«Казусы частного сыска»

Марина СЕРОВА КАЗУСЫ ЧАСТНОГО СЫСКА

Глава 1

«Хиловато для бизнесмена-то, — подумала я, глядя на едва освещавший интерьер кафе тусклый желтый фонарик сквозь стакан с такой же тускло-желтой жидкостью, носящей здесь гордое название „коктейль лимонный“. — Ну и гадость! Да и кафе, надо сказать, забегаловка какая-то, а не кафе… Ага, вот и сам идет. С коктейлем. Бизнесмен…»

Росту в бизнесмене было, наверное, метра полтора. Ну, может быть, чуть побольше — он был на две головы ниже меня.

Люди небольшого, а тем более маленького роста обычно выглядят смешными, но Александр Александрович обладал полной достоинства манерой держаться и довольно благообразной внешностью — бородка, причесочка аккуратная. Так что его можно было назвать как угодно, только не смешным.

— Ну вот, — удовлетворенно произнес Александр Александрович Кошкин, со стаканом в руке опускаясь на стул рядом со мной, — теперь и поговорить можно.

Он вдруг посмотрел на мой нетронутый коктейль.

— Что же вы не пьете? Не нравится?

— Нравится, — я отхлебнула глоток этой мерзости и через силу улыбнулась, — очень даже ничего…

— Ну и славно, — сказал он, — сразу перехожу к делу.

Я кивнула и с облегчением отодвинула стакан.

— Как вы уже догадались, Женя, — продолжал Александр Александрович, — я хочу предложить вам работу. Мне говорили, что вы очень хороший телохранитель. — Последнюю фразу он произнес с полувопросительной интонацией.

Я снова кивнула и усмехнулась про себя — «очень хороший»! Сомневаюсь, чтобы где-нибудь в этом городишке нашли телохранителя лучше меня.

— Вы учились этому где-нибудь? — задал очередной вопрос Кошкин.

— Да. — Я нашла в себе силы сделать еще один глоток лимонного коктейля.

— А где? — полюбопытствовал он.

— М-м… Курсы проходила. В столице, — развивать эту тему я не стала.

— Ваш гонорар… — он назвал сумму, — это, конечно, не считая всяческих расходов, премий…

Я задумалась. Честно говоря, сумма, предложенная Кошкиным, меня несколько удивила. Хотя я, признаться, привыкла к достаточно высокой оплате моего труда. А тут чуть ли не в полтора раза больше обычной ставки.

Странно… После того как он назначил мне встречу в подобной дыре да еще угостил этим мерзким коктейлем… Интересно, почему он решил отвалить мне этакие деньжищи?

— Александр Александрович, — произнесла я, — обычно клиенты обращаются ко мне, когда им грозит определенная опасность. Для телохранителя, так сказать, повседневного мои услуги стоят слишком дорого. А вы мне предлагаете.., достаточно большую сумму и не говорите, в чем заключается дело.

Кошкин несколько смешался. С минуту помолчав, он заговорил:

— Ну-у, каждый бизнесмен должен опасаться…

Конкуренты там, мафия… — Видя по моему лицу, что такая формулировка меня не устраивает, он поджал губы:

— И вообще, я вам плачу, кажется, не за то, чтобы вы задавали мне вопросы. Правильно?

Я развела руками:

— Как хотите…

Он немного помолчал, глядя на дно своего стакана. Спросил:

— Ну так как? Вы согласны?

Странно все это было — дрянное кафе, отвратительный коктейль, и вдруг — огромная плата, предложенная за мои услуги… А то, что Кошкин от меня что-то скрывает, догадаться было нетрудно.

Впрочем, что это я? С каких это пор стала бояться трудностей? Тем более гонорар вполне приличный…

— Согласна, — просто ответила я.

— Ну и отлично! — просиял Александр Александрович. — Осталось обсудить некоторые формальности. — Он поднял свой стакан:

— За удачу!

Вот они, трудности-то, начинаются! Отсалютовав Кошкину своим стаканом, я зажмурилась и единым махом опрокинула в себя ядовито-желтую жидкость.

* * *

Домой я пришла только к вечеру. Чертовски голодная и усталая. Обсуждение «некоторых формальностей» затянулось надолго, а заказать ужин Александр Александрович не удосужился. Хотя, может быть, это и к лучшему — если о качестве тамошних блюд судить по тому же лимонному коктейлю.

Дверь мне открыла тетушка. Выглядевшая толстой в своей пуховой кофте, она, казалось, заняла собой половину всего пространства нашей тесной прихожей. Под мышкой у нее была объемистая книга, а в руках — тарелка со сладким пирогом, порезанным на тонкие ломтики. Точно, я оторвала тетю Милу от излюбленного ее занятия — чтения детективов.

— Есть хочешь, Жень? — спросила она.

Взяв с ее тарелки ломтик побольше, я целиком запихала его в рот и утвердительно замычала: да, мол, очень хочу.

— Я уже поужинала, но, если ты не против, выпью с тобой чаю, — предложила тетя.

— Конечно, — прожевав наконец пирог, выговорила я и прошла на кухню. Тетя Мила, раскрывая на ходу книгу, отправилась дожидаться, пока я поем и позову ее пить чай.

У тети я живу уже около двух лет. Средства позволяют мне купить собственную квартиру, но, честно говоря, мне не хочется переезжать от тетушки, я к ней привыкла, да и ей без меня будет скучно.

Сама я родом из Москвы. Там же и образование получила. Никаких курсов, как соврала Кошкину, я не кончала. А окончила специализированный военный институт. Все, что мы там изучали, перечислить довольно сложно. Пожалуй, достаточно будет сказать, что основными заказчиками выпускников были КГБ и военная разведка.

После специнститута последовали три долгих года службы в отряде «Сигма».

Вот такие у меня были «курсы телохранителя».

Майор Уриевский, руководитель отряда «Сигма», как-то сказал, что из нас в конечном итоге должны получиться такие солдаты, перед которыми всякие там штирлицы и джеймсбонды будут выглядеть просто щенками.

И он был прав. Те, кто выжил после трех лет непрерывной работы над своим телом и разумом, после бесконечных практических заданий, проходивших то в Афганистане, то еще в каком-нибудь милом местечке, стали настоящими суперменами.

Суперагентами. Суперсолдатами.

Два года назад я покинула Москву. Казалось бы, прекрасная подготовка, карьера опять же… Но мне просто не хотелось стать, как это говорится, марионеткой в грязных играх политиков. Большинство моих вчерашних однокашников до сих пор работают во всех «горячих» и не очень точках мира. Устанавливают мир или, наоборот, разжигают войну — в зависимости от приказа хозяев.

Я же решила удовлетвориться скромной участью переводчика и репетитора. Европейские языки я знала превосходно — спасибо институту. Да вот еще иногда брала на себя труд оберегать тучное тело какого-нибудь толстосума. И сама не заметила, как стала известной личностью среди местной предпринимательской элиты.

В последнее время заказы стали поступать довольно часто. Обычно я заключала контракт на месяц, или на несколько месяцев, или — реже — на полгода. Проблемы, которые заставляли местных бизнесменов пользоваться моими услугами, я считала смехотворными. Моей подготовки вполне хватало, чтобы решить эти проблемы в кратчайшие, так сказать, ударные сроки.

Впрочем, иногда попадалось и кое-что любопытное, что заставляло меня несколько напрячься…

— Гражданка Охотникова! — раздался вдруг из комнаты тетушкин голос. — Евгения Максимовна!

Чайник поставила?

— Сейчас! — отозвалась я, положив свою тарелку в раковину. — Варенье к чаю доставать? — Я зажгла под чайником газ.

* * *

Когда мы почаевничали, было уже совсем поздно. Половина одиннадцатого вечера. Ровно в одиннадцать ко мне обещал заехать Кошкин, мой новый клиент. По условиям контракта, заключенного на один месяц, я должна была немедленно переехать к нему. Чтобы, так сказать, не покидать объект ни днем, ни ночью.

Что ж, разумно. Это так называемый полный график работы. А хорошие деньги нужно хорошо отрабатывать.

Особенно возиться со сборами мне не пришлось.

Я только удалилась на несколько минут в свою комнату, заперлась там и открыла свой тайник.

Есть у меня такие вещи, которые непосвященным людям лучше в руки не брать. Да и посвященным следует обходиться с ними поосторожнее…

Что-то вроде шпионских аксессуаров — стреляющие запонки и так далее…

Собрав в небольшую, наглухо закрывающуюся сумочку, которую я тоже достала из тайника, с десяток «шпионских штучек», я закрыла тайник и вышла из комнаты. В прихожей наткнулась на тетушку Милу. Она в ночной рубашке направлялась в ванную.

— Собираешься? — спросила меня тетя, которую я уже успела посвятить в суть дела.

— Ага, — ответила я и взглянула на часы, — хотя рановато еще — тридцать пять минут только…

В этот момент раздался звонок в дверь. Тетя, засмущавшись, юркнула в ванную.

«Вот те на, — подумала я, посмотрев в глазок, — Кошкин Александр Александрович. Часы у него, что ли, торопятся?»

Я открыла дверь.

Кошкин переминался с ноги на ногу на лестничной площадке. Одна рука у него была заложена в карман, другой он нервно пощипывал бородку.

— Готова? — вместо приветствия осведомился он.

— Вроде…

— Ну тогда поехали быстрее.

— А что случилось? — спросила я, несколько обеспокоенная его видом. — И почему так рано?

— Не знаю, — Александр Александрович сделал шаг назад и заглянул в пролет лестницы. — Не знаю, — неуверенно повторил он. — Предчувствие плохое…

Ого, да у моего нового босса к тому же развито чувство интуиции. Вот счастье-то мне привалило!

— Когда вы мне выплатите аванс? — неожиданно поинтересовалась я.

Кошкин секунду смотрел на меня с недоумением.

— Завтра, — наконец выговорил он.

— Ну ладно, — произнесла я, — так как по условиям контракта считается, что к работе я уже приступила, опасаться вам нечего. Пойдемте вниз, лифт все равно не работает.

Александр Александрович пропустил меня вперед и двинулся за мной. Я даже спиной чувствовала, как он напуган.

Либо с ним что-то уже случилось, и он не хочет об этом говорить, либо у моего клиента просто не в порядке с психикой.

— Вас подвез шофер? — спросила я, чтобы как-то отвлечь его от черных мыслей.

— А? Нет, — он тяжело дышал, — я сам приехал. Шофера того.., отпустил. Вчера…

Да, случай тяжелый. Может быть, Александру Александровичу нужно было обращаться к услугам не телохранителя, а психиатра?

Хотя тогда, в кафе, он был совершенно спокоен.

Странно…

Мы спустились вниз, к выходу подъезда. У Кошкина оказался вполне приличный сиреневый «Ситроен». Он уселся за руль и рванул прямо с места.

— Далеко ехать? — спросила я, когда мы вылетели со двора.

— Примерно час, — ответил Александр Александрович и потянул на себя рычаг переключения скоростей, — ну, может быть, минут сорок…

Мы понеслись еще быстрее.

— Я живу сейчас на своей даче, — пояснил он, — за городом.

Я отметила слово «сейчас». Точно, у моего клиента какие-то проблемы. Судя по всему, большие, если он даже переехал со своей квартиры на дачу за городом.

До дачного поселка мы добрались не за час и даже не за сорок минут — долетели за полчаса.

Александр Александрович скорость нигде не сбавлял. Удивительно еще, как нас не остановили гаишники.

«Ситроен» спустился с шоссе на грунтовую дорогу, и через минуту мы въехали в поселок. Кошкин подкатил к большому трехэтажному особняку, окруженному высоким металлическим забором.

Посигналил у ворот. Открыли почти сразу же, что меня удивило и, кстати, насторожило. Ведь тому, кто открыл ворота, нужно было стоять рядом с ними и поджидать машину хозяина.

Или обслуживающий персонал Кошкина отлично вымуштрован, или…

Едва различимый в темноте человек раздвинул створки ворот и отошел в сторону. Я прищурилась, стараясь получше рассмотреть его. Махнув рукой, как бы приглашая заезжать во двор, человек чуть отодвинулся в сторону, уступая нам дорогу. Что там у него?.. Показалось мне, что ли?

Почему он не отошел подальше?

Я настороженно следила за его движениями.

Незаметно для Кошкина приоткрыла дверцу машины со своей стороны. Человек закинул руку себе за спину.

Вот оно! Есть!

— Пригнись! — бросила я Александру Александровичу.

Он послушно исполнил мое приказание. Я ударом ноги открыла дверцу и выпрыгнула из движущейся машины. Покатилась по земле.

В тот же миг в лобовое стекло «Ситроена» ударила автоматная очередь. Я приподнялась на локте — машина продолжала медленно заезжать во двор, с ее капота сыпались стекла. Человек, которого мы поначалу приняли за сторожа дачи, отступая назад, поливал огнем несчастную тачку.

Дождавшись, пока «Ситроен» заслонит меня от нападавшего, я вскочила и, пригнувшись, вбежала во двор, прячась за простреленный капот.

Выстрелы стихли. Я выглянула — киллер лихорадочно перезаряжал автомат.

Ага, вот сейчас самое время!

Мигом вскочив, я одним прыжком перемахнула через капот машины и еще в полете, не успев приземлиться, дотянулась ногой до головы нападавшего.

Хороший удар получился — киллер выронил автомат и, раскинув руки, рухнул да землю. Впрочем, он был не очень оглушен. Почти сразу же попытался встать на ноги. Ну уж этого я допустить никак не могла. Тем более что краем уха уловила какое-то движение сзади и характерный лязг взводимого затвора.

Я изо всех сил ударила поднимающегося с земли человека ногой туда, где горло переходит в подбородок. Захрипев, он снова упал. Но теперь уже точно так быстро не поднимется. Если поднимется вообще.

Скорее всего — последнее, я свой удар знаю.

Не теряя времени, я бросилась за ворота, стараясь все так же оставить между собой и нападавшими кошкинскую тачку.

Позади меня раздались два сухих выстрела.

«ТТ», — подумала я, — оружие старенькое, конечно, но вполне надежное".

Оказавшись за воротами, я пробежала метров пять вдоль забора дачи и, легко перемахнув через это двухметровое металлическое ограждение, бесшумно опустилась на землю. За спиной у второго нападавшего.

Тот меня, конечно, не видел. С минуту он стоял на месте, недоуменно покачиваясь во внезапно наступившей тишине. Потом подошел к своему поверженному напарнику. Сунув пистолет за пояс, он склонился над телом.

«Деревенщина! — с презрением подумала я, неслышно подкрадываясь к нему сзади. — Тоже мне — киллеры! Провинциалы!»

Внезапно под моей ногой, как это часто бывает в самые ответственные моменты, что-то хрустнуло. Человек с пистолетом вздрогнул, но оглянуться не успел — я подошла уже слишком близко.

Коротко размахнувшись, я сломала ему шею. Он упал на труп своего товарища.

Все.

Я подошла к машине и выволокла наружу полумертвого от страха Кошкина. Увидев бездыханные тела киллеров, лежащие друг на друге, он вскрикнул и предпринял попытку снова забраться в свой «Ситроен».

— Все уже! Все кончилось, Александр Александрович! — поглаживая его по голове, как малого ребенка, произнесла я.

Поддерживаемый мною под руку, Кошкин, боязливо обходя трупы, двинулся к дому. По дороге я наклонилась и подняла с земли небольшого размера грабельки. Так вот что выдало меня, когда я подкрадывалась к киллеру!

Я прислонила грабли к забору. Кошкин не отходил от меня ни на шаг.

— Идите в дом, Александр Александрович, — попросила я, — мне еще во дворе прибрать надо.

Кошкин послушно кивнул и побрел, поминутно на меня оглядываясь, к дому.

* * *

Начала я с того, что перетащила трупы поближе к дому и загнала машину во двор. Как я заметила, никто из соседей на звуки выстрелов не вышел. То ли поблизости никого не было, то ли в этом дачном поселке к подобным перестрелкам уже привыкли. «Ситроен» не очень-то и пострадал — понадобится только вставить лобовое стекло, и все.

Еще пули пробили обшивку кресел, но это совсем пустяки. Только я взяла лопату, которая бесхозно стояла у забора, как из дома раздался жалобный крик.

Кошкин!

Ну что еще случилось?

Я со всех ног бросилась в дом. Александр Александрович с визгом вылетел мне навстречу:

— Там!.. Там!.. Василич, сторож!

Ну что ж, понятно — эти ребятки еще и сторожа порешили. Пройдя в комнату, я увидела сторожа Василича. Привязанный к стулу, он запрокинул голову назад, так что отлично была видна огромная резаная рана на горле. На полу под его ногами растеклась лужа крови, которая местами уже начала подсыхать.

Видимо, убийцы ждали Кошкина несколько часов.

По-моему, пришла пора кое-что выяснить у моего клиента. А то что же это такое получается — уже три трупа, а я даже не знаю, в чем дело?

Вытащив тело сторожа во двор, я взяла за руку вздрагивающего Кошкина и провела его в дом.

Усадила на диван.

— Так что, уважаемый Александр Александрович, — спросила я, — может быть, вы мне хоть что-нибудь расскажете? Вполне возможно, что в следующий раз я не смогу среагировать так быстро. Согласитесь, лучше бы мне знать, что тут у вас такое интересное происходит?

Очевидно, мои доводы показались господину Кошкину убедительными. Он нервно сглотнул и начал рассказывать:

— Это все Никошкин…

— Кто? — не поняла я.

— Ну, Никошкин, мой бывший компаньон… Он теперь за мной охотится…

— Подождите! — еще раз прервала я его. — Значит, вы — Кошкин, а он — Никошкин?

— Да. Фамилия у него такая…

Меня начал разбирать смех.

— Здорово! Кошкин — Никошкин… Антипод, значит… Ну-ну.

— Тут нет ничего смешного, — обиженно проговорил Кошкин, заметив мою реакцию, — абсолютно ничего! Я его, можно сказать, из грязи вытащил. Сделал своей правой рукой, а он…

— Что именно он? — постаравшись стереть с лица улыбку, поинтересовалась я.

Но Александр Александрович только отмахнулся от меня:

— Да что теперь!.. В общем, подставил он меня хорошо. Решил, что теневая экономика выгодней.

Ну и.., такую мне подлянку подложил — хорошо, хоть ноги унес.

Так-так, уже интереснее. Все, как говорится, становится на свои места.

— Квартиры теперь у меня нет, — продолжал жаловаться Кошкин, — он бы и дачу рад отобрать, да только она записана на имя жены…

— А жена ваша где? — сразу же спросила я.

Александр Александрович неразборчиво промычал, что это, в сущности, не мое дело, и снова заговорил:

— Так вот Никошкин, сволочь, и охотится за мной…

— Постойте, постойте! — перебила я его. — Какой же смысл ему за вами охотиться? Вы же, так сказать, уже полностью морально уничтожены?

Кошкин вздохнул и тоскливо посмотрел в черное окно.

— Ну, коль уж так, — выговорил он, — давай начистоту.

— Давайте, — несколько обескураженно согласилась я.

Давно, между прочим, пора. Вот уж скрытный человек какой!

— Дело в том, что, когда дела у меня «благодаря» этому гаду Никошкину пошли наперекосяк, я часть своих сбережений обратил в драгоценности.

И зашил в стул. «Двенадцать стульев» читали?

Ильфа и Петрова? Ну вот, у меня тоже был гарнитур из двенадцати стульев. Собственно, это число меня на подобную мысль и натолкнуло. — Кошкин снова вздохнул. — Я еще не знал тогда, что подлец Никошкин ведет двойную игру. Только в самый последний момент догадался. Квартиру у меня описали, имущество распродали и стулья эти тоже…

— А что же вы, — спросила я, чудовищным усилием воли заставляя себя сохранять серьезное выражение лица, — что же вы драгоценности-то из стула не вытащили?

— Да какое там! — снова замахал на меня руками Кошкин. — Я даже не знал, что имущество мое арестовано! Я тогда совсем другим занят был. Вот эта парочка, которую вы сегодня.., того.., за мной по всему городу гонялась. А я у приятеля в квартире отсиживался. Они меня и там выследили. Причем так интересно получилось. Где я нахожусь, знал только Никошкин. Я ему позвонил… Приятель не в счет — он давний друг отца. — Кошкин поднял вверх сжатый кулак. — Вот такой мужик!

Могила! Ну, так вот, Никошкин приехал, сообщил мне, что имущество-то мое уже.., тю-тю. Со мной чуть обморок не приключился… Я сдуру и раскололся. Все ему про стулья рассказал. Тут-то, — Александр Александрович перевел дух, — тут-то он себя и выдал — буквально через полчаса после его ухода явились эти добрые молодцы… Еле-еле успел я свалить через черный ход… Вот и сегодня в городе мне показалось, что я их заметил. Испугался очень. Потому и приехал к вам раньше времени…

Ага, моя догадка насчет причин раннего приезда Александра Александровича подтвердилась!

Кошкин остановился и вытер пот со лба. Видно, особого удовольствия эти воспоминания ему не доставляли.

— Никошкину же теперь нужно меня убрать.

Или загнать в угол куда-нибудь, — снова заговорил он, — чтобы я не смог добраться до этих стульев.

Понятное дело!

Я достала сигареты и закурила. Белиберда какая-то получается. Сатира и юмор. Двенадцать стульев… Тоже мне, Киса Воробьянинов.

— Нечестно поступаете, Александр Александрович, — произнесла я наконец. — Когда мы с вами контракт заключали, вы ничего не рассказали мне о своих проблемах. Хотя можно было догадаться — просто так ко мне никто не обращается, — добавила я.

— Тогда я вам вот что предлагаю, — произнес Кошкин так быстро, словно эти слова он приготовил уже давно, — мы заключим с вами договор…

— Еще один? — съехидничала я.

Кошкин замычал и замотал головой.

— Послушайте, послушайте! — заговорил он. — Там, в стульях, целое состояние! Если вы поможете мне найти их раньше Никошкина, получите, — он сделал глубокий выдох, — пять процентов…

Тут уж я не выдержала и от души расхохоталась.

Ну дела!

— Плюс, конечно, ваш гонорар. Тот, о котором мы договаривались…

Ну, здорово! Значит, мне предлагают роль великого комбинатора Остапа Сулеймана Марии Бендера? Вот чего-чего, а такого в моей практике еще не было. Как не было в моем роду и турецких подданных.

— А ключ… — давясь от смеха, процитировала я бессмертное творение, — ключ от квартиры вам не нужен? Где деньги лежат?

Александр Александрович обиженно замолчал.

Через минуту он тихо спросил:

— Отказываетесь, значит?.. Ну что ж, спасибо за то, что вы уже успели сделать. Заплатить мне, правда, вам нечем, простите уж, что пришлось вас обмануть, но.., денег в данный момент у меня совсем нет. — Он закрыл лицо руками и глухо произнес:

— Если я вдруг останусь в живых, обязательно расплачусь с вами.

Я несколько оторопела — или он хороший актер, или.. В общем, мне стало жалко этого новоявленного Кису.

— На какую сумму вы припрятали драгоценностей? — спросила я.

Он быстро поднял голову, удивленно и радостно посмотрел на меня:

— Вы?..

— Чтобы знать, сколько будет десять процентов от этого, — уточнила я.

— Вы согласны? — договорил Кошкин и назвал сумму.

Я присвистнула:

— Прилично… — Потом, внутренне умилившись умоляющему взгляду Александра Александровича, добавила:

— Согласна.

Глава 2

Участвовать в процессе захоронения трупов Кошкин отказался наотрез. Он, видите ли, боится мертвых. По-моему, боятся нужно живых. Мертвые, они в большинстве своем тихие.

Ну и черт с ним, с Кошкиным, Сама справлюсь.

Приятно все-таки иногда и лопатой помахать. А к виду трупов я давно привыкла.

Тело же убиенного сторожа Александр Александрович решил положить в погреб. Утром он отвезет его на местное кладбище, где тамошний начальник чего-то Кошкину должен.

В общем, с почестями похоронят погибшего на боевом посту.

Мне, кстати, такое отношение Кошкина к выбывшему из строя сотруднику понравилось. Приятно все-таки осознавать, что при неблагоприятном исходе нашего мероприятия мое бездыханное тело не бросят на поклев воронам.

Хотя, впрочем, подобный «неблагоприятный исход» скорее всего невозможен. Даже наверняка — невозможен. Не по зубам я здешним бандитам, явно не по зубам…

* * *

Когда я, выкопав яму на заднем дворе дачи, свалила туда трупы убийц, забросала их землей и, тщательно замаскировав следы захоронения, наконец отнесла на место лопату, было уже половина пятого. Светало. Где-то вдалеке заорал дурным голосом ранний петух.

Устало отдуваясь, я вернулась в дом. Кошкин не спал. Он сидел на том же диванчике, где я его оставила. Обхватив руками голову, мой клиент раскачивался из стороны в сторону и что-то бормотал про себя. Вроде как заклинание какое-то шептал.

— Александр Александрович, — негромко позвала я.

Он медленно поднял голову. Посмотрел на меня красными воспаленными глазами. Н-да, человек совершенно выведен из равновесия. Припомнив институтские занятия теоретической психологией, подкрепленные практикой в отряде «Сигма», я присела рядышком с господином Кошкиным. Главное — ласковое прикосновение. Поглаживание, например. Ну и успокаивающие слова, конечно.

Я обняла его за плечи и погладила ладонью по щеке. Теперь нужно произнести что-нибудь этакое… К примеру — глупую шутку.

— Куда вы подевали сокровища убиенной вами тещи? — негромко прорычала я.

Но, вопреки моим ожиданиям, Кошкин шутку мою не оценил. Он как-то сразу сжался под моими руками.

— Не шутите так, — тихо, но с хорошо ощущаемой внутренней силой произнес он, — не надо над этим смеяться.

Я не сразу нашлась, что ответить.

— Нельзя же так горевать о деньгах, — сказала я наконец, — это же…

— Да не в деньгах тут дело, — с досадой, как мне показалось, перебил меня Александр Александрович, — хотя и в них тоже, — секунду спустя добавил он. — Просто… Никошкина я считал другом.

Доверял ему одному.., а он…

— Что он? — быстро спросила я, но Кошкин только предпринял попытку снова отмахнуться от меня, что ему, конечно, не совсем удалось — мы ведь сидели обнявшись, вплотную.

Осторожно поддерживая размякшего клиента за плечи, я, вздыхая, кивала, соглашаясь с его словами. Надо же выговориться человеку, вот я ему в этом и помогу — телохранитель все-таки.

Кошкин уже склонил голову мне на плечо. Немного погодя, не прерывая, впрочем, своей исповеди, он положил руку мне на колено. Еще минуту спустя принялся легонько поглаживать мою ногу, как бы осторожно исследуя ее поверхность.

Так-так, кажется, процесс успокаивания Александра Александровича Кошкина перешел в новую фазу. Я, кстати, такой поворот событий предвидела.

Давным-давно известно, что секс — физическое сближение — лучшее средство для, так сказать, сближения духовного. А охранять мне чаще всего приходится особ мужского пола, и, так как Всевышний ни красивой фигурой, ни приятным лицом меня не обделил, эти самые особы мужского пола ко мне липнут, как мухи к банке меда.

Но когда Кошкин, зажмурив глаза, вытянул губы трубочкой по направлению к моему лицу — приготовился к поцелую, — я тихонько выскользнула из его объятий.

— Ты чего? — обиженно выговорил он.

— Потом, — сладко улыбнулась я, — нам нельзя терять бдительность.

Вот так.

А иначе я бы давно превратилась в проститутку для толстосумов. Ведь как удобно — и телохранитель, и любовница в одном лице. Приятное, как говорится, с полезным… Нет уж, уважаемые господа, что-нибудь одно…

* * *

Александр Александрович еще спал, уткнувшись носом в плюшевую диванную подушку, когда я, выйдя на крыльцо, принялась за утреннюю гимнастику. Было уже часов семь, а точнее — десять минут восьмого. На этой даче больше делать нам абсолютно нечего, пора уезжать отсюда куда-нибудь. Хотя бы до ближайшего автосервиса — стекло-то лобовое нужно вставить. Чтобы лишний раз не привлекать внимание гаишников.

Насколько я поняла, у Кошкина денег совсем нет. Даже насчет аванса он меня обманывал. Ну что ж, его можно понять. Таких людей, как он, понять довольно просто — недалекий, но и не глупый, ну и так далее… Средний, в общем, тип, предсказуемый.

Закончив гимнастику, я вернулась в дом. Кошкин завернулся в старый плед, спасаясь от утреннего холода, и просыпаться не думал.

