«Все вернется»

Марина Серова Все вернется

Глава 1

Это какой же умник сказал: «Дети — цветы жизни, но лучше, если они растут в чужом палисаднике»? Напрасно. Нет, совершенно напрасно он так выразился о детях! Вон какой милый розовощекий карапуз упорно покоряет вершину горки. И неважно, что горка маленькая, пять ступенек — это вам не фунт изюма скушать. Если тебе два года или около того, пять ступенек — это достижение. Высота каждой ступеньки ребенку до колена. Вы пробовали когда-нибудь подниматься по лестнице, высота ступеней в которой вам по колено? Попробуйте, я посмотрю, как вы будете лихо на них запрыгивать. А этот лезет, старается, пыхтит от напряжения. Ногу ставит, а сам за перила держится, подстраховывается. Соображает, значит.

Нет, плохо еще соображает. Карапуз потерял равновесие и скатился с лестницы вниз. Крик, плач! Мамаша подбежала: ой, ай, как же ты так смог? Она еще удивляется! Попробовала бы сама полазать, к примеру, по веревочной лестнице на шпильках, узнала бы, трудно ли оттуда свалиться.

Я сидела в скверике и с некоторой долей зависти наблюдала за играющими малышами. Они здесь гуляли со своими мамами и бабушками, некоторые, еще совсем маленькие, лежали в колясках, другие уже катались на роликовых коньках. Третьи находились посреди этих возрастных категорий — они скатывались с горок, лазали по лесенкам, с самым серьезным видом копались в песочнице.

Я ждала Алину. Подруга опаздывала. Что это за манера, я ведь не кавалер, чтобы являться ко мне на встречу на час позже и, скромно потупив глазки, уверять, что настоящие девушки именно так и должны поступать? Я вот не опоздала, пришла минута в минуту и теперь любовалась цветами жизни, радостно играющими на просыхавших от снега дорожках сквера.

– Ой, Полин, ты не представляешь!.. — воскликнули над моей головой.

И это — вместо приветствия и извинения!

– Я себе иду, такая… А он навстречу, такой… Весь из себя! «Девушка, давайте познакомимся, меня Вадиком зовут…». Вадик — детский садик! Я говорю: «Молод ты еще с девушками знакомиться! Школу закончи для начала». Доходим до стоянки машин, смотрю — а он в «Пежо» садится! Представляешь?! Вот тебе и детский садик! Я прямо обалдела!..

Она обалдела! А я не обалдела сидеть здесь почти час, как дура? Бабушки хотя бы внуков выгуливают, у них время с пользой проходит, а я только глазею на чужие цветы жизни.

– Я, конечно, могла бы с ним познакомиться, только он, по-моему, лет на восемь меня младше. Мне с ним что, на школьные дискотеки ходить? Я ему говорю: «Молодой человек…»

Нет, определенно, Алина не может не знакомиться с кем-то на улице. Такое впечатление, что, едва она выходит из двери подъезда, как к ней со всех сторон подскакивают молодые люди и наперебой начинают предлагать дружбу и симпатию.

– А он мне говорит: «Девушка, так как все-таки вас зовут?..»

– И ты что, сказала? — отозвалась я наконец.

– Ну щазз! Еще чего! Он меня долго уговаривал, так что опоздала я не по своей вине…

– Ладно, хватит оправдываться! Пошли, а то там все съедят.

Мы шли в пиццерию, открывшуюся недавно, неподалеку от Алинкиного дома. Раньше там был магазин электронной техники, но то ли она не пользовалась должным спросом, то ли по какой другой причине, но магазин закрыли. Месяца два шел ремонт, а все ходили мимо и гадали: что же будет в этом помещении? И вот на днях над дверью появилась большая красочная вывеска, сообщавшая, что теперь здесь пиццерия. Мы вошли в большой просторный зал, заставленный столами. Взяли по два куска пиццы с грибами, ветчиной, креветками и уселись в уголке, под пальмой, у окна. Раз сегодняшний вечер мне предстоит провести в обществе моей лучшей подруги, надо использовать ее энергию себе на пользу. В связи с наступлением весны мне было просто необходимо обновить мой гардероб, предстоял большой поход по магазинам, а кто лучше Алины обо всем в городе знает, где можно достать все, что мне необходимо!

– Слушай, Полиночка, тебе просто позарез нужно весеннее манто! Я видела на проспекте такие шикарные манто, то ли немецкие, то ли московские. Тебе очень пойдет. Фасон, знаешь, такой… Рукав — реглан, тут косая вытачка, тут прямая строчка. Отсюда все расклешенное, а здесь все насборенное…

– Нет, Алин, расклешенное я не хочу, мне не пойдет. Буду выглядеть, как беременный колобок.

– Она еще со мной спорит! Это как раз твой фасон! А насчет беременности… Да, если такое счастье тебе и выпадет, я имею в виду, конечно, после замужества, то это манто можно будет носить и во время беременности. Место для живота есть.

– Ну, спасибо, успокоила! А то я все переживала — что мне надеть, когда я пойду в декрет?

– Нет, ну, не хочешь расклешенное манто, не бери. Там в соседнем магазине есть еще такое прямое, все-все прямое, а к такому пальто еще и шляпы продают, без полей.

– Ага, пальто — мешок, шляпа — горшок! И куда я пойду в таком виде? На огород? Ворон пугать?

– Почему сразу на огород?

– А что, сначала в психушку?

– Полина, это последний писк моды! И потом, я, может, и себе такое же возьму, я еще не решила.

Пицца была вкусной. К ней мы взяли по чашке кофе и теперь наслаждались горячим эспрессо под развесистой пальмой, правда, искусственной.

– Так, еще с сыром возьмем, — заявила Алина.

– Ты как хочешь, а у меня места в животе больше нет.

– Да, тебе хорошо, ты вон какая стройная! А я ничего не могу с собой поделать, если мне хочется съесть лишний кусочек. Ну, давай, возьмем еще по порции, а то одной мне будет стыдно съесть.

Перспектива потолстеть с ней «за компанию» меня совершенно не прельщала. Да и запихивать в себя еду через силу — сомнительное удовольствие. Я так и сказала об этом подруге. Та сразу надула губы:

– Это, значит, я одна должна полнеть, расползаться во все стороны, а ты у нас будешь стройной, изящной и, в конце концов, отобьешь у меня всех кавалеров?

– Нет, я тебе тоже полнеть не дам. Не хочу одна-одинешенька быть стройной и изящной.

– Это ты к чему?

– К тому, что съели мы по два куска каждая — и хватит. Из-за стола вообще надо вылезать с таким чувством, что ты могла бы проглотить еще что-нибудь.

– А если «осень кусац хоцца»?

– На этот случай надо иметь силу воли. Давай, двигай свой организм к выходу.

Мы вышли из пиццерии на залитую солнцем улицу. Алина немного надулась из-за того, что ей не дали натрескаться как следует, но сознание того, что она имеет хоть какую-то силу воли, преисполнило ее чувством законной гордости. Мы отправились пешком на проспект — по магазинам. Весна уже вовсю вступила в свои права, было достаточно тепло, снег местами сошел, и асфальт быстро подсыхал.

– А вот это пальто пойдет к твоему черному парику. Примерь!

Я не очень-то стремилась купить пальто цвета слоновой кости. Слишком светлое, да и фасон… Но подруга не разделяла моих взглядов:

– Напрасно отказываешься. Тогда вот это черное — к рыжему парику.

Еще превосходнее! Представляю, как я буду выглядеть в таком прикиде!

– Алина, я не хочу покупать одежду к парикам.

– Что же они у тебя без дела лежат, пылятся? Ждешь, когда их моль съест? Их надо носить, а иначе они потеряют форму.

Когда-то я купила несколько париков и разноцветных линз, не без помощи своей лучшей подруги. Конечно, носить их ежедневно я не собиралась. Парики и линзы нужны были мне для другого. С их помощью я меняла свой внешний облик до неузнаваемости. И поскольку и то, и другое я надевала лишь в случаях крайней необходимости, покупать одежду под цвет элементов своего грима я не собиралась.

– А это тебе как? — спросила Алина.

Полупальто терракотового цвета, с удобными карманами и английским воротником меня заинтересовало. Я вертелась в нем перед зеркалом, молоденькая продавщица бегала вокруг меня и писклявым голосом распевала дифирамбы моему внешнему виду и отличному вкусу, а Алина, осматривая со всех сторон, придирчиво щурилась.

– Снимай, — сделала она, наконец, свой вывод, — это не твое.

Продавщица чуть не рухнула в обморок.

По дороге к машине Алина все пыталась испортить мне настроение:

– Нет, правда, к твоим серым глазам оно не идет. Это продавщица просто загипнотизировала тебя, и ты его купила!

– Чушь! Как можно загипнотизировать человека?

– А ты что, не видела, КАК она на тебя пялилась?! Как кобра на кролика!

– Может, как удав?

– Какая разница, если ты купила-таки это пальто! А впрочем, не унывай, с коричневыми сапогами будет самое то!

Я и не собиралась унывать. Пальто мне действительно понравилось. И гипноз здесь был ни при чем. Но Нечаева моего мнения отнюдь не разделяла.

– Я один раз была на сеансе гипноза в областном центре. Так там мужик на сцене заставлял людей в зале делать то, что ему хотелось. Одни начинали выть, другие — лаять, третьи пели голосами оперных певцов. А один дед заговорил на чистом английском, хоть до этого уверял, что знает только по-немецки, и то — два с половиной слова, — сообщила мне Алина.

– Так, может, это просто совпадение, то, что они делали? Кто знает, может, он хотел, чтоб человек спел, а он залаял на чистом собачьем языке?

– Нет, гипнотизер заранее писал на бумажке — «что сделать этому фанту», отдавал листок в зал, потом сажал человека на сцене на стул, усыплял его и просил сделать что-то. А когда подопытный в состоянии гипноза выполнял его приказ, гипнотизер просил прочитать, что было написано на бумажке. И всегда оказывалось, что действия подопытного совпадали с написанным.

– А ты уверена, что это не было подстроено? Может, все эти люди — знакомые гипнотизера, и они договорились заранее?

– Нет, Полин, исключено, я была на сеансе со своей родственницей. Так она под гипнозом пела голосом Робертино Лоретти, хотя в жизни никогда даже не напевала, говорила, что ей медведь на ухо наступил. А проходя мимо меня, гипнотизер остановился, посмотрел внимательно мне в глаза и сказал, что у меня тоже есть задатки гипнотизерского мастерства, и при желании я могла бы тоже подчинять людей своей воле!

– И ты молчала?! Что же ты не развиваешь такой талант? — фыркнула я.

– Вообще-то, я нашла в библиотеке пару книг о гипнозе, но этого материала оказалось недостаточно. Хотя там написано, как надо развивать свои способности, даже упражнения специальные есть.

– Давай в Интернете покопаемся, — предложила я, — такой талант нельзя зарывать в землю. Будешь у нас доморощенным горовским гипнотизером.

Алина согласилась как-нибудь заглянуть ко мне и поискать в Интернете что-нибудь подходящее. К этой минуте мы уже дошли до моей машины. Я совершенно искренне чмокнула подругу в щеку, села в свой «Мини-Купер» и поехала домой. Мне сегодня еще предстояло провести ревизию в своем шкафу, убрать подальше зимние вещи и достать что-то по погоде. Алина отправилась к себе домой пешком. Она жила недалеко от того места, где мы расстались.

* * *

Ариша был дома. Он читал газету в своей комнате, сидя в ротанговом кресле. Дед посмотрел на меня поверх очков:

– Бонжур, Полетт! Тебя можно поздравить с покупкой?

– Да, дедуля, я решила немного обновить свой гардероб. Как тебе?

Я развернула пальто и показала деду.

– Ничего, мне нравится. Свеженько, и тебе идет.

Я надела покупку и повертелась перед дедом в своей обнове.

– А что у нас сегодня на ужин? Полетт, я надеюсь, ты приготовила что-нибудь съедобное?

– Сегодня у нас вчерашний куриный суп. Будешь?

Впрочем, деда можно было не спрашивать. Он с удовольствием ел все, приготовленное мной. Главное, чтобы ему самому не пришлось стоять у плиты.

Четырнадцать лет тому назад, когда мы с Аришей остались одни, осиротев по вине пьяного прокурора, сбившего машиной моих родителей, мы стали маленькой семьей. У деда была я, а у меня был дед, Аристарх Владиленович. Мы нежно любили друг друга, каждый заботился о другом.

Та страшная ночь, когда погибли мои родители, осталась в моей памяти навсегда. Мои папа и мама строили загородный дом, устав от тесноты городской квартиры, где у них даже не было своей отдельной комнаты. Просторный двухэтажный коттедж был практически готов. Отделка и подведение коммуникаций завершены. Оставались формальности с продажей квартиры, и в коттедж можно было перебираться окончательно. Впрочем, в восторге от этого события были родители и дед, я же переживала: все мои подруги оставались в городе…

Мы втроем возвращались домой. Папа высадил меня у нашего дома, а сам вместе с мамой поехал в гараж, поставить машину. Я не успела войти в подъезд, и все произошло у меня на глазах. Машина развернулась и медленно поехала. Перед выездом из двора папа притормозил, дождался, пока загорелся зеленый глаз светофора, и стал аккуратно выруливать на главную дорогу. Дальше все произошло как в кошмарном сне. Мелькнувшая черной молнией машина, сильный удар, яркое пламя, темные силуэты на ослепительном фоне огня… Как я оказалась возле дороги, помню смутно. Устоять на ногах мне было трудно, хорошо, что позади оказалась кирпичная стена дома. Я почти слилась с ней в темноте. Вокруг меня мечутся люди. Одна я стою. Я на грани обморока. Промчавшаяся черной стрелой машина главного прокурора города врезалась в папину машину, выезжавшую со двора, и отбросила ее к столбу. От сильного удара наша машина заполыхала. Родители живьем сгорели у меня на глазах. Мне было четырнадцать лет…

Тогда прокурору удалось избежать наказания. В действиях его водителя, катавшего в тот вечер своего пьяного хозяина, состава преступления не обнаружили. Виновником происшествия признали моего папу. Экспертиза показала, что в его крови находился большой процент алкоголя, к тому же и главный прокурор, и его водитель утверждали, что он на огромной скорости выехал на запрещающий сигнал светофора.

Дело замяли, но мы, как наследники виновников происшествия, должны были выплатить компенсацию за ремонт прокурорского автомобиля. Наследники — это мы с дедушкой. Мы продали квартиру и смогли расплатиться с убийцей. Оставшуюся сумму и все остальные, весьма немалые семейные накопления дед дальновидно вложил в акции одной из самых прибыльных российских компаний. В то время этот поступок многим казался опрометчивым, сейчас же он приносил нам весьма неплохие дивиденды, я могла даже позволить себе не работать, но надо же было чем-то заниматься! Если бы не работа, я так и не вылезала бы из кресла перед камином. И моя Алина, с которой мы дружим до сих пор, совсем бы запилила меня.

Мы с дедом сидели в кухне и поедали суп. Я заметила, что дед как-то грустен и малоразговорчив.

– Ариша, ты себя хорошо чувствуешь? — спросила я.

– Да, а что?

– Ты как-то подозрительно молчалив. Хотя вчера ты, кажется, выиграл в своем казино и должен быть в благодушном расположении духа.

– Вообще-то, Полетт, я не хотел тебе этого говорить…

– У тебя появились от меня секреты?

– Не в этом дело. Просто сегодня утром я встретил нашу соседку по старому дому, Раису Константиновну, ты помнишь ее?

– Раису Константиновну?.. Честно говоря, смутно. А что случилось?

– Она жила в нашем подъезде, прямо под нами. Ты должна ее помнить, Полетт, ты играла одно время с ее дочкой, Юлианой, а потом мы переехали сюда.

– Да, дед, кажется, я их припоминаю. Юлька ведь старше меня лет на шесть, если я не ошибаюсь?

– На пять. Когда мы переехали, ей было девятнадцать. Сейчас она уже взрослая женщина. Они живут вдвоем с матерью. Муж Раисы Константиновны, Борис, умер давно, несколько лет тому назад. Юлиана долго не выходила замуж, ее мама очень переживала по этому поводу. Но в тридцать два года она неожиданно забеременела и решила рожать — «для себя». Раиса Константиновна была рада, так как уже отчаялась увидеть своих внуков. Когда подошел срок, Юлиана отправилась в роддом.

– Вот как! Передай им мои поздравления.

– Да поздравлять-то ее особо не с чем. Дело в том, что мальчик родился мертвым.

– Как?! Это ужасно!

– И очень подозрительно. Раиса Константиновна сказала, что Юлиана все девять месяцев ходила хорошо, проблем со здоровьем у нее не было. А ребенок почему-то родился мертвым. Но и это еще не самое ужасное.

– Что же может быть ужаснее?

– Видишь ли, Полетт, Раиса утверждает, что мальчик родился живым и здоровым. Но матери отдали трупик какого-то ребенка, уверяя, что он умер еще до родов. Юлиана же, по ее словам, слышала плач рожденного ею малыша.

– Она обращалась к главврачу?

– Конечно! Та говорит — все правильно, ребенок умер по вине матери, его убила внутриутробная инфекция, и к ним никаких претензий с ее стороны быть не может. Да с главврачом особо-то и не поговоришь, как я понял. Дамочка эта всегда очень занята, ей с мамашами беседовать некогда, у нее других дел полно.

– Угу. Обычная отговорка чиновников: «Мы работали бы хорошо, если бы нам посетители не мешали». Разве это не в ее компетенции — разбираться в подобных нюансах?

– Похоже, что главврач просто не хочет ни в чем разбираться. Бедная молодая мать льет горькие слезы и горстями пьет успокоительное. Бабушка тоже в шоке. Еще бы! Дождалась-таки внука! Юлиана же уверяет, что мальчик жив, она хочет найти его и вернуть. Говорит, что это единственное, что осталось у нее от любимого человека.

– Да, дед, это прямо какой-то фильм ужасов! Теперь я понимаю, почему ты такой мрачный.

– Честно говоря, меня эта история просто потрясла. Одно дело, когда слышишь такое о чужих людях, это воспринимается совсем по-другому. Но когда подобное происходит с твоими знакомыми…

После ужина, вымыв посуду и убрав со стола, я поднялась в свою комнату на втором этаже. Взяла в руки саксофон и попробовала сыграть одно из произведений Мориса Равеля. Был вечер. Я подошла к окну и выглянула в сад. За окном шел первый весенний дождь.

У нас прекрасный дом в коттеджном поселке — большой, просторный, красивый, с камином в одной из гостиных и с русской печкой на кухне. Всего в доме три гостиных. Эти комнаты успела оформить моя мама. В память о тесноте нашей квартиры родители запланировали на первом этаже целых три гостиных: для своих гостей, для дедушкиных и для моих. Спальни располагались на втором этаже и считались личной территорией. Идея с гостиными оказалась удачной, не надо было спорить и по оформлению комнат. Для себя мама и папа выбрали модный тогда стиль кантри, дедушка одобрил роскошный стиль рококо, я — лаконичный хайтек. Зато теперь каждого гостя можно было принимать в наиболее желанной для него обстановке.

Положив саксофон, я спустилась в ту гостиную, где горел камин. В кресле перед ним сидел дед и дочитывал газету.

– Ты разве не идешь сегодня в казино, дедуля?

– Знаешь, Полетт, именно сегодня мне хочется побыть дома, рядом с тобой. Сегодня я как никогда остро ощущаю, какое это счастье — иметь внучку!

На глазах у Ариши вдруг навернулись слезы. Я прекрасно понимала его. Тогда, четырнадцать лет тому назад, когда он увидел нашу горящую машину, дед решил, что я тоже погибла вместе с мамой и папой. Для него было настоящим чудом найти меня около стены дома, онемевшую, в шоковом состоянии. Дед взял заботу обо мне на себя. Он не просто заменил мне родителей. Он дал мне прекрасное образование, оплачивал учебу в элитной школе с углубленным изучением иностранных языков. Потом я поступила в вуз, только что открывшийся в городе, причем на самый престижный факультет.

После института я какое-то время работала на кирпичном заводе «Красный Октябрь» юрисконсультом, пока не поняла, что сидеть каждый день с восьми до пяти в четырех стенах и делать одну и ту же монотонную работу, подчиняться начальству и выполнять его требования, — все это не для меня. Проблем с деньгами у нас, в общем-то, не было. Акции приносили нам весьма неплохие дивиденды, составляя львиную долю наших доходов. С завода я уволилась.

К тому времени я сумела отомстить прокурору, причем так виртуозно, что сама оказалась как бы ни при чем, в стороне. Конечно, свою месть я осуществила не в одиночку, мне помогали друзья: мой дед, подруга — Алина Нечаева, хороший друг моего отца, полковник ФСБ, Курбатов Сергей Дмитриевич. И хотя я не сомневалась в умении этих людей держать язык за зубами, по городу поползли слухи, что кара настигла прокурора не сама по себе. Если это и была воля провидения, то ему явно кто-то помог.

С тех пор моим занятием стало помогать людям, попавшим в такую же ситуацию, как мы с Аришей четырнадцать лет тому назад. Если правоохранительные органы не имели возможности или желания помочь таким пострадавшим, за дело бралась я. Надо сказать, что связывалась я только с серьезными делами. Такие мелкие неурядицы, как семейные скандалы, разводы или измены супругов, я отметала напрочь. Нечего размениваться по мелочам! Я, как говорят заядлые картежники, «играла по-крупному».

Мой дед по вечерам пропадал в казино. Надо сказать, что он — заядлый и виртуозный карточный игрок, интриган и ворчун. Наверное, отчасти я пошла в него, потому что по своей натуре я тоже люблю интриги, вот только я не ворчу, а картам предпочитаю игру на саксофоне.

Из моей головы не шел рассказ деда о мертвом младенце. Я вспомнила и Раису Константиновну, и ее мужа, и их дочку, Юлиану. Это была хорошая семья, дружная. Когда я была еще совсем маленькой, мы играли с Юлькой, как тогда ее все звали, у нее дома в куклы и другие детские игры, рисовали и лепили что-то из пластилина. Но разница в пять лет все-таки сказывалась, постепенно наши интересы расходились. К тому времени, когда мы переехали в коттедж, они разошлись совсем.

Юля стала взрослой девушкой, она поступила на заочное отделение в какой-то институт, кажется, строительный, а я училась в восьмом классе. После переезда в коттеджный поселок я быстро забыла о наших детских забавах, да и не до них мне тогда было. Ни с Юлькой, ни с ее мамой я с тех пор так и не виделась. А она, оказывается, так и не вышла замуж, решила родить «для себя». То, что мальчик родился мертвым, это, конечно, большая трагедия, особенно для матери. Перенести такой шок! А может, мне стоит съездить и навестить забытую подружку детства? Интересно, какими стали Юлька — теперь уже Юлиана — и ее мама? Помню, в детстве она угощала нас пирожками с капустой и курагой, а отец Юльки как-то раз водил нас в зоопарк…

– Дед, а я сегодня в сквере, пока ждала Алину, смотрела на играющих малышей, — сказала я.

– Тебе самой давно пора иметь малышей, — с укоризной проворчал Ариша.

Это было у него чем-то вроде хобби: напоминать мне о необходимости срочно выйти замуж и нарожать кучу ребятишек. У меня с этим были некоторые проблемы. Нет, недостатка в ухажерах, как таковых, у меня не было, только никто из них не сумел завоевать моих симпатий. Я так и говорила деду, а он сокрушался, что я чересчур уж завысила планку, слишком требовательно отношусь к своему будущему избраннику. Я так не думала. Просто в нашем Горовске, по-моему, нет достойных молодых людей, здесь собрались все какие-то мелкие и серые представители мужской половины человечества.

Остаток вечера мы с Аришей провели в кухне за таким приятным занятием, как чаепитие. Я развернула пачку печенья и нарезала бутерброды. В казино дед не пошел, он ударился в воспоминания о своем легендарном прошлом. Я слушала его с удовольствием. Дед был хорошим рассказчиком, а я — благодарным слушателем.

Легла я довольно поздно, почему-то долго ворочалась в постели, все никак не могла найти удобную позу. За окном шумел дождь. Когда я, наконец, уснула в позе спринтера на старте, мне приснилась Юлька: как тогда, в детстве — десятилетняя, с крохотным свертком на руках. Я во сне понимала, что это ее ребенок, и удивилась — почему он такой маленький?

– Это не мой, — проговорила Юлька, показывая на сверток, — мне его подсунули. Мой далеко, и он живой, а этот — умер…

Глава 2

Утром за завтраком дед посмотрел на меня как-то излишне внимательно:

– Я знаю, что ты задумала, Полетт.

– Ты стал телепатом?

– Я стал старым и все вижу. Ты хочешь взяться за это дело. И не говори, ма шер, что я ошибаюсь.

– Увы! Я еще ничего не решила, даже для себя.

– Но я вижу по твоему лицу, что ты этим очень заинтересовалась.

– Дед, я просто хочу поехать к Юлиане, навестить подружку детства, все-таки мы когда-то играли в одной песочнице.

– Я это сразу понял. Ты уже несколько дней болтаешься без дела, а долго сидеть сложа руки ты не можешь. Когда ты расправилась с прокурором, ты испытала такое чувство наслаждения, что теперь наказывать всяких злыдней стало для тебя кайфом.

– Дед, я даже не буду с этим спорить. Ты, конечно, взял номер телефона у Раисы Константиновны?

Я подняла глаза на деда. Он тоже смотрел на меня. Мы поняли друг друга без слов. Ариша пошел в свою комнату и принес записанный на клочке бумаги номер домашнего телефона.

– Значит, все-таки… — вздохнул он, протягивая мне листочки.

– А иначе зачем бы ты его взял?

К моему удивлению, Раиса Константиновна сразу узнала меня:

– Поленька? Как же, конечно, я тебя помню! Мы вчера разговаривали с твоим дедушкой, Аристархом Владиленовичем. Он в двух словах рассказал мне о тебе.

– Раиса Константиновна, вы не возражаете, если я загляну к вам? Очень хотелось бы посмотреть на Юлю, вспомнить наше детство…

– О чем речь?! Полина, в любое время! Кстати, сегодня выходной, можешь сегодня и приезжать. Только Юлианы пока дома нет, она отправилась к одной женщине… Ей порекомендовали… Но об этом я тебе при встрече расскажу. Так ты приедешь?

– Да, конечно, я только соберусь.

Утро выдалось солнечным и теплым, вчерашний дождь растопил почти весь снег. Я села в свой «Мини-Купер», стоявший во дворе, и поехала на улицу, где мы когда-то жили с родителями в трехкомнатной квартире.

Раиса Константиновна открыла дверь и всплеснула руками:

– Боже! Полина! Какая ты стала! Выросла-то, выросла как! Ну, заходи скорее.

Я прошла в квартиру, где мы с Юлькой играли когда-то. Все здесь было по-другому: обои, мебель. Хозяйка усадила меня в гостиной за стол.

– Я сейчас чайку поставлю. Угощу тебя пирогом с курагой, как тогда, в детстве, помнишь?

Она ушла в кухню, а я еще раз осмотрелась. Да, от тех лет не осталось практически ничего. Все новое, современное.

Раиса Константиновна вернулась с подносом, на котором стояли чашки, сахарница, лежали куски пирога на тарелке, варенье в розетке.

– Угощайся, Полиночка. И рассказывай, как у тебя дела? Аристарх Владиленович вчера буквально в двух словах о тебе сказал. Я так поняла, что ты институт закончила? Работаешь по специальности?

Как ей сказать, что я не работаю совсем? Что я уволилась с завода с должности юрисконсульта? Для многих работа по специальности — предел мечтаний.

– Я — юрист, — сказала я неопределенно. Это не было ложью, но и полной правдой тоже.

– Молодец! Хорошая профессия. Юристы сейчас неплохо зарабатывают.

– Я не гонюсь за деньгами, — сказала я, — главное, как я считаю, чтобы работа нравилась.

– Да, это тоже немаловажно. — Раиса Константиновна вздохнула и посмотрела на меня уже с какой-то грустью: — А ты, как твой дедушка сказал, тоже не замужем? Почему же? Ты ведь девушка симпатичная, неужели еще никого не встретила?

– Так получилось, — уклончиво ответила я.

– А-а-а… Все принца ждешь, как и моя Юлиана! Да моя-то уже дождалась. Аристарх Владиленович тебе рассказал о том, что у нас случилось?

– Да. Примите мои соболезнования…

Раиса Константиновна только рукой махнула: какие, мол, соболезнования! Что в них толку!

Она хотела сказать что-то еще, но в это время раздался звонок в дверь.

– Юлиана пришла! Я открою… А ты чай-то пей, пока горячий!

Хозяйка убежала в прихожую. Я налегла на чай и пироги, которые со времен моего детства, кажется, стали еще вкуснее. Хлопнула входная дверь, в прихожей послышались голоса. Мне было трудно разобрать, но, по-моему, Раиса Константиновна сообщила дочери о моем визите. Через минуту в комнату вошла подруга моего далекого детства.

– Полька! Сколько лет! Встретила бы тебя на улице — ни за что не узнала бы. Какими судьбами?

Я смотрела на Юлиану и не находила в этой женщине ничего общего с той тоненькой и хрупкой девушкой девятнадцати лет, какой я видела ее в последний раз. Волосы она обрезала, покрасила в темный тон и сделала мелирование. Поправилась, причем довольно ощутимо. И, кажется, стала выше. Или дороднее? Только чуть раскосые зеленые глаза смотрели по-прежнему — как-то обиженно. Это была Юлькина отличительная черта — она смотрела на тебя так, словно ты ее очень расстроила, и она вот-вот расплачется.

– Дед мне рассказал, что он встретил Раису Константиновну. Вот я и решила вас проведать, вспомнить детство.

– Правильно сделала. Сколько лет-то мы не виделись? Четырнадцать?

– Да. Страшно подумать!

– Ой, девочки, как время летит! Доченька, садись, попей чаю.

Мы сидели за столом втроем. Вспоминали детство, постоянно выкрикивая по очереди: «А ты помнишь, как…» Но это были, скорее, грустные воспоминания. Тогда, в детстве, все было по-другому. До той трагедии, которая произошла в нашей семье. Мы вспомнили и моих погибших родителей, и папу Юлианы. Она вздохнула:

– Да, папа был очень хорошим человеком. Я всегда знала, что не встречу такого, как он, а выходить за кого попало…

– Дочка, не надо. Ты еще и замуж выйдешь, и ребеночка родишь…

– Мама! О чем ты!

Юлиана вскочила и нервно дернула стул. Раиса Константиновна принялась ее успокаивать, но, похоже, это был напрасный труд.

– Юлианочка, доченька, не рви себе сердце…

– Да оно уже давно разорвано, мама! Я вообще не понимаю, как я живу!

– Юль, может, расскажешь, что у тебя случилось? Выговоришься, легче будет.

Мой спокойный тон немного охладил подругу. Она снова села за стол, а ее мама принесла ей из аптечки валерьянку.

– Хвалиться мне особо нечем, — предупредила меня Юлиана, — все просто, как гвоздь, все грустно, как поминки осенью. Пока я училась на заочном, работала в одной строительной организации сначала секретарем, потом, с четвертого курса, — инженером ПТО. А когда я диплом получила, меня перевели инженером по охране труда. Все бы хорошо, только главным инженером, моим непосредственным начальником, работал один человек… очень хороший человек. Юра Словарев. То есть для всех он был, конечно, Юрием Ивановичем, и я его тоже так звала — на работе. Полина, ты не представляешь! Он такой умница! Да, он старше меня на восемь лет и женат… Дочка у него. Только я влюбилась в него без памяти, просто голову мне снесло, веришь? На работу приду, только и жду, когда планерка… Сижу на ней, глаза прячу, потому что ведь у меня на физиономии всегда все написано, а я боялась, что он узнает. Я потому и стала в уголок садиться, чтобы оказываться у всех за спиной, чтобы никто не видел, как я на него пялюсь… А если он ко мне подойдет по работе, у меня прямо душа в пятки проваливается! Стою на ватных ногах, слушаю, что он говорит, и ничего не слышу. Вот дура я, да?

– Ну почему дура? Это любовь. Нормальное дело, — я пожала плечами.

– Хорошо, что хоть ты меня понимаешь. И вот так, страшно сказать, все восемь лет и продолжалось.

– И он ничего не знал?! — не удержалась я.

– Ничего. Я думала, если это судьба, — значит, так и страдать мне до пенсии. А однажды на корпоративной попойке он подошел ко мне и пригласил танцевать. И во время танца спросил, почему я так на него смотрю, причем давно. Оказывается, он замечал мои взгляды исподтишка, только вида не подавал. Я возьми и расскажи ему все! Мол, люблю вас уже восемь лет безответной любовью, страдаю… Но все понимаю: у вас семья, дочка и все такое… Поэтому, мол, на взаимность даже не надеюсь. Полин, ты не поверишь, но с того вечера мы стали тайно встречаться!

– Юлиана, а я тебе говорила: не связывайся с женатым, не доведет это до добра, потому что — грех, — вставила свое веское слово Раиса Константиновна.

– Мама! Да что теперь-то говорить! Это судьба, я уже давно все поняла. И я с собой ничего не могла поделать. Я бы Юру забыла, если бы, допустим, перешла работать в другое место. Но куда мне было идти? Свободных вакансий для инженеров по охране труда в городе не было. Вот я и сидела, страдала.

– Ты же говоришь, вы стали встречаться? — переспросила я.

– Стали, после того вечера… Редко, правда, у него ведь семья. Но иногда он уезжал в командировку, а когда возвращался — шел ко мне. Я к моменту его приезда номер в гостинице снимала. Мы еще день или ночь в номере жили, а потом только он возвращался к семье. Так продолжалось больше года.

– Пока ты не забеременела?

– Угадала. Когда я Юре сказала об этом, он растерялся. Я его понимаю: его дочке в то время уже восемнадцать исполнилось, она школу закончила, да и ему почти сорок стукнуло. Становиться в сорок лет снова папой — не каждый на это решится.

– Так он тебя бросил?

– Нет, что ты! Как ты могла такое подумать! Он очень порядочный человек. Сказал только, что от семьи уйти он не может, дочку очень любит, да и к жене привык. Опять — квартира, машина… Как все это делить? В общем, он ничего в своей жизни менять не хотел. А мне сказал, чтобы я сама решала, нужен ли мне ребенок. Но, если я решусь рожать, он будет нам помогать.

– Все равно, — опять встряла мама Юлианы, — от женатого человека иметь ребенка — грех.

– Мама! Какой грех?! Дети — грех?! Мне уже тридцать три! Я что, в сорок лет должна рожать? Мне и так врачи сказали, что я старородящая! Я давно поняла, что замуж не выйду. Не полюблю я больше никого, пока Юра рядом… В общем, я подумала, подумала и решила рожать. Ребенок от любимого человека — это счастье, я так думаю.

– А я потом тоже смирилась. Поняла, что, может, и не дождусь я, когда дочка замуж выйдет, а так — хоть внучок будет. Станем жить втроем… Буду его нянчить…

– С Юрой я больше не встречалась. Но он иногда подходил ко мне, в каком-нибудь укромном месте, спрашивал, не нужно ли мне чего? Я гордо все отвергала. Мне помощь не нужна! У меня мама еще крепкая и здоровая, как-нибудь вырастим ребенка одни. На учет в поликлинику я сразу встала, анализы сдала, в общем, все, как полагается. Весь срок наблюдалась, УЗИ делала. Когда мне сказали, что родится мальчик, я так обрадовалась! Витамины горстями принимала, пила молоко, печенку ела — в общем, все делала для ребенка. Поправилась на тринадцать килограммов. Я и до беременности не очень худенькой была, а уж теперь-то и вовсе…

Раиса Константиновна печально вздохнула, слушая дочь.

– Настал мне срок рожать. Я заранее легла в роддом, меня осмотрели, все, говорят, хорошо у вас. Малыш ожидается около четырех килограммов весом. Покололи мне витамин «Е» и что-то еще для укрепления матки, я забыла, как называется. Одним словом, рожать я собралась во всеоружии. Мама пеленок-распашонок накупила… На работе мне обещали коляску подарить. Я уже и имя мальчику придумала — Ванюшка, Ванечка, Иванушка. Правда, красивое?

– Правда. Так что во время родов-то произошло?

– Да ничего особенного. В этот день с утра сынуля мой так толкался, аж сил не было. Живот мой выпирал то с одной стороны, то с другой. Ну, думаю, что-то он совсем разбуянился, хулиганом, наверное, будет. А затем у меня схватки начались. Я — к врачу. Она меня посмотрела, все, говорит, время твое пришло. Стали меня готовить. Когда я вошла в предродовую, там лежала одна девушка, молоденькая совсем, все стонала. Вот мы с ней вдвоем и выводили свои арии. Ее первой увели в родовую, а я еще с час мучилась. Главное, схватки становились все сильнее, перерывы между ними — все меньше, чувствую я — сейчас начнется…

Помню — палата родильная была с высоким потолком, очень светлая и очень душная, так мне, во всяком случае, показалось. Было больно и тяжело, я все время думала, что вот-вот умру, но никого это, похоже, не волновало. Мне не хватало воздуха, я задыхалась. Акушерка учила меня, как надо дышать, но я была не способна слушать ее — я умирала, и это было для меня самым ужасным в тот момент! Мой таз раздирала какая-то жуткая, нечеловеческая боль, сознание мутилось, и не было мне ни до кого дела. Ни до назойливой акушерки с ее дыхательной гимнастикой, ни до ребенка, которому «тоже сейчас трудно, и ты должна ему помочь…», как кто-то говорил мне, держа меня за руку. Я понимала, что никому не могу помочь, мне было очень-очень плохо… И вдруг все закончилось. Сразу! В один момент. Мне стало легче, настолько легче, что я смогла нормально дышать. Я закрыла глаза и лежала, обессиленная, удивляясь тому, что осталась жива. В полузабытьи я слышала детский плач, акушерка шепнула кому-то: «…Потом, пускай отдохнет…» Мне казалось, что это все говорят не обо мне. Мне сделали какой-то укол, и я отключилась. Не знаю, сколько я так пролежала, пять минут или пять часов. Открыла глаза, потому что услышала или почувствовала, как кто-то подошел ко мне. Женщина в белом халате с марлевой повязкой на лице стояла возле меня. Оказалось, я лежу в палате на кровати.

– Тебе сразу… сообщили?

– О ребенке? Нет. Спросили — как я себя чувствую? Я говорю — вроде нормально, только голова какая-то чужая. Соображаю плохо. Врач сказала, что это пройдет, это от укола, и ушла. А я увидела, что в палате нас трое. Та молодая мамаша, вместе с которой мы в предродовой мучились, и еще одна женщина. Вскоре им принесли детей, они начали их кормить. Я спрашиваю нянечку — почему мне ребенка не несут? Она буркнула что-то и убежала.

Когда пришли забирать детей с кормления, я опять спросила, где мой ребенок? Мне сказали, чтобы я подошла к главврачу. Я поднялась, голова еще кружилась, поплелась в ее кабинет… Там врачиха сидит, как царица на троне. Взгляд надменный, холодный.

«Что же вы нас обманули?» — говорит. Я ничего понять не могу. Кого это я когда обманывала? И в чем? А она: «Да, обманули. У вас, оказывается, была внутриутробная инфекция, а вы это скрыли. Что ж, сами виноваты, что ребенка потеряли!» Я говорю: подождите, какая инфекция? Вы о чем? У меня все анализы в порядке. И что это значит — потеряла ребенка? Где он?! Принесите, мне его кормить надо!.. Она давай на меня кричать! А я ей и ответить толком не могу, у меня голова, как чугунок, гудит и туго соображает.

Короче, я поняла только одно: из-за внутриутробной инфекции у меня родился мертвый ребенок. Это инфекция убила плод еще в матке. Выгнали меня, сказали, что завтра меня выписывают, отдадут мне труп ребенка, его можно забрать в морге. Еще спросили, не оставлю ли я им его. Вам, мол, все равно, а мы бы его для опытов взяли.

На другой день выдали мне маленький сверток. Развернула я его — мальчик, маленький, совсем крохотный, на четыре кило не потянет. Синий весь, худющий, из животика тянется пуповина… Просто ужас!

Юлиана заплакала, наверное, уже в сотый раз со времени этого ужасного события. Раиса Константиновна стала ее утешать.

– Тебе заключение о смерти выдали? — спросила я.

– А как же! И там то же самое. «Внутриутробная гибель плода». И какую-то инфекцию приписали. Но, Полина, клянусь, я слышала плач ребенка! И в родовой я в тот момент одна лежала. Так что плакать мог только мой ребенок, МОЙ! И анализы я все сдавала вовремя, все, что врачи мне назначали, то я и делала. Не могло у меня быть никакой инфекции, мне бы еще в поликлинике об этом сказали…

Да, ну и дела! Почему-то я ей верила. В самом деле, зачем Юльке врать? Если она с самого начала наблюдалась в поликлинике, как врачи могли «не заметить» инфекцию? И откуда она вообще взялась?

– Ты Юрию своему об этом сообщила?

– Естественно! Он утешал меня, но и сам, похоже, расстроился. Сказал, что как-то уже настроился на сына. Готов был помогать нам.

– Я тоже уже настроилась на внука, — подала голос несостоявшаяся бабушка, — купила мальчику пеленки, голубое одеяльце, распашонки… А пришлось вот его хоронить…

– Да не мой это ребенок там, в гробике! Я сердцем чувствую — не мой! А теперь уже я и наверняка знаю. Эх, не хотела я тебе… да ладно!..

Юлиана залпом допила свой чай и заговорила тихо, почти шепотом:

– Я сегодня у экстрасенса была! Деньги ему отдала приличные, но не жалею об этом. Это хороший специалист! Я ей ничего не рассказала о себе, она сама все увидела. Шар свой хрустальный повертела, свечки везде поставила. Знаю, говорит, что за беда вас ко мне привела. Вы ребенка потеряли! Только не верьте тому, кто сказал, что мальчик ваш мертв. Он жив! Он в другом городе, далеко отсюда. В богатом доме, накормлен, обласкан… Родители ему — чужие, но заботятся о нем, как о родном. Они немолоды, и своих детей у них нет. А за вашего мальчика они большие деньги отвалили! Кому точно, не скажу, только у этого человека — черные глаза, и душа — тоже черная.

Юлиана смотрела на меня напряженно. Наверное, боялась, что я сочту ее сумасшедшей. Но я так не думала.

– Доченька, а что она тебе сказала, вернется наш мальчик к нам или как?

– Мама, она сказала, что вернуть его можно, но очень трудно будет это сделать. Слишком, мол, большие деньги за него заплачены…

– Вот, Полиночка, видишь, какая беда на нас свалилась! — Раиса Константиновна принесла из кухни новые куски пирога и разложила их на блюде.

– Юлиана, ты готова бороться за своего ребенка? — спросила я.

– Что значит «готова»?! Зачем ты спрашиваешь? Я бы на все пошла, только бы Ванечку вернуть! Я ведь понимаю: больше мне родить не придется. От кого попало я не хочу, да и просто — не смогу. Юрий мне такого удовольствия тоже больше не доставит. Это был мой единственный ребенок… Ты мне лучше, как юрист, скажи: это реально? Есть шанс?

– Шанс есть всегда. Значит, говоришь, тот ребенок, которого тебе для похорон отдали, был маленький и щуплый?

– Да. Слишком маленький. Я думаю, в нем и трех килограммов не было. А мне врачи сказали, что у меня ребенок крупный, около четырех должен весить. Целый килограмм — это слишком большая разница!

– А Юлиана тоже весила четыре килограмма. У нас в роду все крупными рождались. Моя сестра…

– Подожди, мама. Так что же, Полина, мне делать? Куда идти? Главврач со мной говорить не хочет. В милицию я уже обращалась. Со мной следователь поговорил, вину врачей не увидел. «Вы труп ребенка получили? Похоронили? Чего вам еще? Идите домой и рожайте других!» Тем более что и заключение патологоанатома у меня есть.

– А в свою поликлинику ты обращалась?

– Естественно! Они провели обследование еще раз — никакой инфекции и в помине нет!

– Справку тебе дали?

Юлиана встала, подошла к книжному шкафу. Достала из одного из ящичков пакет с бумагами.

– Вот справка о моем здоровье. Видишь, все анализы. Заключение: здорова! Вот заключение патологоанатома — «Внутриутробная гибель плода от внутриутробной инфекции»! Упасть — не встать! Два медицинских учреждения противоречат одно другому. Одна справка говорит о том, что я здорова, другая — что я больна. Кому верить? Кто из них врет?!

– Скорее всего, врет патологоанатом. Ты это следователю показывала?

– Да все я ему показывала! Он и слушать меня не хочет. Говорит: нет оснований для заведения дела.

– Тут он не прав. Оснований больше чем достаточно. Хотя бы несоответствие этих двух справок. Юль, ты готова пройти еще одно обследование?

– Да хоть десять, если это поможет мне вернуть Ванечку!

– Тогда слушай. Есть одно медицинское учреждение — «Центр планирования семьи» называется. Там очень серьезные врачи и хорошее оборудование. Нужно пройти генетическое обследование. Это, конечно, не бесплатно. Но…

– Я готова!

– Хорошо. Тогда назови мне фамилию следователя, отказавшегося завести дело.

– Хомяков Игорь Игоревич. Он в нашем отделении в двадцать первом кабинете сидит. Полина, что ты собираешься делать?

– Ты для начала пройди обследование. И вот тебе мой сотовый, набери, чтобы у меня высветился твой.

Мы обменялись номерами, и я засобиралась домой.

– Нет, Полина, ну правда, есть надежда?

– Надежда, как известно, есть всегда. И умирает она последней. Знаешь, почему? Сначала она всех других замочит!

Я ехала в машине домой и раздумывала. Правильно ли я поступаю? Зачем я вообще лезу туда, куда меня никто не приглашал? А может, главврач роддома права? И у Юльки действительно была какая-то скрытая инфекция, которую обычным способом в поликлинике не распознать? Возможно ли такое? Вполне. А то, что она слышала крик своего ребенка, — это вообще вилами на воде писано. Вдруг у нее после укола в голове все помутилось! Да, все как-то туманно и неопределенно. Ясно только одно: если Юлька права и ее ребенок в чужих руках — дело дрянь. И ей плохо — она сходит с ума от безысходности, и ребенку плохо. Говорят, что дети, даже только что рожденные, чувствуют свою мать, ощущают ее присутствие рядом с собой. Просто на инстинктивном уровне. Если это так, то Юлькин сын тоже страдает без своей мамы. Тогда спасать мне придется уже двоих…

Глава 3

– Мамочка, поздравляю, у вас — девочка.

Женщина в белом халате поднесла сверток ко мне поближе и сняла пеленку. Маленькое красное тельце, из животика тянется пуповина с металлическим зажимом. Он сверкает никелем и совсем не вяжется с этим крохотным живым комочком… Личико у него сморщенное, несчастное. Но глазенки уже приоткрыты и смотрят куда-то, куда — непонятно, но смотрят! Девочка! Это не просто девочка, это моя девочка. И это все меняет. Это самый важный момент в моей жизни, я понимаю, что все будет теперь по-другому. Я уже не просто Полина Козакова, я — мама! А этот писклявый красный комочек с тремя волосинками на макушке, прилипшими к темечку, — моя дочь! Это я дала ему жизнь. Вернее, ей. И она теперь полностью зависит от меня. Я для нее — целый мир, ее мир. И поэтому жить я теперь должна иначе, не так, как жила до сего дня. Вот что значит — увидеть своего ребенка…

– Да проснись же ты, наконец! Сколько можно считать!

От звуков этого резкого голоса я открыла глаза и увидела Алину. Она стояла надо мной с встревоженным видом.

– Уф, я уже испугалась!

– Чему? — не поняла я, оглядываясь вокруг и удивляясь, куда исчезла родильная палата со всеми врачами и моей дочкой.

– Как чему? Бужу, бужу тебя уже полчаса, а ты все спишь! Я тебе говорю: когда я досчитаю до пяти, ты проснешься. Я уже восемь раз до пяти считала, причем туда и обратно, а ты…

– Я уснула?

– Ты была в состоянии транса. Это я тебя в него ввела. Ты совсем ничего не помнишь? Я тебе велела смотреть на маятник, потом сказала, что, когда я досчитаю до пяти, ты уснешь…

– Да, я вспомнила. Ну и что я делала под гипнозом? Лаяла, блеяла или пела голосом Робертино Лоретти?

– Ни то, ни другое и уж тем более ни третье. Я тебе внушила, что ты в роддоме и рожаешь.

– Зачем?!

– Хотелось посмотреть, как ты будешь себя вести.

– Ну что, посмотрела? Понравилось? Рожать сама теперь не передумала?

– Нет, знаешь, ты «рожала» довольно хорошо, тихо стонала, а потом так широко улыбнулась!..

– Это ты мне сказала, что у меня девочка?

– Ну, ты же спрашивала, кто у тебя родился! Надо было что-то ответить…

– Слушай, Алина, мне такие эксперименты над моей психикой не нравятся! Больше меня гипнотизировать не надо.

– А на ком же мне учиться?! Кто, кроме близкой подруги…

– Вот именно — близкой! А своих близких надо беречь, — наставительно сказала я.

– Так учиться-то мне на ком? Теорию я прочитала, а практику как же пройти?

– Ладно, подопытного кролика я тебе найду.

– Аристарха Владиленовича?

Я помялась. Отдавать любимого деда на алтарь науки мне все-таки не хотелось. Тем более Алине.

– Подумаем. А пока топай-ка в кухню, кофейку попьем.

– …И вообще, все неприятности в жизни — от мужчин. А от мужчин-бизнесменов — тем более! У них же время от времени возникают проблемы с законом. Ну, кто виноват, что не умеют они с ним ладить?! Они его нарушают, а их за это привлекают. А они ищут способ уйти от всего этого и используют для этого женщин, работающих в милиции. Особенно одиноких женщин. Особенно Катьку… Полин, ты меня слышишь?

– Что?

Оказывается, подруга уже давно о чем-то рассказывала взахлеб, а я даже не слышала, о чем идет речь.

– Слушай, ты какая-то странная стала! Я тебе про Катьку Кольцову рассказываю, а ты в прострации висишь. Тебе не интересно?

– Мне очень интересно, особенно про Катьку, — уверила я подругу, — кстати, а кто это?

– Катька? Катька кто? Моя знакомая. Я тебе о ней сто раз рассказывала.

– Да? Извини, я что-то задумалась. И что там с Катькой?

– Я же говорю, он обратился к Катьке, а та работает в милиции. Одинокая тридцатилетняя женщина. Так он, гад, хотел через нее решить свои проблемы. Бизнесмен хренов! Полин, и почему эти мужики такие меркантильные?!

– Риторический вопрос. Слушай, а эта твоя Катька может навести справки об одном человеке, работающем в милиции?

– Полина, и ты туда же!

– Я ведь не собираюсь решать свои проблемы с ее помощью. Мне только надо узнать об одном следователе. Его зовут Хомяков Игорь Игоревич. Он работает в Пролетарском РОВД, сидит в двадцать первом кабинете.

Алина хихикнула:

– Двадцать первый? Очко, значит! На очке работает…

– Алина, узнай, пожалуйста, мне это очень нужно.

– Опять что-то затеваешь?

– Похоже, да.

– Тогда рассказывай!

Пришлось мне обо всем рассказать Алине. Как я была у Раисы Константиновны и Юлианы, что случилось с подругой моего детства, как она потеряла ребенка.

Алина покивала мне головой:

– Вспомни бревно — вот и оно! Когда манто твое мерили, про беременность говорили. И нате вам — все в тему! И что ты с этой Юлианой собираешься делать?

– Для начала я попросила ее пройти еще одно обследование в «Центре планирования семьи». Чтобы уж наверняка. Если у нас на руках окажутся две официальные справки о том, что Юлиана здорова, можно нагрянуть к главврачу роддома и потребовать объяснений — откуда они взяли эту внутриутробную инфекцию?

– Думаешь, подействует?

– Там видно будет.

– А этот крендель, как его?..

– Хомяков. Ты что, Алина, забыла фамилию? Как же ты хотела наводить о нем справки?

– Нет, не забыла. Хомяков, Хомяков… Хомяк, короче, так я точно не забуду. Он-то сюда каким боком прилепился? Папаша, что ли?

– Нет. Это следователь, отказавший Юлиане в возбуждении дела.

– А-а… Понятно. Я же говорила: все неприятности в жизни — от мужчин!

После кофе Алина уехала к себе, а я принялась готовить ужин.

* * *

В понедельник с утра я занялась приведением своей комнаты в надлежащий вид. Но свою комнату — пусть и изредка — я предпочитаю убирать самостоятельно, чтобы не разлениться окончательно. Надо сказать, сама я убираюсь довольно-таки редко, у нас имеется приходящая горничная.

Едва только эта светлая мысль о небольшой физической разминке пришла мне в голову, как раздался телефонный звонок. Звонила Алина.

– Полина, я твою просьбу выполнила — насчет хомяка!

– Я вся внимание.

– Короче: старший лейтенант из двадцать первого кабинета, следователь Хомяков. Молодой человек тридцати лет. Не женат, живет в коммунальной квартире, амбициозен, мечтает о большой квартире, дорогой машине и прочем. Ездит на старенькой «восьмерке», номер 310. Кстати, я не зря сказала про хомяка! Он действительно, как хомяк, тащит к себе все, что плохо лежит. Коллеги так и зовут его за глаза. Катька говорит, что ради денег этот тип готов на все.

– Да? Это радует!

– Что ты собираешься с ним делать?

– Надо подумать, так сразу и не скажешь!

– А я тут через Интернет познакомилась с гипнотизерами-любителями. У нас через час встреча. Ну, давай, удачи тебе!

Нечаева отключилась. Она была, как всегда, в своем репертуаре. Надо сказать, что моя подруга по натуре очень деятельная: она постоянно участвует в каких-то движениях, записывается на какие-то курсы, стоит в пикетах, то есть являет собой полную противоположность мне с моим лучшим другом — креслом.

А я сейчас должна как следует поработать извилинами и решить — что мне делать с этим старшим лейтенантом Хомяковым, который не хотел заводить дело по поводу роддома? Для начала, похоже, придется мне последить за ним какое-то время, посмотреть, что он собой представляет. Может, он и не такой, каким описала его Алинкина знакомая? Может, она имеет на него зуб за отказ проводить ее домой или еще за что-нибудь в этом духе? Итак: я еду к отделению милиции и наблюдаю за Игорем Игоревичем. И приступить к слежке мне надо уже сегодня, наверное, зачем зря время терять?

Я на всякий случай загримировалась, надев черный парик и сильно подведя стрелки на веках. Темная губная помада, бежевые румяна на скулы — и вот я стала жгучей брюнеткой. Надев новое пальто и темные солнечные очки, я вышла из дома.

По городу я ехала очень аккуратно, не нарушая правил и старательно уступая дорогу пешеходам. Если гаишники остановят меня, трудно будет объяснить, почему я так не похожа на девушку с фотографии на моих правах.

А вот и здание милиции. Мрачное, как тюрьма. Серое, штукатурка местами облупилась, краска на рамах облезла. Может, его специально не ремонтируют, чтобы оно было похожим на тюрьму, чтобы преступники заранее морально готовились к тому, что их ждет? Тюрьмы-то у нас тоже — далеко не дворцы бракосочетания… Тогда почему же остальные люди, нормальные, не совершившие ничего дурного, должны страдать, приходя в такое здание? И куда, интересно, мне поставить машину? Стоянка перед крыльцом забита до предела.

Я нашла укромное местечко для своего «Мини-Купера» на противоположной стороне улицы. Так будет удобнее наблюдать за входом. Да и машины на противоположной стороне никого не интересуют. Я увидела на стоянке темно-зеленую «восьмерку» с номером 310. Значит, господин Хомяков находится на своем рабочем месте. Трудится, так сказать, на благо своей родной милиции. Что ж, понаблюдаем за ним, познакомимся для начала зрительно.

