«Самая последняя правда»

Марина Серова Самая последняя правда

Пролог

– Я больше так не могу! Это невыносимо!

– Подожди, осталось совсем немного. Скоро все будет хорошо.

– Мне уже кажется, что этого никогда не будет!

– Обязательно будет, нужно только еще немного подождать.

– Это точно?

– Абсолютно. Просто запасись терпением и жди.

– И все получится?

– Обязательно!

– Ой, не знаю, не знаю… Мне все время кажется – что-нибудь случится, что-то помешает!..

– Не нужно об этом думать! Еще накаркаешь!

– И вообще, я, если честно, боюсь. Может быть, не нужно так?

– Что значит – не нужно?! Мы ведь уже договорились!

– Я все думаю – а правильно ли мы поступаем? Может, оставить все как есть?

– Если мы оставим все как есть, то сами останемся с носом! Сто раз уже все обсудили, что ты опять начинаешь?

– Ладно, все… Это, наверное, просто нервы.

– Успокойся и жди. Все будет хорошо.

– Точно?

– Да! Пока…

Глава первая

– …Новая коллекция «Искушение» – это истинное искушение для истинных ценительниц прекрасного! Приглашаем на нашу презентацию, выставочный зал номер двенадцать. Новая коллекция – «Искушение» для искушенных!

Сладкий голос непрерывно лился из динамиков в мои уши. Я прогуливалась по павильонам торгового центра, куда заехала, чтобы присмотреть что-нибудь новенькое из зимней одежды и аксессуаров. Наступил декабрь, и мне хотелось посредством шопинга поднять себе настроение.

Иногда, заметив что-то интересное, я отвлекалась и переставала на некоторое время обращать внимание на рекламу. Но потом, потеряв по тем или иным причинам интерес к понравившейся мне модели, я вновь ловила себя на том, что слушаю вкрадчивый, звучавший словно откуда-то из глубин космического пространства призыв – посетить выставочный зал номер двенадцать.

В конце концов, обойдя все залы и так и не остановившись ни на одном варианте, я уже было решила покинуть торговый центр, но неумолкаемая реклама, изобиловавшая однокоренными словами, призывно манила меня, туманила разум, и я-таки поддалась искушению и пошла на презентацию под названием «Искушение» – обожаю тавтологию!

Павильон был заполнен женщинами разных возрастов и томными девушками в униформе, сиявшими улыбками заправских соблазнительниц. Они стояли у стеклянных витрин, за которыми располагались флакончики и баночки различных цветов и конфигураций: от тонких, изящных и стильных – до пузатых, как бочонки, основательных, с затейливыми крышечками. С ленивым любопытством я останавливалась перед витринами, выбирала пробники, прыскала себе на запястье и принюхивалась… Некоторые ароматы, надо признать, и впрямь были ничего…

Французская фирма «Соблазн», представлявшая новую коллекцию духов «Искушение», была довольно хорошо известна в нашем городе. У фирмы имелся собственный магазин, носивший то же название – «Соблазн». Я иногда заскакивала туда и пару раз даже становилась обладательницей некоторых экземпляров парфюмерной продукции этой компании – довольно, кстати, приличных, но весьма при этом дорогих.

А потом одна моя подруга, Светка-парикмахерша, записала меня в члены клуба некой другой компании, которая, регулярно присылая мне свои каталоги, мастерски «раскрутила» меня на покупку нескольких флаконов своих духов и туалетной воды. Пару-тройку подобных вещиц мне дарили то на день рождения, то на Восьмое марта, так что на отведенной в моем доме под парфюмерию полочке скопилось изрядное количество парфюма, которым я даже не успевала пользоваться. Привело это к тому, что постепенно духи начали портиться, эфирные масла – отсекаться и неаппетитными хлопьями плавать во флаконе; изменился и запах, причем далеко не в лучшую сторону… пока в один прекрасный день я не провела ревизию накопленных склянок, после чего решительно выбросила все просроченные образцы в мусоропровод.

Так что теперь, в принципе, можно было обзавестись и новыми, тем более что фирма «Соблазн» относилась к числу престижных и достойных. Правда, и цены на их продукцию были высокими, но я не привыкла экономить на качестве. Настроение у меня было хорошим, финансовое состояние тоже совсем неплохое, одежду я так и не купила, так что ничто не мешало мне приобрести понравившийся экземпляр. Я уже было полностью сосредоточилась на вариантах окончательного выбора, как вдруг почувствовала, что сзади с обеих сторон в мои подмышки резкими тычками уперлось что-то острое. От неожиданности я инстинктивно прижала руки к бокам и уже чуть было не саданула правым локтем куда-то назад, как вдруг услышала короткий визг, а следом – чье-то аханье:

– Таня, Таня, не бойся, это всего лишь я!

Резко обернувшись, я увидела растерянно улыбающееся круглое симпатичное лицо в обрамлении белых кудряшек. Руки женщины с длинными ногтями были приподняты и разведены в стороны. Пару секунд я вглядывалась в эти знакомые черты, а затем уточнила:

– Людмила?

– Ну конечно! Ты что, не узнала меня? Неужели я так изменилась?

И женщина звонко расхохоталась. Да, это действительно была моя старинная приятельница, Людмила Захарченко, администратор престижной гостиницы «Волжская», расположенной в центре Тарасова. Мы познакомились с ней давным-давно в процессе одного из моих ранних криминальных расследований и с тех пор периодически встречались и созванивались. Правда, в последнее время виделись мы нечасто, но все же нельзя было бы сказать, что Людмила так уж сильно изменилась с момента нашей последней встречи: такая же живая, энергичная, крепковатая блондинка с розовым цветом лица.

– Я тебя, конечно, узнала, – улыбнулась я в ответ. – Сейчас, когда увидела. Только на спине-то у меня глаз нет! А опознать человека по прикосновению его острых ногтей к подмышкам – согласись, весьма сложно.

– Да я же пошутила, Таня! – продолжала веселиться Людмила.

– Ты в следующий раз все-таки поосторожнее с такими шуточками, – проворчала я. – Я ведь могу среагировать не столь мягко и случайно тебя покалечить. Думаю, это не доставит радости ни тебе, ни мне.

– Ладно, все, извини! – Людмила потянулась вперед и звонко чмокнула меня в щеку.

Я мысленно поморщилась, поскольку отнюдь не разделяла ее склонности к восторженным охам-вздохам и телячьим нежностям. Но человеком Людмила была неплохим, к тому же она не раз меня выручала, и я не стала высказывать ей свое недовольство.

– А ты что здесь делаешь? Духи купила?

– Нет, только собиралась, – призналась я. – Хорошо еще, что флакон не выронила из-за твоей шуточки! Хоть и пробник, а неприятно.

– Не переживай, если бы ты его разбила, я бы заплатила, – пообещала Людмила. – А ты ничуть не изменилась, все такая же стройная и элегантная.

– Спасибо, ты тоже хорошо выглядишь, – не стала я кривить душой.

– Всех преступников уже переловила?

– Преступники, Люда, имеют свойство расти как грибы, – вздохнула я. – Переловишь одних – сразу же появляются другие. Но, с другой стороны, если бы их не было, я бы лишилась любимой работы.

– Я бы тогда взяла тебя к себе! – Захарченко все вопросы решала быстро и оптимистично.

– Благодарю, – хмыкнула я. – Только что бы я стала делать в вашей «Волжской»?

– А я уже и не в «Волжской»! – радостно сообщила Людмила. – С прошлого года – я администратор отеля «Богемия». Слышала? У нас открылась целая сеть из пяти отелей. Я работаю в парк-отеле, в загородной зоне.

– Ну и как, ты довольна? – задала я дежурный вопрос – судя по виду Людмилы, она была счастлива абсолютно.

– Да, все здорово! Слушай, давай поскорее выберем тебе духи и посидим где-нибудь в кафе. Или ты здесь… по роду своей деятельности оказалась? – Людмила неожиданно заговорила низким, зловещим шепотом, как карикатурный шпион. – Следишь за кем-нибудь?

– Расслабься, ни за кем я не слежу, – улыбнулась я. – Просто мне нужно заехать еще в одно место, так что давай лучше вечером увидимся, хорошо? Я тебе позвоню.

– Давай, – легко согласилась Людмила и тут же принялась хватать со стеклянных полок флакончик за флакончиком.

Она распрыскивала их и в воздух, и на себя, и на меня, морщилась, фыркала и постоянно трещала без умолку, высказывая вслух свои оценки и раздавая советы. Мне же хотелось выбрать свой аромат спокойно, и я старалась не обращать внимания на ее суету. Но это оказалось сложной задачей: Людмилы всегда было «слишком много», она умудрялась заполнять собою все пространство, где бы ни появлялась. В конце концов, я махнула на все рукой и положилась на собственную интуицию.

Уходила я из павильона номер двенадцать, унося в сумочке элегантный флакончик в форме точеной женской фигурки с легкой шалью, наброшенной на одно плечо и словно соскользнувшей с другого. Духи назывались «Ускользающий обман».

Домой я ехала довольная, завернув по дороге к подружке, Светке-парикмахерше, в ее салон красоты «Клеопатра» – подправить прическу и подобрать макияж. Раз уж открывается новый сезон, пусть он будет во всех отношениях новым. Заодно я похвасталась перед Светкой своей покупкой, на что она с ходу заявила, что «Искушение» – не самая удачная коллекция, и вообще «Соблазн» сдает свои позиции и сейчас в авангард парфюмерной моды ворвалась фирма «Миракл». Но о номере павильона Светка спросила – небрежно так, словно мимоходом. Не вступая в препирательства с подругой – женщины есть женщины! – я с улыбкой сообщила ей, где проходит презентация «Искушения», после чего с обновленным имиджем отправилась наконец домой.

Мне не терпелось принять душ и втереть пару капель «Ускользающего обмана» в запястья или в область декольте, ощутить свежий и пряный одновременно аромат, но также мне не терпелось и поесть, так как во время своих разъездов по магазинам-салонам я успела здорово проголодаться.

Решив не терять времени понапрасну и поставить в микроволновку на подогрев пиццу, пока я буду в ванной, я, зажав в левой ладони заветный флакончик, подошла к холодильнику и правой рукой потянула на себя дверцу. Достала коробку с пиццей, а также пакет апельсинового сока, собралась захлопнуть дверцу – но свободных рук уже не было, и я, прижимая сок подбородком к груди, приподняла ногу, чтобы коленом притворить дверцу холодильника, как вдруг…

Дз-зынь!

Тонко и пронзительно зазвенели осколки, стеклянными искрами взметнувшись в разные стороны. Одна из этих искр жиганула прямо по левой икре, заставив меня непроизвольно вскрикнуть.

Не веря своим глазам, в растерянности стояла я в душистой луже и в буквальном смысле слова пялилась на то, как «Обман» ускользает от меня безвозвратно…

Противное пощипывание в икре привело меня в чувство. Прыгая на одной ноге и причитая: «Да что ж за, на фиг, блин косой!», я рванула на себя дверцу злополучного холодильника, яростно впихнула обратно сок и пиццу и, обозвав себя в сердцах козой криворукой, отправилась в ванную, за веником и половой тряпкой. Правда, вначале промыла ранку на ноге перекисью и залепила ее лейкопластырем. Шепотом ругая и себя, и холодильник, и торговый центр в целом, и фирму «Соблазн» в частности, я сгребала драгоценные осколки веником, потом возила по полу тряпкой, пытаясь вобрать в нее пахучую жидкость.

– Хорошо живем! – усмехнулась по ходу процесса, выжимая благоухающую тряпку в ведро. – Французскими духами полы моем!

Ситуация осложнялась тем, что на полу в комнате, где стоит мой холодильник, лежит ковровое покрытие. Что-то натекло на ламинат в коридоре, но многое успело впитаться и в ковер. А если французские духи в таком количестве впитаются в ткань – это навечно. Через некоторое время запах «Ускользающего обмана» заполнил всю квартиру, и у меня заслезились глаза и закружилась голова. Я чувствовала себя так, словно нанюхалась ацетона или клея – хотя в действительности мне как-то ни разу не приходилось предаваться подобному пороку, но я интуитивно чувствовала, что ощущения должны быть схожие.

Через полчаса, красная, злая и растрепанная, я махнула на все рукой и, закинув пустое ведро с тряпкой на балкон, отправилась в душ. Теперь уже у меня и близко не возникало желания сбрызнуться чем-нибудь ароматным – хотелось смыть с себя всю эту концентрированную парфюмерную сладость, и до того сильно хотелось, что я чуть было не схватила хозяйственное мыло. Но все же, подумав, я решила не бросаться из крайности в крайность.

Бросила пропахшую одежду в стиральную машину и облачилась в совершенно другую. Но запах пресловутого «Обмана» по-прежнему резал мне ноздри и никуда не ускользал.

Я распахнула настежь окна и включила вентилятор, несмотря на то что погода за окном явно к этому не располагала. Надела теплый свитер и решила немного потерпеть дискомфорт из-за холодного ветра.

Телефонный звонок не добавил мне радости, однако я все же ответила на него.

– Здравствуйте, – женский голос, немолодой и незнакомый, звучал немного настороженно. – Могу я поговорить с частным детективом Татьяной Ивановой?

– Конечно, можете, – подчеркнутый официоз в голосе незнакомки свидетельствовал о том, что она может оказаться моей потенциальной клиенткой. – Говорите, я слушаю.

– Спасибо, – непонятно за что поблагодарила меня женщина и продолжала: – У меня случилась беда. Я очень прошу вас помочь мне.

Повисло молчание. Я уже собиралась сказать, что жду продолжения и описания того, в чем, собственно, заключается ее беда и какой помощи она от меня ждет, как вдруг по отрывистым звукам в трубке поняла, что женщина банально плачет.

– Успокойтесь, пожалуйста, – вежливо, но твердо произнесла я. – Если вам трудно говорить сейчас, вы можете перезвонить мне через некоторое время, когда возьмете себя в руки. Или приехать ко мне – я никуда не собираюсь сегодня.

– Давайте я приеду! – женщина явно подобралась и обрадовалась. – Только я не знаю вашего адреса.

– Так запишите его, – пожала я плечами и продиктовала ей свои координаты. – Только скажите, как вас зовут?

– Екатерина Михайловна, – сказала женщина. – Малеванная.

– Я вас жду, – коротко ответила я, положила трубку и, вздохнув, поплелась-таки разогревать пиццу…

* * *

Все было без толку. Все мои усилия и ухищрения ни к чему не привели. «Обман» никуда не ускользал, квартира смердела «на ура». Не помогал ни вентилятор, ни озоновый освежитель, которым я сбрызнула комнату, ни мокрая простыня, развешенная аж на полкомнаты – я сделала это в наивной надежде, что она втянет в себя французскую вонь. Честно говоря, этот «соблазнительный» запах меньше чем за час мне просто опротивел. Мокрая простыня отнюдь не добавила тепла в квартире, пришлось мне включить еще и обогреватель.

Вяло пережевывая в кухне за плотно закрытой дверью кусок отдававшей одеколонным привкусом пиццы, я уныло думала о том, как какая-то ничтожная секунда может все изменить! И причем зачастую – в худшую сторону.

Услышав звонок домофона, заставила себя отбросить прочь эти неконструктивные мысли, приказала себе «не замечать» никаких запахов и пошла открывать.

Екатерине Михайловне навскидку было хорошо за пятьдесят. Обычная женщина средних лет, обычные одежда, лицо, прическа… Чувствовала она себя не очень уверенно. Это ее состояние заметно усугубилось, когда Малеванная после моего любезного приглашения прошла в комнату и увидела работающие одновременно вентилятор и обогреватель, а также распахнутые не по сезону окна. К тому же источавший назойливый запах духов пол также не добавлял ощущения комфорта.

Екатерина Михайловна с легким недоумением покрутила головой, медленно провела взглядом по колыхавшейся на ветру простыне, вот-вот готовой покрыться налетом инея, подозрительно втянула носом воздух. Кажется, у нее возникло ощущение, что она попала не по адресу…

– Пойдемте лучше в кухню, – улыбаясь, предложила я ей, не вдаваясь в объяснения.

Малеванная пожала плечами и прошла за мной. В кухне все же было гораздо теплее, да и «Ускользающий обман» почти не проник сюда. Я предложила Екатерине Михайловне кофе, от которого она отказалась, заявив:

– Я так сильно расстроена, что даже не могу есть. Просто кусок в горло не лезет!

– Тогда давайте не будем отвлекаться, и вы мне все расскажете по порядку, хорошо? – подбодрила я ее дружелюбным тоном, и женщина кивнула.

– У меня пропала дочь, – проговорила она и словно бы сама удивилась сказанному. – Ее зовут Ирма.

– Когда это случилось? – спросила я.

– Вчера… – голос женщины задрожал. – Она должна была встретиться после работы с подругой, Викой. Они договорились посидеть в кафе. Вика приехала вовремя, ждала Ирму, но та так не пришла. И дома ее нет! И Виктор тоже ничего не понимает! Я звонила туда, ее не было, он говорил, что сам не знает, что происходит, и я не выдержала, поехала туда – а она так и не пришла!

– Подождите, подождите, – вынуждена была я перебить взволнованную женщину. – Давайте разберемся. Виктор – это кто?

– Это муж Ирмы, Виктор Шмелев.

– Так, значит, вашу дочь зовут Ирма Шмелева, – достала я блокнот и ручку, чтобы записать данные.

– Нет-нет, – остановила меня Екатерина Михайловна. – Она оставила свою девичью фамилию. Ей очень нравится ее фамилия – Линдгардт. К тому же Ирма всегда считала, что она подходит к ее имени. Ирма Линдгардт звучит лучше, чем Ирма Шмелева, по ее мнению. Виктор не возражал, так и осталось.

– Понятно. А почему Линдгардт? – поинтересовалась я. – К тому же вы – Малеванная?

– Линдгардт – фамилия отца Ирмы, – принялась объяснять мне Екатерина Михайловна. – Когда-то я тоже ее носила, но потом мы развелись, и я вернула свою девичью. Это все не имеет отношения к делу, мы давным-давно не общаемся с Генрихом, давайте все-таки вернемся к Ирме!

– Да, конечно, просто я люблю уточнять все детали, даже кажущиеся мелкими и незначительными, – пояснила я. – Итак, встреча с подругой в кафе не состоялась?

– Да, Виктория ждала Ирму долго, больше часа. Говорит, что звонила ей на сотовый, но он был отключен. Я потом тоже набирала ее номер – да, так и есть! Абонент, мол, временно недоступен… Я поехала к ним с Виктором домой, провела там всю ночь, глаз не сомкнула. Ирма как в воду канула!

Екатерина Михайловна смотрела на меня расширившимися глазами. В них читались страх и надежда. Противоречащая всякой логике надежда на то, что я сейчас спокойно взмахну рукой и уверенным тоном скажу ей, что все хорошо, что с ее дочерью ничего страшного не случилось, что я прекрасно знаю, где она находится, и в три секунды верну ее домой. Но я не знала этого и не могла сотворить ничего подобного. Поэтому я просто спросила:

– И что вы предприняли дальше?

– Утром я побежала в милицию. Но там меня даже толком не выслушали! Чуть ли не посмеялись надо мной! Так ужасно разговаривали, мне чуть плохо с сердцем не стало! А потом они прямо заявили, что у них полно нераскрытых убийств и грабежей, и нет времени, чтобы заниматься таким несерьезным делом. Как это – несерьезным?! – Екатерина Михайловна возмущенно всплеснула руками. – А потом они вообще сказали, что, мол, обязательно примем заявление, когда будет труп! Да что это вообще такое? Что значит – труп?!

Растерянность и гнев отразились одновременно на лице Малеванной. Она перевела дыхание и продолжила:

– А когда я раскричалась на них и пригрозила, что напишу жалобу, они принялись успокаивать какими-то глупостями! Сказали, что дочь моя – молодая девушка и вполне имеет право на личную жизнь! Что она, видимо, просто куда-то поехала – развеяться – и скоро вернется! Ерунда какая! Надо же до такого додуматься? Куда это замужняя, серьезная девушка может поехать развеяться, никого не предупредив?

– У вашей дочери есть дети? – спросила я, не ответив на риторический вопрос матери.

– Нет, детей у них нет. Ирма не торопилась с рождением ребенка, она же так много работает!

– А где, кстати, она работает? – я вновь придвинула к себе блокнот.

– В фирме «Абсолют». Они компьютерами торгуют и еще какой-то техникой, я не очень-то в этом разбираюсь. А Ирмочка возглавляет отдел кадров! – в голосе ее матери прозвучали нотки гордости. – Она же у меня умница! Школу отлично закончила, институт – с красным дипломом… И вообще, у нее светлая голова! Начальство ее ценит очень, уважает. Шутка ли – такая молодая, а уже возглавляет целый отдел! Не всякому ведь доверят такое ответственное дело!

– Сколько лет вашей дочери?

– Двадцать семь.

– Давно она замужем?

– Летом исполнится шесть лет. Они с Виктором поженились в июне, сразу же после ее дня рождения.

– Как Виктор отреагировал на отсутствие жены?

– Ну, конечно же, он тоже очень испугался! К тому же он довольно горячий парень, ревнивый даже… Ирма несколько раз говорила мне, что он ее часто контролирует. Но ей, по-моему, это даже нравилось. Тем более когда женщина уверена, что за ней нет никаких грехов. Это же показывает, что он серьезно относился к семье.

– Однако же – при столь серьезном отношении к семье и браку – отсутствие детей в течение шести лет вызывает некоторое удивление, – осторожно заметила я.

– Но я же вам говорю, Ирма очень много работает! – кинулась мать на защиту дочери. – Ее даже в выходные часто вызывают на работу. И она очень не хотела ее потерять! У нее хорошая зарплата, различные льготы, полный соцпакет… Если бы она ушла в декрет, могла потом и не вернуться на это место. Знаете, сколько желающих заполучить такую должность? Да и сам Виктор много работает. Они ведь поженились, когда еще совсем молодыми были – чуть больше двадцати каждому. Не хотели сразу детьми себя обременять, им для себя пожить хотелось. Что ж, я их понимаю прекрасно. Ирма хотела наработать хороший стартовый капитал, купить новую квартиру – просторную, современную, – машину дорогую, большую, а потом уже и рожать.

– А сейчас они где живут?

– В обычной квартире. Квартирка маленькая, там тесновато. Всего две комнатки.

– Кому она принадлежит? Кто хозяин?

– Виктор. Но Ирма там тоже зарегистрирована, постоянно. Раньше там его дед жил, а когда они с Ирмой решили пожениться, его родители забрали деда к себе. Он, правда, вскоре умер где-то через год после их свадьбы.

– Что вы можете сказать о подруге Ирмы, с которой она должна была встретиться?

– О Вике? – переспросила мать. – Да ничего плохого я о ней сказать не могу. Они познакомились в институте, учились в одной группе, тогда и подружились. С тех пор так и встречаются. Веселая девушка, жизнерадостная, все время шутит, смеется, любит разные розыгрыши. Она у них в институте заводилой была, все время для праздников готовила интересные программы, у нее фантазия очень богатая. Сейчас она в рекламной компании работает, сюжеты роликов придумывает. Все у нее хорошо… Только вот в личной жизни ей не везет. Правда, она сама так не считает, – Екатерина Михайловна улыбнулась и пояснила: – Это я к тому, что Вика не замужем. И куда только мужчины смотрят? Красивая, талантливая, яркая женщина – а никто на ней не женился! А она только хохочет! Мне, говорит, Екатерина Михайловна, таких мужиков, какие вокруг ходят, и даром не надо! Я, мол, и сама себя прекрасно прокормлю. Может, она и права, – женщина вздохнула. – Мужчины и правда как-то обленились в последнее время… Хотя они и во все другие времена не лучше были! – категорично заключила она и отвернулась в сторону.

Потом, подавив вздох и вспомнив причину, по которой она оказалась здесь, женщина посмотрела прямо на меня и с тревогой спросила:

– Татьяна Александровна, вы мне поможете? Ведь это же просто ужас, я сегодня снова не смогу заснуть, если Ирма не вернется! Ведь нужно же что-то делать, ведь с ней могло случиться что-нибудь ужасное!

– Екатерина Михайловна, давайте руководствоваться не эмоциями, а логикой, – как можно убедительнее обратилась к ней я. – Если вы хотите, чтобы я помогла вам, вы тоже помогите мне.

– Да я разве отказываюсь… – прижав руки к груди, начала она, но я продолжила свою мысль:

– Поэтому давайте отбросим все охи-ахи и поговорим конкретно. Вы сказали, что с Ирмой могло случиться что-то ужасное. Вы знаете, что это может быть? У вас есть какие-то предположения?

Екатерина Михайловна совсем растерялась.

– Нет, конкретно, конечно, я ничего сказать не могу, я же не знаю, но… Всякое ведь могло произойти! Сейчас время-то какое! Может, она в машину к какому-нибудь маньяку села? Что тогда?

«Тогда плохо дело», – подумала я, но вслух говорить этого не стала, вместо этого попытавшись успокоить расстроенную мать:

– Я не слышала, чтобы в нашем городе в последнее время орудовал маньяк-убийца. А я регулярно интересуюсь подобной информацией в милиции.

– А если он не убийца, а просто маньяк? Завез ее куда-нибудь и надругался над ней!

– Тогда она уже должна была бы вернуться или, по крайней мере, найтись. Может быть, она в больнице? Вы, кстати, не обзванивали больницы?

– Я Виктора посадила на телефон, чтобы он все прозвонил, а сама к вам поехала.

«Разумная мысль!» – про себя одобрила я действия потенциальной клиентки, а она тем временем продолжала:

– …Мне одна приятельница ваш телефон подсказала. Я ее встретила, когда из милиции возвращалась. Ее племянник года два тому назад к вам обращался, Славик Крутов…

Смутно мелькнула в моей голове эта фамилия, и я только кивнула, поскольку сейчас не имело значения, по какому именно делу Славик Крутов когда-то стал моим клиентом.

– Я Виктору строго-настрого наказала, чтобы он сразу же позвонил, если хоть что-то выяснит, – сказала Малеванная. – Он специально на работу позвонил, отпросился, объяснил все, как есть. Хорошо, что начальство у него понимающее, не стало возражать.

– У Ирмы нет своей машины? Я так понимаю: если вы заговорили про водителя-маньяка, то предполагаете, что она должна была добираться до кафе на такси?

– У них есть машина, но ее водит Виктор. «Жигули», «девяносто девятая». Ирма очень хотела машину и могла себе позволить ее купить, но у нее зрение плохое, она побаивалась садиться за руль.

– Екатерина Михайловна, – задумчиво произнесла я. – Мне нужно вам задать несколько вопросов личного характера. Постарайтесь ответить на них спокойно и беспристрастно. И подумайте сперва, хорошо? Все это нужно мне для того, чтобы поскорее выяснить, что же произошло с вашей дочерью…

– Да-да, я понимаю, – закивала Екатерина Михайловна, вся подобравшись.

– Скажите, может быть, ваша дочь действительно поехала… как бы это выразиться… немного отдохнуть? Ну, я имею в виду, что она могла познакомиться с каким-то мужчиной и остаться у него на ночь, – с досадой, что приходится разжевывать этой женщине подобные вещи, сказала я.

– Да что вы! – Екатерина Михайловна, как я и думала, мгновенно отвергла подобное предположение, даже не задумавшись ни на секунду. – Она у меня серьезная девочка! Как это так можно: познакомилась – и осталась на ночь? Вы что, думаете, она шалава какая-нибудь?!

– Ну, может быть, она не вчера, а уже давно с кем-то познакомилась, – немного смягчив тон, развивала я дальше свою мысль. – А вчера что-то произошло, они встретились – может быть, случайно… Он пригласил ее к себе, она согласилась поехать – ненадолго, там они выпили… у нее закружилась голова от шампанского и из-за неожиданности этой ситуации… про подругу и мужа забыла, осталась у него… А теперь Ирма просто не знает, что ей придумать и как объяснить вам и мужу свое отсутствие. Вы, кстати, на работу ей звонили?

– Конечно, звонила! Нет ее там! И не предупреждала она никого, а это вообще из ряда вон! Чтобы Ирма не вышла на работу, никого не предупредив?! Да она даже больничный не брала никогда, с температурой на работу ходила! Нет, нет, и нет, никаких любовников у моей дочери и быть не могло, отбросьте эти мысли! И шампанское она не пьет! И вообще, она алкоголь не переносит.

– Понятно, – вздохнула я. – Извините, но я обязана проверять любую версию, пока не обозначится четкая линия расследования. А она пока что совершенно не вырисовывается.

Я скептически скривила губы.

– Да я понимаю, понимаю! – бросилась убеждать меня Малеванная. Видимо, уловив скепсис в моем тоне, она испугалась, что я откажусь от расследования. – Не обижайтесь на меня, Татьяна Александровна, просто я хочу, чтобы вы точно представляли себе мою дочь и ее характер. Ведь это тоже важно, верно?

– Верно, – хмуро подтвердила я.

С одной стороны, причин для отказа от этого расследования у меня не было. И вообще, признаться, мне нравятся дела об исчезновениях людей, поскольку финал в них всегда непредсказуем, а я свою работу люблю не только за сравнительно высокий доход, но и за то, что она увлекательная. Меня несколько смущало то, что непонятно было пока что, с какой стороны ухватиться за это дело. Исчезла непонятно куда, словно сквозь землю провалилась! И первое, что приходило в голову, – Ирма стала жертвой неизвестного преступника.

Самое простое – ее могли ограбить и убить. Расплачивалась с таксистом или с частником, тот увидел деньги, в голове у него что-то переклинило, и…

Второе – все-таки сексуальный маньяк. Хотя и не случалось в ближайшее время подобных эпизодов, но ведь какой-то из них всегда становится первым!

И потом, наконец, Ирма могла стать свидетельницей какого-либо преступления, и ее просто, что называется, убрали.

И это три версии только по одному направлению – спонтанное убийство, совершенное неким неустановленным преступником. А ведь возможны и другие варианты! К примеру, Ирму могли похитить. Правда, похитители обычно имеют свойство делать это не просто так, а со вполне конкретными целями. В данном же случае никаких требований – о выкупе например, – не поступало. Хотя, с другой стороны, и времени-то еще прошло маловато, так что, может быть, чьи-то требования еще и проявятся. Да и вариант о том, что Ирма просто сбежала, тоже отбрасывать не стоит.

И все-таки информации, полученной от Екатерины Михайловны, было мало. Пока что я получила портрет Ирмы – с ее слов, – и саму ситуацию увидела ее глазами – глазами матери. Вполне вероятно, что у других людей, близких Ирме, обнаружится иное видение всего произошедшего. Так или иначе, было ясно, что без беседы с мужем Виктором и подругой Викторией мне не обойтись. А потом уже, на основании их показаний, решить – ехать ли мне на работу к Ирме или еще куда-то.

– Что ж, Екатерина Михайловна, – задумчиво сказала я, видя, что женщина выжидающе смотрит на меня. – Я постараюсь вам помочь. И хочу приступить прямо сейчас. Ваш зять сейчас дома, вы говорите?

– Да, дома, – обрадованно подтвердила Екатерина Михайловна. – Мы можем поехать вместе, я покажу вам.

– Да я и сама найду, – попыталась было я откреститься от общества клиентки, поскольку надеялась, что в ее отсутствие Виктор почувствует себя более раскованно и заговорит откровеннее, но тут же я убедилась, что она так просто не отстанет.

– Нет-нет, я поеду с вами, мне все равно туда нужно! – упрямо заявила Екатерина Михайловна, и я не стала возражать.

В сущности, я ее понимала: присутствие в квартире ее дочери давало женщине иллюзию того, что она – рядом, и ничего плохого с Ирмой не случится. У себя дома она, видимо, просто не находила себе места.

– Вот, я приготовила для вас деньги, – поспешно, словно боясь, что я откажусь, проговорила Екатерина Михайловна, открывая сумку. – Это Ирма мне подарила, вроде как на Новый год, хотя до него еще почти месяц, чтобы я шубу себе купила. Ну, а я пока что не сподобилась. И зачем мне теперь шуба, когда мне дочь нужно найти? Так что берите, сколько вам нужно, только помогите найти Ирму!

Я проглотила тяжелый вздох и решилась сказать то, что считала себя обязанной произнести:

– Екатерина Михайловна, я буду с вами предельно откровенной. За расследование я возьмусь и постараюсь завершить его в кратчайшие сроки. Но хочу сразу предупредить – результат может быть непредсказуемым. То есть вашу дочь и постараюсь найти, но не могу обещать, что она будет живой и здоровой. Простите. Но я не волшебник. И хочу, чтобы вы отдавали себе в этом отчет.

Некоторое время Екатерина Михайловна молча смотрела на меня, не мигая, потом медленно произнесла:

– Я понимаю. Найдите ее… в любом случае.

* * *

Квартира, в которой проживали Виктор и Ирма, отнюдь не показалась мне такой уж маленькой: широкий коридор, две вполне просторные раздельные комнаты, хорошая квадратная кухня. Туалет и ванная, правда, совмещенные, но места там тоже было достаточно: я убедилась в этом, когда прошла в санузел помыть руки. Так что переживания Екатерины Михайловны насчет тесноты, в которой якобы ютилась ее дочь, показались мне надуманными.

По дороге, пока мы ехали до Парка Победы, где находился дом Ирмы и Виктора, Екатерина Михайловна все вздыхала и порывалась меня спросить, когда появятся первые точные результаты моих поисков. Разумеется, я не знала ответа на этот вопрос, поэтому старалась избегать предварительных выводов и разговоров вообще. Только об одном я спросила у женщины:

– Скажите, у вашей дочери есть близкие подруги, кроме Виктории, к которым она могла бы поехать ночевать?

Ответом мне было категорическое «нет».

– Ирма не очень общительная девочка, у нее мало подруг. И времени на них у нее нет. Так что, кроме Вики, она почти ни с кем и не общалась. Бывало, правда, что она ночевала у Вики, но это случалось крайне редко и только по очень серьезному поводу.

Больше пока спрашивать было не о чем, и я замолчала, нарочно включив радио, чтобы немного разрядить гнетущую атмосферу тревожности, концентрацию которой невольно провоцировало присутствие расстроенной матери в моей машине.

Виктор Шмелев оказался мужчиной лет двадцати восьми – тридцати, вполне приятной внешности, хотя и не очень высоким. Его светло-голубые глаза выглядели уставшими, лицо осунулось, а на щеках появилась легкая небритость, придававшая ему тем не менее некий особый шарм. Темные прямые волосы слегка взъерошены. Человек явно провел бессонную ночь и теперь отчаянно пытался побороть усталость и все-таки внести ясность в ситуацию. Он стоял в коридоре с чашкой крепкого чая в одной руке и сигаретой – в другой.

– Виктор, ну что? – с порога бросилась к нему Екатерина Михайловна.

Шмелев лишь неопределенно развел руками в стороны, стараясь не уронить пепел на пол, и прошел в кухню. Оттуда он вернулся уже без чашки, но с пепельницей. На лице Екатерины Михайловны было написано разочарование.

– Сколько раз я просила тебя не курить в квартире! – раздраженно сказала она. – Ты же знаешь, что я не переношу табачного дыма, и Ирмочка тоже не переносит – у нее с детства легкие слабые!

Виктор ничего не ответил, просто молча затушил сигарету в пепельнице и, пройдя в кухню, открыл окно. Екатерина Михайловна тем временем разулась, призвав меня последовать ее примеру, и немного запоздало спохватилась:

– Вот, Витя, это и есть частный детектив, о котором я тебе говорила, ее зовут Татьяна Александровна. Ты уж, пожалуйста, расскажи ей все-все, что тебе известно.

– Екатерина Михайловна, – хрипловатым тенором проговорил зять, – я ведь уже сказал вам, что мне и самому ничего не известно! Я просто ума не приложу, что могло случиться!

– Ничего, я вам задам вполне посильные вопросы, – успокоила я его. – О вашей совместной жизни, взаимоотношениях, о характере и интересах вашей жены. Не волнуйтесь, отвечайте как есть, а я потом разберусь, что важно, а что нет. Чем больше вы расскажете, тем выше шансы быстрее найти вашу жену.

И я ободряюще улыбнулась.

– Ну… проходите в комнату, – чуть помедлив, пригласил меня Виктор. – Правда, здесь легкий бардак, вы уж извините…

В комнате никакого особого бардака я не заметила. Лишь на стеклянном столике у дивана стояли две чашки с недопитым чаем, да декоративная подушка была немного смята – видимо, Виктор все-таки ненадолго погружался в дремоту. Здесь же, на столе, лежала трубка радиотелефона и раскрытый телефонный справочник.

– Ты точно все больницы обзвонил? – сдвинув брови, спросила Екатерина Михайловна, зачем-то беря в руки справочник и начиная его перелистывать.

Виктор молча кивнул.

– И что, вообще никого похожего?

– Нет. Я бы вам позвонил, мы же договорились.

– Екатерина Михайловна, вы не сделаете нам кофе? – чтобы чем-то занять женщину и не отвлекаться на ее постоянные «влезания» в разговор, попросила я ее. – К тому же Виктору, кажется, нужно взбодриться.

Малеванной явно не хотелось покидать комнату, но все-таки она не стала мне отказывать и, чуть потоптавшись, собрала со столика грязные чашки, не упустив возможности уколоть этим зятя и пройтись насчет его безалаберности. Затем она наконец исчезла за дверью. Виктор чуть подумал, потом встал и прикрыл дверь.

– Виктор, простите, но я сразу начну с вопроса, что называется, в лоб: у вашей жены не было любовника? – я порадовалась возможности в отсутствие матери Ирмы говорить свободно. – Еще раз прошу извинить, но дело весьма серьезное, поэтому речь об этике семейных отношений здесь неуместна, – подчеркнула я.

– Я понимаю, – кивнул Виктор. – Но на сто процентов я, как вы сами понимаете, не могу быть в этом уверен. Вам же нужны факты, верно? Так вот: никаких фактов, указывающих на это, не было. Дело в том, что Ирма органично сочетает всебе качества трудоголика и домоседки. То есть утром она ехала на работу, проводила там весь день, а вечером возвращалась домой и с удовольствием проводила свободное время здесь.

– А на работу она шла тоже с удовольствием? – уточнила я.

– Скорее с чувством выполняемого долга. Не могу сказать, что она ловила кайф от своей работы, к тому же и уставала сильно, но заставить ее бросить это место или хотя бы сменить его не было никакой возможности.

– Виктор, – я внимательно посмотрела на Шмелева. – Вам не нравилось то, что Ирма работает в «Абсолюте»?

Виктор вздохнул. Потом покосился на начатую пачку сигарет на столике, чуть поколебался, но все же взял сигарету и закурил.

– Это сложный вопрос, – наконец произнес он. – С одной стороны, стабильный заработок, да и сама Ирма была довольна. Но с другой… Приезжала она домой зачастую до предела разбитой, к тому же эти частые вызовы на работу в выходные! Ей, конечно, доплачивали – сверхурочные и всякие премии, но ведь нельзя же все время думать только о работе! Да и здоровье у нее не очень крепкое, она худенькая, легкие, опять же…

Виктор во время этого монолога, насупившись, смотрел в окно и делал одну затяжку за другой. Докурив сигарету и затушив ее в пепельнице, он тут же взял следующую и встал, отойдя к окну. Открыл его и выпускал в воздух длинные струйки дыма, не поворачиваясь ко мне.

– Виктор, извините, – пристально наблюдая за ним, сказала я. – Но я думаю, что истинная причина вашего недовольства кроется в чем-то другом. Может быть, вы самому себе не хотите в этом признаться? В иной ситуации никто не потребовал бы от вас отчета, но сейчас, когда с вашей женой случилось непонятно что, это может быть очень важным. Так что я убедительно прошу вас поделиться со мною вашими переживаниями.

Мрачный Шмелев вернулся на свое место и твердо произнес:

– Да! Мне не нравилось, что Ирма там работает! Потому что там вертится целая куча молодых мужчин – от сотрудников до клиентов! Многие покупают оргтехнику. А эти прилизанные менеджеры проводят рядом с нею целый день – бок о бок! Так как Ирма является специалистом по кадрам, она сталкивается с ними постоянно! Я был там, узнавал – там полно неженатых или разведенных мужчин!

«Надо же, не пожалел времени и сил, чтобы это выяснить! – мысленно отметила я. – И даже не озаботился тем, как он выглядел в глазах других сотрудников фирмы! Наверняка насмешки за его спиной были ему обеспечены!»

– Да и женатые тоже норовят… – продолжал Виктор недобрым тоном. – Ирма, конечно, серьезная девушка, строгая, но все-таки, я считаю, не нужно дразнить гусей! Всякое может случиться. Если вокруг постоянно крутятся с комплиментами мужчины, то, в конце концов, любая не устоит!

– Виктор, у вас были реальные основания в чем-то заподозрить Ирму? – уточнила я.

– Я уже говорил вам, что фактов у меня нет! – Виктор едва скрывал раздражение.

В этот момент в комнату торопливо вошла Екатерина Михайловна с подносом, на котором стояли две чашки, с кофе и чаем, а также сахарница и тарелка с печеньем.

– Вот, пожалуйста, – выставляя поднос на столик, проговорила она с улыбкой и тут же сморщилась: – Виктор! – прозвучал ее укоризненный возглас. – Ты уже в комнате куришь! Да что же это такое?! И окно раскрыл! Татьяну Александровну может продуть! Да и комната вся выстудится, а у Ирмы…

– Екатерина Михайловна! – резко произнес Шмелев, яростно сминая сигарету в пепельнице. – Мы все на нервах! Давайте, вы не будете меня еще больше доставать! Я вообще-то у себя дома!

Екатерина Михайловна, открывшая было рот для продолжения своей гневной тирады, вдруг осеклась, не ожидая, видимо, от зятя подобной реакции. Она поджала губы и сухо произнесла:

– Если понадоблюсь, я в кухне, – и вышла из комнаты, прикрыв дверь, но не очень плотно.

Шмелев покачал головой и сквозь зубы пробормотал какие-то извинения.

– Думаю, вам стоит быть более снисходительным к теще. Она очень переживает, – заметила я.

– Можно подумать, я не переживаю! – проворчал Виктор. – Ладно, я потом поговорю с ней и все улажу. Давайте лучше продолжим.

– Давайте, – охотно кивнула я. – Значит, все ваши подозрения основаны на косвенных обстоятельствах, правильно? Просто там много мужчин, с которыми Ирма вынуждена проводить все время по работе?

Виктор кивнул в ответ.

– Никого конкретного вы выделить не можете?

Шмелев ответил отрицательно.

– Я доверял жене, – отчеканил он. – Ирма никогда не давала мне повода, но все же… Эти задержки после окончания рабочего дня, вызовы в выходные, да еще подружка эта!

Он снова вскочил с места.

– Какая подружка? – уточнила я.

– Вика, – с оттенком презрения в голосе произнес Шмелев.

– Вам не нравится Виктория?

– Да, не нравится! – с легким вызовом сказал Виктор. – И я никогда не скрывал этого!

– Чем же она вам так не нравится? – терпеливо продолжала я.

– Тем, что она – легкомысленная особа. С такой недалеко до беды. Начнем с того, что она не замужем. И я сто раз говорил Ирме – зачем тебе такая подруга? У нее одни прогулки в голове, кафе-дискотеки, коктейли… Зачем замужней женщине такое времяпрепровождение? А ведь Виктория уже не девочка, ей двадцать восемь лет! А она как будто не понимает этого, ведет себя, как шестнадцатилетняя малолетка, хихикает все время, хохочет. И Ирму она против меня настраивала!

– Вот даже как? – приподняла я бровь. – А вам это откуда известно?

– Да просто, стоит только Ирме с ней пообщаться – и все! Приходит домой совершенно другой! И начинается: у других, мол, и две машины, и особняк, и отдыхать они ездят в Италию каждый год! Можно подумать, мы плохо живем! Я ей сто раз говорил – будет у нас и квартира другая, и машина новая, и в Европу мы поедем. А Ирме грех жаловаться: у нее зарплата вполне приличная, да и я неплохо зарабатываю. Не миллионы, конечно, но в Египет и в Турцию последние три года мы все время ездим. А эта Вика ей внушала, что мы друг другу не пара! И что Ирма якобы достойна лучшего!

Шмелев нервно заходил по комнате взад-вперед. Затем он взял со стола чашку с чаем, принесенную Екатериной Михайловной, сделал крупный глоток, обжегся, чертыхнулся и поставил ее обратно. Сел в свое кресло и замолчал.

– Почему же – не пара? – не отставала я.

– Потому что я не любитель всех этих ночных клубов, танцев и прочих тусовок! А Вика считает, что я держал Ирму в ежовых рукавицах и никуда ее не пускал!

– И это – неправда?

Виктор слегка смутился.

– Может быть, какая-то доля истины в этом и есть, – признал он, – но только Виктория все переворачивает с ног на голову! Да, я был против того, чтобы они с Ирмой после работы ходили по кафе и салонам, но почему именно я был против? Потому что я хочу видеть свою жену дома! И ничего я ей не запрещал! Всегда говорил: хочешь куда-то пойти – пойдем вместе! Почему замужняя женщина должна развлекаться в компании подружки, а не мужа?

– Ирме нравилась такая ваша позиция?

– Я вам уже говорил, что она сильно уставала, и вообще была домоседкой. И даже если я предлагал ей куда-то пойти, она чаще всего отказывалась, и мы просто смотрели ди-ви-ди или разговаривали. Я вовсе не ущемлял ее права! Но эта Вика постоянно куда-то ее тянула! Причем она хитрая: звонила не сюда, а на сотовый Ирме, пока та еще сидела на работе, и приглашала ее куда-нибудь пойти вечером. За спиной у мужа! Скажите мне, это нормально?

