«Кофе с молоком»

Лана Балашина Кофе с молоком

Была я баба нежная — А стала баба снежная… И стою, смеюсь. Зареветь боюсь. Потому что я считаю: Зареву — сейчас растаю. В.Долина

Часть 1

Так уж случилось, что в городе, где я родилась, у меня не только подруг и друзей, но и знакомых было мало.

Большую часть сознательной жизни я прожила с мамой в маленьком южном городке, куда она когда-то попала по распределению после института. Там же я закончила школу и уехала учиться в Питер.

Оставшись одна, мама продала нашу квартиру и перебралась в домик, оставшийся от родителей, к недавно овдовевшей старшей сестре. Старшей — это условно, сестры были двойняшками, и разница в возрасте у них не превышала двадцати минут. Тетя всегда смеялась, что эти двадцать минут — самые главные в ее жизни! Я была рада за маму, потому что тетю, Ирину Васильевну, очень любила, да и другой родни у нас не было. Обе сестры всю жизнь проработали в школе, только моя мама преподавала русский язык, а тетя — английский.

Как я любила приезжать домой на каникулы!

Дом был старым и уютным. На маминой половине была большая гостиная с удобными креслами и огромным столом, за которым мы и проводили все вечера. Висящий низко над столом абажур освещал наши лица и руки, отбрасывал кружевные тени по стенам. В прихожей мирно тикали часы, отмеряя неспешно текущее время…

Иногда мы усаживались в старенькую «Волгу», оставшуюся тете в наследство от мужа, и разъезжали по окрестностям. А вечерами подолгу и со вкусом пили чай со свежей выпечкой и домашним вареньем, и разговаривали, разговаривали… Обсуждали прочитанные книги, фильмы, реформу образования, передачи канала «Культура»… В общем, пир души, честное слово!

Училась я хорошо, так что забот маме и тете не доставляла. Чтобы облегчить финансовые проблемы, добавляла к своей стипендии небольшие приработки от перепечатки чужих научных работ, подрабатывала на кафедре. А последний год вовсе проработала штатным секретарем вечернего подготовительного отделения, куда меня по знакомству пристроил наш декан.

Последние каникулы закончились, я вернулась в Питер.

Поздно вечером позвонила тетя:

— Полина, несчастье. У Кати плохо с сердцем. Приезжай скорее…

Упавшим голосом я спросила:

— Что, так плохо?

Тетя заплакала:

— Плохо. Оказывается, врачи еще в прошлом году предлагали лечь на обследование, но она наотрез отказалась…

— Тетечка, вы меня ждите, я уже еду!

Уши заложило, как в самолете. Уж и не помню, как собрала вещи, как добралась до вокзала. Не помню попутчиков по купе, помню только стук колес: «Мама, мама, мама…»

Только через три недели я вернулась в институт, чтобы написать заявление о переводе на заочное отделение.

Наш декан Семен Израилевич выслушал мою историю, посидел молча, о чем-то думая, пожевал сухими белыми губами и сердито сказал:

— Пиши заявление на индивидуальный план, я с ним сам к ректору пойду…

Видимо, ректор внял просьбе нашего старика, потому что уже через два дня, получив программу курса и экзаменационные вопросы, я была дома.

Маму перевели из реанимации в обычную палату, но лучше ей не становилось. Я дважды в день прибегала к ней. Врачи и медсестры сквозь пальцы смотрели на нарушение режима, потому что младшего персонала не хватало, да и санитарка была всего одна на все отделение. А я и полы мыла, и в столовой помогала, и за тяжелыми присматривала.

Меня беспокоило только то, что деньги, оставшиеся от продажи квартиры и ремонта дома, таяли на глазах. Последние их остатки ушли на лечение и лекарства. У тети просить было бесполезно, учительская пенсия — вот и все ее доходы.

Я посоветовалась с ней, и мы решили сообща, что мне нужно найти работу.

Сидя за столом, я написала текст объявления. Что-то вроде того, что студентка пятого курса престижного ВУЗа ищет работу секретаря с возможностью последующего трудоустройства в качестве экономиста, опыт работы в офисе имеется. Да, еще я указала умение работать с ПК и, по настоянию тети, упомянула владение разговорным английским.

— Конечно, тетя, газетную статью я переведу без словаря, а вот насчет разговорного… У меня и практики никакой давно не было…

— Не было — так будет, — твердо сказала она. — Отныне мы с тобой дома только на английском языке будем общаться, ты быстро все наверстаешь.

Утром я отнесла объявление в газету. С тревогой пересчитав оставшиеся деньги, заплатила в кассу довольно приличную сумму и, осведомившись о выходе номера газеты, обрадовалась: редакционная тетка уверила меня, что уже завтра утром объявление будет напечатано!

Мама мое решение неожиданно одобрила.

— Тебе пора становиться самостоятельной. — Она слабо улыбнулась бледными губами. — А за меня не переживай, мне уже лучше.

Я достала из сумки несколько газет с объявлениями, которые мне подарила девчонка-вахтер из редакции, и мы с ней стали их просматривать.

Объявления потенциальных работодателей я обвела жирной чертой, решив, что сегодня же к ним забегу. Таких объявлений набралось с десяток, и я решила предварительно обзвонить всех по указанным в объявлении номерам.

Как выяснилось, правильно сделала, потому что в трех местах удивились и сказали, что давно уже приняли на вакантные места работников, в трех мне ответить не пожелали, а в двух пригласили на собеседование.

Чмокнув маму в щеку, я направилась по первому адресу.

Нужный мне офис располагался в первом этаже неказистого особнячка. Когда я открыла входную дверь, сразу услышала визгливый женский голос, распекавший кого-то по телефону.

Я заглянула в приемную. За секретарским столом сидела полноватая блондинка лет сорока, с желтоватыми пергидрольными кудряшками и очень черными бровями. Она подняла на меня глаза и с неудовольствием рявкнула:

— Вам кого?

Сжимая в руках папку с резюме, с достоинством ответила:

— Я по объявлению. Вы пригласили меня на собеседование…

— Я?! — злобно взвизгнула блондинка.

На ее крик из соседнего кабинета появился довольно молодой, но уже лысый, толстяк. Он поморщился:

— Нина, да что ж ты кричишь так? Это я пригласил девушку, нужно, в конце концов, принять секретаря.

Нина злобно сказала:

— Послушай, я еще от предыдущей не оправилась, так ты опять за свое…

Он пожал плечами:

— А на все звонки отвечать будешь ты? Милая, иди домой, я тебя умоляю…

Блондинка взвилась:

— Конечно, и оставить тебя наедине с очередной свистушкой!!!

Толстяк не сделал даже попытки извиниться передо мной за нелепую сцену, поэтому я повернулась и пошла к дверям.

В коридоре натолкнулась на молодого парня. Он подмигнул мне и кивнул в сторону приемной: «Высокие отношения!»

Я фыркнула, а он вышел вслед за мной.

— Она сегодня нам уже человек пять клиентов отпугнула. Работу ищешь? — деловито осведомился он. — Кто ж так делает-то? Надо пройтись по знакомым, по родственникам, получить какую-нибудь рекомендацию. А так, за здорово живешь, кто ж тебя возьмет?

— Да нет у меня никаких знакомых. Я тут в газете несколько объявлений нашла, вот и хожу.

Парень заглянул в газетный лист и сморщил нос:

— Туфта это все! Платить будут копейки. Да и фирмы, так себе… Я о них ничего не слышал…

Я уже спустилась с крыльца, как парень окликнул меня:

— Эй, погоди! Я тут на днях был у ребят, мы у них по субподряду ставим вентиляцию на заводе. Так вот, вроде и офис приличный, и начальника я их по работе знаю, хороший мужик. Ты черкни мне телефончик свой, а я у них завтра поспрашиваю.

— Так может, им никто и не нужен?

— Может, и не нужен. Только секретарша их при мне пучок бананов съела, и нахваливала очень. А потом еще по телефону звонила, чтобы ей муж бананов прикупил.

Я непонимающе уставилась на него:

— И что?

Он ухмыльнулся:

— Что-что, беременная она, вот что.

Я растерялась:

— Может, человек бананы с детства любит?

Он покачал головой:

— У меня глаз — алмаз. Зуб даю, что беременная. Значит, скоро начнет по консультациям ходить, отпрашиваться, а там и декрет не за горами. Работник из нее теперь никакой, ясно? А тут и ты как раз нарисуешься. — Он засмеялся: — Давай свое резюме и телефончик. Или боишься, названивать буду?

Я смутилась:

— Да нет, что вы…

Следующий офис меня порадовал обилием мрамора и золота в наружной отделке. Впрочем, внутрь меня не впустили: обеденный перерыв. Я перешла дорогу и уселась на скамью в сквере.

Внимательно изучила газетные объявления, опубликованные сегодня. К моему изумлению, почти каждое третье объявление заканчивалось словами: «Интимных услуг не оказываю». Что же, они все считают, что именно этого потенциальный работодатель от них потребует?! Я с ужасом подумала, что в своем объявлении этого не написала… Мне это и в голову не пришло!

Заметив некоторое оживление у дверей офиса, я поняла, что обеденный перерыв закончился.

Внутри офис оказался таким же помпезным, как и снаружи.

Я заглянула в приемную.

Холеная блондинка подняла от журнала «Космополитен» умело подкрашенные глаза и недовольно спросила:

— Вам кого, девушка?

Я с достоинством ответила:

— По объявлению. Мне назначили собеседование.

Она с откровенным презрением рассмотрела мой английский (действительно английский, я купила его во время прошлогодней поездки в Лондон по программе обмена студентами) костюм. Сама она выглядела так, словно ежеминутно ждет приглашения в ресторан. Впрочем, к роскошной обстановке офиса ее костюм подходил больше, чем мой.

Она полюбопытствовала:

— А вы в каком конкурсе участвовали?

— Простите?! — недоуменно спросила я.

— Да что ж у вас там, совсем бестолковых присылают? — возмутилась девица. — Ясно же было сказано: только призеры конкурсов! Я вот, например, дошла до «Красы России».

— И что же помешало получить корону? Не иначе, зависть конкурентов и интриги соперниц?

Она уловила насмешливую нотку и презрительно сощурилась:

— Я сама отказалась! Они там какие-то еще творческие конкурсы затеяли, прямо детский сад! Книжки велели прочитать, да я их еще по школе помню… Чего зря голову забивать? Тем более мне подруга позвонила, предложила хорошую работу. Так что я не жалею ничуть. И начальник у меня душка, и, к тому же, еще не женат.

Как-то чувствовалось, что надежда окольцевать начальника застряла в голове девушки.

— А это что такое? — спросила она, глядя на тоненькую папочку в моих руках.

— Резюме.

— А-а-а…. - с уважением протянула девица. Просмотрев страничку, она снисходительно порекомендовала: — Может, тебе лучше в секретариат обратиться?

Неожиданно дверь распахнулась. Вошедшие явно слышали последние слова девицы, потому что тот, что постарше, он шел первым, посмотрел на меня, сощурился и бросил через плечо спутнику, молодому темноволосому парню лет тридцати с порочно-красивым лицом:

— Ну вот, а ты жаловался, что пойти не с кем…

Парень оценивающе осмотрел меня и сказал, сморщив нос:

— Детка, ты совершеннолетняя? Не хочется, чтобы мне к моим подвигам добавили растление малолетних, знаешь…

Я растерянно уставилась на них.

Старший, заметив панику в моих глазах, сказал:

— Артур, не пугай девушку. — Заметив папочку с резюме, протянул руку: — Можно?

Он бегло просмотрел два машинописных листка. Спросил:

— Английский откуда?

— В институте получила смежную специальность, и дважды по обмену ездила в Лондон.

Он кивнул, спросил:

— Пишешь грамотно?

Я кивнула.

Он довольно нахально рассматривал мое лицо, и я почувствовала, что краснею.

Артур буркнул:

— Знаешь, Марат Ильич, отправь-ка ее в секретариат. А я себе подберу что-нибудь более экзотическое, — он кивнул в сторону девицы, — в пару к твоей Марго.

Мужчина, наконец, отвел от меня взгляд, и, не стесняясь нашим присутствием, повернулся к приятелю:

— Послушай, давай меняться?

Артур насторожился и уточнил:

— Ты хочешь поменять Марго вот на эту девушку, я правильно тебя понял?

Старший добавил:

— И за мной ящик Хенесси.

Заметив, что они готовы ударить по рукам, я вмешалась:

— Простите… Не хочется вводить вас в лишние расходы… Боюсь, что не сумею справиться со своими служебными обязанностями. И в конкурсах я никогда не участвовала, разве что в десятом классе мне дали второе место на городском конкурсе чтения пушкинских стихов. Но вас ведь это не интересует?

Я торопливо сунула папочку в сумку и направилась к выходу.

Артур (я подозреваю, что он огорчился утратой перспективы получить бесплатный Хенесси!) насмешливо остановил меня:

— Куда ты? Мы ведь еще даже не обсудили твою зарплату. Мы — люди не жадные… Смотри, как бы не пожалеть потом!

— Артур, не уговаривай ее, — остановил его приятель. Он откровенно улыбнулся: — Надумаешь — приходи. Ты мне понравилась.

Я толкнула тяжелую входную дверь и вышла на улицу. Про себя твердо решила, что ни маме, ни тете о собственном опыте общения с работодателями докладывать не буду.

Расчесывая на ночь волосы, я ругала себя на все корки, но от неприятного осадка, связанного с моими поисками работы, избавиться так и не смогла. В принципе, ничего страшного со мной не произошло, но на душе было противно. Вспомнился почему-то дурацкий ящик коньяка… Никогда раньше мне не было так обидно…

Редакционная тетенька сдержала слово: в утренней газете мое объявление было опубликовано. Однако сегодня меня это радовало значительно меньше.

Огорчений добавило и то, что по поводу работы никто не звонил.

Мама утешила меня:

— Не огорчайся, главное, что сделан первый шаг. Я думаю, что у тебя все получится.

Возвратившись домой, я занялась приготовлением обеда. Из-за шума льющейся воды не сразу услышала телефон, и бегом ринулась искать его, надеясь, что это звонят по объявлению.

На мое запыхавшееся «Алло!» голос в трубке вежливо пояснил:

— Я от Влада.

Упавшим голосом пробормотала в трубку, что никакого Влада не знаю.

Девушка расстроилась:

— Извините за беспокойство, наверное, я что-то спутала… Это по поводу работы, вы не давали объявление?

Я заторопилась:

— Нет, нет, это именно я! Извините, но я просто не знаю имени вчерашнего молодого человека. Он обещал осведомиться у вас…

После того, как недоразумение прояснилось, мы быстро договорились о встрече.

Кое-как покидав все в кастрюлю и предупредив тетю, чтобы присмотрела за ней, я помчалась по адресу, названному девушкой.

К моей радости, офис оказался неподалеку от нас, и я, правда, чуть запыхавшись, уже через несколько минут изучала его вывеску.

Офис мне понравился: очень чисто, свежий ремонт, много зелени. Славно и без претензий! В эркере стоял огромный аквариум, и я залюбовалась пестрым разноцветьем его обитателей.

Широкая дверь вела в приемную. Это была большая комната с удобной и современной офисной мебелью, здесь хорошо пахло кофе и, почему-то, свежей выпечкой. В приемную выходили еще две двери. Одна из них была приоткрыта, и оттуда доносились голоса. Видимо, шло совещание, потому что крупная светловолосая девушка ринулась мне навстречу, прижимая палец к губам.

Я шепотом сказала:

— Вы мне звонили…

Она кивнула, на цыпочках прошла к двери, за которой шло совещание, и тщательно прикрыла ее.

Уже нормальным голосом она предложила мне присесть, внимательно всмотрелась в мое лицо…

— Влад говорил, что вы заканчиваете институт. Это правда?

Я пожала плечами:

— Правда. Так получилось, что заканчивать приходится заочно, вот и ищу временную работу.

Она просияла:

— Вот и здорово, что временную!

Я с недоумением уставилась на нее и она пояснила со вздохом:

— Беременная я. Уже неделю голову ломаю, как быть… Очень уж работу терять не хочется, а второй секретарь нам как-то ни к чему.

— Да почему терять-то?

Она вздохнула:

— Муж у меня болеет, живем, фактически, на мою зарплату. Так что я, как только рожу, постараюсь выйти на работу. Поэтому и хотела бы, чтоб на моем месте поработал человек временный… Кстати, Алевтина Сергеевна, это наш главный экономист, говорила, что собирается к дочке уехать, как пенсию оформит. Ей как раз полгода еще осталось.

— Ну, я так далеко не загадываю, — дипломатично заметила я. Вчерашний опыт хождения по офисам прибавил мне мудрости не давать поспешных обещаний.

Вообще, я считала, что если мужик здоров настолько, чтобы завести ребенка, он должен позаботиться о нем и его матери. Видимо, это было написано на моем лице, потому что девушка покраснела и нахмурилась:

— Ты о моем муже плохого не думай! Он у меня замечательный, и все у нас наладится, дай срок. Контузия у него… Он электриком работал в части, а потом завербовался на восстановление Грозного. Заработать хотел нам на квартиру…

Я отчаянно смутилась, прижала руку к груди:

— Вы извините меня, ради бога! И можете ничего мне не рассказывать, это ваше личное дело, с кем жить… Разве я имею какое-нибудь право?..

Она поправила волосы и поднялась:

— Я просто поясняю, почему постараюсь выйти на работу как можно скорее. И, конечно, ты мне очень в этом отношении подходишь…

Я резонно заметила:

— Да может, я твоему начальнику не понравлюсь, или он мне!

Она глянула на меня и скептически хмыкнула:

— Ну, за Александра Алексеевича я спокойна. Он тебе понравится, вот увидишь. Я ему вчера призналась, что беременна, так что он в курсе.

— Может, и не надо было признаваться, пока ничего не видно?

Она горестно вздохнула:

— Токсикоз у меня сильный. Тошнит все время, и давление выше 60 не поднимается. А вчера резко выпрямилась — в глазах потемнело. Мужики мне хотели скорую вызвать, так что пришлось все рассказать. — Долго горевать она не умела, фыркнула и нараспев произнесла: — Каратаев меня домой на своем джипе подвез, прямо как королеву. Наши сплетницы подъездные чуть со скамейки не упали!

— А муж не ревнует к начальнику?

— Нет, они сто лет знакомы. Когда-то мой Сашка служил в одной части с Каратаевым.

Беседу прервал селектор. Мужской голос произнес:

— Зина, кофе, пожалуйста! И Иванова найди срочно, пусть принесет договор с карьером.

Зина ловко поднялась, составила на поднос чашечки и включила кофейный агрегат. В одну из чашек она добавила четыре чайные ложки сгущенного молока, и, заметив мое изумление, пояснила:

— Это Александру Алексеевичу, он так любит. Зато главный инженер пьет вовсе без сахара. Я в целях похудения пыталась как-то, так и не смогла: гадость ужасная! — Зина забавно сморщила нос, и я улыбнулась.

Она ловко открыла дверь, удерживая поднос одной рукой, и проскользнула внутрь. В приоткрывшуюся дверь я услышала сердитый возглас: «Зина, Иванова срочно!»

Видимо, у Зины и действительно был токсикоз, потому что из кабинета она выскочила с белым лицом. Я подскочила к ней и успела подхватить ее, иначе она просто свалилась бы на пол. Устроив ее в кресле для посетителей, я бросилась открывать окно.

Зина слабым голосом сказала:

— Это ничего, там накурено просто сильно…Я посижу чуть-чуть…

На мой взгляд, лучше ей не становилось! Я вспомнила, что по дороге видела на одном из кабинетов надпись «Медпункт», и бегом помчалась по коридору.

— Там Зина, в приемной… плохо ей…

Через пару минут немолодая женщина в белом халате с моей помощью увела Зину к себе. Мы устроили ее на кушеточке.

Медсестра сломила кончик ампулы, и в комнате резко запахло нашатырем. Она искоса глянула на меня и сказала:

— А ты иди, иди себе. Чего приемную бросать?

Я вернулась в приемную как раз вовремя.

— Зина, где Иванов?!

Я нашла в списке телефонов его фамилию:

— Вас срочно к директору. С договором по карьеру, — вспомнив, добавила я.

В приемную заглянул худой парень в очках, рассеянно поинтересовался, где Зина, и попросил срочно снять копию документа.

Хорошо, что техника в любом офисе похожа. Пока я копировала листки, появился, видимо, Иванов. Я кивнула ему на дверь.

В этот момент курьер принес документы для бухгалтерии, и я расписалась в журнале, потом по телефону попросили соединить с главным экономистом, потом я приняла факс…

— Зина, еще кофе, пожалуйста!

Я пожала плечами, включила агрегат и полезла в шкаф за посудой.

В дверях я замешкалась: удержать поднос одной рукой, как Зина, я не смогла, поэтому, исхитрившись, повернула ручку коленом.

К слову сказать, все были так увлечены разговором, что на меня не обратили никакого внимания. Я собрала пустые чашки на поднос, включила сплит на вентиляцию. В комнате действительно дым стоял столбом.

Мужчина, сидевший во главе стола, хмуро буркнул:

— Спасибо, Зина!

Я про себя хмыкнула, но комментировать ничего не стала.

Наконец, совещание закончилось, и народ потянулся к выходу.

Иванов, вытирая потный лоб, попросил меня срочно отправить факсом текст договора.

К этому времени второй телефон звонил, не умолкая. Хорошо, что список у Зины был составлен толково, и мне удалось отправлять звонки по назначению.

В какой-то момент я подняла голову и смутилась: в дверях кабинета стоял директор фирмы, и с ним мужчина лет тридцати в дорогих стильных очках. Оба внимательно меня разглядывали.

Каратаев весело спросил:

— Ты кто?

Поднявшись, пояснила:

— Я на работу пришла устраиваться…

— А Зина где?

— Ей плохо стало, и мне пришлось ее подменить.

Каратаев повернулся к своему спутнику:

— Ну вот, а ты говорил, что толкового секретаря найти трудно. — Он кивнул мне: — Решено, мы тебя берем. Иди в кадры, пиши заявление.

Я замялась.

Он заметил, усмехнулся:

— Ты о зарплате? Иди, иди! Не обидим.

Я кивнула, но по моему лицу он понял, что я еще не все решила, и нахмурился:

— Чего еще?

Я решилась. Непохоже было, что его это интересует, но все-таки…

— Я там, в объявлении, не написала, что интимных услуг не оказываю.

— Каких? — неожиданно растерялся он.

— А никаких, — уже твердо ответила я.

Он переглянулся с приятелем, и оба засмеялись.

— А вот, скажем, кофе подать — это интимная услуга, или как?

У меня отлегло от сердца. Какая же я все-таки идиотка! Уже радостно я замотала головой:

— Нет, кофе — это можно.

Каратаев вздохнул:

— Ладно, ты мне потом скажешь, что считаешь интимными услугами. Если хочешь, можно в письменном виде. — Я покраснела, а он ухмыльнулся и сказал: — Ну, если мы обо всем договорились, иди в кадры и завтра с утра выходи на работу.

Жизнь постепенно налаживалась.

Маме стало лучше, и скоро мы с ней вечерами даже гуляли в больничном парке. Я рассказывала ей о своей новой работе, а мама внимательно слушала меня.

В офисе меня приняли хорошо. Александр Алексеевич оказался замечательным начальником: добрым, веселым, требовательным, но без придирок. С работой я справлялась, и замечаний ни от него, ни от нашего главного инженера Глеба Юрьевича не получала. Коллектив фирмы, в большей своей части мужской, принял меня. Девчонки из бухгалтерии забегали ко мне за новостями, и просто поболтать. Особо близких отношений у меня ни с кем, правда, не сложилось.

Каратаев часто задерживался по вечерам.

Поскольку дома у меня компьютера не было, я оставалась после работы и писала курсовые и контрольные, используя офисную технику.

Каратаев заметил это и частенько приходил ко мне в приемную выпить чашку кофе. Расспрашивал меня о семье, о том, где учусь.

Удивился:

— Так ты институт заканчиваешь? А чего искала работу секретаря?

Я пожала плечами.

— Кто ж меня без диплома на работу возьмет? Да и знакомств и связей у меня тоже нет. Я, если честно, и этой работе рада. Мама у меня болеет сильно.

Правда, в последнее время я заметила, что Глеб Ворошилов, наш главный, странно поглядывает на меня, и подумала, что вечерние посиделки в офисе лучше прекратить. Мысленно я дала себе слово, что с первых свободных денег куплю себе компьютер. Ноутбук, конечно, был бы лучше, но стоил он гораздо дороже, поэтому я приняла компромиссное решение.

Быстро летело время. Еще одним плюсом новой работы было то, что наш дом располагался совсем неподалеку, минут десять быстрой ходьбы даже на шпильках. Когда я убегала на работу, за мамой присматривала тетя.

Ближе к новому году все шумно и подолгу обсуждали приближение каникул, отыскивали в Интернете новогодние туры и живо интересовались стоимостью путевок в теплые страны. По сложившейся традиции, корпоративный праздник отмечали за городом, в пансионате.

Ко времени наступления католического Рождества настроение в коллективе стало окончательно праздничным. Этому способствовало и то, что все получили 13-ю зарплату. Я на нее не рассчитывала, потому что не проработала еще полный год.

В обед Зина умчалась на очередную медкомиссию с мужем, и я осталась одна. Девчонки шумно обсуждали покупки и наряды. Ирка Самохвалова приобрела шубку и торжественно прохаживалась в ней по коридору. Шубка ей шла, и я похвалила покупку.

В дверях кабинета появился Глеб Юрьевич.

Он сощурился:

— Тебе действительно понравилась эта шубка? Хочешь, куплю тебе такую? — От неожиданности я растерялась, а он интимно склонился над стойкой: — Я отправил жену с девчонками в Испанию, и на праздники совершенно свободен. Давай, поедем на каникулы куда-нибудь? В Суздаль, например.

Я выпрямилась с достоинством:

— Спасибо, Глеб Юрьевич. Я думала, что мы все выяснили до того, как я оформилась на работу.

— Да помню я, помню! Я же не предлагаю тебе развлечься в рабочее время! Это — совсем другое.

— Извините, но у меня другие планы, — твердо отказалась я, поднимаясь.

— Ну, ну, и какие же, позвольте полюбопытствовать?

— Я еду в Питер, на сессию, — очень вежливо пояснила я.

Мой тон не обманул его. Он поймал мою руку и сжал:

— Почему мне кажется, что ты сделала ставку на Каратаева? Учти, напрасно тратишь время…

Я с трудом вытянула руку.

В этот момент в дверях кабинета появился сам Каратаев, в куртке нараспашку.

— Полина, ты чего такая красная? — громко спросил он. — Не заболела?

Я отрицательно помотала головой.

Он протянул мне незапечатанный конверт, и я невольно заглянула в него.

— Это твоя премия. Надеюсь, в Питере пригодится. Когда едешь?

— Первого, вечером.

— Так ты что, в «Лесную сказку» не собираешься?

— Я не знаю…

Он сердито сказал:

— Вот еще! Чтоб обязательно была.

— Да я билеты уже взяла!..

— Я сам тебя к поезду отвезу. Мне все равно первого к отцу надо, а то обидится.

Он энергично кивнул нам обоим и вышел из приемной, так и не застегнув куртку.

— Как-то чувствуется, что Каратаеву ты отказать не можешь, — съехидничал Глеб.

— Могу, но не хочу, — серьезно ответила я.

Неприятный разговор прервался с приходом Зины. Она уже заметно поправилась и выглядела замечательно: разгоревшиеся от мороза и ходьбы щеки, сияющие глаза.

— Полинка! Все прошло просто замечательно! Профессор Заславский, который оперировал Сашке позвоночник, так и сказал: «Значительный, значительный прогресс!»

Я всплеснула руками и полезла к Зине с поцелуями.

Мы все переживали за ее Сашку и боялись медкомиссии. Но раз сам профессор сказал, значит, все и правда хорошо.

Ворошилов скрылся в своем кабинете, а Зина тихо спросила меня:

— Чего? Подъезжал к тебе, что ли?

Я смутилась, а она сердито сказала:

— И чего человеку надо? Жена — красавица, дочки — умницы, так нет же… У него роман с Ленкой Колесниковой из юротдела. Только Ленка — дура. Она для Ворошилова — вроде игрушки. Поиграет и бросит. А девка-то надеется. Она вон нашему прорабу Ромке Нагайцеву ужас как нравится, только Ленка на него и смотреть не хочет. Где уж ему до Ворошилова… А по мне, так Ромка в сто раз лучше. Как-то, по весне, у нас на промбазе кошка, всеобщая любимица, родила котят. Один из малышей вылез прямо в периметр, а там волкодавы с меня ростом. Все растерялись, Манька мечется, а Ромка перепрыгнул через заграждение и котенка вытащил.

— И чего, волкодавы его не тронули?

Она засмеялась:

— У Ромки лицо такое, когда он сердитый, что его и волкодавы испугаются.

Время шло, а я все сомневалась, идти ли мне на корпоратив, как в офисе называли совместное празднование Нового года, все-таки праздник семейный… Услышав о моих сомнениях, и мама, и тетя дружно стали меня уговаривать:

— Чего тебе с нами дома сидеть?

И я решилась.

За оставшиеся до праздника три дня купила тонкий шелк цвета гранатовой кожуры, и с помощью тети раскроила материал.

Платье получилось замечательным. Переворошив мамину шкатулку, я вышила верх платья стеклярусом и бусами.

Пришлось, правда, разориться на новые туфли, но они того стоили, честное слово!

Критически осмотрев меня, тетя вздохнула и принесла атласный футляр. Открыв его, я ахнула: в уютных гнездах лежали гребни необыкновенной красоты, щедро украшенные речным жемчугом.

Тетя ловко устроила на моей голове что-то вроде короны из мелко заплетенных кос и гребней, а оставшиеся волосы распустила:

— Жалко прятать такую красоту!

Мама поцеловала меня и вздохнула:

— Все-таки жаль, что тебе пришлось уехать из Питера.

Я наклонилась к ней:

— Не расстраивайся, я и так всех своих скоро увижу! А там преддипломная практика начнется, мы и так все разбежались бы по предприятиям.

Вещи, которые я должна была взять с собой в поездку, я давно уже упаковала. Большую часть багажа составляли чертежи, учебники и папки с курсовыми.

Ближе к назначенному сроку под окнами посигналила машина Лены Колесниковой. Совершенно неожиданно она позвонила и предложила заехать за мной, и я согласилась.

В машине Ленка оказалась не одна. На заднем сидении я увидела девочку лет восьми с целой копной завитых в мелкие локоны волос.

— Моя дочка. Оставить не с кем. Новый год, и ни за какие деньги няньку я найти не смогла.

Улыбнувшись, я кивнула девочке:

— Привет, я — Полина. А тебя как зовут?

— Юля.

— Говорят, там, в пансионате, даже зверинец свой есть. Сходим завтра?

Она кивнула.

Лена виновато посмотрела на меня:

— Ты не возражаешь, если мы с тобой в один номер поселимся? Понимаешь, у меня в офисе подруг нет, и просить некого.

Я засмеялась:

— Да что и говорить-то об этом? Конечно, поселимся вместе, тем более, что я с вами только один раз переночую, а завтра вечером в Питер уезжаю. Сессия у меня, — пояснила я на вопросительный взгляд Лены.

Администратор гостиницы нас уже ждала, мы получили ключи от номера и забросили сумки. Банкет был назначен на 10 часов вечера, и мы с Юлькой пошли полюбоваться на тропических рыбок в роскошных аквариумах вестибюля.

Когда мы вернулись в номер, я сразу заметила, что-то случилось.

От предвкушения счастья, выражавшегося в сиянии глаз и невольных улыбках, на лице и в глазах Лены не осталось и следа.

Юлька, не обращая внимания на изменившееся настроение матери, щебетала, рассказывая ей о рыбках и черепахе. Может, мне показалось, но в комнате я уловила знакомый запах мужской туалетной воды.

Улучив момент, я тихо спросила Лену:

— Что случилось?

Она тихо сказала:

— Уже ничего. Зря я все это затеяла. Слушай, ты никому не говори, а мы с Юлькой потихоньку уедем домой. Не то у меня сейчас настроение, чтобы праздновать…

— Здрасьте! Вот и ничего подобного, слышишь? Собирайся, идем в зал. И Юльке я назавтра зверинец обещала…

Мы затормошили ее, и Лена покорно переоделась в нарядное платье.

Не знаю, насколько случайно это вышло, только на банкете за одним столом с нами оказались Рома Нагайцев и Костик, наш программист. Думаю, что их притащила Зина.

Все подобные мероприятия похожи, и истинное удовольствие от шуток и розыгрышей Деда Мороза получила, пожалуй, только наша Юлька.

Она первой отгадывала все загадки, и в результате получила кучу призов.

Рома наклонился к Лене:

— Ты никогда не рассказывала, что у тебя такая замечательная дочь!

Лена порозовела от всеобщего внимания и, кажется, чуть отвлеклась от своих мыслей.

Мы с Костей тоже не остались без приза. Оказалось, что он хорошо танцует, и мы исполнили что-то среднее между русской плясовой и Марлезонским балетом, заработав бутылку шампанского, которую тут же и распили.

С моего места хорошо была видна компания, сидевшая за центральным столом: сам Каратаев, Ворошилов, незнакомая крупная светловолосая женщина, высокий мужчина с красивым мужественным лицом, поглядывавший по сторонам. Еще с ними за столом сидел один из наших инвесторов с молодой спутницей, видимо, дочерью, потому что Ворошилов с ней отчаянно флиртовал. Пара мест пустовала, но уже ближе к полуночи я увидела, что Каратаев поднялся навстречу седому мужчине с короткой стрижкой и его немолодой, улыбчивой спутнице.

