась в кухню с письмом в руке.

– Какое совпадение, мисс Чес! – воскликнула она. – Доктор Фаррел только что оставил письмо для «Леди Мейфэра». Разве не удивительно, что вы оказались здесь собственной персоной?

– Пожалуй. – Честити взяла протянутое письмо. – Но с другой стороны, в редакцию пишет немало народу.

– И то правда, – подтвердила хозяйка с несколько озадаченным видом. – Но писать письма в журнал для дам совсем не похоже на доктора. О чем он может писать в «Леди Мейфэра»?

– Не имею понятия, – сказала Честити. Сунув конверт в тот же карман, где уже лежали другие письма, она потянулась за шарфом и перчатками. – Я должна бежать, миссис Бидл. Большое спасибо за кекс и какао. Я так согрелась, что готова снова сразиться с холодом и ветром.

– Вот и славно, мисс Чес. Передайте мои наилучшие пожелания мисс Кон и мисс Пру.

– Обязательно. Мы, наверное, не увидимся до праздников, так что счастливого вам Рождества, миссис Бидл, и веселого Нового года.

– И вам того же, моя дорогая, – пожелала та, следуя за девушкой в магазин.

Честити отворила дверь и осторожно выглянула наружу. Дуглас, успевший добраться до ближайшего перекрестка, свернул за угол.

– До свидания, миссис Бидл.

Она помахала хозяйке рукой и вышла на улицу. Дуглас удалялся в направлении, противоположном тому, который вел к ее дому, однако Честити последовала за ним, даже не задумавшись. Она не хотела встречаться с доктором Фаррелом, но ей очень хотелось узнать, куда он направляется с двумя фунтами конфет.

Свернув следом за Дугласом, Честити увидела его высокую фигуру, энергично шагавшую по улице. Она подождала, пока он скроется за очередным углом, и, подхватив юбки, припустила бегом, стараясь не упустить его из виду.

Улицы становились все уже и грязнее. Людей встречалось мало, очевидно, из-за холодной погоды, но те немногие, кого она видела, были бедно одеты, а дети, выбегавшие из обшарпанных домишек, сверкали босыми пятками. Тем не менее Честити продолжала следовать за приметной фигурой доктора, который целеустремленно шагал вперед, не глядя по сторонам.

– Леди, леди... подайте пени... один пени, леди...

Честити настолько углубилась в свои мысли, подавленная окружающей нищетой, что не сразу услышала голоса, просившие подаяние. Обернувшись, она оказалась лицом к лицу со стайкой оборванных подростков с протянутыми руками.

Пошарив в карманах в поисках кошелька, она вытрясла на ладонь горсть мелочи, чувствуя на себе пристальные взгляды, следившие за каждым ее движением. При виде монет подростки подступили ближе. В их запавших глазах появилось хищное выражение. Честити ощутила беспокойство. Как она могла поддаться такому дурацкому порыву! Теперь даже пожелай она вернуться назад, вряд ли ей удастся найти обратную дорогу в хитросплетении глухих улочек. Придется открыться Дугласу, и бог знает как он отнесется к ее преследованию. Швырнув мелочь на землю, она бросилась бегом за своей ускользающей целью, оставив мальчишек сражаться за медные гроши, ползая на четвереньках.

Дуглас свернул в узкий переулок за церковью и остановился перед одним из домов. Он явно не подозревал, что она следует за ним, и Честити замедлила шаг, переводя дыхание. Доктор открыл дверь и исчез внутри. Колючий ветер нес по улице измазанную в навозе солому, обрывки бумаги, картофельные очистки и прочий мусор. Честити поежилась, чувствуя, как холод пробирается под теплое пальто. Не может же она стоять здесь до бесконечности! Распрямив плечи, Честити решительно подошла к двери и распахнула ее, шагнув в небольшое, тускло освещенное помещение, набитое людьми, в основном детьми и женщинами с изможденными лицами.

Она растерянно огляделась, ошеломленная видом человеческого несчастья, казавшегося настолько осязаемым, что она ощущала его запах. В комнате было одновременно холодно и душно, едкий дым от горевших в очаге углей смешивался с чадом масляных ламп. Дуглас стоял к ней спиной, склонившись над женщиной, сидевшей на шатком стуле с младенцем в руках. Взяв у нее из рук ребенка, он прислонил его к своему плечу привычным жестом, свидетельствующим о немалом опыте.

– Закройте дверь, – бросил он, не оборачиваясь, и Честите осознала, что все еще стоит на пороге, впуская холодный воздух в помещение.

Она хотела шагнуть назад, на улицу, затворив за собой дверь, но тут Дуглас оглянулся и недоверчиво уставился на нее, все еще придерживая своей большой ладонью головку младенца.

– Честити? Какого дьявола...

– Я заметила вас на улице и хотела подойти, – поспешно стала объяснять Честити, не дав ему закончить. – Но ко мне пристали какие-то подростки, требовавшие денег, и я испугалась. Глупо, конечно... – Она беспомощно замолчала, понимая всю неубедительность подобного объяснения своему бесцеремонному и явно нежелательному вторжению.

Младенец заплакал, переключив на себя внимание Дугласа. Он коснулся пальцами крохотного ушка, и ребенок отозвался жалобным воплем.

– Ну-ну, – протянул Дуглас, нежно покачивая малыша, мать которого взирала на него со смесью надежды и безысходности. – Кажется, он подхватил ушную инфекцию. Думаю, мы в силах ему помочь. – Он взглянул на женщину с успокаивающей улыбкой. – Пройдемте в кабинет, миссис Кроукер – С плачущим ребенком на руках он направился в соседнюю комнату. Мать последовала за ним.

Честити осталась стоять у входной двери, размышляя над тем, не выскользнуть ли ей за дверь и сделать вид, что она никогда сюда не приходила. Почувствовав, что ее дергают за юбку, она опустила глаза и увидела обращенное к ней бледное личико девочки лет четырех. Из покрасневшего носа малышки текло. Порывшись в сумке, Честити нащупала пакетик мятных леденцов, который всегда носила с собой, и протянула один девочке. Секунду та с подозрением смотрела па конфетку, затем схватила ее и быстро сунула в рот, словно боялась, что ее отнимут.

Дверь кабинета отворилась, выпустив миссис Кроукер с притихшим младенцем на руках. Следом появился Дуглас и поманил к себе Честити. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Провожаемая тусклыми безразличными взглядами, она последовала за ним в небольшую комнату, всю обстановку которой составляли стол, два колченогих стула, книжная полка и ширма в углу.

– Что вы здесь делаете? – требовательно спросил Дуглас.

– Я же сказала. Увидела вас и попыталась догнать, – ответила Честити вызывающим тоном, словно ее поступок был самый естественный на свете. – Мне нужно задать вам вопрос. Точнее, несколько вопросов.

Угольно-черные глаза доктора недружелюбно блеснули.

– И что же привело достопочтенную Честити Дункан в такую непрезентабельную часть Лондона?

– Я заходила к нашей старой служанке, бойко солгала она. – Она живет в Кенсингтоне, на Хай-стрит... над булочной. Мы с сестрами по очереди навещаем ее раз в месяц. Бедная старушка страдает от одиночества. Я как раз выходила от нее, когда увидела вас, и решила воспользоваться случаем, чтобы получить ответ на свои вопросы.

Дуглас недоверчиво воззрился на нее:

– И ради каких-то вопросов вы рискнули забраться так далеко?

– А что такого? – наивно осведомилась Честити. – По-моему, вполне естественно, увидев на улице человека, с которым хочешь поговорить, последовать за ним и постараться привлечь его внимание.

Дуглас нетерпеливо тряхнул головой.

– В таком случае почему вы не окликнули меня? – опять спросил он. – Как только увидели.

Хороший вопрос. Честити медлила, чувствуя, что правдивый ответ не встретит у пего понимания. Доктор не походил на человека, способного извинить простое человеческое любопытство.

– Я окликала, – опять солгала она. – Но вы шли очень быстро и, видимо, не слышали. А когда я сообразила, что заблудилась, мне ничего не оставалось, как следовать за вами. Кстати, что это за место?

Дуглас сжал губы при виде отвращения в ее глазах. Он словно услышал голос Марианны, задавшей ему тот же вопрос и тем же тоном.

– Боюсь, здесь не самое привычное для вас окружение, – произнес он с нескрываемым презрением.

Честити слегка покраснела.

– Думаю, и для вас тоже, – заметила она. – Оно совсем не похоже на Харли-стрит.

С минуту он молча смотрел на нее, словно на какую-то букашку под микроскопом, затем сухо ответил:

– Да. Но если вы постараетесь ничего не трогать и не слишком глубоко дышать, то, будем надеяться, не подхватите здесь какую-нибудь заразу.

Румянец на щеках Честити стал гуще. Может, она и явилась сюда без приглашения, но ничем не заслужила презрительной отповеди.

– Пожалуй, мне лучше нанять экипаж, – процедила она, пытаясь сохранить достоинство.

– Не будьте смешной, – оборвал ее Дуглас. – Не думаете же вы в самом деле, что в таком районе города можно встретить извозчика.

Честити сделала глубокий вдох и без всякого выражения произнесла:

– Если вы объясните мне, как выбраться отсюда и добраться до сколько-нибудь знакомых мест, я оставлю вас в покое. И. вы сможете заняться своими пациентами.

Дуглас не сразу ответил, но сердитая морщинка над его густыми бровями стала глубже. Ему только не хватало, чтобы дамочка из высшего общества совала нос в его дела! Если она начнет трепать языком, слухи разойдутся по всему городу. Интересно, много ли найдется богатых пациентов, которые пожелают иметь дело с врачом, который ведет прием в лондонских трущобах? Да они будут обходить его за версту! Но ущерб уже нанесен, и он не может с чистой совестью отпустить ее одну.

– Сомневаюсь, что вы сумеете выбраться отсюда, – заявил он наконец. – К тому же вы обязательно привлечете к себе нежелательное внимание. Я понимаю, что здесь не самое приятное место, но вам придется подождать, пока я смогу проводить вас домой. Сядьте вон туда. – Он указал на стул у окна.

Честити могла бы ответить, что находит подобное место не неприятным, а удручающим. То, что она увидела, вызвало у нее ужас и сострадание. Но если доктор Фаррел считает нужным разговаривать с ней таким саркастическим тоном, будь она проклята, если признается в том, что чувствует на самом деле.

– Я посижу в приемной, – повернулась она к двери.

– Я бы вам не советовал, – бросил Дуглас. – Там полно всякой заразы, которая только и ждет, чтобы наброситься на такой редкостный цветок, как вы.

– А как же вы? – Честити начала злиться. Она не могла понять, чем вызвана подобная враждебность. Конечно, у него есть основания для недовольства, но он заходит слишком далеко, и она не намерена терпеть его грубость. – Вам не кажется, что вы можете перенести инфекцию на людей, с которыми общаетесь в своей другой жизни, доктор Фаррел?

– Уверяю вас, мисс Дункан, что я принимаю все меры, чтобы не стать переносчиком заразы, – заверил он ее все тем же презрительным тоном.

Честити вышла в приемную и села на свободное место. Дети хныкали и вертелись, а их апатичные матери чередовали шлепки с объятиями. Все дрожали от холода. Честити раздала остатки леденцов, сожалея, что не захватила больше и считая такое угощение слабым утешением перед лицом общего несчастья. По крайней мере оно создавало у нее ощущение, что она оказалась не совсем бесполезна. Кутаясь в пальто, Честити сидела в своем углу, наблюдая за Дугласом, когда он выходил из своего кабинета и тихо переговаривался с очередным пациентом, прежде чем пригласить его войти.

Доктор разительно отличался от элегантного врача, обитавшего на Уимпол-стрит и Харли-стрит, и от человека, который обожал скрипку и мог быть обаятельным и остроумным собеседником, не говоря уже о вольностях, которые он себе позволил, подсаживая ее в карету. Определенно в лице Дугласа Фаррела она встретила доктора Джекилла и мистера Хайда (** Персонажи романа Роберта Льюиса Стивенсона.). Но почему он работает здесь? Может, все дело в том, что он не решается отказаться отданной практики, пока не обзавелся другой, более прибыльной, на Харли-стрит? Но разве здешние пациенты в состоянии платить за его услуги? Вряд ли.

«А что, если он сознательно сделал такой выбор?» – вдруг подумала Честити, глядя, как Дуглас опустился на колени перед пожилой женщиной с обмотанными тряпьем ногами. Придерживая ладонью бесформенную ступню, он размотал полоски ткани и осторожно ощупал распухшие лодыжки. Да ведь он относится к несчастным больным беднякам с любовью! А они ловят каждое его слово, не отрывая от него глаз и следя за каждым его движением. Но как совместить такую, почти библейскую сцену с доходной практикой на Харли-стрит? И почему он отнесся к ней с таким презрением, с такой враждебностью, если любит свое дело? Если гордится тем, что делает? Зачем вести себя так, будто его поймали за каким-то постыдным занятием?

Почти два часа Честити просидела у стены, стараясь казаться невидимой. Что ж, по крайней мере она разгадала загадку леденцов, решила она, заметив, что большинство взрослых выходят из кабинета доктора с лекарствами, а все дети без исключения – с горстями конфет. Наконец Дуглас пригласил последнего пациента, и Честити осталась в приемной одна. Продрогнув от долгого сидения на месте, она поднялась с обшарпанного стула и, подойдя к очагу, протянула руки к скудному пламени.

Дверь кабинета открылась, и она услышала голос Дугласа:

– Приведите Мэдди через пару дней, миссис Гарт. Очень важно, чтобы я еще раз осмотрел ее. Постарайтесь не забыть.

Повернувшись, Честити увидела доктора, провожавшего к выходу изможденную женщину и щупленькую девочку.

– Вот бедняги, – беспомощно пожалела она их.

– Вот именно. Бедняки. – Дуглас прошел мимо нее и нагнулся к очагу, чтобы присыпать угли, потом погасил лампы. – Полагаю, сегодняшний день показался вам интересным? Возможно, даже познавательным? – Он говорил все тем же враждебным тоном, словно бросал ей вызов.

– Скорее удручающим, – уточнила она. – Я понимаю, почему вы хотите перебраться на Харли-стрит.

– Вот как? – издал он короткий смешок. – Понимаете? – Распахнув дверь, он пропустил ее вперед, затем вышел сам и притворил за собой дверь.

– Разве вы не запираете помещение? – спросила Честити, обматывая шею шарфом.

– Здесь нечего красть, и потом, вдруг какому-то бедолаге захочется погреться, – коротко разъяснил Дуглас, глядя на нее все с той же хмурой гримасой. – Могу я надеться, что мой маленький секрет останется между нами? – добавил он с таким видом, словно слова вытягивают из него клещами.

– У меня нет привычки сплетничать, – холодно обещала Честити. – И вообще, ваши дела меня не касаются.

Дуглас не выглядел убежденным, однако коротко кивнул.

– Пойдемте, я до смерти замерз.

Он схватил Честити за руку и быстро зашагал, увлекая ее за собой по убогим улочкам, пока они не очутились на широкой и прямой Хай-стрит.

– Здесь на углу остановка омнибуса, – показал он. – Он доставит нас прямо на Оксфорд-стрит.

Честити чуть не сказала, что в такой холод она предпочла бы нанять экипаж, но вовремя прикусила язык. После увиденного сегодня днем она бы не удивилась, что доктору нечем заплатить за кеб. Помня, как Дуглас отреагировал на намек, что у него, возможно, туговато с деньгами, Честити не хотела напрашиваться на очередной выговор, предложив оплатить проезд.

К счастью, им не пришлось долго ждать. Подошел переполненный омнибус, и Дуглас довольно бесцеремонно втолкнул ее в середину, где осталось свободное место, точнее – половина сиденья, поскольку другую половину занимала женщина внушительных пропорций с множеством пакетов и объемистой сумкой на коленях, из которой она извлекла вязанье. Честити пристроилась на краешке сиденья, а Дуглас встал в проходе, держась за ременную петлю. Он был такого высокого роста, что петля касалась его плеча и ему не приходилось напрягаться, чтобы дотянуться до нее.

– Так какие же не терпящие отлагательства вопросы вы хотели мне задать? – осведомился он, вручив кондуктору шестипенсовую монету в качестве оплаты за проезд, когда омнибус тронулся с места.

Толстуха на соседнем сиденье засуетилась, собираясь выйти на следующей остановке, и Честити воспользовалась заминкой, чтобы обдумать свое сочиненное впопыхах оправдание. Ясно, что оно не выглядело убедительным. С невнятными извинениями женщина протиснулась между ними, придерживая руками рассыпающиеся пакеты. Из ее открытой сумки угрожающе торчали вязальные спицы. Когда она наконец исчезла в проходе, сопровождаемая недовольным ворчанием пассажиров, Честити скользнула к окну, на место, приятно нагретое его предыдущей обитательницей, а Дуглас сел рядом.

– Итак?

Даже если его не устроит ее объяснение, другого у нее просто нет.

– Я хотела уточнить некоторые детали, касающиеся вашего приезда в Ромзи, – пояснила она. – А поскольку у меня нет вашего адреса, оставалось только рассчитывать на случайную встречу.

– И все? – недоверчиво посмотрел он на нее. – Вы последовали за мной в дебри Эрлз-Корта по такому пустячному поводу?

– Вы можете считать наше приглашение пустяком, – огрызнулась Честити. – Но я как хозяйка приема думаю иначе. Когда вы собираетесь приехать? На какой срок? Привезете ли с собой слуг? Все вопросы для нас жизненно важные.

Дуглас откинул назад голову и невесело рассмеялся:

– Жизненно важные! Боже правый. Полагаю, для некоторых людей так оно и есть. После того, что вы видели сегодня днем, как вы можете говорить такую ерунду... Ладно, прошу прощения. – Он покачал головой. – Я знал, что бессмысленно ждать понимания от такой, как вы.

Такой, как она! Честити ощутила озноб, никак не связанный с холодной погодой. За кого, собственно, он ее принимает? Она пережила настоящий шок, ее переполняли ужас и сострадание. – Если бы не его враждебность, изрядно охладившая ее пыл, она прониклась бы восхищением к Дугласу Фаррелу. Особенно ее возмущал тот факт, что он собирается бросить несчастных на произвол судьбы, чтобы сделать карьеру в светском обществе, куда намерен войти под ручку с богатой женой. Но не может же она высказать ему свои мысли! Ведь предполагается, что ей неизвестно о его амбициях и презрении к богачам, с помощью которых он надеется набить свои карманы. А теперь он демонстрирует такое же презрение к ней.

– Ну, учитывая, что вы покидаете своих пациентов, – все-таки не сдержалась она, – ради более легкой и выгодной практики, не думаю, что вы вправе бросать в меня камни, доктор Фаррел.

Дуглас промолчал. Он видел ее отвращение, видел, как она сторонилась обездоленных людей, собравшихся в его приемной. Он не станет тратить силы, пытаясь ей что-то объяснить.

Внезапно Честити выдавила:

– Я выйду на следующей остановке и возьму кеб. – Она поднялась. В свете уличных фонарей, мелькавших за окнами омнибуса, ее лицо казалось призрачным.

Дуглас хотел остановить ее, даже извиниться, но его встревожила ее бледность, особенно заметная на фоне ярко-рыжих волос. Ему показалось, что она вот-вот расплачется.

– Я провожу вас...

– Нет, – остановила его Честити. – Спасибо, не надо. Прошу вас, позвольте мне пройти.

Дуглас встал, и она протиснулась мимо него к выходу. Он снова сел, плотно сжав губы. Неожиданное появление Честити в его приемной грозило катастрофой, способной уничтожить все его планы. Но больше всего его бесило, что она вынудила его взять с нее обещание молчать, словно он стыдился своей деятельности в больнице Святой Марии. Он злился на себя за то, что невольно обнажил горести доверившихся ему людей перед кем-то не способным сострадать, и на Честити – за ее вторжение в его личную жизнь.

Однако ни одно из проносившихся в голове соображений не оправдывало его возмутительной грубости. Дуглас и сам не понимал, что толкнуло его на такую нелепую демонстрацию враждебности. Обычно ему удавалось держать свои мысли и чувства при себе. Глупо ожидать, что кто-то с происхождением и воспитанием Честити способен испытывать что-либо, кроме отвращения, к обитателям городских трущоб. Он давно отказался от мысли, что женщина, отвечающая его брачным запросам, станет сочувствовать его миссии. Отсутствие возражений со стороны супруги – самое большее, на что он мог рассчитывать.

Как же теперь исправить положение? Едва ли он сможет провести Рождество в качестве гостя в доме женщины, которую жестоко обидел. Но если он намерен ухаживать за Лаурой Делла Лука, ему необходимо с ней встречаться. Рождественские праздники под одной крышей – идеальное решение.

Омнибус остановился на Оксфорд-стрит, и Дуглас протиснулся к выходу. Несмотря на холод, улица была запружена людьми, делавшими рождественские покупки. Подняв воротник, он зашагал по направлению к Уимпол-стрит, размышляя над своими дальнейшими действиями. Нужно срочно наладить отношения с Честити. Вначале цветы, потом визит с извинениями... ну и, конечно, с ответами на ее жизненно важные вопросы, если они ее по-прежнему интересуют.

Честити вернулась домой, все еще пребывая в расстроенных чувствах, и молча проследовала мимо Дженкинса, который открыл дверь раньше, чем она успела вставить ключ в замок.

– Все в порядке, мисс Чес?

– Да... да, спасибо, Дженкинс. Просто я ужасно замерзла, – кивнула она через плечо, поднимаясь по лестнице в свою уютную гостиную.

В комнате было тепло, ярко пылал камин, горели лампы. Честити сняла верхнюю одежду и, бросив ее на стул у двери, рухнула в мягкое кресло у огня. Положив ступни на каминную решетку, она откинула голову на спинку и закрыла глаза.

Раздался стук в дверь, вошел Дженкинс с чайным подносом.

– Я подумал, вы захотите выпить горячего чаю, мисс Чес, чтобы согреться. – Он окинул ее заботливым взглядом. – Вы хорошо себя чувствуете?

– О да, вполне, – пролепетала она. – Спасибо, Дженкинс, чай очень кстати.

– Я захватил немного имбирного печенья миссис Хадсон. – Он поставил поднос на столик рядом с ней. – Вам больше ничего не нужно?

Она покачала головой:

– Нет, спасибо. Просто я устала от холода. Все-таки утомительно все время стараться сохранить тепло. – .Она налила себе чаю. – Лорд Дункан дома?

– Он вернулся минут десять назад и предупредил, что не будет обедать дома.

– Вот как? – Честити выпрямилась, удивленно округлив глаза. – А он не говорил, какие у него планы на вечер?

– В какой-то степени, – уведомил Дженкинс. – Он просил приготовить его вечерний костюм и распорядился, чтобы Кобем подал экипаж в половине восьмого.

– И куда же он собрался? В клуб? – подумала вслух Честити.

– Не могу знать, мисс Чес.

– Но вы так не считаете, – проницательно посмотрела она на Дженкинса. .

– Мне показалось, что его милость более взволнован, чем при обычном посещении клуба. – Дженкинс поклонился и вышел.

Честити задумчиво отломила кусочек печенья. Неужели он собирается провести вечер с графиней? Звучит многообещающе. Она пила чай с печеньем и чувствовала, как проходит шок, вызванный дневными событиями. Если она что-нибудь вынесла из сегодняшнего опыта, так только свое нежелание иметь никаких дел ни с доктором Джекиллом, ни с мистером Хайдом.

Вспомнив о письмах в кармане пальто, Честити поставила чашку и поднялась с кресла. Обычно сестры вместе просматривали корреспонденцию «Леди Мейфэра». И если учесть, что на завтра у них намечена встреча в кондитерской, где они провели немало деловых совещаний, нет никакой необходимости вскрывать почту сейчас. Честити задумчиво похлопала письмом Дугласа по ладони. Интересно, что ему понадобилось от «Леди Мейфэра» на сей раз?

Честити не могла устоять от соблазна. К тому же Дугласа Фаррела в значительной степени можно назвать ее личным проектом, во всяком случае до недавних пор. Отложив остальные письма, Честити вернулась в кресло у камина, вскрыла конверт и вытащила листок бумаги, вверху которого красовался адрес на Уимпол-стрит в отличие от предыдущего послания, где указывался адрес миссис Бидл.

«Тому, кого это может касаться. Я имел удовольствие познакомиться с дамой, с которой вы предложили мне встретиться, и нашел ее вполне приемлемой. Однако в соответствии с условиями контракта вы обязаны представить мне на выбор три кандидатуры, поэтому, если в вашей картотеке имеются и другие заслуживающие внимания особы, я буду рад встретиться с ними. Вы можете связаться со мной по вышеуказанному адресу.

Искренне ваш, Дуглас Фаррел, доктор медицины».

Честити читала письмо с растущим негодованием. Больше всего ее возмутил высокомерный тон послания. Лаура Делла Лука, видите ли, сойдет, но он хотел бы посмотреть другой товар, прежде чем сделать окончательный выбор. У них, между прочим, не галантерейная лавка. Они имеют дело с живыми людьми!

Что же касается контракта, то, с ее точки зрения, они выполнили свои обязательства, подыскав ему идеальную невесту. Однако формально доктор прав. Они задолжали ему еще парочку знакомств.

Честити убрала письмо в конверт. Ладно, завтра они решат, что ему ответить.

Раздался деликатный стук в дверь, и на пороге появился Дженкинс, почти невидимый за огромным букетом оранжерейных роз.

– Только что доставили из цветочного магазина, мисс Чес, – известил он из-за цветочной стены.

– Боже! – вскочила Честити. – От кого это?

– Посыльный не сказал, но здесь есть записка. – Дворецкий положил букет на сервант. – Пойду принесу вазу... а лучше две.

– Да, Дженкинс, хрустальную и фарфоровую, – распорядилась Честити, вдыхая аромат, наполнивший комнату. – Розы будут прекрасно в них смотреться. И ножницы. Я хочу подрезать стебли.

– Сию минуту, мисс Чес. – Дженкинс – поспешил выполнить поручение, отряхивая лацканы пиджака.

Среди цветов белела карточка, прикрепленная к стеблям серебристой ленточкой. Честити сразу же узнала почерк, что неудивительно – она только что прочитала письмо, написанное той же рукой. Она перевернула карточку.

«Дорогая Честити, сможете ли вы когда-нибудь простить меня? Я вел себя совершенно недопустимым образом. Я знаю, мне нет оправдания, и даже не пытаюсь его искать. Пожалуйста, примите мои глубочайшие извинения. Дуглас».

Честити перечитала записку. Изящное послание, казавшееся абсолютно искренним. Никаких цветистых выражений, никакой напыщенности. Интересно, кто его писал: Джекилл или Хайд? В любом случае только самая мелочная особа откажется принять такое извинение. А Честити никогда не отличалась мелочностью.

И потом, ей стало любопытно. Как такой утонченный и обаятельный мужчина может превращаться в хама? Хотя, признаться, он не был грубым со своими пациентами – только с нежеланной гостьей. И следует также признать, что она спровоцировала его на грубость, вторгнувшись в очень личную для него область под нелепым и неубедительным предлогом.

В самом деле, разве не кощунственно говорить о рождественских празднествах и слугах с человеком, который только что провел два часа, оказывая помощь беднейшим из бедных? Самым обездоленным обитателям огромного и равнодушного города. Жаль, что ей не удалось придумать более удачное оправдание. Но она вспомнила, что доктор был груб и резок еще до того, как она открыла рот, и поняла причину его поведения: ненароком она проникла в его секрет. Или он скрывает что-то еще?

Но она никогда ничего не узнает, если не примет его извинений, не предаст забвению прошлое и не возобновит приглашение на Рождество. Кроме того, она по-прежнему должна выполнять обязанности свахи и в качестве таковой весьма заинтересована в союзе между Лаурой Делла Лука и доктором Фаррелом. Что ж, придется забыть о неприязни к доктору на те несколько дней, пока она будет играть роль любезной и предупредительной хозяйки.

Глава 9

Когда на следующее утро Честити вошла в комнату для завтраков, лорд Дункан сидел за столом, с аппетитом поглощая почки и бекон. Она поцеловала его в щеку.

– Доброе утро, отец.

– Доброе утро, дорогая. – Он промокнул губы салфеткой. – Отличные почки, рекомендую попробовать.

Честити покачала головой:

– Слишком рано для меня.

Она окинула его изучающим взглядом и отметила чрезвычайно самодовольный вид отца, как у кота, поймавшего упитанную мышь. Щеки его разрумянились, глаза блестели, роскошная седая шевелюра выглядела даже более пышной и ухоженной, чем обычно.

– Кофе? – Честити подняла кофейник и, дождавшись утвердительного кивка, наполнила стоявшую перед ним чашку, прежде чем сесть за стол. – Ты обедал в клубе прошлым вечером?

– Нет, нет... в «Кафе ройял», – ответил он. – Давненько я не посещал его. Должен сказать, они держат марку. Прекрасная еда, отличное вино. – Он сложил газету.

– А компания? Надеюсь, приятная? – поинтересовалась Честити, не отрывая глаз от тоста, который намазывала маслом.

– Да, весьма приятная, – махнул он рукой. – Я обедал с графиней.

– Вот как? – улыбнулась Честити. – Очаровательная женщина.

– Да... – Отец снова зашуршал газетой. – Мы очень мило побеседовали.

– Интересно, она играет в бридж? – задумчиво произнесла Честити. – Мы могли бы устроить турнир в один из вечеров.

– Наверняка играет, – поглядел на свою младшую дочь поверх газеты лорд Дункан. – Ты ведь не собираешься принимать в нем участие?

Честити рассмеялась. Бридж не был ее коньком.

– Я подумаю, – покачала она головой.

– Боже милостивый. Остается только надеяться, что ты не достанешься мне в партнеры.

– О, какой ты злой.

– Ничуть, – возразил он. – А вот твои сестры – совсем другое дело. Я никогда не мог решить, кто из них лучше играет.

– Еще бы, ведь они постоянно практикуются. – задумчиво допивала кофе. – Макс с Гидеоном тоже не лишены мастерства.

Интересно, играет ли Дуглас Фаррел в бридж? Вряд ли. Такие, как он, более склонны к физическим упражнениям на свежем воздухе, чем к праздному сидению за карточным столом.

Пожалуй, ей надо посоветоваться с сестрами насчет доктора.

В кондитерской царило оживление, когда после завтрака тем же утром Честити вошла в зал через вращающиеся стеклянные двери. Увидев сестер, расположившихся у окна, выходившего на Пиккадилли, она направилась к ним, лавируя между столиками.

– Доброе утро, – приветствовала она их, расстегивая пальто. – Слава Богу, здесь хотя бы тепло. Да, Гастон, можете взять мое пальто, спасибо, – улыбнулась она швейцару, который любезно помог ей освободиться от верхней одежды. – Я искала шляпку, чтобы надеть ее на свадьбу Дэвида и Эстер, но не нашла ничего подходящего.

– Все великие умы мыслят одинаково, – изрекла Пруденс. – Мы тоже покупали шляпки.

– И весьма успешно, – добавила Констанс с довольным видом. – Более того, нам попалась совершенно очаровательная шляпка, которая идеально подходит к твоему сиреневому платью, так что мы прихватили и ее тоже.

– Ты будешь чудесно выглядеть, – улыбнулась Пруденс. – Ты ведь собиралась надеть сиреневое платье, я не ошиблась?

– Теперь, видимо, придется, – пообещала Честити.

Пруденс обладала безупречным вкусом, и сестры безоговорочно доверяли ее суждениям. Честити повернулась к тележке с пирожными, которая остановилась рядом с ними.

– Пожалуй, я возьму шоколадную меренгу. – Она слегка откинулась, чтобы официантка могла поставить перед ней тарелку и наполнить ее кофейную чашку. – И как выглядит шляпка?

– Как картинка, – с готовностью сообщила Пруденс. – Бирюзовый фетр с широкими полями, крошечной вуалью и большим сиреневым бантом. Можно подумать, что она специально создана для твоего платья. – Она наколола на вилку ломтик ванильного пирожного и сунула его в рот.

– Ладно, на одну проблему меньше. – Честити добавила сливки в кофе. – Вас интересует, как отец провел вчерашний вечер?

Сестры кивнули.

– Рассказывай, – велела Констанс.

– Обедал с графиней в «Кафе ройял». – Честити многозначительно прищурилась. – Вот так, ни больше, ни меньше. Что вы об этом думаете?

– Что ж, его поведение обнадеживает, – заметила Пруденс.

– Весьма обнадеживает, – согласилась Констанс.

– За завтраком он выглядел таким самодовольным, вы не поверите. – Честити поддела на вилку меренгу. – Но есть нечто более серьезное, что нам необходимо обсудить. – Она сунула воздушную массу в рот, наслаждаясь вкусом шоколада и сливок, пока сестры терпеливо ждали.

Честити проглотила меренгу, запила ее глотком кофе, затем положила локти на стол и подалась вперед, понизив голос до заговорщического шепота:

– Я обещала никому не говорить... Разумеется, я не имела в виду вас, хотя Дуглас вряд ли одобрил бы мой поступок. В любом случае вам придется пообещать то же самое. – Она вопросительно взглянула на сестер, и те кивнули в ответ. – Отлично.

Рассказ занял почти час. Сестры изредка прерывали ее вопросами и удивленными восклицаниями, но по большей части внимательно слушали.

– Итак, – подвела итог Честити. – Что вы думаете о рассказанном мною?

– Не знаю, – отозвалась Пруденс. – Какое странное поведение и... эта непонятная грубость.

– Кстати, вот карточка, которую принесли с цветами. – Честити вытащила из сумки карточку. – Как можно отвергнуть подобные извинения? У этого человека два лица.

– И двойная жизнь, – заключила Констанс, прочитав карточку и передав ее Пруденс. – Практика на Харли-стрит и еще одна в трущобах. – Она покачала головой. – И он ищет богатую жену, чтобы она помогла ему с богатой практикой. Надеюсь, у него нет бедной жены для бедной практики.

Сестры рассмеялись, хотя сама идея не показалась им такой уж невероятной. Дуглас Фаррел оказался достаточно таинственной личностью, чтобы поверить во что угодно.

– Значит, он собирается бросить ту практику, как только обоснуется на Харли-стрит? – поинтересовалась Пруденс.

– Наверное, – пожала плечами Честити. – Зачем еще он стал бы обращаться в брачное агентство? Он ясно дал понять, что ему нужна богатая жена, деньги и положение которой обеспечат ему медицинскую практику в высших слоях общества. Кстати, он прислал еще одно письмо на ту же тему. – Она протянула сестрам конверт, адресованный «Леди Мейфэра». – Как вам нравится тон послания? – Ее губы иронически изогнулись.

– Довольно наглый, – определила Констанс. – Но, как мы уже неоднократно отмечали, подобное качество не редкость среди представителей сильного пола. Тем не менее некоторые из них оказываются на поверку очень милыми.

– Сомневаюсь, что кому-нибудь придет в голову назвать Дугласа Фаррела милым, – заметила Честити.

– Но как он попал в больницу Святой Марии? – спросила Пруденс, нахмурившись. Она сняла очки и принялась полировать их салфеткой, что всегда помогало ей думать. – Насколько я поняла, он происходит из известной в Эдинбурге семьи. Ты говорила, что отцовские связи помогли ему обосноваться в Лондоне... точнее, помогут, когда он сможет воспользоваться ими. Что привело его в Эрлз-Корт? Честити покачала головой:

– Не представляю. Возможно, он поссорился с семьей и его лишили финансовой поддержки... Кстати, такой факт объяснил бы, почему он не собирается ехать домой на Рождество. Дуглас сказал, что будет занят, обустраивая свое новое жилище, но лично мне его аргумент не показался убедительным. Он нанял квартиру со всей обстановкой и прислугой. Что, спрашивается, там делать? – Она выразительно развела руками.

Констанс задумчиво кивнула.

– Может, дело в том, что, не имея ни гроша за душой, он вынужден был открыть приемную в таком месте, которое ему практически ничего не стоило.

– Возможно, – усомнилась Честити. – Вряд ли он платит большую ренту за то убогое помещение, где принимает своих пациентов. Да и бедняки, живущие в округе, не слишком требовательны, хотя... – Она замолчала, прикусив нижнюю губу.

– Что? – подсказала Констанс.

– Не знаю. Просто у меня возникло ощущение, что он сделал сознательный выбор. – Она положила в кофе сахар и помешала. – Дугласу небезразличны его пациенты, он действительно переживает за них. – Она покачала головой. – Честно говоря, я даже не знаю, что думать.

– Но с такими пациентами не разбогатеешь, – заметила Пруденс, вернув очки на нос.

– Да, и тогда понятно его желание пробиться наверх, – заявила Констанс. – Он приехал в Лондон без денег, без друзей и должен был чем-то заняться, пока не решит, что делать дальше. Вот он и открыл практику в трущобах, а затем начал претворять в жизнь свои грандиозные замыслы.

– Что ж, твое предположение имеет смысл, – сказала Честити, все еще сомневаясь. – Во всяком случае, он здорово разозлился, когда я увидела его приемную. Видимо, испугался, что я проболтаюсь и тем самым положу конец его амбициозным планам. Кто станет лечиться у врача, который только что обследовал пациентов из трущоб?

– Хороший вопрос, – сказала Пруденс, проглотив последний кусочек пирожного. – Так что ты намерена делать, Чес?

Честити окунула палец в шоколадный крем и задумчиво облизала его, прежде чем ответить:

– Я заинтригована. И хочу знать ответ.

– Ответ на что? – Констанс пристально поглядела на сестру.