Он уставился прямо мне в глаза, ожидая ответа. Но вместо этого я спросила:

– Ирма охотно ходила развлекаться вместе с Викой?

Виктор застыл и задумался. Потом ответил, не очень уверенно:

– Мне кажется, она просто не хотела портить отношения с Викой. У нее, в общем-то, нет больше подруг. Она сама мне так говорила: «Витя, Вика – моя единственная настоящая подруга. Зачем мне с ней ссориться или просто отдаляться от нее? Мне будет совсем скучно…» Тогда мне становилось жалко Ирму, и я махал рукой. А вот зря, зря! – снова завелся Шмелев, вскочил с кресла и забегал по комнате.

– Почему зря? У вас есть какие-то подозрения? – насторожилась я.

– Конкретных нет, – сразу пошел на попятную Шмелев. – Но Вика – человек авантюрного склада, она могла на что угодно подбить Ирму!

– Но, насколько мне известно, они даже не встретились вчера вечером! – напомнила я ему. – Вы, кстати, виделись с Викторией?

– Нет, просто созванивались. Она сама позвонила мне из кафе и спросила насчет Ирмы. Я сказал, что она до сих пор не пришла домой. Виктория очень удивилась, потом перезвонила еще раз. Тут уже и Екатерина Михайловна подтянулась. В общем, Виктория попросила позвонить ей, если что-то станет известно, и на этом все. Слава богу, мне еще ее присутствия здесь не хватало!

Виктор снова взялся за чашку. Чай уже остыл, и теперь он спокойно выпил его. Моя чашка к этому моменту уже была пуста – с кофе я обычно быстро расправляюсь, хотя этот был и не самого лучшего качества.

– Виктор, я понимаю, как вы расстроены, но давайте сейчас отвлечемся от чувств и перейдем к конкретике. Я прошу вас рассказать мне о вчерашнем дне, с самого начала. И как можно подробнее.

Виктор наморщил лоб и снова взялся за сигарету.

– Утро начиналось, как обычно, – принялся он вспоминать. – Мы с Ирмой позавтракали и стали собираться на работу. Вышли вместе, было примерно половина девятого. Сели в машину, поехали. Я довез ее до работы, высадил… Она поцеловала меня на прощание и сказала, что вечером задержится, потому что они с Викой договорились посидеть в кафе.

– То есть они заранее договорились?

– Да, я так понял, что заранее. Во всяком случае, Ирма сообщила мне об этом утром, а до этого ни с кем не созванивалась. Значит, она еще вчера об этом знала. А говорить заранее не стала, наверное, потому что не хотела слышать моих возражений. Я, кстати, и не возражал. Так, поворчал немного, напомнил ей, что не одобряю подобные посиделки. Ирма улыбнулась чуть виновато, сказала, что любит меня… И чтобы я не переживал из-за таких мелочей. Обещала к девяти вечера быть дома. Но уже в начале восьмого позвонила Виктория и спросила, где Ирма.

– Скажите, Виктор: вы сами во сколько вернулись домой вчера?

– С работы я ушел в пять. Потом заехал в магазин автозапчастей, купил кое-что… Это заняло минут пятнадцать. Потом – сразу домой. Значит, где-то в половине шестого я уже был дома. Я же специально не засекал, как вы понимаете.

– Понимаю. Вика с Ирмой договорились встретиться – во сколько?

– Я точно не знаю, но, если учесть, что у Ирмы рабочий день заканчивается в шесть, значит, где-то в начале седьмого. Может быть, в половине.

– В каком вообще режиме проходили ваши поездки на работу и возвращения? Вы всегда ездили вместе?

– На работу всегда вместе, – подтвердил Виктор. – У нас рабочий день в девять начинается. Только у меня он ненормированный, и обычно я заканчиваю раньше, чем Ирма. Хотя порою и наоборот бывает.

– Где вы работаете? – поинтересовалась я.

– В фирме «Эстамп», мы занимаемся установкой металлических дверей. Так что с работы мы с женой возвращались порознь: я на своей машине, а Ирма – общественным транспортом, иногда на такси. Я предлагал, кстати, встречать ее, но она всегда отказывалась. И вот это тоже меня настораживало!

Виктор с досадой стукнул кулаком по стеклянной крышке стола, раздался тревожный звон, и Шмелев постарался взять себя в руки.

– Как Ирма объясняла свой отказ?

– Ну, она говорила, что не хочет меня напрягать после трудового дня. Что, мол, мне это не совсем удобно: ехать домой с работы, потом опять срываться и встречать ее… Хотя я ей говорил, что мне это нетрудно.

Шмелев неожиданно насупился и втянул голову в плечи.

– Я уже не знаю, что думать, – наконец глухо произнес он. – Теперь, когда она исчезла, у меня в голове крутятся самые ужасные предположения. А вдруг она решила к кому-то уйти?

Я невольно хмыкнула про себя. Уход жены к другому мужчине воспринимался Шмелевым как «самое ужасное», то есть воспринимался им страшнее, чем возможная ее смерть.

– К кому? Вы же говорили, что никакими конкретными фактами не располагаете! – прищурилась я. – Или все-таки было что-то?

– Да нет, это я так просто, – хмуро ответил Виктор. – Ничего не было, я уверен, что Ирма не изменяла мне. Просто я иногда бываю немного ревнив. Но это же нормально!

«Смотря, в какой форме и степени это проявляется», – подумала я про себя.

А что, если сам Шмелев виновен в смерти своей супруги? Заехал за ней на работу, увидел что-то – допустим, как она вышла на улицу вместе с каким-то мужчиной. Человек он не очень-то устойчивый и сдержанный, ему могло что-то показаться, он и не утерпел – вскипела кровь, он схватил жену за руку, а там и разборка произошла… Сгоряча убил супругу, потом испугался…

Но тут сразу появляются нестыковки. Зачем Виктор встречал бы Ирму, если он знал, что она собирается провести вечер с подругой? Чтобы убедить ее не ходить на эту встречу? Но тогда Ирма предупредила бы Викторию. И вообще, имелись бы свидетели тому, что Шмелев встретился с женой у места ее работы. Нужно поскорее побеседовать как с Викторией, фамилии которой я даже еще не знала, так и с коллегами Ирмы. Думаю, после этого многое станет яснее.

– Как фамилия Виктории? – спросила я, никак не комментируя рассуждения Виктора на тему степени адекватности его ревнивого характера.

– Суханова, – неприязненно буркнул Виктор.

– Где она работает? Точное название фирмы, адрес?

– В рекламном отделе компании «Кредо». Это что-то типа сервисной службы. Они предлагают разные услуги: провести праздник, поздравить ребенка с днем рождения, еще какое-нибудь мероприятие организовать. Свадьбы, банкеты… Кроме того, есть отдел рекламы, его-то Виктория и возглавляет. Она об этом рассказывала. Точного адреса ее конторы я назвать не могу, потому что никогда там не был, но знаю, что это где-то в центре, по-моему, на Советской.

Я записала информацию в блокнот и задала следующий вопрос:

– Ирма была в хорошем настроении в последнее время?

– Да, в хорошем. Я бы даже сказал, в отличном, – слабо усмехнулся Виктор.

– Ничего необычного не произошло? Может быть, были какие-то звонки, письма, визиты или что-то еще?

– Нет, ничего.

– Ирма не нервничала? Не скрывала ничего?

– Нет, она была спокойна. И даже весела.

Я подавила вздох и невозмутимо продолжила ряд своих вопросов:

– Вы с ней не ссорились?

– А из-за чего нам ссориться? – неподдельно удивился Шмелев.

– Ну, хотя бы из-за разных взглядов на достойные способы времяпрепровождения, – улыбнулась я.

– У нас не было расхождений во взглядах! – решительно заявил Виктор. – И Ирма была во всем согласна со мной. Она, кстати, отсутствовала дома не по своей инициативе, это было вызвано либо спецификой работы, либо неугомонным характером ее подружки Вики и ее склонностью к развлечениям. Она и работу выбрала соответствующую – рекламные ролики сочинять! От этой рекламы и так уже деваться некуда, уши пухнут! А Ирма – человек серьезный и прагматичный.

– Скажите, почему у вас нет детей? – полюбопытствовала я.

– Ирма считала, что нам еще рано об этом думать, – чуть помолчав, ответил Виктор. – Хотя я совершенно не был против. Но тут опять возникал вопрос о ее драгоценной работе, которой она боялась лишиться. Правда, примерно полгода тому назад у нас состоялся крупный разговор на эту тему, и Ирма призналась, что, в принципе, она хотела бы стать матерью. Мы уже стали готовиться к этому – она к врачу сходила, обследовалась, вроде бы у нее все оказалось в порядке. Но тут выяснилось, что ей на работе светит какое-то повышение, и Ирма тут же забросила заботу о своем здоровье. Теперь уже о ребенке и речи не шло, она говорила, что сначала ей нужно получить новую должность, потом зарекомендовать себя, а уж потом, года через три-четыре, с чистой совестью рожать. Упирала на то, что мы еще молодые и что в Европе женщины вообще рожают ближе к сорока, а то и позже. Наслушалась от Вики разных разглагольствований о «прогрессивных взглядах»! – Виктор вновь не смог скрыть своего раздражения.

– Со здоровьем у Ирмы проблем не было?

– Если не считать ее общей хрупкости, то нет. Во всяком случае, противопоказаний к родам не имелось.

– У нее не было беременностей прежде? Простите, что я затрагиваю столь интимный вопрос.

– Нет, не было, мы всегда принимали меры. Точнее, Ирма. Она строго за этим следила, пила какие-то таблетки. Вон они, в шкафчике в кухне, можете посмотреть.

– Обязательно посмотрю, спасибо за откровенность, – сказала я. – Но это сейчас не самое главное. Скажите, у Ирмы были враги?

– Нет, – Виктор посмотрел на меня с легким недоумением. – Откуда? Она неконфликтный человек, очень сдержанная, всегда подчеркнуто вежливая.

– На работе у нее ничего такого не возникало?

Виктор задумался.

– Где-то с полгода тому назад там произошел какой-то инцидент, кажется, – припомнил он. – Но подробностей я не знаю. Ирма говорила только, что у них уволился один сотрудник. И он ей вроде бы не нравился. Она не очень-то переживала по этому поводу, потому я и не расспрашивал ее. Ну, уволился и уволился, не нравился и не нравился. Хуже было бы, если б наоборот!

Шмелев даже повеселел оттого, что та ситуация оказалась в его пользу. Однако это продолжалось недолго. Вскоре он опять скис и стал совсем вялым: сказывались как бессонная ночь, так и его личные переживания. Пока он совсем не «сварился», я попросила:

– Мне нужен номер телефона Виктории Сухановой и, на всякий случай, ее адрес. А также фотографии вашей супруги.

Шмелев поднялся и, подойдя к серванту, достал из него фотоальбом. Потом отправился искать свой сотовый телефон. Я просмотрела фотографии.

Ирма Линдгардт оказалась невысокой худенькой блондинкой. Волосы прямые, средней длины. Либо уложены в ровное каре, либо собраны в незатейливый хвост. Самая часто встречающаяся форма одежды – брючный костюм или джинсы. Личико маленькое, худенькое, с заостренным подбородком и длинноватым носом. Тонкие светлые бровки, небольшие глаза. Ни красавицей, ни просто хорошенькой я бы ее не назвала. Стандартная внешность. Взгляд серых глаз строгий, холодноватый. Чувствовалось, что эта женщина привыкла соблюдать дистанцию в общении.

Я выбрала несколько снимков и убрала в свою сумку, пообещав Шмелеву вернуть их по окончании расследования. Он к этому времени уже нашел свой мобильник и продиктовал мне номер Виктории.

– На всякий случай держу, – пояснил он. – Мало ли куда она Ирму потащит…

– Виктор, еще несколько вопросов, и я закончу вас мучить. У Ирмы было много денег с собою вчера?

– Нет, кажется, только на карманные расходы и на кафе… Ну, где-то в районе семисот рублей. А что?

«Не та сумма, на которую мог бы позариться случайный грабитель, – подумала я. – Хотя в наше время могут убить и за десять рублей».

– Она не должна была вскоре получить зарплату или премию?

– Вроде бы нет, – сказал Виктор, невольно становясь серьезнее. – У них, вообще-то, двадцатого числа обычно зарплата. Но вы можете это уточнить у них в фирме.

– Непременно так и поступлю. Еще, дайте мне номер сотового вашей жены, а также ваш домашний.

Записав все данные, я спросила:

– Документы у Ирмы были с собой? Паспорт и все остальное.

– Наверное, да. Они всегда лежат у нее в сумочке, с которой она ходит на работу.

– Но вы все же проверьте! – настояла я.

Виктор прошел к шкафу и открыл дверцу. Просмотрев все бумаги, лежавшие на полочке, он сказал:

– Нет, паспорта тут нет. И медицинского полиса тоже. Я же говорю, она всегда носит их с собой.

– Понятно, – кивнула я. – Раньше подобных эпизодов не случалось? Ирма всегда ночевала дома?

– Практически всегда, – подтвердил Виктор. – Один раз только она ночевала у Виктории, пару лет тому назад – тогда сильный ливень пошел с градом, и я позволил ей там остаться.

– Виктория живет одна? Не с родителями?

– Да, одна. Кажется, она купила эту квартиру по ипотечному кредиту – Ирма что-то рассказывала.

– Вы были у нее дома когда-нибудь?

– Только один раз, несколько лет тому назад.

– Что, даже на дни рождения не ходите к подруге жены? – удивилась я.

Виктор улыбнулся.

– Виктория считает мещанством отмечать дни рождения дома, она вечно устраивает вечеринки в кафе или в ресторанах. И на них меня не приглашают.

– Хорошо, на сегодня все, – поднимаясь с кресла, сказала я. – Если я что-то узнаю, обязательно вам сообщу по телефону. А сейчас я советую вам все-таки лечь и поспать хотя бы немного, иначе вы совсем загнетесь.

То же самое я посоветовала сделать Екатерине Михайловне, которая с насупленным видом сидела в кухне, держа в руках газету и пытаясь решать кроссворд.

– Я не могу заснуть, не зная, что с моей девочкой! – заявила та и не сдержала слез из-за обиды на зятя. – А Виктор еще и грубит!

– Он не грубит, просто он сам в шоке, – постаралась объяснить я. – Пойдемте, я отвезу вас домой. Примете успокоительное и уснете.

– А если Ирма появится? – запротестовала было Малеванная.

– Тогда вы проснетесь, обнимете ее и со спокойной совестью ляжете отсыпаться дальше, – улыбнулась я, потихоньку подталкивая женщину к прихожей. – Пойдемте, пойдемте…

Я подвезла свою клиентку к ее дому, напутствовала ее пожеланием – успокоиться и отдохнуть. Оставшись наконец одна, я решила обратиться к своим любимым гадальным костям: трем двенадцатигранникам с числами от одного до тридцати шести, которые, высыпавшись на гладкую поверхность, образовывали определенную комбинацию, разъяснявшуюся с помощью особых толкований, которые я знала наизусть. Нужно было лишь мысленно представить себе нечто и задать вопрос, а потом, дождавшись ответа костей, правильно истолковать его. Размышляла я недолго, просто спросила, где сейчас Ирма Линдгардт, после чего высыпала кости из коричневого замшевого мешочка на переднюю панель своего «Ситроена».

«10+21+25» – «Когда Вы не призываете что-то плохое, оно и не случается. Если человек не хочет что-то изменить, значит, его устраивает положение вещей».

– Вот всегда вы так, – вздохнув, проворчала я. – Нет, чтобы дать точные географические координаты! Вместо этого мне опять предстоит усиленно размышлять и доходить до разгадки своим умом.

И я повернула ключ зажигания в замке.

Глава вторая

В рекламном отделе компании «Кредо» царили шум и веселье. Дверь была приоткрыта, и я еще из коридора услышала доносившиеся из кабинета голоса – как мужские, так и женские. Заглянув в кабинет, я увидела оживленную картину: вокруг одного из столов сгрудились несколько человек, что-то бурно обсуждая. Прямо на столе, вытянув стройные ноги в черных брюках и ожесточенно жестикулируя, сидела девушка с пышной копной медно-рыжих волос и что-то возбужденно объясняла собеседникам, щелкая пальцами. Все явно были увлечены происходящим.

Девушка, отчаявшись что-то доказать, крутнулась на столе вполоборота и, схватив компьютерную мышку, быстро защелкала ею. На экране замелькали картинки, фотографии, сменявшие друг друга с потрясающей быстротой. Все это время девушка продолжала что-то комментировать.

– А ты уверена, что у нас получится? – недоверчиво спросил молодой парень с хвостиком русых волос.

– Паша! – с укором ответила ему девушка. – Не получается только у того, кто ничего не делает!

– Не знаю, не знаю, – со скепсисом покачала головой совсем юная девушка в очках, с закрученными в тугие баранки косичками, скрепленными деревянными палочками. – Как-то слишком натуралистично…

– А мне нравится! – произнес миловидный парниша в яркой рубашке и по-модному изодранных джинсах. – Очень неожиданная подача!

– Не уверен, что нас поймут правильно, – высказал свое мнение прилизанный мужчина интеллигентного вида, в очках. – Слишком уж… неординарно! Даже вызывающе!

– А что, ты предлагаешь серую банальщину? – презрительно скривилась рыжая девушка. – От нас ждут нестандартных решений и новых ходов! Мы должны постоянно быть в теме, Вадик! А мы опять клепаем скучные шаблоны! Извините, тогда делайте без меня!

И девушка, соскочив со стола, порывисто двинулась к двери, соблазнительно виляя округлыми бедрами, обтянутыми черными брючками. Она на ходу вытащила из пачки сигарету и, буквально вылетев в коридор, чуть не сбила меня с ног.

– Ой! – испуганно ойкнула она, отпрянув. – Извините, пожалуйста!

– Пожалуйста, – улыбнулась я. – Не подскажете, как бы мне увидеть Викторию Суханову?

Извиняющийся взгляд девушки сменился на удивленный.

– Это я, – чуть помедлив, произнесла она. – А… Мы знакомы?

– Нет, не знакомы. Но я очень хочу познакомиться, потому что весьма рассчитываю на вашу помощь, Вика.

– Да, конечно, – закивала Суханова, все еще не опомнившись от удивления. – Вы, наверное, из «Ракеты»? Насчет презентации? Так я уже разговаривала с Тамарой Юрьевной, ролик будет готов к семнадцатому числу, как и мы договаривались…

– Нет, я не из «Ракеты», – призналась я. – И даже не знаю, кто такая Тамара Юрьевна, и ролик мне не нужен. Я по поводу вашей подруги, Ирмы Линдгардт…

– Вы что-то знаете о ней? – Виктория моментально встрепенулась. – Где она?

Не успела я ответить хотя бы на один вопрос, как Виктория вдруг подозрительно насторожилась.

– А… Вы, собственно, кто? – спросила она, облегчив мне задачу, поскольку ответить на это мне было проще всего, но Виктория тут же задала следующий: – Вы знаете, где Ирма?

– Я частный детектив, меня зовут Татьяна Александровна Иванова. Я занимаюсь расследованием исчезновения Ирмы. Где она, я пока не знаю. И думаю, что вы можете оказаться очень ценным свидетелем по этому делу.

– А-а-а, – протянула Виктория с каким-то то ли облегчением оттого, что я не преступница, то ли с разочарованием оттого, что я ничего не знаю о местонахождении ее подруги. Однако она сразу повеселела и стала явно дружелюбнее. – Простите, а можно еще один вопрос?

– Пожалуйста!

– Кто вас нанял? Если не секрет, конечно?

– Нет, не секрет. Меня наняла мама Ирмы. Она очень беспокоится за свою дочь.

– Так я и думала, – кивнула Виктория.

– Простите, что вы думали?

– Что ее муженька жаба бы задушила нанять частного детектива! Подумаешь, жена пропала, зато денежки целы! – презрительно дернула плечом Вика.

– Разве Виктор Шмелев – такой жлоб? – удивленно спросила я.

– Еще какой! – фыркнула Суханова. – Он только притворяется порядочным семьянином, а на деле – просто самовлюбленный эгоист до мозга костей!

– Мне он таким не показался, – осторожно заметила я.

– Вы его просто не знаете! – категорически махнула рукой Виктория, оглядываясь по сторонам и принимая задумчивый вид. – Где бы нам поговорить? – пробормотала она. – Здесь везде народ… Знаете, что? Пойдемте в курилку! Там все-таки поспокойнее, да и за сигареткой разговор веселее идет! Хотя веселиться здесь особо не из-за чего.

– Это верно, – согласилась я. – Пойдемте. Правда, я не курю. Но внимательно вас выслушаю.

Виктория повела меня в конец коридора, там мы завернули за угол и спустились по короткой лестнице вниз на три ступеньки. Здесь находился запасный выход, пространство перед которым было оборудовано под курилку – правда, весьма незамысловато. Собственно, все «оборудование» составляли два потертых колченогих стульчика да пара больших жестяных банок из-под кофе, стоявших на батарее центрального отопления.

Виктория запрыгнула на подоконник и закурила. Я осталась стоять, прислонившись к батарее.

– Я, правда, не совсем понимаю, чем могу быть вам полезной, – глубоко затянувшись, развела руки в стороны Виктория.

– Давайте сразу поговорим конкретно о вчерашнем вечере, – предложила я. – А дополнительные вопросы я задам вам чуть позже.

– Хорошо, – охотно согласилась Виктория, тряхнув красноватыми прядями волос. – Значит, мы с Ирмой еще на прошлой неделе договорились, что в среду после работы пойдем в кафе. Тут у нас недавно открылось одно неплохое местечко, я там уже была пару раз, хотела Ирму пригласить.

– Что за местечко? – достав блокнот, уточнила я.

– Кафе «Эльф», это через два квартала отсюда, на углу Мирной и Советской. Там просто потрясающие маринованные грибочки! И котлеты по-киевски отличные, я все у них уже перепробовала. Так вот, мы договорились, что подъедем туда к половине седьмого… Я еще около шести позвонила Ирме, чтобы напомнить и узнать, не изменилось ли у нее что-то в планах, и она сказала, что уже собирается и скоро выходит. Я спокойно отправилась в кафе.

– На чем? – на всякий случай уточнила я.

– Пешком пошла, – недоуменно пожала плечами Виктория. – Я же говорю – здесь всего два квартала ходу!

– Хорошо, хорошо, – кивнула я. – Просто я подумала, что зимой далеко не все любят ходить пешком. Продолжайте, пожалуйста.

– Ну, я пришла первой, как и ожидала – Ирме все-таки гораздо дольше добираться. К тому же час пик, пробки… Словом, поначалу я не слишком беспокоилась. Сделала заказ на свой вкус – я-то уже знаю, что именно в этом кафе заслуживает особого внимания. Но когда часы показали без пятнадцати семь, я все-таки позвонила Ирме. Ее телефон не отвечал. Я подумала, что, может быть, она в транспорте, не слышит звонка. Через пару минут я снова позвонила – она опять трубку не берет. Когда она не появилась и в семь, я опять ее номер набрала. Теперь уже абонент оказался недоступен! Я, конечно, была весьма озадачена и решилась даже позвонить ей домой. Но муж Ирмы сказал, что дома ее нет. Тогда я заволновалась не на шутку. Знаете, просто не знала, что делать! То вскочу с места, то опять сяду! Заказ уже давно принесли, а я прыгаю туда-сюда и чувствую себя круглой дурой! Потом я все-таки запихнула в себя полпорции, почти насильно, и ушла из кафе. Было уже восемь вечера. Снова ей позвонила – и домой, и на сотовый. Сотовый ее по-прежнему отключен, а дома – все тот же сердитый муж. Позже, правда, Екатерина Михайловна подъехала, я с ней поговорила. Она сказала, что останется у кафе ждать Ирму. Я покрутилась-покрутилась на улице и решила ехать домой. Что мне еще оставалось делать? Помочь ей я ничем не могла, а мне утром на работу… Я посоветовала Екатерине Михайловне утром пойти в милицию. Правда, я еще по всем больницам звонила вечером, когда дома оказалась, и Екатерина Михайловна сказала, что они тоже туда позвонят. Всю ночь я проворочалась, так толком и не уснула, утром на работу пошла. Я просила Екатерину Михайловну позвонить мне сразу же, как только станет что-то известно. Значит, так ничего и не выяснилось, раз она к вам обратилась… – со вздохом заключила Виктория.

В этот момент под лестницей появился красавчик в яркой рубахе и драных джинсах.

– Викуль, ну ты что так психанула-то? – обратился он к коллеге, подсаживаясь рядом с девушкой на подоконник и легонько подталкивая ее в бок. – Подумаешь, кто-то не согласен! Разногласия существуют всегда – это же нормальный рабочий процесс.

– А ну вас всех! – эмоционально махнула рукой Виктория и схватила еще одну сигарету. – Опять мы сляпаем халтуру, клиенты будут губы кривить, а по башке я одна получу!

– Ну, можешь мне тоже по голове настучать, чтобы не так обидно было, – миролюбиво улыбнулся парень, закуривая. – Хватит дуться, пойдем! Нам сегодня еще пыхтеть целый день, а завтра за «Звездную ночь» приниматься, нам через три дня им ролик сдавать!

– Я пока не могу, – уже спокойнее ответила Виктория. – У меня серьезный разговор.

И указала движением головы на меня. Парень скользнул по мне взглядом, как мне показалось, довольно равнодушным, и кивнул мне из вежливости.

– Ладно, – покидая свое место, произнес он. – Только сразу приходи, как освободишься. А то мы не успеем.

– Хорошо, – пообещала Виктория и повернулась ко мне.

– Значит, последний раз вы общались с Ирмой по телефону вчера, около шести часов вечера, правильно? – спросила я, глядя в блокнот.

– Совершенно верно, – подтвердила Виктория.

– А виделись вы когда?

Суханова наморщила лоб.

– Та-а-ак… По-моему, еще на прошлой неделе. Да, точно, в прошлый четверг! В Доме офицеров проводилась выставка ювелирных украшений, и я пригласила Ирму заехать туда, посмотреть.

– Она поклонница ювелирных украшений? – полюбопытствовала я.

– Так интересно же! – непонимающе уставилась на меня Виктория. – Это новая коллекция «Рич», почему бы и не посмотреть? Всегда нужно быть в теме!

Виктория Суханова, по всей видимости, относилась к людям, которые стремятся «быть в теме» всегда и во всем. Учитывая ее динамичный ритм жизни и поиск новизны ощущений, можно было понять, почему с консервативным Виктором Шмелевым у них установилась стойкая взаимная неприязнь друг к другу.

Тут в коридоре появилось юное создание с косичками. За ней шел мужчина в очках – тот, у кого возникли принципиальные разногласия с Викторией по поводу заказного проекта.

– Ты же не куришь, Вадик! И ты тоже, Анечка! – с сарказмом заметила Виктория.

– Мы пришли сказать – возвращайся, Вика! – хором произнесла эта пара, улыбаясь.

– Рома нашел удачный компромисс, – добавил парень.

– Я же сказала Роме, что сейчас занята, вернусь, как только освобожусь! – с досадой сказала Вика. – Неужели несколько минут нельзя потерпеть без меня?

– Без тебя скучно, – улыбнулась девушка, протягивая Виктории розовый листок, на котором фломастером был намалеван симпатичный смайлик с комичной рожицей, выражающей страдания от тоски по отсутствующей коллеге.

– Ладно, ладно, – махнув рукой, улыбнулась в ответ Суханова. – Идите, я скоро буду! Извините, ради бога! – прижала она руки к груди, обращаясь ко мне, когда парочка покинула курилку. – Я же говорю, здесь постоянно кто-нибудь ходит! Конечно, удобнее было бы поговорить у меня дома, но я там окажусь только вечером.

– Не стоит тянуть до вечера, – заметила я. – Если у вас еще есть время, лучше мы все-таки закончим нашу беседу.

– Да есть, есть. Они и без меня вполне управятся, просто им влом работать, вот они и подлизываются! – фыркнула Виктория, но было видно, что внимание коллег ей льстит.

Не успела я открыть рот, чтобы задать следующий вопрос, как в коридоре вновь замаячил парень в яркой рубахе, на сей раз в компании русоволосого юноши с хвостиком.

– Да вы что, сговорились? – сердито прикрикнула на них Виктория. – Что вы все шатаетесь туда-сюда? У меня важный разговор, деловой, вас не касающийся! Если начальник отдела вышел по делам, вся работа сразу должна встать?

Парни, посмеиваясь, отошли в сторонку и закурили, периодически бросая на нас любопытные взгляды.

– Ну их! – поморщилась Вика. – Не обращайте внимания! Вот лишу я их премии к Новому году, тогда они перестанут по курилкам отираться!

Последнюю фразу Виктория произнесла громче, чем предыдущие. Парни не стали долго задерживаться и, затушив сигареты, ретировались.

– Вы такой строгий руководитель? – сдерживая улыбку, спросила я.

– Не-а, нисколько! – махнула рукой Виктория. – Вот они и пользуются! А потом, я с ними всегда на равных общаюсь, хотя они и моложе меня. Они даже не подозревают, что мне уже двадцать восемь, думают, что я их ровесница! – не без гордости добавила она.

Выглядела Виктория и впрямь очень моложаво, хотя и коллеги ее были ненамного младше, по моим меркам: им было примерно двадцать четыре – двадцать пять, что в моем понимании мало чем отличается от двадцати восьми.

– В сущности, у нас отличная, молодая, креативная команда! – заключила Виктория. – И я очень рада тому, что здесь работаю.

– Ирме нравится ее работа? – я попыталась вернуть разговор в нужное русло.

– Сложный вопрос, – протянула Суханова. – С одной стороны, она жаловалась мне на то, что сильно устает, и это правда. Да и вообще, кому может нравиться такая работа? Там же скукотища смертная! Я бы и дня не выдержала, работая с бумажками в отделе кадров.

– Вы, кажется, учились вместе?

– Да, мы закончили факультет социологии. Но мне этого показалось мало, и я освоила многие новые компьютерные программы да еще и курсы дизайнеров закончила. Владею Фотошопом, Корал Дро, готовлю оригинальные рекламные проекты. Мне это интересно! Хочу и в институт кинематографии поступить. Правда, для этого мне придется в Москву ехать, ну, или в Питер. Ну и что? Что меня здесь держит? Всегда нужно стремиться вперед! Я и Ирме много раз говорила – что ты киснешь в своей конторе? Но она упертая такая, ретроградка жуткая! В этом смысле они с мужем – два сапога пара! Вцепилась в свой отдел мертвой хваткой, никак ее не сдвинешь. Я ей говорю: у тебя детей нет, куча возможностей, вся жизнь впереди, что ты зациклилась на одном и том же? Поехали вместе! Но она и слышать об этом не хотела!

– Но ей, наверное, куда труднее, чем вам, было бы сорваться с места и уехать в Москву, ведь она замужем? – осторожно сказала я.

Виктория снова поморщилась.

– Замужем! – в сторону буркнула она. – Ей от своего муженька ноги делать нужно было, и как можно скорее!

– Я смотрю, вы с Виктором друг друга не жалуете, – прямо заметила я.

– Не жалуем! – не стала кривить душой Виктория. – Я даже больше могу сказать: мы с ним друг друга не переносим! Я до сих пор не понимаю, что Ирма в нем нашла!

– Но он весьма привлекательный мужчина. И, по-моему, очень семейный. И к жене относится хорошо, – высказала я свое мнение.

– Это зависит от того, с какой стороны посмотреть! – подняла палец Виктория. – Я же говорю, он законченный эгоист. И страшный домостроевец! Всегда хотел, чтобы Ирма плясала под его дудку. А она – взрослая свободная женщина! И может распоряжаться собою по своему собственному усмотрению!

Последнее категоричное утверждение Вика сопроводила решительным жестом, рубанув ладонью по воздуху.

Я не стала ничего комментировать, сделав очевидный вывод, что ментально Виктория Суханова и Виктор Шмелев диаметрально противоположны друг другу. А вот что представляет собой Ирма Линдгардт – мне по-прежнему было не совсем понятно. Не вырисовывался пока что характер Ирмы в моей голове, ее портрет так и оставался незавершенным.

– Мужа своего Ирма заранее предупредила о том, что собирается встретиться с вами в кафе? – спросила я.

– Понятия не имею! – закрутила головой Виктория.

– Как они вообще живут вместе?

– Ой, ну как вообще можно жить с таким занудой?! – Виктория аж подпрыгнула на подоконнике.

– Вика, я вас прошу отвечать не предвзято, а взглянуть на ситуацию объективно, – настойчиво сказала я. – Ирма счастлива со своим занудным мужем?

– Не знаю! – чуть подумав, выдохнула Виктория. – Во всяком случае, разводиться она с ним не собиралась. Но, мне кажется, ей все же было с ним скучно. Что и неудивительно… – не удержалась она, чтобы не добавить оценочную реплику от себя.

– У нее был любовник? – в лоб спросила я.

Виктория посмотрела на меня с удивлением.

– Я задаю такие вопросы вовсе не из любопытства, – пояснила я. – Мне кажется, вы недооцениваете серьезность ситуации. Ваша подруга пропала – исчезла внезапно и при странных обстоятельствах. Вполне вероятно, что она попала в беду. И вы как ее подруга должны постараться выдвинуть какие-то предположения – основанные на правдивых фактах, а не на эмоциях – о том, что с ней могло случиться. А вашу взаимную неприязнь с супругом Ирмы лучше задвинуть на задний план. В данной ситуации мы все союзники – если вы, конечно, заинтересованы в том, чтобы ваша подруга нашлась!

Я говорила намеренно жестко, утомленная эмоциональностью и субъективизмом Сухановой. Та вмиг посерьезнела и даже, кажется, испугалась, выслушав мою обличительную тираду.

– Но я, конечно же, заинтересована! – быстро закивала она, убирая пальцами за уши пряди волос на висках. – Разве я не отвечаю на ваши вопросы? Просто я говорю откровенно – так, как думаю.

– Это превосходно, и за эту откровенность я вам весьма признательна, – немного смягчилась я. – А теперь давайте перейдем к фактам. Итак, повторяю свой вопрос: у Ирмы есть любовник?

– Она никогда не говорила мне об этом, – отрицательно покачала головой Виктория. – Хотя Ирма вообще – человек закрытый. Знаете, я бы не удивилась, если бы у нее кто-то появился – только не упрекайте меня опять в предвзятости! Но, думаю, Ирма поделилась бы со мною этим только в том случае, если бы все это зашло очень далеко.

– В каком смысле – далеко? – поинтересовалась я.

– Ну, если бы она всерьез решила развестись с мужем. Ирма такой человек… Она вряд ли стала бы заводить роман, чтобы просто развеяться. У нее все всегда было серьезно и основательно. Поэтому, кстати, может быть, она и хранила верность мужу. Мужчины же всегда чувствуют, легко ли женщина относится к интимной связи или начнет обременять партнера претензиями и тянуть его в ЗАГС!

– Значит, Ирма «нелегко» относилась к любовным связям и стала бы настаивать на узаконивании отношений, случись у нее роман на стороне?

– Уверена, что так бы все и было, – подтвердила Виктория. – И, знаете что…

Она неожиданно замолчала и задумалась.

– Что? О чем вы подумали, Вика? – поторопила я ее.

– Ирма в последнее время была какая-то… немного странная, – Вика поиграла кистью руки в воздухе. – С одной стороны, как будто рассеянная, а с другой – она казалась беспричинно счастливой. Не такой, как обычно, а словно у нее произошло что-то очень хорошее. Такой она была, когда еще только встречалась со своим Виктором.

– То есть вы все-таки предполагаете роман?

– На сто процентов утверждать не могу, но основания для такого предположения у меня есть. Правда, непрямые. А вы попробуйте поговорить с кем-нибудь у нее на работе! Вдруг это кто-то из ее коллег? Она же мало куда ходила. А все из-за мужа! Вот вы опять скажете, что я на него наговариваю… – начала она снова, – а он ей запрещал даже со мной встречаться! Я всегда говорила, что ему нужно было восточную женщину брать в жены, покорную рабыню. Ему волю дай – он бы на Ирму паранджу надел и в доме запер!

– Значит, роман был возможен с коллегой по работе, – «фильтруя» мысленно характеристики, даваемые Викторией Шмелеву, оценила я ситуацию и сделала пометку в блокноте.

– Да, но я ничего не знаю, – тут же открестилась Суханова.

– А с мамой своей Ирма поделилась бы, если бы такое и впрямь случилось, как вы думаете? – спросила я ее подругу.

– С Екатериной Михайловной? – Виктория изумленно уставилась на меня и расхохоталась. – Да вы что? Никогда в жизни!

– Почему? Она же все-таки мама, близкий человек, который, как мне кажется, очень любит свою дочь.

– Любить-то она ее любит, – усмехнулась Виктория. – Но она жуткая паникерша. И еще ей очень важны внешние приличия. Если бы Ирма рассказала ей нечто подобное, она сразу бы схватилась за сердце и легла умирать, потому что – как ей теперь людям в глаза смотреть?! А Ирма носилась бы вокруг мамы с таблетками и чувствовала себя последней дрянью из-за того, что загоняет мамочку в могилу!

– Понятно, – кивнула я. – Значит, их отношения не назовешь доверительными.

– Доверительными их уж точно не назовешь, – согласилась Вика. – Хотя теплыми – да. Ирма относилась к матери с почтением, а Екатерина Михайловна к ней – с опекой. Порою, на мой взгляд, чрезмерной.

– Итак, Ирма и Виктор вместе жили нормально, хотя и несколько скучновато, – принялась я вслух подводить предварительные итоги беседы с Викторией. – Настроение у вашей подруги было приподнятым и мечтательным. Вчера, кроме как на встречу с вами, они больше никуда не собиралась. Так?

Я посмотрела Сухановой прямо в глаза. Та подумала и вынуждена была признать, что все именно так.

– Кроме вас, у нее есть подруги? Необязательно в Тарасове?

– Близких нет, – сразу же ответила Виктория. – А вне Тарасова я вообще никого не знаю.

– На работе у нее не было никаких неприятностей? Может быть, в недавнем прошлом?

– Нет, насколько мне известно, там у нее все было хорошо. Ее даже вроде бы должны были повысить – Ирма еще очень этому радовалась.

– Ваша подруга хотела стать матерью?

– Нет, – тут же сказала Вика. – Во всяком случае, не мечтала. Она, конечно, планировала иметь детей в будущем, но… не в самом ближайшем. Да и зачем торопиться? У нее вся жизнь еще впереди!

– В этом смысле у нее не возникало проблем с мужем?

– Если вы о медицинских аспектах, то, по-моему, нет. Ирма ничего такого не говорила. А если вы о проблемах взаимопонимания говорите, то Виктор и здесь вел себя авторитарно и эгоистично. Он-то хотел детей! Значит, и Ирма должна была хотеть и подчиняться его желаниям!

– Вика, вы сами, как я понимаю, замуж не собираетесь? – посмотрела я на Суханову.

– Я?! – Девушка округлила глаза. – Да вы что? У меня еще…

– Вся жизнь впереди, я понимаю, – улыбнулась я.

– А что такого? – задрала подбородок Виктория. – Разве это преступление?

– Ни в коем случае. Это ваше право, и я не собираюсь вас за это подвергать остракизму. У меня, кстати, тоже нет детей и, возможно, не будет. Каждый выбирает свой собственный жизненный путь.

– Замечательно, что вы с пониманием относитесь к таким вещам! – горячо поддержала меня Виктория. – Вы не хотели бы вступить в наш коллектив? Мне кажется, у вас получилось бы генерировать необычные идеи!

– Нет, спасибо, я довольна своей профессией, – улыбнулась я.

– Жаль, – вздохнула Виктория. – А то я бы могла рекомендовать вас на свое место после того, как поступлю в кинематографический. Подумайте, у нас очень интересно! И зарплата, кстати, неплохая.

– Очень вам признательна, но мне хватает на жизнь. И у меня свое представление об интересной работе.

– Зря, зря, – продолжала Виктория, оттопырив пухлую губку. – Но если надумаете, можете звонить.

– Обязательно. К тому же, думаю, нам еще предстоит не раз встретиться в процессе этого дела. Ирма-то не нашлась.

– Можете всегда на меня рассчитывать, – серьезно кивнула Виктория. – Только я уже сказала все, что знала.

– Ладно, до свидания, – попрощалась я и пошла к выходу.

Виктория спрыгнула с подоконника и, отряхнув брюки, двинулась к своему кабинету.

* * *

Выйдя из здания, где располагалась компания «Кредо», и сев в свой «Ситроен», я задумалась. Уже перевалило за три часа дня, и по идее пора было отправляться на работу к Ирме Линдгардт – туда, где ее в последний раз видели живой и здоровой. Оснований обращаться за помощью к друзьям в милицию пока что не было: еще не прошло суток с момента исчезновения Ирмы, и имелись шансы, что она благополучно вернется домой или даст о себе знать. Так что напрягать кого бы то ни было в милиции я считала преждевременным. К тому же у Екатерины Михайловны даже не приняли заявление, никакого дела не завели, и милиция не владела всей информацией по данной ситуации. Так что, реально оценив обстановку, я все же направилась в «Абсолют».

Высокое здание проектного института в районе Набережной было практически целиком отдано под офисы различных фирм и компаний. Фирма «Абсолют», занимавшаяся оптовыми поставками компьютерной техники, была солидной – она занимала два нижних этажа, два длинных коридора. Главный офис, включавший в себя бухгалтерию, отдел кадров, административный кабинет и службу охраны, находился на первом этаже. Туда-то я и направилась, для начала решив не трогать руководство, а пообщаться, так сказать, с народом.

Уже через несколько минут я поняла, что сделала правильный выбор. «Офисный планктон» в «Абсолюте» был представлен женщинами разных возрастов и несколькими молодыми мужчинами-менеджерами, казавшимися одноликими: в одинаковых костюмах, с похожими прическами – короткими, приглаженными гелем для волос, даже запах их парфюма казался одним и тем же.

Оглядев женский состав коллектива и оценив каждую сотрудницу, я поняла, что успех в плане сбора информации мне здесь обеспечен: дамы явно не производили впечатления замкнутых молчуний. Исключение, пожалуй, составляла одна женщина в возрасте, с внешностью железного сержанта в юбке: монументальная фигура, строгий темно-синий костюм, окрашенные в радикально черный цвет волосы, прямыми прядями обрамлявшие суровое непроницаемое лицо с высокими скулами восточных очертаний, колючий взгляд небольших карих глаз за слегка затемненными очками.

Вскоре я уже знала, что женщину эту зовут Белла Георгиевна Максакова, что она давно в разводе с мужем и имеет взрослого сына, который никак не может выбрать себе спутницу жизни, так как авторитарная мама решительно отметает все представленные ей кандидатуры. Что она занимает в фирме должность главного бухгалтера и ее побаиваются все сотрудники и даже, кажется, сам директор, Василий Игоревич Липатов, человек справедливый, но несколько мягковатый и чрезвычайно замотанный работой.

Эти сведения я получила от секретарши Виолетты, очень сексапильной девушки лет двадцати четырех, высокой брюнетки в темно-красных брюках и черной тунике, подчеркивающей ее пышную грудь.

Надо сказать, что мое появление в «Абсолюте» не прошло незамеченным ни для кого из представителей «бумажной службы». Сначала я заглянула в кабинет, на двери которого висела табличка «Отдел кадров», справедливо рассудив, что здесь Ирму Линдгардт должны знать лучше всего, чтобы дать как можно более полную ее характеристику. Я успела представиться сотрудникам и сообщить им о цели своего визита. Из отдела кадров одна дверь вела в кабинет с табличкой «Бухгалтерия», и она была приоткрыта. Я так поняла, что Белла Георгиевна относилась к людям, которые предпочитают иметь контроль над всем, происходящим вокруг. С одной стороны, это было ценным для меня качеством: Максакова наверняка наблюдала и фиксировала в голове перемещения всех сотрудников, а также знала, кто из них чем живет и на что способен.

Но здесь возникало сразу несколько минусов: во-первых, ее мнение грешило бы еще большей предвзятостью, чем точка зрения Виктории Сухановой, а во-вторых, она вряд ли поспешила бы поделиться со мною своими истинными наблюдениями. Поэтому Беллу Георгиевну я решила оставить на потом, когда придумаю, как подобрать к ней ключик, какими методами заставить ее разоткровенничаться, если в этом вообще возникнет нужда.

Пока же в моем распоряжении имелись: секретарша Виолетта, юрист Ольга Николаевна Краснова и две рядовые сотрудницы отдела кадров, Люба и Наташа, и каждая из них была явно не прочь почесать языком. Видимо, неординарная ситуация с пропажей начальницы отдела кадров взбудоражила их умы, заставила их обсуждать это событие с самого утра и отвлекала женщин от скучной работы. Менеджеров-мужчин я пока тоже решила не трогать, удовольствовавшись женской частью коллектива.

Однако начать разговор оказалось не так-то просто: едва я прошла в отдел кадров и представилась, с удовлетворением отметив, как загорелись огоньки любопытства в глазах сотрудниц, и тут из своего кабинета не замедлила выплыть Белла Георгиевна. Она загородила своим дородным бюстом дверной проем и спросила властным баском:

– Вы из какого ведомства?

Мне пришлось вежливо заявить, что я, собственно, сама по себе, занимаюсь расследованием частным образом, и показать свое удостоверение. Белла Георгиевна не отказала себе в удовольствии изучить данный документ с намеренно пренебрежительным видом, и было заметно, что он не произвел на нее должного впечатления. Она небрежным жестом вернула его мне и заключила:

– Вы не имеете права отвлекать сотрудников в рабочее время.

– Понимаю, но я и не настаиваю ни на чем. Всего лишь прошу о беседе, – подчеркнула я.

