«Глаз Ночи»

Наталья Александрова Глаз Ночи

* * *

– Восемнадцать, черное, четное! – крикнул крупье скрипучим голосом и сгреб длинной лопаточкой фишки с поля.

Петр Степанович проводил спокойным взглядом свой несостоявшийся выигрыш и отвернулся. Теперь следовало немного переждать, а то деньги быстро кончатся и придется уходить из казино раньше времени.

Петр Степанович скользнул рассеянным взглядом по залу. Сегодня он играл в казино «Какаду» – небольшой уютный зал, не так много публики… Петру Степановичу нравилась атмосфера казино, голоса крупье, стук сгребаемых фишек… Ему нравилось наблюдать за публикой – возбужденно блестящие глаза, трясущиеся руки…

Вот пьяный браток с двумя визжащими, вульгарно размалеванными девицами подошел к столу. Парень бросил фишки не глядя и выиграл – дуракам везет! Девицы преувеличенно радостно взвыли и тут же поставили весь выигрыш на семерку – счастливое число, как одна из них громко объяснила парню.

Для братка семерка оказалась несчастливой. Он огорченно выматерился, и к нему тут же подскочили два охранника, что до этого фланировали по залу с самым равнодушным видом. Охранники перемигнулись с вульгарной девицей, та успокаивающе кивнула головой – мол, все в порядке, ребята, мы сами управимся.

Петр Степанович усмехнулся: стало быть, девицы местные, работают на казино. Выпотрошат молодчика, как рыбку на заливное!

Девицы между тем повисли на парне и увели его в сторону карточных столов.

– Мне на семь! – раздался рядом мелодичный женский голос, и рука с безупречным маникюром придвинула фишки.

– Мне тоже на семь! – шутки ради крикнул Петр Степанович и бросил фишки.

Шарик с упоительным стуком побежал по кругу, замедлил свой бег, перекатился из ячейки в ячейку и наконец замер под возбужденными взглядами игроков.

Семерка выиграла. Забирая фишки, Петр Степанович разглядел свою соседку. Женщина была красива. Это нехорошо, она будет отвлекать его от игры. Петр Степанович как можно незаметнее отошел от стола. Он приходит в казино, чтобы играть. Не для того, чтобы выиграть, а для того, чтобы окунуться в атмосферу азарта и больших денег. Это действует на него освежающе, после вечера в казино он прекрасно себя чувствует всю неделю, все нормализуется – сон, аппетит.

Он подошел к другому столу, но там крупье была девушка. Петр Степанович же считал, что некоторые профессии должны оставаться сугубо мужскими, несмотря на равноправие. Он поставил на красное и проиграл. Нет, все же нужно вернуться к тому первому столу, потому что девица-крупье несколько раздражала его, когда визгливо и нервозно выкрикивала слова.

А там крупье был хорош – высокий, с длинным лошадиным лицом, абсолютно невозмутимым взглядом и скрипучим, как у самой судьбы, голосом. Определенно, он родился для этой работы!

Петр Степанович обогнул стол и устроился напротив дамы, которая прежде была его соседкой. Она никуда не отходила, играла не отвлекаясь. Теперь, стоя напротив, он смог хорошенько ее рассмотреть. Первое впечатление его не обмануло – женщина была молода и красива. Стройная, с хорошей фигурой. На даме было что-то лиловое и обтягивающее, выгодно подчеркивающее фигуру. Она снова поставила на семерку и проиграла.

Петр Степанович не удержался и проследил за выражением ее лица в то самое время, когда крупье с достоинством известил игроков, что выиграл номер двадцать три, а стало быть, семерка проиграла. Женщина не охнула, не чертыхнулась, она восприняла проигрыш совершенно спокойно, как сделал бы на ее месте сам Петр Степанович.

Он поставил какую-то мелочь на черное и выиграл. Его визави закурила сигарету и стала наблюдать за игрой, сама не делая ставок. Петр Степанович посмотрел на горку фишек перед собой. Рискнуть, что ли, на все? Но если он проиграет, то придется сразу же уйти, потому что у него правило: играть только на те фишки, которые он наменял в самом начале. Он может проиграть только определенную сумму, такие уж правила, им же самим и установленные. Но подчинятся своим собственным правилам гораздо разумнее, чем чужим. Уходить же сегодня Петру Степановичу не хотелось. Сегодня вечером ему здесь нравилось, было не скучно. Поэтому он бросил несколько фишек на номер девятнадцать.

– Делайте ваши ставки, господа! – скрипуче возвестил крупье и собрался уже запустить рулетку, как вдруг дама напротив бросила на номер девятнадцать ровно столько же фишек, что и Петр Степанович.

Девятнадцатый проиграл, женщина проводила глазами лопаточку крупье и встретилась взглядом с Петром Степановичем. Он развел руки – мол, не повезло нам с вами в этот раз. Она чуть кивнула и отвела глаза.

В правой руке она держала сигарету, поэтому фишки двигала левой, и Петр Степанович заметил, как на безымянном пальце сверкнул холодным голубоватым огнем довольно крупный бриллиант. Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, он поставил вдруг все свои фишки на нечет и выиграл.

Глядя, как крупье лопаточкой придвигает ему внушительную горку фишек, дама улыбнулась Петру Степановичу одними глазами.

«Не шлюха», – подумал он, да это и так было ясно. Одета дорого и со вкусом, приличные манеры, а также то, что она не стреляла по сторонам глазами, а играла всерьез – все говорило о том, что женщина напротив него пришла сюда так же, как и он, – поиграть. И не важно, выиграет она или проиграет, ее увлекал сам процесс. Это Петру Степановичу было понятно, а шлюх он очень не любил. Не любил он и шумных застолий в ресторанах, не любил бани с девочками, не любил охоту, которая превращается в дикую попойку, – всех традиционных развлечений своих коллег. Петр Степанович расслаблялся в казино.

Посматривая краем глаза на свою визави, Петр Степанович думал, кто же она такая. Не шлюха, это ясно, не любовница богатого человека – эти зря денег не мотают, предпочитают покупать тряпки и драгоценности или откладывать деньги на черный день. А которые так не делают, те полные дуры, потому что молодость и красота не вечны, и рано или поздно они могут остаться у разбитого корыта.

Женщина напротив не производила впечатления дуры. Она сразу же произвела на Петра Степановича очень приятное впечатление. Ему захотелось поболтать с ней и познакомиться поближе. Осознав это желание, Петр Степанович мысленно усмехнулся: что-то давненько не обращал он внимания на женщин! И дело тут не в возрасте, пятьдесят – это не конец жизни, просто он расслабляется по-другому.

Приглянувшаяся ему дама между тем неожиданно начала проигрывать. Горка фишек перед ней стремительно уменьшалась.

Стоявший рядом с ней молодой человек с длинными волосами и абсолютно сумасшедшими глазами из тех завсегдатаев казино, которые приходят сюда каждый вечер и все деньги оставляют здесь, пошептал что-то над зажатой в кулак последней фишкой и бросил ее на тринадцать. Дама усмехнулась и тоже поставила на тринадцать. Естественно, они проиграли. Длинноволосый молодой человек трагически поднял руки к потолку, потом начал рвать на себе волосы.

К нему туг же устремился охранник, а женщина отошла в сторону и оказалась поблизости от Петра Степановича.

– Что-то мне сегодня не везет, – задумчиво сказала она, глядя, как кружится шарик.

– Рискнем еще раз на нечет? – неожиданно для себя предложил Петр Степанович.

Она оглянулась и улыбнулась ему легко и дружелюбно. Они поставили на нечет и проиграли. Но нисколько от этого не огорчились – не везет, так не везет!

– Что ж, – дама посмотрела на часы в зале, – пожалуй, мне пора. Обычно я люблю смотреть на здешнюю публику, – пояснила она, – но сегодня что-то не хочется.

– Разве вы не хотите отыграться? – на всякий случай спросил Петр Степанович.

– Я никогда не отыгрываюсь, – получил он тот ответ, которого и ожидал, – это очень вредная привычка – отыгрываться.

– Согласен с вами. – Петр Степанович наклонил голову. – И… вы позволите предложить вам коктейль?

– С удовольствием! – Снова в ее улыбке не было и тени женского кокетства, а просто открытое дружелюбие. – Здесь так жарко, нужно немного отдохнуть перед тем, как садиться за руль.

В баре было тихо и полутемно. Петру Степановичу понравилось, что его спутница не стала брать всякую сладенькую дамскую дребедень типа «Пинакалады», а попросила «Манхеттен».

– Я позволяю себе только один, – заметила она, – не люблю садиться за руль в подпитии.

Они познакомились, женщина сказала, что ее зовут Анна, что она часто бывает в Петербурге по делам и вообще любит этот город.

Она взяла бокал с коктейлем правой рукой, и Петр Степанович заметил узкий ободок обручального кольца. Ему понравилось, что она не расспрашивает его о работе и вообще о жизни, понравилось и то, что сама не рассказывает о себе никаких подробностей.

Она только упомянула вскользь, что очень много бывает за границей, и Шумелов окончательно утвердился во мнении, что муж Анны богатый человек.

– Вот теперь мне точно пора. – Она легко и грациозно поднялась из-за столика.

Петр Степанович расплатился и поспешил за ней.

– Удивительно приятный октябрь, – заметила Анна, накидывая пальто, – обычно я зиму стараюсь проводить в теплых краях, потому что терпеть не могу холода и снега, а лед предпочитаю видеть только в стакане с виски, но в этот сезон так не хочется уезжать…

Они вышли на площадку перед казино.

Деревья вокруг были покрыты светящимися лампочками, фонари озаряли площадку причудливым мягким светом. На крыше блестела и переливалась разноцветными огнями надпись «Казино Какаду», и светился силуэт огромного яркого попугая с хохолком на затылке. У Анны оказалась черная двухместная «ауди» с откидным замшевым верхом.

Он вдруг вспомнил, что так и не спросил, как часто она бывает в казино, и неожиданно для самого себя забеспокоился.

Анна открыла дверцу, села и помахала ему рукой. Петр Степанович мгновенно взмолился, чтобы ее машина сломалась. Мотор завелся, но тут же заглох. Анна попробовала снова и нахмурилась. Мотор поработал немного и опять заглох. Петр Степанович наклонился к открывающемуся окну.

– Какая-то неприятность с машиной, – расстроенно сказала Анна, – не могу тронуться с места.

– Могу я вас подвезти? – предложил Петр Степанович.

– Это было бы очень любезно с вашей стороны, – обрадовалась Анна, – а машину я заберу завтра.

Он распахнул перед ней дверцу своего солидного «мерседеса». Анна дала адрес небольшого частного отеля на набережной Мойки. «Мерседес» понесся по темным безлюдным улицам.

Аккуратный двухэтажный особнячок начала девятнадцатого века стоял чуть в глубине от Мойки. Петр Степанович вышел из машины и открыл даме дверцу.

– Благодарю вас. – Она приблизила свое лицо, и на него пахнуло пряным ароматом ее духов. – Я буду в «Какаду» в следующую пятницу, поиграем… – Она тихо засмеялась и провела ухоженной рукой по воротнику его кашемирового пальто.

– Буду ждать, – хрипло сказал он и прикрыл ее руку своей.

Он хотел поцеловать эту очаровательную ручку, но она каким-то образом выскользнула из его руки. Анна отвернулась и нажала на золотистую кнопку звонка.

Через некоторое время заспанный портье открыл дверь, и Анна скрылась в темном холле.

Петр Степанович сел в машину, но не спешил уезжать. "Ему хотелось посмотреть, где зажгутся ее окна. Просидев так некоторое время и не дождавшись ничего, он рассердился на себя за легкомыслие и тронул машину с места.

Женщина, представившаяся ему как Анна, посидев некоторое время в темном холле, встала и прошла через служебный коридор к черному ходу. Заспанный портье, с которым все было условлено заранее, открыл ей дверь и спрятал в карман приятно шуршащие бумажки. У самого входа стояла неприметная «восьмерка», в темноте непонятно было – серая или зеленая. Водитель, не выходя из машины, открыл даме дверцу.

– Ну как дела, Лола? – спросил он. – Все в порядке?

– Как и всегда, когда за дело берусь я. – По голосу было слышно, что женщина улыбается.

– Выиграла хоть что-нибудь? – тоже улыбнулся он.

– Все продула, – огорченно сообщила она, – очевидно, сегодня неудачный день…

* * *

Леня Марков, известный в узких кругах любителей элегантного изъятия денег под незамысловатой кличкой Маркиз, включил прослушивающее устройство, связанное с «жучками», которые его давняя и проверенная партнерша по психологическому бизнесу Лола закрепила на воротнике кашемирового пальто Петра Степановича Шумелова и под сиденьем его «мерседеса». «Жучки» работали исправно, и в течение двадцати минут Леня слушал музыку, которую передавала радиостанция «Европа-плюс», и негромкое урчание мощного мотора шумеловского «мерседеса».

Наконец мотор затих, а вслед за ним замолчала и автомагнитола. Мягко хлопнула дверца машины, и «жучок» под сиденьем до следующего утра выбыл из игры. Впрочем, и второй «жучок», закрепленный под воротником кашемирового пальто, передав скрип поворачиваемого в замке ключа и негромкий стук закрывшейся двери, тоже затих:

Шумелов повесил пальто в прихожей и, стараясь не шуметь, прошел в спальню к своей законной жене Ольге Андреевне, с которой его связывали почти тридцать лет совместной жизни. Маркиз не услышал ни цокота когтей в прихожей, ни радостного повизгивания, потому что Арчибальд, раскормленный английский бульдог, любимец Ольги Андреевны, крепко спал в спальне на специальном матрасике и не вышел в прихожую встретить хозяина.

Шумелов был хорошим семьянином. Он не разделял общую любовь городского руководства к буйным попойкам, к баням с девочками, да и вообще почти не пил. Некоторые коллеги посмеивались над ним.

А кое-кто посматривал на него с опаской и недоверием, повторяя: в тихом омуте черти водятся.

Тем более что кое для кого Петр Степанович все еще был чужаком, выскочкой, пришедшим во власть на волне перестройки. Другие работники городского аппарата прошли огонь и воду советского партхозактива или комсомольской работы, проскользили по медным трубам партийной номенклатуры и узнавали друг друга за версту по особенному выражению глаз, а Петр Степанович до перестройки был скромным доцентом в третьеразрядном вузе, преподавал там то ли охрану окружающей среды, то ли технику безопасности и с тоской думал о том, как трудно по его малопопулярной дисциплине защитить докторскую диссертацию и как долго ему еще до пенсии…

Но тут-то и грянула перестройка, гласность, выборность, и Петр Степанович со всем своим нерастраченным пылом бросился в мутные воды политики. Говорил он хорошо и убедительно: сказались годы преподавательской работы. Студенты, которым нужен был зачет по его предмету, в свободное от занятий время разносили по почтовым ящикам избирателей листовки. Относительно молодой преподаватель показался избирателям привлекательнее старого партийного зубра, его конкурента, и прошел в депутаты городского совета. Позже этот совет был распущен по указу президента, но Шумелов к этому времени сумел уцепиться зубами и когтями за исполнительную ветвь власти и больше уже не разжимал своей железной хватки.

Для того, чтобы прорваться во власть, он разработал вполне научную методику, очень созвучную его собственной фамилии. Методика эта сводилась к тому, чтобы громко шуметь о недостатках той структуры, внутри которой ты страстно желаешь оказаться.

Пользуясь этой же методикой коллега и друг Шумелова, депутат того же самого совета Алексей Сабиров начал в прессе кампанию за здоровый образ жизни. Основной упор в своих статьях и публичных выступлениях депутат Сабиров делал на вреде курения и на необходимости всемерной борьбы с расширением производства и реализации в нашем городе и во всем регионе табачных изделий.

Через три месяца антитабачная кампания неожиданно прекратилась, а Сабиров оказался членом правления крупного совместного российско-американского акционерного общества «Норд-табак», одного из крупнейших на. Севере-Западе производителей сигарет.

Действуя по этой же прогрессивной глубоконаучной методике Петр Степанович Шумелов развернул активную кампанию по борьбе с экологическими загрязнениями и нарушениями требований техники безопасности некоторыми крупными строительными компаниями Санкт-Петербурга.

Ему немедленно предложили ответственный пост в одной из этих компаний, но он был дальновиден и хотел не только денег, но и власти, а также стабильности положения, которую в то время еще не гарантировал частный бизнес. Петр Степанович хотел проникнуть во власть. Поскольку строительные компании были весьма тесно связаны с городским правительством, и то, что было плохо для строителей, было плохо и для руководства, через некоторое время для скандального депутата Шумелова нашлось уютное кресло в Смольном.

За прошедшие с той поры годы Петр Степанович оброс нужными связями и полезными знакомствами, погрузнел, приобрел вальяжную барственную осанку и руководящий уверенный голос. Также он приобрел дорогостоящую привычку играть по пятницам в казино и ряд других столь же дорогостоящих привычек. Врагов, конечно, Петр Степанович тоже приобрел немало.

* * *

За неделю до описываемых событий молодая женщина с темными прямыми волосами и карими насмешливыми глазами внезапно бросила швабру, которой орудовала весьма ловко, и устало сказала:

– Сил моих больше нет! До чего же надоела эта уборка!

– А ты представь, что ты репетируешь роль Сюзанны в «Свадьбе Фигаро», – посоветовал ей мужчина, в классической мужской позе возлежавший на диване с газетой. – Вроде бы она там бегала с метелкой?

– Ленька, ты совершенно невозможен! – высказалась Лола, а это была она. – Мы с тобой не женаты, а ты ведешь себя как самый настоящий муж, причем плохой муж!

– Очень хорошо, что ты меня раскусила, не будешь питать напрасных иллюзий, – ответил он, не отрываясь от газеты. – И вообще, уборка – не мужское дело…

– Несчастная женщина! – воскликнула Лола.

– Кто? – холодно спросил Маркиз, складывая газету. – Ты? Не нужно принимать все так близко к сердцу.

– Да не я, а твоя будущая жена, – с досадой ответила Лола, – мне ее уже жаль.

– И зря, – серьезно сказал Маркиз, – потому что такой женщины просто не существует в природе. Я вообще не собираюсь жениться, для этого я слишком хорошо знаю женщин. И потом, при нашей с тобой профессии это ни к чему.

– Да, но когда-нибудь ты состаришься и уйдешь на покой, – не сдавалась Лола, – и вот тогда…

Маркиз поморщился, вскочил с дивана и отобрал у нее швабру.

– Вижу, ты устала, я закончу.

Повеселевшая Лола радостно поскакала на кухню.

– Тебе сока налить? – донеслось оттуда. – Какого?

Разговор этот происходил в большой трехкомнатной квартире, которую Маркиз снял совсем недавно по просьбе Лолы. Раз уж они решили пожить некоторое время в России, следовало найти себе пристанище получше той старой запущенной коммуналки, комната в которой досталась Маркизу от бабушки.

Они познакомились года два назад совершенно случайно. Леня Маркиз, непревзойденный мастер виртуозного мошенничества, давно уже подыскивал себе помощницу. Сидя в кафе, он с грустью наблюдал, как за соседним столиком старый пройдоха обрабатывает провинциальную дурочку, которую он подхватил тут же на вокзале. У девчонки только что украли все деньги, и мерзавец пользовался случаем, вешал простушке на уши длиннющую лапшу. Старик был не промах, он действовал планомерно, наметил свою жертву заранее, и наверняка обокрали ее по его указке. Заманит к себе, а потом продаст в какой-нибудь притон. И все, пропала девчонка, пойдет по рукам, станет пить и колоться. Искать ее здесь никто не будет – все родственники далеко…

С грустью наблюдал Леня за событиями, как вдруг заметил, что девушка, оказывается, сама тоже не лыком шита. Она отвлекла внимание старика и влила ему в кофе какие-то капли, не иначе клофелин.

Все это было не ново, но Маркиз удивился на самого себя. Как же это он не признал в девчонке мошенницу? А уж у него-то глаз наметан. Но она выглядела такой безобидной, наивной и глупой… Определенно, у девчонки настоящий талант. И Леня принял решение, о котором впоследствии ни разу не пожалел.

Оказалось, что девушка самая настоящая профессиональная актриса, играет в небольшом театре и занимается мошенничеством только для того, чтобы было на что жить, потому что на заработок начинающей театральной актрисы жить невозможно.

Они чудно работали вместе, пока не влипли в историю с золотой ассирийской статуэткой, из которой вышли с победой, но Леня сильно подставил очень влиятельного и богатого человека – Артема Зарудного, так что пришлось срочно уносить ноги. И теперь Зарудный, конечно, не преминул бы отомстить, если бы Леня с Лолой попались ему на пути. И Леня поклялся себе и Лоле, что сделает так, чтобы Зарудный оставил их в покое. Он еще не очень четко представлял себе, каким образом это можно сделать, но знал, что не отступит.

В кухне пока не было мебели, только газовая плита и мойка. Лола присела на широкий подоконник и протянула Лене стакан холодного ананасового сока.

– Не считай меня назойливой, – осторожно начала она, – но все же хотелось бы знать о твоих дальнейших планах.

– Планах… – поскучнел Леня. – Вот как раз сейчас об этом думал, пока ты меня не отвлекла дурацким веником.

– Мне показалось, ты просто лежал на диване и читал газету… – тихонько сказала Лола.

Маркиз глянул на нее искоса, но промолчал.

– Вот мы обосновались, квартиру эту ты снимал очень осторожно. Ни в твою квартиру, ни в мою мы не покажемся, – продолжала Лола, – а что дальше? Не можем же мы сидеть здесь в четырех стенах, Пу И нужны прогулки. Кстати, где собака?

Пу И был очаровательным песиком породы чихуахуа, в которого Лола вложила всю нежность, какая у нее была, а ведь в каждой женщине имеется запас нежности, который она расходует по собственному выбору. Лола выбрала объектом своей неистовой любви Пу И, названного так в честь последнего китайского императора.

– Так где же Пу И?

– Он спрятался на время уборки, – невозмутимо сообщил Маркиз, – он в спальне в картонной коробке от видеомагнитофона.

Я тоже хотел бы быть на его месте, да только в коробку не помещаюсь…

– Два раза махнул веником и еще жалуется! – возмутилась Лола. – Нет, это просто ни в какие ворота… Но не будем отвлекаться, – спохватилась она, – я задала тебе вопрос насчет планов.

– Почему-то все женщины обожают задавать вопросы, на которые у мужчин нет ответа! – вспылил Маркиз.

– Но ты же только что заявил, что знаешь женщин, вот и ответь сам – почему, – поддразнила Лола.

– Ну слушай, – решился Маркиз, – вчера со мной связался один человек и намекнул, что есть работа…

– Снова, как в прошлый раз? – прищурилась Лола. – Когда в прошлый раз в Кельне с тобой связался один человек и намекнул, что есть работа, все закончилось плохо. Сначала нас замели в полицию, потом предъявили обвинение в убийстве, а потом пришлось ехать в Россию, что не входило тогда в наши планы.

– Ну в конечном-то итоге все кончилось неплохо, – в голосе Маркиза Лола уловила самодовольные нотки, – мы выполнили задание, живы-здоровы и кое-какие бабки срубили…

– В общем, да, – согласилась Лола, – но… Ты уверен в этом человеке?

– Вот в нем я уверен, – серьезно ответил Леня, – потому что мы знакомы ужас сколько времени.

– Будь осторожен, – сказала Лола, спрыгнув с подоконника и подойдя к Лене вплотную, – мы с Пу И очень волнуемся.

– Особенно Пу И, – хмыкнул Маркиз, хотя и сам за последнее время успел привязаться к хулиганскому псу.

Оставшись одна, Лола задумалась. Что-то Ленька никак не реагирует на ее хорошее поведение. Хоть бы похвалил за то, что она привела этот сарай в божеский вид! И вообще, почему он никогда не смотрит на нее как на женщину? Конечно, при знакомстве они заключили негласный договор, то есть деловое соглашение – ничего личного, встречаются только для совместной работы, но зато полностью доверяют друг другу. Лолу такие отношения полностью устраивали тогда, потому что она жила двойной жизнью. У нее был театр, друзья-актеры, просто друзья, публика… Теперь ничего этого нет, и приходится устраивать театр одного актера, потому что не играть она не может, это сильнее ее.

Но чаще всего зритель у ее спектаклей тоже один – это Леня. А он относится слишком спокойно ко всем ее выкрутасам. Сейчас она играет паиньку, как говорили в детском саду.

Но Ленька все равно держится отстранение.

Лола зашла в ванную и поглядела на себя в большое зеркало. Даже без косметики она выглядит вполне прилично. Она знает, что Ленька вовсе не чурается женщин. Но всегда находит каких-то швабр, на взгляд Лолы, очевидно, у него плохо со вкусом…

Снизу послышалось тихое поскуливание – это Пу И решил появиться пред светлые очи хозяйки.

– Как ты думаешь, дорогой, – нежно спросила Лола, – есть сейчас у Леньки кто-нибудь?

Песик посмотрел на нее укоризненно, пожал плечами и вышел из ванной. Лола тихонько вздохнула.

* * *

В длинном помещении, казавшемся полутемным от низко повешенных люминесцентных светильников, ярко освещавших только бильярдные столы, раздавались сухой стук шаров и короткие темпераментные выкрики игроков. Маркиз огляделся и увидел возле дальнего стола человека, который назначил ему свидание.

Худой, подтянутый, сухощавый, Аскольд был старомодно элегантен – всегда безупречно отутюженный темный костюм, белоснежная рубашка, платочек в нагрудном кармане пиджака, единственная яркая деталь – бордовый галстук-"бабочка". Редеющие волосы аккуратно уложены с бриллиантином. Где уж брал его Аскольд в наше время – оставалось загадкой. Точно так же загадкой было и само его имя – никто не знал, имя это или кличка. Загадкой был и его возраст – ему можно было дать и пятьдесят лет, и семьдесят. Во всяком случае, те, кто знал его давно, говорили, что он всегда был точно таким же – старомодным, подтянутым, элегантным.

Про Аскольда вообще никто ничего не знал. Он играл на бильярде, играл очень хорошо, и изредка проворачивал небольшое элегантное мошенничество Нечасто, один-два раза в год. Каждая его операция была подлинным шедевром, образцом для подражания.

Именно у Аскольда Леня-Маркиз в свое время многому научился, и до сих пор относился к нему с огромным уважением, считая непререкаемым авторитетом как в отношении изящных, тонко продуманных афер, так и в отношении хороших манер и умения достойно держаться в любом обществе.

Леня подошел к Аскольду, и они обменялись сердечным, но сдержанным приветствием – Аскольд не любил панибратства.

– Вы хотели поговорить со мной о деле? – Маркиз взял быка за рога, хотя и понимал, что это невежливо, что следовало побеседовать для начала о нейтральных предметах, о жизни и погоде, дождавшись, когда Аскольд сам перейдет к делу.

Действительно, маэстро удивленно и неодобрительно взглянул на ученика, высоко подняв левую бровь. Затем вздохнул, подумав, должно быть, что времена изменились и надо быть снисходительнее к молодежи, и негромко сказал:

– Признайся, мой дорогой, когда ты последний раз брал в руки бильярдный кий?

– Ох, давно, Аскольд, очень давно!

– Скверно! – Аскольд снял пиджак, подтянул рукава белоснежной рубашки и начал натирать мелом кий. – Бильярд необходим людям нашей профессии. Он дисциплинирует, развивает глазомер и твердость руки, учит стратегии… Ты должен играть хотя бы два раза в месяц! Обещай мне, мой дорогой!

– Не всегда находится время! – ответил Леня с тяжелым вздохом. – Я не хотел бы пообещать вам и нарушить обещание…

– Ну как знаешь! – Аскольд разбил пирамидку и задумчиво оглядел стол, выбирая шар для следующего удара. – А пригласил я тебя, мой дорогой, по такому делу. Несколько вполне достойных людей – не слишком богатых, но и не совсем нищих – объединили свои средства для некоего перспективного проекта. Они нашли весьма привлекательное пятно застройки, на котором хотят совместными силами построить торговый центр… Впрочем, эти подробности нам с тобой неинтересны. Суть в том, что чиновник, в руках которого распределение пятен застройки, имел с ними предварительный разговор и даже взял деньги…

– Большие ли деньги? – поинтересовался Маркиз.

– Как сказать… – Аскольд наклонился над краем стола, нацелил кий и объявил:

– Шестой в левый угол.

Шар послушно вкатился в лузу. Аскольд выпрямился и задумчиво повторил:

– Как сказать. Сто тысяч – много это или мало?

– Долларов? – уточнил Леня.

– Ну не юаней же. – Аскольд пожал плечами и снова двинулся вокруг стола, выбирая позицию.

– Ну, в общем, это не слишком много за хороший участок…

– Возможно, – Аскольд снова пожал плечами, – но ведь это не цена земли, это только взятка, которую чиновник положит себе в карман, совершенно ничего при этом не делая. Не люблю чиновников…

– Ну не нам с вами об этом говорить! – усмехнулся Маркиз.

– Отчего же? – Аскольд высоко поднял бровь и в упор взглянул на молодого собеседника. – Наша работа требует интеллекта, артистизма, стратегического мышления, тонкого, поистине шахматного расчета и точности исполнения. Она связана с риском… Нет, дорогой мой, мы свой хлеб не зря едим!

– Но мы говорили о пятне застройки… – напомнил Маркиз.

– Совершенно верно. Чиновник взял деньги, а потом на горизонте появился еще один претендент на участок – наглый, молодой, нахрапистый, самоуверенный и беспринципный… – Аскольд огляделся по сторонам, видимо, подумав, что позволил себе излишнюю горячность, замолчал и снова начал натирать кий. На этот раз Маркиз не посмел прервать паузу и дождался, когда маэстро продолжил:

– Этот претендент также переговорил с чиновником и предложил ему больше. Точной суммы я, конечно, не знаю, но предполагаю, что значительно больше.

– И что чиновник?

– Чиновник встретился с теми, первыми людьми, и заявил, что столкнулся с непреодолимыми препятствиями и никак не сможет отдать им участок.

– А деньги?

Аскольд тонко улыбнулся одной стороной рта:

– Ты смотришь в корень, мой дорогой.

В этом вся прелесть. Он заявил, что деньги уже ушли на подмазывание вышестоящих начальников, и отказался их возвратить.

– Это уже полное свинство!

– Совершенно согласен. Я же сказал – не люблю чиновников.

– И что же предприняли эти люди?

– Обратились ко мне. – Аскольд подошел к краю стола и приложил кий к бортику.

– А вы, в свою очередь, пригласили меня и рассказали всю эту трогательную историю! – Маркиз сцепил пальцы рук и с хрустом потянулся. – Зачем?

– Затем, дорогой мой, что я не могу заняться этим делом. Меня слишком легко вычислить.

– Вы – один из тех людей, заинтересованных в пятне застройки? – высказал Маркиз догадку.

– Почти, – уклончиво ответил Аскольд, – во всяком случае, я слишком тесно с ними связан.

– Но вы знаете, – осторожно проговорил Маркиз, – что у меня не так давно было серьезное столкновение с очень опасным человеком?

– Зарудный?!. – Аскольд произнес эту фамилию не с вопросительной, а скорее с утвердительной интонацией.

– Зарудный, – подтвердил Маркиз, – и теперь мне нужно быть очень осторожным, чтобы Зарудный не пронюхал, что я вернулся в Петербург. Пока он думает, что я где-то далеко, за рубежами отечества, – я могу спать спокойно, но как только пронюхает, что я снова здесь, он все сделает для того, чтобы достать меня. Честно говоря, при нашей предыдущей встрече я здорово его кинул…

– Я об этом слышал, – кивнул старый маэстро, – но ты ведь никак не связан с теми людьми. На тебя никто не подумает.

А я буду очень осторожен. Твой удар.

Он протянул Маркизу кий и отступил на шаг от стола, чтобы лучше увидеть позицию в целом.

– Девятый в центр, – объявил Маркиз, наклоняясь к столу и нацеливая кий, – если я возьмусь за это дело, что оно мне принесет?

– Никогда не думай ни о чем постороннем перед ударом, – Аскольд покачал головой, – вот видишь, ты промазал. Я же говорил, тебе нужно чаще играть в бильярд, это очень полезно. А относительно твоего вопроса – ты отдашь людям то, что они заплатили, остальное – твое. А там – неплохая разница, уверяю тебя.

– С кем мне придется иметь дело?

Аскольд нацелил кий, объявил, какой шар и в какую лузу собирается послать, и только когда нанес свой безошибочный удар и проследил за движением шара, аккуратно скатившегося в лузу, разогнулся и протянул Маркизу конверт:

– Здесь ты найдешь все, что мне удалось выяснить. Впрочем, тебе этого будет вполне достаточно.

Они продолжили игру, и Леня, разумеется, проиграл с разгромным счетом. Аскольд покачал головой и напутствовал ученика советом играть в бильярд не реже двух раз в месяц.

Только попрощавшись с маэстро и сев в свою машину, Маркиз открыл конверт. Оттуда выпали несколько листков с машинописным текстом и крупная фотография. На этой фотографии Леня впервые увидел Петра Степановича Шумелова.

Дома Лола встречала Леню у самых дверей. В глазах ее явственно читался невысказанный вопрос.

– Да, – лаконично ответил на ее взгляд Леня, – мы с тобой снова в работе. Давай-ка, девочка, почисти перышки, перетряси свой гардеробчик и сделай из себя приличную даму из общества.

– Нет проблем, – удивленно ответила Лола. – Внешность менять?

– Разумеется, он будет очень внимательно тебя рассматривать, значит, нужно сделать так, чтобы он тебя потом ни за что не узнал.

– И кто это он? – полюбопытствовала Лола.

– А вот, – Маркиз показал ей фотографию, – нравится?

– Хм, – Лола придирчиво поджала губы, разглядывая снимок. – Скажи на милость, почему тебе обязательно нужно подсунуть меня какому-то старому крокодилу?

– Он совсем и не старый для мужчины, всего-то пятьдесят лет, – возразил Леня.

– О Господи! Да ему о душе пора думать, а не о женщинах!

– Вот тут ты в точку попала. Он о женщинах мало думает, с одной женой живет почти тридцать лет. Предпочитает время проводить в казино, ходит туда каждую пятницу. Завтра мы туда и направимся. А тебе нужно будет сделать вот что…

– Не нравится мне это дело, – упрямо заметила Лола, выслушав ценные Ленины указания, – и Пу И оно тоже не нравится.

– Слушай, Пу И тут совершенно ни при чем! – вспылил Маркиз. – Не хватало мне еще с Пу И советоваться, перед тем, как принимать решения!

– А следовало бы, – как ни в чем не бывало заметила Лола, – потому что Пу И – собака совершенно особенная. Чихаухуа – это древняя священная собака.

– Да ну? – с сомнением протянул Маркиз, наблюдая, как священная собака усердно отгрызает помпон от Лолиной левой тапочки.

– Не «да ну», а точно, – заявила Лола, отобрав помпон. – У древних ацтеков эти собаки жили в храмах, и знаешь почему?

– Понятия не имею, – четно признался Маркиз.

– Потому что у этой породы никогда не зарастает родничок на голове. И считается, что это – прямая связь с космосом! – торжествующе произнесла Лола.

Маркиз не глядя протянул руку и поднял Пу И в воздух за шкирку.

– Вот видишь? – Лола нащупала на темечке только ей видную вмятинку.

– С ума сойти! – поразился Маркиз, но как только он протянул руку, Пу И изловчился и цапнул его за палец.

– Слушай, что ты мне голову морочишь? – заорал Леня и выпустил песика из рук.

Тот шлепнулся на пол, тут же повалился на бок и закатил глаза.

– Пуишечка, детка, он сделал тебе больно! – запричитала Лола.

– Ладно, вы тут развлекайтесь, а мне нужно работать, – вздохнул Маркиз, – будем считать, что Пу И операцию нашу одобрил.

– Не сказала бы, – Лола с сомнением покачала головой, – мы с Пу И уступаем грубой силе.

* * *

Леня Маркиз подождал еще несколько минут и переключил прослушивающую систему в дежурный режим.

Следующий день был выходной, и микрофоны включились только в двенадцатом часу, когда Шумелов с женой отправились, судя по всему, за покупками. В машине Петр Степанович снова включил радио, поймал свою любимую радиостанцию «Европа-плюс», и Маркиз уже приглушил звук динамиков, приготовившись к музыкальной паузе, но Ольга Андреевна недовольным голосом попросила мужа выключить радио, и Шумелов не стал возражать.

Супруги перекинулись несколькими ничего не значащими фразами и дальше ехали в молчании. Наконец мотор затих, и Петр Степанович усталым голосом сказал:

– Оля, ты иди одна, посмотри там… Я в машине посижу.

– Но я думала, мы вместе…

– Не хочу там среди тряпок с бабами толкаться. Сходи, выбери себе что-нибудь.

Ольга Андреевна не стала спорить, хлопнула дверцей машины. Почти сразу раздались негромкие характерные щелчки – Маркиз понял, что Шумелов набирает номер на мобильном телефоне.

– Алло, это я, – негромко проговорил он своим недовольным начальственным голосом. – Что значит – кто? Надо узнавать. Ну да, правильно. Так вот, я готов обсудить с вами известный вопрос. Встретимся завтра в «Невском Паласе», внизу, возле магазина «Золотой ключ», в двенадцать ноль-ноль. Все.

Телефон щелкнул, закрываясь, Шумелов снова включил радио и поймал «Европу-плюс».

* * *

Маркиз на всякий случай прослушивал остальные разговоры Шумелова, но больше ничего интересного не узнал. Зато на следующий день, в полдень, он прилип к динамику.

Несколько минут из микрофона доносились только негромкие голоса, шаги и прочие посторонние шумы. Наконец Шумелов негромко раздраженно проговорил:

– Вовремя приходить нужно. Точность – вежливость королей.

– А я – не король… пока что, – с насмешкой ответил ему второй голос, самоуверенный, молодой и нагловатый. – Ну извините. Всего-то на восемь минут опоздал… поесть зашел, проголодался.

– Вы все время едите, – с неудовольствием проговорил Шумелов, – это вредно. Вы молодой человек, а вес у вас явно избыточный. Это повышает риск гипертонии.

– Не волнуйтесь за меня, у меня все в норме. Меня на все хватает. Я все успеваю и все люблю – еду, вино, деньги, красивые вещи, женщин… И вообще, мы что – встретились для того, чтобы обсуждать мое телосложение или мои пристрастия?

– Тише, тише, на нас обращают внимание, – вполголоса прервал своего собеседника Шумелов, – делайте вид, что рассматриваете витрину. Кстати, посмотрите на этот портфель, второй слева, за восемьсот шестьдесят у, е. Купите такой. Во вторник положите в него триста тысяч и подъедете к «Пассажу». Войдете через центральный вход. Ровно в час дня вы должны пройти мимо цветочного киоска посредине зала. Я буду идти вам навстречу со стороны Итальянской. У меня будет точно такой же портфель. Мы встретимся, обменяемся портфелями и разойдемся. Только очень прошу вас хоть на этот раз быть вовремя. Уж постарайтесь! Поешьте заранее, в конце концов!

– Ладно, ладно, – хохотнул собеседник Шумелова, – не волнуйтесь, все будет тип-топ.

На этом разговор закончился, а Маркиз поехал на Невский.

В магазине «Золотой ключ» на первом этаже «Невского Паласа» он нашел в витрине объемистый коричневый портфель из свиной кожи и указал на него продавцу. Парень исчез на минуту и вернулся с заискивающим выражением лица.

– Простите, у нас все вещи эксклюзивные, в небольшом количестве, и такой портфель купили как раз перед вашим приходом… Может быть, вы посмотрите другую модель?

– Мне нужна именно эта, – сухо ответил Маркиз, – отдайте мне портфель с витрины.

Продавец еще на минуту удалился для консультации с начальством, вернулся с той же заискивающей улыбкой и поспешно снял портфель с витрины.

Во вторник без пяти час из остановившегося перед центральным входом «Пассажа» джипа «мерседес» выбрался, тяжело дыша, толстый коротко подстриженный мужчина лет тридцати в коротком черном полупальто от Джордже Армани. В руке у толстяка был плотно набитый коричневый портфель из свиной кожи. Отдав короткие распоряжения шоферу и охраннику, оставшимся в машине, толстяк направился ко входу в универмаг.

Джип поехал вперед, чтобы встретить босса у другого выхода «Пассажа», на Итальянской улице.

Толстяк с портфелем вошел во вращающуюся дверь. Входя внутрь универмага, он столкнулся с молодой парой, которая прямо в дверях выясняла отношения. Девица, ярко-рыжая, сильно накрашенная и довольно вульгарная, размахивала руками и наседала на своего небритого спутника, кожаная куртка, трехдневная щетина, надвинутая на глаза черная кепка и нарочитая сутулость которого явственно изобличали в нем средней руки рэкетира.

– Видела я тебя с Машкой! Притащил ее в «Плазу», лахудру крашеную! Да эту кошку драную в приличное место скоро пускать не будут! Ей в дешевой забегаловке посуду мыть, а ты ее в «Плазу» приволок, шлюху вокзальную! Ей впору на помойке бутылки собирать…

Рэкетир вяло оборонялся, пытаясь улизнуть от своей темпераментной подруги, но та вертелась вокруг него, как собака вокруг медведя, и пыталась залепить пощечину.

Толстяк с портфелем, насмешливо взглянув на вульгарную парочку, попробовал протиснуться мимо. Рэкетир, отбиваясь от своей подружки, нечаянно наступил толстяку на ногу и, неловко качнувшись, выбил у него из руки портфель…

Толстяк мгновенно разъярился и потянулся левой рукой к карману, где у него лежала надежная черная «беретта», но небритый тип уже с горячими извинениями подавал ему портфель, и грозно кричал на свою скандальную рыжую подругу:

– А ну усохни! Из-за тебя человека чуть не зашиб!

Толстяк снова усмехнулся и, взглянув на свою золотую «Омегу», торопливо зашагал к центру зала. Там он на мгновение поравнялся с солидным, внушительным господином в черном кашемировом пальто. Чуть замедлив шаг и мгновенно оглядевшись по сторонам, мужчины поменялись своими портфелями и разошлись.

Петр Степанович вышел из «Пассажа» и сел в свой «мерседес». Приятная тяжесть портфеля чуть-чуть щекотала его нервы. Инстинктивно оглядевшись по сторонам, хотя никто, конечно, не увидел бы его сквозь затемненные стекла «мерседеса», Шумелов приоткрыл портфель.

Лицо его сначала вытянулось от изумления, а потом перекосилось от ярости.

– Щенок! – завопил он, хотя сейчас никто не мог его слышать. – Молокосос! Проклятый наглый подонок! Он что же – издеваться надо мной вздумал?

Коричневый портфель свиной кожи был плотно набит яркими глянцевыми журналами – «Плейбоем», «Пентхаузом», «Невской клубничкой» и прочими изданиями подобного рода.

Трясясь от ярости, Шумелов схватил мобильный телефон, но вовремя одумался. Он давно уже усвоил простое и действенное правило: никогда не давать воли первому импульсу, чем-то занять руки, отвлечься, успокоиться и только тогда действовать. Вот и сейчас, он достал из кармана дорогую «паркеровскую» ручку, снял колпачок, разобрал и снова собрал ее. Бессмысленные механические действия немного успокоили Петра Степановича. Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, и только тогда снова взял в руку телефон.

Услышав голос своего прожорливого знакомца, Шумелов нейтральным, не выдающим его истинных чувств голосом произнес:

– Что ж, я рад. У вас появилось чувство юмора, хотя и весьма своеобразное.

– Вы это о чем? – осторожно спросил его собеседник.

– О вашей милой шутке с портфелем. Ты что, щенок, думаешь, что я тебе это просто так спущу?

Ярость прорвалась, как кипящая лава сквозь тонкую корку застывшего базальта.

– Эй, эй, полегче! – с неожиданной злобой проговорил молодой собеседник. – Ты, козел старый, с кем в таком тоне разговариваешь? Ты кого это посмел щенком назвать?

– А кто же ты, как не щенок, если пытаешься меня на куклу купить? Скажи лучше, когда передашь деньги! Только теперь это будет уже не триста, а четыреста! Так сказать, возмещение морального ущерба!

– Ты, сволочь старая, что плетешь? – Голос молодого толстяка стал неожиданно высоким и звонким; люди, хорошо его знавшие, предпочитали в таких случаях ретироваться – такой голос прорезывался у него в минуты сильнейшей ярости. – Ты что плетешь? Я тебе только что триста штук отдал – а тебе мало? Да ты, похоже, сбрендил!

– У тебя в портфеле – кукла, одни журналы, порнуха дурацкая! Ты что, молокосос, думаешь, я лох дешевый? Да тебе участка не видать как своих ушей!

Петр Степанович напоследок длинно выругался и отключил мобильный телефон.

Он подумал, не совершил ли ошибки, отказавшись от первой компании, заинтересованной в пятне застройки на Васильевском и согласившись на предложение Рудейко, но потом вспомнил, как нужны деньги, и сжал кулаки. Неужели Рудейко хочет кинуть его?

* * *

Андрей Рудейко в сердцах бросил роскошный дорогой мобильник под ноги и от злости чуть не растоптал его, но одумался, поднял и убрал в карман: телефон ни в чем не виноват. Он откинулся на мягкое сиденье джипа и задумался.

Неужели эта сволочь из Смольного, Шумелов, до того оборзел, что хочет внаглую присвоить триста штук баксов и потребовать новую взятку, больше прежней? Не может такого быть… Не совсем же он, в конце концов, дурак, понимает, что с такими, как Андрей Рудейко, шутить опасно. Что-то здесь не то, что-то не то…

Но Андрей в самом себе был уверен. Он сегодня утром достал из сейфа заранее приготовленные деньги, триста тысяч «зеленых» как один цент, сложил их в портфель – в тот самый, на который показал ему в магазине Шумелов, коричневый портфель свиной кожи, и поехал на встречу. По дороге никуда не заезжал, даже не поел…

Кстати, есть очень хотелось, и Андрей приказал шоферу остановиться возле китайского бистро. Взял порцию креветок с орехами кешью, рыбу в лимоне, быстро и жадно съел и почувствовал, что сыт. Чем хороши китайские заведения – порции дают нормальные, человеческие. Поешь так поешь – от души…

Андрей удовлетворенно откинулся на спинку стула, поудобнее расположил свой объемистый не по годам живот и лениво окинул взглядом зал. В основном, конечно, всякая мелочь, шантрапа – проститутки, устроившие себе обеденный перерыв, рэкетиры с подругами…

Андрей замер. Вот то, что не давало ему покоя после разговора с Шумеловым. Рэкетир с подругой, которые ссорились в дверях «Пассажа». Этот небритый придурок столкнулся с Андреем, наступил на ногу и выбил портфель из рук. Это был единственный момент, когда Рудейко выпустил портфель. Но ведь парень тут же подал его Андрею, не прошло и секунды… За это время никак невозможно заменить деньги журналами! Да еще и на глазах у него, у Андрея… Нет, это какая-то чушь! Если только… если только они не подменили портфель.

Рудейко даже мгновенно взмок от такого предположения. Но ведь это значит, что эти двое «пасли» его, точно знали, когда он появится в «Пассаже», знали, какой портфель у него будет в руках – ведь портфель был в точности такой же…

Нет, это невозможно! Если только… если только эта свинья из Смольного не устроила эту подставу самолично!

Андрей подпрыгнул на месте, чуть не опрокинув животом столик. Телохранитель Витек беспокойно огляделся, чтобы понять, что так взволновало босса.

Наверняка так и есть!

Андрей перевел дух и скрипнул зубами.

Шумелов сам устроил эту подставу, чтобы заявить, будто он не получил денег, и потребовать у Андрея еще больше бабок…

Ну, сволочь, тебе это просто так не пройдет!

От злости Андрей снова проголодался и заказал себе огромную порцию свинины с имбирем.

* * *

За долгие годы преподавательской работы Петр Степанович привык просыпаться в восемь утра. Теперь на работу в Смольный он мог бы приезжать попозже, но многолетняя привычка работала лучше любого будильника, и ровно в восемь он просыпался, в первый момент думая, что пора собираться на лекции… Но потом вспоминал, что давно уже не преподает и у него есть еще время, чтобы немного поваляться в постели, потом не торопясь подняться, принять массажный душ, позавтракать…

Однако этим утром что-то определенно было не так. Что-то тревожило Петра Степановича. Сон постепенно выпускал его из своих нежных объятий, Шумелов удивленно прислушивался к собственным ощущениям.

Ему чего-то не хватало.

Наконец он понял, чего – рядом с кроватью не было слышно ровного сопения и периодических всхрапов Арчибальда.

Английский бульдог невероятно храпел во сне, и поэтому Петр Степанович упорно боролся с его привычкой спать возле кровати хозяев, пытался выселить его на коврик в прихожую, но подлый бульдог упорно отказывался засыпать в ссылке, устраивал по ночам истерики, скребся когтями в дверь спальни, и Шумелову в конце концов пришлось сдаться, тем более что жена всецело была на стороне Арчибальда.

И вот теперь этого мерзкого храпа и сопения не было слышно, и Шумелов всерьез забеспокоился. Чтобы бульдог проснулся раньше хозяев? Такое просто невозможно, этот лежебока готов был проспать все на свете, кроме обеда и прогулки. Не случилось ли с ним чего?

Петр Степанович спустил ноги с кровати, осторожно нашарил шлепанцы и встал.

В утренней полутьме спальни возле кровати что-то темнело…

Шумелов раздернул шторы и едва сдержал крик.

Арчибальд лежал на полу в луже крови. Впрочем, то, что лежало на ковре около кровати, трудно было назвать Арчибальдом.

У собаки не было головы.

– Что ты, Петя? – окликнула Шумелова полусонным хрипловатым голосом жена.

Петр Степанович не отозвался. Он схватил первое, что попалось под руку – шелковую накидку с кресла, – завернул в нее обезглавленный труп собаки и выскочил в коридор, пока жена не проснулась окончательно. Если она увидит это – точно сойдет с ума.

– Куда ты, Петя? – крикнула жена вслед, все еще не вполне проснувшись, но с уже возникающим в голосе беспокойством.

– Потом, потом! – откликнулся Шумелов срывающимся голосом.

Руки его тряслись. Он кое-как оделся, завернул собачий труп поверх шелковой накидки в кусок полиэтилена, чтобы кровь не просочилась, и понес в гараж.

На первом этаже консьерж удивленным взглядом проводил его – неаккуратно одетого, небритого, с красным перекошенным лицом и большим бесформенным свертком в руках…

Пристроив сверток в багажнике и сев за руль, он долго не поворачивал ключ в зажигании, чтобы успокоиться – в таком взвинченном состоянии выезжать на улицу было опасно. Как учил его увлекающийся йогой Сабиров, Петр Степанович несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, задерживая дыхание и пытаясь думать о приятном. Но из этого ничего не вышло: перед глазами стояло окровавленное собачье тельце на ковре возле кровати…

Петр Степанович изо всех сил ударил руками по рулю, так что заныли костяшки пальцев. Он не был так привязан к собаке, как жена, но увидеть в собственной спальне такое… никакие нервы этого не выдержат. А самое главное – кто-то недвусмысленно показал ему, насколько он беззащитен. Ночью вошли к нему в квартиру – несмотря на охраняемый дом и стальную дверь, вошли и прямо в его спальне убили Арчибальда… тихо, бесшумно, чтобы не разбудить их с женой, и смотрели на них без всякой жалости! А следующий раз кто-то вот так же войдет и сделает то же самое с Ольгой… или с ним самим.

Понятно было, что собака – это угроза, предупреждение, и за этим предупреждением последует очередной шаг.