Честити снова пожала плечами:

– Что он за человек на самом деле. Просто золотоискатель, желающий сделать карьеру, или в нем есть нечто большее? Когда я наблюдала, как он обращается со своими пациентами, он казался таким... – Она задумалась. – Не знаю, как сказать. Его отношение выходило за рамки обычного сочувствия... И вместе с тем совершенно неоправданная враждебность по отношению ко мне. Я хочу знать почему. – Она снова окунула кончик пальца в шоколадный крем. – К тому же он остается нашим клиентом, а мы обычно делаем все возможное, чтобы выполнить свои обязательства, – добавила она. – Думаю, нужно попытаться довести ухаживания доктора за Лаурой до логического конца, прежде чем знакомить его с другими невестами.

– Особенно на фоне явного интереса отца к графине, – уточнила Констанс. – Если мы хотим, чтобы их отношения развивались, нужно убрать со сцены дочь, и как можно скорее.

– Не говоря уже о том, что ее брак – единственный способ сохранить собственные рассудки, – вздохнула Пруденс. – Чес сойдет с ума, если ей придется жить под одной крышей с Лаурой.

Честити картинно содрогнулась.

– Какая жуткая перспектива. Вот почему я пригласила Дугласа на Рождество. Но теперь он наверняка считает, что приглашение отозвано.

– Так что же нам делать? – поинтересовалась Пруденс, потягивая кофе.

– Может, подождем, пока он сделает первый шаг? – предложила Констанс. – Должно же что-то последовать за его извинением.

– Если только он не ждет от меня какого-то знака, – задумчиво промолвила Честити. – Вдруг он воспримет мое молчание как отказ?

– Отправь ему записку с благодарностью за цветы, – предложила Пруденс. – Этого вполне достаточно.

Честити кивнула:

– Пожалуй, я так и сделаю. Вежливое, но сдержанное выражение благодарности разобьет лед и даст ему возможность продолжить знакомство. – Она открыла сумочку и извлекла из нее остальные письма, которые забрала у миссис Бидл. – Будем считать, что вопрос с доктором решен, и займемся остальной почтой.

Выйдя из кондитерской, сестры расстались. Честити направилась домой, чтобы дать ответ на извинительную записку Дугласа Фаррела, Пруденс – в банк, чтобы положить деньги на счет «Леди Мейфэра», а Констанс – в Челси, на заседание феминистской организации, о котором она собиралась написать статью для следующего номера газеты.

– Примерь шляпку, когда придешь домой, – напутствовала сестру Пруденс. – Мы договорились, что, если тебе не понравится, можно будет вернуть ее в магазин завтра утром.

– Не сомневаюсь, что понравится, – убедила сестру Честити. – Как всегда, когда ты что-нибудь советуешь. – Она поцеловала сестер и, помахав на прощание, зашагала прочь со шляпной коробкой в руке.

Дома Дженкинс сообщил, что лорд Дункан отправился к своему поставщику вина и не вернется к ленчу.

– Хорошо, что он стал выбираться из дома, – обрадовалась Честити.

– Истинно так, мисс Чес, – поддержал ее Дженкинс. – Его милость снова стал проявлять интерес к жизни. – Он бросил на Честити вопросительный взгляд. – Довольно неожиданно, я бы сказал.

– Пожалуй. – Честити понизила голос и добавила с лукавой усмешкой: – Между нами говоря, Дженкинс, здесь замешана прекрасная дама.

Дженкинс сделал над собой видимое усилие, чтобы не ответить ей заговорщической улыбкой.

– В самом деле, мисс Чес? Прикажете подавать ленч? – с достоинством спросил он.

– Да, пожалуйста, – ответила Честити. – Я буду в верхней гостиной. Хочу немного поработать за своим письменным столом. – Она двинулась вверх по лестнице, размышляя о том, что Дженкинс не веселился бы так, если бы знал, что интерес лорда Дункана к неизвестной даме выходит за рамки обычного флирта. Перспектива обзавестись новой хозяйкой, да еще итальянской графиней, не вызвала бы восторга ни у него, ни у миссис Хадсон.

А как такое событие отразится на ней самой? Ведь мачеха возьмет на себя бразды правления в доме. Честити скорчила гримасу. При всей симпатии к будущей мачехе ее ждала не слишком приятная перспектива. А что, если, не дай Бог, им не удастся выдать Лауру замуж и они окажутся под одной крышей? Такое даже вообразить невозможно! Ей придется уехать из родного дома и жить с одной из сестер, как какой-нибудь приживалке.

Честити вдруг сообразила, что уже битых пять минут стоит посреди гостиной, рисуя эту мрачную картину своего будущего. Она энергично тряхнула головой, отметая саму идею, и подошла к секретеру. Чем скорее она наладит отношения с Дугласом Фаррелом, тем проще будет свести его с Лаурой, используя каждый удобный случай.

Честити уже взялась за перо, как раздался стук в дверь. Решив, что Дженкинс пришел с ленчем, она пригласила его войти. Однако дворецкий явился не с едой, а с серебряным подносом, на котором покоилась визитная карточка.

– Доктор Фаррел оставил свою карточку, мисс Чес. Я не был уверен, что вы принимаете посетителей, – объявил он.

– Он уже ушел? – поинтересовалась Честити, вертя карточку в пальцах.

– Я предложил ему подождать в гостиной, пока узнаю, дома вы или нет, – пояснил дворецкий.

Честити на секунду задумалась.

– Будем считать, что я дома, Дженкинс. Передайте доктору Фаррелу, что я спущусь через несколько минут.

Дженкинс поклонился и вышел. Честити задумалась, постукивая по губам кончиками пальцев. Итак, Дуглас не стал дожидаться ответа на свое послание. Должно быть, он не находит себе места от угрызений совести и стыда за свое поведение. Что ж, она не намерена продлевать его мучения ни на одну минуту. Но ее сочувствие несколько поубавилось, когда она вспомнила, что этот человек имеет двойную мораль и очень четкие представления о том, как сделать карьеру. Видимо, он хочет привлечь ее на свою сторону... Нет, ему просто необходимо ее содействие! Она занимает определенное положение в обществе, не говоря уже о приглашении на рождественские праздники, которые создадут ему идеальные условия для достижения своей цели.

Что ж, она ничуть не меньше заинтересована как можно скорее женить доктора на Лауре Делла Лука. На данном этапе их цели совпадают, и если его извинения помогут каждому из них получить желаемое, не важно, насколько они искренни.

Она встала и посмотрелась в зеркало. От прогулки на морозном воздухе ее волосы распушились и кудрявились вокруг лица. Честити попыталась пригладить непокорные завитки, но без особого успеха. Настоящая Медуза Горгона!

Вздохнув, она прошлась взглядом по своей одежде. Один из ее любимых костюмов из темно-зеленой шерсти, состоявший из плиссированной юбки и длинного приталенного жакета со свободными фалдами, отделанного шелковой тесьмой того же цвета, ей очень шел. Поправив стоячий воротничок бледно-зеленой шелковой блузки, надетой под жакет, Честити решила, что у нее вполне подходящий наряд для принятия извинений, и направилась к двери.

Она медленно спускалась по лестнице, размышляя, как ей вести себя с гостем. Со сдержанной любезностью, решила она, открывая дверь в гостиную.

Дуглас стоял у окна, глядя в сад и сцепив за спиной руки. Он повернулся на звук открывшейся двери и радостно улыбнулся; темные глаза потеплели, смягчив его резкие черты. Он шагнул навстречу, протягивая руки:

– Честити, как вы добры. Я не смел надеяться, что вы примете меня.

Неужели перед ней тот самый человек, с которым она провела вчерашний вечер? В его поведении отсутствовал даже намек на вчерашнее презрительное высокомерие. Как ему удается быть таким разным? Но искреннее тепло его улыбки каким-то образом рассеяло ее сомнения и обиду, и она не пыталась отнять руки, утонувшие в его больших ладонях. Дуглас поднес их к губам и поцеловал, проделав это так ловко и естественно, что Честити даже не усомнилась в уместности подобного жеста, хотя у нее и мелькнула мысль о его интимности.

– Ваши цветы просто восхитительны, – оценила она. – Собственно, я как раз писала вам записку с благодарностью.

Он все еще сжимал ее руки, обхватив их теплыми пальцами с нежной силой, напомнившей ей, как он держал ноги старой женщины в своей приемной.

– Я пытался выразить свое сожаление, – тихо произнес он.

Честити молчала, чувствуя себя на удивление косноязычной под проникновенным взглядом темных глаз. Вглядываясь в его лицо и пытаясь найти хоть какой-нибудь признак неискренности – доказательство того, что он всего лишь пытается исправить свой промах, она ничего, кроме нежности и неподдельного беспокойства, не обнаружила.

– Вы можете простить меня? – нарушил Дуглас затянувшееся молчание.

Честити кивнула, сознавая, что простила его в тот самый миг, как вошла в комнату и увидела его лицо.

– Но я не понимаю.

– Что именно? – Он неохотно отпустил ее руки, и Честити ощутила себя странным образом обделенной.

– Вас, – ответила она, потирая руки, словно они замерзли. – Я не понимаю вас, Дуглас. Почему вы работаете... среди бедняков? Будь вы миссионером, тогда другое дело. Но у вас практика на Харли-стрит. Здесь нет ни малейшего смысла. И тем не менее я уверена, что есть какая-то причина, какое-то оправдание вашему чудовищному поведению вчера.

Дуглас сложил пальцы домиком, задумчиво глядя на нее. Когда-то он верил, что женщина способна понять его страстное желание помогать людям. В своей юношеской наивности он не представлял, что кто-то может не разделять его чувств и взглядов... в особенности женщина, которую он любил и полагал, что она отвечает ему тем же. Женщина, с которой он собирался провести всю жизнь. Его разочарование было достаточно сильным, чтобы излечить Дугласа от желания верить кому-либо, кроме нескольких коллег. Может, они и не разделяли его одержимости, но по крайней мере не считали ее разновидностью безумия. Странностью, возможно, но не более.

– У вас найдется для меня полчаса свободного времени? – спросил он.

Глупо, наверное, доверяться ей, но, даже если она отнесется к его словам как типичная представительница своего класса, в сущности, ее реакция ничего не изменит. Честити и так уже достаточно знает, чтобы серьезно осложнить его жизнь, если захочет. Хотя, насколько он может судить, она не из тех, у кого может возникнуть такое желание. И если его признание не встретит у нее сочувствия, он как-нибудь переживет. В конце концов, он не влюблен в Честити Дункан.

– Конечно, – с готовностью откликнулась она. – Сейчас?

– Да, сейчас, – ответил Дуглас. – Я приглашаю вас на прогулку.

Честити удивилась. Почему бы им не поговорить здесь, в тепле и уюте гостиной? Она окинула взглядом его рослую фигуру, в очередной раз поразившись его размерам. Комната казалась слишком тесной, чтобы вместить Дугласа Фаррела. Возможно, она слишком тесна и для его секретов. Может, чтобы признаться, ему требуется открытое, ничем не ограниченное пространство.

– Хорошо, – согласилась она. – Я возьму пальто и шляпку.

Дуглас энергично кивнул и добавил не менее решительным тоном:

– Только не задерживайтесь.

Он явно избавился от угрызений совести и теперь вел себя в своей обычной манере – непринужденной и чуточку властной. Впрочем, Честити давно заметила, что такая черта, как самоуверенность, весьма распространена среди мужчин, владеющих какой-либо профессией. И полагала, что справиться с ней легче, чем с откровенной враждебностью.

– Я вернусь через пять минут. – Она вышла из комнаты.

Поднявшись в свою спальню, Честити надела ту же шляпку, что и утром, – изящное сооружение из темно-зеленого фетра с крашеным страусовым пером, кокетливо изгибавшимся над правым ухом. Волосы, по обыкновению, не желали прятаться под шляпкой, обрамляя ее лоб и виски шаловливыми завитками.

Она присела за туалетный столик, изучая свой скромный набор косметики. Женское тщеславие требовало, чтобы она выглядела как можно лучше даже перед Дугласом Фаррелом, к которому не испытывала ни малейшего интереса. Ну, предположим, не совсем так, возразил внутренний голос. Ее очень даже интересует, что доктор Фаррел скажет в свое оправдание.

Честити взяла пудреницу и приблизила лицо к зеркалу. Обычно веснушки появлялись у нее не раньше лета, и она обнаружила лишь небольшую россыпь на переносице. Она прошлась по ним пуховкой и помедлила, размышляя, не подкрасить ли губы, но потом передумала. В такой холод помада мигом замерзнет, а нет ничего менее привлекательного, чем потрескавшаяся краска на губах.

Решив, что сделала все, что могла, за такой короткий срок, Честити встала. В конце концов, они собираются всего лишь на короткую прогулку. Она надела теплое пальто, взяла меховую муфту и перчатки и спустилась вниз.

– Я готова, – остановилась она на пороге гостиной. Дуглас отложил экземпляр «Леди Мейфэра», который просматривал до ее появления, и поднялся.

– Вы читаете эту газету?

– А кто ее не читает? – парировала Честити. – К тому же у нас есть особые причины ею интересоваться, как вы, наверное, догадываетесь. Я имею в виду дело о клевете.

– Ах да, – вспомнил он. – Для вашего отца тяжелый, наверное, был период.

– Да, нелегкий. Но с той поры утекло много воды. – Она повернулась и вышла в холл.

– Я не помню деталей. – Дуглас последовал за ней к выходу. – Кажется, он стал жертвой какого-то мошенничества.

– Да, – выдавила Честити тоном, не располагавшим к дальнейшим расспросам. – Дженкинс, мы собираемся на прогулку. Я вернусь через полчаса.

– Хорошо, мисс Чес. – Он распахнул перед ними дверь. – Желаю приятной прогулки. Всего хорошего, доктор Фаррел.

Дуглас попрощался с дворецким, и дверь захлопнулась за ними. Они помедлили на верхней ступеньке, вдыхая морозный воздух.

– Пойдет снег. – Дуглас взял руку Честити под локоть, и они спустились на тротуар.

– Откуда вы знаете? Он засмеялся:

– Не забывайте, что я с севера. Мы, шотландские парни, разбираемся в таких вещах.

– Ну а я нежный южный цветок, – ввернула Честити. – Мы, английские девушки, не привыкли к холоду.

– Признаться, я мечтаю провести Рождество за городом, – Дуглас бросил на нее испытующий взгляд, – если предложение остается в силе.

– Конечно. Куда пойдем?

– Вы не против прогуляться до Гайд-парка? – спросил он, с сомнением глядя на ее ноги, обутые в кожаные ботинки. – Если хотите, можно нанять экипаж.

– Лучше пройдемся. – Честити спрятала руки в муфту. – У меня удобная обувь.

Он кивнул и, взяв ее под руку, двинулся в направлении Оксфорд-стрит.

– Итак, доктор Фаррел, вы намерены посвятить меня в свои тайны или нет? – напомнила она, когда они, прошагав минут десять в полном молчании, повернули к Марбл-Арч.

– У меня нет никаких тайн, – возразил он. Честити рассмеялась:

– О, вы самый таинственный человек из всех, кого я встречала, доктор Джекилл.

– Доктор Джекилл? – повторил он со смесью изумления и досады. – Что, к дьяволу, вы хотите сказать?

– Я просто пошутила, – поспешно заверила Честити, с опозданием сообразив, что вряд ли польстила ему таким сравнением.

– Если это шутка, то совсем не смешная, – буркнул он. – Скорее ядовитая.

Честити прикусила нижнюю губу.

– Возможно, – согласилась она. – Но вы должны признать, что доля истины в ней все же есть.

– Понятно, – отметил он. – Вы так и не простили меня. Впрочем, это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. Надо уподобиться святой, чтобы так легко все забыть и простить.

– Чего обо мне никак не скажешь, – вздохнула Честити. – Боюсь, у меня нет никаких шансов попасть в их число.

Дуглас рассмеялся:

– Какое облегчение! Поскольку я сам далек от святости, я чувствовал себя бы неловко в обществе чересчур добродетельной особы.

– Ну, на этот счет можете не волноваться, – успокоила его Честити, любуясь морщинками, собиравшимися в уголках его глаз, когда он смеялся. Поймав себя на слишком пристальном его разглядывании, она смутилась и почувствовала, что ее щеки загорелись.

– Почему вы стали врачом? – решительно спросила она, не видя другого способа перейти к цели их прогулки.

– Семейная традиция, – небрежно отозвался Дуглас, крепче ухватив ее локоть, когда они нырнули в транспортный поток возле Марбл-Арч.

Он больше ничего не добавил, пока они не вошли в парк через Камберлендские ворота, оставив позади стук колес, топот копыт и шум моторов.

– Да, конечно, – вспомнила Честити. – Вы говорили, что ваш отец был врачом.

– Как и мой дед. Восемнадцатилетним лейтенантом он попал в Индию и оказался свидетелем мятежа. Чудовищный опыт внушил ему стойкое отвращение к войне. Он вернулся в Эдинбург и занялся изучением медицины, а потом открыл собственную практику.

Они медленно шагали вдоль манежа, где всадники занимались выездкой лошадей. Честити внимательно слушала, заинтригованная его маленьким экскурсом в семейную историю.

– Итак, вы третье поколение врачей, – подытожила она.

– Как минимум. Я серьезно подозреваю, что в роду Фаррелов имелись цирюльники, и не исключено, что кто-нибудь из них, вооружившись устрашающего вида ножом, называл себя хирургом.

Дуглас весело рассмеялся и нагнулся, чтобы поднять с земли конский каштан. Отполировав его рукавом до блеска, он протянул его Честити с полупоклоном и серьезностью человека, преподносящего драгоценность. Каштан имел идеально круглую форму и тепло светился в сером свете дня. Честити приняла дар в той же манере, слегка присев в знак признательности.

– Какой красивый. – Она спрятала его в муфту. – Вы играли в детстве в «каштаны»?

– Конечно, – подтвердил он. – Одно время у меня был совершенно непобедимый экземпляр. Мы вымачивали их в уксусе, чтобы придать твердость. А мой был настоящим чемпионом.

При воспоминании об этом его лицо озарила по-мальчишески гордая улыбка, говорившая о том, что он до сих пор гордится своими детскими достижениями. Честити не могла не улыбнуться в ответ.

– Расскажите мне о своей семье, – попросила она. Дуглас пожевал губами, глядя на хмурое небо.

– Вы хотите услышать длинную историю или сокращенный вариант?

– Длинную, пожалуйста. Он склонил голову.

– Как бы вам не пришлось пожалеть. Даже не знаю, с чего начать, но попытаюсь.

Глава 10

—Шесть сестер, – с благоговением произнесла Честити, узнав о численности семьи доктора. – Мне всегда казалось, что и двух более чем достаточно.

– Я бы и сам удовлетворился двумя. – Дуглас остановился у скамьи из кованого железа на берегу реки. – Может, присядем?

Честити с облегчением села. Они прошли немалый путь, пока Дуглас излагал свою историю. Вопреки ее ожиданиям из его рассказа никак не следовало, что близкие отреклись от него. Совсем наоборот. С самого детства его окружали любовь и внимание. И тем не менее трудно найти другое объяснение, что отпрыск титулованной и богатой семьи остался без средств. Похоже, она ничуть не приблизилась к разгадке причин его внезапного переезда в лондонские трущобы. Не говоря уже о поисках богатой жены.

– Вас что-то беспокоит? – поинтересовался Дуглас.

– Просто пытаюсь найти подходящие слова, чтобы задать вам очень личный вопрос, – призналась Честити.

– Вот как? – В его глазах засветилась улыбка. От холода она разрумянилась, и он чуть не поддался соблазну поцеловать покрасневший кончик ее носа. – Может, лучше употребить самый простой способ что-либо узнать – спросить прямо? И заодно избежать недоразумений.

Честити расправила юбку на коленях и попробовала подойти к проблеме с другой, но почему-то очень важной для нее стороны:

– Я заметила, что вы не упомянули о жене или невесте. Неужели в вашей жизни нет и не появлялось никакой женщины? – Она следила за выражением его лица, боясь перешагнуть невидимую черту, за которой скрывался мистер Хайд.

Дуглас слегка опешил, хотя и понимал, что следовало ожидать самого непредвиденного вопроса, вполне естественного для откровенного разговора. Он попытался уклониться от ответа, отделавшись шутливым замечанием:

– Да я просто купался в женском обществе, моя дорогая инквизиторша. На мою голову свалилось больше женщин, чем в состоянии выдержать нормальный мужчина.

– Вы прекрасно понимаете, что я имела в виду. Речь не о ваших сестрах и матери. Были вы когда-нибудь женаты или, может, подумывали о том, чтобы жениться? – Она откинулась на спинку скамьи, устремив на него твердый взгляд. – По-моему, нельзя выразиться яснее.

«Посмотрим, что вы теперь запоете, господин охотник за богатой женой», – подумала Честити.

– Пожалуй, – покачал он головой. – Сказать по правде, я всегда работал, и мне не приходили на ум такие мысли. Я был слишком занят. – И прежде чем она успела развить тему, быстро добавил: – Откровенность за откровенность. А как насчет вас? Я не заметил никаких признаков мужа, но, может, у вас есть жених? Или особенно преданный друг... скажем, виконт Бригем?

Честити покачала головой, признавая поражение. Похоже, доктор Фаррел не собирается посвящать свою светскую знакомую в амбициозные замыслы, которыми он поделился с сотрудницей брачного агентства.

– Нет, ничего такого. У меня много близких друзей обоих полов, но... – Она пожала плечами. – Замужество мне пока не грозит. – Ее желудок внезапно заурчал слишком громко и настойчиво, чтобы проигнорировать его потребности. Их прогулка затянулась, и намеченные полчаса давно прошли. – Я проголодалась, – призналась она, принюхиваясь.

Ветер донес до них аппетитные запахи, затем послышался звон колокольчика и голос разносчика, предлагающего свой товар:

– Пироги... горячие пироги... подходите и покупайте. Пироги с мясом...

– Пирожки! – воскликнула Честити, вскочив со скамьи. – Где он?

– Идет сюда. – Дуглас поднялся. – Посмотрим, что у него есть. – Он сделал знак мужчине с жестяным подносом на голове.

– Что пожелаете, господа хорошие? – жизнерадостно предложил продавец и опустил поднос вниз, пристроив его на скамью. Его товар покоился на решетке, под которой тлели горячие угли. – Вот, извольте, горячая сдоба, пироги с мясом... Все с пылу с жару, как раз для такого холодного денька, как нынче.

Дуглас взглянул на Честити, которая, глотая слюнки, указала на покрытый золотистой корочкой пирожок:

– Вон тот, пожалуйста.

Торговец завернул пирожок в обрывок газеты и протянул ей.

– Мне то же самое. – Дуглас полез в карман, вытаскивая мелочь.

Он взял свой пирожок и расплатился. Честити снова села на скамью и впилась зубами в горячую, пропитанную маслом сдобу, стараясь не запачкаться.

Дуглас рассмеялся и вытащил из кармана большой накрахмаленный платок.

– Салфетку, сударыня? – Он вручил ей платок картинным жестом.

– Спасибо, – поблагодарила она с набитым ртом, вытирая подбородок. – Ужасно вкусно, но слишком много масла.

Трапеза на скамейке не располагала к разговору, и некоторое время они молчали, поглощенные едой. Наконец Честити скомкала газету и удовлетворенно вздохнула:

– Чудесные пирожки!

– Угу, – промычал Дуглас, забрав у нее из рук тазету, чтобы выбросить в урну вместе со своим обрывком. – Вы не могли бы вернуть мне платок? Спасибо.

Он взял платок, вытер руки и рот и убрал его в карман. В воздухе пролетела снежинка и опустилась на траву у его ног, за ней другая.

– Пикник на свежем воздухе в декабре – нечто новенькое, – провозгласил он. – Пора возвращаться, пока вы не примерзли к скамейке.

– Я немного согрелась от еды. – Честити встала и спрятала руки в муфту. Она так и не получила ответа на самый важный вопрос и теперь гадала, не сожалеет ли Дуглас о своей откровенности. Может, он надеется, что она забыла о причине их маленькой прогулки?

Они двинулись к выходу из парка, и Честити, сделав несколько шагов, твердо спросила:

– Вы собирались просветить меня насчет вчерашнего дня. Дуглас усмехнулся. Напрасно он надеялся, что сумеет отвлечь ее от главной темы. Он наслаждался ее обществом, как и в первый вечер, и хотел бы сохранить с ней легкие дружеские отношения, вдруг с удивлением осознав, что для него очень важно, как она воспримет обещанный им рассказ. Что-то изменилось в его представлении о Честити Дункан. Он больше не мог воспринимать ее как пустую и избалованную дамочку. А что, если он неправильно понял ее реакцию на увиденное в больнице Святой Марии и принял вполне естественный шок за отвращение только потому, что не ожидал ничего другого?

Ему отчаянно не хотелось говорить ей правду, рискуя разрушить их крепнущую дружбу, но, взглянув на ее решительное выражение, упрямую складку пухлых губ и вызов, сверкавший в глубине ореховых глаз, Дуглас понял, что она не позволит ему смолчать. Что ж, так тому и быть.

– Вам показалось странным, что я веду прием больных в городских трущобах? – начал он с вопроса.

– Еще бы! Вы же говорили, что у вас практика на Харли-стрит. – Честити остановилась, глядя на него снизу вверх со смесью любопытства и настороженности. Ее шляпку припорошило снегом, и страусовое перо поникло под его тяжестью.

– Пойдемте. – Он взял ее под руку, увлекая вперед. – Скажите мне, Честити. Что, по-вашему, может заставить врача лечить бедных, нищих людей?

Честити нахмурилась. Она догадывалась, что он проверяет ее и многое зависит от ее ответа.

– Кто-то же должен, – проговорила она. – То, что они бедны, еще не значит, что они не болеют. Скорее наоборот, судя по тому, что я видела.

– И каких врачей, по-вашему, они заслуживают? Честити задумалась, глядя на свои ноги, ступавшие по свежевыпавшему снегу.

– Обычных, полагаю, – подняла она на него глаза. – А разве бывают другие?

– Да, неквалифицированные.

– О! – Она начала понимать, куда он клонит. – Вряд ли такая работа хорошо оплачивается.

Дуглас улыбнулся скорее горькой, чем веселой улыбкой.

– Лекарства тоже недешево стоят.

– О! – опять повторила она, вспомнив, что почти все пациенты выходили из его кабинета с теми или иными лекарствами. Теперь она поняла. – Выходит, вы должны еще и обеспечивать их лекарствами.

– И чтобы продолжать их лечить, я должен иметь средства, – заключил он.

Честити вытянула губы, безмолвно свистнув в знак понимания.

– Вы хотите сказать, что те бедняги из Эрлз-Корт и есть ваша основная забота, Дуглас? Что вы собираетесь лечить богатых только для того, чтобы заботиться о бедных?

– Совершенно верно. – Он не мог определить, как она отнеслась к его откровению, но ему нравилось, что она хотя бы пытается взглянуть на ситуацию под разными углами.

Честити подняла на него сияющий взгляд, улыбнувшись с такой искренней теплотой и пониманием, что его сердце воспарило.

Она вытащила руку из муфты и вложила ее в его ладонь.

– По-моему, вы делаете замечательное дело, Дуглас, просто великолепное.

Ей вдруг стало неловко при мысли, что она невзлюбила доктора вначале и презрительно отзывалась о нем в разговоре с сестрами. В сущности, она оклеветала хорошего человека. По-настоящему хорошего. И его резкость, высокомерие и даже грубость по отношению к ней ничуть ее не оправдывают. Человек, который так самоотверженно помогает тем, кто действительно нуждается в помощи, может позволить себе иронические замечания о богатых ипохондриках. И конечно же, ему нужна богатая жена, чтобы выполнить его миссию.

Что ж, она поможет ему найти такую.

Дуглас улыбнулся и крепче сжал ее руку:

– Теперь вы понимаете, почему я просил вас хранить молчание?

– Ну, это я всегда понимала, – кивнула Честити. – Чего я не могла понять, так что вы там делаете. Вы не произвели на меня впечатления альтруиста, посвятившего себя благородной миссии.

– Едва ли я могу претендовать на столь высокое звание, – усмехнулся Дуглас, взглянув на часы. – Нам придется нанять экипаж. В три часа придет богатый пациент, и я не хотел бы заставлять его ждать.

– Конечно. – Честити отняла у него свою руку. Внезапно ее пробрала дрожь, несмотря на теплое пальто, и она подняла воротник.

Дуглас снял свой теплый шарф и остановился, повернув ее лицом к себе. Он обмотал шарф вокруг ее шеи и заткнул концы за отвороты пальто, действуя быстро и деловито, с сосредоточенной морщинкой на лбу. Но, когда его руки переместились ей на плечи, расправляя мягкую шерстяную ткань, его движения замедлились. Внезапно он склонил голову и чмокнул ее в кончик носа. У Честити перехватило дыхание, но она постаралась сделать вид, будто ничего особенного не произошло. Дуглас поднял голову и рассмеялся.

– Ваш бедный носик покраснел от холода. Мне давно уже хотелось согреть его, – объяснил он свой поступок.

– Вот еще! Невинный повод для подобных выходок! – чопорно произнесла Честити, отстранившись от него и неосознанно потирая кончик носа затянутой в перчатку рукой. Шарф хранил тепло и запах его кожи, и ее щеки внезапно загорелись, несмотря на холод.

– Я хотел как лучше, – отозвался Дуглас с ухмылкой, в которой не содержалось даже и намека на раскаяние.

Он окинул взглядом улицу и, вложив в рот два пальца, громко свистнул, подзывая кеб. Когда тот подъехал, Дуглас открыл дверцу для Честити, которая проворно забралась внутрь, лишив его шанса подхватить ее за талию, затем влез сам и сел напротив.

– Все время забываю, что вы не любите, когда вам помогают, – заметил он. – Я не люблю фамильярности, – попыталась она принять высокомерный вид, но без особого успеха. Дуглас только улыбнулся в ответ, и Честити ощутила приступ раздражения, грозивший нарушить установившуюся между ними гармонию. – Есть еще один вопрос, на который хотелось бы получить ответ. – Она слегка прищурилась. – Почему вы так грубо обошлись со мной? Дело ведь не только в том, что я раскрыла ваш секрет, не так ли?

Дуглас взглянул на ее решительно сжатый рот и мог поклясться, что в ореховых глазах полыхает пламя. Она хочет получить ответ? Что ж, ему есть что сказать, только вряд ли его слова придутся по вкусу мисс Дункан.

– По привычке, – заявил он.

Она недоверчиво уставилась на него:

– По привычке? Вы хотите сказать, что привыкли хамить людям?

– Ну хорошо, – решительно сказал он, задетый ее язвительным тоном. – Если вам так уж хочется знать, у меня сложилось определенное мнение о дамочках из высшего общества, и поскольку оно бесит меня, боюсь, я дал выход накопившемуся раздражению.

– Какое мнение? – Честити подалась вперед, вглядываясь в его лицо.

Дуглас вздохнул:

– Я так часто сталкивался с предубеждениями представителей нашего круга, что пришел к выводу о самодовольстве, предвзятости и ограниченности этих людей, а женщин в особенности.

– Что? – Честити продолжала ошарашенно взирать на него, пока не сообразила, что сидит с разинутым ртом, и поспешно закрыла его. – Женщины в особенности, – повторила она. – Никогда не слышала более высокомерного, несправедливого и нелепого утверждения. И вы еще беретесь рассуждать о самодовольстве и предвзятости... – Она шумно выдохнула, с отвращением покачивая головой. – Воистину, врач, исцели себя.

Едва заметная улыбка тронула уголки губ Дугласа, в черных глазах сверкнули веселые искорки.

– Виноват, каюсь. – Он поднял руки, признавая поражение. – Если бы я знал, что разбужу настоящую львицу, то следил бы за своими словами.

– Дело не в том, что вы говорите, а в том, что думаете, – запальчиво пояснила Честити.

–Я готов признать, что в каждом правиле есть исключения, – торжественно произнес Дуглас, но серьезность его тона не соответствовала улыбке, которая стала еще шире. – Да и как иначе, когда одно из исключений я вижу перед собой?

Честити попыталась изобразить праведное негодование, но в его улыбке заключалось нечто такое, что делало ее гнев совершенно невозможным. Какое-то неотразимое сочетание лукавства и раскаяния. Ее губы невольно изогнулись.

– В вашем правиле гораздо больше исключений, чем вам кажется, – погрозила она ему пальцем. – Насколько я помню, вы встречались с моими сестрами.

– О да, – кивнул он. – К сожалению, мне не удалось побеседовать с ними, но не сомневаюсь, что они очень умные, образованные и вдумчивые женщины.

Честити сложила на груди руки.

– Вы ведь читали «Леди Мейфэра»? Что вы скажете о женщинах, которые печатаются там? По-вашему, они тоже самодовольны, ограниченны и не желают думать?

– Пожалуй, нет, – снизошел он. – Но некоторые из статей рассчитаны как раз на таких женщин. Вы же не станете отрицать очевидное.

Честити решила проглотить шпильку. Они и сами часто высказывались в том же духе о светских дамах, представлявших львиную долю их читательниц.

– А суфражистки? – вызывающе спросила она. – Их вы тоже считаете самодовольными и недалекими?

– Нет, – признал он.

– А что вы думаете об их требованиях? Должны женщины иметь право голоса? – Честити говорила слишком напряженно, словно она устраивала ему проверку.

Дуглас не спешил с ответом, догадываясь, что затронутая тема очень близка сердцу мисс Дункан. Не приходилось сомневаться, на чьей она стороне.

– В принципе я не против, – осторожно сказал он.

– Но на практике – да. – Она откинулась назад со вздохом, видимо, означавшим: «Я так и знала».

– Нет, постойте, – он поднял палец, – вопрос очень сложный. Большинство женщин, которых я знаю, не хотят голосовать и не знали бы, что делать, будь у них такое право. Моя мать и сестры считают себя достаточно важными персонами в своей области, и не без оснований.

– В своей области, – повторила Честити. – Обычный аргумент. У женщин свой мир, у мужчин – свой, и они никогда не пересекаются... И все прекрасно знают, какой из миров могущественнее и важнее, – добавила она, сознавая, что начинает говорить нравоучительным тоном, совсем как Констанс. Обычно она старалась войти в положение противоборствующих сторон, но в присутствии Дугласа Фаррела ее почему-то поражала односторонняя слепота.

– Мне кажется, мы могли бы прийти к согласию. – В голосе Дугласа послышались примирительные нотки. – Я не против самой идеи, просто не стал бы претворять ее в жизнь, пока женщины не получат образование, которое позволит им найти себе применение в областях, являющихся в настоящее время прерогативой мужчин. – Он откинулся назад, довольный, что нашел дипломатичный способ изложить свои взгляды.

Но его собеседница, похоже, так не считала.

– Неудивительно, что вы до сих пор неженаты, – сделала она вывод. – Едва ли возможно при таких отсталых и консервативных взглядах найти женщину, отвечающую вашим строгим запросам. Ни одна женщина не сочтет привлекательным мужчину, который имеет такое невысокое мнение о женском поле. – Она снова сложила руки на груди и отвернулась к окну, давая понять, что разговор окончен.

Дуглас поскреб кончик носа.

– А я-то надеялся, что мы с вами подружимся. Неужели я настолько ужасен и неисправим, что недостоин вашей дружбы, мисс Дункан?

– Но я не считаю вас ужасным, – запротестовала Честити. – Просто мне не нравятся ваши взгляды.

– О, если так, – вздохнул он с явным облегчением, – я постараюсь измениться.

– Если вы изменитесь, то станете другим человеком, – неосторожно заметила Честити, когда экипаж остановился возле ее дома.

Дуглас спрыгнул на землю и подал ей руку, чтобы помочь спуститься. Затем расплатился с извозчиком и проводил ее до самой двери.

– Ваш шарф. – Честити взялась за длинные концы свисавшего спереди шарфа. _

– Позвольте мне, – принялся он разматывать шарф. Они стояли так близко на верхней ступеньке, что она ощущала его теплое дыхание на своей щеке.

– Готово, – произнес Дуглас, держась за шарф, еще остававшийся у нее на шее. – Друзья, мисс Дункан?

– Конечно, – кивнула она.

Он коснулся губами ее щеки дружеским поцелуем, каким она обменивалась со многими мужчинами, но затем что-то произошло. Дуглас потянул за концы шарфа, приблизив ее к себе ближе, и накрыл ее губы своими губами. Глаза Честити закрылись, и вопреки всякой логике и здравому смыслу она вернула поцелуй. Они тут же отпрянули друг от друга, уставившись один на другого в ошеломленном молчании.

Честити прижала затянутую в перчатку руку ко рту, не отрывая от Дугласа взгляда. Он смущенно улыбнулся.

– Будем считать наш порыв залогом дружбы, – произнес он не слишком уверенно.

Честити ухватилась за предложенное объяснение.

– Да, конечно, дружбы. – Она сняла шарф и протянула ему. – Мы не обсудили наши планы на Рождество.

– Действительно, – согласился он. Честити быстро заговорила:

– Мы все, по крайней мере я с сестрами, поедем четырехчасовым поездом с вокзала Ватерлоо накануне сочельника. Если вас устроит, можете присоединиться к нам. Можно, конечно, приехать и на следующий день, но я не уверена, что будут ходить поезда.

– Я буду счастлив сопровождать вас с сестрами, – поклонился он.

– А ваш камердинер?

Дуглас рассмеялся, ослабив возникшее между ними напряжение:

– Честити, как вам могло прийти в голову после нашего разговора, что у меня есть камердинер?

– Я уже имела возможность убедиться, что вы не совсем тот человек, каким кажетесь, – усмехнулась Честити. – Конечно же, я не думала, что вы привезете с собой слугу, Дуглас, но моя обязанность – спросить.

– Не представляю почему. – Он взял у нее ключ и вставил в замок.

Дверь распахнулась.