– А вы не могли бы обратиться к нам с вашей просьбой после окончания рабочего дня? – без всяких эмоций поинтересовалась Белла Георгиевна.

– Могла бы, конечно, но в этом случае будет затруднительно собрать всех сотрудников вместе – многие поспешат домой.

– Ничем не могу помочь, – развела руками Белла Георгиевна.

Я, мысленно злясь на противную тетку, прокручивала в голове, как правильно повести разговор, чтобы добиться-таки положительного результата, и досадовала, понимая, что это может и не получиться – формально Белла Георгиевна была права. Я даже пожалела, что, грешным делом, не воспользовалась фальшивым удостоверением сотрудника прокуратуры, по дружбе состряпанным для меня давним моим другом, подполковником Мельниковым, однако в итоге все-таки решила, что это все к лучшему. С людьми, подобными Белле Георгиевне, нужно держать ухо востро: если бы она заподозрила, что это липа, вход в «Абсолют» для меня был бы заказан навеки. И пришлось бы мне отлавливать сотрудников после работы по одному и даже тащиться к кому-то из них домой, что сильно затянуло бы и усложнило мою задачу.

Неожиданно мне на помощь пришла секретарша Виолетта. Она, уперев смуглые кулачки в свои тугие бедра, решительно заявила:

– Вы, Белла Георгиевна, может быть, и не сможете, а мы вполне в состоянии помочь. Тем более что к вам лично за помощью никто и не обращается.

– Вам, Виолетта, чем бы ни заниматься, лишь бы не работать! – отрезала Максакова. – И так уже половина четвертого наступила, и если вы сейчас приметесь болтать, то как раз дотянете до окончания рабочего дня!

– А у меня, вообще-то, все дела на сегодня уже закончены! – не сдала своих позиций Виолетта, которую, кажется, гораздо больше занимал вопрос о пропаже Ирмы, нежели ее профессиональные обязанности.

– А вы бумагу для ксерокса купили? – тут же сузила свои и без того небольшие глаза Белла Георгиевна.

– Да, еще в обед! – победно сказала Виолетта. – В свое личное время, между прочим! Этого вы почему-то не учитываете. И вообще, я не понимаю, почему вы с нами разговариваете таким командным тоном? Я, вообще-то, подчиняюсь не вам, а Василию Игоревичу.

– Василий Игоревич к вам слишком добр! Если бы я была вашей начальницей…

– Если бы вы были моей начальницей, – перебила ее Виолетта, – я бы уволилась в первый же месяц и потратила всю зарплату на шикарный банкет и торжество по этому поводу!

– Но пока что вы работаете здесь! И ваш рабочий день заканчивается в шесть, – не отступила главный бухгалтер. – И Василию Игоревичу еще может что-то понадобиться.

– Если он захочет кофе, я всегда ему приготовлю. А встреч на сегодня у него больше не намечено, я в курсе.

– Я тоже могу захотеть кофе, – заметила Белла Георгиевна.

– Вот сами себе и нальете, в мои обязанности не входит подавать его всем подряд, – Виолетта едва удерживалась на грани вежливости. – И вообще, в вашем возрасте кофе вреден, а людям с лишним весом он даже противопоказан!

Последняя фраза уже явно пересекла эту грань, и Белла Георгиевна это ясно почувствовала. Еле сдерживаясь, она прошипела:

– Вы переходите все границы, Виолетта! Я буду вынуждена сообщить о вашем поведении Василию Игоревичу!

– Счастливо! – равнодушно бросила Виолетта, отвернувшись от бухгалтера. – Можете отправляться прямо сейчас. А я пойду следом и докажу, что дать показания детективу необходимо – в целях поисков сотрудницы нашей компании. Вас, как я погляжу, это совершенно не заботит? Можем пойти вместе!

И она повернула голову, вопросительно глядя на Максакову.

Белла Георгиевна постаралась взять себя в руки. Она не побежала к директору, а молча скрылась за дверью своего кабинета. Виолетта плотно прикрыла ее.

– Достала уже своими подслушиваниями! Шпионка! – раздраженно произнесла она и обратилась ко мне: – Прошу вас, присаживайтесь.

Я села в кожаное кресло, стоявшее за пустующим центральным столом, поняв, что это, видимо, рабочее место Ирмы Линдгардт.

– Вы, кажется, совсем не боитесь Беллы Георгиевны, Виолетта? – слегка улыбнувшись, заметила я. – И, похоже, вы – единственная такая в компании?

– А с чего бы мне ее бояться? – фыркнула Виолетта. – Во-первых, я ей не подчиняюсь. Во-вторых, даже если она побежит к Василию Игоревичу жаловаться, ей все равно ничего не светит, потому что он – мой родной дядя, и ей это прекрасно известно. А в-третьих, что бы она тут ни говорила, я со своими обязанностями справляюсь хорошо. А Белле Георгиевне как человеку ограниченному просто хочется видеть во мне отштампованную на конвейере неумелую «секретутку», которая держится на своем рабочем месте только благодаря роману с шефом! Но тут у нее промашечка вышла: романа с шефом у меня нет и быть не может – по вполне понятным причинам! – победно заключила Виолетта и рассмеялась.

Ее беззаботный смех снял напряжение, возникшее среди других сотрудниц, хранивших молчание в течение этой словесной перепалки между секретаршей и главным бухгалтером.

– Ой, а я так испугалась! – облегченно выдохнув, призналась Люба. – Я думала, что она сейчас ка-ак рявкнет на тебя!

– Не рявкнет, – снисходительно бросила Виолетта. – Таких всегда нужно ставить на место. Они этого не ожидают и потому сразу теряются.

– Разве с вашим шефом возможно завести служебный роман? – словно бы мимоходом поинтересовалась я, напоминая дамам о своем присутствии и о желании все же осуществить беседу по делу, так как Белла Георгиевна своим вздорным характером и так отняла у меня время.

– В смысле? – изогнула соболиную бровь Виолетта.

– Если вы имеете в виду кого-то из нас, то мы сразу вас разочаруем: романа с Василием Игоревичем ни у кого из нас нет, – сказала юрист Ольга Николаевна, и девушки дружно засмеялись.

– Ну что вы гогочете? – укоризненно произнесла племянница директора. – Дядя Вася, между прочим, очень хороший человек! – Но и сама не смогла сдержать улыбку. – Нет, серьезно, за это я поручиться могу! – Виолетта посерьезнела и прижала руки к груди. – Василий Игоревич женат на родной сестре моего папы, а я знаю ее с глубокого детства. Поверьте мне, тетя Тамара – женщина серьезная. Против нее даже у Беллы Георгиевны кишка тонка, хотя моя тетушка вовсе не такая противная особа. И Василий Игоревич даже не помышляет ни о каких романах, тем более служебных. – Она вдруг внимательно посмотрела на меня и спросила: – У вас возникла мысль насчет романа между ним и Ирмой?

– Только гипотетически, – призналась я.

– Но как это можно связать с ее исчезновением? – недоуменно спросила юрист Краснова.

– Не знаю, – честно ответила я. – Я вообще мало еще что понимаю в этом деле и как раз очень надеюсь, что вы мне поможете во всем разобраться.

Если с внутрисемейными и дружескими отношениями в жизни Ирмы Линдгардт мне уже хоть что-то было ясно, то ситуация на работе в этом смысле оставалась закрытой, и я собиралась приподнять эту завесу.

– Кстати, судя по тому, как вы заинтересовались фактом моего прихода, я могу сделать вывод: что вам уже известно о том, что Ирма не просто заболела или взяла отгул, так? – обвела я глазами присутствующих.

– Ну да, – кивнула Виолетта. – Ее мама сегодня с самого утра уже несколько раз сюда звонила. С ней и я говорила, и Василий Игоревич. Мама ее была в шоке, плакала, и мы, естественно, поняли, что произошло что-то из ряда вон выходящее.

– И вообще: очень странно, что Ирма даже не предупредила никого о том, что не выйдет на работу! Ничего подобного она себе никогда не позволяла, – вставила Ольга Николаевна.

– Девушки, расскажите мне, пожалуйста, какой Ирма была вчера? – попросила я. – И об ее уходе тоже расскажите. Во сколько она ушла, в каком была настроении? Может быть, она что-то говорила вам о своих планах на тот вечер?

– В планах у нее было – посидеть с подругой в «Эльфе», – сказала Виолетта. – Мы еще обсудили эту тему, потому что я как раз на днях была в этом кафе, и мне очень понравилось. Я посоветовала Ирме обязательно туда сходить, хотя она и не очень-то хотела, потому что у нее разболелась голова.

– Она ушла ровно в шесть часов, – подтвердила Ольга Николаевна. – Я это помню, потому что сразу же и сама стала собираться, вышла примерно через минуту после ее ухода.

– Вы видели ее на улице?

– Да, она шла в сторону остановки общественного транспорта, – кивнула юрист.

В этот момент из своего кабинета вышла, гордо подняв голову на массивной короткой шее, Белла Георгиевна. Не удостоив всю нашу компанию даже мимолетным взглядом, она скрылась в коридоре.

– К Липатову побежала, – кивком указав на дверь, с усмешкой заметила Наташа, искоса бросив взгляд на Виолетту.

– Пусть ее! – безразлично махнула та рукой, но все-таки не утерпела и потихоньку выскользнула следом.

– Так, а что было потом? – обратилась я к Красновой. – Вы видели, на какой вид транспорта она села?

– Нет, меня встречал сын, на своей машине, – покачала головой Ольга Николаевна. – Он уже ждал у входа, так что я сразу же к нему села и мы поехали в другую сторону.

Я посмотрела на остальных, но Люба с Наташей заявили, что они вышли из здания минут через десять после ухода Ирмы и на остановке ее уже не было.

– На чем она обычно добирается домой с работы, вы не знаете?

– Или на сто десятой маршрутке, или на такси, – ответила Наташа. – Она в районе Парка Победы живет.

Это мне и так было известно, меня больше волновало другое: каким образом Ирма поехала в кафе вчера? И поехала ли она туда вообще? И где искать кончик этой ниточки, было непонятно. Ну, не маячить же мне поздно вечером, в темноте, на остановке с фотографией Ирмы в руках и не расспрашивать потенциальных пассажиров автобусов и маршруток – в надежде, что кто-то вчера обратил на нее внимание!

– Как она была одета, не припомните?

– В черную дубленку и белую вязаную шляпку, – проговорила вернувшаяся из коридора Виолетта, которая услышала последний мой вопрос. – Шляпку она купила совсем недавно и намеревалась ходить в ней всю зиму – она Ирме очень нравилась. Хотя, на мой взгляд, она ей не шла.

– Виолетта, это сейчас совершенно неважно, – заметила Люба.

– Девочки, – несмотря на различный возраст сотрудниц, обратилась я сразу ко всем, – мне нужны ваши версии! Даже если предположить, что с Ирмой случилось самое страшное… Из-за чего, по-вашему, это могло произойти?

Все молчали. Наконец Виолетта решилась утончить:

– Вы хотите сказать… – медленно произнесла она, – мог ли ее убить кто-то, имеющий отношение к «Абсолюту»?

– Примерно это я и хочу сказать, – подтвердила я. – Или не убить, а, допустим, похитить?

Снова воцарилось молчание, на сей раз более длительное.

– Мы ничего такого не знаем, – первой прервала паузу Ольга Николаевна. – Нам такое и в голову не приходило!

– И все же? Может быть, у нее были завистники? Или враги?

Все почему-то посмотрели на Виолетту.

– А я-то тут при чем?! – возмущенно воскликнула та.

– Просто ты у нас человек самый коммуникабельный, всегда про всех все знаешь, – поспешила успокоить ее Наташа. – Может быть, Ирма с тобой чем-то поделилась?

– Как будто вы не знаете, что Ирма в принципе ни с кем на работе не делилась ничем таким – личным! – продолжала пылать праведным гневом секретарша. – Ну вас совсем!

– Да не обижайся, тебя же никто ни в чем не обвиняет! – поддержала Наташу Люба.

– Мне просто нужна информация, – подтвердила и я.

– Ничего не знаю, ничем она со мной не делилась! – отрезала Виолетта. – Одно дело – поболтать о тряпках и кафешках, и совсем другое – раскрывать друг перед другом душу.

– Слушайте! – вдруг зловещим шепотом просвистела Ольга Николаевна. – А что, если это… Чайник?!

– Чайник? – хором отозвались Люба с Наташей, во все глаза глядя на юриста.

– А вы не помните? – многозначительно понизила голос Краснова.

– Точно! – оживилась Виолетта, забыв о своих обидах и вскакивая со стула. – Как мы могли про него забыть! – и она взволнованно забегала по кабинету.

– Но уже прошло довольно много времени, больше полугода, – вставила Наташа.

– Такие люди могут ждать и дольше, – не согласилась с ней Ольга Николаевна.

Виолетта продолжала нарезать круги по кабинету.

– Это он, точно – он! – возбужденно говорила она, сверкая глазами.

– Но ведь все еще нужно проверить! – попыталась воззвать к ней Люба.

– И как это я сама не додумалась! – не слушая ее, сокрушалась секретарша.

– Стоп-стоп-стоп, девушки! – похлопав ладонью о ладонь, постаралась я сорганизовать их всех. – Если позволите, мне бы очень хотелось узнать, о ком идет речь? Что это за достопочтенный Чайник, коего я не имею чести знать? И как его фамилия?

– Так это и есть его фамилия – Чайник! – не сдержав смеха, поведала Люба.

– Был у нас такой сотрудник, – негромко стала рассказывать Ольга Николаевна. – Программист. Неплохой, кстати, очень, даром, что Чайник.

– Да и на вид он был ничего, – с улыбкой заметила Наташа.

– Возможно, мне-то это уже неинтересно, – с грустной улыбкой кивнула Краснова. – Он гораздо ближе к вам по возрасту.

– И что же с ним случилось? Почему он – «был»?

– Случилась не очень красивая история… – Ольга Николаевна замялась и посмотрела на своих коллег.

– Да ладно вам, это уже ни для кого не секрет! – отмахнулась Виолетта. – Можете говорить спокойно. Пока Беллы Георгиевны нет.

Но, словно услышав ее последнюю фразу, в дверях появилась главный бухгалтер. Она несколько раскраснелась, и из ее безукоризненной, словно бы искусственной, прически даже выбилась пара волосков. Все разом умолкли при ее появлении и молча дождались, пока Максакова скроется за дверью, причем Виолетта не поленилась вновь прикрыть ее поплотнее.

– Словом, устроился на нашу фирму довольно молодой парень, – взялась рассказывать она, возвратившись на свое место. – Пришел он, что называется, с улицы, по объявлению, но его взяли практически сразу: очень уж он приглянулся нашему Василию Игоревичу. В компьютерах и впрямь шарил – будь здоров! У Максаковой тогда «1С» полетела, все данные могли рухнуть, она аж дар речи потеряла и с лица спала, а он за один день все восстановил! Василий Игоревич ему на радостях даже внеочередную премию выписал.

– И что же дальше?

– А дальше – работать бы мальчику да радоваться, – со вздохом сказала Виолетта. – А он свиньей неблагодарной оказался.

И она отвернулась к окну.

– Началось с того, что Василий Игоревич стал замечать утечку информации, – принялась объяснять уже Ольга Николаевна. – Конечно, ничего особо секретного у нас не хранится, но, сами понимаете, конкурентам порою достаточно и малости, чтобы испортить нам ситуацию. И это всегда очень неприятно, поэтому есть такой закон: никакая рабочая информация за пределы фирмы не выносится.

– Так, так, – кивнула я два раза подряд, поторапливая Ольгу Николаевну, поскольку новые сведения чисто интуитивно показались мне весьма значимыми.

– А тут мы смотрим – один раз заказ мимо нашего носа уплыл, второй… А конкуренты наши как-то подниматься начали, процветание их повысилось… А мы только-только этот пресловутый кризис пережили! Ну, Василий Игоревич и стал потихоньку нас вызывать – старых сотрудников, проверенных, – и почву прощупывать. Никто ничего определенного ему сказать не мог.

– А потом выяснилось, что это был Чайник? – догадалась я.

– Да! – просто подтвердила Краснова.

– При чем же тут Ирма и ее исчезновение?

– Так ведь это Ирма его как раз и разоблачила! – заявила Наташа. – Она, вообще-то, очень наблюдательная, нужно отдать ей должное. И въедливая! Ей эти утечки информации тоже покоя не давали, она много об этом думала, с нами советовалась, расспрашивала. И к Чайнику стала присматриваться. А потом пошла к Василию Игоревичу и поделилась с ним своими соображениями. Тот обратился в службу безопасности. Ну, а они ребята серьезные, все до конца и довели – проследили за ним, прослушали его разговоры и, что называется, взяли его с поличным.

– Оказывается, наш Чайник умело вскрывал файлы – через свой компьютер – на чужих машинах материалы изучал, не предназначенные для посторонних глаз, в том числе и для его глаз тоже. У нас здесь сеть внутрикорпоративная, так что ему не составило труда это сделать. А там много данных было по новым проектам, договорам и поставкам с иностранцами. И из-за этого наши сделки срывались одна за другой. А Чайник получал свои проценты и жил, посвистывая дырочкой, – пошутила Ольга Николаевна.

– Как же Ирма его разоблачила? – удивилась я.

– Случайно, – вставила Виолетта, не поворачиваясь.

– А я считаю, что не случайно, – возразила Наташа. – А благодаря анализу и наблюдению! Она, например, обратила внимание на то, что Чайник стал уезжать с работы на такси. Вроде бы мелочь, да? Но он поначалу даже в маршрутку не садился, а ездил на троллейбусе, потому что у него проездной был. Еще она обратила внимание на то, что он вдруг заимел классные зубы. Хотя он ни словом не обмолвился о том, что посещал стоматолога. Оказалось, он сделал себе суперсовременные протезы, очень дорогие. Мне бы, например, и в голову не пришло такое заметить! И даже если бы я и заметила, то не связала бы это с утечкой инфы – никоим образом! А еще он попросил неделю отпуска, хотя не проработал у нас и года, чтобы съездить к матери в Красногвардейск – он сам оттуда. Якобы мать его заболела… Ирма не поленилась обзвонить-объехать туристические агентства под благовидным предлогом и в одном из них обнаружила данные, что он летал в Швейцарию. В общем, она все это суммировала и рассказала Василию Игоревичу, а дальше уже было не ее дело.

– И что было дальше? Его уволили?

– Разумеется! – развела руками Виолетта и вздохнула, как мне показалось, с сожалением. – Кому нужен засланный казачок?

– Но самым неприятным было то, что Чайник, когда его развенчали, обозлился даже не на Василия Игоревича, а на Ирму. Его аж всего перекосило. Как он орал на нее! Пришлось даже охрану вызывать! – пожаловалась Люба.

– Да, вел он себя безобразно, – признала и Ольга Николаевна. – Сыпал всяческими угрозами, обещал ей отомстить… Такими жаргонными словечками швырялся, нам даже не по себе стало. А такой был мальчик вежливый, воспитанный! Никогда бы не подумала, что он может так себя вести!

Виолетта снова вздохнула.

– Вообще-то, он мне казался странноватым, – проговорила она. – То сидит молча, словно никого не замечает, весь такой рыцарь печального образа, то вдруг в нем словно живчик пробуждается, и он прямо скачет, работает как заведенный. Правда, не матерился никогда.

– Он пытался реализовать свои угрозы? – весьма заинтересовавшись всем этим, спросила я.

– Слава богу, нет, – ответила Краснова. – Во всяком случае, здесь он больше не появлялся.

– А рядом с Ирмой?

– Она ничего такого не говорила.

– У него был ее адрес и номер телефона?

– Наверное, он легко мог их заполучить, – чуть подумав, сказала Ольга Николаевна. – Данные на каждого сотрудника хранятся в компьютерной базе, следовательно, Чайник мог запросто в них проникнуть.

– Но Ирма не говорила ни о каком продолжении его угроз? – вопросом заключила я.

– Не говорила. И вообще, я думаю, что никаких угроз больше не было, – уверенно заявила Виолетта. – Может быть, я не столь наблюдательна, как Ирма, но все же кое-что замечаю. Так вот, в последнее время Ирма выглядела очень счастливой и безмятежной. Невозможно себе представить, что она в то же самое время выслушивала какие-то угрозы!

– Вот как? – навострила я уши.

Эта информация подтверждала то, что я уже слышала от подруги Ирмы, Виктории Сухановой.

– В чем это выражалось?

– Она часто улыбалась, – принялась загибать пальцы Виолетта. – Стала более мягкой в общении, веселой, а не такой, как раньше – вечно она такая усталая, озабоченная, как загнанная лошадь, брови сдвинуты!

– Так-так-так… – я, оживившись, постучала кончиками пальцев по полировке стола. – Это очень интересно! А вот скажите-ка – выглядеть она тоже стала лучше?

– Ну, конечно, веселый человек выглядит лучше, чем смурная бука! – засмеялась Виолетта, но тут же вновь обрела серьезность. – Я понимаю, о чем выговорите, и могу уверенно заявить, что на внешности ее это, увы, не отразилось кардинальным образом. У Ирмы, вообще-то, не очень удачная внешность, надо признать. Скажем так, весьма обычная. Так вот – она не сменила ни прическу, ни стиль одежды. Не приобрела ничего нового, если не считать пресловутой шляпки, но это была просто сезонная необходимость.

– Угу, – отметила я эти факты, которые шли несколько вразрез с вырисовывавшейся у меня версией. Но это пока что не имело принципиального значения. – А еще вот что мне скажите – на ее работе не отразились эти перемены в ее настроении? Ну, может быть, она стала рассеянной, допускала какие-то просчеты или что-то забывала?

– Нет, – твердо заявила Ольга Николаевна. – Такого точно не было. Что касается работы, тут Ирма всегда бывает очень дотошна.

– Да, – подтвердила и Виолетта. – Порою даже до занудства!

– Значит, на новый роман это непохоже… – задумчиво протянула я. – Или Ирму и любовное чувство не способно выбить из ее привычной колеи? В принципе, такое может быть, если учесть характер консерватора, помноженный на его трудоголизм…

Тут я заметила, как вся компания обменялась многозначительными взглядами, а Виолетта немного неуклюже подмигнула Наташе. Ольга Николаевна смущенно крутила в руках гелевую ручку, Люба подчеркнуто равнодушно смотрела в окно.

– Та-а-ак… – протянула я. – Вот с этого момента поподробнее. Девочки! К чему мы подобрались и почему вы хотите это скрыть? Я же все равно узнаю! У вас довольно большой коллектив, и словоохотливых людей тут хватит. Не думаю, что это – пресловутая документальная информация, за утечку которой вас уволят с работы. А вот помочь в поисках Ирмы она очень даже может.

– Ладно, – проговорила Виолетта. – Это действительно не такая уж тайна. Дело в том, что мы сами думаем о том, что у Ирмы начался роман.

– Здорово! – произнесла я – в том смысле, что обрадовалась хоть каким-то новым данным, а не тому, что Ирма завела кавалера. – А с кем, вы тоже знаете?

Женщины снова переглянулись, но теперь ответила Наташа:

– Мы можем только догадываться.

Но здесь уже не стерпела Виолетта: чуть приоткрыв эту «потайную дверцу», она не могла не держать ее открытой и заговорила быстро, заговорщическим тоном:

– У нас месяца три тому назад новый менеджер появился, Эдик. Смазливый такой, интеллигентный… И вот мы стали замечать, что он в Ирму, что называется, втюрился. Постоянно вертится поблизости, по поводу и без повода в ее кабинет приходит, по сто раз на дню ей вопросы задает. И меня утомлял – бесконечными просьбами кофе ему сделать!

– Так, может быть, это он в вас «втюрился», а вовсе не в Ирму? – предположила я, подмигнув девушке. – А, Виолетта?

– Нет-нет! – отмахнулась та. – Это же сразу чувствуется! Возникают какие-то флюиды, которые заполняют все пространство. И их не утаишь. К Ирме он бегал, к Ирме! Просто мы с ней рядом находимся, вот он и нашел предлог в виде кофе, чтобы на нее лишний раз взглянуть.

– Он женат? Сколько ему лет? Как его фамилия? – забросала я вопросами прозорливую секретаршу.

– Лет ему примерно двадцать пять, фамилия – Лавров, не женат, – четко ответила Виолетта.

– Он сейчас на месте?

– Да, разумеется, – сказала Ольга Николаевна. – Он все время здесь, даже в обед редко куда-то уходит.

– Знаете, что, девушки… – задумчиво попросила я их. – Вы пока что не говорите ему правду о том, кто я такая и зачем сюда приходила. И вообще, не рассказывайте ему о том, что мать Ирмы наняла частного детектива.

– А почему? – наивно спросила Люба.

Я усмехнулась:

– Потому что в моей профессии есть свои секреты. Я только просила бы вас показать мне его, незаметно, чтобы я знала, как он выглядит.

– Да без проблем! – отозвалась Виолетта. – Сейчас мы выйдем из кабинета, и я вам его покажу.

– И еще с кое о чем я вас попрошу. Мне нужны адрес и телефон этого самого Чайника. Думаю, они должны были у вас сохраниться.

– Конечно, это я сейчас же организую, – сказала Наташа и защелкала мышью на своем компьютере.

– Потом: мне нужны те же данные на Лаврова. Еще мне желательно побеседовать с Василием Игоревичем, пока рабочий день не закончился, поэтому я обращаюсь уже лично к вам, Виолетта. Не могли бы вы отправиться к нему и убедить вашего шефа уделить мне время? Кто знает, как его накрутила Белла Георгиевна.

– Хорошо, я схожу, – не стала выпендриваться Виолетта.

– А пока что еще несколько вопросов, – благодарно кивнув, сказала я. – Во-первых, как вы думаете: способен ли этот Чайник на убийство или похищение человека?

– На первый взгляд – совершенно нет, – немного подумав, сказала Ольга Николаевна. – Очень милый, приятный юноша… Но, когда я увидела его искаженное злобой лицо и услышала эти ужасные ругательства, мне даже показалось, что это совершенно другой человек. Мы его, оказывается, совсем не знали!

– Конечно, мы же с ним почти и не общались, только «здрасьте – до свидания, спасибо за кофе»! – сказала Виолетта.

– Угу, – отметила я все услышанное. – Далее: с кем живет менеджер Эдик Лавров?

– По-моему, он живет один, – чуть сдвинув брови и подумав, сказала Наташа.

– Точно, один, – высказала свое мнение Виолетта. – Он однушку снимает в районе вокзала. Говорит, надоело ему с предками жить, тем более что его папа – бывший военный. А наш Эдичек – натура нежная. Несмотря на то, что менеджер.

– Так был у него роман с Ирмой или нет?

– Был! – уверенно мотнула головой Виолетта.

– Нет! – одновременно с ней сказала Люба.

– Ой, ну, почему нет-то? – недовольно спросила секретарша.

– Чувствую, – просто развела руками Люба, а Виолетта лишь со значением хмыкнула.

Я вздохнула:

– Кто-нибудь видел их вместе за пределами фирмы?

Они дружно отрицательно покачали головами.

– Они когда-нибудь выходили вдвоем?

Та же реакция.

– Когда они встречались здесь, на работе, смущались ли при виде друг друга? Или, может быть, наоборот, воодушевлялись?

– Эдик, может, и да, а Ирма – нет, – сказала секретарша.

– А она улыбалась ему? Как-то отмечала его особо? Дарила ему подарки-сувенирчики?

– Нет, – снова ответила Виолетта.

– Тогда почему вы утверждаете, что роман был?

– Чувствую… – глуповато произнесла Виолетта и покраснела.

Все засмеялись, но как-то невесело.

– А если вам спросить у самого Эдика? – робко предложила Люба.

– Ага, так он и скажет! – насмешливо посмотрела на нее Виолетта и тут же принялась горячо убеждать меня: – Да был у них роман, был! Как не быть, когда Ирме уже под тридцать, и с мужем они живут, как два старика, а тут – молодой, симпатичный, свободный! Да и перспективный, живет отдельно от родителей, так что уже и хата готовая есть для встреч! Детей у нее нет, с чего бы ей нос-то от него воротить? Я бы и сама не отказалась… – пробурчала себе под нос Виолетта. – Даже странно, что он на Ирму запал.

– Почему «странно»? – полюбопытствовала я.

– А вы ее фотографии видели? – чуть снисходительно бросила Виолетта.

– Ладно, в конце концов, это дело вкуса, – примирительно произнесла Ольга Николаевна. – К тому же не наше дело.

«Похоже, мне сложно будет до правды докопаться и выяснить, имеет ли место роман между начальницей отдела кадров и офисным менеджером, – подумала я. – Хоть бы взглянуть на него, чтобы предварительное представление составить…»

– Больше никаких инцидентов не случалось в последнее время? Может быть, таких, которые на первый взгляд и не имеют прямого отношения к Ирме? – спросила я.

– Нет, в последнее время у нас все спокойно и стабильно. Даже в гору дела пошли, – не без гордости добавила Виолетта, но тут же спохватилась и замолчала.

– С Беллой Георгиевной как у Ирмы складывались отношения? – спросила я. – Как я поняла, они обе – весьма независимые личности.

– Это Ирма независимая, а Белла Георгиевна – просто командир полка! – фыркнула Виолетта и, подумав, добавила: – Нет, вроде бы между ними конфликтов не было. Хотя Белла Георгиевна ее недолюбливала и за глаза называла выскочкой. Но Максакова – она такая, она вообще никого не любит. Просто придраться к Ирме у нее не получалось, вот она и искала повод.

– Ну что ж, девушки, всем огромное спасибо, – я захлопнула блокнот, который существенно пополнился записями по делу, у меня даже заломило пальцы с непривычки от долгой писанины.

«Что ни говори, а я, кажется, стреляю чаще, чем что-то записываю», – мысленно усмехнулась я, убирая блокнот в сумку и поднимаясь.

Я раздала всем свои визитки, снабдив сие действие просьбой – позвонить мне в любое время суток в случае, если что-то всплывет в их памяти либо произойдет заслуживающий внимания эпизод, и забрала распечатанные Наташей данные на Чайника и Лаврова. После этого мы с Виолеттой вышли из отдела кадров и оказались в просторной комнате, где со скучающим видом сидели другие сотрудники в ожидании окончания рабочего дня.

– За столом у окна – Лавров, – почти не разжимая губ, проговорила Виолетта с рассеянной улыбкой.

Я незаметно скосила глаза в ту сторону. Молодой менеджер и впрямь обладал смазливой мордашкой. Кроме того, он был очень тщательно ухожен. В этот момент он что-то рассказывал своему соседу. Мельком взглянул на нас с Виолеттой. Обаятельная улыбка, красивые синие глаза… В принципе, влюбиться в такого можно легко, особенно если ты молода и привыкла оценивать мужчин в первую очередь по их внешнему виду. Но относилась ли к таким особам Ирма? Судя по тому, что я успела о ней узнать, скорее нет, чем да.

Не задерживая ни на ком внимания, мы с Виолеттой пересекли комнату и направились вдоль по коридору к кабинету директора.

Секретарша скользнула за дверь первой, оставив меня дожидаться окончания предварительной обработки директора-родственника.

– …Ты все-таки полегче… Белла Георгиевна жаловалась… Опытный сотрудник… Необходима… Не обращай внимания… – долетали до меня приглушенные фразы, перемежавшиеся возмущенными репликами «жаба», «достала» и «психушка».

Наконец Виолетта вышла из кабинета, и вид у нее был вполне удовлетворенным. Она молча кивнула мне, пропуская внутрь.

Василий Игоревич Липатов оказался худощавым мужчиной с абсолютно седой головой. Он был в светло-сером костюме, сидел в высоком кресле за столом, на котором стоял ноутбук, имелся горшок с кактусом и лежали несколько папок. В выражении его умных серых глаз было что-то собачье – в хорошем смысле этого слова.

– Добрый вечер, – поприветствовал он меня. – Присаживайтесь. Признаться, удивлен вашим визитом. Не думал, что дойдет до такого! К тому же я всегда считал, что частные детективы, а уж тем более женщины, существуют только в кино.

– Как видите, нет, – устраиваясь напротив него, сказала я. – Кроме того, сейчас в газетах частенько встречаются объявления моих, скажем так, коллег. Не встречали?

– Я не читаю газетных объявлений, у меня на это нет времени, – произнес Василий Игоревич. – А вот моя жена их читает, постоянно. И даже частенько что-то заказывает и покупает. А потом сокрушается, что ее обманули, после чего пытается вернуть вещь обратно. Самое удивительное, что ей это удается! – засмеялся он.

Держа в памяти слова Виолетты о железном характере супруги Василия Игоревича, я не сочла это столь уж удивительным, но высказываться не стала, лишь улыбнулась. Спасибо родственнице-секретарше – контакт с руководством установился, и я могла перейти к вопросам по делу, тем более что рабочий день стремительно клонился к завершению.

– Виолетта мне рассказала, что вы уже побеседовали с девушками из отдела кадров. Думаю, что после разговора с ними от меня вы уже не добьетесь ничего нового. В плане владения личной информацией я никак не могу тягаться с нашим женсоветом.

Он смотрел на меня с улыбкой, но она казалась какой-то грустной. И вообще, несмотря на то что Василий Игоревич все время пытался шутить, создавалось такое впечатление, что передо мною сидит очень усталый человек. Но я не была согласна с тем, что разговор с ним окажется бесполезным: у словоохотливых барышень свои взгляды и сведения, а у шефа компании – свои. Поэтому я для начала спросила:

– Ирма Линдгардт давно работает у вас?

– Четыре года. Но у всех свои понятия давности срока.

– Вы довольны ею? Как сотрудницей?

– Более чем, – сказал Василий Игоревич. – Она очень добросовестна, ответственна, пунктуальна. На нее можно положиться. Я даже намереваюсь сделать ее своим заместителем – надеюсь, что она все-таки благополучно вернется в ближайшее время и вновь приступит к своим обязанностям. Хотя, конечно, я не только поэтому желаю ее возвращения.

– А почему еще?

Василий Игоревич удивленно посмотрел на меня и сказал:

– Потому что мне чисто по-человечески не хотелось бы, чтобы с ней произошла какая-нибудь беда. А вы что подумали?

– Ничего, я просто уточнила.

Василий Игоревич пристально смотрел мне в глаза в течение нескольких секунд, потом произнес:

– Я хочу сразу вас предупредить: если наши милые дамы из отдела кадров рассказали вам какую-нибудь фантастическую историю о моем якобы особо трепетном отношении к Ирме, не тратьте даром время на проверку этой версии.

– Нет, ваши милые дамы как раз заверили меня в обратном, – сказала я. – Так что не беспокойтесь, Василий Игоревич, я не подозреваю вас в интимной связи с Ирмой Линдгардт.

– Вряд ли бы мне это грозило, даже если бы я захотел. Ирма на работе – человек без пола и возраста, – неожиданно сказал директор.

– Вот как? – осторожно проговорила я. – А мне говорили, что некий молодой человек, Эдик…

– Чушь! – категорически отрезал Василий Игоревич.

– Но он вроде бы…

– Он – может быть, она – нет, – вновь решительно и кратко пояснил Липатов. – Линдгардт совершенно не склонна к флирту, даже, на мой взгляд, с перебором. Не умеет кокетничать, нравиться мужчинам, что называется, подать себя… В этом плане ей есть чему поучиться у Виолетты, – опять улыбнулся он. – А в остальном она – отличный работник.

«Какие противоречивые мнения! – озадачилась я про себя. – Попробуй тут разберись, какое из них верное, какое нет. И кто из коллектива «Абсолюта» лучше разбирается в женской психологии!»

Решив мысленно, что посоветуюсь на эту тему со своими гадальными костями, я продолжила разговор с директором компании.

– Разве у вас нет заместителя?

– Есть, Антон Владимирович Горский.

– Но вы собирались назначить вместо него Ирму? – уточнила я.

– И сейчас собираюсь, – кивнул Липатов.

– Подробнее не поясните? – склонила я голову набок. – Причины этого? И куда при этом денется сам Антон Владимирович? Он хочет перейти на другое место?

– Нет, он как раз этого совсем не хочет, – с легким вздохом сказал Василий Игоревич. – Я планирую перевести его в другой отдел, на другую должность.

– Ниже?

– Ниже, – прямо ответил Липатов. – Но постаравшись при этом сохранить его оклад.

Чуть подумав, я сказала:

– Василий Игоревич, я прекрасно понимаю, что это сугубо ваши внутриструктурные дела. И вы не обязаны мне раскрывать их суть. Но и вы постарайтесь меня понять: я занимаюсь расследованием исчезновения вашей сотрудницы. И вполне может так случиться, что прояснение некоторых этих внутренних моментов поможет мне установить, что именно случилось с Ирмой.

– Вы думаете, это имеет отношение к нашей компании? – Василий Игоревич был искренне удивлен таким предположением.

– Я пока еще ничего конкретного не думаю, я лишь нащупываю возможные направления расследования. Круг общения Ирмы Линдгардт не столь велик, чтобы я решительно отмела вашу компанию.

Теперь призадумался Липатов. Потом он заговорил:

– Я, конечно, остаюсь при своем мнении, но кое-что все же расскажу, чтобы и вы убедились в моей правоте. На мой взгляд, Ирма Генриховна куда лучше подходит на роль моего заместителя, чем Антон Владимирович. Он человек очень неглупый, образованный, но… Не руководитель! Он прекрасно умеет работать в одиночку, может ловко подготовить почву для подписания выгодного контракта, но – не руководить людьми. И самое интересное, что он и сам прекрасно об этом знает. Только не признается даже себе. Заместитель директора компании «Абсолют» – должность престижная, а для него это важно. Собственно, для мужчины это всегда важно – мужчины амбициознее женщин.

– Смотря какие, – вставила я. – Но, тем не менее, своим заместителем вы видите именно Ирму Линдгардт?

– Да, – уверенно произнес Василий Игоревич.

– Она такой хороший психолог, умеет ладить с людьми?

– Нет-нет! – сейчас же разуверил меня Липатов. – Она как раз не бог весть какой психолог. Но директор-то – я. И с людьми ладить умею я. А на нее я как раз хотел возложить миссию, с которой сам справляюсь не очень хорошо. Не очень приятную, нужно заметить, миссию, но необходимую… Понимаете, я человек мягкий. Типичный этик. И Антон Владимирович такой же. При этом он еще и эмоционален. Мне сложно сообщить человеку что-то неприятное, я не люблю конфликтов и драм. А Ирма хладнокровно перенесет вид чужих слез. Ее, может быть, не очень любят, но уважают. Словом, у меня была такая схема: я принимаю решения – Ирма воплощает их в жизнь.

– Неглупо, – одобрила я. – А Антон Владимирович, значит, в курсе ваших планов?

– Да, я уже говорил ему об этом.

– И как он отреагировал?

– Довольно бурно, – вздохнул Липатов. – Я же говорил о его эмоциональности. Хотя в денежном смысле он нисколько не пострадает. Но повторяю: вам эта история ни к чему. Посудите сами: неужели Горский стал бы похищать Ирму Генриховну, чтобы заставить ее отказаться от места моего зама?! Абсурд!

– В таком виде эта версия, конечно же, не заслуживает критики, – согласилась я. – Но возможны и другие варианты…

– Неужели вы думаете, что он решился бы на убийство по такой причине? – прямолинейно сказал директор.

Я ему не ответила. В сущности, подобная версия не казалась мне совсем уж невозможной. И в моей практике случались подобные ситуации. Но Липатов не был согласен со мной по своему внутреннему убеждению, а подтвердить или опровергнуть этот вариант фактически он, наверное, не мог. Хотя кое-что он мог бы прояснить.

– Скажите, пожалуйста, Василий Игоревич, – с расстановкой произнесла я. – Вы помните, во сколько вчера ушел с работы ваш нынешний заместитель?

– Отлично помню, – кивнул Липатов. – Он ушел вместе со мною без четверти семь. Мы задержались, чтобы обсудить одну сделку, она должна состояться через три дня. Разговор следует провести грамотно, учесть множество нюансов, и Антон Владимирович обязан присутствовать на совещании по этому вопросу… Так что мы с ним задержались здесь, в моем кабинете. Уходили последними, я подвез его на своей машине до дома. Надеюсь, этих показаний достаточно, чтобы снять с него всяческие подозрения?

На лице Липатова снова появилась улыбка, но мне было не до смеха. Я мысленно проанализировала услышанное и задала следующий вопрос:

– Кто выступил инициатором этой задержки после работы?

– Антон Владимирович, – ответил директор компании. – Но не думаете ли вы, что на основании этого его можно записать в преступники? Он же был вместе со мною весь вечер!

«Вот это меня и смущает, – подумала я. – Слишком уж безукоризненное алиби!»

– Могу я познакомиться с вашим Антоном Владимировичем? И где он, кстати?

– Увы, сегодня вам с ним познакомиться не удастся, потому что я отправил его с поручением в один из наших филиалов, после чего он сразу поедет к себе домой. Я, конечно, могу вам сообщить его адрес, но, во-первых, я против того, чтобы раздавать адреса моих сотрудников посторонним – уж простите за прямоту, а во-вторых – что вам даст поездка к нему?

«Действительно, что? – с грустью подумала я. – Вряд ли Антон Владимирович прямо с порога признается мне, что он нанял киллера для убийства Ирмы Линдгардт, мешавшей ему продвигаться по карьерной лестнице! А проверить его будет не так-то просто. Сначала нужно разработать план».

Василий Игоревич мельком взглянул на часы.

– Намек поняла, – подняла я ладони. – Уже заканчиваю. У меня остался только один вопрос. Некто Чайник.

– А-а-а, – протянул Липатов. – Женсовет наш все-таки постарался! Не думаю, что этот человек причастен к исчезновению Ирмы.

– У вас все не могут быть причастны! – с детской обидой в голосе воскликнула я. – Прямо ангелы сплошные вокруг собрались!

– Чш-ш-ш! – Липатов шутливо погрозил мне пальцем. – Успокойтесь, пожалуйста, и поймите, что я делаю такие выводы отнюдь не по наивности. И уж в том, что все люди далеко не ангелы, я успел убедиться за время своей работы. Если бы я верил всем безоговорочно, то вряд ли смог бы руководить столь крупной компанией, да еще и так, чтобы она держалась на высоком уровне.

– Тогда просветите меня, пожалуйста, на основании чего вы делаете свои выводы, – сухо буркнула я.

– Пожалуйста, – мотнул седой головой Василий Игоревич. – Вы думаете, что Чайник способен отомстить Ирме за то, что она оказалась виновницей его ухода, так?

Я просто кивнула.

– Но ведь для этого нужно все организовать! Он же не просто пырнул ее ножом, скажем, подкараулив у выхода! В этом случае сразу нашли бы ее тело… Нужны помощники, машина, в конце концов! А у него ничего этого нет. И потом, времени все-таки прошло уже много. Если бы он хотел ей отомстить, давно бы это сделал. А что он может? Он же мальчишка совсем!

– Не забывайте, что этот мальчишка нехило опустил вашу фирму! – подняла я палец.

– А я и не забываю, – спокойно ответил Липатов. – Но на организатора тяжкого преступления – такого, как убийство, – он явно не тянет!

Ох, как я была не согласна с Василием Игоревичем! Он, конечно, гораздо старше меня по возрасту, но вот криминальный опыт у меня куда богаче! Доводилось мне встречать на своем веку и таких вот молодых мальчиков, хладнокровно травивших своих родителей ради наследства; и совсем юных девочек, с внешностью выпускниц института благородных девиц, также оказывавшихся убийцами; и скромных бабушек, за чьим благообразным обликом скрывались злобные старушенции, сжигаемые ненавистью к людям… Многое мне пришлось повидать. И паренек с такой смешной и даже отчасти трогательной фамилией на деле мог позволить себе жуткие выходки, по сравнению с которыми мошенничество по отношению к фирме выглядело бы мелкой шалостью.

– К тому же он сейчас без работы, а следовательно, и без средств. Помощников ему нанять не на что, – добавил Василий Игоревич.

– Да почему вы так уверены, что у него обязательно должен быть помощник? – раздосадованно уточнила я. – И у него могли остаться какие-то деньги после увольнения! Вы же не знаете, сколько он получил от ваших конкурентов!

– Не думаю, что его гонорар был гигантским, – вставил Липатов.

– Стоп! – вдруг меня озарило. – Откуда вы знаете, что он сейчас без работы?

– А он приходил ко мне, – огорошил меня Василий Игоревич.

– Когда?! – только и смогла спросить я.

– Да буквально недели две тому назад.

– Странно… Почему же ваш «женсовет» не рассказал мне об этом? Вы их предупредили, что это нужно держать в тайне?

– Нет, все гораздо проще, – покачал головой Василий Игоревич. – Они просто не в курсе. Чайник – его, кстати, зовут Станислав, – дождался меня после работы и подошел к моей машине. Я обычно ухожу с работы последним, так что никто не видел нас вместе.

– И чего же он хотел от вас?

– Просил взять его обратно, – развел руками Липатов. – Говорил, что он все осознал, очень раскаивается и больше ничего подобного не повторится. Жаловался, что не может найти работу, репутация его испорчена – у нас же город небольшой, слухи распространяются стремительно, хотя я никуда специально о нем не сообщал. Еще он сказал, что у него больная мама-пенсионерка, которую ему надо кормить. Словом, парень пытался петь «жалистные» песни…

– Вы ему отказали?

– Разумеется, – холодно ответил Липатов. – О том, чтобы взять его обратно, и речи быть не могло! Я многое могу простить, но только не предательство. И не столько из принципов морали, а из соображений безопасности. Человек, предавший однажды, обязательно сделает это снова. Он это понял и под конец просто попросил у меня денег взаймы. Естественно, и в этом он тоже получил отказ.

– Как он отреагировал?

