«Сумерки большого города»

17351

Описание

У бизнесмена Мухина украли купленную недавно на московской выставке картину художника Гончарова «Сумерки». Мотив преступления выглядит малоубедительным: из всех полотен воры предпочли самое малоценное. Мухин просит помощи у частного детектива Татьяны Ивановой. Таня выясняет, что на московской выставке картин с названием «Сумерки» было… две! И принадлежали они кисти двух разных мастеров. Продолжая расследование, Иванова начинает думать, что название «Сумерки» – какое-то мистическое: именно сумерки, фигурально выражаясь, все сильнее сгущаются вокруг этого дела, и каждый новый факт, похоже, только добавляет тумана…



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Марина Серова Сумерки большого города

* * *

Я остановила машину у ворот особняка своего нового клиента. «Возможного клиента», – поправила я саму себя. Пока я слишком мало знала о сути дела, которое собирался мне предложить владелец этого богатого дома.

Звали этого человека Антоном Владимировичем Мухиным. По наспех наведенным справкам мне удалось уяснить, что в городе Тарасове он владеет двумя самыми популярными кинотеатрами. Ходили смутные слухи, что начинал он свое дело с чего-то куда более прозаического, но сам Антон Владимирович предпочитал на эту тему не распространяться. Ему, видимо, нравилось, что его новый бизнес принадлежит к сфере искусства и культуры, в отличие от прочего.

Ворота быстро распахнулись передо мной, и я въехала на территорию частного владения. Моя машина выглядела тут как-то неуместно, но бывалого детектива было не так-то просто смутить!

Надо сказать, что желание пускать пыль в глаза у этого Антона Владимировича было весьма заметно. Вчера утром – не успела я еще толком проснуться, – как раздался звонок. Звонила секретарша Мухина, невыразимо вежливо и чопорно предложившая мне встретиться с ее боссом. Честно говоря, я согласилась принять это приглашение из чистого любопытства – мне хотелось узнать, что же за «незатруднительную, но хорошо оплачиваемую работу» собирается предложить мне Антон Владимирович?

Хозяин особняка встретил свою гостью лично.

– Очень рад нашему знакомству, – без малейшего намека на радость поздоровался он, – прошу, проходите в мой рабочий кабинет, там я изложу вам суть дела.

Первое, на что я обратила внимание, оказавшись в мухинском особняке – это на его очень скупую и безыскусную обстановку. Богач, оказывается, не любил роскоши!

Зато на стенах комнаты висело множество картин. Причем, они были до такой степени абстрактными, что я не только не могла определить их сюжет, но не взялась бы даже утверждать, где у них верх, а где низ.

– Антон Владимирович, вы меня заинтриговали, – усаживаясь в предложенное кресло, начала я разговор, на всякий случай улыбнувшись. – Я не очень понимаю, в чем, собственно, дело...

– Откровенно говоря, это было сделано специально, – слишком официально улыбнулся в ответ Мухин. – Я опасался, что вы сразу же откажетесь от такого пустякового поручения. Но при личной встрече возможна надежда, что мне удастся вас убедить.

– Ну что ж, можете начинать убеждать меня!

Антон Владимирович совершенно серьезно кивнул и приступил к рассказу.

– У меня пропала кое-какая собственность, причем произошло это как-то слишком уж странным образом. А я, знаете ли, очень не люблю, когда вокруг меня происходит что-то, чего нельзя понять. Так, вдруг может оказаться, что вещи в доме находятся не на тех местах, где ты их оставил, а кончиться тем, что пропадают ключи от твоего сейфа – плюс все его содержимое... В общем, я привык обращать внимание на все детали!

– Это весьма разумно, Антон Владимирович, – кивнула я. – Но нельзя ли поближе к делу? Что именно у вас пропало и почему это событие кажется вам таким странным?

– Пропала картина, – нахмурился стареющий бизнесмен. – Я недавно купил ее вместе с другими работами этого же автора. Может быть, вы слышали о таком художнике – Михаиле Гончарове?

– К сожалению, нет. Должна вас сразу же предупредить, что я не разбираюсь в искусстве, и вам следует иметь это в виду, прежде чем посвящать меня в суть ваших проблем.

– Это не так уж важно! – отмахнулся Мухин. – Я уверен, что ваш опыт детективной деятельности компенсирует отсутствие подобных знаний.

Пока я раздумывала, что это было – комплимент или насмешка, – хозяин особняка продолжил свое повествование.

– Картины этого художника я заметил на выставке в Москве, где я был по своим делам. Его работы получили хорошие отзывы от критиков, а когда я узнал, что сам он живет и работает у нас, в Тарасове, то решил приобрести несколько его работ. Мы быстро заключили сделку, и по окончании выставки картины должны были отослать прямиком ко мне в особняк.

– Должны были отослать? – переспросила я.

– Именно так, – кивнул Мухин. – Судя по акту, составленному работниками галереи в Москве, они отправили мне все восемь приобретенных мной картин. Но когда машина прибыла в Тарасов, одной из работ художника в комплекте недоставало. Теперь вы понимаете, насколько это странно?

– Странно, что пропала только одна картина, – задумчиво произнесла я. – Вы обратились в милицию? Следствие ведется?

– Я сделал это сразу же, то есть, три дня тому назад, – недовольно поджал губы Мухин. – Пока – никаких результатов. Прежде всего, они, так же как и я, заподозрили водителя, перевозившего работы, и тут же принялись все проверять.

– Результата, как я понимаю, нет? Все же, расскажите мне обо всех подробностях, даже самых незначительных, это может помочь.

– Произошло следующее. Из Москвы картины везли на транспорте галереи и доставили их туда, куда и должны были – по договору. То есть, в мастерскую художника, предоставившего им свои работы. Туда приехал уже мой транспорт, куда и погрузили все восемь картин. По крайней мере, так утверждают сам Гончаров, водитель и грузчик. Но в мой особняк приехали уже только семь картин. Машина по дороге нигде не останавливалась. Если верить водителю, конечно.

– Что это была за машина? Кроме водителя, в ней никого больше не было? Охранника, например?

– Это была моя личная «Газель», – уточнил Мухин. – Поймите, Татьяна Александровна, мы же не Рембрандта везли! Нанимать специальный транспорт и охрану ради получасовой поездки по городу – ну, это просто глупо! К тому же, в таком варианте о перевозке знало гораздо меньше людей.

– Загадка! – я покачала головой. – Какова стоимость пропавшей картины, и вот еще что: нет ли у вас ее фотографии?

– Фотографию пропавшей картины вы можете найти в каталоге выставки или у самого художника, если возьметесь за мое дело. А ценность полотна не велика – я заплатил за него всего шестьсот долларов.

Я изумленно подняла глаза на Антона Владимировича:

– И вы нанимаете меня ради… этого?! Вы... гм... знакомы с расценками на мои услуги?

– Разумеется, – почти обиделся Мухин. – Двести долларов в сутки, если я ничего не путаю?

– Верно, – кивнула я. – Так что, если я не раскрою это дело в три дня, вы окажетесь в убытке. А гарантировать такую скорость, я, разумеется, не могу.

– Я неплохо умею считать, Татьяна Александровна, – все же обиделся бизнесмен. – И, если бы вы были чуть внимательнее, то поняли бы причину такого моего поведения.

– Да, я понимаю, что вы любите точно знать, что вокруг вас происходит, и странные, хоть и не опасные, на первый взгляд, происшествия, кажутся вам подозрительными, вы говорили об этом, я помню, – решила я продемонстрировать заказчику свои способности.

О том, что от подобной всеобъемлющей подозрительности и до паранойи не далеко, я решила не говорить. Загадка эта и правда казалась мне интересной – должна же была иметься у произошедшего какая-то тайная веская причина!

– Антон Владимирович, ваше собрание произведений живописи, насколько я могу судить, довольно велико. Представляет ли оно большой интерес для коллекционеров, а значит, и для грабителей?

– Прежде чем обсуждать эту тему, я хотел бы удостовериться, что вы беретесь за дело, – в своей обычной официальной манере перебил меня Мухин.

– Что ж, Антон Владимирович, вам удалось меня заинтересовать, – улыбнулась ему я, чувствуя, что больше не в силах поддерживать выбранный им сухой тон беседы.

– Прекрасно! – явно обрадовался Мухин. – Я на вас рассчитываю. Но вернемся к моей коллекции. Я постараюсь вам пояснить, откуда у меня вообще возникло желание собирать предметы искусства. Несколько лет тому назад я осознал, что в моем распоряжении имеется достаточное количество средств, чтобы потратить их на какую-нибудь свою безобидную прихоть. Но обычное нуворишеское расточительство меня, в силу моего возраста, совершенно не интересовало. С женой я давно развелся, дети мои выросли и разъехались, кто куда... Один из моих друзей сделал мне подарок на день рождения. Он купил на аукционе за рубежом подлинник одного знаменитого художника и преподнес его мне. Узнав о стоимости этого куска раскрашенного холста, я всерьез задумался. Познакомившись немного с вопросами купли-продажи произведений искусства, я решил, что это может стать вполне подходящим для меня хобби. На мой взгляд, это, с одной стороны, выгодное вложение средств, а с другой – солидное увлечение, приносящее коллекционеру уважение окружающих. К тому же, если быть достаточно удачливым и расчетливым, на этом можно неплохо заработать.

– То есть, ваша коллекция может представлять и некоторый коммерческий интерес? – на всякий случай, уточнила я.

– Конечно, она стоит немалых денег, но, честно говоря, я не могу себе представить, зачем бы она могла понадобиться грабителям? Воруют обычно знаменитые или старинные произведения, которые просто невозможно приобрести за деньги, так как они находятся в государственных музеях или в частных коллекциях фанатиков, не желающих ничего продавать. Я – совсем другое дело. Имея в перспективе достойную цену, я всегда готов пойти на удачную сделку.

– Что ж, в таком случае, я начну знакомиться с участниками этого дела, – бодро заявила я. – Мне понадобятся адреса и телефоны художника и водителя вашей машины.

* * *

В своей беседе с Мухиным я немного слукавила. Начать расследование я решила с визита к своему старому приятелю, полковнику Кирьянову. Поскольку время было обеденное, мне удалось вытащить Кирю в кафе.

– Ну, и что на этот раз случилось? – с любопытством спросил он, ковыряя вилкой в салате.

– Ничего-то от тебя не скроешь! Прямо беда!

– Работа у меня такая, – хмыкнул Кирьянов. – За что ты опять взялась?

– За поиск предметов искусства, – вздохнула я. – Вот, хотела с тобой посоветоваться... Знаешь ли ты в нашем городе хорошего специалиста в этой области? Если у вас такие дела случаются, кого вы привлекаете в качестве экспертов?

– Есть один старичок, – задумчиво произнес полковник. – Милейший дедуля, великолепный реставратор, профессионал. Уже лет десять мы только к нему и обращаемся.

– Мне бы его адресок, – попросила я.

– Это запросто, – кивнул Кирьянов, – Только запомни, он малость глуховат стал в последние годы и иногда слышит совсем не то, о чем его спрашивают. Так что ори погромче.

– Разве он слуховой аппарат купить себе не может? – удивилась я. – Бедно живет?

– Вот еще! Нормально он живет, – возразил Киря. – Просто ему так удобнее – чего он слышать не хочет, того и не слышит.

Запасшись адресом старичка, – Игоря Семеновича Райского, – я первым делом пару раз ему позвонила. Но старый реставратор трубку не брал. Это меня не смутило – возможно, он просто не слышал звонков.

Так что я отправилась прямиком к нему на квартиру, в старый пятиэтажный дом. Пройдя мимо подозрительно замолчавших при моем приближении бабушек, восседавших на лавочке, я поднялась на четвертый этаж и принялась звонить в дверь. Ответа не было. Я довольно долго стучала и звонила, но в итоге сдалась. Либо Райского не было дома, либо он «не слышал» меня.

Обдумывая, как же мне в этой ситуации до него добраться, я спустилась во дворик. Там по-прежнему сидели старушки, и я решила их порасспросить о дедушке-реставраторе – куда он мог податься из дома?

– Кто его знает, – уклончиво ответили мне бабульки. – Может, он и дома, а может, и нет... Мы тут за народом не следим.

Судя по всему, я показалась им особой подозрительной, и на всякий случай они мне не стали «сдавать своего». Решив заехать к старичку еще раз, вечером, я отправилась по следующему адресу – к художнику Михаилу Гончарову.

Мухин посоветовал мне сначала отправиться к нему в мастерскую, поскольку застать художника именно там имеется гораздо больше шансов. По указанному адресу находился старый дом, похоже сохранившийся еще с начала прошлого века, со смешными несуразными башенками на крыше и с широкой входной аркой.

Это и был «Дом художника». Еще с советских времен члены Союза художников получали в нем бесплатные мастерские. Несмотря на то что Союза давно не существовало, традиция сохранилась. Где-то в этом здании и располагалась мастерская молодого художника Гончарова.

На фасаде здания не было видно ни одной двери. Оставалось только пройти через сумрачную арку во внутренний двор. Тут мне снова пришлось делать выбор: здание было квадратным, и слева и справа – подъезды. В какой же мне войти?

Пока я все это прикидывала, в одном из окон первого этажа показалась растрепанная женская голова.

– Кого вы ищете, девушка? – осведомилась эта любопытная женщина, перевешиваясь через подоконник. – Я тут всех знаю, могу вам помочь. А то в здешних лабиринтах и потеряться недолго...

– Буду очень вам благодарна, – улыбнулась я, направляясь к ее окну. – Мне нужен художник Гончаров, у него здесь мастерская.

– Тут все художники, и у всех – мастерские, – усмехнулась женщина. – Заходите в подъезд, я сейчас.

Я вошла в полутьму подъезда и подождала, пока из двери первого этажа не выскочила моя небрежно одетая новая знакомая.

– А вы по работе, или так... в гости? – направляясь куда-то по коридору, спросила любопытная женщина.

– По делу, по делу.

– Тогда держите ухо востро, а то, как начнет он вам зубы заговаривать, да еще и не заплатит!

– За что не заплатит? Кто? – не поняла я ее.

– Как – за что? – удивилась женщина. – Работа натурщика – такая же, как и все остальные, и должна хорошо оплачиваться! А то наши мужики вечно норовят на дармовщинку...

Я мысленно улыбнулась, но разубеждать свою провожатую не стала. Мы прошли по запутанным коридорам, не встретив ни души, пару раз повернули на девяносто градусов и один раз поднялись по лестнице. Наконец, она остановилась и, указывая на разноцветную дверь, сказала:

– Вот и его мастерская. Стучите погромче!

Я попрощалась с добросердечной женщиной, смутно надеясь, что потом найду дорогу обратно. Хотя, может, мне и стоило разбросать в коридоре хлебные крошки или нарисовать мелом крестики, как Мальчику-с-Пальчик.

На мой стук открыли сразу же. На пороге стоял еще совсем молодой, коротко стриженный мужчина, с аккуратной бородкой.

– Привет, прекрасная незнакомка! – радостно воскликнул он. – Именно тебя я ждал с тех пор, как впервые взял в руки кисть!

Я поспешила исправить это недоразумение:

– Добрый день. Вы – Михаил Гончаров? Я – частный детектив, зовут меня Татьяна Александровна Иванова. Меня нанял хорошо вам известный господин Мухин, для поисков пропавшей картины. В любом случае, думаю, вы ждали явно не меня.

Улыбка на физиономии художника быстро истаяла, но задорный блеск в глазах отнюдь не померк.

– Боже! Кто бы мог подумать, какими, оказываются, бывают детективы! – Гончаров весьма нескромно – и вполне профессионально – осмотрел мою фигуру со всех сторон. – Сколько же стоит вас нанять?

– Немало, – холодно отрезала я. – И я уже веду одно дело.

Пофлиртовать с симпатичным художником было бы вполне можно, не являйся он одним из главных подозреваемым. А пока – только дело!

– Кофе, чай, покрепче? – продолжил свои ухаживания Гончаров.

– Нет, спасибо. Ответьте, пожалуйста, на несколько моих вопросов.

– Разумеется, разумеется, – усаживаясь на диван и приглашая сесть меня, кивнул мне художник. – Холост, точнее, разведен. Детей нет...

– Михаил! – Я, как могла, сурово взглянула на своего собеседника. – Остальные ваши картины, приобретенные Мухиным, сейчас находятся у вас?