Петр Степанович посмотрел на себя в зеркало заднего вида. Лицо ужасное… Конечно, инспектора дорожно-патрульной службы никогда не останавливают его машину – черный внушительный «мерседес» с номерами мэрии, – но всякое возможно…

И в это мгновение зазвонил мобильный телефон.

– Алло! – еле проговорил Шумелов охрипшим, постаревшим голосом. – Кто говорит?

После небольшой продуманной паузы в трубке послышался короткий злой смешок.

– Как тебе понравился подарок?

Шумелов узнал голос, и на него накатила волна ненависти.

– Так, выходит, это ты, молокосос?! – прорычал он, едва сдержав желание вдребезги разбить телефон. – Это ты, сволочь, убил мою собаку?

– А ты думал на кого-то другого? – усмехнулся Рудейко. – Много же у тебя добрых друзей! Собака, конечно, ни в чем не виновата, но это тебе – предупреждение: если вздумаешь со мной шутки шутить, нигде от меня не спрячешься, всюду достану. Деньги взял – отработай! А за то, что играть со мной вздумал, – заплатишь штраф: половину моих денег вернешь, сто пятьдесят штук. Завтра в двенадцать на том же месте, так же пойдешь с тем же самым портфелем со стороны Итальянской, в центре зала встретимся и поменяемся портфелями…

– Да ты что – сбрендил? – закричал Шумелов, на секунду задохнувшись от наглости молокососа. – Ты совсем охренел? Говорят тебе – в портфеле не было никаких денег! Это что же – я тебе за красивые глаза участок отдам и еще заплачу за это?

– Это как тебе угодно. Если тебе понравилось так просыпаться, как сегодня, – приятного аппетита. Только в следующий раз это будет уже не собака, А насчет того, почему в портфеле не было денег – это ты лучше меня знаешь. Я в портфель деньги положил…

В глазах у Петра Степановича потемнело Последних слов Рудейко он не расслышал, окончательно раздавленный его угрозой. Можно натравить на Рудейко силовые структуры – МВД, ФСБ, в конце концов, но щенок потому и держится так нагло, что знает – Шумелов не сделает этого, побоится. Люди Рудейко наверняка не оставили никаких улик, а любая серьезная проверка привлечет внимание к махинациям самого Шумелова с распределением пятен застройки.

– Я принесу деньги, – еле слышно проговорил Шумелов.

По голосу можно было подумать, что Петр Степанович постарел на двадцать лет.

– Вот и хорошо! – насмешливо отозвался Рудейко. – Из своих ошибок надо делать выводы!

Он отключил телефон, а Шумелов еще долго сидел, тупо уставившись на свое отражение в зеркале заднего вида.

Леня Маркиз дослушал разговор до конца и отодвинулся от динамика. Этим утром он совершенно случайно включил систему прослушивания, связанную с «жучком» в машине Шумелова, и услышал чрезвычайно важный разговор.

– Это я хорошо зашел! – процитировал он вполголоса фразу из популярного фильма и задумался: в его мозгу складывалось интересное развитие богатой дебютной идеи.

* * *

Вечером того же дня телохранитель тащил на себе изрядно перебравшего Рудейко от гаража до его роскошной квартиры, занимавшей целый этаж прекрасно отреставрированного дома возле Армянской церкви на Невском проспекте.

– Не иначе эта парочка портфель подменила, – произнес Рудейко неожиданно трезвым голосом.

– Что вы говорите, Андрей Михайлович? – переспросил телохранитель и остановился, чтобы немного передохнуть: необъятная туша Андрея Рудейко даже для этого очень сильного и тренированного парня была утомительной ношей.

– Парочка на меня налетела в дверях, – полусонно проговорил Андрей, – парень и девка… Вроде так, шпана мелкая, ничего особенного, а что-то подозрительно ловкие… выбили у меня портфель, потом вернули… могли и подменить…

Последние слова Рудейко проговорил еле слышно и тут же забылся глубоким здоровым сном прямо на плече у телохранителя.

Охранник тяжело вздохнул, обхватил босса поперек туловища и потащил к лифту.

Позднее, передав дежурство своему сменщику, он помчался к Марине, сногсшибательной девице, с которой познакомился месяц назад.

Хотя была уже глубокая ночь, и он изрядно устал, потрясающее тело Марины, ее детски-невинные и одновременно глубоко порочные глаза притягивали его, как магнит, сводили с ума, распаляли и будоражили воображение, и он теперь ни одного дня не мог прожить без ее изощренных ласк.

У него был собственный ключ от Марининой квартиры. Открыв дверь, он прошел в спальню. Марина спала, как ребенок, свернувшись калачиком и подложив под щеку кулак. Он приподнял одеяло и жадным взглядом окинул ее нежное, покрытое легкой испариной сна тело, вдохнул его аромат – смесь собственного неповторимого запаха Марины, свежего, сладковато-яблочного, и легкого жасминового аромата ее духов.

Марина мягко повернулась, сонно улыбнулась ему, не открывая глаз, и пробормотала:

– Это ты, Витенька? Ну иди же ко мне!

Виктор склонился над ней. Его обдало горячей волной, кровь застучала в висках.

Торопливо раздевшись, он скользнул в постель, прильнул к ней, впился жадными губами в ее нежную шею, в губы, в грудь, покрыл все ее тело горячими торопливыми поцелуями. Лицо Марины порозовело. Она приоткрыла глаза, прижала голову Виктора к своему животу и жарко прошептала:

– Не торопись, не спеши! Ты знаешь, как я люблю, – медленно-медленно, и чтобы ты все время говорил, говорил, говорил…

Виктор медленно, осторожно вошел в нее, почувствовав, как жадно и вместе с тем неторопливо она раскрылась ему навстречу. Томительная, едва переносимая нега окутала его розоватым облаком.

– Говори, говори! – шептала Марина, закусив его ухо мелкими острыми зубами. – Говори, умоляю, ну что же ты!

В ее голосе было едва ли не отчаяние и вместе с тем такая страсть, что Виктор совершенно потерял голову.

Он говорил, как в бреду, искусанными пересохшими губами уткнувшись в нежную ложбинку над ее ключицей, говорил о том единственном, что знал, – о своей работе, о своем шефе, Андрее Рудейко, говорил о том, как высадил того возле «Пассажа» с толстым кожаным портфелем и встретил у другого его выхода, причем портфель был уже явно пустым.

Марина прильнула к нему всем телом, она ритмично сжимала бедра и щекотала ухо Виктора нежным горячим языком. Дыхание ее учащалось, и бедра наливались волнующим жаром и тяжестью, но она повторяла безумным горячечным шепотом:

– Говори, говори, не останавливайся!

Виктор, почти теряя рассудок, говорил о том, как сразу после событий в «Пассаже»

Рудейко с явной яростью разговаривал по телефону, и этот разговор пересказал ей дословно.

Она дышала все чаще и чаще, и в глубине ее тела начинались первые безумные судороги, но сквозь тихий и, кажется, жалобный стон Марина шептала:

– Говори, говори…

И он говорил о том, как тащил вечером пьяного шефа, а тот болтал что-то непонятное про странную парочку, столкнувшуюся с ним в дверях «Пассажа»…

Он не знал, о чем еще рассказывать своей ненасытной любовнице, да и не мог больше говорить. Глаза его застлало красным туманом, пламя рвалось из него, и с яростными безумными криками они слились в последней непереносимой вспышке.

Опустошенный, обессиленный, выжатый как лимон, Виктор забылся сном, который больше похож был на обморок.

Марина осторожно выскользнула из-под него, убедилась, что он крепко спит, и, накинув на голое тело шелковый короткий халат, прошлепала босыми ногами в соседнюю комнату. Ей безумно хотелось пойти в душ, смыть с себя запах этого тупого животного, бесконечно раздражавшего ее своей примитивностью, своей однообразной невзыскательной страстью, но дело – прежде всего.

Она набрала номер, и, несмотря на поздний час, ей тут же ответили. Подробно, стараясь ничего не упустить, она пересказала все, что услышала сегодня от Виктора.

За такие доклады конкурент Андрея Рудейко платил ей очень неплохие деньги.

В конце своего сообщения, Марина упомянула сегодняшнюю пьяную болтовню Рудейко о столкнувшейся с ним в «Пассаже» подозрительной парочке. Собеседник неожиданно заинтересовался и потребовал дословно повторить все, что сказал Рудейке. Выслушав повторно все, что запомнила Марина, мужчина задумчиво проговорил:

– Парочка… молодые мужчина и женщина… очень ловкие… не мои ли это старые знакомые?

– Что, Артем Николаевич? – переспросила девушка.

– Нет, ничего, это я про себя, – ответил ей конкурент Андрея Рудейко Артем Зарудный и отключил телефон.

* * *

Без пяти двенадцать Шумелов остановил свой «мерседес» возле заднего входа «Пассажа». Внимательно оглядевшись по сторонам, он выбрался из машины, сжимая в руке ручку коричневого портфеля. После того, как убили Арчибальда, руки его постоянно дрожали, а сам Петр Степанович приобрел слегка затравленный вид.

Еще раз внимательно оглядевшись, он подошел к дверям универмага. В то же самое время к тем же дверям, оживленно переговариваясь, подошли двое маляров в запачканной краской одежде – мужчина и женщина. Мужчина нес в руке складную стремянку и ведерко с краской, женщина – несколько кистей и еще одно ведерко. Шумелов чуть задержался перед дверью, чтобы пропустить замурзанную парочку и не запачкаться краской, но маляры тоже замешкались, мужчина неловко повернулся, уронил стремянку и налетел-таки боком на Петра Степановича.

– Ты че, Вася! – вскрикнула женщина. – Ты следи, куда идешь-то. Вон мужчину запачкал…

Она схватила Шумелова за рукав пальто и принялась тереть его своими грязными руками.

– Не надо! – с откровенным отвращением воскликнул Петр Степанович, резко вырывая рукав у замарашки, и отшатнулся, чтобы не запачкаться еще больше.

При этом он налетел на мужчину-маляра, и тот едва не опрокинул на Петра Степановича ведро с белой краской. Едва удержавшись на ногах, маляр неловко схватился за руку Шумелова, но тут же отпустил его, извинился перед ним в самых изысканных выражениях, громко и с чувством икнул и отошел в сторону.

Петр Степанович с отвращением оглянулся на пьяного подонка и торопливо зашагал к центру зала, все еще чувствуя на своей руке его грязное прикосновение.

В самом центре, возле цветочного киоска, он на мгновение поравнялся с толстым коротко подстриженным мужчиной лет тридцати в коротком черном полупальто. Обменявшись полными ненависти взглядами, мужчины чуть замедлили шаг, быстро и незаметно поменялись портфелями и разошлись.

В то же время парочка «маляров» поспешно шла по Итальянской улице в сторону Садовой.

– Ты что, Леня, переиграл операцию? – вполголоса спросила женщина.

– Интуиция, – почти шепотом ответил мужчина, – я когда за портфель взялся, мне что-то не понравилось. То ли он показался мне тяжелее, чем должен быть, то ли в нем что-то твердое прощупалось… Не знаю, что, но мне это не понравилось, и я решил, от греха подальше, не рисковать… Ну-ка, подожди секундочку…

«Маляры» остановились на углу Итальянской и Садовой, и Маркиз полуобернулся к задним дверям «Пассажа». Оттуда вышел толстяк в черном полупальто. Перед ним распахнулась дверца роскошного черного джипа, он с кряхтением вскарабкался на сиденье и захлопнул дверцу за собой. Джип рванул с места и выехал на Садовую.

– Ну и что ты хотел увидеть? – ехидно осведомилась Лола. – Как уезжают наши денежки?

– Может быть, я и ошибся, – с сомнением в голосе проговорил Маркиз, – но в нашем деле лучше перестраховаться.

В этот миг впереди раздался оглушительный грохот. Черный джип «мерседес» взлетел на воздух и рухнул обратно на тротуар грудой пылающих обломков.

Лола уставилась на Маркиза потрясенным взглядом.

* * *

Узнав о взрыве, в котором погиб Андрей Рудейко, Артем Зарудный поручил своему помощнику по безопасности Гоги Жордания выяснить, кто мог убрать его конкурента и по какой причине.

"Если задаться вопросом – кому выгодно, – сказал при этом Зарудный, – то убить его должен был я. И именно на меня сейчас все начнут указывать пальцами. Но я-то этого не делал, мы с тобой лучше всех это знаем. Поэтому хотя я и не оплакивал толстого Андрюшу, но должен хотя бы узнать, что за всем этим стоит".

Жордания довольно быстро выяснил, что покойный Рудейко хотел прибрать к рукам перспективное пятно застройки на Васильевском острове и связался для этого с Шумеловым, высокопоставленным чиновником из Смольного; также он выяснил, что немного раньше Шумелов вел переговоры с группой не очень крупных бизнесменов, претендовавших на тот же самый участок.

Проанализировав всю полученную информацию и сопоставив ее с тем, что рассказывал ему телохранитель Андрея Рудейко незадолго до своей гибели вместе с боссом во взорванной машине, Зарудный сделал для себя однозначные выводы и потребовал список людей, которые прежде Рудейко договаривались с Шумеловым о приобретении участка на Васильевском. Просмотрев этот список, Зарудный криво усмехнулся и приказал Жордании привезти к себе в загородный дом одного старого знакомого.

* * *

Аскольд убрал свою любимый кий красного дерева в чехол и, чуть прихрамывая, вышел на улицу. Погода стояла хорошая, и он решил немного пройтись.

Он любил Петроградскую сторону, ему казалось, что ее воздух бодрит и молодит его.

Аскольд неторопливо шел по Пушкарской улице, как вдруг рядом с ним затормозил джип «гранд чероки» с затемненными стеклами. Дверцы джипа распахнулись, и двое выскочивших из него бритоголовых молодчиков схватили старика с двух сторон за локти.

– Кий не сломайте, макаки! – довольно спокойно проговорил Аскольд, всякого повидавший на своем веку и не боявшийся уже почти ничего.

Ответом ему был сильный удар по почкам. Старик сжал зубы от боли, но не издал ни звука, чтобы не унижаться перед этой мелюзгой, как он мысленно назвал бритоголовых.

Его втолкнули в черный джип, бросили на заднее сиденье, и примерно через полчаса он уже предстал перед светлыми очами Артема Николаевича Зарудного.

– Жив, жив, курилка! – криво оскалившись острыми длинными зубами наподобие голодной акулы, усмехнулся Зарудный. – А я-то грешным делом думал, что ты уж совсем отошел от дел, отдыхаешь… на Богословском кладбище или на Серафимовском! – Зарудный засмеялся собственной шутке, которая показалась ему удачной.

– Да нет, Артюша, – невозмутимо ответил старик, – пока еще живу… глядишь, и тебя переживу… в бильярд вот поигрываю… не хочешь партию? Боюсь, правда, твои макаки кий мой поломали.

– Они тебе сейчас не только кий поломают! – рявкнул Зарудный, склонившись над стариком и сверля его холодным взглядом. – В бильярд он играет! Ты, кий старый, не только в бильярд, ты еще в какие-то игры играешь, которые тебе явно не по возрасту! Что там за возня вокруг участка на Васильевском?

– А я-то при чем? – Аскольд пожал плечами. – Я ко всему этому никакого отношения не имею.

– Та-ак! – протянул Зарудный и достал из пачки «Голуаз» одну сигарету. – Не имеешь, значит, отношения… Закурить, кстати, я тебе не предлагаю – обойдешься…

– А я и не курю, – усмехнулся Аскольд, – курение жизнь сокращает, а я ведь еще тебя пережить собираюсь.

– Это тебе уже без разницы, – Зарудный снова засмеялся, продемонстрировав акулий оскал, – твою жизнь что сокращай, что не сокращай, все одно немного осталось… То, что ты имеешь отношение к участку на Васильевском, – ясно как Божий день: там в списке участников сделки брат твой младший фигурирует. Да только мне это, в общем, даже и не интересно. Мне другое интересно: кого ты, кий старый, подрядил разладить сделку между толстым Андрюшей и пижоном из Смольного? Кто такой шустрый в «Пассаже» подсуетился? Больно уж почерк знакомый, не старый ли мой знакомый воротился в родные края? А у меня к нему серьезный разговор имеется: за пареньком небольшой должок остался, а долг, он, сам знаешь, платежом красен!

Аскольд снова пожал плечами:

– Говорю же – ничего не знаю об этом деле. То, что Паша, братец мой младший, хочет на Васильевском торговый центр строить со своими компаньонами – это факт, это я знаю, а больше об этом деле ничего даже не слышал.

– Та-ак, – повторил Зарудный и глубоко вздохнул, – мне с детства внушали мысль, что старость нужно уважать… а почему, собственно? Если старик – настоящий козел и не понимает вежливого обращения – откуда же к нему уважение?

– Это ты называешь вежливым обращением? – выразительно огляделся Аскольд. – Когда твои макаки хватают пожилого человека на улице и чуть ли не в мешке волокут к тебе на расправу?

– А ты ничего другого и не заслужил. – Зарудный выпустил дым в потолок и снова усмехнулся. – Ты думаешь, что будешь сейчас меня своим героизмом поражать, разыгрывать здесь партизана на допросе? Тоже мне, Зоя Космодемьянская! Наука, знаешь ли, далеко вперед шагнула со времен твоей молодости. Я тебе один укол сделаю – и ты мне все моментально выложишь, и то, что знаешь, и даже то, чего не знаешь!

Он сделал знак своему подручному, и тот принес из соседней комнаты никелированную кювету, в которой лежали шприц и ампула с прозрачной жидкостью.

– Цени, – усмехнулся Зарудный, – шприц одноразовый, чтобы ты не думал, что я тебя СПИДом заразил!

Аскольд затравленно озирался, как попавший в ловушку зверь, но бритоголовые охранники Зарудного внимательно следили за каждым его движением. Отшатнувшись, от приближающегося к нему со шприцем в руке Зарудного, старик потянулся к своей ноге и поднял брючину, но один из охранников молниеносно бросился к нему и заломил руку за спину. Тотчас же второй парень ощупал ногу Аскольда и вытащил приклеенный пластырем к ноге миниатюрный стилет.

Зарудный злобно посмотрел на охрану:

– Это так вы его обыскивали? Думаете, если старик – так безобидный божий одуванчик? Этот старик любому из вас еще сто очков вперед даст! Ну-ка, придержите его!

Аскольд еще попробовал вырваться из железных рук охранника, но быстро затих, поняв бесполезность этого занятия. Зарудный задрал его рукав и вонзил иглу под кожу.

Бесцветная жидкость медленно вытекла из шприца. Лицо Аскольда заметно побледнело, на любу выступили капельки пота, зрачки расширились. Он почувствовал вдруг непреодолимую потребность говорить. Пытаясь хоть до какой-то степени сохранить власть над своей речью, старик сыпал бильярдными терминами. Ему вдруг начало казаться, что он играет с Зарудным в бильярд, и партия складывается очень неудачно.

– Шестой в угол! – сбивчиво бормотал Аскольд пересохшими губами. – Двенадцатый в центр… твой удар… ах, как неудачно! Зря Паша в это дело влез, все равно им участок не достанется… я для Павлика все сделаю… я ведь для него вместо отца, он же младший у меня… все сделаю… Единственный мой брат…

– Правильно, ты все и сделал, – Зарудный склонился над ним, внимательно вслушиваясь в бессвязную речь старика, – а кого ты нанял, чтобы Павлику помочь? Старого знакомого?

Аскольд испуганно покосился на Зарудного и прижал палец к губам:

– Тс-с-с! Об этом нельзя! Я Маркиза подвести ни в коем случае не должен, парень не хотел за дело браться, я уговорил, так что нельзя его подставлять.

– Это он толстому Андрюше бомбу подложил? – спросил Зарудный, своими вопросами направляя в нужную сторону неудержимый словесный поток, вырывавшийся из уст Аскольда.

– Нет, Маркиз не убийца, – Аскольд выразительным жестом изобразил невозможность такого предположения, – Маркиз только деньги должен был у Рудейко взять, портфель подменить… А бомбу я даже не знаю, кто мог подложить…

– А деньги, деньги Маркиз себе должен был взять или с тобой поделиться?

– Я за это дело не в доле, я только для Павлика старался. – Лицо Аскольда стало еще бледнее, дыхание сделалось неровным и частым. – Деньги… Маркиз вернуть должен был Павлику и подельщикам его, сколько они отдали… а разницу себе оставить…

– Как он должен деньги передать? – спросил Зарудный еще ниже склонившись к старику, потому что его речь становилась тихой и неразборчивой.

– Через… через меня… про него никто кроме меня не знал… ни один человек… – Аскольд испуганно огляделся. – Поэтому… никак нельзя про него… Никак нельзя…

– У вас с ним встреча назначена, или ты ему звонить должен? – продолжал допытываться Зарудный, внимательно вслушиваясь в сбивчивый, задыхающийся шепот старика.

– Он… он сам… прийти должен ко мне на Большую Монетную… там у меня место очень надежное… никто не знает… а Маркиз был один раз, он помнит…

– Где на Большой Монетной, какой дом? – настойчиво допытывался Зарудный, торопясь узнать как можно больше, пока не прекратилось действие «эликсира правды».

– Дом… выселенный… на чердаке у меня… комната удобная, Маркиз знает… завтра вечером, в полдевятого…

– Какой дом, номер дома какой? – Зарудный тряс Аскольда, пытаясь заставить его сказать еще хоть что-то, но старик снова забормотал что-то бессмысленное:

– От левого борта в задний угол… шестой в центр… Ах, зараза, опять промазал, старею! Третий в угол… «Глаз Ночи» и один-то целое состояние стоит, таких изумрудов на всем свете раз-два и обчелся, а если их в паре выставить… Четвертый от правого борта в центр…

Зарудный схватил его за воротник, встряхнул:

– Номер дома какой, я спрашиваю?

Но старик замолчал, он только беззвучно разевал рот, как выброшенная на берег рыба. Вдруг он страшно захрипел, несколько раз судорожно дернулся и затих.

– Вот черт! – Зарудный в сердцах ударил кулаком по ручке кресла. – Никак сдох, старый жулик! И здесь вывернулся!

Он приподнял веко Аскольда, потом взял тонкое запястье и с трудом нащупал еле пробивающийся пульс.

– Нет, жив еще! Но даже если очухается – второго укола не перенесет, тут же загнется… Больше из него ничего не выжать! Хотя отчего же, – Зарудный снова улыбнулся улыбкой голодной акулы, – мы его еще можем использовать в другом качестве. Кажется, мой старый друг Маркиз очень любит разные розыгрыши…

* * *

Маркиз оставил машину на Большой Монетной и вошел во двор, в глубине которого одиноко возвышалось мрачное шестиэтажное здание бывшей картонажной фабрики.

Теперь этот дом принадлежал небольшой оборотистой фирме, которая, не имея достаточных средств для основательного ремонта и перестройки здания, просто тянула время, дожидаясь, когда его удастся перепродать за большие деньги.

Дом тем временем пустовал, если не считать многочисленных бомжей, которые облюбовали его неуютные цеха и коридоры.

Примерно год назад предусмотрительный Аскольд наткнулся на этот кирпичный ковчег и устроил себе в его верхнем этаже хорошо оборудованное тайное убежище на случай каких-нибудь серьезных неприятностей или просто секретных встреч.

В это-то его убежище и направлялся Маркиз.

Осторожно отодвинув в сторону неаккуратно прибитую доску, он протиснулся в дверь и оказался внутри огромного пустого помещения, засыпанного битым щебнем, известкой и прочим строительным мусором.

В углу шуршали крысы. Никого из бомжей, деливших с крысами эти хоромы, видно не было – наверное, местные жители еще не вернулись со своего обычного промысла или уже напились на собранные за день гроши и спят где-нибудь по темным углам.

Маркиз подошел к пустому дверному проему и начал подниматься по узкой железной лестнице, которая вела на верхние этажи здания, в тайное убежище Аскольда.

Царящая в доме мертвая тишина неприятно действовала на Ленины нервы, и он старался идти как можно тише, чтобы не греметь металлическими ступенями лестницы.

Поднявшись до пятого этажа, он оказался перед первой линией обороны, организованной Аскольдом, – металлической дверью с кодовым замком. Леня набрал код, который он знал от Аскольда, и, закрыв за собой дверь, пошел дальше по лестнице. Он знал, что здесь у Аскольда установлена скрытая телекамера, и хозяин видит каждого посетителя, преодолевшего первую дверь. Дальше была вторая дверь, гораздо более надежная, которая открывалась дистанционно – из комнаты Аскольда, и только для желанных гостей.

Маркиз поднялся еще на один марш и толкнул эту дверь. Она была открыта – значит, Аскольд дома и ждет его.

Леня вошел в короткий коридор шестого этажа. Стальная дверь со страшным лязгом закрылась у него за спиной. Леня вздрогнул от неожиданности и оглянулся – впечатление было такое, будто за ним захлопнулась дверца ловушки. Вероятно, дверь закрыло порывом сквозняка, но у Лени все равно остался в душе неприятный осадок.

Пройдя последний короткий коридор, Маркиз толкнул дверь, которая вела в убежище Аскольда. Эта дверь так же послушно распахнулась, и Леня оказался в просторной и довольно уютной комнате, совершенно неожиданной среди мрачных кирпичных стен обреченного на снос производственного здания. Комната эта была без окон, чтобы ее нельзя было заметить снаружи, поэтому всегда, когда Аскольд находился в своем тайнике, он включал мягкий свет потолочных ламп. И сейчас эти лампы освещали небольшой угловой диван, покрытый клетчатым пледом, шкаф с кое-какой одеждой и посудой, холодильник и стол.

Возле стола в глубоком кресле, спиной к двери, сидел Аскольд.

Маркиз окликнул его, но старик не повернулся и никак не отреагировал на голос своего ученика.

Охваченный недобрым предчувствием, Леня поспешно подошел к старику и взглянул на него.

Глаза Аскольда были закрыты, лицо заливала мертвенная бледность, он не подавал никаких признаков жизни.

Леня взял старика за тонкое запястье и нашел едва заметно бьющуюся ниточку пульса. Он огляделся по сторонам в поисках лекарств, но вместо них его взгляд упал на листок бумаги, белевший на столе.

Маркиз взял его в руки и прочитал отпечатанную на лазерном принтере записку:

«Привет, Маркиз! Помнишь историю с золотой статуэткой? Ты тогда, наверное, очень долго смеялся надо мной. Сегодня моя очередь посмеяться».

Подписи под этой запиской не было, но Лене и так было ясно, что автор записки – Артем Зарудный.

Маркиз покосился на Аскольда – если только этот полутруп еще можно было назвать человеческим именем. Он когда-то очень уважал старика, да чего греха таить – и до сих пор не перестал уважать, но тот все-таки втянул его, Леню, в серьезные неприятности, а теперь, судя по всему, и просто заманил в ловушку…

Маркиз бросился к двери, которая вела с лестницы в убежище Аскольда. Дверь была закрыта. Открыв изнутри запиравший ее сложный замок, Леня толкнул стальную дверь, но она не поддалась. Он навалился на нее всем весом, но проклятая дверь даже не шелохнулась. Недаром, когда эта дверь захлопнулась у него за спиной, Лене показалось, что он в западне… Наверняка кто-то дожидался его прихода и запер дверь снаружи, а возможно, и наглухо забаррикадировал ее.

Леня затравленно огляделся по сторонам. Никаких других дверей в тайном жилище Аскольда не было, окон – тоже.

И тут Маркиз почувствовал явственный запах дыма, пробивающийся из-за стальной двери. Леня похолодел: он понял, что Зарудный решил сжечь их с Аскольдом в этой наглухо закрытой западне. На всякий случай Леня еще раз толкнул стальную дверь, но это было то же самое, что пытаться сдвинуть с места Исаакиевский собор. Безнадежно развернувшись, он побрел обратно в комнату.

Аскольд все так же полулежал в кресле, не подавая никаких признаков жизни. Леня взглянул на старика с неожиданной ненавистью: ведь не хотел же он браться за это опасное дело, как будто предвидел, что Зарудный выйдет на его след…

Как будто почувствовав его взгляд, Аскольд чуть заметно пошевелился и тихо застонал.

Леня подскочил к старику и стал массировать его худые слабые руки, растирать впалую грудь…

Ему стало стыдно того, как плохо только что думал он об Аскольде, которому когда-то был очень многим обязан, от которого научился азам своей профессии. Вблизи он разглядел, как на самом деле стар Аскольд, всегда такой подтянутый, ловкий и моложавый. Кожа на его руках была покрыта старческими пигментными пятнами, шея под расстегнутым воротником рубашки худа и морщиниста, как у старой черепахи…

Леня изо всех сил массировал руки и плечи старика, и наконец Аскольд снова застонал и открыл глаза.

– Леня… – проговорил он едва слышно, и в его глухом бесплотном голосе прозвучало чувство вины. – Я… я виноват… я подставил тебя… Он наколол меня какой-то дрянью… «эликсиром правды»… Я ничего не мог сделать с собой, не мог остановиться, говорил и говорил, отвечал на все его вопросы… назвал тебя, назвал это место…

– Ничего не поделаешь, – прервал его Маркиз, – не вините себя. Нам надо думать, как выбраться отсюда. Зарудный хочет поджарить нас в этой западне, как цыплят…

– Прости меня, Леня, – продолжал старик едва слышным голосом, не обращая внимания на слова Маркиза, – я все ему рассказал… я рассказал ему и про «Глаз Ночи»…

– Про что? – удивленно переспросил Леня, подумав, что Аскольд заговаривается. – Про какой глаз?

– «Глаз Ночи». Их было два, два удивительных изумруда. Они были когда-то похищены из святилища инков. Это похоже на сказку, но эти камни действительно значились в ювелирных каталогах. Один из них попал в Россию и бесследно исчез во время гражданской войны, – от волнения голос Аскольда окреп и стал громче и отчетливее, – а сейчас, кажется, он снова объявился… Татьяна видела его в доме банкира Ангелова…

– Какая Татьяна? – удивленно спросил Маркиз.

Он почти не сомневался, что Аскольд заговаривается.

– Таня Коноплева… Я ей не поверил бы, но она, хоть и молодая женщина, много знает о камнях, а «Глаза Ночи» были темой ее диссертации… Она знает про эти камни очень много и не могла ошибиться… Эти изумруды бесценны! Леня, это была бы моя последняя операция! Как приятно так красиво уйти со сцены…

– Нам сейчас не до изумрудов! – недовольно перебил старика Маркиз: комната уже начала наполняться дымом. – Нам нужно думать, как спастись из этой гребаной западни, пока мы еще не задохнулись… Дверь снаружи заклинили, окон здесь нет… Вы сами подготовили для себя такую мышеловку! – Леня не удержался от выпада, и ему тут же стало стыдно за свою жестокость к умирающему старику.

– Мышеловку? – эхом повторил Аскольд. – Леня, ты меня обижаешь. Неужели ты думал, что я устрою свой тайник без запасного выхода?

– Запасной выход? – Леня оторопело уставился на старика.

Действительно, как он, много лет зная Аскольда, не подумал, что тот никогда не устроит себе жилище без второго выхода!

– Где? – Леня наклонился к Аскольду, испугавшись, что тот снова потеряет сознание, так и не открыв ему спасительной тайны. Аскольд действительно опять покрылся землистой бледностью человека, отмеченного печатью близкой смерти.

– Кресло, – проговорил Аскольд слабеющим голосом, – отодвинь мое кресло…

Леня поспешно отодвинул в сторону тяжелое кресло, в котором полулежал умирающий старик.

– Подцепи… подцепи среднюю половицу.

Маркиз взглянул на пол, одна из половых досок чуть отстояла от соседних, и в образовавшуюся щель могло проникнуть лезвие ножа. Нож у Лени всегда был при себе: отличный швейцарский складной нож фирмы «Венгер». Он выдвинул самое широкое лезвие и подцепил половицу. Она откинулась удивительно легко, как крышка сундука, и под ней оказался небольшой тайник, в котором лежал прозрачный полиэтиленовый пакет, плотно набитый долларами.

– Деньги возьми, – еле слышным от слабости, но решительным и твердым голосом проговорил Аскольд, – они тебе понадобятся. А под пакетом – черная кнопка…

Маркиз достал из тайника пакет с деньгами и действительно увидел под ним кнопку.

– Нажми, – коротко скомандовал Аскольд.

Леня нажал кнопку, и с тихим жужжанием в стене комнаты заработал электромотор. Тут же часть стены медленно отъехала в сторону, и за ней открылась кабина лифта. Леня удивленно повернулся к старику. Отвечая на его невысказанный вопрос, Аскольд почти неслышно прошептал слабеющим голосом:

– Лифт здесь был, еще от фабрики остался… я его только замаскировал… Дверь, входная дверь изнутри закрыта?

Маркиз вспомнил, что открыл внутренние замки, когда пытался открыть входную дверь, и бросился в коридор: он понял, что старик беспокоится – когда люди Зарудного поймут, что птички упорхнули, они бросятся по их следам, а запертая дверь хотя бы немного их задержит и даст беглецам несколько минут форы.

Коридор был полон дыма, и Маркиз понял – еще полчаса, и они наверняка задохнулись бы. Закрыв лицо платком, кашляя и задыхаясь, он добежал до двери и торопливо запер ее на все замки и засовы. Дым щипал глаза, в горле болезненно саднило, голова начала кружиться. Леня торопливо вернулся в комнату. Здесь пока еще дышалось легче.

Он подошел к Аскольду, чтобы попытаться поднять его из кресла.

Старик лежал, запрокинув голову. Глаза его были открыты и совершенно безжизненно смотрели на противоположную стену, как будто Аскольд увидел там что-то, удивившее его. Рот был полуоткрыт, и на подбородок сбегала дорожка подсыхающей слюны. Одна рука прикасалась к груди, как будто пытаясь усмирить боль, а вторая безвольно упала на подлокотник кресла, и в ней был зажат крохотный непрозрачный пузырек.

Маркиз взял этот пузырек из мертвой руки и осторожно понюхал. Почувствовав запах горького миндаля, он понял, что произошло: Аскольд не захотел быть для Маркиза обузой…

В комнате становилось все больше и больше дыма, и дольше тянуть было опасно, да теперь и ни к чему. Леня с удивлением почувствовал, что глаза его полны слез, а в горле стоит комок… Он осторожно закрыл рукой глаза Аскольда, взял пакет с деньгами и шагнул в шахту лифта. На стене кабины была всего одна кнопка. Леня нажал ее, с негромким жужжанием электромотора стена комнаты встала на прежнее место, бесследно закрыв от посторонних глаз путь отступления. Затем заработал другой мотор, и кабина лифта медленно поехала вниз. Доехав до первого этажа, лифт остановился, и задняя стенка кабины отъехала в сторону.

Леня нырнул в открывшийся проем и оказался в маленьком темном помещении. Стена за ним вернулась на прежнее место, и, оглянувшись, Маркиз уже не увидел на ней и следа лифта или двери: ровная кирпичная стена не имела никаких щелей или зазоров.

Шагнув вперед, Маркиз без усилий открыл металлическую дверцу и вышел наконец на свежий воздух. Оглядевшись, он увидел, что только что покинул обычную с виду электрощитовую будку, прилепившуюся к мрачной темно-красной стене фабричного корпуса. Людей вокруг не было заметно, и Маркиз быстро зашагал прочь со двора.

Еще раз оглянувшись, он увидел, что из нескольких окон здания выбиваются дымные языки пламени.

Леня не решился возвращаться к своей машине: там его могли подстерегать люди Зарудного, в конце концов, машина могла быть заминирована. Он решил вообще не выходить на Большую Монетную, проходными дворами дошел до Каменноостровского проспекта и через несколько минут был возле метро, где затерялся в толпе.

В глазах его все еще стояли слезы, и он сам не знал – то ли их причиной был едкий дым, которого он наглотался в горящем фабричном корпусе, то ли это были слезы об умершем старом аферисте, в сердце которого таилось столько благородства…

Татьяна Коноплева считала себя умной и удачливой женщиной. То есть удача в жизни никогда не приходила к ней просто так, сама по себе, Татьяна всегда добивалась всего собственным трудом. Но между тем другие вкалывают всю жизнь как лошади и совершенно ничего не имеют, а она все же достигла многого.

Так она думала раньше, до тех пор, пока в начале осени не повстречала свою школьную подругу Леру Коновалову. То есть раньше она была Коновалова, как и у Татьяны раньше была другая фамилия. Вот интересно, с мужем они прожили всего три года, а когда развелись, Татьяна оставила его фамилию из-за Димки, чтобы ребенок не задавал ненужных вопросов.

Татьяна льстила себя надеждой, что фамилия ее стала известной, и сама над собой посмеивалась. Ну в самом деле, много ли людей в городе знают фамилию владелицы модного журнала для женщин? То есть сам-то журнал под названием «Астра» весьма популярен, но ее фамилия известна только узкому кругу издателей и журналистов. Но Татьяна очень гордилась своим журналом, потому что он полностью был создан только ею. В свое время она немыслимыми трудами добилась в банке кредита, чтобы начать свое дело. Татьяна не любит вспоминать, как бегала по городу в поисках рекламодателей, как пыталась найти спонсоров, как просыпалась ночью в холодном поту, представляя, что журнал провалился, и придется отдать банку за долги их с Димкой однокомнатную квартиру.

Все наладилось. За пять лет она сумела значительно поднять тиражи, журнал занял прочное место среди такой же печатной продукции. В «Астре» с готовностью размещают рекламу модные дома и крупные магазины, а также парфюмерные фирмы и бутики.

У них с Димкой и мамой теперь отличная трехкомнатная квартира, Димка учится в престижной гимназии – причем учится хорошо, потому что Татьяна готовит сына к труду, она всегда повторяет, что будет содержать его только до тех пор, пока он не получит образование, и мама с ней в этом вопросе полностью согласна. Не так давно, всего год назад, Татьяна поменяла машину и обожает свой «фольксваген» едва ли не больше, чем сына. Она может позволить себе отдых за границей и каждый год вывозит Димку то в Испанию, то в Турцию, то в Египет.

Кроме того, в свои тридцать пять лет, Татьяна сумела сохранить стройную фигуру.

И вообще, все говорят, что она выглядит значительно моложе своих лет. Слышать такое всегда приятно.

Некоторые злые языки, правда, могут поставить Татьяне на вид, что у нее нет мужа.

Действительно, с первым мужем она разошлась, планировала было выйти замуж вторично, но что-то там разладилось, и Татьяна не очень расстроилась. Она решила пробиваться в жизни самостоятельно и считала, что преуспела в этом.

Так она считала до того дня, когда встретила Леру. Это случилось на углу Невского и Литейного возле известного магазина одежды фирмы «Hugo Boss». Татьяна заходила туда, чтобы продлить договор насчет рекламы – в некоторых случаях она предпочитала сама договариваться с рекламодателями. Она вообще держала мало постоянных сотрудников в своем офисе – приходилось экономить.

Татьяна выходила из магазина и столкнулась в дверях с шикарной молодой девицей, загорелой, в обтягивающих коричневых брючках и куртке из непонятного золотистого материала.

– Простите, – сказала Татьяна и попыталась девицу обойти, но та вдруг застыла на месте и заорала на весь магазин:

– Танька!

Татьяна вгляделась в девицу и ахнула:

– Боже мой, Лера! Лера Коновалова! Да сколько же мы с тобой не виделись!

Она тут же прикинула в уме, что не виделись они лет десять. Тогда одноклассники как-то стихийно собрались, решив не ждать десятилетия со дня окончания школы, Лера тоже была на их встрече, а потом исчезла. Правда, Татьяна и сама не очень-то поддерживала отношения с бывшими одноклассниками – некогда было, все время отнимала работа.

Лерка выглядела отлично. Ни грамма лишнего жира, тело молодое и упругое, на лице ни одной морщинки. Она мельком оглядела Татьяну с ног до головы, и у той в душе шевельнулось недоброе чувство – на фоне Леры она смотрелась не очень… Но Лера, похоже, искренне ей обрадовалась, потому что обняла и даже ткнулась в щеку холодными губами.

– Послушай, это дело надо отметить, – возбужденно заговорила Лера, – не можем же мы просто так расстаться.

– Ну посидим где-нибудь, поговорим, – согласилась Татьяна.

Наступило время обеда, и ей очень хотелось есть. Она удачно заключила контракт на рекламу, и могла себе позволить потратить некоторое время на беседу со старой школьной подругой, совместив эту беседу с обедом в кафе. Она хотела уже предложить Лерке поехать в китайский ресторан, но въевшаяся в душу привычка журналиста не лезть на рожон, а стараться разговорить собеседника, одержала верх.

– Куда бы нам пойти… – размышляла Лера, схватив Татьяну за руку и устремляясь на улицу.

Татьяна хотела было сказать, что у нее машина, но прикусила язык, потому что Лера махнула рукой, и из серебристого «лексуса», нагло стоящего в неположенном месте у самого магазина, выскочил здоровенный широкоплечий парень и спросил, строго и недоброжелательно глядя на Татьяну:

– У вас проблемы, Валерия Федоровна? Что случилось?

– Нет у меня никаких проблем! – не слишком любезно крикнула Лера и повернулась к Татьяне:

– Сейчас поедем ко мне, там и поговорим. Володя нас быстренько отвезет.

Татьяна порадовалась, что не сказала ничего о машине: рядом с красавцем «лексусом» ее любимый «фольксваген-гольф» одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года выпуска выглядел как старая деревенская кляча рядом с породистым арабским скакуном. У нее было мало времени, но тем не менее она согласилась поехать к Лере. Все говорило о том, что подруга ее богата, а с богатыми людьми владелице дамского журнала очень нужно поддерживать знакомство.

Джип уже двигался по улицам, насколько позволяли пробки, и на вопрос Татьяны, куда же они едут, Лера ответила, что недалеко – у них с мужем загородный дом в Шувалове. Есть еще квартира в центре, но она, Лера предпочитает жить за городом – там воздух свежий и места больше.

– Кто твой муж?

Лера назвала фамилию, и Татьяна кивнула головой – она ее слышала. Что ж, Лерка отхватила хороший кусок счастья – муж ее действительно очень богатый человек, банкир.

Дом был хорош. Отличных пропорций, нет никаких уродливых башен с флюгерами на крыше. Татьяна с удовольствием отметила, что выстроен он из серого камня, потому что рыжий плебейский кирпич вызывал у нее ассоциации с тюрьмами и совковыми общежитиями гостиничного типа. Ворота «лексусу» отворил охранник, такой же плечистый, как и шофер. Просторный участок был, в основном, занят аккуратно подстриженным газоном и клумбами с отцветающими осенними цветами, среди которых кое-где росли елочки, голубые, как у Мавзолея Ленина.

И внутренняя отделка дома была выполнена с большим вкусом.

– У тебя хороший дизайнер, – сказала Татьяна, чтобы не молчать.

– Да? – обернулась Лера. – Это вообще-то мои идеи. Мужу все равно, он полагается на мой вкус.

Татьяна вынуждена была признать, что вкус у Леры хороший. Они осмотрели просторный холл и столовую, поднялись на второй этаж, где Лера показала светлую спальню, комнату, где стояли тренажеры, еще какие-то помещения…

Татьяна поймала себя на мысли, что не очень-то присматривается ко всему – глаза застлало туманной пеленой.

«Зависть? – изумленно констатировала она. – Я завидую Лерке? Не может быть!»

– Вот это мой будуар! – объявила Лера и рассмеялась. – Как у мадам де Помпадур! Принимаю здесь только близких друзей, а столовая – для больших приемов.

В комнате действительно было очень уютно. Окна выходили в сад, чувствовался запах прелой земли и последних осенних цветов.

Мебели в комнате было немного, на полу – пушистый кофейного цвета ковер с длинным ворсом.

Татьяна скинула туфли и присела на низенький диванчик. Ей очень не нравилось ее состояние. Либо нужно немедленно отсюда уезжать, либо успокоиться и извлечь из создавшейся ситуации максимум выгоды.

Уехать же без посторонней помощи невозможно, от поселка Шувалове до шоссе не так близко.

«Нужно было сразу отказаться, – сердито подумала она, – сказала бы, что тороплюсь, что, кстати, соответствует действительности».

Лера нажала на кнопку звонка, и минуты через три на зов явилась девица в темном платье непонятно какого оттенка – скорей всего можно было назвать его бурым. К платью был пришит белый воротничок, как в школе. На девице были еще надеты передник в серую и черную клетку, и туфли на низком каблуке.

– Звали, Валерия Федоровна? – тихим, каким-то простуженным голосом молвила девица.

– Да тебя не дозовешься! – прошипела хозяйка. – Полчаса уже звоню, а все как вымерли!

Это была заведомая ложь, потому что кроме охранника при воротах Татьяна видела в доме еще опрятную женщину средних лет, которая сметала пыль в холле и поклонилась Лере с гостьей.

– Принеси нам сюда поесть и выпить…

– Сока! – встрепенулась Татьяна, вспомнив о своей машине, брошенной на стоянке у магазина.

– Сока, – согласилась Лера. – Я мяса не ем, – повернулась она к Татьяне, – ты как?

– Я тоже не ем, – на всякий случай соврала Татьяна.

– Ну так Люся знает, я утром говорила, что приготовить. Да шевели ногами-то быстрее, а то как лунатик плывешь! – гаркнула она вслед унылой девице.

– Много у тебя прислуги? – спросила Татьяна, чтобы нарушить затянувшуюся паузу.

– Пятеро, – недовольно ответила Лера, – а толку что? Все равно порядка от них не дождешься, за всем самой следить надо.

Девица явилась довольно скоро, неся на расписном подносе напитки и бокалы, и сказала, что холодные закуски есть, а горячее у кухарки еще не готово.

– Задницу от стула оторвать вовремя не можете! – рявкнула Лера. – Дармоеды чертовы!

– Вы же раньше вернулись, – уныло пробубнила девица, – вот Люся и не успела…

– Ты еще пикни мне тут! – заорала Лера и замахнулась на горничную.

Хорошо, что та уже успела поставить поднос на низкий столик, иначе он непременно бы опрокинулся, потому что девица неожиданно резво скакнула за дверь.

«Написать, как богатые отвратительно обращаются с прислугой, – мысленно усмехнулась Татьяна, – боюсь, что моим читательницам это будет неинтересно».

– Мне, пожалуйста, грейпфрутового сока, – попросила она, заметив, что Лера наливает в бокалы вино.

– Не стесняйся, – ободрила ее подруга, – или ты как в школе, предпочитаешь примитивную «отвертку»? – Она плеснула в сок солидную порцию водки.

– Пожалуй, – протянула Татьяна, прикидывая про себя, пройдет ли она пешком три километра в туфельках на высоких каблуках до автобусной остановки, если Лерка распояшется, и ей, Татьяне, придется уйти, потому что терпеть с собой такое же обращение, как с прислугой, она не станет.

Лера внимательно взглянула ей в глаза и вдруг неожиданно широко улыбнулась:

– Прошу! – и протянула бокал.

Снова открылась дверь, и на пороге появилась горничная с подносом, полным закусок. Лера, извинившись, вышла из комнаты, и Татьяна перехватила злой взгляд, брошенный горничной ей вдогонку. После того, как девица тоже вышла, Татьяна метнулась к окну и вылила сок с водкой на клумбу с астрами, после чего снова налила в тот же бокал чистого сока. Это Лерку всюду возят, а она не хочет никаких неприятностей с бравыми ребятами из ГИБДД, у нее и без них забот хватает.

Лера вернулась, переодевшись во что-то свободное и жутко дорогое, как навскидку определила Татьяна, и как хорошая хозяйка стала потчевать гостью. Пила она только французское вино, но на взгляд Татьяны, слишком большими бокалами. Впрочем, ей ведь не нужно мчаться на работу…

Сама не зная зачем, Татьяна искусно направляла разговор, чтобы больше узнать о бывшей подруге, и Лера, допивая третий бокал, с готовностью рассказывала.

– У тебя есть дети?

– Есть сын от первого брака, он сейчас в Лондоне. Летом поеду его навестить, потом куда-нибудь съездим… он вроде на Цейлон хотел… или в Таиланд.

Татьяна представила, как бедного Димку оторвут от мамы, бабушки, всех приятелей, от родного города и сошлют в Лондон, и ужаснулась. Да она сама умрет от тоски по ребенку! Но задавать Лере вопрос, не скучает ли та по сыну, она не стала.

Поели, выпили еще. Горничная принесла горячее – осетрину в кляре. На взгляд Татьяны все было отлично, но Лере что-то не понравилось, и она пообещала разобраться с кухаркой позже.

– Увольнять всех надо! – заявила она. – Дармоеды, совершенно не работают!

– Тебе виднее, – усмехнулась Татьяна.

Опять Лерка поглядела на нее очень внимательно и спросила наконец, где же Татьяна работает. Татьяна уклончиво ответила, что трудится в дамском журнале.

– Но ведь ты же… – начала было Лера.

– С этим покончено, – вздохнула Татьяна, – мне нужно зарабатывать на семью.

– А я вот. – Лера встала, чуть покачнувшись, и обвела комнату рукой.

– Ты выбрала иной путь, – усмехнулась Татьяна, – но это не для меня. Так по крайней мере я могу быть хоть в чем-то уверена. Раз завишу только от себя самой.

– Ты намекаешь, что я не уверена? Ты думаешь, я сижу тут и трясусь, что муж меня бросит из-за какой-нибудь новой юбки? – спросила Лера. – Дорогая моя, это уже пройденный этап! – самодовольно заявила она.

– Что – он больше ни на кого не смотрит? – недоверчиво улыбнулась Татьяна.

– Он-то смотрит, да только ничего у него не выйдет! Потому что у нас с ним совместное владение имуществом, и если развод случится по его вине, я обдеру его как липку! А он не может потерять такую большую часть своих денег, потому что тогда он может потерять все. А уж я в случае развода об этом позабочусь, и мой муженек прекрасно это знает!

– Интересно… – пробормотала Татьяна.

– Что ты там бормочешь? – вскипела Лера. – Ты знаешь, что у меня высшее юридическое образование? Я прекрасно разбираюсь в этом вопросе! И не дам себя обмануть!

Это верно, Татьяна вспомнила, что Лера закончила в свое время университет.

– Когда моего первого подстрелили в собственной парадной – конкуренты, сволочи, киллера наняли, – его компаньоны налетели на меня, как пираньи, пытались оттяпать деньги. Но не очень-то это у них получилось, удалось мне кое-что унести в клюве.

– Ты всегда была стойкой и знала, чего хочешь, – вставила Татьяна абсолютно искренним тоном.

– Это точно, – согласилась Лера. – Характер ведь у человека не меняется, и со временем я развила в себе эти полезные качества… и другие тоже. Поэтому когда мы познакомились с Вячеславом, то отношения с ним я строила совсем по-другому. Любовь любовью, но денежки счет любят…

– И он согласился на брак при таких суровых условиях? – не удержалась Татьяна.

– А куда ему было деваться? – рассмеялась Лера. – Я, знаешь ли, в некоторых случаях умею быть обворожительной… Это его убедило.

Она прошлась по комнате, движения были гибки, как у пантеры, хорошо тренированное тело прекрасно слушалось Леру даже в сильном подпитии. Татьяна тоже встала и направилась в ванную. Причесавшись перед большим зеркалом, она взглянула в глаза своему отражению.

– Тридцать пять, – вслух произнесла она и добавила безжалостно, – мне тридцать пять лет, и ровно на столько я выгляжу, ни днем младше. Черт, надо выбираться отсюда поскорее, а то весь день пойдет прахом!

– Что ты там застряла? – встретила ее Лера нетерпеливым возгласом, но, встретившись с Татьяной глазами, замолчала и погасила улыбку.

Татьяна невольно поежилась, ей показалось, что Лерка, несмотря на выпитое, прекрасно читает ее мысли.

На звонок снова явилась горничная и, боязливо косясь на Леру, принялась убирать со стола. Она уронила вилку, нагнулась, чтобы поднять ее, и при этом несколько капель вина из полупустого бокала выплеснулись на ковер.