– Спасибо. – Честити попыталась проскользнуть внутрь, но он протянул руку и коснулся ее щеки тыльной стороной ладони. Мимолетное прикосновение тем не менее было глубоко интимным.

– До свидания, Честити. – Он вручил ей ключ, кивнув Дженкинсу, появившемуся из глубины полутемного холла.

– Спасибо за пирожок, – поблагодарила Честити, сознавая, как глупо звучат ее слова, и вошла в дом, закрыв за собой дверь.

Дуглас шагал по Харли-стрит как в тумане, пытаясь осмыслить случившееся. После разрыва с Марианной он старался не увлекаться женщинами своего круга. Тому, кто раз обжегся, надо держаться с ними вдвойне осторожно, думал он, поднимаясь по лестнице в свою приемную на втором этаже. С тех пор как он начал вылазки в трущобы Эдинбурга, все свои духовные и физические силы он отдавал их обитателям, отчаянно в нем нуждавшимся. Он имел любовницу, миловидную и нетребовательную куртизанку, довольную тем, что он оплачивал ее жилье и расходы в обмен на сексуальные услуги. Но их договоренность не предполагала взаимных чувств, и она без особых сожалений перебралась к следующему покровителю, когда Дуглас уехал из Эдинбурга.

Покинув родной город, доктор оставил там процветающую клинику с персоналом, который обучил сам, и надежным источником финансирования в виде созданного им фонда. Дуглас приехал в Лондон, полный идей, но без денег, и женитьба на богатой женщине представлялась ему идеальным решением проблемы. Брак по расчету, основанный на взаимной выгоде, без романтических иллюзий с их ловушками и западнями, его устраивал. Однако флирт с достопочтенной Честити Дункан не входил в его планы и мог стать препятствием для осуществления его главной цели.

Дуглас удивленно нахмурился, увидев, что дверь в его приемную распахнута настежь. Он еще не обзавелся регистратором, а до назначенного приема оставалось не менее получаса. Он шагнул внутрь, громко окликнув:

– Есть здесь кто-нибудь?

– О, дотторе. – Из смежной комнаты появилась Лаура Делла Лука с образцами тканей в руках. – Я хотела проверить кое-какие идеи. Сторож впустил меня, когда я сказала, что помогаю вам с оформлением приемной.

– Понятно.

При таком отношении сторожу лучше забыть о рождественской премии, подумал Дуглас с вполне оправданным раздражением. Он не желал, чтобы эта женщина, да и любая другая, расхаживала по его приемной, словно полноправная хозяйка. Впрочем, справедливости ради он мог легко себе представить Лауру, отметающую все возражения сторожа как не заслуживающие внимания.

– По-моему, такая ткань идеально подойдет для комнаты ожидания, дотторе, – щебетала Лаура, не замечая его молчания и отсутствия энтузиазма. Она протянула ему образец набивной ткани из хлопка. – Только вообразите ее на стульях. Кстати, я видела в одном очаровательном магазинчике в Кенсингтоне несколько чудесных кресел с подлокотниками, которые будут прекрасно смотреться в чехлах из предлагаемого мною материала. Надо будет сделать оборку внизу, чтобы спрятать ножки... Ножки так вульгарны, вы не находите?

– Мне всегда казалось, что они необходимы, – сухо заметил Дуглас.

– О, разумеется, – небрежно взмахнула рукой Лаура, – но мы ведь не обязаны оскорблять свое зрение вульгарными вещами, даже если они необходимы, не правда ли, дотторе? – Лаура погрозила ему пальчиком. – А вот это будет восхитительно смотреться на окнах, со шнуром и кистями подходящего оттенка. – Она представила на его обозрение другой образец, выглядевший точно так же, как первый.

Дуглас пригляделся:

– Разве вы показываете мне не одну и ту же ткань?

– Нет-нет... разве что для мужского глаза. – Она нетерпеливо тряхнула головой. – Видите, здесь совсем другой рисунок, да и расцветка отличается. Тут золотистый фон, а там голубой.

– Понятно, – кивнул Дуглас, вспомнив дворец на Парк-лейн. Там тоже преобладали голубые с золотом тона, но помещение по крайней мере не выглядело как деревенская кондитерская.

– А еще мы повесим на окна прелестные кружевные занавески. – Лаура с триумфом продемонстрировала ему отрез белого кружева. – Только представьте, дотторе, как будет красиво. – Она поспешила к одному из высоких окон, повесив на одну руку кружево, а на другую набивное полотно. – Какая прелесть!

– Да, – произнес Дуглас слабым голосом. Боже правый, такие финтифлюшки в приемной солидного врача. Да он станет посмешищем среди представителей его профессии!

– И золоченые столики у каждого кресла, – вдохновенно продолжала Лаура. – Для удобства, как вы понимаете. Я уже кое-что присмотрела. – Она широко раскинула руки. – С цветочными натюрмортами на стенах мы создадим здесь атмосферу красоты и уюта, идеально подходящую для больных и страждущих.

Скорее для будуара стареющей дамы! Дуглас поморщился. Но если он так скажет, вряд ли его слова пойдут на пользу его ухаживанию. А вот если он будет кивать, улыбаться и тянуть время, вполне возможно, что затея умрет естественной смертью.

– Подождите, пока услышите, что я придумала для вашего кабинета.

Лаура устремилась в смежную комнату. – Здесь мы повесим такие же кружевные занавески от солнца и плотные шторы из золотистого гобелена с вишневой бахромой и кистями, которые будут прекрасно сочетаться с темно-красной кожаной мебелью и поверхностью письменного стола, обтянутой кожей того же цвета. И разумеется, ковер! Во весь пол, с рисунком из красных, золотистых и голубых тонов. Да, это будет великолепно. Только представьте себе, дотторе.

Дуглас представил и содрогнулся. Неужели она думает, что он будет обследовать больных в помещении, смахивающем на бордель? Он прочистил горло, пытаясь найти деликатный способ отвлечь ее от безумной идеи, но Лаура не замечала его мучений:

– Здесь мы повесим картины... Итальянских художников, разумеется. Ничто не может сравниться с итальянской живописью. Никаких репродукций, естественно, так что мне придется заняться украшением стен лично. Обойдется недешево, но затраты себя оправдают.

Дуглас снова прочистил горло.

– Мои средства не беспредельны, синьорина. Лаура небрежно отмахнулась:

– О, мы, итальянцы, умеем торговаться. Не беспокойтесь, дотторе. Я все устрою.

– Очень любезно с вашей стороны, мисс Делла Лука... Лаура... взять на себя все хлопоты, но боюсь... – Он взглянул на часы. – Я жду пациента с минуты на минуту и должен подготовиться.

– Да-да, конечно, у вас столько дел, дотторе. Не смею вас задерживать. – Она вернулась в приемную и принялась собирать образцы тканей, разбросанные повсюду. – Но вы не сможете добиться успеха без надлежащего окружения. Разве можно представить личного врача королевы в такой убогой обстановке? Боже, ни в коем случае. – Она издала смешок.

– Королевы? – тупо переспросил Дуглас, гадая, откуда могла взяться такая идея.

Лаура рассмеялась и похлопала его по плечу:

– Да будет вам, дотторе. У всех есть свои амбиции, а вы не из тех, кто довольствуется малым. Я прочитала это в ваших глазах.

Наверное, по-итальянски, подумал Дуглас, продолжая смотреть на нее с застывшей улыбкой. Ему уже начинало казаться, что улыбка приклеилась к его лицу навечно и он никогда не избавится от этой гримасы.

– Вы должны предоставить такие вещи мне, – заявила Лаура непререкаемым тоном. – У вас есть более важные заботы, дотторе... ах, никак не привыкну называть вас по имени... Так вот, Дуглас, можете спокойно заниматься мужскими делами, а я займусь женскими. И не возражайте.

– Вы слишком добры, – выдавил он. – Позвольте проводить вас.

Он проводил ее вниз по лестнице и дальше, на улицу, затем решительно закрыл дверь, удержавшись от соблазна запереть ее на замок. Его остановила мысль, что будущему пациенту едва ли понравится запертая дверь.

Он вернулся к себе, поражаясь, как в кругу его новых знакомых могли оказаться две столь разные женщины, как Честити Дункан и Лаура Делла Лука. И впервые за все время ощутил укол сомнения. Стоят ли деньги Лауры и ее очевидное желание посвятить себя карьере мужа такой цены, как брак?

Дуглас решительно отогнал от себя предательские мысли. Не он первый, не он последний, люди идут на подобные компромиссы с давних времен. Лаура – именно то, что ему нужно. Вряд ли они будут проводить много времени вместе. Он даст ей то, чего она ждет от брака, а она даст ему то, в чем нуждается он.

Но личный врач королевы? Боже правый. Это уж чересчур. Пусть тешится своим набивным ситцем, если ей угодно, но всему есть предел.

Глава 11

– Что ж, все прошло очень недурно, – с удовлетворением отметила Констанс, когда сестры вышли из Сент-Джеймсского собора на Ганновер-сквер, где они присутствовали на бракосочетании Эстер Уинтроп и Дэвида Лукана.

– Да, их союз – наш первый настоящий успех на поприще брачных услуг, – промолвила Пруденс.

– Не считая Амелии и Генри, – напомнила Честити.

– Их нельзя считать, Чес, ведь мы не взяли с них денег, – возразила Пруденс.

– Но Эстер с Дэвидом не знают, что их сосватали, – проговорила Честити.

– Тем лучше, – высказалась Констанс. – Главное, что они заплатили за услуги, точнее, их матери, пусть даже без их ведома.

Пруденс хмыкнула:

– Что позволило нам сделать щедрое пожертвование в фонд нуждающихся старых дев. Я по-прежнему думаю, Кон, что твоя идея оказалась просто блестящей.

Старшая сестра рассмеялась:

– И она сработала, как мы могли убедиться сегодня утром.

– Они оба просто светились от счастья, – подтвердила Честити, когда все сели в ландо с Кобемом на козлах. – В резиденцию Уинтропов, Кобем, как вы, наверное, и сами догадались.

– Конечно, мисс Чес, – отозвался кучер. – Как прошла свадьба?

– Чудесно, – ответила Пруденс. – Все плакали.

– Кроме нас, – заметила Констанс.

– А я немного всплакнула, – призналась Честити. – Я всегда плачу при виде счастливых людей.

– Ты слишком мягкосердечна, дорогая. – Констанс стиснула ее в коротком объятии. – И заставляешь нас с Пру чувствовать себя этакими драконихами с железными сердцами.

– Ты бы так не сказала, если бы видела меня с Дугласом Фаррелом.

Честити отвернулась и посмотрела в окно. Репутация самой мягкосердечной сестры иногда действовала ей на нервы, особенно когда подразумевалась обыкновенная сентиментальность. – Он уверен, что я на редкость язвительная, нахальная и любопытная особа.

Честити сознавала, что преувеличивает, просто она не решилась рассказать сестрам о так называемом дружеском поцелуе, хотя и просветила их насчет истинного призвания Дугласа. Почему-то ей было проще притворяться, что она, как и раньше, недолюбливает доктора.

– Ну, предположим, в тебе такие черты есть, – признала Пруденс. – Как и у всех дочерей нашей матери. Просто в тебе они проявляются реже.

– Думаю, нас ждет увлекательное Рождество, – сморщила носик Констанс, когда Кобем остановил ландо, ловко втиснувшись в узкое пространство между другими экипажа ми, доставившими гостей на свадебное торжество. – Если тебе понадобится помощь, чтобы справиться с доктором, можешь рассчитывать на нас.

– Как-нибудь обойдусь, – гордо вскинула голову Честити, чем рассмешила сестер. – Единственная помощь, которая мне требуется; – поддерживать его интерес к Лауре. Нам придется изобретать всевозможные способы, чтобы сводить их вместе.

И держать Дугласа на расстоянии вытянутой руки от нее самой, подумала она. Иначе дружеские поцелуи испортят все дело. Ей вдруг пришла в голову ужасная мысль, что Дуглас, очевидно, принял ее за богатую и свободную и переключил свое внимание с Лауры на нее.

– Ты по-прежнему готова обречь доктора на брак с синьориной Делла Лука, хотя твое мнение о нем изменилось к лучшему? – спросила Пруденс, когда они выбрались из экипажа.

Честити пожала плечами:

– Ему нужна богатая жена. Остальное его не интересует. А поскольку его отношение к женщинам находится на уровне пещерного человека, вряд ли его волнует вздор, который она несет. Думаю, он будет относиться к ней с той же снисходительной терпимостью, как к своей матери и сестрам. Дескать, таковы все женщины.

– Могу себе представить, – презрительно пожала плечами Констанс. – Пожалуй, ты права – пропащий случай.

– Когда прикажете заехать за вами, мисс Кон? – поинтересовался Кобем с козел.

– Часа в три, пожалуйста. Нам нужно успеть на четырехчасовой поезд, так что отсюда мы поедем прямо на вокзал.

– Хорошо, мисс Кон. В таком случае я захвачу с собой сумки мисс Чес.

– Да, пожалуйста, Кобем, они готовы и ждут в холле, – кивнула Честити и повернулась к сестрам: – Ваши вещи, очевидно, привезут Макс с Гидеоном?

– Да, они собираются выехать примерно в одно и то же время, – сообщила Пруденс, – но на разных автомобилях, конечно. Надеюсь, они доберутся до Ромзи к ужину.

– Ну, тогда я поехал, вернусь к трем, – пообещал Кобем.

– Сегодня ваш последний день в качестве кучера? – улыбнулась Честити.

– Да, мисс Чес, – покачал Кобем головой. – Не представляю, чем я буду заниматься целыми днями.

– Работать в своем саду, – подсказала Констанс. – Вам понравится.

Он хмыкнул:

– Ага, болтаться под ногами у жены.

– Ей тоже понравится, – уверила его Констанс. Кобем рассмеялся и прищелкнул языком, понукая лошадей, которые тронулись с места резвой рысью.

– Ладно, пойдем поздравим новобрачных, – взяла сестер за руки Пруденс, присоединяясь к потоку гостей, входивших в дом.

Дуглас окинул взглядом небольшую кучку изящно завернутых пакетов, высившуюся на столе в гостиной, гадая, правильно ли он поступил. Он не знал, что предписывает этикет насчет рождественских подарков, но решил на всякий случай подготовиться. Если окажется, что у Дунканов не принято обмениваться подарками, он оставит их в своем саквояже. Покупая сувениры, он исходил из вкусов членов семьи. Выбор подарка для лорда Дункана не составил труда – коробка хороших сигар всегда пригодится, а поскольку он практически не знал старших сестер, то остановился на духах. Другое дело Честити.

Он хотел подарить ей что-нибудь особенное, соответствующее ее личности, и потратил немало времени, пытаясь уловить сущность ее характера, в котором уживались такие крайности, как беспощадная ирония и дружеское участие, заставлявшее ее взор сиять, а губы расплываться в улыбке.

Наконец он нашел то, что искал в маленьком галантерейном магазинчике на боковой улочке, ответвлявшейся от Бонд-стрит. По его мнению, шелковый шарф, достаточно большой, чтобы сойти за шаль, чудесной расцветки из зеленых, золотистых и рыжеватых тонов, очень подойдет ей. А потом ему попались на глаза янтарные бусы, и он купил их тоже. И только теперь, когда Дуглас завернул бусы в шарф, ему пришло в голову, что такие личные подарки будут выделяться на фоне прозаичных и безликих подношений для ее сестер.

Но должен же он как-то выразить благодарность за сочувствие, с которым она встретила его признание. Наверняка виконт Бригем на правах близкого друга проявит не меньше изобретательности в выборе рождественского подарка для Честити. А то, что они подружились, не вызывает сомнений. Чтобы соблюсти баланс, Дуглас постарался подыскать подходящий подарок и для Лауры. Он нашел иллюстрированный экземпляр «Божественной комедии» Данте, переплетенный в телячью кожу цвета слоновой кости, так что, возможно, подарок для Честити не будет так уж бросаться в глаза.

Дуглас обвязал мягкий пакет шелковой ленточкой и положил его вместе с остальными в саквояж. Насвистывая себе под нос, он упаковал свои вещи: вечерний костюм, костюм для верховой езды и прочую одежду, стараясь предусмотреть все случаи. Затем запер квартиру и нанял кеб до Ватерлоо.

На вокзале, заполненном толпами путешественников, устремившихся на Рождество за город, царила суета. Под ногами толклись дети, носильщики резво катили тележки с багажом к платформам, где поезда шумно выпускали пар. Дуглас направился к своему поезду, поглядывая по сторонам в поисках семейства Дункан. Хотя Честити не сказала прямо, он предположил, что они поедут в одном купе. Он уже добрался до платформы, когда услышал знакомый голос, пронзительно окликавший:

– Дотторе... дотторе...

Дуглас обернулся, и его губы сложилась в дежурную улыбку, как всегда при виде Лауры.

– Добрый день, доктор Фаррел, – приветствовала его графиня, протянув руку. – Как приятно, что мы сможем ехать в одном купе.

Он обменялся с ней рукопожатием, пробормотав слова приветствия, затем склонился над рукой Лауры.

– Позвольте мне помочь вам с багажом. – Дуглас огляделся, но не увидел ни багажа, ни носильщика.

– О, горничные и носильщик уже отнесли наши вещи в багажный вагон, – сообщила Лаура.

– Боюсь, мы не из тех, кто путешествует налегке, доктор. – На губах графини играла легкая улыбка. – У нас слишком много вещей, чтобы тащить их с собой в купе.

– Тогда, с вашего разрешения, я поищу свободное купе. Что-то наших хозяев пока не видно. – Он повернулся к вагонам первого класса.

Уже собравшись двинуться дальше по платформе в поисках свободных мест, он вдруг услышал пронзительный свист. Дуглас поднял глаза и увидел Честити, высунувшуюся из вагонного окошка. Вложив в рот два пальца, она снова свистнула, не переставая отчаянно махать рукой, чтобы привлечь его внимание.

Дуглас, смеясь, направился к ней.

– Где вы научились?

– У вас, – отозвалась она. – Я видела, как вы делали это, подзывая экипаж, и попробовала сама. – Она приветливо улыбнулась его спутницам. – Мы заняли для вас с Лаурой места, графиня.

– А я смогу втиснуться? – поинтересовался Дуглас.

– Конечно. Мы заняли все купе, чтобы никто не смог нарушить нашу компанию, – сообщила Честити и отошла от окна, чтобы Дуглас мог открыть дверь.

Графиня забралась в поезд, и следом за ней Лаура. Дуглас сунул внутрь свой саквояж, затем влез сам и захлопнул за собой дверь.

– Добрый день, дамы, – приветствовал он сестер с улыбкой и полупоклоном. – Как прошла свадьба?

– Чудесно, – ответила Честити. – Я проплакала всю церемонию.

Вопреки своему заявлению, она выглядела исключительно радостной и ни в малейшей степени не заплаканной. Ее изящное лицо обрамляли широкие поля прелестной бирюзовой шляпки с крохотной вуалью и огромным сиреневым бантом.

– Мне нравится ваша шляпа, – сделала ей комплимент доктор.

– О, спасибо, – поблагодарила она со своего сиденья в углу. – Я купила ее специально для свадьбы.

– Я так и понял. – Дуглас закинул свой саквояж на полку, намереваясь сесть рядом с ней, но когда он повернулся назад, то увидел, что Констанс пересела к сестре, и ему ничего не оставалось, кроме как занять единственное свободное место рядом с Лаурой.

– Мы зарезервировали столик в вагоне-ресторане, – сказала Честити, обращаясь к вновь прибывшим. – Помимо того что там очень уютно, мы сможем приятно скоротать время.

– Дотторе, я хотела обсудить с вами шторы для вашей приемной, – проигнорировала реплику Честити Лаура. Она понизила голос, словно они обсуждали нечто личное. – Если помните, я говорила о гобеленовой ткани.

– Вы помогаете Дугласу оформить его приемную, Лаура? – осведомилась Пруденс, переглянувшись с сидевшими напротив сестрами.

– Да, – ответила Лаура с важным видом. – Оформление интерьеров требует особых талантов... которыми мужчины обычно не обладают. Не правда ли, дотторе?

– Возможно. – Дуглас надеялся, что отсутствие энтузиазма с его стороны несколько охладит пыл синьорины. – Я еще не решил, на каком стиле остановиться.

– О, вы не должны ни о чем беспокоиться, дотторе, – похлопала она его по колену. – Предоставьте все мне. Уверяю вас, вы будете в восторге – в полнейшем восторге – от результатов.

– Не сомневаюсь, что у вас безупречный вкус, Лаура, судя по вашему дому на Парк-лейн. – Честити не удержалась от замечания и взглянула на Дугласа, прикусив губу, чтобы удержаться от смеха при виде его растерянного вида. – Как вам повезло, Дуглас, что вы так вовремя познакомились. Таланты Лауры могут оказаться вам очень полезными.

Дуглас догадывался, что над ним потешаются, но молчал, отложив возмездие до того момента, когда они останутся наедине. Подобная мысль принесла ему некоторое удовлетворение. Он скрестил руки на груди и одарил ее сардонической улыбкой, на которую она ответила озорной усмешкой.

О Боже, что она делает? Честити ужаснулась, поймав себя на кокетстве. Все получилось так естественно, что она даже не успела задуматься. Но ей нельзя флиртовать с Дугласом Фаррелом! Особенно после того «дружеского» поцелуя. Она вытащила из сумки книгу и решительно уткнулась в нее.

– Так вот, дотторе, – продолжала Лаура как ни в чем не бывало. – Я нашла гобелен восхитительной расцветки, который вы должны непременно купить. Ну и что-нибудь из предметов восточного искусства. Урны и тому подобное.

– Или драконы! – подхватила Пруденс. – Как насчет двух драконов, охраняющих двери?

Из-за книги, которую держала в руках Честити, раздался сдавленный звук, и она принялась рыться в своей сумочке в поисках носового платка, делая вид, что подхватила простуду. Дуглас уставился на сестер в угрожающем молчании. Вся троица ответила ему невинными взглядами.

– Не думаю, что драконы уместны в приемной врача. Вряд ли они создадут правильное впечатление. А вот Будда – пожалуй, – отозвалась Лаура с серьезным видом после короткого раздумья.

– Лежащий, – предложила Честити, продолжавшая прятаться за книгой, с подозрительной дрожью в голосе. – Или вы полагаете, что сидящий будет лучше, Лаура?

– Что вы читаете, Честити? – сурово спросил Дуглас.

– «Гордость и предубеждение», – ответила она. – Ужасно смешно.

– Но, похоже, мисс Остин не удается завладеть вашим вниманием, – произнес он. – Не слишком лестно для нее.

– О, я столько раз читала эту книгу, что знаю все наизусть. – Честити закрыла книгу, заложив страницу пальцем. – В конце концов, общеизвестно, что одинокий мужчина...

– ...с солидным состоянием должен стремиться к браку, – хором закончили сестры и дружно рассмеялись, словно старой и знакомой шутке.

Дуглас, не подозревавший, что цитата имеет прямое отношение к их жизни, нашел их веселье заразительным, несмотря на раздражение, вызванное поддразниванием сестер.

– Вы согласны, Дуглас? – поинтересовалась Честити при виде его неохотной улыбки.

Он покачал головой:

– У меня нет определенного мнения по такому важному вопросу.

– О! – Честити выглядела разочарованной. – А вы, Лаура? Вы согласны, что это общеизвестная истина?

Лаура нахмурилась. Не догадываясь о веселом настроении сестер, она отнеслась к проблеме с должной серьезностью.

– Мне кажется, – наконец произнесла она, – что богатые мужчины и женщины просто обязаны жениться, выполняя тем самым свой общественный долг.

– А как же бедные мужчины и женщины? – полюбопытствовала Пруденс. – У них нет такого же общественного долга?

– Конечно, нет. – Лаура энергично замотала головой. – Бедность порождает бедность. Общественный долг бедных избегать воспроизведения себе подобных особей.

– Особей? – переспросила Честити, не в силах скрыть шок. – Они такие же особи, как и мы.

– Нет, здесь вы ошибаетесь, Честити, – твердо напутствовала Лаура. – В них отсутствует нечто важное, в чем, разумеется, они не виноваты.

Честити взглянула на Дугласа и перехватила презрительное выражение, мелькнувшее в его угольно-черных глазах. Затем его губы вытянулись в тонкую линию, и он отвернулся, изображая полнейшее безразличие к обсуждаемой теме. Учитывая нелестное мнение доктора о женщинах, Честити не удивилась его реакции. Однако ей не хотелось, чтобы Лаура, оправдав худшие из опасений Дугласа, оттолкнула его от себя.

– О, полагаю, вы читали «Скромное предложение» Свифта, – поспешно переменила она тему, надеясь сгладить произведенное Лаурой впечатление. – Как там дальше? – Она нахмурилась. – Что-то насчет того, что хорошо откормленный ребенок является самой изысканной и питательной пищей. – Она повернулась к сестрам. – Напомните мне.

– «Скромное предложение, как сделать, чтобы ирландские дети не превращались в обузу для собственных родителей и страны», – подсказала Констанс, – один из любимых нашей матерью очерков Свифта.

– Вот как? Я не читала. – Лаура пренебрежительно скривилась.

– Рекомендуется употреблять тушеными, жареными, печеными или вареными, – процитировала Пруденс. – Кажется, так.

– Ну да, а еще лучше в виде фрикасе или рагу, – добавила Честити. Сестры рассмеялись, но никто больше не нашел литературные опыты Джонатана Свифта забавными.

– Чай, – объявила Честити, нарушив внезапно повисшее неловкое молчание, и отложила книгу. – Пора пить чай. Я проголодалась. – Она вскочила с места, отряхивая широкую юбку сиреневого платья.

– Я не пью чаю, дорогая, – отказалась графиня.

– Какой все-таки странный обычай – пятичасовой английский чай, – заявила Лаура. – Трудно придумать более неподходящее время для еды, не правда ли, дотторе... Дуглас? – Она улыбнулась.

Дуглас решил, что сыт по горло разговорами с Лаурой. К тому же в вагоне становилось душно.

– Совсем наоборот, – известил он. – Я горячий поклонник английского чаепития. Могу я присоединиться к вам, дамы?

– Сделайте одолжение, – поднялась Констанс. – Но считаю своим долгом предупредить, что Честити съест все пирожные, если вы предоставите ей хоть малейший шанс.

– Чудовищная клевета, – пожаловалась Честити, отодвигая дверь купе. – Не обращайте на них внимания, Дуглас.

– Постараюсь. – Он последовал за ней в коридор. Поезд изменил направление движения, и вагон качнуло.

Честити схватилась за стены, пытаясь сохранить равновесие, но Дуглас обхватил ее за плечи чуть ли не раньше, чем поезд начал маневр. Он удерживал ее до тех пор, пока путь не выпрямился, так что она в полной мере ощутила мощь руки, прижимавшей ее тело, словно железный обруч, к его крепкому торсу. Слабый, но безошибочный импульс желания пронзил низ ее живота.

Честити резко отстранилась, упершись ладонями в его широкую грудь.

– Спасибо, – поспешно сказала она, отступив на шаг. – Вы очень галантны.

– Боюсь, недостаточно галантен, чтобы подхватить вас всех, – возразил Дуглас. – Позвольте, я пройду вперед.

Он двинулся впереди них по коридору и открыл дверь в вагон-ресторан. Они проследовали внутрь, и официант в белой униформе проводил их к столику.

Честити села у окна, а Дуглас расположился рядом, предоставив остальным сестрам занять, места напротив. За столиком оказалось довольно тесно, и юбки Честити касались его ноги. Она сидела так близко, что он ощущал легкий аромат ее волос и благоухание каких-то цветочных духов, исходивший от ее кожи. Всплеск эмоций, который он испытал, поневоле обнимая ее в коридоре, удивил и потряс Дугласа. Он едва сдерживался, чтобы не прижать к себе ее женственную фигурку, снова ощутить тяжесть упругой груди, натягивавшей лиф платья, и изгиб тонкой талии, которую можно обхватить пальцами. Ее близость действовала на него как нагретое солнцем вино, терпкое и возбуждающее.

Подошедший принять заказ официант прервал его чувственные грезы, уже начинавшие проявляться самым неловким образом. Пока Констанс разливала чай, на столе появились тарелки с тостами, пирожными и бутербродами.

Дуглас взял горячий тост и щедро намазал его маслом. Решив внести полемический задор в чересчур интимную атмосферу, сложившуюся за столом, он непринужденно заметил:

– Кажется, сестры Дункан находят мисс Делла Лука забавной?

– Синьорину Делла Лука, – поправила его Констанс с плутоватой улыбочкой.

– Именно ее я и имел в виду. – Дуглас выгнул бровь.

– Нет, конечно же, нет, – быстро вставила Честити. – Лаура прекрасно разбирается в искусстве, особенно в итальянском, она много путешествовала по Италии. Просто замечательно, что она собирается украсить вашу приемную статуями Будды, китайскими вазами и... – Она выдержала паузу, пытаясь сохранить серьезность. – И прочими вещами, – кротко закончила она.

– В самом деле, Дуглас, Лаура очень интересная собеседница, – поддержала ее Пруденс. – И наверняка талантливый декоратор. Конечно, мы с Кон не видели дом на Парк-лейн, но Честити описала его во всех подробностях.

– Не сомневаюсь. – Дуглас обвел взглядом невинно улыбающиеся лица сестер. – Вы очень коварные женщины, – сделал он вывод.

– Ну что вы, – запротестовала Честити, намазывая взбитые сливки на булочку. – Мы очень добросердечные, все трое.

– Я не верю ни единому вашему слову. – Он откусил кусок тоста, задумчиво пожевал, затем спросил: – А где лорд Дункан?

– О, он уехал еще вчера с Дженкинсом и миссис Хадсон. – Честити обрадовалась, что разговор сдвинулся с опасной почвы. Их цель – поощрять его ухаживание за Лаурой Делла Лука, а не наоборот. – Хотел лично присмотреть за приготовлениями.

– В первую очередь за винным погребом, – сообщила Пруденс.

– А ваш муж? – поинтересовался он.

– Отправился на машине с сумками, багажом, дочерью, ее гувернанткой и целой горой подарков, – ответила Констанс. – Для жены не осталось места.

– Ничего, нам нравится путешествовать вместе, – промолвила Честити. – Как вам тост?

– Тост он и есть тост. – Дуглас с облегчением отметил, что его чувственные фантазии полностью рассеялись.

– Тост может быть плохим или хорошим, – настаивала Честити. – Недожаренным, хрустящим и даже горелым.

Он повернулся к ней с удивленным видом.

– Я всего лишь пытаюсь поддержать разговор, – пояснила она.

– Вот как? В таком случае позвольте заверить вас, что мне приходилось вести и более занимательные беседы.

Честити изобразила обиду, слегка надув губки.

– Светские разговоры всегда немного банальны.

– Тогда, может, обойдемся без них?

– Лаура не тратит время на светскую болтовню, – вмешалась Пруденс. – Уверена, вы найдете ее рассуждения чрезвычайно содержательными.

– При условии, что они не будут касаться тостов.

Казалось, они ведут какую-то игру, правил которой Дуглас не знал. Собственно, он даже не понимал, в чем ее суть. Или она представляет собой просто безобидные шалости, или сестры преследуют какую-то цель? Судя по тому, что он наблюдал, последнее представлялось более вероятным. Сестры подыгрывали друг другу, словно участвовали в каком-то представлении, но Дуглас не сомневался, что их пикировка имеет определенное значение.

– Расскажите нам об Эдинбурге, – попросила Констанс. – Мы никогда там не были, но, говорят, это красивый город.

Тема казалась вполне безопасной, и Дуглас охотно откликнулся, описывая родной город. К его облегчению, сестры с интересом слушали, ограничиваясь разумными репликами и вопросами, и разговор продолжался, пока они не покинули вагон-ресторан и вернулись в свое купе.

К тому времени, когда поезд добрался до крохотной станции в Ромзи, стемнело. Дуглас соскочил на перрон и помог выйти дамам, а поджидавший на платформе носильщик подкатил тележку к багажному вагону, где две взволнованные женщины, жестикулируя и препираясь, объяснялись с проводником, указывая в груде багажа вещи, принадлежавшие их хозяйкам.

– У вас есть сумки, мисс Чес? – раздался из темноты басовитый голос.

– Одна, Эдвард, спасибо. – Честити повернулась к пожилому мужчине в теплой куртке, появившемуся со стороны станционного здания. – И еще одна у доктора Фаррела. – Она указала на два саквояжа, которые Дуглас выгрузил из купе.

– Нам понадобятся по крайней мере два экипажа, чтобы вместить всех, – проговорила Констанс. – И еще один для багажа графини Делла Лука, – добавила она, глядя с благоговейным ужасом на гору сумок и чемоданов, высившуюся на тележке носильщика. – Боюсь, вам придется вернуться за вещами, Эдвард.

– Да нет, мистер Дженкинс обо всем позаботился, – бодро информировал Эдвард. – Тут, кроме меня, Джо с телегой и Фред на бричке, так что всем хватит места. Давай-ка сюда, Сэм, – махнул он запыхавшемуся носильщику, направляясь к станционному зданию, где ожидала целая вереница экипажей, состоявшая из простой крестьянской телеги, четырехместной коляски и изящной двуколки.

– Дуглас, почему бы вам не отправиться вместе с Лаурой и графиней в коляске? – предложила Честити. – А мы втроем втиснемся в двуколку.

Для мужчины, собирающегося ухаживать за Лаурой Делла Лука, она определила самый разумный расклад, но Дуглас с изумлением услышал собственный голос:

– В двуколке поместятся в лучшем случае два с половиной человека, а если я сяду в коляску, там останется место только для двоих, поскольку я один занимаю полтора сиденья. Думаю, вашим сестрам следует составить компанию Лауре и ее матери, а мы с вами поедем на двуколке. Намного удобнее для всех, вам не кажется? – И прежде чем кто-либо успел возразить, он ловко усадил обеих дам Делла Лука в коляску и протянул руку Констанс.

Та оглянулась на Честити, затем едва заметно пожала плечами и позволила подсадить себя в экипаж. Пруденс, не представлявшая, как повлиять на ситуацию, не создав впечатления, будто она не желает ехать вместе с гостьями, согласилась без лишних слов.

– О, здесь есть пледы, – заметил Дуглас. – На вашем месте я бы воспользовался ими – чертовски холодно.

– Мы непременно последуем вашему совету, – откликнулась Констанс несколько приторным тоном. Доктор вел себя как предупредительный джентльмен, но почему-то вся их тщательно выверенная стратегия, направленная на его же благо, давала осечку за осечкой.

– Отлично, – бодро отозвался он, словно не заметил ее иронии. – Было бы обидно простудиться на Рождество.

Он повернулся и зашагал к двуколке, где уже сидела Честити, недоумевая, как ему удалось так быстро перехватить инициативу. И не только как, но и почему. Странно, что Дуглас не воспользовался представившейся возможностью продолжать ухаживание за Лаурой. Если только он не решил, как она и опасалась, переключить свое внимание на нее.

Боже правый, как все усложнилось! В панике Честити схватила с сиденья плед и плотно укутала им колени, словно плед мог оградить ее от физического присутствия Дугласа.

Он сел рядом с ней.

– Вы не поделитесь со мной?

Достаточно большой плед предназначался для двоих. Честити высвободила край, и Дуглас со словами благодарности обернул его вокруг своих коленей. Теперь их ноги соприкасались, и Честити снова ощутила прилив желания. Она резко выпрямилась на узкой скамье.

– Далеко до вашего дома? – спросил Дуглас, казалось, не замечая ее скованности.

Однако он все видел и догадывался, в чем причина. Притяжение между ними казалось почти осязаемым, как мощная приливная волна, которой невозможно противиться и лучше покориться, отдавшись на волю течения. Как оно отразится на его планах, Дуглас не знал, но почему-то в данный момент последствия его совсем не волновали.

– Около мили, – ответила Честити.

– Прекрасная ночь. – Дуглас запрокинул голову, глядя на усыпанное звездами небо. Морозный воздух был таким сухим и чистым, что чуть ли не потрескивал. – Смотрите, вот Кассиопея, а там Орион.

Тема казалась достаточно безобидной, и Честити проследила за его взглядом.

– А где его пояс? Мне никогда не удавалась его найти.

– Сейчас покажу. – Он обнял ее за плечи таким естественным жестом, что, когда она сообразила и хотела воспротивиться, стало слишком поздно. Дуглас показал на небо свободной рукой: – Взгляните на восток. Видите Млечный путь? Кассиопея слева. В такое время года она похожа на букву. А теперь посмотрите выше. Видите две яркие звезды?

Если провести между ними линию, она пересечет россыпь из трех звезд. Это и есть пояс Ориона.

Честити запрокинула голову, следя за его пальцем и стараясь не думать об обнимающей ее руке и о том, что ее затылок практически лежит на плече ее спутника. Она пыталась убедить себя, что могла бы находиться здесь с Родди в точно такой же позе и не видела бы в ней ничего особенного.

– О да, теперь я вижу, – подтвердила она. – Звезды всегда притягивали меня, но я так мало о них знаю.

– Ничего, я вас научу, если ночи будут такими же ясными, как сегодня, – пообещал Дуглас. – Астрономия – одно из моих увлечений с самого детства. – Он притянул ее ближе, постукивая пальцами по ее плечу.

Честити резко подняла голову, не в силах больше притворяться, будто его жест – обычное проявление дружбы. Она решительно отодвинулась на край сиденья, и рука Дугласа упала. Чувствуя на себе его взгляд, она посмотрела вперед, поверх лошадиных голов, и с облегчением увидела в темноте приближающиеся огни дома.

– Кажется, приехали, – объявила она, отбросив плед. – Надеюсь, миссис Хадсон позаботилась о подогретом вине. – Не успел Фред осадить лошадь, как она спрыгнула на землю, опередив Дугласа.