– Конечно же, он был недоволен. Даже не попрощался со мной. И дверцей хлопнул, мерзавец! Но безобразных сцен, подобной той, летней, он не устраивал, надо отдать ему должное. И я думаю, что если бы он хотел кому-то здесь отомстить, то, тогда уж, в первую очередь, – мне. И вообще… Знаете, он мне показался каким-то жалким. Потерянным.

– На преступление люди могут пойти, пребывая в особом психологическом состоянии, совсем необязательно – в приподнятом или агрессивном. Отчаяние тоже может довести до крайности.

– Не знаю, не знаю, – скептически кривил тонкими губами Липатов. – Думаю, что вы все-таки ошибаетесь насчет Стаса.

– Хорошо, я постараюсь это проверить, – сказала я. – Что ж, Василий Игоревич, мы с вами и так долго проговорили, пора заканчивать нашу беседу, тем более что вам пора домой. Я верно понимаю – никаких вестей от Ирмы вы не получали, иначе и разговор наш не понадобился бы?

– Правильно понимаете.

– Тогда последний вопрос: вы случайно не видели, каким видом транспорта Ирма вчера уехала с работы? Ну может быть, из окна заметили?

Вопрос мой, конечно, предполагал отрицательный ответ: на окнах в кабинете директора были плотные жалюзи. Как и следовало ожидать, Василий Игоревич ничего не видел, ничего не знал о планах Ирмы на вечер и вообще не знает, что и думать по поводу случившегося. Попрощавшись с ним, я вышла из здания компании «Абсолют».

Уже совсем стемнело, падал легкий снежок, снежинки причудливой формы кружились в воздухе, совершая фантастические пируэты и вращения и опускаясь красивыми блестками на меховой воротник моей шубки.

Уже сев в машину, я достала гадальные кости и, мысленно задав вопрос, что мне делать дальше, бросила их на сиденье.

«23+4+32» – «Какая-то неприятность заставит Вас покинуть свой дом».

А вот таких предсказаний я ой как не люблю…

Я нахмурилась. Можно, конечно, попытаться обвести кости вокруг пальца и бросить их снова, но я давным-давно убедилась в том, что судьбу не обманешь.

«А может быть, они просто имели в виду, что мое расследование затянется надолго и в процессе мне придется часто отлучаться из дома? – с надеждой подумала я, посмотрев на кости. Они пузатенькими двенадцатигранниками лежали передо мной, словно говоря – «мы уже сказали все, что хотели. Чем могли, помогли». Я вздохнула и нажала на педаль, вспомнив о своей сегодняшней утренней договоренности с Людмилой Захарченко увидеться вечером в кафе. Было уже около шести часов, но Людмила еще не звонила, и я решила все-таки заехать домой, переодеться. Мне уже не верилось, что я столкнулась с давней приятельницей лишь сегодня утром. День мой оказался настолько насыщенным, что было похоже, будто встреча наша произошла неделю тому назад.

Глава третья

Дома мне первым делом ударил в нос «обманчивый» запах. Подавив вздох, я прошла в свою комнату, к гардеробу, но остановилась на полпути. Пятно от духов никуда не исчезло. Более того, оно даже увеличилось в размерах, словно размытое средством для чистки ковров. Наклонившись, я пощупала ткань. Сухая. Значит, все мои усилия были напрасны. И вполне можно было бы махнуть на это рукой, просто выбросить недавнее бытовое происшествие из головы и не обращать внимания, но на меня вдруг напал приступ перфекционизма.

Я подумала: кости предупредили меня о том, что находиться дома мне будет трудно, пока я не избавлюсь от этого чертова запаха, а также от пятна на ковре. Но ведь все в моих руках!

Я вспомнила о том, что где-то в ванной комнате хранится большая бутыль нашатырного спирта. Я уже не помнила, где и по какому случаю ее приобрела, но иногда она меня выручала. К примеру, я успешно вывела жирное пятно на лацкане пиджака этим средством. А уж с ковровым покрытием нашатырь должен справиться превосходно! К тому же он, обладая специфическим запахом, перебьет аромат духов. Сейчас мне даже запах нашатыря казался предпочтительнее. Да и выветривается он куда быстрее, чем духи.

Я прошла в ванную, нашарила на полке нужную бутылку и вернулась в комнату. Чуть подумав, набрала в ведро воды и притащила его туда же. Налила туда довольно-таки внушительную порцию нашатыря, отставила бутылку в сторону и взялась за тряпку, чтобы аккуратно протереть пятно.

Нет, это был явно не день Татьяны Ивановой…

Началось с того, что ковровое покрытие после прикосновений тряпки быстро начало становиться каким-то липким. Я, не понимая еще, в чем дело, продолжала усердно тереть его, пока не обнаружила, что резиновые перчатки на моих руках склеились в области пальцев, и на них даже стали появляться дырки…

Мысленно отругав наших отечественных производителей бытовых изделий, я стянула перчатки и хотела было продолжить работу голыми руками, но вдруг заметила, что ворс на ковре принял какой-то непривычный вид. Он стал похож на жесткую подошву. Да и запах, исходивший от ведра, как-то не напоминал аромат нашатыря…

Заподозрив неладное, я поднялась с пола, решив прекратить эти процедуры до полного выяснения вопроса – чем же я тру ковер? – к тому же держа в уме, что нужно бы мне поторопиться, если я хочу еще успеть в кафе. Я повернулась, сделала шаг и… случайно пнула ногой отставленную в сторонку бутылку с нашатырем.

Едкая жидкость с шипением полилась на ковер, проникая под мебель и струйкой вытекая в коридор, на ламинат. Запах, ударивший мне в ноздри, заставил меня выпучить глаза и чихнуть три раза подряд.

В панике схватив пустую бутылку, я успела заметить, как поверх отпечатанной надписи «Нашатырный спирт» проглядывают криво нацарапанные простым карандашом еле заметные слова: «Растворитель для клея».

Это был конец! Я все вспомнила. Вспомнила, как примерно полгода тому назад моя подруга Светка-парикмахерша налила мне полную бутыль этого растворителя, когда я пожаловалась ей, что после ремонта в кухне на пластиковый подоконник попало несколько капель краски и я не могу их оттереть. Светка со знанием дела заявила, что волшебный растворитель оттирает любую «цветную мазню», и щедро поделилась им со мною. Пятна краски я благополучно оттерла, но и столь же благополучно забыла об этом универсальном растворителе. А остатки нашатырного спирта я тогда перелила в маленький флакончик. И вот нужно же было такому случиться, что именно этот здоровенный сосуд я перепутала с нашатырным спиртом!

Со страхом я приподняла ковер. Линолеум, на котором он лежал, вспучился и выпирал теперь из-под ковра неровными буграми. На ламинат в коридоре мне даже не хотелось смотреть: он пошел пузырями, причем о том, чтобы как-то их замаскировать, и речи быть не могло. Помимо всего прочего, растворитель вонял просто дьявольски! Да, запах «Ускользающего обмана» он забил насмерть, но легче мне от этого не стало. Я понимала, что ночь, проведенная в квартире, наполненной подобным ароматом, обеспечит мне прямую и скорую дорогу в отделение токсикологии одной из наших городских больниц.

Обреченно я взирала на изуродованный пол, чувствовала, как пульсирует в жилах кровь, и еле сдерживалась, чтобы не выматериться вслух на всю квартиру.

К реальности меня вернул звонок сотового телефона, и только сейчас я осознала, что он буквально надрывается уже в течение нескольких минут. Нажав кнопку, я устало сказала:

– Да…

– Таня, ой, ну, слава богу! – голос Людмилы Захарченко был таким бодрым, словно она проснулась лишь полчаса назад и выпила подряд две чашки кофе. – А я уж подумала, что ты сменила номер, а меня забыла об этом предупредить. Ну что, ты едешь?

– Еду, – мрачно откликнулась я.

– Тогда называй место, я полагаюсь на твой выбор!

Видимо, частный детектив, живущий во мне, «перешибал» все остальные ипостаси моей личности. То есть он был сильнее, чем Таня-человек, Таня-друг и даже Таня-женщина. Потому что я сразу же подумала о деле Ирмы Линдгардт и решила одним выстрелом убить сразу двух зайцев – порою у меня это получалось великолепно.

– Давай встретимся в кафе «Эльф» через двадцать минут, – предложила я Людмиле.

Она не стала спорить, и я пошла наконец переодеваться.

Людмила, разряженная в белую блузку с откровенным вырезом, обнажавшим верхнюю линию ее пышного бюста, и в обтягивающие ее аппетитные бедра вельветовые брюки, сидела за столиком, обмахиваясь листком с меню, словно веером, несмотря на то что в «Эльфе» было абсолютно не жарко. Кафе и впрямь оказалось достаточно милым по обстановке, хотя и довольно стандартным. Что ж, попробуем, так ли хороши подаваемые здесь блюда, как мне описали Виктория и Виолетта.

Мы сделали заказ, в ожидании которого Людмила болтала без умолку. Она рассказала мне и о своем втором муже, с которым развелась год тому назад, вспомнила и первого, который, кажется, был не против возобновления отношений с нею, а также о мужчине, претендующим на роль ее третьего супруга… Поведала о своей работе в отеле «Богемия», о клиентах и работниках, о новинках моды и шоу-бизнеса.

– Тебе можно работать на телевидении, – хмуро усмехнувшись, заметила я. – У тебя прекрасно подвешен язык, к тому же превосходная осведомленность обо всем на свете. Или вести колонку светских новостей на каком-нибудь сайте в Интернете.

– Да уж, последнее предложение особенно заманчиво, – язвительно заметила администратор отеля, как-то подозрительно потягивая носом. – Слушай, Таня, ты растиралась, что ли, чем-то? – спросила она. – От тебя какой-то странный лекарственный запах исходит…

Пришлось мне просветить Людмилу, пояснив, что так пахнет смесь французских духов и растворителя для клея… Захарченко долго хохотала над моими сегодняшними злоключениями.

– Ничего смешного! – я вовсе не разделяла ее веселья. – Мне теперь и впрямь из дома нужно куда-то сваливать! Там совершенно невозможно находиться и даже просто спать! Во-первых, холодища, во-вторых, запах! От него просто глаза на лоб вылезают!

У меня, конечно, была еще одна квартира. Но она чаще выполняла роль конспиративной. Ею я пользовалась, когда мне требовалось где-то пересидеть в процессе расследования или проследить за кем-нибудь, не выдавая себя и своего реального места жительства. Сейчас же мне следовало заниматься поисками Ирмы, а значит, часто выходить туда-сюда и светить ту хату мне совсем не хотелось.

– Слушай! – у Людмилы округлились глаза. – Так это же здорово!

– То-то я сама себе завидую, – пробурчала я себе под нос.

– Да нет, ты не поняла! Ты же можешь пожить у меня!

– Отличная идея! Куда бы еще при этом рассовать всех твоих мужей, бывших и будущих?!

– Во-первых, не думай, что все они живут у меня! За кого ты меня принимаешь? – надула губки Люда. – Во-вторых, я имела в виду вовсе не свой дом, а отель «Богемия»!

Хоть я и не планировала подобного варианта, но все же задумалась.

– Дивное место, загородная зона, тишина, под окнами соловьи поют! – продолжала тем временем Людмила, блаженно закатывая глаза. – М-м-м! Красота!

– За городом мне не очень удобно, – закапризничала я. – Мне нужна мобильность!

– Так это всего лишь в двадцати пяти минутах езды от железнодорожного вокзала! Из Солнечного и то гораздо дольше добираться, особенно в час пик! Через Третью Дачную по утрам вообще невозможно ездить – все забито! А у нас – свободная трасса, потому что там мало что расположено. Соглашайся, Таня! Устрою тебя в шикарный люкс!

– Представляю, сколько он стоит, – продолжала ломаться я, уже готовая согласиться на вариант Захарченко.

– Не прибедняйся, не прибедняйся! – посмеиваясь, погрозила она мне пальчиком. – Ни за что не поверю, что ты не можешь позволить себе люксовый номер! Я вообще не понимаю, зачем тебе жить дома, – увлекшись, разглагольствовала Людмила. – Ты же ненавидишь готовить и заниматься домашним хозяйством! А там тебе и завтрак, и обед, и ужин подадут, и уберут-постирают, и Интернет безлимитный предоставят, и такси в центр и обратно – всегда к твоим услугам!

Видимо, как во мне неискореним был дух сыщика, так в Людмиле Захарченко господствовал дух администратора, которая, хоть и желала искренне помочь подруге, в первую очередь блюла интересы бизнеса, которым она занималась.

– Я не публичный человек, – ответила я. – Так что жить предпочитаю уединенно.

– Ну и живи себе, пожалуйста, – милостиво разрешила Людмила. – Но тебе, как я понимаю, вначале нужно сделать ремонт, чтобы устранить последствия твоих сегодняшних бытовых неудач.

– Ладно, – вздохнула я. – Вызову ремонтную бригаду. А насчет временного поселения в ваших апартаментах… ты меня, пожалуй, уломала!

– Вот и отлично, – обрадовалась Людмила, уплетая бифштекс под грибным соусом, пока я вяло ковыряла вилкой котлету по-киевски. Не то чтобы котлета была невкусной, скорее наоборот, просто печальные события, постигшие меня дома, отнюдь не прибавляли аппетита. – Поезжай туда прямо отсюда, я им позвоню и обо всем предупрежу. Сегодня там дежурит Анжела, она все сделает в лучшем виде.

– Но я даже вещи не собрала!

– Ой, тебе там все дадут! – замахала руками Захарченко. – И халат, и тапочки, и полотенце, почувствуешь себя как дома, даже лучше, в тысячу раз!

Людмила вся прямо светилась от радости. Я, вообще-то, не страдаю подобным восторженным идиотизмом, но все-таки, надо признать, немного успокоилась, приняв это решение. И даже с большим аппетитом доела второе блюдо, а за десерт принялась и вовсе с удовольствием. Но при этом я не забывала о скрытой цели своего визита в «Эльф». Когда к нам подошла молоденькая официантка в белом фартучке поверх форменного платья, я обратилась к ней с любезной улыбкой:

– Моя подруга не зря говорила, что у вас лучшее кафе в городе!

– Спасибо! – улыбнулась девчонка.

– Вы каждый день работаете? Тяжело, наверное?

– Нет, мы меняемся, – простодушно сообщила девушка.

– А вчера вы работали?

– Да, – немного удивленно произнесла она. – А что?

– Ничего особенного, просто… – я заговорщически подмигнула ей. – Мы тут поспорили с подругой на две тысячи рублей, – небрежно кивнула я в сторону Людмилы. – Не стану объяснять вам суть нашего спора, но если вы ответите мне буквально на пару несерьезных вопросов, я его выиграю. И тогда десять процентов – вам, за помощь.

Я достала две сотенные бумажки и положила их на край стола. Девушка несколько напряглась. Людмила смотрела на меня настороженно, но молчала, видимо, впав в легкий ступор из-за моего беспардонного вранья.

– Ничего страшного, успокойтесь, пожалуйста, – поспешила я с улыбкой заверить их обеих. – Речь идет о третьей нашей подруге, насчет нее у нас и возник спор. Я говорю, что она в городе, а вот Людмила утверждает, что она уехала. А я только сегодня созванивалась с ней, и она сказала, что вчера была у вас. Помогите нам, пожалуйста!

И я, не прекращая лучезарно улыбаться, извлекла из сумочки одну из фотографий, на которой была изображена Ирма в компании Виктории.

– Я помню эту женщину, – сразу же указала девушка на Суханову. – Хотя и не обслуживала ее. Она вчера сидела за одним из центральных столиков, по-моему, вон там, – она показала рукой. – Ее обслуживал Игорь, но у него сегодня выходной.

– Она все время была одна?

– По-моему, да. Но сидела долго, ушла уже в девятом часу. Мы еще обратили внимание на то, что она сделала заказ, но ничего не ела. Наверное, ждала кого-то. Но потом она все-таки попробовала пару блюд и ушла. К десерту даже не притронулась.

– А вторую девушку вы видели когда-нибудь? – показала я на Ирму.

– Нет. Во всяком случае, не помню. Но вчера ее здесь точно не было.

– Спасибо, – поблагодарила я, протягивая ей две сотни. Небольшая, конечно, сумма, но за услугу на три минуты – вполне достаточная. К тому же моей заказчицей была Екатерина Михайловна Малеванная, а она вовсе не принадлежала к числу слишком богатых людей. Я стараюсь блюсти интересы своих клиентов и не сорить их деньгами направо-налево.

Официантка пожала плечами, быстро взяла деньги и отошла. Людмила смотрела на меня во все глаза.

– Ну ты даешь! – протянула она. – И зачем тебе это понадобилось?

– Работа, матушка, работа, – небрежно отозвалась я. – Что ж, теперь я могу с чистейшей совестью отправляться в твои владения.

– Да-да, пойдем, – закивала Захарченко и встала из-за стола.

* * *

Ночь в парк-отеле «Богемия» прошла чудесно. Мне предоставили номер «Люкс улучшенный с полупансионом». Номер мне понравился, обслуживание тоже было на уровне, всем необходимым меня снабдили, даже сверх надобности, так что, едва лишь за коллегой Людмилы закрылась дверь номера, как я с удовольствием растянулась на свежей простыне и, немного подумав о сегодняшнем дне, полном противоречивых впечатлений, быстро уснула, потому что звонить в службу, предоставляющую ремонтные услуги, все равно было уже поздно. Засыпала я с приоткрытым окном, с наслаждением вдыхая аромат хвойных деревьев, растущих во дворе, и думала, насколько он приятнее запаха французских духов. К тому же в сочетании с растворителем…

Завтракала я в кафе на первом этаже, ощущая удовольствие оттого, что мне не нужно тратить время на бытовые проблемы. Потом я вернулась в свой номер, чтобы наметить план действий на сегодняшний день.

Вначале я позвонила Екатерине Михайловне, коротко отчиталась перед нею по поводу вчерашнего расследования и поинтересовалась, нет ли новостей. Увы, об Ирме по-прежнему не было ни слуху, ни духу. Никаких звонков или писем с требованиями выкупа им тоже не поступало.

Похоже, пришла пора наведаться в милицию. Мне требовались дополнительные сведения, добыть которые самой мне было бы сложно, а продолжать расследование, не располагая ими, – еще сложнее. В сущности, мне было не так уж важно, к кому и в управление какого района обратиться, поэтому, мысленно перебрав все возможные кандидатуры друзей-приятелей, я остановилась на Андрее Мельникове. Это был один из моих старейших друзей еще со времен юности, дослужившийся до подполковничьих погон и даже надеявшийся в ближайшем будущем получить полковничьи.

Мне нравилось с ним сотрудничать, в первую очередь потому, что Мельников отличался от других работников милиции некоторым тактом и интеллигентностью, что в сочетании с присущей все-таки многим представителям силовых структур грубоватостью и прямолинейностью создавало некий шарм, который был мне вполне по душе. Впрочем, как мужчина Андрей интересовал меня в последнюю очередь – собственно, как и я его. К тому же он был глубоко и прочно женат. Между нами всегда существовали чисто дружеско-партнерские отношения. Может быть, именно поэтому они и длились так долго.

Словом, отбросив всяческие колебания, я набрала его рабочий номер и, услышав знакомый, несколько вальяжный баритон, скороговоркой проинформировала друга, что через полчаса я окажусь в его кабинете. Тот, не успев толком ничего понять, принялся было выяснять подробности, но я уже положила трубку. Незачем тратить время на дополнительные пересказы, все равно я все изложу ему при встрече, по порядку.

Мельников, как мне показалось, в течение осени, когда мы не виделись, успел поправиться. Во всяком случае, форменный мундир как-то слишком плотно облегал его фигуру, туговато натягивался на спине, когда Андрей поворачивался, и еще Мельников постоянно поправлял ремень, словно норовя его ослабить. Цвет лица подполковника тоже был здоровым, пышущим, однако не успела я присесть напротив него и, поздоровавшись, с улыбкой поинтересоваться ходом его дел, как Мельников завел скучную шарманку, которую крутить он очень полюбил с тех пор, как начал расти по службе.

– Дела совсем замучили, Таня, – качая головой, кряхтел он. – Перед Новым годом начальство словно с цепи сорвалось. Требует и требует раскрываемости! А людей не дает и зарплату не повышает! Да. Ну, тебе этого не понять, конечно! – с притворным вздохом махнул он рукой.

– Н-да, – сочувственно поддакнула я ему. – Я и смотрю – исхудал ты совсем, бедный, осунулся…

Мельников не уловил ноток иронии в моем голосе и с удовольствием подхватил:

– Вот-вот, ты тоже заметила! Осунешься тут! Не поверишь – пообедать нормально некогда.

«Не поверю!» – мысленно согласилась я, окидывая взором расплывшуюся фигуру Мельникова.

– У меня тоже все дела, дела, Андрей, – постаралась я все-таки повернуть беседу в конструктивное русло, поскольку жаловаться на свою горькую судьбу Мельников мог до вечера, наплевав на то, что у него дел выше крыши и проблемы с раскрываемостью. – Женщину одну разыскиваю. Между прочим, делаю вашу работу, – подчеркнула я слово «вашу».

– Как это так? – оттопырил нижнюю губу подполковник.

– А к вам обращалась мать исчезнувшей, а у нее даже заявление не соизволили принять! Да не напрягай ты память! – поморщилась я, увидев, что Мельников серьезно нахмурил брови. – Я уверена, что ты даже и не слышал об этом обращении – наверняка твои сержанты не зафиксировали приход этой женщины.

– Таня, моим сержантам дан строгий приказ: фильтровать всех! У нас убийство на убийстве, а тут какое-то исчезновение молодой дамочки! Сама найдется, не маленькая!

– Твой прогрессирующий цинизм отнюдь не добавляет тебе профессионализма, – высказалась я. – Кстати, пока что она так и не нашлась.

– Да такие дела – это вообще тухляк! – продолжал разоряться, защищая свое ведомство, Мельников. – Как ее искать? Трупа-то нет! Это нереально!

– Я же как-то ищу! – резонно заметила я. – И даже кое-что уже выяснила. И у меня версии есть.

– Ну, а я-то тут при чем? – недоуменно спросил Андрей. – Думаешь, я все брошу и тоже начну ее искать? С собаками?

– Нет, мне всего лишь нужна кое-какая информация, – успокоила я его. – Во-первых, распечатка звонков с ее сотового телефона. Для вас это – плевое дело. Дальше… Списки пассажиров, покинувших Тарасов второго-третьего декабря – и железнодорожными, и авиарейсами. Это тоже несложно.

– Все? – уточнил Мельников.

– Пока все, – развела я руками. – Дальше, возможно, и что-то еще возникнет.

И я протянула Мельникову листок, на котором были записаны паспортные данные Ирмы и номер ее телефона.

– Ох, мне бы твои заботы! – вновь завздыхал Андрей, берясь за телефонную трубку.

Он отдал распоряжения, после чего обратился ко мне:

– Распечатку звонков ребята получат быстро, можешь подождать здесь. А вот со списками пассажиров вопрос посерьезнее. Вероятно, ответ будет только завтра.

– Ничего, я пока подожду распечатку, – благодарно ответила я, откинувшись на спинку стула.

В течение нескольких минут я выслушивала обстоятельный рассказ Мельникова о том, какая нервная у него работа, насколько оборзели сержанты, которые только «чаи гоняют», и в каком именно месте у него ноет спина. Делая вид, что мне все это безумно интересно, и отчаянно борясь с зевотой, я лишь кивала. Наконец дверь распахнулась, и в кабинет быстрой походкой вошел молодой парень в гражданском. Он положил на стол Мельникова длинный белый листок, испещренный цифрами.

Подполковник принял максимально многозначительный вид, водрузил на нос очки и принялся, нахмурившись, изучать список. Потом, поняв, что он занимается бесполезным делом, Андрей протянул его мне.

– Вот, Таня, – сказал он. – Исследуй.

Я быстро пробежала список глазами, больше всего интересуясь последними вызовами. Естественно, там мелькали номера телефонов Виктории Сухановой и Виктора Шмелева, которые я уже выучила наизусть. Насторожил же меня один-единственный звонок, произведенный на телефон Ирмы в восемнадцать часов семь минут. Номер это был мне незнаком.

– Андрей, можно пробить вот этот номер? Кому он принадлежит? – обратилась я к подполковнику, который сразу же принял еще более важный вид и свысока обратился к стоявшему у стола парню:

– Так, Серегин! Все данные на этого абонента, причем в кратчайшие сроки, мне на стол!

Серегин, кивнув, столь же стремительной легкой походкой покинул кабинет. Через несколько минут я выяснила, что номер принадлежит некоему Леониду Корецкому, двадцати пяти лет от роду, проживающему на улице Немецкой, в доме номер шестнадцать.

– Хорошо устроился парень! – с нотками зависти в голосе заметил Мельников. – Самый центр!

– Ничего хорошего, – усмехнулась я. – Пешеходная зона, постоянно толпы народа гуляют туда-сюда.

– Зато на работу недолго добираться.

– А ты знаешь, где он работает? – удивленно подняла я бровь.

– Да нигде он скорее всего не работает! – категорично и вопреки всякой логике вдруг заключил подполковник. – Молодежь сейчас вообще ленивая пошла! Тунеядцы сплошные!

– Тебе нужно переквалифицироваться в инспектора по делам несовершеннолетних для детской комнаты милиции, – посоветовала я ему. – Будешь с трудными подростками работать, молодое поколение воспитывать в лучших традициях!

– Я лучше сразу повешусь! – буркнул Мельников, и я поспешила поблагодарить его за помощь и откланяться, так как ворчливое с утра настроение подполковника не добавляло мне охоты к общению с ним.

Усевшись в свою машину, я задумалась. По идее, прежде чем ехать на встречу с Леонидом Корецким, не мешало бы мне проконсультироваться с родными и близкими Ирмы на предмет того, известен ли им такой человек. И я, почесав в затылке, для начала набрала номер Виктора. И сразу же поняла, что сделала неверный выбор…

Шмелев моментально занервничал, засыпал меня вопросами – что это за Корецкий такой, какое отношение он имеет к Ирме, и почему он, Виктор, ничего не знает об этом человеке? Все его вопросы были начисто лишены здравого смысла, и я, изрядно утомленная ими, испугавшись, как бы ревнивый супруг не потребовал у меня адрес Корецкого, чтобы поехать туда и разобраться с ним, поспешила свернуть беседу. Главное, я убедилась, что Шмелев Корецкого совсем не знает.

Не знали о нем ни Виктория Суханова, ни Екатерина Михайловна Малеванная. Последняя, кстати, тоже заволновалась не на шутку и принялась выпытывать, откуда мне стало известно это имя.

– Я вас уверяю, что у Ирмочки не было таких знакомых! – чуть не плача твердила она. – Вы, наверное, ошиблись!

От Малеванной я тоже поспешила отделаться поскорее, заверив ее, что я тщательно проверю всю информацию, это, мол, пока что лишь предварительные сведения. Переведя дух после выплеснувшихся на меня эмоций, я решила позвонить в «Абсолют». Там Леонид Корецкий не работал никогда, и сотрудники вообще не слышали этого имени. Оставалось одно – отправиться домой к самому таинственному Леониду и выяснять, какое отношение он имеет к Ирме.

Сидя в машине, я внимательно просмотрела всю распечатку. Больше вызовов с номера Корецкого не было зафиксировано. Ни одного. И сама Ирма ни разу по нему не звонила.

Возможно, я бы и остановилась на версии, что кто-то просто ошибся номером – случается и такое, – если бы не одно обстоятельство: звонок от Корецкого поступил на сотовый Ирмы незадолго до ее исчезновения. И он был принят. Больше этот номер ничьих звонков не принимал, то есть телефон Ирмы отключился практически сразу же по окончании ее разговора с Корецким.

Существовал еще и такой вариант, самый правдоподобный, что Корецкий лишь оформил на себя данную сим-карту, а воспользовался ею кто-то из его знакомых или родных.

– Вот это мы сейчас и постараемся выяснить, – сказала я самой себе, нажимая на педаль газа.

* * *

Насколько помпезной выглядит снаружи наша Немецкая – главная центральная улица Тарасова, бывший проспект Кирова, – настолько же она и захудалая со стороны внутренних дворов. Просто улица контрастов! Я лично убедилась, что Мельников ошибся в своей зависти к Корецкому, на все сто процентов: завидовать тут было нечему.

Войдя в одну из арок, я очутилась во дворе, утыканном двух– и одноэтажными домиками позапрошлого столетия, и во всей красе ощутила весь блеск и нищету нашего тарасовского Бродвея. Фасады домов, выходивших на Немецкую, отреставрировали, подретушировали, и выглядели они довольно-таки мажорно. На внутреннее же убранство дворов средств у администрации уже не нашлось, да и, по большому счету, на их состояние было наплевать всем, кроме самих жильцов.

Обшарпанные стены с высокими деревянными лестницами, в которых отсутствовали ступеньки, натыканные во дворе вразнобой сарайчики и туалеты, теснота, гололед… Создавалось такое ощущение, что тут живет нищий рабочий люд дореволюционной эпохи.

«Неужели Ирма Линдгардт здесь бывала? Что она могла делать в этом отстойнике?» – с недоумением подумала я, осторожно наступая туфлей с острым каблуком на покосившуюся ступеньку и покрепче ухватившись за перила, чтобы не загреметь вниз по лестнице.

На стук в дверь мне отворила молодая неулыбчивая женщина в махровом халате. На мой вопрос, могу ли я увидеть Леонида Корецкого, она не очень дружелюбно ответила, что он здесь не живет, а сдает свои хоромы ее семье. Я поинтересовалась, где проживает он сам, на что женщина сказала, что она это не знает и якобы Леонид здесь практически не появляется, а деньги за жилье они привозят ему на работу. Ухватившись за эту ниточку, я спросила о месте его работы и наконец-то узнала, что это некая фирма «Кронос» на Вольской.

С радостью покинув унылый двор, я поспешила на поиски Леонида. Фирма «Кронос» предоставляла жителям Тарасова фото– и видеоуслуги, а также ксерокс и прокат видеодисков и кассет. Все это хозяйство располагалось в небольшой комнатке на первом этаже жилого девятиэтажного дома.

Пройдя внутрь и оглядевшись, я отметила только одного человека, по полу и возрасту подходящего, чтобы именоваться Леонидом Корецким. Кроме него, в комнатке за аппаратом ксерокса находился пожилой мужчина, а диски и кассеты оформляла молодая девушка. Не теряя времени, я подошла прямо к отделу фотоуслуг, где и сидел отмеченный мною парень, и для начала поздоровалась.

– Добрый день, что вы хотели? Фото на документы, художественное? – скороговоркой проговорил парень, не поднимая головы и быстро что-то записывая в общую тетрадь с корабликом на обложке.

– Художественное фото Ирмы Линдгардт, – четко проговорила я каждую букву, решив, что называется, сразу взять быка за рога.

Парень поднял голову. Взгляд его был удивленным, но совершенно не напуганным.

– Что-что, простите? Я не расслышал…

– Вам знакомо это имя – Ирма Линдгардт? – чуть изменила я свой вопрос, глядя парню прямо в глаза.

Он чуть помолчал, потом пожал плечами и сказал:

– Первый раз слышу. Если она известная личность и вам нужно ее фото, могу посоветовать поискать в Интернете. Если ее фото у вас уже есть и вы хотите его отреставрировать, можете оставить мне. Срок выполнения заказа – три дня, стоимость – двести рублей. Если фото не на цифровом носителе и очень ветхое – триста пятьдесят.

– У вас очень качественный сервис, – похвалила я. – Но мне не нужно реставрировать ее фото. Скажите, вам знаком этот номер телефона? – и я показала Леониду листок, где был записан сотовый Ирмы.

– Возможно, и знаком, просто вбит в записную книжку телефона. Я же не запоминаю все номера! А вы, собственно, что хотели?

– Вот эту распечатку я получила только что в милиции, – не отвечая на его вопрос и не представившись, сказала я. – На этот номер поступил звонок с вашего телефона. Сим-карта зарегистрирована на вас. А номер принадлежит той самой Ирме Линдгардт, которая меня и интересует.

– Но я не знаю никакой Ирмы Линдгардт, – недоуменно пожал плечами Леонид и повернулся к залу.

Пожилой мужчина поднял голову от своего ксерокса и посмотрел на нас.

– Вы Леонид Корецкий? – на всякий случай уточнила я.

Парень кивнул.

– Это ваш номер? – я показала ему обведенные фломастером цифры в распечатке.

– Да, но бывший.

– Бывший?

– Да, у меня украли телефон в маршрутке, буквально пару дней тому назад, – сообщил Корецкий. – В милиции, кстати, есть об этом данные.

– Прекрасно, я сегодня же все это уточню, – кивнула я. – И все же, расскажите мне об этом случае с кражей поподробнее. Мы занимаемся делом об исчезновении женщины. Буквально перед тем как она пропала, ей позвонили с вашего номера. Выходит, звонили не вы?

– Скорее всего нет. Я не знаю ни имени этой женщины, ни когда она пропала, – выдавил улыбку Корецкий.

– Речь идет о той самой Ирме Линдгардт, о которой я спрашивала вас с самого начала. А пропала она позавчера, второго декабря. Когда у вас украли телефон, при каких именно обстоятельствах?

– Я сам виноват: на вокзал торопился, в задний карман его сунул, – с сожалением проговорил Леонид. – Вот его и вытащили. А может быть, и сам обронил, кто теперь знает! Это было первого числа. Вот так неудачно началась для меня зима.

– А почему же вы сразу не заблокировали сим-карту? С нее же могли наговорить бог знает на какую сумму!

– В Долинск я уезжал, свадьбу снимать, – пояснил Леонид. – Мне заказ этот давно поступил – друг женился, а невеста его – из Долинска. В поезде только я и обнаружил, что телефона нет. А вернулся вчера вечером, так что в сотовую компанию попал только сегодня утром. Кстати, они меня обрадовали: баланс на нем практически прежний. Так что мне какие-то вполне порядочные воры попались! – невесело пошутил он.

«Если это воры, – подумала я. – И если все вообще было так, как он рассказывает».

У меня в памяти тут же всплыла фраза, оброненная Виолеттой, секретаршей фирмы «Абсолют», о том, что влюбленный в Ирму менеджер Эдик Лавров снимает квартиру в районе вокзала. Вряд ли, конечно, менеджер преуспевающей фирмы стал бы воровать телефон у фотографа в маршрутке… но кто знает, как все это получилось? Теоретически можно себе представить, что Эдик его просто нашел и позвонил Ирме, чтобы сказать ей что-то личное. Но зачем он звонил с чужого номера? Не хотел, чтобы дама сердца догадалась, кто это? Играл роль ее тайного воздыхателя? Детский сад какой-то! Хотя и лет ему не так уж много, если рассудить.

Или все-таки он имел какие-то не совсем чистые намерения? И он ли вообще звонил Ирме? Так или иначе, ответить на эти вопросы, не пообщавшись лично с Лавровым, я не могла. Но сейчас был разгар рабочего дня, так что спокойно с ним побеседовать у меня бы не вышло. Организовать слежку за Лавровым тоже не представлялось мне целесообразным: серьезных оснований, чтобы заподозрить его в исчезновении Ирмы, пока что не нашлось, все это лишь одни мои предположения. И в этом случае у меня ушло бы много времени на отработку ложной версии. Поэтому, взвесив мысленно все «за» и «против», я решила оставить Эдика на вечер, а пока что заняться безработным господином Чайником, со скандалом уволенным из фирмы «Абсолют».

«Кстати, а не существует ли между ними сговора?» – внезапно мелькнула у меня новая мысль, когда я покинула «Кронос» и поехала по домашнему адресу Чайника, полученного в «Абсолюте». Мысль была чисто интуитивной, и я стала искать в ней логику.

Во-первых, они близки по возрасту. Лавров пришел в «Абсолют» вскоре после ухода Чайника – это во-вторых. Жалко, что я не подумала спросить о том, откуда он пришел, по рекомендации или без. Но что за этим стоит? Ребята разработали долгосрочный план отмщения начальнице отдела кадров? Или они вообще нацелились на всю контору? Мало похоже на правду – слишком уж сложно. И потом, по словам представительниц женской части коллектива, Лавров питал к Ирме искреннюю симпатию. К тому же если у Чайника и был мотив отомстить Ирме, то у Лаврова он совсем не прослеживается. Даже если они друзья неразлейвода с Чайником – что еще совершенно не факт, – то это вовсе не значит, что Лавров стал бы Чайнику помогать в столь… специфическом деле.

Добираясь до дома Чайника, я успела составить примерную схему, которой собиралась последовать при общении с ним. Вести себя нужно уверенно и жестко, может быть, даже припугнуть его, припомнив ту летнюю историю с мошенничеством. Жалко, фактов и улик у меня маловато – только недавнее появление Чайника у порога фирмы и выклянчивание денег у директора. Располагай я хоть еще какими-то фактами, мне было бы легче припереть его к стенке и заставить говорить. Впрочем, вертелась в моей голове одна мыслишка, некое подозрение, возникшее в результате анализа кое-каких известных мне деталей… Но сориентироваться относительно этих деталей я могла только по ситуации.

Остановив машину неподалеку от дома, где проживал Чайник, я для начала решила бросить кости, дабы предварительно убедиться в своей правоте. В конце концов, вчера эти верные советчики предупредили, что мне придется покинуть мои владения на неопределенный срок. Впрочем, я не могу припомнить ни одного случая, чтобы они хоть когда-нибудь ошиблись.

«14+28+6» – «Вы станете обладателем властных полномочий. Только не теряйтесь!»

– Браво, мои дорогие! – радостно воскликнула я. – Спасибо, что подбодрили меня!

Узнав предсказание костей, я уже ни в чем не сомневалась. Достала свой сотовый и набрала номер Чайника, надеясь, что он не сменил его.

– Добрый день, могу я поговорить со Станиславом? – начала я, услышав в трубке негромкий тенор.

– Я слушаю… – с легким удивлением проговорил он.

– Я вас беспокою по профессиональному вопросу, – быстро затараторила я. – Дело в том, что у меня сломался ноутбук, я случайно пролила на него сладкий кофе, и никто теперь не знает, что с ним делать. А у меня там очень важные данные! О вас мне рассказал один мой знакомый, он говорил, что вы – просто компьютерный гений! Я прошу вас, если вы не очень заняты, помогите мне, пожалуйста! Я вам очень хорошо заплачу!

После секундной паузы Станислав торопливо произнес:

– Да, конечно, я готов вам помочь. Мне подъехать к вам или вы сами приедете?

– А вы один дома? Я никому не помешаю? – немного кокетливо уточнила я.

– Один, один, – заверил меня Станислав.

– Тогда назовите, пожалуйста, ваш адрес, а то я знаю только номер телефона.

Чайник продиктовал и без того уже известные мне данные, после чего я его заверила, что нахожусь совсем рядом и на машине добраться до него – пара пустяков, так что пусть ждет.

– На моей территории, конечно, было бы безопаснее. Но на твоей, мальчик, как я думаю, я найду кое-что интересное, – самой себе сказала я, закончив диалог с компьютерным гением.

Выждав несколько минут, я вышла из машины, взяв с собой черный пакет, куда я положила несколько валявшихся на заднем сиденье журналов по автовождению, чтобы сымитировать наличие у меня в руках ноутбука – эта маскировка мне требовалась лишь для первых секунд нашего общения, чтобы Чайник беспрепятственно впустил меня в свою квартиру, не заподозрив неладного раньше времени.

Позвонив по домофону, я прошла в подъезд и поднялась на четвертый этаж. Дверь в квартиру уже была приоткрыта: видимо, Чайник так обрадовался возможности хоть как-то подработать, что мысль об осторожности ему даже в голову не пришла.

Я толкнула дверь и, быстро пройдя в прихожую, закрыла ее за собой, повернув замок и задвинув шпингалет. Таким образом, мы с Чайником оказались запертыми лицом друг к другу.

«И теперь только я решаю, как скоро нам придется расстаться!» – подумала я про себя.

– Здравствуйте, – выйдя из дальней комнаты, поприветствовал он меня.

Чайник выглядел как типичный, классический программист: субтильное телосложение, потертые джинсы, русые волосы, небрежно собранные в хвост, взгляд умных глаз – несколько рассеянный. Но мне показалось, что для этой рассеянности имеется и другое объяснение, что еще больше укрепило мою позицию.

– Привет! – пропела я, не снимая обуви и подходя к нему почти вплотную.

Станислав, кажется, уловил исходившую от меня скрытую опасность, потому что непроизвольно попытался отступить назад, но я не позволила ему этого сделать. Резко и сильно дернув его за руку на себя, я подставила ему подножку, и через секунду он уже растянулся на полу, уткнувшись носом в ковер. Я быстро уселась верхом ему на спину и связала его руки за спиной прихваченным заранее скотчем.

– Ты что?! – взвыл он, дергаясь всем своим худым телом в тщетных попытках вырваться.

Я быстренько заклеила ему скотчем рот, потом рывком подняла Чайника на ноги и втолкнула его в комнату. Быстро оглядевшись по сторонам, я подтолкнула его к батарее центрального отопления и, связав его ноги в районе лодыжек, примотала его к батарее остатками скотча.

– Вот так! – с удовлетворением произнесла я, поднимаясь с колен и отряхивая руки. – Теперь, милый Стасик, ничто не отвлечет нас от содержательной беседы!

Стасик выпученными глазами от страха смотрел на меня, но сказать, естественно, ничего не мог.

– Слушай сюда, – прошипела я, достав из сумочки ствол и направив оружие прямо ему в лицо. – Я церемониться с тобой не собираюсь! То, что ты балуешься наркотой, я поняла по твоему неадекватному поведению и по твоей реакции на увольнение из фирмы «Абсолют», а также и по некоторым другим признакам. Ты никак не можешь устроиться на другую работу, совсем опустился и выглядишь жалким, потрепанным типом. Деньги, заработанные на мошенничестве, разошлись – ясно куда и на что – за очень короткое время. У тебя характерный взгляд человека, употребляющего наркотики. Увидев тебя, я сразу поняла, что не ошиблась в своем предположении – твои глаза красноречиво свидетельствуют об этом пагубном пристрастии.

Я не добавила, что уверенности мне придало также предсказание моих гадальных костей, Стасику знать об этом было совершенно необязательно. Я достигла главного – он перепугался. Оставался последний штрих, чтобы окончательно деморализовать его.

– Думаю, что, если я тщательно обыщу твои вещи, то обнаружу небольшую заначку. Не сидеть же тебе совсем «без ничего», верно?

Я весело подмигнула ему, мысленно прикидывая, с чего мне начать шмон.

Подойдя к столу, я с грохотом выдернула ящик и вывалила все его содержимое на пол. Методично перебрала это барахло и убедилась, что ничего, похожего на наркотики, там нет.

– Ничего, ничего, – спокойно приговаривала я, принимаясь за второй ящик. – Времени у меня много, так что обыск я проведу дотошно, тем более что навык у меня в этом деле огромный! А в случае чего, вызову и милицейскую бригаду с экспертами. Анализ крови даст точный результат…

Мне, конечно, крайне невыгодно было бы доводить ситуацию до подобного конца. Разумеется, Мельников среагировал бы правильно на мой сигнал, но мне не хотелось ронять свой авторитет в глазах Чайника, следовало лично довести всю процедуру до конца. Надо найти наркотики, тем более что я была уверена – они здесь есть!

Я огляделась и двинулась в сторону прихожей, где на вешалке висела черная «аляска».

Чайник замычал и принялся извиваться всем телом, напоминая дождевого червяка.

– Не дергайся, не дергайся, – я вернулась в комнату с курткой и, натянув резиновые тонкие перчатки, вывернула один из карманов. На пол полетели ключи, флешка, денежная мелочь и надорванный пакетик с орешками. Внутренний карман порадовал меня больше: я извлекла из его недр целлофановый пакетик, наполненный белым порошком…

– Ну что? – с улыбкой повернулась я к Чайнику. На его лице появилось злобное выражение. – Поговорим тет-а-тет или в компании милиционеров? Только не вздумай орать, или я тебя просто покалечу!

Подойдя к нему, я дернула за край скотча, освободив уголок его рта.

– Ты… что?.. Ты кто?! – отплевываясь и вращая округлившимися от страха глазами, забормотал Чайник. – Тебе чего надо-то?! Ты меня не пугай, ты сама непонятно кто… Ты ворвалась ко мне – это вторжение в частные владения! Сам я на тебя в милицию могу заявить!

Я, присев рядом с ним на корточки, подперла кулаком подбородок и с улыбкой слушала его гневную тираду, то и дело кивая в знак согласия.

– Все сказал? – ласково обратилась я к нему, когда Чайник исчерпал весь запас своих аргументов. – Хочешь, прямо сейчас позвони в милицию, я даже для этого дам тебе свой телефон и сама наберу ноль-два. Ну?

Чайник затравленно молчал, взгляд его суетливо метался из угла в угол.

– Что же ты молчишь? Не хочешь беседовать с представителями органов охраны правопорядка? Ай-яй-яй! А вот они с удовольствием бы с тобой поговорили. Вот, смотри сюда, – я открыла в своем сотовом телефонный справочник и ткнула пальцем в одну запись. – Видишь, написано – Мельников? Знаешь, кто это? Это подполковник убойного отдела Кировского РУВД! И мой хороший друг, по совместительству. И если я сейчас приглашу его приехать сюда, то чуть позже, в управлении, куда тебя отвезут его подчиненные, ты станешь гораздо разговорчивее. Порошочек-то – вот он, а, Стасик? И даже если ты попробуешь там лепетать что-то на тему, что это якобы я тебе его подкинула… лучше подумай сам: кому из нас поверят? Из тебя еще прошлая доза не выветрилась!

Чайник молчал, он лишь предпринимал вялые и бессмысленные попытки освободиться, дергая ногами.