Лицо седого показалось мне знакомым, и я наклонилась к Зине.

Она засмеялась:

— Светловолосая женщина — сестра нашего Каратаева, а этот красавчик — ее муж. Вот новоприбывших ты зазря не узнала — это глава районной администрации Меньшов Павел Ильич.

Точно! Как же я его не узнала, ведь каждый день то в газете, то по телевизору!

— А что за дела у него с нашим Александром Алексеевичем?

Зина пожала плечами:

— Не знаю. Только они с Каратаевым давно знакомы, Меньшов раньше крупным заводом руководил.

Впрочем, гости надолго не задержались.

От выпитого шампанского кружилась голова, и я вышла на высокое крыльцо, вдохнуть морозной свежести.

Как раз в этот момент Каратаев усаживал гостей.

Меньшов пожал ему руку, прощаясь, и непонятно сказал:

— Решай, Саша! Вместе мы их задавим.

Каратаев со смурным лицом поднимался по ступеням.

Заметил меня, удивился:

— Ты чего здесь? Простудишься, пойдем-ка!

В зале обстановка была уже совсем непринужденная.

На нас налетела признанная красавица офиса Нина Калюжная и схватила Каратаева за руки, потянула:

— Всем танцевать!

Кажется, она уже прилично набралась.

Новогоднюю программу продолжила довольно известная группа, и в зале стало шумно.

Солистки группы после выступления оказались за центральным столом, и я неожиданно расстроилась от того, что Каратаев положил руку на спинку стула одной из них… А вскоре они вчетвером поднялись и вышли из зала.

Веселье продолжалось. Костя тащил меня за руку танцевать, но мне почему-то веселиться расхотелось. Заметив, что Юлька уже трет глаза, я ухватила ее за руку, и мы ушли в номер.

Юлька уснула.

Вскоре после нас пришла Лена.

Мы с ней стояли около огромного окна гостиничного номера и любовались падающими снежными хлопьями.

Неожиданно для себя я рассказала ей о том, как Рома спас котенка.

Лена помолчала, а потом спросила:

— Зачем ты мне это рассказала? — и заплакала.

Я вздохнула:

— Просто Ромка мне нравится, а Ворошилов — нет.

— Откуда знаешь про Глеба? — вяло удивилась Ленка.

Я пожала плечами.

Мы улеглись. Она полежала молча, потом подняла голову и тихо спросила:

— А про кота-то ты правду рассказала, или сочинила?

Я засмеялась.

Утром я проснулась от непонятного хлопка. Мы с Юлькой выглянули вниз — под балконом стоял улыбающийся Роман со снежком в руках.

— Ну вот, звали в зверинец, а сами дрыхнете!

Кто это его звал, — мимолетно удивилась я. Но Юлька, опередив меня, крикнула ему:

— Рома, я уже иду!

Она заметалась по комнате, растолкала сонную Елену. Не открывая глаз, та простонала:

— О, Господи! И чего вам неймется?!

— Мама, вставай, за нами Рома пришел, — отчаянно завопила Юлька.

Завтракали в столовой в гордом одиночестве. Мы с Юлькой съели по удивительно вкусному сырнику и запили все горячим какао. Оставив Лену с Романом, заглянули на кухню, поблагодарили повара. Узнав, что мы собираемся к зверюшкам, нам выдали две булки, несколько яблок и горстку кусочков сахара.

Воспользовавшись указателем, мы пошли по расчищенной дорожке между тугих заснеженных елей к дальним домикам.

Мы с Леной чуть отстали, и она кивнула на один из уединенных коттеджей:

— Обычно они останавливаются здесь.

Я поняла, что она имеет в виду Каратаева и Ворошилова. Наверное, она приезжала сюда с Глебом, неожиданно обожгла меня догадка.

Я потянула ее вперед, за Ромой и Юлькой.

Обычно я не люблю зверинцы, и вовсе не потому, что мне не интересны звери. Мне просто кажется, что в клетках им тесно, и, что еще хуже, кажется, что зверюшек недокармливают. И, конечно, я считаю, что на свободе им лучше.

Впрочем, этот звериный уголок такого впечатления не производил. У зверей были большие вольеры с уютными расписными домиками, да и сами звери не выглядели недоедающими. Мы пришли как раз во время кормления, и сторож, присматривающий за животными, разрешил нам отдать им угощение в виде исключения.

— Понимаете, у них у каждого свой рацион, а отдыхающие так и норовят им сунуть то конфету, то печенье. Разве ж так можно? А отдельные умники и спиртное предлагают!

У него было доброе лицо, и я заметила, что звери норовят подставить ему лоб и спину, чтобы он почесал их. Значит, любят.

Светлоглазая девчонка, видимо, его внучка, рассказала нам о каждом жильце зооуголка. У каждого из них была своя, очень непростая, история.

— Зверей сюда никто не покупал. Медведя, например, привез прежний хозяин, сам-то он уехал за границу. Олень в детстве серьезно повредил ногу. А волчат дедушке принес местный егерь, их мать убили браконьеры. — Она с гордостью сказала: — Я помогала деду их выкармливать. Они привыкли к людям, так что теперь их уже выпускать нельзя. А в прошлом году у нас два лебедя зимовали, у нее крыло было повреждено. А вот этой осенью улетели.

Дед прищурился:

— Маша уверяет, что весной они обязательно вернутся. Я тоже, признаться, надеюсь на это. Ну, поживем, увидим.

Юлька от Романа уже не отходила, и я заметила, что Лена поглядывает в их сторону.

Мы задержались у низкого веселого заборчика. За ним стоял настоящий теремок. Внизу, у входа, распушилась и разнежилась на солнце большая пушистая кошка, и веселые котята затеяли вокруг нее забавную возню.

Неожиданно в окошко выглянула симпатичная мордочка белой крысы.

Мы с Леной ахнули, а Маша снисходительно пояснила:

— Не пугайтесь, они дружат. Все лето с ними еще еж живет, только он сейчас спит, и дедушка унес его на веранду.

Сзади нас раздалось вежливое покашливание.

Я оглянулась: в короткой лыжной куртке, как всегда, нараспашку, к нам подходил Каратаев. Мы дружно поздоровались, а Роману он пожал руку. Пришлось вернуться назад, чтобы показать ему наших новых знакомцев.

Он засмеялся:

— Я думал, все еще спят. Все-таки вчера допоздна веселились.

Лена сказала:

— Да мы вчера почти сразу после вас и ушли.

Он кивнул, спросил:

— А Костя где? Он вчера зажигал!..

Ромка ухмыльнулся:

— Костя как раз и пришел утром, разбудил меня. Его самого теперь только из пушки поднять можно!

Каратаев посмотрел вокруг и сказал:

— Может, на лыжах пройдемся? Здесь есть прокат, и снаряжение довольно приличное.

Неожиданно Ромка отказался:

— Да мы уже уезжать собираемся. Повезу девочек с родителями знакомиться.

Лена промолчала, а Юлька схватила ее за руку:

— Мама, я забыла тебе сказать! Рома нас в гости зовет. Поедем, а? Я уже обещала.

Лена подняла потемневшие глаза на замершего в ожидании ее решения Ромку, и сказала:

— Ну, раз обещала, то поедем.

Ромка заметно расслабился и извиняющимся тоном сказал ей:

— Это недалеко… И родители будут рады ужасно.

Каратаев повернулся ко мне:

— Может, ты мне составишь компанию?

Я кивнула, и мы направились к маленькой деревянной избушке, куда вел указатель с надписью «Прокат».

С той лыжной прогулки прошло пять лет, а только никогда я не испытывала такого острого ощущения молодости, здоровья, почему-то собственной красоты и красоты сказочного леса.

Самое странное: во время прогулки, и потом, когда Каратаев вез меня домой в своем джипе, мы все время молчали, но молчание совершенно не тяготило нас. Каратаев уверенно прокладывал лыжню, и я едва поспевала за ним. Иногда он далеко опережал меня, и поджидал, опершись на лыжные палки. Кровь стучала в моих ушах, щеки горели от мороза и бега.

Каратаев высадил меня у дома, и я успела пробормотать какие-то слова благодарности.

Ночью я лежала на полке вагона, и щеки по-прежнему горели, а перед закрытыми глазами мелькали деревья, уходила вдаль лыжня, проложенная кем-то по нетронутому белому снегу…

Признаюсь сразу: следующие две недели помню плохо. Я ухитрилась сдать все зачеты и экзамены за две сессии, и взяла задание на дипломное проектирование. Дни и ночи слились в один сплошной клубок из учебников, экзаменов и консультаций. Даже с подружками виделись урывками.

Примерно через неделю после приезда в Питер я возвращалась в общежитие с ребятами, мы задержались в читальном зале библиотеки до самого закрытия. Шли компанией. Полная луна освещала институтский парк фантастическим голубым светом. Снегопад, не прекращавшийся уже несколько дней, к ночи стих. Ребята затеяли веселую возню в снегу. Девчонки визжали.

Неожиданно на боковой дорожке, ведущей к институтскому тиру, я заметила фигуру, показавшуюся мне знакомой. В этот момент снежком сбили капюшон моей шубки, и я отвлеклась. Когда повернулась, на дорожке никого не было…

Утром я брела на экзамен, и неожиданно для себя отстала от девчонок и свернула к тиру. Потопав каблуками, сбила снег с обуви и вошла внутрь.

В прошлом году мы сдавали зачет по стрелковой подготовке, и я узнала немолодого татарина, проводившего стрельбы.

Он сидел и внимательно рассматривал мишень, на которой полностью был выбит центр.

Не зная, о чем хочу его спросить, похвалила:

— Хороший выстрел. Кто это так?

Сосредоточив взгляд на моей особе, он медленно сказал:

— Земляк приезжал, из Панджшера.

Мы помолчали.

Он спросил:

— Хочешь пострелять?

Я отрицательно покачала головой, и он потерял ко мне интерес, снова погрузившись в созерцание мишени с дырой.

Я потопталась, и, не зная, о чем еще говорить, ушла. Татарин хмуро посмотрел мне вслед, но спрашивать ни о чем не стал.

Выйдя из тира, я вдохнула свежий морозный воздух и подумала: наверное, померещилось…

Домой я вернулась уже после того, как страна отметила все праздники. Народ в офисе значительно присмирел и сидел на диетах. Зина, увидев меня, ахнула:

— Слушай, тебя там голодом морили, что ли? Одни глаза остались!

В этот момент вошел Глеб Юрьевич. Стягивая перчатки, насмешливо оглядел меня и сказал:

— Да нет, все основное — на месте.

Я насупилась, а Зина искоса посмотрела на него.

По здравом размышлении я решила, что не буду отвечать на его подначки и вообще разговаривать с ним не буду. Заодно решила, что мои личные отношения с Каратаевым тоже надо прекратить, мне и так показалось, что на нас с ним как-то странно поглядывали, когда мы вернулись с лыжной прогулки.

Подкрепляя это решение, на оставшиеся от премии деньги я купила компьютер, и задерживаться по вечерам перестала. Не знаю, какие выводы сделал из этого Каратаев, мне-то он ничего не сказал, но и не спросил, отчего я не остаюсь после работы. Впрочем, может быть, он и не заметил этого…

В середине февраля Зина ушла в декрет, и работы у меня стало ощутимо больше. Бывало так, что некогда было и словом перекинуться с забежавшей Леной Колесниковой. В последнее время она резко похорошела, и я как-то поймала удивленный взгляд Ворошилова.

Ленку я не расспрашивала, но знала, что у них с Ромкой все хорошо, и, конечно, надеялась, что с Ворошиловым у нее все сошло на нет.

Впрочем, особо я не приглядывалась, потому что наша экономист Алевтина Сергеевна, и в самом деле, засобиралась к дочери, и принялась готовить меня в преемники. Я была рада тому, что она со мной занимается, потому что опыт работы в строительстве у нее был огромный, когда-то они с мужем строили гидроэлектростанции, и объездили всю страну, так что поучиться у нее было чему.

Несмотря на возраст, она прекрасно освоила компьютер, в отличие даже от более молодых сотрудниц, и мне с ней было легко. Кроме того, она была начитана, независтлива, насмешлива, и ее рассказы всегда очаровывали юмором и иронией. Мы с ней очень сдружились, и я огорчилась необходимости ее отъезда.

Она посмеивалась:

— Мы же не навеки расстаемся! Будешь звонить мне, или начнем переписываться по Интернету. А то еще лучше — возьми отпуск и приезжай к нам, мы с дочерью будем рады тебя видеть.

Каратаев помог Алевтине Сергеевне продать квартиру, попросту выкупив ее для Зины. Отмахнувшись от Зинаидиных слез и благодарственных речей, буркнул:

— Чего там, отработаешь!

В апреле Зина родила мальчика, и уже через месяц вышла на работу. К тому моменту моя дипломная работа была написана, и я улетела в Питер на защиту.

Вернувшись, уже на законном основании заняла кабинет Алевтины Сергеевны. По работе я в основном была связана с Глебом Юрьевичем, так что с Каратаевым виделась еще реже.

Иногда я подходила к окну и сквозь полоски жалюзи украдкой наблюдала, как он закуривает и усаживается в машину… А пару раз уговорила Зину и приготовила для него кофе так, как он любит, с четырьмя ложками сгущенного молока. Если честно, гадость ужасная!

Я заглянула к сметчикам. Уже выходя от них, услышала трели моего телефона.

Добежав до кабинета, схватила трубку и увидела имя тети на дисплее. Сразу поняла: мама!..

Сквозь ее слезы все-таки поняла, что маму увезли на скорой в БСМП.

Я выскочила на крыльцо с таким лицом, что отъезжавший в это время Каратаев приспустил стекло джипа и спросил:

— Ты чего такая?

— Мне в больницу надо. Мама…

Он наклонился и открыл дверцу:

— Садись.

Через несколько минут мы остановились возле кованой решетки, распугав стаю голубей.

Кажется, я даже не поблагодарила Каратаева, рванула бегом по дорожке к приемному покою.

После беседы с дежурным врачом мне стало худо: обширный инфаркт.

В кардиологический реанимационный зал меня, конечно, не пустили, и я уселась на жесткую скамью перед входом в отделение.

Откуда-то из боковой двери вышел Александр Алексеевич, в сопровождении мужчины в белом халате.

Каратаев остался со мной, а мужчина открыл дверь в отделение.

Вышел он довольно скоро, сочувственно посмотрел на меня и сказал:

— Хорошего мало, скрывать не буду. Но надежда есть. И не надо сидеть здесь, это ничему не поможет. Оставьте ваш телефон, я свяжусь с вами при малейших изменениях в состоянии больной. Договорились?

Каратаев пожал ему руку:

— Спасибо, Миша! Если что-то будет нужно, ну там, лекарства, или консультация…

Миша укоризненно посмотрел на него:

— Все сделают так, как надо, не переживай.

Каратаев привез меня к дому, но не уехал, а вышел навстречу тете, дожидавшейся нас у калитки.

Еще из машины я позвонила ей, чтобы хоть как-то успокоить.

Выслушав мой рассказ, тетя благожелательно посмотрела на Каратаева:

— Очень приятно познакомиться. Полина много рассказывала о вас.

Каратаев коротко глянул на меня, и я смутилась, а тетя с достоинством пригласила Каратаева в дом, и он согласился!

Я с тревогой переступила порог дома. Тетя, щадя меня, все привела в порядок, все вещи стояли на своих местах, и даже на постели в маминой комнате, видной через приоткрытую дверь, лежал ее любимый плед, и на тумбочке ждала недочитанная книга…

Я занялась приготовлением чая, а тетя развлекала гостя разговорами. К моему удивлению, у них даже нашлись общие знакомые.

Я достала наши любимые чашки от старинного китайского сервиза, порезала лимон на блюдечко, заварила и разлила чай.

Они тихо разговаривали, а я пила чай маленькими глоточками. Глянула на тарелку с печеньем, и вспомнила, что только вчера мы с мамой пекли его. Я терла лимон, а мама хохотала, что ей на меня даже смотреть кисло…

Мне стало невмоготу, я тихо поднялась и коридором прошла в мамину комнату. Прилегла на вторую половину кровати, свернулась калачиком. Последние дни мама себя неважно чувствовала, и я по вечерам приносила ей чай и устраивалась рядом…

Не знаю, сколько времени прошло, но неожиданно рядом со мной прогнулись пружины кровати, и сразу стало тепло. Плакать я перестала, лежала тихо. Каратаев тоже не шевелился, и я, неожиданно для себя, уснула.

Утром я открыла глаза, услышав в коридоре чьи-то шаги. Я так и спала в маминой комнате, но кто-то заботливо укрыл меня пушистым пледом.

Я торопливо поднялась. Черт, как же неловко все получилось!.. И тетя, представляю, что скажет тетя!

Я вышла, поправляя волосы, и столкнулась с Александром Алексеевичем. Волосы у него были мокрые после душа, а в руках — трубка.

— Миша звонил. — Я с тревогой глянула на него, и он заторопился: — Нет, нет, маме лучше. Она пришла в себя. Правда, видеть ее еще нельзя, но она спрашивала о тебе.

Я подняла на него глаза, и он сердито сказал:

— Вот только реветь не надо. Свари-ка лучше кофе. — Он провел рукой по потемневшей щеке: — Надо бы домой заехать, побриться и рубашку сменить. Ты как, до работы дойдешь сама или подвезти тебя?

Я вздохнула:

— Лучше я сама.

Каратаев насмешливо глянул на меня, кивнул:

— Я тоже так думаю.

Он не поминал о том, что уснул со мной рядом, а я — тем более.

Уже в дверях неловко сказала, опустив ресницы:

— Спасибо вам, Александр Алексеевич.

Он пожал плечами:

— Да особо не за что. Ну, пока.

Первая неприятность пришла, откуда не ждали.

Я забежала к Зине, рассказать о своих неприятностях, а тут как раз Ирка Авдеенко, наша бухгалтерша, принесла Зине письма на регистрацию.

Она насмешливо посмотрела на меня и сказала:

— Тебя можно поздравить? — Я удивленно подняла глаза. — Ну как же, вчера машина Каратаева всю ночь простояла под твоими окнами.

Зина хлопнула печатью с таким грохотом, что Ирка подскочила, забрала свои документы и шмыгнула за дверь.

— Не обращай на нее внимания! Вот уж язык-то…

Я в отчаянии сказала:

— Ну вот, теперь все в офисе будут думать, что Каратаев — мой любовник!

Зина скосила на меня глаза:

— Не обидно страдать напрасно? Учти: Александр Алексеевич — мужик вполне ничего.

Я замучено улыбнулась:

— Не до мужиков мне, поверь…

К моему изумлению, тетя меня не стала ни о чем расспрашивать! Я этому так поразилась, что даже забыла ей доложиться о звонке Михаила Андреевича.

Весь месяц я после работы бегала к маме в больницу.

С Каратаевым мы не виделись, но о том, что он звонил Михаилу Андреевичу и интересовался маминым здоровьем, я знала от самого завотделением.

Маму перевели в палату с обычным режимом, и нам с тетей разрешили посещать ее. Правда, ни вставать, ни выходить из палаты ей не разрешалось, но зато она уже могла читать.

Неожиданно Каратаев вызвал меня в кабинет и лаконично доложил:

— Звонил Миша. Он рекомендует отвезти маму в санаторий. Вроде есть такой, специально для сердечников, реабилитационный, что ли. Довольно далеко отсюда, в предгорьях, но, говорят, здорово помогает. — Круто наклонил голову, сказал: — Ты вещи собери, машину дам, проводишь ее. Стоимость санатория уже оплачена.

Я попыталась, было, поблагодарить его, но он только головой мотнул:

— Сочтемся.

В санатории маме ощутимо стало лучше. Я звонила ей каждый вечер, с удовольствием выслушивала ее рассказы о прогулках в вечернем парке, которые прописал ей врач, о занятиях, о том, что неведомая мне Инга Алексеевна очень хвалит ее динамику…

В пятницу, к концу третьей недели маминого пребывания в санатории, в дверях моего кабинета появился Каратаев.

За все время это был первый раз, как он зашел ко мне.

Зина, забежавшая позвать меня на выходные на их дачу, открыла рот от изумления.

Каратаев коротко сказал:

— Полина, я еду по делам, могу забросить тебя в санаторий, к маме. А на обратном пути заберу.

— Ой, спасибо! Конечно, хорошо бы!

Он почесал переносицу:

— Не благодари особо. Мне от тебя и услуга нужна. У наших деловых партнеров — юбилей фирмы, нужно вручить им адрес и подарок. Сама понимаешь, на такое мероприятие без дамы неудобно…

— Да я с удовольствием.

Он кивнул:

— Захвати вечернее платье, а то в приглашении сказано: форма одежды — смокинг. Может, для смеху приписали? — с надеждой спросил он, и мы прыснули. Всем была известна нелюбовь Каратаева к галстукам, а тут — смокинг! — Зато обещают роскошный ужин и каких-то потрясающих артистов, так что заодно и развлечешься.

После его ухода Зина многозначительно улыбнулась, и я сердито сказала ей:

— И ни к чему здесь твои многозначительные взгляды, вот что! Почему, когда Костик звал меня на выходные за город, ты так не улыбалась, а стоит Каратаеву даже просто посмотреть в мою сторону…

— Да потому что до Костика тебе дела никакого нет. Зато, когда ты разговариваешь с Каратаевым, хорошеешь необыкновенно! Да ладно, можешь не сознаваться, я и так вижу, что он тебе нравится. Скажешь, нет?

Я промолчала.

Утром, еще затемно, Каратаев заехал за мной.

Услышав сигнал машины от ворот, я одним глотком допила кофе, чмокнула тетю, подхватила сумку и спустилась с крыльца.

Александр Алексеевич курил в машине, приспустив стекло.

Он с интересом посмотрел на меня и почему-то вздохнул:

— Завидую людям, которые умудряются хорошо выглядеть по утрам…

Он выбросил сигарету, и мы помчались по еще пустым, по случаю субботнего утра, городским улицам.

В дороге мы почти все время молчали, слушали треп ведущих «Русского радио».

Часов в десять утра Каратаев остановился у придорожного кафе.

— Перекусим? Это кафе держит мой приятель, у них хорошая выпечка и кофе варят отменный, тебе понравится.

Я кивнула, спустила ноги на землю. После нескольких часов в машине, в голове у меня чуть штормило, и я постояла несколько секунд, ожидая, когда мир вокруг меня прекратит движение.

В это время я увидела светловолосую женщину, которая слетела с крыльца и бросилась на шею Каратаеву. Было заметно, что она ждет ребенка. Она обернулась к дому и закричала:

— Тимур, скорее иди сюда! Саша приехал!

От дома к нам спешил, довольно сильно прихрамывая, невысокий усатый крепыш:

— Привет, земеля! Ты, по-прежнему, как снег на голову! Хоть бы предупредил! Маша, между прочим, только недавно вспоминала, что давно не виделись.

После дружеских объятий Каратаев вспомнил обо мне. Обернувшись, сказал:

— Знакомьтесь, это Полина.

Маша сощурилась и медленно протянула:

— Каратаев, да неужто…

Он решительно прервал ее:

— Маша, мы просто проездом, вот, везу Полину в санаторий, мать ее там лечится. Так что можешь напоить нас своим обалденным кофе, и мы помчимся.

Маша с недоверием приподняла брови:

— Саша, что я слышу?! Ты отказался от любви к чудному растворимому напитку со сгущенкой?!

Мы все рассмеялись, а Каратаев почесал в затылке:

— Ну любит человек сладкое, что ж теперь?

Маша подхватила меня под руку и повела в дом:

— Как только ни приучали его к хорошему кофе, ничего не выходит. Зато говорят, что сладкое любят очень добрые люди.

Я кивнула, оглянувшись через плечо на Каратаева:

— Это точно.

Маша накормила нас замечательными треугольными пирожками со страшно острой начинкой, которые они называли самсой, и слойками с сыром, и зеленью. А кофе и в самом деле оказался чудесным.

Тимур сказал:

— Настоящий кофе готовят в песке, иначе он никогда не получится таким вкусным.

Мужчины спустились с веранды и закурили.

Я тихо спросила у Маши:

— А почему Тимур назвал Александра Алексеевича земляком? Он и в самом деле из наших мест?

Маша снисходительно улыбнулась:

— Нет, конечно, Тимур родом из Узбекистана. Это Саша нас перетащил в свои родные места, когда у нас дома беспорядки начались. А земляк — потому что служили вместе. Понимаешь, все, кто служил вместе в горячих точках, себя земляками считают.

— А где они служили?

— На южной границе. Саша — военный инженер-строитель, они там мосты строили, а Тимур у него в части ротным был. Да разве Саша тебе не рассказывал?

— Нет. Он вообще не рассказывал, что служил.

Она вздохнула:

— Они не любят вспоминать об этом. Правда, бывает, сидят за столом, все вроде хорошо, а зайду — лица у обоих пасмурные, водку в руках греют. Знаю: вспомнили ребят погибших, друга своего, Алексея. Они еще с военного училища вместе, пять лет прослужили рядом, а погиб он перед самой демобилизацией.

Каратаев заглянул на веранду:

— Поехали, пора нам.

Маша начала уговаривать его заехать на обратном пути, но он отрицательно покачал головой:

— Назад вернемся другой дорогой, придется заехать в одно место. Юбилей у делового партнера, не годится обижать. Там и заночуем, а завтра — домой.

Тимур пожал ему руку на прощанье:

— Заезжай, братишка, здесь тебе всегда рады. Искандер скучает сильно, узнает, что был — расстроится.

Каратаев кивнул:

— Даст Бог, свидимся.

В машине я спросила:

— А кто это — Искандер?

Он неохотно сказал:

— Сына так назвали. — Покосился на меня и добавил: — В мою честь, между прочим.

Я не удержалась:

— А чего ж не Алексеем?

Он принужденно засмеялся:

— Вот поражаюсь я вашему женскому умению обменяться информацией в рекордно короткие сроки. Ультразвуком вы общаетесь, что ли? Вроде обсуждали рецепт самсы, а вон куда зашли.

Я слегка обиделась, замолчала.

Он вынул сигарету, закурил. Неожиданно продолжил тему:

— Слово мы дали. Если родятся сыновья, назвать в честь друзей. А у Тимура старший сын, и три дочки. — Он засмеялся: — Но надежды исполнить зарок он не теряет, как видно.

Посчитав тему исчерпанной, он прибавил громкость, и дальше ехали молча. Впрочем, не думаю, что он особо прислушивался к радио.

Я позвонила маме, чтобы не свалиться, как снег на голову.

Когда мы подъехали к воротам санатория, мама уже ждала меня там.

Уж не знаю, о чем они беседовали с тетей, но только она внимательно рассмотрела Каратаева.

Он неожиданно церемонно представился ей, уселся в машину, договорившись о том, что вернется за мной в шесть часов вечера, и отбыл, провожаемый нашими взглядами.

Мы с мамой тихо шли по аллее.

Я расспрашивала ее о самочувствии, о соседке по комнате, о том, как их кормят… Мама взяла меня за руку и неожиданно спросила:

— И сколько лет твоему Александру Алексеевичу?

— Сорок два. Но он — вовсе не мой!

Мама грустно улыбнулась:

— Мне он тоже понравился. Я понимаю, он старше, от него исходит уверенность в себе, опять же немалую роль в этой уверенности играют руководящее положение, дорогая одежда и машины, его деньги…

Я оскорбленно завопила:

— Мама, что же я, по-твоему, из-за денег? И вообще, вы с тетей все-таки все неправильно поняли. Ему до меня и дела нет! Он со мной и не разговаривает никогда, и видимся мы только по необходимости…

Она кивнула:

— Это означает только одно: он тоже понимает, что тебе не пара. Он, наверное, и в самом деле очень хороший человек, этот Каратаев.

Упавшим голосом я подтвердила:

— Очень.

Мама улыбнулась мне:

— Ты же знаешь, что мы с Ириной хотим, чтобы ты была счастлива. Ты уже достаточно взрослая, чтобы сама распоряжаться своей судьбой, но житейского опыта у тебя нет вовсе. Я очень надеялась, что ты встретишь и полюбишь своего сверстника, у вас будут общие воспоминания, вы будете вместе взрослеть. И, может быть, у меня будет внучка, похожая на тебя…

Я умоляюще попросила:

— Мамочка, давай не будем об этом, ладно? Ничего непоправимого в моей жизни не случилось, и я тебе первой расскажу, если будет что. Договорились?

Мама кивнула мне и вздохнула:

— Ну, кому же счастье, как не тебе, девочка…

Мы погуляли с мамой в парке, а потом устроились в беседке около пруда. Лебеди и дикие утки подплывали к самой кромке воды, и мы бросали им кусочки хлеба. Утки затеяли веселую возню у берега, и мы смеялись, наблюдая за ними.

Мама отправилась на очередные процедуры, а я осталась ждать ее у главного крыльца лечебного корпуса.

До назначенного времени оставался почти час, но около ворот я заметила знакомую машину. Впрочем, Каратаева в ней не было.

Повернув назад, я увидела его дружески беседующим с высоким крупным мужчиной, но подходить не стала. К этому моменту ко мне вышла мама. Она тоже заметила Каратаева и сказала, кивнув на его спутника:

— Это директор санатория. Представь, он сам меня смотрел и сделал все назначения.

Каратаев, наконец, увидел, что мы рассекретили его присутствие, и простился со спутником, дружески пожав ему руку.

Подойдя к нам, объяснил:

— Однокурсник нашего Михаила Андреевича. Я приехал чуть раньше, чтобы вручить ему подарок от друга.

Мама улыбнулась:

— Пожалуйста, передайте от меня привет Михаилу Андреевичу. Мне гораздо лучше, и лечение явно идет на пользу. Правда, очень скучаю за девочками, но телефонная связь здесь хорошая, и мы каждый день перезваниваемся.

Мы подошли к машине, и мама повернулась к Александру Алексеевичу:

— Спасибо вам за все. За помощь Полинке, за внимание ко мне…

Каратаев исподлобья глянул на нее, и решительно прервал:

— Екатерина Васильевна, давайте все-таки объяснимся: Полина у нас работает больше полугода, и никто о ней худого слова не скажет. То, что я делаю для Полины, сделал бы для любого работника, которому нужна моя помощь. В бюджете предприятия для этого заложены определенные средства, например, ваше пребывание в санатории мы оплатили за счет средств социального страхования. А Полина у нас на хорошем счету. Понимаете, мы на работе проводим иногда больше двенадцати часов в сутки, и хочется, чтобы люди, которые находятся рядом, были тебе симпатичны, чтобы у них было все хорошо. Уверяю вас, работать так значительно легче. Так что особых своих заслуг не вижу, и благодарность вашу принимаю, но не только на свой счет. — Он посмотрел мне в глаза и строго сказал: — Я немного знаю вашу дочь, и мне не хотелось бы, чтобы она отрастила непомерное чувство благодарности.

Мы с мамой переглянулись, и я первой прыснула, представив себе эту отросшую благодарность в виде лосиных рогов.

Отсмеявшись, мама махнула рукой:

— А, да разбирайтесь вы сами…

Отъезжая, мы посигналили ей.

Несмотря на то, что ехали мы с приличной скоростью, в пансионат въехали уже затемно.

Охранник, увидев нашу машину, распахнул ворота, и мы проехали к коттеджу, который Лена показывала мне в прошлый раз.

— Мы останемся здесь? — спросила я.

Каратаев кивнул.

— В доме несколько спален, так что превосходно разместимся. Выбирай любую.

Я помогла ему забрать из машины коробки и огромный букет роз, явно предназначенные юбиляру.

На втором этаже все комнаты были стандартными, и я выбрала ту, что выходит на балкон. С него открывался изумительный вид на сосновый лес и берег озера.

Разобрав свою сумку, разложила на постели вечернее платье.

С этим платьем вышла целая история.

После предупреждения Каратаева, что мне понадобится вечерний наряд, я приуныла. В моем гардеробе, ввиду полной ненадобности, подобного не водилось. Надоумила меня Зинаида:

— Звони Ленке. Вы с ней одного роста, пусть подберет тебе что-нибудь.

Ленка мгновенно прониклась проблемой, и после придирчивых и утомительных примерок подруги, не сговариваясь, воскликнули:

— Вот! Это то, что надо!

Темно-зеленое шелковое платье, отделанное атласом и тугими кручеными шнурами, оттеняло невесть откуда взявшиеся золотые искорки в моих волосах и сидело просто замечательно.

Я глянула на Ленку:

— И не жалко тебе такую красоту?

Она фыркнула, и вместе с Юлькой полезла на антресоли, искать коробку с туфлями. Если честно, туфли, конечно, здорово подходили к платью, но мне были чуть великоваты.

Зина подвела итог:

— Ничего страшного, засунешь в носок вату!

Мои раздумья над платьем прервал Каратаев.

Он стукнул согнутым пальцем в приоткрытую дверь, заглянул в комнату и спросил:

— Часа тебе на сборы хватит?

Я кивнула.

Гостиничный комфорт радовал: в каждой спальне была душевая комната. Управилась я довольно быстро.

Уже в платье и с тщательно уложенными волосами я покрутилась около зеркала и осталась собой довольна.

Тут же обнаружилась проблема с туфлями. При ходьбе они соскальзывали с ноги и хлопали по пятке. Вата, всунутая в носки туфель, помогла мало, обувь была мне широковата, и я дважды очень неприятно подвернула ногу. Решение нашлось неожиданно: вечер был довольно теплый, под длинным подолом платья никто ничего не заметит, и я сняла колготки. Туфли на босу ногу держались гораздо лучше, и я рискнула оставить все так, как есть.

Я спустилась вниз и застала Каратаева уже полностью одетым.

Он стоял у камина и рассматривал высокий серебряный кубок, вынутый из коробки.