«А фамилия-то у Александра Александровича соответствующая, — подумала я, глядя на свернувшегося клубочком Кошкина, — ну прямо соседская Мурка, которая обычно спит на нашей лестничной площадке под батареей».

Однако пора бы уже ехать. Если на дачу никто не явился ночью, уж утром-то кто-нибудь точно заедет с проверкой. Не дождавшись доклада. Ведь ребятки, которых я закопала на заднем дворе, уже ни перед кем не смогут отчитаться.

Конечно, приезда новых «гостей» ночью я не опасалась — их просто-напросто постигла бы та же участь, что и незадачливых киллеров. Но сейчас было утро, тем более утро выходного дня, и я уже несколько раз слышала шум въезжающих в дачный поселок автомобилей. Нехорошо будет, если вся округа станет свидетелем перестрелки на даче предпринимателя Кошкина.

— Александр Александрович! — позвала я. — Подъем!

Кошкин сонно замычал и натянул плед себе на голову. Тогда я без всякой жалости сдернула с него плед и потрясла несчастного бизнесмена за плечо.

— Вставайте!

Кошкин перевернулся на спину, открыл один глаз и протянул:

— Же-еня.., еще полчаса…

Не отвечая на его просьбы, я проследовала на кухню, набрала в кружку воды и, вернувшись в комнату, окатила холодной водичкой уважаемого господина Кошкина. Он взревел и вмиг скатился с дивана — Чего ты?! Чего?!

Чтобы не выслушивать беспочвенные и нечленораздельные обвинения, я удалилась во двор к машине, оставив Александра Александровича приводить себя в порядок. Мне еще предстояло перенести в «Ситроен» тело сторожа Василича. Наш бизнесмен, видите ли, боится трупов.

Из дома раздалось активное фырканье — Александр Александрович умывался.

Как выяснилось, этот процесс у Кошкина не затягивался. Буквально через пару минут Кошкин вышел ко мне. Без лишних слов он открыл ворота и, дождавшись, пока я выгоню машину со двора, захлопнул их. Сел за руль.

Поехали.

* * *

— Александр Александрович, вы помните, с чего начинали свои поиски Бендер с Воробьяниновым? — поинтересовалась я, когда мы въезжали во двор автосервиса.

— С чего? — снова поморщившись от сравнения нашей ситуации с романом Ильфа и Петрова, переспросил Кошкин и нахмурился. — Они там о чем-то беседовали с дворником.., и с этим.., как его… голубым воришкой. Так, что ли? Я как-то кино видел. С Мироновым.

Н-да, я, конечно, понимаю, что нынешним предпринимателям классику родной литературы знать не обязательно, но все-таки… Хорошо, хоть фильм посмотрел. А так сразу и не скажешь, что Кошкин Александр Александрович — человек неинтеллигентный, внешне он очень даже… Бородка такая приличная и пиджак вроде не красный. Черный пиджак.

Кошкин остановил «Ситроен» у первой же станции автосервиса. К нам сразу направился служащий в серо-голубом комбинезоне.

— Да нет, — продолжала я свою мысль, — я говорю о кардинальном шаге, тогда, когда…

— Ого-го, как вы стеклышко!.. — перебив меня, захохотал успевший подойти служащий автосервиса. — В копеечку влетит, господа, в копеечку.

Кошкин, услышав про «копеечку», болезненно поморщился.

— Ты, Женя, одолжишь мне сейчас.., немного денег? — наклонившись ко мне, тихо так, чтобы не слышал служащий, произнес он. — А то…

Я верну, честное слово, верну. После.., этого.., реализации.

Я усмехнулась.

— Но ведь это же лавочничество! — процитировала я. — Начинать полуторатысячное дело и ссориться из-за восьми рублей…

Кошкин нахмурился еще больше.

— Учитесь жить широко! — не удержавшись, добавила я.

— Женя! — вздохнул Александр Александрович укоризненно. — Я же просил не шутить так. Не остроумно, честное слово.

Я пожала плечами.

— Ладно, не буду…

Хотя, по-моему, очень даже остроумно. Не каждый же день такое случается. Я внутренне усмехнулась. Фильм он посмотрел! И бирюльки свои решил в стулья зашить. Как воробьяниновская теща.

Интересно, а стул с драгоценностями он как-то пометил?

— Александр Александрович, — спросила я,. — а вы стул, ну, в котором.., это самое.., помните? Вы пометили его?

Он удивленно заморгал глазами:

— Н-ну, помню стул… Он между диваном и письменным столом стоял. На него редко садились. Я бумаги туда дожил…

— Клал, — машинально поправила я.

— А?

— Ничего. Понятно. Значит, метки никакой не поставили? — снова спросила я.

— Н-нет. Да зачем мне было ставить? Я же не знал тогда, что…

— Ладно, проехали.

Я выбралась из машины. Техник как раз закончил общий осмотр и подошел ко мне. Я достала с заднего сиденья свою сумочку с «шпионскими» аксессуарами. Перекинула ее через плечо.

— Так все нормально, по мелочи только там…

А вот стекло лобовое, — он скорбно зацокал языком, как будто отсутствие у кошкинского «Ситроена» лобового стекла причиняло ему чудовищные душевные страдания, — стекло такое сейчас дорого стоит. Вы хотите тонированное?

Я вопросительно посмотрела на выбравшегося из машины Александра Александровича.

— Да какое там тонированное.., к матери… — отмахнулся он, — обычное поставьте. Во сколько обойдется?

Техник, увидев, что, несмотря на дорогой костюм и крутую тачку, у господина с деньгами туговато, тут же перестал делать вид, будто глубоко сострадает искалеченной машине. Речь служащего сразу же стала суха, и даже смотрел он на нас несколько свысока. И цену назвал небрежно так, словно бы заранее знал, что нам это будет не по карману.

— Делай! — сказала я служащему и, кивнув Кошкину в сторону стоящего неподалеку маленького кафе, вытащила сигареты. — Пойдемте, Александр Александрович.

Как и следовало ожидать, кафе оказалось еще хуже, чем то, где Кошкин впервые назначил мне встречу. Мы сели за столик. Лишь спустя несколько минут к нам скучающей походкой подошел неухоженный дяденька средних лет — официант.

— Заказывать.., что будем? — зевая и страдальчески морщась, осведомился он.

— Кофе, — ответила я, — и пока все.

Официант прищурился, вздохнул, обдав нас сивушным перегаром, и удалился. Я вдруг прямо-таки физически почувствовала, как ему хочется опохмелиться. Ну и кафешка, просто дыра какая-то.

— Контингент… — многозначительно произнес Кошкин.

Надо же, какие слова знает Александр Александрович — «контингент».

— Итак, возвращаясь к теме нашего разговора, — произнесла я, — тот самый кардинальный шаг, предпринятый Воробьяниновым и О.Бендером в начале их поисков, о котором я начала говорить…

При упоминании литературных персонажей Кошкин снова скривился.

— Простите, — усмехнулась я, — так вот, тот самый кардинальный шаг был какой? Они пошли к старичку Коробейникову, вернее, пошел один Остап… Ну ладно… Короче говоря, нам нужно узнать, куда распределили ваши стулья. Вопрос в том, где узнать?

— Да не надо ничего узнавать, — устало проронил Кошкин, — я вчера уже все раскопал.

Здорово! Честно говоря, такой прыти я от своего Кисы Вороб.., пардон, Александра Александровича Кошкина не ожидала.

Он достал из кармана блокнот:

— Вот, посмотрите, — и протянул его мне.

Я посмотрела. Так-так, интересно. Все двенадцать стульев расписаны. Весь гарнитур. Вот это да!

Надо же, как раскидали! Хотя проникнуть в подобные заведения для меня — просто раз плюнуть.

Я медленно прочитала весь список. Потом еще раз, чтобы он накрепко отпечатался в памяти: два стула — Дом творчества юных, два стула — бассейн «Молодость», еще два — районное почтовое отделение и еще — ото! — городская администрация, три стула — прокуратура города — тоже весело, и один стул — частное лицо — Троенько Михаил Васильевич.

— А кто это такой — Троенько Михаил Васильевич? — спросила я.

— Следователь, — мрачно ответил Кошкин.

— Это он арестовал ваше имущество? — поинтересовалась я. — Поэтому вы его знаете?

— Да нет, — несколько даже самодовольно ответил Кошкин, — не он. Он такими делами не занимается. А знать-то я знаю почти всех из нашей прокуратуры. Приходилось сталкиваться…

— Ну, коль вы его знаете, — сказала я, прикуривая, — с него и начнем…

— Да нет! Нет! — замахал на меня руками Александр Александрович. — Нельзя с него начинать.

Ты не поняла меня! Если я его знаю, это не значит, что мы хорошие знакомые. Скорее наоборот. Когда Троенько прочухает, что нам зачем-то нужны стулья, он… Хитрый черт!

— Хорошо, — согласилась я, — еще один конкурент нам и правда ни к чему. Тем более что у него всего один стул. Минимум, так сказать, шансов.

— Вот именно, вот именно, — закивал Кошкин.

Нам принесли кофе. Растворимый, как и следовало ожидать, причем слабый — одна вода.

— Что-нибудь еще? — бесцветным голосом поинтересовался похмельный официант.

— Ничего пока, — бросил ему Александр Александрович.

Официант постоял еще несколько секунд, словно колеблясь, спросить нас о чем-то или не спросить. Вздохнул, ничего не спросил и уныло удалился.

— А послушайте, — отхлебнув так называемый кофе, спросила я, — этот ваш Никошкин не может быть связан со следователем Троенько? Так, на всякий случай?

— Нет,. — Кошкин недоуменно посмотрел на меня, — никак не может. Какие у них могут быть связи? Ментов, которые на теневиков работают в нашем городе — честь ему и хвала, — раз-два и обчелся. Человека четыре всего, — он пожал плечами, — Троенько точно не из таких.

— По-оня-атно, — протянула я. — А что, если Никошкин тоже заполучил эти сведения? Насчет стульев? Куда их распределили?

— Исключено! — твердо ответил Кошкин. — Человек, который предоставил мне эти сведения, — дружок мой старинный. Не то что, — тут Кошкин с ненавистью клацнул зубами, — не то что этот Никошкин.

— М-м… — неопределенно отозвалась я.

Ох уж эти мне верные друзья! В институте и в отряде «Сигма» нас учили не доверяться до конца никому. Даже товарищам по учебе, даже бойцам своего отряда. Вот так-то.

— Может быть, еще что-нибудь закажете? — снова раздался над ухом тоскливый голос официанта. Кошкин даже вздрогнул. — Куры есть, гриль, салаты…

— Вам же сказали — пока нет, дайте поговорить спокойно! — рявкнула я на него.

Официант без всякого выражения на помятом лице посмотрел на меня и тихо отошел.

— Бумаги, в которых были эти сведения, — понизив голос, сообщил мне Кошкин, — уничтожены. Данные остались только в моем блокноте.

Я с одобрением кивнула. Неплохо Александр Александрович работает. Для роли Ипполита Матвеевича совсем неплохо. Закурив еще одну сигарету, я вырвала из блокнота листок со списком, потом еще один следом, на котором едва заметно отпечатался этот список, и, щелкнув зажигалкой, подожгла их.

— Эй! Эй! — закричал на все кафе Кошкин. — Что же ты делаешь? Как же мы теперь?!

— Страховка, — любуясь оранжевым пламенем, объяснила я. — Вдруг вы блокнот потеряете? Или вытащат его? — Я едва удержалась, чтобы не добавить — «с трупа».

— Да, но как?! — продолжая сокрушаться, спросил шеф.

— Просто, — объяснила я, — я же все запомнила. На мою память, Александр Александрович, уж поверьте, можно положиться.

Он вздохнул и замолчал.

Я допила свой кофе и опустила догорающие листочки в чашку. Ложечкой размешала пепел.

— Вам еще кофе? — снова раздался над нами голос неуемного официанта. Он покосился на меня. — Между прочим, мусорить у нас нельзя За чашечку придется заплатить.

— Да на! — обозлившись наконец, заорал на него Кошкин. — Вот прилип, как этот… — Он достал из бумажника пятидесятирублевую купюру и бросил ее на стол. — Хватит?!

Я успела заметить, что в бумажнике оставалось еще несколько таких же бумажек. Негусто.

Официант-надоедала хотел было что-то еще нам сообщить, но, посмотрев на зверски перекошенное лицо Кошкина, только еще раз вздохнул и страдальчески сглотнул. Было видно, что его мучает изжога. Так-то, голубчик, не надо пить!

— Пойдем, — поднялся Кошкин, — посмотрим, что там они с моей тачкой сделали.

Оставив страдающего похмельем работника кафе убирать наши чашечки, мы выбрались наружу.

* * *

За лобовое стекло кошкинского «Ситроена» мне пришлось отвалить кругленькую сумму. Ничего, потом сочтемся. Надеюсь, что у драгоценностей Александра Александровича будет другая судьба, нежели у сокровищ мадам Петуховой.

Конечно, неплохо, если денежки провинциального предпринимателя послужат государству, как воробьяниновские бриллианты, но… Мне же тоже нужно чем-нибудь питаться?

— Куда теперь? — спросил Кошкин, когда мы покинули станцию автосервиса.

— Ко мне, — ответила я, — прихватить денег на текущие расходы. Я же не знала, что…

— Ну, ладно, ладно, — проворчал Кошкин сконфуженно.

Я внимательно посмотрела на него. Ото, покраснел он, что ли? Какой чувствительный! А впрочем, все состоятельные люди — я заметила — жутко смущаются, когда почему-то лишаются возможности продемонстрировать эту свою состоятельность.

Через полчаса мы уже были на месте. Я оставила Кошкина с его «Ситроеном» у соседнего дома. На всякий случай. Кто его знает, этого Никошкина?

По всей видимости, мужичок он проворный — может быть, уже успел и меня выследить.

Хотя вряд ли.

Я зашла домой, взяла денег — последние, кстати. Если эта авантюра с Кошкиным не выгорит, я прямо не знаю, что делать. Пообщалась немного с тетушкой, предупредила ее, что отсутствовать буду несколько дней, чтоб не волновалась. (Мне иногда даже смешно становится, когда подумаю, что кто-то там может за меня волноваться. Это за меня-то?) Совсем уже было распрощавшись, в дверях я вдруг почувствовала дивный запах свежесваренного кофе.

— Хочешь попить со мной кофе? — предложила тетя Мила, заметив появившееся на моем лице блаженное выражение — для меня на этом свете нет ничего соблазнительнее, чем чашечка хорошего и грамотно сваренного кофе.

— Хочу!

Пусть Кошкин подождет минут десять. Никуда он не денется. Маловероятно, чтобы на него за это время снова кто-нибудь напал.

* * *

Я вышла из своего подъезда, пересекла двор и приближалась к кошкинскому «Ситроену». Сам его хозяин, явно в сильном беспокойстве, стоял рядом. Издали можно было предположить, что Александр Александрович приплясывает — это он так нервничал. Дрыгался, как марионетка в руках пьяного кукловода. Наверное, заждался меня.

Несмотря на то что я почти вплотную подошла к нему, Кошкин упорно отказывался меня узнавать. Я самодовольно улыбнулась: ну хорошо, не потеряла я еще своих навыков.

Снова на секунду на меня накатили воспоминания о годах службы в отряде «Сигма». Почти с первых дней моего пребывания там сослуживцы дали мне прозвище, которое с тех самых пор для очень ограниченного круга людей, посвященных в тонкости моей биографии, стало моим вторым именем — Хамелеон. В этом я была лучшей. Да, был там еще один парень… Виктором звали. Вот он мог бы, пожалуй, составить мне конкуренцию — у него тоже неплохо получалось.

Да, искусство маскировки я постигла в совершенстве. Грим, перемена походки, одежда и так далее…

Постепенно смена облика стала необходимой деталью в работе — я становилась практически неуязвима. Как вычислить человека, который постоянно меняет свое обличье?

Вот и сейчас — немного косметики, совсем чуть-чуть специального грима, ярко-рыжий парик, другая одежда — очень короткая юбка и прозрачная кофточка под джинсовой курткой, — и перед вами уже не Евгения Максимовна Охотникова двадцати семи лет от роду, а просто Женечка. Первокурсница. Ну, может быть, второкурсница.

— Заждались, Александр Александрович? — Мой голос теперь стал тоньше.

Кошкин вздрогнул и, обернувшись, посмотрел на меня широко распахнутыми глазами. Он никак не ожидал подобного вопроса от проходящей мимо незнакомой молоденькой девушки.

— Вам чего, красавица? — хмуро спросил он, разглядывая меня с ног до головы. — Мы знакомы, что ли?

— Знакомы, — ответила я своим обычным голосом.

Кошкин снова вздрогнул и впился глазами в мое лицо.

— Ты.., это.., того?.. — вопросительно промычал он что-то невнятное.

— Да я, я, — успокоила я его, — переоделась только. И подкрасилась. И парик вот… — Я повертелась перед ним, позволив рассмотреть себя со всех сторон. — Хорошо получилось?

— Н-да, — только и смог выговорить Кошкин, — по одному голосу и узнал… Ты где так научилась?

— Там же, на курсах телохранителей, в Москве, — снова соврала ему я.

И тут что-то произошло. Удивление, от которого Александр Александрович даже перестал приплясывать, постепенно прошло. Кошкин побагровел и начал, постепенно повышая голос:

— Меня опять здесь чуть не пришили, пока ты там своими глупостями занималась! А я ждал целый час! Красилась она!

Рта мне не дал раскрыть. Не очень-то он, кстати, вежлив. Ну вот, опять что-то такое увидел, что ли? У шефа явно не все в порядке с нервами, как я уже заметила раньше.

Подождав, пока Александр Александрович немного успокоится, перестанет раздувать щеки и страшно выкатывать глаза, я положила ему руку на плечо и, глядя прямо в лицо (опять же уроки психологии!), негромко произнесла, тщательно выговаривая имя и отчество клиента:

— Что у вас, Александр Александрович, здесь произошло?

Как и следовало ожидать, ласковое прикосновение плюс спокойная речь подействовали, Кошкин немного притих.

— Я видел тут Длинного с Алкашом, — сообщил он мне.

— Каким еще алкашом? — не поняла я.

— Да Антоха Длинный и дружок его Алкаш — кличка такая, — пояснил Кошкин, — они Никошкины дружки.

— Так бы и говорили. Алкаши какие-то… Длинные…

— Они на тачке здесь крутились. В этом дворе полчаса назад.

— Что значит — крутились?

— Ну, проехали через двор два раза туда-сюда.

«Фольксваген» у них, черный такой.

— Они видели вас? — спросила я.

— Меня — нет, я в тачке сидел, пригнулся еще.

Но машину-то мою они знают.

Так, интересно. Правильно я поступила, оставив Кошкина вместе с его средством передвижения во дворе соседнего дома. Очень предусмотрительно. По крайней мере квартира, где живу я с тетушкой, не засветилась.

Только вот что меня интересует: эти ребята, Антоха Длинный и Алкаш, выследили нас или наткнулись на Кошкина случайно?

Впрочем, не так уж это и важно — мы с Александром Александровичем в этом дворе вечно торчать не собираемся.

— Ладно, поехали, — проговорила я, садясь в машину, — нас еще в Доме творчества юных ждут не дождутся.

— Давно пора, — проворчал Кошкин, тоже забираясь на свое место.

Он крутанул ключ зажигания и сказал, уже выжимая газ и от этого усилия сморщившись:

— Что-то сплоховали ребятки. Полчаса назад мою тачку засекли и до сих пор — ничего. — Кошкин даже улыбнулся. — Сплоховали.

А вот мне так не кажется. Странно как-то — не могли же никошкинские кореша просто так отпустить свою жертву. Ведь их-то шеф знает, сколько стоит тайна предпринимателя Кошкина, и уж точно сделает все возможное, чтобы не дать Александру Александровичу первому добраться до этих стульев.

Может быть, они установили за нами слежку?

Я огляделась по сторонам — мы в это время как раз выезжали со двора на проезжую часть. Но ничего похожего на черный «Фольксваген» не заметила.

Сменили тачку? За полчаса это вполне возможно.

В любом случае нужно быть настороже.

Глава 3

Всю дорогу до Дома творчества я только и делала, что следила — нет ли за нами «хвоста». Но то ли за нами действительно никто не следил, то ли наши преследователи были настолько искусны, что даже я со всей своей подготовкой и опытом ничего не заметила.

Правда, мне показалось, что бежевый обшарпанный «Москвич», который следом за нами вывернул из соседнего переулка, когда мы выезжали со двора, слишком уж подозрительно едет сзади.

— Ну вот и приехали, — неожиданно для меня произнес Кошкин, сбавляя скорость и подводя свой «Ситроен» к обочине.

Я в очередной раз оглянулась — «Москвич» исчез. Ну, будем надеяться, что это было просто совпадение.

Или?..

«Хотя о чем мне особенно беспокоиться? — подумала я, выходя из машины и снова перекинув через плечо свою сумочку со „шпионскими штучками“. — Даже если они нас и выследили, то застать меня врасплох им не удастся. Все-таки я еще чего-то стою. Не потеряла, так сказать, квалификацию».

Александр Александрович направился к большой высокой двери, на которой красовалась полуразмытая надпись — «Дом творчества юных Фрунзенского района». Слово «района» было размыто почти полностью.

Ну да что возьмешь с провинциального заведения?

Я усмехнулась — сколько уже в этом городке живу, а все никак не могу излечиться от своего столичного снобизма. Ну и придумала — «столичный снобизм»…

Я последовала за Кошкиным. Он уже взобрался по ступенькам крыльца и дергал за ручку тяжелую дверь Дома творчества. Дверь не открывалась.

Ах да! Сегодня же воскресенье! Черт возьми!

Кошкин пнул изо всех сил ни в чем не повинную дверь и, сунув руки в карманы, спустился ко мне.

— Выходной же сегодня… Эх, чтоб вас!..

Я отступила на шаг и прищурилась. Вот здорово — когда Александр Александрович злится, он так похож на Чарли Чаплина! Сразу пропадает вся его благообразность, становится особенно заметен маленький рост. Только тросточки ему не хватает и котелка, да вот еще бородка немного мешает.

Ему бы усики…

— Эй! Кому там чего надо?! — прервал мои размышления грозный окрик.

Мы с Чапли.., фу ты, с Кошкиным обернулись — дверь, не желавшая пропускать Александра Александровича в здание, приоткрылась, и в проеме теперь торчала бритая маленькая голова охранника.

На бычьей, впрочем, шее.

— Кто долбился-то? Щас подолблю кому-то!.. — продолжал грозно вопрошать страж.

Кошкин покосился на меня. Его взгляд, казалось, спрашивал: «Справишься?»

Я кивнула.

— Ну, я долбился, — нарочито лениво и негромко, не вынимая рук из карманов, произнес Кошкин.

Лицо охранника перекосила презрительная усмешка. Он открыл дверь уже до конца и вышел на крыльцо. Здоровый такой парень лет двадцати пяти.

— Ты, что ли? Сморчок плюга… — Тут отчего-то он вдруг замолчал и, прищурившись, внимательно посмотрел на Кошкина.

Мой шеф тоже вынул руки из карманов и поменял выражение на своем лице с лениво-задиристого на заинтересованное.

— Александр… Александрович? — неуверенно спросил охранник. — Дядь Сань?

— Ну да, — растерянно ответил Кошкин. — Лешка, это ты, что ли?

— Я-а…

— Лешка это, — недоуменно почесывая кончик носа, обернулся ко мне Кошкин, — племянник мой… Лет пять, наверное, не виделись. Да, Лешка, пять?

— Шесть… С бабкиных поминок.

«Ничего себе племянничек, — подумала я, — а подолбить дядьке-то своему хотел».

— Да вы заходите! — засуетился вдруг племянник Лешка. — Сейчас тут никого нет, посидим.

— Никого нет, говоришь? — Кошкин побежал вверх по ступенькам. — Конечно, посидим, как же — пять лет не виделись. Шесть то есть.

— У меня и поллитровочка есть, — обрадовался племянник, — на другой случай хотел, но ради такого дела…

Родственники обнялись. Лешка, по своим размерам в два раза превосходящий дядю, с силой похлопал того по спине. Отпустил. Кошкин неловко затоптался на месте. Ему очень хотелось поскорее в Дом творчества.

Я тоже поднялась на крыльцо.

— Ого-го! — наконец-то заметил меня кошкинский племянник. — Жена у вас какая! А, дядь Сань? Молоденькая-то?

— Да это не жена, — кашлянув, отозвался Александр Александрович, — это.., э-э.., моя сотрудница.

— Сотрудница? Хэ… — хмыкнул племянник Лешка. И хитровато подмигнул Кошкину. — Ну, пойдемте, пойдемте, — снова заторопил он, хлопая огромными ручищами Кошкина по плечу, а меня чуть выше бедра.

Надо же, прыткий какой! Очевидно, он не так понял смысл слова «сотрудница».

Мы совсем было навострились войти в здание, как вдруг Кошкин обернулся ко мне:

— Жень, если уж дело так обернулось… Я сам справлюсь. С родственником.

— Ну, если вы считаете нужным… — начала я.

— А чего? — забеспокоился шебутной Лешка. — Чего ты? — спросил он у Кошкина. — Пускай с нами.

— Да я к тебе.., то есть в ваш Дом творчества по делу приехал в общем-то, — проговорил Александр Александрович. — Ну, ладно, потом расскажу, — махнул он рукой. — Что у нас там дальше по списку? — обратился Кошкин теперь ко мне.

— Районное почтовое отделение, — ответила я, — разрешите отправляться?

— Разрешаю. — Он посерьезнел. — Это отделение во-он за углом. Пять минут ходьбы. Полчаса, ну.., час тебе хватит? Да? Значит, через час встречаемся здесь.

Я кивнула и начала спускаться с крыльца. Кошкин — мужик деловой. Сомневаюсь, что он тут с этим новообретенным родственником станет пьянствовать. Если уж так повезло ему — на племянника нарвался, — должен Александр Александрович сделать все по первому разряду.

— Чего это вы такие? — вполголоса спросил за моей спиной племянник у Кошкина. — Воскресенье же… Дела какие-то…

Я обернулась и быстро, но внимательно оглядела Лешку с ног до головы. Он моего взгляда даже не заметил. Ничего подозрительного, обычный простоватый парень.

Интуиция — или внутренний голос, как хотите называйте, — у меня отлично развита — годы практики. Если человек не вызывает у меня беспокойства с первого взгляда, то, практически, никогда никаких неприятных сюрпризов не бывает. Тем более Кошкин его хорошо знает, все-таки родной племянник…

Но что-то меня беспокоило. Смутно так, тихонько. Как писали в романах девятнадцатого века: из глубины души. Что-то, чего я пока никак не могла понять. Нет, вовсе не в племяннике Лешке тут было дело. Он — чистый.

Другое.

Ладно, шеф сказал «на почту» — значит, на почту. Видимой опасности для Кошкина нет. Да, кстати, с ним еще громила-племянник.

Ускорив шаг, я направилась в сторону почтового отделения. Быстрее начну — быстрее закончу.

Правда, с чего в таких делах обычно начинают, я не имела ни малейшего представления. Читала, конечно, «Двенадцать стульев», но не использовать же книгу в качестве руководства.

Ничего, обратимся к вдохновению. Непредвиденные ситуации, Женечка, — это то, чему тебя учили.

Так что справляйся.

* * *

Где находилось районное почтовое отделение, я знала и без Кошкина — сейчас вот прямо, потом налево. Там сразу за углом. Никаких не пять минут ходьбы. Минуты три. Ну, четыре максимум.

Я быстро шла по улице.

Стоп! А вот здесь можно срезать! Если сейчас мне пройти через эту подворотню во двор, то можно выйти сразу к почте. А я, оказывается, неплохо этот городок знаю. Несмотря на весь мой «столичный снобизм».

Я свернула в подворотню и чуть не попала под какой-то автомобиль. Едва успела прижаться к стене. Ничего себе — рассчитывала сократить маршрут. Так можно и вовсе его коротким сделать — еще немного, и он бы закончился.

Водитель даже не успел мне посигналить. Я сомневаюсь, заметил ли он меня вообще? В подворотне было довольно темно, да и машина двигалась очень быстро, гораздо быстрее, чем ездят машины в подобных местах.

Выругавшись вслед автомобилю, я вознесла хвалу своей реакции. И пошла дальше. К месту своего назначения. Вернее, не пошла — сделала только два шага. Остановилась.

Тут-то меня и пронзило.

Вот оно!