– Да не мучайся ты зря, потом только мышцы заболят, – «пожалела» я его. – Можешь, кстати, сам позвонить по этому номеру и поинтересоваться, действительно ли это номер подполковника. Он хоть и убийствами занимается, но возможности разоблачения наркомафии тоже очень обрадуется.

– Кто наркомафия?! Я – наркомафия? – вдруг быстро забросал меня словами Чайник. – Один пакетик – и сразу наркомафия? Да я вообще иногда только балуюсь, что я, не знаю, по-вашему, до чего наркота людей доводит?

– Ты это в милиции расскажи, – посоветовала я. – Они проникнутся!

– Да чего ты хочешь-то от меня?! Чего тебе надо?! Денег? У меня все равно их нет! Говорила, работу дашь, заплатишь, а сама мозги мне крутишь!

И он грязно выругался.

– Ну вот, – вздохнула я. – А в «Абсолюте» мне сказали, что ты – вежливый, воспитанный мальчик. Вот до чего наркотики доводят, Стасик! Не только до сквернословия, а и до похищения человека! До убийства!

– Чего? – Чайник смотрел на меня совсем уж ошалелыми глазами, но я намеренно тянула время и не переходила к сути, чтобы он окончательно стушевался.

– Что слышал! – жестко ответила я и продолжила, чеканя каждое слово, будто читала криминальную сводку: – Второго декабря, около восемнадцати ноль-ноль вечера бесследно исчезла гражданка Ирма Генриховна Линдгардт. Вышла с работы и не вернулась домой. Милиция бросила все силы на ее поиски…

Чайник непонимающе смотрел на меня. Потом до него постепенно дошло, к чему я клоню: он резко выпрямился и привалился к стене в неловкой позе: стянутые скотчем ноги не позволяли ему принять более удобное положение.

– Я-то здесь при чем?! – хрипло спросил он.

– Не прикидывайся! Твои угрозы в адрес Ирмы слышали все сотрудники фирмы! Ты орал во все горло и брызгал слюной!

– Ну и что? – запальчиво откликнулся Чайник. – Говорить – еще не значит сделать, я просто разозлился! Меня с работы уволили!

– Ах, какие негодяи! – поцокала я языком. – Просто так, ни за что ни про что, взяли и уволили!

– А ей что, больше всех надо было? – огрызнулся Чайник. – Могла бы для начала ко мне подойти, поговорить по-человечески, я бы ей все объяснил!

– Да тут и объяснять ничего не надо, и так все понятно! – усмехнулась я. – Очень выгодно получать и зарплату в своей компании, и гонорар за слив информации – в другой!

– Можно подумать, вам не нужны деньги! – саркастически произнес Чайник.

– Деньги нужны всем, – заметила я. – Но я не собираюсь сейчас обсуждать с тобой более этичные способы их получения. Меня эти дела вообще не интересуют, меня волнует Ирма Линдгардт.

– Да я понятия не имею, что с ней случилось! – загорячился Станислав.

– Когда ты в последний раз виделся с Лавровым?

– А это еще кто?! – вытаращился на меня Чайник.

– Менеджер из компании «Абсолют».

– Не знаю такого, – мотнул головой Чайник. – Никогда его не видел. И Ирму я не видел уже сто лет! Как уволился оттуда, так и не встречал ее больше!

– А вот с Василием Игоревичем ты встречался, и совсем недавно! – напомнила я ему.

– С Василием Игоревичем – это другое дело, – сказал Чайник. – Что, Василий Игоревич тоже пропал?

Я не стала отвечать на этот вопрос, спросив вместо этого:

– Зачем ты к нему пошел?

Чайник тяжело вздохнул:

– Я вообще не понимаю – какой мне смысл перед тобой распинаться, если ты все равно меня в ментовку отправишь? Вот и разбирайся сама, а мне резона нет тебе помогать!

– Ой, какие мы стали смелые! – зло сказала я. – Только вся твоя бравада – лишь до стен камеры! А уж каким ты станешь покладистым на следующий же день своего пребывания там! А резон у тебя простой: если ты расскажешь мне всю правду насчет Ирмы – что ты с ней сделал, и вообще, где она, я умолчу о наркотиках. При тебе же могу спустить этот пакетик в унитаз. Таким образом хотя бы одно обвинение с тебя снимут. Статья за наркотики, знаешь ли, не менее серьезная, чем за убийство.

– Да никого я не убивал! – взвился Чайник.

– Тогда тебе тем более нечего бояться, – развела я руками. – Говори, что знаешь.

Чайник задумался.

– Если докажу, что я ни сном, ни духом, точно про наркотики не насвистишь?

– Обещаю! – серьезно кивнула я.

– Вот только чем доказать… – задумчиво проговорил Чайник и взглянул на меня. – Короче, я тут ни при чем, сразу говорю! И на себя это не возьму, даже если за наркоту повяжут! Да, я ей угрожал, потому что ненавидел, и сейчас ненавижу! Выдра длинноносая! Вечно на всех свысока смотрела, как будто мы – грязь у нее под ногами! Так ей и надо, что ее похитили!

– Тише, тише! – остановила я этот поток эмоций. – Оставь свои чувства при себе. Так мы до сути не доберемся.

– В общем, я, конечно, погорячился тогда, не скрою, – качая головой, продолжал неудавшийся программист. – Поначалу долго зубы на нее точил, даже мечтал встретить ее где-нибудь и по башке ей настучать – просто так, чтобы не выпендривалась. Но сама подумай: зачем бы мне было ее похищать?

– Чтобы убить, к примеру, – невозмутимо предположила я.

Чайник закатил глаза:

– Да сдалась она мне, еще срок из-за нее получать! Что я выигрываю от ее смерти? Что, меня сразу обратно на работу примут, с распростертыми объятиями, да?

– Месть не предполагает материальной выгоды, она ищет морального удовлетворения, – парировала я.

– Да я успокоился уже на ее счет! Если бы я всерьез того хотел, уже давно бы ей отомстил! У меня даже мысль была фотки ее состряпать откровенные и в инете разместить! И мужу ее показать: все знали, какой он ревнивый товарищ. Потом я и на это забил! Плевать мне на вашу Ирму, я этого и не скрываю!

– А зачем ты терся возле «Абсолюта»? Неужели правда надеялся, что Липатов тебя обратно возьмет? – недоверчиво спросила я.

– Надеялся, – со вздохом признался Чайник. – Между прочим, спецов, подобных мне, не так уж много! Я что хочешь могу взломать. И зря Василий Игоревич не согласился, я бы ему еще много пользы мог принести! Но Ирму я даже не видел и беседовать с ней не собирался. Только я не знаю, как мне это доказать… Подожди… – он заерзал и попытался подползти поближе ко мне.

– Ты что? – удивилась я.

– Да мне за комп нужно!

– Остынь, я сама посмотрю! – остановила я его.

– Сегодня какое число? – спросил Чайник.

– Четвертое декабря, – ответила я и усмехнулась. – Ну, ты истинный программист: дату по компу узнаешь!

– Когда, говоришь, она пропала? – торопливо спросил он, не слушая меня. – Второго, вечером? Я в это время на форуме был, можешь проверить – там и дата, и имя, и время.

– Э-ха! – присвистнула я. – Во-первых, с твоими навыками, наверное, ничего не стоит установить любое нужное время! А во-вторых, где у меня гарантии, что это именно ты там торчал, а не кто-то из твоих приятелей по твоей просьбе?

Чайник нахмурился и что-то проворчал себе под нос.

– Может быть, ты выходил куда-то? – продолжала искать варианты я. – Ты вообще куда-нибудь выходишь?

– Выхожу, конечно, – хмыкнул он. – В магазин, например. Жрать-то иногда хочется! Слушай, там у меня пакет висит, на кухонной двери, – сообразил он. – Возьми, глянь: я чеки всегда на дно бросаю, вместе с продуктами. Может быть, там есть чеки за второе число?

Пожав плечами, я прошла к кухонной двери и сняла с нее ярко-желтый пакет. На дне его и впрямь скопилось несколько белых смятых бумажек, и я их все тщательно рассмотрела. Все чеки были из ближайшего супермаркета, расположенного на первом этаже дома, где жил Станислав. На всех были обозначены не только дата и время, но и ассортимент купленных товаров с ценой.

Чеков за второе число было два: на одном стояло время – восемнадцать двадцать пять, на другом – двадцать два сорок. Покупок по первому чеку было гораздо больше, во втором были пробиты лишь сигареты и жвачка.

– Вообще-то, это далеко не железное алиби, – со вздохом проговорила я.

– Ну, как говорится, чем богаты, – огрызнулся, лежа на полу, Чайник. – Больше ничего предъявить тебе не могу. А что, против меня есть какие-то прямые улики? Ничего нет, одни косвенные! И домыслы! Или меня кто-то видел возле «Абсолюта» в тот вечер? Или возле дома Ирмы? Да я даже не знаю, где она живет! Короче, я тебе честно говорю: ни при чем я тут!

Я стояла, наморщив лоб и задумавшись. Твердого алиби Чайник и впрямь не предоставил. Хотя, с другой стороны, если бы он тщательно готовился к преступлению, то и в самом деле позаботился бы как об алиби, так и о помощнике. Сотового телефона, принадлежавшего Леониду Корецкому, я у него не нашла, хотя и довела обыск до конца. Сим-карта в телефоне самого Станислава была с его номером. Словом, ничего, кроме пресловутого пакетика с порошком, который никак нельзя было считать доказательством его причастности к исчезновению Ирмы Линдгардт, я не обнаружила. Пакетик помог мне лишь в качестве метода устрашения горе-программиста.

Можно было, конечно, продолжать и дальше запугивать Чайника этой находкой, но я не видела в этом смысла. Ему явно больше нечего было сказать. И вообще, пообщавшись с ним, я подумала, что если бы даже он решился похитить Ирму из-за проблем с нехваткой денег, то тогда скорее потребовал бы их у нее. Ну, или у ее родственников. А чтобы просто отомстить начальнице, он мог найти более подходящий его натуре способ: те же фотки в Интернете гораздо больше подходят для него. К тому же он мог попытаться заработать на них, шантажируя ими Ирму в надежде, что она заплатит. Мошенничество и похищение человека – вещи разные. Чайнику элементарно негде даже держать пленницу. А в его квартире ее точно не было.

Так и пришлось мне освободить спутанного программиста и распрощаться с ним, напутствовав напоследок – пора, мол, тебе, парень, завязывать с наркотой. Правда, пакетик я все-таки прихватила с собой, настращав Чайника: в случае чего, на нем есть его отпечатки пальцев. Не знаю уж, произвело это на него впечатление или нет, но закрыл он за мной дверь молча.

В моих планах на сегодняшний день оставался Эдик Лавров. И к вечерней встрече с ним я решила подготовиться.

Глава четвертая

– Зачем, зачем мы это сделали?!

– Прекрати, пожалуйста! Опять ты начинаешь!

– Я уже жалею… Нужно было просто во всем признаться.

– И остаться в дураках?

– А теперь? Теперь что? В умных? Постоянно приходится притворяться, играть чужую роль, жить словно бы под чужой личиной!

– Тебе ведь это нравится!

– Но не постоянно же!

– Это и не будет длиться постоянно, осталось переждать совсем чуть-чуть. Потом мы уедем подальше. О нас все забудут. Все будет хорошо.

– Обещаешь?

– Конечно. И не начинай, пожалуйста, снова! Все будет хорошо. Иди ко мне…

* * *

Прежде чем ехать в парк-отель и дожидаться окончания рабочего дня менеджера, я решила заехать к себе домой переодеться. В казенных халате и тапочках по городу не поездишь, а больше у меня ничего не было, кроме джинсов и свитера, в которых я отправилась вчера в кафе на встречу с Людмилой Захарченко. К тому же в два часа дня должны были прийти вызванные мною наконец рабочие, чтобы починить раскуроченный пол, и я должна была их встретить.

Рабочих было двое, и они оказались веселыми молодыми ребятами. Подшучивая надо мной, они сказали, что «до кучи» мне следовало бы еще и плеснуть на пол керосином или бензином.

– И поджечь! – подмигнув мне, добавил второй парень. – Тогда бы от запаха духов вы избавились гарантированно.

– Вам смешно, – уныло сказала я. – А у меня теперь такие сложности! К тому же расходы непредвиденные.

Посерьезнев, парни осмотрели все очень тщательно, оценили объем работ и сказали, что за два-три дня все сделают. За дополнительную плату они взяли на себя и функцию покупки необходимых материалов, что было весьма мне на руку: когда я занята расследованием, мне не до разъездов по хозяйственным магазинам. Словом, парни получили аванс, и мы распрощались до послезавтра, вполне довольные друг другом. После этого я, запасясь различными предметами из своего гардероба, направилась к ставшему уже родному номеру парк-отеля «Богемия», чтобы подготовиться к вечерней встрече.

Я подъехала к зданию, в котором располагалась фирма «Абсолют», без десяти минут шесть, и заняла выжидательную позицию. Оделась я намеренно женственно, волосы распустила локонами по плечам, головной убор надевать не стала, а шубку оставила расстегнутой. Глядя на свое отражение в зеркале, я невольно подумала, что Ирма Линдгардт померкла бы на моем фоне, несмотря на то, что была помоложе меня.

Я очень надеялась, что Эдик Лавров выйдет один. Не хотелось мне беседовать с ним в присутствии кого-либо из «женсовета», и даже на глазах у Липатова, не говоря уже о бухгалтерше Белле Георгиевне.

Первой из здания выскочила Виолетта, она была в коротком норковом полушубке темно-красного цвета и плотных лосинах. Волосы ее были собраны в хвост. За ней не торопясь спустилась Ольга Николаевна в компании Наташи и Любы. Они сразу же распрощались и разошлись в разные стороны. Мелькали и другие сотрудники, незнакомые мне. С лицом, похожим на непроницаемую маску, вышла Белла Георгиевна и принялась ловить такси.

Менеджер Лавров появился чуть позже. Он был один, мне действительно повезло. Белла Георгиевна к этому моменту уже отбыла, что весьма меня порадовало. Эдуард прошествовал к неприметной синей «восьмерке» и достал из кармана ключи.

«Понятное дело, у молодого менеджера – а по сути, мальчика на побегушках, – зарплата покуда не позволяет покупать дорогие автомобили, – подумала я. – Да и эта, возможно, от родителей ему досталась, учитывая, что она явно не новая».

Лавров был без шапки, в хорошей теплой куртке дубленочного типа и ботинках на толстой рифленой подошве. Я слышала, как хрустит снег под его шагами.

Быстро выпорхнув из своей машины, я подошла к его автомобилю и, очаровательно улыбнувшись, произнесла низким голосом:

– Добрый вечер, Эдуард!

– Добрый! – немного удивленно откликнулся Лавров, который уже собирался сесть за руль.

– Вам привет, – тихо произнесла я, глядя прямо ему в глаза.

– Спасибо, – медленно склонил он голову. – А… от кого?

– А вы не догадываетесь? – все тем же низким, хрипловатым голосом, стараясь придать ему побольше таинственности, произнесла я.

– Вообще-то, нет, – улыбнулся менеджер.

– Странно, – проговорила я. – А она говорила, что вы сразу все поймете. У меня есть к вам важный разговор. И заманчивое предложение! Я приглашаю вас в кафе «Лунная соната», в отдельный кабинет. Там мы можем все обсудить.

Эдуард не насторожился, не бросился бежать, не метнулся мне навстречу и не затряс меня за плечи, заявив: «Что вам известно?!» или: «Кто вы такая?!» Он, напротив, сделал небольшой шаг назад, пристально оглядел меня с головы до ног и улыбнулся еще шире.

– Я, кажется, понял, – проговорил он. – Вы, видимо, и есть тот самый частный детектив по имени Татьяна, переполошившая вчера нашу скучную контору?

– Откуда вы знаете? – лицо у меня вытянулось.

– Белла Георгиевна поделилась, – не стал скрывать Лавров. – Подошла ко мне сегодня и поинтересовалась – не допрашивала ли меня доморощенная сыщица Татьяна, у которой, вообще-то, нет никаких официальных полномочий?..

«Вот жаба! – невольно выскочило у меня в памяти словечко из лексикона секретарши Виолетты. – Взяла и все мне испортила!»

– Последнее замечание – лично ваше или Беллы Георгиевны? – разочарованно спросила я, уже своим обычным голосом.

– Вообще-то, ее, – сказал Эдик.

– То есть вы даете мне понять, что я – никто, и что вы отказываетесь беседовать со мною? – поняла я намек.

– Ну почему же? – Эдик смотрел на меня с любопытством. – Ваше предложение посидеть в «Лунной сонате» звучит очень заманчиво. Я понимаю, что вы интересуетесь людьми, которые, как вы считаете, могут быть причастны к исчезновению Ирмы. И, наверное, подозреваете, что это я ее украл и спрятал в надежном месте? Потому и стараетесь говорить загадками в надежде, что я сразу проболтаюсь?

– Не думаю, что вы столь импульсивны, – усмехнулась я.

– И все же, вам есть о чем со мной поговорить?

– Есть, – не стала лукавить я.

– Так давайте поговорим, и дело с концом, – пожал плечами Лавров. – Расставим, так сказать, точки над «и».

– Давайте, – согласилась я. – Думаю, вы знаете, где находится кафе? Если нет, можете просто ехать за мной.

– Не беспокойтесь, я знаю дорогу, – кивнул Эдик и сел за руль.

Я вернулась к своему «Ситроену» и повернула ключ. У входа в кафе «Лунная соната» от меня не ускользнуло, каким взглядом окинул Эдик Лавров мой автомобиль. Парню явно хотелось повысить собственный рейтинг.

В кафе мы сели за свободный столик, и Лавров предоставил мне самой сделать выбор на двоих, показав тем самым, что он, во-первых, галантный кавалер, а во-вторых, что оплату ужина он также любезно предоставляет мне. Не став сокрушаться и язвить по этому поводу, я быстро заказала не очень дорогие блюда – выпендриваться перед расколовшим меня менеджером больше не имело смысла.

– Наверное, это наши любезные дамы выдали вам информацию – для целого любовного романа ее хватило бы, – первым завел разговор Лавров, орудуя ножом и вилкой и отрезая кусок отбивной. – Если их послушать, то узнаешь о себе много интересного, даже и такого, о чем ты сам не подозреваешь!

– Давайте не будем судить их строго, ведь они просто женщины, – улыбнулась я.

– Не будем, – согласился Эдуард. – Но вам ведь нужны не их домыслы, а сведения, что называется, из первых рук?

– Да, и желательно – правдивые сведения, – подчеркнула я.

– Ради бога, – усмехнулся Лавров. – Тем более что мне и скрывать-то нечего. Да, Ирма Линдгардт нравилась мне как женщина, и я был бы отнюдь не прочь завязать с ней близкие отношения.

– И что же вам помешало?

– Ее нежелание, – ответил Эдик.

– А вы ей… предлагали?

– Да, причем несколько раз, и весьма недвусмысленно.

– А если поточнее? – не отставала я.

Лавров как-то неопределенно повертел ладонью в воздухе:

– Ну, разве не понятно, как это обычно делается? Говорил ей комплименты, предлагал подвезти после работы, приглашал в кафе и даже к себе домой. Говорил, что живу один. Она всякий раз отказывалась, даже в мою машину не садилась. Однажды, правда, я случайно встретил ее в городе, в выходной день. Ирма была одна. Тогда она согласилась сесть в мою машину, но доехали мы только до магазина. Но после этого она уже относилась ко мне помягче, мы иногда болтали с ней, когда у обоих выдавалось свободное время. А пару раз я даже специально возвращался домой не на машине, а провожал ее на маршрутке.

– Вам известно, что Ирма замужем?

– Разумеется, – ответил Эдуард. – Но я же не заставлял ее разводиться!

– То есть вам был нужен исключительно постельный роман с начальницей, – прямо сказала я.

– Ну, зачем же все трактовать столь пошло и цинично? – поморщился Эдуард.

– Да потому, что вы сами открыто в этом признаетесь, – развела я руками.

– Я имел в виду совсем другое! – возразил Лавров. – Я лишь говорю, что мне очень хотелось близких отношений с Ирмой, но не только потому, что она занимает высокий пост! Конечно, она могла мне помочь в моей карьере, и это тоже немаловажно. Я уже сказал, что она мне нравилась. Но не разводиться же сразу после начала романа! Это просто неразумно. Я и не склонял ее к этому. Мы вообще могли не подойти друг другу. Я хотел для начала повстречаться с нею, чтобы мы узнали друг друга поближе, а уже потом принимать столь кардинальные решения. Если бы все получилось, я готов был жениться на ней. Мне нравятся такие женщины – худенькие, как подростки, и при этом серьезные.

– Обеспеченные, – вставила я.

– Слушайте, не нужно превращать меня в альфонса! Не обеспеченные, а деловые и самостоятельные. Я не люблю инфантильных глупышек, вариант «женщина-дочь» – не для меня. Мне даже нравилось то, что Ирма немного постарше.

– Ладно, пусть так. Но вы все-таки беседовали с Ирмой наедине? Если планировали завести с ней роман?

– Да, конечно, хотя это и было не очень-то просто. Ирма все время уклонялась от разговоров, ей не хотелось пересудов на работе. И еще она как-то обмолвилась, что побаивается мужа – он у нее вроде бы очень ревнивый.

– Что еще она рассказывала вам о себе? – ухватилась я за эту соломинку.

– Она, вообще-то, малоразговорчивый человек. Ну… Говорила, что сильно устает, что дома тоже не отдыхает, потому что ей скучно. Рассказывала о своей матери, что та все время болеет и жалуется, что Ирма мало ее навещает, а ей просто некогда часто бывать у мамы.

– Понятно, – кивнула я, подумав мимоходом, что Екатерина Михайловна отнюдь не производит впечатления тяжелобольной и беспомощной женщины. Видимо, таким способом, свойственным многим эгоистичным особам, она пыталась добиться внимания дочери.

– Я говорил Ирме, что если ее не устраивает такая серая жизнь, то можно попытаться ее изменить. Но она сразу же пугалась и замыкалась в себе. Она жутко боялась перемен. Не понимаю таких людей, которые лучше будут все терпеть, чем попытаются что-то изменить!

Лавров покачал головой и сделал глоток безалкогольного коктейля.

– Ей так уж много приходилось терпеть? – осторожно спросила я.

– Нет, она особо не жаловалась и даже говорила, что очень счастлива, потому что у нее надежный муж и престижная работа. А я пытался ей объяснить, что этого маловато для счастья, нужно, мол, смотреть на вещи шире, но Ирма, кажется, не понимала, о чем я говорю.

– Вы общались с ней в тот день, когда она пропала? – спросила я.

– Да, но мельком, – покачал головой Эдуард. – Мы вообще в последнее время общались мало.

– Почему?

– Потому что я понял – мне ничего не светит. Я недавно решил все прояснить окончательно, предложил ей встретить вместе Новый год. У меня была возможность взять путевки на двоих в Таиланд. Муж ее ни о чем не узнал бы. Ирма отказалась. И вообще, засмеялась и сказала, что она счастлива, что определилась окончательно, и чтобы я не морочил голову ни себе, ни ей.

– Что значит – определилась? – насторожилась я.

– Ну, видимо, она поняла, что лучше, чем ее муж, ей никого не найти, – язвительно пояснил менеджер. – Я и решил все оборвать. Зачем зря тратить время? В конце концов, не одна же Ирма на свете! Я прикинул все «за» и «против» и пришел к выводу, что минусов от этих отношений гораздо больше, чем плюсов. Ее можно уговаривать годами и так ничего и не дождаться. К тому же со временем Ирма стала казаться мне человеком все же… ограниченным. Сухая счетная машина. Да и… Есть у меня предположение, что она просто фригидна.

– Ого! – с восторгом воскликнула я. – Какая проницательность! Как же вы могли это определить, если между вами ничего не было?

– А для этого порою и не нужно вступать в интимный контакт, – возразил Лавров. – У некоторых женщин это буквально написано на лице. Муж у нее ревнивый, опять же, зачем мне это надо? Получать по морде за то, чего даже не имел!

– Вы типичный прагматик, – кивнула я.

– Нет, если бы речь действительно шла о реальных отношениях, я бы поборолся за нее, не воспринимайте меня как законченного циника и потребителя! – с обидой проговорил Лавров. – Но Ирма ясно дала мне понять, что ничего у нас не будет.

– Да вам-то какая разница, как я вас воспринимаю? – вздохнула я. – Меня гораздо больше волнует не ваш моральный «портрет», а то, что случилось с Ирмой Линдгардт позавчера вечером. И у меня все больше и больше подозрений, что это нечто не очень хорошее.

Эдуард нахмурился.

– Вы думаете, что ее уже нет в живых? – тихо спросил он.

– Если честно, это самое вероятное предположение, – откровенно произнесла я. – Ну, если только она не сбежала куда-то.

– Сбежала? – удивился Эдик. – Куда?

– Ну, может быть, она влюбилась в кого-то и решила начать новую жизнь, – предположила я.

Эдуард помрачнел. Видимо, ему была не очень-то приятна такая мысль. Мужчине вообще порою предпочтительнее считать, что женщина умерла, чем предположить, что она выбрала кого-то другого. Или же считать ее холодной в половом плане, чем признать, что это у него самого не хватило мужского обаяния, чтобы очаровать ее.

– Поэтому я и разговариваю с вами в надежде, что хоть вы что-то проясните, – сказала я. – Вы же должны оценивать всю серьезность ситуации.

– Вы напрасно думаете, что я так уж много знаю, – медленно произнес Лавров. – Я же говорю, мы не так много общались, а Ирма отнюдь не склонна к откровениям с посторонними.

– Она не говорила вам о том, что, может быть, у нее что-то случилось в последний период? Неприятности или, наоборот, произошло что-то хорошее, волнующее?

– Она, вообще-то, стала казаться мне более веселой, – кивнул Эдик. – Я даже заметил это и сделал ей комплимент. Спросил, что за причина. Ирма сказала, что просто у нее все хорошо. Да! Она как-то упомянула о том, что наконец-то помирилась с отцом!

– С отцом? – удивилась я. – Это уже интереснее! Но ее отец, кажется, давно не живет с ними, они не общаются?

– Да, но Ирма говорила, что он ей как-то звонил, и они вполне мило побеседовали.

– Отлично, отлично, – пробормотала я, еще не совсем уверенная, что эта информация как-то продвинет мое расследование. Просто появилось хоть что-то новенькое. И не мешало бы об этом проконсультироваться у Екатерины Михайловны! Почему-то она не рассказала мне об этом? Не считала это важным? Или старые обиды на бросившего ее мужа не давали женщине покоя? Скорее всего и то, и другое. И вполне вероятно, что Екатерина Михайловна права: вряд ли телефонный разговор с отцом мог сыграть большую роль в вопросе об исчезновении Ирмы. И все-таки я уточнила у Эдуарда:

– Когда отец ей звонил, вы не знаете?

– Примерно полтора месяца тому назад или даже чуть больше, – сдвинув брови, вспомнил Эдик.

«Давненько, – подумала я. – Тем более, непохоже, чтобы одно было как-то связано с другим».

– Скажите, Эдик, вы живете возле вокзала?

– Да, я снимаю там квартиру, – подтвердил Эдуард.

– Вам не приходилось находить на днях мобильный телефон?

– Нет, – он с удивлением посмотрел на меня.

– Имя Леонид Корецкий вам не знакомо? Ирма не упоминала его?

– Первый раз слышу.

– О своих подругах Ирма вам что-нибудь рассказывала?

– Я знаю, что у нее была только одна подруга, по имени Вика, они часто общались, и это все. Дружат они давно, еще с института.

– Вы видели, как Ирма позавчера уходила с работы?

– Видел, – кивнул Лавров. – Я по инерции предложил подвезти ее, но она сказала, что собирается в кафе «Эльф», а это мне совсем не по пути.

– Как она собиралась добираться до кафе?

– По-моему, на такси… да, точно, на такси, – уверенно кивнул Эдуард. – Она еще говорила, что мало денег с собой взяла и теперь боится, что ей может не хватить на все, потому что возвращаться домой из кафе она тоже планировала на такси. Я еще раз предложил свои услуги, но Ирма категорически отказалась.

«Странное какое-то уклонение от отношений с симпатичным мужчиной, проявившим к ней интерес, при отсутствии бурной и пылкой страсти к мужу, – подумала я. – Или Ирма Линдгардт просто не способна на пылкую страсть, и то, что она испытывает к мужу, – это предел ее чувственного накала? Но ведь оживилась же она как-то из-за чего-то некоторое время тому назад! Так, что даже все окружающие это заметили – я слышала это и от Вики, и от «женсовета», и сейчас от Эдика. Что же заставило Ирму выглядеть такой счастливой? И что заставило ее исчезнуть?»

Разговор с Эдуардом внес еще больше раздрая в мою и без того распухшую от предположений голову. Подошел к концу второй день расследования, а у меня все еще не было ни единой стройной версии. Одни только предположения, основанные преимущественно на интуиции и на каких-то косвенных фактах, которые и проверить-то невозможно!

Сегодня я рассчитывала получить списки пассажиров от Мельникова. Может быть, они могли что-то подсказать? Однако, когда я позвонила подполковнику на сотовый, он разочаровал меня, сказав, что списки будут готовы только завтра утром. Оставалось ехать домой, вернее, в парк-отель «Богемия».

Оказавшись в своем номере, в тишине, уюте и покое, я сидела, размышляла и пыталась строить четкие версии. Допустим, менеджер Эдик навешал мне лапшу на уши и у него на самом деле был роман с Ирмой Линдгардт. Тем более что секретарша Виолетта, например, в этом уверена. Тут, правда, нужно учитывать личностные особенности Виолетты, ну да ладно! Допустим… Но зачем Лаврову убивать свою любовницу? Достала его своей привязанностью? Но холодноватая Ирма не похожа на женщину, которая будет докучать кому-либо своей любовью. Может быть, наоборот, она утомила его своим занудством и притязаниями на законный брак? Ведь это только сам Лавров мне так сказал, что, в принципе, он готов был бы жениться на Ирме, если бы у них все сложилось! А на деле, может, он хотел лишь через связь с начальницей получить свою выгоду, а она как девушка совестливая мучилась и принялась настаивать на узаконивании их отношений.

«Ну и что? – тут же возразила я самой себе. – Разве это повод для убийства? К тому же Эдуард ушел в тот злополучный вечер с работы позже Ирмы. Хотя, конечно, он мог и договориться заранее встретиться с нею где-нибудь позже».

И все-таки непохоже, чтобы между ними был роман! Ни одного звонка друг другу – ни с ее стороны, ни с его! Задерживалась Ирма всегда только на работе, встречалась лишь с Викторией… Может быть, Вика просто покрывает свою подругу? Может быть, она прекрасно знала о том, что у Ирмы есть любовник, и поддерживала ее в этом, учитывая антипатию Вики к Виктору Шмелеву?

Но все-таки странно – как же они связывались между собою – Ирма и Эдуард? Если только у Ирмы есть другая сим-карта… Почему-то я раньше не подумала об этом, а ведь это можно выяснить – с помощью того же Мельникова!

Я еще раз набрала номер подполковника и попросила его завтра достать мне и эту информацию. Мельников, который уже давно отдыхал дома после рабочего дня, остался не очень-то доволен из-за дополнительного беспокойства и хлопот, но скрепя сердце он пообещал помочь мне в этом вопросе.

Потом я позвонила Екатерине Михайловне, которая совершенно разбитым голосом поведала мне, что, наверное, она скоро умрет, потому что надежд на возвращение Ирмы у нее уже не остается… Постаравшись, как сумела, приподнять ее упадническое настроение, я улеглась в постель, приняв решение завтра же просмотреть все личные вещи Ирмы. Если у нее был роман – с кем бы то ни было, необязательно с Лавровым, – мне следует попытаться отыскать какие-либо намеки на это. Записки, к примеру, билеты в театр или что-то еще. Ситуацию нужно срочно выводить из тупика, куда она зашла…

* * *

На следующее утро я встала, настроенная очень решительно. Мне во что бы то ни стало хотелось добиться сдвига в деле об исчезновении Ирмы Линдгардт, и я пообещала самой себе, что не вернусь сегодня домой, пока не выясню что-нибудь стоящее.

Еще с вечера я созвонилась с Виктором Шмелевым и спросила, будет ли он дома. Виктор заверил меня, что, если это так необходимо, он отпросится с работы.

Возле их с Ирмой дома я была уже в половине девятого утра. Шмелев открыл дверь, поздоровался и молча уставился на меня. Во взгляде его читался вопрос. Я лишь развела руками. Мы поняли друг друга без слов. Шмелев, слава богу, не стал закатывать истерик на тему – «Сделайте хоть что-нибудь и верните мне жену немедленно!». Он пропустил меня в квартиру, и я, осмотревшись, решила начать свой осмотр с гостиной.

– Виктор, вы можете присутствовать, если не доверяете мне, – предложила ему я.

Шмелев, однако, отказался и отправился в кухню, пить кофе и курить. Я подошла к серванту, где, как мне помнилось, хранились документы. Ничего интересного я там не обнаружила: свидетельство о браке, какие-то принадлежавшие лично Виктору бумажки, институтские дипломы, техпаспорта на бытовую технику…

Потом я перебирала поздравительные открытки, последние – датированные числом пятилетней давности, открывала коробочки с наборами ложек и вилок… Все это было не то. И вообще, гостиная не порадовала меня никакими находками, способными помочь мне раскрыть тайну Ирмы Линдгардт.

Кухню я решила оставить напоследок, а пока что отправилась в другую комнату. Первым делом, естественно, я начала с компьютера. Он уже был включен. В директории Ирмы были собраны лишь фотографии да еще несколько музыкальных композиций. Парочка стареньких «игрушек». Никаких текстовых файлов там не наблюдалось. На всякий случай я проверила корзину. Последний раз она очищалась две недели назад, и ее новое содержимое также не представляло никакого интереса для меня. К тому же оно было очень незначительным.

Я залезла в Интернет и пошарила по закладкам. В основном это были метеосводки, игровой портал, сайты автолюбителей. Я позвала Виктора и спросила:

– Ирма зарегистрирована на каких-нибудь сайтах типа «Одноклассников» или «ВКонтакте»?

– Нет, она все это терпеть не может, считает пустой тратой времени, – ответил Шмелев. – Она вообще редко садилась за компьютер дома, говорила, что он ей на работе надоел.

– У нее есть свой электронный ящик?

– Да, есть.

– Пароль вам известен?

– Разумеется, Ирма ничего от меня не скрывает! – с неким вызовом произнес Шмелев.

– Загружайте, – вместо комментариев кивнула я головой.

Шмелев вошел в почту Ирмы, и я принялась ее просматривать. Личных писем также было мало: только давнее поздравление от администрации одного из сайтов с днем рождения, да еще Вика прислала подруге восторженное сообщение о том, что она нашла в Интернете уморные фотки котят и настоятельно советовала Ирме их просмотреть. Прикрепленный файл находился тут же. Все остальное занимал спам, который я на всякий случай скрупулезно просмотрела от начала до конца.

Виктору все это надоело уже на второй минуте, и он снова отправился в кухню.

– Хоть бы удаляла эту ерунду, – бурчала я, методично нажимая мышью на новые строчки.

Наконец с этим муторным занятием было покончено. Да, Ирма явно не из тех барышень, которые ведут виртуальные дневники. Потянувшись до хруста в лопатках, я решила просмотреть ящики компьютерного стола, а потом сделать перерыв и попить кофе. Открыла верхний, где лежали какие-то папки и листы белой бумаги для ксерокса, приподняла их и… Не поверила своим глазам!

Под кипой бумаг покоился листок, на котором было напечатано следующее:

«Дорогая, понимаю, как ты устала, но прошу подождать еще совсем немного. Дела мои налаживаются, и скоро наше ожидание закончится. Наберись терпения, осталось совсем немного. Я уже договорился обо всем, совсем скоро мы будем вместе. Нежно целую тебя. Альберт».

Несколько минут я держала перед глазами этот листок, снова и снова перечитывая его. Наконец-то! Наконец-то – хоть какая-то реальная зацепка!

«Да, но как ты покажешь его Шмелеву?» – резонно вопросил меня мой внутренний голос, и я невольно повернулась в сторону кухни. Оттуда доносился шум льющейся из крана воды.

Нет, Шмелеву это послание показывать никак нельзя! Я быстро сложила листочек пополам и сунула его в сумочку. Потом, просмотрев остальные ящики и не найдя в них ничего похожего на улики, я поднялась и прошла в кухню.

– Вам освободить помещение? – спросил он, домывая пепельницу.

– Нет, спасибо, – остановила я его. – Думаю, что мне нечего здесь делать. Скорее всего ваша жена не вела никаких личных записей.

– Я никогда не видел, чтобы она что-то писала не по работе, – подтвердил он, выпрямляясь и ставя пепельницу на подоконник.

– Скажите, а вы сами получаете письма по почте? – невинным тоном спросила я.

– По какой? По обычной? – уточнил Виктор. – Если только из какого-нибудь пенсионного фонда или страховой компании. Сейчас мало кто друг другу письма пишет, есть же телефон, Интернет, в конце концов. Так проще.

– Да, конечно, – согласилась я. – Что ж, мне пора, спасибо за любезность.

– Скажите, Татьяна, – Виктор придержал меня за рукав, уже в прихожей, и спросил: – Существует ли реальный шанс найти Ирму?

Я подавила невольный вздох.

– Шансы есть всегда. Порою бывает, что люди находятся и через несколько недель, и даже месяцев, причем совершенно живые и здоровые.

И, оставив Виктора переживать в одиночестве семейную драму, я вышла на улицу. Путь мой лежал в Кировское управление внутренних дел, к подполковнику Мельникову.

– Вот тебе списки пассажиров, я их уже просмотрел, – с оттенком снисходительной небрежности произнес Мельников, протягивая мне листы с отпечатанными именами и фамилиями. – Так что можешь не тратить время, никакой Ирмы Линдгардт там не числится.

– Я все-таки посмотрю, если ты не возражаешь, – кивнула я, принимаясь читать.

– Упрямая ты, Иванова, – между тем разглагольствовал подполковник, наблюдая за мной. – Ты потому и не замужем до сих пор, что привыкла во всем полагаться на себя!

– Разве это плохо? – не поднимая головы, мельком спросила я.

– Конечно, плохо! – возмущенно подтвердил Мельников. – Ты же не позволяешь мужику рядом с тобою почувствовать себя героем! Ты все сама, все сама! У него и руки опускаются. И все остальное – тоже. А мужчину нужно хвалить и подбадривать, чтобы у него за спиной крылья вырастали! Чтобы ему горы хотелось ради тебя свернуть!

– Слушай, тебе можно открывать курсы для желающих выйти замуж, – посоветовала я. – Платные, разумеется. Думаю, найдется немало девиц, готовых платить за твои рекомендации. Только если мне и суждено выйти замуж, я хочу, чтобы мой избранник воспринимал меня такой, какая я есть!

– Не суждено, – грустно и даже обреченно бросил Мельников. – Надеялся я тебя Папазяну все-таки сбагрить, да, видно, не получится…

– Что значит – сбагрить? – оскорбилась я, резко выпрямившись на стуле. – Что вы вообще там себе навыдумывали с Папазяном?! Вы с возрастом прямо как старые бабки-сплетницы становитесь!

Мельников что-то возразил, но я этого уже не услышала, потому что среди одного из списка пассажиров авиарейсов вдруг увидела имя и фамилию – Альберт Гайслер. Стараясь подавить волнение, я всмотрелась внимательнее. Альберт Гайслер вылетел в Москву второго декабря, в восемнадцать сорок пять. Больше пассажиров с такой фамилией зарегистрировано не было, а это предполагало, что Гайслер улетел один – в смысле, без семьи.

– Андрюша, – чувствуя, что сердце мое забилось учащенно, быстро проговорила я. – Мне нужно узнать все о некоем Альберте Гайслере, семьдесят третьего года рождения!

– Почему он тебя так заинтересовал? – после паузы спросил споткнувшийся на полуслове Мельников.

Я молча протянула ему письмо, найденное мною в ящике стола Ирмы Линдгардт.

Мельников внимательно прочел его и хмыкнул:

– И это все? Да мало ли Альбертов на свете?

– Может, и немало, – назидательным тоном почтальона Печкина провозгласила я, – да не все из них именно второго числа из Тарасова улетают! А Ирма исчезла второго, вечером. Вышла с работы в шесть, а через сорок минут авиалайнер унес этого Альберта Гайслера высоко в небо. Имя это, кстати, не так уж часто встречается. К тому же Гайслер – фамилия немецкая, понимаешь? А Ирма тоже имеет немецкие корни.

– Почему «немецкая»? – скептически посмотрел на меня Мельников.

– А какая же, по-твоему? – недоуменно поинтересовалась я.

– По-моему, она типично еврейская! – категорически заявил подполковник.

– А отчего ты язвишь? Никогда не замечала за тобою антисемитских настроений! Альберт Гайслер – нормальное, вполне арийское имя. И они могли вместе с Ирмой отправиться на родину предков.

– Но ее-то в списках нет! – с нажимом произнес Мельников.

– Вот именно, – тихо сказала я. – А это может означать одно из двух: либо она улетела вместе с ним под другим именем, либо…

И мы с Мельниковым, не мигая, уставились друг на друга.

* * *

Поднимаясь по длинной белой лестнице, ведущей ко входу в парк-отель «Богемия», я с удовольствием вдыхала свежий воздух, насыщенный запахом многолетних елей, росших по обе стороны дорожки.

– Таня, привет, дорогая! – Людмила Захарченко, как обычно, светилась радужной улыбкой, встречая меня в холле отеля. – Никак мы с тобой не пересечемся! Прихожу – тебя нет. Ухожу – тоже нет. Как ты устроилась?

– Спасибо, все отлично, – поблагодарила я ее.

– Я смотрю, ты не стала скупиться и взяла люкс, – одобрительно кивнула головой Людмила, листая книгу, в которой были записаны фамилии посетителей.

– Да, знаешь, я не люблю мелочиться. К тому же мне и впрямь необходимы многие вещи, которые обеспечивает ваш люкс.

Я остановилась рядом с приятельницей, немного поболтать.

– Наши номера рассчитаны на представителей любого класса! – подчеркнула Людмила тоном профессионального рекламодателя. – Каждый может выбрать именно то, что нужно ему.

– Угу, – кивнула я, из любопытства заглядывая в книгу.

Мои фамилия-имя-отчество были вписаны в нее аккуратным разборчивым почерком. Слушая вполуха эту пиар-кампанию Люды Захарченко в адрес их заведения, я машинально перелистывала страницы. Вдруг одна запись заставила меня застыть на месте. Я посмотрела на дату и почувствовала, что кровь прилила к моему лицу. Я уже не слышала монолога Людмилы, вперив взгляд в крупные буквы. Они гласили «Альберт Христианович Гайслер». Запись была сделана второго декабря, в восемнадцать часов сорок пять минут. Занял господин Гайслер сто первый номер эконом-класса.

– Люда… – бесцеремонно перебила я щебетание подруги. – Альберт Гайслер все еще снимает номер в этом отеле? И кто он такой? Мне нужно знать о нем все!

Людмила удивленно и даже обиженно воззрилась на меня.

– Я тебе рассказываю важные вещи, – начала было она, но осеклась под моим взглядом, который, видимо, очень уж красноречиво свидетельствовал о том, что мною руководит отнюдь не праздное любопытство и не желание познакомиться с Альбертом Гайслером с целью завести легкий флирт.

Захарченко посмотрела на меня уже более серьезно и, понизив голос, как минимум, на два тона, сказала:

– Но я не знаю его! Я не могу запомнить абсолютно каждого посетителя, тем более что… – Она взглянула на дату и заключила: – Тем более что второго декабря меня в отеле не было.

– Хорошо, а кто был? И вообще, он сейчас на месте, этот Альберт Гайслер? Уточни!

Людмила проверила ключи от номеров и заявила:

– Его сейчас нет, ключ на месте. Можно поговорить с горничной по этажу, возможно, она сможет больше рассказать о нем.

– Давай сюда эту горничную, Люда! – вцепилась я в подругу.

– Успокойся, пожалуйста! – Захарченко и сама несколько встревожилась. – Сейчас мы ее найдем и обо всем расспросим.

Молоденькая горничная по имени Софья рассказала, что господин Гайслер – приятный мужчина лет тридцати с небольшим, почти все время сидит в своем номере и никуда не выходит. К нему тоже за все это время никто ни разу не приходил. И даже странно, что сейчас он отсутствует.

Я поблагодарила девушку и отправилась в свой номер – думать. Людмиле Захарченко не терпелось узнать, почему Альберт Гайслер вызвал у меня столь повышенный интерес, но я не стала распространяться на эту тему. И вообще, попросила как ее, так и горничную не говорить никому о нашем разговоре, когда господин Гайслер появится.

Из номера я сразу же позвонила Мельникову и на одном дыхании сообщила ему о том, что я уже выяснила, а также попросила его узнать, действительно ли Альберт Гайслер вылетел второго декабря рейсом Тарасов – Москва?

– И как я это узнаю? – заартачился Мельников. – Мне же для этого нужно кого-то отправить в аэропорт! Или ты хочешь, чтобы я туда лично смотался, от нечего делать? Я, вообще-то, хочу тебе заметить, Таня, что занимаюсь делом, которого у меня даже нет в производстве!

– Мне казалось, что мы друзья, Андрей, – напомнила я.

– Мы, конечно же, друзья, – пошел на попятную подполковник. – И я вовсе не отказываюсь тебе помочь. Но и ты меня пойми. У меня каждый человек на счету!