Я подошла ближе и с уважением спросила:

— Кубачинское серебро?

Каратаев увидел меня и неожиданно растерялся. Он даже не сразу ответил:

— Что? А, да. Коригов любит подобные вещи, и я приобрел для него пару.

Я помогла упаковать кубок, полюбовавшись на его красоту, взяла в руки букет и повернулась к Александру Алексеевичу:

— Мы можем идти.

На площадке перед рестораном было много машин, из чего я сделала вывод, что юбиляр — личность в народе популярная.

Мы поднялись по широкой парадной лестнице (мне при этом удалось не уронить туфли, чему я была несказанно рада!), швейцар открыл перед нами дверь и я, наконец, увидела юбиляра, встречавшего гостей внизу. К моему ужасу, им оказался хозяин второго офиса, который я посетила в поисках работы. Именно тот, что предлагал ящик коньяка за мою голову!

Конечно, он! Единственное, что радовало — это отсутствие его приятеля, Артура, кажется.

В ушах зашумело, но я продолжала улыбаться, как японка во время чайной церемонии.

Каратаев произнес приличествующие случаю слова, я вручила юбиляру цветы и подарок, которые он тут же передал невесть откуда взявшейся давешней блондинке из приемной. Вот ее я узнала с трудом: сегодня волосы у нее были цвета воронова крыла, впрочем, вполне возможно, что это был парик, потому что одета она была в восточные шаровары и расшитый жакет покроя мандарин.

Поскольку никто меня узнавать, вроде, не собирался, я приободрилась, и даже улыбнулась вполне по-человечески. А зря! Я тут же поплатилась за это: Марат Коригов сощурился и, внимательно рассмотрев меня, широко улыбнулся.

— Нашлась пропажа, — весело сказал он. На недоуменный взгляд Каратаева пояснил: — Мы с Полиной давно знакомы. Правда?

Я от растерянности промямлила:

— Нет, — при этом утвердительно качнув головой.

Коригов засмеялся.

— В принципе, я предполагал нечто подобное. — Он кивнул Каратаеву: — И как тебе удается всегда обскакать меня, а?

Почувствовав во всем этом какую-то двусмысленность, я поспешила объясниться с Каратаевым:

— С год назад, в поисках работы, я попала в офис именно этой фирмы. Впрочем, я совсем не подходила под их стандарты, и вопрос о моем трудоустройстве как-то сразу отпал. А потом я пришла в нашу приемную, и Зине стало плохо, а вы предложили мне работу…

Каратаев кивнул и счел нужным пояснить:

— Полина получила диплом и работает у нас экономистом. — Он сощурился и добавил: — А насчет обскакать — так ты ворон-то не лови!

Подошли новые гости и беседа, крайне для моих нервов обременительная, завершилась.

Александр Алексеевич повернулся ко мне и неожиданно ухмыльнулся:

— Теперь мне понятно, почему ты так напирала на то, что интимных услуг не оказываешь… — Увидев мое расстроенное лицо, посерьезнел. — Не расстраивайся, я Марата сто лет знаю, он, конечно, неисправимый бабник, но мужик, между прочим, хороший: после гибели родителей и старшего брата сам вырастил всех братьев и сестер, и сейчас возится с племянником. Выручает этого придурка из всех мыслимых и немыслимых неприятностей. В прошлом году Артур присел на пару лет за пьяную драку, так Марат добился, чтобы его выпустили. На мой взгляд, зря. Вот скажи, почему так: чем больше человек испытывает лишений в молодости, тем лучшим человеком он становится? Ведь все старшие Кориговы — очень приличные люди, трудяги, каких поискать. Сам Марат — только с виду такой выпендрежник, а вес в деловом мире имеет ого какой. А младший вырос сироткой — короче, избаловали его всей семьей себе же на горе.

Он огляделся по сторонам и сердито добавил:

— Похоже, он и на юбилей не явился. А ведь знает, что значит для Марата его дело. Впрочем, он с удовольствием пользуется плодами его трудов: на тридцатилетие любящий дядя подогнал ему новенький Ламборджини.

В зале, где проходил прием, чинно прохаживались дамы с бриллиантами в длинных вечерних платьях. Смокингов я, правда, не заметила, но струнный квартет играл Брамса, ветерок слегка колыхал листья пальм и тропических растений, официанты разносили напитки и закуски, — в общем, я такие приемы только в кино видела.

Коригова я, по понятной причине, избегала, а старалась держаться поближе к Каратаеву.

Ближе к одиннадцати я заметила, что Коригов поглядывает на дверь, и поняла причину. Вскоре появился глава администрации, которого на этот раз я сразу узнала.

Он очень тепло поздравил юбиляра, и я порадовалась, что разговаривает он не казенным чиновничьим языком, а очень просто. И слова нашел нестандартные, по-моему, Коригову понравились.

Надолго он в зале не задержался. Встретившись взглядом с Каратаевым, он незаметно кивнул ему, и Александр Алексеевич обернулся ко мне:

— Я ненадолго оставлю тебя.

Они отошли к широкому стеклянному эркеру, и о чем-то тихо и серьезно заговорили.

Я решила выйти на веранду, ведущую в парк.

Спустившись по широким ступеням вниз, остановилась у балюстрады, залюбовалась на украшенный фонариками парк, на гладь озера, в которой отражалась полная луна…

Неожиданно я увидела темно-красную спортивную машину, которая мчалась прямо по ухоженным садовым дорожкам, ломая высаженные по бордюрам кусты.

Машина резко затормозила у самой веранды, и из нее вышла компания, уже явно слишком веселая для того, чтобы быть трезвой.

Я хотела потихоньку подняться в зал, но не успела: в самый неподходящий момент туфелька с моей ноги слетела. В длинном платье я ходить не привыкла, и, пока я неловко повернулась, моя туфля оказалась в руках моего старого знакомого, Артура.

Он обернулся к приятелям:

— Ну вот, а вы еще ехать не хотели. Глядите, какую Золушку я нашел.

Я потянулась за туфлей, и легко потеряла равновесие. Парень отвел руку назад, и я, практически, свалилась ему на грудь.

Я отстранилась, а ребята заржали.

— Извините, вы не могли бы вернуть мне обувь? — осторожно поинтересовалась я.

Он рассматривал меня, нахально и беззастенчиво, и я невольно выпрямилась.

Больно схватив меня за руку, он хмыкнул:

— Верну, если попросишь, как следует.

Он перехватил перила руками по бокам от меня, и я оказалась так близко к нему, что сквозь тонкий шелк платья чувствовала даже его колени.

В отчаянии я оглянулась, но на веранде, как назло, никого не было.

— Напрасно оглядываешься, детка! Если кто и услышит тебя, ссориться со мной вряд ли кто станет. Я привык получать все, что захочу. Потом спасибо скажешь, — он перешел к активным действиям.

То ли он, действительно, был так пьян, только я оттолкнула его, и он потерял равновесие на злополучной лестнице, выпустив меня из рук. Этого оказалось достаточно для того, чтобы я, без особого изящества подхватив юбки, метнулась в зал.

Опомнившиеся приятели рванули за мной, и мы влетели в чинную атмосферу зала.

Представляю, какую картину мы представляли со стороны! Наверное, это было бы даже смешно, если бы я так не перепугалась там, на лестнице.

Все повернулись на шум, откуда-то внезапно рядом возникли Каратаев и хозяин вечеринки.

В этот момент в дверях появился мой обидчик с перекошенной физиономией и туфлей в руке.

Каратаев повернул мою руку к свету. К моему стыду, на ней проступили пятна от лап этого придурка.

Он шагнул вперед, молча и коротко ударил парня в челюсть. Я с отчаянием подумала, что драки и скандала не избежать, но Коригов резко и отрывисто сказал что-то на гортанном наречии, и неожиданно в глазах парня, залитых яростью и жаждой мщения, появился проблеск мысли.

Он потряс головой.

Коригов, как ни в чем не бывало, повернулся ко мне и спокойно сказал:

— Полина, вы ведь уже знакомы с моим племянником? Он иногда позволяет себе лишнее, но никогда — с моими друзьями или с друзьями моих друзей. Если он огорчил вас — немедленно будут принесены все извинения. Правда, Артур?

Артур молча склонил голову и пробормотал извинения. Не думаю, что они были искренними, но мне так хотелось прекратить все это, что я сказала, протянув ему руку:

— Надеюсь, что это досадное недоразумение не испортит наших дальнейших отношений.

Народ разошелся, но, конечно, все поглядывали с интересом в нашу сторону.

Наконец, мне вручили злополучный туфель, Каратаев подхватил меня и усадил на широкие перила ограждения веранды.

Он присел у моих ног, одел мне туфель и, глядя снизу, совсем не сердито спросил:

— Интересно, тебя можно оставить одну на несколько минут, чтобы обошлось без приключений?

Я перепугалась:

— Вы опять хотите куда-то уйти?!

Он засмеялся:

— Я вообще не поклонник подобных мероприятий, ну а сегодняшний вечер бьет все рекорды. Хочу найти Марата и откланяться.

Неожиданно сам Коригов подошел к нам.

Он с тревогой посмотрел на меня и неожиданно просто сказал:

— Полина, не сердись на Артура, прошу тебя. Конечно, мы все виноваты в том, что баловали его, и я в первую очередь. Поэтому хочу принести вам с Сашей и мои личные извинения.

Я улыбнулась:

— Я и в самом деле не сержусь. Сама виновата, не стоило одной гулять ночью. Ребята просто выпили лишнего… В общем, инцидент исчерпан, и я прошу вас не ругать Артура. Утром он и сам, конечно, будет раскаиваться…

Коригов задержал на мне взгляд, вынул из кармана портсигар и сказал:

— Сашка, помнишь, как ты выиграл тот, первый тендер, на котором, собственно, и поднялся?

Каратаев насторожился:

— Еще бы, конечно, помню. А к чему ты это?

— Да нет, просто вспомнилось. Я вот тебе сейчас завидую больше, чем тогда.

Около входа в наш коттедж стояли две огромные корзины, в одной были розы, а в другой — спиртное и фрукты, даже клубника, впрочем, конечно, парниковая. Хотя пахла она по-настоящему. Конечно, это Коригов побеспокоился.

У порога я сбросила туфли и босиком прошла в кухню. Разбирая корзины, пожаловалась заглянувшему на шум Каратаеву:

— По-моему, он думает, что у нас роман.

Я не удержалась и съела пару клубничин огромного размера.

Он помолчал, строго посмотрел на мои босые ноги и неожиданно сердито сказал:

— Простудишься, пол холодный.

После всего, что сегодня произошло, я почему-то перестала бояться, когда он со мной так сердито разговаривал.

Выйдя из душа, я подошла к зеркалу и провела щеткой по волосам.

Из приоткрытой балконной двери потянуло сигаретным дымом, и я поняла, что Александр Алексеевич тоже не спит.

Я вышла на веранду и виновато сказала:

— Если честно, я хотела и вам принести извинения за испорченный вечер.

Он покосился на меня, но ничего не сказал.

Я вспомнила, какие лица были у народа, когда мы ввалились в зал, и неожиданно засмеялась.

Каратаев недовольно посмотрел на меня и сказал:

— Ты даже не представляешь, чем твое приключение могло кончиться.

После его слов мне стало еще хуже. Я припомнила лицо Артура, мой туфель в его руке, и остановиться уже не могла.

Всхлипывая, я пробормотала:

— Представляю, что завтра скажет Зина…

Он хмыкнул и тоже засмеялся:

— Она скажет: «Думала, будет скука смертная, а смотри ж ты, вечерок-то удался…»

Ему здорово удалось передать Зинины интонации, и теперь остановиться я уже бы не смогла.

Он еще некоторое время хмуро наблюдал за обуявшим меня весельем, потом выбросил сигарету и шагнул ко мне.

Оказалось, что так здорово стоять, прижавшись лицом к его рубашке и вдыхать запах его туалетной воды и сигарет.

Через минуту я подняла голову, и он поцеловал меня в губы, раз, потом еще… Я приподнялась на цыпочки, и мы постояли так еще некоторое время. Внезапно я почувствовала, что он ослабил руки.

— Все, Полина, иди спать. Я понимаю, ты сегодня устала, да и день у нас с тобой был длинный, так что, думаю, хорошо выспаться тебе нужно.

Я прикусила нижнюю губу и с вызовом сказала:

— Я, между прочим, совершеннолетняя.

Он сухо сказал:

— Я заметил. Спокойной ночи. — Уже в дверях своей комнаты он обернулся: — Из того, что я дал по роже этому придурку, не надо делать вывод, что я теперь твой мальчик. Ясно?

Яснее некуда!

Еще час я проворочалась без сна, все время возвращаясь мыслями к событиям сегодняшнего дня и ругая себя на все корки. Ведь знала, что мне следует держаться от него подальше, так нет! Отругал, как девчонку! Можно подумать, это я лезла к нему с поцелуями!

Мрачные раздумья усугублялись и мыслями о том, как мне теперь с ним рядом работать. И уж совсем плохо стало от мысли о том, что я теперь знаю, каково это, когда он так близко, и как теперь я буду относиться к женским голосам в трубке, спрашивающим Каратаева?!

Усталость, видимо, все-таки победила, и я уснула.

Проснулась внезапно, от четкой мысли, что в комнате кто-то есть. Сердце глухо стукнуло, но романтические мысли тут же выветрились из головы, потому что я услышала голос Артура:

— Не включай свет.

Я поднялась на локте, подтянув простыню, которой укрывалась по случаю жары, повыше. Луна, которой я любовалась нынче вечером, желтым сыром висела над озером, освещая все вокруг, так что и без света все было видно.

Он тихо сказал:

— Не шуми. Разбудишь Каратаева, и наш разговор ничем хорошим не кончится.

Я кивнула.

К этому времени голос у меня восстановился и я спросила:

— Зачем ты пришел?

Он исподлобья глянул на меня и сказал:

— Женщина пренебрегла мной, а мужчина ударил меня по лицу. Ты всерьез считаешь, что простых взаимных извинений достаточно?

Я задумчиво сказала:

— Значит, ты все-таки хочешь отомстить мне. Тогда почему разговариваешь со мной? Этому есть какое-то объяснение?

Он почесал переносицу и задумчиво сказал:

— Каратаев мне всегда нравился. Он — хороший мужик. Я шел за вами и сожалел о том, что мне придется… Ну, ты понимаешь. А потом я увидел, как он целовал тебя, и понял, что он любит тебя по-настоящему. А влюбленному мужчине я могу простить даже то, что он съездил мне по физиономии. Сам бы я просто убил любого, кто посмел бы прикоснуться к моей женщине.

Я не стала никак комментировать наши сложные отношения с Каратаевым, и Артур тихо засмеялся:

— Хочешь, я отгадаю, о чем ты думаешь? Он не стал тянуть тебя в койку, а ты решила, что безразлична ему. Но мне ты не хочешь возражать, потому что тогда я убью тебя и твоего любимого Каратаева. Так?

— Нет, не так, — уже сердито ответила я. — Тебе не кажется, что это вовсе не твое дело?

Он поднялся и бесшумно подошел к балконной двери.

Я поняла, что сейчас он уйдет, и окликнула его:

— Подожди, не можешь же ты просто так взять и уйти?

Он обернулся и насмешливо спросил:

— А ты можешь предложить мне что-нибудь интересное?

Я уселась в постели и спросила дрогнувшим голосом:

— Значит, я могу рассчитывать на то, что наша ссора действительно осталась в прошлом, и ты не таишь зла на меня и Александра Алексеевича?

Он почесал затылок:

— Признаюсь сразу: дружить с тобой я не смогу, ты для этого слишком хорошенькая, а я — слишком мужчина. Но в остальном можешь смело на меня рассчитывать. Например, могу дать тебе совет: иди-ка ты к своему Каратаеву, все равно ведь не уснешь.

— Ага, чтобы он меня еще раз выгнал! — возмутилась я.

С непоколебимой уверенностью он заявил:

— Да куда он денется?

Артур кивнул мне, и почти бесшумно спрыгнул с балкона.

После его ухода я, взбудораженная разговором и пережитым волнением, уснуть не могла. Поворочавшись с полчаса, я поднялась, набросила халатик и босиком перебежала в спальню Каратаева, нырнула в его тепло.

Конечно, он мгновенно проснулся и засмеялся:

— Какая же ты все-таки настырная!

Впрочем, обсуждать эту тему мы больше не стали.

А потом внезапно так захотелось спать, что я даже не смогла додумать какую-то важную мысль, хотя потом, утром, вспомнила о ней: Артур-то был прав!

Проснулась я от звонкого птичьего чириканья. Повернув голову, увидела и саму птаху. Она прыгала по разогретым солнцем плиткам балкона.

Я закуталась в простыню и вышла наружу.

Солнце, отражающееся от глади озера, слепило глаза, и я невольно сощурилась. Когда глаза привыкли, я увидела Каратаева. Он плыл в воде, мощными взмахами рассекая сияющую жидкость.

В озере с дна били ключи, и купаться в нем даже в самую жару решался не всякий.

Я умылась, заколола волосы, привела спальню в порядок — а Каратаев все не возвращался.

Уже слегка встревоженная, я выглянула на крыльцо дома и увидела, что он стоит, опершись на ограждение лодочных мостков, и курит.

Успокоившись, я вернулась в дом.

В кухне на столе стоял поднос с едой. Видимо, Каратаев заказал. Техника в кухне была отменная, и я включила кофе-машину, такую точно, как стояла у нас в офисе. Пошарив по полкам шкафа, нашла там банку сгущенки и хмыкнула: чему удивляться, Каратаев, по-видимому, здесь часто отдыхает.

В порыве хозяйственного энтузиазма я так увлеклась, что не услышала его шагов.

Повернувшись, заметила, что он стоит в дверях с хмурым выражением лица.

Я деловито спросила:

— Не иначе, опять воспитывать будешь?

Бахнув перед ним чашку, я уселась напротив него за стол и тщательно, с любовью соорудила себе бутерброд.

— Пей, а то твой гадкий кофе станет еще и холодным. Насколько я помню, ты этого не любишь.

Он уселся, отхлебнул кофе, отодвинул чашку. Поднял на меня тяжелый взгляд:

— Зачем ты это сделала?

Да, не так я представляла наше первое утро! Я огрызнулась:

— А зачем, по-твоему, люди это делают? Послушай, я не понимаю, что тебя так тревожит! Я — взрослый человек, и вольна поступать так, как мне хочется.

Он пошарил по карманам, достал пачку сигарет, но закуривать не стал.

— Нельзя подменять любовь никакими другими чувствами. Ни жалостью, ни благодарностью, ни уважением, понимаешь? Нельзя приближаться к людям из любопытства или в угоду минутному капризу.

Я поставила чашку на блюдце, опустила глаза. Подумав, твердо и холодно ответила:

— Может быть, я и не знаю, какая она, любовь, в твоем понимании. У меня нет такого опыта, как у тебя, и мне не звонят разные девицы по телефону, и я ни с кем не езжу за город на выходные. Да, так совпало, что мне было тяжело, и ты оказался рядом. Да, я признаюсь в том, что испытываю благодарность, которая тебе кажется такой предосудительной. И уважение… Ты многому научил меня, и я не готова перестать уважать тебя, только ради того, чтобы доказать, что способна любить. Я и сама не знаю, как это — любить, но, если мне все время хочется слышать твой голос, если я потихоньку смотрю из окна, как ты закуриваешь и усаживаешься в машину, если, когда мне невмоготу, я уговариваю Зину, и она позволяет мне сделать для тебя гадкий кофе так, как ты любишь, если…

Он прервал меня, поморщившись и схватив за руку:

— Погоди, не части!.. Про кофе… это правда?

Я растерялась.

— При чем тут кофе?

Он спросил, не выпуская мою руку:

— Ну, то, что ты просила Зину… это правда?

Я посмотрела на него, кивнула и заплакала.

Поднялась, попросила:

— Саша, отпусти ты меня, пожалуйста! И прости за то, что я натворила. Конечно, ничего этого делать было нельзя, я и сама это понимаю…И ты не виноват, я знаю, что ты не хотел, и это я сама…

Он вздохнул, и притянул меня к себе.

— Вот скажи, зачем я тебе нужен? Когда ты родилась и еще лежала в голубом комбинезоне с помпонами, я уже был взрослым, и видел смерть, и уже тогда, двадцать лет назад, знал о жизни больше, чем ты будешь знать еще через двадцать… Конечно, я давно понял, что ты мне ужасно нравишься, но всегда честно хотел, чтобы ты была правильно счастлива: вышла замуж за ровесника или парня чуть постарше, чтобы у вас родились дети…Честное слово, я бы радовался за тебя.

Я подняла голову и засмеялась сквозь слезы:

— Саша, девочки лежат в розовых комбинезонах, и я не хочу никаких ровесников, и разве можно так говорить — правильно счастлива? Это напоминает тетю дяди Федора у Успенского. Ей все говорили, что мы и так счастливы, а она уверяла, что это вы неправильно счастливы… Можно, я тоже буду неправильно счастлива?

Он кивнул и поцеловал меня.

Отдышавшись, я заключила:

— Ну вот, утро, кажется, становится таким, как надо! Давай позавтракаем, и пойдем наверх…

Он засмеялся:

— Лучше сначала наверх! Должен же я убедиться, что все, что ты говорила — правда?

В доказательствах у меня недостатка не было, и мы весь день провели самым приятным образом.

К вечеру решили, что придется все-таки возвращаться в город, хотя и очень не хочется. Я зашла в бывшую свою спальню, чтобы собрать вещи. Первое, что я увидела на низком столике у кресла — пистолет.

Глупо надеясь, что это — чья-то шутка, или забытая прежними постояльцами игрушка, я взяла его в руки.

Нет, он мрачно, тяжело и холодно лежал в моей руке. Артур! Конечно, это он вчера его здесь оставил…

Несмотря на то, что расстались мы относительно хорошо, новых встреч мне не хотелось.

Я не стала посвящать Каратаева в подробности ночного визита, попросту промолчав о нем. Впрочем, у меня были оправдания — из-за его нежностей я напрочь выбросила все это из головы.

Услышав его шаги на веранде, я торопливо сунула пистолет в свою дорожную сумку, втайне опасаясь, что он может нечаянно выстрелить.

В дороге я задумалась о том, как вернуть оружие владельцу. Ничего толкового мне не шло в голову, а Каратаев насторожился:

— О чем ты думаешь?

Я нежно засмеялась:

— По-твоему, не о чем? — Я вздохнула. — Мне предстоит объяснение с тетей. И вообще… Саша, как мы будем теперь?

Он засмеялся:

— Вот, именно об этом я тебе и говорил. Знаешь что, позвони ей и скажи, что останешься ночевать у подруги, и поедем ко мне.

Я поежилась:

— Знаешь, эта идея мне не кажется такой замечательной. Я никогда раньше так не делала… И тетя прекрасно знает всех моих подруг.

Он круто развернул машину, не объясняя, куда мы едем. Остановился, вышел и вернулся с огромным букетом и коробкой конфет.

На мой вопросительный взгляд пояснил:

— Ирине Васильевне.

Не слушая моих возражений, дотащил меня до крыльца.

Вручив цветы и конфеты онемевшей от происходящего тете, он устроился за столом, обстоятельно рассказал ей о нашем визите в санаторий и о своем разговоре с врачом, и при этом умудрялся не сводить с меня прищуренных глаз, чем смущал и нервировал…

Тетя напоила нас чаем с душистым крыжовенным вареньем и свежей выпечкой, и, допив вторую чашку, он решительно поднялся:

— Полина, нам пора.

Как под наркозом, я собрала кое-какие вещички и вышла к ним.

Каратаев подхватил мою сумку и пошел к машине.

Я посмотрела на тетю и честно сказала:

— Тетя, не сердись! Я так его люблю!

Она засмеялась:

— По-твоему, невооруженным взглядом этого не видно! Да я давно знаю, что ты его любишь, Каратаева своего!

— Откуда? — удивилась я. — Я и сама-то об этом догадалась только нынче.

Тетя насмешливо сказала:

— Тоже мне, бином Ньютона. Мы с Катей давно уж все видели, да говорить тебе не хотели. Ну, иди, а то он заждался уже!

Зина мне рассказывала, что Каратаев живет где-то за городом, поэтому я не удивилась тому, что мы выехали на объездную дорогу. Впрочем, уже минут через двадцать он свернул на аллею, усаженную по обеим сторонам деревьями, и подъехал к высоким воротам.

Посигналил кнопкой с брелока, ворота разъехались, пропустив нас внутрь. Несмотря на позднее время, подъезд к дому был освещен симпатичными фонариками, но окна в доме были темными.

Я разглядела, что двухэтажный дом имеет два больших крыла, расположенных под тупым углом друг к другу, и два отдельных крыльца, соединенных большой общей верандой.

Каратаев пояснил, кивнув на второе крыльцо:

— Здесь живет сестра с мужем. Это она здесь всем заправляет, заодно и за моим домом присматривает. Я сам дома вообще редко бываю.

Он захватил наши сумки, отпер дверь и щелкнул выключателем, при этом свет загорелся сразу в нескольких комнатах.

— Проходи.

Бросив сумки на пороге, Каратаев повернулся ко мне и притянул к себе.

— Соскучился по тебе ужасно!..

Я подняла к нему лицо, и мы начали самозабвенно целоваться.

В этот момент зазвонил его сотовый, и Саша, не отпуская меня, начал нашаривать его по карманам.

Женский голос спросил:

— Саш, это ты приехал?

— Я. — Отстранив трубку, он шепотом пояснил мне: «Сестра». — А ты чего не спишь?

— Да так. — Даже я поняла, что сестра чем-то расстроена.

Саша спросил ее, нахмурившись:

— Что, Ильи опять нет дома? — Она задышала в трубку, и Каратаев сказал: — Ленка, ты как хочешь, а я твоему мужу по морде дам.

Я про себя подумала, что у него это, видимо, универсальный способ достижения мировой гармонии. В смысле, дать по морде всем недругам. Похоже, что сестра с ним расходилась в методах оценки действенности этого метода, потому что сказала:

— Саш, давай, я сама разберусь. — Переводя на другую тему, спросила: — Ты не голоден? Приходи, у меня на ужин твои любимые отбивные.

Каратаев с сомнением посмотрел на меня, и я замахала руками.

— Нет, — усмехнулся он. — Есть мы не хотим.

Она насторожилась:

— Саша, ты не один? Это что-то новенькое. Я уж и не упомню случая, чтобы ты привозил кого-то домой. Та-а-к! На это стоит посмотреть!

Я в ужасе закрыла лицо руками, и Каратаев со смехом прижал меня к себе:

— Еще насмотришься! Все, Лен, я тебя целую, ты — самая лучшая сестра в мире.

Он сунул телефон на столик, поднял мое лицо за подбородок и спросил:

— На чем это мы остановились?

Проснулись мы рано, но подняться сразу, понятное дело, мне не удалось. Я малодушно понимала, что безобразно опаздываю, что мне нужно приехать в офис пораньше, а еще лучше, успеть заехать домой и оттуда прийти пешком, если я не хочу, чтобы мои новые отношения с директором стали достоянием гласности… А они, эти отношения, так нравились мне, что прекратить это безобразие не было ни сил, ни желания.

Мне, наконец, удалось вытолкать его из душевой кабинки, и он строго сказал:

— Так, Полина, на сборы тебе — десять минут.

Я бросила в него мочалкой, но он ловко увернулся.

Я побила все рекорды скорости, и через двенадцать минут, на ходу теряя туфли, слетела вниз.

В кухне застала идиллическую картину: Саша, голый по пояс, пил кофе из огромной расписной кружки, а его сестра, та самая крупная блондинка, любовно за ним ухаживала.

Они посмотрели на меня, и Саша со смехом сказал:

— Мы поспорили, в чем ты выйдешь к завтраку. Ленка уверяла, что все молоденькие дурочки выходят завтракать в мужских рубашках. Я немного знаю тебя, и решил, что ты спустишься в моем махровом халате. Но то, что ты появишься в офисном костюме и в туфлях- этого не мог предположить никто. — Отсмеявшись, он представил нас друг другу.

Я налила себе кофе, уселась за стол напротив Лены и подняла на нее глаза:

— У вас есть все основания считать меня легкомысленной…

Она помолчала, а потом вздохнула, глянув на брата:

— Нет. Ты мне нравишься, и я рада за брата. — Она насмешливо улыбнулась: — Я ведь еще на празднике тебя запомнила. Сашка весь вечер пялился в вашу сторону, и я все не могла понять, куда он смотрит.

Каратаев недовольно буркнул:

— Вот только придумывать не надо!

Не обращая никакого внимания на его недовольство, она повернулась ко мне:

— А уж как ты танцевать пошла, так я все и поняла. С тобой девочка была, хорошенькая такая.

Я кивнула:

— Это дочь подруги.

Каратаев поднялся:

— Ну, это надо прекращать, а то вы договоритесь неизвестно до чего. Полина, бери сумку и спускайся.

Я поднялась в спальню, покидала в сумку косметику и собралась было выходить, но вспомнила про пистолет. Черт, что же с ним делать-то?

Не придумав ничего лучше, я сунула его в свою дамскую сумочку.

Конечно, мы опоздали, и все видели, что приехали мы вместе, и в машине Каратаев так поцеловал меня, что у охранника, видевшего это, даже макушка порозовела от смущения…

Каратаев сказал:

— Зато всем ясно все будет. Не могла же ты всерьез рассчитывать на сохранение тайны в нашем коллективе?!

По понедельникам работы всегда особенно много, это все знают. До обеда я и голову не подняла от своих расчетов.

Наконец, я отдала расчеты Ворошилову, и Зина с Ленкой, пришедшие ко мне, смогли удовлетворить свое любопытство, выслушав все мои новости. В особо патетических местах Зина хваталась за сердце, а Ленка хохотала. Впрочем, про ночной визит Артура я умолчала. И без него моя история выглядела достаточно колоритно.

Я все обдумывала, как бы мне рассказать о том, что мы с Каратаевым… Но тут на шум к нам заглянул Ворошилов. Он недовольно спросил Зину:

— Почему тебя нет на месте?

На что та оскорбленно завопила:

— Так обед же, Глеб Юрьевич!

В этот момент в дверь заглянул Каратаев. Нимало не смущаясь присутствием людей, сказал:

— Я за тобой. Поедем, пообедаем где-нибудь?

Я подхватила сумку, кивнула замершим подружкам. Проходя мимо Глеба Юрьевича, я заметила, что у него отпала челюсть. Впрочем, это мне и раньше было безразлично, а теперь чего уж…

Каратаев отвез меня в маленький ресторанчик на седьмом этаже бизнес-центра. Видимо, обычные его посетители обедали позже, потому что в зале мы были одни.

Каратаева здесь знали, обслужили нас по высшему разряду. Повар-итальянец оказался настоящим художником, и все тарелки были оформлены, как затейливый натюрморт. Впрочем, и качество еды было отменным.

Саша закурил, а мне принесли десерт из абрикосов и мороженого с карамельным соусом, и он с удовольствием наблюдал, как я расправляюсь с кулинарным шедевром.

После обеда Саша завез меня в офис, а сам умчался на встречу с заказчиками.

Я решила использовать это время с толком. Невозможно ходить по городу с чужим пистолетом в сумке. Кроме всего, вдруг Артур использовал его раньше по назначению, и за этим пистолетом висит какой-нибудь глухарь?! Если у меня его найдут, милиция будет счастлива свалить все на меня, например, и у меня будут серьезные неприятности.

Я вспомнила, что в каком-то детективе герой, не слишком положительная личность, всегда носил в кармане пиджака заявление в милицию о находке оружия, и, решив, что лишняя предосторожность не помешает, написала несколько строчек.

Оставалось решить вопрос, как мне найти Артура. Самым простым было позвонить в приемную Коригова, но после всего происшедшего делать это мне не хотелось категорически.

Я пошла в приемную.

На мое счастье, Зина была одна, и я спросила ее:

— Ты не знаешь, случайно, где обретается Коригов-младший?

Зина, которая была в курсе всех городских историй, не подвела и на этот раз:

— Официально он является директором спорткомплекса на Разина. А неофициально болтается там весь день, чаще всего в бильярдной, или наливается виски в баре. А тебе зачем?

Я уклончиво ответила:

— Просто, чтобы знать.

Вернувшись к себе, взяла телефонную книгу и на 130-й странице обнаружила номер и адрес спорткомплекса «Арктур». Теперь я и сама вспомнила, где это: в городе это заведение называлось «У Артура».

Звонить я не стала, а решила все очень быстро: вызвала такси и через двадцать минут входила в вестибюль.

Подойдя к стойке ресепшен, я спросила, наклонившись к девушке:

— Как я могла бы поговорить с господином Кориговым?

Заученным голосом она прощебетала:

— Артура Николаевича сейчас нет. Может быть, вы оставите свой телефон и имя? Как только он появится, я ему обязательно все передам.

Я замялась. Упоминать свое имя я не хотела. Но, иначе, он, чего доброго, не захочет со мной разговаривать. Кроме того, разгуливать по городским улицам с пистолетом в сумке мне поднадоело.

— Понимаете, это очень важно. И в первую очередь, для него.

Девушка извинилась и терпеливо повторила, что ничем мне помочь не сможет.

Помощь пришла со стороны. В вестибюль походкой вразвалочку вошел один из амбалов, сопровождавших Артура в прошлую нашу встречу.

Сначала он принялся рассматривать меня, но внезапно лицо его изменилось, и я с удовлетворением подумала: узнал.

— Золушка?!

Я кивнула и ловко подхватила его под локоть, утащила к окну. Девчонка с интересом на нас поглядывала, но услышать ничего не могла.

— Я знаю, что со стороны это странно выглядит. Но поверьте, мне очень нужно увидеть Артура Николаевича.

