«Посмертное слово»

Энн Грэнджер «Посмертное слово»

Моей подруге Дорин Лейк, которая тоже пишет детективы и замечает невидимые другим следы, которые прошлое оставляет в настоящем.

Бродил, казалось, в мире привидений И сам был словно сновиденья тень. А. Теннисон Избави нас, Господи, От привидений, упырей, Тварей длинноногих И тех, кто ночью нападает. Старинная шотландская молитва

Глава 1

Вспоминаем с радостью.

С памятника коню

После засушливого лета земля растрескалась и затвердела, как бетон. Когда по ней шагали ноги в рабочих ботинках, казалось, что вокруг раздается барабанный бой. Рори Армитидж смотрел на глубокие трещины; жухлая трава побурела и стала похожа на тонкий, истертый ковер, который не скрывает побелевшие от старости половицы.

Вот и у него в саду все точно так же. Ни о какой поливке не может быть и речи. Нет, никто из соседей, конечно, не донесет, если в нарушение запрета полить газон; здесь, в Парслоу-Сент-Джон, люди не такие. Но в их маленькой общине все на виду. Ветеринар занимает определенное положение, и его долг — подавать остальным хороший пример. Поэтому Рори лишь с грустью наблюдал за тем, как вянет и пропадает его сад. Жена поддерживала жизнь только в розах; она поливала их водой, оставшейся после мытья. Здесь же, в чистом поле, о траве, конечно, никто не заботился. Рори провел подошвой ботинка по краю трещины, и в воздух взметнулось облачко пыли.

— Лопату не воткнешь! — пожаловался Эрни Берри и в доказательство стукнул ею о землю, та с легким звоном отскочила. — Вчера вы хотели проверить, где тут вода, так нам с парнем пришлось долбить землю кирками. А сегодня вам не просто траншея требуется, а целая яма, да еще какая глубокая! — Эрни провел ладонью по лицу, смахивая крупные капли пота. — И даже не просите! Тут машина нужна, а не человек. Мы с парнем нипочем не справимся.

Посреди загона, под старым каштаном, собралась небольшая группка людей. Совещались именно здесь не потому, что решили рыть могилу на этом месте, а потому, что густая листва давала тень. Могилу решили рыть футах в двадцати выше по склону холма; площадку заранее огородили колышками и обнесли веревкой. Вчера отец и сын Берри усердно долбили землю — рыли пробную траншею, чтобы определить, где протекают подземные воды. Увидев, что дно траншеи совершенно сухое, Рори вздохнул с облегчением: они находятся значительно выше уровня грунтовых вод. Повезло! Иначе пришлось бы искать другое место.

А сегодня ничего не получается. Без экскаватора яму не удастся вырыть. Берри прав. Рори смерил рабочего взглядом, в котором неприязнь мешалась с изумлением. Эрни Берри чем-то поразительно напоминает старое дерево, под которым они собрались. Он такой же приземистый, крепкий, обветренный и упрямый. У него тяжелый подбородок, а шеи почти нет. Как всегда, на Эрни рабочие брюки и грязная фуфайка, которая обтягивает пивной животик. На груди, в вырезе фуфайки, видна обильная поросль седеющих волос; то же самое и под мышками. Мускулистые плечи и предплечья тоже очень волосатые. Зато на голове чистота и порядок. Лысина у Эрни блестящая, загорелая, оттенком похожа на грецкий орех. С такой лысиной и электричества не нужно — в доме всегда светло!

Рори подавил неуместную улыбку и подставил лицо под прохладный ветерок. Они стояли на вершине холма, самой верхней точке местности. Отсюда открывался поистине величественный вид. Рори рассеянно оглядывал окрестности и думал: какая жалость, что Эрни Берри не попался на глаза Чарльзу Дарвину! Великий естествоиспытатель наверняка обрадовался бы, что нашел недостающее звено, соединяющее обезьяну и человека.

Ветеринар напомнил себе: Берри — хороший рабочий, и на него можно положиться. Он содержит в порядке парк миссис Смитон и заодно выполняет разные работы по дому. Правда, сам Рори Армитидж Берри недолюбливал, но старался подавлять свою неприязнь. Да, Эрни Берри ему не нравится, потому что он ему не доверяет. Глаза у него постоянно бегают, а еще он исподтишка косится на собеседника, если думает, что тот на него не смотрит. Такое поведение невольно настораживает; будь Эрни конем, Рори поостерегся бы садиться на него. Конь с такими повадками может ни с того ни с сего лягнуть или укусить. Не утешала и бессмысленная полуулыбка, вечно блуждающая на физиономии Эрни.

Рядом с Эрни стоит его «парень», живое опровержение пословицы о яблочке, которое якобы падает недалеко от яблони: бледный, молчаливый, с туповатым выражением лица. Стоит и ждет, когда ему прикажут, что делать дальше. Вот так он всегда. Зовут его Кевин, но все местные жители называют его просто «парнем Берри». Судя по всему, Кевин — случайный отпрыск Эрни. Вместе с Эрни ходит на работу и еще занимается хозяйством в доме. Хотя он уже совершеннолетний, похоже, во всем зависит от отца…

Рори отвернулся и велел себе подумать о более важных делах. Жена, Джил, права: в деревенские отношения лучше не вникать. Пусть они сами разбираются.

Рори Армитидж прожил в сельской местности уже двадцать лет, заслужил, как он надеялся, репутацию хорошего специалиста и уважаемого человека. И все-таки он так и не стал по-настоящему своим для местных жителей, уроженцев этих мест, вросших корнями в здешнюю землю и давным-давно связанных друг с другом родственными связями. Местные сложные и запутанные отношения прекрасно подошли бы средневековой Италии или древней Византии. Кроме самих здешних жителей, никто не разбирается в историях многолетней дружбы или вражды.

Население Парслоу-Сент-Джон составляют четыре различные демографические группы. Всех вместе — и старых и молодых — довольно много. В Парслоу-Сент-Джон имеются школа, пара магазинов и паб. Кроме уже упомянутой замкнутой группы местных уроженцев, здесь живут обитатели муниципальных домов, которых становится все больше и больше. Они являют собой пеструю смесь. Некоторые состоят с местными в родстве или свойстве; другие переселились сюда по самым разным причинам. На верхней ступеньке местного общества помещается небольшая группка квалифицированных специалистов — как действующих, так и вышедших на пенсию. В нее входит и ветеринар Рори Армитидж.

Наконец, в Парслоу-Сент-Джон проживает довольно обособленная группка всеми презираемых обитателей новых домов. Несчастных не любят не потому, что они недостойны уважения, — напротив, среди них попадаются и вполне почтенные люди. Просто у них, если следовать логике местных уроженцев, нет никакого повода поселяться здесь. Они работают не здесь; каждое утро уезжают в больших и шумных машинах, а по вечерам возвращаются в просторные коттеджи с четырьмя спальнями, двойными стеклопакетами и гаражами на две машины. Среди местных у них родни нет — ни ближней, ни дальней. Не принадлежат они и к той прослойке, которую деревенские жители постарше именуют «господами». Тридцать с чем-то бывших яппи решили, что будет славно пожить на лоне природы: здесь безопаснее, чем в большом городе, да и для детей полезно.

Их мелочные доводы нисколько не убеждали местных, хотя директор начальной школы охотно принимал детей новичков для увеличения численности. Правда, он понимал, что эти детки здесь не задержатся; едва они подрастут, родители переведут их в дорогие частные школы.

Рори давно понял, что коренных жителей Парслоу-Сент-Джон объединяет одно: презрение к тем, кто старается хоть что-то изменить. А городские новички как раз очень любят перемены. Едва поселившись, они объявили, что в Парслоу-Сент-Джон «все совершенно идеально», но прошло полтора месяца, и они совершенно замучили представителей муниципалитета. То и дело жалуются на неисправность водопровода и канализации и требуют как-то обуздать старого мистера Хоррока. Пусть держит на привязи своего шумного и драчливого петуха! Такой подход раздражал Рори не меньше местных.

Вслух же он сказал:

— Времени у нас немного. В такую жару трупы быстро разлагаются.

Кожа на голове под густыми курчавыми волосами зудела от испарины; струйка пота стекала вниз. Ужасно хотелось поскорее покончить с неприятным делом, вернуться домой и встать под холодный душ.

Берри поскреб щетинистый подбородок и заметил:

— Пованивает немножко.

Довольно сильно пованивало от самого Берри — на жаре, да при его волосатости, да в фуфайке, которая выглядела так, словно он много недель подряд и работал, и спал в ней. Но Берри говорил не о запахе немытого живого тела. Он имел в виду всепроникающее зловоние смерти.

Необходимость срочно покончить с делом навела Рори на мысль:

— Поговорю-ка я с Максом Кромби! Может, он нас выручит, ведь медлить никак нельзя.

Рори оставил отца и сына Берри под каштаном, а сам поспешил к своему запыленному, но новенькому «ренджроверу». Оглянулся на дом, полускрытый за красивой старой краснокирпичной стеной. В стену там и сям вбиты шляпки гвоздей; когда-то к ним крепились шпалеры, служившие опорой для плодовых деревьев. Может, зайти в дом и рассказать миссис Смитон, что он придумал? Нет, лучше не стоит. Она и без того потрясена случившимся, а здоровье у нее в последнее время не очень…

Сначала надо повидаться с Максом, решил Рори. Пусть сам решает. Макс им поможет. У его дочери есть пони. Он должен пойти им навстречу! В самом крайнем случае можно предложить в следующий раз не брать с них плату за услуги ветеринара. Ну а потом, когда дело уже будет сделано, можно зайти и к миссис Смитон. Рассказать ей обо всем вкратце. Вряд ли старушка захочет выслушивать неаппетитные подробности…

Макс Кромби, местный подрядчик, принадлежал к числу людей, которые, что называется, «сами себя сделали». Жил он довольно далеко, на другом конце деревни. Зато его мастерская совсем рядом с домом. Макс любит лично за всем присматривать. Он отлично знает повадки строительных рабочих. Стоит на секунду замешкаться — и недосчитаешься досок, банок с краской, а то и полувагона кирпичей.

— Мне не надо, чтобы меня любили. Пусть уважают! Вот мой главный принцип! — говорил Макс всем, кто еще не был в курсе его кредо. Впрочем, и тем, кто был в курсе, он это тоже напоминал.

Как и думал Рори, Макс отнесся к его положению вполне сочувственно. Даже не пришлось отказываться от гонорара за следующий осмотр дорогущего пони его дочки.

— Бедная старушка, надо же, как ей не повезло! А уж наша Джули как расстроилась! Все глаза выплакала, когда узнала, что случилось. И испугалась сильно. Сейчас все свободное время проводит в загоне, ползает в траве, все ищет тот проклятый сорняк. Где-нибудь через полчасика пришлю вам экскаватор с машинистом, идет?

— Как только сможете, Макс. — Рори вздохнул с облегчением. — Труп разлагается. Его необходимо зарыть не позже вечера, иначе все бесполезно.

Экскаватор прибыл на поле через полчаса, как и обещал Макс. Он походил на желтого динозавра, который обходит свои владения: зубастый ковш — голова, комично пляшущая на конце длинной сочлененной шеи. Эрни Берри следил за приближением техники недоверчиво. Он считал, что машины отбирают хлеб у человека и без них вполне можно обойтись. Сегодняшний случай стал исключением, но Эрни не хотелось, чтобы кто-то подумал, что в другой раз он со своим парнем не справится с какой угодно работой.

Кевин явно обрадовался; он, как всегда, молчал, но в его маленьких глазках сверкнула искра интереса. Он внимательно следил за тем, как работает экскаватор.

Вскоре на указанном месте появилась яма нужной глубины. Как только машинист завершил работу, Эрни и его парень прыгнули вниз и принялись ровнять стенки могилы.

К тому времени труп, хоть и частично выпотрошенный, словно какое-нибудь священное древнеегипетское животное, которое готовят к мумифицированию, все равно немилосердно вонял. Раздувшийся труп казался нелепым, ненастоящим — словно привиделся в страшном сне: конечности торчали во все стороны, как деревянные палки, шея неестественно изогнулась, вокруг роятся мухи. Никому не хотелось перетаскивать тушу в могилу.

— Гос-споди! — выдохнул экскаваторщик, поднося платок к позеленевшему лицу.

Берри и его парень оказались покрепче; им удалось обвязать дохлого пони веревками. Потом тушу привязали к задней части экскаватора, и машинист немного отъехал от могилы. Пони отвязали; машинист развернулся и принялся подталкивать тушу в яму ковшом. Эрни, Рори и Кевин тоже помогали. Наконец им удалось столкнуть пони в яму. К счастью, он упал на бок.

Потом принялись спешно закапывать могилу. Дело было сделано. Потные и грязные, но довольные, участники похорон отошли подальше и окинули взглядом свою работу. Все выглядело довольно аккуратно: прямоугольный холмик взрыхленной земли.

— Чисто и красиво, лучше и не придумаешь! — сказал Эрни.

— Ну и работка, чтоб ее! — сплюнул машинист экскаватора.

Сверхурочное задание пришлось ему совсем не по душе, но Макс обещал, что не обидит. Заплатит пятьдесят фунтов чистыми, из рук в руки, и налоговый инспектор ничего не узнает. И потом, будет что рассказать напарникам.

— По-моему, теперь можно привести сюда миссис Смитон, — вздохнул Рори.

За ней он отправился сам. К загону они вернулись в его «ренджровере», хотя проще было дойти пешком. Но миссис Смитон в последнее время неважно ходила, и кочки на поле могли стать для нее непреодолимым препятствием.

Хозяйка околевшего пони осталась очень довольна и поблагодарила всех присутствующих за их нелегкий труд. Словесная благодарность трем рабочим сопровождалась благодарностью более весомой — материальной.

— Жалко старушку, — заметил экскаваторщик. — Славная она.

Загон опустел. Вдали, окруженное розовой дымкой, заходило солнце. Над могилой раскинулись тенистые ветви каштана. Сумерки еще не сгустились, а дрозд уже затянул вечернюю песню, заливая опустевший луг мелодичными печальными трелями.

Оливия Смитон сидела у окна спальни и наблюдала за тем, как постепенно меркнет свет и на сад спускается сумеречная тень. Руки она сложила на коленях, а трость прислонила к креслу. Ее голову окружал редеющий венчик серебристо-седых волос, сквозь который просвечивал розовый блестящий череп. Кожа на морщинистом лице была тонкой и нежной, как у младенца, и так же густо напудрена — правда, младенцам пудрят не лица. Увядшие губы она нетвердой рукой покрыла слоем помады цвета фуксии, а на веки положила ярко-синие тени. Она привыкла всегда следить за своей внешностью, даже если оставалась одна. Волосы ей подстригала одна молодая особа, парикмахерша из Лонг-Уикема, которая обслуживала клиентов на дому.

С того места, где сидела миссис Смитон, открывался красивый вид на окрестности. Она мельком глянула на осыпающиеся от времени и непогоды стены старого огорода, в котором уже много лет ничего не росло, кроме бурьяна, и перевела взгляд на загон. Обзор ограничивал каштан, за которым начинался склон холма, скрывающий от ее глаз нижние пастбища. Но прямоугольник черной земли она видела очень хорошо, потому что он находился выше — тоже рядом с деревом, но со стороны дома. Дальше пейзаж расплывался в розовато-лиловой дымке. Где-то там, внизу, деревня; там живут люди, которые погрязли в повседневной суете. Им нужно выживать, вот они и стараются. Ей уже не надо бороться за выживание, она уже почти подошла к роковому рубежу. Ей осталось лишь сидеть и ждать.

У Светлячка есть могила, а у нее, его хозяйки, могилы не будет. Она оставила недвусмысленные распоряжения. Себя велела кремировать, а прах развеять. Она поставила в известность Беренса, своего поверенного, и попросила, чтобы заупокойная служба была как можно более короткой. Хотя она считает себя христианкой, ей даже не хочется, чтобы на ее похоронах присутствовал священник. Да, здешний приходской священник ей не нравится. Тем не менее она упомянула в завещании местный приход, поскольку считает это своим долгом: церковная верхушка и так ухитрилась потерять много денег и всего остального. Вот и здешняя церковь Святого Иоанна Богослова, маленькая и красивая, нуждается в ремонте. Жаль будет, если она совсем разрушится.

Мистер Беренс, хоть и принадлежал к другой вере, только морщился, слушая ее распоряжения. Когда она будет расставаться с бренным миром, ей не хочется, чтобы вокруг толпились друзья и родственники, не хочется молитв и благоговейного молчания.

— Миссис Смитон, все-таки еще раз хорошенько подумайте! Знаете что, давайте-ка я подыщу для вас какого-нибудь славного старичка священника, когда… Бог даст, уже скоро… придет время. Может, какого-нибудь пенсионера? Моя сестра живет на побережье; она говорит, там очень много бывших священников всех конфессий.

— Ладно, мистер Беренс, если сумеете найти священника не моложе семидесяти, который руководствуется Книгой общей молитвы.[1] И передайте ему, пусть не тратит зря времени на речь с перечислением моих заслуг. Если он ее подготовит, ее все равно некому будет слушать. И оплакивать меня некому!

Оливия усмехнулась, вспомнив, с каким серьезным видом тогда кивал Беренс. Смех булькнул у нее в горле, и она снова посмотрела в окно, в сторону загона. Армитидж молодец, устроил настоящие похороны. Она следила за ним; он то и дело помогал рабочим, трудился наравне с Берри и его парнем. Позже приехал еще один мужчина на экскаваторе — незнакомый. Его прислал Кромби, чтобы вырыть могилу.

Кромби тоже человек порядочный, хотя, несомненно, грубоват — этакий необработанный алмаз. Эрни Берри тоже грубый, необработанный…

Оливия поморщилась. Слово «алмаз» предполагало нечто чистое и блестящее. Не в силах подобрать достойную замену, она решила применительно к Берри остановиться на слове «грубый». Ну да, Берри грубый. Но хороший работник. Вот именно! Он работает добросовестно — естественно, если им руководить.

Почему она совершенно не чувствует усталости? Уже поздно; день выдался долгий и утомительный, да и лет ей уже немало. Но спать совершенно не хочется. Ее душит гнев.

Она злится, потому что больше не может любоваться в окно Светлячком. Бывало, пони щипал траву в загоне или дремал под деревом, лениво помахивая хвостом и время от времени мотая головой, чтобы отогнать мух, которые осмеливались сесть на его длинные ресницы. Она злится, потому что Светлячку еще рано было умирать. Она злится из-за лжи, в которую поверили почти все местные жители: якобы Светлячок умер, потому что наелся какой-то ядовитой травы. И на самого Светлячка злится. Зачем он с ней так?

Но больше всего ее злит подозрение, будто она не заботилась о своем любимце как следует. Это неправда! Лошадей часто заводят полные невежды. Печально, но факт. А она в лошадях разбирается. Она понимает, что крепкий пони прекрасно может круглый год пастись на воле, если давать ему дополнительный корм в неурожайные месяцы, регулярно осматривать копыта, а в холода укрывать его попоной. Светлячок — не первый пони, который у нее жил, хотя он — последний. Все его предшественники процветали, как и он… — Оливия быстро произвела мысленные подсчеты — все двенадцать лет, что она была его хозяйкой.

Светлячок долго прожил у нее и был не просто рабочей лошадкой и домашним любимцем. Он стал ее другом. Каждое утро перед завтраком она, бывало, выходила из дому, проходила старый огород насквозь и шла в загон. Светлячок еще издали слышал ее шаги и стук трости. Он спешил к воротам и тихо ржал в знак приветствия. Его шкура матово лоснилась от утренней росы, глаза были ясными, нежная верхняя губа подрагивала — он ждал угощения. Иногда она приносила ему яблоко или морковку, но чаще баловала четырьмя драже «Смартиз» с шоколадной начинкой. Пони был неравнодушен к шоколадным драже в разноцветной оболочке, но она была к нему строга, потому что заботилась о нем. Если бы Светлячку недоставало корма, она бы сразу заметила. Да и Армитидж непременно увидел бы, что пони голодает, ведь он регулярно осматривал Светлячка. И кузнец, который подковывал ему копыта, тоже сказал бы…

А теперь выяснилось, что пони долго болел, хотя никто ничего не замечал, а когда заметили, стало уже поздно. Ей недоставало ежеутренних прогулок в загон. У нее отняли часть жизни. Впрочем, она понимала: рано или поздно у нее отнимут все.

И все же в смерти Светлячка была какая-то особая несправедливость. Как будто ее обокрали… Оливия сжала костлявые кулаки и в бессильной ярости ударила себя по коленям.

— Какая подлость! — прошептала она в пустой комнате. — Какая подлость, и мир ею полон! Подлость совершается во всех формах и размерах… А ведь мне следовало догадаться, — добавила она про себя.

Навалилась усталость, прежде маскируемая гневом. С трудом, опираясь на трость, она поднялась из кресла. Она совсем одна дома! У Джанин сегодня выходной. Оливия вспоминала о своей работнице всякий раз, как спотыкалась, наткнувшись дыркой в подошве тапки на какую-то неровность.

Джанин давно говорит ей, что пора купить новые тапки. Недавно она вырезала из журнала какой-то купон и заказала ей тапочки, подбитые овчиной, в каком-то каталоге. Новые тапочки пришлют по почте со дня на день.

Джанин — хорошая девушка. Нет, поправила себя Оливия, цинично улыбаясь, ее нельзя назвать ни хорошей, ни девушкой! Она пока еще в состоянии отличить гулящую от порядочной женщины. Правда, Джанин хорошая работница, вроде Эрни Берри, только лучше, потому что у Джанин золотое сердце. Оливия поиграла словами, перебрасывая их в голове, как шарики для пинг-понга. Хорошая работница… Золотое сердце… Гулящая, но добрая… Да, такие водились и раньше…

Она уже прошла половину коридора и отклонилась от прямого курса, потому что обходила вытертое пятно на ковровой дорожке. Не столько из осторожности, сколько из суеверного страха. Две недели назад она споткнулась об это пятно и упала. Приземлилась на четвереньки, а трость отлетела в сторону, и она никак не могла до нее дотянуться.

О несчастном случае она никому не сказала. Все произошло после ухода Джанин, так что никто ничего не видел и не слышал. Тогда она расшибла колени и еще долго стояла в унизительной позе, ошеломленная, потрясенная. Оправившись от физической боли, она испытала еще один удар: никак не получалось встать. Она так долго стояла на четвереньках, что все тело онемело. А сил на то, чтобы подняться, не хватало. Она долго разглядывала узор на ковре — «турецкие огурцы». Ей показалось, что она смотрит на пятно целую вечность. Она рассмотрела геометрические углы, выцветшие красные и синие нитки так подробно, как никогда раньше. Что за любопытный узор! Интересно, кто его придумал? И какие странные очертания…

Вот бы кто-нибудь оказался рядом, подал руку, помог встать… Но рядом никого не оказалось. Как говорится, помоги себе сам! Она с трудом подползла к ближайшей двери, дотянулась обеими руками до медной ручки и кое-как поднялась на ноги.

Она ни словом не обмолвилась о происшествии. Не сказала ни Джанин, ни Тому Барнетту, когда тот к ней заходил. Почему? Стыдно стало, вот почему. Стыдно и неловко. Ах ты, глупая старуха, корила она себя, тебе неприятно быть хрупкой и старой, как будто таких вещей следует стыдиться!

Жалко, что Джанин ушла. Чашка чаю подняла бы ей настроение, а теперь придется самой идти заваривать его. И тут она услышала, как скрипнула доска. Может, Джанин еще не уехала домой?

— Джанин, это вы? — обрадованно позвала она.

Нет ответа. Только скрипит дерево… Старый дом рассыхается. Здесь никого нет. Она совершенно одна; сегодня вечер пятницы, и мистер Беренс, правоверный иудей, сейчас тоже встречает субботу в кругу семьи. А она, Оливия, с вечера пятницы до утра понедельника совершенно одна, потому что по выходным Джанин к ней не приходит.

Отдохнув, Оливия снова пустилась в путь. Подошла к площадке второго этажа, посмотрела на холл. Черно-белая плитка, уложенная в шахматном порядке, вымыта, но какая-то тусклая. Просить Джанин натереть пол в холле бесполезно. Джанин ответит, что это опасно, — она всегда так говорит, если не хочет взваливать на себя дополнительную работу. Оливия еще помнила те дни, когда в таких больших особняках непременно жила представительница крайне опасной профессии — прислуга в черном платье и белом переднике. Теперь таких нет, а Джанин ни за что не уговоришь надеть такой наряд. Само слово «прислуга» стало табу. Отношения хозяев и наемных работников изменились до неузнаваемости. Джанин обращается со своей хозяйкой так, словно Оливия — ее пожилая упрямая тетушка. Иногда Оливия и не возражала против такого обращения, а иногда возражала, и даже очень.

А впрочем, подумала она, какая разница? Так или иначе, она зависит от Джанин. Наверное, сейчас просто время другое. Джанин и ей подобные знают себе цену.

Снова застонал и заскрипел старый дом, построенный два с половиной века назад. Оливия уже ничего не слышала. Она шагнула на первую ступеньку лестницы.

* * *

В ту ночь, глядя в окно спальни и втирая мазь в натруженные ладони, Рори думал: ну и пришлось же повозиться с этим пони! Ужасно неприятно… Слава богу, теперь все кончено.

Повернувшись к жене, он заметил:

— Жаль, забыл спросить у Макса, нашел ли он в своем загоне тот сорняк. Возможно, мы никогда не узнаем разгадку этой маленькой тайны.

Он накрылся одеялом. Полусонная Джил пробормотала что-то неразборчивое. Ее муж заснул сразу, как только закрыл глаза, — у него выдался трудный день.

А в это время хозяйка усадьбы «Грачи» Оливия Смитон без сознания лежала у подножия лестницы. Она медленно, но верно погружалась в вечный сон.

Глава 2

Незавидна судьба полисмена.

У. Гилберт

— Сознаюсь, — уныло сказал Алан Маркби, — я полицейский.

— Ну вот! — воскликнула Уинн Картер. — А еще говорят, что совпадений не бывает! Как только я подумала, что хорошо бы потолковать с полицейским… Так, чтобы не было недоразумений…

Как ни относись к ее словам, они прозвучали зловеще.

Алан бросил испуганный взгляд на Мередит Митчелл. Мередит, в джинсах, джинсовой рубашке и пестром расшитом жилете в этническом стиле, сидела напротив, на широком подоконнике, подтянув колени к подбородку. Рядом лежала кошачья подстилка; ее хозяин сейчас мышковал где-то в поле. Вечерело. В окно проникали желтоватые лучи закатного осеннего солнца; в густых темно-каштановых волосах Мередит плясали золотистые пятна. Алану показалось, что вид у его любимой довольный и расслабленный; она дегустировала домашнюю бузинную настойку и выглядела почти девчонкой. Глядя на нее, Алан почувствовал, что у него полегчало на душе.

Правда, он тут же вспомнил зловещие слова Уинн, и ему стало уже не так хорошо, как пять минут назад. Представитель любой профессии рано или поздно сталкивается с тем, что люди пытаются бесплатно получить у него совет. Чаще всего помощь требуется, когда ты расслаблен и наслаждаешься отдыхом, особенно если приехал в отпуск. Алан напустил на себя суровый официальный вид и сказал Уинн:

— Я сейчас не на службе!

Уинн Картер безмятежно улыбнулась:

— Алан, да я все понимаю! Ни за что не стала бы докучать вам в отпуске!

«Хо-хо, да неужели?» — подумал он. Потом вдруг, встревожившись, сообразил, что словечки типа «хо-хо» непременный атрибут старомодного полицейского — персонажа комических опер Гилберта и Салливана.

— Сообщите ваши имя и адрес! — машинально добавил он вслух, поддавшись течению мыслей.

Обе женщины устремили на него немного озадаченные взгляды. Алан густо покраснел и пояснил:

— Это из «Игрушечного города», любимого мультика моего детства. Там приставучий полисмен Эрнест всегда угрожал записать имена и адреса главных героев, ягненка Лэрри и его друга-таксы, забыл, как его зовут.

— Деннис, — услужливо подсказала Мередит. — Таксик Деннис.

— Да нет, ничего подобного! — вскричала Уинн. — Я не хочу, чтобы вы кого-то арестовывали. Пожалуй, даже и допросить не получится… Я все знаю, потому что сама пробовала, а теперь, видите ли, личность, которая меня интересует, умерла.

Как ни были загадочны ее слова, Алан старался не поддаваться.

Зато Мередит, как ни странно, оживилась.

— Кто умер? — быстро спросила она.

Алан смерил ее выразительным взглядом.

Их хозяйка заинтересованно возилась с прядью седых волос, выбившейся из растрепанного пучка. Из ее головы торчал целый лес шпилек, отчего она стала похожей на ежа. Глядя на Уинн Картер, Маркби почему-то вспомнил оборонительные сооружения копьеносцев Кромвеля. У Уинн была привычка то и дело тереть голову рукой — наверное, так она стимулировала свои серые клеточки, как сказал бы Эркюль Пуаро. Вот почему шпильки все время выпадали из ее волос. Едва Уинн закалывала одну непослушную прядь, как из прически тут же выбивалась другая. Вот и сейчас Маркби наблюдал за их хозяйкой, ожидая, когда это произойдет. Его ожидания оправдались, и он испытал смутное удовлетворение.

Алан посмотрел на свой бокал с черносмородинной наливкой. Наверное, ему так хорошо потому, что Уинн определенно обладает талантом винодела. Черносмородинная — крепкая штучка. Хорошо, что сегодня не нужно никуда ехать на машине, да и идти совсем недалеко — они живут через стену.

Уинн как будто прочитала его мысли.

— Позвольте я вам долью. Хотите продегустировать морковное виски? А вы, Мередит? Вам ведь ехать никуда не надо!

— Лучше, пожалуй, вина, — сказала Мередит, которая уже надегустировалась бузинной настойки. Она знала, что Уинн слышала ее вопрос, но нарочно не спешит отвечать, чем сильно раздражает нетерпеливую гостью.

— И мне, пожалуйста, тоже вина, — попросил Маркби.

Морковного виски он почему-то побаивался.

Уинн загремела бутылками на буфете.

— Какое хотите? Вот яблочное. Совсем не похоже на сидр, скорее напоминает немецкое белое вино — по крайней мере, мне нравится так думать. По-моему, дает интересное сочетание с черносмородинной. Попробуйте, не пожалеете.

В разговоре наступил перерыв: гости увлеченно дегустировали вино. Но даже давно вышедших в отставку представителей прессы не так-то легко отвлечь. Попотчевав гостей крепкими напитками, в надежде ослабить их оборону, Уинн возобновила атаку с другой стороны:

— Милая Лора как-то обмолвилась, что ее брат служит в полиции… более того, занимает высокий пост!

— Какой уж там высокий! — поспешно возразил Маркби. — Я всего лишь суперинтендент.

— Для меня — очень высокий. — Уинн без труда удавалось скрыть свое нетерпение. Она благосклонно улыбнулась Алану, намекая, что и он тоже в ее лице имеет дело с профессионалом.

Алан почувствовал себя совершенно обессиленным. А может, это подействовало домашнее вино? Еще одна шпилька со звоном упала на мраморную каминную полку. Уинн посмотрела на нее с таким изумлением, словно не понимала, откуда она взялась.

— Любовь к закону у вас, наверное, семейная. Лора адвокат, а вы — полицейский. Зато Пол, ее муж, совсем другого сорта. Сочиняет кулинарные книги, ну надо же! Его тетка, Флорри Данби, раньше то и дело сокрушалась. Не дело, говорила, что мальчик так интересуется готовкой. Но я ее успокоила. Посмотрите, говорю, сколько мужчин среди знаменитых шеф-поваров! Однажды, много лет назад, я брала интервью у Филиппа Харбина. Тогда я еще была молоденькой репортершей. Помните его? Знаменитый бородатый повар… — Уинн отпила вина. — В пятидесятых он ездил по всей стране и устраивал настоящие представления! Готовил на сцене, в присутствии публики. Телеповаров, как теперь, тогда еще не было; он стал первым.

— Пол тоже очень хорошо готовит, — великодушно заметил Алан, подумав о зяте. По крайней мере, он надеялся, что сказал именно это. Он подозревал, что язык у него немного заплетается. Поэтому он повторил, старательно выговаривая слова: — Очень… хорошо… готовит.

Мередит сдвинула брови.

Уинн как будто ничего не заметила.

— Мы с Флорри Данби были соседками много лет… Мне ее очень недостает!

Уинн замолчала и постаралась взять себя в руки. Мередит, всегда остро чувствовавшая настроение собеседника, с любопытством наблюдала за их хозяйкой. Взгляд Уинн сделался отстраненным и немного печальным. Мередит стало жаль ее — и почему-то сделалось неловко. Все прекрасно, если у женщины есть интересная работа, какая когда-то была у Уинн и до сих пор есть у нее, Мередит. Жизнь кажется наполненной, интересной, насыщенной. И вдруг однажды — фьють! Все кончено. Мередит пытливо посмотрела в свой бокал. Какое крепкое это яблочное вино! Выпили всего пару глотков, и вот вам пожалуйста: Алан еле языком ворочает, а она расчувствовалась!

Уинн наконец собралась с мыслями и продолжала:

— Я очень боялась, что после ее смерти дом продадут. У нас ведь с ней общая стена, а в такой крошечной деревушке очень важно, кто живет рядом с тобой. Мы с Флорри соседствовали с тех самых пор, как я сюда переехала… Господи, целых семнадцать лет! В общем, когда Пол сказал, что хочет оставить себе теткин домик и не станет продавать его, я просто запрыгала от радости!

— Они решили, что домик просто идеально подходит для выходных, — сказал Маркби. Поняв, что язык больше не заплетается, он очень обрадовался. Ему захотелось говорить, что-то рассказывать… В общем, снизошел дар красноречия: — Когда в семье четверо детей, довольно накладно ездить в отпуск куда-то далеко. А здесь прекрасное место. Хорошо и то, что Парслоу-Сент-Джон совсем недалеко от Бамфорда. Не нужно долго ехать. Кроме того, они собираются ненадолго сдавать домик внаем отдыхающим… На то время, когда не будут жить здесь сами.

— Знаю. Я не против. Плохо, когда соседний дом пустует. И даже если кто-то из временных жильцов окажется не очень приятным в общении, речь-то ведь идет всего о паре недель! Да и вы с Мередит будете время от времени наезжать сюда. Ведь так? — с надеждой осведомилась Уинн.

Маркби покосился на Мередит; та поднесла к угасающему свету бокал с яблочным вином.

— Если честно, — сказал он, — мы собирались поехать в другое место. Но мне помешала работа. Едва освободился я, как Мередит неожиданно на несколько недель послали в Париж — в консульский отдел нашего посольства.

— Я не возражала, — поспешила вставить Мередит. — В конце концов, ехать пришлось не куда-нибудь, а в Париж! И потом, как приятно хотя бы на время оторваться от заваленного бумагами стола в Уайтхолле! Просто блаженство! Более того, захотелось настоящих приклю… — Она поймала на себе встревоженный взгляд Маркби. — Нет-нет, больше ни за что не поеду за границу надолго. Но провести в Париже несколько недель было приятно. — Она снова подняла бокал. — За сломанную ногу Тоби, благодаря которой я смогла съездить во Францию!

— Уж этот Тоби Смайт! — враждебно проговорил Маркби. — Даже ногу ухитрился сломать так, чтобы испортить нам отпуск!

Он никак не мог испытывать сочувствие к сослуживцу Мередит, которого поневоле считал своим более молодым соперником, хотя и сам Смайт, и Мередит пылко это отрицали. И потом, как казалось Маркби, Тоби буквально притягивает к себе всякие бедствия и катастрофы. Тридцать три несчастья! Вспомнить хоть случай, когда Тоби выслали из одной банановой республики и он неожиданно вернулся домой раньше времени… В результате Мередит, которая снимала у Тоби квартиру, пришлось освобождать жилье и ехать на археологические раскопки…

Мередит смерила Маркби укоризненным взглядом:

— Ты ведь не думаешь, что он нарочно сломал ногу! Да еще организовал себе такой сложный перелом… Пришлось доставлять его домой спецрейсом. У него в ноге теперь стальные штифты… И все-таки он снова вернулся в строй и вышел на работу — так что выпьем за его выздоровление!

Все выпили.

— В общем, в результате у нас с Мередит осталось две недели, чтобы есть, пить… — Маркби поднял бокал, — и немного погулять. Самый лучший отпуск — когда ничего не надо делать! Возможно, мы бы заехали куда-нибудь совсем уж в глушь, но Пол предложил пожить в домике его покойной тетушки. Мы подумали: почему бы и нет? В каком-нибудь отеле пришлось бы жить в окружении незнакомых людей и обслуги. А здесь куда покойнее.

Алан искренне верил в сказанное. Как выяснилось впоследствии, своими неосторожными словами он искушал судьбу.

Уинн задумчиво вздохнула:

— А я скучаю по журналистике. Раньше, когда я еще работала, часто, бывало, думала, как будет славно выйти на пенсию. Я представляла, как буду сидеть в своем домике, гнать домашнее вино, читать все, на что не хватало времени раньше, да копаться в саду. В общем, жить в свое удовольствие. На деле все оказалось не так, вернее, не совсем так. Ведь я привыкла работать в оживленной обстановке: вокруг множество народу, ты первой узнаешь все новости, слухи и сплетни… Да еще ходили обедать, выпивали… правда, то было в благословенные дни, еще до того, как Руперт Мэрдок открыл первую автоматизированную типографию в Уоппинге и профсоюз печатников объявил ему войну…

— Пять минут назад я думала примерно о том же самом, — призналась Мередит.

Уинн, у которой, видимо, мысли скакали в неизвестном направлении, неожиданно ухватилась за ее слова:

— Поэтому я и согласилась поработать в морге!

Оба ее собеседника разом протрезвели и смерили Уинн ошеломленными взглядами.

— Моргом, — пояснила Уинн, — у нас называется газетная полоса, где печатают некрологи. В редакции хранятся составленные заранее некрологи для богатых и знаменитых; их печатают сразу же, как только кто-нибудь из них отбросит коньки. После выхода на пенсию я составила несколько штук — ведь новые знаменитости всплывают постоянно. Вдобавок я обновила несколько уже существующих некрологов. Работа очень интересная, но жутко секретная. Человек, о котором пишешь, не должен догадаться, зачем тебе нужны сведения о нем.

— Вполне понятно, — кивнул Маркби. — По-моему, ужасно тоскливо сознавать, что какой-нибудь упырь… простите, Уинн… какая-нибудь почтенная акула пера строчит твой некролог в то время, как ты еще здоров и полон сил. От такого известия у кого угодно испортится настроение.

— Нет, все совсем не так! — горячо возразила Уинн. — Возражать-то они не возражают. Наоборот, они рады, им интересно. Они бы что угодно отдали, лишь бы узнать, что о них написали, но ни в коем случае не должны видеть готовый некролог. Так что лучше всего, чтобы они даже не знали, что такой некролог существует. Как только они о нем узнают, они предлагают все что угодно, лишь бы хоть одним глазком взглянуть на него!

— По-моему, забавно… хотя и мрачновато, — заметила Мередит с подоконника.

Уинн снова погрузилась в раздумья.

— Да, мне нравилось. То есть… — Она повертела в руке пробку от винной бутылки. — До той истории с пони Оливии Смитон.

Мередит поставила бокал на подоконник и повернулась лицом к хозяйке. Не обращая внимания на отчаянные знаки Алана, который призывал ее не клевать на наживку, она спросила:

— Что он натворил?

— Что натворил? А… — Уинн едва заметно улыбнулась; Маркби готов был поспорить, что в ее глазах мелькнули торжествующие огоньки. Она наконец-то подцепила их на крючок, и прекрасно это понимала! — Да ничего он не натворил, несчастный… Точнее, он околел.

Наступил решающий миг. Сейчас или никогда! Маркби сделал последнюю отчаянную попытку увести разговор в сторону от опасной темы:

— Уинн, уж не хотите ли вы сказать, что сочиняли некролог для пони?

— Нет, для бедной Оливии — она умерла через несколько дней. Пони похоронили в пятницу, а Оливию нашли мертвой в понедельник утром. Я сразу же позвонила в газету, чтобы поставить их в известность. Они и так просили меня обновить ее некролог. На всякий случай, ведь возраст у нее уже был преклонный… И все-таки никто не ожидал, что она скончается так внезапно, да еще так ужасно! По-моему, я не очень внятно излагаю, да? — Искреннее извинение Уинн портила победная улыбка. — Может, лучше начать с самого начала?

— По-моему, уже поздно…

Маркби бросил взгляд на часы.

Мередит спрыгнула с подоконника и, подойдя к Алану, села на пол у его кресла, обхватив свои колени руками.

— Да, пожалуйста! — попросила она явно довольную Уинн. — Расскажите нам все с самого начала!

Маркби подавил стон и откинулся на спинку кресла. За окнами темнело. Уинн потянулась к выключателю настольной лампы. Впереди была долгая ночь, в которую приятно рассказывать долгие истории. Комната наполнялась призраками из воспоминаний Уинн. А ведь до Рождества еще далеко!

— Еще в январе мне позвонили из редакции, — начала Уинн. — Кто-то там пересматривал архивы и наткнулся на некролог Оливии. Навели справки, выяснили, что она живет здесь, на краю деревни, в поместье «Грачи». Так что для обновления некролога я подходила идеально. В редакции знали, что я не наделаю шума. Я предупредила, что задание непростое. Оливию, конечно, нельзя было назвать отшельницей в полном смысле слова, но жила она уединенно и с местными не общалась. Она старела… Правда, она и раньше не особенно стремилась войти в местное общество, даже когда была моложе и только приехала сюда.

— Когда же она сюда приехала? — сдался Маркби, решив, что чем скорее Уинн поведает им свою историю, тем раньше они сбегут. Он надеялся, что они успеют сбежать до того, как Уинн объяснит, для чего она им все это рассказывает и чего от них хочет. А то, что славная старушка чего-то от них хочет, ясно как день. Скорее всего, от них потребуются решительные и даже, возможно, немного незаконные действия.

— В 1975-м. Вот последний факт, зафиксированный в первоначальном некрологе. После того времени в ее биографии оставался пробел в двадцать лет, который мне и предстояло заполнить.

— Наверное, после бурной молодости она решила, что с нее хватит светской жизни. Стремилась к тихой, уединенной жизни и безделью.

— К этому на самом деле никто не стремится, — решительно возразила Уинн. — Хотя многие и уверяют, что суета им надоела. Старость, даже не одинокая, — штука достаточно тоскливая, поверьте мне. Итак, когда она здесь обосновалась, ей было всего шестьдесят с чем-то. Даже тогда она вежливо отклоняла все приглашения в гости. И сама никогда никого к себе не приглашала. Люди вспоминают, что она оставалась… заметной, хотя не была общительной. Она ездила по округе на пони, запряженном в двуколку, поэтому в лицо ее все хорошо знали. Время от времени она разговаривала с местными жителями и иногда заглядывала в церковь. Один пони сменялся другим. По-моему, в конце жизни у нее было три пони — не одновременно, а по очереди… Потом она перестала пользоваться двуколкой, и последний пони рано вышел на пенсию. С тех пор она редко покидала свое поместье. Пони жил в загоне рядом с домом. Время от времени в «Грачи» приезжал Рори Армитидж, ветеринар; он осматривал животное. А док Барнетт время от времени навещал Оливию и осматривал ее. По будням в доме убирала Джанин Катто; она же ездила за покупками для Оливии. Эрни Берри, местный разнорабочий… вот уж странный тип, бедняга… ухаживал за парком. Ничего особенного он, конечно, не делал — подстригал живые изгороди, косил газон и все такое. Кроме того, если в доме что-то ломалось, он чинил. Если требовался крупный ремонт, вызывали Макса Кромби, нашего подрядчика. У Макса есть дочка Джули; какое-то время девочка общалась с Оливией теснее, чем кто-либо из местных. Джули обожает пони, буквально помешана на них.

— Совсем как моя племянница, — кивнул Маркби.

— Вот именно, в точности как Эмма. Джули подольстилась к Максу, чтобы тот взял ее с собой, когда поехал осматривать крышу в доме Оливии — она прохудилась. Девочке хотелось посмотреть пони. Она все болтала с Оливией — невинно, по-детски, и старушка привязалась к девочке. Оливия позволила Джули покататься на пони по полю. После того случая Джули все свободное время проводила в «Грачах». Оливия как будто не возражала. По-моему, ей нравилось учить девочку. Несколько раз я видела их вместе. Оливия, бывало, сидела в кресле под старым каштаном и отдавала Джули команды, а та все ездила и ездила кругами. Они всегда напоминали мне балетмейстера и прилежную ученицу.

Уинн улыбнулась.

— Пони был красавец; таких называют «серый в яблоках», как в детском стишке. Джули, с длинными светлыми волосами, в бархатном берете, трусила по загону и брала препятствия — заставляла его перепрыгивать через палки, положенные на землю. Приятное зрелище! Иногда рядом с ними стоял и Макс; он любовался дочкой и весь светился от гордости. Его дочурка, зеница ока и так далее… Скоро девочка освоила азы и уговорила, отца купить ей собственного пони. Макс предлагал Оливии купить пони у нее, но Оливия отказала: пони слишком давно на пенсии, ему, мол, трудно будет привыкать к прежней жизни. И потом, будет лучше, если для Джули купят настоящего скакового пони, потому что у нее все задатки хорошей наездницы и ей потом непременно захочется участвовать в конно-спортивных состязаниях. И вот Макс — а денег у него куры не клюют! — купил дочке красивого пони, пегого, с белой гривой. Пони Оливии снова целыми днями пасся в загоне да щипал травку. В конце концов Джули завоевала первые призы в своем классе и на всех конных состязаниях в округе. Она много тренируется; мечтает выступить в «Олимпии», где проводятся крупные состязания, и на выставке «Лучшая лошадь года», а может, даже и на Олимпийских играх!

Уинн замолчала, чтобы отдышаться.

— Вообще-то я забегаю вперед.

— Не понимаю, — сказал Маркби, — почему эта почтенная тихая старушка, которая любила лошадей и, судя по всему, была доброй, представляет интерес для всего народа. Зачем составлять ее некролог?

— Во-от! — ответила Уинн. — Дело в том, что она не всегда была тихой!

Глава 3

Куснувши, околела тварь, А праведник живет. О. Голдсмит

— Во-первых, — продолжала Уинн, — в 1937 году, в двадцать пять лет, то есть в молодом возрасте, Оливия выиграла ралли «Китве — Булавайо» среди женщин.

— Ух ты! — воскликнула изумленная Мередит.

— Это не все, — продолжала Уинн, очень довольная впечатлением, которое произвели ее слова. — Судя по всему, вы ее некролога не читали?

Мередит и Алан покачали головой.

— Ну конечно, в то время вы оба были заняты. Сейчас принесу… И заодно поставлю кофе. Я сейчас!

Она затрусила на кухню, откуда вскоре послышался звон посуды. Через несколько секунд скрипнули несмазанные петли двери черного хода; они скрипнули снова, когда хозяйка закрыла дверь. Гости услышали, как Уинн разговаривает с невидимым пришельцем.

— Они в гостиной, у камина. А ну, иди, да поздоровайся с ними вежливо!

Мередит подняла голову и вопросительно посмотрела на Маркби. Тот лишь пожал плечами. Он, так же как и она, понятия не имел, кто там пришел. Если им повезет, возможно, Уинн удастся отвлечь от ее намерений.

Им не повезло. Дверь скрипнула, и в гостиную вошел кот самого оригинального вида. Если верно говорят, что у кошек девять жизней, этот наверняка жил в последний раз. У него уцелел лишь один глаз и половина уха. В результате выглядел он как настоящий пират. Кончика хвоста тоже недоставало. Кот метнул на гостей взгляд, исполненный лютого презрения, в корне пресекая все их попытки поздороваться, и запрыгнул на подоконник, только что освобожденный Мередит. Там он принялся умываться, поглядывая единственным глазом на чужаков, которые вмешиваются не в свои дела.

Алан наклонился к Мередит и прошептал ей на ухо:

— Жалко, мы не успели сбежать, пока она впускала своего котяру. Зачем, ну зачем ты ее поощряла?

— Я поощряла? — удивилась Мередит. — Да ничего подобного!

— Как бы не так! Ты попросила ее рассказать все с начала, а именно к этому она и стремилась.

Маркби снова откинулся на спинку кресла и сурово посмотрел на поднос с винными бутылками. Хрусталь переливался всеми оттенками радуги. Алан переводил взгляд с рубинового, почти малинового напитка (терновка) на зеленовато-желтое (крыжовенное), светло-янтарное (яблочное) и красновато-коричневое. Последнее, должно быть, и было морковным виски.

— Ах, ерунда! — В светло-карих глазах его подруги появилось обиженное выражение. — Расспрашивал-то ее ты! — решительно заявила она. — Так что это ты проявил любопытство!

«Cogito, ergo sum, — подумал Маркби. — Я мыслю, следовательно, я существую!»

Кот на время перестал умываться и с затаенным злорадством наблюдал за ссорой двуногих.

Маркби поспешил оправдаться:

— Все потому, что она долго ходила вокруг да около! Я пытался немножко ускорить события, чтобы мы могли поскорее ускользнуть домой.

— Алан! Не будь таким грубым. Она так хорошо нас приняла — и своим вином угостила! — Взгляд Мередит, как и взгляд Алана, был прикован к тускло мерцающему ряду разлитых по бутылкам источников наслаждения. — Если честно, по-моему, я перебрала. Хорошо, что она варит кофе. Я немножко под мухой.

— Подожди до завтра! — мрачно пророчествовал Алан. — Утром тебе станет хуже. Особенно после того, как мы просидели здесь полвечера и слушали о приключениях знаменитой гонщицы Пенелопы Питстоп из «Безумных гонок»…

— Тихо! Она возвращается!

Уинн вернулась, размахивая газетной вырезкой.

— Нимрод хоть поздоровался с вами? Нет? Он иногда странно реагирует на гостей. Ничего, скоро он к вам привыкнет и станет очень ласковым.

Нимрод глумливо фыркнул со своего насеста и сосредоточенно почесал задней лапой за ухом.

— Вот, пожалуйста. Единственное фото, которое сумели отыскать в редакции. Оно очень старое. Ее сняли во время войны.

— Действительно старое… — промямлил Маркби.

Мередит взяла вырезку. Да, фотография была явно военного времени. С нее смотрела очень красивая женщина, с волосами завитыми по тогдашней моде кончиками наружу. На ее голове красовалась лихо заломленная форменная фуражка. Мередит принялась читать некролог:

Оливия Смитон, скончавшаяся у себя дома, в поместье «Грачи», что в Парслоу-Сент-Джон, в тридцатых годах была широко известна, хотя ее слава сопровождалась несколько скандальным ореолом. Любительница авторалли и светская львица так говорила про себя: «Меня называют ветреницей. Это истинная правда; я действительно езжу со скоростью ветра!»

Оливия Аделаида Смитон, урожденная Бротон, родилась в 1912 году; она была единственной дочерью и наследницей оружейного барона Уилберфорса Бротона. Вышла в свет и заблистала на балах в 1933 году, сразу приковав к себе внимание лондонского высшего общества. Хотя много судачили о том, за кого она выйдет замуж, и ее имя связывали с несколькими подходящими молодыми людьми, вскоре стало очевидно, что самая большая страсть в ее жизни — автогонки. Наивысшего успеха она достигла в 1937 году, когда выиграла ралли «Китве — Булавайо», несмотря на то что на нее напал слон в африканской саванне и она стала жертвой лихорадки, которая, как она объяснила, помешала и ей, и ее штурману нормально читать карту.

В начале военных действий в 1939 году она записалась добровольцем и пошла на армейскую службу. Ее водительские навыки очень пригодились; она стала водителем в военном министерстве, возила многих высших армейских чинов и иногда членов кабинета министров — часто в засекреченные поездки. В 1944 году она вышла замуж за полковника Маркуса Смитона. По трагическому стечению обстоятельств полковник был убит всего полгода спустя; гибель, настигшая мужа почти в самом конце войны, всегда рассматривалась ею как несправедливость судьбы.

После войны Оливия Смитон занялась благотворительностью, но в 1958 году, в сравнительно молодом возрасте (ей исполнилось 46 лет), она объявила о том, что выходит в отставку и переезжает во Францию. Она купила дом на юге Франции, в горах за Ниццей, в небольшом городке Пюже-Теньер, где жила вместе с бывшей школьной подругой, Вайолет Доусон. В 1975 году она продала дом во Франции и объявила о своем возвращении: они вместе с мисс Доусон намеревались поселиться в Англии. Но трагедия снова перечеркнула ее планы. На обратном пути их машина попала в аварию, в которой Вайолет Доусон погибла. Сама миссис Смитон получила серьезные травмы. Как только она снова смогла передвигаться, она вернулась в Англию и обосновалась в сельской местности. Больше она ни разу не садилась за руль автомашины, но ездила по округе в двуколке, запряженной пони. Последние годы она жила уединенно. Кончина ее также была трагической. Утром в понедельник домработница нашла миссис Смитон лежащей у подножия лестницы. Было установлено, что она поскользнулась и упала из-за оторванной подошвы домашней тапки. До того как ее нашли, она пролежала под лестницей целые сутки. Детей у нее не было. Все имущество отходит на благотворительные цели.

Мередит передала вырезку Маркби; тот внимательно прочел некролог. Уинн молча наблюдала за ними обоими. Алан отложил вырезку в сторону.

— Да, понимаю, куда вы клоните. Жизнь у нее была яркой, интересной и довольно любопытной.

— Вызывает много вопросов, — медленно проговорила Мередит.

— На которые, — ответила Уинн, — почти нет ответов, уж вы мне поверьте! — Хозяйка дома очень разгорячилась. — Вы не представляете, как трудно мне было писать ее некролог! Совершенно очевидно, в ее биографии столько белых пятен! Оливия жила по соседству со мной, но, как вы сами понимаете, я не могла пойти к ней и рассказать, чем я занимаюсь. Поэтому пришлось подстраивать якобы случайные встречи или звонить под разными предлогами и как бы невзначай вставлять интересующий меня вопрос. С таким человеком, как Оливия, которая не слишком-то привечала гостей, это нелегко. Мне пришлось даже записаться в церковный комитет.

— Уинн! — в шутку возмутилась Мередит. — Вы поступили как какая-нибудь бойкая репортерша из бульварной газетенки! Зачем вы это сделали?

Уинн, нисколько не обидевшись, широко улыбнулась в ответ:

— Я добровольно вызвалась собирать пожертвования для нашего приходского священника в фонд восстановления храма. Таким образом, у меня появилась возможность заехать к Оливии под благовидным предлогом. Я убеждала ее участвовать во всяких благотворительных ярмарках, распродажах и прочем. Она отдала мне кучу всякого барахла, одежду, книги, вазы. Выписала парочку чеков на довольно крупные суммы. В общем, проявляла щедрость во всем, кроме разговоров о самой себе! Разумеется, она была хорошо воспитана и не отшивала меня открыто, но, судя по выражению ее лица, считала мои намеки и наводящие вопросы очень нахальными. Поверьте, я, если надо, могу и лису перехитрить! — добавила Уинн. — Но с ней у меня ничего не получалось. К ней было не подступиться… Если честно, мне ее не хватает.

Уинн отпила кофе.

— Естественно, я попыталась зайти с другой стороны, то есть расспросила Джанин Катто. Джанин и рада была бы посплетничать о своей хозяйке, вот только сказать ей было нечего. Говорила, что «миссис Смитон не очень болтлива», поэтому ей ничего не известно. Правда, она знала, что Оливия какое-то время жила во Франции, но насчет всего остального… Джанин ужасно удивилась, узнав от меня, какое интересное прошлое было у ее хозяйки. В конце концов я решила, что Оливия на собственном горьком опыте узнала цену откровенности и выстроила надежную линию обороны против тех, кто пытался вторгнуться в ее личную жизнь.

— Я как раз хотела спросить, — сказала Мередит. — Значит, они с этой Вайолет были любовницами? Тогда понятно, почему она вдруг уехала из Англии. В то время у нас очень нетерпимо относились к нетрадиционной сексуальной ориентации.

— Оливия никогда не скрывала истинной природы их взаимоотношений, — ответила Уинн. — Она была не из тех, кто прятался по углам или притворялся. Видите ли, я верю, что они могли бы остаться в Лондоне, если бы вели себя, как тогда говорили, тактично. Но они не вели себя тактично. Во всяком случае, Оливия. Вайолет Доусон, возможно, и предпочла бы маскироваться за скромным фасадом старой школьной дружбы. У нее, дочери сельского священника, не было денег. Насколько мне известно, до того, как они с Оливией зажили общим домом, Вайолет жила в качестве так называемой компаньонки у целого ряда пожилых дам. Ведя такую жизнь, она приучилась считаться с мнением других людей. Она ведь понимала, насколько это, в конце концов, важно. Зато Оливия никогда ни с кем не считалась. Она искренне не понимала, почему Вайолет всех боится. Оливия была красива, энергична, и у нее имелись собственные средства. Она всегда попирала общепринятые правила поведения, но даже и при таком образе мышления можно найти компромисс, который устроил бы всех. Например, веди они с Вайолет богемную жизнь или даже будь они сторонницами радикальных общественных идей, их поведение сочли бы просто эксцентричным. Но Оливия была очень богатой женщиной, которая всю жизнь привыкла делать только то, что ей нравится. Ей просто не приходило в голову, что когда-нибудь она может зайти слишком далеко, оскорбить кого-то и поплатиться за это. Она не представляла, что платить придется очень дорого. И еще меньше — что расплачиваться за ее сумасбродство придется кому-то другому.

Короче говоря, она не представляла, что кто-то может вмешаться в ту жизнь, которую она хотела вести. Она ошибалась. Кое-кто мог вмешаться в ее жизнь — и вмешался. Оливия не поладила со своим деверем, Лоренсом Смитоном. Узнав о ее отношениях с Вайолет, Лоренс пришел в ярость. Он счел это оскорблением памяти своего брата Маркуса. Он организовал настоящую травлю. Оливия бы выдержала бой, но бедняжка Вайолет страшно страдала; дело едва не кончилось нервным срывом. Оливию буквально вынудили уехать за границу — даже ей пришлось признать, что другого выхода нет. Уверена, про себя она всегда считала эту ссылку временной. Не поражением — с поражением она бы ни за что не смирилась, — а стратегическим отступлением.

— По-моему, этот Лоренс поступил с ними довольно несправедливо, — заметила Мередит.

Алан поерзал в кресле.

— Мы ведь не знаем, почему Лоренс их травил. Возможно, он считал, что нетрадиционная ориентация вдовы его брата бросает тень на сексуальные пристрастия самого Маркуса. В конце концов, нам ведь неизвестно, что за отношения связывали Маркуса и Оливию, когда они поженились.

— По-вашему, они заключили брак по взаимному расчету? — кивнула Уинн. — Ну да, как вы и говорите, нам ничего не известно. Конечно, Лоренс повел себя жестоко, и остальные последовали его примеру. Оливию перестали принимать в обществе. О них рассказывали всякие небылицы и сплетничали. Некоторые из кожи вон лезли, чтобы побольнее задеть их; хихикали по углам, зная, что Оливия или Вайолет примут оскорбления близко к сердцу.

Алан вдруг попросил:

— Расскажите об околевшем пони!

Мередит окинула любимого изумленным взглядом; ей с трудом удалось подавить усмешку.

— А, пони… Его отравили! — С этими словами Уинн, выказавшая хорошее знание человеческой психики, встала. — Кстати, у меня есть его снимок. Только что вспомнила!

— Значит, тебе совсем не все равно! — укоризненно заметила Мередит, как только хозяйка вышла из комнаты. — Ты просто умираешь от желания забросать ее вопросами.

— Я ведь человек! — оправдывался Алан. — Да, кое-что меня действительно заинтересовало. Но не чрезмерно.

— Знаешь, — с серьезным видом заметила Мередит, — я никогда не считала тебя ханжой! Почему бы тебе не признаться, что тебя, как и меня, заинтересовала эта история?

— Потому что она меня совсем не заинтересовала! И я объясню тебе почему! — Алан наклонился вперед, при этом светлая челка упала ему на лоб. — Потому что Уинн хочет во что-то меня втравить! Думаешь, она просто так нам все рассказывает? Она уверена, что здесь случилось что-то странное. Я имею в виду не прошлое — во всяком случае, не далекое прошлое. Речь идет о сравнительно недавних событиях. Но доказательств, с какими можно обратиться к местным представителям закона, у нее нет. Вот увидишь, она попросит, чтобы я расследовал дело, так сказать, полуофициально!

Мередит нахмурилась:

— Интересно, жив ли еще старый Лоренс?

— Если он и жив, ему сейчас за восемьдесят, не меньше, и нет никаких оснований полагать, что его чувства к бывшей невестке изменились. Однако он уже староват для того, чтобы травить пони! В общем, я глубоко убежден: что бы здесь ни происходило, нам не стоит вмешиваться.

— Его снял Макс… — Уинн уже вернулась и протягивала им снимок. — Макс Кромби сфотографировал пони в прошлом году, до того как его дочка Джули получила собственного любимца. Вот, смотрите. Давайте-ка зажжем камин. По вечерам здесь довольно промозгло!

Мередит взяла фотографию. На ней была изображена хорошенькая девочка с длинными светлыми волосами, которая сидела на пони в загоне. На заднем плане высилось большое дерево. Сбоку на снимок падала чья-то тень — мужская или женская. Она расползлась по земле. Уинн указала на тень, протягивая снимок стоящему рядом Маркби.

Он взял снимок и кивнул.

— Это не фотограф, — сказал он. — Тень падает сбоку. Фигура… похоже, женская… в юбке. Но тени обманчивы…

— Возможно, — тихо заметила Уинн, — это Оливия.

— У меня вопрос! — воскликнула Мередит, не обращая внимания на болезненный тычок между лопатками. — Насчет фотографий. Вернее, насчет того снимка над некрологом. Вы сказали, он единственный, да и тот сделан в войну. Но ведь паспорт у нее наверняка имелся?

— Она его уничтожила — по крайней мере, среди ее документов никакого паспорта не нашли. И никаких данных о том, что она запрашивала паспорт для поездок за границу, не сохранилось.

— Но ведь она много лет прожила во Франции, — не сдавалась Мередит. — Должно быть, ей приходилось продлевать первоначальный паспорт или получать новый — скорее всего, в ближайшем консульстве.

Уинн покачала головой:

— Признаюсь, я не пыталась расследовать дело с этой стороны, но она покинула Францию в семидесятых годах. Так долго никакие документы не хранятся, верно? Я имею в виду прошение о продлении паспорта.

Мередит вздохнула:

— Да, наверное, его уничтожили много лет назад.

— Что же пони? — с легким раздражением напомнил Маркби. — Услышим ли мы когда-нибудь, что случилось с несчастным животным?

— Стояло жаркое лето, — начала Уинн. — Дождей не было несколько недель, и трава не росла. Пони Оливии обычно круглый год пасся в своем загоне и щипал травку, а в это лето корма ему не хватало. Должно быть, он бродил кругом и искал хоть что-нибудь сочное и съедобное. К сожалению, он нашел какой-то крестовник… Кажется, его называют крестовник оксфордский. В общем, растение очень ядовитое для скота. Как только пони заболел, вызвали Рори Армитиджа, нашего ветеринара, но, кажется, яд, содержащийся в крестовнике, очень коварен. Он действует не сразу, накапливается в организме. К тому времени как проявились симптомы, было уже слишком поздно. Пони издох. Оливия прямо обезумела от горя. Она настояла, чтобы животное похоронили в загоне. А это было нелегко! — Уинн пылко закивала. — Земля там была твердой, как железо! Спросите Рори. Он там был.

Маркби вытянул ноги и смерил Мередит слегка покровительственным взглядом.

— Весьма прискорбное происшествие. Естественно, миссис Смитон расстроилась. Но вряд ли его можно назвать зловещим! Ведь пони отравился случайно.

Уинн помешала сахар в чашке и негромко сказала:

— Вам имеет смысл потолковать с Рори.

— Ну а что там с оторванной подошвой домашней тапки? — напомнила Мередит.

Уинн просветлела:

— Ах да, конечно! Тапки у нее были старые, и у одной отрывалась подошва. Джанин, приходящая домработница, все время напоминала Оливии, чтобы та купила себе новые тапочки. Джанин добрая девушка, хотя и одевается странновато, да и мальчишки у нее… нет, не буду сбиваться с темы! Так вот, Джанин вырезала из журнала рекламное объявление, в котором предлагались тапочки из овечьей шерсти, такие, как любила Оливия. Она принесла купон Оливии и велела заполнить и выслать на адрес магазина вместе с чеком. И ездить никуда не надо, тапочки пришлют по почте. Оливия так и сделала недели за три до рокового падения. Вот что еще особенно печально. Новые тапочки прислали через день или два после ее падения. Должно быть, деньги по чеку успели прийти до ее смерти. Фирмы, что торгуют товарами по почте, обычно присылают заказы через двадцать один день… Поверенный Оливии разрешил Джанин взять новые тапочки себе. У покойной было столько имущества, что пара тапок роли не играла. И потом, кому они нужны? В своем завещании Оливия отказала Джанин небольшую сумму, пару сотен фунтов. В дополнение к деньгам девушка получила и тапочки!

— Она упомянула в своем завещании еще кого-нибудь?

— Фонд восстановления местной церкви. — Уинн снова широко улыбнулась. — Так что хоть здесь мои усилия оказались не напрасными! Она завещала фонду две тысячи фунтов. Юной Джули Кромби тоже завещано две тысячи — на ее лошадиные расходы. Кроме того, небольшая сумма завещана Рори, потому что он заботился о ее питомцах, и доктору Барнетту, потому что он был к ней добр. Каждому досталось около тысячи фунтов и по безделушке на память. Кажется, она даже оставила по двести фунтов Эрни Берри и его сыну, хотя могла бы с таким же успехом перевести долю Эрни напрямую в «Королевскую голову», где они все равно в конце концов окажутся!

Уинн пожала плечами и вздохнула:

— Все остальное будет выставлено на аукцион, а вырученные средства пойдут на благотворительные цели. Кстати, довольно трудно было разобрать все ее вещи. Но дом теперь пуст и подготовлен к продаже. Он недалеко отсюда: налево и в гору. Конечно, сад изрядно зарос, зато сверху открывается живописный вид. И сам дом очень красивый. Надеюсь, его купит человек, способный ценить прекрасное.

— Интересно, сколько за него запросят…

При упоминании сада глаза Маркби подернулись дымкой.

— А давай сходим и посмотрим? — предложила Мередит. — Завтра! У кого ключи от дома? У поверенного или агента по недвижимости?

— И у того и у другого, но они живут в городе. Если хотите взглянуть на дом, ключ есть еще у Джанин. Она время от времени наведывается туда, проветривает, вытирает пыль и так далее. Она даст вам ключ, если я пойду с вами и поручусь за вас.

Уинн радостно улыбнулась обоим гостям.

Маркби вздохнул. Любовь к садоводству — его ахиллесова пята.

— Ладно, если мы сходим и посмотрим, ничего страшного не случится. Завтра же возьмем ключ у Джанин. А пока… уже поздно, и нам пора. Спасибо, Уинн, за прекрасный вечер!

Глава 4

…враг человека сделал это.

Мф., 13:28

— Никакой тайны здесь нет, — решительно объявил Алан, когда они добрались до своего домика.

— Там видно будет. Так или иначе, никакого вреда от осмотра дома нет!

— Дом… — задумчиво продолжал Алан. — Уинн не говорила, большой там сад?

— Он весь зарос. Вряд ли разнорабочий Берри — хороший садовник. Хотя фамилия у него подходящая: Берри…[2] — Мередит хихикнула. — Как в игре «Веселая семейка».

— Да, ты и вправду перебрала! — заметил Маркби.

В листве шелестел ночной ветерок. В крошечное слуховое окошко стукнула ветка, и Мередит поежилась. Алан спал крепко и ничего не слышал. «А все вино, — подумала полусонная Мередит. — Перебрала не я одна!»

Она открыла глаза; сон вдруг как рукой сняло, неизвестно почему. Ее слегка подташнивало. Она задумалась: встать и принять таблетку от желудка или не стоит?

Снова задребезжало окно. За ним что-то хрустнуло, как будто надломилась ветка. В стекло ударил сильный порыв ветра. Мередит надеялась, что ветер не принесет с собой дождь. Снова что-то стукнуло, загрохотало, как будто за окнами катали камни; затем послышался скрежет.

В темноте окно превратилось в квадрат серого света. Ветка качалась и била в оконную раму. Снова что-то заскреблось — явно не ветка. Звуки доносились снизу, с земли.

Может, там рыщет какой-нибудь зверь? Нимрод снова вышел на охоту или из леса прибежала лиса? Мередит задумалась. Подойти к окну и посмотреть, что там такое, а потом найти в аптечке таблетки от желудка? Нет, здесь так тепло и уютно, что вылезать из постели не хочется. Тем более не хочется ничего делать.

— Алан! — прошептала она.

Не получив ответа, Мередит снова свернулась калачиком. Снизу доносились какие-то щелчки. Не похоже, чтобы такие звуки издавал какой-то зверек. Разве что ежи. Они иногда так смешно фыркают…

Потом она еще некоторое время бодрствовала. Ей хотелось снова заснуть, но сон все не шел к ней. Мередит навострила уши, но больше никаких странных звуков снаружи не доносилось. Она решила, что главное — бороться с бессонницей. Алан по-прежнему спал без задних ног. Мередит окинула его презрительным взглядом. Как он может так беспробудно спать?

Иногда, если не спится, полезно встать и немножко походить, сделать что-нибудь приятное, например заварить чайку. Как ни странно, в такое время суток сон может оказаться роковым. Мередит где-то читала, что между тремя и четырьмя часами ночи смерть получает естественное преимущество над жизнью. К четырем утра температура тела опускается до низшей отметки, и во сне некоторые функции организма временно отключаются. Не ведая об этом, несчастные все глубже погружаются в сон и не могут принять необходимые меры, чтобы бороться, потому что просто не знают…

Уж если такая бодрящая мысль не способна вытащить страдающего бессонницей человека из кровати и заставить его немножко помахать руками, значит, он абсолютно безнадежен.

Мередит осторожно вылезла из-под стеганого одеяла. Хотя выяснять источник шумов было уже поздно, она все же высунулась из окна. В предрассветный час горизонт окрасился светлыми лучами. Мередит посмотрела на фосфоресцирующий циферблат будильника, стоящий на тумбочке со стороны Алана. Без двадцати пять! Опасный час миновал; занимается новый день.

Мередит на цыпочках прошла в ванную и нашла в аптечке нужные таблетки. Тошнота сразу прошла. Теперь предстояло решить, заваривать чай или нет. Она вернулась в спальню. Алан, как и раньше, спал как убитый. Ставить чайник для себя одной — слишком много возни. Она снова легла в постель — у нее окоченели ноги. Под теплым одеялом ей сразу стало хорошо.

Кстати, трюк со вставанием и гуляньем по комнате свое дело сделал. Сон навалился на нее довольно неожиданно. Но это был, так сказать, неполноценный, непродуктивный предутренний сон. Мередит увидела как будто старое кино, полное приключений, причем фильм близился к концу. Она очень быстро мчалась куда-то в старомодном туристском автомобиле с открытым верхом, а рядом сидел Алан. Правда, когда она повернулась к своему спутнику, то увидела, что вместо Алана рядом с ней сидит какая-то незнакомка: пожилая женщина с бледным лицом и глубоко посаженными горящими глазами, в шляпке с вуалью, какие носили дамы-автолюбительницы в начале прошлого века. Женщина протянула вперед руку, похожую на птичью лапу, и схватилась за руль.

— Дай мне повести! — упрашивала она.

Вуаль, развеваясь, прятала ее лицо.

Мередит отказывалась уступить руль. Она знала, что не должна слушаться женщину под вуалью. Нельзя позволить ей вести машину. Если пассажирка настоит на своем, сама Мередит окажется совершенно бессильна, и ее на головокружительной скорости помчат в неизвестное, навстречу чему-то ужасному.

— Нет! — крикнула она прямо в бледное лицо. — Нет, вам нельзя!

И она дернулась изо всех сил, пытаясь оттолкнуть странную пассажирку.

— Эй! — раздался посреди всей этой кутерьмы голос Алана. — Проснись!

Было утро. В крошечное окошко проникали лучи солнца; один луч широкой полосой разлегся на кровати. Мередит села, откинула волосы со лба, потерла глаза. Мысли в голове путались. Алан в халате стоял над ней с чашкой чаю в руке. Он присел на край кровати, и она, перевернувшись на бок, с благодарностью взяла у него чай.

— Спасибо!

— Тебе снился страшный сон, — заметил Алан. — Ты что-то бормотала. Будешь знать, как напиваться огненной водой Уинн!

— Я в полном порядке! — вызывающе ответила Мередит, отпив глоток чаю. — Да, мне действительно кое-что приснилось. Я ехала в машине, в старой машине. Вела ее и думала, что рядом со мной ты, но вместо тебя на пассажирском сиденье оказался кое-кто другой. Было довольно страшно. — Она выпрямилась. — Чем сегодня займемся?