Двери дома распахнулись, и на пороге появился лорд Дункан, освещенный лившимся сзади потоком света.

– Добро пожаловать, добро пожаловать, – возвестил он, просияв при виде графини, выбравшейся из коляски. – Добро пожаловать, дорогая леди. – Он взял ее за руки и увлек в холл. – Входите, мисс Делла Лука, входите все, пока не замерзли, – добавил он, спохватившись, но все поняли, что он видит только графиню.

– Похоже, один из наших проектов приносит плоды, – шепнула Пруденс старшей сестре, следуя за ними в дом.

– Угу, – пробурчала Констанс. – Но вот насчет другого я не уверена.

– Я тоже. Как понимать постоянное нарушение наших планов? – Пруденс выразительно посмотрела на Констанс.

– Надо спросить у Чес.

Они вошли в просторный холл с дубовыми стропилами, подпиравшими высокий потолок, и огромной елью посередине, на ветвях которой приветливо мерцали зажженные свечки. Со стороны кухни показался Дженкинс с подносом, уставленным дымящимися кружками.

– Подогретое вино! Спасибо, Дженкинс, – воскликнула Честити. – Это наша рождественская традиция, – объяснила она гостям, пока дворецкий разносил горячий напиток.

– Да-да, – поддержал ее лорд Дункан. – Проходите к огню... прошу вас, моя дорогая леди, вы, наверное, продрогли до костей. – Он увлек графиню к огромному камину в дальнем конце холла и остановился, с улыбкой оглядевшись. Его румяное лицо излучало доброжелательность и искреннее удовольствие.

– Тетушки уже прибыли? – поинтересовалась Честити, с наслаждением вдыхая благоухающий пряностями пар, поднимавшийся над ее кружкой.

– Леди Бэгшот и леди Астон отдыхают после дороги, мисс Чес, – сообщил Дженкинс.

– Вы поместили их в тех же комнатах, что всегда?

– Конечно, мисс Чес, – чопорно ответил Дженкинс, слегка задетый вопросом. Сестры лорда Дункана, Эдит и Агата, всегда занимали одни и те же комнаты во время их частых визитов в Ромзи-Мэнор.

Честити улыбнулась:

– Так я и думала, просто у меня голова идет кругом от всех приготовлений.

– Не беспокойтесь, мисс Чес, – смягчился дворецкий. – У нас с миссис Хадсон все под контролем. – Он повернулся к Пруденс: – Я поместил мисс Сару и мисс Уинстон в комнаты, где раньше была детская. Думаю, мисс Уинстон будет приятно иметь собственную гостиную.

– Не сомневаюсь. – Пруденс благодарно улыбнулась. – Бедняжки, они, наверное, ужасно замерзли, пока добирались сюда.

– Мы заранее развели огонь во всех комнатах, – успокоил ее Дженкинс.

– Моя дорогая девочка, ты должна относиться ко мне с большим доверием, – заметил лорд Дункан с легким укором. – Я в состоянии позаботиться о наших гостях.

– Конечно, отец, – согласилась Констанс с лукавой усмешкой. – Но ты же знаешь, как Честити любит командовать.

Честити весело запротестовала. Из всех сестер она была наименее властной и не имела склонности давать руководящие указания. Она украдкой взглянула на Дугласа. Он стоял чуть в стороне от остальных гостей, столпившихся у камина, и наблюдал за ними с таким видом, словно оценивал их всех с профессиональной точки зрения. Возможно, будучи и сам членом большой семьи, он сравнивал семейство Дункан с Фаррелами.

– Какой восхитительный холл, лорд Дункан. – Лаура переместилась поближе к хозяину. – Такой необычный, с головами животных. – Она слегка содрогнулась. – Стеклянные глаза ужасно нервируют. – Она издала свой раздражающий смешок, который всегда предшествовал ядовитым замечаниям. – Ваши предки были ужасно нецивилизованными, вы не находите?

– Не вижу ничего плохого в охоте, – буркнул лорд Дункан. – Отличный спорт. А олень – благородное животное. Украсит любой холл, если вы хотите знать мое мнение.

– О, конечно. – Лаура издала очередной смешок. – Англичане обожают кровавые виды спорта.

– Значит, вы не будете участвовать в охоте? – осведомилась Пруденс, на секунду сняв очки и вперив свой близорукий взгляд в Лауру.

Та замотала головой в притворном ужасе:

– Боже упаси. Я не могу принимать участие в такой нецивилизованной забаве.

– А я всегда думала, что итальянцы и французы такие же страстные охотники, как и англичане, – отметила Честити, начиная думать, что у синьорины Делла Лука слишком скудный запас слов. Постоянное повторение слова «нецивилизованный» начинало действовать на нервы. – Вспомните средневековые, да и более поздние гобелены. Там почти сплошь охотничьи сцены. Однако никто не называет создавшие их народы нецивилизованными.

Лаура выглядела слегка обескураженной.

– Французы, – протянула она, сделав неопределенный жест рукой. – Возможно. – Ей удалось создать впечатление, что, согласившись с точкой зрения Честити, она не одобрила ее.

Честити повернулась к Дугласу:

– Но вы, конечно, охотитесь? Он покачал головой:

– Нет. Боюсь, я никогда «не видел смысла в подобном занятии.

– О! – протянула Честити с ослепительной улыбкой. – Значит, вы с Лаурой вместо охоты сможете совершить верховую прогулку по окрестностям. У нас есть несколько очаровательных конных маршрутов через лес и вересковые пустоши. Уверена, вы получите удовольствие.

; , Прежде чем Лаура и Дуглас успели ответить, лорд Дункан проворчал:

– Боже правый, впервые слышу, чтобы шотландец не интересовался охотой. В Шотландии самые лучшие в мире охотничьи угодья, не говоря уже о реках и ручьях, где водится лосось и форель.

– Не стану спорить, сэр. К тому же я не считаю рыбалку охотой, – улыбнулся Дуглас. – Рыбалка – настоящий спорт, а сшибать птиц в небе... – Он покачал головой. – Это не по мне.

– Что ж, лучше, чем ничего, – заметил старый лорд, но продолжал сверлить своего гостя взглядом, словно сомневался, стоило ли предоставлять свой кров такому отступнику.

Честити поставила свою кружку и дипломатично вмешалась:

– Позвольте показать вам ваши комнаты. Графиня, Лаура, Дуглас. Уверена, вы будете рады отдохнуть и освежиться. – Она одарила всех любезной улыбкой и направилась к лестнице, предоставив гостям следовать за ней.

Глава 12

Честити открыла дверь в большую, хорошо обставленную комнату, отделанную преимущественно в зеленых тонах, где горничная графини уже распаковывала вещи хозяйки.

– Графиня, мой отец хотел, чтобы вы расположились именно в этой комнате, – сказала она с теплой улыбкой. Надеюсь, вам здесь будет удобно.

– Конечно, моя дорогая Честити, – отозвалась графиня, расстегивая пуговицы пальто. – Очаровательная комната, спасибо.

Честити снова улыбнулась и повернулась к двери:

– Лаура, позвольте проводить вас в вашу спальню. Дуглас, ваша комната находится по соседству.

Она двинулась дальше по коридору. Комнаты, которые она отвела для Дугласа и Лауры, располагались на том же этаже, но в дальнем конце, чтобы графиня пребывала в блаженном неведении относительно хождений между спальнями доктора и ее дочери. Впрочем, такое развитие событий казалось Честити все менее вероятным. Конечно, Лаура с радостью взялась за оформление приемной Дугласа на Харли-стрит, но, даже обладая самым необузданным воображением, невозможно представить себе, что она способна на тайную связь. Да и сам доктор стал проявлять меньше интереса к ухаживанию за синьориной. Такие мысли доставили Честити неожиданное удовлетворение, и она поспешила их отогнать.

К счастью, Лаура была довольна розовой спальней, и Честити оставила ее отдающей приказания горничной, которая носилась вокруг своей хозяйки, как обезглавленная курица.

– Вам сюда, Дуглас. – Она открыла дверь следующей комнаты. – Окна выходят на церковное кладбище, надеюсь, вы не суеверны.

– Ни в малейшей степени. – Он закрыл за собой дверь. – Вижу, вам тоже нравятся драконы. – Дуглас указал на восточные обои.

– Все зависит от того, где они находятся. – Она услышала щелчок дверной ручки, отчетливо прозвучавший в наступившей тишине, и поспешно заговорила: – Ванная дальше по коридору, вторая дверь направо. К сожалению, далеко не все комнаты имеют собственные ванные.

– Я и не ожидал ничего иного. – Он улыбнулся и прислонился к двери, глядя на нее со странным выражением, от которого ее кожа покрылась мурашками.

Честити прошлась по комнате, досадуя, что ведет себя, словно обеспокоенная хозяйка гостиницы.

– Обычно там достаточно горячей воды, – объяснила она. – Если, конечно, вас не опередит кто-нибудь другой. Может, прислать кого-нибудь из прислуги, чтобы помочь вам распаковать вещи?

Он рассмеялся:

– Честити, дорогая, что за вопрос? Я в состоянии распаковать то, что сам же упаковал сегодня утром.

– Не сомневаюсь. – Честити настороженно поглядела на его рослую фигуру, заслонявшую дверь. Чтобы добраться до нее, нужно было миновать Дугласа, а она сомневалась в своей способности просачиваться сквозь твердые предметы. – Увидимся внизу, когда вы распакуете вещи и освежитесь. У нас традиция приглашать в канун Рождества деревенских жителей и угощать их пирогами и подогретым вином. Обычно они приходят в половине восьмого, перед обедом, и исполняют рождественские гимны.

– Я ни за что не пропущу такое зрелище. – Доктор смотрел на нее все с тем же выражением.

– В таком случае я вас покидаю. – Честити направилась к двери.

Дуглас сделал шаг в сторону, а затем движением, в котором содержалось что-то неотвратимое, придержал ее за локоть. По ее коже пробежал озноб, словно температура в комнате внезапно понизилась на несколько градусов.

– Честити, – тихо произнес он.

Его глаза сказали все остальное, когда он сжал ее лицо в ладонях и поцеловал ее губы очень нежно, словно пробуя на вкус, затем поцеловал ее веки. Его теплые губы прошлись по ее щекам, коснулись кончика носа и скользнули по подбородку, прежде чем снова вернуться к губам.

Честити затаила дыхание. Она хотела сказать, что он действует не в том направлении. Что он все перепутал и должен ухаживать за богатой Лаурой Делла Лука, а не за Честити Дункан, у которой весьма скромный доход. Не говоря уже о чудовищном обмане, позволившем ей проникнуть в его меркантильные замыслы, которые, хоть и вполне оправданные с точки зрения высшей справедливости, поставили бы его в крайне неловкое положение, если бы стали известными его знакомым в обществе. Но слова застряли у нее в горле.

Она судорожно втянула в грудь воздух, вдохнув запах его кожи, свежий и немного пряный. Ее язык неуверенно коснулся его губ, хранивших терпкую сладость вина. Она и прежде замечала, что у него сильный рот, а теперь убедилась, что он действительно такой – твердый и упругий.

Дуглас крепче сжал ее лицо в ладонях и теснее приник к губам Честити, так что она ощутила шероховатость пробившейся на его подбородке щетины.

Честити не была ни наивной инженю, ни дурочкой. Если их первый поцелуй, пусть и с большой натяжкой, мог сойти за дружеский, нынешний при всем желании нельзя определить иначе, как страстной прелюдией к любовным занятиям.

Она резко отпрянула и отступила на шаг, прижав ладонь к губам, которые еще чувствовали отпечаток его губ.

– Это тоже залог дружбы? – вымолвила она слабым голосом.

Дуглас покачал головой:

– Нет... едва ли. – Он покаянно пожал плечами. – Мне приходилось целовать немало друзей, но таким образом – никогда. – Он положил руки ей на плечи. – И что мы будем теперь делать?

– Ничего, – отозвалась Честити с неожиданной резкостью. – Ничего не нужно делать. Произошло недоразумение. Я невзлюбила вас с первой встречи, – заявила она, утешаясь мыслью, что доля правды в ее словах все же есть, и добавила тоном человека, наносящего решающий удар: – И мы не переставали ссориться, начиная с вашего визита в наш дом.

Дуглас на секунду опешил, застигнутый врасплох ее внезапной атакой, затем покачал головой и рассмеялся.

– Я бы не назвал происходящее ссорами, – задумчиво произнес он. – Правда, признаться, вы вели себя несколько вызывающе по отношению ко мне, хотя и не понимаю почему. Наверное, все дело в характере. Вы настоящая задира.

– Задира? – Подобное сравнение ее задело.

– Ну да, – подтвердил Дуглас, поглаживая подбородок. – Крохотная, взъерошенная, самоуверенная и чертовски боевая.

– Позвольте мне пройти, – раздраженно произнесла Честити и, бесцеремонно отодвинув его в сторону, гордо вышла из комнаты.

Честити прямиком направилась к себе, слишком потрясенная только что произошедшим. Он невыносим! Даже Макс с Гидеоном не позволяли себе ничего подобного! Она беспокойно мерила шагами свою спальню, вынужденная ходить по кругу в маленькой комнате, и остановилась, только когда осознала, что ведет себя как запертый в клетке тигр. Рухнув на стоявшее у камина кресло, Честити задумчиво прикусила ноготь. И как только ее угораздило попасть в такое нелепое положение! Похоже, ее личные наклонности находятся в явном противоречии с ее профессиональными обязанностями.

Стук в дверь заставил ее вскочить на ноги. При виде сестер бешено колотившееся сердце начало успокаиваться, и Честити спросила себя: а кого она, собственно, ожидала?

– Все в порядке, Чес? – поинтересовалась Пруденс.

– У тебя такой вид, словно ты встретила привидение, – уточнила Констанс.

Честити покачала головой:

– Просто я размышляла, отчего наши блестящие планы пошли наперекосяк.

– Дуглас? – задала вопрос Констанс.

– Выкладывай, – потребовала Пруденс.

Честити сделала глубокий вдох и объяснила, что случилось.

– Самое ужасное, – заключила она, – что я даже не пыталась остановить его. – С рассеянным видом она убрала за ухо рыжий завиток. – Вообще-то, поцелуй – еще не самое ужасное. Самое ужасное, что я наслаждалась им и не прочь повторить.

– О, Чес, – присела на кровать Констанс. – А я думала, он тебе не нравится.

– Так оно и есть, – беспомощно развела руками Честити. – Хотя не совсем так. Временами он мне даже нравится, пока не ляпнет что-нибудь такое, отчего мои колючки становятся дыбом. Назвать меня задирой! Придет же такое в голову, – раздраженно добавила она. – Но... – она прикусила нижнюю губу, – я его желаю. Как видите, все очень просто – и очень сложно.

– Ну и дела, – протянула Пруденс, снимая очки.

– Да уж, – согласилась Честити с расстроенным видом. – Все получилось так неприглядно. Представляете, что бы он почувствовал, если бы узнал правду о брачном агентстве? Что он встречался в Национальной галерее не с кем-нибудь, а со мной? Не говоря уже о том, что мы не должны отвлекать его от ухаживания за Лаурой.

– Но, возможно, она его вовсе не интересует, – задумалась Пруденс, протирая очки юбкой. – В конце концов, он никому ничего не обещал и, наверное, считает себя вправе обратить свое внимание на кого-нибудь еще. Скажем, на тебя. – Она сделала жест в сторону младшей сестры.

– Вряд ли, – усомнилась Честити. – Через брачное агентство или нет, но доктор Фаррел должен жениться на деньгах, иначе он не сможет осуществить свою миссию. И я не намерена лишать его шанса только потому, что мне захотелось немного развлечься.

Пруденс снова надела очки, гадая, что Честити имеет в виду: легкий флирт или что-нибудь более серьезное? Но она не стала бы задавать подобные вопросы Честити, ибо сомневалась, что та сама знает ответ.

– В таком случае мы обязаны открыть ему глаза, – сказала она. – Я дам ему понять, что ты бедна как церковная мышь, а если моя информация не сработает, мы с Кон постараемся оградить тебя от его внимания.

– Скорее от искушения, – уточнила Констанс. – Извини, Чес, я не хотела острить, но, согласись, тут присутствует и юмористическая сторона.

– Я понимаю, – вздохнула Честити. – Мы лезем из кожи вон, чтобы свести его с невестой, которая в точности соответствует его весьма специфическим требованиям, а он начинает собственную охоту. Я буду только рада, если он найдет кого-нибудь, кто подойдет ему больше Лауры, но он не должен отвлекаться на меня.

– Ладно, мы с Пру доведем до сведения доктора, что ты нищая, и постараемся держать вас на расстоянии, – пообещала Констанс. – Будем таскаться за ним как приклеенные и не дадим вам ни малейшего шанса остаться наедине. Что скажешь?

Честити покачала головой:

– Он сочтет ваше поведение по меньшей мере странным.

– Не важно, – заявила Пруденс. – Решено: до конца праздников одна из нас будет постоянно находиться рядом с ним. – Она поднялась с мягкого сиденья у окна. – Нам лучше поторопиться, чтобы успеть переодеться к обеду. Скоро придут псалмопевцы из деревни. Что вы наденете?

– Чес нужно вырядиться во что-нибудь уродливое и безвкусное, – хмыкнула Констанс.

– Сомневаюсь, что у меня найдется такое. Если только у Пру не сохранилось то платье, которое она надевала, когда впервые встретилась с Гидеоном. Мышиного цвета, в котором она выглядела ужасно чопорной и неприступной, – проговорила Честити.

– От него несло нафталином, – мечтательно произнесла Пруденс, погрузившись в приятные воспоминания. – Бедный Гидеон не знал, куда деваться.

– Ну так что, оно сохранилось? Пруденс покачала головой:

– Даже если бы оно сохранилось, Честити не могла бы его надеть. Гидеон сразу бы догадался, что мы что-то затеяли, и не преминул бы разоблачить нас, разрушив весь эффект.

– Пожалуй, ты права, – неохотно кивнула Честити. – Придется обойтись тем, что есть.

– Встретимся внизу. – Констанс направилась к двери. – Пойдем, Пру.

Сестры вышли из комнаты, а Честити открыла гардероб и принялась изучать его содержимое. Она не нашла ни одного заурядного наряда. Какой смысл тратить деньги на то, что тебе не нравится? Ей не хотелось затмевать Лауру, но этого было трудно избежать из-за пристрастия синьорины к самым скромным фасонам и тусклым расцветкам, тогда как одежда Честити всегда выглядела такой же броской и яркой, как ее волосы.

Пожав плечами, Честити выбрала вечернее платье из коричневого бархата. Никто не назовет коричневый цвет вызывающим, решила она, правда, без особой убежденности. Ткань обладала изумительным блеском и казалась более темной в складках широкой юбки. Взглянув в зеркало, прежде чем спуститься вниз, она увидела элегантную женщину в переливающемся платье, облегавшем ее фигуру в нужных местах. Даже при самой придирчивой самооценке богатство цвета и ткани подчеркивало свежий цвет ее лица и придавало блеск ее ореховым глазам.

Она попыталась затянуть волосы в строгий пучок, надеясь приглушить впечатление от платья, но яркие пряди не желали слушаться и выбивались из прически, образуя неуправляемое, но очаровательное облако вокруг лица. Даже россыпь веснушек на переносице, казалось, бесследно исчезла. Вопреки всем усилиям добиться противоположного эффекта она выглядела наилучшим образом. Несмотря на некоторое раздражение, подобное обстоятельство бессовестно льстило ее тщеславию.

Ладно, решила Честити, выходя из комнаты, раз она не в состоянии поступиться мелочным тщеславием, придется положиться на помощь сестер.

Когда она спустилась вниз, вся компания уже собралась в холле. Ее глаза тотчас нашли Дугласа, который разговаривал с только что прибывшими Максом и Гидеоном. Словно почувствовав ее взгляд, он повернулся к лестнице, и медленная оценивающая улыбка изогнула его губы. Он сделал движение ей навстречу, но Констанс быстро преградила ему путь.

– Вы с Лаурой получите удовольствие от прогулки по здешним окрестностям, Дуглас, – улыбнулась она ему, держа бокал с хересом в руке.

– Конечно, – рассеянно отозвался он, наблюдая через ее плечо за Честити, угодившей в объятия двух пожилых дам, поджидавших ее у подножия лестницы.

– Уверена, мисс Делла Лука – превосходная наездница, – не отставала Констанс. – Надеюсь, в нашей конюшне найдется лошадь, отвечающая ее высоким стандартам. – Она повернулась к Лауре, стоявшей неподалеку: – Лаура, вы в Италии, кажется, держали арабскую кобылу?

– О да, я обожаю верховую езду. В Италии, особенно в Таскании, сельская местность чрезвычайно живописна, со множеством крохотных городков, разбросанных среди холмов и виноградников. Их нельзя сравнить ни с чем!

– Не сомневаюсь, – проговорила Констанс. – Но хотелось бы надеяться, что здешняя природа тоже имеет свои достоинства. – Она бросила на Дугласа оценивающий взгляд: – Мне кажется, один из гунтеров моего отца легко выдержит ваш вес, Дуглас.

– О, прогулка будет восхитительная, дотторе. – Лаура одарила Дугласа милостивой улыбкой. – Мы совершим экскурсию по окрестностям и заодно обсудим оформление вашей приемной. Кстати, я намерена взглянуть на ваши апартаменты на Уимпол-стрит. Уверена, им тоже не помешает женская рука.

Взгляд Дугласа перестал блуждать и метнулся к Лауре. Ее навязчивость уже переходит всякие границы!

– Меня вполне устраивает их нынешний вид, – твердо произнес он.

– О, потому что вы не видите их женскими глазами, дотторе, – пропела Лаура, снисходительно похлопывая его по рукаву. – Когда вы увидите, как преобразится ваша приемная, вы поймете, что я имею в виду.

Дуглас затравленно огляделся по сторонам в поисках спасения. На Честити рассчитывать не приходилось. Она оживленно болтала с девочкой, которая явно не лезла за словом в карман.

Помощь пришла в лице другой сестры.

– Дуглас, позвольте представить вам мисс Уинстон, гувернантку Сары, – показала Пруденс на женщину, чье простое, но приятное лицо светилось умом и юмором. – А это мисс Делла Лука, Мэри. – Она повернулась к Лауре: – Мисс Уинстон – просто кладезь информации по итальянской культуре, Лаура. Уверена, вам есть о чем побеседовать. Вы ведь бегло говорите по-итальянски, да, Мэри?

– Едва ли я могу претендовать на такую оценку, леди Молверн, – скромно улыбнулась та. – Но я в состоянии объясняться.

– О, чтобы претендовать на знание итальянского, надо жить в Италии. – Лаура посмотрела на гувернантку с оттенком превосходства. – Не думаю, что это ваш случай, мисс... Уинстон, кажется? – Если только вы не состояли в услужении в какой-нибудь итальянской семье.

Столь откровенная попытка поставить гувернантку на место вызвала у Дугласа вспышку раздражения, хотя сама Мэри не выказала ни малейшей неловкости. Скользнув презрительным взглядом по поджатым губам и бледному лицу Лауры, казавшемуся еще более бесцветным на фоне белого вечернего платья, ничуть не украшавшего ее тощую фигуру, Дуглас снова задался вопросом, стоят ли очевидные преимущества брака с мисс Делла Лука не слишком приятной перспективы терпеть ее общество. И снова успокоил себя тем, что им не придется проводить много времени вместе. Лаура ждет от замужества удобства, а не пылких чувств.

Он неплохо разбирался в человеческих характерах и не раз встречал женщин такого типа. Лауре хватило бы светских обязанностей и дел мужа в той мере, в какой они совпадали бы с ее собственными интересами, предоставив ему заниматься своей работой. Честити Дункан требовала бы от мужа гораздо большего. Она нуждалась в настоящем партнерстве, сочувствии, взаимопонимании... и страстной любви. При мысли о Честити кровь Дугласа вскипела, и он постарался выбросить ее из головы. За последние два часа он имел достаточно времени, чтобы осознать, что тот импульсивный поцелуй явился следствием помрачения рассудка. Теперь он пришел в себя и будет следовать своему четкому представлению о будущем. Честити – хороший друг, и сексуальное притяжение, которое они испытывают друг к другу, лишь придает их дружбе особое очарование. В его жизни нет места романтическим отношениям. Слава Богу, этот урок он давно усвоил.

Однако его не переставало возмущать бестактное поведение Лауры. Отвернувшись от нее, Дуглас обратился к Мэри подчеркнуто теплым тоном:

– Как вы полагаете, мисс Уинстон, между итальянским и латынью действительно существует сходство? Мои познания в классических языках ограничиваются медицинской терминологией, тем не менее я всегда сомневался, что это один и тот же язык. Как, например, греческий и древнегреческий.

– Интересный вопрос, доктор, – заметила Мэри.

– О, я уверена, между ними нет никакого сходства, – заявила Лаура.

Дуглас сделал вид, что не слышит. Он взял Мэри под руку и двинулся прочь, вовлекая ее в разговор. Лаура озадаченно нахмурилась, явно не понимая, что случилось. Констанс и Пруденс обменялись красноречивыми взглядами и, извинившись, отошли, предоставив гостью самой себе.

Снаружи донеслись звуки рождественских песнопений. Дженкинс величественным шагом пересек холл и распахнул настежь парадные двери, впустив деревенских жителей, исполнявших шутливые куплеты. Вместе с ними ворвался порыв морозного воздуха, и помещение наполнилось шумом и весельем.

– Счастливого Рождества, – провозгласил лорд Дункан. – Входите, входите.

Он находился в своей стихии, приветствуя самодеятельных артистов по имени, пожимая им руки, поглаживая детей по головкам. Сестры с улыбками наблюдали за ним. Отец, казалось, снова стал самим собой, с прежним пылом выполняя традиционные обязанности землевладельца.

Дуглас стоял рядом с Мэри Уинстон, наслаждаясь бокалом вина и праздничной атмосферой. Его подозрительное, граничащее с презрением отношение к традициям английской аристократии несколько поколебалось при виде искреннего удовольствия, которое получали от происходящего и лорд, и его арендаторы. Он не обнаружил в поведении семейства Дункан даже намека на покровительственное отношение. Дочери помогали разносить подогретое вино и пироги, оживленно переговариваясь с вновь прибывшими. Складывалось впечатление, что они лично знакомы с каждым из них.

Честити, как он заметил, была особенно расположена к детям и, разговаривая с ними, часто нагибалась, чтобы лучше слышать их. На ее лице сияла очаровательная улыбка, большие золотисто-карие глаза излучали тепло, и Дуглас, как ни старался, не мог отвести от нее взора. Внезапно Честити подняла глаза и перехватила его взгляд. Вспыхнув, она едва заметно покачала головой и отвернулась, протянув руку очередному ребенку.

В сущности, ничто не мешало Дугласу подойти к ней, но он не мог оставить Мэри Уинстон одну, проявив невежливость, особенно после допущенной Лаурой бестактности. Его размышления прервало появление девочки, которую он видел раньше болтающей с Честити. Она вприпрыжку устремилась к ним.

– Привет, я Сара Молверн, – представилась она. – А вы, наверное, доктор Фаррел?

– Ты угадала, – улыбнулся он.

– Вы здесь в первый раз, да? Я тоже. Все так здорово, правда? Сегодня вечером будет рождественский концерт и обед. Мне, конечно, не разрешат остаться, но нам с Мэри подадут жареных цыплят, как и всем остальным. И еще меня не возьмут на полуночную мессу. Вообще-то я не против, потому что не люблю ходить в церковь, но мне все равно придется пойти туда утром после завтрака. А потом состоится вручение подарков, затем рождественский ленч и всякие игры, а вечером холодный ужин. Нам придется самим накрывать на стол, потому что у слуг будет свой праздник. Между прочим, мне разрешат ужинать со взрослыми, после чего начнется самая интересная игра. Знаете какая? Поиски убийцы! А послезавтра папа с Пру обещали взять меня на охоту. После все охотники съедутся на завтрак, только не утром, а в полдень, когда все вернутся назад и лорд Дункан вручит слугам рождественские подарки. – Она помедлила, чтобы перевести дыхание, как показалось Дугласу, впервые за весь монолог. – Вот почему этот день называется Днем подарков.

– Сара ужасно взволнована, – сообщила Мэри без особой необходимости. – Она присутствует на своем первом настоящем Рождестве.

– Вообще-то мы и раньше отмечали Рождество, – рассудительно заметила девочка уже без детской восторженности. – Но всегда только втроем: я, папа и Мэри. – Она улыбнулась гувернантке. – С вами мне тоже нравилось, Мэри, но в большой компании гораздо интереснее, правда? Чтобы собралась вся семья, приехали гости... ну вы понимаете.

– Понимаю, – серьезно кивнул Дуглас, следуя примеру Мэри Уинстон, старательно прятавшей улыбку.

– А вам приходилось встречать Рождество в кругу семьи, доктор Фаррел? – поинтересовалась Сара.

– Множество раз, – ответил он. – У меня, видишь ли, шесть сестер.

– Шесть! – Глаза девочки округлились. – Они старше или младше?

– Старше.

– Расскажите мне про них, – попросила Сара. Мэри Уинстон мягко тронула девочку за плечо:

– Ты не должна занимать надолго внимание доктора Фаррела, детка. Другие тоже хотели бы поговорить с ним.

– Правда? – Сара огляделась. – Но я никого не вижу.

Дуглас взглянул на Честити. Чем дольше он будет откладывать разговор с ней, тем сложнее им будет восстановить непринужденные дружеские отношения. Но Честити по-прежнему находилась в кругу детей и даже не смотрела в его сторону.

– Если хотите, я могу познакомить вас с папой и Максом, – предложила Сара, беря его за руку. – Пойдемте, я вас представлю.

– Я уже знаком с ними, – уведомил ее Дуглас.

– Тогда пойдемте к ним, – позвала Сара. – Мэри тоже пойдет, хорошо?

– Я не смогу, Сара, – возразила гувернантка. – Пока вы с доктором Фаррелом будете разговаривать с твоим отцом и мистером Энсоном, я пообщаюсь с тетушками леди Молверн. – Она дружески кивнула Дугласу и направилась к пожилым дамам.

– Пойдемте, доктор Фаррел, – потянула девочка его за руку. – Вы знаете латынь? Мы изучаем ее в школе. По-моему, там слишком сложная грамматика и такой нелепый порядок слов, что иногда у меня просто лопается терпение.

Дуглас чуть не рассмеялся вслух, забавляясь внезапным переходом от детской непосредственности к глубокомысленным рассуждениям, произнесенным взрослым тоном. Подобную метаморфозу он не раз наблюдал у своих племянников в различных стадиях взросления.

– Папочка, я привела доктора Фаррела, чтобы он поговорил с тобой, – объявила Сара.

Гидеон шутливо дернул ее за косичку.

– С моей дочерью нужно держать ухо востро, Фаррел. Иначе она будет вертеть вами, как захочет.

– Ну, здесь она недалеко ушла от своей мачехи и тетушек. – Макс сделал глоток виски. – Сестры Дункан просто обожают руководить, если вы еще не заметили.

Дуглас рассмеялся:

– Мне еще не представилась возможность видеть их в действии. На самом деле я знаком только с Честити.

– Как вы с ней познакомились?

– На приеме, устроенном на Манчестер-сквер, – ответил Дуглас, не видя причин таиться. – Я искал знакомого, который, как мне сказали, должен прийти туда.

– Понятно, – пробормотал Макс, бросив взгляд на Гидеона, который вдруг заинтересовался содержимым своего стакана.

Дуглас слегка нахмурился, недоумевая, что такого он сказал, чтобы вызвать столь странную реакцию.

– Кстати, там я познакомился с графиней и ее дочерью, – заметил он, пристально наблюдая за своими собеседниками. Но оба лишь кивнули, продолжая изучать янтарное виски, мерцавшее на дне хрустальных бокалов.

– А потом мы случайно встретились в резиденции Делла Лука. Я наносил визит хозяйкам, когда туда заглянула Честити с отцом, – продолжал он, так и не дождавшись никакой реакции. – Лорд Дункан пригласил графиню с дочерью провести Рождество в имении, а Честити пригласила меня. – Он издал короткий смешок. – Возможно, из вежливости, поскольку я стоял рядом.

– О, на этот счет можете не беспокоиться. Ни одна из них не станет делать того, чего не желает, – заверил его Макс.

– Да, всегда есть какая-то причина, – подтвердил Гидеон. – Правда, иногда требуется время, чтобы понять, какая именно. – Он рассмеялся, переглянувшись со своим зятем, ответившим ему широкой ухмылкой.

У Дугласа возникло ощущение, будто им известно нечто чрезвычайно забавное, о чем он не имеет понятия.

– Не представляю, что могло заставить Честити пригласить меня, кроме ее доброты и любезности.

– Я же говорю, дружище, иногда требуется время, чтобы понять, что стоит за их безумными выходками, – хмыкнул Гидеон, по-приятельски хлопнув его по плечу. – Уверяю вас, мы с Энсоном знаем, о чем говорим.

– Постараюсь запомнить. – Дуглас обернулся и посмотрел на Честити.

Она занималась деревенскими детьми, а ее сестры и отец взрослыми. Извинившись, он оставил мужчин и двинулся сквозь толпу к Честити.

– Бедняга, – промолвил Макс, глядя ему вслед. – Он даже не подозревает, во что влип.

– Похоже на то, – усмехнулся Гидеон. – Интересно, они сами решили перевернуть его жизнь вверх тормашками или он напросился на это, обратившись в брачное агентство?

– Будем надеяться на последнее... для его же блага. – Они чокнулись в безмолвном тосте и выпили.

Пруденс перехватила Дугласа, решительно шагавшего к Честити:

– Как вам нравится Ромзи-Мэнор, Дуглас?

– Восхитительное поместье, леди Молверн, – заверил он. – Старинные английские дома полны очарования.

Пруденс кивнула, вздохнув:

– И ужасно дорого обходятся. Вы не представляете, на какие лишения мы вынуждены идти, чтобы содержать все в приличном состоянии. После того как отец потерпел крах на бирже... – Она беспечно улыбнулась, словно не сказала ничего особенного, и двинулась дальше, по направлению к стайке женщин, которые что-то деловито обсуждали, тесно сдвинув головы.

Дуглас нахмурился, недоумевая, чем заслужил подобную откровенность, и решительно направился к Честити.

– Я еще не пожелал вам доброго вечера, – проговорил он, присев на корточки рядом с ней и мальчиком, с которым она разговаривала. – Привет, – подмигнул он малышу. Тот серьезно воззрился на него с набитым сластями ртом.

– Столько дел, – посетовала Честити. – Видите ли, у нас есть определенные обязательства перед местными жителями, особенно на Рождество. Впрочем, мне нравится заниматься детьми.

От него явно пытались отделаться, но Дуглас пропустил намек мимо ушей.

– Я всего лишь хотел извиниться, – тихо пояснил он. – Не знаю, что тогда на меня нашло. Может, забудем об этом эпизоде?

Честити подняла на него внимательный взгляд. Неужели сестры уже успели просветить его относительно истинного состояния семейных финансов? Если да, то их сообщение определенно сработало, и она должна быть только благодарна. Отношения между ними вернутся в прежнее дружеское русло, и ей будет легче преодолеть собственные неуместные порывы при отсутствии какого-либо поощрения с его стороны.

– Да, конечно, – ответила она, улыбнувшись. – Так будет лучше всего.

Дуглас кивнул, выпрямился и отошел. Честити вытерла липкие руки ребенка и тоже выпрямилась. Гости собрали свои вещи, облачились в пальто и перчатки и потянулись к выходу, распевая куплеты «Веселого Рождества». Из груди Честити вырвался едва заметный вздох, хотя она и сама не понимала, что ее печалит. Все шло гладко и в полном соответствии с намеченным планом.

Глава 13

В дополнение к прочим своим достоинствам Честити обладала на редкость приятным голосом. Собственно, все три сестры Дункан прекрасно пели, исполняя рождественские гимны в конце полуночной мессы. Сидя у них за спиной в маленькой деревенской церкви, Дуглас слушал, как их голоса сливаются в хоре. На службе присутствовала вся их компания, за исключением Сары и ее гувернантки, и мощный баритон лорда Дункана взмывал к стропилам древней нормандской церкви, заглушая контральто графини, сидевшей рядом с ним.

– Мне всегда казалось, что духовная музыка не должна исполняться с таким рвением, как какая-то популярная песенка, а не обращение к Богу. Как вы полагаете, дотторе?

Дуглас искоса взглянул на Лауру, сидевшую по соседству. У нее был такой вид, словно она крайне не одобряет происходящее.

– На мой взгляд, все здесь чуточку вульгарно, – заговорщически прошептала она. – Итальянцы гораздо тоньше чувствуют сущность божественных песнопений.

Дуглас, не без удовольствия подпевавший энергичному хору, бесстрастно откликнулся:

– Ну, едва ли рождественские гимны можно отнести к духовной музыке. Они выражают радость и как таковые могут исполняться прихожанами со всем воодушевлением, которое они испытывают.

Лаура нахмурилась, словно он разочаровал ее, и, пробормотав что-то вроде «какая бесчувственность», снова уткнулась в свой псалтырь, храня высокомерное молчание среди ликующих голосов, заполнявших церковь.

Интересно, как можно жить, подвергая критике всех и вся. Должно быть, крайне утомительно, и особенно утомительно для окружающих, подумал Дуглас. Служба закончилась, и он преклонил колени вместе с остальной паствой для благословения, ломая голову над способом бегства, который позволил бы ему избавиться от Лауры и оказаться рядом с Честити на пути домой.