Я резко повернулась и бросилась обратно — через ту же подворотню на улицу — к Дому творчества. Подлетев к крыльцу, я увидела возле кошкинского «Ситроена» бежевый «Москвич». Тут уж никакой речи о совпадениях быть не могло. Как там этих бандитов, никошкинских подельников, зовут? Антоха Длинный и Алкаш? Вот сейчас и познакомимся.

В два прыжка я оказалась на крыльце. Тяжелая дверь была чуть приоткрыта. Или обалдевший от радости охранник позабыл закрыть, или.., эти ребята круче, чем я предполагала. Они и действительно довольно круты: так провести за нами слежку — я почти ничего не заметила!

Да и сейчас, если бы не то, что обычно называют интуицией, я бы вряд ли о чем-нибудь догадалась. В подворотне ведь было темно — машину я не разглядела.

Кстати, и те, кто сидел в этой машине, скорее всего, меня не заметили. Во всяком случае, не узнали. Я же, так сказать, сменила облик. То есть обличье. Так что у меня есть все шансы застать бандитов врасплох.

Вбежав на крыльцо, я на долю секунды остановилась. Достала из своей сумочки массивный шипованный кастет. Потом приоткрыла пошире дверь и неслышно нырнула внутрь.

Я оказалась в пустом полутемном — шторы на окнах были спущены — холле. Пахло пылью и, как это ни странно, раздевалкой. Я остановилась, прислушиваясь. Слева от меня, откуда-то из-под лестницы, послышались приглушенные звуки. Туда!

Туда-да-да! — застучало сердце. Я ощутила несколько уже подзабытую боевую лихорадку. Пальцы правой руки сами собой сжали ребристые пазы кастета. Внезапно у меня появилось ощущение, что мне как будто бы чего-то не хватает. Ах да, автомат… Горячее, почти живое продолжение твоего тела. Смерть в руках.

«Прямо как в старые добрые времена, — подумалось мне, — отряд „Сигма“, майор Уриевский, Афганистан…»

Я прыгнула под лестницу. Передо мной возникла дверь, ведущая, наверное, в комнату охранника.

Оттуда слышались звуки ударов, потом что-то упало и раздался сдавленный хрип. Я рванула дверь на себя.

Сразу оценить всю, так сказать, сложившуюся ситуацию я не смогла — передо мной тут же возникло чье-то изуродованное крупными оспинами лицо.

Прибегать к помощи кастета я не стала — не успела бы размахнуться. Не дав обладателю этой морды опомниться, я коротко, но с силой ударила его лбом в переносицу. Отчетливо хрустнула размозженная носовая перегородка. Человек дико закричал и рухнул на пол.

Обзор теперь был свободен. Да что с того! Картина, которая предстала перед моими глазами, была, надо сказать, безрадостной — здоровый, очень высокий парень молотил ногами валяющегося на полу Кошкина. Александр Александрович не кричал, только кряхтел и ухал — наверное, бандюга здорово засандалил ему под дых или в грудную клетку.

Под обломками разбитого в щепки стола, постанывая, ворочался племянник Лешка. Пытался встать. Вот кому досталось ни за что ни про что.

Совсем рядом с ним на полу среди деревянных обломков лежал большой черный пистолет.

Парень, избивавший Кошкина, заметив меня, довольно громко вскрикнул. Странно, он явно узнал меня — обычно по моей внешности никак нельзя сказать, что я боец. А он — испугался. Господи, да я же замаскирована! Как же?.. Метнувшись к тумбочке, стоящей у стены неподалеку от него, парень, зарычав от натуги, схватил с нее телевизор и, коротко размахнувшись, швырнул его в меня.

Я шарахнулась назад и в сторону. Кто-то бросился мне под ноги. Черт возьми! Это тот самый бандит, которому я сломала нос. Хорошо работают ребята, слаженно.

Сгруппировавшись в падении, я все-таки сумела уйти от пущенного в меня снаряда. Телевизор грохнулся об пол всего в нескольких сантиметрах от моего лица. Мелкие осколки врезались мне в щеку и в лоб.

Неприятно, конечно, но все же лучше, чем если бы этот чертов телевизор размозжил мне череп.

Не дожидаясь следующей атаки, я почти мгновенно откатилась в сторону к стене. Вскочила на ноги.

И опешила — нападавших в комнате не было.

Почему они сбежали? Ведь, казалось бы, меня осталось только добить (правда, это только так казалось).

Скорее всего этим ребятам отлично известно о моих воинских достоинствах. Они меня знают. Узнали даже в другом обличье. Значит, им известно, что я — Хамелеон.

Не захотели связываться?

Внезапно мне показалось, что лицо рябого, которого я ударила головой, мне знакомо. Не то чтобы знакомо, а.., как бы это сказать… В общем, снова интуиция.

— 0-ох, — послышалось хриплое, — ну, м-мать…

Кошкин, держась одной рукой за грудь и кашляя, а другой вытирая кровь со лба, поднимался с пола.

— Как же.., это? — так же хрипло пробормотал он. — Едва живой остался…

Он сплюнул кровью и растер плевок подошвой.

— Ну, если б не племяш мой, все — кранты б тогда. — Кошкин еще раз сплюнул и указал пальцем на черный пистолет, лежащий на полу. — Лешка ствол у Антохи Длинного выбил. Когда тот уже целился в меня. А кстати, — Кошкин неожиданно спокойно посмотрел на меня, — я уже, можно сказать, привыкать начал. Меньше нервничаю, когда меня убивают…

— Здорово, — оценила я, — а второй, рябой такой, надо понимать — Алкаш?

Алкаш. Могла я его где-нибудь видеть?

— Ага, — ответил Александр Александрович, — Алкаш. Он Лешку-то и вырубил. — Кошкин немного помолчал, растирая себе спину и грудь. — Здоровые какие, с-суки, — проворчал он, — не то что те, которых ты.., тогда…

— Да, — я медленно стянула с руки оказавшийся бесполезным кастет, — этому твоему Никошкину наверняка отлично известно, кто я такая. Иначе почему Алкаш и Длинный не стали ввязываться со мной в драку? — Я положила кастет обратно в сумочку.

— Наверное. — Кошкин, невнимательно выслушав меня, пожал плечами.

— У-ум.., ух, бля! — услышали мы голос Лешки.

Он выбрался из-под обломков стола и сразу уселся на стул. Стул был единственным из мебели в комнате, уцелевшим после нападения.

— У-ух.., ого! — Лешка наклонился, качнувшись на стуле, и подобрал с пола пистолет Длинного.

Когда он наклонился, я отчетливо увидела на его затылке здоровую шишку. Чуть ли не с куриное яйцо величиной. Крови тем не менее не было.

— Ну-ка дай мне, — протянул к стволу руку Кошкин, — с собой возьму. Все сгодится при такой-то жизни.

— Не валяйте, Александр Александрович, дурака, — устало посоветовала я, — вам своих проблем мало? А если менты остановят?

Кошкин неохотно убрал руку. Сунул ее в карман. Лешка продолжал тупо рассматривать пистолет. Щелкал затвором, вынув, тщательно изучил обойму. Я заметила, что руки у него здорово дрожали. Потом он поднял голову.

— Стол мне сломали. Телевизор… — И внимательно посмотрел на меня. — А у тебя на лице кровь.

Все эти слова он повторял без всякого выражения. Бесцветно. Похоже, племянник Кошкина не совсем еще оклемался от удара по голове. Или, может, Алкаш ему врезал сильнее, чем того требовала ситуация?.. Я провела рукой по лбу и щеке — действительно, кровь. Из царапин. Только водой промыть, и все. Хорошо, что я с собой пудру захватила — не выйду же я на улицу исцарапанная. Вся молодая красота моя насмарку пойдет.

Александр Александрович, который до этого некоторое время стоял, глядя в пол, встрепенулся:

— Да, Леш, я же с тобой еще не говорил о деле…

* * *

— Ну, здорово… — уныло протянул Кошкин, когда мы с ним час спустя выходили из Дома творчества юных, — это что же получается? Нет, говорит, никаких стульев, и все.

Мой шеф успел уже привести себя в порядок — умылся, почистил костюмчик. О том, что он совсем недавно пережил покушение, напоминали только распухшие от удара губы и небольшая ссадина под глазом.

— Может быть, твой товарищ Никошкин уже успел здесь побывать до нас? — предположила я.

— Может, и так, — не стал спорить Александр Александрович, — но откуда ему известно, где искать стулья? И откуда ему известно, что я тоже знаю, где их искать?

— Ну, он мог просто выследить нас, — сказала я, вспомнив бандитский бежевый «Москвич», который я видела, когда мы ехали в этот Дом творчества.

— Ну да, тебя выследишь, — покосился на меня Кошкин, — хотя могли, конечно…

Мы спустились с крыльца и направились к машине.

— И вообще эти стулья могли попросту затыркать куда-то, — задумчиво произнес Кошкин, — сама ведь знаешь, в какой стране живем. Ну да ладно, Лешка обещал по накладным проверить, он проверит — исправный малый.

— Вы что, рассказали ему про стулья? — Я остановилась.

— Н-не все, — ответил Кошкин, — можно сказать, частично.

Я внимательно посмотрела на него.

— Да не догадается он! — с досадой произнес Александр Александрович. — Я ему сказал, что сдуру гарнитур свой продал, теперь опять собираю.

Я неопределенно хмыкнула.

— Не догадается он, — повторил Кошкин, — он «Двенадцать стульев» не читал. И фильм не видел.

Я спрашивал…

Пожав плечами, я двинулась к машине — до нее осталось несколько шагов.

И неожиданно остановилась. И остановила своего клиента, схватив его за рукав.

— Чего ты? — почему-то шепотом спросил он.

Я не ответила. До сих пор я ни в грош не ставила местных киллеров. Но эта парочка — Антоха Длинный и Алкаш… Они не похожи на обычных тупых отморозков, каких в провинциях обычно нанимают в киллеры. Что-то подсказывало мне, что недооценивать эту парочку опасно.

— Пойдемте. — Я отвела Кошкина к стене, где крыльцо, изгибаясь, образовывало как бы довольно широкое ущелье. В это вот «ущелье» мы и встали. Кошкин молчал.

Отковыряв от стены кусок цементного покрытия, я швырнула эту плиточку размером в ладонь прямо в кошкинский «Ситроен».

— Эй! Эй! — успел еще крикнуть Александр Александрович.

Наверное, он опасался/что я поцарапаю ему тачку. Зря опасался.

Когда мой снаряд коснулся покрытия автомобиля, тяжко громыхнул взрыв, и на месте «Ситроена» образовался гигантский костер. Обхватив голову Кошкина, я присела вместе с ним на корточки в спасительное «ущелье». По асфальту загремели упавшие уже с воздуха металлические части машины. Все.

Хвала моей интуиции! В который раз — хвала!

— Это чего? — растерянно произнес Кошкин, поднимаясь и медленно выбираясь из нашего убежища. — Как же это?..

— Вот так! — ответила я и, взяв его под руку, повлекла за собой по улице. — Пойдемте, пойдемте, сейчас милиция приедет, а мы… Зачем нам время с ними терять? Почта вон недалеко…

* * *

До почтамта мы так скоро не добрались. Пришлось сделать остановку в сквере напротив него.

Александру Александровичу, видите ли, стало немного нехорошо от пережитых волнений. Он возжелал посидеть на скамеечке и выкурить сигарету, дабы успокоиться.

Мы сели на скамеечку. Я дала ему сигарету.

Кошкин прикурил, и я заметила, как дрожат его пальцы. Что-то он сразу после покушения так не волновался. Может быть, его так расстроила потеря машины?

Я закурила сама. С нашей скамеечки было хорошо видно, как к дымящимся обломкам кошкинского «Ситроена» подъехала сначала машина пожарной службы, потом — милицейский «газик».

Люди в форме вышли из своих машин и столпились вокруг места взрыва. Что-то говорили, оживленно жестикулируя.

Несколько милиционеров поднялись на крыльцо к двери Дома творчества юных. Через несколько минут им открыл охранник Лешка.

— Что вы ему сказали? — спросила я у Кошкина, не переставая наблюдать.

— А-а? — отвлекся от своей сигареты Александр Александрович. Он совсем не смотрел туда. Думал о чем-то своем.

— Милиция, говорю, племянника вашего допрашивает.

— Да я его на этот счет уже проконсультировал, — отреагировал Кошкин, — «ничего не знаю, ничего не видел». Свидетелей-то не было, когда мы входили туда.

— Хорошо, — одобрила я.

Кошкин снова погрузился в тяжкие раздумья.

— Александр Александрович, — спросила я, — что вы знаете об этих ребятах — Длинном и Алкаше?

— Длинном и Алкаше? — переспросил Александр Александрович, неохотно отрываясь от своих размышлений. — Да так, в общем-то, совсем немного. Они же ведь дружки Никошкина. Я с ними никогда тесно не общался. Подозрительными они мне казались.

— А те парни, которых я на даче.., нейтрализовала? Это кто?

— Эти-то? — Кошкин презрительно поморщился. — Эти так, из местной шпаны. Мелкие сошки, как говорится. У нас ведь в провинции как — каждая шестерка мнит себя крутым бандитом. Вот и те — киллеры…

Я усмехнулась. Теперь-то, Александр Александрович, можно и попрезирать этих ребят. А вчера небось вы бы так отзываться о них не стали. Чуть в штаны не наделали.

— А что вы вспомните о нашей сладкой парочке, Длинном и Алкаше? — вернулась я к начальной теме нашего разговора.

— Ну, Антоха Длинный, он, насколько я знаю, из здешних, — начал Кошкин, — вроде бы с головой парень, не чета местным браткам, у которых что тут, — он постучал костяшками пальцев сначала себе по затылку, потом по спинке скамейке, — что тут. Сначала одиночкой бегал. Потом вот к Никошкину прибился. Никогда я этой дружбы не понимал, — мой клиент немного помолчал и добавил:

— Сейчас, конечно, понял.

— А что насчет Алкаша? — поинтересовалась я. — Он тоже здешний?

— Н-нет, — не совсем уверенно ответил Кошкин, — по-моему, нет. Я слышал, что он долгое время жил в Москве. То ли работал, то ли учился…

Так-так, это уже интересно.

— А вообще-то Алкаш в нашем городе считается одним из самых крутых, — продолжал Кошкин.

— Если он такой крутой, почему тогда выполняет такую подсобную работу? — задала я резонный вопрос. — У теневого коммерсанта на побегушках.

— А-а! — хрипло засмеялся Александр Александрович. — Хитрый он, потому и не высовывается. Я так думаю. Бабок ему и так хватает, за рисковые дела они с Никошкиным не берутся. Идут только на верняк.

— Поня-ятно, — протянула я, хотя мне далеко не все было понятно.

Кошкин сделал последнюю затяжку и, растоптав окурок ногой, решительно поднялся. Ого, кажется, свою минутную слабость он преодолел. Холоден, так сказать, и готов к действиям.

— Ну что? — посмотрел он на меня. — Попробуем на почтамте?

— Попробуем, — пожала я плечами.

Давно пора, нечего рассиживаться на скамеечках, нервы свои расшатавшиеся успокаивать. Полдня уже прошло, а мы так ничего и не раскопали.

Никакого, как говорится, ощутимого результата.

Если, конечно, не считать за ощутимый результат несколько синяков и взорванный автомобиль.

Глава 4

Дверь в здание районного почтового отделения была заперта. На дверной ручке болталась захватанная руками табличка «Учет», оставшаяся, наверное, еще с советских времен.

Вот черт! Ну просто какое-то тотальное невезение. Чего им там учитывать-то? Марки с конвертами?

Кошкин что-то раздраженно проворчал и довольно громко постучал кулаком по стеклу в двери. Минуты через две в окошечке показалось испуганное девчоночье личико, сплошь покрытое угревой сыпью. Две тоненькие косички напоминали опущенные рога троллейбуса. Наверное, школу только закончила. Самостоятельную жизнь начинает. Хотя какая там самостоятельная жизнь с такой-то физиономией?

— Не ..ботаем, ..визия, — донеслось до нас через толстое запыленное стекло.

Прыщавая мордашка исчезла.

— Ревизия, — догадался Александр Александрович, — сейчас я вам покажу ревизию. Я вам такую ревизию наведу, что…

Я с удивлением посмотрела на внезапно раздухарившегося клиента. Чего это он? Сказывается нервное потрясение последних дней?

Кошкин снова забарабанил по стеклу. На этот раз появившаяся в окошке девчоночка испуганной не выглядела: сзади нее маячил охранник — здоровенный такой лоб.

— Что вам? — с раздражением, которое я почувствовала даже сквозь толстое стекло, спросила она.

Александр Александрович вытащил из внутреннего кармана пиджака какую-то красную корочку и, едва развернув, мельком показал.

Охранник тут же исчез. У девчонки снова вытянулось прыщавое лицо. Прокричав нам, что сейчас сбегает за ключом, она исчезла.

Класс! А от Кошкина пользы гораздо больше, чем от Кисы Воробьянинова.

— Что вы ей такое показали? — спросила я.

— Да так, — самодовольно усмехаясь, произнес мой клиент, — ксиву эмвэдэшную.

— Фальшивую, что ли?

— Зачем это? — почти обиделся Кошкин. — Настоящая. Я совсем недавно устроился работать в пресс-службу МВД. Добрые люди посоветовали.

Исключительно ради этого удостоверения…

— Постойте, постойте, — перебила я, — это что же — вы еще и журналист? Ко всем вашим достоинствам?

— Ну.., не совсем, — замялся Кошкин, — в пресс-службе у меня корешок старый работает.

Так что я там формально, так сказать, числюсь. В хорошие времена деньжат им подкидывал. Вроде спонсора, — добавил он.

В окошечке снова мелькнула угреватая девочка.

Проскрежетал ключ в замке, и дверь отворилась.

Девочка была одета в серенькую толстую кофточку и длинную шерстяную юбку. Худенькая. На меня она смотрела со страхом и с каким-то скрытым восхищением.

Ну, правильно, я же теперь выгляжу немногим старше ее.

— Вы по какому делу? — осторожно спросила она, переводя взгляд с меня на Кошкина. — Начальство занято, ревизия у нас.

Она стояла в дверях, переминаясь с ноги на ногу. Пускать не хотела. Охранника видно не было.

— Да по тому же самому — ревизия, — твердо произнес Александр Александрович. — Не загораживайте, пожалуйста, проход.

Мягко, но настойчиво он отстранил совсем смутившуюся девчоночку и по-хозяйски прошел в помещение почтамта.

Я — за ним. Здорово. Таким образом действовать я не привыкла. Для меня проще ночью, минуя либо нейтрализуя всяческую охрану и сигнализацию, пробраться куда-нибудь, скажем, в тот же почтамт, и достать что требуется. Меня этому и обучали. А чтоб так, как говорится, на арапа, без подготовки… Ну, несерьезно это при моей-то квалификации.

Из небольшой стеклянной будочки высунулся детина-охранник. Кошкин твердыми шагами направился к нему.

— Где кабинет директора? — раздраженно-начальственным тоном спросил Александр Александрович.

— Да они.., начальство-то.., того — заняты.

— Ничего, — успокоил его Кошкин, в голосе которого появились покровительственные нотки, — мы его тоже немного позанимаем.

— На второй этаж и направо. Сорок вторая комната, — быстро сообщил страж.

Кошкин царственно кивнул и, сделав мне жест рукой — следовать за ним, стал подниматься по лестнице.

«А в роли сотрудника МВД Александр Александрович смотрелся бы неплохо, — вдруг подумала я, — представительный такой и как будто даже ростом повыше стал…»

Мы поднялись на второй этаж. За запертой дверью с номером сорок два глухо раздавались голоса.

Судя по интонациям, у директора этого почтового отделения с ревизией все-таки было что-то неладно.

Что ж, неразбериха нам даже на руку.

Кошкин, нимало не колеблясь, постучал в дверь кабинета. Открыли нам не сразу. Александру Александровичу пришлось даже несколько раз долбануть по двери ногой. Наконец со скрипом врата кабинета директора растворились, и в проем просунулась огромная кудлатая голова. Седоватые усы висели, как ветви дерева зимой под тяжестью снега.

— Вам чего?

— Директор почтамта? — деловито осведомился Кошкин, доставая из кармана свое удостоверение.

— Директор… — упавшим голосом ответил обладатель кудлатой головы, — вы тоже…

— Мы — тоже, — подтвердил Александр Александрович, твердой рукой открывая пошире дверь.

Директор растерянно посторонился. Мы прошли в кабинет. Низенький, ниже Кошкина, мужчина и женщина примерно такого же роста — оба в строгих темных костюмах — подняли головы от стола, заваленного бумагами.

— Вот, — с тоской отрекомендовал нас директор, — из милиции еще.

Женщина в упор посмотрела на меня. Неодобрительно покачала головой, очевидно, не оценив моего наряда.

— Из милиции? — подозрительно прищурился на нас коротышка-ревизор. — А вы?..

— Так-так, — не дал ему договорить Кошкин, — господа из ревизионной комиссии, правильно?

— Пра…

— Ну-с, — снова перебил его мой клиент, — значит, вам тоже стало известно? Или это обычная проверка?

Директор — он стоял рядом со мной — тихонько взвыл:

— Да что известно-то? Что известно? Чего вы все пугаете-то?

— Вы насчет денег из городского банка? — спросила женщина-ревизор. Она немного шепелявила, и у нее выходило «насцет».

— Насчет денег, — не стал спорить Кошкин, — и, впрочем, не только по этому поводу, — добавил он, с угрозой взглянув на совсем растерявшегося директора.

Тот хотел что-то возразить, но лишь крякнул и всплеснул руками. Я просто диву давалась, наблюдая бурную деятельность Александра Александровича. Вот тебе и зануда Ипполит Матвеевич!

— Вот посмотрите, — сразу оживился низенький мужичок, взяв в руки со стола какую-то кипу бумаг, — средства из городского банка. У нас по ведомостям — вот, — он извлек из своей папки листок с гербовой печатью, — а у них, — ревизор потряс перед носом Кошкина бумажной кипой со стола, — вот и вот… Так что, товарищ.., э-э…

— Полковник! — выпрямившись, подсказал Кошкин.

— Товарищ полковник, такая ситуация. Прямо не знаем, что и делать…

— Посмотрим, посмотрим, — Александр Александрович невнимательно проглядел документы и бросил их на стол, — с этим мы потом разберемся.

Сейчас у меня такой вопрос… — Он снова вперил свой угрожающий взгляд в несчастного директора. — А покажите-ка нам накладные на недавно полученную вами из городской прокуратуры мебель. А то, по нашим сведениям…

— Какие накладные? На какую мебель? — упавшим голосом прошептал директор. — Нам ничего из прокуратуры… — Усы его с горя обвисли так, что казалось, «снег» с них вот-вот слетит.

— Ах, какие накладные? — зловеще произнес Кошкин. — Какие накладные? Бумаги сюда немедленно! — рявкнул он так, что вздрогнул не только директор, но и парочка из ревизионной комиссии.

Тряся большой кудлатой головой, словно волосатым футбольным мячом, директор полез в сейф и извлек оттуда объемистую папку с документами.

— Вот.., пожалуйста…

Александр Александрович жадно схватил папку и, отстранив ревизоров, сел за стол. Сдвинул на краешек разбросанные ими по столу бумаги и, раскрыв папку, углубился в чтение.

Женщина снова с подозрением взглянула на меня:

— А вы? Вы тоже сотрудник? — У нее получилось «тозе».

Вот позор! Значит, Кошкин у них подозрений не вызывает, а я?..

— Сотрудник, — я тщательно выговорила это слово, — специальный сотрудник, — и ответила ей таким же недоверчивым взглядом.

— И документы имеются? — поинтересовалась ревизорша.

— Мои?!

— В чем дело? — Это Кошкин поднял голову от бумаг. Посмотрел на ревизора, потом на меня. — В нем дело, Анна Васильевна?

«Анна Васильевна» явно относилось ко мне.. Ну что ж, надо в таком случае подыграть.

— Да вот, — обиженным тоном сказала я, — документы требуют…

— Документы? — Александр Александрович обернулся к женщине-ревизору. — Анна Васильевна Погодина, — он сделал ударение на фамилии «Погодина», — не имеет пока документов, она проходит стажировку.

— А-а,.. — Женщина робко улыбнулась. При слове «Погодина» она, между прочим, вздрогнула. — Дочка Василия Васильевича, да?

— Жена, — внушительно произнес Кошкин.

Женщина совсем смешалась:

— Как, Василий Васильевич снова женился?..

— Снова, — подтвердил Александр Александрович.

Ревизор посмотрела на меня, открыла рот. В ее глазах ясно читалось желание что-нибудь произнести, но вот что именно — она, очевидно, не знала.

Интересно, кто такой этот Василий Васильевич Погодин? Наверное, шишка какая-нибудь из соответствующих структур.

— Очень приятно… — наконец выговорила она.

Я своего взгляда не смягчила.

— Я, кажется, попросила у вас документы? — ледяным тоном произнесла я и снова внушительно посмотрела на нее.

Как того и следовало ожидать, взгляда моего женщина не выдержала, смешалась и, порывшись в сумочке, достала какую-то бумажку.

— Вот.., только справка, что я.., это… А удостоверение я потеряла, — извиняющимся тоном добавила она.

— Фотография там есть? — строго спросила я.

— Да-да, конечно. — Женщина торопливо развернула справку и передала ее мне.

Я с минуту внимательнейшим образом изучала документ, переводя взгляд с фотографии на лицо ревизора. Директор, про которого все на время забыли, тихонько присел в углу кабинета на край кадки, из которой торчала чахлая пальма. Мужчина-ревизор, смущенный моей подозрительностью и строгим тоном, никак не вяжущимся с моим легкомысленным нарядом, растерянно наблюдал за происходящим. Кошкин изучал содержимое папки, и, казалось, весь окружающий мир для него перестал существовать.

— Печать смазана, — произнесла наконец я.

— Секретарь у нас в отделе не очень аккуратная, — совсем растерялась женщина.

— Так, — я еще раз взглянула на справку и на секунду прикрыла глаза, как бы запоминая фамилию, — возьмите, — и протянула ей бумагу обратно.

Потом я по чистой случайности взглянула на ее сотрудника. Мужичок, очевидно, расценил этот взгляд как какие-то претензии еще и в его адрес и с готовностью протянул мне свое удостоверение.

От такой угодливости меня передернуло. Взяв в руки документ, я обстоятельно прочитала все, что там было написано, для проформы пару раз пытливо глянула на мужичка — он для моего удобства повернулся анфас и в профиль — и отдала удостоверение обратно. Мужичок вздохнул с облегчением и с выражением превосходства посмотрел на свою коллегу.

Знаю я таких людей. Облеченные властью, они пытаются выжать из этого все возможные привилегии. Даже при идеальном положении вещей они обязательно найдут, к чему придраться. Но как только обнаруживается человек, стоящий хотя бы на ступеньку выше их по служебной лестнице, они мигом встают на задние лапки. Привыкли — тому, кто выше, тоже же нужно выжимать из своего положения все возможные привилегии.

Я взяла со стола пепельницу, отошла к окну и закурила. Директор все так же сидел на кадке с пальмой. Ревизоры, прихватив с собой какие-то бумаги, передислоцировались в уголок и принялись вполголоса что-то обсуждать, дабы не помешать углубившемуся в чтение накладных на мебель Кошкину.

Стало совсем тихо.

* * *

Я уже докурила вторую сигарету, когда Александр Александрович захлопнул папку. Ревизоры в углу затихли. Директор поднял свою лохматую голову.

— Нету, — громко произнес Кошкин, ни к кому специально не обращаясь, — за весь год смотрел, и — нет…

— Я же говорил! Я же говорил! — подскочил к нему мужичок-коротышка. — Тут мы имеем, так сказать, факт расхищения государственного имущества. Вот тут тоже, посмотрите, что происходит. — Он подсунул Кошкину какой-то документ.

— Да как же так? — не обращая на него никакого внимания, горько проронил Александр Александрович, повернувшись ко мне. — И здесь тоже…

— Товарищ полковник, — к столу решительными шагами подошла женщина, — я требую вызвать понятых и составить протокол. — Она честными глазами посмотрела сначала на меня, потом на Кошкина.

Сразу после ее слов явственно раздался тоскливый стон директора.

— Все, — шеф поднялся из-за стола, — пойдем, Женя. Времени мало, а мы еще ничего… — Тут он горестно махнул рукой.

На глазах у онемевших от изумления людей мы покинули кабинет.

— Товарищ полковник! Товарищ полковник! — раздалось нам вслед, когда мы уже подошли к лестнице. — Куда же вы? А как же?.. — Женщина словно колобок выкатилась из кабинета. — Куда вы?..