Край кровати просел под его тяжестью.

— Ты вчера говорила серьезно? Ты предложила осмотреть дом Оливии и взять ключ у некоей Джанин. Помнишь?

— Я правда это предложила? — Мередит нахмурилась. — Да, похоже на то. Придется просить Уинн, чтобы она нас представила… — Ее перебил страшный шум, донесшийся снаружи, с улицы.

— Ах… О нет… О-о-ох!

Крики раздавались как раз под окном. Кричала женщина, в ее голосе слышалось смятение и гнев.

Расплескав чай, Мередит быстро вылезла из-под одеяла. Алан уже подбежал к окну и поднял его. Высунулся наружу, заполнив собой весь проем. Мередит вставала на цыпочки и подпрыгивала, но за широкой спиной любимого ничего не было видно.

— Уинн! — крикнул Алан. — Что случилось?

— Спускайтесь, и я покажу вам, что случилось! — послышался снизу возмущенный голос Уинн. — Вандалы! Просто невероятно… Здесь, в Парслоу-Сент-Джон! Вы только гляньте, что они натворили!

Два домика — тетки Пола и Уинн — объединяла общая стена. Парадные двери находились слева и справа, поэтому окна гостиных располагались бок о бок, ближе к центру. Под окном Уинн тянулась узкая полоска земли, которую она засадила маргаритками и заячьей капустой. Свою клумбу она обложила по краям камнями.

Точнее, то, что предстало их глазам, трудно было назвать клумбой. Ошеломленные Маркби и Мередит увидели лишь грубо взрытую землю. Наскоро надев халаты, они сбежали вниз и вместе с Уинн оценивали ущерб. Выдранные с корнем растения валялись сбоку кучей. Они были не просто выдернуты из земли, но еще и разрублены на куски, поэтому их нельзя было посадить снова. Камни, окаймляющие клумбу, — из-под некоторых еще торчали зеленые побеги заячьей капусты — откатили и раскидали по всему крошечному палисаднику.

— Кто на такое способен? — причитала Уинн. — И почему я ничего не слышала? Не представляю, кому это понадобилось… Когда вы вчера уходили от меня, все еще было в порядке, правда? А вы ведь ушли от меня почти в полночь!

— Вчера мы оба были в таком состоянии, что вряд ли заметили бы что-нибудь, — призналась Мередит.

Маркби задумчиво пнул ком земли носком тапки.

— Вряд ли тому, кто это сделал, хватило бы наглости подобраться к вашему дому, пока мы все сидели у вас в гостиной. — Он показал на окно прямо над разрушенной клумбой. — Хотя все зависит от того, насколько он был пьян… или они были пьяны. Возможно, клумбу уничтожил кто-то, возвращавшийся домой из паба.

— Из «Королевской головы»? — Уинн покачала головой. — Оттуда никто не возвращается домой этой дорогой. Почти все проходят к муниципальным домам, или к новому поселку… или к Конюшенному ряду — там стандартные домики вдоль улицы. И потом…

Она резко осеклась и недоверчиво покачала головой. Из-за угла показался Нимрод. При виде свежевскопанной земли его единственный глаз засверкал, и он начал исследовать участок, обнюхивать его и скрести лапой.

— Не смей! — угрожающе заявила его хозяйка. — Только тебя здесь не хватало!

Она хлопнула в ладоши.

Нимрода шум совершенно не напугал, но интонацию он понял верно и отошел прочь, помахивая своим наполовину обрубленным хвостом.

Уинн уже оделась в мешковатые слаксы и еще более мешковатый свитер. Порыв свежего ветра взметнул полы халата; только тут Мередит спохватилась, что они с Аланом еще не одеты.

— Уинн, мне очень-очень жаль. — Она обхватила себя руками, чтобы согреться. — Представляете, ночью я проснулась, и мне показалось, будто я слышу, как внизу кто-то скребется. Я решила, что там Нимрод или какая-нибудь лесная зверюшка. Шум был негромкий, иначе я бы вылезла из кровати и подошла к окну. Теперь я жалею, что не подошла!

Уинн пожала плечами с видом покорности судьбе:

— Что поделаешь… Хорошо, что цветочки были не очень дорогие и не такие уж красивые. Наверное, у кого-то извращенное чувство юмора. Но мне… неприятно!

— Уинн, вы в последнее время ни с кем не ссорились? — вдруг спросил Алан.

— Ссориться — здесь, в деревне?! Нет, конечно.

— Значит, клумбу уничтожили дети или какой-нибудь пьяница.

— Уж я им покажу! — мстительно заявила Уинн.

— Мы как раз собирались вас попросить. — Алан направил разговор в другое русло. — Если сегодня у вас найдется минутка, сводите нас к Джанин, которая хранит ключи от дома Оливии. Мы решили осмотреть его.

Уинн просветлела:

— Никаких проблем. Давайте после завтрака! — Она осмотрела халаты своих соседей. — Скажем, часиков в десять. — Нагнувшись, она подобрала с земли разрубленные маргаритки. — Как по-вашему, если поместить их в воду, они пустят корни?

— Я как раз собиралась сказать перед тем, как ты меня перебил, — заметила Мередит. — Шум я слышала около четырех утра. Меня разбудил скрежет и какие-то щелчки, — наверное, вандал кромсал цветы садовыми ножницами. Без двадцати пять я подошла к окну, но преступник уже ушел. Как раз светало; в такое время даже самые последние завсегдатаи уже давным-давно ушли из «Королевской головы», а дети в такой час по улицам не гуляют. — Мередит нахмурилась. — Для ранних пташек все же слишком рано. Дети не стали бы кромсать цветы — они просто выдрали бы их из земли, и все. Кто-то нарочно испортил Уинн клумбу. Не под влиянием минуты. Он все обдумал заранее.

— Знаю, но, по-моему, не стоит будоражить Уинн. Она и так взволнована и напугана. Кто-то сделал ей подлость. К тому же, не забывай, в такой час никому не возбраняется выходить из дому. Здесь все-таки деревня. Многие местные жители просыпаются с петухами. Возможно, вандал сделал свое черное дело по пути на работу. Какой-нибудь чернорабочий с фермы? Или бродяга, который ночует в чьем-нибудь хлеву. Деревенские очень обидчивы; иногда сам не замечаешь, как задеваешь человека. А может, Уинн когда-нибудь отказалась дать милостыню бродяге. Она обо всем забыла, а он затаил на нее зло.

— Хорошо хоть, — сказала Мередит, подумав, — что мы с тобой здесь, через стенку, до конца недели.

Алан снова подошел к окну и посмотрел на пустынную дорогу.

— М-да, ей здесь довольно одиноко — особенно после смерти постоянной соседки. Надеюсь, Полу удастся сдать домик приличным людям на длительный срок.

К десяти утра солнце сияло, и воспоминания о неприятном происшествии несколько сгладились. Даже Уинн немного успокоилась и как будто смирилась.

— Лето кончается. Я, так или иначе, скоро перекопала бы эту клумбу. — Уинн шагала впереди. — Джанин Катто живет в Конюшенном ряду. Сейчас она, скорее всего, дома; вряд ли после смерти Оливии она нашла себе другое постоянное место. В здешних краях у матерей-одиночек не так-то много возможностей найти работу. Где-то пару часов в день она у кого-нибудь убирает… Не сомневаюсь, Джанин с радостью пошла бы на такую работу, какая у нее была в «Грачах». Кстати, я и сама хотела попросить ее два дня в неделю убирать у меня в доме.

Послышалось цоканье копыт, и навстречу им из-за угла показалась девочка верхом на пони. И пони, и всадница оказались очень нарядными. Попона отливала начищенной медью; густые хвост и грива по цвету и по фактуре напоминали карамельную сладкую вату. Девочке с еще по-детски пухлощеким личиком на вид было лет двенадцать-тринадцать. Ей очень шел ее костюм: бархатная шляпка, завязанная лентой под подбородком, застегнутый доверху зеленый стеганый жилет и бриджи для верховой езды.

— Эй, Джули, привет! — окликнула всадницу Уинн.

Девочка подняла руку в знак приветствия:

— Доброе утро, миссис Картер!

— Дочка Макса, — объяснила Уинн, когда всадница скрылась из вида. — Славная девочка, еще не испорченная взрослением, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Это ей Оливия оставила две тысячи фунтов? — вспомнила Мередит.

— Да-да! И ведь ее папаша не из бедных. Когда в деревне узнали о завещании Оливии, многие сказали: «Деньги к деньгам!» — Уинн задумалась над собственными словами. — А знаете, странно, но деньги на самом деле очень часто притягивают деньги! Взять хоть Джанин Катто. Она одна растит двоих мальчишек, и ей две тысячи очень бы пригодились. Но Джанин Оливия оставила всего пару сотен, хотя та несколько лет добросовестно работала на нее, выполняла даже такие поручения, которые не входили в круг ее обязанностей. Конечно, Оливия вправе была распорядиться как хотела — ведь деньги-то были ее.

Они добрались до паба на углу — низкого, приземистого и как будто разросшегося в разные стороны. Над входом красовалась нарисованная вручную вывеска. С одной стороны вывески был изображен несчастный Карл Первый, стоящий на коленях перед плахой. Над ним нависла фигура в маске с занесенным топором, который фигура держала обеими руками. На обратной стороне вывески палач поднимал отсеченную голову короля.

— Как мило! — сухо заметил Алан.

Повернув за угол, они очутились в Конюшенном ряду. Судя по названию улочки, когда-то рядом с деревенским пабом размещались платные конюшни, а может, здесь находился настоящий постоялый двор. Позже улочку застроили рядом маленьких стандартных домиков. Правда, на первом этаже одного из них они увидели своеобразный магазинчик.

Весьма, весьма любопытно, подумала Мередит, останавливаясь перед замызганной витриной. Судя по всему, торговали здесь отнюдь не товарами первой необходимости — и даже не второй и не третьей, если уж на то пошло. Плотные коричневые пакеты пролежали на одном месте, наверное, несколько лет; дешевую керамику покрывал толстый слой пыли. Над некрасивыми сувенирами покачивались полоски липкой ленты от мух. Среди тарелок и чашек безмятежно и сладко спал черно-белый кот. Может, он тоже продается? Мередит нисколько не удивилась бы, увидев на шее у зверя посеревший от времени и грязи ценник. Она задрала голову. Над витриной висела выцветшая вывеска:

Все, что душе угодно.

Владелец С. Уоррен.

Ей показалось, что в магазинчике никого нет. Странная витрина заинтриговала ее. Вот так же иногда ходишь на благотворительной распродаже подержанных вещей. Умом понимаешь, что здесь только хлам. Но воображение подсказывает: а вдруг… вдруг здесь отыщется неожиданное сокровище, зарытое среди многочисленных фарфоровых слоников? Мередит с трудом подавила желание зайти. Уинн уже двинулась дальше, и Алан манил ее к себе. Ничего, осмотреть «Все, что душе угодно» можно и в другой день.

Уинн, а за ней и Алан с Мередит остановились перед одним из домов в ряду. Однако не успела Уинн позвонить, как дверь распахнулась настежь, и на крыльцо выскочили два маленьких мальчика, как будто ими выстрелили из пушки. И внешностью, и одеждой они сверхъестественно походили друг на друга и отличались лишь размерами. Изнутри квартиры послышался пронзительный крик, эхом прокатившийся по тихой улочке:

— Брюс! Рикки! А ну, вернитесь!

Брюс и Рикки замерли на месте по обе стороны от Уинн и, подняв голову, вытаращили на нее глаза. Братья были коротко стрижены, у обоих в одном ухе болталась серьга. Оба были одеты в застиранные черные рубашки с изображением страшноватых зубастых роботов, джинсы и грязные кроссовки. Братьев Катто трудно было назвать детьми. Скорее уж к ним подходило выражение «маленький мужчина»; принятое когда-то при обращении к мальчикам их возраста. Пожалуй, кроме возраста, в них не сохранилось ничего детского. Их тощие личики отличались выражением, свойственным взрослым или маленьким старичкам, которые много повидали на своем веку и никому и ничему не верят.

— Доброе утро, ребята! — натужно весело поздоровалась Уинн.

— Мам! — оглушительно завопил Брюс — тот, что постарше. — К тебе миссис Картер пришла!

Его крик, без сомнения, дошел до сведения всех обитателей Конюшенного ряда.

— Конфеты принесли? — осведомился младший братец.

Для такого маленького существа голос у него оказался на удивление хриплым. Мередит решила, что ему лет семь, а Брюсу — восемь или девять.

— Извини, сегодня у меня ничего нет, — сказала Уинн.

— Чё, совсем ничего?

На лице и в голосе мальчишки отразилась крайняя степень презрения.

— Да ладно, пошли! — приказал старший, и оба побежали по переулку.

— Представляете, что с ними будет? — спросила Уинн, понизив голос, но вполне добродушно. — Я отчетливо вижу их в суде по делам несовершеннолетних через несколько лет…

Ответа ей и не требовалось. Из дома вышла мать двух будущих малолетних преступников.

Когда Уинн впервые упомянула домработницу Оливии, Мередит мысленно представила себе женщину средних лет, полную, в переднике. Услышав, что Джанин Катто — мать-одиночка, она пересмотрела картинку и представила ее себе женщиной помоложе и посовременнее. И все же оказалось, что ее представления недостаточно современны.

Женщине, вышедшей на крыльцо, было лет двадцать восемь. Она была одета в черную футболку и легинсы в обтяжку. Видимо, в их семье любимым цветом был черный. На ногах Джанин красовались совершенно не сочетавшиеся с остальным нарядом дорогие красные тапочки, подбитые овчиной. Отдельные пряди коротко стриженных, почти как у сыновей, волос выкрашены в малиновый и золотисто-рыжий цвета, как будто Джанин прикидывала, в какой цвет ей покрасить голову, да так и не остановилась на определенном оттенке. В мочке одного уха болтался серебряный череп. Мочка второго уха была утыкана разномастными металлическими гвоздями. В общем, Джанин Катто производила сильное впечатление. Она как будто все время сдерживалась, копила энергию, которая в любой миг могла прорваться наружу с самыми неожиданными последствиями.

Гостям она улыбнулась вполне приветливо.

— Здрасте, — сказала она. — Вы не видели, куда подевались мои сорванцы?

— Вон туда! — хором ответили все трое, показывая руками в ту сторону, куда удалились два брата.

— Тогда ладно, — заметила их мамаша. — Значит, отправились в магазинчик Сейди Уоррен. Они сегодня не в школе — болеют.

— Правда? Что же с ними такое? — нерешительно осведомилась Уинн.

— Да ничего такого у них нет, — грубовато отозвалась мамаша двух сорванцов. — У одного колики — так сказал доктор Барнетт. Они постоянно чем-то болеют. Но сейчас вроде уже получше. На той неделе снова пойдут в школу.

Судя по ее голосу, она с нетерпением ждала радостного дня. Мередит подумала: зато учителя, наверное, ужасаются, предчувствуя скорое возвращение Брюса и Рикки.

— Заходите, чего же вы?

Джанин обвела рукой узкую, темную прихожую скорее повелительным, чем приглашающим жестом.

Гости трусливо попятились.

— Джанин, по правде сказать, мы пришли взять ключ от «Грачей». — Уинн показала на своих спутников. — Это мисс Митчелл, а это… — она едва заметно замялась, — а это мистер Маркби. Они хотят осмотреть дом.

— Ах да! — Джанин пристально посмотрела на Мередит и Алана. — Вы поселились в домике миссис Данби?

— Совершенно верно, — с улыбкой ответил Алан.

Он прекрасно понял, почему замялась Уинн. Ей не хотелось называть его «суперинтендентом». Если Джанин узнает, что он полицейский, вряд ли она охотно пойдет им навстречу. Уж такой у нее характер — не любит представителей власти.

— Я пойду с вами, — заявила Джанин. — Подождите секундочку, я все равно сегодня собиралась сходить и взглянуть, что там и как. Обещала агенту по недвижимости, что буду приглядывать за домом. Постойте!

И она скрылась в коридоре.

— У вас не должно сложиться о Джанин неверное впечатление, — быстро заговорила Уинн, как только они остались одни. — Она в высшей степени порядочная, трудолюбивая и надежная. Правда, дети у нее отбились от рук, но все потому, что у бедняжки Джанин нет времени присматривать за ними. Она крутится, чтобы свести концы с концами!

Джанин управилась довольно быстро: осталась в чем была, только сменила тапочки на крепкие шнурованные черные ботинки. Дверь за собой она захлопнула с громким стуком.

— Ну, тогда пошли!

— А как же ваши мальчики? — спросила Мередит. — Как они… попадут в дом?

Она от всей души надеялась, что Джанин не собирается по пути прихватить с собой мальчишек и взять их в «Грачи».

Джанин тряхнула своей разноцветной головой; серебряный череп весело запрыгал вверх-вниз.

— Значит, придется им подождать. Ничего с ними не случится. Сейди за ними присмотрит.

Они прошли мимо лавки «Все, что душе угодно». Изнутри доносились приглушенные детские голоса.

— Скажите, — спросила Мередит, не в силах устоять, — чем именно торгуют в этом магазинчике? То есть какой у них основной товар?

Джанин устремила на нее проницательный взгляд:

— Там есть все, что душе угодно, дорогуша!

— Ясно… — протянула Мередит, поняв, что продолжения лучше не ждать.

В их разговор вмешалась Уинн. Подойдя к Мередит, она прошептала:

— Сейди Уоррен торгует не столько материальными, сколько нематериальными, неосязаемыми вещами. Вы меня понимаете?

— Н-не совсем, — ответила ошеломленная Мередит.

— Скажем так, — продолжала Уинн, — Сейди Уоррен — ведьма!

Глава 5

Дон-Кихот. Принимал участие в охоте 15 с половиной сезонов, 24 марта 1902 — 11 декабря 1917 г. Скончался 12 декабря 1917 г. в возрасте 22 лет. Бесстрашный, безупречный друг, Он никогда меня не подводил. С памятника коню

Деревушка Парслоу-Сент-Джон вытянулась вдоль склона холма; если посмотреть сверху, в плане она напоминает длинный палец. История деревни отражена разными архитектурными стилями. Неправильно начинать осмотр снизу, потому что нижняя часть самая современная. Здесь, как грибы, теснятся дешевые муниципальные дома и коттеджи всеми ненавидимых представителей местной власти. В нижней же части разместились несколько мелких заводиков.

Нижняя часть деревни никак не указывает на ее древнее происхождение. В хрониках упоминается аббатство, место, куда удалялись от мира. Хотя здешнее аббатство больше напоминало крепость; в Средние века оно способно было выдержать натиск врагов и долгую осаду. Впрочем, против Генриха Восьмого аббатство не устояло. Король экспроприировал его и, вместе с соседними лесом и фермами, подарил одному придворному по фамилия Парслоу.

Новый владелец разрушил аббатство до основания. Уцелели лишь церковь и дом настоятеля. Кроме того, он добавил к названию церкви, построенной в честь святого Иоанна Богослова, свою фамилию. Вот откуда произошло название деревни: Парслоу-Сент-Джон. Парслоу, видимо, был человеком деятельным и чуял, где можно нажиться. При новом владельце-материалисте деревня процветала. Именно тогда центральную часть Парслоу-Сент-Джон застроили домами в тюдоровском стиле. На главной улице до сих пор стоят невысокие, тесные дома и бывшие лавки. Зато проходы между соседними домами довольно широкие; раньше там размещались конюшни, в наши дни конюшни переделали под гаражи для машин или мастерские.

Впрочем, период процветания оказался недолгим. После короткого взлета деревня Парслоу-Сент-Джон существовала вполне прилично, но никаких надежд больше не питала.

Уинн и ее спутники с трудом взбирались по крутому склону и одновременно как будто перемещались в прошлое на машине времени. Сначала они подошли к церкви. Массивные каменные стены и крошечные окна, больше похожие на амбразуры, напоминали о ранних днях существования аббатства. На дверях красовалось объявление: «Проводится сбор средств на реставрацию колокольни и крыши». Диаграмма, выполненная в виде старомодного термометра, показывала все растущий уровень пожертвований. К сожалению, как это ни печально, до сих пор сумма так и не перевалила за половину требуемой, но маячила на отметке трети, запечатлев уровень щедрости жителей деревни. Может быть, на диаграмму еще не нанесли скромный посмертный вклад Оливии.

Церковь стояла напротив бывшего дома настоятеля монастыря. В нем в давние времена поселились члены семьи Парслоу. Правда, сообщила Уинн, им пришлось изрядно перестроить дом. Позже здесь жил местный приходской священник, а совсем недавно поселился доктор Барнетт.

— А священнику купили дом на новом участке, — сказала Уинн. — По-моему, это очень странно, но наш преподобный считает, что местные власти поступили практично — учли, так сказать, роль церкви в современном мире. Правда, никто из тех, кто распоряжается имуществом, не ходит в церковь по воскресеньям! По-моему, не очень-то разумно покупать дорогой новый дом священнику, когда сам храм обветшал и вот-вот рухнет. Но наши власти заявили, что новый дом, в отличие от Дома настоятеля, не потребует дорогого ремонта. А Дом настоятеля за гроши купил Том Барнетт.

Мередит нисколько не удивилась, но в глубине души подумала: даже учитывая почтенный возраст Дома настоятеля, в котором теперь обитает доктор Барнетт, он все же какой-то уж слишком обветшалый. Она невольно посочувствовала доктору, ведь привести в порядок такой старый дом стоит очень дорого. Она усвоила это, пока ремонтировала свой крошечный бамфордский домик. Судя по всему, новый владелец и не думает восстанавливать старый Дом настоятеля. Хоть бы фасад покрасил, что ли. Да и обработать швы раствором тоже не помешало бы…

Уинн все шла вперед. Наконец впереди показался очень красивый, пропорциональный особняк медового цвета, построенный в георгианском стиле. Квадратный в плане дом был обращен фасадом к дороге, от которой его отделяла высокая каменная стена. Крупное объявление на стене извещало о продаже дома. Кованые металлические ворота были приоткрыты; за ними виднелась усыпанная гравием подъездная дорожка, заросшая сорняками.

— Вот и «Грачи», — сказала Уинн.

Все трое, не сговариваясь, встали у ворот и вгляделись в особняк, служивший домом Оливии Смитон. А он вовсе не такой большой, подумала Мередит. Наверное, его строили для бездетной супружеской пары. Во всяком случае, и для одного человека дом не слишком велик. Окна были закрыты — издали судить трудно, но, похоже, старинными деревянными складными ставнями. «Грачи», как и церковь, явно нуждались в ремонте. Часть крыши за резным парапетом закрывал кусок брезента, хлопавший на ветру.

— Крыша сильно протекает, — заметила Джанин. — Я уже говорила поверенному. А он ответил, что ничего поделать не может. Потом приехал мистер Кромби и накрыл дыру брезентом. Стыд и срам! Бросили такой красивый старый дом на произвол судьбы — пусть, мол, разваливается. Старая миссис Смитон в гробу бы перевернулась, если бы узнала!

Маркби уже шел вперед, вытянув руку, чтобы толкнуть ворота.

— Может, давайте посмотрим…

Подавляемое страстное желание в его голосе не укрылось от Мередит. Она была уверена: в «Грачи» Алана влечет вовсе не трагическая судьба Оливии Смитон. Тогда что же? Ее кольнуло неясное дурное предчувствие.

Джанин принялась перебирать ключи на большой связке и наконец нашла нужный. Парадная дверь открылась достаточно легко, послужив грустным напоминанием о том, как недавно покинула поместье его последняя владелица. Все вошли в просторный холл.

Свет почти не проникал сюда из-за закрытых ставнями окон, но гости разглядели, что пол выложен мраморной плиткой в шахматном порядке. Широкая лестница вела на второй этаж. Слева за открытой дверью расположилась гостиная. Джанин подошла к окну и со свойственной ей решительностью открыла ближайший ставень.

— Я стараюсь как могу, чтобы здесь все не заплесневело, — грубовато заявила она. — Правда, больше это уж не мое дело, верно? Мне не платят, как положено, за присмотр. Я получаю то, что мистер Беренс, поверенный, называет «гонораром». — Джанин явно обрадовалась, выговорив трудное слово. — Так сказать, компенсацию за труды.

Последние слова она произнесла ханжеским тоном — Мередит догадалась, что Джанин передразнивает мистера Беренса, и с трудом удержалась от улыбки.

Холл залил яркий свет; в воздухе заплясали мелкие пылинки. При свете стали видны изящные пропорции комнаты, лепной оштукатуренный бордюр на потолке и красивый камин в классическом стиле. И деревянный пол тоже, видимо, не меняли — широкие доски, скорее всего дубовые, оказались довольно неровными. Мередит в виде опыта постучала по половице носком туфли.

— Странно тут теперь, — продолжала Джанин. — Пусто как-то. А у нее столько было всяких красивых вещей! Видели по телику «Гордость и предубеждение»? Ну вот, и у нее мебель была похожа на ту, что там показывали.

— Жалко, что все распродали, — сказала Мередит. — Покупателю придется долго подыскивать нужную мебель, чтобы обставить дом в соответствующем стиле.

— Я-то сама не очень люблю всякое старье, — продолжала Джанин. — Старую мебель надо без конца полировать да вытирать пыль с резных украшений.

Она провела пальцем по скошенной панели складного деревянного ставня.

Маркби внимательно смотрел на стену.

— Вот это да… — прошептал он.

— Да, покрасить не мешало бы, — согласилась Джанин. — Когда здесь красили в последний раз, одному Богу известно.

— В последний раз?! — Алан, улыбаясь, повернулся к бывшей домработнице. — По-моему, здесь в последний раз красили примерно в эпоху Регентства или чуть позже. Вы, Джанин, совершенно верно заметили, это было примерно во времена «Гордости и предубеждения». Такой оттенок розового получался, если в краску добавляли свиную кровь.

— Правда? — Уинн подошла поближе. — А я-то и не замечала. — Она внимательно оглядела стену. — Ужас какой! — внезапно воскликнула она. — Я не про свиную кровь. Хочу сказать, ужас, если кто-то купит дом и закрасит все современной эмульсией!

— Не надо! — порывисто вскричала Мередит.

— А по-моему, так оно будет лучше всего, — заметила Джанин. — Ну как, остальное показывать?

— Они хотят посмотреть лестницу! — громко сказала Уинн.

Словно в ответ на ее слова где-то в отдалении хлопнула дверь — или створка ставня.

Значит, здесь и умерла в одиночестве Оливия Смитон. Здесь она и лежала без сознания… А может, первое время она еще была в сознании, просто не могла двигаться. В общем, она провела у подножия лестницы целых два дня и две ночи, до того как утром в понедельник ее нашла Джанин.

— Вон там, — показала Джанин. — Там я ее и нашла.

Они стояли молча и смотрели вниз. У подножия лестницы виднелось пятно. На мраморе остались слабые меловые черты. Мередит передернуло.

Алан поднял голову, осматривая лестницу:

— Говорите, она упала сверху?

Джанин уже топала по лестнице в своих крепких ботинках.

— Сейчас покажу!

Вытертую ковровую дорожку не тронули.

— Ковер старый-престарый, как и все остальное, — сообщила бывшая домработница. — Она ничегошеньки не хотела менять. И ведь не то чтобы у нее денег не было, просто не считала нужным. Всегда говорила: зачем, мол, ей в ее возрасте что-то менять? — Джанин нагнулась и ткнула пальцем в деревянные перила: в одном месте зияла дыра. — Говорят, она оступилась, схватилась за перила, а балясина-то и подломилась, вот она и полетела со ступенек! — Джанин села на ступеньку. — А все из-за тапочек. Говорила я ей, чтобы купила новые, и она даже послала деньги, да только было уже поздно. Но уж такая она была. Денег много, а на мелочи скупилась. Никогда не покупала ничего нового, и вот видите, это ее и прикончило.

Убедив гостей в своей правоте, домработница удовлетворенно кивнула.

Алан осматривал сломанную балясину и бормотал что-то неразборчивое.

Потом все снова спустились в холл.

— Кухню осмотреть желаете? — предложила Джанин. — Если хотите купить дом, без кухни вам никак не обойтись. Сразу предупреждаю: там все нужно менять.

Мередит уже забыла, что они явились сюда под тем предлогом, что хотят купить «Грачи», и поспешила выказать интерес к кухне.

Как можно было догадаться, кухня оказалась огромной. У одной стены стояла громадная викторианская плита. Рядом с ней притулилась более современная, газовая. У окна расположилась каменная раковина размером с поилку для лошадей. Дверь черного хода выходила в сад.

Джанин, видимо, расчувствовалась.

— Вот здесь я ей обед готовила. Правда, ела она как птичка. Пару картофелин, кусочек рыбки…

— Она ела в столовой? — спросила Мередит.

Джанин потрясла головой; под ухом снова заплясал череп.

— Нет, ела она всегда здесь. Бывало, приготовлю обед и зову ее. Раньше тут у нас стоял большой стол. — Она показала четыре отметины на каменном полу, оставленные ножками стола. — Раз в неделю я что-нибудь пекла — пирожки с вареньем, бисквит, иногда яблочный пирог. Ей хватало… — Домработница помолчала. — Вот и в тот день, когда я дала ей купон на тапки, я тоже пекла. Она сидела вон там… — Джанин указала на пустое место, где раньше стоял стол. — Ну и жара тогда стояла! Солнце так и шпарило, да еще духовка была включена — прямо как в сауне. Я открыла и окно, и дверь, а все равно вся вспотела. Как раз вынимала из духовки последний противень; как сейчас помню, с лимонными меренгами. Поставила на стол, а она вошла и говорит: «Джанин, я бы чайку выпила». Лично я бы в такую погоду охотнее выпила холодного пива! — Джанин засмеялась. — Но я заварила чай, мы сели за стол, и я достала вырезку. «Вот, пожалуйста! — говорю. — Товары почтой. Вам даже не придется никуда ехать, тапки по почте пришлют. Такое старье носить нельзя, — говорю. — Еще поскользнетесь и упадете». Так оно и случилось!

Мередит не сомневалась в том, что Джанин очень жаль покойную хозяйку. Тем не менее о смерти Оливии она говорила с каким-то странным удовлетворением.

Вслух Мередит заметила:

— Наверное, миссис Смитон привыкла к жаре, ведь в молодости она побывала в Африке…

Джанин с сомнением покачала головой:

— Да, говорят… Но сама она никогда ничего не рассказывала. Ни о чем не говорила. — Она покосилась на Уинн. — Только уже под конец, незадолго до несчастного случая, у нее вырвалось кое-что очень чудное.

Домработница как будто не заметила, как замерли все трое гостей, услышав ее слова.

— Да? — едва слышно прошептала Уинн.

— Когда ее пони околел… Она вечно тряслась над ним. Любила своих зверюшек. Говорила, только животные по-настоящему добры. В отличие от людей… Даже стих читала, длинный. Я запомнила только одну строчку. — Джанин набрала в грудь побольше воздуха и продекламировала: «И подл лишь человек!»

— Это гимн! — воскликнула Мередит.

— Я и сама подумала, что слишком сильно звучит, — ответила Джанин уже своим обычным голосом. — И так ей и сказала. Гимн, говорите? Какой-то он не очень бодрый. Хотя, надо признаться, я и сама немало подлецов в жизни встречала.

— Что же она вам тогда сказала? — спросил Алан.

— А вот что: «Джанин, люди могут очень жестоко относиться друг к другу! Я это знаю. Вот почему я почти ко всем повернулась спиной».

— Как по-вашему, кого имела в виду Оливия? — прошептала Мередит, когда они вернулись в холл. — Может, Лоренса Смитона?

— Кто знает? — ответила Уинн. — Может, она вообще имела в виду Маркуса Смитона, своего мужа! На второй этаж пойдете?

— Да, нам, наверное, положено обойти весь дом.

Поднимаясь на второй этаж, они снова прошли мимо сломанной балясины. Все остановились, чтобы еще раз посмотреть на нее, а Мередит пошла дальше одна.

Она оказалась на открытой площадке, с которой виден был холл. Галерея расходилась в обе стороны. Мередит постояла на площадке, пытаясь представить себе Оливию Смитон, которая тайно наблюдает сверху за тем, как трудится Джанин.

Жаль, что она не может себе представить, как выглядела Оливия. Единственный снимок запечатлел ее во время войны, когда она, облаченная в форму, возила армейское начальство. Тот облик покойной совсем не подходил к обстановке ее дома, и Мередит оставила всякие попытки воссоздать прошлое.

Она пошла по галерейке налево. Коридор оказался плохо освещенным, длинным, узким, и здесь пахло плесенью. На полу лежала ковровая дорожка со старинным орнаментом — такой называли «турецкие огурцы». Дорожка была такой же старой, как и покрытие на лестнице. Местами она собралась морщинами. Чистая удача, что Оливия не упала задолго до рокового дня. А может, она и падала… Наверное, стоит поподробнее расспросить Джанин.

Хотя Джанин может и не знать. Она ведь не бывала здесь целыми днями, а старики, как хорошо знала Мередит, не очень-то любят рассказывать другим о своих оплошностях. Если человек падает, значит, его небезопасно оставлять одного. Тем, кто падает на ровном месте, прямая дорога в дом для престарелых. Оливия, наверное, ненавидела саму мысль о том, чтобы жить с чужими людьми и соблюдать заведенный режим. Но какой же большой, оказывается, этот дом для одной пожилой дамы! Внешний вид оказался обманчивым. В «Грачах» свободно разместилась бы гостиница с завтраком для состоятельных туристов.

Мередит принялась бродить по комнатам, расположенным с правой и левой стороны коридора. Первые два раза, повернув большую медную ручку, она оказывалась в спальнях среднего размера. Окна здесь тоже были заложены ставнями, но в полумраке вполне возможно было разглядеть прямоугольники на стенах — на тех местах, где раньше стояли платяные шкафы и комоды. Пол покрыли линолеумом — видимо, несколько десятилетий назад, когда этот материал вошел в моду. Сейчас линолеум потрескался и в некоторых местах отставал от пола. Тоже довольно опасно для одинокого пожилого человека — как, впрочем, и для любого другого. Может быть, когда-нибудь здесь лежал ковер, который сняли и продали вместе со всей обстановкой. Жаль, что отсюда вынесли всю мебель!

За третьей дверью оказалась ванная. Должно быть, на ее месте раньше тоже была спальня, потому что в то время, когда строился дом, о ванных комнатах и не слышали. Какой-нибудь прогрессивный владелец, живший в конце Викторианской эпохи, распорядился внести сюда огромную чугунную ванну на гнутых львиных лапах. Кроме ванны, здесь имелась раковина и чудесный викторианский унитаз, расписанный букетиками голубых незабудок. В прочном старинном держателе из латуни и полированного дерева, несомненно старинном, красовался рулон современной туалетной бумаги. Стены портили уродливые трубы, которые, видимо, поставили позднее. Пыльные сверху, они покоились на больших кронштейнах.

Мередит дошла до конца коридора и очутилась перед дверью, которая, возможно, раньше вела в главную спальню. Комната оказалась просторнее остальных. Она распахнула дверь. Ей не терпелось проверить, так ли это, — и застыла на месте, ослепленная ярким солнечным светом, и даже попятилась.

На секунду она ослепла. Потом глаза привыкли, и она увидела: хотя бывшая главная спальня такая же пустая, как остальные комнаты, ставни открыты и все помещение заливает яркий свет. А в окне маячит смертельно бледное человеческое лицо с вытаращенными глазами и разинутым ртом.

Вопль, который испустила Мередит, заставил остальных поспешить на помощь. Все неуклюже столпились на пороге, задавая вопросы одновременно.

— Из-звините, — выдохнула Мередит. — Но я увидела лицо — очень страшное, уродливое… Вон там, в окне.

— Мы на втором этаже, — напомнил ей Алан.

— Ну и что? Говорю тебе, я видела лицо — вон там, оно смотрело сюда!

— Не твое отражение? — бестактно осведомился он.

— Я же сказала, лицо было уродливое! Спасибо за намек! Оно было очень бледное, почти белое, как у клоуна, и выражение такое… немного дурацкое. Может быть, он тоже удивился и испугался, когда увидел меня!

— «Он»? Ты уверена, что это был мужчина? — Алан направился к окну, не дожидаясь ответа.

— Да… и ставни кто-то сложил.

Многочисленные вопросы начали ее раздражать, они говорили о том, что ей никто не поверил.

— Ставни-то сняла я, — подала голос Джанин. — Я время от времени проветриваю комнаты. Должно быть, в последний раз забыла здесь закрыть.

Алан не без труда отодвинул засов и высунулся наружу.

— Между прочим, ты права! С той стороны к стене прислонена лестница! — Он развернулся лицом к остальным.

— Разумеется, я права, — заносчиво ответила Мередит. — Я ничего не выдумала!

— Господи, неужели сюда пытался забраться грабитель? — вскричала Уинн. — Взломщик?

— Сейчас выясним…

Все во главе с Аланом спустились на первый этаж, выбежали на улицу и обежали дом кругом. С той стороны их ждало разочарование. Под окном действительно стояла лестница, прислоненная к карнизу. Но других признаков жизни не было.

— Странно!

Джанин подбоченилась и широко расставила обутые в ботинки ноги.

Алан первым услышал шорох в кустах и бросился туда. После короткой погони и схватки он вернулся, толкая перед собой извивающегося юнца лет восемнадцати-девятнадцати.

— Он самый! — тут же воскликнула Мередит.

— Я ничего не сделал! — захныкал пленный.

— Ох ты, — с облегчением произнесла Уинн. — Всего-навсего парень Берри.

— Эй, ты, Кевин! — крикнула Джанин. — Ты зачем залез на лестницу?

Увидев, что незваного гостя опознали, Маркби отпустил его. Парень Берри, или Кевин, потирая плечо, смерил Маркби угрюмым взглядом. Судя по всему, он прикидывал, не сбежать ли ему снова. Он сделал шаг в сторону, затравленно глядя на всех. Он был тощий, но мускулистый, с нездорово бледным прыщавым лицом и торчащими ушами. Когда он говорил, становились видны крупные зубы; один передний был обломан. На нем были грязные джинсы и футболка. Мередит подумала: хотя ее предыдущий эпитет «урод» и являлся некоторым преувеличением, бедняга и правда не красавец. Когда она увидела его лицо в ореоле яркого света на уровне второго этажа, она испытала шок. Похоже, у парня все же не в порядке с головой.

— Меня мистер Кромби прислал, — срывающимся голосом объяснил Кевин, словно оправдываясь, и всплеснул длинными тонкими руками — то ли от огорчения, то ли показывая, за каким делом его сюда послали. — Вы, миссис Картер, идите и спросите его сами.

— Крышу, что ли, починить? — спросила догадливая Джанин.

Юнец просветлел:

— Вот именно! Мистер Кромби велел слазить наверх и посмотреть кладку вокруг окна. Раствор-то сырость разъела.

Все задрали голову, следя за указующим перстом Кевина. Вокруг некоторых кирпичей в самом деле виднелись темные пятна, что служило явным доказательством наличия сырости.

Парень приободрился и воинственно продолжал:

— Откуда мне знать, что вы все в доме? Я лез по старой лестнице и как раз поравнялся с окном. Заглянул внутрь и увидел вот ее. — Он кивнул в сторону Мередит. — Ну и струхнул же я! Ведь в старухином доме никого не должно было быть! Чуть с лестницы не свалился, — все более обиженным тоном продолжал он.

— Извини, Кевин, — сказала Мередит. — Но и я тоже испугалась.

Кевин пропустил ее извинение мимо ушей и устремил свой взгляд на Уинн, которую, видимо, считал главной.

— Мистер Кромби велел мне тут все проверить.

— Да, Кевин, ты так и сказал.

— А я-то не проверил, — упрямо повторил парень.

— Все понятно, Кевин, продолжай.

Уинн ободряюще улыбнулась ему.

— Нечего пугать людей, когда они стоят на лестнице, — продолжал Кевин. — Что бы сказал Эрни, если бы я брякнулся оттуда и сломал ногу или еще что-нибудь?

Смерив их последним угрюмым взглядом, он зашаркал прочь.

Мередит невольно задумалась: уж не падая ли с лестницы в прошлый раз, парень сломал себе зуб? Она наблюдала, как Кевин быстро и ловко взбирается по приставной лестнице, хватаясь руками за перекладины.

Джанин вдруг оживилась:

— Если хотите купить дом, вам надо будет, чтобы кто-то здесь все чинил и поддерживал порядок — мистер Кромби, я и Эрни Берри.

Маркби и Мередит заверили ее, что все поняли.

Но Джанин не желала сворачивать с избранной темы:

— Мистер Кромби занимается строительством. Он денег много не берет. Эрни берется за любую работу, ну а я бы охотно продолжала здесь убирать.

— Учту, — виновато пообещала Мередит.

После того как «Грачи» лишились хозяйки, экономика деревни явно оказалась подорвана. Джанин осталась без места, Эрни со своим парнем, которые занимались садом, тоже. Правда, подрядчик Кромби вряд ли обанкротился, но все же лишился надежного источника постоянного дохода.

Маркби буркнул что-то насчет сада и побрел по дорожке между кустами. Мередит поспешила за ним, не дожидаясь, пока Джанин начнет обсуждать условия трудового договора.

Она наблюдала, как Маркби время от времени наклоняется, дергает цветы, вытирает ноги о сухую землю. Наконец он остановился перед замшелой статуей дамы в складчатом плаще.

— Хотя никто здесь ни за чем не следил, место красивое, — задумчиво проговорил Алан.

Мередит, которую снова кольнуло дурное предчувствие, возразила:

— Верно… но дом такой большой!

В ответ он буркнул что-то неразборчивое и зашагал прочь. Они подошли к бывшему огороду, который нежился под солнышком за красно-кирпичной стеной. Напротив в стену была врезана арочная калитка. Маркби толкнул ее, и они очутились в загоне.

Сюда как будто не проникало ни дуновения ветерка. Листья красивого каштана, стоящего посреди загона, уныло повисли. Алан молча указал вперед. Они вместе зашагали по дерну, еще не совсем зеленому после летней засухи, и очутились у большого прямоугольника земли, вскопанной не очень давно. Правда, холмик уже осел, и из земли полезла сорная трава. Крошечные ростки обещали превратиться в основном в крестовник и крапиву. Хотя прямоугольник был слишком велик для человеческого места упокоения, все же перед ними была могила.

Мередит отбросила со лба непослушную каштановую прядь.

— Раз среди людей у нее друзей не было, — заметила она, — она должна была очень привязаться к своему пони.

На жаре она вся взмокла: лоб покрылся испариной, голова зудела.

Алан, сунув руки в карманы, пристально рассматривал земляной прямоугольник.

— Хуже было бы, если бы она умерла первой, — возразил он. — Кто бы взял себе ее пони? Скорее всего, скотинка попала бы в неподходящие руки. Не забывай, он ведь уже состарился и много лет не трудился. Отправили бы его на бойню, и он окончил бы свои дни в виде собачьих консервов.

— Не надо! — воскликнула возмущенная Мередит.

Такие слова, произнесенные над могилой животного, звучали кощунственно.

Алан посмотрел на нее с улыбкой:

— Мередит, ты только представь, что бы мы с тобой могли сделать с домом и садом!

— Так я и знала! — воскликнула она. — Ну и что бы мы сделали? Парк огромный, дом большой и ветхий: пять или шесть спален, две комнаты для прислуги в мансарде, а еще сад, огород, загон…

— Тебе ведь дом понравился, — не сдавался Алан.

— Да, очень понравился. О таком доме можно только мечтать, но… — В ее голосе зазвучали не менее упрямые нотки. — Но именно мечтать! Отсюда и на работу не выберешься!

— Я могу досрочно выйти в отставку. Я уже много лет служу в полиции. Пожалуй, слишком давно.

— Ну и что? И потом, а как же я? Ты представляешь, сколько придется тратить времени, чтобы каждый день утром ездить в Лондон на работу, а вечером возвращаться обратно? Нет, это совершенно невозможно!

— Ты тоже можешь досрочно выйти на пенсию. Ты не набрасывайся на меня, а подумай хорошенько. Почему бы и нет? Ты терпеть не можешь бумажную работу в Лондоне. Тебе всегда нравились лишь зарубежные командировки, жизнь в чужих странах и работа в консульстве. И ты ведь сама не помню сколько раз говорила, что больше за границу в командировку не поедешь. Так что… подавай в отставку!

— Летом я ездила в Париж! — напомнила Мередит.

— Только потому, что проклятый Смайт сломал ногу. Командировка была краткосрочная и одноразовая. Разве что Смайт сделает тебе одолжение и начнет ломать конечности через равные промежутки времени.

— Ничего смешного! — отрезала Мередит. — Ты просто не любишь Тоби!

— А за что его любить? Тридцать три несчастья…

Оба замолчали. Теплый ветерок навевал сон; какая-то мошка опрометчиво уселась на нос Мередит. Мередит сердито смахнула ее.

— Не знай я тебя, я бы решила, что ты ревнуешь к бедняге Тоби!

Ответом ей послужило глухое ворчанье. Мередит решила поскорее сменить болезненную тему Тоби Смайта, хотя ведь не она первая заговорила о нем! С досады она нанесла ответный удар, заговорив на не менее болезненную тему:

— Ты говорил, когда ты был женат на Рейчел, у тебя уже был большой старый дом, который тебя чуть не доконал.

— Наш брак он, возможно, и доконал. Но все потому, что в том доме я жил с Рейчел! А здесь я намерен жить с тобой.

— Алан, прекрати сейчас же! Чем мне заниматься целыми днями, если я уйду с работы и буду жить здесь с тобой растительной жизнью?

— Не обязательно жить растительной жизнью. Ты, например, можешь открыть в Парслоу-Сент-Джон книжный магазин…

— Книжный магазин?!

— Почему бы и нет?

— Но я не сумею управлять книжным магазином!

— Научишься. Вряд ли это так уж трудно.

— Для меня — трудно. Я в таких делах ничего не смыслю. — Мередит замолчала. Перед ее мысленным взором всплыла картинка — не самой себя в окружении книг, а запыленной витрины под вывеской «Все, что душе угодно». — Во всяком случае, процветать мой магазин вряд ли будет, — заметила она.

— Хотя бы подумай об этом серьезно.

Она собиралась гневно парировать: «Уже подумала!» — но осеклась. Алан стоял, слегка наклонив голову; челка небрежно упала на лоб, на лице застыло напряженное выражение, а в глазах появился знакомый взгляд, который говорил, что он уперся и так легко не уступит. Такой взгляд и такое выражение она прекрасно знала. Мередит подумала: упрямство очень помогает Алану в его работе. Он не сдается. Его никто не собьет — ни коллеги, которые отказываются идти ему навстречу, ни упрямые свидетели, которые ходят вокруг да около, ни отсутствие улик. Если уж он решил, что напал на след, вышел на правильную дорогу, он будет идти по ней до конца, несмотря ни на что.

Но черта характера, которая очень полезна сыщику, в личной жизни создает немало трудностей. Мередит с грустью подумала: она ведь и сама бог знает сколько раз из-за своего характера попадала в затруднительное положение. И пусть Алан держится со всеми, даже с самыми закоренелыми преступниками, безупречно вежливо, а с ней часто откровенно робеет, он становится прочным, как скала, если речь заходит о его убеждениях. А сейчас, в мирном загоне, обвеваемом легким ветерком, который принес с луга аромат сена, он вбил себе в голову, что они могут поселиться в «Грачах» и вести гармонический образ жизни. Подумать только — они вдвоем в глуши, в Парслоу-Сент-Джон!

— Алан. — Мередит старалась говорить спокойно и рассудительно. — Я понимаю, в чем дело. В этом году у тебя не было нормального отпуска. На новой должности тебе приходится очень много работать. Естественно, тебе все слегка поднадоело и хочется обосноваться здесь. Но через две недели, поверь мне, ты эту идиллию возненавидишь. И я тоже. И тогда конец нашей любви. Один из нас наверняка убьет другого. И можно лишь гадать, кто из нас первым схватится за хлебный нож!

Должно быть, думала она потом, последние слова вырвались у нее из глубины подсознания. Оба они думали об убийстве — не сознаваясь в этом даже себе. Здесь так мило и тихо, так мирно… Откуда же мысли о зловещем преступлении?

После долгого молчания Алан покорно ответил:

— Ладно, но, по-моему, ты забегаешь вперед. Ты еще ничего не обдумала как следует. Я прошу тебя лишь об одном: прикинь все за и против. — Он зашагал по траве. — Пора возвращаться, не то Уинн вышлет за нами спасательный отряд.

Мередит медлила над свежей могилой.

— Может, ты все же сходишь к ветеринару? Как там его зовут — кажется, Рори… Спроси его, отчего издох пони. Как его отравили…

— Да, наверное, схожу, — кивнул Алан. — Может быть, завтра утром. Только чтобы сделать приятное Уинн, понимаешь?

— Конечно понимаю.

Они зашагали назад, миновали огород, прошли по обсаженной кустами тропинке, мимо статуи дамы в складчатом плаще. Джанин и Уинн они нашли на садовой скамейке. Бывшая домработница и их соседка оживленно беседовали.

— Что ж, мы все посмотрели, — неосторожно обронила Мередит.

— И как, покупаете? — спросила Джанин.

— И как, займетесь расследованием? — спросила Уинн.

Глава 6

— Вам незачем сообщать нам, сэр, что сказал солдат или кто-то другой, — перебил судья. — Это не относится к свидетельским показаниям.

Чарльз Диккенс.[3]

— Нечего здесь расследовать, Уинн, — кротко, уже в который раз, убеждал Алан Маркби. — Совершенно нечего!

— Ну, не знаю, — задумчиво сказала Мередит.

Алан наградил ее красноречивым взглядом: сейчас ему, как никогда, требуется ее поддержка, а она перебегает на сторону противника!

Они сидели в пабе «Королевская голова» за шатким столиком у широкого старинного камина. Все трое наклонились вперед, и их головы почти соприкасались. К тому времени как они вернулись из «Грачей», наступило обеденное время, и Уинн предложила продегустировать здешнее меню.

— Мервину Полларду не терпится поставить дело на широкую ногу. Отдельного ресторанного зала у него нет, есть приходится прямо в баре, но народу здесь, как правило, немного. Зато меню отличается иногда… чрезмерным честолюбием, — загадочно закончила Уинн.

Мередит и Алан ожидали найти в деревенском пабе простые, проверенные временем, сытные блюда. Они изрядно удивились и смутились, когда им предложили наси горен — жареный рис по-индонезийски — и треску по-бордоски в винном соусе. Они испытали облегчение, увидев в меню и традиционный для английского паба «обед пахаря». Его предлагали в двух вариантах: с сыром и паштетом.

— Уинн, теперь я понимаю, что вы имели в виду, когда говорили о здешнем меню, — сказал Маркби, прочитав список блюд. — Вот именно — честолюбивое.

Чуть позже Мередит сдвинула лист салата на край тарелки и задумчиво оглядела красновато-коричневую лужицу соуса чатни — все, что осталось от ее «обеда пахаря». Экспериментировать на себе она не любила и жареный рис в середине дня предпочитала не есть, поэтому выбрала самое простое блюдо в меню.

К столу, шаркая ногами, подошел сам Мервин Поллард, владелец паба, который лелеял честолюбивые планы. Он принялся собирать грязную посуду.

— Дать вам карту десертов? — предложил он. — Сегодня у нас на сладкое иностранный десерт, тирумозо.

— Что это такое, Мервин? — спросила Уинн.

— Тирумозо-то? Итальянская сладость. Похоже на наш шоколадный бисквит со сбитыми сливками.

Владельца паба поблагодарили, но от тирамису вежливо отказались. Мервин как будто удивился и спросил, не хотят ли гости еще выпить. Судя по выражению его лица, не выпить еще значило бы кровно его обидеть, тем более они отказались от дежурного десерта, поэтому все трое поспешили повторить заказ.

— Сейчас принесу, — пообещал он.

Мередит смотрела, как Мервин Поллард пробирается по переполненному бару. Крыша была низкая, с дубовыми балками, а владелец паба отличался очень высоким ростом и длинными руками и ногами — настоящий великан. Казалось, ему не пристало заниматься черной работой, например убирать со столов. Тарелки в его лопатообразных руках выглядели маленькими и хрупкими. Взгляд Мередит упал на объявление у входа, напоминающее посетителям о низкой притолоке. Как в нем остроумно объявлялось, «пригнитесь, чтобы потом не жаловаться». Сам Мервин, чтобы каждую минуту не ударяться головой, двигался весьма любопытно. Он ходил, склонив голову набок и задрав одно плечо выше другого, отчего очень напоминал Игоря, слугу Франкенштейна, каким его изображали в старых фильмах. Он скрылся за дверью, за которой, видимо, находилась кухня. Вскоре послышались добродушные шутки, которыми он обменивался с обладательницей визгливого женского голоса.

Дождавшись, когда Мервин скроется из вида, Уинн возобновила атаку. Она раскраснелась — отчасти от переживаний, а отчасти от выпитого джина-тоника. Прическа у нее снова растрепалась. Казалось, сейчас все шпильки попадают на стол.

— Послушайте, Алан! — пылко заговорила она. — Я изо всех сил старалась не выдать всего, что я думаю. Мне хотелось, чтобы вы пришли к тому же выводу, что и я, самостоятельно. Вот почему я изложила вам голые факты и дала время на размышление. Как у вас говорится, я изо всех сил старалась не задавать свидетелю наводящих вопросов. Мне показалось, что вы, страж порядка с огромным опытом работы, тут же поймете, что я имею в виду! — Из прически выбилась седая прядь и повисла у нее перед носом. Уинн сердито отбросила ее назад.

— Но ведь вы не даете мне прийти к собственному выводу, — заметил Алан. — Вы всячески пытаетесь навязать мне свою точку зрения!

— Я много лет проработала в журналистике! — парировала Уинн. — Нюхом чую, когда дело нечисто. И вы, полицейский, должны чувствовать то же самое!

— Уинн, вы всегда отдавали материал в печать, не проверив предварительно все факты?

— Нет, конечно! — обиделась Уинн.

Шпильки снова угрожающе задрожали; одна высунулась из пучка под очень опасным углом. Мередит как завороженная наблюдала за шпилькой: упадет — не упадет?

— Так вот, я тоже… то есть я никогда не пускался в погоню, не имея на руках каких-либо доказательств. А у вас, Уинн, никаких доказательств нет!

Опять знакомые упрямые нотки, подумала Мередит. Неужели он в самом деле задумал купить «Грачи»? Нет, наверное, поддался минутной слабости. Дом, конечно, очень красивый…

Она вздохнула.

Уинн, казалось, вот-вот раздосадованно вскочит на ноги, но ей помешал Мервин Поллард. Он принес поднос и расставил перед ними напитки, ухитрившись перепутать все заказы. Когда он, привычно склонив голову набок, зашаркал прочь, они поспешно поменялись: Уинн отдала сидр Мередит и взяла у Маркби свой джин-тоник, Мередит отдала Алану его пиво.

Уинн воспользовалась временным затишьем, чтобы снова ринуться в бой:

— Алан, но ведь вы же не станете отрицать, что Оливия вела себя очень странно. Похоже, у нас, в Парслоу-Сент-Джон, она от кого-то пряталась! Вот именно — пряталась!

— «Хочу один остаться…» — преувеличенно театрально процитировал Маркби.

— Могли бы отнестись к моим словам и посерьезнее! Хотя бы только из вежливости.

— Извините, Уинн! — пробормотал пристыженный Маркби.

Наклонившись к нему, Уинн зловеще прошептала:

— Она чего-то боялась, но от судьбы, как говорится, не уйдешь!

— О чем вы? Ох, Уинн, простите еще раз. По-моему, вы и сами прекрасно понимаете, что ничем не можете доказать собственные подозрения!

— Не верю, — решительно продолжала Уинн, — что она упала с лестницы случайно. Я знаю, у нее отрывалась подошва на тапке, но ведь она ходила в одних и тех же тапках много лет — и ничего. И потом, мы не знаем, сильно ли отрывалась подошва. Я вот что имею в виду: если она не сама упала, а ей помогли, убийца первым делом непременно оторвал бы подошву побольше. А потом надломил бы балясину на верхней площадке. Алан, она могла упасть в любое время, а упала в конце недели, и нашли ее только в понедельник. Не верю!

— Такие совпадения случаются. Она была очень стара и, наверное, ходила с трудом — отрывалась у нее подошва или нет. Кроме того, на дознании должны были рассмотреть все подозрительные обстоятельства. Если бы у коронера возникли вопросы, он бы непременно дал делу ход. Видимо, никаких сомнений ни у кого не возникло. Ну а насчет того, что она якобы пряталась… Я бы так не сказал. Разумеется, Оливию Смитон можно назвать пожилой затворницей. Она потеряла свою подругу и компаньонку, а еще раньше лишилась мужа. Вот и решила продолжать жить без общества. Возможно, не смогла смириться еще с одной потерей. Кстати, не заметили ли вы, что в последние годы жизни она была особенно несчастна?

— Кто-нибудь хочет послушать мое мнение? — негромко спросила Мередит.

Уинн и Алан повернулись к ней в некотором оцепенении и хором извинились.

— Дорогая моя, я вовсе не хотела исключать вас из разговора. — Уинн похлопала ее по плечу.

— Хотя ты сама все время сидела тихо, как мышка, — заметил Алан. — Ну давай, говори!

— Не буду, если вы отнесетесь к моим словам легкомысленно! Я согласна с Уинн: дело серьезное. Мы ведь обсуждаем смерть Оливии Смитон. Разумеется, и ее жизнь тоже. — Мередит нахмурилась. — Но расспросить нам уже некого. Уже поздно. Уинн пыталась что-то узнать у самой Оливии, когда переписывала ее некролог, но ничего не вышло. Я заметила: ни один из вас пока не интересовался возможным мотивом. То есть, Уинн, конечно, задавалась этим вопросом. Она считает, что корни всего надо искать в ее прошлом и так далее. Но я не верю, что кто-то может много лет настолько сильно ненавидеть восьмидесятилетнюю старуху, чтобы спланировать ее убийство! По-моему, тут важно другое. Ее жизнь близилась к концу…

Мередит многозначительно замолчала.

— Продолжай! — сказал Алан, хлебнув пива.

— Что делает человек в конце жизни? Приводит дела в порядок и пересматривает завещание. Не забывайте: Оливия Смитон была очень богата. Кто-то, возможно, питал определенные надежды, в связи с ее завещанием. Но пожилые люди иногда меняют завещания, повинуясь своим капризам. И вот некто, очень нуждавшийся в деньгах и полагавший, что ему (или ей) по завещанию достанется крупный куш, возможно, решил… так сказать, застраховать себя от возможных капризов старушки.

— Но ведь по ее завещанию никто особенно много и не получил, — задумчиво возразила Уинн. — Джули Кромби получила пару тысяч… но у Макса у самого куча денег.

— Значит, предполагаемый наследник заблуждался. По-моему, мою версию стоит проверить, хотя бы только из-за того, что говорила Джанин.

— Когда Оливия сказала ей, что люди плохо обращаются друг с другом?

Алан смотрел на нее в упор.

— Нет! Вспомни, как Джанин уговаривала ее заказать новые тапочки, а также о том, где и когда происходил разговор! — Для вящего эффекта Мередит помолчала. — На кухне в жаркий день, когда Джанин что-то пекла в духовке и все двери и окна были открыты. Их разговор мог подслушать кто угодно, в доме или снаружи, например в саду. И кому-то в голову могла прийти очень скверная мысль…

Маркби закрыл лицо руками. Подняв голову, он сказал:

— И ты не лучше Уинн — извиняться не буду! Да, согласен, всякое бывает. То, что ты говоришь, вполне возможно. Но у нас нет доказательств, что именно так все и было! Мы не знаем, подслушивал ли кто-то их разговор, или даже оказался ли кто-то поблизости и теоретически мог их подслушать!

— Можешь еще раз расспросить Джанин, — предложила Мередит.

— Ну уж нет, только не я! Я здесь совершенно ни при чем!

— Вы еще кое о чем забываете, — встряла в разговор Уинн. — А именно — о пони!

— Господи, опять несчастное животное!

— Да, история очень печальная. Алан, пони кто-то отравил. Пожалуйста, поговорите с Рори Армитиджем! Кто-то здесь ненавидел Оливию и желал ей зла!

Они могли пререкаться бесконечно, но Мередит, оглянувшись в сторону входной двери, вдруг спросила:

— Это еще кто?

Человек, вошедший в «Королевскую голову», занял собой весь квадратный дверной проем. Он и сам был какой-то квадратный, хотя среднего роста, но с крайне мощными плечами, обтянутыми грязноватой фуфайкой. Кроме фуфайки, на незнакомце были такие же грязные вельветовые брюки и крепкие рабочие ботинки. Из выреза фуфайки торчала густая поросль волос. Настоящий Кинг-Конг, только в одежде, подумала Мередит. Однако голова у него оказалась совершенно лысой: на круглом загорелом черепе не росло ни единого волоска. Черты обветренного смуглого лица были какие-то приплюснутые. Губы расползлись в улыбке. Присмотревшись, Мередит решила, что приветливость тут ни при чем. Незнакомец, видимо, все время улыбается — непроизвольно. У него как будто судорогой свело мышцы. Вот страшилище! Если встретить такого на темной улице, можно и испугаться!

Незнакомец оглядел зал со своей бессмысленной улыбкой и поздоровался со всеми, хрипло прокаркав:

— Добрый вечер!

Завсегдатаи, не отрываясь от своих кружек, хором ответили вновь пришедшему. А тот подошел к барной стойке. Мервин, медленно вытиравший натекшую на стойку лужицу пива, тоже поздоровался с ним:

— Ну, здорово, Эрни. Тебе как обычно?

— Это Эрни Берри, — сказала Уинн, понизив голос. — Наш разнорабочий. Не красавец, конечно, но полезный человек. Настоящий мастер на все руки. За деньги Эрни сделает все что угодно. Для него нет ни слишком грязной, ни слишком неудобной или неприятной работы. Его позвали, когда пришлось хоронить пони Оливии. Конечно, один бы он не справился.

— Отец Кевина? — уточнила Мередит.

Уинн поморщилась:

— Ну да, кое-кто так считает. Эрни никогда не был женат; в течение жизни с ним жили несколько женщин. Он зовет их своими подружками. Правда, в последнее время в его доме женщин не видно. Одна из подружек сбежала, а ребенка оставила. Не знаю, в самом ли деле Кевин — сын Эрни или его мать поселилась у Эрни уже с младенцем. Но Кевин живет вместе с Эрни и работает на него. Эрни трудится добросовестно. Не халтурит, не спешит. Но у него, так сказать, низкий потолок. Лучше всего ему удается то, что можно сделать голыми руками и без проводов. Я бы не подпустила его ни к одному электроприбору.

— Бухгалтерские книги он наверняка не ведет, — сказал Маркби. — Нет-нет, Уинн, я не собираюсь копаться в источниках его доходов! Я же не налоговый инспектор. Просто за долгую жизнь я повстречал немало таких вот на все руки мастеров вроде мистера Берри; все они неизменно требуют оплату наличными.

— Да, Эрни такой, — согласилась Уинн. — Наверное, это потому, что он неграмотный. Даже расписываться не умеет.

— Хотите сказать, он не сумеет подписать чек? — Маркби было не так-то легко запутать. — Неграмотность удобна еще в одном отношении: он всегда может присягнуть, что знать не знает никаких законов, потому что не может их прочесть.

Мередит удивилась;

— Должно быть, время от времени ему все же приходится заполнять разные анкеты… Как ему это удается?

— Кевин помогает, — пояснила Уинн. — Кевин несколько лет проучился в деревенской школе и умеет читать и писать. Парень, конечно, не слишком башковитый, но все понимает, если ему растолковать простыми словами. По-моему, раньше, когда Эрни Берри в чем-то не мог разобраться, ему помогала Оливия. Читала ему официальные письма, например. Видите ли, Эрни не хочет, чтобы местные были в курсе его личных дел, но Оливию он местной не считал и знал, что сплетничать она не станет. Она ведь была настоящей леди и, какой бы его секрет ни узнала, наверняка держала язык за зубами!

— И она упомянула их в завещании? — тихо спросила Мередит.

— Что-что? Ах да — оставила им обоим по паре сотен, — отмахнулась Уинн. — Так что в конечном счете ее завещание оказалось выгодно Мервину Полларду!

— Она была очень слаба и жила одна в большом доме, — заметила Мередит.

Вернувшись наконец к себе и оставшись одни, они сидели у камина, ужинали омлетом и пили вино. Омлеты жарил Алан. Мередит терпеть не могла готовить, а когда ей все же приходилось, считала готовку своим проклятием. Стоило ей положить что-нибудь на сковороду, как еда немедленно прилипала. Алана тоже вряд ли взяли бы на должность шеф-повара в модном ресторане. Впрочем, можно ведь посоветоваться с зятем — специалистом в области кулинарии. Омлет удался на славу, и Мередит не поскупилась на похвалы.

Маркби скромно улыбнулся и ответил на ее предыдущее замечание:

— Да, Оливия была слаба, как всякий одинокий пожилой человек. Возможно, в твоих предположениях насчет завещания что-то есть, но мы уже никак и ничего не сумеем доказать. Мне приходилось заниматься множеством подобных дел. Глаз цепляется за мелкие противоречия, неточности, свидетели путаются в показаниях, рядом с покойными были люди, мягко говоря, не слишком разборчивые в средствах и так далее… Этого недостаточно. Взять, к примеру, Берри. По словам Уинн, он хороший рабочий. Судя по всему, он исправно помогал Оливии и относился к ней с почтением. Может, чуточку побаивался? Носил ей читать официальные письма, если Кевин не мог в них разобраться. По-своему он вполне нормален. Естественно, я бы не стал ему доверять. Таких, как он, я немало повидал на своем веку. У них вечно просрочены акцизные диски на машину, они держат в доме оружие без специальной лицензии — и если уж на то пошло, то и телевидение себе подключают незаконно. Они не преступники. Просто не утруждают себя соблюдением законов. Согласен, будь у меня пожилая родственница, мне неприятно было бы знать, что она зависит от типа вроде Эрни. Но в данном случае у нас нет никаких оснований подозревать, будто он обманывал Оливию или каким-то образом использовал ее.

— Но ты ведь сходишь к Рори Армитиджу? Ты обещал!

Алан вздохнул и отложил вилку.

— Схожу, схожу, успокойся. Вы с Уинн вдвоем меня просто до печенок достали! Завтра сразу после завтрака нанесу визит этому ветеринару, перехвачу его до того, как он отправится на работу. Ты идешь со мной?

Мередит отвела глаза в сторону:

— Нет, иди сам. Если к нему неожиданно нагрянут двое чужаков и начнут приставать с вопросами, он замкнется в себе. Нет уж, ты поговори с ним, как мужчина с мужчиной. Ну а я… я, пожалуй, схожу в Конюшенный ряд, в тот забавный магазинчик.

— Чего ради?

Мередит подняла на него пристыженное лицо:

— Если уж хочешь знать, меня зацепили слова Уинн. Она сказала, что Сейди Уоррен, владелица «Всего, что душе угодно», — местная ведьма. Хочу с ней познакомиться. Никогда еще не встречала ведьму!

— И завтра не встретишь, — поспешил заверить ее Алан. — Ты увидишь самую обыкновенную чокнутую старушку, которая считает себя ведьмой!

— Полагаю, это не противоречит закону?

— Что именно — объявлять себя ведьмой? Нет, само по себе не противоречит. Все зависит от того, чем она занимается. Если водит хороводы в странных нарядах и бормочет заклинания, ничего страшного. Если в деле замешаны наркотики или совращение малолетних, тогда совсем другое дело. Возможно, она считает себя «белой колдуньей» и безобидна. Ты вдоволь наслушаешься болтовни о языческих дохристианских верованиях, зеленых человечках, боге Пане, Матери-земле, мужских и женских началах природы, о летнем и зимнем солнцестоянии и, возможно, еще немножко о Древнем Египте. В этом нет ничего нового.

— А может, она торгует заговорами?

— Я бы ей не советовал заниматься такими делами, равно как и насылать на кого-то порчу. Подобные действия могут квалифицироваться как мошенничество или вымогательство и караются довольно сурово. — Маркби поднял голову и широко улыбнулся. — Только не говори, что хочешь купить у нее заговор!

— Нет, — ответила Мередит, собирая тарелки. — Я куплю какой-нибудь сувенир на память о Парслоу-Сент-Джон.

— Желаю удачи, — ответил Алан. — Скорее всего, ты у нее ничего не получишь, кроме обычной псевдорелигиозной чуши. Ты здесь чужая. С какой стати ей тебе доверять? Возможно, она и продаст тебе камень-амулет или еще какую безделушку, но не станет уверять тебя, будто они творят чудеса. Такие люди сумасбродны, но они совсем не дураки.

Мередит, с тарелками в руках, остановилась на пороге:

— Как по-твоему, жители Парслоу-Сент-Джон верят, что она… ведьма?

Маркби устроился в кресле поудобнее и кивнул:

— По-моему, в такое верят многие. Никогда нельзя недооценивать того, что происходит в английской деревушке.

Глава 7

В прошлую субботу три молодые женщины из нашего города были обвинены в ведовстве…

Из книги «Черная магия: описание и разъяснение» (1709)

Утро выдалось погожим, хотя в воздухе веяло морозцем. Морозная свежесть указывала на то, что затянувшееся лето близится к концу. В дверь стучится осень, а там и до зимы недалеко.

Мередит очень любила такую погоду. Лето и зима по-своему взывали к праздности или долгой спячке. А в такие осенние дни инстинкт требовал вставать и действовать. Сейчас всего лишь девять утра, но она уже идет в Конюшенный ряд, чтобы застать Сейди в ее логове до того, как разыграется день.

Алана она оставила дома — пить кофе и читать газету. Но он пообещал ей, что сходит к ветеринару Армитиджу. Мередит не сомневалась, что слово он сдержит. Позже они договорились встретиться дома и обменяться впечатлениями.

Первые, кого Мередит увидела в Конюшенном ряду, были Брюс и Рикки. Они пинали футбольный мяч и оглашали узкую улочку своими звонкими криками. Здесь, на задворках деревни, машин, видимо, мало — что днем, что ночью. Интересно, зачем нужно было открывать магазинчик в таком невыгодном месте? Разве что хозяйка специально не хочет быть на виду.

Магазинчик Мередит нашла таким же, как и в прошлый раз. В витрине красовался тот же набор пыльных сувениров, и даже кот сладко спал на прежнем месте. Причем в той же самой позе. Да жив ли он? Мередит внимательно посмотрела на кота и вскоре с облегчением заметила, что животное дышит: худые бока под линялой шубкой поднимались и опадали. И тут она заметила, что за ней самой наблюдают, причем так же пристально, как она за котом.

По ту сторону витрины, за пыльными товарами, кто-то стоял и разглядывал ее. У Мередит сложилось впечатление, что на нее смотрят с любопытством и немного враждебно. Потом она уловила движение: тот, кто смотрел на нее, отошел. Теперь назад пути не было. Мередит снова кольнуло дурное предчувствие, но она решительно толкнула дверь магазинчика.

Торговый зал оказался маленьким; почти треть его занимал прилавок. За прилавком, за громоздким викторианским кассовым аппаратом, стояла, судя по всему, сама хозяйка.

Сейди Уоррен оказалась высокой, почти такой же высокой, как Мередит, в которой росту было метр семьдесят семь. Мередит удивилась, хотя, собственно говоря, миссис Уоррен имела полное право оказаться высокой, низкой, толстой, тощей и вообще любых размеров и пропорций. Но дело было не только в росте; самое сильное впечатление производила плотность этой женщины.

Мередит была довольно худощавой. Сейди оказалась узкоплечей, но плотного сложения; правда, очертания фигуры скрывала бесформенная голубая хламида в крошечные розовые и желтые ромашки. На шее висел амулет с явно восточным узором. На овальном лице Сейди Уоррен выделялся нос, который принято называть римским, а взгляд оказался весьма проницательным. Мередит поняла, что за ней следила именно хозяйка магазинчика. Неестественно черные волосы Сейди зачесала наверх и скрепила по бокам двумя ярко-розовыми пластмассовыми заколками-бабочками. Губы улыбались покупательнице, но круглые черные глаза смотрели недружелюбно.

Мередит подумала об Эрни Берри. Похоже, многие жители этой деревушки улыбаются машинально, а глаза у них злые, настороженные.

«У них общая тайна…» — подумала Мередит.

Мысль оказалась не слишком приятной.

— Да, дорогая? — спросила Сейди.

Голос у нее оказался низким, хриплым, почти скрипучим. Обладательница такого голоса, должно быть, много лет питает пристрастие к джину и табаку.

— Здравствуйте! — радостно ответила она. — Я несколько дней живу в вашей деревне, и…

— Да, — согласилась миссис Уоррен, словно удостаивая Мередит удовлетворительной оценкой за правильный ответ.