Они так и не поговорили, и Дугласу не терпелось восстановить их дружеские отношения. За обедом он сидел рядом с Лаурой на том конце стола, где главенствовал лорд Дункан. Честити сидела чуть дальше, но на той же стороне, так что он даже не пытался перехватить ее взгляд во время еды. После обеда она либо не расставалась с сестрами, либо наливала кофе и оказывала прочие любезности гостям, либо поддерживала сколько-нибудь содержательный разговор.

Он поднялся, как только прозвучали завершающие звуки органа, но Лаура медлила, собирая свои вещи и озираясь по сторонам с таким видом, словно боялась обронить что-нибудь ценное. Дуглас стиснул зубы, с вежливой улыбкой ожидая, пока она встанет и проследует впереди него к проходу. Когда они наконец присоединились к толпе, медленно продвигавшейся в выходу, Честити с сестрами и их мужьями в сопровождении лорда Дункана и графини уже приближалась к дверям.

Компания задержалась у церковного портала, чтобы попрощаться с викарием. Дуглас и Лаура наконец выбрались наружу.

– Великолепная церемония, викарий, – произнес Дуглас дежурный комплимент, полагавшийся в подобных ситуациях.

Викарий просиял.

– Рождественская служба – одна из самых простых, – пояснил он. – Каждый год одно и то же.

– Мне кажется, вы должны пользоваться любой возможностью, чтобы наставлять свою паству на путь истинный, викарий, – заметила Лаура с суховатой улыбкой.

– Да, конечно... но всему свое время, – отозвался тот, явно недовольный ее замечанием, противоречившим благостной атмосфере рождественского утра.

– В жизни достаточно проблем, – мягко вставила Честити. – Люди вправе посвятить один день в году ничем не омраченной радости.

– Да... да, Честити, именно так, – подхватил викарий, снова просияв.

– Ну, не будем больше отвлекать вас от ваших прихожан, Денис. – Лорд Дункан пожал руку священнику. – Полагаю, мы еще увидимся послезавтра на охоте?

– О да, конечно, – с воодушевлением откликнулся тот. – Я не пропущу охоту ни за какие блага. И разумеется, завтрак, – добавил он. – Что может быть важнее традиций?

– Ничего, – мой друг, ничего, – заверил лорд Дункан. – А теперь пойдемте, друзья. Оставим доброго человека его пастве. – И он двинулся во главе собственного стада к воротам кладбища.

– Викарий – охотник, как интересно, – проговорил Дуглас, ловко обойдя остальных, чтобы пристроиться к Честити. – Такое ощущение, будто он сошел со страниц Троллопа.

– Пожалуй, – согласилась она, открывая невысокие ворота, ведущие непосредственно к Ромзи-Мэнор. – И тоже не прочь опрокинуть стаканчик. Впрочем, на этом его сходство с архидьяконом Грантли кончается. – Она повернулась к Констанс: – Грантли любил охоту?

– Не помню, – ответила та. – Пру, ты случайно не помнишь?

Между сестрами завязалась оживленная дискуссия относительно того, в каком из персонажей Троллопа воплотилась страсть автора к охоте, и Дуглас с интересом прислушивался, шагая по замерзшей тропинке к дому. Познания сестер выглядели впечатляюще, а замечания отличались тонкостью восприятия. Дуглас забавлялся, наблюдая, как Лаура то и дело открывает рот, а затем – весьма мудро, с его точки зрения, – закрывает его снова.

По прибытии их ожидали горячий пунш и еще теплые пироги.

– Вас устроит пунш или вы предпочитаете виски, Дуглас?

– Пунш, благодарю вас, Констанс. – Он взял предложенную кружку и вдохнул насыщенный пряными ароматами пар. – Мне начинают нравиться английские рождественские традиции, – с улыбкой вымолвил он.

– Мы тоже их любим, – вздохнула она. – Бедный отец, с тех пор как потерял все свое состояние, постоянно беспокоится, что у нас недостаточно средств, чтобы отмечать Рождество с прежним размахом. Но поместье обеспечивает себя и приносит достаточную прибыль, чтобы оплатить наши лондонские расходы, хотя нам и приходится экономить. – Она пожала плечами. – Ему нелегко смириться с тем, что надо ограничивать себя.

– Очевидно, – отозвался Дуглас нейтральным тоном, недоумевая, с какой стати уже вторая сестра доверяет сведения столь личного характера практически чужому человеку.

– А теперь, если вы извините меня, я должна заняться другими гостями. – Констанс, выполнив свою миссию, улыбнулась и заскользила прочь.

– У меня в спальне есть довольно милый образчик обивочной ткани, дотторе... о, простите, Дуглас, никак не привыкну, – прервал его мысли визгливый смешок Лауры. – Думаю, он будет восхитительно смотреться в вашей приемной. Не хотите взглянуть?

– Боже правый, ни в коем случае, – вырвалось у Дугласа, прежде чем он успел сдержаться, настолько его ужаснула перспектива войти в спальню Лауры.

Не то чтобы он подозревал ее в чем-то выходящем за рамки приличий. Лаура Делла Лука никогда не давала повода для подобных предположений, но сама идея остаться с ней наедине в ее спальне казалась немыслимой.

– Ах уж эти англичане, – произнесла она с очередным смешком, слегка похлопав его по руке. – Вечно обеспокоены приличиями. Уверяю вас, из моей горничной получится отличная дуэнья.

– Вообще-то я шотландец. – Дуглас попытался улыбнуться. – Суровый пуританин, истинный сын земли Джона Нокса.

Он выдержал паузу, тщетно ожидая остроумной реплики, которая незамедлительно последовала бы от Честити, но Лаура лишь непонимающе моргнула.

– О, полагаю, вы преувеличиваете, дотторе, – растерялась она. – Не может быть, чтобы все шотландцы относились к пуританам.

– Нет, – помотал он головой. – Конечно же, нет. Могу я предложить вам еще пунша?

– Нет, спасибо, – натянуто улыбнулась Лаура. – Уже поздно. Пожалуй, мне пора. – Она позволила ему взять у нее пустую кружку. – Я должна помочь моей матушке лечь в постель.

Графиня отнюдь не проявляла признаков какого-либо желания идти спать, отметил Дуглас, подойдя к длинному сервировочному столу, стоявшему у одной из стен холла, чтобы поставить пустую кружку и наполнить собственную горячим пуншем.

Графиня Делла Лука сидела на мягком уютном диванчике у огня, весело болтая с лордом Дунканом. При виде дочери она подняла голову, выслушала ее и с покорной улыбкой встала. На взгляд Дугласа, она выглядела на редкость привлекательно в шелковом платье с турнюром. Фасон вышел из моды лет двадцать назад, но прекрасно смотрелся на ее статной фигуре, и, похоже, лорд Дункан думал так же. Поднявшись вместе с графиней, он склонился над ее рукой, затем, не удовлетворившись такой любезностью, проводил ее до лестницы, поднес ее руку к губам и остался стоять, провожая взглядом, пока она с дочерью не исчезла в полумраке лестничной площадки на втором этаже.

Уход графини и ее дочери послужил своего рода сигналом для остальной компании. Тетушки расцеловались с племянницами и отбыли наверх, закутанные в боа из перьев и кашемировые шали. Дуглас подошел к хозяевам, чтобы пожелать им спокойной ночи. Взяв Честити за руку, он запечатлел на ее щеке дружеский поцелуй, который даже самый строгий зритель не смог бы принять за нечто большее.

– Спокойной ночи, Честити. Спите спокойно.

– Вы тоже, – улыбнулась она, хотя и не сделала попытки вернуть поцелуй. – Надеюсь, церковные колокола не разбудят вас слишком рано.

– Ничего, я ранняя пташка. – Дуглас отпустил ее руку, затем обменялся рукопожатием с хозяином дома и поднялся по лестнице.

Честити проводила его взглядом и облегченно вздохнула. Первый день прошел, а следующие два будут настолько заполнены, что у нее не останется времени на сладострастные мечтания.

Но как же он невероятно привлекает ее, как она невыразимо желает его! О, она готова стукнуть себя, лишь бы избавиться от такого наваждения.

– Джентльмены, не хотите ли выпить со мной на сон грядущий? – обратился лорд Дункан к своим зятьям. – Никогда не любил пунш... слишком приторный на мой вкус.

Пруденс и Констанс жестами дали понять мужьям, что рюмочка коньяка, выпитая с тестем, входит в число их семейных обязанностей.

– С удовольствием, – поддержал Макс. – Пунш и в самом деле несколько сладковат.

– Женский напиток, – снисходительно улыбнулся старый лорд.

– Не все женщины сладкоежки, отец, – возразила Констанс.

Он окинул ее ироническим взглядом:

– Ты исключение из правила, Констанс.

. – А я – нет, – бодро прореагировала Честити. – Ладно, пойду спать. Спокойной ночи. Макс поднял руку:

– Задержись на секунду, Честити. Мы с Гидеоном хотели бы поговорить с вами тремя завтра утром..., после завтрака, если вы не против.

– Сюрприз? – оживилась Пруденс. – Все последние недели вы шептались о нем?

– Возможно, – таинственно отозвался ее муж, правда, несколько испортил эффект, подмигнув Максу. – Восемь часов подойдет?

Пруденс сморщила нос:

– Терпеть не могу твою привычку рано вставать, Гидеон. Уже час ночи, а мы еще не ложились.

– Сара все равно не даст нам спать, – напомнил он.

– Я не имела в виду рождественское утро, – пояснила она. – В детстве мы всегда вскакивали чуть свет, чтобы поскорее добраться до подарков. Надо будет повесить чулок на спинку ее кровати, чтобы она увидела его, как только откроет глаза. Кто этим займется, ты или я?

– Конечно, ты, – ответил Гидеон, притянув жену к себе. – В конце концов, ты поддерживаешь традиции Дунканов, а не Молвернов.

Пруденс подняла к нему лицо и улыбнулась:

– Некоторые люди посмеиваются над семейными традициями.

– Только не над традициями семейства Дункан, – торжественно объявил Макс. – Кстати, чем вы набиваете такие чулки?

– Скоро узнаешь, – усмехнулась Констанс. – Когда получишь свой чулок.

Честити внезапно почувствовала себя одинокой. Добродушное подшучивание, тихие семейные радости... ей хотелось того же.

– Спокойной ночи, – пожелала она всем жизнерадостным тоном. – Увидимся утром.

– Подожди, Чес. – Пруденс отстранилась от мужа и быстро подошла к сестре. – Поднимемся вместе. Мужчины собираются пропустить по рюмочке коньяка, но мне не хочется спать. А тебе, Кон?

– Ни капельки, – кивнула Констанс. – К тому же есть вещи, которые нам необходимо обсудить... планы на завтра и тому подобное, – туманно добавила она, взяв младшую сестру под руку.

Честити не возражала. Она знала, что сестры догадываются о ее чувствах.

– Если мы собираемся завтра играть в глупые игры, надо их как-то организовать, – проговорила она. – Иначе все превратится в хаос.

– В любом случае хаоса не избежать, – возразила Пруденс, поднимаясь по лестнице. – Вряд ли кто-нибудь сохранит ясную голову после охотничьего завтрака.

– Главное, что от нас требуется, – не подпускать отца к карточному столу, – вымолвила Констанс, когда они вошли в комнату Честити. – Я не могу играть в бридж, когда меня отвлекают.

– О каком сюрпризе говорил Гидеон? – поинтересовалась Честити, падая на постель.

– Не имею понятия. – Пруденс выразительно пожала плечами. – Они о чем-то шептались последнее время, но о чем именно, я не знаю.

– Интересно. – Констанс зевнула, рухнув в кресло у затухающего огня.

– Ты вроде бы сказала, что не хочешь спать, – заметила Честити.

– Внизу не хотела, а теперь хочу. Кстати, мне удалось намекнуть доктору на наши стесненные обстоятельства.

– Мне тоже, – хмыкнула Пруденс. – Он выглядел совершенно ошарашенным.

– Хм, довольно подозрительное совпадение, – задумчиво произнесла Честити. – Но похоже, оно сработало. – Она рассказала сестрам о разговоре с Дугласом. – Так что мы снова только друзья, – подытожила она, – чему я очень рада.

Сестры молча переглянулись. После небольшой паузы Констанс оповестила:

– Не хотелось бы разочаровывать вас, но у меня возникло ощущение, что мы можем столкнуться с трудностями, пытаясь соединить доктора с Лаурой Делла Лука. – Она снова зевнула. – Вы заметили, как он иногда смотрит на нее?

– Она хуже касторки, – изрекла Пруденс, расположившаяся на мягком табурете перед туалетным столиком. – И похоже, наш доктор не в состоянии проглотить горькое лекарство. Извини, Чес, но, на мой взгляд, он не собирается продавать душу этой дьяволице.

– Ну, дьяволица – слишком сильно сказано. – Честити тоже зевнула.

– Ничуть, – констатировала Пруденс. – Ты еще не слышала, что она наговорила Мэри.

Они еще немного поболтали, затем сестры ушли, оставив Честити в сомнении относительно брачных перспектив Лауры и Дугласа. Если Лаура отнеслась к идее с воодушевлением, то Дуглас скорее наоборот. Как она теперь знала, он имел свои принципы и убеждения, и такая зануда, как Лаура, не скрывающая пренебрежения к тем, кто ниже ее по положению, будет задевать его лучшие чувства на каждом шагу. И Дуглас едва ли сможет принять такой факт.

Какая досада! Теперь им придется искать для него другую невесту. Не говоря уже о том, что им просто необходимо найти кого-нибудь для Лауры, поскольку ни одна из них не выдержит более тесного общения с ней как с родственницей.

Честити широко зевнула, натягивая через голову ночную рубашку, и потянулась за халатом. Почему-то ей казалось, что ответственность за создавшуюся ситуацию целиком лежит на ее плечах. В конце концов, она предложила идею свести Дугласа с Лаурой, и потом, у сестер есть другие, личные, заботы и обязательства. Они не должны работать в рождественские праздники в отличие от нее. Честити покачала головой – еще немного, и она начнет жалеть себя! Она направилась в ванную комнату, которую всегда делила с сестрами... а теперь и с их мужьями.

Заперев за собой дверь, чего никогда не делала прежде, она сразу же увидела подтверждение своего поступка. На умывальнике лежали бритвенные приборы, недвусмысленно свидетельствующие о том, что времена изменились.

Каждый ее мускул был натянут, как тетива лука... В сущности, весь день она находилась в напряжении, сдерживая свои эмоции и порывы, словно стаю голодных волков. Честити вздохнула. Может, ей принять ванну, чтобы немного расслабиться? Нет, слишком долгое мероприятие, а она смертельно устала. Казалось, свадьба Эстер и Дэвида состоялась неделю назад, а не сегодня утром. Точнее, вчера утром, поправилась Честити, широко зевнув. Она умылась, почистила зубы, открыла дверь и вышла в темный коридор.

Дом затих, газовые лампы потушены, и единственным источником света служили звезды, видневшиеся сквозь окно в конце коридора. Честити тихо проследовала мимо спален сестер и взялась за ручку собственной двери, когда почувствовала за спиной чье-то присутствие.

Честити резко повернулась, едва сдержав испуганный возглас.

– Какого дьявола вы здесь делаете? – сердито спросила она, когда ее сердце немного успокоилось.

– Я искал ванную, – оправдывался Дуглас. – Та, что рядом с моей комнатой, занята.

Он снял смокинг, жилет и белый галстук, оставшись в одной рубашке и брюках. Честити обратила внимание, что он босой, видимо, поэтому она не слышала его шагов.

– О, ванная – там. – Она указала на дверь, из которой только что вышла.

– Понятно, – ответил он, но не двинулся с места. Честити все еще держалась за дверную ручку, и дверь за ее спиной медленно распахнулась.

Отблески пламени и слабое сияние свечи осветили ее фигуру, застывшую на пороге. Дуглас опустил взгляд и услышал собственный резкий вздох в наступившей тишине.

Ее халат распахнулся, открыв тонкую, как паутинка, белую ночную сорочку. Распущенные волосы темно-рыжим облаком обрамляли лицо с тонкими чертами, гладкой кремовой кожей и огромными ореховыми глазами, в глубине которых мерцали золотистые искорки. Губы слегка приоткрылись, словно она хотела что-то сказать, но не знала что.

Дуглас протянул руку и коснулся ее щеки тыльной стороной ладони, как уже сделал однажды. И снова его жест отозвался мурашками во всем ее теле, до кончиков ног.

– Ах, Честити, – тихо произнес он. – Похоже, наше соглашение не работает?

Честити облизнула пересохшие губы кончиком языка, остро ощущая его близость, прикосновение руки и обжигающий взгляд темных глаз.

– Да, – прошептала она, попятившись в комнату, – не работает.

Дуглас вошел следом и притворил за собой дверь. Затем, не оглядываясь, повернул ключ в замке и шагнул к ней.

Честити молча смотрела на него. Она не могла противиться его силе и силе собственного желания, неумолимой и могучей, как лавина. Да и не хотела. Она подумала о сестрах, видимо, уступивших той же сокрушительной силе вопреки здравому смыслу и логике. Почему она должна отказываться от того, чего так страстно хочет?

Дуглас подошел вплотную, возвышаясь над ней, словно башня. Ощущение его близости Честити почувствовала так остро, что у нее подогнулись колени, а внизу живота разлилось тепло.

– Я так тебя хочу. – Его мягкий шотландский акцент вдруг стал более заметным.

– Я тоже, – пролепетала она и повторила: – Я тоже.

Он положил ладони ей на плечи и притянул к себе. Последнее, что она видела, прежде чем закрыть глаза, – его приближающиеся губы и пламя, вспыхнувшее в его напряженном взгляде. От него пахло мылом, щеки были гладкими, без жесткой дневной щетины, губы твердыми и настойчивыми. Честити полностью сосредоточилась на своих ощущениях. Теперь, когда она приняла решение, отпала необходимость спешить и думать о чем-либо, кроме неотвратимой силы нарастающего желания.

Не прерывая поцелуя, Дуглас переместил руки, позволив ее халату соскользнуть на пол, затем прижал ее к себе так крепко, что она ощутила биение его сердца. Честити приоткрыла рот, и их языки переплелись в страстном танце. Приподнявшись на цыпочки, она обвила руками его шею, наслаждаясь его вкусом, запахом и теплом.

Когда они наконец оторвались друг от друга, оба тяжело дышали. Честити откинула голову, глядя на Дугласа. Его губы раздвинулись в медленной ласкающей улыбке.

– Кого мы пытаемся обмануть? – Он коснулся ее губ пальцем.

– Самих себя. – Кончик ее языка шаловливо высунулся наружу и лизнул его палец.

– Бесполезная затея. – Он снова приник к ее губам. Его руки блуждали по ее спине и пояснице, затем скользнули вниз, обхватив ладонями ее ягодицы.

Честити застонала и потянулась к пуговицам на его брюках. Дуглас резко втянул воздух, когда застежка уступила ее ловким пальцам, и его напряженное естество вырвалось на свободу. Честити накрыла его ладонью, ощущая жар и пульсацию сквозь тонкую ткань трусов.

Дуглас потянул вверх подол ее сорочки.

– Подними руки, – попросил он, и она позволила ему стянуть с нее ночную сорочку. Оставив Честити обнаженной, он отступил на шаг и окинул ее тело жадным взглядом. – Ты прекрасна, – выдохнул он.

Честити затрепетала от удовольствия, физически ощущая, как его взгляд скользит по ней; останавливаясь на округлостях груди, темных напрягшихся сосках, островке рыжих кудряшек на стыке бедер, и дальше вниз, задержавшись на коленях, словно они представляли особый интерес, прежде чем спуститься к ступням.

– Повернись, – тихо попросил Дуглас, и она снова подчинилась.

Теперь она не могла видеть его глаз, но по-прежнему чувствовала его ласковый взгляд.

– Ты великолепна, Честити. – Дуглас шагнул к ней и положил ладони ей на бедра.

Она замерла, ощущая мягкость его рубашки, шелковистую поверхность брюк и горячую пульсацию его естества, прижимавшегося к ней сзади. Он переместил руки вперед, поглаживая ее живот, обводя пальцами выемку пупка, затем скользнул вниз, раздвинув шелковистую поросль, прикрывавшую теплую влажную плоть, жаждавшую его прикосновений.

Честити откинулась назад, закрыв глаза и расставив ноги, чтобы облегчить ему доступ. Дыхание ее стало прерывистым, ощущения становились более полными, и, когда они достигли пика, колени ее подогнулись и она бессильно рухнула на постель, ловя ртом воздух.

Дуглас склонился над ней, осыпая поцелуями ее затылок и спину, пока Честити с протестующим стоном не перекатилась на спину.

– Кажется, я погрязла в эгоизме, – вымолвила она со слабой улыбкой, коснувшись его лица. – Теперь ваша очередь, доктор Фаррел. Раздевайтесь.

Он рассмеялся и поспешно сорвал с себя одежду, швыряя ее куда попало, затем вытянулся рядом с Честити, позволив ей заняться собственными исследованиями. Она гладила и целовала, покусывала и ласкала, упиваясь его тихими восторженными стонами, пока Дуглас не поймал ее руки и не прижал к постели. В следующее мгновение он оказался над ней, и она приняла его в себя, выгнувшись навстречу и обвив ногами его талию.

Однажды она уже занималась любовью, но не испытывала ничего похожего на восхитительное ощущение полноты, скольжения плоти и жаркой пульсации, сопровождавших его ритмичные движения. Наслаждение нарастало, как туго закрученная спираль. Дуглас не отрывал взгляда от ее лица, ловя каждое мимолетное выражение, пока мир не взорвался, рассыпавшись на тысячи сверкающих осколков.

Когда Честити наконец пришла в себя, Дуглас лежал рядом, положив руку на ее влажный живот. Грудь его тяжело вздымалась, глаза были закрыты.

– Господи Иисусе, – произнес он. – Мы просто созданы друг для друга.

Честити попыталась рассмеяться, но не нашла сил. Она повернулась на бок, пристроив голову в выемке его плеча, и мгновенно заснула.

Дуглас натянул на них скомканное покрывало и попытался погасить лампу. Не имея возможности дотянуться до нее, не потревожив Честити, он смирился и закрыл глаза.

Когда Честити проснулась, комнату заливал бледный зимний свет. Несколько мгновений она неподвижно лежала, пытаясь сообразить, на чем покоится ее голова. Постепенно ее мысли прояснились, и она приподнялась на локте, чтобы взглянуть на Дугласа. Он еще спал. Она обнаружила у него на удивление длинные ресницы, темными полукружиями лежавшие на высоких скулах, и густые брови, которые почти сходились на переносице. Честити сдержала порыв обвести кончиком пальца четкие контуры его выразительного рта, слегка расслабившегося во сне. Ей не хотелось будить Дугласа. Он выглядел таким необыкновенно умиротворенным и беззащитным.

Она снова легла, уставившись в лепной потолок. Прошлым вечером они с сестрами пришли к неутешительному выводу, что из Дугласа Фаррела и Лауры Делла Лука не получится супружеской пары, так что .за неимением другой кандидатуры вчерашний маленький эпизод не должен отразиться на планах брачного агентства. Честити самодовольно улыбнулась. Не такой уж маленький, если принять во внимание ее ощущения. В свое время потеря девственности не стала для нее потрясением. Она не испытала ни особой боли, ни удовольствия – ничего такого, о чем стоило вспоминать. Но прошлая ночь...

Честити томно потянулась, подавив смешок. Дуглас все еще спал... или делал вид, поскольку его руки пришли в движение. Она не шевелилась, сдерживая дыхание, пока его пальцы крались по ее животу. Почувствовав, как что-то твердое уперлось в ее бедро, она улыбнулась еще шире и медленно повернулась на бок, лицом к нему.

Глаза Дугласа еще оставались закрытыми, но все остальное полностью пробудилось. Он положил ладонь на ее бедро, притянул его к себе и скользнул в ее лоно. Они двигались в полной гармонии, без ослепительных вспышек и фейерверков, которые пережили ночью, в более простой, но бесконечно нежной мелодии. Честити ощутила глубокое разочарование, когда он вышел из нее за мгновение до того, как они достигли вершины, но волна наслаждения уже захлестнула ее, и чувство потери быстро забылось.

– Доброе утро. – Дуглас заключил ее в объятия и прижался губами к ее волосам.

– Доброе утро. – Честити замерла, услышав, как повернулась дверная ручка.

Дуглас застыл рядом, обратившись в каменное изваяние.

– Чес? – раздался голос Констанс. – Мы же обещали встретиться с Гидеоном и Максом. Уже без пяти восемь.

– Ах да, – растерялась Честити. – Извини, я совсем забыла. Я присоединюсь к вам через десять минут.

– А почему дверь заперта? – поинтересовалась Пруденс, снова подергав за ручку.

– Разве? – спросила Честити, не зная, что ответить. Последовало краткое молчание, потом тихий обмен репликами, затем снова послышался голос Констанс;

– Доброе утро, доктор Фаррел.

– Счастливого Рождества, доктор Фаррел, – добавила Пруденс не менее любезным тоном.

Дуглас не ответил. Он лежал на спине, прикрыв глаза рукой.

– Я спущусь через десять минут, – повторила Честити.

– О, можешь не торопиться. – В голосе Констанс явственно прозвучал смех. – Ничего не случится, если мы подождем, пока... В общем, не торопись.

– Конечно-конечно, – подтвердила Пруденс. – Не торопись.

Из-за двери донесся звук удаляющихся шагов. Честити залилась смехом, упав на подушки. Дуглас убрал руку с глаз и сел на постели.

– Господи, помоги мне, – с чувством произнес он. – Господи, помоги любому мужчине, который имел несчастье свести более чем шапочное знакомство с сестрицами Дункан.

– Фи, как грубо, – скривилась Честити. Он энергично замотал головой:

– Ничуть. Одного только не могу понять: откуда проистекает такое возмутительное легкомыслие? Ваш отец производит впечатление вполне нормального человека. – Он снова покачал головой. – Наверное, во всем виновата ваша мать.

Честити схватила подушку и стукнула его.

– А, ты хочешь поиграть, да? – воскликнул он, смеясь. – Должен предупредить вас, мисс Дункан, что, схватившись со мной врукопашную, вы совершаете роковую ошибку. Я укладывал на обе лопатки мужчин втрое больше тебя.

– Неужели? – Честити вылезла из постели с подушкой в руках. – – Позвольте предупредить вас, доктор Фаррел, что я никогда не проигрывала схватку подушками.

Она стояла обнаженная, расставив ноги, с зажатой в руках подушкой, с развевающимися рыжими кудрями и золотистым пламенем в ореховых глазах.

– Осмелюсь предположить, что ты никогда не училась в школе-интернате, – схватил свою подушку Дуглас. – Если тебе приходилось сражаться только со своими сестрами, ты очень скоро убедишься, что имеешь дело с мастером. – Он вскочил с кровати и запустил в нее подушкой.

Честити отбивалась как могла, но у нее не оставалось ни единого шанса, и наконец, тяжело дыша, она повалилась на постель. Дуглас навис сверху, поймав ее руки и удерживая их у нее над головой.

– Ты такой здоровенный, – пожаловалась она. – Мог бы дать мне поблажку.

– Вот уж не ожидал, что одна из сестер Дункан станет требовать поблажку, – ухмыльнулся Дуглас, чмокнув ее в кончик носа.

– Все зависит от предмета спора. – Честити попыталась сохранить достоинство, но безуспешно, и добавила чуть ли не со стоном: – Дуглас, дорогой, мне нужно спуститься вниз, и посмотри, что ты здесь устроил.

– Я? – возмутился он. – Ничего я не устраивал. Ты первая бросила мне перчатку.

Она улыбнулась и попыталась высвободить свои плененные руки.

– Пожалуй. Но мне действительно нужно идти, а я не могу спуститься вниз в таком виде.

Дуглас отпустил ее запястья и выпрямился с покорным вздохом.

– А жаль, для всех было бы захватывающее зрелище. – Он накрыл ладонью ее живот и погладил. – Очень мило, – задумчиво произнес он. – Твоя легкая округлость просто восхитительна.

– Я слишком увлекаюсь пирожными. – Честити оттолкнула его руку и села на кровати. – А теперь уходи и дай мне одеться.

Он нагнулся и чмокнул ее в макушку, затем поднял с пола свою разбросанную одежду, отпер дверь и выскользнул наружу.

Глава 14

Честити перерыла сбившиеся простыни в поисках своего халата, но он почему-то оказался под кроватью вместе с ее ночной рубашкой. Она натянула их на себя, решив, что одеваться все равно некогда, поскольку уже двадцать минут девятого и что в рождественское утро вполне простительно некоторое отступление от формальностей.

Присев за туалетный столик, Честити прошлась щеткой по спутанной рыжей гриве. Лицо ее сияло здоровым румянцем, словно после прогулки на свежем воздухе, глаза ярко блестели. Занятие сексом явно пошло на пользу ее внешности. Такое наблюдение заставило ее хмыкнуть с некоторой долей самодовольства и шаловливой мыслью, что, если ее сестры наслаждались тем же прошлой ночью, она хоть раз не будет чувствовать себя посторонней на празднике жизни. Она нашла свои шлепанцы, вдела в них ноги и выскочила из комнаты.

– Счастливого Рождества, тетя Чес! – услышала она, добравшись до лестничной площадки.

Сара, все еще одетая в ночную рубашку, взлохмаченная от сна и возбуждения, сияя улыбкой, скатилась с лестницы, которая вела на верхний этаж, где располагались детская и классные комнаты.

.– Вот что подвесили к моей кровати! – взмахнула она шерстяным чулком. – Апельсин, резиновый мячик, набор цветных карандашей, лента и заколки для волос в виде бабочек. – Сара вытащила горсть бабочек всех цветов и разновидностей. – Правда, красивые?

Она рылась в своем чулке, извлекая одно сокровище за другим, и Честити терпеливо ждала, восхищаясь каждым подарком с таким видом, словно никогда в жизни не видела ничего подобного и так же поражена появлением чулка в рождественское утро, как и Сара.

– Ты еще не спускалась вниз? – спросила она у девочки, шагнув к лестнице.

– Нет, я еще не оделась, – сообщила та. Честити рассмеялась:

– Я тоже, но в рождественское утро некоторыми правилами можно пренебречь. Пойдем посмотрим, что там происходит.

Сара вприпрыжку сбежала вниз по ступенькам и остановилась как вкопанная при виде горы свертков, высившейся у основания рождественской ели.

– Господи, я никогда не видела столько подарков!

– Здесь подарки для всех домочадцев, включая слуг. – Честити с удовольствием наблюдала за восторгом девочки, что было почти так же приятно, как переживать чудо самой.

– Можно подойти поближе?

– Ладно, только не заглядывай внутрь. Сара приняла оскорбленный вид:

– Я бы никогда не стала, тетя Чес. Тогда я испортила бы весь сюрприз.

– Конечно. – Честити оставила девочку с благоговением взирать на сокровищницу под елкой и отправилась на поиски сестер и их мужей.

Она нашла их в небольшой семейной гостиной в задней части дома. В камине пылал огонь, горели газовые светильники. На смену ясной ночи пришло сумрачное утро, и небо хмурилось, обещая снегопад.

– Счастливого Рождества, – приветствовала она каждого, обмениваясь поцелуями и объятиями. – Вы все такие нарядные, что мне остается только извиниться за свой внешний вид.

– Ты, наверное, не выспалась, – коварно усмехнулась Констанс, и Честити, к своей крайней досаде, почувствовала, что краснеет.

Она сочла за благо помолчать, но заметила, что Гидеон с Максом старательно избегают ее взгляда. Очевидно, Констанс и Пруденс поделились с мужьями своими соображениями насчет опоздания сестры и того факта, что ее дверь оказалась запертой. Впрочем, в любом случае она не видела смысла что-либо отрицать.

– Сара, похоже, вне себя от счастья, – небрежно поведала она, подходя к сервировочному столику, чтобы налить себе чай.

– Еще бы, она никогда не видела такого Рождества, – довел до сведения всех присутствующих Гидеон с немного виноватой улыбкой. – Просто позор, что одиннадцатилетний ребенок никогда не испытывал ничего подобного.

– Ну, если бы она так праздновала Рождество всегда, оно давно бы потеряло прелесть новизны, – резонно заметила Пруденс.

– И превратилось бы в скучный ритуал, – добавила Честити. – Сара считала бы себя слишком взрослой, чтобы верить в чудеса.

– Да, наверное, вы правы, – поддакнул Гидеон, но без особой убежденности.

– Все замечательно, – вмешалась Констанс, возвращая разговор в более практичное русло, – но хотелось бы знать, чего ради мы собрались здесь в столь ранний час.

– Не такой уж ранний, – проворчал ее муж.

– Это я виновата. – Честити сделала глоток чая. – Но действительно, что означает ваша таинственность?

– Ах, это, – протянул Макс.

– Да, это, – повторила его жена с притворным раздражением. – Хватит тянуть, выкладывайте.

– Какая элегантная манера выражаться, – пробормотал Макс с оскорбленным видом.

Все три сестры Дункан сложили на груди руки, сверля двух мужчин зелеными глазами разных оттенков, пока Макс не поднял руки, сдаваясь:

– Я пас, Гидеон. Уступаю тебе трибуну.

Гидеон подошел к письменному столу в углу комнаты, взял толстый конверт и вытащил из него пачку бумаг.

– Это для тебя, Пруденс, это – для Констанс, а это – для Честити.

Он вручил каждой из женщин по документу, затем встал рядом с Максом, наблюдая за их реакцией.

Сестры прочитали документы и подняли на них озадаченные взгляды.

– Что это? – спросила Констанс.

– Шу-лейн? – произнесла Пруденс с явным недоумением. – Что такое Шу-лейн, Гидеон?

Честити медленно соображала:

– Похоже на договор об аренде.

– Совершенно верно, – подмигнул Гидеон Максу. – Так оно и есть.

– Что еще за аренда? – потребовала ответить Пруденс.

– Аренда помещения на Шу-лейн в двух шагах от Флит-стрит.

– Но зачем? —. спросила Честити. – Что мы будем там делать?

– Сегодня утром вы на удивление туповаты, – вздохнул Гидеон. – Неужели не понятно?

– Нет, – заявила Пруденс. Макс рассмеялся:

– Никогда не думал, что доживу до того дня, когда сестры Дункан лишатся дара речи.

– Постойте-ка, – подняла руку Пруденс. – Ведь на Флит-стрит располагаются...

– Так-так, – подбодрил ее муж, – твои мысли движутся в правильном направлении.

– ...издательства! – торжествующе закончила Констанс.

– «Леди Мейфэра», – постучала Честити пальцем по договору об аренде. – Вы подарили нам договор на аренду офисного помещения, не так ли?

– Наконец-то сообразили, – успокоился Гидеон, и мужчины расплылись в широких улыбках. – Мы решили, что пора вашей газете иметь собственный офис, особенно теперь, когда вы больше не живете под одной крышей.

Сестры радостно закивали, осваиваясь с новостью.

– Собственный офис, – мечтательно промурлыкала Констанс.

– Но без таблички на двери, – задумчиво предупредила Пруденс. – Мы по-прежнему должны сохранять анонимность. Нельзя допустить, чтобы клиенты запросто являлись к нам в контору с объявлениями для «Леди Мейфэра» или обращениями в брачное агентство.

– Вы можете, как и раньше, пользоваться адресом миссис Бидл, – предложил Гидеон. – К тому же в конторе имеется телефон. Можно напечатать в газете телефонный номер, что ускорит ведение дел.

– Пожалуй, – выговорила Констанс. – И поскольку никто из наших знакомых не бывает в той части Лондона, мы сможем приходить и уходить, ничего не опасаясь.

– Вот именно, – подбодрил их Макс. – Между прочим, там вы найдете три письменных стола, три пишущие машинки, две картотеки и телефон.

– Пишущие машинки? – переспросила его жена. – Но ни одна из нас не умеет печатать.

– Придется научиться, – развел руками Макс.

– Разумеется, мы научимся, – заверила Честити с сияющим видом. – Только представьте, насколько быстрее и насколько легче будет читаться текст в типографии.

– Как я понимаю, вы довольны? – определил Гидеон реакцию женщин.

– О, мы в полном восторге! – воскликнула Пруденс, бросившись ему на шею. – Просто еще не пришли в себя от потрясения.

– Да, такое не сразу переваришь, – улыбнулась Честити. – Просто это замечательно. Спасибо вам обоим.

Мужчины снисходительно приняли тройную дозу поцелуев и объятий, но когда первые восторги улеглись, сестры собрались у огня, чтобы обсудить возможности, которые открывал для них столь необычный рождественский подарок, а Макс с Гидеоном отбыли на поиски завтрака.

Спустя полчаса дверь отворилась, и в гостиную вошел лорд Дункан.

– А я-то гадал, куда вы все подевались, – недоумевал он. – Дом полон гостей, если вы случайно забыли.

– Мы ничего не забыли, отец, просто Макс с Гидеоном сделали нам потрясающий рождественский подарок, и мы пытаемся решить, что с ним делать. – Честити поставила свою чашку на стол.

– Вот как? И что за подарок?

– Не уверена, что ты его одобришь, – кивнула Констанс. – Пожалуй, тебе лучше не знать.

– Чепуха! – Лорд Дункан сцепил руки за спиной. – Выкладывайте.

Пруденс объяснила. Лорд Дункан покачал головой и пару раз недоверчиво хмыкнул.

– Ладно, что сделано, то сделано. Они взрослые люди, и если им угодно поддерживать своих жен в их безумии, это их лично дело. – Он повернулся к двери. – Надеюсь, теперь вы готовы заняться хаосом, в который превратилось нынешнее утро.

– Нет никакого хаоса, отец, – возразила Честити. Она поднялась с кресла, зевая и потягиваясь. – Еще только время завтрака.

– А ты даже не одета, – заметил тот не без ехидства. – Кстати, твоей падчерице, Пруденс, не терпится начать празднества.