– Нет, – сразу же поскучнел Гончаров. – Они у него в особняке. Но денег, прошу заметить, он мне пока не заплатил! Хочет сначала разобраться, что случилось с «Сумерками».

– С «Сумерками»?

– Ну да. Так называется пропавшая картина. Думаю, клиент подозревает, что я сам ее припрятал! Считает, что я решил в последний момент оставить ее себе, когда мы уже сделку заключили.

– А вы ее не оставляли? – сощурилась я.

– Что за глупости?! – подскочил Гончаров. – Я бы мог себе еще одну копию написать, будь я к картине так привязан! Мне лично эта ситуация принесла одни только убытки. Зачем бы я стал сам себе проблемы создавать? Денег не заплатили, милиция в мои дела нос сует...

– Ну, хорошо. Как вы думаете, кому могла так срочно понадобиться ваша картина, чтобы он пошел на похищение?

– Не имею представления, – покачал головой художник. – Я неплохо продаюсь, но чтобы что-то мое похищать!.. Возможно, случилась какая-то ошибка...

– У вас есть каталог последней вашей выставки в Москве? Мне бы хотелось взглянуть на фото пропавшей картины.

– Пожалуйста, – Гончаров занялся раскопками на заваленном бумагами столе, а я наконец получила возможность оглядеться и составить себе полное впечатление о его мастерской.

Мастерская была большим светлым помещением, с потолками в четыре метра, заваленным повернутыми к стенам картинами и сломанными мольбертами. В одном из углов имелось все необходимое для жизни: там стояли стол, диван, несколько табуретов, старый шкаф, была даже раковина.

– Вот он, – Гончаров протянул мне дорого изданную книжку с красивыми иллюстрациями. – Там, кроме меня, еще пятеро художников участвовало. Мои работы – в самом конце.

– Можно мне его забрать? – спросила я, задумчиво листая каталог.

– Конечно. У меня есть еще экземпляры. Кстати, там можно найти все мои координаты, если что...

– Буду иметь в виду, – кивнула я. – Скажите, Михаил, когда вам привезли ваши картины из Москвы, вы все проверили, убедились, что они на месте?

– Разумеется, – устало вздохнул художник.

– Вы лично следили за тем, как их грузили в «Газель» господина Мухина?

– Да, и я еще раз пересчитал их уже в машине. Все было на месте! Я не представляю, куда она могла испариться?!

– Не волнуйтесь так, Михаил. – Я улыбнулась чуть дружелюбнее, надеясь, что это его немного успокоит.

И правда: мысли моего собеседника явно сменили направление и потекли по более приятному руслу. Он снова опустился на диван рядом со мной.

– И еще один вопрос... – начала было я.

Гончаров тихо застонал и закатил глаза.

– Ну, что еще?

– Можно взглянуть на ваши работы?

Этот вопрос с моей стороны имел некую подоплеку – в виде нескольких целей. С одной стороны, я желала увидеть воочию то, за что люди вроде Мухина платили по шестьсот долларов. А так как все картины стыдливо стояли лицом к стене, пришлось об этом попросить автора работ. С другой стороны, мне хотелось понять, как сам художник обходится со своими произведениями. Сдувает ли пылинки с рам или нет? Ну и, наконец, я намеревалась сделать что-то приятное Гончарову, поскольку он оставался вежливым до конца беседы и ответил на все мои вопросы, которые ему уже – и не раз, видимо, – задавали оперативники. Да, стоит признать и еще кое-что: художник мне понравился. Совсем чуть-чуть, но все же…

– Это может занять у вас много времени, – насмешливо прищурился Гончаров. – У меня тут больше сотни работ!

– Тогда покажите мне самые ваши любимые полотна, – немного испугавшись, поправилась я.

Это была верная тактика. Гончаров вскочил и принялся рыться в залежах больших и малых холстов в поисках нужных работ, что-то бормоча себе под нос.

К моему удивлению, какие-то «не те» картины, которые, судя по всему, ему не вовремя попадались, он просто небрежно отшвыривал в сторону. А с «любимыми» полотнами Гончаров носился по мастерской, сшибая ими все углы. Нет, этот человек не мог бы даже ради своей самой любимой картины пойти на преступление! Ему и правда проще было бы новую нарисовать...

Наконец, передо мной торжественно расставили около десяти полотен разных размеров. Я задумчиво хмыкнула, вдумчиво оглядывая их. На самом деле, ничего умного и, при этом, не обидного «выдать» я бы не смогла.

Что уж там стремился в своих работах передать художник, это было совершенно не важно, так как, на мой непросвещенный взгляд, все это была полнейшая абстракция. Но, надо признать, цвета мастер использовал приятные, не раздражавшие глаз.

– А вот эту я люблю больше остальных. – Гончаров ткнул пальцем в большой тускло-сиреневый холст с желтыми и серыми пятнами. – Называется «Разлука». Это я своей бывшей жене посвятил.

Я наклонила голову, вглядываясь в правое нижнее желтое пятно, своими очертаниями похожее на толстого кота, и глубокомысленно изрекла:

– В этой картине и правда ощущается грусть.

– Вы почувствовали! – обрадовался Гончаров. – Вы очень восприимчивый к прекрасному, детектив!

Пообещав немедленно ему сообщить, если пропавшая картина найдется, и решительно отказавшись «заглядывать почаще», я покинула мастерскую Гончарова. С некоторым трудом найдя выход из лабиринта коридоров, я оказалась на улице. Уже смеркалось.

Разговор с Гончаровым почти не дал результатов, если не считать результатом его полное отсутствие. Я теперь не сомневалась, что сам художник в этом деле ни при чем.

Моя машина катила привычным маршрутом к дому, и я погрузилась в размышления.

Итак, Гончаров не был заинтересован в пропаже полотна и не кажется способным на такие «подвиги». Следует перейти к очередному фигуранту в списке подозреваемых: к водителю.

Он находился наедине с картиной как раз в то время, когда она пропала. Или он что-то утаивает, либо чего-то не заметил, что-либо упустил...

Несмотря на то что голова моя была занята этими рассуждениями, опыт позволил мне уловить, что уже в течение некоторого времени следом за мной едет темная подержанная иномарка. Совпадение или «хвост»?

На всякий случай, я оставила машину не во дворе дома, как поступаю обычно, а на ближайшей автостоянке. Нарочито долго провозившись с ключами от машины, я заметила, что подозрительная иномарка встала неподалеку, у обочины.

Это шанс – выяснить, кто за мной следит!

Продолжая своим поведением изображать абсолютную беспечность, я неторопливо направилась к дому окольным путем.

В сгустившихся сумерках ближайшие окрестности еще неплохо просматривались, и я надеялась, что мой преследователь или преследовательница легко попадутся в расставленную мной ловушку.

Я специально выбрала путь, ведущий через арку. Медленно идя вдоль дома, в котором, как я знала, арка имелась, я неожиданно свернула туда. Оказавшись на несколько мгновений вне поля зрения преследователя, я бегом бросилась через арку. Нужно было преодолеть это расстояние прежде, чем он сам повернет.

С другой стороны дома, как раз возле арки, находилась маленькая старая трансформаторная будка, за которой очень удобно было прятаться кому-нибудь не слишком крупному. Там-то я и затаилась.

Ждать мне пришлось недолго. Преследователь, неожиданно потерявший меня в тени арки, выскочил на свет и принялся озираться. Однако вертелся он слишком быстро, к тому же, на голове у него была кепка, лицо его скрывалось в тени. Мне нужно было подобраться вплотную к нему. Мужчина не казался особенно мощным – был он среднего роста и щуплого телосложения. А я вполне была уверена в своем черном поясе по карате. Я «собралась» и прыгнула.

Но мой преследователь оказался не так-то прост! Он мгновенно развернулся, одновременно отступив в тень. Я попыталась его схватить, но момент был уже упущен. Черная тень скользнула в арочный проем, и все стихло.

Еще несколько секунд я стояла, глядя вслед этому убежавшему неизвестному. Неудача эта была не только неприятной сама по себе, но и заставляла задуматься. Эту слежку я спугнула, и, значит, в следующий раз ее будут вести гораздо осторожнее.

На всякий случай, мне придется проверить – не поставили ли у меня дома какое-нибудь подслушивающее устройство?

Кто мог в первый же день моего расследования отправить за мной «хвост»? О том, что меня нанял Мухин, знало пока очень немного людей: сам бизнесмен, его секретарша, возможно, обслуга в особняке и – художник. Но живописец просто не успел бы все организовать, так как слежка началась буквально от его порога. Раздумывая над всем случившимся, я вернулась домой.

Было уже поздно, но ложиться спать я пока не собиралась. Мне требовался совет моих магических костей. Я достала заветный мешочек и поудобнее устроилась за столом.

Кости упали с глухим стуком, и я увидела результат: 4+18+27 . «И все-таки все тайное рано или поздно становится явным».

Не слишком-то определенно, но ясно, что мне нельзя спешить. Ответ обязательно придет со временем. Что ж, завтра мне предстоит поговорить с реставратором Райским и с водителем. Может, они внесут в это дело некоторую ясность?

* * *

– Игорь Семенович? Пожалуйста, откройте! Ваш адрес мне подсказал полковник Кирьянов, мой давний друг. Мне нужен ваш совет.

Так я осуществила вторичный визит к старичку-реставратору. Поскольку на обычные звонки в дверь он не реагировал, я решила, что стоит попробовать именно этот способ. Конечно, теперь весь дом знал, что к Райскому пришел кто-то из милиции, но по другому поводу он, кажется, не открыл бы никому.

– Ну что вы разорались, барышня?! – возмущенно зашипели из-за двери. – Я не глухой!

Лязгнули засовы, скрипнули замки, и дверь открылась с противным скрипом. На пороге стоял сухонький старичок в странном костюме. На нем была какая-то длинная роба по колено, а поверх нее – фартук в цветочек.

– Доброе утро, Игорь Семенович! – радуясь тому, что реставратор наконец открыл дверь, широко улыбнулась я. – Меня зовут Татьяна Александровна Иванова, я – частный детектив и веду дело, связанное с похищением картины.

– Вам понадобилась моя консультация? – Надтреснутый старческий голос Райского выражал недовольство. – Так она денег стоит, между прочим! Согласны?

– Сколько вы берете? – деловито поинтересовалась я. Слава Богу – реставратор обрел слух!

– По обстоятельствам, – усмехнулся старичок, пропуская меня в квартиру. – Что конкретно вам от меня требуется?

Он провел меня мимо закрытых дверей комнаты в уютную кухоньку и усадил на табурет. Старичок слушал мои объяснения весьма внимательно и одновременно занимался завариванием душистого чая с травами. Он, даже не спрашивая моего согласия, налил чашку и мне. Чтобы не обижать реставратора, я не стала говорить, что люблю только кофе, и даже отпила несколько глотков из чашки.

– Игорь Семенович, у меня с собой есть каталог выставки в Москве, в котором имеются фото картин Гончарова. Взгляните и скажите, как вы охарактеризуете его работы? Велика ли их ценность?

– Да зачем мне ваш каталог?! – возмутился Райский. – Я Мишу Гончарова еще со времен его обучения в художественном училище помню. И что именно он рисует – об этом мне рассказывать не нужно! Не слишком большая ценность у его полотен, чтобы ради них пойти на преступление.

– Вы уверены, что у него нет каких-то ярых поклонников? Или поклонниц?

– Любители его художеств, конечно, имеются, – фыркнул реставратор. – Но они спокойно могут купить все, что пожелают.

– Тогда как можно же объяснить это похищение? У вас есть своя версия?

– Всякое бывает в этой жизни, – задумчиво ответил старичок, попивая горячий чай, и умолк.

– Игорь Семенович! – я укоризненно покачала головой. – Если у вас есть какие-либо версии, то поделитесь ими со мной. Ведь вы так хорошо знаете этот богемный мир! У вас и опыт, и знания, которых у меня в этой области никогда не будет. Наверняка за долгие годы вашей работы вы сталкивались с самыми разными случаями...

– Разумеется, сталкивался, – приосанился Райский. – Но тут все же что-то другое...

– Игорь Семенович! – я начинала терять терпение. – Значимость и стоимость вашей консультации стремительно уменьшаются. Обратный отсчет пошел!

– Вот, молодежь какая пошла нетерпеливая! – насупился старичок. – Я не ради денег милиции содействую, и вам тоже помогу. Расскажу вам об одном случае, может, он вам подскажет что-нибудь... Жил в девяностые годы в нашем городе один художник, ну, вы все равно не знаете его фамилии. Не важно! Сначала бедствовал этот творец, а потом вдруг стал на выставках разных появляться. По всей России его картины заколесили, и зажил он неплохо.

Странно только, что картины его не очень-то активно покупались, на выставки народ ходить не спешил. Откуда деньги у него взялись и зачем выставки организовывались? Но кому какое было до этого дело! Только случайно все и открылось. Во время одной из перевозок, грузчики картину его как-то неудачно уронили, и рама раскололась. Внутри обнаружился тайник с каким-то белым порошком. Вот так вот!

Я задумчиво вертела в руках почти полную чашку.

– Думаете, тут есть связь с наркобизнесом?

– Тьфу ты! – разозлился реставратор. – Я же это просто для примера рассказал! Миша бы таким делом заниматься не стал! Да и вообще, думаю, это не он, а кто-то другой воспользовался его картиной. Может, тот же Мухин! Все они, буржуи, люди не слишком честные.

– Хорошо, допустим, в раме картины спрятали что-то ценное и решили это что-то перевезти. Так зачем же картину после этого похищать? Это же глупость! Теперь она в официальном розыске, и ее никуда так просто не перевезешь!

– Вот я вам и говорю, Татьяна Александровна, что тут что-то совсем непонятное произошло.

– Может, один вор украл нечто у другого? – предположила я.

– Это уж ваше дело – разбираться в ворах, – ухмыльнулся старичок. – Я о них ничего толком не знаю.

– Ну что ж, Игорь Семенович, спасибо за консультацию, – поднимаясь, поблагодарила я старого реставратора. – Вы подсказали мне вполне рабочую версию событий. Сколько я вам должна?

– Вот-вот, и я о том же вам говорю. Совершенно непонятно, зачем ее украли, – невпопад закивал Райский. – Уходите уже? Ну-ну, молодежь вечно спешит куда-то...

Я непонимающие уставилась на старичка. Похоже, он решил снова «оглохнуть», когда речь зашла об оплате. Не хочет денег? Тогда зачем он требовал их в самом начале беседы?

– Давайте поступим так. Раз вы не говорите, сколько стоит ваша консультация, то я заплачу по своему разумению, – ища кошелек в сумке, сказала я.

Райский раздраженно засопел и ответил:

– Ну, что же это такое! Вы разве не понимаете намеков? Ничего я с вас не возьму! И не собирался даже.

Я перестала рыться в сумочке и непонимающе уставилась на собеседника:

– Зачем же вы вообще заводили разговор о деньгах?

– Тоже мне – детектив, – проворчал старичок. – Неужели не ясно? Если бы я с вами не пререкался, то наш разговор получился бы вдвое короче. А так хотя бы полчаса вы со мной проговорили. Ко мне, может, еще целый месяц никто не придет...

На это мне оставалось только грустно улыбнуться. А потом меня вдруг осенило.

– Вы знаете, я, пожалуй, и правда оплачу вашу консультацию другим образом. Когда это дело закончится, я приду к вам в гости и расскажу обо всем, что мне удастся узнать!

Райский подозрительно прищурился.

– А если ты ничего не узнаешь? Ведь такое случается? – он почему-то перешел на «ты».

– Со мной – не очень часто, – не без гордости заявила я. – Так что, ждите, и еще: купите, пожалуйста, к моему визиту кофе. Я чай не очень люблю.

– Хорошо, я понял. Не мудрить с кофе, потому что вы слишком любите чай, – совершенно серьезно кивнул Игорь Семенович, провожая меня до двери.

* * *

Прежде чем отправиться по следующему адресу, я ненадолго заглянула домой. На сей раз я не стала обращаться за советом к магическим костям, но мне требовалось хорошенько подумать.

История, рассказанная Райским, произвела на меня сильное впечатление, но увязать ее с произошедшим пока что не удавалось.

Допустим, Гончаров, Мухин или кто-то из работников московской галереи решил провезти внутри рамы картины какую-то ворованную или незаконную ценность. Это хороший мотив для похищения – в других обстоятельствах – не слишком дорогой картины. Но о том, что ценность находится в полости рамы, мог знать только: тот, кто эту вещь туда спрятал и, возможно, тот, кому ее переправляли. Зачем бы этим двум красть у самих себя?