Часа два, проведенные в машине, ничего мне не дали. Но вот из здания по одному потянулись люди: рабочий день подходил к концу. Одни садились в свои машины, другие шли к остановке «маршрутки».

Человек, подошедший к зеленой «восьмерке», разочаровал меня до невозможности. Он был довольно маленького роста, худощавый, плюгавенький, и вообще, какой-то бесцветный. Только форма придавала ему хоть какой-то вес, иначе его можно было принять за двенадцатилетнего подростка.

Хомяков долго не садился в свою машину, сперва он шарил по карманам, потом возился в багажнике, проверял давление в шинах. Наконец он залез-таки в свою машину, что-то там пытался найти, все копошился… Мне с моего пункта наблюдения плохо было видно. Но вот он, кажется, нашел все что хотел, захлопнул дверцу, и машина медленно начала выезжать со стоянки. Я запустила двигатель.

Зеленая «восьмерка» ехала в один из окраинных районов. Она остановилась у дешевого сетевого магазина, и Хомяков направился к его дверям. Мне тоже пришлось проследовать за ним.

В торговом зале он ходил с металлической корзиной и собирал в нее с прилавков дешевые хлеб, масло, пачку пельменей. Я держалась на некотором расстоянии от объекта слежки, стараясь не попадаться ему на глаза. Хомяков двинулся к кассе.

Я быстренько бросила в свою корзину пачку печенья и шоколадку и направилась за ним. В очереди к кассе мы оказались через одного человека. Когда настал черед Хомякову платить, он, словно нехотя, полез в кошелек, долго шарил там, наконец, протянул продавщице деньги. Получив сдачу, пересчитал ее, зажал деньги в кулаке и отошел к столу. Здесь он достал из кармана пакет и стал перекладывать в него продукты.

Я зря боялась упустить из виду моего подопечного. Пока он возился со своими продуктами, кассирша успела отпустить и человека, стоявшего впереди, и меня саму. Так что из магазина я вышла следом за Хомяковым.

Я сопровождала его до самого дома, узнав таким образом, где он живет. Дом был старый, трехэтажный, такой же обшарпанный, как и здание милиции. Я постояла некоторое время у подъезда. Игорь Игоревич вышел только однажды с мусорным ведром. Он был одет в старое трико с пузырями на коленях и линялую рубашку. Содержимое ведра полетело в бак, стоящий неподалеку. Хомяков вернулся в подъезд. Больше ничего значительного в этот день мне увидеть не удалось.

Я вернулась домой.

* * *

Утром мне позвонила Юлиана и сказала, что обследование она прошла, ей дали заключение, гласившее, что она абсолютно здорова и способна рожать здоровых детей.

– Вот с этим мы и пойдем с тобой сегодня к главврачу роддома, — сказала я.

– Она не будет с нами разговаривать, вот увидишь, — предупредила меня Юлиана.

– Это другой вопрос. Не будет — найдем другие методы воздействия на нее. Встречаемся у роддома, через час. Собраться успеешь?

Через час я стояла на крыльце старого родильного дома. Вообще-то, в нашем городе есть еще и новый, открытый не так давно. Говорят, там более современное оборудование, и вообще, все просто супер-пупер. Но Юльку угораздило попасть именно сюда.

Рядом со мной суетились мужчина и две женщины. Очевидно, они пришли встречать кого-то.

– Цветы отдашь медсестре, которая вынесет ребенка, — учила мужчину одна из женщин.

– А ей-то за что? Она что, выбирала ребеночка побольше да покрасивше?

– Так положено. Отдашь ей цветы, тебе говорят…

Юлька взбежала на крыльцо роддома.

– Я не очень опоздала? «Маршрутку» долго ждала…

Мы вошли в фойе. За стойкой сидела женщина в белом халате.

– Здравствуйте. Нам надо пройти к главврачу, — официальным тоном сказала я.

– А вы, простите, откуда?

Женщина говорила вежливо, с улыбкой. Она поправила белую шапочку на голове и посмотрела на нас очень приветливо.

Юлиана объяснила ей, кто она такая.

– Так это ты мертвого родила?! — сразу утратив улыбку и свою приветливость заодно, строго спросила регистратор. — Тебя пускать не велено.

– Простите, а разве мы не можем увидеть главврача?

– Я же сказала: пускать не велено!

– И чем это ваша бывшая пациентка так провинилась? — поинтересовалась я.

– Я вам отвечать не обязана. Выйдите из помещения, не положено тут посторонним…

– А мы не посторонние, — сказала я, — Юлиана, где кабинет главврача?

Мы зашагали по коридору в сторону, куда указала моя подруга.

Регистраторша вылетела из-за своей перегородки и рванула к нам со скоростью спринтера. Она встала перед нами и раскинула руки, как птица в полете:

– Не пущу! Сказано вам: нельзя сюда!

– Да почему нельзя? Мы что, террористки?

– А кто вас знает, может, и террористки! И к тому же вы в грязной одежде. А у нас тут все стерильно, тут роддом, между прочим!

– Да?! — удивилась я. — Ну хорошо, тогда пригласите главврача к нам, мы с ней здесь, в фойе, поговорим.

– Не приглашу, — стояла на своем страж порядка, — все равно Ангелина Романовна не выйдут, а я еще и нагоняй получу!

Я начала объяснять, что мы никому ничего плохого сделать не хотим, только поговорим с главврачом. Но в это время из ближайшей двери вышла еще одна женщина в белом халате и спросила:

– Что тут за шум? Семеновна, чего они хотят?

– К Ангелине Романовне прут, скандалят, уж не знаю, как их и выпроваживать…

– А зачем ты с ними вообще разговариваешь?

– Так я думала, они — из райздрава… Я сейчас милицию вызову, — пообещала нам женщина, — или вы сами уйдете?

Мы покинули роддом и вышли на крыльцо.

– Может, здесь подождем твою главврачиху? — спросила я.

– А толку-то? Вот увидишь, не захочет она с нами разговаривать.

– Но попробовать стоит, раз уж мы сюда пришли.

Мы встали в сторонке и заняли наблюдательный пост. Вскоре стали выносить малышей. Родственники, приехавшие встречать мамаш с детьми, кидались к открывающимся дверям с букетами цветов и коробками конфет. Они обменивали все это на свертки в голубых и розовых одеяльцах и, счастливые, шумные, уезжали домой.

Юлиана смотрела на них с завистью.

– А мне отдали чей-то трупик в рваной пеленке и целлофановом пакете, — мрачно сказала она.

Примерно через час, когда разошлись все встречающие, на крыльцо вышла высокая дородная женщина в черном пальто. Юлиана кинулась к ней.

– Ангелина Романовна, вы меня помните? Я у вас лежала…

– Я не могу с вами разговаривать, мне некогда, — холодно отрезала та и зашагала по тротуару.

Мы с Юлианой пошли рядом с ней, на ходу пытаясь объяснить главврачу, что никакой инфекции у Юлианы нет, и об этом имеется справка, и даже две, и как же так получилось, что они в роддоме инфекцию нашли, а поликлиника и «Центр планирования семьи» этого сделать не смогли?

– Отстаньте, пожалуйста, я уже все давно вам сказала! — с раздражением бросила через плечо Ангелина Романовна.

– Но ведь вы поставили неправильный диагноз! Мой ребенок не мог умереть, потому что никакой инфекции у меня нет и не было! Вы обманщица! Где мой ребенок?! Кому вы отдали его?! — в сердцах крикнула Юлиана.

– Если вас что-то не устраивает, подавайте в суд, там поговорим, — с еле заметной усмешкой бросила врачиха и ускорила шаг.

Мы пробовали было сказать ей что-то еще, но она пригрозила, что, если мы от нее не отстанем, она сама подаст на нас в суд. За клевету и вмешательство в ее личную жизнь. Вот и поговорили!

Мы отстали от шагавшей с гордо поднятой головой женщины, призванной стоять на страже жизни и здоровья беременных женщин и младенцев. К машине мы возвращались понурыми…

– Ну и как? Убедилась? Я же говорила, не будет она с нами разговаривать…

– Тогда идем к следователю, — заявила я.

– Полина, там будет то же самое. «Не вижу причин для возбуждения дела!» Хомяк хренов! Сидит — из-за стола его не видно, а гонору-то! И не объяснишь ничего, тупой, как…

– Он не тупой, ему так удобно. Ну что ж, Ангелина Романовна, не захотели вы с нами по-хорошему — будет вам так, как вы того заслужили.

– Что ты собираешься делать, Полина?

– Садись в машину, поехали к Хомякову!

* * *

Перед кабинетом Хомякова мы остановились.

– Юль, ты туда пойдешь одна. Я подожду тебя здесь. Войдешь — дверь плотно не закрывай, я послушаю ваш разговор. Покажи справку и требуй возбуждения дела, поняла?

– Да.

– Давай!

Игорь Игоревич сидел в своем не очень шикарном кабинете и что-то печатал на компьютере допотопного вида. В ответ на Юлианино приветствие он только поднял на нее глаза. Я наблюдала эту картину в щелочку. Меня следователь не видел.

– Я — Любимова, по поводу своего умершего ребенка, — напомнила Юлиана. — Я прошла еще одно обследование в «Центре планирования семьи», у меня и там не нашли никакой инфекции.

– Да помню я вас, — поморщился Хомяков. — Обследование… От меня-то вы чего хотите?

– Как — чего?! У меня две справки на руках о том, что я здорова, вот в этой так и сказано: здорова и может рожать здоровых детей. А в роддоме…

– Да все я знаю, что вам сказали в роддоме. От меня-то вы чего хотите?

– Возбуждения дела. Я уже приносила вам заявление…

– Да помню я, что вы мне приносили! Я вам что сказал? Нет оснований для возбуждения дела. Не-ту!

– Как нету?! А справка, что я здорова? В роддоме врут, что мой ребенок умер от инфекции.

– Гражданочка! Ну подумайте сами: зачем им в роддоме врать?

– Они моего здорового ребенка кому-то отдали, а мне подсунули труп чужого!

– О! Просто фильм ужасов какой-то! Вы сами-то в это верите?

– Я это знаю! Я чувствую, что мой ребенок жив и…

– Извините, ваши чувства к делу не пришьешь! Я вот тоже чувствую, что вы просто хотите работникам роддома нервы потрепать. Я понимаю: у вас горе. Ребенок умер. Но врачи-то при чем? У вас есть справка, что вы здоровы? Прекрасно! Идите и рожайте здоровых детей!

– А вы мне не указывайте, что мне делать! Я без вас знаю, рожать мне еще или нет! — Юлька, кажется, начинала кипятиться.

– А вы мне тоже не указывайте, заводить мне дело или нет! — в тон ей ответил Хомяков. — Я и без вас знаю, что мне делать.

– Вы должны найти моего похищенного ребенка! Его украли, это вам понятно?! Я знаю, что он жив! Мне гадалка сказала, что он жив, просто он где-то далеко…

Это она зря — про гадалку. Хомякова это только рассмешило:

– Да знаю, знаю! Я беседовал с главврачом роддома. Она сказала, что у вас послеродовая депрессия, тем более что и смерть ребенка на вас плохо повлияла. Так что это скорее уже послеродовой психоз…

– Как вы смеете?! — взорвалась Юлиана.

– А вы, гражданка, не шумите здесь! У нас для особо буйных есть свои методы усмирения…

Я почувствовала, что дело принимает нежелательный оборот. Что за человек этот Хомяков, я и так давно уже поняла, а скандал нам совсем ни к чему. Я схватила сотовый и включила Юлькин номер. У нее зазвонил телефон.

– Да!

– Быстро выходи оттуда. Ничего не говори, просто повернись и уйди!

Я говорила почти шепотом, так как находилась в непосредственной близости от кабинета Хомякова. Через секунду она появилась в дверях. Я взяла ее за руку и быстро повела по коридору.

– Полин, нет, ну ты слышала, ЧТО он мне сказал?! Что я — сумасшедшая! У меня украли ребенка, и я же еще, выходит, ненормальная?!

– Не надо было про гадалку говорить.

Мы вышли в фойе.

– И что нам теперь делать? — спросила она.

– Юль, конечно, мы можем еще к его начальнику сходить, но вряд ли это что-то даст. Если Хомяков справлялся о тебе в роддоме, и там сказали, что у тебя послеродовая депрессия… Понимаешь, врачи вообще могут приписать тебе какие-нибудь отклонения «с головой». А что, вполне правдоподобно: женщина свихнулась от горя. А если будешь еще им о гадалках и о своих ощущениях рассказывать, что, мол, ребенок жив… Ходи потом по психиатрам, доказывай, что ты не верблюд!

– Поль, а делать-то теперь что? Видишь, как он со мной?.. Я же говорила… говорила…

Юлиана расплакалась.

– Давай для начала отсюда уйдем. А то дежурный смотрит на нас как-то подозрительно.

Мы вышли из отделения.

– Поедем ко мне, — предложила Юлька, — мама на работе, можно будет спокойно поговорить. Здесь ведь совсем рядом.

Глава 4

Мы сидели у Юльки в кухне, пили кофе с пирогами и обсуждали план наших дальнейших действий.

– Тебе когда на работу? — спросила я.

– Через две недели. Мне дали догулять декретный отпуск по справке о смерти ребенка…

– Значит, пока что ты свободна. Я для начала познакомлюсь с господином следователем. И еще хорошо бы иметь своего человека в роддоме. У вас там никого знакомых нет?

– А это тебе зачем?

– Всегда лучше иметь свои глаза и уши в стане врага.

– Нет, знакомых в роддоме у нас нет. Может, у друзей поспрашивать?

– Не надо, не светись нигде с этим вопросом. Знакомых я найду сама.

– Как?

– Это мои проблемы. И еще, надо бы побольше узнать о главвраче, Ангелине Романовне. Придется за ней последить.

– Поль, зачем тебе все это?

– Чтобы Ванечку твоего вернуть! Ты ведь хочешь своего карапуза увидеть?

– Да я уж и не знаю, возможно ли это…

– Ну, ну, Юль, только нос не вешай!.. Слушай, раз ты все равно свободна, последи несколько дней за Ангелиной. Только так, чтобы она этого не заметила. Я тебя научу, как это сделать. Надеюсь, у тебя найдется в гардеробе что-нибудь, в чем она тебя не видела?

Юлиана пошла в спальню, перетряхивать свой туалет, а я набрала номер Нечаевой:

– Алина, у тебя случайно нет знакомых в нашем старом городском роддоме?

Нечаева хихикнула:

– Как?! Уже?! Тебе понадобилось лечь в роддом? Значит, зря ты расклешенное пальто не купила!

– Мне не за этим. Ну говори, есть у тебя там знакомые?

– Есть-то есть, но такие знакомые, знаешь, как клопы в матрасе… Бабка-пьянчужка из нашего дома санитаркой там работает. Только ее скоро, похоже, уволят, за пьянство и прогулы.

– Что, она совсем никчемная?

– Совсем. Во-первых, ей уже под семьдесят. Во-вторых, она выпить любит, а покурить — еще сильнее, чем выпить. Ее там, по-моему, только из жалости держат. Но если раньше она хоть убиралась хорошо, то в последнее время…

– Спит на дежурстве?

– Хуже! Прогуливает. Я слышала, на нее жалоб много. Похоже, очень скоро ее «попросят». Так что извини, помочь, наверное, я тебе в этом не смогу. А что ты хотела?

– Слушай, а может, это и к лучшему…

– К лучшему? Чем же сможет тебе помочь пьянчужка?

– Именно этим и сможет! Ты не в курсе, что она пьет?

– Что обычно пьют такие люди? Дешевое бухалово, бурду какую-нибудь.

– Алина, слушай меня внимательно! Ты должна сделать для меня кое-что. Беги в магазин, купи ящик такого бухалова, подешевле и покрепче. И несколько пачек дешевых папирос. Ну, и закуску, что-нибудь попроще: плавленые сырки, кильку в томате…

– Полина, ты что задумала?! Что я с этим всем буду делать?

– Успокойся, это не для тебя. Подаришь бабушке. Надо, чтобы эта поклонница Бахуса несколько дней не выходила из дома и пила, не просыхая.

– Ого! А ты, оказывается, из тех, кто спаивает русский народ!

– Одна бабушка — это еще не народ. И потом, она и без нас спивается. А так — хоть доброму делу послужит своей печенью. Так что давай, Алина, действуй!

* * *

Я села у зеркала — гримироваться. Будем рассуждать логически. Хомяков — существо невзрачное и, я бы даже сказала, бесцветное. Таким обычно нравятся яркие личности, и не только яркие внутренне, но и внешне. Значит, я стану для него жгучей брюнеткой. Пригодились мне курсы стилистов, которые я когда-то закончила. Черный парик, черные линзы в глаза, яркая губная помада. Если в прошлый раз он меня заметил (что вряд ли), значит, скажу, что я живу в этом районе.

А может, лучше заявиться прямо к нему в кабинет? Сесть на стол, театрально так закинуть ногу на ногу… И надо быть обязательно в декольте, и юбку надеть покороче… Такие осторожные и нерешительные мужчины, как правило, любят раскрепощенных девиц. Их притягивает и восхищает незакомплексованность таких дамочек. Что ж, так, пожалуй, и сделаем.

Я припарковала мой «Мини-Купер» на противоположной от здания милиции стороне. Дело шло к вечеру. Машина Хомякова стояла на стоянке. Скоро он поедет домой, и тут-то мы с ним и столкнемся. В прямом смысле слова. Я приклеилась глазами к двери.

Не прошло и часа, как показался Игорь Игоревич, во всей своей милицейской красе. Он, как и в прошлый раз, неторопливо подошел к машине, оглядел ее со всех сторон, словно в первый раз увидел. Постучал ногой по колесам, открыл багажник, поковырялся там, наверное, хотел что-то найти. Не нашел, бедолага, полез в бардачок. Я поняла, что этот ритуал он проделывает всякий раз, садясь за руль.

Но вот он стал сдавать потихоньку задом, и тут, откуда ни возьмись, появилась я! Конечно, я оказалась перед ним как нельзя вовремя. Я осторожно приближалась к зеленой «восьмерке», пока она не стала выезжать на проезжую часть, и тут я прилипла к ней вплотную. Я посигналила, но было поздно. Наши машины столкнулись. Ну, не столкнулись, конечно, просто едва соприкоснулись. Я остановилась и выскочила из машины:

– Ах, ах, вы меня стукнули! Вы что, не видите, куда сдаете?!

Хомяков тоже вышел из машины. Он подошел к бамперу и посмотрел на него. Он был бледен.

– Это вы должны были смотреть, — зло сказал он, — я задом сдаю, а вы передом едете!

– Давайте дэпээсников вызывать, — капризно надула я губки, — моя машина очень пострадала!

– Да нет, совсем она не пострадала, — сказал Хомяков, осматривая места мнимого удара, — слава богу, ни у вас, ни у меня царапин нет.

– Как же нет?! А это?

– Это не царапина, а грязь.

– Что вы говорите? Ну-ка, ну-ка…

Я нагнулась низко, так, чтобы мое декольте оказалось у него прямо перед глазами. Взгляд Хомякова сразу перескочил с его бампера на вырез моей кофточки.

– Нет, успокойтесь, все в порядке, — сказал он уже мягче.

– Ах, я так переволновалась, так переволновалась!.. У меня даже голова закружилась… Ах, что-то мне нехорошо…

Я рухнула на переднее сиденье своей машины и обмахнулась ладонью.

– Вы что, и ехать не можете? — спросил Хомяков, продолжая пялиться на мое декольте.

– Не могу, — простонала я умирающим голосом.

– Тогда, может, пройдем ко мне в кабинет? Я здесь работаю, — показал он рукой на дверь отделения милиции, — я вам успокоительного накапаю и чаем напою.

– Да?.. Ну, хорошо, спасибо…

От его слов мне стало немного лучше — но лишь немного. Хомяков сам сел за руль моего «Мини-Купера», поставил его на милицейскую стоянку, потом попросил меня взять его под руку. Когда я встала с ним рядом, то обнаружила, что он ниже меня ростом. Правда, его самого это ничуть не смутило. Мы вошли в отделение, миновали коридор и остановились около двадцать первого кабинета. Мой спутник достал ключи, открыл дверь и широким жестом пригласил меня войти.

Я шагнула в его кабинет.

– Сейчас я вам чаю сделаю, хотите?

– Да, это вернет мне силы, — простонала я, опускаясь на ближайший стул.

Игорь Игоревич схватил чайник, но он оказался пустым.

– Я сейчас… я за водой… — Он выскочил за дверь.

Я от нечего делать принялась рассматривать старые стены кабинета. О-о-о… как здесь пусто и голо: такое впечатление, что отсюда вынесли все, что представляло хоть какую-то ценность! На окнах — ни горшочка с цветками, на стенах — ни плакатика или картинки какой-нибудь. В углу стоит облезлая напольная вешалка. Стол. Стул. На столе — допотопный компьютер. Вертящееся кресло, облезлое, как и все остальное. Книжный шкаф. Сейф в углу с облупившейся краской. Стены когда-то оклеили обоями, но это случилось, должно быть, еще при царе Горохе. За столько лет обои выцвели почти полностью и местами отставали от стен. Люстра под потолком. Как это ее не унесли, ведь она имеет более-менее приличный вид? Должно быть, до нее просто не достали, высоковато. В кабинете было изрядно намусорено, на подоконнике и на сейфе лежали какие-то бумажки, пластиковые бутылки из-под минералки, пустые упаковки из-под чая… Только пол был чистым, должно быть, уборщица привыкла именно так выполнять свою работу, обращая внимание только на пол. Да, как-то здесь неуютно и безрадостно…

Конечно, хорошо бы сюда наклеить другие обои, какие-нибудь неброские, неяркие, лучше персикового цвета. А на ту вон стену повесить картину, что-нибудь глобальное, историческое. Например, «Иван Грозный убивает своего сына». А напротив — «Утро стрелецкой казни»!

Хомяков прибежал с чайником, включил его и полез за чашками в сейф. На мой немой вопрос он пояснил:

– Есть у нас в соседних кабинетах любители приходить в гости и забирать чистые чашки. А потом возвращать грязные либо и вовсе не возвращать. Вот и приходится прятать.

В это время зазвонил телефон на его столе. Хомяков не хотел брать трубку, я это видела, но, похоже, ему стало неудобно передо мной, и он ответил:

– Хомяков слушает… Да, рассмотрел… Да там водитель-любитель въехал в урну… Да, передал в суд… Штраф, это однозначно! Любишь сшибать урны — люби платить за это удовольствие. Не для того они в городе стоят, чтобы каждый, кому вздумается, их сшибал… — Он положил трубку и спросил: — А почему вы чай не пьете?

– Уже пью, — ответила я кокетливо. — А ваша фамилия, оказывается, Хомяков?

– Игорь Игоревич, — поспешил добавить он. — А вас как зовут?

– Лина.

Я и не думала называть Хомякову свое настоящее имя, но и врать было опасно. Он, как представитель власти, мог проверить мои документы. И если смену имиджа я еще могла оправдать своим женским кокетством и стремлением найти новый образ, то чужое имя объяснить мне было бы весьма затруднительно. Поэтому я назвала свое имя, только неполное, если что — скажу, друзья меня так зовут, по-домашнему, коротко и мило.

– Ли-на, — нараспев произнес Хомяков, не сводя с меня глаз. — У вас очень красивое имя… — И он покосился на мой бюст.

Прогремел гром. Мы оба повернули головы и посмотрели в окно: на улице шел дождь.

– А синоптики обещали солнечную погоду, — печально сказала я.

– Я хочу, чтобы ливень был очень сильным, — Хомяков вперился в меня своими бесцветными глазками, — тогда вы не уйдете отсюда еще долго!

Я игриво посмотрела на него и сказала капризно-лукаво:

– У меня машина под окном, Игорь Игоревич.

– До машины вы не сможете добежать: дождь льет как из ведра.

– Она стоит в двух шагах от крыльца.

– Все равно… не уходите!

– Так я уже чай выпила…

– А я вам еще налью!

– Я не хочу чаю.

– А что вы хотите?

– Кофе.

– Тогда я приглашаю вас в кафе!

– В какое?

– Тут недалеко.

– А на чем мы поедем?

– Можем поехать на моей машине.

– А как я потом доберусь до своей?

– Я вас подвезу.

Снова зазвонил телефон. Хомяков посмотрел на меня.

– Почему вы не берете трубку? — удивилась я.

– Мой рабочий день уже закончился, — отрезал он.

– Тогда идем в кафе?

Игорь Игоревич встал и протянул мне руку, как галантный кавалер.

Народу в кафе было мало: кому придет в голову в такой ливень разгуливать по городу и приглашать свою даму в увеселительное заведение? Мы сели за дальний столик. Хомяков заказал нам по чашечке кофе и по одному пирожному «эклер». Обстановка была приятная, играла музыка. Мой кавалер не сводил с меня глаз.

– Лина, где вы работаете?

Хомяков смотрел на меня так, словно собирался меня обворожить. Я удивленно вскинула брови:

– Я похожа на девушку, которая где-то работает?

– А-а… Я имел в виду, каким образом вы получаете свой доход?

– Вы спрашиваете, как налоговый инспектор, — пожурила я моего кавалера.

Он смутился, замялся, что-то забормотал в свое оправдание.

– Да ладно, — великодушно простила я ему эти ментовские замашки, — я работаю на себя, у меня свой маленький бизнес.

– Маленький?

– Да, небольшой. Но мне хватает.

– И какой же у вас бизнес?

Что-то он слишком любопытен! Видит девушку в первый раз и привязывается с такими вопросами. Или в нем говорит мент?

– Вы, Игорь Игоревич, меня сейчас как милиционер спрашиваете или вам просто любопытно? — игриво осведомилась я.

– Мне просто интересно, чем может заниматься такая красивая девушка?

– Мой бизнес вполне легален.

– Я не сомневаюсь!

Мы доели пирожные и допили кофе, но мой кавалер не торопился заказать что-либо еще. Экономный! А точнее сказать, жадный. Мы еще какое-то время беседовали, я кокетничала, он миндальничал. Я очень старалась понравиться ему, он, похоже, преследовал ту же цель. Так что через полчаса, когда мы выходили из кафе, я уже была «очарована» моим новым кавалером.

Дождь все еще лил.

– Я довезу вас до вашей машины, — Хомяков галантно распахнул передо мной дверцу своей «восьмерки».

Я села.

– Вы в каком звании? — спросила я, рассматривая хомяковские погоны.

– А вы разве не знаете, Лина? Три маленькие звездочки — это старший лейтенант.

– Что вы говорите?! Вы такой молодой, и уже старший лейтенант? А вы кто, опер?

– Нет, я следователь.

– Следователь?! В самом деле?! Как это интересно! У меня еще не было кавалера-следователя. А это трудно — работать следователем?

– Как вам сказать, Линочка…

– Ну, хотя бы не опасно?

– О чем вы говорите! Да сейчас по улицам просто ходить — и то опасно! Столько преступников развелось!.. И просто придурков.

– Ой, Игорь Игоревич, и не говорите!

Мы подъехали к стоянке у отделения милиции. Я вышла из хомяковской машины и подошла к своему «Мини-Куперу». Мой кавалер галантно распахнул передо мной дверцу моей машины.

– Лина, мы с вами еще увидимся?

– Ой, Игорь Игоревич, я не знаю. Вряд ли… Я так занята!

– Линочка, не говорите так! Я должен знать, что увижу вас еще.

Хомяков не давал мне закрыть дверь моей машины.

– Ну хорошо, Игорь Игоревич, запоминайте мой сотовый…

Отъезжая от отделения милиции, я просто затылком чувствовала его взгляд. В зеркале заднего вида маячила его тщедушная фигурка, стоявшая на том же месте и смотревшая мне вслед. Так, ну, кажется, задача начала выполняться. Я познакомилась с Хомяковым, заинтересовала его, теперь увлечь бы его посильнее! Если он позвонит — а я была в этом уверена, — я соглашусь на свидание и стану обрабатывать моего кавалера всерьез.

Я приехала домой и поставила машину во дворе. Ариши не было, скорее всего, дед отправился в казино. Дождь закончился, стоял прохладный, но тихий вечер. Посижу одна и обдумаю план моих дальнейших действий. Я разогрела блинчики с мясом и села ужинать.

Итак, контакт с Хомяковым налаживаю я. Алина спаивает бабушку-санитарку из роддома. Необходимо, чтобы та подольше не выходила на работу, тогда ее наверняка уволят. А мы подошлем туда своего человека. И будет у нас в роддоме «засланный казачок»! Кстати, кого-то надо найти на эту роль. Кто может пойти работать в роддом? Юлиане нельзя, ее там знают, ее маме — тоже, у них с дочерью одна фамилия, Алина на такие «должности» вообще не годится, она в принципе не может работать физически, тем более за маленькую зарплату. Тогда кто?

А может, у Любимовых имеется на примете подходящая кандидатура? Я набрала домашний номер Юлианы.

– Юль, это Полина. Скажи, у вас есть кто-то неработающий, кто мог бы на время устроиться в роддом на почетную должность санитарки?

– Даже не знаю. Надо подумать… А возраст значение имеет?

– Ничего такое тут значения не имеет. Роддому скоро срочно понадобится санитарка. Так что, Юлиана, думай! А то туда пригласят постороннего человека, и все наши труды пойдут прахом.

– Полин, я даже не знаю… Давай я с мамой посоветуюсь и перезвоню тебе.

Она отключилась. Я сделала себе бутерброд с сыром и налила чай. Так, идем дальше! Юлиана следит за главврачом из роддома. Я научила ее гримироваться и переодеваться, так что Ангелина Романовна не должна ее узнать. Ну, разве что Юлька столкнется с ней буквально нос к носу. Но этого случиться не должно, если она будет точно соблюдать все мои инструкции.

Зазвонил телефон. Я подняла трубку.

– Полина, это я, Юлиана. Мы посоветовались с мамой… Короче, у нас есть хорошая кандидатура. Буквально несколько недель тому назад мамина сестра, тетя Валя, вышла на пенсию. Она могла бы пойти работать в роддом. Если…

– Что «если…»?

– Если ее возьмут. Она ведь работала в Пенсионном фонде. Такие люди, как правило, санитарками не устраиваются. Это не вызовет подозрений?

– Не должно. Надо придумать ей легенду, почему она пошла именно в роддом и именно санитаркой.

– Да, мы подумаем… Я попозже перезвоню.

– Ты за Ангелиной сегодня следила?

– Да. Ничего особенного я не увидела. С работы она, как обычно, ушла вскоре после выписки женщин. Зашла в продовольственный, отоварилась, потом отправилась в ателье, наверное, шьет что-нибудь на заказ… Так, потом она побывала в магазине детской одежды… Потом пошла домой. Все!

– А в магазине детской одежды что она делала?

– Полин, я не знаю, я ведь туда не заходила.

– Жалко! Надо было просочиться следом за ней и посмотреть, что она купила.

– А это важно?

– В нашем деле все важно. У нее дети есть?

– Откуда я знаю! Судя по возрасту, должны быть, и уже не маленькие.

– Так вот, насчет ее детей надо все выяснить. Но это я беру на себя.

Я позвонила моему знакомому журналисту Антону Ярцеву.

– Привет, это Полина. Антон, скажи, тебе что-нибудь известно о главвраче старого роддома, Ангелине Романовне?

– О Жудиной?

– Честно говоря, я не знала ее фамилии. Значит, Жудина?

– Ну да. Что мне известно? А в каком плане?

– Антон, в любом!

– Года полтора тому назад я занимался этим роддомом…

– В связи с чем?

– Там произошла одна не очень-то красивая история… Умер ребенок. Матери его не отдали. Сказали, что у нее родился урод или что-то в этом духе. В общем, мать так запугали, что она и сама не захотела его взять, оставила ребенка и ушла. Она потом полгода лечилась у психиатра. У нее что-то с головой случилось на нервной почве. Но, говорят, она все же вылечилась. Потом даже второго родила, правда, уже в нашем новом роддоме.

– Ну и что тебе удалось нарыть?

– Да ничего особенного. Я даже статью не стал писать, материала было мало.

– А откуда ты об этом случае узнал?

– Муж этой женщины позвонил нам и рассказал. Я покопался, но так ничего особенного и не нарыл. Ну умер ребенок, бывает… Женщина тяжело это перенесла — такое тоже бывает. Она второго родила — и успокоилась. Вроде сейчас у нее все нормально.

– Понятно. А про саму главврачиху ты что-нибудь можешь сказать?

– А что тут скажешь? Она не замужем. И детей у нее нет. Опекает свою сестру и племянника. Лет ей… около тридцати семи. Мне тут по секрету шепнули, что она с мужем лет семь прожила, но детей у них не было, он ее и бросил. У него сейчас другая семья. А у сестры ее муж три года тому назад пропал без вести. Просто пропал — и все. Ушел то ли на работу, то ли к родителям, и больше его никто не видел. Его, кажется, по суду признали умершим. А Жудина с тех пор опекает сестру и племянника. Говорят, это ее единственные родные люди. Она ими очень дорожит. Вот и все, что я знаю.

– Спасибо, Антон.

Я положила трубку. Значит, Ангелина могла покупать вещи племяннику. Кому же еще, если своих детей у нее нет? Так, выходит, она племянника любит? Учтем — и используем это в своих целях. Я помозговала еще какое-то время, потом почувствовала, что хочу немного отдохнуть. Я убрала со стола и поднялась в свою комнату.

* * *

Ариша пришел поздно. Я уже легла, но, услышав, как он возится в кухне, накинула халат и вышла к нему. Дедуля мой был в прекрасном расположении духа. Он начал увлеченно рассказывать, как выиграл сегодня у главврача больницы в покер.

– Представляешь, Полетт, в первый раз мне выпала комбинация «стрейт-флэш» — пять карт «червей», начиная с восьмерки. Редкое везение! В другой раз у меня оказался «кикер». Я блефовал на ставке и опять выиграл! Пришлось угостить доктора на радостях коньячком, а потом мы еще перекинулись в «пульку».

Когда он закончил рассказ, я, наконец, смогла заговорить о своем.

– Дед, а я сегодня познакомилась со следователем, который не хочет заводить дело на главврачиху роддома.

Ариша посмотрел на меня понимающе:

– Я так и знал, Полетт, что ты за это возьмешься. Может, так и надо. Должен же кто-то помочь твоей подружке! Ну и как тебе этот субъект?

– Пока могу сказать одно: он жаден, щепетилен, слишком осторожен… А вообще, такой мерзкий тип, что меня от него просто воротит. Ты не представляешь, как он садится в свою машину!

– Неужели верхом, как на лошадь?

– Нет, конечно, но ритуал, который он каждый раз проделывает, прежде чем опуститься на сиденье, достоин отдельного описания!.. Дед, он к этому готовится, как к поездке в какой-нибудь дальний город. Проверяет, хорошо ли накачаны колеса, смотрит, что у него лежит в багажнике, в бардачке, оглядывает весь салон…

– Может, он проверяет, не подложили ли ему бомбу за время его отсутствия?

– Это карта низкого достоинства! Кому может понадобиться взрывать этого хорька?

– Не скажи! Следователи иногда ведут такие дела!..

Мы поговорили с дедом еще немного, и я отправилась спать.

Глава 5

На другой день, ближе к обеду, позвонила Алина.

– Полин, я все сделала, как ты просила. Купила бабульке шесть бутылок какой-то бормотухи, пять плавленых сырков и столько же банок кильки в томате. Она на радостях даже не спросила, от кого это и за что! Между прочим, она второй день не выходит из квартиры. Так что на работу она сегодня точно не попадет.

– Алина, спасибо, именно это мне и требовалось. Теперь в роддоме, надеюсь, будет работать наш человек! Кстати, как твои успехи в области гипноза?

– Полин, ты не поверишь! У меня получается! И еще, Виктор Генрихович советует мне заняться телекинезом.

– Подожди, а кто такой Виктор Генрихович?

– Как?! Я тебе не говорила?!.. Да нет же, говорила! Я познакомилась с двумя гипнотизерами нашего города. Оказывается, они давно общаются между собой. Второго зовут Эдик, ему двадцать пять лет. Очень талантливый мальчик, подает большие надежды! Я прочитала о них в Интернете, позвонила… В общем, мы встретились, пообщались, я им показала, на что я способна… Виктор Генрихович доволен, говорит, что у меня есть кое-какие данные, только их надо развивать. Дал мне книгу Германа Уолдера «Гипноз — это просто». Я ее сейчас штудирую… Только, Полин, знаешь, тут говорится, что надо все упражнения обязательно на ком-нибудь отрабатывать. Должен быть некий человек, которого гипнотизер…

– Нет, нет, только не я!

– Полина! Для науки…

– Исключено!

– А Аристарх Владиленович?

– Он не может, он спит.

– Он заболел?

– Да. То есть нет. То есть… ему неможется.

– Вот и хорошо! В этой книге говорится, что человека можно вылечить гипнозом. Просто внушить ему, что он здоров, и он проснется здоровым. Попробуем?

– На дедушке? Нет, не стоит…

– Ты не хочешь, чтобы твой дедушка поправился?!

– Алин, знаешь, давай лучше загипнотизируем кого-нибудь другого…

– Кого?! Назови конкретного человека.

– М-м-м… Ну, я не знаю, хотя бы ту же бабушку-пьянчужку… Хотя, нет, неизвестно, как гипноз на нее подействует. Вдруг она бросит пить, начнет вести здоровый образ жизни и пойдет ударно трудиться в роддом, а мне надо, чтобы она пока посидела дома… У тебя разве соседей нет? В конце концов, гипнотизируй прохожих на улице.

– Да?! А это мысль! Я так и сделаю. Только, если у меня ничего не получится, я приеду к тебе, вылечу Аристарха Владиленовича, а потом займусь тобой.

– Меня сегодня не будет дома!

– Тоже мне, подруга называется! Как тебе надо споить бабушку, я за это берусь! А если мне надо потренироваться в гипнозе на ком-нибудь, так вы сразу дружно болеете и уходите из дома!

– Алина, обещаю, я найду тебе подопытного кролика.

– Я надеюсь! — Нечаева отключилась, а я с облегчением вздохнула: на какое-то время в моей жизни я отвела от себя угрозу. Надолго ли?

Переведя дух, я набрала номер квартиры Любимовых.

– Юлиана? Это Полина, здравствуй. Слушай, ты вчера говорила, что твоя тетя готова нести трудовую вахту в родильном доме?

– Да. Во всяком случае, это единственный неработающий близкий нам человек.

– Тогда звони ей, пусть берет трудовую книжку и едет в роддом. Возможно, сегодня у нее появится новая строка в ее трудовой биографии, и твоя тетя освоит новую профессию — менеджер по уборке. Только потом отзвонись мне, доложи, как дела, хорошо?

Я положила трубку. Спустилась в кухню, налила себе чашку кофе из турки и села поразмышлять. Итак, кажется, все при деле. Юлиана следит за главврачом, а ее тетя устроится работать в роддом. Ее, скорее всего, возьмут, так как прежняя санитарка опять прогуливает. Должно же это, наконец, надоесть руководству роддома! И если тетя Валя начнет там работать, через нее я попробую узнать что-нибудь о том, куда делся настоящий ребенок Юлианы. Да и к Ангелине Романовне я окажусь как бы поближе. Очень мне эта дамочка не понравилась! Ее нежелание разговаривать с нами красноречиво свидетельствует о ее стервозном характере. У женщины горе, родился мертвый ребенок, а главврач, по словам Юлианы, обращалась к ней надменно, холодно. Да еще сказала, что, мол, Юлька их обманула, скрыв, что у нее внутриутробная инфекция. Так что, получается, мамаша сама виновата в том, что потеряла ребенка! Да еще этот странный укол, который сделали Юлиане сразу после родов и от которого она уснула, а проснулась с тяжелой головой… Что это ей, интересно, вкололи и зачем? А когда она потребовала принести ей ребенка для кормления, главврач принялась на нее кричать! Интересная манера разговаривать с роженицами! Юлиана рассказывала, что она и ответить толком не могла, голова у нее была как чугунок — гудела и плохо соображала.

Потом я вспомнила, как мы пытались поговорить с главврачом у роддома. А она нам с раздражением бросила через плечо: «Отстаньте, пожалуйста, я уже все вам давно сказала!». И на все попытки Юлианы объяснить, что ей поставили неправильный диагноз, и на требования сказать, где ее ребенок, Ангелина Романовна с еле заметной усмешкой бросила через плечо: «Если вас что-то не устраивает, подавайте в суд, там поговорим». И еще пригрозила, что, если мы от нее не отстанем, она сама подаст на нас в суд. За клевету и вмешательство в ее личную жизнь.

Значит, мы клевещем?! Значит, мы вмешиваемся в личную жизнь главврача роддома и не даем ей спокойно жить?! А то, что ее роддом выдал липовую справку о какой-то там инфекции, — это все ерунда? Инфекция — фикция… Да, с этой дамочкой побеседовать по-человечески не удается. Но как же тогда с ней разговаривать? Запугать ее? Чем? Милиции она не боится, это однозначно. Суда — тоже. Сама пригрозила Юлиане судом. Может, похитить ее, связать и запереть в подвале, пытая ее горячим утюгом и насильно кормя тараканами, пока она не сознается? Да, но похитить человека не так-то просто, как кажется! И потом, где ее держать? В нашем подвале? Не получится. Привезти ее к Юлиане домой и отдать на растерзание ей и ее маме? Вообще-то, стоило бы!

Я, честно говоря, не представляла, как Юлька перенесла такое сообщение о смерти своего ребенка. Мне Алина с помощью гипноза внушила, что я теперь мама, у меня есть ребенок, и то, меня это так взволновало, что я буквально почувствовала, как вся моя жизнь изменилась. Изменилась круто. Это был самый важный момент в моей жизни — я стала мамой! Я так хорошо ощутила это, что, даже проснувшись, понимала, что все воспринимаю как-то теперь по-другому.

Но если со мной это произошло в трансе, под гипнозом, то с Юлианой-то все было на самом деле, по-настоящему. Представляю, как тяжело ей было это перенести!

Нет, я должна помочь Любимовой, должна во что бы то ни стало! Ее сын должен вернуться к мамочке, Юлька непременно должна прижать родного карапуза к своей груди!

Что-то я совсем разволновалась, расчувствовалась и как-то даже раскисла. Нет, не этому учил меня мой дед Аристарх Владиленович! Он учил меня всегда быть собранной, владеть своими чувствами и не падать духом ни при каких обстоятельствах! Так что все: я быстро собираюсь, все сантименты — прочь, мозги — в кучку, сама — как хищник, высматривающий добычу. Никаких эмоций, только факты и холодное сердце!

… А чего бы мне сейчас больше всего хотелось? Горячих щей, красных, наваристых, с запахом лаврушки и укропа. И чтобы сметанка плавала в тарелке таким беленьким островком… М-м-м… Кто бы их еще сварил! Сама я к кулинарным подвигам не готова, это казалось мне непосильным трудом — стоять полдня у плиты, резать, чистить, жарить, парить, чтобы потом за десять минут все это съесть. Мы с дедом прекрасно обходились полуфабрикатами, лишь изредка балуя себя настоящей едой.

Зазвонил телефон. Я взяла трубку. Это была мама Юлианы, Раиса Константиновна.

– Поленька! Приглашаю тебя к нам на обед.

Я стала отнекиваться, что-то плести — мол, мне «некогда», вспомнила о «куче срочных дел», но Раиса Константиновна вдруг сказала:

– А я так хотела накормить тебя домашним борщом! Свежий, только что с плиты…

Я почувствовала, что у меня слюнки потекли, и поняла, что за домашним борщом я готова отправиться хоть на другой конец города. Через пять минут я заводила мой «Мини-Купер».

– Вот пообедаю — и пойду шпионить дальше!

Юлиана рассказывала мне, как она следила за роддомом. Вернее, за главврачом, Ангелиной Романовной.

– На работу она приезжает рано, еще до восьми часов. Но зато уходит в четыре — в начале пятого. Это я еще в роддоме узнала.

– А ты знаешь, что своих детей у нее нет? — огорошила я ее.

Юлиана посмотрела на меня удивленно:

– Нет, я не знала…

– И что она не замужем?

– А у тебя откуда такие сведения?

– Да так, имеются разные источники… — сказала я неопределенно.

– Пока я была в роддоме, я поняла только одно: Ангелина Романовна не любит детей!

Пришла пора мне удивленно приподнять брови.

– Во всяком случае, она не выносит их плача, — уточнила Юлиана.

– И в чем это проявлялось?

– Один раз, когда я была в ее кабинете, по палатам разносили детей для кормления. Стоял такой ор! Так Ангелина Романовна поморщилась, встала, подошла к двери своего кабинета и плотно ее закрыла. Потом она села на место, но поморщилась еще раз. Меня это, честно говоря, удивило. Мне казалось, что главврач роддома должна воспринимать детский плач как самую сладкую музыку. А тебе, Полина, не кажется это странным?

Я немного подумала и кивнула:

– Да, пожалуй. Во всяком случае, если уж она не постеснялась показать это тебе, значит, действительно не любит она деток.

– Как же узнать, кому она отдала моего Ванечку, Полина? Ведь, если она это сделала, она и под пытками не признается…

– Не торопись, Юль, всему свое время…

В комнату заглянула Раиса Константиновна:

– Все, девочки, я побежала, у меня дежурство начинается! Полина, привет Аристарху Владиленовичу! Юлианочка, посуду сложи в раковину, я приду, сама помою.

– Да ладно, мам, я вымою… Иди, не опаздывай!

– Спасибо за борщ, Раиса Константиновна, он очень вкусный! Сто лет такого не ела! — поблагодарила я ее.

Хозяйка помахала нам и убежала на дежурство. Она работала вахтером в офисном здании на Канатной, и в три часа у них была пересменка. Мы с Юлианой остались вдвоем.

– Слушай, Юль, а почему у тебя такое странное имя? Помнишь, в детстве мы тебя звали просто Юлькой, а ты всегда поправляла нас и говорила: «Я не Юля, я — Юлиана!»?

Любимова улыбнулась, должно быть, тоже вспомнив себя девочкой.

– Это придумал мой папа. Его маму звали Юлией, а маму моей мамы — Анной. То есть мои бабушки носили имена Юля и Аня. А когда я родилась, он хотел назвать меня в честь своей мамы, но и тещу не хотел обидеть. Вот так и назвали меня двойным именем. Я это знала с раннего детства, буквально с трех лет. И когда меня звали просто Юлькой, мне было обидно, что имя бабушки Ани не звучит, вот я всех и поправляла… Ну что, чайку попьем?

Она встала, но в это время зазвонил телефон. Любимова взяла трубку.

– Слушаю! Да, я… Здравствуй… Все хорошо, спасибо… Нет, Юр, ничего не надо, я же сказала… Не надо мне никакой путевки! И за твой счет тем более, не надо. Да не поеду я ни в какой санаторий! Хорошо себя чувствую… Нет, правда… Нет, не увидимся… Некогда мне, дела… Это мое личное, тебя это не касается. Юра, прошу, не рви мне сердце, не надо нам встречаться и звонить друг другу тоже, наверное, не стоит. Выйду, но не скоро… Что мне работа, у меня ребенок пропал, мне в себя прийти надо!.. А я знаю, что это неправда, он жив! Его именно похитили, он не умер… Все, не будем об этом! Пока!

Юлиана бросила трубку и пошла в кухню, за принадлежностями к чаю. Вернулась, села за стол и посмотрела на меня:

– Слышала? Звонит, справляется о моем здоровье… Нет, в самом деле, мама права, не надо было встречаться с женатым! Это не моя судьба, я это сразу поняла. Только, Полина, сердцу ведь не прикажешь! Я ему запрещаю, а он все равно мне звонит! Предлагал путевку купить в санаторий, чтобы я нервы подлечила… Всем кажется, что я, потеряв ребенка, умом тронулась!

– Ну, не выдумывай, кому такое кажется? По-моему, ты стала нормальнее, чем была.

– Знаешь, я решила больше не встречаться с ним. Никогда! И с работы этой я уйду. Мама права: чужой муж счастья мне не принесет. Так что — все! Только умоляю: помоги мне найти моего мальчика! Это все, что осталось у меня от любимого человека! И от прежней жизни тоже… Решено! Теперь все будет по-другому…

– Юль, а я чем занимаюсь?!

– Да, да, конечно… Спасибо тебе, ты одна согласилась мне помочь… А сейчас-то мне что делать, Полин?

– Продолжай следить за Ангелиной Романовной. Ты должна знать, где она бывает, с кем встречается, в какие магазины ходит и что там покупает. Если она говорит по сотовому, постарайся незаметно приблизиться к ней сзади и услышать хоть несколько слов. В общем, все, что только можно выяснить о ней — узнай… Важной может оказаться любая мелочь, даже то, что на первый взгляд выглядит ерундой. Поняла?

Юлиана кивнула:

– А если она вдруг меня заметит?

– Постарайся, чтобы этого не случилось. Но если ты все-таки попадешься, отвернись и уходи с самым невинным выражением лица и в твердой уверенности, что ты рядом с ней оказалась совершенно случайно. Горовск — город маленький, мы все постоянно друг с другом встречаемся.

– Я поняла… Ты познакомилась с Хомяковым?

– Он меня даже в кафе пригласил! Угостил чашечкой кофе и одним пирожным.

– Экономный!

– Не то слово! Заботится о моей фигуре.

– Скорее, о своем кошельке!

– Теперь моя задача — влюбить его в себя и получить свободный доступ в его кабинет.

– И что ты там будешь делать?

– Видно будет. Так что, давай, допиваем чай и идем каждая на свой «объект».

Через час, снова воплотившись в жгучую брюнетку, я сидела в машине недалеко от здания милиции. Хомяков был еще на работе: его зеленая «восьмерка» стояла в нескольких метрах от крыльца. Я не сводила с него глаз. Мне Игорь Игоревич сегодня мог и не позвонить. Может, у него много работы, и он задержится в своем кабинете допоздна.

Вечер становился пасмурным. Откуда-то налетели тучи, подул ветерок. Мне-то в машине было хорошо, а вот прохожие на улице явно ему не обрадовались. Почему же Хомяков так долго не выходит? Так заработался, что даже счет времени потерял?

Вот и дождь полил! Ну совсем хорошо. И что ты моросишь, звали тебя? А что говорили синоптики в конце марта? «Весна ожидается сухой и теплой. Осадков выпадет немного…» Ни фига себе — «немного»! Постоянно льет дождь. Дня не проходит, чтоб он хоть пять минут не поморосил. Уволить бы всех этих прорицателей-метеорологов, гадающих на кофейной гуще!

Вдруг я увидела, как в дверях отделения милиции показалась хлипкая фигурка Хомякова. Он посмотрел на небо, явно остался недоволен погодой, так как, скорее всего, оказался без зонта. Но деваться бедолаге было некуда, и Игорь Игоревич побежал к своей машине.

Интересно, а как он собирается проделывать свой обычный ритуал под моросящим дождем? Неужели отменит его?

Хомяков подбежал к машине, открыл переднюю дверцу и юркнул в салон. Не проделал обряда! Ни по шинам не постучал, ни в багажнике не поковырялся. Значит, если случаются форс-мажорные обстоятельства, он свой ритуал может и отменить! Мне следует взять это на заметку.

Вдруг зазвонил мой сотовый, высветился номер. Хомяков! Соскучился? Грустно одному сидеть в машине под дождем?

– Слушаю! — проворковала я.

– Лина? Здравствуйте. Это Игорь Игоревич.

Надо же, как он себя любит и уважает! «Игорь Игоревич»! Ну еще бы, такая шишка! Старший лейтенант милиции! Зато я — кокетка, обожающая заигрывать с мужчинами:

– Рада вас слышать, Игорь Игоревич.

– Я тоже рад, Лина. Что вы сейчас делаете?

– Работаю.

– И долго еще вы будете работать?

– Я не могу сказать точно… Это от меня не зависит…

– А могу я вас похитить?

– О боже! Похитить?! Вы меня пугаете, Игорь Игоревич… Для чего?

– Мы поедем с вами в кафе!

Тоже мне, осчастливил! Съедим еще по одному эклеру и выпьем по чашке кофе? Он будет нести всякую скучную ахинею про свою работу, а я буду скрывать зевоту за широкой улыбкой! Неужели он вчера не понял, что я — птица более высокого полета?

– Лина! Почему вы молчите?

– Я думаю.

– Можете сказать, о чем?

– Игорь Игоревич, на сегодняшний вечер меня уже пригласили… Правда, в ресторан. Вот я и думаю: пойти с вами в кафе или с другим мужчиной в ресторан?

– А-а… кто вас пригласил?

Это прозвучало как — «что за козел посмел!..».

– А что вы ему сделаете? Арестуете? Посадите его в тюрьму? — спрашивала я кокетливо.

– Пристрелю на месте!

Ага! Ревнует! Значит, ты у нас собственник? Учтем и на этом и сыграем!

– Игорь Игоревич, — я постаралась, чтобы мой голос прозвучал нежно, маняще и многообещающе, — это… один мой поклонник. Он ухаживает за мной уже пару месяцев. Приглашает меня в рестораны, в боулинг, в ночной клуб…

– Лина, я не знал, что вы любите… предпочитаете рестораны… Лина! Я тоже приглашаю вас в ресторан!

О! Какой широкий жест! Он меня приглашает!.. Да если бы я не приплела своего мнимого кавалера — любителя ресторанов, — дальше кафе ты бы меня не повел. И ходили бы мы еще полгода по кафешкам, пили кофе и ели дешевые пирожные! А ты потом считал бы потраченные деньги и вздыхал.

– Надо подумать.

Я не собиралась соглашаться так быстро. Еще чего! Следует показать Хомякову, что я — женщина не «дешевая», я — кокетливая, капризная, привыкшая жить если уж не широко, то хотя бы не серо и скучно. И выбор кавалеров у меня достаточно велик, так что ты еще считай за счастье, если я соглашусь пойти именно с тобой!

– Лина, вы слишком долго думаете, — нетерпеливо напомнил о себе Игорь Игоревич.

– А вы куда-то торопитесь?

– Так деньги «капают».

Ах, у тебя деньги «капают»? Погоди, они еще не так закапают! Ручейком потекут… Куда надо.

– В какой ресторан вы меня приглашаете?

– А в какой вы хотите пойти?

Можно было, конечно, назвать самый дорогой ресторан города, но я побоялась спугнуть этого экономного хорька, еще сбежит, чего доброго! Приручу его постепенно. Начну с заведений попроще, постепенно переходя к элитным.

– «Сударушка» подойдет? Там хорошая русская кухня, и все очень недорого.

Услышав последнюю фразу, Хомяков повеселел и довольно бодренько отчеканил:

– Решено. Через час встречаемся около «Сударушки». Только не опаздывайте, Лина!

Вот тебе — привет! А это он к чему? С чего он взял, что я опоздаю? Да и что с того, если и опоздаю? Как сказала моя подруга Алина, девушка должна опаздывать. Я хотела выдать что-нибудь остроумное на эту тему, но Хомяков уже отключился. Еще бы! У него ведь деньги «капают»! А он — мужчина экономный! (Кстати, как они могут «капать», раз он сидит в собственной машине? Хотя он ведь не знает, что я за ним слежу!)

Глава 6

В ресторане было тепло и весело. Звучала русская народная музыка — то частушки, то «Вдоль по Питерской». Мы сели за настоящий дубовый стол, на котором лежали льняные, расшитые узором салфетки. Посреди стола сиял медный самовар. Хомяков раскрыл папку меню.

– Так, что у нас здесь? Щи русские, уха стерляжья, кулебяка, блины, икра щучья… так, так, так, почки заячьи верченые, грибочки… гусь с хреном…

– Это обязательно надо попробовать, — подсказала я ему, — очень вкусно!

– Да? — с сомнением поднял на меня глаза Хомяков. — Котлеты телячьи, мозги отварные… И что вы будете есть, Лина?

– Предлагаю взять гуся, к нему жаренную на топленом масле картошку с грибочками и почки.

– А что мы будем пить?