Мередит тут же осеклась. Сейди, конечно, уже знает, что они с Аланом здесь временно живут; скорее всего, ей известно о Мередит больше, чем Мередит — о ней. С такой особой нужно быть начеку. Например, известно ли Сейди о том, что они ходили осматривать «Грачи»? Да, наверное, известно, ведь Брюс и Рикки проводят здесь довольно много времени, следовательно, и их мать тоже. Известно ли Сейди, что Алан — полицейский? Возможно, потому, что покойная Флоренс Данби наверняка рассказывала соседям о своем племяннике, его жене и родственниках. Интересно, есть ли что-нибудь в Парслоу-Сент-Джон, о чем не знала бы Сейди?

— Решила купить что-нибудь на память, — продолжала Мередит. — Не для себя, а для племянницы моего друга…

Сейди не обманула ее ожиданий.

— Должно быть, для девочки, которая очень любит лошадей? — уточнила она.

— Да. Для Эммы.

Мередит стало нехорошо. Оказывается, владелица магазинчика знает все! Может, среди прочих колдовских штучек в ее распоряжении имеется хрустальный шар? Да нет, одернула себя Мередит. Наверняка Флоренс Данби сплетничала с односельчанами. Да и Пол с Лорой и детьми, должно быть, не раз приезжали в Парслоу-Сент-Джон, и Сейди видела и Эмму, и других детишек. Мередит приказала себе не поддаваться воображению. По крайней мере, сейчас ей не придется лгать!

— Эмма собирает всякие старинные фарфоровые вещицы и безделушки, — объяснила она. — Лучше всего — с лошадьми. Если не лошадь, то подойдет любое другое животное. Или фигурка животного. В витрине я видела, что у вас, кажется, есть… — Взгляд ее упал на скопище разномастных предметов за спиной Сейди. — Что у вас тут много всего, — закончила она.

Сейди кивнула и повернулась к витрине:

— Что ж, давайте посмотрим. С лошадьми у меня сейчас ничего нет… Хотя подождите! — Порывшись в пыльных товарах, она выложила на прилавок пакет с надписью «Детский набор для вышивания» и спросила: — Ну, как вам?

В пакете лежали пяльцы с натянутым полотном, на которое был нанесен рисунок лошадиной головы, несколько моточков разноцветной шерсти, шило и нарезанные листочки кальки.

— Все инструкции внутри, — пояснила Сейди. — Очень полезный набор — он чему-то учит. Если она доведет дело до конца, ее мама может повесить вышивку в рамке на стену. Детей нужно учить целеустремленности, я так считаю.

С этим утверждением Мередит спорить не стала. Сейди начала бродить по магазину и доставать разные вещи из закоулков и щелей.

— Вот маленький фарфоровый спаниель, по-моему, очень славный… ой, кусочек отлетел. Вряд ли вы его возьмете, хотя, если возьмете, я уступлю его за полцены. Может, пепельницу с кошкой? Нет, ни к чему поощрять детей курить. Если не обращать на них внимания, они начинают очень рано, как вон те двое.

Сейди кивнула на улицу, скорее всего имея в виду Брюса и Рикки.

— Откуда они берут сигареты? — спросила потрясенная Мередит.

В конце концов, братья Катто еще очень маленькие!

— Наверное, воруют, — ответила Сейди. — Только не у меня. Когда они ко мне приходят, я с них глаз не спускаю. Итак, животные…

Неожиданно Мередит спросила:

— Что это такое? — и ткнула пальцем за спину хозяйки.

Сейди обернулась.

— Картина, — ответила она в буквальном смысле.

— Вижу, но что на ней нарисовано?

Картина, привлекшая внимание Мередит, висела на стене слева от витрины, между ней и занавеской из синих бусин, которая отделяла торговый зал от подсобки. Непонятно было, продается она или повешена просто для украшения. Во всяком случае, ценника на картине не было. Мередит заметила, что картина, в отличие от остальных довольно грязных товаров, была чистой. Судя по всему, ее написал любитель, но любитель опытный и уверенный в себе; кроме того, ее рисовали в окрестностях Парслоу-Сент-Джон. На картине был изображен луг, окруженный деревьями. В самом центре стояли какие-то непонятные серые предметы. Именно к ним относился вопрос Мередит.

Сейди вдруг словно замкнулась. Улыбка увяла, глаза сделались пустыми; она напряженно выпрямилась под своей синей хламидой.

— Это Стоящий Человек и его Жена. — Она нехотя подошла к картине и ткнула пальцем в серые предметы. — Наши менгиры.[4] Доисторический памятник, нанесенный на все карты местности. Что-то вроде Стонхенджа, только меньше: камней всего два. Их имена тоже очень старые. Их всегда так называли. — Она ткнула пальцем в ближайшее серое пятно: — Вот Стоящий Человек. — Маленькая пухлая ручка упала вдоль тела. — А там — его Жена.

— Вот что я охотно купила бы на память! — сказала Мередит.

Сейди быстро покачала головой:

— Вам такое ни к чему, ведь на картине нет ни лошадей, ни других зверей.

— Я хочу купить картину на память не для Эммы, а для себя. Сколько она стоит?

Сейди ответила не сразу.

— Картина не продается! Дело в том, что мне ее… подарили на день рождения. Один старый друг. Я держу ее здесь, потому что она мне нравится.

— Очень жаль. Кто ее нарисовал? Какой-нибудь местный художник?

Сейди снова ответила не сразу.

— Мервин Поллард, владелец паба. Он немного рисует.

Мередит с трудом удалось скрыть изумление. Она помнила, как неуклюже владелец паба нес тарелки. Чтобы он такой ручищей-лопатой с толстыми, неуклюжими пальцами держал кисть? И все же — да, наверное.

— Значит, возможно, у него есть и другие картины… я имею в виду — на продажу?

— Возможно, — явно досадуя, ответила Сейди.

Мередит подумала: надо будет еще раз зайти во «Все, что душе угодно» и проверить, по-прежнему ли картина будет висеть на стене, где на нее могут глазеть досужие чужаки.

Сейди выжидала.

— Тогда я возьму набор для вышивания.

Мередит достала кошелек.

— Девочке должно понравиться, — заявила Сейди, как будто ей известны были сокровенные мысли Эммы.

Мередит сказала себе: Сейди хочет произвести именно такое впечатление. Видимо, в Парслоу-Сент-Джон ей без труда удается поддерживать свой имидж.

— Странно, — заметила она, беря бумажный пакет со своей покупкой, — почему девочки так любят пони. Вот и у вас есть такая Джули Кромби…

— Берет все призы на местных состязаниях, — кивнула Сейди.

— А училась ездить она, насколько мне известно, на пони миссис Смитон? По-моему, со стороны миссис Смитон было очень мило учить ее. Мне жаль пони. Наверное, Джули очень огорчилась, когда его не стало.

— Произошел несчастный случай, — ответила Сейди. — Он съел какую-то сорную траву. — Она направилась к двери. — Оба раза произошел несчастный случай. И с пони, и с его хозяйкой, когда она споткнулась и полетела с лестницы.

Она распахнула дверь и остановилась на пороге, выжидая.

Мередит поняла намек и ушла.

Маркби сказали, где живет ветеринар; он вышел из дому вскоре после Мередит. В отличие от любимой женщины он отправлялся на задание без всякого пыла. Его смущало абсолютно все. Удобно ли нагрянуть без предупреждения к незнакомому человеку и донимать его расспросами об околевшем пони? Как он объяснит свой интерес? А вдруг Армитидж решит, будто он сомневается в его профессионализме?

— Проклятье… — пробормотал Маркби, широко шагая по дороге и не обращая внимания на прелесть бодрящего ясного дня, которому так обрадовалась Мередит. — Нельзя было позволять им втягивать меня… И почему я согласился? Наверное, с головой у меня что-то неладно!

Дом ветеринара располагался почти у подножия холма, на краю старой части деревни, у начала маленького, аккуратно распланированного квартала, застроенного муниципальными домами, за которыми виднелись чистенькие кирпичные коттеджи новых переселенцев из города. Дом ветеринара был из серого камня и стоял за высокой стеной, но в него можно было пройти через широкие ворота, ведущие в вымощенный гравием палисадник.

Войдя, Маркби услышал ругань.

Не обычную заурядную ругань, а изощренное богохульство, выдававшее крайнюю степень гнева или страдания. Он увидел, что сбоку к дому пристроен навес для автомобиля и в нем стоит «ренджровер». Перед машиной стояли две фигуры, мужская и женская. Женщина ломала руки, словно обезумев от горя, а мужчина потрясал в воздухе сжатыми кулаками. Парадная дверь дома была открыта, значит, пара только что вышла оттуда. Маркби решил, что перед ним сам Армитидж и его жена. Он открыл было рот, собираясь обратиться к ним, но помедлил и принюхался. Едкая вонь… очень знакомая. Ему не сразу удалось идентифицировать запах.

Под ногами захрустел гравий, и женщина повернула к нему не слишком красивое лицо, искаженное волнением.

— Ой, — беспомощно сказала она. — Вы из полиции, да?

Позже Маркби подумал: он как пожарная машина, которая приехала на место еще до того, как начался пожар.

Он ответил довольно неуклюже:

— И да и нет. То есть… я действительно полицейский, но не знал, что вы ждете полицию. Вы туда звонили?

Мужчина круто повернулся к нему. Симпатичный, темноволосый, примерно ровесник Маркби.

— Вот уж точно, мы им звонили, чтоб им провалиться! — заревел он. — А если вы не из полиции, то чего приперлись?

— В чем дело?

Маркби подошел поближе. Запах химикалий усилился.

— В чем дело?! — завопил Армитидж. — Да вы сами взгляните!

Он отошел в сторону и позволил гостю беспрепятственно осмотреть машину.

Великолепный «ренджровер» был безнадежно испорчен снаружи. На крыше пузырилась широкая лента шелушащейся краски; по стеклам стекала белая пена, распространяя жуткую вонь. Весь кузов оказался в разноцветных потеках.

— Растворитель для краски! — наконец вспомнил Маркби.

— Вандализм! — ревел ветеринар. — Злобный вандализм, и ничего больше!

— Кто это сделал? — прошептала его жена.

— Хулиганы! Я засажу их за решетку! Где же наши полицейские, чтоб им провалиться?! Эй, послушайте… — Армитидж вдруг вспомнил первые слова Маркби. — Если вы тоже из полиции, значит, и вы сгодитесь.

— Извините, нет. Особенно если вы уже позвонили в местный участок. Видите ли, я здесь в отпуске. Зашел к вам совершенно по другому делу, но, очевидно, сейчас неподходящее время. Зайду попозже.

— Нет, погодите! — Армитидж схватил его за рукав. — Сейчас здесь, кроме вас, других полицейских нет. Вы мне нужны!

— Приехали! — сказала миссис Армитидж. — Те, другие… настоящие… ой, простите, я совсем запуталась… Я имею в виду — приехали полицейские, которым я звонила.

Маркби с облегчением увидел патрульную машину, которая остановилась у ворот. Оттуда вышли два молодых констебля.

— Значит, вы в надежных руках… — проговорил Алан, пятясь. Очень неудобно получилось! Эти юные и старательные констебли наверняка спросят, кто он такой. Вот они удивятся! Наверное, подумают: что здесь забыл чужак-суперинтендент?

— Прошу вас, подождите, — сказала миссис Армитидж, решая его судьбу. — Рори в ужасном состоянии; еще спустит собаку на молодых людей и оскорбит их. А вы им все объясните.

В конце концов объяснять Маркби ничего не пришлось. Армитидж и сам вполне внятно рассказал, что случилось. Он вышел на улицу после завтрака, хотел съездить на заправку — он всегда заливает полный бак, потому что его в любой миг могут позвать на какую-нибудь отдаленную ферму. В общем, он вышел и все увидел. Позвал Джил; она тоже выбежала из дому. Пока они осматривали машину, подошел этот человек…

Тут ветеринар устремил указующий перст на Маркби, привлекая к нему всеобщее внимание. Маркби изо всех сил старался напустить на себя вид невинного случайного прохожего. Двое молодых сотрудников полиции смерили его беглым взглядом и расспрашивать не стали, ведь он явился уже после происшествия и, следовательно, ничего не видел и ничего не может им сообщить. Маркби вздохнул с облегчением.

Рори все больше выходил из себя. Да, он обычно оставляет машину здесь, под навесом. Да, гараж у него есть, но там стоит машина жены («Ведь так, Джил?»). Гараж небольшой, и «ренджровер» входит в него с большим с трудом. Он боялся поцарапать краску, поэтому и ставил машину под навес. Нет, вы только подумайте! Боялся маленькой царапины, а теперь посмотрите-ка на машину! Нет, ничего он не слышал. И его жена тоже («Ведь правда, Джил?»). И он понятия не имеет, кто мог это сделать («Верно, Джил?»). Нет, никаких других происшествий или ущерба они не обнаружили («Правда, Джил?»). Кстати, что полиция теперь намерена делать? («Вот именно, Джил!»)

Полицейские мудро позволили Рори выкричаться, записали его показания и обещали держать его в курсе. Ветеринар, которому пришлось довольствоваться такой малой помощью, смотрел вслед отъезжающей патрульной машине.

— Вот за что я плачу налоги! — с горечью проговорил он.

— Иди-ка лучше позвони в страховую компанию, — посоветовала жена.

— Да, да… — пробурчал Армитидж и посмотрел на Маркби. — Извините, забыл, кто вы такой… Что вы хотели? Вы насчет заболевшего животного?

— Нет, — ответил Маркби. — Я насчет мертвого. Меня интересует пони миссис Смитон.

— Не могу сказать, что хорошо знал Оливию, — сказал Рори. — Как и все мы, впрочем. Не такой она была человек, чтобы охотно собирать вокруг себя большое общество.

Они сидели в уютной, хотя и неприбранной гостиной. Рори горбился в любимом кресле. Джил Армитидж только что поставила на низкий столик кофе. Одну кружку она протянула гостю, вторую — мужу, третью взяла себе и села.

— По-моему, — сказала она, — Оливия заботилась о своем пони больше, чем о человеке. Мне кажется, это была чересчур сильная привязанность. А вы как думаете?

Она подняла взгляд на Рори; тот шумно хлебнул кофе.

— Понимаю, о чем вы. — Маркби кивнул Джил. — Но у многих людей животные — единственные друзья. Конечно, печально, когда так получается, но иногда люди делают сознательный выбор. Теряют веру в людей.

— Но Оливия вполне могла завести себе друзей и среди людей! Найти тех, кто бы о ней заботился. У нее не было оснований подозревать никого из нас в недобрых намерениях. Мы никогда не причиняли ей вреда. Она сама не желала ни с кем дружить. Правда, Рори ей нравился, — добавила Джил, поразмыслив. — Ко мне она относилась похуже, но все потому, что я считала ее сварливой старой склочницей; наверное, она это понимала.

— Да ладно тебе! — возразил ее муж. — Ты всегда относилась к ней очень по-доброму.

— Да. Но ее не проведешь! Старушка наверняка догадывалась, что я о ней думаю.

Маркби повернулся к ветеринару:

— Из-за чего околел пони?

— Наелся крестовника, — сухо ответил Рори. — Он вызывает поражение печени.

— В этом нет сомнений?

— Никаких. Я послал на анализ содержимое желудка. — Рори наклонился вперед и поставил кружку на стол. — Слушайте, давайте я лучше расскажу вам, что случилось, хотя происшествие до некоторой степени меня смущает. Любой ветеринар знаком с пожилыми одинокими людьми, которые привязаны к своим уже старым и больным любимцам. Пони Оливии было двадцать два года. У нее он прожил лет двенадцать. Лето было очень жарким, тяжелым, как для человека, так и для животных. Когда Оливия позвонила и сказала, что пони какой-то вялый, я не удивился. Я уже давно подозревал, что пони долго не протянет, а когда настанет роковой день, Оливия может и не перенести удара. Я даже вкратце обсудил возможные последствия с ее лечащим врачом, Томом Барнеттом. Том со мной согласился, что старушке станет плохо, когда пони умрет или его придется усыпить. Мы оба заметили, что в последний год Оливия сильно сдала, хотя голова у нее варила по-прежнему хорошо. Как только я увидел пони, сразу понял: его состояние безнадежно. Я решил, что настал миг, которого я так боялся. Пони умирает от старости. У меня не было никаких оснований подозревать отравление. Он много лет пасся в загоне без проблем, а похожих случаев отравления, которые могли бы навести меня на нужный вывод, в то время не было. Я позвонил Тому; пока мы обсуждали, как бы поделикатнее сообщить новость Оливии, пони околел.

Рори поерзал в кресле и покраснел.

— Признаться, мне и самому стало неприятно; я не думал, что он вот так рухнет на месте. Я начал подозревать, что упустил что-то. Получил у Оливии разрешение на вскрытие. То, что я обнаружил, показалось мне подозрительным, и я послал в лабораторию содержимое желудка. Маркби, вы не знали Оливию, но поверьте мне: несмотря на физическую слабость, соображала она отлично, и уж если на что решалась, то на попятный не шла. Когда я робко предположил, что ее любимец, возможно, наелся ядовитой травы, она сначала и слышать ничего не хотела. Ужасно разволновалась. Видите ли, она решила, будто сама виновата: неправильно ухаживала за своим любимцем. Она ждала результатов с таким же нетерпением, как и я, потому что хотела, чтобы мои подозрения не подтвердились! А еще она потребовала, чтобы пони похоронили в загоне. Я пытался ее отговорить. Труп разлагался. Я предлагал немедленно вызвать скупщика туш. Но Оливия была непреклонна. Поскольку ей становилось все хуже, Том попросил меня не перечить ей и все устроить. Я сдался и позвонил Эрни Берри, вызвал его вместе с парнем… Ну и морока же была! Пришлось вначале удостовериться, что место захоронения находится выше уровня грунтовых вод и не заразит водопровод; но даже и потом нам не удалось вырыть могилу без экскаватора, который прислал Макс Кромби. Земля была твердая, как железо, ведь погода стояла жаркая и сухая. Видимо, из-за того, что в загоне почти не осталось травы, пони и наелся крестовника.

Рори хмуро посмотрел в свою кружку.

Джил Армитидж открыла было рот, но потом, видимо, передумала и ничего не сказала.

— Значит, когда ваши подозрения подтвердились, вы больше ни в чем не сомневались? — уточнил Маркби.

Рори смущенно поерзал в кресле.

— Не совсем так. Дело в том, что мы с Джил обошли весь загон и не нашли там ни единого кустика крестовника. Хотя можно было ожидать, что там растет еще несколько. Но ни одного не оказалось, и никто из местных жителей не обнаружил крестовник ни в своих загонах для скота, ни на полях. Кое-где крестовник растет, но его очень мало. Почти все скотовладельцы знают, как выглядит это растение, и, если оно вырастает, немедленно выпалывают его. Дочка Макса, Джули, несколько часов подряд прочесывала свой загон после смерти пони Оливии и тоже ничего не нашла. — Рори вскинул голову и вдруг подозрительно спросил: — А почему это вас интересует?

Маркби постарался объясниться как можно туманнее.

— Понимаете ли, — сказал он, — возможно, кто-то нарочно скормил пони сорную траву. Своего рода вандализм, как и растворитель для краски, которым облили вашу машину.

— Ужас! — пылко вскричала Джил. — Какой-то псих!

Ее муж с сомнением покачал головой:

— Я знаю случаи, когда на лошадей нападали на пастбищах. Любопытное явление. Но, как правило, животным наносят наружные травмы, чаще всего с целью повлиять на их детородные способности. Но чтобы отравить — такое бывает редко. Разве что кто-то хотел подольститься к пони и не знал, что крестовник ядовитый. — Он покачал головой. — Нет… Злоумышленнику пришлось бы специально привезти траву с собой и регулярно скармливать ее пони. Но если крестовник давали умышленно, кто мог затаить злобу против Оливии?

— Мне все время кажется, — сказала Джил, — что несчастный случай с пони привел к смерти Оливии — точнее, к ее падению… Вы знаете, мистер Маркби, что она упала с лестницы в «Грачах» в выходные, сразу после того, как похоронили пони. Должно быть, она все время думала о своем любимце, горевала и не смотрела под ноги, поэтому и упала. — Джил замолчала; на ее лице появилось смущенное выражение. — Правда, это лишь мои предположения.

— Кстати, вы, случайно, не были на дознании по поводу внезапной смерти Оливии?

Рори резко выпрямился:

— Слушайте! Уж не хотите ли вы сказать, что и ее смерть тоже какая-то подозрительная? Бедная старушка споткнулась и упала с лестницы, как вам и сказала Джил!

— Мы оба присутствовали на дознании, — сказала Джил. — Полицейские всех допрашивали очень подробно. Не обнаружили признаков взлома. Когда Джанин пришла в понедельник, все было заперто. Она вошла, отперев дверь ключом, и нашла Оливию… у подножия лестницы. Она… Джанин… сразу же сбегала за Томом Барнеттом, нашим врачом. Он живет напротив, в бывшем Доме настоятеля. Том установил, что Оливия к тому времени была мертва уже двое суток. На ней была та же одежда, что и в пятницу, значит, скорее всего, она упала вскоре после того, как мы все ушли.

Рори с несчастным видом покачал головой:

— Мне от всего этого как-то не по себе. Кому-то надо было заехать к ней в выходные… Мне следовало навестить ее!

— Не вини себя, Рори, — вмешалась его жена. — К ней ведь мог зайти и Том Барнетт. Он ее лечащий врач и живет напротив. А ты всего лишь ветеринар и выполнил свой долг, похоронив ее пони. После такого тяжелого труда ты заслуживал отдыха.

— Я ведь видел, как она расстроилась. А Тому сейчас и без нее тяжело, ведь у него маленькие дети… Нет, заехать должен был я. Я бы сделал доброе дело и, возможно, спас ей жизнь, — упрямо возразил Армитидж.

Видимо, он решил взвалить всю вину на себя и теперь купался в сознании собственной виновности. Спорить с ним в таком состоянии было бесполезно.

Маркби решил, что в чем-то ветеринар прав. Все видели, какое потрясение пережила миссис Смитон. Кому-то нужно было навестить ее в выходные. Но никто к ней не пришел. Или… все же пришел?

— Насколько мне известно, — сказал Маркби, — у нее на тапке отрывалась подошва. Именно из-за нее и произошел несчастный случай.

Джил кивнула:

— Должно быть, подошва хлопала при ходьбе. А Оливия и в лучшие времена не очень твердо держалась на ногах, как говорил Рори. Да и перила оказались сломаны… — Джил нахмурилась. — В общем, никаких подозрительных обстоятельств не обнаружили. Так сказал коронер.

— Да я и не утверждаю, что подозрительные обстоятельства были, — заверил их Маркби. — Если честно, навести справки меня попросила Уинн Картер. Смерть Оливии ее очень расстроила. Уинн довольно часто заходила к ней в последние недели и немного лучше с ней познакомилась. Я твержу ей, что теперь уже ничего нельзя поделать.

— Оливия упомянула Рори в завещании, — заметила Джил. — Она была очень добра.

— Всего тысячу отказала! — возразил ее муж и раздраженно отмахнулся. — Нет, я не отказываюсь от наследства и не утверждаю, что это мелочь! Но ведь и не состояние. Оливии никто не желал вреда. Вот почему мне кажется таким… нелепым поступком отравление пони! — Он пожал плечами. — Правда, я не знаю и почему кто-то напал на нас.

— Кто-то выдрал все цветы с клумбы Уинн в ее палисаднике и разбросал ее декоративные камни. Конечно, это не сравнится с отравлением пони или ущербом, причиненным вашей машине, но можно предположить, что преступник ищет легкую добычу. Пони пасся в своем загоне, из дома его не было видно. Ваша машина стоит на улице под навесом. И клумба Уинн…

Наступило молчание.

— Ох, не нравится мне это, — негромко заметил Рори. — Кто-то затаил злобу на нас всех…

Глава 8

Было установлено, что…она… ночью отрезала конечности от повешенных; видели, как она роет ямы в земле, бормочет какие-то заклинания и хоронит куски плоти, как то заведено у ведьм.

Из книги «Черная магия: описание и разъяснение».

Обстановка магазинчика «Все, что душе угодно» внушала клаустрофобию. Мередит с радостью вышла на улицу. Брюс и Рикки перестали пинать мяч и о чем-то перешептывались — явно замышляли какую-то каверзу. Мередит заподозрила бы, что именно два сорванца изуродовали клумбу Уинн, если бы не поздний час, когда все было совершено.

Вскоре она очутилась на углу Конюшенного ряда, сбоку от паба «Королевская голова». Через калитку, ведущую на задний двор, Мередит увидела неуклюжую фигуру самого владельца и решила, что ей повезло. Мервин Поллард только что вышел из паба с ящиком пустых бутылок; он с грохотом поставил его на штабель таких же ящиков в углу.

Мередит просунула голову в щель и крикнула:

— Доброе утро, мистер Поллард!

Увидев Мередит, Мервин замер и сделал попытку выпрямиться. Стоял он по-прежнему как-то кривобоко, видимо, специфическая поза выработалась за долгие годы работы в пабе с низким потолком. Скорее всего, Поллард и жил в том же доме — в помещении над баром. Крошечные слуховые окна под крышей украшали кружевные тюлевые занавески. Мередит подумала: интересно, женат ли он?

Поллард направился к ней, на ходу отряхивая руки. Ладони у него оказались мозолистыми и с крупными костяшками. Теперь Мередит еще меньше, чем раньше, верилось, что эти пальцы могут управляться с тонкой кистью.

— Ну, здрасте, — сказал он вполне дружелюбно. — Осматриваете деревню?

— Некоторым образом. Вчера я обедала в вашем пабе.

— А-а-а! Помню вас. Вы были с миссис Картер и тем джентльменом.

— Совершенно верно.

— Значит, вы живете в домике миссис Данби.

У этих деревенских ничего невозможно выяснить, с раздражением подумала Мередит. Они любят наносить упреждающий удар, демонстрируя полную осведомленность о собеседнике. Наверное, так они пытаются избежать вопросов о самих себе. Однако сейчас, после магазинчика «Все, что душе угодно», она заранее подготовилась ко всевозможным уловкам и уверткам и знала, как ответить.

— Только что побывала в магазинчике миссис Уоррен! — радостно заявила она.

Мервин нахмурил кустистые брови, но Мередит, не давая ему вставить слово, решительно продолжала:

— Купила кое-что на память для одной знакомой девочки…

Мервин заметно погрустнел:

— В нашу деревню гости нечасто наезжают… В других местах люди наживают на туристах целые состояния! Я вот кручусь как могу. Вы полистайте мое меню, сразу увидите. Стараюсь готовить по-современному, разные кухни предлагаю.

— Да. Я… то есть мы… заметили, что у вас… довольно широкий выбор.

— И у нас есть исторические памятники, — продолжал владелец паба. — Вот только туристы про них почти не знают. Машины едут в обход, по шоссе. Гости к нам наезжают редко.

Он пристально рассматривал Мередит, как будто она была интересным экземпляром какого-нибудь редкого вида.

— Поверьте, — заверила его Мередит, — вам сейчас гораздо лучше живется без потоков машин и орд туристов. Представьте, как они испортят внешний вид вашей деревни! У вас появятся заведения быстрого питания, чайные и, наверное, еще один или два паба.

Тут Мервин в тревоге закатил глаза.

— По-моему, сейчас в Парслоу-Сент-Джон все как надо. Если кто в самом деле захочет сюда приехать, то непременно приедет. Место, как вы и сказали, историческое. Кстати, когда я была в лавке, я увидела очень красивую картину, на которой изображена ваша местная достопримечательность — менгиры, или Стоячие Камни. Сейди сказала, что картину написали вы.

Мервин зашаркал ногами:

— Ну да, балуюсь немножко, когда время есть.

— Миссис Уоррен не пожелала расставаться со своей картиной. Может быть, у вас есть другие — местные пейзажи, вроде той?

— Рисовать я иногда рисую, — продолжал Мервин, как будто Мередит его и не перебивала, — да только времени почти всегда не хватает. Я ведь с утра до ночи в пабе. Даже когда у нас закрыто, надо прибрать, произвести учет — в общем, тысячу дел переделать. Вот начал одну картину… когда же… да еще в начале года, и все не могу закончить. Вы приезжайте зимой, может, что и появится.

— Нет ли у вас готовых картин — может, прежних, давних?

— Нет. — Мервин добродушно улыбнулся. — Нету!

— Очень жаль, потому что я с радостью заплачу… понимаете, куплю картину по разумной цене.

— Да вы что! — Мервин укоризненно покачал головой. — Я свои картины не продаю! Только дарю… достойным людям, конечно.

Мередит сразу поняла, что сама она в число «достойных людей» не входит.

— Что ж, если когда-нибудь напишете картину, которой понадобится хороший дом… — сказала она.

— Ясно, — хмыкнул Мервин. — Я запомню. — Он посмотрел на часы. — Почти десять… Открываться пора. Вы уж извините! — Он двинулся было прочь, но остановился и посмотрел куда-то за спину Мередит. — Что там такое? — вдруг спросил он, но не ее.

Мередит обернулась. Откуда-то сзади к ним неслышно подошел молодой парень; он остановился в нескольких шагах.

— Парень Берри, — сообщил Мервин как бы в сторону.

Кевин выглядел почти как раньше: такое же мучнисто-белое прыщавое лицо, жидкие прилизанные волосы, взгляд настороженный, как будто он в любую минуту готов убежать. Он стоял, ссутулив плечи и сунув руки в карманы застиранного свитера, как будто замерз.

Увидев, что Мервин смотрит на него, он испуганно спросил:

— Эрни здесь?

— Я еще не открылся, — сказал владелец паба. — Так что Эрни может объявиться в любую минуту, если сейчас ничем не занят.

Кевин облизал кончиком языка нижнюю губу.

— У нас с ним работа есть. Для мистера Кромби.

— Тогда иди туда, парень, — посоветовал Мервин.

Но Кевин остался на месте.

— А вы вообще видели Эрни? Нигде не могу его найти…

Владелец паба вздохнул и, обернувшись к Мередит, пояснил вполголоса:

— Знаете, парень он неплохой, вот только малость двинутый… — Вслух же он произнес: — Говорю тебе, я его не видал со вчера, когда закрывал паб. Понял?

— Дома он не ночевал, — сказал Кевин.

Мервин фыркнул:

— Подумаешь, большое дело! Наверное, завел себе новую подружку!

— Погодите-ка, — вмешалась Мередит, которая внимательно прислушивалась и приглядывалась к обоим. — Давайте еще раз. Кевин, очевидно, волнуется. Кевин, так ты говоришь, что не видел своего… не видел Эрни со вчерашнего вечера? Значит, он должен был прийти домой, потому что вы оба утром подрядились что-то сделать для мистера Кромби?

Кевин долго смотрел на нее в упор, словно соображая, что она сказала.

— Ну да, — промямлил он наконец.

Мервин обратился к ней негромко, но твердо:

— Пусть Берри сами разбираются. У нас в деревне не принято совать нос в чужие дела!

Он подошел к Кевину и неуклюже похлопал парня по плечу:

— Раз у тебя есть работа, иди туда. Ставлю десять против одного, Эрни уже там тебя дожидается. А он ждать-то не любит, верно?

Кевин покачал головой и снова облизал губу.

— Ну, так ступай!

Кевин постоял на месте еще немного, потом развернулся и, не вынимая рук из карманов, опустив голову, довольно быстро затрусил прочь.

— А теперь, мисс, вы меня простите… — сказал Мервин, — но мне пора открывать бар.

Он поспешно отошел от нее и принялся энергично разбрасывать ящики.

Мередит дошла до угла и огляделась, не зная, что делать дальше. Кевин уже скрылся из вида, зато за углом послышался цокот копыт. Новая встреча — Джули Кромби на своем пони.

Поравнявшись с Мередит, девочка посмотрела на нее. Мередит натянуто улыбнулась; девочка ответила ей застенчивой улыбкой.

— Здравствуй! — сказала Мередит. — Ты ведь Джули, да? Я живу в домике Данби. Должно быть, ты знаешь Эмму.

Пони остановился. Джули похлопала его по серебристой гриве и сказала:

— Да, я знаю Эмму.

Девочка и впрямь оказалась очень хорошенькой. Льняные волосы под цилиндром заплетены в две длинные косички — прическа немного детская, но, судя по выражению лица, Джули прекрасно знала, что она красива. В прошлый раз Мередит этого не заметила. Перед ней была юная особа, прекрасно осведомленная о том, какое влияние она оказывает на окружающих. Возможно, она еще с младенчества понимала, что привлекательна, и умело пользовалась своей красотой. Наверное, вертит Максом как хочет. Мередит подумала: интересно, как Макс отнесется к нахальным юнцам, которые будут ухаживать за его дочерью уже через год-другой?

— Сегодня не в школе? — спросила Мередит.

— В моей школе сейчас каникулы.

— Где ты учишься?

— В школе для девочек Святой Веры… — Джули помолчала. — Я пансионерка.

Значит, дочурка Макса не общается с простолюдинами. Дорогая частная школа-интернат, в которой она вращается в более достойном ее обществе, чем может найти в родной деревушке. Возможно, в далеком будущем школьные связи ей помогут… хотя бывает и наоборот.

Мередит похлопала пони по шее.

— Миссис Картер говорит, ты регулярно побеждаешь на всех соревнованиях.

Джули порозовела от смущения и удовольствия и мудро решила ничего не отвечать. Мередит попробовала зайти с другой стороны:

— Мне говорили, ты училась ездить верхом на старом пони миссис Смитон.

Она тут же пожалела о вырвавшихся у нее словах. Вся подростковая искушенность, приобретенная так недавно, вмиг исчезла, и перед ней очутилась маленькая девочка. Глаза у Джули наполнились слезами; она поспешно отвернулась, надеясь, что Мередит ничего не заметила, и едва слышно прошептала:

— Да…

— Зря я об этом заговорила…

Поняв, что Мередит раскаивается искренне, Джули снова посмотрела на нее:

— Ничего. Я до сих пор грущу, но уже привыкла.

— В своем загоне ты таких сорняков не нашла?

Льняные косички энергично затряслись.

— Нет, хотя облазила там все углы. Светлячку ужасно не повезло, что в его загоне вырос крестовник, а он его съел. — Джули помолчала. — Я скучаю по миссис Смитон. Она хорошо разбиралась в лошадях.

— И в машинах тоже. В молодости она участвовала в автогонках. Ты не знала?

Видимо, машины не представляли для Джули никакого интереса. Она равнодушно пожала плечами:

— О машинах мы никогда не говорили. Мы с ней всегда беседовали о лошадях.

— Ясно… Что ж, удачи тебе на соревнованиях!

— Спасибо!

Джули подняла руку в знак прощания.

Только после того, как Джули поскакала дальше, Мередит вдруг поняла: Мервин уже не грохочет у себя на заднем дворе ящиками и бутылками. Она быстро обернулась. Так и есть! Владелец паба стоял у входа во двор и наблюдал за ней и Джули, подслушивал, о чем они говорят. Поймав на себе ее взгляд, он развернулся и вошел в паб.

Мередит пошла дальше. Ей стало как-то не по себе, а почему — она и сама не понимала. Она не знала, что делать дальше; решив, что в незнакомом месте ее может ждать что-то интересное, она зашагала под гору, направляясь к более современной части Парслоу-Сент-Джон. Прошла мимо здания муниципалитета и через некоторое время увидела новенький поселок — даже вывеска застройщика еще сохранилась.

Она зашла туда. Очень красиво; скорее всего, жилье давно распродано. Симпатичные домики отделали в так называемом традиционном стиле: все фасады из светло-желтого строительного камня. Перед каждым домом — узкий палисадничек, сзади участок под символический сад. Однако при каждом доме имеется гараж на две машины. Приоритеты меняются! На улочке никого не было, кроме мужчины, который мыл свою машину.

— Доброе утро! — дружелюбно поздоровался он. — Кого-то ищете?

Мередит по наитию выдумала причину визита буквально из воздуха.

— Дом приходского священника. По-моему, он где-то здесь.

Мужчина выжал губку, вода потекла на дорожку.

— За углом налево. Там есть табличка.

— Спасибо. Простите, а не знаете, как зовут здешнего священника?

Мужчина нахмурился:

— Нет, не знаю. — Он принялся энергично обрабатывать губкой крышу своего транспортного средства. — Хотя он, по-моему, славный малый.

Судя по всему, соседство со священником не пробудило в этом местном жителе интереса к церкви. Мередит еще раз поблагодарила его и пошла дальше.

Вскоре она действительно увидела на стене одного из домов, в остальном неотличимого от других таких же, небольшую табличку: «Дом священника прихода Св. Иоанна Богослова».

Мередит позвонила в дверь.

Ей открыл моложавый мужчина с бородой в водолазке.

— Ну, здравствуйте! — приветствовал он ее, как будто они были давними друзьями.

— Я ищу здешнего приходского священника…

Мередит стало неловко: она так и не выяснила, как его зовут. Мужчина, открывший дверь, быстро исправил положение:

— Это я. Называйте меня Дейв. — Он лучезарно улыбнулся. — Проходите!

Он провел ее в современную гостиную. Обстановка никак не указывала на духовный сан хозяина. Центральное место в гостиной занимал огромный телевизор; к стене креслом была прижата гитара. Судя по всему, до ее прихода хозяин музицировал. Стеллажа с книгами Мередит не увидела. Наверное, библиотека находится в кабинете.

— Крещение? — нерешительно, но с надеждой спросил Дейв.

— К сожалению, нет. Я приезжая, и мне нужны кое-какие сведения.

— Вот как? — Священник сел и положил руки на колени. — Постараюсь вам помочь, хотя я и сам живу здесь сравнительно недавно.

— Значит, вы, наверное, не знали миссис Смитон, которая жила в «Грачах»?

— Ах да, милая старушка Олли. — Священник снова просиял. — А вы ее знали?

Сердце у Мередит упало. Врать она не любила, да и перед покойницей Оливией было неудобно. Она честно призналась, что лично не была знакома с миссис Смитон.

Дейв разразился целой речью, подтвердив худшие опасения Мередит:

— Понимаете, она была из таких… осколков прошлого. Настоящая гранд-дама! Очень старомодная, можно даже сказать — упертая в некоторых вопросах. Жаль, очень жаль, потому что из-за своей упертости она держалась особняком и сторонилась соседей. А ведь могла бы со всеми дружить!

Мередит подавила желание возразить: без некоторых друзей вполне можно обойтись.

— По-моему, когда миссис Смитон только поселилась в деревне, она имела обыкновение посещать церковь?

Дейв глубокомысленно кивнул:

— Да, наверное. Это было во времена моего предшественника. Он был славный дряхлый старикан, больше в ее вкусе, чем я.

— Жаль, если пожилой человек отдаляется от церкви, которую посещал всю жизнь, — заметила Мередит, возможно не совсем вежливо. Легкомыслие Дейва начинало действовать ей на нервы, хотя они успели пообщаться всего несколько минут.

Однако Дейв, судя по всему, не обратил внимания на ее недовольство.

— Я сам несколько раз заезжал к ней. Никогда нельзя отчаиваться, верно? Во всяком случае, я не люблю просто так сдаваться. Но, поверьте мне, она оказалась крепким орешком! Больше всего ей недоставало друзей. Если бы у нее были друзья, она не умерла бы в одиночестве… Очень, очень печально!

— Что вы имеете в виду? — спросила Мередит — пожалуй, резче, чем собиралась.

— Будь у нее друзья, кто-нибудь обязательно заехал бы к ней в гости, узнал, как она себя чувствует, они бы поболтали и выпили чаю. А так она жила у себя в «Грачах» совершенной затворницей. — Словно оправдываясь, священник поспешил добавить: — Я уговаривал ее вступить в наш клуб, но она — ни в какую!

— В клуб? — негромко переспросила Мередит.

— Ну да, у нас здесь бурная общественная жизнь! Раз в две недели по средам старички собираются в приходском центре — кстати, вы его видели? Пока центр разместился во временном здании; его перестроили из гаража в Конюшенном ряду. Но я считаю, что люди важнее кирпичных стен. Мы там, знаете ли, отрываемся по полной… Немножко поем под пианино. Они, старички, это любят. Исполняем весь их любимый репертуар. Дамы из «Женского института»[5] пекут торты и приносят термосы с чаем. Иногда мы играем в бинго. Им нравится! Если кто-то ездил куда-то в отпуск, рассказывает о своих впечатлениях. Вот миссис Харрис недавно отлично отдохнула на Канарах, а еще ее внучка рассказывала нам о Майами. Раз в году мы ездим на автобусные экскурсии. В этом году побывали в Уэстон-Сьюпер-Мэр, на курорте. Старичкам полезно, знаете ли, поболтать ногами в морской водичке. Я и Олли подбивал поехать с нами, но она застеснялась. Очень, очень жаль!

Мередит рассердилась:

— Да разве вы не видели, что она была за человек?

— Согласен с вами. В своем доме она жила совершенно обособленно. Кстати, вот еще одно — ее дом. Совершенно неподходящее жилище. Я пытался убедить ее продать «Грачи», а деньги вложить в квартиру в специальном доме для престарелых… Но она, как я уже сказал, была очень упертой. С такой говорить бесполезно… — Дейв помолчал. — Должно быть, ей все-таки нравилось, что я к ней приезжал, потому что она в завещании отказала кругленькую сумму в фонд восстановления церкви. Я уже начал гадать, не любила ли она всех, кто к ней приезжал, но здесь, извините за каламбур, бабушка надвое сказала. Внешность бывает обманчивой. Со стороны Олли казалась надменной, заносчивой, а на самом деле, наверное, радовалась, когда кто-то проявлял к ней интерес.

Мередит поняла, что выспрашивать священника об Оливии бесполезно. Самодовольство окружало его, как броня. Самое грустное, что, по сути, намерения у него были самые добрые. По-своему неуклюже он пытался подружиться с Оливией, вот только не утруждал себя заранее поинтересоваться тем, что хочет сама Оливия.

Мередит, лишившись дара речи, смотрела на молодого священника во все глаза. Он немного смутился.

— Вам эти сведения были нужны? — спросил он и с тоской покосился на свою гитару.

Наверное, ему не терпится возобновить репетицию, а может, вдруг сообразила Мередит, гитара для него как любимая игрушка для ребенка. Она не только занимает, но и утешает его. Какой-то ее вопрос выбил его из колеи и даже, кажется, напугал. Интересно, что с ним такое?

— Дейв, — осторожно начала Мередит, боясь спугнуть священника. — Вы, случайно, не приезжали или не звонили в дом миссис Смитон в те выходные, когда она скончалась?

Священник побелел. Несколько раз он открывал рот, а секунду-другую Мередит казалось, что он вот-вот расплачется. Как ни странно, священник напомнил ей Джули Кромби, чья самоуверенность оказалась такой хрупкой. Она задала этому самоуверенному молодому человеку единственный вопрос на свете, который, как он надеялся, ему никто не задаст, и он обязан был ответить ей правдиво. Он не мог лгать. Просто не умел.

Надо отдать ему должное, он справился с трудной задачей как мужчина. Выпрямился, сложил руки на коленях, решительно отвернулся от гитары и сказал:

— Я много думал об этом. Буду с вами откровенен. С тех пор я все время думаю, надо ли кому-нибудь рассказать о том, что произошло.

— Расскажите мне, — просто попросила Мередит.

Она увидела, что Дейву в самом деле хочется с ней поделиться. Слова, которые он несколько недель сдерживал в себе, хлынули потоком, как на исповеди. Мередит неожиданно превратилась в исповедницу и утешительницу, а Дейв — в кающегося грешника.

— Знаете, я рад, что вы ко мне зашли. Не знаю, кто вы такая, но я верю, что вас прислал Господь. Нет, нет, не говорите, будто Он вас не посылал, потому что пути Его неисповедимы! Все равно от этого ничего не меняется. Я был на дознании, и врач сказал, что смерть наступила ночью в пятницу или рано утром в субботу. Я действительно побывал в «Грачах» в субботу днем. Не знаю, зачем я вообще туда пошел. Помню, я был в церкви, вышел, посмотрел на «Грачи» и подумал: надо взглянуть, как там поживает старушка Олли. Прошел по дорожке, кругом ни души, в доме все тихо. Ставни, правда, были открыты. Будь дом закрыт, я бы сразу понял: что-то случилось. А так ставни оказались сложены. Они старые и складываются изнутри, знаете? Я позвонил в дверь, но мне никто не открыл. Обошел дом сзади, позвонил в дверь черного хода и постучал — раза два, не меньше. Тишина… Вот я и подумал: она или дремлет, или в саду. Походил по саду, но ее не нашел… ее там не было. Поэтому я решил, что она, наверное, спит. День был очень теплый, ну и старушку разморило. А потом… в общем, я ушел. — Молодой человек смерил Мередит жалобным взглядом: — Откуда же мне было знать? Многие пожилые люди любят вздремнуть днем. Олли меня не ждала. У нее был такой характер… Она могла вообще не пожелать меня видеть и просто не захотела открывать. Она была способна на такое!

— Откуда же вам было знать? — сказала Мередит.

Священник расслабился:

— Как я рад, что вы это сказали! Ведь я думал: может, надо было упомянуть о том происшествии, тогда я бы помог точнее установить время смерти, правда? Должен сказать, врачи назвали довольно большой интервал. А я-то думал, в наши дни они умеют все определять точно.

— Не всегда. Зависит от многих факторов. Но если ставни были открыты, значит, она не закрыла их накануне ночью. Следовательно, вечером в пятницу она в постель не ложилась. Полиции будет любопытно узнать такую подробность.

— Ах ты… — Священник заерзал на стуле. — Об этом я как-то не подумал. Если честно, больше всего меня с тех пор грызет другое: я мог бы оказать ей помощь — ведь я понимал, что она могла заболеть или что-нибудь сломать…

Мередит стало жаль молодого человека.

— Ну, это уж слишком! И потом, она ведь действительно могла спать, как вы тогда и подумали.

— Да. — Наконец священник спохватился и осторожно спросил: — Простите, а почему она вас так интересует? Вы ей кто — родственница?

— Нет, скорее знакомая знакомой.

В конце концов, Уинн можно назвать знакомой Оливии, так же как и всех остальных.

— И потом, мы с моим другом недавно осматривали «Грачи» на предмет возможной покупки. Вряд ли, правда, мы купим дом.

— Ах, очень жаль! Не сомневаюсь, вам бы понравилось жить в Парслоу-Сент-Джон. Для клуба старичков вы, пожалуй, слишком молоды и энергичны, но в очередь со старичками раз в две недели по средам у нас собираются молодые мамочки…

— Я не молодая мамочка.

— Мы всем рады. Нам и помощь всегда нужна. Судя по всему, из вас выйдет отличная помощница!

— Уверена, в вашей деревне жизнь бьет ключом, — решительно отрезала Мередит. — И иногда самым неожиданным образом. Мне говорили, у вас даже есть местная ведьма.

Дейв заморгал глазами:

— Да ну, бросьте! Какая еще ведьма… В наши-то дни… Вас кто-то разыгрывает!

— Я так не думаю. Не утверждаю, будто верю в черную магию. Я очень удивилась, когда мне рассказали о… о той женщине.

Священник нахмурился и почесал бороду.

— Кто же она? Вам имя назвали?

Мередит замялась:

— Только между нами… Меня направили к хозяйке магазинчика в Конюшенном ряду. Никаких доказательств у меня нет. Прошу понять меня правильно.

— Да, магазинчик я знаю. Хозяйка его довольно странная. Надо бы зайти да перекинуться с ней словечком… нет-нет, не волнуйтесь! Про вас я и не заикнусь! — Глаза у него заблестели. — А может, она согласится прийти к нам в клуб и выступить с докладом?

— Думаете, это будет разумно?

— Мы не должны сужать свой кругозор, — укоризненно заметил молодой священник. От его прежней невозмутимости не осталось и следа. — Каждый должен внести свой вклад в духовную жизнь общины! Мы многое можем почерпнуть из других верований. — На миг на его бородатом лице отразилась тень сомнения, отчего он сразу стал моложе и ранимее. — А может, мне сначала посоветоваться с епископом? Как вы считаете?

— По-моему, это очень ценная мысль! — заверила его Мередит, вставая. — Что ж, спасибо вам большое… Дейв. Вы мне очень помогли и обо всем рассказали подробно. Надеюсь, фонд восстановления церкви еще принимает пожертвования? Если позволите, я бы тоже хотела…

— О, замечательно! Сейчас напишу расписку.

Он выбежал из комнаты, сжимая в руках десятку Мередит. Вначале она решила, что кабинет у него наверху. Но, судя по звону посуды и кухонной утвари, молодой священник не ушел дальше кухни и сейчас рылся в ящике кухонного шкафа. Он вернулся с распиской:

— Вот, пожалуйста, чтобы все было как полагается! И не забудьте: если захотите как-нибудь заехать к нам в среду вечером, добро пожаловать! Помощники нам очень нужны.

Он проводил ее до порога и помахал на прощание.

Глава 9

Но священник нашего прихода…

не поверил ни единому слову…

Из книги «Черная магия: описание и разъяснение».

Когда Маркби вернулся домой, Мередит уже устроилась боком в кресле, положив голову на один пухлый подлокотник, а ноги закинув на другой. В руках она держала кружку с кофе.

— Я провела утро очень странно, — сказала она, вместо приветствия. — Познакомилась с ведьмой, обсуждала проблемы туризма с владельцем «Королевской головы», поболтала с Джули Кромби и очень рьяным, хотя и не слишком проницательным молодым священником… Должно быть, от него Оливия просто на стенку лезла. А ты как?

— Я тоже нашел больше, чем собирался, — ответил Алан и рассказал о своих утренних приключениях. — Так что, вполне возможно, пони на самом деле отравили. Похоже, здесь кто-то действительно накопил много злобы, если не сказать хуже.

— Ужасно! — задумчиво проговорила Мередит. — Преподобный Дейв, правда, обмолвился об одном весьма интересном обстоятельстве. — Она пересказала слова молодого священника, который заходил в «Грачи» днем в субботу. — Значит, она действительно умерла в пятницу ночью. Бедняга до сих пор переживает… Думает, что мог бы ей помочь.

Маркби презрительно хмыкнул:

— И поделом ему! Надо было вовремя рассказать все полиции. Коронер наверняка заинтересовался бы такой подробностью.

— Дейва больше волнует другое: он мог бы ее спасти, но не спас. Он выразился по-другому, но, очевидно, все время думает об этом. Он мучается, потому что она могла лежать там без сознания, ну и… ну и так далее.

— Мы ничего не знаем. Маловероятно. Если она упала за… примерно за восемнадцать часов до его прихода, вряд ли она в то время еще была жива. Не говорю, что это невозможно, просто маловероятно. Во всяком случае, сейчас ничего уже поделать нельзя. И все же досадно, когда люди вовремя чего-то не говорят, — решают, непонятно почему, что их показания не имеют значения…

На его лице появилось мученическое выражение, свойственное каждому полицейскому, который рассуждает о том, что народ не желает идти навстречу стражам порядка.

— Кстати, — продолжала Мередит, — Дейв понятия не имел, что в Парслоу-Сент-Джон живет настоящая ведьма! Интересно, почему?

— Потому что никто ему не сказал, вот почему! Он был бы последним, кто обо всем узнал.

— Ему сказала я. По-моему, новость стала для него ударом. Зато он отвлекся от мыслей об Оливии. — Мередит с трудом вылезла из кресла и принялась рыться на полках с книгами. — Мне нужен путеводитель или карта местности. Тут такая есть?

— Могу тебе найти. Что ты ищешь?

— Местный доисторический памятник — менгиры под названием Стоящий Человек и его Жена. У Сейди висит картина с изображением памятника, а нарисовал картину — кто бы ты думал? — Мервин Поллард! Продать картину она не пожелала. Я попросила у него любую другую, но он мне отказал.

— Наверное, это и к лучшему!

— Вряд ли сам памятник далеко отсюда, — сказала Мередит. — Мне хочется его осмотреть!

— Отлично! — Алан замялся. — Помнишь сэра Бэзила Ньютона?

— Конечно, он ведь главный констебль, начальник полиции графства!

— Был. Только что вышел в отставку. У них с женой загородный домик всего в пятнадцати километрах отсюда. Когда он узнал, что мы едем сюда на неделю, он предложил: если у нас будет время, позвонить ему и приехать в гости, выпить по рюмочке. Я и подумал: если ты не против, я ему позвоню.

Мередит оперлась о стол, скрестив руки. Ее светло-карие глаза посерьезнели.

— Вот теперь и ты подозреваешь неладное? Совсем как Уинн!

Прежде чем ответить, Алан долго разглаживал матерчатый чехол на подлокотнике кресла.

— Не совсем. Возможно, я и подозреваю неладное, как ты говоришь. И совсем другое дело, беспокоюсь ли я об этом, как Уинн. Возможно, я смотрю на нечто совершенно другое.

— Все подозрения Уинн так или иначе связаны с Оливией. С тем, как она сюда приехала, как жила и умерла здесь!

— Вот видишь! — Заметив озадаченный взгляд Мередит, Маркби поспешил объясниться: — И Армитидж, и его жена присутствовали на дознании по поводу внезапной смерти миссис Смитон. Они показались мне людьми вполне разумными, вменяемыми, с нормальной памятью. В смерти Оливии не усмотрели ничего подозрительного. Произошел несчастный случай — печально, но, наверное, не слишком неожиданно. Джанин ведь много раз предупреждала ее насчет тапок. — Наконец Алан оставил в покое чехол. — Что же касается жизни Оливии… да, кое-какие вопросы действительно напрашиваются. Но она умерла. Пусть себе покоится с миром.

Мередит вдруг сказала:

— Какое странное место! Возьмем хоть нас троих — тебя, меня и Уинн. На всех нас плохо влияет атмосфера деревни — какие-то плохие волны, можно сказать. И каждый из нас объясняет свое состояние по-разному. Уинн считает, что все из-за Оливии. Ты думаешь, что дело в необъяснимых актах вандализма, за которыми, очень может быть, стоит один человек…

— А ты? — спросил Алан, видя, что любимая задумалась.

— А я связываю свое состояние с тем, что Сейди Уоррен отказалась продать мне картину.

Маркби рывком встал со стула:

— Что ж, может быть, с твоими дурными предчувствиями разобраться проще, чем с моими или с подозрениями Уинн. Подожди, сейчас принесу карту.

Они быстро отыскали менгиры на старой, оборванной крупномасштабной карте местности. Предоставив Мередит изучать карту, Алан пошел звонить сэру Бэзилу Ньютону.

Через несколько минут он вернулся:

— Они приглашают нас сегодня на ужин, если мы свободны. Я ответил, что мы приедем. Мы ведь с тобой сегодня ничем не заняты?

— Что? Ах да, конечно.

— Если выедем чуть раньше, у нас останется время осмотреть твои доисторические камни. Как ты их называешь — менгиры? Они как раз по пути, и будет еще светло.

Мередит очень порадовало его предложение.

— Отлично! — Она посмотрела на настенный календарь. — Ох ты… Сегодня полнолуние!

Добираться до древних камней пришлось проселочными дорогами. Алан, который предпочитал проселочные дороги поездкам по скоростным магистралям, остался очень доволен. Вечер выдался теплым, спокойным; машин на дороге было мало. Они проехали примерно полпути до дома Ньютонов, когда Мередит, которая то изучала карту, то смотрела в окно, вдруг сказала:

— Где-то здесь!

Но Маркби и сам сбросил скорость.

— Впереди вода, — пояснил он.

Поперек дороги, извиваясь, текла мелкая струйка воды; она вытекала из-под живой изгороди, струилась вниз по откосу и исчезала в канаве на другой стороне. Заметив такую струйку в городе, понимаешь, что где-то прорвало водопровод. Ну а в сельской местности это означает, что где-то поблизости протекает ручей или речка.

— Вот почему здесь так зелено, — заметил Маркби.

— Все как на картине из магазинчика Сейди. — Мередит с любопытством озиралась по сторонам. — Смотри, там «карман»! Там можно остановиться.

Площадка для остановки и отдыха автомобилей была устроена за счет проема в живой изгороди. Маркби остановил машину, и они вышли.

— Муниципальная корзина для мусора, — заметил он, показывая примечательный предмет. — Значит, здесь регулярно останавливаются проезжие. Камни должны быть совсем рядом. Ты куда?

Мередит уже карабкалась наверх по довольно крутому травянистому откосу. Туфли на высоких каблуках, надетые в честь званого ужина, она сняла и несла в руке.

— Не забудь, в гости надо прийти в приличном виде! — напомнил Алан.

— Ничего, здесь есть перелаз! — донеслось до него сверху.

Маркби вздохнул и полез наверх следом за Мередит. Она уже перебралась на ту сторону и шла в одних чулках по траве. Он устремился за ней, думая: и зачем нужно было чистить туфли перед поездкой? Одно он знал точно: он не собирался снимать обувь и остаток вечера сидеть в мокрых носках!

Наконец они увидели менгиры — Стоящего Человека и его Жену. Камни стояли посреди луга, господствуя над мирным и уединенным пейзажем.

— Настоящая глушь! — сказал Алан.

Единственным признаком того, что о здешних камнях кто-то знал, служила крошечная табличка, воткнутая в дерн. На табличке были написаны названия камней и скудная информация о «доисторическом памятнике». Ниже кто-то дописал: «Пожалуйста, не влезайте на камни». Стоящий Человек оказался чуть выше Жены.

— Мервин не очень силен в перспективе, — критически заметила Мередит. — На его картине оба камня одинаковой высоты. Странно думать, что они простояли здесь столько времени и никто не уничтожил и не выкопал их! Например, какой-нибудь местный фермер, которому они мешали вспахать поле.

— Их защищало суеверие, — сказал Алан, разглядывая подошву. — Ради бога, смотри себе под ноги! На этом лугу пасутся овцы. Надень туфли!

— Сейчас не сыро.

— Да, но ты можешь схватить почесуху или еще что-нибудь.

— Алан, не суетись.

Мередит медленно пошла вокруг камней.

Поверхность двух менгиров из старого известняка была бугристой и вся испещрена впадинами, словно лицо неряшливого подростка — следами прыщей. «Голова» Жены оказалась плоской, а у Стоящего Человека верхушку либо когда-то повредили, либо ветер и дождь больше воздействовали на него с одной стороны. Он оказался каким-то скособоченным.

Задул вечерний ветерок; издали послышалось блеяние. Должно быть, овцы где-то рядом. Мередит подумала: наверное, ручей, который течет на дороге, пересекает и пастбище, вот только где? Бывает, русло проходит и под землей.

— А вдруг где-то поблизости есть и другие? — вслух спросила она. — Может, они тоже стоят кругом?

Маркби начал раздражаться:

— Не обязательно! Возможно, здесь остатки древнего могильника, своего рода надгробные камни. Если тебя так интересуют эти камни, попробуй обратиться в местную библиотеку или в ближайшее отделение Исторической ассоциации. Кстати, сэр Бэзил или его жена тоже могут что-то знать, — добавил он с нажимом, напоминая, что им пора двигаться дальше.

— Ах ты, совсем забыла о Ньютонах! Но мы ведь еще не опаздываем? — Мередит повернула назад, к перелазу. — И все-таки я рада, что мы нашли камни. Такие вот маленькие тайны всегда возбуждают мое любопытство.

— А то я не знаю! — с чувством пробурчал он.

Глава 10

…Он показал, что…она… — дочь палача и иногда приносит по ночам перед базарным днем с бойни баранью ногу, а однажды она зарыла в землю кусок говядины, что считается признанным средством исцеления от бородавок…

Из книги «Черная магия: описание и разъяснение»

— Молодой барашек был просто замечательный, — сказала Мередит.

Ее похвала очень понравилась Мойре Ньютон.

— Как я рада, что вы с Аланом смогли приехать и поужинать с нами! — воскликнула она. — Как раз сегодня за завтраком я сказала Бэзилу: очень жаль, что мы будем ужинать вдвоем; я купила такое хорошее мясо… И тут позвонил Алан! Надеюсь, мы не нарушили ваши планы?

И Мередит, и Маркби наперебой принялись уверять хозяйку, что никаких планов они не нарушили. После вкуснейшего сытного ужина они перешли в гостиную с низким потолком, где сидели у широкого каменного камина и наслаждались кофе и пыльной бутылкой портвейна, которую их хозяин вынес из погреба. Хотя вечер был теплым, хозяин растопил камин, потому что Мойре нравилось по вечерам смотреть на огонь.

Действительно, ужин прошел превосходно, подумала Мередит. Они вкусно поели и угостились замечательным вином. Как приятно сидеть в тепле и уюте, смотреть на язычки пламени, попивать хороший портвейн… Поневоле заскучаешь по тихой жизни.

Она бросила встревоженный взгляд на Алана. Возможно, именно так он рисует себе их совместную жизнь в «Грачах». Но ведь, кроме вот таких вечеров, надо как-то и дни тянуть?

Как будто прочитав ее мысли, Мойра Ньютон вдруг сказала:

— Мы с Бэзилом купили этот дом, когда дети были еще маленькие, чтобы было куда ездить по выходным. Пол и Лора, наверное, точно так же будут приезжать в домик его покойной тетушки. Потом дети выросли, и домик уже не был нам так нужен. Несколько раз мы его сдавали. Потом Бэзил вспомнил, что до пенсии ему совсем недалеко, и предложил переехать сюда.

Маркби поерзал в кресле.

— Отличная мысль!

— Не знаю… — Мойра поджала губы. — Городской дом мы еще не продали. Если честно, мне не хочется его продавать.

— Сейчас, пожалуй, ничего и не получится, ведь цены на недвижимость падают! — проворчал ее муж. — Так что придется нам пока оплачивать содержание двух домов! Налоги в двойном размере, как и счета, будь они неладны! Один из домов необходимо продать. По-моему, жилье в городе нам сейчас совершенно ни к чему. Поэтому я за то, чтобы продать наш городской дом и окончательно поселиться здесь.

— Бэзил, здесь мы окажемся отрезанными от всех наших друзей!

— Ничего страшного, сейчас у всех есть машины.

— Не хочу собираться в долгий путь всякий раз, как мне захочется поболтать и выпить кофе.

— Совершенно с вами согласна, — поддержала ее Мередит. — Алан хочет купить один красивый, но старый георгианский особняк с огромным садом и загоном для лошадей.

— Aга! — Сэр Бэзил подмигнул ей. — Наверное, ему понравились «Грачи», где жила покойная Оливия Смитон?

— Значит, дом Оливии Смитон вам знаком? — оживился Маркби, который уютно устроился на диване, протянув длинные ноги к камину.

— Знаю, где он находится, видел его. Внутри ни разу не был. Признавайтесь, положили на него глаз?

— Алану он понравился, — уточнила Мередит.

— Тебе тоже, — сухо возразил Маркби.

— Ну да, мне он тоже понравился, но это вовсе не означает, что я хочу его купить!

— Не ссорьтесь, — примирительно заметила Мойра. — Это всего лишь дом. И потом, вам обоим до пенсии еще далеко! Кому еще кофе?

— А саму Оливию вы знали? — спросила Мередит. Оливия показалась ей более безопасной темой, чем ее жилище.

Сэр Бэзил, кряхтя, встал с кресла и неуклюже зашагал к бару с напитками.

— Не могу сказать, что знал ее.

Он загремел бутылками, и Мередит вдруг вспомнила Уинн Картер, которая так же любовно выбирала угощение среди своих домашних вин. Наверное, жизнь в сельской глуши способствует развитию привычки к крепким напиткам.

— Я выпью капельку скотча, — сказал сэр Бэзил. — А вы, Алан? И вы, дорогая Мередит, что будете пить?

— Боюсь, я не поклонница скотча, — извинилась Мередит.

— Вот и славно! — обрадовался хозяин. — Алан выпьет, а вы повезете его домой.

— Бэзил! — укорила его жена.

— Так и будет, — улыбнулась Мередит. — Все равно больше мне пить не хочется… если только кофе.

Через несколько минут, когда все снова устроились с чашками и рюмками, сэр Бэзил вдруг сказал:

— Я читал в газете про смерть Оливии. Лоренса я, конечно, знал.

Реакция гостей его изрядно удивила.

— Вы знали Лоренса Смитона?! — хором вскричали Алан и Мередит.

— Господи, еще бы! Правда, это было давно, когда я служил в армии. Лоренс был гораздо старше — и по возрасту, и по званию. Вышел в отставку в чине бригадира.[6] Потом мы с ним встретились случайно — если я правильно припоминаю, на скачках — уже после того, как я ушел с военной службы. Он вспомнил меня, спросил, чем я занимаюсь, и так далее… После той встречи мы некоторое время переписывались.

— Наверное, вы не знаете, жив он еще или нет, — спросила Мередит, затаив дыхание.

— Что вы, моя дорогая! Сомневаюсь, что он жив. Ему ведь сейчас было бы уже… Впрочем, не знаю. — Бэзил помолчал. — Ему около восьмидесяти, в наши дни такой возраст уже не считается таким почтенным, как в прошлом… Да, может статься, он еще жив и вполне дееспособен.

— Да что ты говоришь, Бэзил! — с досадой воскликнула его жена. — Я знаю, сам ты никогда не пишешь поздравительных рождественских открыток, но думала, что ты хотя бы читаешь те, что присылают нам!

— Еще чего! — фыркнул ее муж. — Зачем? На Рождество мы всегда получаем их несколько тонн…

Мойра повернулась к Мередит и Алану:

— Смитоны, то есть Лоренс и его жена Мирей, живут в Камбрии. Мирей — француженка. Мы с ними не виделись очень давно, лет тридцать! Но на Рождество регулярно обмениваемся открытками! — Она смерила мужа многозначительным взглядом. — И каждый год, вскрывая конверт, я говорю тебе, Бэзил: «Вот открытка от Мирей и Лоренса; значит, они оба живы и здоровы».

— Да неужели? — буркнул сэр Бэзил себе в рюмку.

Мойра пристально посмотрела на гостей:

— Он не слушает ни слова из того, что я говорю, во всяком случае за завтраком! Начинаю подозревать, что и в другое время он тоже меня не слушает. Мы с Мирей Смитон не переписываемся, только каждый год обмениваемся открытками и приписываем по нескольку строчек о том, как у нас дела. Хотя я могла бы и написать ей… Да, наверное, напишу.

Сэр Бэзил благородно произнес:

— Ты совершенно права, Мо. Ну да, мне следовало помнить, что мы с ними по-прежнему поддерживаем связь. Но ты ведь знаешь, что подобные вещи я предоставляю тебе.

Алан отставил рюмку и наклонился вперед:

— Не хочется говорить о делах, но, раз уж мы сейчас в Парслоу-Сент-Джон, должен заметить, там творится что-то неладное.

— И еще кое-что произошло до того, как мы туда приехали! — добавила Мередит.

— Тайна! — радостно воскликнула Мойра, сразу успокаиваясь. — Обожаю хорошие детективы. Бэзил, подбрось в камин полено. Сейчас Алан расскажет нам историю, от которой кровь стынет в жилах!

— Иногда ты меня поражаешь, — заметил Бэзил жене, подбросив в огонь полено, которое сразу взметнуло вверх сноп искр. Он покосился на диван: — Алан, вы и правда собираетесь рассказать нам историю, леденящую кровь?

— Нет, разве что вы оба примете близко к сердцу отравление пони.

— Понятно, — заявил сэр Бэзил, когда Алан дошел до конца истории о пони Оливии, цветах Уинн и «ренджровере» Армитиджа. Не забыл он и слова Джанин Катто о старых тапках и убеждение Уинн, что прошлое Оливии так или иначе настигло ее.

Ньютон вытянул ноги, а руки сложил на своем обширном животе.

— Ясно… По-моему, вандализм — отвратительная вещь, а деревенские междоусобицы бывают поистине ужасными. Сложите все вместе, и выйдет настоящая мерзость, к тому же мерзость опасная. Кто-то может серьезно пострадать. — Он посмотрел на гостей. — Нужно обязательно сообщить обо всем в местную полицию. Понимаете — обо всем, а не только о растворителе, который вылили на машину ветеринара. Обо всем остальном тоже.

— Непременно прослежу за этим, — кивнул Маркби.

— Теперь что касается несчастного случая с бедняжкой Оливией. Об обстоятельствах ее падения я, разумеется, читал; они дали богатую пищу для местных сплетен, правда, Мойра? Проходит время, и о таких вещах, как правило, забывают. Внимание сплетников привлекают другие происшествия. Обычная кратковременная сенсация. Вряд ли у коронера возникли какие-то сомнения. У полиции наверняка не найдется оснований вновь открывать дело, а учитывая, как мало у них людей, сомневаюсь, чтобы предложение начать дополнительное расследование было встречено хорошо.

— Я пытался убедить в том же самом Уинн, — сказал Маркби. — Лично осмотрел треснувшую балясину. Мне не показалось, что дерево кто-то подпилил нарочно. Что же касается прошлого Оливии, здесь еще меньше оснований что-либо подозревать. Единственный человек, который много лет назад хорошо ее знал, — Лоренс Смитон, ее бывший деверь. В свое время он питал к ней сильную неприязнь; возможно, она сохранилась и по сей день, если, конечно, он еще питает к ней какие-то чувства. Насколько мне известно, ни на дознание, ни на похороны он из своей Камбрии не приехал.

— Да, не приехал, — подтвердила Мойра. — Иначе Мирей непременно позвонила бы мне и сообщила, что они будут в наших краях. Когда буду писать ей, непременно спрошу, если хотите, Алан.

Сэр Бэзил деликатно заметил:

— Алан, лично я не вижу никаких препятствий к тому, чтобы вы навели справки, так сказать, по собственной инициативе, неофициально, но заручившись согласием полиции. К сожалению, я уже на пенсии и не могу ни разрешать, ни запрещать ничего подобного. Зато я могу поговорить со своим преемником; уверен, он возражать не станет. Пока вы не наступите ни на чью больную мозоль — а я не сомневаюсь, что этого вы делать не станете, с вашим-то опытом.

— Поймите меня правильно, мне вовсе не хочется, чтобы меня втягивали во что-то, — заверил его Маркби. — Но Уинн явно разочаровалась во мне и заодно во всей полиции как таковой! Мне ничего не стоит расспросить местных жителей — неофициально, разумеется, задать несколько вопросов доктору Барнетту или подрядчику Кромби. Ну а кроме этого… даже не знаю, что еще я могу поделать.

— Скорее всего, Уинн как раз и хочет, чтобы ты навел справки у ее соседей, — вдруг сказала Мередит. — Видите ли, — объяснила она Ньютонам, — сама Уинн никого расспрашивать не может, потому что она там живет и ей неловко донимать расспросами местных жителей. С другой стороны, ни Алан, ни я никакой неловкости не испытываем.

От Маркби не укрылось это «ни я». Он смерил Мередит укоризненным взглядом.

— Очень печально, — задумчиво проговорила Мойра. — Придется тщательно подбирать слова, когда я буду писать Мирей. И все-таки прошло столько лет… Неужели Лоренс до сих пор так же пылко ненавидит бывшую невестку за какие-то ее прошлые грехи? Особенно теперь, после того как она умерла.

— Похоже, в деревне вы проведете интересный отпуск, — хихикнул сэр Бэзил.

— Ох, да вы еще всего не знаете, — оживился Маркби. — Мередит считает, что здесь проходят ведьминские шабаши!

— Истинная правда, — заявила Мойра Ньютон после того, как Мередит рассказала о своих открытиях, — что в Котсуолде до сих пор живы традиции ведовства. Следы старинных обрядов прослеживаются во многих местных топонимах. Сохранились письменные свидетельства того, что здесь еще совсем недавно, какое-нибудь поколение назад, было много ведьм. В документах зафиксированы необъяснимые события, любопытные видения, даже подозрительное убийство одной местной жительницы, которую считали ведьмой. Просто поразительно, до чего живучи подобные суеверия!

Сэр Бэзил фыркнул:

— По-моему, все это сплошная чушь! Нет, не хочу сказать, будто такие вещи не продолжаются и по сей день; я имею в виду так называемые ковены, то есть собрания психов, настроенных, так сказать, на одну волну. Они проводят странные обряды и так далее. Я несколько раз сталкивался с подобными делами, еще когда возглавлял полицию графства. Удивительно, сколько людей, в остальных отношениях вполне вменяемых, верят в подобную чушь! Разумеется, большую роль во всех их обрядах играет сексуальная составляющая.

Он нагнулся к Мередит:

— Моя дорогая, очень не советую вам вмешиваться в их дела. Мы больше не вешаем ведьм и не сжигаем их на кострах, и они вольны заниматься в своем кругу всем, что им угодно. Разумеется, при том условии, что они не нарушают законы! Необходимо убедиться, что они не вовлекают в свои секты несовершеннолетних. Хотя некоторые… м-м-м… их обряды для взрослых вполне допустимы — с их согласия, разумеется, — совершенно другое дело, если в них замешаны дети. Чаще всего подобная деятельность квалифицируется как развращение малолетних. Кроме того, необходимо следить и за использованием запрещенных препаратов. Ничто так не убеждает новичков в существовании параллельного мира, где властвуют темные силы, как отстранение от собственного тела с помощью наркотиков!

Мередит хихикнула.

— Ни Сейди, ни Мервина нельзя назвать хиппи! Оба они уже в возрасте, и, кстати, оба — вполне добропорядочные предприниматели. Они не выказывают никаких признаков любви к «волшебным грибочкам». По крайней мере, мне так не показалось. Правда, мне непонятно, как Сейди ухитряется сводить концы с концами, ведь ее магазинчик совсем не процветает!