– Осторожнее, корова! – заорала Лера, – тебе на такой ковер лет десять работать надо! Как работать – так они не могут, а как портить – так все тут как тут!

– Я уберу! – Девушка быстро собирала посуду, не глядя на Леру.

– Уберешь как миленькая! Если надо и языком вылижешь! – злорадно засмеялась Лера.

«Прямо какая-то иллюстрация к статье на тему об ужасах крепостного права!» – подумала Татьяна.

– Тебе не кажется, что ты перегибаешь палку? – не выдержала она, когда горничная вышла. – Людей просто так унижать не рекомендуется…

– Ох, я тебя умоляю! – воскликнула Лера. – Не нужно меня учить обращаться с прислугой! Это единственный нормальный тон, иначе они просто сядут нам на шею!

Лера уселась на диван и вытянула длинные, стройные, отличной формы ноги.

«Она и раньше была привлекательна, что уж говорить. И училась отлично, поступила в университет, – думала Татьяна, – так что история о том, как на серую идиотку снизошло богатство, а красавица и умница вынуждена трудиться не покладая рук, чтобы заработать на хлеб себе, сыну и больной матушке, здесь явно неуместна. Лерка вовсе не серая, она умна и талантлива – вон с каким вкусом оформлен дом! У нее все продумано – даже с прислугой она обращается так, потому что считает нужным. Но стерва, какая же она стерва! Если характер у человека не меняется, то как же мы в школе этого не замечали…»

Татьяна задумалась на минуту и вспомнила некоторые факты, по которым и раньше было понятно, что характер у Лерки весьма стервозный, просто в юности некоторые вещи воспринимаешь по-иному.

– О чем ты думаешь? – спросила Лера, оказывается, она наблюдала за Татьяной.

– Уже поздно, мне пора уходить, – Татьяна посмотрела на часы, – дела, знаешь ли, призывают…

Кофе они пили в молчании, Лера раздумывала о чем-то, кусая губы, потом вдруг сказала:

– Слушай, я хочу тебе кое-что показать. Только… это секрет, то есть про это никто не знает… – Лера махнула рукой. – Просто раз уж мы встретились так неожиданно… пошли!

Она вскочила с дивана и потянула Татьяну за собой. Почти бегом пересекли они длинный коридор и вошли в комнату, которую Татьяна еще не видела.

– Это кабинет мужа, – сказала Лера, – сейчас ты кое-что увидишь.

Она приблизилась к двери, открыла ее рывком и выглянула в коридор. За дверью никого не было, Лера удовлетворенно кивнула и плотно закрыла дверь. Потом она подошла к картине, висевший напротив окна.

Татьяна огляделась. Комната была большая и светлая, но чувствовалась, что здесь Лера не применила своих способностей дизайнера. Мебели было мало – только письменный стол красного дерева, девственно чистый, единственным украшением которого служил старинный бронзовый письменный прибор. Были еще в комнате два массивных книжных шкафа и современный компьютерный стол с разной техникой, а также неизбежный во всех кабинетах большой диван с кожаной обивкой.

Татьяна взглянула на картину и мысленно усмехнулась: с первого взгляда ясно, что за картиной сейф, потому что представить картину, более неподходящую к интерьеру кабинета, невозможно. На картине было изображено что-то яркое и аляповатое. Стиль Татьяна определила бы как нечто среднее между абстракцией и кубизмом.

«Для чего тогда скрывать сейф, если он сразу бросается в глаза», – мелькнуло в голове у Татьяны.

Лера уже отодвинула картину в сторону и что-то делала с замком сейфа. Дверца бесшумно отворилась, Татьяна даже сделала шаг назад, чтобы не видеть чужих секретов. Лера покопалась в сейфе и вытащила на свет небольшую коробочку эбенового дерева с бронзовой инкрустацией.

– Смотри! – Лера поставила коробочку на письменный стол и открыла. – Смотри внимательно!

Татьяна склонилась над столом. В открытой коробочке на черном бархате лежал удивительный камень, в котором нельзя было не узнать огромный изумруд.

– Господи! – прошептала Татьяна. – Какое чудо!

Овальный очень большой изумруд огранки «кабошон» сиял чистым темно-зеленым светом.

– Ага, – веселилась Лера, – тебя тоже зацепило! Я так видеть его спокойно не могу, сразу сердце замирает!

Татьяна взглядом спросила разрешения и осторожно вытащила камень из коробочки. На ощупь он не был холодным, Татьяне показалось даже, что от камня исходит едва уловимое тепло. «Мистика!» – усмехнулась она и подошла к окну, чтобы взглянуть на изумруд при дневном свете.

Камень лежал на ладони, Татьяна поворачивала его и так и этак и вдруг заметила в глубине крошечный дефект, как будто пузырек воздуха, которого, конечно, никак не "могло быть. Но от этого «пузырька» расходилось в глубине камня какое-то странное мерцание, и казалось, что оттуда, из камня, кто-то смотрит на мир равнодушным темным взглядом…

– Не может быть! – прошептала Татьяна едва слышно. – Этого просто не может быть…

Она загородила собой камень и царапнула им по оконному стеклу. На стекле осталась едва видная полоска. Нет никакого сомнения, что камень настоящий – этот темно-зеленый цвет, уж настолько-то она разбирается в изумрудах! Но… чистый камень миндалевидной формы, размером с человеческий глаз с крошечным дефектом внутри, создающий ощущение, что камень смотрит, смотрит, как живое существо! Хотя нет, этот взгляд не может принадлежать живому существу.

– Не может быть… – снова взволнованно прошептала Татьяна. – Но это же… «Глаз Ночи»!

Она тут же оглянулась на Леру и закусила губы.

– Что ты можешь сказать о нем? – спросила Лера хрипло.

– Изумруд, очень большой, вероятно, очень дорогой. – Татьяна постаралась, чтобы голос ее звучал ровно. – Откуда он у тебя?

– Это не у меня, – Лера досадливо пожала плечами, – это у него. Откровенно говоря, он не знает, что я обнаружила изумруд.

Татьяна пожала плечами: странные отношения в этой семейке! Жена вскрывает сейф тайком от мужа, который прячет в сейфе не что-нибудь, а «Глаз Ночи»!

Но они ведь не знают, возразила сама себе Татьяна, они и не представляют, что есть такой камень. Только немного исследователей помнят эту легенду, и только она, Татьяна, подошла ближе всех к расследованию этой таинственной истории, похожей на волшебную восточную сказку. Впрочем, все истории, которые связаны с редкими драгоценными камнями, похожи на сказку…

– Камешек-то на место положи! – донесся до нее, как из тумана, голос Леры.

– Да-да, конечно, – рассеянно ответила Татьяна, еще раз погладила камень и отдала Лере.

– Вот такие новости, – пробормотала та, укладывая изумруд в коробочку. – Ну что, сумела я тебя удивить?

– Да уж, – согласилась Татьяна, она сделала над собой усилие, и в голове немного прояснилось. – И ты совершенно не имеешь представления о том, как этот камень попал к мужу в сейф?

– Да говорю же тебе, не знаю! – Лера повысила голос. – Сама теряюсь в догадках.

– Может быть, он приготовил тебе сюрприз? – нерешительно предположила Татьяна. – У тебя день рождения когда?

– Это исключено! – процедила Лера таким тоном, что стало ясно: отношения ее с мужем таковы, что ему и в голову не придет преподносить ей такие неожиданные сюрпризы.

– Ладно, мне все же пора, – сказала Татьяна, – приятно было с тобой встретиться…

Глаза Леры зло блеснули, но Татьяна этого не заметила.

Плечистый Володя завел мотор «лексуса» и спросил, не оборачиваясь:

– Куда отвезти, домой или на службу?

– Везите на то же место, где посадили, – сухо ответила Татьяна, – угол Невского и Литейного.

Шофер хмыкнул, но ничего не сказал.

Машина плавно понеслась по шоссе. Вокруг виднелись чуть начавшие желтеть деревья, возле деревенских домиков багровели георгины, «золотые шары» теснились у заборов, тарелки подсолнухов с пожухлыми лепестками были закутаны марлей, чтобы раньше времени не склевали птицы. Но Татьяна никак не реагировала на это буйство красок, она погрузилась в воспоминания.

Перед ней промелькнули годы учебы в Академии художеств, она собиралась стать искусствоведом. И стала им на свое несчастье, потому что наступили такие времена, когда ее профессия стала никому не нужна.

По молодости лет Татьяна не очень задумывалась о деньгах, ей хотелось быть ближе к искусству. Жизнь все расставила по своим местам, но было поздно. Татьяна вышла замуж, родила Димку, через год подсунула его маме и смогла устроиться только в школу преподавать рисование. Да еще в одной гимназии ей дали три часа в неделю читать детям историю искусств – не заработок, а слезы. В свободные часы она пыталась в библиотеке набрать материал для диссертации. Еще в годы учебы в академии Татьяна заинтересовалась историей старинных драгоценностей. Известные камни отыскивались в древних гробницах или на раскопках, меняли владельцев, потом на долгие годы пропадали из вида, потом выныривали на поверхность, отысканные случайными людьми, снова меняли владельцев, тайных и явных, и снова исчезали. Особенно Татьяну заинтересовала история изумрудов, которые назывались «Глаза Ночи». То есть до сих пор было неясно, сколько их было на самом деле, официальная версия утверждала, что один, объявляя все остальное досужими домыслами. Но Татьяна была абсолютно уверена, что существовало два камня.

Во время своих розысков в библиотеках она наткнулась на старинный документ, запись из архивов старинного дворянского рода Гамсаловых, происходившего от испанского дворянина Педро Гонзалеса, приехавшего в Россию при императрице Анне Иоанновне.

Отец Гонзалеса участвовал в завоевании Америки, и в числе прочих сокровищ, добытых храбрым конкистадором в Новом Свете, упоминались два изумруда, похищенные испанцем из святилища инков, где эти камни были глазами языческого божества. Дон Педро унаследовал от отца замечательные камни и привез их на свою новую родину, в Россию, сделав их свадебным подарком своей невесте, урожденной княжне Олсуфьевой.

"Смарагды те, – прочла Татьяна в старинном документе, – чистоты и красоты неописуемой, один лишь одинаковый изъян имеют. В сердцевине оных смарагдов заключено как бы око воздушное, оттого имеют они вид, будто бы кто из них взирает. Посему архимандрит Пафнутий спервоначала молвил, что те смарагды есть игралище бесовское, поелику в языческом капище долгое время обретались. Однако после щедрых даров на храм Божий владыко мнение свое переменил".

Упомянутые в документе смарагды, то есть изумруды, назывались Очами идола и передавались потомками славного дона Педро от матери к дочери. На долгое время след их затерялся, и только в документах середины девятнадцатого века Татьяна вновь встретила описание сходных изумрудов, один из которых был продан помещиком Фуниковым, обедневшим потомком древнего рода, богатому купцу Селиверстову. Проданный камень описан был настолько подробно, что его можно было опознать без всяких сомнений. Второй камень остался в семье Фуниковых.

Селиверстов позднее разорился и для поправки своих дел продал камень англичанину Бенджамину Хоупу, известному коллекционеру произведений искусства и редкостей. Тогда-то изумруд и приобрел свое нынешнее имя – «Глаз Ночи».

Второй камень в безвестности пребывал в шкатулке русской барыни, и со временем ювелиры забыли о его существовании, во всех ювелирных каталогах «Глаз Ночи» фигурировал в единственном числе. Однако Татьяне попался еще один документ – газетная заметка в «Саратовских ведомостях» за 1909 год, в которой провинциальный журналист сообщал многоуважаемой публике о бракосочетании помещика Антонова с девицею Фуниковой, за которой в качестве приданого дан был «бразильский изумруд девяноста карат». Размеры приблизительно соответствовали «Глазу Ночи», тем более и фамилия владелицы – Фуникова – подтверждала версию.

Татьяна попыталась проследить дальнейшую историю семьи помещика Антонова и с большим трудом установила, что и помещик, и его жена – урожденная Фуникова, и двое их детей погибли в трудные революционные годы. Судьба камня окончательно затерялась в тумане.

– Приехали! – буркнул шофер, не поворачивая головы. – Выходите быстрее, здесь стоять нельзя!

«Для Лерки-то небось стоял в неположенном месте сколько угодно», – беззлобно подумала Татьяна, поблагодарила шофера Володю и вышла. Ее «фольксваген» стоял на месте, ничего с ним не случилось. Татьяна поскорее поехала в редакцию.

Дня три она находилась под впечатлением увиденного у Леры. Сначала все происшедшее казалось ей просто наваждением или сном. Не может быть такого совпадения! Она всю молодость мечтала отыскать замечательный камень, и вот, когда она выбросила всю свою прошлую жизнь из головы, камень, можно сказать, сам прыгнул ей в руки. «Зачем? – мучилась Татьяна. – Для чего судьбе было нужно, чтобы она, Татьяна, снова вспомнила свои прошлые увлечения?»

После встречи с Лерой Татьяна стала сама не своя. Стоило ей закрыть глаза – и перед ее внутренним взором возникал огромный зеленый камень с таинственно мерцающей внутри него живой искрой, – словно кто-то смотрел на нее из глубины теплого зеленого моря… Неужели это действительно он – легендарный «Глаз Ночи», камень, о котором она знала, наверное, больше всех на свете и в существование которого почти не верила? Он казался ей слишком удивительным, чтобы быть настоящим…

Татьяне захотелось поговорить об этом камне с единственным человеком, который мог ее понять, с человеком, который произвел на нее в юности огромное впечатление и заразил ее любовью к драгоценным камням.

В детстве Татьяна жила с родителями в большой коммунальной квартире неподалеку от Сенной площади. Среди соседей, унылых замотанных теток и их небритых и неаккуратных мужей маленькая Таня выделяла Аскольда Ивановича. Он всегда был чисто выбрит, аккуратно одет, весел и доброжелателен, от него пахло хорошим одеколоном.

Он дарил маленькой соседке шоколадки или замечательные марципановые фигурки – зайцев, лягушек, черепах.

Аскольд Иванович не уходил на работу ни свет, ни заря – он поздно вставал, выходил на кухню, насвистывая, в хорошо отглаженной аккуратной пижаме, варил себе кофе и с симпатией поглядывал на маленькую Таню.

Позже он на несколько лет исчез, а вернулся похудевшим и постаревшим, хотя так же чисто брился, поздно вставал и варил себе по утрам крепчайший кофе. Соседки шушукались за его спиной, и в этих перешептываниях звучали не совсем понятные слова – срок, зона…

Таня за годы отсутствия соседа подросла.

Как-то она пораньше пришла домой из школы, ей понадобилась соль, и она постучала в комнату Аскольда Ивановича.

– Входи, не закрыто, – послышался из-за двери хрипловатый голос соседа.

Когда она вошла в комнату, Аскольд Иванович поднял лицо ей навстречу. В глаз его была вставлена черная трубочка со стеклом, через которую он рассматривал рассыпанные на столе маленькие блестящие камушки. Таня подошла к столу и, как зачарованная, уставилась на эти камни, которые показались ей живыми и теплыми – красные, синие, фиолетовые, темно-золотистые…

– Нравится? – спросил сосед, выждав некоторое время.

Таня молча кивнула. Аскольд Иванович дал ей большое увеличительное стекло и показал камни вблизи – рубины, сапфиры, аметисты, топазы… Потом он достал с полки большую тяжелую книгу и перелистал ее, показывая фотографии и рассказывая о разных камнях – об алмазах, о том, какие существуют огранки – бриллиантовая огранка, заставляющая камень особенно ярко сверкать и переливаться, «маркиза», суженная к одному концу, «голландская роза», «кабошон».

Таня была очарована открывшимся перед ней миром удивительной, сверкающей холодной красоты камней.

Тем временем Танина мама пришла домой, не нашла дочь и отправилась искать ее по комнатам соседей. Найдя ее у Аскольда Ивановича, она очень рассердилась, увела дочь и долго ругала. Оказалось, что их сосед – жулик, уголовник, несколько лет отсидел за мошенничество, и ни в коем случае нельзя с ним общаться… Но Таня была так очарована миром драгоценных камней, который открыл ей сосед, что еще не раз заходила к нему в комнату. Только уходила она всегда до маминого возвращения с работы.

Потом они переехали из той коммуналки, но Таня не забыла своего соседа и иногда навещала его, став уже взрослой. Наверное, его первые уроки привели к тому, что она выбрала ювелирные изделия и драгоценные камни темой своей незавершенной диссертации.

И сейчас она вспомнила об Аскольде Ивановиче и поехала к нему в гости, купив по дороге коробку его любимых конфет «Грильяж».

Старик никогда не пил, он говорил, что алкоголь мешает игре на бильярде, лишая глаз точности, а руку – твердости, но с возрастом очень пристрастился к сладкому. Теперь он жил в скромной однокомнатной квартире в Купчино, хотя Татьяна подозревала, что это не единственное его жилье.

Аскольд всегда встречал Татьяну с радостью. Он заварил крепчайший кофе – такой же, какой варил по утрам в их старой коммунальной квартире, открыл коробку Татьяниного грильяжа, выложил на тарелку хороший французский сыр – камамбер, бри и настоящий благоуханный рокфор. Он знал, что Татьяна разделяет его любовь к настоящим французским сырам.

– Ну, девочка, рассказывай, с чем пожаловала. – Он разлил кофе по маленьким чашечкам и сел напротив гостьи. – По блеску в твоих глазах вижу, что ты хочешь рассказать мне что-то очень интересное.

И Татьяна рассказала старику о камне.

Она знала, как он влюблен в драгоценные камни, и о «Глазах Ночи» Аскольд знал все, что знала она, работая над своей диссертацией, Татьяна рассказывала старику обо всех своих находках и открытиях.

Аскольд внимательно выслушал ее рассказ, задал несколько вопросов. При этом в его тоне не прозвучало недоверия – он знал, что Татьяна не фантазерка, знал также, что она достаточно хорошо разбирается в драгоценных камнях, чтобы не принять дешевую подделку за уникальный именной изумруд, тем более такой, историей которого она занималась долгое время.

– Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал в ответ? – произнес он наконец, испытывающе глядя на Татьяну.

– Сама не знаю, – призналась она, – вот выговорилась, отвела душу… а то уж не знала, что и думать – может, крыша у меня едет?

– Нет, девочка, я тебе верю, в жизни бывает всякое, чего и представить невозможно, – пробормотал Аскольд Иванович. – Это дело следует тщательно обдумать. Я тут наведу кое-какие справки…

Татьяна ушла от старика с легким сердцем, и вскоре все случившееся с ней не то что забылось, а отошло на задний план, потому что главное место в Татьяниной жизни занимала работа, она отдавалась делу издания журнала вся целиком, и некогда было вспоминать про чужой-изумруд, хоть он и мог быть «Глазом Ночи».

* * *

Леня Маркиз, юркнув в метро, тщательно проверялся все дорогу на наличие «хвоста», но, очевидно, Зарудный дал команду своим людям внимательно следить только за входом и выходом здания на Большой Монетной.

Войдя в квартиру, Маркиз бросил сумку с деньгами на пол в прихожей, прошел мимо Лолы, как будто она пустое место, скинул куртку и ничком бросился на диван.

Лола остолбенела, потому что раньше никогда не видала своего компаньона в таком состоянии. Сначала у нее возникли сильные подозрения, что Ленька дурит ей голову, представляется. Не говоря ни слова, Лола подобрала с пола сумку и открыла ее.

Сумка была полна долларов. Лола тихонько присвистнула и пожала плечами: ничего не понятно, вроде бы Леня должен был отнести сто тысяч долларов Аскольду для передачи их тем его знакомым, которые и наняли их с Маркизом, чтобы вернуть свои деньги, отобрать их у жулика – чиновника Шумелова. В сумке же денег явно гораздо больше, чем было. Операция сорвалась? Леня просто не встретился с Аскольдом?

– Слушай, что происходит? – Лола присела рядом с Маркизом на диван и тронула его за плечо. – Что это ты завалился на диван, как муж, который пропил всю получку, не успев донести ее до дома? И откуда у тебя такая куча денег? И чем это от тебя пахнет? – Лола принюхалась. – Не то копченой рыбой, не то пионерским костром…

Пу И, который жизнерадостно прибежал из соседней комнаты, чтобы пообщаться с Маркизом, которого давно не видел, остановился возле дивана и чихнул.

– Хоть душ прими, – продолжала Лола несколько раздраженно, видя, что Маркиз никак не реагирует на ее слова, – а то песику не нравится запах.

– Плевать на песика! – буркнул Маркиз, и Лола умолкла.

Леня перевернулся на спину, потом сел, и Лола заметила, какие красные у него глаза, а сам он бледный. И еще этот запах… От Леньки пахло дымом.

– Ты можешь объяснить, что случилось? – Теперь в голосе у нее было больше мягкости.

– Попробую, – вздохнул Маркиз, – кажется, у нас снова неприятности. Черт, не знаю, как начать…

– Начни с самого главного, – подбодрила его Лола, – я все перенесу. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь! Итак, у тебя что – появилась другая женщина?

– Слушай, не валяй дурака! – возмутился Маркиз и даже привстал на диване.

Пу И снизу с опаской посмотрел на него и снова чихнул.

– В общем, дела хреновые, – пробормотал Леня. – Зарудный как-то пронюхал про всю историю с Шумеловым и деньгами, за Рудейко, что ли, следил, черт его знает. Короче, он вычислил Аскольда – его брат бизнесмен, имел свой интерес в деле с участком…

– Дальше… – медленно процедила Лола, и теперь в ее голосе не было ни капли мягкости.

– Его мерзавцы похитили старика, а там ему вкололи какую-то гадость и тот полностью раскололся.

– Так, – зловеще протянула Лола, – а позволь тебя спросить, дорогой компаньон, предупреждала ли я тебя, что так будет?

– Предупреждала, – покорно пробормотал Маркиз.

– Отговаривала ли я тебя связываться со старым знакомым? – спрашивала Лола в том же тоне.

– Отговаривала. – Маркиз наклонил голову.

– Тогда за каким чертом ты ввязался в это дело! – заорала Лола так громко, что испуганный Пу И шарахнулся в сторону.

Поскольку на этот раз в ее тоне не было вопросительной интонации, то Маркиз предпочел не отвечать.

– Ты говорил, что надежнее человека не бывает! – продолжала бушевать Лола. – Что ты доверяешь ему почти так, как себе! А такой вариант, что старый козел после укола станет петь, как соловей летом, тебе просто не пришел в голову!

– Не называй его козлом, он умер, – сказал Маркиз.

– Да? – недоверчиво спросила Лола.

– Да. Когда я пришел на встречу в то место, он был еще жив. Эти сволочи привезли его и оставили там, а сами собирались поджечь все вокруг, чтобы мы с Аскольдом задохнулись от дыма.

– Вот откуда такая вонь! – догадалась Лола.

– Он указал мне путь к спасению, а сам отравился, чтобы не быть мне обузой, – скорбно сообщил Маркиз и лег лицом вниз.

– Что ж, это очень благородно с его стороны, – спокойно произнесла Лола, – но было бы лучше, если бы он проявил это благородство пораньше, когда решил обратиться к тебе… Но послушай, – она вдруг сорвалась с места и бросилась в коридор, где достала из кладовки чемоданы, – значит, ты ушел потихоньку, никто тебя не видел, и Зарудный с его костоломами считает, что вы с Аскольдом задохнулись от дыма или сгорели?

Последние слова прозвучали невнятно, потому что Лола скрылась за дверцей платяного шкафа.

– Что это ты делаешь? – Маркиз перевернулся на спину и глядел на Лолу удивленно.

– Собираю вещи! – огрызнулась она. – Пока по телевизору не сказали, что на месте пожара нашли один труп, а не два, у нас есть время. Деньги у нас с собой, мотаем отсюда к чертовой матери. Что разлегся, вставай!

– Я не поеду! – раздельно произнес Маркиз и сел на диване. – Я никуда не поеду!

– Как же ты мне надоел! – в сердцах высказалась Лола. – До чего же ты упрямый!

– Тебе действительно нужно уехать, – очень серьезно заговорил Маркиз. – Здесь стало опасно.

– А ты, что ты собираешься делать?

– Я собираюсь мстить, как ни глупо это звучит, – ответил Маркиз.

– Действительно, глупо, – согласилась Лола. – Вон Пу И и то понимает, что глупо.

Песик осторожно выглядывал из-за двери в другую комнату.

– Теперь это стало моим личным делом, – продолжал Маркиз, – я, знаешь, очень рассердился. Жаль старика, в свое время он многому меня научил. И за себя отомстить охота. Чувствую, что нам с Зарудным в одном городе вместе не ужиться.

– Ну и что ты собираешься с ним делать? – насмешливо спросила Лола. – Нанять киллера? Или подсунуть ему бомбу, как тот козел Шумелов подсунул Рудейко?

– Нет, разумеется, – Маркиз пожал плечами и слабо улыбнулся, – откровенно говоря, четкого плана у меня нет. Но я обязательно что-нибудь придумаю. Теперь насчет тебя. Собирайся, бери собаку и улетай. Ты же хотела снова в Венецию, вот и летите.

– Ты только и мечтаешь от меня избавиться! – воскликнула Лола. – Нет, все-таки тут не обошлось без другой женщины!

– Сама же только что говорила, что нельзя тянуть время, – с упреком сказал Маркиз.

– Вот теперь мы с Пу И точно никуда отсюда не уедем! – воскликнула Лола и плюхнулась на диван рядом с Маркизом. – Будем сидеть тут и отравлять тебе жизнь!

– Лола…

– Никаких «Лола»! – передразнила Лола Маркиза. – Скажи, я все правильно сделала в казино? Познакомилась с Шумеловым, сумела его заинтересовать…

– Тут ты молодец, – согласился Леня.

– Значит, и дальше тебе без меня не обойтись! – заявила Лола. – Или ты приглядел мне замену?

– Господь с тобой, девочка, – он обнял и привлек ее к себе, – куда же я без тебя…

Она потянулась поцеловать Леню, но тут же в негодовании отшатнулась:

– Да идешь ты в душ наконец или нет! Теперь еще и диван весь провоняет!

* * *

Несмотря на позднее время, Маркиз после ванны плотно поужинал, и Лола против обыкновения не стала возражать и призывать его к умеренности, а даже подложила ему лишнюю котлету. Сама она пила несладкий чай, изредка отщипывая мелкие кусочки кекса с изюмом.

Пу И решил, что раз Леню кормят, то ему тоже полагается потребовать свою долю земных благ, и начал очень выразительно и жалобно поскуливать под столом. Поскольку озабоченная серьезными проблемами Лола забыла свой первейший жизненный долг – не кинулась немедленно к холодильнику за лакомствами для песика, он решил напомнить о себе более решительно и, уцепившись зубами за свисавший край скатерти, потянул его на себя. Скатерть сползла со стола вместе с посудой и чайником, и все это с неимоверным грохотом обрушилось на пол. Несчастный песик сам испугался произведенного эффекта и помчался искать спасения в спальне, Лола бросилась его утешать, а рассерженный Маркиз запустил вслед ему газету. В общем, всем было очень весело.

Ночь прошла спокойно. Утром Маркиза разбудил разносящийся по всей квартире запах свежесмолотого кофе – Лола была на высоте. Теплые хрустящие булочки с шоколадом, за которыми Лола уже успела смотаться в круглосуточную кондитерскую на углу, радовали глаз румяными боками. Леня не удовлетворился булочками и потребовал еще бутерброд с ветчиной и яйцо всмятку.

– Ты сыт наконец? – утомленно спросила Лола. – Боюсь, что в доме больше ничего нет…

– Сыт, – сообщил он, откинувшись на стуле и допивая вторую чашку кофе. – Не сердись, девочка, я перенес вчера сильный стресс, и теперь мне нужно много есть.

– Не понимаю, куда все это уходит, – искренне удивилась Лола, – на вид ты худой, как марафонец.

– В ум, – сообщил он, постучав пальцем по лбу, – энергия от пищи перерабатывается непосредственно в умственные клетки. Так уж устроен мой организм.

Лола отвернулась, чтобы скрыть довольную улыбку, – она поняла, что Ленька выспался, перестал хандрить и снова полон идей.

– Ну так какие у тебя планы?

– Спокойно, девочка, пока у меня есть неотложное дело.

Леня уединился в комнате, где располагалась его записывающая аппаратура. Он прокрутил магнитофонную пленку с записью последнего разговора Петра Степановича Шумелова с покойным Андреем Рудейко.

Откровенная беседа, без намеков и экивоков, приятно послушать. Леня поглядел на часы – около девяти утра. Стало быть, господин Шумелов уже встали и собираются на службу. А возможно, уже едут туда. Самое время порадовать его «приятной» новостью. Он набрал номер личного мобильного телефона Петра Степановича Шумелова и, когда там ответили, жизнерадостно проговорил:

– Доброе утро, Петр Степанович!

– Кто это? – настороженно спросил Шумелов, в последнее время он не ждал от телефонных звонков ничего хорошего.

Вместо ответа Маркиз включил магнитофон, и в ухо Шумелову влез разъяренный голос Андрея Рудейко: «Деньги взял – отработай! А за то, что играть со мной вздумал, – заплатишь штраф…»

Маркиз остановил запись, чтобы услышать реакцию своего собеседника, но в трубке было тихо. Маркиз даже слегка забеспокоился, не откинул ли Шумелов копыта от неожиданности.

– Петр Степанович! – окликнул он. – Вы слушаете?

Ответом ему был нечленораздельный хрип.

– Ну возьмите себя в руки, – укоризненно заговорил Маркиз, – это не голос с того света, это просто запись. Вы правильно угадали: кто-то очень нехороший и предусмотрительный записал на пленку ваш с Рудейко телефонный разговор накануне убийства.

В подтверждение своих слов, он включил запись, и Петр Степанович услышал свой голос, полный ужаса и злобы: «Там не было никаких денег!» И дальше снова Рудейко: «Завтра в двенадцать на том же месте в центре зала, так же пойдешь от Итальянской… поменяемся портфелями…»

– Петр Степанович, дорогой, надеюсь, вы все поняли? – воззвал Маркиз в тишину.

– Чего вы хотите? – задал Шумелов традиционный в таких случаях вопрос.

– Я хочу, чтобы вы поняли простую вещь: любой сотрудник компетентных органов, прослушав пленку, сразу же сообразит, что причиной взрыва машины Рудейко послужил тот самый коричневый портфельчик, который вы подсунули Рудейко, только вместо денег вы нафаршировали его взрывчаткой.

– Чего же вы хотите? – обреченно повторил Шумелов.

– Я хочу справедливости, – грустно сказал Маркиз, – и уж вам решать, много это или мало. Я хочу, чтобы вы отработали те сто тысяч, которые получили за «поддержку» от группы бизнесменов до того, как решили связаться с Рудейко.

– Ах вот как! – выдохнул Шумелов, он понял, откуда на его голову свалились все последние неприятности.

– Да-да, вы должны сделать так, чтобы спорный участок достался им. В этом случае я твердо обещаю, что у меня не будет к вам больше никаких претензий.

– Какие у меня гарантии, что после решения дела с участком вы не отправите пленку в милицию? – просипел Шумелов.

– Только мое честное слово, – любезно сообщил Маркиз. – Пленку я оставлю у себя на тот случай, если вы захотите каким-то образом обидеть моих друзей. Тут дело тонкое, вдруг вам понравится отправлять на тот свет неугодных вам людей? Ну так согласны?

– Я постараюсь, – устало сказал Петр Степанович.

– Уж будьте добры, постарайтесь, и тогда все останутся довольны, разумеется, кроме покойного Андрея Рудейко, – сказал напоследок Маркиз и отключил связь.

– Ну что ж, – сказал он Пу И, который во время разговора тихонечко сидел рядом, глядя на него выразительными глазами, – это были дела общественные, а теперь займемся личными.

Пу И почему-то понял его по-своему и побежал к Лоле на кухню.

– Дорогая, – сказал Маркиз, появляясь на пороге кухни вслед за песиком, – я хотел бы с тобой побеседовать о наших планах, если ты дашь слово, что не будешь ругаться и выслушаешь меня до конца.

– Это будет трудновато, но я очень постараюсь, – с улыбкой сказала Лола.

– Это, конечно, еще не готовый план, а только наметки, – несколько смущенно начал Маркиз. – Дело в том, что перед смертью Аскольд рассказал мне о некоем изумруде, который называется «Глаз Ночи».

Лола, как всякая женщина, была неравнодушна к драгоценным камням, поэтому она навострила ушки.

– Камень очень ценный и редкий. Красоты необыкновенной. И самое главное, Аскольд утверждал, что камень этот уже очень много лет считался пропавшим.

– И где он его увидел? – недоверчиво спросила Лола.

– В том-то и дело, что не он, а его знакомая женщина видела камень у банкира Ангелова! Она узнала камень, потому что разбирается в драгоценностях, даже диссертацию на эту тему писала когда-то.

– Когда Аскольд это тебе рассказывал, перед смертью? А не могло все быть просто бредом больного умирающего человека?

– Сам про это думал, – с досадой ответил Маркиз, – но… нет, что-то мне подсказывает, что это правда. Но нужно все выяснить подробно, и если камень действительно существует…

– Ты его украдешь? – спросила Лола.

– Нет, я поймаю на него Артема Зарудного, как рыбку на живца, – заявил Леня.

Лола пожала плечами – глупее ничего невозможно придумать!

* * *

Маркиз не пошел на похороны Аскольда – это было бы опасно, хотя Лола по его просьбе попыталась изменить ему внешность.

– Ты ведь не женщина, – жаловалась она, – парик не наденешь, волосы не перекрасишь… косметика опять же… Хотя… давай-ка осветлим волосы и брови, станешь блондином… потом очки с простыми стеклами, это придаст солидности, прическу изменим…

Она рылась в косметичке. На стол вылетели несколько тюбиков помады, тушь, тени, тональный крем. Потом Лола вывалила из шкафчика краску для волос, гель для укладки…

– Слушай, а где моя пудреница? – внезапно спросила она.

– Ну, знаешь, – Маркиз возмущенно привстал со стула, – надеюсь, ты не думаешь, что я тайком пользуюсь твоей косметикой! У меня, знаешь ли, вполне традиционная ориентация, пудриться и краситься мне ни к чему!

– Ага, женщины тебя и так любят! – поддакнула Лола. – Но куда же все-таки делась пудреница?

– Потеряла где-нибудь. – Маркиз отвернулся.

– В квартире у меня порядок, а из дому я по твоей милости уже три дня не выходила, только на прогулки с Пу И… кстати…

В ответ на свое имя песик издал звук, сильно напоминающий чих.

Звук доносился из-под дивана. Переглянувшись, Лола и Маркиз заглянули под диван.

– Пу И! – строго сказала Лола. – Немедленно вылезай, что ты еще придумал?

Послышались еще один чих и какая-то возня.

– Слушай, мне некогда с ним возиться! – рассердился Маркиз.

Он притащил швабру и стал тыкать ею под диван. Раздался негодующий визг и появился Пу И. Он был весь в пыли и в каких-то полосках телесного цвета. Леня вытащил из-под дивана кучу мелких предметов – зажигалку, катушку ниток, губку для мытья посуды, батарейку для фотоаппарата, две скорлупки от грецкого ореха и Лолину пудреницу.

– Когда же он успел все это натаскать по диван? – удивлялась Лола. – Ведь мы же недавно сюда въехали…

– Но ведь Пу И – совершенно особенная священная собака, – поддразнил ее Леня. – Что там насчет связи с космосом? Может, ему для этого понадобилась твоя компактная пудра?

Разозленная Лола заперла Пу И в туалете, а сама занялась Маркизом.

Через час она отступила, любуясь на дело своих рук.

– Гардеробчик надо бы обновить, а в целом – сойдет!

* * *

В редакцию дамского журнала «Астра» вошел симпатичный светловолосый мужчина в строгом темно-сером плаще и в очках в металлической оправе.

– Могу я видеть Татьяну Сергеевну? – спросил он у девушки с телефонной трубкой в руке, справедливо посчитав ее секретаршей.

– По какому делу? – тут же отозвалась она.

– По личному, – приветливо улыбнулся он, – по сугубо личному делу.

Мужчина выглядел прилично, и заинтригованная девица решила его пропустить, но дверь в кабинет мужчина затворил за собой очень плотно, так что ни звука не доносилось оттуда.

– Здравствуйте, Татьяна Сергеевна, – сказал вошедший, – простите за назойливость, но я хорошо знал Аскольда Ивановича…

«Ну вот, дождалась! – мелькнуло в голове у Татьяны. – Этот тип, несомненно, из милиции…»

– Что вам угодно? – сухо спросила она незнакомца. – Документы хотя бы у вас есть?

– Документы мои вам ничего не скажут, – рассмеялся он, – и только не думайте, что я из милиции. Я к этим органам не имею не малейшего отношения, – сказал Маркиз, слегка покривив душой – отношения с милицией у него были самые напряженные.

– А в таком случае, – Татьяна красноречиво поглядела на дверь, – не смею вас задерживать…

Но незваный гость не обиделся. Он уселся поудобнее, расстегнул плащ и начал говорить. Он рассказывал Татьяне про Аскольда – каким он был, как играл на бильярде, чем интересовался, какие употреблял характерные словечки…

– Верю, – сказала она, незаметно поглядев на часы, – верю, что вы действительно хорошо знали Аскольда, но чего вы хотите от меня? Ведь он умер…

– Да, конечно. И об этом тоже я хотел бы с вами поговорить. Но вы заняты, – от него не укрылось Татьянино нетерпение, – так что я прошу вас со мной пообедать как-нибудь в ближайшее время.

– Хорошо, – неожиданно для себя ответила Татьяна, – но только ресторан я выберу сама.

– Конечно, – мгновенно согласился Маркиз.

Они договорились на вечер после работы.

Под Татьяниным руководством Маркиз приехал в небольшой переулок на Петроградской стороне и увидел ярко сияющую разноцветным неоном вывеску «Дольче вита».

– Итальянский ресторан, – с некоторым разочарованием в голосе проговорил он.

– Не просто итальянский ресторан, – поправила его спутница, – а лучший итальянский ресторан в городе!

Леня подал Татьяне руку, помогая ей выйти из машины, и они подошли к дверям ресторана.

Собственно, это были не двери в обычном понимании этого слова. Прозрачная раздвижная стена отъехала в сторону и пропустила их в крытый дворик, превращенный искусством дизайнера в площадь старинного итальянского города. Прозрачная крыша была искусно подсвечена, и сквозь нее виднелись обшарпанные стены старых питерских домов, в фантастическом цветном освещении превратившиеся в стены сказочного средневекового замка. Посреди зала – или дворика – росла столетняя липа, ствол которой проходил сквозь прозрачную крышу, а вокруг дерева был разбит цветник, в котором журчал маленький фонтан.

– Татьяна Сергеевна! – Метрдотель торопливой походкой пересек зал. – Рад вас видеть! – Он окинул заговорщицким взглядом Маркиза. – Ваш гость – это наш гость! Для вас приготовлен ваш обычный столик.

– Да, я вижу, вы здесь действительно постоянный посетитель! – усмехнулся Маркиз, когда мэтр отошел от них.

На смену метрдотелю к столику подошел высоченный усатый официант и, склонившись к Татьяне, затараторил:

– Очень рекомендую салат «Моццарелла каприз» из свежих томатов и сыра моццарелла, заправленный базиликом. На горячее – карпаччио из лосося или из говядины… Кроме того, сегодня нашему повару особенно удалось пиккато миланезе – эскалоп из телятины с сыром, томатным соусом и спагетти… или, может быть, вы предпочтете запеченный картофель, фаршированный ветчиной?

Татьяна задумчиво посмотрела на Маркиза, но Леня только пожал плечами: вы лучше знаете здешнюю кухню, так что я полностью полагаюсь на ваш вкус.

– Мы закажем «дьявольскую пиццу», – решила она наконец, – вы должны это попробовать, а самое главное – должны увидеть, как ее готовят. Это целое представление!

– А что вы будете пить? – осведомился официант.

– Бутылку «Кастелло ди Романо» этого урожая.

Официант молча поклонился и исчез.

– Смотрите на повара! – через минуту проговорила Татьяна, указывая в дальний конец зала.

Там колдовал над плитой огромного роста, пузатый и необыкновенно представительный повар – итальянец в белоснежном колпаке, формой и высотой напоминающем Пизанскую башню. Он подкидывал пиццу так высоко, что, казалось, она долетит до прозрачного потолка ресторана, но тут же ловко подхватывал ее сковородкой.

Вскоре появился официант с высокой бутылкой золотистого вина Он ловко вытащил пробку и дал ее понюхать Маркизу. Леня с видом знатока потянул носом и важно кивнул. Он видел, как проделывал это старый, граф в каком-то французском фильме.

Официант наполнил бокалы и тактично удалился.

– Помянем Аскольда, – тихо проговорил Маркиз.

Татьяна молча кивнула и подняла свой бокал.

Леня поднял глаза и увидел сквозь прозрачный потолок, как над рестораном пролетела какая-то птица – волшебное цветное освещение окрасило ее поочередно в синий, розовый, темно-золотой цвет.

«Не душа ли Аскольда пролетает над нами?» – подумал Леня, но тут же отбросил эти романтические бредни, навеянные молодым вином и колдовским освещением.

– Он был хорошим человеком, – после недолгой паузы проговорила Татьяна, – хоть и не всегда законопослушным…

Маркиз кивнул и добавил:

– Он был моим учителем.

Татьяна удивленно на него посмотрела:

– Так вы тоже?

– Нет, – Леня усмехнулся, – он научил меня играть на бильярде… и правильно относиться к жизни.

– С ним никогда не было скучно, – Татьяна задумчиво посмотрела на пробегающего мимо официанта, – с ним можно было говорить обо всем…

– Вот-вот, – Леня решился и поставил бокал на стол, – расскажите мне о вашем последнем разговоре.

Татьяна вскинула на него глаза, и вопрос, зачем это Лене, застыл у нее на губах. Взгляд ее визави был тверд.

– Вы ведь знаете, что было предметом того разговора, – пробормотала она, – вы ведь за этим и пригласили меня на обед…

– Да, – просто сказал он. – А знаете, откуда мне известна суть того разговора? Ее передал мне сам Аскольд, перед смертью…

– Вы были с ним перед смертью? Но…

– Это не опасно, – улыбнулся Леня, – все равно я знаю главное – камень находится в доме у банкира Ангелова, камень очень ценный, изумруд, в котором вы подозреваете давно пропавший «Глаз Ночи». Меня интересуют подробности не местонахождения, а происхождения камня.

– Но вы ведь…

– Я не вор, – перебил Маркиз, снова слегка покривив душой, – как и Аскольд не был вором. Я не собираюсь красть это камень из сейфа банкира, да это было бы трудновато. Я хочу с помощью этого камня отомстить человеку, который стал причиной смерти Аскольда.

«Какая же я все-таки дура», – мысленно вздохнула Татьяна и рассказала сидящему перед ней мужчине все, что знала о происхождении замечательных изумрудов, названных «Глазами Ночи».

* * *

Маркиз вернулся поздно. Лола спала, крепко обняв песика, который тоже и не думал просыпаться. Маркизу стало обидно.

Он так хотел поделиться с Лолой всем, что узнал о камне. Он присел на кровать и пощекотал Пу И за ухом. Тот лениво приоткрыл один глаз.

– Хоть бы гавкнул, что ли, – предложил Маркиз ему шепотом. – А вдруг это не я, а злоумышленник?

Пу И взглядом выразил ему все, что он думает о хозяевах, которые возвращаются заполночь и мешают спать порядочным собакам, после чего перевернулся на другой бок и снова заснул.

Лола проснулась от возни и втянула носом воздух. От Леньки пахло хорошим вином и сигаретным дымом. Женских запахов она не учуяла – значит, только проводил свою даму домой, но не остался.

– Лола, я хотел тебе сказать…

– Утром, – буркнула она, не открывая глаз.

* * *

Алена, бывшая горничная Ангеловых, после увольнения испытывала сложное чувство. С одной стороны, всегда неприятно, когда тебя прогоняют, особенно если это делают в такой хамской форме, – а иначе Валерия Федоровна просто не умела. Опять-таки Алена лишилась хоть и небольшого, но стабильного заработка, и нужно было снова начинать поиски работы, а это – занятие не из самых приятных. Но зато Алена не будет слышать этого ежеминутного хамства, постоянных придирок хозяйки, ее издевательства… Нет, в этом были определенные плюсы. Однако Алена была в расстроенных чувствах, и для того, чтобы хоть немного успокоиться, она должна была выпить. Чуть-чуть, самую малость какого-нибудь ликера, лучше всего – вишневого… Ей это всегда очень помогало.

Она зашла в первое подвернувшееся по дороге заведение с незамысловатым названием «Русалка» и заказала сто граммов своего любимого вишневого ликера.

После первого глотка ликера жизнь показалась Алене не такой уж тоскливой. Одно то, что не придется ходить на цыпочках перед стервой-хозяйкой уже стоило многого.

Алена повеселела и огляделась. Неподалеку от нее сидел вполне симпатичный мужчинка лет тридцати. Очень-таки симпатичный, особенно после глоточка ликера. И что самое в нем симпатичное – он нет-нет да и посматривал на Алену.

Алена элегантным жестом поправила волосы и поймала свое отражение в зеркале позади бармена. Она осталась весьма довольна увиденным: хозяйка, зараза, совершенно не позволяла ей краситься, а теперь, вырвавшись на свободу, Алена как следует поработала над собой и разрисовала свое лицо, как вождь племени ирокезов в День конституции. Имели место большие выразительные глаза, густо подведенные, с глубокими синими тенями, и чувственный рот в потрясающей темно-красной помаде, почти как у вампира в фильме «От заката до рассвета», – правда, рот был как будто от другого лица, но зато очень, очень чувственный.

Короче, Алена очень себе понравилась и снова скосила глаза на симпатичного мужчину. К этому времени ликер у нее в рюмке оскорбительно быстро закончился, и Алена хотела уже огорчиться по этому поводу, но симпатичный мужчина ненавязчиво переместился поближе и очень вежливо спросил:

– Можно заказать вам еще ликера?

Алена, естественно, не стала возражать.

После третьей рюмки жизнь стала совершенно прекрасной, и как-то сама собой возникла идея познакомить симпатичного мужчину, который при ближайшем рассмотрении оказался еще симпатичнее, с Алениным скромным жилищем.

Нового знакомого звали Леней, и в довершение всех его достоинств на улице его ждала машина. Правда, Алена вспомнила одну неприятную деталь, слегка омрачившую ее настроение, – на ее колготках была дырка. Дырка эта была довольно высоко, так что в юбке ничего не заметно, но при более тесном знакомстве это могло произвести на мужчину не самое благоприятное впечатление…

Однако выпитый ликер так благотворно повлиял на Аленино настроение, что крошечная тучка в виде дырявых колготок не смогла его испортить.

Жилище у Алены действительно было скромным, даже более чем скромным – она снимала однокомнатную квартирку в промышленном районе, расположенном в нескольких кварталах от Московского проспекта, но все-таки это была отдельная квартира, крыша над головой, с кухней и душем, и без всяких соседей – так чего еще желать скромной девушке?

По дороге Леня купил еще одну бутылку вишневого ликера, чем окончательно пленил Аленино сердце. Торжественно введя его в свою комнату и усадив на диван, Алена вспомнила о злосчастной дырке на колготках и нашла неожиданное, но смелое и невероятно эффектное решение проблемы: извинившись перед гостем, она зашла в ванную комнату и сняла там рваные колготки, а заодно и все остальное. Придирчиво оглядев себя в зеркале, Алена осталась довольна и вышла к своему заждавшемуся гостю в костюме праматери Евы – в том, который Ева носила в начале своей карьеры, до того, как ее прогнали из рая.

Алена вошла в комнату походкой, которую позаимствовала у итальянской актрисы Орнеллы Мути, безуспешно пытавшейся соблазнить лысого очаровашку Челентано. Надо сказать, Алена была более удачлива, чем итальянская красотка: Леню не пришлось долго уговаривать, он стремительно освободился от одежд и потащил Алену на диван.

Леня не обманул ожиданий: он оказался не только симпатичным, но темпераментным, умелым и выносливым. Единственное, что немного смущало Алену, – это то, что вишневый ликер, поднимая ее настроение и примиряя с окружающей действительностью, затруднял достижение высшей точки любовных радостей, но Леня подошел к девушке с пониманием и при помощи весьма изощренных ласк успешно довел ее до полного восторга, сменившегося сладким изнеможением.

Алена лежала, как ей казалось, на медленно плывущем облаке, а Леня ласково теребил губами ее ухо и расспрашивал о жизни.

Разговор как-то сам собой перешел на прежнюю работу и стерву-хозяйку, и Алена с огромным удовольствием перемыла ей косточки. Она рассказала, как бесчеловечно Лера Ангелова обращается с прислугой, что горничных она отбирает как можно более некрасивых…

– А как же она тебя в таком случае взяла? – удивленно спросил Леня, проведя рукой по нежным возвышенностям Алениной груди и спустившись на плоскую лужайку живота.

– А она никого больше не смогла найти, – усмехнулась Алена, – да я еще оделась пострашнее, не накрасилась… Она краситься горничным вообще не позволяет, за мужа боится.

– Любит, что ли?

– Вообще-то не любит и живет с ним как кошка с собакой, но стережет его из принципа.

– То есть как?

– Как собака на сене: и самой не надо, но и с другими чтобы ни-ни. А вообще-то ей просто доставляет удовольствие девушек мучить.

Алена вспомнила стервозную хозяйку, ей стало очень себя жалко, и по прямой аналогии она вспомнила, что у них есть еще целая бутылка вишневого ликера. От этой мысли настроение сразу улучшилось, Алена снова обрадовалась тому, что ей больше не нужно терпеть Лерины издевательства, и она снова прильнула к своему симпатичному гостю.

* * *

Вернувшись домой, Леня внимательно посмотрел на Лолу и произнес суровым голосом:

– Придется нам, дорогая, серьезно поработать над твоим имиджем!

– Это еще с какой стати? – Лола озабоченно взглянула в зеркало. – Чем тебя не устраивает мой имидж?

– Меня-то он, может быть, и устраивает, но он может очень не понравиться твоей будущей хозяйке!

– Какой еще хозяйке? – возмутилась Лола. – Я ведь, как ты отлично знаешь, хожу, где вздумаю, и гуляю сама по себе! А вот где ты был весь день, напарник, и почему от тебя несет жуткими вульгарными духами?

– И не говори! – вздохнул он. – Если бы ты знала, на что приходится идти во имя дела, ты бы не смотрела на меня такими грозными глазами, а посочувствовала компаньону!

«Определенно этот паразит был где-то с бабой, – размышляла Лола, – но что я, в самом деле, устраиваю ему допрос, как ревнивая жена! И вообще я сижу дома, готовлю ему обеды, стираю прокопченную одежду, а он в это время шастает с бабами по ресторанам и барам, да еще имеет наглость утверждать, что это нужно для дела! Нет, с этим пора кончать! Что в таких случаях делает глупая жена? Она устраивает мужу жуткие скандалы и сцены ревности. А как поступает умная женщина? Умная женщина платит наглому типу той же монетой, то есть тихо наставляет дураку-мужу рога, а внешне проявляет заботу и ласку, посмеиваясь про себя. Да, но я-то ему не жена… Ну да ладно, разберемся!»

– Тебе не надоело сидеть дома? – осведомился Леня.

– Разумеется, надоело! – обрадовалась Лола. – А что, ты хочешь меня куда-нибудь пригласить?

– Нет, но для тебя есть работа, – невозмутимо ответил Маркиз. – Пойдешь горничной к банкиру Ангелову. Ненадолго, не волнуйся, не успеешь сильно утомиться от тяжелой работы.