Кошкин на ее слова никак не отреагировал. Вообще, когда он получил в руки папку с накладными, он будто и забыл про ревизоров. Сейчас он, ссутулившись, спускался вниз по ступенькам.

— Возвращайтесь в кабинет, — обернувшись, строго приказала ей я, — скоро мы пришлем машину, людей и этих.., понятых.

— Слушаюсь! — четко ответила она. — А с Гольдиным что?

— С кем?

— Ну, с директором-то? — несколько удивившись моей неосведомленности, пояснила она.

— Ах да… Расстрелять его.

— Слуша… Что?!

Я повернулась и пошла догонять Александра Александровича, который за время моего разговора с ревизором успел уже добраться до входной двери.

— Товарищи! Товарищи… — Женщина обескураженно замолчала.

На крики из будочки высунулся охранник. Он явно слышал «товарищ полковник», поэтому остановить нас ему в голову не пришло. Вслед за охранником из той же будочки выскочила прыщавая девчонка, на ходу застегивая кофточку.

«Ото, — подумала я, выходя из здания и поправляя на плече сумочку, — оказывается, прыщавая мордашка еще не помеха личной жизни».

* * *

Мы шагали по тротуару.

— Что же это такое? Что же это такое? — как заведенный повторял Кошкин, мрачно глядя вперед. — У меня же точные сведения. Как? Почему их нет? И по документам, и.., вообще.

— Может быть, стулья еще не переслали? — предположила я.

— Нет, — он энергично замотал головой, — нет.

Я сам лично осматривал склад. И там их не было.

— Какой склад?

— Ну, от прокуратуры.

— Кстати, в городской прокуратуре должны находиться сразу три стула, — напомнила я.

— Да знаю я, — досадливо поморщился Кошкин, — неохота мне туда пока соваться, меня же там каждая собака знает.

Я хмыкнула.

— Ничего смешного, — отреагировал Кошкин, — я коммерсант, значит, так или иначе повязан с ментами…

— Да я не о том, — улыбнулась я. — Это вы всех в прокуратуре — собаками?

— А-а, — Кошкин даже хохотнул, — понял.

Ну вот, развеселила немного.

— Значит, так, — Александр Александрович остановился, — чтоб нам времени не терять, нужно разделиться.

— Как это — разделиться? — возразила я. — Я же ваш телохранитель, между прочим. По контракту должна всегда находиться при вас. За что мне и деньги платят. Вернее — обещают заплатить… — добавила я.

Последнее замечание Кошкин, видимо, пропустил мимо ушей.

— Я шеф, значит, я и приказываю, — как ни в чем не бывало заявил он.

Резонно. Ну что ж, ежели приказывают, тогда…

Только если без меня дорогого товарища Кошкина снова соберутся порешить? Не следует, конечно, оставлять его одного, но для него сейчас самое главное — вернуть свои драгоценности, а не заботиться о личной безопасности.

Ну и хрен с ним в таком случае! Хотя сам Кошкин, как я сегодня смогла убедиться, довольно ловкий мужичок. Здорово он этих ревизоров уделал! «Товарищ полковник».

— Хорошо, Александр Александрович, — вежливо согласилась я, — если вы так хотите, тогда пожалуйста.

— Вот и ладненько, — совсем уже бодро проронил Кошкин. — Значит, что у нас там? Администрация города?

— Два стула, — подсказала я.

— И два — в бассейне «Молодость», — вспомнил еще Кошкин. — Я пойду в администрацию, конечно, — я там кое-кого знаю. А тебе достается бассейн. «Молодость», — он с добродушной ухмылкой окинул мой не совсем скромный прикид и, не удержавшись, захохотал, — как раз тебе подходит!

Я улыбнулась, показывая, что шутку оценила.

— Итак, встречаемся через два часа, — подытожил шеф, — два часа нам хватит? Должно вообще-то хватить… Короче, через два часа у.., ну, допустим, у Центрального универмага. Там народу много, так что… Сколько сейчас времени?

— Ровно четыре, — сообщила я.

— И у меня столько, — посмотрев на часы, определил Кошкин. — Ну, не будем терять времени…

— Время, которое мы имеем, — это деньги, которых мы не имеем, — немедленно процитировала я, — именно так говорил Бендер.

— Опять ты… — скривился Кошкин, — знаешь же, что не люблю я эти сравнения… До свидания, до восемнадцати ноль-ноль.

— До свидания.

Он пошел к ближайшей автобусной остановке.

Я не утерпела и, пока он не очень далеко еще отошел, крикнула:

— Александр Александрович!

Кошкин обернулся.

— Почему же вы так не любите эти сравнения?

Он усмехнулся и сунул руки в карманы.

— А вы, Женя, помните, чем роман-то кончился?

Чего это он меня вдруг на «вы» назвал?

* * *

«Очевидно, сведения, которые получил Кошкин насчет распределения стульев по учреждениям, мягко говоря, не очень верны, — думала я, шагая к бассейну. Это было недалеко, через два-три квартала. — Для очистки совести нужно проверить эти адреса. Но если ни в администрации, ни в бассейне ничего не окажется, тогда сам бог велел потолковать с тем козлом, который подсунул Кошкину липовые сведения».

Если этот человек все-таки работает против Кошкина, он хоть не работает на Никошкина. Иначе бы по всем этим адресам нас ждали ребята вроде Алкаша и Антохи Длинного. Однако этого нет — в Доме творчества юных они просто нас выследили, а в районном почтовом отделении и вовсе было чисто.

Кстати сказать, мне вообще вся эта авантюра казалось бессмысленной. Ну ладно, если и драгоценностей не найдем, так хоть немного развлекусь.

Не все же корпеть дома над переводами.

Размышляя таким образом, я прибыла к месту назначения.

Ну что ж, попробуем действовать методом Александра Александровича Кошкина.

Вот и бассейн «Молодость». Я поднялась по большой мраморной лестнице и вошла в вестибюль. В ноздри сразу ударил резкий запах хлорки.

Сто лет уже не была в бассейне. С самого детства.

В институте нас учили плавать, вывозя в природные, хотя и специально оборудованные водоемы — там тебе и водовороты, и ледяные подводные течения, и даже водопады.

— Что вы хотели, девушка? — прервала мои мысли дежурная. — Бассейн сегодня не работает.

У нас санитарный день.

Да что они, сговорились, что ли? У одних ревизия, у других…

— Да вот. — Я этакой скромницей приблизилась к ней, смущенно одергивая слишком короткую юбку, словно ужасно мне неловко было за свой не слишком приличный вид.

— Что? — переспросила она.

Я быстро-быстро заморгала ресницами, затараторила, проглатывая и перевирая слова. От смущения, конечно.

— Вы понимаете.., такое дело… Я вот в университете учусь, — тут я даже шмыгнула носом, — учусь в университете и, понимаете, решила подработать в газете, — я с трудом отыскала в памяти название местной газеты, — в «Волжской хронике». Репортером…

Дежурная несколько удивленно, хотя и не без участия, выслушивала мой лепет.

— И сегодня, понимаете, мое первое задание…

Мне, понимаете, нужно узнать.., узнать… — я призвала на помощь все свое воображение, — узнать… сколько в процентном соотношении в государственных учреждениях мужчин и женщин, занимающих ответственные посты. — Я сама с трудом понимала, что нагородила. Вот так метод Александра Александровича! Интересно, что получится?

— Э-э… — произнесла дежурная, — ну, директор у нас мужчина — Роман Иванович Яровой, замдиректора — тоже мужчина, Павел Петрович… как его?.. Бухгалтер.., новый у нас бухгалтер, старая-то женщина была, а сейчас.., м-м…

— Кто? Кто бухгалтер?! — страстно спросила я.

Все время, пока говорила дежурная, я смотрела ей прямо в глаза и загибала пальцы. Блокнота-то у меня не было.

— Не помню, — призналась дежурная, — вы знаете что, девушка, пройдите на третий этаж — там у нас администрация — и все сами разузнайте.

Директор сейчас на месте, канцелярией там занимается.

— Ой, правда, можно?! — воскликнула я и снова заморгала глазами, как девочка-первоклашка.

— Можно, — улыбнулась она.

Ну наконец-то умилилась! И даже документов не спросила.

Я поднялась на третий этаж. Прямо напротив лестничной площадки находился кабинет директора. Обычная такая директорская дверь — большая, обитая дерматином, с новенькой жестяной табличкой.

Я вошла. В комнате перед кабинетом никого не было. Судя по девственно чистой поверхности письменного стола, секретарь сегодня на работу не выходила. Ну, тем лучше.

Вынув зеркальце, я внимательно изучила свое лицо — нормально, царапин не видно, вот только губы немного подкрасить надо. Поярче.

«Директор у нас мужчина, — подумала я, доставая из сумочки губную помаду, — как там его — Роман Иванович Яровой? Вот и будем действовать сообразно с обстоятельствами».

Подтянув свою и так слишком короткую юбку чуть повыше, я постучала в дверь кабинета. Раздалось приглушенное дверной преградой ворчание, и через несколько секунд мне открыли.

Директор был один. С первого же взгляда я поняла, что мне повезло. Было Роману Ивановичу лет сорок — сорок пять. Возраст в самый раз — бес в ребро, как говорится. В аккуратно подстриженных волосах и усах ни единого седого волоса — красится, наверное. Молодится. И костюмчик фирменный объемистое брюшко обтягивает — в общем то, что надо. Отлично!

Кажется, он из тех людей, которые, рассыпав на улице мелочь, ни за что не станут ее собирать.

Открыв мне дверь, он обратно за стол не сел — отошел немного и, подбоченившись, встал у сейфа.

— Вы ко мне? — И глазами меня обшарил с головы до ног.

— К вам, — сделав вид, что очень смущена таким приемом, почти прошептала я, — я из газеты… «Волжская хроника».

— А, журналистка! — почему-то обрадовался директор. — Очень приятно! Побеседуем! — Он засуетился и полез открывать сейф. — А я тут все канцелярскими делами занимаюсь, закопался в бумагах совсем, как крот… В выходной-то день.

Я бы не сказала, что Роман Иванович очень занят — на столе никаких бумаг не было, лежали только недоеденный бутерброд, какая-то книжка в яркой обложке и фотоаппарат «Полароид» — моментальное фото.

Буквально через секунду из сейфа была извлечена початая бутылка коньяка. Ничего себе! А события-то развиваются быстрее, чем я предполагала.

Оно, конечно, к лучшему, ведь времени-то у меня совсем немного.

Глава 5

— За встречу! — бодро воскликнул директор бассейна, извлекая из стола два маленьких граненых стаканчика. — Тебя как зовут-то?

— Аня…

— Меня — Роман Иванович. Ну, знаешь, наверное… Ща-ас мы с тобой тут.., сообразим…

— Да что вы! — Я прикрыла рот руками. — Я же на работе! Первое задание…

— Надо, надо, — скороговоркой сладко заговорил директор, разливая коньяк, — за встречу-то! На-адо… — Он смахнул со стола в корзину недоеденный бутерброд. Фотоаппарат и книжку переложил на сейф.

— Да я не пью совсем! — продолжала придуриваться я, по-девчоночьи захихикала и провокационно добавила:

— Я же с двух рюмок пьянею…

— Ничего-о… — После этого сообщения лоб Романа Ивановича покрылся испариной, словно потолок в сыром погребе. Директор засуетился еще больше. Он полез в холодильник, стоящий в углу кабинета, и, кряхтя, начал возиться в нем.

Девчонка — начинающая журналистка — то бишь я, не зная, куда себя деть от смущения, взяла в руки фотоаппарат и стала вертеть его в руках.

— Ой, Роман Иванович, какая у вас штучка замечательная!

— А! — Директор выпрямился и повернул ко мне свое покрасневшее от натуги лицо — из холодильника он выудил открытую баночку красной икры и коробку конфет. — Это «Полароид». Фирма! Настоящее чудо техники: нажал кнопочку — и готова фотка!

Ну что ж, чудо техники, так чудо техники. Кажется, мое вдохновение подсказало мне неплохую идею. Ну, Роман Иванович, держись!

Я незаметно опустила фотоаппарат в свою сумочку. Сумочку поставила на пол, у стола.

Он перенес закуску на стол, придвинул к столу небольшой диванчик:

— Здесь будет удобнее…

Его движения были четкими, отлаженными. Казалось, директор бассейна «Молодость» целыми днями только тем и занимается, что распивает коньяк с молоденькими журналистками.

По крайней мере в оперативности ему не откажешь.

— Что же? — Роман Иванович брякнулся на диванчик и похлопал широкой ладонью рядом с собой. — Садись, Анютка.

— Да что вы! — целомудренно сложила я руки. — Неудобно как-то…

— Неудобно штаны через голову надевать, — хохотнул бедовый директор. — У тебя какая работа — вопросы задавать?

— Вопросы…

— Ну вот и задавай! — развел он руками — в одной из них был уже зажат стаканчик. — Садись сюда, хватай рюмку и задавай!

Поойкав еще для приличия, я опустилась на диванчик, стараясь — насколько размеры этого диванчика позволяли — держаться подальше от разбитного Романа Ивановича.

Сумочку с фотоаппаратом я подтащила к ноге.

— Так, — директор сам подвинулся ко мне, — какие там у тебя вопросы?

— Нет уж, — кокетливо проворковала я, закрываясь от него стаканом, — давайте сначала выпьем.

Переигрываю, конечно, но ведь девочки, только что вышедшие из подросткового возраста, частенько в подобных ситуациях переигрывают, подражая искушенным в жизни дамам. Работают, так сказать, на образ.

— Хы, выпить так выпить! — осклабился Роман Иванович.

Он опрокинул рюмку, хлюпнул и, шумно выдохнув воздух, закинул свою руку — почти приобнял меня за плечи.

Я, зажмурив глаза, медленно вытянула содержимое рюмки и закашлялась в кулачок. Роман Иванович тут же придвинул ко мне банку с икрой, положил туда ложечку:

— Закусывай, закусывай!

Закусив, я начала было:

— Так вот я к вам с таким вопросом…

— Не-ет, — шутливо погрозил мне пальцем лихой директор, — между первой и второй перерывчик небольшой. Давай еще!

Мы выпили еще. На этот раз Роман Иванович налил себе полный стакан. Хотел и мне столько же, но я так естественно запротестовала, что он плеснул мне только полрюмочки.

— В голове зашумело, — пожаловалась я и склонила голову ему на плечо, — как теперь интервьюировать буду?

— Действительно, хватит уже, — неожиданно согласился директор, — вот сейчас еще по одной и начнем.., того.., работать.

После третьего стакана я совсем смежила веки.

Хват Роман Иванович одной рукой уже крепко обнимал меня за плечи, другой легонько поглаживал мне колени, время от времени отнимая руку от моих колен.

Почву прощупывает. Давай-давай, прощупывай.

Я не сопротивлялась.

— Ну-с, — он вытянул губы трубочкой, — что там за интервью у тебя?

— Интер.., интеврю… — пробормотала я и неожиданно предложила:

— Давайте на бру.., брудер.., шрафт!

— Эге, подруга, — покачал головой директор бассейна «Молодость», — давай!

Прежде чем снова разлить коньяк, он вскочил с диванчика и, колыхая налитым животиком, добежал до двери. Запер ее.

Мы выпили, уже не закусывая. Рука Романа Ивановича, покинув мои колени, переместилась в область бедер. Я пьяно захихикала и, потянувшись к нему, чмокнула в щечку.

Своего рода сигнал к действию. Роман Иванович, кстати, так это и расценил — он запыхтел, как растревоженный ежик, и принялся стаскивать с меня юбку. Когда ему это удалось, я соскользнула с дивана и потянулась руками к его брюкам. Роман Иванович даже присвистнул, удивляясь моей расторопности. Наверное, про себя подивился женскому лицемерию — только что от рюмки коньяка за знакомство отказывалась, а теперь'…

Я стащила с директора бассейна штаны. Бросила их на стол рядом с бутылкой коньяка и нашими стаканами.

Роман Иванович, нетерпеливо мыча и подергиваясь, тянул меня к себе.

— Подожди, — шепнула я, — кофточку сниму.

Якобы для того, чтобы раздеться до конца, я выпрямилась. Потом быстро выхватила из своей сумочки директорский фотоаппарат и, пока он не успел опомниться, отщелкала две фотографии.

Постаралась, чтобы в кадр попали и штаны на столе, и опустевшая бутылка из-под коньяка, и два стакана.

Здорово!

А в центре — Роман Иванович Яровой без штанов и с выпученными глазами.

Эх, нужно было еще ему лифчик на шее завязать — полный кайф был бы.

— Ты что?.. — еще не в силах поверить в случившееся, пробормотал Яровой. — Ты… Ах ты, сука! — заорал он.

То есть в случившееся — поверил.

Я дождалась, пока аппарат выплюнет мне последнюю фотографию и аккуратно положила «Полароид» на стол. Как все-таки хорошо, что изобрели моментальное фото!

Теперь он полностью в моих руках! Сделает все, что я прикажу ему сделать. Если, конечно, не хочет приобрести себе скандальную известность в городе. Я думаю, что не хочет — дешевая популярность, она как-то не к лицу директору солидного учреждения.

Директор солидного учреждения вскочил с дивана и, зарычав, бросился ко мне, раскинув руки:

— А ну отдай, тварь!

Не размахиваясь, я ударила его судаком в солнечное сплетение.

— Су… — Он задохнулся и переломился пополам.

Я на секунду задумалась — добавить еще или не добавить — и добавила — теперь уже с размаху коленом по подбородку. Удар отбросил расшалившегося Романа Ивановича обратно на диван. Он рухнул туда и остался лежать, беззвучно открывая и закрывая рот, будто пытался что-то сказать мне.

— Хотите еще попробовать? — поинтересовалась я. — Не советую вообще-то…

— Су.., сука, — сформулировал наконец свою мысль Яровой, — чего тебе от меня надо?

— Да всего-то ничего, — успокоила его я. — Вам в бассейн не передавали из прокуратуры никакую мебель?

— Н-нет, — простонал он, — н-не было мебели. — Кровь текла у него по подбородку.

В сущности, я этого и ожидала. Но на всякий случай нужно проверить.

— Где у вас лежат накладные? — деловито осведомилась я.

Роман Иванович указал на незапертый сейф:

— Первая папка…

Не спуская с него глаз, я надела юбку и достала папку из сейфа. Взяла стул и присела просматривать документы, краем глаза наблюдая за побитым директором. Один раз он попытался приподняться, но я, не вставая со стула, дотянулась до него ногой.

Роман Иванович снова шмякнулся на диван.

Пару минут он кривил губы и шмыгал носом, потом не выдержал и расплакался, как сопливый пацан. Я даже удивилась такой реакции — вот нюня.

— Я брюки только надеть.., брюки, — скулил он, размазывая по лицу кровь и слезы, — чего я без брюк-то…

— Подождите, Роман Иванович, с брюками, — проговорила я, не отрываясь от папки с документами, — куда спешить, может, у нас чего и получится еще.

Ирония, прозвучавшая в моих словах, от Романа Ивановича скорее всего не ускользнула — все ж таки директор, — но он сел смирно и послушно стал дожидаться, пока я закончу чтение.

— А ежели вы жаловаться куда надумаете, — решила я все-таки предупредить его, — то.., смотрите, в общем, фотографии-то у меня. Найду, куда их пристроить…

Я тщательно просмотрела все документы, хотя и так было уже понятно — нет здесь никаких кошкинских стульев. Уверена, что и у Александра Александровича дела обстояли не лучше. Тот человек, который давал ему сведения, должен был, наверное, знать, что там, куда он послал Кошкина, ничегошеньки нет.

Но почему этот мифический человек так сделал — он же вроде бы не работает на Никошкина.

Третий конкурент?

Отослал Кошкина куда подальше, а сам… Наверняка ему известно, где находятся стулья на самом деле.

И времени, чтобы добраться до них, у него было достаточно.

Ну что же — я посмотрела на часы — половина шестого. Мне пора. Я сунула папку опять в сейф.

Роман Иванович молча наблюдал за мной. Подняв свою сумочку с пола, я направилась к выходу.

У самой двери остановилась на несколько секунд, чтобы придумать, что мне назидательного сказать на прощание распутному директору бассейна «Молодость».

Но, так ничего и не придумав, просто махнула рукой и удалилась.

Я спустилась на второй этаж. Здесь мое внимание привлекли звуки, раздававшиеся из-за большой двери, ведущей, вероятно, в бассейн. Вроде бы кто-то купался. Но как же так, ведь дежурная мне сказала, что сегодня санитарный день. Следовательно, купаться никто не может.

Влекомая чисто женским любопытством, я открыла эту дверь, прошла по коридорчику через раздевалку и заглянула в зал — несколько женщин, не первой, надо сказать, молодости, фыркая и отплевываясь, словно большие белые медведицы, барахтались в воде.

— Ой, Марь Михайловна, хорошо-то как! — блаженно закричала одна из них. — Надо будет Роману Ивановичу сказать, чтобы он нам отдельное помещение выделил для купания. Потому как работа у нас вредная — сортиры чистить — это вам не на калькуляторах трещать, — со смехом закончила она.

— На калькуляторах-то тоже радости мало кнопки эти дурацкие давить, — ответила ей толстая пожилая женщина в розовой купальной шапочке, — я ведь не молодая уже, к концу дня у меня пальцы совсем отваливаются. А у вас чего — помахала два часа шваброй и все…

Понятно! Оказывается, это плещутся сотрудницы бассейна. Ничего себе санитарный день!

Я вернулась в раздевалку. Несколько шкафчиков стояли открытыми. Так-так, по-моему, Хамелеону снова пора менять обличье.

Выбрав себе одежду пострашнее — черная длинная и толстая кофта, застиранная шерстяная юбка и ужасные, наверное, времен еще Первой мировой войны, чулки на подвязках, — я скоренько в нее облачилась.

В моей сумочке нашлось несколько тюбиков театрального грима. Я быстро, энергичными мазками, нанесла его на лицо. Посмотрелась в зеркальце — н-да, выгляжу, вероятно, хуже тетеньки, которой эта одежда принадлежит. Лет на семьдесят выгляжу.

Достав из другого шкафчика старенькую пуховую шаль, накинула ее на себя. Ну вот, теперь готово.

Тут я опять почему-то вспомнила своего давнего сослуживца Виктора. Ему, насколько я помню, лучше всего удавалось маскироваться под женщин, причем под немолодых, проще говоря, старушек.

Ведь мужчине сложно подделать привлекательность и сексуальность молодой женщины.

Свою одежду я положила в ограбленный мною шкафчик. Представляю, как удивится женщина, которая ее там найдет. А уж как в таком виде она пойдет домой — представить было трудно. Хотя зрелище, наверное, будет грандиозное.

Внезапно распахнулась дверь слева с надписью «Сауна». Оттуда, вместе с клубами пара, вывалилась развеселая старушка, как говорится, в костюме Евы.

— Чегой-то ты, Пантелеевна, домой сегодня рано собралась? — близоруко на меня щурясь, спросила она.

— Да вот, — прошамкала я, — радикулит прихватил что-то…

— Ой, и не говори! — с охотой подхватила бабушка близкую, видно, ей тему. — Меня-то вчера ка-ак скрючит, как скрючит… Помру, думала.

Притворившись, что мне действительно нехорошо, я, отмахнувшись от болтливой старушки рукой, поковыляла к выходу.

— Пантелеевна! Слышь, Пантелеевна, — услышала я, — ты вечерком ко мне зайди, я тебе пчелиного яда дам. Знаешь, как помогает?..

Не сбавляя шага, я пообещала зайти и быстро покинула второй этаж. Нужно поторапливаться, а то сейчас эта сердобольная старушка пойдет окунуться после сауны в бассейн и обнаружит там настоящую Пантелеевну. Еще милицию побегут вызывать.

А впрочем, куда они побегут? Наверняка к директору. А уж Роман Иванович сразу догадается, чьих рук дело эта дерзкая кража. Так что до милиции скорее всего не дойдет. Но все равно поспешить надо. У меня всего восемнадцать минут осталось до встречи с Кошкиным. А опаздывать мне как-то не к лицу.

Директор Яровой, наверное, принял меня за какую-то ненормальную — сфотографировала его в непотребном виде, просмотрела накладные и в довершение всего поменялась одеждой с пожилой уборщицей.

Впечатляющее преступление!

Я вышла из бассейна «Молодость», вежливо попрощавшись с дежурной, которая тоже приняла меня за эту самую Пантелеевну.

Времени оставалось совсем мало. Я решила остановить какую-нибудь машину — доехать на ней, а то и вправду опоздаю. Чтобы у водителей не возникали сомнения насчет платежеспособности бедно одетой бабушки, я достала из своей сумочки пятидесятирублевую купюру и, размахивая ею, остановила-таки какой-то задрипанный «Запорожец».

На месте встречи я была без двух минут шесть.

Кошкина нигде не было видно. Наверное, опаздывает.

* * *

Мои часы показывали уже пятнадцать минут седьмого, а Александра Александровича до сих пор не было. Согнувшись, как и полагалось мне по образу, я стояла у стеночки Центрального универмага. Кто-то сунул мне в руку монетку.

Ага, здорово, еще и подзаработаю!

Конечно, кричать о том, что я не нищенка, и бежать за человеком, подавшим мне милостыню, чтобы вернуть монетку, я не стала. Наоборот, сунув монетку в карман, протянула руку. Теперь от множества таких же старушек-побирушек, стоящих вокруг магазина, я отличалась лишь тем, что не смотрела в землю, а оглядывалась по сторонам.

Но этого уж никто не мог заметить.

В половине седьмого я решила закрывать свою лавочку. Кошкина все не было, а насобирала я немного — что-то около восьми рублей.

Почему не пришел Александр Александрович?

Где мне теперь его искать? Если на первый вопрос ответа знать я не могла, то на второй… В администрацию города за ним идти, конечно, не стоит — его там нет, это ясно, иначе бы он давно пришел.

Остается только одно место, которое я знаю и где Александр Александрович может быть, — в Доме творчества юных, у своего племянничка. Если его там нет, тогда я даже и не знаю, где еще его искать. Тогда нужен другой план.

Только вот кажется, что сладкая парочка Алкаш — Длинный все-таки достала моего шефа.

Предчувствие такое нехорошее. Интуиция. Хотя, впрочем, не знаю.

Но сейчас — в Дом творчества.

* * *

Дом творчества юных был недалеко — в этом городке вообще подобные учреждения или крупные магазины вроде Центрального универмага находятся все в одном месте — близко друг от друга. До Дома творчества я доковыляла минут за пять, двигаясь, пожалуй, несколько быстрее, чем это позволял мой вид.

Прошла я мимо почтамта, который мы с Кошкиным успели уже посетить несколько часов назад. По улице решила не идти, свернула в подворотню, ту самую, где меня чуть не сбили подельники Никошкина на своем «Москвиче». Через подворотню — быстрее.

Вот уже и Дом творчества. Только мое самообладание помогло мне не остановиться на месте от удивления — рядышком с темным пятном, оставшимся на асфальте от взорванного кошкинского «Ситроена», красовался, приткнувшись к обочине, бежевый «Москвич».

Ни ментов, ни пожарных уже не было — оперативно работают, молодцы.

Возле машины, покуривая и о чем-то беседуя, стояли Алкаш — я его сразу узнала еще издали — и какой-то высокий — на голову выше Алкаша — худой мужчина в дорогом костюме. Я присмотрелась — точно не Длинный. Длинный похож на орангутанга-переростка, а этот.., не сказать, что Ален Делон, но уж явно не Антоха Длинный.

Может быть, это и есть тот самый Никошкин?

Что они там делают? Приехали убирать свидетеля — кошкинского племянника? Тогда почему стоят себе так, спокойно курят? А уж нет ли там и моего клиента?

На все эти «почему» ответ получить легче легкого — просто пойти и узнать. Под видом, скажем, уборщицы. Наряд у меня подходящий, да и вообще — внешний облик соответствует.

Сейчас пройду мимо них, быстренько посмотрю, что внутри, и вернусь — наверняка там внутри есть еще кто-то. Может, племянник Лешка еще жив. Или Александр Александрович там.

А то, боюсь, если я начну с тех, кто снаружи…

Ну, всякое может случиться, лучше подстраховаться.

Я продолжала продвигаться вперед шаткой старушечьей походкой, на ходу копаясь в своей сумочке со «шпионскими штучками». На ощупь я извлекла оттуда кастет — одно из моих любимых орудий — и еще крохотный маячок. Постараюсь незаметно прикрепить его к машине. При помощи устройства, которое тоже находится у меня в сумочке, можно будет определить все передвижения и местонахождение этих товарищей.