— Возможно, у нее есть другой источник дохода, например пенсия, — заметила практичная Мойра. — Может быть, она получает пенсию за покойного мужа или еще какие-нибудь выплаты, связанные с его работой. Или, скажем, мистер Уоррен был застрахован, и после его смерти жена получила крупную сумму.

— Прошу вас! — взмолился Маркби. — Не подсказывайте ей дополнительных поводов для того, чтобы совать нос в чужие дела…

Сэр Бэзил откашлялся, привлекая к себе всеобщее внимание.

— Как я вам уже говорил, — сурово начал он, — без явных доказательств преступных намерений добиться запрета их деятельности очень трудно. Некоторые адепты, вроде вашей миссис Уоррен, могут заявить, что таковы их верования. Сейчас очень распространилась так называемая вика, или неоязыческая религия, основанная на почитании природы. Мне даже говорили, что викканство предлагают признать официально. У нас нет никаких оснований полагать, что ваша миссис Уоррен нарушает закон. Давайте смотреть правде в глаза: каким образом мы сумеем наложить запрет на ее деятельность? Черная магия, если она действительно ее практикует, в течение многих веков яростно и кровожадно преследовалась, но так и не была уничтожена. Кстати, ведьмы с колдунами — не единственные, кто неохотно рассказывают о своих ритуалах. Где провести границу между так называемыми древними языческими ритуалами и обрядами и тем, что в туристических справочниках именуют «интересной традицией»? В сельской глуши подобные традиции продолжают существовать по сей день. Всякие языческие праздники с танцами вокруг майского дерева, венки и маски с изображениями животных… в общем, все такое. В девяноста девяти случаях из ста те, кто принимают участие в таких праздниках, и сами не знают, зачем они это делают. Таков местный обычай, на этом все объяснения и заканчиваются. Многие находят такие обычаи очаровательными. С телевидения присылают съемочные группы, которые снимают шумное веселье, а потом сюжеты крутят в шестичасовых новостях.

Сэр Бэзил сурово сдвинул брови:

— Мередит, возможно, вы и правы в своих подозрениях, но я бы больше не стал расспрашивать жителей Парслоу-Сент-Джон о ведьмах и старинных обрядах. Понимаете — ни-ко-го! Ведь в таких делах никогда не знаешь, кто тут замешан, а кто — нет. Если все так, как вы подозреваете, что ж… прискорбно слышать, но не могу сказать, что я удивлен. Кстати, зря вы так откровенно интересовались ведьмами. Теперь вам вряд ли удастся кого-нибудь разговорить. Так что прислушайтесь к моему совету, оставьте местных жителей в покое!

Они еще немного посидели, наслаждаясь вином и кофе и глядя на потрескивающие в камине поленья. Потом Маркби сказал:

— По пути к вам мы заехали осмотреть один доисторический памятник — ваши менгиры.

— Стоящего Человека и его Жену? — кивнула Мойра. — Им, наверное, уже три тысячи лет, а может, и больше. Разве не странно, что они так долго протянули? Бэзил считает, такое стало возможным лишь потому, что местные жители наделяют камни магической силой. В памяти народа живут воспоминания о том, что то место считалось священным, и потому камни нельзя ни перемещать, ни портить. Хотя… Смутно припоминаю, что раньше там стоял и третий камень. Его потом перенесли к местной церкви, но в начале XVIII века приходской священник приказал его убрать, потому что камень привлекал к себе недолжное внимание. После того случая камень просто исчез.

— Что значит — «недолжное внимание»? — спросила заинтригованная Мередит.

Мойра с отсутствующим видом пожала плечами:

— Кажется, местные жители трогали его на счастье, проходя мимо…

Мередит задумалась.

— Вряд ли священник пожелал от него избавиться только из-за этого. Должно быть, там происходило что-то посерьезнее.

— Значит, ты, как и предлагает сэр Бэзил, намерен заняться делом неофициально? — спросила Мередит, сидя за рулем. Домой они возвращались уже ночью.

Обратно поехали тем же путем. Было очень темно, но в лунном свете дорога впереди светилась, как серебристая лента. Даже дальний свет можно было не включать. Время от времени они видели кролика; зверек шмыгал в канаву. Иногда в лучах фар отражались чьи-то испуганные глаза. Больше никого и ничего на дороге они не встретили: ни света, ни жилья. Через какое-то время обоим начало казаться, что они на всем свете одни, как на Луне.

— Попробую… если получу согласие местного начальства. Во всяком случае, я доведу до их сведения то, что случилось с Уинн. Кроме того, расспрошу людей, которые знали Оливию. Не знаю, что еще я смогу сделать. — Алан говорил как-то отстраненно. Следующие его слова объяснили причину такой рассеянности: — Как им уютно в своем домике… Я про Бэзила и Мойру!

— Да, им уютно. Но не забывай, у них еще есть дом в городе! Мойра права в том, что не хочет отрезать себя от всех.

— Она — совсем другое дело, — возразил Алан. — Наверное, у нее много друзей в городе. А у тебя в Бамфорде близких друзей нет, только знакомые. То же самое и у меня. Я почти ни с кем там не общаюсь, кроме Лоры с ее семейством, а их мне нет нужды видеть каждые пять минут! И потом, у них теперь есть здесь домик, и если мы…

— Если мы купим «Грачи», то будем видеться с ними всякий раз, как они будут приезжать сюда на выходные? — закончила за него Мередит и досадливо выдохнула. — Алан, ничего не выйдет! Я не брошу работу, и точка! Ты, если хочешь, можешь выйти на пенсию, но сделай это сам. Попробуй удалиться от мира и зажить отшельником в «Грачах», как Оливия. Готова поспорить, ты там и месяца не протянешь!

— В таких вот глухих деревнях, как ни странно, кипит жизнь, — возразил Алан. — Люди стараются сами себя развлечь, как могут. Ты ведь даже не пыталась ничего выяснить!

— Наоборот, о местной общественной жизни я все знаю. Преподобный Дейв подробно ознакомил меня со всем, что здесь происходит. Мне предложили выбор: либо вступить в клуб молодых мамаш, либо в клуб для пожилых. Похоже, чтобы вступить туда, не требуется ни ребенок, ни пенсионное удостоверение! Да, еще я могу печь пироги и заваривать чай… Ну и еще не забывай о ведьминских шабашах. Ни на минуту не сомневаюсь в том, что жители Парслоу-Сент-Джон живут интересной, насыщенной жизнью. Я получила полное представление о том, что у них за развлечения. Вот только себя я не представляю участником ни одного из них.

Алан неожиданно отреагировал очень остро — во всяком случае, она еще ни разу не слышала, чтобы он так горячился:

— Ты просто не желаешь соглашаться ни с чьими предложениями! Тебе нравится все делать по-своему! А тебе никогда не приходило в голову, что такое поведение нравится не всем? Возможно, тебя не посылают в долгосрочные заграничные командировки именно потому, что с тобой ужасно трудно сработаться?

— Ты не имеешь абсолютно никакого права так говорить! Откуда ты знаешь? Тебе ведь никогда не приходилось работать со мной!

Мередит так и подмывало остановить машину и приказать ему убираться. Ей помешал здравый смысл: все-таки они находятся в глуши и сейчас поздняя ночь. Она так разозлилась, что обязательно выгнала бы его, будь они в населенном месте. Пришлось молча ехать дальше, глядя вперед, на неосвещенную дорогу.

Вдруг Алан приказал:

— Тормози!

— А вы спросите, где мои права, суперинтендент. Почему бы и нет?

— Мередит, не валяй дурака. Доказать свою правоту можно и не переворачивая машину в кювет!

— Я ничего не пытаюсь доказать. Да и зачем? Это ты мне все время что-то доказываешь — в основном какая я плохая.

— Извини. — Она услышала, как он вздыхает. — Мне и правда очень жаль. Я не имел права говорить то, что сказал. Ты совершенно права, я никогда не работал с тобой. Возможно, на работе ты излучаешь оптимизм и, как Поллианна,[7] находишь повод для радости, несмотря ни на что. — Машина повернула за угол. — Послушай, я люблю тебя. Я хочу жить с тобой под одной крышей в красивом доме и… и просто быть нормальным.

— Я-то всегда считала себя нормальной… Вот спасибо!

— Никто не требует, чтобы ты сутками напролет заваривала чай во всяких там благотворительных кружках!

— Кстати, раз уж на то пошло, в Бамфорде я активно помогаю Джеймсу Холланду в его молодежном клубе!

— Да, знаю. Я ведь извинился!

Ссора была прервана самым неожиданным образом. Мередит резко затормозила, отчего Алану пришлось схватиться за приборную панель. Но не успел он и слова сказать, как она встревоженно спросила:

— Что там такое? Видишь зарево на горизонте?

Алое зарево поднималось из-за гребня холма. Мередит остановила машину, и оба принялись напряженно вглядываться в темноту.

— Пожар? — пробормотал Алан. — Может, стог сена горит? В той стороне жилья нет… Во всяком случае, пока мы ехали к Ньютонам, я ничего такого не заметил.

Мередит подъехала к обочине и заглушила мотор.

— Пошли!

Она решительно распахнула дверцу.

— Куда? — спросил Маркби.

— Наверх, конечно!

— Подожди! — возразил он. — Давай подъедем поближе, наверняка все видно с дороги.

Мередит уже вышла из машины.

— Срежем пешком, через поле, — бросила она в окошко. — Спорим на что угодно, горит где-то рядом с менгирами!

Маркби неуклюже вылез из машины следом за неуемной женщиной. Они взобрались на насыпь, прошли сквозь пролом в живой изгороди и зашагали по полю.

Похолодало, от сильного ветра коченели пальцы и щеки. Маркби споткнулся о кочку, чудом не упал и выругался.

— Кто-нибудь из нас обязательно сломает ногу, — зловеще предрек он. — Скорее всего, мы наткнемся на лагерь бродяг, сторонников нового религиозного течения. У них есть собаки. Я тебя предупредил, а там как знаешь!

Но вкрадчивый голос выдавал его собственное любопытство. Ему так же, как и Мередит, не терпелось выяснить, что там впереди.

Они были уже близко. Лишь узкая полоса деревьев, высящихся черными великанами на фоне ночного неба, отделяла их от луга, на котором стояли менгиры. Мередит и Алан осторожно пробирались по неровному склону между выступающими из земли корнями, отводили в стороны ветви, которые цеплялись за одежду, увязали по лодыжку в мягкой лиственной подстилке. Наконец деревья кончились; оба разом остановились, тяжело дыша.

Луг, на котором стояли менгиры, раскинулся на небольшой возвышенности. Их глазам открылось невиданное зрелище.

Доисторические камни подсвечивались огромными алыми и желтыми языками большого костра. Ветер подхватывал языки пламени и рассылал их то туда, то сюда. Казалось, любой, кто подойдет поближе к костру, рискует сразу же сгореть. Тем не менее вокруг менгиров на фоне черного неба и оранжевого зарева двигался хоровод темных фигур. Хоровод то приближался к Стоячим Камням, то пятился назад.

Мередит и Алан спрятались за деревьями. Мередит напряженно вглядывалась в участников странного обряда.

— Нельзя, чтобы они нас заметили! — прошептала она.

До нее донеслось бормотание Алана:

— Один, два… — Потом он прошептал: — Я насчитал двенадцать человек. Все вроде бы взрослые. Отсюда не видно, женщины или мужчины.

— Алан, — произнесла Мередит каким-то странным голосом, — там двенадцать танцующих… и три камня!

Глава 11

Лично я никогда не верил…

в существование ведьм.

Сэр Томас Браун

Ошибка исключалась: там, где должны были выситься два каменных изваяния, теперь находилось три. Мередит прошептала:

— Вон там — Стоящий Человек, я его узнала по скошенной верхушке. И… посмотри-ка, вон там, совсем рядом с ним — еще один такой же!

— Это жена, — возразил Алан, также шепотом, щекоча ей ухо своим дыханием.

— Нет, его жена там — с другой стороны и поменьше.

Они слышали треск пламени, их ноздри чувствовали запах дыма. Мередит показалось, что, кроме рева огня, она слышит и другой звук — монотонное, заунывное пение. Участники обряда, видимо, произносили какое-то заклинание или мантру, повторяли снова и снова одно и то же.

По спине пробежал холодок; она крепче стиснула руку Алана.

— Помнишь, Мойра говорила, что вначале камней было три, а потом один убрали…

Маркби не дал ей договорить:

— Камень не вернулся на место сам по себе, если ты об этом! — Желая утешить любимую женщину, он похлопал ее по руке. — Там не камень, а еще один человек. Только он не танцует, а стоит на одном месте.

И верно, не успел он договорить, как тот, кого Мередит приняла за третий камень, пошевелился. Мередит подавила тревожный возглас; Алан крепче сжал ее руку, напоминая об опасности. Еще одна человеческая фигура — явно мужская — оказалась такой же скособоченной, как Стоящий Человек. Как будто менгир вдруг принял человеческий облик и, примкнув к танцующим, принялся неуклюже прыгать с ними вместе вокруг оставшихся камней.

Неожиданно хоровод остановился. Высокий, скособоченный адепт, похожий на Стоящего Человека, отделился от остальных и приблизился к большему из двух менгиров. В руках его Мередит заметила какой-то длинный, тонкий, остроконечный предмет. Он занес его над головой и резко опустил вниз. Снова замахнулся… Его движения подчинялись сложному ритму. Он еще немного помахал перед камнем, а потом отошел. Остановившиеся фигуры покачнулись и негромко застонали.

— Тринадцать, — прошептал Алан ей на ухо. — Тринадцать участников шабаша… или что там у них происходит. Ну а тот, наверное, их предводитель.

Страх прошел; Мередит показалось, что она узнала вожака.

— Это Мервин Поллард! — решительно произнесла она своим обычным голосом.

Прежде чем Алан успел ответить, люди у костра зашевелились. Хоровод распался, и фигуры сгрудились вместе. Двое-трое отделились от остальных и двинулись к костру. Языки пламени по-прежнему метались во все стороны, но стали не такими огромными, как раньше.

— Тушат костер, — пробормотал Алан. — Церемония закончена. Пошли, пора убираться.

Они вернулись к машине — пришлось снова ковылять по полю и продираться сквозь заросли. Хотя ни Алан, ни Мередит не признавались в том вслух, оба жалели, что ночь не такая темная. В чистом поле, да еще в серебристом лунном свете, они были заметны, как конькобежцы на катке.

Греясь в теплом салоне машины, Мередит вздохнула с облегчением. Знакомая, уютная обстановка создавала ощущение безопасности. Там, на лугу, происходило какое-то древнее действо — странное и, как им показалось, зловещее. Забравшись в машину, они как будто вернулись в современный мир и снова почувствовали себя хозяевами своей судьбы и собственных чувств.

— Извини, что накричала на тебя, — сказала Мередит и удрученно добавила: — Ничего не могу с собой поделать. Уж такая я есть — все время кажется, что только я одна шагаю в ногу, а остальные — нет!

Алан положил руку ей на плечо, и она потерлась щекой о грубую ткань его пиджака.

— И я тоже вовсе не собирался критиковать тебя, — ответил он. — Я люблю тебя такую, какая ты есть, и другая мне не нужна. Мы что-нибудь придумаем.

Он поцеловал ее в макушку.

— Конечно!

Мередит была очень признательна ему. Все-таки Алан очень ей предан… На самом деле он, наверное, все-таки хочет, чтобы она изменила свои взгляды на жизнь, но понимает, что сделать это она не может.

Мередит пожалела, что не умеет кривить душой. Она часто вредит самой себе. И все же затевать такие дурацкие ссоры на пустом месте нельзя. Иногда именно пустые, смехотворные разногласия приводят к самым катастрофическим последствиям. И хуже всего, напомнила себе Мередит, что они оба вышли из себя… Интересно, чем занимались люди на лугу? Собрались, чтобы отметить какой-нибудь древний языческий праздник? А может, высвободили какую-нибудь неведомую темную силу, которую потом не смогут вернуть обратно в заточение… И пронесется по округе темный смерч, сея повсюду разрушения и хаос…

— Кто бы они ни были, их нужно оставить в покое, — сказала она вслух.

По пути домой они проехали мимо «кармана» для отдыха автомобилистов, где останавливались, когда ехали к Ньютонам. Никаких машин они не увидели. Участники непонятного обряда наверняка оставили свои машины в каком-нибудь уединенном месте, где они не попадутся на глаза случайным проезжим, которые могут запомнить номерные знаки.

Оба испытали облегчение, увидев впереди свое временное пристанище.

Мередит сбросила безнадежно испорченные туфли и, тяжело вздыхая, осмотрела разорванные колготки и грязные ступни. Она уселась на кухонный стул. Алан подошел к раковине и налил воду в чайник.

— У тебя типично британская реакция на любые невзгоды, — заметила она. — Даже на черную магию. Чашка чаю!

— Я не уверен, что те люди занимались черной магией.

— Да брось ты! Мы с тобой наблюдали настоящий шабаш. Я не очень разбираюсь в подобных вещах, но разве то, что их было нечетное число, не подразумевает нечто зловещее? Более того, их было тринадцать — двенадцать плюс один. Чертова дюжина! Двенадцать рядовых адептов и один предводитель.

— По-твоему, на шабашах верховодит владелец паба?

— Я в этом уверена. Более того, он нарисовал для Сейди картину с изображением Стоячих Камней, и она повесила ее в своем магазинчике. А мне продать картину отказался. Все верно, я ведь не принадлежу к числу посвященных! Алан, вот что я тебе предлагаю. Пройдись по деревне и выясни, у кого еще есть картина Марвина Полларда с изображением менгиров! Тогда ты узнаешь, кто еще водил сегодня хоровод на лугу.

Алан с улыбкой протянул ей чашку с дымящимся чаем. Мередит с благодарностью взяла ее и принялась согревать окоченевшие пальцы.

— Такого рода улики вряд ли учтут на суде! — поддразнил ее он.

— Перестань толковать об уликах! — в досаде воскликнула Мередит.

— Благодари свою счастливую звезду, что у нас есть суды, которые требуют неопровержимых улик и не принимают во внимание, например, родимые пятна странной формы. А представь, что кто-нибудь подслушал бы, как ты разговариваешь со своим котом! В прошлом это послужило бы достаточным доказательством вины, и тебя бы сожгли на костре или повесили.

Мередит отпила глоток чаю.

— Ну ладно. И что же мы теперь будем делать? Позвоним в местный участок? В конце концов, на лугу находится известный доисторический памятник. Он может серьезно пострадать во время таких вот шабашей.

Алан покачал головой:

— Те, кто собирались там сегодня, меньше всего хотят повредить памятник. Наоборот, они стремятся его сохранить. Я не уверен и в том, надо ли нам сообщать о сегодняшнем… действе в полицию. — Поймав на себе ее взгляд, он продолжал: — Слушай, скорее всего, они местные, и, как нам сегодня напомнил Бэзил, ты не знаешь, кто может оказаться среди них. — Он поставил чашку и посмотрел на настенные часы. — Уже поздно, и все-таки попробую-ка я позвонить Бэзилу. Переложу ответственность на его плечи. Заметь, я не утверждаю, будто те, кого мы недавно видели, занимались чем-то противозаконным!

— Скорее всего, они собирались в чьих-то частных владениях… и потом, разве можно жечь на лугу большие костры? Пожарные бригады этого не любят. Даже фермерам больше не разрешают сжигать жнивье, верно? Может быть, костер разгорелся сильнее, чем они думали. Сегодня довольно ветрено, и языки пламени метались во все стороны. В то же время лето было долгим и жарким. И сейчас еще очень сухо. Поменял бы ветер направление — и фюйть! — Чашка Мередит описала большую дугу, отчего расплескался чай.

— Хорошо, я позвоню Бэзилу. Но сейчас кому-то ехать на место без толку. Когда мы с тобой бежали, они уже расходились; сейчас все участники… м-м-м… обряда, наверное, уехали.

— И нельзя записать ни их имен, ни адресов!

Она натужно улыбнулась.

— Что тебе сказал Бэзил? — нетерпеливо спросила Мередит чуть позже.

— Немного. — Заметив свирепый взгляд Мередит, Маркби поспешил оправдаться: — А что он мог мне сказать? Мне и так пришлось долго извиняться за поздний звонок, ведь они уже легли спать! Потом к телефону подошла Мойра; она пожелала подробно узнать о нашем, как она выразилась, «приключении». Кстати, она считает, что ты права и что число тринадцать — двенадцать плюс один — как раз и свидетельствует о том, что они собирались на какой-то шабаш. Ее приятельница заведует местным историческим обществом; завтра они съездят на место и посмотрят, что там такое. Потом пороются в книгах и попробуют выяснить, проводились ли на том лугу магические обряды. Бэзил, в свою очередь, обещал позвонить своим знакомым из местного участка; он попросит выслать на луг патрульную машину и осмотреть кострище, чтобы, как ты говоришь, убедиться, что огонь потушен как надо. Ну и заварила же ты кашу, моя дорогая!

— Я?! Да ты ведь был со мной. Ты тоже все видел!

— Да, а сейчас я собираюсь обо всем забыть. Я устал и хочу спать. Если хочешь, на всякий случай повесь над дверью несколько головок чеснока, а потом присоединяйся ко мне.

Сэр Бэзил позвонил им на следующее утро, в девять. Мередит решила: старик хочет отомстить за то, что вчера его разбудили.

Правда, вскоре выяснилось, что остальных сэр Бэзил побеспокоил еще раньше.

— Позвонил моему преемнику. Он не против того, чтобы вы неофициально поспрашивали местных об Оливии Смитон. Естественно, если выяснится что-нибудь интересное или странное, обо всем придется доложить им. Впрочем, как вы вчера верно подметили, Оливия умерла и покоится в земле, так что сейчас почти ничего не изменишь. Тем не менее Мойра собирается написать Мирей Смитон; если хотите, можем спросить, не откажется ли Лоренс побеседовать с вами. Правда, для этого придется съездить в Камбрию. Вряд ли он сам согласится приехать сюда ради разговора с вами. Я вообще не знаю, способен ли он сейчас передвигаться самостоятельно.

— Если ничего другого не получится, почему бы и не съездить к нему, — согласился Маркби, про себя подумав: вот незадача!

— Кстати, теперешний главный констебль очень заинтересовался вашими изысканиями, — продолжал сэр Бэзил. — Он увлекается мотоспортом и слышал имя Оливии. Он даже вспомнил, что читал ее некролог. Только не догадывался, что она живет здесь и до сих пор жива. Так что, когда покончите со своими расспросами, можете прислать ему краткий отчет. Ему хотелось бы знать, что вам удастся выяснить, и удастся ли вообще.

Значит, не они одни встревожились, уныло подумал Маркби, вешая трубку. В чем бы он ни обвинял Мередит, он и сам заварил кашу, поделившись с сэром Бэзилом подозрениями Уинн Картер. В результате на него взвалили всю черную работу. Придется расспрашивать возможных свидетелей, то есть фактически вести следствие, хотя официально он ни на что не имеет права. Если он что-то выяснит, он, как положено, сообщит о своих находках местному полицейскому начальству и любезно предоставит другим вести дело дальше. Если не выяснит, он хотя бы сумеет успокоить Уинн — а заодно и фаната-гонщика, который возглавил полицию графства после выхода в отставку сэра Бэзила!

— Пожелай мне удачи, — сказал он, готовясь выйти из дому.

— С кого собираешься начать?

— Поговорю с доктором, если он не занят. Потом повидаюсь с подрядчиком Кромби. Давай встретимся в обед в «Королевской голове»?

— Отлично! — воскликнула Мередит, как ему показалось, с ненужной горячностью.

— Только не вздумай спрашивать владельца паба, почему у него мешки под глазами, — как бы шутя посоветовал он.

Все пошло не так, как рассчитывал Маркби. Во-первых, выяснилось, что доктор Барнетт уже уехал на раннюю операцию, но обещал быть дома к полудню.

Маркби получил эти сведения от миссис Барнетт, тощей, нервозной молодой женщины с тусклыми волосами и невыразительным, блеклым лицом, которая прижимала младенца к своей не по-матерински плоской груди. Кроме того, она держала за руку капризного малыша, который недавно начал ходить. Они беседовали на крыльце.

Маркби решил, что жена доктора очень молода — не старше двадцати пяти лет. Судя по всему, ей трудно справляться с двумя малышами.

Он уже осматривал бывший Дом настоятеля снаружи и поразился его плачевному состоянию. Заглянув в прихожую, он понял, что дом нуждается в капитальном ремонте и изнутри. Стены грязные, все в отпечатках маленьких пальчиков. Ковер протерся до дыр. Пахло вареной картошкой, капустой и также дешевым стиральным порошком. Где-то в глубине жилища грохотала стиральная машина — видимо, отжимала на максимальных оборотах. Дом был большой; Маркби невольно задумался, кто помогает по хозяйству молодой докторше — и помогает ли вообще. Похоже, здесь услуги Джанин Катто пришлись бы очень кстати.

Маркби без особой радости обещал вернуться к полудню.

— Как вас зовут? — переспросила докторша. — Погоди минутку, Бенджи, мама разговаривает с гостем. Извините, как, вы сказали, ваша фамилия? Вы насчет частного визита?

В ее глазах блеснула искра надежды.

— Маркби, — ответил Алан. — Суперинтендент Маркби. Мне не нужна профессиональная консультация вашего мужа. — Искра надежды в глазах погасла, и на лице докторши появилось прежнее тоскливое выражение. — Скорее, — добавил Маркби, — я пришел сюда как полицейский. Но не тревожьтесь, пожалуйста, мой визит сугубо неофициальный.

Жена доктора смерила его подозрительным взглядом:

— Мм… Ясно.

Она довольно бесцеремонно захлопнула дверь прямо перед его носом. Маркби немного постоял на крыльце, разглядывая ветхие деревянные перила. Он думал не о докторе и миссис Барнетт, а кое о чем другом — о том, что было ближе его душе.

Отойдя на несколько шагов, он внимательно оглядел фасад. Как верно подметила Мередит, дом в плачевном состоянии. Интересно, во сколько обойдется Барнетту ремонт — только самое необходимое. Потом мысли Маркби естественным образом переключились на то, во сколько обойдется ремонт и содержание «Грачей».

В боковом окне дрогнула занавеска; Маркби поспешил отвернуться и выйти за ворота. Хотя дом в «Грачах» выглядит несравненно лучше Дома настоятеля, его ремонт тоже обойдется новым владельцам в целое состояние.

— Но ведь и ты вроде не банкрот, — пробормотал Алан себе под нос. Живет он скромно. Вот уже много лет тратит деньги только на себя. Зарплата при его звании неплохая. — Пора устроиться поудобнее! — продолжал он.

Развод Маркби — который случился много лет назад — прошел довольно гладко, в основном потому, что тогда у него не было денег. Детей у них тоже не было. Рейчел, бывшая жена, понимала, что смысла в затяжном бракоразводном процессе нет — от этого выиграли бы только адвокаты. Они оформили раздел имущества. По соглашению ей отходила лучшая мебель, почти все свадебные подарки и вся бытовая техника — от телевизора до миксера. Алану остались диван, низкая скамеечка с мягким сиденьем, так называемое «верблюжье седло», которое какой-то шутник подарил им на свадьбу, расписной сервиз, три комплекта штор и несколько барных табуретов для завтрака, которые оказались не нужны Рейчел. Откровенно говоря, почти все свадебные подарки достались им от ее друзей и родственников, поэтому она имела на них право.

Если честно, Алан перенес развод довольно легко. Его перевели в Бамфорд, где он купил себе домик Викторианской эпохи. Он развесил в новом доме шторы, поставил на кухне барные табуреты. Скамеечку «верблюжье седло» он пожертвовал на какую-то благотворительную распродажу. С тех пор он, конечно, докупил кое-какую мебель, но один комплект тех штор до сих пор висит в спальне для гостей. Рейчел часто укоряла Алана в отсутствии домовитости. Тем не менее он очень ценил домашний уют. Вот почему ему так нравилось приходить в гости к сестре и зятю. Нравилось проводить время с Мередит. Он мечтал о совместной жизни, о том, чтобы жить с ней под одной крышей, а не только время от времени спать в одной кровати. Именно из-за невозможности осуществить свою мечту он и сорвался вчера по пути домой. Совесть до сих пор мучила суперинтендента. Но мечта его не покидала.

Выйдя за ворота бывшего Дома настоятеля, он на некоторое время застыл на одном месте. Потом до него дошло, что он пристально смотрит на ворота «Грачей» — усадьба расположилась как раз напротив. Подойдя к воротам, Алан окинул взглядом узкую, заросшую сорняками дорожку. На крыше дома по-прежнему лежал брезент. Кромби так и не залатал то место, где крыша прохудилась… Кромби! Раз утром нельзя побеседовать с доктором Барнеттом, надо попробовать разыскать подрядчика.

Глава 12

Был он поистине прекрасный малый.

Джеффри Чосер.[8]

Не сумев поговорить с доктором Барнеттом, который уже уехал на работу, Маркби решил попытать счастья с подрядчиком Кромби и отправился к нему.

Планам его снова не суждено было осуществиться. К тому времени как он добрался до мастерских, там начался перерыв на чай. Рабочий, жующий громадный ломоть хлеба с беконом, сообщил ему, что хозяин пошел домой «перекусить».

Маркби устало потащился к просторному жилищу подрядчика. Какой контраст по сравнению с Домом настоятеля! Сравнительно новый — построен лет пятнадцать назад, не раньше, — дом со стеклопакетами, ухоженным садом, гаражом на две машины; крыльцо охраняют две каменные борзые. Маркби позвонил; звонок тоже оказался современным, музыкальным.

Миссис Кромби, пухленькая, жизнерадостная, беспечная с виду (какой контраст с молодой женой доктора!), провела его через весь дом на освещенную солнцем лоджию, где на дорогом плетеном кресле развалился ее муж. Ноги подрядчик положил на плетеный табурет. Он пил кофе и читал «Дейли экспресс».

— Присаживайтесь, капитан! — пригласил подрядчик, узнав имя гостя и причину его прихода.

Маркби решил, что Макс назвал его «капитаном» вовсе не потому, что не сумел угадать род занятий и звание гостя, а потому, что мистер Кромби в прошлом служил на флоте. Подрядчик оказался мужчиной крепким и загорелым. Волосы он зачесывал назад. Судя по цвету лица, он был не дурак выпить. Вместе с тем мало что могло ускользнуть от его проницательных глаз; он наскоро подверг Маркби оценке. Суперинтендент почему-то представил себе крупного ондатра, который оглядывает незваного гостя, вторгшегося на его участок берега. Кстати, интересно будет узнать, местный ли уроженец Макс… Маркби задал свой вопрос вслух.

— Местный, — кивнул Макс. — Здесь родился и вырос. Не в этом доме, конечно, я купил его, когда мы с супругой решили обзавестись детьми. Хотя наша Джули не появлялась еще пару лет, верно, дорогая?

Последние слова были обращены к миссис Кромби; она поставила перед Маркби кофе и тарелку с печеньем.

— По-моему, я видел вашу девочку, — сказал Маркби. — Она ехала верхом на пегом пони с белой гривой.

Макс просиял:

— Пони обошелся нам в целое состояние, верно, Сандра?

Сандра вскоре вышла; Маркби слышал, как она ходит по дому. Макс не ждал ответа, потому что ответа и не требовалось, а может, ему было все равно, слышала жена его вопрос или нет. Он наклонился вперед и похлопал гостя по колену:

— Вы не представляете, как здорово она ездит верхом! Прирожденная наездница! Выиграла целую кучу призов. Я вам покажу перед уходом. У нее в комнате есть особый щит; он весь утыкан призовыми розетками. Ну и пара кубков у нее тоже есть!

Маркби, будучи педантом, невольно подумал: кубки никак нельзя повесить на стену.

— Насколько мне известно, ездить верхом ее научила Оливия Смитон?

— Славная была старушка, — сказал Макс. — Очень любила нашу Джули. Да и кто ее не любит?

— В самом деле. — Маркби начал привыкать к риторическим вопросам Кромби. — Позавчера я был в «Грачах». Осмотрел дом.

В карих глазах подрядчика сверкнул профессиональный интерес.

— Купить хотите? Там кое-что нужно подправить. Кстати, я и сейчас там кое-что починяю.

— Крышу? — спросил Маркби. — Я заметил брезент.

— А-а-а, увидели, значит? Вот что я вам скажу, — Макс с важным видом ткнул в гостя пальцем, — почти всю крышу я перекрыл. И вдруг Оливия велела сворачиваться, хотя я еще не закончил работу. Все-таки она была в чем-то странная… Как и все старики, верно? Сказала: «Лишь бы крыша меня пережила, вот и ладно будет». В общем, осталась крыша недоделанной, что меня, конечно, не обрадовало. У меня здесь определенная репутация. Все знают, что на меня можно положиться. Я не халтурю, не бросаю дело не полдороге. Но ведь распоряжалась-то она, хозяйка. И ведь дело совсем не в том, что у нее вдруг закончились деньги… понимаете?

Макс шумно допил остатки кофе и отставил в сторону кружку с изображением Виндзорского замка.

— Так вот, — продолжал он, — позавчера молодая Джанин зашла ко мне и сказала, что побывала в «Грачах», осмотрела там все — у нее ведь ключи от дома… да вы, наверное, и сами знаете, раз там были. Джанин приглядывает за домом, потому что теперь он опустел. Когда она сказала, что швы подмокают, я забеспокоился! Съездил туда, взглянул собственными глазами. Раствор-то уже старый. На одной стене некрасивое пятно; нельзя же оставлять дом в таком состоянии. Чем дальше, тем будет только хуже. Я позвонил Беренсу, поверенному миссис Смитон. Ему-то все равно. А меня состояние «Грачей» по-прежнему волнует, ведь на карту поставлена моя репутация!

Макс откинулся на спинку; плетеное кресло протестующе заскрипело, как будто не соглашалось с его последним замечанием.

— Никто не бросит в вас камень, — сказал Маркби. — Право же!

— Еще как бросят! — возразил Макс. — Допустим, купили вы «Грачи». Первым делом захотите залатать крышу. Начнете подыскивать надежного подрядчика. Кто-нибудь предложит меня. О нет, скажете вы. Кромби чинил крышу в последний раз, и посмотрите, как она протекает! Понимаете, о чем я?

— Понимаю, но…

Макс продолжал:

— И все, конец моей репутации. Ведь после такой истории вы вряд ли захотите, чтобы я чинил вам крышу или занимался еще каким ремонтом, верно?

— Ну, я…

— Поэтому я послал туда пару рабочих, чтобы они хоть чем-то закрыли дыру, а еще велел молодому Кеву проверить швы, в тех местах, где вода просочилась сквозь стены между кирпичами.

— Кевин — это сын Берри? — уточнил Маркби.

Макс кивнул:

— Сейчас все мои постоянные рабочие заняты, я не могу отрывать их от дела и поэтому нанял Эрни с его парнем. Эрни работает хорошо. — Несмотря на это утверждение, по жизнерадостному лицу Макса пробежала тень. — Правда, сейчас, сдается мне, ни на кого нельзя полагаться. Взять, к примеру, самого Эрни Берри. Он работает на меня уже много лет. Как вы понимаете, не в штате. Чаще всего я нанимаю его для каких-нибудь разовых работ, так сказать по субподряду, когда у меня нет свободных рабочих рук. Его можно назвать независимым рабочим. И никогда еще он меня не подводил!

— А сейчас подвел?

Макс помрачнел и кивнул:

— Он должен был выйти вчера. Я велел ему с сыном залить те швы до начала дождей. Но вначале он должен был прийти сюда и взять все необходимые инструменты и материалы. Так мне легче подсчитывать объем работ. Эрни не ведет никаких счетов, он даже писать не умеет, хотите — верьте, хотите — нет. В наши-то дни да в его возрасте — представляете? Парень явился, а Эрни нет. С тех пор он так и не объявлялся. Я, признаться, несколько удивлен.

— Как его отсутствие объясняет парень — то есть Кевин?

— От него толку не добьешься, — фыркнул Макс. — У него в башке шариков не хватает. Говорит, что не видел Эрни уже два дня. Только между нами да вот этим кофейником: подозреваю, что старик Эрни завел себе очередную подружку. Он у нас считается местным… этим… как его… донжуваном.

Последнее — учитывая внешность мистера Берри — показалось Маркби невероятным. Он заметил, что недавно видел Эрни в пабе.

Макс, поняв намек, широко улыбнулся.

— А! — воскликнул он, подмигивая. — Вы не знаете Эрни! Истинная правда.

Маркби вздохнул и вернулся к цели своего прихода.

— Вы много работали для миссис Смитон. Насколько я понял, она вела уединенную жизнь. Была затворницей…

Макс задумался и молчал так долго, что Маркби забеспокоился. Интересно, какой смысл вкладывает подрядчик в слово «затворница»? Он уже собирался перефразировать свой вопрос, но Макс вдруг сказал:

— Нет, сам бы я ее так не назвал. — Он встал из плетеного кресла. — Пивка не желаете? У меня в холодильнике разное есть.

— Спасибо, нет; мы с приятельницей договорились пообедать в «Королевской голове». До обеда лучше не пить.

— Тогда я попрошу Сандру сварить нам еще кофе. Эй, милая! — позвал мистер Кромби супругу. — Принеси нам еще кофе!

Вторая половина мистера Кромби громко отозвалась откуда-то из дома. Макс вернулся в кресло. Маркби прекрасно понял, что подрядчик специально тянет время, соображая, как бы получше ответить на неудобный вопрос.

— Понимаете, не очень она твердо стояла на ногах, — сказал наконец Макс. — Не то чтобы она больше не хотела выходить из дому, просто не могла далеко уйти. Мы совсем не удивились — верно, дорогая? — когда услышали, что она споткнулась и упала с лестницы.

Вопрос предназначался миссис Кромби, которая принесла на подносе еще один кофейник.

— Бедняжка, — вздохнула она. — Ужасная смерть! Но зато быстрая. Мне всегда казалось, что гораздо хуже долго лежать в больнице утыканной трубками и когда из тебя выходит всякая гадость.

Маркби мог бы поспорить с утверждением хозяйки дома, но вместо этого поблагодарил ее за свежий кофе.

— Вряд ли сейчас ею вдруг заинтересовалась полиция. Верно, капитан? — Острые маленькие, как у водяной крысы, глазки подрядчика не мигая смотрели на Маркби. — На дознании ни слова не говорили ни о чем подозрительном!

— Значит, мистер Кромби, вы были на дознании?

— Ну да, был. И на похороны ходил, и все такое. Все как полагается, а как же! Старушка-то кое-что отказала нашей Джули в завещании. Славная она была. Жаль!

— Я слышал, ее очень расстроила смерть пони. Странная история с отравлением…

— Значит, вы с Армитиджем побеседовали? — Макс пробежал ладонью по приглаженным волосам. — Да, здесь я с вами согласен. Странная история, очень странная!

— Вы у себя в загоне не нашли крестовника?

— Нет, хотя Джули и Сандра все облазили на четвереньках, искали сорняк. Наша Джули страшно разволновалась. Уж очень она любит своего пони.

— Того, пегого с белой гривой? Должно быть, она и пони миссис Смитон любила.

— Прямо слезами обливалась!

— Мистер Кромби, — вдруг спросил Маркби, — не случалось ли у вас… дома или на работе… в последнее время чего-нибудь странного? Например, актов вандализма? Возможно, вы решили никому не говорить о каком-то мелком происшествии?

Он сразу понял, что попал в яблочко. После долгого молчания Макс беспокойно заерзал на месте:

— Откуда вы узнали?

— Я ничего не узнал, просто несколько ваших соседей пережили нечто подобное, а вас я спросил просто так, на всякий случай.

Подрядчик облизал губы.

— Чертовски глупо, правда! Кто-то взломал замок в малярной кладовой. Весь пол заляпали краской. И украли растворитель.

— Растворитель?

— Да, я уже слыхал о том, что случилось с машиной нашего ветеринара! — Макс кивнул. — Но никто не доказал, что ее облили растворителем, украденным из моей мастерской, верно?

— Вы не сообщили о происшествии в полицию?

Кромби явно забеспокоился:

— Да ведь украли-то всего пару банок, говорить не о чем. Понимаете, я товар все время считаю. За всем надо приглядывать, следить за рабочими. Мне не нужно, чтобы меня любили, главное — пусть уважают, — повторил Макс свое любимое присловье. — Я всегда так говорю! Не люблю я распинаться перед рабочими, потому что, честно говоря, если начнешь к ним подлизываться, они об тебя начнут ноги вытирать. И потом… — Он снова поерзал в кресле, и кресло заскрипело. — Я решил сам выяснить, чьих это рук дело. Сдается мне… только запомните, все, что я вам скажу, должно остаться строго между нами!

Маркби заметил, что кофейник на этот раз подрядчик не упомянул. Он кивнул.

— Скорее всего, растворитель украл кто-то из тех, кто работает на меня в мастерской. Может, зуб на меня имеет или еще что-то. Я кое-кого подозреваю. Наорал на него кое за что, вот он и решил мне отомстить. Я его прищучил, но он, конечно, все отрицает! Но я предупредил, что глаз с него не спущу. Еще один проступок, и больше он на меня работать не будет!

— Почему вы уверены, что растворитель украл кто-то из ваших рабочих?

— Потому что собаки не лаяли, — просто ответил мистер Кромби. — У меня два сторожевых пса — немецкие овчарки. На ночь я спускаю их с цепи. Незнакомого они бы на двор не пустили.

До ухода гостя Макс выполнил обещание — или угрозу — и повел Маркби наверх, чтобы показать щит со спортивными призами Джули.

— Она и правда молодчина. Прекрасная наездница, — сказал Маркби. — Должно быть, вы ею очень гордитесь.

Он говорил искренне. Щит был усеян наградными розетками, в основном красными.

Макс снял со стены фотографию в рамочке:

— Вот она — в тот самый день, когда ей подарили пони. Никогда еще не видел дочку такой счастливой!

И отца тоже, подумал Маркби, разглядывая довольную физиономию подрядчика на фото. Повосхищавшись положенное время, он вернул снимок владельцу.

Спускаясь по лестнице, он вдруг заметил акварель. Она висела в коридоре, отходящем вправо от площадки второго этажа. Поднимаясь, он просто не мог ее увидеть.

— А это что? — неподдельно удивился он и без приглашения пошел по коридору, чтобы взглянуть на картину получше. Макс, немного встревоженный, поспешил за ним. — Я интересуюсь акварелью, — беззаботно продолжал Маркби, разглядывая картину. — Местный пейзаж, верно? Кажется, я знаю, что это за камни!

— А, эти, — сказал Макс. — Ну да, наша местная достопримечательность, как говорят.

— Вы сами рисовали?

— Да что вы, нет, конечно! — ошеломленно возразил Макс. — Один мой приятель, владелец паба. Я кое-что для него сделал, а он мне картину подарил. Кстати, мы с ним вместе ходили в школу. Он-то, Мервин, всегда любил рисовать, еще тогда.

Мистер Кромби хлопнул в ладоши:

— Что ж, капитан, приятно было с вами побеседовать, но долг зовет! Мне надо возвращаться в мастерскую. Да и вы, кажется, говорили, что у вас встреча?

Маркби понял намек.

— Нимрод для меня все равно что член семьи, — проворковала Уинн, почесывая своего любимца за ухом. — Во всяком случае, когда мы одни, я с ним разговариваю; он даже отвечает мне — по-своему, конечно. В прошлом меня наверняка сожгли бы на костре за такие штуки — Алан верно подметил.

Уинн, в своих любимых мешковатых штанах, к которым она сегодня надела ядовито-желтый свитер, выпрямилась и отвернулась от окна.

Нимрод, лежащий на подоконнике в позе сфинкса, поморгал глазами; вид у него был такой, словно он прекрасно понимает все, о чем здесь говорят, и многое может добавить, но не хочет.

— Почти весь день он спит, — продолжала его хозяйка. — А ночью гуляет по крышам, или охотится в поле. Он терпеть не может, когда на ночь его запирают в доме. Сразу начинает вопить!

Мередит внимательно разглядывала Нимрода. Сегодня утром кот выглядел особенно сомнительно; возможно, он лелеял в душе счастливые воспоминания о «достойно» проведенной ночи.

— Вы растите его с детства? — спросила она.

— Не совсем, не с младенческого возраста. Когда я его нашла, он был довольно крупным котенком. Еще не взрослым котом, но подростком. Он, раненный, приполз ко мне в сад. Должно быть, хвост он потерял в каком-нибудь браконьерском капкане. Обрубок кровоточил, и вообще он был в ужасном состоянии. Я скорее понесла его к Рори Армитиджу. Хотела первым делом вылечить кота, а потом разыскать его владельца. Но хозяина я так и не нашла. Развесила по всей деревне объявления, да и Рори расспрашивал местных, но никто не признался. Тем временем Нимрод как будто сам решил у меня остаться. Он у меня настоящий Макавити,[9] кот-разбойник, колдовской кот!

Нимрод перекатился на бок и вытянул крупные плоские лапы. Он на миг выпустил острые когти, но тут же убрал их. Солнце осветило теплыми лучами окно над его полосатой шубкой.

— У меня в Бамфорде тоже есть кот похожей расцветки, — сказала Мередит. — Он приходит и уходит. Не знаю, откуда он взялся и куда девается, когда уходит. Приходит, когда хочет, остается ненадолго, а потом снова исчезает. Я думала, что он бродячий. Теперь я уже в этом не уверена. Подозреваю, у него несколько домов; он все обходит по очереди.

— А может, его хозяева часто уезжают, — возразила Уинн. — Некоторые владельцы кошек на удивление беспечны. Уезжая, выгоняют кота из дома, и все, даже если уезжают на несколько недель, ждут, что животное будет на месте, когда они вернутся… Поразительное легкомыслие!

— За моим котом присматривает мистер Крауч, сосед, — сообщила Мередит на тот случай, если Уинн намекала и на нее.

Некоторое время обе молча сидели у камина.

— Не могу сказать, что удивилась вашему рассказу, — выговорила наконец Уинн, с легкостью переходя к теме, занимавшей их обеих до Нимрода.

Мередит подробно поведала Уинн о сборище вокруг Стоячих Камней, надеясь, что Уинн сообразит, кто принимал в нем участие. Но та лишь покачала головой.

— Правда, сама я ни разу не натыкалась на следы ведьминского шабаша или каких-то обрядов. Но я знаю, что в Котсуолде любят сказки о ведьмах и колдовстве. Есть несколько мест, которые в особенности связывают с «древними верованиями». Люди со всей страны стекаются в такие места, соединяют магические объекты волшебными линиями на карте — например, связывают их с мексиканскими пирамидами — и так далее. — Уинн помолчала. — Конечно, у нас есть Сейди. Но раньше я никогда не придавала особого значения слухам о ней.

— Но местные верят, что она ведьма?

— Наверняка верят. По крайней мере, с ней предпочитают не ссориться и очень стараются ничем ее не задеть, не обидеть! У нас с ней сложились вполне нормальные, дружелюбные отношения. По-моему, она — женщина неглупая. Помешанной я бы ее не назвала. Эксцентричной — да, но не помешанной. Правда, где проходит граница между первым и вторым? В мире полным-полно странных сект и обществ. Одни убеждены, что земля плоская. Другие верят, что в древности нас посещали пришельцы из космоса. Третьи уверяют, что конец света наступит в таком-то году, — в общем, теорий предостаточно! К ним мы относимся терпимо. Что бы там ни исповедовала Сейди, ее верования очень старые. Она не сама все придумала. С другой стороны, нельзя не думать, что это… не совсем нормально.

Уинн немного смутилась.

— Вы, наверное, считаете меня любопытной старухой? Я ведь столько лет проработала в журналистике! Но время от времени натыкаешься на нечто странное, не поддающееся объяснению…

— Что не означает того, что объяснения не существует вообще, — заметила Мередит. — Итак, Уинн, Алан сегодня пошел к врачу и подрядчику. Может, нам с вами съездить к Стоячим Камням? Что скажете?

У нее на глазах Уинн сразу сбросила лет двадцать и превратилась в настоящую репортершу, какой она в глубине души всегда оставалась. Лицо ее загорелось, и она вскричала:

— Какая замечательная мысль! Мы должны поехать сейчас же, пока след не остыл! Нам понадобится путеводитель. Сейчас посмотрим, кажется, у меня где-то был…

— Зачем нам путеводитель? — изумилась Мередит.

— Raison d'etre,[10] дорогая. Мы должны иметь разумное основание для того, чтобы рыскать по округе. Мы туристы — во всяком случае, вы. А я просто показываю вам местные достопримечательности.

Глава 13

О каннибалах, что едят друг друга, Антропофагах, людях с головою, Растущей ниже плеч… У. Шекспир[11]

Они поехали к менгирам ясным, погожим утром, и ощущения оказались совсем иными, чем вчера ночью. За рулем сидела Уинн; хотя ее старенькая машинка тряслась на ухабах, а коробка передач ужасно скрипела при переключении, она довольно лихо маневрировала на проселочной дороге. Мередит обрадовалась, когда они наконец добрались до «кармана» для отдыха.

— Приехали!

Уинн выбралась из машины, прихватив с собой путеводитель и — на всякий случай — крупномасштабную карту Мередит.

Мередит не без труда поспевала за ней; они вскарабкались на насыпь и перелезли через низкую каменную стену.

— Вы совершенно уверены, что вчера ночью не видели здесь припаркованных машин? — спросила Уинн, целеустремленно шагая к камням.

— Ни одной! Конечно, было темно, но мы с Аланом внимательно огляделись.

— Но ведь машины у них есть, а как иначе? Значит, — уверенно продолжала Уинн, — у них свои стоянки, закрытые для посторонних глаз, и попасть туда не так легко. Мередит, нам с вами понадобится сообщник из местных.

— Уинн, здесь нет никого из местных!

— Карта, дорогая моя, карта! — Уинн развернула карту, сразу зашелестевшую на ветру. Довольно быстро Уинн нашла, что искала. — Вот, пожалуйста. Ферма «Нижний край». Отсюда рукой подать! Думаю, мы срежем путь, если пройдем напрямик, по лугу.

Мередит показалось, что Уинн лишь гадает, но ей не хотелось обескураживать свою спутницу. Даже при свете солнца и в обществе нескольких овец место казалось заброшенным. Да и сами камни ее смущали.

— Где вы видели костер? — осведомилась Уинн.

Они нашли почерневший круг дерна. Ничего не осталось от топлива — ни единого уголька.

— Перед тем как уехать, они убрали за собой, — кивнула Уинн.

Она побрела в сторону и вскоре окликнула Мередит:

— Идите сюда!

Она нашла еще один след, судя по всему более ранний. На черной, обугленной земле уже росла трава, но все равно было ясно видно, что на этом месте разводили костер.

— Теперь мы знаем, что они приезжают сюда регулярно. Нам обязательно нужно добраться до фермы. Тамошние обитатели наверняка видят пламя, как вчера вы с Аланом. Если костры разжигают регулярно, они непременно их видят! И должны были поинтересоваться, что происходит.

К ним подошла овца; она принялась шумно щипать траву рядом с Мередит. Мередит задумалась. Может, поле тоже относится к ферме «Нижний край»? Если да, то фермер не может не волноваться. Но участников вчерашней церемонии никто не потревожил.

До слуха Мередит донесся гул подъезжающей машины. Она оторвалась от разглядывания горелого дерна и обернулась к дороге.

— Пропади ты пропадом! — воскликнула она. — Полиция!

Полицейская машина виляла по дорожке, идущей вдоль луга. Потом она остановилась, и из нее вылезли двое людей в форме. Они пристально смотрели на двух женщин на лугу и о чем-то переговаривались. Потом один вернулся в машину, а второй взобрался на насыпь, перелез на их сторону и направился к ним. Он был очень молод, рыжеволос. Когда он приблизился, Мередит и Уинн заметили, что он волнуется.

— Доброе утро, дамы! — приветствовал он их.

— Доброе утро! — ответила Уинн с лучезарной улыбкой. Ее приветливость, впрочем, не утешила молодого полицейского.

— Позвольте узнать, что вы здесь делаете? — Он откашлялся. — Вы что, сбились с пути?

Уинн с уверенным видом помахала своим путеводителем:

— Мы осматриваем очень интересную местную достопримечательность. Разве вы, констебль, о ней не знаете? Я живу здесь, в Парслоу-Сент-Джон. Эта дама — гостья; я привезла ее сюда посмотреть наши камни. Это очень важный доисторический памятник!

Констебль снял фуражку и бросил на Мередит пристальный взгляд. Как у многих рыжих, кожа у него была белая, на носу проступила россыпь веснушек. Мередит дружелюбно улыбнулась, но констебль не улыбнулся в ответ.

— Вы никого здесь не видели?

— Ни души, — ответила Мередит.

— А в чем дело? — спросила Уинн.

— Мы… — Молодой человек оглянулся на дорогу, где его ждал коллега, удобно расположившийся в машине. — Нам сообщили, что какие-то люди жгут здесь костры. Это очень опасно!

— Мы тоже заметили кострища. — Уинн неодобрительно поджала губы. — Должна признаться, мы очень удивились. Такой риск! Подумать только, что может случиться с этими менгирами, если пожар перекинется на них! Они могут треснуть…

Констебль попятился, надел фуражку, поправил ее, чтобы ровно сидела.

— Что ж, тогда ладно… — Он замялся. — Если все же увидите, как кто-то необычно себя ведет, позвоните нам, хорошо?

Мередит и Уинн обещали.

— Бедный молодой человек, — хихикнула Уинн, когда полицейская машина отъехала. — Перепугался до потери сознания: вдруг он засек парочку современных ведьм!

— Уинн, вы разделались с ним замечательно, но, наверное, мне надо было сказать, что именно мы с Аланом сообщили о костре.

Уинн смерила ее ошеломленным взглядом:

— Нет, что вы! Вы бы его только смутили. И потом, я уже сказала, что вы — гостья и я показываю вам окрестности.

В ее доводах имелся смысл. Мередит сокрушенно вздохнула. Стоило ей что-то утаить от стражей порядка, это всегда заканчивалось проблемами. Ее представили гостьей, все вполне достоверно. Вот если бы они признались в истинной причине своего приезда сюда, они непременно вызвали бы подозрения.

Она подошла к камням и остановилась рядом, сунув руки в карманы. Камни словно притягивают к себе… Вот бы узнать их тайну! К сожалению, менгиры молчат.

Вдруг она сказала:

— Знаете, Уинн, вряд ли те, кто водили вчера хоровод вокруг камней, поддерживают традицию, которая связывает нас с нашей предысторией. Если здесь и существовали обряды и ритуалы, которые повторялись из года в год, все о них давно забыли. Несомненно, в них вкладывали очень важный смысл. Мне почему-то кажется, что участники вчерашней церемонии что-то изобрели сами, придумали собственный ритуал. Настоящих друидов — или кто еще тут жил — хватил бы удар, если бы они увидели их кривляния!

— Если бы вы расспросили участников вчерашнего обряда, они бы непременно сказали, что их действо абсолютно соответствует древней традиции, — возразила Уинн.

— Ну и что? Это ничего не значит. Вы в детстве играли в «испорченный телефон»? Все садятся кружком; один шепчет что-то на ухо соседу, а тот передает то, что понял, дальше. Последний должен повторить то, что услышал, вслух. Как правило, слова первого игрока меняются до неузнаваемости! Вот какие ассоциации у меня вызывают воззрения вашей Сейди. Возможно, раньше обряды что-то и значили, но не сомневаюсь, что к ним многое добавили, неверно истолковали или просто исказили их за многовековую историю.

— На этом материале можно написать интересную статью. — Уинн задумалась и покачала головой. — Хотя о современных ведьмах кто только не пишет!

Она подошла к Мередит и, задрав голову, посмотрела на Стоящего Человека.

— Возможно, вы сочтете меня тронутой, но, по-моему, эти камни обладают своего рода… аурой. А может, у меня просто богатая фантазия!

Она принужденно рассмеялась.

— Нет, я с вами согласна. От них действительно исходит какая-то сила. Но я не уверена, что нам непременно нужно выяснять, что в них за сила. Взять, к примеру, нас с вами. Где проходит граница между журналистским расследованием и праздным любопытством? Дело в том, что я не уверена, что мы имеем право совать свой нос и в дела здешних сектантов. У меня нехорошее предчувствие: мы можем вызвать к жизни опасные силы.

— Вот именно. Только… — Уинн провела рукой по голове, и из пучка тут же выпала шпилька. Она нагнулась, чтобы поднять ее с земли. — Мередит, я могу вам признаться, потому что вы меня поймете. Мне кажется, это «что-то» уже потревожили, выпустили джинна из бутылки. Пони Оливии, моя клумба, машина бедного Рори… — Она вздохнула. — У нас в Парслоу-Сент-Джон всегда было так мирно! Ничего дурного никогда не происходило. А сейчас как будто пробудились к жизни силы зла.

— Да уж… Ведьму, которая пользуется растворителем для краски, можно назвать весьма современной!

— Ах, да я не о том, я не верю, что вандализм как-то связан с колдовством. Я хочу сказать… хотя сама толком не понимаю до конца, что я хочу сказать… в общем, в нашей деревне творятся какие-то темные дела, которых не было раньше. Мне это не нравится! — Уинн неожиданно возвысила голос: — Совсем не нравится, и мне страшно. У меня дурное предчувствие. Нет, я не смотрю в хрустальный шар… Просто у меня хорошо развит журналистский нюх! Я всегда чуяла, где затевается что-то интересное, и не важно, случилось ли оно уже на самом деле или только собирается, как гроза.

Она все больше волновалась. Мередит поспешила успокоить ее:

— Как бы там ни было, Алан тоже наводит справки.

— Да, какое облегчение! — Уинн вздохнула и улыбнулась. — Алан вселяет в меня уверенность! — Она снова заговорила отрывисто и деловито: — Ну что, идем на ферму?

— Раз уж мы сюда приехали… Почему бы и нет? — Мередит украдкой покосилась на Стоящего Человека. Вдруг он… вдруг ему это не понравится? Вслух же она сказала: — Похоже, скоро действительно будет настоящая гроза. Вся эта жара должна рано или поздно закончиться.

Ферма «Нижний край» находилась в конце узкой проселочной дороги. Двор оказался маленьким и неопрятным; судя по всему, хозяева не процветали. Дом был старый и, судя по внешнему виду, неухоженный, хозяйственные постройки полуразрушенные. На пыльном дворе, у дальней низкой каменной стены стоял древний трактор, весь покрытый пылью, как будто он пробирался по пустыне в песчаную бурю. С мотором возился какой-то человек в матерчатой кепке и синих рабочих брюках. Когда машина Уинн со скрежетом миновала решетку для скота, он поднял голову и шагнул навстречу незваным гостьям.

— Что, заблудились? — спросил он вроде бы и не враждебно, но и не особенно приветливо.

Мередит определила, что на вид ему около пятидесяти, но, возможно, фермер был моложе. Кожа обветренная, морщинистая, но из-под кепки выбивались еще темные курчавые волосы. Он склонился к водительскому сиденью. Уинн опустила стекло и жизнерадостно улыбнулась.

— Доброе утро!

Она распахнула дверцу, и он отступил. Мередит открыла дверцу со своей стороны.

Фермер наблюдал за их маневрами; всякое дружелюбие, даже если оно и было, растаяло, и осталась одна подозрительность.

— Извините за беспокойство. Мы вот интересуемся… Тот луг, где стоит доисторический памятник, находится на вашей земле?

Похлопывая отверткой по ладони, фермер смерил сначала Уинн, а потом и Мередит оценивающим взглядом:

— Нет. Тот луг уже за границей наших владений.

— А мы подумали, — сказала Мередит, — что там, должно быть, пасутся ваши овцы. Посмотрели по карте — ваша ферма ближе всех. — Она похлопала по карте рукой.

При виде карты фермер прищурился.

— Очень может быть! Ну и что? Это еще не значит, что там наша земля, верно?

— Тогда чья она? — спросила Мередит.

Фермер наградил ее кривой улыбкой:

— Ну и вопросик! Государственная, конечно. Значит, ваша и моя, как скажут некоторые.

— Но как же ваши овцы?

— А что не так? — Фермер все больше мрачнел. — Ну да, пасутся там мой овечки, щиплют травку. Никто мне не запрещал их туда выгонять. Может, я их побаловать хочу. А вы что же, овцами интересуетесь?

— Нет, камнями. — Уинн решительно перехватила инициативу. — Вы можете что-нибудь о них рассказать?

— Ничего я не знаю. А камни… они здесь всегда стояли. И всегда, наверное, будут стоять. Как я и сказал, земля там не моя, значит, и дело не мое. — Фермер отвернулся. — Так что извините, больше я вам ничем помочь не могу.

Он явно хотел от них избавиться, но Уинн не так-то легко было сбить с толку.

— Я заметила, кто-то совсем недавно жег там костер…

Фермер с упрямым видом зашагал назад, к трактору. Склонился над мотором и, стоя к ним спиной, проворчал:

— Так и полицейские сказали. Они сюда еще раньше вас приезжали.

— Вам известно, кто жег костер? Ведь жечь костры в такую погоду очень опасно.

— Ничего ни о каком костре не знаю. То же самое я и копам сказал.

Послышался лязг — фермер уронил отвертку и выругался.

— Но вы же видели отсюда огонь. Вы не могли не заметить зарево над холмом…

Фермер пришел в ярость — незнакомые настырные женщины одолевают его вопросами, а теперь вот еще отвертку уронил. Он круто развернулся. Его обветренные щеки пылали от гнева.

— Послушайте, мадам! Не знаю, чего хотите вы и ваша подруга, но я ничем не могу вам помочь, ясно? Может, я и видел вчера ночью огонь, да еще не в первый раз, но земля там не моя, так что это не мое дело!

— Да бросьте! — подзадоривала его Уинн. — От костра может начаться пожар. Место находится так близко к вашим владениям, что вы не могли не встревожиться!

Фермер схватил грязную тряпку, повешенную на огромную шину, и зашагал к ним, на ходу вытирая руки.

— Послушайте-ка меня! — Он махнул тряпкой сначала в сторону Уинн, потом Мередит. — Если бы я побоялся, что начнется пожар, я бы вызвал пожарных. Но никакого пожара не было. Я видел там костры и раньше; то ли цыгане их жгли, то ли хиппи. Здесь живем только мы с женой да наш сын, ему пятнадцать. Мне вовсе не улыбается тащиться туда и ссориться с полудюжиной здоровых парней, у которых еще и собаки есть. К тому же луг не мой, я копам уже сказал и вам повторяю. Зато двор — мои владения, и я человек занятой. Так что убирайтесь и задавайте свои вопросы в другом месте!

— Он что-то знает! — сказала Уинн, когда они ехали назад по ухабистой дороге. — Он ведь сам сказал, что видел костры не один раз, и, должно быть, рано или поздно он отправился на разведку, посмотреть, что там такое. Либо он их боится, либо ему заплатили, либо он сам участвует в ночных сборищах. Если бы мне предложили угадать, я бы сказала, что участники ночных сборищ ему платят. А он позволяет им оставлять машины где-нибудь здесь, вдали от дороги. Для него приличный заработок, а для них — просто мелочь. Добраться отсюда до луга напрямик можно очень быстро. Вы заметили следы?

— Следы шин? Да, заметила — у амбара. Но возможно, это следы полицейской машины.

Уинн покачала головой:

— Там несколько покрышек разного типа. Стоянка ведьм, вот что!

Мередит посмотрела на часы:

— Что будем делать дальше? Я обещала Алану пообедать с ним в «Королевской голове». Пожалуй, пора возвращаться. Присоединитесь к нам, Уинн?

— Нет, дорогая. У меня дела. Но держите меня в курсе, ладно? И передайте Алану: я знаю, он что-нибудь обязательно найдет.

Возможно, Алану и не придется по душе такая уверенность в его силах.

— Если есть что находить, — возразила Мередит.

Она надеялась, что Уинн не ожидает от Алана слишком многого.

— Я уверена, да, — сказала Уинн. — Обязательно найдет! Я кожей чувствую. Скоро что-то непременно случится.

Алан уже ждал ее в «Королевской голове». Он сидел один на их прежнем месте, с кружкой пива в руке и мнимо праздно разглядывал других посетителей паба.

Мередит села напротив:

— Ну, как у тебя дела?

— С доктором еще не виделся. Зато долго разговаривал с Кромби. Что будешь пить?

— Херес, пожалуйста. Я приглашала Уинн отобедать с нами, но у нее какие-то дела дома. Она волнуется… — Мередит замялась. — Не скрою, она сама меня беспокоит. В конце концов, она действительно кожей чувствует сенсации, это у нее профессиональное.

Алан пробормотал что-то неразборчивое и пошел к стойке за хересом. Мередит, оставшись одна, огляделась по сторонам. На самом деле она искала взглядом Мервина Полларда, но его, как назло, нигде не было видно. За стойкой стояла бойкая молодая женщина в джинсовой рубашке, обвешанная дешевыми украшениями. Алан что-то небрежно спрашивал у нее. Мередит заметила, что барменша замялась, нахмурилась, словно в раздумье, затем подошла к двери, ведущей на кухню, и просунула туда голову — кажется, передавала кому-то вопрос Маркби.

Через секунду она вернулась за стойку и покачала головой. Алан поблагодарил ее и вернулся за столик, неся в руке бокал с хересом.

— Спасибо. В чем дело? Ты спрашивал, где Мервин?

— Ну да; мне ответили, что он уехал на пивоваренный завод. А сейчас я спросил, не появлялся ли здесь утром разнорабочий Берри. Кромби ждал его у себя, потому что поручил ему работу, но Берри, судя по всему, находится в самовольной отлучке. Никто его не видел.

Мередит стало не по себе.

— Вот и Кевин вчера его искал…

— Кевин не знает, где он, так говорит Кромби. Макс считает, что Эрни завел себе подружку. При такой внешности…

Мередит широко улыбнулась:

— Наверное, местные дамы клюют на его своеобразное обаяние. Хотя, по-моему, обаяния у него не больше, чем у старой ручной масленки, которую выбросили в канаву!

— Вот припечатала! — ухмыльнулся Алан. — Боюсь, здесь с тобой многие не согласятся. От Макса я узнал, что Эрни пользуется большой популярностью. — Он смерил ее любопытным взглядом. — О чем ты сейчас думаешь? У тебя странное выражение…

— Спасибо. Так я и знала! Я думала о том, что фавны, сатиры и им подобные существа, которые в древности ассоциировались с плодородием и общим разгулом, тоже внешне были довольно уродливыми. — Она сделала маленький глоток хереса. — Твое здоровье! Что еще сообщил тебе Кромби?

— Если честно, почти ничего. Говорил он, правда, много, но в основном не по делу. Да, я услышал кое-что интересное. И всякий раз признание приходилось вытаскивать из него буквально клещами! Во-первых, я наугад спросил, не было ли у него в последнее время каких-то странных происшествий, и оказалось, что было. Кто-то взломал замок на кладовой, где у него хранится краска, и украл банки с растворителем! Во-вторых, на втором этаже его дома, в неприметном уголке, висит картина кисти Мервина Полларда. На ней изображены Стоячие Камни.

— Что?!

Мередит отставила бокал, чуть не расплескав херес.

В их сторону повернулись две или три головы.

— По-моему, ему не понравилось, что я разглядываю картину. Впрочем, возможно, он просто решил, будто мой визит слишком затянулся. Кстати, Кромби учился вместе с Поллардом в школе. Он уверяет, что Поллард с детства любит рисовать. Вряд ли его слова доказывают твое предположение. — Маркби взял со стола меню в пластиковой папке. — Сегодня у них дежурное блюдо — пирог с курицей и грибами. На гарнир — жареная картошка или салат. А где же кухня народов мира?

— Слава богу, сегодня у Мервина простая еда! Мне с салатом, пожалуйста. Ты веришь, что у Полларда действительно дела на пивоваренном заводе?

— Откуда же мне знать? Так говорит барменша. Возможно, он отсыпается после бурной ночи под луной. А может, действительно занимается своими делами. Мы ведь по-прежнему не знаем наверняка, Полларда ли видели на лугу вчера ночью.

— Я знаю, — возразила Мередит. — Мы с Уинн ездили туда сегодня утром.

Маркби отставил меню и раздраженно цыкнул зубом.

— Жаль, ты не сказала мне, что замышляешь. Я бы попросил тебя никуда не ездить.

— Мы не сделали ничего плохого… Кстати, туда наведывалась и полиция, но вряд ли они что-нибудь нашли. По крайней мере, Бэзил их встряхнул. Да, еще мы с Уинн выяснили, где участники вчерашнего действа оставляли свои машины. Всего в четверти мили от луга есть ферма, она называется «Нижний край». Фермер явно знает больше, чем говорит. Настоящий грубиян!

— Я его понимаю, — парировал Маркби. — Неизвестно откуда являются две незнакомые женщины и донимают его своими вопросами!

— И все же одну загадку мы разгадали. Я все время ломала голову, где они оставляют машины. Ведь на луг без транспорта не доберешься.

— Для разнообразия поломай голову над тем, что может быть внутри здешних пирогов с курицей, хорошо?

После обеда Мередит проводила Алана до самых ворот бывшего Дома настоятеля.

— Буду ждать тебя здесь, когда ты поговоришь с Барнеттом, — сказала она. — А пока погуляю в парке «Грачей». Это не значит, что я передумала! — поспешно добавила она, заметив, как просиял Маркби.

— Вот и хорошо, — ответил Алан. — Сходи туда и еще раз осмотрись. Попозже я к тебе приду, хотя вряд ли разговор с доктором займет много времени. Вряд ли Барнетт сумеет мне много рассказать. Его уже предупредили о моем приходе; он постарается сообщить мне как можно меньше! — Он сокрушенно вздохнул.

Мередит пристально посмотрела на него:

— По-твоему, Кромби позвонил Барнетту и передал, о чем вы с ним беседовали?

— Готов поспорить на что угодно! — угрюмо ответил Маркби.

Мередит смотрела ему вслед. Алан подошел к парадной двери и нажал кнопку звонка. Мередит толкнула незапертую калитку, ведущую в сад «Грачей», и во второй раз за день без спросу вторглась в чужие владения.

Правда, в чьи? Уинн сказала, что все имущество покойной Оливии Смитон, кроме небольших сумм, завещанных разным людям, будет использовано в благотворительных целях. Следовательно, деньги от продажи «Грачей» получит какой-нибудь благотворительный фонд. Какой? Выбрала ли Оливия конкретный? Скорее всего, нет; наверное, поручила своим адвокатам выбрать несколько надежных, солидных учреждений. Мередит вздохнула. Может быть, Оливии такое решение и показалось хорошим, но на самом деле чем точнее оговаривать все условия в завещании, тем лучше. Подробно оговорив каждый пункт, завещатель избавляет наследников от недостойных пререканий.

Кто-то побывал в доме и открыл ставни на втором этаже. Скорее всего, Джанин проветривает помещение. Однако никаких признаков того, что бывшая домработница по-прежнему в доме, Мередит не заметила. Может быть, вернется вечером и тогда закроет ставни. Джанин, Макс Кромби и Берри старались как могли, но здание неизбежно разрушится, если в скором времени его никто не купит.

Мередит медленно побрела вдоль стены, глядя на заросший газон и клумбы. Ближе к дому кто-то посадил однолетники. Наверное, сама Оливия немного занималась садоводством, несмотря на хромоту. А может, она просто дала указания отцу или сыну Берри. Кстати, здесь многое напоминало Мередит о странной семейке. Вот место, где парень, Кевин, прислонил лестницу к стене и взобрался наверх, испугав Мередит своим появлением в окне второго этажа. Она живо представила себе несчастного, некрасивого юнца — таким, как видела его в последний раз: Кевин стоял у входа во двор паба, сунув руки в карманы толстого, растянутого свитера и ежась на ветру. Он спрашивал, где Эрни.

Кстати, в самом деле, где Эрни? Судя по всему, его никто не видел уже два дня. Неужели самая пылкая страсть способна заставить его так надолго забыть о своих делах и обязанностях? Тем более ему поручили новую работу… Эрни очень зависит от таких людей, как Кромби; благодаря Кромби и ему подобным он регулярно получает заказы. А теперь подрядчик не только не будет поручать ему новую работу, но еще и ославит его на всю округу. Достаточно лишь намекнуть, что на Эрни нельзя положиться.

Мередит села на садовую скамейку, когда-то ярко-зеленую, а сейчас блеклую и облупившуюся. Как здесь тихо… Греет теплое солнышко… Она закрыла глаза и подставила лицо солнечным лучам. Здесь приятно, очень приятно, но жить здесь она не сможет. Одно дело мечты, и совсем другое — настоящая жизнь. Над «Грачами» столкнулись мечтательность Алана и практичность Мередит. Так уже неоднократно случалось: они во многом очень разные. И почему она всегда такая приземленная?

Нет, не всегда. Мередит вспомнила, как когда-то, очень давно, безрассудная любовь чуть не разбила ей жизнь. Правда, это случилось задолго до того, как в ее жизнь вошел Алан.

Она открыла глаза. Ветерок проник и в ее гнездышко и ерошил ей волосы. Вдруг она поняла, что ей больше не хочется сидеть на одном месте. Она почувствовала себя человеком, который лезет не в свое дело. Она не имеет на это права. Она не собирается покупать «Грачи», только притворяется, и почему-то гуляет здесь, как в общественном парке. Оливия Смитон не одобрила бы такого нахальства!