— Зачем? — обалдело спросил парень.

— Думаю, будет вполне достаточно, если вы просто поставите его в известность, что я здесь.

Он кивнул, вынул трубку и отошел в сторону.

Тут же вернулся, кивнул:

— Пойдем.

Мы поднялись в лифте на третий этаж, и оказались в большом помещении с бильярдными столами.

Парень уверенно провел меня какими-то коридорами, и мы оказались перед запертой дверью.

Он стукнул, и заглянул внутрь:

— Артур, привел твою вчерашнюю Золушку.

Дверь распахнулась, и хозяин заведения возник на пороге. Он молча окинул меня взглядом и посторонился:

— Входи. — Повернувшись к парню, попросил его, поморщившись: — Ярик, отвези Марго в контору. Ей давно пора на работу.

Последняя фраза прозвучала с издевкой.

Мимо меня, обдав запахом убойно тяжелого парфюма, независимой походкой вышла Марго. Она не поздоровалась, но я поняла, что она меня узнала, по тому, как она сверкнула на меня глазами. Я невольно посторонилась, пропуская ее. Почему-то мне показалось, что она плакала.

Артур закрыл за ней дверь, с любопытством рассмотрел меня и жестом указал на диван.

— Присаживайся. Чему обязан? Я, конечно, надеялся на встречу, но не так скоро…

Я открыла сумочку и вынула пистолет.

Он посмотрел на него, потом на меня, и расхохотался.

— Я думал, что потерял его в траве. Даже ребят послал. Но они, понятное дело, ничего не нашли. — Он подошел к столику, на котором стоял поднос с разнокалиберными бутылками, спросил: — Выпьешь что-нибудь?

Я поднялась:

— Извини, я тороплюсь, у меня всего несколько минут.

Он остановил меня:

— Подожди. Послушай, ты не перестаешь меня удивлять. Из десяти знакомых мне женщин две сдали бы оружие в милицию, три закопали или выбросили, одна — обязательно спрятала бы, чтобы потом использовать, остальные — пожаловались бы мужу или любовнику. И ни одна не принялась бы разыскивать меня с пистолетом в сумке. Ты хоть понимаешь, что это опасно?

Я пожала плечами.

— Мне тоже не хотелось, чтобы меня застукали со стволом на кармане! В каком-то детективе я видела, как заглавный бандит носит в кармане пистолет и заявление о том, что он его нашел. Он еще даты в нем каждый день менял. Ну, я и написала такое заявление.

Артур в это время собирался налить виски в стакан. Рука его дрогнула, он повернулся ко мне и сдавленным голосом спросил:

— Что ты написала?

Он рухнул на диван и закрыл лицо руками.

Я перепугалась, но, приглядевшись, увидела, что он хохочет, и ужасно разозлилась.

— Откуда я знала, вдруг этот пистолет где-нибудь по мокрому проходил?

Сраженный новым приступом хохота, он замахал руками:

— Полина, ты смерти моей хочешь?!

Так нас и застукал возвратившийся Ярик.

Он с недоумением посмотрел на изнемогающего Артура, на пистолет на столе и мое сердитое лицо.

Отсмеявшись, Артур сказал:

— Ярик, отвези Полину, куда скажет.

Я покачала головой:

— На твоей машине никуда не поеду. Зачем лишние разговоры?

Он сощурился, кивнул парню:

— Отвези на своей. Неужто Каратаеву ничего не сказала?

Я мотнула головой.

Уже в дверях обернулась:

— Ничего особенного или смешного в своем поступке не вижу. Я знала, что у тебя проблемы с правоохранительными органами, и не хотела добавлять тебе неприятностей. Дяде нести оружие тоже не решилась. Оставалось найти тебя, вот и все. Кроме того, я должна была отблагодарить тебя за совет.

К этому моменту ему удалось налить виски, но стакан он до рта так и не донес:

— Неужто решилась?! — Покрутил головой и сказал: — Завидую, по-хорошему завидую. Хорошая ты девчонка!

Попросив Ярика высадить меня возле супермаркета, я купила кое-какие продукты к ужину, сложила все в пакет и вернулась в офис.

В приемной я натолкнулась на Зину.

— Где это ты пропадаешь? — изумилась она.

Я показала ей сумки, и она засмеялась:

— Правильно, мой Сашок тоже поесть любит. Как у вас, все нормально?

Я кивнула, и Зина засмеялась:

— Можешь не отвечать. Сияешь, просто даже неприлично!

Я пропела:

— Зина, сие не от меня зависит! Один мудрец говорил: влюбленность и чих скрыть невозможно.

Она махнула:

— А, знаю, это который фонтан хотел заткнуть.

Порадовавшись основательным литературоведческим знаниям подруги, я промчалась к себе в кабинет.

Вечером, ближе к концу рабочего дня, объявился Каратаев.

Он заглянул ко мне:

— Поедем домой, а?

Я глянула на часы и не стала вредничать.

— Поехали!

Увидев мои пакеты, он изумился:

— А это что?

Я важно ответила:

— Буду кормить тебя ужином. Хочешь, я приготовлю печеные баклажаны и курицу в ореховом соусе?

Он засмеялся:

— Ты так аппетитно рассказываешь, что слюнки текут!

Мы заехали за вином, которое я сама не догадалась купить к ужину.

Проезжая мимо кофейни «Леди Мармелад», Каратаев остановился.

— Ленка обожает их пирожные.

Я выбрала целую коробку разных пирожных, уложенных в гофрированную бумагу. Девушка-продавец увязала все это великолепие огромным бантом.

На обратном пути я примолкла, разглядывая окрестности.

Каратаев не выдержал первым.

— Чего молчишь? — спросил он.

Уже полгода меня мучил один вопрос, и я, наконец, решилась.

— Саша, в каком городе вы служили с Тимуром?

Он недоуменно поднял брови и неохотно ответил:

— Там нет городов в твоем представлении. Панджшер — так называется это место… — Помедлив, спросил: — К чему это ты?

Я повернула голову и полуутвердительно спросила:

— Ты ведь приезжал этой зимой в Питер? Я почти уверена, что именно тебя видела тогда на дорожке к тиру.

Он нашарил сигареты, закурил. Виновато кивнул:

— Приезжал.

— А почему не подошел?

Он усмехнулся:

— Увидел вашу щенячью возню в снегу, и решил, что не подхожу тебе. А потом вообще решил, что ты все про меня поняла. — Он пояснил: — Ну, ты задерживаться перестала, да и виделись мы с тобой реже. И я решил, что это правильно. Представляешь, сколько смеху будет в городе, если я женюсь на двадцатилетней девочке?

— А ты не женись, — холодно сказала я.

Он покачал головой и серьезно сказал:

— Придется. Я просто не смогу без тебя жить.

Часть 2

Я смотрел по телевизору выступление главы государства о перспективах развития страны на долгосрочную перспективу и морщился. Нет, все, что он говорил, было правильно, и сам по себе он мне нравился, но осилить окопавшуюся в зданиях администраций рать чиновников всяческих рангов, думаю, и ему окажется не по силам. По рукам и ногам вяжут, в каждую строку норовят лыко вставить… И ладно бы, только денег хотели — нет, тянут решение любого, даже пустякового, вопроса, устраивают многомесячную волокиту…

Мои раздумья прервала трель телефона.

Ага, вот и иллюстрация к речи президента! На дисплее высветилось имя Альберта Николаевича, нашего юриста. Он уже месяц как отбыл в командировку, с целью оформить разрешение на строительство нового завода. Юристом он был хорошим, и отличался толковостью. Да вот что-то у него там не складывалось, и я понимал, что сейчас на меня обрушится поток жалоб.

Однако, жаловаться он не стал. После обычных приветствий твердо сказал:

— Я тебе, Алексей Германович, так доложу: не видать нам разрешения на строительство завода до осени.

— Что так? И почему до осени-то?

— Тут такое дело… Не город, а божеское наказание! Полное безвластие и в районной, и в городской администрациях. Понимаешь, год назад убили городского главу, а его зам, который месяц исполняющий обязанности, ни одной бумаги подписывать не хочет. Я уж и так к нему подходил, и этак — ни в какую! А от него зависит самое главное — подписать постановление о выделении земли. Ты ж меня знаешь, я уже всех обошел, и в Земельном комитете был, и со всеми уж и договорился. Мне и съемочку сделали, и акт по геологии на руках, и проектанты уже вовсю проект по месту привязывают — да только без его поганой подписи вся моя работа насмарку!

Я нахмурился. Если Шалевич говорит, что до осени, значит, в самом деле до осени… Черт, ужасно жалко время терять! На всякий случай я спросил:

— Альберт Николаевич, может, тебе у районного главы попытать успеха?

Он вздохнул:

— Тут дело еще хуже. Действующий глава уже полгода под следствием находится, и, на нашу беду, как раз за спекуляцию землей. При слове «земля» у районных чиновников делаются испуганные лица, и они бегут от меня, как от прокаженного.

— Вот незадача. Бросить бы этот участок — да уж больно заманчиво: и железнодорожная ветка, и рынок рабочей силы, и расположение географическое прекрасное…

Альберт Николаевич вздохнул:

— А места какие здесь, м-м-м! Знаешь, вся красота среднерусской природы. Вот уйду на пенсию, переберусь с Верой Васильевной в такой городок, да и заживем себе потихоньку…

Я насторожился:

— Что-то тебя, Альберт Николаевич, на лирику потянуло. Не иначе, за женой соскучился? Сам посуди: одного главу грохнули, а другого посадили — и это ты называешь тихим городком?

— Да мне-то что? Я — человек маленький, живу тихо. — Он кашлянул. — Я, собственно, звоню с тем, чтобы предупредить: у Веры моей юбилей через неделю, так что, если можно, я пару недель отпуска возьму.

Я заулыбался. Веру Васильевну мы все хорошо знали: на все наши корпоративные сборища она неизменно являлась с пирогами и тортами собственного изготовления.

— Конечно! Да что отпуск, давай, я созвонюсь с Катериной, она вам в Карловых Варах санаторий устроит, а мы оплатим.

— Санаторий — дело хорошее, но к Вере на юбилей куча гостей и родственников наедет, так что ничего у нас не выйдет.

— И ладно. Тогда давай так — разъедутся гости, и вы с Верой на отдых отправитесь. Ты же знаешь, Катерина все сделает, как надо. Так что можешь ехать домой, а я пока подумаю, может, удастся найти какие-нибудь рычаги, и сдвинуть это дело.

Учитывая разницу во времени, звонить Катерине, исполнительному директору нашего пражского филиала, было еще прилично. Она сразу вникла в проблему, и пообещала все устроить.

Избавившись от одной проблемы, я нашарил сигареты и вышел на веранду.

Может, и в самом деле, бросить этот участок и поискать другой?

Я вздохнул, и полез за записной книжкой.

Лениво листая страницы, наткнулся на имя Ленки Каратаевой. Как же я забыл, она ведь родом именно из этого города! Когда-то, еще в институте, мы у нее в гостях были, такой типично русский хлебосольный дом. Я тогда мотоспортом увлекался, мы с ребятами приезжали на соревнования, так они всю нашу команду зазвали, и накормили до отвала, а отец Ленкин с ремонтом машины нам здорово помог: он директорствовал в каком-то транспортном предприятии.

Впрочем, она давно не Каратаева, а Городецкая. Если, конечно, не разобралась давно, какой подарок ее Илья, и не направила его куда подальше. Рожа у него всегда была красивая, и бабы на него сразу западали, хотя парень он был так себе. Ни одной хорошенькой юбки он не пропустил, но вот Ленку было отчего-то особенно жалко: девчонка она была очень хорошая. Кажется, после тех соревнований у них с Ильей все и началось.

Конечно, все узнали об их романе, и ждали обычного финала. Но, то ли Илья присмирел, то ли действительно влюбился по-настоящему, а только после четвертого курса они поженились. Ленка успешно написала два диплома, свой и Ильи, блестяще защитилась сама и дотащила до защиты своего благоверного. Потом мы все разъехались, на ежегодные встречи выпускников Городецкие не приезжали. Мне кажется, Илья чувствовал, что однокурсники его недолюбливали, и к встречам не стремился. А Ленка… Вот ее я с удовольствием бы повидал.

На пятнадцатилетии окончания института я встретил много знакомых, и мы, конечно же, обменялись адресами и телефонами. Поэтому я вернулся в комнату, и начал методично обзванивать всех.

Через полчаса безрезультатных поисков я разозлился: не мог же человек пропасть в никуда!

Поразмышляв, принес атлас автомобильных дорог, убедился, что ехать-то всего ничего и решение пришло само. На месте все посмотрю, заодно и с Ленкой повидаюсь.

С утра выехать не получилось, пришлось решать всякие производственные проблемы. К полудню, озверев от жары и навалившихся проблем, я объявил замам, что отъеду на несколько дней в командировку. Поскольку все знали, что мы затеваем там масштабное строительство, место, куда я направлялся, ни у кого особого любопытства не вызвало.

Леночка Храмова, безуспешно пытающаяся околдовать меня на протяжении последних восьми месяцев, скорчила разочарованную рожицу:

— А у меня день рождения в пятницу. Может, успеете вернуться?

Я прижал руку к пиджаку в области сердца:

— Мои поздравления… Но вернуться навряд ли получится.

А про себя подумал, что это и хорошо: по ее поведению в последнее время чувствовалось, что она готовится к решающему штурму. Лена — красивая девица, но, кроме хорошей фигурки и смазливой мордашки, других достоинств мне приметить не удалось. Для брака этого маловато, а Лена явно нацелилась на нечто большее, чем просто совместный отдых на пару недель, поэтому я предпочел взять тайм-аут, пусть остынет.

Впрочем, я ее вполне понимаю: с точки зрения Леночки я, видимо, представляю собой хорошую добычу: тридцать шесть лет, холостяк, довольно успешный и прибыльный бизнес, возможность жить по два-три месяца в году в Праге, где у нашего торгового дома есть филиал, ну и вообще… В конце концов, я — довольно молодой мужик, кажется, даже симпатичный. Может, у нее даже и не такие меркантильные соображения…

Впрочем, до ее соображений и мотивов мне особого дела не было: жениться я не собирался, а тем более на Леночке. И без того вокруг меня постоянно крутились подобные ей девицы, подталкиваемые мамашами, озабоченными тем, как пристроить чадо.

Я отдал последние распоряжения, пожал руки замам и отбыл.

В город въехал уже в сумерках.

За то время, что прошло с моего последнего визита, здесь все очень изменилось, и я с трудом вспомнил дорогу к Лениному дому.

Впрочем, самого дома как бы и не было: довольно обширная территория была обнесена высоким железобетонным забором, и за ним просматривались крыши каких-то складов арочного типа.

Я остановил машину и вышел. Да нет, место было то самое: я узнал мост через речушку, мы еще вечером гуляли здесь с парнями.

Я покрутил головой.

Со стороны донесся колокольный звон, и я порадовался: точно, тогда я тоже его слышал.

Ворота, ведущие на огороженную территорию, были плотно закрыты. Из-за забора доносился басовитый лай, наводивший на мысль о крупных собаках, который отбил у меня всяческое желание заглядывать через забор.

Прямо напротив ворот, на другой стороне улицы, располагалась небольшая заправка и автосервис. Двери помещения были широко распахнуты, оттуда доносились голоса и громкая музыка.

Я заглянул внутрь.

Молодой паренек возился возле какого-то станка. Рядом на яме стояла машина с открытым капотом.

— Не помешаю? — осведомился я.

Он кивнул, сделал музыку потише.

— Если насчет вашей машины, — он кивнул в сторону джипа, — то на выезде из города есть специализированный центр, вам лучше туда.

— Нет, машина в порядке. Человека я одного ищу. Когда-то она жила здесь, напротив. А сейчас смотрю — склады какие-то.

Он сощурился:

— Это когда ж это было-то?! Я живу тут неподалеку, и даже не помню, чтоб люди жили. Здесь всегда какая-то строительная организация размещалась. Нет, офис-то у них в центре, а здесь промбаза.

Я мрачно подумал, что и в самом деле, лет прошло немало.

Хотел уже уйти, но тут в мастерскую вошел немолодой мужчина.

Парень поздоровался с ним, кивнул в мою сторону:

— Вот, Андреич, человек уверяет, что раньше тут, напротив нас, люди жили. Ищет кого-то, может, ты вспомнишь?

Мужчина повернулся ко мне:

— Я ищу Лену Городецкую. Девичья фамилия у нее Каратаева, зовут Елена Алексеевна, лет тридцати шести…

Мужчина и парень переглянулись, и парень сказал:

— Здрасьте! С этого и надо было начинать…Конечно, все в городе знают, где они живут. Вам надо выехать на объездную, там указатель будет, метров через пятьсот, на Прохорово. В поселок не въезжайте, увидите там широкую бетонированную автодорогу и шлагбаум.

Пожилой кивнул:

— Только так просто вас туда не пустят. Люди там живут непростые, так что и не знаю…

— Давно они отсюда уехали? — спросил я у него.

Он словоохотливо сказал:

— Давненько. Лет восемь, как отец их, Алексей Ильич, уехал на свою родину. Тогда же Александр, брат Лены, дом за городом отстроил, а здесь базу свою разместил.

— Я смотрю, вы их хорошо знаете.

— Еще бы! Они и росли-то у меня на глазах. Хорошие дети у Алексея Ильича, ничего не скажу.

Паренек ухмыльнулся:

— Кто ж их не знает? Сам Каратаев мэром у нас был.

— Почему был?.. Сняли, что ли?

Пожилой недовольно и строго глянул на паренька, и тот мигнул.

— Убили его. Вот уж год, как похоронили. Хороший был мужик, правильный. Многие его добрым словом поминают.

— А промбаза теперь чья?

— Сейчас здесь вдова его хозяйствует. И ничего, управляется. Народ, что работает у них, не разбегается, за работу держится. А Лена с мужем отцовское дело продолжают, большегрузы у них, и техника всякая. У меня тут кум в охране, если хочешь, я попробую тебе узнать какой номерок, чтоб зря не ездить. Ленкиного, у него, понятное дело, не будет, а вот диспетчера ихнего телефон он знать должен. Те им часто краны и технику всякую дают.

Я свернул на бетонку и притормозил у шлагбаума.

Парень в форме военизированной охраны проверил мои документы, и лихо козырнул:

— Проезжайте. Полина Витальевна звонила, просила пропустить вас.

Он объяснил, куда ехать, и уже через пару минут я притормозил у кованых ворот.

По дорожке от дома ко мне шла молодая женщина в темном платье.

Мы поздоровались, я представился.

Она протянула мне узкую прохладную ладонь:

— Полина. Лена звонила мне. Давайте вашу машину поставим в гараж, и я накормлю вас ужином.

Она терпеливо дождалась меня, и пошла вперед, показывая дорогу.

— Лена сказала, что завтра постарается вернуться пораньше. Они с Ильей поехали отвезти отца и внуков. Это не очень далеко, но Алексей Ильич уже немолод, и неважно себя чувствует. В общем, Лена решила, что будет лучше, если они с Ильей отвезут их на своей машине. Конечно, если бы она знала, что вы приедете…

Я прервал ее:

— Ничего страшного! Я не тороплюсь. И я так рад, что нашел ее. Ленка и Илья никогда не приезжают на встречи выпускников, и мы все их давно потеряли. Так что я даже рад оказии, благодаря которой я оказался здесь.

Полина полуобернулась и спросила:

— Вы ведь учились и с ее мужем, Ильей?

Я кивнул.

— Конечно, — и дипломатично добавил:- только он был в параллельной группе, и мы не слишком дружили.

Полина рассеянно кивнула.

Она устроила меня в гостевой спальне на втором этаже, вынула из шкафа свежие полотенца:

— Можете принять душ. Я займусь ужином, но это совсем недолго. Как освободитесь, спускайтесь.

Я выложил немногочисленные вещи в шкаф, забрал дорожный несессер и с наслаждением принял душ и побрился. Конечно, сейчас в машинах кондиционеры и все такое, но все равно, дорога есть дорога.

Я спустился вниз с мокрыми после душа волосами.

Полина накрыла стол на веранде. Из леса дул прохладный ветерок, и я с удовольствием устроился в плетеном кресле, ожидая хозяйку.

Видимо, она тоже была в душе, потому что спустилась босиком, в домашних светло-голубых джинсах и плотной маечке, которая ей шла необыкновенно. Я внимательно присмотрелся к девушке, и подумал, что она гораздо моложе, чем показалась мне вначале: лет 25–26, не больше.

Из кухни пахнуло чем-то вкусным, и я вспомнил, что сегодня не обедал, так что ужин, пусть даже и такой поздний, оказался кстати.

Полина принесла мне огромную тарелку с отбивной, картофелем-фри и зеленым салатом, сыр, свежие овощи, замечательно вкусный салат из зеленой фасоли и салатницу с непонятной красно-зеленой массой.

Я неуверенно подцепил вилкой смесь, попробовал и в изумлении поднял на нее глаза:

— М-м-м! И что это такое?

— Песто, — и пояснила: — баклажаны и помидоры пекут на костре, а потом все взбивается в блендере с зеленью и пряностями. Это очень вкусно!

Я покивал с набитым ртом.

В отличие от меня, Полина ела мало, в основном, она следила за тем, чтобы моя тарелка не пустовала. Она лениво ковыряла вилкой в салате, подозреваю, что, как вежливый человек, просто пыталась составить мне компанию.

Я присмотрелся к ее лицу, и мне показалось, что она очень устала.

Я с пониманием спросил:

— Что, сегодня выдался трудный день?

Она сглотнула и с трудом сказала:

— Не трудный. Просто плохой. Год назад погиб мой муж…

Я кивнул:

— Извините…

— Ничего, я уже вполне могу об этом разговаривать. Сегодня с утра был митинг, посвященный его памяти, потом отмечали годовщину в ресторане, потом я провожала Сашиного сослуживца с семьей, они гостили у нас последнюю неделю, потом собирала в дорогу детей…

— Детей?

Она кивнула:

— У нас двое, Тимка и Леша. Они близнецы, так что шкодят всегда хором. Им по три года, самый забавный возраст… Дед обожает внуков, и я отпустила их погостить. Там воздух замечательный, и река рядом. Прошлым летом они приехали, черные, как два негритенка. Сама-то я прошлое лето помню плохо, как-то так все неожиданно произошло… Толком и помню все только с того момента, как Алексей Ильич привез мальчишек, а до этого — как провал.

Она поднялась:

— Кофе?

Я кивнул, и Полина спросила из кухни:

— Вы любите натуральный?

Я отрицательно покачал головой:

— Вообще-то, предпочитаю растворимый, с молоком и сахаром. А еще лучше, со сгущенкой.

В кухне что-то зазвенело и покатилось.

Я поднялся и заглянул: Полина собирала с пола осколки чашки.

— На счастье, — резюмировал я.

Она промолчала, выбросила осколки в ведро.

Принесла мне кофе, именно так, как я люблю, в большой расписной чашке с толстыми краями. Отогнув крышечку банки, спросила со странными интонациями:

— Четыре ложки?

Я удивился:

— Нет, зачем так много? Вполне достаточно пары.

Полина задумчиво размешивала молоко в чашке, и я заметил, что она прикусила губу. Поставив чашку передо мной, она устроилась напротив, с крохотной чашечкой натурального кофе.

Я извиняющимся голосом произнес:

— Это я в армии приучился пить такой кофе. Очень сытно, и согревает сразу.

Она слабо удивилась:

— Вы служили?

— Ну, если это можно так назвать. Я попал после института офицером на два года. Сам я из Перми, и так совпало, что и служить пришлось в Перми, места там красивейшие. Родители мои до сих пор там живут, я к ним часто наезжаю. У нас в Москве последние зимы уж и вовсе малоснежные, а там — как положено. Так вот намерзнешься при минус сорока, да с ветерком — обхватишь пальцами горячую кружку, вдохнешь пар, а сладкий кофе прямо горячим клубком все в тебе так и растапливает…

Она засмеялась:

— Вы так здорово рассказываете! Действительно, я тоже заметила, что снега с каждым годом все меньше. Без него зимой скучно.

Мы еще поговорили, потом я отошел с сигаретой к перилам, а Полина собрала посуду на поднос. Еще некоторое время я наблюдал за девушкой сквозь окно кухни, и мне все больше нравилось на нее смотреть…

Постель оказалась удобной, подушка пахла свежим бельем, в общем, уснул я, едва коснулся ее головой.

Проснулся, как от толчка. Прислушался, но за окном было по-прежнему тихо, только где-то вдали лягушки давали концерт. По случаю летней жары я оставил на ночь открытой дверь, которая выходила на широкую веранду.

Я уже почти уснул, когда внезапно снова услышал посторонний звук, от которого, видимо, проснулся несколькими минутами раньше.

Я поднялся, натянул джинсы и вышел на веранду. Здесь уже четко услышал влажные всхлипы и нерешительно подошел к приоткрытой двери.

Полина лежала, уткнувшись лицом в подушку. Я присел возле нее и погладил щеку тыльной стороной руки.

Она замолчала, но не отстранилась, а потом… Потом она прижала мою руку к своему лицу, и прерывисто задышала, и как-то так вышло, что я уже целовал ее влажный полуоткрытый рот, и гладкую горячую кожу, и она, задыхаясь, нетерпеливо отвечала мне. Кажется, мы не сказали друг другу и слова…

Я лежал рядом с Полиной, испытывая сильное желание закурить, но не желая отправляться на поиски сигарет. После того, как я отпустил ее, она не издала ни звука. Я приподнялся на локте, и погладил ее волосы.

Не открывая глаз, она хрипло пробормотала:

— Если хочешь — можешь закурить. Я — в душ.

Полина уселась в постели, спустив ноги на ковер. Потерла лицо руками и провела по волосам. Длинная прядь упала ей на лицо, и она нетерпеливо заправила ее за ухо.

Что-то было в ее голосе, отчего я перехватил ее за руку и попытался притянуть к себе.

Она недоуменно глянула на меня и строго сказала:

— Зачем это? Оставь.

В душе она была минут сорок.

Я не удержался и заглянул, все ли с ней в порядке. В кабинке ровно шумела вода, а Полина, не шевелясь, стояла под струями душа, подняв вверх лицо с закрытыми глазами.

Я тихо вернулся в комнату, натянул джинсы и вышел на веранду.

Устроившись в кресле, закурил.

Через некоторое время услышал, как она вышла из душа и прошлепала мокрыми ногами по лестнице вниз. Чем-то звякнула, зашумела вода, и я понял, что она варит кофе.

Я спустился:

— Не спится?

Она мотнула головой, подошла с чашечкой к перилам и хмуро уставилась куда-то.

— Я вообще плохо сплю. Иногда засыпаю только под утро.

Я подошел ближе, но почувствовал, как она сжалась, и уселся на перила спиной к ней, чтобы не видеть ее лица.

Решившись, спросил:

— Полина, я чем-то расстроил тебя?

— Нет. — Она решительно повернулась ко мне: — Мы не должны были этого делать.

Я сердито сказал:

— Если люди стали почему-то дороги друг другу, если они смогли стать ближе — разве это плохо?

Она внимательно рассмотрела гущу на дне чашечки, подняла на меня тяжелый взгляд:

— Спать с кем-то в одной постели — это не значит стать ближе.

Сейчас она совсем не была похожа на себя вчерашнюю, и я вздохнул:

— Извини, но мне не хочется беседовать с тобой в подобном тоне. Если не возражаешь — я пойду спать дальше.

Она по-прежнему смотрела на дно чашки.

Когда я уже поднялся по лестнице наполовину, неожиданно позвала:

— Алексей! Спасибо тебе за то, что не сердишься, и не упрекаешь меня, что я сама на тебя набросилась, а теперь хамлю. Прости. — Она горько улыбнулась: — Если честно, сама не знаю, что на меня нашло.

Я сдержанно попрощался:

— Спокойной ночи.

У себя в спальне я проворочался без сна часа два.

Девчонка, да что она себе позволяет!.. Завтра же уеду отсюда. Да, точно, вот увижу Ленку, поговорю с ней, и уеду. Мне тридцать шесть лет, я — успешный состоявшийся мужик, и я не могу позволить девице с настроением, сменяющимся, как погода весной, манипулировать собой.

Да, сама набросилась. А как еще прикажете это называть?! Я и в мыслях не держал ничего подобного, когда подошел к дверям ее спальни. Просто все случилось так внезапно, скоростью и силой чувств напоминая лесной пожар, который я когда-то видел…

Неожиданно вспомнилась гладкость ее кожи под руками, и то, как она запрокидывала голову, и уж вовсе нестерпимо захотелось прижаться к ней сзади, обхватить руками и уткнуться носом в волосы.

Я не слишком люблю делить с кем-то свою постель. Во-первых, женщины по утрам выглядят несколько иначе, чем вечером, во-вторых, утром с ними надо о чем-то разговаривать, чтобы не казаться хамом, а в-третьих, я просто всегда любил спать один. Поэтому с девушками, как правило, встречался на нейтральной территории, благо это сейчас так просто. Кроме того, предполагало известную свободу маневра: со своими подругами я всегда встречался, когда мне было удобно.

Впрочем, люди меняются. Может, пришло мое время жениться, на радость мамочке, которая давно уже ждет этого события.

Я хмыкнул: так вообще неизвестно до чего додуматься можно. Велика беда: осчастливленная девица восторгов не выразила. Подумаешь…

Впрочем, все равно было обидно, пусть не восторгов, но человеческого отношения и тепла хотелось…

Утром я поднялся поздно, с тяжелой головой.

Внизу меня встретила чистая, умытая и гладко причесанная Полина.

Она отставила кофейную чашечку и вежливо улыбнулась:

— Доброе утро. Присаживайтесь к столу, сейчас принесу ваш кофе. Я заглянула к вам, но вы так крепко спали…

Ага, мы теперь снова на «вы». Ладно, пусть так.

Завтрак прошел в молчании.

По случаю выходного дня Полина осталась дома, и я слышал ее шаги, она занималась домашними делами, кажется, что-то готовила.

На меня она совершенно не обращала внимания, а если и обращалась ко мне, то только исключительно как радушная хозяйка, принимающая малознакомого, но важного гостя.

Я злился на себя, на нее и чувствовал себя полным идиотом.

Не знаю, как долго все это продолжалось бы, но от ворот раздался сигнал, я спустился вниз, и через полминуты на меня налетела Лена. Неожиданно она бросилась мне на шею, и я понял, что она плачет, только когда мне удалось отстранить ее.

— Ленка, ну, ты даешь! Ревешь-то чего?

Утирая слезы загорелой ладошкой, она пробормотала:

— Лешик, ты даже не знаешь, как я рада твоему приезду! Я и Илью подняла пораньше, так хотела быстрее тебя увидеть.

Я про себя подивился такой силе дружеских чувств, а вслух сказал:

— То-то вижу, как ты скучала. Чего на встречи не приезжала ни разу? Весной, между прочим, пятнадцать лет отметили, с окончания института. Все наши приезжали, Боря и Вовчик Скоморохов даже из Америки подъехали, и Игорь Астраханцев на два дня из Австралии прилетел, вот только тебя и не было. И, главное, никто не знал, куда ты делась.

Лена вздохнула:

— Да не хотела я приезжать. Нет, вовсе не потому, что не скучала. Просто… Понимаешь, вы все стали успешными людьми, у всех семьи, дети, а я… Детей нет, с семьей тоже не все ладно. Сижу дома, поправилась ужасно, в зеркало на себя смотреть неохота.

В институте она была довольно крупной угловатой девушкой, и всегда стеснялась своего роста. На мой взгляд, она за эти годы только похорошела. Все углы ушли, Ленка была вся ладная и гладкая, и я с удовольствием ее рассмотрел.

Засмеялся:

— Каратаева, не прибедняйся. Ты и раньше хорошенькой была, а теперь — просто королева. А вот то, что дома сидишь — плохо, я ведь помню, какая ты умница, сам у тебя курсовой по деталям машин беззастенчиво передрал.

Сразу проглянула прежняя Ленка. Она захохотала и припомнила, как я на третьем курсе влюбился в дочку нашего нового декана, а она оказалась ему не дочкой, а женой! И как меня все прятали от декана, чтоб я ему на глаза не попадался.

Появившийся Илья пожал мне руку и довольно кисло улыбнулся.

Лена помогла Полине накрыть на стол, и мы выпили за встречу. Не уверен, но мне показалось, что Илья заметил холодность Полины в обращении со мной, и неожиданно расслабился. Он шутил, довольно много пил за столом, чего я за ним раньше не помнил, и даже рассказал пару институтских историй.

Мне показалось, что Ленка изменилась по отношению к Илье. Раньше она смотрела на него с немым обожанием, и смеялась всем его шуткам, а сейчас… Мне даже пару раз показалось, что она поморщилась. Впрочем, вполне возможно, что за прошедшие годы она лучше его узнала, и поняла, что парень он пустой.

После обеда Лена объявила всем, что институтские воспоминания никому не интересны, кроме самих сокурсников, и под этим предлогом утащила меня в кабинет.

Комната была обставлена тяжеловесной темной мебелью, вдоль стен стояли шкафы, набитые книгами. Правда, компьютер на столе был вполне современным, но куда ж без него. Я подивился про себя: неужто Илья здесь работает с документами?.. Насколько я его помнил, учился он посредственно, и слабо верилось, что в комнате без телевизора он мог провести больше пяти минут.

С овального портрета над кожаным диваном внимательно и чуть хмуро смотрел светловолосый мужчина. Учитывая внешнее сходство с Леной, я предположил, что это и есть ее старший брат. Кабинет, видимо, когда-то принадлежал ему.

Лена вошла в кабинет с небольшим хрустальным ведерком для льда в руках.

Она плотно закрыла за собой дверь, отрезав звуки спортивной передачи, которую смотрел Илья, подошла к столику, налила в два стакана виски и спросила меня:

— Тебе со льдом?