Маячок хорош еще тем, что он выполнен в виде маленького кусочка грязи — даже покрыт характерной пыльцой. Так что, если его каким-то образом и заметят, просто сковырнут и выбросят — никому и в голову не придет, что с помощью этой вот гадости за кем-то можно следить.

До разговаривающей парочки оставалось около двадцати шагов. Алкаш и незнакомый мужчина закурили по второй сигарете. Мне тоже, глядя на них, жутко захотелось курить — привыкла к сигаретам за последние два года.

Незнакомец посмотрел на часы. Алкаш глубоко — я видела, как на его рябых щеках обозначились ямки — затянулся сигаретой и огляделся по сторонам, выпуская при этом дым так, что совершенно окутался сизыми клубами. Увидев меня, он не отвернулся сразу же, а стал пристально вглядываться.

Вот этого я никак не ожидала. Что еще за новости? В прошлый раз они меня узнали под личиной молоденькой девушки — это еще куда ни шло, но полунищая бабка, которая только несколько минут назад стояла у универмага с протянутой рукой, собирая подаваемые сердобольными гражданами монетки?..

Я подошла еще ближе, стараясь вести себя как можно естественней — покряхтывала, что-то бормотала про себя, шаркала ногами.

— Чего он там копается? — донесся до меня недовольный голос незнакомца.

Алкаш не ответил. Он все так же пристально смотрел на меня.

Когда расстояние между нами составляло меньше десяти шагов, Алкаш, не спускавший с меня глаз, вдруг вздрогнул, бросил недокуренную сигарету и, ухватив своего собеседника за рукав, потащил его в машину. Дав задний ход, «Москвич» резко развернулся и умчался, как будто его и не было.

Вот черт возьми! Неужели он меня узнал? Я была права — это не простые уголовники, по крайней мере они не похожи на местных тупых отморозков.

Может быть, Алкаш когда-то работал в спецслужбах — он ведь жил в Москве? Судя по его подготовке, так оно и есть. Вполне вероятно, что мы с ним и встречались по роду, так сказать, службы.

Я все еще никак не могла вспомнить, где я видела его лицо. Это на меня не похоже, я никогда не забывала людей, с которыми когда-либо общалась.

Тем более чтобы у меня в памяти не отложилась такая рожа — сплошь побитая следами оспы…

Или он тогда не был рябым?

«Чего он там копается?»

Кто копается? Неужели?..

Совсем не по-старушечьи я взлетела на крыльцо и рванула на себя тяжелую дверь Дома творчества.

Холл. Прямо на меня быстрыми, нервными шагами шел Антоха Длинный. В руках у него — пистолет. Черный такой, большой — я узнала — тот самый, который они в прошлый раз здесь оставили.

Вернулись, значит.

«Выстрел я бы услышала еще возле здания, — автоматически отметила я, — значит, он не стрелял? Ведь не стал бы он оставаться в здании после выстрела?»

— Чего тебе, бабка? — стремительно приближаясь ко мне, крикнул Длинный.

Ага, а он не узнал! Только Алкаш у нас, получается, шибко умный!

— Да я к Леше, сынок, — прошамкала я, — внучок он мне, покушать несу.

— К Леше? — остановился прямо передо мной Длинный. — А скажи мне, бабушка, где твой Леша живет? — ласково выговорил он. — А то ему тут… передать кое-что надо.

Так-так, значит, Лешеньке удалось сбежать от них. Ну что ж, неплохо для неподкупного стража этого Дома.

— Бабуль! — Антоха взял меня за плечо. — Че, уснула, что ли?

Постойте-постойте! За каким чертом им понадобился Лешка? Он-то здесь при чем? А, может быть, Кошкин?..

— Бабусь! — тряс меня за плечо Длинный. — Ты че? Ты че, а?

Откуда-то сзади раздался стон. Снизу, из-под лестницы, где была комната Лешки, поднимался, держась окровавленными руками за голову, Александр Александрович.

Живой!

Антоха Длинный, не выпуская меня, оглянулся и матерно выругался сквозь зубы. Я схватила его за руку, сжимавшую мое плечо, и, выпрямляясь, рванула на себя. Длинный едва успел повернуться ко мне — и, кстати, зря: мой лоб с размаху врезался в его подбородок. Антоха замычал и отшатнулся.

Изо рта у него брызнула кровь.

Кошкин что-то крикнул мне, оторвав руки от своей головы. Длинный хрипнул, поднимая пистолет.

Раз! — я взмахнула ногой — и пистолет вылетел у него из рук.

Два! — мой кулак, вооруженный тяжелым кастетом, врезался ему в висок.

Длинный, закатив глаза, рухнул на пол.

— О-о… — ко мне, пытаясь заглянуть в глаза, приблизился Кошкин, — это ты что ли, Жень? — Он потрогал окровавленными пальцами рану у себя на лбу под волосами — похоже, что его ударили ручкой пистолета. — Ты опять.., это самое?.. — спросил он.

— Охотникова Евгения Максимовна, — представилась я. — Вы-то как здесь оказались, Александр Александрович? Мы же как договаривались?

— Да помню я, как мы договаривались. — Кошкин мучительно поморщился. Было видно, что ему трудно говорить., — Я ведь после администрации зашел…

— И что там, в администрации? — перебив его, поинтересовалась я, поднимая с пола слетевшую с меня в драке с Длинным шаль.

— А что в бассейне? — спросил, в свою очередь, Кошкин.

Я развела руками.

— У меня то же самое… Так вот, — продолжал докладывать Александр Александрович, — оттуда — у меня времени еще навалом было — я к Лешке зашел. Ну, это.., в общем, ствол я хотел взять, который вон, — он указал на валяющийся у моих ног пистолет, — который они оставили.

Я подняла пистолет, вынула из него обойму, заклинив на всякий случай с помощью спички, которую я нашла в кармане старушечьей кофты, затвор. Бесполезный теперь пистолет бросила на грудь бесчувственного Антохи Длинного.

— Прихожу, а они все тут. И Алкаш, и Никошкин сам, и вот этот… Лешку мытарят. Про меня спрашивают: где да где? Я вот он, сам пришел… как дурак. — Кошкин нашел в себе силы улыбнуться. Он прислонился к стене и говорил, часто делая паузы и глубоко вздыхая. Здорово его отделали.

— А Лешка-то где? — спросила я.

— В Караганде! — раздраженно срифмовал Александр Александрович. — Свалил он. Меня оставил, а сам…

— Когда? — быстро спросила я.

— Минут пять назад…

— А ну, пошли отсюда! Скорее! Тут черный ход есть? Где? Вот и бегом туда! — Я подтолкнула Кошкина по направлению к черному ходу. — С минуты на минуту здесь будут менты, а вы…

Кошкин, оглядываясь на меня, потрусил к выходу. Я сунула пистолет Длинному за пояс и, с трудом подняв бандита, поволокла его за Кошкиным.

— Его-то зачем? — закричал мой работодатель, в очередной раз оглянувшись.

— Идите.., быстрее… — сквозь зубы, задыхаясь, пробормотала я.

Мы вышли через черный ход на задний двор.

Какими-то глухими дворами пробрались до заброшенной уже несколько лет назад стройки. Здесь я положила так и не очухавшегося Антоху-Длинного. Он что-то простонал, не открывая глаз. Наклонившись, я прикрепила маячок ему на подошву ботинка — под каблук, чтобы труднее было заметить и сковырнуть.

Для этого я и не оставила Длинного ментам — пусть приведет меня к обиталищу Никошкина.

Обернулась — Кошкин скреб свое лицо, рыжее от засохшей крови.

— Вон, Александр Александрович, кран, — указала я ему, — умойтесь. Пора идти.

Глава 6

— Вот ведь подлец какой! — горячился Кошкин, стуча по столику кружкой пива — кстати, довольно приличного пива, ведь на этот раз в кафе пригласила его я. — Гад просто! Родного дядю на растерзание бросил!

— Да ладно вам, — устало отвечала я, — ведь он вам, можно сказать, жизнь спас. Если б он не убежал, они бы вас обоих положили. Рядышком.

А так — зачем им живой свидетель?

— Все равно! Все равно! — не соглашаясь, орал Александр Александрович, перекрывая шум в кафе. — Все равно мерзавец он! Козел!

Кошкин успел уже немного прийти в себя после того, как его довольно-таки основательно помяли Никошкин и компания. А уж выкушав три большие кружки пива, он окончательно пришел в норму до такой степени, что сделался несколько буен.

За этими тремя кружками он успел мне рассказать, что Никошкин под пытками вырвал у него сведения насчет размещения стульев прокуратурой по учреждениям (пытки заключались в том, что время от времени Алкаш либо Длинный давали моему клиенту по морде). В конце концов Длинный вырубил Кошкина пистолетом по голове и…

И как раз в это время на сцене появилась я.

Получив четвертую кружку, Кошкин быстро ее высосал. Тут его совсем развезло. Он даже заплакал, жалуясь мне на свою несчастную жизнь.

Всем известно, что надо ковать железо, пока оно горячо. А Александр Александрович размяк так некстати… Черт, тут моя вина — не нужно было ему давать столько пива. Обошелся бы и одной кружкой…

Поиски нужно продолжать — не останавливаться же на полпути. Просто нужен другой план.

А прежде всего мне необходимо кое-что узнать.

— Александр Александрович! — позвала я.

Кошкин, который уже успел прикончить четвертую кружку и теперь сидел, тупо уставясь невидящими глазами прямо перед собой, поднял голову:

— А-а?

Эх, разве так можно — назюзюкаться с четырех-то кружек пива?

— Александр Александрович, — я наклонилась к нему через столик, — давайте оценим наше положение — сведения, которые вы получили от верного якобы человека, оказались ложными. Одно хорошо — теперь по этим адресам мотается Никошкин. И мотается понапрасну.

Кошкин качнул головой и поднял брови. Наверное, таким образом он показывал мне, что согласен с моими словами.

— Теперь дальше, — продолжала я. — Каковы наши дальнейшие задачи?

— Ка-аковы? — неожиданно переспросил совершенно осоловевший клиент. , — А таковы! — обозлилась я. — Нужно найти человека, который вам эти сведения дал. Наверняка он знает, куда на самом деле определили ваши стулья. Потом еще с Никошкиным и его псами разобраться надо. С Алкашом этим… А вы!.. — Я повысила голос, чтобы оказать на Александра Александровича больше воздействия. — А вы напились вдруг, как…

— Не напился, — икнув, возразил Кошкин, — выпил просто. — Было видно, что ему действительно неловко за свое скотское состояние. — Я же это.., с утра ни крошки.., и тут на голодный желудок.., четыре кружки, — начал оправдываться он.

— Ладно, — жестко возразила я, — сейчас закажем поесть что-нибудь — оклемаетесь. Неважно это. Важно вот что — имя и адрес того, кто рассказал вам о распределении ваших стульев по учреждениям.

Кошкин, наморщив лоб, замычал.

— Как я поняла, этот человек работает в прокуратуре или где-то в тех же структурах, правильно?

— М-м-мда…

— Так, имя и адрес?

Александр Александрович вдруг поднялся и, качнувшись, объявил:

— Сиди здесь, жди. Сейчас я.., того.., съез.., съезжу и сам все узнаю. Жди. Она.., он.., тут недалеко живет.

Это что еще за новости?!

Я, перегнувшись через стол, схватила Кошкина за край пиджака и с силой дернула вниз. Александр Александрович с размаху шмякнулся обратно на стул.

— Может быть, все-таки поедем вместе? — прошипела я. — Так, ради разнообразия? А то вдруг вам опять кто-нибудь по тыкве съездит, а?

— Тебе туда нельзя, — заявил Кошкин, потом внимательно посмотрел на меня и произнес:

— Нет, пожалуй.., вот в таком виде.., в самый раз будет. Только еще помажься. А то вон краска уже слезает — молодеешь на глазах.

— Женщина, что ли? — сообразила я. — Ревнует?

— Ревнует… — снова икнув, усмехнулся Кошкин, — это моя жена. Мы с ней, правда, того.., месяца два уже вместе не живем. Но все равно — если со мной красивую бабу… — он покосился на меня, — увидит красивую женщину, то все — ничего от нее не добьешься. Выгонит сразу. Она у меня такая… — Последнюю фразу Александр Александрович произнес даже с какой-то гордостью.

— Постойте, постойте, — прервала его я, — так у вас жена что — в прокуратуре работает?

— Ну, не совсем в прокуратуре, — уточнил Кошкин, — она — завскладом при прокуратуре. Так что знает — что там… И куда…

— Но почему же она вас обманула? — спросила я. — Она знала, что там, в стульях?

— Н-нет, — заметно смутившись, ответил Александр Александрович, — я как-то.., не успел ей сказать.

Понятно! Наш дорогой товарищ Кошкин, оказывается, не доверяет и собственной жене.

— Ну так, значит, едем! — подытожила я. — Вставайте!

— Не-ет, мы так не договаривались, — уже дурашливо запротестовал Кошкин, — ты ж меня обещала накормить? — Он рассмеялся. — Напои, накорми, в баню своди, тогда и это самое…

Просто исключительный случай! Мало того, что я не получаю денег на расходы, мало того, что я не получила аванс и сам гонорар тоже — вилами по воде, так я еще и корми его! И стекла в его машину вставляй! Просто исключительный случай! Первый в моей практике! И чего я вожусь с этим малорослым пьяницей?

Я заказала два салата, тарелку сосисок и жареную картошку.

* * *

Ехать действительно было недалеко. Вернее, не ехать, а идти — до дома кошкинской жены пешком было минут двадцать. Чем ближе мы подходили к ее дому, тем мрачнее и неразговорчивее становился Александр Александрович.

Казалось, что с каждым шагом он трезвел.

Н-да, если такое настроение у него перед всего-навсего встречей с женой, то их долгую семейную жизнь я просто боюсь представить. А, кстати, откуда мне известно, долгая эта самая семейная жизнь у них была или нет?

— Давно вы женаты? — спросила я у Кошкина.

Он утвердительно кивнул. Хотел, видимо, что-то сказать — шевельнул губами, — но почему-то осекся.

— А как ее зовут? — продолжала я.

Кошкин долго молчал, потом с большой неохотой сообщил:

— Кристина Владимировна.

Тон, которым это имя было произнесено, отбил у меня всякую охоту интервьюировать своего клиента дальше.

В конце концов, недалеко осталось. Придем — поглядим, что это за чудовище.

Мы вошли в какой-то двор, весь заваленный остатками детской спортивной площадки и прочим железным и деревянным хламом.

— Сюда, — хмуро кивнул мне Кошкин на подъезд с покосившейся дверью.

Когда мы поднялись на второй этаж, Александр Александрович вдруг остановился — я шла позади него — и сказал, не глядя на меня:

— Знаешь, лучше тебе все-таки подождать здесь…

А то…

— Ну, как скажете, — несколько удивленно согласилась я, — подожду.

— И, знаешь, еще что: там сейчас скандал начнется, — Кошкин тяжело вздохнул, — крик будет.

Дела семейные… Не вмешивайся, а то еще хуже получится…

Вот уж заинтриговал так заинтриговал! Что это за чудо-женщина, которая способна приревновать даже к такой неприглядной бабульке, какую я собой сейчас представляю?

Кошкин, вздохнув, покачал головой, сплюнул на ступеньки пивную и душевную горечь и медленно начал подниматься на третий этаж. Я прислушалась — он позвонил в дверь, ему открыли и впустили без слов. Когда закрылась дверь, я быстро поднялась и, определив дверь по звуку, — я же слышала звонок — приникла ухом к замочной скважине.

Я же все-таки телохранитель! А по состоянию Кошкина легко можно определить, что свиданка с женой может быть опасна для здоровья и жизни моего клиента.

Минут пять было тихо. Совсем ничего не слышно. Потом, постепенно становясь все громче, зазвучал голос Кошкина. В его интонациях явно преобладали гневные нотки. Еще через пять минут голос Александра Александровича окреп и разросся до такой степени, что стал напоминать паровозный гудок.

Я оторвалась от замочной скважины и, отступив на шаг от двери, встала, удобно опершись на перила. И так все было прекрасно слышно.

Никогда не подозревала, что человек, особенно таких скромных габаритов, как Кошкин, может издавать звуки подобной силы.

Содержание речи Александра Александровича было предельно просто: он вопрошал жену, как она посмела его, Кошкина, обмануть и почему она хочет свести его, Кошкина, в могилу.

Прошла еще минута, и теперь уже к воплям моего охраняемого примешались женские взвизгивания и вскрикивания.

Кристина Владимировна сообщила мужу, что она, Кристина Владимировна, никого не обманывала, передала ему бумаги, которые нашла в сейфе своего начальника, и посоветовала гражданину Александру Александровичу (она так и сказала — гражданин Александр Александрович) убираться к какой-то там матери. Какой именно, я не разобрала: как раз в этот миг протестующе взревел гражданин Александр Александрович.

Мне становилось скучно — супруги оставили тему ложных сведений о кошкинских стульях и перешли к взаимным оскорблениям. Я уже собиралась закурить, как вдруг в семейный дуэт вмешался грубый низкий голос. Явно — не Кошкина.

Я напряглась, вслушиваясь в оглушительную разноголосицу. Так-так, а вот это уже интересно — третий, как говорится, лишний. Что-то будет?

В квартире жены Александра Александровича бабахнуло разбитое стекло, звонко и громко зазвенело — похоже, посуда. Шкаф они, что ли, на кухне опрокинули?

Причитания Кристины Владимировны переросли в режущий ухо визг.

Кажется, придется мне все-таки вмешаться.

Я думаю, Кошкин будет мне благодарен — судя по тяжелому голосу, этот «третий» человек по комплекции намного превосходил гражданина Александра Александровича.

Аккуратно положив незакуренную сигаретку обратно в пачку, я поправила на плече сумочку. Ну что ж, входная дверь в этой квартире не металлическая — деревянная и довольно хлипкая на вид.

Одного удара хватит.

Представляю, как удивятся Кристина Владимировна и «третий лишний», когда вдруг в проеме слетевшей с петель двери появится бабушка — божий одуванчик — в стойке каратиста.

Я отошла к противоположной стене, сосредоточилась и рывком бросила свое тело на дверь. Все получилось даже легче, чем я предполагала, — хрустнув, вылетел замок, дверь распахнулась и повисла на одной петле. Шум в квартире тут же смолк. Я бросилась на кухню посмотреть, не убили ли там моего драгоценного Александра Александровича.

Драгоценный Александр Александрович сидел, широко расставив ноги, на полу посреди кухни.

Обеими руками он прижимал к голове мокрую тряпку. Очевидно, мой клиент снова схлопотал по чайнику.

Молодая довольно миловидная женщина — так вот вы какая, Кристина Владимировна, — плакала, отвернувшись к стене. Она сидела на единственном уцелевшем стуле, все другие погибли при схватке. Останками стульев был густо усеян пол.

Больше никого в кухне не было.

Я подошла к Кошкину и, подхватив его под локоть, легко поставила на ноги. Он качнулся, но устоял, скрипя осколками посуды под подошвами ботинок. Женщина перестала плакать, повернулась и недоуменно уставилась на меня.

— Чего смотришь? — морщась от боли — он так и держал тряпку у головы, — прикрикнул на нее Кошкин. — Это мой телохранитель. И любовница, — подобравшись, добавил он.

Я сочла нужным поздороваться.

— Здравствуйте, Кристина Владимировна, — прошамкала я, — Ликсандр Ликсандрыч мне про вас мно-ого рассказывал.

Кристина Владимировна быстро-быстро заморгала и, не сводя с меня округлившихся глаз, закричала в комнаты:

— Олег! Олег! Иди, тут кто-то с ума сошел. Или я, или Сашка.

Ага, вот и он!

Из дальней комнаты раздалось громоподобное бурчание и ворчание. Шаркая ногами в широких шлепанцах, в кухню вошел здоровенный бородач в старых растянутых трико и майке.

— Без меня нельзя разобраться? — пробасил он недовольно. — Ну и родственнички… Здравствуйте, бабушка, — вежливо поздоровался он, увидев меня.

— Доброго здоровьичка, — прокряхтела я.

Какой он приятный человек, этот «третий лишний»! Только почему он Кошкина с женой называет родственничками?

— А дверь у вас кто выбил? — вопросил бородач, налив себе стакан воды из-под крана.

— Она. — Кристина Владимировна указала на меня пальцем.

Бородач, поднесший было стакан с водой ко рту, опустил руку, вхолостую клацнул челюстями и внимательно посмотрел на меня:

— Правда, что ли, бабуль?

— Правда, сынок, — я покряхтывала и причмокивала губами, как заправская старушка, — ентот.., телохранитель я…

— Дела… — не особенно сильно удивился бородач.

Он допил воду, поставил стакан в раковину, повернулся уходить, но в дверях кухни уже сказал, погрозив пальцем Кристине Владимировне:

— Ты вот что, сестрица… Дверь я, конечно, сейчас починю. Но впредь я тебя и муженька твоего попрошу выяснять отношения где-нибудь на полигоне. Чтоб жертв было поменьше. А покуда ты у меня живешь… В общем, постарайся.

И ушел.

Так это ее брат? О, как неинтересно! Я-то рассчитывала воочию увидеть драму, крушение сердец и ураган чувств. А тут…

Ну, в таком случае нужно поскорее разобраться с кошкинскими стульями и покинуть этот гостеп-риимный дом.

— Так, Крися… — просительным тоном начал было Александр Александрович, но был тут же прерван.

— Опять?! — во весь голос закричала Крися. — Опя-ять! Ты что же, в могилу меня свести хочешь?

Хочешь, да?!

— Не хочу, — глядя в пол, пробурчал Кошкин.

— Не знаю я, где эти стулья твои дурацкие могут быть! — заголосила она. — Я ж тебе документы официальные показывала! С печатями!

— Да верю я, верю, — оправдывался Кошкин, — но, может, они там где-нибудь в запасниках свалены? А? Может, их не успели отвезти?

— Может, и свалены, — плачущим голосом согласилась Кристина Владимировна, — но я-то здесь при чем? Я здесь при чем?

Я посмотрела ей в глаза — не врет. Это опять, если хотите, интуиция. А я этому своему шестому чувству привыкла доверять. Ни разу еще оно меня не подводило.

— Ты бы, Крися, позвонила куда надо… — осторожно попросил жену Кошкин. — Может, там посмотрели бы?..

— Не буду я больше никуда звонить! — Она решительно поднялась со стула, далеко обойдя нас, проследовала к шкафчику, достала оттуда сигареты и, закурив, вернулась на свое место. — И так уже всем там глаза намозолила! Да на какой хрен они сдались тебе, эти стулья чертовы?

— Сдались, значит… — пробормотал совершенно потерянный Александр Александрович, — значит, помочь нам.., мне не хочешь?

— О, боже мой, — выдохнула Кристина Владимировна, — ну за что мне такое?! За что?! — Она снова начала кричать.

Все, по-моему, нам пора. Здесь уже ловить нечего.

Видимо, и Кошкин тоже так подумал. Он положил тряпку в раковину и неловко затоптался на месте. На жену свою он смотрел, как пес на побившего его хозяина.

— Пойдем мы тогда…

Кристина Владимировна молча кивнула, затягиваясь сигаретой. Мы вышли в коридор, где бородач, кряхтя, приколачивал верхнюю петлю. Снятая дверь стояла, прислоненная к стене.

Увидев нас, бородач что-то буркнул себе в густую растительность на лице — видимо, попрощался — и ушел в дальнюю комнату.

Александр Александрович ступил за порог.

— Саша! — раздалось позади нас.

Кошкин обернулся. Я деликатно удалилась на лестничную площадку. Там все равно было прекрасно слышно, что происходит в квартире. И даже видно. Двери-то не было.

— Ты когда теперь еще зайдешь? — не глядя на него, негромко спросила Кристина Владимировна.

Заплаканная и притихшая, она теперь не выглядела такой мегерой.

— Зайду, — неопределенно ответил Кошкин, тоже не глядя на нее.

— Ну, до свидания?

— Ага…

Александр Александрович быстро покинул квартиру и, пробежав мимо меня, загрохотал вниз по лестнице. Тоже попрощавшись, я поковыляла за ним.

* * *

На улице уже стемнело. Заваленный руинами былого великолепия двор в сумерках напоминал чащу сказочного леса. Я посмотрела на часы — половина девятого. Скоро ночь.

— Где же нам переночевать-то? — спросила я у Кошкина.

Он остановился у подъезда. Сунул руки в карманы и, глядя вниз, ковырял носком ботинка асфальт.

— Ночевать? — переспросил он. — Подожди, сейчас… Я ее знаю…

— Кого? — не поняла я.

— Да Крисю — кого… Кристину Владимировну Н-да, вот они, прелести семейной жизни. Ничего не понимаю. На этом свете не так уж много вещей, в которых я ничего не понимаю, но сейчас…

Отвернувшись к «сказочной чаще», я наконец закурила. Позади хлопнула дверь подъезда. Я обернулась — Кристина Владимировна, облаченная уже в легкий белый плащик, подошла к Кошкину и взяла его под руку.

А она очень даже ничего была, стройненькая такая, невысокая — чуть-чуть повыше Кошкина.

Лицо красивое, строгое. Чем-то похожа на Мэри Поплине из детского фильма. Сходство дополнял небольшой зонтик в руках, — Поехали, — голосом уже более мягким проговорила она, — тетя Маша сегодня сторожит, так что.., можно. Посмотрим, может быть, и вправду где-нибудь стоят еще…

Явно повеселевший Александр Александрович незаметно для нее подмигнул мне — видишь, мол, как?

— Ну и славно, — зашлепала я губами, — спасибо, дочка, здоровьичка тебе…

Кристина Владимировна недоуменно посмотрела на меня и плотнее прижалась к Кошкину.

— А куда, Саш, ты нашу машину поставил? — спросила она.

Нашу? Вот здорово! Надо будет сейчас держаться поближе к Александру Александровичу, может, ему опять по черепу достанется. Зонтиком, например.

— Машину-то? — деланно беспечным тоном переспросил Кошкин. — Машину я на стоянку поставил. Так что… Да мы сейчас поймаем, ты не беспокойся! — При слове «поймаем» он вопросительно посмотрел на меня.

Кристина Владимировна поморщилась:

— Вот еще… Далеко стоянка-то?

— Далеко-о! — замахал свободной рукой Кошкин. — Далеко! В Заводском районе. Да нам только до дороги вот добежать, и все!

— Добежать… — Кристина Владимировна снова поморщилась, покосилась на меня — а любо.., телохранитель твой.., того.., добежит?

— Ого-го! — внезапно расхохотался Кошкин. — Телохранитель мой добежит!

* * *

Не успели мы отойти от подъезда, как Александр Александрович, обрадованный появлением жены, тут же рассказал ей о наших злоключениях, все по порядку, начиная с того момента, когда мы с ним познакомились в кафе.

Только про то, как я на даче приводила в порядок его расстроенную психику, Кошкин, естественно, умолчал. Напротив, он стал уверять, что любовницей назвал меня в запальчивости, в ходе, так сказать, ссоры, желая уколоть Кристину Владимировну тем, что уж лучше со старухой, чем.., ну и так далее, и тому подобное.

Кристина Владимировна подозрительно посмотрела на меня, но я была еще в гриме, так что она только пожала плечами. Даже предложила мне вернуться к ней и привести, как говорится, себя в божеский вид. Наверное, хотела посмотреть на меня без этих лохмотьев и краски на лице.

Оценить, что ли, хотела — как потенциальную разлучницу?

Впрочем, семейные дела моего клиента сейчас меня интересовали меньше всего. А переодеться, то есть сменить обличье, надо — старое само себя изжило. Я это почувствовала особенно ясно. Снова что-то вроде интуиции.

Мы вернулись в квартиру. Бородатый брат Кристины Владимировны (просто Кристины, она просила меня называть ее просто Кристиной) при виде четы Кошкиных закатил глаза и, быстренько одевшись, ушел к соседу. Играть в шахматы.

А дверь он уже успел починить. С руками, как говорится, мужчина.

Кристина провела меня в комнату, где лежали ее вещи, я выбрала что-то и пошла в ванную смывать грим и переодеваться.

В ванной на полочке лежала стопка только что выстиранной мужской одежды. Брата, конечно, одежда. Я положила Кристинины шмотки на край ванны.

Если у моего сослуживца Виктора лучше всего получалось маскироваться под женщину, то я попробую под мужчину. Когда-то тоже неплохо выходило.

Одежда мне несколько великовата, но это даже хорошо — удобно будет скрывать мои формы. Мне всегда было довольно сложно при перевоплощениях в лиц другого пола скрыть чисто женские особенности фигуры. Просто особенности у меня такие… Остальное — манера держаться, походка, речь, грим — давалось намного легче.