– Вот, значит, как, – с горечью сказала Лола, – некоторые – по ресторанам, а мне – снова в услужение…

– Бывало и наоборот, – напомнил Маркиз, и Лола не могла с этим не согласиться.

– Значит, так! – с воодушевлением сказал Маркиз. – Ты сможешь сделать из себя этакую провинциальную, но довольно бывалую девицу, некрасивую, но не полную дуру?

– Ну… – начала было Лола.

– И никакой косметики! Мадам этого очень не любит! – категорически заявил Маркиз.

– А чего еще она не любит?

И Леня долго пересказывал ей все, что он узнал от уволенной горничной Алены.

– Так-так, – приговаривала Лола, сидя перед зеркалом, – очень интересно… Нужно будет еще кое-какими тряпками разжиться, а то мои не подойдут…

Она потратила на изменение имиджа весь оставшийся день и на следующее утро предстала перед Маркизом во всей красе.

– Ну и чучело! – от души высказался Маркиз.

Действительно, поглядеть было на что.

Лола напудрилась дешевой пудрой, так что видны были комочки, а глаза слегка подвела так, что они казались меньше. Волосы она зачесала гладко, закрепила сзади коричневой бархоткой в хвост и выпустила на лоб один премерзкий завиток. На ней была надета юбка в крупную буро-зеленую клетку самой неудачной длины – до середины колена. При такой длине юбки ноги выглядят как бы разрезанными пополам и кажутся значительно короче, чем они есть на самом деле. Еще на Лоле были унылый коричневый пиджак приблизительно размера на два больше чем нужно и коричневые же неуклюжие ботинки на толстой ребристой подошве.

– Нравится? – спросила Лола. – Обрати внимание, что вся одежда новая, и куплена не на рынке, а в магазине – я не какая-нибудь, а девушка, работавшая в богатом доме, на приличную одежду зарабатываю…

– Где ж ты такое отыскала, в каком магазине! – восхитился Маркиз. – Девочка, у тебя талант к перевоплощению!

– Наконец-то оценил, – сказала Лола совершенно другим голосом, теперь она растягивала слова и говорила гораздо вульгарней.

– Пройдись! – скомандовал Маркиз и восхитился: – Класс! Мадам Ангелова просто обязана клюнуть на такое! Вот, – он протянул внушительную бумагу, где было напечатано, какая Лола хорошая горничная и как она замечательно умеет работать пылесосом и веником, – это твои рекомендации. Скажешь, что работала у известного кинорежиссера Тузикова.

– Есть такой режиссер? – удивилась Лола.

– Нет, конечно! Вот я тут с одной сообразительной бабулей договорился, если те, из агентства, захотят проверить твою рекомендацию и позвонят, бабка им ответит от лица мадам Тузиковой, что все правда. Ну действуй, Лола, ни пуха, ни пера!

И Лола поехала в известное агентство с уютным названием «Тетя Полли». Агентство занималось кастингом, то есть подбором персонала для богатых семей. Как было написано в рекламном объявлении «Тети Полли» – «Мы найдем вам умелую кухарку, аккуратную горничную, отличного шофера, заботливую няню или опытную гувернантку для ваших детей. Ошибок в нашей работе не бывает».

В агентстве были два входа – один, парадный и представительный, для нанимателей, другой, невзрачный, для соискателей места «умелой кухарки» или «аккуратной горничной».

Войдя через вторую дверь, Лола оказалась в большой комнате, полной озабоченно перешептывающимися людьми, взволнованный вид которых очень напоминал студентов в день экзамена. Правда, среди здешнего контингента явно преобладали некрасивые женщины позднего среднего возраста. Хотя было здесь и несколько довольно миловидных девушек наивно-провинциального вида, не сумевших найти в большом городе более престижной работы и, за отсутствием навыков «отличной кухарки», «заботливой няни» или «опытной гувернантки», пытающихся найти хотя бы место «аккуратной горничной».

Комната, как уже говорилось, была большая, но какая-то казенная. Вдоль стен стояли стулья с неудобными деревянными спинками, в углу – неработающий телевизор. Широкие подоконники были покрашены серой краской, вместо горшков с цветами на одном стояла почему-то корзинка для мусора. Также валялось несколько ярких журналов примерно годичной давности.

Не успела Лола войти в эту, с позволения сказать, приемную, как к ней подскочила, нервно ломая пальцы, худая сутулая женщина лет пятидесяти и быстро забормотала:

– Ну мне-то, милая, нечего волноваться, мне обеспечено хорошее место. У меня такие рекомендации… Я готовила самому Бананову! А ведь ему так трудно угодить! Он просто обожал мои котлеты де воляй, просто обожал! Он так все время и говорил: «Елизавета Петровна!» – это меня зовут Елизавета Петровна, – представилась мимоходом нервная женщина, и Лола машинально ответила, что ее зовут Ольгой. – Он так и говорил: «Елизавета Петровна, ваши котлеты де воляй выше всяческих похвал, они просто тают во рту! Я готов их есть каждый день!»

Горячий монолог был прерван востроносой девицей – сотрудницей агентства, которая появилась на пороге комнаты и громко спросила, есть ли среди присутствующих кто-то, кто ищет места гувернантки. В ответ из угла приемной показалась скромного вида женщина, в которой с первого взгляда можно было опознать учительницу младших классов. Она робко подошла ближе.

Лола пригляделась к местной девице, что-то настораживало в ее лице. Лола подошла поближе и поняла: девица была своего рода двуликим Янусом. Одна половина ее лица, обращенная в приемную, где собрались кандидаты, ищущие места, была деловито-равнодушной, зато другая, повернутая в кабинет, где присутствовали наниматели, выражала живейшую готовность немедленно услужить и сделать все от нее зависящие, чтобы ничто не омрачило настроения хозяев.

– Отчего же вы ушли с такого хорошего места? – неделикатно осведомилась Лола, когда дверь в кабинет снова закрылась.

Елизавета Петровна бросила на нее косой недобрый взгляд и проговорила:

– А тебя, милая, это и вовсе совершенно не касается! У богатых – у них свои причуды! Ну мне-то волноваться совершенно нечего, мне обеспечено хорошее место!

Она хотела было отойти от бестактной девушки, но все остальные претенденты уже шарахались от нее, поэтому Елизавета Петровна смягчилась и продолжила. Окинув взглядом Лолу, она поджала губы и сказала:

– Ну тебе-то, милая, вряд ли что-нибудь светит. Они ведь, хозяева-то, предпочитают что-нибудь непригляднее… Что-то я тебя раньше здесь не видала – или ты совсем без опыта?

– Нет, почему же, – обиделась Лола, – я просто этим агентством раньше не пользовалась…

– А как же – все по знакомству работу находила? Ну так-то оно и лучше, а то через агентство неизвестно к кому попадешь. Одна девушка устроилась в богатый дом горничной, только вышла первый день на работу, хозяйка ей велела прибраться, пропылесосить и уехала куда-то… Ну, девушка только принялась за уборку, а из соседней комнаты выходит питбуль. И как на нее зарычит! Девушка перепугалась, вскочила на диван и дрожит. А питбуль сидит на полу и смотрит на нее. Страшно! Она постояла-постояла, глядит – он вроде успокоился, попробовала слезть – он снова рычит. Так и пришлось стоять, пока хозяйка не вернулась – ни тебе поесть, ни тебе в туалет… А хозяйка оказывается, в Финляндию уехала, вернулась только на другой день. Вошла в комнату, смотрит – девушка на диване стоит, и ну на нее кричать, ты что же такая-сякая, дура деревенская, дорогую мебель ногами портишь! Да как же ты собачку за столько времени не вывела! А у девушки с того случая нервный тик образовался и большие проблемы с мочевым пузырем.

Лола сочувственно выслушала страшный рассказ, но Елизавета Петровна не унималась:

– А еще мне одна знакомая рассказывала, как попала в богатый дом с маленьким ребенком. То есть не совсем маленьким – мальчик девяти лет, самый что ни на есть поганый возраст. Да еще и хулиган редкостный, просто какой-то Чикатило. Так вот, родители ушли в театр, а этот малолетний преступник и говорит моей знакомой: «Сейчас будем играть в футбол!» Поставил на пол две вазы китайские: «Это будут ворота, а ты будешь вратарь. Если я попаду мячом между вазами – значит, забил гол, счет один – ноль». Моя знакомая ему: «Как же, вазы очень дорогие, они же разобьются!» А мальчишка ей: «Молчать! Как я сказал, так и будет!» Принес мяч, как поддал ногой – и прямо в вазу! «Штанга!» – кричит. Ваза, конечно, вдребезги, моя знакомая – в слезы… И что ты думаешь? До сих пор хозяева с нее за эту вазу из жалованья вычитают, считай, задаром работает. Она им говорит: «Это же ваш сыночек разбил, дай ему Бог здоровья!» А они отвечают: «Надо было лучше на воротах стоять».

В это время Елизавету Петровну вызвали, и, к большому облегчению Лолы, она больше не вернулась в приемную – должно быть, действительно нашла новое место и, как все благополучно нанятые претендентки, удалилась с новыми хозяевами через парадный вход.

Между тем нервозность в приемной еще больше повысилась. Соискатели торопливо ходили по комнате из угла в угол, косились на дверь кабинета, куда всех вызывали поодиночке, и перешептывались в каком-то испуганном волнении.

– Что случилось? – спросила Лола невысокую пухлую тетушку, явную кухарку, поймав ее за пуговицу, когда та пробегала мимо нее с растерянным видом.

– Ангелова! Ангелова приехала! – прошептала та в ответ с таким выражением лица, с каким, должно быть, мыши сообщают друг другу о появлении в доме кота.

– А что такое? – недоуменно спросила Лола пытающуюся вырваться женщину. – Что это за Ангелова такая, что ее все так боятся?

– Ты ничего не слышала про Ангелову? – удивленно спросила та. – Ангелова – это сущий дьявол! У нее прислуга больше месяца не держится. Если она не выгонит – люди сами увольняются, хоть она и платит прилично. Так с прислугой обращается, так ужасно обращается, как рабовладельцы на плантациях сахарного тростника! Рабыню Изауру смотрела? Вот так она с нами обращается!

С этими словами женщина вырвалась из Лолиных рук и, всплеснув руками, продолжала метаться по приемной.

Тем временем в кабинет вызвали одну из миловидных провинциалок, претендовавших на работу горничной. Девушка оправила платье, глубоко вдохнула, придала своему лицу деловитый и независимый вид и строевым шагом вошла в кабинет.

Ровно через три минуты она вылетела обратно, всхлипывая и размазывая по лицу слезы с тушью. Вслед ей неслись обрывки ругательств, какие употребляют в своем узком кругу водопроводчики с большим стажем и матросы речного флота.

На все попытки доброжелательных коллег выразить ей сочувствие и расспросить, что же произошло в кабинете, девушка только всхлипывала и отмахивалась.

– Я же говорила, Ангелова – это настоящий дьявол, – прошептала пухлая тетушка, пробегая мимо Лолы и трагически заламывая руки.

В кабинет вошла следующая кандидатка в горничные и, точно так же, как первая, вылетела в слезах через три минуты, сопровождаемая отборной руганью. В довершение общей картины девушка выбежала из кабинета в одной туфле, хромая, а вторая туфля полетела ей вслед.

В приемной наступила драматическая тишина, нарушаемая только всхлипами двух жертв страшной Ангеловой.

Дверь кабинета снова открылась, в нее выглянула крайне озабоченная двуликая девица. Окинув взглядом весь собравшийся в приемной контингент, она поманила пальцем Лолу и полушепотом спросила ее:

– Горничная?

– Горничная, – подтвердила Лола, энергично кивнув.

– Пошли, – тем же полушепотом сказала девица, с опаской заглянув в кабинет.

Лола бросила взгляд на свое отражение в зеркале, поправила омерзительный завиток на лбу, как можно больше ссутулилась и направилась в кабинет выразительной расхлябанной походкой отработавшего две смены шахтера.

– Держись, девочка, – напутствовала ее пухлая тетка, перекрестив ей спину и жалостливо вздохнув.

В кабинете Лола увидела вальяжно раскинувшуюся в кресле потрясающую красотку-блондинку, фигура которой как нельзя лучше подходила для рекламы фитнес-центра, а лицо, при всей его безусловной привлекательности, было лицом разъяренной мегеры.

– Я не в бордель персонал нанимаю! – орала красотка на угодливо согнувшуюся перед ней элегантную даму средних лет, судя по всему – менеджера агентства. – Если бы мне нужны были шлюхи – я бы вам так и сказала, а мне нужна, блин, горничная! Вы понимаете, что такое горничная? Это, блин горелый, скромная девушка, которая умеет держать в руках пылесос и пыльную тряпку, а заодно может налить мне чашку чая, а не размалеванная потаскуха, которая будет вертеть задницей перед моим мужем! Осознаете разницу?

– Ну что вы, Валерия Федоровна, – заискивающе лопотала дама, – у нас очень, очень скромные девушки, с самыми лучшими рекомендациями, скромные и порядочные! Мы особенно стараемся отбирать девушек из провинции, они там совершенно не испорчены, не то что в больших городах… а то, что они привлекательны – так это же хорошо, ведь вы хотите, чтобы в вашем доме все было красиво – и мебель, и утварь, и прислуга…

– Если я покупаю красивую мясорубку, – язвительно проговорила клиентка, – я могу быть уверена, что она не залезет однажды в постель к моему мужу! Банкетка не будет задирать перед ним юбку! Тумбочка не будет вертеть задом! А ваши «невинные провинциалки» только об этом и думают, у них это вот такими огромными буквами написано на физиономиях!

– Валерия Федоровна, – робко прервала клиентку девушка, которая привела Лолу, – взгляните, пожалуйста, может быть, вас устроит вот эта кандидатура!

Мадам Ангелова перевела пылающий взор на Лолу, и в глазах у нее появился некоторый интерес, смешанный с сомнением.

– Ну и образина! – проговорила она после минутного молчания. – Ты, чудо природы, ты хоть тряпку-то держать в руках умеешь?

– Вот мои рекомендации, – гордо проговорила Лола, еще больше ссутулившись и старательно скривившись на один бок, и протянула Ангеловой рекомендации Лениного изготовления.

– Подотрись ими! – ответила Валерия презрительно. – Мне не рекомендации нужны, а горничная! Ну-ка, повернись спиной!

Лола сделала тур вокруг своей оси, всячески изображая крайнюю неуклюжесть, и Ангелова, судя по всему, осталась довольна.

– Работа в загородном доме, с постоянным проживанием, один выходной в неделю, зарплата триста долларов…

– Я согласна, – пробормотала Лола.

– А тебя никто и не спрашивает, – буркнула хозяйка, – главное, что я согласна тебя взять!

Лола успела еще заметить, что обе половины лица двуликой девицы выражают теперь откровенное облегчение, и вышла из кабинета вслед за мадам Ангеловой.

Дом у банкира Ангелова был неплох, Лола сразу это оценила. Внутренняя отделка тоже задумана и выполнена с большим вкусом. Хозяйка перехватила ее взгляд и нахмурилась:

– Нечего по сторонам пялиться, тебя сюда для работы привезли!

Охранник Геннадий, он же по совместительству садовник, еще когда отпирал ворота, с любопытством уставился на Лолу, но, разглядев ее как следует, разочарованно поморщился: уж больно неказиста.

Прислуги в доме Ангеловых, кроме Геннадия и шофера Володи, было еще трое: кухарка Людмила, старшая горничная Луиза Семеновна и Лола. Людмила обреталась только на кухне, по дому не ходила, Володя занимался машинами, так что Лоле больше всего приходилось общаться с Луизой Семеновной – женщиной средних лет неприметной наружности. Говорила она тихим голосом, к лицу ее, казалось, навсегда прилипла подобострастная улыбка. При появлении поблизости хозяйки Валерии Федоровны Луиза начинала часто кланяться, как китайский болванчик, и на все замечания отвечала только одно: «Сию минуту будет сделано!»

То ли оттого, что хозяйке нравилась такая неприкрытая подобострастность, то ли оттого, что Луиза Семеновна обладала просто патологической аккуратностью, но она сумела продержаться в доме Ангеловых почти год и заслуженно считалась ветераном.

Сразу же по приезде Луиза Семеновна выдала Лоле форму горничной – мешковатое платье цвета спитого чая, с белым круглым воротничком, который полагалось отпарывать каждый день и пришивать чистый, как в младших классах школы, а также передник в серую и черную клетку. Увидев передник, Лола не выдержала:

– Где его откопали, на заказ, что ли, шили?

– Конечно, на заказ, – ответила Луиза, не уловив иронии, – форму всегда на заказ шьют. Ну что, хозяйка тебя просветила насчет обязанностей?

– Уборка! – Лола пожала плечами.

– Форму всегда носить, – начала перечислять Луиза, загибая пальцы, – туфли на каблуках не вздумай, да и работать в них неудобно; на хозяина даже глаз поднять не смей – сразу выгонят, хотя кто на такую посмотрит; убирай тщательно, потому что хозяйка сама все проверяет, хуже старшины в армии; ночью из своей комнаты не выходить… да вот еще что, Генка-охранник у нас тот еще бабник, да и то сказать – скукотища тут молодому мужику при воротах состоять! Так ты с ним – ни-ни, а то обоих выгонят и денег не заплатят! Хотя на тебя-то, пожалуй, и Генка не польстится, – добавила Луиза без всякого злорадства, просто констатируя факт.

Лола только вздохнула, после чего начались суровые трудовые будни. Хозяйка Валерия Федоровна не обманула ее ожиданий. С первого взгляда она показалась Лоле первостатейной сволочью, такой и была на самом деле, только еще хуже. Работы в доме было навалом, так что к вечеру вся прислуга просто валилась с ног, а хозяйка еще и уверяла, что половину дел не сделали. По прошествии трех дней Лола ненавидела лютой ненавистью хозяйку и мечтала только дождаться выходного, чтобы оттрепать Леньку за уши за то, что он подсудобил ей такую работенку. Банкира Ангелова она видела только за завтраком, когда под бдительным оком хозяйки приносила ему кофе. На вид он показался Лоле приличным человеком.

Сейф в кабинете Лола, разумеется, обнаружила сразу, но проникнуть в него случая не представилось, потому что кабинет в отсутствие хозяина запирался, и открывали его только для уборки, причем обязательно присутствовала сама хозяйка.

На пятый день, доведенная мелкими придирками и хамством Валерии Федоровны до белого каления, Лола решила мстить.

Тут как раз подоспел полагающийся ей выходной, но хозяйка взбрыкнула и отказалась его Лоле предоставить, а только выпустила на несколько часов.

Лоле нужно было побывать дома для того, чтобы прихватить кое-какое белье и косметику, потому что она решила отомстить стерве Валерии чисто по-женски – соблазнить ее мужа. Во-первых, приятно сделать гадость такой сволочи, во-вторых, банкир Лере понравился внешне, и если удастся привести ее план в исполнение, это повысит ее жизненный тонус. В-третьих, возможно, станет легче осуществить ее задачу – подобраться к сейфу, и в-четвертых, давно пора было одернуть Леньку, который считает себя неотразимым мужчиной, а на Лолу смотрит только с точки зрения рабочей силы.

* * *

– Хорошо, что появилась! – приветствовал ее Маркиз. – Ты мне нужна.

– Хоть бы спросил, как дела! – обиженно пробурчала Лола, поглаживая прижавшегося к ногам Пу И.

– Ну и как они?

– Пока никак, – вздохнула Лола, – они стерегут свой сейф, так просто в кабинет не зайдешь…

– Тогда зачем спрашивать, как дела? – удивился Леня, он сидел перед зеркалом и занимался своей внешностью.

Лола поглядела ему в спину, и еще больше утвердилась в своем решении сегодня же вечером приступить к соблазнению банкира.

– Пу И похудел, – начала выговаривать Лола, – он плохо выглядит, ты мало гуляешь с собакой, нерегулярно его кормишь…

– С чего ты взяла? – удивился Маркиз. – Он ест так же часто, как я.

– А что он ест? – рассердилась Лола. – В доме нет никакого собачьего корма, и вообще ни крошки еды.

– Ну, утром мы завтракаем кофе с бутербродами, иногда я беру его с собой в кафе, а вчера мы даже были в ресторане.

– С ума сошел! – ужаснулась Лола.

– Но мы же были днем, – оправдывался Маркиз, – просто пообедали, и все. Официантка такая милая попалась, принесла ему паровые котлетки…

– Черт знает что!

Лола представила, как Маркиз улыбается симпатичной официантке, а та поглаживает песика, и окончательно рассвирепела. Следовало срочно отомстить всему миру, который ополчился на нее в последнее время, особенно мужчинам. Лола закурила сигарету и немного успокоилась.

Ленька все торчал перед зеркалом. Не отрываясь от своего важного занятия, он дал напарнице ряд ценных указаний.

Маркиз осмотрел себя в зеркале и остался доволен. Выкрашенные в соломенный цвет гладко зализанные волосы сами по себе сильно изменили его внешность, а наклеенные пушистые светлые усы довершили преображение. Нужен был последний штрих, и Маркиз надел модные узкие очки без оправы с простыми стеклами. Теперь из зеркала на него смотрело совершенно незнакомое лицо.

Из ванной выглянула Лола и всплеснула руками:

– Ой, Ленечка, какой ты хорошенький! Я просто тащусь! Ходи все время так, ладно?

– Цыц! – прикрикнул на нее Маркиз. – Помнишь, когда ты должна позвонить?

– Так точно, герр командир! – дурашливо отчеканила Лола, приложив два пальца к воображаемой фуражке.

Леня облачился в отличный костюм от «Hugo Boss», сел за руль позаимствованного на этот вечер «мерседеса» – купе и поехал в известный бар «Хонки-Тонки».

Этот популярный дорогой бар на Невском пользовался успехом у солидной, не слишком молодой публики, в основном бизнесменов и топ-менеджеров. Маркизу он нужен был по единственной причине: в этом баре работал известный всему городу бармен гей Венечка, который, насколько Леня знал, был платным осведомителем Артема Зарудного. По крайней мере, все, что удавалось подслушать Венечке на своем боевом посту, через какой-нибудь час уже становилось дословно известно Зарудному, в чем самому Маркизу пришлось однажды лично удостовериться незадолго до своего вынужденного отъезда за границу.

Ленино эффектное появление перед «Хонки-Тонки» не осталось незамеченным. Войдя в бар, он перехватил несколько заинтересованных взглядов, которые бросали на него длинноногие девицы, подрабатывающие здесь в свободное от занятий на факультете международных отношений время, и профессиональный оценивающий взгляд, которым окинул его «покровитель» этих девиц, а попросту – их сутенер.

Но у Маркиза был сегодня совершенно другой интерес.

Венечка, как обычно, колдовал за стойкой, смешивая коктейли, и строил глазки голубоглазому англичанину с обветренным лицом яхтсмена. Маркиз сел на высокий табурет возле стойки в непосредственной близости от бармена и призывно помахал ему рукой.

Венечка скользящей развинченной походкой приблизился к посетителю, закатил подведенные глаза и склонился над стойкой, женственным кокетливым движением поправив кружева на своей шелковой рубашке.

– Я весь к вашим услугам, – проворковал он сладким, как засахаренный ананас, голосом, при этом его взгляд недвусмысленно давал понять, насколько широко Венечка готов был трактовать понятие «услуги».

Маркиз заказал обыкновенный «Манхэттен», попросив положить поменьше льда, и в это время у него в кармане зазвонил мобильный телефон. Лола достаточно точно выполнила инструкции. Поднеся к уху последнюю модель «Нокии», Маркиз сделал вид, что внимательно слушает, а затем, изобразив крайнюю степень волнения, заговорил:

– Ты уверен, что это тот самый изумруд? Девяносто карат, и форма как в каталоге?

Произнося эти слова, Леня покосился на бармена, как будто опасаясь, что его подслушают. При этом он убедился, что Венечка, всем своим видом изображая крайнюю честность и совершенное безразличие к чужим тайнам, насторожился и внимательно прислушивается к разговору. Демонстративно понизив голос, отчего Венечка с его замечательным слухом совершенно ничего не потерял, Леня продолжал:

– Ты видел камень собственными глазами? Даже в руках держал? Олег, но ты не представляешь, что это такое! Это просто сокровище! Изумруд в девяносто карат – это и вообще-то огромная ценность, но «Глаз Ночи» в десять раз дороже! Если удастся его купить, владелец второго камня выложит любые деньги, только чтобы заполучить пару! Этот камень ни в коем случае нельзя упустить!

Лола, которая внимательно слушала по телефону его возбужденный монолог, захихикала и осведомилась:

– Ну что, ловись рыбка большая и маленькая?

– Да, ты совершенно прав, Олег, – ответил Маркиз своему несуществующему собеседнику, еще приглушив голос и покосившись на Венечку, который подошел к нему с готовым «Манхэттеном» и скользкой угодливой улыбочкой на узких, слегка подкрашенных губах, – ты совершенно прав, это не телефонный разговор. Завтра мы с тобой увидимся и все это обсудим.

По заинтересованному блеску в глазах бармена Маркиз понял, что наживка проглочена, и Зарудный сегодня же узнает содержание его разговора с несуществующим Олегом.

Неторопливо прикончив «Манхэттен», он покинул бар, сопровождаемый разочарованными взглядами длинноногих «студенток». Подойдя к «своему» «мерседесу», Леня с огорчением увидел, что за время его непродолжительного отсутствия находчивая местная молодежь успела снять с машины оба боковых зеркала.

«О времена! О нравы! – подумал он с горечью. – Одно только примиряет с этим: „мерседес" не мой, а угнанный».

В доме Ангеловых все было по-прежнему, только характер и манеры Валерии Федоровны показались Лоле еще более омерзительными. Однако она принимала все ее замечания, стараясь не вступать в напрасные пререкания, попутно замечая всевозможные мелочи и анализируя их не хуже знаменитого психоаналитика профессора Юнга.

Хозяин бывал дома только по ночам. Утром он уезжал в свой банк около девяти часов и появлялся иногда только к одиннадцати вечера. В выходные он неотлучно находился в кабинете и работал с бумагами или на компьютере. Иногда они с хозяйкой возвращались вместе в первом часу ночи – значит, из ресторана, с делового ужина с женами или с какой-нибудь презентации.

До четырех утра в ночном клубе Валерия оттягивалась всегда одна или в обществе знакомых – муж никогда ее не сопровождал. Дома с женой он был молчалив, с прислугой вообще не имел дела – всем заправляла жена. О том, что между хозяевами любви нет, Лола поняла сама – всегда можно определить, как люди относятся друг к другу по тому, как они смотрят в глаза, касаются руками за столом и так далее.

Луиза же Семеновна, которой было доверено убирать в хозяйской спальне, сообщила, что и никакого секса между супругами Ангеловыми тоже нет – простыни не смяты, как лягут каждый на свою половину, так и спят до утра. Это вселяло надежду.

Банкир был не стар – чуть за сорок, хотя на самом деле, может, и меньше, просто много работает и мало отдыхает, вот и выглядит старше. Его стерве вон тридцать пять (Луиза говорила), а выглядит чуть ли не моложе Лолы! Проводит по полдня в салонах красоты да в фитнес-клубах, сохраняет молодость, а муж в это время работает… «Этак бы устроиться», – вздохнула Лола.

Любовницы, судя по всему, у Ангелова не было – раз уж жена так за прислугой следила, то никакой смазливой секретарши рядом с ним она ни в коем случае не потерпела бы. Дело было за малым – разбудить в мужчине дремлющие желания. Единственное, чего Лоле для этого не хватало, – это времени.

Обычно вечером хозяев встречала Луиза Семеновна. Она любила пить на ночь какао с сахаром и читать любовные романы. Лола стала потихоньку подмешивать к Луизиному какао очень хорошее французское снотворное, и с тех пор Луиза Семеновна крепко засыпала и продолжение любовных романов видела во сне.

Обстоятельства совпали удачно, когда у кухарки Люси был выходной, Луиза спала, постанывая во сне, а хозяйка на всю ночь закатилась в «Голливудские ночи». Лола, увидевшая из окна, как подъехала машина Ангелова, явилась на звонок хозяина в столовую, на ходу застегивая коротенький халатик.

– Принеси что-нибудь поесть, – не глядя, приказал он.

Он ел, просматривая какие-то документы.

«Трудоголик, – с грустью поняла Лола, – с этими труднее всего».

В довершение ужина она принесла хозяину стакан крепкого горячего чая с лимоном и несколько приуныла – и коротенький полупрозрачный халатик, и тапочки на каблуке, и искусно наложенная косметика, словом, вся метаморфоза, происшедшая с Лолой, не произвела на Ангелова ни малейшего впечатления. «Как говорится, напрасны ваши совершенства», – грустно усмехнулась Лола про себя.

Собрав посуду, Лола сложила ее на поднос и понесла к двери, но удачно споткнулась по дороге о порог и упала, уронив поднос и все чашки-тарелки, причем поднос постаралась уронить на ковер, чтобы не было грохота и, не дай Бог, не проснулась Луиза Семеновна.

Банкир соизволил поднять голову от своих бумаг и поглядеть на Лолу, которая сидела на ковре в живописно задравшемся халатике и, морщась, потирала коленку.

– Ушиблась? – неожиданно мягко спросил Ангелов.

– Кажется. – Лола попробовала встать и очень натурально застонала.

Нога ее при этом оказалась слегка вывернута, что произвело на Ангелова сильное впечатление. Во всяком случае, отреагировал он как нормальный человек – встал, присел возле Лолы на корточки и попытался ощупать коленку. Близость молодой симпатичной женщины, а также ее гладкая теплая кожа, кажется, ничего в банкире Ангелове не разбудили, во всяком случае, внешне это было никак не заметно.

«Псих какой-то, – в раздражении подумала Лола, – а может, он вообще голубой?»

– Ничего страшного, – сказал он, деловито ощупывая холодными пальцами Лолино колено, – ни вывиха, ни перелома. Холодное приложи, все пройдет.

Лола приняла его протянутую руку и с негромким стоном встала, после чего собрала посуду и отнесла ее на кухню. Когда она вернулась в столовую, Ангелова там не было.

Наутро Лола выдержала грандиозную выволочку от хозяйки за испорченный ковер в столовой, стоя перед ней навытяжку и закатив глаза к потолку. Банкир появился в конце экзекуции, и во взгляде его Лола прочла несомненный человеческий интерес, а после разочарование. Еще бы – ведь сегодня на ней снова было надето ненавистное бурое платье и клетчатый передник!

За завтраком Лола пару раз поймала его взгляд и забеспокоилась, как бы стерва Валерия ничего не заметила, потому что тогда их с банкиром отношения закончатся, не успев начаться, – уж эта ведьма сразу все поймет и немедленно выставит Лолу вон!

Лола убрала в столовой, потом, услышав, что хозяйский джип выехал со двора, отправилась по зову Луизы в кабинет – нужно было перевесить занавески. Лола задрала неудобную юбку и полезла на подоконник, а Луиза поддерживала тяжелую занавеску снизу. И тут в окно Лола увидела, что джип возвращается. Он остановился, не глуша мотор, хлопнула дверца, выскочил сам Ангелов и быстрым шагом вошел в дом.

«Забыл что-то», – сообразила Лола.

Ангелов показался на пороге кабинета, и тут раздался раздраженный крик Валерии – ей срочно понадобилась Луиза Семеновна. Та всплеснула руками, крикнула свое обычное «Сию минуту будет сделано!» и понеслась на зов.

Ангелов внимательно оглядел Лолу на подоконнике, обратив внимание на ее стройные ножки. Она беспомощно развела руки, показывая, что не может слезть без посторонней помощи.

– Ну сиди там, – усмехнулся он, – работай…

Он подошел к картине, отодвинул ее в сторону и занялся замком. Лола скосила глаза в его сторону, и сердце подпрыгнуло от радости: из ее положения сверху было хорошо видно настенное зеркало, и вот в нем отражались руки Ангелова и ручка сейфа! Лола отлично видела, как он повернул ручку сейфа направо на три деления, налево на пять, потом направо на одно, и снова направо на шесть. Вот так удача!

Услышав Луизины шаги, Лола одернула юбку и занялась занавесками. Хозяин закончил свои дела, взял какие-то бумаги, закрыл сейф и вышел. Лола видела в окно, как он торопливо шел к джипу, как поднял голову и поглядел на окна второго этажа.

«Клюнул! – пело в груди у Лолы. – Ой, клюнул! Как бы теперь все дело не испортить…»

На следующий день у Луизы Семеновны был выходной, и она с утра уехала в город.

Хозяйка распушила оставшуюся прислугу и тоже умотала на полдня в город – вечером предстоял визит в ночной клуб, Лола уже знала. У нее было предчувствие, что сегодня все решится. Если Ангелов положил на нее глаз, то сегодня ночью он должен как-то проявить свое желание, в противном случае следовало признать свое позорное поражение и увольняться – не сидеть же в этом доме вечно! Ей, Лоле, уже осточертело изображать из себя прислугу! И пускай Маркиз либо сам устраивается сюда дворецким или садовником, либо придумывает другой план!

Все шло как по маслу. Хозяйка в половине одиннадцатого укатила в ночной клуб. Кухарка Людмила, по наблюдению Лолы, слегка попивавшая, закрылась в своей комнатушке при кухне наедине с бутылкой и не подавала никаких признаков жизни. Это Лоле было только на руку.

В половине двенадцатого за окном послышался скрип открывшихся ворот и шум подъезжающей к дому машины, и у Лолы екнуло сердце.

Она встретила поднимавшегося по лестнице Ангелова в черных брючках, соблазнительно обтягивающих фигуру, и короткой трикотажной кофточке. Банкир скользнул взглядом по Лолиной груди – там было все в порядке, не стыдно показать, – по стройной фигуре, заметил узкую полоску живота между поясом брюк и кофточкой, как-то странно вздохнул и сел за ужин.

Подавая тарелки, Лола с удивлением заметила, что руки ее слегка дрожат.

«Черт знает что! – страшно разозлилась она на себя. – Что это я как девочка разнервничалась!»

Лола готова была поклясться, что Ангелов уловил ее настроение, потому что, когда она меняла приборы, он вдруг накрыл ее руку своей большой сильной рукой, и это было очень приятно.

– Садись, – предложил он и кивнул на стул напротив.

– Нам не положено, – усмехнулась Лола.

Он не стал настаивать и молча ел, а Лола, слегка успокоившись, принесла кофе и, ставя чашку, слегка коснулась его плеча грудью. И хотя он сделал вид, что ничего не заметил, Лола поняла, что ложиться спать после ужина Ангелов не собирается – иначе он попросил бы ее принести чай, а не кофе.

Наконец его ужин, тянувшийся для Лолы невыносимо долго, подошел к концу. В волнении, дрожащими руками, Лола убрала посуду, понимая, что наступил решающий момент. Ангелов достал из бара бутылку французского вина.

– Принесешь в кабинет, – хрипло сказал он, – и бокалы.

«Вперед! – пронеслось в голове у Лолы. – Как говорится, куй железо не отходя от кассы!»

Она забежала в свою комнату, чтобы переодеться. Но, взглянув на приготовленное заранее на кровати роскошное дорогое черное французское белье, вдруг поняла, что ничего этого не нужно. Такого великолепия банкир Ангелов в своей жизни, надо думать, навидался предостаточно, этим его не удивишь.

Лола заметалась по комнате, путаясь в одежде, потом махнула рукой, скинула все, оставшись в одних трусиках, на ходу сунула руки в рукава халата и бросилась наверх.

Дверь в кабинет была открыта, он сидел на низком кожаном диване и ждал ее.

«Если сейчас вернется Валерия, я придушу ее собственными руками», – совершенно некстати подумала Лола и закрыла за собой дверь кабинета. Она поставила вино на стол и подошла к дивану. Мысли путались, а скоро их не осталось ни одной.

– Иди ко мне. – Голос Ангелова был одновременно повелительным и взволнованным.

Лола не могла да и не хотела противиться этому властному зову. Она послушно остановилась перед ним, загипнотизированная страстью, горящей в глубине его глаз. Вячеслав сорвал с нее остатки одежды, привлек ее к себе. Она почувствовала всем своим телом торопливый жар его рук, горячую и одновременно нежную ласку его губ. Ощутив его возбуждение, его напряженную плоть, Лола закусила зубами угол диванной подушки, чтобы сдержать рвущийся из груди страстный крик.

Он оказался сильным и ласковым одновременно, он был терпелив и в то же время ненасытен и настойчив. Уже несколько раз они достигали вместе с ним высшей точки страсти, успокаивались и через несколько минут начинали все сначала.

В какой-то момент Лоле показалось, что они не занимаются любовью, а сражаются – такой неистовой, яростной, животной была их страсть. Казалось, они были не любовниками, не союзниками – это была жестокая, непримиримая борьба двух сильных соперников, двух врагов.

Лола призвала на помощь весь свой опыт и умение, чтобы не проиграть это безумное сражение, эту страстную, захватывающую схватку, чтобы быть достойной его страсти…

Они совершенно забыли о времени, об опасности, забыли о том, что в любой момент может вернуться его жена, проснуться кухарка, зазвонить телефон…

Когда все кончилось, первая мысль, которая возникла в голове у Лолы, была о том, какая же идиотка Валерия Федоровна, раз не ценит такого мужчину. А может быть, это она стала противна мужу, это он сам не хочет с ней близости? Лоле хотелось так думать.

Проводя пальцами по его широкой груди, Лола думала лениво о том, что случилось бы, если бы она стала хозяйкой этого дома и женой Ангелова. Уж она бы не стала шляться ночами по клубам. О таком мужчине надо заботиться, нужно ждать его дома. Человек приезжает домой после утомительного дня, а дома его встречает ласковая жена. Она кормит его ужином, делает успокаивающий массаж, они вместе принимают ванну… А днем, когда он работает, можно заняться своими делами, времени на все хватит… Да, кстати, о делах…

Лола слегка пошевелилась.

– Налить вина? – спросила она шепотом.

– Конечно, – ответил он, не открывая глаз.

Лола сползла с дивана, открыла бутылку и разлила вино по бокалам.

«Какой все-таки он славный, – подумала она, скосив глаза на Ангелова, – и любовник замечательный, пожалуй, у меня такого еще не было… Он мне нравится…»

Думая так, она добавила в его бокал солидную порцию французского снотворного, испытанного на Луизе Семеновне. Сон у банкира должен был наступить через полчаса, и Лола надеялась, что он не останется спать в кабинете.

* * *

Через некоторое время они простились, никак не обсуждая происшедшее. Ангелов отправился в спальню. Лола выждала примерно полчаса, хотя снотворное должно было подействовать быстрее, но, как говорится, береженого Бог бережет. Затем она надела мягкие тапочки, сделавшие ее шаги совершенно бесшумными, и крадучись снова направилась к хозяйскому кабинету.

Ночью дом казался еще больше. Он наполнился таинственными тенями и едва слышными шорохами – казалось, в нем идет отдельная странная ночная жизнь. Лола пересекла столовую, оказавшись на какое-то время залитой лунным светом, падающим в высокие окна. Она почувствовала себя удивительно уязвимой, как будто стояла на сцене под ярким светом театральных софитов. Поскорей нырнув в спасительную темноту, Лола вошла в коридор.

Теперь от кабинета ее отделяло только несколько метров темноты и короткая деревянная лестница с массивными резными перилами. Прокравшись по коридору, она поставила ногу на первую ступеньку лестницы.

Рассохшаяся ступенька предательски скрипнула. Лола вспомнила профессиональные уроки Маркиза.

«Поднимаясь по скрипучей лестнице, – говорил ей Леня, – никогда не вставай на середину ступенек. Старайся идти по краю, по возможности ближе к стене».

Лола воспользовалась этим советом и пошла по самому краю ступеней, почти прижимаясь к стене. Шаги ее действительно стали почти беззвучными. Пройдя последние ступени, она оказалась на галерее верхнего этажа возле самой двери кабинета.

Лола перевела дыхание, немного успокоилась и достала из кармана дубликат ключа, который Леня изготовил для нее по незаметно сделанному заранее слепку.

Ключ идеально подошел. Он легко повернулся в замке, открыв его с едва слышным щелчком.

Лола осторожно повернула ручку двери, и дверь бесшумно отворилась – недаром, вытирая днем пыль на галерее, она незаметно смазала маслом дверные петли.

Лола проскользнула в дверь, и в это мгновение раздался оглушительный гром.

Она замерла на пороге кабинета, в буквальном смысле, как громом пораженная.

Сердце заколотилось как бешеное, на лбу выступили капли холодного пота. Самые дикие мысли заметались в ее мозгу: может быть, хозяин устроил здесь сигнализацию, которая поднимает страшный шум, когда кто-нибудь входит в кабинет, и сейчас прибежит охранник и схватит Лолу… За какую-то долю секунды она успела передумать и перечувствовать очень много – в частности успела подумать о том, какой бессовестный человек Маркиз – послал бедную девушку на такое серьезное ответственное задание, а сам только шляется по ресторанам с какими-то дамочками и утверждает, что все это для пользы дела…

Ужасный гром повторился снова, и наконец Лола поняла, что это такое – это всего лишь пробили два раза огромные кабинетные часы красного дерева. Днем она постоянно слышала их бой, но он не производил на нее такого впечатления. Не обратила она внимания на бой и недавно, когда они с Ангеловым занимались любовью в кабинете. А ночью, в звенящей напряженной тишине спящего дома бой часов показался ей оглушительным.

Лола облегченно вздохнула. Она смело пересекла кабинет – тем более что мягкий ковер совершенно скрадывал звук ее и без того тихих шагов. Подойдя к висевшей на стене абстрактной картине, она взялась за край рамы… и тут же вспомнила строгий наказ Маркиза и аккуратно натянула на руки тонкие резиновые перчатки, чтобы не оставлять следов. На раме картины и на других предметах в кабинете следы ее пальцев вполне могли оказаться – ведь она как-никак горничная, и постоянно вытирает здесь пыль, а вот на сейфе и особенно внутри него отпечатки ее пальцев крайне нежелательны.

Вместе с резиновыми перчатками она достала из сумки маленький фонарик, взяла его в зубы и направила луч света на скрывавшийся за картиной сейф.

Затем Лола прокрутила в памяти подсмотренную накануне сцену. Ангелов повернул ручку сейфа направо на три деления, затем налево на пять, потом снова направо на одно деление и наконец направо на шесть делений… Три – пять – один – шесть, она твердо помнила эти цифры. Осторожно повернув ручку сейфа в соответствии с этим кодом, Лола уставилась на дверцу в ожидании.

Сейф и не думал открываться.

Лолу охватило отчаяние. Неужели все зря? Неужели она напрасно пошла в горничные, напрасно изуродовала себя ужасной прической и жутким макияжем, напрасно безропотно сносила Лерины оскорбления, напрасно соблазняла ее мужа…

Впрочем, при этой мысли Лола чуть заметно улыбнулась, хотя ей и мешал зажатый в зубах фонарик: пожалуй, Ангелов совсем неплох, и проведенное с ним время нельзя так уж однозначно считать жертвой, принесенной на алтарь долга… Только Маркизу знать об этом совершенно необязательно.

Но в чем же дело, почему проклятый сейф не хочет открываться? Может быть, Ангелов почувствовал ее интерес и поменял код сейфа? Может быть, он заметил, что она подсматривает за тем, как он его открывает? Хорошо хоть, что сейф не снабжен звуковой сигнализацией, срабатывающей при наборе неверного кода и поднимающей на ноги весь дом оглушительным воем сирены…

А может быть, она просто не правильно запомнила код?

Лола еще раз восстановила в памяти сцену, которую тайком наблюдала. Ангелов отодвинул картину, повернул ручку на три деления направо, на пять делений налево, на одно направо и на шесть налево. После этого сейф открылся…

Нет, она помнила код совершенно точно, как будто он стоял перед ее глазами…

Стоял перед ее глазами… В зеркале! Ведь она наблюдала за Ангеловым в зеркальной дверце шкафа! Значит, все его действия она видела в зеркальном отражении, и все нужно делать наоборот!

Лола вернула ручку сейфа в исходное положение, глубоко вдохнула, постаравшись успокоиться и собраться, и начала.

Поворот на три деления налево, на пять делений направо, на одно налево и на шесть направо… Лола замерла в ожидании.

Внутри дверцы послышались негромкое гудение встроенного электромотора и отчетливый щелчок. Лола потянула за ручку, и дверца легко открылась.

Посветив внутрь сейфа фонариком, Лола увидела на его полках листы, папки с документами, аккуратные стопки ценных бумаг – все это ее не интересовало. Ниже лежали пачки денег – довольно большие суммы в долларах. Это, конечно, интересно, но она не воровка и шла сюда сегодня вовсе не за этим.

И наконец, направив луч фонарика на самую нижнюю полку сейфа, она увидела в глубине ее небольшую коробочку черного дерева, инкрустированную бронзой.

Лола облегченно перевела дыхание и вынула коробочку из сейфа. Откинув черную крышку, она направила луч фонаря на содержимое шкатулки. Большой овальный камень засветился зеленым в ярком луче, но Лола почувствовала какое-то разочарование. Она ожидала чего-то совершенно другого, чего-то большего – волшебного сияния, отсвета морских глубин, изумительного зеленоватого свечения… И потом, где тот удивительный, неповторимый изъян, который придавал, по словам Татьяны Коноплевой, редкостную прелесть знаменитому изумруду и превращал его действительно в «Глаз Ночи»? Где дефект, из-за которого камень казался живым и создавалось впечатление, будто из его зеленой глубины кто-то смотрит на тебя завораживающим гипнотическим взглядом?

Лола повертела камень в руке. Конечно, она не специалист, да и вообще трудно что-нибудь рассмотреть при свете слабого электрического фонарика, но безошибочное женское чутье подсказывало ей, что она держит не драгоценный камень, а жалкую подделку.

Чтобы окончательно убедиться в этом, она провела камнем по стеклу своих наручных часов. На стекле не осталось никакого следа.

– Правильно, – раздался вдруг голос над самым ее ухом, – это не изумруд, а обычная стекляшка.

От неожиданности Лола вздрогнула и выронила зеленый камень. Резко обернувшись, она увидела Ангелова. Банкир стоял совсем рядом с ней, полностью одетый, и смотрел на нее разочарованно и очень печально. Медленно отойдя к письменному столу, он включил настольную лампу и повернулся к Лоле:

– Значит, все это было из-за камня? Значит, из-за него ты устроилась в наш дом, из-за него было то… то что случилось сегодня? А я-то, близорукий дурак, подумал, что ты простая добрая девушка, замученная Леркиными придирками и что тебя ко мне попросту потянуло, как тянет женщину к мужчине…

– Вы не так все поняли, – забормотала Лола, нагибаясь, чтобы поднять с пола подделку, – то есть вы сейчас неправильно поняли…

– Да, конечно, ты просто зашла в кабинет выпить водички… или ошиблась дверью, шла в комнату – зашла в другую, вместо туалета попала к кабинет, а сейф сам собой открылся… Нет, дорогая моя, я все совершенно правильно понял!

Лола выпрямилась, держа в руках открытую коробочку черного дерева, положила ее на письменный стол, потом не спеша пересекла комнату и села на диван.

– Не надо таких страстей, мой дорогой, – заметила она, – не надо вздымаемых рук и причитаний, что тебя обманули в лучших чувствах. Если бы ты поверил, что я простая добрая девушка, ты бы сейчас спокойно спал в своей семейной постельке!

– Хм, это верно. – Ангелов сел на диван, но не рядом с Лолой, а в противоположном конце. – Женщина, так ведущая себя в постели, способна найти лучшую работу, чем работа прислуги.

– Да еще у такой стервы, как твоя жена, – согласилась Лола и тут же спросила неприязненно: – Только на какую это работу ты намекаешь? Я не шлюха!

– Это я понял, – успокоил ее Ангелов, – ты – воровка. Кстати, с каких это пор мы перешли на «ты»?

– С тех самых пор, когда мы здесь, на этом самом диване…

– Это ничего не значит! – возразил он. – Не смей говорить мне «ты»!

Лола взяла сигарету из пачки, валявшейся на письменном столе, обернулась к Ангелову, но он не двинулся с места, чтобы дать ей прикурить. Она пожала плечами и обслужила себя сама.

– Не будем ссориться по пустякам, – сказала она, затянувшись и выпустив дым в его сторону.

– Вот именно, – подтвердил он, – мы не будем ссориться по пустякам. Мы поссоримся с тобой всерьез и надолго, скорей всего, навсегда. Сейчас же собирай свои вещички, чтобы к утру тебя здесь не было! Я не буду поднимать шум…

– Это почему же? – с усмешкой спросила Лола. – Вы не хотите портить бедной девушке жизнь? Надеетесь, что я одумаюсь и встану на честную дорогу? Или в память о нашей любви? – Она демонстративно погладила диван рядом с собой.

– Если ты будешь так себя вести, я вызову охранника, и он вытолкает тебя пинками, – зло сказал Ангелов, его задели Долины насмешки, – или сам отлуплю сейчас как следует.

Лола взглянула на него искоса. Что касается охранника, то он блефует – побоится шум поднимать, вдруг жена узнает про его шашни, но сам поддать может. Здоровый мужик, запросто может отлупить в кровь, уж очень разозлился.

– Разумеется, я уйду, – спокойно заговорила она, – ведь мне больше в этом доме нечего делать.

– Да, операция твоя с треском сорвалась, так что будь добра, чтобы утром я тебя здесь не видел! Хотя подожди-ка. Кто тебе дал наводку? Ведь не стала бы ты терять драгоценное время, устраиваться горничной, если бы не знала наверняка, что в доме есть большая ценность. Серьезных денег я в сейфе не держу…

– Говорят тебе, я не воровка! – раздраженно перебила его Лола. – Ну сам посуди, украла бы я камень. Ты бы его хватился сразу же, прислуга под подозрением. Даже если бы я уже успела уволиться, мигом нашли бы через агентство! Ведь я же по своему паспорту устраивалась! – на всякий случай соврала Лола.

– И за каким чертом ты полезла ко мне в сейф? – Ангелов встал и заходил по комнате.

– Я хотела поглядеть на камень, – призналась Лола, – хотела убедиться, что он существует на самом деле…

– Вот как? – Он насмешливо поднял брови. – Убедилась?

– Нет, – спокойно ответила Лола, – и теперь мне стало вдвойне интересно. Очевидно, с этим камнем связана какая-то загадка. Банкир Ангелов не стал бы хранить в своем сейфе простую стекляшку.

– Так откуда же ты вообще узнала, что у меня в сейфе лежит этот камень?

– Твоя жена треплется об этом направо и налево, – злорадно ответила Лола, – мало того, что она чуть не ежедневно изучает содержимое твоего сейфа, она еще и рассказывает об этом случайным людям!

По тому, как Ангелов скрипнул зубами, Лола поняла, что ее удар попал прямо в цель и что ведьме Валерии она подгадила, и подгадила довольно существенно.

– Я ведь могу выяснить у жены, кому она показывала камень, – мрачно произнес Ангелов. – Кроме того, в доме бывает не так уж много людей… Так кто же тебя навел?

– Вот и спрашивай у своей жены! – огрызнулась Лола. – Кстати, ты прекрасно знаешь, что она шарила в сейфе, раз спрятал камень и подложил вместо него стекляшку! Решил сделать милой женушке сюрприз? Так ведь до Восьмого марта еще очень далеко!

– Я ни перед кем не обязан отчитываться за содержимое своего сейфа! – Ангелов встал с дивана и крупными шагами стал мерить кабинет. – Имею право хранить поддельный изумруд!

– А куда ты дел настоящий? – парировала Лола.

– Откуда ты знаешь, что был настоящий? Моя… Валерия не очень-то разбирается в драгоценных камнях, запросто могла принять стекляшку за изумруд!