Я кивнул.

К моему изумлению, Ленка хватила полстакана неразбавленного виски, задышала и поднесла ладошку к губам.

— Леша, ты извини… Мы дружили в институте, и ты на меня всегда хорошо влиял… Мне просто не то, что посоветоваться, но даже поговорить о том, что со мной происходит, не с кем…

Она заплакала, и я окончательно встревожился. Сел рядом, отнял у нее пустой стакан, пристроив его на столик, сердито сказал:

— Не реви. Рассказывай все толком и по порядку, а то я что-то ничего не пойму. Что за дела у вас тут творятся?

Она вытерла глаза и виновато посмотрела на меня.

— Конечно, ты можешь решить, что у меня паранойя, но только я твердо знаю, что дважды за последний месяц меня пытались убить. Первый раз это произошло месяц назад. Я хорошо запомнила дату, потому что у моей школьной подруги был день рождения, она устроила девичник на даче. Затеяли баню, конечно, задержались допоздна, и домой я возвращалась уже глубоко за полночь. Подруга оставляла меня ночевать, но я решила все-таки вернуться: племянники приболели, и Полина была с ними дома одна, а на Илью надежда плоха, потому что он дома ночует редко. Дача у подруги в лесу, и мы договорились, что я отзвонюсь, как приеду домой. В этом дачном поселке два выезда, я, естественно, воспользовалась ближайшим. Зато, проезжая мимо второго выезда, заметила в стороне машину. Неожиданно она тронулась за мной, не включая фар. Я прибавила скорость, что при состоянии тамошних дорог не слишком разумно, но и они не отставали. Если честно, я не слишком испугалась: машина у меня хорошая, и водить меня учил папа, так что я надеялась благополучно уехать от преследователей. А потом в свете фар впереди на дороге увидела перегородившее дорогу дерево, людей, какую-то суету. Подъехав ближе, я узнала соседа подруги по даче: энергично ругаясь, он с подвыпившими приятелями разбирал завал на дороге. На мой вкус, парень он довольно противный и прилипчивый, но в эту ночь я была просто счастлива встрече с ним. Я оглянулась: преследовавшей меня машины видно не было. Воспользовавшись тем, что часть дороги ребята уже освободили, я поблагодарила их за помощь, и уехала, игнорируя предложения вернуться и отметить встречу. Домой я добралась благополучно, только руки почему-то дрожали. Конечно, я пыталась себя убедить, что это просто гопники какие-то, но слабо представляла, зачем бы они стояли у тех дач. В такое время суток там запросто можно никого до утра не встретить…

Я кивнул, спросил:

— Кто, кроме подруг, знал, что ты поедешь на дачу и что обязательно вернешься домой?

Лена пожала плечами:

— Илья знал, и Полина. Да, еще няня племянников, Раиса Андреевна. К ней приехала родня, и я отпустила ее, пообещав, что обязательно вернусь, чтобы помочь Полине с заболевшими малышами. Я вообще редко разговариваю с посторонними людьми.

Она вынула сигарету и неловко защелкала зажигалкой. Я достал свою, помог закурить и неодобрительно посмотрел на нее, но Лена только махнула рукой:

— Это я после Саши… — Руки у нее дрожали, наверное, рассказ ей давался тяжело. — Я потом звонила подруге, узнала, что так и не нашли придурков, устроивших завал на дороге. Я не стала ее пугать. Утром все кажется другим, чем ночью в лесу, и мне почти удалось забыть обо всем этом. А неделю назад я ехала по трассе, хорошо так ехала, знаешь…Последнее, что помню четко: какая-то машина пошла на обгон и я краем глаза увидела, как опускается заднее стекло. Потом мою «Октавию» повело, и я слетела с трассы вниз, чудом просвистела сквозь частокол деревьев и остановилась на свежей пашне. В общем, это и спасло мне жизнь. Я решила, что пробила камнем колесо. Дозвонилась Илье, он сразу же приехал с ребятами, забрал и меня, и машину. У меня даже царапины ни одной не было. Илья просто в недоумении был, как это могло случиться. Автомобили — это его единственная и сильная любовь, и за техническим состоянием машин он всегда следит сам. А вечером я заехала в гараж, и старый механик, работавший еще с моим отцом, показал мне сплющенную пулю, которую он вынул из пробитого колеса…

Я задумчиво протянул:

— Хорошенькие дела творятся в вашем королевстве…

Мы помолчали, и я вздохнул: с надеждой помахать всем ручкой и отбыть по месту прописки на ближайшее время мне придется расстаться. Не могу я бросить Ленку одну в такой ситуации… Я хотел, было, еще покопаться в себе, на предмет, не ищу ли я просто повод для того, чтобы остаться, но решил не рефлексировать. Повод-то был более, чем серьезный.

Я решился.

— Лена, если честно, я совсем не считаю это паранойей. Тебе давно следовало обратиться к кому-нибудь за помощью, и непонятно, чего ты ждала. Кстати, почему ты не рассказала обо всем Илье?

Лена погрустнела.

— Знаешь, у нас с ним сейчас все так непросто. Девчачьи иллюзии о вечной любви быстро выветрились у меня из головы. Я давно знаю, что у Ильи своя личная жизнь, и весьма насыщенная. Знаю и о его многочисленных любовницах, и просто о подружках. Это только кажется, что город у нас большой, а все на виду. Конечно, нашлись доброжелатели, мне и звонили, и писали о его похождениях. Кстати, в последнее время он что-то присмирел. Я даже решила, что нагулялся, так нет: не так давно мне позвонила знакомая, бывшая пассия Ильи, и сказала, что моего мужа часто видят в казино «Фламинго», с некой Аленой Кашириной, а заодно оповестила, что от нее можно ждать любых пакостей. Я ей посоветовала поговорить об этом с Городецким, и положила трубку.

— Подожди, — остановил ее я. — Когда был этот звонок — до поездки на дачу, или после?

Она подумала и уверенно сказала:

— Да вот как раз накануне. — Посмотрела на меня. — А что? Ты предполагаешь, что это как-то связано?

Я пожал плечами.

Она вздохнула:

— От моей гибели Илье не будет никакого прока. Понимаешь, когда мы поженились, некоторое время работали с моим отцом. Потом, лет восемь назад, папа ездил к себе на родину и встретил там одну женщину. Не знаю, было ли у них что по молодости, но только к тому времени она тоже овдовела, и он переехал к ней. Хотя официально предприятием по-прежнему владеет отец, все эти годы руководил фирмой Илья. Я понимаю, ты считаешь его недоучкой, но в технике он прекрасно разбирается, а экономическими вопросами занимается его зам. Можешь не верить, но у них все очень хорошо получается, фирма процветает, автомобильный парк растет. Илья по натуре — собственник, не думаю, что ему захочется расставаться с насиженным местом.

Я вспомнил, что Илья в нашей команде всегда считался спецом по технической части и контролировал подготовку машин к соревнованиям. По моему мнению, любовь к технике — единственное его достоинство.

Не удержавшись, спросил Лену:

— А ты-то чего терпела все это? Как я понял, прежние чувства в тебе отгорели, почему ты все это не прекратила?

Она вздохнула.

— Знаешь, я Илью даже не слишком виню во всем, что с нами произошло. Когда-то он был другим, ну, или мне казалось, что он другой. В общем, первой проблемой нашего брака стало отсутствие детей. Где я только не лечилась! Я и с работы вынуждена была уйти, потому что по полгода лежала в клиниках и санаториях. Илья все это терпел. Правда, в последнее время стал заговаривать о том, чтобы усыновить ребенка, мол, многие так делают. Наверное, понимал, что наш брак трещит по швам, а может, сам хотел остановиться… В общем, после того звонка я решила, что Илью удерживать не буду.

— Да, кстати, хоть какой-то разговор у вас на эту тему состоялся?

— В том-то и дело, что нет! Илья молчал, я тоже ничего говорить не стала. Так и жили, каждый сам по себе. Вообще, после гибели Саши все стало плохо…

— Кстати, расскажи мне о нем. Вообще, что за человек был твой брат, какие отношения были у него с людьми, враги, друзья, семейная жизнь — меня все это интересует. И, конечно, обстоятельства гибели — если тебе не трудно об этом вспоминать.

Она мотнула головой.

— Саша был замечательным братом. У нас большая разница в возрасте, но он мне был настоящим другом. Не знаю, зачем он полез в политику, мы все его отговаривали. И Полина, кстати, тоже. У них тогда родились двойняшки, Тимур и Леша, на работе все было хорошо — живи и радуйся! Я думаю, нет, точно знаю, что его Меньшов на это уговорил, наш бывший районный глава. Понимаешь, они с ним и раньше знакомы были, а в районе у нас во власти не все чисто было. И, когда Меньшов стал главой, он себе стал подбирать соратников. Я понимаю, что он хотел, как лучше — только кончилось это вот так: сам Меньшов заработал инфаркт, до сих пор не отошел толком, Саша погиб, а к власти опять пришел освободившийся Иваненко. Правда, есть на свете справедливость: вверху опомнились, он опять присел, устроившись в СИЗО со всем возможным комфортом. Я до последнего думала, что откупится, но нет: видно, столько уж натворил, что даже наше гуманное правосудие не смогло найти оправданий.

— Расскажи мне подробнее о том времени, как брат стал мэром.

Она задумалась:

— Знаешь, а я ведь толком ничего не знаю. Саша дома бывал совсем мало, и о работе старался не рассказывать. Больше с детьми играл, или около Полины побыть старался. — Она подняла на меня глаза: — Вот, если хочешь, я созвонюсь с Павлом Ильичем. Думаю, что он не откажется поговорить с тобой, или порекомендует, к кому тебе обратиться можно.

— Хорошо, — кивнул я. — Завтра я все равно в администрацию собирался, поговорю там с людьми. А как погиб твой брат?

— Это случилось год назад. Взорвалась машина, в которую он уселся, при этом погибли водитель и один из сопровождающих. Чудом выжил его начальник охраны — отошел за сигаретами. Правда, его сильно контузило, и осколки… Говорили, что он и сейчас хромает. История вообще была мутная, даже машина принадлежала не брату, а его приятелю, одному из местных бизнесменов. Возможно, это Коригова хотели взорвать. В общем, так и не нашли ни заказчиков, ни исполнителей.

— Хорошие дела… Хоть какие-то версии у милиции были?

Она пожала плечами.

— Может, и были, только мне они не докладывались. Кстати, нас всех тоже допрашивали. Неужели думали, Сашу мог кто-то из близких…

— Опросить всех они обязаны были, и совсем не обязательно, что кого-то из вас подозревали.

— Не знаю, мне тогда вообще было не до этого. Отец тяжело переживал гибель Саши, и племянники у меня на руках оказались, это потом уж папа забрал их. Полина вообще с месяц не в себе была, даже на похоронах не плакала. И молчала, все время молчала! Потом мы догадались, привезли детей — и она ожила, разговаривать стала. Правда, с тех пор здорово изменилась, до замужества она была смешливой и нежной девочкой, а сейчас стала строже и холоднее, что ли. Бизнес-вумен, да и только… Впрочем, может, мне кажется, и изменилась она раньше: когда Саша стал мэром, он передал фирму ей в доверительное управление. Ты не поверишь, но у нее все получалось. Правда, детям пришлось взять няню, но Раиса Андреевна их обожает, да и я, в общем-то, почти всегда дома.

Я попросил:

— Расскажи мне о том, как поделили наследство брата. Я ведь так понимаю, завещания он не оставил?

— Конечно, нет. Сашка был молодым здоровым мужиком, отчаянно любил жизнь, был влюблен в жену, обожал детей. С чего ему думать о завещании?! Но, конечно, никаких ссор и дележа не было, если ты это имеешь в виду. Прямыми наследниками первой очереди были папа, Полина и дети. Но через шесть месяцев, срок, положенный для открытия наследства, папа приехал в город и написал отказ в пользу внуков, с условием, что их опекуном до совершеннолетия назначат меня, а также оформил дарственные на имя Тимура и Алешки на собственную долю в фирме.

Я внимательно выспросил ее, и узнал, что до всего случившегося отец владел 40 % акций, а сам Каратаев — 60 %. После вступления всех нотариальных документов в силу, Полине остались в пользование вся недвижимость и машины мужа, а вот относительно акций все оказалось не так просто. Как супруга, она унаследовала половину доли мужа, то есть 30 %, и 10 % — третью часть от оставшейся доли, наравне с сыновьями. То есть получается, что теперь контрольным пакетом управляла Елена, ведь детские доли вместе с полученными по дарственной от деда составили 60 %. Я подивился мудрому дедовому решению. Получается, что для совершения каких-либо сделок, и даже за получением кредита, она теперь должна была бы обратиться к Елене.

А ведь Полина довольно успешно и самостоятельно руководила фирмой уже не меньше года, и, наверняка, помощники ей были ни к чему.

Вслух я спросил Лену:

— Тебе не кажется, что отец не слишком доверял твоему мужу и жене сына? Во всяком случае, он оставил все права на предприятие, которым руководил Илья, в своих руках, а в твоих собрал контрольный пакет строительной фирмы?

Она кивнула:

— Конечно, я думала об этом. Говоря откровенно, Илью папа недолюбливает. А вот с Полиной — тут совсем другое дело. Он просто всегда считал ее слишком молоденькой для Саши. Внуки несколько примирили его с ней, но… В общем, я думаю, что ты прав. В том смысле, что он хотел уберечь ее от необдуманных поступков.

Я нерешительно спросил, чувствуя, что скулы у меня покраснели:

— Послушай, твой брат был намного старше, а Полина — довольно красивая и очень молодая женщина…

Лена перебила меня:

— Нет, нет, она очень любила Сашу. Вообще у них все красиво было. Он влюбился в Полину, когда она работала секретарем в его фирме. А какая свадьба у них была красивая! Полина смеялась и уверяла, что если Сашу не останавливать, он сделает из свадьбы зрелище, напоминающее коронацию. Медовый месяц они провели в Венеции. Полина, вообще-то, девочка скромная. Она рассказывала, что чувствует себя принцессой, которую разбудили поцелуем. Потом, очень скоро, она забеременела, и брат просто голову потерял от беспокойства. А уж когда выяснилось, что будет двойня… Если б можно было, он бы с рук ее не спускал.

Я молчал, переваривая то, о чем мне рассказала Лена.

— А если ты спрашиваешь о том, нет ли у нее любовников сейчас — нет, я бы обязательно знала. Полина, она и сейчас тоскует, я же вижу. Понимаешь, у нее, кроме меня и детей, близких нет. Мама Полины умерла через полгода после их с Сашей свадьбы, а тетя пережила сестру всего на несколько месяцев. Они были двойняшками, я даже читала где-то, что такие люди очень сильно переживают потерю сестры или брата. Не помогли ни врачи, ни дорогостоящее лечение. Саша тогда вообще старался не оставлять Полину одну, хотя беременность она переносила хорошо.

Умом я понимал, что самое лучшее — посочувствовать Лене и посоветовать ей написать заявление в милицию, а потом благополучно отбыть по месту прописки. Вместо всего этого я сказал:

— Хорошо. Я попробую помочь тебе. Думаю, что для этого мне понадобится не только отыскать того, кто преследует тебя, но, возможно, придется разобраться в том, кто убил твоего брата.

Мы решили, что я могу остаться в доме под предлогом того, что мне нужно оформить документы на строительство комбината. Например, мои завтрашние планы посетить городскую и районную администрацию хорошо вписывались в общую картину.

Вечер прошел вполне душевно. Никто не удивился нашему довольно долгому отсутствию, и мы присоединились к Полине, устроившейся с журналом на веранде, а потом пришел Илья.

Уже за полночь мы разошлись по комнатам.

Полина с Леной звенели посудой в кухне, и тихо переговаривались о чем-то.

Я вышел с сигаретой на веранду, и заметил, что Илья наблюдает за мной.

Вскоре Полина поднялась наверх.

Проходя мимо меня, она сухо и церемонно пожелала мне доброй ночи.

Я постоял в душистом тепле летнего вечера, любуясь изящными фонариками в саду, а потом тоже пошел спать, игнорируя испепеляющие взгляды Городецкого.

Впрочем, уснуть сразу не получилось. Я лежал на спине и продумывал, с чего мне начать.

Решил, что заняться нужно первым по времени преступлением. Тут могут быть несколько версий: политические мотивы, конкуренция в бизнесе и тривиальная бытовуха. Не следовало снимать со счетов и то, что машина принадлежала некоему Коригову — у него тоже могли быть враги в бизнесе или личной жизни.

Пару раз мне послышались шаги на веранде, и я даже вполне явственно ощутил запах кофе…

Окончательно разозлившись на себя за эти подслушивания, подмял подушку и вскоре заснул.

Утром я услышал шаги и голоса, спустился вниз.

Полину уже не застал, зато столкнулся с Ильей. Изображая добропорядочного семьянина, он ожидал свой завтрак. В утреннем свете было заметно, что он обрюзг и уже не так сокрушительно красив, как раньше. Чувствовалось, что следит за весом, потому что он отказался от восхитительных Ленкиных творожников, ограничившись ломтиком сыра с листком салата и чашкой зеленого чая.

Он с завистью посмотрел на мою тарелку, и вздохнул:

— Везет некоторым. А я набираю вес мгновенно, и никакие тренажеры не помогают.

Я пожал плечами: Илья и по молодости был рыхловат.

— Не знаю. Специально в качалку не хожу, но люблю с друзьями постукать в мяч. Обычно мы играем на институтском стадионе, наше время по субботам никому не отдают. А насчет еды — я, бывает, только завтракаю, а потом уже ночью вспоминаю, что пообедать не удалось. В лучшем случае, если в холодильнике что-нибудь есть. Обычно я ограничиваюсь пивом и парой бутербродов — вот и вся диета. Но поесть люблю!

Лена засмеялась и подвинула ко мне блюдо с холодной бужениной:

— Ешь, пожалуйста. Люблю смотреть, когда мужики с аппетитом едят!

Я допил кофе, и поблагодарил Лену. Поднявшись, напомнил ей, что она должна созвониться с Меньшовым.

Неожиданно Лена предложила:

— Давай я с тобой поеду. Покажу тебе город, заодно и к Меньшовым съездим, я с Екатериной Андреевной, его женой, сто лет не виделась.

Илья, уже поставленный нами в известность об официальной причине моего визита, недоуменно поднял брови:

— А он-то тебе на какой предмет понадобился? Меньшов давно ничего не решает.

Я уклончиво пояснил:

— Ну, может, у него в администрации какие-то связи остались…

— Навряд ли.

В гараже моя машина соседствовала с «Паджеро» Ильи и с двумя золотистыми «Октавиями».

Лена пояснила:

— У нас с Полиной раньше были одинаковые машины, Саша подарил. После его смерти она пересела на «Рейнджровер».

— Не слишком женская машина, — заметил я.

Илья кивнул:

— Я ей сто раз говорил то же самое. Ты Полину еще плохо знаешь, если она что-то вбила себе в голову — переубедить не сможет никто. Конечно, на небольшой городской машине ей было бы удобнее, да и мне спокойнее: ты же знаешь эти городские парковки, там мышь не развернется. А она почти каждый день то в администрацию, то в центр куда-нибудь…

Илья озабоченно глянул на часы и отбыл.

Дом бывшего главы района мне понравился: высокий кованый забор отделял от улицы утопающий в зелени особнячок, сквозь решетку были видны пышные кусты роз и высокое парадное крыльцо дома.

На наш звонок вышла сама хозяйка. Она дружелюбно улыбнулась мне, а Ленку расцеловала:

— Рада тебя видеть!

Лена осведомилась о здоровье Павла Ильича, и она заулыбалась:

— Гораздо лучше. Поэтому я и решила, что ему можно побеседовать с вами. Ты же знаешь, Сашу и я, и он очень любили… Если мы чем-то можем помочь…

Павел Ильич ждал нас в беседке.

Лена представила ему меня, и отправилась помогать Екатерине Андреевне с чаем, который та затеяла. Впрочем, хозяйка дома мне показалась умной и сердечной женщиной, возможно, она хотела, чтобы мы поговорили наедине, или решила не бередить Ленкины душевные раны прошлыми переживаниями.

Павел Ильич проводил женщин взглядом, и повернулся ко мне:

— Вот что, Алексей, я хотел бы, чтобы вы были со мной откровенны. Я так понимаю, что существует некая причина, заставившая вас ворошить события годичной давности?

Я кивнул:

— Да. Лена вчера мне рассказала о том, что за последний месяц ее дважды пытались убить. И обстоятельства, которые она мне изложила, убедили меня в том, что это — не пустые дамские страхи.

— Понятно. И вы решили, что гибель ее брата и эти покушения могут быть как-то связаны…

— Да. А для этого я должен проверить версию о политической причине гибели Каратаева. В случае, если эта версия не найдет подтверждения, мне придется заняться их с сестрой окружением, или его бизнесом. Если можно, расскажите мне о политической расстановке сил в районе.

Он вздохнул и поднял на меня взгляд.

— Я так понимаю, что Лена рассказала вам о том, что именно я настаивал, чтобы Саша баллотировался на место главы города. Да, я этого и не скрываю. Мы с Сашей Каратаевым были знакомы задолго до того, как началась эта история. Я хорошо знал его отца. Несмотря на разницу в возрасте, мы с Сашей дружили. У нас было много общего, например, мы оба родились и выросли в этом городе, и нам небезразлично, что с ним происходит. Оба мы состоялись в деловом плане, оба имели независимый и хороший доход. Пять лет назад районом руководил некто Александр Александрович Иваненко. В молодости он был секретарем городского комитета комсомола, потом, когда в стране все рушилось, за шапку сухарей приобрел разваливающийся совхоз. Главным богатством совхоза была земля, и ему удалось пару лет спустя очень удачно разделить и распродать ее. Уж не знаю, как, но ему удалось тогда сесть на место главы района. При нем земельные спекуляции приобрели необыкновенный размах, а запросы чиновников уже границ не имели. Причем все они уверяли почти в открытую, что делятся с главой. Любой вопрос решался в один росчерк пера. В руководстве при нем процветали подхалимы и ничтожества, впрочем, он от них никогда не требовал никаких решений, поскольку всегда и все в районе решал сам. В городе еще как-никак, но можно было жить, а совхозы успешно развалили при нем почти полностью. Подходили очередные выборы, и мне позвонили из области. Я встретился с человеком, который убедил меня в своей поддержке. Не хочу называть его имени, но он родом был из наших мест, и хорошо знал, что здесь творится. В общем, я выдвинул свою кандидатуру, и победил в первом же туре. Накануне выборов Иваненко снизошел до встречи со мной, пытался уговорить снять кандидатуру с выборов, но быстро понял, что сглупил. Поняв, что у него ничего не выйдет, сказал: «Напрасно ты, Павел Ильич, влез во все это. За мной стоят большие деньги и большие интересы. Я обязательно вернусь, ты это знай.» Я, честно сказать, словам его особого значения не придал, думал, оскорбленное самолюбие его говорит.

Я спросил:

— Что он за человек, этот Сан Саныч?

Меньшов пожал плечами:

— Бывший комсомольский работник, этим все сказано. А по жизни — сильный, волевой мужик, охоту любит, баб, выпить может немерено.

Я спросил:

— Иваненко был знаком с Полиной Каратаевой?

Павел Ильич нахмурился:

— Нет, это тут ни при чем. Была одна история… Ладно, не хочется сплетничать, но расскажу. Друзей у Иваненко не было, однако отношения, и довольно близкие, он поддерживал с одним местным авторитетом. Два года назад Эдика Асланяна убили на выходе из ночного клуба. Так вот, уверяют, что его жена находилась в довольно близких отношениях с Иваненко.

— То есть, я понимаю так, что Иваненко — мужик решительный, и при случае мог убрать человека, который ему мешал?

— Если ты имеешь в виду Сашу — не думаю, что их интересы так уж схлестнулись. Понимаешь, Иваненко вернулся к власти всего за полгода до случившегося, а снова в СИЗО его отправили уже через полгода после этого. Он всегда знал, что это с ним случится, в смысле, что по нему тюрьма плачет, но отказать своим бывшим хозяевам не мог. Я ведь так понял, что целью его ренессанса было оформление и передача земли, что он с успехом и проделал. Только скрыться не успел. Ведь все уже было готово: и счета, и загранпаспорт, и подруга его уже приобрела недвижимость где-то в бывшей Югославии. Его сдала бывшая жена. Она правильно рассудила, что останется без мужа наедине со всеми проблемами, и, практически накануне отъезда, сдала его правосудию.

— Вы думаете, что Иваненко был занят собственными проблемами, и с Каратаевым не пересекался?

В этот момент к нам присоединились Лена и Екатерина Андреевна.

Услышав последние слова мужа, она усмехнулась:

— Не пересекались? Учитывая личность Иваненко, это невозможно!

Павел Ильич с нежностью посмотрел на жену, и неловко улыбнулся:

— Об этом, действительно, лучше расспросить Катю. Меня тогда так оскорбительно и неожиданно отстранили, отправив, по сути, под домашний арест, что я не справился с этим…А Катя продолжала работать. Когда я ушел в политику, она осталась заместителем директора на семейном предприятии, и по работе вынуждена была посещать администрацию.

Екатерина Андреевна невесело рассмеялась:

— Зато сразу стало ясно, кто у нас друзья!

Я удивился:

— Что, и такие нашлись? Обычно у опальных руководителей друзей не бывает…

— Да вот Саша, как раз, и остался. Ну, и еще те, кого Павел в свое время привлек на должности. Они, может, и не стали бы со мной поддерживать отношений, чтобы не порочить себя перед новой властью, но Иваненко почти сразу всех поснимал. Что интересно: зная его самодурство, никто даже не спорил. Только шептались, кого нынче от должности освободили.

Рассказывая, она ловко накрывала стол.

— Доходило до смешного: сняли руководителя районного управления строительства, прекрасного современного специалиста, который только успел навести порядок в тамошнем мышином царстве: сменил компьютеры, оснастил все новыми программами, принял на работу молодежь с дипломами и желанием работать. Зато вернули на старое место родственника Иваненко, а тот вообще в современном сметном деле ничего не понимает, а его преемник-то порядок уже навел! В результате ни он, ни его работнички ни одной сметы за полгода родить не смогли. Мне рассказали, что ему позвонили из области по поводу тендера на ремонт школьных зданий, так он очень удивился, при чем тут тендер — это ведь тележка самоходная на железной дороге…

Мы с Леной фыркнули.

— А в земельном комитете вообще анекдот приключился. Через неделю после возвращения Иваненко заместитель начальника неожиданно пришел на работу в пиджаке и галстуке. Он, вообще-то, по образованию геолог, видимо, поэтому считал, что может на работу ходить в затрапезном виде: растянутых свитерах, мятых брюках, а тут вдруг такой парад! Начальник комитета, понятное дело, решил, что его сняли, забрал свои личные вещи из сейфа и отбыл домой, в отставку. Только ему вдруг позвонили и потребовали его присутствия на каком-то совещании. Он говорит, что уволен, а там удивились так… Выяснилось, что никто его не увольнял. Я в тот день заходила к топографам, результаты съемки забрать, а они — ребята простые, от смеха все под столами лежат. В общем, работоспособность комитета неделю на нуле была. При виде зама в костюме и галстуке периодически кто-нибудь начинал хохотать, и прекратить это не было никакой возможности. А все оказалось так просто — влюбился парень и собирался идти в гости к предмету любви, с родителями знакомиться.

Усадив всех за стол, она разлила чай в прозрачные фарфоровые чашечки.

Павел Ильич с сомнением глянул в чашку, сморщил нос:

— Может, за знакомство?

Мы с Леной дружно отказались, а Екатерина Андреевна неодобрительно глянула на мужа:

— Ты мне что обещал? Что нервничать не будешь, что просто поговоришь с людьми… — Она доверительно глянула на нас и сказала: — Я ведь сначала не хотела, чтобы Павел вспоминал это, все равно ведь разнервничается. Но потом подумала, что в деле Сашиной гибели так, фактически, и не разобрались. А еще представила себе мысли и чувства Полины. Совсем девочка еще… Она нашей Машке почти ровесница, только та — студентка, и все порхает, а у Полины уже прожит такой серьезный кусок жизни, двое детей, которых надо поднимать в одиночку, и страшные воспоминания о том времени, когда она осталась одна.

Я негромко спросил:

— Значит, о том, как Каратаеву работалось последние полгода, вы не знаете? Посоветуйте, к кому я мог бы обратиться? Может, у него какие-то другие проблемы возникли?

Павел Ильич переглянулся с женой, и сказал:

— Слышал я, что у него были какие-то проблемы с нецелевым использованием средств, но это вам лучше его бухгалтер расскажет. Она так и работает в городской администрации, зовут ее Антонина Петровна. Можете сослаться на то, что я вас прислал, она вам с этим поможет. А вот в целом обстановку может прокомментировать только один человек, — краем глаза я уловил, что Лена опустила голову, и мимолетно удивился, — Иван Арсентьев. Он руководил службой безопасности и довольно близко дружил с Сашей.

— Это тот самый, что был с ним в машине в последний день?

— Да, это он. Думаю, Иван об этом знает больше других. Саша ему очень доверял.

— Интересно, где его сейчас можно найти?

Павел Ильич опять непонятно переглянулся с женой, и чуть нахмурился:

— После всей этой истории Иван уволился со службы. Насколько я знаю, живет один, держит небольшую лесопилку. Пчелами занимается. Нет, вообще он парень серьезный, много лет проработал в уголовном розыске. Это после ранения он ушел в службу безопасности. Гибель Каратаева очень переживал — во-первых, друг, да и вообще… — Павел Ильич сделал неопределенный жест рукой, и я насторожился.

Мы уселись в машину, и Лена спросила:

— Куда?

Я завел мотор.

— В библиотеку, а потом посетим бухгалтерию городской администрации.

Лена удивилась:

— Что ты хочешь найти в библиотеке?

— Газеты почитаю. Ты ведь дома не хранишь старые подшивки?

— Нет, конечно.

По дороге к библиотеке я спросил:

— Меньшову не предлагали вернуться на место главы?

Она пожала плечами:

— У него был обширный инфаркт. Это сейчас он выглядит бодро, а полгода назад…Даже врачи не уверены были, что он выкарабкается.

— А кто сейчас на этом месте?

— Из соседнего района пригласили варяга, и он уже полгода вяло «исполняет обязанности». На осень назначены выборы, а кандидатур в районе достойных нет.

— А кто, кстати, занял место мэра?

— Сашин зам. До этого он руководил районным отделом промышленности и транспорта, по сути — типичный чиновник и разгильдяй. Ни на что решительное не способен, и тоже уже год сидит в «исполняющих».

Городская библиотека располагалась в здании, построенном в начале прошлого века. Высокие потолки, широкая парадная лестница, колонны у входа — все наводило на мысли о неспешном дворянском житье-бытье.

В читальном зале библиотеки было тихо и прохладно.

Бдительная библиотекарь позволила нам воспользоваться сшивами подписных изданий только после того, как Лена предъявила свой паспорт. Поскольку часть газет уже перешли в архив, нам пришлось дождаться, когда их поднимут из хранилища.

После чтения губернской прессы я понял, что имел в виду Альберт Николаевич: и в городе, и в районе царило полное безвластие.

То есть можно было сделать вывод о том, что серьезных политических соперников и конкурентов у Каратаева в районе не было, а единственный политический противник — Иваненко — был больше всего озабочен тем, как бы быстрее пополнить счета и слинять с исторической родины.

Мы уселись в машину, и Лена полуутвердительно спросила:

— В мэрию?

Я кивнул, и она велела на первом же перекрестке свернуть в один из нешумных тенистых переулков в старой части города.

На входе Елену узнали, и молоденький охранник отдал нам честь.

Кабинет главного бухгалтера мы нашли сразу, а Антонина Петровна нас уже, оказывается, ждала.

Поздоровавшись, она усадила нас.

— Павел Ильич предупредил меня о вашем визите. Что именно вас интересует?

Я без обиняков сказал:

— Ходили слухи, что у бывшего мэра были какие-то финансовые проблемы. Что-то, связанное с нецелевым расходованием бюджетных средств…

Антонина Петровна поднялась, и вынула из сейфа бумаги, протянула мне.

— Это акт ревизии, будет лучше, если сначала вы его прочитаете, а потом я все объясню сама.

Из материалов, которые оказались у меня в руках, явствовало, что при ремонте части улицы, прилегающей к районной больнице, установлен факт перерасхода денежных средств, связанный с тем, что при производстве ремонта были заменены часть заборных секций, ограждавших территорию больницы.

Антонина Петровна пояснила:

— Содержание и ремонт улицы относятся к нашему, городскому бюджету, а вот забор районной больницы — к районному. Понимаете, Александр Алексеевич никогда не был чиновником — он просто не понимал, как можно произвести ремонт улицы, угрохав в него три миллиона бюджетных денег, и оставить в прежнем виде проволочный забор, весь в дырах от постоянных набегов родственников и больных. Конечно, забор заменили, установили изящные фонари, уложили тротуарную плитку, причем успели сделать все это в короткие сроки, к дню города — и на другой день после праздника документы о нецелевом расходе были благополучно переданы в прокуратуру. Я всегда знала, что Иваненко — не ангел, но чтобы так…

— Но я ведь так понимаю, что дело удалось закрыть?

Антонина Петровна вздохнула:

— Екатерина Андреевна помогла мне договориться с заместителем главного бухгалтера районной администрации, и она дала мне гарантийное письмо об оплате злополучного забора, оформленное задним числом. В главных там сидит ставленница Иваненко, она ни за что помогать бы не стала, а вот зам у нее — честная женщина. Ей мы объяснили все, как есть. Наличие гарантийного письма спутало все карты, и дело прекратили. Но Сашу я предупредила, что попыток посадить его они ни за что не прекратят. А он только посмеивался.