Закончив переодеваться и краситься, я посмотрела в зеркало. Отлично! Из меня получился стройный молодой мужчина чуть выше среднего рос га Просторные джинсы и свитер. Волосы я не стала прятать — мало ли сейчас длинноволосых парней ходит, — просто завязала их сзади в хвост. Нормальный мужик — сумочка вот немного не того…

Ну да ладно, это не так важно.

Кристина и Александр Александрович стояли в прихожей — дожидались моего появления из ванной. Когда я вышла, Кристина взвизгнула от восторга, а Кошкин только самодовольно улыбнулся и произнес, глядя на нее:

— Ну, что я тебе говорил?

Интересно, что это он там про меня успел наплести?

Тут я вспомнила еще кое-что.

— Кристина Владимировна, можно попользоваться вашим телевизором? — спросила я. — Буквально несколько минут.

— Конечно, можно, — растерянно ответила жена Александра Александровича, — но мы же собирались…

Она, видимо, решила, что я боюсь пропустить любимый телесериал.

Я прошла в комнату, где у них стоял телевизор, раскрыла свою сумку и достала оттуда прибор наблюдения за маячком. Кстати, моя гордость — я его сама переделывала — он был рассчитан на поиски по Московской области, но я заложила туда другую карту — этого вот городка. Пришлось, конечно, повозиться — неделю просидела перед компьютером, но.., дело того стоило.

Я быстро подсоединила мой прибор к телевизору. Так, теперь можно включать.

Нажав кнопку, я несколько опешила — на загоревшемся экране возникла подробная карта города. Но удивила меня не карта, а то, что на ней не наблюдалось никаких признаков сигнала маячка.

Странно. Как же они заметили его? Ну, даже если Никошкин и компания все-таки распознали в кусочке грязи мой прибор, то как сумели они его уничтожить?

Демонтировать маячок невероятно сложно — под маскировочным слоем у него есть слой защитный. Проще говоря, как маячок ни колошмать, он все равно будет посылать сигналы. Чтобы нейтрализовать передатчик сигналов, маячок нужно поместить в особый химический состав.

Неужели Никошкин додумался до этого? То есть не Никошкин, а этот самый Алкаш. Тот, который узнал меня в обличье старушки.

Очень, очень странно. Создается впечатление, что мы с этим Алкашом чуть ли не на равных — все мои трюки он с легкостью разгадывает.

— Ой, а что это?

Кристина Владимировна решила посмотреть, что это я тут делаю. Наверное, в надежде, что снова обнаружится что-нибудь интересненькое.

— Ничего особенного, — мрачно ответила я, выключая телевизор и убирая свой прибор обратно в сумочку, — пойдемте на склад. А то и так уже ночь на дворе.

— Давайте, девочки, давайте, — в комнату заглянул Кошкин, — быстрее, девочки… — посмотрел на меня и осекся, — ., и мальчики.

Мы с Кристиной Владимировной рассмеялись и прошли в прихожую.

— И как же вас теперь называть? — все еще улыбаясь, спросила Кристина, когда мы выходили из квартиры.

— Да так и называйте, — пожала я плечами, — Женя. Евгений то есть.

Глава 7

Оказывается, склад городской прокуратуры находился вовсе не в одном с нею здании и даже не рядом. Он почему-то располагался в Ленинском районе — почти на другом конце города. На окраине.

Это было кирпичное одноэтажное здание, покрытое, насколько я смогла разглядеть в наступившей темноте, красной краской. Торцом своим здание прилегало к мрачной высокой стене какого-то завода.

— Ничего себе домик, да? — заметив, что я внимательно изучаю местность, сказала Кристина.

— Глухое местечко, — отозвалась я, — мрачноватое.

— Что есть, то есть, — согласилась она. — А вы знаете, Женя… Евгений то есть, там внизу, — Кристина топнула ногой, — настоящие катакомбы, мне как-то пришлось там побывать, вот уж действительно мрачноватое местечко. Как вспомню — мороз по коже. Настоящее подземелье.

— Катакомбы?

— До войны еще здесь хотели сделать убежище или штаб какой-то, не знаю, — пояснила Кристина, — недостроили, и вот…

— И в этом убежище у вас теперь помещается склад? — поинтересовалась я.

— Да что вы! — махнула рукой моя собеседница. — Хорошо, если мы занимаем какую-нибудь сотую часть. Основное помещение давно заброшено. Оно даже не заперто — кому придет в голову там бродить? Ничего интересного нет, жутковато, правда, немного, да и заблудиться можно…

— Экскурс в историю закончен? — осведомился Кошкин. Он расплатился с водителем машины, доставившей нас сюда, подошел к нам минуту назад и без интереса слушал наш разговор. Потом резко оборвал его.

Похоже, мой охраняемый снова начал нервничать. Ну что ж, теперь есть кому его успокоить.

Только очень сомневаюсь, что у Кристины Владимировны обнаружится желание следовать моему способу успокоения взвинченных мужских нервов.

Мы подошли к большой железной двери склада.

Кристина нажала кнопочку звонка, отчетливо белевшую на темно-красной стене.

Коротко прозудело.

Открыли нам почти сразу же. Правда, открыли не саму дверь, а маленькое окошечко, которое почему-то находилось на уровне чуть ниже пояса человека среднего роста.

— Кто там? — раздался из этого окошечка грозный женский голос. — Кого еще несет?

— Меня несет, — ответила Кристина Владимировна, наклоняясь, чтобы показать в окошечко свое лицо, — здравствуй, теть Маш, это я…

— Господи боже ж мой! Кристина Владимировна! Что это вы так поздно? Случилось чего?

— Да ничего особенного, тетя Маша. Ты открой нам, тут.., товарищ забыл кое-что на складе, — попросила Кристина.

— Какой еще товарищ? — В окошечке показалось сморщенное старушечье лицо. — А-а, Сан Саныч, — имя Кошкина тетя Маша произнесла тоном явно недовольным, — опять по ночам ходите… С дружком еще пришел, — тетя Маша заметила меня.

— Необходимость, — ласково объяснила Кристина, — открывай, теть Маш.

Кошкин что-то злобно проворчал. Нервы.

Окошко захлопнулось. Скрипнув, отворилась тяжелая железная дверь. На пороге показалась тетя Маша. Она была неожиданно высокого роста. Бедная, ей пришлось сгибаться в три погибели, чтобы заглянуть в это окошко. В ее-то возрасте.

Тетя Маша подозрительно глянула на меня, потом — вопросительно — на Кристину. Та кивнула ей и что-то шепнула на ухо.

— Проходите, — тетя Маша посторонилась, пропуская нас в помещение.

Она заперла дверь и, отцепив с пояса ключи, передала их Кристине.

— Только побыстрее…

— Мы быстро, — пообещала Кристина, подталкивая нас за небольшую дверь с табличкой «Первое складское помещение». — Спасибо, теть Маш.

— Пожалуйста… — проворчала нам вслед строгая хранительница подземелья.

Прямо от порога двери начиналась лестница, спускающаяся круто вниз. Впереди шла Кристина Владимировна, за ней я, а замыкал шествие Кошкин.

— «Спасибо, теть Маш», — ворчал он, — «мы быстро, теть Маш», цацкаются с ней, как… Тоже мне, велика птица — сторожиха…

— Тетя Маша уже тридцать лет работает сторожем, — наставительно произнесла Кристина — она услышала ворчание своего муженька. — Между прочим, она Герой Труда, орден у нее есть. А ты вечно считаешь таких работяг ниже себя…

— Ну, знаешь! — ответил ей Александр Александрович. — Если человек тридцать лет пыхтел за гроши… Я бы за это не то что орден.., я бы… — Он как-то раздраженно хохотнул.

— Тоже мне, — отозвалась Кристина, — думаешь, я не знаю, на чем ты сделал свои первые деньги?

Она уже заводилась. Да и Кошкин тоже был порядком взвинчен. Только семейных скандалов мне не хватало!

— Да ты, ты-то!.. — уже закричал Александр Александрович.

Лестница кончилась. Теперь супруги стояли друг против друга, нахохлившись, славно боевые петухи.

— Ну хватит вам! — Я развела их по сторонам, как рефери на ринге разводит по углам боксеров. — Брейк! Вы забыли, что ли, зачем мы сюда пришли?

— Я-то, может быть, и не забыл… — снова начал Кошкин.

— Ну, все, все, — подняла руки вверх Кристина, — действительно, нашли время…

— Вот и славно. — Я достала сигареты. — Здесь можно курить?

— Курите, только осторожно, — разрешила Кристина, — а мы пока начнем поиски. В сам склад с сигаретой ни в коем случае нельзя.

— Ну уж нет, — запротестовала я, сунув сигареты обратно в карман, — в таком случае я воздержусь. А то вас вдвоем отпускать…

Кристина Владимировна пожала плечами. Кошкин с видом оскорбленного достоинства шмыгнул носом. Его жена открыла очередную дверь и, ступив за порог комнаты, включила свет. Мы с Александром Александровичем прошли за ней в помещение с низким потолком, похожее на коридор, только пошире. Вдоль стен здесь были навалены самые разнообразные вещи — от маленькой настольной лампы до старого, местами заржавевшего мопеда.

Никакой системы в расположении вещей не наблюдалось — склад городской прокуратуры больше всего напоминал свалку утильсырья.

Где-то далеко впереди виднелась еще одна дверь.

— Это и есть склад? — спросила я.

— Нет, — усмехнулась Кристина, — только часть, — она на секунду задумалась, — примерно одна десятая… Там впереди еще несколько таких же помещений.

— Нормально, — у Кошкина даже вытянулось лицо. — Я-то в прошлый раз просто посмотрел бумажки. Нам тут неделю ковыряться придется…

— Придется, — согласилась с ним жена, — если ты так же будешь трепать языком вместо того, чтобы искать.

— Может быть, все-таки разделимся, — подумав, предложила я, — так быстрее получится. Вы как, Кристина?

— Наверное, можно.

— Тогда Александр Александрович останется в этом помещении, вы проходите в следующее, а я — еще дальше. Только дайте мне ключи, — распорядилась я.

Кристина Владимировна, очевидно, несколько опешила — она все-таки была заведующей этого склада, а тут я начала наводить свои порядки. Она вопросительно посмотрела на мужа. Тот кивнул ей: мол, делай, как скажет она.

Молодец, Кошкин!

Кристина протянула мне ключи, и мы с ней прошли дальше, оставив Александра Александровича копаться в хламе первого помещения.

* * *

Мы договорились следующим образом: чтобы не перекапывать по несколько раз одно и то же место, я пойду в самый дальний зал и стану передвигаться к началу. Александр Александрович и Кристина двинутся мне навстречу.

Во избежание очередной семейной ссоры я распорядилась, чтобы Кошкин и его жена работали в разных залах — так и производительность повысится, и.., потише будет.

* * *

Я шла по бесконечным полутемным помещениям. Вдоль стен громоздились груды вещей. На каждой, даже самой маленькой белели бумажные бирочки. С печатями. Это, наверное, чтобы не было беспорядка.

Я-то сначала удивилась, почему этот склад такой огромный. Неужели местная прокуратура столько наконфисковала? Но потом Кристина Владимировна мне объяснила.

Оказывается, на этом складе были свалены не только вещи, принадлежащие собственно прокуратуре, но и разнообразное имущество других учреждений внутренних дел.

Ага, вот оно — последнее помещение! Находившиеся здесь вещи вообще не имели бирок. Да и вещами-то их назвать было трудно, просто рухлядь.

Тщательно исследуя зал, я медленно двигалась к переходу в следующее помещение.

Вдруг мое внимание привлек едва слышный хлопок. Как будто за дверью кто-то негромко хлопнул в ладоши. Я подошла к двери, открыла ее и прислушалась — выстрел? Вполне может быть.

Если стреляли где-нибудь в другом конце склада, то звук выстрела еле-еле донесется сюда.

А может быть, это просто кто-нибудь что-нибудь уронил?

Через пару секунд я услышала какие-то крики.

Я сорвалась с места и бросилась бежать через полутемные складские помещения.

Скорее всего это был выстрел. Крики еще какие-то… Было бы глупо думать, что это супруги Кошкины снова начали выяснять отношения — палят друг в друга из пистолетов.

Которых, кстати, у них не было.

Я пробежала уже примерно половину пути, как вдруг навстречу мне неизвестно откуда вынырнула давешняя старушка-сторожиха. Тетя Маша.

— Ой!! Ой-ей-ей! — благим матом закричала она, вцепившись в мою одежду. — Ой-ей-ей!! Ой, молодой человек, помогите!! Там.., случилось!

Я схватила злополучную бабку за плечо и здорово тряханула.

— Что случилось? Где случилось? Говорите тол ком!

— Кристина-то Владимировна!.. С мужем-то… ой-ей-ей!!

Несмотря на мое требование говорить толком, тетя Маша, кроме рыданий, ничего принципиально нового выдавать не собиралась. Всхлипывая и приседая от ужаса, она тащила меня куда-то за собой.

— Там они, там!! — кричала она уже в полный голос. — Ну, чего ты, парень?! Там они, там!!

Что-то неясное, какая-то тревога шевельнулась во мне, но надолго задумываться не было времени — где-то вдалеке, в том направлении, куда тащила меня старуха, раздался еще один выстрел.

Послышался полузадушенный крик. Я побежала за старухой, которая с неожиданно приличной скоростью семенила впереди меня, показывая дорогу.

«Со страху, наверное, бабка резвость проявляет», — успела подумать я.

Сначала мы бежали по уже знакомым мне залам, где должны были работать супруги Кошкины.

Потом бабка свернула куда-то в боковой проход, который я в темноте едва заметила.

Теперь мы двигались по совсем темным узким коридорам. Как в преисподней, честное слово.

Будто в третьесортном фильме ужасов. Не хватало еще, чтобы из-за угла выскочило какое-нибудь страшилище.

Впереди, уже более громко, прогремел еще один выстрел. Крик тоже повторился. Это уже почище всяких страшилищ.

Только вот со странной периодичностью повторялись выстрел и крик.

Впрочем, раздумывать сейчас некогда — впереди замаячил свет. Я услышала еще два выстрела.

На ходу открыла свою сумочку и нащупала в ней первое, что более или менее подходило к сложившейся ситуации — сейчас ведь, если я не ошибаюсь, мне предстоит рукопашная схватка.

Браслет. Я натянула его на руку и застегнула сумочку. Вот так.

— Здеся! — обернулась ко мне бабулька. — Здеся!

Комната впереди с неплотно прикрытой дверью, откуда пробивается свет.

Тетя Маша остановилась, всем своим видом показывая, что входить в комнату не собирается. Уступает это право мне.

Ну что ж, мне так мне. Не останавливаясь, я подпрыгнула и ногой сшибла дверь с петель. Хилая деревянная дверь отлетела в сторону, и я прочно утвердилась на середине комнаты. Встала, опустив руки, как говорится, по швам.

А мне больше ничего и не оставалось — где-то метрах в двух от меня, у обшарпанной кирпичной стены стоял бритоголовый амбал в традиционном спортивном костюме и целился из пистолета мне в голову.

Попалась. Как ребенок, надо сказать, попалась.

Впрочем, о том, что впереди меня ожидает ловушка, я догадалась еще до того, как очутилась в этой комнате. Я подпрыгнула и, пролетая мимо тети Маши, заметила, что старушка после довольно интенсивного бега совсем не запыхалась. И еще я успела перехватить ее взгляд — не испуганный, а жесткий, наблюдающий за мной и даже какой-то оценивающий.

Надо ли говорить, что обыкновенные старушки в экстремальных ситуациях так себя не ведут?

* * *

Комнатка была небольшая. Даже не комнатка — отсек в подвале, каменный мешок — голые сырые облезлые стены, покрытые плесенью, лампочка на перекрученном шнуре.

И все.

Стандартные застенки — декорация для того же третьесортного фильма ужасов.

— Та-ак, — грубым мужским голосом произнесла тетя Маша, входя в комнату, — здравствуй, Женя Охотникова.

Стараясь двигаться как можно медленнее, чтобы дуболом, который держал меня на мушке, не вздумал разрядить пистолет мне в голову, я повернулась к ней. Точнее — к нему.

Вот интересно: я — женщина, а переодета мужчиной; он — мужчина, переодетый женщиной.

Дурдом.

А кстати, кто это — он?

Хотя, впрочем.., какой-то уже вполне осязаемый образ крутился у меня в голове. Не хватало…

Как в мозаике — не хватает одной небольшой детальки для того, чтобы картина стала совсем ясной.

— Давай, Санек, — произнесла «тетя Маша», вынимая откуда-то из-под длинной неопрятной юбки небольшой пистолет, — можешь быть свободен, ты свое дело сделал. А я с этим пареньком… то есть девушкой.., поговорю.

Санек, так и не поняв, по всей видимости, к какому полу я принадлежу, глупо гыгыкнул и опустил пистолет. Шагнул вперед.

Это был момент, когда у меня появился реальный шанс на освобождение — краем глаза я держала в поле зрения «тетю Машу», до Санька я могла дотянуться ногой, поднять ствол он бы не успел.

Санек вышел.

А я почему-то была уверена, что псевдосторож успеет застрелить меня, прежде чем я нейтрализую его сообщника. Ведь человек, который так легко поймал меня в ловушку, ведь именно этот Санек стоял тут, стрелял в стены и кричал полузадушенным голосом, человек, который так искусно может сменить обличье, что даже я не сразу заметила…

Стоп!

Вот она — недостающая деталь мозаики! Меняет внешность, знает меня… Облик женщины… Тетя Маша вылитая, один в один…

— Привет, Виктор, — просто сказала я.

— Узнала? — несколько удивленно спросил Виктор, он же — Алкаш, он же — не знаю, кто еще. — А я думал, так изменился, что ты меня не узнаешь.

— Ребят из «Сигмы» я везде узнаю, — несмотря на мое, надо сказать, довольно невеселое положение, я усмехнулась. И тут же выругала себя за это.

Получается, что я в завуалированной форме прошу не убивать меня — мол, коллеги все-таки. Хоть и бывшие.

— Убивать тебя я не собираюсь, — словно угадав мои мысли, произнес Алкаш-Виктор, — было бы глупо…

Уже хорошо. Правда, пистолет он не опустил.

Я встала поудобнее — переступила с ноги на ногу. Виктор настороженно следил за моими движениями.

— Ты, Женя, поосторожнее, — предупредил он, выразительно указав взглядом на пистолет в своих руках, — если что, я… А то рука у тебя больно уж тяжелая, — усмехнувшись, добавил он, — как мне тогда в этом самом Доме творчества врезала… Хорошо, я человек тренированный. Другого кого и убила бы запросто…

«Запросто, — подумала я, рассматривая браслет на своей руке, — да ты и сейчас, мой милый, совсем не в безопасности находишься…»

— У меня к тебе предложение, — продолжал он, присев на корточки. — Ты сама прекрасно понимаешь, что, кроме меня, у тебя в этом городишке конкурентов нет. По части подготовленности и профессионализма.

— Верно излагаешь, — снова усмехнулась я.

— Так вот, о сути моего предложения ты, я думаю, уже догадалась.

— Догадалась, — подтвердила я, — убрать конкурентов, которые нам вовсе и не конкуренты, и стать.., настоящими хозяевами ситуации, так?

— Правильно.

Мы с минуту помолчали.

— Слушай, Виктор, — спросила я вдруг, — а почему тебя здесь Алкашом прозвали?

— Алкашом?.. — не сразу ответил он. — История долгая и не совсем приятная… В общем, после того как я ушел из «Сигмы», спустя год после твоего ухода…

"Ого, — подумала я, — а у него подготовка-то получше моей — еще один год был в отряде. Теперь понятно, почему он меня вычислил так легко.

И в угол загнал, вот в этот".

— Тошно мне было, оттого и ушел… — продолжал Виктор, — нас же в эти гребаные арабские страны послали. Порядки наводить. Там я и… Не сломался, конечно, а.., надломился, в общем. Пить стал. Сюда приехал, думал занятие найти поспокойнее — не получилось, не умею я мирно жить…

Жениться даже хотел, но ты видела, — он провел рукой по лицу, стирая грим, и обнажилась изуродованная крупными оспинками кожа, — снаряд рядышком разорвался. В горах дело было — каменными осколками мне вывеску и попортило.

Кому я на хрен такой нужен?

— Ну-у, — протянула я, — подумаешь…

— Не в гриме же мне весь век ходить… Ну ладно, хватит про это. В общем, никуда я не устроился, и спокойной жизни у меня не получилось…

«Вон оно что, — снова подумала я, — а у меня разве получилась мирная жизнь?»

— Как-то раз шел домой, пристали какие-то…

Куртку хотели снять. Пятеро их было или шестеро, не помню уже. Ну, я их и пораскидал по углам.

Трое насмерть, остальные вроде выжили. Тогда-то меня и заметили. Первое время на кого попало работал, потом к этому Никошкину прибился. Старался не высовываться особо. Ну и имидж, так сказать, у меня сложился соответствующий.

— Терминатор-костолом? — догадалась я.

— Верно. А когда про тебя услышал, так все искал встречи с тобой. Вот как получилось. Я же тебя отлично помню. Хамелеон, — Виктор посмотрел мне в глаза и поднялся, — ты одной из лучших у нас была.

— Да я и сейчас, — пококетничала я, — довольно-таки…

Несмотря на эти душещипательные разговоры и доверительный тон, пистолета он не опускал. Черное дуло все так же смотрело мне в лоб.

Снова помолчали.

— И какое же место мне отводится в предлагаемом тобой союзе? — спросила я. — На подхвате?

— Нет, — серьезно покачал головой Виктор, — пятьдесят на пятьдесят. На равных.

Я ответила ему таким же серьезным и заинтересованным взглядом. Пистолет в руках Виктора не дрогнул. Молодец, на провокации не идет. Одной рукой он достал из кармана пачку сигарет, зубами вытащил сигаретку, положив пачку на место, прикурил от зажигалки. Во время этих манипуляций глаз с меня он не сводил.

Я тоже закурила.

— Значит, так, — снова заговорил он, — дверь склада я запер, взломать ее невозможно, запасного выхода тут нет — я проверял. Сейчас на этом складе находятся Никошкин, трое его ребят, Длинный еще, Антоха, — Виктор усмехнулся, — здорово, ты, кстати, с маячком-то придумала. Как в Афгане, помнишь? Душманов с такой фигней на заднице в горы отпускали.

Конечно, я помнила.

— Так вот, — посерьезнев, продолжал он, — смена в семь часов, сейчас — половина двенадцатого. За семь с половиной часов мы должны сделать так, чтобы отсюда никто, кроме нас, не вышел. Да еще эти стульчики поискать — деньги-то, они всегда пригодятся. По-моему, времени более чем достаточно.

— А что, кстати, с моим клиентом? — поинтересовалась я. — С Кошкиным? И с его женой?

— С ними-то? — Виктор посмотрел на часы. — Да я так думаю, что уже ничего… То есть такие больше не числятся в списках живущих на этом свете.

Черт возьми! Н-да, ну и телохранитель из меня!

Просто пятно на мою профессиональную репутацию. Кристину жалко. Ну да что уж теперь — из мертвых-то их не воскресишь. Нужно думать, как самой из всего этого выпутываться.

Становиться «хозяйкой ситуации», пусть даже в этом городке, мне не хотелось. Я затем и ушла из отряда, чтобы пожить нормальной жизнью. А отказаться — тоже нельзя. Виктор, выслушав мой отказ, спокойно нажмет на курок. Свидетели ему ни к чему. Да вообще оставлять меня, в живых ему нельзя. Ведь я единственная, кто может составить ему конкуренцию. Другой вопрос, что эту самую конкуренцию я никому составлять не собираюсь, но для него, безусловно, проще избавиться сейчас от потенциального противника, чем ждать, пока я, нанятая за хорошие бабки каким-нибудь обиженным местным предпринимателем, сама прострелю ему голову.

Так что пока лучше согласиться. Дальше посмотрим. Мне и самой не хотелось убивать бывшего коллегу. Однополчанин все-таки.

Кстати, предложенный Виктором план относительно Никошкина и компании я целиком и Полностью одобряла.

— Ну так как? — Виктор внимательно посмотрел на меня.

— А как еще? — пожала я плечами. — Клиента моего теперь нет, так что надо о себе позаботиться. — Я бросила окурок на землю и затоптала его.

Сказала, поправив сумочку на плече:

— Пойдем, раньше начнем — раньше закончим. \ Виктор опустил пистолет.

* * *

Пока мы шли по коридорам, Виктор снял с себя старухино одеяние. Под ним оказались черные просторные джинсы и шелковая черная же рубашка.

О судьбе тети Маши я не спрашивала — и так все понятно. Надеюсь, он хоть прикрыл ее труп чем-нибудь, а то обнаженная старуха.., не очень, я думаю, приятное зрелище. Мне-то ничего, я и не к такому привыкла. А вот каково будет ментам, которые завтра сюда приедут?

Свой пистолет Виктор сунул за пояс. Теперь мой союзничек шел впереди меня — показывал дорогу. Доверяет. Хотя навряд ли. Наверняка у него еще какая-нибудь штучка на случай моего вероломства припасена — не мальчик же он, в самом деле.

Все-таки четыре года в отряде «Сигма»…

Глава 8

Мы шли примерно около минуты. Я слышала только наши гулкие шаги и звон капель, падающих с потолка на каменный пол.

Настоящее подземелье!

Жалко все-таки Александра Александровича.

И Кристину жалко. Раньше, когда я проходила службу в отряде «Сигма», чья-нибудь смерть, пусть даже сослуживца, меня не очень бы и взволновала.

Нас ведь так и учили: цена жизни невелика, главное — выполнить задание.

Сейчас, в гражданский, так сказать, период моего существования, мое отношение к смерти несколько изменилось — гораздо важнее остаться в живых, выжить, чем положить голову, скажем, за того же Кошкина. Или любого другого бизнесмена с толстым кошельком.

Хотя подобные задания редко бывают по-настоящему опасными. Правда, ситуация, в которую я сейчас попала, точно не из простых. Ведь на этот раз я имею дело не с тупыми гоблинами, а с человеком, практически равным мне по умению и силе.

Интересно, какие показания будет давать брат Кристины Владимировны, когда менты, расследующие убийство четы Кошкиных, придут к нему?

Я представила себе кудлатого быкообразного Кристининого братца, повествующего грозным операм о визите мужа сестры с телохранителем — бабулей преклонных лет, которая вошла в квартиру, выбив ударом ноги входную дверь.

В милиции меня пока еще не знают, а вот если обратятся за советом к местным предпринимателям… Впрочем, посмотрим еще, что там будет…

Мы вышли на своеобразный перекресток — здесь наш коридор разветвлялся сразу на четыре узких тоннеля.

Виктор внезапно остановился. Я тоже замерла.

Где-то впереди раздавались шаги. Я прислушалась — шаги приближались. Идущий, очевидно, не подозревал о том, что кто-то может охотиться за ним, — топал равномерно, не заботясь ни о какой маскировке.

Полминуты спустя, когда идущий приблизился, я даже расслышала, как он насвистывает какую-то песенку.

Разве можно быть таким беспечным на серьезном мероприятии? По-моему, сама обстановка, декорации, так сказать, должны обязывать…

Виктор достал свой пистолет.

Из-за поворота показался тот самый Санек, который держал меня на мушке, когда лжететя Маша заманила меня в ловушку.

Я отступила на шаг. В темноту.

— Алкаш, это ты, что ли? — прищурившись, осведомился Санек. Парень смачно чмокал жевательной резинкой, широко открывал рот и демонстрировал, как он перекатывает жвачку от одной щеки к другой.

Отвратительное зрелище.

— А меня к тебя послали, велели передать, что ждут у выхода. Ты закончил с пацаном, а то… — Тут Санек, по всей видимости, заметил меня. Осекся и начал вглядываться в темноту.

— Кто ждет у выхода? — спросил Виктор. Я видела, как он неслышно снял пистолет с предохранителя.

— А? Шеф там.., и Толстый… — Санек с заметным усилием выговаривал слова — он в упор смотрел на меня. Даже резинку перестал жевать.

Судя по внезапно появившимся морщинам на его низком лбу, Санек был слишком занят мыслительным процессом — наверное, он раздумывал, что я на самом деле такое — привидение или сложнонаведенная галлюцинация?

— А Длинный где? — как ни в чем не бывало поинтересовался Виктор.

— Длинный-то?.. Длинный… Не знаю… Слушай, Алкаш, а этот чего там?.. — Санек приподнял руку, чтобы указать на меня.