Учитывая, что личности обеих сторон мне неизвестны, дело казалось тупиковым.

Я рассеянно перелистывала отданный мне Гончаровым каталог и размышляла об этом, когда что-то на одной из страниц привлекло мое внимание.

«Сумерки».

Я еще раз перелистала каталог и снова обнаружила картину с различными цветовыми пятнами под названием «Сумерки». Под репродукцией стояло имя художника – Георгий Ситников. Еще одни «Сумерки»?!

Я вернулась к разделу с работами Гончарова и сразу же нашла там другие «Сумерки» – сиренево-голубые пятна на сером фоне.

Я глубоко вздохнула и отложила каталог. Итак, все начинает проясняться, как и подсказали мне кости!

Значит, ошибка случилась еще в Москве. На выставке оказалось две картины с одинаковыми названиями и совершенно непонятными изображениями на них. Исполнитель перепутал, и рама «с секретом» оказалась «привязанной» к картине Гончарова. А должна она была быть на полотне Ситникова!

Нужно узнать об этом Ситникове побольше! Для добычи основных, базовых сведений вполне сгодятся телефон и Интернет. В каталоге имелся телефон галереи, куда я и решила позвонить для начала.

Вежливая девушка охотно разъяснила мне, что работы Ситникова уже не в Москве. Они отправились на Международную выставку, в Париж. Так что в ближайшее время произведения этого художника никому увидеть не удастся, но вот в конце года...

Я поблагодарила девушку и распрощалась с ней. Итак, кажется, теперь ясно, откуда ветер дует. Однако все мои предположения остаются совершенно бездоказательными. Нужно не только найти эту картину (и раму!), но и понять, как ее ухитрились украсть из фургона во время его следования к особняку бизнесмена.

Параллельно мне следует попытаться выяснить, причастен ли к этому делу художник Ситников, или у него был заказчик? Однако это казалось мне сейчас более чем непростой задачей. Я была в Тарасове, а новый подозреваемый – либо в Москве, что еще полбеды, либо в Париже. Но кое-что я смогу выспросить и у Гончарова...

Взглянув на часы, я поняла, что чуть не пропустила мной же назначенную встречу с водителем «Газели». Схватив сумку, я выскочила из дома.

За столиком летнего кафе меня поджидал толстенький лысый мужчина средних лет. Он был очень подвижен и говорлив. Так что мне оставалось только задавать нужные вопросы и вовремя останавливать словесный поток, который из его уст непрерывно изливался.

– Нет-нет-нет! После этого случая у Мухина я больше не работаю! Он так подозрительно ко мне стал относиться! Думал, видимо, что я помогал тем, кто его картину спер, – тараторил водитель. – Да на кой черт она бы мне понадобилась? Сама подумай – эту мазню и дома-то держать неприятно. А ведь пустяковая работа была, легкая! Жалко до чертиков! Ехать-то всего полчаса от художника до Мухина! Ну, правда, еще в пробке я застрял, минут на двадцать, но все равно – маршрут-то мне известен...

Я насторожилась.

– Кому еще был известен ваш маршрут и время, когда происходила перевозка? Где вы в пробке застряли?

– Ну, кому-кому? И так же понятно: Мухин знал, художник этот, я, ну, может, прислуга какая из мухинского дома...

– А в его особняке сколько человек служит?

– Да я как-то не считал... Ну, кухарка, приходящая уборщица, водитель и садовник. Четверо получается.

– Пока вы в пробке стояли, никто к машине не подходил? Или, может быть, вы сами выходили?

– Ничего подобного! – тут же разозлился водитель. – Я что же, по-вашему, оставил машину и ушел?! Не нужно мне всякое такое приписывать! Я свою работу выполнил, а как уж там вор в машину пробрался – пусть милиция разбирается!

Реакция водителя мне показалась странной. Что это он так забеспокоился? Не иначе, сделал какую-то глупость и не хочет признаваться. Боится чего-то.

– Вы уверены, что не случилось ничего необычного, пока вы стояли в пробке? – стала я на него наседать. – Я не милиция и протоколов не веду. Мне просто нужно найти картину. Если вы что-то скрыли, то это что-то может мне помочь, а вам никак не повредит.

Водителя моя речь привела в ярость. Он вскочил и явно собрался уходить, даже не попрощавшись.

– Постойте! Скажите хотя бы, где вы стояли в пробке? В какой части города?

– На углу Старой Моровой, у супермаркета, – бросив на меня злой взгляд, буркнул водитель и быстро вышел их кафе на улицу.

Ну вот! Появилась какая-то неопределенная зацепка. Что-то случилось, пока «Газель» стояла на перекрестке, и, возможно, кто-то из жителей соседних домов видел, что именно. А уж если пробка возникла из-за аварии, там должны были оказаться любопытствующие...

Выяснить, что там произошло, представлялось мне делом непростым. Ясно, что нет никакой возможности найти тех, кто застрял в той пробке четыре дня назад. Оставалось только опросить жителей соседних домов. Возможно, какая-нибудь скучающая у окна бабушка могла заметить что-либо странное или необычное.

Один шанс на тысячу. Все равно, что искать иголку в стоге сена. Да и вообще – неприятная рутинная работа.

С такими мыслями я прибыла на угол Старой Моровой улицы. День уже перевалил за вторую половину, но у меня еще оставалось немного времени. Нужное мне место располагалось у перекрестка. Водитель сказал, что его машина простояла довольно долго напротив супермаркета.

Тут имелся только один крупный магазин, так что ошибки быть не могло. Улица была застроена старыми частными домами.

С одной стороны, это, конечно, очень хорошо: наверняка, здесь масса бабушек проживает. С другой стороны, плохо: окружай перекресток обычные многоэтажные дома, потенциальных свидетелей оказалось бы больше.

Такая работа, как правило, самая не интересная для любого детектива, неважно, частного или «государственного», то есть, для оперативного работника милиции. Обычно мне удавалось схитрить в этом отношении – воспользоваться уже проведенной подчиненными полковника Кирьянова работой. Все-таки, у него трудится целый штат оперов, ведь, когда дело касается опроса большой массы свидетелей, один детектив в поле не воин.

Но на этот раз действовать мне пришлось самой и в одиночку, так как в милиции не придали значения небольшой задержке «Газели» в пути и сосредоточились на разоблачении происков художника Гончарова.

Начала я с ближайшего к перекрестку дома. Пожилые обитатели частных домов с удовольствием погружались в воспоминания, сообщали мне массу несущественных деталей о погоде, о своих детях и внуках и всяких мелких событиях текущей жизни. Однако на пробку никто особого внимания не обратил – это же обычное в городе дело. Единственное, что мне удалось точно узнать, – пробка случилась в необычное время, а значит, причиной ее послужила какая-то авария.

Наконец, один из немногих обитавших тут старичков смог припомнить, что действительно, какая-то, кажется, случилась авария в этот день. Но без серьезных последствий, и машины разъехались быстро, видимо, водители сумели как-то договориться друг с другом.

Этот опрос изрядно затянулся. Уже вечерело, и я начала подумывать, не прерваться ли мне до завтра (большинство старичков ложится спать рано), и тут позвонил мой мобильный.

– Татьяна Александровна? Как продвигается наше дело? – раздался в трубке голос Мухина.

– Добрый вечер, Антон Владимирович! – бодро отозвалась я. – Провожу опрос свидетелей. Картина начинает проясняться, но пока рано делать выводы.

– Приятно это слышать. – Голос бизнесмена и правда потеплел. – Я звоню, чтобы узнать, будете ли вы опрашивать и мою домашнюю прислугу? Мне нужно предупредить их, чтобы все заранее собрались.

– Думаю, это мне пригодится, – задумчиво протянула я. – Давайте я встречусь с ними послезавтра. Никто из них не уволился с тех пор?

– Только водитель. Его очень раздражало повышенное внимание, которое мои люди проявили к нему после пропажи картины. Его вполне можно понять.

Разговаривая с ним, я перешла через дорогу и оказалась перед двухэтажным деревянным домом, рассчитанным на несколько семей. На первом этаже мне никто не открыл, зато на втором меня поджидал сюрприз.

На стук дверь открыл мальчишка лет десяти в потрепанной, видавшей виды одежде и уставился на меня с нескрываемым любопытством.

– Привет, – поздоровалась я, заглядывая в квартиру. – Из взрослых кто-нибудь дома есть?

– Нет никого, – продолжая меня разглядывать, ответил мальчишка. – Может, мама сегодня и не придет. Так что спрашивай все у меня.

– Ты один дома? – удивилась я. – Не боишься открывать незнакомцам?

– Смотря каким, – пожал плечами мой собеседник. – Тебе – не боюсь. Зайдешь?

– Незачем, – покачала я головой. – Лучше скажи, ты видел что-нибудь необычное три дня тому назад, когда как раз напротив вашего дома образовалась пробка из-за аварии?

– Ну, вроде. А что?

Я даже не поверила в такую удачу и принялась уточнять:

– Ты не был в школе был в четырнадцать двадцать? И откуда ты за дорогой наблюдал?

– Пошли, покажу, – лаконично предложил мальчишка и, не дожидаясь моего ответа, направился вглубь квартиры.

Мне ничего другого не оставалось, как последовать за ним. Хозяева были явно не богаты – мебель старая, никакого ремонта, по стенам коридора – полки с залежами всяческого хлама.

Мы прошли мимо пустующих комнат и оказались на большой деревянной веранде, застекленной грязными окнами.

– Как тебя зовут, приятель? – догадалась я наконец спросить моего юного свидетеля.

– Саша, – буркнул он, не оборачиваясь.

– А я – Таня, – представилась я. – Частный детектив.

Саша медленно развернулся и смерил меня подозрительным взглядом.

– Прикалываешься?

– Нет. У меня даже лицензия есть.

– Ничего себе! – Мальчишка тут же оживился. – Даже не знал, что тетки детективами бывают... ну, то есть, женщины. А ты убийства расследуешь? – с надеждой в голосе спросил Саша.

– Нет, сейчас я веду дело об одной краже, но зато – очень таинственной. – Я не удержалась от улыбки.

– Это не так интересно, как убийство, но тоже сойдет, – деловито кивнул Саша. – Вот отсюда я и видел эту самую пробку.

Я подошла поближе и выглянула в окно веранды. Это был второй этаж, и перекресток хорошо просматривался. Виднелись даже некоторые боковые проулки. Наблюдательный пункт у мальчишки был что надо, оставалось надеяться, что он хорошо все запомнил и ему не взбредет в голову присочинить что-нибудь для красного словца.

– Меня интересует белая «Газель», она должна была простоять на перекрестке около двадцати минут. Ты такую машину не заметил?

– Заметил, конечно, – улыбнулся Саша. – А вы не картину, случайно, ищите?

Я подозрительно уставилась на мальчика. Похоже, он действительно что-то знал!

– Рассказывай, что тут происходило! – скомандовала я.

– Пробка была, – продолжал ухмыляться Саша. – «Газель» эта во-о-он там остановилась, как раз напротив второго проулка.

Я проследила за направлением, куда указывал его палец – грунтовая дорога уходила в лабиринт между частными домиками.

– Как раз перед этой «Газелью» какой-то мужик на серой «девятке» помял бампер иномарке, ехавшей впереди. Водители вышли и громко ругались. Даже мне были слышны голоса. Вот я и подошел глянуть, что там происходит.

– Откуда ты знаешь про картину? – задала я главный вопрос.

– Сейчас расскажу. – Саша был страшно доволен, что его слова для мне так важны. – Водитель «девятки» ругался громче всех. Водитель «Газели», кажется, попробовал его успокоить или, наоборот, сказал ему что-то неприятное, и тот, из «девятки», на него прямо набросился! Так что они скоро уже все втроем ругались.

– Он что же, вышел из «Газели»? – Я всплеснула руками.

– Ага. Они вот там как раз и стояли и кричали друг на друга, – кивнул Саша и вновь ткнул пальцем в сторону магазина.

– Прекрасно, – пробурчала я. – А дальше?

– Дальше к «Газели» подошел какой-то человек, открыл кузов и вытащил оттуда картину. Небольшую такую, завернутую в какую-то упаковку, так что я ее не видел. Просто похоже, что это была картина. Когда эти трое наругались всласть, то расселись по машинам и разъехались, пробка уже подрассосалась к тому времени.

– А куда же делся тот тип, который картину вытащил? И что, никто вообще ничего не заметил?

– Ушел этот мужик с картиной как раз в тот проулок, – ответил Саша. – А заметили это, я думаю, все. Только они заняты были тем, как бы им из пробки выбраться... Просто мужик этот кузов ключом открыл, спокойно так! Никто и не подумал, что это был вор.

– Как он выглядел?

– Далеко слишком – лица я на таком расстоянии не увидел. Но сам он был такой... – Саша задумался ненадолго, а потом показал «в натуре».

Мальчишка надул щеки, расставил пошире ноги и изобразил мужчину, несомненно, крепкого и сильного.

– Понятно, – хмыкнула я. – Он высокий был или нет? Во что он был одет?

– Не знаю, обычный он был, – наморщил лоб Саша. – И одет тоже обычно, как все.

– Что ж, спасибо за помощь. Никуда не уходи, я сейчас вернусь!

Я выбралась из старого двухэтажно дома и перешла через дорогу, где несколько дней тому назад совершилась эта нахальная кража. Вошла в супермаркет, возле которого, должно быть, стоял тогда увлеченный руганью водитель. Там я провела немного времени и вышла с большим пакетом, полным всяких сладостей и фруктов. Этот пакет, вернувшись в дом, я с улыбкой вручила моему неожиданному помощнику.

Честно говоря, я просто не знала, что еще могу для него сделать. Судя по всему, Саша не был избалован излишним вниманием со стороны родителей, и мой подарок мог скрасить ему одинокий вечер. Но его реакция меня удивила.

– Ты что?! Что я скажу маме? Я же не съем это все сразу, значит, придется объяснять, откуда я все это взял...

– Ну и что тут такого? – удивилась я и протянула мальчишке свою визитку. – Покажешь маме вот это, если она тебе не поверит, пусть позвонит по этому телефону. Я ей разъясню, какую пользу принес мне твой рассказ.

Саша недоверчиво повертел в руках визитку и спрятал ее в карман. На этом мы с ним и распрощались.

На улице уже темнело, и, по-хорошему, нужно было отложить дальнейшее расследование на завтра, но меня снедал охотничий азарт. Я свернула в тот переулок, куда, по его словам, унес картину неизвестный вор.

Я даже не могла бы точно сказать, что именно надеялась тут обнаружить. Может быть, просто хотела проследить путь грабителя или найти какие-то следы. Но меня ждал неожиданный сюрприз.

Узкая грунтовая дорога проходила между двумя рядами низеньких домиков, большинство из которых скрывались за высокими заборами и зарослями плодовых деревьев. Из-за некоторых заграждений на меня начинали яростно лаять невидимые собаки, и я спешила дальше. Тот, кто пронес по этому пути украденную картину, должно быть, знал дорогу и то место, куда она его вывела бы. Пока что поворотов и развилок мне не встретилось.

За все то время, которое я провела на этой захолустной улочке, мне не попался на пути ни один прохожий. Нечего сказать – удачное местечко для всяких тайных делишек! На обочине этой, с позволения сказать, «дороги» я время от времени замечала какие-то выброшенные местными жителями вещи. То старый холодильник, то заржавевший корпус «Запорожца», то прочие подобные железяки.

И вдруг мой взгляд зацепился за уже смутно видимую в сумраке кучу, как мне показалось, досок. Но стоило мне подойти к куче поближе, как стало ясно, что это отнюдь не доски.

В этот момент я даже не поняла, что именно заставило меня шагнуть вперед, наверное, инстинкт.

Это были остатки дорогой, черной с серебром рамы, разломанной на несколько частей. Подняв один из обломков, я почувствовала, что за ним что-то тянется. Я подхватила это «что-то», и мои пальцы коснулись холста. Картину тоже выбросили – так же, как и раму!

Кое-как свернув холст, я вытащила мобильник и в слабом свете его экранчика попыталась изучить остатки рамы. Она была разломана по углам, и, насколько мне было видно, никакого полого пространства внутри нее не имелось.