– Здесь подают очень вкусные наливки, изготовленные по домашним рецептам: вишневая, брусничная, яблочная. И анисовую водку тоже можно взять.

Хомяков опять покосился на меня. Его что, цены смутили? Мы здесь пару раз обедали с Алиной. Узнали, что такое настоящая русская кухня, как питались наши предки, когда «Макдоналдсов» и бистро не было и в помине. Нам обеим кухня этого ресторана очень понравилась! Все было вкусно и действительно недорого. А потом, это же экзотика! Дубовые столы, такие же стулья, официанты в расшитых рубашках-косоворотках с поясами и в хромовых сапогах.

Хомяков заказал то, что я предложила. Картошку с грибами и почки нам принесли быстро, гуся попросили немного подождать. Из спиртного Хомяков заказал графинчик водки. Это для себя, любимого. А мне принесли сто пятьдесят брусничной наливки.

Выпив рюмку, старший лейтенант чуть повеселел. Значит, спиртное на него действует расслабляюще. Учтем и используем! (Похоже, это выражение становится моим девизом!)

После второй рюмки он стал заметно разговорчивее. После третьей перешел со мной на «ты». А хмелеет он быстро… Слабак!

– Лина, ты мне только скажи, что тебе надо! — язык у Хомякова начинал понемногу заплетаться.

– Что же, Игорь Игоревич, мне от вас может понадобиться? У меня у самой все есть, я девушка обеспеченная.

– Это плохо! Женщина должна зависеть от мужчины…

Хомяков налил себе еще водки. Я сделала пару глотков наливки, в рюмке ее оставалось еще достаточно, я ведь сюда не пить пришла.

– Нет, ты мне скажи, Лина! Что тебе нужно? Всем людям что-то нужно!

– Да что же у вас есть, Игорь Игоревич? Зарплата у вас, кажется, небольшая?

– Зарплата — да… Но у меня есть другое, и это не менее важно, чем зарплата.

– Да? И что же это?

– Власть! Только — тсс! Никому…

– Что вы, Игорь Игоревич! Я — могила!

Такую клятву, помню, мы давали в детстве. Когда требовалось сохранить какие-то наши смешные тайны, вроде того, где мы закопали кусочек зеленого бутылочного стекла. Но что же это получается — без малейших наводок с моей стороны Хомяков начал выдавать мне полезную информацию! Я сделала самое невинное лицо и, затаив дыхание и боясь спугнуть болтуна, жевала соленый грибочек.

– Да… У меня — власть! Милиции все боятся. Лина, если бы вы… ты… только знали… знала…

Подошел официант и поставил перед нами блюдо с дымящимся жареным гусем. От него исходил такой аромат, что руки сами потянулись к его золотистой корочке. Хомяков сделал надрез, брызнул желтоватый прозрачный жир и потек по корочке вниз. Мой кавалер положил мне в тарелку большую ножку.

– Лина, у меня есть власть, — чуть приглушенно говорил Игорь Игоревич, — ты… вы не представляете… ешь… что это такое! Я могу сделать с человеком все что захочу! Могу обвинить его в преступлении, и он проведет в КПЗ столько времени, сколько мне надо!.. А могу и отмазать преступника… Я решаю, как поступить с каким-нибудь человеком. А люди, Лина, люди — это мусор!

Да. Власть опьяняет. Особенно — такое ничтожество, как Хомяков.

Я молча жевала кусочек гусиной ножки и старалась не вспугнуть разговорившегося не в меру стража порядка. А он опрокинул еще одну рюмку, ткнул вилкой в блестящий рыженький грибочек, проглотил его и продолжил свой монолог:

– Лина, я скажу тебе по секрету, только — тсс! Я скоро буду капитаном. Меня вот-вот должны повысить… Понимаешь? Я — капитан! — Хомяков вдруг хихикнул, как деревенский дурачок, и запел: — Капитан, капитан, улыбнитесь! Ведь улыбка — это враг корабля!..

Я еле сдерживала смех.

Хомяков, размахивая руками, исполнил пару куплетов из известной песенки, перевирая слова, и вновь принялся за гуся.

– А вы, оказывается, еще и хорошо поете! — сделала я ему комплимент. — Какие у вас разносторонние таланты!

– Да! У меня — таланты. Они все еще узнают, что я могу!.. Я такое могу… что очень даже могу!.. Я пока в своем отделении работал, такие связи завел!.. Я скоро капитаном буду!.. Капитан, капитан, улыбнитесь!..

Песня пошла по второму кругу, хотя на «бис» ее никто не заказывал. Но Хомякову она, похоже, очень нравилась. И, хотя почти половину слов из нее он заменял выражением «ля-ля-ля», он благополучно допел куплет и припев.

– Лина, ты не представляешь, — выдавал мне свои секреты захмелевший старший лейтенант, — я скоро буду богат! То есть я и сейчас уже не беден, но скоро… скоро буду… У меня будет квартира. Да! Большая квартира! Я куплю… двухкомнатную, в центре! И не в каком-то там старье!.. Зачем мне эти развалюхи довоенные?! Я куплю хату в новом доме и с такой планировкой!.. Лина, я все могу, ты не представляешь!..

– Игорь Игоревич…

– Для тебя — просто Игорь!

– Хорошо, Игорь. Так вот, если уж вы все можете, если у вас, как вы говорите, есть связи и все такое…

– Ну чего тебе? Ты говори, не стесняйся!

– Видите ли, у меня бизнес… Нет, он, вообще-то, легальный, я и налоги плачу, но… такой дополнительный заработок… Сами понимаете, кушать-то всем хочется… А вдруг на меня наедет кто-нибудь?

– Никто на тебя не наедет! А если и наедет, звони мне. Сразу!

– То есть вы меня подстрахуете? Я могу на вас рассчитывать?

– Ты чего спрашиваешь?! Звони — без вопросов! Только… Линочка, сама понимаешь, просто так это не делается… Я ведь не один… Я должен поделиться…

– Сколько? Я имею в виду, сколько я должна заплатить в случае чего?

– А смотря на чем тебя поймают!

– Нет, у меня вообще-то все легально. Почти все. Ну, так, мелочовка…

– Но не наркотики?

– Что вы, Игорь! Как вы могли такое подумать?! Нет, просто кое-какая деятельность не отражена в налоговой декларации… Так, мелочь оптово-закупочная — парфюм, косметика…

– Но прибыль-то она хоть дает?

– Да, кое-что капает…

– Тогда — сотка, не меньше!

– Сколько?!

– Не бойся, рублей! Сто тысяч. И это тебе еще со скидкой, как своей…

Хомяков взял мою руку, поцеловал, потом погладил ее, посмотрел многозначительно — в мои глаза… Так, остальную доплату я должна буду осуществить «натурой», поняла я. Этот хорек ко мне неравнодушен и надеется добиться моей взаимности. Что ж, подыграем ему, но осторожно. Обещать многого сразу не стоит. Надо подразнить его, раззадорить.

Хомяков продолжал лакомиться гусем, время от времени бормоча себе под нос что-то вроде: «Заплати — и спи спокойно!»

Ага, я тебе заплачу! Я тебе так заплачу, что ты сам будешь рад отдать очень много, лишь бы тебя оставили в покое! Ты отказался взять заявление у Юлианы? Недвусмысленно намекнул на ее проблемы с ее «умственным и душевным здоровьем»? Получишь обратно по лбу — своим бумерангом, которым ты в нее запустил!

Из ресторана мы вышли уже почти в полночь. Хомяков поймал такси, хотел на нем куда-то вместе со мной поехать, но я, видя, как здорово моего кавалера развезло, усадила в машину его одного. Себе я поймала другую машину.

Когда я приехала домой, Ариша мирно спал в своей комнате. Очевидно, он решил сегодня не ходить в казино. Я включила свой сотовый. Сообщение пришло от Юлианы: «Как освободишься, позвони. Есть новости». Нет, уже за полночь, не стоит будить человека. Завтра утром позвоню ей, и мы все обсудим. Я разделась и легла в постель. Конечно, мне очень хотелось поиграть на саксофоне, руки к инструменту так и тянулись. Но я боялась разбудить Аришу.

Когда утром я спустилась в кухню, Ариша готовил себе кофе.

– Бон матен, Полетт!

– Да, дедуля, доброе утро!

– Наливай кофе, пока он горячий. Я вот тут пачку шоколадного печенья нашел… С кокосовой стружкой, между прочим!

Дед любил сладости, как ребенок. Мы пили кофе и беседовали.

– Я вчера не дождался тебя, уснул… Надеюсь, ты пришла домой вовремя?

– Дед, я же хорошая, послушная девочка! Правда, вчера я была в ресторане, с молодым человеком.

– Что ты говоришь. С кем же ты познакомилась?

– Рано обрадовался. Это следователь, отказавшийся принять заявление у Юлианы, он еще нахамил ей, мол, из-за смерти ребенка и перенесенного стресса у нее с психикой проблемы.

– Хам! Просто хам. Вы не пошли к его начальнику? Надо бы написать на него жалобу.

– Я думаю, это бессмысленно. Если он так нагло себя ведет, значит, чувствует за своей спиной надежное прикрытие. Да и потом, у него всегда есть отговорка — женщина, потерявшая ребенка, свихнулась от горя. А от сумасшедших заявлений не принимают.

– Что ты хочешь с ним сделать, Полетт?

– Для начала познакомлюсь с типчиком этим поближе. Получу доступ в его кабинет и поставлю ему «жучок».

– Будешь собирать на него компромат? А что потом — сдашь его журналистам?

– Там видно будет.

– Полетт, ты, надеюсь, понимаешь, что твоя игра очень опасна? Он мент — в худшем смысле этого слова! Если он пошел на открытое оскорбление заявителя, он может решиться и на более серьезный поступок.

– Дед, не волнуйся, я все это понимаю.

– Я не могу запретить тебе наказывать таких мерзавцев, но прошу еще раз: будь предельно осторожна! Ты уже сталкивалась с подонками в погонах и должна знать, что от них можно ждать всякого…

– Да, дед, конечно, я все помню.

Когда четырнадцать лет тому назад погибли мои родители, я, как свидетель, ходила в милицию и беседовала со следователем. Но мои робкие сумбурные показания в дело почему-то не попали вообще, а само преступление было так перевернуто вверх ногами и обращено против моих же родителей, что оставалось просто диву даваться! Откуда-то взялись результаты экспертизы, показавшие наличие в крови моего папы большого количества алкоголя. Если в начале дела следователь не сомневался в истинном положении вещей, то потом как-то потихоньку картина начала меняться, обрастать новыми свидетелями, показавшими, как мой папа выскочил на запрещающий знак светофора. Из потерпевших наша семья, как по мановению волшебной палочки, превратилась в виновников происшествия. И все это — благодаря людям в милицейских погонах!

Конечно, даже после всего этого я не думаю, что абсолютно все работники правоохранительных органов продажны, но вера в «систему» у меня сильно пошатнулась. Во всяком случае, иллюзий на их счет я больше не питала.

Но Ариша прав. С этими ребятами надо быть очень осторожной! Дав деду слово не рисковать зря, я поднялась к себе в комнату.

Вчера звонить Юлиане я не стала, было уже поздно, но сейчас мне просто необходимо с ней поговорить, узнать, что она хотела мне сообщить.

Голос у подруги был бодрый и радостный:

– Полина, у меня две новости! Во-первых, тетю Валю взяли работать в роддом. Она потом заехала к нам и рассказала, что, когда она туда явилась, какая-то дама ходила по коридору и ругалась, что опять везде грязно, кто-то там снова не вышел на работу, похоже, опять в загуле. И когда тетя спросила, есть ли у них вакансия санитарки, ей с радостью ответили, что теперь — есть! Больше они не будут терпеть «эту разгильдяйку». Так что со вчерашнего дня моя тетя работает санитаркой.

– Это просто здорово! Я и не ожидала, что все получится так быстро.

– И что тете Вале надо теперь делать?

– Пока — просто работать и проявить себя с хорошей стороны. Единственное задание: пусть узнает, где в роддоме находится архив. Только скажи, что ей не следует никого спрашивать об этом, а надо бы найти эту комнату самой. Вот и все пока.

– Так, с этим понятно. А во-вторых, я вчера следила за Ангелиной Романовной и увидела, что она встречается с каким-то мужиком лет сорока!

– Где это было?

– В парке. Она пришла туда после работы, предварительно заглянув в парикмахерскую. В парке она устроилась на лавочке, а минут через десять к ней подошел мужчина и сел рядом.

– Как он выглядел?

– Полин, я ведь близко к ним не подходила, там место открытое, сама знаешь… А так, издалека… Моложавый, хорошо одет, куртка у него такого цвета… мокрый асфальт, одним словом. Коричневые ботинки. Высокий, волосы рыжеватые.

– Хорошо. А что ты лицо не рассмотрела — это не беда, не в последний раз ты его видела, еще налюбуешься.

– Полина, а самое интересное, знаешь, что? Они — любовники!

– Обоснуй.

– Ангелина зашла в парикмахерскую и навела марафет — это раз. А потом, когда этот рыжий тип подошел к ней, она невольно поправила прическу. И сама как-то вся приосанилась, спинку выпрямила. Видно, хотела хорошо выглядеть. Я прошла за их спиной пару раз — туда и обратно, уловила кое-какие обрывки из их разговора, так, отдельные слова…

– Ну-ну, и что же ты услышала?

– Да непонятно что… Она сказала: «…Куплю том». И еще предложила что-то делать вместе. Читать, наверное? А он ей сказал что-то про стоимость чего-то. Не стóит, мол… или, наоборот, стои́т… Нет, не скажу, плохо было слышно.

– А потом?

– Они посидели немного в парке, потом пошли в пельменную, пробыли там полчаса, затем отправились на улицу Дорожную, вошли в дом под номером тридцать один.

– Все?

– Все. Я гуляла возле подъезда около трех часов, замерзла и поехала домой.

– Номер подъезда?

– Третий, крайний слева.

– Ну, Юлиана, это же просто здорово! Теперь мы знаем, что у нашей «подруги» есть приятель, с которым у нее, скорее всего, установились близкие отношения. Говорили ли они о книгах… это еще надо выяснить, что за книжки они читают, оставшись вдвоем.

– Полина, я точно слышала, она сказала: «Куплю том». Или «Куплю первый том…»? Может, это томик стихов какого-нибудь поэта?

– Не знаю, вряд ли. Но мы это выясним. Твоя задача — следить за ней и дальше. А я попробую узнать, кто живет на Дорожной, в доме номер тридцать один.

Я положила трубку и достала из футляра саксофон. Сегодня у меня было не очень грустное настроение, но почему-то мне захотелось сыграть одну из лирических композиций Клода Дебюсси. Обычно саксофон помогал мне справиться с дурным расположением духа, а иногда в процессе музицирования мне в голову приходило какое-нибудь оригинальное решение проблемы.

Так было и сейчас. Я играла лирическую мелодию, мысли мои сначала унеслись куда-то, потом они закружились вокруг персоны Ангелины Романовны и ее рыжего бойфренда… Надо его вычислить! Кто он, где работает и прочее. Он мог быть причастен к похищению ребенка, а мог и не быть. Но раз он пересекся с Ангелиной, значит, все — попал в поле моего внимания. Если я смогу установить номер квартиры, где проживает этот тип, значит, узнаю и о нем — все, что требуется.

А как я выясню, где он проживает? Мне представлялся только один способ: сегодня я не буду «пасти» господина следователя, а посижу на лавочке около дома номер тридцать один по улице Дорожной. Юлиана хорошо описала мне этого типа, думаю, я смогу его распознать. Должна! А Игорь Игоревич на один день останется без моего пристального внимания.

Так, что еще мне предстоит сделать? Тетя Валя пусть поработает в роддоме, туда мне соваться пока что рано. Юлиана следит за главврачом, она уже, похоже, вошла во вкус. Так она и в шпионы переквалифицируется! Ничего, вторая профессия тоже никому не помешает.

А чем у нас занята Алина? Подыскивает себе подопытного кролика для своих гипнотических экспериментов? Кого бы ей подсунуть на эту роль? Может, Хомякова? Пусть она внушит ему, что необходимо завести дело о подлоге в роддоме. Хотя нет, таких никакой гипноз не возьмет, такие типы непрошибаемы.

А если бабушку-пьянчужку все равно уже уволили из роддома, может, пусть Алина теперь внушит ей идею здорового образа жизни? Чтобы та не просто бросила пить и курить, а занялась бы спортом? Хотя бы ходьбой? Пусть заведет себе собачку и гуляет с ней каждое утро и каждый вечер по два часа! И собачке хорошо, и бабушке разминка.

Я набрала номер Алины и предложила ей этот вариант. Нечаева не выказала особой радости по поводу моего предложения:

– Разве таких отучишь пить?! Скорее, это она меня научит за воротник заливать!

– Алина, ты не должна бояться трудностей, преодолевая их, ты закаляешь волю и тренируешь свои гипнотизерские способности!

– Ладно, я попробую… Но за результат не ручаюсь.

– Давай, хотя бы попробуй. А то как-то неудобно, в самом деле: отправили бабушку в запой, а она из-за этого работу потеряла…

– Она ее и так потеряла бы, ну, может, неделей позже. Эта неделя роли бы не сыграла.

Озадачив Нечаеву благородной миссией спасения спивающегося человека, я отключилась. Пора мне собираться и ехать к дому номер тридцать один — выяснить, что за тип там живет и какое отношение он имеет к главврачу роддома?

* * *

Дом оказался самым обыкновенным. Кирпичная трехподъездная пятиэтажка. Я подошла к ней и походила рядышком с подъездом пару минут. Никого. Никто не выходил, но и не входил. И сколько мне здесь торчать, пока кто-нибудь соизволит покинуть свое жилище? Я приготовилась к долгому ожиданию.

Но тут, на мое счастье, дверь среднего подъезда открылась, и на улицу вышла пожилая женщина с котом на руках.

– Сейчас, Леопольдушка, сейчас, мой маленький, погуляем! Вон какое солнышко ласковое! Ну что, на ручках у меня понежишься или на лавочке посидишь?

«Маленький» Леопольдушка, а точнее, жирный разожравшийся котяра килограммов двенадцати весом, больше похожий на диванную подушку, едва приоткрыл глаза и недовольно посмотрел на свою хозяйку. Ему явно было удобно у нее на руках, и покидать это пригретое местечко он отнюдь не собирался.

– Хорошо, маленький, я тебя подержу…

Лохматое белое чудовище с огромным пушистым жабо и длинными усами положило голову хозяйке на плечо, помахивая пышным хвостом, как опахалом, у нее перед самым носом. Я решила навести справки у этой любительницы животных и подошла к женщине.

– Здравствуйте! Извините, вы не скажете, в каком подъезде живет мужчина лет сорока, рыжеватый, высокий, в темной куртке и коричневых ботинках?

– А вам зачем? — осведомилась бдительная женщина, с подозрением осматривая меня и поглаживая своего кота.

– Понимаете, он вчера стукнул мою машину! Я ему посигналила, но он не остановился, доехал до этого дома, поставил машину здесь, рядом, на стоянке, а сам вошел в третий подъезд. Я хочу найти его, пусть он мне ремонт оплатит! Если все так будут бить машины, а потом уезжать, никаких денег не хватит — за свой счет машину чинить!

Конечно, я рисковала. Врала беззастенчиво и совсем неубедительно. Любой человек, имеющий машину, раскусил бы меня в два счета. Но женщина была пожилая, и явно не автолюбительница. К тому же я постаралась вызвать у нее чувство жалости: как же, бедная девушка, ей машину поцарапали, надо заплатить за ремонт!

– А-а… Да это, наверное, Леонид Максимович из пятидесятой квартиры. У него машина есть. И такая куртка, и сапоги коричневые… Ну да, он рыжий и высокий — все совпадает!

– Вы фамилию его не знаете?

– Ой, дай бог памяти… За… нет… Зосимов… О! Точно, Зосимов. Леонид Максимович. Из пятидесятой квартиры.

– Спасибо вам большое!

Поистине, бабушки у подъездов — неоценимый источник информации! Никаких справочных столов не нужно.

Я села в свою машину и набрала телефон Курбатова Сергея Дмитриевича. Он был другом моего отца. Когда папа погиб, дядя Сережа продолжал поддерживать отношения с нами — со мной и дедушкой. Он был полковником ФСБ и частенько выручал меня то полезной информацией, то помощью в решении сложных проблем.

– Дядя Сережа, здравствуйте! Это Полина.

– Здравствуй, здравствуй, мисс Робин Гуд! Как твои успехи в деле борьбы за справедливость?

– У меня новый случай.

– Да? Поздравляю! Кого ставим в угол на этот раз?

– А вы, дядя Сережа, приезжайте к нам в гости, я вам все и расскажу. Да и дедушка будет очень рад.

– Непременно загляну на днях. Так что у тебя ко мне?

– Как всегда: просьба. Нужно выяснить, кто такой Зосимов Леонид Максимович, проживающий…

Я продиктовала дяде Сереже адрес.

– Понял. Сделаю — позвоню. Передавай привет Аристарху Владиленовичу!

Дядя Сережа отключился. Думаю, скоро я узнаю, что за человек Зосимов. И тогда я, возможно, смогу использовать его в своем деле. А может, и не смогу, это уж как повезет! Я села в машину и поехала к отделению милиции, где работал мой кавалер, без пяти минут — капитан.

* * *

За стеклянной перегородкой сидел новый дежурный, не тот, что был в прошлый раз, когда мы с Хомяковым после построенного мною столкновения заходили к нему в кабинет. Этот новый посмотрел на меня сурово и попросил документы. Я, естественно, не собиралась показывать ему паспорт или права, на которых я выглядела, мягко говоря, несколько иначе, чем сейчас. Я состроила дежурному глазки и многозначительно так намекнула, что я — хорошая знакомая старшего лейтенанта Хомякова, и он очень обрадуется моему визиту.

Дежурный снял трубку и сказал в нее:

– Игорь? Тут к тебе… дама.

– Скажите: Лина пришла!

– Лина какая-то… Да, пропускаю.

Я не стала дожидаться, когда он скажет: «Проходите, пожалуйста!», и сама направилась по коридору к нужному мне кабинету. Не дойдя до него несколько шагов, я притормозила. Из двадцать первого кабинета доносились голоса на повышенных тонах. Я осторожно, почти на цыпочках, подходила к двери, благо в коридоре пока никого не было и мои партизанские проделки никто не видел.

– Игорь Игоревич, вы ведь знаете, что я не виноват! — говорил незнакомый мне низкий голос.

– Нет, этого я как раз не знаю. Сознайся, а то хуже будет…

Я не расслышала, что еще сказал Хомяков. Незнакомец снова заговорил, немного раздраженно:

– Игорь Игоревич, я этого не делал! Почему я должен сознаваться в подобном?!

– А я вот устрою все так, что ты окажешься самым непосредственным участником этого преступления… А не напишешь, — пожалуйста, сударь, к нам в подвал! И прощайте, почки!.. Или… ты сам знаешь, что надо делать, если садиться не хочешь…

В это время в коридоре послышались шаги, и я отпрянула от двери. Через минуту из кабинета вышел мужчина средних лет и, раздраженно хлопнув дверью, зашагал к выходу.

– Тебя бы самого посадить! — донеслось до меня его злобное шипение.

Я бросилась за ним:

– Мужчина, подождите!

Он обернулся и недовольно уставился на меня:

– А вам-то чего нужно?!

Его тон был далек от дружелюбного, но меня это не смутило. Я взяла его за локоть и еще подальше отвела от кабинета Хомякова. Мы завернули за угол. Рядом не было дверей, нас не могли подслушать, и я тихо заговорила:

– Извините, конечно, что я вмешиваюсь… Но, похоже, Хомяков шьет вам дело?

– А вам-то что?!

– Понимаете, — заговорщическим тоном сказала я, — кажется, у нас с вами похожая ситуация…

Мужчина недоумевающе посмотрел на меня:

– В чем похожая?

– Мне тоже приписывают то, чего я не делала… И вымогают взятку.

Я внимательно следила за выражением лица собеседника. В них сразу проснулся отклик:

– И мне приписывают! И у меня вымогают!..

– Тише! У меня вымогают сто тысяч, а у вас?

– Ха! Сто!.. Вам еще повезло! Двести пятьдесят не хотите?! И главное, за что?! Я ему говорю: я не участвовал в драке! Я их разнимал! Кто пырнул этого Юрченко ножом, я даже не видел!.. А он… гад!..

– Тише! Я все поняла! Нам надо объединиться. Мы должны наказать вымогателя!

– Как? Он дал мне понять, что жаловаться на него бесполезно… Все его начальники с ним заодно.

Мужчина в сердцах даже плюнул.

– Мне надо идти, меня ждут… Давайте обменяемся телефонами. Я знаю, что делать с этим хорьком. Но вы должны мне помочь. И тогда вам не придется платить! — сказала я.

– Как не платить?! Он грозит, что мне светит пять лет! Пять лет! За что?! Я только разнимал дерущихся…

– Вот мы и сделаем так, что Хомяков сам нам заплатит! Вы готовы мне помочь? И себе, разумеется?

– Готов!

Мужчина продиктовал мне номер телефона, я занесла его в свой аппарат.

– Как вас зовут?

– Евгений… Черт! Ну, попал! Чтоб я еще раз полез разнимать кого-то!.. Пусть теперь все хоть поубивают друг друга!..

– Меня Линой зовут. Все, я пошла. Я вам позвоню!

Глава 7

Я возвращалась к кабинету Хомякова и думала: а это я удачно зашла! Познакомилась с Евгением. Этот товарищ мне поможет. Обижен на следователя-вымогателя, да и деньги с него требуют немалые. Хорошо, что я прихватила с собой «жучок». Сейчас надо исхитриться и пристроить его Хомякову под крышку стола.

Когда-то Алина познакомила меня с хорошим электронщиком, компьютерным гением и хакером-одиночкой в одном лице, Витей Шиловым, откликающимся на ник Шило. Витя снабдил меня изготовленными и усовершенствованными им лично приспособлениями для прослушки. Они были просты в употреблении и надежны. Сейчас один такой «жучок» лежал в моей сумке и ждал своего часа. Я постучала в дверь двадцать первого кабинета.

– Да!

Хомяков сидел за своим столом и трудился в поте лица, строча что-то на бумаге. Должно быть, очередное дело стряпал, на какого-нибудь бедолагу вроде Евгения. Увидев меня, он встал мне навстречу и, подойдя поближе, взял мою руку в свою:

– Линочка! Это вы?

Глупый вопрос! Очевидно ведь, что это я, а не кто-то другой!

– Как видите, Игорь. Я могу вас так называть — просто Игорем? Вы мне вчера разрешили там, в ресторане…

– Меня можно и на «ты» называть.

Ах, какой ты великодушный! «Можно называть»! Разрешил! Ну спасибо.

– Лина! Вчера в ресторане я, кажется, немного перебрал…

«Кажется»! Он еще сомневается! Ничего, сейчас я твои сомнения развею.

– Да уж! Ты даже не проводил меня домой.

Мой капризный тон и обиженный взгляд сделали свое дело — дали Хомякову понять всю глубину его вины передо мной.

– Линочка, — старший лейтенант слегка приобнял меня за талию, — я виноват и готов искупить свою вину!

А у его туалетной воды какой-то противный дешевый запах. Лучше бы он вообще не пользовался такой, если уж нет денег на дорогую. Хотя почему нет? При таких-то делишках, какие он шьет невиновным гражданам, он мог бы покупать себе самый дорогой французский парфюм. Экономит? На квартирку в центре копит?

– Как же ты собираешься исправлять свою вину, Игореша? — спросила я и погладила Хомякова по щеке.

От такого знака внимания с моей стороны Игореша просто обалдел. Он схватил мою руку и принялся ее целовать. Не скажу, что мне это доставило особое удовольствие, но приходилось терпеть — ради пользы дела.

– В ресторан! Сегодня же… И не в «Сударушку». Мы пойдем в «Кавказ»! Любишь кавказскую кухню?

О! Это прогресс. Ресторан «Кавказ» считался более дорогим, чем «Сударушка». К тому же перспектива поужинать на халяву… Я немного поломалась для вида и согласилась.

– А хочешь чаю? У меня конфеты есть!

Хомяков достал из стола коробку конфет, предварительно собрав в папку все разбросанные по столу бумаги. Саму папку он убрал в сейф. Осторожный! Я села на стул и заложила ногу на ногу. Надо сказать, при моей мини-юбке это было очень смело, но что делать! Приходилось обольщать Хомякова всеми доступными способами.

Увидев мои оголенные чуть ли не до трусиков ноги, Хомяков едва устоял на месте.

– Я сейчас… Я… воды набрать… Посиди.

Он взял чайник и, бросив еще один жадный взгляд на мои ноги, скрылся за дверью. Я тут же вскочила, достала из сумочки «жучок», приладила его под крышку стола. Потом вернулась на свой стул и села на него, но уже сложила ноги поскромнее. И хорошо сделала. Неожиданно дверь открылась, и в комнату заглянули две девушки в милицейской форме.

– А Хомяков где? — спросила одна.

– За водой пошел, — отозвалась я.

– Ладно, к нему мы потом зайдем… Так, еще к Гаврилову надо заглянуть, он тоже деньги не сдавал…

Разговаривая между собой, девушки ушли. А я подскочила к двери, приоткрыла ее и высунула нос в коридор.

– У Хомяка-то никак зазноба появилась!

– Наконец-то, а я-то уж думала, что он так и уйдет на пенсию мальчиком!

Девушки засмеялись, а я села на свое место! Так, так. Значит, старший лейтенант женским вниманием не избалован. А я-то удивлялась, что он так легко поддался на мои чары! Что ж, мне это только на руку, буду очаровывать его дальше.

Открылась дверь, пришел запыхавшийся Игорь и включил чайник.

– Я еще и кофейку хорошего раздобыл! — радостно сообщил он.

Хорошим кофейком он называл растворимую бурду, которую я никогда не покупала и не пила. Ну, разве что если совсем припрет, вот как сейчас…

– Игорь, — капризно надула я губки, — а к тебе какие-то девушки заходили…

– А!.. Это Верка с Танькой! Активистки, блин! Ходят, собирают деньги, то на день рождения кому-то, то на похороны. А сегодня у одного сотрудника ребенок родился, вот они и клянчат на коляску!..

Хомяков сказал это таким пренебрежительным тоном, что меня просто покоробило. Что же плохого в том, чтобы поздравить счастливого папашу и подарить коллеге хороший подарок? Так всегда делали в коллективах, и я эту традицию считаю очень доброй и правильной. У человека радость, а этот хмырь…

Хмырь постелил на стол пластиковую цветную салфеточку, поставил на нее два бокала и банку «хорошего» кофе. Потом он открыл коробку конфет и торжественно сказал:

– Прошу!

Таким тоном обычно приглашают даму сесть в «Мерседес». Ну ладно, за неимением последнего сядем пока к хомяковскому столу. Хомяков торжественно налил в мой бокал кипяток, а кофе я насыпала себе сама.

– Смотри, Игореша, я ревнивая, я не собираюсь делить тебя ни с кем!

– Правда?! Лина, это правда? Я так рад!

Игореша поставил свой стул напротив меня, сел и вперился в меня своими бесцветными глазками. Он прихлебывал кофеек и поглядывал на глубокий вырез моей кофточки. Ну, очень глубокий…

– Лина, я хотел тебе сказать…

– Что?

В этот момент зазвонил телефон. Игореша поморщился, но снял трубку:

– Хомяков у аппарата!

Он некоторое время слушал говорившего, потом нервно бросил:

– Да не буду я этим заниматься! Нашли пацана! Там все ясно, пусть дадут какому-нибудь новичку… Я все-таки могу разбирать дела и посерьезнее, нельзя использовать опытных сотрудников в таком мелком деле…

О! Как мы себя ценим! «Опытный сотрудник»!

Хомяков бросил трубку и повернулся ко мне.

– Правильно, Игореша, не занижай планку, не позволяй никому собою дыры затыкать! Пусть молодые на всякой там ерунде руку набивают. А ты у меня — сотрудник опытный, капитаном скоро станешь. Заставь их уважать себя!

Хомяков расплылся в довольной улыбке:

– Линочка! Киска моя! Ты одна понимаешь меня! Какое счастье, что я тебя встретил!

Он начал гладить мою руку, потом коленку.

– Только учти, Игореша: я — девушка строгих правил. Я к первому попавшемуся в постель не прыгаю!

Игореша сразу убрал руку с моей коленки и кивнул:

– Правильно. Уважаю! Женщина должна себя блюсти…

Тоже мне, блюститель! Да если бы я тебя не одернула, так и ползла бы твоя шаловливая ручка все выше.

Снова зазвонил телефон. Хомяков опять поморщился. «Как вы все мне надоели!» — говорил его недовольный вид.

– Хомяков у аппарата!.. Что? Некогда мне встречаться… О чем говорить, все уже обговорили… Да перестань, чего ты трясешься!.. Я тебе сказал: все будет нормально, что ты дергаешься?.. Ладно, успокойся… Ладно. Давай, вечером подходи… В пять, но не позже… И это, Романовна… не забудь то самое…

Он положил трубку.

– Игореш! Что это еще за Романовна? Я же сказала, я — ревнивая!

– Ой, да нашла к кому!.. Она ж старая, ей уже под сорок! И потом, это по работе… Но все равно, мне приятно, что ты меня ревнуешь…

Хомяков потянулся ко мне губами, но в этот момент, как нельзя более кстати, в дверь постучали. Он сразу отпрянул от меня.

– Да! — крикнул он недовольно.

Заглянула одна из тех девушек, что заходила с подругой за деньгами.

– Хомяков! Ты будешь деньги сдавать Петрову на коляску? Мы к тебе уже второй раз заходим…

– Тань, давай потом…

– Когда потом, Хомяков? Все уже сдали, ты один остался!

– Ты что, не видишь? У меня свидетель показания дает!

– Вижу я, какой у тебя свидетель, — сказала Таня, заглядывая ему через плечо.

Я встала.

– Игорь Игоревич, я, пожалуй, пойду. У вас работа, я вам мешаю…

– Хорошо, гражданка Иванова, я вам позже позвоню.

Хомяков многозначительно посмотрел на меня. Девушка, стоявшая в дверях, усмехнулась. Она-то ни на секунду не усомнилась, какие такие показания пришла сюда давать гражданка Иванова, то есть я.

– До свидания! — сказала я в пространство, ни к кому определенно не обращаясь, и вышла за дверь.

В коридоре была еще и Верка — вторая «активистка, блин». Она с многозначительной улыбкой проводила меня взглядом. Так, а Хомяков-то себя скомпрометировал! Ну, значит, так ему и надо.

Я села в машину и принялась рассуждать. Только что Игореше позвонила какая-то Романовна. Она, как я поняла, чего-то боится и хочет встретиться с Хомяковым, должно быть, он может ее как-то успокоить. Ей, со слов Хомякова, уже под сорок… А не та ли это Ангелина Романовна, главврач роддома? Может такое быть? Вполне, хотя и совпадение не исключено. Так: посижу-ка я в машине и подожду эту Романовну, она обещала подъехать… к пяти, кажется. А впрочем, время-то обеденное. Стоит перекусить где-нибудь, а то после хомяковского «хорошего» кофе у меня началась изжога. Тут, кажется, есть кафе неподалеку, вот там я и «заправлюсь».

Но едва я тронулась с места, как зазвонил мой сотовый. Дядя Сережа! Я припарковала машину у обочины и включила телефон.

– Полина, привет. Ты просила меня узнать о Зосимове.

– Да, дядя Сережа, что это за фрукт?

– А фрукт довольно интересный! Он работает патологоанатомом в городском морге.

– Вот тебе и привет!

– Да, но это еще не все. Года два тому назад он проходил по одному делу. Правда, свидетелем.

– И что за дело?

– Интересное и любопытное. В морге пропал труп. И не простой труп, а детский. Точнее, тело грудного ребенка. Лежал труп в морге, его исследовали, дали заключение о смерти, но сам труп исчез.

– Как?!

– Да вот так. Лежал, лежал — и исчез. Потерялся! Пришли родители, а выдавать им нечего.

– Неужели такое бывает?

– Еще и не такое бывает!

– И что, наш Леонид Максимович проходил только как свидетель?

– Да. Когда пропал труп, была не его смена.

– Но труп, как я понимаю, так и не нашли?

– Нет.

– Веселенькое дельце! Кому же он понадобился? Кто-то по ошибке прихватил его вместо своего умершего ребенка?

– Не знаю, работники морга давали показания, но все какие-то нелепые. Выдать его вместо какого-то другого они не могли, так как в тот момент других младенцев в морге не имелось. Так что думай, Полина! Это пока все, что мне удалось накопать интересного.

– Что ж, дядя Сережа, спасибо. Пойду работать извилинами.

Я отключилась и завела двигатель, надо было убрать машину с обочины. Я доехала до кафе, поставила машину на стоянку перед ним и вошла в зал.

Решив сочетать приятное с полезным, я поедала сочный бифштекс и обдумывала сведения, выданные мне дядей Сережей. Значит, вот с кем дружит наша Ангелина Романовна! Ну что ж, при нашем уровне медицинских услуг союз врача и патологоанатома вполне обоснован и, я бы даже сказала, закономерен. Не удивлюсь, если третьим в их банде окажется директор похоронного бюро. Это я, конечно, шучу, но в каждой шутке, как говорится, есть лишь доля шутки. Остальное — правда.

Но потерять труп младенца! Это надо ж до такого дойти! Сам собой он, понятно, исчезнуть не мог. По ошибке его тоже не забирали, дядя Сережа говорит, в то время других трупов младенцев в морге не было. Остается… Похищение!

А что — третьего, как говорится, не дано. И кому, скажите на милость, нужен труп младенца? А главное, для чего? Продали на органы? Какие там органы у только что родившегося?! А может, наоборот, самое то? Еще не успел нажить никаких болезней… Печень не отравлена алкоголем, а легкие — никотином. А причина смерти? Я не спросила дядю Сережу — почему умер ребенок? И годится ли его труп на органы?

Я набрала телефон Курбатова.

– Дядя Сережа, извините, что снова беспокою вас. Я забыла спросить, какой диагноз был поставлен тому потерявшемуся младенцу?

– Там говорилось что-то о внутриутробной гибели плода.

– То есть он родился уже мертвым?

– Похоже, так.

– А вы не знаете, такие трупы годятся на органы?

– Вот чего не знаю, того не знаю. Тебе надо об этом со специалистами поговорить.

– Хорошо. Еще раз извините и спасибо.

– Та нема за що! Звоните, мисс.

Я отключилась и продолжила трапезу.

И что мне теперь с этим делать? С новым трупиком? С одним-то я еще не разобралась, а тут второй вылез! Если так дальше пойдет… Тьфу, тьфу… Придется встретиться с каким-нибудь специалистом и проконсультироваться.

А может, не надо? Зачем мне этот трупик младенца, какое он имеет отношение к моей подружке детства Юльке? Может, и никакого. Но как-то все это странно… Опять умерший ребенок, да еще и потерявшийся! Какая-то совсем уж неприятная история, и чутье мне подсказывает, что эти два случая как-то связаны. Почему? Да потому, что один персонаж фигурирует и там и здесь — патологоанатом Зосимов! Ну не может это быть простым совпадением! А если я ухвачусь за ниточку и раскрою два преступления вместо одного?.. А это случайно не первые признаки мании величия?

Я вышла из кафе и решила поехать домой. Время у меня есть, Ариша сейчас наверняка отдыхает в своей комнате, если не ушел проведать кого-нибудь из своих многочисленных приятелей. Дед наверняка мне подскажет, как лучше поступить в такой ситуации.

Я почти угадала: Ариша был дома, он возился во дворе, элегантно сгребая лопаткой недавно выпавший легкий снежок в невысокие белые холмики. Он даже напевал что-то себе под нос, что говорило, несомненно, о его прекрасном расположении духа.

– …И если ветер, листья разметая, сгребет их всех в один ненужный ком… — мурлыкал дед, хотя сгребал он не листья, а снег.

Это был романс на стихи Есенина. Значит, у деда лирическое настроение.

– …Скажите так: что роща золотая отговорила милым языком!..

Я сняла черный парик и убрала его в бардачок. Расчесалась, стерла «роковой» грим, чуть припудрилась и, приняв свой естественный облик, окликнула деда:

– Ариша! Перерыв на обед не хочешь сделать?

– О! Полетт! Бон жур! Я уже пообедал, тебя не дождался. Навожу вот порядок…

– Вижу. Тогда пойдем, чайку попьем. Поговорить надо.

За столом я рассказала деду о том, что узнала сегодня. Что человек, с которым встречается главврач роддома — патологоанатом из городского морга, что два года тому назад там был случай с пропажей детского трупа, и мне надо знать — могут ли использоваться на органы трупы мертвых новорожденных.

– Насколько я знаю, Полетт, не могут…

– Дед, ты не врач. И я тоже, поэтому я хочу проконсультироваться со специалистом. У тебя ведь есть хороший знакомый врач в больнице. Вот и позвони ему, а я к нему подъеду…

– Позвонить-то, конечно, можно. Непонятно, почему ты пытаешься связать эти два случая воедино?

– Я должна все выяснить, хотя бы для себя. Вполне может оказаться, что этот Зосимов вовсе и не причастен ни к тому, ни к другому происшествию. Но он связан с Ангелиной Романовной, и уже на одном этом основании следует его проверить.

Ариша не любил пользоваться своими связями, я это знала, но у меня не было другого выхода. Я не просто так обратилась к деду. С главврачом городской больницы они изредка играли в покер и были в хороших приятельских отношениях.

– Хорошо, я звоню Петру Васильевичу. — Дед набрал номер телефона, приложил трубку к уху: — Петр Васильевич? Здравствуй! Как твое драгоценное здоровье?..

Несколько минут между ними шел обмен взаимными любезностями, приглашениями составить партию в покер… Я терпеливо ждала. Но вот их разговор свернул, наконец, на интересующую меня тему.

– Слушай, Петр Васильевич, тут у меня внучка… Да не заболела, тьфу, тьфу, тьфу… Начала медициной интересоваться. Даже так… Так вот, не мог бы ты ее проконсультировать?.. А это она сама тебе расскажет… Она подойдет, когда тебе удобно. Благодарю покорнейше! А насчет партии в покер — в любой момент, когда соблаговолите! Все, желаю здравствовать! — Дед положил трубку и посмотрел на меня: — Ну что, через час, он сказал, ты можешь и подъезжать.

– Спасибо, дедуля, — я чмокнула Аришу в щеку, — я пошла собираться.

– Я надеюсь, ты к нему… не в таком виде? Юбка больно уж… короткая.

– Нет, разумеется. Этот маскарад — для господина следователя! Для твоего врача я надену юбку подлиннее, а декольте прикрою палантином. А парик я пока что в бардачке спрятала. Надену, если еще раз сегодня придется к Хомякову заглянуть.

Главврач Петр Васильевич сидел в своем кабинете и кому-то звонил. Я ждала минут двадцать, пока он обговорит с кем-то все свои неотложные вопросы. Но вот он положил трубку, и взгляд его добрых, внимательных глаз обратился на меня:

– Извините, барышня, что я заставил вас ждать. Теперь я полностью в вашем распоряжении!

Я коротко изложила Петру Васильевичу суть вопроса. Он внимательно выслушал меня и спросил:

– А разрешите полюбопытствовать, это где же такие страсти-мордасти творятся? Не в нашем ли доблестном морге?

Пришлось сознаться, что именно о нем я и говорила.

– Так это было… года полтора тому назад. Нет, больше — два. Я прав?

Я кивнула.

– Я этот случай помню. Все тогда искали младенца-потеряшку. Но странное дело! Никаких следов и зацепок не нашли.

– Петр Васильевич, скажите, возможно ли использовать такого ребенка для органов?

– Вы, милая барышня, никак, милицейских сериалов насмотрелись! Это там все людей на органы продают… Нет, здесь все проще. Ребенок родился мертвым. Мать его была то ли наркоманкой, то ли алкоголичкой… Такого не то что на органы… Нет, нет, на органы его не продали, это точно!

– Но ведь сам он пропасть не мог! Это не иголка, случайно упавшая в щель. Ребенка потерять трудно, согласитесь. Случайно прихватить его с собой тоже не могли. Тогда — что остается? Украли!

– Но только не на органы. Будь он живым, тогда другое дело, а так…

– Петр Васильевич, есть ли у вас в морге хороший знакомый, готовый со мною пошептаться и умеющий держать язык за зубами?

Главврач посмотрел на меня поверх своих очков долгим внимательным взглядом:

– Я так понимаю, интересоваться, зачем это вам нужно, мне тоже не следует?

Я многозначительно промолчала.

– Тогда я скажу — есть у меня один знакомый. Но не в морге. Не работает по причине выхода на пенсию. Телефон его вам записать?

Я вышла от Петра Васильевича с зажатой в руке бумажкой. На ней было написано почти печатными буквами: «Аничкина Любовь Ивановна». И номер домашнего телефона. Я позвонила ей уже из машины.

– Любовь Ивановна? Вас беспокоит Полина. Обратиться к вам мне посоветовал Петр Васильевич…

– Да, я знаю! Он только что звонил, просил меня побеседовать с вами. Как же ему откажешь?! Я его должница… Запоминайте адрес: улица Кленовая…

Я мчалась к Любови Ивановне, как на первое свидание. Время поджимало. Скоро пять часов, Ангелина Романовна придет к Хомякову, чтобы о чем-то посекретничать, если, конечно, это она ему звонила. Обязательно надо будет подслушать их разговор!

Любовь Ивановна жила на окраине города, в частном доме. Она ждала меня у калитки, в фуфайке и с граблями в руке. Похоже, как и мой дедушка, она возилась в огороде.

– Сейчас в дом пройдем, я только в сарай загляну…

– Нет, Любовь Ивановна, спасибо, я тороплюсь, так что к вам заглянула ненадолго.

– Тогда садитесь на лавочку. О чем же вы меня спросить хотели? Петр Васильевич так ничего толком и не сказал.

– Любовь Ивановна, вы работали с Зосимовым?

– С Леонидом Максимовичем? А как же! Знаю его. А что он натворил?

– Вы можете сказать, что это за человек?

– Знаете, вот если бы не Петр Васильевич… Никому другому я этого не говорила и не скажу, только вам… Темный он человек!

– В каком смысле?

– В таком, что делишками темными занимается.

– Да чем же таким темным можно заниматься в морге?! Это же не больница, где липовую справку можно купить!

– А! Девочка! Сразу видно, что вы от всего этого далеки. Мухлевать можно везде, и морг — отнюдь не исключение. Вот у нас однажды случай был — пропал труп грудного ребенка. Как вам такое? Кому, спрашивается, такое добро нужно? А ведь пропал! И милиция приходила, опрашивали всех, только ничего это не дало. Труп как сквозь пол провалился!

– И что?

– И ничего! Не нашли. Родителей уговорили, они ничего требовать и не стали…

– А Зосимов здесь при чем?

– А при том, Полина, что незадолго до этого случая я проходила по коридору и слышала разговор в его кабинете. С кем он беседовал, я не знаю, не видела, может, и по телефону он с кем-то общался… А сказал он — мол, младенцы нынче в цене. Я тогда подумала — смеется, наверное, шутит с кем-то… А тут через несколько дней младенец-то возьми и пропади! Я тогда вспомнила про тот его разговор, но сообщить об этом следователю побоялась. Вдруг я человека напрасно подставила бы?

– Больше Зосимов ничего не говорил?

– Я плохо слышала, так, обрывки фраз… Но опять что-то про мертвых младенцев. Тебе, мол, живого не видать, так я тебе мертвого достану…

– Больше вы ничего интересного не замечали?

– Ну, один раз я видела, как к Леониду Максимовичу человек какой-то пришел, заперлись они в кабинете, шептались. Потом тот человек вышел от Зосимова, на улице с другим мужиком каким-то побеседовал, сказал, мол, все хорошо, сделают как надо… Я догадалась, что Зосимов обещал кому-то нужный диагноз в заключении о смерти написать. Только это ведь недоказуемо!

– Вы никому об этом не говорили?

– Кому же? Нет, конечно. И еще пару раз Зосимов меня выпроваживал, когда нужные люди к нему приходили. Причем так грубо! Нет бы, вежливо попросить — выйди, мол, Иванна, мне поговорить надо. Так нет! Он, вредный козел, рявкал на тебя, как на прислугу: «Выйди!» А еще у него машина есть. «Рено-Логан» называется. Машина-то дорогая! Смекаете?

– Откуда вы знаете о машине?

– Видела. И читать, слава богу, умею. У него так на машине и написано: «Рено-Логан».

– Больше вы ничего мне сказать не хотите?

– Ну, не знаю… Разве что…

– Что?

– Я о том трупике-то младенца все думаю… Для чего его похитили?

– Для чего?

– Родителям его подсунуть хотели.

– То есть?!

– Ну… обменять его на живого. Вот, к примеру, родился у вас живой и здоровенький ребеночек. А у кого-то детей совсем нет, бесплодные пары сейчас все чаще встречаются. И если у такой пары денег — куры не клюют, они врачу роддома заплатят, и он вашего здоровенького малыша им отдаст, а вам скажет — мол, умер ваш ребеночек. И в доказательство трупик-то вам и отдаст! Если, конечно, не уговорит вас, не наплетет, что у вас страшный уродец родился и лучше вам совсем его не видеть.

– Такое бывает?

– А вы не слышали? — Любовь Ивановна посмотрела на меня удивленно.

– Спасибо вам за откровенность и за эти сведения. Мне пора. — Я встала. — Только, Любовь Ивановна…

– Вы ко мне не приходили, и я вам ничего не говорила! — многозначительно кивнула она мне на прощание.

Глава 8

Я мчалась к зданию РОВД, когда мне на сотовый позвонила Юлиана:

– Полина! Ты куда пропала?

– А что случилось?

– Звоню, звоню тебе — все время «недоступно»! У меня тут ЧП: моя подопечная отправилась к твоему подопечному. Она сейчас около здания РОВД, где Хомяков работает!

– Что она делает?

– На крыльце топчется и по сторонам оглядывается. Похоже, не решается зайти… Что мне делать, Полин?

– Следи за ней. Прячься за деревьями, машинами, но из виду ее не упускай…

– Полина! Она вошла в здание!

– Не страшно. Я еду к тебе. Через пять минут буду, жди!

Я отключилась и сильнее нажала на газ. Значит, все-таки это именно наша Ангелина пришла на свидание к Хомякову. Ну-ну! Сейчас послушаем, о чем они говорят. Хорошо, что я успела «жучка» ему подсадить.

Я подъехала к зданию РОВД и поставила машину так, чтобы оказаться в непосредственной близости от него, но в то же время не у самого крыльца. Хомяков мою машину знает, мне попадаться ему на глаза никак нельзя. Но на всякий случай я все же напялила черный парик, ведь Хомяков знал меня, как брюнетку.

Через несколько мгновений ко мне подскочила Юлиана и, задыхаясь от быстрой ходьбы, села в мою машину. Я включила прослушку.

– Полина!

Я приложила палец к губам. Мол, тише, потом поговорим.

– Да никуда она больше не пойдет!

Это был голос Хомякова. Он говорил чуть приглушенно. А вот Ангелина Романовна вообще шептала, поэтому не все ее слова были слышны разборчиво:

– А если она… на тебя жаловаться?

– Меня есть кому прикрыть. Мой непосредственный начальник…

Дальше — опять неразборчивое бормотание.

– А если она дальше пойдет? В прокуратуру, например?

– Слушай, Романовна, запасись-ка ты на всякий случай справкой, что у этой мамаши не все в порядке с головой. Ты же говорила: послеродовой психоз и что-то там еще… Сможешь такую бумажку достать?

– Это сложно. Но возможно. Только это стоит немереных денег…

– Ну и что? У тебя с этим проблемы?

– Не в этом дело. Кто возьмется такую справку выдать? Это же статья!

– А то, что ты до этого вытворяла — не статья? Раз уж ты выперла на эту дорожку — теперь по ней до конца! Тебе отступать некуда.

– Хорошо. Насчет справки я, конечно, договорюсь, так, на всякий случай…

– Вот, вот, подстрахуйся. А здесь я тебя прикрыл, как и обещал. Вряд ли она сюда еще раз сунется. А если и сунется…

Тут Хомяков что-то прошептал, но так тихо, очевидно, Ангелине Романовне на ухо, что мы ничего не разобрали.

– Ты поняла, Романовна? Так что не дрейфь! Я свои денежки честно отрабатываю. Мы с тобой все хорошо продумали. А если она на нас кому-то пожаловаться вздумает, так на этот случай у тебя справочка будет наготове, мол, у мамашки с башкой не все ладно! Тем более, ты сама говорила: она старородящая, без мужа… Зачем ей вообще этот высерок, не понимаю? Ну залетела неизвестно от кого, ну не подсуетилась вовремя, не избавилась… Так теперь чего ей гоношиться-то? Странные вы, бабы, ей-богу! Так что иди и не парь мне мозги! Хорошо, что принесла то, о чем я просил. Я это надежно спрячу. Иди, Романовна, иди! Некогда мне, у меня личная жизнь начинается!

– Ты что, зазнобу себе завел?

– Завел, еще как завел! Красавица! Я о такой давно мечтал. Глаза черные, как угольки, смелая, умная! М-м-м… Конфетка, а не девочка!

– Смотри, голову не потеряй! «Конфетка»! Тридцать лет тебе, а говоришь, как мальчишка. И не обольщайся уж больно-то. Если она такая красавица, то что ж она тогда с эдаким… с таким, как ты, пошла?

– С каким это «таким»? — возмутился Хомяков.

– Ты-то далеко не красавец. Что-то до сих пор ни одна прекрасная дама на тебя не клюнула!

– Эй, Романовна! Ты это, поосторожней! Оскорбить меня хочешь?

– Да не оскорбить. Просто голову-то не теряй! Ты не Ален Делон и не сын Рокфеллера. Отчего же вдруг богатая и красивая женщина на тебя позарилась? Ты хоть задумайся об этом…

– Ни хрена ты, Романовна, мозгами не шурупишь! Она во мне другое разглядела. У меня есть то, чего ей недостает, пойми. Да, у нее — красота и бизнес свой кое-какой… А у меня — власть! Я скоро капитаном стану, а там уж мне и до майора недалеко… А с моим умом и упорством я такую карьеру здесь сделаю!.. А если мы объединим наши… Закрой дверь, Петров! Не видишь, у меня человек!.. Потом… Закрой дверь, говорю!.. Ходят тут всякие… О чем это я?.. Короче, иди, Романовна, у меня рабочий день закончился, я с девушкой в ресторан иду, мне собраться надо…

– Ладно, пока, Хомяков!

– И не звони мне без надобности!

Хлопнула дверь. Значит, Ангелина вышла.

Через пару минут она показалась на крыльце и направилась куда-то по тротуару.

– Полина, что мне делать? Может, за ней пойти? — Юлиана начала выбираться из машины.

– Да, посмотри за ней, может, мы еще полезное что-нибудь нароем… А завтра утром я к тебе заеду, надо кое-что обговорить, — кивнула я ей.

– Хорошо.

Юлиана вылезла из машины и осторожно двинулась следом за Ангелиной Романовной. Я осталась в своем «Мини-Купере».

Вдруг зазвонил мой сотовый. На экране высветился номер Хомякова. Пришлось включить телефон:

– Слушаю.

– Линочка! Киска моя! Это я, Игорь…

– Ой, Игореша, — защебетала я, — как я по тебе соскучилась!

– Правда?! Я тоже. Так хочу тебя увидеть, зайка моя! Мы сегодня в ресторан собирались, ты не забыла?

Черт! Как мне не хотелось тащиться с этим хорьком в ресторан! Сегодня вечером мне нужно бы встретиться с Евгением, у которого Хомяков вымогал взятку. Пора подготовить компромат на старшего лейтенанта, пока он еще старший лейтенант.

– Игореша, зайчик мой, извини. Сегодня я никак не могу. Пришел товар, необходимо все разобрать…

– Линочка! Нет, не говори, что ты не можешь! Я так ждал этого, весь день! Я так хочу тебя увидеть!..