– Я думаю, для того чтобы узнать, пустовало ли место номер шестьдесят четыре, на которое был зарегистрирован билет господина Гайслера, необязательно ехать в аэропорт. Твои подполковничьи полномочия позволят тебе получить эту информацию и по телефону, – я упорно стояла на своем.

– Ну хорошо, попробую позвонить туда, – согласился Мельников. – Но только позвонить! Никто в аэропорт не поедет, даже не надейся! С меня начальство голову снимет, если узнает, что мои опера посторонними делами занимаются, когда у нас и своих выше крыши!

– Ладно, спасибо и на этом, – проворчала я, кладя трубку.

После разговора с Мельниковым я принялась взад-вперед бродить по номеру. Усидеть на месте мне было трудно. Наконец-то появилась зацепка, и теперь версия складывалась вполне реальная!

Ситуация представлялась мне таким образом. Ирма Линдгардт и Альберт Гайслер познакомились и полюбили друг друга. Именно поэтому Ирма в последнее время выглядела такой счастливой. А так как она была девушкой замкнутой, то ни с кем не поделилась подробностями своего романа, даже с подругами. По какой-то причине – возможно, Альберт Гайслер и сам состоит в законном браке – они не могли открыто заявить о своих чувствах. Возможно, они решили вместе уехать в Германию, чтобы жить там долго и счастливо. Этим и объясняется исчезновение Ирмы Линдгардт снежным вечером второго декабря…

Конечно, многое в этой версии пока что оставалось неясным. И не все в ней сходилось гладко. Например, зачем им понадобилось сбегать тайком – не проще ли подать на развод? Тем более что у Ирмы и Виктора нет детей, и сия процедура не оказалась бы такой уж сложной. К тому же если Гайслер планировал покинуть Россию, не оформив развод с супругой, это сильно усложнило бы его положение в Германии. И самое главное: если Альберт Гайслер благополучно улетел в Германию вместе со своей возлюбленной, то кто же сейчас занимает сто первый номер в парк-отеле «Богемия»?

Ответов на эти вопросы у меня не было, равно как и на такой – почему в списках пассажиров не значилось имя самой Ирмы Линдгардт? Отправилась другим рейсом? Позже? Но почему? И где она скрывалась все эти дни? И кому и зачем в этом случае понадобилось снимать номер в парк-отеле?

Альберт его занимает – или не Альберт? Он улетел в Москву – или не он? А может быть, они оба сняли номера в тарасовских отелях, только в разных? Но… смысл? Пересидеть, переждать, пока о них все забудут? Это сколько же нужно ждать! Зачем такая конспирация? И при чем тут, опять же, этот пресловутый билет на самолет? Билет, билет, при чем тут билет?!

Словом, висит мочало – начинай сначала! Если удачно прицепишь к этой версии билет – «выпадет» отель! Разберешься с отелем – и тогда билет станет лишним!

– Ерунда какая-то! – громко произнесла я, почувствовав, что мне следует срочно покинуть свой номер, иначе я свихнусь от этой шизофренической карусели, которую образовали в моей голове бегавшие по замкнутому кругу мысли.

Возможно, я и не обратила бы внимания на это сочетание имени и фамилии – Альберт Гайслер – только на основании того, что письмо, отправленное Ирме неким неизвестным мужчиной, было подписано именем Альберта. Но то обстоятельство, что имя этого человека фигурировало в списке пассажиров именно второго декабря – это заставляло насторожиться. И в отеле он зарегистрировался тоже второго числа. Три раза на моем пути в этом расследовании встретилось имя Альберт, и дважды – в сочетании с фамилией Гайслер. И мимо такого совпадения я пройти не могла.

Немного подумав, я решила отправиться домой к Екатерине Михайловне с тем, чтобы, не обращая внимания на ее предубеждения по поводу ее дочери, откровенно все с ней обсудить. И персону этого Альберта – в том числе.

Спустившись в холл, я предупредила Людмилу о том, что уезжаю, и наказала ей строго-настрого: немедленно мне сообщить, как только Альберт Гайслер вернется! Людмила подозрительно покосилась на меня, но расспрашивать ни о чем не стала.

От услуг такси я отказалась, поскольку под боком у меня имелась своя машина. Села в «Ситроен» и поехала по намеченному адресу.

* * *

В квартире Екатерины Михайловны сильно пахло лекарствами. Валерьянка, пустырник, корвалол – все это образовало целый конгломерат ароматов, распространившихся в комнате. Но даже аптечные запахи показались мне куда симпатичнее, чем то амбре, что висело в моей квартире – я от души надеялась, что после ремонта от него все же не останется и намека, иначе мне придется поменять место жительства навсегда! Отель «Богемия», конечно, очень достойное место, но все-таки оно хорошо лишь для временной остановки, а постоянно жить человеку лучше у себя дома.

Женщина встретила меня с некой надеждой, которая, судя по тону ее голоса в телефонной трубке, когда я договаривалась о визите, уже начала ее покидать.

– У вас есть новости? – с порога спросила она меня.

– Скорее новые факты, и я пока что не знаю, как их следует трактовать, – призналась я, снимая сапоги и проходя в комнату. – Надеюсь, как раз вы что-то проясните.

– Я расскажу все, о чем знаю! – заверила меня Екатерина Михайловна.

– Во-первых, – сразу же начала я, решив не церемониться. – Скажите, если бы у вашей дочери возник роман, могла бы она сбежать с этим мужчиной?

Я предполагала с ее стороны именно ту реакцию, которая и последовала: Екатерина Михайловна закатила глаза, схватилась за сердце и посмотрела на меня глазами воплощенной добродетели, оскорбленной в лучших своих чувствах.

– Я вас умоляю, не нужно этих пафоса и трагизма, – поморщившись, решительно заявила я. – Это сейчас неуместно! Прекрасно понимаю ваши чувства, но и вы меня поймите. Мне необходимо разобраться во всем досконально. Когда человек исчезает бесследно, в ход идут самые разнообразные версии и предположения.

– Нет-нет, такого просто не могло быть! – принялась уверять меня Малеванная.

– Почему? – в упор спросила я усталым голосом. – Только не говорите мне, что Ирма – человек высочайших морально-нравственных устоев! Даже такой человек не застрахован от того, чтобы вдруг в кого-то влюбиться. К тому же попытка изменить свою жизнь – это еще не преступление.

– Да я даже не об этом! Просто Ирма не могла бы так поступить со мной! Она же знает, что у меня больное сердце! Неужели вы полагаете, что она столь жестока?! Это исключено!

Екатерина Михайловна сопровождала каждую свою фразу категоричными жестами. Я смотрела на нее с сочувствием. Пытаться что-то ей доказывать и объяснять было бесполезно, поэтому я просто перешла к конкретике:

– Вам никогда не приходилось слышать от Ирмы такое имя – Альберт? Может быть, у нее были знакомые с таким именем?

– Да что же это такое?! – Малеванная всплеснула руками. – Татьяна Александровна, вы меня просто пугаете! Сначала вы спрашиваете меня о каком-то Леониде! Теперь всплывает еще и Альберт! Вы хотите сказать, что все эти люди имеют какое-то отношение к моей дочери?!

– Леонида я проверила, он к вашей дочери не имеет никакого отношения, – ответила я. – Насчет Альберта я пока что ничего точно сказать не могу. Екатерина Михайловна, вы напрасно все воспринимаете столь драматично! Это же расследование, проверка! Мало ли какие имена могут всплыть! Не следует сразу начинать подозревать в чем-то не очень хорошем ни меня, ни вашу дочь.

– Да я вовсе вас не подозреваю, – принялась оправдываться Малеванная, прижимая руки к груди. – Просто мне все это странно…

– Так вы слышали об Альберте или нет? Или такую фамилию – Гайслер?

– Нет, никогда не слышала.

– Может быть, в детстве или в юности у вас или у вашей дочери был такой знакомый, и вы просто забыли?

– Нет, я помню всех ее друзей детства. Их было, кстати, не так уж много.

– Ваша дочь – немка по отцу. Альберт Гайслер тоже, вероятнее всего, немец. Может быть, она общалась с кем-то из Германии? По Интернету или через других знакомых?

– Никогда не слышала ничего подобного. И почему именно Альберт Гайслер? Откуда вы знаете это имя? Кто этот человек? – Екатерина Михайловна смотрела на меня с тревогой. – Татьяна Александровна, вы ведь что-то знаете. Почему вы скрываете от меня? – голос ее задрожал.

– Я ничего не знаю в таком объеме, чтобы делиться этим с вами, – как можно мягче и убедительнее проговорила я. – Как только я буду в чем-то уверена на сто процентов, обязательно вам скажу.

О таинственном письме я решила ничего ей не говорить до поры до времени, не упоминая уже об отеле и об авиарейсе Тарасов – Москва. И так понятно, что Екатерине Михайловне ничего не известно об Альберте, и этот факт ее только расстроит и может толкнуть на безрассудные поступки – например, поделиться информацией с Виктором. А уж Шмелев-то, с его повышенной ревностью, сразу наломает дров! Мне только этого не хватало!

– В Германии живет отец Ирмы, – вдруг не очень охотно произнесла Екатерина Михайловна.

– Вот как? А почему вы мне не сказали об этом при нашей первой встрече?

– Да разве я могла подумать об этом?! – Екатерина Михайловна широко раскрыла глаза. – Ведь мы не встречались уже столько лет! Он Ирму и не видел с тех пор, как уехал, и не очень-то ею интересовался, нужно сказать!

– Понимаю, понимаю, – торопливо закивала я. – Но сейчас мне все больше и больше кажется, что это может оказаться весьма важным… Вы знаете, что ваша дочь созванивалась с ним совсем недавно?

– Нет, – Екатерина Михайловна посмотрела на меня в изумлении. – Откуда вам это известно?

– Неважно, – уклонилась я от прямого ответа. – То есть вам совсем ничего не известно об этом общении отца и дочери?

– Нет, я впервые слышу об этом, – продолжала недоумевать Малеванная. – Почему Ирма не рассказала мне? Как она могла?!

В голосе матери прозвучала явная обида. Разумеется, я не могла ответить на ее вопрос – он был риторическим.

– И Виктор тоже хорош! Почему он мне не рассказал об этом теперь, когда она пропала?

За неимением под рукой дочери, прямой «виновницы», Екатерина Михайловна тут же подсознательно принялась искать человека, бывшего в пределах досягаемости, чтобы на него и излить свои обиды.

– Возможно, Ирма не делилась этим и с Виктором, – предположила я.

– Но как же они нашли друг друга? Генрих позвонил Ирме? Или она первая? – ревниво спросила мать.

– Этого я не знаю. Вам известен телефон бывшего мужа?

– Нет, я знаю только его адрес. Но писать ему не собираюсь! – заявила женщина.

– Никто вас и не заставляет. Расскажите-ка мне все, и поподробнее. При каких обстоятельствах вы расстались с мужем, когда он уехал в Германию и как там устроился?

– Уехал он уже давно, больше двадцати лет тому назад, – принялась вспоминать Екатерина Михайловна, и по лицу ее было видно, что это крайне болезненная для нее тема. – А развелись мы потому, что он просто не захотел со мной жить.

– Почему он этого не хотел?

Малеванная вздохнула:

– Сказал, что он просто устал. Ну, вы же знаете мужчин! – снисходительно добавила она. – Они что угодно готовы придумать, лишь бы ни за что не отвечать! Наверное, ему надоела семейная жизнь. Это же так скучно! Ирма в детстве часто болела, я все время занималась ею, на мужа у меня просто не оставалось сил. Но ведь он должен был меня понять! Мне же было очень тяжело! Вы ведь меня не осуждаете за это?

– Я никого не защищаю и не осуждаю, – постаралась я откреститься от роли третейского судьи. – Мне нужны только факты. Значит, ваш муж развелся с вами и уехал на свою историческую родину?

– Да.

– Вам он не предложил поехать с ним?

– Нет, – коротко ответила Малеванная и отвернулась.

– И с тех пор вы не общались?

– Нет, я никогда не писала ему. Решила, что подниму Ирму сама. Правда, он иногда присылал ей посылки ко дню рождения. Там были в основном джинсы, куртки и всякие мелочи. И это случалось нечасто. А больше он ничем нам не помогал.

– С кем он живет в Германии, где работает?

– Там он нашел себе молодую жену, – Екатерина Михайловна поджала губы. – Ну, относительно молодую, конечно, поскольку ему самому уже под шестьдесят. Мы поженились, когда нам обоим было уже за тридцать. Ирма у меня поздний ребенок. И единственный…

– Откуда у вас сведения о бывшем муже, если вы не общались?

– Во-первых, он кое-что сообщал в открытках, которые вкладывал в посылки. Во-вторых, у нас здесь остались общие приятели, с которыми он изредка все-таки переписывается. К тому же сын…

– Сын? – удивилась я.

– Да, от его первого брака. Я была второй его женой… Но вы ничего такого не подумайте! – горячо заговорила Екатерина Михайловна. – Когда мы познакомились, он уже официально был разведен, так что из той семьи я его не уводила! А его сыну, Мише, было лет пять… Мне бы призадуматься тогда, дуре! Ведь если человек одну семью бросил с маленьким ребенком, то так же точно он может оставить и вторую! Но нет, какое там! Мне прямо мозги затуманило! Генрих, надо признаться, красивый такой мужчина был, импозантный… Высокий, в шляпе ходил… Мне так это нравилось! Ему удивительно шли шляпы, он в них был похож на какого-то лорда или графа.

Я слегка улыбнулась.

– С его первой женой вы не общаетесь?

– Нет. Мы и знакомы-то толком не были. Мишу, правда, я знаю. Он даже пытался, когда подрос, подружиться с Ирмой, но это ни к чему не привело! По правде сказать, непутевый вырос парень… – Екатерина Михайловна скривила губы. – Не работает, с женой уже успел развестись… Отцовские гены, видимо, ему передались! А Ирмочка – совсем другое дело.

Что касается Ирмы, видимо, Екатерина Михайловна была убеждена, что ее дочери все гены достались исключительно от нее. Что ж, никому не запрещено гордиться собственным ребенком!

– Дайте мне, пожалуйста, адрес вашего бывшего супруга, – попросила я. – И адрес первой его жены, если он у вас есть.

– Нет, ее адреса у меня нет. Знаю только, что живет она в районе городского парка.

– Хорошо, а имя ее вам известно?

– Да, Наталья Лисицына.

Я записала данные в блокнот и спросила:

– Что вам известно о нынешней супруге Генриха Линдгардта?

– Почти ничего, – сухо сказала Екатерина Михайловна. – Знаю только, что она русская и что зовут ее так же, как и меня – Екатериной. Но она называет себя на иностранный манер – Кэт. Она тоже из России. Но познакомились они там, в Германии, и очень быстро поженились. Я думаю, что она просто окрутила Генриха! И Михаил рассказывал, что во многом из-за нее Генрих не поддерживал связей со своими детьми. Она была категорически против. Наверное, боялась, что так ей меньше достанется!

– Ваш бывший супруг богат? У него большое состояние?

– Не знаю, насколько оно большое, никогда этим не интересовалась! – гордо произнесла брошенная супруга. – Но, думаю, он не бедствует. По приезде туда он получил дом, машину, что-то еще… Работал в адвокатской конторе – уж наверное, там не такие гонорары, как здесь. Правда, сейчас он уже на пенсии, вроде бы здоровье стало его подводить. Думаю, теперь она его быстро отправит на тот свет! Зачем ей такой муж – старый, больной и уже без высоких заработков?

Я не разделила с Екатериной Михайловной ее столь смелые прогнозы, равно как и не стала вообще обсуждать данную тему: не могу рассуждать о том, чего толком не знаю. Я лишь добавила к своим записям имя жены Генриха Линдгардта – Кэт.

– Надо же, моя Ирма, оказывается, такой конспиратор! – вновь принялась Екатерина Михайловна ковырять «больную мозоль». – Перезванивалась с отцом, а мне ничего не сказала! Разве я заслужила подобное отношение?

– Скорее всего она просто не хотела вас расстраивать, – попыталась я успокоить свою клиентку. – Вы бы наверняка начали переживать, у вас сердце могло заболеть. А она заботилась о вас.

– Интересно, как они нашли друг друга? Может быть, это Адель их свела? – продолжала рассуждать Екатерина Михайловна сама с собой.

– Кто такая Адель? – насторожилась я.

– Это подруга детства Ирмы, у нее тоже немецкие корни. Правда, у нее и мать, и отец – оба немцы.

– Как именно Адель могла «свести» их? – удивилась я.

– Так она в Германии живет! Они всей семьей туда переехали, лет шесть тому назад. Ирма тогда так расстраивалась, они с Аделью чуть ли не как сестры были! Потом, правда, она успокоилась, с Викой подружилась.

– С этой Аделью она поддерживает отношения? Ирма, я имею в виду.

– Да, они часто перезваниваются, – кивнула мать. – Ирма мне рассказывала о ее тамошней жизни. У Адель, слава богу, все удачно сложилось. Она вышла замуж за чистокровного немца, стоматолога, родила двоих детей. Не работает, занимается своими отпрысками. Выглядит просто замечательно, Ирма показывала мне ее фотографии.

– Телефон Адель у вас есть?

– Увы, нет, – со вздохом развела руками женщина. – Но ее адрес я могу вам дать. Телефон, возможно, известен Виктору.

– Непременно спрошу у него, – сказала я. – А вы пока поищите ее адрес.

Екатерина Михайловна порылась в старой распухшей телефонной книжке и наконец продиктовала мне данные. Адель Граубе и Генрих Линдгардт проживали в одном городе, Карлсруэ, у самой границы с Францией. Теперь мне предстояло сообщить Екатерине Михайловне кое-что, что могло оказаться для нее не совсем приятным. В первую очередь в финансовом смысле.

Я набрала воздуха в грудь и выпалила на одном дыхании:

– Может так получиться, что мне придется поехать в Германию. Вы готовы понести расходы на эту поездку? Разумеется, все это – в целях поиска Ирмы.

Малеванная посмотрела на меня непонимающими глазами:

– Вы думаете, что Ирма… в Германии?!

– Я просто хочу выяснить, где она и что с ней случилось, – сказала я. – И считаю эту поездку очень важной.

Женщина ненадолго задумалась, потом спросила:

– Сколько на это понадобится денег?

Я назвала примерную сумму, постаравшись не завысить ее чрезмерно.

– Делайте, что считаете нужным, – вздохнула женщина. – Если Ирма не найдется, мне никакие деньги будут не в радость.

– Надеюсь, что она все же найдется, – нарочито оптимистичным голосом проговорила я и поднялась. – Не стану больше отнимать у вас время, спасибо за беседу.

– Но… когда вы вернетесь? И где вы там остановитесь? Вы хотите отправиться к Генриху домой? – женщина засыпала меня вопросами, но я ограничилась ответом лишь на первый:

– Вернусь довольно скоро, рассчитываю обернуться туда-обратно за один день, в смысле, постараюсь не оставаться в Германии на ночь. Если полечу самолетом, то послезавтра уже вернусь в Тарасов. Если вы стеснены в средствах, я могу поехать поездом. Но тогда это будет дольше.

– Летите самолетом! – напутствовала меня Малеванная. – Для меня каждый лишний день – как пытка! Вот деньги…

И она, подойдя к шкафу, достала оттуда необходимую сумму. Поблагодарив Екатерину Михайловну, я распрощалась с ней и ушла.

Глава пятая

Я не считала правильным отправляться в Германию, не пообщавшись вначале с Альбертом Гайслером. Или с тем, кто скрывался под его именем. Ведь существовало лишь два варианта: либо Гайслер уже улетел два дня тому назад в Германию, либо нет. И как бы там ни было, человек, занимающий сейчас номер в отеле «Богемия», обязан быть в курсе дела.

Я ехала на своем «Ситроене» на улицу Огородную, 33б, где находился парк-отель «Богемия», и очень надеялась на то, что мне удастся перехватить Альберта Гайслера уже сегодня. Мельников, подлец, так и не позвонил, и я думала, что он либо забыл уточнить все в аэропорту, либо он, ничего не добившись, просто махнул на мою просьбу рукой.

Людмила Захарченко встретила меня в холле, и вид у нее был таинственный.

– Он пришел! – торжественно шепнула она мне на ухо. – Сидит в своем номере, от обеда отказался, ужин просил подать ему прямо туда. Я велела охране – на всякий случай – за ним приглядывать! Что будем делать, Таня?

– Ты прямо становишься моей правой рукой, – усмехнулась я. – Это мне нужно поломать голову – что делать.

– Послушай, Таня, – Людмила еще больше понизила голос и заговорила серьезно: – Ты меня тоже пойми правильно. У тебя свои игры, а у нас – свои интересы. Это ведь тебе известно, что происходит, а я-то не в курсе! Кто он такой, этот Альберт Гайслер? А вдруг он – убийца?! Зачем нам такой расклад? Это же удар по репутации отеля! В «Богемии» скрывается преступник!

– Подожди, а при чем тут я? – не поняла я. – Ты так говоришь, словно это по моей вине Альберт Гайслер появился у вас в отеле! Не забывай, что он живет здесь дольше, чем я. И я просто случайно обнаружила этот факт. Я и сама еще ничего о нем не знаю.

– Я вовсе не пытаюсь тебя в чем-то обвинить, – нервно сказала Людмила. – Наоборот, я хочу тебя попросить, чтобы ты разобралась с этим вопросом как можно скорее! Нам совсем невыгодно находиться в таком подвешенном состоянии! Если этот Гайслер – добропорядочный гражданин, тогда слава богу, пусть живет себе здесь хоть до конца жизни, лишь бы платил исправно. А вот если нет, то лучше бы его поскорее убрать отсюда, причем как-нибудь… потише. Ни к чему это афишировать и волновать других жильцов. Я готова предоставить тебе любую помощь! – горячо пообещала Захарченко. – Можешь рассчитывать на охрану или прочий наш персонал, если понадобится.

– Спасибо, – кивнула я. – Кстати, на какой срок он снял номер?

– Пока что он оплатил за десять дней вперед.

– Вот как… – протянула я.

В некоторые звенья моей версии это вполне вписывалось, а каким-то – явно противоречило. Словом, пока что ничего так и не прояснилось. Необходимо было как-то сподвигнуть Гайслера на откровенность.

– Он уезжал отсюда на такси? – осведомилась я у Людмилы.

– Да, – подтвердила она.

– Ты можешь поговорить с водителем? Он тебе скажет, куда именно возил Гайслера?

– Разумеется, я же представитель администрации! – заверила меня Захарченко, и я, удовлетворенно кивнув, попросила ее отвести меня к этому таксисту.

Мужчина средних лет сказал, что он возил Гайслера на улицу Верхнюю, тот вошел в подъезд девятиэтажного дома. Пробыл там около двух часов, а затем вышел вместе с какой-то женщиной. У дамы был немного расстроенный вид, хотя шли они под руку. Потом женщина пошла к остановке, а Гайслер вернулся в машину и распорядился отвезти обратно в отель. Все.

– Женщина? – очень заинтересовалась я. – Как она выглядела?

– Ну… Лет двадцати пяти или, может, тридцати, – наморщил лоб водитель. – Худенькая, в пуховичке розовом.

– Вот эта? – я достала фотографию Ирмы Линдгардт и протянула ему.

Таксист внимательно всмотрелся в ее черты.

– Нет, вроде бы не она, – протянул он.

– Что значит – вроде бы? – вмешалась Людмила. – Вы не видели ее лица?

– Она, во-первых, далековато от меня была, – слегка обиженно принялся объяснять таксист. – Во-вторых, в шапке, а она пол-лица закрывала. В-третьих, я и не думал ее запоминать! Мне таких указаний не давали!

– Хорошо, хорошо, – успокаивающе сказала Людмила. – К вам – никаких претензий.

– Больше Гайслер ни с кем не встречался? – спросила я и, получив отрицательный ответ, пошла обратно к гостинице. Захарченко двинулась следом за мной.

В холле я обратилась к Людмиле со словами:

– Ждать, когда Гайслер появится сам, нецелесообразно, тем более если он заказал ужин в номер. Это значит, что он может и до завтра не высунуть оттуда носа. Значит, надо его выманить. Он, кстати, женщин к себе не вызывал?

– Ты что, с ума сошла?! – ахнула Захарченко. – У нас приличное заведение! Подобного разврата здесь нет, и даже быть не может!

– Угу, – наморщила я лоб, задумавшись. – А если мне просто заглянуть к нему – с целью познакомиться? Скучающая женщина заприметила симпатичного мужчину. Вполне возможная ситуация! И не нужно придумывать никаких сложных планов.

– А если он согласится, что тогда? – встревоженно поинтересовалась администратор.

– Согласится – прекрасно! Я постараюсь провернуть все так, чтобы выяснить, зачем он торчит здесь уже несколько дней взаперти и с кем он встречался на улице Верхней.

– Но вдруг он… ммм… подумает, что ты делаешь ему недвусмысленное предложение? И примет его? Как ты будешь выкручиваться? Таня, мне в отеле совсем этого не нужно! – забеспокоилась Людмила.

– Послушай, утихни, пожалуйста! – вспылила я. – Я просто хочу с ним пообщаться, а не заняться каким-то… непотребством! Что ты вообразила?! Уж, наверное, у меня богатый опыт относительно подобных ситуаций, и я придумаю способ, чтобы заставить его говорить, не предоставив ему взамен… сексуальных услуг!

– Ладно, ладно, я полностью полагаюсь на тебя! – несколько опомнилась Захарченко.

– Хорошо, я пойду переодеваться, а вы следите, чтобы он никуда не улизнул! – решительно проговорила я и поднялась в свой номер.

Нанеся макияж и облачившись в довольно соблазнительный, как мне казалось, наряд, я оглядела себя в зеркале в полный рост. Красивая сексапильная блондинка смотрела на меня чуть насмешливо.

– Конечно, если у него роман в самом разгаре, он может и не клюнуть на мои чары, – порассуждала я вслух. – Но я же не призываю его бросаться с корабля на бал! Можно ведь просто пообщаться с приятной женщиной?

И я решительно двинулась по коридору к номеру Альберта Гайслера. Остановилась перед дверью, прислушалась. Тихо… Я аккуратно постучала ключом от своего номера по дверной ручке. Никто не откликнулся, и мне пришлось постучаться еще. В номере явственно послышалось какое-то шевеление, затем – осторожные шаги.

– Кто там? – послышался мягкий приглушенный голос из-за двери.

– Господин Альберт? – оживленно проговорила я. – Простите, можно мне вас увидеть? Я ваша соседка по этажу, видела вас сегодня в холле, и мне показалось, что вы скучаете… Я, волею судьбы, тоже вынуждена страдать от одиночества. Может быть, мы могли бы познакомиться и просто поболтать друг с другом?

За дверью некоторое время царило молчание, потом Гайслер ответил:

– Я, знаете ли, сильно устал сегодня. Возможно, завтра я составлю вам компанию.

– Завтра уже я не смогу! И вообще, я скоро уезжаю, – не отставала я.

– Мне очень жаль, – послышался ответ.

Но от меня не так-то просто отделаться, когда я хочу чего-то добиться!

– Мы могли бы просто поужинать вместе внизу, – продолжала я настаивать. – Или посмотреть DVD-плеер, у меня есть с собой разные диски… Меня, кстати, зовут Татьяна.

Я отчетливо уловила вздох.

– Ну хорошо… – в голосе Альберта мне послышалась обреченность. – Вы можете немного подождать? Я переоденусь и выйду.

– Да, конечно! Я очень рада! – искренне произнесла я и принялась прогуливаться у двери его номера туда-сюда, постукивая каблучками вечерних туфель.

Однако прошло минут пять, а Гайслер так и не появился. Набравшись нахальства, я опять подошла к его двери и постучала. Никто не отозвался. Пожав плечами, я присела и посмотрела в замочную скважину одним глазом, но, конечно, ничего не рассмотрела. Зато я явственно ощутила волну холодного воздуха, дувшую из этого отверстия.

Ощутив какую-то неясную тревогу, я поспешно спустилась и бросилась к Людмиле:

– Люда, запасной ключ от номера Гайслера у тебя?

Захарченко лишь испуганно кивнула.

– Давай его сюда! – потребовала я не церемонясь.

Людмила неуверенным жестом протянула мне ключ, я схватила его и помчалась обратно к лестнице. В несколько прыжков достигнув нужного этажа, я подбежала к номеру Гайслера и вставила ключ в замок. Сзади послышались шаги Людмилы, не привыкшей так резво бегать по лестнице.

Отперев дверь, я влетела в номер. Так и есть! Дверь на балкон была распахнута, ветер колыхал темно-коричневую портьеру, комната вся наполнилась морозным воздухом.

– Боже мой, какой сквозняк! – только и воскликнула администратор отеля, появляясь в номере следом за мной.

Я, ничего не отвечая, бросилась к балкону и взглянула вниз. Гайслер еще не успел скрыться: он стоял, держась рукой за белое перекрытие между балконами, и пытался заставить себя сделать шаг по бетонным перилам.

– Эй, кончай чудить! – крикнула я.

Гайслер вздрогнул, мой возглас, кажется, толкнул его на отчаянные меры. Сгруппировавшись, он вдруг оттолкнулся ногами от перил и сиганул вниз. Выбежавшая за мною на балкон Людмила ахнула и схватилась за сердце. Но прыгать Гайслеру пришлось всего лишь со второго этажа, хоть и довольно высокого. К тому же внизу были сугробы, так что серьезных повреждений приземление ему не причинило. Во всяком случае, он быстро вскочил на ноги и, чуть прихрамывая, побежал к длинной лестнице, ведущей вниз, к городским улицам.

Бегать по снегу в туфлях на высоких шпильках – это очень неудобно. К тому же, в отличие от Гайслера, я была в одном платье, а хитрый Альберт успел надеть пальто.

– Люда, зови охрану, тревога, быстро! – крикнула я подруге, скидывая туфли и примеряясь к перилам. Уселась и перекинула одну ногу наружу. Перелезла и повисла на вытянутых руках, готовясь к прыжку.

Захарченко взвизгнула от страха, с ужасом глядя на мои действия.

– Делай, что я говорю! – повторила я и разжала руки.

Прыжок мой получился удачным. Приземлилась я легко и именно в том месте, где и планировала. Конечно, будь я в кроссовках и хотя бы в куртке, а не в расфуфыренном платье, мне было бы гораздо удобнее. Но выбирать не приходилось, а упустить Гайслера я не могла себе позволить.

А он быстро перебирал ногами, сбегая по длинной лестнице вниз. Я, не обращая внимания на боль в ступнях, на порванные новенькие колготки и пусть пятиградусный, но все же морозец, помчалась за ним. Гайслер повернул голову и в этот момент увидел, как из здания торопливо выскочили двое охранников. Они бросились к воротам с целью перекрыть все доступы к ним. В глазах Альберта я заметила отчаяние.

Он рванулся было в сторону, но понял, что там его непременно настигнет один из охранников. Оглянулся – ему на пятки наступала я. Гайслер – без всякой логики – побежал вперед и вниз, уже ни на что не надеясь.

Мы с охранниками догнали его одновременно – с трех сторон, и приготовились зажать в «клещи». Он, как затравленный зверь, медленно отступал к воротам, в чем не было совершенно никакого смысла: перелезть через них на наших глазах все равно бы не сумел.

– Бросьте, Альберт, – решительно произнесла я. – Вам лучше пройти с нами и все рассказать. Все равно вам не уйти!

Гайслер молчал.

– Что ж, ребята, – со вздохом обратилась я к охране. – Вяжите его, придется препроводить товарища в милицию.

При слове «милиция», как мне показалось, Гайслер слегка встрепенулся. Но, как ни странно, возражать нам он не стал. Он замер на месте, позволил охранникам связать ему руки по моей просьбе – на всякий случай. Они предложили мне помочь – доставить Гайслера до здания УВД, но я отказалась, в уверенности, что прекрасно справлюсь сама. Только попросила их последить за ним, пока я схожу переодеться: в длинном вечернем платье и босиком я, конечно, смотрелась несколько комично на заснеженном дворе парк-отеля «Богемия». Да и холодно было, черт подери!

Альберта я усадила на переднее сиденье, рядом с собой. Он был бледен, но молчал, только на лбу у него выступил пот, несмотря на то что на улице было явно не очень жарко. По дороге я несколько раз пыталась задавать ему различные вопросы, но Гайслер упрямо молчал, и я оставила эти попытки.

Сказать, что подполковник Мельников очень удивился, когда в его кабинет без предупреждения ввалилась я, ведя на прицеле, прямо перед собою, связанного Гайслера, значит ничего не сказать. Он едва заставил себя вернуть на место челюсть, которую чуть не уронил при виде нашего эффектного появления. Слава богу, что я достаточно частый гость в епархии Мельникова и многие дежурные опера знают меня в лицо, так что никто на вахте не удивился нашему странному дуэту, лишь предложили свою помощь. Я и тут отказалась, потому что Гайслер вел себя тихо и даже не попытался сбежать.

Мельников, придя в себя после легкого ступора, постарался вернуть своему облику прежнюю солидность, склонил голову и произнес густым басом:

– Так… И кто же это у нас будет?

– А это, Андрей Александрович, и есть тот самый господин Гайслер Альберт Христианович, который, судя по билету, второго декабря должен был улететь в Москву. Но почему-то не улетел, а зарегистрировался в парк-отеле «Богемия», где все эти дни вел затворнический образ жизни. А на мое предложение познакомиться и провести вместе время он отреагировал очень странно: прыгнул с балкона в сугроб!

– М-да? – переспросил Мельников, нахмурившись. – Интересно…

– Вот и мне очень интересно, Альберт Христианович, – подхватила я, – с чего это вдруг вы кинулись от меня убегать? Неужели я такая страшная женщина? Вы меня даже еще и не увидели!

Гайслер криво усмехнулся уголком рта, но продолжал хранить молчание.

– Так, – строго произнес Мельников, который пока что сам плохо понимал суть дела, но старался держать марку, не уронить честь мундира и исправно играть роль властного и всезнающего подполковника. – Похоже, пора переходить к решительным мерам! Либо вы все рассказываете сами, либо мы вас отправляем в камеру, а чуть позже выдвигаем вам обвинение.

Гайслер открыл было рот… закрыл его… махнул рукой и вновь угрюмо ушел в себя.

– Подождите, Андрей Александрович, – вмешалась я. – Давайте попробуем все же задать ему несколько вопросов. Собственно, главным является один-единственный: где Ирма Линдгардт?

Гайслер, казалось, не ожидал ничего подобного. Он перевел изумленный взгляд с Мельникова на меня и негромко сказал:

– Я не знаю никакой Ирмы Линдгардт!

– Да?! – не поверила я. – А с кем вы собирались улететь из Тарасова второго декабря?

– Я никуда не собирался лететь, – голос Гайслера был каким-то потухшим.

– Для чего же вы купили билет? – вступил Мельников. – Да вы присаживайтесь, присаживайтесь…

Он показал на стул в центре кабинета. Гайслер устало опустился на него.

– Можно закурить? – попросил он и, получив согласие, покосился на свои связанные руки.

Я освободила его и осталась стоять за спиной у Альберта. Гайслер жадно затянулся сигаретой.

– Я знал, что это плохо кончится! – качая головой, проговорил он. – Но мне ничего другого не пришло в голову. Я очень испугался. Особенно я не хотел, чтобы это отразилось на Марии и детях.

– Кто такая Мария? – уточнила я.

– Это моя жена. Вы можете легко проверить мои слова, мне уже больше нечего скрывать. И незачем. Вы сами все узнаете.

– Узнаем, – склонил голову Мельников, осторожно посмотрев на меня, дабы убедиться, что я отдаю себе отчет в сути происходящего.

Я успокаивающе кивнула ему.

– Альберт Христианович, уж тогда сделайте милость, расскажите нам все сами по порядку, – вежливо попросил Мельников и вызвал сержанта, чтобы тот запротоколировал показания Гайслера. Я наконец-то смогла сесть.

История Гайслера была весьма печальной, но, увы, довольно-таки обыкновенной. Альберт Христианович трудился в одном из тарасовских банков в должности кассира. Как сотрудник банка он имел кредитную карту с довольно-таки приличной суммой на ней, которой он мог пользоваться по своему усмотрению. Разумеется, не безвозмездно. Со временем Гайслер обязан был вернуть эти деньги, причем с процентами. Не очень большими – как служащий банка, – но все же.

Подобная перспектива всегда кажется заманчивой. Деньги-то – вот они, бери, пользуйся! Мысль о том, что их придется возвращать, как-то мешает получать удовольствие от процесса трат и подсознательно отгоняется на задний план. Словом, Альберт Генрихович не стал мелочиться, и они с супругой наконец-то обменяли тесную квартиру, купили новую мебель и дорогую машину. По-человечески его можно было понять: несколько лет они с женой жили в однокомнатной квартирке, вместе с двумя детьми, экономили на всем, но, несмотря на неплохую зарплату, быстро накопить крупную сумму денег на столь крупные покупки никак не могли.

Но вот пришло время платить по счетам. У Гайслера начали вычитать из зарплаты весьма крупную сумму, и он загрустил. На жизнь почти ничего не оставалось. Машина и новая квартира перестали его радовать. Недолго думая, Альберт взял еще один кредит, уже в другом банке. Там проценты были существенно выше. К тому же выросли и его потребности. Теперь уже он совершал покупки, от которых можно было бы и отказаться. Привычка легко тратить деньги быстро приклеилась к нему.

Словом, раздавая старые долги путем влезания в новые, Гайслер вскоре понял, что просто не потянет – не сможет вернуть все деньги. А из банков уже пошли звонки… Надеяться на то, что ему все простят, не приходилось. К тому же на работе непременно возник бы скандал, и Альберт Генрихович рисковал вообще остаться без доходов.

И он потерял голову. Каждый новый день он встречал в страхе, что к нему нагрянут судебные приставы и опишут все их имущество, а его вместе с семьей просто выкинут на улицу. Старая квартира давно продана, а с его долгами он уже не в состоянии будет купить другую. Все отнимут в счет кредитов.

И Альберт нашел, как ему казалось, лучший выход: исчезнуть. Но ехать ему было некуда, никаких друзей и знакомых, готовых укрыть его у себя, у Гайслера не оказалось, к тому же устроиться на приличную работу тоже было затруднительно.

– Я решил запутать следы, – тихо продолжал Альберт. – Купил билет на самолет, но никуда не полетел, а в тот же вечер зарегистрировался в отеле «Богемия». Я думал, что там меня точно не станут искать: все подумают, что меня уже нет в городе.

– Но это же несерьезно! – не выдержала я. – Вы же не могли скрываться там до конца дней своих! К тому же иногда нужно выходить по делам, не торчать же постоянно в номере.

– Я понимаю… – уныло кивнул Гайслер. – Но страх не очень-то способствует принятию здравых решений. Я тогда думал только об одном: исчезнуть, спрятаться, чтобы никого не видеть! От мысли, что мне придется стоять перед судьей, у меня просто возникала дрожь в коленках. Я даже представить себе подобное не мог!

– Но ведь у вас оставалась семья, – продолжала недоумевать я, – они же должны были как-то существовать?

– Я думал, что постепенно как-нибудь все само собой уладится, утрясется, – с наивной печалью поведал нам проштрафившийся сотрудник банка.

Мельников только фыркнул. Я сдвинула брови, сделав ему знак не выказывать своих эмоций, и задала следующий вопрос:

– А почему вы от меня-то сбежали? Я же не судебный пристав!

– Подумал, что это подстава, – тихо сказал Гайслер. – Что это служба безопасности до меня все-таки добралась. Вот нервы и сдали…

– Понятно. Кто-нибудь еще был в курсе вашего плана?

– Да: моя жена, – ответил он. – Я не мог повесить на нее еще и такой груз, просто исчезнуть, ничего не объяснив.

– Это с ней вы встречались на улице Верхней? – спросила я. – Видимо, на квартире у кого-то из ваших друзей или родных, для конспирации?

Гайслер быстро повернул голову в мою сторону.

– Откуда вы знаете? – спросил он. – Вы следили за мной?

– Нет, – покачала я головой. – Но это неважно.

– Где Мария?! – вдруг всполошился он. – Вы и ее арестовали?!

– Господин Гайслер, вы, вообще-то, пока что вовсе не арестованы, а задержаны для выяснения некоторых обстоятельств, – пояснил Мельников. – Задерживать же вашу жену у нас нет оснований.

На лице Гайслера отразилось облегчение.

– И что со мной будет дальше? – спросил он.

– Давайте закончим с одним вопросом, – твердо произнесла я. – Вот это письмо вам знакомо?

Я достала из сумки листок с посланием для Ирмы Линдгардт, подписанное Альбертом. Гайслер пробежал его глазами и вернул мне:

– Я никогда не писал ничего подобного! Почему вы решили, что это имеет отношение ко мне?

– Это долго объяснять, – махнула я рукой. – Значит, Ирма Линдгардт вам незнакома?

– Никогда не слышал такого имени.

– Вам доводилось бывать в Германии?

– Нет, никогда.

Я закусила губу. Похоже, история Альберта Гайслера прояснилась окончательно. И столь же ясным было то, что она никак не пересекалась с историей Ирмы Линдгардт: ее исчезновение так и оставалось тайной. И совсем уже непонятно, что мне делать дальше. Ехать в Германию? Может быть, Ирма отправилась туда вместе с каким-то другим Альбертом? Или вообще одна?

– Что со мной будет дальше? – с тревогой повторил свой вопрос Гайслер, глядя то на меня, то на Мельникова.

– Это уж ваше дело, – тяжело вздохнув, сказала я. – Я бы посоветовала вам вернуться домой и завтра же отправиться на работу и все рассказать. Не думаю, что в вашем банке работают дикие звери. К тому же им важно вернуть свои деньги, так что они поищут какой-то приемлемый выход. Их цель – вовсе не разорвать вас на куски, а придумать способ, чтобы вы могли вернуть долг. Может быть, вам предложат какую-нибудь подработку или выплату кредитов мелкими суммами, снизив проценты, или что-то еще. В любом случае прятаться где-то – гораздо хуже.

– Я понимаю, – кивнул Гайслер.

– Что ж, можете быть свободны, – произнес Мельников, видя, что претензий к Гайслеру я не имею никаких.

Когда мы с подполковником остались вдвоем, он спросил:

– Хоть какая-то другая версия у тебя есть?

– Не знаю, Андрей, – задумчиво сказала я. – Четко и логично ничего у меня вообще не выстраивается! Думаю, нужно мне все-таки слетать в Германию, поговорить с отцом Ирмы и, может быть, с ее подругой Аделью.

– Клиент готов оплатить тебе эту поездку? – поинтересовался Андрей.

– Да.

– Так чего ты ждешь? – изумился Мельников. – Удивляюсь я тебе, Иванова! Если бы мне кто-то оплатил поездку в Карлсруэ, я бы поехал, не задумываясь!

– Так я-то хочу, чтобы от этой поездки был толк, а не просто собираюсь прокатиться в красивые края! К тому же и моему клиенту нужен результат!

– Ну послушай, Таня, здесь же тебе все равно нечего больше делать! – убедительно заговорил Мельников. – Ты отработала все возможные направления и не нашла никаких следов!

– Нашла! – упрямо повторила я, помахав перед его носом письмом от Альберта.

– А ты знаешь, где его искать здесь, в Тарасове? Никто, абсолютно никто не знает никакого Альберта! Даже самые близкие люди этой… как ее… Ирмы Линдгардт! У кого ты раздобудешь информацию? А вот ее отец, может, и в курсе. Она же не сообщила мамочке о своей беседе с папочкой? Значит, не хотела, чтобы мать знала о сути их беседы! Может быть, Ирма твоя прощупывала почву, чтобы потом переехать к отцу на ПМЖ на пару со своим Альбертом!

– У меня была такая мысль, – призналась я.

– Так что ж ты сидишь?! – всплеснул руками Мельников. – Действуй, Таня!

Возвращаясь из УВД от Мельникова, я решила, что сегодня же закажу билет на авиарейс в Германию. Как раз к моему возвращению и квартира моя, наверное, уже будет в порядке. А пока что я вернулась в парк-отель «Богемия», где меня с нетерпением поджидала Людмила.

Вкратце изложив ей суть дела, успокоив ее и сказав, что Альберт Гайслер – вовсе не преступник и ей можно не бояться за репутацию отеля, я прошла в свой номер и, стянув джинсы, упала на широкую кровать и закрыла глаза. Сегодня я, конечно, уже никуда не полечу. А вот завтра денек мне предстоит насыщенный: добраться самолетом до Германии, обойти все намеченные адреса, вернуться в аэропорт и отправиться обратно в Россию… Могу и не уложиться в один-то день, придется мне тогда заночевать в Карлсруэ. Ладно, это не так уж и страшно. Хотя, если воспользоваться прямым рейсом, как я и собиралась, вроде бы я вполне укладываюсь в намеченные рамки.

Когда у меня имеется четкий план действий, я всегда чувствую себя спокойнее и увереннее. И теперь я ощутила, как мои мысли выстроились в привычном строгом порядке. Я окончательно успокоилась.

Я уже приготовилась встать и сложить все необходимые вещи в сумку, как вдруг послышался звонок моего сотового. С удивлением отметив, что номер не определился, я ответила на вызов. И услышала глухой голос, явно измененный до такой степени, что непонятно было, мужчина это говорит или женщина. Неизвестный медленно, с расстановкой, произнес:

– А вы знаете, что у Виктора Шмелева есть любовница на работе? Ее зовут Марина Казначеева…

* * *

Три шага вперед, поворот, три шага в обратном направлении…

Я измеряла квадратное пространство номера уже в течение минут пятнадцати, переваривая информацию, только что полученную по телефону. Что сие означает? Кто мне звонил? Кому известен мой номер и кто хочет, чтобы Виктора Шмелева разоблачили? Имеет ли он место, адюльтер господина Шмелева?