Я постучала костяшками пальцев по дереву – да, ничего указывающего на наличие полостей. На всякий случай забрав обломки рамы – для последующего их изучения у себя дома – я направилась дальше. Странно, наверное, я смотрелась со своим необычным грузом, но мне по-прежнему никто не встретился, и через несколько минут я вышла на другую улицу, заасфальтированную и людную.

Хорошенько изучить находку мне удалось только дома, но и то, не сразу по возвращении.

Я открыла дверь в квартиру и тут же почувствовала, что что-то не так. Поначалу я даже не поняла, что именно. Просто сработал богатый детективный опыт, накопленный мною за последние годы.

Я осторожно перехватила сумку, так, чтобы в случае необходимости, можно было ею кого-либо ударить или отбить чужой удар. Несколько мгновений я просто ждала, прислушиваясь к звукам в собственной квартире.

Ничего интересного не происходило – в кухне сдержанно ворчат трубы, где-то за окном кричат дети, а у соседей по-прежнему воет несчастный пес. Похоже, кто бы у меня ни побывал, он уже ушел. Я наконец успокоилась и включила свет.

Хорошо, что мои «гости» никакого киношного кавардака с выворачиванием содержимого шкафов и разбрасыванием по углам предметов меблировки мне не устроили. Но это, в свою очередь, означало, что влезший ко мне визитер очень хотел остаться незамеченным. Раз так, значит, он не столько искал у меня что-то, сколько старался тайком от меня установить в квартире какие-либо подслушивающие устройства.

Однако проделать это незаметно в доме хорошего частного детектива сложновато! А у меня имеются веские основания причислить себя именно к хорошим детективам. Некоторые ошибки моих непрошеных гостей я заметила сразу.

Во-первых, провод от домашнего телефона сейчас они перекинули слева от аппарата, а не справа, – как обычно делаю я, чтобы не спотыкаться о него, вставая с кресла.

Во-вторых, брошенные на стул вещи, которые утром я решила не надевать, лежали не в том порядке, в каком я их оставила.

И самое главное – мешочек с гадальными костями небрежно лежал на полке завязками вниз. Я бы его так никогда не бросила!

Окончательно уверившись, что в доме моем кто-то побывал, я внимательно проверила все окна и дверь. Все было закрыто, как и положено. Значит, с ними поработал мастер, умеющий на высоком уровне пользоваться отмычками.

А еще при этом он должен уметь устанавливать «жучки»! Кто-то хочет узнавать все мои новости из первых рук? Интересно!

Мухин, на мой взгляд, оставался вне подозрений, так же, как и художник. Какая-то другая и пока не известная мне заинтересованная сторона? Тот, кто пытался за мной вчера проследить на старой иномарке? Может, мой звонок в московскую галерею кого-то спугнул? Множество вопросов – и слишком мало ответов.

Я решила поиграть в игру с неизвестным противником и временно не стала ковыряться в телефоне в поисках «жучка». Просто пока что я воздержусь от важных разговоров по домашнему телефону.

Со всеми этими событиями я чуть не забыла о своей недавней находке.

Я развернула холст на полу в комнате и сравнила с репродукцией в каталоге. Нет никаких сомнений – это и есть «Сумерки» Гончарова! Я опустилась в кресло, задумчиво рассматривая картину. Формально мою работу на этом можно считать законченной. Картина найдена. Способ ее похищения мне известен. Но – оставалась масса вопросов.

Такое изящное предположение – о тайнике в полостях рамы картины – никак не подтвердилось. Я очень внимательно изучила остатки рамы еще раз. Даже распилила ее кусочек, желая окончательно убедиться в том, что рама не полая внутри. Все было тщетно: рама – самая обычная, разве что очень красивая, а значит, версия о тайнике отпадает.

Завтра мне предстоит вернуть картину владельцу и отчитаться в проделанной работе, но стройная версия произошедшего у меня никак не выстраивалась. Меня занимал прежний вопрос: зачем вообще похитили эту картину? К тому же, теперь я знала, что почти сразу после похищения полотно бросили прямо на улице.

Я несколько раз подряд перебрала в уме все имеющиеся факты и, не придумав ничего, хотя бы отчасти правдоподобного, решила, что утро вечера мудренее. Безнадежно вздохнув, я направилась в ванную.

* * *

Следующим утром я отправилась с визитом в поместье моего работодателя – господина Мухина.

Я прошествовала через гостиную, где уже собрался весь обслуживающий персонал, взирая на меня, как на врага народа. Ничего, у меня еще будет шанс узнать, чем я им так не угодила!

Мухин ждал меня в своем кабинете.

– Татьяна Александровна, я, конечно, дождался вашего прихода, как вы и просили, но впредь я прошу вас не отрывать меня от дел без должного повода, – посчитал нужным выразить мне свою позицию бизнесмен.

Я, молча и, надеюсь, даже торжественно, поставила на его стол купленный сегодня по случаю тубус и, пожав плечами, произнесла:

– Мне казалось, что вам будет приятно лично получить обратно вашу пропавшую собственность...

– Это она?! – Мухин мгновенно позабыл о своем недавнем недовольстве. Впрочем, извиниться передо мной он все же не счел нужным. – Как? Когда вы успели?!

Антон Владимирович бросился к тубусу и торопливо вытащил из него свернутый кусок холста. Небольшую картину он развернул прямо на своем рабочем столе.

– Да, это она, – констатировал Мухин, успокоившись. – Всего за два дня работы вы смогли ее отыскать! Татьяна Александровна, поверьте, я редко это говорю, но я поражен! Надеюсь, вы мне поведаете подробности?

Я не стала напоминать клиенту о том, что минуту назад он был весь во власти «важных дел», а теперь даже не стал звонить на работу и сообщать о том, что он задержится. В конце концов, он – мой клиент, платит деньги, значит, он всегда прав.

Я устроилась в мягком кресле для посетителей и приступила к изложению сути произошедшего. Мухин ни разу меня не перебил и был очень внимателен. В конце рассказа я взглянула прямо в глаза собеседнику и спросила:

– Антон Владимирович, картину я нашла, и, по сути, дело окончено. Но если вам хочется знать, что же случилось на самом деле, я могу продолжить расследование.

– Разумеется, продолжайте! – заявил Мухин. – Мне необходимо знать, кто из моих работников – по глупости или по злому умыслу – предоставил посторонним доступ к ключам от моей машины! Не менее интересно и то, что именно спрятали или пытались спрятать в моей картине... то есть, в ее раме.

Я кивнула.

Антон Владимирович постучал костяшками пальцев по крышке стола и продолжил:

– Так получилось, что я поддерживаю добрые отношения с хозяйкой московской галереи, где выставлялся Гончаров. Я мог бы поговорить с ней в вашем присутствии. Возможно, ее ответы чем-то помогут...

– Есть смысл попробовать, – вновь кивнула я, и Мухин потянулся к телефону.

У меня не могло быть возражений: чем больше продлится расследование, тем выше окажется мой гонорар.

– Анна Васильевна! Доброго вам дня! – начал разговор Мухин. Я услышала по громкой связи, как ему отвечает приятный немолодой женский голос. Это была не та женщина, с которой беседовала я, но тоже очень вежливая.

– ...Да, Антон Владимирович, у нас нет штатного реставратора, который бы занимался оформлением работ на постоянной основе. Нам не так уж часто требуются подобные услуги, и если что, мы нанимаем знакомых нам людей. Как правило, это одни и те же реставраторы... Нет, я уже не помню, кого мы привлекали для выставки, в которой участвовал Гончаров, но это легко выяснить. Там было мало работы – все картины в хорошем состоянии... Работы Ситникова? Да, они пользуются определенным спросом, но то, что у нас выставлялось, его собственность. Самого Ситникова тогда в Москве не было, он улаживал какие-то дела во Франции и приехал только к закрытию экспозиции... Да, сейчас он вновь уехал, во Франции проходит его выставка.

Мухин распрощался с Анной Васильевной, взяв с нее обещание узнать, какой именно реставратор занимался оформлением картин на злополучной московской выставке. Повесив трубку, Антон Владимирович повернулся ко мне:

– Ну, что скажете? Есть шанс что-нибудь понять во всем этом?

Кажется, после неожиданного обретения украденной у него картины Мухин начал испытывать ко мне нечто вроде уважения.

– Если найдется человек, занимавшийся картиной Гончарова в Москве, то мы узнаем, что и как пытались перевозить, используя полотно под название «Сумерки». Но вот заказчика этой работы без привлечения к делу самого Ситникова мы не найдем. А он сейчас в Париже и вряд ли поспешит приехать на родину в ближайшее время, – сказала я.

– Кто же пытался организовать слежку за вами, в таком случае? – спросил Мухин.

– Ситников, допустим, мог кого-то нанял еще до своего отъезда, да и сам он может оказаться только посредником, а настоящие наши противники – совсем другие люди.

После этих моих слов Мухин ненадолго задумался, но быстро вернулся к действительности и напомнил мне, что его работники все еще ожидают в гостиной.

Теперь мне предстояло нелегкое дело – поговорить с предполагаемыми свидетелями. В сопровождении хозяина дома я вышла к собравшимся в гостиной слугам. Места здесь было более чем достаточно, но беседовать со свидетелями всегда лучше наедине, значит, мне потребуется еще одна свободная комната.

– Хочу представить вам Татьяну Александровну, опытного частного детектива, – обратился к присутствующим Мухин. – Прошу вас честно ответить на вопросы, которые она вам задаст. Это в ваших же интересах, если вы намерены и в дальнейшем работать у меня!

Со слов хозяина, я уже была заочно знакома с этими четырьмя людьми, и потому сразу перешла к делу.

В небольшой комнате, соседствующей с гостиной, хозяин дома выделил для меня пару кресел и лично вызвал для опроса водителя Игоря.

– Я-то вам зачем? – плюхаясь в кресло, осведомился он. – Меня же наняли на работу уже после того, как эту картинку сперли!

– Возможно, с вашей помощью мне удастся уточнить некоторые детали, – уклончиво ответила я. – Устраиваться на работу сюда вас привел ваш предшественник? Вы давно с ним знакомы?

Этот простой вопрос вызвал у Игоря неожиданно бурную реакцию. Он разразился целой речью на тему того, как бессмысленны мои вопросы, а я сама – существо крайне глупое, если рассчитываю таким способом что-то узнать.

– Ты не слишком дорожишь своей работой, – задумчиво протянула я, намеренно обратившись к нему на «ты», когда мне надоело слушать его возмущенную тираду. – Я могу легко тебя от нее избавить!

Игорь мрачно уставился на меня. Выглядело это довольно-таки смешно, поэтому мне было непросто оставаться спокойной, когда он старательно прожигал меня взглядом.

– Ладно, черт с тобой, – наконец буркнул водитель, тоже перейдя на «ты». – Что тебе от меня нужно?

– Рассказывал ли тебе твой предшественник о своей злополучной поездке, когда у твоего хозяина пропала картина?

– Он говорил, что и понятия не имеет о том, как все это произошло. Он к этому отношения не имеет! Зачем ему картина?

– А о пробке на дороге в тот день он ничего не говорил?

Взгляд Игоря на мгновение стал удивленным, и, чуть помедлив, он ответил:

– Нет. Впервые слышу.

– Вот как? – мне показалось, что паузу он сделал не случайно. – Ну что ж, тогда позови сюда Леонида Евгеньевича, и можешь возвращаться к работе.

– Это Леньку, что ли? – хмыкнул водитель. – Ну-ну, уж он-то вам понарасскажет...

И, криво улыбаясь, Игорь скрылся за дверью.

В комнату вошел седеющий мужчина в вытертых, но чистых брюках и осторожно опустился в предложенное кресло. Мы чинно поздоровались, и я задала свой самый животрепещущий вопрос:

– Где и как хранятся ключи от всех здешних построек и от машин вашего хозяина?

– Ключи от всех внутренних помещений имеются в кабинете у Антона Владимировича. Туда никому доступа нет, кроме него самого. Если он дома, то почти все свое время там и проводит, а если он уезжает, то весь второй этаж под сигнализацией остается.

– Кто постоянно живет в доме?

– Только двое: я и кухарка Ирина. Я возвращаюсь к себе домой только на выходные, да и то, не всегда. А Ирина уезжает к родителям. Это бывает редко, но надолго.

– Есть ли у вас дубликаты всех ключей на случай потери?

– Конечно, есть! Они у меня в сторожке.

– Где?! – не поверила я своим ушам.

– В саду есть небольшой домик для хозяйственных нужд, – пояснил сторож. – Чему вы так удивляетесь? Он запирается не хуже самого дома и тоже стоит под сигнализацией.

– Там и от машин Мухина ключи имеются? – упавшим голосом спросила я.

– Ага. Все на месте. Я после этой пропажи все проверил – все на месте и было!

Я вздохнула.

– И вы всегда держите эту вашу сторожку закрытой на замок? Ведь кто угодно может через забор перелезть и взять, что пожелает...

– Она бывает открыта, только когда я сам прихожу что-то оттуда взять, а перед тем, как уйти, всегда ее запираю. И к тому же, если бы что-то пропало, я бы сразу же заметил!

Я лишь кивнула в ответ, решив отложить следственный эксперимент, который я уже придумала, до того момента, как я закончу со всеми остальными свидетелями.

– Кого-нибудь постороннего в округе вы в последнее время замечали?

– Да вроде нет. Только один раз видел я какого-то странного мужика... издали.

– Что в нем было странного?

– Шел он по проселочной дороге один, без машины. А одет был дорого, не для прогулки на природе.

– Спасибо, Леонид Евгеньевич. Позовите Ирину, пожалуйста.

Кухарка у Мухина оказалась совсем не такой, какими обычно люди представляют себе женщин этой профессии. Молоденькая, не слишком симпатичная, испуганная девушка, но зато явно с добрым сердцем и хорошим характером. Разговор с ней получился куда более приятным и спокойным.

У Ирины я выяснила, что на такую «удаленную» работу она согласилась потому, что сама родом из районного центра. Здесь ей не приходилось тратить часть зарплаты на съем квартиры. Жить тут ей было, конечно, скучновато, но и в городе особо близких друзей у нее не было, они остались в ее родном райцентере. Туда-то она и направляется, когда нет работы и хозяин уезжает в отпуск или по делам. О ключах она рассказала то же самое, что и сторож. Моя последняя надежда теперь была на уборщицу.

Она оказалась просто кладезью всяческих сведений. Я даже вопросы ей не успевала задавать, так много ей хотелось мне поведать.

Сначала я узнала, что все мои предыдущие собеседники считают меня дилетанткой, выкачивающей деньги из их хозяина. Но сама Тамара Ивановна многое на своем веку повидала и вовсе так не думает. Поэтому она мне все-все расскажет, как на духу.

Водитель Игорь, по ее мнению, – просто раздолбай, совершенно случайно и незаслуженно получивший такую прекрасную работу. Даже если бы у него под носом обворовывали их хозяина, Игорь ничего не заметил бы.

Сторож, конечно, более надежный человек, но уж больно он медлительный, нерасторопный. Конечно, а каким ему еще быть, с его-то работой? Он разведен, но часто навещает своих детей по выходным. Обязанности свои он исполняет педантично, но при этом может запросто не заметить, что соседи, например, забор перекрасили.

Когда же речь зашла об Ирине, моя собеседница заговорщически мне подмигнула и сообщила, что у девушки есть ухажер. Причем, он живет где-то в городе и изредка наведывается к ней прямо сюда.

– Она мне ничего не сказала, – озадаченно пробормотала я.

– Ну конечно! Станет она говорить! Из-за этого ее вполне могут выгнать с работы!

Я понимающе закивала и спросила:

– А как он выглядел?

– Не могу точно описать, я издалека его видела! – сокрушенно вздохнула Тамара Ивановна. – Хорошо одет, наверняка, он на машине добирался. Да, и приходил он, разумеется, когда хозяина дома не было. Я-то два раза в неделю прихожу – всегда... – и вот как-то застала ее голубка...

Выспрашивать у Ирины об ее ухажере я не стала. У меня было еще одно дело, которое требовалось осуществить на глазах у Мухина. Когда мы все вновь оказались в гостиной, я попросила проводить меня к сторожке, где хранился набор запасных ключей.

Строение пряталось в глубине сада, заметить его с улицы было вообще невозможно. Меленькая будочка с различным садовым инвентарем была заперта, и никаких следов взлома я не обнаружила. Сторож Леонид быстро открыл замысловатый замок, и мы оказались внутри.