– Не делай из меня дуру! – Лола обиделась не только за себя, но и за всех женщин. – Совершенно случайно тот человек, кому твоя выдра показывала камень, оказался специалистом в этой области.

– Она привозила сюда ювелира? – насмешливо спросил Ангелов, но Лола видела, что ему невесело.

Она наскоро прикинула в уме: муж узнает, что жена тайком шарит в его сейфе.

И вот, вместо того чтобы попросту устроить мерзавке грандиозный скандал или хотя бы сменить код, он делает вид, что ничего не произошло, а сам заменяет камень стекляшкой! То есть месть, конечно, тонкая – откроет Лерочка коробочку, а там – дешевка, стекло бутылочное И ведь спрашивать она у мужа ни в коем случае не станет, побоится. А он только посмеется – так, мол, все и было.

Ангелов вдруг подскочил к Лоле и больно схватил ее за руку.

– Ну-ка, рассказывай все как есть! Да побыстрее, пока…

– Пока жена не вернулась? – усмехнулась Лола. – Ай-ай-ай, такой крупный бизнесмен, а жены боишься. Ладно бы еще расстраивать ее не хотел, потерять боялся…

– А может, так и есть? – хмуро спросил он.

– Ой, сейчас умру от смеха! К твоему сведению, прислуга все всегда знает! Все знают, что вы с Валерией друг на друга плевать хотели! Никакой любви между вами нету!

Вместо того чтобы одернуть Лолу, Ангелов молчал. Он как-то сник и снова сел на диван.

– А-а, поняла! – вдруг ее осенило. – Она тебя шантажирует! Грозится в случае развода опубликовать какие-то документы, в которых ты предстаешь форменным монстром!

– Хватит обсуждать мою семейную жизнь! – До него, наконец, дошло, что Лола нарочно уводит его от ответа на вопрос, зачем она появилась в его доме и кто ее навел на изумруд.

У Лолы же появилась мысль как можно дольше тянуть время, чтобы вернулась Валерия Федоровна и застала их в кабинете в компрометирующей позе. Валерия придет в ярость, набросится на мужа и не станет слушать его оправданий. И если Лоле немного достанется, то не беда – она сумеет дать Валерии сдачи, кстати, ей давно этого хотелось. После скандала Лолу выгонят, что и требуется.

Но банкир, похоже, так не считал. Он не на шутку разозлился, просто рассвирепел. Он схватил Лолу за плечи и принялся трясти ее, как тряпичную куклу.

– Говори немедленно все, что знаешь, а то не выйдешь отсюда! Сгною в тюрьме!

Лола прекрасно знала, что это только угрозы, поэтому не очень испугалась. Однако зажмурилась, сжалась в комок и только мотала головой, стараясь вызвать слезы – то есть, как всякая женщина в опасной ситуации, била на жалость. Жалости к ней Ангелов не испытывал, а испытывал сильное нетерпение – время близилось к трем ночи, скоро могла вернуться жена.

Лола сделала слабую попытку освободиться, он перехватил ее поудобнее, тогда Лола укусила его в ладонь, от неожиданности Ангелов отдернул руку, а другой рукой замахнулся. Лола, вместо того чтобы уклониться, сунулась прямо ему под руку и, приобретя сильнейшее ускорение от удара, отлетела к стене и с размаху стукнулась якобы головой. На самом деле хитрая Лола успела подставить руку, и удар ей достался не сильный, но банкир-то этого не понял!

Со стоном Лола сползла по стене на пол и якобы потеряла сознание. В кабинете на некоторое время установилась тишина.

Наконец Ангелов приблизился к ней, присел рядом и окликнул. Лола не подавала признаков жизни, злорадно представляя себе, что он сейчас чувствует. Вдруг она, Лола, ушиблась насмерть? Тогда ни за какие коврижки не хотела бы она быть на месте банкира Ангелова! Правда, ей и на своем месте сейчас несладко…

– Эй, девочка, очнись! – позвал Ангелов.

«Притвориться, что у меня начисто отшибло память, и я совершенно ничего не помню, – размышляла Лола, – он не поверит, такое только в сериалах бывает. А здесь все-таки не Санта-Барбара».

Сильной рукой банкир схватил ее за подбородок. Лола плотнее закрыла глаза и расслабилась – человек без сознания. Ангелов поверил, он вытащил из бара здесь же в кабинете бутылку содовой и вылил на Лолу.

Она закашлялась и открыла глаза.

– Умница, – обрадовался Ангелов, – а теперь давай сядем.

Он осторожно приподнял ее и усадил на диван. Лола не сопротивлялась, только постанывала тихонько. Голова и вправду кружилась и болела, или уж Лола так хорошо вошла в роль – она ведь была замечательной актрисой. И не ее вина, что на этот раз представление приходилось устраивать для одного зрителя.

Ангелов осторожно потрогал ее голову, не нашел в густых каштановых волосах ни каких видимых повреждений и несколько успокоился. Но Лола не собиралась так просто сдаваться, она тяжело вздохнула и стала сползать с дивана на пол. Ангелов подхватил ее на полпути и бесцеремонно пихнул на место.

– Хватит валять дурака! – приказал он. – Недосуг мне с тобой возиться!

«А как трахаться тут на диване, так сразу время нашлось», – обиженно подумала Лола.

Ей стало вдруг ужасно себя жалко, и давно ожидаемые крупные слезы потекли из-под ресниц.

Редко какой мужчина спокойно может выдержать женские слезы, и банкир, разумеется, не был исключением. Он не стал прижимать Лолу к груди и утешать, а еще больше разозлился.

– Немедленно прекрати! – заорал он, не думая о конспирации.

Но Лола и не думала прекращать. Напротив, слезы полились еще сильнее, она затряслась мелкой дрожью. Потом ей действительно стало холодно, потому что Ангелов здорово облил ее водой, и мелкая дрожь перешла в крупную.

Ангелов поглядел на нее внимательно и, наконец, поверил, что Лоле и вправду нехорошо. Во всяком случае, он сбегал в спальню, притащил оттуда свой махровый халат и закутал в него Лолу. Потом он налил в стакан приличную порцию коньяку и заставил Лолу выпить, после чего и сам основательно приложился к бутылке.

– Ну вот, – сказал он, отставив коньяк, – мы и успокоились. Ты извини, что я тебя стукнул, так уж получилось. Но, надеюсь, не опасно, голова вроде цела.

– Что вы на меня набросились? – всхлипнула Лола. – Что я вам такого сделала? Камень ваш цел и невредим, подумаешь – сейф открыла! Сами же говорили, что в сейфе ничего ценного не держите.

– Ладно, не начинай по новой дурочку строить! – усмехнулся он. – Сделаем так: ты мне все расскажешь, а я тебя отпущу с миром, да еще и денег дам.

Лола даже задохнулась от унижения.

Она прижала руку к колотившемуся сердцу и отвернулась, чтобы Ангелов ничего не смог прочесть по ее глазам. Потом она встала, скинула его халат и отошла к окну.

От злости у нее даже голова перестала болеть. Больше всего Лола злилась на Маркиза, за то что заставил ее проникнуть в этот дом, где ее так унижают. Мало было стервы Валерии и ее ежедневного хамства, так муженек, оказывается, тоже недалеко от женушки ушел!

Говорила ведь она Леньке, что ничего путного из его затеи не выйдет. Нужно было после смерти Аскольда срочно сматываться за границу, у них еще было время, они могли успеть! Так нет же, что влезло в его упрямую голову, то не выбить оттуда никакими силами!

– Как же вы мне все надоели! – вздохнула Лола. – Глаза бы мои на вас не глядели… Ладно, так и быть, я кое-что тебе расскажу, но и ты ответишь на мои вопросы.

– Там посмотрим, – нетерпеливо махнул рукой Ангелов.

– Значит, так. Ваша жена показывала камень одному человеку, своей школьной подруге. Представьте себе, подхватила эту подругу где-то в городе и привезла сюда хвастаться, как она живет.

– На Лерку это непохоже, – недоверчиво хмыкнул Ангелов, – впрочем, я могу выяснить это у шофера.

– Валяйте! – разрешила Лола.

Она хотела сказать, что подруга здесь ни при чем, и вообще не хотела упоминать про нее, но потом со злобой подумала – а почему, собственно, она должна покрывать какую-то бабу, которую она и в глаза никогда не видела и знает про нее только то, что Маркиз очень неплохо провел время с ней в ресторане? В конце концов, эта Татьяна сама во всем виновата. Ну увидела случайно драгоценный камень – так и молчи в тряпочку! Знала ведь, что опасно трепаться… Так нет, ей видите ли понадобилось об этом рассказывать, да не кому-нибудь, а самому Аскольду. А то она не знала, чем он занимается! Промолчала бы Татьяна – и Маркиз бы тогда ничего не узнал, и они с Лолой спокойно отдыхали бы сейчас где-нибудь на Лазурном берегу… или на Майорке…

При мысли о теплом лазурном море Лола еще больше рассердилась и продолжала:

– Подружка не принадлежала к криминальному миру, она в прошлой жизни работала искусствоведом.

– Что значит – в прошлой жизни? – удивился Ангелов.

– Ну, до того, как наступил наш доморощенный капитализм, если можно так выразиться, – отмахнулась от него Лола, – ведь и вы небось не банкиром родились?

– Это точно, – согласился он.

– И по удивительному стечению обстоятельств эта женщина оказалась очень хорошо знакома с историей изумрудов… то есть не камней, а драгоценностей. Кандидатскую диссертацию она, видите ли, когда-то писала на эту тему…

– Изумрудов? – снова переспросил Ангелов. – Почему ты об этом камне говоришь во множественном числе?

– А вот теперь я спрошу. Что камень был, это точно, врать та баба не стала бы. И перепутать ничего не могла – она узнала именно его, а не только определила, что это был изумруд. Это вы жене своей стекляшку можете подсовывать, хотя, скажу честно, при всем моем отношении к вашей супруге, она не дура.

– Я так тоже не считаю и заменил камень на поддельный, потому что он не мой, – неожиданно признался банкир. – Это чужая вещь, отданная мне в залог за большие деньги. Так, говоришь, та бывшая искусствоведша узнала именно этот изумруд?

– Она так сказала.

– Вот и врет она все, потому что хозяин камня сказал мне, что никто его не видел уже лет двадцать, что камень этот хранился в семье, и он держал его, так сказать, на черный день. И вот, когда ему срочно понадобились деньги, он отдал его в залог, потому что больше у него нет ничего ценного. Так что придумай что-нибудь получше, потому что хоть Лерка и выглядит моложе, ей тридцать пять лет, и двадцать лет назад ее подружка еще в школе училась, и диссертацию писать никак не могла.

– Да? – насмешливо переспросила Лола, – А этому хозяину камня ты сразу на слово поверил?

– Я похож на доверчивого лоха? – пожал плечами Ангелов.

Лола вспомнила, как он вычислил ее и подловил в кабинете, и согласилась, что не похож.

– Естественно, камень показывали специалисту, я сам выбрал эксперта. Он подтвердил, что это изумруд, очень ценный…

– И все?

– Все. – Ангелов пожал плечами. – Так примерную цену изумруда эксперт определил около миллиона долларов… Я потому это тебе рассказываю, что камень находится сейчас в совершенно недоступном месте, и тебе до него не добраться.

– Либо ваш эксперт не компетентен, либо… Вот что скажите… он молодой?

– Относительно, – кивнул Ангелов.

– Тогда все понятно, – вздохнула Лола, – дело в том, что камень этот исчез из поля зрения специалистов примерно году в восемнадцатом… пропал совсем из вида. Я же тебе сказала, что та дама не ювелир, а искусствовед. Ее диссертация была посвящена истории этих изумрудов…

– Изумрудов? – Ангелов наклонился ближе к Лоле, и в глазах его исчезли недоверчивые огоньки, теперь там просто был обычный интерес.

Лола решила рассказать все, как есть. Все равно операция провалилась. Потом он ее отпустит, и придется забыть всю историю с изумрудами, как страшный сон.

– На самом деле этих изумрудов два, они одинаковые, как близнецы, и называются «Глаза Ночи»…

Лола вкратце пересказала Ангелову историю пары изумрудов, начиная с испанского конкистадора.

– Мой ненормальный напарник узнал про «Глаз Ночи»…

– И захотел его украсть, – вставил Ангелов, – а еще говорила, что не воровка…

– Даже если бы мне и удалось его украсть, что весьма сомнительно, для нас это не было бы выходом из положения, – спокойно объяснила Лола, она решила не реагировать на выпады Ангелова. – Короче, мы хотели убедиться в том, что у вас находится действительно «Глаз Ночи», и использовать это в борьбе против одного очень опасного противника… Этот человек буквально охотится за нами, а лучший способ защиты – это нападение…

– И как же вы рассчитывали использовать камень, если он у меня в сейфе? – спросил Ангелов.

– Этого я не знаю. Вообще это была идея Map… моего друга. – Лола тут же заметила, как потемнели от гнева глаза Ангелова.

Непонятно только было, к чему относится этот гнев – к тому, что неизвестные решили манипулировать если не самим банкиром, то его сейфом, или же его недовольство относилось к тому, что Лола назвала Маркиза другом? Банкир мог понять «друг», как «любовник», и приревновать… Впрочем, Лола тут же опомнилась – судя по всему, Ангелову нет до нее никакого дела, да и черт с ним совсем!

– И позволь полюбопытствовать, кто же этот ваш недруг? – насмешливо осведомился Ангелов.

Лола на мгновение задумалась – могла ли она назвать Ангелову это имя, – но решилась на откровенность и произнесла:

– Это Артем Зарудный.

Улыбка мгновенно слетела с лица банкира.

– О как! – рявкнул он. – И ты думаешь я поверю в такую невероятную историю? Впрочем, теперь, когда ты назвала это имя, я начинаю кое-что понимать…

– Мне глубоко наплевать, что ты там начал понимать! – заорала окончательно потерявшая терпение Лола. – Тем более что понимаешь ты явно не то, что нужно. Или вообще ничего не понимаешь, только делаешь вид, – добавила она ехидно. – Ты можешь, конечно, сдать меня Зарудному, и он меня убьет, как убил одного старого человека, у нас уже были огромные неприятности, и из-за которых этот упертый Map… мой напарник хочет отомстить Зарудному…

– Я не дружу с Зарудным, – коротко ответил Ангелов, – и не собираюсь тебя ему сдавать, вообще не желаю иметь с ним ничего общего. Мне известны его методы ведения дел. Зарудный! – повторил он. – Ну и угораздило же тебя связаться с этакой редкостной сволочью! Он опасен, как помесь акулы со скорпионом…

– А то я не знаю, – огрызнулась Лола. – Ну так я могу быть свободна? Как говорится, мы странно встретились и странно разойдемся…

– Пожалуй, я тебя отпущу, – задумчиво проговорил Ангелов. – Не знаю, зачем ты появилась в моем доме…

– Я же объяснила! – раздраженно прервала его Лола.

– С чего ты взяла, что я тебе поверил? – парировал он.

– Как хочешь. – Лола пожала плечами, она поняла, что хозяин дома не станет ее преследовать, и немного успокоилась.

За окном послышался шум подъезжающей машины. Ангелов окинул взглядом кабинет, не сумев скрыть своего испуга. Потом он встретил насмешливый взгляд Лолы и сжал зубы.

– Уйдешь утром, – отрывисто сказал он, – скажешь, что увольняешься по собственному желанию.

– Только не вздумай предлагать мне денег! – предупредила Лола, прихватив со стола сигареты. – Заработанное получу у хозяйки.

– Попробуй! – усмехнулся Ангелов и отвернулся.

Хлопнули ворота, и во дворе раздался недовольный голос Валерии Федоровны.

* * *

Проворочавшись полночи на жесткой неудобной кровати и впадая время от времени в тяжелую дрему, Лола слышала сквозь сон, как мадам Ангелова переругивалась о чем-то с охранником, потом принимала ванну. Второй раз она очнулась, когда под окном заурчал мотор «мерседеса» – банкир отбыл в свой банк. Лола повалялась еще немного в постели, потом нехотя встала, умылась, натянула на себя джинсы и начала собирать вещи. За этим делом и застала ее вернувшаяся с выходного Луиза Семеновна.

– Ты почему не работаешь? – испуганно спросила она. – Неужели проспала? Господи, да что же это, на выходной уйти нельзя! У Люськи булочки подгорели, ты проспала… – Она обессиленно присела на Лолину незастеленную кровать.

Лола молча вытащила из-под нее свой бюстгальтер и сунула его в сумку.

– А ты что это делаешь? – всполошилась Луиза. – Куда собралась?

– Домой, – буркнула Лола.

– Наша тебя уволила, что ли? – догадалась Луиза. – Когда же она успела, ведь еще не вставала…

– Мне надоело, – мрачно сообщила Лола, – эта семейка меня достала, да и вы все тоже…

«Молния» на сумке не закрывалась, Лола злобно зашипела.

– Так ты без спроса? – ахнула Луиза Семеновна. – Вот так просто решила уйти?

Только тут она осознала, что звонок в комнате прямо надрывается, очевидно, мадам соизволила продрать глазки и ждет кофе в постель. Лола подошла поближе к звонку, примерилась и ловким ударом тяжелого ботинка впечатала кнопку в стену. Звонок заткнулся на половине трели, и тут же послышался разъяренный рык самой мадам Ангеловой, которой пришлось, не дождавшись ответа, встать с кровати, и теперь она вульгарно орала в коридоре, как торговка на рынке:

– Вы, так вашу и разэтак, куда все подевались? Принесет мне кто-нибудь завтрак в этом дурдоме?

Луиза всплеснула руками и опрометью бросилась на зов. Лола застегнула наконец непослушную «молнию», сунула в карман куртки деньги и вышла в коридор. Через двадцать минут шофер повезет кухарку Людмилу в город за покупками, они могут прихватить Лолу с собой, чтобы не тащиться три километра до шоссе.

– И куда это ты намылилась, позволь поинтересоваться? – раздался над ней ехидный голос.

Лола подняла глаза и увидела на лестнице хозяйку Валерию Федоровну в малиновом шелковом халате, по утреннему времени непричесанную и ненакрашенную.

– О, как раз кстати вы встали! – Лола сделала вид, что обрадовалась. – Как это удачно! Денежки позвольте получить заработанные за неделю.

– Что-о? – Хозяйка смерила Лолу глазами и уперла руки в бока.

Но, подумав несколько секунд, она не стала орать на лестнице, а сжала зубы и процедила:

– Ну поднимайся.

У себя в будуаре она уставилась на Лолу взглядом Медузы Горгоны.

– Это что еще такое? – прошипела она. – Кто тебе позволит уйти? Тебя взяли с испытательным сроком!

– А кто мне запретит? – Лола пожала плечами. – Мне тут обрыдло, крики ваши слушать опротивело, на рожу глядеть тошнит…

– Тошнит? – повторила Валерия сиплым от ярости голосом.

– Наружу выворачивает, – серьезно подтвердила Лола. – Просто сил нет больше терпеть!

– Да я… Да я тебе такие рекомендации напишу! – взвыла Валерия.

– Подотрись ими, – лаконично ответила Лола. – И насчет денег я передумала – подавись этими жалкими грошами! Или засунь их себе в задницу!

Для Валерии Федоровны это было уже слишком. Форменный бунт на корабле – сначала ее оставляют без утреннего кофе, к тому же из кухни явственно несет подгорелыми булочками, потом какая-то дрянь горничная позволяет себе в таком тоне разговаривать с ней – всемогущей хозяйкой!

– Ах ты сука! – закричала она и бросилась к Лоле, растопыривая длинные пальцы.

Лола легко отстранилась, подхватила Валерию за полу халата, развернула к себе и залепила пощечину, больше похожую на хороший боксерский удар. Валерия отлетела в угол и так там и осталась. Лола развернулась на пятках и направилась к двери, пнув по дороге свою сумку с вещами.

– Воровка! – очнулась Валерия. – Охрана! Обыскать ее!

– Зови, – усмехнулась Лола, – зови всех! Пусть увидят, как горничная начистила хозяйке морду. Назавтра об этом будет знать вся городская прислуга, а через три дня – вообще весь город. Тебя же засмеют, ни в одном клубе-ресторане не покажешься!

До Валерии дошел смысл сказанного, и она прикусила губу – Лола была права. Лола же, с удовлетворением отметив, как на щеке бывшей хозяйки расплывается багровый синяк, и сама щека явно увеличивается в размерах, направилась к двери, бросив сумку с вещами. В самом деле, на фига ей эти безобразные тряпки!

Луиза подслушивала под дверью и испуганно отпрянула в сторону, увидел Лолу. Лола скатилась по лестнице с грохотом, как пятиклассник, удирающий от директора школы, и распахнула входную дверь.

– Ты куда это? – выглянул Геннадий.

– По делу, – коротко ответила Лола.

Он недоверчиво хмыкнул, разглядывая ее стройную фигурку в фирменных джинсах. Без мешковатых юбок и дурацких передников Лола показалась ему очень даже ничего, и парень только диву давался, как же он раньше этого не заметил.

Лола сделала Геннадию ручкой и открыла калитку. Утро было холодноватое – все же конец октября, но зато ни намека на дождь. Лола вприпрыжку побежала по дороге, приговаривая про себя с детства запомнившееся стихотворение:

Макавити, Макавити, таинственный Макавити! Законы наши соблюдать его вы не заставите. Презрел он тяготения всемирного закон. На месте преступления ни разу не был он. Его преследуй по пятам, беги наперерез, Ищи по крышам, чердакам – Макавити исчез!

Очень даже полезно пробежаться по холодку налегке! Однако к концу дороги, когда серая лента шоссе все не появлялась, Лола несколько приуныла. Перед глазами у нее встало презрительное лицо Ангелова, когда он застал ее в кабинете у сейфа. И как это он сумел ее обмануть, сделал вид, что выпил вино, а сам…

Лола вспомнила глупые мысли, которые приходили ей в голову во время занятий любовью с Ангеловым, и чуть не застонала в голос. Несколько примиряло ее с жизнью только воспоминание о сине-багровой щеке ненавистной Валерии Федоровны. Удовлетворение от удара было сильным, но мимолетным, поэтому когда Лола добралась наконец до их с Маркизом общей квартиры, она была мрачнее тучи.

Людям свойственно обвинять во всех своих несчастьях собственных близких, так, мужья и жены обычно срывают злость друг на друге. Ближе Маркиза в данном случае у Лолы не было никого, и, не успел он открыть дверь, как Лола мгновенно ткнула ему кулаком в живот, не тратя времени на бесполезные разговоры. Маркиза спасла отличная реакция, он успел уклониться, и Лола больно ушибла руку о жесткое бедро.

– Ты что, рехнулась? – удивленно спросил Леня. – Или сильно соскучилась?

Не отвечая, Лола попробовала повторить маневр, но Леня был начеку и отскочил в сторону.

– Лолка, немедленно объясни, что с тобой происходит! – закричал он. – Что случилось?

– Все из-за тебя! – закричала в ответ Лола. – Все мои неприятности только из-за тебя! Если бы я не встретилась с тобой, какая была бы у меня жизнь!

– Да уж, – вставил Леня, отойдя на всякий случай в другой конец комнаты, – щипала бы потихонечку мужиков, подливала им клофелин в кофе, пока не попалась бы… – Он уклонился от брошенной Лолой стеклянной вазы, и ваза разбилась о стену.

– Я бы могла стать великой актрисой, как…

– Комиссаржевская! – услужливо подсказал Леня. – Или как Ермолова…

– Да, Ермолова! Но из-за тебя меня уволили из театра!

– Тебя уволили, потому что ты сама перестала ходить в театр!

– А почему я перестала туда ходить? – запальчиво спросила Лола. – Потому что по твоей милости меня похитили бандиты! Ты поставил меня в безвыходное положение! Ты все время посылаешь меня в самые опасные места! Из-за тебя у меня нет никакой личной жизни! Из-за тебя на меня не посмотрит ни один порядочный мужчина! Кому нужна горничная! А если не горничная, то мошенница и воровка!

– Лола! – Маркиз так удивился, что сел на стул, не заметив приткнувшегося там Пу И.

Песик успел выскочить из-под него в самый последний момент.

– Лола! – повторил Маркиз в полном изумлении. – Ты влюбилась в банкира? Глупее ничего не могла придумать?

Лола взглядом поискала что-нибудь тяжелое, но не нашла и от обиды разрыдалась.

Она села прямо на ковер в гостиной, и слезы полились неудержимым потоком.

За время знакомства с Лолой, Маркиз успел хорошо изучить ее характер. Он знал, что она бывает упряма, строптива, легкомысленна. Он знал, что она вечно играет какую-то роль, и ей нужны зрители. Он знал также, что в трудную минуту Лола собирается с силами и выполняет все, что он ей велит. Она всегда признавала его первенство в делах, и если уж согласилась участвовать в какой-либо операции, то никогда не ставит палки в колеса.

Леня пригляделся к скорчившейся на ковре фигурке и понял, что Лола действительно очень расстроена. Маркиз даже почувствовал сильную неприязнь к банкиру Ангелову – довел девушку до слез!

Леня выждал некоторое время, после чего понял, что Лола не собирается прекращать рыдания. Он посмотрел на Пу И и взглядом попросил у него помощи. Пусть любимый песик отвлечет хозяйку от грустных мыслей. Но Пу И с негодованием отказался подойти к этой плаксе.

«А еще говорят, что собаки очень преданны своим хозяевам», – вздохнул Маркиз.

Он осторожно приблизился к Лоле, сел рядом и погладил ее по плечу.

– Ну, девочка, перестань плакать, ты надрываешь мне сердце…

– У тебя его никогда не было, – последовало угрюмое замечание, – у тебя вместо сердца – пламенный мотор…

Маркиз понял, что Лоле уже надоело сидеть на ковре и рыдать, и приободрился. Он снял с нее куртку и расшнуровал кроссовки, потом поднял на руки и отнес на диван. Лола вытерла лицо мокрым полотенцем, приняла из рук Маркиза большой бокал мартини и немного успокоилась.

– Ты можешь сообщить мне что-нибудь интересное? – осторожно спросил Маркиз.

– Я-то могу, – вздохнула Лола, – но, если говорить откровенно, то операцию я провалила.

– Подробнее, – строго сказал Маркиз. – Начни с самого главного: ты видела камень?

– Нет, вместо камня я видела стекляшку, банкир понял, что женушка в его отсутствие шарит в сейфе, и подложил ей подарочек.

– Вот как? – Маркиз поднял брови, ожидая объяснений, и Лола начала свой рассказ.

Она рассказала, как совершенно случайно подсмотрела в зеркале код замка сейфа, дальше ей удалось ловко обойти деликатный вопрос, каким образом банкир, выпивший бокал вина со снотворным, спать после этого не лег, а вместо этого застал ее в кабинете у открытого сейфа. Если Маркиз и догадался, какие события предшествовали бокалу французского вина, то не подал вида.

– Что мне было делать? – горестно вздыхала Лола. – Пришлось полностью расколоться…

– Что ты ему рассказала? – грозно спросил Маркиз.

– Все, – твердо ответила Лола. – Я рассказала ему все.

– Ну ты даешь! – Он выхватил у Лолы из рук бокал и залпом вылакал все мартини.

– Я же говорила, что из твоей идеи ничего не выйдет, – напомнила Лола.

– Ты лучше помолчи! – рявкнул он. – Если бы больше думала головой, а не втюрилась в банкира как последняя дура…

– Ну знаешь! – вскипела Лола. – Если бы некоторые не вляпались в историю с Зарудным, то мы бы…

– Ладно, – мирно согласился Маркиз, – оба мы хороши…

Далее путем скрупулезных расспросов ему удалось выяснить, что Лола рассказала Ангелову все, кроме того, что напарника ее зовут Маркиз и адреса этой самой квартиры, где они сейчас находятся.

– Ну-ну, – вздохнул он, – определенно, девочка, у тебя от любви поехала крыша…

– Да как ты не понимаешь! – воскликнула Лола. – Мне ничего больше не оставалось. И вообще все это было глупо с самого начала. Ну на что ты рассчитывал?

– Ну ладно, что было дальше? Что ты еще можешь сказать про своего банкира?

– Он боится, что жена узнает про его шашни. Сам ее терпеть не может, но не разводится, чем-то она его держит. Когда он услышал фамилию Зарудного, его прямо перекосило. Он его ненавидит!

– Наверное, Зарудный и его когда-нибудь подставил, – сообразил Леня. – Вот бы узнать, в чем там дело…

– Я тебе в этом деле не помощник, – твердо сказала Лола, – мне этой семейки хватило надолго. На всю жизнь, можно сказать, этих Ангеловых накушалась…

Она вспомнила, какого восхитительного цвета был синяк на щеке у Валерии Федоровны, и заулыбалась.

– Лимон, что ли, съешь, – ворчливо заметил Маркиз, – почище люстры сиять начинаешь, как только вспомнишь про своего банкира. Что уж, так хорош? Или тебе его денежки нравятся?

Это был совершенно непозволительный выпад, но Лола поняла, что Ленька просто ревнует. Ему, значит, можно, а ей, выходит, нельзя? У Леньки психология собственника, как и у всех мужчин, впрочем.

Лола обратила на Маркиза взгляд с поволокой и томно вздохнула. Ленька вышел из комнаты, в сердцах хлопнув дверью. Лола удовлетворенно рассмеялась и поцеловала в нос прыгнувшего на диван Пу И.

* * *

Вячеслав Ангелов не был злопамятным человеком. Конечно, он не был безгрешен – его фамилия говорила вовсе не о сияющем нимбе над головой, а всего лишь о том, что кто-то из его отдаленных предков приехал в Россию из Болгарии, где имя Ангел так же распространено, как у нас, допустим, Петр или Иван.

В своих делах Ангелов руководствовался соображениями целесообразности и не затаптывал конкурентов, если это не было вызвано острой необходимостью. Благодаря этому у него была репутация бизнесмена удачливого, решительного, но не слишком жесткого, и его деловые партнеры не ждали от него ежеминутно удара в спину. В целом у него были достаточно хорошие, ровные отношения с большинством представителей делового мира обеих столиц.

И только при упоминании фамилии Зарудный его лицо каменело от простого и глубокого чувства. Зарудного он на дух не выносил.

В свое время по милости Зарудного блестящая деловая карьера Вячеслава едва не полетела под откос.

В девяносто четвертом году в стране шла интенсивная приватизация предприятий, на волне которой, как грибы после дождя, возникали первые многомиллионные состояния. Вячеслав Ангелов, хорошо чувствовавший экономическую конъюнктуру, тоже не хотел оставаться в стороне от этого многообещающего процесса.

К этому времени он сумел заработать довольно значительные деньги, ввозя в Россию компьютеры и оргтехнику, и теперь хотел вложить эти деньги в промышленность, чувствуя, что именно за ней будущее. Через своих старинных знакомых он сумел связаться с руководством крупного химического комбината, на котором к этому времени уже прошел первый этап акционирования.

Директор комбината хотел модернизировать производство, приобрести современное западное оборудование и новые технологические линии, для чего ему, естественно, нужны были деньги. Он предложил Ангелову приобрести значительный пакет акций предприятия.

Вячеслава предложение заинтересовало, директор комбината произвел на него впечатление человека делового и надежного.

Они договорились.

Но, как это бывает часто, официальная цена акций была значительно ниже их реальной рыночной стоимости и намного меньше тех денег, которые были необходимы для приобретения западного оборудования. Кроме того, директор комбината не мог распоряжаться акциями единолично, ему нужно было склонить на свою сторону нескольких крупных акционеров, членов административного совета предприятия, для чего тоже требовались деньги, и деньги левые, неучтенные, так называемый «черный нал».

Короче, как практически во всех сделках такого рода, Ангелову пришлось заплатить за акции предприятия две совершенно разные цены – одну официальную, составляющую примерно четверть от реальной стоимости, и вторую – неофициальную, которую он передал директору комбината из рук в руки, – подводную часть айсберга, которая всегда значительно больше его надводной части.

Как человек осторожный и предусмотрительный, эту неофициальную часть денег Ангелов передал только непосредственно в момент подписания документов.

Когда деньги были переданы, документы подписаны и Ангелов уже считал себя почти полновластным хозяином комбината, ситуация неожиданно изменилась. По инициативе одного из членов административного совета была проведена проверка деятельности администрации. В ходе этой проверки выяснилось, что общее собрание акционеров, на котором избирался административный совет, было проведено с некоторыми нарушениями устава. Нарушения были незначительные, но тем не менее они давали возможность любому заинтересованному акционеру оспорить законность выборов совета, а тем самым была признана незаконной и произведенная этим советом продажа пакета акций Ангелову.

Сделку опротестовали, Ангелову вернули его деньги – естественно, только официальную часть. Вся неофициальная сумма, «подводная часть айсберга», пропала безвозвратно.

Вячеслав пытался что-то предпринять, но директор, с которым он имел дело, тоже был смещен новым административным советом, и в итоге Ангелов остался и без акций, и без денег.

А некоторое время спустя он узнал от верных людей, что вся эта операция была задумана заранее, и за ней стоял тогда мало кому известный Артем Зарудный.

Часть денег для приобретения акций комбината Ангелов занимал, поэтому ему пришлось продать практически все, что он имел, для того чтобы рассчитаться с долгами, и к концу этих печальных событий он остался почти нищим.

Вячеслав был сильным человеком, он не сдался и заново сколотил состояние, но при воспоминаниях о событиях девяносто четвертого года и при упоминании имени Зарудного лицо его каменело.

Поэтому когда Лола сказала ему, что Зарудный – ее враг и что она хочет подставить его, эти слова упали на благодатную почву. Вячеслав Ангелов и сам часто мечтал о том, чтобы заманить Зарудного в ловушку, обмануть и разорить его, нанести удар по самому его чувствительному месту – по банковскому счету, но до сих пор такой возможности ему не представлялось, а Ангелов был очень осторожен и не хотел рисковать своими собственными деньгами и положением ради такого сомнительного дела, как месть.

Существовала еще такая возможность, что девчонка все ему наврала. Он поймал ее на месте преступления, когда она хотела спереть из сейфа дорогой изумруд, вот она и наболтала, что в голову пришло. Ангелов прокручивал в голове все события, случившиеся минувшей ночью, и все больше склонялся к мысли, что во всей этой истории действительно что-то есть. Только вот что?

Вполне возможно, что его хотят втянуть в какие-то сомнительные махинации, что фамилию Зарудного упомянула девчонка только для того, чтобы поймать его, Ангелова, на крючок. Но уж очень сложно задумана афера. К тому же у них явно все пошло не по плану, потому что после ночи любви он должен был вылакать вино со снотворным и крепко спать. Выработанная за годы осторожность подсказала ему, что с вином что-то не так. Что скрывать, девушка показалась ему восхитительной, и дело тут даже не в том, что он скоро окончательно озвереет от долгого воздержания, потому что с собственной женой, с этой стервой, с этим крокодилом, ядовитой змеей и пираньей в одном изящно упакованном флаконе он не желает иметь никакой близости!

Несмотря на то что рядом с Ольгой его охватило чувство счастья и покоя, он все же сообразил, что работа прислуги – не для нее, слишком многое она умеет, слишком тонко чувствует. Он заподозрил неладное и оказался прав. Но, однако… как же Лерку-то ей удалось провести?

Банкир знал, как придирчиво его жена отбирает прислугу, имел как-то удовольствие наблюдать этот процесс. И все же девчонке удалось пролезть в их дом. Определенно, у нее талант к перевоплощению!

Что из всего этого следует? Пока ничего.

Пока что никто ничего ему не предложил, ничего не случилось, никто на него не вышел. Девчонка исчезла из дома, не прихватив даже собственные вещи, даже денег эта жадина Лерка ей не заплатила за работу.

С необъяснимым злорадством наблюдал Ангелов, как на щеке жены расцветает лиловым цветом огромный синяк. Лерка не могла ничего умнее придумать, как сказать, что спросонья наткнулась в спальне на угол платяного шкафа, но он-то сразу понял, что синяк – результат прощальной беседы Лерки и мнимой горничной. Девочка явно не промах! И в постели… но про это Ангелов запретил себе даже думать, потому что такие мысли черт знает куда могли завести.

* * *

– Дорогая, – говорил в это время Маркиз Лоле, свернувшейся калачиком под одеялом, – пора вставать! Уже второй час!

Из-под одеяла раздался полный муки стон. Несколько дней Лола провела, отдыхая от тяжелых трудов в доме банкира Ангелова, и совершенно обленилась. Она спала до полудня, часами лежала в ванне, ела исключительно фрукты и орехи, а вечера проводила перед телевизором либо перечитывая мемуары знаменитых актеров прошлого.

– Лолка, – Маркиз начал сердиться, – вылези же, наконец, на свет Божий, ты совершенно опухла от сна.

– В этом доме меня любит только Пу И, – глухо раздалось из-под одеяла, – песик поддерживает меня в трудную минуту, у него ангельский характер!

– Я бы так не сказал, – заметил Маркиз, присаживаясь на край кровати, – видела бы ты, как он набросился сейчас на прогулке на белую королевскую пуделицу, он ее чуть не изнасиловал!

– Это Марго из соседней парадной? – Лола так возмутилась, что даже высунула нос из-под одеяла. – Да она сама его все время соблазняла! Вечно задом своим толстым перед ним вертит!

– Ну, он сам набросился на нее как зверь! И это при его-то размерах! – восхитился Маркиз. – Чуть было не свершилось прелюбодеяние, я его еле оттащил. Но зато хозяйка пуделицы так разъярилась, что чуть не изнасиловала меня!

– Да? Ну ты, верно, был не против. – Лола опять спряталась под одеяло.

– Если бы ты ее хорошенько разглядела, ты бы так не говорила, – укоризненно заметил Леня. – Ну так будешь вставать?

– А завтрак в постель? – послышалось из-под одеяла.

– Завтрак ты проспала, а обед в постель не подают, – резонно возразил Маркиз, – так что покажи личико, Гюльчатай!

Лола вынырнула из подушек, и Ленька картинно зажмурил глаза.

– Что, так ужасно? – Она потянулась к маленькому зеркальцу, валявшемуся рядом с кроватью.

– Банкирша Ангелова взяла бы тебя на работу без всяких сомнений! – заявил Леня.

– Не напоминай. – Лола поморщилась и тяжело вздохнула. – Что у тебя за манера – бить по самому больному? Вечно вы, мужики, норовите обидеть бедную девушку.

– Вот как раз об этом я хотел с тобой поговорить! – оживился Леня. – У тебя появилась возможность отомстить этой семейке.

– Ну, положим, самой мадам Ангеловой я уже отомстила, – протянула Лола и краем глаза заметила, как напрягся Маркиз – он подумал, что она переспала-таки с банкиром. – Начистила ей морду, – продолжала Лола как ни в чем не бывало, – небось до сих пор из дому выйти не может…

Ленька чуть-чуть расслабился.

– Значит, так, – заговорил он, – сегодня вечером идем на какую-то их тусовку…

– Кого «их»?

– Богатых людей, – объяснил Леня, – все там будут, я с трудом приглашение достал. И там тебе представится возможность увидеться с банкиром. Я тут навел кое-какие справки… в свое время Зарудный сильно-таки нагадил нашему… Так что если правильно повести дело, то он просто обязан согласиться подставить Зарудного в ответ. В общем, тебе и карты в руки, обольщай своего банкира на здоровье!

– Да? – Лола выкатилась из кровати. – Что же ты молчал? У меня же нечего надеть! И волосы в ужасном состоянии, и руки…

Она металась по комнате в одной коротенькой полупрозрачной ночной сорочке и совершенно не стеснялась Маркиза, она просто забыла о его присутствии.

– Что ты ищешь – косметику? Так она в ванной, – подал Маркиз робкий голос.

– Да не косметику, а телефон! – раздраженно рявкнула Лола. – Мне нужно успеть в салон красоты, а потом пробежаться по магазинам! Умеешь ты, Ленька, человеку настроение испортить! Неужели нельзя было за три дня меня предупредить?

– Правильно, почисти перышки, банкира нужно поразить в самое сердце, – присовокупил Леня, чтобы оставить за собой последнее слово, но душу его грыз вопрос – переспала Лола с банкиром или не успела?

* * *

Знаменитый художник Афанасий Стрелкин был в особенности известен пятью вещами: потрясающе живописными, захватывающими, совершенно невероятными рассказами о своих путешествиях, столь же удивительными повествованиями о своих многочисленных любовных похождениях, умением продать любую картину за совершенно немыслимые деньги, способностью сделать сенсацию из чего угодно и, наконец, своими великолепными пышными усами.

Собственными путевыми фотографиями, сделанными в самых разных концах земного шара, Афанасий Стрелкин потчевал каждого нового знакомого, которого ему удавалось заманить в свою роскошную квартиру, занимавшую целый этаж особняка на набережной Фонтанки.

– Вот это – я среди пигмеев Центральной Африки, – сообщал он, подкручивая ус, – я – тот, который выше всех. Ха-ха-ха. А вот это – я среди императорских пингвинов Западной Антарктиды. Я – тот, который самый представительный. Ха-ха. А вот – я среди семейства львов в Кении. Ну здесь вы сразу можете узнать меня по моим прекрасным усам… А вот это я с президентом Бушем… а это – с Харрисоном Фордом… а это – с Пеле… а это – с Папой Римским… А вот это…

– Неужели это он? – восклицал удивленный гость.

– Да, да, конечно, и апостолы, все двенадцать… меня вы, надеюсь, легко узнаете – у меня единственного на этой фотографии вокруг головы нет сияющего нимба.

Однажды с путешествиями Стрелкина произошла небольшая накладка. Все знали, что он отправился к индейцам Амазонки, чтобы изучить их кулинарные традиции и собрать материал для двух новых книг: «Кулинарное искусство и традиции людоедства среди индейцев пончуа» и «Как я искал Ливингстона». И надо же случиться, что в самый разгар его поездки известный телекомментатор Анвар Бутерброде встретил Стрелкина в китайском ресторане на улице Реомюр в Париже.

Увидев знакомого, Стрелкин попытался было скрыться в женском туалете, но он был уже занят парочкой наркоманов, и тогда Афанасий бросился навстречу Бутербродеру, распахнув объятия, и воскликнул:

– Как приятно вдали от родины встретить знакомого человека! А я вот, видишь ли, прилетел на два часа из Венесуэлы, захотелось поесть нормально, а то все человечина и человечина, видеть ее больше не могу!

Любовные похождения Стрелкина тоже выходили за пределы возможного. Ходили слухи о его романах с Патрисией Каас, принцессой Дианой, покойной Индирой Ганди, Ириной Мирошниченко, Катрин Денев, экс-президентом Пакистана Беназир Бхутто, женским коллективом «Стрелки» (по некоторым версиям не «Стрелки», а «Сливки», но это не играло роли, потому что их все равно никто не может отличить друг от друга).

Кое-кто, правда, утверждал, что Афанасий сам упорно раздувает эти слухи, но когда он как бы ненароком доставал из кармана золотую зажигалку и становился печален и задумчив, а после секундного молчания поднимал полные слез глаза и говорил:

– Ax, простите меня, это подарила мне на память Николь, – это производило впечатление.

Если при этом какой-нибудь неотесанный провинциал широко раскрывал глаза и говорил:

– Неужели Николь Кидман? – на него смотрели так, будто он сморозил немыслимую глупость, потому что, во-первых, какая же еще в его жизни могла быть Николь, во-вторых, Афанасий, как истинный джентльмен, никогда не назвал бы фамилию своей возлюбленной, а только имя, потому что Том Круз страшно ревнив, несмотря на то, что они с Николь давно в разводе, и в-третьих, разве можно неуместными вопросами прерывать сентиментальные раздумья маэстро?

Что касается умения продать любую картину за немыслимые деньги, то здесь Стрелкину действительно не было равных, и царь Мидас, превращавший в золото все, к чему он прикасался, был по сравнению с ним всего лишь жалким дилетантом. Однажды старый знакомый попросил Афанасия продать в своей галерее картину, которую прислал к нему, завернув в старую газету, запачканную масляной краской. Стрелкин развернул картину и отложил газету в сторону, и ее тут же схватил немецкий миллионер фон Брюк, закричав, что в жизни не видел такого блистательного образца концептуального искусства и покупает эту газету немедленно за любую сумму.

На фоне таких блестящих достоинств некоторые злопыхатели задавались совершенно праздным и неуместным вопросом – когда Афанасий, при такой своей немыслимой занятости, находит еще время для создания собственных картин?

Короче, способности Стрелкина были таковы, что даже в Москве кое-кто знал его имя, хотя Москва очень редко признает существование жизни за пределами Садового кольца, и если даже какой-нибудь спринтер из Петербурга или Саратова пробежит стометровку за семь секунд, побив все мыслимые и немыслимые рекорды, москвичи пожмут плечами и скажут: «Ну разве это бегун? Это жалкий провинциал».

Вот этот-то знаменитый Афанасий Стрелкин устраивал презентацию выставки картин детей своего друга, известного драматурга Мандаринова. Старшему из отпрысков Мандаринова исполнилось уже четыре года, младший же только начинал ходить.

На презентации ожидали весь цвет Петербурга, от известных модельеров и модных писателей, до владельцев популярных ресторанов и крупных банкиров. Вячеслав Ангелов тоже был в числе приглашенных.

Идти он не хотел, но жена его за две недели до замечательного события проела банкиру всю плешь, не слушая никаких отговорок, она повторяла, что такие светские мероприятия необходимо посещать.

И Ангелов смирился. Но после беседы с уволенной горничной у его жены Леры, как уже говорилось, осталось на лице неизгладимое напоминание о приятном разговоре.

Вместо того чтобы махнуть на синяк рукой и ждать, когда все само пройдет, либо же использовать проверенные временем народные средства вроде примочек из вареного картофеля или сырой говядины, которые настойчиво рекомендовала ей верная Луиза, Валерия Федоровна по рекомендации оч-чень дорогого врача применила бельгийскую мазь с длинным и выразительным латинским названием, в результате чего у нее возникла на эту мазь страшная аллергия, и щека хоть и потеряла свой изумительно живописный лиловый цвет, но зато разнесло ее так, что глаз совершенно заплыл и показаться на люди в таком виде не было никакой возможности.

Ангелов посочувствовал бы супруге, если бы она вела себя более-менее прилично, но Лерка совершенно озверела, и находиться с ней в одном доме стало невыносимо. Поэтому он решил отправиться на презентацию в одиночестве.

Войдя в ярко освещенную галерею, он наткнулся на Стрелкина, который, загнав в угол популярную журналистку Елизавету Соловей, рассказывал ей одну из своих душераздирающих историй:

– После этого шеф-повар вождя опустил меня в котел с кореньями, добавил по вкусу немного сельдерея, эстрагона, имбиря и базилика, посолил, поперчил…

В это время Афанасий боковым зрением заметил Ангелова и, выпустив Елизавету, которая тут же спаслась бегством, мертвой хваткой вцепился в банкира:

– Слава, ты правильно сделал, что пришел! Работы детей Мандаринова – это лучшее возможное вложение средств! За ними будущее! Со временем эти картины поднимутся в цене в десятки раз! Фома – старшенький – уже несколько утрачивает детскую непосредственность восприятия и свежесть взгляда, но младший – Еремей – еще необычайно ярок и свеж! Ведь он пока не может воплотить свои переживания в слова, и живопись – единственное доступное ему средство самовыражения.

Афанасий подвел Ангелова к заляпанному желтыми и зелеными пятнами куску картона, заключенному в массивную резную позолоченную раму, и, заложив правую руку за спину, прищурил левый глаз:

– А каковы цвета, каковы цвета! Изволь убедится, какая в нем ощущается экспрессия, какая первобытная неуемная энергия! Нет, такое не снилось никакому Сезанну, никакому Гогену! Бери, Слава, тебе как другу отдам по дешевке, всего за семьдесят тысяч!

– Долларов? – удивленно уточнил Ангелов.

– Конечно, – столь же удивленно подтвердил Стрелкин, недоумение которого было вызвано неуместным вопросом банкира, – не луидоров же, мон шер! Только умоляю, никому не говори, как дешево я тебе это продал, а то набегут сразу толпы, все захотят на халяву, а это – цена только для близких друзей…

– Я подумаю, – уклончиво ответил Ангелов, осторожно высвобождая свой рукав из железных пальцев Стрелкина.

Дело в том, что в другом конце галереи он увидел удивительно красивую девушку в потрясающем ярко-алом платье для коктейля от «Kenzo», чье лицо показалось ему смутно знакомым.

Неожиданно Ангелов испытал давно забытое пронзительное чувство свободы и раскованности. Сам себе удивляясь, он сообразил, что очень давно не появлялся в обществе без жены, а в ее присутствии ничего не могло его развеселить.

«С этим надо что-то делать, – внезапно подумал он. – Лерка меня достала окончательно, с этим браком нужно кончать…»

Но как это сделать, если развод чреват для него огромными неприятностями? Лерка вполне способна его разорить…

Но Ангелов решил не думать в этот вечер о неприятном, в душе его крепла неосознанная уверенность, что скоро в жизни его наступят благоприятные перемены.

Лавируя среди нарядной толпы и отвечая на поклоны и приветствия, Ангелов устремился к загадочной красавице, мучительно пытаясь вспомнить, где же он ее видел. Красавица отвернулась от своего собеседника, известного телевизионного ведущего Белядьева, который пытался развлекать ее, громко хохоча над своими собственными шутками, и встретилась взглядом с Ангеловым.

– Простите, – смущенно проговорил банкир, с трудом сглотнув неожиданно возникший в горле комок, – я понимаю, что это звучит крайне глупо, как вульгарный и надоевший повод для знакомства, но я мучительно пытаюсь вспомнить, где я мог вас видеть?

Красавица улыбнулась ему загадочно и вместе с тем чуть грустно и сказала до боли знакомым голосом:

– Ну подумайте еще немножко, напрягите свои, как выражался Эркюль Пуаро, серые клеточки…

– Может быть, на банковском конгрессе в Лозанне? – неуверенно проговорил Ангелов, не сводя со своей очаровательной собеседницы восхищенного взгляда.

– Нет, – девушка насмешливо помотала головой, – подумайте еще немножко.

– Может быть, на Большом балу в Венской опере?

– Нет! Еще одна попытка…

– Может быть, в Париже, в ресторане «Максим»?

– Опять не угадали. – Красавица едва сдерживала смех. – А завтракать вы будете в столовой, или принести вам кофе в постель? – Эти слова она произнесла совершенно другим голосом, тембр изменился, и теперь она вульгарно растягивала слова.

– Что?! – Глаза банкира округлились. – Ольга? Это ты? Признаюсь, я не верю своим глазам!

Он почувствовал себя круглым идиотом и замолчал. Несомненно, это была она, горничная, нанятая его женой, проработавшая в его доме всего неделю, девушка, с которой он провел несколько восхитительных часов в постели и которую чуть не выгнал с позором из дома, когда понял, что она мошенница.

Но как же она изменилась… Сейчас перед Ангеловым стояла замечательно красивая богатая дама. Черты лица были правильны, зубы белы, макияж безупречен. Прекрасно уложенные волосы красиво блестели в свете огней.

Даже мужчины понимают, что красное может носить женщина только с очень хорошей фигурой. Фигура Ольги была безупречна. И голос, такой мелодичный и вместе с тем загадочный…

Банкир почувствовал, что в душе его клокочет буря страстей.

– Я поражен, – пробормотал он и наклонил голову, чтобы она не прочла в его глазах ничего лишнего.

В том, что она умеет читать по глазам, он не сомневался.

– Ну что ж, – красавица улыбнулась еще шире, – я тебе верю. Но все-таки мужчины – удивительные создания: не узнать женщину, с которой совсем недавно провел безумную ночь, только потому, что она завернута в другую упаковку, – с этими словами она красноречивым жестом указала на свое алое платье.