— Где, — без вопросительной интонации выговорил Виктор и, вскинув пистолет, в упор выстрелил ему в лоб.

Санек всплеснул руками и, сохраняя на лице удивленное выражение, рухнул на пол. Голова его, ударившись о камень, откинулась набок, а из приоткрывшегося рта струйкой крови вынесло большой кусок жевательной резинки.

— Так, — произнес Виктор, снова пряча свой пистолет за пояс, — один готов.

— Осталось еще четверо, — машинально произнесла я, глядя на белеющий комок жевательной резинки, — Никошкин, Длинный и два барбоса из вашей шайки.

— Четверо, — подтвердил Виктор и посмотрел на часы, — ну что ж, если вызывают, надо идти.

Давай мы здесь разделимся. С Никошкиным и Толстым я быстро справлюсь… Встретимся, допустим.., через полчаса у входа. Там, где бабка дежурила.

Виктор внимательно взглянул на меня.

— Ладно.

Сначала подставляет мне свою спину, потом предлагает разделиться. Ведь, если мы разделимся, он не сможет наблюдать за мной. Просто какие-то чудеса доверчивости!

Ну нет, в чудеса я не верю. Наверняка он чем-то подстраховался на тот случай, если я попытаюсь его обмануть. Но чем?

— Вот еще что. — Виктор, не спуская с меня глаз, закурил… — Длинный должен был по приказанию шефа искать стулья. Так что он там, — Виктор махнул рукой по направлению, противоположному тоннелю, из которого появился Санек, — там, где складские помещения. Ну, где хлам всякий свален, ты знаешь…

— Ясно.

— Значит, через полчаса?

— Через полчаса.

Виктор уже повернулся, чтобы уходить, но снова остановился:

— Ты с Длинным поосторожнее. Он мужик непростой. Хитрый мужик. С полуслова все понимает. Мне часто кажется, что он даже меня насквозь видит. Я его хорошо знаю, он мой напарник. Несколько лет назад в воздушно-десантных войсках служил. Кстати, тоже был в Афгане. Награды там какие-то имеет… Рембо…

Я кивнула:

— Справлюсь.

Мы разошлись в разные коридоры.

* * *

Несколько минут я шла в полной тишине. Отсутствие света не раздражало. Глаза мои уже привыкли к темноте, да и смотреть-то было особо не на что — голые стены и осклизлый потолок.

Узкий коридор внезапно уткнулся в небольшую деревянную дверь. Открыв ее, я, к своему удивлению, оказалась в одном из складских помещений.

Причем, кажется, в первом или втором, если считать от входа, — вещи стояли и лежали на полках более или менее систематизированно. Даже, можно сказать, аккуратно.

Войдя, я остановилась. Дверь закрывать не стала, чтобы не хлопнула. Прислушалась. Еще тогда, когда я переступала порог зала, мне показалось, что там кто-то есть. Не то чтобы услышала, я скорее почувствовала чье-то присутствие.

Вроде никого.

Я сделала шаг и снова остановилась.

Мне почудился едва слышный шорох. На этот раз я стояла на одном месте не меньше десяти минут. За это время я ничего больше не услышала.

Странно, обычно нормальный человек не может находиться неподвижно такое продолжительное время. А любое, даже совсем незаметное движение я бы обязательно уловила.

Мыши?

Или этот Антоха Длинный — настолько серьезный противник? Все-таки тоже бывший солдат.

Десантник.

Стараясь двигаться как можно тише, я сделала несколько шагов в том направлении, откуда я слышала шорох, — к входу в следующее складское помещение.

Во время своего движения я снова уловила звуки. Теперь уже сомнений быть не могло: никакие это не мыши — человек. Просто он двигается тогда, когда начинаю двигаться я, чтобы я не слышала его шагов, — старый, между прочим, солдатский трюк. Будь на моем месте кто-нибудь другой, этот трюк вполне бы удался.

Н-да, этот Антоха Длинный, если это точно он, неплохо подготовлен. А я-то его недооценивала, называла орангутангом: тогда в Доме творчества он, конечно, оплошал — принял меня за бабку. Ну и получил соответственно.

Я продолжала двигаться на еле слышные звуки шагов Длинного. Хотя я старалась идти совсем тихо, он, видимо, обладал завидным слухом — останавливался, когда я на секунду прекращала движение, и шел дальше, когда я это движение возобновляла.

Спустя пару минут после начала этих «гонок»

(гонки! пять шагов в минуту) я заметила, что шаги Длинного стали слышны лучше. Значит, он теперь движется быстрее. Я соответственно тоже увеличила скорость примерно до десяти шагов в минуту.

Через некоторое время его шаги стали вовсе отчетливыми. Я усмехнулась — спешит, нервничает.

Таким макаром мы и совсем на бег перейдем.

Вдруг шаги прервались. Раздался характерный щелчок — так взводят затвор пистолета. Я инстинктивно присела — невероятно громко прозвучал выстрел. Где-то зазвенело разбитое стекло.

Длинный, теперь уже не скрываясь, со всех ног побежал в глубь склада. На бегу он несколько раз оборачивался и стрелял. Пригнувшись, я бросилась за ним.

Да, Длинный действительно настоящий солдат — с ходу оценил противника. И стал действовать сообразно с обстановкой — осторожно отступать. Только вот ненадолго хватило его осторожности — нервы не выдержали.

Мы пробежали уже несколько залов. Антоха еще пару раз выстрелил в меня, и стрелял он неплохо — наверняка уложил бы меня, если бы я бежала прямо, не петляя, как заяц, от пули.

Хороший солдат. Жаль будет его убивать. Что это я последнее время всех жалею? Ох, сказывается проклятая гражданская жизнь, на войне все гораздо проще: вот враг — вот автомат. И все. Никаких, как говорил наш майор Уриевский, соплей.

Впереди что-то грохнуло. Бабахнул еще один выстрел. Ага, вот оно что — дальше прохода нет, это последний зал. Оказывается, мы пробежали через весь склад.

Я упала на пол и откатилась в сторону. Осмотрелась. Так.., это грохнул шкаф, вон он лежит на боку, а рядом дверца, отвалившаяся от удара. А мой ненаглядный Длинный за ним спрятался. Залег, значит.

В зале было довольно темно. Шкаф и отвалившуюся дверцу я разглядела только по очертаниям.

Надо же было мне определить позицию противника:

Не очень хорошая позиция, надо сказать, и Антоха как опытный солдат должен это понимать — оттуда нет выхода, он прижат к стене.

Я отползла за массивную груду железных щитов.

Здорово, это вам не шкаф, защита понадежнее.

Длинному удастся выбраться отсюда только в том случае, если он подстрелит меня.

Но подстрелить Евгению Максимовну Охотникову — это утопия.

Очевидно, Длинный был категорически не согласен с этим утверждением — он выпустил в мою сторону несколько пуль. Потом долго прислушивался. Судя по звуку, сменил обойму. Я сразу попыталась рассчитать время — сколько этот процесс у Антохи длится. Солдат и есть солдат — обойму он сменил за четыре секунды. Не успею до него домчаться.

Ждать, пока у него кончатся патроны? Да нет, я придумаю что-нибудь поинтереснее. Но не мешало бы узнать, сколько у Длинного патронов. Может быть, он из тех, кто всегда таскает с собой оружейный склад.

Я негромко покашляла в кулак — так, как будто этот кашель долго сдерживала.

Расчет мой оправдался — Длинный тут же открыл по мне прямо-таки ураганный огонь.

Да, патронов у него, видимо, много. Не жалеет зарядов.

Вот только интересно, почему он меня так боится? Он действует так, как будто я не человек, а какой-то робот-терминатор. Я, конечно, не собираюсь утверждать обратное, но ему-то это откуда знать? Неужели солдатская смекалка? Или это Алкаш, то есть Виктор, так запугал его рассказами обо мне?

Ну что ж, придется опять пускать в ход актерское мастерство. На то я и Хамелеон.

Сбоку от меня горой лежали какие-то старые тюфяки или матрасы — в темноте разобрать было трудно. Стащив один из них к себе на пол, я ощупала его: отлично, то, что надо, — очень плотный и толстый.

Теперь, так сказать, генеральная репетиция. Я высунула край матраса-тюфяка за пределы моего укрепления, стараясь погромче шуршать материей о железо. На звук тут же полетели пули. Матрастюфяк несколько раз дернулся у меня в руках — попал.

Я убрала тюфяк с места обстрела и тщательно обследовала пальцами пулевые отверстия. Н-да, четыре дырки, три из них сквозные. Не пойдет.

Тогда я с трудом сложила матрас пополам и снова выставила на растерзание Антохиным пулям.

На этот раз прогремело только два выстрела — патроны, что ли, у него подходят к концу? Зато оба выстрела — в цель. Я снова прощупала пулевые отверстия — ого, отлично: двойной слой матраса пули не пробили.

Теперь можно приступать и к осуществлению плана.

План мой был до смешного прост — прикрыться сложенным вдвое матрасом и предпринять перебежку, скажем, вон к тому фортепиано. А так как в помещении темно. Длинный не разберет, что к чему, — не заметит, что я чем-то там прикрылась.

И, естественно, откроет по мне огонь. Конечно, попадет — стрелок он неплохой, как я уже успела убедиться. Достанется несчастному матрасу, я упаду и начну стонать и корчиться в предсмертных судорогах.

Ну а когда Длинный покажется из своего укрытия… Я достала из своей сумочки небольшой дротик. Расстояние здесь сравнительно небольшое — значит, я, несмотря на темноту, не промахнусь.

Матрас был довольно большим, поэтому даже свернутым вдвое я прикрыла весь корпус и голову.

Останутся открытыми ноги, но я уверена, что по ногам Антоха стрелять не будет: пока я жива — я опасна.

Чтобы мой мягкий щит не распрямился, когда я буду бежать, я связала его ремнем из своих брюк.

То есть не моих, конечно, а Кристининого брата.

Теперь у меня на бегу могут свалиться штаны…

Ну да черт с ними — здесь бежать-то всего два шага. Длинный, я думаю, быстро среагирует.

Ну, поехали!

Прикрываясь матрасом, я вылетела на открытое пространство. Как я и думала, выстрелы раздались моментально. Только их было всего два.

Ясно — у гражданина Длинного кончились патроны! Иначе в такую прекрасную мишень он всадил бы всю обойму.

Получив свои две пули, я вскрикнула, упала на пол и очень натурально забилась в агонии. Потом еще пару раз дернулась и затихла.

Спасительный матрас еще при падении я отбросила подальше от себя. Проделала я это так быстро, что Длинный наверняка ничего не заметил.

Старательно притворяясь хладным трупом, я лежала на полу с открытыми, правда, глазами. Напряженно вглядывалась в темноту — смотрела, когда же Антоха Длинный наконец покажется из своего укрытия. В правой моей руке был зажат дротик.

Прошла минута — ничего. Вторая — так же тихо. Интересно, он там что, сам скончался? Или до сих пор осторожничает? Какой предусмотрительный!

Наконец, минут через пять, когда я уже совсем застыла на холодном полу, поверх опрокинутого шкафа выросла долговязая фигура.

«Ну вот, — подумала я, без размаха метнув дротик, — и все. Заставил, однако, меня постараться».

Дротик вошел точно под подбородок — метать я умела. Даже в такой темноте я не сомневалась, что не промахнусь. Антоха захрипел и, хватаясь руками за горло, упал. Обрушил свое длинное тело на многострадальный шкаф.

Все. Уж он-то точно не притворяется. Я подошла убедиться, на самом ли деле это Длинный.

Ведь лица его я не видела.

Приподняв голову убитого за волосы, я посветила зажигалкой — точно, Длинный.

Сколько еще осталось?

Виктор уложит Никошкина и одного гоблина из его окружения. Значит, останется еще один гололобый.

Я посмотрела на часы — ого-го, да я же опаздываю! До встречи с Виктором осталось две минуты.

Ничего, успею. У меня еще, между прочим, есть полчаса в запасе. Именно на столько, по негласному кодексу свиданий, прилично опаздывать девушке.

Я снова, в который уже раз за сегодняшнюю ночь, побежала через темные залы склада городской прокуратуры.

* * *

Насквозь проржавевшая раковина вся гудела от напора бьющей по ней воды. Виктор, склонившись, мыл руки. Вода от его рук становилась красной.

Я оглядела комнатушку — стол, два стула, электроплитка на полу — здесь коротала свои ночи сторожиха тетя Маша. Покойная. Здесь же Виктор должен был встретиться с Никошкиным и еще одним бандитом из никошкинской банды — неким Толстым.

Не похоже, чтобы в этой комнате происходила схватка.

Тут я обратила внимание на небольшую замызганную дверь. Грязь таким толстым слоем покрывала ее поверхность, что надпись на двери мог бы разобрать только человек, обладающий недюжинной смекалкой: «Т…л…т».

«Туалет» — догадалась я (очевидно, человек, обладающий недюжинной смекалкой, — это именно я).

Из-под двери туалета, словно в заправских фильмах ужасов, вытекал широкий красный ручеек. На выщербленном полу, покрытом осколками плитки, уже образовалась лужица.

— Ну как, — не оборачиваясь, спросил Виктор, — Длинный?

— Уже никак, — устало ответила я, прикуривая.

Виктор одобрительно хмыкнул.

— А у тебя? — в свою очередь, поинтересовалась я.

— Никошкин и Толстый, — выпрямившись и вытирая руки о джинсы, ответил он.

Я покосилась на дверь туалета.

— А.., тетя Маша тоже там?

Виктор молча кивнул.

— И Кошкины?

Он внимательно посмотрел на меня:

— Нет, они лежат где-то в складских помещениях… Не видела их там?

— Нет. — У меня в груди шевельнулась надежда: может быть, они все-таки живы? Как-то смогли уйти? — Там же темно, — добавила я, — пропустила, наверное, да я и специально не смотрела.

Я подошла к двери туалета, открыла ее. У меня нет болезненного пристрастия к подобным сценам, я просто хотела, убедиться, что ли… На Никошкина посмотреть. Столько я про этого человека слышала от моего клиента.

Тоже, кстати, покойного.

Это был даже не туалет, а так называемый совмещенный санузел — с унитазом, раковиной и металлической проржавевшей ванной. В ванне и лежал лицом вниз обнаженный труп тети Маши.

Я отвела глаза. На полу, один на другом, грузно обмякли два окровавленных тела. Труп Толстого я не рассмотрела, да особо и не рассматривала. Прямо на нем, раскинув руки и уставившись на меня невидящими глазами, лежал Никошкин. На его лице только одни глаза и остались. И еще лоб.

Виктор, очевидно, выстрелил ему в рот — нижняя половина лица превратилась в кровавое месиво.

Сомневаюсь, чтобы Кошкин, так ненавидевший своего напарника, захотел бы взглянуть сейчас на его труп. А если сдуру и взглянул бы, то особого удовольствия не испытал бы — насмотрелась я на реакцию обыкновенных обывателей на такого рода зрелища.

Я закрыла дверь.

— Нравится? — усмехнулся неслышно подошедший сзади Виктор.

Я вздрогнула и обернулась к нему. Мой испуг, кажется, несколько удивил его — Виктор приподнял брови и отошел, вытаскивая сигареты.

Черт возьми, что-то я совсем размякла! Раньше, года четыре назад, никакие трупы, никакие чрезвычайные ситуации не смогли бы вывести меня из состояния равновесия.

Я бросила окурок в раковину, хотела было закурить еще одну сигарету, но вовремя остановилась — зачем показывать, что я нервничаю, ведь Виктор и в грош меня ставить не будет. А это опасно.

— Еще один остался? — полуутвердительно-полувопросительно произнесла я.

Виктор кивнул.

— Времени до пересменки достаточно, — сказал он, лениво выпуская изо рта слова вместе с клубами табачного дыма. — Давай поступим так — ты останешься здесь, у входа, посторожишь. Паренек все равно рано или поздно сюда прибежит, никуда он не денется. Ты его и…

Потянувшись, я зевнула. Равнодушно кивнула.

— А я пока пойду по залам, — продолжал Виктор, — поищу стульчики. Ну и забавник был твой клиент, — неожиданно засмеялся он, — тоже мне — Киса Воробьянинов…

Он еще раз кивнул мне и исчез в проеме двери, ведущей в складские помещения.

* * *

Время перевалило за пятый час. Приближалось утро. Паренек действительно никуда не делся — пришел. Его труп я оттащила в туалет. Не хотелось еще раз открывать эту дверь, но пришлось — не оставлять же убитого здесь.

Виктора все не было. Я сидела за столом. На этом месте, наверное, коротала ночи тетя Маша.

Передо мной стоял пустой чайник. Сигареты у меня кончились, жутко хотелось курить. Я невесело усмехнулась — ну и дела! Еще немного — и у меня начнут трястись руки. Сколько я убила сегодня?..

Браслет свой, который я надела перед тем, как войти в комнату-ловушку, приготовленную для меня Виктором-Алкашом, я спустила в унитаз. У меня еще такой же есть — нажмешь на кнопочку, и из пазов с лязганьем вылетают маленькие смертоносно острые лезвия. Обратно эти лезвия уже не вставишь — одноразовый браслетик.

Тот паренек даже не успел удивиться…

Ничего я не размякла. Просто больше двух десятков лет мне вбивали в голову тысячу способов отнятия жизни у человека, и только сейчас мне пришло на ум, что.., не правильно это, что ли?..

«Хватит, — неожиданно решила я, — иностранные переводы и репетиторство вполне прокормят меня и тетушку. А так… И вообще — может быть, замуж выйти мне наконец?..»

Мысль о замужестве, как обычно, вызвала у меня усмешку. Ну, посмотрим…

Скрипнула дверь. Появился Виктор. По его лицу было видно, что никаких стульев он не нашел.

Я и спрашивать не стала. Просто посмотрела на него.

— Ни хрена, — неохотно произнес он, поймав мой вопросительный взгляд.

Виктор оглядел комнату, открыл дверь в туалет, одобрительно кивнул мне:

— Нормально.

Куда уж нормальней!

— Значит, так, — он в очередной раз взглянул на часы, — на складе стульев нет. А жаль, деньги нужны. Особенно такие — неплохие и шальные к тому же. Где они еще могут быть? В здании самой прокуратуры? И у следователя еще, я помню… Как его? Троенько… Ладно, посмотрим.

Не выдержав, я попросила у него все-таки сигарету. Закурила.

— Тогда завтра, то есть сегодня, надо будет навестить… Только вот отдохнем, спешить-то теперь некуда, — он неожиданно рассмеялся, — конкурентов больше не осталось.

— Не осталось, — подтвердила я.

Виктор отпер входную дверь.

— Пойдем, утро уже. Ко мне поедем, отоспимся. Сегодня днем у меня дела, — он снова хохотнул, — с наследством никошкинским, — а уж вечером…

Глава 9

Квартира у Виктора-Алкаша была аж четырехкомнатная. Набитая спортивными тренажерами и всякими гирями-гантелями. В прихожей с потолка свисал большой турник.

Тренируется, форму поддерживает.

Поспав часа три, я позавтракала на широкой светлой кухне. Неплохо устроился мой бывший однополчанин. Самого Виктора в квартире уже не было. На кухонном столе я нашла записку, в которой говорилось, что он будет вечером. В шесть часов.

Покончив с бутербродами, я выпила кофе. Растворимого, правда, но довольно хорошего. На полочке над холодильником я нашла и в зернах, но возиться с ним не хотелось.

Так, поела. Что дальше?

Я посмотрела на часы — полдень.

Ну что ж, целый день — шесть часов — у меня свободен. За это время нужно кое-что выяснить и, кстати, придумать, что мне делать с этим самым Виктором. Поговорить с ним? Сказать, что я не готова для новой роли?

Сомневаюсь, что он мне поверит. Что тогда?

Остается…

Впрочем, пока еще рано об этом…

Одевшись и заново наложив грим, я покинула квартиру. Позаигрывав в лифте с двумя миловидными девушками, — чтобы не забыть ненароком, что я все еще молодой человек, — я вышла на улицу.

У меня еще оставалось немного денег. Поймав машину, я назвала водителю — этакому старичку-боровичку в мохнатой кепке — адрес Кристининого брата.

Сама не знаю, зачем я туда ехала. Не для того, конечно, чтобы выразить свое сочувствие родственнику усопших, а… Честно говоря, в груди у меня еще, как говорится, теплилась надежда, что кто-нибудь из семьи Кошкиных остался в живых — их трупов-то мы так и не нашли.

Вот и дом, где живет.., пардон, жила Кристина.

Я поднялась на нужный этаж, хотела позвонить в квартиру, но увидела, что дверь не заперта. Только прикрыта. Очевидно, когда я вчера вышибала эту дверь, сильно повредила замок.

А мне-то казалось, что Кристинин брат привел дверь в порядок…

Я неслышно приоткрыла дверь и оказалась в прихожей. И замерла, услышав голоса на кухне.

Вернее, голос — говорил только один человек, второй — нетрудно было узнать водопроводное ворчание Кристининого брата — только согласно поддакивал.

Да это же кошкинский племянничек Лешка там, на кухне, разоряется! Я прислушалась и едва не расхохоталась.

— Я, понимаешь, туда-сюда, — захлебываясь, плел Лешка, — смотрю — человек пять бандюков у меня в каморке сидят! Ну, тут я, недолго думая, схватил стол — видел, стол у меня там у стены стоял? Вот, стол, значит, схватил и в них прямо…

Бам!! Ба-бах! — Очевидно, Лешка в азарте смахнул какую-то посудину со стола — зазвенело. — Бам!

Трое сразу с копыт! Двое на меня! С ножами!! Я левой — р-раз! Правой!..

— Ну-у, — поражался брат Кристины, — даешь!..

Я тихонько выскользнула за дверь и позвонила — надо же произвести впечатление воспитанного молодого человека. Через пару минут за дверью послышались тяжелые шаркающие шаги, и открыл Кристинин брат (до сих пор, кстати, не помню, как его зовут).

— Чего тебе, парень? — мутно глядя на меня, осведомился он.

Меня сразу окутало густое облако алкогольного перегара. Ах да, они там водку пьют! Как же это я не догадалась по интонациям рассказчика?

— Я вот… — начала было я. А чего мне, в самом деле? — Мне Александр Александрович нужен.

Или Кристина Владимировна. Все равно — кто, — вывернулась я.

Кристинин родственник без слов ушел куда-то в глубь квартиры, оставив меня стоять на пороге.

Впрочем, он скоро вернулся. С какой-то бумажкой в руках. Он открыл рот, видимо, чтобы что-то мне сказать, но вдруг так с открытым ртом и замер, оглядывая меня с ног до головы.

Вот ведь! Я же и забыла совсем, что на мне его одежда!

— Я по поводу фирмы. Меня на работу обещали устроить, — жалобно залопотала я, чтобы отвлечь хозяина квартиры от созерцания моей.., то есть его одежды.

Он пробормотал что-то, тряхнул головой, будто отгоняя от себя наваждение и, оторвав глаза от меня, уставился в бумажку.

— Фамилия? — строго выговорил он после того, как с минуту изучал записку.

— Охотникова… Охотников то есть.

— А-а, ну так бы сразу и говорил, — он расплылся в улыбке, — вот записку они тебе оставили…

Я не поверила своим ушам.

— Они… Когда они заходили?

— Когда? — Кристинин брат, вспоминая, закатил глаза к потолку. — Да утром, часов.., в семь…

Ну да, в семь — они еще разбудили меня. На минутку забежали и того.., опять пропали…

Вот так да! Понятно теперь, почему меня сюда потянуло! Интуиция снова, черт ее дери! Шестое чувство!

— Вот, — протянул он мне записку.

— Спасибо! — выговорила я, с трудом удерживаясь, чтобы не поклониться ему в пояс, — большое спасибо!

— Олежка! — раздался вдруг голос из кухни.

Мой собеседник даже вздрогнул.

— Олег! Олег, твою мать!! — продолжал орать Лешка. — Пойдем, водка стынет! Ты чего там?

«Олегом его зовут, — машинально отметила я, — теперь не забуду».

Наскоро попрощавшись со мной, Кристинин брат захлопнул дверь. А я, сжимая в руках листочек бумаги, зашагала вниз по лестнице.* * *

"Женя! Мы будем в два часа дня у (зачеркнуто) там, где мы с тобой в перв. раз встрет. Времени больше нет.

А, и К."

«Нормально, — подумала я, прочитав записку, — ничего себе посланьице. Да, ерунда, главное, что они живы».

Я здорово обрадовалась. Мне даже как будто дышать легче стало.

Стоп!

А это, случаем, не подлог?

Да нет вообще-то. Кому и зачем меня куда-нибудь заманивать? Виктору? Да он, по-моему, куда хотел, туда меня уже заманил. Проверяет меня?

Но как?

Остановившись в подъезде, я тщательно исследовала свою одежду — Виктор мог прикрепить на нее маячок-передатчик, пока я спала.

Нет, ничего…

Да и что он — настолько меня недооценивает?

Может предположить, что я не замечу его передатчик? Что это я, в самом деле?

Однако полностью он мне не доверяет — просто не должен. И я бы на его месте не доверяла. И любой другой человек из тех, кто прошел такую же школу, как я и Виктор.

Я посмотрела на часы — пятнадцать минут второго. Скоро наступит «два часа дня». Надо поторапливаться, чтобы успеть к тому поганенькому кафе, в котором Кошкин назначил мне встречу в первый раз.

* * *

Поймав машину — на общественном транспорте передвигаться мне не хотелось, да и не успевала я? — за сорок минут я добралась до того самого заведения. Уложилась во времени.

Распахнув стеклянную дверь, я вошла в кафе.

Несмотря на обеденное время, народу там было немного. Очевидно, нормальные люди предпочитали пообедать где-нибудь в другом месте. Ну и правильно делали.

Кошкина я заметила сразу, еще до того, как он призывно помахал мне рукой — он сидел лицом ко входу. Кристины с ним не было.

Александр Александрович, вопреки моим ожиданиям, выглядел вполне презентабельно — и костюмчик сменил на отутюженный, и вроде как причесался. Наверняка жена этому чудесному преображению посодействовала.

Вот только синяк под глазом всю эту респектабельность несколько портил, но это уже, как говорится, мелочи.

Не знаю почему, но я так обрадовалась, увидев своего клиента живым и невредимым, что, прежде чем усесться за стол, чмокнула Александра Александровича в щеку.

Вот так. Пока жена отсутствует. Интересно, как это смотрелось со стороны? Все-таки я сейчас — не я, а молодой человек.

— Ну-с, — весело проронила я. — А где Кристина Владимировна? Рассказывайте, как вы там…

— Это ты, Женя, рассказывай, — неожиданно мрачно произнес он, — почему ты нас бросила?

Ах, вот он о чем!

— Расскажу, — жестко ответила я. — Я не бросила вас, а дала возможность уйти. Отводила удар, так сказать.

Кошкин уже помягче, но все равно недоверчиво посмотрел на меня.

— Вы не смотрели последние милицейские хроники? — продолжала реабилитироваться я.

— Какие хроники?! — воскликнул Александр Александрович, всплеснув руками. — Не до хроник теперь…

— Так вот, уважаемый гражданин Кошкин, расклад таков — ваш недруг Никошкин мертв…

— Туда ему и дорога, — мстительно проворчал мой собеседник.

Я даже не ожидала от него такой реакции. Н-да, кто бы мог подумать, что рядовой бизнесмен Кошкин — такой жестокий человек.

— Длинного тоже убили, — продолжала я, — и еще двоих бандитов из никошкинской команды.

— Н-ну… — протянул Кошкин, — дела…

— Из всей этой шараги остался только Алкаш.

Кстати, я с ним теперь в союзниках…

Александр Александрович вытаращил глаза.

Я засмеялась и собралась было поведать ему свою историю, но тут подошел официант и хриплым голосом осведомился, что мы прикажем подать. Кошкин даже не посмотрел на него, сделал руками знак, который, наверное, должен был означать — «Ну, принесите чего-нибудь такого.., эдакого»…

Официант понимающе кивнул и удалился.

— Рассказывай! — вцепился в меня глазами Кошкин.

* * *

— Ну, м-мать, — восхищенно протянул Александр Александрович, когда я закончила свое повествование, — ну ты даешь!

— Даю, — скромно согласилась я.

— Я вот только одного еще не понял, — добавил Кошкин, — как ты теперь с Алкашом-то будешь?

Ну то есть с этим.., как его?.. Виктором?

— Об этом можете не беспокоиться, — ответила я.