Главное, что я поняла – эту информацию нельзя оставить непроверенной. А в моих планах уже значилась поездка в Германию. И посему выходило, что тянуть с выяснением новых обстоятельств никак нельзя. Следует немедленно узнать, кто такая эта Марина Казначеева, пообщаться с ней и со знающими ее людьми, с самим Виктором, в конце концов! Может быть, тогда и поездка в Германию не понадобится? Хотя интуитивно я чувствовала, что без нее мне не обойтись.

Если бы не заказанные билеты, я бы, возможно, повела себя иначе. Проследила бы за Виктором, установила «жучок» в его телефон, накрыла его, что называется, с поличным. Но у меня не было на это времени и требовалось спешно придумать план, чтобы точно установить: имеется ли любовная связь между Шмелевым и некой Казначеевой или нет.

Я вспомнила, что Виктор работает в фирме «Эстамп», они занимаются установкой металлических дверей. Спасибо этому незнакомцу – просветил меня, что Марина Казначеева трудится там же. Другое дело, что рабочий день уже безнадежно закончился и мои шансы встретить Марину Казначееву в «Эстампе» равны нулю. Но все же, это дополнительная информация, и ее необходимо использовать!

Я схватила телефонную трубку и набрала номер Мельникова.

– Алло, Андрей, ты еще не ушел? – торопливо проговорила я, едва услышала голос подполковника.

– Пока нет, – ответил тот.

– И не уходи! Андрюша, миленький, выполни еще одну мою просьбу, умоляю! Мне это сегодня нужно, просто позарез, я завтра в Германию улетаю!

– Ну хватит причитать, говори, что за просьба! – милостиво произнес Мельников. Было очевидно, что ему очень приятно чувствовать себя значимой персоной, перед которой так расшаркиваются.

– Марина Казначеева, – коротко произнесла я. – Фирма «Эстамп». В первую очередь мне нужен ее домашний адрес или хотя бы телефон. Даже за такую минимальную информацию я буду тебе очень благодарна.

– Ну… Жди, я перезвоню, – после паузы любезно согласился Мельников, и я запаслась терпением.

Уже минут через десять подполковник позвонил мне на сотовый и продиктовал:

– Улица Соболева, дом номер сто сорок семь, квартира девяносто восемь. Казначеева Марина Юрьевна, восемьдесят четвертого года рождения, в фирме «Эстамп» работает юристом.

– Спасибо, Андрей! – расчувствовавшись, от души поблагодарила я его. – С меня презент!

– Ага, магнитик мне из Германии привези, – хмыкнул Мельников. – На холодильник. Счастливого пути, Таня!

Предупреждать Марину Казначееву о своем визите я не стала. Во-первых, номера ее телефона у меня все-таки не было. Во-вторых, я не считала, что это будет разумно. Она в любом случае – независимо от того, имеются ли у нее близкие отношения со Шмелевым или нет, – бросится ему звонить. Меня же вполне удовлетворит беседа с нею с глазу на глаз. И железных улик против нее мне не требовалось, важно было понять – любовники они или нет. И даже если Казначеева с пеной у рта примется отрицать подобную связь, я почувствую, врет она или нет. А может быть, все пойдет иначе, и она сразу же признает этот факт. И вообще, заявит, уперев руки в боки, что это ее личное дело – пусть так и будет, пусть! Дальше уж я разберусь, имеет ли этот факт какое-то отношение к исчезновению Ирмы или нет.

* * *

Марина Казначеева, если и напоминала чем-то Ирму Линдгардт внешне, так разве что светлым оттенком волос. В остальном же это была совершенно другая женщина. Фигура более округлая, формы изящные, лицо миловидное, и во всем ее облике проглядывала женственность, которая у худощавой угловатой Ирмы отсутствовала напрочь.

Она молча слушала меня через домофонную трубку, когда я пыталась ей объяснить, что пришла по поручению ее шефа, Виктора Шмелева. Потом – так же молча – она нажала на кнопку, и я вошла в подъезд.

Она встретила меня в дверном проеме и тихим голосом предупредила:

– Только потише, пожалуйста, дочка уже спит.

– Хорошо, я поняла, – шепотом ответила я, разуваясь и проходя в квартиру.

Марина провела меня в кухню и плотно прикрыла дверь. Жестом пригласила присесть, сама устроилась так, чтобы видеть мое лицо, и, сложив руки на груди, вопросительно уставилась на меня, ожидая, что я заговорю первой. Я изучающе смотрела на нее, думая, с чего бы начать беседу. Марина смутилась под моим взглядом, заправила волнистые пряди волос за уши и немного нервно спросила:

– Так что Виктор просил вас передать мне? И почему он не позвонил сам?

– Марина, я вынуждена признаться, что обманула вас, – прямо заявила я, и Казначеева чуть приподняла свои красивые темно-серые брови. – Виктор не уполномочивал меня беседовать с вами, это моя собственная инициатива. Дело в том, что я – частный детектив и занимаюсь расследованием обстоятельств исчезновения его жены. Вы в курсе, что она куда-то пропала?

– Да, конечно, – подтвердила Марина. – У нас на работе все об этом знают. И по самому Виктору видно, что у него большие неприятности. Он похудел, осунулся, ходит сам не свой, все у него из рук валится. Я даже боюсь, как бы он не заболел.

Я внимательно посмотрела на девушку и негромко спросила:

– Марина, скажите, вам нравится Виктор Шмелев?

Марина вспыхнула, поняв смысл моего вопроса. Она даже поднялась с места, отошла к раковине и принялась тщательно отмывать одну-единственную чашку, стоявшую в мойке. Вдруг она резко повернулась ко мне, вытерла руки полотенцем и прямо ответила:

– Да!

Слабый, едва уловимый вызов слышался в ее ответе, но недоброжелательности или злобы я не уловила.

– Спасибо за откровенность, – медленно сказала я. – И уж простите меня еще за один вопрос на личную тему. Между вами существуют близкие отношения? Разумеется, вы можете не отвечать, я вас просто прошу – скажите мне об этом откровенно, – подчеркнула я.

Марина слегка прищурилась и спросила:

– А почему вы об этом подумали?

– До меня дошла кое-какая информация, – уклончиво ответила я.

– А-а-а, – понимающе протянула Марина и улыбнулась. – Что ж, я вынуждена вас разочаровать. Я и сама была бы рада, если бы у нас имелись, как вы говорите, близкие отношения. Но, увы, Виктор совершенно не воспринимает меня как женщину. Что же касается информации, – она усмехнулась, – то далеко не всем слухам можно доверять! У меня тоже вначале сложилось превратное впечатление о семейной ситуации Виктора. И вот я попала в эту ловушку, а теперь мне сложно из нее выбраться. Я и сама это чувствую. Так что не стоит доверять непроверенным данным.

– Вот я и пришла их проверить, – пояснила я. – И пришла совсем не как ваш враг. Если вы будете и дальше так же откровенны со мной, это поможет мне во многом разобраться. Вероятно, это и вам тоже поможет – вы оцените эту ситуацию как-то иначе, с позиций реальности.

– Что ж, я расскажу, – как-то равнодушно пожала плечами Марина. – Иначе вам, не дай бог, наговорят еще такую ерунду! Все равно уже ничего не будет…

* * *

Марина Казначеева выросла в неполной семье. Отец девочки умер, когда ей было всего три годика, и мать воспитывала ее фактически в одиночку. Мать была человеком мягким, добрым, с сильно выраженным чувством справедливости. Именно в таких же традициях она воспитывала и свою дочь. И Марина охотно откликалась на те идеалы, что прививала ей мать, впитывала их и развивала в своей душе.

Она и внешне выросла очень похожей на маму – такой же русоволосой, голубоглазой и очень женственной. Ее не называли красавицей, не ахали, увидев ее, и не оборачивались ей вслед. Но стоило познакомиться с Мариной поближе, как любому становилось ясно, что она и не нуждается в подчеркнутой яркости. У нее было то, чего не приобретешь с помощью никаких пластических операций и косметических средств – обаяние.

К сожалению, существенным недостатком ее воспитания явилась некая наивность, идеализация житейских процессов. К людям Марина относилась с любовью и абсолютно всех считала хорошими. Если же она видела проявления человеческих недостатков, то этих людей она воспринимала как больных, которых нужно лечить. И она нянчилась с ними, возилась, тратила время на тех, для кого, в сущности, не стоило этого делать, и зачастую приносила себя им в жертву. Она вообще была склонна к самопожертвованию.

Первые признаки этого ее самопожертвования проявились еще в школе, классе в третьем. С нею вместе учился мальчик, которого и учителя, и родители других детей называли не иначе как «неблагополучный». Мальчик – его звали Алешей – был из не очень хорошей семьи. Его тоже воспитывала одна мама, но, в отличие от Марины, отец его не умер, а сидел в тюрьме. А мама… Ее никто из Алешиных одноклассников не видел, а учителя в присутствии учеников предпочитали о ней не говорить. Но однажды Марина услышала, что «она пьет». Она не очень-то поняла смысл этих слов, уяснила только, что это что-то нехорошее. А еще как-то она услышала произнесенную завучем обращенную к учительнице фразу – «Мальчика нужно спасать».

Марина помнила, что испытала тогда прямо-таки необъятное, сложное чувство – ей показалось, что спасти его должна именно она! Она, правда, не представляла себе, как это сделать, но это было неважно. Главное, что она была к этому готова. Собственно, сама учительница подсказала ей решение – Алеша учился плохо, и кому-то из одноклассников нужно было с ним позаниматься. Ну, и кому же, как не ей, Марине! Она первой подняла руку, предлагая свою кандидатуру на роль «спасительницы», и в тот же день после уроков они пошли к ней домой. Алеша поначалу идти не хотел, упирался и насмехался над Мариной, презрительно называя ее «училкой», но она, не обращая на это внимания, крепко взяла его за руку и повела за собой.

Мама Марины встретила детей более чем радушно, накормила и отправила их заниматься. Пока ребята корпели над учебниками, она осмотрели Алешину куртку, зашила на ней все дыры, а также отмыла его башмаки. На прощанье она нагрузила Алешу свежеиспеченными пирожками и пригласила его приходить к ним в гости.

На следующий день ситуация повторилась, только теперь Алеша пошел к девочке более охотно. Правда, во время занятий он все еще вел себя грубовато, часто смеялся над Мариной, дергал ее за косички и норовил устроить ей какую-нибудь пакость, но Марина терпеливо сносила все это. В конце концов, они стали заниматься почти каждый день, и оба привыкли к этим занятиям. Марине они приносили радость и чувство гордости. Она считала, что делает очень большое и важное дело. И пусть на это у нее уходит много времени и сил – не в этом дело. Главное, чтобы Алеша стал хорошо учиться, и поведение у него вроде бы наладилось. Так продолжалось до момента, пока вдруг Алеша не пропустил уроки. Его не было три дня, а на четвертый Марина не выдержала и, узнав из классного журнала его адрес, после уроков отправилась к Алеше домой.

Она еще ни разу не была у своего одноклассника, и ей пришлось изрядно поплутать в бестолково застроенном частном секторе, пока она нашла нужный ей старый дом. Но не это волновало девочку, а то, что Алеша, может быть, заболел, может быть, ему плохо, а также то, что они уже пропустили несколько занятий, и ему потом будет труднее все наверстывать. Она купила в магазине по дороге заварное пирожное для Алеши.

Марина подошла к деревянной калитке и постучала. Сразу же послышался заливистый собачий лай, а следом на крыльце появился Алеша. Увидев Марину, он просиял и хотел было сбежать ей навстречу и отпереть калитку, как вдруг из дома раздался хриплый голос, а затем показалась женщина с грубым, опухшим лицом. Она резко окликнула Алешу, и тот весь сжался от ее окрика. Потом женщина заметила Марину и громко спросила, что ей нужно.

– Я из школы, пришла узнать, почему Алеша на занятия не ходит, – ответила девочка.

– Не ходит, потому что мать у него болеет! – отрезала женщина.

– А что с ней? – спросила Марина. – И где она?

Женщина усмехнулась и уперла руки в бока, оглядев Марину презрительным взглядом сверху донизу.

– Мать его – это я, – сказала та. – И когда ему в школу ходить, это мне решать! А ты иди отсюда, а то я сейчас на тебя собаку спущу! Лешка, слышь? Давай, гони отсюда эту соплячку, жрать пора готовить! И нечего ей сюда ходить! Ишь, маркиза ангелов!

Алеша нерешительно посмотрел на Марину, потом на мать.

– Ну? – повысила голос та.

– Ты уходи лучше, – сказал он неуверенно, а потом вдруг закричал тонким, пронзительным голосом: – Уходи и не приходи сюда никогда больше, поняла?! А то… А то я сейчас и правда собаку спущу! Шарик!

Он сбежал с крыльца и направился к конуре. Марина резко отскочила от калитки. Собака заходилась прямо-таки надрывным лаем, и девочка бегом помчалась по переулку домой. К вечеру у нее поднялась температура, и мать очень тревожилась, не понимая, что с ней такое.

Алеша в их школе больше не появлялся. Марина краем уха слышала, что его перевели в интернат. Она старалась не вспоминать о нем. Впервые в жизни она столкнулась с проявлением такой жестокости и несправедливости в свой адрес и переживала это очень тяжело.

А потом… Ох, сколько потом с нею было всяких историй! Сколько ей пришлось вытерпеть от людей, которым она, кроме добра, ничего не делала!

«Сама виновата, для кого стараешься?!» – говорили ей подруги – и были, в сущности, правы. Действительно, ради кого она всегда старалась, приносила себя в жертву? Разве она не видела, не понимала, что за человек перед ней? Нет, конечно, все она видела и все понимала. Но привитое с детства ее мамой убеждение, что каждый человек в душе – хороший и заслуживает сочувствия и заботы, не позволяло ей жить только для себя, быть счастливой для себя, а не пытаться осчастливить других. Особенно если об этом никто не просил.

В итоге она не раз разочаровывалась, неоднократно переживала предательство, и оставалось только удивляться, как это она не разуверилась во всем человеческом роде и в жизни вообще. Эти ее жалостливость и заботливость привели в итоге к тому, что своего ребенка она тоже воспитывала одна. Только отец ее дочери не умер, как ее собственный, а просто и банально бросил их. Естественно, после того как Марина потратила на него почти все свои деньги и нервы.

Но она по-прежнему не унывала, улыбалась счастливой улыбкой, а дочь воспитывала так же, как воспитывала ее мама – нужно быть доброй, нужно быть бескорыстной, нужно быть справедливой… И, видя, как маленькая Дашенька улыбается ей, как она играет с другими детьми и никого не обижает, следит, чтобы все было по справедливости, Марина успокаивалась и снова убеждалась, что она все делает правильно. Пусть даже и в ущерб себе.

Отца своей дочери она давно простила, хотя он так ни разу и не навестил ее и не предложил ей и дочке абсолютно никакой помощи. С момента их расставания прошло уже шесть лет, рана ее затянулась, но Марина долго не могла ни в кого влюбиться. Вроде бы и дома она не сидела – обстоятельства вынудили ее вскоре после родов устроиться на работу, – и сама она довольно общительная, и мужчины пытались навязать ей свое знакомство, но Марина не откликалась. Она больше жила проблемами других. Ну и, конечно, делами своей дочери.

Те мужчины, которые не пользовались ее добротой, не злоупотребляли ее безотказным характером, зачастую становились для Марины хорошими друзьями.

* * *

Да, так уж сложилось, что дружить с мужчинами Марина умела лучше, нежели любить их. Так примерно вышло и с Виктором Шмелевым, когда Марина пришла устраиваться на работу в фирму «Эстамп».

Доброжелательный Виктор сразу же понравился Марине, она почувствовала, что ей будет легко работать с ним. Собственно, в этом она и не ошиблась. А когда и зарплата ее оказалась вполне достойной, она уже и не задумывалась о том, чтобы когда-нибудь сменить место работы.

Постепенно Марина влилась в коллектив, узнала, как водится, все обо всех, рассказала кое-кому о себе. Она вообще была открытым человеком. И ее больше всего удивили рассказы ее коллег о том, что, оказывается, у их сослуживца не очень удачно сложилась семейная жизнь.

В небольшом коллективе тайн практически не бывает, и вскоре Марина была посвящена во все подробности. Что жена у Виктора – «страшная мымра», занимается она только тем, что постоянно грызет его. Детей у них нет – она их заводить не хочет, и это понятно – ей просто лень ими заниматься. А теперь уже и он не хочет, потому что кто же от «такой» пожелает иметь детей? Непонятным для всех – и в том числе для Марины – было только одно: почему Шмелев вообще с ней живет, не развелся до сих пор со своей Ирмой?

Все сотрудники Виктору сочувствовали, правда, не напрямую, а лишь за глаза. А у Марины, когда она услышала все эти подробности, в душе прямо-таки огонь вспыхнул. Жгло ее чувство несправедливости: почему же такому положительному и очень симпатичному мужчине так не повезло?

Марина неоднократно хотела поговорить на эту тему с самим Виктором, но не решалась – мало ли, как он мог воспринять проявление подобного любопытства с ее стороны, еще сочтет ее бесцеремонной хамкой! Или, не дай бог, подумает, что она прощупывает почву, чтобы охмурить его. А у нее в ту пору и в мыслях ничего такого не было.

Случай для откровенного разговора представился сам собой. Однажды на фирме состоялась вечеринка по поводу какого-то праздника. Марина сейчас даже уже и не помнила – какого именно. Было шумно и весело, денег на мероприятие выделили достаточно, так что никто не скучал и не постился. Но всему приходит конец, и вот все, кто пришел с парой, начали расходиться. Поодиночке пришли только Марина и Виктор. Марина – потому, что ей просто не с кем было прийти, а Виктор всегда присутствовал на всех торжествах без своей супруги. Жену его вообще никто не видел, кроме Толика Карпина, да и то потому, что Толик приятельствовал с Виктором и заходил иногда к нему домой. Одним словом, Марина и Виктор остались после вечеринки наедине.

Марина, отчего-то смутившись, принялась было убирать со стола, но Виктор остановил ее.

– Ладно тебе, – сказал он. – Такой вечер классный, давай лучше посидим, покурим, поболтаем… Мне что-то домой совсем не хочется, а тебе?

– Мне тоже, – призналась Марина, поправляя распущенные русые волосы. – Дочка у матери, а дома меня и не ждет никто.

Она не кокетничала, не намекала Виктору, что дома у нее никого нет, просто сказала об этом откровенно, и он, очевидно, почувствовал это, потому что вдруг тоже заговорил искренне. Марина с удивлением узнала, что жена Виктора – совсем даже не мымра, он очень любит ее и хочет, чтобы у них была полноценная семья – с детьми, а Ирма, мол, полностью погружена в свою работу и совершенно не интересуется тем, что происходит дома.

Конечно, она очень устает на работе, Виктору ее жалко. К тому же у его жены слабое здоровье. Но не такой он представлял себе семейную жизнь! У его супруги не хватает времени и сил на заботу о нем, она, нагруженная собственными служебными заботами, не в состоянии выслушивать его, и они, по сути, живут каждый сам по себе. И Виктору даже становится страшновато, когда он думает, что со временем они и вовсе могут стать чужими.

Марина внимательно слушала, и в душе ее поднимались противоречивые чувства. С одной стороны, жалость к Виктору, сочувствие, желание помочь. А с другой – безнадежно рушились ее надежды, которые она спрятала в самой глубине своего сердца – надежды на то, что они могут быть счастливы вместе. Виктор неоднократно подчеркнул, что он любит свою супругу и хочет счастья именно с ней. С Мариной же он делился своими переживаниями просто как с другом.

Он почти не спрашивал Марину о ее жизни, выплескивал то, что волновало только его самого, но она не обижалась. Она слушала и пыталась оценить – есть ли у нее хоть какой-то шанс? По всему выходило, что нет.

– А почему ты не разведешься? – осторожно спросила она.

Виктор помолчал, пожал плечами:

– Ты знаешь, я и сам задаю себе этот вопрос. Наверное, потому, что в душе я – трус, – улыбнулся он. – Я боюсь скандалов, боюсь причинить боль Ирме, я даже боюсь конфликтов с тещей, которая, конечно же, обвинит именно меня во всех смертных грехах. А еще я… наверное, просто не хочу этого, – признался он. – Потому что развод означает конец. Конец всему. Я к этому не готов.

– Но ведь так очень тяжело жить, – тихо сказала Марина.

– Конечно, тяжело, – усмехнулся Виктор. – Я все думаю, что, если бы я сразу настоял на рождении ребенка, все могло бы быть иначе.

– Почему твоя жена за тебя вышла? Она тебя любила?

– Любила? – медленно переспросил Виктор. – Наверное, она и сейчас меня любит. Просто у нее свое собственное представление об этом чувстве. А может быть, она вообще никого не способна любить, и то, что она испытывает ко мне, Ирма принимает за истинную любовь. Но мне этого мало! К тому же она постоянно где-то задерживается, а моему обществу легко может предпочесть общество своей подружки!

Виктор постепенно «заводился». Марина поняла, что к его обиде на жену и переживаниям из-за обстоятельств его семейной жизни примешивается еще и ревность. Виктор непроизвольно начинал трясти ногой, сжимать кулаки, заговаривая о том, что жена часто задерживается на работе и даже в выходные дни оставляет его одного.

И она решилась задать ему важный вопрос:

– А ты не думал о том, чтобы завести… новые отношения? Может быть, они привели бы к образованию другой семьи, где ты был бы полностью счастлив?

– Другой? – удивленно спросил Виктор и вновь усмехнулся. – Мне бы с этой разобраться! Да и не так это просто – любя одну женщину, иметь роман с другой. Думаю, что к новым серьезным отношениям я пока что не готов.

Марина с грустью, понимающе кивнула.

Они проговорили так полночи, потом вышли из здания. Виктор отвез Марину домой и поехал к себе. Нет, между ними так ничего и не произошло в ту ночь, он не поднялся к ней и не пригласил куда-то ее… Его отношение к ней было просто дружеским. Но Марина после той ночи почувствовала, что она влюбилась в Виктора! Теперь она уже не просто сочувствовала ему – она его любила. Но любила не так, как раньше. Ей было мало про себя, в глубине души довольствоваться своей любовью, оставаясь в тени и ничего не получая взамен, кроме дружеских приветствий и поцелуев в щечку. Ее такое не устроило бы – печь Вите пироги, угощать его ими на работе и радоваться, что она хоть чем-то для него полезна. Ей хотелось стать «его» женщиной.

Но это было невозможно, и даже не по одной-единственной причине. Во-первых, отношение Виктора к ней не изменилось кардинальным образом после той ночи в офисе, что как-то связала их. Оно стало более теплым, более доверительным, более дружеским, но – это и все. Если бы Виктора спросили о Марине, он описал бы ее с самой лучшей стороны. Он не мог обходиться без ее профессиональных услуг, она присутствовала на всех праздничных мероприятиях фирмы, Виктору стало бы совсем невыносимо жить, если бы он не мог больше периодически делиться с ней своими переживаниями. Он очень привык к ней и уже не замечал, что нуждается в Марине. Но какой бы то ни было эротической окраски чувства Виктора при этом были лишены.

Он мог часто с ней встречаться, с удовольствием болтая или даже ничего не говоря, но ему бы не пришло в голову попробовать на вкус ее губы, ощутить, насколько мягки ее волосы, упруга грудь и горячо тело.

А вот Марина испытывала совсем другие эмоции. Она, наоборот, часто представляла себе, как Виктор обнимает ее, поднимает на руки, проводит пальцами по ее коже… Ей так этого хотелось, что она порою еле сдерживалась, чтобы не признаться ему в своих чувствах.

И ощущение несправедливости, что другая женщина, не любящая Виктора так, как она сама, получает то, что может и должна получать Марина, росло в ее душе с каждым днем. Марина просто кипела от возмущения, особенно когда Виктор позволял себе обмолвиться об очередном разладе в семье.

Марина сама не заметила, как в душе ее стало назревать решение. Оно зрело долго, успело окрепнуть и четко оформиться. Марина уже не сомневалась, что ей просто необходимо так поступить – пойти к жене Виктора и откровенно с ней поговорить. Убедить ее, что каждый их них имеет право быть счастливым. И если ее любовь к мужу уже прошла, может быть, Ирме стоит попытать счастья где-то в другом месте? Это могло бы оказаться выходом и для нее, и для Виктора… и для самой Марины. Если Виктор не в состоянии изменить ситуацию, это должна сделать она, Марина. В конце концов, наконец-то она что-то хорошее сделает для порядочного человека, а не для проходимца, который беззастенчиво пользуется ею!

Правда, Марина немного побаивалась встречаться с женой Виктора – почти все сотрудники утверждали, что она – мегера. Ну и что? Ей, в конце концов, недолго на нее смотреть! К тому же раньше те же самые люди говорили, что Виктор Ирму терпеть не может, а все оказалось совсем наоборот! Так что, может, она и не мегера вовсе…

Марина убеждала себя, что нужно просто прийти туда, решиться на первый шаг, а дальше будет легче. Во время одной из бесед с Виктором она узнала название фирмы, в которой работала его жена, а имя ее давно было Марине известно. Теперь нужно было решиться и пойти. Естественно, ни слова не сказав об этом Виктору. Она совсем не хотела, чтобы Виктор о чем-либо узнал, не хотела, чтобы он переживал из-за всего этого лишний раз. Она решила, что, если у нее все получится, то в дальнейшем она вообще постарается оградить его от всяких треволнений. А для начала нужно поговорить с Ирмой.

Она звонила в фирму «Абсолют», узнавала график работы… Собственно, можно было уже идти туда практически в любой день, но Марина отчего-то все оттягивала этот момент. Пару раз она просто приходила к зданию, где располагался офис фирмы, наблюдала, как выходят оттуда женщины, и гадала, кто же из них жена Виктора? В лицо она Ирму не знала, но и это – не проблема: можно было просто спросить Ирму Линдгардт. Однако разговор этот так и не состоялся…

* * *

– Марина, я очень вам признательна за этот честный рассказ, позвольте только уточнить: вы все-таки виделись с Ирмой Линдгардт или нет? – спросила я.

– Нет, – печально ответила Марина. – Я так и не решилась.

– Марина?.. – я, склонив голову, пристально посмотрела женщине в глаза.

– Но я правду говорю! – воскликнула она. – Я не беседовала с Ирмой и даже никогда не видела ее! Вы думаете, что я причастна к ее исчезновению?! Вы… Вы думаете, что я ее… убила?!

Произнеся эту фразу, Марина и сама испугалась и уставилась на меня широко раскрытыми глазами.

– Я думаю вот о чем: кто-то мне недавно позвонил и сказал, что у вас роман с Виктором, – честно призналась я. – И главное, зачем?

– Не знаю! – по-прежнему испуганно закрутила головой Марина. – Я, правда, не знаю!

– Может быть, у вас на работе кто-то еще имеет виды на Виктора? Подумайте!

– Да вроде бы нет, – сказала Марина после минутного раздумья. – У нас есть две одинокие женщины, но одна из них уже совсем пожилая, а вторая ищет себе принца на белом коне. Для нее Виктор – птица невысокого полета. И потом, откуда им-то знать ваш номер? Послушайте! – вдруг возбужденно вскричала она. – Но ведь можно попробовать определить номер, с которого вам звонили! Я читала, что если даже позвонят на стационарный телефон, это все равно возможно! Нужно обратиться на АТС!

Я слабо улыбнулась. Сейчас, когда телевидение переполнено фильмами на детективные сюжеты, многие простые обыватели считают, что они очень компетентны в том, как надо проводить расследование.

– В АТС обращаться бессмысленно, – вздохнула я. – Скорее всего звонили с телефона-автомата.

– Ну надо же, – разочарованно сказала Марина. – Тогда, конечно, это будет трудно…

– Не обижайтесь, но я все-таки спрошу: где вы были второго декабря вечером?

– Вечером – это во сколько?

– С восемнадцати до девятнадцати часов.

– Ровно в шесть я забираю дочку из детского сада, – ответила Марина. – А в половине седьмого мы с ней уже оказываемся дома. Можете спросить воспитателей, если не верите мне.

Я не считала, что это нужно. Мне было сложно представить, что Марина Казначеева в довольно-таки людном месте почти в час «пик» убивает на улице Ирму Линдгардт, а потом непонятно как прячет ее тело – таким образом, что его до сих пор не нашли.

– Марина, у вас нет никаких версий: кто мог такое устроить, чтобы жена Виктора исчезла?

– Ой, я понятия не имею! Я вообще не понимаю, зачем все это. Я могу лишь предположить, что она… сама от Виктора ушла.

– Да? – очень заинтересовалась я. – Почему вы так думаете?

– Я просто предполагаю! А куда еще она могла деться? Она же не ребенок! Если она пропала не по своей воле, значит, получается, что ее убили, так?.. – Марина посмотрела на меня.

– Ну, этот вариант – самый вероятный, – осторожно кивнула я.

– А убивать ее вроде бы и незачем! Она же не в криминальной структуре работает! Взять с нее в тот вечер практически было нечего, значит, версия с ограблением тоже отпадает.

– Вы, видимо, всерьез увлекаетесь детективами, – не удержалась я от улыбки. – Рассуждаете вполне логично. У меня тоже создалось такое впечатление, что Ирму не за что было убивать и она исчезла по доброй воле.

– Вот и проверьте эту версию, – посоветовала мне Марина.

Но я в советчиках-дилетантах не нуждаюсь, сама в состоянии решить, что мне делать. Так, разговор с Казначеевой можно считать законченным. Я была уверена, что романа с Виктором Шмелевым у нее нет: у Марины просто на лице было написано, что она спит и видит себя рядом с ним. И она искренне расстроена оттого, что Виктор не отвечает ей взаимностью. И, главное, устранять соперницу для нее вообще не имеет смысла: ведь Шмелев ясно дал ей понять, что Марина для него – просто друг.

Мне оставалось лишь попрощаться с Мариной и покинуть ее квартиру.

– Я попробую на работе провести самостоятельное расследование! – хмуря бровки, пообещала мне Марина на пороге.

– Я вас умоляю – только не это! – предупредила я ее. – Не надо никакой самодеятельности! Если в этом вдруг возникнет необходимость, я проведу такое расследование сама, через несколько дней.

Марина пробормотала что-то типа – «Ну, не надо, так не надо», вздохнула и закрыла за мной дверь.

А я решила – раз уж я выбралась из отеля – заехать к себе домой, чтобы взять кое-что из вещей для поездки в Карлсруэ, а заодно посмотреть, как продвинулись ремонтные работы и могу ли я рассчитывать по возвращении в Тарасов переселяться в свои родные пенаты.

Всю дорогу я ломала голову: каким образом этому неизвестному «доброжелателю» стал известен номер моего телефона? Ведь это в первую очередь означает, что он знает, что я веду расследование! Следовательно, он знаком либо с Виктором, либо с Ирмой. И скорее всего с Виктором, потому что ему известно имя Марины Казначеевой. А его, как я полагала, не знала даже сама Ирма. Она мужа о его делах и не расспрашивала почти, где уж ей интересоваться его коллегами!

Оставив машину на улице, я направилась в подъезд. Как назло, там было темным-темно – видимо, что-то произошло с электропроводкой: не горела ни одна лампочка. Еще неприятнее – не работал и лифт, и мне пришлось на ощупь подниматься по лестнице. Я, конечно, человек совершенно не боязливый, просто не очень-то люблю ползти куда-то в кромешной тьме, рискуя споткнуться и разбить себе лоб…

Напавший явно не был профессионалом. Иначе мне бы не поздоровилось! Он выдал себя, слишком рано зашуршав чем-то в своем укрытии, между третьим и четвертым этажами. Чувство опасности развито у меня великолепно. Едва заслышав этот шорох, я уже была готова к нападению, уже видела метнувшуюся в мою сторону тень, уже всей кожей ощущала занесенную для удара руку с зажатым в ней предметом…

Резким ударом выбив этот предмет, я развернулась, чтобы переключиться на самого нападавшего, но он оказался все-таки весьма проворным. Темнота несколько затрудняла мое положение, тому человеку приходилось лучше: свет луны с улицы падал от него, освещая мою фигуру и ослепляя меня. Я успела лишь отклониться в сторону, и удар, направленный мне в живот, получился скользящим. Однако мой ответный удар тоже не удался: неизвестный стремительно понесся вниз по лестнице.

Я никогда не считала, что громкий крик – лучшее средство защиты. Но сейчас мне не нужно было защищаться, требовалось остановить этого человека. Я пыталась разогнуться, в темноте нашарить улетевшую в сторону сумку и найти в ней спички. И я закричала – громко, пронзительно. А шаги его звучали уже где-то на первом этаже.

Двери распахнулись далеко не все, но все-таки кое-кто из жильцов дома не усидел в своей квартире. Площадку осветили зажженные спички, зажигалки и даже фонарики.

– Что там происходит? – послышался мужской голос.

– Эй, он на первом этаже! – закричала я. – Держите его!

Жильцы затоптались в дверях, не понимая, чего от них хотят и стоит ли реагировать на мой призыв. Плюнув на все, я поскакала вниз, хотя уже слышала, что дверь уже пиликнула кнопкой выхода и мои шансы на поимку нападавшего изрядно уменьшились.

Когда я наконец выскочила на улицу и огляделась по сторонам, там никого уже не было. Я пробежалась по двору туда-сюда, озираясь – никого! Либо он уже ушмыгнул, либо затаился где-то. Обойдя весь двор, я побрела обратно к подъезду. На улице собралось несколько человек.

– Таня, так это ты? – спросила одна из соседок, узнав меня.

– Я, – вынуждена была признать я очевидный факт.

– Ну кто же еще, как не Иванова! – саркастически заметил сосед с третьего этажа. – Кто у нас – главная жертва нападений?

– Радуйтесь лучше, что я все удары принимаю на себя! – буркнула я. – Вам же меньше достается!

– Таня, да ты цела хотя бы?! – спросила меня все та же соседка, Галина Витальевна. – В больницу тебе не надо?

– Не надо мне ни в какую больницу, все обошлось, спасибо. Можете расходиться, он уже точно больше тут не появится, – обратилась я сразу ко всем и пошла в подъезд. Взявшись за ручку двери, я повернулась к кучке собравшихся и словно бы мимоходом заметила: – Провода надо бы проверить. Думаю, не зря у нас лифт не работает и свет во всем доме не горит.

Глава шестая

Происшествие в подъезде хоть и оставило неприятный след в моей душе, но более серьезного вреда не причинило. И самое главное, что мне не пришлось из-за него отменять поездку в Германию. Так что в десять часов утра я уже была в тарасовском аэропорту, одетая по-дорожному и со спортивной сумкой на плече. Самолет взмыл в воздух, постепенно оставляя наш заснеженный город далеко позади. Я смотрела в иллюминатор и наблюдала, как он превращается в крошечную точку там внизу.

Я размышляла об этом вчерашнем нападении. Не нравилось оно мне! И в ситуацию как-то не вписывалось… Пока что в процессе расследования, ознакомившись с окружением Ирмы, я не выделила никого, кому было выгодно, чтобы я прекратила это дело.

И тут же я подумала: а этого ли хотел от меня нападавший? А чего же еще? Грабить он меня точно не собирался, на сумку даже не посмотрел. Насильники тоже ведут себя по-другому. И вот еще что: он поджидал меня в подъезде моего дома, значит, либо был не курсе, что я уже в течение двух дней проживаю в парк-отеле «Богемия», либо он следил за мной, пока я ездила к Марине Казначеевой домой. Дождавшись окончания нашей беседы, он увидел, что я еду по своему родному адресу, обогнал меня и затаился в подъезде. Вполне правдоподобно и легко осуществимо… Но кто же он? И он ли убеждал меня в неверности супруга Ирмы по отношению к ней?

Сколько ни ломала я голову, ответ никак не приходил. И я решила пока что отбросить эти мысли и сосредоточиться на персонажах, проживающих в Карлсруэ. А уж потом – все остальное.

Два перелета в день – весьма утомительно даже для привычного к нагрузкам человека. Но позволить себе отдохнуть с дороги я никак не могла. В Карлсруэ мне нужно было попасть как минимум в два места: домой к Адель Граубе и к Генриху Линдгардту. Терять время на отдых было бы крайне неразумно, и я первым делом поспешила на Брауэрштрассе, где, по словам матери Ирмы, счастливо проживала ее подруга детства.

В Германии я бывала неоднократно, но вот Карлсруэ мне доводилось посещать впервые, и я еще в самолете почитала специально приобретенный мною путеводитель, знакомясь с историей и географией этого города. А теперь я могла воочию увидеть, соответствует ли теория практике.

Город Карлсруэ возник в свое время на равнине, между Рейном и северными отрогами Шварцвальда. Улицы, бывшие первоначально лесными просеками, веером расходились от центрального дворца. Поэтому ориентироваться в городе было чрезвычайно легко, а ездить – удобно благодаря отсутствию там кривых узких улочек, мощенных булыжником, весьма популярных в Средние века.

Центр Карлсруэ мало чем отличается от центра любого другого современного мегаполиса, а вот более удаленные от него места города все-таки хранят колорит средневековой Европы, несмотря на то что Карлсруэ считается городом очень молодым – он всего лишь на двенадцать лет «моложе» нашего Санкт-Петербурга. Здесь все гораздо более самобытное: белые дома с красными крышами, в три-четыре этажа, необычной формы – круглые замки, башенки с малюсенькими окошечками, обилие растительности, очень тщательно ухоженной, как и все в Германии. Правда, зеленью окрестных пейзажей мне довелось полюбоваться лишь на представленных в путеводителе фотографиях, поскольку сейчас был не летний сезон, и деревья стояли облетевшие.

Адель и ее семья занимали одну из квартир в четырехэтажном особнячке, очень симпатичном на вид и наверняка столь же удобном и практичном внутри. На мой звонок открыла женщина средних лет. Она о чем-то спросила у меня по-немецки. Я не очень хорошо владею этим языком, поэтому просто сказала, что мне нужно видеть фрау Граубе. Женщина ничего не ответила и вернулась в дом, а вскоре в дверях показалась симпатичная молодая особа со жгуче-черными пышными волосами, рассыпанными по ее плечам и спине, и с неожиданно яркими синими глазами.

– Я ищу Адель Граубе! – обратилась я к ней по-русски. – Я из России, от Ирмы Линдгардт! – мне пришлось слегка покривить душой, чтобы женщина прониклась ко мне доверием: в Германии с незнакомым человеком могут просто отказаться разговаривать.

Женщина удивленно вскинула брови, но тут же закивала и крикнула ине:

– Заходите, быстрее!

Я прошла в подъезд, и женщина торопливо закрыла за мной дверь. Несмотря на то что зимы в Германии далеко не столь морозные, как в России – и сейчас здесь было, примерно как у нас в середине осени, но все-таки держать дверь нараспашку было неразумно.

– Я и есть Адель. Что мне хотела передать Ирма? – с улыбкой спросила хозяйка, когда мы обе очутились в доме.

Я вздохнула и начала:

– У меня не очень приятные новости. Дело в том, что Ирма исчезла несколько дней тому назад, и Екатерина Михайловна наняла меня расследовать это дело. Расследование и привело меня в Германию.

По лицу Адель было видно, что она впервые слышит обо всем этом и крайне удивлена.

– Майн готт! – только и пробормотала она растерянно. – Давайте хотя бы присядем… Ведь разговор наш вряд ли будет коротким? Но я, собственно, не знаю, чем я могу вам помочь. Она ведь пропала в России!

Мы с Адель поднялись по закругленной белой лесенке на второй этаж, где она провела меня в гостиную и усадила на широкий диван, решительным жестом сдвинув в сторону огромные мягкие игрушки.

– Как же это случилось? Как она вообще могла куда-то пропасть? – недоуменно вопросила Адель.

Я вкратце обрисовала ей ситуацию и спросила:

– Скажите, Ирма не звонила вам в последние дни?

– Нет, – покачала головой Адель. – Я предлагала ей общаться по скайпу, но Ирма, хотя и установила его, еще ни разу не пользовалась. Она говорила, что по вечерам после работы у нее совершенно нет сил. К тому же и разница в часовых поясах сказывается.

– Адель, когда вы последний раз общались со своей подругой?

– Полтора месяца тому назад, шестнадцатого октября, – сказала Адель. – Как раз на следующий день после того, как ко мне приходил герр Линдгардт. В смысле, отец Ирмы.

– Он приходил к вам? – удивилась я.

– Да, он просил меня дать ему телефон Ирмы, – поведала мне Адель. – Сказал, что у него есть только адрес ее матери и что Ирма там теперь не живет, а ему очень важно поговорить с ней лично.

– И вы дали ему номер?

– Конечно, а почему я должна была бы его скрывать? – недоуменно посмотрела на меня Адель. – Я всегда симпатизировала герру Линдгардту! И сразу же его нашла, когда мы переехали в Карлсруэ. Я всегда была убеждена, что им с Ирмой следует наладить взаимные контакты, невзирая на все разногласия между ним и ее матерью. Ведь герр Линдгардт вовсе не такой уж плохой человек, каким его описывала Екатерина Михайловна, к которой я тоже отношусь очень хорошо. Просто он слабохарактерный. Но добрый.

Если Ирма Линдгардт, по рассказам ее знакомых, и напоминала по характеру типичную молодую немку, то Адель Граубе походила скорее на уроженку стран Средиземноморья. Она была живой, яркой и очень уверенной в себе. Да и черты ее лица больше были похожи на итальянский или латиноамериканский тип внешности.

– Вы в курсе, о чем он разговаривал с дочерью?

– Конечно, в курсе! – воскликнула Адель. – Ирма потом сразу же перезвонила мне и все рассказала. Я давно не помнила ее такой возбужденной и счастливой.

– Она так обрадовалась звонку отца?

– И этому тоже, но не только. Ведь герр Линдгардт обещал ей подарок, да еще какой!

– Какой? – с неподдельным интересом спросила я.

– Шкатулку с их фамильными драгоценностями, изготовленными в позапрошлом веке или даже раньше! Они принадлежали еще его прабабушке, а она была чистокровной немкой. Я даже ее имя запомнила – Вильгельмина Адельгейм. Красивое имя, правда? Она вышла замуж за некоего барона Линдгардта. Ну, драгоценностей в этой шкатулке, может, не так и много осталось – все-таки семейству Линдгардт доводилось переживать весьма тяжелые времена, включая войны и репрессии. Особенно после того, как их угораздило перебраться в Россию. Так что драгоценности потихоньку распродавались, и шкатулка постепенно опустела, но кое-что от прежней роскоши все-таки осталось. Кажется, это единственное, что герру Линдгардту удалось сберечь от проворных ручек своей супруги! – Адель усмехнулась.

– Вы имеете в виду его нынешнюю супругу? – уточнила я.

– Ну да, фрау Кэт, – хмыкнула Адель. – Хотя как она была Катькой Прохоровой, так ею, на мой взгляд, и осталась. Я же приходила к ним в гости, сразу после нашего приезда сюда. Хотела с ней познакомиться, наладить отношения. Все-таки здесь не так уж много русских, а ведь нужно поддерживать связи с земляками, правда?

Я никогда не была эмигранткой, но все же понимающе кивнула.

– Так вот, эта Кэт очень негативно отреагировала на мой визит. Я видела, как неудобно герру Линдгардту, хотя он очень мне обрадовался и все расспрашивал о том, как там Ирма, а потом незаметно сунул мне пятьсот марок для нее. Я думаю, что, если бы не его супруга, все могло быть по-другому.

– Адель, дорогая, давайте вернемся к этой шкатулке, – торопливо заговорила я, чувствуя, что, кажется, поймала за хвост настоящую удачу. – Что там были за драгоценности? Какова их цена? И успел ли герр Линдгардт передать их дочери?

– Да, успел, Ирма их благополучно получила – в посылке, по почте, – начала Адель с ответа на мой последний вопрос.

– Вы точно знаете, что получила? Лично в руки? Может быть, он просто отправил посылку, а дошла ли она до Ирмы, вы не в курсе?

– Да ну что вы! Ирма мне позвонила и подробно рассказала, что в ней было! Изумрудные серьги, перстень, обручальное кольцо и кулон на цепочке. Кулон ей особенно понравился, она не скрывала своего восторга. Цену я точно не знаю, да и Ирма не собиралась их продавать. Ей было приятно, что отец подарил эти вещи ей. Но я думаю, что сумма получилась бы немалая. Если не на роскошную, то на вполне сносную жизнь ей бы вполне хватило.

– А сама Ирма не приезжала в Германию?

– Нет, она ни разу здесь не была, хотя я неоднократно ее приглашала.

– И не планировала?

– Планировала, но только теоретически. Говорила, что, может быть, летом…

– Она никогда не упоминала также имя – Альберт?

– Нет, – Адель посмотрела на меня с удивлением и интересом. – А кто это?

«Еще бы я сама знала!» – подумала я, но спросила о другом:

– Она рассказывала вам о муже, о своей семейной жизни?

– Да, но немного. У них довольно-таки ровная жизнь, спокойная, без эксцессов.

– Вы знаете Виктора Шмелева лично?

– Да, я была у них на свадьбе. Правда, вскоре после этого мы уехали в Германию. Ирма всегда говорила, что у них с Виктором все хорошо.

– Как вы думаете, Ирма поделилась бы с мужем тем, что отец подарил ей столь ценный подарок?

– Думаю, да, – Адель смотрела на меня удивленно, словно хотела сказать – «а разве может быть иначе?».

«А вот Виктор Шмелев ничего такого мне не рассказал! – отметила я про себя. – И Екатерина Михайловна – тоже! Ирма скрыла этот факт от них обоих? Или они скрыли его от меня? Или кто-то один из них?»