Вячеслав Ангелов, богатый и влиятельный человек, руководитель крупного банка и целого ряда других предприятий, впервые за последние двадцать лет мучительно покраснел.

Выйти из этого неловкого положения ему помог подошедший как раз в эту минуту знаменитый модельер Стаканский со своим обязательным приложением – балетным танцовщиком Ильхановым.

Журналисты, специализирующиеся на вопросах моды, всегда могли определить, какая цветовая гамма будет доминировать в новой коллекции Стаканского, увидев, в какой цвет выкрашены длинные волосы его балетного друга. Сегодня волосы Ильханова были бледно-лиловыми Толстый, шумный, самодовольный Стаканский ревниво придерживал грациозного танцовщика за локоть. Ильханов поправил унизанными перстнями пальцами лиловые волосы и кокетливо улыбнулся Ангелову:

– Славочка, как приятно встретить тебя без жены!

Стаканский сердито взглянул на своего сердечного друга и в свою очередь обратился к банкиру:

– Вячеслав, а что же нет Валерии? Она хотела поговорить со мной. Ей понравилось кое-что из моей новой коллекции.

– Да-да! – снова вступил в разговор Ильханов, чувствуя себя обязанным поддержать бизнес своего знаменитого друга. – Его новая коллекция – просто прелесть! Она так подчеркивает женственность… И вся выдержана в изумительно нежной сиренево-лиловой гамме, в точности как то, что надето на мне… – Он грациозно покрутился на месте, заставив развеваться свои лиловые шелка.

– Валерия не смогла сегодня прийти. – Ангелов оглядывался, думая, как спастись от назойливой парочки. – Она пере… перетренировалась в тренажерном зале. – С этими словами он повернулся к Лоле и виновато улыбнулся: – Вы… ты не выпьешь со мной бокал шампанского?

– Почему бы и нет? – Лола пожала плечами. – Не знаю, как у тебя, а у меня это вызовет исключительно приятные воспоминания. Несмотря на то, чем это закончилось…

Ангелов ввинтился в толпу и перехватил одну из курсировавших по залу девушек с подносами Взяв с подноса два бокала с шампанским, он вернулся к Лоле, которая наблюдала за ним с легкой рассеянной улыбкой на губах. Банкиру удалось взять себя в руки, и теперь он, понимая, что девушка появилась на презентации не просто так, решил быть особенно внимательным и держать ухо востро.

Ольга взяла бокал, поблагодарила его улыбкой и положила свою теплую руку ему на запястье.

– Что привело тебя сюда? – невольно спросил он.

– Дела, – протянула она, и у него не повернулся язык сказать что-нибудь ехидное насчет ее дел. – Не думаешь ли ты, что я пришла сюда обворовывать богатых бизнесменов? – посмеиваясь, спросила она. – Или срезать пуговицы с Ильханова, как миледи в свое время срезала с костюма герцога Бэкингемского алмазные подвески?

– Я думаю, что ты пришла сюда, чтобы встретиться со мной, – хрипло произнес банкир.

– Как же ты проницателен, милый! – Она не дала ему продолжить и прижалась щекой к его плечу. – Действительно, я так хотела повидать тебя! И показаться тебе в своем настоящем виде, а не в том ужасном одеянии Золушки! Этот клетчатый передник… твоя жена нарочно придумала такой костюм, он слишком унижает…

– Ты думаешь, я в это поверю? – Он мягко, но решительно отстранился. – Наша встреча здесь доказывает, что я тебе нужен.

– А разве я не доказала тебе этого тогда, в твоем кабинете? – живо откликнулась она. – Ведь мне вовсе необязательно было заниматься с тобой любовью, снотворное к тебе в стакан я вполне могла бы подбросить и за ужином…

– Тем более что я его не выпил, – криво усмехнулся он.

Ольга мило надула губки и отвернулась.

– Ну не сердись, дорогая. – Он ласково притронулся к ее плечу.

– Разве то, что было той ночью, совсем ничего для тебя не значит? – чуть слышно спросила она, и столько страсти было в ее голосе, что Ангелов вздрогнул.

Он задержался с ответом: сказать «да» – значило бы признаться в том, что он полный идиот и влюбился в сомнительного поведения девицу, как мальчишка, сказать «нет» – значит оттолкнуть ее от себя и обидеть. Ему не хотелось расставаться, ему хотелось очутиться с ней в каком-нибудь укромном месте и чтобы никого не было рядом.

– Вижу, что моя приятельница вовсю пользуется своим обаянием, чтобы завлечь в свои сети такого мужчину, как вы! – раздался рядом насмешливый голос.

Они оба повернулись и оказались лицом к лицу с элегантным блондином в модных узких очках без оправы.

– Разрешите познакомить вас, – Лола явно испытывала некоторую неловкость, – это – Вячеслав Николаевич Ангелов, а это…

– Леонид, – блондин перехватил у Лолы инициативу, – старинный приятель… Ольги. Мы с ней познакомились… дай Бог памяти… кажется, три года назад в одной маленькой психиатрической лечебнице. Ольга лечилась там от депрессии, а я – от мании величия. Или наоборот, я уже не помню. Зато я отлично помню, как впервые увидел ее. Она появилась на пороге грязелечебницы, вся покрытая свежей корочкой, как только что вынутый из гриля цыпленок…

– Леонид, уймись! – попыталась остановить его Лола.

– Нет, ну почему ты не даешь мне слова сказать? Почему постоянно затыкаешь мне рот? Я только хотел рассказать Вячеславу… Николаевичу, что воскликнул тогда, не сдержав своих эмоций: «Остановись на мгновенье! Ты прекрасна!» – из-за чего мой лечащий врач, доктор Шапиро, добрейшей души человек, прописал мне еще четыре сеанса электрошоковой терапии. Ему показалось, что я утратил адекватное восприятие реальности. Но я не стал возражать против электрошока, когда узнал, что ей прописали то же самое, лечение и мы будем лежать с ней рядом…

– И вот этот болтун, – Лола возвела глаза к небу и тяжело вздохнула, – вот этот болтун – мой партнер по… бизнесу!

– Я догадался, – вставил Ангелов. – Много слышал о вас от Ольги, – с вежливой, хотя и прохладной, улыбкой добавил он.

– А уж я-то! И о вас, и о вашей несравненной супруге… в особенности о ее – простите за каламбур – ангельском характере. А что-то ее самой сегодня не видно? – Маркиз повертел головой, как будто искал Валерию среди гостей вернисажа.

– Да вот… – Ангелов насмешливо взглянул на Лолу. – Встреча с Ольгой произвела на мою жену такое… неизгладимое впечатление, что Валерия с тех пор не может появляться на людях.

– Боже! – Лола в восторге всплеснула руками. – Неужели синяк до сих пор не прошел? Какая прелесть! Признаться, я даже не мечтала о таком устойчивом эффекте!

– Зачем же так вульгарно! – Ангелов усмехнулся. – Честно говоря, Валерия сама еще усугубила положение. Намазала лицо какой-то мазью, то ли французской, то ли бельгийской, а у нее на эту мазь началась аллергия… Лицо распухло… Она хотела уже в суд подавать – то ли на агентство по найму прислуги «Тетя Полли», то ли на французскую косметическую фирму… Я с трудом убедил ее отказаться от этой затеи – ведь весь город узнает об этом и будет хохотать!

Лола представила себе Валерию с раздутой физиономией и сложилась пополам от хохота.

К ним подошел обежавший всех гостей Стрелкин и снова схватил Ангелова за локоть:

– Слава, чему так смеется эта очаровательная девушка? Расскажи мне тоже этот анекдот!

Ангелов сделал большие глаза и сказал Афанасию вполголоса:

– Здесь только что Бананов тебя искал, он хочет купить несколько картин!

Стрелкин ахнул и бросился на поиски миллионера.

Ангелов с любопытством переводил глаза с одного своего собеседника на другого.

– Не могу сказать, что я рад нашему знакомству, – нелюбезно сказал он Маркизу, – но, думаю, нам нужно побеседовать где-нибудь в более подходящей обстановке…

– Вот этого не нужно, – серьезно ответил Маркиз, – здесь, в толпе народа, мы не привлечем к себе внимания.

– Итак, кто вы такой? – напрямик спросил банкир.

– Робин Гуд, – ответил Маркиз с улыбкой, – или Дон-Кихот, как вам больше нравится.

– А она – Дульсинея? – иронически усмехнулся Ангелов, указывая на Лолу.

– Скорей Санчо Панса, – от души рассмеялась Лола. – Послушайте, джентльмены, у меня предложение. Давайте хотя бы временно сделаем вид, что мы доверяем друг другу! Давайте представим, что все мы – деловые люди, и просто обсуждаем предстоящую сделку! Таким образом у Вячеслава Николаевича отпадет необходимость ехидно прищуриваться каждый раз, когда он услышит что-нибудь от меня или от Леонида.

Ангелов понял намек. Действительно, он ведь сам подошел к Ольге. Он мог сделать вид, что не узнал ее, а если бы она сама попыталась завязать контакт, он мог отказаться от общения.

– Итак, – пробормотал он и под насмешливым взглядом Леонида убрал руку с Ольгиного плеча, – что же вы хотите?

Маркиз спрятал улыбку и наклонил голову. Он-то отлично понял, чего хочет этот банкир. На данный момент ему нужна Лола, ишь как глазами ест ее фигурку, обтянутую красным шелком. Еще немного – и набросится на нее прямо здесь, как бык на корриде. Лолка молодец, партию свою ведет отлично. Конечно, вряд ли банкир потеряет от нее голову настолько, что забудет об осторожности, все же он деловой человек, но станет гораздо податливее, это точно.

– Я хочу отомстить Артему Зарудному, – заявил Маркиз. – Он убил моего старого друга и учителя. Кроме того, он давно охотится за мной и… за ней тоже, – он кивнул на Лолу. – Не скрою, у него есть достаточные причины меня не любить.

– Какие же? – насторожился Ангелов.

Лола встала на цыпочки и вполголоса рассказала ему кое-что про ассирийскую статуэтку. Ангелов делал над собой титанические усилия, чтобы уловить суть Лолиного рассказа, его отвлекали прикосновения ее мягких губ к его уху и пряный запах ее духов.

Лола закончила рассказ и незаметно отошла в сторону, так как поймала на себе несколько заинтересованных взглядов. Совершенно не нужно, чтобы завтра же утром знакомые донесли мадам Ангеловой о том, что ее муж банкир слишком много времени провел на презентации с прелестной шатенкой в отлично сидящем платье от «Kenzo».

– Мне нужен драгоценный камень, тот самый изумруд, «Глаз Ночи», – сказал напрямик Маркиз. – Нужен на время, чтобы поманить им Зарудного, а после подменить.

– Значит, девчонка не наврала? Вы хотите сказать, что все эти сказки тысячи и одной ночи – это правда?

– У нашей Шехерезады, как вы заметили, несомненно, талант к перевоплощению, – смеясь, заметил Маркиз, – способности к импровизации у нее тоже есть.

Но в данном случае она ничего не придумала, просто пересказала всю историю камней.

– Вы в нее верите? – прищурился Ангелов. – То есть в фантастическую историю камня?

– Как ни странно, верю, потому что дама, которая рассказала мне эту историю, произвела на меня очень приятное впечатление. Могу, кстати, вас с ней познакомить, думаю, она не откажется просветить вас насчет изумруда, но, учитывая, что она школьная подруга вашей жены… – Маркиз развел руки. – Как бы чего не вышло…

Ангелов представил, какую сцену закатит ему Лерка, если, не дай Бог, узнает, что он встречается с ее подругой, и поежился, что, конечно, не осталось незамеченным его собеседником.

– Ну так что? – спросила подошедшая к ним Лола. – Вам удалось договориться?

– В принципе, я не против, – улыбнулся Ангелов, в душе сам себе удивляясь, – мне и самому хотелось бы устроить тому типу кучу неприятностей.

Он специально не назвал имени Зарудного – кто их знает, этих мошенников, может, у них магнитофон спрятан.

– Тогда нужно обсудить детали, – оживилась Лола. – вы, разумеется, можете внести коррективы в наш план.

– Всенепременнейше, – согласился Ангелов, – не без этого… Я наведу справки насчет камня у его владельца. И если он даст мне сведения хоть сколько-нибудь совпадающие с вашими, тогда и будет серьезный разговор. А до тех пор… Если Ольге понадобится устроиться прислугой в дом Зарудного, я готов дать ей рекомендации. – Он наклонил голову, в глазах его прыгали чертики.

– О нет, только не это! – в ужасе воскликнула Лола, так что на нее сурово покосилась какая-то увешанная бриллиантами толстуха. – Все что угодно, только не прислугой! Этими радостями я сыта по горло!

– Даю слово, что такая жертва с твоей стороны не понадобится, – серьезно ответил Леня.

– Мы встретимся через два дня, – сказал Ангелов, – я наведу справки, а вы разработаете к тому времени подробный план.

– Он у меня есть, – ответил Маркиз, – но он требует некоторого доверия с вашей стороны… я насчет камня.

– Я подумаю над этим, – кивнул Ангелов.

– Ну тогда… позвольте проститься, – Маркиз твердо взял Лолу под руку, – нам уже пора…

От него не укрылся глубокий вздох сожаления, который не успел подавить банкир, глядя на Лолу, а та всю дорогу в машине была так задумчива, что Маркиз всерьез уверился, что его подругу и этого надутого банкира связывают нежные чувства, а вот хорошо это или плохо для операции, он никак не мог решить.

Такие мысли бродили в его голове всю дорогу, пока они ехали до дома. Когда же они с Лолой поднялись в квартиру и открыли дверь, все мысли вылетели у Маркиза из головы, кроме одной: квартиру ограбили. Только так можно было объяснить весь тот кошмар, что творился в прихожей.

На полу валялись клочки оберточной бумаги, газет и Лолиных модных журналов.

Кроме того, присутствовала одна не полностью разодранная коробка из-под обуви и сама обувь в количестве одной туфельки с начисто отгрызенным каблуком.

Увидев туфельку, Лола вскрикнула и прижала руку к сердцу. Маркиз же отбросил глупую мысль об ограблении – он начал кое-что понимать.

Он тщательно запер дверь, потом помог Лоле снять пальто, разделся сам и прошел в гостиную. Прежде всего в глаза бросилась жалкая половая тряпка зеленого цвета, не так давно бывшая костюмом от «Живанши».

На диване валялся Лолин кружевной бюстгальтер. Одна чашечка у него была в нормальном состоянии, а вторая – наполовину съеденная и обмусоленная.

– Господи! – Лола опустилась на диван рядом с бюстгальтером. – Только вчера купила в «Дикой орхидее»…

– Да уж, теперь придется его отдать какой-нибудь амазонке, – поддакнул Маркиз, – говорят, они отрезали одну грудь, чтобы удобнее было из лука стрелять.

– Издеваешься, – почти прошептала Лола.

Она встала и, пошатываясь, направилась в спальню, поддав по дороге вторую туфлю – так же с отгрызенным каблуком, и клубок колготок.

Наибольший разгром они застали в спальне. Шкаф был раскрыт, вещи из него вывалены на пол, черное платье на бретельках жалко повисло, зацепившись за спинку кровати. На самой же кровати валялось еще одно платье – из темно-синей блестящей материи. Лола, собираясь на презентацию, купила вчера три новых платья и долго вертелась перед зеркалом, не зная, которое выбрать, пока Маркиз не взбесился и не заорал, что они опоздают и что если Лола немедленно не образумится, он повезет ее голую. Лола испугалась и остановила свой выбор на ярко-алом платье от «Kenzo», в котором она произвела такое впечатление на Ангелова. Остальные вещи она не успела убрать.

– Кто это сделал? – проскрежетала Лола голосом, напомнившим Маркизу звук несмазанной двери. – Я убью его на месте!

– Я бы не стал давать необдуманных обещаний, – заметил Леня, – потому что виновник торжества – вот он, перед тобой.

Он взял Лолу за руку и подвел к кровати.

Там, на куче чулок и шелковых трусиков возлежал Пу И. Откинув лапы в полном изнеможении, песик сладко спал, и на губах его бродила ангельская улыбка.

– Боже мой! – вскрикнула Лола так громко, что песик открыл глаза. – Пуишечка, детка, ты же заболеешь! Собачкам нельзя кушать каблуки от туфель! И бюстгальтеры тоже очень вредны – там же сплошная синтетика! Как думаешь, – обернулась Лола к Маркизу, – может быть, прямо сейчас вызвать ветеринара? По-моему, Пу И плохо себя чувствует…

– А по-моему, он прекрасно себя чувствует! – ответил Маркиз. – А некоторым я бы посоветовал убирать свои вещи в шкаф, тогда и собаки будут сыты, и вещи целы…

* * *

Вячеслав Ангелов позвонил своему давнему знакомому Николаю Гагарину и попросил его о встрече. Тот, хотя и был последнее время неимоверно занят, не мог отказать Ангелову, от которого очень зависел в финансовом отношении, и через три часа они с Вячеславом сидели в новом ресторане, незадолго до того открытом Николаем.

Ресторан назывался «Мечта рыбака», и его изюминкой было то, что посетитель сам ловил на удочку рыбу, которую ему тут же готовили.

Ангелов сидел на складном табурете перед бассейном, в котором плескались живые лососи, и, осторожно забрасывая удочку, спрашивал Николая:

– Коля, расскажи мне честно, как к тебе попал тот камень, который ты дал мне в залог?

– Я же говорил тебе, Слава, это моя фамильная драгоценность! Этот камень принадлежит князьям Гагариным с семнадцатого века…

– Коля, – Ангелов устало вздохнул и покосился на Гагарина, – не надо песен. Неужели ты думаешь, что я мог бы руководить банком, если бы не умел получать нужную информацию? Ты такой же князь, как я президент Боливии. Твой прадедушка был крестьянином Тульской губернии, разве что когда-нибудь более отдаленные твои предки были крепостными князей Гагариных, откуда и фамилию получили.

– Трудно с тобой! – Николай смущенно потупился. – Ну, признаюсь, приукрасил я свою родословную… Ну сам понимаешь, сейчас это очень модно – аристократические корни искать… Тем более, я открыл ресторан, а когда владелец – князь, это сразу делает заведение более популярным… Кстати, у тебя клюет.

Ангелов подсек и вытащил из бассейна огромного, лениво трепыхающегося лосося.

Вышколенный официант тут же подбежал к нему, снял рыбину с крючка, положил в плетеную корзинку и понес на кухню.

– Через десять минут рыбка твоя будет готова. Как ты относишься к белому мозельскому?

– Вполне аристократично, – усмехнулся Ангелов, – ну так все же, откуда у тебя этот камень?

– Ну зачем тебе ворошить чужое грязное белье? – Гагарин выглядел смущенным. – Это что – праздный интерес?

– Считай это просто моим капризом. Я интересуюсь историей уникальных драгоценностей.

– И давно?

– Допустим, последние три дня.

– Ладно, Слава. Ты же понимаешь, я столь многим тебе обязан, что ни в чем не могу отказать. Но это должно остаться между нами, потому что история не слишком красивая.

– Я обещаю, что об этом никто, кроме меня, не узнает.

– Время этих событий – восемнадцатый год. Дед мой был, конечно, никаким не князем, а солдатом-дезертиром, мобилизованным в Красную гвардию, а потом попавшим в ЧК. Дело происходило в Саратове, и сотрудники ЧК занимались в основном реквизициями ценностей у паразитических классов, то есть у буржуазии, помещиков, священнослужителей, а заодно и у всех остальных, кто почище да побогаче. Дедушка мой особенной идейностью не отличался, и заветной его мечтой было вернуться в родную деревню Большие Синяки богатым человеком, покрасоваться перед соседями, построить бревенчатый дом, крытый железом, да купить тройку серых в яблоках коней… Для осуществления своей мечты дедушка, мир его праху, готов был на любое злодейство, и часть реквизированных ценностей припрятывал он в укромном местечке. Позже он понял, что новая власть, хоть и обещала крестьянам рай на земле, но дом под железной кровлей да серую в яблоках тройку никогда ему не позволит. Однако свою заветную захоронку дед продолжал беречь и благодаря ей пережил многие тяжелые и голодные годы. Кое-что он, а потом его дети понемножку продали, и к нашему времени уцелел один только камень…

– Но зато какой! – перебил рассказчика Ангелов.

– Да, камень, как ты знаешь, хороший. Потому его, наверное, и не продали – жаль было расставаться, да и слишком уж велик – трудно продать, да и рискованно… Ну вот тебе и вся история «княжеского» изумруда. А вот, кстати, и рыбку твою несут.

– Подожди, – Ангелов и не думал прекращать разговор, – ты можешь назвать мне хоть какие-нибудь имена? У кого твой дед реквизировал изумруд, он не рассказывал?

– Слушай, зачем тебе это нужно знать? – нахмурился Николай.

– Раз спрашиваю – значит нужно, – твердо ответил Ангелов. – Уж расстарайся, вспомни…

– Ну… – протянул Николай. – Сам понимаешь, в старости люди становятся сентиментальными… я-то, конечно, деда в живых не застал – жизнь раньше была тяжелая… но вот мать упомянула, что когда отец, дед мой то есть, ей захоронку свою показывал, то говорил что-то про помещика Антонова… дескать, у его дочери он камень-то отобрал…

– А саму дочь-то небось убил? – неприятно улыбнулся Ангелов и тут же опомнился: – Извини, Коля, глупость я сказал. Не нам отцов и дедов наших осуждать…

Официант принес сковороду с румяной поджаристой рыбой, и разговор перешел на более легкие застольные темы.

* * *

Набережная Фонтанки была забита машинами, как бочка сельдями. «Мерседес»

Зарудного с трудом продвигался в пробке, по сантиметру приближаясь к Невскому. Зарудный откинулся на мягкую кожу сиденья, прижав к уху мобильный телефон, и с кислой миной выслушивал неутешительный доклад своего заместителя о переговорах с банкиром.

Между зажатыми в пробке машинами шныряли ловкие мальчишки-газетчики, с риском для жизни зарабатывая" свои несколько рублей. Один из них подбежал к самому окну «мерседеса», размахивая толстой стопкой газет и выкрикивая:

– Самый большой изумруд на земле!

Тайна «Глаза Ночи»!

Зарудный заинтересовался: после того, что рассказал ему накануне Венечка, бармен из «Хонки-Тонки», тема статьи не могла оставить его равнодушным. Он опустил стекло и протянул мальчишке десятку. В обмен на купюру газетчик отдал ему яркий газетный лист и побежал к следующей машине.

Зарудный велел заместителю перезвонить через несколько минут и развернул газету.

Статья называлась в лучших традициях желтой прессы – «Тайна древнего сокровища», и сообщалось в ней о том, что в Лондоне на днях прошла выставка раритетов из коллекции известного английского собирателя и что гвоздем выставки был огромный изумруд весом в девяносто карат, известный среди ведущих ювелиров мира как «Глаз Ночи».

Далее в статье говорилось, что владелец камня в последний день выставки дал пресс-конференцию, на которой рассказал удивительную историю изумруда, найденного испанским конкистадором в древнем храме инков, а также сообщил, что первоначально существовали два одинаковых камня, но второй изумруд бесследно исчез в России во время революции 1917 года.

«Если бы этот камень нашелся, – сказан в завершении своего выступления коллекционер, – я не пожалел бы за него никаких денег, потому что пара таких изумрудов стала бы поистине восьмым чудом света и цена их безмерно увеличилась бы. Но, к сожалению, о втором изумруде почти сто лет нет никаких достоверных сообщений, и, скорее всего, он безвозвратно утрачен для человечества».

Дочитав статью, Зарудный отложил газету и задумался. Обычно он не обращал внимания на такие сенсационные заметки в бульварных газетах да и не читал их. Но, в сочетании со вчерашним сообщением бармена из «Хонки-Тонки» статья показалась ему заслуживающей внимания. Тот неизвестный человек в баре тоже говорил о том, что изумруд – парный, что если удастся его купить, цена его может быть резко взвинчена, то есть на нем можно заработать огромные деньги… И он разговаривал с кем-то, кто держал изумруд в руках! Изумруд в девяносто карат – это и вообще-то огромная ценность, а если это действительно второй «Глаз Ночи», то сумасшедший англичанин заплатит за него немыслимые деньги…

Значит, вопрос заключается в том, как узнать, где находится изумруд, и купить его…

Или не купить, а получить каким-нибудь другим достойным способом.

Это решило бы многие проблемы, возникшие в последнее время перед Артемом Зарудным. Ему нужны были деньги, значительный оборотный капитал, а банкиры, словно почувствовав крошечную течь, которую дал его мощный корабль, один за другим под разными вежливыми предлогами отказывали в кредите… В этой ситуации камень помог бы ему преодолеть временные трудности.

Мальчишка-газетчик пробрался среди гудящих машин к тротуару и нашел того человека, который дал ему стопку одинаковых ярких газет. Хорошо одетый блондин с пышными светлыми усами поджидал его на скамейке в сквере.

– Ну как? – спросил блондин у газетчика.

– Порядок. – Мальчишка назвал номер «мерседеса» и описал человека, которому он продал газету.

– Молодец! – Леня протянул газетчику пятисотрублевую купюру и забрал оставшуюся стопку газет. Эти газеты он накануне напечатал в маленькой неприметной типографии, которая принимала заказы на любые полиграфические услуги, но в основном зарабатывала изготовлением фальшивых винно-водочных этикеток.

* * *

Лариса, третьесортная фотомодель и дорогостоящая любовница Артема Зарудного, в третьем часу ночи по обыкновению оказалась в модном ночном клубе «Страза».

Сам Зарудный, как всегда, был занят какими-то своими скучными делами, и Ларисе приходилось развлекаться самостоятельно.

Счастье еще, что в «Стразе» она чувствовала себя как дома и ее знала здесь каждая собака.

В облаках искусственного тумана посреди танцпола она встретила своего старинного знакомого Индюкова, который начал бурно оправдываться: оказывается, его не было на прошлой неделе ни на одной клубной вечеринке не потому, что он выпал из тусовки – просто летал с одним знакомым банкиром на сафари в Кению.

Лариса пожала плечами: какое-то там сафари – это еще не повод отрываться от светской жизни, а впрочем, индюковские оправдания совершенно ее не интересовали.

Тем более что рядом с ними тут же возникла индюковская пассия Бланш, швейцарская журналистка, и ревниво уставилась на Ларису своими разноцветными глазами.

Чифирь выкладывался, как стахановец на субботнике, выдавая что-то то ли африканское, то ли латиноамериканское, во всяком случае жутко темпераментное и заводное. Из облаков искусственного тумана то и дело выныривали знакомые физиономии.

Мелькнула Лялька Блюхер в сногсшибательной маечке от Пако Рабанна, помахала Ларисе и утонула в тумане с красивым негром из консульства Бурунди.

Лариса пошла в туалет. Здесь в специальном синем освещении, которое администрация клуба завела по европейской моде в наивной надежде, что при таком свете наркоманы не смогут уколоться, потому что не попадут иглой в вену, Лариса наткнулась на незнакомую девицу, которая нюхала «пыль».

Лариса извинилась, девица хихикнула и предложила поделиться. Посмотрев с завистью на искрящийся порошок, Лариса отказалась: Артем, скотина, заметит, что она принимала наркотик, и разозлится, не даст денег на новую шубу.

Разговорились с девицей, та оказалась москвичкой, сюда прикатила на три дня со своим папиком-бизнесменом. На шее у девицы болтался кулон с потрясающим, очень большим сапфиром. Перехватив Ларисин взгляд, москвичка махнула рукой:

– Дешевка! Двадцать штук баксов! Вот вчера я в одном здешнем доме видела камень – это улет! Я чуть не уписалась! Изумруд размером с куриное яйцо! Красивый, как глаз сатаны!

У Ларисы глаза загорелись: она с ума сходила по драгоценным камням, любимой ее поговоркой было: «Лучшие друзья девушки – бриллианты». Она спросила девицу, в каком доме водятся такие огромные изумруды, но та только пожала плечами:

– Папик меня привез к каким-то знакомым, а я уже так нанюхалась, что была совершенно никакая…

В туалет вломились две незнакомые девицы, судя по манерам – шлюхи-профессионалки, и москвичка, недовольно покосившись на них, спрятала пакетик с «пылью» и гордо удалилась.

Лариса вернулась на танцпол, но уже не могла толком отрываться: у нее не шел из головы сказочный изумруд. Артем, зануда, в жизни ей такой не купит, но хоть бы поглядеть на него одним глазком…

В клубе появился известный кинорежиссер Барабанов, все девицы заверещали, но Ларисе было совершенно не до него. Она ушла из «Стразы» необычайно рано – еще не было и пяти.

На следующий день она спросила Зарудного, не знает ли он, у кого в нашем городе есть изумруд размером с куриное яйцо. Артем почему-то невероятно заинтересовался и подробно расспросил, откуда она знает про такой изумруд.

Казалось бы, такие совпадения должны были показаться ему подозрительными, но Артем Зарудный давно заметил, что в жизни все события идут косяком, происходят совершенно удивительные совпадения, и если один раз огромный изумруд каким-то образом попал в его поле зрения – он непременно еще раз возникнет на его горизонте. Такие совпадения Зарудный воспринимал как перст судьбы, как верный знак, что стоит на что-то обратить серьезное внимание.

Артем Зарудный считал себя человеком везучим. Ему казалось, что судьба постоянно подыгрывает ему, и свою наглую, жесткую и даже жестокую манеру делать дела и обращаться с людьми оправдывал тем, что он – хозяин жизни, и не может вести себя, как совестливый неудачник.

Вот и сейчас он воспринял последние события – подслушанный Венечкой разговор, статью об изумруде, которую сам прочел в бульварной газетенке, и то, что рассказала ему Лариса, – как ясные указания судьбы, что ему нужно заняться сказочным изумрудом, что именно операция с камнем поможет ему преодолеть временные затруднения.

Затруднения у Зарудного возникли в связи с перспективным зерновым бизнесом, которым он занялся совсем недавно. Артем купил в Краснодаре эшелон пшеницы и хотел пригнать его в Петербург, чтобы здесь с большой выгодой продать владельцам мукомольного комбината. С мукомолами была достигнута договоренность, согласованы цены и сроки поставки, но когда эшелон с зерном прошел уже полпути, выяснилось, что по какому-то непростительному недосмотру банковский счет, с которого должны были поступить деньги железной дороге за перевозку, заморожен налоговой инспекцией, и железнодорожники, не вдаваясь ни в какие подробности, отогнали эшелон на запасные пути и начали насчитывать пени и штрафы за его хранение.

Зарудный уволил двух бухгалтеров, кинулся решать вопрос сам, но железнодорожное начальство видело и не таких крутых как он, и на его трехэтажный мат ответило шестиэтажным, а на его угрозы – угрозами еще более серьезными. Короче, деньги он заплатил с другого счета, предназначенного для финансирования операций с цветным металлом, но пока суть да дело, стоявшее на запасных путях в специальных закрытых вагонах зерно «сгорело», то есть перепрело, и теперь не годилось даже на корм скоту, а Зарудный понес тройные убытки: потерял деньги, которые потратил на зерно, заплатил пени железнодорожникам за простой эшелона и неустойку мукомолам за срыв контракта.

В масштабах всех его финансовых интересов и владений это еще не было катастрофой, он вполне мог после оправиться такого удара, но сложность заключалась в том, что он израсходовал все свои свободные денежные резервы, все свои оборотные средства, а без оборотных средств никакой бизнес, даже очень крупный и хорошо налаженный, функционировать не может.

Зарудный пошел по самому естественному пути – он обратился за ссудой к банкам, но до банкиров дошли сведения о его недавней неудаче, и они не спешили предоставлять ему ссуду. И теперь вся огромная и хорошо отлаженная машина его бизнеса могла остановиться, а в бизнесе, как и в езде на велосипеде, остановка – это падение.

Перед Зарудным замаячила весьма часто случающаяся с крупными бизнесменами опасность: бывает, что человек, владеющий собственностью на десятки и даже сотни миллионов долларов, разоряется из-за того, что ему приходится неожиданно выплатить совсем небольшие по его масштабам деньги, один-два миллиона или даже несколько сотен тысяч, поскольку эти деньги нужно каким-то образом изъять из бизнеса, а это – практически то же самое, что вынуть нижнюю карту из карточного домика: вынешь одну – рухнут все.

В этой ситуации помочь ему могло вливание наличных средств со стороны, и он воспринял появление на горизонте уникального бесценного изумруда, как перст судьбы, как еще одно проявление своего исключительного везения. Выходило так, что этот изумруд, бесследно пропавший в годы революционного хаоса, сейчас выплыл из небытия с единственной целью – помочь Артему Зарудному сохранить свою финансовую империю.

Оставалось только решить два незначительных вопроса – найти изумруд и заполучить его. Лучше всего, конечно, заполучить камень самыми привычными для Зарудного методами – силой или обманом, но в самом крайнем случае можно его купить… купить по возможности дешевле, чтобы потом продать с огромной прибылью сумасшедшему английскому миллионеру, владельцу второго «Глаза Ночи».

Однако трудности возникли уже на самом первом этапе. Зарудный приказал Венечке внимательно следить за посетителями бара, и как только появится тот блондин, который разговаривал по мобильнику об изумруде, дать знать об этом Зарудному, постаравшись задержать блондинчика в баре под любым благовидным предлогом, а если представится возможность – установить его личность.

– Артем Николаевич! – воскликнул Венечка, ударяя себя в грудь наманикюренной рукой. – Насчет того, чтобы внимательно наблюдать за посетителями, вы могли бы мне и не говорить! Я и так постоянно предельно внимателен!

– Русский ты, Венечка, – усмехнулся Зарудный, цитируя классику, – а по-русски не понимаешь. Если я говорю – внимательно, значит, утрой свое внимание!

Венечка поклялся внимание не то что утроить, а прямо-таки удесятерить, но загадочный блондин в очках без оправы как сквозь землю провалился, во всяком случае совершенно возмутительно перестал появляться в баре «Хонки-Тонки».

Параллельно Зарудный пытался выяснить личность москвички, с которой Лариса разговаривала в «Стразе», но это тоже оказалось совершенно глухим номером. Московские бизнесмены, конечно, часто бывают по делам в Петербурге, но узнать, кто из них привозил с собой подходящую под Ларисино описание любовницу, было то же самое, что пытаться найти нужного человека на пляже в Сочи в самый разгар сезона.

* * *

Банкир Ангелов велел шоферу остановиться в тихом неприметном переулке, и тотчас же стройная женская фигура в коротком пальто, туго затянутом поясом, и замотанная шарфом, так что не видно было волос, скользнула на заднее сиденье. Между ним и шофером было темное стекло, и Ангелов тотчас же отключил микрофон, чтобы ничье нескромное ухо не услышало секретного разговора.

Но когда Лола очутилась в непосредственной близости к нему, из головы Ангелова вылетели все мысли, кроме одной: он хочет эту женщину, хочет безумно и немедленно. Он схватил ее за руки и положил их себе на плечи, потом сорвал с нее дурацкий шарф. Темные прямые волосы рассыпались по плечам. Ее карие глаза блестели, розовые губы улыбались…

Сегодня она выглядела очень естественно, не так шикарно, как на презентации Стрелкина, и от этого нравилась Ангелову еще больше. Банкир был неоригинален:

– Какая ты красивая!

«Втрескался по уши», – с удовлетворением констатировала Лола, и это было ей очень приятно.

– Как наши дела? – спросила она. – Ты можешь что-то мне сообщить?

– А ты?

Лола приникла губами к его уху и шепотом рассказала, какие меры принял Маркиз, чтобы заинтересовать Зарудного бесценным изумрудом.

– Я тоже кое-что узнал, – сообщил Ангелов, – и этот материал позволил мне разобраться с историей изумруда. То, что рассказал мне владелец, совпадает с вашим рассказом.

– Стало быть, операция будет развиваться по плану, ничего менять не нужно! – расцвела Лола. – Тогда… извини, дорогой, у меня еще столько дел…

– Подожди! – Он схватил ее за плечи. – Зачем тебе уходить… Поедем сейчас куда-нибудь…

– Нельзя, милый, никак нельзя, – шептала Лола, – нас не должны видеть вместе…

Он бормотал что-то про квартиру, про дачу его хорошего знакомого, но Лола мудро закрыла ему рот поцелуем. Она вложила в этот поцелуй столько чувства, что Ангелов на мгновение даже потерял сознание, а когда очнулся, Лола уже выскользнула из машины, оставив на память банкиру только запах своих духов. Это как раз было нехорошо, потому что Лерка не преминет обнюхать его, а в ее душу наверняка уже закрались черные подозрения.

Но Ангелову в последние несколько дней было плевать на жену и ее подозрения.

Голова его была занята только двумя вещами: зеленым драгоценным камнем и кареглазой красавицей – его бывшей, горничной.

* * *

В свободное от работы время бармен Венечка любил оттянуться в новом гей-клубе «Голубое сало». Он сидел на мягком кожаном диванчике за низеньким, как в гареме султана, инкрустированным столиком и жеманно улыбался, прижимаясь бедром к затянутому в черную кожу мускулистому мачо в эсэсовской фуражке, студенту института физкультуры, изображающему мелкого наркодилера.

– Бобби, – нашептывал Венечка на ухо своему соседу, – если ты будешь пай-мальчиком, мы с тобой весной поедем к моим друзьям в Амстердам. Вот где настоящая жизнь!

Кожаный Бобби благосклонно кивал и в ленивой задумчивости покуривал кальян.

По залу, как ветерок по траве, пронесся легкий шепоток: в клубе появился знаменитый модельер Стаканский со своим сердечным другом балетным танцовщиком Ильхановым.

Ильханов, маленький и грациозный как эльф, шел легкой танцующей походкой в развевающихся бледно-зеленых шелках и с выкрашенными в тон одежде волосами.

Стаканский, толстый и одышливый, обнимал его за талию и бросал по сторонам надменные горделивые взгляды. Его сразу стало много: он громко поучал окружающих – Костика Француженку учил, как правильно держать кальян, арт-директору клуба Брокгаузу выговаривал за то, что танцпол подсвечен недопустимо ярким, режущим глаз сочетанием цветов, официанта песочил за то, что тот слишком долго не появлялся и принес абсент в слишком высоком стакане…

Венечка хотел было обсудить ужасное поведение модельера с Бобби, но вдруг он увидел в дальнем углу клуба того самого блондина, которым интересовался Зарудный, – зализанные соломенные волосы, пушистые светлые усы, узкие модные очки без оправы… Блондин, как и все в этом сезоне, пил абсент и вполголоса разговаривал с абсолютно невзрачной личностью – короткая темная стрижка, косые бачки, злые темные усики и настороженный взгляд.

Венечка выхватил из кармана мобильный телефон, как герои боевиков выхватывают пистолет, и набрал номер Зарудного.

– Артем Николаевич, – негромко проговорил он, – это Веня. Я в «Голубом сале».

– Очень рад за тебя, – саркастически ответил Зарудный, – и почему ты так торопишься сообщить мне об этом?

– Потому что здесь тот человек, который вас интересовал. Блондин из бара. Ну тот, который говорил об изумруде.

– Не ори! – прикрикнул на него Зарудный. – Незачем весь ваш голубой гадюшник посвящать в мои дела! Я все понял. Буду через двадцать минут. Или своих людей пришлю. Не спускай с него глаз!

Кожаный Бобби вынул изо рта мундштук кальяна и всем телом развернулся к Венечке.

– Ты, подонок! – неожиданно высоким голосом вскрикнул он, схватив Веню за лацканы пиджака. – С кем это ты любезничаешь по телефону прямо на моих глазах? Он мне еще предлагает ехать в Амстердам! Да я с тобой и в Жмеринку не поеду! Грязный развратный ублюдок!

Окружающая общественность с интересом прислушивалась к разгорающемуся скандалу. Венечка нервно сглотнул, погладил Бобби по волосатой руке и торопливо зашептал:

– Душа моя, не горячись! Это всего лишь деловой разговор! Нам же всем надо как-то зарабатывать деньги! Ты вот «пылью» приторговываешь, а у меня свои дела!

– Врешь! – проговорил Бобби, понемногу успокаиваясь. – Я видел, какое у тебя было увлеченное лицо. Это явно был твой любовник! И что у тебя за дела? Явно какой-то криминал! Нет чтобы заниматься чем-нибудь приличным, как все порядочные люди…

– «Пылью», например, – вставил Венечка.

– Например, «пылью», – кивнул Бобби.

Венечка перевел дыхание и оглянулся на дальний угол зала, где видел только что блондина, но того уже не было. Исчез, как утренний туман, пока Венечка препирался с Бобби.

Венечка чертыхнулся и с трудом встал с низенького восточного дивана. Собеседник блондина – худое костлявое лицо, косые бачки, бандитские усики – сидел за столиком в одиночестве, допивая свой коктейль.

Хоть бы его не упустить, он может навести на след блондина, да, может, и сам блондин еще вернется…

Венечка женственной походкой двинулся через зал. Бобби, онемевший от наглой измены, изумленно уставился ему вслед.

Подойдя к дальнему столику, Венечка картинно поклонился и протянул незнакомцу узкую ухоженную руку:

– Вениамин. Мы с вами, кажется, где-то уже встречались?

– Отвали, педик, – коротко и доброжелательно ответил усатый.

– Что за выражения, душа моя! – искренне обиделся на незнакомца Венечка. – Судя по тому, что вы посетили это заведение, вы тоже не совсем мать Тереза.

Сзади пол взволнованно задрожал под тяжелой поступью кожаного Бобби.

– Нет, ты послушай, – стервенея, проговорил он, схватив Венечку за плечо. – Ты все-таки совсем сбрендил? У тебя что – крыша поехала? Ты, грязный голубой ублюдок!

– Вот видите, – усмехнулся усатый незнакомец, – ваш друг тоже недоволен. Может быть, вы с ним как-нибудь сами разберетесь, а меня избавите от своего присутствия?

– А ты, плесень помойная, гниль болотная, вообще заткнись! – рявкнул Бобби, нагнувшись к усатому и нацелившись толстым волосатым пальцем ему в переносицу. – Ты вообще что здесь делаешь, ошибка природы, натурал проклятый?

С двух сторон среди танцующих и обнимающихся в густом искусственном тумане пар уже пробирались клубные вышибалы. Венечка затравленно оглянулся, и в это время в дверях клуба появился Миша Молоток, громила на службе Зарудного. С облегчением вздохнув, Веня потянул Бобби за кожаный рукав:

– Пойдем, пойдем отсюда, душа моя! Это совершенно не то, что ты думаешь!

– Не то, не то, – недовольно бурчал Бобби, – ты уже совсем с катушек сошел, до натуралов докатился.

Венечка махнул Мише рукой, поравнялся с ним и, показав глазами на человека с усиками, прошептал:

– Сам блондин исчез. Но вот этот тип сидел с ним, наверняка может на него вывести.

Бобби хотел было снова расшуметься, но, столкнувшись глазами с опасным и острым, как бритва, Мишиным взглядом, предпочел промолчать. Он вернулся с Венечкой за прежний столик, пододвинул к себе кальян и обиженно зачмокал мундштуком.

Миша Молоток срисовал человека с усиками и отправил его внешность в ячейку своей памяти, надежной, как швейцарский банк.

Он жестом подозвал официанта, потребовал абсент – против моды не попрешь – и приготовился ждать.

Наружное наблюдение было его работой, его стихией, он был уверен, что человек с усиками никуда от него не денется. Тем более что снаружи, возле обоих выходов из клуба, дежурили двое его ребят.

Особенно долго ждать не пришлось: усатый допил коктейль, расплатился и пошел к выходу. Миша положил на стол деньги и ленивой походкой тронулся вслед за объектом.

На улице он сделал чуть заметный знак своим ребятам, и началась стандартная «мельница» – они втроем повели объект, поочередно меняясь местами.

Усатый сел в темный «гольф», люди Зарудного расселись по трем машинам – Мишина синяя «тойота» впереди, за ней серый «форд» и зеленая «мицубиси».

Через десять минут Миша пропустил «форд» вперед и пристроился в хвост колонны, еще через десять минут серый «форд» пропустил вперед «мицубиси» За это время они проехали по Вознесенскому проспекту, по Гороховой улице, пересекли Исаакиевскую площадь. Дворцовую, проехали по двум мостам и оказались на Петроградской стороне. Здесь темный «гольф» остановился возле закрытой на кодовый замок парадной, и усатый вошел внутрь.

Мишин человек из «мицубиси», который сейчас возглавлял колонну преследователей, вышел из машины, записал в блокнот номер «гольфа» и подошел к парадной. Подождав немного перед домом, он увидел, как загорелось окно на четвертом этаже, и направился к Мишиной машине за дальнейшими инструкциями.

Миша связался с шефом и сообщил Зарудному все, что удалось узнать. Зарудный записал номер темного «гольфа» и позвонил своему человеку в автоинспекцию, который получал от него такую щедрую надбавку к милицейской зарплате, что в любое время дня и ночи готов был предоставить любые сведения, касающиеся автомашин или дорожно-транспортных происшествий.

Уже через полчаса гаишник сообщил Зарудному, что темно-серый «фольксваген-гольф», регистрационный номер которого ему сообщили, угнан три дня назад с уличной парковки на проспекте Солидарности.

Узнав об этом, Зарудный позвонил на мобильник Мише Молотку и отдал ему короткое распоряжение.

Миша был парень неглупый и любил пофилософствовать. Подходя к парадной, он сказал своим подручным:

– Знаете, на какие категории делятся все люди?

– На лохов и конкретных пацанов, – не задумываясь, ответил ему один из ребят.

Миша поморщился.

– Это само собой, но вообще-то люди делятся на тех, кого можно бить, и тех, кого бить нельзя, – опасно.

– Ну да, – подтвердил тот же парень, – за которых братва конкретно отомстит.

– Не только, – снова поморщился Миша, – опасно бить также людей богатых, влиятельных, известных…

Они подошли к подъезду, и философская дискуссия закончилась. Миша посветил на кодовый замок фонариком, и в боковом освещении сразу стало видно, какие четыре кнопки больше вытерты от частых прикосновений. Миша нажал эти кнопки, и дверь подъезда послушно отворилась.

Тройка поднялась на четвертый этаж, подошла к двери, которую вычислили, исходя из расположения светящегося окна. Миша, который любил не только философствовать, достал универсальную отмычку и двумя ловкими движениями открыл дверь. Стараясь не шуметь, все трое вошли в темный коридор.

В дальнем его конце из-за неплотно прикрытой двери выбивалась полоска света.

Миша крадучись подошел к этой двери, остановился, достал из-за пазухи пистолет, перебросил его в левую руку и сильным резким ударом ноги распахнул дверь.

Они оказались на кухне. Человек с усиками успел переодеться в синий «адидасовский» спортивный костюм и теперь сидел за столом и пил черный кофе из яркой фаянсовой кружки. Увидев на пороге своей кухни незнакомых людей, он изумленно вы таращил глаза и потянулся за лежавшим на столе хлебным ножом. Миша Молоток, не дав ему опомниться, ударом ноги вышиб из-под него табуретку и несильным прямым тычком свободной правой руки отправил в угол кухни.

Грохнувшись на пол, человек с усиками охнул и остался сидеть в углу, изумленно таращась на незваных гостей.

– Что ж ты так плохо гостей принимаешь? – осведомился Миша. – Сесть не предложишь, кофе не нальешь?

– Да вы, я вижу, и без приглашения в чужом доме хорошо управляетесь, – ответил хозяин квартиры, справившись наконец со своим голосом.

– Ну мы тогда с твоего позволения сядем, – Миша усмехнулся и сел на шаткую табуретку, с которой он только что сбросил хозяина, – сядем и поговорим.

– О чем говорить-то? – спросил хозяин, переводя взгляд с Миши на его подручных. – Вы, ребята, меня, похоже, с кем-то перепутали. Вы, может, к Гринбергу шли с третьего этажа? Он зубной врач, у него точно бабки есть, а я человек бедный, маленький, здесь червончик перехвачу, там рублик подработаю…

– Заткнись! – прервал его Миша, шарахнув кулаком по столу. – Говорить будешь, только когда я позволю. Ни с кем мы тебя не перепутали. Ты сейчас был в клубе у гомосеков?

– Да за кого вы меня принимаете? – Мужичонка ударил себя кулаком в грудь, и глаза его забегали еще быстрее. – Да я с этими педиками никаких дел не имею! Кого хочешь спроси – Витя Скелет реальный пацан, меня на Петроградке каждая собака знает…

– Собаки тебя, может, и знают, – брезгливо поморщился Миша, – ты с ними на одной помойке роешься, а я вот тебя не знаю и знать не хочу! А приходится о такую мразь руки марать.

Он обернулся к одному из своих подручных и сказал:

– Леха, дай-ка мне твою докторскую трубку, она у тебя всегда с собой, я знаю.

Леха с садистской улыбкой достав из кармана резиновую трубку, набитую свинцовой дробью, шагнул к скорчившемуся в углу хозяину квартиры и просительно взглянул на Мишу:

– Молоток, можно я сам его полечу? Руки чешутся!

– Видел, как пацан в дело рвется? – осклабившись, повернулся Миша к дрожащему от страха Скелету. – Можно сказать, горит на работе! А трубка у него – это класс! Настоящая докторская трубка… от заикания лечит лучше всяких лекарств! Одно плохо – руки-ноги ломает, как карандаши, так что тебе после этого Лехиного лечения очень трудно будет свои рублики-червончики зарабатывать…

– Не надо, ребята, не надо! – захныкал Скелет. – Я же разве что? Я ничего, я как скажете… Ну был я в этом клубе, так что с того? Я же не по склонности, а только разговор у меня там был с одним человеком… поговорили с ним и разошлись…

– Видишь, Леха, какая у тебя трубочка хорошая! – Миша с усмешкой повернулся к напарнику. – Ты его даже не тронул, только показал ее человеку, а он уже и вылечился от заикания, поет лучше соловья.

Затем он снова повернулся к Скелету и рявкнул:

– Кто такой? Что за человек, с которым в клубе базарил?

– Черт его знает, – Скелет понизил голос и опасливо огляделся по сторонам, – гастролер какой-то, кличут Дупель, то ли из Москвы, то ли из Нижнего, а только по всему видать – человека пришить ему проще, чем пуговицу.

– И что же этому гастролеру от тебя, такого мелкого и незаметного, нужно было? Сам же говоришь – ты все по мелочи, на побегушках, там копейку, здесь пятачок…

– Да вот он все меня и гоняет, – снова заныл Скелет, – то кому-то привет передать, то от кого-то чемоданчик забрать… самому западло, или светиться не хочет, вот меня и гоняет…

– Ты мне тут сироту не разыгрывай! – рявкнул Миша. – Ты давай колись, что за чемоданчик забирал! В жизни не поверю, что ты, такой, блин, честный, в этот чемоданчик не заглянул!

– Да ребятки! – снова заныл Скелет. – Дупель этот – страшный человек, узнает, что я с вами про него базарил – печень вырежет, боюсь я его, проклятого!

– Тебе сейчас не его бояться надо, – медленно и угрожающе произнес Молоток, – тебе нас бояться надо, он далеко, а мы рядом. А ну, Леха, где твой инструмент докторский?

Леха радостно взмахнул трубкой, и Скелет, забившись в угол, испуганно заверещал:

– Не надо, не надо, ребятки, все скажу, все, что знаю! Ну заглянул я в тот чемоданчик, тяжелый больно. Вдруг, думаю, оружие – надо же знать, что по городу таскаешь… А там инструменты.

– Какие еще инструменты? – удивленно переспросил Миша.

– Да какие – обычные. Отмычки да кусачки, да сверла всякие. В общем, воровской инструмент – сейф чтобы открыть или дверь железную… Ну сами понимаете.

– Понятно! – кивнул Молоток. – Это ты Дупелю своему чемодан привез? А от кого?