— А как вы предполагаете, были у него враги, которым он очень мешал, чтобы могли заказать его физическое устранение?

Она сняла очки, аккуратно протерла стекла, и вернула их на место.

— Знаете, я тогда много над этим думала. Я уже говорила вам, что Каратаев не был чиновником. Если он мог что-то сделать — делал, а если напрямую сталкивался с нечистоплотностью, или чувствовал, что люди ищут только личную выгоду — он так твердо отказывал, что второй раз к нему никто не обращался. Нет, я, за бытность его на посту главы, врагов такого рода не знаю.

Уже прощаясь с нами, она смущенно проговорила:

— Знаете, вам бы надо встретиться с Иваном Сергеевичем. Он у Каратаева работал в должности начальника службы безопасности, и может вам рассказать гораздо больше, чем я.

Усевшись в машину, я кивнул Лене:

— Отвезу тебя домой. А мне еще надо в одно место заехать, переговорить кое с кем.

— Ты хочешь встретиться с подружкой Ильи? — понятливо спросила она. — Извини, что втянула тебя в семейные дрязги. Если хочешь, я поеду с тобой.

— Не надо. Думаю, будет лучше, если я сам поговорю с ней. Жены и любовницы редко вызывают друг у друга симпатию, а я рассчитываю подружиться с этой Аленой и вызвать ее на откровенность. Кроме того, для визита в казино — время еще раннее. Впрочем, больших результатов я от этого визита не жду, мне кажется, тут мы пустышку тянем. А вот завтра проедем к этому Ивану Сергеевичу. Мне он кажется достаточно перспективным, очень уж вовремя ему сигареты понадобились…И подозрительно положительным его все изображают. Прямо герой…

Лена вздохнула и села ровнее.

— А он такой и есть.

Ага, теперь становятся понятны и переглядывания Меньшовых, и смущение Антонины Петровны.

— Ленка, мало мне своих загадок, так еще ты подкидываешь. Колись, что у тебя с этим Арсентьевым? Роман или просто интрижка?

Ленка покраснела:

— У меня с ним ничего. Просто он раньше часто бывал у нас, они с Сашей действительно дружили. После смерти брата я с ним ни разу не виделась…

— А хотела?

Она покосилась на меня.

— Он даже не позвонил мне ни разу. А мне сначала не до него было, так неожиданно все свалилось, а потом звонить и напоминать о себе стало и вовсе незачем. Так что извини, придется тебе к нему самостоятельно ехать.

Я кивнул:

— Понятное дело. Романа не было, но ехать к нему ты не хочешь. Чего тут непонятного?

Лена покосилась на меня, но промолчала.

Ужинали мы в одиночестве. Полина еще не вернулась из города, хотя было уже около восьми часов. Илья, напротив, вернулся и уже успел уехать куда-то.

Лена с ехидством заметила:

— Устал изображать образцового мужа.

Она накормила меня ужином.

С безразличным видом я спросил:

— Часто она так задерживается?

Лена рассеяно переспросила:

— Кто? А, Полина? Да нет, обычно в это время она уже дома. Да вот и она.

Действительно, в ворота въезжал мощный черный автомобиль. Илья прав, странный выбор авто для хрупкой молодой женщины.

Полина поднялась на веранду, сбросила офисные лодочки и босиком уселась в плетеное кресло. Я отвел глаза от ее ступней с розовыми пальчиками.

— Проголодалась? — спросила Лена. — Неважно выглядишь.

— А, день сегодня такой… Думала, никогда не кончится. Но я не голодна. Встречались с заказчиками, и поужинали заодно.

— Тогда, может, кофе?

— У меня ощущение, что кофе скоро из ушей потечет, — засмеялась Полина. — Но весь выпитый кофе того стоил: нам с Глебом Ворошиловым удалось переубедить всех, и работы начинаем уже на следующей неделе. Они обещали сами поторопить проектантов. Так что теперь не отвертятся. Я очень рада этому заказу, а ведь думала, что он почти уплыл из рук. Вторые претенденты предлагали просто заведомо заниженную цену, и я всем сегодня это доказала.

Она поднялась:

— Пойду в душ. Если хочешь, подожди меня, и я посижу с вами.

Лена сказала:

— Приходи. Только Алексей уже уезжает. Надумал посетить наше казино «Фламинго» и приобщиться к местному бомонду. Так что нам с тобой предстоит провести вечер в одиночестве.

Полина улыбнулась:

— За целый день так наговорилась, что с удовольствием просто посижу на веранде, подышу воздухом.

Я про себя подумал, что тоже предпочел бы остаться, но решил не выходить из образа.

Казино я нашел сразу. Здание было все еще ярко освещено, но уже как-то чувствовалось, что, в свете последних решений правительства, заведение доживает последние дни: часть лампочек в рекламе не горела, а никому до этого не было дела…

Парни на входе, по виду — обычные вышибалы, обеспечивавшие попутно фейс-контроль, деловито обвели меня металлоискателем, и удовлетворенно кивнули:

— Проходите.

В игровых залах было довольно много народа, и я потолкался там. Потом решил, что интересного здесь мало, и спустился в бар.

Как раз вовремя: начиналось представление. Девушки в страусовых перьях и подвязках исполняли на полукруглой сцене что-то сексуально-лирическое.

То ли публика была мало разогрета, то ли по другой какой причине, но народ на зрелище реагировал вяло.

В перерыве между номерами я подозвал официанта и спросил, могу ли я увидеть Алену Каширину.

Парень отрицательно качнул головой:

— Она сегодня не вышла. Хозяйка рвет и мечет, грозится уволить ее.

— И часто она так манкирует служебными обязанностями?

Парень пожал плечами:

— Да у нас сейчас полный бардак. Все девочки, кто получше, давно перебрались в другие заведения, а вот-вот и остальные разбегутся. Мила, подруга Алены, тоже говорила, что та уже давно подумывала, чтобы уйти.

Я вынул аккуратно сложенную купюру и вложил ее в карман парня.

— Если можно, я хотел бы встретиться с Милой. Это можно устроить?

— Да вполне. Тем более, что она занята только в первом отделении. Вы на машине?

Я кивнул, написал на салфетке марку и номер машины и вышел, без сожаления оставив заведение.

В принципе, ждать долго мне и не пришлось. Я едва успел выкурить сигарету, когда ко мне подошла очень худенькая высокая девушка и спросила:

— Это вы хотели со мной поговорить?

Я кивнул.

— Вы можете подвезти меня домой, а по дороге спросите о том, что вас интересует.

Я усадил Милу в машину, и она утомленно откинулась на сиденье.

— Простите, но я хотел бы узнать кое-что о вашей подруге, Алене. Она сегодня не вышла на работу, и поговорить с ней самой мне не удалось.

Без особого любопытства девушка спросила:

— И что вас интересует?

— Во-первых, ее адрес и номер телефона. И, если вас не затруднит, я хотел бы получить еще кое-какую информацию. Я готов за нее заплатить.

Она хмуро посмотрела на меня:

— Сколько?

— Это будет зависеть от той информации, которую я получу.

Она презрительно скривилась:

— Давайте договоримся так: вы мне сейчас даете сотню, а по приезде на место — еще одну. Потому что адрес я ее не знаю, а вот где живет — показать могу. Заодно по дороге возьмете у меня интервью.

Я протянул ей сотенную бумажку, и она тщательно рассмотрела ее. Удовлетворившись осмотром, спрятала купюру в сумочку и показала дорогу.

— Я так понимаю, что вас подослала жена одного из тех придурков, что запали на Ленкину внешность. Кого именно?

Я засмеялся:

— По-моему, это вы брались отвечать на мои вопросы, а не я. Вот как раз этот вопрос меня и интересует: какие мужики были в ее окружении последнее время?

— Ну, всех не упомню, да и по именам не знаю. Алена — баба скрытная, да и дружбы между нами особой не было. У нее вообще подруг с детства не водилось. Она всех своих приятелей называла групповыми именами: папик — это содержатель и спонсор, пупсик — временный любовник, «мой» — это она о придурке, который работает тренером в каком-то элитном клубе. О, он как раз был любовью всей ее жизни, и, тем не менее, она изменяла ему и с папиками, и, уж вовсе непонятно почему, с пупсиками. По именам могу назвать хозяина ювелирного салона «Маргарита» Соломатина, этот из папиков, ну и пару пупсиков — бармен из бильярдной Артура Коригова, кажется, она пару раз назвала его Мишей, и парень без определенного рода занятий, зовут Костиком, тусуется в этой же бильярдной. Вот, в последнее время Алена с ними и хороводилась.

— А имя Ильи Городецкого говорит вам что-нибудь?

Она хмыкнула:

— А вы, действительно, хорошо осведомлены о жизни Алены. Для чего тогда понадобилась я? Действительно, пару раз я видела, как он привозил ее к казино. Но вот почему-то отношения с ним Алена не старалась афишировать.

— Извините, у вас очень занятная классификация мужчин. Куда бы вы отнесли Городецкого?

Она задумалась:

— Знаете, затрудняюсь. По возрасту и положению — тянет на папика, но нет, я бы знала; точно — не любовь всей жизни, потому что это место у Алены занято прочно; но, вроде, и не пупсик — что же я, пупсиков не знаю?.. А, может, у них просто дела какие были?

Я резонно возразил:

— Какие дела у него могут быть с Аленой?

Она пожала плечами.

Мы подъехали к арке ворот, и навстречу нам на высокой скорости выскочила машина, я едва успел посторониться. Кажется, это был «Паджеро». Илья?!

Алена показала мне три темных окна:

— Аленины. Только нет ее. Хозяйка просила, чтобы я ей дозвонилась, но она трубку не берет. — Девушка с опаской спросила: — Ну как, стоило это еще сотни?

Я протянул ей деньги, она успокоилась.

На всякий случай я поднялся в подъезд, позвонил пару раз, но открыть мне не пожелали.

Из двери напротив выглянула недовольная соседка:

— И чего ходить, чего трезвонить? Когда это она в такое время дома была?

Я машинально глянул на часы, было около двенадцати.

Навстречу мне по лестнице поднималась молодая женщина с усталым лицом.

Соседка Алены обрадовалась ей:

— Маша, ты сегодня рано!

— А меня сегодня муж сменщицы подвез.

Провожаемый их взглядами, я спустился по лестнице вниз.

Вечер выдался теплым, но не душным. В глубине двора подростки играли на гитаре, лениво переругиваясь с немолодой теткой, выглядывавшей в окно первого этажа. Когда-то, много лет назад, я тоже жил с родителями в таком дворе. Честно говоря, мне казалось, что таких дворов уже и не осталось, а вот поди ж ты…

Я подвез девушку к дому, однако, выходя, Мила замялась.

— Не знаю, поможет ли это вам, но недавно, после очередной ссоры с хозяйкой, Алена сказала, что и дня больше не проработает в этой забегаловке, а скоро вообще сама откроет элитное заведение. Может, Соломатина растрясла?

— Алена часто ссорилась с хозяйкой?

— Нет, что вы! С ней попробуй поссорься — мигом рассчитает. В Алену последнее время прямо бес вселился — так и норовила Анне Витальевне под руку попасть!..

— И как давно начались эти ссоры?

— Да с месяц назад. Может, это связано с тем, что многие девушки от нас ушли, и Алена чувствовала, что теперь хозяйке не так легко с ней будет расстаться, вот и качала права.

Я поблагодарил Милу.

Она замялась:

— Вы только Алене не выдавайте, что я вам про нее рассказала. Все-таки подруга…

Я хмыкнул про себя, но вслух пообещал хранить наши секреты в тайне.

Вернувшись домой, я рассказал обо всем Лене. Ильи дома не было, и она махнула рукой:

— Не знаю, где он шарахается. Первое время он уверял меня, что устал, и ночует в нашей городской квартире, а потом… Короче, я и спрашивать перестала.

Я подумал, что, наверное, все-таки это был Илья. Скорее всего, он, как и я, не застал девчонку дома и уехал дальше.

Вместо идиллической пасеки, которую я предполагал увидеть, бетонка вывела меня к высокому каменному забору.

Въезд на территорию охраняли пара ребят довольно сурового вида. Я хотел было расспросить их, но в этот момент из подъехавшей машины выглянул парень:

— Кого ищем? — не слишком дружелюбно спросил он.

— Мне нужен Иван Арсентьев.

— Это я. Хотите посмотреть базу?

Я озадачился:

— Какую базу?

— Я продаю предприятие. Вы разве не по этому вопросу?

— Нет. Я от Меньшова. Павел Ильич посоветовал мне обратиться к вам.

Парень настороженно глянул на меня, помедлив, буркнул:

— Тогда пройдем в контору.

Он кивнул ребятам, и те пропустили нас на чистенькую территорию базы. Везде были выбеленные бордюры, тщательно подстриженные газоны с травой. Дорожки, ведущие к цехам, видневшимся вдали, были чисто выметены.

Контора располагалась в уютном одноэтажном здании с красной черепичной крышей и утопала в цветах.

Я покрутил головой, и Иван заметил, пояснил:

— Это наша зам по хозяйству развела, она до пенсии в зеленхозе работала.

Мне понравилось, что Иван вытер ноги, входя в здание. Я последовал его примеру.

Мы прошли коридором в приемную, большую светлую комнату, и он кивнул привставшей нам навстречу девушке:

— Катя, нам бы чайку. Или кофе? — оглянулся он на меня.

— Мне все равно. Пусть будет чай.

Иван уселся в кресло, молча ожидая чай.

Катя споро принесла поднос с двумя небольшими чайниками, расписные чашки, мед и орехи. Она разлила горячий, хорошо заваренный чай, составила посуду на стол и вышла.

Только после ухода Кати Иван спросил:

— Собственно, чему обязан?

— Вчера я был у Павла Ильича. Мы разговаривали с ним о некоторых обстоятельствах гибели Александра Каратаева. Павел Ильич был со мной откровенен, но, к сожалению, к моменту времени, который меня интересует, он уже был отстранен от дел и болен. И он посоветовал мне обратиться по этому вопросу к вам — человеку, бывшему другом Каратаева и находившемуся рядом в его последние дни.

— Хорошо. Что именно вы хотели бы узнать? Какие-то подробности того дня?

— Возможно, это тоже. Но больше всего мне хочется услышать ваше мнение о том, какой была политическая обстановка в городе на тот момент. Были ли у Каратаева политические враги, которые могли захотеть его физического устранения?

Он усмехнулся:

— Ну, захотеть, может, и захотели бы, но не решились. Никто из местных чиновников не способен на решительный поступок. А Иваненко, который и хотел и мог организовать все, что угодно, тогда был занят только собственными проблемами — под ним уже земля горела. Нет, если спросить меня, то политическую подоплеку я отрицаю полностью.

— К сожалению, ваши слова полностью совпадают с мнением Павла Ильича, — задумчиво сказал я.

Иван помолчал и поднял на меня взгляд:

— Почему к сожалению? И почему сейчас, год спустя, возник этот вопрос?

Я решился.

— Меня сюда направила Лена Городецкая.

Он вынул сигареты, закурил, толкнул пачку ко мне.

Подойдя к окну, распахнул его. Не оборачиваясь, спросил:

— А она почему этим интересоваться стала? И именно сейчас?

— За последний месяц на ее жизнь дважды покушались. Притом, что все, кого я расспросил, едины в мыслях о том, что убийство ее брата не имело политической окраски, разве не логично предположить, что эти покушения и взрыв могут быть связаны?

Он молча курил. Повернувшись, спросил, переходя на «ты»:

— А ты сам-то откуда взялся?

— Я приехал в город по своим делам. А с Ленкой учился в институте, и сто лет знаю ее. Естественно, разыскал ее, а тут такая история… Понимаешь, она об этом даже рассказать никому не могла…

— Ну, тебе же смогла, — насмешливо улыбнулся Иван.

— Я - другое дело. — Кажется, ревнует: вот только этого мне не хватает! — Если думаешь, что между мной и Леной что-то есть, не держи в голове.

— Почему ты думаешь, что меня это интересует? — сощурился он.

Я поднялся:

— Извини, если потревожил.

— Подожди. Сядь, — он повернулся ко мне, хмуро попросил: — расскажи, что там такое.

Выслушав, он помолчал.

— Значит, ты пытаешься в окружении брата и сестры найти людей, которым выгодна их смерть. Я тогда много думал над этим, и не мог связать концы. А теперь еще и Лена…

— Ну, были ведь люди, которые что-то получили в результате гибели Каратаева…

Он посмотрел на меня:

— Ты имеешь в виду его жену? — Иван покачал головой и убежденно сказал: — Она любила его. Даже больше тебе скажу, если бы когда-нибудь так полюбили меня, я был бы счастлив. Вообще, если бывает Любовь с большой буквы, это будет так, как у них с Сашей. Я по натуре человек независтливый, но тут…

— Вот. А мог еще кто-то позавидовать их счастью?

— Мог. И что получил бы? Полина месяц черная ходила, да и сейчас… Она ведь совсем на себя непохожа. Я как-то встретил ее на кладбище, посидели, помолчали. А потом она поднялась, спасибо, тебе, говорит, за то, что поговорил со мной… А мы промолчали все то время, что я рядом сидел. Нет, поверить я могу во что угодно: во вмешательство спецслужб и иностранной разведки, но Полина… Или тогда уже вообще ничему и никогда верить нельзя.

— Хорошо. Но ведь кто-то сел в кресло Каратаева, кому-то передали выгодный бюджетный подряд, да мало ли причин, которые тебе кажутся мелкими, а для другого человека представляют вполне реальный повод для убийства. Может, какие-то прошлые связи, старый роман?

Он логично спросил:

— А Лена при чем тут?

Я признался:

— Мне вот вчера показалось, что Городецкий излишне печется о чести невестки.

Иван отрезал:

— Городецкий вообще ни на что не способен.

Как-то почувствовалось, что симпатий к мужу Лены он не испытывает.

— Кстати, за пару дней до взрыва у Каратаева был серьезный разговор с ним, я даже удержал Сашку от того, чтобы он ударил Илью. Была там одна история… Илья, он не просто изменял жене, периодически он не брезговал и просто откровенными шлюхами. Но хуже всего то, что он заводил романы с женами своих знакомых и приятелей. Вот как раз тогда один из таких романов выплыл наружу, и Саша был в бешенстве.

Я поднялся.

— Спасибо тебе за откровенность. Надеюсь, если мне понадобится твоя помощь…

Он кивнул, с тоской сказал:

— Слушай, смотри там за ней, ладно?

Мы пошли к воротам.

Я спросил:

— А базу зачем продаешь? Хорошо у тебя тут…

Он кивнул.

— Год назад я вернулся в отцовский дом. Нужно было начинать жизнь заново. Квартиру продал, приобрел в совхозе старые мастерские. Взял кредит, за год привел здесь все в порядок…А теперь кредиты погасил, доказал себе, что могу сделать все, что захочу…

— И не жалко бросать?

— Не могу я тут. Не дышится мне. Продам все, уеду к приятелю, зовет он меня.

— Думаешь, тебе там легче будет?

Он пожал плечами.

А я повертел головой, и подумал: купить, что ли, базу эту? Так мне у Ивана понравилось, что я попросил его:

— Покажи свое хозяйство.

Иван чванится не стал, прошел со мной по цехам.

Вышли мы на дорожку, ведущую к воротам, и я созрел:

— Вот что, Иван. Я тут неподалеку комбинат по осени строить начинаю, так мне все равно дополнительные территории понадобятся. А у тебя тут и цеха, и склады готовые. Опять же, располагаться моим ребятам где-то надо, а тут и контора твоя очень занадобится. Короче, я через пару недель сюда юриста пришлю, он нам поможет все оформить. Если сговоримся в цене, я и задаток перечислю.

Иван растерялся:

— Да я недорого прошу, сговоримся. — Потом засмеялся: — А пасека тебе, случаем, не нужна?

Мы вернулись в контору, и Иван показал мне документы. На мой взгляд, все было в порядке. Мы обменялись визитными карточками, и Катя принесла нам еще чаю.

Беседовали теперь вполне по-дружески.

Иван нахмурился:

— Вот чего жалко: ребята у меня хорошие подобрались. Тебе ж все равно кого-то нанимать придется? А у меня душа была бы спокойнее.

Я кивнул:

— Конечно, не переживай. Думаю, что с работниками твоими разберусь.

Наконец, я поднялся:

— Поеду, а то Ленка меня дожидается. — Я покосился на него: — Привет-то ей можно от тебя передать, или как?

В этот момент зазвонил его телефон, и Иван ответил. Внимательно выслушал все, что ему рассказали, и задал пару вопросов.

Я к беседе не прислушивался, а напрасно. Иван повернулся ко мне и хмуро сказал:

— С тобой поеду. Приятель мой звонил, с прежней работы. Рассказал, что сегодня выезжал на убийство некой Елены Анатольевны Кашириной, 28 лет. И подозреваемый по делу уже задержан. Это наш с тобой знакомый, Илья Городецкий. Квартирная хозяйка дала показания, что вчера, когда она заходила за деньгами, он был в квартире убитой. Сам он толком не может объяснить, где был вчера вечером и ночью, так что его пока задержали, будут допрашивать.

— Послушай, я ведь вчера к ней ездил, к Алене этой! Только дома не застал. Лене звонили, что у Городецкого с ней связь, вот я вчера и проехал к ней на работу, хотел присмотреться и, возможно, поговорить. Только ее уже ни дома, ни на работе найти не могли. — Я спросил: — А почему приятель тебе так сразу позвонил?

Иван вздохнул:

— Мы с ним дружим давно, лет пятнадцать. Он знает, что я знаком с Городецкими.

— Бред какой-то! Я Илью знаю с института, и уверен, что никого убить он не мог.

— Я, конечно, его не люблю, но с тобой согласен. В общем, я поеду первым, а ты — за мной. Там, на месте, разберемся.

Мы пристроили машины в кружевной тени акации, и Иван позвонил приятелю. Решили, что светиться нам не стоит — дело-то семейное…

Пока дожидались Анатолия, я набрал номер Лены.

Она подтвердила все, уже нам с Иваном известные, обстоятельства. Добавила только, что связалась с адвокатом. Я посоветовал ей не пороть горячку и ждать нас.

Ивану о разговоре докладывать не стал, но он и так понял, что Лена расстроена.

Упрямо наклонив голову, он отвернулся.

Иван познакомил меня с Анатолием, и я второй раз пересказал ему свои вчерашние приключения.

Он вздохнул:

— Надо же! У меня были большие надежды на тебя. Соседка описала твою внешность, причем, скажем так, довольно похоже. Я и ребят уже по соседям отправил, с твоим описанием… Говоришь, подруга Мила ждала тебя в машине? Это хорошо. Для тебя, имею в виду.

Я кивнул.

— Она вчера упоминала некоего Соломатина, и бармена из бильярдной, вроде, Мишей его зовут. И еще одного парня…

Он скривился:

— У нее мужиков — как мух летом. Видная девица была, ничего не скажу. Еще замучаемся проверять ее ухажеров.

Иван спросил:

— Что Михалыч говорит о причинах смерти?

— Официального заключения еще нет, но и так ясно, что ее задушили. Учитывая жару, время смерти приходится примерно на 8–9 часов вечера. Косвенно это подтверждает и то, что в момент смерти потерпевшая была при полном макияже, но еще не одета — видимо, собиралась на работу. В казино нам сказали, что обычно она приходила к девяти вечера, но вчера не явилась, и в десять ее уже начали разыскивать.

Я спросил:

— А Илья вообще хоть что-то говорил?

Анатолий усмехнулся:

— Сначала молчал, зачем-то скрыл даже факт знакомства, хотя это проверили сразу. Потом признался, что с Кашириной знаком уже давно, месяца три. Конечно, она была его любовницей. Уверяет, что в последнее время близкие отношения с ней не поддерживал, но простились по-хорошему: он ей подарил довольно дорогое кольцо. Кстати, коробочка от кольца была в комнате, а самого кольца обнаружить не удалось.

— А что он говорит по поводу того, где ночевал?

— Уверяет, что в своей городской квартире. Но там его не было. Мы опросили соседей и охранника из гаража — он даже не приезжал вчера. Так что где был — загадка. Причем тут он стоит насмерть, как пленный партизан. Знать, есть что скрывать!

Иван хмыкнул:

— Чего тут думать? Завел шашни с очередной замужней бабой, и боится, что ее муж им обоим голову оторвет. Вот тебе и все его тайны…

Уговорившись обо всем, что удастся узнать, рассказать ему, Анатолию, мы отбыли по месту жительства Кашириной.

Со вчерашнего дня во дворе мало что изменилось.

Дверь квартиры была опечатана, но мы и не стремились туда попасть.

Я огляделся по сторонам и направился к сетке, за которой компания подростков с азартом играла в стритбол.

Подойдя ближе, негромко позвал:

— Ребята, есть разговор.

Парень постарше, в кепке со сдвинутым назад козырьком, оглядев нас, неохотно спросил:

— Из милиции, что ли? Так уж спрашивали сегодня нас. Сколько можно? Отвлекают и отвлекают, спасу нет. А у нас соревнования на днях, между прочим!

Я заинтересовался:

— Соревнования? Хорошее дело. Я вот только заметил, что ты мяч не докручиваешь.

Взял мяч из его рук и, не сходя с места, точно послал его в кольцо.

Мальчишки с уважением посмотрели на меня.

— Здорово!

Я посоветовал:

— И прыгать надо лучше. Вообще, замечу, физподготовка у вас хромает. Ну, понятно, пиво по вечерам…

Парень покраснел:

— Когда это мы пиво пили? Это вы зря…Это вам, наверное, Рагозина из четвертой квартиры сказала, она у нас самая сплетница во дворе…

Я посерьезнел:

— Ладно, ребята, помощь ваша мужская нужна. Женщины в машинах ничего не понимают, но вы-то мужики грамотные. Вот очень нужно нам узнать, какие машины в ту квартиру подъезжали. Марки, цвет, а уж если номер вспомните — вообще цены вам не будет.

Ребята переглянулись:

— Да на стоянке машин за день перебывает — считать замучишься. Мы-то особо и не смотрели. Вот в последнее время чаще других подъезжали двое мужиков на похожих машинах — серебристый «Паджеро», еще парень, взрослый такой, на байке ездил, этот довольно часто, и сама хозяйка квартиры на «Лансере» разъезжала.

Иван вынул из кармана фото и протянул ребятам:

— Вот, вот! Этот на «Паджеро» и приезжал! Хороший мужик, не жадный. У нас по весне лужа перед въездом, так он заглох как-то. Мы его вытолкали, и он нам денег дал.

— А другой? Что за мужик?

— Другой? А, урод какой-то. У нас мяч как-то вылетел нечаянно, и к его машине подкатился, так он орал, как потерпевший. И вообще… странный какой-то. Все по сторонам оглядывается, и голову в плечи прячет. Как будто боится, что его кто-то увидит…

Иван спросил:

— А вчера, кто из них приезжал?

Вот тут неожиданно вышел разнобой.

Высокий худенький паренек уверял, что приезжал первый, а рыжий крепыш клялся, что сам видел второго.

— Точно, видел! Он еще злой ужасно из квартиры выскочил, уселся в машину и по газам! Он всегда торопится. А тот, что первый, обязательно заведет машину, потом стекло опустит, закурит, а только потом трогается.

Я глянул на Ивана и кивнул: Илья всегда орал на нас, если кто-то ехал на холодном моторе. Он вообще к машинам относился, как к живым существам.

— Во сколько это было?

Парень сморщился и неуверенно сказал:

— Еще не стемнело. Часов девять, наверно.

Тот, что постарше, уверенно сказал:

— Здрасьте, девять! Мы уже играть бросили, и в беседке сидели, а тебя, кстати, мать как раз зазвала домой, так что тебя и не было уже, а он, мужик этот, из подъезда выскочил, как ошпаренный, еще и на соседку налетел. Помнишь, она как завелась ругаться, так и от нас отстать не могла.

Я деловито спросил:

— Это какая соседка? С первого этажа?

Он с уважением посмотрел на меня:

— Ну да. Она вообще такая, ее если затронуть…

Рыжий обиделся:

— Да я точно говорю, приезжал он не позже девяти часов. А ушел я уж после двенадцати…

— Вот, тогда он и приезжал!

Иван успокаивающе поднял руку:

— Может, он два раза приезжал?

Оба спорщика переглянулись и пожали плечами.

А худой злорадно сказал:

— Зато я точно видел первого мужика, только он зашел в подъезд, а потом, почти сразу, вышел. И время скажу точно: начинался сериал «Гражданин начальник», значит, была половина восьмого. Да и машины у них не слишком похожи, у моего обычная, а у лысого — трехдверный вариант. — Он сплюнул: — Точно, придурок! Такие деньги отвалил за то, чтобы через него все лазали в салон.

В этом мнение компании, видимо, было единодушным.

Мы с Иваном переглянулись, и я спросил капитана:

— Когда у вас соревнования, говоришь?

Парень снова сдвинул козырек и вздохнул:

— Послезавтра…

— А чего летом? Все, небось, разъехались?

Парень неохотно сказал:

— Так это турнир имени мэра нашего. Он во дворах вот эти самые площадки устроил, чтобы мы, значит, по подворотням не болтались.

Я нахмурился:

— Вон оно что… Ребята, вы нам здорово помогли, если честно. Поэтому мне хотелось бы чем-то отблагодарить вас. Можно?

Ребята переглянулись, и старший сказал:

— Да чего там… Мы и так помогли бы.

— Ну, время я у вас отнял, и вообще. Короче, завтра заеду, привезу вам мяч хороший.

Мы попрощались, и пошли к машинам.

Иван хмуро спросил:

— Ты, конечно, не заметил, была ли это машина Ильи?

Я пожал плечами.

— Она пронеслась на такой скорости, что я едва успел увернуться. Впрочем, мальчишкам я склонен верить. Зачем им врать? Думаю, это и действительно был второй джип. Куда теперь думаешь?

Он неопределенно кивнул:

— Наведать надо человека одного.

Я догадался:

— Соломатина? Думаешь, его это машина?

Иван позвонил Анатолию и уже через пять минут у нас в руках был адрес владельца ювелирного магазина.

Впрочем, дома мы его не застали.

Иван терпеливо объяснялся через приоткрытую дверь с немолодой женщиной, видимо, прислугой, но толку от нее не добился. С досады он хлопнул рукой по перилам.

Неожиданно дверь квартиры напротив приоткрылась, и в щель высунулась хитрая старушечья физиономия. С довольным видом она зашептала:

— Что, нашлась управа на этого гада? А я всегда говорила, отольется вам горе людское, кровопийцы! Ведь сто раз просила, чтобы не выгуливали своего Ратмира во дворе, так нет. Я Иванычу так и сказала: пиши заявление, найдется и на него управа, даром что хозяин магазина.

Из дальнейшей беседы выяснилось, что вчера ночью соседский пес Ратмир вырвал клок из брюк гражданина Иваныча, который пытался побеседовать с ним от избытка чувств.

— Обычно собаку Юркина жена выгуливает, но она сейчас в отъезде, на курорте лечит пошатнувшееся здоровье. А от чего ему пошатнуться, скажите? Здоровая баба, нигде не работает, знай себе, на диване лежит и по телефону с такими же болезными разговаривает.

Я попытался вернуть бабулю к интересующей нас теме:

— А где сейчас пес? В квартире никого не слышно.

— Так он, Юрка, сразу и увез пса, от греха, стало быть. Иваныч сильно печалился относительно брюк, шумел до часу ночи в подъезде, хотел восстановления справедливости. Только в квартире уже никого, кроме работницы их, не было, — авторитетно заявила старушка.

Иван негромко спросил:

— И куда ж он его увез?

— Куда-куда, конечно, на дачу. Дом у них есть здоровенный, в дачном поселке «Ветеран», еще от деда ихнего доставшийся. А вы что ж, и туда за ними поедете? — Она с сомнением на нас посмотрела и сказала: — Там такой дом, что долго оборону держать можно. Может, вам лучше подмогу вызвать?

— Ничего, сами справимся. — Иван начал спускаться по лестнице, а старуха проворно захлопнула дверь, зазвенев цепочкой.

В дачный поселок пропускать нас категорически отказались. На звонки охраны Соломатин не отвечал, и согласия на визит мы так и не добились.

Впрочем, немолодой дядечка, видимо, начальник охраны, неожиданно пошел нам навстречу.

Он поднялся, свистнул собаке и пошел по длинной аллее.

Вскоре вернулся, покачал головой:

— Свет горит во всех окнах, но в доме никто не отзывается.

Мы с Иваном переглянулись, и он набрал номер Анатолия.

Через полчаса он подъехал с двумя ребятами. Видимо, Ивана оба хорошо знали, потому что его присутствию не удивились.

Анатолий хмуро продемонстрировал охране удостоверения, и мы проехали на территорию.

Дача Соломатина, расположенная в глубине участка за мощным высоким забором, была ярко освещена.

На стук и звонки никто не отозвался, только слышно было сопение и отрывистый лай пса.

Начальник охраны предложил:

— У меня есть ключи от соседской дачи, у них гаражи примыкают друг к другу.

Анатолий кивнул.

Пока ждали охранника с ключами, мы с Иваном рассказали подробности о нашем посещении двора.

Анатолий вздохнул:

— Иван, ты же знаешь… У меня на руках куча дел, и людей постоянно отвлекают на разные проверки и мероприятия… А тут и подозреваемый хороший, и мотив, и алиби у него нет. И квартирная хозяйка дала показания, что он был у Кашириной. Так что, сам понимаешь, землю особо рыть никто не будет.

Иван кивнул:

— Поэтому я здесь. Хотелось бы убедиться, что с этим Соломатиным ничего не случилось.