Металлическая коробка с ключами, тщательно рассортированными и содержащимися в полном порядке, стояла на дальней полке. Сторож торжественно открыл ее и жестом фокусника продемонстрировал всем, что ключи на месте. Все ячейки были заняты.

– Какой из них от «Газели», в которой перевозили картины? – поинтересовалась я.

– Вот этот, – уверенно указал на нужный ключ Леонид.

Я увидела, что под гнездом для ключа приклеена бумажка с записанным на ней номером машины. Я потянулась за ключом, обратившись к Мухину:

– Сейчас эта машина в гараже? Я могу попробовать ее завести?

– Разумеется, – непонимающе нахмурился хозяин.

Вся толпа свидетелей – теперь уже заинтересованно и без каких-либо призывов с моей стороны – двинулась к гаражу.

Там стояла белая «Газель», к которой я и направилась. Как я и ожидала, ключ, найденный в сторожке, не подходил к дверце «Газели». Попросту говоря, это был совсем не тот ключ! И когда на самом деле пропал настоящий, теперь уже не узнаешь.

Впечатленный моей «демонстрацией», Мухин напряженно молчал. Игорь невнятно выругался, Ирина издала какой-то невнятный всхлип. Похоже, нечистая совесть все же не давала ей покоя. А сейчас она впервые заподозрила, что ее поведение могло дать преступнику возможность осуществить свой план. Я не стала наседать на нее при всех, но решила проработать вариант с ее кавалером попозже.

После моего эксперимента в гараже все вернулись в дом с мрачными физиономиями. Хозяин был страшно недоволен, и слуги понимали, что им крепко достанется. Напряженную атмосферу неожиданно разрушил чей-то жизнерадостный голос:

– Так, значит, «Сумерки» нашлись?

Я удивленно оглянулась и обнаружила расположившегося на диване в гостиной художника Гончарова.

– Я позвал Михаила, чтобы он посмотрел на свою картину и решил, не причинили ли ей каких-либо повреждений, – поспешно пояснил Мухин.

– Это очень хорошо, – улыбнулась я. – Я как раз собиралась задать ему несколько новых вопросов.

– Татьяна! – обрадовался моему присутствию художник. – Я всегда рад вам помочь.

Мухин отпустил своих людей и провел Гончарова и меня в свой кабинет.

– Это она, – заявил Михаил, осматривая холст. – Никаких серьезных повреждений. Кое-где краска облупилась, но, по-моему, это только придает ей шарм. Конечно, если вам хочется, я могу убрать эти недостатки.

– Пожалуй, не стоит. Теперь у этой картины самая богатая история из всего собрания моей коллекции, – отозвался хозяин дома.

Он вкратце рассказал художнику, каким образом мне удалось найти его картину, тот слушал с неподдельным вниманием.

– Вы считали, что в раме мог находиться тайник? – удивленно переспросил Михаил у меня, когда Мухин закончил свой рассказ. – Вы ее тоже нашли там, прямо на улице?

– Да. И рама оказалась самой обычной, без каких-либо секретов, – вынуждена была признать я. – Видимо, похитители не захотели возиться с громоздкой картиной и тут же ее распотрошили.

– А задник вы тоже нашли? – прищурился Михаил.

– Что такое задник? – переспросила я.

– Ну, это кусок картона или пластика, закрывающий картину с изнаночной стороны. Если они ее прямо на улице распотрошили, как вы выразились, то и его должны были там же бросить.

– Ничего похожего я не заметила, – нахмурилась я. – У всех ваших картин есть задники?

– В том-то и дело, что у моих – нет!, – торжествующе улыбнулся художник. – Но в Москве они сами поставили мне задники на все работы, чтобы мои полотна соответствовали их выставочным стандартам.

– Думаете, тайник устроили не в полостях рамы, а за этим задником? – задумалась я. – Что же там можно спрятать?

– Другую картину, разумеется, – проворчал внимательно слушавший нас Мухин.

– Другую?! – беспомощно переспросил Гончаров. – О боже!

– Это должно было быть нечто весьма ценное и интересное для зарубежных покупателей, – продолжил свои рассуждения Мухин – совершенно спокойным тоном. – Вы, случайно, не в курсе, Михаил, в последнее время не случалось ли похищений чьих-либо знаменитых картин в нашей стране?

– Я... ничего такого не припоминаю, – хмурясь, пробормотал художник. – Кажется, за последний год я вообще не слышал никаких историй о крупных кражах произведений искусства в России.

– Значит, это какая-то картина, уже достаточно долгое время существующая на «нелегальном положении», если можно так выразиться, – подытожила я. – Я имею в виду, что ее похитили уже достаточно давно и хранили у какого-то подпольного коллекционера. И вот теперь он или его потомки решили сбыть свое добро с рук. Но по какой-то причине легальным способом это оказалось невозможно проделать.

– Значит, так, – решительно начал Гончаров. – Если я все правильно понял, кто-то, нам неизвестный, решил вывезти из страны некий забытый шедевр. И для этого сему предприимчивому гражданину понадобилось спрятать эту картину в моей работе... Вернее, не в моей, а в полотне Ситникова. Но произошла роковая ошибка, и таким путем обе картины попали в Тарасов. Здесь оба полотна, а вернее, этот неизвестный нам шедевр неизвестные попытались вернуть, выкрав полотно «Сумерки» из машины господина Мухина...

– Все верно, – глубокомысленно кивнул Мухин. – И мне очень хотелось бы знать, где сейчас находится этот шедевр? В Тарасове ли он, в Москве ли, или он уже на пути в Париж? Татьяна Александровна, я надеюсь, вы проясните подробности всего случившегося.

– Я займусь этим сразу же, как только покину ваши владения, Антон Владимирович, – вежливо улыбнулась я. – Здесь я уже выяснила все, что мне требовалось.

Мы распрощались гораздо теплее, нежели здоровались утром, и я отправилась домой – поразмышлять о том, как мне выстроить дальнейшую линию расследования. И сами обстоятельства, и цели моей деятельности несколько изменились...

* * *

Телефон подпрыгивал на столе от нетерпения, настойчиво призывая меня ответить на звонок. Выбравшись из постели, я схватила мобильный:

– Алло?

– Татьяна Александровна? – раздался у меня в самом ухе бодрый голос Мухина. – У меня есть для вас новости! Надеюсь, они помогут в вашем расследовании.

– Что-то случилось? – встревожилась я.

– Нет. Ничего. Сегодня утром позвонила Анна Васильевна, хозяйка московской галереи. Она узнала имя человека, работавшего с оформлением картин на выставке. Но это не все!

– Она еще что-то узнала? – Мое удивление нарастало.

– Да. Очень интересные детали, – в голосе моего работодателя чувствовалось непонятное мне пока торжество. – Все это проливает совершенно новый свет на все произошедшее!

– Я слушаю, – нетерпеливо подтолкнула я его к дальнейшему рассказу.

– Во-первых, этот человек – не реставратор, он просто неудавшийся художник. Он зарабатывает себе на жизнь подсобным трудом, поскольку его собственные картины не продаются. Во-вторых, он родом из нашего города и переехал в Москву всего несколько лет тому назад. Так как он учился в местном художественном училище, то его может знать Михаил Гончаров. Ну и в-третьих, Анна Васильевна поведала мне, что ее менеджер по кадрам, нанявший этого художника-неудачника, уже не первым рассказал ей о нем. Вчера поздно вечером ей позвонили якобы из кадрового агентства и расспрашивали об этом самом человеке! Подозрительное совпадение, не правда ли?

– Ваши сведения многое меняют, – ответила я. – Очень многое! Мне нужно срочно поговорить с Гончаровым. Вы уже сообщили ему эти новости?

– Конечно нет, – с нотками обиды в голосе ответил Мухин. – Первым делом я позвонил вам! Принимайте решение – на ваше собственное усмотрение – о чем и как ему следует сказать. Нашего вероятного мошенника и вора зовут Кирилл Крапивин.

– Благодарю вас, – церемонно ответила я. – Как вы думаете, будет не слишком рано, если я появлюсь у Гончарова через час?

– Думаю, вы для него окажетесь всегда вовремя, – хмыкнул Мухин и положил трубку.

Что ж, у меня тоже имелось подобное подозрение, но я все же отложила разговор с художником еще на час, за который успела окончательно проснуться, привести себя в порядок и подумать о том, как мне вести себя с Гончаровым.

Как я и предполагала, художник очень обрадовался моему появлению, но, услышав новости, сообщенные мне Мухиным, он перестал так широко улыбаться. Предстоявшая беседа, судя по всему, его не вдохновляла – совершенно.

– Догадываюсь, что вы надеетесь расспросить у меня об этом Крапивине, – пропуская меня в свою мастерскую, пробормотал Михаил. – Вынужден вас разочаровать – его самого я лично не знал. Он учился в училище за несколько лет до моего поступления туда. Кажется, он старше меня лет на пять. Но я о нем слышал.

– Что-то интересное, особенное?

– Ну, не знаю, как это поможет нашему делу... – засомневался он. – Так что лучше я просто расскажу по порядку все, что помню. А вы сами решите, принесет ли вам пользу эта информация.

– Хорошо, – кивнула я, усаживаясь на уже знакомый диван.

– Итак, сам я не знаком с этим человеком, так что все, о чем я расскажу, я слышал с чужих слов, а значит, это может быть неправдой. Когда я еще учился на отделении живописи, один из моих хороших знакомых, старше меня на пару лет, обучался там же и часто мне рассказывал о Крапивине. Насколько я помню, этого человека всегда отличала тяга к различным авантюрам. Я имею в виду, что эта его склонность казалась выдающейся даже для той среды, в которой мы все тогда вращались.

– Вы можете сообщить мне что-то более определенное, конкретное? Что-то вам запомнилось почему-либо?

– Помню, что как-то раз мой приятель очень взволнованно рассказывал, что Крапивин пропал. Его нигде не могли найти в течение недели, но потом он объявился как ни в чем не бывало и травил байки о том, как он сел не на ту электричку, возвращаясь с дачи. Эта электричка привезла его в какой-то районный поселок, где он и провел целую неделю, гостя у разных местных жителей. Просто так, из любопытства.

– Михаил, вы сможете через этого своего знакомого узнать координаты Крапивина?

Художник воздохнул, но ответил положительно:

– Попробую. Много лет с тех пор прошло, так что гарантировать ничего нельзя... А разве Анна Васильевна не узнала его адрес или телефон? В их кадровой службе должны были остаться какие-то сведения о Крапивине.

– Да, я спросила об этом у Мухина, – кивнула я. – Но эти данные уже устарели. Телефон его не отвечает, а квартиру по тому адресу давно снимают другие люди. Крапивин покинул свое место жительства, и где он сейчас, доподлинно об этом никому не известно. Судя по всему, он испугался, что претензии за случившуюся с картинами ошибку предъявят именно ему. Если, конечно, это вообще была ошибка...

– В каком смысле? – нахмурился мой собеседник. – Вы хотите сказать, что план неизвестных лиц заключался именно в том, чтобы переправить картину в Тарасов? Но это же чушь!

– Я пока ничего не хочу сказать, – с нажимом ответила я. – Как только я определюсь с этим делом, вы обо всем узнаете первым. А пока что назовите мне адрес этого вашего старого приятеля. Я наведаюсь к нему в гости.

– Советую вам взять меня с собой, – немного обиженно сказал художник. – Мой друг вряд ли захочет общаться с частным сыщиком! Тем более, рассказывать детективу о своих старых знакомых. Мое присутствие может помочь разрядить обстановку. В конце концов, мы когда-то дружили...

Немного подумав, я решила, что это и правда может упростить дело.

– Собирайтесь, я подожду вас в машине. – И чтобы избежать отвлеченных разговоров, я покинула мастерскую Гончарова.

Наша поездка заняла больше времени, чем я рассчитывала. Почему-то мне казалось, что все представители богемы, вроде выпускников художественных училищ, должны жить в центральных районах города. Но знакомый Гончарова обитал на окраине, в стандартном каменном «мешке», то есть, в обычном девятиэтажном доме.

– Не слишком «артистическое» место, – пробормотала я, когда мы проезжали мимо унылой череды гаражей и бетонных стен.

– Это как посмотреть, – с удовольствием поддержал разговор Михаил. – Вот там, видите, вполне подходящий вид!

Я взглянула в предложенном направлении и увидела стену дома, разрисованную разноцветными «граффити».

Хозяина нужной нам квартиры не оказалось дома, но вездесущие старушки тут же нам сообщили, что обычно он появляется на час позже. Я решила дожидаться его на лавочке у дома. Погода стояла приятная, и, пока я не выясню что-нибудь, нет смысла отправляться куда-либо еще.

Просидеть целый час на лавочке рядом с Гончаровым оказалось непросто. Он болтал не переставая. И даже когда я намекала ему, что хотела бы подумать в тишине, это почти не помогало. В конце концов, мне удалось как-то отключиться от него и погрузиться в размышления, но тут произошло нечто неожиданное.

– Палыч! Ты, что ли?! Ну, ты и растолстел, старый черт!

Эта короткая речь моего спутника, произнесенная им на повышенных тонах, заставила меня быстро оглядеться. Я не сразу сообразила, что человек, к которому эта тирада относилась, в этот момент попытался скрыться в подъезде.

Помешало ему именно то, что он и правда широковат в талии и не смог быстро протиснуться в прикрытую дверь подъезда. Мы с Михаилом быстро подскочили к нему с обеих сторон.

– Кто вы такие?! Что вам от меня нужно?! – слабо отбиваясь пухлой рукой, запричитал старый знакомый Гончарова.

– Ты что, Палыч?! Совсем меня не помнишь? – изумился Михаил. – А мне казалось, что я мало изменился за последнее время... Это же я – Миша Гончаров! Вспоминаешь?

– Миша? – как-то робко переспросил Палыч и перестал трепыхаться. – Ты что здесь делаешь, и кто это с тобой?

– Это очень долгая история, Палыч! – закатил глаза Гончаров. – Ее нужно в доме рассказывать, сидя за чашечкой чаю... Понимаешь?

– Да что уж тут непонятного, – буркнул тот. – Сначала напугают, а потом в гости напрашиваются...

– А почему это ты так дергаешься, кстати? На дворе белый день, а ты от девушки шарахнулся, как от бандита с кистенем.

– Есть причины, – хмуро ответил Палыч. – Только я о них тебе на пороге тоже рассказывать не стану. Пошли!

Вся наша компания гурьбой поднялась по лестнице (лифт не работал), и Палыч, пыхтя и отдуваясь, принялся открывать дверь. Квартира старого приятеля Михаила была самой обыкновенной. Ничего, указывающего на то, что ее хозяин – профессиональный художник, я не заметила. Ни мольберта, ни красок с кистями, ни картин на стенах или же каких-либо предметов искусства. Вот тебе и на! Чем же, интересно, этот Палыч на жизнь зарабатывает?

Спрашивать его об этом напрямую я пока что не стала. Он и сам может все мне выложить в самом начале разговора. Пока наш хозяин суетился в кухне с чашками и чайником, а Михаил быстро и сбивчиво рассказывал ему историю о приключениях своей картины, я тихонечко сидела на табуретке и присматривалась к обстановке.

В квартире было много техники, даже на кухне под потолком висел монитор, а на столе стоял ноутбук. Вскоре из разговора старых знакомых я поняла, в чем тут дело, – Палыч теперь занимался компьютерной графикой и таким образом зарабатывал на жизнь.

– Так я и знал, что с Крапивиным не нужно связываться! – дослушав рассказ Михаила, заявил хозяин квартиры. – От его делишек всегда несет чем-то незаконным...

– А вы с ним связались? – с некоторой долей надежды спросила я.

– Чутье мне подсказало, что не стоит с ним дело иметь, и оно оказалось правильным, – торжественно поднял палец Палыч. – Он сам ко мне подлаживаться начал уже давно, еще месяц тому назад в первый раз мне позвонил.

– Месяц?! – хором переспросили мы с художником. Тут что-то было не так. Картина пропала четыре дня тому назад, выставка открылась всего за три недели до того – меньше месяца прошло!

– Что же он вам такое подозрительное предлагал? – поинтересовалась я.

– Говорил, что у него есть для меня дело большой важности и секретности, на котором можно будет крупно заработать. Но я-то его давно знаю! Когда он собирается хорошо заработать, это обычно плохо заканчивается. А у меня сейчас, слава богу, все путем. Не нуждаюсь. Ну, я его и послал куда подальше...