– Я тоже хочу тебя увидеть, зайчик!

«Зайчик»! Мокрица ты бесцветная! Меня уже тошнило от этой любовной муры. Если бы не насущная необходимость, послала бы тебя так далеко, что шел бы так долго! Я стиснула всю свою волю в кулак и со всей нежностью в голосе, на которую я только была способна, закончила:

– …Но сегодня — никак! Давай встретимся завтра.

Хомяков приуныл. Он вздыхал в трубку, что было ему вообще не свойственно, так как деньги «капали» в этот момент впустую. Наконец, он выдал:

– А завтра — во сколько?

– Мы созвонимся. Я заранее не могу это спланировать, сам понимаешь — бизнес!

Игореша повздыхал еще некоторое время, потом, очевидно, вспомнив про денежную «капель», он наконец согласился:

– Ладно, киска, до завтра. Я позвоню… А ты вспомнишь обо мне ночью, когда будешь ложиться спать?

А как же! Только о тебе мне перед сном и вспоминать! Тогда уж точно бессонница до утра обеспечена.

– Конечно, милый!

Я поморщилась и выключила телефон. В прослушке слышался шелест бумаг, хлопала дверца стола, раздавались еще какие-то звуки… Должно быть, Хомяков собирался домой. Наконец, закрылась дверь его кабинета. Стало тихо. Я выключила прослушку. Через пару минут на крыльце здания РОВД показался сам господин Хомяков. Он подошел к своей машине и исполнил «обязательную программу»: потоптался возле нее, открыл багажник, покопался там, закрыл багажник, полез в бардачок… Это ритуальное действие он выполнял долго и основательно, а я чувствовала, как во мне кипит раздражение. Конечно, я умею владеть своими эмоциями, спасибо Арише — научил меня этому еще в отрочестве, но Хомяков с каждым днем вызывал во мне все бóльшую неприязнь.

Наконец, мой кавалер пнул на прощание колесо, юркнул на переднее сиденье и хлопнул дверцей. «Восьмерка» выезжала со стоянки.

Я осталась сидеть в своей машине.

Постепенно раздражение мое улеглось. Я припомнила его разговор с главврачом роддома. Значит, вот что они затеяли против Юлианы! Ангелина сделает справку о ее умственной неполноценности, и еще они говорили о чем-то, что главврач передала Хомякову. Что это может быть? Надо подумать.

Хомяковская машина скрылась в конце улицы. Я осталась сидеть в своей и продолжала рассуждать дальше. Помнится, Юлька говорила мне, что ей после родов сделали какой-то укол. После него у нее голова стала словно чумной и соображала Юля плохо. Вопрос: что ей вкололи и зачем? Ответа пока нет. Да, дела! «Темные делишки», как сказала Любовь Ивановна. А я бы прибавила: и грязные.

Телефон, номер которого дал мне Евгений в коридоре РОВД, не отвечал. Это не есть хорошо! Почему он не берет трубу? Не хочет со мной общаться? Передумал? Я сидела в машине напротив здания милиции уже почти час, пора было куда-то линять. А я еще не решила, куда. По-хорошему, надо бы договориться с Евгением о встрече и повидаться с ним. Я вновь набрала его номер.

На этот раз мне повезло.

– Да, алло!

– Евгений? Это Лина, мы с вами сегодня в милиции познакомились…

– Помню.

– Предлагаю встретиться.

– Да я только порог переступил, я ведь с работы. Есть хочу.

– А как насчет того, чтобы нам вместе перекусить в кафе?

– Хм, вы меня приглашаете?

– Приглашаю. Где вы живете?

Евгений продиктовал мне адрес. Да это же совсем рядом!

– Я сейчас подъеду к вам, ждите, — сказала я.

– Ну а я выйду вам навстречу…

Хорошо, что я уже в парике! Одежда не так важна, с врачом и его знакомой я беседовала, не щеголяя коленками из-под мини-юбки. Но ведь Евгений, как и Хомяков, думает, что я — брюнетка. Парик и для него это подтвердит! Рано мне пока что рассекречиваться, даже перед возможным союзником.

Евгений стоял у подъезда и курил.

– Недалеко, буквально в двух кварталах отсюда есть недорогая кафешка, — сказал он, садясь в мою машину. — Едем?

В кафе мы выбрали самый дальний угловой столик, чтобы оказаться подальше от чужих ушей. Я взяла себе пиццу и кофе, Евгений решил подкрепиться более основательно.

– Что у вас случилось, как вы вообще попали к Хомякову? — спросила я его.

– Как дурак! Представляете, шел поздно вечером с работы. Я на складе работаю, у нас инвентаризация в тот день была. Смотрю — пацаны дерутся. Ну, то есть, не пацаны, конечно, это я так, с высоты своего возраста… Парни лет по двадцать. Да серьезно так бьются, в кровь! Одному уже совсем хреново… ой, извините… Он упал, двое его ногами принялись топтать. Я думаю: не остановить если их — они пацана инвалидом сделают. Отобьют ему почки и еще что-нибудь… Подлетел, раскидал их, как котят. Они вдвоем — на меня! Я только краем глаза видел, как избитый еле поднялся, шатаясь… Тут мне один по голове доской заехал, я и отрубился… А когда очнулся, вижу — лежу на земле, рядом — нож, весь в крови, а чуть поодаль один из тех, что меня бил, валяется и руками живот зажимает. Тут подъехала милиция, видно, кто-то ее вызвал. Меня — в отделение, пострадавшего — в больницу. Он, конечно, жив, в порядке, но мне Хомяков грозит пятью годами тюрьмы за драку с использованием холодного оружия. А что нож не мой — об этом он даже слушать не хочет!

– Не вовремя вы там нарисовались.

– Да уж! И что обидно-то: я же только разнять их хотел, а оказался самым главным обвиняемым.

– Отпечатки ваши на ноже обнаружили?

– Нет. Но Хомяков сказал, что это дельце ему сляпать — раз плюнуть! И отпечатки, говорит, «проявятся», и пять лет тебе, мол, обеспечены! Пострадавший-то есть, дело заведено, раскрывать его надо — вот он и старается, гад! Других-то дравшихся не поймали, разбежались все. Так я крайним и оказался… А если ты, говорит, в тюрягу не хочешь — плати двести пятьдесят штук. Не хило, да?! За удовольствие растащить дерущихся!

Евгений в сердцах ткнул вилкой в котлету.

– У меня-то дело попроще, но мне от этого не легче, — сказала я.

– Мне этого слизняка уже грохнуть хочется! Такой поганец!..

– Подождите, Евгений. Грохнете — и на все пятнадцать лет угодите туда, куда он вас на пять обещает упечь. Надо устроить все с умом. У вас есть эти двести пятьдесят тысяч?

– Да есть, конечно. Ну, не ровно столько, чуть меньше. Я на машину коплю. Думал уже через пару месяцев тачку купить, а тут…

– Вот и славненько! Давайте сделаем так. В кабинете Хомякова мы установим прослушку…

– А как мы это провернем?

– Это уж моя забота. Есть у меня один человек, мастак по этой части. Это будет моим вкладом, поскольку денег у меня нет. Итак, я устанавливаю «жучок». Вы приходите к Хомякову, передаете ему деньги, но сначала все их номера мы перепишем. И вот вы достаточно четко и внятно говорите: мол, Игорь Игоревич… обязательно по имени его назовите, а то он потом отопрется, скажет — в записи мое имя не звучит, значит, не обо мне и речь!.. Так вот, вы скажете, что деньги ему принесли, как он, мол, того и требовал. Чтобы это очень четко прозвучало, вы поняли?

– Не маленький, соображаю!

– Вот и хорошо. Отдадите ему деньги, а потом мы начнем шантажировать его этой записью — скажем, что отнесем ее в прокуратуру.

– А если у него и там свои люди есть?

– Нету — я узнавала. И потребуем мы у него уже не двести пятьдесят штук, а побольше! Так что деньги к вам с лихвой вернутся, и машину вы себе купите сразу.

– А вы сами-то верите, что все это так и получится?

– Не просто верю, а уверена! Я все уже давно обдумала, еще несколько месяцев тому назад. Тогда моя подруга к нему под метлу попала, так он у нее тоже деньги вымогал, а она беременная была, ребенка ждала. Так этот гад с нее двести тысяч взял, а иначе, говорит, в колонии тебе рожать придется. Куда ей было деваться? Хомяков ей так прямо и сказал: я, говорит, на квартиру коплю, мне, мол, не хватает. Не дашь двести тысяч — сядешь!

– Ну и гад!

О беременной подруге я, конечно, соврала, чтобы подстегнуть Евгения. Ничего, для пользы дела можно и байку сочинить.

– Когда он вам велел деньги ему передать? — спросила я.

– Завтра, ближе к концу рабочего дня. Мне сегодня друг обещал недостающие тридцать тысяч принести.

– Хорошо бы еще и заснять этот момент! Скрытой камерой, — мечтательно протянула я.

– А это как же вы сделаете?

– Подумаю… Но, в крайнем случае, и одна прослушка сойдет. Главное, чтобы его имя прозвучало и сумма.

– Деньги ко мне точно вернутся? — спросил Евгений.

– Евгений, если вы сомневаетесь, может, лучше и не надо ничего затевать? Я отдам Хомякову свою «сотку», а вы — как знаете…

– Ну уж нет! Я готов!

– Тогда завтра, ближе к вечеру, моя машина будет стоять напротив здания РОВД, на другой стороне улицы. Ко мне не подходите. Я сама вас найду.

Мы допили — кто чай, кто кофе, — и разошлись по домам.

* * *

Вечером я рассказала Арише обо всех событиях сегодняшнего дня.

– Как ты собираешься заснять с камерой момент передачи взятки? — спросил он.

– Дед, я, честно говоря, не знаю пока. Камерой с сотового телефона такое снять вряд ли удастся. Не думаю, что Евгений сумеет одной рукой передать взятку, а второй это зафиксировать. Купить у Вити Шило камеру? Когда же я успею ее установить?

– Полетт, послушай, не парься, как говорит современная молодежь! Думаю, и одной аудиозаписи вам вполне хватит.

– Ты так считаешь? Ладно, попробуем обойтись аудиозаписью.

– Не боишься, что твой Хомяков может соединить воедино появление в его жизни красавицы-брюнетки и этот шантаж?

– Понятия не имею.

– Вот то-то! Поэтому не рискуй ты еще и с камерой. Достаточно аудиозаписи. Думаю, для него и этого будет уже много. Судя по тому, как ты его описала, он не просто осторожный — он очень трусливый человек.

– Да, возможно. Ладно, обойдемся без видеоролика. И еще меня вот что интересует: что же такое Ангелина Романовна принесла Хомякову? Он сказал: «Хорошо, что принесла то, о чем я просил. Я это надежно спрячу». Дед, что это может быть?

– Кто же знает! Все что угодно. Документ, небольшая вещь…

– Как бы мне хотелось залезть в сейф к Хомякову!

– Он может держать эту вещь вовсе не в сейфе. Дома спрятал, например.

– Согласна.

Мы поговорили с Аришей еще некоторое время, потом я поднялась к себе в комнату и оттуда позвонила Юлиане.

– Привет. Это Полина. Как у тебя дела?

– Так обидно! Ничего интересного. Ангелина Романовна прошлась по магазинам и завалилась домой. До темноты она из квартиры не выходила, а когда стемнело, я сама ушла.

– Это ничего. Юль, ты не думала, какую «важную вещь» могла бы передать твоя подопечная моему?

– Понятия не имею!

– И еще вопросик: когда тебе в роддоме что-то вкололи, ты сразу отключилась?

– Да. Уснула или провалилась в забытье… Ну, что-то в этом роде.

– И ты ничего-ничего не помнишь, что в это время было?

– Ничего. Должно быть, я спала.

– Юль, ты согласилась бы провести эксперимент с гипнотизером?

– Это как?

– Ты войдешь в транс под гипнозом, а у тебя спросят: что происходило в тот момент, когда ты спала в больнице и якобы ничего не видела и не слышала?

– Зачем это?

– Юль, понимаешь, зачастую человек только думает, что он ничего не заметил, сознание его не работало в тот момент, когда он спал.

– А что работало?

– Подсознание! Оно никогда не спит и помнит то, о чем «забыло» сознание.

– У тебя есть знакомый гипнотизер?

– Вообще-то есть…

– Ну давай попробуем… Я, конечно, не уверена, что это что-то даст…

Мы договорились, что завтра я приеду к ней с гипнотизером. Конечно, в этой роли должна была выступить моя подруга Алина. Кстати, надо и ее предупредить, что завтра у нее сеанс.

Алина быстро взяла трубку:

– Полина, это ты? Ты не представляешь, мы с Виктором Генриховичем разрабатываем такую программу, с помощью которой можно будет внушать всем, чтобы они делали только добрые дела! Чтобы курильщик бросил курить, а алкаш — пить. Чтобы директора вредных производств не сбрасывали в реки всякую гадость, а…

– … Взяточники не брали взяток. Так?

– Да! Это грандиозно, правда?

– Ну еще бы! И, главное, вполне осуществимо!

– Вот насчет последнего мы сейчас сидим втроем и думаем..

– А третий кто?

– Я же говорила, парень один, Эдик.

– Алин, у меня к тебе дело. Сможешь завтра подъехать и усыпить одну девушку?

– Как усыпить, совсем, как старую кошку?

– Смеешься?! Ввести ее в состояние транса…

– А-а… Ладно, я подъеду. Во сколько? Говори адрес!

Мы договорились о времени, я дала ей Юлькин адрес, и Нечаева отключилась. Я понимаю: ей некогда, у нее созревают глобальные планы по спасению человечества.

Уже поздно вечером, когда я собиралась ложиться спать, мне позвонила Алина:

– Полин, ты представляешь… Мне сейчас звонила Катька Кольцова, она в милиции работает… Ну, помнишь, я тебе о ней говорила? Так вот, у Хомякова, следователя, старшего лейтенанта, о котором ты справлялась, помнишь?.. зазноба завелась! Упасть — не встать! Катька говорит, что все отделение только об этом языки и чешет.

– А что тут такого особенного? Ему разве всего двенадцать лет? Или, наоборот, уже под девяносто?

– Да ты что, Полина, этот Хомяков — страшный, как атомная война! Ты его просто не видела. Бледный как смерть, маленький, хлипкий… Катька говорит, что он очень противный, жадный, с ним никто никогда не хотел встречаться. Он вроде подбивал клинья то к одной, то к другой… Но все от него шарахались. И вдруг нашлась какая-то предпринимательша, и что самое непонятное — она очень симпатичная девка! Черненькая, стройная, видная такая из себя. Все в отделении — просто в шоке! А Хомяк ходит важный как гусь и всем хвалится, какая у него невеста, красивая и богатая. И еще, мол, она очень темпераментная в постели. Представляешь?!

– Ты мне зачем об этом рассказываешь? Я спать хочу!

– Как зачем? Ты ведь им интересовалась, гусем этим, тьфу, хомяком то есть! Ну вот я и подумала: может, тебе и эти сведения пригодятся?

– Спасибо, очень даже пригодятся.

Я выключила телефон и залезла в свою кровать. Так вот, значит, как, Игореша! Ты обо мне уже всем рассказываешь! Еще и не было у нас ничего серьезного, а все отделение уже о нас с тобой судачит! Ну трепло! А еще утверждают, что мужчины умеют держать язык за зубами, в отличие от женщин. Чушь! Ладно, за твою болтливость ты мне отдельно заплатишь! Раз я «очень темпераментная в постели», вот ты от этого моего темперамента и получишь сюрприз! Такой раскардаш тебе устрою! Будешь знать, как языком молоть направо и налево.

Однако приходится признать, что я так и не придумала, как же нам записать на видео момент передачи денег от Евгения Хомякову. Нет, все-таки утром я позвоню Вите Шило, вдруг он что-то мне посоветует дельное?

Глава 9

Утром первое, что я сделала, позавтракав и убрав со стола, — позвонила Вите. Он, к моему удивлению, даже обрадовался моему звонку:

– Полина, тебе неслыханно повезло!

– Да? — усомнилась я. — В чем?

– Только что я закончил разработку электронной мини-камеры нового поколения, называется… А впрочем, ты все равно не поймешь! Принцип работы я тебе тоже объяснять не буду. Приезжай, все увидишь сама.

Витя предстал передо мной в своем обычном прикиде, со значком на груди в виде сердца с надписью: «ХОЧУ ПОЗНАКОМИТЬСЯ!», хитро подмигнул мне и спросил:

– Ну и как?

– Что — «как»? — не поняла я.

– Как тебе моя новая камера?

Я внимательно осмотрела Витю, но ни в его руках, ни в какой-либо другой детали его облика ничего не заметила.

– Вот! — обрадовался Шило. — В этом весь фокус! Ты смотришь на человека и, в лучшем случае, думаешь, что он — приколист. Ну, мол, выделывается со своим «Хочу познакомиться!». А на самом деле это — камера.

– Да ну?!

Витя аккуратно отколол от груди значок и показал мне его вблизи.

– Видишь, вот здесь, с другой стороны?

Он перевернул значок и снял с его «изнанки» тонкую капроновую крышечку. Моему взору предстала крохотная пластинка с каким-то миниатюрным приборчиком, похожим на крошечный дверной глазок. Рядом были припаяны мизерная схемка и тонюсенькие проводочки. Витя установил крышечку на место.

– А где пленка? — не поняла я.

– Да ты что?! Какая еще пленка? — возмутился Шило. — Не пленка, а плата, она находится в другом месте, здесь только объектив, а запись на нее передается…

Тут на меня посыпалось такое количество специфических терминов, что я со своим гуманитарным образованием поняла лишь одно: Витя в очередной раз полностью подавил меня интеллектуально.

– Для особо одаренных объясняю: вот здесь, в этой коробочке, укрыта плата, куда и передается запись с объектива. Эта коробочка может лежать у тебя в кармане, а может где-то еще. Радиус действия — десять метров, ну, может, чуть больше. Включается камера нажатием вот этой кнопочки на коробочке. Ву компроне?

Ну еще бы! Тем более самое главное, что я услышала — это была цена сего чуда современной электроники. Видя, что я несколько призадумалась, Витя снисходительно разрешил мне взять камеру-значок «в прокат», за что попросил более или менее разумную плату.

– Но учти, если сломаешь мой шедевр, заплатишь по полной, — предупредил он меня на прощание.

Шило еще раз показал мне, как включается камера, я отдала ему деньги и вышла из квартиры гения, мысленно сказав: «Ура!» С такой штуковиной не стыдно заявиться к моему Игореше. Но это — ближе к вечеру, а мне сейчас предстояла встреча с Юлианой и Алиной.

* * *

– Знакомьтесь: Алина, моя подруга, а это — Юлиана, подруга моего детства, — представила я друг другу соратниц.

Стол был накрыт, как в праздники: пироги, всевозможные затейливые бутерброды, чай с вареньем.

– Юль, у тебя разве сегодня именины? — удивилась я.

Юлиана поставила чашки и пригласила нас к столу:

– Девочки, ну хочется же просто посидеть, поболтать… Полина, я так давно не общалась с подругами…

Мы пили чай с вкуснейшими пирогами Раисы Константиновны.

– Юль, я тебе говорила, что Алина умеет гипнотизировать людей. Сейчас она введет тебя в гипнотический транс, и мы узнаем, что происходило, пока ты там, в роддоме, спала после какого-то загадочного укола.

– Ты думаешь, получится?

– Не знаю, но попробовать стоит. Зачем-то ведь тебя усыпили!

– Скорее всего, чтобы ты ничего потом не вспомнила… — добавила Алина.

– А что, по-вашему, я должна была забыть?

– Кто знает!

– Девочки, если честно, я боюсь!

– Что? Юль, поверь, я уже испытала на себе Алинино мастерство.

– Ну и как?

– Стала мамой под гипнозом.

– Ага, она все спрашивала, кто у нее родился, а я возьми и скажи: девочка! Полька так улыбнулась, широко, радостно…

Допив чай, мы усадили Юлиану в кресло, и Алина приступила к священнодействию. Она достала из своей сумочки маятник — хрустальный шарик на нитке — и начала раскачивать его перед Юлькиным носом.

– Смотри на шарик… Смотри только на шарик… Не надо ни о чем думать… Тебе хорошо и тепло. Слушай только мой голос… Сейчас я досчитаю до пяти, и ты уснешь…

Недавно я восприняла все это как шутку и даже сама не заметила, как уснула. А потом увидела родильную палату и свою дочку, которой у меня в действительности нет… А может, Алина помогла мне заглянуть в мое будущее?

– Раз… два… три…

Юлиана не сводила глаз с мерно качавшегося маятника.

– Четыре… Пять!

Юлиана закрыла глаза. Я поставила стул поближе к ней и внимательно посмотрела на выражение ее лица. Оно было спокойным, расслабленным.

– Ты в родильном доме. Ты только что родила ребенка. У тебя — мальчик, хороший, здоровенький мальчик. Его унесли в соседнюю комнату… Что ты видишь?

– Белый потолок. Врача. Кафельную стену… — слабым голосом отозвалась Юлиана.

– Что ты слышишь?

– Детский плач. Тихий, но потом он становится громче. Голос говорит: «Надо унести ребенка, она может услышать»…

– Что еще?

– Другой голос… «Она ничего не вспомнит…». Первый голос, из соседней комнаты: «Хороший мальчик… Богатырь и красавец. Почти четыре кило, и рост — пятьдесят четыре сантиметра…».

– Что еще ты слышишь?

У меня буквально мороз побежал по коже. Алина спрашивала, как заправский гипнотизер, но самое интересное — Юлиана ей отвечала! Она сидела в кресле с закрытыми глазами и явно спала, но при этом, едва шевеля губами, говорила.

– «Немедленно унесите ребенка!» — «Так она же спит!» — «Унесите, я вам сказала!»… Меня куда-то везут… Мне дают ручку и бумагу. «Пиши: я, Любимова Юлиана Борисовна, зная о том, что у меня внутриутробная инфекция, скрыла это от врачей родильного дома. Подпиши здесь».

– Что потом?

– Ангелина Романовна забрала бумагу, сложила ее и унесла…

– А ты? Юлиана, что делаешь ты?

– Я легла на кровать… Я хочу спать… Я очень устала… Я легла на кровать… Я хочу спать…

– Полина, по-моему, это все. Вряд ли она способна сказать что-то еще.

Мы с Алиной шепотом посовещались и решили, что на этом сеанс можно закончить.

– Сейчас я досчитаю до пяти, ты проснешься и откроешь глаза. Раз… Два…

Алина, как заправский гипнотизер, простерла руку над уснувшей в кресле Юлианой. Та продолжала сидеть с закрытыми глазами и не шевелилась.

– Три… Четыре… Пять!

Юлька не шелохнулась.

– Черт! Опять что-то не сработало! — досадливо воскликнула Алина.

– Что значит — «не сработало»? Давай буди ее как-нибудь!

– Попробую еще раз. Сейчас я досчитаю до пяти, ты проснешься и откроешь глаза. Раз… Два…

Я следила за Юлькой, но та продолжала сидеть, как каменное изваяние.

– Три… Четыре… Пять!

Ноль эмоций.

– Почему-то усыплять я могу очень хорошо, а вот будить — как-то не очень… — виноватым голосом пожаловалась Алина.

– Как это «не очень»?! Буди ее скорей, скоро Раиса Константиновна придет! Представляешь, что будет, если она увидит свою дочь в глубоком трансе!

– Хорошо, я попробую еще…

– Настройся! Вспомни, как там тебя твой Виктор Фридрихович учил!

– Генрихович!

– Тем более. Давай, давай, Алина, буди ее, ты же можешь! — вдохновляла я подругу.

– Так, сейчас… Значит, когда я досчитаю до пяти…

Вот так она и меня, наверное, пыталась разбудить. А я об этом просто не знала. Я лежала в роддоме и любовалась своей дочкой…

– Четыре… Пять!

Алина рявкнула так, что даже я вздрогнула. Юлиана наконец проснулась. Если кто-то из их соседей спал — думаю, они тоже в ошеломлении открыли сонные глаза.

– Фу… Ой, дайте мне кофейку… — Алина кинулась к столу.

– Что происходит?.. — Юлька смотрела на нас удивленно.

– Нет, все нормально, видишь: кофе пьем…

Да уж, нормально, подумала я. Для нас, ненормальных!

Мы рассказали Любимовой о том, что она нам поведала в своем трансе.

– Правда? А я ничего этого совсем не помню… Девочки, если я подписала такую бумагу, значит, теперь бесполезно вообще что-то доказывать! — сказала она.

– Мы и не собираемся никому ничего доказывать. Будем действовать другими методами, — я тоже налила себе кофе.

– Какими?

– Сегодня вечером состоится передача денег товарищу старшему лейтенанту…

– Кто это ему передаст деньги? И за что?

– Юль, не лезь поперед батьки… Это тебя не касается. Я нашла человека, у которого Хомяков вымогает взятку.

– И большую?

– Приличную. Двести пятьдесят тысяч.

– Ого! Вот так запросы у нашего товарища следователя! Кто же этот бедолага, чей кошелек Хомяков решил облегчить на такую, прямо скажем, нехилую сумму?

– Неважно. Есть один такой. Ни за что пострадал мужик. Разнял дерущихся парней и сам оказался замешан, и не просто замешан. Хомяков грозит ему пятью годами тюрьмы за применение в драке холодного оружия.

– Вот и делай после этого людям добро! — заключила Алина.

– Так вот, — продолжила я, — этот драчливый мужик сегодня должен передать нашему доблестному блюстителю законности деньги — и при этом заснять все происходящее скрытой камерой…

– Он прямо с камерой в кабинет к Хомякову притащится?! — разинула рот Юлька.

– Ага, и кучу репортеров с собой приведет! А Хомяков им интервью даст, как он брал взятку и как при этом ему было стыдно…

– Девочки, ну хватит! Короче, Полина…

– Если короче, то шантажировать Хомякова этой записью теперь уже начнем мы. И мы будем вымогать у него деньги! Пусть сам побудет в эдакой шкуре…

– Классно придумано!

– Сколько ты собираешься у него «попросить»?

– Юль, ты что? «Попросить»! Мы же не нищие с паперти! Потребовать!!! Я правильно говорю, Полина?

– Да, именно, не просить, а потребовать, иначе, мол, мы обнародуем этот ролик в эфире, и тогда уже не видать Хомякову капитанских погон, как, впрочем, и лейтенантских тоже!

– Полин, и сколько же ты… потребуешь?

– Этого я еще не продумала. Вообще-то, в ресторане мой «бойфренд» хвалился, что он вот-вот купит квартиру в центре, да еще и двухкомнатную! — Алина, услышав от меня это, присвистнула. — Значит, денежки у него имеются. Можно смело назначить, я думаю… лимон! — заключила я.

– Ого! Это круто! — одобрительно прищелкнула языком Алина.

– А намекать мне, что я тронулась умом, и отказывать в возбуждении дела — не круто?! — возмутилась Юлиана. — Ты бы слышала, Алина, что только мне этот урод сказал, когда я пришла к нему в кабинет! До истерики меня довел…

– Я же сто раз говорила: все неприятности в жизни — от мужчин. А от мужчин-ментов — тем более. У них же зарплата маленькая, «а жить так хочется, как каждому из нас»!

– Да, вот эти-то «маленькие человеческие слабости» и толкают их на большие нечеловеческие поступки! Ну что, девочки, мы все обговорили, покидаем явочную квартиру?

– Ты, Юлиана, продолжаешь следить за своей лучшей подругой.

– Есть!

– Расползаемся по одному и, желательно, в разные стороны… Пароль — тот же!

Мы с Алиной, попрощавшись с хозяйкой, вышли на улицу.

– Ты хоть бабушку-алкоголичку отучила пить? — спросила я.

– Не сразу Москва строилась! Отучаю потихоньку. Я ведь не могу прийти к ней и сказать: «Сядьте и смотрите на маятник… Слушайте только мой голос…» Осваиваю новый метод — гипноз на расстоянии.

– Ну и как, получается?

– Честно говоря, пока не очень…

– Ничего, Алина, главное — верить в свои силы!

– Виктор Генрихович мне то же самое говорит. Мы с ним завтра собираемся ехать на семинар гипнотизеров и телекинезистов.

– Ого! Будешь двигать вещи взглядом?

– Я пока только учусь.

– Давай, быстрее учись, сможешь делать множество полезных вещей, например: двигать машины в пробках…

Мы расстались с Нечаевой, я поехала к себе домой, заскочив по дороге в супермаркет, расположенный в нашем коттеджном поселке, и запаслась продуктами. Дома я забросила полуфабрикаты в холодильник, батоны — в хлебницу, печенье и конфеты — в кухонный шкафчик. Посмотрела, чем дед занимается. Ариша был в своей комнате, сидя в кресле, он, как обычно, читал газету.

Я спустилась в кухню, и тут раздался телефонный звонок.

Это был Евгений.

– Лина, у меня скоро встреча с Хомяковым, — напомнил он мне.

– Нужная сумма у вас с собой?

– Да.

– Вы переписали все номера купюр?

– Разумеется.

– Во сколько вы сможете подойти к зданию РОВД?

– Да хоть сейчас!

– Сейчас — не надо. Давайте встретимся через час, на противоположной стороне улицы, у книжного магазина. Знаете такой?

– Найду.

Евгений отключился. Я взглянула на чашку с не выпитым мною чаем и решила пожертвовать собой и попить чайку в какое-нибудь более благоприятное время. А сейчас мне пришла пора гримироваться в жгучую, просто очень жгучую брюнетку…

Евгений стоял у книжного магазина, курил и посматривал по сторонам. Я остановила машину напротив него и посигналила. Он открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья — и остолбенел.

– Лина, что с вами?! — еле вымолвил он.

– А в чем дело? Или вы меня не узнаете?

Евгений наконец сел в машину.

– Да, ну и видок у вас… Зачем вы так сильно накрасились?! Узнать вас, конечно, можно, но — с трудом.

– Нравится? Я стараюсь!

– Честно говоря, не очень. Не люблю, когда женщины так размалевывают свои лица.

– Привыкайте. Это для господина следователя. Именно таких «ослепительных» он и любит.

– Жуть!

– Евгений, у вас деньги с собой? — сменила я тему, чтобы не увязнуть в обсуждении вопроса о различных способах нанесения макияжа.

– Да, вот они. — Он показал на свой оттопырившийся карман.

– Доставайте, посмотрим.

Евгений вынул три пухлых пачки. Две — по сто тысяч и одну — в пятьдесят.

– Теперь так, — сказала я, вынимая из сумочки гениальное изобретение Вити Шило, — вот вам значок, прикрепите его… ну, хотя бы сюда, на отворот куртки…

– Это еще зачем?! Я такую муру отродясь не носил, и не собираюсь!

– Евгений, ваше возмущение мне вполне понятно, но это — не значок.

– А что же — дамская брошка?

– Это камера, миниатюрная, последняя модель нового поколения… В общем, долго объяснять. А вот эту коробочку я оставлю у себя и сама включу камеру, когда понадобится. Пойдет запись. Только держитесь, пожалуйста, естественно! Вас на записи не будет, только ваша рука с деньгами. И помните, ваша задача — четко и громко произнести вслух его имя.

– Я помню! Я все сделаю.

– И еще: если господин следователь вдруг что-то заподозрит…

– Не волнуйтесь, я буду вести себя спокойно и уверенно.

– …и найдет у вас эту штуковину… Не хочу вас пугать, но, возможно, вам придется посетить подвальное помещение данного районного отделения милиции. Причем без вашего на то согласия. Вы меня поняли?

– Не дурак! Ну… Я пошел?

Евгений посмотрел на меня и подмигнул мне на прощание.

– Буду держать за вас кулаки, — пообещала я ему.

Он вылез из моей машины и зашагал к зданию РОВД.

Я включила прослушку. Культурное мероприятие — то бишь получение записи о передаче взятки должностному лицу — началось!

В кабинете у Хомякова сидел какой-то человек.

– А вы пишите, пишите, — говорил ему Игорь Игоревич, похоже, шагая из угла в угол, — чем больше вы напишете, тем лучше для вас же…

– Так я уже обо всем, что видел, написал…

У неизвестного был испуганный голос.

– Разве вы не видели, как Соболев взламывал дверь Кутумова?

– Вообще-то, не видел…

– Ну как же не видели? А если подумать?

Пауза. Испуганный «клиент» обдумывал свой ответ. Что при этом делал Хомяков, я не могла знать, но через минуту испуганный тихо сказал:

– Ну разве что краем глаза?

– Вот именно! Краем глаза! Но — видели! Пишите…

– Что писать?

– Пишите: «В этот момент гражданин Соболев достал ломик и взломал дверь гражданина Кутумова…».

– Но, гражданин следователь, я не видел, чем он…

– Ломиком, ломиком… Экспертиза так показала! Пишите дальше: «Гражданин Соболев проник в дом гражданина…».

Это напоминало школьный диктант. Записать бы его, для истории!

В этот момент раздался стук в дверь.

– Можно?

Это был голос Евгения.

– Подождите за дверью, я сейчас освобожусь! — крикнул Хомяков. — Пишите быстрее: «Из квартиры он вынес: телевизор портативный, магнитофон, видеокамеру…».

Вскоре «диктант» был благополучно завершен. Хомяков выпроводил испуганного человека, который перед уходом трижды сказал гражданину следователю: «До свидания!»

– Теперь ты, Соболь, у меня не отопрешься! Теперь у меня свидетельские показания есть… — сквозь зубы пробормотал мой Игореша.

Пауза… кашлянул, подошел, очевидно, к двери и тихо сказал:

– Заходите.

Шаги Евгения… Щелчок… (дверь Хомяков закрыл на ключ!). Я нажала кнопку на коробочке, загорелся зеленый огонек.

– Здравствуйте, Игорь Игоревич.

– Здрасьте… Проходите сюда, что же вы стоите?

А голосок-то у него добренький, не то что в прошлый раз!

– Вы подумали над моим предложением?

– Конечно. И понял, что вы были правы…

– Приятно слышать!

– Игорь Игоревич, я вот тут принес… как вы просили…

Тишина, шелест…

– О, черт, что же вы так вот прямо…

Громыхнул ящик стола.

– Теперь, надеюсь, мне не грозят эти пять лет?

– Ничего вам не грозит! Идите домой и спите спокойно!

– Ну да, заплати налог — и спи спокойно.

– Что? Какой налог? Вы о чем?

– Я говорю, реклама такая была по телевизору, помните: заплати налог — и спи спокойно!

– Идите, идите! «Налог…».

– До свидания… Ой, а что же это — дверь-то закрыта!

– Да, сейчас!..

Шаги, поворот ключа в замке.

– Игорь Игоревич, значит, точно со мной теперь все в порядке будет?

– Будет, будет… Идите, все!

Хлопнула дверь. Я выключила записывающее устройство.

Через пару минут Евгений подошел к моей машине и сел рядом со мной.

– Ну как? — встревоженно спросил он.

– Вроде бы все прошло нормально. Хорошо вы говорили, четко, и понятно, о чем шла речь. Теперь я просмотрю видеозапись, сделаю копию, а потом позвоню вам.

– Тогда я пошел?

– Да, до встречи!

– Жду звонка!

Евгений вылез из салона, а я развернула машину и поехала к Вите Шило.

Запись получилась — просто отпад! Я даже не ожидала такого. Поскольку «значок» с объективом был у Евгения на груди, получилось так, что Хомяков как бы позировал прямо перед камерой. Мы с Витей смотрели «кино» на компьютере в интернет-кафе. Вот пошла запись, показался кабинет Хомякова.

– Здравствуйте, Игорь Игоревич.

– Здрасьте… Проходите сюда, что же вы стоите?

Хомяков отошел к своему столу, встал за него.

– Вы подумали над моим предложением?

Говорит, как начальник, облокачиваясь обеими руками о стол. Физиономия его видна четко, не отвертится!

– Конечно. И понял, что вы были правы…

Евгения не видно, но голос его звучит очень четко, разборчиво.

– Приятно слышать! — Хомяков благосклонно кивает головой.

– Игорь Игоревич, я вот тут принес… как вы просили…

На экране появляется рука, протягивающая Хомякову деньги. Пачки ясно видны — все резко, первые купюры просматриваются вполне сносно.

– О, черт, что же вы так вот прямо…

Хомяков судорожно хватает деньги и убирает их в свой стол, причем засовывает подальше. Потом он задвигает ящик стола.

– Теперь, надеюсь, мне не грозят эти пять лет?

– Ничего вам не грозит! Идите домой и спите спокойно! — Хомяков машет на Евгения рукой, как бы выпроваживая его.

– Ну да, заплати налог — и спи спокойно.

Хомяков выходит из-за стола, идет к двери.

– Что? Какой налог? Вы о чем? — нервно бросает он на ходу.

– Я говорю, реклама такая была по телевизору, помните: заплати налог — и спи спокойно!..

– Ну и как? — кивает Шило на экран монитора.

– Супер! Делаем копию на диск. А лучше — две!

Через полчаса я подъезжала к зданию РОВД. В кармане у меня лежал диск с записью факта передачи денег Хомякову. Теперь моей задачей было аккуратно вручить ему этот «подарочек».

Глава 10

Прежде чем завалиться в кабинет моего «бойфренда», я позвонила ему на сотовый.

– Игореша, а это я, твоя киска!

– Линочка! Зайка моя!

– Зайчик мой! Ты по мне соскучился?

– Да, да! Ты сейчас где?

– Случайно проезжала мимо и вспомнила о своем зайчике…

– Тогда давай, заходи ко мне. У меня хорошие новости!

– Правда? Иду!

Вскоре я уже шагала по обшарпанному коридору РОВД. Дежурный узнал меня и пропустил без всяких вопросов. Впрочем, я ему подмигнула — так, на всякий случай. Он уставился на мое декольте и, пока я шла мимо его будки, не сводил с него глаз.

– Игореша!

– Линочка! Зайка моя!

Хомяков подскочил ко мне и попытался поцеловать в губы. Я стала уворачиваться.

– Зайка, ты не хочешь поцеловать своего зайчика?!

– Игореша, у меня же губная помада… Ты ее смажешь!

– Какая проблема? Накрасишь снова!

– У меня нет с собой косметички, я ее в своем магазине забыла. Ну, не надо, потом, когда у меня губы не будут накрашены…

– Как вы, женщины, за свою внешность дрожите! Губы у нее не накрашены!..

– Скажи лучше, какую новость ты хотел мне сообщить?

– Мы сегодня идем в ресторан!

– Да?! Ура!

– Хочешь в ресторан-то?

– С тобой, мой зайчик, — хочу! Хочу в ресторан, куда угодно! Лишь бы с тобой!

– Ха! Вот так! А они говорили, что со мной…

– Что — с тобой? Кто говорил?

– А… Да это я так… Тогда сегодня мы идем в «Кавказ»! А потом, после ресторана, куда поедем?

– К тебе, конечно!

– Ко мне? — Хомяков сник.

Я его понимала: он не хочет вести девушку в свое убогое жилище в коммуналке.

– А может, лучше к тебе? — неуверенно спросил он.

– Игореша, у меня предки дома… И папаша такой строгий!

– Но ты же взрослая девочка!

– Предки будут так орать!.. Нет, ко мне — это исключено! Давай лучше к тебе…

– Линочка, кисонька, когда я куплю квартиру в новом доме, двухкомнатную, в центре…

– И когда же это произойдет?

– Скоро, очень скоро! У меня уже собралась достаточно большая сумма. Потерпи, солнышко, скоро я приведу тебя в такие хоромы!

Ага, значит, денежки-то у него есть! Хорошо, будет что вымогать.

Мы еще некоторое время щебетали на языке любовников-шизофреников. Договорились сегодня, в семь часов вечера, отправиться в ресторан, а там уж решить, где проведем «ночь любви».

– Линочка, а ты меня любишь? — спросил Хомяков.

– Конечно, зайчик, разве я в силах устоять перед твоими любовными чарами?!

Мой Игореша расплылся в такой улыбке, что края ее уползли чуть ли не за уши.

Я собралась уходить, сославшись на неотложные дела. Хомяков проводил меня до своей двери. Я сама открыла ее и…

– Ой, что это?

Хомяков стоял сзади и поэтому не видел, что я «подняла с пола».

– Ну-ка!..

Он взял из моих рук бумажный конвертик с надписью: «Сюрприз для Хомяка».

– Игореша, кто его подбросил тебе под дверь? Это что, розыгрыш твоих сотрудников?

– Не знаю. Сейчас увидим…

Он разорвал конверт, и из него выпал лазерный диск.

– Фильмец новый тебе принесли? Может, вместе посмотрим? — прочирикала я.

– Нет, потом… Ты, Линочка, иди пока… Иди, зайка, до вечера…

Хомяков как будто почуял что-то неладное.

– Ну хорошо, — пожала я плечами, — пока!

Я помахала своему «бойфренду» ручкой и ушла.

Едва запрыгнув в машину, я включила прослушку.

– Что за черт!

Непристойно выражаясь, Хомяков комментировал просмотр — запись состоявшейся буквально час тому назад передачи ему крупной суммы денег. Он поливал Евгения последними словами, отчего я, как девушка скромная, жутко краснела.

В конце записи, уже без всякого изображения, шел текст, зачитанный металлическим голосом робота (Шило постарался): «Если ты не заплатишь один миллион рублей, эта запись окажется во всех возможных местах — у твоего начальства, в прокуратуре, в Интернете, у твоей невесты, ее даже покажут по местному телевидению. Куда принести деньги, ты узнаешь позже. Заплати и спи спокойно!»

Выражение, вылетевшее после этого из уст Хомякова, заставило покраснеть не только меня, но даже прослушку.

Зазвонил телефон. Оп-па! Хомяков! Ну что ж, сейчас мы узнаем, что он вознамерился поведать своей невесте на этот раз? Я включила телефон.

– Линочка, солнышко, у меня неприятности…

– Как неприятности?! Игореша! Ты же говорил, что у тебя хорошие новости!

– Сначала-то они были хорошие, а теперь…

– Да что случилось-то?! Говори толком!

– Не могу, но это — серьезно.

– Понятно… В ресторан, я так понимаю, мы сегодня не идем?

– Нет. Пока я не разрулю эту ситуацию.

– Я так и знала! В дешевый ресторан ты меня водил, а вот как только мы собрались пойти в дорогой…

– Не в этом дело!

– Ах, не в этом! Тогда в чем?

– Я потом тебе все объясню.

И Хомяков отключился.

А голос-то у него унылый, словно он только что с похорон! Что, дорогой, несладко тебе? То ли еще будет! Теперь мы основательно потреплем тебе нервишки, заставим тебя помучиться, как мучились Юлиана, Евгений, да и мало ли еще кто, кого я не знаю; но, судя по методам работы гражданина следователя, таких пострадавших наберется немало. Вот мы одним разом за всех с тобой и посчитаемся!

Теперь надо продумать — как и где Хомяков передаст мне деньги? Он сам из органов, к тому же он не совсем дурак. Он может взять с собой крепких ребят… Попадаться к Хомякову в лапы не входило в мои планы. Он мне не простит ни «невинного розыгрыша» Лины-киски, ни всего остального. Надо обезопасить себя, полностью.

Я поехала домой.

Когда я поставила машину во дворе и вышла из нее, у меня вдруг сломался каблук. Хорошо хоть, это случилось вовремя, до двери-то я как-нибудь доковыляю. А завтра отвезу сапог в ремонт. Или вообще, выброшу и куплю себе новые, под цвет пальто.

Я легко перекусила в кухне и поднялась в свою комнату. Взяв в руки саксофон, я заиграла мелодию из произведений Мориса Равеля. Музыка плавно и тягуче разливалась по моей комнате, заполняя все ее пространство, а я думала под музыку только об одном: как и где должна состояться передача денег?

Так и не придумав в этот вечер ничего путного, я легла спать.

* * *

Проснувшись рано утром, я вспомнила, что сегодня суббота. Хомяков, скорее всего, не работает, так что я свободно могу донимать его звонками со своего «серого телефона». Такой телефон я однажды в своих целях заимела, опять-таки не без помощи Вити Шило. Мой номер определить было невозможно, и я могла спокойно доставать с него кого угодно.

Но сначала мне требовалось решить, каким образом хомяковский миллион перекочует ко мне в карман.

Может, Игореша бросит пакет в мусорную урну в парке? Нет, это опасно. Забирая его оттуда, я окажусь на виду у всех, и меня точно схватят, я и смыться-то не успею.

Думай, Полина, думай!.. А если приказать Хомякову положить пакет с деньгами в камеру хранения на вокзале? Там народу много, затеряться легко. Я назову ему код, он оставит пакет, я открою камеру и…

Что-то и этот вариант мне не очень нравится, хотя он уже получше, чем урна в парке.

Почему-то ничего дельного мне в голову не шло. Я решила съездить в хороший супермаркет в центре и купить себе новые сапоги, а старые сдать в ремонт. Лето, поди, завтра не наступит, в сапогах мне придется проходить еще какое-то время. Зима на пороге, и вообще…

Я достала с антресолей старые сапоги, те, у которых сломался каблук, положила в пакет, прихватила денег побольше. Если покупать обувь, так уж хорошую, качественную, чтобы через месяц мне опять не понадобилось бежать в мастерскую.

Сев в свой «Мини-Купер», я отправилась в центр.

* * *

Я выбрала многоэтажный супермаркет в самом центре. На первом его этаже имелся продовольственный магазин, но это мне пока без надобности, холодильник я уже затарила. На второй этаж я поднялась на эскалаторе, здесь был отдел хозтоваров: чайники, утюги, посуда… На третьем — отдел женской одежды и обуви. Здесь я купила легкие и теплые итальянские сапожки, модные, а главное, подходящие под цвет моего нового пальто. Четвертый, последний этаж предназначался для мужчин. Я походила по нему, присмотрела деду рубашку, но покупать не стала. Ариша был чрезвычайно щепетилен в таких делах, обнова могла ему и не понравиться. Придется мне приехать сюда еще раз, уже вместе с ним. Я купила две пары носков, обошла отдел еще раз и решила спуститься не по эскалатору, а по лестнице, располагавшейся в самом конце зала. Ею редко пользовались. В самом деле, зачем шагать по крутым ступеням, когда есть эскалатор — он тебя везет, а ты стоишь себе и глазеешь по сторонам?

На лестничной площадке находился мусоропровод. Рабочий в синем халате сбрасывал в открытый люк пустые коробки, обрывки упаковочного материала и прочие отходы. Я спустилась на третий этаж, там тоже был мусоропровод, на втором — свой. Когда я вышла на улицу через запасной выход, то оказалась возле большого ящика, куда ссыпался мусор со всех этажей. Я уже собралась пройти мимо, как вдруг одна интересная мысль осенила меня!

Я отошла от здания магазина на некоторое расстояние и понаблюдала за этим ящиком. Он был уже переполнен, но никто не подходил к нему и не убирал все эти коробки и оберточную бумагу.

Вот оно! Это как раз то, что мне нужно.

Я села в машину, бросила сапоги на соседнее сиденье и набрала номер моего «бойфренда». Менять голос мне уже не раз приходилось, я могла говорить низким хриплым баском прокуренного алкоголика.

– Хомячок? Здравствуй, мой маленький дружок! Ты денежки приготовил?

– П-приготовил…

Я почувствовала, как Игорю Игоревичу поплохело. Голос его был упавшим и таким жалким… Но — нет, не на ту напал! Таких жалеть — себе дороже! Что-то ни к Юлиане, ни к Евгению сам Хомяков отнюдь не проявил сочувствия. Будем бить врага его же оружием!

– Слушай меня внимательно! Сегодня ты положишь деньги в непрозрачный пакет и в пять часов придешь к центральному супермаркету. Дальнейшие инструкции ты получишь уже там.

Я отключилась.

Теперь — домой, пора пришла — следует хорошенько подготовиться к мероприятию по экспроприации нетрудовых доходов у не обремененных совестью сотрудников милиции!

* * *

Какой цвет волос мне не идет больше всего? Пожалуй, рыжий. Тогда — беру оранжевый парик, причем предварительно взлохматив его посильнее. Глаза себе «делаю» зеленые. Вставляем линзы нужного цвета… Ресницы красим коричневой тушью, брови подводим светло-коричневым карандашом. Губы красим морковной помадой…

Взглянув на себя в зеркало, я подумала только одно: клоун! Или клоунша. Или клоунесса?

К такому оранжевому макияжу хорошо подойдет зеленый джемпер, я давно его не надевала. Придется выкопать тряпочку из глубин моего платяного шкафа. Ничего, лишь бы все для пользы дела… Джинсы, кроссовки, сверху — легкая курточка. Конечно, так мне будет весьма прохладно, но это — на случай экстренного отступления.

В половине четвертого я села в машину и вновь отправилась к центральному супермаркету.

Я поставила «Мини-Купер» за углом соседнего здания. Перешла через дорогу и встала так, чтобы четко видеть главный вход. Он же — выход. Я следила за ним, прячась за кустами и изредка поглядывая на часы на моем сотовом.

Начало пятого. Как медленно движется время! Но — ничего не поделаешь. Я специально приехала заранее, чтобы понаблюдать за входом — не появится ли кто-то подозрительный?

Половина пятого. Народу в магазине много, и с каждым часом покупателей становится все больше. Люди идут сюда семьями, парами… Мне это на руку. Пусть их будет больше, пусть там соберутся целые толпы…

Без трех минут пять. У входа появляется жалкая фигура Хомякова. Он поднимается на крыльцо и затравленно озирается по сторонам. В его руках — пестрый пакет.

Я взяла в руки сотовый.

– Хомячок?

– Я-а…

– Поднимайся на четвертый этаж, в мужской отдел. Походи там, зацени ассортимент, может, костюмчик себе приглядишь… Я скажу, что делать дальше… И давай, бодренько маршируй, нечего кроликом прикидываться!

Я отключилась. Гражданин следователь обреченно вошел в дверь. Через большое стекло было видно, как он едет по эскалатору наверх.

Хорошо, что в этом магазине такие большие окна! Собственно, вся стена супермаркета была выполнена практически из одного только стекла. С улицы мне было прекрасно видно, как Хомяков поднялся на последний этаж, сошел с эскалатора и побрел по залу, оглядываясь по сторонам. Идиот! Он надеется увидеть кого-то, кто открыто подойдет к нему с пустым дипломатом и предложит ему упаковать туда деньги?

Я включила сотовый.

– Хомяк! — захрипела я в трубку. — Ты че башкой вертишь во все стороны?

Разговаривая по телефону, я вновь перешла через дорогу и встала у мусорного ящика. Время от времени из мусоропровода в него что-то падало.

– Хомяк! Выйди на лестничную клетку.

Через пару минут в трубке послышался его испуганный голос:

– Ну вышел…

– Мусоропровод видишь?

– В-вижу…

– Бросай в него пакет! Быстро! Иначе все взлетит на воздух! Здание заминировано!

Хомяков негромко вскрикнул. Я не отключала телефон. Я ждала. Мои нервы были на пределе. А если он не бросит деньги? Если жадность победит? Несколько секунд в трубе мусоропровода стояла полная тишина.

Ш-ш-ш-ш-бах!

Прямо в ящик поверх драных коробок свалился пестрый пакет. В мгновение ока я схватила его, круто свернула за угол и помчалась к своему «Мини-Куперу». Тот, как верный боевой друг, стоял на своем месте и ждал меня. Я выжала сцепление…

– Алина, ты где?

– Дома, а что?

– Не уходи никуда! Я сейчас приеду!

– А что случилось-то?

Короткие гудки были ей ответом.

Она открыла мне, я ввалилась в ее прихожую, захлопнула за собой дверь, дважды повернула ключ, потом накинула цепочку.

– Эй, девушка, вы кто?! Вы это что?..

– Не узнала?

Нечаева смотрела на меня широко раскрытыми глазами.

– Полина, ты?! Что случилось?!

Я только рукой ей махнула:

– Сейчас… отдышусь немного…

Наконец, я перевела дух, сбросила кроссовки и прошла в ее комнату.

– Тебе кофейку сварить? — испуганно спросила она.

– И побольше!

Алина убежала в кухню, а я на всякий случай, отодвинув край занавески, осторожно выглянула во двор, где стояла моя машина. Она была на месте, вокруг — никого.

– Что случилось? Скажешь ты, наконец? Ты что, марафон бежала? — это вернулась Алина.

– Хуже!..

Мы сидели в Алинкиной кухне и пили кофе. Подруга достала из буфета кулебяку с капустой и рыбой, разрезала ее на куски и протянула мне тарелку с угощением:

– Будешь?

– Не знаю…

– Полина, тебе лечиться надо! Это нервы!

– Согласна, к тому же теперь есть, на что…

Я принесла из прихожей пакет и вывалила его содержимое прямо на пол. Содержимым оказался еще один пакет, поменьше. Когда я встряхнула его, на пол посыпались пачки денег. У Алины глаза расширились до диаметра кофейной чашки, которую она держала в руке.

– Хомяк! — выпалила она.

– Да!

– Где произошло торжественное вручение?!

– В супермаркете.

Я рассказала, как загнала Хомякова на верхний этаж, как он спустил мне оттуда «посылочку» по мусоропроводу, как я бежала без оглядки к своей машине, а потом погнала через весь город.

– Ну ты придумала — супер! Я бы ни за что так не смогла! Представляю себе состояние нервов Хомяка! Лимон «деревянных»! Оказывается, он богатенький Буратино!

– А прикидывался бедным папой Карло.

Алина взяла одну банкноту из пачки и посмотрела ее на свет:

– Вроде настоящие. Сколько тут, все же?

– А кто его знает? Просила лимон.

Нечаева посмотрела на меня и вдруг звонко рассмеялась, всплеснув руками:

– А волосы-то, волосы! Слушай, это так прикольно! У меня к таким волосикам блузочка есть… канареечного цвета.

– Алина, подожди ты со своей блузочкой! У твоих ног лежит миллион рублей!

Нечаева вернулась обратно в реальность:

– И что мы теперь с ними сделаем?

– Триста тысяч я отдам человеку, который сделал запись и вручил Хомякову взятку. Здесь из его денег, правда, только двести пятьдесят штук, но, я думаю, полсотни ему сверху за смелость — в самый раз.

– Да, это будет справедливо, — поддакнула подруга, — а остальные?

– Кое-что я потратила на подслушивающие устройства, на запись дисков, на бензин, пока каталась к своему ненаглядному Игореше… Опять же, каблук по его вине сломала! Это мне почти в двадцатку встало. А дело еще не закончено, так что я оставляю себе полсотни — как карманные деньги. А все остальное пока пусть так полежит. Когда все закончится, мы подсчитаем, сколько израсходовали, и тогда решим, что делать с оставшейся суммой.

– А мне, как твоему личному гипнотизеру, ничего не полагается? — осведомилась Алина.

– Конечно, полагается! Еще и за бабушку, которую ты споила…

– По твоей, кстати, просьбе!

– Может, пошлем ее на лечение в какой-нибудь антиалкогольный санаторий?

– Если она поедет.

– Ладно, насчет бабушки тоже подумаем. Алина! У тебя есть чистый конверт?

Я созвонилась с Евгением, и мы договорились встретиться на углу возле его дома.

Он ждал меня и курил. Я притормозила, он заглянул в мою машину.

– Э-э-э…

– Да, это опять я!

– А этот рыжий образ кому нравится? — Евгений сел на пассажирское сиденье.

– Не знаю. Главной моей задачей было, чтобы Хомяков не узнал меня, если бы мы встретились…

– Получилось?

– А он меня не видел. Мы были на разных этажах!

– Вы, Лина, все загадками говорите!

Я достала конверт и вручила его Евгению. Он взял деньги и пересчитал их:

– Вы ошиблись! Здесь пятьдесят тысяч лишних.

– Я же сказала, что вы с лихвой получите свои деньги обратно. Кажется, вы хотели купить машину?

– Ну… Спасибо вам, не ожидал, честно говоря…

– Я тоже не ожидала, что вы согласитесь на мое предложение. Это вам награда за смелость! Не каждый решился бы на такой поступок.