– Мы уже спускаемся, – примирительно промолвила Пруденс. – А Честити идет одеваться, правда, Чес?

– Уже бегу, – закивала младшая сестра. – Через полчаса я буду готова.

Лорд Дункан снова недоверчиво хмыкнул и вышел из комнаты, оставив дочерей виновато посмеиваться.

– Право, он воспринимает обязанности хозяина слишком серьезно, – покачала головой Констанс.

– О, все дело в графине, – усмехнулась Честити. – Отца никогда не волновали светские приемы. Он только рад спихнуть все хлопоты на нас, а социальные обязанности – на тетушек. В любом случае мне лучше одеться, пока он не расстроился еще больше. – Честити направилась к двери.

– Чес, насчет сегодняшней ночи... – напомнила Констанс. – Не хочешь поговорить?

Честити присела на подлокотник дивана, болтая ногой в шлепанце.

– Он знает, что у меня нет денег, – выразила она мысль, вертевшуюся в ее сознании даже во сне, хотя она ее и не осознавала. – А значит, его не интересует ничего, кроме короткого и бурного романа. Могу я позволить себе такой рождественский подарок, как вы считаете?

– Ты уверена, что не возникнет никаких осложнений? – прямо задала вопрос Констанс.

Честити прикусила нижнюю губу, стараясь оценить ситуацию со всей беспристрастностью.

– Я не хочу, чтобы Дуглас догадался, что я та самая фальшивая француженка, с которой он встречался в Национальной галерее... Если он узнает, что мы и есть брачное агентство, то никогда не простит меня. – Она помолчала. – Думаю, мне следует принять случившееся рождественское приключение как дар богов, а вернувшись в Лондон, мы подыщем ему другую невесту. Прошлой ночи никогда бы не было, если бы Дуглас видел в Лауре будущую жену. Он не из тех, кто станет заводить интрижки, имея серьезные намерения.

– Ты уверена? – Пруденс прищурилась, пристально наблюдая за сестрой.

– Да, – твердо ответила Честити, но сестры уловили в ее голосе нотку сожаления. – Дуглас похож на стрелу. Он точно знает, чего хочет и как желаемого добиться. И не стыдится того, что придется сделать для достижения цели, которую считает благородной. Я видела его за работой.

Она подняла на сестер взгляд, в котором светилась печальная убежденность.

– Такой самоотверженный человек, как Дуглас, никогда не изменит своему долгу. – Честити опустила глаза, глядя на раскачивающийся на пальцах ноги шлепанец. – Он воспримет мой обман как предательство. Следовательно, он не должен о нем знать. А значит, наши отношения никогда не станут большими, чем короткая и приятная связь. – Она соскользнула с подлокотника дивана, бодро помахала сестрам рукой и вышла.

Когда за Честити закрылась дверь, Констанс приподняла бровь:

– Она так во всем уверена...

– ...что поневоле начинаешь сомневаться, – закончила Пруденс. – Если Чес влюбилась в Дугласа, ей будет больно, как бы она ни притворялась, называя свое чувство очередным безобидным увлечением.

– Чес не спит со своими увлечениями, – заметила Констанс. – Сейчас мы не в силах ничего изменить, но, может, когда вернемся в Лондон...

– Тогда и посмотрим. – Пруденс поднялась. – Пойду поищу Гидеона и Сару. Мы собирались с ней в церковь после завтрака, хотя двойная доза рождественской проповеди в исполнении местного викария – уже чересчур. Вы пойдете?

– Вряд ли. Макса не назовешь ревностным христианином, – усмехнулась Констанс. – Одной рождественской службы ему вполне достаточно.

Честити открыла дверь своей спальни и в удивлении остановилась. В кресле у окна сидел Дуглас с развернутым экземпляром «Леди Мейфэра» в руках. При виде ее он с улыбкой поднялся.

– А я тебя ждал. – Он отложил газету. – Решил, что рано или поздно ты зайдешь сюда. – Дуглас в несколько шагов пересек комнату и сжал ее руки в своих теплых ладонях. Затем склонил голову и запечатлел на ее губах легкий поцелуй. – Я не помешал?

Честити покачала головой:

– Нисколько, просто я не ожидала застать здесь кого-нибудь.

– Ты ужасно долго секретничала с сестрами. – Дуглас отпустил ее руки.

– Да, я знаю. – Честити указала на свое ночное одеяние. – Даже не успела одеться. Гидеон с Максом сделали нам такой рождественский подарок, что нам понадобилось немало времени, чтобы прийти в себя. – Ее глаза невольно метнулись к экземпляру «Леди Мейфэра», отложенному Дугласом.

Он проследил за ее взглядом.

– Похоже, ты преданная поклонница этой газеты. Не было случая, чтобы я не обнаружил ее в твоей комнате.

– Как я уже говорила, она сыграла особую роль в жизни нашей семьи. – Честити ухватилась за возможность удобрить семена, посеянные сестрами. – Отец лишился почти всего своего состояния, доверившись человеку, который выдвинул против «Леди Мейфэра» обвинение в клевете. Своих денег он, конечно, не вернул, но хотя бы получил некоторое удовлетворение, когда графа признали мошенником. – Она открыла дверь гардероба. – Семейного состояния более нет, но нам удается сводить концы с концами.

– Вряд ли финансовое положение лорда Дункана касается меня.

– О, оно общеизвестно, – беспечно отозвалась Честити, перебирая платья. – У нас нет секретов, – солгала она и глубже зарылась в шкаф.

– Редкий случай, – отметил он. – Ты не могла бы вылезти оттуда? Честно говоря, у меня особая причина поджидать тебя здесь.

Честити повернулась к нему, чувствуя, что ее щеки горят. Дуглас вытащил из кармана изящный сверток.

– Я хотел вручить тебе свой рождественский подарок наедине. – Он протянул ей свое подношение с несколько обеспокоенной улыбкой.

– О, как мило! – Она взяла сверток, неуверенно вертя его в руках. – А у меня ничего нет, не считая, конечно, милых пустячков, которые мы купили для каждого гостя и положили под елку.

– Я и не рассчитывал на ответные дары, – нежно промолвил он. – Открой.

Честити развязала тесемки и развернула бумагу.

– О! – воскликнула она. – Дуглас, какая прелесть!

Она встряхнула шарф, распрямляя шелковистые складки, и янтарные бусы упали на пол. Дуглас нагнулся и поднял их.

– Они прекрасны, – восторженно откликнулась Честити, когда он протянул ей бусы. – И гармонируют с шарфом. Какой ты молодец! – Она обхватила его за шею и поцеловала. – Мне так неловко, что у меня ничего нет для тебя.

– И совершенно напрасно, – нахмурился он. – Мне достаточно того, что тебе понравились мои подарки. Ты испортишь мне все удовольствие, если будешь беспокоиться о всякой чепухе.

Честити кивнула, понимая, что он прав, и снова поцеловала его. – Я сегодня же надену их. У меня есть подходящее платье.

– Интересно какое? – Дуглас подошел к распахнутой дверце гардероба.

– Ты разбираешься в женской одежде? – шутливо спросила она.

– И очень неплохо, что неудивительно при наличии шести сестер. – Он стал перебирать платья, висевшие на вешалках. – Так, посмотрим, что тут есть...

– В таком случае, – рассмеялась Честити, – я пойду приму ванну, пока ты будешь выбирать мне платье.

– Отлично, – сказал он не оборачиваясь. – Иди мойся. Если ты оставишь дверь открытой, я зайду на минутку, чтобы потереть тебе спинку.

– Не думаю, что твоя идея хорошая. – Честити направилась к двери. – Так мы никогда не спустимся вниз, а мне, между прочим, нужно заниматься гостями.

– Ладно. – Дуглас тяжело вздохнул. – Придется сдерживать свои сладострастные порывы.

– Воздержание, – подняла пальчик Честити, – одна из главных добродетелей мужчины.

– Ну да, а целомудрие – женщины, – ухмыльнулся он, оглянувшись.

Честити рассмеялась и вышла из комнаты, прочь от соблазна.

Быстро приняв ванну, она вернулась к себе, но комната, к ее немалому разочарованию, оказалась пустой. На постели лежало золотисто-желтое шелковое платье, искусно задрапированное подаренным шарфом, поверх которого лежали бусы. Честити признала, что сочетание идеальное. Похоже, у доктора Фаррела и вправду наметанный глаз.

Одевшись, она спустилась вниз. Все, кто собирался в церковь, уже ушли, и комнату для завтраков уже убрали. Честити направилась в кухню, где миссис Хадсон колдовала над кипящими кастрюлями, рождественским гусем и свежеиспеченными кексами.

– Счастливого Рождества, миссис Хадсон. Могу я чем-нибудь помочь? – спросила Честити, отрезав себе кусок хлеба и вытащив из буфета масло и джем.

– Нет, мисс Чес, – добродушно отказалась экономка. – Все идет, как надо. Я накрою на стол к часу дня.

– Чудесно. Что-то я не видела Дженкинса нынче утром. – Честити щедро намазала хлеб маслом и джемом. – Я хотела узнать, на какое время назначено вручение подарков.

– Он в буфетной, полирует серебро. – Миссис Хадсон деловито перемешивала начинку для пирогов.

Честити кивнула с набитым ртом и направилась в буфетную, где Дженкинс, облачившись в бязевый фартук, полировал столовое серебро.

– Неужели вы не могли поручить это кому-нибудь из слуг? – поинтересовалась она.

– Что вы, мисс Чес, – ужаснулся Дженкинс. – Полировка – моя обязанность. Я бы никому не доверил даже близко подойти к серебру.

Честити улыбнулась, задала свой вопрос, получила ответ и вернулась в парадную часть дома. Она прошлась по комнатам в поисках людей. В воздухе ощущалось радостное предвкушение, словно даже стены дома затаили дыхание, ожидая начала торжеств. На елке горели свечи, в огромном камине в холле пылал огонь, в библиотеке и гостиной светились лампы, но нигде не видно ни души. Пруденс с семейством отправилась в церковь и, возможно, прихватила с собой тетушек, однако Честити не обнаружила никаких признаков отца, Макса, Констанс, графини с дочерью и, конечно же, Дугласа Фаррела, отсутствие которого казалось ей особенно заметным.

– Пошел снег, мисс Чес, – радостно сообщила Мэдж, появившаяся со стороны служебных помещений с ведерком угля. – Кажется, у нас будет настоящее снежное Рождество.

Честити поспешила к входной двери и распахнула ее, впустив холодный воздух. Шагнув наружу, она притворила за собой дверь и остановилась на верхней ступеньке крыльца, обхватив себя руками и глядя на свинцовое небо, с которого медленно падали снежинки. Стояла необычайная тишина: ни птичий гомон, ни какие-либо иные звуки не нарушали безмолвия, повисшего над землёй, постепенно исчезавшей под девственно-белым покровом.

Внезапно Честити услышала голоса: сочный баритон отца и мелодичный голос графини, перемежавшийся визгливыми репликами Лауры. Они показались из-за угла, спеша укрыться от снега. Следом, чуть отстав, шагал Дуглас. Он казался чем-то недовольным, пока не поднял взгляд, оторвавшись от изучения собственных ботинок, и не увидел стоявшую на крыльце Честити.

Ускорив шаг, он обошел остальных и поднялся по ступенькам.

– Ты простудишься и заболеешь. – Он подхватил ее под руку и увлек за собой в теплый холл. —. Что за причуда торчать на холоде раздетой?

– Я набросила шарф, – возразила Честити, коснувшись пальцами шелковистой ткани. – Он такой большой, что может сойти за шаль.

– Возможно, но не для прогулок по улице в такое время года, – строго предостерег Дуглас, затем улыбнулся: – Хотя он тебе действительно идет.

– Мне тоже так кажется. – Честити наслаждалась теплом его улыбки и сознанием разделенного чувства.

– Входите, дорогая леди, входите. – Лорд Дункан пропустил вперед дам и задержался на пороге, топая ногами, чтобы стряхнуть снег. – Нам не следовало выходить наружу. Я же чувствовал, что пойдет снег. Позвольте взять ваше пальто. Мисс Делла Лука, пройдите к огню. Судя по вашему виду, вы продрогли до костей.

Лаура действительно выглядела продрогшей, лицо ее казалось более бледным и осунувшимся, чем обычно, губы посинели.

– Я не привыкла к холоду, – картинно содрогнулась она. – Здесь такой ужасный климат.

– Да, совершенно нецивилизованный, – поддакнула Честити. – Идите к огню, а я принесу кофе или что-нибудь еще, чтобы вы согрелись.

– Виски, – предложил лорд Дункан. – Только виски... лучшее средство от простуды.

Лаура с отвращением скривилась: – Спасибо, лорд Дункан, но я не пью крепких напитков.

Его милость несколько опешил, затем, решив, что подобная странность не заслуживает его внимания, обратился к графине:

– А вы, дорогая леди, непременно должны выпить рюмочку. Я сейчас принесу. И вы тоже, Фаррел. Уверен, вам не помешает. – Не дожидаясь ответа, он поспешил в библиотеку к своим графинам.

– Принести вам кофе, Лаура? – справилась у мисс Делла Лука Честити, испытывая невольную жалость к синьорине, которая и в самом деле выглядела замерзшей и несчастной. – А может, теплого молока или какао?

– Лучше кофе, спасибо. – Лаура вздохнула и добавила: – Хотя, конечно, никто не умеет готовить кофе, как итальянцы.

Честити закатила глаза к небу, перехватив отблеск сардонической улыбки во взгляде Дугласа. Да, пожалуй, у Лауры нет никаких шансов.

– Мы приложим все усилия, – заверила она. – Я попрошу, чтобы для вас заварили покрепче. Почему бы вам не перейти в гостиную? Там меньше сквозняков. Дуглас, не могли бы вы проводить Лауру и графиню к камину в гостиной? Или, может, у вас есть какое-нибудь средство от простуды?

– От простуды нет лекарств, – довольно резко отозвался Дуглас, которому пришлось терпеть бесконечные жалобы Лауры на дикость английской глубинки на протяжении всей прогулки, – но облегчить течение болезни можно. Впрочем, не думаю, что вам нужны лекарства, Лаура. Огонь и горячий кофе сделают свое дело. – Он предложил одну руку Лауре, а другую – ее матери, чтобы проводить их в гостиную.

Выйдя из кухни с подносом, Честити увидела Констанс, спускавшуюся сверху.

– Пришлось самой заняться, – вздохнула Честити. – Всем некогда. В кухне настоящий ад. Кругом кипящие котлы и шипящие сковороды.

Констанс понимающе кивнула.

– Потрясающий шарф, Чес. И бусы. Я их раньше не видела.

– Рождественский подарок, – пояснила Честити, двинувшись в направлении гостиной.

– Вот как? – произнесла Констанс с очередной понимающей улыбкой. – Интересно от кого?

– Догадайся. – Честити вошла в комнату. – Кофе, Лаура. Я приготовила его сама. Надеюсь, вам понравится. – Она поставила поднос на низкий столик. – Положить вам сахар?

– Один кусочек, – подала та голос из кресла, вплотную придвинутого к огню. – И капельку сливок.

Честити налила кофе и протянула ей чашку.

– Дуглас, вам налить?

– Нет, спасибо, я предпочел бы что-нибудь покрепче.

– И правильно, – поддержал его лорд Дункан, появившись в дверях с графинчиком виски в одной руке и тремя бокалами – в другой. – Констанс, дорогая, выпьешь с нами?

Старшая дочь покачала головой:

– Спасибо, отец, но для меня рановато. К тому же у меня нет такого оправдания, как прогулка на морозе. Я выпью кофе.

Стук входной двери и гомон голосов возвестили о возвращении из церкви остальной компании. Сара первой ворвалась в гостиную. Щеки ее разрумянились от холода, шапку и шарф припорошил снег.

– Вы только посмотрите, – воскликнула она, указав на окна. – Снежное Рождество! Разве не здорово?

– Еще бы, – вторила ей Честити. – А сейчас начнется самое интересное.

– Подарки! – с воодушевлением подхватила девочка, разматывая шарф. – Я просто умираю от нетерпения. Не помню, чтобы я когда-нибудь так волновалась. Правда, папа?

Гидеон согласно кивнул с самым серьезным видом:

– Я тоже не помню.

– Если ленч намечен на час дня, нужно поторопиться с вручением подарков, – вмешалась тетя Агата. – Как ты думаешь, Эдит? Слугам наверняка хочется приступить к собственным празднествам.

– Да, конечно, тетя Агата, вы совершенно правы. – Честити обменялась многозначительными взглядами с сестрами.

Тетушкам нравилось делать вид, что хозяйство овдовевшего брата держится на них, и племянницы не имели ни малейшего желания рассеивать их иллюзию.

– Дайте нам пять минут, чтобы избавиться от верхней одежды, – вымолвила Пруденс. – Мы все в снегу.

– Мне хватит и трех. – Сара бросилась к двери. – Ты идешь, Мэри?

Мэри Уинстон улыбнулась:

– Конечно, Сара.

Пруденс последовала за ними, задержавшись на секунду, чтобы сказать Честити:

– Очаровательные бусы, Чес. И шарф очень милый. По-моему, я не видела их раньше.

– У меня их не было до сегодняшнего утра.

Взгляд Пруденс метнулся к Дугласу Фаррелу, стоявшему у камина с бокалом виски. Приподняв брови, она слегка склонила голову в его сторону, словно отдавая ему должное, и вслед за мужем и падчерицей вышла из комнаты.

Глава 15

– Название песни? – предположила Честити, когда Сара изобразила оперную певицу.

Девочка энергично закивала, просияв в улыбке. После сытного ленча только у нее одной оставались силы на игру в шарады, но взрослые делали все возможное, чтобы доставить ей удовольствие.

Снег повалил сильнее, способствуя сонливости, охватившей всю компанию после еды. Тетушки удалились наверх, чтобы прилечь на часок. Лорд Дункан негромко похрапывал у огня, а графиня клевала носом в своем глубоком кресле с подголовником. Лаура сидела в стороне, демонстративно уткнувшись в рождественский подарок, преподнесенный ей Дугласом. Время от времени, когда игра в шарады становилась особенно шумной, она поднимала на всех страдальческий взгляд и с глубоким вздохом снова возвращалась к книге. Остальные подавляли зевки, сожалея о лишней порции рождественского пудинга и изображая живейший интерес к игре.

Сара, закутанная в белую простыню, старательно изображала что-то непонятное, горделиво вскинув голову и вытянув в повелительном жесте руку. Аудитория пристально, но с явным недоумением наблюдала за пантомимой девочки, становившейся все более отчаянной.

Дуглас встал, подошел к серванту, налил себе портвейна и прислонился к стене, потягивая вино и глядя на Сару с сосредоточенным выражением. Затем щелкнул пальцами.

– «Правь, Британия!» – определил он, и лицо девочки расплылось в широкой улыбке.

– Верно. А как вы догадались?

– Ты очень хорошая актриса, – с улыбкой разъяснил он.

– Браво, Дуглас, – зааплодировала Честити. – Ты молодец, Сара.

Остальная компания, за исключением спящих и Лауры, присоединилась к аплодисментам. Сара просияла и шутливо поклонилась.

– Чья очередь? – оживленно спросила она.

– Пожалуй, нам нужно заняться чем-то другим, – широко зевнул ее отец. – Мне необходимо хорошенько размяться, чтобы не заснуть на стуле. – Он поднялся и потянулся. – Я бы не возражал против прогулки.

– Только не в такую погоду. – Макс указал на снежную пелену за окном.

– Мы можем сыграть в другую игру, – с надеждой пролепетала Сара.

– Точно, – откликнулась Пруденс, проигнорировав протестующий стон мужа. – В сардинки. Она нас взбодрит.

– А как играют в сардинки? – спросила Сара.

– Ну, мы бросим жребий, и тот, кто вытянет его, должен спрятаться. Минут через десять все остальные начнут его искать. Тот, кто найдет, должен спрятаться в том же самом месте, пока не останется последний игрок.

– Пруденс, – взмолился Гидеон. – Я слишком стар для такой игры.

– Ничего подобного, – отрезала она. – Мы сделаем исключение для отца, тетушек, графини с Лаурой, но все остальные должны играть. – Она взяла листок бумаги и разорвала его на полоски. – Я нарисую на одном из них крест, и тот, кто вытащит его, спрячется. Сара, подай мне, пожалуйста, хрустальную вазу с серванта.

Сара вприпрыжку пронеслась по комнате, принесла вазу и вручила ее мачехе. Пруденс бросила в нее свернутые бумажки и перемешала их пальцами.

– Так, а теперь, Сара, обойди всех, пусть тянут жребий.

– Вначале нужно установить правила, – предупредила Констанс. – В каких частях дома нельзя прятаться?

– Очевидно, в служебных помещениях и спальнях тех, кто не участвует в игре, – оговорила условия Честити. – А также в подвалах и на чердаке.

– Н-да, широкий простор для поисков, – вздохнул Макс, вытаскивая бумажку из вазы, которую протянула ему Сара.

– В том-то весь смысл, – заявила его жена. – Мы отлично разомнемся, побегав по всему дому.

Дуглас вытащил клочок бумаги, наблюдая за Честити. Судя по ее реакции, ей достался непомеченный обрывок. Он развернул свой и смял его в ладони.

– Похоже, прячусь я, – поставил он бокал. – Сколько у меня времени?

– Минут десять, – ответила Честити. – И не вздумайте прятаться в какой-нибудь каморке, мы все должны втиснуться туда.

– Где захочу, там и спрячусь, мисс Дункан.

Он перегнулся через нее, чтобы выбросить бумажку в корзину, стоявшую рядом с ее креслом, умудрившись шепнуть ей на ухо:

– Например, в бельевой кладовке вашей ванной комнаты. Выпрямившись, игнорируя ее негодующий взгляд, он помахал рукой собравшимся и поспешил прочь.

В пустом, тускло освещенном холле Дуглас помедлил, прислушиваясь к звукам музыки, пению и взрывам смеха, доносившимся из служебных помещений, находившихся за зеленой дверью в задней части дома. Затем решительно зашагал вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки, и направился прямиком в ванную, которую указала ему Честити прошлым вечером.

Там действительно имелась бельевая кладовка с широкими полками, на которых высились стопки полотенец и оставалось достаточно места, чтобы мужчина, даже такой крупный, как он, мог сидеть на полу, вытянув ноги. Дуглас притворил дверь, прислонился к стене и приготовился ждать.

Впрочем, долго ждать не пришлось. Спустя условленные десять минут дом наполнился шумом, криками и топотом ног. Наконец дверь ванной с тихим скрипом отворилась. Дуглас чуточку приоткрыл дверь кладовки и коварно улыбнулся, убедившись, что не ошибся в своих предположениях. Просунув руку в щель, он схватил Честити за запястье.

– Ой! – ахнула она, когда он втащил ее в кладовку. – До сих пор не могу поверить, что ты сказал мне, где собираешься прятаться. Как ты мог! Ты поступил неспортивно. – Она снова ахнула, плюхнувшись к нему на колени, когда он дернул ее вниз.

– Чепуха. – Дуглас обнял ее. – Если мы вынуждены играть в дурацкую игру, будет только справедливо, если мы попытаемся немного развлечься по ходу дела.

Он поцеловал ее в затылок, от чего по всему ее телу разбежались восхитительные мурашки, и накрыл ладонью ее грудь, теребя пальцами сосок, пока тот не уперся в тонкий шелк платья.

Честити не шевелилась, чувствуя, как его свободная рука, забравшись под юбки, скользнула вверх по ее бедрам. В тесном пространстве кладовки она не могла ни повернуться, ни воспользоваться собственными руками, чтобы ответить на его ласки.

– Приподнимись, – попросил он, на мгновение убрав руку, чтобы расстегнуть пояс ее панталон.

Честити подчинилась, помогая ему стянуть с нее нижнее белье, и прикусила губу, чтобы не издать ни звука, когда его руки коснулись ее обнаженной кожи. Она боялась даже дышать. Если кто-нибудь войдет в ванную и заглянет в кладовку...

Она почувствовала толчок, увидев, что он расстегнул брюки, и приподнялась, чтобы он мог проникнуть к ней внутрь, а затем начала медленно двигаться, поднимаясь и опускаясь. Дыхание Дугласа участилось, обдавая ее шею влажным жаром. От усилий хранить молчание у нее на лбу выступил пот. А когда блаженство достигло высшей точки и она была уже не в силах сдерживаться, Дуглас зажал ладонью ее рот, заглушая рвущиеся наружу крики. После того как все кончилось и волна возбуждения схлынула, Честити обнаружила, что беззвучно смеется.

Она упала ему на грудь, слишком слабая, чтобы привести в порядок одежду или тревожиться о том, что их могут обнаружить... Пока дверь ванной не распахнулась. Честити замерла, чувствуя, как застыл под ней Дуглас, затем его руки быстро одернули ее юбку, прикрыв их обоих. Для беглого и нелюбопытного взгляда они выглядели вполне пристойно. Дверь кладовки открылась.

– Ты нашла нас, Кон, – констатировала Честити. – Здесь маловато места.

– Вижу. Я залезу на полку над вами. Она достаточно длинная и широкая, чтобы лечь. – Она претворила свои слова в действие, заявив, обращаясь к доктору: – Вы выбрали очень неудачное место, Дуглас.

– Да, прошу прощения, – смиренно согласился тот, чувствуя, как Честити сотрясается всем телом, не в силах сдержать смех. Он похлопал ее по бедру, понуждая приподняться, чтобы он мог поправить ее нижнее белье и застегнуть собственные брюки. Она подчинилась, все еще сотрясаясь от беззвучного смеха.

– Чем вы там заняты? – осведомилась Констанс.

– Ничем, просто здесь так тесно, что у меня затекли ноги, – пробормотала Честити, пока Дуглас застегивал пояс ее панталон.

– Если вы не хотите, чтобы вас нашли, могли бы помолчать, – раздался голос Макса из ванной. Он распахнул дверь кладовки и заглянул внутрь. – Господи, Фаррел, неужели вы не могли придумать ничего лучше?

– Лучше? – удивился Дуглас. – Вряд ли.

Честити не выдержала и залилась смехом. Макс посмотрел на нее, затем на свою жену.

– Я сказал что-то смешное?

– Если ты залезешь сюда, то, возможно, поймешь, – заявила Констанс.

– Никакого уважения к министру правительства ее величества, – вздохнул Макс, с трудом забравшись на полку. – Разве можно представить себе что-нибудь более унизительное для человека моего положения?

Голос его звучал приглушенно, так как ему пришлось втянуть голову в плечи, чтобы не удариться о верхнюю полку, а его ноги, не уместившись, болтались в воздухе.

– Остались еще Пру с Гидеоном и, разумеется, Сара, – перечислила Честити участников игры. – Мэри, конечно, не играет?

– Надеюсь, что нет, для ее же блага, – проворчал Макс. – Следующему, кто придет сюда, придется прятаться в ванне.

Дверь ванной распахнулась, и появилась Сара.

– Вот вы где! – радостно воскликнула она. – А почему вы оставили дверь кладовки открытой?

– Если мы ее закроем, то просто не уместимся здесь, – объяснила Честити. – Но ты достаточно мала, чтобы влезть на верхнюю полку. Сможешь?

– Запросто! – уверенно сказала девочка. Она перелезла через Макса и Констанс и забралась на верхнюю полку. – А здесь здорово.

– Все зависит от длины ног, – буркнул Макс. Появление Пруденс несколькими минутами позже переполнило чашу его терпения.

– Все, с меня хватит, – проворчал он. – Я не намерен ждать Гидеона.

– Тебе и не придется, я уже здесь, – появился на пороге Гидеон. Он покачал головой и рассмеялся. – Как, однако, непредусмотрительно с вашей стороны, Фаррел.

– Игра называется «сардины в бочке», – вступилась Честити за Дугласа. – Вся суть в том, чтобы создать тесную обстановку.

Макс спрыгнул со своей полки и согнулся, прижав ладони к пояснице.

– Доктор, у вас есть что-нибудь от боли в спине?

– Я бы прописал хорошую порцию виски, – посоветовал Дуглас. Он не решался снять Честити со своих коленей у всех на глазах, неуверенный, что все правильно застегнул.

– Помоги мне слезть, Макс. – Констанс протянула руки мужу. Он снял жену с полки, затем помог спрыгнуть вниз Саре.

– А вы двое, так и будете сидеть? – поинтересовалась Пруденс, глядя на Честити и Дугласа с бортика ванны, на который она присела за неимением ничего лучшего.

– Мне лично вполне удобно, – кивнула Честити. – А вам, Дуглас?

– Мне тоже, – солгал он. – Очень удобно.

Макс пристально посмотрел на них, затем прочистил горло.

– В таком случае мы вас оставим. – Он выпрямился и махнул в сторону двери: – Пойдемте, ребята. Попробуем придумать еще какую-нибудь дьявольскую игру.

– Как ты думаешь, они догадались? – осведомилась Честити, когда они остались одни.

– Будем считать твой вопрос риторическим. – Дуглас осторожно снял ее с себя. – Ради Бога, дай мне вылезти отсюда, пока я не потерял чувствительность в ногах.

– Мне бы твои заботы, – вздохнула Честити, выползая из кладовки. Поднявшись на ноги, она задрала юбки до талии, чтобы поправить надетое в спешке белье.

Дуглас со стоном отвернулся от такого соблазнительного зрелища, приводя в порядок собственную одежду.

– Готова?

– Готова. – Честити задержалась перед зеркалом и, облизнув палец, пригладила брови. – Бьюсь об заклад, наше появление будет встречено подмигиваниями и дурацкими шуточками.

– Что ж, нам некого винить, кроме самих себя, – бодро отозвался Дуглас.

– Кроме вас, доктор Фаррел, – поправила она. – Ведь это ты все затеял.

– Пожалуй, – согласился он с довольной улыбкой. – Но только не говори, что тебе не понравилось.

– Даже если понравилось, то вопреки моему желанию. – Честити направилась к двери.

Дуглас не сразу последовал за ней. Глубоко задумавшись, он повернулся к зеркалу над умывальником и вгляделся в собственное отражение. Он казался таким же, как всегда, и в то же время стал совсем другим, принимая во внимание его поведение в последние двадцать четыре часа. Дуглас вообще не узнавал себя. Он не принадлежал к числу мужчин, способных затеять сексуальные игры в бельевой кладовке, прости Господи. Не говоря уже о детских играх. Он никогда не стал бы принимать участия в подобных забавах. Для них он был слишком серьезен... слишком предан своей работе. Его жизнь текла в русле, которое он определил для себя много лет назад. Он не поддавался романтическим порывам, доверяясь инстинкту самосохранения, оберегавшему его от увлечений неподходящими женщинами. А Честити Дункан – независимая, темпераментная и, пожалуй, слишком умная – относилась как раз .к самой неподходящей из всех возможных. Нет, он не может позволить себе привязанности, которая будет отвлекать его от поставленной цели. Если он впустит Честити себе в душу, то не сможет забыть о ней ни на секунду. Она обоснуется в его сознании, такая же живая и неотразимая, как и в реальной жизни.

Но все аргументы почему-то не произвели обычного впечатления, и после минутного раздумья Дуглас решил, что в данный момент они населяют какую-то другую, альтернативную вселенную, где общепринятые правила не действуют. Одна лишь мысль об улыбке Честити наполнила его ощущением необъяснимой нежности. Тогда как любая мысль о Лауре Делла Лука вызывала вспышку раздражения и неосознанной неприязни. Не то чтобы он по-прежнему рассматривал ее в качестве возможной невесты. Будь так, он никогда бы не затащил Честити в постель. И хотя решение еще не оформилось в его голове, на подсознательном уровне он его принял.

И что дальше? Дуглас тряхнул головой. Он не знал ответа и ухватился за успокаивающую мысль, что от него не требуется никаких действий. По крайней мере в ближайшие несколько дней. Так почему бы не заняться изучением новых и удивительных сторон своего характера, так неожиданно открывшихся? Он вдруг осознал, что улыбается собственному отражению глупой самодовольной ухмылкой. Господи, да он не узнает самого себя!

– В такой снегопад не может быть и речи об охоте, – провозгласил лорд Дункан позже вечером. Он стоял у окна гостиной, сцепив за спиной руки и глядя на снежные хлопья, кружившиеся в темноте. – Чертова погода! Прошу прощения, графиня, – отвесил он извиняющийся поклон в сторону своей гостьи.

– Не беспокойтесь, лорд Дункан. – Графиня сделала небрежный жест из-за карточного стола. – Мне приходилось слышать и более сильные выражения.

– Все летит коту под хвост. – Его милость снова повернулся к окну. – Сбор охотников, завтрак... все придется отменить. Проклятие.

– Членов охотничьего общества уже оповестили об отмене? – поинтересовалась Констанс, выбирая одну из карт, которые держала в руке.

– Нет еще, но никуда не денешься. Мы не можем гонять гончих в такую метель, не говоря уже о лошадях. – Лорд Дункан вернулся к столу и снова взял свои карты. – Так какой картой ты пошла?

– Бубновой десяткой, – сообщила его старшая дочь.

– У тебя, похоже, сплошные козыри? – Лорд Дункан задумался, издавая невнятные звуки и постукивая пальцами по столу, затем с недовольным вздохом бросил на стол бубнового валета, которого его зять тут же покрыл дамой.

Констанс рассмеялась, собрав карты:

– Роббер наш, Макс.

Дверной колокольчик прозвенел почти одновременно с весьма энергичными ударами тяжелого молотка.

– Я открою, – направилась к двери Честити. – Наверное, пришло послание от лорда Беренджера.

Она уже подошла к парадной двери, когда со стороны кухни появился Дженкинс, раскрасневшийся и несколько утративший свой обычный лоск.

– Все в порядке, Дженкинс, – бросила она через плечо. – Я сама управлюсь. Продолжайте веселиться.

Дворецкий послушно .ретировался, отвесив нетвердый поклон, красноречиво свидетельствующий о количестве тостов, поднятых на кухне в честь праздника.

Честити отодвинула засов и распахнула дверь, впустив порыв снежного вихря.

– Счастливого Рождества, лорд Беренджер, – приветствовала она посетителя, не скрывая своего удивления. – Мы ожидали от вас записки, но никак не думали, что вы отважитесь выбраться из дома в такую метель.

– Да вот, решил лично принести дурные вести. Боюсь, ваш батюшка будет очень разочарован. – Глава охотничьего общества вошел в холл и принялся энергично топать ногами, стряхивая снег. Его и без того цветущее лицо раскраснелось от холода.

– Проходите погрейтесь, – пригласила Честити, подумав, что лорд Беренджер, вдовец средних лет, возможно, чувствует себя одиноким на Рождество.

– А, Джордж, входите, входите, – сердечно приветствовал своего соседа лорд Дункан. – Виски, коньяк... Чем предпочитаете травиться?

– Виски, Артур, спасибо.

Лорд Беренджер позволил Честити взять у него пальто и шарф и подошел к огню, потирая окоченевшие руки. С благодарностью приняв из рук хозяина бокал с виски, он раскланялся с присутствующими гостями, которых ему представили.

– Прошу вас, продолжайте. Не хотелось бы прерывать вашу партию, – указал он на карточный стол.

– О, мы с Максом только что выиграли роббер, – уведомила Констанс с плохо скрытым самодовольством. – Вряд ли отец с графиней жаждут нового поражения сегодня вечером.

– Когда-нибудь ты зайдешь слишком далеко, помяни мое слово. – Лорд Дункан погрозил дочери пальцем, прежде чем снова повернуться к гостю. – Ну что, сбор отменяется?

– Боюсь, что так, – вздохнул лорд Беренджер.

– Ладно, не переживайте, – успокоил его лорд Дункан на удивление жизнерадостным тоном. – Садитесь, дружище, – указал он на диван, где сидела Лаура, все еще погруженная в свою книгу, а сам расположился напротив, рядом с графиней, и обратился к ней: – Вы ведь не собирались завтра охотиться, моя дорогая?

– Нет, охота не относится к числу моих любимых занятий, – улыбнулась графиня.

Сестры обменялись выразительными взглядами. Нежелание графини участвовать в завтрашней охоте, похоже, объясняло тот удивительный факт, что их отец так быстро оправился от разочарования.

– О, я вижу, вы читаете Данте, мисс Делла Лука, – заметил лорд Беренджер, склонившись, чтобы заглянуть в книгу, которую Лаура держала в руках. – И по-итальянски. Я всегда считал, что литературные произведения много теряют при переводе.

– Несомненно. – Лаура подняла на него удивленный взгляд. – Вы поклонник Италии, милорд?

– Я прожил там три года, – проговорил он. – Во Флоренции, когда учился в университете.

Глаза Лауры расширились.

– Firenze, – вздохнула она. – Мой дом. – Она прижала ладонь к своей плоской груди. – Прекрасный город, он живет в сердце каждого, кто имел счастье его посетить, не правда ли? Полагаю, вы говорите по-итальянски?

Он ответил ей на беглом итальянском. Лаура с явным наслаждением внимала, кивая и улыбаясь, затем защебетала на том же языке, размахивая руками, словно дирижировала оркестром.

Кто бы мог подумать, что Джордж Беренджер, добродушный и простоватый сельский помещик, обладает такими скрытыми глубинами, изумлялась Честити, наблюдая за ними. А что, если обратить создавшуюся ситуацию на пользу брачному агентству? Она взглянула на Пруденс, гадая, не пришла ли ей в голову та же мысль. Пруденс подняла брови, затем встала из-за стола с нардами, где они играли с Сарой, и с небрежным видом направилась к фортепиано.

– Хочешь сыграть, Пру? – спросила Констанс, следуя за ней. – Может, составим дуэт?

– Я буду переворачивать ноты, – рассудила Честити, присоединившись к сестрам. – Есть какие-нибудь идеи? – шепнула она, перебирая ноты как бы в поисках нужной мелодии.