Мередит встала и пошла назад той же дорогой. Выглянув за ворота, она увидела, что дорога пуста. Алан, наверное, до сих пор в Доме настоятеля.

Не желая возвращаться на скамейку в парке, она зашагала к бывшему огороду, обнесенному стеной. В огороде было жарче, чем в парке; старые толстые стены удерживали тепло, воздух застоялся. Мередит вышла через другую калитку, за которой виднелся загон, за ним — луг. Если ей повезет, на вершине холма будет прохладнее.

Над пустым загоном нависла жаркая дымка. Здесь нечем было дышать. Живая изгородь напротив как будто вибрировала, а старый каштан посреди загона почти не отбрасывал тени. Солнце стояло еще высоко.

И все же, несмотря на жару, под каштаном кто-то сидел. Мередит не видела, кто именно, потому что сидящий расположился на другой стороне и прислонился спиной к стволу. Но она видела, что из-за дерева торчат нога и рука — кисть безвольно обвисла, пальцы впились в дерн.

Она уже собиралась отвернуться, как вдруг произошло нечто неожиданное. Захлопали черные крылья, и, как ей показалось, с коленей сидящего человека взлетела ворона. Тревожно каркая, она скрылась в ветвях. Почти сразу же за первой вороной последовала вторая.

Несмотря на жару, по спине у Мередит пробежал холодок. Что-то не так! Вороны могли спикировать на спящего человека, но вряд ли сидели бы у него на коленях. Вороны — птицы осторожные. Они бы не стали садиться человеку на ноги, не будь у них на то веской причины.

Если, конечно… Вороны ведь питаются падалью!

Нет, внушала себе Мередит. Не может быть. А если все-таки?.. Рука и нога по-прежнему не двигались. Может, человек заснул или, скажем, заболел. Она заставила себя подойти поближе к дереву.

Голая мускулистая рука густо поросла темными волосами. Нога была облачена в рабочие вельветовые брюки. В воздухе слышался странный гул: похоже, над уснувшим роятся мухи.

Нога и рука… Должно быть, там Эрни Берри. Но ведь не мог же он просидеть под каштаном целых два дня! Мередит остановилась, преодолела естественное отвращение и растущий страх и обошла ствол каштана, чтобы увидеть сидящего.

Густое облако мух взлетело с верхней части торса Эрни и зависло, сердито жужжа, над его…

— О господи! — прошептала Мередит.

Мухи жужжали не над головой Эрни, потому что головы не было. Были крепкие ботинки, ноги, облаченные в вельветовые брюки, грязная майка, еще грязнее от почерневших, запекшихся пятен на груди. Мускулистые руки и широкие волосатые плечи… На месте же головы — ничего. Только обрубок шеи, почерневшее месиво хрящей, сосудов и плоти. На шее по-прежнему сидели несколько особенно назойливых трупных мух, не желавших улетать. Над трупом жужжали осы; время от времени они пикировали вниз, как истребители, которые наметили цель.

Мередит отвернулась, и ее вывернуло наизнанку. Напрасно она ела на обед куриный пирог и салат!

Глава 14

И в той долине под камнем лежит голова с выражением диавольским, полным ужаса. Вид ее вселяет страх…

«Путешествие Джона Мандевиля»

Дверь открыла миссис Барнетт, которая держала в руке пластмассовую детскую бутылочку. Увидев Маркби, она затравленно вскричала:

— Да, да, проходите… — и куда-то ткнула пальцем, предоставив гостю самому искать хозяина.

В доме еще сильнее пахло вареной капустой, что говорило о том, что обед закончен. Посмотрев в ту сторону, куда указывал палец хозяйки, Маркби вошел в гостиную, где навстречу ему по вытертому ковру шел доктор Барнетт, протягивая широкую ладонь.

— Жена предупредила, что вы придете. Садитесь, пожалуйста! Итак, в чем дело?

Доктор оказался крепким и добродушным с виду; он принадлежал к числу тех людей, кто производит впечатление очень здоровых и жизнерадостных, даже в тех случаях, когда это не так. Возраст его было определить довольно трудно. Мальчишеское пухлощекое добродушное лицо в сочетании с природной приветливостью позволяло предположить, что доктор еще молод. Маркби решил, что Барнетт немного старше, чем кажется с виду. Скорее всего, он лет на десять-двенадцать старше жены, то есть ему лет тридцать пять-тридцать восемь. По опыту Маркби знал, что именно такие врачи пользуются особой любовью пожилых дам. Для них они олицетворяют сыновей или даже внуков.

Будучи полицейским, Маркби не раз сталкивался с подобными случаями. Симпатичный молодой врач, адвокат, агент по недвижимости, консультант по финансовым вопросам, сосед или молодой сын соседа часто оказывались недостойными доверия, оказываемого им пожилой особой.

Маркби представился и постарался как можно доходчивее объяснить, зачем он пришел.

— Понимаете, никакого официального следствия не ведется. Но кое-кого немного беспокоят некоторые аспекты недавних событий. Поскольку я оказался здесь, на месте, то согласился заняться делом. Понимаете, в полиции не хватает людей. А я здесь просто в отпуске.

Барнетт откликнулся на его слова именно так, как и рассчитывал Маркби.

— Не повезло вам, приятель! Полицейские чем-то сродни врачам. Со мной вечно то же самое. Стоит нам поехать в отпуск, как у кого-то в нашем отеле подозревают сердечный приступ, солнечный удар или особо тяжелый случай кишечной инфекции. Не успеешь оглянуться, как в дверь номера уже стучит управляющий и спрашивает, не против ли я осмотреть больного. Да, конечно, я против, но что делать? Положение обязывает…

Доктор широко улыбнулся.

В отдалении послышался детский плач. Маркби мельком задумался о разнице между этим жизнерадостным вечным мальчишкой и его затравленной женой. От него не укрылась и жалкая обстановка комнаты, в которой они разговаривали. Насколько ему известно, платят врачу немало. Конечно, у Барнетта маленькие дети, но все же заметно, что доктор живет, как раньше говорили, в стесненных обстоятельствах. Либо Барнетты тратят на что-то много денег — кажется, он упоминал об отпусках? А может быть — в голову Маркби пришла новая мысль, которая объясняла разницу в возрасте между доктором и его женой и согласовывалась с прежними размышлениями о его собственном семейном положении — может быть, у Барнетта не первый брак. Возможно, он платит большие алименты другим детям и первой жене?

Человек его типа, который остро нуждается в деньгах и много лет был лечащим врачом пожилой богатой отшельницы… Хм, подумал Маркби.

Вслух же он сказал:

— Насколько я понимаю, вы лечили миссис Смитон?

Барнетт кивнул:

— Да, она была одной из моих частных пациенток. У меня есть несколько частных пациентов в округе. Она много лет жила за границей и не привыкла пользоваться услугами системы общественного здравоохранения. Предпочитала частную практику.

— Это ведь недешево. Она была болезненной?

— Что вы, нет! Как говорится, здорова как корова… Разве что не слишком твердо стояла на ногах. Откровенно говоря, я подозревал, что ей необходима операция на шейке бедра, и уже собирался предложить ей такую операцию. Но вышло так, что…

Он развел руками.

— Вас вызвали освидетельствовать смерть… Насколько я понимаю, вы первый увидели ее труп?

— Совершенно верно. Ее нашла Джанин Катто, которая убирала у Оливии. Она сразу прибежала ко мне. Но к тому времени, как я пришел в «Грачи», Оливия уже некоторое время была мертва. Трупное окоченение почти прошло. Мы не видели ее все выходные, но как раз в этом ничего необычного не было. Она редко выходила из дому.

— Простите за вопрос, доктор, — осторожно начал Маркби, — вы передвигали тело, когда осматривали Оливию?

Барнетт покраснел и надулся как индюк.

— Конечно нет! Я же вам сказал: у меня не возникло никаких сомнений в том, что она мертва. Естественно, мне пришлось поднять ее руку и повернуть голову, чтобы установить смерть, но и руку, и голову я вернул в прежнее положение.

— Она лежала на спине или на животе?

— Скорчившись, на боку, одна нога впереди, другая сзади. Она потеряла тапку. Она валялась на лестнице, на несколько ступенек выше. Ковер на лестнице сморщился, и перила наверху как будто треснули. Я примерно представил, что произошло, и оставил все в точности как было. И Джанин запретил что-либо трогать. Понимаете, это же улики для дознания.

— Совершенно верно. Вы правы. — Маркби показалось, что Барнетт успокоился, но ненадолго. Алан продолжал: — Насколько я понял, вы часто навещали Оливию Смитон, даже если она вас не вызывала? Вы время от времени просто проверяли, как она себя чувствует?

— Знаете, мы, врачи, обязаны навещать своих пациентов, особенно пожилых, если они живут одни и нетвердо стоят на ногах, — воинственно ответил Барнетт. — Хотя частые визиты не всегда возможны при моей обширной практике. В сутках всего двадцать четыре часа, а вы сейчас сами признали, что везде не хватает рабочих рук. Невозможно оказаться в нескольких местах одновременно. Но Оливия, так уж случилось, была моей соседкой, поэтому мне нетрудно бывало зайти к ней по пути домой или на работу. Моя приемная не здесь, а в новом медицинском центре в городе.

Маркби подумал: что толку, что доктор живет в деревне? Если нужно пойти на прием, приходится тащиться в ближайший городок. Вот другая сторона прогресса. Вслух же он сказал:

— Должно быть, миссис Смитон чувствовала себя спокойнее, зная, что вы всегда можете ее навестить.

Барнетт кивнул и порозовел от удовольствия:

— По-моему, она ценила мою заботу.

Слишком поздно доктор понял, что выдал себя. Маркби увидел, что он готов откусить себе язык, но, как говорится, слово не воробей… Пухлое, как у младенца, лицо порозовело, круглый подбородок задергался. Тем не менее взгляда Барнетт не отвел.

— Очевидно, она была вам благодарна, раз упомянула вас в завещании.

Маркби вопросительно поднял брови.

— Вы чертовски хорошо информированы! — отрезал Барнетт. — Да, упомянула! К вашему сведению, большого состояния она мне не оставила! Завещала тысячу фунтов и старинные дорожные часы. Вон они, смотрите!

Он показал на часы, стоящие на полке. Маркби восхитился ими и сказал, что Оливия хорошо придумала. Знала ли она, что Барнетту понравятся часы?

— Наверное… Возможно, я что-то такое говорил про них, — довольно грубо ответил Барнетт. — Просто так, чтобы поддержать беседу… С пожилыми дамами не всегда легко бывает разговаривать!

— Она никогда не рассказывала вам о себе? О своем прошлом? О том, как она участвовала в автогонках, или о войне?

— Ни разу! — отрезал Барнетт.

Зазвонил телефон. Маркби услышал, как трубку снимает миссис Барнетт; разговор заглушался капризным плачем старшего малыша. Барнетт поерзал в кресле, на лице у него появилось беспокойное выражение.

— Видите ли, я человек занятой…

— Да, понимаю. У меня к вам всего пара вопросов, если не возражаете.

Судя по лицу Барнетта, он очень даже возражал. Он смерил гостя мрачным взглядом:

— Только покороче!

— Постараюсь. Насколько я понял, Рори Армитидж, ветеринар, был очень озабочен тем, как смерть любимого пони могла повлиять на здоровье миссис Смитон. Кроме того, прежде чем заподозрить отравление, ветеринар думал, что животное умерло от старости. По его словам, он позвонил вам; вы обсудили, как лучше сообщить старушке печальную весть.

— Да, именно так!

Барнетт несколько приободрился.

— Но вы, — продолжал Маркби, — не перешли дорогу и не навестили миссис Смитон в выходные после похорон пони, хотя в такое трудное для нее время логично было бы предположить, что ее состояние ухудшилось…

Барнетт застыл, точно громом пораженный. Потом он овладел собой, и его цветущее лицо побагровело от гнева. Он вцепился пальцами в подлокотники кресла и с воинственным видом наклонился вперед:

— Понимаете, она у меня была не единственной пациенткой! Да, я мог бы зайти к ней и обязательно зашел бы, будь у меня время! Но, как назло, именно в те выходные я дежурил. Ездил по вызовам. И как раз было два срочных, один в субботу, а другой — в воскресенье. Участок у нас сельский, и оба раза меня вызывали на дальние фермы. Если хотите, можете проверить! Я отложил визит к Оливии до понедельника, а в понедельник она была уже мертва, и Джанин нашла ее первой. Если бы моя жена не была так занята с детьми, она бы тоже заглянула к Оливии. Но ей не с кем оставить ребенка, а Оливия, честно говоря, была не из тех старушек, которые обожают младенцев!

Как будто получив сигнал, миссис Барнетт постучала в дверь и просунула в проем свою встрепанную голову:

— Извините, что перебиваю. Том, звонит Рори Армитидж. Что-то случилось с Джил. Ты можешь поехать к ним сейчас же?

Барнетт неподдельно обрадовался словам жены: так утопающий хватается за соломинку.

— Конечно! Передай, что я уже еду! — Он вскочил на ноги. — Вот видите, суперинтендент, как обстоят дела? Рад был познакомиться!

Он снова протянул руку на прощание.

Маркби едва успел пожать ее, как доктор выбежал из комнаты.

Когда Алан Маркби во второй раз звонил в дверь Дома настоятеля, Рори Армитидж, который не спал всю ночь, потому что принимал роды у коровы — та отелилась двойней, — собрался вздремнуть после обеда в старом кожаном кресле — любимом, уютном. Рори пресекал все попытки Джил выбросить его.

Ветеринар вытянул длинные ноги, скрестил руки на животе и подумал: должно быть, он стареет. Ему сорок четыре. Бывали времена, когда его выдергивали из теплой постели в три часа ночи, он до утра возился в вонючем коровнике или на конюшне, а потом чувствовал себя свежим как огурчик. Приезжал домой, принимал душ, обильно завтракал и начинал новый день как ни в чем не бывало. Сейчас все изменилось, а объяснение только одно. Он внушал себе, что непривычная тоска связана с тем, что он до сих пор переживает за свою машину. Да и кто бы не переживал на его месте? А сейчас, в довершение всего, явился этот полицейский в отпуске, который вознамерился портить всем жизнь. Обходит соседей и задает неприятные вопросы.

— Нет, — сонно пробормотал Рори себе под нос, — вряд ли он тут что-нибудь узнает. Хорошо бы полицейские нашли того, кто изуродовал мою машину! Правда, я ни на что не надеюсь… Не знаю, за что я плачу налоги…

Найдя, как многие истинные британцы, смутное утешение в том, что поворчал насчет пустой траты денег на правительство, он погрузился в дремоту.

Его разбудил, как он потом говорил, «истошный вопль».

Он сел, вцепился в подлокотники кресла и спросонок невнятно воскликнул:

— В чем д-дело?

Вопль повторился. Он доносился из сада за домом; во второй раз крик сопровождался топотом — кто-то со всех ног бежал к дому. Рори выбрался из кресла и подошел к остекленной двери, выходившей в сад.

К нему бежала жена — лицо ее было белее бумаги, рот открыт, глаза вытаращены, обе руки воздеты к небу.

Рори распахнул застекленную дверь и закричал:

— Что там еще? Ты как будто привидение увидела!

Спотыкаясь, жена бросилась ему на грудь, прижалась к нему и громко, взахлеб зарыдала. Она как будто лишилась дара речи и разучилась дышать. Поддерживая жену, он отвел ее в комнату и толкнул в освободившееся кресло. Она легла головой на спинку, закатив глаза и беззвучно шевеля губами.

Ветеринар забеспокоился:

— Джил! Погоди, милая, принесу тебе воды…

Джил снова испустила вопль и, привстав, словно клещами вцепилась ему в руку:

— Нет! Не оставляй меня!

Рори осторожно высвободил пальцы.

— Джил, ради всего святого, что случилось?

Она сглотнула и попыталась объясниться, но ей удалось лишь выговорить:

— Там, в…

У нее началась истерика; она громко зарыдала и, упав в кресло, забилась в припадке.

— Гос-споди! — прошептал Рори. — Милая, успокойся, слышишь? Я позвоню Тому Барнетту, вызову его!

В конце концов, сам он всего лишь ветеринар. Ему довольно часто приходилось иметь дело с взбесившимися лошадьми, но взбесившиеся женщины за пределом его компетенции.

— Что-то стряслось с Джил, — заявил Рори, встречая Барнетта на пороге. — Извините, Том, что вытащил вас из дому, но я никогда не видел ее в таком состоянии! От нее невозможно ничего добиться!

— Ничего, ничего, — успокоил его врач. — Ко мне тут явился один полицейский, задал целую кучу откровенно нескромных вопросов! Я очень рад, что вы меня вызвали. Кстати, он к вам приходил? Он и Максу Кромби тоже докучал. Макс позвонил и предупредил меня заранее… Бог знает, что в последнее время творится в нашей деревне! Все как будто спятили! Извините, я ничего такого не хотел… Так, где Джил?

Джил Армитидж, ссутулившись, сидела в кресле. Рыдать в голос она перестала; теперь она беззвучно плакала в мокрый платок, раскачиваясь из стороны в сторону. Когда над ней склонился Барнетт, она испустила вопль и отпрянула.

— Успокойтесь, Джил, это всего лишь я, — профессионально бодрым тоном произнес доктор. — Давайте-ка на вас посмотрим! Что с вами такое, а?

Джил пристально вгляделась в доктора; на ее лице отразился процесс узнавания, затем она поняла, кто перед ней, и преодолела страх. Она стиснула в руках мокрый платок.

— Ох, Том… где Рори?

— Я здесь, милая! — отозвался ее муж.

Некоторое время Джил беззвучно шевелила губами, а потом прошептала:

— Вы… уже нашли?

Барнетт покосился на ветеринара:

— Вы знаете, о чем она?

— Понятия не имею! Она вбежала из сада, вопя во всю глотку, и была сама не своя!

— Хм, скорее всего, что-то ее сильно напугало. — Барнетт снова склонился над пациенткой. — Джил, все хорошо. Мы обо всем позаботимся, что бы там ни было. Сейчас я сделаю вам укол, вы поспите…

Джил схватила потрясенного доктора за лацкан твидового пиджака:

— Нет! Звоните в полицию, срочно!

— О господи! — прошептал Армитидж. — Неужели опять?..

— Полицию? — переспросил Барнетт. — Один полицейский только что побывал у меня.

— Так сходите и приведите его! — закричала Джил ему в лицо так неистово, что доктор невольно отпрянул.

— Слушайте, — вмешался Рори, — дайте мне с ней поговорить. — Плечом он оттеснил доктора в сторону. — Джил, опять вандалы? Что-нибудь в саду?

Джил испустила леденящий душу вопль, и ветеринар зажал уши руками.

— По-моему, — сказал доктор Барнетт, — что-то действительно случилось в саду.

По гравию заскрипели шины. Рори выглянул в окно.

— А вот и Поли! — воскликнул он. — Полли Десмонд, моя помощница. Наконец хоть в чем-то повезло!

Он подошел к двери; доктор и Джил услышали, как он кричит. В комнату он вернулся в сопровождении энергичной молодой женщины с длинной светлой косой.

При виде ее Джил Армитидж обессиленно простонала:

— Ах, Полли! Сейчас я пережила такой ужас… Я увидела… Просто кошмар!

— Что такое?

Полли присела рядом и взяла Джил за руку, но миссис Армитидж, заново вспомнив пережитое, откинулась на спинку и беззвучно затрясла головой.

— Думаю, ничего страшного, если она побудет здесь с Полли, — прошептал Барнетт. — Давайте вместе выйдем в сад и посмотрим, что там такое. И тогда все сразу станет ясно.

— Розы… — прохрипела Джил Армитидж, крепче сжимая руку Полли.

— Пошли, — сказал Рори. — Сюда!

Он вывел доктора через застекленную дверь на лужайку.

— Сад в этом году сильно пострадал из-за жары, — заметил он. — Но Джил удалось сохранить розы. Она, знаете ли, обожает копаться в саду; розы всегда были ее гордостью и радостью. Здесь у нас настоящий розовый садик…

Ветеринар указал на большую круглую клумбу с розами.

Они осторожно подошли к клумбе.

— Судя по всему, она прибежала отсюда…

Барнетт показал на обломанные ветви и разбросанные на земле оранжевые лепестки роз сорта «Кристингл». Рядом на земле валялись брошенные садовый совок и секатор.

— Осторожно, шипы! — предупредил Армитидж, пробираясь между кустами и глядя себе под ноги. Он искал, что так расстроило его жену.

А найдя, замер как вкопанный. Барнетт невольно врезался ему в спину.

— Черт побери… — прошептал Рори.

— Что там такое?

Барнетт попробовал заглянуть за плечо ветеринара. Когда ничего не получилось, он осторожно обошел куст цветущих чайно-гибридных роз сорта «Мир». Они находились в самом центре клумбы, где росла темно-красная роза сорта «Алекс». У подножия куста лежало то, что и вызвало истерику у миссис Армитидж.

Армитидж ничего не ответил, только показал на землю дрожащей рукой. Барнетт ахнул:

— Ничего себе… Я ничего подобного не видел с тех пор, как ходил в анатомичку на первом курсе…

Рори тихо, тонким голосом спросил:

— Это ведь Эрни Берри, да?

Собрат по медицине, выказав достойную восхищения невозмутимость, ответил:

— Да, точнее, только его голова.

Ошеломленно озирая сад, Рори воскликнул:

— Тогда где же, черт побери, все остальное?

Глава 15

Я часто размышляю о смерти и нахожу ее меньшим из зол.

Фрэнсис Бэкон

— Как она? — спросила Уинн, с беспокойным видом возникнув на пороге, одетая, как и раньше, в мешковатые брюки и мешковатый канареечно-желтый свитер ручной вязки, к которому обеими руками прижимала бутылку бузинного ликера.

Маркби посторонился, впуская ее в дом.

— Сейчас она очень по-британски сдержанна. Справляется великолепно! Приступ паники, когда она нашла… это… уже прошел. Сейчас она немного заторможенная. Думаю, у нее нервный шок. Последствия проявятся позже. Она в гостиной, проходите.

— Дорогая моя! — вскричала Уинн, врываясь в гостиную и садясь на диван рядом с Мередит. — Как вы себя чувствуете? Вы очень бледная. Какой ужас, в самом деле! — Она протянула Мередит бутылку: — По-моему, глоточек моей настойки приведет вас в чувство.

Мередит поблагодарила гостью за предложенное лекарство.

— Было ужасно, но Алан уже влил в меня достаточно бренди, и теперь я в норме. Большое вам спасибо, Уинн. Хотя, насколько я поняла, шок испытала не я одна. То, что… пропало у Эрни, нашлось в другом месте.

Ей не хотелось произносить слово «голова». Тогда перед ее мысленным взором всплывало обезглавленное тело под деревом и жужжащие насекомые, облепившие обрубок шеи. Мередит поставила бутылку с бузинным ликером на придиванный столик и повторила:

— Большое вам спасибо, Уинн!

— В саду у Рори, представляете?

Уинн всплеснула руками, но глаза выдавали ее. В них мелькали взволнованные, почти радостные огоньки: она уже предвкушала сенсационные заголовки. Уинн, надо отдать ей должное, боролась со своими профессиональными инстинктами, и ей почти удалось их преодолеть.

— Бедная Джил нашла ее под розовым кустом, и у нее, как я слышала, началась истерика! А вы, похоже, неплохо справляетесь.

Уинн одобрительно кивнула.

— Я ведь не в первый раз вижу труп. — Мередит криво улыбнулась. — Я имею в виду — не такой, который аккуратно лежит в постели. Жертвы дорожных происшествий бывают ужасно изуродованы… Просто не ожидала увидеть нечто подобное под деревом в бывшем загоне Оливии! — Она попыталась отрешиться от того, что видела. — Не знаю, сколько времени он там просидел. Наверное, убийца не ожидал, что его скоро найдут. Кому взбредет в голову ходить в пустой загон? Ну а… голова, — Мередит наконец решилась назвать отсутствующую часть тела Эрни, — голова, как вы говорите, очутилась на клумбе у миссис Армитидж. Значит, тот, кто ее туда положил, рассчитывал, что ее найдут… скорее рано, чем поздно!

— О господи! — вздохнула Уинн, рассеянно снимая с канареечно-желтого свитера катышки шерсти. — Остается только гадать, что будет дальше! — Она подняла голову, Маркби протянул ей бокал. — Спасибо, Алан. Не скрою, глоточек мне сейчас не повредит.

Привычным жестом она осушила бокал до дна и тут же протянула его за добавкой. Маркби послушно наполнил его.

Мередит не сводила отсутствующего взгляда с мерцающих поленьев в электрокамине, который включили для тепла. Несмотря на оранжевые лучи, она вздрогнула и обхватила себя руками. Она совсем не оправилась после происшествия, хотя и уверяла в том Алана, а теперь и Уинн. Просто ей пришлось быстро взять себя в руки. Алан вызвал местных полицейских; те приехали и наскоро допросили ее, предупредив, что снимают лишь предварительные показания. Им тоже пришлось нелегко, учитывая, что почти одновременно им позвонили из двух разных мест. Один человек сообщил о том, что нашли тело Эрни, другой — о том, что нашли голову несчастного.

Сейчас ждали приезда инспектора из районного отдела тяжких преступлений. Половина седьмого; солнце уже садилось, но работа только начиналась.

— Мы ждем некоего инспектора Крейна, — сообщила Мередит. — Скоро он приедет сюда.

— Алан, вы с ним знакомы? — осведомилась Уинн.

— Боюсь, что нет. Видите ли, я служу в полиции графства. Обычно мы не расследуем убийства на местах, если нас не попросят… или если они не связаны с делом, над которым мы в данный момент работаем.

Уинн смерила его скорбным взглядом:

— Значит, нельзя надеяться, что дело поведете вы?

— Никак нельзя, Уинн. — В прихожей зазвонил телефон. — Извините…

Алан поспешно вскочил со стула.

— Насколько я понимаю, — заговорила Уинн, как только Маркби вышел, — служа консулом, вы сталкивались с такими вещами. Вам приходилось, как вы и сказали, осматривать жертв автокатастроф. Я тоже сталкивалась с подобным, когда работала в журналистике. Поэтому нам с вами прекрасно известно, что нужно постараться поскорее вернуться в норму. Важно, например, поесть, даже если вам не хочется. Тарелку супа, бутерброд — все что угодно. Вы что-нибудь ели?

— Уинн, если честно, сейчас еда в меня не полезет. У меня внутри еще не все успокоилось; боюсь, если я поем, меня опять вырвет. Хотя что-нибудь съесть обязательно надо, потому что я весь вечер сижу и пью! Хотя бы выпить бульона до приезда этого инспектора Крейна. Надеюсь, к тому времени, как он до нас доберется, я не совсем опьянею. Пока я могу сказать ему только, что зашла в загон случайно и нашла там Эрни. Больше я ничего не видела. — Голос у Мередит дрогнул. Она помолчала, наморщила лоб и продолжала: — Я уверена, что больше ничего не видела. Понятия не имею, долго ли он там просидел… Вряд ли целых два дня! — Она глубоко вздохнула. — Иначе его бы нашли лисы и крысы. Вороны на нем сидели, но совсем недолго — не сомневаюсь…

— Дорогая, пусть об этом беспокоится полиция. — Уинн похлопала ее по руке.

— Я тоже беспокоюсь. Уинн, я все время ломаю голову. Вы знаете о деревне гораздо больше нас. Кромби сказал Алану, что Эрни пропал, потому что, скорее всего, завел себе новую пассию. Мне такое кажется невероятным, но, наверное, это все же возможно. Вы слышали какие-нибудь слухи? Может, местные сплетничали про Эрни и еще про кого-то?

Пучок на голове Уинн заколыхался; шпильки угрожающе зазвенели и принялись падать на пол — одна за другой.

— Никаких имен я, конечно, не знаю. Но сплетни — да, слышала. Согласна, вид у Эрни был не слишком привлекательный, но он действительно считался местным донжуаном. Но если Эрни и хвастал о своих победах, то вряд ли при женщинах. Так что расспрашивать надо мужчин.

— Но раз его слушали мужчины, значит, слухи могли дойти до ушей ревнивого мужа? — не сдавалась Мередит. — Допустим, тот решил отомстить…

Уинн задумчиво поддернула рукава канареечно-желтого свитера.

— Ревнивый муж скорее просто пошел и избил бы Эрни. Попросту, по-деревенски, — решительно объявила она. — Вряд ли бы он стал резать ему го… Ой, простите, дорогая! — поспешно воскликнула она, заметив, как передернуло Мередит.

— Я хочу сказать, — нерешительно продолжала Уинн, — такая месть была бы неестественной. Если бы убийца, движимый ревностью, хотел отомстить, он бы скорее уж отрезал… м-м-м… другое место. Как вы думаете? Помню, много лет назад, когда я работала… Но сейчас не будем об этом! И потом, мы не знаем, действительно ли Эрни завел себе новую подружку. Просто так считали многие, вот и пошли слухи. Если я чему-то и научилась за свою жизнь, то только тому, что слухи всегда надо проверять.

— Но я слышала о новой пассии не от одного, а от двоих людей, причем каждый высказался по отдельности. Мервин Поллард упомянул о такой возможности при мне, а Макс Кромби то же самое предположил при Алане. Зачем им обоим утверждать одно и то же?

— Из-за репутации Эрни. Могу вас заверить, в деревне он стал настоящей притчей во языцех! — отвечала Уинн. — Достаточно вспомнить, сколько женщин время от времени жили в его домике, и… о господи! — вдруг ужаснулась она. — Кевин! Кому-нибудь придется сказать бедному парню…

— По-моему, полицейские уже нашли его и поставили в известность, — промямлила Мередит. — Все-таки он — ближайший родственник Эрни. Ведь так?

— Во всяком случае, других у него нет. — Уинн все больше волновалась. — Неужели бедного мальчика заставят опознавать останки? Не знаю, как он выдержит!

— Понятия не имею. Может быть, на опознание поедет доктор Барнетт. Ведь он присутствовал при том, как… — Мередит приказала себе: «Скажи!» — как на клумбе нашли голову. Во всяком случае, уверена, они постараются, чтобы… чтобы все выглядело аккуратно, если вы понимаете, о чем я, прежде чем… это кто-то увидит. Прикроют простыней…

— Наверное, вы правы, но, может, мне имеет смысл перекинуться словечком с этим инспектором Крейном? Я объясню ему, что Кевин не привык ни к какой ответственности. За ним необходимо приглядывать до тех пор, пока он не привыкнет жить один. Ему еще ни разу не удавалось справиться одному, без Эрни. Хотя правда, что Эрни…

Уинн замолчала и принялась рассеянно поправлять свой пучок, втыкая в него шпильки наугад. В результате они торчали у нее из головы, как длинные шпильки-акадама в прическе японской гейши.

— Что такое? — с любопытством спросила Мередит.

— Да нет, ничего… Просто Эрни, можно сказать, не слишком следил за Кевином… по крайней мере, пока тот был маленький. Он всегда был неряшливо и плохо одет. О нем в самом деле некому было позаботиться, ведь мать его бросила, а все остальные женщины жили с ними лишь временно. Дома у Берри не самая здоровая обстановка. Ни одна подружка не задерживалась у Эрни надолго, и ничего удивительного! В каждой деревне есть такая семья, которая живет хуже остальных. В Парслоу-Сент-Джон такими считаются Берри.

— Похоже, Кевин — подходящий подопечный для сотрудников социальной службы. Неужели никто никогда не пытался вмешаться, отстоять интересы ребенка?

— Нет, что вы! — воскликнула немного смущенная Уинн. — Понимаете, в деревнях не любят, когда посторонние лезут в их дела. Пусть семья и бедная, она все же как-то выживает. Вот и я сейчас хочу сказать: какой бы убогий дом ни предоставил Эрни Кевину, все-таки у парня была крыша над головой. А сейчас Кевин остался совсем один. Парня не назовешь в полном смысле дееспособным. Эрни всегда говорил ему, что делать. Мне кажется, Кевин в жизни не принял ни одного самостоятельного решения.

Разговаривая, они слышали голос Алана, который беседовал с кем-то по телефону. Но вот щелкнули рычажки, и Маркби вернулся в гостиную. На лице у него отразилось смешанное чувство облегчения со смущением.

— Ну, вот и все. Я больше не у дел. Мне велено прекратить дальнейшие расспросы в Парслоу-Сент-Джон. Не имею права путаться под ногами у следственной бригады и смущать свидетелей. Извините, Уинн!

Он улыбнулся соседке.

— Ничего страшного, Алан. Все равно — спасибо вам. Вы все начали, и, если бы вам позволили продолжать, уверена, вы бы что-нибудь обязательно выяснили, — задумчиво проговорила Уинн. — Вы, случайно, не наткнулись на какой-нибудь след?

Алан покачал головой:

— Нет, извините.

— Что ж, ничего не поделаешь. — Уинн встала и одернула свитер. — Пожалуй, пойду-ка я домой до того, как приедет инспектор Крейн. Не забудьте, я рядом. Если вам что-нибудь понадобится…

Мередит и Маркби поблагодарили ее, и Уинн вышла, безутешно вздохнув напоследок.

— Бедная Уинн, — сказала Мередит. — Ты ведь и правда не наткнулся ни на какой след?

— Что? Нет, разве что… Возможно, дело как-то связано с завещанием Оливии Смитон, как ты и предполагала. Она была богата, и у нее не было родственников. Кто-то мог подумать… С другой стороны, только из-за того, что она упомянула в завещании некоторых местных жителей, у нас нет причин подозревать нечестную игру. Она отплатила любезностью за любезность Армитиджу, Барнетту и Кромби — через его дочь. Кстати, Кромби и сам человек вполне состоятельный. По-моему, и Армитидж тоже. Дом Барнетта производит удручающее впечатление. Похоже, доктор сильно нуждается. Правда, первое впечатление может оказаться совершенно обманчивым. Кстати, будешь болтать с Уинн, спроси как бы невзначай, первый ли это брак у Барнетта.

Они услышали шум подъезжающей машины. В дверь громко постучали.

— Должно быть, — Алан встал и направился к двери, — приехал инспектор Крейн!

Он вышел; Мередит мысленно приготовилась повторить рассказ о своем ужасном открытии. В прихожей послышались шаги; она услышала голос Алана, чей-то высокий голос — уж точно не Уинн? Ведь Уинн ушла.

Дверь открылась.

— Мередит, — сказал Алан, — это инспектор Крейн, старший следователь.

В комнату вошла высокая, стильная, рыжеволосая женщина в темном деловом костюме, строгой белой блузке и туфлях на высоком каблуке.

— Мисс Митчелл? Я Аманда Крейн. Здравствуйте!

Она протянула руку.

После секундного колебания Мередит пожала ее.

Инспектор Крейн села, раскрыла папку, достала оттуда скрепленные листочки бумаги, захлопнула папку, закинула ногу на ногу, улыбнулась и бодро, как будто беседовала с больной, произнесла:

— Итак, мисс Митчелл…

Маркби, который тактично держался на заднем плане, передвинулся на край кресла, голову запрокинул назад, подальше от света стоящего рядом с ним торшера. В приглушенном свете волосы инспектора Крейн, постриженные по последней моде, казались не такими ярко-рыжими. Несомненно, инспектор олицетворяла собой будущее полиции, но Маркби невольно задумался, удастся ли силам правопорядка надолго удержать в своих рядах такое деятельное существо. Совершенно нормально и в духе времени то, что молодую выпускницу университета — Маркби не сомневался, что инспектор Крейн обладает дипломом о высшем образовании, — охотно взяли на работу, а потом быстро повысили. Но служба в полиции по большей части представляет собой довольно монотонную, нудную работу, и результаты не всегда радуют. Много лет в полиции выдерживают, как правило, сотрудники — слава богу, не все, — обладающие определенными, не всегда самыми лучшими качествами. Тем больше причин привлекать к работе таких, как Крейн.

Лицо инспектора Крейн дышало умом; ее нельзя было назвать красавицей в обычном смысле слова, но она подкупала своим обаянием. Тускло мерцающие медно-рыжие волосы подчеркивали выступающие скулы, когда она время от времени отрывалась от своих записей и вскидывала голову на Мередит. В последние годы в полиции энергично борются с так называемыми казарменными разговорчиками и сексистскими намеками, но старые привычки очень живучи. По-другому и быть не может! Маркби живо представлял, как прохаживаются насчет инспектора Крейн в мужской курилке. Разумеется, никаких намеков в лицо; судя по ее виду, она не из тех, кто будет терпеть издевательства. И все же… Маркби подозревал, что среди сослуживцев у нее мало друзей. Что ж, тем хуже для нее.

На улице еще не совсем стемнело, но в их гостиной сгустился серый полумрак. Щадя зрение инспектора Крейн, Маркби включил настольную лампу.

— Как вы себя чувствуете, пережив такое ужасное потрясение?

Маркби невольно покачал головой. Участливый тон — ошибка. Точнее, такой подход, несомненно, оправдал бы себя с большинством других свидетельниц, но только не с Мередит. Он отчетливо представил, как Мередит вскипает от ярости и, фигурально выражаясь, закатывает рукава, готовясь дать отпор.

— Сейчас лучше, чем раньше. Первое потрясение уже проходит.

Не дави, мысленно просил Маркби, обращаясь к Крейн. Но его мольба пропала втуне.

— Если хотите, могу посоветовать отличного психолога…

— Нет, не хочу! — отрезала Мередит. — Спасибо.

— Что ж, если передумаете, дайте мне знать. Здесь у меня ваши показания, — продолжала Крейн, — которые вы дали нашему сотруднику на месте преступления.

— К ним я почти ничего не могу добавить, — сказала Мередит.

— И все же давайте пройдемся по всем вопросам еще раз. Надеюсь, вы не против? — ласково осведомилась Аманда.

Маркби, сидя в своем затененном уголке, представил — или только понадеялся, что представляет, — как хмурится Мередит. В нем крепло дурное предчувствие. Его любимая сидела на диване, выпрямившись, как палка, и воинственно скрестив руки на груди. Хорошо хотя бы, что дурацкий тон инспектора Крейн немного встряхнул Мередит. Может быть, ее подход в конце концов окажется не таким ужасным, хотя инспектор действует не обдуманно, а скорее наудачу.

— Что привело вас на луг? — оживленно и заинтересованно спросила инспектор.

— В загон, — сухо уточнила Мередит. — В нем похоронен пони. Я пошла взглянуть на могилу. Решила, что это очень трогательно.

Инспектор Крейн ответила на сухость допрашиваемой профессиональной улыбкой:

— Значит, вот почему вы гуляли в парке при поместье «Грачи»?

Тем самым она тонко намекала, что Мередит вторглась в частные владения. Да, видно, инспектор Крейн любит рисковать…

Сверкнув светло-карими глазами, Мередит ответила:

— В самом доме мы уже побывали; мы обсуждали возможность его покупки. Нам сказали, что дом продается. Вы, наверное, тоже видели объявление. Дом нам показала местная жительница, у которой хранятся ключи. Алан сегодня кое-кого навещал, а я решила сходить в «Грачи» и еще раз взглянуть на парк, пока жду его.

Инспектор Крейн повернула к Маркби длинное, бледное, умное лицо. Такие лица недоброжелатели называют лошадиными. Вполне английская внешность, как будто сошла с картины старых английских мастеров.

— Сэр, не связан ли ваш сегодняшний визит с расследованием, которое, как мне сообщили, вы вели, так сказать, неофициально?

— Совершенно верно, — кивнул Маркби. Он прекрасно понимал, в каком сложном положении оказалась инспектор: ей приходится тщательно подбирать каждое слово. Да, она проводит допрос, но перед ней старший по званию. Все время приходится балансировать, как на канате… Интересно, как она справится? — Я беседовал с доктором Барнеттом — до тех пор, пока он не уехал на срочный вызов.

— Когда его вызвали в дом мистера Армитиджа?

— Да. Насколько я мог судить тогда, миссис Армитидж заболела. Я не знал, что она нашла… часть останков.

— Как я понимаю, сэр, вы расследовали обстоятельства недавней смерти одной пожилой дамы, владелицы «Грачей»?

Маркби энергично отмахнулся:

— Нет никаких оснований подозревать что-либо, кроме несчастного случая. Однако мне удалось выяснить кое-что любопытное — больше связанное с жизнью пожилой дамы, чем с ее смертью.

— И вы продолжите свои изыскания?

— Нет, инспектор, не продолжу. Отныне дело ведете вы.

Крейн с сомнением посмотрела на него и снова переключила внимание на Мередит:

— Мисс Митчелл, здесь написано… — Она посмотрела в записи. — Вы сказали констеблю, что опознали в покойном Эрни Берри, местного разнорабочего. Но, насколько я понимаю, в Парслоу-Сент-Джон вы приехали впервые, а у покойного не было…

Тут замялась даже профессиональная и уравновешенная инспектор Крейн.

— Головы, — просто закончила Мередит.

— Ну да. Тело было обезглавлено. Как вы поняли, что перед вами именно Берри?

— Наверное, поклясться я бы не смогла, но я была почти совершенно уверена. — Мередит задумалась. — Я видела его один раз в местном пабе. У него очень характерная фигура. Он… на его теле… была та же самая одежда, как в тот раз. И потом, я знала, что его уже некоторое время никто не видел.

Инспектор Крейн удивленно подняла безупречно выщипанные брови:

— В самом деле?

Мередит передала ей содержание своих разговоров с Мервином Поллардом и Кевином.

— Кевин сказал, что Эрни не ночевал дома.

— Мистер Поллард предположил, что Берри завел себе новую пассию?

— Да. Хотите — верьте, хотите — нет, но в деревне он считался первым волокитой.

Инспектор Крейн недоверчиво хмыкнула.

Ее трудно винить, подумал Маркби. Вслух же он сказал:

— Мне тоже говорили, что Берри пропал. На него пожаловался местный подрядчик по фамилии Кромби.

— Позвольте спросить, суперинтендент, в связи с чем у вас зашел разговор об Эрни Берри?

Так, конечно, вежливее, чем грубо брякать: «Когда это было?» Молодец!

— Сегодня утром, — любезно ответил Маркби. — Насколько я понял, Кромби ожидал Берри накануне, он должен был явиться к нему и выполнить какую-то работу. Но объявился только Кевин Берри. То же самое и сегодня.

— Кромби удивило поведение Берри? Обычно на Берри можно было положиться?

— По-моему, да. Кромби тоже предположил, что Берри мог задержаться у какой-нибудь подружки.

— Кромби… — прошептала инспектор, записывая фамилию подрядчика.

Мередит и Алан, сидящие в разных углах комнаты, переглянулись.

Мередит спросила:

— Кто-нибудь сходил к Кевину Берри? Ему сказали, что его отец умер?

— Да, — отрывисто ответила инспектор Крейн. Наступило молчание. Потом инспектор нехотя добавила: — Судя по всему, умом парень не блещет. Насколько я понимаю, других родственников у него нет. Он совершеннолетний, ему девятнадцать. Конечно, его можно передать сотрудникам социальной службы. Но сейчас у них все заняты. Наверное, будет лучше, если несколько дней за парнем присмотрит кто-то из местных жителей — человек, которого он знает и уважает.

— А вы попросите миссис Картер, — предложила Мередит. — Она живет рядом с нами.

Она показала на соседний домик.

— Миссис Картер, — повторила инспектор, записывая фамилию.

— Вы нашли орудие преступления? — спросил Маркби из своего угла.

Инспектор вздрогнула и немного воинственно ответила:

— Нет, сэр. Пока нет. Мы начали обыск луга… то есть загона… — Она украдкой покосилась на Мередит. — Но с наступлением сумерек работа прекратилась. Завтра с утра мы первым делом возобновим поиски. Если мы не найдем орудия на месте, расширим поиски и обыщем весь парк, правда, он довольно большой и изрядно зарос.

— Вы хотя бы примерно представляете, что ищете?

— По словам доктора, клинок должен быть большой и широкий. Скорее рубящее, чем режущее орудие. Придется подождать результатов вскрытия. — Она отвернулась, прекращая разговор на неудобную тему, свернула листки и положила назад в папку. Потом, не глядя на Маркби, инспектор спросила: — Сэр, насколько я понимаю, в последнее время в деревне участились случаи вандализма?

— Мне известно о трех, — кивнул Маркби. — Правда, по-моему, к ним можно причислить и отравление пони. Но возможно, оно никак не связано с остальными эпизодами.

— Тот самый пони, которого похоронили на лугу… то есть в загоне?

— Да, — ответила Мередит. — А еще здесь происходил ведьминский шабаш.

После паузы Крейн смерила ее подозрительным взглядом.

— «Шабаш»?! — повторила она примерно тем тоном, каким леди Брэкнелл из «Как важно быть серьезным» могла бы спросить: «Ребенок — в саквояже?!»

— Жаль, — негромко сказал Маркби, когда инспектор Крейн забрала свою папку и уехала, — что ты упомянула ведьминский шабаш, по крайней мере сейчас. Мы ведь не знаем, имеет ли оно какое-нибудь отношение к делу.

— Она должна была знать. Она из тех, кто хочет знать все. Она любит все записывать…

— Остается только радоваться, — кротко заметил Маркби, — что ты с разгону не послала ее подальше!

— Она мне надоела. — Неожиданно Мередит слегка покраснела. — Я и не знала, что это так заметно!

— Ты держалась великолепно. Просто я знаю тебя получше, чем она! По-моему, она неплохо провела допрос. Ей пришлось нелегко, ведь рядом сидел я.

«По-моему, она неплохо провела тебя», — подумала Мередит, но вслух ничего не сказала.

Глава 16

Здесь много вшей, а хлеба мало. Вот нищета во всей красе! Из памфлета, адресованного Людовику XIV (1709)

Эрни Берри сидел под деревом. Каким-то загадочным образом голова вновь вернулась на его плечи. Он сам забрал ее из розового сада Джил Армитидж, а может, кто-то принес ее и он нахлобучил ее на прежнее место. Нахлобучил не слишком хорошо; Мередит отчетливо видела грубый рубец на шее, похожий на черное кольцо. И все же так получилось вполне пристойно. Эрни улыбался ей своей бессмысленной улыбкой.

В загоне было очень жарко. Стоя перед Берри, Мередит сказала:

— Эрни, вы не должны здесь находиться. Здесь парк миссис Смитон!

Но Эрни по-прежнему улыбался — как ей показалось, насмешливо. Потом поднял мускулистую ручищу, показал на свою голову — и тут голова отвалилась и, по-прежнему улыбаясь, покатилась к ней по траве.

Потом она, к счастью, проснулась.

Чтобы вообще лечь спать, от нее потребовалась известная смелость. Она боялась, что воспоминания об ужасных событиях не дадут ей заснуть, и вместе с тем боялась, что, несмотря ни на что, все-таки заснет и увидит страшный сон. И конечно, как она боялась, так и случилось.

Мередит прищурилась в темноте. Она радовалась, что избавилась от кошмара, но по-прежнему сбросила его с себя не до конца. Сердце часто колотилось в груди, на лбу выступила испарина. Она лежала и внушала себе: «Я должна как можно скорее это преодолеть! Нельзя, чтобы образ Эрни преследовал меня».

Он, конечно, еще будет преследовать ее некоторое время. Но если она приложит усилия, ей удастся удержать его на месте. Голова раскалывалась от боли; она прищурилась в темноте, пытаясь вспомнить, что случилось после того, как она нашла тело. Должно быть, она метнулась прочь и понеслась, как ветер. Нет, сначала ее стошнило, хотя об этом она сохранила лишь самые смутные воспоминания. Потом она побежала, о чем совершенно забыла. Помнила только, как увидела у ворот Алана и обрадовалась ему так, как в жизни никому не радовалась.

О своем бегстве из загона она никаких воспоминаний не сохранила. Не помнила, как мчалась через обнесенный стеной бывший огород и парк. И все же она наверняка заметила что-то важное, только теперь ничего не помнит. Надо постараться… Мередит зажмурилась и попыталась представить себе «Грачи». Она поморщилась в раздражении: дом никак не появлялся, только вдали, в какой-то дымке. Дорожка и кованые ворота тоже были какими-то нечеткими. И дорога, ведущая к Дому настоятеля, была словно окутана туманом.

Инспектор Крейн раздражала ее не только бодрым выражением лица. Мередит показалось, что та ждет от нее подробного рассказа о том, как она нашла Эрни. Вопреки распространенному мнению, никакие детали не отпечатались в мозгу Мередит. Перед ее мысленным взором стоял лишь Эрни, и он, несчастный, был с головой. Вот и все воспоминания! Она несправедливо отнеслась к инспектору Крейн, а ведь та говорила с ней участливо и даже предложила помощь психолога.

— Не нужен мне никакой психолог. Сама вспомню, что видела, а потом забыла! — прошептала Мередит в темноте.

Рядом пошевелился Алан:

— Мередит, как ты?

— Нормально. Сама с собой разговариваю.

— Приснился страшный сон? — Он приподнялся на локте. — Сейчас принесу аспирин.

— Ну да… Не о чем беспокоиться. Аспирин мне не нужен. У Эрни снова была голова — в моем сне.

— Эрни больше нет, можешь забыть его. Ты уже все рассказала инспектору Крейн. Пусть она дальше всем и занимается. Тебе больше не нужно ни о чем беспокоиться.

«А я беспокоюсь, — подумала Мередит. — Беспокоюсь!» Но Алану она ничего не сказала.

Уинн зашла к ним на следующий день, сразу после завтрака.

— Как она сегодня? — участливо спросила она и с видимым напряжением добавила: — Нашли они что-нибудь?

На ней были те же мешковатые брюки, что и вчера, но вместо канареечно-желтого свитера она надела другой, серовато-желтый, связанный сложной вязкой и украшенный разноцветными шерстяными помпончиками.

Ее уютный внешний вид не обманул Маркби.

— Уинн, как вы думаете, сказал бы я вам что-нибудь, зная о ваших связях в мире журналистики? Если бы, разумеется, я что-то знал, а я, кстати, ничего не знаю! В любом случае сейчас еще рано. Ну а Мередит… Спала плохо, но утром ей лучше. Входите, сами увидите.

Уинн прошла в прихожую. Нимрод, который топтался у нее за спиной, увидел, что хозяйка идет в гости, и, стремглав пронесшись мимо нее, побежал на второй этаж. Уинн извинилась за своего любимца, напомнив, что кошки любопытны по натуре. Маркби повел ее на кухню, где Мередит пила последнюю чашку кофе.

— Насчет кота не волнуйтесь. Не такая я плохая. Я выпила кофе с кукурузными хлопьями, так что вряд ли мне хуже.

Мередит болезненно улыбнулась.

Уинн присела за стол и облокотилась о него, словно желая придать Мередит уверенности:

— Вы очень смелая. Та бойкая молодая женщина вчера наведалась ко мне сразу после того, как ушла от вас.

— А, инспектор Крейн! — проворчала Мередит.

— Она действует вполне профессионально.

Наступило молчание; в воздухе повисла недосказанность; ясно было, что они с Уинн обе думают об одном и том же. Уинн отважилась облечь свои мысли в словесную форму:

— В наши дни они выглядят по-другому, правда? Я о женщинах-полицейских. На моей памяти в полиции служили весьма… крепкие особы, и одевались они совсем не модно.

— То же самое с полицейскими-мужчинами, — согласилась Мередит. — Они становятся все моложе и моложе. Разве не так?

— Совершенно верно, милая. Инспектор Крейн показалась мне весьма энергичной особой. Не знаю, что о ней подумают в деревне.

Маркби откашлялся и довольно робко осведомился, не означает ли это, что он — безобидный старый чудак, у которого давно закончился срок годности, и его пора отправлять на покой?

Обе женщины поспешно заверили его: конечно же нет.

— Спасибо и на том, — улыбнулся Маркби. — А то я уже забеспокоился.

Вернулся Нимрод; видимо, он успел обследовать весь дом. Он подошел к хозяйке и устроился у ее ног. Мередит попробовала наладить с ним отношения. Кот дернул здоровым ухом, отчего вид у него сделался мрачный, и никак не отреагировал.

— А теперь серьезно, — продолжала Уинн. — Я пришла, чтобы сказать вам… вижу, что вам действительно лучше. Инспектор попросила меня присмотреть за Кевином Берри. Я обещала, что утром схожу к нему домой и проверю, как он там. Надеюсь, он справляется.

— Уинн, извините… Это я предложила вас. Надеюсь, вы не против, — сказала Мередит, словно извиняясь.

— Конечно, я не против! Мне просто интересно, справлюсь ли я. И… мне, конечно, страшно неудобно просить вас, особенно после всего, что вы пережили, но все-таки не сходите ли и вы со мной? — Уинн испуганно покосилась на Алана. — Скорее всего, вы не хотите, и, наверное, у вас другие планы, а может, вы просто хотите спокойно посидеть дома. Но у вас есть опыт общения с людьми, потерявшими рассудок от горя. У меня тоже есть такой опыт, но в другом смысле. Я привыкла расспрашивать несчастных, вытягивать из них все подробности.

Нимрод встрепенулся.

Мередит подумала: наверное, с ее настроением для нее хуже всего сидеть дома и ничего не делать. С другой стороны, Кевин напомнит ей об Эрни, поэтому ей сейчас совсем не хочется его видеть. Но все же ведь именно она некоторым образом подставила Уинн! Она поступила по отношению к Уинн не вполне справедливо; по крайней мере, сначала надо было узнать мнение самой Уинн. И теперь ее долг — поддержать соседку. А может быть, при виде Кевина призрак Эрни испарится.

Мередит быстро посмотрела на Маркби:

— Какие у нас планы на сегодня?

— На утро — никаких. По-моему, некоторое время нам с тобой придется никуда не выезжать из деревни — вдруг полицейским понадобится что-то уточнить в наших показаниях. Но дом Берри находится в деревне. Так что тебе решать. Если считаешь, что можешь туда пойти, иди. А я, если не возражаешь, останусь дома. Хочу позвонить Бэзилу, ввести его в курс дела. Увидимся дома!

— У меня предложение получше. Я угощаю вас обоих обедом в «Королевской голове»! — воскликнула Уинн. — Да, да, и не спорьте со мной! Это самое малое, что я могу для вас сделать!

Она положила ладони на столешницу и привстала. Нимрод подошел к двери, задрал обрубок хвоста и выжидательно посмотрел на хозяйку.

— По-моему, он начинает к вам привыкать, — заметила Уинн, хотя трудно было понять, на чем основан такой оптимистичный вывод. — Мередит, как только будете готовы, постучите, и я выйду!

«Как только я буду готова…» — мрачно подумала Мередит.

— Если не хочешь идти, так и надо было сказать, что не хочешь. — Алан пытливо смотрел ей в глаза. — Давай я сам схожу к Уинн и скажу, что ты передумала?

Мередит горделиво выпрямилась:

— Нет. Я обещала, что пойду, значит, пойду. Все будет нормально. Я даже некоторым образом чувствую себя обязанной. Надо выразить Кевину свои соболезнования и убедиться, что с ним все в порядке. Что ты расскажешь Бэзилу?

Поморщившись, Алан отодвинул стул и закинул руки за голову. Стул снова с глухим стуком поехал вперед, и он облокотился о стол.

— Сыграю по слуху. Я собирался попросить его организовать мне встречу с Лоренсом Смитоном. Да, в Парслоу-Сент-Джон я больше не имею права никого расспрашивать. Но съездить в Камбрию мне никто не запрещал. А ты можешь поехать со мной. Где-нибудь переночуем.

— Когда? — спросила Мередит.

— Все зависит от Бэзила и Лоренса, если Лоренс вообще захочет меня видеть. А это, в свою очередь, зависит от того, как он сейчас относится к Оливии. Кроме того, возможно, в силу своего состояния здоровья он не захочет, чтобы какой-то чужак донимал его расспросами о прошлом. — Алану стало как будто немного стыдно. — Я вовсе не утверждаю, что согласен с Уинн. Просто не люблю останавливаться на полпути. Я начал расспросы здесь, но они ни к чему не привели. Тем не менее мне бы хотелось довести дело до конца и со спокойной душой от всего отмежеваться. Надеюсь, Уинн оценит мои усилия. Я обещал Крейн, что не стану путаться у нее под ногами, и не стану. Я веду, так сказать, персональное расследование, ради любопытства. Подобно Нимроду, я хочу знать, что прячется за каждой закрытой дверью. Дурная привычка, но, боюсь, она въелась в мои плоть и кровь.

— Кстати, об Уинн. — Мередит отодвинула свой стул. — Если уж надо сходить к парню Берри и сыграть роль доброй самаритянки, лучше поскорее с этим покончить. В полдень увидимся в пабе.

Берри жили на отшибе, точнее, уже за пределами деревни. К их дому вела длинная узкая тропинка, изрытая колеями. Другого жилья поблизости не было, вокруг раскинулись поля. Когда Мередит и Уинн подошли поближе, у них создалось впечатление, что дом не построен, а скорее вырос из земли. Впечатление создавали старые темно-коричневые стены, соломенная крыша, вся в прорехах — явно погрызена мышами — и тоже побуревшая от старости. Фундамент порос мхом.

Не разбили Берри и сада в общепризнанном смысле слова. При доме имелся довольно большой участок, но он являл собой печальную картину: где не высились заросли бурьяна и крапивы, там теснились всевозможные старые транспортные средства. Рядом со старой каретой скорой помощи без колес, стоящей на кирпичах, ржавели две легковушки, чуть дальше желтая двуколка жалостно задрала к небу оглобли.

— По-моему, Эрни подрабатывал еще и сдачей металлолома, — заметила Уинн.

Мередит показала на двуколку:

— Похоже, она в лучшем состоянии, чем все остальное!

Они подошли поближе, старательно глядя себе под ноги.

И все же их застали врасплох: из двуколки, грозно кудахча и топорща перья, на них вылетела курица. Она плюхнулась на землю и засеменила прочь, гневно клокоча. Курица просеменила к своим товаркам, которые клевали червей под деревьями. Заглянув в двуколку, Мередит с омерзением вскричала:

— Фу-у!

— Что, яйца нашли? — хмыкнула Уинн.

— Нет, только кучу куриного помета. Ну и грязь развел здесь Эрни! Надо же было все так запустить!

Она с осторожностью осмотрела двуколку. Хотя та и служила пристанищем для кур, скорее всего, была еще на ходу. Задняя часть двуколки была накрыта брезентом. Большие колеса, наполовину заросшие темно-зелеными сорняками с мелкими желтыми цветочками, выглядели вполне целыми.

— По-моему, — тихо сказала Уинн, — это двуколка Оливии. Должно быть, Эрни купил ее по дешевке, когда Оливия перестала на ней ездить. Хотя… на что ему двуколка? Если он собирался перепродать ее, надо было держать ее под крышей. Обивка потрескалась, а внутри поселились куры. Стыд и позор! Это же натуральная кожа!

Они отошли от двуколки и направились к крыльцу. Подойдя поближе, Мередит различила какое-то движение за грязным ближайшим к двери окном.

Уинн постучала, но ответа не последовало.

— Он дома, — прошептала Мередит.

Уинн постучала снова — погромче — и позвала:

— Кевин! Это миссис Картер. Пожалуйста, открой дверь!

Должно быть, ее уверенный голос оказал на Кевина какое-то влияние. Он ведь привык подчиняться приказам. Послышался лязг отодвигаемого засова, и дверь распахнулась.

Перед ними стоял Кевин. Мередит показалось, что после их последней встречи во дворе «Королевской головы» он не мылся и не переодевался. Он смотрел на них обеих, вытаращив глаза. Потом устремил испуганный взгляд на Уинн и, поспешно заложив обе руки за спину, промямлил:

— Я этого не делал!

— Конечно нет, Кевин, — ответила Уинн. — Мы пришли посмотреть, как ты тут. Можно к тебе?

Кевин попятился. Подавляя отвращение, Мередит следом за Уинн вошла в дом.

Первоначально здесь, должно быть, была маленькая прихожая; приставная лестница вела, видимо, на чердак. Кто-то, скорее всего Эрни, снес стену между прихожей и гостиной, и глазам гостей открылась, если можно так выразиться, жилая зона свободной планировки. Напротив, в дальнем углу, лестница вела на второй этаж. В гостиной разместился широкий камин со старомодной металлической плитой. Плита топилась; от конфорки вверх поднималась струйка едкого дыма, который расползался по комнате и смешивался с другими неприятными запахами: пота, пыли, прогорклого жира, пивного перегара. Мередит снова замутило.

На плите стояли почерневшие кастрюли. На кронштейне над плитой сушились какие-то грязные тряпки и носки.

Мебели было много, гораздо больше, чем необходимо. Некоторая, хотя и покрытая слоем пыли и в жирных пятнах, была хорошего качества и довольно старая. Мередит решила, что Эрни, наверное, был постоянным покупателем на местных торгах. Самое почетное место в комнате, как во многих домах, занимал телевизор. Экран тускло мерцал, но звук был выключен.

Кевин стоял рядом, по-прежнему заложив руки за спину и слегка расставив ноги, словно пародируя военную стойку «вольно». Несмотря на позу, видно было, что ему очень не по себе. Он не сводил взгляда с Уинн, и в его глазах по-прежнему сквозил страх.

— Кевин, прими наши соболезнования по поводу смерти Эрни, — сказала Уинн. — Как ты тут управляешься?

Он пробежал языком по верхней губе; Мередит заметила на ней кровоподтек. Ранка едва затянулась. Когда он открыл рот, она обратила внимание на сломанные передние зубы.

— Ко мне тетка-полицейская приходила, выспрашивала обо всем, — ответил он.

— Инспектор Крейн. Да, Кевин, такая уж у нее работа.

— Я ей говорил: Эрни домой не заявлялся. Две ночи не приходил. Мистер Кромби-то как сердился! К нему я тоже заходил. Не знаю я, куда пошел Эрни. Он передо мной не отчитывался.

— Где Эрни проводил время раньше, когда… не ночевал дома? — спросила Мередит.

Кевин с трудом оторвался от лица Уинн и перевел взгляд на нее:

— Он не говорил, а я не спрашивал.

И наверняка велел тебе держать язык за зубами, подумала Мередит.

Уинн подошла к плите и рассматривала разномастные сковородки и кастрюли.

— Кевин, ты завтракал?

— Съел бобы из банки, — промямлил Кевин. — Вчера вечером съел банку бобов.

— Ну да, а сегодня? О господи! — Уинн в отчаянии оглядывала жалкую кухонную утварь. — У тебя есть… кладовка или холодильник?

Кевин подошел к двери в углу и открыл ее, а сам молча встал рядом, явно надеясь, что гостьи никуда не сунут нос и уйдут.

К сожалению, гостьи пошли посмотреть. Они увидели большую кладовую с каменным полом. В кладовой, где хранилось также и мясо, было очень влажно. На полу стояло несколько ящиков с бутылками. На полках лежали разные миски и кастрюли. В одной лежал растаявший жир, хлеб в целлофановом пакете и стояла миска с немытыми яйцами.

В кладовке пахло чем-то едким, плесенью — Мередит догадывалась, что мыши здесь чувствуют себя вольготно. Она взяла маленькую жестяную тарелку и накрыла миску с растаявшим жиром, как крышкой. Лучше поздно, чем никогда.

Уинн взяла миску с яйцами:

— Кевин, я сделаю тебе омлет. Ты не против?

Она подошла к плите, держа в руках яйца и хлеб, и принялась подыскивать среди сковородок наименее грязную. Мередит негромко спросила:

— Кевин, у тебя есть деньги на продукты?

Взгляд Кевина переместился на коричневый керамический горшок, стоящий на замызганном шифоньере Эдвардианской эпохи.

— Деньги на хозяйство Эрни держал здесь.

Мередит обследовала содержимое горшочка. В нем оказалось три монеты по фунту и одна в двадцать пенсов. Мередит достала из сумки банкноту в десять фунтов:

— Вот, Кевин, купи себе какой-нибудь еды. А может, лучше я сама куплю и привезу тебе?

Кевин быстро вынул руку из-за спины и ловко выхватил у Мередит банкноту.

— В магазин я и сам могу сходить!

Он запихнул деньги в карман грязных джинсов.

— А что дальше? Тебе нужно где-то работать, чтобы получать деньги.

— Мистер Кромби обещался взять меня на работу.

Оглянувшись через плечо, стоящая у плиты Уинн заметила:

— Да уж, Максу стоит обо всем позаботиться. Но я с ним еще поговорю.

— Может, все-таки позвонить в социальную службу? — прошептала Мередит.

— Не надо, все и так наладится! — решительно возразила Уинн. — Местные сами как-нибудь все устроят. — Она сняла сковороду с конфорки и приказала: — Кевин, неси тарелку!

— Мы с Эрни обычно ели прямо из сковородки, — сказал Кевин.

— Пора начинать есть из тарелки! — отрезала Уинн.

Кевин подошел к стоящему рядом буфету и вернулся с довольно красивой и сравнительно старой тарелкой с традиционным ивовым узором — синим на белом фоне.

Гости дождались, пока парень умнет омлет с тремя кусками хлеба.

— Кевин, завтра я еще приду, — обещала Уинн.

Кевин оторвал голову от тарелки:

— Не нужно!

— А я все равно приду.

— Кевин, — ласково сказала Мередит, — ты что, пальцы обжег?

Кевин снял руки со столешницы и положил на колени.

— Ага, позавчера — о плиту. Отчистить хотел.

— Во всем доме не мешает прибрать, — заявила Уинн. — Попозже что-нибудь придумаю. Может, заплачу Джанин побольше, и тогда она согласится навести здесь хоть какой-то порядок.

— Никто нам здесь не нужен, — сказал Кевин. — Нам с Эрни здесь никто не нужен!

— Но, Кевин, Эрни ведь умер, — ласково напомнила Уинн.

Кевин ссутулил узкие плечи:

— Он домой не приходил, целых две ночи не являлся. Не знаю, куда он пошел. Он не говорил, а я не спрашивал! — Он украдкой покосился на Уинн. — Я этого не делал! — повторил он.

— Не могу сказать, что ушла оттуда с сожалением. Ну и свинарник!

Такие слова сорвались с губ Уинн, как будто сами по себе. Она, правда, тут же тряхнула головой и зашагала прочь, решительно глядя перед собой.

Они возвращались пешком, по той же узкой тропинке. Мередит заметила:

— По-моему, парень в шоке, что вполне понятно. Но он не показался мне совсем уж отсталым.

Уинн обернулась к ней:

— В общем смысле он как-то ориентируется. Если в его жизни ничего не менять, он худо-бедно справится. Говоря «ничего не менять», я имею в виду, что он останется дома и будет работать на Макса или выполнять разовые поручения других местных жителей. То есть займется тем же, чем занимался раньше, с Эрни. Согласна с вами, он не умственно отсталый. Его можно назвать простачком в старом смысле слова. Практически не получил образования, не может жить во внешнем мире, но в собственном ограниченном мирке он отлично устроился.

Успокоительная уверенность не вязалась с тем, что Уинн выкрикнула, как только они вышли за порог. Последние слова, подумала Мередит, шли из головы; первые же — из сердца. Еще дома у Берри ей стало не по себе; теперь неприятное чувство усилилось. Не впервые с тех пор, как они приехали в Парслоу-Сент-Джон, она почувствовала, что от нее что-то скрывают. Даже Уинн, такая надежная, добрая и опытная. Она боится или не хочет в чем-то признаваться и нарочно выдумывает всякие отговорки. Зачем? Чтобы она, Мередит, не волновалась? Почему Уинн так упрямо настаивает на том, что Кевин отлично справится сам, не причинит себе вреда и никакого внешнего вмешательства в его дела не требуется?

— Наверное, вы правы, — сказала Мередит, не потому, что на самом деле так считала, а потому, что ей показалось: именно это хочет от нее услышать Уинн.

Алан Маркби подошел к «Грачам», показал удостоверение констеблю, караулившему ворота, миновал парк и очутился у калитки, ведущей в загон.

Загон до сих пор прочесывали — искали орудие преступления. Маркби смотрел на цепочку полицейских, которые медленно двигались вперед, раздвигая высокую траву. Они почти добрались до дальнего конца загона. Когда закончат здесь, будут искать вокруг дома и за стеной, в бывшем огороде. Если же ничего не найдется, перейдут в парк. Работа долгая и нудная; он невольно посочувствовал своим коллегам.

Инспектор Крейн стояла чуть поодаль, рядом с каштаном, и разговаривала с кем-то — Маркби решил, что с сержантом, который возглавлял поисковый отряд. Обернувшись, она увидела стоящего у калитки Маркби и зашагала ему навстречу.

Он открыл калитку:

— Доброе утро!

— Доброе утро, сэр! — настороженно ответила инспектор. Сегодня она переобулась в туфли на низком каблуке, более подходящие для ходьбы по пересеченной местности, шотландскую юбку и клетчатую телогрейку в крошечный цветочек поверх темно-зеленого свитера. Рыжие волосы были зачесаны назад и забраны лентой, плотно охватывающей голову.

— Ну, как идут дела? — бодро спросил Алан.

На ее губах на секунду появилась напряженная улыбка, которая тут же исчезла.

— Пока не везет. После обеда продолжим поиски в огородике.

— Я не собираюсь вам мешать, — заверил ее Маркби. — Только хотел узнать, не пришел ли еще отчет о вскрытии.

— Вскрытие провели вчера вечером. Никаких признаков борьбы перед тем, как… как он умер. В крови большое содержание алкоголя; патологоанатом полагает, что он, наверное, крепко пил в течение двенадцати часов перед смертью. Возможно… конечно, пока это только версия… он отсыпался под деревом. Место славное, тихое. Кто-то подошел и нанес роковой удар, рассекший трахею и яремную вену. Он получил травмы, несовместимые с жизнью, даже не понимая, что происходит. Затем, скорее всего, после короткой паузы, убийца довершил дело — отделил голову и перерубил позвоночный столб. Видимо, намеревался расчленить труп, чтобы избавиться от него по частям, а потом передумал. Мы не знаем, зачем он унес голову. Вряд ли для того, чтобы помешать опознанию, ведь он понимал, что в том месте, куда он подбросил голову, ее быстро найдут.

Инспектор Крейн говорила отрывисто и сухо. Маркби подумал: она достаточно чувствительная, но хорошо справляется с собой. В конце концов, положение обязывает!

— Почему вы пошли в полицию? — неожиданно спросил он.

Крейн ответила не сразу:

— Когда мне задают этот вопрос, я обычно отвечаю, что хотела заняться чем-то стоящим.

— По-моему, это достаточно веский повод. — Помолчав, Маркби кивнул в сторону каштана. По аналогии в голове всплыл образ Эрни Берри. — Сколько времени он просидел здесь после смерти и до того, как его нашли?

Крейн явно успокоилась — наверное, потому, что больше личных вопросов суперинтендент не задавал.

— По подсчетам врача, не более пяти-шести часов.

— Но пропал он гораздо раньше. Он две ночи не ночевал дома. Все это время он где-то находился. Судя по всему, не в родной деревне — иначе его бы кто-нибудь заметил.

Маркби говорил небрежно, как бы между прочим. Ему не хотелось, чтобы у Крейн создалось впечатление, будто он делает ее работу. И все же она заметно напряглась.

— Да, сэр, мы по-прежнему ищем его пассию. Но возможно, это — отвлекающий маневр. — Она покосилась на загон, посреди которого чернел прямоугольник земли. — Он помогал рыть могилу для пони. Потом вернулся и нашел здесь свою смерть. Как будто специально пришел! Странное место для отдыха — рядом с околевшим пони.

— Может, знал, что здесь его никто не потревожит? — предположил Маркби. — А уж ориентировался он в этом владении хорошо, потому что много лет выполнял разовые поручения для миссис Смитон!

— Да, наверное.

Инспектор сунула руки в карманы телогрейки. Поисковый отряд дошел до дальнего конца загона и теперь возвращался назад.

Маркби кивнул в их сторону:

— Не буду вас больше задерживать.

Неожиданно инспектор Крейн сказала:

— Надеюсь, мисс Митчелл сегодня получше.

— Ничего, — грубовато ответил Маркби. — Она вместе с Уинн Картер отправилась навестить молодого Берри.

Крейн поморщилась:

— Их дом — настоящая свалка! Если она не бывала там прежде, получит еще один удар!

— Я все узнаю за обедом. Кстати, мы с ней собрались перекусить в пабе «Королевская голова». Хотите с нами?

Крейн замялась:

— Если освобожусь… Вы ведь знаете, как бывает. Спасибо за приглашение!

— Не за что. Желаю удачи. Надеюсь, вы скоро найдете орудие убийства.

Он отпустил инспектора, полагая, что его визит не произвел неблагоприятного впечатления.

Аманда Крейн проводила суперинтендента взглядом и повернулась к отряду, который обыскивал загон. Маркби вроде производит хорошее впечатление, и все равно при нем ей делалось не по себе. Ясно, что путаться у нее под ногами он не собирается. Он в отпуске, и вообще дело ведет она! И все же Аманда прекрасно его понимала: он ничего не может с собой поделать. Задета его профессиональная гордость. Наверное, напрасно она так близко к сердцу воспринимает его слова. Он вовсе не собирался ее критиковать! И все равно ей делалось неловко от одного его присутствия… Аманда невольно разозлилась на себя еще больше.