– И это все? – разочарованно протянул Михаил. – Больше вы не общались?

– Да нет, он ко мне наведывался и во второй раз, уже совсем недавно. Наверное, неделя еще не прошла...

– Постарайтесь вспомнить, когда именно это было? Это может оказаться важным, – попросила я.

Палыч задумался и отхлебнул большой глоток чая.

– Кажется, шесть дней с тех пор миновало. Приперся он ко мне без звонка – прямо, как вы! И говорит, значит, – нужна твоя помощь, у меня все горит, никого найти не могу. Я ему отвечаю – знать, мол, ничего не хочу! А он как пристал... Так и пришлось мне выслушивать его байки!

– О чем же он вам рассказывал?

– Понадобилось ему на каких-нибудь крупных коллекционеров выйти, через меня. Я и не знаю уже никого, давно с ними не общаюсь... Ну, тогда он попросил меня просто подержать у себя какую-то картину...

– И вы согласились?! – с надеждой спросила я.

– Вот еще! Ясно же, что просто так о таких вещах никто не попросит. Картина, значит, краденая, и, если ее у меня найдут, все претензии предъявят мне! Я еще не окончательно из ума выжил! Так что ушел от меня ваш Крапивин, не солоно хлебавши!

– С одной стороны, ты, конечно, молодец, Палыч, – хмыкнул Михаил. – Но с другой... А, ладно! Но почему ты нас так испугался-то? Тебе кто-то угрожал?

– Нет. Напрямую – нет, – помрачнел Палыч и уставился в опустевшую чашку. – Только вчера один странный случай со мной произошел... Не знаю, с чем это было связано, но после вашего прихода я догадываюсь, что тут не обошлось без Крапивина.

– Что за случай?

– Позвонил кто-то в мою дверь. Открываю я, а там мужик в штатском сует мне в нос удостоверение работника милиции! Я от удивления даже дверь открыл нараспашку. А он мне стал всякие вопросы задавать – о моем старом знакомстве с Крапивиным. Не приходил ли тот ко мне? Чего, мол, он хотел? Только я человек подозрительный – ничего ему толком рассказывать не стал! Сказал, что звонил мне Крапивин, но я с ним дел никаких вести не пожелал, так как человек он, как мне с юности еще известно, ненадежный. Мужик этот по моей квартире прошелся, глазами в стороны пошнырял – и к двери – шасть! Я его спрашиваю, что произошло-то, а он как-то неловко от меня отделался и быстро в дверь выскочил. Тут уж я решил звякнуть в местное УВД, разузнать, работает ли у них такой тип – фамилию в его документиках я на всякий случай запомнил. И что бы вы думали?!

– Не работает, – снова хором ответили мы с Михаилом.

– Как вы догадались? – удивился Палыч. – Ну, не важно! А теперь еще и вы заявились! Начнешь тут от каждого куста шарахаться!

– Думаю, что мы – последние, кто вас побеспокоил, – невесело улыбнулась я. – Все остальные нас опережают...

– Все – это кто?

– Сам Крапивин и те, кто его ищет, чтобы отобрать у него картину.

– Что вы теперь делать-то собираетесь? – заинтересованно переводя взгляд с меня на Гончарова, спросил наш хозяин.

– Зададим вам еще один вопрос, – улыбнулась я. – К кому еще мог обратиться Крапивин, убедившись, что вы ему не поможете? У вас были какие-то общие знакомые?

– Пожалуй, кого-кого я смогу вам назвать... – задумался Палыч. – Большинство из наших вы найдете в Доме художника. Некоторых Михаил, наверное, даже и сам знает... Написать вам имена-фамилии?

– Это было бы замечательно! – кивнула я.

Палыч ушел в комнату в поисках листка бумаги и ручки, а я призадумалась. Мне срочно требовалось как-то вежливенько отделаться от Гончарова. В его сопровождении уже не было никакой нужды, а вот неприятности из-за его присутствия рядом со мной вполне могли возникнуть.

Получив от Палыча бумажку с фамилиями, я решительно поднялась с табуретки:

– Надеюсь, вы сможете спокойно пообщаться и без меня. Все-таки, вы давно не виделись... А меня ждут дела, так что я оставлю вас. Всего хорошего!

Не ожидавший такого поворота событий Гончаров попытался было что-то возразить, но Палыч уже доставал из холодильника бутылку и ворчал себе под нос что-то одобрительное. Михаил теперь еще не скоро вырвется от старого приятеля, а я тем временем успею поговорить с бывшими друзьями Крапивина без лишних ушей!

Первый адрес в записке Палыча меня разочаровал: там давно уже жили совсем другие люди. На мой вопрос о прежнем хозяине ответил отец семейства, из-за его плеча с любопытством выглядывала жена.

– Нет, мы не знаем, где он сейчас живет. Мы эту квартиру купили три года тому назад и с тех пор с ним больше не встречались.

Я вздохнула и попрощалась с новыми обитателями квартиры, которые попытались выяснить у меня напоследок, что же натворил бывший владелец этой квартиры такого, что его ищет частный детектив? Я отделалась общими фразами о «служебной тайне» и о правах моего клиента.

Следующий адрес в коротком списке был мне уже хорошо знаком – снова Дом художника! На этот раз меня ждал очередной художник, который к тому же жил прямо в своей мастерской. Михаил Гончаров сказал, что это не такое уж редкое явление. Многим художникам спокойнее и удобнее жить там же, где они и работают. Во-первых, никогда не знаешь, когда к тебе придет вдохновение, а так, даже если это случится среди ночи, все под рукой. Во-вторых, если у художника нет семьи или она с ним не живет, то никакой необходимости обитать у себя дома вообще нету.

На этот раз я была морально вполне готова к блужданиям по лабиринту, называвшемуся «Дом художника», и без особого труда нашла нужную мне студию под номером двадцать семь. Она располагалась в противоположном от мастерской Гончарова крыле, где мне еще бывать не приходилось.

Подниматься пришлось на второй этаж и по какой-то очень неустойчивой лестнице. Дверь была не закрыта, и я, не найдя звонка, просто постучала кулаком о косяк. Никто не откликнулся, и я вошла внутрь.

То, что я увидела, оказалось весьма неожиданным. Эта мастерская не походила на мастерскую Гончарова. Тут во всем была видна рука не столько художника, сколько мастеровитого хозяина.

Хозяина и автора всего этого уютного великолепия я вначале даже и не заметила. Мое внимание захватили деревянные панели, которыми были обшиты стены и подобранная под стать им мебель, сгрудившаяся в углу этой большой студии.

– Вы кого-то ищете? – неожиданно раздался голос откуда-то сверху.

Я испуганно подскочила, оглядываясь по сторонам. Кто это мог быть? Секунду назад студия была пуста, если, конечно, ее хозяин не прятался под своим же столом... Но звук-то шел сверху!

Тут напугавший меня человек сделал какое-то движение, и я, наконец, его заметила. Он оказался гораздо выше уровня моего зрения, потому я его и не увидела сразу. То, что потолки в этом здании достигают четырех метров, я определила еще в первый раз. Но мне бы и в голову не пришло, что это обстоятельство так рационально используют.

Владелец мастерской построил себе нечто вроде второго этажа, или галереи, занимавшей небольшую секцию мастерской. Туда вела деревянная лестница, и такие же деревянные перила не позволили бы вам оттуда упасть. Наверху, насколько можно было судить снизу, находилось что-то вроде спальни хозяина.

Но больше всего меня удивило окно. Оно было вставлено в покатую крышу, до которой со «второго этажа» было рукой подать. Тем не менее, к нему приставили лестницу. В это окно виднелся кусочек вечереющего неба.

Как раз под ним и стоял хозяин этого удивительного помещения – высокий сухощавый мужчина с заметной сединой в темных волосах.

– Иван Григорьевич – это вы? – на всякий случай уточнила я. – Если я не ошибаюсь, это ваша мастерская.

– Все верно, – кивнул мне хозяин и начал спускаться по лестнице. – Мы незнакомы. Что вас привело ко мне?

Я представилась и сразу же перешла к сути вопроса, избегая описания событий, приведших к моему появлению здесь.

– К вам в последние месяцы не обращался ваш старый знакомый, Крапивин? Не звонил, не приходил?

Иван Григорьевич смерял меня пронзительным взглядом и как-то слишком быстро ответил:

– Нет. Я очень давно о нем ничего не слышал. Наверное, с тех пор, как он покинул Тарасов. А что?! Что-то с ним случилось? Или он оказался замешан в каком-то... м-м... сложном деле?

– К сожалению, я не имею права разглашать подробности дела, которым я занимаюсь, но могу вас заверить, что, по имеющимся у меня сведениям, с Крапивиным все в порядке.

– Что ж, приятно это слышать. Желаю вам удачи в вашем расследовании, – вежливо улыбнулся хозяин и быстро направился к двери.

Но тут произошло нечто неожиданное.

Незакрытая дверь резко распахнулась, и в мастерскую без всякого предупреждения стремительно вбежала какая-то женщина в длинном, свободно ниспадающем платье.

– Где?! – уперев руки в бока и яростно сверкнув глазами, обратилась она к хозяину мастерской.

– Что? – отступая от неожиданности на шаг, переспросил тот.

– Имей в виду, Иван, если он мне ничего не вернет, я с тебя спрошу! Раз ты его приютил, значит, ты и в ответе за все, что он творит! У меня в холодильнике почти ничего не осталось!

Я с интересом смотрела на разворачивающуюся передо мной сцену и не спешила уходить. Мне было интересно, что ответит на это обвинение Иван Григорьевич.

– Я все тебе верну, – быстро и нервно зачастил тот. – Не волнуйся, мы ведь соседи, всегда друг другу помогали, и сейчас тоже ничего не изменилось.

– Все-таки, спрячь от него ключи от моей мастерской, – уже не таким агрессивным, но все еще очень недовольным тоном продолжила женщина. – Не нравится мне эта его манера – без спросу заходить к чужим людям и брать все, что плохо лежит...

– Хорошо, хорошо, – разворачивая гостью лицом к выходу, закивал Иван Григорьевич. – Этого больше не повторится! Я тебе обещаю!

– Господи! Кто же у вас все таскает? – тоном участливой соседки поинтересовалась я.

Видно было, что женщине не терпится излить душу и рассказать о злодеяниях неизвестного воришки, а Иван Григорьевич не собирается предоставлять ей такую возможность. Так что мой вопрос ее несказанно обрадовал. Она остановилась, стряхнула с плеч руки хозяина и, даже не поинтересовавшись, кто я такая, начала свой рассказ.

Манера изложения у нее была довольно-таки сбивчивой, но из ее слов я поняла главное – в студии Ивана Григорьевича с недавних пор поселился какой-то его знакомый.

И человек отличался весьма своеобразными привычками. Соседка неоднократно слышала, как он заявлялся глубоко за полночь, при этом он мог просидеть весь день дома и снова уйти, только когда стемнеет. Так же он полюбил «заимствовать» у нее еду и никогда не возвращал ей даже посуду! Что уж тут добавить – ничего приятного в новом госте своего соседа женщина не находила. Но до недавнего времени она все это терпела, ради старой дружбы. Теперь же пришел для нее момент – высказаться.

– А где сейчас ваш жилец? – полюбопытствовала я у примолкшего хозяина.

– Уехал он уже, – нервно оглядываясь, бросил Иван Григорьевич. – Так что больше никто ни у кого не утащит еду из холодильника!

– Да?! А мне показалась, что он засел на твоей «галёрке»! – удивилась женщина и ткнула пальцем вверх, туда, где на «втором этаже» располагалась кровать. – Вечно он там прячется...

Заинтересовавшись, я сделала несколько шагов к лестнице. На плохо видимой с моего места постели лежала куча одеял, и под ней действительно вполне мог спрятаться человек. Следовало подойти поближе, чтобы окончательно в этом увериться...

И тут, не успели мы сообразить, что происходит, как одеяла отлетели в сторону, и из-под них выскочил неизвестный мне встрепанный субъект. Сверкнув на нас злым взглядом, он бросился к складной лестнице. В мгновение ока субъект распахнул окно, проделанное в крыше, и выскочил наружу.

– Вот он, паразит! – неожиданно на предельной громкости заорала соседка Ивана Григорьевича. – Как мне теперь тебе верить?! Покрываешь этого своего Крапивина, а он сперва мои продукты таскал, а теперь тягу дал?

«Крапивин!» – услышала я знакомую фамилию и не стала выслушивать оправданий Ивана Григорьевича. Я быстро взбежала по деревянной лестнице на «второй этаж», – хозяин мастерской растерялся и не успел меня остановить.

Мельком порадовавшись тому, что сегодня я не надела юбку и туфли на каблуках, я осторожно выглянула в распахнутое окно. Крапивин улепетывал по крыше, будто это была ровная мостовая, и падение грозило ему только разбитыми коленками.

Чертыхнувшись, я выбралась наверх. Крапивин пока являлся ключевой фигурой в этом деле, поймать его было очень важно, чтобы узнать из первых рук, кто и что пытался сделать, или уже сделал – с картиной «Сумерки». Кроме него, помочь в этом мог бы только Ситников, но до того добраться гораздо сложнее. Так что мне пришлось преследовать беглеца, удиравшего по крыше двухэтажного дома.

Крапивин пару раз оглянулся и, поняв, что в покое его не оставили, прибавил скорость. У меня возникло ощущение, что это маршрут ему уже знаком...

Мне же приходилось туго – крыша была покатая, только у ее края имелась широкая ровная полоса из проржавевшего металла. По ней-то и улепетывал Крапивин.

Погоня по крыше – это, конечно, очень эффектно смотрится в кино, но вот на деле... Выпрямиться в полный рост на самом краю я побоялась, поэтому бежала не очень уверенно, придерживаясь одной рукой за крышу и за попадающиеся на моем пути башенки. Теперь их наличие на крыше уже не казалось мне таким нелепым.

Крапивин далеко меня опережал, но беспокоило меня не это, а то, что он, судя по всему, прекрасно знал, куда бежит. А вот я и понятия об этом не имела! С крыши должен быть устроен какой-то спуск, иначе вся эта беготня лишается смысла...

Металлический лист под моей ногой как-то нехорошо прогнулся, и я быстро присела на корточки. Внутренний двор Дома художника смутно виднелся в сгущавшихся сумерках, и из-за этого он казался куда более жутким, чем был на самом деле. Смелость – вещь похвальная, но сейчас мне лучше проявить осторожность! В конце концов, упади я с крыши, и уже никто не узнает, что случилось с картиной на самом деле...

Пока я отвлеклась на пару секунд, изучая место своего возможного падения, Крапивин успел скрыться из поля моего зрения. Я тревожно огляделась. Куда он пропал? Крыша в том месте, кажется, обрывалась, и начиналось новое здание, стоявшее вплотную к Дому художника. Или со своего места я чего-то не увидела?

Осторожно преодолев опасный участок крыши, я повторила маршрут беглеца.

Крыша действительно вскоре заканчивалась, почти упираясь краем в стену соседнего здания. А на этом здании, как раз на его углу, совсем близко от края крыши, имелась металлическая пожарная лестница. Схватившись за ее перила, Крапивин перескочил на ступеньки и сейчас уже почти достиг земли за пределами внутреннего двора Дома художника.

Я протянула руку, крепко ухватилась за перила и поняла, что для меня этот маневр тоже не составит особого труда. Крапивин дожидаться меня не стал – он бросился наутек. Пока я спускалась по скользким ступенькам, стараясь не поскользнуться, он уже добежал до угла, где за поворотом шумела оживленная улица.

Я спешила, как только могла, но понимала, что Крапивина мне не догнать. Что может быть хуже, чем упустить соучастника преступления, когда он находился так близко, почти рядом? Оказывается, может быть нечто и худшее!

Из густой вечерней тени за углом здания неожиданно выскользнул кто-то высокий и худощавый и бросился на перерез несшемуся на полной скорости Крапивину. Тот на мгновение замешкался от неожиданности, словно бы споткнувшись, и худощавый успел его перехватить, с разбегу прижав беглеца спиной к стене дома.

До меня донеслись возмущенные крики Крапивина, напавший же на него тип, к моему удивлению, ничего ему не ответил. Или ответил так, что я его не услышала. Но Крапивин, тем не менее, замолк.