– Да, но как мы заманим его в Лондон? – осведомилась Констанс, тоже делая вид, что просматривает стопку нот.

– Если мы обеспечим им регулярные встречи в течение следующих двух недель, можно надеяться, что об остальном они позаботятся сами, – прошептала Пруденс.

– Может, пригласить его к нам на ленч завтра утром, раз охота отменяется? – предложила Честити. – Он наверняка скучает, привязанный к дому, без семьи и друзей. Посадим их рядом за столом.

– О чем вы шепчетесь?

Сестры подпрыгнули, виновато воззрившись на Дугласа, появившегося сзади.

– О музыке, – сообразила Честити. – Никак не можем найти нужные ноты. Не понимаю, куда они запропастились.

Она обернулась к остальной компании и поспешно спросила:

– Лаура, вы поете... возможно, по-итальянски?

– Разумеется, – молвила та. – Все великие музыкальные произведения созданы итальянцами. Взять хотя бы оперу... Только итальянцы могут писать оперы. Вы согласны, лорд Беренджер? – Она вперила в него свои бледно-голубые глаза.

– О, это язык оперы, – с воодушевлением откликнулся тот и, к величайшему изумлению присутствующих, поднялся со своего места и разразился арией из «Дон Жуана».

Лаура восторженно взирала на него, прижав сцепленные руки к груди, а когда он закончил, несколько изумленный собственным порывом, зааплодировала с возгласами:

– Браво! Браво, синьор!

– Боже правый, дружище, – слабым голосом произнес лорд Дункан. – Никогда не думал, что вы способны на такое.

– О, я учился оперному пению, то есть брал уроки во Флоренции, – признался лорд Беренджер, смутившись. – Юношеское увлечение, так сказать. Но после смерти отца пришлось вернуться в Англию и взяться за управление поместьем. На всякие глупости просто не оставалось времени. – Он снова сел и вытер вспотевший лоб большим клетчатым платком.

– Глупости, милорд? – переспросила Лаура. – Не могу с вами согласиться, ведь вы говорите о прекраснейшей музыке мира. И у вас замечательный голос. Как печально, что, имея такую возвышенную душу, вы вынуждены вести прозаическое существование. – Она обвела рукой, указывая на типично английское окружение, лишенное, с ее точки зрения, всякой поэзии. – Погубить такой талант... Какая трагедия!

– Ну, я не стаи бы называть мою жизнь трагедией, мисс Делла Лука, – прервал он ее.

– О, не отрицайте, милорд, и прошу вас, зовите меня Лаурой. – Она схватила его руку и сжала ее в своих ладонях.

– Кажется, ставки дотторе пошли вниз, – шепнула Честити, забыв о Дугласе, все еще стоявшем рядом.

– И что означает ваше замечание? – справился доктор у Честити.

– О, ничего, – подавила она смешок. – Абсолютно ничего.

Дуглас прищурился, продолжая подозрительно смотреть на нее. Пруденс села за пианино и ударила по клавишам.

– Будут какие-нибудь пожелания? – громко обратилась она к обществу.

Глава 16

– Что все-таки означало твое остроумное замечание насчет дотторе? – задал Дуглас вопрос Честити позже вечером, когда лежал на ее постели, облаченный в халат. Подложив под голову руки, он лениво наблюдал, как она раздевается. – Только не повторяй «ничего», да еще с невинным видом.

Честити, занятая тем, что расстегивала нижнюю юбку, оглянулась на него.

– Да ничего особенного, – успокоила она. – Просто семейная шутка.

– Ну, если она касается меня, то едва ли ее можно считать семейной, – настаивал Дуглас.

– А с чего ты взял, что она касается тебя? – Она стянула сорочку через голову.

– Насколько мне известно, я здесь единственный дотторе. – Он любовался изящной линией ее спины, с нетерпением ожидая, когда она избавится от остатков одежды.

Честити нагнулась, стаскивая чулки, и дыхание Дугласа участилось. Она медленно повернулась к нему лицом, демонстрируя обнаженную грудь с напрягшимися сосками. Не сводя с него прищуренного взгляда, Честити расстегнула пояс кружевных панталон и спустила их с бедер, а потом и лодыжек, отшвырнув ногой. Затем с улыбкой подбоченилась, предлагая себя его жадному взгляду.

– Подойди ближе, – поманил Дуглас ее пальцем. Она подошла к кровати, и он притянул ее на постель, что, как с удовлетворением отметила Честити, положило конец разговору, принимавшему опасный оборот. Но она ошиблась.

– Так что вы с сестрами затеяли, мисс Дункан? Честити застонала.

– Не сейчас, – раздвинула она колени под нажимом его руки.

– Нет, сейчас. Твои зятья утверждают, что вы ничего не говорите без причины. Так что вы затеяли? – Его пальцы пришли в движение, умело возбуждая ее увлажнившуюся плоть.

– Ничего мы не затеяли, – заявила она. – Макс с Гидеоном просто дразнят тебя.

– Я так не думаю. – Он убрал руку.

– Дуглас, не останавливайся, – взмолилась она. – Не сейчас.

– Тогда ответь на мой вопрос.

– Как ты жесток.

– Нет, просто хочу получить ответ. – Он погладил ее живот, затем его пальцы переместились ниже, продолжив возбуждающие движения.

Честити снова застонала.

– Мы пытаемся женить отца, – вымолвила она и получила вознаграждение в виде более целенаправленных ласк.

– На графине?

– Угу. – Она закрыла глаза, погрузившись в ощущения.

– И как же дотторе вписывается в вашу схему? – Он снова убрал руку.

– Никак... ты здесь ни при чем, – в отчаянии произнесла Честити, не зная, как выпутаться из положения. Дуглас ни в коем случае не должен заподозрить, что сестры Дункан намеревались сосватать его с Лаурой. Он мигом сложит два и два вместе.

– Я просто пошутила, – повторила она. – Нам казалось, что ты ей нравишься. Она уделяла тебе столько внимания... со своей суетой вокруг оформления твоей приемной. И вдруг переключается на Джорджа Беренджера. Естественно, мы не удержались от шуток. Вот и все.

– Естественно, – пробурчал он. Все, что она сказала, выглядело вполне правдоподобно, если бы не какая-то фальшивая нотка.

– Пожалуйста, давай продолжим, – взмолилась Честити. Дуглас медлил.

– Почему мне кажется, что ты что-то утаиваешь?

– Потому что ты слишком мнительный, – парировала она. – Мы всего лишь пытаемся сделать отца счастливее. Он был таким замкнутым и подавленным в последнее время. Мы хотели вытащить его из скорлупы, которой он себя окружил.

Дуглас покачал головой, все еще сомневаясь. Хотя как можно сомневаться в таких чистых мотивах, как дочерняя привязанность?

– Ну же, Дуглас, выполняй уговор, – попросила Честити. – Я ответила на твой вопрос.

Дуглас снова покачал головой.

– Почему-то мне не верится. – Он рассмеялся. – Но мне тоже не терпится продолжить. Так где я остановился?

– Здесь, – ответила она, поместив его руку в нужное место. – Вот здесь.

Чуть не попалась, подумала Честити, когда способность мыслить вернулась к ней. К счастью, Дуглас не связал знакомство с Лаурой, состоявшееся через брачное агентство, с приглашением провести Рождество в Ромзи-Мэнор. По крайней мере пока.

Честити подавила вздох, уткнувшись лицом в подушку. Ситуация явно вышла из-под контроля. Она полагала, что сможет позволить себе любовное приключение, а затем, когда интерлюдия закончится, вернуться к прошлой жизни. Однако ее прежняя уверенность угасла. Обман, в который она втянула Дугласа, не давал ей покоя. Опасность, что он раскроет правду, теперь слишком реальна. При мысли, что произойдет, когда Дуглас все узнает, Честити пробирал озноб. Все их ухищрения, казавшиеся раньше безобидными шалостями, представлялись ей уже чем-то недостойным, а сама она – хитрой и бесчестной особой. И в глубине души она знала, что их роман подошел к концу. Она не может больше лгать и в то же время не в силах сказать ему правду.

Честити зарылась глубже в подушку, инстинктивно пытаясь скрыть свои мысли от Дугласа, размеренно дышавшего рядом. Она бы чувствовала себя не так скверно, если бы относилась к нему равнодушно. Какой смысл уговаривать себя, что она всего лишь уступает желанию плоти? Мисс Дункан-младшая никогда бы не легла в постель с мужчиной под влиянием каприза. Она любит Дугласа. Она любит его самого, а не только его тело, хотя, признаться, последнее она любит до безумия. Честити Придвинулась ближе, прижавшись к его боку. Что ж, хотя бы ее тело не лжет ему.

Дуглас покинул ее постель, когда первые бледно-розовые лучи рассвета показались на горизонте. Честити слабо запротестовала, лишившись его тепла, затем перекатилась в выемку, оставленную его телом, и снова заснула. Дуглас набросил халат и потихоньку выскользнул в коридор. Он испытывал странное беспокойство, причины которого не понимал. Их страстные занятия любовью великолепны, как всегда, но он не мог избавиться от ощущения, что Честити не была с ним полностью откровенна. Он попытался убедить себя, что секреты сестер Дункан не имеют к нему никакого отношения, но без особого успеха.

Приняв ванну, он оделся и спустился вниз. Ночью снегопад прекратился, морозный воздух бодрил, в голубом небе сияло солнце. Дуглас выбрался наружу и с полчаса побродил по снегу, пытаясь прояснить мозги. У него создалось такое ощущение, будто он подошел к черте, где все его тщательно продуманные планы теряют всякий смысл. Его намерение обзавестись богатой женой оказалось абсурдной идеей, расчетливой и бездушной. Теперь Дуглас вообще не понимал, как ему пришло в голову, что его может удовлетворить брак по расчету. Но деньги по-прежнему играют существенную роль в его планах, а любая эмоциональная зависимость идет вразрез с его миссией. У Честити, судя по всему, нет денег, а его чувства к ней иначе как эмоциональной, зависимостью не назовешь.

Дуглас остановился перед замерзшим озером и мрачно уставился на противоположный берег, упершись руками в бока. Почему бы не признать то, что становится все более очевидным? Он влюблен. В сравнении с тем, что он испытывал к Марианне, и его нынешними чувствами огромная разница. Он обожал свою бывшую невесту с бездумной, почти собачьей преданностью, казавшейся теперь поверхностной и незрелой, если сопоставить ее с тем глубоким чувством, которое охватывало его каждый раз при виде Честити. Каким-то образом ей удалось проникнуть сквозь его заградительные барьеры и взять его в плен. Теперь он пойман, став беспомощным и связанным по рукам и ногам. Дуглас видел все ее недостатки так же ясно, как свои собственные. В Марианне он не замечал ни единого изъяна, пока она не показала ему свое истинное лицо, и шок от утраченных иллюзий усугублялся сознанием собственной слепоты. Едва ли Честити способна преподнести ему неприятные сюрпризы.

Почувствовав, что проголодался, он повернул к дому. Домочадцы наверняка уже встали, и Честити тоже. Воспоминания о ее теплом теле снова возбудили его, и Дуглас быстро зашатал по занесенной снегом подъездной аллее, ведущей к парадной двери. Как все-таки приятно стремиться увидеть кого-то, нуждаться в чьем-то обществе! И как не хочется расставаться с таким чувством. Конечно, ему придется принять какое-то решение, но, слава Богу, не сейчас. Первой, кого он увидел, войдя в пустой холл и стряхивая снег с ботинок, оказалась Честити, спускавшаяся по лестнице.

– Доброе утро, – приветствовал он ее с улыбкой. – Хорошо спала?

– Будто ты не знаешь, – остановилась она у подножия лестницы. – Ты позавтракал?

Он отрицательно мотнул головой:

– Нет еще. Решил прогуляться и теперь голоден, как охотник.

– Только не упоминай об охоте за завтраком, – предупредила Честити, – иначе отец замучит нас своими стенаниями. Прошлым вечером он как будто смирился, но солнечное утро может вызвать новый поток сожалений.

– Зато вы сможете заняться сватовством, – напомнил Дуглас, пристально глядя на нее, – и поощрить его на то, чтобы провести утро с графиней.

Честити почувствовала, что ее щеки загорелись, но попыталась отшутиться.

– О, не думаю, что он нуждается в поощрении, – рассмеялась она. – Пойдем завтракать.

Дуглас отметил вспыхнувший румянец на ее щеках и напряжение, которого раньше не замечал. Смех ее показался ему слишком резким, а бодрый тон, которым она приветствовала собравшихся, – неестественным. Наложив себе на тарелку щедрую порцию почек, ветчины и грибов, он сел за стол.

Постепенно со смешанным чувством восхищения и легкой иронии Дуглас начал понимать, что, кроме намерения сестер относительно их отца и графини, у них имелись вполне определенные планы и насчет Лауры Делла Лука. Они искусно изобретали предлоги, чтобы продлить пребывание Джорджа Беренджера в доме и обеспечить его общение с Лаурой. Ничего не-подозревающая парочка сидела рядом за столом, стала партнерами в карточной игре, исполняла дуэты из итальянских опер. Лорд Дункан, как отметил Дуглас, вполне способен позаботиться о себе сам, когда дело касалось графини, и не нуждался в поощрении, чтобы пригласить ее к столу или посидеть у камина, а почтенная дама с удовольствием принимала его более чем внимательное отношение к себе.

Дуглас вынужден признать, что никогда бы не догадался о тайной деятельности сестер, не будь он настороже. Его явно встревожила подобная мысль. Нетрудно догадаться, почему они всячески способствовали развитию романтических отношений между Лаурой и Джорджем. Если их отец действительно женится на графине, они получат не только мачеху, но и сводную сестру. Им необходимо пристроить Лауру под какой-нибудь другой крышей. В конце концов, они никогда не скрывали своего мнения о синьорине. Может, именно о таком факте Честити умолчала вчера и он напрасно тревожится? Дуглас вздохнул, не в состоянии отделаться от мысли, что здесь что-то не так. Честити казалась рассеянной. Пару раз он перехватил взгляды, которые она украдкой бросала на него, но, когда он пытался привлечь ее внимание, тут же отводила глаза или делала вид, что очень занята.

После ленча Дуглас заглянул в библиотеку, где Макс с Гидеоном с комфортом расположились у огня, наслаждаясь сигарой и бренди.

– Присоединяйтесь к нам, Фаррел. – Макс показал на поднос с напитками. – Мы пытаемся уклониться от очередной безумной забавы под названием «убийство во мраке».

– Сигару? – Гидеон протянул ему коробку с сигарами.

– Спасибо, я не курю. Но охотно выпью с вами. – Дуглас налил себе и опустился в глубокое кожаное кресло. – И что происходит в названной вами игре?

– Вообще-то мы не знаем, – проговорил Гидеон. – Но, имея таких жен, можно с уверенностью сказать, что что-нибудь совершенно неприемлемое для солидных мужчин. У них нет никакого почтения к сильному полу.

Дуглас втянул в грудь воздух, вдыхая запах коньяка из своего бокала, и сделал глоток.

– А вы не знаете, что еще затеяла эта троица? – с любопытством спросил он.

– Все зависит, дружище, от того, какой из аспектов их неправедной деятельности вы имеете в виду, – лениво высказался Макс.

– У меня сложилось впечатление, что они пытаются подтолкнуть Лауру в объятия Беренджера.

– Понятно. – Гидеон снял ноги с каминной решетки и потянулся за своим бокалом. – Похоже на то.

– По-моему, Честити не в восторге от перспективы жить под одной крышей с Лаурой, если графиня выйдет замуж за лорда Дункана, – предположил Дуглас, взбалтывая свой бренди.

– Нам тоже так показалось, – кивнул Макс.

– И часто они занимаются сватовством? – спросил Дуглас.

Оба его собеседника приникли к своим бокалам, медля с ответом. Наконец Макс осторожно произнес:

– Они убеждены, что переворачивают жизнь людей вверх тормашками для их же блага.

– И вы им верите? Мужчины пожали плечами.

– С нами им наверняка удалось, – констатировал Макс.

– Да, – хмыкнул Гидеон. – Мы не прогадали. – Он потянулся к графину с бренди. – Так что расслабьтесь, дружище, их операции безболезненны.

Дуглас улыбнулся с несколько смущенным видом:

– Вы, конечно, имеете в виду Честити?

– Конечно, – подтвердил Макс. – Если достопочтенные сестрички Дункан на что-то настроились, их невозможно остановить.

– Хм. – Дуглас задумался. – Я считаю, что пора взять инициативу в свои руки.

– Признаться, я полагал, что вы это уже сделали. – Гидеон выпустил кольцо дыма. – Или инициатива принадлежала Честити?

– Не стоит смущаться, – вставил Макс. – Констанс бесстыдно соблазнила меня в этом самом доме.

Дуглас задумался над вопросом, затем покачал головой.

– Нет, – твердо ответил он. Страстный порыв поразил их обоих как гром с ясного неба. – Насколько я помню, никто не проявлял инициативы.

Его собеседники понимающе кивнули.

– Да, что-то вроде удара молнии, – сообразил Гидеон. – Ну, если у вас нет склонности к тихой и спокойной жизни...

– Сейчас уже не припомню, – перебил Макс, изобразив задумчивость, – но, возможно, когда-то я имел такую склонность.

Дверь библиотеки распахнулась, и трое мужчин настороженно повернулись к ней. На пороге стояла Сара с игральными, картами в руках.

– Мы собираемся играть в «убийство во мраке», – объявила она. – Пру сказала, что ты должен прийти, папа, и вы, дядя Макс, и доктор Фаррел.

– Но ведь еще не стемнело, – запротестовал Гидеон, – пытаясь выиграть время.

– Мы будем играть на чердаке, а там темно. – Сара подбежала к отцу, схватила его за руку и потянула. – Идем, папа. Игра такая веселая. Даже мисс Делла Лука и лорд Беренджер собираются играть.

Гидеон со стоном поднялся.

– Ладно. Но я не пойду один, – красноречиво посмотрел он на своих собеседников, которые неохотно встали и последовали за ними в гостиную.

– Правила очень простые, – объявила Пруденс. – Тот, кто вытащит туз пик, будет убийцей. – Она обвела собравшихся взглядом. – Червовый король обозначает сыщика. Все остальные являются потенциальными жертвами. Первый, кто почувствует руку у себя на шее, должен закричать как можно громче, и свет зажжется, после чего детектив должен найти убийцу. Раздай карты, Сара.

– Как, черт побери, вам удалось уговорить синьорину согласиться на подобный фарс? – вполголоса спросил Дуглас у Честити, беря свою карту.

– Это не я, – усмехнулась она. – Это Джордж Беренджер. Он сказал, что в детстве обожал рождественские игры и с удовольствием сыграл бы снова. Бедняга, он очень одинок.

– И потому вы решили женить его на Лауре? – Доктор посмотрел на нее с некоторой долей сарказма.

Честити пожала плечами.

– Никто не может женить кого-то на ком-то, – беспечно заверила она. – Люди сами принимают решение. Мы всего лишь предоставляем им выбор.

– Я заметил, – сухо бросил он. – Для их же пользы, разумеется.

– Мы еще никому не причинили вреда, – ответила Честити вызывающим тоном.

Тема слишком животрепещущая и опасная, решила она, чтобы обсуждать ее с Дугласом. Она отвернулась, сделав вид, что разглядывает свою карту под прикрытием ладони.

– Все готовы? – осведомилась Пруденс, очевидно, главная в игре. – Идемте на чердак. – Она двинулась вперед, возглавив процессию.

Спустя несколько минут по темному чердаку разбрелись неясные фигуры, пытавшиеся найти друг друга. Их движения сопровождались приглушенными смешками, возгласами и шарканьем ног. Дуглас, которому не досталась значимая карта, решил не портить общего веселья и притаился в старом, пропахшем собачьей шерстью кресле, стоявшем в дальнем углу чердака, где его вряд ли могли обнаружить. Послеобеденный бренди навеял на него дрему, и он позволил своим глазам закрыться.

Женский визг, раздавшийся совсем рядом, заставил его встрепенуться. Смеющийся голос объявил, забавно имитируя французский акцент:

– О-ла-ла, месье, уберите руки. Что это вы себе позволяете? Дуглас напряг зрение, вглядываясь в темноту. Он уже слышал такой акцент. Кровь лихорадочно застучала у него в ушах.

– Ничего я себе не позволяю, мадам жена, – возмутился Гидеон. – Я всего лишь пытаюсь задушить тебя.

– О, убийца... убийца, спасите! – завопила Пруденс, перестав изображать горничную-француженку, и рухнула на руки мужа. После минутной тишины, за которой последовала какофония звуков, загорелись масляные лампы, и участники игры получили возможность оглядеться. Пруденс лежала на полу, а Гидеон с виноватым видом стоял над ней, держа в руках туз пик.

– Ты все испортил, папа, – надула губы Сара. – Теперь мы знаем, что это ты убил Пру.

– Извини. – Гидеон нагнулся и протянул руку жене, помогая ей подняться. – Видимо, я не совсем уловил суть игры.

– Можно попытаться еще раз. – Пруденс поглядела на разочарованное лицо девочки. – Дайте мне ваши карты.

Честити вручила ей свою карту, гадая, куда мог деться Дуглас. Она уверена, что он поднялся наверх вместе со всеми, но теперь его нигде не видно. Может, он спустился к себе и прилег? В конце концов никто не обязан принимать участия в детских играх.

Она нашла его в гостиной, когда компания наконец спустилась вниз выпить чаю. Он сидел в массивном кресле, углубившись в старый выпуск «Тайме». Честити принесла ему чай с большим куском рождественского кекса.

– Похоже, тебя не увлекла игра, – улыбнулась она, поставив чашку и тарелку на низенький столик. – Не могу тебя винить. Но Сара в восторге.

– Я обнаружил, что засыпаю. – Дуглас посмотрел на нее без улыбки. Его темные глаза казались почти черными и непривычно бесстрастными. Он отломил от кекса кусочек глазури. – Мне только что позвонил пациент. Боюсь, я должен вернуться в Лондон первым поездом.

– О, – протянула она. – Так скоро?

– Да, мне очень жаль. Срочный случай. – Он опустил взгляд, кроша в пальцах кекс.

Честити выдавила улыбку.

– Значит, у нас осталась ночь, – тихо выдохнула она. – Последняя.

Дуглас поднял глаза, глядя на нее все с тем же непроницаемым выражением.

– Да, – уточнил он, – последняя.

Честити кивнула и вернулась к чайному столу. Она всегда знала, что так случится. Когда они вернутся в Лондон, интерлюдия закончится. Но она надеялась... Да нет, не надеялась, просто она не готова. У нее не было времени подготовиться.

Было что-то отчаянное в страсти, охватившей их ночью. Казалось, они не могли насытиться друг другом. Похоже на наркотик, мелькнуло в голове у Честити, обследовавшей каждый дюйм его тела, словно щенок в поисках материнского соска. Опьяненная любовными ласками, она не допускала мысли, что больше не испытает ничего подобного.

Усевшись на него верхом, она блуждала руками по его мощному торсу, обводя кончиками пальцев контуры ребер. Затем склонилась ниже и приникла к его губам. Дуглас обхватил ладонями ее бедра и приподнял, скользнув одним плавным движением внутрь.

Честити затаила дыхание и на секунду замерла, привыкая к ощущению полноты. Затем медленно пришла в движение. Дуглас придерживал ее бедра, приноравливаясь к ее ритму. Чувство сладкой истомы нарастало, распространяясь от ее лона к животу. Честити напрягла мышцы, удерживая их обоих на грани взрыва, а когда он все-таки произошел, закрыла глаза, слившись с ним в едином порыве.

Когда все закончилось, она упала на него, прижавшись губами к выемке его плеча. Их тела влажно блестели, накрытые рыжим облаком ее волос.

– Как такое возможно? – прошелестела она слабым голосом.

Дуглас не сразу ответил.

– Не знаю. – В его голосе послышалась странная интонация, в которой смешались гнев, печаль и смятение.

Честити уловила в его ответе отголосок собственных чувств – горечь потери и досаду, что приходится отказываться от чего-то столь прекрасного. Придерживая ее за талию, Дуглас повернулся на бок, но даже такое медленное разъединение заставило ее почувствовать себя покинутой, и она теснее прижалась к нему, вписавшись в изгибы его тела.

Дуглас молча лежал, прислушиваясь к ее дыханию. Как только оно стало размеренно-сонным, он выскользнул из постели, набросил на Честити теплое одеяло и помедлил, глядя на нее в тусклом сиянии пламени. Он не собирался ничего говорить, полагая, что ночь любви будет их горько-сладостным прощанием, а затем он уедет без единого слова. Но теперь он понял, что не может просто взять и исчезнуть из ее жизни, проглотив обиду и разочарование. Когда его отвергла Марианна, он страдал молча, словно был в чем-то виноват, но сейчас он испытывал потребность исторгнуть горечь старой обиды вместе с новой, нанесенной еще одной женщиной, также обманувшей его.

Честити проснулась спустя полчаса. В комнате стояла тишина, только потрескивали угли в камине. Не обнаружив рядом Дугласа, она приподнялась на локте. Одетый в халат, он сидел в кресле у огня, и она ощутила укол страха, когда он поднял на нее непроницаемый взгляд.

– Представительницей брачного агентства... в Национальной галерее была ты, – произнес он без всякого выражения.

– Да, – тупо кивнула Честити, охваченная безнадежностью и сознанием, что уже ничего не исправишь и не спасешь. – Я.

Дуглас молча смотрел на нее. Она почти физически ощущала его гнев. Возможно, именно его гнев разбудил ее. Но во взгляде доктора заключалось нечто большее, чем гнев. В нем была боль, хуже того – разочарование. Честити внутренне съежилась, словно увядший лист.

– Как ты догадался? – спросила она, хотя едва ли его слова что-то меняли.

Он издал короткий смешок.

– По вашему дурацкому французскому акценту. Твоя сестра изобразила его... в порядке шутки, как я понимаю.

– А я не обратила внимания, – ответила Честити все тем же невыразительным тоном. – Это отличный способ менять голос. Я и не рассчитывала сойти за француженку.

– Полагаю, в вашем бизнесе не обойтись без таких трюков и ухищрений. – Дуглас поднялся. – Как иначе вынудить клиентов выложить всю свою подноготную? Что с того, что люди, с которыми вы общаетесь каждый день, – ваши знакомые, даже не подозревающие, кем вы являетесь на самом деле. Люди, которые вам доверяют. – Он подошел к двери и бросил через плечо: – Прощай, Честити.

Дверь тихо закрылась, вызвав легкое дуновение сквозняка, заставившее ненадолго вспыхнуть затухающие угли в камине.

О Боже! Честити перевернулась на спину и прикрыла глаза рукой. Слезы жгли ее закрытые веки. Теперь она ясно понимала, что чувства Дугласа к ней гораздо глубже, чем ей казалось. Их отношения не были для него заурядной интрижкой, мимолетным увлечением, о котором можно легко забыть. Иначе он не выглядел бы таким уязвленным и разочарованным. И одному Богу известно, как изменить его мнение о ней.

Остаток ночи, показавшейся ей бесконечной, Честити провела без сна и только под утро впала в тяжелое беспокойное забытье. Когда она проснулась, в безоблачном небе сияло солнце, высекая ослепительные искры из снега. Она заставила себя выбраться из постели. Первая ее мысль была о Дугласе: он сказал, что уедет утренним поездом, и наверняка уже уехал.

Она оделась и спустилась вниз. Из комнаты для завтраков вышел Дженкинс с пустым кофейником в руках.

– Доброе утро, Дженкинс. Надеюсь, доктор Фаррел благополучно отбыл?

– Да, Фред отвез его на станцию примерно час назад, – сообщил дворецкий и помедлил, вглядываясь в нее. – Что-нибудь случилось, мисс Чес?

– Нет, конечно, – беспечно отозвалась Честити. – Полагаю, мы увидимся с ним, когда вернемся в Лондон.

Она улыбнулась и направилась в комнату для завтраков, где уже собралась вся компания, кроме графини, которая обычно завтракала в постели, и Сары с гувернанткой. Они уже позавтракали и теперь исследовали чудеса зимнего пейзажа.

Лорд Дункан поднял глаза от тарелки.

– Доброе утро, дорогая. Прекрасная погода, правда? Идеальная для охоты. – Он вздохнул.

Честити рассеянно кивнула и заняла пустовавшее место между сестрами.

– Жаль, что доктор Фаррел выбыл из наших рядов. Отличный малый.

– Что за срочный случай вызвал его в Лондон, Чес? – поинтересовалась Констанс. – Он сказал?

Честити пожала плечами, выдавив смешок.

– Врачебная тайна, – ответила она, потянувшись за тостом. Заметив, что пальцы у нее дрожат, она поспешно положила его на тарелку, не решаясь налить себе кофе.

Констанс взяла кофейник и наполнила ее чашку.

– Пей, – мягко промолвила она. – Судя по твоему виду, кофе тебе не помешает, солнышко.

Честити последовала ее совету и умудрилась сделать несколько глотков, не пролив ни капли под обеспокоенными и несколько озадаченными взглядами сестер. Они знали, что Дуглас уедет сегодня утром, так как прежде чем отойти ко сну, он попрощался со всеми накануне вечером, и не понимали, чем вызвано явное расстройство Честити.

– Какие у нас планы на сегодня? – жизнерадостно задала вопрос Констанс, намазывая маслом тост.

– Прогулка на свежем воздухе, – предложил Макс. – Продолжительная.

– Я предупредил Дженкинса, что мы возьмем ружья, – с энтузиазмом подхватил лорд Дункан. – Попробуем подстрелить пару-другую уток на озере... или гусей. Что скажете?

– Ладно, пусть мужчины отправляются на охоту, – снизошла Пруденс. – А женщины могут покататься на коньках. Я обещала Саре.

Гидеон встревожился:

– Ты уверена, , что лед выдержит?

– Гидеон, любовь моя, мы будем кататься на лошадином пруду, там глубина не более фута, – успокоила его Пруденс с нежной и чуть покровительственной улыбкой. – Неужели ты думал, что я поведу Сару на озеро?

– Откуда я знал, что здесь имеется лошадиный пруд? – резонно проворчал тот. – Я ничего не знаю о сельских радостях. И пока еще видел только озеро.

Честити откусила кусочек тоста, радуясь, что никто не обращает на нее внимания.

– Вы пойдете с нами, Лаура? Или у вас другие планы? – спросила Констанс.

Лаура важно выпрямилась и слегка зарделась.

– Лорд Беренджер предложил мне пройтись до его дома, если погода будет терпимой. У него есть несколько восхитительных предметов итальянского искусства, которые он приобрел во время своего пребывания во Флоренции. Мне не терпится на них взглянуть.

– Прекрасно, – оценила Констанс. – А ваша матушка?

– О, дорогая леди собирается подъехать в двуколке и понаблюдать за охотой, – поведал лорд Дункан. – Я высказал эту мысль вчера вечером, и она просто загорелась идеей подышать свежим воздухом, если, конечно, позволит погода. Дженкинс накроет ленч в павильоне на озере.

– Что ж, звучит заманчиво. – Макс поднялся и положил ладонь на плечо жены. – Значит, увидимся позже, милые дамы?

Констанс погладила его руку.

– Да, за пятичасовым чаем. Честити встала.

– Я еще толком не оделась. Пойду завершу свой туалет. – Она направилась к двери. Сестры проводили ее взглядами, зная, что она будет ждать их наверху.

Оказавшись в своей спальне, Честити присела за туалетный столик, положив подбородок на переплетенные пальцы, и попыталась осмыслить случившееся. Все произошло так быстро, словно смерч ворвался в ее жизнь, перевернул ее вверх тормашками и унесся прочь, оставив на своем месте хаос. Ее глаза, отражавшиеся в зеркале, казалось, лишились блеска и выражения, словно из них ушла жизнь и мысль. Она не шелохнулась, даже когда раздался легкий стук в дверь, которого она ожидала, и в комнату вошли сестры.

Пруденс притворила за собой дверь. Констанс подошла к Честити и положила руки ей на плечи:

– Что случилось, Честити?

Честити сделала глубокий, прерывистый вдох и рассказала им все.

– О Боже, – виновато произнесла Пруденс. – Мне и в голову не могло прийти, что идиотский французский акцент... Мы с Гидеоном часто так дурачимся... со времени суда, когда я впервые воспользовалась им. – Она обеспокоенно смотрела на отражение сестры в зеркале. – Мне так жаль, – беспомощно покаялась она.

– Ты не виновата, Пру, – вздохнула Честити. – Хорошо, что все открылось, просто...

– ...ты любишь его, – закончила Констанс со слегка вопросительной интонацией в голосе.

– Да, – твердо ответила Честити. – И я уверена, что он любит, во всяком случае любил, меня. При легкой интрижке он никогда бы не отреагировал так болезненно. Конечно, он злится, что им манипулировали, и досадует на собственную откровенность, но дело не только в этом... – Она оперлась локтями о стол и спрятала лицо в ладонях. – Как я могла все так запутать?

– Ничего ты не запутала, – старалась убедить ее Констанс. – Просто так сложились обстоятельства.

– Вот именно, – поддержала ее Пруденс. – И теперь нужно решить, что мы можем сделать, чтобы распутать этот клубок.

– Ничего, – поморщилась Честити. – Абсолютно ничего.

Глава 17

Дуглас подбросил угля в огонь, но его было недостаточно, чтобы согреть приемную в больнице Святой Марии. Снаружи завывал ветер, и сквозняки уносили даже то скудное тепло, которое давал очаг. Утром он зафиксировал несколько случаев обморожения. Многие из его пациентов явились босиком, обмотав ноги тряпками и старыми газетами. В кабинете слишком холодно, чтобы осматривать больных. Он отчаянно нуждался в лучшем помещении, но, даже если бы в таком районе нашлось что-нибудь подходящее, лучшее помещение предполагало более высокую арендную плату.

Итак, он вернулся примерно к тому же, с чего начал, если не хуже, мрачно подытожил Дуглас. Он приехал в Лондон с четким планом действий: богатая жена, солидная практика и процветающая клиника для бедных. Но теперь первые два элемента плана внушали ему стойкое отвращение. Он по-прежнему хотел последнего, хотел с той же страстью и одержимостью, что и раньше, но не представлял, как добиться цели. Брак по расчету больше не казался ему идеальным решением проблемы, цивилизованным союзом, который удовлетворил бы обе стороны. Как выяснилось, он не способен на подобный компромисс. И никогда не согласится на меньшее, чем то, что он испытал с Честити Дункан.

Дуглас вдруг осознал, что все еще сидит на корточках перед очагом с пустым совком в руке. В комнате стояла промозглая сырость, пробиравшая до костей и, казалось, проникавшая в душу. Он медленно выпрямился. Пожалуй, пришло время отказаться от планов завоевания Лондона и вернуться домой. Там по крайней мере он сможет приносить пользу людям, работая в своей клинике. Конечно, она и так процветает, но работа всегда найдется. Можно охватить другие районы или открыть дополнительные отделения.

Но возвращение значило бы, что он смирился с неудачей, а Дуглас никогда не бегал от трудностей. Это противоречило его натуре. К тому же на самом деле он пытается убежать не столько от трудностей, сколько от Честити, от ощущения личного краха, который она олицетворяла собой. Стоило ему вспомнить о той встрече в Национальной галерее, как его бросало в жар от стыда и презрения к самому себе. Он будто слышал собственные слова, бесчувственные и расчетливые: «От жены мне требуется лишь одно – чтобы она была богата».

Неудивительно, что Честити даже не пыталась скрыть своего презрения. Тогда его взбесило поведение какой-то особы в шляпе с вуалью, представляющей брачное агентство, которая считает себя вправе судить о неизвестной для нее ситуации. В своей гордыне он полагал, что не обязан отчитываться перед теми, кого нанял и кому готов платить за услуги. Но может, если бы он объяснился с Честити, она ответила бы ему тем же? Дуглас вспомнил о неоправданных, как ему казалось, стараниях сестер довести до его сведения, что в семье нет денег, и стыд с новой силой захлестнул его. Неужели они решили, что он заинтересовался Честити из-за денег и аристократического происхождения? Даже думать о подобном было невыносимо.

Дуглас снял пальто с крючка у двери и оглянулся на огонь, надеясь, что он продержится еще несколько часов на тот случай, если какому-нибудь бедняге понадобится убежище, пусть даже такое убогое, в холодный январский вечер. Затем погасил газовые лампы и вышел на промерзшую улицу. Пора перевоплощаться в его другую ипостась! На Харли-стрит его ждет встреча с некоей леди Сидни, беременной дамой, решившей обратиться к нему по совету сестры лорда Бригема.

Дуглас уже несколько дней не посещал свою приемную на Харли-стрит. Город пустовал, и пациентов немного, но с началом сезона ситуация могла резко измениться. Свернув на Харли-стрит, он увидел у дверей здания, где находилась его приемная, длинную крытую повозку, запряженную парой тяжеловесов. Лошади встряхивали головами, выдыхая в морозный воздух клубы пара. Из дома вышли двое дюжих мужчин в фартуках, сгибавшихся под тяжестью массивного письменного стола. Его стола! Дуглас изумленно наблюдал, как они погрузили стол в повозку и вернулись в дом. Следом появились еще двое мужчин, тащивших кожаные кресла – старые потрескавшиеся кресла из его приемной. Избавившись от своего груза, свалив его на. повозку, они опять скрылись внутри дома.

Что за черт? Неужели его выселяют? Нет, не может быть, он заключил аренду на год. Подписал договор и заплатил вперед. Дуглас перешел на бег. Добравшись до фургона, он заглянул внутрь и недоверчиво уставился на груду вещей, еще недавно составлявших обстановку его приемной. В замешательстве он повернулся к дверям дома, из которых вышел его коллега, занимавший первый этаж.