Он спросил, почему она пошла в полицию. Она ответила не до конца искренне. Ей часто задают этот вопрос, она уже привыкла. И редко отвечает всю правду, потому что ей трудно все объяснить, да и вообще дело слишком личное, можно сказать незначительное — хотя что может быть значительнее смерти?

Много лет назад погиб ее брат. Его сбили на дороге. Водитель скрылся с места происшествия. Стиви было десять лет, а Аманде — восемь. Стиви вышел из дому по какому-то делу — ненадолго. Он все не возвращался. Они пошли его искать и вскоре увидели на травянистом откосе его труп — туда его отбросило в результате удара.

Водитель потом все же объявился; он приехал в местный полицейский участок вместе с адвокатом, который защищал его права. Он сказал, что Стиви выбежал на дорогу прямо перед машиной, и он растерялся. Потому и задавил его. Адвокат заявил, что с его клиентом ничего подобного раньше не случалось; клиент глубоко потрясен случившимся и хочет выразить родным мальчика свои соболезнования. Ход оказался ловким: убийца сам явился в полицию спустя какое-то время, успев обзавестись адвокатом и отрепетировать ответы. Его показания произвели хорошее впечатление на судью, который ему поверил. Свидетелей происшествия не было. Виновник хорошо изобразил раскаяние.

Убийцу показала Аманде тетка; они вдвоем сидели в машине у здания суда и ждали, когда выйдут папа и мама.

— Это он! — сказала тетя Дженни.

Аманда увидела рослого, уверенного в себе молодого человека, который начинал обрастать жирком в области талии и подбородка. Бегающие голубые глазки мельком скользнули по их машине и ее обитателям, и она, обладавшая безошибочным детским чутьем на притворство, поняла, что он лжет. Она понимала, что он обманул всех, еще и потому, что Стиви всегда переходил дорогу очень аккуратно, всегда учил ее переходить только по переходу, нажимать кнопку, ждать, пока загорится зеленый. «Если светофора нет, посмотри направо, потом налево, а потом снова направо…» Прошло много лет, но в ушах Аманды до сих пор звучит детский голосок брата. Она прекрасно запомнила его уроки. Он вел ее через дорогу, крепко держа за руку…

Через неделю после дознания мама подруги взяла Аманду и свою дочь в магазин. Когда они толкали тележку с покупками по стоянке, Аманда вдруг увидела убийцу. Они вышли прямо на него. Мать подруги его не узнала, а он не узнал Аманду. Для него она была обычной девочкой, одной из многих. Он разговаривал с двумя приятелями, стоя у своей машины. У машины с новенькой фарой, хотя на крыле еще виднелась вмятина! У машины, которая убила Стиви. Они смеялись и шутили. У него даже не отобрали права! Правда, в то время она не очень-то много знала о правах, зато сейчас все знает.

Старая боль не ушла. Даже сейчас, вспоминая те события, она невольно сжимается. Ему было абсолютно наплевать на все! Он вышел сухим из воды. Сел в машину и с ревом выехал со стоянки — настоящий хозяин жизни. Тогда Аманда была еще не слишком взрослой, но все же достаточно для того, чтобы подумать: «Если бы я была начальником, если бы я была сотрудницей полиции, как та, что пришла к нам в дом, чтобы рассказать, что случилось, если бы я в тот день сидела на месте судьи, я бы непременно докопалась до истины!»

Она никому этого не говорила, потому что иначе получалось бы, что она пошла в полицию из личных соображений. Тогда она выходила бы ограниченной особой, которая хочет отомстить, зациклена на одном человеке и собирается прищучить его, не важно за что. Поступив в полицию, она не стала искать убийцу брата. Она понимала, что именно так совершаются ошибки.

Ошибок она себе позволить не может. Слишком много народу вокруг, затаив дыхание, ждет, когда же она оступится. Правда, к ним не относился сержант Моррис, который сейчас шел ей навстречу. Вначале Моррис относился к ней с подозрением, но потом они поладили. Они несколько раз работали вместе, после чего зауважали друг друга. Иногда, к ее тайной радости, Моррис обращался с ней как с любимой племянницей. Сержант вроде как гордился ею, защищал ее, иногда волновался за нее и всегда ждал, что у нее все будет хорошо.

Что вовсе не означало, что он с самого начала ожидал от нее успехов. Как раз наоборот. У него была привычка застенчиво кашлять в кулак и бормотать: «Извините, мэм…» — всякий раз, как он считал, что она бежит по неверному следу. Но она, как не по годам развитой ребенок, понимала, что ей придется много тренироваться, чтобы потом с блеском выдержать экзамен. При Моррисе она не боялась совершить мелкую оплошность — она уже доказала себя в работе. Зато суперинтендент Маркби ее тревожил. Вслух она неосторожно заметила:

— Придется нам поскорее найти орудие убийства!

— Найдем, мэм, — заверил ее Моррис. — Обязательно найдем! Здесь ведь деревня, спрятать вещь почти негде. И деревенские — люди особенные. Никогда ничего не выбрасывают. Настоящие скопидомы! Если нож хороший, его обязательно сохранят. Может, спрячут, но сохранят.

Аманда Крейн надеялась, что сержант Моррис прав.

— Сегодня у нас итальянское блюдо, — заявил Мервин Поллард. — Все в одном. Называется лазанья.

— Мы подождем Маркби, — сказала Уинн.

— А то берите обычный «завтрак пахаря», — продолжал Мервин, не обратив внимания на то, что его перебили. — Еще осталась парочка пирогов с курицей, и сладкого сколько угодно. Абрикосовый пирог с крошкой, мороженое и кое-что новенькое — фирменное.

— Что такое? — спросила Мередит, невольно испытав уважение к владельцу паба.

— Торт «Миссисипская грязь», — сказал Мервин. — Правда, смешное название? Такое старомодное… Там много шоколада.

— Неужели вы все готовите прямо здесь, на кухне? — спросила очарованная Мередит.

— Да нет, куда там! Езжу на оптовый склад, покупаю замороженные полуфабрикаты. Я вернусь и приму заказ, когда придет ваш знакомый.

— Где простые блюда домашней кухни? — спросила Уинн, когда владелец паба, шаркая ногами, отошел от их столика.

— Сейчас мне как-то не хочется думать о домашней кухне, — ответила Мередит, вспомнив кухню в доме Берри. — Надеюсь, Мервин хочет привлечь внимание проезжающих туристов.

— Вы по-прежнему считаете, что видели именно Мервина… там? — нерешительно спросила Уинн.

— Я в этом совершенно уверена. Алан — нет.

Маркби пришел, пока они разговаривали, и сел за стол.

— Что «Алан — нет»? Если ты имеешь в виду, по-прежнему ли я сомневаюсь, будто ты видела сама-знаешь-кого сама-знаешь-где, повторяю: я не умею опознавать человека по силуэту на фоне ночного неба, к тому же с расстояния в сто шагов!

Сидящий за соседним столиком старый завсегдатай, склонившийся над пивной кружкой, вдруг громко объявил:

— Когда я был молодой, в пабах сроду не предлагали никаких разносолов!

— Наверное, тогда подавали пироги с мясом или сосиски в тесте, — заметила Уинн, отвлекшись от тайны ночных похождений Мервина.

— Нет, ничего похожего! На стойке стояла большая банка с соленьями, и все! Да, еще иногда выставляли маринованные яйца.

— Приходится признать, что у оптового склада полуфабрикатов есть и свои положительные стороны! — прошептала Мередит.

— Потом начали продавать чипсы, — продолжал свои воспоминания ветеран. — Не те искусственные, что сейчас готовят. Простые, в синей бумаге, и посыпанные солью.

— Совершенно верно, — отважилась вставить Уинн. — Я их помню!

— Сейчас-то чипсы у них чудные, — не сдавался старик. — И сырные тебе, и куриные… А на мой вкус, они ежами отдают!

— Вы уверены? — забеспокоилась Мередит.

— А вы вот Мервина спросите. Точно говорю, есть чипсы со вкусом ежей.

— Не надо! — взмолилась Уинн. — Не спрашивайте!

— Как прошел визит? — спросил Маркби, решительно не обращая внимания на пожилого завсегдатая. — Как там парень?

— Серединка на половинку, — ответила Уинн. — Вроде бы нормально — во всяком случае, пока. Мы что-нибудь для него придумаем.

Судя по ее тону, обсуждать Кевина ей не хотелось — по крайней мере, здесь, где кругом столько любопытных. К их столику возвращался Мервин.

— Ну что, решили?

Они заказали две лазаньи и один «завтрак пахаря» с сыром.

— Извините, — сказала Мередит. — Похоже, горячего мне еще долго не захочется…

Зал быстро заполнялся народом, сразу стало понятно, о чем все говорят. Уинн оказалась права, подумала Мередит, что не заикнулась о Кевине Берри. Многие местные пришли в паб явно для того, чтобы выяснить, есть ли какие-то новости о нем.

Мервин уже ковылял к ним, неся в одной руке «завтрак пахаря», а в другой — корзинку с хлебом.

— Мервин, ты потерял хорошего клиента, — неожиданно сказал старик за соседним столом, когда владелец паба поставил на стол хлеб и блюдо с сыром и солеными огурцами, половинкой помидора и листиком салата.

— Что да, то да, — согласился Мервин.

— Он любил пропустить кружечку-другую-третью! — хихикнул старик.

— Да, — ответил Мервин, окидывая столики кислым взглядом.

— Смотри, еще, того и гляди, разоришься! — Старик зашелся в приступе тихого смеха. — Придется тебе, похоже, закрывать лавочку, раз Эрни Берри больше не сможет просаживать у тебя все свои денежки!

— Еще ты остаешься, ты тоже тратишь тут свою пенсию, — парировал Мервин.

— Мне правительство столько не платит, сколько просаживал здесь Эрни! — возразил пожилой завсегдатай. — А пиво ведь не бесплатное!

— Ради всего святого, — не выдержал Маркби, — налейте ему еще кружку за мой счет!

Со слухом у старика все оказалось в порядке.

— Спасибо большое, сэр! Сразу видно настоящего джентльмена! — Он подвинул к Полларду пустую кружку. — Слышь, Мервин, налей-ка, как джентльмен сказал!

Мервин взял кружку своей гигантской лапищей и, как всегда неуклюже, потащился к стойке.

Вдруг в зале воцарилась тишина. Все головы повернулись к двери. Посмотрев в том же направлении, Мередит увидела Аманду Крейн, которая направлялась к стойке.

Посетители зашушукались. Все знали, кто она такая.

— Хорошенькая, — одобрительно заметил старик.

Крейн отошла от стойки и направилась к их столу со стаканом в руке. Все провожали ее взглядами, а как только она проходила, начинали шептаться снова.

— Подсаживайтесь к нам, инспектор! — пригласил Маркби, вставая.

— Спасибо, нет. Не хочу отнимать у вас время. Я попросила приготовить мне несколько бутербродов навынос. — Она подняла стакан с томатным соком. — Ваше здоровье! Как прошел ваш визит, миссис Картер?

— Не волнуйтесь, — ответила Уинн. — Все, так сказать, в норме.

— Вот и отлично. Мисс Митчелл, как вы сегодня?

— Спасибо, хорошо. Пожалуйста, называйте меня Мередит.

— Эй! — окликнул инспектора старый завсегдатай. — Ну как, узнали, кто прикончил старого Эрни?

В баре стало так тихо, что можно было услышать, как на пол падает шпилька.

— Еще нет. Ведется следствие, — сухо ответила Крейн.

— Вы бы ему понравились, — продолжал старик. — Говорю, вы бы понравились Эрни. Он любил хорошеньких женщин!

По залу пробежал смешок. Крейн вспыхнула. К счастью, в это время к ней подошла барменша в джинсовой юбке и длинных серьгах, которые покачивались на ходу, она несла тарелки с горячей лазаньей.

— Осторожно! — предупредила она, ставя тарелки на стол. — Горячо! Только что из микроволновки! Мисс, ваши сандвичи готовы. Они на стойке.

— Я вас покидаю. — Крейн обвела зал мрачным взглядом. — Приятного аппетита!

После ее выхода по залу снова прокатилась волна смешков.

Была середина пятницы; время, которое позже вспоминалось как затишье перед бурей.

Все началось достаточно безобидно в пятницу после обеда, незадолго до того, как Мервин собрался закрыть паб на перерыв. На главную улицу вдруг вывернула незнакомая машина, в которой сидели два остроглазых молодых человека.

Следом за первой машиной показалась вторая; за рулем сидела девушка в красном спортивном костюме, а рядом с ней — щетинистый субъект со скучающим лицом. На заднем сиденье лежала дорогая фотоаппаратура. Вскоре главную улицу заполнили машины с лондонскими номерами. Прибыли представители прессы.

Чужаки застигли деревню врасплох. Подобно средневековым ордам мародеров, журналисты бродили по деревне, охотясь поодиночке и стаями. Они размахивали блокнотами и диктофонами. Без конца трещали по мобильным телефонам. Весело и беззаботно перекликались — видимо, все давно знали друг друга. Поздоровавшись, принимались осторожно выяснять, что удалось узнать конкурентам.

— Пошли в паб! — закричал кто-то.

Акулы пера ворвались в оазис «Королевской головы» шумной толпой, словно банда легионеров, которая несколько дней проблуждала в пустыне и страдает и от недостатка жидкости, и от иссушения мозгов. Мервин Поллард, придя в замешательство, сказал барменше, что на сегодня дневной отдых отменяется. Они не закроются.

— Да… — Мередит встала коленями на подоконник их дома, чтобы наблюдать за тем, как жадные борзописцы трусят мимо и выискивают жертву для интервью. — Мервин как раз мечтает, чтобы Парслоу-Сент-Джон очутилась на туристской тропе!

— Вряд ли он мечтал о том, что творится сейчас! — возразил Алан. — Кстати, отойди от окна, а то кто-нибудь тебя увидит и выломает нашу дверь. Ведь они непременно первым делом поинтересуются, кто нашел труп.

Его слова оказались пророческими. Вскоре в дверь постучали, а в окне замаячила незнакомая физиономия. Физиономия гримасничала; к окну протянулась рука с диктофоном. Вскоре после этого из щели для писем послышался загробный голос:

— Мисс Митчелл, можно с вами побеседовать?

Мередит и Алан отключили телефон и ушли на второй этаж. Когда им показалось, что акулы пера ушли, они осторожно вышли на улицу. В пабе Мервин отдувался за всех. Руки у него болели от таскания многочисленных кружек с пивом; голос сел от ответов на бесконечные вопросы. Наконец он не выдержал, закрыл паб и повесил объявление:

«Королевская голова» не откроется до завтра.

Правда, завсегдатаям потихоньку передали, что к ним это не относится. Вечером они могут войти в бар, постучав в дверь черного хода. Мервин приоткроет дверь и впустит тех, кого узнает в лицо.

Большинство местных жителей уже последовали примеру Мервина и забаррикадировались в своих домах. Если их ловили на улице, они изображали неведение, притворялись дурачками или глухими. Несколько предприимчивых юнцов, наоборот, охотно соглашались на интервью, но требовали громадные суммы за сенсационные подробности. Правда, выгодные сделки вскоре расстраивались: писак не так-то легко было сбить с толку, и они поняли, что поставщики соблазнительных подробностей на самом деле ничего не знают, просто фантазируют. А те жители Парслоу-Сент-Джон, которым в самом деле что-то известно, предпочитают держать язык за зубами.

Мередит и Алан с трудом отделались от осаждавших их репортеров и постучали к Уинн. До их слуха донесся бешеный стук клавиш. Хозяйку они нашли в гостиной; Уинн склонилась над стареньким компьютером. Шпильки летели во все стороны.

— Не могу остановиться, дорогие мои! Те, другие, выхватят сенсацию у меня из-под носа! Это моя деревня и мой материал!

— Больше нет! — сказал Алан, когда они с Мередит незаметно ушли полем на долгую и, если повезет, одинокую прогулку.

Глава 17

И сразу острый в грудь вонзил клинок…

У. Шекспир[12]

В субботу утром Алан вернулся с почты, которая по совместительству выполняла и функции газетного киоска, с полными руками.

— Видела бы ты, что там творилось! — проговорил он, задыхаясь. — Почти все экземпляры распроданы!

Они разложили газеты на полу.

— О боже! — ахнула Мередит. — Вряд ли Парслоу-Сент-Джон придется по вкусу такая шумиха!

— «Ужасное убийство нарушило мирную деревенскую идиллию», — прочел Алан вслух. — По-моему, слово «мирная» здесь лишнее, тебе не кажется?

— А вот еще хлеще, — ответила Мередит. — «Ритуальное убийство в сельской глубинке!» — Она отложила газету и, посерьезнев, спросила: — Алан, ты в самом деле думаешь, что Эрни Берри стал жертвой ритуального убийства?

— Откуда мне знать? Заголовок получился броский, хотя и не совсем понятный. А, вот и статья Уинн! «Убийство в деревне: показания очевидца». Хм… ничто из написанного ею не поспособствует продаже здешней недвижимости!

— Алан! — не сдавалась Мередит. — Сейди и остальным может прийтись очень туго. Когда подобные истории появляются в печати, в них многие верят!

— Это проблема инспектора Крейн, а не моя, — бессердечно отозвался Алан.

И все же совсем легко они не отделались. Утром позвонила сестра Маркби Лора, как совладелица домика и близкая родственница его временного обитателя. Оказывается, Данби очень встревожились.

— Мы собираемся приехать и пообедать с вами завтра, в воскресенье, если вы не против. Может, у вас другие планы?

— Приезжайте непременно, — сказал в трубку Маркби, пытаясь в то же время передать сообщение сестры Мередит. — Дом-то ваш. Правда, как насчет обеда, не знаю, ничего не могу обещать. Может, удастся попасть в паб. По-моему, Поллард снова открылся. Он временно прикрыл лавочку из-за репортеров.

— Ох, за обед не волнуйтесь! Мы все привезем с собой. Пол соберет корзину для пикника. Одна наша знакомая присмотрит за Эмили. Двое старших уже вернулись в школу. Мы привезем с собой только Вики.

— Я уберу подальше все бьющееся, — обещал Маркби.

— Алан, она стала вести себя гораздо лучше, чем раньше. По-моему, детский сад пошел ей на пользу. Надолго мы не останемся. Естественно, когда мы узнали новости, решили, что просто не можем не приехать!

Алан повесил трубку и повернулся к Мередит:

— Этого следовало ожидать! Надо было заранее предположить, что они нагрянут в гости. Пол, Лора и Вики. Они будут здесь завтра. Еду Пол захватит с собой.

Мередит устроилась на диване с ногами. Узнав новость, она негромко сказала:

— Отлично…

— Отлично, что они приедут, или отлично, что они привезут с собой еду?

— И то и другое. Вряд ли Полу понравятся замороженные полуфабрикаты, которыми нас потчует Мервин; и вообще, с удовольствием откажусь от общественного питания, хотя бы на некоторое время!

Зять Маркби, посвятивший жизнь кулинарии, преподавал в школе гостиничного дела и некоторое время проработал в известных ресторанах. Он достиг сравнительной известности после того, как начал вести на местном телевидении передачу, посвященную приготовлению еды. После этого его книги кулинарных рецептов начали хорошо продаваться, хотя они выглядели весьма скромно на фоне роскошных изданий корифеев жанра. Однако в целом Пол был человеком счастливым; если он не писал новую книгу и не готовился к телепередаче, то целыми днями возился на собственной кухне, время от времени проводя дегустацию своих новых шедевров в различных женских кружках.

Его жена Лора, сестра Маркби, была совладелицей крупной адвокатской конторы в Бамфорде. Алан и Лора, каждый по-своему, являлись слугами закона и время от времени, расходясь во взглядах на его исполнение, ссорились, но в общем ладили неплохо. Мередит и Лора понравились друг другу с первой встречи. Если Маркби и испытывал некоторое напряжение при мысли о скором визите родни, то в основном из-за младшей племянницы.

Он любил всех детей Лоры, в том числе и маленькую Вики. Проблема в том, что четырехлетняя Вики, с виду настоящий ангелочек, обладала поистине железной хваткой. Ее маленькие ручки ломали и крушили даже очень прочные и, как обещали производители, небьющиеся вещи. Ее старшие брат и сестра быстро приучились прятать от Вики свои вещи, если хотели, чтобы они оставались целыми и невредимыми.

Малышка Эмили тоже начала понимать, что в опасности даже ее мягкие игрушки, и поднимала рев, едва видела, что сестренка Вики хватает одну из них.

Вечером, перед тем как лечь спать, Алан и Мередит убрали подальше все мелкие предметы.

На сей раз, проснувшись среди ночи, Мередит сразу встревожилась и села в кровати. Непонятные звуки доносились не с улицы, а из дома — снизу.

Она потрясла любимого за плечо:

— Алан! Проснись! Кто-то влез к нам в дом!

— Точно? — спросил сонный голос из-под одеяла. Судя по всему, Маркби ужасно не хотелось просыпаться.

— Точно, точно! Ты ведь полицейский. Хотя бы притворись, что тебе интересно!

Одеяло рядом с ней зашевелилось, и смутно очерченная в темноте фигура сердито произнесла:

— Ничего не слышу!

— А я слышала… — Мередит задумалась. — Ну да, иначе и быть не может. Я ведь из-за этого проснулась.

— Тебе опять что-то приснилось.

Она уже собралась возразить, как вдруг в кухне что-то звякнуло.

Мередит уже собиралась спросить: «Ну как? Мне это приснилось, по-твоему?» — но Алан не дал ей такой возможности. Он мгновенно выскочил из постели и направился к двери. Она с трудом выбралась из-под теплого одеяла и пошла за ним.

— Мередит, оставайся здесь!

— Ни за что!

— Тогда, ради всего святого, иди тихо!

Мередит разозлилась. Он перехватывает ее взломщика! Сначала не выказал никакого интереса, а теперь проснулся и распоряжается. Как все это по-мужски!

Алан распахнул дверь спальни и выглянул в коридор. Дом как будто затаил дыхание, хотя, как поняла Мередит, дыхание затаила только она.

Снизу послышался страшный грохот, как будто кто-то катал по полу консервные банки.

— Где фонарик? — прошипел Алан ей на ухо.

Мередит вернулась в спальню, порылась в сумке, брошенной на стул, и вернулась с карманным фонариком, который она всегда носила с собой.

Гуськом, на цыпочках они принялись спускаться по лестнице. Правда, идти бесшумно не получалось, потому что рассохшиеся деревянные ступеньки безбожно скрипели. Однако незваного гостя на кухне шум как будто нисколько не потревожил. Он по-прежнему гремел чем-то в буфете — во всяком случае, у них сложилось такое впечатление. Потом снова послышался оглушительный грохот.

Алан бросился к кухне, распахнул дверь и включил свет.

Дверь черного хода стояла нараспашку, и на кухне стало холодно от ночного ветра. Кругом царил полный хаос. Дверцы всех шкафчиков были открыты, оттуда выкатили все консервные и стеклянные банки. Одни валялись на полу, другие — на рабочем столе. Громко жужжал холодильник, тоже распахнутый настежь; мотор изо всех сил пытался охладить окружающее пространство. На полках холодильника ничего не осталось.

Под ногами хрустели рассыпанные кукурузные хлопья. В воздухе летали мучные облака. С сушилки капало молоко. Посреди всего этого безобразия сидел Нимрод и старательно вскрывал целлофановую упаковку сосисок. Он злобно посмотрел на них, недовольный, что ему помешали.

Алан громко выругался и бросился к открытой двери черного хода. Вернулся он довольно скоро.

— Наверное, дом стоит открытый уже давно. Взломщик, кто бы он ни был, проник сюда примерно полчаса-час назад, а мы ничего не слышали! Посмотри-ка, банка с сиропом опрокинулась на бок, и весь сироп успел вытечь! Потом на кухню проник Нимрод, он и устроил тарарам. Поднял такой шум, что разбудил нас. Вот повезло паршивцу! Наверное, решил, что сегодня кошачье Рождество! Ты только взгляни на него!

— Кто же это сделал? — спросила ошеломленная Мередит. — И зачем? — Вдруг в голову ей пришла неожиданная мысль: — Алан, а если это Уинн?

— Позвони ей… нет, подожди, погоди… Я сейчас сам к ней схожу!

Маркби сбегал наверх и через несколько минут вернулся в брюках и свитере. Вышел на улицу; Мередит услышала, как он ходит в саду. Тонкий, тусклый луч фонарика высвечивал кусты и деревья. Он обследовал дом с их стороны.

Нимроду, который все это время усердно трудился над сосисками, наконец удалось отгрызть угол. Теперь он выволакивал содержимое на пол длинной розовой цепочкой, напомнившей Мередит кишки.

— Брысь! — Мередит захлопала в ладоши. — Забирай свои чертовы сосиски и проваливай, ворюга!

Нимрод бросился бежать, прихватив с собой трофей. Сосиски волочились за ним по земле.

Мередит сокрушенно вздохнула. А вчера они так старались, укрепили все двери к приезду Вики! Интересно, где еще побывал взломщик? Она перешла в гостиную и включила свет.

— Ну и ну! — прошептала она.

Незваный гость успел наследить и здесь. Он сбросил с кресел и дивана подушки и распорол их ножом. Пол покрывал толстый слой перьев, как будто здесь зарезали курицу. Картина бойни подкреплялась неровными крупными буквами «СМЕР» на стене.

Наверное, он хотел написать «Смерть», но в спешке или в темноте не дописал. Почему буквы красные? Неужели написаны кровью? Мередит замутило, ей показалось, что она сейчас упадет в обморок, а это случилось с ней всего один раз в жизни. Все-таки сознание она не потеряла. Заставила себя подойти к жуткому посланию и рассмотреть его получше. Потом осторожно коснулась пальцами палочки в букве «Р». Малиновое варенье! Несмотря на жуткое положение, она испытала такое облегчение, что рассмеялась вслух.

Снаружи до нее донесся голос Алана: подойдя под окно Уинн, он громко позвал ее. Вскоре по гравию заскрипели шаги: он возвращался. За ним семенила Уинн в экзотическом ярко-голубом одеянии, расшитом восточными узорами.

— Мередит? Ох, милая моя, какой ужас! Мы осмотрели мой дом, там никого не было. Кто же все это натворил?

Мередит показала на стену и надпись, сделанную вареньем:

— Уинн, узнаете почерк?

— Вряд ли… Что такое? Неужели?..

— Нет, варенье.

— Ах, слава богу!

Следующие два часа они потратили на уборку. Диванные подушки оказались безнадежно испорчены, разве что можно было собрать с полу побольше перьев и снова набить их, а разрезы закрыть полотенцами. Алан осмотрел дверь черного хода и подтвердил, что ее взломали.

— Пара пустяков, — заметил Маркби. — Замок простой, к тому же не очень хорошо пригнан. Первым делом надо его починить. Позвоню мистеру Кромби; пусть пришлет плотника.

Пробило шесть утра; всходило солнце.

— К счастью, остался чай в пакетиках, — сказала Мередит. — Пойду заварю.

— Давайте лучше перекусим у меня, — предложила Уинн. — Все равно уже почти время завтракать.

В половине двенадцатого в домик шумной толпой ворвались Данби. Пол тащил большую корзину для пикника.

— Ну, здрасте, как вы тут? Вот, взяли кое-что подкрепиться. Я приготовил курицу, фаршированную абрикосами, домашний мясной рулет с яйцом, грибы в хересе и слоеные пирожные со сливочным кремом — они заморожены, и их нужно выпекать в очень горячей духовке. А еще салаты, открытые корзиночки с клубникой и сырные палочки… — Не переставая говорить, он направился в кухню.

— Мы тут в основном питаемся омлетами, которые жарит Алан, и пирогами и лазаньями Мервина Полларда, — сообщила гостям Мередит.

— Алану неплохо удаются омлеты, — великодушно заметил Пол и сурово продолжал: — Зато у Мервина вся стряпня — не важно что — на вкус совершенно одинаковая. Закройте глаза, и вы не отличите мясной пирог от куриного рагу и тех штук, что он называет «десертами»! Тоже мне кулинар… — Он начал распаковывать привезенные деликатесы. — Не знаю, сколько раз я предлагал Полларду разработать для него простое меню, чтобы все готовилось прямо на месте. С простой едой справится любая местная дура. И контролировать ее не придется. И деньги с него я бы не взял. А он мне… — Пол помолчал, вынув из корзины сверток в фольге — скорее всего, мясной рулет. — Он сказал, представляешь, что его клиентам «нравятся фирменные блюда»! Я его спрашиваю: «Какие еще фирменные блюда? Где вы их берете?» И можете себе представить? Оказывается, Поллард ездит на оптовый склад замороженных полуфабрикатов, а товар выбирает по картинке на упаковке! Он совершенно не понимает, что такое настоящая хорошая кухня. В кулинарном смысле полный профан. Наверняка сам питается одними сосисками с картофельным пюре… Ничего себе! — Пол заметил болтающуюся дверь черного хода. — Что с ней такое?

— Ночью в дом кто-то вломился, — сообщил Алан. — Не волнуйтесь. Мы с ним не дрались. Хотя хотелось бы! Утром приходил Кромби; я вызвал его посмотреть, можно ли починить замок. Он посоветовал навесить новую дверь. Я знаю, подрядчики любят работу посолиднее, но в данном случае, по-моему, он прав. Старая дверь была пригнана неплотно; взломщику ничего не стоило снять ее с петель фомкой. За ремонт заплачу я.

— Что ты, зачем? Боже правый… — Пол осмотрел испорченный замок. — Он что-нибудь украл?

— Нет, только вывалил все содержимое из шкафчиков и холодильника и немного порезвился в гостиной. Сейчас сами увидите.

Лора, которая побывала в гостиной, все уже увидела.

— Что такое с диванными подушками? Вы что, дрались ими?

Пришлось снова объясняться.

— Ладно, не важно, — отмахнулась Лора. — Диван был очень старый. Мы все равно собирались его менять. Главное, что вы целы и невредимы. И все-таки, должна признаться, мне очень не по себе…

— Если Кромби уже побывал здесь, значит, о ночном происшествии знает вся деревня, — вмешался Пол.

Вики успела выйти в сад; когда ее отец замолчал, стало слышно, как она там кого-то сурово распекает.

— Пойдем-ка в дом, — говорила она звонким детским голоском. — Иди, иди ко мне… Нет, ближе, а то я до тебя не дотягиваюсь! Сиди смирно, котик! Я хочу взять тебя на руки!

— Ох, только не Нимрода! — вскричала Мередит. — Нет, правда, не стоит… Он не такой кот…

Вики, громко топая и пыхтя от натуги, уже шагала в кухню. Наконец она появилась на пороге.

Наконец-то Нимроду попалась достойная противница. А может, слопав фунт сосисок за ночь, он отяжелел и утратил свою всегдашнюю подвижность. Вики крепко ухватила его поперек живота, под передними лапами, и прижала к себе. Нимрод болтался у нее на руках в самом жалком виде; на его расплющенной морде застыло негодующее выражение. Он вытянулся длинной колбасой, задние лапы безвольно царапали воздух. Живот раздулся от сосисок. Не в силах предпринять что-нибудь решительное, он лишь мотал обрубком хвоста из стороны в сторону. Мередит подумала, что он сейчас очень похож на меховую горжетку, какие были в моде в Эдвардианскую эпоху, только с головой и злобными остекленелыми глазами. Вики ковыляла с трудом — кот был тяжелым даже до того, как обожрался сосисками. Втащив пленника в дом, она с торжествующим видом показала его родителям.

— Я нашла кота, — пропыхтела она. — Можно он будет наш?

— Нет, милая, — возразил ее отец. — По-моему, он живет в соседнем доме. Опусти-ка его лучше на пол!

Личико у Вики раскраснелось от натуги; нахмурившись, она стала очень похожа на своего пленника.

— Я его нашла! Он сидел в нашем саду. Значит, мы можем взять его себе.

— Отпусти его, детка.

Пол снова принялся распаковывать корзину, вынул жареную курицу и выложил ее на блюдо.

Нимрод, не имея возможности высвободиться из железной хватки Вики, вытаращил глаза и пошевелил усами. Он унюхал курицу. Аппетитный запах отвлек его от затруднительного положения, в котором он очутился. А курицу он готов был есть даже после сосисок.

— Он красивый котик! — закричала Вики, которая решительно пополнила собой ряды немногочисленных поклонников Нимрода.

В пылу спора она ослабила хватку. Нимроду удалось извернуться, и он с глухим стуком шлепнулся на пол. Вскочил, быстро встряхнулся и был таков.

— Котик, вернись! — звала Вики.

— Пусть бежит, — безмятежно заметил ее отец. — Будь умницей, иди вымой руки.

— Это кот Уинн? — спросила Лора, снова выходя из разоренной гостиной. — Сейчас выпьем кофе или еще чего-нибудь, а потом я загляну к ней и приглашу к нам на обед.

— Кофе-то весь рассыпан, — заметил Маркби. — Но я, во всяком случае, с большим удовольствием выпью бокал вина.

— Кстати, мы и вино с собой захватили!

Пол извлек из корзины пару весьма интересных бутылок.

Все перешли в гостиную, и откупорили вино. Вики дали пакетик апельсинового сока, и она снова убежала в сад.

— Итак… — Пол поднял бокал. — Опять какое-то преступление! Вам удалось всколыхнуть сонное болото! Пока в этом домике жила моя тетя Флорри, в Парслоу-Сент-Джон было тихо и мирно. То есть здесь никогда ничего не случалось. Никаких обезглавленных трупов… Никаких маньяков и взломщиков… Интересно, какой злой дух вы пробудили от спячки?

— Здесь и раньше кое-что происходило, — возразила Мередит. — Ваша тетя либо не знала о том, что тут делается, либо не говорила вам.

Пол отпил вина.

— Я помню старину Эрни Берри! Странный он был тип. Мог починить почти все; с ним полезно было водить знакомство. По-моему, он чинил тетке водосточный желоб.

— Я очень хорошо его помню, — сказала Лора. — Вид у него был омерзительный; похоже, он в жизни не надевал чистой рубашки! Даже зимой ходил в грязной фуфайке… Обычно за ним таскался какой-то тощий юнец; он носил инструменты, подавал ключи — в общем, был у Эрни на побегушках.

— Его зовут Кевин, — сказала Мередит. — Считается, что он — сын Эрни.

— Вполне вероятно, — пробормотал Пол. — Во всяком случае, один из…

— Один из?..

Такой вариант не приходил в голову ни Мередит, ни Алану.

— Конечно. В деревне полным-полно внебрачных детей Эрни. Это даже я знаю. Насколько мне известно, до сих пор они никого не волновали. Наоборот, все местные очень гордились мужской доблестью Эрни.

Маркби спросил:

— Ты хорошо знаком с местными жителями? Знаешь ли ты, например, ветеринара, врача или подрядчика Кромби?

Пол задумался и ссутулил плечи.

— Если честно, я знаком только с теми, с кем имела дело тетя. Доктор… ты про Барнетта? Да, с ним я знаком. Он поселился в Парслоу-Сент-Джон сравнительно недавно.

— У него маленькие дети, — напомнил Маркби.

— Совершенно верно. И еще у него есть дочь от первого брака, ей сейчас лет тринадцать. Она учится в частной школе-интернате.

Маркби негромко сказал:

— Значит, он оплачивает ее учебу? Тогда все понятно…

— Кромби — такой самородок, необработанный алмаз, но в хорошем смысле. Эмма подружилась с его дочкой Джули. Они сошлись на почве пони. И с Армитиджами мы знакомы, верно? Славная пара.

— А как насчет Оливии Смитон? — спросила Мередит.

— А, старушка Оливия… Флорри часто о ней говорила, — ответила Лора за мужа. — По-моему, Флорри пыталась подружиться с Оливией, когда та только поселилась здесь, но не очень в этом преуспела. Помню, Флорри говорила: Оливия выстроила вокруг себя оборонительный вал и никого через него не пропускает. Флорри считала, что Оливия в прошлом не раз разочаровывалась в людях и теперь боится снова испытать боль.

— Кажется, Оливии нравилась Джули Кромби, — заметил Алан.

— Ничего удивительного, — кивнула Лора. — Пожилая дама на закате лет. И хорошенькая умненькая девочка, перед которой вся жизнь. Своего рода передача эстафетной палочки. Оливия близилась к финишу, Джули только готовится начать бег. Кажется, Оливия оставила Джули сколько-то денег?

— Две тысячи, — ответил Алан. — Зато своей домработнице она завещала гораздо меньше, хотя ей деньги бы очень пригодились.

— Ага! — рассудительно воскликнул Пол. — Не забывайте, что Оливия была гранд-дамой старшего поколения. Для нее Джанин Катто, несмотря на то что носит солдатские ботинки и вообще держится независимо, — все же прислуга. Извините, но так и есть. Сама Джанин, наверное, не считает себя человеком второго сорта, а вот Оливия так считала. — Он встал и подлил всем вина. — Джанин и у тети Флорри тоже убирала. Кстати, она была не против посплетничать. Рассказывала, что Оливия почти не получала писем, кроме официальных, но однажды ей пришло письмо от какого-то родственника покойного мужа.

— От Лоренса Смитона? — удивился Алан.

— Джанин точно не знала, кто написал Оливии, но фамилия на конверте была та же самая: Смитон. Оливия тогда ужасно разволновалась. Даже от обеда отказалась. Очевидно, отвечать она не стала. Джанин слышала, как Оливия разговаривает по телефону с адвокатом. Она попросила его передать Смитону от ее имени: она не хочет иметь с ним ничего общего и просит больше ей не писать.

Маркби поднес бокал к свету и повертел в руке, любуясь переливами рубиновой жидкости.

— Очень интересно! Значит, старый Лоренс пытался наладить отношения с бывшей невесткой? Предлагал Оливии оливковую ветвь — извините за каламбур, — а его окатили ледяной водой. Пол, когда это было, не помнишь?

— Довольно давно. По меньшей мере года два назад. Во всяком случае, задолго до того, как она умерла.

— И все же ни на дознание, ни на похороны Лоренс Смитон не приехал, — заметила Мередит.

— А ты бы на его месте приехала? — спросил Алан. — После того, как тебе официально, через адвоката, ответили отказом!

На кухне послышался грохот и сразу — голосок Вики, тоненький и недовольный:

— Противный кот! Плохой, плохой котик!

Все отставили в сторону вино и, прекратив разговор, поспешили на место происшествия.

Нимрода нигде не было видно. Вики стояла у стола и крепко прижимала к своему светлому платьицу жареную курицу — точнее, то, что от нее осталось. В правой руке она держала куриную ножку. Все платье было в жирных пятнах.

— Ах, Вик… — вздохнул потрясенный отец. — Что ты еще натворила?

— Я тут ни при чем! — возмутилась девочка. — Во всем виноват кот! Я вошла, а он сидит на столе и грызет ножку! — В доказательство она ткнула в Пола куриной ножкой.

Нимрод, видимо, ужасно обрадовался, сообразив, что соседская кухня не защищена от его пиратских набегов.

— По-моему, он сейчас не способен проглотить ни кусочка! — возразила изумленная Мередит. — Наверное, собирался припрятать курицу на потом.

Жареную птицу внимательно осмотрели. На ножке и бедре с одной стороны обнаружились явные следы зубов; кожица на грудке была разодрана когтями.

— Полкурицы придется выкинуть, — проворчал Пол. — Проклятый кот! По-моему, другую половину он не тронул, чтоб ему лопнуть, обжоре!

— Пол, расстаться придется со всей курицей, — возразила его жена. — Я отдам ее Уинн, пусть кормит своего бандита. Ему на несколько дней хватит. А у нас остается еще много всего.

— Мне так хотелось, чтобы вы попробовали абрикосовую начинку! — вздохнул кулинар.

Все кинулись его успокаивать, но Пол был безутешен.

— Ну попадись мне сегодня этот чертов кот, я ему башку разобью! — ворчал он. — Чтобы впредь держал свои когти при себе, ворюга!

Констебль Даррен Уилкс пошел служить в полицию, питая большие надежды. Его поощрял дядя Стэн.

Дядя Стэн прослужил в полиции тридцать лет и вышел в отставку в чине старшего сержанта Столичной полиции — тогда его чин назывался сержант участка. Он одобрял выбор племянника, хотя и не уставал повторять, что современные полицейские уже не те, какими были когда-то.

— Понабрали умников с дипломами о высшем образовании, — неодобрительно ворчал дядя Стэн. — Университеты позаканчивали, поэтому их и повышают в звании и вообще стелются перед ними. Ну и пожалуйста, против диплома я ничего не имею, мозги тоже нужны. Зато, Даррен, им не хватает другого — опыта! А опыта за партой не наберешься. Его приобретают на месте, в деле!

Последние слова дядя Стэн обычно сопровождал энергичным тычком в сторону окна, словно старый моряк с картины «Детство Рэли», который указывает на запад, в ту сторону, где находится Новый Свет.

— Опыт, Даррен, — вот что в конце концов важнее всего! — так дядя Стэн завершал свое назидание.

Не отваживаясь возражать дяде — с которым он, в общем, соглашался, — Даррен в последнее время начал задумываться: не переоценил ли он свои способности? Под силу ли ему пройти все ступеньки карьерной лестницы? Он не без оснований считал себя умным и способным. Но всякий раз, как он смотрел на инспектора Крейн (настоящая красавица, надо отдать ей должное!), в груди зарождалось сомнение, как в груди какого-нибудь викторианского священника, который читает «Происхождение видов».

Чтобы продвинуться по служебной лестнице, ему придется состязаться с обладателями университетских дипломов, которые пишут без ошибок, модно стригутся, следят за собой, обладают нужными связями в обществе. У них и имена особенные — Аманда, Себастьян или Джеймс (только не Джим!) или что-то в этом роде. А у него — лишь свидетельство о среднем образовании и простое, незамысловатое имя Даррен. Его не поддерживают влиятельные родственники; поэтому он не может, как Аманды, Себастьяны и им подобные, смотреть главному констеблю в глаза и вежливо разговаривать с ним — с должным почтением, разумеется, но без всякого стеснения!

Некоторые его сослуживцы любили прохаживаться в курилке насчет инспектора Крейн. Она дразнила их мужское воображение и самолюбие; многие видели в ней угрозу, отказывались поверить в ее умственные способности и вместе с тем смутно сознавали, что Аманда Крейн олицетворяет собой будущее полиции.

Даррен отдавал должное ее острому уму и умению пресечь всякие хихиканья и подмигивания. Ему ужасно хотелось произвести на нее хорошее впечатление — разумеется, он не стремился понравиться ей как мужчина. Он хотел доказать, что он — профессионал. Мечтал, что Аманда Крейн выделит его из толпы молодых констеблей. В его любимых мечтах он был доктором Ватсоном, а она — Шерлоком Холмсом. Даррен считал, что, пожалуй, он будет поумнее, чем старина Ватсон. Конан Дойля он, правда, не читал, зато видел старые черно-белые фильмы по телику с Бэзилом Рэтбоуном и Найджелом Брюсом.

Но сейчас, в понедельник утром, в самую рань, когда на траве еще не высохла ночная роса, Даррен понимал: ему придется долго доказывать инспектору Крейн, что он достоин роли доктора Ватсона. Поисковый отряд рассыпался; констебли кашляли, то и дело бегали за кусты перекурить, посплетничать и пожаловаться, что никто не выиграл в лотерею… В общем, понедельник — день тяжелый. И здесь, так сказать «в поле», и в участке разговоры всегда были примерно одни и те же.

— Хватит отдыхать, за работу! — приказывал сержант Моррис, обходя отряд. — Сначала обследуем бывший огород, потом приступим к парку. Вопросы есть?

Вопросов ни у кого не оказалось. Только сзади кто-то буркнул:

— А чего спрашивать-то? И так ясно… Ищем какой-то долбаный нож в настоящих джунглях, будь они неладны!

— Да, Хендерсон, на лезвии действительно могут оказаться вмятины и зазубрины, а также пятна крови! — язвительно заметил сержант. — Вы ведь это имели в виду, назвав нож «долбаным»?

— Да, сержант. Извините, сержант.

— Сержант, к дому только что подъехала машина инспектора Крейн.

— Хоть будет на что посмотреть… — проворчал Хендерсон, но на сей раз потише, чтобы сержант не услышал.

Даррен Уилкс направился к огороду с остальными; ему, как назло, поручили самый темный и сырой участок. Дядя Стэн, который обожал садоводство, с радостью взялся бы за этот огород, перекопал его и привел в порядок. Наверное, здорово в прежнее время было жить в таком большом доме, когда на тебя работает уйма народу. Вот бы выиграть в лотерею…

Откровенно говоря, если бы Даррен даже и выиграл крупную сумму, он бы понятия не имел, что с ней делать. Разве что купил бы себе скоростную машину и поехал на какой-нибудь шикарный курорт. Но о выигрыше он не особенно мечтал. Выигрыш никак не поможет осуществить его мечту — расследовать преступления бок о бок с Амандой Крейн.

Он перенес на другое место штабель старых, замшелых горшков для рассады, вставленных один в другой, перебудоражив обитавших под ними насекомых, и снова погрузился в мечты.

— Уилкс!

Да, это ее голос! Даррен широко улыбнулся и перешел к низкой полуразрушенной теплице.

— Уилкс!

— Ах ты… — Даррен вздрогнул. — Да, мэм… Извините, я вас не видел.

— За утро мы должны прочесать весь огород. Потом перейдем в другое место. Поиски и так затянулись. Я не прошу вас халтурить, просто попробуйте искать немного побыстрее, хорошо? У вас был такой вид, словно вы витали в облаках. Вы улыбались про себя.

— Извините, мэм, — повторил несчастный Даррен, покраснев как рак.

Аманда Крейн отошла. Даррен надеялся, что никто не услышал ее замечания. Она права, сейчас не время для мечтаний! Дядя Стэн сейчас сурово осудил бы племянника. Сосредоточенно нахмурившись, он присел на корточки над теплицей.

Сооружение, позволявшее викторианскому садовнику выращивать превосходные огурцы и кабачки, пришло в полную негодность: древесина потрескалась, стекла разбиты или вообще отсутствуют, а то и замараны золой. Стараясь не порезаться об осколки стекла и каждую секунду ожидая, что ветхое сооружение рухнет ему на голову, Даррен поднял крышу теплицы и вгляделся в темноту. В теплице пахло плесенью.

— Фу!

Констебль наморщил нос от отвращения.

Внизу, под горшками для рассады, лежала старая сгнившая солома — настоящий инкубатор для слизней и улиток. Разглядывать содержимое не хотелось, и он собирался уже закрыть крышку, как вдруг сообразил: горшки, которые стоят здесь, такие же грязные, как те, что он только что переставлял с места на место, но, в отличие от тех, что стоят снаружи, на этих нет ни плесени, ни мха. Может быть, потому, что горшки стоят под крышей? Он снял верхний горшок. Мох на нем был, но только изнутри.

По спине у него пробежал холодок. Кто-то недавно переставлял эти горшки, вынимал и заменял, только мха внутри не заметил. Даррен начал очень осторожно, по одному, вытаскивать горшки из теплицы. Когда все они очутились на дорожке у его ног, он осторожно поворошил гнилую солому…

— Инспектор Крейн!

От волнения у Даррена сел голос, но он этого не заметил. Он поднял руку:

— Сюда, мэм! По-моему, здесь кое-что есть!

Аманда уже спешила к нему; за ней вперевалку шел сержант Моррис, на его суровом лице расплылась подозрительная гримаса.

— В чем дело, Уилкс? — спросил сержант.

Но Даррен, верный своей мечте, обратился напрямую к инспектору:

— Вот что лежало под соломой, мэм!

Все склонились над теплицей. Голова Аманды оказалась совсем рядом с головой Даррена. Сержант Моррис смерил теплицу недоверчивым взглядом. На соломе блеснул металл.

— Там какой-то нож, мэм! — воскликнул Моррис, бесцеремонно отодвигая локтем ошеломленного Даррена. — Не путайтесь под ногами, Уилкс!

Находку бережно вынули. Нож оказался большой, скорее мачете, чем обычный нож. Лезвие прочное, остро наточенное; место, где оно входило в рукоятку, обмотано шнуром — чтобы удобнее было держать.

— По-моему, самодельный, — заметил сержант. — Такие штуки я видел; они валялись на земле после бандитских разборок. Страшное оружие — им ничего не стоит отрезать ухо.

Все поняли, что кроется за его словами. Даже у сержанта Морриса дрогнул голос.

— Возможно, мэм, это и есть орудие убийства. Его спрятали, как я вам и говорил! — Он покосился на нож и нахмурился. — Трудновато будет снять отпечатки с рукоятки — из-за шнура. Но на лезвии какие-то пятна; очень может быть, что кровь.

— Верно, — сказала Крейн, как показалось Даррену — с облегчением. Она сама не подозревала, как сильно волнуется из-за того, что они никак не могут найти орудие убийства. — Положите его в пакет! — Она повернулась к Даррену, который беспокойно переминался с ноги на ногу на заднем плане.

— Молодец, Уилкс!

— Спасибо, мэм.

Ну, погодите, дядя Стэн, что вы теперь скажете?

Глава 18

…Самое отвратительное колдовство, давно применяемое ведьмами…

которым помогают темные силы…

Из книги «Черная магия: описание и разъяснение»

Мередит остановилась перед захламленной витриной магазинчика «Все, что душе угодно». В витрине по-прежнему дремал кот, только сегодня он выбрал для своего отдыха дальний угол и уютно устроился на расплющенном бумажном веере. Как и раньше, Мередит показалось, что кота неплохо бы вытащить оттуда и вычесать из него пыль, а потом вернуть в витрину, только снабдить ценником, который можно повесить на шею. Хорошо, что кот оказался живым: по крайней мере, умеет двигаться.

Изнутри к стеклу криво приклеили табличку «Закрыто». Других признаков жизни она не заметила. Кот сейчас был единственным хозяином помещения.

Она зашагала по Конюшенному ряду. Данби накануне вечером собрали вещи и вернулись в Бамфорд, дружно выражая беспокойство за Алана и Мередит. Перед отъездом Пол настоял на том, чтобы дверь черного хода заколотили досками. Пока не навесят новую дверь, никто, по крайней мере, не сможет вломиться в дом этим путем.

— Чтобы им неповадно было! — объявил он, сжимая в руке молоток.

— А если вдруг пожар? — возразил его зять.

— Ничего, вылезете в окно. Нельзя же оставаться на ночь с открытой дверью, тем более здесь такое творится… Надеюсь, ты сообщишь о происшествии в полицию. Кто-то проник к вам в дом с дурными намерениями. Кстати, мы проверили — взломщик ничего не украл.

Итак, в понедельник, с утра пораньше, Маркби отправился в полицейский участок, а Мередит решила действовать на свой страх и риск. Пора положить конец странным и зловещим происшествиям! Особенно теперь, когда темные силы обратили свое внимание на них.

Конюшенный ряд нежился в лучах утреннего солнца. Брюса и Рикки Мередит не увидела. Наверное, наконец-то пошли в школу — у учителей день траура. Нажимая кнопку звонка, Мередит от всей души надеялась, что братьев Катто дома не окажется. Ей очень нужно поговорить с их матерью, а разговаривать, зная, что Брюс и Рикки поблизости, опасно. Их острые, не по-детски искушенные личики как-то не вызывали у нее доверия.

Вдали послышалась какофония звуков — похоже, телевизор включен на полную громкость. Но к двери никто не подошел; возможно, Джанин чем-то занята и не слышит звонка из-за телевизора. Мередит невольно вспомнила Кевина Берри: у него тоже телевизор работает постоянно, только без звука. Наверное, проснувшись, Джанин первым делом включает «ящик». А потом он звучит весь день, как фон, пока хозяева не ложатся спать. Причем часто хозяева даже не смотрят на экран, не сидят перед телевизором на диване. Многие относятся к телевизору как к домашнему животному. Он с ними живет. Он имеет право проявлять характер… и так далее. Сама Мередит не разделяла подобного отношения к телевизору, но и давно уже перестала удивляться этому явлению.

Как будто в опровержение ее догадки, какофония, похожая на звуки, какие бывают во время лобового столкновения на дороге, внезапно прекратилась. Послышались приглушенные шаги, и за дверью прозвучал воинственный голос:

— Кто там?

Мередит в ответ прокричала свое имя и напомнила, что в прошлый раз она приходила вместе с миссис Картер.

Дверь распахнулась, и на пороге показалась Джанин — в платье, тапочках, подбитых овчиной, и с огромным синяком под глазом.

Смущенная и испуганная, Мередит скороговоркой извинилась за беспокойство.

— Ничего страшного, — ответила Джанин. — Я-то подумала, вы из этих, из писак газетных. Вот почему я не сразу вам открыла. Заходите!

Обстановка гостиной являла собой особенный вид современной бедности, которая всегда огорчала Мередит и вгоняла ее в тоску. Мебель Джанин как будто покупала на дешевых распродажах. Центрального отопления у нее не было, только камин, который топился углем. Камин отапливал дом, поэтому Джанин, видимо, разжигала его даже в сравнительно теплую погоду. Рядом стояла старинная деревянная рама для сушки белья, завешанная выстиранными мальчишечьими джинсами, от которых шел пар. Такая простота не сочеталась с громадным телевизором. Под телевизором, на вытертом ковре, расположился дорогой видеомагнитофон. Комната создавала впечатление неряшливости, хотя здесь было очень чисто.

Джанин уселась на старые, просевшие, но все равно роскошные с виду бархатные подушки сливового цвета, наваленные беспорядочной грудой на старый, вытертый плюшевый диван. Позицию она заняла стратегически выгодную: у камина и перед телевизором. Судя по всему, до прихода гостьи она читала журнал, посвященный миру поп-музыки и поп-культуры, и лакомилась чипсами со вкусом сыра и лука.

Синяк оказался таким громадным, что не обратить на него внимание было невозможно. С другой стороны, правила приличия не допускали прямых расспросов. Джанин разрешила проблему сама.

— А, любуетесь моим фингалом…

Она подняла руку и осторожно потрогала глаз.

— Очень большой, — заметила Мередит.

— Уже проходит, — ответила Джанин. Она подошла к зеркалу, висящему, в целях безопасности, над камином, и посмотрелась в него. — Я подралась. Тут неожиданно объявился один мой бывшенький, а я послала его на… — Джанин откашлялась и деликатно поправилась: — Велела ему убираться. Все равно он явился только затем, чтобы занять деньжат или разнюхать, нет ли у меня чего ценного, что можно украсть и продать.

Скорее всего, бывший дружок нацелился на видеомагнитофон. Джанин пылко и успешно защищала свою собственность, но при этом пострадала физически.

— Джанин, кроме синяка, у вас нет других травм? — забеспокоилась Мередит.

— Нет. Ну так вот, мы с ним подрались, а потом я его выставила. Теперь он какое-то время не вернется. — Говорила она вполне уверенно.

Взгляд Мередит упал на детские джинсы, и в голове у нее вдруг зазвучали слова Пола: в деревне полным-полно внебрачных детей Эрни. В голову закралась тревожная мысль: может быть, Брюс и Рикки тоже?..

— Ваш… м-м-м… бывший приятель — отец ваших детей?

Джанин кивнула:

— Ага. Но явился он не затем, чтобы повидаться с ними. Он мне на их содержание ни гроша не присылает… вообще не помогает никак.

— Значит, он не местный? Не из Парслоу-Сент-Джон?

— Нет. — Джанин покачала головой и добавила: — Я и сама не местная, раз уж на то пошло. Родилась и выросла в Лонг-Уикеме; это милях в девяти отсюда.

В здешних краях, видимо, расстояния в девять миль достаточно, чтобы тебя считали «не местной».

— В Парслоу-Сент-Джон вам больше нравится?

— Не то чтобы очень. Здесь все почти как там — ничего не происходит. Зато хоть пара магазинов есть и школа. А в Лонг-Уикеме ни магазина, ни школы. Поэтому здесь мне с мальчишками лучше. Чаю выпьете?

Едва задав последний вопрос, Джанин направилась на кухню, откуда послышался шум воды: она наливала чайник. Вернувшись, она прислонилась к дверному косяку.

— Сейчас закипит. Так что вы хотели?

Помня слова Пола о том, что Джанин не прочь посплетничать, Мередит хотела поговорить с ней об Оливии, но понимала, что действовать нужно осторожно и не впрямую.

— В конце недели, точнее, в воскресенье после обеда мы уезжаем. Ключ от домика будет у миссис Картер. Может, вы бы согласились зайти, например, в понедельник и прибрать там? Хочется, чтобы владельцев ждала чистота. Вообще я убираю в доме; по-моему, навести там порядок будет нетрудно. А заплачу я заранее, сейчас.

— Конечно… — Джанин наморщила лоб и принялась подсчитывать в уме. — Уборка не займет у меня больше двух часов, причем вместе с окнами. Десятка — это нормально?

— Я дам вам пятнадцать. — Мередит открыла кошелек. — На всякий случай — вдруг работы окажется больше, чем мы ожидаем.

Для Мередит десять фунтов представлялись совершенно недостаточной суммой за два часа тяжелого физического труда, включающего, среди прочего, и мытье окон. Поэтому она с радостью заплатила Джанин побольше.

Не похоже, чтобы Оливия Смитон адекватно оценивала трудолюбие и старательность Джанин, которой удавалось поддерживать безупречный порядок в «Грачах» одной, без посторонней помощи! А ведь в «Грачах» столько просторных комнат с высокими потолками, резные деревянные перила и карнизы! Джанин трудилась не покладая рук. Однако Оливия, во всех прочих отношениях явно добрая женщина, движимая старомодным снобизмом, оставила домработнице мизерную сумму. Зато избалованной девчонке, единственной дочери состоятельного подрядчика, отказала целых две тысячи фунтов! Стоило Мередит вспомнить о странном завещании миссис Смитон, как она невольно ожесточалась по отношению к покойнице.

Она снова покосилась на дорогой видеомагнитофон. Интересно, чем еще подрабатывает Джанин, помимо того, что убирает в чужих домах? Есть ли у нее другой источник дохода? Скорее всего, есть, что совсем не удивительно. Ведь ей приходится растить двоих мальчишек без всякой помощи со стороны их папаши, и она рада каждому грошу, который к ней попадает.

В голове у нее зазвучал тихий голосок: «Допустим… Только допустим, что Джанин очень нужны были деньги и она считала, что Оливия оставит ей больше чем какую-то жалкую сотню?»

Джанин взяла у Мередит две банкноты — в десять и пять фунтов — и сунула в карман платья.

— Вы не волнуйтесь. Сделаю в лучшем виде. Но ведь вы еще не сейчас уезжаете, а только в конце недели! А у меня, признаться, не стоит очередь из заказчиков…

— Вы ведь и сами знаете, как бывает, — туманно ответила Мередит.

Джанин вышла на кухню и вскоре вернулась с двумя кружками. Одну она протянула гостье.

— Так что, покупаете старый дом?

— Старый дом? Ах да, «Грачи». — Мередит надеялась, что Джанин не услышит в ее голосе виноватых ноток. — Вряд ли. Славное место, но слишком уж большое — и парк огромный.

Джанин снова села на диван и похлопала по подушкам сливового цвета:

— Они из «Грачей». Достались мне после того, как все старье разобрали и продали. На все навесили ярлычки с ценой, но подушки я успела унести домой еще до оценщиков… Кому нужны старые диванные подушки? — Она добавила, словно извиняясь: — Я спросила разрешения у ее адвоката! И заодно спросила, можно ли мне взять тапочки. — Джанин потопала ногой по полу. — Мистер Беренс, то есть адвокат, разрешил. Сказал, что не видит препятствий, почему бы мне и не взять старые диванные подушки, раз я найду им применение. Согласитесь, они очень украсили мой старый диван!

Интересно, подумала Мередит, что еще прихватила Джанин — с согласия мистера Беренса или без него. Да какая разница? Имущество все равно продавалось. Может быть, Джанин решила, что имеет на это некоторое право, ведь она много лет следила за домом и обстановкой, поддерживала их в хорошем состоянии. Родных у Оливии не было. Правда, она получила письмо. Разговор сам собой плавно вырулил к теме, интересовавшей Мередит.

— Очень жаль, когда после смерти владельца приходится разорять и продавать весь дом. Неужели у нее совсем не осталось никого из родных?

— Был муж, но он погиб на войне.

— Ах, она вам это рассказывала?

Джанин задумалась.

— Нет… почти до самого последнего времени, но тогда она меня уже хорошо знала. Не очень она любила распространяться о себе. Но однажды ей пришло письмо от человека по фамилии Смитон — должно быть, родича со стороны покойного мужа. Тогда она и рассказала, что ее муж погиб на войне и с тех пор она не желает иметь ничего общего с его семьей.

— Она поссорилась с родными мужа или просто отдалилась от них? — спросила Мередит. — Такое часто бывает, если в браке нет детей.

— Она не говорила, но, по-моему, они крупно поругались, потому что тогда старушка очень расстроилась. Из-за письма то есть. Лицо у нее побелело, как у покойницы, только вот тут… — она дотронулась до скул, — проступили красные пятна. Никогда раньше я ее такой не видела! Она вся дрожала. Мне показалось, у нее приступ, и я принесла ей стакан воды. Она позвонила мистеру Беренсу и велела, чтобы он сам ответил этому Смитону. Передал, что она, мол, не хочет их никого видеть. Мне показалось, Смитон хотел приехать, навестить ее. После того случая больше он ей не писал.

— А ничего больше… она больше ничего не делала после того, как получила письмо?

В глазах Джанин зажглись проницательные огоньки, и она наградила Мередит пристальным взглядом. «Она меня раскусила! — с сожалением подумала Мередит. — Догадалась, что я пришла поговорить об Оливии».

— Вам-то что за дело? — холодно осведомилась Джанин.

— Дело есть.

Мередит решила, что лучше всего быть откровенной.

— Что-то не так?

Джанин насторожилась.

— Ни о чем плохом я не знаю, — искренне ответила Мередит.

Джанин допила чай и надолго задумалась. Наконец она нехотя сказала:

— После того как пришло письмо, Оливия и правда стала сама не своя. Принялась искать старые вещи по всему дому — и в шкафах рылась, и в комодах, везде. Сожгла целую кучу старых документов. Сказала, мол, делает чистку. Правда, ей и чистить-то особо было нечего. Она мне объяснила, что всю жизнь регулярно так делает: время от времени наводит порядок в бумагах. Вот и сейчас, мол, поступила так на тот случай, чтобы, когда она уйдет — она имела в виду, умрет, — все было бы в порядке.

Ничего себе «в порядке»! Не оставила после себя ни одной зацепки!

— Значит, очередную чистку она устроила после того, как ей пришло письмо от Смитона?

— Похоже на то. Она сожгла какие-то старые бумаги и фотографию.

Мередит постаралась не выдавать волнения.

— Фотографию?!

— Не портрет, — поспешила пояснить Джанин. — Снимок старого дома. Он немного смахивал на «Грачи». Помню, зашла я в комнату, а она стоит на коленях перед камином, рвет старые письма и бросает их в огонь. Я попросила ее быть осторожной и подняла с полу старый снимок. Она, по-моему, нарочно отложила его в сторону — вроде как приберегала до последнего, может, хотела еще раз взглянуть на него перед тем, как сжечь, понимаете? Я передала снимок ей — хотела помочь, и все. А она мне так злобно: «Сама справлюсь, спасибо, Джанин!» — как выхватит его! И швырнула в огонь. Я еще тогда подумала: жалко, ведь фото очень старое. Похоже, тот дом был в какой-то деревне вроде нашей: вокруг много деревьев, за ними колокольня, совсем как при церкви, что через дорогу от «Грачей». Вообще-то очень похоже. Я бы расспросила ее, не будь она такой раздражительной. Нет смысла подставляться, чтобы тебе откусили голову, верно?

— Людей на снимке не было?

— Только ребенок, — ответила Джанин. — Девочка, одетая по старой моде, даже в шляпке, представляете? — Она посмотрела Мередит прямо в глаза. — А больше я ничего вам не могу сказать, извините. Странная она была старушка. Мы с ней неплохо ладили. Но подружиться с ней было невозможно. Понимаете, о чем я?

Еще бы не понимать, подумала Мередит. Пол оказался прав. Оливия была человеком старой школы и считала Джанин не более чем прислугой. Такие, как Оливия, с прислугой не сплетничают.

— Что ж, тем хуже… — неосторожно вырвалось у Мередит.

Джанин смерила ее подозрительным взглядом.

Вернувшись домой, Мередит и Алан пообедали остатками вкусностей, привезенных накануне Полом и Лорой.

— Ты отлично справилась, — великодушно, хотя туманно похвалил ее Алан, жуя сырную палочку. — Снимок — совершенно новая подробность. Должно быть, он много значил для старушки, потому что, судя по всему, только он и дожил до последнего, при ее-то любви к чисткам!

— Выходит, письмо Лоренса так напугало ее, что она решила сжечь снимок.

— По-твоему, она сожгла фото из страха, а не просто из злости?

Мередит покачала головой:

— Она чего-то очень испугалась. Конечно, мы можем лишь гадать. Но по-моему, на том снимке был дом, где прошло ее детство, а девочкой в старомодном платье, судя по словам Джанин, была сама Оливия. Вот почему позже Оливия купила «Грачи».

— Объясните, Холмс!

— До того как Оливия выхватила у нее снимок, Джанин успела заметить, что старый дом очень похож на «Грачи» и пейзаж вокруг примерно такой же. Сентиментальность столкнулась со здравым смыслом. Почему люди хранят предметы, которые в глазах других просто хлам? Годами не выбрасывают какие-нибудь осколки, сувениры, не обладающие никакой ценностью? С ними связывают воспоминания! Оливия хранила снимок, потому что он был последним звеном, связывавшим ее с детством, но после письма Лоренса она швырнула его в огонь. Конечно, она очень испугалась!

Мередит проворно схватила последнюю сырную палочку, прежде чем ее забрал Алан.

— Прошло столько лет, а старый Лоренс по-прежнему представлял для нее угрозу! Алан, тебе непременно надо с ним поговорить.

Маркби покорно вздохнул:

— Я как раз собирался сегодня во второй половине дня съездить к Бэзилу и попросить его об услуге… Может, ему удастся договориться с Лоренсом по телефону, пока я буду у него. Ты со мной?

Мередит покачала головой:

— Я хотела спросить Уинн, не хочет ли она еще раз сходить к Кевину Берри. Если да, я пойду с ней.

— Сегодня она к нему вряд ли пойдет. Незадолго до того, как ты вернулась из Конюшенного ряда, она куда-то уехала на машине — я в окно видел.

Мередит задумалась.

— Тогда я пойду к нему сама! В тот день, когда мы у него были, мне показалось, что парень сам не свой от горя. Не знаю, что на уме у Аманды Крейн и собирается ли она что-нибудь сделать для него, но нужно, чтобы за Кевином кто-нибудь приглядывал. Иначе он просто умрет с голоду в своем хлеву!

Дом Берри выглядел не лучше, чем в прошлый раз. Двор, заросший бурьяном, был точно таким же, как и раньше. Куры клевали червяков и скребли землю вокруг обломков машин, которые валялись повсюду, как на поле боя. Мередит остановилась у бывшей двуколки Оливии Смитон и попыталась представить, какой она была, когда Оливия еще ездила в ней. Впряженный в двуколку серый пони, наверное, весело трусил по дороге. Оливия правила. Мередит подумала: наверное, тогда она была счастлива. Она свободно разъезжала по всей округе и могла разговаривать с кем хотела. Пусть и чисто номинально, но тогда она была частью местного общества. В самые же последние годы жизни, став затворницей по собственной воле, она не могла не тосковать в одиночестве.

Если же взглянуть на вещи с практической точки зрения, двуколка, даже такая грязная и старая, все же стоит денег. Кевин явно нуждается. Надо предложить ему выставить двуколку на продажу — если он согласится, Уинн напишет объявление. Мередит нагнулась и отвела рукой высокое темно-зеленое растение с мелкими желтыми цветочками — на ее взгляд, на редкость некрасивое. Она посмотрела на спрятанные под травой колеса. Вполне крепкие! Обязательно надо предложить Кевину продать двуколку с помощью Уинн.

Дверь в домик была приоткрыта. Из-за нее слышались шорохи, а потом стук, как будто уронили сковородку.

Мередит толкнула дверь и вгляделась. Судя по всему, когда-то Эрни затеял капитальный ремонт — тогда-то и снес стенку. Внутреннее пространство дома показалось ей таким же захламленным и мрачным, как и прежде. Керчи, к ее удивлению, возился у плиты. Он стоял спиной к ней и что-то готовил. У Мередит отлегло от сердца. По крайней мере, голодная смерть парню не грозит!

Наверное, раньше он готовил для них с Эрни. И когда спокоен, вполне нормально управляется с хозяйством. В прошлый раз сказал, что собирался отчистить плиту… Мередит открыла рот, собираясь окликнуть его.

Кевин вынул из духовки горячий противень и понес его к столу, придерживая двумя полотенцами. Он уже собирался поставить противень, когда, видимо почуяв сквозняк, вдруг поднял голову и увидел Мередит, которая с порога наблюдала за ним.

Дальше случилось нечто неожиданное: Кевин громко завопил и с грохотом уронил противень на стол. Потом попятился, прижимая полотенца к груди, и диким взором уставился на незваную гостью.

— Все хорошо, — быстро сказала Мередит, входя в комнату. — Извини, Кевин, если я тебя напугала. — Ей показалось, что она сообразила, чем вызван испуг парня. — У тебя, наверное, побывали репортеры? Они донимали тебя вопросами?

Ее слова не помогли, Кевин отвел глаза в сторону и опустил голову.

— Я держался от них подальше, — промямлил он. — Ушел в поле.

— Молодец! Мы с другом поступили точно так же. А сегодня я зашла узнать, как ты тут управляешься. Вижу, у тебя все в порядке.

Кевин помотал головой и хрипло произнес:

— Мне ничего не нужно.

Мередит немного смутилась. Она явилась без приглашения. И ведь она даже не старая знакомая вроде Уинн, а просто посторонняя благодетельница, которая вознамерилась опекать парня. А он действительно молодец — чем-то занят. Правда, у него очень грязно, но здесь его дом. Сам он, видимо, привык к грязи. Кто она такая, чтобы делать ему замечания? Судя по всему, он прекрасно справляется и без посторонней помощи.

И все же она не могла просто взять и уйти. Она ведь пришла с благотворительным визитом! Мередит решила, что она сейчас напоминает какую-нибудь милосердную помещицу старых времен. Придется немного поговорить с парнем — точнее, говорить придется ей одной. Потом она даст ему немного денег, и визит будет закончен. Скорее отсюда, в более здоровую обстановку!

Мередит переступила порог.

— Кевин, я ненадолго. Я обещала инспектору Крейн, что присмотрю за тобой.

Она сразу поняла, что совершила ошибку. Зря она упомянула женщину-инспектора! Кевин нервно облизал губы языком; Мередит снова обратила внимание на его некрасиво обломанные передние зубы.

— Зачем еще? Чего ей надо?

— Ничего… — Мередит приказала себе не усугублять положение и отчаянно подыскивала безопасную тему для разговора. Она переключилась на противень: — Что печешь? А, печенье… Имбирные человечки, да?

Неожиданно Кевин испустил пронзительный вопль, выронил свои прихватки и побежал к ней. Мередит подумала, что он хочет ее ударить, и выставила вперед руки. Но у Кевина и в мыслях не было нападать на гостью. Он собрался бежать, а Мередит стояла у него на пути. Отпихнув ее, он рванул мимо и бросился в открытую дверь.

Оставшись одна, Мередит постаралась собраться с мыслями, хотя после потрясения это было нелегко.

— Что на него нашло? — прошептала она. — Что я такого сказала? — Вздохнув, она добавила: — Наверное, парень спятил.

Она посмотрела на противень. Нет ничего странного в том, что парень занят стряпней. Странно, что он печет печенье, настоящее лакомство… Мередит присмотрелась к лежащему на противне печенью. Вначале ей показалось, что Кевин испек имбирных человечков.

Оказывается, тесто не пряничное, а обыкновенное, серое. И не вырезано формочкой, а грубо слеплено руками…

Мередит ахнула.

Перед ней совсем не печенье — во всяком случае, то, что лежит на противне, не предназначено для еды. Если она угадала верно, выпечка должна послужить совершенно иной цели! Это не просто фигурки из теста. Все они разные. Одни мужские, другие женские. Женские отличаются наличием круглой груди. Каждая представляет конкретного человека. Взять их в руки пока нельзя — слишком горячие, можно обжечься. Мередит осторожно склонилась над противнем и стала разглядывать человечков из теста.

Она начала слева. Судя по маленькому узелку на узелке побольше, изображавшем голову, фигурка изображает Уинн с ее пучком. Следующие две фигурки явно мужские. Они покрупнее. Армитидж и Кромби? Женская фигурка в юбке, с длинными тонкими ногами и грубо вылепленными волосами вокруг головы, с чем-то прямоугольным в руке — это наверняка Аманда Крейн со своей папкой. Еще одна женская фигурка, такая же высокая, как мужские. Мередит осторожно взяла ее, перебрасывая из ладони в ладонь, чтобы не обжечься. Она с сочувствием посмотрела на улыбающееся лицо из теста.