В этот момент я, наконец, спрыгнула на землю, пропустив пару последних ступенек металлической лестницы. Звук от моего приземления в пустом дворе получился довольно громким, и оба мужчины, скрытые в тени здания, вздрогнули. Похоже, они, занятые своими личными разборками, просто не заметили моего появления.

Решив, что в данной ситуации мое единственное преимущество – это неожиданность, я кинулась к ним, пока они не опомнились. Но разделявшее нас расстояние было слишком велико, чтобы покрыть его в несколько прыжков.

Неизвестный мне тощий субъект подхватил ставшего удивительно покорным Крапивина под руку, и они оба скрылись за углом, проскользнув на запруженную транспортом и людьми вечернюю улицу.

Я оказалась там всего лишь через полминуты, но этого времени хватило обоим мошенникам. Похоже, они успели вскочить в какой-то проезжавший мимо автобус или такси, и найти их вновь будет гораздо сложнее. Они же поняли, что я продолжу их поиски, и постараются замести следы.

Испачканная, запыхавшаяся, недовольная собой и всем на свете, я решила вернуться к Ивану Григорьевичу, и больше я уже не собиралась с ним так осторожничать. Пусть только попробует отпереться! Есть свидетельница бегства Крапивина, и хозяину студии не удастся отвертеться от дачи показаний, если меня не устроит его дальнейшее поведение.

Особой неожиданности в том, что дверь мне вторично открывать не пожелали, я не усмотрела. Пришлось мне применить всю присущую моей натуре силу убеждения. Помогло мне и то, что со своей соседкой Иван Григорьевич, похоже, помириться так и не сумел.

– Что вам нужно? Уходите подобру-поздорову, пока я не вызвал милицию! – не открывая дверь нервно заявил мне хозяин.

– Ваше право, – спокойно отозвалась я. – Но тогда вы уже самой милиции объясните, что именно в вашей мастерской делал человек, замешанный в краже.

– Да ни в чем он не замешан! Ясно вам?!

– Соседка ваша подтвердит, что он у вас скрывался, все подробности расскажет... – не унималась я.

– Да что вы ее слушаете?! Она же ничего не понимает!

– Вот я и надеюсь, наконец, послушать вас! А вы отказываетесь со мной общаться, милицию собираетесь вызвать!.. Угрожаете мне!

– Черт бы вас побрал! – с громким лязгом открывая дверь, пробормотал Иван Григорьевич. – Ко мне он больше не придет, и куда он спрячется теперь, я не знаю. Чего вы еще от меня хотите?

Я воспользовалась моментом, чтобы проскользнуть внутрь. Продолжать этот важный разговор в коридоре мне казалось опасным. Иван Григорьевич не стал сопротивляться, видимо, он уже смирился с неизбежными объяснениями. Но я рановато обрадовалась!

– Кирилл Крапивин пытался вас привлечь к какому-нибудь делу? Просил вас подержать у себя некие вещи на хранении?

– Нет, Крапивин только просил меня о приюте, пока он не определится, где ему теперь жить: в Тарасове ли, или вернуться в Москву.

– Он что-то рассказывал вам о том, что его привело обратно в Тарасов? Может быть, в Москве с ним случилась какая-нибудь неприятность? Упоминал ли он о своей работе?

– Знаю только, что картины его плохо продавались в столице, – хмуро ответил Иван Григорьевич. – Он там подрабатывал в разных галереях искусств, чуть ли не простым рабочим. Так он и жил. Вот, захотел он вернуться домой...

– Неужели он ничего не сообщил вам о своих планах? Чем он собирался заняться на родине? – настаивала я. – Если вы покрываете его, учтите – для вас это может плохо кончиться, если ваш друг попадется...

Иван Григорьевич бросил на меня мрачный взгляд и неприязненно ответил:

– Я просто приютил его по старой дружбе и ничего не знаю о его делах. Мне не нужны неприятности.

– Значит, он не оставлял у вас краденую картину?

– Краденую картину?! – вполне искренне удивился хозяин мастерской. – Впервые слышу об этом. Из всех вещей у Кирилла был только рюкзак с одеждой, больше ничего.

Я обвела взглядом идеально прибранную мастерскую. Все предметы стоят на своих местах, ничего не валяется в псевдоартистическом беспорядке. Чисто и уютно. Если бы Крапивин и спрятал свой трофей у Ивана Григорьевича, то в каком-нибудь хорошо организованном тайнике. Даже если хозяин позволит мне все осмотреть, я ничего не найду.

Сухо попрощавшись с Иваном Григорьевичем, я покинула Дом художника. Получается, я вернулась к тому, с чего и начала сегодня розыски Крапивина. Только теперь у меня уже не осталось каких-то зацепок. Ясно, что беглец заляжет на дно и у своих старых знакомых не покажется. А если утащивший его с собой худощавый тип подослан настоящими владельцами картины, то дальнейшая судьба Крапивина вообще представляется весьма неопределенной. Найти его в новых условиях казалось мне слишком сложным делом.

Чтобы найти выход из создавшегося тупика, мне нужно срочно вернуться домой, заварить крепкий кофе и спокойно подумать. Машинально несколько раз поменяв направление, прежде чем свернуть к дому, я с удовольствием отметила, что на этот раз следить за мной никто не осмелился. По крайней мере, таким примитивным способом. Даже если кто-то и интересуется ходом моего расследования, помимо Мухина, то теперь он делал это так, что я ничего не заметила.

Прежде всего я решила проверить содержимое моего старого кнопочного телефонного аппарата. Вооружившись отверткой, я вскрыла пластмассовый корпус и заглянула внутрь. Ожидаемого «жучка» обнаружить мне там не удалось. Вернув на место корпус аппарата, я всерьез задумалась.

Значит, тот, кто недавно побывал у меня в квартире, не пытался установить «жучок». Что же ему у меня понадобилось? А главное, кто это вообще был?

Нет, так не пойдет! Следует во всем разобраться, используя логику, иначе я окончательно запутаюсь. Я вернулась в кухню и приступила к заварке кофе. Это меня всегда успокаивало и настраивало на правильный лад. Над туркой поднимался терпкий аромат, и требовалось внимание, чтобы кофе не убежал на плиту. Сосредоточившись на этом занятии и ненадолго отвлекшись от Мухина и его картины, я позволила себе маленькую передышку.

Налив горячий кофе в чашку, я устроилась за кухонным столом и мысленно вернулась к работе.

Нужно начать все вновь – и с самого начала.

Итак, теперь я точно знаю, как произошло похищение. Некий плотный крепкий мужчина, по описанию мальчика Саши, совсем не похожий на мельком виденного мною Крапивина, вынул картину из «Газели», когда машина попала в пробку на Старой Моровой улице. Так что у нас есть свидетель.

Из этого точно установленного факта, очевидно, что преступников было как минимум двое. Один выкрал картину, а второй подстроил аварию в нужное время в нужном месте. Поскольку милицию на место происшествия не вызывали и водители сами смогли договориться между собой, можно предположить, что тот, кто уступил в споре, и был виновником аварии. А значит – и сообщником грабителя! Только сейчас мне пришло в голову, что о внешности этого человека я узнаю хоть что-то у того же мальчика Саши. Даже если он не рассмотрел лицо второго соучастника, то уж машину-то он заметил!

Мне казалось невероятным, что я упустила это в прошлый свой визит к Саше. Но мне так хотелось найти картину, к тому же, тогда я еще ничего не знала о Крапивине.

Но это не важно! Продолжаю анализ...

Итак, преступников как минимум двое. Они знали, по какому маршруту поедет «Газель» с картинами, и располагали ключами от ее кузова машины. А это, в свою очередь, означает, что кто-то из них имел доступ в особняк Мухина, сумел стащить ключи у сторожа-садовника и узнал о маршруте перевозки.

Один из этих двоих мужчин, тот, которого видел Саша, был мне неизвестен. Во втором участнике аферы я подозревала Крапивина. Возможно, именно он наведывался в гости к кухарке Ирине. Так как самого Крапивина я упустила, то мне придется надавить на Ирину и узнать у нее все, что только возможно.

В прошлый раз сделать это мне помешала самая обыкновенная человеческая жалость. Мне казалось, что я смогу разобраться в этом деле, не привлекая девушку, но я переоценила свои силы.

Расспросить девушку так, чтобы об этом не узнал ее хозяин не получится, а значит, она, скорее всего, лишится работы, независимо от того, что она мне расскажет. Поморщившись, я отогнала от себя эту мысль и продолжила свои размышления.

Картину Гончарова преступники тут же выкинули, как ненужный хлам, а свое «сокровище» где-то спрятали. Кому и каким образом они собирались продать эту неизвестную ценность, мне неизвестно.

Если один из этих грабителей и правда Крапивин, то тогда все дело организовал он. Он специально спрятал ценную вещь за задником другой картины, не той, которую ему поручили подготовить к выставке. Ошибка должна была обнаружиться не раньше, чем «Сумерки» Ситникова прибыли бы в Париж. К тому моменту сам Крапивин и присвоенная им ценность уже давно затерялись бы на широких российских просторах.

Однако оставался еще и тот шанс, что Крапивин действительно просто ошибся и теперь скрывается от своих разгневанных работодателей. В таком случае, похитителей явно нанимал все тот же неизвестный владелец шедевра.

И Гончаров, и Мухин оказались замешаны в эту авантюру совершенно случайно, но, тем не менее, именно Мухин меня нанял для проведения расследования.

Во все эти мои, достаточно стройные рассуждения, пока что никак не вписывались следующие «мелочи»: неизвестный посетитель моей квартиры и преследовавший меня человек на иномарке. И то и другое случилось в самом начале расследования, когда об этом деле и о моем участии в нем знали единицы. Возможность утечки информации была невелика, но все же...

Я допила кофе, его аромат постепенно растаял в воздухе. Но мой мозговой штурм, кажется, принес свои результаты. Теперь я знала, что мне делать дальше.

* * *

Новый визит к Мухину был для меня далеко не самым приятным событием. Собираясь к нему утром, я взяла с полки мобильный и удивленно уставилась на его экранчик. У меня было больше десятка пропущенных вызовов и сообщений от неизвестного абонента. Заглянув в сообщения, я обнаружила, что их автор подписался – Михаил. Все они были одного типа – Михаил беспокоился обо мне. Добралась ли я до дома, как прошли мои встречи со старыми знакомыми Крапивина?

С одной стороны, конечно, приятно узнать, что обо мне так волнуются, но с другой – такая излишняя забота мне показалась смешной. В конце концов, я работаю частным детективом уже не первый год и прекрасно могу сама постоять за себя! Чего о самом художнике я с уверенностью не сказала бы.

Похоже, номер моего телефона Михаилу дал Мухин. В первый момент у меня возникло желание перезвонить заботливому художнику, но потом я себя остановила. Незачем давать ему причину потом названивать мне по любому поводу. Хорошо, что в этот раз у аппарата был отключен звук...

Своему работодателю я позвонила уже из салона автомобиля, будучи в пути к его особняку. Я сделала это намеренно, надеясь, что у него найдутся какие-нибудь важные и неотложные дела на работе и разговор с Ириной мне удастся провести без лишних ушей.

Мне повезло – Мухин уже выехал в свой офис и недовольным тоном сообщил, что сейчас он предупредит Леонида о моем приезде. Его недовольство меня не слишком смутило. Главное, чтобы девушка не испугалась и рассказала, как все было.

– Татьяна Александровна! – уважительно и как-то даже слишком официально обратился ко мне сторож Леонид. – Вы снова к нам? Что-то случилось?

В глазах этого стареющего мужчины затаилось беспокойство. Мой приезд его совершенно не порадовал. Сторож подозревал, что это сулит обслуге какие-то неприятности, и, надо признать, он был абсолютно прав. Только неприятности грозили отнюдь не ему, а Ирине...

Но я не собиралась отпускать сторожа, не задав ему несколько вопросов с подвохом.

– Да, мне нужно уточнить у вас некоторые детали. Не волнуйтесь, я просто хочу воссоздать полную картину произошедшего. Возможно, тогда мне удастся быстрее найти похитителей картины.

– Да, конечно. Но, может, вы зайдете в дом?

– На самом деле, я бы предпочла прогуляться на свежем воздухе, – улыбнулась я. – Я так редко бываю за городом, а сегодня чудесный день!

– Согласен, – кивнул Леонид. – Вы можете пройтись по круговой тропинке и осмотреть заодно все место действия.

Леонид истолковал мое нежелание идти в дом по-своему. Он решил, что я хочу увидеть все своими глазами, чтобы разобраться, откуда влез и куда потом убежал похититель ключей. Это бы мне, конечно, не помешало. Но на самом деле я просто не хотела, чтобы Ирина заранее догадалась о моем визите и успела придумать какую-нибудь хитрую ложь.

В таких делах всегда лучше внезапность. Пока ничего не подозревающий свидетель хлопает глазами и открывает рот, вы задаете ему какой-нибудь каверзный вопрос – и он весь ваш. Испуганный, смущенный или разозленный. В любом случае, вывернуться ему уже куда сложнее, чем если бы он все хорошенько заранее обдумал.

Тем временем мы с Леонидом оставили особняк Мухина по левую руку от себя и углубились на территорию ухоженного сада. Я осматривала посадки, прикидывая про себя, реально ли одному человеку уследить за таким обширным пространством? Тем более, если повсюду растут деревья и кусты?

– Скажите, попытки нарушить границы частных владений случаются часто? – начала я разговор с нейтральной темы.

– Уже очень давно здесь не происходило ничего необычного, – покачал головой сторож-садовник. – Место престижное, все дома вокруг на сигнализации. Воры сюда и не суются.

– У вас есть какое-то объяснение тому, что ключи от машины хозяина пропали из вашей сторожки? Как я понимаю, она тоже под сигнализацией и снимаете ее только вы?

– Да, почти всегда в сторожке все включено, – вздохнул Леонид.

– Почти всегда?

– Бывает, когда мне нужно что-то сделать в саду, я беру инструмент из сторожки и иду с ним в другую часть сада. Сторожку я закрываю на ключ, но сигнализацию не трогаю – все равно, я же рядом, а это столько возни каждый раз! – Садовник заговорил горячо и быстро. – Вы же сами понимаете, чтобы что-то украсть за такое короткое время из запертой сторожки, нужно точно знать, что и откуда тащить! Значит, вор уже знал о ключах и о том, какой на двери замок. Даже чтобы отмычку подобрать, время нужно! Обычный вор, со стороны, ничего бы не смог унести, пока я рядом!

Я кивала, слушая его речь. Он был прав. Именно поэтому моя главная цель сегодня – не Леонид, а кухарка Ирина.

– Леонид, когда вы покидаете особняк на выходные, ваш хозяин все время проводит дома? Ирина тоже здесь ночует?

– Да, как правило, только они двое и остаются. Хозяин обычно сидит у себя и почти не выходит. Ирина работает на кухне. Если у хозяина намечается какая-нибудь поездка, то я остаюсь с Ириной.

– Что ж, теперь самое время поговорить с самой Ириной, – поворачивая к дому подытожила я.

– Пойдемте, я вас провожу, – покорно согласился Леонид.

Кухарка оказалась именно там, где ей и положено было находиться – на кухне. Кухня в особняке была большая, почти как в ресторане. С гигантскими холодильниками, где, видимо, хранились запасы провизии на несколько недель. Маленькая девушка смотрелась в окружении длинных столов и сверкающих шкафов, как Дюймовочка.

– Татьяна Александровна? – удивилась она при виде меня. – Вы снова к нам?

Мне показалось, что ее голос дрогнул. Испугалась? Что ж, проверим...

– Да, я решила еще раз уточнить некоторые детали у Леонида и у вас. Вы ведь больше других проводите времени в особняке?

– Да, пожалуй, можно так сказать, – осторожно улыбнулась Ирина и отвернулась, чтобы помешать что-то в большой блестящей кастрюле. – Извините, я не могу прерваться, это испортит все дело. Я же не знала, что вы приедете, так что вам придется потерпеть, я немного занята.

– Ничего страшного, – легко согласилась я и, дождавшись, когда Леонид закроет за собой дверь, задала ей такой вопрос: – Расскажите мне о вашем друге, который несколько раз навещал вас здесь. Вы давно его видели в последний раз?

Реакция Ирины меня испугала. Я, конечно, надеялась произвести на нее сильное впечатление, небрежно продемонстрировав свою осведомленность, но поведение Ирины превзошло все мои ожидания.