— Ты думаешь… — нахмурился Анатолий.

Иван пожал плечами.

После продолжительной возни на веранде второго этажа Соломатинской дачи возникла фигура одного из ребят, приехавших с Анатолием, и он махнул нам рукой.

Вскоре помятый и еще не пришедший в себя хозяин дачи давал показания.

Действительно, с Аленой Кашириной был близко знаком. Девушка она молодая, и очень красивая. Да, он помогал ей деньгами, оплачивал квартиру, которую она снимала. Приходил довольно часто, а вчера, по случаю отъезда жены, приехал к ней раньше, чем обычно. Впрочем, свидание не получилось: они с Аленой повздорили, и он уехал. Нет, больше в квартиру не возвращался. Потом вернулся домой, а в подъезде поссорился с соседом, который жаловался на его собаку. Поскольку тот был пьян, Соломатин забрал пса и уехал с ним на дачу, где выпил немного и заснул. Проснувшись, добавил, потом снова уснул. Об убийстве Кашириной ничего не знал.

Мы внимательно выслушали его. Соломатин, не отошедший от пьянки и мучимый похмельным синдромом, врал без вдохновения. Видно было, что он здорово волновался, руки его тряслись и на ранней лысине проступили капельки пота.

Иван наклонил голову и сказал:

— Хорошо. Только перед тем, как вы все это подпишете, я хотел бы спросить, во сколько вы уехали от Кашириной.

— Около восьми.

— А ссора с соседом произошла ближе к полуночи. Где вы были все это время?

Его глаза забегали.

— Я заехал в бильярдную, встретил там приятелей, и мы сидели в баре.

Иван с нажимом спросил:

— Ваши приятели это подтвердят? В какой бильярдной вы были?

— На Моховой.

— Это в пяти минутах от вашей квартиры.

Он запаниковал.

— Я заезжал на заправку.

— Ну, это тоже вполне можно проверить, машина у вас приметная. Где заправлялись?

Соломатин наклонил голову.

— Хорошо. Если я расскажу вам правду, могу я рассчитывать, что моя жена об этом ничего не узнает?

Анатолий жалостливо посмотрел на него:

— Боюсь, что у вас такие серьезные проблемы, по сравнению с которыми гнев жены — это самая маленькая неприятность. Давайте я вам помогу. Мои ребята опросили соседей, и те подтвердили, что около восьми часов вы приезжали к Кашириной. Вы довольно громко разговаривали, по случаю жары окна были распахнуты, и соседи уверяют, что это была ссора. Что там произошло?

— Понимаете, я уже год содержу ее, делаю ей дорогие подарки. В общем, считаю, что мог бы рассчитывать на элементарную порядочность в отношениях. А вчера я увидел на ее руке кольцо, которое недавно в моем же салоне купил Городецкий! Алена отпиралась, и нагло врала, что кольцо старинное, досталось ей от бабушки. Я не смог этого стерпеть, ударил ее по лицу. Но, когда я уходил, она была жива!

— А зачем вы вернулись?

Соломатин замялся.

— Понимаете, прошло уже некоторое время, я остыл. Девушка мне нравилась, и я вложил в нее значительные средства… Кроме того, жены дома не было, и идти домой мне не хотелось… Я рассчитывал, что Алена вернулась из казино, и мы сможем поговорить… Когда я вошел в квартиру, сначала даже не заметил ее, но потом… Я сразу понял, что она давно мертва, ну, то есть, что скорая тут не поможет, и решил, что будет лучше, если я просто уеду. Алене все равно не помогу, и сам вляпаюсь. Кроме всего прочего, у меня еще и семья.

— Допустим, мы поверили во все, вами рассказанное. Когда вы были в квартире Кашириной, не заметили ничего подозрительного? Она была одна?

Он неопределенно пожал плечами:

— Одна. Она собиралась на работу, и была страшно раздражена. Это меня больше всего и разозлило — такое впечатление, что она со мной разговаривать вообще не хотела.

— А на стоянке были другие машины?

— Конечно, были. Впрочем, я не смотрел. У них двор всегда забит машинами. Алена даже жаловалась, что после двенадцати часов не может ставить «Лансер», и ей часто приходилось добираться на работу на такси.

— Мотоцикла на стоянке не было?

— Вроде, нет. Я не помню. А что? — поинтересовался он. — Вы лучше у пацанов во дворе поинтересуйтесь, они всегда липнут к мотоциклам, как мухи. Может, они видели?

— Поспрашиваем, — неопределенно пробурчал Анатолий. — Собирайтесь, проедем к нам, дадите показания.

Опомнившийся к этому времени Соломатин спросил:

— А нельзя проделать все это завтра? Я хотел бы переговорить с адвокатом…

Анатолий нахмурился:

— Хотите совет? Не надо ничего сочинять, это не будет вам на пользу. В противном случае, адвокат вам, действительно, понадобится.

Соломатин поднялся и обреченно спросил:

— Могу я хотя бы умыться?

В отделении мы оставили Соломатина писать показания.

Иван, сморщившись, как от зубной боли, попросил:

— Анатолий, переговори завтра с Ильей еще раз. Что за отношения были у него с Кашириной? Кто мог ее убить? Меня интересует все о тех людях, которые попали в их с Ильей окружение.

Анатолий приподнял брови, но промолчал.

Я подумал и вспомнил:

— Илья в последнее время заговаривал с женой о том, что хорошо бы взять в семью приемного ребенка. Пусть ваш патологоанатом посмотрит убитую на предмет предполагаемой беременности.

— Это само собой. Я Михалыча поторопил, так что завтра с утра он обещал дать заключение.

Он посмотрел на нас, кивнул Ивану:

— Если честно, не думал я, что ты из-за этого придурка Городецкого землю рыть будешь…

Иван вынул сигарету, хмуро сказал:

— Я не из-за него.

— Да понимаю я, что из-за Лены…

Иван помолчал, а потом решился:

— Лену за последний месяц дважды пытались убить.

— О как, — растерялся Анатолий. — И ты думаешь…

Иван промолчал, потом протянул ему руку:

— Ну, до завтра. Сам понимаешь, в этой истории мне придется разобраться до конца.

Усаживаясь в машину, он пробормотал мне:

— Завтра я тебе отзвонюсь, получим результат экспертизы и попробуем поискать этого тренера. Хотя, даже не представляю, как. В городе сейчас повальное увлечение фитнессом и качалками, и оздоровительно-спортивных клубов — пруд пруди. Знать бы, чем он хоть занимался.

Я нагнулся к его окну, негромко сказал:

— Иван, поедем к Лене, расскажем ей все. Она знает, что ты со мной, неудобно получится. Вроде, избегаешь ты ее. Она и то мне жаловалась, что ты даже не позвонил ни разу.

Он криво улыбнулся:

— Меня тогда, еще контуженного, сразу начали допрашивать, на предмет того, не я ли Сашу грохнул. А того не понимают, что для меня с его смертью вообще все надежды рухнули. И насчет Лены — я никогда не решился бы даже в сторону замужней сестры друга посмотреть — но я же видел, что рядом с ней это ничтожество…Разве такой парень должен быть с ней рядом? И она… Я знаю, что и она ко мне была неравнодушна. Нет, Лена мне ни словом, ни жестом не дала этого понять, но я всегда, с первой встречи, знал. Мне радом с ней дышалось по-другому. Мог я убить человека, который был ей так дорог?

Я нахмурился.

— Насколько я понял Лену, она никогда и не подозревала тебя в этом. И говорила, что не понимает, почему ты ни разу не позвонил, не приехал…

— Да мог ли я сделать это, когда все думали, что это я? Я-то жив остался…

— И благодари Бога!

— Я и благодарю, — горько усмехнулся Иван. — Только сил на это все меньше остается. Вот, продам все, уеду подальше…

Выпрямившись, я сказал:

— Ну, от себя еще никому уехать не удалось. Все, Иван, теперь ты давай за мной, а то поздно уже, в самом деле.

Мы припарковали машины на площадке возле въезда в гараж и пошли к дому.

Неожиданно Иван сбился с шага: на ступенях лестницы стояла Лена.

Увидев выражение лица подруги, я аккуратно обошел ее и кивнул Ивану:

— Ну, вам тут и без меня есть о чем побеседовать.

Сам поднялся на веранду к Полине, которая накрывала стол к чаю. Она ничуть не удивилась появлению Ивана, из чего я сделал вывод, что отношения Ивана с Леной для нее не тайна.

— Садись. Голоден?

Я вспомнил, что пообедать нам с Иваном сегодня не удалось, и вздохнул.

Полина понятливо хмыкнула, вернулась в кухню. Загремела посуда, звякнула микроволновая печь.

Лене с Иваном удалось, видимо, о чем-то договориться, потому что поднялись они к нам вместе. Я заметил, что Лена выпустила его руку, только уже подходя к столу.

Рассказывать обо всем, происшедшем сегодня, пришлось мне, потому что Иван, и обычно не особо разговорчивый, за столом вообще молчал.

Мне показалось, что и Лена не особо меня слушала. Я ехидно подумал, что переживания за родного мужа как-то не слишком тревожат ее душу.

Было решено, что Иван останется на ночь, и утром мы тронемся на его машине, чего зря технику гонять.

Девушки убрали со стола. Полина приготовила для Ивана постель в моей комнате, однако старалась она зря: ночевать он не пришел.

Утром за завтраком окончательно стало ясно, что все недоразумения между ним и Леной ликвидированы. Лена светилась счастьем и нежностью, а Иван с нее глаз уже не сводил.

Полина допила кофе, поцеловала Лену и махнула нам рукой:

— Ну, успехов! Надеюсь, вечером меня опять будет ждать захватывающий рассказ о ваших расследованиях.

Наконец, отбыли и мы.

Первые новости ждали нас в Управлении.

Анатолий был занят беседой с какой-то дамочкой, и мы сами прошли в лабораторию.

За столом у окна в просторной комнате сидел широкоплечий немолодой мужчина и с отвращением печатал что-то на компьютере одним пальцем. Увидев нас, он радостно заулыбался, поняв, что неприятное занятие можно временно отложить, и поднялся нам навстречу.

Иван вручил Михалычу приобретенную заранее коробку с хорошим виски, и тот разоткровенничался.

— Естественно, причина смерти — удушение. Время — около восьми — девяти часов вечера. Насчет беременности — тут ты, Ваня, правильно догадался, но я бы и так посмотрел. Беременность 11–12 недель. Сразу же и вопросик возник. У матери кровь первой группы, О(I), правильно говоря. И у обоих подозреваемых по делу, и у Соломатина, и у Городецкого — тоже. А вот у ребеночка кровь третьей группы, точнее ВО(III), то есть теоретически отец ребенка должен иметь третью или четвертую группу крови, иначе гену типа В просто неоткуда взяться.

Иван кивнул:

— То есть ни Городецкий, ни Соломатин отцом ребенка не были. Что не помешало бы им, впрочем, иметь возможность убить подружку.

Михалыч согласился:

— Не помешало бы. Но есть еще один момент: незадолго до смерти у покойной была близость с мужчиной, причем, что интересно, именно четвертой группы крови. И, похоже, о беременности ее партнер знал, потому что парочка не предохранялась. Хотя прикроватная тумбочка в квартире набита подходящими средствами, я специально проверил.

Иван сказал:

— Значит, в квартире был и третий. Такое впечатление, что весь город собрался нанести визит этой Кашириной именно тем вечером.

Мы поблагодарили старика, и уже собирались уйти, как он сказал:

— Да, еще. Покойница в момент смерти была в превосходной физической форме. Задушить ее было не просто, уверяю вас.

Иван насторожился:

— Ты имеешь в виду, что такому хлюпику, как Соломатин, это было не под силу? То есть мы снова возвращаемся к Городецкому?

Появившийся в дверях Анатолий хмуро объявил:

— Подтвердилось алиби Городецкого.

Иван спросил:

— Значит, мне не показалось, и у тебя в кабинете сидела Кира?

Анатолий кивнул.

— Кира Яснева, собственной персоной. Явилась с самого утра, плачет, уверяет, что с Городецким у них любовь. Клянется, что он приехал к ней около девяти вечера, и до утра они из дома не выходили. Няню ребенка и прислугу она на вечер отпустила, так что слова ее подтвердить некому. Кроме как косвенно: прокурор выезжал в область на совещание, и дома той ночью отсутствовал. Похоже, сама она искренне верит, что Городецкий скрывает, где был тем вечером, чтобы не выдать любимую и не доставить ей неприятностей.

— Ну, понятно, эта дурочка ничуть не изменилась. — Иван пояснил мне: — Кира работала у нас, секретарем начальника, мы все ее хорошо знаем. Лет семь назад у нее случился роман с нашим прокурором, Ясневым. Кира тогда забеременела и воспользовалась случаем: Яснев на ней женился. В общем, не знаю уж, как у них с Городецким все сладилось, прокурор оказался очень ревнивым мужем, следит за ней и никуда одну не выпускает, и, если до него дойдет эта история, Городецкому не жить. Он этого, видно, боится больше, чем обвинений в убийстве, а Кира, в соответствии с романтическим канонами, думает, что это ее он выгораживает.

Анатолий нахмурился:

— Дела это не меняет. Похоже, Кира говорит правду, и Городецкий в этом деле не при чем. Хозяйка уверяет, что, когда он уходил в восемь часов, Алена была еще жива. Он, по-видимому, принес деньги, потому что Алена рассчиталась с ней за квартиру за пару месяцев вперед. А в девять часов он уже был у Киры — это только-только добраться до дома Ясневых, они живут на другом конце города.

Иван нахмурился:

— Будешь отпускать?

Анатолий пожал плечами:

— Я и задержал-то его только потому, что он молчал, скрывал даже факт знакомства с Кашириной, что уж вовсе глупо, и явно крутил чего-то. Отпущу под подписку, на всякий случай.

Иван нерешительно попросил:

— Слушай, подержи его до вечера, а? У меня тут дела кое-какие образовались, а мне с ним надо серьезно перетолковать. Если его сейчас отпустить, он до вечера в себя придет, расслабится, а он мне нужен тепленьким. Вечерком я за ним и заеду. Договорились?

Анатолий кивнул:

— Не вопрос. У меня и так дел полно: теперь надо проверить все контакты Кашириной, а это, сам понимаешь…

Мы вышли на улицу. Щурясь от яркого солнечного света, постояли у машины.

Я предложил:

— Давай проедем к подруге убитой. По-моему, она мне тогда не все рассказала. Может быть, после смерти Алены она будет более откровенна? Заодно расспросим об этом тренере. Должна же она знать его имя, и как он выглядит. Все равно других зацепок пока нет.

Иван кивнул. И вскоре мы подъехали к тому месту, где я высадил Милу.

Долго искать нам ее не пришлось: первая же встреченная нами тетенька показала нам дверь ее квартиры, хмуро посоветовав звонить подольше. По ее словам, Мила раньше полудня не поднимается.

Тетка была неправа. После первого же звонка сама Мила открыла нам дверь. Секунду помедлила, увидев меня, но все-таки отступила, пропуская в прихожую:

— Проходите. В комнату не приглашаю, у меня не убрано, но вам, думаю, на это наплевать.

Мы прошли за ней в довольно чистенькую кухоньку, и она предложила:

— Чай, кофе?

Я решил, что нужно дать ей время опомниться, и кивнул:

— Лучше чай.

Несмотря на мои опасения, чай у Милы оказался неожиданно хорошим: крепкий, душистый. Иван поднял на нее взгляд, и она пояснила:

— Липовый цвет. Я добавляю в чай липовый цвет. — Вздохнув, она сказала: — Вчера Аленина мама приезжала, плакала очень. Мы с ней в одном поселке жили, правда, она на год старше была. А вот здесь, в казино, встретились. Мать меня вчера расспрашивала, да я о делах Алениных особо ничего не знаю.

Мила поежилась:

— Когда мы подъезжали, она уже мертвая была… Ужас!

Я кашлянул:

— Мила, мы к вам, собственно, по делу. Сейчас милиция опрашивает всех, кто знал Алену, наверняка, и к вам на работу приходили.

Она кивнула.

— Вчера были. Только у нас никто ничего не знает, это точно.

Иван попросил:

— Попробуйте описать нам внешность ее парня, того, что работал тренером.

Мила склонилась над чашкой, грея руки о ее горячие бока. Подумав, сказала:

— Знаете, я ведь его толком и не видела никогда. Алена его в казино не приглашала. Вот однажды, пару месяцев назад, он приезжал к ней на мотоцикле, большой такой агрегат, привез ей какой-то сверток. Только он не заходил, она сама к нему вышла. Высокий такой, черноволосый… Лицо… Обыкновенное лицо. Не слишком симпатичный. Мне вот показалось, что он немного на Тарантино похож. Я еще удивилась, чего в нем Алена нашла. Нет, описать я его толком не смогу.

— Может быть, Алена упоминала, каким видом спорта он занимается?

— Да нет, мы и разговаривали о нем редко. И вообще, мне почему-то показалось, что чувства у них на убыль пошли. Мне даже показалось, что она с ним расстаться собиралась. Алена в последнее время нервничала ужасно, говорила, что все мужики — придурки. С Соломатиным зачем-то ссорилась. На мой взгляд — она просто неблагодарная дура, Соломатин о ней заботился, и машину подарил, и квартиру оплачивал. Ну, жениться не мог, так она с ним с женатым встречаться начала.

Мила помолчала, потом, решившись, сказала:

— Примерно за неделю до смерти, она с кем-то по телефону крупно ссорилась. Я по коридору проходила, и хорошо расслышала, как она сказала: «Сейчас у меня денег нет. Сначала дело закончи, иначе вообще ничего не увидишь.» А потом еще добавила, что, если он еще раз облажается, пусть ищет себе работу в другом месте, а она найдет делового парня, который сможет справиться с бабой. Я и подумала, что она хочет разобраться с женой Соломатина.

Иван насторожился:

— Вспомните, пожалуйста, как можно более точно дату и время этого разговора.

Мила нахмурилась:

— Дату точно не скажу, а время — пожалуйста. Как раз объявили ее номер, а она торчала у себя, и Анна Витальевна меня за ней послала. Значит, было около одиннадцати.

Без косметики Мила выглядела гораздо моложе, чем в прошлую нашу встречу. Она заметно нервничала. Провожая к дверям, растерянно спросила:

— Вы найдете того, кто убил Алену?

Иван хмуро кивнул ей:

— Постараемся…

Пришлось вернуться в Управление за распечаткой телефонных разговоров с Алениного телефона.

Анатолий молча протянул свиток, и мы втроем склонились над ним.

Подозрительных звонков было несколько, два из них — на городской номер. Судя по данным телефонной кампании, номер принадлежал элитному клубу «Арктур».

Иван вздохнул:

— Там вообще одни отморозки Артура Коригова обретают. Навряд ли с ними можно будет договориться, да и расколоть их совсем непросто.

Я вспомнил, что Мила в первую нашу встречу упоминала каких-то знакомых Алены, и, кажется, упоминала имя Коригова.

— Это не тот, в чьей машине погиб Каратаев?

Иван мотнул головой.

— Его племянник.

Анатолий пояснил:

— Сам Артур уже год, как сидит. С ним совершенно дикая и непонятная история произошла. По молодости, еще в институте, подсел на наркотики, семья за него боролась, да только без особого результата. Характер у него вспыльчивый, резкий. После очередной драки он получил срок, в зоне познакомился с уголовниками. Один из его криминальных приятелей, Олег Саттаров, стал его другом и партнером по бизнесу. Ходили слухи, что через них переваливают наркотики, но это так и осталось слухами. Что уж они с партнером не поделили — не знаю, а только в один прекрасный день Артур вошел в вестибюль собственного клуба и в присутствии двух десятков свидетелей выстрелил своему приятелю Саттарову в голову. Даже его всесильный дядя ничего не смог сделать. Ну, милиция, само собой, расстаралась. Что там между ними произошло — так и осталось загадкой. Коригов — осетин, с друзьями у них так не поступают. Никаких показаний он не дал, так и молчал до суда. Получил срок, сидит в колонии строгого режима. Марат Ильич, по слухам, платит бешеные деньги, чтобы в зоне ему не давали наркотики.

Я задумчиво сказал:

— Со стороны выглядит очень похоже на месть. Для обычных криминальных разборок такие выступления не слишком характерны.

Иван сказал:

— Есть там у меня один парень, Ярослав Хлудов. Кажется, он сейчас руководит клубом, в отсутствие Артура. Когда-то я ему здорово помог. Не хотелось бы напоминать, да видно, придется.

Анатолий спросил:

— А что у вас с тренером этим? Выяснили что?

Я вздохнул:

— Почти ничего. Высокий, темноволосый, по словам подруги, похож на Тарантино. Ездит на дорогом мотоцикле. Пацаны во дворе тоже его вспомнили, и тоже описать могут только мотоцикл.

Анатолий насторожился:

— Так надо потолковать с городскими байкерами. Они про городские мотоциклы все знают. Байкеры ближе к вечеру собираются на набережной, пиво пьют, музыку свою слушают. Я подошлю своего парня, он поговорит с их старшим.

Я попросил Ивана:

— Заедем в «Высшую лигу». Мяч надо купить, ребятам обещал. Заодно возьмем у них описание байка, может, примета у него какая есть.

Завидев нашу машину, ребята бросили игру и сгрудились возле нас.

Капитан команды, приняв мяч, солидно поблагодарил и кивнул вчерашнему рыжему пареньку:

— Зови Игоря.

Рыжий оглушительно свистнул, и через пару минут к нам от гаражей подошел парень лет восемнадцати. Он вытер руки от смазки и вынул из кармана телефон.

На яркой картинке он был снят рядом с мощным мотоциклом.

Капитан подтвердил:

— Вот, этот самый байк и есть. Мы только вчера вечером вспомнили, что Игорь с ним потихоньку сфотографировался.

На снимке была видна даже часть номера!

Я вздохнул:

— Ребята, тут одним мячом не отделаешься. Поедем в магазин, экипироваться. Придется стать вашими спонсорами.

Вся хохочущая орда загрузилась на заднее сидение, и мы поехали в магазин.

Наш визит в «Высшей лиге», я думаю, забудут не скоро. Впрочем, мальчишки — народ целеустремленный, и уже через сорок минут мы подобрали и форму, и обувь, и даже спортивные сумки. Я договорился в мастерской при магазине, чтобы на всю форму к завтрашним соревнованиям нанесли фирменную символику: спонсоры, так спонсоры! На радостях, нам сделали приличную скидку и добавили всяких причиндалов: утяжелители, напульсники, банданы.

Мы высадили совершенно обалдевших от всего происходящего ребят, нагруженных кучей пакетов, у въезда во двор. Едва успели попрощаться с ними, как отзвонился Анатолий.

Час назад мы сбросили ему MMS-ку с телефона парнишки, и он сделал запрос в ГИБДД. Я подивился скорости исполнения запроса, но он сказал:

— Агрегат узнали городские байкеры. Хозяин машины — личность, в их кругах известная. Работает в клубе «Квадрорут», это где местная золотая молодежь на квадроциклах адреналин разгоняет. Зовут Георгием, но в их кругах больше известен по кличке «Тарантино». Тем более, что и фамилию носит подходящую: Тарануха. Мои парни проверили, он сейчас на работе. Так что давайте сюда, я за ним ребят уже послал.

Иван вывернул руль, и мы помчались в Управление.

Анатолий укоризненно глянул на своих парней и вызвал врача для оказания помощи задержанному.

Его устроили на стуле посреди комнаты, и он, все еще тяжело дыша, тыльной стороной скованных рук вытер кровь с разбитой губы.

Анатолий кивнул, и коротко стриженый парень расстегнул наручники. Он виновато пробормотал:

— Анатолий Николаевич, ты ж сам посмотри. Он — лось здоровый, при задержании пытался скрыться, пришлось успокоить его малость. Мы с ним культурно, вежливо — мол, пройдемте для дачи показаний, а он в окно сиганул. Пришлось побегать. — Он вспомнил, вынул из кармана что-то маленькое, положил на стол. — Вот, он его выбросить хотел, да не вышло. Оно ударилось о решетку и обратно в комнату свалилось. Показания у свидетелей мы отобрали, так что теперь не отвертится.

На столе лежало кольцо с довольно крупным камнем, блеснувшим в свете лампы.

Анатолий убрал кольцо в сейф и попросил стриженого:

— На завтра устроим опознание, пригласи Соломатина.

Он повернулся к задержанному и спросил:

— Ну-с, Георгий Сергеевич, не хотите ли сделать какие-то заявления? Тогда давайте начнем работать.

Парень злобно посмотрел на него и сказал:

— А я свои права хорошо знаю. Вызывайте моего адвоката, без него я вам и слова не скажу. И вообще, я себя плохо чувствую.

Стриженый засмеялся:

— До чего народ умный пошел!

Иван резонно возразил:

— Ну, не такой уж и умный, раз кольцо взял.

Парень взвился:

— Она мне деньги была должна, и не отдавала. Я для нее у серьезных людей большую сумму занял, уже и все сроки прошли. И кольцо мне сама Алена отдала, типа в залог.

— Странно, почему же она его отдала без футляра? Вещь дорогая, ненароком поцарапать можно, или выронить.

Он затравленно огляделся:

— Откуда я знаю, почему?

— Хорошо, тогда расскажите, во сколько вы пришли, о чем разговаривали. Не приходил ли кто к Кашириной во время вашего визита. И учтите, мы пока вам никаких обвинений не предъявляем. Возможно, в этом деле вы пройдете просто как свидетель, тогда вам и адвокат не понадобится.

Он наклонил голову:

— Пришел я еще в обед. Алена спала, но у меня был свой ключ. Мы с ней знакомы уже довольно давно, и я сделал себе дубликат. Отношения у нас были довольно близкие. Алена мне нравилась. Она уверяла, что, если бы у меня были деньги, она вышла бы за меня замуж. Готовила она отвратительно, но я был голоден, мы пообедали, и улеглись. Потом я вспомнил о деньгах, из-за которых, собственно, и пришел. Алена опять стала крутить, уверяла, что деньги у нее скоро будут. Но я уже эту песню слышал, и не поверил ей. Я пригрозил, что переведу стрелки на нее. Тогда она достала кольцо и предложила мне отдать его в обеспечение долга, или продать. Я отказался. В это время пришел ее ухажер, у него свой магазин есть, и денег — куры не клюют. Он Алене машину купил недавно. Я, понятное дело, выходить из спальни не стал, и оказался свидетелем их ссоры. Он увидел у Алены кольцо, приревновал к кому-то, орал, как потерпевший, потом залепил ей плюху. Через некоторое время он ушел, а я выглянул из спальни. Алена лежала на полу мертвая. Я не стал звонить в скорую, а просто оделся, забрал кольцо и вышел, закрыв за собой дверь.

— Соломатин уверяет, что Алене не с чего было скончаться, он просто ударил ее по лицу. А экспертиза показала, что девушка была задушена. Как долго вы оставались в ее квартире после того, как обнаружили, что она мертва?

Сейчас он уже слабо напоминал киногероя. Затравленно сказал:

— Не помню.

— А зачем стерли со стаканов и посуды свои отпечатки?

— Ну, я волновался очень. Испугался, что меня могут найти по этим отпечаткам. Соломатин — мужик обеспеченный, он откупится от всего, а я — вот он, готовый убийца. У меня денег даже на адвоката нет.

Анатолий нахмурился:

— Ты, парень, на жалость не дави.

Иван вмешался. Как бы мимоходом, он спросил:

— Кто-нибудь еще приходил к Алене, когда ты у нее был?

Глаза парня забегали:

— Квартирная хозяйка приходила. Алена ей отдала долг за квартиру.

— А больше никого не было?

— Нет.

Мы переглянулись, и Иван тяжело посмотрел на него:

— Не хочешь рассказать, как все было на самом деле?

Тот наклонил голову.

— Алена была беременна. Она уверяла, что любит меня, что скоро у нас будут деньги, и она уедет со мной в Москву. Я ей до последнего верил. В тот день я был у нее, когда явился Городецкий, принес Алене деньги. А потом приперся этот дурак Соломатин, и я понял, что у Алены какие-то свои интересы с Городецким, и что меня, как и Соломатина, она просто водит за нос. Я стал спрашивать ее об этом, но она только хохотала. Я достал из шкафа сверток, который ей принес Городецкий — там было тридцать тысяч долларов. Алена пыталась вырвать деньги у меня из рук, а потом призналась, что не верит в то, что я смогу обеспечить будущее нашего ребенка, и сказала, что собирается выйти замуж за Городецкого. Я сказал ей, что он женат, а Алена засмеялась. И добавила, что, если я не буду валять дурака, через пару лет она и от него избавится, и мы сможем жить спокойно. Я уговаривал ее не делать глупостей, но она только смеялась. А про деньги эти, что он принес, сказала, что Городецкий считает ребенка своим…

— И этого ты уже не выдержал, — хмуро сказал Иван. — Потом забрал деньги и кольцо, стер отпечатки с посуды и закрыл дверь своим ключом.

— Я рассчитывал, что двор большой, никто друг друга не знает. Надеялся, что меня не найдут.

— А кольцо зачем с собой носил?

Он засопел.

— Я его собирался отдать в залог. Алена умерла, а долг отдавать все равно было надо. Я подумывал даже байк продать, но это быстро не получится.

— На что Алене могли понадобиться такие большие деньги?

— Я думаю, что она заказала жену Городецкого, только что-то у нее не срослось.

Иван поднялся:

— Ну, ребята, вы тут теперь сами разбирайтесь. А мы с Алексеем, с вашего позволения, уединимся где-нибудь с Ильей.

Городецкий несколько растерялся, войдя в кабинет и наткнувшись взглядом на нас с Иваном.

Он уселся на стул, вытянул из пачки предложенную мной сигарету, молча затянулся.

— Лена просила, чтобы вы занялись моим делом? — бесцветным голосом спросил он. — Как продвигается расследование?

— Нет, — сказал Иван. — Мне нет никакого дела ни до тебя, ни до твоих любовниц, ни до того, как идет расследование. В настоящий момент меня интересует только одно: с кем ты и твоя подружка договаривалась о том, чтобы устранить Лену?

Илья поднял на него глаза с тревожным вопросом:

— Не понял… Что значит «устранить»?

— Вот только придуриваться не надо. Вы с подружкой договорились обо всем, она, по-видимому, нашла исполнителей, ты ей передал деньги… Поэтому это я должен тебя спросить, что значит «устранить».

Илья покачал головой:

— Я ничего не понимаю… Ни о чем подобном я Алену не просил.

— Ага, а тридцать кусков ты ей передал просто так, по доброте душевной.

Я вмешался:

— Илья, у нас есть показания двух свидетелей о том, что ты передал Кашириной деньги.

Неожиданно он покраснел, потом нервно сказал:

— Вас это совершенно не касается, и никакого отношения к гибели Алены не имеет. И с чего вы взяли, что Лену пытались убить?

Иван рявкнул:

— Да потому что дважды за последний месяц она могла погибнуть, и только счастливый случай спас ее! Учти, это и твой счастливый случай тоже: если бы с ней что-то случилось, я бы тебя живым закопал, понял?!

Илья досадливо сказал, обращаясь ко мне:

— Слушай, Алексей, почему я ничего не понимаю? Расскажи хоть ты толком!

Я рассказал ему о случае на даче, и он вздохнул:

— Да у нас отморозков всяких полно, с чего вы решили, что это именно ее ждали там?

Я кивнул:

— Просто через пару недель кто-то прострелил ей колесо. Согласись, два таких совпадения…

Илья выпрямился и с недоверием спросил меня:

— Это когда она с дороги слетела? Почему она мне об этом ничего не рассказала?

— Потому что ты вел себя так, что она не хотела тебе ни о чем говорить. Поэтому так обрадовалась моему приезду. Это уж потом я встретился с Иваном, и он согласился мне помочь.

Илья покосился на Ивана и злобно сказал:

— То-то он так старается. Понятное дело, он у нас привык геройствовать по полной программе. Как там наша королева, еще не вручила герою награду?

Напрасно он это сказал. Я не успел перехватить руку Ивана, и Илья с трудом выбрался из-под перевернутого стула.

Потирая ушибленную руку, Иван сказал:

— Придержи язык. В следующий раз — убью.

Илья вынул из кармана платок и промокнул рассеченную губу.

Я укоризненно глянул на Ивана, и тот дернул плечом.

Илья насмешливо сказал:

— Как там в криминальных романах пишут — ищите, кому выгодно? Мне-то, положим, от Ленкиной смерти никакой выгоды. Ее папаша меня терпеть не может, и уволит меня сразу и без выходного пособия. Мне этот брак был нужен гораздо больше, чем ей. Может, поэтому я и с Аленой связался.

— Ты еще скажи, что и со всеми своими бабами крутил исключительно в целях сохранения семейного очага, — в сердцах бросил Иван.

Илья скривился:

— Можно подумать, я один такой. Что, меня за это убить надо, что ли?

Я остановил Ивана:

— Погоди. Его моральный облик в этой истории меня лично интересует меньше всего, как, впрочем, и Лену. Думаю, что она — взрослая умная женщина, и сама разберется, нужно ли ей это сокровище. Илья, у нас есть серьезные подозрения, что именно Алена Каширина заказала убийство Лены. Исполнителей надо найти, во что бы то ни стало. Надеюсь, ты это понимаешь.

Он кивнул.

— Расскажи, что за отношения были у тебя с Аленой.