Дальнейший разговор с Адель не принес мне никаких новых сведений, но мне хватило уже и того, что я узнала. Это был полигон для новых версий. Теперь мне нужно побеседовать с самим герром Линдгардтом и получить ответы на важные вопросы, по-прежнему еще висевшие в воздухе. И я, попросив у Адель на всякий случай номер ее телефона и уточнив, верный ли адрес дала мне Екатерина Михайловна, отправилась туда.

Особняк Линдгардтов в бордово-коричневых тонах, куда я добралась на быстроходном желто-красном трамвае, выглядел солиднее, чем дом, в котором жила Адель. Несмотря на то что он был меньше по размерам, зато рассчитан, кажется, на одну семью. И хотя располагался он дальше от центра, но выглядел престижнее.

Мне пришлось долго трезвонить в колокольчик, пока на крыльце не показалась высокая, довольно-таки габаритная женщина с забранными в хвост локонами, выкрашенными в белый цвет. Несмотря на то, что одета женщина была по-европейски, по ее манерам, повадкам и взгляду я с ходу определила, что передо мною – моя соотечественница, потому я и решила заговорить с ней по-русски. Женщина стояла на крыльце, положив руки на бедра и глядя на меня весьма самоуверенно и даже вызывающе. В ее глазах так и читалось – «чего надо?».

– Добрый день, – начала я.

Женщина ничего не ответила, только чуть нахмурилась и кивнула.

– Могу я поговорить с герром Линдгардтом? – продолжала я.

– Его нет, он в больнице, – ответила женщина и собралась было захлопнуть дверь, но я не отступила.

– А где он?

Женщина секунду подумала и спросила:

– А вы кто?

– Я из России, разыскиваю его дочь, – практически не соврала я.

– А почему вы ее ищете здесь? – неприязненно оттопырила женщина нижнюю губу. – Она здесь никогда не бывала!

– Она пропала. Проводится расследование. Вы можете быть важным свидетелем! Пока что с вами уполномочили поговорить именно меня, но дело должны вскоре передать в руки германской полиции, и тогда вам придется проехать в участок, чтобы подробно побеседовать там. Если вы отказываетесь от разговора со мной, подпишите, пожалуйста, расписку, чтобы вас могли вызвать официально, – я врала ей на голубом глазу, при этом соблюдая максимальную любезность, не повышая тона и не меняя вежливых интонаций. Я знала, как беседовать с людьми, подобными Екатерине Прохоровой, чтобы у них не возникло претензий, а вот угрозу грядущих неприятностей или хотя бы неудобств они как следует прочувствовали.

И Екатерина меня поняла правильно. Отступив на шаг назад, она проронила:

– Ну… Проходите. Но предупреждаю: у меня мало времени, и я ничего не знаю!

– Я вас надолго не задержу, – пообещала я. – Во-первых, вы лично знакомы с Ирмой?

– Нет, я же говорю, она никогда здесь не бывала.

Я спокойно водила ручкой в блокноте, записывая слова Кэт-Катерины.

– Ваш супруг часто с ней общается?

– При мне он не общался с ней ни разу, – коротко сказала Кэт. – Я пресекла его общение с детьми сразу же, чтобы отвадить всех этих нахлебников. Они и сами его не видели много лет! С какой стати он должен им что-то платить?

– А Ирма требовала, чтобы отец платил ей?

Екатерина хотела что-то ответить, но осеклась и просто пробормотала:

– Нет, Ирма не требовала.

– Кто-нибудь еще?

– Нет.

– В какой больнице находится ваш муж?

Екатерина заколебалась, затем все-таки произнесла:

– В городской больнице Карлсруэ, это бывшая клиника, на Лиделплатц. Отделение кардиологии.

Это название попадалось мне в путеводителе, и я не стала ее подробно выспрашивать об адресе клиники, положившись на собственные способности. Собственно, говорить с Кэт мне больше было и не о чем: я уже поняла, что герр Линдгардт тщательно скрывал от супруги свои отношения, в том числе и деловые, со своими детьми. И лучше мне не терять времени и направиться прямо в больницу.

Я попрощалась с Екатериной, вышла на улицу и хотела было поймать такси, чтобы без проблем добраться до больницы, как вдруг увидела, что перед крыльцом дома затормозила какая-то машина. Из нее вышел молодой человек лет тридцати, в легкой куртке, его светлые волосы кудрявились на висках, выбиваясь из-под кепки. Он огляделся по сторонам, медленно двинулся к крыльцу и позвонил. Судя по его неуверенным движениям, мужчина был здесь впервые. Машина, на которой он приехал, уехала в сторону центра.

Крайне заинтересованная, я потихоньку отошла в сторону, прокралась к дому с левой стороны, где росли деревья, и притаилась за углом. Конечно, я подосадовала из-за того, что молодой человек сейчас пройдет в дом и я не услышу его разговора с хозяйкой. А разобрать слова через закрытое окно – на это нечего даже надеяться.

Но мне повезло! Екатерина, открыв дверь, не впустила молодого человека в дом, и разговор их происходил на крыльце – весьма короткий, нужно сказать, но очень содержательный. И, несмотря на то что начало их беседы было негромким и я не смогла его разобрать, продолжение оказалось весьма характерным.

– Мне нужно видеть отца! – выкрикнул мужчина. – Ты не имеешь права скрывать от меня, где он находится!

– Я, в отличие от тебя, свои права хорошо знаю! – прошипела Екатерина. – Убирайся отсюда! Ходят-бродят тут все подряд, вынюхивают! Ничего вы не получите!

И она с треском захлопнула массивную деревянную дверь. Я осторожно выглянула из-за угла. Молодой человек постоял на ступеньках, подумал немного и снова позвонил. На этот раз Екатерина не соизволила ему открыть. Тогда он решительно направился к окну. Я едва успела отскочить за торец дома. Парень забарабанил кулаком в стекло и закричал:

– Скажи мне, где отец, и я уйду!

Никто не отреагировал на его призыв. Молодой человек продолжал стучать, пока наконец терпение хозяйки не лопнуло и она, приоткрыв стеклянную створку, не крикнула:

– Не прекратишь тарабанить – вызову полицию! Тебя упекут, и надолго! Все нервы вы мне вымотали!

Молодой человек крепко сжал кулаки. На лице его злобно заходили желваки, и он, смачно плюнув на стерильную асфальтовую дорожку, резко повернулся и зашагал к остановке. Я уже поняла, что это скорее всего Михаил Линдгардт – старший сын Генриха Линдгардта от первого брака.

Но почему он оказался здесь? И с какой целью он разыскивает отца? Не с ним ли Ирма?

Мысли эти вихрем промчались в моей голове, пока я соображала, как лучше поступить. Единственное я знала точно: упускать Михаила из виду нельзя ни в коем случае! Поэтому лучше мне отложить поездку в больницу и проследить за парнем.

Михаил передумал идти к остановке и направился в сторону парка. Присел на лавочку и, подперев рукой подбородок, мрачно задумался. Он никому не звонил, никого не ждал, и создавалось такое впечатление, что парню просто некуда идти.

Я понятия не имела, как долго он так собирается морозить задницу на скамейке, просто прогуливалась по дорожкам, стараясь не терять Михаила из виду, пока в голове моей не созрел удачный, как мне показалось, план.

Я подошла к молодому человеку и, глядя на него сверху вниз, спокойно произнесла:

– Добрый день, Михаил!

Парень удивленно вздернул голову и поправил козырек кепки. Кончик его носа на довольно-таки смазливом лице покраснел, поскольку его спортивная курточка была все же слишком легкой даже для мягкой немецкой зимы.

– Здрась-те, – процедил он, не отрывая взгляда от моего лица и, видимо, прикидывая, что ему сулит мое появление – добро или худо?

– Ты ищешь отца? – спросила я, чтобы сразу дать ему почувствовать свое психологическое превосходство.

Михаил уставился на меня еще с большим вниманием и кивнул.

– А вы что, знаете, где он? – спросил он с недоверием.

– Слушай, Миша, – я присела рядом с ним на скамейку. – Думаю, что мы могли бы оказаться полезными друг для друга. Да, я знаю, где твой отец. И даже могу поделиться с тобой этой информацией. Но только если ты мне честно расскажешь – зачем ты его ищешь, что вообще здесь делаешь и где твоя сводная сестра Ирма?

– Ирма? – Михаил посмотрел на меня уже явным изумлением. – А разве…

– Что – разве? – уточнила я, поскольку Михаил запнулся.

– Вы кто? – помолчав, спросил он вместо ответа.

– Неважно, кто я. Мне просто нужно узнать, что произошло с твоей сестрой. И, если честно, Миша, твое поведение начинает вызывать у меня смутные подозрения, что ты причастен к ее исчезновению.

В глазах Михаила появилась тревога.

– Я ничего вам не скажу, пока не узнаю, кто вы, – произнес он, попытавшись встать со скамейки, но я решительным жестом усадила его обратно.

– Послушай, – твердо произнесла я. – Я детектив, которого наняла мать Ирмы вскоре после исчезновения ее дочери! В России заведено уголовное дело по этому факту. А я приехала сюда, чтобы выяснить кое-какие детали, поскольку милиция наша ограничена в средствах и не может послать в Германию своего сотрудника. Но работу свою милиция знает хорошо, а уж выбивать показания умеет просто прекрасно. Российская камера – это тебе не Германия, так что даже и не надейся попасть в местную тюрьму с отдельным номером, душем и телевизором. Ты отправишься вместе со мною на родину, и там с тобой поговорят по-русски.

– За что это меня – и в тюрьму?! – возмутился Михаил. – Я, вообще-то, ничего не сделал! Приехать в Германию – это уже преступление?

– Нет, не преступление. Но ты отказываешься от сотрудничества со мной, а я представляю одни интересы с милицией. Так почему же ты не идешь на контакт?

– У меня свои интересы, – в сторону пробормотал Михаил.

– Понимаю, – кивнула я. – Тем более, если ты не причастен к исчезновению сестры, тебе лучше рассказать мне об этих твоих интересах. К тому же тебе нужно найти отца, так? Без моей помощи ты все равно не сможешь это сделать. Может быть, заключим временное сотрудничество? Ты поможешь мне – я тебе.

Михаил посмотрел на меня недоверчиво, потом сказал:

– Документы покажите!

– Это пожалуйста, – улыбнулась я, доставая свое удостоверение частного детектива.

Михаил внимательно посмотрел его и вернул мне.

– Я просто хотел поговорить с отцом насчет наследства, – сказал он.

– Отлично, вот у нас и началось взаимное содействие, – обрадовалась я. – Только предлагаю все же не мерзнуть на улице, а отправиться в какое-нибудь кафе.

– Не пойду, – помотал головой Линдгардт-младший.

– Почему? – удивилась я.

– У меня денег мало, – стыдливо признался он.

– А домой как ты собираешься возвращаться?

– В смысле? У меня есть билет на самолет!

– На сегодня?

– Ну да… Я и так на эту поездку занял, чтобы номер в гостинице снять.

Я усмехнулась:

– Ладно, я тебя угощаю. Пойдем, а то ты себе уши отморозишь! – я дернула его за козырек кепки.

Михаил поднялся со скамейки, и мы направились в ближайшую кондитерскую, где наш разговор и продолжился.

– Отец никогда не думал обо мне, – прихлебывая свежесваренный кофе с булочкой, с обидой говорил Михаил. – Теперь еще и драгоценности отдал Ирме! А я что, рыжий, что ли?

– Вообще-то, почти, – заметила я, бросая взгляд на его золотистые кудри. – Ладно, извини. Продолжай. Откуда тебе известно, что он отдал ей эти драгоценности?

– Так он сам мне сказал!

– Значит, ты виделся с ним?

– Нет, он мне позвонил. Жаловался на здоровье, сказал, что плохо себя чувствует, часто вспоминает о своих детях и хочет оставить мне наследство. Я спросил про Ирму, а он ответил, что уже подарил ей шкатулку с прабабкиными драгоценностями. Потом он сказал, что перезвонит мне – и тишина! Меня такое зло взяло! Ей, значит, драгоценности, а мне фигу с маслом?

Михаил с досады сделал слишком большой глоток и чуть не поперхнулся.

– И что же дальше?

– Пошел я к сестрице: так, мол, и так, говорю, бог делиться велел. А она – в отказ. Тебе, мол, отец денег даст, он обещал. Я отцу звоню, звоню, а он не отвечает! Я и подумал, что они с сестрицей договорились меня кинуть!

– Что за бред? – удивилась я. – Зачем им это нужно? Если бы отец не хотел оставлять тебе наследство, он не стал бы звонить и что-то обещать.

– А куда же тогда подевалась Ирма? – задал мне Михаил вопрос, ответ на который я и сама искала уже несколько дней.

– Сам-то как думаешь? – тихо спросила я.

– У меня две версии, – признался Линдгардт. – Первая – она кинула вообще всех! Свалила с этими драгоценностями подальше от своей постылой работы и такого же постылого муженька!

– Почему постылого? – насторожилась я. – Ирма рассказывала, что ей надоел ее муж?

– Нет, она вообще мало что рассказывала, – признал старший брат.

– Ты общался с ней в Тарасове?

– Заходил к ним иногда.

– Зачем?

– У меня… сложный период в жизни образовался, – неохотно проговорил Михаил. – На работе платить стали меньше в связи с кризисом, потом и вовсе сократили. А у нее – стабильный заработок, к тому же муж… В общем, сестра не бедствовала, у нее всегда можно было денег перехватить.

– Прекрасно! – усмехнулась я. – Перехватывать деньги у сестры, да еще и младшей!

– Так я же ей долги возвращал! – вскинулся Линдгардт. – И потом, она добровольно мне деньги давала, никто ее не заставлял. Правда, муженек ее недовольство проявлял из-за того, что я к ним прихожу, но я его быстро на место поставил!

– Это каким же образом? – полюбопытствовала я.

Михаил допил кофе, вытер губы салфеткой и заговорил с насмешливыми интонациями в голосе:

– Пришел я как-то в выходной, Ирмы дома не оказалось, а он там с бабой!

– Это ты с чего такое взял?! – с расширившимися глазами спросила я. – Видел?!

Михаил посмотрел на меня снисходительно:

– Тут семи пядей во лбу не нужно, чтобы все правильно понять. Дверь он открывать не хотел слишком долго – это раз. А я видел, что машина его у подъезда стоит, значит, он дома. Крикнул ему из-за двери, мол, открой, я знаю, что ты дома, я, мол, на минутку. Виктор, наверное, побоялся, что я Ирме настучу, что он мне не открыл, и решил реабилитировать себя. Едва штаны, наверное, натянуть успел! Улыбается мне, хотя всегда терпеть меня не мог, заискивать даже передо мной пытался. А дверь в комнату Ирмы была закрыта. Да и видно было по нему, что он не один. Ирмы, говорит, нет, ее внезапно на работу вызвали, а я, мол, задремал. Ну, думаю, свисти, свисти!..

Вышел я, короче, на улицу и решил покараулить немного. Весной дело было, почему бы мне не постоять на свежем воздухе? Вскоре она и появилась. Видная, конечно, бабенка, хотя и не фонтан, честно говоря! – скривил он губы. – Меня даже обида взяла за сестрицу!

– С чего ты взял, что именно та женщина была у Виктора в гостях?

– Так она голову подняла, когда из подъезда выходила, и на их балкон посмотрела. Он, правда, не вышел – все-таки не совсем уж он дурак, наверное. А потом я его к стенке прижал!

– И что? Он признался в интимной связи?

– Нет, он ничего признавать не стал, сказал, что мне все это померещилось, но с тех пор больше не вякал на тему, чтобы я не приходил, потому что я ему прямо намекнул – Ирма вполне может узнать о его проделках. Больше он в наши дела с сестрой не встревал.

– Так-так… – я постучала кофейной ложечкой по крышке столика. – Как выглядела та женщина?

– Примерно его возраста, волосы темные, в джинсах, голубых, и в майке с вырезом, грудь ее оттуда аж чуть не вываливалась. Видно, этим она его и прельстила, – с презрением сказал Михаил.

– Узнать ее сможешь? – сосредоточенно размышляя, спросила я, жалея, что у меня нет с собой фотографии Марины Казначеевой.

– Не знаю. На ней, вообще-то, очки темные были.

– А духи? Запах опознаешь? – я буквально тыкалась в разных направлениях.

– Да вы что?! – вытаращил на меня глаза Михаил. – Я в них не разбираюсь! Да и нюхал я их пару минут, не больше.

– Тьфу ты! – в сердцах выругалась я. – А может, это вообще девочка по вызову была?

– Не похоже, – покачал головой Михаил. – Да и показалось мне, что отношения вполне определенные между ними имеются.

– Почему?

Он задумался.

– Не могу объяснить, – ответил он наконец. – Интуиция.

– Когда это точно произошло, помнишь?

– В конце мая, жарко уже было. Хотя точное число я, конечно, вам не назову.

– Ты говорил, что у тебя есть две версии относительно того, что случилось с Ирмой, – напомнила я ему. – Какова вторая?

– Что убили ее, понятное дело, – пожал плечами Линдгардт.

– Кто? И из-за чего? – спросила я.

– Из-за шкатулки, конечно! Из-за чего же еще? А вот кто… Может, и муженек ее! А может, кто-то еще, кому она наболтать об этом успела. Вы же знаете, что бабы вообще языком метут, не думая. Проболталась, может, на работе, ее и грохнули.

Самым обидным было то, что я не знала наверняка, известно ли кому-то еще о шкатулке, полученной Ирмой от ее отца. Никто, ни единая душа не упоминала об этом! Ни Виктор, ни коллеги Ирмы по работе, ни Виктория Суханова, ни даже Екатерина Михайловна!

– У Ирмы был любовник? – спросила я наконец.

– Не знаю, она мне не докладывала.

– Ты не знаешь среди ее знакомых некоего Альберта?

– Нет, не слышал никогда это имя.

– Когда ты видел сестру в последний раз? – перешла я к конкретным вопросам.

– Давно, с месяц тому назад, наверное. Когда отец мне позвонил и сказал про шкатулку.

– Ты был позже у нее дома?

– Ну да. А она сказала – с отцом, мол, разговаривай, я вам уже рассказывал об этом. А как с ним разговаривать, если он трубку не берет! – вновь разозлился Михаил. – Если он не хотел мне денег дать, зачем же обещать? Вот я и думаю, что никто ее не убивал, а она просто сбежала с этими денежками и решила зажить припеваючи!

– Зачем же ей сбегать? Разве она их получила незаконно?

– А отец тогда где? Почему он от меня скрывается? – громко так, что даже пожилой булочник обратил на нас внимание, вопросил Михаил.

– Ваш отец в больнице, – тихо проговорила я. – И уже давно. У него очень плохо со здоровьем.

Михаил осекся и даже отпрянул от меня. Некоторое время он сидел тихо, как мышь, потом решился поднять глаза.

– Да? – переспросил он. – А почему же эта… ничего мне не сказала?

– Если вы имеете в виду его нынешнюю супругу, то, видимо, она категорически против того, чтобы герр Линдгардт общался со своими детьми. Она этого, кажется, и не скрывает.

– Вот дрянь, а! – злобно произнес Михаил. – Ведь я же звонил ей, много раз звонил! А она молчала! Пришлось мне ехать сюда, деньги занимать!

– На что ты рассчитывал, собираясь в Германию? – спросила я.

– Я хотел найти отца и поговорить с ним по-человечески. Объяснить, что так нечестно, пусть Ирма поделится со мной половиной этих драгоценностей! А потом, когда она пропала, у меня что только в голове ни крутилось! И что ее убили, и я уже ничего не получу. И что она в Германию уехала и теперь живет у отца…

– Словом, четкого плана у тебя не было, – заключила я.

– Не было, – согласился Михаил. – Но я чувствовал, что с отцом мне поговорить нужно, очень.

– С мужем Ирмы ты больше не беседовал, после того, как твоя сестра пропала?

– Я приходил к нему на днях, но его дома не было. И я решил, что все равно, сперва нужно с отцом поговорить. Может, Ирма мужу и не рассказывала про шкатулку, решила все себе оставить?.. В какой больнице лежит мой отец? Я вам все рассказал, вы обещали мне помочь!

– Мы поедем туда вместе, – сказала я. – Только я поговорю с ним первой. Это – мое условие.

– Ладно, как хотите, – немного подумав, кивнул Михаил, и мы вышли из кондитерской.

* * *

Присутствие Михаила очень выручило меня по прибытии в городскую больницу, куда мы добрались на такси. В отличие от меня, Линдгардт-младший неплохо владел немецким языком, поскольку отец с ним разговаривал на нем в детстве. Во всяком случае, с персоналом клиники Михаил общался довольно-таки бойко, и вскоре я получила возможность пройти в палату кардиологического отделения, которую занимал герр Генрих Линдгардт.

Если бы я не знала, что ему лишь около шестидесяти лет, то вполне могла бы решить, что ему уже под восемьдесят. На кровати лежал, как мне показалось, глубокий старик: седой, со впалыми щеками. Честно говоря, я всю дорогу ломала голову над тем, как мне выстроить свою беседу с ним, чтобы не взволновать отца из-за исчезновения дочери. Собственно, мне уже и узнавать у него было нечего, требовалось всего лишь задать ему несколько вопросов.

Когда я вошла, он приоткрыл веки и посмотрел на меня довольно-таки равнодушно.

– Здравствуйте, герр Линдгардт, – поприветствовала я его, присаживаясь на краешек стула. – Я приехала к вам из России, мне нужно задать вам несколько вопросов, связанных с…

Линдгард спокойно смотрел на меня. Я мысленно вздохнула. Нет, ничего не получается! Если не сказать правду, у меня мало шансов на нормальную беседу. Линдгардт же – не дурак, он моментально насторожится… Неизвестная дамочка расспрашивает о его дочери, особо интересуясь ценным подарком, присланным ей отцом из Германии! Он моментально решит, что я мошенница – это раз, и все мои личные вопросы об Ирме вообще окажутся неуместными – это два. Вранье о том, что я пришла якобы с целью уладить какие-то юридические моменты, связанные с оформлением подарка, тоже не прокатит. Линдгардт работал в адвокатской конторе, следовательно, он расколет меня в три секунды. Он-то наверняка позаботился о том, чтобы все оформить без сучка без задоринки! И опять же, с какой стати в этом случае я стану задавать ему вопросы на личные темы?

Видимо, придется сказать ему правду…

– Мне нужно поговорить с вами о вашей дочери – об Ирме, – решилась я. – Только не волнуйтесь… но несколько дней тому назад Ирма куда-то пропала. Ее мама наняла меня, чтобы я выяснила, куда она могла подеваться. Я – частный детектив, и вот я вышла на вас. Оказывается, вы общались с Ирмой в последнее время?

Лицо Генриха Линдгардта приобрело какой-то сероватый оттенок.

– Это все из-за меня, – вдруг тихо произнес он.

– Что – из-за вас? Вы знаете, что случилось?

– Все из-за этой шкатулки… – не слушая меня, продолжал Линдгардт. – Если бы мне не взбрело в голову подарить эти цацки Ирме, ничего бы не произошло! Нужно было просто открыть денежный счет в банке на ее имя, вот и все! А тут… Моментально налетели, как стервятники!

– Простите, кого вы имеете в виду? – взволнованно спросила я.

– Кого угодно, – хрипло проговорил Линдгардт, глубоко дыша. – Такие вещи всегда кружат голову, не дают людям жить спокойно… Драгоценности, сокровища – извечный мотив для преступлений. Мне нужно было тысячу раз подумать, прежде чем подвергать девчонку такому риску, вешать на нее этот груз!

– Вы считаете, что у Ирмы похитили эти драгоценности?

– Плевать мне на драгоценности! – с горечью произнес Линдгардт. – Хотел сделать добро на старости лет… Совесть меня замучила… Я же почти не помогал им – Ирме и Мише.

– Простите, а с вашим сыном Михаилом вы не общались в последнее время?

– Нет, я… – Линдгардту было тяжело говорить, и я была очень благодарна ему за то, что он все же согласился побеседовать со мной. – Я и здесь оплошал. Я обещал ему деньги и ничего не дал. Но я… не смог… Заболел, попал сюда. Кэт… Она ничего мне не говорит. А я хотел попросить у него прощения.

– Герр Линдгардт, ваш сын здесь, он ждет в коридоре, – сообщила я. – Он хочет с вами поговорить. Только я просила бы вас ответить буквально еще на два-три моих вопроса, и я перестану вас беспокоить.

– Спрашивайте, – кивнул Линдгардт, откидываясь на подушке.

– О личной жизни вашей дочери вам что-нибудь известно?

– Какая личная жизнь? Она же замужем…

– Она не собиралась приехать сюда к вам?

– Говорила, что очень хочет приехать… летом.

– С мужем?

– Не знаю… Это мы не обсуждали. Она все равно хотела остановиться у Адель.

– У нее не было знакомого по имени Альберт?

– Может быть, и был, не знаю.

– Она не заговаривала о том, чтобы перебраться в Германию насовсем?

– Нет… Она очень держалась за свою работу и свой город.

– Когда вы последний раз общались с ней по телефону?

Линдгардт поднял глаза к потолку:

– Полтора месяца тому назад. Она поблагодарила меня за посылку. Потом я попал в больницу. Может быть, она и звонила еще, не знаю.

– Спасибо, я не стану вас больше тревожить, – я поднялась со стула. – Сейчас я позову вашего сына. Выздоравливайте, герр Линдгардт!

Михаил расхаживал взад-вперед по коридору. Я вкратце пересказала ему мою беседу с его отцом, добавив:

– Если ты сейчас вздумаешь предъявлять отцу какие-то материальные претензии, я лично добьюсь, чтобы охрана выкинула тебя отсюда и больше не пускала!

– Ладно, не надо, а? – Михаил поморщился. – Сам не дурак!

В палате он пробыл минут тридцать. Все это время я терпеливо ждала у двери. Наконец Михаил появился. Вид у парня был какой-то сумрачный, он стал тихим и грустным. Опустился в кожаное кресло и сидел так несколько минут, подперев голову рукой. Наконец я тронула его за рукав:

– Нужно ехать. Скоро твой самолет.

Михаил рассеянно кивнул.

– Ты можешь навестить отца позже, – мягко сказала я. – Будем надеяться, что его выпишут, и все будет хорошо.

Михаил вдруг поднялся и решительно направился по коридору к кабинету врача. Отсутствовал он еще минут двадцать, после чего подошел ко мне и заявил:

– Я остаюсь!

– Что такое? Что случилось? – обеспокоилась я.

Михаил тяжело вздохнул:

– Отцу нужна операция!

– И в чем же дело? Нет денег?

– Да есть деньги! Просто, оказывается, эта стерва, его супруга, не хочет платить! А отец не в состоянии самостоятельно передвигаться по городу. А делать операцию нужно срочно, он может умереть! Ей-то наплевать, ей это даже на руку – остаться вдовой и прибрать к рукам все его имущество!

– Подожди, подожди… – остановила его я. – Не нужно пороть горячку. Как это – ты останешься здесь? У тебя нет денег, тебе даже жить негде!

– Но ведь нужно что-то делать! – повысил голос Линдгардт-младший. – Я не могу спокойно уехать, зная, что он может умереть! Я тоже вел себя, как свинья! Мы наконец-то впервые поговорили по-человечески – за все эти годы…

Я ненадолго задумалась и наконец решительно произнесла:

– Вот что! Если у него есть деньги – проблема вполне решаема. Здесь, в Карлсруэ, живет Адель Граубе, подруга Ирмы. Она хорошо относится к вашему отцу, и вообще, кажется, человек порядочный. Нужно всего лишь связаться с ней и обговорить ситуацию. Думаю, она не останется в стороне. Следует пригласить нотариуса или адвоката – я точно не знаю здешних порядков. Словом, задействовать какое-то доверенное лицо со стороны твоего отца. Если деньги хранятся в банке, то, думаю, не будет проблем с их получением. Если они лежат в доме, все равно, все можно устроить. А в одиночку ты ничего не добьешься.

Михаил немного поразмышлял и сказал:

– Хорошо, звоните этой Адели.

Адель Граубе приехала в больницу очень быстро. Выслушав меня, она сразу же все поняла и заверила нас, что сделает все, от нее зависящее. После этого мы с Михаилом, немного успокоившись и распрощавшись с Аделью, отправились в аэропорт. Рейс у нас был один и тот же. Адель обещала держать нас в курсе.

– Когда вернемся, поедешь со мной вместе в РУВД, – обратилась я к Михаилу. – Попробуем составить фоторобот той женщины.

Линдгардт не стал возражать, он просто кивнул. В самолете оказалось достаточно свободных мест, так что мы сели рядом.

Всю дорогу я пыталась размышлять. Я прекрасно понимала, что главные, определяющие сведения я получила именно в Германии. И главная причина исчезновения Ирмы Линдгардт наверняка кроется в этой шкатулке, полученной ею от отца. Поэтому она и была такой счастливой в последнее время. Причина ясна, а вот ситуация – нет! Кто из тарасовского окружения Ирмы знал о шкатулке?

Я перебрала в голове всех, с кем мне довелось пообщаться. Особенно выделила Виктора Шмелева – история с женщиной, вышедшей из его квартиры в отсутствие Ирмы, заставила меня по-другому взглянуть и на этого человека, и на всю ситуацию.

Кроме того, я думала и о письме, подписанном именем Альберт. Два варианта – два варианта, никак не оформлявшиеся до конца, – вертелись в моих мыслях, почти готовые сложиться в единую картину. Оставалось чуть-чуть, лишь несколько мастерских мазков – и все «склеится».

Мягкий шум мотора самолета мерно гудел в моих ушах. Тело мое словно бы растворилось в вихрях турбулентности, и в этом состоянии я вдруг явственно услышала голос Мельникова, словно бы издалека: «Никто, абсолютно никто не знает никакого Альберта!..»

Я очнулась, потянулась к сумке, в которой лежал мешочек с гадальными костями – с ними я не расстаюсь никогда. Михаил с легким удивлением наблюдал за моими манипуляциями, но я не обратила на это внимания. Я была в каком-то шаге от разгадки и ощутила это как-то вдруг, предельно явственно.

Кости мягко упали мне на колени.

«21+33+8» – «Если при разговоре с Вами, оправдываясь, она скажет, что это всего лишь вымысел, – не верьте! Это самый настоящий замысел».

Вспышкой молнии сверкнула в моей голове догадка. Я снова полезла в сумочку и достала из нее фотографию.

– Миша, взгляни-ка! Только повнимательнее…

Михаил склонился над снимком, посмотрел на снимок, поднял голову и уверенно кивнул.

* * *

– Танюша, как здорово, что ты вернулась! – обрадовался подполковник Мельников, когда я переступила порог его кабинета.

– Отчего это ты так мне обрадовался?

– Да радоваться-то мне особенно нечему, понимаешь ли… Дело все-таки пришлось открыть, – со вздохом пояснил Мельников.

– Какое дело? – не поняла я.

– Ну, по этой, как ее… Линдгардт. Фамилия-то еще – язык сломаешь! – проворчал он. – Раз три дня уже прошли, а человека все нет, мы не имеем права отказывать в принятии заявления об исчезновении человека.

– И что, мать его подала?

– Да, сегодня с утра, – подтвердил подполковник.

То ли Екатерина Михайловна уже не надеялась на мою помощь, то ли она просто пыталась действовать с разных концов. Но это было неважно. Я уже знала, что именно произошло с ее дочерью, за исключением каких-то мелких деталей.

– Я вот как раз хотел с тобой поговорить, – все любезничал Мельников. – У тебя же есть какие-то наработки, мысли? Может, поделишься ими со мной? Просто, чтобы нам не делать двойную работу…

– Расслабься, – опускаясь на стул, проговорила я. – И слушай меня внимательно…

Мельников и впрямь слушал, не перебивая, только иногда цокал языком и покачивал головой. Когда я закончила свой рассказ, он задал вопрос, который я меньше всего ожидала услышать:

– Так… И что ты предлагаешь?

– Я предлагаю?! – изумилась я. – Я в первую очередь предлагаю наконец-то подумать – именно тебе! – обо всем этом! Я и так сделала за вас всю работу! Я просто могла бы пойти к своей клиентке и рассказать ей, как дело было, заявив, что сбор доказательств для суда – не моя забота, пусть идет в милицию! И вообще, я могла ничего тебе не говорить! Заметь, не успел ты получить в производство это дело – и я уже выдаю тебе законченную версию, и ты можешь его закрыть! Осталась лишь техническая работа! Нужно лишь провести экспертизу машины, текста письма, сделать обыск в обеих квартирах, опросить соседей, в конце концов! Причем материал для анализа из машины взять незаметно для ее владельца. Это, конечно, непросто, но ведь на то она и милицейская служба, а?! Надеюсь, для этого у тебя люди найдутся? – с ехидцей спросила я. – В конце концов, Андрей, можешь ты пошевелиться хоть немного, когда за тебя и так уже практически все сделали!

Мельников давно не слышал такого потока праведного гнева из моих уст. Сказывалось еще и то, что я здорово устала после поездки в Германию. В кабинете Мельникова я оказалась уже вечером, в самом конце рабочего дня. Надо признать, что Мельников «проникся» и заговорил со мной успокаивающим тоном и даже ласково:

– Таня, Таня, разумеется, я все организую в лучшем виде! И тебе – огромная от меня благодарность! Просто я с тобой советуюсь, как с хорошим другом и грамотным человеком. Ты же наверняка хочешь сохранить наш тандем? Я же просто поинтересовался твоим мнением! А если ты устала – конечно, поезжай домой, отдохни, поговорим завтра. А людей я найду, я их всех на уши поставлю, бездельников, даже не беспокойся!

Мельников юлил и заискивал передо мной, а у меня даже не было сил почувствовать злорадство по этому поводу, припомнив подполковнику, как он порою воротил нос, когда я просила его мне помочь.

– Я же и раньше не отказывался тебе помогать, помнишь? – Мельников вспоминал только те моменты, которые выставляли его с наилучшей стороны. – Я находил адреса, списки пассажиров, допрашивал этого немецкого еврея…

– Загибай пальчики, загибай!.. – устало произнесла я, но уже без обиды.

Мне хотелось поскорее покончить с этим делом. Мельников посерьезнел, пожевал губами и поднял телефонную трубку.

* * *

Естественно, я присутствовала при допросе. Более того, именно я и начала беседу, когда Виктора Шмелева препроводили в кабинет Мельникова.

– Виктор, я предлагаю вам рассказать нам все, чтобы не тратить зря время.

Шмелев смерил меня презрительным взглядом и отвернулся.

– Ладно, – вздохнула я. – Придется мне напрячь свои голосовые связки. Я, конечно, в чем-то могу и ошибиться, но суть будет верной. А если что-то было не так, вы всегда можете меня поправить. Идет?

Шмелев криво усмехнулся.

– Итак, какое-то время тому назад у вас начался роман с Викторией Сухановой. Уж не знаю, родилось ли ваше чувство из ненависти – и такое бывает, – или ее никогда и не было, этой ненависти, а вы оба притворялись с самого начала. И взаимное чувство ваше оказалось настолько горячим, что вы решили быть вместе. Но вот беда – у вас была жена, и, как назло, Ирма – близкая подруга вашей любовницы! Никому не хотелось скандала. Может быть, ваша связь с Викторией так и тянулась бы годами, возможно, вы все-таки решились бы на развод – этого не знает никто. Если бы не одно обстоятельство…

Я посмотрела на Виктора долгим взглядом. Он старался держаться высокомерно, но все же глаза его забегали, и он их отвел в сторону.

– Ваша жена Ирма неожиданно получила в подарок от отца фамильные драгоценности своих предков. Об этом мало кто знал – Ирма была девушкой скрытной. Она даже матери не сообщила, опасаясь, что та, как типичный манипулятор, объявит ее предательницей. Но с вами-то она поделилась как с любящим мужем. Возможно, и с Викторией. А может быть, это уже вы рассказали Сухановой о шкатулке. Но только с того момента вы потеряли покой. Сокровища лишили вас сна и… человеческих чувств. Вы прекрасно понимали, что в случае развода вам не достанется ни бусинки из этих драгоценностей, ведь по закону подарок является собственностью вашей супруги и не подлежит дележу. Не знаю, кто первым разработал этот злодейский план, полагаю, что многое в него внесла Виктория – недаром она гордится своей «креативностью» и выдает «гениальные» идеи!

Шмелев отвернулся к стене. Мельников меня не перебивал. Я продолжила:

– Готовиться вы начали давно. Собственно, играть во взаимную неприязнь для вас с Викторией стало уже делом привычным – сначала для того, чтобы никто не заподозрил в вас любовников, а затем – и сообщников. Вы решили убить Ирму и представить все дело так, что она якобы куда-то исчезла. Вам было известно, что об этих драгоценностях в России не знает никто, включая Михаила, брата Ирмы, – она ничего не сказала ему. Но вы не подумали, что Михаилу мог открыть правду их общий отец. Неизвестно, что бы вы сотворили с Михаилом, если бы ваша теща не обратилась ко мне. А план ваш был таким: Виктория приглашает Ирму в кафе, где честно ее ждет, прекрасно зная, что она туда не придет – уже никогда…

У Шмелева задергалась щека.

– Таким образом, госпожа Суханова обеспечивает себе стопроцентное алиби. А у вас – при отсутствии алиби – полностью отсутствует мотив: никто ведь не знает ни о вашей связи с Сухановой, ни о шкатулке, даже ее мать. Заподозрить же, что у вас существует некий замысел, никому не приходит в голову: всем известно, что вы с Викторией терпеть друг друга не можете!.. Идем дальше. Через семь минут после того, как ваша жена покидает свое рабочее место, вы звоните ей – с чужого телефона. Тут, надо заметить, вам повезло: вы случайно нашли телефон Леонида Корецкого и решили воспользоваться его сим-картой. Если бы этого не произошло, вы позвонили бы из автомата. Вы просите Ирму срочно отправиться в какое-то место, никому ничего не сообщив. Может быть, вы врете, что у вас для нее сюрприз или какой-то срочный важный разговор, или же придумываете, что вам грозит опасность – вариантов тут множество, и, какой именно вы избрали для одурачивания вашей супруги, уже неважно. Может быть, вы за ней следили и перехватили Ирму по дороге. Важно другое: Ирма вам поверила, и вы встретились с женой.

Она села в вашу машину, где вы ее и убили, после чего увезли труп в надежное место. Вероятнее всего, куда-то за город. А что? Отличный вариант! Спрятали тело в сугроб – и все дела! Труп обнаружат очень нескоро, а когда тело найдут, его и опознать-то будет невозможно! Потом вы спокойно возвращаетесь домой – думаю, за час вполне можно было управиться. И спокойно делаете вид, что ждете жену: она вот-вот вернется из кафе… Когда вам звонит ваша теща, вы искренне недоумеваете – что же случилось с Ирмой? И даже не спите всю ночь и не идете утром на работу. Все-таки, наверное, убить человека – это стресс, правда?

Я с сочувствием посмотрела на Шмелева.

– Во всяком случае, выглядели вы очень натурально, были совсем разбиты. А уж ваша подружка, Виктория, может заткнуть за пояс любую профессиональную артистку! Звонки насчет Марины Казначеевой, письмо от несуществующего Альберта – думаю, это все ее «перлы». Ну, с Альбертом понятно: вы хотели, чтобы я думала, будто он – любовник Ирмы, с которым она и сбежала. А я-то еще недоумевала, что слишком уж легко и быстро нашла это послание – на самом видном месте, в ящике стола! А вы, при вашей-то легендарной ревности, даже не перерыли ящик! Но Казначееву-то вы зачем приплели?

Виктор мне не ответил, и я предположила следующее:

– Наверное, это вы подстроили, потому что знали: мне несложно будет развенчать миф о Марине. И вы будете выглядеть в моих глазах человеком кристально честным, верным мужем, на которого наговаривают некие таинственные недоброжелатели. Не зря же вы «беседовали по душам» с Мариной – вы знали, что в случае чего она вас защитит, опишет с хорошей стороны, как любящего супруга.

Поначалу вы не очень беспокоились из-за того, что Екатерина Михайловна наняла частного детектива, вы надеялись с помощью всех этих хитросплетений сбить меня с толку и завести следствие в тупик. Надо признать, вам это почти удалось. Всерьез вы обеспокоились только тогда, когда я засобиралась в Германию. Наверное, узнали об этом от Екатерины Михайловны. И тут вы засуетились. Версию с Казначеевой вы подбросили мне тут же, чтобы я переключилась на нее. Но я быстро разобралась с ней. На всякий случай вы решили нанести мне травму – это ведь вы напали на меня в подъезде?

Шмелев вновь проигнорировал мой вопрос, и я уверенно продолжала:

– Да, это были вы! Но и тут у вас промашка вышла: я ведь человек тренированный и опытный, со мной не так-то просто сладить. Удача стремительно ускользала от вас. Вам оставалось надеяться лишь на то, что у меня не хватит мозгов связать все концы вместе. К несчастью для вас, мозгов у меня хватило. Иначе в скором времени Виктория отправилась бы якобы «покорять Москву» – поступать во ВГИК, а вы просто уехали бы из этого города, никому не сказав, куда. Затем вы смогли бы прекрасно воссоединиться со своей любовницей и безбедно жить на деньги от продажи драгоценностей Ирмы. А ее саму все так и считали бы пропавшей без вести. И даже если бы ее труп когда-нибудь нашли и опознали, доказать что-либо по прошествии столь длительного времени было бы уже невозможно. Но сейчас это вполне реально.

Впервые за все время моего монолога Шмелев быстро и заинтересованно посмотрел на меня…

А с доказательствами и впрямь все сложилось удачно. Во-первых, экспертиза установила, что тело Ирмы какое-то время лежало в багажнике машины Виктора – там обнаружили несколько ее волосков. Во-вторых, тщательный опрос соседей все-таки дал результаты: нашлись свидетели, видевшие, как Шмелев возвращался домой второго декабря – не в пять или шесть часов вечера, а уже после семи, и как поставил машину в гараж. От главной же улики – шкатулки с драгоценностями – Шмелев на всякий случай решил откреститься. Он не хранил ее в квартире. Но это помогло следствию кое в чем другом, поначалу казавшимся сложным. Дело было в том, что Виктория Суханова, в отличие от своего любовника, неожиданно оказалась куда более крепким орешком. Если Виктор «раскололся» уже после того, как были готовы результаты экспертизы по его машине и уточнились показания свидетелей-соседей, то Суханова стояла насмерть: ничего не знаю, не ведаю; я – не я и лошадь – не моя!

Но обыск, проведенный у Виктории в гараже, доказал обратное: именно там и обнаружили шкатулку с драгоценностями, подаренную Ирме Линдгардт ее отцом полтора месяца тому назад и ставшую непосредственной причиной ее гибели… Еще одной уликой послужило письмо от несуществующего Альберта: оно было распечатано на принтере фирмы «Кредо», где работала Суханова…

– Ей всегда все доставалось легче, чем мне! – размазывая сопли, кричала Суханова, вынужденная в итоге подписать признательные показания. – У нее и муж заботливый, и работа, и подарки – все на нее с неба упало! А я вынуждена все время добиваться всего сама! Почему такая несправедливость?! Я красивее ее в тысячу раз, и умнее тоже! Я устала обо всем думать сама, устала быть сильной! А Виктор – как раз такой, как мне нужно! Он надежный, заботливый, любящий… Вместе мы могли бы горы свернуть.

– …С Ирмой совершенно невозможно было жить! – твердил Шмелев. – Она сухая, холодная, не женщина, а робот! Даже не шутит никогда, не смеется, говорит все время менторским тоном! Вечно уставшая. А Вика – веселая, живая, ласковая. Я с ней столько положительных эмоций получил за эти полтора года, сколько с Ирмой за всю свою семейную жизнь ни разу не испытал! Кому это понравится, когда твоя женщина, жена, к тебе равнодушна?!

– А кто вам мешал развестись с Ирмой? – резонно заметил Мельников, спокойно выслушав сумбурные излияния обоих преступников. – Разобрались бы в ваших отношениях, разошлись и зажили бы себе спокойно. Тем более что эта квартира – ваша, машина – тоже, делить вам особо было нечего. Но – нет! Вам захотелось еще и заполучить то, что вам не принадлежит!

– Я могу понять любовь, – согласилась я. – Но когда она переходит в корысть, приводящую к убийству… Такое уже никакими горячими чувствами не оправдаешь.

Труп Ирмы Линдгардт был зарыт в сугробе, в лесополосе, за чертой города. Она была задушена. Сумки с документами при ней не было, что и неудивительно: Шмелев все уничтожил. Слава богу, что сообщать обо всем этом Екатерине Михайловне лично мне не пришлось: Мельников любезно возложил эту миссию на себя. А я лишь гораздо позже, когда она оправилась немного, пересказала женщине подробности этого дела.

Суд должен был окончательно решить судьбу обоих преступников, я наконец-то могла отдохнуть с чистой совестью, а Мельников удачно выкрутился с этим делом перед начальством в канун Нового года и даже умудрился получить повышенную премию за раскрытие убийства Ирмы Линдгардт.

Генриху Линдгардту, как сообщил мне Михаил, стараниями Адель Граубе и самого Миши сделали операцию на сердце, и теперь он пошел на поправку. Михаил поведал мне, что отец собирается подать на развод с Кэт и приглашает к себе сына на постоянное место жительства, чему он несказанно рад. Парень, кажется, переоценил заново свои отношения с отцом, так что можно было надеяться – переезд к нему сына скрасит осень жизни Генриха Линдгардта.

А у нас за окном уже стоял двадцатиградусный мороз, стекла покрылись толстым снежным налетом с удивительными узорами, на улицах зажигались яркие гирлянды, и это значило лишь одно: в свои владения полноправной хозяйкой вступила зима…

Оглавление

Пролог

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Реклама на сайте