– А Хомяков не примется теперь меня доставать? Он ведь не дурак, понял, что это я его снимал!

– Игорю Игоревичу теперь не до нас! У него другие проблемы намечаются, поважнее.

– Не понял?

– Да это и неважно. Мне пора ехать. У вас Интернет есть?

– На работе.

– Тогда посмотрите на досуге ролик с участием нашего незабвенного друга.

Евгений вылез из моей машины, мы попрощались, и я уехала.

По дороге я заскочила к Вите Шило. Он, как это часто случалось, проводил свой досуг в интернет-кафе. Я села рядышком.

– Вить, те записи, с ментом, надо запустить в Интернет.

– Надо — запустим! Хочешь, я музыкально оформлю его, какой-нибудь песенкой типа: «Наша служба и опасна, и трудна»? Или — «Не прячьте ваши денежки по банкам и углам, несите ваши денежки, иначе быть беде!»

– Хочу! Ты, главное, сделай так, чтобы взяточник был виден четко, а вот голос взяткодателя лучше изменить. Сможешь?

– Легко!

Я отстегнула Вите еще пару купюр из хомяковского миллиона, попрощалась и уехала.

Глава 11

Дома, содрав с головы рыжий парик, умывшись и приведя себя в надлежащий вид, я села к камину — подумать. Дровишки потрескивали, и это создавало такую уютную атмосферу, что хотелось сидеть вот так целый день и предаваться размышлениям.

Итак, деньги от Хомякова я получила. Думаю, это послужит ему хорошим уроком за оскорбление Юлианы и отказ заводить дело на роддом! А еще — за его чрезмерную любовь к деньгам. Чужим. Любишь брать взятки — люби и сам давать! А чтобы у господина следователя не возникло желания вернуть свои деньги обратно и вновь начать доставать Евгения, надо создать ему такие условия бытия, окружить его такими проблемами, чтобы Хомяков напрочь позабыл и о Евгении, и обо всем другом, и занялся бы исключительно своей персоной. Для этого, во-первых, я и запустила ролик в Интернет, а во-вторых, завтра с утра я поеду к Антону Ярцеву в редакцию и отдам ему второй диск с записью торжественного вручения взятки. У Антона есть свои люди повсюду, даже на телевидении, и не только на местном, но и в области. Возможно, он еще и статейку забабахает в «Горовске сегодня»…

Я взяла трубку и набрала номер Ярцева:

– Антон, тебя интересует тема дачи взятки работнику правоохранительных органов?

– Меня интересует все! А у тебя есть материальчик?

– Даже с видеозаписью.

– Вези, посмотрим. Если дело стоящее, возможно, я возьмусь за него сам, а нет — подарю кому-нибудь из коллег.

– Только, Антон, одно условие: человек, давший взятку, сделал это под сильным нажимом. У него вымогали деньги, так что он пострадать не должен.

– Понял. Но телефончик-то его ты мне сольешь?

– Если у него не будет возражений.

Таким образом, в местной газете «Горовск сегодня» вскоре появилась статья журналиста Антона Ярцева под заголовком: «Осторожно, следователь!» Антон — мастер своего дела, к тому же он такой дотошный! Он нашел еще трех человек, у кого Хомяков вымогал взятки, и все они дали Ярцеву интервью. Евгений тоже не стал прятаться и рассказал, как Игорь Игоревич грозил посадить его за драку с ножом. Дело передали другому следователю, Евгений был признан невиновным.

Сразу вслед за статьей на местном телевидении показали запись передачи взятки Хомякову.

Знакомая Алины, работающая с Хомяковым в одном отделении, рассказала ей, что того на время следствия от всех дел отстранили. Потом он тихо куда-то испарился. В отделении поговаривали, что товарищ старший лейтенант подал рапорт. Своей возлюбленной «киске» Игореша даже не позвонил на прощанье…

* * *

Я сидела в гостях у Любимовых. Раиса Константиновна, как всегда, поила нас чаем с пирогами. На этот раз они были с яйцом и зеленым луком.

– Обожаю с яйцом! — Юлиана откусила кусок от пирога и смаковала его, блаженно прикрыв глаза.

– Юль, ну ты хоть довольна?

Подруга посмотрела на меня и задумалась:

– Знаешь, мне действительно стало полегче. Хоть и не намного, но легче. Конечно, этот хам получил по заслугам. Мне ни капельки не жаль его. Но… Полина, моего Ванечку мы ведь пока не вернули.

– Вот именно — «пока». Хомяков был первым этапом нашего дела. Он, кстати, прикрывал и Ангелину Романовну. Теперь она осталась незащищенной. Что там говорит твоя тетя Валя, работающая в роддоме санитаркой?

– Говорит, что в последнее время главврач стала нервной какой-то, дерганой. На санитарок кричит, чего раньше не бывало. Сама какая-то взъерошенная, вчера пришла в роддом с изрядным опозданием… Все думают, что у нее, похоже, неприятности.

– Ну, вот видишь, это же очень хорошо!

– Что же здесь хорошего?! Тетя переживает, она не привыкла трудиться в такой атмосфере. В Пенсионном фонде, где она служила раньше, коллектив был хороший, и начальница — интеллигентнейшая женщина.

– Юль, скажи своей тете, чтобы она не принимала близко к сердцу выходки Ангелины Романовны. Она так дергается, потому что понимает — ее прикрытие рухнуло. Я имею в виду Хомякова. Теперь у нее своего человека в органах нет. А может, она чувствует, что настала ее очередь платить по счетам?

– Ты хочешь за нее взяться?

– Нет, сначала я займусь патологоанатомом. Чует мое сердце, что этот крендель сыграл в твоей истории не последнюю роль. Ты ведь говоришь, они с Ангелиной часто встречаются?

– Да, несколько раз она у него ночевала.

– Вот видишь, значит, у них действительно близкие отношения. А для близкого человека можно многое сделать.

– Кто же способен на такой грех пойти — ребенка у матери забрать?! — вздохнула до того молчавшая мама Юлианы.

– Я думаю, он это сделал отнюдь не за «спасибо» и не за красивые глаза Ангелины Романовны, — сказала я.

– За деньги, что ли? — Раиса Константиновна возмутилась до глубины души.

– И причем немалые… А Ангелина поделилась не только с ним, но и с Хомяковым, чтобы он ее прикрыл, в случае чего.

– Откуда ты это знаешь, Полина?

– Не знаю — предполагаю. Но этот вывод напрашивается сам собой. В одиночку главврач не провернула бы такое дело. Думаю, заплатили какой-нибудь помощнице в роддоме… Да и ей самой достался хороший куш.

– Так, может, мы с нее и начнем? Вернее, продолжим?

– Нет, пока что я займусь патологоанатомом. И надо бы подключить Ярцева. Он до таких историй охоч.

Юлиана вздохнула:

– А мне так хотелось добраться, наконец, до Ангелины!

– Если тебя это утешит, обещаю: следующей будет она!

* * *

Лучше всего, конечно, устроиться работать в морг. Но директором меня туда не возьмут, секретаршей — тоже вряд ли, а санитаркой я и сама не пойду. Не смогу. Так что придется следить за Зосимовым Леонидом Максимовичем и таким образом добывать о нем информацию. И, возможно, мне придется подключить к этому процессу Ярцева.

А вот как установить у него прослушку? Похоже, это будет потруднее, чем в случае с Хомяковым. Под каким предлогом я попаду в морг? И не просто в морг, а в кабинет Леонида Максимовича. Да, задачка!

Что мне сказал о нем дядя Сережа? Что он — фрукт довольно интересный. В городском морге, где он работает, два года тому назад пропал труп ребенка, и Зосимов проходил по этому делу свидетелем.

Дельце-то было, прямо скажем, тухленьким! В морге пропал труп! Это ж надо такому случиться! Я еще понимаю, когда в роддоме пропадает ребенок. Живой, он кому-то нужен. А тут труп, да еще детский. Точнее, тело грудного ребенка. Лежал себе труп в холодильнике, лежал, а потом — исчез. Поневоле поверишь словам Любови Ивановны, что его продали, чтобы выдать кому-то взамен живого ребенка.

Но это означает… Только одно: живого ребенка тоже кому-то отдали, как и ребенка Юлианы! А наш Леонид Максимович, стало быть, выступал свидетелем? Силен!

Нет, одной мне с этим не справиться, надо задействовать Ярцева.

Антон сразу ответил на мой звонок:

– Приезжай, поговорим в редакции. Я сейчас отойти не могу, статью одну заканчиваю. Так что всех принимаю у себя.

Через час я была у Антона в редакции.

Мы уединились в какой-то комнатенке, он налил мне солидную чашку кофе. И хотя растворимый я не пью принципиально, но тут уж было не до капризов.

– Антон, помнишь, ты говорил, что полтора-два года тому назад ты занимался роддомом?

– Было дело.

– Там произошла одна не очень красивая история? Умер ребенок, и матери его, кажется, не отдали?

– Да. Ей сказали, что у нее родился урод. В общем, женщину, как я понял, запугали, да так, что она и сама не захотела его взять, оставила в роддоме и ушла.

– Она потом лечилась у психиатра?

– Целых полгода. У нее что-то с головой произошло на нервной почве. Но потом, говорят, она вылечилась. Даже второго родила… Да я тебе уже рассказывал об этом.

– Я хочу кое-что уточнить. Дело в том, что я сейчас занимаюсь одним патологоанатомом, и у него в морге тоже произошла не очень красивая история с пропажей трупа. Да еще и детского, а точнее, трупа грудного ребенка.

– Жуть!

– Что еще тебе удалось нарыть?

– Да ничего особенного. Я ведь говорил, я даже статью тогда не стал писать, материала было мало.

– Как все это началось?

– Позвонил муж этой женщины и рассказал, что у его жены родился мертвый ребенок. И он подозревает, что врачи что-то там такое напортачили. Я покопался в этом деле, но ничего подозрительного не нарыл. Как оказалось, женщина эта была наркоманкой. Во время беременности она принимала какой-то препарат, послабее обычного наркотика, но он тем не менее кайф давал. Ну, она и докайфовалась. Ребенок родился мертвым… Женщина это событие перенесла очень тяжело. Говорят, муж заставил ее лечиться. Зато второго она нормально родила, я уж не знаю, больного ли, но, во всяком случае, живого. Мамочка успокоилась.

– Как у них сейчас дела обстоят?

– Вроде все нормально… Ты хочешь связать эти два случая?

– Антон, я пока не знаю, но, согласись, все это очень подозрительно!

– Ты о умершем ребенке?

– Я о пропавшем.

– Как же они между собой связаны? Тот родился мертвым в роддоме…

– Но ведь его не отдали родителям! Уговорили не забирать его — и не отдали. Оставили себе.

– Да, таких, я слышал, изучают студенты-медики.

– Или отдают взамен умерших — живых…

– Что?! Полина, ты что сейчас сказала?

– Антон, смотри: два года тому назад в морге пропал трупик грудничка. Представь себе, что в это время у какой-то женщины в роддоме родился здоровый ребенок, но ей сказали, что он умер, и в качестве доказательства предъявили ей труп. Роженица поплакала, похоронила чужого ребенка…

– Нет, Полина, это уже слишком!..

– …а ее родной, живой и здоровый ребеночек живет где-то в другом месте, у чужих людей, где жена не могла родить сама, но, заплатив главврачу роддома…

– Это просто жуткий детектив какой-то!

– Можно подумать, что тебе по роду твоей деятельности не приходилось встречаться ни с чем подобным!

– Да нет, приходилось, конечно, но…

– Антон, у моей подруги — точно такая же ситуация. Она недавно родила в первом роддоме, заметь: в первом! Та женщина, о которой ты собирался писать, тоже там рожала?

– Да, но она была наркоманкой!

– Но второго-то она родила живым! И потом, кто сказал, что она — наркоманка? Врачи? А если им было выгодно это утверждать, чтобы спихнуть на нее вину за смерть ее же ребенка? Антон, важен сам факт: в морге пропал труп грудного ребенка! Его не нашли. Дело-то до сих пор «висит»! А у моей подруги история — хоть плачь! Если твоя наркоманка еще могла загубить свое дитя этими «слабыми» наркотическими препаратами, то моя-то подруга ничего подобного никогда не принимала. Она была здорова, на учет встала сразу же и наблюдалась до последнего дня. И с ее ребенком все было хорошо. В тот день, когда он должен был родиться, он, по ее словам, сильно толкался, значит, был жив. А ей сказали, что ребенок родился мертвым, причем умер он якобы от какой-то внутриутробной инфекции! Еще у нее во чреве! Когда же он успел бы умереть, если перед самыми схватками толкался? И почему тогда эта инфекция не убила его раньше, а только в самый последний миг, когда у нее уже схватки начались? Да и инфекция эта…

– А что, что там не так?

– У мамочки есть справка о том, что она здорова, точнее, две справки. И только роддом считает ее больной, да к тому же обманщицей. Знала она, мол, что у нее инфекция, и скрыла. Это заявила моей подруге главврач Жудина Ангелина Романовна.

– Ты хочешь, чтобы я в этом покопался?

– Хочу. У меня есть один человек, женщина. Она сейчас на пенсии, но еще недавно работала в морге. Так вот, она рассказала мне много интересного о патологоанатоме Зосимове Леониде Максимовиче!

– А он-то тут при чем?

– Как — при чем? Труп ребенка пропал — где? В заводской столовой?! Зосимов работает в этом морге, и к тому же он — любовник главврача роддома Жудиной. Ну как тебе сюжетец?

– Откуда у тебя эти сведения?

– Из лесу, вестимо! Мой человек следил за Жудиной и неоднократно видел их вместе, патологоанатома и врача. Я и адрес его знаю. А еще у него машинка есть, хорошая тачка, «Рено-Логан» называется.

– Хочешь сказать, что на зарплату простого патологоанатома такую не купишь?

– Почему? Купишь, конечно… лет через десять, если будешь старательно денежки копить. Да и одевается этот Зосимов отнюдь не бедно.

– Да!.. Но мне надо все обдумать…

– Вот и думай. Давай, ты со своей стороны этим займешься, а я — со своей. Информацией будем регулярно обмениваться. Если нароем то, чего я и ожидаю, у тебя появится много весьма интересного материала, поверь мне. На статью потянет! Представь такой заголовок в твоей газете: «Врач и патологоанатом — партнеры в одном бизнесе!» Или что-нибудь в этом духе. Тебе телефончик Любови Ивановны оставить? Бывшей сотрудницы морга…

– Тогда уж и номерок твоей подруги — тоже.

* * *

Зайду в морг и спрошу — прямо и открыто: «Скажите, пожалуйста, как пройти в библиотеку?».

Нет, лучше не так. «Здравствуйте! Я — представитель компании «Гербалайф». Сегодня вам крупно повезло…Средство для похудения со скидкой! Всего за тысячу баксов!»…

Да, поставить «жучок» Леониду Максимовичу представлялось мне довольно-таки проблематичным делом. Прикинуться мертвой? Как лисичка — в сказке про лису и волка. Тогда меня отвезут в морг… Ну уж нет, извините!

Ну, почему в мою голову не лезет ничего путного? Я уже третий день слежу за Леонидом Максимовичем, утром провожаю его из дома на работу, вечером — обратно. Днем ломаю мозги, а результат все тот же! Пойду, хоть послушаю музыку в машине. Все лучше, чем истязать себя самобичеванием.

Я села в машину.

Здание городского морга находилось на тихой окраинной улочке за высоким забором из металлических прутьев. Калитка не была закрыта, но я не собиралась в нее входить. Во дворе морга стоял автобус ЛАЗ, на боку у него было написано: «Скорбь». Я походила вдоль забора, посмотрела, как оттуда выехал автобус. Ничего интересного! А что я, собственно, надеялась здесь увидеть? Цирковое представление?

Вечерело. Рабочий день близился к концу. Скоро работники морга пойдут по домам. Я отошла от калитки и встала у дороги. Рядом со мной притормозила какая-то машина. Я видела ее только краем глаза.

– Эй, дэвушка! Куда ехат?

– Мимо!

– Зачем так грубо, а?

Я обернулась. В серой «Волге» сидели два лица, как сейчас принято говорить, кавказской национальности. Как это обычно бывает, сексуально неудовлетворенные, в вечном поиске… доступных женщин.

– Слушай, джигит, поезжай, куда ехал, не задерживайся!

– Куда я ехал?! К тебе ехал! Зачем меня гонишь, красависа? Давай подружим! В рэсторан ходит будэм, шашлык-башлык кушат будэм!

– Поезжай себе, красавес! Шашлык-башлык остынет!

Я отвернулась и медленно двинулась от дороги в сторону морга.

– Вай! У дэвушки горе… Поехали, Валико!

Волга скрылась за поворотом.

«У девушки горе»! У девушки горе? А что, у меня и правда горе. Пропал муж… Нет! Жених. У меня пропал жених! И я его ищу. Ура! Решение найдено!

Я едва ли не вприпрыжку побежала к моргу. Я ищу жениха. По всем больницам его искала! Теперь — хожу по моргам. Он пропал еще вчера. Нет, позавчера. А что, так и скажу…

В коридоре морга царил полумрак, и я поежилась. Здесь надо, наоборот, включить яркие лампочки, ватт на пятьсот, и даже побольше. Да и запах… Это формалином так пахнет?

Навстречу мне по коридору шагал мужик какого-то неопрятного вида, в серо-грязном халате, который когда-то, наверное, считался белым.

– Эй, мадам, вы куда?

На меня пахнуло запахом перегара.

– Понимаете, я ищу своего жениха…

– А здесь не ЗАГС, вы ошиблись! — гоготнул неопрятный.

– Я знаю… Но он пропал два дня тому назад… В милиции заявление не берут… Говорят, приходите через трое сут…

– В больницах искали?

– А как же! Первым делом я все больницы обзвонила, нигде его нет…

– Документы при нем были?

– Нет, вряд ли. Он ведь просто пошел прогуляться и друга заодно проводить. И не вернулся! Я до утра ждала, думала, он у друга заночевал. А потом я начала всех его знакомых обзванивать…

– Понятно. Но у нас, знаете ли, не положено… гм… осматривать. Начальство заругает. Надо чтобы все было в официальном порядке!

– А если в неофициальном? — тихо спросила я неопрятного.

Он воровато огляделся по сторонам и так же тихо ответил:

– Тогда — через магазин. Понимаешь?

– Не маленькая, — кивнула я.

– И приходи попозже, скоро начальство разойдется…

– Ты мне точно скажи, когда?

– Часа через полтора. А сейчас — давай, выходи, не положено!

Я вышла из морга и посмотрела на часы. Полтора часа — это пустяки. Схожу пока что за бутылкой. Интересно, где тут ближайший магазин?

Через полтора часа, уже «во всеоружии», я подошла к дверям с надписью: «МОРГ. Выдача тел с такого-то часа…» Я постучала. Через пару минут дверь со скрипом открылась, и моему взору предстал неопрятный тип, работавший здесь, по всей видимости, санитаром.

– Принесла? — первым делом осведомился он.

– Само собой, — сказала я, протягивая ему пакет, где лежала бутылка «Столичной».

– Во! Другой разговор! Идем за мной!

Мы зашагали по мрачному коридору. По обеим его сторонам имелись двери с надписями, которые я едва успевала читать. Но кабинета патологоанатома я не обнаружила.

– А ты не забоишься? — спросил меня санитар.

– Постараюсь. Надо же мне как-то Леху отыскать! Завтра мать его приезжает из отпуска, что я ей скажу?

В одной из открытых дверей я увидела еще одного такого же неопрятного, как мой сопровождающий.

– Эй, Бычок, куда ты? И кто это с тобой?

«Бычок» бросил на ходу небрежно:

– Ща приду! Ты там пока, это… колбаски и хлеба порежь, поужинаем.

– Дак с чем ужинать-то, у нас же нету?..

– Это у вас нету, а мы надыбали!

– У!.. Ё!.. — второй радостно загремел железными тарелками и кинулся накрывать на стол.

Мы, наконец, дошли до анатомического зала, где стояли три металлических стола. У стен имелись другие столы, обыкновенные, и на всех лежали под простынями тела…

– Сколько вашему лет? — спросил Бычок.

– Лет тридцать, — пролепетала я. Мне было как-то не по себе.

– А ты точно не знаешь, что ли? Жених свой возраст скрывает? Ну, люди! Так, неизвестных у нас трое. Это бомж, не подойдет. Этот старый, тоже не ваш.

Я едва косилась на синие лица.

– … Этот… Ну-ка, подь сюда!

Я подошла к столу. Бычок откинул простыню, я несмело взглянула в лицо какого-то мужчины. Ему было лет тридцать пять, может, чуть больше.

– Ну что? — Бычок нетерпеливо дернул плечом. — Не годится?

– Что значит «не годится»?! Я не курицу на рынке выбираю! Не мой это, мой моложе, а этот старше намного, да и цвет лица у него, как у Шрэка… Что это с ним, кстати?

– Паленой водки выпил, сердешный! Оно ведь так бывает, когда припрет: выпьешь все, что под руку попадет!..

– Нет здесь моего…

– Так и радуйся! Значит, еще жив! Может, он в больнице где-то лежит. Лежит себе, полеживает… Целехонек-здоровехонек…

– Это в больнице-то — здоровехонек?!

Я смерила взглядом неопрятного санитара. Тот кашлянул, поняв, что сморозил что-то не то. В то же время весь его вид красноречиво говорил о том, что он хочет побыстрее от меня избавиться: его сослуживец, а точнее, собутыльник ждал его в одной из комнат. Ну нет, от меня ты так быстро не отделаешься!

– Слушайте, может, у вас еще чьи-нибудь трупы есть? Вы мне все показали?

– Есть еще один труп неопознанный, но он женский. Ваш жених не был, случайно, транссексуалом?

– Чего-о?

– Тогда точно — не он. То есть не она. Все, дамочка, трупы на сегодня закончились. Остальные — опознанные.

– Ну что же мне делать-то?! — заныла я, двигаясь, подталкиваемая Бычком к выходу.

– Приходите завтра. Завтра новых подвезут, может, вам повезет, и вы своего жениха найдете…

– Может, и повезет… — бормотала я, берясь за ручку двери.

Я вышла на улицу, и санитар закрыл за мной дверь на засов — я это слышала.

Ну и что? Ничего я не узнала. А если вернуться сюда завтра? Хм… под каким предлогом? Надо поискать новый вариант… Поиск своего жениха я уже использовала. Следует придумывать что-то еще.

Я ковыляла к своему «Мини-Куперу» в отвратительном настроении.

Вечером, когда я сидела с книжкой у камина и предавалась размышлениям о смысле жизни, ко мне подсел дед.

– Ты что-то совсем расклеилась, Полетт. Ходишь как в воду опущенная. Что-то случилось?

– Да, дедуля. Передо мной стоит некая задача, а я никак не могу ее решить.

– Сложная?

– В общем, да. Надо проникнуть в морг и установить прослушку в кабинете у патологоанатома.

– Это трудно… Я бы точно ничего не придумал.

– Главное, я туда сегодня проникла — под предлогом поисков моего пропавшего жениха. Ну, правда, это было уже вечером, в морге находились одни санитары. Но мне это ничего не дало. Полюбовалась я на неопознанные трупы и ушла. Что же делать, дед?

– Да, задачка! Без прослушки тебе никак?

– А ты знаешь другой способ узнать, о чем шепчутся в кабинете патологоанатома за закрытыми дверями?

– Честно говоря — нет.

– Вот и я тоже. Поэтому я и сижу, ломаю голову и чувствую, что скоро сломаю ее совсем…

– Ну, ну, типун тебе на язык! Что-нибудь сообразим. А пока сыграй-ка лучше на саксофоне, дочка. Я давно не слышал твоей игры.

Дед иногда называл меня дочкой. Это вполне понятно — мне было только четырнадцать лет, когда я осталась полностью на его попечении, а он заменил мне папу и маму. Я пошла в свою комнату и принесла инструмент. Одна из мелодий Луи Армстронга прекрасно подходила к моему ностальгическому настроению. Но дед не оценил моих стараний.

– Полетт, это слишком грустно. Я сразу вспомнил свою молодость и твою бабушку. Ты и так в упадническом настроении, нельзя молодой девушке играть такие заунывные мелодии. Исполни что-нибудь повеселее.

Пришлось сменить тему. Дед расцвел блаженной улыбкой:

– Вот! Самое то!

Ему «самое то», а я сегодня опять так и не придумала благовидного предлога для очередного посещения морга.

Глава 12

Поздно вечером позвонила Нечаева:

– Полина, я уезжаю на семинар гипнотизеров в районный центр.

– С чем я тебя и поздравляю.

– Это еще не все! Мне срочно нужен ассистент для выступлений.

– Ты сама выступить на семинаре? Алина, поздравляю еще раз! Ты делаешь успехи!

– Спасибо. Но ведь ты не услышала главного: мне требуется ассистент.

– Только не говори, что эту почетную роль ты отвела мне! — испугалась я.

– Угадала: ты едешь со мной.

– Исключено. Я занимаюсь… сама знаешь, чем.

– А я, по-твоему, должна остаться без ассистентки?!

– Алина, ну найди кого-нибудь другого…

– Кого? Назови мне имя!

– Не прибедняйся, у тебя полгорода знакомых.

– Да? Но только ты одна легко поддаешься гипнозу!

– Нет, Алина, это исключено. И потом, у меня завтра важная встреча. Отменить ее никак нельзя.

– И что мне теперь делать? Я рассчитывала на тебя! Ладно, позвоню Таньке Парамоновой. А ты, так и быть, поедешь со мной в следующий раз, — буркнула Алина.

– И на том спасибо!

– Но ты за время моего отсутствия должна прочитать книгу Германа Уолдера «Гипноз — это просто».

– Зачем? — насторожилась я.

– Приеду — узнаешь.

– А ты, когда вернешься домой, позвони мне.

Подруга отключилась. А я вздохнула с облегчением. На этот раз пронесло.

Ну что ж, у Нечаевой — семинар гипнотизеров, а мне неплохо бы закинуть в холодильник что-нибудь съедобное. То, что я недавно привезла… в общем, это как у Чуковского: «Те, что ты выслал на прошлой неделе, мы давно уже съели!» Я села в «Мини-Купер» и поехала в супермаркет.

Я ходила по торговому залу, как обычно, собирая с полок и бросая в мою тележку то, что не требовало длительного стояния у плиты. В основном это были полуфабрикаты, а также сыр, бекон и тому подобное. Потом я посетила отдел сладостей, где набрала разных пирожных и печенья. Это к чаю. Теперь — к кассе.

Я приехала домой и выгрузила пакеты в кухне. В гостиной в стиле рококо, которую особенно любил дед, слышались голоса. Я поспешила туда.

– О! У нас гости!

В креслах сидели Ариша и дядя Сережа. Они о чем-то оживленно беседовали. Увидев меня, дед радостно воскликнул:

– Полетт, как ты вовремя! А у нас в гостях мистер Курбатов.

– Вижу. Здравствуйте, дядя Сережа.

– Здравствуй, Полина.

Перед мужчинами стояла на столике бутылка армянского коньяка и две рюмки.

– Чем закусываем? — спросила я.

– Хороший коньяк в закуске не нуждается.

– Вы, дядя Сережа, тоже так думаете? А то я хотела принести вам что-нибудь вкусненькое…

– А мы бы не отказались, Полетт!

Я пошла в кухню, сделала бутерброды с ветчиной и сыром и заварила кофе. Потом, неся нагруженный поднос, я вернулась в гостиную.

– Как у тебя дела, Полина? Что-нибудь выяснила о патологоанатоме? — Дядя Сережа взял с тарелки бутерброд.

– Вы знаете, не могу я никак подобраться к нему. Но мне ясно одно: это действительно темная личность. Об этом говорила мне и бывшая сотрудница морга, ныне пенсионерка. Оказывается, незадолго до того, как у них пропал труп младенца, она слышала, как Зосимов сказал кому-то — мол, младенцы нынче в цене. Она тогда подумала, что это шутка, но когда у них труп ребенка пропал, призадумалась.

– Дожили! — проворчал Ариша. — В моргах уже эти аферисты работают. Зачем же им труп ребеночка-то понадобился?

– По словам той же дамы, бывшей работницы морга, чтобы обменять его на живого младенца.

– Полетт, что такое ты говоришь?! Как это — обменять?! Кто же согласится поменять живого на мертвого?!

– Представьте, такие охотники находятся. Разумеется, не безвозмездно. Если у кого-то детей нет, но зато имеются деньги, эти бесплодные пары платят врачу роддома, и он им отдает чьего-то ребеночка, живого и здорового, а родившей мамаше они скажут — мол, ваш ребеночек при родах умер. И в доказательство отдадут ей его трупик.

– Серж! Ты слышал?! Это же уму непостижимо! Что ты на это скажешь?

– Аристарх Владиленович, как сказал классик, «есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам!».

– О времена, о нравы! — тяжело вздохнул Ариша. — Подумать только: отдать младенца чужим людям! Менять живых младенцев на мертвых!

– Да, Аристарх Владиленович, а внучка-то ваша какова, а? Куда влезла — и не боится! Люди, идущие на такие дела, получают большие деньги. Думаю, они ими очень дорожат, так что, Полина, это все очень опасно, будь предельно осторожна и внимательна!

– Да я и так осторожна… Так осторожна, что никак не могу подобраться к этому патологоанатому! Сегодня я посетила морг, но его, правда, там уже не было. Я так и не исхитрилась ему «жучка» в кабинет подсадить. А мне страшно хочется подслушать, о чем господин Зосимов разговаривает — и по телефону, и со своими посетительницами!

– Любопытная ты, Полина.

– Да уж, есть у меня такая дурная привычка, ничего не могу с собой поделать.

* * *

Ночью мне в голову пришла неплохая идея о том, как подобраться к Леониду Максимовичу. Рано утром я поехала к моргу, чтобы осуществить ее.

Я караулила моего подопечного на повороте дороги, ведущей к воротам морга. Но за кустами, росшими у дороги, меня не было видно. Я стояла там в кроссовках и в спортивном костюме. Время близилось к восьми, скоро должен подъехать Зосимов.

Вот его машина показалась на главной дороге. Сейчас он свернет на боковую, ту, что ведет к моргу… Будем надеяться, что я все просчитала правильно. Сердце мое учащенно забилось.

Едва только серебристый «Рено Логан» свернул на боковую дорогу, как я выбежала из кустов и угодила прямо ему под колеса. Завизжали тормоза. Я упала на мокрый асфальт, «сбитая» машиной, и запричитала:

– Ой, ой, ой… Как больно!..

Зосимов выскочил из своего «Логана» и склонился надо мной:

– Ты откуда взялась, черт тебя побери?! Скачешь, как коза на лугу!

Я стонала, растирая ушибленную ногу, все еще продолжая сидеть посреди дороги.

– Ну что у тебя тут?

Леонид Максимович пощупал мое колено.

– Ай! Больно!

– Что, совсем тронуть нельзя?

– Нельзя! Больно, говорю!

– Я только посмотрю…

– Ты врач, что ли?

– Вообще-то, да. Вот что, хватит тут сидеть, давай, заползай в мою машину, я тебе помогу…

Я продолжала растирать ушибленную ногу. Зосимов присел рядом со мной на корточки. А ботиночки-то у него из кардавана! Не хило!

– И что? — спросила я, кое-как поднимаясь с помощью Леонида Максимовича.

– Доедем… это рядом, я тебя осмотрю.

– Вот повезло — меня сбил врач! Сам сбил, сам же и вылечит, — ворчала я, усаживаясь на переднее сиденье. — Только я, это… испачкаю вам тут…

– Ничего, на мойке все отчистят.

Я захлопнула дверцу, Зосимов тронулся с места, подъехал к воротам морга, пультом управления открыл их и зарулил во двор. Он поставил машину в сторонке и посмотрел на меня:

– Вылезти сможешь?

– Так это же морг?! — мои глаза буквально полезли на лоб. Я вжалась в сиденье.

– Ну морг, и что? Я здесь работаю, между прочим. Давай, я помогу тебе выйти.

Не без помощи Леонида Максимовича я кое-как выбралась из машины и, хромая, доковыляла до двери. Мой спутник открыл ее своим ключом, и мы вошли в полутемный коридор, в котором я вчера уже побывала.

– Страшно здесь… — пробормотала я.

– А отчего страшно-то?

– Как же — тут ведь покойники…

– А что их бояться? Лежат и лежат себе. Они же никого не трогают!

– Да?

Мы доковыляли до двери кабинета с табличкой «Патологоанатом». Зосимов открыл дверь, я кое-как запрыгнула в комнату и со стоном рухнула на ближайший стул.

– Штанину подними, — приказал он и вновь присел на корточки. Я подняла штанину спортивных брюк и оголила коленку. На ней было небольшая ссадина.

– Ой, делов-то! А как стонала!

– Да больно же! И потом, я под машину еще ни разу не попадала!

– Надо же когда-то начинать!

Зосимов осмотрел мою ногу, взял какую-то бутылку с желтой жидкостью, намочил ею ватку и приложил ее к моему колену.

– Перелома нет, только ушиб, — заключил он, — пару дней похромаешь, а потом опять бегать сможешь. Ты спортсменка?

– Да, я к соревнованиям готовлюсь. Перелома точно нет?

– Сказал же — нет, ты что, не веришь? Сейчас я лед приложу, боль быстро пройдет, и отека не будет.

Зосимов вышел из кабинета. Я достала из кармана «жучок», быстро приладила его под крышкой стола и села на свое место. Когда Леонид Максимович вернулся с марлевой повязкой в руке, я скорчилась на стуле, тихо постанывая.

– Да ладно, все уже прошло, — миролюбиво заключил Зосимов и приложил мне к колену повязку.

Она была очень холодной. Я вздрогнула. Он туго примотал марлю к моей ноге и опустил штанину.

– Больше не попадай под машину, — сказал он, — гляди, куда бежишь…

– Леонид Максимович, вчерашнего готовить, который с дорожно-транспортного? — спросила в этот момент какая-то женщина в зеленом халате, заглянув в комнату.

– Готовьте, иду.

Я встала.

– Ну, спасибо вам, — сказала я таким тоном, что было непонятно, за что я его благодарю: за то, что он меня сбил, или за то, что оказал мне первую медицинскую помощь.

Зосимов окинул меня оценивающим взглядом:

– Девушка, а может, это судьба? Может, мы встретились не просто так?

– Это вы к чему? — уточнила я.

– Телефончик свой не оставите?

– Ноль-два, — сказала я и захромала к выходу.

– А имя? — Зосимов пошел за мной.

– Еще один вопрос — и я подумаю, что вы меня нарочно сбили, чтобы познакомиться.

– Леонид Максимович, я вас жду! — крикнула тетка, стоявшая в конце коридора.

Мы были уже у двери. Зосимов, взявшись за косяк, рукой загородил мне дорогу.

– Вас ждут, — напомнила я.

– Подождут! Так как же все-таки вас зовут?

– Валькирия, — бросила я через плечо и скрылась за дверью.

Мой «Мини-Купер» загорал в соседнем дворе. Я довольно-таки быстро доковыляла до него, почти не хромая. Коленка еще побаливала, но совсем немного. Спектакль, который я разыграла перед патологоанатомом, кажется, удался вполне. Значит, я неплохая актриса! «Жучок» на месте, а сам Зосимов даже заинтересовался мной. Вот что значит — ловелас! И его роман с Ангелиной ему не помеха. Теперь мне остается только слушать, что происходит в его кабинете.

Я переставила машину так, чтобы оказаться поближе к моргу. Весь день, проведенный мною в салоне автомобиля, не принес никаких результатов. Леонид Максимович говорил много, но — исключительно по работе. До меня долетали только такие его слова: «Препарировать… диагноз… анализ крови… удушье… заключение…» Мне становилось не по себе. И как только люди весь день работают с трупами?!

Я осмотрительно захватила с собой термос с кофе и несколько бутербродов. Так что смерть от истощения мне не грозила. Более серьезной проблемой был туалет.

Когда совсем уж «прижимало», мне приходилось вылезать из машины и посещать густые заросли кустов, росших вдоль забора, окружавшего здание морга. Так что и эта проблема была худо-бедно решена.

Близился вечер. Мои часы показывали половину пятого. Скоро все работники морга потянутся по домам. Ну и хорошо, мое «заточение» закончится, и я отсюда уеду. А дома я переоденусь в уютный мягкий халатик, лягу на ковер перед диваном, вытяну ноги и пролежу так целый час… Нет, лучше — два… Буду слушать, как трещат дрова в камине, и наслаждаться бездельем…

Мои мечты прервал голос, донесшийся из прослушки:

– Иди сюда, я тебе кое-что скажу…

– Ну что? Ну не надо, не трогай меня…

Зосимов был с какой-то девушкой в своем кабинете. Это явно его голос, а второй — молодой, женский, капризно-кокетливый. Я навострила ушки.

– Иди, моя сладкая… Я по тебе соскучился…

– Ты что, с ума сошел?! Дверь же не закрыта!

– А мы ее сейчас запрем… Вот так. И никто к нам не зайдет…

– Лень, не надо, ну куда ты лезешь?

– Что значит — «не надо»?! Я соскучился… Ну девочка моя, не сопротивляйся! Я тебя так хочу!

– Лень, тише, эта швабра еще здесь!..

– Сейчас уйдет… Она уже одевается.

– Подожди хоть пять минут, пока она не выползет отсюда!

– Да ушла она!..

– А санитары?

– К черту санитаров!..

Дальше слышались такие звуки, что я поняла: люди целуются, у них начинается «сеанс любви». А мне приходилось все это слушать, и вовсе не потому, что я такая извращенка и балдею от чужих интимных сцен. Напротив, мне было крайне неприятно, но, как говорится, куда деваться! Я просто вынуждена была внимать всем их вздохам-ахам-охам, боясь пропустить что-нибудь важное. Временами девушка вскрикивала, и я чувствовала, как мое лицо заливает яркая краска.

Но вот все благополучно закончилось, партнерша Зосимова постонала еще немного в самой кульминации, Леонид Максимович попыхтел, покряхтел, и все стихло. Было слышно, как шуршит одежда. Они одевались.

– Ленечка, ты сегодня был в ударе!

– Да? Девочка моя, тебе понравилось?

– Ты еще спрашиваешь!

– Завтра повторим?

– Ленчик, до завтра еще дожить надо!

– Доживем! Я завтра всех выпровожу пораньше… Примем спиртику грамм по пятьдесят…

– И конфетки!

– И конфетки. Обещаю: будет весело!

Мне стало не по себе. Люди собирались «веселиться» в морге, среди трупов! Нет, этот Зосимов — явный извращенец! А может, он еще и некрофил, по совместительству?

* * *

Я следовала за машиной Леонида Максимовича и понимала только одно: бабник он еще тот! Дома у него была Ангелина Романовна, на работе — какая-то сладкая девочка. Неплохо устроился мужик! Интересно, эти две дамы знают друг о друге? Думаю, вряд ли. Хорошо бы открыть им обеим глаза, и, если после этого они их друг другу не выцарапают, я очень сильно удивлюсь.

Вскоре «Рено Логан» остановился, красотка в короткой модной курточке и еще более короткой юбочке выпрыгнула из нее и пошла во двор ближайшего дома, а машина отправилась дальше. Зосимов ехал к своей Ангелине.

Вечером, сидя в гостиной у камина, я размышляла, как поссорить обеих женщин патологоанатома с ним самим. Хорошо бы записать завтрашнюю оргию в морге на видео! Но как установить камеру в кабинете Зосимова? Опять явиться к нему в образе спортсменки? Сказать, что мое колено, «изувеченное» им, никак не заживает? А что, можно попробовать. Камеру в виде значка я купила у Вити Шило на деньги Хомякова, она лежала у меня дома. Надпись на ней, конечно, была не очень, но куда деваться! Раз мне больше ничего оригинального в голову не приходит…

Антон Ярцев что-то не звонит! Не нарыл ничего интересного? Что-то он расслабился, потерял репортерскую хватку. Пожалуй, надо самой ему звякнуть.

Я набрала номер Ярцева:

– Привет, это Полина. Антон, ты не забыл о моем существовании? У тебя что-нибудь новенькое есть?

– Ты знаешь, ничего особенно интересного мне раскопать пока не удалось.

– Но что-то все-таки есть?

– Да так… Я нашел бывшую жену твоего патологоанатома. Между прочим, она работала с ним вместе, в одном морге!

– Тоже патологоанатомом?

– Нет, она — судмедэксперт.

– Очень «женская» работа!

– Да уж! Копаться в криминальных трупах! Так вот, работали они себе, работали, но однажды госпожа Зосимова поймала муженька за одним непристойным занятием…

– Догадываюсь, за каким. Девочку-ассистентку в углу зажимал?

– Полина, как ты догадалась?

– Это было несложно. Ну и?..

– Госпожа Зосимова устроила супругу скандал. Он клялся-божился, что это — в первый и последний раз. Но через несколько месяцев ситуация повторилась.

– Неужели опять с девочкой, и опять — в морге?

– Представь себе!

– Антон, он — извращенец! Заниматься сексом в морге — такое и в страшном сне не приснится!

– Люди привыкают ко всему. Это их работа.

– Заниматься сексом?! В таких местах?!

– Нет, препарировать трупы. Обедают же они на работе, я сам видел, при этом даже шутят и смеются…

– Да, веселые ребята! Ну и что же его супруга?

– Она развелась с Зосимовым и перешла работать в прокуратуру. Криминалистом. Сошлась с каким-то не то следователем, не то… я точно не знаю. Но он тоже из прокурорских. Живет у него, кажется, они даже расписались.

– Больше она тебе ничего не поведала?

– Полина, она обижена на бывшего супруга, поэтому ее слова нельзя принимать на веру.

– Так что же такого она тебе сказала?

– Что Зосимов — аферист, и по нему тюрьма плачет.

– Да? Это интересно! А почему? Антон! Ну что я из тебя все клещами тяну! Ты не хочешь рассказывать?

– Да нет, просто я, если честно, ей не очень-то верю. Бывшая супруга, измены, обиды… Сама понимаешь. Она сейчас о нем все что угодно наговорит, только слушай!

– Да и пусть наговорит! Ее слова легко проверить. Так в чем же выражается его аферизм?

– Мадам Зосимова сказала, что, когда она еще работала с мужем в морге, он занимался подлогами: выдавал липовые заключения о смерти.

– Откуда она знает?

– Видела своими глазами. Однажды ей случайно попалось заключение о смерти восьмидесятилетней бабушки. В нем было написано, что она умерла просто по своей причине глубокой старости. Вроде все нормально, бабуля была в солидном возрасте, поэтому смерть — естественная. Но госпожа Зосимова заявляет, что она сама делала анализ крови этой старушки и обнаружила там большое количество снотворного. По ее мнению, это был явный криминал. Женщине дали сверхдозу какого-то сильного успокоительного, и во сне она умерла от остановки сердца. Скорее всего, наследничкам надоело ждать, когда бабка освободит квартиру. Такие случаи, кстати, отнюдь не редкость. Но Зосимов написал в заключении «смерть наступила вследствие острой сердечной недостаточности».

– И жена ему ничего не сказала?

– Почему же — сказала! Но наш Айболит ответил, что это не ее дело, чтобы она не лезла, куда не просят, ну и еще что-то в том же духе.

– Она отступилась?

– Тогда они еще были мужем и женой. Доносить на мужа…

– Скорее это говорит не в ее пользу. Как специалист, она должна была поднять этот вопрос. Ведь Зосимов прикрыл убийц!

– И, скорее всего, получил за это деяние приличное вознаграждение. Она рассказала, что в ближайшие же выходные он пошел в магазин и купил себе какую-то навороченную обувь, шмотки и очень дорогие наручные часы.

– Практичный человек! Детям — мороженое, а бабе цветы купить, конечно, не догадался?

– Похоже, что так.

– Эгоист! Бабник, аферист и эгоист! Ты знаешь, что он носит ботиночки из кардавана?

– Это ведь лошадиная кожа, кажется?

– Да. Ей сносу практически нет. Говорят, люди такую обувь по тридцать лет носят и более. Но и стоит она… Ого-го! Как десять пар самой лучшей обуви из свиной кожи… Значит, очень он себя любит. За что и получит! Антон, у тебя все, больше ничего интересненького ты мне сообщить не хочешь?

– Да вроде все. Если я еще что-то накопаю…

– Да уж будь любезен! И — спасибо.

Я положила трубку. Так вот, значит, как, господин Зосимов! Мы и женщин очень любим, и денежки?.. А что вы подлогами за деньги занимались, не вызывает никаких сомнений! И если — по словам бывшей жены — это произошло хотя бы один раз, не исключено, что вы и нынче продолжаете свою неблаговидную деятельность. И кто теперь сумеет меня переубедить, что вы подкинули трупик младенца своей возлюбленной Ангелине Романовне, чтобы она выдала его взамен живого, только что родившегося ребеночка какой-нибудь несчастной мамаше? Вот гадюшник! Один липовые заключения о смерти стряпает и трупы младенцев ворует, другая… Ох, ребята, доберусь же я до вас!

* * *

Главное — камера. Как ее установить? Да просто прийти к Леониду Максимовичу и поставить ее… куда-нибудь. Для начала надо просто заявиться к нему «на осмотр», а дальше будет видно. В прошлый раз я побывала у него в образе милой простушки, и он на это клюнул, даже предложил познакомиться, телефончик мой спрашивал. Раз его мой внешний вид так зацепил, я продолжу в том же духе.

Я вновь надела кроссовки и спортивный костюм. Косметики — минимум, прическа — самая скромная. Я ведь спортом занимаюсь, мне не до всяких там развлечений в этой трудной жизни!

Дед встретил меня в дверях.

– О! Полетт, ты куда это в таком виде? На стадион? Побегать хочешь?

– Да, дедуля, я решила форму поддерживать.

– Похвально, это весьма похвально. Только не начинай с больших дистанций, а то мышцы заболят. Километра два — два с половиной на первый раз вполне достаточно. Ну от силы — три. Ты ведь нетренированная, ведешь лежачий образ жизни! Так что не сорвись.

– Хорошо, дедуля.

– А секундомер у тебя есть? Засекай время и следи за пульсом.

– Ладно, дедуля.

– Ну, вперед! Спортивных успехов тебе, спринтер! En avant! [1]

Я дошла спортивным шагом до своей машины и села в нее. На этом мои занятия физкультурой на сегодня закончились. Я поехала в морг.

* * *

Санитар упорно не хотел меня пропускать. Это был не Бычок, тот, думаю, узнал бы меня сразу. Это был другой, такой же небритый, неопрятный тип, у которого я почему-то не вызвала никакого доверия.

– Леонид Максимович меня знает, я у него уже была, — втолковывала я небритому, — ты мне его позови…

– Не позову, — стоял на своем неопрятный тип, загораживая могучим торсом вход, — его нету!

– Врешь! Дай я сама посмотрю. Если Леонида Максимовича нет, я уйду.

– Не могу я вас пустить, потому как мне было велено никого не пускать. Покойников всех сегодня разобрали, так что…

– Да что я там у вас такого сделаю, покойника вашего украду?

– А кто вас знает, может, и украдете!

Ага, это еще неизвестно, кто их быстрее украдет! Я уже набрала в грудь побольше воздуха, чтобы громко, во весь голос, высказать небритому, что я о нем думаю, как вдруг за своей спиной я услышала:

– Это кто тут воюет?

Я обернулась и увидела Зосимова. Он стоял в накинутой поверх зеленого халата куртке.

– Не успеешь отойти на минуту, как на твоем корабле бунт!

– Леонид Максимович, она тут к вам все рвется… Я ей говорю — нету вас. А она…

– А он меня не пускает, — пожаловалась я, как в детстве, тоном капризной девочки на нехорошего дяденьку.

– Кто не пускает?! Он? Ух, я его! — Зосимов погрозил небритому пальцем, тот потупился, как провинившийся школьник, а я от души рассмеялась.

– Пойдемте, — Леонид Максимович взял меня за локоть и повел по мрачному коридору к своему кабинету.

Я покорно шла за ним.

– Что у вас случилось-то? — спросил он тихо, склонив голову к моему лицу.

– Нога не проходит, — сказала я.

Мы зашли в кабинет патологоанатома. Зосимов внимательно посмотрел мне в глаза:

– Ну тогда… покажите мне вашу ногу.

Я села на стул и задрала штанину. Леонид Максимович присел на стул напротив, нагнулся к моему колену и потрогал его.

– Здесь больно? — спросил он.

– Да.

– А здесь?

– И здесь.

– Тогда надо делать снимок. Хотя внешне все нормально, отек небольшой. Холод долго держали?

– До вечера.

– Странно. Вообще, не похоже, чтобы колено у вас болело. Знаете что, поезжайте в больницу и сделайте снимок. Но не думаю, чтобы у вас было что-то серьезное…

А он хороший специалист. Его обмануть трудно. И ведь он прав, колено у меня практически не болит, хотя ту повязку я сняла сразу, как только вышла от него и села в машину. Но мне нужен был предлог для визита, и я его нашла, хотя, кажется, не совсем удачный…

Я оглядывала стены кабинета. Шкаф в углу, дверцы стеклянные, но занавешены изнутри белой тканью, так что не видно, что там, на полках. Рядом — сейф, небольшой, серый, на нем — электрический чайник. У двери — напольная вешалка. Куртка Зосимова и еще какое-то пальто висят на ней. Напротив стола на стене — полка для книг. На ней — какие-то папки, тетради, журналы… Наверху стоит цветок, единственный в комнате. Но он декоративный, листья совсем не похожи на настоящие, цветы — как в погребальных венках, яркие, неестественные…

– Почему вы оглядываетесь? Ищете что-то?

Зосимов внимательно смотрит на меня. Он еще спрашивает! Ищу, конечно! На тебя, негодяя, что ли, я приехала полюбоваться?

– Я, кажется, понял, что вы ищете…

И дальше все пошло в режиме стоп-кадра.

Он поднимает меня за плечи со стула и… целует. Я в шоке!

– Вы искали предлог, чтобы остаться?

Он что, идиот?! Или я так похожа на идиотку?

Зосимов снова целует меня. Я со стоном начинаю опускаться на стул. Глаза закрыты. У меня обморок.

– Эй, девушка, что с вами?

Патологоанатом берет меня за подбородок, поднимает его вверх, но, едва он его отпускает, как голова моя снова падает на грудь.

– Этого еще не хватало.

Он выходит из кабинета.

Так, быстрее! Цветок! Я подвигаю стул к той стене, где книжная полка. Вскакиваю на него прямо в обуви. Камеру втыкаю между листьев. Спрыгиваю на пол, стул — на место, я — на стул, голова — на грудь. Обморок продолжается.

В ту же секунду заходит Зосимов, подносит к моему носу ватку, смоченную какой-то вонючей гадостью, от чего я едва не вскакиваю. Обморок моментально проходит. Режим стоп-кадра оборвался.

– Это нашатырь?

– Угу. А что это у вас, девушка, за припадки такие? Вы вроде головкой об асфальт не стукнулись, когда я вас сбил. Давно это у вас?

– Что?

– Обмороки, спрашиваю, у вас давно? Или вы и слышите плохо?

Я тупо смотрела на Леонида Максимовича и глупо моргала ресницами.

– Так, все ясно.

Образ дурочки выручал меня не раз. Вот и теперь он помог мне, наконец, покинуть этот морг. Зосимов взял меня за локоть, вывел на улицу и захлопнул за мной дверь…

Глава 13

Я не могла дождаться вечера. Сегодня в морге устраиваются оргии. Сегодня Леонид Максимович со своей красоткой выпьют спиртику, по пятьдесят граммов и… Кто знает, чем все это закончится! А моя задача — записать все это на видео и потом продемонстрировать, кому надо.

Я сидела в машине. Прослушка была включена. Но то, что из нее доносилось, не представляло для дела никакого интереса. Вот Зосимов оформляет какие-то документы, кажется, он пишет свидетельства о смерти или что-то похожее. Вот кто-то пришел забрать эти бумаги, поговорили о человеке, умершем от перитонита. Скукотища! Если кто-то думает, что слежка — это интересно, пусть сам попробует посидеть пару дней в машине, практически безвылазно, и послушать всякую ахинею, в которой он ничего не смыслит! Я устала зевать. Устала сидеть. Хотелось выйти из машины и побегать вокруг нее или поделать приседания.

Дело шло к вечеру. Голоса стихали. Зосимов остался в своем кабинете один.

– Так, так, так, что это у нас? Анализ крови? Это кто такой? Осипов. Группа третья. Осипов, это кто? Где здесь у нас… Ага, вот он. Так. Осипов Иван Петрович. Цирроз печени. Так…

Его бормотание начинало меня усыплять. Я поняла, что если сейчас не глотну кофе, то усну прямо на руле. Я достала термос, открыла его…

– Ленчик!

Это был голосок той красотки, с которой Зосимов вчера куролесил в своем кабинете. Мою сонливость как рукой сняло. Я закрыла термос с кофе и убрала его в сторонку.

– Девочка моя!

– Ты занят?

– Для тебя я свободен всегда!

– Ленчик, я серьезно…

– Если серьезно, пойди, солнышко, посмотри, все ли разошлись, а я сейчас закончу…

Несколько минут было тихо. Но вот зашуршала бумага, очевидно, Зосимов убрал ее со стола.

– А что сегодня, Ленчик?

Я быстро сориентировалась и включила камеру.

– Я спиртик приготовил…

– А конфетки?

– Вот тебе и конфетки… За первую — снимай кофточку!

– А выпить? Я хочу сначала выпить!

– Наливаю… За тебя, девочка моя!

– Ах, Ленчик, куда ты мне положил конфету? Бюстгальтер испачкаешь!

– Я ее оттуда языком достану…

– А-а-а!.. Ой, Ленчик!.. Щекотно!

– Я думал, тебе будет приятно! А кофточку мы сюда повесим… А юбочку…

Зеленый огонек в коробочке свидетельствовал о нормальной работе камеры. Несовершенство Витиной техники заключалось в том, что нельзя было непосредственно увидеть — что пишет камера, находившаяся в кабинете патологоанатома. Я ориентировалась по звукам из прослушки. Я записывала, а вот просмотреть все могла только потом, на компьютере. Но меня устраивало и это.

Леонид Максимович со своей красоткой отрывались по полной. Из прослушки доносились визг, смех, стоны, крики, вздохи и еще целый ряд звуков, недвусмысленно дававших понять, чем занимается в морге эта парочка.

Оргия подходила к концу. Зосимов тяжело дышал — утомился, бедняга. Красотка артистично стонала, потом она сделала небольшой перерыв, потом еще постонала на «бис». Я выключила камеру, как и включила, дистанционно.

– Сегодня идем в ресторан! — сделал широкий жест патологоанатом.

– Да?! Ленчик, ты разбогател?

– Ага, премию получил! — засмеялся Леонид Максимович. — Только дали ее мне…

– Ура! В ресторан!

Зашуршала одежда, девушка, похоже, приводила себя в надлежащий вид.

– Ленчик, а почему ты меня домой не приглашаешь?

– Потому что я живу не один.

– А с кем?

– С мамой.

– Разве твоя мама будет против, если ты приведешь меня в гости?

– Моя — будет!

Зосимов сказал это таким тоном, что я поняла: мамы там нет и в помине, но есть какая-то другая женщина, которая действительно будет сильно возражать, если он приведет домой девушку.

Они еще какое-то время дурачились, смеялись, целовались и миловались, но потом все стихло.

А еще через некоторое время влюбленная парочка выползла на свет божий и пошла к дороге ловить такси.

Я поехала в интернет-кафе.

– Витя, привет!

– Здорово, — откликнулся Шило.

– Дело есть. Как в прошлый раз…

– Запись? На диск? Сколько экземпляров?

– Давай, как тогда, парочку.

– Сделаем.

Мы с Витей посмотрели запись с камеры в кабинете патологоанатома.

– Это где же ребята так весело зажигают?

– В морге.