— Ну, здравствуй, — сказала она фигурке. — Наверное, ты — это я?

Глава 19

Незаметно для других я спросил, что олицетворяют сии предметы.

«Путешествие Джона Мандевиля»

Мередит никогда не считала себя суеверной. Но когда стоишь в одиночестве в заброшенном, грязном домике и смотришь на целый противень странных человечков из теста, по спине невольно пробегает холодок!

Прошло первое потрясение, и в ней возобладал здравый смысл. Она подошла к двери, но Кевина не увидела. Скорее всего, далеко парень не убежал. Прячется, наверное, в кустах, среди брошенных машин, и ждет, когда уйдет любопытная незваная гостья.

Мередит снова подошла к столу. Она уйдет, но фигурки прихватит с собой! Она расстелила на столе полотенце-прихватку, которое в спешке выронил Кевин, и переложила на него все фигурки с противня. Тесто еще не остыло. Интересно, что Кевин собирался с ними делать? И самое главное, кто вбил ему в голову такую нелепую мысль?

Чтобы придать себе уверенности, Мередит пробормотала себе под нос:

— Он наверняка видел или слышал, как нечто подобное делают другие. — Разумеется, Кевин испек человечков не просто так. И просветить ее на этот счет способен лишь один человек!

Формально то, что она делала, являлось воровством. Но если она оставит фигурки на месте, Кевин, вернувшись, непременно уничтожит их, и она не сумеет доказать, что он неумело пытался заняться колдовством. Мередит осторожно свернула полотенце в узелок и вышла на крыльцо.

— Кевин!

Голос ее эхом прокатился по заброшенному двору и растаял в обступивших дом деревьях. В ответ Мередит услышала хриплое карканье: высоко в ветвях одного дерева устроилась большая нескладная ворона.

— Если ты — знакомая Кевина, — с напускной храбростью обратилась к вороне Мередит, — передай, что я забираю с собой его дурацкие игрушки!

Она подняла узелок повыше.

Ворона расправила огромные черные крылья и улетела, издавая на лету немелодичное карканье. К Мередит вернулся суеверный страх. Она велела вороне что-то передать, и она тут же улетела…

— Какая ерунда! — вслух произнесла Мередит как могла решительно. Она снова возвысила голос: — Кевин, если ты меня слышишь, я забираю твое печенье с собой. Я его уношу!

Если Кевин где-то рядом, он непременно отзовется. Но ответа не последовало. В зарослях бурьяна ничто не шелохнулось.

По крайней мере, теперь ее совесть спокойна. Она предупредила Кевина, что забирает его кулинарные шедевры с собой. Если он убежал так далеко, что не слышит, она не виновата.

На двери «Всего, что душе угодно» по-прежнему висела табличка «Закрыто», но Мередит не собиралась отступать. Она громко постучала. Табличка запрыгала, едва не слетев. Мередит немного выждала и снова забарабанила в дверь.

Через несколько секунд за стеклом послышался шорох. Мередит прижалась носом к пыльному стеклу. Напротив раздвинулась занавеска из бусин, и из-за нее вышла массивная фигура.

Сейди, снова облаченная в какую-то бесформенную хламиду, подошла к двери. Увидев, кто пришел, она беззвучно разинула рот, словно спрашивала, в чем причина неожиданного визита.

Мередит подняла повыше свой узелок и показала ей.

Сейди понятия не имела, что в узелке, но Мередит не сомневалась, что владелица лавки отопрет дверь хотя бы из любопытства. Так и случилось.

— Что такое? — недружелюбно спросила Сейди. Вопрос мог относиться как к содержимому узелка, так и к приходу Мередит. — Сегодня выходной. У меня болит голова.

«У тебя еще не так разболится голова, подружка, когда я все тебе расскажу», — злорадно подумала Мередит. Вслух же она сказала:

— По-моему, вам стоит взглянуть кое на что. Извините за беспокойство, — добавила она ради проформы.

Вежливая формула совсем не успокоила Сейди. Хозяйка магазинчика с подозрением посмотрела на узелок:

— Вы не можете прийти завтра?

Мередит не двинулась с места.

— Мы должны поговорить сейчас же!

— Ну хорошо.

Сейди отошла от двери и впустила Мередит. Она тут же закрыла за ними дверь и задвинула задвижку.

Мередит стало немного не по себе. Она осталась один на один с женщиной, которую многие считают местной сумасшедшей, и при этом никому не сообщила, куда идет. Она надеялась, что поступает не слишком опрометчиво.

Сейди раздвинула занавес из бусин. Они очутились в узком коридоре, за которым находилась уютная гостиная.

Уютной ее можно было назвать благодаря мебели. Убранство же оказалось в высшей степени странным. Видимо, Сейди питала пристрастие к изделиям народных промыслов и к различным диковинкам из разных стран мира. На стенах висели резные деревянные маски. Деревянный комод был заставлен грубыми керамическими мисками и чашами, некоторые из них на трехногих подставках. Мередит увидела также расписные кувшины и примитивные статуэтки — в основном женские, с ярко выраженными вторичными половыми признаками: широкобедрые, с огромными животами и грудями. Правда, у некоторых недоставало руки или ноги. Попадались и довольно зловещие и непривлекательные безделушки, чье назначение было непонятным — скорее всего, оккультным. Висящая на стене картина, грубо раскрашенная от руки репродукция, изображала танцующих женщин в нарядах XVII века. Они танцевали нечто вроде шотландского рила или кадрили, когда положено было время от времени меняться местами. Танцорки на картине размахивали руками и хлопали в ладоши.

Мередит захотелось расспросить хозяйку о картине, но Сейди громко и возмущенно заявила:

— Не знаю, чего вы хотите, но на сегодня хватит с меня неприятных визитов! Меня уже просто тошнит! Поверьте, я не люблю, когда мне докучают невежды, чтобы не сказать большего!

— Я не собираюсь вам докучать, — ответила Мередит, возможно не совсем искренне. — Я пришла спросить вашего совета, если можно так выразиться. Мне кажется, вы сумеете мне кое-что объяснить.

В черных глазах Сейди сверкнула ярость.

— Значит, спросить совета! Хотите что-то из меня вытянуть? Так вот, никаких советов я вам давать не буду — ни вам, ни кому-либо другому, ясно? Кажется, все считают, будто я в курсе всех мерзостей, которые здесь творятся! Так вот, позвольте вас заверить: я тут ни при чем. Зато кое-кто плетет обо мне небылицы и рассказывает полицейским. И не только полицейским! В газеты эта чушь тоже попадает. Читали последние выпуски? Это самая настоящая клевета, так и знайте! И я намерена подать в суд на каждого, кто к ней причастен!

Сейди многозначительно посмотрела на гостью.

Мередит понадеялась, что вид у нее не слишком виноватый. И все же она не без греха! Она решила выложить все как есть — иногда так бывает лучше всего.

— Мне говорили, что в здешних краях вас считают ведьмой, что подтверждаете и вы сами. Это удивило меня, и я далеко не всему поверила. Да, я действительно обмолвилась о вас при инспекторе Крейн — просто к слову пришлось.

Сейди презрительно фыркнула.

— А больше я ничего и никому про вас не говорила, потому что больше и сама ничего не знаю, — закончила Мередит.

«Ну, не совсем так, — подумала она. — Но больше я ни в чем ей не сознаюсь».

Сейди как будто немного успокоилась, но от подозрительности не избавилась.

— А я и не обвиняла в клевете именно вас, — проворчала она. — Кто-то распространяет обо мне нелепые слухи. Надо же — ритуальные убийства! И вдобавок обо мне болтают те, кто не видит разницы между викканством и сатанизмом! — На губах у Сейди заиграла довольная улыбка. — В течение многих веков нам приходится мириться с нелепыми домыслами и клеветой! Вот и мне приходится переносить страдания, которые до меня перенесли многие другие…

— Кто? — спросила Мередит.

Сейди молча махнула своей пухлой рукой, призывая гостью сесть, а потом заняла место сама. Они расположились за низким столиком, на котором лежали остатки завтрака — вполне современного завтрака, надо сказать. Сейди съела коробку лапши быстрого приготовления и выпила чай из пакетика. Современная пища совсем не вязалась с несколько зловещей обстановкой. Возможно, Сейди и правда нездоровится. В полиции ее подвергли мучительному допросу, и сейчас давить на нее, наверное, бесчеловечно… И все же Мередит постаралась задавить в себе жалость.

— Да, я — ведьма, — спокойно продолжала Сейди. — Этого я никогда не отрицала. Но мои воззрения — исключительно мое дело. Я не сатанистка; пожалуй, больше я вам сейчас ничего не могу сказать.

Она не добавила: «Так что можете убираться…» — но ее поведение намекало на то, что визит окончен.

Мередит подумала: ей уже не раз доводилось оказываться в необычном положении, но в таком, как сейчас, она еще не бывала. Если не считать странных безделушек и украшений, комната, в которой они сидят, ничем не отличается от миллионов таких же гостиных. И все же хозяйка совершенно спокойно признается в том, что она — ведьма… Нелепый какой-то разговор у них получается! Несмотря даже на то, что она, Мередит, ни на миг не верит в то, что Сейди обладает какой-то особенной силой. Что же касается викки, которая, кажется, связана с почитанием природы, несомненно, сама Сейди верит в нее так пылко, что к ее убеждениям нельзя отнестись со снисходительной улыбкой. Вера управляет жизнью Сейди и толкает ее на те или иные поступки. Вывод ясен: если хочешь иметь дело с Сейди, поневоле придется иметь дело и с ее убеждениями, какими бы необычными они ни казались со стороны.

Сегодня Сейди не воткнула в волосы розовые заколки-бабочки, и ее черные волосы плотно охватывала зеленая бархатная лента. Руки ведьма положила на колени; Мередит заметила, что ногти у нее холеные, ухоженные. Но шутки с ней плохи. Раз она заявила, что больше ничего не может сказать, значит, так и есть, и давить на нее бесполезно.

— Миссис Уоррен, я не собираюсь ни в чем вас обвинять, — заверила ее Мередит, — по крайней мере в связи с убийством Эрни Берри.

— Очень вам признательна!

Хмыкнув, Сейди плотно сжала губы, словно захлопнула мышеловку.

Мередит вздохнула. Вытянуть что-либо из Сейди трудно, почти невозможно. Она выстроила вокруг себя мощные оборонительные сооружения. Сейди не только не хочет идти навстречу, а, наоборот, замыкается при любых расспросах и получает от своего упрямства странное удовольствие, если не сказать больше. Естественно, если для ее скрытности нет других причин…

Значит, узнать у Сейди что-то можно только хитростью.

Мередит положила свой узелок на стол. Глаза Сейди, похожие на черные камешки, переместились с лица гостьи на сверток.

— Зачем вы мне это принесли?

Голос у нее сделался певучим, напевным; Мередит различила едва заметный ирландский акцент. Но спросить Сейди, местная ли она уроженка, она не решилась.

— Вы ведь не знаете, что у меня здесь, — ответила Мередит, не давая Сейди снова сбить себя с толку. Подобный вопрос подразумевал: ведьме отлично известно, что лежит в узелке. Но и Мередит была крепким орешком.

— То, что находится в вашем узелке, не дает вам покоя!

Черные глазки злорадно блеснули.

— По-моему, беспокоиться следует не только мне.

Мередит поняла, что ее удар тоже угодил в цель. Сейди захлопала глазами. Пухлые пальцы сжались в кулаки.

— Мне беспокоиться не из-за чего. — Сейди пыталась отыграться и смерила гостью презрительным взглядом. — Я признала, что являюсь последовательницей викки. Если мои верования вас смущают, я не виновата или, как сейчас говорят, это не моя проблема, а ваша и вам подобных — тех, кто ничего не понимает и не трудится понять. Вы предпочитаете популярные мифы и воображение второразрядных писак. Что ж, наслаждайтесь собственным невежеством! Мне-то что до этого?

— Если не возражаете, я бы хотела, чтобы вы…

Не обращая внимания на презрительный тон хозяйки, Мередит потянулась к узелку. Она немного обрадовалась, заметив, что самодовольство на лице Сейди сменилось некоторым беспокойством, предвкушением чего-то неведомого. Сейди подалась вперед. Зашуршала широкая хламида коричневатого цвета с геометрическим узором, похожая на виденные Мередит платья африканских женщин. От Сейди пахло фиалкой.

— Чтобы вы взглянули на то, что у меня здесь. Возможно, вы объясните мне, что это такое. Много времени я у вас не отниму.

Она развернула полотенце.

Сейди с шумом втянула в себя воздух. Ее глаза снова полыхнули гневом. Мередит стало не по себе. Она вспомнила старую поговорку о том, что «взглядом можно убить».

— Кто это сделал?

— Не скажу, — ответила Мередит, качая головой. — Вы когда-нибудь видели нечто подобное? Я надеюсь, что видели и сумеете объяснить, что это значит.

— В самом деле? — Сейди откинулась на спинку кресла и вдруг успокоилась, расслабилась. Только что она была в бешенстве, но быстро овладела собой. У Мередит возникло смутное подозрение, что она каким-то образом утратила инициативу. — Предположим, вы правы и я действительно что-то знаю об этом или видела нечто подобное в прошлом. С какой стати я обязана делиться с вами своими знаниями?

— С такой, что эти фигурки сделал человек одновременно очень несчастный и очень уязвимый. Он нуждается в помощи!

— Это очевидно. — Уголки губ у Сейди изогнулись вверх — как в улыбке, но она не улыбалась. — Кем бы ни был он… или она…

Сейди специально замолчала, но Мередит не собиралась выдавать пол преступника — ведь Сейди явно считала преступником того, кто испек человечков из теста.

— В общем, невежду, который вмешивается в дела, о которых понятия не имеет, нужно оставить в покое.

— С какой целью делают такие фигурки? — напрямик спросила Мередит.

— Зависит от того, кто их делает. — Сейди пошевелилась, и хламида снова зашуршала. — Скажу вам одно: тот, кто сделал эти фигурки, настолько невежествен, что с их помощью ничего не получится.

— Но кто внушил ему саму мысль сделать такие фигурки? Кто его надоумил?

Неожиданно Сейди расхохоталась — громко и беззаботно:

— Кто надоумил?! Телевидение… Фильмы… Второсортное чтиво, о котором я уже говорила… Слухи… Злобные наветы… Скорее всего, невежда вознамерился утыкать фигурки иголками и булавками. Сразу предупреждаю: он… или она… лишь зря потратит время. Детские игры!

— Понятно.

Мередит не совсем ясно представляла, чего она ждет от Сейди, но одно она поняла. Кевин не входит в круг близких друзей Сейди. Но, возможно, слышал о том, чем они занимаются, и хочет к ним примкнуть.

— Что ж, спасибо, миссис Уоррен. Больше я вас не побеспокою.

Мередит протянула руку к полотенцу, но Сейди проявила неожиданное проворство. Ее пухлые пальцы крепко сжали фигурку, в которой Мередит узнала себя.

— Их нужно уничтожить!

— Извините, нет, — возразила Мередит. — Я должна их вернуть. Все до единой, и эту тоже.

— Такие фигурки — самое настоящее оскорбление! — Голос Сейди задрожал; от прежней невозмутимости не осталось и следа. — Кто-то валяет дурака и лезет в дела, в которых ничего не понимает! Невежды не имеют права прикасаться к некоторым вещам!

— Так я и передам.

Мередит попробовала вырвать у Сейди «свою» фигурку. В результате у куколки отлетела голова.

Наступило молчание. Сейди как-то странно фыркнула — то ли презрительно, то ли радостно, трудно разобрать.

Мередит отняла у нее сломанную куколку из теста и завернула вместе с остальными в полотенце.

— Рада, что, по-вашему, они не обладают никакой силой! — с наигранной веселостью сказала она.

— Эти — да.

Мередит поняла, на что намекает Сейди, но ее не так-то легко было запугать. При первом знакомстве Сейди произвела на нее сильное впечатление, но сейчас она считала, что имеет дело с эксцентричной особой — и не более того.

— Я обязательно поговорю с… заинтересованным лицом. Лично я не нахожу подобные занятия безобидными — хотя, возможно, мои доводы отличаются от ваших. Не волнуйтесь, фигурки будут уничтожены.

Она встала и направилась к двери. С неожиданным для своей комплекции проворством Сейди опередила ее и загородила дорогу:

— Вы должны сказать, кто их изготовил!

Мередит покачала головой:

— Нет, не скажу. Да, я вижу ваше волнение. Не сомневаюсь, вы считаете, что имеете право все знать. Поверьте мне на слово, такое больше не повторится.

Сейди тихо сказала:

— Не следует обещать того, что вы не в силах выполнить. — Она ткнула пальцем в узелок. — Передайте тому, кто их сделал, чтобы немедленно прекратил! В любом случае, если фигурки изготовлены без должного понимания, они бесполезны… Передайте: сейчас это самое настоящее оскорбление!

Она отошла от двери, пропуская Мередит. Откровенно говоря, Мередит испытала облегчение.

Правда, ее радость оказалась недолгой. Когда она вышла на улицу, Сейди, взявшись за дверь, вдруг сказала:

— Не имеет значения, скажете вы мне или нет. Я все равно выясню, кто их сделал!

Хлопнула дверь, задребезжало стекло, табличка «Закрыто» заплясала на проволоке.

Мередит стало не по себе. Скорее всего, Сейди действительно не составит труда выяснить, кто сделал фигурки из теста. Например, она вспомнит, что Мередит и Уинн навещали Кевина…

В довершение всего большая черная ворона, сидевшая на крыше «Всего, что душе угодно», взлетела с места и пролетела по узкой улочке. Черные крылья едва не задели Мередит по лицу; ее обдало холодом. Она вздрогнула.

Машины Алана у дома не оказалось; Мередит решила, что он еще не вернулся от Ньютонов. Что теперь делать с куколками из теста? Мередит неуверенно осмотрела узелок. Она, как заметила Сейди, безрассудно пообещала, что позаботится о том, чтобы фигурки были уничтожены, а другие не делались. Уничтожить человечков из теста нетрудно: достаточно бросить их на землю, и они рассыплются в прах.

Однако она не имеет права уничтожать их без спроса. Фигурки изготовил Кевин. Вот пусть сам их и уничтожит — а заодно даст слово, что больше он таких опытов ставить не будет.

Значит, надо снова идти к Берри… Мередит не хотелось идти к Кевину в одиночку. Она постучала в дверь Уинн. Ей никто не открыл. Мередит посмотрела за угол: машины Уинн тоже не было. Только Нимрод сидел на карнизе и ждал, когда откроется окно, чтобы он мог занять свое любимое место в нише на подоконнике. Увидев Мередит, он сердито мяукнул.

— Извини. — Мередит развела руками. — Ничем не могу тебе помочь. Более того, мне совсем не хочется оказывать тебе услуги!

Нимрод смерил ее взглядом, в котором читалось, что ничего другого он и не ожидал. Бесполезное двуногое создание!

Делать нечего, придется идти к Кевину одной. Что ж, она только что выдержала поединок с ведьмой в ее логове. Вряд ли с Кевином будет труднее.

Трудностей действительно не возникло, потому что Кевина дома не оказалось. Кто-то плотно закрыл дверь. Мередит напрасно барабанила по толстым дубовым доскам; дверь не открывали. Она слышала лишь гулкое эхо, какое бывает в пустых, брошенных помещениях. Мередит зашла за угол и заглянула в грязное окошко. Возможно, Кевин прячется наверху, но, скорее всего, опять куда-то ушел. Вот именно — «опять». В ее отсутствие он возвращался домой. Дверь, которую Мередит, уходя, оставила нараспашку, теперь закрыта, и вряд ли ее закрыл ветер. Слуховое окно наверху тоже закрыто наглухо — а Мередит помнила, что в прошлый раз оно было приоткрыто.

Она стояла на пороге чужого дома с узелком фигурок из теста и не знала, что делать дальше. Можно просто оставить их, положить на карниз. Вначале Мередит так и поступила, но, поразмыслив, снова взяла узелок в руки. До карниза могут добраться куры; если они найдут человечков, то склюют их до возвращения Кевина. Лучше взять их домой, подождать, пока вернется Алан, и показать их ему. Потом они вместе могут вернуться сюда.

Она быстро зашагала по тропинке, соединяющей дом Берри с деревней. По обе стороны тропинки поднималась довольно крутая травянистая насыпь. Трава на насыпи выросла высокая, густая. В одном месте Мередит заметила даже несколько пшеничных колосьев — наверное, семена занесло ветром с ближайшего поля. А может, их обронили птицы. Среди пшеницы она снова увидела тот непривлекательный темно-зеленый сорняк с мелкими желтыми цветочками, что в изобилии рос во дворе у Берри. Мередит вдруг остановилась и выдернула одно растение. Выдрать с корнем не удалось — длинное корневище надломилось. Мередит обернулась через плечо — ею все время владело странное чувство, будто за ней наблюдают. Потом она положила сорняк в узел с фигурками из теста и понесла домой.

Дома она по-прежнему никого не застала. Машины Алана не было. Машины Уинн тоже. Мередит вошла через парадную дверь и отнесла свою добычу на кухню. О недавнем происшествии смутно напоминала лишь заколоченная дверь черного хода. Она включила электрочайник и под его дружелюбный свист направилась в гостиную. Там в старинном книжном шкафу была собрана изрядная библиотека. Мередит давно заметила множество книг по ботанике и природоведению. Она нашла атлас растений с картинками и отнесла его на кухню.

Чайник закипел и выключился. Мередит заварила себе чаю и, присев за стол, принялась листать атлас. Сорняк она положила рядом и время от времени посматривала на него. Ближе к концу толстого тома ее усердие было вознаграждено.

— Вот оно! — пробормотала Мередит.

Тук-тук-тук!

Мередит вздрогнула. Кто-то стучал в парадную дверь. Она не слышала, чтобы машина Уинн вернулась, а у Алана есть свой ключ. Мередит встала, тихо вышла в гостиную, подошла к окну и выглянула на улицу. Вдруг вернулись журналисты? Или… В этой деревне возможно все, что угодно!

Мередит приказала себе: возьми себя в руки! Вряд ли взломщик станет стучать. Взломщики и грабители орудуют по ночам. Тем не менее дверь она открыла с осторожностью.

На крыльце стояла инспектор Крейн.

— Извините, он еще не вернулся. Уехал навестить сэра Бэзила.

Мередит заварила чай и налила чашку гостье, которая сидела за столом напротив.

Как и Алан, Мередит заметила, что инспектор Крейн предпочла переодеться поудобнее, сообразно обстановке. Сейчас вместо строгого городского костюма на инспекторе был ажурный пуловер и клетчатая шерстяная юбка. И волосы, как у Сейди, были схвачены плотной лентой. Сходство и удивило, и позабавило Мередит. Визит инспектора явно расстроил Сейди, и все же она постаралась сделать прическу помоднее и оделась соответственно случаю.

— Спасибо! — Крейн взяла чашку и принялась греть о нее пальцы. — Я заехала, чтобы сказать ему… то есть вам обоим… что мы нашли орудие убийства. Точнее, это одна из причин, почему я здесь.

Услышав в голосе инспектора ликующие нотки, Мередит поспешила поздравить ее с находкой.

— Я подумала, что вам интересно будет узнать. Орудие спрятали в огороде рядом с загоном. Лабораторные анализы показали, что пятна крови на лезвии идентичны крови убитого. Лезвие пытались обтереть, но от крови избавиться не так легко, как кажется!

Крейн позволила себе улыбнуться.

— Отпечатки пальцев есть? — с надеждой спросила Мередит.

Инспектор посуровела, покачала головой и с явной неохотой ответила:

— Нет, не повезло. Нож самодельный; рукоятка обмотана шнуром. Снять отпечатки не удалось. И все же мы сделали безусловный шаг вперед. Предмет очень заметный; возможно, кто-то сумеет его опознать.

— Очень может быть!

Наверное, так и есть, но, если кто-нибудь и опознает орудие убийства, это еще не значит, что узнавший поделится своими соображениями с полицией.

Крейн смерила Мередит немного смущенным взглядом:

— Я, кстати, не только к суперинтенденту… То есть… хотела узнать, как вы себя чувствуете. Ведь, в конце концов, покойного нашли вы!

— Большую его часть.

Мередит знала, как помогает иногда черный юмор.

— Вот именно. Когда мы с вами впервые встретились, вы находились под воздействием шока…

— Спасибо, но помощь психолога мне не требуется.

Крейн покраснела:

— Да, я понимаю, вы привыкли помогать себе сами и не ждете помощи от других. И все-таки поймите меня правильно… всем нам время от времени требуется чья-то помощь. В общем, я больше ни о каком психологе не заикнусь. Если вы передумаете, суперинтендент Маркби сам подыщет вам того, кого нужно.

Мередит вздохнула:

— Послушайте… я хочу извиниться перед вами за грубость. В ваш прошлый приезд я была расстроена, но это не оправдание.

— Для меня это очень хорошее оправдание! — Аманда Крейн сразу расслабилась и улыбнулась. — Поверьте, я на вас нисколько не обиделась. Мне каждый день приходится общаться с самыми разными людьми… в том числе со свидетелями преступлений. По-моему, вы справились сравнительно неплохо.

Мередит решила принять слова инспектора за комплимент, хотя в голове мелькнула недобрая мысль: а чего еще от нее ожидали? Чтобы она сидела на полу и выла в голос?

— Разумеется, я видела, что обо всем написали в газетах, — сказала она.

— Кто же их не читал? — мрачно отозвалась Аманда Крейн.

— Объясните, в чем тут дело. Что это — просто домыслы бульварной прессы или вы на самом деле считаете, что в Парслоу-Сент-Джон произошло ритуальное убийство?

Инспектор поставила чашку на стол.

— Учитывая обстоятельства случившегося, мы обязаны отработать все версии, в том числе и версию ритуального убийства. Вы с суперинтендентом стали свидетелями некоего сборища… ковена или шабаша… у Стоячих Камней, а на следующий день нашли изуродованный труп Берри. Ничто не указывает на то, что Берри имел непосредственное отношение к… так сказать, эзотерическому действу. Неграмотный пьяница, бабник… Такого ненадежного адепта не допустит в свои ряды ни одно оккультное общество! Кстати, и у менгиров его не было; следов крови мы там не нашли.

Мередит замялась:

— Неподалеку от луга, где стоят менгиры, есть ферма, называется «Нижний край». По-моему, ее владельцу что-то известно. Мы с Уинн заехали к нему, хотели расспросить, но фермер нас буквально прогнал. Нам показалось, будто он чего-то боится.

— Я уже побывала на ферме. Она расположена совсем рядом с лугом. Если на лугу регулярно совершаются какие-то обряды, обитатели фермы должны по крайней мере знать о них, даже если сами ни в чем не принимают участия. Фермер, его фамилия Клеггс, наконец признался, что позволил «гостям, которые приезжают поздно ночью», так он их описал, оставлять машины у него на дворе — чтобы никто их не тронул. Он уверяет, что понятия не имеет, чем занимаются его гости на лугу. Берет с каждого по пятерке за ночь. На круг выходит шестьдесят фунтов, причем без налогов! Как их зовут, он, разумеется, знать не знает, а номерные знаки не записывает.

— Я… то есть мы с миссис Картер… так и подумали, что именно там они оставляют свои машины.

— Мы как следует обыскали окрестности фермы, — продолжала Крейн, — и не нашли доказательств того, что там побывал Берри или что там творилось что-то предосудительное. Очень бы хотелось разыскать последнюю пассию мистера Берри! Надеюсь, она многое способна разъяснить. По крайней мере, тогда версию ритуального убийства и колдовских обрядов можно будет отбросить. Кстати, я заходила к владелице магазинчика «Все, что душе угодно». Побеседовала с его хозяйкой, миссис Уоррен. Признаться, встретила она меня не слишком любезно!

Крейн поморщилась.

— Испробовала на мне все свои фокусы. Сначала изобразила оскорбленную невинность, потом обдала холодом, потом принялась с таинственным видом намекать, что есть вопросы, которые лучше не задавать и на которые лучше не отвечать! Только это строго между нами, вообще-то я не имею права ничего вам рассказывать, — поспешно добавила Аманда. — В конце концов она не стала отрицать, что она ведьма, — во всяком случае, она называет себя ведьмой. Интересно знать, что чувствуют настоящие ведьмы — то есть те, кто себя таковыми считают! — Инспектор криво улыбнулась. — Потом миссис Уоррен долго рассказывала мне о своих верованиях… Она весьма энергично отрицает, что занимается незаконной деятельностью. Уверяет, что ее религия не допускает никаких ритуальных убийств. Кроме того, миссис Уоррен заявила, что не знает о других последователях ее религии, живущих по соседству. Пока мне не удалось поймать ее на противоречиях. Откровенно признаюсь: по-моему, ее вера и обряды никакого отношения к убийству Берри не имеют. Раз он был бабником, каким бы невероятным это ни казалось нам с вами, я ставлю на ревнивого мужа!

— Сегодня я тоже навестила миссис Уоррен, — призналась Мередит.

Инспектор выпрямилась; чашка звякнула о блюдце.

— Надеюсь, вы никак не воспрепятствовали расследованию? Не забывайте, речь идет об убийстве, тяжком преступлении. Вынуждена со всей серьезностью просить вас держаться подальше от всех, кто может располагать ценными сведениями.

— Я вовсе не расспрашивала Сейди об Эрни Берри, — сказала Мередит. — Я хотела кое-что ей показать… вы лучше тоже взгляните.

— Итак, — объявила Аманда Крейн чуть позже, осмотрев фигурки из теста. — Похоже, все-таки придется поручить Кевина Берри заботе социальных служб. Судя по всему, парень слегка съехал с катушек. Наверное, так и не оправился после потрясения. Его отец погиб жуткой смертью. Кевину страшно, потому что он остался один на свете… Бывает, люди, пережившие потерю близких, ведут себя неадекватно, но с такими странными последствиями я, пожалуй, еще не сталкивалась. — Аманда ткнула сломанную фигурку наманикюренным ногтем. — Жалко, что голова отломилась именно у вашей — если он пытался изобразить именно вас.

— Да, меня. Кстати, почти всех остальных тоже нетрудно узнать. Никак не могу понять, зачем ему это надо? Что он имеет против всех нас?

Аманда Крейн провела ладонью по своей и без того безупречной прическе.

— Я разделяю ваше недоумение. Мне хотелось бы выяснить, что Кевин Бери или кто-то другой из местных жителей имеет лично против вас. Похоже, вы с суперинтендентом взбаламутили стоячее болото. Пока я склонна полагать следующее: тот, кто вломился к вам ночью в субботу и устроил погром на кухне и в гостиной, чуть раньше облил растворителем машину ветеринара и прочее. Армитидж и остальные — местные жители. Вы и суперинтендент — приезжие. Так почему же его гнев обрушился на вас? Неужели вы успели за такой недолгий срок нажить себе врага?

— По-моему, — медленно сказала Мередит, — нас приговорили заодно. Мы ничего никому не сделали. Просто вандал ассоциирует нас с теми, кого он ненавидит. Он считает нас одними из них. Их он ненавидит, а мы похожи на них. Поэтому он заодно воспылал ненавистью и к нам. Кто не с ним, тот против него. Люди ограниченные довольно часто прибегают к такому доводу. Особенно если переживают смешанные чувства.

Наступило молчание.

— Вы так говорите, — заметила Крейн, — как будто знаете, кто этот вандал!

— По-моему, вы тоже знаете. По крайней мере, догадываетесь, как и я. Да, мы сейчас говорим о нем.

Поскольку Крейн молчала, Мередит продолжала:

— Предыдущие акты вандализма и куклы из теста связаны между собой. Когда я увидела Кевина во дворе «Королевской головы» — кстати, он тогда впервые заявил, что Эрни пропал, — парень не вынимал рук из карманов. Позже, когда мы с Уинн заглянули к нему домой, он держал руки за спиной. Но когда он ел, я заметила, что у него на пальцах волдыри, словно от ожога. Он сказал, что обжегся, когда чистил плиту. Но возможно, он нечаянно пролил на пальцы едкую жидкость — например, растворитель для краски…

— Машина ветеринара?

— Совершенно верно. Ее облили растворителем, украденным у подрядчика Кромби. Сторожевые псы, которых Кромби на ночь спускает с цепи, на грабителя не залаяли. Макс сразу догадался: к нему в кладовку влез не посторонний человек. Он решил, что краску украл тот, кого он недавно отругал… Отец и сын Берри время от времени выполняли разную работу для Кромби. Псы наверняка знают Кевина!

— Возможно.

Глаза инспектора Крейн сделались непроницаемыми; Мередит снова вспомнила Сейди Уоррен.

— И еще одно, — продолжала Мередит. — Увидев Уинн на пороге своего дома — в тот день, когда мы с ней совершали благотворительный визит, — он страшно перепугался. А ведь он хорошо знает ее! Более того, в прошлую встречу, когда мы наткнулись на него в «Грачах», он даже в разговоре обращался почти исключительно к Уинн. Тогда он ее не боялся. Считал ее своего рода представительницей власти. Увидев же ее у себя дома, он не только испугался, но и завопил: «Я этого не делал!» Тогда я подумала: он испугался, потому что полиция спрашивала его об Эрни. Парень боялся, что его обвинят в убийстве отца. А теперь я думаю, он имел в виду, что не выдирал ее цветы и не портил клумбу. Он решил, что она все узнала и пришла обвинить его.

Крейн побарабанила пальцами по столешнице.

— Может быть. Но если он решил, что раскрыт, зачем вскоре явился сюда и устроил погром в вашем доме?

— Потому что Уинн ни в чем его не обвинила, и он понял, что она ни о чем не догадывается. Для Кевина это означало только одно: он вышел сухим из воды. В самом деле, я сама должна была обо всем догадаться, как только увидела на стене в гостиной слово «СМЕР»! Дело не в том, что незваный гость ошибся впопыхах и в темноте. Он просто не знает, как пишется это слово. Эрни был совершенно неграмотным. Кевин умеет читать и писать, но весьма посредственно.

Крейн медленно сказала:

— Согласна. Все сходится. Но это еще не доказательство. Мне нужны улики! Человечков из теста недостаточно. Для суда требуется доказать его причастность к актам вандализма.

Мередит поняла, что настало время для завершающего удара.

— Взгляните-ка сюда! Видите? — Она придвинула к гостье раскрытый атлас, заложенный на нужной странице побуревшим сорняком. — Оксфордский крестовник, растение, которым отравился пони Оливии Смитон! Ни у кого из соседей Оливии его не нашли, что и вызвало недоумение у Рори Армитиджа. Зато и во дворе у дома Берри, и на тропинке, ведущей к их дому, крестовника полным-полно!

Глава 20

…То, что случилось давно, и то, на что давно не падал взгляд, скоро забывается…

«Путешествие Джона Мандевиля»

— Итак, — сказал Маркби, — мы с сэром Бэзилом завтра едем в Кезик, в гости к Лоренсу Смитону. Извини, что не беру тебя с собой, но так решил Бэзил. Путь предстоит долгий, да потом еще ехать обратно. Не знаю, сколько времени мы проведем у Смитонов. Если будет поздно, переночуем в каком-нибудь пансионе с завтраком по соседству, а вернемся на следующий день, наутро.

Они разговаривали в седьмом часу вечера. Аманда Крейн уехала до возвращения Маркби и забрала с собой фигурки из теста. Мередит посмотрела в окно. На предвечернем небе появились дождевые облака.

— Стоит ли ехать в такую погоду? — спросила она.

— Все уже решено, я не могу ничего менять. Кстати, Мойра пригласила тебя к себе на обед. Мы подумали, раз у нас с тобой только одна машина на двоих, а ты наверняка не захочешь до моего возвращения безвылазно сидеть в Парслоу-Сент-Джон, ты завтра утром и отвезешь меня к Бэзилу. Мы поедем дальше в машине Бэзила, а ты можешь провести в гостях у Мойры столько времени, сколько захочешь, а потом не спеша вернешься домой.

— Что ж, пожалуй. Какая Мойра добрая!

Алан без особой радости обозрел пустые после недавнего набега полки холодильника.

— Может, поужинаем сегодня в «Королевской голове»?

Мередит замялась:

— Сначала мне надо наведаться к Берри, посмотреть, вернулся ли Кевин. Я скажу ему, что его фигурки я отдала Аманде.

— Если ты права и к нам тогда действительно вломился Кевин, я бы тоже охотно сказал ему пару ласковых…

— Алан, только не пугай его, пожалуйста! Он и так сильно напуган.

— Погоди, дай досказать. Лучше всего предоставить его Крейн. А если ты боишься его напугать, то подумай вот о чем. Узнав, что его фигурки у Крейн, парень испугается еще больше, замкнется, и Крейн не сумеет его как следует допросить. Его куклы для Крейн как козырная карта, припрятанная в рукаве. В общем, по-моему, чем меньше сейчас говорить этому бедняге, тем лучше.

— Ну вот, теперь мне кажется, что я во всем виновата, — недовольно проговорила Мередит.

— В чем именно? — Алан вынул из холодильника кусок сыра в целлофане и внимательно осмотрел его со всех сторон, очевидно прикидывая, что можно из него приготовить. — В том, что отдала человечков Крейн? Что сказала ей о крестовнике? По-другому ты поступить и не могла. Иначе ты скрыла бы важную информацию. Если бы ты ей не сказала, это сделал бы я.

— Жаль, что ты этого не сделал! Тогда мне сейчас не было бы так плохо. — Мередит порывисто вздохнула. — Аманда очень рада, что нашлось орудие убийства. Когда она рассказывала мне об этом, то прямо вся сияла. Она, наверное, специально приехала поделиться с тобой своими успехами. А тебя не оказалось… жаль!

— Ты же мне рассказала.

— Нет, она хотела рассказать тебе сама! По-моему, ей важно было получить твое одобрение.

Алан положил сыр обратно в холодильник.

— Мое одобрение ей ни к чему. Если ей и нужна чья-то похвала, то ее непосредственного начальника.

Мередит заметила, что Алан начал раздражаться, и поспешила сменить тему:

— И все-таки мне нужно сходить к Берри. Кевин куда-то убежал сломя голову, а соображает он сейчас не очень хорошо.

— Похоже, у него всегда с этим проблемы, — буркнул Маркби.

Мередит назвала его недобрым и сказала: как только Уинн вернется, она попросит ее вместе с ней сходить к Берри.

Маркби захлопнул холодильник и со вздохом выпрямился.

— У нас нечего есть, точнее, нет ничего существенного, разве что ты мечтаешь поужинать консервированной фасолью. Ладно, раз уж ты так настаиваешь, давай по пути в паб заскочим к Кевину Берри. Только ничего не говори ему о Крейн, ладно? А потом — вперед, в «Королевскую голову». Поллард скоро наживет на нас целое состояние, ведь он в своей деревне монополист.

Не получив ответа, Маркби обернулся. Мередит стояла на пороге, скрестив руки на груди и расставив длинные ноги в джинсах. Рукава свитера она закатала до локтей. В светло-карих глазах застыло воинственное выражение. Алан хорошо знал этот взгляд.

— Может, ты сегодня просто немного не в себе? — спросила она.

— Нет! — возмутился Маркби.

— Я никуда с тобой не пойду, если будешь сидеть как медведь, насупившись. Может, тебе не дает покоя завтрашняя поездка в Камбрию и встреча со старым Лоренсом? На твоем месте я бы умирала от желания познакомиться со стариком!

— Ты не на моем месте, — возразил Маркби. — Извини, если был резок с тобой. Я вовсе не собирался вымещать на тебе досаду. Слушай, Мередит, помнишь поговорку: не будите спящую собаку? У меня сильное подозрение, что именно это и сделала Уинн, когда стала переписывать старый некролог. Ей всего-то и надо было добавить в конце один абзац из материалов, которые хранились в редакции. Даже одного предложения хватило бы! Например, такого: «Последние годы Оливия Смитон прожила в уединении». Кому какое дело — после стольких-то лет? Кто просил Уинн баламутить воду? Она перевернула массу лежачих камней и нарушила мирную счастливую жизнь многих созданий, которые до тех пор обитали под камнями. Втянула меня, втянула сэра Бэзила… И ради чего? В конце концов она потревожила и одного крупного зверя по имени Лоренс Смитон. Нет, я вовсе не горю желанием с ним познакомиться. Наоборот, меня терзают очень дурные предчувствия. — Алан задумчиво добавил: — И это называется отпуск…

Пышная копна темно-каштановых волос задрожала от сдерживаемых чувств.

— Разве тебе не хочется узнать, как она умерла?

— Я знаю, как умерла Оливия Смитон.

— Значит, ты согласен с выводами коронера? После всего, что произошло в этой деревне?

Маркби подошел к Мередит и положил руки ей на плечи.

— Я сказал, что знаю, как умерла Оливия Смитон. По-моему, в некоторых случаях лучше оставить в покое и покойников (извини за каламбур), и живых людей. Если же начать расспрашивать и извлекать на свет старые воспоминания, которые лучше бы вообще не трогать, можно ненароком растревожить тех, кто еще жив. А мертвым уже все равно… Мы многое забываем не только потому, что стареем, а потому, что не хотим помнить. Спроси любого врача. Спроси любого, кому приходилось иметь дело с последствиями посттравматического шока. После завтрашнего дня вряд ли кому-то удастся покоиться с миром. И давай не будем спорить, ладно? — Он быстро поцеловал ее в губы. — Кстати, откуда у тебя этот странный свитер?

Мередит опустила руки вдоль тела и оглядела свой свитер — темно-синий, с тремя вышитыми на груди поросятами.

— Купила на распродаже.

— Ты когда-нибудь задумывалась, почему его не купил никто другой?

— Теперь я точно никуда не пойду с тобой ужинать!

— Нет, пойдешь. Выходим сейчас же! Нам пора — ведь еще надо заскочить к Берри. А потом у нас целый вечер, во время которого мы не будем говорить ни о Берри, ни о Смитонах, ни о чем другом, что хоть отдаленно связано с убийством.

— Даже о моем несчастном, опороченном тобой свитере?

Алан ответил галантным комплиментом:

— Ты замечательно выглядела бы даже в мешке из-под картошки!

Мередит поморщилась и с преувеличенным выговором кокни, как артисты в плохом театре, ответила:

— Боже мой, сэр, ну вы скажете!

Как в прошлый раз, в доме Берри двери и окна были плотно закрыты и никаких признаков жизни не наблюдалось. Алан и Мередит обошли его кругом; Маркби ворчал что-то насчет состояния двора и делал нелестные замечания и о покойном Эрни Берри, и о Кевине.

— Взгляни, сколько хлама! Здесь ведь не только старые машины, но и старые катки для белья, сельхозтехника, две детские кроватки… кстати, моя сестрица сообщила, что сейчас такие снова входят в моду. Тележка из супермаркета… И вот что еще я нашел! — Он раздвинул заросли бурьяна и поднял с земли корабельный штурвал. — Интересно, когда старый Эрни успел побывать на море? Наверное, потом на каком-нибудь корабле и недосчитались штурвала. — Маркби внимательно осмотрел свою находку. — Настоящая свалка! И знаешь, мне кажется, что Эрни просто собирал хлам, а не торговал им.

— Я как раз собиралась предложить Кевину продать кое-что.

Маркби сдвинул брови:

— Ты мыслишь в верном направлении. Нужно посоветовать Кевину надежного торговца, хотя бы только для того, чтобы расчистить двор! Но по-моему, на металлоломе можно выручить неплохие деньги. Я посоветуюсь с Уинн. Йо-хо-хо и бутылка рома!

Он бросил штурвал обратно, в траву.

— Ты еще в доме не был, — порадовала друга Мередит. — Завален всяким барахлом до потолка, и все в грязи и пыли. Эрни, должно быть, все, что где-нибудь подбирал, тащил домой, как какая-нибудь спятившая сорока. Больше похоже на звериную берлогу, чем на человеческое жилище, хотя его можно сделать очень уютным. Наверное, когда-то Эрни намеревался сделать капитальный ремонт, потому что снес все внутренние перегородки. У него там есть кое-какая старая, но хорошая мебель, правда, все заросло грязью. Не удивляюсь, почему ни одна подружка не оставалась у него надолго. И все-таки с домом Берри надо что-то сделать.

— Да, и потратить целое состояние на ремонт и уборку!

Обойдя дом кругом, Маркби нахмурился и посмотрел на небо, которое все плотнее застилали дождевые тучи.

— Кевин вернется к ночи.

— А если не вернется? Он очень испугался. Надо было рассказать о нем Аманде Крейн.

— И что она сможет сделать среди ночи? Завтра ты или Уинн наведаетесь сюда утром. Если Кевина по-прежнему не окажется дома, тогда да, придется поставить в известность Крейн. Но сейчас слишком рано делать скоропалительные выводы. Начинается дождь; уже по одному этому парню захочется вернуться под крышу. Наверное, он ждет, когда стемнеет. Тогда к нему вряд ли явится незваный гость вроде тебя!

Мередит в досаде топнула ногой:

— Я чувствую себя в ответе за него! — Она вздохнула и отбросила челку со лба. — Я полезла не в свое дело, так? Не надо было… как ты сказал… будить спящую собаку.

— Пошли. — Он ласково взял ее под руку. — Ты пыталась помочь парню. Он хорошо знает здешние места; наверняка у него в лесу есть с полдюжины укрытий, где можно залечь, если плохая погода застигла его вдали от дома. Он местный. Ничего с ним не случится!

Они пошли прочь. Во дворе обоим на глаза попалась двуколка. Вдруг в памяти у Мередит что-то щелкнуло.

— Уинн говорит, что двуколка раньше принадлежала Оливии. По-моему, очень грустно, что она валяется здесь в таком плачевном состоянии. Ну и кошмарным же типом был покойный Эрни!

— Ты здесь сорвала сорняк? — Алан дернул за стебель. — Точно, крестовник! Но зачем все-таки паршивец отравил пони? Если, конечно, это сделал он — как и все остальное. Скорее всего, все-таки он…

— Я сорвала крестовник там, на тропинке. Но его и здесь предостаточно! — Мередит помолчала. — Кевин поступил очень, очень мерзко, — подчеркнуто сказала она. — Алан, он душевнобольной… Иначе и быть не может. Давай попробуем его разыскать!

— Душевнобольной? Возможно, но не обязательно. По-моему, у него просто надломленная психика, масса комплексов, склонность к немотивированным вспышкам злобы… В общем, не слишком приятный тип. — Разглядывая крестовник в руке, Маркби не добавил, что, судя по его опыту, Кевин — ходячая бомба с часовым механизмом. Такие, как он, начинают с мелкого хулиганства или вандализма. Постепенно преступления делаются все серьезнее. Вот и Кевин убил пони. Что дальше? Еще более серьезные преступления — поджоги и так далее. Примерная схема отлично известна всем, кому приходилось иметь дело с преступниками. — Пойдем поедим! — Маркби швырнул крестовник во мрак.

Когда они добрались до «Королевской головы», оказалось, что их планам не суждено осуществиться. Паб был уже заполнен вечерними посетителями. Не успели они открыть дверь, как услышали гул голосов. Однако, стоило Мередит и Алану войти, в зале воцарилась тишина.

Посетители смотрели на них и поспешно отворачивались. Никто не здоровался, не заговаривал с ними. Оба почувствовали направленную на них враждебность.

— Ой-ой-ой, — прошептала Мередит.

Сердце у нее упало. Из-за стойки вышел Мервин Поллард и направился к ним. Лицо у владельца паба было пристыженное и вместе с тем решительное.

— Добрый вечер, сэр! — Он наклонил голову, приветствуя Мередит: — Добрый вечер, мэм. Сэр, можно переговорить с вами и вашей дамой наедине — так сказать, с глазу на глаз?

Они снова очутились на главной улице, понимая, что, как только за ними закрылась дверь, в пабе возобновились разговоры, причем стали вдвое оживленнее, чем раньше.

— Ну, Поллард, в чем дело? — сухо осведомился Маркби.

Мервин смущенно переминался с ноги на ногу. Обращался он к одному Алану, а Мередит как будто и вовсе не существовало.

— Сэр, я знаю, вы полицейский, к тому же, говорят, в высоких чинах. Поэтому, надеюсь, вы поймете меня правильно и не обидитесь. Вот вам истинная правда: не лежит у меня душа просить кого-то искать себе другое место для еды и питья. Я человек гостеприимный, мне такое противно. И потом, дела идут не так замечательно, чтобы отказывать хорошим клиентам. Вы всегда были хорошими клиентами, пока ходили ко мне, я это ценю. С другой стороны, вы, наверное, привыкли к заведениям получше, чем «Королевская голова»… Там вам будет удобнее.

На лбу Мервина выступил обильный пот; он помолчал, отдышался и стал ждать, что ему ответят.

— Вы нас выгоняете? — воскликнула Мередит.

Мервин молча закатил глаза, но продолжал обращаться исключительно к Маркби.

— Сэр, я очутился в трудном положении; надеюсь, вы мне поможете. В общем, все наши просто кипят. Не скажу, что старина Эрни был всеобщим любимцем, но он был нашим, местным, и все его здесь знали. В разное время он тут почти на всех работал. Поэтому все и приняли так близко к сердцу то, что с ним приключилось такое несчастье; все равно как если бы он был чьим-нибудь родичем… Мы-то с ним и вправду родственники. Он, кажется, приходился троюродным братом моей покойной матушке. У всех нас есть родичи, которыми мы не очень гордимся, верно? И все же, когда дела плохи, мы вспоминаем, что они родня.

— Мы были в вашем пабе позавчера, — заметил Маркби, — когда во время обеда заходила инспектор Крейн. Тогда ни один человек ничего против нас не имел. Насколько я понял, приезжие журналисты задали вам жару, но ведь их уже нет.

— Ну да, они уехали и пропечатали про нас всякие мерзости, — ответил Мервин.

Все замолчали. Маркби и Мередит во все глаза смотрели на разволновавшегося владельца паба.

— Вы ведь сами читали! Как и мы все. Про нашу деревню узнала вся страна. А писаки не все высосали из пальца. Кто-то наверняка подбросил им мыслишку, что, мол, старину Эрни прикончили после какого-то колдовского обряда. Никто из наших в это не верит, и нам неприятно, что такое написали черным по белому, чтобы вся страна читала, как будто все уже доказано! Многих допрашивали в полиции. Может, для вас такие допросы — дело привычное, а для наших, местных это позор, и мы хотим, чтобы все поскорее закончилось. Вы, сэр, очень меня обяжете, если передадите наше мнение своим знакомым — полицейским. Понимаю, для газетчиков такие дела — настоящий лакомый кусочек, но нам-то потом с этим жить! Извините, вы ведь тоже полицейский и все такое. Но вы и меня поймите. Я между двух огней. Мне очень не хочется, чтобы вас и вашу даму оскорбляли под моей крышей. Некоторые из моих завсегдатаев — люди прямые. Что думают, то и говорят! — Владелец паба испуганно огляделся по сторонам и понизил голос: — Надеюсь, мне теперь из-за вас не откажут в продлении лицензии? Но я имею право решать, кто приходит ко мне в паб, и потом… вы здесь люди временные, скоро уедете домой. А те, другие, — мои постоянные клиенты. На них я зарабатываю себе на жизнь. Коли мы с ними рассоримся, они перекочуют в Лонг-Уикем. Ничего не хочу сказать, в тамошнем «Пшеничном снопе» пиво подают хорошее, как и у меня, но у жителей Парслоу свои правила.

— Поллард, ни слова больше! — Маркби поднял руку. — Мы поедем куда-нибудь в другое место. Хотя должен сказать, что ни я, ни мисс Митчелл с представителями прессы не общались. Вам ясно?

— Ага! — Мервин вздохнул с явным облегчением, но почти сразу же снова насторожился. — Я-то ни в чем вас не обвиняю, но вот они, те, кто у меня сидят… Надеюсь, вы не затаите на меня зла. Мне нужна лицензия!

— Ну надо же — я попал в черный список в деревенском пабе! — воскликнул Маркби, когда Поллард ушел. — Надеюсь, в полиции графства ничего не узнают, иначе мне проходу не дадут!

— Наверное, это я во всем виновата, — вздохнула Мередит. — Я рассказала Крейн о Сейди, а потом еще сама ходила к ней. Но нечестно валить на нас все грехи, в том числе и газетные статьи!

— Крейн должна была обо всем узнать. Кстати, мне самому изрядно наскучили и здешнее общество, и меню Полларда. В радиусе десяти миль предостаточно славных пивных. Пошли за машиной!

Они нашли маленький и уютный придорожный ресторанчик в пяти милях от Парслоу-Сент-Джон. Судя по дорожному указателю, ресторанчик находился по дороге к деревне Лонг-Уикем.

— Меня так и тянет заехать в тамошний «Пшеничный сноп», — признался Маркби. — Назло Полларду!

— Джанин Катто из Лонг-Уикема, — вспомнила Мередит.

— Тогда нас, возможно, и туда не пустят. Почему она переехала в Парслоу-Сент-Джон?

— Здесь условия жизни лучше.

Маркби поморщился.

— Так и есть. — Мередит вдруг превратилась в рьяную защитницу Парслоу-Сент-Джон. — Здесь есть школа для Брюса и Рикки. Знаешь, на какой-то ужасный миг я вдруг вспомнила слова Пола и подумала: а вдруг они — дети Эрни? Но похоже что нет. Джанин говорила, что их отец, ее бывший дружок, недавно заходил к ней. Кажется, пытался стащить видеомагнитофон. Она его выставила.

— Джанин — крепкая штучка, — заметил Маркби. — Женщина — глава рода.

— Он поставил ей синяк под глазом.

— А его-то самого кто-нибудь видел? Наверное, у него тоже синяков хватает.

— Алан, это не смешно, — обиделась Мередит.

Правда, сейчас ей не хотелось с ним ссориться. Ресторанный зал оказался тесным, но уютным. Столики были накрыты крахмальными белыми скатертями, а старинные каменные стены, слава богу, не портили всякие поддельные артефакты для привлечения туристов. Никакой якобы старинной кухонной утвари или предполагаемых реликвий старого сельского образа жизни.

Еда тоже оказалась вкусной.

— Мервин оказал нам услугу! — сказал Алан.

После еды они не спеша пили кофе и улыбались друг другу, как люди, у которых покойно и хорошо на душе.

Обещанный дождь начался ночью; к завтраку капли безостановочно барабанили по окнам. Они проехали мимо дверей Уинн и увидели сидящего на подоконнике Нимрода — пленника бури. Когда кот увидел соседей, мокнущих под дождем в то время, как он дома нежится в тепле и сухости, на его обычно беспутной морде появилось выражение явного превосходства. К окну подошла Уинн и помахала им рукой.

Сэр Бэзил уже ждал их; он оделся по погоде в твидовый костюм старинного покроя, а в руке держал еще более древний дождевик и мягкую фетровую шляпу. Мойра укладывала в корзину для пикника коробки с бутербродами и термосы.

— На шоссе нет никаких ресторанов, кроме закусочных быстрого питания. Бэзил их терпеть не может. Там очень тесные столики, приходится задирать колени чуть не к подбородку. Да и еда тамошняя ему не нравится. Гамбургеры и прочее не в его вкусе; к тому же он не любит, когда вокруг слишком много народу.

— Семьи с невоспитанными детьми, которые шумно втягивают в себя спагетти, — поморщился ее муж. — Мрачноватые деловые люди, которые едят за минуту и наживают себе язву… — Сэр Бэзил помолчал и выдвинул самое тяжкое обвинение: — Безалкогольное пиво!

Они с Маркби уехали в облаке дождевой пыли.

— Ну и денек — хуже не придумаешь, правда? — сказала Мойра. — А ведь такая была славная погода! Заходите, выпьем кофе, и вы расскажете, как продвигается ваше исследование мира ведьм.

Чуть позже, после того, как они выпили кофе и Мередит ввела Мойру в курс дела, они молча сидели у камина. В углу уютно тикали высокие напольные часы да дождь стучал в стекла; никакие другие шумы им не докучали.

Мередит сочла себя обязанной выразить символическое сочувствие тем, кто сейчас в пути.

Мойра, очевидно думавшая о другом, негромко ответила:

— По-моему, они доберутся благополучно. — Она наклонилась вперед, взяла из плетеной корзинки у очага полено и подбросила его в огонь. Полено вспыхнуло, испустив сноп искр. — По-моему, — сказала она, выпрямляясь в кресле, — ваша миссис Уоррен безобидна.

— Все зависит от того, — возразила Мередит, — считать ли безобидным то влияние, которое она оказывает на Кевина.

— Но ведь она не оказывает на него влияния напрямую, правда? По крайней мере, мы ни о чем подобном не знаем. Возможно, мысль сделать куклы внушила ему вовсе не Сейди. У него дома есть телевизор?

— У Кевина? Да, есть…

— Ну вот, пожалуйста! Наверняка он смотрел фильм ужасов, где кто-то втыкал в кукол иголки. По ночам иногда чего только не показывают!

— Я даже не знаю, — призналась Мередит, — занимается ли Сейди чем-то подобным. Она отнеслась к происшествию очень серьезно. По-моему, она сочла историю с куклами пустяковой, но неприятной. Точнее, она назвала его куклы «оскорблением».

— А я расспросила свою знакомую, которая интересуется краеведением, — продолжала Мойра. — И вот что она мне дала. — Она достала с ближнего к ней стеллажа потрепанный том. — Старинный путеводитель. Такие любили выпускать в Викторианскую эпоху. Мне всегда казалось, что у тогдашних людей была какая-то мания знать как можно больше. В путеводителе указано, сколько жителей жило в каждой деревушке, высота каждой церковной колокольни и переписаны все достойные упоминания надгробные надписи. Зато местная история отражена в таких путеводителях очень хорошо. К сожалению, мне так и не удалось выяснить судьбу третьего Стоячего Камня — того, который убрали с поля на церковный двор, а потом снова куда-то перенесли.

Мойра полистала книгу.

— Здесь есть ссылка на то событие; камень даже зарисовали — ага, вот он! Эскиз выполнен каким-то неутомимым путешественником в 1721 году, незадолго до того, как священник приказал убрать камень.

Мойра передала Мередит раскрытую книгу. Она увидела рисунок с подписью: «Древний камень, украшенный резьбой, в прошлом стоял рядом с церковью Св. Николая на Нижней пустоши». Камень, если верить наброску, был очень похож на два других, разве что в верхней части кто-то выбил глаза и рот. По мнению автора путеводителя, возможно, камень олицетворял богиню плодородия, и именно поэтому прихожане оказывали ему такие почести, пока он стоял на церковном дворе. Как чопорно написал автор, «селянки имели обыкновение прикасаться к камню и приносить ему цветы, веря, по простоте своей, что камень исцеляет бесплодие».

— Неудивительно, что священник приказал его выкинуть, — заметила Мойра.

— «Настоящее местонахождение этого древнего камня неизвестно, — вслух читала Мередит. — Многие полагают, что его разбили по приказу тогдашнего приходского священника, преподобного Дж. С. Мергитройда, но втайне, чтобы деревенские жители не взбунтовались». — Она положила книгу и улыбнулась: — Он лишил их местной богини! Представляю, как его потом невзлюбили прихожане!

— А по-моему, он проявил известную смелость, — заметила Мойра. — Рискнул навлечь на себя ненависть всех бездетных женщин в деревне! Более того, любое несчастье, постигшее местных жителей, наверняка связывали потом с ним. Впрочем, поскольку он был христианским священником, то, наверное, считал подобный поступок своим долгом.

Мередит откинулась на мягкую спинку кресла и стала наблюдать, как по стеклу стекают струйки воды.

— В такую погоду, — сказала она, — как-то проще понять, почему древние поверья дожили до наших дней. До того как продолжили современные дороги, здесь было очень уединенно, особенно зимой. Целый мир тайных маленьких долин и заброшенных деревушек, отрезанных от мира снегом или распутицей. В непогоду местные жители сидели по домам, грелись у огня и рассказывали сказки, пугая друг друга историями о привидениях, проклятиях и бог знает о чем еще!

В окно ударил сильный порыв ветра.

— Может, останетесь сегодня переночевать у меня? — предложила Мойра. — Неприятно думать, что вы будете одна в этом домике в Парслоу, особенно после того, что там теперь творится. К тому же тот ужасный юнец где-то рыскает…

Мередит до сих пор мучила совесть из-за Кевина. Она все сделала неправильно. Не нужно было отнимать у него фигурки из теста! Она только еще больше напугала мальчишку. Интересно, где он сейчас? Мередит очень надеялась, хотя не слишком-то верила, что Алан прав и в плохую погоду Кевин ночью вернулся домой.

— Ничего со мной не случится. И потом, если я не вернусь, Уинн останется совсем одна. А так мы с ней можем в случае чего поддержать друг друга.

— Вы все-таки подумайте за обедом. — Мойра встала. — Я поставила запеканку в духовку; по-моему, она уже готова.

Глава 21

Упрямые вопросы…

У. Вордсворт

Пока Мередит и Мойра Ньютон не спеша лакомились запеканкой, Алан Маркби и сэр Бэзил, корчась в машине на площадке для отдыха, жевали бутерброды и смотрели на дождь.

— Мы выбрали для поездки в гости не лучший день, — угрюмо заметил сэр Бэзил. Он снял верхний кусок хлеба со своего сандвича и посмотрел, что внутри. — Она забыла горчицу! Терпеть не могу ветчину без горчицы!

— В моем горчица есть, — неосторожно заметил Маркби.

Сэр Бэзил смерил его подозрительным взглядом:

— Значит, она приготовила сандвичи двух видов: с горчицей и без! Вы взяли мою коробку!

Маркби извинился, хотя он вовсе не был уверен в правоте своего спутника. Но другого сэр Бэзил, видимо, и не ждал.

Он милостиво принял извинения и отвинтил крышку термоса.

— У меня кофе. А у вас что, чай?

Маркби проверил вторую фляжку, в которой действительно оказался чай, и быстро передал ее сэру Бэзилу, не дожидаясь, пока его несправедливо обвинят в подмене, как с сандвичами.

— Много лет не видел старину Лоренса. — Получив фляжку, сэр Бэзил переключился на цель их поездки. — Мне кажется, если он что-нибудь и знал, то уже давным-давно все забыл!

— Он наверняка сумеет рассказать, удалось ли ему связаться с бывшей невесткой после той неудачной попытки, о которой нам известно. Писал ли он ей еще? Может, они общались через Беренса, ее поверенного? Зачем ему вдруг понадобилось встречаться с Оливией после стольких лет и после такой бурной ссоры?

— Кстати, насчет ссоры, — оживился сэр Бэзил. — Очень может статься, Лоренсу не захочется рассказывать нам о ней. Мне все время кажется, что мы суем нос не в свое дело. Откровенно говоря, наша поездка меня изрядно смущает.

Маркби поморщился:

— Извините… Я не предполагал, что мои изыскания так далеко нас заведут.

— Да что вы, приятель, я на вас не сержусь. Мне очень хочется вам помочь. К тому же не терпится повидать обоих Смитонов. Но что будет, если его рассказ расстроит наши планы, а? Хотим ли мы этого на самом деле?

— Возможно, мы этого и не хотим, — сказал Маркби, слушая, как дождь с новой силой забарабанил по крыше. — Но уже ничему не сумеем помешать.

Еще несколько минут они молча пили — один — чай, другой — кофе.

— И что же нам тогда делать? — спросил сэр Бэзил.

До места назначения они добрались в начале вечера. Дождь кончился, но над холмами поднялся густой туман, который скрыл от глаз путешественников высокие вершины и красивые виды; им оставалось лишь внимательно смотреть на дорогу. Время от времени из тумана возникали длиннохвостые черные овцы, похожие на грязных призраков. Потом они с ошеломляющей быстротой исчезали. Озеро Дервентуотер, серое, покрытое рябью, сливалось с окружающим его свинцовым туманом, и дальнего берега не было видно. Местность как будто отталкивала непрошеных гостей и защищала своих от любителей задавать неприятные вопросы и лезть не в свое дело. Сама природа способствовала тому, что Маркби стало еще больше не по себе. Он знал, что сэр Бэзил тоже тревожится, что отнюдь не успокаивало его.

В такую погоду нелегко было разыскивать Смитонов, которые жили на окраине городка. И все же им удалось найти длинный одноэтажный каменный дом, прижатый к крутому склону горы. Низкий туман клубился над коньком шиферной крыши. Они пешком подошли к крыльцу по узкой дорожке и постучали в дверь окоченевшими пальцами.

Внезапно вспыхнул желтый электрический свет, изнутри повеяло теплом, и мужской голос воскликнул:

— Боже правый, а мы уж подумали, что вы сдались и повернули назад! Входите, входите!

Маркби представлял себе Лоренса Смитона человеком крупным, властным и несдержанным. В действительности Смитон оказался не высоким, когда-то он, вероятно, был и крепким, и плотным, но с возрастом похудел и одряхлел. Его твидовый пиджак, такой же старый, как и у сэра Бэзила, выглядел так, словно только сегодня вернулся из химчистки — возможно, так оно и было. Стрелки на брюках безупречно отутюжены, туфли начищены до зеркального блеска. Жена его оказалась миниатюрной женщиной с выразительным лицом, из-под пышной серо-стальной челки на гостей глядели большие черные глаза.

Старики засуетились, встречая гостей, их провели в уютную гостиную и усадили перед жарко растопленным камином.

— Очень рад снова видеть тебя, Бэзил, — сказал Лоренс, убедившись, что гостям удобно и тепло. — И с вами, Маркби, рад познакомиться. Надеюсь, я смогу вам чем-то помочь.

Миссис Смитон удалилась на кухню, бормоча что-то об ужине. Вскоре оттуда понеслись заманчивые ароматы чеснока, пряных трав, лука-шалота, хорошего кофе и винного уксуса… ароматы французской кухни. Маркби, в чьем желудке камнем лежали сандвичи с ветчиной, пожалел, что перекусывал по пути, не рассчитывая на такой славный ужин.

Алан сбивчиво поблагодарил хозяина за то, что тот пригласил их к себе. Он сразу понял, что гостей Смитоны принимают нечасто и, с какой бы целью они сейчас ни явились, им рады, потому что в жизни стариков не так уж много развлечений. Маркби огляделся по сторонам. Мебель старая, но удобная. На стенах несколько красивых картин: местные пейзажи, возможно, кисти какого-нибудь здешнего художника. А может, Смитон и сам рисует? Встроенные стеллажи сплошь уставлены книгами. Над камином висят начищенные медные кастрюли. Повсюду милые сердцу вещи, накопленные за долгую жизнь. Оливия от всего избавлялась, ничего не хранила. Лоренс и его жена хранили многое.

— Давно нам надо было встретиться, — говорил сэр Бэзил. — Вы с Мирей тоже непременно должны выбраться к нам.

Лоренс Смитон беспокойно пошевелил руками. Под тонкой и пожелтевшей, как пергамент, кожей проступали толстые, перекрученные вены. Он носил массивный перстень с печаткой, перстень свободно болтался на пальце. Наверное, пытаясь успокоиться, он сложил ладони вместе и потер их друг о друга, как будто желая согреть. Сухая кожа тихо зашуршала.

— Я собирался наведаться в ваши края несколько лет назад. Именно тогда я попробовал снова связаться с Оливией. Наверное, вы уже кое-что знаете об этом.

Лоренс поднял брови и замолчал. Маркби обрадовался, потому что старик перестал потирать руки. Шуршание его немного смущало и раздражало.

— Насколько я понял, бригадир, вы ей написали, — сказал он. — Но она, простите, отказалась вас видеть.

— Я вовсе не против поговорить о ней! — отрезал Лоренс. — Кажется, вы прекрасно осведомлены почти обо всем, что произошло! — Он посмотрел Маркби прямо в глаза. — Никаких подозрительных обстоятельств в связи с ее смертью?

— Насколько мне известно — никаких, — искренне ответил Маркби.

— Вот и хорошо. Не скрою, я испытал облегчение. Я бы приехал на похороны, но в то время жене нездоровилось. А все-таки жаль, что я не смог приехать. Я человек старомодный и верю, что нужно выказывать уважение к смерти. Она… Оливия… разумеется, не желала меня видеть, пока была жива. Но по-моему, ей бы понравилось, если бы я приехал на ее похороны. Я прислал венок.

— Как по-твоему, почему она не желала тебя видеть? — прямо спросил сэр Бэзил.

— По-моему, она до последнего дня ненавидела меня.

Откровенность Лоренса подкупала. Он встал на ноги и, с явного одобрения сэра Бэзила, проследовал к графину с виски, стоящему на буфете.

— Я не болтун, — продолжал Смитон, вынимая пробку, — не люблю сплетничать и вспоминать всякие ссоры и скандалы. Мерзость какая-то! Но должен признаться, вашему приезду я обрадовался… Выпьете по чуть-чуть?

Оба гостя, естественно, согласились.

Когда у каждого в руках оказался бокал, хозяин снова сел на место.

— С вашим приездом мне представился удобный случай высказать нечто из того, что я тогда хотел сказать Оливии, но это не удалось сделать. — Он отпил виски. — Придется вернуться к истокам.

Маркби устроился поудобнее. В окна бил ветер, в камине потрескивал огонь. Ему показалось, что в комнате они не одни. И неизвестное бесплотное существо тоже слушает с интересом. Возможно, в конце концов Лоренсу Смитону все же удастся поговорить с Оливией!

— Она была необычайно красивой. — Лоренс немного виновато покосился на дверь, боясь, как бы жена не подслушала, что он так пылко восхищается другой женщиной. — И дьявольски своевольной! Мой брат Маркус влюбился в нее по уши. Он был человеком мягким, рафинированным… — Лоренс помолчал; взгляд его устремился как будто в прошлое. — С самого начала было ясно, что их брак обречен на полную катастрофу. Если бы Маркуса не убили на войне, они бы непременно развелись; я нисколько в том не сомневаюсь.

— Столкновение двух противоположностей? — предположил Маркби, потому что Лоренс снова погрузился в раздумья.

Бригадир вздрогнул:

— Что? Ах да, называйте это так, если хотите. Естественно, дело не только в характерах.

— Это уж точно, — заметил Маркби.

— Сейчас модно все объяснять чьим-то трудным детством. Так вот, к Оливии это не относится. Родители ее обожали и вконец избаловали. В результате она думала, что все на свете непременно тоже должны ее обожать. Кстати, многие действительно ее обожали. Ну а те, кто не попадался на ее удочку… тех она просто презирала, расплющивала, как многотонный грузовик легковой автомобиль на дороге. Она совершенно подчиняла себе всех окружающих. Взять хотя бы бедную серую мышку, Вайолет Доусон. Трусиха, скромница, предпочитала все время держаться в тени. Причем заметьте, эта Доусон вовсе не была уродиной; пожалуй, она могла бы дать фору самой Оливии. Впервые я увидел ее на их свадьбе, где она была подружкой невесты. Такая же черноволосая, как Оливия, но более хрупкого сложения. Мне она показалась такой же красивой, как Оливия, но ей недоставало характера, тут ей было далеко до Оливии. Сначала я не мог понять, почему Оливия везде таскает за собой эту Доусон, как сувенир. Разве что хотела оттенить собственный блеск?

Лоренс презрительно фыркнул.

— Помню, была раньше комическая песня с таким припевом: «И мамаша тоже»… Что-то в этом роде. В общем, когда Оливия вышла за Маркуса, Доусон как будто тоже за него вышла. У них получился счастливый тройственный союз. Еще тогда их отношения казались мне странными. Но, с другой стороны, я не сомневался в том, что это временное положение. Началась война, у кого-то дом разбомбили, у кого-то все погибли. Люди переселялись к родственникам или друзьям. Вот и Оливия взяла к себе Вайолет Доусон. И потом, в те времена не принято было женщинам жить в одиночестве. На одиночек в обществе косились. Вот почему то, что Оливия поселила у себя старую школьную подругу, в то время не казалось таким необычным, каким показалось бы сейчас. Скоро я догадался, что все не так просто.

Лоренс поерзал в кресле.

— Маркус так и не понял, в чем дело, в этом я совершенно уверен. В конце концов, он только что сам на ней женился и поэтому не думал, что она… в общем, что она, грубо говоря, предпочитала ему эту Доусон. Ну да, ему тоже казалось, что их дружба слишком уж тесная. С другой стороны, он полагал, что, быть может, все женщины так дружат. Так он говорил мне. Бедный Маркус не очень-то хорошо разбирался в женщинах. Он был наивным и неискушенным. Зато обладал блестящим умом. До войны ему прочили карьеру выдающегося ученого. Ему пришлось пересмотреть свои планы — как и многим в то время. Но, останься он жив, он бы непременно вернулся в науку. Его ждала университетская кафедра. И все пошло прахом… конечно, война — дело проклятое, кровавое, но то, что столько надежд разрушено, сломано, — особенно жестоко… — Лоренс покачал головой. — Я сейчас говорю не только о светлых головах вроде моего брата. Потеря чьей-то жизни всегда горькая утрата. Ведь из человека столько всего могло получиться! Французский писатель Сент-Экзюпери — вот кто это отлично понимал. Если вы его читали, вы меня поймете. А если не читали, очень рекомендую!

Маркби отважился перебить хозяина:

— Как вы думаете, почему она вышла замуж за вашего брата, раз вы так уверены, что она не любила его?