Илья покосился на Ивана, но послушно припомнил:

— Познакомились мы в казино, с полгода назад. Девчонка она симпатичная, мы встречались, хотя и нечасто. А пару месяцев назад она нашла меня сама, явилась прямо на работу. Говорит, беременна, и я должен на ней жениться. Я только посмеялся, правда, пообещал дать денег. Она угрожала пойти и все рассказать жене, но меня это мало впечатлило. Если честно, то такая семейная жизнь, как у нас, она кому хочешь надоест. А я — отнюдь не ангел. Вечером я подумал над ее словами, и решил, что наш с Леной брак мог бы спасти только ребенок. И тогда я поехал к Алене сам. Я помирился с ней, что было совсем не трудно, подарил ей довольно дорогое кольцо, и стал уговаривать ее отдать ребенка мне. Пообещал хорошие деньги и всю помощь, которая могла понадобиться. Пойми, Алексей, мне не было никакого резона желать Лене смерти!

— Что за деньги ты ей принес?

— Задаток. Она позвонила мне утром, сказала, что у нее серьезные проблемы, и попросила отдать половину суммы, которую я обещал. Деньги я завез, отдал ей, живой и здоровой, в руки и благополучно уехал. Ночь я провел в другом месте…

Иван не выдержал:

— Да знаем мы это место! Сегодня приходила Кира, каялась в грехах. И за что только тебя бабы любят, не понимаю?

Илья демонстративно повернулся ко мне:

— В общем, в квартиру Кашириной я больше не возвращался, и о смерти ее узнал, только когда за мной приехали. И о том, что Алена пыталась убить Лену, не знал, а уж, тем более, денег ей на это не давал и в обсуждении не участвовал.

Иван потер лицо руками, и я сказал:

— Не дергайся, ничего страшного пока не случилось. Поедем в клуб, может, там чего узнаем.

Мы поднялись, а Илья удивленно посмотрел на нас:

— А я?

Иван буркнул:

— Алиби твое подтвердилось, Отпустят пока под подписку, а там посмотрим.

Он вернулся в кабинет, набрал номер Анатолия, и мы оставили Городецкого подписывать все необходимые бумаги.

Спортивный клуб «Арктур» выглядел очень прилично.

В мраморном вестибюле Иван написал записку, сложил ее вчетверо и попросил девушку за стойкой передать ее господину Хлудову.

Обслуга клуба, видимо, была хорошо вышколена, потому что уже через пять минут к нам подошел парень в хорошем костюме и белоснежной рубашке.

— Ярослав Николаевич просит вас подняться в его кабинет.

В лифте мы молчали.

Проводив нас длинным коридором, парень распахнул перед нами дверь:

— Вас ждут.

От окна к нам повернулся плечистый здоровяк. Увидев Ивана, пошел навстречу, пожал протянутую руку.

Иван, по возможности кратко, изложил ему нашу историю, в той части, которая имела отношение к данному заведению.

Здоровяк нахмурился:

— Про убийство слышал, хотя сам лично девчонку не знал. — Он поднялся. — Я оставлю вас, надо переговорить кое с кем. Может, кофе, чай, или покрепче что?

Мы отказались, и Ярослав вышел из комнаты.

— Как думаешь, станет он своих сдавать, если узнает что? — спросил я.

Иван неопределенно пожал плечами:

— Думаю, что ребята эти действовали на свой страх и риск. Сейчас уже давно не девяностые, в таком деле серьезные люди мараться не будут. Нам он их, конечно, не отдаст, но профилактику проведет.

Ярослав отсутствовал недолго.

Вернулся хмурый, уселся напротив нас и сказал:

— Иван Сергеевич, рад был помочь. Только получается, что опять я должен остаюсь. Спасибо, что помогли среди своих людей крыс отловить.

Иван спросил:

— Могу я с ними поговорить?

Ярослав удивился:

— А зачем? И так все ясно, они сейчас непосредственному начальству докладываются о своих подвигах. Все так и есть, как вы рассказали. Лена Городецкая может быть совершенно спокойна, больше ее никто не потревожит. А с киллерами хреновыми я сам разберусь. — Он нехорошо улыбнулся: — У нас на фирме художественную самодеятельность не уважают.

Мы пожали друг другу руки.

Ярослав проводил нас вниз, к машине, вызвав этим замешательство и волнение персонала. Наклонившись к машине, улыбнулся:

— Полине привет передавайте, и скажите, что это — досадное недоразумение чистой воды. Если надо, я лично готов принести извинения.

Иван неопределенно кивнул, и мы отъехали.

Второй этаж дома, несмотря на позднее время, был ярко освещен.

Внизу за столом сидели Лена с Полиной.

Полина кивнула наверх:

— Илья вернулся. Собирает вещи. — Она глянула на Лену, дипломатично пояснила: — Он поживет пока в городской квартире.

Молчавшая до сих пор Лена подняла глаза на нас с Иваном и сказала:

— Илья мне все рассказал, и спасибо вам за все. Не знаю, что бы я без вас делала.

Она заплакала, и Иван шагнул было к ней, но остановился.

На лестнице появился Илья с парой вместительных сумок.

Городецкий с достоинством наклонил голову и пошел к гаражу. Мы молча наблюдали за его исходом.

После того, как за поворотом пропали задние фонари его машины, я посмотрел на Лену.

Выражение ее лица мне не понравилось.

Полина поднялась, с тревожным сочувствием глянула на Лену и Ивана:

— Сегодня тяжелый день, всем, я думаю, надо отдохнуть.

Я понял, что она хочет оставить их наедине, но решил, что сейчас делать это просто опасно.

Я закурил и сердито спросил Лену:

— Вот, что, подруга! Я тебя сто лет знаю. Ну-ка, расскажи, что такого ты узнала от Городецкого, отчего у тебя выражение лица такое пасмурное? Что он тут наговорил?

Лена сказала упавшим голосом:

— Зачем ты так? Он — тоже человек, и переживает. Он все честно рассказал, об Алене этой, и сказал, что хотел, чтобы этот ребенок… чтобы этот ребенок…

Я сердито скомандовал:

— Отставить слезы! Если бы я его так хорошо не знал… Понимаешь, он тогда, еще год назад, понял, что у вас с Иваном — любовь, и страшно испугался, что ты его выставишь. Он весь этот год довольно успешно пытался воспрепятствовать вашим встречам, а вы с Иваном ему в этом добровольно помогали. И ребенок… Да нужен он ему был, как прошлогодний снег! Он просто решил, что привяжет этим тебя насмерть, коль он будет считаться родным его отцом! — Я злобно сощурился: — А сказал он тебе, что отцовство его не подтвердилось?

— Н-нет…

— Вот! Узнаю Илью. Он всегда был мастером обернуть все обстоятельства с свою пользу. Он всех использовал — и Каширину в том числе. Эта дурочка наняла киллеров, чтобы убрать тебя с дороги. И вот тут я ему верю — он об этом, действительно, ничего не знал. Ребенок, сам по себе, ему был не нужен, а вот Алена этого не знала, и думала, что она избавится от тебя и благополучно выйдет за него замуж. Она-то ничего не знала о том, кто является официальным владельцем предприятия, и об истинных мотивах, двигавших Ильей, просто не догадывалась…

Я поднялся, глянул на потрясенные лица Полины и Лены и сказал:

— Впрочем, поступай, как знаешь. Ты, конечно, можешь дать ему еще один шанс, или как там в твоих любимых романах поступают благородные героини? Только знай, что через месяц он опять останется ночевать в городской квартире, а ты будешь тут одна бродить по комнатам, и сожалеть о том, что отпустила единственного человека, который тебя по-настоящему любит. Такими чувствами, как у вас, не разбрасываются. Впрочем, дело твое. Конечно, Городецкий у нас красавчик, не чета Ивану, с его простой физиономией…

Лена возмутилась:

— Это-то тут при чем?

А Иван недовольно сказал:

— Что-то тебя занесло… При чем тут моя физиономия?

Неожиданно Полина засмеялась:

— Ой, не могу…

Мы переглянулись, и я с облегчением увидел, что Лена тоже улыбается, причем вполне по-человечески.

Полина поднялась:

— Пойду я, в самом-то деле…

Я тоже поднялся к себе. Ночевать Иван не пришел, что я счел хорошим знаком.

За завтраком Иван с неохотой объявил, что ему нужно проехать на работу.

Он пил кофе, с одобрением поглядывая поверх чашки на порхающую вокруг нас Лену, и я понял, что у них все хорошо.

Лена присела напротив меня, спросила:

— А ты чем думаешь сегодня заняться?

Я подумал, и неопределенно заявил:

— Есть у меня пара мыслей, хочу проверить все на месте. Полина сегодня будет в офисе, не знаешь? Мне нужно побеседовать с главным инженером предприятия, и я не хочу, чтобы нам помешали.

Лена кивнула.

— Полина говорила, что сегодня у нее с утра какие-то городские мероприятия, а потом собиралась в администрацию района. У них по четвергам всегда расширенные заседания проводят, Полька ругается, что столько времени зря тратится на все эти совещания и заседания.

— Слушай, созвонись с главным инженером, а я подъеду к нему. А то еще и неизвестно, захочет ли он со мной разговаривать.

Лена кивнула:

— Позвоню. И с Зиной договорюсь, это их секретарь, она тебя встретит. Заодно можешь и с ней переговорить — она работала еще с Сашей, и в курсе всех дел на фирме.

В офис я приехал на сорок минут раньше назначенного Ворошиловым времени.

Офис мне понравился. Я подумал про себя, что Полине он очень подходит.

Ворошилов был занят на планерке, и я имел возможность предварительно поговорить с Зиной.

Она предложила мне кофе, и, узнав, что я люблю растворимый со сгущенным молоком, грустно засмеялась:

— Александр Алексеевич тоже любил так, только очень сладкий. Полина его всегда дразнила тем, что он кладет в чашку по четыре ложки… — Она горестно вздохнула. — Когда у них только все начиналось, я сразу видела, что она к Александру Алексеевичу неравнодушна. Иногда я даже специально позволяла ей сделать для него кофе, как он любил… Он старше Полины был, и не хотел портить ей жизнь, но потом они все-таки разобрались между собой, и такая у них любовь началась!.. И вообще все так хорошо было! У них близнецы родились, и Каратаев мальчишек обожал просто. Уж не знаю, зачем ему эта политика понадобилась. Он вообще такой был, правильный. Хотел исправить все на свете. Вот и исправил…

Вездесущая Зина уже знала и об аресте, и об освобождении Городецкого.

— И напрасно вы так старались, мало ему! Сколько он крови Елене Алексеевне попил! Правда, после гибели ее брата присмирел, даже за чужой нравственностью приглядывать стал. — Зина оглянулась на закрытую дверь кабинета и тихо сказала: — Я сама слышала, как он ссорился с Ворошиловым, и даже хотел ему набить морду за то, что он к Полине подкатывается. Впрочем, может, сам на нее виды имел, с него станется.

Из кабинета Ворошилова вышли люди, и он появился на пороге.

Уж не знаю, почему, но в свой кабинет он меня приглашать не стал. Мы прошли в соседнюю дверь, за которой оказалась комната, как я понимаю, для встреч и переговоров с клиентами, и устроились за большим столом, напротив друг друга.

Ворошилов посмотрел на меня сквозь холодно блеснувшие стекла дорогих очков:

— Я вас внимательно слушаю. Елена Алексеевна попросила меня ответить на ваши вопросы.

— Это не совсем то, что мне нужно. Я хотел бы услышать ваше мнение о положении фирмы на рынке оказания услуг, о ваших конкурентах. Например, о фирме, принадлежащей Коригову. Я правильно назвал его фамилию?

— Правильно. — Ворошилов поднял на меня взгляд. — Мне не слишком понятно, почему Елена Алексеевна заинтересовалась этими вопросами именно сейчас, а не, скажем, год назад. Впрочем, это не мое дело, и основания, по которым вы меня расспрашиваете, меня интересовать не должны. А насчет конкуренции между нашими фирмами… Каратаев и Коригов давно поделили сферы влияния. Причем если в начале девяностых у нас с ними было открытое соперничество, то в последние годы я назвал бы наши отношения взаимовыгодным сотрудничеством. Бетонные, каменные работы, тяжелая техника — это у нас, а у Коригова — отделка и торговля отделочными материалами. Мы сами пришли к выводу, что нам невыгодно держать огромный штат отделочников, и отдали это на откуп «Меридиану».

Ворошилов помолчал, но потом все-таки заговорил:

— Не думаю, что открою большой секрет, если расскажу о том, что Марату Коригову нравится Полина Каратаева. Была там даже какая-то романтическая история, после которой Полина осталась с Каратаевым, и даже вышла за него замуж. Кроме того, ходили слухи о давней ссоре Каратаева с его племянником, впрочем, ничего определенного так никто и не узнал. Но как-то чувствуется, что Марат Ильич не все надежды растерял, потому что он приезжал на сороковины, и о чем-то долго разговаривал с Полиной. О чем — тоже никто не знает.

Я насторожился:

— Возможно ли, что он решился убрать соперника с дороги?

Ворошилов достал изящный портсигар, вынул сигарету, но не закурил.

— Навряд ли. Баб у него, как грязи. А с Каратаевым они вроде даже и дружили.

Я подумал про себя, что Ворошилов недолюбливает Коригова, хотя это могло быть просто следствием каких-то личных симпатий или антипатий.

— Как складывались ваши отношения с Полиной Каратаевой после того, как она взяла на себя руководство предприятием?

Ворошилов недоуменно пожал плечами:

— Так она и при жизни Каратаева последний год прекрасно справлялась с обязанностями. Вообще, несмотря на некоторые нюансы наших с ней личных отношений, по работе у нас все складывается хорошо. Без ложной скромности, я — хороший организатор производства и грамотный инженер, а Полина грамотно занимается договорами и контрактами, контролирует работу сметно-договорного отдела, бухгалтерию и юристов. В общем, все финансы давно уже на ней.

— А Лена Городецкая? Как я понял, она распоряжалась контрольным пакетом акций.

— Лена? Она крайне редко вмешивалась во что бы то ни было. Вообще, за последний год я лишь дважды встретил ее в офисе.

— А Городецкий? Он не интересовался, как идут дела?

Ворошилов криво ухмыльнулся.

— А что Городецкий? По моему мнению, у него мозги в штанах. Кажется, этот придурок ревновал меня к Полине, хотя это глупо. Я получаю здесь очень приличные деньги, и по году выходят хорошие премиальные. Мы с Полиной давно выяснили отношения, и лишние неприятности мне на работе ни к чему.

Я поднялся.

Ворошилов несколько утратил свой лощеный вид:

— И что, это — все, о чем вы меня хотели спросить?

Я кивнул.

Ворошилов вздохнул с заметным облегчением:

— Ну, тогда, если позволите, я займусь выполнением своих непосредственных обязанностей. Это Полина Витальевна у нас — человек публичный, она вынуждена присутствовать на всех городских мероприятиях, а на мне держится все производство. Хотя, признаюсь, строительство — это такая отрасль, где часть доходов обязательно делается на бумаге, и Полина с этим великолепно справляется. Она свободно ориентируется во всех этих базах, коэффициентах и индексах — и никогда не позволит нам работать впустую. Я сам в этом профан, и ей доверяю безусловно.

На этой высокой ноте мы и расстались. Уважение, с которым он говорил о Полине, несколько примирило меня с его лощеным видом, и даже пижонские очки уже не казались вызывающими.

Всезнающая Зина просветила меня насчет того, где может в настоящий момент находиться Полина Витальевна, которая на своем рабочем месте так и не появилась, несмотря на то, что рабочий день был в разгаре.

— Сегодня в новом детском спортивном центре какое-то мероприятие, так мы у них — основные спонсоры. Это еще Александр Алексеевич в обычай ввел: когда-то по муниципальному заказу мы их отстроили, так теперь помогаем. Кстати, «Меридиан» тоже их спонсирует, ну, да у детей лишних денег не бывает, на бюджете не разбогатеешь.

Я насторожился:

— «Меридиан» — фирма Коригова?

— Ну да, они отделывали здание после нас, и помогали им с оборудованием.

Я подумал, что фамилия Коригова уже дважды всплыла сегодня, и решил проехать к нему в офис. Если повезет, и он захочет со мной разговаривать, я с ним познакомлюсь.

Мысль о том, что на этом дурацком мероприятии неведомый мне Коригов находится рядом с Полиной, мне лично показалась неприятной.

Зина довольно подробно объяснила, как добраться до офиса «Меридиана».

Впрочем, добраться быстро не получилось: около гастронома на Красина я увидел знакомый автомобиль. Джип Полины стоял у самого входа. Оставив свой автомобиль на стоянке, я зашел в магазин. Здесь было довольно многолюдно, и мне удалось подойти поближе.

Полина сложила в корзину бутылку хорошей водки, сухую колбасу, хлеб, банку корнишонов, упаковку сыра, финское печенье, коробку кексов и большую шоколадку. Странный набор для романтического свидания, невесело подумал я.

Полина уселась в машину, пристроив продукты на заднее сиденье. На работу она явно возвращаться не собиралась, поскольку свернула в сторону объездной дороги.

Я следовал за ней. Вскоре улочки стали узкими и малооживленными. Я мысленно чертыхнулся: следить за машиной, оставаясь незамеченным, было затруднительно. Впрочем, кажется, Полина приехала, куда собиралась. Она оставила машину около высокой кирпичной стены. Не сразу, но я заметил в стене дверь. Ни ручки, ни звонка там не было.

Полина уверенно достала пакеты, и я понял, что она созвонилась с хозяевами из машины, потому что дверь открылась, и она прошла внутрь.

Я приготовился к долгому ожиданию, но, к моему удивлению, минут через пятнадцать Полина вышла, уселась в «Рейнджровер» и уехала. Следом за ней из калитки показался мужик неопределенного возраста, он держал за руку девчонку лет пяти.

Проезжая мимо, я заметил цепкий взгляд мужика, но останавливаться и расспрашивать его поостерегся. Я поступил иначе: объехал квартал с другой стороны. К моему изумлению, никакого жилья здесь не было, а оказался я около старого городского кладбища. Проходившая мимо женщина сказала, что его уже лет пять, как закрыли для захоронения.

Постояв около запертой решетки, за которой горел вечный огонь на мемориале защитникам города, я поехал в офис Коригова.

В приемной «Меридиана» на ум шли только слова из лексикона Леночки Храмовой: респект и гламур. Респект был представлен безумно дорогой отделкой, панелями натурального дерева и мебелью, а гламур олицетворяла платиновая красотка. Она представилась низким голосом:

— Марго.

Мы познакомились. Девушка, окинув меня взглядом и в сотые доли секунды оценив и марку часов, и обувь, и фирменный брелок от известной автомобильной фирмы, мило улыбнулась и согласилась скрасить вечернее одиночество человека, впервые попавшего в этот город.

Узнав, откуда я прибыл, она томно произнесла:

— Как я вам завидую… А у нас — паршивый городишко, где никогда ничего не происходит…

Если честно, я люблю небольшие провинциальные города, где жизнь течет плавно и размеренно, и где никогда ничего не происходит… Молодая жена, близнецы-сыновья, немолодой, но еще крепкий отец, любящая сестра, хорошая работа, уютный дом… Я и сам хотел бы прожить в таком городе.

Впрочем, Марго я об этом докладывать не стал, а, наоборот, взял у нее листок с адресом и номером телефона, договорившись о том, что заеду за ней около девяти часов.

И очень вовремя: в приемную, в сопровождении охраны (куда ж без нее!) вошел господин средних лет с кошачьим прищуром глаз. Учитывая дорогой костюм и известную небрежность в обращении с подчиненными, и судя по реакции Марго, это и был Марат Ильич Коригов.

Перед поездкой к нему я благоразумно заручился поддержкой Меньшова. То есть мое появление для Коригова неожиданностью не было.

Впрочем, даже несмотря на рекомендации, разговор, я имею в виду откровенный разговор, у нас не состоялся.

Коригов внимательно и вежливо выслушал мои объяснения, но на вопросы мои отвечал кратко и с явной неохотой.

— …Нет, ни в бизнесе, ни в личной жизни у меня врагов нет, и взрывать мою машину мало найдется охотников.

Я попытался разрядить обстановку:

— Ну, может, какой-то не в меру ревнивый муж?

— Я с замужними бабами не связываюсь, — отрезал он.

— А в городе судачат, что вы проявляли к жене погибшего отнюдь не братские чувства.

Коригов, уже едва сдерживаясь, сузил глаза:

— Меньше слушайте досужие сплетни.

— Почему сплетни? Меня уверили, что на поминальном обеде вы имели с вдовой друга довольно продолжительную беседу. Не расскажете о предмете разговора?

Кажется, мне удалось вывести его из себя:

— А это вообще никого не касается, и к гибели Саши разговор этот отношения не имел. Если Полина захочет, то сама вам об этом расскажет.

— Я слышал также о крупной ссоре между вашим племянником и Каратаевым.

Уже не сдерживаясь, Коригов поднялся:

— А это тут причем? Ссора, если и была, то произошла за два года до взрыва. Боюсь, что я ничем не смог вам помочь. Правда, я честно предупреждал об этом Павла Ильича. Вообще, я согласился на эту встречу только в связи с его просьбой. Меньшов — очень дорогой и близкий для меня человек, и мне не хотелось ему отказывать.

Он проводил меня до двери, и ждал, пока я не покину приемную. Я порадовался своей предусмотрительности: никакой возможности переговорить с Марго он мне не оставил.

В баре было тихо, по сравнению с ресторанным залом, и я предпочел увести девушку сюда.

Прилично подвыпившая Марго оказалась, к моей радости, особой довольно разговорчивой:

— Ненавижу таких чистеньких, как эта ваша Полина. Почему им по жизни судьба подносит подарки?! Я, например, за все, что у меня есть сейчас, заплатила хорошую цену. Ничего, все еще увидят, как я поднимусь, и мало никому не покажется. А Полина только кажется скромницей. — Она наклонилась над стойкой, демонстрируя красивую грудь в вырезе обтягивающей кофточки: — Я слышала, как вы сегодня Марата расспрашивали о той ссоре — так я знаю, каким образом Полина купила примирение! Я сама видела, как эта дрянь на другой день пришла к нему, и как он смотрел на нее… У нас с Артуром, если хотите знать, тогда все хорошо было, и, если бы не Полина, кто знает… Может, и не пришлось бы мне обхаживать его дядю.

Я заметил, что бармен неодобрительно поглядывает в нашу сторону. Мне даже показалось, что он прислушивается к беседе, и я пересел, закрыв плечом девушку.

— Поддерживали ли они после этого отношения?

Но Марго, прилично пьяная, уже не помнила, о чем шла речь. С недоумением переспросила:

— Кто?

Я терпеливо пояснил, и она отрицательно махнула рукой:

— Конечно, нет! Она ему вмиг надоела. А потом, Артур тогда вскоре попал в очередную историю, Марат его еле отбил. Нет, по-моему, они и не встречались больше, разве что на протокольных мероприятиях, где нельзя не появиться.

— А Марат Коригов? Ходят слухи о его увлечении молодой вдовой приятеля.

Марго нахмурилась:

— Я же говорю, что этой сучке везет на хороших мужиков. Да она специально ему отказала, чтобы он созрел и женился на ней! Таким, как она, всего мало: денег, власти, им еще подавай, чтоб их порядочными считали. Думаешь, она Каратаева своего любила? Да она на его похоронах и слезинки не выронила. Вот Ленку, сестру его, ту жалко — муж — козел еще тот, а тут такое несчастье с родным братом.

Поскольку больше никакого толка мне от нее добиться не удалось, ближе к полуночи я отвез девушку домой. Кажется, она очень удивилась тому, что я не остался.

Уже далеко за полночь я вернулся домой.

На веранде, несмотря на позднее время, сидели Иван и Лена.

— Где ты пропадал? — удивилась Лена. — С утра уехал, и ни слуху, ни духу!

— Ну, если так скучала, могла бы позвонить сама.

Подруга виновато покосилась на Ивана:

— Да я тоже, вроде, занята была… — Тут она вдруг насторожилась: — Слушай, а что это за дела такие: в городе появилась новая баскетбольная команда, у них на майках надпись «Ружичка и Шеремет». Это же наш Йожка?

Я засмеялся:

— Конечно. Мы с Йозефом давно работаем вместе. А ты откуда про команду узнала?

— Полина рассказала, что на городских соревнованиях первое место заняли никому не известные ребята, и название у них смешное какое-то. А я сразу догадалась, что это твоих рук дело. Вот не знала, что ты спонсорством займешься.

Иван кивнул:

— Хорошие пацаны. Они нам с Алексеем вчера помогли здорово.

Я налил в стакан виски и бросил льда, устроился рядом с ними.

— Я сегодня целый день общался с разными людьми. С Ворошиловым, с Кориговым. Очень занятная беседа у меня вышла с секретаршей Коригова, Марго.

Голос Лены дрогнул:

— Ты что-то узнал о гибели Саши?

Я неопределенно мотнул головой, спросил:

— А Полина где?

Лена вздохнула:

— У себя. Вернулась рано, и настроение было хорошее. Вот, про соревнования мне рассказала. А потом ей кто-то позвонил, она замолчала сразу, ушла в свою комнату и заперлась. Я уж и на ужин ее звала, но она так и не вышла. Может, не надо ее трогать?

Неожиданно дверь наверху хлопнула, и к нам спустилась Полина.

Я всмотрелся в ее бледное, со сжатыми губами лицо.

Она молча налила в стакан минеральной воды, отхлебнула и подняла на меня глаза:

— Не хочешь рассказать, зачем ты сегодня следил за мной?!

Ее голос звенел от ненависти, и я отставил стакан:

— Послушай, Полина. Я давно вижу, что ты едва переносишь мое общество, хотя за собой особой вины не знаю…Я и уехал бы на другой же день, но так уж случилось все…

Лена с Иваном переглянулись, и она вмешалась:

— Полина, это я просила Алексея заняться расследованием некоторых обстоятельств, в том числе и гибели Саши. Месяц назад я поняла, что кто-то упорно хочет моей смерти, но посоветоваться мне было не с кем. Ивана я просить не могла, а Илья… в общем, ты сама знаешь, что он в этой истории по уши… Прости Алексея, если тебе что-то показалось обидным. Он действовал по моей просьбе.

Полина с недоверием посмотрела на Лену с Иваном, и тот качнул головой, подтверждая слова Лены.

— Ничего не понимаю… А почему ты не рассказала обо всем мне? Как ты могла все это время носить такое в себе?

— Тебе после Сашиной гибели и так досталось. Не могла я взвалить на тебя еще и это.

— Хорошо, а следить-то зачем за мной понадобилось?! Ты что, подозревала меня во всем этом?!

Лена не успела ответить, потому что вмешался я:

— Лена тебя хорошо знала, потому и понимала, что тебя подозревать бессмысленно. Если хочешь знать, это я думал, что ты можешь иметь какое-то отношение к покушениям и тому взрыву. Поэтому сегодня увидел твою машину на улице, и решил проследить. Кто тебя предупредил об этом? Тот старик с девчонкой?

— Я часто пользуюсь этим входом, чтобы не привлекать к себе внимание. Там, на старом кладбище, похоронены и мама с сестрой, и Саша. Год назад я свела знакомство с Павлом, хозяином мастерской по ремонту и изготовлению памятников, и он разрешил мне пользоваться этим входом. Обычно рабочие через эту дверь заносят плиты и камни для надгробий. Я плачу им, и они присматривают там за всем. Сегодня днем я завезла им деньги и пакет, помянуть Сашу.

— То-то я удивился, почему такой странный набор продуктов.

Иван попросил меня:

— Раз уж теперь все в курсе происходящего, может, ты расскажешь о том, что узнал от Коригова и его секретарши?

Выслушав меня, Полина усмехнулась:

— Так могла подумать только Марго! Я приехала тогда к Артуру, чтобы вернуть его пистолет, который он забыл в моей спальне. — Она сверкнула на меня глазами: — Вот только не делай такое лицо, ничего особо интимного в этом не было. Мы сначала поссорились, потом помирились. Саше я о визите Артура так никогда и не рассказала, почему-то мне казалось, что эта история его не позабавит. А Марат Ильич — вообще не ее дело. Он ко мне просто очень хорошо относится, и я не хотела бы обсуждать его поведение и поступки, особенно в его отсутствие. Тогда, на сороковой день, я впервые со дня смерти Саши смогла заплакать. И он ни о чем со мной не говорил, он просто закрывал меня от людей, не хотел, чтобы увидели мою слабость.

Неожиданно зазвонил телефон.

— Это Коригов, — удивилась Полина, и включила громкую связь.

Разговор был коротким.

— Полина, извини за поздний визит. Я стою у ворот. Мне нужно поговорить с тобой.

— Со мной?

— Ну да. С тобой и с тем парнем, что приезжал сегодня.

— Пусть заедет, — скомандовал я.

Полина послушно кивнула:

— Я перезвоню охране, они вас пропустят.

Вошедший Коригов поздоровался с мужчинами за руку. Полина предложила ему выпить, он кивнул. Присев, вздохнул, глядя на нее:

— Не к добру ты затеяла это расследование.

Я вступился:

— Это не она. Так вышло, что все спуталось в один клубок, и, разбираясь с проблемами Лены, я оказался очень близко к разгадке гибели ее брата.

Коригов поднял брови:

— Ты думаешь, что знаешь, кто убийца? Хозяин ночного клуба позвонил мне и рассказал, что тебя видели с Марго. Представляю, что наговорила тебе эта пьяная дурочка! И если ты думаешь, что Артур…

Я поднялся.

— Нет, я уверен, что Артур ничего не знал о намерениях своего приятеля Олега Саттарова. Артур, несмотря ни на что, воспитан в определенных традициях. Почитание взрослых у него в крови, а вам он обязан так многим, что ему и в голову бы не пришло убивать вас.

Коригов качнул стаканом, звякнул льдинками. Спокойно спросил:

— Как догадался?

Алексей усмехнулся:

— Ну, не сразу. Сначала мне в роли заказчика очень нравилась ваша фигура, но, чем больше я узнавал о вас, тем меньше нравилась. Не стали бы вы так светиться. Зачем? Ведь все можно сделать по-тихому. А потом вы меня сами подтолкнули к верному решению. Мне мешало то, что я не знал правды о личных отношениях между Полиной и Артуром, между вами и племянником, да еще примешивалась политика. Кое-что мне рассказал Иван, кое о чем я догадался сам. Саттаров упорно втягивал вашего племянника в свой криминальный бизнес, а поскольку вы этому противились, именно он и решил убрать вас. Он знал, что планируется ваша поездка с Каратаевым, и решил придать делу политическую окраску, благо, этому очень способствовала обстановка в районе и городе. Но у Саттарова что-то не срослось: обстоятельства задержали вас, и взрыв прогремел раньше, чем вы уселись в машину. Артур каким-то образом узнал обо всем, и в бешенстве застрелил приятеля. Честно сказать, я думаю, что вы давно об этом знаете, потому и решили спрятать Артура в тюрьме.

Коригов кивнул. Посмотрел на Полину:

— Я тогда, на сороковой день, хотел тебе все рассказать. Извини, не смог. А потом решил, что, если у нас с тобой что-то выйдет, я обязательно тебе все расскажу. Ты мне веришь?

Полина кивнула.

— И не держи зла на Артура. Он не хотел, чтобы так все вышло.

— Я и не держу. — Полина поднялась, сцепила руки перед грудью. — Если бы вы знали, как я вам всем благодарна, и тебе, Иван, и вам, Марат Ильич, и, конечно, тебе, Алексей.

— За что же?

— Ну, понимаете, я весь этот год думала, что Сашин убийца — где-то рядом, очень близко от меня. И всех примеряла на эту роль. А сейчас у меня ощущение, что с моей души свалилась ледяная корка…

Коригов поднялся:

— Надеюсь, что ты оттаешь. Если можно, я передам Артуру, что…

Она кивнула:

— Конечно.

Иван и Лена ушли, чтобы проводить Коригова к машине. А, скорее всего, просто хотели, чтобы мы с Полиной поговорили наедине.

Полина подошла ко мне, тихо сказала:

— Ты прости меня, пожалуйста, за ту ночь. Ты ведь понимаешь, что это не я была с тобой тогда, а моя тоска.

Она приподнялась на цыпочки и поцеловала меня.

Не пытаясь удержать ее, я спросил:

— Теперь-то ты настоящая, или как?

Полина грустно засмеялась…

Эпилог

Губернатор поддержал кандидатуру Марата Ильича Коригова на пост главы района, и тот занят предвыборными хлопотами. Он по-прежнему не женат, и опять сменил секретаршу.

Илья Городецкий уехал из города. Сначала, правда, пытался затеять бракоразводный процесс, но быстро скис, поняв, что ему ничего не светит. Впрочем, Лена добровольно выплатила ему значительную компенсацию со словами: «За удовольствие надо платить!» Так что уезжал он обиженный на весь свет, но от денег не отказался.

Иван продал лесопилку, и теперь там вовсю разворачивается новый директор, Шалевич Альберт Николаевич. Вырученные деньги Иван пустил на расширение автопарка. Он оформил кредит, и теперь пропадает на работе, за что Лена его любовно ругает. Лена и Иван ждут ребенка, они счастливы, как могут быть счастливы только очень любящие друг друга люди.

Дети растут. Полина по-прежнему одна, много работает.

Алексей Шеремет часто приезжает в город. Дело сдвинулось его стараниями, и комбинат растет. Подряд на строительство он передал фирме Полины Каратаевой, и они часто видятся, по поводу и без. Иногда он сажает Полину с детьми в машину, и они разъезжают по окрестностям. Он уже давно купил красивое кольцо, но вручить его все не решается. Впрочем, на Рождество он собирается повезти Полину с детьми в Пермь, показать настоящий снег и познакомить с родителями. Думаю, как раз там все и решится. Что-то подсказывает мне, что Полина примет кольцо: в последнее время у нее часто бывает задумчивое лицо, особенно после звонков Алексея…

Оглавление

Часть 1

Часть 2

Эпилог X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?