Витя покосился на меня:

– Впечатляет! А обстановочка, похоже, придает им драйва. Жалко, они не в анатомическом зале куролесят, прямо на разделочном столе… Декорации были бы поэффектнее!

– Я им эту мыслишку подкину…

Через час я вышла из кафе с двумя дисками, на которых был записан культурный отдых патологоанатома с дамой сердца в морге. Один я собиралась отдать Ангелине Романовне, в качестве подарка, скажем к Восьмому марта. Или на день рождения. Или — к профессиональному дню медработников! Второй диск пусть пока полежит у меня, так, на всякий случай. Может, пригодится.

Я сняла трубку и позвонила Юлиане.

– Юль, ты знаешь адрес твоего «объекта»?

– Ангелины? Знаю, конечно. А что?

– Надо вручить даме подарок. Диск с записью. Сможешь?

– Что там за кино такое?

Я рассказала Юльке, как любители особого кайфа зажигают в морге, как я все это записала на диск и теперь хочу его вручить ее подопечной.

– Можешь тоже посмотреть, если тебе интересно. А потом отдашь Ангелине.

– Ну уж нет, увольте. Любоваться на таких уродов! Я ей просто передам, но сначала напишу на конверте: «Учись у молодежи, как кайфовать на ложе!» Или: «Как мы спиртик попивали, как мы в морге зажигали». А может, просто: «Оргии в морге».

– Давай! Только сама там не светись. Брось в почтовый ящик или положи на коврик у двери перед самым ее приходом.

– Соображу, не маленькая! Куда за диском подъехать?

– Я сама тебе его завезу. Будь дома.

Через полчаса я заскочила на минуту к Юлиане и отдала ей конверт с диском.

* * *

Так, одно дело сделано! Сегодня Ангелина посмотрит кино. Или завтра на работе, если у нее дома нет компьютера. Потом она устроит своему любовнику «разбор полетов». Обязательно устроит, не вытерпит — с ее-то характером! А я завтра опять поеду к моргу и буду слушать и слушать… Я, честно говоря, не ожидала, что получить нужную мне аудиозапись окажется столь проблематично. Но должно же когда-то мне повезти, и я ее получу. Ведь любовные похождения Зосимова интересуют только Ангелину, а мне требуется кое-что посерьезнее. Но мое упорство, надеюсь, будет, в конце концов, вознаграждено.

На другой день мне действительно очень повезло. Не успела я включить прослушку, как в кабинет патологоанатома пришел какой-то человек, и они оба зашептались. Мне было слышно далеко не все, но и обрывки их фраз свидетельствовали о многом.

Посетитель говорил что-то о заключении о смерти, что если оно будет таким, каким надо ему, то Зосимов получит приличное вознаграждение. Стали торговаться. До меня доносились числа — «двадцать», потом «тридцать», потом «двадцать пять»… Ясно было, что они упорно торгуются.

Черт, жалко, они говорили очень уж тихо, но и услышанного было достаточно, чтобы понять: Зосимов берет взятки, выдает липовые заключения о смерти, короче, занимается подлогом. Его бывшая жена была права! Значит, если я приду к нему с подобным предложением, я тоже могу рассчитывать на «понимание» с его стороны. Можно даже сделать запись, на всякий случай. Вот этим мы сейчас и займемся!

Я поехала к Вите Шило, сменила чип на записывающем устройстве камер. Если заснять наш разговор с патологоанатомом, думаю, лишним это не будет. Мало ли что…

Потом я поехала домой гримироваться. В моем естественном виде наш дорогой Леонид Максимович меня уже видел. Если я отправлюсь к нему, то только в образе… ну, допустим, безутешной вдовы. Черный парик, карие линзы в глазах, светлой пудры — побольше, чтобы лицо выглядело бледным. Я нашла в своем гардеробе черные брюки, черный джемпер и надела все это под старое бордовое пальто. И еще — сапоги на самых высоких каблуках. В прошлый раз я была в кроссовках, казалась меньше ростом. Теперь, на каблуках, я буду выглядеть высокой. И, как итог моего скорбного облика, — черный платок. Только сразу я его не надену, лучше потом, в машине. В таком виде я и отправилась к Зосимову.

Люди входили и выходили из дверей морга. Я поняла: время не совсем удачное, выдают тела родственникам. Пришлось подождать.

Когда, наконец, посетители разошлись и наступило относительное затишье, я накинула на голову платок, придала лицу выражение глубокого горя, включила записывающее устройство камеры и вышла из машины.

Мой театральный этюд назывался «безутешная вдова». Через несколько минут я входила в кабинет патологоанатома.

Он сидел за столом и писал. Повсюду лежали кипы бумаг. Поскольку дверь его кабинета была открыта, я встала на пороге и спросила предельно скорбным голосом:

– Извините, можно войти?

Зосимов поднял на меня глаза:

– Да, конечно… Садитесь.

Я опустилась на тот самый стул, на котором сидела три дня назад с «разбитой» коленкой.

– Я вас слушаю, — сказал он.

Я печально смотрела на Леонида Максимовича. Он тоже взглянул на меня и, похоже, не узнал — совсем.

– Меня к вам привело горе…

– Я догадался.

– Нет, вы не понимаете… Мой муж не умер. То есть, может быть, он и умер, но… никто этого не знает. А траур я ношу с того дня, когда исполнилось ровно полгода, как мой муж пропал…

– Но я не милиция, и, извините, розыском пропавших не занимаюсь!

– Да, конечно. Я понимаю. Но вот уже восемь месяцев, как муж ушел из дома и не вернулся…

Я для убедительности приложила платочек к глазам.

– Гражданка, простите, но если вы пришли не за телом…

– Подождите, дайте мне договорить. Муж пропал… А квартира, машина, дача — все записано на него. Я не могу вступить в права наследования, так как муж не признан судом умершим. Ну вы понимаете?

– Да я-то понимаю, но где я вам возьму вашего мужа? Обратитесь в милицию.

– Милиция ищет его все эти восемь месяцев. Восемь — и никакого результата! У меня большая квартира, но я не могу ее продать. А мне надо… Словом, есть дела, не терпящие отлагательств. Так вот, мне нужна, просто необходима справка…

Тут Зосимов встал и плотно закрыл дверь своего кабинета. Вернулся на место и сказал:

– Говорите, пожалуйста, потише.

– Вот я вам и объясняю, — чуть понизив голос, продолжала я, — мне нужна справка о том, что мой муж умер. — Но шептать я не собиралась, мне требовалась четкая запись. И потому я опять заговорила громче: — Если вы укажете в справке, что он мертв, я буду вам очень благодарна!

Последние слова я произнесла с таким нажимом, чтобы Зосимов догадался об их смысле. Но он и так все понял, поскольку дураком он не был, только преступником.

– Тише!.. Нет, гражданочка, такие справки мы не выдаем…

– Ну я прошу вас! Сколько мне еще ждать, когда найдут его тело?! Вы только скажите, сколько это стоит? Я готова возместить неудобства, связанные с отклонением от ваших правил, так сказать, материально компенсировать… Тридцати тысяч хватит?

– Вы мне взятку предлагаете?! — возмутился патологоанатом.

– Нет, нет, что вы! Какая взятка? — Я посмотрела на Леонида Максимовича удивленно: — Это в знак благодарности…

Но что-то его то ли пугало, то ли смущало, не знаю, но он с самым решительным видом заявил, чтобы я ушла и продолжила поиски мужа с помощью милиции или частных сыщиков. Я заплакала:

– Да сколько они его проищут?! Я хочу вступить в права наследства… А за сорок тысяч?

– Да как я вам такую справку выдам?! Вы думаете хоть сколько-нибудь своей головой? А если он завтра объявится, живой и здоровый? Меня же в суд поволокут! Оно мне надо, за такие деньги?!

– А если вы мне чье-то чужое тело выдадите, ну какое-нибудь неопознанное? А? Бомжа, например, которого все равно никто не возьмет, а я похороню его по-человечески!.. Пятьдесят тысяч.

– Гражданка, идите лучше домой…

– Шестьдесят тысяч. И вам будет хорошо, и мне. Я у вас лишний труп заберу, место освободится. И трупу хорошо — положат его в землю, как и положено покойнику…

– Гражданка…

– Все, все, я поняла! Сто тысяч. Но это — все, больше у меня ничего нет, это все мои сбережения… Сто ты-сяч! Неужели вам мало?

Я назвала сумму буквально по складам, чтобы до него дошло. У Зосимова загорелись глаза — я это увидела. Он колебался. Я ждала. Неужели откажет?!

Я встала и горестно вздохнула:

– Я вижу, мне придется поискать другой морг. Может, там помогут бедной женщине…

Я еще раз вздохнула и направилась к двери. Это сработало. До этого жадины вдруг дошло, что сто тысяч уйдут сейчас от него навсегда. Он вскочил:

– Да подождите вы! Как вас, кстати, зовут?

– Элеонора.

И тут же я подумала: почему Элеонора? Не знаю — просто я выпалила первое имя, пришедшее мне на ум.

– Дайте мне подумать. Я освобожусь через час, мне надо кое-что закончить… Вы можете подойти сюда через час? Никого не будет, и мы сможем поговорить.

– А я пока за деньгами съезжу?

– Тише! Съездите, если хотите. В общем, я жду вас через час…

– Тогда я не прощаюсь…

Я вышла из морга. Села в машину. Сердце стучало, как у воробья. Но я это сделала! Есть теперь запись, где Зосимов недвусмысленно дал понять — он готов взять у меня деньги. И именно за выдачу мне «ненужного» трупа! Вот так и труп того ребеночка пропал! И чему тут удивляться?!

* * *

Я ехала домой. В голове стучало только одно: он продажен! Занимается подлогами. Бабник. Торгаш! Торгует трупами! Ну фрукт! И к Юлианиному ребенку он тоже имеет прямое отношение, как пить дать! Ее здорового ребеночка кому-то продали, а взамен из морга принесли ей тот синий тощенький трупик. Что мне теперь с этим негодяем делать? Самого продать? Кому такое добро нужно! Разве что его ненаглядной Ангелине Романовне? Уж она-то точно бы Зосимова купила. Интересно, за сколько?

А что, это мысль! Продам его Ангелине, у нее-то денежки точно водятся. Остается решить, как его похитить и как потом передать покупательнице.

А если пригласить его куда-нибудь, скажем, за город, на природу? Нет, еще достаточно прохладно, весна едва началась, еще снег везде лежит. Тогда — на дачу. Напоить его снотворным, а когда он уснет… И что потом? Спрятать Зосимова в подвале и потребовать у главврачихи выкуп? Придется подключить Алину, без ее гипнотических способностей, боюсь, мы никак не обойдемся.

Я купила по дороге газету с объявлениями. Дома, лежа на диване с карандашом в руке, я искала в рубрике «Сдаю» хорошую дачу. Главное, чтобы там имелось отопление, камин или печь. Я просмотрела все предложения, выбрала несколько из них и принялась обзванивать хозяев.

Один из вариантов показался мне интересным. Небольшая одноэтажная дача в поселке. Есть подвал, печь, мебель. Сдается недорого, причем можно снять и посуточно. Я договорилась подъехать туда и привезти хозяину деньги. Потом я позвонила Нечаевой.

– Привет, Алина! Как ты съездила на конкурс гипнотизеров?

– Не на конкурс, а на семинар.

– Ну семинар. Выступала?

– Выступить мне не пришлось, мы только обменивались опытом, а выступали те, кто достиг в этом деле очень высокого уровня. Я-то еще только учусь…

– Ну не отчаивайся, и тебе когда-нибудь предложат продемонстрировать твои способности. Кстати, лично я эту возможность могу предоставить тебе очень скоро. Намечается одно культурное мероприятие…

– А поточнее?

– Веселый розыгрыш. Надо будет усыпить одного дяденьку и немного пошутить с ним!

– Классно! Люблю такие штучки. Когда начнем?

– Скоро, так что будь наготове, никуда не уезжай.

Потом я набрала номер Юлианы.

– Юль, у тебя есть что-нибудь новенькое?

– Полина, ты не представляешь! Звонила моя тетя Валя, она только что пришла с работы. Говорит, что Ангелина Романовна просто как с цепи сорвалась! Такой ее еще никто не видел. Ходит злая, на всех орет, проходя по коридору, пнула ногой ведро… Там одна санитарка полы мыла… Кошмар!

– Догадываешься, с чего наша Ангелина вдруг стала Сатаниной?

– Я ей вчера диск твой подсунула…

– Думаю, она его сегодня на работе посмотрела.

– Ага. Тетя говорит, что, когда главврачиха вечером уходила домой, она все шипела себе под нос: «Ну я тебе покажу! Я с тобой разберусь, козлина!». Тетя это слышала, только понять не могла, про какого козла та говорила.

– Ну, вот видишь, Юлька, какая ты теперь веселая! Приятно ведь сделать гадость мерзавцу?

– Еще как приятно! А у тебя как дела?

Я рассказала, как побывала сегодня в морге у патологоанатома с предложением — продать мне труп, как он практически согласился, и на какой сумме мы сошлись.

– Полин, вот так же они и моего Ванечку…

Юлиана расплакалась.

– Юль, подожди, успокойся! Они за это ответят, уже начали отвечать. С одним мы разобрались — он вообще из города исчез. И до этих доберемся. Терпение! Ты готова мне помогать и дальше или будешь сидеть и слезы лить?

– Нет, нет, Поль, я готова… Просто мне так страшно иногда становится! Вот мой Ванечка сейчас растет, каждый день в весе прибавляет, на мир смотреть учится, головку держать… Сейчас мне надо с ним быть. А рядом с ним — какая-то чужая тетя! Это ей он улыбается, не зная, что не она — его мама…

– Юль, я знаю, что утешать в таких случаях сложно, да я и не буду этого делать. Скажу только одно: скоро твой малыш будет дома! Я еще толком сама не знаю, как это случится, но это непременно произойдет. Ты мне веришь?

– Верю. Что мне еще остается?

– Ну, если веришь, тогда приезжай утром ко мне, поедем смотреть дачу.

– Какую дачу? Ты хочешь купить дачу?

– Еще чего! Мне разве нашего дома с участком не хватает? Нет, эту дачу мы только снимем на недельку, для «отдыха». Оторвемся по полной!

Мы вместе с Юлианой и с хозяином дачи ехали за город, в дачный поселок. Он располагался сразу же за деревней Мостки. Мужик лет пятидесяти пяти все нахваливал свою фазенду: и от города близко, и недорого, и место живописное. Спорить с ним было трудно. Место действительно хорошее. Деревенька, к которой прилепился дачный поселок, лежала всего в двадцати километрах от города, маленькая, тихая, дворов в тридцать, не больше.

Мы остановились у ворот и вышли из машины. Хозяин открыл калитку, мы прошли по плиточной дорожке к крыльцу. Я походила по дому, осмотрела комнаты и подвал. Печка есть, свет, кое-какая мебелишка.

– Я согласна, — сказала я и вручила хозяину деньги. — Снимаем на неделю. Если нам понравится, мы продлим срок аренды.

Вскоре мы ехали обратно в город. В кармане у меня лежали ключи от дачи. Высадив хозяина у его дома, мы с Юлианой поехали к ней.

– Полина, и что теперь ты собираешься делать?

– Ты про Зосимова? Думаю пригласить его к себе на дачу. На ту, что мы сейчас сняли.

– Ну пригласишь, а дальше?

– Юль, давай для начала пообедаем. Когда в желудке пусто, обо всех этих мерзавцах думать хочется меньше всего.

Мы заскочили в магазин, накупили всякой еды и завалились к Юльке домой. Когда я начала выгружать на стол пиццу и полуфабрикаты в виде замороженных котлет и фаршированного перца, Раиса Константиновна схватилась за сердце:

– Вы собираетесь это есть?

– Собираемся, а что?

– Полина, разве можно есть полуфабрикаты?! Это прямой путь к гастриту и язве! Убери это все обратно в пакет, отвезешь домой. А я вас сейчас угощу настоящей домашней пищей.

Кто бы сомневался!

Раиса Константиновна отправилась в кухню, а мы с Юлианой расположились в ее комнате на диване.

– Так что мы будем делать с Зосимовым? — снова спросила она.

– План такой. Я приглашаю его к себе на дачу. Куплю вина, напою его. «Неожиданно» туда заявится Алина. Я предложу в шутку сыграть в одну игру, в ходе которой Алина Леонида Максимовича усыпит. Под гипнозом он нам, думаю, все расскажет. Может, он даже знает, где и у кого твой ребенок! А что, вполне вероятно, что Ангелина делилась с ним не только деньгами. Потом…

Глава 14

Я ждала Леонида Максимовича у входа в морг. Он вышел и, увидев меня, остановился:

– Вы ко мне?

– Конечно, к вам, к кому же еще?

В моем голосе прозвучало легкое кокетство. Вполне прилично для «соломенной вдовы», стремящейся поскорее завладеть имуществом пропавшего мужа.

– Привезли деньги?

– Привезла.

– Хорошо. Оставьте мне данные вашего супруга: его фамилию, имя, отчество, дату рождения… Какой диагноз указать?

– В каком смысле? Чем он болел? Вообще-то, он был здоров.

– Меня не интересует, чем он болел при жизни и болел ли вообще. Я выдаю заключения о смерти! Ну, от чего он умер?

– А я откуда знаю? Он просто пропал. Ушел из дома…

– Да я все это понимаю! — Зосимов начинал раздражаться из-за моей тупости. — Но умер-то он от чего? Что мне в заключении написать? Утонул, машина его сбила, в степи замерз или еще что-то? Может, он умер от неразделенной любви?

– Да пишите, что хотите! Какая мне разница? Главное, чтобы у меня на руках имелся документ, подтверждающий, что его больше нет в живых. Чтобы я в права наследования вступила…

– Хорошо. Завтра я вам отдам заключение.

– Тело когда можно забрать?

– Да когда хотите. Как только деньги мне вручите, так и забирайте.

– Только вы мне какое-нибудь хорошее тело дайте, мой муж был таким красивым и умным!..

– Да какая вам разница, какое тело хоронить?! Вы ж его все равно — в гроб и в землю. Так, данные давайте.

Я вынула из сумочки блокнот, вырвала страничку и написала: «Сергеев Петр Иванович». Потом приписала какую-то дату рождения. По сути, это были первые цифры, пришедшие мне на ум. Бумажку я вручила Зосимову. Тот положил ее в свой карман.

– Ой, а как вас зовут? Вы ведь мне даже не представились, — кокетливо застреляла я глазками.

– Зосимов Леонид Максимович.

– Леонид Максимович, раз уж мы с вами так поладили, может, отметим как-нибудь это событие?

– И как же мы его отметим? — патологоанатом оценивающе посмотрел на меня.

Интересно, сработает на этот раз в нем мужское начало? Если дама его приглашает с ней уединиться и прекрасно провести время, устоит ли наш донжуан или как?

– У меня есть дача, неподалеку отсюда… Такая уютненькая! Можно вдвоем неплохо отдохнуть…

Зосимов колебался. Ну, давай, вспомни, как Ангелина тебя недавно «полоскала» за твои любовные похождения! (А она должна была это сделать!) Отомсти ей! В конце концов, тебе не впервой изменять ей.

– Можно и шашлычок на костре приготовить, а главное, вокруг — никого! Только вы и я… И природа… — продолжала я уговаривать колеблющегося ловеласа, строя ему глазки. — И, кстати, банкет за мой счет!

Он усмехнулся, потер подбородок.

– А что, можно… Если женщина, как говорится, просит… Телефончик оставьте.

Я протянула ему бумажку с номером моего сотового. Зосимов попрощался со мной и пошел к своей машине. Я томно вздохнула и направилась к своей.

* * *

Я позвонила Юлиане:

– Он согласен! Завтра мы с ним двигаем на дачу! Я сейчас поеду туда, растоплю печь, нагрею дом, заброшу кое-что из съестного. Было бы неплохо, если бы ты тоже отправилась со мной и затем подождала нас там. Когда мы с Зосимовым приедем, ты спрячешься где-нибудь на чердаке и выждешь, пока он не уснет.

– Хорошо, я согласна. Что мне взять с собой?

Вот это деловой разговор! А то — плачет, слезы горькие льет… Действовать надо! Мы поговорили с Юлианой еще какое-то время, и я начала готовиться к завтрашней поездке. Мне тоже следует оказаться во всеоружии. Этот тип может выкинуть все что угодно! А если мне и Алину тоже туда забросить заранее? Пусть сидит в доме, перед самым нашим появлением она выйдет и погуляет по деревне, а потом приедет как бы случайно.

Я заехала в магазин, купила бутылку вина, водку, кое-какие закуски. Потом я отправилась к Юлиане.

– Возьми с собой постельное белье, — велела я ей. — Я уеду, а тебе предстоит ночевать на даче. Не боишься?

– Нет. Запрусь на все замки…

– Вот именно. И кочергу поставь в изголовье, на всякий случай. Если кто-то вздумает наведаться ночью в гости…

– Кочергу не кочергу, а газовый пистолет у меня имеется.

– Серьезно? Покажи.

Юлиана принесла оружие и показала мне.

– Похож на настоящий. В темноте, пожалуй, и не разобраться, в кого выпалить, а? Как думаешь?

– Вполне. А кого мы пугать собираемся? Зосимова?

– Там видно будет. Бери с собой.

– Я еще пирог мамин прихвачу, с малиновым вареньем. И банку растворимого кофе…

Потом мы заехали за Нечаевой. Через двадцать минут мы втроем мчались на дачу в деревню Мостки…

…Я затопила печь, так как хорошо умею это делать, а Юлька принесла ведро воды. Нечаева ходила по комнатам, осматривала все и ворчала:

– Как можно так жить? Никакой цивилизации! Удобства во дворе, вода в колонке, в ста метрах от дома…

– В двадцати, — уточнила Юлиана.

– Смотри, температура поднимается, — сказала Алина, глядя на градусник, висевший на стене, — уже плюс десять, скоро куртки снимем.

В комнате постепенно теплело, от печки шел настоящий жар.

– Еще самоварчик бы поставить! А то чайник — это как-то прозаично…

– Юль, мы сюда не развлекаться приехали и не чай из самовара хлебать. Давай прикинем, что нам делать, когда я приведу Зосимова.

Мы долго сидели и ломали головы, что завтра сделаем с усыпленным патологоанатомом. Юлиана предлагала продать его на органы, я — отдать в рабство бомжам. Алина предлагала сделать из него пугало и поставить в огороде.

Так и не придя к консенсусу, мы расстались. Девочки заперлись на даче, а я уехала домой.

– Полетт, ты даже как-то осунулась в последнее время, — Ариша смотрел на меня с тревогой и качал головой.

– Дед, ты знаешь, я неожиданно быстро разобралась со следователем Хомяковым, намного быстрее, чем думала, но на патологоанатоме застряла. Я не знаю, что с ним делать. Этот человек жаден до денег, занимается подлогами, любит женщин… Ты представляешь, он согласился поехать завтра со мной на дачу!

– Зачем? — в голосе деда послышалась тревога.

– На пикничок. Отметить нашу сделку.

– Какую сделку, Полетт? Ты мне ничего об этом не говорила.

– Я заплатила патологоанатому сто тысяч за липовую справку о смерти моего якобы пропавшего мужа. Он согласился.

– Это тот человек, о котором ты рассказывала? Торгующий трупами?

– Да, он мне обещал продать тело какого-нибудь бомжа, чтобы я выдала его за своего мужа и похоронила. Я подозреваю, что, когда главврач роддома забрала у Юлианы сына, именно Зосимов подкинул ей по дружбе труп грудничка, и Юлька похоронила этого чужого ребенка. Теперь этот торговец трупами должен ответить за все!

– Полетт, я уже жалею, что рассказал тебе о Юлиане. Ты рискуешь ради чужих людей, а я так переживаю за тебя… У меня только одна внучка! Если с тобой что-то случится…

– Ариша, прошу, не надо так волноваться. Ничего страшного со мной не произойдет, уверяю тебя. Завтра с Зосимовым на даче я окажусь не одна. Нас будет трое. Ну он-то, конечно, об этом не знает. Он думает, что едет «оторваться» с веселой вдовушкой. Шашлык, водка, секс… А ожидает его нечто совсем другое!

– Полетт, может, бросишь ты все это? Не надо никуда ехать, а? Ты уже отомстила Хомякову, хватит с тебя!

– Дед, ты что?! Надо вернуть ребенка Юлиане! Если я все сейчас брошу, она так его никогда и не увидит. И зло останется безнаказанным. Я не остановлюсь на полдороге, ты меня знаешь.

– Да я уже понял, что отговаривать тебя бесполезно. Скажи мне только одно: могу я тебе чем-то помочь?

– Можешь. Я люблю тебя! Будь моим дедушкой еще долгие-долгие годы…

Ариша притянул меня к себе и обнял, крепко-крепко. В казино он сегодня не пошел. Мы сидели у камина, вспоминали моих маму и папу, как нам было хорошо всем вместе, как мы дружили, спорили, но не ссорились. Мы просидели так допоздна, потом я сыграла деду на саксофоне, и мы разошлись по своим комнатам.

* * *

Утром я позвонила Зосимову:

– Леонид, вы готовы? Скоро я за вами заеду!

Я говорила кокетливым голоском, который должен был пленить моего нового бойфренда.

– Я готов и жду!

Патологоанатом отвечал бодренько, очевидно, он тоже стремился произвести на меня впечатление. Это понятно: если двое собираются приятно провести время на природе, надо как минимум произвести друг на друга благоприятное впечатление.

Через полчаса я остановила машину у дома Зосимова. Свой адрес он сообщил мне накануне. Я, конечно, не стала распространяться, что знала его уже давно, сделала вид, что удивлена тем, в каком хорошем районе живет мой кавалер.

– Да, эту квартиру я купил недавно. Мне тоже понравился район. Тихий, чистый…

Мы ехали на дачу.

– Элеонора, вы хорошо водите машину, — сказал Леонид Максимович.

– Да? Спасибо.

– Ваш муж тоже водил?

– Нет, знаете, он не был автолюбителем. И, хотя машина записана на него, водила всегда только я.

– Дачу вы купили или сами строили?

– Купили.

– Почем?

– Недорого, знакомые продали ее нам с рассрочкой.

Почему это он все вопросы задает? Любопытный какой! Я же не спрашиваю его, почем он липовые свидетельства о смерти продает! Словно угадав мои мысли, Зосимов сказал:

– Я тоже хочу дачу купить. Летом буду на природу выезжать, шашлычок на мангале делать, по грибы ходить…

Ага, будет тебе и шашлычок, и грибы…

– Да, жить на природе — это здорово!

– Элеонора, вы, кажется, хотели квартиру продавать…

– Хотела. Зачем она мне, такая большая? Теперь, когда мужа нет… — я горестно вздохнула, — трехкомнатная квартира мне одной ни к чему!

– О! У вас «трешка»! Солидно…

– Да. А у вас?

– «Двушка». И я тоже живу один.

– А ваша жена?

– Умерла.

Ну и врун! Умерла, значит? А в прокуратуре кто работает?

– Так мы с вами — друзья по несчастью?

– Похоже, что так! Элеонора, как только мы приедем на дачу, предлагаю выпить по этому поводу!

Зосимов вдруг развеселился. С чего бы это? Он принялся сыпать анекдотами, острить, рассказывать курьезные случаи из своей практики. Кавалер удивлял меня все больше.

Мы приехали на дачу и выгрузили сумку с продуктами.

– А у вас здесь тепло! — удивился Леонид Максимович. — Я-то думал, придется печку топить, дом прогревать.

– Я вчера сюда приезжала, протопила как следует.

Я стала собирать на стол. Зосимов взял бутылку, открыл ее, налил нам по полстакана вина.

– За что выпьем? — спросил он.

– За наше случайное знакомство!

– Великолепный тост!

Я не допила свой стакан до конца. Мне просто необходимо было оставаться трезвой. Второй тост — «за прекрасных дам» — Зосимов выпил стоя, как «истинный гусар». Он начал сыпать комплиментами в мой адрес, восхищаться моей красотой, умом и фигурой. Третий тост — «за хозяйку стола». Потом — «за тех, кто в море». Я за это не пила уже совсем. Поднесла стакан к губам, подержала так несколько мгновений, потом поставила его на стол. Вино закончилось. Зосимов откупорил бутылку водки. Снова посыпались комплименты, восхищение моими внешними данными. Я догадывалась о причинах этого внезапно проснувшегося у Зосимова чувства. Похоже, нынче на богатых вдовушек большой спрос. Не зря же он выведывал у меня всю дорогу, какой именно недвижимостью я владею!

Внезапно в дверь постучали. Я пошла открывать.

– О! Марина! Привет.

– Привет, Элеонора. У тебя гости? — Алина прошла в комнату: — Здравствуйте, меня Мариной зовут.

– А меня — Леонидом Максимовичем! — язык у Зосимова уже заметно заплетался. — Милости прошу к нашему шалашу! Ну, то есть к столу.

Алина разделась и села с нами пировать. Далее мы праздновали уже втроем.

– А хотите, сыграем в одну игру! — вскоре предложила Алина.

– Игру-у-у? Какую? — Зосимов тупо смотрел на нее, похоже, он уже не очень хорошо соображал. Он был изрядно навеселе.

– Взгляните, у меня есть хрустальный шарик… Эй, Леонид Максимович, на шарик смотрите! Вот, а я буду считать до пяти. Когда я скажу «Пять!», вы уснете… Раз… Вам тепло…

Зосимову точно было тепло, даже жарко. Физиономия его покраснела, залоснилась.

– Два… Не думайте ни о чем…

По-моему, Зосимов и так ни о чем не думал — просто был не в состоянии.

– Три… Вам хорошо….

Еще бы! Практически в одиночку бутылку вина выхлестать! И водкой «залакировать»!

– Четыре… Пять!

Зосимов закрыл глаза и, то ли от вина, то ли действительно под воздействием Алининых слов, уснул!

– Ну и что теперь? — спросила Алина.

– Юля, иди к нам! — крикнула я.

С чердака спустилась Юлиана, подошла к спящему Зосимову и посмотрела на него:

– Что будем с ним делать, девочки?

– Расчленить его! И хрюшкам скормить.

– Свиней тебе не жалко? Потравим же их всех таким типчиком ядовитым!

– Алина, давай все-таки спросим его о Юлином ребенке, мало ли… — напомнила я ей.

– Слушай мой голос! — приказала Алина спящему Зосимову. — Отвечай: ты знаешь, кому отдали ребенка Любимовой Юлианы?

Зосимов что-то промямлил, но никто не разобрал, что он сказал.

– Кто-нибудь что-нибудь понял? — спросила Юлька.

– Я поняла одно: гад он! — сказала Алина.

– Для этого не надо было вводить его в транс. И так все ясно.

– Давайте я еще раз спрошу, — предложила Алина.

– Валяй, спрашивай!

Алина повторила свой вопрос, громко и четко. Зосимов опять пожевал губами, почавкал, посопел и вдруг захрапел!

– Привет! И что теперь?

– Девочки, я поняла: он ничего не знает. Значит, Ангелина ему не сказала, чей это ребенок и куда его увезли. Не в курсе он. Передал своей милой трупик — и все, ну, деньги еще получил…

– Возможно.

Мы сидели и думали, что нам такое сотворить со спящим Зосимовым.

– Может, лучше его разбудить? — предложила Алина.

– Ага, нужен он здесь! Пусть дрыхнет…

Мы сели за стол и призадумались.

– У кого какие предложения? Что с этим кобелем делать?

– Юль, — вдруг вспомнила я, — мне кажется, ты когда-то умела подделывать почерки других людей?

– Да, и у меня неплохо получалось.

– Бумага здесь есть?

Мы все кинулись искать чистый лист бумаги. Нашли. Не совсем чистый, но для нашего случая вполне пригодный.

– Полина, и что теперь?

– Садись, пиши, я тебе все продиктую…

Юлиана села за стол и взяла ручку. Когда «завещание» было написано, я сунула ручку в кулак нашему спящему красавцу и стала уговаривать его поставить свою подпись. Но он продолжал крепко спать.

– Он на твой голос не реагирует, только на мой, — Алина подошла и властным тоном приказала Зосимову расписаться в углу листа…

Он проспал часа три. Алина, наконец, не выдержала:

– Девочки, все, я его бужу, иначе он до утра продрыхнет.

– Но сначала надо его связать, — и я достала из сумки привезенную с собой веревку.

Когда Леонида Максимовича крепко связали по рукам и ногам, Алина приступила к завершающей части нашей программы.

– Сейчас я досчитаю до пяти…

– Может, просто огреть его по башке чем-нибудь тяжелым? Кочергой, например? — предложила Юлиана.

– А вдруг ты инструмент сломаешь? Кочерга-то не наша, заплатить за нее придется, — возразила я.

– Раз… два…

– Давай, пока он не проснулся, кляп ему в рот затолкаем, — снова предложила Юлька.

– Так нет ничего, что мы затолкаем-то?

– Три…

– Да вон, тряпка какая-то у порога валяется…

– Четыре…

– Не надо. Вокруг — ни души. Если он и заорет, никто не услышит.

– Пять!

Зосимов пошевелился, приоткрыл сначала один глаз, затем второй. Он некоторое время тупо смотрел на нас, соображая, где он, потом расплылся в широкой улыбке:

– Ой, девочки! Здравствуйте! А меня Леонид Зосимович зовут…

Мы все просто попадали от хохота.

– Алина! Что ты ему под гипнозом внушила? Он память потерял! — сказала я сквозь смех.

– Нет, это он от радости, что столько женщин сразу увидел! — Юлька держалась за живот.

– Девочки, а почему я связан?

– Дошло, наконец! — Алина сразу посерьезнела.

– Вот что, дорогой Леонид Зосимович, — я выступила вперед с бумагой в руке. — Пришел ваш конец.

– Как? В каком смысле?! — патологоанатом заволновался.

Юлиана достала пистолет и подошла к связанному:

– В прямом!

– Что это у вас? Пистолет?! Зачем? Девочки, что вы собираетесь делать?!

– Догадайся с трех раз, — Юлька играла пистолетом, небрежно вертя его в руке, и с усмешкой смотрела на Зосимова.

– Н-не надо… — Леонид Максимович заметно побледнел.

– Трупы продавать было не надо!

– К-к-какие т-трупы?..

– Разные. В том числе — детские! — Юлиана как бы случайно направила ствол на Зосимова.

– Ай! Девушка, осторожнее! Он з-заряжен?

– А как же! А почему это ты дрожишь? Тебе так и так помирать… Готовься!

– К-как помирать?!

– От пули. Девочки, дайте мне целлофановый пакет. Надо его надеть ему на голову, а то мозги брызнут во все стороны, мы тут все загадим…

– Н-не надо п-пакет! Н-не надо мозги!.. Девочки! Что я вам сделал?!

– Ты торговал трупами, выдавал липовые заключения о смерти, изменял жене… Этого тебе мало? Негодяй! Ты был соучастником преступления, благодаря которому я осталась без своего ребенка. Твоя любовница Ангелина, главврач роддома, похитила его у меня, отдав мне взамен тело какого-то чужого младенца. Сознайся: это ты дал его ей?

– Н-нет! Что вы!

– Врешь! У нас есть доказательства! И свидетели. Поэтому ты умрешь! Ты — преступник. Ты уже и завещание написал… Молодец! Желаешь отдать свои органы нуждающимся в них людям!.. Хоть какая-то кому-то польза будет от тебя!

– Какие органы?! Каким людям?! Элеонора, что она говорит?!

Я подошла к Зосимову и сунула ему под нос его «завещание».

– Это не я писал! Я не мог такое написать! — завизжал Зосимов.

– И подпись, скажешь, тоже не твоя?

– Подпись?! Нет, не моя, я не мог такое написать! Я был пьян! Элеонора! Я не хочу кончать жизнь самоубийством! Я хочу жить!

– Как же хочешь, когда здесь черным по белому написано: «…Решил покончить жизнь самоубийством… Мои органы прошу отдать больным людям, которые в них нуждаются…» Зосимыч, ты давай уж, определись, хочешь ты жить или не хочешь!

– Элеонора! Я понял… Вы — вымогательницы! Вы мне с самого начала не понравились!

– Да, мы вымогательницы, — охотно согласилась я, — а ты, если хочешь остаться в живых, позвони своей любовнице, пусть она заплатит за тебя выкуп. Если она согласится тебя купить, мы тебя отпустим.

– Она согласится! Ангелиночка согласится! Дайте мне телефон! Быстро дайте мне телефон!..

Я достала из кармана Зосимова сотовый, нашла в «записной книжке» слово «Ангелина» и нажала на зеленую кнопку.

– Ангелина Романовна! Вас беспокоят по поводу вашего знакомого, Леонида Максимовича…

– Ангелиночка!..

Зосимов успел выкрикнуть только одно слово. Юлиана легонько стукнула его по голове разделочной доской, и он притих, вобрав голову в плечи.

– Я такого не знаю и знать не хочу! — гордо ответила бывшая возлюбленная патологоанатома.

– Как не знаете? Как не хотите знать? — я специально повторяла ее слова вслух, чтобы Зосимов четко оценил ситуацию. — А он так нуждается в вашем понимании и участии! Может, хотите поговорить с ним сами?

Юлиана направила ствол пистолета Зосимову в лоб.

– Скажешь хоть одно слово лишнее — получишь пулю, — тихо предупредила его она.

Я поднесла телефон к физиономии Зосимова.

– Ангелиночка! Ангел мой! Это я!.. Нет, ты сначала выслушай меня, солнышко… Да я тут в беду попал, правду тебе говорю… У какой бабы?.. Да не у бабы я!.. Вернее, у бабы, но… то есть у трех баб… Да подожди ты! Они меня взяли в плен, связали и… Да не извращенцы мы!.. Какие садисты-мазохисты?! Да они выкуп требуют! Реально! Ангелиночка, поверь, я правда в беде! Они грозят меня убить… Они требуют денег!.. Чего я заслужил?.. Я это заслужил? Чем?

Тут вмешалась я:

– Ангелина Романовна! Мы не шутим. Ваш любовник у нас, и, если вы не заплатите деньги…

– Да идите вы сами… и Зосимова вашего с собой прихватите! Извращенцы!

В трубке запикало.

– Она отключилась.

Патологоанатом смотрел на меня с ужасом:

– И что теперь?..

– Что, что!.. Пошутили мы — насчет твоих органов драгоценных, понял? Вот, смотри, — и я на его глазах разорвала «завещание». — Но отпускать тебя мы не собираемся. Ты, Зосимыч, еще послужишь обществу, и, возможно, даже пользу сумеешь кому-то принести. Загладишь причиненный тобою вред!

Глава 15

Я ехала к Зосимову домой. В кармане у меня лежали ключи от его квартиры. Услышав свой приговор, патологоанатом долго плакал и умолял пощадить его. Видя, что жалостью таких, как мы, не прошибешь, он стал предлагать нам деньги. По его словам, у него в квартире, в тайнике, лежали полтора миллиона. Я ехала за ними.

Ключи легко повернулись в замке. В одном, потом — в другом. Я толкнула дверь.

Вот это, насколько я понимаю, гостиная. Значит, здесь — спальня. Верно, вот кровать. Я отбросила покрывало, простыню, приподняла толстый тяжелый матрац. Молния на его боку пошла легко, без усилий. Руку я запустила в раскрывшуюся щель, под низ. Ого! Бумажки. Я вынимала их одну за другой. Здесь были только крупные купюры — по пять тысяч и по одной. Я долго вылавливала их и наконец извлекла все это добро на свет божий. Пересчитала. Да, сошлось. Полтора лимончика! Хороший улов!

Перед уходом я окинула взглядом комнаты. Нехило живет гражданин Зосимов! Уютненькая квартирка. Меблишка новая, пара натуральных ковров… Кому же все это теперь достанется?

* * *

Я свернула к городской свалке. Место, конечно, не самое респектабельное, но, как говорится, куда деваться! Здесь с недавнего времени обитали мои старые знакомые — бомжи Вася и Люся. Это были экзотические личности. В прошлом — хорошие веселые ребята, пропившие по доброте душевной все, что только можно было пропить. Теперь они вели подвижный образ жизни: кочевали по свалкам и помойкам, а также по кладбищам и другим «хлебным» местам. Мне уже неоднократно приходилось иметь с ними дело, и они всегда выручали меня, были надежны и преданны. Конечно, преданность их была не совсем бескорыстной, но та сумма, которую они обычно от меня получали, устраивала обе стороны.

Итак, я остановилась на городской свалке. Надо сказать, что место это было не совсем безопасное. Здесь обитал целый коллектив бомжей, причем их сплоченности можно было просто позавидовать, а вот чужаков они не жаловали.

Я вышла из машины и стояла рядом с ней, не решаясь отойти. Здесь такое легкомыслие небезопасно: вернешься — а у тебя ни колес, ни зеркал, ни «дворников»…

– Эй, мадам! Кого высматриваем? Что за «партизаны» в нашем лесу?

Ко мне приближался старик в рваной замызганной одежонке.

– Извините, — сказала я, — Вася с Люсей сегодня здесь? Вы мне их не позовете?

– Отчего же не позвать, коли такая дама просит, — усмехнулся старик.

Он ждал, и я догадалась, чего. Достала из кармана пятьдесят рублей одной бумажкой и протянула ему. Старик взял деньги, усмехнулся еще раз и ушел.

Стоять возле свалки было не совсем приятно. От ароматов помойки меня просто выворачивало, но я терпела, как могла. Вскоре на горизонте показались мои друзья. Они бодренько бежали ко мне. Еще бы! Мое появление означало для них хороший заработок, который мог обеспечить им приятное существование на пару месяцев.

– Мы здеся! Мы готовы! Чего надо-то?

– Ребята, у меня к вам очень серьезное дело. Справитесь?

– Обижаете! — Вася шмыгнул не совсем чистым носом.

– Скажите, что у вас слышно насчет стабильной работы? Но только чтобы в хорошем, надежном месте, откуда не сбежишь.

Вася с Люсей переглянулись. Они сразу смекнули, о чем речь.

– Дак работенка-то есть… В одной деревеньке, отсюдова, правда, не близко, крепкий хозяин организовал ферму. Ну, там, кролики, свиньи… Токмо работать там никто не хочет, поскольку хозяин жаден донéльзя, платить не платит… — поведал мне Вася.

– За жрачку люди работают, — подсказала его подруга.

– Кабы люди! Там пара рабов вкалывает. Хозяин поймал алкашей каких-то, никуда их не выпускает, охраняет — с собаками, на ночь запирает… Просто нечеловеческие, можно сказать, условия! Они и за свиньями ходят, и кроликам сено заготавливают…

– Много там хрюшек?

– Ой, много! Сотни две одних поросят, да сотни три кроликов!

– Хозяин, говорите, дядька серьезный?

– Просто жуть! Мы сами чуть к нему не угодили, хорошо, вовремя скумекали и дали деру. Хотя кормит неплохо, чтоб силы были у людей махину эдакую по хозяйству ворочать.

– Это мне подойдет. Так, ребята. Надо одного хмыря на ту ферму препроводить!

– Проще простого! — в один голос отрезали ребята. — Где он?

– Он сейчас на одной дачке загорает. Но ночью я привезу его к вам. А вы как его туда переправите?

– На попутках. Да это уже наша проблема. Ты, главное, это…

– Денежки не забудь, — подсказала Люся.

– Деньги — тоже не проблема. Главное, доставить товар по назначению! Я потом проверю.

Мы договорились, что часа в два ночи я подъеду с «товаром» на это же место. Люся с Васей пообещали ждать меня здесь.

На даче все было по-прежнему. Связанный Зосимов сидел на стуле. Правда, его перевели в другую комнату. Алина с Юлианой караулили его по очереди — полчаса одна, потом столько же другая. Дело в том, что сидеть рядом с патологоанатомом действительно было не очень приятным занятием. Он то жаловался, то уговаривал отпустить его, то начинал угрожать, а если ему затыкали рот кляпом, плакал, как женщина.

– Раньше надо было плакать, когда ты труп ребенка из морга утащил! — заключила Юлиана и стала накрывать мне на стол.

Я села попить кофейку и рассказать девочкам, что я нашла в квартире нашего пленника и куда договорилась его спровадить сегодня ночью.

– Там ему самое место! Трудотерапия еще никому не мешала, — согласилась Алина.

– Ой, девчонки, а может, отпустим его? Он свое, по-моему, уже получил, — вдруг предложила Юлиана.

– Что, жалко его стало? Они-то твоего Ванечку, небось, не жалели!

Алина в сердцах сыпанула пять ложек сахара в свою чашку.

– Нет, отпускать его нельзя, это однозначно. Он на нас жаловаться побежит… сами знаете, куда. — Я налила в свою чашку кипяток.

– Полина, а с деньгами что мы сделаем? — Юлиана смотрела на меня даже с каким-то испугом.

– Переведем их детскому дому.

– Все?!

– У нас же еще деньги Хомякова остались, забыли? На них нам еще предстоит и с главврачом роддома разобраться…

Мы долго сидели и беседовали, потом я предложила поспать хоть несколько часов, так как ночью нам предстояла серьезная работа.

В начале второго Юлиана разбудила нас.

– Девочки, пора!

Она сама так и не ложилась.

Мы начали одевать Зосимова, напяливать на него куртку — прямо на связанные за спиной руки, надевать ботинки.

– Что вы делаете? Куда вы меня собираетесь вести?.. Это какая-то ошибка! Я буду жаловаться! Я не хочу в милицию! Нет, я хочу в милицию! Я пожалуюсь им на вас!

– Кому жаловаться-то, чудило? — усмехнулась я. — В милиции тебя и слушать не станут. Ты — преступник!

– Вы же взяли деньги! Разве я не откупился?

– Да, деньги твои мы взяли, но ты все равно поедешь в одно дивное место на природе.

– Слушайте! У вас совесть есть?!

– Что?! Это ты мне будешь про совесть говорить? А о своей совести не хочешь вспомнить? — Юлиана подступила к нему с пистолетом в руке, и он увял.

– Все, пора! — сказала я.

Мы выволокли упиравшегося патологоанатома из дома и потащили к машине. Чтобы он не буянил, Юлиана пригрозила прострелить ему колено. Тот моментально притих. Хорошо иметь дело с медиком: сразу понимает, чем это ему грозит!

Мы с Алиной ехали впереди. Юлиана сидела с патологоанатомом сзади. Решено было, на случай если вдруг нас остановят гаишники, то Юлька изобразит, будто она целуется со своим женихом. Но, на наше счастье, все гаишники в этот час еще — или уже — спали.

Мы остановились в том месте, где я договорилась встретиться с Васей и Люсей. На свалке было темно и жутко.

– Фу, что за запах! — возмутилась Алина. Она достала из косметички французские духи и принялась открытый флакон нюхать.

Из темноты выступили два черных силуэта и приблизились к нам. Я достала фонарик. Это были Вася с Люсей.

– Где товар? — деловито спросили они.

– В машине.

Вася заглянул в мой «Мини-Купер».

– Там и барахлишко на нем клевое, — сообщил он подружке. Та радостно потерла руки.

– Сколько с меня? — спросила я.

Бомжи переглянулись.

– По куску на рыло!

– Идет! — согласилась я.

– И три сотни на транспорт для этого хмыря, — добавила Люся.

Я отсчитала две с половиной тысячи и протянула им деньги.

– Я через недельку навещу моего подопечного, — сказала я, — так что адресок продиктуйте!

– Куда вы меня? — слабым голосом спросил Зосимов.

По-видимому, он поверил, что его оставляют в живых. Теперь его волновало лишь одно — далеко ли его повезут и что ему придется там делать?

– Ты, Зосимов, поедешь на свежий воздух осваивать глубинку, — обрадовала я его. — В городе ты уже достаточно напакостил. Не волнуйся, хозяин у тебя — мужик добрый.

Сбежать только вот не надейся!

Он поник головой. Я махнула рукой и прибавила:

– Извини за эту шутку с «завещанием». Уж больно ты меня разозлил, а горя сколько принес людям… За все, Зосимов, платить надо!

…Забегая вперед, скажу, что Вася с Люсей сдержали слово и действительно отправили Зосимова в соседнюю область, в одну деревню, где некий отставной полковник купил ферму и занялся разведением свиней и кроликов. Хозяин фермы специализировался на отучении алкашей от бутылки, используя тяжелый физический труд. Он гонял их с утра до вечера. Спали все по восемь часов. Никуда не выпускал и не давал им ни капли спиртного. Кормил он их два раза в день, плотно и сытно, утром, перед работой, и вечером, после завершения трудов. Считал, что для нормального существования этого вполне хватает, а трехразовое питание — просто излишество. Выходных и праздников на ферме не бывало никогда, но режим был. За пределы участка хозяин своих работников не отпускал. Охранять их ему помогали четыре огромные собаки. Наш Зосимов на этой ферме оказался третьим по счету работником. Думаю, скучать ему там будет некогда, а трудотерапия — лучшее средство от нечистой совести! Да и не век ему там работать в самом деле. Это сам Зосимов думает, что мы его туда навсегда «определили», месяц-другой — и заберем его оттуда, так мы с девчонками решили. Хватит с него и такого срока!

Мы возвращались домой глубокой ночью. Девчонки дремали. Город тоже спал. Только в редких окнах горел свет.

Ну вот, еще один негодяй получил по заслугам. Осталась последняя фигура из этой порочной троицы — главврач роддома. Но ее надо не просто наказать, главное — вернуть ребенка Юлианы. Но подумаю я об этом уже завтра. Сегодня нами и так проделана большая работа, можно сказать, грандиозная. У меня в сумке — полтора миллиона. Да дома еще почти семьсот тысяч. Это все, что мы изъяли у двух прохиндеев. Развезу девчонок по домам, потом поеду к себе и с чувством выполненного долга завалюсь спать…

* * *

Утром я долго лежала в постели, решая, вставать ли мне или можно поваляться еще? Наконец, когда я поняла, что все равно не усну, вылезла из кровати и отправилась в ванную.

Итак, последний фигурант в нашем деле — Жудина Ангелина Романовна. Что нам о ней известно? Когда я справлялась о ней у Антона Ярцева, он сказал, что она не замужем и детей у нее нет. Опекает свою сестру и племянника. Ей около тридцати семи лет. С мужем она прожила лет семь, но детей у них не было, и он ее бросил. У него сейчас другая семья. А у ее сестры муж три года тому назад пропал без вести. Ушел то ли на работу, то ли к родителям, и больше его никто не видел. Его, кажется, по суду признали умершим. А Жудина с тех пор и опекает сестру с племянником. Это ее единственные родные люди. Она ими очень дорожит.

Да, Ярцев именно так и сказал. Что мы отсюда можем почерпнуть и как это использовать?

Во-первых. Ангелина Романовна не замужем. И что нам это дает? Пожалуй, ничего. Я, например, тоже не замужем, и что? Значит, любимым мужем Жудину не зацепишь. Но одинокие женщины, как правило, к кому-то сильно привязываются. К кому привязалась Ангелина Романовна? Может, к Зосимову? Оба они одиноки. И по возрасту подходят друг другу.

Интересно, Зосимов — в ее глазах — красивый мужчина или так себе? Ну для меня-то они все — ни то ни се, мне вообще очень редко кто-то нравится. А в принципе? Нет, он не очень-то красивый, это точно. Так себе, что называется, средней паршивости. Ну Ангелине-то и такой сойдет, когда тебе под сорок, а рядом — никого… Стоп! О чем это я? Она же его предала! Я звонила ей, просила денег на выкуп ее любимого, и Зосимов тоже ее умолял, а она послала нас неделикатно… прямым текстом, можно сказать.

Ну а чего бы мы хотели? Зосимов ей изменил. Это он ее первым предал, так что в данном случае, как говорится, что он посеял, то и пожал, обижаться ему не приходится. Еще бы — увидеть своего возлюбленного в объятиях другой женщины! Любая обидится. Так, с этим понятно. Возлюбленного у Ангелина Романовны больше нет. А кто есть? Сестра и племянник. Интересно, он взрослый? Сколько ему?.. Она их обоих опекает. Вот к кому она привязана!

Надо побольше узнать о них. Кто они, чем занимаются… Какие между ними отношения? Кто мне об этом расскажет? Юлиана и так отлично проделала свою часть работы, проследила за врачихой, столько полезного выяснила. На Зосимова мы через все это и вышли. Большего Юлька сделать не может. «Наружку» с Ангелины можно снимать.

А если через соседей? Прийти, когда Ангелины не будет дома, и поспрашивать бабулек около подъезда. Да, но тогда надо проводить разведывательные действия у дома ее сестры, она наверняка живет отдельно. Так, так, сейчас я все это обмозгую… Значит, Жудина привязана к сестре, та тоже одинока, у нее пропал муж. Две одинокие женщины, к тому же сестры. И один ребенок. Здесь я и буду копать!

Я взяла трубку и набрала номер Юлианы:

– Юль, не спишь?

– Нет, я встала уже, а что?

– Скажи, ты выяснила, где живет сестра нашей Ангелины?

– Да: улица Травкина, дом девять… А что?

– Ничего, все хорошо. Номер квартиры, конечно, ты не знаешь?

– Нет, но подъезд первый. Она туда несколько раз приходила. Да номер узнать нетрудно, хочешь, я…

– Нет, я сама. Ты пока отдыхай.

Я отключилась. Улица Травкина, девять… Пожалуй, я начну с того, что наведаюсь по этому адресу. Разузнаю, что там и как. И придется опять позвонить дяде Сереже, без него никуда. Ведь у сестры Жудиной другая фамилия, она была замужем.

Я не очень люблю отрывать от дела дядю Сережу, но — куда деваться!

Его номер был долго занят, и мне стало даже как-то неудобно: вот, человек работает, а я тут со своими проблемами! Спущусь пока в кухню, перекушу чем-нибудь, а он за это время, возможно, и освободится.

Ариша сидел за столом, пил кофе и листал газету.

– Бон матен, ма шер! Хотя правильнее было бы сказать: бон жур! На дворе-то уже почти день. Долго изволили почивать, мадемуазель!

Я налила себе кофе, взяла с тарелки бутерброд и села за стол.

– Рассказывай, что вы вчера сотворили с господином патологоанатомом?

Я начала по порядку. О том, как я приходила к Зосимову, как уговорила его поехать со мной на дачу, на пикничок, как забросила туда предварительно Юлиану с Алиной, потом привезла самого Зосимова и напоила его. Когда я дошла до того места, где патологоанатом умолял не сдавать его на органы, дед покачал головой:

– Вы жестоко обошлись с ним, Полет!

– Дедуля, разве он того не заслуживал? И потом, мы почти сразу же сказали ему, что «завещание» — это всего лишь шутка.

– Я боюсь за тебя. Ты становишься… жесткой, даже жестокой. С каждым новым делом ты идешь по восходящей и…

– И?..

– Полетт, сможешь ли ты вовремя остановиться? Не будет ли твоя жесткость возрастать до бесконечности, так, что однажды ты просто начнешь безжалостно убивать людей уже физически, а не только морально?

– Дед, успокойся. Я никогда не перейду ту грань, за которой начинаются слепая злоба и бездумная жажда убийства. Зосимов жив и почти невредим. Немного помучился морально. Бомжи Вася и Люся отправили его… почти что в санаторий. И он понял, что останется жить, когда мы привезли его на свалку. Я сама ему сказала.

– Что значит: почти в санаторий?

– Ну есть такая ферма, где один полковник в отставке разводит поросяток и кроликов. Свежий воздух, природа, да и работа со зверюшками… Чем не санаторий? Там и коллектив хороший… А физическая нагрузка полезна для организма.

– Полетт, ты становишься циничной. Отправить человека практически в рабство…

– Не в рабство, дед! Трудотерапия — это теперь так называется. Ничего, Зосимову это только полезно. У него с совестью проблемы, пусть пройдет курс «лечения». Если он заслужит наше снисхождение, возможно, мы его через какое-то время оттуда заберем. Ну месяца через два — точно!

Дед покачал головой, но ничего больше не сказал.

– Теперь ты примешься за роддом? — помолчав, спросил он.