– Доброе утро, доктор Фаррел. – Доктор Талгарт поднес к глазам пенсне, висевшее на золотой цепочке, и дружелюбно посмотрел на Дугласа. – Меняете обстановку? Приятно видеть, когда твои соседи занимаются улучшениями, придающими зданию респектабельность.

Дуглас вбежал в холл, чуть не столкнувшись с мужчиной, тащившим массивное полотно, написанное маслом. Оно висело между окнами в комнате для ожидания и изображало исключительно мрачную охотничью сцену. Перескакивая через две ступеньки, Дуглас ворвался в свою приемную с настежь распахнутой дверью. Комната не имела ничего общего с комнатой, которую он оставил двумя днями раньше. В ней ярко пылал камин.

В дверях кабинета появилась Лаура.

– О, дотторе, я надеялась, что успею закончить до вашего возвращения. – Лаура держала в руках позолоченную лампу с темно-красным абажуром. – Вот только поставлю ее сюда...

Она водрузила лампу на золоченый столик рядом с обитым набивным ситцем диваном и повернулась к нему с торжествующей улыбкой.

– Ну, что скажете, дотторе? Разве здесь не прекрасно? – Она всплеснула руками, оглядывая интерьер, более уместный в сельской кондитерской, чем в приемной солидного врача. – Сколько уюта, сколько покоя, необходимого больным.

Дуглас огляделся. Лаура скрупулезно воплотила в жизнь все свои планы. Голубые, как яйцо малиновки, стены украшала розовая лепнина. Взгляд то и дело натыкался на картины, изображавшие букеты цветов. Повсюду пестрел набивной ситец: на окнах вместе с кружевными занавесками, на стульях и диванах. На полу лежал ковер с узором из роз, напоминавших кочаны капусты. Дуглас моргнул, ослепленный буйством красок. Как в тумане он проследовал в кабинет и обнаружил там парчу, гобелен, те же капустные розы и те же кружева. В углу красовалась вычурная ширма, скрывавшая стол для осмотра пациентов. Лаура впорхнула следом.

– Взгляните на ширму, – воскликнула она. – Какой изысканный штрих! Вы не находите?

Дуглас уставился на три золоченые панели, каждая из которых изображала то ли римскую оргию, то ли жертвоприношение девственной весталки. При мысли о неминуемом прибытии леди Сидни его пробрала дрожь. Он стоял настолько огорошенный, что не находил слов. Медленно повернувшись к Лауре, он приоткрыл рот, собираясь с мыслями.

Лаура схватила его руки и стиснула их от избытка чувств.

– О, дотторе, я понимаю. У вас нет слов. Но, ради Бога, не надо ничего говорить. Я обещала сделать все для вас, и я сдержала слово. Я счастлива употребить свои таланты на благое дело. – Она одарила его кокетливой улыбкой. – Вы, возможно, слышали, что мы с лордом Беренджером обручились.

– Примите мои поздравления, – выдавил Дуглас. – Э-э... – Он беспомощно огляделся, сделав неопределенный жест. – Все это...

– Ни слова больше, дотторе, – перебила его Лаура, снова схватив за руки. – Не благодарите меня. Я получила истинное наслаждение. – Ее улыбка стала еще более жеманной. – И потом, я приобрела некоторый опыт... так сказать, смогла подготовиться... к смене обстановки в доме милого лорда Беренджера, которая будет моим следующим проектом.

– Неужели? – пробормотал Дуглас.

– Ну, мне пора. – Лаура перебросила через плечо меховой палантин с лисьей головой, сверкавшей бусинками глаз, и подняла с дивана перчатки и сумочку. – Все счета на том столике. – Она небрежно махнула рукой в сторону одного из золоченых столиков, разбросанных по приемной. – Вы убедитесь, как ловко я торговалась в ваших интересах.

Она направилась к выходу, задержавшись на минутку, чтобы обратить его внимание на золоченую пальму у входа.

– Ну разве не изумительная вешалка? Я пришла в восторг, когда наткнулась на нее в магазине. Как раз то, что нужно. – Она одарила его очередной самодовольной улыбкой и вышла из комнаты.

Дуглас почувствовал себя так, будто его переехал паровой каток. Он не осмеливался взглянуть на счета. Двигаясь как во сне, он снял пальто, машинально потянувшись к вешалке, и замер с протянутой рукой, уставившись на чудовищное сооружение. Затем повернулся к нему спиной, прошел в кабинет и бросил пальто на спинку стула, а шляпу – на подоконник. При мысли, что пациентка может появиться в любую минуту, его охватила паника. Ладно, сейчас не время думать об окружающем кошмаре. Врач должен излучать спокойствие и уверенность. Он расправил лацканы черного пиджака, одернул серый жилет и вернулся в комнату ожидания.

– Доктор Фаррел, может, вам что-нибудь... О Боже! – Помощница доктора Талгарта, приемная которого располагалась этажом ниже, замерла на пороге, изумленно озираясь. – Боже, – повторила она слабым голосом.

– Здесь все пока временно, мисс Грей, – замахал руками Дуглас, надеясь, что его голос звучит уверенно.

– Да... да, конечно, – пробормотала она, хотя ее глаза все еще оставались круглыми, как плошки, и прочистила горло. – Может, вам что-нибудь нужно?

– Нет, ничего, спасибо. Очень любезно с вашей стороны работать в обеденный перерыв. – Он попытался изобразить свою обычную вежливую улыбку.

– По пятницам соседка делает для моей матери чай с бутербродом, – рассеянно сообщила она, продолжая крутить головой из стороны в сторону, как сломанная марионетка. – По пути домой я всегда покупаю рыбу с картошкой на ужин, чтобы возместить скромный обед.

Дуглас заставил себя сосредоточиться на текущих делах. Вряд ли он успеет изменить внешний вид своей приемной до прихода пациентки.

– Я очень благодарен вам за помощь, – искренне признался он.

Мисс Грей оказалась настоящим подарком судьбы. Дуглас не мог позволить себе постоянного регистратора, и когда мисс Грей предложила ему свои услуги в те часы, когда она не занята у доктора Талгарта, он ухватился за представившуюся возможность. Видимо, она нуждалась в дополнительном заработке и не особенно стремилась домой, в маленькую квартирку на Бейсуотер-стрит, где жила вместе с престарелой матерью. К тому же она отлично справлялась со своими обязанностями.

– Если вас не затруднит, проводите леди Сидни в приемную, когда она появится, – попросил он и вернулся в свой кабинет.

Остановившись перед ширмой, Дуглас нагнулся, разглядывая обтянутые гобеленом панели. При ближайшем рассмотрении оказалось, что они изображают не оргии и жертвоприношения, а пасторальные сценки в римском храме.

Леди Сидни, как ни странно, явилась вовремя. Дуглас уже начал понимать, что светские пациенты ценят его время гораздо меньше, чем собственное, но до поры до времени придерживал язык. Когда его положение упрочится, он, возможно, даст ему волю. Вопреки его ожиданиям леди Сидни произвела на него приятное впечатление. Впрочем, ему понравилась вся компания Честити, с которой он познакомился в «Ковент-Гардене», казалось бы, целую вечность назад. Вполне возможно, что ему понравились бы все друзья сестер Дункан. Вздохнув, Дуглас устремил отсутствующий взгляд на письменный прибор, впервые заметив цепочку иероглифов, выгравированную вдоль края. Лаура, видимо, полагала, что древние письмена содержат какие-то старинные рецепты.

– Доктор Фаррел... Доктор? – вывел его из задумчивости голос пациентки, смотревшей на него с явным недоумением. – Вы что-то посоветовали насчет железа?

– Да, конечно, – очнулся он. – Вы должны включить в свой рацион печень и рыбий жир. Употребляйте их хотя бы три, четыре раза в неделю. Беременным женщинам необходимо поддерживать силы.

– Терпеть не могу печень. – Молодая женщина сморщила нос.

– Но вы же хотите иметь здорового ребенка, – произнес он чуть более резко, чем следовало, думая о тех женщинах, которые не могли позволить себе питание, необходимое для благополучного исхода беременности.

Она смутилась:

– Да, конечно. Я буду делать все, что нужно, доктор. Он улыбнулся, надеясь сгладить впечатление от своей резкости:

– Не сомневаюсь, леди Сидни. Зайдите ко мне через месяц. Если хотите, можете записаться на прием у миссис Грей.

Она встала, подхватив сумочку и перчатки, и протянула ему руку.

– У вас такое... необычное оформление. Для приемной врача, я хочу сказать. Не то чтобы мне не нравилось. Здесь очень мило, – поспешно добавила она.

– Наследство от предшественника, – невозмутимо отозвался Дуглас, пожимая ее руку.

– Наверное, дело рук его жены, – высказала догадку леди Сидни.

– Вероятно, – согласился он.

Посетительница ушла. Оставшись один, Дуглас протяжно вздохнул и откинулся на спинку стула, глядя на золоченую ширму и темно-красные абажуры ламп.

Мисс Грей, появившаяся на пороге со стопкой папок в руках, в замешательстве огляделась.

– А где ваша картотека, доктор? – спросила она. – Похоже, она исчезла.

– Возможно, она просто замаскирована, – предположил Дуглас. – Например, под вешалку.

– А я-то гадала, что напоминает такое сооружение, – дрогнувшим от сдерживаемого смеха голосом объяснила женщина. – Извините, доктор, но все так необычно... – Она не выдержала и, уронив папки на письменный стол, расхохоталась.

Оценив всю абсурдность ситуации, к ней присоединился Дуглас, и комната задрожала от взрывов их смеха.

– О Боже, – наконец выговорила мисс Грей, вытирая слезы платком. – Не знаю, что на меня нашло, доктор. Уже не припомню, когда я так смеялась.

– Смех нам пошел на пользу, – изрек Дуглас.

Он действительно чувствовал себя лучше. Смех подействовал на него, подобно очищению, не оставившему следа от горечи, желания мести и ощущения стыда. Теперь он точно знал, чего хочет. Собственно, он всегда это знал, но теперь понял, как достигнуть своей цели.

Когда мисс Грей ушла, все еще утирая слезы от смеха, Дуглас выдвинул ящик стола и достал чистый лист бумаги. Затем обмакнул перо в чернильницу и написал короткое послание, тщательно выводя печатные буквы. В конце послания он поставил совершенно неразборчивую подпись. Промокнув чернила, он сложил листок, сунул его в конверт и теми же печатными буквами вывел адрес углового магазинчика миссис Бидл.

– Боюсь, эта штуковина мне не по зубам, – посетовала Пруденс, стучавшая двумя пальцами по клавишам пишущей машинки. – Вместо одних букв выскакивают другие.

– Когда я пишу пером, у меня голова работает лучше, – сообщила Констанс из-за своего стола в конторе «Леди Мейфэра» на Шу-лейн.

– Все дело в привычке. – Честити ловко перевела весело звякнувшую каретку. – Я уже немного освоилась. Получается гораздо быстрее, особенно если отвечать на письма под копирку. Ваша беда в том, что вы слишком умные.

– Чепуха, – бросила Пруденс. – Просто ты быстрее приспосабливаешься.

– Я бы не сказала, – вздохнула Честити, продолжая печатать.

Констанс откинулась на спинку стула и потянулась, покрутив запястьями и разминая пальцы.

– Ладно, пора перекусить, – поднялась она. – Три работающие женщины имеют право на обеденный перерыв.

– Я – за, – поддержала ее Пруденс и тут же вскочила. – Давайте сходим в маленькое кафе на Флит-стрит, где обедают все газетчики. Хотелось бы посмотреть на их реакцию, когда мы появимся в их мужской цитадели.

– Не стоит, Пру, – остановила ее Констанс. – Незачем привлекать излишнее внимание. Лучше сходить в какое-нибудь более привычное место.

– Идите вдвоем. – Честити продолжала бодро стучать по клавишам. – Я еще не проголодалась. Закончу печатать, а потом наведаюсь к миссис Бидл. Мы уже целую неделю не забирали у нее почту.

– Разве ты не хочешь есть, Чес? – усомнилась Констанс, глядя на ее затылок.

– Как ни странно, нет, – ответила младшая сестра. – Идите вдвоем.

Пруденс прикусила нижнюю губу, размышляя, следует ли им пробиваться сквозь частокол, которым окружила себя Честити, и решила, что не стоит. Она взглянула на Констанс, та кивнула и сняла с вешалки свое пальто.

– Принести тебе что-нибудь, Чес? – спросила она. – Может, немного супу?

– Нет, спасибо. Миссис Бидл наверняка угостит меня своим фирменным кексом. – Честити так и не обернулась в их сторону. – Заодно и поболтаем. Мы не виделись целую вечность.

– Ладно, увидимся позже. – Сестры вышли из комнаты, не добавив ни слова, пока не оказались на улице.

– Я беспокоюсь за нее, Пру, – сказала Констанс.

– Знаю. Я тоже, но не представляю, что делать.

– И я тоже, – вздохнула Констанс.

Честити кончила печатать и откинулась назад на жестком конторском стуле, потирая натруженные мышцы шеи. Печатать на машинке было быстрее, чем писать пером, но физически тяжелее. Оставалось надеяться, что когда она привыкнет, то не будет тратить столько усилий.

Она нуждалась в передышке, а пешая прогулка до остановки омнибуса давала возможность размяться. Честити бодро шагала по улице, закутанная в шарф, надвинув на уши фетровую шляпку и засунув глубоко в карманы затянутые в перчатки руки. В последнее время она не позволяла себе ни о чем задумываться, по крайней мере о том, что не касалось «Леди Мейфэра» и развития отношений между отцом и графиней. И только по ночам на нее накатывали сожаление и тоска, от которых она не знала как избавиться.

Она вышла из омнибуса и быстро зашагала к миссис Бидл, поймав себя на том, что поглядывает на прохожих, то ли надеясь, то ли опасаясь увидеть Дугласа. Впрочем, теперь у него нет причин здесь бывать. Его трущобная клиника находится в стороне отсюда, а квартира – на респектабельной Уимпол-стрит. Ему больше незачем посещать миссис Бидл.

– Давненько вы не наведывались, мисс Чес. – Лицо пожилой женщины расплылось в радостной улыбке. – С Новым годом! Как прошло Рождество?

– Хорошо, миссис Бидл, спасибо. Очень хорошо, – повторила Честити, чувствуя, что ее ответу не хватает энтузиазма. – Со снегом и морозцем, – добавила она для пущей убедительности. – Сара была в восторге.

– Вот и славно, – добродушно отозвалась хозяйка магазина. – Выходит, у малышки состоялось настоящее Рождество. А у меня для вас есть почта. – Она подняла секцию прилавка, приглашая Честити пройти внутрь.

В кухне было тепло и уютно, как всегда, и пахло свежей выпечкой.

– Фруктовый рулет, – сообщила миссис Бидл. – Съешьте кусочек, мисс Чес. Только что из духовки.

Как раз то, что нужно, решила Честити, чтобы поднять настроение. Тем более никто не стоит над душой, говоря, что она должна питаться мясом и овощами.

– Спасибо, не откажусь, миссис Бидл. – Размотав шарф, она села за стол.

– Вот ваша почта.. – Миссис Бидл взяла с полки стопку конвертов и положила ее рядом с Честити, прежде чем подать ей тарелку с огромным куском фруктового рулета, щедро политого взбитыми сливками.

Честити не глядя убрала конверты в сумочку и сосредоточилась на угощении. Миссис Бидл оживленно болтала, рассказывая о своих детях и внуках, и, похоже, не нуждалась в ответах. В магазине зазвонил колокольчик, и она отлучилась, чтобы обслужить покупателя. В ее отсутствие Честити очистила тарелку. Пожалуй, рулет вернет ее фигуре округлость, которой она лишилась за последние недели.

– Как поживает его милость? – осведомилась миссис Бидл, торопливо входя в кухню.

– Неплохо, – подмигнула ей Честити. – Он завел себе приятельницу.

– Ах, Боже мой! – воскликнула пожилая женщина. – Ну разве не замечательно? Я всегда говорила, что даже самые преданные супруги, оставшись одни, не должны отказываться от повторного шанса.

– Очень разумная мысль, миссис Билл, – промолвила Честити. – Матушка согласилась бы с вами.

– О, она была чудесной женщиной, – вздохнула та. – С золотым сердцем.

– Да, – печально улыбнулась Честити и встала, потянувшись за своим пальто. – Спасибо, миссис Билл, все очень вкусно. Я бы с удовольствием еще посидела, но пора идти.

– Заходите почаще, – пригласила хозяйка. – И передайте мои наилучшие пожелания сестрам.

– Обязательно. Они тоже просили передать вам привет. – Честити чмокнула ее в круглую щеку и плотнее запахнула пальто, прежде чем выйти на холод.

Когда она вошла в контору, сестры уже вернулись. Пруденс разбирала книги, а Констанс, орудуя двумя пальцами, печатала на машинке довольно ядовитый отчет о новогодней вечеринке у Элизабет Армитидж.

– Ну как там миссис Билл? – подняла глаза от клавиш Констанс.

– Неплохо. Шлет свои наилучшие пожелания. – Честити повесила пальто на вешалку и полезла в сумочку за почтой. – Нам пришло несколько писем.

– Ты хоть поела? – поинтересовалась Пруденс. – Мы на всякий случай прихватили для тебя бутерброд.

– Я слопала огромный кусок фруктового рулета со взбитыми сливками, – фыркнула Честити. – Может, и напрасно, зато отвела душу.

– Значит, не напрасно, – успокоила ее Констанс. – Давайте просмотрим почту.

Честити положила письма на стол, стоявший посередине комнаты, и сестры расселись вокруг. Пруденс, как было заведено, вооружилась ножом для разрезания бумаги.

– Так, два письма от читательниц, желающих излить душу. Как раз для тебя, Чес. – Она передала письма Честити. – А это критический пассаж по поводу твоей статьи о Фрейде, Кон.

Констанс взглянула на письмо и поморщилась:

– Ну и ханжа. Еще один невежественный сельский священник, уверенный, что наши публикации должны оберегать деликатные чувства дам, а не бросать им вызов.

– Будешь отвечать? – рассеянно произнесла Честити, пытаясь вникнуть в очередное письмо, врученное ей Пруденс.

– Что там у тебя? – спросила Констанс. « Честити задумчиво улыбнулась:

– Кому-то опять понадобились услуги свахи. Странно только, что письмо написано печатными буквами.

– Возможно, автор стесняется своего почерка. Кто это, он или она?

– Скорее, он. – Честити протянула ей листок. – Хотя я не взялась бы утверждать, что автор – мужчина.

Сестры прочитали письмо.

– Думаю, у читателей «Леди Мейфэра» с почерком все в порядке, – заметила Констанс. – Очевидно, у него есть причины не желать, чтобы стало известно, кто отправил письмо.

– ««Все интереснее и интереснее», – сказала Алиса», – процитировала Пруденс. – Кто пойдет на встречу с таинственным незнакомцем?

– Я, – ответила Честити без особого энтузиазма. – Назначу ему свидание в Национальной галерее и попрошу захватить экземпляр «Леди Мейфэра». Как обычно.

– Ты и вправду не возражаешь? – усомнилась Констанс. Встреча в том же месте, где она познакомилась с Дугласом, могла подействовать на Честити как соль на свежую рану.

– Нет, конечно, – откликнулась Честити с недрогнувшей улыбкой. – Общение с клиентами брачного агентства – моя работа. И я не собираюсь от нее отказываться. – Она взяла письмо и вернулась к своей пишущей машинке. – Сегодня пятница, так что я предложу ему встретиться в следующую среду. Достаточно времени, чтобы подготовиться к нашему рандеву.

Глава 18

В следующую среду Честити шагала через Трафальгарскую площадь, на ходу разбрасывая зерна голубям. Холодный воздух радовал чистотой и свежестью. Несмотря на холод, светило солнце. И настроение у Честити было приподнятое, хотя она знала, что, как только сгустятся сумерки, предвещающие долгую ночь, ставшая уже привычной депрессия нахлынет на нее с новой силой.

Она снова надела свободное пальто, лицо скрыла под непрозрачной вуалью, французский акцент наготове, хотя теперь даже мысль о нем внушала ей отвращение. Быстро поднявшись по ступенькам, Честити вошла в огромный вестибюль музея и направилась к лестнице, которая вела на второй этаж, с экземпляром «Леди Мейфэра» в руке.

Оказавшись в зале Рубенса, она села на круглую скамью в центре и развернула газету так, чтобы титульная страница оставалась на виду.

Войдя в зал, Дуглас сразу заметил закутанную в плащ и вуаль фигуру и направился к ней.

– Какая приятная встреча, мадам, – слегка улыбнулся он. Честити подняла глаза и недоверчиво посмотрела на него:

– Дуглас?

– Он самый. Могу я присесть?

Не дожидаясь ответа, он сел рядом с ней. Затем протянул руку, поднял ее вуаль и аккуратно сложил ее на полях шляпы.

– В данной ситуации прятаться излишне, ты не находишь? – Дуглас поднял брови, но глаза его продолжали улыбаться. – Ведь у нас нет секретов друг от друга.

Его поведение настолько ошеломило Честити, что ей понадобилась целая минута, чтобы прийти в себя. Первой ее мыслью было, что встреча случайная, а второй – что, конечно же, нет. Переполненная ощущением его близости, его запахом и улыбкой, крохотными морщинками в уголках глаз и большими руками, снимавшими в данный момент перчатки, она еле переводила дыхание от волнения. Его глубоко посаженные темные глаза казались бездонными, решительно сжатая челюсть напряжена, словно он настроился на что-то и не намерен отступать.

– Ты написал объявление в брачное агентство? – задала она вопрос.

– Я сделал ставку на то, что им займешься ты, а не одна из твоих сестер, – проговорил Дуглас. – Мне нужно, чтобы ты пошла со мной. – Он взял ее за руку и встал, подняв вместе с собой.

– Куда? – спросила Честити, не находя в себе ни сил, ни желания противиться его воле.

– Увидишь, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты посмотрела на последствия своих действий. – Он крепче сжал ее руку и направился к выходу из зала, увлекая за собой.

Честити не издала ни звука протеста, пока они шли по коридору, затем вниз по широкой лестнице и через просторный вестибюль, прежде чем выбраться на солнечный свет. От одного ощущения его сильных пальцев все ее чувства пришли в смятение. Если бы она хотела, то могла бы легко вырваться, но такая мысль даже не пришла ей в голову. Она не имела понятия, что происходит, но он здесь рядом, с ней, и она не чувствовала в нем и следа той холодности и отчуждения, которые отравили их расставание.

Дуглас подозвал кеб и, когда тот подъехал, бесцеремонно подсадил в него Честити и забрался следом. Она открыла рот, чтобы по привычке выразить недовольство, затем неосознанно покачала головой, отметая подобную мысль. Зачем притворяться, если она совсем не против? Усевшись, Дуглас снова сжал ее руку в ладонях, но не сказал ни слова, казалось, вполне довольный тем, что они просто сидят рядом в покачивающемся экипаже.

– Куда мы едем? – спросила она наконец.

– На Харли-стрит.

– Зачем?

– Увидишь. – Он снова улыбнулся, словно посмеиваясь над какой-то очень личной шуткой, и больше ничего не сказал, пока они не вошли в дом, где находилась его приемная. – Нам наверх, – кивнул он в сторону лестницы.

Бросив на него вопросительный взгляд, Честити зашагала вверх по ступенькам, невольно сравнивая солидное здание с убогим помещением в больнице Святой Марии. Должно быть, Дугласу непросто перемещаться между двумя мирами, подумала она, остановившись перед единственной дверью на втором этаже.

Дуглас склонился через ее плечо, отпер дверь и распахнул ее настежь. Честити машинально шагнула внутрь и остановилась как вкопанная.

– Милостивый Боже, – прошептала она с дрожью в голосе и повернулась к Дугласу, который вошел следом и закрыл дверь. – Лаура, – произнесла она тем же благоговейным шепотом. – Ее работа?

– С начала и до конца. – Он сделал приглашающий жест: – Проходи. Ты еще не все увидела.

Честити прошла в комнату, озираясь по сторонам с ошалелым выражением в ореховых глазах.

– Будда тоже есть? Дуглас покачал головой:

– Нет, Бог миловал, зато есть пальма. – Он показал на вешалку.

Честити молча смотрела на нее, прижав ладонь ко рту.

– Господи, спаси и помилуй, – вымолвила она наконец.

– Ты хоть понимаешь, что ответственность за это полностью лежит на тебе? – вопрошал Дуглас, прислонившись к двери со скрещенными на груди руками и искорками смеха в темных глазах.

– На мне? – изумилась она. – Но... каким образом?

– Видишь ли, у меня сложилось впечатление, что ваше брачное агентство пыталось окрутить меня с Лаурой Делла Лука, – объяснил он.

– Да... но я никогда не думала, что она возьмется оформлять твою приемную, – запротестовала Честити.

– Я тоже, – сухо бросил Дуглас.

Честити снова огляделась, затем с опаской подошла к двери, ведущей в кабинет. В молчании постояв на пороге, она медленно повернулась к нему:

– Мне очень жаль.

Дуглас шагнул к ней и сжал ее лицо в ладонях.

– Мне тоже, милая, – покаянно улыбнулся он. – Ужасно жаль.

Честити обхватила руками его запястья.

– Я не знала, что делать, – пожала она плечами. – Не знала, как остановить ее. Казалось, все вышло из-под контроля.

– Знаю. – Он нежно поцеловал ее, затем более пылко. – Я обидел тебя. Прости меня, – произнес он у самых ее губ, лаская большими пальцами нежную кожу у нее под подбородком.

– Я обманула тебя. Представляю, как ты обиделся и оскорбился. – Честити протянула руку и погладила его по щеке.

– Да, но я сам навлек это на свою голову, – поцеловал он ее в уголок рта. – Какая непроходимая тупость вообразить, будто я смогу... – Он выпрямился и покачал головой, злясь на самого себя.

– Я люблю тебя. – Она коснулась его губ кончиками пальцев. – Дуглас, я люблю тебя.

Сердитое выражение исчезло из его глаз. Он обнял ее и поцеловал, требовательно и властно, тесно прижимая к своему возбужденному телу. Честити рассмеялась.

– Здесь? – спросила она недоверчиво и вместе с тем нетерпеливо, охваченная ответной страстью.

Вместо ответа он схватил ее за талию и посадил на краешек массивного письменного стола, украшенного затейливым письменным прибором. Честити обвила ногами его бедра и, запустив пальцы в его густые волосы, притянула его голову к своим губам. Не прерывая поцелуя, Дуглас задрал ее юбку. Она слегка приподнялась, помогая ему стянуть с нее белье, и восторженно охнула, ощутив его внутри себя. Дуглас просунул под нее ладони и, удерживая на весу, начал двигаться, глядя на ее охваченное страстью лицо.

– Честити, я люблю тебя, – выдохнул он, прежде чем волна высвобождения подхватила их и унесла с собой.

Они обессиленно обмякли и, когда мир вновь обрел устойчивость, расхохотались от пьянящего ощущения свободы и чистой, ничем не омраченной радости.

– Надеюсь, ты не ждешь пациентов. – Честити приняла с его помощью сидячее положение.

– Нет, обычно я тщательно планирую свое время. – Он заправил рубашку в брюки и застегнул их. – Сегодняшний день не является исключением.

Честити соскользнула со стола.

– Так ты спланировал нашу встречу?

– Не совсем, – отозвался он с хитрой улыбкой. – Но я питал надежды.

Честити оглянулась через плечо, застегивая пуговицы и поправляя юбки.

– Пожалуй, стол не надо менять, – выразила она желание. – Я прониклась к нему теплыми чувствами.

– И письменный прибор, – кивнул Дуглас, взяв ее за плечи и поцеловав в лоб. – Но что, черт побери, прикажете делать со всем остальным... – Он беспомощно огляделся, взъерошив волосы.

– Отослать в магазин, – решила Честити. – У тебя есть счета?

– Да. – Он полез в ящик стола. – На пять тысяч фунтов.

Честити скорчила гримасу.

– Просто поразительно, во сколько обходится дурной вкус. – Она просмотрела пачку бумаг, которую он ей вручил. – Ладно, пусть Пру поможет нам. Она просто эксперт по возврату товаров. Мы всегда полагаемся на нее, когда отец заказывает вещи, которые мы не можем себе позволить.

– Не стоит втягивать твою семью. – Дуглас протянул руку, чтобы забрать у нее счета. Честити положила их на стол.

– Они уже втянуты, – заявила она. – Ты теперь член семьи, а значит, проблемы наши общие. – Ее глаза внезапно сузились. – Если, конечно, доктор Фаррел, вы намерены сделать из меня честную женщину.

Дуглас на секунду опешил, но быстро опомнился:

– Вы делаете мне предложение, мисс Дункан?

– Разумеется, сэр. – Она присела в реверансе. – Доктор Фаррел, не окажете ли вы мне честь стать моим мужем?

– Это вы окажете мне честь, сударыня. – Он отвесил поклон.

– Значит, решено, – бодро произнесла Честити. – Мы предоставим Пруденс избавиться от ненужного барахла. Уверяю тебя, Дуглас, поставщики будут умолять, чтобы им позволили забрать вещи, когда она займется ими. Не волнуйся, проблем не будет.

– Возможно, но появится другая проблема, – озадачил он ее. – Я останусь с пустой приемной.

– О, нет ничего проще, – успокоила его Честити. – Если, конечно, тебе не нужны новые вещи. – Из ее тона явствовало, что желающие обновить мебель страдают недостатком здравого смысла.

Дункан поспешил опровергнуть подобные предположения.

– Нет, – покачал он головой. – Вовсе нет.

– Тогда все в порядке. У нас столько всего скопилось на чердаке на Манчестер-сквер да и в Ромзи-Мэнор... – Она замолчала при виде выражения его лица.

– Я уже имел удовольствие посидеть в кресле на чердаке. От него несло псиной, – сообщил он бесстрастным тоном.

– Там не все такие, – хмыкнула Честити, подойдя ближе и обвив руками его талию. – У нас все хорошо, правда?

– О да, любовь моя, – подтвердил он. – У нас все прекрасно.

Значительно позже, лежа в темноте в постели Дугласа на Уимпол-стрит, Честити тихо начала разговор:

– Мне бы не хотелось бередить старые раны, но мы должны обсудить, где достать деньги на твою клинику, поскольку у меня ничего нет.

– Но ты ведь не собираешься транжирить деньги мужа? – пошутил он.

– Конечно, нет, – возмутилась Честити. – Мы с сестрами всегда оставались финансово независимы.

– Отлично. Значит, мне не придется содержать тебя. – Он приподнялся и стал обводить контуры ее лица кончиком пальца. – К тому же у тебя есть нужные знакомства, чтобы раздобыть для меня состоятельных пациентов.

– Пожалуй, – задумчиво промолвила она. – И возможно, в будущем нам удастся создать благотворительный фонд для клиники.

– Было бы неплохо, – ответил Дуглас серьезным тоном. – В будущем. А пока меня вполне устроит, если ты чуточку приподнимешь бедра... вот так, идеально. – Он скользнул внутрь ее. – Мне кажется, я смогу все, если ты будешь рядом, любимая.

Честити улыбнулась в темноте.

– Вместе, – проворковала она, – мы свернем горы.

ЭПИЛОГ

– Вы хоть понимаете, – обратилась Честити к сестрам, натягивая на ногу шелковый чулок, – что год назад мы даже не подозревали о существовании Макса, Гидеона и Дугласа, а теперь посмотрите на нас.

– Ты забыла об отце и графине, – напомнила Констанс, передавая сестре гофрированную подвязку.

– Для свадебной ночи больше подходят подвязки, чем пояс с резинками. Так гораздо романтичнее, – заметила Честити, закрепляя подвязку на бедре.

– Да! Вне всяких сомнений, – поддакнула Пруденс, протягивая ей вторую подвязку. – Для Летучего Шотландца годятся только подвязки.

Честити рассмеялась:

– Ты имеешь в виду поезд, Пру?

– И поезд тоже, – подтвердила та.

– Ну, предположим, поезд отбывает только в десять утра, так что я проведу свадебную ночь в номере для молодоженов в «Клариджезе». – Честити сунула ноги в изящные туфельки цвета слоновой кости. – Не представляю, как Дуглас расплатится за него.

– Надеюсь, ты не собираешься задавать ему подобные вопросы, – вставила Констанс, подавая вечернее платье из яблочно-зеленого шифона и встряхивая его, прежде чем натянуть на Честити.

– Я не идиотка, – огрызнулась та, высвободившись из пышных складок ткани, и подставила руки сестрам, чтобы они застегнули узкие рукава. – Красиво, правда?

– Очаровательное платье, – согласилась Пруденс. – В отличие от дочери у графини безупречный вкус. Мачеха сделала тебе прекрасный свадебный подарок.

– Лаура уже знает, какая участь постигла ее эксперименты на поприще декоратора? – полюбопытствовала Констанс, застегивая пуговицы.

– Нет, она больше не появлялась на Харли-стрит, – ответила Честити. – Наверное, слишком занята, переделывая дом Джорджа.

– Кажется, он ничего не имеет против, – хмыкнула Пруденс. – Он обожает ее.

– Каждому свое, – резюмировала Честити. Раздался энергичный стук в дверь, и голос Макса позвал:

– Миссис Фаррел, ваш муж теряет терпение.

– Скажи ему, что такие вещи требуют времени, – велела Констанс. – Он же не хочет, чтобы Честити расхаживала в нижнем белье.

– Сомневаюсь, что он стал бы возражать, – откликнулся ее муж, – но я передам.

– Нам лучше поторопиться. – Честити застегнула на шее янтарное ожерелье. Лучи заходящего солнца осветили перстень у нее на пальце. – Ну разве не мило со стороны Дугласа подарить мне опал, зная, что я родилась в октябре? – Она вытянула руку, любуясь камнем. – Посмотрите, как он меняет цвет... и переливается.

– Великолепный перстень. И сережки тоже. Надень их, Чес. – Пруденс вручила ей пару опаловых капелек.

– Вот твои сумочка, перчатки и плащ. – Констанс поочередно подала младшей сестре каждый из предметов. – Ты выглядишь ослепительно, золотце, как и весь день.

Честити судорожно перевела дыхание, ее ореховые глаза на секунду увлажнились.

– У меня такое ощущение, словно подошел конец всей моей прежней жизни.

– Нет, дорогая, она только начинается, – твердо произнесла Пруденс. – Для всех нас. А теперь иди к своему Летучему Шотландцу.

Она легонько подтолкнула Честити к двери, затем притянула ее назад и поцеловала с подозрительным блеском в глазах. Констанс обняла их обеих, и на секунду сестры замерли, прижавшись друг к другу.

– Ладно. – Честити отступила от сестер на шаг. – Я готова.

Вместе с сестрами она спустилась вниз, где собрались гости, чтобы проводить новобрачных. Дуглас шагнул к лестнице, протянув руку жене.

– Берегите ее, Летучий Шотландец, – шепнула Констанс.

Проходя мимо, Дуглас бросил на нее удивленный взгляд, но Честити уже взяла его за руку и подставила губы для поцелуя под аплодисменты собравшихся.

– Карета подана, – объявил Дженкинс. – Миссис Фаррел, позвольте передать вам поздравления от всей прислуги.

– Надеюсь, первый и последний раз вы называете меня так, Дженкинс, – растроганно улыбнулась Честити, поцеловав его в щеку.

– Конечно, мисс Чес, – поклонился он.

Дуглас положил ее руку себе на локоть, и они двинулись по проходу, образовавшемуся в толпе гостей. Лаура, стоявшая рядом с лордом Беренджером, осыпала их лепестками белых роз.

– Итальянский обычай, – пропела она.

Честити улыбнулась, тряхнув усыпанной розовыми лепестками головой.

У дверей, предупредительно распахнутых вездесущим Дженкинсом, стоял лорд Дункан с супругой. Он взял дочь за руки и крепко сжал их.

– Вот и ты замужем, – прочувствованно сказал он. – Матушка гордилась бы тобой.

Честити склонилась к его уху и шепнула:

– А всего лишь год назад, отец, ты не верил, что когда-нибудь отведешь нас к алтарю. – Она чмокнула его в щеку.

Лорд Дункан рассмеялся и стиснул ее в коротком объятии.

– Что ж, я никогда не был силен в предсказаниях, – признал он и протянул руку своему новоприобретенному зятю. – Фаррел, позаботьтесь о моей малышке.

– Непременно, сэр, – заверил его Дуглас. – Но Уимпол-стрит в двух шагах от вашего дома.

– Мы будем рады вам в любое время, когда вы пожелаете нас навестить, – улыбнулась графиня понимающе. – Правда, Артур?

– О да, моя дорогая. Несомненно. В любое время. – Он обнял жену за талию. – Но у молодых своя жизнь.

Дуглас нежно, но решительно увлек Честити к двери и вниз по ступенькам. Она на секунду задержалась, чтобы помахать гостям, собравшимся на крыльце, затем, подчиняясь его твердой руке, повернулась к роскошной карете, запряженной парой великолепных лошадей.

– Собираешься сунуть меня внутрь? – покорно вздохнула она.

– Таков обычай, – ухмыльнулся Дуглас, поблескивая глазами. – Невесту принято носить на руках.

– Языческий обычай, – запротестовала Честити.

– В каждом шотландце живет язычник. – Он подхватил ее на руки и помедлил, прежде чем посадить в карету. – Кстати, о каком летучем шотландце говорила твоя сестра?

– А, она цитировала какой-то шотландский эпос, – беспечно проговорила Честити, когда он опустил ее на широкое кожаное сиденье под бодрые аплодисменты, доносившиеся с порога дома номер десять по Манчестер-сквер.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

ЭПИЛОГ

Реклама на сайте