В самом деле, ему-то, Кошкину, об этом беспокоиться незачем, беспокоиться нужно мне. А как мне действительно быть с Виктором, я сама еще не знала. Он очень серьезный противник. У меня даже создалось впечатление, что он подготовлен лучше, чем я, ведь после моего ухода Виктор еще год служил в отряде. А год в «Сигме» — это…

Кстати, больше трех-четырех лет в этом отряде никто не задерживался — бойцы или погибали, или шли на повышение. Карьера, хорошая карьера в соответствующих органах людям, прошедшим службу в «Сигме», была обеспечена.

Кроме того, кажется, что Виктор не просто так — из соображений альтруизма (какой уж альтруизм у нашего брата!) — не просто так доверяет мне. Скорее всего я еще не знаю его козырей. Ну не мог он так просто поверить мне, не мог, не проверив.

Между прочим, по-моему, то, что он мне дал время до вечера, и есть проверка. Только каким образом она осуществляется, я не знаю.

— Да, кстати, — спросила я у задумавшегося над чем-то Кошкина, — вы мне так и не сказали, как это вы с Кристиной Владимировной выбрались со склада?

— Да как выбрались! — фыркнул Александр Александрович. — Так и выбрались, очень просто: у Кристины ключи запасные в сумочке были. Она же завскладом.

Действительно просто. Я была даже несколько разочарована таким коротким и неинтересным рассказом.

— А сама она где? — снова спросила я.

— Кристина-то? Вызвали ее утром на склад. По пейджеру вызвали, — ответил Кошкин.

— Нормально. Надеюсь, у нее хватит ума сказать ментам, что она не была там этой ночью, — негромко произнесла я.

— Хватит, — обиделся Кошкин, — чего-чего, а ума у нее в достатке. Мы уже обо всем договорились. Как только она освободится, она звякнет мне на пейджер, и мы встретимся.

— На пейджер? — удивилась я. — У вас разве пейджер есть?

— Да нету у меня, это Крися мне свой отдала, — объяснил Александр Александрович, — так что подождем пока.., это самое и двинем.

— А куда двинем-то? — поинтересовалась я.

— Ну как куда? — в свою очередь, удивился Кошкин. — В прокуратуру надо зайти. И к следователю домой. Этот… Троенько, что ли, фамилия у него?

— Троенько, — машинально подтвердила я. — Александр Александрович, у меня времени только до шести вечера. Некогда Кристину Владимировну ждать. Уже, — я посмотрела на часы, — два часа.

Третий пошел.

Кошкин хотел что-то ответить, но тут приблизился официант с подносом. Я взглянула на то, что стояло на подносе, и мне немедленно стало нехорошо. Это был тот же коктейль, который мы пили здесь с Кошкиным при нашей первой встрече.

— Наш фирменный напиток, — безразлично сообщил официант, выгружая стаканы с ядовито-желтой жидкостью на наш столик. — Еще что-нибудь заказывать будете?

— Будем, — вдруг приосанившись, произнес Александр Александрович.

Ого-го, очевидно, Кристина Владимировна снабдила муженька деньгами! И тем не менее…

— Александр Александрович, — не сводя глаз со стаканов, сказала я, — времени у нас, кстати, меньше четырех часов осталось, так что…

— Не успеем, что ли? — Кошкин засунул руку во внутренний карман пиджака и зашелестел там чем-то. Очень, видно, хотелось ему реабилитироваться передо мной. Официант, изобразив на лице что-то похожее на заинтересованность, достал блокнот и склонился над нашим столиком.

— Не успеем, — я дотронулась ногтем до стеклянной преграды, отделявшей меня от коктейля, — заплатите за это, Александр Александрович, и пойдемте.

Кошкин вздохнул и, бросив на стол купюру, немедленно подхваченную официантом, поднялся.

* * *

У здания городской прокуратуры мы остановились. Александр Александрович смущенно затоптался на месте.

— Может быть, Женя.., ты одна сходишь?

— Чего это вдруг? — удивилась я.

— Ну.., ты понимаешь.., в наше время каждый преуспевающий бизнесмен должен иметь какие-то связи с местными органами власти… — начал он.

— И что же?

— И я вот тоже… А последнее время у меня… сама знаешь — одни проблемы.

— Не заплатили, что ли, кому-то из прокуратуры? — догадалась я.

— Ага. Меня вообще могут того…

— Ну, ничего, — успокоила его я, — со мной никто никого не того.

Ничего себе выразилась! Впрочем, Кошкин не обратил внимания на изысканность моей формулировки. Он вообще отвернулся от меня и, прищурившись, вглядывался в выходящего из здания прокуратуры высокого толстого мужчину очень, между прочим, респектабельного вида.

— Михаил! — разведя руками, воскликнул Александр Александрович преувеличенно весело, когда мужчина поравнялся с нами. — Куда бежишь, старых друзей не узнаешь?

Мужчина остановился, удивленно глянул на Кошкина и вдруг расплылся в улыбке:

— А-а, Саша! Сколько лет, сколько зим!

— Восемь, Миша, восемь лет!

Кошкин обхватил верзилу Мишу руками где-то на уровне поясницы, Миша сильно похлопал его по лопаткам — обнялись.

— Ну, как ты, Саша? Ото! Сын? — Миша ткнул в меня пальцем.

— Сын, — подтвердила я, отходя в сторону.

Пусть наговорятся. Уж Кошкин-то сейчас сумеет заставить этого господина помочь нам отыскать стулья в здании прокуратуры.

Я решила пройтись до табачного киоска, который располагался через улицу, — купить сигарет.

— А ты чего здесь делаешь-то, Михаил? — донесся мне вслед голос Кошкина.

— Ну, ты же понимаешь, Саш, в наше время каждый преуспевающий предприниматель…

«Н-да, — подумала я, переходя через дорогу, — можно подумать, на курсах преуспевающих предпринимателей раздают одинаковые тексты. Такие мини-монологи, подходящие к любой стандартной ситуации…»

— Пачку «Честерфильда», — сказала я в окошечко.

* * *

Когда я вернулась к зданию прокуратуры, Кошкин и Миша, покончив с приветствиями, разговаривали о делах. В частности, Александр Александрович рассказывал своему приятелю о том, как стерва жена назло ему, Кошкину, продала прекрасный гарнитур из двенадцати стульев.

— А мне жалко, понимаешь, — соловьем заливался мой клиент, — она, змеюка-то моя, завскладом тут работает, вот и сбагрила учреждению мои стульчики. Так вот… Кобра!

Вот бы Кристина Владимировна послушала! Не миновать бы тогда Александру Александровичу полноценного сотрясения мозга.

— Ниче-о! — бодро успокаивал его Миша. — Знакомых у меня здесь полно, так что.., прорвемся! Помнишь, как бывало?..

Увидев меня, Кошкин метнулся от своего приятеля и, припав губами к моему уху, начал возбужденно нашептывать:

— Все ништяк, Женя! Миша обещал помочь, значит, он сделает! Он парень классный… Правда, мы давно не виделись.

— Сидел он, что ли? — успела спросить я.

— Н-ну, да.., восемь лет. Вмазал там одному… слишком сильно вмазал. Неуравновешенный Миша очень, стихийный… Но парень классный: сказал — значит, сделает…

— Ну, чего? — прервал нас стихийный, неуравновешенный Миша. — Пойдем, что ли?

— Ага, ага, пойдем, — засуетился Кошкин, — пойдем, Жень?

— Да ты парня-то зачем туда тащишь? — поморщился Миша. — Мы и вдвоем… Как в старые добрые времена…

Интересно, какие это у них в старые добрые времена дела общие были? Ну, ладно, если этот Миша — такой классный парень, пускай идут. Как телохранитель, я в прокуратуре вряд ли понадоблюсь. В этом казенном доме, надеюсь, Кошкина обижать никто не будет.

— Действительно, что я там забыл? — лениво проговорила я, с насмешкой взглянув на своего клиента. — Я пока схожу пивка куплю…

Кошкин хотел было что-то возразить, но Миша, ухватив его под руку, повлек ко входу в здание.

Я отошла к располагающемуся неподалеку скверику. Села на лавочку и закурила. Отсюда все прекрасно видно.

Подождем. Они там и без меня прекрасно справятся, а мне нужно время, чтобы немного подумать, как выпутываться из ситуации с Виктором, в которую я, похоже, накрепко влипла.

* * *

Надолго в покое меня не оставили. Только-только я удобно расположилась, расслабилась на солнышке, выкурила две сигареты и нацелилась уже на третью, как увидела своего клиента, выбегающего из дверей городской прокуратуры. Вслед за Кошкиным, высоко подбрасывая задницу, отдуваясь и фыркая так, что даже я слышала, трусил стихийный, неуравновешенный Миша.

Даже получаса не прошло. Что там такое случилось?

Поминутно оглядываясь, полушагом-полубегом приятели направлялись к ближайшей подворотне.

Вскочив с лавочки, я устремилась за ними. Когда я переходила дорогу, дверь прокуратуры широко распахнулась, как распахивается от сильного удара ноги. На крыльце показались два дюжих охранника с резиновыми дубинками в руках, как говорится, наголо. Увидев сворачивающих в подворотню Мишу и Александра Александровича, они со всех ног бросились за ними.

Это уже интереснее! Видно, опять мне придется пускать в ход свои кулаки. И чего это мой непоседливый клиент никак не может без того, чтобы ему морду кто-нибудь не набил?

Кошкин с Мишей уже успели свернуть в подворотню. Поэтому охранников они не заметили.

Я ускорила шаг — не бежать же мне вслед за охранниками, привлекая внимание всей улицы!

Добры молодцы с дубинками наперевес исчезли в темной дыре подворотни. Пока они бежали, я успела разглядеть, что они совсем мальчишки. Годочков всего по двадцать. У одного даже пушок на щеках — не брился еще ни разу, наверное.

«Не такие уж они и добры молодцы, — подумала я, — не буду кастет доставать. И так справлюсь».

Глава 10

Подворотня заканчивалась маленьким уютным двориком. По краям, у стен домов, аккуратные палисаднички, огороженные невысокими деревянными заборами, а в центре дворика — большая детская песочница с красным жестяным грибом.

Детей, к счастью, в песочнице не было — мертвый час у них или что еще там… Я говорю — к счастью, потому, что теперь песочница превратилась в зону боевых действий. Три человека — два охранника и Миша — топтались там, горланя и размахивая руками и ногами. Александр Александрович же, напротив, вел себя пристойно. Он подобных телодвижений не совершал и ничего не кричал. Мой клиент недвижно лежал лицом вниз под забором палисадника.

Они его, случаем, не убили?

Я подбежала к Кошкину и перевернула его на спину. Александр Александрович издал едва слышный протяжный стон и потянулся руками к голове.

Н-да, здорово. Я выпрямилась, чтобы получше разглядеть его лицо. Правый глаз, под которым красовался большой, начинавший уже желтеть кровоподтек, раскрылся до немыслимых пределов.

Левый глаз, — только что, видимо, испытавший прикосновение резиновой дубинки — заплыл до едва различимой щелочки.

Ну зато хоть живой.

— А-а, суки! Отпустите, волки! — донесся до меня режущий ухо вопль.

Я обернулась — это мальчики-охранники успели уже, скрутив грузного Мишу, надеть ему наручники и теперь от души мутузили его своими дубинками.

— Мише… — простонал Кошкин, приподнимаясь на локтях, — Мише помоги…

Ну что ж, слово клиента для меня закон. Я вразвалочку подошла к песочнице.

— Чего тебе? — Один из охранников заметил мое появление и, оторвавшись от своего увлекательного занятия, повернулся в мою сторону, залихватски поигрывая дубинкой.

— Прикурить, — брякнула я первое, что пришло в голову.

— Чего? — Парнишка даже оторопел от такой, надо сказать, совсем несвоевременной просьбы.

Он несколько раз растерянно моргнул и поскреб своей дубинкой затылок.

Еще больше озадачивать молодого человека я не стала — с силой, хотя и без размаха ударила его ногой под дых. А когда он, задыхаясь, согнулся пополам, добавила кулаком по голове — чуть пониже виска.

Хороший удар получился — парень, успев только крякнуть, уронил дубинку и зарылся носом в песок.

Его товарищ со смятением в глазах, совсем не свойственным его пятнистой форме, попятился от меня. Споткнулся о край песочницы и, падая, раскинул руки в стороны. В таком положении юный охранник представлял собой идеальную мишень для удара.

Я и ударила — каблуком в подбородок, — заставив парня пролететь метра два в воздухе и приземлиться прямо в палисадник. Там он и остался лежать. Может быть, без сознания, а может быть, просто побоялся вставать.

— Ну, классно! — восхищенно глядя на меня, произнес Миша. — Здорово дерешься. Только ключи от наручников надо бы еще взять у них.

На лбу у Миши переливался большущий синяк — след от дубинки охранника.

— Обойдемся и без ключей, — усмехнулась я.

Подошла к нему и одним точным движением сдернула с него оковы. Снять стандартные наручники, которыми пользуется наша милиция, — легче легкого. А вот вы попробуйте так же снять специальные с двойным замком!

Однако мое умение обращаться с милицейским инвентарем вызвало у Миши глубочайшее уважение. Он даже ни с того ни с сего начал обращаться ко мне на «вы»:

— Вы.., вас ведь Женя зовут, так? Ну, вы молодец! Учились где-то драться?

— Учился, — соврала я, как обычно вру в таких случаях, — на курсах телохранителей в Москве.

Миша от восхищения развел руками и замотал головой.

— Пойдемте быстрее отсюда, — это Кошкин принял наконец вертикальное положение и, припадая на одну ногу и кривясь от боли, подковылял к песочнице, — а то… Вон там еще одна подворотня, двор-то проходной…

* * *

— Все, Женя, все, — Кошкин, понурившись, сидел на лавочке, курил, — конец. В прокуратуре стульев нет. Это точно. Все. Плакали мои денежки…

Начался дождь. Стихийный Миша, наскоро попрощавшись, поймал машину и тут же скрылся.

Как говорится, в неизвестном направлении. Наверное, опасался, что с нами снова вляпается в какую-нибудь авантюру. Ну и черт с ним! Свое дело он уже сделал.

Дождь все усиливался, пока наконец не Превратился в самый настоящий ливень. Проводив Мишу, мы, спасаясь от потоков воды, льющих сверху, спрятались на заброшенной автобусной остановке — саму остановку давно перенесли в другое место, а навес с лавочкой остались.

— Откуда вы знаете, что в прокуратуре их нет? — поинтересовалась я. — Вы же там с этим самым Мишей всего минут двадцать были. Не больше.

— У Мишки кореш там замдиректора по административной части. За пять минут все проверили… Ничего у меня теперь не осталось, — снова завел свою волынку Александр Александрович, — даже тебе заплатить не смогу… Ты уж, Жень, прости, что я втравил тебя в эту фигню…

— Да что вы в самом деле заладили — «все» да «все», — наконец обозлилась я, — вот ноете… Ничего не все. У нас еще один адрес остался. Троенько Михаил. Следователь.

— Да-а, — отмахнулся от меня Кошкин, — без толку…

Он выбросил окурок, попросил у меня еще одну сигарету, закурил и надолго замолчал, опустив голову. Я подставила руку под струю воды, падающую с навеса. Кошкин докурил, выбросил окурок под дождь. Снова замер, уставившись в землю.

Ну и долго это будет продолжаться?

— А чего вы с этими охранниками-то не поделили? — спросила я.

— Да встретил я там.., того самого… — неохотно ответил Кошкин. Головы он так и не поднял. — Которому должен был… Ну он и стал наезжать: давай да давай, нечего динаму крутить… А Миша не разобрался да ка-ак врежет ему, — Александр Александрович все больше увлекался рассказом, он даже встал с лавочки, — тот туда-сюда… А Миша ему р-раз! По черепу! Потом еще ка-ак! Он же такой.., горячий…

— Ага, — усмехнулась я, — неуравновешенный, стихийный такой…

— Ну а потом эти козлы.., которые охранники, — Кошкин насупился и засунул руки в карманы, — ну, дальше ты видела.

— Так вот, Александр Александрович, — я тоже поднялась с лавочки, — если вы сдаетесь, к этому следователю пойду я одна. Надо же мне хоть что-то за свою работу получить. Вот в «Двенадцати стульях», например, сокровище нашли в последнем стуле. Где гарантия, что в нашем случае драгоценности не окажутся именно у Троенько? Это же наш последний адрес.

— Пошли, — вздохнул Кошкин, который снова погрузился в свои мрачные мысли, — только все равно там ни хрена не найдем…

* * *

Следователь Троенько, оказывается, жил почти на самом краю города. Пока мы туда добрались, на моих часах было уже четыре тридцать. Поспешать нужно, а то.., как же мой новый приятель Виктор?

Забеспокоится еще, чего доброго…

У самого подъезда Кошкин вдруг остановился.

— Может быть, ты сходишь одна? А то мне как-то… Он ведь меня знает.., с не очень хорошей стороны… И вдруг я приду — неудобно как-то…

Я на секунду задумалась. Потом сказала:

— Давайте зайдем в подъезд.

Я открыла свою сумочку и нащупала там тюбики с гримом.

Мы поднялись на первый этаж. Я поставила Кошкина у окна и наскоро наложила грим ему на лицо. Здорово получилось. Никакая спешка, конечно, на качестве моей работы не отразилась — из моложавого Кошкина получился Кошкин престарелый — лет этак шестидесяти с хвостиком.

— Ну, теперь и в люди можно, — обрадовался Александр Александрович, когда я показала ему зеркало, — совсем не я как будто.

Троенько жил на третьем этаже. Уже у самой двери его квартиры Кошкин снова забеспокоился:

— А может быть, он дома сегодня, а не на работе?

— Справимся, — коротко ответила я.

— А может быть, у него сигнализация?

— Это у простого следователя?

— А может быть… — не унимался Кошкин.

На этот раз я не стала ничего отвечать. Позвонила в дверь. Через некоторое время послышались шаги, и сонный недовольный голос осведомился:

— Кто там?

Глазка в двери не было.

— Дома… — прошептал Александр Александрович дрожащим голосом.

Чего это он так боится всех представителей закона? Помнится, на главпочтамте он вел себя несколько вольнее.

— Троенько Михаил Владимирович? — строгим деловым голосом спросила я. — Из городской прокуратуры.

— От Борисова Анатоль Анатолича, — шепотом подсказал мне Кошкин, — он начальник у них.

— От Борисова, — повторила я.

Дверь тут же открылась. Из квартиры сразу потянуло чем-то кислым. На пороге стоял щуплый невысокий человечек в застиранной майке и длинных семейных трусах. Он подозрительно щурился на нас:

— Ну?

Чтобы не тратить лишних слов и не шуметь на лестнице, привлекая внимание соседей, я резко ударила следователя в узкую грудь, втолкнув его внутрь квартиры, шагнула следом. Пропустив еще Кошкина, быстро захлопнула дверь. Александр Александрович тут же бросился на кухню — решил, наверное, начать поиски стульев оттуда.

Вот так. Этот самый Троенько даже и пикнуть не успел. Он упал на покрытый нечистыми половиками пол и испуганно уставился на нас, даже не пытаясь подняться.

— В квартире есть кто-нибудь еще? — быстро спросила я, больше для того, чтобы посильнее напугать несчастного следователя: и так было ясно по общему состоянию квартиры, что Троенько — холостяк.

— Не-ет, — проблеял он с пола.

— Вставай, иди на кухню, — приказала я.

Следователь, с опаской посматривая на меня, поднялся и прошел на кухню, шарахнувшись по дороге от Кошкина, который как раз оттуда выходил.

— Ну чего? — спросила я.

Александр Александрович развел руками:

— Пойду посмотрю в других комнатах.

Я кивнула ему и шагнула за Троенько. Тот стоял посреди кухни. Теребил в растерянности семейные трусы. Колени у него заметно дрожали.

Вот уж никогда не думала, что работники прокуратуры такие.., совсем не похожие на ментов-суперменов, которых часто показывают по телевизору. А впрочем, нередко так бывает — человек без мундира, в майке и трусах, разительно отличается от самого себя при всех регалиях и в служебном кабинете.

— Да вы присаживайтесь, — указала я ему на стул.

Так, наверное, он частенько говорил своим подследственным. Ничего, пусть теперь хоть немного побудет в их шкуре.

Он сел на краешек стула.

— Дело предпринимателя Кошкина помните? — начала я свой допрос.

— Помню, помню, — с готовностью закивал Троенько.

— Очень хорошо. Вам, конечно, известно, что имущество его конфисковали? Да? Меня в данный момент интересует его гарнитур из двенадцати стульев. — Я на время замолчала, прикуривая сигарету. — Так вот, куда потом делись эти стулья?

Троенько хотел что-то ответить, даже открыл для этого рот, как вдруг осекся от истошного крика Кошкина откуда-то из глубины комнат:

— Нашел!! Нашел, твою мать!!

"Ну вот, — немного устало подумала я, — вот и ответ. Дальше допрос продолжать бессмысленно.

Теперь-то я, наверное, получу свой гонорар".

— Нашел!! Все тут, мать… Все двенадцать штучек!..

Кошкин, размахивая руками, вбежал на кухню.

На секунду он остановился, озираясь вокруг сумасшедшими сверкающими глазами, потом прыгнул к скорчившемуся на табуретке следователю и схватил его за грудки:

— Ты чего же, шалава, стулья по накладным не отправил?! А, скотина? Себе хотел оставить?! Пожить хотел красиво?!

Троенько захлопал губами, как рыба, вытащенная рыбаком из сетей. Я усмехнулась — человечишко он, конечно, как выяснилось.., так себе, а, оказывается, пожить на дармовщинку не дурак.

Как просто все объяснилось! Надо было мне сразу догадаться — всегда нужно принимать во внимание национальные особенности страны, в которой родился и живешь.

— Вы проверьте лучше, все ли на месте, — сказала я Кошкину, — может быть, товарищ следователь уже того.., поживился.

Александр Александрович сразу отпустил Троенько, посмотрел на меня бессмысленными глазами и, всплеснув руками, убежал обратно в комнату. На полдороге вернулся, бросился к кухонным ящикам, извлек оттуда топорик для рубки мяса и снова убежал.

Через некоторое время из глубины комнат раздались тяжелые удары.

Троенько, вцепившись руками в стул, мелко дрожал. Почему-то — непонятно почему — меня тоже начало охватывать беспокойство. От Троенько, что ли заразилась?

Да нет, тут что-то другое. Опять мое шестое чувство. Интуиция…

— Вы кого-нибудь ждете сегодня? — спросила я у следователя.

Он отрицательно замотал головой.

Ну да, как же, так он и сказал мне! Я открыла свою сумочку, порылась в ней и достала большой перстень. Кстати, совсем мужское украшение — металлический такой, сделан под серебро. На внутренней стороне кольца находилась крохотная кнопочка. Нажимаешь — р-раз — и у противника в черепе торчит свинцовый брусочек длиной в три сантиметра. Своего рода одноразовый пистолет.

Так будет поспокойнее.

Кошкин в комнате что-то затих.

— Александр Александрович, — крикнула я ему, — что там у вас?

— Все в порядке! — спустя несколько секунд ответил он голосом, немного дрогнувшим на словах «в порядке».

Я опять насторожилась — такое ощущение, что Кошкин не знал, что ответить, и ответ ему кто-то подсказал.

— Нашли? — снова спросила я, сделав вид, что ничего не заметила.

— Нашел, — уже более естественным голосом ответил он.

Похоже, в квартире есть еще кто-то, кроме нас…

Прежде чем покинуть кухню, я снова открыла сумочку. Достала оттуда маленькую ампулу и протянула ее Троенько:

— Проглотите!

— За… Зачем? — осмелился засомневаться в моих благих намерениях следователь.

Не было времени объяснять ему, что к чему.

Я просто молча одной рукой схватила его за горло, а другой запихнула ему в рот ампулу. Троенько судорожно сглотнул, потом закатил глаза и повалился. Я подхватила его и аккуратно уложила на пол.

Вот так. Для него же лучше. Поваляется тут сутки и очнется, как огурчик. Только форточку надо закрыть, а то простудится еще на полу-то.

— Александр Александрович, — снова крикнула я, — подождите, я сейчас с этим товарищем закончу и к вам подойду!

— Хорошо, — уже даже каким-то полузадушенным голосом ответил Кошкин.

Я подошла к раковине и открыла воду. На всю открыла, чтобы было побольше шуму. И тихонько, стараясь ступать неслышно, вышла в прихожую.

Неплохая квартирка у этого Троенько, хоть и запущенная. Трехкомнатная. В какой же комнате Кошкин? Я вспомнила, какие звуки доносились, когда он рубил стулья топориком для мяса. Глухие звуки. И еще… Так-так… Понятно — вон та, дальняя комната!

Я направилась туда. Когда проходила мимо входной двери, то увидела, что она приоткрыта.

Я же точно помню, что закрывала ее после Кошкина. Теперь совершенно ясно — в комнате с Александром Александровичем кто-то был.

Кто?

Сосед этого следователя? Родственник?

Я застыла на пороге комнаты — не сосед это и не родственник. Посреди комнаты были разбросаны обломки стульев, на какой-то тряпице кучкой лежали сверкающие камушки. Сам Кошкин сидел на кровати, а в глубоком кресле, как раз напротив входа в комнату, восседал… Виктор. В каждой руке, словно у ковбоя в вестернах, у него было по пистолету.

— Как ты меня нашел? — задала я естественный вопрос.

— Ну, Хамелеон, ты даешь! — рассмеялся Виктор. — А где же еще тебя искать, как не по адресам, где находятся стулья? И Кошкина этого с его бабой я специально выпустил, дал им уйти, чтобы посмотреть, как ты отреагируешь на это.

— Проверка, значит? — задумчиво произнесла я, незаметно сжимая в кулак правую руку, на которой был перстень. — Так я и думала. Не доверяешь…

Виктор удивленно взглянул на меня:

— Конечно, не доверяю. Как нас и учили, неужели ты на гражданке все забыла?

Александр Александрович, открыв рот, слушал наш разговор.

— Нет, Хамелеон, — Виктор постучал пистолетами о ручки кресла, — не годишься ты мне в напарники. Размякла ты. Всю выучку потеряла. Самые простые вещи перестала понимать, — он даже коротко хохотнул, — вот бы майор Уриевский из нашей «Сигмы» на тебя посмотрел! — Виктор взвел курок на одном из пистолетов.

Черт возьми, как бы мне успеть засадить в него свою единственную пулю из перстня, прежде чем Виктор-Алкаш сам меня продырявит?

— Подожди, подожди, — остановила его я, — значит, наш договор уже недействителен?

Дурацкий, конечно, вопрос, но мне нужно было выиграть время и поймать момент, когда этот маньяк хоть на секунду потеряет бдительность.

— Ну, ты совсем уже! — рассмеялся Виктор. — А что, не поняла до сих пор, — он поднял пистолеты, — вот по этим аргументам, а?

— Поняла, — угрюмо ответила я и дотронулась пальцем до кнопочки на внутренней стороне перстня.

Кто кого? Успею ли я выстрелить первой?

Выражение лица Виктора изменилось: теперь он не смеялся, глаза его сузились, рот сжался, и я поняла — сейчас. Он шевельнул правой рукой, в которой был зажат пистолет со взведенным курком.

И тут случилось то, чего никто не ожидал, — со стороны Кошкина что-то пронзительно запищало.

Виктор немедленно перевел пистолет на Александра Александровича, но выстрелить не успел.

Я вскинула руку к голове Виктора и нажала на кнопочку в перстне.

Пуля вошла Виктору-Алкашу в левый глаз. Он дернулся, засучил ногами по линолеуму и обмяк.

Оба пистолета со стуком упали к ножкам кресла.

Все.

Раздирающий уши писк не прекращался.

— Выключите вы, наконец, свой пейджер, — устало сказала я Кошкину.

Александр Александрович повиновался, и наступила желанная тишина. Я опустила руки и прислонилась к косяку. Кошкин наконец-то закрыл распахнутый от удивления рот.

— Неужели все?.. — тихо проговорил он.

Отвечать я не стала — внезапно навалилась страшная усталость. Прав был, наверное, покойник Виктор — размякла я. Мы молчали. У головы Виктора растекалась багровая лужа.

— Кристина прислала сообщение? — спросила я.

— А? Да, она… Пишет — в изоляторе временного содержания она. До выяснения обстоятельств…

— Ну, это вам не страшно, — хотела усмехнуться я, но не усмехнулась, — вон деньжищ сколько…

Ас ними-то…

— Да, — проговорил Кошкин, и у него почему-то задрожали губы.

Я сняла с пальца перстень, положила его в сумочку. Перешагнув через багровую лужу, подошла к Александру Александровичу и села рядом с ним.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Реклама на сайте