– За главврача роддома. Она — последняя из этой милой троицы. И, боюсь, с ней все будет очень непросто.

– Почему?

– Мне надо не просто наказать ее — требуется найти сына Юлианы. А если главврач выдала справку о смерти ребенка, она будет хоть под пытками твердить, что он умер.

– Пожалуй…

– Вот я и хочу позвонить дяде Сереже, спросить его о сестре главврачихи.

– А сестра ее тут при чем?

– У ее сестры есть ребенок. Ангелина Романовна опекает своих родственников, а поскольку своих детей у нее нет, я думаю, она сильно привязана к своему племяннику…

– Полетт, ты хочешь похитить ребенка?! Это серьезная статья!

– Дед, во-первых, я об этом еще не думала…

– А во-вторых?

– Я знаю законы. Я — юрист! Незнание законов, как известно, не освобождает от ответственности. А знание — наоборот. Так что…

Я встала и пошла в свою комнату. Позвонила дяде Сереже, и на этот раз мне повезло.

– Дядя Сережа? Это Полина.

– Здравствуй, мисс Робин Гуд. Понадобилась моя помощь?

– Честно говоря, да. Мне нужно узнать все что можно о сестре и племяннике Жудиной Ангелины Романовны. Это главврач первого роддома.

– Хорошо, постараюсь помочь. Я перезвоню.

Дядя Сережа отключился. А я взяла в руки саксофон и с чувством заиграла одно из произведений Мориса Равеля.

Он позвонил примерно через час и сообщил мне следующее:

– Сестра Жудиной, кстати, младшая, зовут — Филимонова Оксана Романовна, ей тридцать три года. Работает врачом на «Скорой помощи». Ее муж пропал без вести три года тому назад, по суду он признан погибшим. Имеет сына Иннокентия восьми лет. Мальчик учится в школе номер три, во втором классе. Устраивают тебя эти сведения?

– Да, дядя Сережа, вполне, спасибо.

Я положила трубку.

Значит, все правильно. Две сестры, один ребенок. На двоих. Придется познакомиться с мальчиком Иннокентием. Причем прямо сегодня.

Я оделась и вышла из дома. Погода стояла просто великолепная. Ярко светило солнышко, и, хотя повсюду еще лежал снег, чувствовалось, что уже скоро весна. Гулять в такую погоду — одно удовольствие!

Я ехала по улице Травкина и считала дома по нечетной стороне. Повесили бы номера, неужели так трудно?! Но на девятом доме номер, как ни странно, имелся. Это была старая двухподъездная пятиэтажка. Я оставила машину в соседнем дворе и подошла к нужному мне дому. Во дворе играли дети. Как раз время для игр, первая смена пришла из школы.

Пацаны гоняли мяч, в самодельных воротах стоял паренек лет восьми. Старая курточка, грязные джинсы, кеды. Вихрастые волосы торчали во все стороны. Он внимательно следил за мячом, боясь пропустить его.

– Витька, пасуй!.. Серый, куда бьешь?.. Леха, давай мне!.. Кеша, бери!..

Так, значит, Кеша — это тот пацан на воротах, вихрастый и грязный. Ну что ж, вратарю таким и положено быть. Вот он снова кинулся за мячом, не поймал, тот пролетел у него между ногами и вкатился прямо в ворота.

– Эх ты! Мазила!

Кеша вытер грязным рукавом лицо, отчего на щеке у него появился серый след. Он едва не плакал.

– Санек, давай вратаря заменим!

Кешу выперли из ворот, он обиделся и пошел домой. Я перехватила его у подъезда.

– Пацан! Ты не скажешь, это какой номер дома?

Иннокентий покосился на меня, насупившись, исподлобья.

– Девятый, — буркнул он и хотел пройти мимо, но я вновь остановила его:

– Ты чего такой обиженный?

– Да вон, мяч опять пропустил…

Он немного картавил.

– Ну и стоит из-за этого? Они сами-то играть не умеют! Гляди, как вон тот в зеленых штанах бьет! Разве так бьют?

Мальчик взглянул на меня уже помягче.

– Я в секцию запишусь, — пообещал он, — меня там так играть научат! Я им всем покажу!..

– Правильно! А главное, для того чтобы научиться играть — что нужно, ты знаешь?

Иннокентий посмотрел на меня удивленно:

– Нет…

А парень-то симпатичный, глаза большие, красивые, умные. Высокий лоб.

– Мяч! Настоящий, футбольный! То, чем вы играете, это фигня, детская игрушка! А настоящий мяч — это половина дела! С таким и выигрывать легко, он сам тебе помогает…

Я несла что-то еще про значимость хорошего мяча для футбола, а мальчик восторженно смотрел на тетку, разбирающуюся в серьезной мужской игре.

– Где такие мячи продают, знаешь?

– В спортивном магазине! — выпалил он.

– Правильно! Рядом тут есть такой? Может, съездим, купим?

– А кому вы, тетя, мяч хотите купить?

– Тебе, разумеется, Иннокентий! Тебя ведь так зовут?

– Ага.

– Фамилия твоя — Филимонов?

– Угу.

– И учишься ты в третьей школе, во втором классе «А», правильно?

– В «Б»!

– А ну да, в «Б», я забыла.

– А откуда вы меня знаете?

– Мне про тебя твоя тетя рассказывала, Ангелина Романовна.

– Тетя Лина? Вы ее знаете?

– Я ее подруга. Мы вместе в роддоме работаем. Ну что, едем за мячом?

Глава 16

Мы ехали по городу на моей машине и посматривали по сторонам. Мелькали мимо разные магазины — продовольственные, промтоварные, хозяйственные, но спортивные что-то нам не попадались.

– Иннокентий, ты смотри, магазин не пропусти!

– Не пропущу! — пообещал мальчик. Он буквально прилип к стеклу. — Ага! Вон! Вон, на витрине спортсмены нарисованы!

Я остановила машину на ближайшей стоянке, и мы с Кешей вошли в огромные стеклянные двери. Магазин был довольно-таки большой. Мы ходили по залу, рассматривали все, что нам попадалось по пути.

– Иннокентий, у тебя сотовый телефон есть? — спросила я.

– Нет пока. Мама обещала подарить, когда мне исполнится девять лет.

– Понятно, — ответила я, а про себя подумала: это хорошо, значит, мама с тетей ему не позвонят.

– Вот мячи, тетя Таня, смотрите!

Да, это были настоящие футбольные мячи. А тетей Таней я представилась, потому что это имя первым пришло мне на ум.

Я купила мальчику настоящий футбольный мяч. Что делать — сама виновата, вылезла со своим языком. Ну и ладно! Пусть ребенок порадуется!

Стоит мяч, конечно, недешево, но я ведь не на свои покупаю!

Потом в этом же магазине мы купили Иннокентию спортивные штаны, куртку, дорогущие кроссовки, майку и шорты. У мальчишки глаза горели от радости. Он шел сияющий, прижимая к себе мяч. Я несла в пакете с надписью «Адидас» его обновки. Потом мы заглянули в пиццерию и перекусили. А еще я купила мальчику мороженое и чипсы. Оказывается, дети обходятся очень дорого! Оставив Иннокентия наслаждаться вкусностями, я отошла в сторонку и позвонила Юлиане.

– Юль, привет. Что поделываешь?

– Да мы с мамой мойку окон затеяли… Тепло уже.

– Окна ты потом вымоешь. Дело срочное есть!

– Что случилось-то?

– Юль, я ребенка похитила…

– Какого ребенка?!

– Племянника Ангелины Романовны.

– Да ты что?! И что ты собираешься с ним делать?

– Спрятать на даче, которую мы сняли… Юль, ты не могла бы посидеть с ним? Я вас на дачу закину, у меня еще здесь дела…

– Ну, если надо…

– Соберись, мы через полчаса подъедем.

– Можно, я телевизор возьму с собой? Такой маленький, дачный?

– Даже нужно! А я вам еды куплю по дороге. Да, и еще… Не называй мальчику свое настоящее имя. Допустим, тебя будут звать Машей.

Через полчаса мы с Иннокентием остановились у дома Любимовых. Юлька вышла с большой сумкой. Одета она была по-походному: спортивные брюки, легкая куртка, кроссовки.

– Вот молодец, сыграете с Иннокентием в футбол! — сказала я.

Я их познакомила, сказала мальчику, что эта тетя — в прошлом тренер по женскому футболу. Кешкины глаза вспыхнули неподдельным восторгом. И мы всей нашей веселой компанией рванули на дачу.

Вечером я собралась ехать домой. Юлиана с Иннокентием проводили меня до машины. Перед тем как сесть в нее, я сказала:

– Кеша, знаешь, твоя школа закрыта на карантин: в городе свирепствует свиной грипп! Всем детям велено сидеть дома минимум неделю.

– Ура! Свиной грипп! Ура! Еще одни каникулы!

– Да и в городе сейчас детям находиться небезопасно, по улицам ходят нехорошие дяди и тети, болеющие этой заразой. Так что ты можешь пожить несколько дней на даче у тети Маши. Она сыграет с тобой в футбол, и вы посмотрите мультики по телику. Я обещаю предупредить твою маму и тетю Лину.

Мальчик остался доволен. Еще бы! Тут тебе и незапланированные каникулы, и обновки, и тетя-тренер!

– Как я с ним буду в футбол играть и где? Ты ничего лучше не могла придумать?! — шепнула мне Юлиана сердито.

– Выкрутись как-нибудь. Например, скажи, что здесь нет поля, пусть учится только мяч ногой подкидывать. Ты уж давай, как-то входи в образ воспитательницы, своего скоро нянчить будешь!

Дома, наскоро перекусив, я села поразмышлять. Теперь мне предстоит пообщаться с тетей Линой. Сообщить ей новость о пропаже ее любимого племянника. Еще неизвестно, как она к этому отнесется. Может, поставит всех в городе на уши! Следует как-то сразу охладить ее поисковый пыл, чтобы она ни в какие органы и не вздумала соваться. А для этого придется, вероятно, напугать ее как следует. Продумав все детали предстоявшего разговора, я взяла сотовый телефон Зосимова, оставшийся у меня, и нашла в «записной книжке» ее имя.

– Ангелина Романовна?

Я говорила низким грудным голосом.

– Я… Кто это?

– Вы меня не знаете. Я звоню по поводу вашего племянника, Иннокентия…

– Где он? Мы его ищем…

– Напрасный труд! Он у меня в гостях.

– Кто вы, назовитесь? Я вижу, что это телефон Леонида!

Она же еще не знает, что Зосимов больше не препарирует трупы, а пасет хрюшек на свиноферме! Не нужно разочаровывать даму.

– Да, это телефон Леонида, он мне его одолжил, на время. Так вот, насчет вашего племянника… Иннокентий, я вам говорю, у меня в гостях. Мальчику хорошо. Пока — хорошо.

– Скажите, наконец, где он!

– А иначе — что?

Она замолчала. Действительно, что она могла сделать в такой ситуации?

– Так вот, не надо поднимать шум: мальчик жив и здоров, и дальнейшее его самочувствие зависит только от вас.

– В каком смысле?!

А голос-то у нее заметно сел. Поняла, что дело — дрянь.

– В том смысле, что, если мы с вами не договоримся, вы больше никогда не увидите вашего Иннокентия. И ничего не узнаете о том, что с ним случилось.

– Не трогайте мальчика, прошу вас! Не причиняйте ему вреда! Чего вы хотите?! Денег? Сколько?!

– А вы разумная женщина! С вами можно иметь дело. За мальчика не волнуйтесь, я обещаю, что с ним все будет в порядке. Если вы, разумеется, не побежите в милицию. В противном случае…

– Что в противном случае?

– Вы получите вашего драгоценного племянника обратно. По частям. Сначала я пришлю вам его пальцы…

– Нет!!! Не надо! Я сделаю все, что вы потребуете…

– Хорошо. Я прошу немного. Я — человек скромный, и один миллион меня вполне устроит.

– Миллион?! Вы что, с ума сошли?! Где я возьму такие деньги? Мне придется продать квартиру…

– Вы меня не поняли, Ангелина Романовна. Один миллион долларов! Только эта сумма меня устроит. Иначе…

Я отключила телефон. Теперь надо подождать. До утра. Пусть она помучается, не поспит ночь… Ничего, в конце концов, Юлиана тоже мучилась, когда ей сообщили о мертвом ребенке! Тут уж, как говорится, что посеешь…

Утром я снова набрала телефон Жудиной. Голос у нее стал севшим, речь — немного замедленной. Значит, ночью она все-таки не спала. Это и к лучшему. Сговорчивее станет.

– Ангелина Романовна? Доброе утро! — Я говорила радостным, бодрым голосом. — Как вам спалось? Вы подумали над моим предложением?

– О чем вы говорите?! Это же нереально! У меня нет таких денег.

– Сожалею. В таком случае сегодня вечером вы получите по почте…

– Нет! Нет. Только не это! Умоляю: пощадите ребенка! Что он вам сделал?!

– Он — ничего. Ему просто не посчастливилось! Знаете, так бывает: родился человек не в то время, не в том роддоме и не у той мамы…

– Что вы несете? При чем здесь…

Я отключилась. Свою порцию издевательств Ангелина Романовна пока что получила. До вечера я ей не звоню. Нужно, чтобы она в полной мере получила представление о том, как страдает женщина, потерявшая своего ребенка.

Я на всякий случай привела в порядок свои парики, костюмы и гримировальные принадлежности. Если мне придется выходить на контакт с Ангелиной, то следует подготовиться заранее и быть во всеоружии.

После обеда я позвонила Юлиане на дачу, спросила, как у нее дела. Она ответила, что осваивает правила футбольной игры, тренируется с Кешкой — прямо во дворе дачи. Все его грязные вещи она постирала, он щеголяет в новых штанах.

– Пусть щеголяет, — согласилась я, — не мешай пацану радоваться жизни!

Вечером дед отправился в казино. Вчера он проиграл и теперь жаждал взять реванш.

– Дедуля, смотри, опять не продуйся в пух и прах! А то получится, как в том анекдоте…

– Нет, Полетт, вчера — это была чистая случайность! Просто вчера мы играли в «Стад». Вот если бы мы затеяли в «Дро-покер», тогда другое дело, а в «Стаде» мне часто не везет. Тем более это был Хай-Лоу, когда выигрывают самая старшая и самая младшая комбинации. Я выбрал комбинацию из пяти карт и…

На тему карточных игр дед мог говорить бесконечно. Он был заядлым игроком и считал, что весь мир такой же. Но мне эта лекция о покере быстро наскучила, и я выпроводила деда под тем предлогом, что он может опоздать к началу игры. Оставшись одна, я снова взялась за телефон.

– Ангелина Романовна?

– Да, да, я… Что с мальчиком? Он жив?!

– Пока да…

– Можно мне с ним поговорить? Ну, пожалуйста!

– Это невозможно. Пока невозможно. Если вы согласитесь заплатить выкуп…

– Да поймите же: такие деньги я никогда не соберу, даже если продам свою квартиру и квартиру сестры! А больше нам и продать-то нечего! Как я вам могу заплатить миллион долларов?! При всем моем желании…

Она вдруг разрыдалась. Мне даже жалко ее стало на мгновение. Я кое-как выдержала необходимую паузу.

– Хорошо, — сказала я наконец, — я подумаю, каким иным способом вы можете спасти вашего ребенка.

– Да, да, иным… Требуйте все что угодно! Только верните нам мальчика, я умоляю вас! Вы — женщина! Имейте же сердце!

И это говорит она, продавшая Юлькиного грудничка?! Ну и ну! Значит, своя болячка у нее болит, а чужая — только раздражает ее? Беспредельный эгоизм!

Я ничего ей не ответила — выключила телефон.

Следующий звонок Кешиной тете я сделала только утром. Как она тогда сказала нам с Юлькой, когда мы шли за ней от роддома и пытались все ей объяснить? «Я не могу с вами разговаривать, мне некогда!» И голос ее был холодным и надменным. Она шагала по тротуару, а мы с Юлькой чуть ли не бежали за ней, на ходу пытаясь втолковать ей, что никакой инфекции у нее нет, и об этом имеется справка, и даже две… Юлька со слезами в голосе спрашивала — как же так получилось, что они в роддоме инфекцию нашли, а поликлиника и «Центр планирования семьи» этого сделать не смогли? «Отстаньте, я уже все давно сказала!» Эти слова Ангелина с раздражением бросила нам через плечо. И все наши попытки объяснить, что они в роддоме поставили неправильный диагноз, закончились неудачей.

– Если вас что-то не устраивает, подавайте в суд, там и поговорим! — сказала нам она.

Мы опять что-то попробовали ей объяснить, но тут уже она пригрозила нам судом, если мы от нее не отстанем.

Все это всплыло в моей памяти так отчетливо, словно все произошло только вчера. Шли уже вторые сутки, как похищенный мною ребенок не появлялся дома. Я включила телефон и позвонила Жудиной.

– Ангелина Романовна?

На том конце провода слышалась какая-то возня, шум, голоса, неразборчиво спорившие о чем-то… Вдруг в телефоне раздался незнакомый мне голос:

– Ты, тварь паскудная! Где мой ребенок?! Слышишь?! Я тебя…

Я выключила телефон. Похоже, это мать ребенка боролась с сестрой и, отняв, наконец, у нее аппарат, попыталась сказать мне, что она обо мне думает. Нет, девочки, извините, я в таком тоне говорить с собой вам не позволю! Сегодня я банкую, как говорит мой дед, я сама решаю, беседовать мне с вами или нет.

Я представляла, что сейчас творится с двумя сестрами. Одна — Ангелина — кричит на сестру, ругается за то, что та нагрубила похитителям, потому что теперь они могут не увидеть их дорогого мальчика. Вторая рвется в милицию, Ангелина ее удерживает…

Я села в машину и поехала в город. В Детском мире я купила куклу — большого пупса. Сев в машину, я выкрутила его вставляющиеся руки, саму игрушку положила в пакет и выбросила его в ближайший мусорный бак, попавшийся мне на улице. Потом я поехала в фирму «Сюрприз».

Эти ребята предоставляли гражданам услуги по доставке цветов, подарков и прочего в любую точку города. Я купила у них небольшую яркую коробку, положила туда руки пупса и попросила красиво упаковать «подарок». Затем оформила срочный заказ — доставить это в первый роддом, главному врачу. Отправителем я вписала Зосимова Леонида Максимовича.

Вечером я снова набрала номер Жудиной. На этот раз в трубке не было слышно ни возни, ни препирательств. Ангелина Романовна откликнулась слабым, нездоровым голосом:

– Я слушаю.

– Вы получили мой подарок?

– Да…

– И как вам?

– Перестаньте же наконец издеваться над нами!

– Вы готовы заплатить мне миллион долларов?

– У меня его нет, просто нет, понимаете вы?! Ну заберите обе наши квартиры — мою и сестры… У нас есть еще немного денег, но это все, что мы можем вам дать!

– Вы, надеюсь, не заявляли в милицию?

– Разумеется, нет…

– Это правильно… Тем более что вы и сами не без греха… Ваши квартиры мне не нужны, Ангелина Романовна, мне нужно кое-что другое. Совершенно другое!

– Что же, что?

– Я предлагаю вам сделку. Слушайте меня внимательно, если хотите в скором времени увидеть вашего племянника. Он, кстати, все время плачет и просится домой, к маме и тете…

Услышав такое, Ангелина Романовна разрыдалась в трубку.

– Не время лить слезы! — строго сказала я ей. — Итак, я предлагаю вам сделку…

Жудина перестала рыдать и дышать заодно.

– … Я произведу равноценный обмен. Взамен вашего племянника я хочу получить мальчика Любимовой Юлианы, который якобы родился мертвым и которого вы, Ангелина Романовна, продали другим людям.

– Как?! А-а… Нет, подождите, ее ребенок действительно родился мертвым…

– Если тот ребенок мертв, значит, ваш тоже умрет!

– Нет, нет! Не надо! Умоляю: не надо трогать нашего мальчика! Мы продадим обе квартиры…

– Я сказала: деньги мне не нужны. Меняю вашего племянника на ребенка Любимовой! А если я передумаю — своего вы будете еще долго получать — частями, в подарочных упаковках… Кстати, Леонид Максимович передает вам привет! Мы с ним подружились, и он рассказал мне о вас много интересного.

– Что? Леонид?! Рассказал… Гад!

– Я позвоню утром. Надеюсь, до этого времени вы что-нибудь придумаете…

Я отключилась.

Утром Ангелина Романовна была очень сговорчивой. Шел третий день отсутствия ее племянника, и она поняла, что похитители не шутят.

– Я готова вернуть вам ребенка Любимовой, — сказала она. — Только я не знаю, как это сделать. Честное слово, не знаю!

– Вы продали его за деньги?

Она молчала.

– Ангелина Романовна, не время играть в партизан под пыткой. Вы уж лучше отвечайте, в ваших руках жизнь вашего племянника.

– Да, я отдала его людям, хорошо заплатившим мне, — тусклым голосом произнесла она.

– Богатой бездетной паре?

– Да.

– Ребенок Любимовой здоров?

– Абсолютно. Хороший мальчик.

– Килограмма на четыре, небось, потянет?

– Какое это имеет значение?

– Ангелина Романовна, я предлагаю вам срочно поехать к людям, купившим ребенка, и сказать им, что у его настоящих родителей неожиданно была выявлена тяжелая наследственная генетическая болезнь. Можете также упомянуть, что, если болезнь не пролечить сейчас, к трем-пяти годам разовьются необратимые последствия. Ребенок может стать инвалидом, возможно, он даже вскоре умрет. В общем, вы — врач, найдете, что сказать. Пусть они отдадут ребенка вам для обследования в специальной клинике. Короче, уговорить их — ваша задача. Я не знаю, как вы это сделаете, но если они откажутся передать вам ребенка для лечения…

– Я поняла… Я поеду! Сегодня же поеду!

– Это другой разговор. Я буду позванивать вам, справляться, как идут дела.

Я отключилась.

А она сегодня говорила со мной спокойно… Почти спокойно. Мне кажется, она решится поехать, у нее просто нет другого выхода. Но как те-то отдадут ей теперь ребенка? И что они скажут Жудиной? Конечно, они возмутятся: «Почему вы нам не сказали о его болезни раньше?!» Интересно, что она им наплетет? Хотя это ведь не моя проблема. Я позвоню ей вечером, узнаю, как и что.

А набрала номер Юлианы. Она долго рассказывала, как они с Иннокентием играли в футбол, как потом вместе чистили картошку и жарили ее в печке и ели ее с малосольной скумбрией — я купила огромную банку, затаривая дачу продуктами. Я пока не решилась сообщить Юлиане о поездке Жудиной за ее ребенком. Мало ли… Она обрадуется, а вдруг все сорвется? Потом скажу, когда хоть что-то определится.

Вечером я позвонила Жудиной. Она довольно быстро взяла трубку, значит, ждала моего звонка.

– Как ваши дела, Ангелина Романовна?

– Я была в той семье… Я им все сказала, ну, что у настоящих родителей неожиданно выявилась тяжелая наследственная болезнь. И что, если мальчика не пролечить сейчас, к трем годам ребенок серьезно заболеет. И даже может стать инвалидом. Они, конечно, страшно возмутились, кричали — почему я их сразу не предупредила о болезни родителей? Но я сказала, что в то время анализы у родителей были хорошими, а теперь вдруг неожиданно умер отец ребенка. Если мальчику не ввести сыворотку из крови его матери, он тоже обречен.

– Они поверили?

– Очевидно, если согласились приехать в Горовск. В общем, завтра утром они выезжают… Позвоните завтра, ближе к обеду.

Ангелина отключилась сама.

На другой день, ближе к обеду я уединилась в своей комнате и снова набрала ее номер.

– Ангелина Романовна?

– Да, я.

– Вы можете говорить?

– Могу. Все в порядке. Родители с ребенком уже здесь, в Горовске.

– Где они сейчас?

– В гостинице.

– В какой гостинице? У нас в городе их несколько.

– В «Москве».

Так. Неслабо! Самая дорогая и престижная гостиница города. И как мне туда, интересно, пробраться? А главное, как вынести оттуда ребенка?

– Когда они приедут к вам с мальчиком?

– Мы пока точно не договорились. Я обещала позвонить им, как только изготовят сыворотки. Так что они сидят в гостинице и ждут моего звонка.

– Хорошо. Я вам перезвоню.

Я выключила телефон. Итак, мальчик здесь, в городе. Но забрать его у приемных родителей будет непросто. Как? Привезти сюда Юлиану с дачи? Мы с ней возьмем гостиницу штурмом… Нет, такую крепость не возьмешь. На крыльце — швейцар. На ресепшн — администратор. Повсюду — камеры, охрана имеется… Сюда бы роту солдат, чтоб ворваться и силой отнять малыша! Значит, этот вариант — силой — отпадает.

В таком случае, что остается? Хитрость. Думай, Поля, думай!

Я ходила по комнате из угла в угол и просчитывала варианты моего попадания в гостиницу.

Допустим, я — проститутка. Иду к клиенту…

Ну, во-первых, там такого добра достаточно и без меня. Девочки чужачку приметят, еще и физиономию мне попортят. Да и потом, как проститутке войти в номер, где живет семейная пара?

А если устроиться туда работать горничной? Ну, если, конечно, там горничные требуются. Прихожу я убирать номер… Со шваброй, с ведром… Хрясть родителей шваброй по головам, ребенка — в ведро, и бежать! До «поста» швейцара, в лучшем случае… Родители обязательно заявят в милицию. У них-то документы на ребенка ведь в порядке! И окажусь я воровкой — младенца, мол, украла! — и похитительницей племянника главврача одновременно. А это серьезные статьи Уголовного кодекса!..

Ну почему ничего умного в мою голову не приходит?

Я спустилась, оделась, села в машину и поехала на дачу, где Юлиана охраняла нашего маленького пленника.

Они смотрели фильм про собаку по кличке Бетховен. Иннокентий радостно смеялся и уплетал ватрушки, которые добрая «тетя Маша» испекла ему на скорую руку. Я поставила на стул сумку с продуктами, посидела с ними несколько минут, потом кивнула Юльке — мол, выйдем. Во дворе мы встали у крыльца.

– Юль, только отнесись спокойно к тому, что я тебе скажу…

Она насторожилась:

– Что случилось-то?

– Да ничего плохого. Только не волнуйся, ладно? Ангелина Романовна привезла твоего Ванечку в Горовск. Вернее, не сама привезла. Родители его новые, те, что купили его…

Юлька обессиленно опустилась на крыльцо. Она побледнела и задышала часто-часто.

– Э-э, мамаша, вы что? Я же просила — не волноваться!

– Я знала, я чувствовала, я всегда чувствовала, что он жив! Как же это они решились его привезти?!

– Ну, честно говоря, пришлось ее как следует об этом попросить… Помотать ей нервишки, попугать, так, слегка…

– Иннокентием?

– Да. Но ты не думай об этом. Главное, она съездила в другой город и вернулась с мальчиком и его… «родителями». Они все живут в гостинице «Москва». И я теперь, честно говоря, ломаю голову, как туда проникнуть и забрать мальчика? И ничего путного не могу придумать.

– Ты хочешь, чтобы я…

– Нет, нет! Ты даже и не думай туда соваться!

– А если подать на них в суд?

– На кого? На этих? У них есть бумаги, что это их законный ребенок, а по твоим документам, ты родила мертвого и уже, кстати, похоронила его. Так что вариант с судом отпадает.

– А если я приду в гостиницу и скажу этим… что я — настоящая мать ребенка?

– И что? Тебя выкинут, да еще хорошо, если в психушку тебя не сдадут! Нет, здесь надо что-то другое придумать. Причем — быстро! Долго они тут не задержатся, мальчику якобы должны сделать прививку… Ну там, сыворотку какую-то вколоть. Так что времени у нас, прямо скажем, совсем немного. В общем, Юлиана, включай мозги!

Глава 17

Бомжи Люся и Вася сидели в подземном переходе. Она была одета почти по-летнему, хотя на улице было еще довольно-таки прохладно. Розовый нелепый плащ, видавший виды, летняя соломенная шляпа с красным цветком сбоку, разбитые вконец ботики — таков был Люсин прикид. Ее волосы торчали из-под шляпы во все стороны, на руках были перчатки «без пальцев». На груди висела табличка: «Жертва произвола. Помогите, кто чем может». Таков был Люсин «имидж».

Рядом с ней на ящике сидел Вася, в синей фуфайке и зеленых военных шароварах, служивших какому-нибудь офицеру, должно быть, еще в годы войны. На голову он водрузил шапку-ушанку, которая смотрелась очень оригинально рядом с соломенной шляпой Люси. Один рукав у Васи был пустым. Создавалось такое впечатление, что он без одной руки. Но это был оптический обман. Руку Вася из рукава вынул и спрятал под фуфайкой. На его груди висела табличка: «Инволит», что означало, очевидно, что ее хозяин был инвалидом.

Они пели. Жалостливо. Печально. Но нестройно, не в унисон. Вася сбивался, торопился, и Люся часто давала ему тычка в бок.

– И-извела-а меня-а-а кручина, па-адколодная-а-а змея-а…

Вася изображал на лице такую тоску, что многие прохожие, не удержавшись, бросали в коробку из-под обуви, стоявшую у его ног, монеты, а кое-кто и десятирублевые бумажки.

– Да-агора-ай, гори, моя лучи-ина…

Да, зрелище было просто душераздирающее! Я постояла некоторое время в отдалении, посмотрела на «сладкую парочку», вытягивающую свои рулады, и, наконец, подошла.

– Браво, браво! На «бис» что поем?

– А что закажете, то и поем, — нашлась Люся, — у нас репертуар большой!

– Я вижу, — кивнула я на деньги.

– Вы по делу али исполнение наше желаете послушать? — Вася сощурил один глаз.

– По делу. Есть возможность неплохо заработать.

– Дак мы — завсегда! А что делать-то?

– Украсть кое-что…

– Дак ведь мы, это… не воруем… — неуверенно сказала Люся и вопросительно посмотрела на Васю.

– Не воруем! — подтвердил он.

– А за деньги? — пробовала я искусить моих друзей.

– И за деньги не воруем. В тюрьме сидеть неохота. Там кормят плохо.

– Ну да, на вашей-то свалке — такие деликатесы! И, главное, ассортимент большой! — поддакнула я ему.

– А чего надо-то? Ты конкретно скажи, а то все у тебя загадки, загадки…

– А конкретно — отойдем в сторонку, поговорим…

– Здесь у нас место хлебное, займут! — Вася с сомнением посмотрел вокруг.

– Я вам такое хлебное место покажу, что вы еще и на хороший кусок масла заработаете!

Бомжи отправились со мной за ближайший гараж. Здесь Вася всунул руку в рукав, поправил свою ушанку и преданно уставился на меня. Люся достала из кармана губную помаду и треснувшее зеркальце и принялась наводить марафет.

– В общем, ребята, если дело, которое я хочу провернуть, выгорит, вам обоим светит по штуке.

– На рыло то есть? — уточнила Люся, убирая в карман косметику.

– Да. Но предупреждаю: придется поработать извилинами, проявить, так сказать, инициативу.

– Прошу поточнее! — Вася выступил вперед.

– У одной семейной пары необходимо забрать ребенка. Грудного. Предупреждаю: ребенок не их, они его украли. Так что дело благородное — возвращаем дитя матери!

– Где они ребеночка оставляют? — уточнила Люся.

– В том-то и дело, что нигде. Он всегда с ними. Сейчас они живут в гостинице.

– Какой?

– «Москва».

Бомжи переглянулись.

– Там все серьезно. Туда не подступиться! На сто шагов нас не подпустят, — заключил Вася.

– Не подпустят, — подтвердила Люся.

– Без вас знаю!

– Ищи другой способ, — посоветовал Вася.

– Что ж, ребята, похоже, в этот раз вы мне не помощники.

Бомжи вздохнули для приличия и пошли на свое нагретое хлебное местечко.

Я подошла к своей машине, уже и села в нее, как вдруг Люся подлетела ко мне и тихо сказала, озираясь по сторонам:

– Ты это, вот чего… Сейчас за городом табор стоит, возле Хмелевки. Только вчера пришли. У них там родственники. Так что они там пока погостят.

– И что? — не поняла я. — Зачем мне цыгане?

– А кто лучше их всегда воровать умел? Хоть лошадей, хоть детей…

– Цыгане, говоришь?.. Табор… Песни, пляски, гадание… Люся! Тебе я все-таки штуку дам! За идею.

Я захлопнула дверцу машины и поехала в Хмелевку.

* * *

– Не подскажете, где тут у вас старший?

Цыганка стояла, уперев руки в бока, и смотрела на меня вызывающе:

– Зачем он тебе, красавица?

– Дело у меня к нему.

– А ты кто? Ты, часом, не из милиции будешь?

– По мне что, не видно? А еще говорят, цыгане все про всех знают, по лицам читать умеют!

– Что?! Ну-ка, дай мне руку!

Я протянула руку цыганке. Она взяла мою ладонь и внимательно всмотрелась в нее. Потом подняла на меня свои черные глаза:

– Да ты кого украсть-то хочешь? Ты же… тут вот ребенок рядом с тобой… Ты ребенка, что ли, украсть хочешь? Или уже выкрала?

– Теперь убедилась, что я не из милиции? Отведи меня к вашему старшему. Я вам хочу дать подзаработать. Всем!

Через несколько минут я сидела в добротном кирпичном доме. Тут жила цыганская семья. Все здесь было как-то необычно: пестрые занавески, очень яркое покрывало на кровати. Даже картины на стенах висели, только какие-то безвкусные, нелепые — кич, одним словом. Ко мне вышел бородатый человек, жгучий брюнет. На нем были красная широкая рубаха и черный жилет.

– Это ты меня спрашивала? Зачем я тебе? — спросил он недовольно.

Мне стало не по себе. В самом деле, зачем я сюда притащилась? Чего можно ожидать от этих дикарей? Мне стоило большого труда взять себя в руки и заговорить с ним…

По дороге в город я все прокручивала в голове тот сценарий, по которому должен был пройти мой спектакль. Кажется, все продумано, все учтено. Оставалось неясным только одно: что заставит родителей ребенка остановиться посреди дороги? Если я или кто-то другой начнем «голосовать», вряд ли это поможет. Думаю, они просто проскочат мимо. Зачем им тормозить в чужом городе, вернее, даже за городом? Тогда что же может их остановить?

Похоже, мне предстоит улечься на шоссе и притвориться, что меня сбила машина. Кетчупа побольше — и на дорогу, и себе на голову… Банок восьми вполне должно хватить. Застыть в неестественной позе, как лежит настоящий труп, у которого переломаны руки и ноги. Придется дома хорошенько потренироваться…

Так, ну, допустим, остановятся эти псевдородители, выйдут ко мне… А если не выйдут, проедут мимо? Такой вариант тоже вполне возможен. Вызовут из машины по мобильнику «Скорую» и двинутся себе дальше…

Я так глубоко задумалась о своем, что чуть не врезалась в стоявший у обочины старенький «Москвич». Он имел страшно облезлый и помятый вид, и было непонятно, как вообще этот раритет еще шлындает по дорогам! Под капотом ковырялся дедок лет семидесяти. Похоже, автомобиль и его хозяин — ровесники.

Я остановилась и вышла из машины, встала рядом с дедком:

– Могу я помочь?

– А вы в моторах разбираетесь?

– В моторах — нет. Но я могу взять ваш «рыдван» на буксир.

Дед даже не обиделся на слово «рыдван», скорее всего, он к нему привык.

– Спасибо, конечно, только я сначала попробую его сделать. Вдруг мне и в этот раз повезет? — Дед продолжал копаться в моторе. — Давно надо было от него избавиться, — ворчал он, — когда еще покупателя на него можно было найти. Теперь-то это груду металлолома кто возьмет? Я уж до трех тысяч цену на него скинул — не берут!

– Кому же вы пытались такое сокровище продать?

– Своим, деревенским.

– И не берут?

– Не-а. Его ж ремонтировать — заболеешь! «Москвичонку» моему почти сорок лет!

– Ого! Солидный возраст… — Тут мне неожиданно в голову пришла одна мысль: — Дедушка, простите, вас как зовут?

– Виктор Иванович.

– Виктор Иванович, вы хорошо водите?

– Да у меня почти пятьдесят лет водительского стажа!

– Ого! Впечатляет. Скажите, подзаработать вы не хотите? Скажем, тысяч десять?

Дедок прекратил ковыряться в моторе, выпрямился и посмотрел на меня:

– И чего же сделать надо?

– Слегка стукнуться с другой машиной.

– Так это же…

– Автоподстава! Если вы опытный водитель, сумеете вы сделать так, чтобы вас задела другая машина, но несильно?

– Проще простого! Мне приходилось такое устраивать, правда, давно это было… Тогда мой шурин в милиции работал, и надо было помочь ему задержать одного преступника.

– Значит, сможете?

– Смочь-то смогу, только ведь с меня денег потребуют за ремонт той машины!

– А вот об этом вы не беспокойтесь. Во-первых, надо, чтобы машина задела вас не сильно, ну, там, фара чтоб разбилась…

– Крыло можно немного помять.

– Вот-вот! Так, слегка… А во-вторых, когда с вас потребуют деньги, вы их сразу же им и вручите. Я дам и для них — достаточно, чтобы вы могли расплатиться прямо на месте. И гаишников вызывать не придется.

– И за все это — десять тысяч?

– Десять тысяч.

– И гаишников не вызовут?

– Если деньги сразу же отдадите пострадавшему, зачем же ему гаишников-то вызывать? У пострадавших к вам претензий не возникнет.

Дедок почесал затылок.

– Ну, если и гаишников не вызывать… А! Была — не была! Согласен! Деньги-то мне позарез нужны. Я бы свой «рыдван» подлатал, может, он еще поездит?

– Тогда я вам сейчас расскажу все подробно: где вы будете «ловить» ту машину и что делать, когда с ней столкнетесь.

* * *

Утром я позвонила Ангелине Романовне:

– Можете сказать родителям ребенка, что сыворотка готова, пусть приезжают к вам. Кстати, какая у них машина?

– «Хундай Лантра», цвет — платиновый. Номер — три восьмерки, буквы не помню.

– Буквы не нужны. Звоните, пусть выезжают. Да, и предупредите их, что ребенка после прививки нельзя первое время простужать, пусть пока на воздух его поменьше выносят.

– А это зачем?

– Так надо!

Я выключила телефон и убрала его в карман. Мы находились недалеко от гостиницы «Москва», я и мой «Мини-Купер». Я посмотрела на стоянку перед гостиницей. Среди множества других машин я увидела и «Хундай Лантру» платинового цвета. Что ж, подождем. Скоро супруги поедут к главврачу, и тогда моей задачей будет «упасть им на хвост» и следовать за ними буквально по пятам.

Ждать мне пришлось недолго. Вскоре на крыльцо гостиницы вышла супружеская пара с ребенком. Мужчине было примерно лет тридцать восемь, жена его выглядела моложе. Они сели в машину и направились в сторону первого роддома. Я рванула за ними.

«Хундай» подкатил к крыльцу, пара вышла из нее, скрылась за дверью. Я вела наблюдение из своей машины.

Они вышли примерно через полчаса. Сели в свой «Хундай» и опять покатили в гостиницу. Женщина осталась сидеть с ребенком в машине, мужчина поднялся в номер. Вот он вышел оттуда с дорожной сумкой, поставил ее на заднее сиденье, сам сел за руль. «Хундай» направился к выезду из города.

Я взяла телефон и позвонила Виктору Ивановичу, потом — цыганскому барону, или как там он у них называется. Кажется, все готово, все на своих постах. Операция «Возвращение ребенка» начинается!

* * *

Серебристый «Хундай Лантра» мчался по дороге, ведущей к райцентру. Его путь лежал через деревню Кокошкино. Надо сказать, что дорога здесь вообще-то хорошая, я имею в виду асфальт. Но очень узкая, машины едут только по двум полосам. А кругом — поля, следы посадок вдоль дороги, овражки, где еще лежал снег, холмы. Такая красивая природа, что просто глаз радуется!

И вдруг… Вот всегда это «вдруг» в жизни случается совсем не вовремя. «Хундай», мчавшийся с достаточно большой скоростью, догнал старенький-престаренький «Москвич». Тот «шкандылял» ровно посередине дороги черепашьим шагом. Да и куда ему было торопиться! У деревенских жизнь спокойная, размеренная, они никогда никуда не спешат. «Хундай» посигналил тихоходу, но вся беда была в том, что водитель «Москвича» попался глуховатый. Ему эти звуки — до лампочки! К тому же ехать посередине дороги — это было его хобби.

Наконец, «Хундай» не выдержал, по самому краю обочины пошел на обгон. Но почва здесь скользкая, глинистая… Да еще «Москвич», не заметив его трюка, вильнул и…

Стук был совсем не сильным. Машины буквально едва зацепили друг друга. «Москвич» сразу остановился, водитель сначала позвонил кому-то из машины, и только потом выбрался на свет божий. Водитель «Хундая» уже стоял на дороге и осматривал свою разбитую фару.

– Дед, старый ты хрыч! Что ж ты творишь, трах-тибудах!..

– А чего это — я? Это ты в меня врезался!

– Я в тебя врезался?! Ты что, из ума выжил, старпер?!

– Я ж ехал, никого не трогал…

– Вот именно, ты ехал! Как на велосипеде. И так ехал, что тебя, блин, ни с какой стороны не обойдешь! Какого хрена ты посередине дороги тащился? Ты здесь что, блин, один?!

В это время супруга мужчины вышла из «Хундая» и тоже подошла посмотреть на повреждения. Она захлопнула заднюю дверь, где в сумке-переноске лежал спящий ребенок.

– Дорогой, что тут у тебя?

– Да вот, блин!.. Фара разбита и вмятина на крыле. Старый хрыч, так его…

– Так я же ехал, никого не трогал… — оправдывался дедок.

– Ехал ты, старый хрен! Ты скажи, кто теперь мне за ремонт заплатит?

– А что тут особо пострадало? Тут ничего особо и не пострадало!

Дедок сел на корточки, рассматривая разбитую фару иномарки.

– Да?! Не пострадало, говоришь? А ты знаешь, старый, сколько стоит заменить одну такую фару? А еще вмятина!..

– Дед, да твоей пенсии не хватит, чтобы расплатиться с нами! — закипятилась и женщина.

Пререкания и оправдания продолжались, все участники дорожного происшествия так увлеклись этими разборками, что никто не заметил, как из ближайших посадок на дорогу вышел целый табор цыган. Не в полном составе, конечно, но человек пятнадцать он насчитывал. Они подошли к месту аварии, окружили обе машины. Один парень играл на гитаре, несколько женщин танцевали, одна схватила руку жены водителя иномарки:

– Дай погадаю тебе, красавица! И возьму недорого! Всю правду тебе скажу, что было, что будет, чем сердце твое успокоится!..

– Да отвали ты!

Женщина пыталась было отойти от надоедливой цыганки, но ее окружили плотным кольцом, хватали за руки:

– Красавица! Давай мы тебе погадаем…

– Дай десять рублей! Только десять! Все тебе скажем, ничего не утаим! Если не погадаешь, очень прогадаешь! Что было, что будет…

Цыганки страшно раздражали женщину. К мужчине они тоже подошли, одна плясала перед ним, другая била в бубен:

– Эх, чавэ́лла! Рóманы, будýр! Чáмала, чáмала! Гоп, гоп!..

Они вертели пестрыми юбками, пели, что-то громко тараторили, приставали ко всем… От этого шума уже через минуту у всех троих пострадавших закружились головы.

– Да пошли вы! — кричала женщина, пытаясь пробраться к задней двери машины. Должно быть, она хотела сесть в салон и таким образом избавиться от назойливых плясуний и гадалок. Но цыганки не пускали ее.

– Дай хотя бы пять рублей! Я тебе и за пять погадаю! У тебя такое впереди!.. Бриллиантовая моя, ты не знаешь, что тебя ожидает!.. Только пять рублей! Яхонтовая моя!..

Эта свистопляска продолжалась несколько минут. Вдруг из посадок раздалось лошадиное ржание. Все цыгане разом схлынули туда и мигом исчезли в ближайшем овражке. Участники ДТП вздохнули с облегчением.

Дед вынул из кармана пять тысяч:

– Сынок, этого хватит тебе — фару починить?

– Не хватит, конечно!

– А еще столько же?

Дедок вынул еще пятерку — одной купюрой. Пассажиры «Хундая» уставились на него, как на восьмое чудо света.

– Ого! Дед, ты что, местный олигарх? — Мужчина взял из рук старика деньги и пошел к своей машине. — Ладно, разбежались!

Визг его жены заставил всех вздрогнуть.

– Ребенок! Мой ребенок! — закричала она, стоя у открытой задней дверцы.

Мужчина кинулся к машине с другой стороны, распахнул дверцу…

Сумки-переноски в машине не было…

* * *

Ехать по проселочной дороге было трудно. Это вам не ровный асфальт, здесь попадаются такие ямы и колдобины! Я нажала на педаль газа. Скорее бы выехать на трассу, ведущую в Хмелевку. Там она асфальтовая, и до города я доеду быстро.

Через четверть часа я въезжала в Горовск. На заднем сиденье у меня стояла дорожная сумка-переноска с младенцем. Он проснулся и заплакал. Я даже не повернулась к нему. Терпи, пацан, настоящим мужиком будешь! Мне сейчас до зарезу надо отвезти тебя в ближайшее надежное место. А вот интересно, куда мне ближе: до моего дома или к Юлиане? А может, к Алине? Сообразить требуется побыстрее: родители мальчика могут заявить в милицию, те объявят план перехвата и…

А что — «и»? Моего «Мини-Купера» никто не видел. На месте аварии нарисовался только старик, который ни о каком ребенке никогда и слыхом не слыхал! Цыгане? Ищи-свищи их по степи! Да и найдут этот табор — проку с него немного. У них ребенка нету. Русского — нету, одни цыганята. Сказать, кто именно был тогда на дороге и приставал к ним с предложением погадать, пострадавшие тоже вряд ли смогут: там все женщины словно бы на одно лицо. Все были в пестрых нарядах, все галдели: «Дай десять рублей, бриллиантовая моя! Дай пять рублей, яхонтовая моя!» Я бы сама сейчас не смогла опознать тех, с кем говорила в таборе. А уж люди, участвовавшие в ДТП, расстроившиеся из-за своей побитой машины, — тем более.

И все-таки надо быстрее куда-нибудь слинять. Ехать по городу с орущим ребенком совсем не безопасно. Любой гаишник, решивший проверить мои права, наверняка мной заинтересуется. Я решила все-таки отвезти ребенка к Алине. Вдруг приемные родители «нажмут» на Ангелину Романовну, и та назовет им адрес Юлианы? Он наверняка сохранился в архиве. Не хватало еще, чтобы к Юльке домой завалила милиция с обыском! А на случай, если к ней все же завалят, ей надо быть дома и, главное, без ребенка.

Я свернула на улицу, где жила Алина.

– Ты что, с ума сошла?! Он такой маленький! Что я буду с ним делать?

– Алина, посиди с ним, пожалуйста! Я сейчас привезу молочные смеси.

– Так он же плакать будет! — продолжала упираться Алина.

– Поест — не будет. Сытые, они не плачут.

– Ага, не плачут! Знаем мы… Вон, у соседей за стеной ребенок, так когда он был маленьким, и днем и ночью орал.

– А вот чтобы не орал — для этого есть соска-пустышка.

– Она меня еще учить будет! Нет, Полина, не могу я с грудными… Ну был бы он хоть немного постарше, можно было бы с ним мячик покатать. А с этим мне что делать?

– Покачаешь на руках. Ну некому мне больше его отдать, пойми!

– Ой! Вот ужас-то!

Алина бочком подошла к сумке-переноске, стоявшей на диване, и осторожно взглянула на младенца.

– Все, мне пора ехать. Сейчас смеси тебе закину — и за Юлианой, на дачу! Она, представь, еще ничего не знает!

Алина проводила меня до двери:

– Ты только побыстрее смеси привези!

– А ты не оставляй ребенка без присмотра!

Вручив Алине целый набор разных молочных смесей и баночек с детским питанием, я вновь села в машину и поехала на дачу.

Юлиана с Иннокентием играли в футбол во дворе.

– Настоящий футболист должен иметь сильные ноги, — услышала я ее голос, — сможешь ты присесть, скажем, пятнадцать раз?

– Смогу! Тетя Маша, смотрите!

– Раз. Два…

Я вошла во двор:

– Привет будущим звездам российского футбола!

– Тетя Таня, а я ноги тренирую!

– Молодец, Иннокентий! Ты по маме не соскучился?

– А разве карантин в школе уже закончился?

– Заканчивается! Ну ты пока погуляй во дворе, а мы с тетей Машей домой пойдем, нам поговорить надо.

В кухне Юлька сразу схватила меня за руку:

– Что? Что с Ванечкой? Ты его… привезла?!

– Тихо ты! Руку оторвешь, «тетя Маша»!

– Полина, раз ты говоришь, что надо вернуть Кешку матери…

– Да, да, только потише! Все в порядке. Ванечка твой уже у Алины. Сейчас поедем в город, завезем пацана матери…

– А как мы его ей отдадим? Она же шум поднимет, нас могут схватить!

– Юль, ты что? Кто собирается отдавать его матери прямо в руки? Кеша давно не маленький, отпустим его у дома, до квартиры он и сам дойдет.

– А, ну да… Что это я? А потом?

– Потом видно будет. Собирайся. Все мои подарки для Иннокентия сложи в этот пакет. Он его с собой заберет. Это ему компенсация за моральный вред от разлуки с матерью.

– По-моему, он неплохо себя чувствовал без нее.

Мы собрали в сумки все вещи, положили их в машину, усадили туда Иннокентия и, распевая во весь голос: «Какая боль! Какая боль! Аргентина — Ямайка, пять — ноль!», направились в город.

Я остановила машину, не доехав буквально пятидесяти метров до Кешкиного дома.

– Иннокентий, тебе на даче понравилось? — спросила я.

– Ага! Здорово! И в школу ходить не надо…

– Мы тебя, случайно, ничем не обидели?

– Не-а! Тетя Маша такие ватрушки вкусные мне пекла!

– Сможешь сам до дома дойти?

– Я что, маленький? — парень обиженно шмыгнул носом.

– Ну тогда вперед, футболист! Тренируй ноги, но и про голову не забывай.

Иннокентий вышел из машины, махнул нам на прощание рукой и направился к своему дому, волоча пакет с новой одеждой и мячом. Мы подождали, пока он скроется в своем дворе, и отправились к Алине.

Глава 18

– Наконец-то! Я его качаю, качаю… Молоко ему давала, соску, а он все равно плачет!

Нечаева ходила по комнате взад-вперед с завернутым в пеленки ребенком на руках.

– Дай! Дай мне его, быстро!

Юлиана буквально выхватила малыша из Алинкиных рук. Она жадно рассматривала его, ощупывала со всех сторон, потом начала бурно его целовать. По ее щекам катились слезы.

– Полина! Алина… Вы не представляете!.. Девочки! Я же его в первый раз вижу! А ему уже полтора месяца!

Она крепко прижимала ребенка к себе. Потом вдруг положила его на диван и стала распеленывать.

– Так он же мокрый! Потому и плачет! — сказала я. — Алина, ты не догадалась сменить ему памперс?

– Где я их возьму? Ты же их не купила.

– Ванечка! Мой Ванечка! Девочки, это же мой Ванечка!

Алина догадалась заглянуть в сумку-переноску:

– Да тут есть парочка памперсов. Давайте его переоденем.

– Только сначала его подмыть надо. Теплая вода есть?

Когда чистый, сытый и сухой Ванечка, нежно убаюканный мамой, уснул на Алинином диване, мы все втроем расположились в кухне, чтобы попить спокойно чайку и обсудить наши дальнейшие действия.

– А что тут обсуждать-то? — удивилась Алина. — Все уже хорошо. Ванечка с мамой, они теперь, я думаю, могут даже домой вернуться.

– Только я боюсь, как бы его приемные родители не заявили в милицию. У нас тогда пойдут такие разборки! — сказала Юлиана.

– А может, и не заявят, — я загадочно посмотрела на своих подруг.

Юлиана с Алиной уставились на меня.

– Ну, подумайте сами, теперь, когда ребенок со своей настоящей мамой, она может потребовать генетическую экспертизу, которая докажет, что это именно ее ребенок.

– И правда! Только не можно, а нужно ее потребовать. Мне ведь понадобятся документы на сына, — Юлиана посмотрела на нас.

– Конечно! Так что не прячься, а, наоборот, иди в суд и доказывай, что Ванечка — твой.

– Девочки, а как он на Юру похож!

– Да ну? — засомневалась Алина. — Такой маленький, что там видно-то? Маленькие все друг на друга похожи. Нос — пипочка, губки — бантиком, щечки… Ой, какие у них хорошенькие, нежненькие щечки!

– Правда, правда, похож! Девочки, я и сама удивилась. У него бровки прямые, как у Юры, и лобик такой же крутой…

– Вот и хорошо, покажешь сына папочке, он к тебе сразу прибежит и жить с тобой захочет! — сказала Алина.

– Нет, нет, я так не могу! Я ему уже сказала, что мы больше не будем встречаться. Уводить человека из семьи — это ужасно, это плохо, так нельзя…

– Ба! Юлиана! Какая ты правильная! А о ребенке ты подумала? Как твой сын без отца вырастет?

– Ладно, девочки, выращу его сама как-нибудь! Мама поможет, она у меня еще молодая. Ой, а как она обрадуется, когда Ванечку увидит!

– Полина, — спохватилась вдруг Алина, — а ты же не рассказала нам, как ты ребенка у тех людей похитила!

– Вот именно — похитила. В самом прямом смысле слова. Ну до того момента, когда Ангелина Романовна с ребенком и его так называемыми родителями приехали в Горовск, якобы на прививку, вы все знаете, да?

Девчонки закивали головами.

– Так вот. Они поселились в гостинице, и я даже сначала подумывала выкрасть ребенка прямо оттуда, но так и не решила, каким образом это можно сделать. Тогда я обратилась к своим старым знакомым — бомжам Васе и Люсе, и они мне подкинули идею: привлечь к этому делу цыган, стоявших большим табором в одной из ближайших к Горовску деревень. Я отправилась к цыганам, поговорила с их старшим, заплатила… приличные деньги, и они согласились мне помочь.

Но цыгане брались похитить ребенка только из машины. А как же эту машину остановить? Я уж хотела лечь посреди дороги и, как та лисичка в сказке, притвориться мертвой. Хотя я вовсе не была уверена, что это сработает. Но — обошлось. Когда я возвращалась из табора домой, по дороге встретила деда на «Москвиче», до того старом, что было непонятно, как он вообще ездит. Я его склонила к не очень-то благовидному поступку.

– Автоподстава? — догадалась Алина.

– Она самая. А что тут было делать?

– Неужели дед согласился? Это ведь так опасно!

– Дедок оказался асом вождения! Он сказал, что сможет нежно зацепить машину псевдородителей.

– Вот это да! Настоящий детектив! — восхитилась Юлиана. — А потом?

– Потом мы все это и осуществляли. И я до последнего момента не была уверена, что все получится, все состыкуется.

Как только я договорилась со всеми участниками шоу, обменялась с ними телефонами, сразу дала команду Ангелине, чтобы она вызвала псевдородителей на «прививку». Я следила за ними, ехала буквально по их пятам. Увидела, что эти люди покинули гостиницу и направляются за город, поняла, что они едут домой, и позвонила дедку с «Москвичом». Он выехал из своей деревеньки и зашкандылял по дороге со скоростью сорок километров в час. Конечно, все машины его обгоняли. Многие даже ему сигналили, ругались. Но у дедка оказались крепкие нервы. Думаю, во многом этому способствовала та сумма, которую он получил от меня в виде вознаграждения за труды.

А когда дед увидел в зеркале заднего вида платиновую «Хундай Лантру», он вырулил на середину дороги и перегородил ей путь так, что она никак не могла его обойти.

– И что сделал водитель «Хундай Лантры»? — выдохнула Алина.