– Не знаю, – Скелет пожал плечами, – мужика того я первый и последний раз видел. Дупель сказал – подъедешь к метро «Нарвская», он сам к тебе подойдет – мужик в кепке и с чемоданом… Так оно все и было. Я чемодан привез, куда Дупель велел… Только по дороге в подворотню зашел, заглянул, что там, в чемодане.

– А где ты с Дупелем этим встречаешься-то? – деловито осведомился Молоток.

– Он мне звонит по мобильнику, – Скелет снова понизил голос, будто боясь, что страшный Дупель подслушивает его, – звонит и говорит, куда пойти да что сделать. А я ничего про него не знаю – ни где живет, ни телефона… Только мне кажется, что Дупель здесь, в Питере, дело какое-то большое готовит.

– И почему же ты такой вывод сделал?

– Да вот те же инструменты – не сортиры же чистить он ими собирается… Сдается мне, что у него есть какая-то наводка, и он под эту наводку здесь команду собирает да план готовит.

– А кто с ним еще дело имел? – Молоток придвинулся поближе к Скелету, стараясь не пропустить ни слова. – Ты говорил – приветы от него передавал, так кому приветы-то?

– Стасу Стамеске, – почти прошептал Скелет, затравленно оглядываясь по сторонам.

– Это еще кто такой?

– Да я его и сам не знаю. Дупель велел ему привет передать да сказать, чтобы приехал на другой день к магазину «Колесо». Разговор, мол, есть. А встретились они или нет – я уж не знаю.

– Не знаю, не знаю! – передразнил его Молоток. – Ни черта ты не знаешь! А как же ты, Незнайка, того Стаса нашел?

– Дупель сказал, что Стае у бабы одной часто бывает, а баба та живет на Третьей линии, дом четырнадцатый, и квартиру сказал. Ну я туда подъехал, и точно – как раз Стаса там застал. Он меня сперва чуть не приколол, а когда я ему от Дупеля привет передал – подобрел, расщедрился, сотку на молоко подкинул…

– Третья линия, говоришь? – повторил Молоток. – А квартира какая?

– Да седьмая вроде… вы когда во двор войдете, сразу слева от подворотни дверь будет железная, вы в нее постучите – три раза, а потом еще два, – вам и откроют.

– Ну молодец, Скелет, – Миша поднялся с табурета, – хоть что-то толковое ты вспомнил, хоть какая-то польза от тебя в жизни произошла…

– Ребятки, – Скелет забился еще плотнее в угол, и глаза его умоляюще перебегали с одного ночного гостя на другого, – не убивайте меня, я ничего никому не расскажу, как рыба молчать буду! От меня никакого вреда не будет! Не убивайте, а?

– Да на хрена нам тебя убивать? – Молоток пожал плечами. – Этак мы что – в трамвае проедем, так кондуктора мочить должны? Живи, Скелет, сшибай свои копейки!

Миша вышел из квартиры и захлопнул за собой дверь.

– Молоток, – минутой позже, выходя из подъезда, обратился к нему Леха, – а зря мы хмыря этого оставили. Правда бы лучше было, в натуре, его того… замочить.

– Ну до чего же ты, Леха, кровожадный! – усмехнулся Молоток. – По-твоему делать, так в городе скоро совсем пусто станет!

– Так он же сейчас побежит Дупелю своему про наше посещение докладывать!

– Вот это было бы очень хорошо! На такой случай ты сейчас здесь останешься и будешь его караулить. Если он куда-то побежит – ты за ним тихонько поедешь и проследишь, куда его занесет. А мы с Константином, – Молоток обернулся на второго своего подручного, плотного и немногословного крепыша, – попробуем сейчас на Васильевский смотаться. Так что оставайся здесь и жди… Только я думаю, вряд ли Скелет куда-то поедет. Судя по всему, этот Дупель – парень тертый и опытный, и вряд ли он этой мелкой сявке свой адрес дал.

Миша Молоток был совершенно прав: Скелет не знал адрес «Дупеля». Он знал только номер его мобильного телефона. Как только ночные гости покинули его квартиру, он закрыл входную дверь на засов и набрал номер мобильника.

– Были, – коротко доложил он, – только что ушли. Я им все говорил в точности, как ты велел.

– Ну и как – поверили? – осведомился голос в трубке.

– Вроде поверили. Думаю, сейчас на Васильевский едут. Только страху я натерпелся… Да и тумаков досталось! Так что не грех бы и надбавить маленько. Так сказать, за моральный ущерб.

– Ну, Витек, ты торгуешься прямо как извозчик. Не забудь еще сказать, что овес нынче дорог. Я тебе уже штуку баксов заплатил, и завтра, как договаривались, еще две штуки передам. Это, Витенька, очень хорошие деньги. Так что будь здоров.

С этими словами Леня Маркиз отключил телефон.

А Миша Молоток с молчаливым Константином приехали на Васильевский остров.

На Третьей линии Васильевского острова в этот глухой ночной час не было ни души. Войдя в нужную подворотню, Молоток чуть не наступил на парочку котов, выяснявших в темноте отношения. С оскорбленным мяуканьем коты бросились врассыпную.

– Нехорошая примета, – вполголоса проронил молчавший до того Константин.

– Типун тебе на язык, – огрызнулся Миша.

Оглядевшись по сторонам, он действительно слева от арки увидел железную дверь, выкрашенную когда-то давным-давно унылой темно-коричневой краской. Молоток и не подумал стучать в дверь условным стуком. Он любил появляться неожиданно и поэтому вытащил из кармана универсальную отмычку.

– Дверь-то железная, – поучающим тоном сообщил он Константину, – да замок-то дерьмовый!

Замок действительно моментально уступил его стараниям, и дверь с едва слышным скрипом отворилась. Двое головорезов, стараясь не производить лишнего шума, вошли в квартиру.

По-видимому, это была бывшая дворницкая, переделанная в небольшую однокомнатную квартирку без особенных удобств. Миша с Константином, войдя внутрь, сразу оказались на крошечной кухне, один угол которой был завешен пластиковой занавеской и превращен в подобие душевой. Из этой кухни перекошенная дверь вела в жилую комнату, из которой доносился ритмичный скрип кровати, стоны и вскрики, не оставлявшие никаких сомнений относительно того, чем были заняты в настоящий момент обитатели бывшей дворницкой.

– Зря мы с тобой так тихарились, – с усмешкой проговорил Миша, повернувшись к своему напарнику, – они сейчас, хоть из пушек пали, все равно не услышат!

Он спокойно открыл дверь комнаты и остановился на пороге.

Большую часть маленькой комнатушки занимала просторная и высокая допотопная железная кровать с никелированными шарами по углам. Эта кровать ходила ходуном под увлеченно трудившейся парочкой. Миша Молоток некоторое время наблюдал широкую мужскую спину, в хорошем спортивном темпе поднимавшуюся и опускавшуюся над кроватью, наконец ему надоело ждать, он негромко откашлялся и проговорил:

– Бог в помощь.

Мужская спина застыла на полпути, и снизу послышался полузадушенный женский голос:

– Стасик, ну ты чего? Ты что, уже все, что ли? Вот ведь козел, прости Господи!

– Да постой ты, – проговорил мужчина, – у тебя все одно на уме… Кажись, приперся кто-то…

Мужчина приподнялся и обернулся к дверям. При виде нежданных ночных гостей его красное, распаренное постельными трудами лицо резко побледнело.

– Мужики, вы откуда взялись? – испуганно проговорил он, сползая с кровати и оглядываясь в поисках своей одежды. – Вы как сюда попали? Закрыто же было!

Его подруга, дебелая личность условно женского пола и явно не первой свежести, разъяренно уставилась на пришельцев и посыпала густым отборным матом.

– Штаны надень, – коротко бросил Молоток мужчине, – разговор есть, а без штанов разговаривать несподручно. А вы, мадам, не горячитесь, – повернулся он к взбешенной мегере, – если ваш дружок все, что нам нужно, скажет – мы оставим вас в покое, и вы сможете вернуться к прерванным занятиям.

Мегера ответила ему новым потоком брани – похоже, других слов у нее просто не было.

Мужчина нашел наконец свою одежду и привел себя в более-менее приличный вид.

Затравленно оглядевшись и убедившись, что убежать ему явно не удастся, он обреченно уставился на Мишу, почувствовав в нем главного, и простонал:

– Ну чего вам надо, мужики?

– Мы тебе не мужики, – зло прервал его Молоток, – мужики – слово оскорбительное, должен бы знать. Расскажешь все про Дупеля – кто он такой, да где его найти, да что он такое в Питере планирует – мы тебя, так и быть, оставим в покое, хоть ты этого и не заслуживаешь.

– Да ребята, я никакого вашего Дупеля никогда и слыхом не слыхал! – заныл Стас. – Что еще за Дупель такой?

– У тебя что – склероз на старости лет образовался? – поморщился Молоток. – Так вроде рано еще… Ну да ладно: мы тебя сейчас от склероза вылечим. – И с этими словами он без замаха коротко и сильно ударил Стаса под ребра.

Стас упал и широко раскрыл рот, безуспешно пытаясь вдохнуть неожиданно отвердевший воздух. Наконец он справился с дыханием и мучительно застонал.

– Ну что – помогло? – осведомился Молоток. – Или еще повторить для верности?

– Не надо, ребята! – проскулил Стас. – Не знаю я никакого Дупеля, честное слово!

– Как нехорошо! – издевательски скривился Молоток и повернулся к Константину. – Может, у тебя лучше получится?

Константин с невозмутимым видом подошел к Стасу, поднял его за воротник и легко, как пушинку, швырнул в угол комнаты. Подойдя к нему, нагнулся и резко ударил по почкам.

– Видишь, дурак, чего ты добился, – с деланным неудовольствием произнес Молоток. – Константину пришлось тебе пару плюх отвесить. А он ведь очень добрый человек, он об такую мразь, как ты, ужас как не любит руки марать! Ну что, скотина безрогая, сейчас-то у тебя память освежилась? Вспомнил Дупеля?

Стас переводил взгляд с Миши на Константина. Трясущимися руками он пошарил в кармане и проговорил еле слышно:

– Дайте закурить!

– Это можно! – Молоток достал из кармана пачку сигарет, вытащил одну для себя, вторую протянул Стасу: – Кури, божий человек, да не забывай о деле.

Руки Стаса ходили ходуном, и он с большим трудом сумел раскурить сигарету.

Молоток немного подождал и шагнул к нему:

– Я тебе что сказал? Ты думаешь, если я добрый, так можно со мной в игрушки играть? У тебя память плохая, так я тебе напомню! Меня друган твой интересует, Дупель! Что он за птица, откуда на нашу голову свалился, где швартуется, кого кроме тебя в Питере знает и что за дело он здесь готовит. Хочешь жить – расскажешь, а не хочешь… – И Миша Молоток выразительно замолчал.

– Ребята, – снова заскулил Стас, – да я и сам не знаю, кто он такой. Вроде не здешний, гастролер. Я его никогда и в глаза-то не видел, он сам по телефону мне звонил…

– Врешь, скотина! – скучным голосом проговорил Молоток и достал из кармана зажигалку. – Будешь дальше врать – сожгу тебя вместе с твоей мочалкой…

– Что хотите делайте – не видел я его!

– А что же он тебе приветы передавал? Приветы передают только старым знакомым!

– Скелет, сволочь, продал! – простонал Стас. – Как чувствовал – нельзя с ним, с козлом, связываться!

– Не буду спорить, – усмехнулся Молоток. – Ну что, теперь у тебя лучше с памятью? Вспомнил Дупеля?

– Да что с того! Вспомнил – не вспомнил, все равно я его толком не знаю! Он сам когда хочет, появляется, то сам найдет, то пришлет кого-нибудь вроде этого Скелета, шестерку какую-нибудь… Дело провернет – и опять поминай как звали, до следующей встречи… Я его даже в лицо узнать не могу, он каждый раз по-другому выглядит. Вроде молодой, но то худой, то толстый, то светлые волосы, то темные, а то и вовсе лысый… Откуда он – тоже не знаю, но вроде не местный.

– А что у него сейчас за дело в Питере наклевывается? – поинтересовался Молоток.

– Да откуда я знаю! – Стас безнадежно пожал плечами. – Как хотите пытайте, все одно не смогу ничего сказать. Он никогда прежде дела ничего не рассказывает, только когда на дело приходишь, узнаешь. А так он все время командует: куда прийти, что сделать, а ради чего все – никто кроме него не знает… Но наводка у него явно есть, и наводка классная – по мелочи Дупель никогда не работает.

– Ну и ну! – усмехнулся Молоток. – Выходит, этот твой Дупель просто какой-то человек-невидимка!

– На этот раз он блондин, – продолжил Стас, – еще очки носит с простыми стеклами, для маскировки… И вот еще что: он два дня назад со мной встречался, чемоданчик передал с инструментами. Приехал на машине, меня подсадил, а в машине у него мужик сидел молодой. Волосы совсем светлые, курчавые, глаза голубые…

– Ну? – нетерпеливо проговорил Молоток, поскольку Стас надолго замолчал. – И что же это за мужик?

– Что за мужик – не знаю, а только Дупель его высадил на Петроградской, возле пересечения Бармалеевой улицы и Большой Пушкарской, и сказал – пока, Олег, я тебе позвоню, как только определюсь.

– Олег? – задумчиво переспросил Молоток. – Ну ладно, Олег так Олег…

Он внимательно посмотрел на Стаса и добавил:

– Ну сам понимаешь – если кому расскажешь, что мы к тебе приходили да о чем расспрашивали – долго не проживешь… И даме своей то же самое доступно объясни.

Миша поднялся и, направившись к двери, громко произнес:

– Ну, счастливо оставаться. Можете продолжить с того места, на котором мы вас прервали.

* * *

На следующий день Молоток вместе с обоими своими подчиненными сидел в машине на углу Бармалеева и Большой Пушкарской. Леха всю минувшую ночь просидел под окнами Скелета, но его подопечный никуда из дома не выходил и, скорее всего, просто лег спать. В результате Леха был невыспавшийся и злой.

– Ну и что мы здесь, интересно, можем найти? – недовольно бубнил он. – Скорее всего, этот Стас вам просто лапши на уши навешал! А если даже и нет – подумаешь, высадил он здесь Олега какого-то… Да тут таких Олегов, может, тысяча живет – что же мы, будем каждого останавливать и спрашивать – извиняюсь, вы случайно Дупеля такого не знаете и на дело с ним не собираетесь?

– Замолкни, – прервал его бормотанье Молоток. – Прикажу – и спросишь. Посиди тихо. Дай подумать.

Он посидел еще несколько минут, а потом медленно поехал вдоль улицы, вглядываясь в окна домов. Возле одного из зданий на Бармалеевой он остановил машину и вышел.

Вывеска над входом в небольшой магазин гласила:

«Ювелирные изделия. Украшения из золота и серебра. Продажа, прием на комиссию».

Молоток вошел в магазин. Мелодично звякнул дверной колокольчик. За прилавком лысый толстяк разглядывал перстень с крупным аметистом сквозь вставленное в глаз увеличительное стекло. Подняв взгляд на посетителя, толстяк осведомился:

– Или я вам чем-то могу помочь?

– Да вот, подарок хочу жене присмотреть на день рождения, – медленно протянул Молоток, изображая нерешительность.

– И в какую бы примерно сумму, если не секрет, вы хотели бы уложиться? – поинтересовался ювелир.

– Ну… – замялся Миша. – Рублей бы пятьсот…

Услышав такую неинтересную цифру, ювелир охладел к посетителю и крикнул в глубину магазина:

– Олег! Горе мое! Где ты все утро пропадаешь? Неужели у тебя опять прихватило, извиняюсь, живот? Займись-таки наконец клиентом! Хотя бы сделай вид, что от тебя-таки тоже бывает польза, а не одни сплошные неприятности!

При имени «Олег» Молоток насторожился.

Дверь подсобки открылась, и на пороге появился высокий худощавый блондин лет тридцати с густыми курчавыми волосами.

– Ты видишь, – недовольным голосом сказал ему толстяк, – я занимаюсь кольцом супруги Ивана Петровича. Ты догадываешься, что это очень-таки важно. А клиент, дай ему Бог здоровья, хочет недорогое колечко для своей уважаемой жены. Так помоги наконец человеку! Или это тебе совершенно не под силу?

Олег с недовольным и скучающим видом выложил перед покупателем несколько недорогих колец, Миша порылся в них и ушел, изобразив на лице разочарование. Вернувшись в машину, он сказал Лехе:

– Может, тут и живет тысяча Олегов, но именно тот, который нам нужен, работает вот в этом магазине. Так что мы с Константином посидим здесь, в машине. А ты пойдешь к заднему выходу из магазина. Я уверен, что у этого магазина есть задний выход – больно уж хитрая морда у здешнего хозяина. Так вот, ты пойдешь к заднему выходу и проследишь, чтобы птичка не упорхнула.

В семь часов вечера магазин закрылся. Толстяк с Олегом вышли на улицу, опустили на окно металлическую штору, попрощались и разошлись в разные стороны.

Олег не спеша пошел в направлении Большого проспекта. Молоток медленно поехал вслед за ним. Проехав квартал, он распахнул дверцу машины и негромко произнес:

– Садись, Олег! Подвезем!

Олег испуганно оглянулся, не сразу сообразив, откуда его окликнули, а когда до него дошло, метнулся в сторону, но молчаливый Константин в два прыжка нагнал его, схватил, как щенка, за шиворот и втащил в машину.

Олег растерянно огляделся и неожиданно высоким, истеричным голосом выкрикнул:

– Что вам от меня нужно? Кто вы такие?

– Кто мы такие – попробуй сам догадаться, – насмешливо ответил ему Молоток, – а насчет того, что нам от тебя нужно, я тебе немножко помогу. Мы хотим с тобой поговорить по душам, и темой нашего задушевного разговора будет камень.

– Какой камень? – с деланным удивлением спросил Олег.

– Ты дурака-то не разыгрывай, – поморщился Молоток, – прекрасно знаешь, о каком камне идет речь. Об изумруде, большущем изумруде. О том самом, о котором ты разговаривал с Дупелем.

– Так я и знал, что влипну из-за этого камня в историю! – жалобно простонал Олег. – Не хотел я с этим Дупелем связываться… Ну раз уж вы так хотите поговорить об изумруде – так и говорите с ним сами!

– С кем? – удивленно спросил Молоток.

– Да с Дупелем! – Олег ответил ему, как неразумному ребенку.

– Интересно! – Миша откинулся на спинку сиденья и перевел дыхание. – Я этого Дупеля выслеживаю, как зверюгу хищную, а ты так вот просто мне говоришь – «поговорите с ним». Ты знаешь, где его найти?

– Нет. – Олег пожал плечами и полез за пазуху, при этом его движении Константин выхватил пистолет и направил Олегу прямо в лицо, но Молоток, хорошо разбиравшийся в людях, махнул рукой своему подручному, понимая, что Олег совершенно не опасен и вряд ли вытащит из-за пазухи пистолет.

Действительно, парень достал мобильный телефон и протянул его Молотку со словами:

– Где его найти, я не знаю, он меня каждый раз сам находит, когда я ему нужен. Но он мне сегодня передал этот телефон и сказал – когда вы придете, отдать его вам, а он по нему позвонит.

– Это как же понимать? – изумленно уставился Миша на миниатюрную «сименсовскую» трубку. – Ты хочешь сказать, он знал, что мы сегодня к тебе придем?

Олег ничего не ответил, только пожал плечами.

И в эту самую секунду телефон зазвонил.

Молоток поднес трубку к уху и коротко отозвался:

– Слушаю.

– Правильно делаешь, что слушаешь, – произнес мужской голос в трубке, – слушай, и как можно внимательнее. Тебе, наверное, интересно, откуда я знал, что вы появитесь у Олега? Да вы же, дуболомы, так шумно идете – только кусты трещат! А я шел по вашим следам – к Скелету, потом к Стасику, и знал, что они вам рассказали, так что следующий ваш шаг был совершенно для меня очевиден.

– Ну и что с того? – усмехнулся в трубку Молоток. – Будь ты хоть семи пядей во лбу, хоть ты все наши шаги просчитал – мы твоего парня, ювелира этого, привезем в тихое местечко, немножко с ним поработаем – как канарейка запоет, все нам расскажет, что знает и чего не знает! И где тебя найти расскажет, и про камень…

– Где меня найти – этого Олег не знает, так что можете его хоть через мясорубку пропустить и котлет нажарить. Только у вас это не очень-то получится. Я ведь не зря сказал, что просчитал ваши ходы. Я их не только просчитал, я к ним приготовился. Послушай-ка, не слышишь ничего интересного?

Молоток отнял трубку от уха и удивленно прислушался. В машине раздавалось прерывистое гудение зуммера. Повертев головой, Миша понял, что этот звук доносится из-за пазухи Олега. Снова прижав трубку к уху, он растерянно спросил:

– Что это за дрянь?

– Значит, услышал, – удовлетворенно констатировал его собеседник, – я очень рад. Со слухом у тебя все хорошо. А что это такое – ты, если не совсем дурак, наверное, сам догадаешься. Правильно, это бомба. Я ее Олегу передал вместе с тем мобильником, по которому мы сейчас с тобой разговариваем. Правда, я парню не сказал, что это бомба, а то он стал бы нервничать. Я ему сказал, что это микрофон и еще кое-какое оборудование, чтобы вас зацепить на крючок. А теперь слушай меня внимательно, если не хочешь взлететь на воздух.

Предупреждение было излишним: Молоток и так был весь внимание. Его руки вспотели: ровное гудение, раздававшееся рядом с ним, до такой степени испугало его, что он сам не ожидал.

– Если ты попытаешься снять бомбу с Олега – она тут же взорвется, – спокойно произнес голос в трубке, – если ты попытаешься уехать вместе с Олегом – она взорвется, если ты выкинешь его из машины – она тоже взорвется. Короче, тебе остается только тихо сидеть, слушать мои инструкции и тихонько молиться, если есть настроение.

– С-скотина! – прошипел Молоток.

– Просто осторожный и предусмотрительный человек, – насмешливо парировал голос в трубке.

– И чего же ты, осторожный человек, от нас хочешь?

– Видишь, как славно! – Голос в трубке просто излучал жизнерадостность. – Уже не я тебя, а ты меня спрашиваешь, чего я хочу. Мы с тобой поменялись местами, а это уже неплохо. Для начала я хочу, чтобы ты сказал, откуда вам стало известно про камень.

– Птичка напела! – усмехнулся Молоток.

– Птичка? – повторил за ним собеседник. – Подозреваю, что птичка эта была голубая… Синяя птица счастья, так сказать. Ну да ладно, это больше не играет роли. Проехали. В общем, можешь передать своему хозяину, что на халяву ему камень не достанется. Другое дело – я могу ему этот камень продать. Когда проверну дельце и заполучу изумруд. Больше того, я продам ему этот камень совсем недорого, всего за полмиллиона баксов. Это очень выгодное предложение, поверь мне. Камень стоит дороже, гораздо дороже, просто мне его трудно продать за настоящую цену, я рожей не вышел и костюмчик ношу неподходящий. А боссу твоему это раз плюнуть. Так что, я думаю, он уцепится за мое предложение руками и ногами.

– Не больно-то на это рассчитывай! – зло прошипел Молоток.

– А ты не зарекайся! Ты просто передай шефу мое предложение, а дальше мы поглядим, как дело повернется!

– А как ему с тобой связаться?

– Возьми с собой этот телефончик – как сувенир, на память о нашей незабываемой встрече. Передашь телефон шефу, когда возникнет необходимость – я ему позвоню. А сейчас парнишку-то отпустите, он там небось от страха позеленел.

– Ладно. – Молоток распахнул дверцу машины и легонько подтолкнул Олега.

Парень неловко выбрался на тротуар, поежился и испуганно огляделся по сторонам.

– И без фокусов! – предупредил голос в трубке.

Вслед за этим послышался сигнал отбоя.

* * *

Миша Молоток явился перед светлые очи Зарудного и вкратце рассказал о том, как развивались события. Зарудный дослушал его до конца, медленно багровея, и как только Миша замолчал, шарахнул кулаком по столу так, что все телефоны, факсы и прочая дорогостоящая оргтехника подпрыгнули с жалобным звоном.

– Ты, козел, блин, недоделок паршивый, да за что я тебя держу? Гастролеру какому-то, которого никто не знает, слил игру в одни ворота? Тебе не в охране работать, а бабок-пенсионерок на рынке разводить! Я тебя на улице подобрал, я тебя обратно и вышвырну! Будешь по электричкам гундосить: «Мы люди не ме-е-естные!» Или в наперсток с лохами играть! На большее ты не способен!

– Шеф, – попытался Миша вклиниться в поток брани, – вот его мобильник, может, как-то с ним можно договориться…

– А почему я должен договариваться со всякой шантрапой, со всяким псом подзаборным? Да я об него ноги вытирать должен, а не договариваться с ним, как с человеком!

Тем не менее он взял мобильник и уставился на него, как на мину замедленного действия. И, как будто почувствовав сконцентрированную в его взгляде злость, телефон зазвонил.

– Да! – рявкнул Зарудный, поднося трубку к уху.

– У меня предложение, – раздался в трубке гнусавый голос, явно измененный специальной аппаратурой. – Мне передали, что вам нужен изумруд. Камень я возьму сам. Где я его возьму и как – это мое дело. А вы можете его у меня купить. Это будет для вас проще и удобнее, чем пытаться найти камень самому и взять его, уверяю.

– Сколько ты хочешь? – проговорил Зарудный, выдержав длительную паузу.

– Пятьсот.

– Что значит – пятьсот? Пятьсот – чего?

– Пятьсот тысяч баксов.

– Да ты что, кабан деревенский, с дуба, что ли, рухнул? Да ты таких денег никогда и в глаза не видел! Да откуда ты такой вылез?

Дупель дал Зарудному покричать, дождался, когда тот выдохнется и замолчит, и негромко проговорил:

– Все! Поорал? Так вот, чтобы больше такого не было, я другого покупателя найду! Этот камень стоит больше, гораздо больше. Пятьсот штук – это за него смешная цена. А без меня ты даже не знаешь, где его искать. Я уж не говорю о том, что его очень хорошо охраняют, а у меня есть все нужные ходы. Мне кажется, ты уже убедился, что я парень ловкий. Короче. Завтра камень уже будет у меня. Согласен его купить?

– Но я должен убедиться, что камень настоящий.

– Это законное требование. Можешь пригласить любого ювелира, которому доверяешь. Где будет встреча?

– У Левы, – поспешно проговорил Зарудный, – знаешь это место?

– Знаю, – несколько кисло ответил Дупель, – опять кинуть меня хочешь? Ну ладно, у Левы, так у Левы. – И в трубке раздался сигнал отбоя.

* * *

Иван Францевич Мюллер происходил из настоящих петербургских немцев. Когда-то в северной столице немцы составляли одну из самых многочисленных национальных прослоек, в Петербурге издавались немецкие газеты, лютеранских церквей, немецких школ, гимназий и училищ было множество. На Васильевском острове немецкая речь звучала едва ли не чаще, чем русская.

Во время Первой мировой войны значительная часть немецкой колонии покинула новый фатерлянд, но изрядное количество немцев в городе осталось. И только перед началом Великой Отечественной, а точнее – в тысяча девятьсот тридцать девятом году практически всех немцев из Ленинграда выслали – кого в Казахстан, а кого и подалее.

Иван Францевич, тогда еще совсем ребенок, оказался вместе со своей матушкой Эльзой Карловной в соленых степях Каракалпакии. Отца увели из дома глухой ночью незадолго до их высылки, и больше о нем не было никаких известий.

Матушка со свойственными немецким женщинам решительностью и упорством обжилась на новом месте, научилась топить печь резаным камышом и сухим овечьим навозом, торговаться на рынке с худыми старыми узбечками за пару ячменных лепешек или стакан козьего молока для ребенка, доить задумчивых терпеливых верблюдиц и на казахский манер заматывать лицо черным платком, чтобы мелкий соленый песок не попадал в глаза и не скрипел на зубах.

Они жили в грязной саманной хижине с низким прокопченным потолком. Хозяйка хижины Зухра постепенно смирилась с их существованием и с их непохожестью и даже нашла в этом свои плюсы, поскольку Эльза Карловна хорошо шила, могла перешить или залатать любую старую кофту и даже соорудила для Зухры из чудом сохранившихся от прежней жизни батистовых лоскутков такую бесполезную в Каракалпакии вещь, как лифчик.

Зухра смотрела на лифчик с загадочной восточной улыбкой, никогда его не надевала, но вешала с гордостью на видном месте возле ярко начищенных медных кастрюль для плова.

У Зухры был еще один жилец из ссыльных – старый ювелир Моисей Аронович Фридман. Маленький Ваня Мюллер просиживал многие часы за занавеской у дяди Мони. У него не было никаких детских книг, и поэтому вместо «Всадника без головы» и «Острова сокровищ» мальчик читал старинные, переплетенные в телячью кожу и шагрень книги по огранке и распознаванию драгоценных камней.

Ювелир был очень одинок в соленых Аральских степях, он привязался к тихому внимательному светловолосому мальчику и вечер за вечером рассказывал ему увлекательные секреты своего древнего мастерства.

Оказалось, что у старика припрятано несколько неограненных камней из недорогих – аметисты, гранаты, раух-топазы, – и он дал Ване первые уроки шлифовки и огранки камней.

Эльза Карловна, несмотря на свою немецкую твердость, не перенесла страшного климата соленых степей, она заболела тяжелой лихорадкой и умерла в несколько дней.

Умирая, она сжимала своей сухой горячей рукой руку сына. В глазах ее была тревога за него, а старый ювелир сидел рядом на колченогой табуретке и повторял:

– Не волнуйтесь, не волнуйтесь, Эльзочка, будьте себе спокойны, я не дам мальчику пропасть.

И Эльза Карловна успокоилась навсегда.

Трое молчаливых казаков закопали ее в соленую землю Каракалпакии, а Моисей Аронович Фридман положил свою морщинистую руку на светловолосую голову немецкого мальчика и пообещал научить его всем секретам своего древнего ремесла.

С тех пор прошло шестьдесят лет, светловолосый немецкий мальчик состарился и поседел, но он очень хорошо помнил уроки своего старого учителя. И в Петербурге не было ювелира более умелого и авторитетного, чем Иван Францевич Мюллер.

К этому-то человеку и обратился Артем Зарудный, чтобы удостоверить надежность изумруда. Безусловно, это мог сделать и не такой классный специалист, но Зарудный хотел стопроцентных гарантий и поэтому обратился к самому авторитетному ювелиру.

Услуги Мюллера стоили дорого, в особенности потому, что Иван Францевич почти не покидал своего дома, а в этом случае он должен был приехать в ресторан «Золотой барашек», где была назначена встреча Зарудного с продавцом камня.

Миша Молоток приехал за стариком ювелиром к часу дня. По сравнению с отделанными по евростандарту квартирами и особняками новых русских жилище Мюллера показалось ему темноватым и запущенным – тяжелая старомодная мебель, пыльные бархатные портьеры… но массивная стальная дверь с первоклассными швейцарскими замками произвела на Мишу впечатление. В коридоре его встретил бессменный телохранитель ювелира Парфеныч, сам уже старик, но сильный и быстрый, как молодой борец, а также огромный кавказский пес Шторм. Парфеныч попросил Мишу сдать оружие, а кавказец при этом так выразительно обнажил клыки, что Молоток не стал спорить.

Иван Францевич ждал Мишу в своем кабинете. Как было уговорено, Миша передал ему аванс, подумав при этом, что пять тысяч долларов за получасовую поездку – это чересчур, но, в конце концов, это не его забота. Ювелир спрятал деньги в стол и последовал за гостем. Парфеныч присоединился к ним, оставив квартиру на Шторма и швейцарские замки.

* * *

Небольшой ресторанчик «Золотой барашек» знающие люди обычно называли «У Левы», по имени хозяина, жизнерадостного толстяка Левы Ашкенази. Левин ресторан славился замечательной кухней, за которую отвечал повар – армянин Хачик Айвазян, и тем, что «У Левы» можно было «забивать стрелки» и обсуждать любые серьезные дела, не боясь огласки, – все знали, что веселый еврей в деловых вопросах надежен и неразговорчив, как морской окунь.

Правда, год назад в его ресторане погибло несколько участников серьезной «стрелки», и среди них два крупных уголовных авторитета, но Лева в два счета доказал городской криминальной общественности свою непричастность к этому инциденту и вернул своему ресторану репутацию «идеального места встречи».

В этот день на дверях Левиного заведения висела аккуратная табличка «Закрытое мероприятие». Когда перед дверью остановилась машина Миши Молотка, дверь приоткрылась, на улицу выглянул один из Мишиных головорезов и, увидев своего шефа, открыл дверь пошире.

Иван Францевич Мюллер неторопливо, со старческим кряхтением выбрался из машины и в сопровождении верного Парфеныча проследовал в ресторан.

В уютном полутемном зале его ждали несколько человек. По уверенному, хозяйскому виду, по тому подобострастию, с которым к нему обращались окружающие, сразу можно было узнать Артема Зарудного. Остальные были его помощниками, его охранниками, его подручными, его шестерками.

Зарудный поднялся навстречу Ивану Францевичу и любезно протянул ему руку:

– Спасибо, что пришли!

Старик сделал вид, что не заметил протянутой руки, и недовольно скривился:

– Разве с вами поспоришь… Ну где же этот камень?

Иван Францевич кривил душой: на самом деле он удивительно легко согласился на предложение Зарудного, потому что ему хотелось посмотреть на изумительный камень, подержать его в своих руках. Как всякий настоящий ювелир, он испытывал к драгоценным камням сложные и глубокие чувства, сравнимые с любовью. Мюллер никогда не был женат и нисколько не жалел об этом. Ему трудно было представить себе, что рядом с ним ежедневно будет находиться женщина – капризная, болтливая, непостоянная, вечно чем-то недовольная, неприбранная по утрам… Другое дело – бриллианты, изумруды, сапфиры. Они молчаливы и прекрасны, верны своему хозяину, красота их неподвластна неумолимому бегу времени.

Однако перед клиентом ювелир не хотел показывать заинтересованность в работе, он хотел внушить тому, как дорого его время и в особенности его стариковский покой.

– Камень должны привезти с минуты на минуту. – Зарудный опустил повисшую в воздухе руку и сделал вид, что это был всего лишь небрежный жест. – Но я должен напомнить вам, что вы никогда и никому не должны говорить, что видели его. Никто не должен узнать об этом камне.

– Вы меня удивляете, – ювелир взглянул на Зарудного, как на ребенка, опрокинувшего на себя в гостях тарелку супа, – мне уже семьдесят лет. Неужели вы думаете, что я дожил бы до такого возраста, если бы не понимал таких элементарных вещей? Неужели вы думаете, что при моей профессии я не умею хранить чужие секреты?

– Извините, – Зарудный чуть заметно скривился, – я не хотел вас обидеть.

Я только хотел напомнить вам о важности этого момента.

Иван Францевич опустился на придвинутый ему стул, сложил на коленях тяжелые руки, покрытые мелкими стариковскими пигментными пятнами, и приготовился ждать.

– Может быть, кофе? – вежливо спросил Зарудный.

Он решил забыть отвергнутое рукопожатие и до конца оставаться вежливым со стариком. Ювелир помотал головой.

– Если только стакан боржоми.

Ровно через секунду высокий запотевший стакан с минеральной водой как бы сам собой возник перед ним на столике. Иван Францевич кивнул с высокомерной благодарностью и поднес стакан к губам. Он пил долго и с видимым удовольствием, но когда поставил стакан на стол, воды в нем почти не убавилось.

В полутемном зале наступила тишина.

Все ждали, не решаясь нарушить напряженное молчание.

Иван Францевич достал из жилетного кармана большие серебряные часы, отщелкнул крышку с монограммой, демонстративно посмотрел на циферблат.

И в то же мгновение в дверь ресторана постучали. Охранник ввел в зал пожилого сутулого мужчину в мятой шляпе с низко опущенными полями и с густой седоватой бородой.

– Это еще что за чучело? – удивленно спросил Зарудный.

– Дупель меня прислал, – хриплым голосом сообщил незнакомец, – по известному вам делу. Деньги приготовили?

– Деньги? – Зарудный окинул пришельца презрительным взглядом. – Камень-то у тебя при себе?

– Будут деньги – будет и камень!

Зарудный сделал своим людям едва уловимый жест, и те, заломив руки бородача за спину, начали его тщательно обыскивать.

При этом сам он держался совершенно спокойно, не сопротивляясь обыску и только тихо посмеиваясь в бороду.

Через несколько минут обыск закончили, и руководивший им Миша Молоток повернулся к Зарудному:

– Шеф, ничего нет. Ни камня, ни оружия.

– Я же сказал, – бородач насмешливо уставился на своих гостеприимных хозяев, – будут деньги – будет и камень!

– Господа! – подал голос Иван Францевич. – Я просил бы избавить меня от всех этих подробностей. Осмотреть камень – пожалуйста, но присутствовать при ваших разборках – увольте.

– Где камень? – прошипел Зарудный, угрожающе придвинувшись к незнакомцу.

– Ну что за люди! – простонал тот в ответ. – Я же ясно сказал: будут деньги – будет и камень!

– Ладно. – Зарудный мгновенно успокоился и махнул Мише: – Принеси ему деньги.

Молоток на минуту вышел из зала и вернулся с объемистым кожаным чемоданом. Он поставил чемодан перед седобородым, расстегнул замки. Тот, слегка крякнув, опустился на колени и начал перебирать толстые пачки стодолларовых купюр.

– Ты что – все будешь пересчитывать? – зло осведомился Зарудный.

– Нужно будет – и посчитаю. – Бородач бросил на него недовольный взгляд и снова углубился в содержимое чемодана, пробурчав под нос: – С чего бы мне вам на слово верить? Я и себе-то самому не слишком доверяю.

Через несколько минут он с кряхтением разогнулся и встал на ноги:

– Да, здесь все в порядке.

Зарудный махнул Мише, тот снова закрыл чемодан и оттащил его в сторону.

– Ну? – с нетерпением проговорил Зарудный. – Где же камень?

– Терпение! – отмахнулся от него бородач.

Он пересек зал, подошел к одному из столиков возле сцены и поднял настольную лампу. Засунув руку под ее основание, он достал оттуда крупный овальный предмет, подклеенный к лампе пластырем. Вернувшись к Зарудному, он протянул тому ладонь, на которой мягко переливался глубокий зеленый свет.

Зарудный, привычный ко всему, чуть слышно ахнул. Он взял камень и, прежде чем передать его Ивану Францевичу, подержал на ладони. Его чуть теплая тяжесть, глубокое свечение заворожили Артема.

Ювелир нетерпеливо кашлянул: ему тоже хотелось прикоснуться к этому светящемуся зеленому чуду. Зарудный сбросил с себя чары и протянул камень Мюллеру. Ювелир придвинул к себе настольную лампу, достал из небольшого кожаного саквояжа переносные весы, вставил в глаз черную трубочку ювелирного монокуляра и замер, поворачивая под ярким светом лампы огромный зеленый камень.

В зале снова стало удивительно тихо.

Все присутствующие не отрываясь смотрели на руки ювелира. Только один из охранников чуть слышно проговорил, обращаясь к Мише:

– Надо же, хитер мужик! Оказывается, камешек так тут и лежал, он его вчера, наверное, припрятал…

Молоток шикнул на парня и снова повернулся к священнодействующему ювелиру.

В полной тишине прошло еще около получаса. В позе и движениях ювелира исчезла напряженность. Он уже не изучал камень, не проводил экспертизу – он просто наслаждался им, любовался игрой света в его зеленой глубине.

– Ну что вы скажете, Иван Францевич? – не выдержал наконец Зарудный столь долгого ожидания.

Мюллер с сожалением положил камень на белую бумажную салфетку и поднял затуманенный взгляд. Прокашлявшись, он спросил:

– Вам нужно письменное заключение?

– Нет, пока достаточно устного. Каково ваше мнение?

– Это безусловно подлинный изумруд, весом около девяноста карат. Судя по цвету камня и некоторым характерным особенностям, очевидным для специалиста, место происхождения камня – Южная Америка.

Камень изумительной красоты и прозрачности, но в глубине его имеется необычный дефект, напоминающий постороннее вкрапление или пузырек воздуха. Впрочем, этот дефект не портит камня, а даже, на мой взгляд, придает ему дополнительную привлекательность – простите мне несвойственные специалисту излишне красивые выражения, но благодаря этому дефекту в глубине камня появляется как бы загадочное свечение…

– Это все, что вы можете сказать? – едва сдерживая волнение, перебил ювелира Зарудный.

– А что еще вас интересует? – Иван Францевич выглядел немного смущенным, как будто хотел сказать еще что-то, но не решался.

– Знаком ли вам этот камень? Я имею в виду, приходилось ли вам где-то встречать его описание?

– Именно об этом я и хотел сказать. – Голос Мюллера стал задумчив и неуверен. – В одной дореволюционной книге, которую я читал давно, очень давно, я читал описание изумруда, очень похожего на этот. Совпадают размеры, упоминался там и необычный дефект камня. Но, насколько я знаю, тот камень бесследно пропал сразу после революции…

Иван Францевич задумался. Он вспомнил саманный домик в Каракалпакии, завывание ветра за тонкой стеной, вонючий дым горящего в печи кизяка и старика-ювелира, переворачивающего страницы потрепанной старой книги. Как другие мальчики с волнением произносили имена знаменитых пиратов, мореплавателей, военачальников, так маленький Ваня повторял за своим учителем имена знаменитых алмазов и изумрудов – «Орлов», «Кохинор», «Глаз Ночи»…

Он поднял взгляд на молчаливо ожидающего Зарудного и уверенно сказал:

– Хотя я никогда не видел этого камня, а только читал его описание, но я не сомневаюсь – это изумруд «Глаз Ночи».

Глаза Зарудного радостно заблестели. Он достал из внутреннего кармана пиджака плотный конверт и протянул его ювелиру:

– Это ваш гонорар, Иван Францевич. Все, как мы с вами договаривались. Я очень вам признателен.

– Хорошо-хорошо. – Мюллер опустил глаза и поднялся со стула. Он чувствовал, что «торжественная часть» закончилась и дальнейшие действия Зарудного будут не так благопристойны, поэтому он еще раз взглянул на камень и проговорил: – А теперь, с вашего позволения, я откланяюсь. При дальнейших событиях мое присутствие нежелательно.

– Не смею вас задерживать, – сказал Зарудный.

Однако прежде чем Иван Францевич отошел от стола, на котором лежал, притягивая к себе все взгляды, изумруд, к этому столу подскочил седобородый посланец таинственного Дупеля. Одной рукой он схватил изумруд, а другой вцепился в рукав Ивана Францевича:

– Господин хороший! – завопил он с истеричной интонацией уличного попрошайки. – Не оставляйте меня с этой волчьей стаей! Разорвут они меня на кусочки!

Миша Молоток шагнул к наглому дураку, чтобы прекратить его бесполезную истерику, но старый телохранитель Мюллера Парфеныч оказался куда быстрее его.

Стряхнув руку бородача с рукава ювелира, он легонько ткнул нахала в бок, от чего тот, пролетев чуть не весь ресторанный зал, шлепнулся на пол, словно мешок тряпья.

– Учитесь! – насмешливо показал на Парфеныча Зарудный, оглянувшись на свою охрану. – Видите, как старая гвардия работает? Не вам чета! Вот разгоню вас всех, найду себе старика вроде него.

– Увольте меня от этого! – поморщился Мюллер, показывая на скорчившееся посреди зала тело.

– Да-да, – Зарудный кивнул ювелиру, – большое спасибо, я больше вас не задерживаю.

Иван Францевич с Парфенычем вышли из ресторана. Дверь за ними закрыли, и Зарудный с кривой, не предвещающей ничего хорошего ухмылкой повернулся к седобородому, который по-прежнему сидел на полу с затравленным и чрезвычайно несчастным – видом.

– Ну что, человек божий, зрители удалились, так что финита ля комедиа. Гони камешек! – Он протянул раскрытую ладонь.

– Какой камешек, какой еще камешек? – суетливо забормотал мужичонка, отползая к стене.

– Придержи его, Мишаня! – Зарудный повернулся к Молотку. – А то ведь ловок, бестия, как бы опять камень не спрятал, искать долго придется!

– Да где ему спрятать, – Молоток махнул рукой и направился к бородачу, – он же у нас на глазах всю дорогу!

Он наклонился, схватил мужичка за плечо и легко поднял на ноги, как будто тот был надувной куклой.

– Ну давай! А то отнимать буду – все пальцы переломаю!

Мужичок смотрел на Мишу испуганно и жалостно. Правая рука его была плотно сжата.

– Ну что ты как придурок какой-то. – Миша начал сердиться.

Он схватил бородача за руку и сжал костяшки пальцев. Тот вскрикнул, пальцы разжались, и Миша подхватил овальный зеленый предмет. Он осторожно взял его двумя пальцами и шагнул к Зарудному:

– Вот он, босс!

– Что? – Зарудный протянул руку, и лицо его перекосилось. – Что ты мне даешь?

Миша пригляделся к зеленой вещице, которую передал хозяину, и его прошиб холодный пот. Даже он увидел, что на ладони у Зарудного лежала простая стекляшка.

– Хитрый, да? – прорычал Зарудный, поворачиваясь к бородатому мужичку. – Думаешь, хитрее меня? Ты кретин! Ведь правильно ты сказал – мы тебя разорвем на кусочки! И никто тебе не поможет! Никакой твой Дупель хитромудрый тебя отсюда не вытащит! Говори, сука, куда камень спрятал! – Бородатый мужичок затрясся от страха, отшатнулся от Зарудного, затравленно оглядываясь по сторонам.

– Да куда он мог его деть! – Миша Молоток, чувствовавший свою долю вины за то, что не уследил за посланцем Дупеля, подпустил его к камню, подошел к мужичку, встряхнул его и зашарил ловкими руками по его одежде. – Сейчас мы живо этот камешек найдем! Он же здоровый, не иголка!

В это время на улице послышалось приближающееся завывание пожарных сирен.

– Это еще что такое? – Зарудный подозрительно оглянулся на окно. – Это что за хреновина?

– Горит где-то по соседству, – предположил один из охранников.

– Да где же он, где этот чертов камень! – Миша Молоток в остервенении обшаривал безучастно стоящего бородача.

– По соседству, говоришь? – Зарудный повернулся к двери, ведущей в подсобные помещения ресторана. Охранники проследили за его взглядом и увидели выбивающиеся из-за этой двери тонкие струйки дыма. Один из охранников бросился к этим дверям и, прежде чем его успели остановить, распахнул их. Из подсобного помещения повалили густые клубы дыма и тут же наполнили ресторанный зал.

– Идиоты! – злобно выкрикнул Зарудный и тут же зашелся приступом кашля.

Сирены пожарных машин завывали уже возле самого ресторана.

Зарудный вскочил, пораженный неожиданной догадкой. Он шагнул к сжавшемуся от страха бородачу и вцепился в его седоватую бороду.

– Что вы такое делаете! – взвизгнул тот и попытался отскочить в сторону, но Миша Молоток схватил его за локти и придержал, пока Зарудный злобно дергал его за бороду.

Усилия Артема увенчались успехом, и накладная клочковатая борода осталась у него в руках. Под фальшивой растительностью стал виден край резиновой маски. Зарудный подцепил эту маску ногтями и резко рванул.

Казалось, само лицо незнакомца осталось у Зарудного в руках, как будто он сорвал с этого человека кожу. Под мягкой пластичной резиной открылось другое лицо, другая кожа – глянцевая, темно-коричневая…

– Мать твою! – Миша Молоток от удивления широко раскрыл глаза. – Да никак это негр!

Дверь ресторана затряслась под тяжелыми ударами. Стоявший у входа охранник, растерянно оглянувшись на Зарудного, потянулся за пистолетом, но дверь уже распахнулась, и в зал ворвалась целая толпа пожарных в защитных костюмах и кислородных масках. Один из них, по-видимому, старший, прокричал голосом, искаженным респиратором:

– Локализовать источник возгорания! Всех пострадавших немедленно вынести из помещения!

Не слушая возражений и не обращая внимания на сопротивление людей Зарудного, пожарные хватали их поодиночке, силой укладывали на носилки и выносили из зала.

В этой суматохе Зарудный на долю секунды выпустил загадочного негра из поля зрения, а когда снова увидел его – негр торопливо натягивал на себя защитный костюм пожарного. Артем выхватил пистолет и хотел выстрелить в него, но в эту секунду на его голову обрушился удар кулака в тяжелой асбестовой рукавице.

Все окружающее поплыло у него перед глазами, и на какое-то время он утратил контроль над происходящим. Когда же в голове прояснилось и окружающие предметы обрели первоначальную четкость, вокруг Зарудного толпились только люди в защитных комбинезонах, которых совершенно невозможно было отличить друг от друга.

Зал наполнился темными клубами едкого дыма, и Артем Зарудный почувствовал, что еще немного – и он задохнется. Повернув раскалывающуюся от боли голову, он увидел Мишу Молотка, которого четверо пожарных общими усилиями пытались уложить на носилки. Миша сопротивлялся из последних сил, задыхаясь и кашляя от наполнявшего зал дыма, но при этом прижимал к своей груди кожаный чемодан с деньгами.

«Есть еще на свете по-настоящему преданные люди», – удовлетворенно подумал Зарудный, перед тем как окончательно потерять сознание.

* * *

Получасом позже в кабине пожарной машины, остановившейся в укромном тупичке неподалеку от расположения отряда пожарной охраны, происходил темпераментный торг.

– Ну, ребята, вы же все-таки пожарные, а не рыночные торговцы! – взывал к совести бравых парней в пожарной униформе худощавый бедно одетый негр, говоривший по-русски без всякого акцента и с большим чувством. – Ну я ведь и так очень хорошо вам заплатил!

– А ты подумай, браток, если бы немножко опоздали, тебе эти козлы уже башку твою черную отвинтили бы! – втолковывал негру широкоплечий парень с огромными руками, густо покрытыми сложной татуировкой. – А мы вовремя подоспели и раньше остальных бригад в ресторан ворвались! Как на танке в Берлин!

– Еще бы не раньше! – Негр яростно жестикулировал, и казалось, еще немного – и он сорвет с головы свою бесформенную шерстяную шапочку и начнет топтать ее ногами, как торгующийся с седоком дореволюционный извозчик. – Еще бы не раньше, если остальные бригады выехали по вызову, а вас я заранее предупредил о «возгорании»! Вы ведь небось еще и благодарность от начальства получите за то, что первыми подоспели на пожар и ликвидировали очаг возгорания! Хотя чего там было ликвидировать, если всего-то одна дымовая шашка валялась да стопка старых газет горела для правдоподобия?

– Да где тебе, негру, русскую душу понять! – с горечью произнес плечистый татуированный пожарник, чувствуя, что упорный заказчик вряд ли отступит.

Как ни странно, именно этот аргумент подействовал на темнокожего авантюриста, и он с тяжелым вздохом протянул пожарному еще одну стопочку зеленых купюр.

– Ладно, – произнес он напоследок, – чего я, правда, торгуюсь, как на базаре, ведь вы же действительно меня спасли…

В это же самое время Иван Францевич Мюллер в сопровождении своего верного телохранителя Парфеныча неторопливой прогулочной походкой приближался к своему дому.

В душе у него боролись противоречивые чувства.

С одной стороны, он был удовлетворен сегодняшней работой: ему хорошо заплатили, он показал себя во всем блеске профессионального мастерства, кроме того, получил огромное удовольствие, подержав в руках уникальный, бесценный изумруд, безусловно, лучший драгоценный камень из всех, какие ему довелось видеть за свою долгую жизнь.