— В те времена женщины еще выходили замуж, — просто ответил Лоренс. — Так было принято. Женщина вроде Оливии, красивая, образованная, богатая, вращалась в высшем обществе, была представлена ко двору. До войны ей прочили нескольких видных женихов. Многие удивлялись, почему она так долго не идет к алтарю… Потом началась война, и все стали срочно вступать в брак. Так сказать, ловили момент. Никто уже не тянул с женитьбой, зная, что его в любой день могут отправить в Царствие Небесное. Молодые парочки спешили расписаться, когда жениху давали недельный отпуск. Ковали железо, пока горячо! Девушки из круга Оливии выходили замуж стремительно, причем часто буквально за первых встречных… Ну а Оливию, которая возила военное начальство, всегда окружали здоровые молодцы, которые жили так, словно каждый день у них в жизни — последний. Кстати, иногда так и получалось. У нее была масса возможностей сходить с одним из них в Кэкстон-Холл, где находилось бюро записи актов гражданского состояния, и узаконить свои отношения. Оливия многим нравилась. До какого-то момента она поощряла кавалеров, но, если они становились слишком уж настойчивыми, давала от ворот поворот. Молодые люди начали думать, будто она играет с их чувствами, а ведь они собирались отдать жизнь за родину — в общем, пострадала ее репутация. Мне доподлинно известно, что парочка титулованных вдов сочла своим долгом отозвать Оливию в сторонку и распечь ее по первое число! Ей открытым текстом велели, наконец, выбрать себе мужа, приколоть к платью букетик флердоранжа и надеть шляпку с фатой, чтобы остальные поклонники увидели, что она уже не свободна, и успокоились.

Лоренс величественно взмахнул рукой.

— Должно быть, Маркус стал для нее настоящим благословением. Я искренне верю… Прости меня, Господи, если я ошибаюсь! Я верю, она считала Маркуса добродушным и доверчивым малым, который позволит взять в дом Вайолет и ничего дурного не заподозрит. Я не говорю, что Маркус ей не нравился. Тогда…

Лоренс снова замолчал и стал смотреть на огонь.

— Он был чертовски утонченным, — пробормотал он. — Он заслуживал лучшего! — Старику с трудом удалось взять себя в руки. — Он так ничего и не узнал. По крайней мере, я не думаю, что он о чем-то догадался, да и вряд ли кто-нибудь ему сказал. Я благодарен Богу хотя бы за это.

Лоренс глубоко вздохнул.

— Но после войны, после того, как Маркуса не стало, Оливия послала приличия ко всем чертям! Зажить одним домом со школьной подружкой? Для нее это была пара пустяков. Тогда, после войны, многие женщины остались одни; довольно многие справлялись и с одиночеством, и с послевоенными трудностями, поселившись вместе и деля расходы пополам. Но Оливия как будто нарочно стремилась показать всем, что они с мисс Доусон — не просто школьные подружки. Бывало, кому-то ничего не хотелось знать, а она, как нарочно, лезла на рожон. Она вела себя непростительно — и не в последнюю очередь потому, что бедняжка Вайолет Доусон ужасно страдала от сплетен и косых взглядов. Во многих местах ее отказывались принимать. Оливия всегда была страшной эгоисткой; точнее, она просто не желала замечать чувства других. Однако своей жизнью она вольна была распоряжаться, как ей было угодно. Я бы не стал вмешиваться, если бы не память о покойном Маркусе.

Смитон посмотрел на гостей выцветшими, но живыми глазами и надтреснутым голосом продолжал:

— Она выставляла моего покойного брата на посмешище! Я понял, что обязан вмешаться. Нельзя было допустить, чтобы все вокруг шептались: бедняга Маркус, должно быть, был слепым, потому что не замечал, что творится под самым его носом… ну и все такое! Некоторые даже… — Голос у Смитона задрожал, он с явным усилием собрался и продолжил: — Некоторые даже начали предполагать, что они поженились для взаимного удобства, чтобы обе стороны могли без шума следовать своим… сексуальным предпочтениям!

Маркби, который и сам предположил нечто подобное при Уинн и Мередит, хватило совести смутиться. К счастью, Смитон ничего не заметил.

— Я решил, что заставлю невестку с уважением относиться к памяти моего бедного брата у него на родине, среди его друзей! Мне хотелось оградить его репутацию от ее сумасбродных выходок. Ей бы следовало самой обо всем догадаться и вести себя соответственно! Но нет, Оливия была не из таких! И тогда я поставил ей ультиматум: если она хочет жить с этой своей Доусон, пусть живет где угодно, только не в Англии.

Вздохнув, он откинулся на спинку кресла.

— Они уехали во Францию. Вы знаете, что случилось потом. Они прожили там какое-то время и вдруг, по неизвестным мне причинам, решили вернуться. Рискну предположить, что Оливия очень скучала во французской провинции. Она привыкла к Лондону. Во Франции у нее почти не было случая показать себя, а ведь она так любила блистать!

Смитон снова фыркнул. Потом он посерьезнел:

— На обратном пути они попали в страшную аварию. Вайолет Доусон погибла. Оливия вернулась одна, поселилась в Парслоу-Сент-Джон и, насколько мне известно, оборвала все связи с прошлым. Шли годы. Я начал думать… знаете, старея, много думаешь… что я обошелся с ней чересчур резко. Боль за Маркуса сделала меня несправедливым. В конце концов, она понесла двойную утрату: сначала потеряла Маркуса, потом Вайолет. Мне стало казаться, что ей, должно быть, очень одиноко. Вот я и решил с ней помириться, наладить отношения. Я написал ей, предложил встретиться. Она не пожелала меня видеть. Передала через адвоката, что общение со мной для нее нежелательно. Вот и все. Люди ошибаются. Мы все ошибаемся. Я совершил одну ошибку. Постарался ее исправить, но не вышло.

Все трое какое-то время молчали. Маркби спросил:

— Ее завещание вас удивило?

Лоренс смерил его удивленным взглядом:

— Нет… я ничего не знал о ее завещании. Они с Маркусом составили завещания во время войны, тогда так поступали все. Оставляли все свое имущество выжившему супругу. Кстати, я подписывал оба завещания как свидетель. Думаю, вы и сами догадались, что второй свидетельницей позвали Вайолет. Видимо, позже Оливия составила другое завещание. Она была богатой женщиной и имела право распорядиться имуществом по своей воле. Кажется, она все завещала на благотворительность?

— Почти все, за исключением небольших сумм, предназначенных людям, которые у нее работали, и нескольким соседям, которые относились к ней по-доброму.

— Рад, что кто-то отнесся к ней по-доброму, — сказал Лоренс. — Я-то нет.

Ужин не обманул их ожиданий. Ароматный суп с сельдереем, мясо под соусом беарнэз, вкуснейший открытый пирог с абрикосами. И только поев и усевшись в креслах у камина с ликерами, они снова заговорили об Оливии — на сей раз Мирей Смитон к ним присоединилась.

— Я видела ее два или три раза, — сказала она. — Она была очень… — миссис Смитон щелкнула пальцами, — очень резкой. С ней невозможно было что-либо обсуждать. Она говорила, что сделает то или это, и все — разубедить невозможно. Мне было жаль ее, потому что она была очень несчастна. Что-то в ней надломилось. Я пыталась побеседовать с ней, подружиться, но она этого не захотела. Мне неприятно думать о ней, столько лет она прожила одна в большом доме в Парслоу-Сент-Джон. Так странно… А еще я думаю, почему она больше не ездила на машине?

— О да! — оживился ее муж. — Она гоняла как сумасшедшая! Должно быть, после гибели Вайолет ее уверенность в себе пошатнулась.

— По-моему, странно другое, — заметила Мирей.

По спине Маркби побежали мурашки. Шее стало холодно — может, от сквозняка, а может, то была игра воображения. Ему показалось, что сейчас Мирей скажет что-то, чего, возможно, им лучше не знать.

— Я читала некролог, — продолжала Мирей. — Вырезала его из газеты и сохранила. Там написано, что она любила ездить по окрестностям в двуколке, запряженной пони.

— Верно, — кивнул Маркби. — Последний ее пони с почетом вышел на пенсию; она держала его как домашнего любимца. Когда он… умер, она велела похоронить его в загоне.

Мирей по-прежнему качала головой.

— Но однажды она сказала мне… я уверена, я все хорошо помню… она сказала, что у нее аллергия на лошадей!

— Что?! — удивился сэр Бэзил, который дремал у камина и вдруг проснулся. — Что такое, Мирей? Ты уверена?

— Да, я уверена! Однажды знакомые пригласили нас на какие-то конные состязания… кажется, по конкуру и выездке… но не на скачки. Сейчас я уже не помню точно, что это было. В общем, я позвала Оливию поехать с нами. Она ответила: нет, ни в коем случае. Стоит ей только приблизиться к лошади, она вся покрывается сыпью! — Мирей потерла руку, подкрепляя свои слова. — Она не выдумала аллергию как предлог для того, чтобы не ездить с нами. Именно из-за аллергии она и начала интересоваться автомобилями. А от лошадей у нее сразу появлялась сыпь, чесались и слезились глаза и так далее. В самом деле неприятно. Я просто не представляю, как она ездила в двуколке, запряженной пони!

Глава 22

Свет меркнет…

У. Шекспир[13]

После обеда прояснилось, и Мередит с Мойрой Ньютон решили пройтись. Прогулка вышла не особенно приятной, потому что кругом были лужи и чавкала сырая земля. Вернувшись, они с удовольствием напились чаю с горячими пышками у камина.

Около шести позвонил сэр Бэзил и сообщил: а) что он чуть не застрял в какой-то тесной будке телефона-автомата; б) что вышеупомянутая будка находится в окрестностях Кезика; в) вокруг такой туман, что не видно руки, если помахать ею перед самым носом, и д) после посещения Смитонов они собираются переночевать в каком-нибудь небольшом приличном отеле, а вернутся завтра.

— Все хорошо, — сообщила Мойра, возвращаясь к камину. — Можем больше не думать о них и устроиться поудобнее.

В результате Мередит покинула дом Ньютонов гораздо позже, чем намеревалась. Обед плавно перетек в ужин и закончился в половине девятого, когда уже темнело. Она засобиралась уезжать. Мойра снова предложила ей остаться на ночь.

Проехав с милю, Мередит подумала, что зря она отказалась. Впрочем, она и так бессовестно злоупотребила гостеприимством Мойры, и вообще, вдруг Алан позвонит ночью домой? Надо, чтобы она была дома и сняла трубку. Кроме того, нельзя забывать об Уинн. Уинн живет одна в доме, наверное, она не отходит от окна и с нетерпением дожидается возвращения Мередит.

Других машин на узкой проселочной дороге не было. Все благоразумно попрятались по домам. Из-за нависших облаков стемнело раньше, чему Мередит совсем не обрадовалась. Она подумала: ночи становятся все длиннее, а бабье лето, которому они так радовались, оказалось скоротечным. Скоро наступит настоящая осень. Листья, которые только начали желтеть, из-за дождя дружно попадали на землю. Поднимется сильный ветер, и деревья совсем облетят.

На обочинах по обе стороны извилистой проселочной дороги стояла вода. Мередит осторожно ехала посередине, где было сухо, и все время смотрела, не покажется ли встречная машина. Ни одной машины она не встретила и всерьез задумалась, сумеет ли добраться до дому. Дорога вела мимо луга с менгирами; неподалеку от луга, как помнила Мередит, путь пересекал ручеек. Из-за дождя дорога могла стать непроходимой; тогда придется поворачивать назад.

В глуши трудно было ориентироваться в меркнущем свете. Деревья по обочинам казались выше, гуще, их распростертые ветви угрожающе нависали над машиной. Поля накрыла туманная пелена. Мередит казалось, что здесь даже время остановилось; она то и дело поглядывала на часы на приборной панели. Птицы и звери куда-то попрятались. Мередит стало тоскливо и одиноко. Она испытала огромное облегчение, заметив впереди одинокого пешехода, бредущего посреди дороги.

Судя по одежде, это был сельский житель, который привык не обращать внимания на капризы погоды. Он надел что-то вроде непромокаемой куртки, которая была ему слишком велика; куртка топорщилась на нем, словно он что-то под ней прятал. Шерстяную шапку пешеход надвинул на самые уши. Мередит не поняла, откуда он взялся, — ведь здесь никто не живет. Наверное, с какой-нибудь фермы. Она нажала на клаксон, чтобы предупредить его.

Он уже услышал за спиной шум приближающейся машины и отошел в сторону. Услышав гудок, человек вскарабкался на насыпь. Двигался он как будто украдкой, воровато, словно не хотел, чтобы его заметили. Мередит решила, что он браконьер.

Проехав мимо, она из любопытства посмотрела на него в зеркало заднего вида. В тот же миг пешеход обернулся и посмотрел вслед машине.

Это был Кевин Берри.

Он ее узнал. Когда Мередит затормозила и остановилась, парень живо перемахнул через невысокую каменную стену, ограждавшую поле, и скрылся из вида. Мередит не колеблясь распахнула дверцу и выскочила из машины, угодив прямо в глубокую лужу.

Выругавшись себе под нос, Мередит с трудом выбралась из лужи и, забыв об изяществе, полезла на насыпь следом за Кевином. Высокая мокрая трава липла к ногам. Наверху перед ней возникло препятствие: старинная каменная стена сухой кладки. Не отличаясь такими спортивными навыками, как Кевин, она стала высматривать место, куда можно поставить ногу. С трудом перебравшись на другую сторону, она увидела, что Кевин успел убежать далеко вперед и уже бредет по полю. Он неуклюже передвигался по сырой траве, размахивая одной рукой, а другую по-прежнему прижимая к груди. Что он прячет под курткой?

Мередит приложила руки ко рту и крикнула:

— Кевин!

Ветер унес ее крик прочь. Она заковыляла следом, хотя и понимала, что вряд ли угонится за парнем. Вот бы подобраться к нему поближе, тогда он, возможно, услышит ее. Парень убежал, заметив ее, а ведь она не собиралась сделать ему ничего плохого! По крайней мере, она могла довезти его до дому в машине, и ему не пришлось бы долго тащиться по размокшей дороге.

Поле явно не предназначалось для быстрого бега. На значительном расстоянии они друг за другом ковыляли вперед, то и дело спотыкаясь о торчащие из земли корни; бежать быстрее у обоих не получалось. Мередит испугалась, что сломает ногу или подвернет лодыжку. Из-за невозможности найти подходящую точку опоры нельзя было и прибавить ходу. Приходилось двигаться вприпрыжку; и Кевин, и Мередит скакали, как новорожденные ягнята, которые делают первые шаги на дрожащих ногах. Для того чтобы двигаться вперед, приходилось прилагать невероятные усилия.

Один или два раза Кевин оборачивался и бросал на нее испуганные взгляды. Всякий раз Мередит звала его и манила к себе рукой. Но парень упорно трусил вперед. Она решила, что не имеет права бросить его в таком состоянии. Надо объяснить, что ей можно доверять, что все хотят ему помочь.

Они почти пересекли поле и приближались к небольшой рощице. Мередит поняла: наверное, туда Кевин и направляется. Он, на жаргоне охотников, хочет залечь в нору. Если он действительно скроется, найти его будет нелегко. Мередит удвоила усилия, но у нее уже закололо в боку, она задыхалась, сердце готово было выскочить из груди, а ноги подкашивались.

Гонка с препятствиями начала сказываться и на Кевине. Вдруг он споткнулся, чуть не упал и остановился отдышаться.

— Кевин, подожди! Тебе нечего бояться!

Но парень снова пустился бежать, упрямо стремясь в рощу, под деревья. Роща показалась Мередит смутно знакомой. Неожиданно она поняла, где они находятся. За рощей луг, на котором стоят менгиры. Чуть дальше, на том конце рощи, — то место, откуда они с Аланом наблюдали за хороводом вокруг костра.

Каким-то чудом ей удалось сократить расстояние между собой и Кевином, но было уже поздно. Он скрылся в роще и пропал из вида.

Задыхаясь, взмокшая от пота Мередит остановилась и согнулась пополам, уперлась ладонями в колени и постаралась восстановить дыхание. Все, пора поворачивать назад. С другой стороны, Кевин где-то там, совсем рядом; раз уж она более-менее знает, где находится, сдаваться глупо. Она побрела дальше, уже не спеша добралась до рощи и остановилась у первых деревьев, увитых плющом.

— Кевин, ты меня слышишь?

Под деревьями было очень темно; ей совсем не хотелось туда идти. Мередит навострила уши. Послышался сухой треск, как будто надломилась ветка.

— Кевин! Тебе нечего бояться! Можешь выходить. Я отвезу тебя домой на машине!

Молчание.

— Извини, если напугала тебя, когда приходила к тебе домой. Я не хотела… Кевин!

Она нерешительно двинулась вперед, под деревья. Ее окутал мрак — так внезапно, словно кто-то вдруг выключил и без того тусклый свет. Узкая, поросшая вереском и крапивой тропинка вилась между кустами, уводя в глубь рощи. Мередит споткнулась об упавшую ветку, подняла ее и отломила кусок — на нее можно опираться, как на трость. Иногда она поднимала ее повыше и раздвигала ветви, а иногда отбрасывала с тропинки другие ветки, преграждавшие ей путь. Так она продвигалась вперед, время от времени останавливаясь и прислушиваясь.

— Кевин, если ты меня слышишь, выходи, пожалуйста! Я отвезу тебя домой. Похоже, скоро снова пойдет дождь. Ты вчера ночью возвращался домой? Нельзя ночевать в лесу!

Слева послышался шорох. Может, Кевин, может, вода капает с нависших ветвей, а может, какой-нибудь зверь.

Чтоб ему провалиться! Ну и пусть остается здесь. Впереди показался тусклый свет. Мередит решительно продралась сквозь заросли. Наверное, она выбралась на соседний луг! Она с облегчением вышла из мрака, радуясь, что освободится от удушающей близости деревьев, в которой ей делалось не по себе.

И вдруг… невероятно! Кевин как ни в чем не бывало шагал по лугу впереди нее! Видимо, решил, что она не пойдет за ним в рощу, а повернет назад. Он думал, что избавился от погони и потому даже не очень спешил.

Он считает ее полной дурой! Мередит нахмурилась и побежала за ним. На мокром дерне она бежала совершенно бесшумно.

Кевин понятия не имел, что она идет за ним, пока не дошел до менгиров. Там его что-то встревожило — то ли шестое чувство, то ли тихое чавканье мокрой земли. Он круто повернулся кругом и разинул рот от изумления. В тусклом свете Мередит показалось, что его лицо отливает странным белым светом. Парень сунул руку под куртку и извлек оттуда то, что он так старательно прятал.

Еще когда Мередит заметила на дороге одинокого пешехода, она приняла его за браконьера. Ей надо было вспомнить, что у браконьеров есть ружья!

Мередит застыла на месте, увидев нацеленный на нее гладкий металлический ствол. Их разделяло около трех метров; несмотря на то что в оружии она не разбиралась, она поняла, что ружье Кевина довольно дорогое, современной модели. Должно быть, раньше оно принадлежало Эрни. Алан совершенно верно рассудил, что такие люди, как Эрни, держат у себя телевизоры и ружья без лицензии и без разрешения ставят капканы. Для таких, как Берри, браконьерство — излюбленный побочный промысел. То же подтверждало и ружье — современное, легкое и, наверное, с точным боем.

Кевин держал его обеими руками. Мередит немного успокоилась, заметив, что дуло направлено в землю. Тонким, испуганным голосом парень прокричал:

— Не подходите!

— Кевин, послушай меня. — Мередит постаралась говорить как можно спокойнее и рассудительнее. — Ты меня знаешь. Я не причиню тебе вреда. Извини, что напугала тебя в прошлый раз, но теперь ты без опаски можешь вернуться домой. Я знаю, чем ты занимался на кухне, у миссис Картер и у Армитиджа. Инспектор Крейн тоже в курсе. Мы понимаем, что толкнуло тебя на такой шаг. В нас ты видишь врагов. Но мы тебе не враги! Уже поздно, темнеет, очень холодно. Вот-вот снова пойдет дождь. Моя машина на дороге, вон там…

Не подумав, она подняла руку, собираясь показать направление, в котором они пришли.

Ствол ружья тут же дернулся вверх.

— Не подходите ко мне! Стрелять буду!

Когда Кевин открыл рот, она снова увидела его уродливо обломанные зубы. Куртка была ему очень велика; судя по объему, в ней было много внутренних карманов, куда удобно прятать незаконно добытую дичь.

— Я хочу тебе помочь! — чуть громче повторила Мередит.

Лицо Кевина скривилось в презрительной гримасе.

— Мне еще никто никогда не помогал!

— Мы все понимаем, ты скорбишь по отцу…

— Никакой он мне не отец! — с неожиданной злостью прокричал парень. Ствол ружья снова дернулся, покачался вверх-вниз и, наконец, хвала Небесам, опустился вниз.

Мередит решила: парень, видимо, забыл, что держит в руках оружие. Но его слова заставили ее нахмуриться.

— Не отец? Извини, но мне говорили, что Эрни… был твоим отцом!

— Не было у меня отца! Я не знаю, кто он. Когда моя мамаша поселилась у Эрни, она уже ждала меня. Эрни мне сам так сказал. И часто повторял, с самого детства и до конца, до смерти. «Ублюдок ты, и никто не знает, кто твой папаша» — вот что он мне твердил! Она принесла меня с собой — и оставила ему, когда сбежала.

В его голосе, особенно в последних словах, выразилась такая откровенная мука, накопленная за долгие годы страданий, что Мередит механически двинулась вперед, протягивая к нему руки, чтобы утешить его.

Кевин тут же попятился назад и крикнул:

— Стойте, где стоите!

— Я и стою, Кевин. Положи ружье!

Губы его расплылись в хитрой, дикой ухмылке.

— Ну не-ет! Теперь я главный, ясно? Я приказываю, а вы делайте как велено. Раньше-то я никогда не приказывал. Все называли меня просто «парень Берри». Он-то, Эрни, обращался со мной как с дерьмом последним! Когда я был еще совсем сосунком, он избивал меня просто так, ни за что! Он меня терпеть не мог — зато ему очень нравилось меня колотить. А она никогда ему не перечила, еще когда жила с нами. А потом она сбежала. — Кевин нахмурился. — Бывает, люди бросают после себя старую одежду и вещи, которые им больше не нужны. А она бросила меня. Настоящая сука! Да все они были такие. Все они всегда обращались со мной, как будто я просто кусок дерьма!

— Мне очень жаль…

Слова ее звучали неубедительно, но что тут скажешь?

— Эрни меня колотил до самого конца, — продолжал Кевин. Голос у него окреп; он разоткровенничался: — Я вечно ходил в синяках, а никто ни слова ему не сказал. Никто не забрал меня у него!

Сломанные зубы — видимо, когда-то Эрни выбил их кулаком — снова привлекли внимание Мередит, когда рот Кевина скривился в ухмылке.

— Многие знали, что у нас творится, но палец о палец не ударили! Может, мне бы и помогли, да никто ничего не желал знать! Вот и ваша соседка, старуха Картер, тоже могла помочь… Милосердная она, как же! Ходит по домам, собирает деньги на церковь. А мне ни разу ничем не помогла. Или взять ветеринара. Сидит в своем большом доме, со своей огромной машиной… Он все знал. И ни разу ничего для меня не сделал. А Кромби — настоящая сволочь. Он хуже всех! Однажды Эрни избил меня прямо у него в мастерской, а Кромби только смотрел и смеялся. Смеялся!

Это ужасно, подумала Мередит. В самом деле, ужасно. Всю жизнь с парнем обращались из рук вон плохо. Кевину сейчас лет девятнадцать. Девятнадцать лет его избивали, ругали и издевались над ним. Соседи давным-давно должны были обратить внимание на то, что творится у Берри. Но все притворялись слепыми и глухими. Все словно молчаливо договорились, что мальчишка — сын Эрни, потому что, когда он родился, его мать жила в доме Берри. И потом, Эрни считался в деревне полезным человеком: он умел чинить практически все. Да и ссориться с таким задирой никому не хотелось.

— Ты захотел всем отомстить, — тихо сказала Мередит. — Вот почему ты выдрал цветы у Уинн и испортил машину Армитиджа. Ты даже пони отравил, Кевин, но это уже зря. Ты обидел живое существо, которое не сделало тебе ничего плохого. Он был просто бессловесным животным, который пасся себе на лугу.

— Он был ее пони! — упрямо возразил Кевин. — Старухин. И она была не лучше остальных. Ведь могла бы мне помочь! Эрни ее боялся. Она была из благородных, важная дама! Могла бы приказать, чтобы он оставил меня в покое, и он бы ее послушался. А она и слова ему не сказала.

— Кевин… — Поднялся ночной ветерок, взъерошив волосы Мередит. Сгущались сумерки, фигура Кевина расплывалась в полумраке. Слова застревали у нее в горле, но она обязана была спросить, хотя боялась услышать ответ. — Кевин… это ты столкнул миссис Смитон с лестницы?

— Что? — ошеломленно переспросил парень. Потом до него дошел смысл вопроса, и он злобно выпалил: — Конечно нет!

— Слава богу! — воскликнула Мередит. — Ведь миссис Смитон все же помогла тебе, Кевин. Она завещала тебе деньги.

— Двести фунтов! — послышался в темноте презрительный голос Кевина; его силуэт чернел на фоне багровеющего неба. — Двести жалких фунтов! Но я и их не получил. Их забрал Эрни. Отнял у меня. Он завел себе новую подружку в Лонг-Уикеме и все спустил на нее. Будь у меня деньги, я мог бы уйти от него, поселиться где-нибудь самостоятельно. Но он их у меня отобрал. Я поклялся, что рассчитаюсь с ним!

— И рассчитался… Ты убил его. — Мередит глубоко вздохнула. — Ты ведь убил его, да, Кевин? Но в суде учтут смягчающие обстоятельства. Он сам тебя спровоцировал.

— Вы что, спятили?! — завопил Кевин, обращая свой гнев на нее. — Достали уже… «Убил, убил…» Никого я не убивал! И Эрни не убил… Я его до смерти боялся! Он уже был мертвый, когда я его нашел под деревом! Кто-то навестил его раньше меня и перерезал ему глотку. Похоже, не я один хотел с ним расквитаться! И расквитался. Но я подумал: тут уж меня не обойдут. Взял я большой нож, которым мы подрезали ветки в саду вокруг «Грачей»… Мы хранили его там, в сарае… Ну и отрезал ему голову. — Кевин засмеялся; от его безрадостного, мстительного смеха кровь застыла у Мередит в жилах. — Я отрезал ему башку и закинул в сад ветеринара, прямо в розовые кусты! Ветеринарова жена вечно возилась с этими розами. Вот, наверное, перепугалась старуха!

Алан прав: у Кевина надломленная психика. Точнее, она искорежена до неузнаваемости. А ведь всего этого могло не быть! Могло, если бы кто-нибудь сообщил, что Эрни систематически унижает и избивает ребенка. Достаточно было позвонить в социальную службу, в полицию или Национальное общество защиты детей от жестокого обращения.

Но все соседи делали вид, будто ничего не происходит. Новички, такие как Уинн и Армитидж, считали, что деревенские привыкли решать все свои проблемы сами, потому что на себе почувствовали, как остро те воспринимают критику извне. Местные же жители считали, что семейные дела решаются в семье, а социальные службы не имеют права вмешиваться.

Осталось выяснить кое-что еще, более важное. Если Кевин говорит правду, — а Мередит не сомневалась в том, что он говорит правду, — значит, он нашел Эрни уже мертвым и убил его кто-то другой. Но кто?

Именно тогда Мередит вспомнила то, о чем раньше забыла. Когда она нашла Эрни и побежала за Аланом, за полицией и позже, когда она давала показания, все заслонил изуродованный труп. От ужаса в мозгу захлопнулась дверца, которая теперь вдруг открылась, и она четко представила себе всю сцену.

В тот жуткий день она подходила по дорожке к «Грачам». Впереди виднелся дом — изящный, пропорциональный. Все ставни в окнах второго этажа были открыты. Тогда Мередит еще подумала: дом, наверное, проветривается. Тогда она обо всем забыла, а сейчас вспомнила — и вдруг поняла, насколько это важно.

С верхнего этажа тот, кто открывал окна, наверняка видел загон за стеной. И легко различил фигуру Эрни — его трудно было с кем-то спутать, — который брел к каштану, а потом сел вздремнуть.

Ключи от «Грачей» имеются только у одной особы — той, что регулярно наведывается в дом и вытирает там пыль. И только она одна, по ее же собственному признанию, время от времени открывает окна, чтобы проветрить помещение. Джанин Катто!

Мередит вспомнила, как пришла к Джанин домой и увидела ее с синяком под глазом. По ее словам, синяк ей поставил бывший сожитель. Когда Мередит рассказывала о ней Алану, он еще спросил, видел ли кто-нибудь дружка Джанин. А правда, его кто-нибудь видел? Или он приходил и уходил, неуловимый, как призрачная мечта, и видела его только Джанин? В отличие от Эрни, который целыми днями шатался по деревне и, чуть что, легко пускал в ход кулаки…

— Кевин. — От волнения у Мередит сел голос. — Мы с тобой должны вернуться в Парслоу-Сент-Джон. Это очень важно. Потом мы позвоним инспектору Крейн и расскажем, как ты нашел Эрни!

— Ага, может, еще прикажете признаться, что это я его прикончил? — заорал Кевин. Он шагнул в сторону и снова поднял ружье.

— Нет… я знаю, что ты его не убивал!

— Вы только что сказали, что я его убил! Вы сказали, что я убил Эрни и старуху. По-вашему выходит, я тут всех поубивал!

— Да, я так говорила, но я была не права. Теперь я точно знаю, кто убил Эрни!

— Никуда вы не поедете, — хрипло прокаркал Кевин. — И не будете распускать обо мне грязные слухи! Все равно вы думаете, будто я их прикончил. А может, я и в самом деле кое-кого прикончу… Вас, например!

Вдали, над Парслоу-Сент-Джон, вспыхнула молния, загремел гром. Во время кратковременной вспышки Мередит ясно увидела Кевина. Он стоял впереди и чуть сбоку от Стоящего Человека и целился в нее из ружья. Лицо у него побелело, он вытаращил глаза — но не на нее. А на что-то у нее за спиной, что он разглядел только во вспышке молнии.

— Кевин, не дури! — произнес знакомый, низкий и напевный женский голос.

Мередит, и без того наэлектризованная, не без труда повернула голову. Снова вспыхнула молния, и она увидела, что в нескольких шагах от них стоит Сейди Уоррен, на этот раз весьма прозаично одетая в желтый дождевик и зюйдвестку, которую она заломила назад и надвинула на затылок.

— Не подходите ко мне! — пронзительно завопил Кевин.

— Кевин, положи ружье на землю! — Голос Сейди не повышала, но в нем слышались властные нотки. — Сейчас оно тебе не поможет. А против меня оно бессильно.

— Вам я ничего не сделал! — заныл Кевин.

— Нет, сделал! Ты поступил очень скверно. Играл с тестом, изготовил кукол, совал свой нос в дела, в которых ничего не понимаешь. Пришел сюда с ружьем, угрожаешь убить человека. Здесь, в священном месте! Кевин, ты поступаешь не просто глупо, ты поступаешь мерзко! Ты задумал осквернить древнее место поклонения, а этого я не допущу.

Кевин забормотал, что не собирался идти сюда, но Мередит гналась за ним через все проклятое поле. Под конец он опомнился:

— Кстати, а вы-то зачем сюда пришли?

— Я пришла сюда, Кевин, потому что мне был голос! — Пухлая фигура Сейди выплыла из темноты, словно огромный желтый шар. Она остановилась сбоку от Мередит. — Меня позвали священные камни, потому что им грозила опасность. И вот я здесь, и ты должен мне подчиняться. Положи ружье!

Кевин сдавленно всхлипнул. Когда небо распорола последняя вспышка молнии, они увидели, как он повернулся, словно для того, чтобы убежать. Но он не убежал, а, испустив ужасный вопль, подпрыгнул в воздух, как будто его ударило током, скорчился и упал. Раздался оглушительный грохот выстрела…

Глава 23

Немедленно составим завещанье…

У. Шекспир[14]

— Не знаю, что случилось, — сказала Мередит. — Могу лишь описать все, что я видела, и объяснить, что там, по-моему, произошло.

— Что ж, ясно, — кивнул Рори Армитидж.

В гостиной Уинн толпились люди. Все они приехали по предложению Маркби.

— В воскресенье мы уезжаем, — объяснил он Мередит. — Не хочу оставлять за собой шлейф слухов и кривотолков. Их в деревне и без нас хватало. Мы обязаны прояснить обстановку раз и навсегда и во всем разобраться. Без помощи Уинн мы не обойдемся. Будет лучше, если все соберутся здесь, потому что ко мне все местные относятся с опаской. Барнетт уж точно не придет, если получит приглашение лично от меня. Но он был лечащим врачом Оливии, кое-что получил по ее завещанию. Кроме того, он был у Рори, когда нашли голову Эрни. Я хочу, чтобы он тоже послушал. Так что пусть его пригласит Уинн, если она не против.

— Уверена, она не будет против, — сказала Мередит. — Ей не терпится узнать все подробности дела.

Итак, у Уинн собрались Рори с женой, Мередит, Алан, сама Уинн и Том Барнетт. Миссис Барнетт тоже приглашали, но она отказалась под предлогом того, что у младшенького режутся зубки. Не явился и Макс Кромби. Подрядчик сослался на неотложные дела.

После двух дней дождя небо расчистилось и засияло солнце. Было, правда, сыро, и краски немного поблекли, но все же сверху на землю лился приятный солнечный свет. В теплых лучах нежился Нимрод, подобрав передние лапки и распластавшись на животе. Прислушиваясь здоровым ухом ко всем интересным звукам в комнате, он одновременно следил за тем, что происходит на улице. Время от времени, когда в поле его зрения попадала собака, птица или — проклятье! — другой кот, он бил обрубком хвоста по своей подстилке.

Уинн достала домашнее вино, уже гости не по одному разу приложились к нему. Каждый, тоже неоднократно, провозгласил, что вино вышло на славу. Под влиянием выпитого все расслабились и удобно расположились в креслах, вспоминая недавние события, особенно их неожиданное завершение.

— Кевин, бедняга, и так ужасно перепугался, когда неожиданно объявилась Сейди и принялась его усовещивать. Вид у нее был… мягко скажем, необычный; тогда она совсем не была похожа на ведьму. В своем желтом плаще и зюйдвестке она больше напоминала рыбака… — вспоминала Мередит.

Она ненадолго задумалась.

— И меня она тоже в первый момент сильно напугала. Я даже не подозревала, что она стоит у меня за спиной! Бедный Кевин растерял остатки разума. Он ведь в самом деле верил, что Сейди обладает какой-то волшебной силой. Добавьте темноту, молнии и все остальное… Нервы у него были натянуты как струны. Насколько я понимаю, он собрался бежать, но забыл, что стоит совсем близко к Стоящему Человеку. Разворачиваясь, он задел камень плечом. Но Кевину, видимо, в его помешательстве показалось, что это сам камень придвинулся к нему и тронул его. Он подскочил — как подскочил бы любой из нас на его месте; он решил, что кто-то тронул его за плечо, упал… и все. Он лежал на земле, трясясь и плача. Сейди схватила ружье. Я подняла Кевина на ноги и привезла сюда в моей машине. В машину к Сейди он не сел бы ни за что на свете. Все время лопотал, что камень отомстил ему, а он ведь вовсе не собирался осквернять святое место.

— Бедняга? — проворчал Маркби. — Да он ведь запросто мог тебе голову снести!

Мередит отнеслась к произошедшему философски.

— Но не снес же, так зачем беспокоиться? К сожалению, пуля отколола кусок от второго камня — Жены. Сейди ужасно огорчилась; вряд ли будет довольна и Комиссия по охране исторических зданий и памятников.

— Но почему Сейди Уоррен все же поехала туда? — спросила Джил Армитидж. — Никогда я ее не понимала… Смотрит вечно в одну точку, лицо рассеянное, как будто она где-то не здесь, а общается с силами, которые не видны остальным… в общем, как будто она все время общается с духами!

— Точно! — согласилась Мередит. — Сама Сейди упорно уверяет, что почувствовала зов камней. Они позвали ее, потому что им грозила опасность. Камни ведь тоже приняли непосредственное участие в последних событиях. Сейди села в машину и помчалась на луг, чтобы защитить священное место. Так она утверждает, и ее не сбить. Возможно, она поехала на луг, чтобы провести какой-то обряд, и случайно наткнулась на нас с Кевином. Если это и так, она все равно не сознается. По-моему, у нее есть своего рода шестое чувство. Определенно она мыслит не так, как большинство из нас. Возможно, все, что с ней происходит, целиком и полностью плод ее воображения, но ведь правильно говорят: мы еще многого не понимаем.

— Болтовня! — решительно возразил реалист Алан. — Правда, говорит она красиво и вполне убедительно, и тем не менее несет полную чушь.

— По-моему, она имеет право верить во все, что хочет, — сказала Джил Армитидж. — Но если и в самом деле она общается с неведомыми нам силами, я предпочла бы и дальше ничего о них не знать. В такие дела не стоит вмешиваться.

— Вот именно! — поддержал ее Том Барнетт. — Влияние подобных идей на людей с нестойким рассудком может оказаться пагубным. Помню случаи, когда пациентов хитростью вовлекали во всякие секты, после чего они полностью съезжали с катушек. Уинн, а можно еще капельку вашего домашнего винца? Оно просто превосходно!

— Вот персиковый ликер. — Уинн откупорила новую бутылку. — Я сделала его в первый раз, буду рада узнать ваше мнение.

Ей со всех сторон протягивали бокалы, все охотно выразили желание тоже высказать свое мнение. Скоро о сверхъестественных силах забыли; отовсюду слышалось:

— Чудесно! Непременно расскажите, как вы его делаете. (Джил.)

— Если честно, на мой вкус сладковато, но очень приятно. (Алан.)

— Чтоб мне лопнуть, ну и крепкое же! (Рори.)

— Бедный Кевин! — вздохнула Уинн, возвращаясь к предыдущей теме. — Мередит, а ведь он вам верно сказал. Мы все догадывались, что жизнь у парня была собачья.

— Я ничего не знал, — поспешил ввернуть Том Барнетт.

— Это потому, что вы живете у нас недавно и никогда не имели дела с Берри, — ответил Рори, осушив свой бокал. — Но Уинн права. Правда, я не знал, что все было так плохо с самого начала. Когда Кевин был маленький, я почти не видел его… Впрочем, это все отговорки. Я ведь знал, что Эрни избивает Кевина. Надо было догадаться: раз он бьет взрослого парня, значит, наверняка бил и маленького… Я знал, что он действительно лупит беднягу почем зря. Он всегда шатался по деревне то с синяком, то с рассеченной губой. И потом, по Эрни видно было, что он из таких, из головорезов. Он мне никогда не нравился. Ну а Кевин… По-моему, все мы просто закрывали глаза на то, что с ним происходит. Увидев его на улице, спешили отвернуться. Но мне, как, думаю, и остальным, делалось не по себе. Показательно и то, что его всегда называли «парень Берри» и очень редко — по имени… Всеобщее равнодушие ожесточило парня, очерствило его. На наших глазах он утрачивал человеческий облик, но никто не думал о том, что здесь совершается преступление. «Парень Берри» — все равно что «грузовик Берри» или «вещь Берри». Называя его так, мы успокаивали свою совесть. — Рори посмотрел в бокал. — Бывало, я утешал себя тем, что думал: раз парню так плохо живется, почему он не уйдет от Эрни? Он ведь был уже совершеннолетний и имел право жить отдельно…

— Он не мог уйти, — решительно возразил Том Барнетт. — Человек, с которым всю жизнь обращались как со скотиной, не может освободиться самостоятельно. Если и была у Кевина какая-то уверенность в себе, он давно ее утратил. Он привык к дурному обращению; те люди, которых с детства бьют и обижают, становятся зависимыми от своего обидчика. И чтобы такой человек, как Кевин, решился отомстить, требуется какая-то решительная перемена в его жизненных обстоятельствах. Парень нашел убитого Эрни под каштаном, и в нем всколыхнулась давно сдерживаемая ненависть и жажда мести. Если бы Эрни не убили, все могло бы продолжаться до бесконечности.

— Верно, — вздохнул Рори. — Кевин не мог уйти от Эрни, несмотря на то что Оливия завещала ему небольшую сумму. Как по-вашему, может, она именно для этого подарила ему деньги — чтобы парень наконец зажил своей жизнью? Старушка хотела подтолкнуть Кевина к свободе? Если так, она просчиталась. Эрни стоило только потребовать, и парень безропотно отдал ему деньги. В душе у него все клокотало, но сил на то, чтобы возразить, не нашлось. Несчастный паршивец испортил мою машину, но, откровенно говоря, мне трудно его обвинять. Он всех нас ненавидел, и причина для ненависти у него была вполне достаточная.

— При чем же здесь Оливия? — возразила Уинн. — Не надо ему было травить пони. Надеюсь, он в самом деле не сталкивал ее с лестницы.

Она украдкой покосилась на Маркби. Алан прочел в ее глазах мольбу: скажи, скажи, что Оливию убил не Кевин!

— Он утверждает, что не толкал ее, — сказал Маркби. — Никто не может доказать обратного. Я тоже не думаю, что он убил старушку, что бы там ни случилось.

Уинн вздохнула с облегчением, но Маркби почти сразу же нарушил вновь обретенный покой, добавив:

— Зато повод столкнуть ее имелся у Джанин, если она знала о том, что ей кое-что достанется по завещанию. Правда, сейчас мы вступаем в область догадок; доказать что-либо будет трудно.

— Конечно нет! — возразила Уинн и покачала головой; на стол из растрепанного пучка упала шпилька. — Оливия оставила Джанин совсем небольшую сумму. Работая у Оливии, она получала гораздо больше. Правда, никто бы не подумал, что Эрни убила именно она…

Все присутствующие дружно согласились с ней.

Маркби кивнул:

— Да, Берри действительно убила Джанин Катто. Полиции ничего не стоило подловить ее на противоречиях в рассказе о якобы приходящем приятеле, который подбил ей глаз. После обыска в ее доме нашелся и нож, которым она совершила убийство; он лежал в ящике на кухне. Джанин вымыла его, но нож старый; между лезвием и рукояткой есть отверстие. Туда тоже попала кровь, и вот ее-то она не заметила. Что же касается того, как и почему… — Маркби ссутулил плечи. — Джанин очень нуждалась в деньгах. Она убирала у Оливии, не чуралась никакой другой работы, но в деревушке вроде Парслоу-Сент-Джон не так много возможностей сколотить состояние честным трудом. Разумеется, есть и другие способы подзаработать. В Парслоу-Сент-Джон Джанин считалась девушкой легкого поведения. К ней частенько захаживал и Эрни; он был одним из ее постоянных клиентов. В проституции, как и в любом другом ремесле, преобладают рыночные отношения. Парслоу — не центр вселенной, и за свои услуги Джанин требовала весьма скромную плату. Но все доходы помогали ей сводить концы с концами. Кстати, Мередит одно время думала, как, наверное, и многие… Так вот, Берри — не отец ее мальчиков. По-моему, лучше сразу расставить все точки над «i». Отца разыскали; он живет в двухстах милях отсюда. Он не видел детей с тех пор, как они были совсем маленькими. Джанин не получала от него ни гроша на их содержание. Отец предоставил заботу о детях Джанин… Потом умерла Оливия. Согласен, у Джанин почти не было повода убивать Оливию — пусть даже она и знала, что по завещанию ей кое-что перепадет. Смерть Оливии стала для нее серьезным ударом. Она потеряла источник постоянного дохода. Оливия оставила ей двести фунтов — такую же сумму, как Эрни и Кевину. Деньги Кевина Эрни сразу же прикарманил и добавил к своим. Он завел себе новую пассию в Лонг-Уикеме, о чем Кевин знал, и тратил почти все на развлечения с новой подружкой. Эрни забыл об одном: Джанин тоже родом из Лонг-Уикема. Ее мать до сих пор живет там и держит Джанин в курсе всех тамошних событий. Она услышала, что Эрни навещает кого-то из местных жительниц и тратит деньги на пабы и на поездки в город. Его новая пассия щеголяет по деревне в новых платьях, обвешанная дешевыми украшениями. Джанин пришла в ярость. Когда у Эрни бывало туго с деньгами, он ходил развлекаться к ней почти даром. Джанин считала, что, разбогатев, Эрни обязан поддержать ее. Чем она хуже его подружки из Лонг-Уикема? Выходит, пока у Эрни водятся денежки, он ходит к другой, а когда средства закончатся, он пойдет к Джанин за дешевым утешением? Рискну предположить, ни одной женщине не понравится, что ее считают дешевкой!

— Вступаете на опасную почву, старина, — предостерег его Рори.

— Берегитесь! — вскричала его жена.

— В тот роковой день, — торопливо продолжал Маркби, — Джанин рано утром отправилась в «Грачи», чтобы открыть окна и проветрить дом. Сверху, со второго этажа, она увидела, что к загону идет Эрни. Накануне он всю ночь веселился с новой пассией, к утру выдохся и мучился от похмелья. Он пришел в хорошо известный ему тихий уголок и устроился вздремнуть под старым каштаном. И вдруг откуда ни возьмись появляется Джанин и начинает попрекать его. Эрни не любил попусту болтать языком. Он замахнулся и дал ей в глаз. Джанин убежала домой, исполненная еще большей ярости и жажды мести. В полдень она вернулась, чтобы, по ее словам, снова закрыть все окна. Она боялась, что Эрни по-прежнему там и для самозащиты — по крайней мере, так она говорит — захватила с собой остро наточенный кухонный нож. Она подкралась к загону — посмотреть, там ли еще Эрни, и увидела, что он мирно спит под деревом. «Спал как убитый» — вот ее точные слова. Джанин уверяет: она понятия не имеет, что вдруг на нее нашло. Она достала нож и…

Маркби помолчал. Уинн кашлянула, а Армитидж прошептал:

— Она ненормальная! Как же она не подумала о собственных детях?

— Она не ожидала, что ее найдут и арестуют. Убийцам всегда кажется, что они выйдут сухими из воды. — Маркби криво улыбнулся. — И ведь так и вышло; она вполне могла легко отделаться. Убив Эрни, она пошла закрывать окна в «Грачах» и вдруг увидела, как к загону приближается Кевин. Джанин бросила все как есть и помчалась к себе домой. Кевин всюду искал Эрни; он отлично знал, что тот любит вздремнуть под каштаном. Кевин нашел Эрни, а что было дальше, мы знаем.

— Д-да, — севшим голосом проговорила Джил Армитидж.

— Ничего, ничего, милая… — Рори похлопал ее по плечу.

— Может быть, Кевина подтолкнула к действию рана на шее, — заметил Маркби. — А может, в его подсознании всплыла страшноватая вывеска вашего паба. Да и сам паб «Королевская голова» был для него неразрывно связан с Эрни.

— «Так умрут все тираны!» — вдруг продекламировал Рори и уже потише добавил: — Наверное, что-нибудь вроде этого пронеслось в голове несчастного парня.

— Может быть. Во всяком случае, раны, нанесенные большим ножом, скрыли рану, нанесенную ножом поменьше. Вскрытие показало, что голову ему отсекли большим ножом. Поскольку голову Эрни ампутировали всего минут через двадцать после смертельного удара Джанин — не забывайте, она видела, как к загону шел Кевин, — естественно, предположили, что это сделал убийца. У следствия не было оснований полагать, что голову отсек кто-то другой. Возникла версия: убийца начал расчленять труп, но, отрезав голову, отказался от своей затеи. На лезвии большого ножа нашли пятна крови Эрни. Другой нож никто не искал. Да и зачем?

Алан мог бы добавить, но не добавил: наверное, путаница произошла еще и из-за желания инспектора Крейн как можно скорее отыскать орудие убийства. Она сама привезла нож со следами крови в лабораторию и стояла рядом с экспертами; те больше ничего и не искали. Кроме того, разве анализы не подтвердили, что на лезвии действительно кровь Эрни?

Маркби вспомнил разговор, который состоялся у него накануне с инспектором Крейн. Она была смущена и злилась на себя, считая свою оплошность доказательством недостаточного профессионализма. Тщетно он уверял ее, что ошибки совершают все и что самое главное — учиться на них.

Бледная от сильных переживаний, она сообщила, что допустила ошибку, которую сама же клялась себе не совершать. Она слишком сосредоточилась на одной версии и отметала все возможные другие.

Видя, что ее сейчас не утешишь, Маркби оставил ее в покое. Постепенно она справится с собой — а может, и нет. Хотелось надеяться, что Крейн не сдастся. Она крепкая профессионалка с задатками настоящего сыщика. Но процесс обучения иногда бывает болезненным.

В тишине, которая воцарилась в гостиной, Нимрод поднялся на ноги и потянулся, выгнув спину. Затем он повернулся головой в другую сторону и снова разлегся на подоконнике. Хотя он часто убивал бесчисленных мелких грызунов и птиц, его нельзя было упрекнуть в ненужной жестокости — разве что когда-то его сильно отругали за убитую птичку. Если он убивал мышей, люди ничего не имели против. Интересно, почему они так трясутся над жалкими комочками перьев?

— Что теперь будет с Брюсом и Рикки? — спросила Уинн. — Они, конечно, совсем не ангелочки, но представьте, что им пришлось пережить!

— Мать Джанин забрала их к себе в Лонг-Уикем. Она еще не старая женщина и сумеет о них позаботиться, — улыбнулся Маркби. — Не волнуйтесь, Уинн.

— Если честно, я и не собиралась предлагать себя… — кротко заметила Уинн. — Но после того, что случилось с Кевином, мне кажется, что больше нельзя смотреть на подобные вещи сквозь пальцы… — Она повернулась к Мередит: — А ведь вы были кругом правы. Вы в самом начале сказали: наверняка вся история связана с завещанием Оливии. Так и оказалось. И Джанин, и Кевин затаили зло на Эрни. У одного он отобрал деньги, с другой не пожелал ими делиться. А ведь когда Оливия распорядилась оставить небольшую сумму домработнице и садовникам, она, должно быть, руководствовалась самыми добрыми намерениями!

— По-моему, — медленно сказала Мередит, — большим умом Оливия не отличалась. Ей следовало бы оставить Джанин в два раза больше, чем Эрни и Кевину Берри. Джанин, безусловно, заслужила награду, ведь она регулярно убирала в «Грачах», готовила, покупала продукты, выполняла мелкие поручения. Получи Джанин хоть немного больше, ее бы не так волновало, как Берри распорядятся своей долей наследства!

За дверью послышался шум подъехавшей машины. Стукнула дверца, и на крыльце послышались мужские голоса. Маркби поднялся.

— Если честно, Уинн, все, что произошло, действительно связано с завещанием. И не с одним, а с двумя!

— С двумя?! — ошеломленно переспросила Уинн.

— С двумя, и оба составлены Оливией Смитон. — В дверь позвонили. — Если я не ошибаюсь, приехал тот, кто сейчас нам все объяснит. Можно я открою дверь?

Приезд сэра Бэзила Ньютона в сопровождении Лоренса Смитона произвел небольшой переполох. В гостиной уже не осталось свободных стульев; пришлось срочно тащить два стула из соседней комнаты. Из буфета извлекли еще несколько бутылок домашнего вина; Уинн суетливо сдула с них пыль. Она явно беспокоилась, что запасов не хватит. Подобно многим любителям домашних заготовок, она обычно делала вина и наливок гораздо больше, чем требовалось для собственного потребления. Но нашествие такого количества гостей почти опустошило ее погребок.

Наконец все снова расселись по местам, и к вновь прибывшим повернулись выжидательные лица.

Лоренс Смитон откашлялся и достал из внутреннего кармана куртки конверт из оберточной бумаги. Не без смущения он начал:

— По-моему, то, что я скажу, не имеет никакого юридического значения. И все же мне хочется кое-что прояснить, как и всем присутствующим, тем более что для меня это вопрос семейный.

— Мы очень вам признательны, — сказала Мередит, — за то, что вы взяли на себя труд приехать сюда и просветить нас.

Лоренс с трудом вскрыл конверт.

— Надеюсь, вы понимаете, что снимков Оливии я дома не хранил. Зато у меня остались фотографии, сделанные на свадьбе брата. Естественно, там есть и Оливия, и все гости. Вот, взгляните, пожалуйста…

Тонкую стопку черно-белых снимков пустили по кругу. Сначала снимки посмотрел сэр Бэзил. Затем передал их Армитиджу. Рори просмотрел их и что-то буркнул себе под нос, когда пристальнее вгляделся в одну фотографию. Потом еще раз просмотрел все снимки и молча передал их жене. Джил проглядела их, подняла взгляд на мужа и молча протянула снимки Тому Барнетту. Разглядывая фотографии, он удивленно поднял брови. Потом протянул всю стопку Мередит. Та взяла снимки, не скрывая любопытства. Что же там такое?

Перебирать старые фотографии всегда немного грустно. Все, кто когда-то позировали и улыбались, либо умерли, либо состарились, и их мир канул в прошлое. Свадебные фотографии оказались абсолютно типичными для военного времени. Все мужчины в форме. На невесте платье чуть ниже колен с огромными подкладными плечами по тогдашней моде и со складками на корсаже… Платье, кажется, из жоржета. К корсажу приколот букетик ландышей. На ногах остроносые туфли — такие тогда носили. Туфли, похоже, замшевые… На голове лихо сдвинутая набок круглая шляпка с вуалью. На подружке невесты строгий приталенный костюм, светлая блузка. Шляпку, похожую на перевернутый цветочный горшок, она лихо заломила назад. Все подавленно улыбаются; у подружки невесты лицо какое-то застывшее. В стоящем рядом с ней угрюмом юнце с несколько бульдожьим лицом Мередит опознала Лоренса, только тогда он, конечно, был гораздо моложе и полнее. Возможно, шафер хмурился лишь потому, что солнце слепило ему глаза. Маркус, жених, был выше брата, и черты лица у него оказались тонкими, изящными. Только он один уверенно улыбался в объектив.

Мередит впервые осенило: скорее всего, во время войны Маркус служил в разведке. С другой стороны, внешность Лоренса предполагала, что он — человек действия. Наверное, они еще с детства поменялись ролями. По традиции старший брат всегда защищает и опекает младшего. А в семье Смитон, скорее всего, было наоборот. Младший Лоренс, более примитивный любитель подвижных игр, выступал защитником старшего — книжного червя Маркуса, который был, что называется, не от мира сего. Если так, Лоренс сохранил свою роль и после его смерти: он как тигр кидался на всякого, кто пытался бросить тень на его покойного брата.

Мередит передала фотографии Уинн, которая разложила их перед собой на журнальном столике.

Все молчали. Уинн сказала:

— Ах да… это Оливия, совершенно верно. Рори, вы согласны? Джил, Том?

Все трое закивали. Лица у обоих мужчин сделались напряженные, Джил Армитидж покраснела, и глаза у нее засверкали от плохо скрываемого волнения.

Уинн вытянула руку:

— Значит, мы согласны. Эта особа на фотографии — учитывая, что мы знали ее в пожилом возрасте, — в общем, мы уверены, что она — Оливия Смитон, которую мы знали в Парслоу-Сент-Джон.

Она постучала пальцем по изображению подружки невесты, Вайолет Доусон.

Глава 24

Посмертное слово

Слово взял Алан Маркби:

— Как и Мередит, я не могу что-либо утверждать с уверенностью; могу лишь предположить, что тогда произошло. Вы позволите, бригадир?

Все ждали, что ответит Лоренс Смитон. Тот не спеша собрал фотографии со стола и сложил их в конверт. Конверт сунул в карман куртки и, встретив вопросительный взгляд Маркби, кивнул:

— Валяйте! Вываливайте все на свет божий! Пусть все разъяснится раз и навсегда.

Голос у старика был усталый, но решительный.

Многозначительно покосившись на старого друга, сэр Бэзил уютно устроился в кресле с бутылочкой сливового вина под рукой. Роль стороннего наблюдателя вполне его устраивала.

— Итак, вот как все, по-моему, было, — начал Алан. — После свадьбы Маркус и Оливия Смитон написали завещания, по которым все имущество отходило тому из супругов, который переживет другого. Документы простые, недвусмысленные, составленные в трудное время, с минимумом экивоков. Они хотели обеспечить друг друга на тот случай, если кто-то из них погибнет. К сожалению, одного из них, Маркуса, убили всего через несколько месяцев, и Оливия овдовела. Однако одна она не осталась. С самого начала в доме у Смитонов поселилась Вайолет Доусон, школьная подруга Оливии. Может быть, такое положение было немного необычно для молодоженов, но не забывайте, шла война. У многих людей разбомбили дома, и они перебрались к родным или друзьям. Кроме того, многое в те дни распределяли по карточкам; совместное житье оправдывало себя с точки зрения практичности.

Маркби повернулся к Лоренсу:

— Бригадир, бывает, мужчин и женщин влечет друг к другу не только чисто физически; если это вас утешит, я уверен, что Оливия любила вашего брата, хотя у нее и была другая сексуальная ориентация. Сообщали, что она очень горевала, узнав о гибели мужа. Мы не знаем, почему она тогда не составила другое завещание. Может, была подавлена горем. А может, потому, что ближе к концу войны такое завещание уже не казалось срочным делом. Не забывайте, она тогда была еще молодой женщиной. Беренс, ее поверенный, в последние годы искал везде, но никакого другого завещания не нашел. Потом, пятнадцать лет назад, к нему приехала женщина, которая назвалась Оливией Смитон, и попросила составить завещание, о котором мы все знаем. Какой можно сделать вывод? Маловероятно, чтобы Оливия после гибели мужа составила еще одно завещание, заменившее собой первое, военное. В период между гибелью мужа и последней волей, составленной Беренсом, Оливия или особа, выдававшая себя за нее, жила без завещания. Вот что очень важно!

Маркби замолчал для вящего эффекта.

— Давайте дальше! — торопила его Уинн.

— Возможно, настоящая Оливия Смитон не составила другое завещание в том числе и потому, что им с Вайолет Доусон пришлось переехать во Францию. Возможно, Оливия не хотела писать завещание во Франции. Есть существенные различия в законах двух стран, касающихся завещаний. Оливия не хотела рисковать. У Вайолет своих денег не было, но все их расходы оплачивала Оливия, и подруги жили вполне безбедно. До того как поселиться у Оливии, Вайолет вела жалкое существование: была платной компаньонкой у нескольких несимпатичных богатых старух. Никакой другой профессии у нее не было… Прожив несколько лет за границей, Оливия и Вайолет решили вернуться в Англию. Отправились в путь, но попали в ужасную аварию с трагическим концом. Французское следствие установило, что за рулем сидела Вайолет. Я в этом сомневаюсь. Судя по тому, что нам известно об Оливии, трудно поверить, что она смирилась бы с ролью пассажирки. Вдобавок, в свете последующих событий, есть все основания полагать, что Вайолет вообще не умела водить машину. По-моему, в тот роковой миг за рулем сидела Оливия, а Вайолет ехала пассажиркой. Машина превратилась в груду обломков, та, что находилась за рулем, погибла, и все были в замешательстве. В те времена о ремнях безопасности еще не слышали. Скорее всего, труп убрали с места происшествия. Может быть, пассажирка, Вайолет, сама оттащила тело Оливии подальше, надеясь оказать ей первую помощь. А может, она боялась взрыва и не сразу сообразила, что ее подруга погибла… Прибыв на место происшествия, французские полицейские обнаружили двух женщин на обочине: одна мертва, другая на грани истерики. Как только выжившая немного успокоилась, ее попросили назвать свое имя и имя мертвой женщины и пожелали узнать, кто сидел за рулем. Хотя Вайолет Доусон по-прежнему пребывала в шоковом состоянии, у нее хватило времени сообразить, что после смерти Оливии ей вновь придется влачить жалкое существование. Вероятно, по возвращении в Англию Оливия собиралась написать завещание в пользу Вайолет, но достоверно мы ничего сказать не можем. Вайолет помнила, что сохранилось единственное завещание, составленное в войну. По тому устаревшему завещанию все имущество Оливии в случае ее смерти доставалось Маркусу.

В подобных обстоятельствах, если человек умирает без завещания, имеющего законную силу, не состоял на момент смерти в браке и у него не было детей, делаются все усилия, чтобы разыскать его кровных родственников, и имущество покойного делится между ними в установленном порядке. Если кровных родственников найти не удается и никто не предъявляет свои права на имущество покойного, оно отходит государству.

Вайолет не была кровной родственницей и полагала, что не имеет никаких прав на наследство. Кроме того, ей было известно, что кровных родственников у Оливии нет. Вот почему она решила: если она скажет французским полицейским, что она Оливия Смитон, а погибшая — Вайолет Доусон, она никого не лишит наследства обманом.

Не забывайте, прошло много лет. Обе женщины достигли зрелого возраста и в молодости считались красавицами. Поскольку они много лет прожили вместе, они, возможно, приобрели какие-то общие черты, сделались похожими друг на друга, носили похожие платья и стриглись одинаково, у них появились одинаковые жесты и выражения. Они стали похожи друг на друга, как сестры. Почти наверняка у погибшей Оливии, которая сидела за рулем, лицо было изуродовано. Вайолет оказалось совсем нетрудно выдать себя за нее.

Однако, вернувшись в Англию, она не посмела жить в Лондоне, где могла случайно натолкнуться на старых знакомых. Не могла она и вернуться в свой родной городок, где пожилые люди еще помнили юную Вайолет Доусон. Она выбрала нейтральную территорию, уединенную деревушку Парслоу-Сент-Джон. Деревушка понравилась ей еще и тем, что «Грачи», дом, который она купила, напоминал дом ее детства. Если помните, Вайолет была дочерью сельского священника. На фотографии, которую владелица сожгла на глазах у Джанин, был изображен большой дом рядом с церковью. Несомненно, то был дом священника, в котором выросла Вайолет, единственное напоминание о ее прошлой жизни! И даже самое последнее звено, соединявшее ее с прошлым, она безжалостно уничтожила, как ранее все остальное, после того как неожиданно получила письмо от бывшего деверя Оливии Лоренса Смитона. Можно только гадать, какие чувства испытала Вайолет, распечатав конверт! Недоверие, изумление, страх, гнев… И над всем возобладал ужас. Помня, как пылко Лоренс Смитон ненавидел Оливию, Вайолет и в мыслях не держала, что когда-нибудь он захочет повидаться с бывшей невесткой! Смитон предлагал ей встретиться и помириться. Он тоже… простите меня, бригадир… состарился и хотел наладить отношения.

Маркби сделал паузу в своем монологе и отпил вина.

— «Солнце да не зайдет во гневе вашем…»[15] — процитировал Лоренс. — Это, кажется, из Библии, да? Мне не хотелось, чтобы мы с Оливией умерли врагами. Казалось, что так не должно быть. Маркус бы этого не одобрил.

— Вот именно! Однако ваше предложение ужаснуло Вайолет. Она никак не могла с вами встретиться! Вы, бригадир, сразу же все поняли бы, раскусили ее обман. Вы и ваша супруга отлично знали и Оливию, и Вайолет… Вайолет-Оливия позвонила Беренсу и потребовала, чтобы тот передал от ее имени, что она не желает иметь с Лоренсом ничего общего.

Маркби печально улыбнулся:

— Знаете, ведь обман мог легко сойти ей с рук! Никто ничего не должен был знать. Ее выдали две вещи. Во-первых, в молодости Оливия была известной личностью, пусть ее известность и была несколько скандальной. Поэтому ее удостоили некролога в прессе, и обстоятельства ее жизни расследовала опытная журналистка.

Маркби кивнул в сторону Уинн; та милостиво приняла его похвалу.

— Журналистка немедленно почувствовала, что дело нечисто. Она не знала, что именно не так, но инстинкт, рожденный опытом, подсказывал ей: перед ней сенсационный материал! Уинн решила, что все дело в обстоятельствах смерти Оливии, в роковом несчастном случае, когда старушка упала с лестницы. Но по-моему, тогда произошел типичный несчастный случай — как записано в протоколе дознания, она споткнулась из-за рваной тапки. Преступление, а именно введение в заблуждение и кража, было совершено много лет назад! И все-таки больше, чем что-либо другое, Вайолет выдал пони.

— Как так? — удивился Рори.

— Вы позволите, бригадир?

Маркби повернулся к Лоренсу.

— У Оливии была аллергия на лошадей, — сказал Смитон. — Моя жена клянется в этом. Оливия и близко не могла подойти к лошади. Она сразу покрывалась сыпью, начинались и другие неприятности — вроде сенной лихорадки, только хуже.

— Ну и дела! — Барнетт присвистнул.

— Итак, видите, — продолжал Маркби, — Оливия ни за что не купила бы пони и двуколку и не стала бы ездить по окрестностям, как Вайолет. Тем более не стала бы она держать у себя пони в качестве домашнего любимца! А Вайолет любила лошадей. Она даже потребовала, чтобы ее последнего пони похоронили в загоне. И потом, она не умела водить машину. Много лет подряд двуколка была ее единственным средством передвижения. Именно желание как-то передвигаться и вынудило ее пойти на риск и купить пони, хотя она наверняка знала, что Оливия никогда бы так не поступила. Она продала двуколку, как только та стала для нее бесполезной. Двуколку купил Эрни Берри; сейчас она ржавеет у него во дворе. Но пони Вайолет любила… Она не могла заставить себя с ним расстаться, и он ее выдал.

Последовало долгое молчание; все обдумывали услышанное. Мысли Тома Барнетта бежали в одном определенном направлении. Он откашлялся.

— Кстати, о заинтересованных лицах…

Все посмотрели на него, и он покраснел.

— Мне просто любопытно, что же теперь будет с завещанием? Я имею в виду — с тем, которое составила Оливия, то есть Вайолет. По нему почти все отходит на благотворительные цели, а мелкие суммы переданы Джанин, Эрни и Кевину Берри, Джули Кромби, вам, Рори и… мне. Ведь деньги-то были не ее…

— У меня есть мнение по этому поводу, и я хочу его высказать, — громко произнес Лоренс Смитон. — Составила Оливия Смитон завещание в пользу Вайолет или нет, я совершенно уверен, что она рано или поздно обязательно бы сделала это, не погибни она в той аварии. Она бы, наверное, пожелала, чтобы Вайолет прожила остаток своих дней в достатке и удобстве. Я человек военный; мне часто приходилось иметь дело с солдатскими завещаниями. На войне завещания могут быть и устными. Главное, чтобы завещатель был в сознании и выразил последнюю волю при свидетелях. Конечно, к гражданским лицам это не относится. И все-таки очень жаль, что Вайолет уничтожила все письма, потому что, если бы Оливия в письме выразила недвусмысленные пожелания на случай своей смерти в пользу Вайолет, Вайолет имела бы право претендовать на наследство. Однако лично я склонен и в данном случае отнестись к делу просто, по-солдатски. Терпеть не могу бумажную волокиту! Я считаю, что последняя воля Оливии была выполнена, хотя и несколько странным образом! Как вы тут верно подметили, в результате никто не пострадал. Никого не лишили наследства обманом. Кровных родственников у Оливии не было. Если кто-то что-то и потерял, то только государство.

Он замолчал, а Маркби сказал:

— Как ни странно, если бы Вайолет проявила честность и следовала букве закона, в сложившихся обстоятельствах даже государство могло бы пойти ей навстречу. Она наверняка получила бы какую-то долю наследства. Но Вайолет побоялась рисковать. Положение у нее было ненадежное, и адвокаты могли все оспорить. Но я согласен с бригадиром: по-моему, последняя воля Оливии Смитон все же была выполнена — пусть не по букве, но по духу.

— Вот именно, — кивнул Смитон. — А ведь именно ради этого, черт побери, и составляют завещания!

— И потом, — с улыбкой добавил Маркби, — все, о чем мы тут сейчас говорим, остается лишь нашими домыслами. Мы думаем, что все произошло так, а не иначе, но доказать что-либо в суде будет затруднительно. Оспаривать завещание на основании очень старых свадебных фотографий? Благотворительные организации, которым по завещанию отошло все имущество, горой встанут на защиту своих прав!

— Вот именно, — кивнул Лоренс. — Что ж, по-моему, все решено и выяснено. Мы, все, кто здесь собрались, знаем правду, и точка. Мне не хочется, чтобы история выходила за пределы этих четырех стен. Поползут нехорошие слухи, поднимется шум… в общем, никому не будет лучше. Со мной все согласны?

Все дружно согласились.

Позже в тот же вечер, когда спустились сумерки, Мередит и Алан прошлись пешком до «Грачей». Они постояли у ворот, глядя сквозь металлические перекладины на дорожку и на красивый старинный особняк в георгианском стиле. В лучах заходящего солнца розовели окна; каменная кладка отливала медом. Просто сказочный домик, выстроенный из сахара и пряников!

— Дом очень красивый, — сказала Мередит. — Но я бы ни за что не согласилась в нем жить, особенно теперь.

— Да, — согласился Алан. — Я тоже. Это была просто мечта. Минутный каприз.

Она взяла его под руку:

— Может быть, когда-нибудь мы и найдем себе такой же дом — в другом месте. Такой же красивый. Но не сейчас.

Он посмотрел на нее. Отблеск заката, окрасившего стекла в розовый цвет, придавал ее темно-каштановым волосам золотистый оттенок. Мередит впервые заговорила о будущем и допустила возможность совместной жизни под одной крышей. Немного, но все же шаг вперед. Пока и этого достаточно.

— С возвращением! — воскликнул Пол, разливая вино. — Рады, что вы вернулись целыми и невредимыми.

Все подняли бокалы. Лора заметила:

— Надеюсь, после вашего отъезда Парслоу-Сент-Джон снова станет тихой, сонной деревушкой, где ничего никогда не происходит. Так нам всегда казалось, когда мы навещали тетю Пола. Приезжая в ее бывший домик, я хочу быть уверенной в том, что в кустах рядом не прячется какой-нибудь псих!

— Кстати, о психах, — вспомнил ее муж. — Что стало с несчастным юнцом?

— Сейчас он проходит медицинское освидетельствование, — ответил Маркби. — Скорее всего, ему рекомендуют обратиться к психиатру. Во всяком случае, я на это надеюсь. Без психиатра тут вряд ли обойдется.

— Это не значит, что он вылечится! — мрачно возразил Пол. — Его поместят в психушку на пару месяцев, накормят таблетками, потом объявят, что он здоров, и выпустят на свободу. И он снова начнет шататься по улицам и пугать невинных прохожих.

— Ты у нас известный оптимист! — сказала его жена. — Сходи-ка лучше взгляни, как там жаркое!

Маркби откинулся на спинку кресла и вытянул ноги.

— А по-моему, наш отпуск все же удался. Я чувствую себя посвежевшим. А ты?

Он повернул голову к Мередит.

— Что? — Она как завороженная смотрела в противоположный угол комнаты и, видимо, не слышала вопроса. — Лора, давно у тебя эта картина?

— Которая? — Лора проследила за пальцем Мередит. — Ах, вот ты про что! Она висела в домике в Парслоу, и после смерти тети Флорри Пол привез ее сюда. Она ему понравилась. Ты ее, должно быть, узнала. Это Стоячие Камни, то место, где ты встретилась с Кевином и Сейди Уоррен. Картинка неплохая, правда, немного примитивная. Кстати… можешь себе представить? Ее нарисовал владелец тамошнего паба, «Королевской головы», Мервин Поллард! — Лора поджала губы и внимательно посмотрела на творение Мервина. — Не совсем в моем вкусе. Вряд ли она купила картину… Скорее всего, Мервин ей подарил. Не знаю, зачем тетя Флорри повесила ее в гостиной. Но о вкусах не спорят, верно?

Примечания

1

Книга общей молитвы — официальный молитвенник и требник англиканской церкви.

(обратно)

2

Ягода

(обратно)

3

Диккенс Ч. Посмертные записки Пиквикского клуба. Пер. Е. Ланна, А. Кривцовой.

(обратно)

4

Менгир — простейшее доисторическое сооружение в виде установленного человеком грубо обработанного дикого камня, у которого вертикальные размеры заметно превышают горизонтальные.

(обратно)

5

«Женский институт» — организация в Великобритании, объединяющая женщин, живущих в сельской местности.

(обратно)

6

Бригадир — младшее генеральское звание в сухопутных войсках и морской пехоте Великобритании.

(обратно)

7

Поллианна — героиня рассказов американской детской писательницы Э. Портер, которая находит причины для радости в самых бедственных ситуациях.

(обратно)

8

Чосер Дж. Кентерберийские рассказы. Пер. И. Кашкина.

(обратно)

9

Макавити — персонаж стихотворения Т.С. Элиота и мюзикла Э.Л. Уэббера «Кошки».

(обратно)

10

Разумное основание (фр.).

(обратно)

11

Шекспир У. Отелло. Пер. М. Лозинского.

(обратно)

12

Шекспир У. Сон в летнюю ночь. Пер. Т. Щепкиной-Куперник.

(обратно)

13

Шекспир У. Макбет. Пер. М. Лозинского.

(обратно)

14

Шекспир У. Ричард III. Пер. А. Курошевой.

(обратно)

15

Еф.: 4: 26.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Реклама на сайте