– Не выдержал, пошел на обгон по обочине. Результатом и было ДТП. Стукнулись они, конечно, несильно. Но псевдородители устроили старику разборки — будь здоров! И тут появились цыгане…

– А они-то откуда взялись так кстати?

– Они ехали на пассажирской «Газели» за стариком, вдоль посадок, только с другой стороны, по проселочной дороге. Увидели, что пассажиры «Хундая» устроили старику разборки, тут же и подоспели. И очень вовремя! Они окружили этих людей, и мужчину, и женщину, пели, плясали, предлагали им погадать… В общем, устроили такой шурум-бурум, что, когда один очень шустрый цыганенок потихоньку вытащил с заднего сиденья сумку-переноску с ребенком, никто этого даже не заметил. Он прямо через посадки побежал к «Газели», поставил в нее сумку, потом заржал, как лошадь. Это был условный сигнал: все цыгане бросились к своему «железному коню» и на нем быстренько уехали в свою деревню.

– Полина, а откуда ты знаешь все подробности? — удивилась Юлиана. — Можно подумать, что ты сама там была!

– А кто, по-твоему, предлагал женщине из «Хундая» погадать и очень настойчиво ее при этом уговаривал, а?

– Ты?! — у Юлианы и Алины глаза чуть не вылезли на лоб.

– Я надела черный парик, предусмотрительно захваченный из дома. Платок, пеструю юбку и кофту мне одолжили цыганки. Я ехала вместе с ними в «Газели», а как только мы увидели место аварии, тут же все и высыпали гурьбой из микроавтобуса и рванули туда. А когда вновь сели в «Газель», приехали в цыганскую деревню, и я отдала женщинам одежду, взяла ребенка, расплатилась с ними по полной и на своем «Мини-Купере», оставленном там же, вернулась в город.

– Вот это да! — Юлиана аж рот открыла от изумления. — Подумать только: столько колготни, столько людей задействовано — и все из-за такого крохотного человечка! А сколько денег на все это ушло!

– Ну деньги-то не мои, это господин Хомяков своей «щедрой» рукой спонсировал нас. За что ему большое спасибо!

– Кстати, Полина, о нем так ничего и не слышно?

– Юль, ты-то почему так за него переживаешь?! Соскучилась, давно не виделись?

– Просто интересно: куда он делся…

– Ну давайте еще поплачем о безвременно покинувшем нас следователе Хомякове! — съязвила Алина.

– А действительно, ну его на фиг! Потеря для города небольшая.

Мы еще посидели немного, поболтали в свое удовольствие. Юлиана снова принялась благодарить нас за то, что мы вернули ей Ванечку, но я быстро охладила ее пыл.

– Юль, все! Воспитывай мальчика и радуйся. Кстати, о воспитании. Тебе наверняка понадобятся деньги. Ну там пеленки-распашонки, подгузники-погремушки…

– А детское питание сколько стоит! — подсказала Алина. — А еще кроватку надо. Не будет же пацан в сумке-переноске спать!

– В общем, Юль, я тут подумала… У меня есть хомяковские деньги. Ты ведь пострадала и по его вине тоже. Если бы этот хмырь завел, как полагается, дело на роддом… Всей этой карусели могло бы и не случиться. Так что я думаю дать тебе тысяч сто для твоего Ванечки.

– Ой, что ты! Полина, зачем? У нас с мамой есть деньги…

– Юль, сколько у вас есть-то?! Какие у вас зарплаты, я догадываюсь. Ты сейчас работать не сможешь, «детские» деньги — просто смешные, так что бери. Остальное я перечислю детскому дому.

– Ну не знаю… Спасибо, конечно… Разве что для Ванечки…

– И знаешь что, Юль, давай-ка я тебя домой отвезу, — предложила я, — появляться на улице с ребенком тебе пока не стоит.

Мы вынесли Ванечку прямо в переноске, поставили ее на заднее сиденье моей машины. Юлиана села рядом с сыном. Я отвезла их домой, помогла подруге поднять вещи в квартиру и еле отбилась от плакавшей от счастья Раисы Константиновны, которая звала меня к столу, угощала пирогами и вообще не знала, как меня благодарить.

Уже вечером, по дороге домой, я заскочила в наш супермаркет за продуктами. Взяла, как всегда, удобные для нас с дедом полуфабрикаты, курицу-гриль, печенье и сыр к чаю. Уже подходила к кассе, когда неожиданно услышала за своей спиной разговор двух женщин. Одна в сильном волнении говорила другой:

– Ты слышала: в городе похищают грудных детей!

– Вот ужас-то! Наверняка это какой-нибудь маньяк! Надо будет Ленке позвонить: у нее грудной ребенок. Пусть пока из дома не выходит…

– Маньяк тут ни при чем! Говорят, орудует целая банда цыган!

– А им-то зачем дети? У них женщины по семь-восемь штук рожают!

– Кто знает! Может, они их на органы продают?..

Да, быстро в нашем городе расползаются дикие слухи!

Я приехала домой, до того уставшая, что, едва перекусив, отправилась спать. Хорошо, что Ариши не было дома. Рассказывать еще и ему о событиях сегодняшнего дня у меня просто не было сил.

* * *

Я проснулась утром, и первая мысль, пришедшая мне в голову, была о том, как же наказать Ангелину Романовну. Два ее сотоварища получили по заслугам, а эта дама пока что, кроме переживаний за любимого племянника, никаких неудобств не испытала. Может, она надеется, что «сия чаша минет ее»?

Нет, такого удовольствия я ей не доставлю. За свои проделки, госпожа Жудина, надо отвечать.

Почему-то на ум мне пришел разговор, который услышала Юлиана, следя за сладкой парочкой — Ангелиной Романовной и ее возлюбленным, Леонидом Максимовичем. Сидя в парке, она говорила ему: «…Куплю том». И еще предложила ему что-то делать вместе. Юлиана тогда предположила, что она предлагала ему почитать вдвоем. А он ей сказал что-то про стоимость чего-то. Не стóит, мол… или, наоборот, стои́т… Точно Юлька утверждать не бралась, ей плохо было слышно.

А интересно, Ярцев нарыл что-нибудь? Почему он мне не звонит?

Я набрала его номер:

– Антон, ты не забыл о моем существовании?

– Представь себе, нет. И даже нашел для тебя кое-что интересное!

– Неужели? И что именно?

– Оказывается, наша несравненная Ангелина Романовна купила недостроенный дом в коттеджном поселке! Там два этажа уже готовы, третий растет прямо на глазах. Со дня на день крыша появится.

– Вот это номер! Значит, у нашей мадам имеются денежки.

– Да уж, на зарплату главврача такое не построишь. Там одна земля сколько стоит!

– Спасибо, Антон. Еще что-нибудь интересненькое у тебя есть?

– Ну ты даешь! Тебе что ни скажи — все мало! Будет тебе интересненькое. Я сейчас кое-что проверяю…

Ярцев отключился. А мне в голову вдруг пришла любопытная мыслишка. Жудина строит дом. Так вот что слышала Юлька, когда пасла Ангелину и ее бойфренда в парке! Только она сказала не «куплю том», то есть речь шла не о книге. Ангелина сказала: «Куплю дом». А Зосимов говорил о стоимости, скорее всего, именно дома. И Ангелина предлагала ему что-то делать вместе — вовсе не читать, а, видимо, вместе жить. И тогда становится понятным, почему она так легко согласилась отдать похитителям ее племянника, то есть мне, две квартиры — свою и сестры. Она знала, что на улице они не останутся, у нее же дом почти готов, есть, где жить! Так что теряла она не так уж много.

Ну вот… Теперь многое становится на свои места. Похоже, за мальчика Юлианы наша главврач получила очень приличные деньги. Еще бы! И если такой случай у нее не первый, а, скорее всего, так и есть, совершенно очевидно, на какие средства она купила коттедж. Значит, собирается жить роскошно?

Ну-ну…

И еще одно обстоятельство меня очень смущает: Антон говорил, что Ангелина Романовна не замужем и своих детей у нее нет. Возможно, поэтому она опекает свою сестру и племянника. Сейчас я вспомню дословно… «Ей около тридцати семи. С мужем она прожила лет семь, но детей у них не было, и он ее бросил. У него сейчас другая семья. А у ее сестры муж три года тому назад пропал без вести. Ушел то ли на работу, то ли к родителям, и больше его никто не видел. Его, кажется, по суду признали умершим. А Жудина с тех пор и опекает сестру с племянником. Это ее единственные родные люди. Она ими очень дорожит».

Вот так. И во всей этой истории мне больше всего не нравится то, что как-то подозрительно пропал муж ее сестры. Ушел куда-то — и с концами! А чем мне это не нравится? А тем, что, раз своих детей у Ангелины не было, да и мужа тоже, как одинокая бездетная женщина она должна была к кому-то потянуться. Она тянулась к сестре и ее ребенку, это естественно. Но… Что-то есть во всем этом настораживающее. Интуиция мне подсказывает, что такие люди, как Ангелина, ради своих маленьких прихотей готовы на большие гадости.

Я снова набрала номер Ярцева:

– Антон, ты давно разговаривал с сестрой Жудиной, Оксаной Филимоновой?

– Вообще-то, давно. А что?

– Не хочешь сходить к ней и побеседовать еще раз, только уже со мной?

– Зачем?

– Понимаешь, у меня какое-то нехорошее предчувствие…

– Предчувствие чего?

– Пока не знаю, но что-то в этой женщине есть темное, преступное. Я о Жудиной. Кстати, могу рассказать тебе о ней кое-что интересное. Давай встретимся где-нибудь в кафе…

Мы сидели с Ярцевым в кафе, и я рассказывала ему, как у Ангелины похитили племянника, как похитители грозили расправиться с ним, если она не вернет матери проданного ею ребенка, как Ангелина вызвала в город псевдородителей мальчика, якобы умершего при родах. Конечно, я опустила некоторые подробности, например о том, что это именно я похитила племянника Жудиной и под угрозой расправы над ним вынудила ее позвонить этим людям. И вообще, о своей роли в этой истории я скромно умолчала. Когда Антон начал задавать мне уточняющие вопросы, я напомнила ему, что являюсь лицом посторонним, рассказываю с чужих слов. Но он был человеком деликатным, и хотя, как я подозреваю, о многом догадывался, но лишних вопросов больше не задавал.

Мы договорились сходить к Филимоновой Оксане, матери похищенного и благополучно возвращенного домой мальчика. Антон созвонился с ней и договорился встретиться сегодня, ближе к вечеру. Сегодня у женщины был выходной.

Я тоже отправилась с Антоном на эту встречу. Меня Оксана никогда не видела, а я только слышала ее голос, когда она, выхватив у сестры трубку, пыталась угрожать мне.

Мы, все трое, встретились в кафе «Меридиан». Ярцев заказал нам кофе с пирожными, познакомил меня с Оксаной, представив меня своим коллегой, и первым приступил к вопросам, которые мы с ним предварительно обговорили.

– Оксана Романовна, скажите, ваш муж, пропавший, как вы говорили в прошлую нашу встречу, три года тому назад…

– Почему вы интересуетесь моим пропавшим мужем? Это было так давно. Я уже успокоилась, стала забывать…

– Забывать что?

– Боль утраты. Мы очень любили друг друга. У нас была хорошая семья! Когда родился Иннокентий — это наш сын, — Володя постоянно на руках его носил. Кстати, мальчик тоже успокоился. Раньше он все ждал отца, спрашивал, где папа, когда он домой придет…

– Оксана Романовна, всплыли кое-какие новые обстоятельства… Есть люди, которые вновь принялись за розыски вашего супруга. Поэтому расскажите, пожалуйста, еще раз, как пропал Владимир. Что происходило в тот день?

– Обстоятельства! Какие могут быть обстоятельства?! Три года прошло…

Ярцев выжидающе смотрел на нее.

Она помолчала немного, словно вспоминая что-то, потом заговорила тихо и устало:

– Это был выходной. Воскресенье. Володя с утра возился в ванной. Он там ремонт делал, укладывал плитку… Потом он пообедал. Затем ему кто-то позвонил на мобильник. Я в кухне была, готовила, разговор этот слышала лишь краем уха.

– О чем же он говорил?

– Его позвал к себе какой-то друг. Володя ему что-то пообещал. Он поговорил по телефону, сказал, что уйдет ненадолго, и… Все. Больше я его не видела!

– В каких отношениях был ваш муж с вашей сестрой?

– С Ангелиной? А при чем здесь она?

Ярцев посмотрел на меня. Я поняла: он не знает, как ответить на этот вопрос. Пришлось прийти к нему на помощь.

– Видите ли, Оксана Романовна, у нас есть сведения, что ваши сестра и муж были, мягко говоря, не в очень хороших отношениях.

– Кто вам это сказал? — холодно спросила женщина.

– Мы не можем назвать вам источник, извините.

– Тогда я тоже не отвечу на этот вопрос.

Ах так! Ну, в таком случае, я тебе подкину такую наживку, на которую ты клюнешь обязательно.

– Видите ли, существуют люди, которые неоднократно становились свидетелями их ссор. Вы же не будете отрицать…

– Да не ссор! Боже упаси! Просто Ангелина… У нее нет своих детей, так получилось… Ее даже муж из-за этого бросил. А она очень любит детей, она привязалась к нашему Кешке, часто навещала его, играла с ним, дарила ему подарки, баловала… Володе это, естественно, не нравилось.

– Почему? Разве плохо, что у мальчика, кроме мамы и папы, есть еще и любящая тетка?

– Да, на первый взгляд, это хорошо, но… Ангелина… она же не знает меры… Она навязчивая, как… Она, например, могла прийти в выходной и просидеть у нас весь день, до самой ночи. Или постоянно дарила Кеше игрушки, весь дом уже был ими завален. Володя считал, что игрушек должно быть немного, и ребенок должен сам уметь их убирать, чтобы с детства приучаться к порядку. А Ангелина любила баловать Кешку. Дарила и дарила всяких зайцев, тигров… Вся квартира была в игрушках, просто ступить некуда! Кешка на них уже не реагировал, они ему надоели. Володя говорил, что это развивает в ребенке потребительство и отсутствие чувства меры. А еще приучает его к беспорядку. Вот они с Ангелиной и спорили постоянно на тему воспитания. А потом Володя стал часто злиться. Сказал, чтобы я запретила сестре приходить к нам так часто. Говорил, что в больших дозах ее выносить трудно, пусть, мол, она приходит раз в два месяца, для него и этого много…

– Как ваша сестра реагировала на такое к ней отношение?

– Обижалась страшно. Она мне как-то сказала: «Оксана, если вы меня лишите общения с Иннокентием, я просто с ума сойду! Ну кого мне еще любить?!» Вообще-то, мне было ее жалко…

– После того как ваш муж пропал, ваша сестра получила безграничную свободу в общении с племянником?

– На что вы намекаете? Ну да, теперь она приходит очень часто, дарит Иннокентию одежду, развивающие игры…

– То есть она продолжает баловать племянника, но теперь уже никто не мешает ей в этом! — сделала я заключение.

– Она очень любит мальчика, поверьте.

– Да мы в этом не сомневаемся. Оксана Романовна, скажите, когда вашего сына недавно похитили…

– Вы и об этом знаете?!

– Честно говоря, да. Так вот, когда его похитили, что именно требовали похитители за вашего сына?

– Выкуп.

– Какой?

– Да с ними Ангелина вела переговоры, я не в курсе.

– Но мальчика отпустили?

– Да, слава богу!

– Что же похитители получили взамен?

– Я не знаю…

– И сестра не сказала вам? Согласитесь, это очень странно.

– Что вы от меня хотите?

– Вообще-то, нам хотелось бы просмотреть записную книжку Владимира.

– Господи! Она-то вам зачем?!

– Чтобы найти вашего мужа.

– Найти?! О чем вы говорите? Он же пропал три года тому назад!

– Вот мы и хотим его найти. А вы разве нет?

– Я в это просто не верю! По суду он признан умершим…

– А вы видели его мертвым?

Оксана смутилась. Она пожала плечами, потеребила салфетку.

Я задала ей последний вопрос:

– Когда вы подали в суд, чтобы власти признали вашего мужа погибшим, и зачем вы вообще сделали это?

– Это не я… Это Ангелина… Она сказала, что так надо… Что это связано со вступлением в права наследования.

Я взглянула на Антона. Он молчал. Оксана встала:

– Зря я согласилась встретиться с вами! Только душу себе разбередила. Не жилось мне спокойно!

Она пошла к выходу.

– Оксана, ну хоть книжку-то его отдайте нам, пожалуйста! Поверьте, еще не все потеряно…

Она не обернулась.

Когда она вышла из кафе, Антон повернулся ко мне:

– Ты в самом деле надеешься его найти?

– А тебе кажется это нереальным?

– Прошло столько лет! Его, между прочим, милиция искала…

– Я веду поиск другими методами. И потому иногда кое-что — и кое-кого — нахожу. Когда Оксана привезет тебе записную книжку Владимира, позвони мне, пожалуйста, сразу же.

– Как скажете, мисс Марпл!

Я долго думала, с чего следует начать поиски Филимонова Владимира, и, наконец, решила поговорить со своими старыми знакомыми, бомжами Васей и Люсей. На этот раз я нашла их в парке. Они ходили с пакетом в кустах и собирали пустые бутылки.

– Ребята, есть разговор! Оторвитесь, пожалуйста, от вашего общественно-полезного занятия по уборке территории.

– Некогда нам! Если не подсуетимся, все бутылки соберут, — сказал Вася.

– Обещаю компенсировать ваши убытки. По сотке вас устроит?

– На рыло? — уточнила Люся.

– Само собой.

– Тогда спрашивай.

Бомжи чинно взяли у меня две сотенные бумажки и уселись на одну из лавочек. Я осталась стоять перед ними.

– Ситуация такая. Три года тому назад пропал человек. Мужчина лет тридцати с небольшим. Зовут Володей. Высокий, худощавый. По профессии — математик. Ушел к кому-то в гости и не вернулся. Одет был хорошо.

Бомжи переглянулись.

– И что? — спросила Люся.

– Ребята, вы по всему городу рыскаете, все видите и знаете…

– Ну не все, — скромно потупился Вася.

– Почти все. Подумайте, может, вы видели этого человека?

– Мы его не видели. Но поищем. Как, говоришь, его зовут?

– Володей. Владимир Филимонов. Преподавал в колледже математику на старших курсах.

– Ну че, Люсь, поспрошаем?

– Поспрошаем…

– Да, и вот что, ребята: если вы этого мужика найдете — плачу «штуку».

– На рыло? — вновь, как обычно, уточнила Люся.

– Само собой! Так мы договорились?

Глава 19

Ярцев позвонил мне на другой день, ближе к вечеру, и сообщил, что записная книжка Владимира Филимонова уже у него. Можно, мол, подъехать и забрать ее. Я отправилась в редакцию.

– Что ты хочешь здесь найти? — Антон смотрел на меня почти с усмешкой. — Сейчас никто не записывает телефоны в такие книжки — сразу в сотовый номера вбивают.

– Но сотового у нас нет, поэтому я попробую поискать здесь, вдруг мне повезет?

Я листала страничку за страничкой. Фамилии, имена, адреса, телефоны, какие-то даты… Наконец я нашла такую запись: «Похмелов Илья. Д.Р. 20 марта». Дальше шел номер телефона.

– Записи-то старые! Все эти люди, небось, уже и номера телефонов поменяли, и…

– Дни рождения тоже?

– А при чем здесь дни рождения? — удивился Антон.

– Смотри, здесь написано: «Д.Р. 20 марта». Я думаю, это дата рождения. Зная имя и дату рождения, мы можем найти этого человека.

– Не факт. А может, это означает «делает ремонт» или еще что-то… Мало ли!

– Нет, Антон, скорее всего, это именно день рождения. А раз один человек записал дату рождения другого человека, значит, он собирался поздравить его с этим событием. А раз собирался поздравить, значит, они как минимум в приятельских отношениях. Согласен? Надо позвонить этому Похмелову Илье и спросить у него о Владимире.

Я взяла телефон со стола Ярцева и набрала номер, указанный против строчки «Д.Р. 20 марта». Некоторое время шли гудки, затем мне ответил старушечий голос:

– Слушаю!

– Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, с Похмеловым Ильей можно поговорить?

– А его нету, он пошел в магазин и еще не вернулся.

– Если я позвоню попозже, я не очень побеспокою вас?

Я старалась говорить как можно вежливее, все-таки человек пожилой, может, ей трудно ходить.

– Звоните, — великодушно разрешила бабушка и отключилась.

– Что? — спросил Антон с нетерпением.

– Подождем…

– Полина, неужели ты в самом деле хочешь что-то по этому делу раскопать?

– А тебе твой журналистский нюх ничего не подсказывает?

– Вообще-то, нет.

Антон откинулся на спинку стула и посмотрел на меня с иронией.

– А мне лично интуиция говорит, что история эта странная, загадочная, и не все здесь чисто, — заявила я.

– Хорошо, посмотрим, вдруг и правда что-то выгорит?

Я снова набрала номер Ильи. На этот раз мне ответил мужской голос:

– Да, Похмелов — это я. С кем имею честь?

– Вас беспокоят из редакции газеты «Горовск сегодня». Вы не согласились бы ответить на несколько наших вопросов?

– А на какую, простите, тему мы будем беседовать? Дело в том, что я сейчас занят…

– Вы знали Филимонова Владимира?

– Знал… Мы вместе работали.

– Скажите, когда вам будет удобно о нем поговорить?

– Либо сегодня вечером, попозже… либо… Но ведь Владимир давно пропал! Уже три года тому назад. Говорят, его признали умершим…

– Вот об этом мы и хотели бы побеседовать с вами.

Через час мы с Антоном сидели в квартире Похмелова Ильи Петровича, преподавателя того же колледжа, где работал пропавший Филимонов.

– Мы с Володей не то чтобы дружили, но так… захаживали друг к другу. Я, вообще-то, человек одинокий, а он был семейным. Чаще, конечно, он ко мне заходил. Я со старенькой мамой живу. В тот день он тоже пришел ко мне. Я ему сам позвонил, он обещал зайти и починить выключатель в кухне. Я, знаете, руками-то не очень… Как говорит моя мама, я — неумеха. Я больше головой работаю… Диссертацию защитил. А Володя умел работать и руками, и мозгами. Пришел, поставил мне новый выключатель, мы посидели буквально несколько минут, пива попили… Он уже уходить собирался, и тут ему — звонок на мобильник. Кто звонил, я не в курсе, только одно могу сказать: этот разговор был ему неприятен.

– Почему вы так решили?

– Он отвечал и морщился.

– А что он говорил?

– Да я точно не помню, но что-то типа — «Ладно, мол, зайду, только о чем говорить-то?» Создавалось такое впечатление, что кто-то звал его куда-то для приватного разговора, а он не хотел идти. Но тот человек, похоже, был назойливым. Лично у меня сложилось такое мнение.

– А потом?

– Он ушел. И все. Позже я узнал, что домой в тот день он так и не вернулся… Ко мне и милиция приходила… Я им все то же самое рассказал.

– На работе он ни с кем не был в… натянутых отношениях?

– Нет, что вы! У нас коллектив хороший, люди все интеллигентные… Даже не знаю, с кем бы он мог не поладить? Мы все до сих пор удивляемся.

– Хобби у него какое-нибудь было?

– У него было одно хобби — семья. Он очень любил жену и сына. Работа и семья — в этом была вся его жизнь. С работы он бежал домой, потому что Кешку надо было забирать из садика, а пацана он очень любил! Утром Володя с удовольствием бежал на работу, потому что любил преподавать.

– Со студентами он не конфликтовал?

– Да разное, конечно, бывало. Учебный процесс все-таки, кто-то не выучил, приходилось «двойки» ставить… Но конфликтов как таковых у Володи с ребятами не было.

Мы поблагодарили Похмелова и направились к выходу.

Когда мы уже начали спускаться по лестнице, хозяин вышел на лестничную площадку и сказал нам вслед:

– Я вспомнил: он свою родственницу не любил, золовку, что ли… Говорил, надоедливая, мол, баба и пацана балует. Из-за нее он и с женой даже иногда ругался.

– Спасибо.

Мы с Антоном вышли на улицу.

– Ну и что ты теперь будешь делать, мисс Марпл?

– А мог он, скажем, пойти к Ангелине? Может, все-таки это она звонила ему?

– Зачем? Если они были в таких отношениях…

– Вот именно! Антон, они были в очень неприязненных отношениях, она могла позвонить ему с предложением, скажем, помириться. Или — обговорить что-то насчет Иннокентия. У них же была одна общая точка соприкосновения — ребенок!

– Конечно, это вполне допустимо. Но если он пришел к ней, она что же — замочила его? Топориком по голове, потом расчленила и спустила куски тела в унитаз? Человек пропал! Его милиция искала, даже следов не нашла! Ни крови, ни одежды его… Не говоря уже о трупе!

– Антон, все дело в том, что милиция его искала среди мертвых, а среди живых Владимира кто-нибудь искал?

– Не понял! Ты хочешь сказать, что он мог и не умереть?!

– А кто, по-твоему, его убил? И зачем? Кому он мешал? Нет, мешать-то он как раз кому-то мог, но убить человека — это сложно. Надо куда-то девать труп… Да и психологически это тяжело, не каждый решится на такое, согласись. А вот убрать человека, не убивая его, так сказать, устранить его морально…

– Хм, а это интересная мысль! Ну-ка, ну-ка! И как, по-твоему, человека можно убрать морально?

– И об этом меня спрашиваешь ты, журналист! Это ты должен мне рассказать о тридцать одном способе устранения человека без физического воздействия!

– Значит, идем к Ангелине? Но что мы ей скажем? У нас на нее ничего нет.

– Согласна. Но у меня есть хороший врач, точнее, главврач нашей горовской больницы. Можно с ним поговорить на эту тему, может, он что-нибудь путное нам и подскажет…

Утром я позвонила Петру Васильевичу. Он меня, конечно, сразу вспомнил, но встретиться согласился только во второй половине дня. С утра у него было столько дел, что он, по его словам, даже чай еще не пил — некогда было. Ждать я была согласна хоть до ночи, лишь бы нарисовался какой-то результат. Почему-то меня очень тянуло покопаться в этой старой истории, поворошить ее. Что-то внутри меня говорило, что тут все как-то очень интересно… Я потому и наказание для Ангелины Романовны пока не придумывала, так как чувствовала, что еще не все грешки этой дамы я выудила на свет божий.

В ожидании разговора с главврачом больницы я отправилась искать моих старых знакомых — бомжей Васю и Люсю. В переходе я их не увидела. В парке — тоже. Что-то и бутылки они не собирали, и вообще, похоже, не были здесь с того самого дня, когда я попросила их разыскать высокого худощавого мужчину по имени Володя. Пришлось заглянуть на городскую свалку.

Но, к моему немалому удивлению, там они тоже не появлялись — уже пару дней. Во всяком случае, так мне сказал один их сотоварищ, которого мне удалось разыскать в этом экзотическом месте. Это становилось интересным! Вася с Люсей пропали? Уж не случилось и с ними чего-нибудь? Хотя они ребята непотопляемые!

Тогда я заглянула еще в одно место, куда эта парочка имела обыкновение заглядывать, — на городское кладбище. Там-то я и нашла моих знакомых, и в прекраснейшем расположении духа. Похоже, кто-то оставил им недопитую бутылку водки и кое-что из закуски, и те с удовольствием поминали какого-то усопшего деда, сидя под развесистым кустом сирени, присыпанным снегом.

– Привет, ребята! Как настроение? Вижу, что отличное, — поприветствовала я их.

– Нам сегодня подфартило: какие-то мужики нам почти полбутылки водки оставили! — сказал счастливый Вася.

– Да, нам сегодня повезло, — поддакнула «веселенькая» Люся, — вот, еще полсырка и хлеба два с половиной куска.

– Рада за вас. А что с моей просьбой?

– Это насчет математика? Да нашли мы тут одного… Только у него с головой не все в порядке. Ни имени своего не помнит, ни фамилии. Что математиком работал — тоже.

– Что же он помнит?

– А ничего! Все забыл, горемычный.

– Откуда же вы тогда знаете, что это он?

– Предполагаем. — Вася сделал умное лицо. — Он все только какими-то формулами говорит, все про синусы да про конисусы какие-то, фукции, там… и еще чего-то… С ним и поговорить толком не получается. Без «башни» мужик…

– Без «башни», — поддакнула Люся.

– Где он тусуется?

– На окраине города, в поселке Лисички, — пояснила Люся. — Там такой отстой!..

Это место я знала. Когда-то деревня Лисички располагалась в нескольких километрах от города. Постепенно она росла, город тоже рос в ее направлении, и совсем недавно произошло естественное слияние города с деревней. Но место это так и называлось — Лисички. Там имелись в основном частные дома, попадались и двух-, и трехэтажные, была своя школа и своя свалка мусора. Вот на этой-то свалке, по словам Васи и Люси, и жил тот странный математик, потерявший память. Что ж, придется съездить туда.

По дороге я заскочила в редакцию и захватила с собой Антона. Мы ехали в моем «Мини-Купере».

– А если это не он, Полина? Зря проездим.

– Зато узнаем точно, и тогда этот пункт из своего списка проверочных мероприятий вычеркнем.

Мы проехали через поселок, завернули на свалку, но никого там не нашли. То ли местные бомжи уже собрали здесь все, что можно было откопать ценное, то ли по какой-то другой причине. Наконец, мы увидели одного бомжевского вида дядьку на окраине свалки и остановили его вопросом — не знает ли он такого-то человека? Мы подробно описали ему Володю. Тот ответил, что знает, кто-то зовет его Математиком, кто-то — Синусом.

– Мастеровитый мужик, он по дворам у бабулек иногда что-нибудь делает. И огороды копает, и заборы поднимает. Даже розетки может починить. На все руки дока. Только не говорит ничего. Все формулы какие-то наизусть шпарит…

– Где он сейчас может быть?

– Кто ж его знает! Он ни с кем не говорит, а если и говорит, то слова все какие-то мудреные у него… Никто ничего и не понимает.

– Ну а все-таки? Где его чаще всего можно встретить?

– Где-нибудь на огородах, весна скоро, люди снег сгребают.

Мы поблагодарили бомжа и поехали по дворам — спрашивать о Математике. Оказалось, его здесь знают. Одна бабушка сказала, что в последний раз он у Дуськи-козлятницы в сарае ночевал. Показала нам, где сия гражданка живет.

Дуська-козлятница так прозывалась не зря. Она держала несколько коз.

В ее дворе мы с Антоном и заметили высокого худого мужчину, до самых глаз заросшего бородой, с длинными волосами. Он был одет в ветхую одежонку, которая и для такой местности была слишком уж плохонькой. Мужчина чинил проводку, ведущую к баньке.

– У меня неделю тому назад свет в баньке погас, — пожаловалась нам Дуська, — ни помыться, ни постирать… А Математик посулил все сделать!

Я подошла к мужчине. Он даже не посмотрел на меня, продолжал орудовать плоскогубцами и отверткой.

– Владимир! — позвала я.

Мужчина не откликнулся и даже головы не повернул, словно меня и не было.

– Вас Оксана дома ждет, — сказала я.

Ноль внимания.

– И Иннокентий. Ваш сын.

Тот же эффект.

– Ну и что? — спросил Антон. — Видишь? Это, скорее всего, не он.

– Надо привезти сюда Оксану. Только она сможет сказать точно — ее это муж или нет. А мы только гадаем на кофейной гуще.

Мы поехали в город, за Оксаной. Когда позвонили ей и объяснили все, она примчалась к редакции, запыхавшаяся, и потребовала немедленно отвезти ее к мужу.

– Оксана, вы не поняли. Еще точно неизвестно, он ли это…

– Везите меня к нему! — вновь потребовала женщина.

Пришлось усадить ее в машину и поехать в Лисички. Заход номер два!

Математик уже отремонтировал Дуське-козлятнице проводку и теперь сидел на крыльце ее дома и с аппетитом уминал суп из глубокой жестяной тарелки, орудуя алюминиевой ложкой. Мы остановились за забором, а Оксана влетела в калитку, бросилась к Математику и, присев на корточки, заглянула ему в лицо. С минуту она ничего не говорила, а потом вдруг закричала дурным голосом:

– Володя! Володюшка!!!

Математик на женщину даже не взглянул.

Она вырвала у него тарелку, и та покатилась по земле, расплескивая остатки супа.

– Ты что делаешь? — удивленно поднял на нее глаза Математик.

– Володя, ты не узнаешь меня?! Это я, Оксана, жена твоя!

Математик не отреагировал.

Дуська-козлятница вышла на крыльцо и уставилась на них, прижав ладони к губам.

– А может, это не он? — спросила я с сомнением.

– Он! Он! — закричала Оксана. — Вот и родинка — на шее. Только меня он почему-то не узнает. Ну-ка, встань!

Она подняла Математика, и, когда тот выпрямился во весь рост, Оксана подошла к нему вплотную и приложила ладонь к своей голове. Потом прижала ее к груди Математика.

– Я же ему по плечо, — заплакала она, — это он… И голос его…

Она повела мужчину к машине. Тот не сопротивлялся, только бормотал себе под нос:

– Построим единичную окружность с центром в какой-нибудь точке оси «о-икс». Разделим окружность на некоторое число равных частей и пронумеруем точки деления последовательно, как показано на чертеже…

Он говорил, как робот-автомат, без эмоций, монотонно.

Оксана запихнула его в машину.

– Куда вас везти? — спросила я. — Домой?

– Нет, в больницу! Ему сначала надо пройти через санприемник, у него же наверняка вши и еще что-нибудь…

– …Разделим отрезок оси «о-икс» от нуля до двух-«пи» на такое же число равных частей и пронумеруем точки деления слева направо цифрами…

Мы ехали в больницу. Математик все читал нам лекцию по тригонометрии, Оксана всхлипывала, по лицу Ярцева было видно, что он уже придумывает заголовок для своей статьи, что-нибудь типа: «Счастливое воскрешение Математика на третий год после исчезновения». А человек-то действительно воскрес, раз его все уже умершим считали. И свидетельство о его смерти имеется!

В больнице Володю сразу повели в санприемник. Антон остался в коридоре и начал беседу с Оксаной. Он ее о чем-то расспрашивал, наверняка собирал материал для своей статьи. Я поднялась в кабинет главврача, так как уже подходило назначенное время нашей встречи.

– Петр Васильевич, можно?

– А, Полина! Заходите, заходите, барышня! Как поживает Аристарх Владиленович?

После обмена взаимными любезностями и вопросов о здоровье я наконец приступила к интересовавшей меня теме.

– Петр Васильевич, только что произошло уникальное событие: мы нашли человека, который уже целых три года числился погибшим!

Старый врач поправил очки и посмотрел на меня с большим интересом:

– Вот как? Как же такое могло случиться?

– Он пропал без вести, и ваша коллега, главврач роддома, посоветовала своей сестре, вернее, даже настояла, признать его через суд умершим. У супруги и справка о его смерти имеется.

– Что вы говорите?! Это удивительно! А где же его нашли?! И как? Столько лет прошло!..

Я коротко рассказала Петру Васильевичу о событиях последних дней — только то, что касалось Ангелины Романовны, ее сестры и зятя. Он внимательно выслушал меня и спросил:

– Разрешите полюбопытствовать, какое отношение вы, милая барышня, имеете к событиям столь необычным?

– Меня, как и вас, поразила эта история. Я заинтересовалась пропажей этого человека и решила отыскать его. Я подумала: если милиция искала его среди мертвых и нигде не обнаружила, то, может, стоит попытать счастья и поискать его среди живых? Как видите, я оказалась права. Кстати, этот человек в данный момент находится в санприемнике вверенного вам медицинского учреждения.

– Так, очевидно, это его одежду жгут во дворе?

Петр Васильевич посмотрел в окно, отодвинув занавеску.

Я тоже подошла к окну и увидела костер, горевший в железном баке.

– Похоже. Так вот, — продолжала я, садясь на свое место, — с этим человеком творится что-то непонятное. Жена опознала его, казалось бы, он тоже должен ее узнать, три года — не такой уж большой срок, чтобы забыть любимую женщину. А она рассказала, что у них была большая любовь. Но, увы! Владимир Филимонов не помнит свою жену, твердит какие-то формулы, читает кому попало лекции по тригонометрии… В общем, с головой у него творится что-то непонятное.

– Потерял память, говорите?

Старый врач на минуту задумался. Он постоял некоторое время у окна, глядя на больничный двор, потом повернулся ко мне и спросил:

– Когда, вы сказали, пропал этот математик?

– Три года тому назад.

– А его золовка — главврач первого роддома, Жудина Ангелина Романовна?

– Да, все верно.

– Хм… Возможно, я дам вам ключ к разгадке этой истории.

В это время зазвонил телефон на столе у Петра Васильевича. Он приподнял трубку, тут же опустил ее на рычаг, потом нажал на какую-то кнопку на селекторе и сказал в микрофон:

– Олечка, минут двадцать не соединяйте меня ни с кем. Записывайте, что просят мне передать, но не соединяйте.

Старый доктор выпрямился в своем кресле, а я вдруг почувствовала, что услышу сейчас что-то необычное и очень интересное.

– Да, это было три года тому назад. Но я пока еще не старый маразматик, голова, слава богу, работает! Я помню все…

Петр Васильевич снял очки и положил их перед собой на стол.

– Наши фармацевты тогда испытывали новый, уникальный, как они утверждали, препарат. Я даже помню, как он называется — альдистронин. Его уникальность заключалась в том, что он необычайно благотворно влиял на сосуды головного мозга. Ведь не секрет, что сегодня все больше людей страдает от таких болезней, как инсульт, склероз, атеросклероз и тому подобного. Сердечно-сосудистые заболевания «молодеют», это становится настоящим национальным бедствием. Так вот, фармацевты разработали этот препарат, который, по их словам, мог лечить, а главное, предотвращать эти заболевания. Испытания проходили в моей больнице. В состав комиссии по тестированию альдистронина входили я, двое моих сотрудников — оба доценты, пара фармацевтов, тоже со званиями, и небезызвестная вам Ангелина Романовна. Ее пригласили как врача-акушера, она должна была подтвердить безопасность препарата с точки зрения наследственности. Испытания мы проводили на двадцати добровольцах, мужчинах и женщинах разного возраста. Все они лежали здесь же, в больнице, и принимали новый препарат по схеме, предложенной фармацевтами.

Сначала все чувствовали себя хорошо. Один старик лет семидесяти даже отметил у себя улучшение памяти. Он-де перестал забывать, что было с ним вчера. Другая женщина сказала, что теперь она не забывает прочитанное, как бывало раньше… Казалось, все идет хорошо.

Но внезапно один молодой мужчина лет тридцати пяти пожаловался на обратный эффект. Мол, он забыл, что ему рассказала жена, приходившая в тот день его навестить. Потом другой мужчина, чуть моложе, отметил у себя те же симптомы. Мы призадумались. Решили даже приостановить испытания, а добровольцев распустить по домам. Но фармацевты настаивали на продолжении эксперимента, уверяли нас, что это временные трудности… И мы сдались. А зря!

Через пару дней один человек совсем потерял память. Он не мог сказать, кто он, как его зовут… Мы перестали давать ему препарат, но память к нему никак не возвращалась…

Препарат, конечно, производить не разрешили. Добровольцев отпустили, того человека оставили в больнице — лечиться… Нас всех вызывали «на ковер». В общем это все было довольно неприятно. Но не это оказалось самым страшным!

Неожиданно выяснилось, что пропала пара упаковок этого альдистронина. Черт его знает, куда они подевались, кому вообще понадобилось такое «добро»! Мы писали объяснительные, нас таскали в такие организации, что «мама, не горюй!»… Комиссия из Минздрава, комиссия, созданная губернатором, прокуратура… Я устал писать объяснительные. Хорошо еще, что журналистам запретили освещать эту тему в прессе, иначе бы нас всех просто морально растоптали!

– Значит, две упаковки?.. Сколько в них таблеток, Петр Васильевич?

– Много. Восемьдесят штук.

– Этого хватит, чтобы отбить память одному взрослому человеку, я имею в виду мужчине?

– Более чем достаточно!

– Восстановить его память как-то возможно?

– В общем, да… Тому мужчине, потерявшему память, восстановили ее только через месяц. Причем понадобилось специальное лечение, комплексное.

– Значит, этому человеку, которого сейчас бреют наголо в санприемнике, тоже можно помочь?

– Трудно ставить диагноз заочно. Врачи должны осмотреть его… Возможно, лечение и вернет ему память. Конечно, ему придется полежать у нас какое-то время.

– Петр Васильевич, спасибо! Извините, что отняла у вас время.

– Ну что вы! Заходите, коли будет нужда… Олечка, я освободился!

Глава 20

И кто теперь сможет уверить меня, что это сделала не Ангелина Романовна? Или, может, это милейший Петр Васильевич заманил к себе зятя главврача роддома, насильно накормил его «на ужин» таблетками в количестве восьмидесяти штук, а когда тот потерял память, выгнал его на улицу?

Итак, настал последний акт моей пьесы. Последний аккорд в моей кантилене… Последний преступник ожидает приговора.

Вина Ангелины Романовны является неоспоримой. Во всяком случае, для меня. Подведем итоги. Что же натворила эта дама, такая респектабельная и такая неприступная на вид?

Во-первых, она продала богатой бездетной паре ребенка Юлианы. Это, несомненно, страшный и подлый поступок. Во-вторых, она отказывалась обсуждать с Юлей эту тему, что тоже нанесло моральный вред Любимовой. Она переживала, плакала…

В-третьих. Ангелина устранила с дороги своего зятя — препятствие, стоявшее на пути к ее любимому племяннику. И для нее было неважно, что при этом пострадали еще несколько родных ей людей: ее сестра горько оплакивала потерю любимого мужа, мальчик ждал и звал папу… А родители Володи! Я ничего не знаю о них, но нетрудно догадаться, как страдали эти уже немолодые люди. И все это ради своей прихоти — почаще видеть племянника, играть с ним. Да… Страшная женщина! Володя ведь мог просто погибнуть среди бомжей! Хорошо, что он на все руки мастер, перебивался случайными «заработками» в виде бесплатной кормежки за свою работу…

Итак, несомненно, эта мадам заслужила страшную месть! Она отправила зятя к бомжам? Заставим ее саму откушать это блюдо! Любит торговать детьми? Не хочет ничего слышать о страданиях матери, потерявшей ребенка? А это мы предложим ей на десерт!

Так я рассуждала, следуя по городу за Ангелиной Романовной на своем «Мини-Купере». Час тому назад она вышла из роддома. Сначала она посетила магазин, потом завернула на почту. Я всюду ехала за ней по пятам.

А она «потухла». Уже нет той горделивой осанки и холодности во взгляде, высокомерия и уверенности в движениях. Еще бы! Двое ее покровителей и верных помощников пропали без вести, и она даже не знает, что с ними… Ходит, опустив плечи, взгляд испуганный, вид какой-то жалкий.

Но вот она вышла на Дорожную улицу, завернула к дому номер тридцать один. Здесь когда-то жил Леонид Максимович, ее возлюбленный. Ангелина Романовна вошла в подъезд, я — за ней. Должно быть, она не придала значения тому, что романтическая девушка с торчавшей из-под воротника косичкой и букетом цветов преследует ее, чему-то мечтательно улыбаясь. Образ счастливой дурочки. Сколько раз он помогал мне!

Жудина вставила ключ в замочную скважину. Поворот ключа, второй… Теперь — нижний ключ. Я продолжала подниматься по ступеням все выше, уходя от Жудиной все дальше… Поворот второго ключа. Дверь открывается…

В этот момент я подскочила к ней сзади, втолкнула Ангелину Романовну в квартиру и влетела туда сама, быстро захлопнув дверь. Мы с главврачом остались в квартире одни.

Она не успела даже вскрикнуть. Я прыснула ей в лицо из баллончика едкой смесью. Сама же закрыла плотно глаза и постаралась не дышать. Жудина закричала, закашляла, слезы полились у нее из глаз… Я втолкнула ее в комнату, заломила руки назад и связала их. Потом я подбежала к балкону, открыла его и только тут вдохнула свежий воздух, ворвавшийся в комнату.

Дело сделано! Жудина со связанными руками сидела на полу и кашляла. Из ее глаз продолжали катиться слезы. Я достала свой телефон.

– Алина, приезжай, птичка в клетке. Улица Дорожная, тридцать один, квартира пятьдесят.

– Кто вы, что вам надо? — сквозь слезы и кашель хрипло спросила Жудина.

– Догадайтесь с трех раз!

– Только не убивайте! Давайте договоримся…

– О чем? С вами уже пытались разговаривать, но вы не пожелали. Тогда, у роддома, помните? За вами бежали две женщины, у одной из них родился якобы мертвый ребенок. Вы просто проигнорировали нас. А напрасно!

– Я дам вам денег… Умоляю! Не убивайте…

– Сколько же, интересно, вы нам заплатите?

– Двести тысяч…

Я рассмеялась так громко, что Жудина съежилась от испуга.

– И две квартиры в придачу? Вашу и вашей сестры? А жить-то вы где намерены, Ангелина Романовна? Никак, вы домишко себе достраиваете в коттеджном поселке? Не получилось пожить там с Леонидом Максимовичем, с этим кобелем… Ну ничего.

– Я дам пятьсот, пятьсот тысяч, слышите?! Отпустите! Я перепишу на вас дом…

– У меня свой есть.

Я прошла в кухню. Смотрела в окно и ждала, когда Алина приедет. Сидеть возле раскисшей как квашня главврачихи мне было противно. Увидев, что по двору идет Нечаева, я пошла открывать.

– …Я дам вам денег… Я перепишу на вас дом… У меня есть драгоценности… Пощадите… — доносилось из комнаты.

Алина вбежала в квартиру, сразу же оценив обстановку.

– Она в комнате?

– Да. Слышишь, чем меня стараются купить?

– Что она там про дом говорит?

– Обещает дом переписать на меня, если я отпущу ее.

– А какой дом? Большой, хороший?

– Коттедж в нашем поселке, только немного недостроенный.

– Слушай, может, пусть она его на меня перепишет? Буду жить с тобой по соседству, в одном поселке…

– Будешь, будешь! У тебя все готово? Идем…

Мы вошли в комнату. Ангелина Романовна так и сидела на полу. У нее были очень красные глаза, все еще слезившиеся.

– Полина, ну как тут можно работать? Смотри, клиент какой!

– …Я на вас дом перепишу… Отпустите… Не убивайте… Я на вас дом перепишу… Отпустите…

– Слушай, Полина, она какая-то чудненькая… По-моему, она от страха того… тронулась. Как же мне ее теперь загипнотизировать?

– Так же, как и всех! Начинай!

– А если у меня не получится?

– Пробуй до тех пор, пока точно получится.

– Ой… Сейчас… Так! Смотрите на шарик. Сейчас я досчитаю до пяти, и вы уснете… Раз… Вам тепло… Два… Ваше тело теплое, тяжелое… Три…

Алина «колдовала» с Жудиной, а я наблюдала за ними.

– Пять!

Я даже вздрогнула. Посмотрела на Ангелину Романовну. Та сидела, закрыв глаза, и, похоже, спала.

– Спит? Алина, проверь!

– Да спит, точняк. Что теперь-то?

– Теперь говори ей, как мне тогда… что у нее есть ребенок, но она его только что родила… а потом потеряла. Нет, лучше так: у нее его забрали. Да, да, забрали. И пусть поищет.

– У вас родился ребенок, — начала Алина каким-то загробным голосом, — хороший, здоровый ребенок. Мальчик. Вес — три килограмма шестьсот граммов… Рост — пятьдесят сантиметров…

У меня по всему телу побежали мурашки. Алина внушала Ангелине, что ребенка надо найти, что он где-то есть, но далеко… Его кто-то забрал. Это очень плохие люди! Ребенка надо вернуть… Это продолжалось пару минут. Потом Нечаева сказала:

– Сейчас я досчитаю до пяти, и вы проснетесь… Раз…

– Подожди!

Я подошла к Жудиной, развязала ее, вынула из ее карманов все документы, кошелек, сотовый, ключи от ее квартиры. Сумку я тоже прихватила, зачем она ей теперь? Обчистив таким образом жертву, я развязала ей руки и скомандовала Алине — продолжать.

Когда она произнесла последнее слово: «Пять!», Жудина медленно открыла глаза, посмотрела на нас удивленно, кое-как встала с пола. Потоптавшись на месте, она начала осматривать комнату, заглядывая во все шкафы и даже под диван.

– Вы что-то ищете? — спросила Алина.

– Тише! Говорите тише. Вы его разбудите…

– Кого? — поинтересовалась я.

– Моего ребенка. Он еще маленький, он спит… Куда-то они его спрятали… Забрали у меня и спрятали… Вы не видели здесь ребенка, маленького, в пеленках?

Мы обе отрицательно покачали головами.

– Надо поискать его на улице, — подсказала Алина.

– Да, на улице. Точно, они унесли его на улицу…

Жудина кинулась к двери, открыла ее и начала спускаться по лестнице.

– Идем-ка и мы с тобой отсюда, — сказала я, кладя вещи Жудиной в свою сумку.

– Полина, как ты думаешь, а мы не очень… того… Не перестарались с Ангелиной Романовной?

– Тебе ее жалко? Тогда вспомни, как убивалась Юлька. А еще лучше — представь на ее месте себя!

Мы ехали домой. Вдруг возле одного мусорного бака, стоявшего у магазина, я увидела моих давних знакомых, бомжей Васю и Люсю. Они проверяли содержимое бака, деловито копаясь в нем.

– Эй, ребята! Это не вы потеряли?

Я бросила на дорогу дамскую сумку Ангелины Романовны, в которой были все ее вещи, кроме документов. Люся сразу смекнула, что это подарок для нее, подбежала, схватила сумку и поблагодарила меня. Мы поехали дальше.

Спустя некоторое время Вася с Люсей рассказали мне, что по городу ходит какая-то странная женщина в черном пальто. Она все время заглядывает в мусорные баки, под скамейки, шарит по кустам, при этом что-то бормоча о каком-то ребенке. Однажды Люся не выдержала, подошла к ней и спросила, что она такое ищет.

– Моего ребенка, — ответила «черная женщина». — У меня его забрали… А он еще маленький, его надо найти… Его же надо кормить… А его забрали, моего ребенка!

– У этой дамочки явно не все дома, — доверительно сообщила мне Люся. — Наши ее прикармливают из жалости, но побаиваются подходить близко. Кто знает, что у нее в голове! Еще накинется!

* * *

Юлиана позвонила мне на мобильник и сказала каким-то испуганным голосом:

– Полина! Ты представляешь…

– Ну? Что? Что случилось-то?!

– Я даже не знаю, как тебе сказать…

– Ребенка снова похитили?!

– Нет, что ты! Тьфу, тьфу, тьфу… Юра…

Что за дурная манера — говорить по телефону так медленно, долго раздумывая и вздыхая? Если Юлиана позвонила мне, то почему она не торопится поделиться со мной своими новостями?

– Юль, если ты сейчас не скажешь, что у тебя случилось, я положу трубку!

Угроза подействовала, подруга сказала быстро и четко:

– Юра пришел ко мне жить!

Ого! Это что-то новенькое. Она, кажется, говорила, что он порядочный человек, и ничего подобного от него ожидать не приходится?

– Он все-таки бросил жену? — выдала я первое, что пришло мне на ум.

– Это она его бросила!

– А ты — подобрала?

– Полина, а что мне было делать-то? У нас ведь ребенок…

Да, положение безвыходное. Деваться некуда.

– Посочувствовать я тебе не могу, только поздравить! А жена его из-за чего ушла? Или она его выгнала?

– Как оказалось, из-за меня. Ей все-таки кто-то сказал, что Юра встречался со мной. Сама понимаешь, мир не без добрых людей! Она узнала, что у Юры… что я и ребенок… закатила ему скандал, а потом и выгнала.

– А ты бы хотела, чтобы жена, узнав о любовнице, с криком «ура» бросилась мужу на шею?

– Полин, ну я ведь не виновата, что все так получилось…

– Да я тебя и не виню. Передо мной-то зачем оправдываться? Что ж, значит, теперь у вас полная семья. Ты рада?

– Я еще не знаю. Наверное, Юра больше моего радуется. Он ходит с Ванечкой по комнатам, нянчит его, качает… Сейчас он гуляет с ним во дворе. А вчера притащил ему столько погремушек!

– Ну что ж, это хорошая новость. Не забудь на свадьбу пригласить!

– Ты думаешь, он сделает мне предложение?

– Ты сама-то как думаешь?

* * *

Как-то раз я поехала в райцентр на своем «Мини-Купере». Погода стояла изумительная, весна была уже в самом разгаре. Солнышко припекало так, что пришлось надеть солнцезащитные очки. В палисадниках показались зеленая травка и первые листья тюльпанов.

Я гуляла по городу, наслаждаясь пьянящим весенним воздухом. Сходила в филармонию, на концерт симфонического оркестра, потом — джазового. Потом мне захотелось пройтись по магазинам. Денег в моей сумочке лежало предостаточно, и я решила немного побаловать себя. Бóльшую часть сумм, полученных от следователя Хомякова и патологоанатома Зосимова, я перечислила детскому дому, имевшемуся в нашем Горовске. Сто тысяч я отдала Юлиане для ее маленького Ванечки, как компенсацию за те страдания, которые она испытала. Двадцать тысяч я подарила Алине за ее помощь, все-таки без ее гипнотизерского искусства мне было бы трудно провернуть это дело.

Себе я оставила небольшую, но все же вполне приличную сумму, которую теперь и собиралась потратить с пользой и удовольствием.

Я заходила в самые модные дорогие бутики, выбирала сумочку с перчатками, нашла очень красивую из натуральной кожи. Потом я отправилась в обувной магазин, за туфлями. Лето тоже не за горами!

Продавщицы, видя, что я рассматриваю дорогую обувь, пели наперебой:

– Девушка, обратите внимание, в этом сезоне в моде вот такая модель…

– Девушка, а вот такая модель вас не заинтересует?..

Я примеряла одну пару за другой. Конечно, все они смотрелись достаточно элегантно, но мне хотелось чего-то особенного, более гламурного.

– Вон те, красные, покажите, пожалуйста!

– Очень хорошая модель, удобная колодка! Обратите внимание: каблук…

Я слушала их вполуха. Надев туфли, я шагала по коврику туда-сюда и оценивающе посматривала в зеркало на свои ноги.

Вдруг я почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Я подняла глаза от зеркала и увидела в дверях охранника. Он смотрел на меня во все глаза, просто приклеился ко мне. Но самое удивительное, что это был… Хомяков! Он стоял в пестрой форме, с дубинкой у пояса, и пялился на меня. Неужели узнал? Не может быть! Я тогда выглядела совсем по-другому — я была жгучей брюнеткой. А сейчас я в своем естественном виде.

Большого труда мне стоило никак не проявить своего испуга. Я опустила глаза и снова принялась рассматривать свои ноги.

– Вот эти я возьму, пожалуй… — сказала я.

– Очень хороший выбор! — подытожила продавщица. — Гарантия — шесть месяцев. Чек — в коробке. Приходите к нам еще!

– Обязательно!

Я взяла коробку с туфлями и направилась к выходу, стараясь не смотреть на охранника. Краем глаза я видела, как Хомяков просто поедает меня глазами. Вот я поравнялась с ним, вот еще шаг и…

– Лина!

Я повернула голову и удивленно покосилась на него:

– Это вы мне?

Я старалась говорить не своим голосом — строгим, низким.

Хомяков смутился и отвернулся. Он даже как-то весь сжался…

Я грациозно выплыла из магазина и перешла через дорогу. Здесь, на стоянке, меня ждал мой верный «Мини-Купер». Я села в машину, выжала сцепление. И, уже отъезжая, повернула голову и взглянула на крыльцо магазина. Хомяков стоял на ступенях и ошеломленно смотрел мне вслед…

Примечания

1

En avant! — «вперед!» (франц.).

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20 . .

Реклама на сайте