Но с другой стороны – он не сомневался, что, стоило ему уйти из ресторана, камень отобрали у того странного бедно одетого седобородого человека, ничего ему не заплатив, а может быть, и убили его…

В конце концов, Ивана Францевича это совершенно не касалось, а тот человек сам виноват – нельзя вести себя так глупо, лезть самому прямо в логово хищников, но все равно в душе у старого ювелира остался мутный осадок, что-то вроде угрызений совести…

Возле самого подъезда навстречу Мюллеру попалась худая сгорбленная старуха, закутанная до самых глаз в темный платок, как закутывались старые женщины в соленых степях Каракалпакии когда-то давным-давно, в позапрошлой жизни.

Поравнявшись с ювелиром, старуха споткнулась и ухватилась за его рукав. Парфеныч быстро шагнул к ней, чтобы защитить своего хозяина, но Иван Францевич успокаивающим жестом остановил его. Ему показалось, что далекое детство, забытое прошлое прикоснулось к его руке.

Ювелир запустил руку в карман и, вытащив оттуда несколько монет, сунул в руку старухе, словно хотел откупиться этой мелочью от своего назойливого прошлого…

* * *

– Вот тогда я испугалась! – со смехом рассказывала Лола своему напарнику. – Старуху я неплохо изобразила, лицо подгримировала да еще платком замоталась до самых глаз, сгорбилась на совесть – в общем, Станиславский, и тот мне поверил бы, но руки трудно загримировать в домашних условиях, и когда ювелир стал мне свою дурацкую мелочь совать, я решила, что сейчас он меня расколет, но он был какой-то задумчивый и ни на что внимания не обратил.

– Ну даже если бы он что-то и заподозрил, вряд ли стал бы тебя на улице бить или допрашивать.

Леня разговаривал со своей напарницей, осторожно снимая с лица тампонами, смоченными растворителем, темный устойчивый грим, превративший его в негра.

– Ну не скажи! – Лола обиделась, что Маркиз не хочет признавать огромного значения и несомненной опасности проведенной ею части операции. – Если бы ювелир заметил, что я у него из-под подкладки рукава вытащила камень, я думаю, он бы просто озверел! А телохранитель у него, хоть и старик, а тот еще головорез!

– Ну ты же у меня умница, – примирительно проговорил Маркиз, осторожно проходясь тампоном под глазами, – но согласись, что моя идея с двойной маскировкой была гениальной! Когда Зарудный сорвал с меня первую маску и увидел черное негритянское лицо, он так удивился, что ему не могло даже в голову прийти, что это тоже маска!

Лола в который раз подумала, что ни один мужчина не может обойтись без самолюбования, и если окружающие не восхищаются им хотя бы один или два раза в день, он может завянуть, как комнатный цветок без полива и ухода. Поэтому она состроила на своем лице выражение искреннего восхищения и нежно пропела:

– Ну Ленечка, ты, как всегда, ге-ниа-лен!

Леня подозрительно покосился на нее, но не заметил в лице иронии и успокаиваясь продолжил:

– А разве я плохо придумал – спрятать камень на одежде ювелира и использовать его как курьера?

– А если бы Зарудный или его люди заметили подмену камня раньше, чем ювелир ушел?

– Ну во-первых, они не стали бы при нем устраивать серьезные разборки – ювелир не хотел присутствовать при этом, да и Зарудному не нужен был такой свидетель. Да и вряд ли им пришло бы в голову обыскивать старика… Разве что у Зарудного чутье, как у собаки.

– Кстати о собаках; – Лола озабоченно огляделась, – ты не удивлен тем, что Пу И не встретил нас сегодня? Он всегда ждет нас у дверей, а сейчас его что-то не видно. Пу И, мальчик мой, ты где?

– Да брось ты, – Леня еще раз прошелся по лицу влажным тампоном и придирчиво оглядел себя в зеркале, – найдется, сама посуди, куда он мог деться?

– Какой ты черствый, бездушный! – Лола едва не плакала. – Да и я-то хороша! Ведь знала же я, что его ни в коем случае нельзя оставлять одного, что он не выносит одиночества! У него такая нежная, ранимая душа! Пуишечка, дорогой, отзовись!

Она переходила из комнаты в комнату, заглядывала под шкафы и диваны и звала своего четвероногого любимца все более и более взволнованным голосом.

Наконец вернувшись к Маркизу, она встала перед ним, уперев руки в бока, и гневно произнесла:

– Если он умер от одиночества, я этого не переживу! И тебе этого никогда не прощу, – добавила она с чисто женской логикой.

– Ну подожди, – Леня отложил тампоны и встал, – никуда он не делся. Сейчас мы его найдем!

Вдруг Лола побледнела и схватила Маркиза за руку:

– Я все поняла! Его похитили!

– Еще не легче! – Леня посмотрел на нее, как на душевнобольную. – Ну скажи на милость, какому идиоту понадобилось похищать твоего ненаглядного барбоса?

– Зарудному, – мгновенно ответила Лола и тут же добавила: – Сам ты барбос!

– Ну и зачем, по-твоему, Зарудному понадобился Пу И?

– Сейчас он позвонит и предъявит нам какие-нибудь требования. Скорее всего потребует отдать изумруд, и нам придется его отдать, чтобы спасти несчастного Пу И…

– Слушай, дорогая моя, боюсь, ты слишком много смотрела боевиков по телевизору и по видео. Если бы Зарудный знал, где мы с тобой живем, и знал к тому же, что это именно мы причастны к истории с изумрудом, он давно уже был здесь со своими головорезами и пытал не Пу И, а нас с тобой… Кстати, тебе не кажется, что вот эта коробка из-под торта только что лежала в другом углу комнаты?

Лола испуганно уставилась на Маркиза и спросила:

– Ленечка, у тебя нет температуры? Может быть, на тебя так повлиял перенесенный стресс?

Она подошла к Маркизу и потрогала его лоб.

– Да нет, температура, кажется, нормальная…

– Ты что, думаешь, у меня начались галлюцинации? Посмотри сама, если не веришь!

Лола повернулась в направлении Лениного взгляда и в изумлении уставилась на большую коробку из-под торта, которая медленно ползла вдоль стены по направлению к кухне.

– Ой, правда! Она двигается!

Маркиз в два шага догнал коробку и поднял ее. На него уставились два смертельно обиженных карих глаза.

– Пуишечка! – Лола оттолкнула Маркиза и бросилась к своему любимцу.

Пу И тоненько заскулил и лизнул хозяйку в нос.

– Дорогой мой, эта противная коробка свалилась на тебя, и ты никак не мог из-под нее выбраться, а противные хозяева не хотели тебе помочь!

– Да, прямо! – насмешливо перебил ее сюсюканье Леня. – Неужели ты думаешь, что он такой слабосильный, что не мог сбросить эту коробку? Да он просто из хулиганских соображений под нее забрался, чтобы заставить тебя понервничать!

– Даже если он сделал это нарочно, – возразила Лола, нежно прижимая к груди чихуахуа, – то вовсе не из хулиганских соображений, а от обиды на нас – за то, что мы оставили его в одиночестве!

* * *

…Артем Зарудный пребывал в состоянии крайней озлобленности. Изумительный камень, редчайший изумруд, бесценный «Глаз Ночи» уже был в его руках, он убедился в его существовании, – и этот камень уплыл из-под самого носа, подразнив своим зеленым сиянием… Зарудный был бы рад сорвать на ком-нибудь свою злобу, да не было под рукой подходящего кандидата.

Миша Молоток в истории с камнем доказал свою преданность, спас из огня и дыма чемодан с деньгами и тем самым здорово помог своему боссу, потому что деньги в чемодане были чужие, изъятые Зарудным из крупной совместной финансовой операции, и если бы они пропали – Зарудному пришлось бы плохо, очень плохо. Поэтому на Мишу Зарудный вину за провал операции не сваливал. Сам хозяин ресторана, Лева Ашкенази, был вообще ни при чем – он пустил Зарудного с людьми в свое заведение, и все остальное его совершенно не касалось.

Так что винить оставалось только самого себя, а на такое мало кто способен.

Зарудный ходил по своему кабинету, как тигр по клетке, злобно посматривая по сторонам, и думал. Теперь камень трудно будет заполучить. А он нужен, просто жизненно необходим! Финансовое положение Зарудного осложнялось, ему остро необходим был срочный и большой кредит, а банки как сговорились – их руководители под благовидными предлогами уклонялись от встреч с Зарудным, а без санкции руководителей нечего было и думать о кредите. В последнее время у Зарудного возникло стойкое ощущение, что против него ведется позиционная борьба, кто-то из крупных воротил финансового мира интригует, пытаясь потопить корабль его бизнеса…

«Узнать бы, кто, – думал Зарудный, злобно уставившись в окно кабинета, – растоптал бы гада…»

И в это мгновение у него на столе заиграл веселый мотивчик. Зарудный вздрогнул и поднял глаза. Не сразу он вспомнил, что накануне положил туда мобильный телефон, который оставил ему для связи неуловимый Дупель, ловкий мошенник, который сумел обвести его вокруг пальца в истории с изумрудом.

Зарудный поднял телефон и ответил.

Злость, звучавшая в его голосе, могла бы расплавить айсберг средней величины.

– Зарудный слушает!

– Мой чернокожий друг просил передать вам пламенный привет!

– Достану я тебя вместе с твоим черножопым другом! – рявкнул Зарудный.

– Ой, как страшно, – хихикнул голос в трубке, – а что бы вы, интересно, хотели – чтобы мы вам отдали камень за здорово живешь и удовлетворились приятными воспоминаниями? Ведь признавайтесь – вы и не собирались отпускать моего друга с деньгами!

Зарудный промолчал: оба они прекрасно понимали, что Дупель прав.

– Короче, – голос Дупеля стал сухим, как полдень в Сахаре, и твердым, как политика Маргарет Тэтчер, – вы по-прежнему заинтересованы в камне?

– Да, – ответил Зарудный, с трудом справившись с ненавистью, бушевавшей в его душе.

– Но на этот раз обмен будет происходить на моих условиях. Ваш эксперт подтвердил подлинность камня, – последняя фраза прозвучала не как вопрос, а как утверждение, – но цена его на этот раз будет выше.

– Это еще почему?

– По двум причинам. Во-первых, потому что теперь вы точно знаете, чего этот камень стоит. И, во-вторых, в качестве моральной компенсации за попытку кинуть меня.

– Сволочь! – прошипел Зарудный.

– Сам такой! – парировал его собеседник.

– И насколько же поднялась цена?

– Ровно в два раза! – невозмутимо ответил Дупель. – Теперь изумруд стоит миллион долларов.

– Ты совсем сбрендил! – рявкнул Зарудный. – Где я возьму такие деньги?

– Это ваши проблемы, – холодно ответил голос в трубке. – Вы прекрасно понимаете, что камень стоит гораздо больше.

Зарудный понимал. Зарудный отлично это понимал. Камень был его последней надеждой спасти свою финансовую империю.

Получить изумруд, продать его англичанину за несколько миллионов… Камень подлинный, теперь он в этом уверен.

Но где взять деньги? До сих пор он надеялся отобрать изумруд у Дупеля силой, но теперь, похоже, за камень придется заплатить. А свободных больших денег у него не было…

Оставалось снова воспользоваться деньгами финансовых партнеров – выдернуть их из бизнеса. Правда, на этот раз риск был еще большим – деньги вернутся назад только после реализации камня: Риск был огромным, но в случае успеха прибыль тоже светила большая, и Зарудный решился.

– Я согласен.

– Отлично, – прозвучал голос в трубке. – Я знал, что вы разумный человек. Только имейте в виду: не нужно пытаться обмануть меня, если вы действительно хотите получить изумруд.

– Хватить болтать! – прервал Зарудный собеседника. – Говорите, где и когда.

– Завтра утром в одиннадцать тридцать вы должны подъехать со стороны города на двенадцатый километр Киевского шоссе. Вы должны быть на одной машине, понятно? На одной! Если машина будет не одна, никакой обмен не состоится!

В трубке раздался сигнал отбоя. Зарудный злобно скрипнул зубами и швырнул мобильник на пол.

Этот козел позволяет себе диктовать условия! Да кто он такой? Что он о себе воображает?

И Зарудный вынужден был ответить самому себе: в руках у этого гада камень, поэтому он и держится так нагло. Если бы не острая необходимость в свободных деньгах для погашения срочных долгов и для участия в крупной сделке совместно с влиятельными и очень опасными людьми – Зарудный не стал бы играть на условиях Дупеля… Ну ничего! Он снова скрипнул зубами. Завтра этому гаду мало не покажется! Он думает переиграть самого Зарудного? Посмотрим, кто кого! Против лома нет приема!

* * *

На следующее утро Зарудный был на ногах ни свет ни заря. Он распорядился, чтобы Миша Молоток отобрал лучших людей, лично раздал им оружие и бронежилеты, тщательно проверил «шестисотый» «мерседес», и за час до назначенного времени машина выехала на место встречи.

В «мерседесе» сидели Молоток, трое отборных бойцов из личной охраны Зарудного и сам шеф, который хотел непременно присутствовать при последнем акте драмы.

На условленном месте Дупеля пока не было – до назначенного времени оставалось почти полчаса. Зарудный вышел из «мерседеса», чтобы размяться и внимательно осмотреть место встречи, убедиться, что Дупель не устроил здесь какую-нибудь ловушку в своем духе.

Утро было тихое и солнечное, на редкость приятное для ноября. На шоссе было удивительно мало машин, необычно мало для такого часа, причем чем ближе подходило время встречи, тем пустыннее становилось шоссе.

Зарудный почувствовал легкое беспокойство. Обычно этот участок дороги, расположенный близко к городу и совсем рядом с международным аэропортом, был буквально забит машинами.

Еще раз оглядевшись, Артем подошел к «мерседесу» и окликнул Мишу. Молоток выбрался из машины и остановился перед боссом в ожидании распоряжений.

– Что-то больно машин на шоссе мало, – настороженно проговорил Зарудный.

– Сегодня в Питер президент Камеруна прилетает, – сообщил Молоток, – наверное, поэтому перекрыли движение.

– Перекрыли движение? – настороженно повторил Зарудный. – Ты что же мне про этого гребаного президента заранее не сказал? Ох, не нравится мне все это!

И в это самое мгновение из-за поворота, где ответвление шоссе уходило к терминалам аэропорта, показались «Жигули» с затемненными стеклами и милицейским маячком на крыше.

Зарудный и Молоток во избежание недоразумений сели в свою машину. «Жигули» с маячком поравнялись с «мерседесом» Зарудного, стекло на передней двери опустилось, и Зарудный увидел знакомую по ресторану «Золотой барашек» физиономию с клочковатой седой бородой.

– Здорово! – с наглой усмешкой приветствовал команду в «мерседесе» седобородый. – Деньги приготовили?

– Я смотрю, борода у тебя снова отросла? – ответил Зарудный. – Говори лучше, где камень!

– Камешек – вот он! – Бородач показал коробочку черного дерева, приоткрыл ее на несколько секунд.

Зеленое сияние чуть не ослепило Зарудного.

– Готовность номер один, – вполголоса произнес Артем, повернувшись к своим бойцам.

Они достали короткие десантные автоматы, приготовили их к бою. Миша Молоток открыл дверцу «мерседеса», вышел из машины с большим кожаным чемоданом в руках. Бородач выбрался из «Жигулей», открыл чемодан и поспешно ознакомился с его содержимым.

– Все готовы? – Зарудный снова повернулся к своим бойцам. – Сейчас Молоток возьмет камень, потом он пригнется, и вы сразу открываете огонь на поражение по машине и по этому бородатому козлу. Миша с камнем и чемоданом садится в машину, и мы в темпе удираем…

– Шеф, а это что такое? – испуганно проговорил шофер «мерседеса», показав рукой на дорогу к аэропорту.

С той стороны к шоссе приближалась вереница черных лимузинов, сопровождаемая эскортом мотоциклистов в бронекостюмах и с автоматами. До этой колонны оставалось не больше ста метров.

Зарудный заревел от злобы и бессилия, как раненый медведь. Устраивать перестрелку перед целой ротой правительственной охраны было равносильно самоубийству – их самих немедленно изрешетили бы пулями.

Миша Молоток тоже увидел приближающуюся колонну и замер в растерянности, переводя взгляд с дороги на «мерседес» шефа. Бородач, для которого происходящее явно не было неожиданностью, схватил чемодан с деньгами и бросил его на заднее сиденье «Жигулей».

– Камень! – заорал Зарудный Мише, чуть не по пояс высунувшись в окно «мерседеса».

Молоток кинулся к бородачу, угрожающе размахивая кулаками. Доставать оружие на глазах бойцов правительственной охраны он не решился – его бы тут же расстреляли.

Седобородый молча протянул Мише коробочку, вскочил в «Жигули», маячок на крыше машины заработал и раздался властный голос, усиленный мегафоном:

– «Мерседес», регистрационный номер такой-то, немедленно освободить проезжую часть!

Миша бросился к «мерседесу». Как только он вскочил в машину, шофер тронулся с места и съехал на обочину, освободив дорогу эскорту камерунского президента, впереди которого ехали «Жигули» с включенным милицейским маячком на крыше.

– Сволочь хитрозадая! – злобно проговорил Зарудный, провожая взглядом последние машины правительственной колонны, удаляющиеся в направлении города. – Опять он вывернулся!

– Но камень-то мы получили, – жизнерадостно отозвался Миша Молоток.

– Получили, – недовольно подтвердил Зарудный, открывая коробочку черного дерева, – камень получили, а деньги отдали… Деньги большие, и, между прочим, чужие. Пока еще я камень реализую, где деньги взять?

Миша Молоток промолчал, понимая, что босс разговаривает сам с собой и никакого ответа не ждет, но на лице телохранителя достаточно ясно было написано, что деньги – это проблемы самого Зарудного, а он, Миша, добросовестно выполнил свою часть работы.

Зарудный между тем вынул камень из черной коробочки и недоверчиво уставился на него.

– Что-то мне этот камешек не нравится, – проговорил он, холодея от недоброго предчувствия.

– Как? – всполошился Молоток. – Его же ювелир смотрел, старичок сказал – настоящий камень…

– Ювелир смотрел не этот камень, – с холодной яростью как недоумку, проговорил Зарудный, – ювелир смотрел камень в ресторане. Его после этого сто раз заменить могли.

– По-моему – хороший камень, красивый, – испуганно проговорил Миша. – Тот раз, когда был поддельный, так сразу видно было…

– Много ты понимаешь! – прошипел Зарудный. – К ювелиру! Немедленно!

* * *

Миша нажал на кнопку звонка. Брякнула заслонка глазка, и голос Парфеныча за дверью недовольно произнес:

– Вы почему без предупреждения?

– Парфеныч! – Миша подошел вплотную к двери. – Пропусти нас к Ивану Францевичу, очень нужно! Мы долго не задержим!

– Куда вы целой-то толпой, – недовольно пробурчал старик, – сейчас доложу ему, только сразу говорю – больше двоих не пущу. Остальные пускай вниз уйдут, а то я дверей не открою.

Зарудный кивнул, и бойцы спустились по лестнице. На площадке перед дверью остались только сам Зарудный и Молоток. Через минуту заскрипели засовы, и дверь приоткрылась.

Зарудный вошел в квартиру и сразу попятился: перед ним, рыча и вздыбив шерсть на загривке, стоял огромный пес – кавказская овчарка.

– Не боись, – усмехнулся Парфеныч. – Шторм – он ученый, он не тронет… пока я не велю. Только оружия не любит и резких движений. Так что вы идите за мной, не торопясь, все и будет хорошо.

Парфеныч спокойно двинулся в глубину квартиры, Зарудный с телохранителем направились следом, грозный Шторм замыкал шествие.

Подойдя к кабинету хозяина, Парфеныч открыл дверь и пропустил гостей вперед.

– А мы со Штормом рядом будем, – напутствовал он Зарудного, – если что…

Иван Францевич сидел за массивным столом красного дерева и разглядывал через лупу какую-то старинную монету.

Посетителей он как будто и не заметил.

Зарудный невольно вспомнил давние советские времена, когда каждый начальник при появлении посетителя углублялся в бумаги и делал вид, что невероятно занят.

Наконец Иван Францевич поднял взгляд и удивленно уставился на гостей.

– Чем обязан? – проговорил он с вежливой старомодной интонацией.

– Не посмотрите ли камешек? – Зарудный с удивлением расслышал в собственном голосе заискивающие нотки.

– Да я вроде уже смотрел ваш изумруд. – Ювелир откинулся на спинку кресла и удивленно воззрился на Зарудного. – Или у вас сомнения возникли?

– Вот я хотел уточнить, тот ли это камень, что вы смотрели? – Артем выложил изумруд на стол перед стариком.

Тот снова вставил в глаз монокуляр и наклонился над камнем.

– Неплохо, – пробормотал он себе под нос, – очень даже неплохо…

Зарудный почувствовал, как сжавшее его сердце ужасное подозрение понемногу отпускает.

Ювелир распрямился, поднял глаза на гостя и с одобрением произнес:

– Неплохая работа. Сразу видно – хороший грамотный мастер делал.

– То есть… – Зарудный растерялся: Иван Францевич вроде бы одобрял увиденное, но говорил что-то не то, в его голосе не было прежнего священного восторга перед чудом природы, а только похвала какому-то неизвестному мастеру.

– То есть, – повторил Зарудный, чувствуя, как его сердце снова сжимает холодная рука ужасного подозрения, – это не тот камень, который вы смотрели прошлый раз?

– Да это вообще не камень, – пожал плечами ювелир, – это стеклянный страз, подделка, но очень хорошо изготовленная. Передайте мастеру мои поздравления. Работа первоклассная.

– Поздравления? – прорычал Зарудный. – Да я бы этого гада задушил своими руками!

Дверь кабинета открылась, на пороге стоял Парфеныч, рядом с ним, натягивая короткой поводок, задыхался от ярости Шторм.

– Иван Францевич, как тут – все в порядке? – осведомился старый телохранитель. – А то я слышу – тут вроде голос повышают, а Шторм этого не любит…

– Все в порядке, – кивнул ювелир. – Наши гости уже уходят… Проводи их, Парфеныч.

* * *

Столик, за которым разместились Лола, Маркиз и Вячеслав Ангелов, обслуживал тот же самый усатый официант, который работал в тот вечер, когда Леня ужинал здесь с Татьяной Коноплевой. Маркиз заметил в глазах официанта узнавание, но дальше взгляда дело не пошло: узнавать посетителей можно только тогда, когда они сами этого хотят.

– Что вы скажете об эскалопе из телятины с сыром и лимоном? – обвел Леня взглядом своих соседей по столику.

– Прекрасный выбор, – скромно подал голос официант, – позволю себе предложить перед ним на закуску салат из морепродуктов под соусом карри с дольками ананаса и киви.

Ангелов равнодушно кивнул, а Лола посмотрела на Маркиза с любопытством:

– Ленечка, когда ты успел так поднатореть в итальянской кухне?

– В этом ресторане началась история «Глаза Ночи», здесь она и закончится. – Леня снова повернулся к официанту и сказал: – Я надеюсь, у вас есть не только итальянские вина? Мы предпочли бы бутылку белого бордо.

– Конечно. – Официант слегка поклонился и исчез.

Маркиз поднял глаза на стеклянную крышу ресторана, проследил за полетом птицы и с удовлетворенным вздохом произнес:

– Итак, эта история закончилась. Вот здесь, Вячеслав, ваши дивиденды, треть о полученных нами денег, как мы договаривались, без налогов – триста тридцать три тысячи. – Он придвинул к стулу Ангелова дорогой коричневый портфель свиной кожи. – Кстати, этот портфель в свое время тоже сыграл роль в нашей истории…

– Это необязательно, – снова слегка поморщился Ангелов, – для меня важнее то, что известное нам лицо окончательно повержено и вряд ли сможет подняться на ноги. Хотя, впрочем, деньгам всегда найдется применение…

– Еще бы. – Лола слегка блеснула глазами.

– Моральная выгода у нас тоже одинаковая, – усмехнулся Маркиз, – мы все очень рады падению «известного лица». А вы уверены, что он действительно в полном дерьме? Ведь, казалось бы, сумма по его масштабам не слишком большая.

– Уверен, – Ангелов чуть заметно улыбнулся, и Леня увидел по этой улыбке, что перед ним сидит такой же опасный хищник, как Зарудный, разве что более порядочный и обаятельный. – Когда ему понадобились деньги, он обратился в несколько банков, но я заранее переговорил с их руководством, и Артему всюду отказали, а собственных свободных средств у него не было. Тогда ему пришлось залезть в деньги своих компаньонов, а это, уверяю вас, публика на редкость кровожадная, и когда они узнают, что он спустил их денежки, от бедняги только перья полетят…

– Ну и поделом! – закончил Маркиз деловую часть разговора, заметив приближающегося к столику официанта.

* * *

Зарудный сидел в своем кабинете, тупо уставившись на картину художника Стрелкина, закрывавшую кабинетный сейф. На столе перед ним стояла наполовину опустошенная бутылка французского коньяку, а на душе у него было тускло и безрадостно.

Он понимал, что потерпел полный крах.

Конечно, ему принадлежали акции многих предприятий, топливных, транспортных и финансовых компаний, но свободных денег совсем не было, более того, он рискнул в операции с изумрудом чужими деньгами, деньгами могущественных и влиятельных людей, и если они сейчас потребуют возвратить свои деньги, он вынужден будет отдать свои акции за бесценок, и его финансовая империя рухнет, как падают от незначительного толчка поставленные в ряд костяшки домино…

Зарудный налил еще полстакана коньяку и только было поднес стакан к губам, как на столе у него зазвонил телефон. Ничего хорошего он от телефонных звонков не ждал и поэтому не сразу взял трубку.

– Что не отвечаешь? – раздался в трубке властный хрипловатый голос. – Скрываешься? От меня не скроешься.

Ладони Зарудного стали влажными: этого человека он боялся больше всех, в его руках были сосредоточены огромная власть, огромная сила и огромные деньги… и его деньгами Зарудный тоже рискнул. Рискнул и проиграл.

– Что вы, Артур Филаретович, – дрожащим растерянным голосом проговорил Зарудный, – зачем мне от вас скрываться?

– Зачем? Это ты хорошо знаешь, зачем! Что за бардак ты у себя устроил? В какую авантюру ввязался?

– Что… что вы имеете в виду?

– Ты дураком-то не прикидывайся! Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду! Прокололся с камнем?

Зарудный закрыл глаза. Он был в отчаянии. Кто заложил его? Кто растрепал про его провал с изумрудом?

Человек с властным хрипловатым голосом почувствовал его отчаяние, его страх, и явно получил от этого удовольствие. В голосе его послышались довольные нотки хищника, играющего со своей жертвой.

– Что, думал, я не узнаю? Нет, шалишь, я все узнаю! От меня ничего не утаишь! Ну что, завтра приедешь ко мне в Юкки, поговорим, разберемся, как будешь долг отдавать…

В трубке послышались гудки отбоя.

Зарудный представил, как будут развиваться события. Завтра этот матерый хищник отберет у него за долги все имущество, а потом отдаст его, разоренного и выпотрошенного, на растерзание остальным кредиторам. Как в мире хищников – сначала насыщается лев, а потом он отдает остатки своего пиршества гиенам.

Зарудный застонал. Он нажал кнопку вызова телохранителя – ему хотелось приказать Мише Молотку разобраться со своим персоналом и выяснить, кто из охранников заложил шефа, кто передал его кредиторам историю с изумрудом.

На сигнал никто не появился. Чувствуя неладное, Зарудный начал подряд нажимать все кнопки вызова, наконец дверь кабинета приоткрылась, и на пороге появилась горничная – испуганная, растрепанная, с размазанной тушью.

– Где Молоток? – рявкнул Зарудный. – Почему не является на вызов?

– Михаил Евгеньевич час назад вещи собрал и уехал, – скороговоркой доложила горничная, – и ребята почти все с ним… А кто не с ним, те тоже уехали… И нельзя ли мне, Артем Николаевич, получить за последнюю неделю? Я вообще-то хотела… меня к модельеру Стаканскому приглашали…

– Вон! – заорал Зарудный и запустил в горничную стаканом. – Все убирайтесь вон! Сволочи! Крысы! Мерзавцы!

Он понял, что заложил его верный Миша.

* * *

Маркиз открыл дверь своим ключом, он был уверен, что Лола еще не вставала. Вчера она явилась поздно ночью, и когда Маркиз с Пу И выскочили ее встречать, Леня был поражен сиянию Лолиных глаз. Даже Пу И не пожелал с Лолой общаться – от нее за версту несло другим мужчиной. Еще от Лолы пахло счастьем и любовью.

Она была полна энергии и обожала весь мир, поэтому не заметила ни косых взглядов Маркиза, ни отчуждения Пу И. Примерно полтора часа она плескалась в ванной, напевая старинные романсы типа «Нет, не тебя так пылко я люблю…» и «Не говорите мне о нем…».

Маркиз был уверен, что Лола проспит часов до двух, но каково же было его удивление, когда он застал ее бодрствующей, умытой, причесанной и даже слегка накрашенной, а ведь на часах не было еще и одиннадцати.

– О, ты уже встала! – осторожно обрадовался он. – А я вот тут принес к завтраку…

Он протянул Лоле коробку, где лежали свежие круассаны из швейцарской кондитерской «Эклер».

– И еще кофе хорошего прихватил, арабика. – Маркиз остановился на полуслове, потому что ему очень не понравились какие-то суетливые нотки в собственном голосе.

Он кинул пакеты на стол в кухне и прошел в гостиную, заметив мимоходом в открытой двери Лолиной комнаты, что на полу лежит чемодан, наполовину заполненный вещами. Не напрасно он ожидал неприятных сюрпризов, они не заставили себя ждать. Маркиз сжал зубы и решил не помогать Лоле начать трудный разговор, пускай сама выкручивается как может.

– Леня, – начала Лола, появляясь на пороге гостиной, – я должна тебе сказать…

Маркиз молчал, демонстративно отвернувшись к стене, и Лола тотчас завелась.

– В общем, так, – сказала она звенящим голосом, – я решила изменить свою жизнь.

– Вот как? – Маркиз повернулся и поднял брови.

– Да, так. Думаю, с тобой мы в расчете, то есть я не имею в виду деньги, то есть насчет денег мы уже все выяснили.

– Верно, – не мог не признать Маркиз. – Деньги за последнюю операцию, тот миллион, мы поделили на троих по-честному.

– Дело совершенно не в деньгах! – возмутилась Лола.

– Вот именно, тем более что у твоего банкира их навалом, – невозмутимо, как ему казалось, заметил Маркиз.

– Ну хорошо, назовем вещи своими именами, – согласилась Лола, – я ухожу к Ангелову.

– Ты считаешь, что это кардинально изменит твою жизнь? – Маркиз снова приподнял брови.

– Послушай, мне всегда не везло в любви! – взмолилась Лола. – Вечно попадались какие-то козлы! Или идиоты! И вот когда у меня появился шанс связать свою жизнь с приличным человеком хотя бы на время, ты воспринимаешь это в штыки!

– Но, дорогая, – Маркиз уже полностью овладел собой, – что же ты так волнуешься? Если ты решила все окончательно и бесповоротно, я вовсе не собираюсь тебя разубеждать!

В глубине души Лоле хотелось именно того, чтобы ее разубеждали, чтобы Маркиз прижимал руки к сердцу и восклицал, что он не сможет без нее жить, что она дорога ему, как никто другой, и что он любит ее, «как сорок тысяч братьев любить не могут».

Совсем недавно Лола перечитывала Шекспира, а сыграть Офелию мечтает любая актриса.

Лола решительно тряхнула головой, чтобы избавиться от глупых мыслей: Ленька верен себе, он ни за что не станет ее удерживать.

– Ты всегда вспоминал обо мне, только когда тебе нужна была партнерша! – горько пожаловалась она. – Ты никогда обо мне не заботился, принес ты хоть когда-нибудь мне букет цветов?

Маркиз мог бы напомнить, как он спас ей жизнь, вызволив от бандитов, но счел за лучшее промолчать.

– Ты никогда меня не понимал! – воскликнула Лола и продолжала собирать вещи.

– Ты думаешь, что он тебя поймет? – не выдержал Леня, хоть и дал себе слово не вступать в бесполезную перепалку.

– Он сказал, что любит меня такой, какая я есть!

– Вот как? – Маркиз снова поднял уже изрядно подуставшие от этакой гимнастики брови.

– И прекрати все время орать, как попугай, – «вот как, вот как»! – заорала Лола. – И бровями не двигай, а то они так и останутся на лбу навсегда!

– Ну знаешь, – вскипел Маркиз, – манеры у тебя определенно испортились.

– А Ангелову во мне нравится все, и манеры тоже! – похвасталась Лола. – А еще он сказал, что у него никогда не было такой необыкновенной женщины, как я!

– Во дает банкир! – фальшиво восхитился Леня. – Но имей в виду: мужчины все так говорят, уж поверь мне…

– Вечно ты норовишь все испортить! – обиделась Лола и выбежала в прихожую.

Через некоторое время оттуда послышались скрип дверцы стенного шкафа и грохот свалившихся вещей.

– Черт возьми, где корзинка? – раздался Лолин вопль.

– Какая еще корзинка? – Маркиз подоспел как раз вовремя, чтобы вытащить ее из-под картонок и чемоданов, целую и невредимую.

– Корзинка Пу И.

– Не хочешь ли ты сказать, что забираешь собаку с собой? – зловеще проскрипел Маркиз.

– Именно так я и собираюсь сделать, – кротко подтвердила Лола.

– Что-о? Тащить песика неизвестно куда? Ты же сама говорила, что Пу И – очень нежная и легковозбудимая собака, что он плохо привыкает на новом месте…

– Дорогой, позволь тебе сообщить, что я не собираюсь ночевать на вокзале. Ангелов снял квартиру из пяти комнат, она находится в центре, и там имеются все удобства. Двор очень просторный и тихий, Пу И будет место для прогулок.

– А как же я? – растерянно проговорил Леня. – Я очень привязался к Пу И, я буду без него скучать…

Уразумев, что Маркиз будет скучать только по Пу И, а от разлуки с ней ему ни жарко ни холодно, Лола просто задохнулась от возмущения. Одарив Леньку взглядом, от которого задымились пуговицы на его рубашке, она повернулась и ушла в свою комнату одеваться.

Маркиз нашел Пу И на кухне – песик пытался приоткрыть коробку с круассанами.

– Вот так-то, дорогой мой, – вздохнул Маркиз, – расстаемся, значит. Ну, не поминай лихом! – сказал он, беря песика на руки.

Пу И расчувствовался и лизнул Маркиза в нос, отчего тот совсем расстроился. За окном послышался гудок автомобиля.

– Разумеется, ты ни за что не согласишься отвезти меня на новую квартиру, – произнесла Лола, появившись в дверях кухни.

– Разумеется. – Леня пожал плечами и отпустил Пу И.

– Я это предчувствовала и потому вызвала такси, – сообщила Лола.

– Что ж, счастья тебе в личной жизни! – деревянным голосом произнес Маркиз.

Лола хмыкнула и ничего не ответила. Леня посадил песика в корзинку и пошел вниз, прижимая корзинку к груди. Сзади пыхтела Лола под тяжестью чемодана и сумки с вещами…

Поднявшись наверх, Леня заварил кофе и налил его в большую кружку – ни одна женщина не лишит его аппетита! Но завтрак его был грустен, потому что замечательный дорогой кофе арабика отдавал сушеными клопами, а круассаны оказались совершенно резиновыми.

* * *

Леня Маркиз шел по улице и от скуки разглядывал прохожих. Это было неблагодарное занятие, потому что молодые красивые женщины если и попадались на его пути, то быстро проскакивали мимо, не обращая внимание на его взгляды, а отзывались только дамы постарше, до которых ему самому не было никакого дела. Нынешние молодые женщины знают себе цену и не станут реагировать на взгляды незнакомого мужчины на улице, хоть мужчина этот неплохо выглядит, дорого и хорошо одет и вообще производит положительное впечатление.

Лене было абсолютно нечего делать.

Только что он отлично пообедал в ресторане и даже, несмотря на свои принципы, выпил за обедом вина, он надеялся, что это поднимет его жизненный тонус. Но спиртное не помогло, а только пришлось из-за выпитого тащиться домой пешком – общественный транспорт Леня не любил.

Прогуляться, конечно, неплохо, но тоска не проходила.

Казалось бы, все его дела в отличном состоянии. Деньги есть, и много, ему удалось заработать на последней операции, да еще от Аскольда осталось кое-что.

С Зарудным он разделался полностью, если не физически, то морально. Теперь тот занят тем, что пытается спасти ускользающее состояние, что, надо сказать, очень плохо ему удается. Империя Зарудного рухнула и, надо думать, скоро погребет его под своими обломками. Маркиз может спать спокойно.

Но вот отчего-то ему плохо спится последние несколько дней, а точнее – последнюю неделю – ровно столько времени прошло в тех пор, как уехала Лола. Да-да, перед собой не стоит хитрить – он скучает по взбалмошной девчонке. Ему не хватает Лолиных капризов, их ежедневных пикировок, ему не хватает Пу И, в конце концов.

Лола взяла песика с собой, и при мысли о том, что банкир Ангелов сажает Пу И на колени и кормит его ореховым печеньем, в душе Маркиза распускался черный тюльпан ревности.

Нужно бы завести постоянную подружку, но пока что он не чувствует в себе мужества привести в ту квартиру, где остались Долины неубранные вещи и все напоминает о ней, постороннюю женщину. Но что делать с отравляющим жизнь одиночеством?

Маркиз тяжело вздохнул и поднялся по ступенькам, ведущим в подъезд его дома.

Обычно подъезд был заперт на кодовый замок, но сегодня дверь была широко распахнута, и в углу, за мусоропроводом, раздавались дикие крики и визг.

Маркиз поморщился, но все же сделал несколько шагов в ту сторону. Никого не грабили и не насиловали, просто несколько котов дружно наседали на какого-то бедолагу из семейства кошачьих и дико орали.

Тот шипел и пытался отбиваться, но где ему было бороться с превосходящими силами противника.

– Э, ребята! – не выдержал Леня. – Трое на одного, это нечестно…

Коты не обратили внимание на его увещевания и продолжали свое злодейское занятие. Тому несчастному одиночке в углу приходилось совсем туго.

«Загрызут ведь насмерть!» – обеспокоился Маркиз и наподдал ближнему к нему полосатому подзаборнику носком ботинка.

Тот повернулся и немедленно вцепился зубами и когтями в Маркизовы брюки.

– Да елки-палки! – рассердился Леня, ловко схватил полосатого террориста за шкирку и выбросил его из подъезда, после чего захлопнул дверь.

Остальные двое нападавших – дымчато-серый и грязно-рыжий с полосками, оставшись без предводителя, смешали свои ряды, а когда кот в углу от обороны перешел в наступление, и вовсе ретировались в подвал.

– После упорных боев, – прокомментировал Леня, – войскам тринадцатой дивизии удалось взять город Кошкодранск. Лапу, товарищ!

Кот выполз из угла, сел возле ног Маркиза и поднял на него скорбный взгляд. Коту было плохо, это Леня понял сразу. Прежде он был хорош – настоящий джентльмен, крупный, пушистый, угольно-черный, только лапы и манишка на груди были когда-то белыми, а сейчас грязно-серыми. Чувствовалось, что не так давно кот вращался в приличном обществе.

– Тебя выгнали из дома, или сам упал с балкона? – участливо спросил Леня.

В другое время ему не пришло бы в голову не только разговаривать с котом, но даже остановиться при виде кошачьей драки, но сейчас ему было абсолютно нечего делать и хотелось поговорить с умным человеком. Он дошел до такой стадии одиночества, что согласен был взять в собеседники даже уличного кота.

Кот не ответил на вопрос, только тяжело вздохнул. Леня пожал плечами и пошел на свой третий этаж. Кот последовал за ним, сильно припадая на левую заднюю лапу.

– Ну что ж, – сказал Маркиз, открывая дверь своей квартиры, – заходи, переночуешь… Мы, одиночки, должны помогать друг другу.

В квартире кот сразу же направился на кухню и сел у холодильника, что лишний раз убедило Леню, что кот явно домашний, знает порядки. Они произвели ревизию продуктов, и Леня даже расстроился: в холодильнике были только сыр и яйца. Молоко недельной давности, купленное еще Лолой, пришлось вылить – оно скисло. Кот съел кусочек сыра и попросил еще. Леня отрезал и решительно сказал:

– Знаешь, дорогой, идем-ка мыться. Мне нет дела до того, что кошки не любят купаться, но от тебя воняет помойкой.

Кот несколько сконфузился и согласился.

Маркиз вымыл его Лолиным шампунем и вытер ее же махровым полотенцем, после чего кот занялся своей внешностью сам.

Примерно минут сорок из кресла доносилось чмоканье и чавканье – кот умывался и выкусывал колтуны. Потом он с большим удовольствием съел предложенное Леней крутое яйцо и направился осматривать квартиру. Леня посмотрел ему вслед. Кот теперь был чисто вымыт, причесан и элегантен. Белоснежная манишка выделялась на угольно-черной шерсти. Кот двигался с достоинством, не спеша, чуть припадая на левую лапу. Маркиз осмотрел ее во время купания, обнаружил, что сломан коготь, и решил, что ранка сама заживет.

Леня вгляделся внимательнее: кого-то кот ему очень напоминал.

– Аскольд! – наконец вскричал он. – Ну вылитый Аскольд! Только кия бильярдного не хватает!

Кот оглянулся вопросительно.

– Я вообще-то не верил раньше в реинкарнацию и переселение душ, – пробормотал Маркиз, – но такое сходство…

Кот явственно пожал плечами и запрыгнул на кровать.

До глубокой ночи Леня читал коту вслух найденные в комнате у Лолы пьесы Шекспира. Кот дремал, подобрав под себя лапы, изредка открывая изумрудно-зеленые глаза и тихо мурлыча.

Они проспали допоздна, кот уютно посапывал рядом, и пахло от него Лолиным душистым шампунем.

Разбудили Маркиза дикие звонки в дверь.

– Кого там еще принесло? – недовольно буркнул он спросонья.

Кот Аскольд на звонки никак не отреагировал, он сладко спал под одеялом, высунув наружу нос и правое ухо.

– Ишь ты, сибарит какой! – удивился Маркиз, поискал халат, не нашел и пошел открывать в одних трусах.

Звонки усилились, и даже кто-то нетерпеливый изо всех сил стукнул в дверь ногой.

– Иду, иду, – ворчал он, открывая внутреннюю дверь. – Кто там такой нервный?

– Ленька, открывай! – донесся до него через дверь Лолин голос, и его рука сама повернула замок.

Лола ворвалась в прихожую как тайфун.

Она была в сногсшибательной норковой шубке тысяч за шесть баксов, как примерно определил Леня, но волосы всклокочены и один глаз размазан. Она грохнула на пол внушительных размеров чемодан и осторожно опустила на него корзинку с Пу И.

Оттуда тотчас же раздался негодующий лай.

– Пуишечка, детка! – запричитала Лола. – Устал, маленький… Сейчас мама тебя выпустит, потом выкупаемся, а Леня в это время сбегает в магазин за едой…

Она взглянула на Маркиза и только тут заметила, в каком он виде. Как бы не веря своим глазам, Лола взглянула на часы, потом снова перевела взгляд на Леню, и глаза ее потемнели. В первом часу дня Маркиз расхаживал по дому в одних трусах, когда ей отлично известно, что он ранняя пташка и редко спит дольше девяти! Да еще открыл не сразу.

– Что здесь происходит? – угрожающим тоном спросила она.

– А можно я тоже спрошу? – кротко осведомился Маркиз. – Что все это значит? – Он показал на чемодан и корзинку. – Не ты ли неделю назад утверждала, что нашла свое счастье? Не ты ли называла своего банкира идеалом мужчины? И что я вижу? Ты вернулась?

Чтобы скрыть смущение, Лола наклонилась и открыла корзинку. Пу И выскочил, но повел себя как-то странно. Он не бросился в комнаты, а обнюхал все углы в прихожей, при этом из груди его раздавалось самое настоящее рычание.

– Так в чем дело, Лола? – требовательно повторил Маркиз.

– Да понимаешь… – Лола еще ниже наклонила голову. – Как-то это все мне… ну, конечно, подарки там всякие, опять же ночью… А днем он, как ненормальный, на работу мчится. Мне что прикажешь делать? Ну посетила салон красоты, в фитнес-клуб записалась. Массаж там, и все такое. Бабы, что туда ходят, – дуры полнейшие, слово сказать не с кем. В общем, скука смертная! Но самое главное, – Лола сделала страшные глаза, – он просто возненавидел Пу И!

– Да ну? – поразился Маркиз. – Это уже серьезно. С чего же это банкира так разобрало?

– Да ни с чего, просто совершенно на пустом месте! – возмущенно заговорила Лола. – Ну подумаешь, песик съел эксклюзивный галстук от Диора!

– Так-таки и сожрал? – развеселился Маркиз. – Целиком?

– Не целиком, но основательно, – призналась Лола. – Но ведь Вячеслав сам говорил, что этот галстук ему не очень нравится! А сам гонялся за ребенком по квартире с газетой.

– Действительно, – согласился Маркиз, – это уж ни в какие ворота – так пугать собачку…

Лола взглянула на него с подозрением, но взгляд Маркиза был невинен, как у ребенка.

– Ты же знаешь, что Пу И очень нервная и легковозбудимая собака, с ним надо обращаться очень осторожно, – продолжала Лола. – Но Ангелов совершенно не хочет этого признавать!

– А что еще устроил Пу И?

– Да ничего особенного! Ну… как-то вымазал его брюки собачьими консервами, засунул куриную кость ему под подушку…

– Ты давала собаке куриные кости? – встревожился Маркиз. – Ему же нельзя…

– Я не давала, он сам вытащил кость из мусорного ведра… А Ангелов рассердился и согнал его с кровати, тогда Пу И… написал ему в новые итальянские ботинки.

– В правый или в левый? – деловито уточнил Леня.

– В оба, – со вздохом призналась Лола.

– Странно, у нас он так себя не вел…

– Знаешь… у меня такое чувство, что ему там не понравилось, – еле слышно сказала Лола. – И еще, кажется, он скучал по тебе…

Это признание следовало толковать таким образом, что Лола тоже очень скучала по Маркизу и поэтому бросила своего банкира. Но Маркиз решил выдержать характер и сделал вид, что ничего не заметил.

Пу И между тем, вздыбив шерсть на загривке, осмелился продвинуться в гостиную.

Маркиз вспомнил, что кошки в драке значительно сильнее собак, что с разъяренной кошкой не рискует встретиться даже овчарка, а не то что крошечный чихуахуа.

От Лолы не укрылся его встревоженный жест, и мысли ее приняли прежнее направление.

– Что здесь происходит?

– Пу И, детка, осторожнее! – крикнул Маркиз.

– Что значит – осторожнее? – наступала на него Лола.

На лбу у нее выступила испарина, глаза грозно сверкали.

– Дорогая, остынь, – мягко предложил Маркиз.

– Что-то меня в жар бросило, может, температура повысилась? – устало пожаловалась Лола.

– Тебе просто жарко в шубе, – заметил Маркиз, – в квартире не принято ходить в верхней одежде.

Тут до Лолы дошло, что она все еще толчется в прихожей, не сняв шубы. В зеркале они выглядели очень забавно: дама в шубе и мужчина в одних трусах серьезно обсуждают какую-то проблему.

– Не заговаривай мне зубы, лучше скажи, чем ты тут занимаешься? – Голос Лолы сорвался на визг, шубу она не снимала из упрямства.

Маркиз протиснулся мимо нее в гостиную, нагнал Пу И и попытался взять его на руки. Песик в руки не дался, он вообще выглядел очень агрессивно, рычал и скалил зубы.

– Ну как знаешь, – вздохнул Маркиз, – помни, что я тебя предупреждал…

– Немедленно говори, что у тебя творится! – завопила потерявшая терпение Лола. – На неделю нельзя оставить!

– Да понимаешь, девочка, – Леня смущенно потупился, – ты ведь ушла, и унесла Пу И… а мне было ужасно одиноко… человек не может долго быть один, он животное общественное! Это, кажется, Гейне сказал или Марк Твен, ты не помнишь?

– Не помню, – проскрипела Лола железным голосом.

– Я, конечно, проявил слабость и вообще поступил очень легкомысленно… – тянул Леня.

– Так я и знала! – воскликнула Лола, патетически воздев руки к потолку. – Так я и думала!

Шуба очень мешала движениям, и Лола наконец сбросила ее прямо на пол, при этом оторвался крючок, но Лола даже не заметила.

– Постой-постой, – опомнился Леня, – все не так…

– То есть как это – не так? – Лола кричала в полный голос в праведном негодовании. – Не прошло и недели, как ты привел сюда бабу! В эту квартиру, где мы жили с тобой! Она пользовалась моими вещами!

Пу И между тем осмелился лапой тронуть дверь спальни, откуда не доносилось ни звука.

– Пуишечка, не нужно! – взмолился Маркиз.

– Как это интересно, не нужно! – взревела Лола. – Очень даже нужно! Сейчас мы посмотрим на твой вкус. Небось швабра какая-нибудь, как и все твои прошлые…

Она оттолкнула Маркиза, пытавшегося своим телом закрыть дверь в спальню, распахнула дверь и остановилась на пороге.

Пу И проскочил внизу и по инерции проехал по ковру на середину комнаты. Осознав на ходу положение, он притормозил, для этого пришлось сесть на попу. Песик издал не то визг, не то взлай и замолчал, уставившись на кровать.

Посмотреть было на что. Поверх шелкового пододеяльника возлежал огромный угольно-черный котяра. Лапы и манишка были белее снега. Шерсть блестела и лежала волосок к волоску. Кот лежал в классической позе сытого льва и смотрел на вошедших невозмутимыми изумрудными глазами. Кончик хвоста чуть колыхался.

– Где она? – тупо спросила Лола, оглядываясь по сторонам. – Где твоя девка?

– Нет никакой девки! – рассердился Маркиз, отыскав наконец махровый халат и натягивая его на себя. – Я же пытался тебе сказать, а ты ничего не слушала. Мне было очень одиноко, и я пригласил Аскольда пожить у нас.

– Аскольда? – Лола захлопала глазами.

– Дорогая, – Маркиз от души наслаждался ситуацией, – общение с банкиром не пошло тебе на пользу. Вынужден признать, что ты стала хуже соображать… Кота зовут Аскольд, потому что он очень похож на моего старого друга и учителя. Ты веришь в переселение душ?

– Во всяком случае твоей душе скоро придется переселяться, потому что я вытрясу ее из тебя всю без остатка! – зловеще пообещала Лола. – Как ты посмел привести в дом постороннего кота, когда тут Пу И?

– Я думал, что вы меня бросили. – Маркиз покаянно наклонил голову.

В это время Пу И, осознав, что на его месте в кровати находится посторонний ненавистный кот, залился негодующим лаем.

Он бегал вокруг кровати, постепенно сужая круги, и поливал кота отборными собачьими ругательствами.

«Узурпатор! – лаял он. – Мерзкий приживал! Обманом влез в дом, занял чужое место и надеешься, что тебе все сойдет с рук? Да мы таких…»

Забывшись, он подскочил слишком близко к кровати и даже ухватил зубами край одеяла Кот, почувствовав легкое движение под собой, повернулся и выразительно поглядел на Пу И.

«Вы, кажется, хотели что-то сказать? – говорил его взгляд. – Прошу прощения, задумался, не расслышал…»

Пу И остановился на полуслове, загипнотизированный кошачьим взглядом.

«Э, ничего особенного, мое дело может и подождать…» Он развернулся и вышел из спальни, стараясь сохранить остатки достоинства.

Лола с Маркизом поглядели друг на друга и дружно расхохотались.

Оглавление

* * *

Реклама на сайте