– О боже! – пискнула Ирина и уронила половник. – Как вы узнали?! Неужели Леонид догадался?

– Не стоит так волноваться. Если вы расскажете мне все, то я постараюсь избавить вас от объяснения с Мухиным. А Леонид тут ни при чем. Вас видела приходящая уборщица.

Ирина закрыла лицо руками и некоторое время молчала. Я даже решила подойти поближе, обнять ее за плечи, но она наконец открыла лицо и решительно выключила газ под кастрюлей.

– Вам придется выслушать долгий рассказ, – обратилась она ко мне.

– Главное, чтобы он был правдивым, – ободряюще улыбнулась я девушке.

– Ну, тогда садитесь, – указала она на один из многочисленных табуретов, и сама устроилась за столом. – Мне уже двадцать семь лет, и я почти все свое время провожу здесь. Даже друзья, которые когда-то у меня были, почти перестали со мной общаться. Но уйти отсюда я не смею! Я получаю здесь больше, чем все мои родственники, вместе взятые. Мне не очень-то верится, что я легко найду такую же хорошую работу. Завести какие-либо отношения с таким образом жизни, как у меня, кажется, просто невозможно. Если только я не соберусь выйти замуж за Леонида, – горько усмехнулась Ирина. – И тут появился он... Впервые я его увидела около месяца тому назад...

– Вы уверены? – переспросила я. По моим расчетам, это произошло еще до открытия выставки – слишком рано!

– Да, уверена, – вздохнула Ирина. – Тогда еще гладиолусы цвели.

– Кто был этот человек? Как он выглядел? – засыпала я вопросами бедную девушку.

– Послушайте, он ни разу не заходил в дом! – не замечая моих настойчивых вопросов, принялась оправдываться Ирина. – Мы познакомились, когда у него сломалась машина, а до трассы идти далеко. Он подошел к ограде и попросил меня позволить ему позвонить.

– У него своего телефона не было? – подозрительно спросила я.

– Он у него разрядился, – с готовностью пояснила Ирина.

Я вздохнула – и правда, весьма реальная история, почему бы Ирина заподозрила какой-то обман? Ее поведение вполне понятно.

– На вид ему около тридцати лет, может быть, чуть больше, – продолжала моя собеседница. – Назвался он Алексеем, мы обменялись телефонами, и на следующий день он мне позвонил.

– Какого он роста, телосложения?

– Роста среднего, худощавый, глаза светлые.

– Сколько раз он к вам приезжал – сюда?

Ирина ненадолго задумалось и потом решительно ответила:

– Пять раз! Всегда, когда Леонида не было. В дом Алексей не входил, мы разговаривали в саду. И еще, несколько раз я встречалась с ним в городе. Он был очень внимателен, и мне было приятно с ним общаться. Пока вы не доказали, что кто-то утащил ключи из сторожки Леонида, мне и в голову не приходило, что он может быть к этому причастен!

– У вас есть предположение, когда он мог утащить ключи?

– У него было несколько возможностей. Пару раз я оставляла его в саду, а сама уходила в кухню, чтобы проверить, как идет готовка. За это время он мог в первый раз рассмотреть замок сторожки, а во второй – взять нужный ключ.

– Вы сами рассказали ему, где хранятся дубликаты всех хозяйских ключей?

– Мне стыдно в этом признаваться, но – да, я, – опустила голову Ирина. – Разговор как-то раз зашел об этом...

– Не вините себя, – посочувствовала я девушке. – В этой ситуации вы не виновница, а жертва.

– С тех пор, как пропала картина, он больше не показывался. Я несколько раз пробовала ему звонить, но его телефон постоянно отключен... Кто он такой, на самом деле? Вы не знаете?

– Пока точно я вам этого сказать не могу, – покачала я головой. – Но ваш рассказ мне помог определиться с моей версией. Спасибо.

– Вы расскажете все Мухину? – безнадежным тоном спросила Ирина. – Тогда мне пора начинать искать новую работу...

– Пока что я попробую от него скрыть, о чем мы с вами говорили, – ободрила я ее. – Но в итоге, возможно, каких-то объяснений вам избежать не удастся. Вы должны успеть подготовиться и к такому варианту развития событий.

Покидала я особняк, будучи в полной уверенности, что именно Крапивин представился Ирине Алексеем и выкрал ключи. Но то, что он появился впервые у ворот особняка еще месяц тому назад, до начла открытия московской выставки, где были представлены обе картины с одинаковым названием – «Сумерки», сужало круг возможных вариантов его поступков.

Теперь уже не приходилось сомневаться в том, что Крапивин сознательно спрятал какую-то ценность вовсе не в ту картину, в которую ему кто-то поручил это сделать. Он решил сам прибрать к рукам то, что – волею случая – в них попало.

А раз так, то, значит, эта картина все еще находится в Тарасове. Крапивину понадобится какое-то время, чтобы найти покупателя, а его у мошенника явно нет.

Однако все это совсем не приближает меня к пониманию того, где мне искать Крапивина. Он словно растворился бесследно в вечернем городе.

Загляну-ка я в гости к моему знакомому мальчику Саше. Может быть, он видел или слышал еще что-нибудь необычное? Надежды на это немного, но стоит попробовать и этот вариант.

Знакомый двухэтажный неказистый дом на улице Старой Моровой был так же пуст, как и в прошлое мое посещение. Только сегодня день стоял пасмурный, и все вокруг выглядело совсем уж унылым.

Я позвонила в дверь, и мне сразу же открыли, как и в прошлый раз. Саша по-прежнему был дома один.

Теперь он встретил меня почти радостно. Кажется, его мало интересовало, что именно меня сюда привело, главное, что его необычное приключение продолжалось.

– Привет, Таня! – радостно воскликнул он. – Мамы опять нет, заходи!

– Что ж ты все время дома сидишь? – поинтересовалась я, направляясь вслед за мальчиком на уже знакомую мне веранду. – В школу-то ходишь?

– Лучше бы уж не ходил, но – приходится, – помрачнел Саша. – Нашла свою картину?

– Нашла, – кивнула я. – Но вот того, кто ее стащил – пока нет. И, может быть, тебе и в этот раз удастся мне помочь!

Мальчишка чуть не подскочил на месте.

– Но ты же в прошлый раз меня обо всем расспросила? Ничего нового с тех пор не произошло!

– Да, но о машинах, попавших в аварию, и об их водителях я тебя не расспрашивала. Что ты о них помнишь?

Саша пустился в описания. Машины он помнил хорошо, но номеров их, разумеется, он не знал. Ни одна из машин, судя по его словам, не походила на ту, что преследовала меня в первый день моего расследования. Водителей он описал, как сумел, но из этого тоже мало что прояснилось. Один из этих типов мог быть – а мог и не быть – Крапивиным.

– Ну, как? Я помог тебе? – с надеждой в голосе поинтересовался Саша.

– Конечно, твои сведения мне очень пригодятся, – кивнула я. – Но пока что мне еще далеко не все ясно...

На этот раз я ушла от Саши несколько разочарованной.

Что мне делать теперь, я уже знала. Если бы Саша или Ирина сообщили мне какую-либо ценную информацию, то я избежала бы того, что мне предстояло...

Требовалось же мне хорошенько обыскать мастерскую Ивана Григорьевича, а это было весьма рискованно. Если меня поймают, то оправдаюсь я с большим трудом. Однако существовала у меня слабая надежда, что в мастерской хранится та самая, украденная-перекраденная ценность, и эта надежда перевешивала все мои остальные соображения и даже опасения.

К этому важному делу я подошла со всей ответственностью. Для начала мне следовало убедиться, что Иван Григорьевич покинул свою мастерскую. Чтобы не вызывать ни у кого лишних подозрений, я не отправилась на разведку лично, а позвонила Михаилу Гончарову.

– Таня! – услышала я его радостный голос. – Вы мне так долго не отвечали! Я уже начал беспокоиться...

– Михаил, – перебила я словоохотливого художника. – Мне нужна ваша помощь! Вы готовы?

– На все, что угодно! – бодро отозвался Гончаров.

– Тогда разузнайте как-нибудь невзначай, на месте ли ваш коллега, Иван Григорьевич? Спросите у кого-нибудь... Только сами к нему не ходите, а то он может заподозрить неладное!

– Это нетрудно, – ответил Михаил. – Ждите, я вам перезвоню через несколько минут.

Мне повезло – выяснилось, что Иван Григорьевич с утра уехал по делам и обещал вернуться только к вечеру. У меня было как минимум несколько часов для осуществления своего плана. Поблагодарив Михаила, но так ему ничего и не объяснив, я отправилась «на дело».

Соседний с Домом художника дворик я нашла быстро. Но, к сожалению, на этот раз он вовсе не был пуст. Во дворе играли в мяч несколько мальчишек, а на лавочке сидели бабульки.

Ждать до вечера, когда все разойдутся по домам, я не могла – Иван Григорьевич как раз к тому времени вернется. Оставалось только как-то выманить этих «лишних» людей со двора.

Задача эта была не такой уж сложной, как показалось бы на первый взгляд. И дети, и старушки очень любопытны. На этом я и сыграла.

За углом дома, вне пределов видимости граждан находившихся во дворе, стояли мусорные баки, а чуть в стороне от них, на обочине, парковали свои машины жители окрестных домов. В один из этих баков я забросила извлеченную из сумки маленькую детскую игрушку. Она тут же начала издавать характерные звуки потревоженной автосигнализации.

Я отошла в сторонку и приготовилась. Батарейки у этого маленького устройства хватает надолго. Первыми на улице показались дети. Они с любопытством оглядывали ряд машин, чувствуя, что что-то здесь не так. Через несколько минут к ним подтянулись и недовольные старушки.

Они были раздражены и явно искали виновника этого переполоха. Я воспользовалась этим кратким моментом, чтобы незаметно войти во двор и быстро вскарабкаться по железной лестнице на крышу дома.

Перебраться на крышу Дома художника было несколько сложнее, чем спуститься с нее. Теперь я ни за что не могла ухватиться руками, но, понимая, что тянуть нельзя, я сделала решительный шаг. Металл издал под моей ногой неприятный скрежещущий звук, но при этом он даже не дрогнул. Я перенесла вес тела на правую ногу и, пригибаясь, пошла вдоль края крыши.

Дорогу к окошку в мастерской Ивана Григорьевича я хорошо запомнила. В моем рюкзаке имелось несколько отмычек. Если они мне не помогут, я просто разобью окно, и все!

К моему изумлению, защелка внутренней рамы этого вертикального окна не была задвинута. Наверное, после всех последних волнений Иван Григорьевич просто забыл о злополучном окне и ушел, не закрыв его.

Я осторожно открыла раму и пробралась в мастерскую. Стараясь действовать как можно тише, я прикрыла окно и огляделась.

Откуда лучше начать поиск? Со второго этажа, где жил художник, или с мастерской, где хранятся все его работы? Первое, что я сделаю – это простучу стены, собранные из деревянных панелей, что может занять много времени, потому лучше я приступлю к этому сразу же...

Но не успела я начать обследование, как услышала какой-то неожиданный звук. Какой-то глухой стук, будто упал деревянный ящик. От неожиданности я чуть не вскрикнула и прикрыла рот ладонью. В мастерской, кроме меня, был кто-то еще!

Присев на корточки, я подобралась к перилам галерейки и, стараясь не высовываться, взглянула вниз.

Открывшаяся моему взору картина здорово меня впечатлила – мастерская имела совсем другой вид. От идеального порядка, заведенного в своей студии Иваном Григорьевичем, не осталось и следа! Картины, драпировка, банки с краской, какие-то не очень знакомые мне предметы – все это валялось на полу, представляя собой полнейший хаос.

Виновник этого разгрома все еще находился тут. Он стоял возле письменного стола хозяина мастерской и методично потрошил содержимое его ящиков. Пустые ящики он отбрасывал в сторону. Этот глухой стук и привлек мое внимание.

Взломщик стоял ко мне спиной, но силуэт его показался мне знакомым. Высокий худой человек – похожий тип вчера напал на Крапивина и утащил его из соседнего двора, до того как я успела вмешаться.

Ситуация явно была интересной, и я решила воспользоваться своим преимуществом перед этим неизвестным.

– Кто вы такой, и что вы здесь делаете?! – выпрямляясь во весь рост, громко и гневно спросила я.

Высокий незнакомец вздрогнул от неожиданности и резко обернулся. Его лица я точно ни разу прежде не видела, но, возможно, именно он проник в мой дом и преследовал меня на машине!

Мужчина был уже немолод, у него оказались неожиданно тонкие черты лица. Небрежная, но не спортивная одежда, которая могла бы подойти для такого дела, заставила меня подумать, что передо мной – не профессионал, а случайный человек.

– Могу задать тот же вопрос и вам, – удивительно спокойно для подобной ситуации ответил мне взломщик. – Если вы ожидали, что я испугаюсь и убегу, то вынужден вас разочаровать! Я намерен довести свое дело до конца.

– И что же это за дело? – поразившись его наглости, спросила я.

– То же, что и у вас, – невозмутимо ответил этот странный тип и отвернулся к столу, будто меня здесь и не было.

Изумленная таким поведением, я несколько секунд молча взирала на его спину в потертом пиджаке и усиленно размышляла.

Действительно, поднимать шум и звать милицию – это совсем не в моих интересах, но я же могла оказаться преступницей и пристрелить его на месте! Но раз он так спокойно подставляет мне спину, то, видимо, он знает, что я в него не выстрелю. Знает, кто я такая?

– Вы не боитесь, что я выйду отсюда и тут же позвоню в милицию? – медленно спускаясь по лестнице, обратилась я к странному взломщику.

– Нет, – не поворачивая головы, ответил он. – Вам же интересно, нашел я что-нибудь или нет? А если нашел, то вам захочется на это взглянуть, так что милиция вам тут совсем не нужна.

Я вздохнула – он был чертовски прав! Меня только удивляло, что он не пытается от меня избавиться. Словно я совсем не мешаю его не совсем честным делам! Это как-то не вязалось с образом наемника – члена преступной группировки. Я решила, что мне стоит испытать на нем еще одно мое безотказное оружие – обаяние.

– Судя по этому разгрому, ничего вы тут не нашли, – усмехнулась я. – Деревянные панели простукивали?

– В первую очередь, – отозвался незнакомец.

– Кто вы такой и на кого работаете?

Я спустилась с лестницы и подошла ближе. Теперь я совершенно отчетливо видела, что передо мной – отнюдь не типичный представитель преступного мира. Взломщик больше походил на школьного учителя. Только очков не хватало для полноты картины!

– Зачем вы сюда пробрались? – продолжила я допрос. – Ведь это вы вчера прижали Крапивина? Разве этот тип не рассказал вам, куда он точно спрятал... то, что мы ищем?

– Если бы он рассказал, я бы тут не мучался, – пожал плечами мой собеседник. – Он оказался хитрее, чем я думал, и сбежал от меня на первой же остановке.

– Так вы скажете, кто вы такой? – в сотый раз спросила я, осторожно приближаясь к нему.

– Зачем мне это? – удивился взломщик и, оставив в покое разоренный стол, перешел к стеллажам.

И правда – зачем?

– Тебе стоит поделиться со мной, – я присела на краешек стола. – Возможно, общими усилиями мы найдем искомое быстрее...

Я не успела закончить свою мысль, как услышала стук в дверь. Знакомый мне женский голос позвал хозяина. Я замерла на месте, лихорадочно прикидывая, успею ли добежать до окна в потолке, если у соседки Ивана Григорьевича найдется запасной ключ и она решит заглянуть к нему без спросу?

Мой товарищ по несчастью прекратил свое исследование содержимого шкафа и поспешил к лестнице. Он был ближе к спасительному выходу и двигался на удивление легко и бесшумно. Вряд ли я его опередила бы.

Если бы я бросилась вперед со всей скоростью, то обязательно наступила бы на разбросанные по полу бумаги, коробки и прочие мелкие предметы. Этот шум, несомненно, услышали бы из-за двери. И тогда уж соседка, уверившись, что в мастерской кто-то есть, обязательно вошла бы, воспользовавшись своим ключом.

Взломщик на цыпочках взбежал по лестнице на второй этаж, издевательски поклонился мне и скрылся в открытом окне. Стук в дверь к этому моменту уже прекратился, судя по всему, соседка Ивана Григорьевича ушла к себе.

Я осмотрела разоренную мастерскую – ясно было одно: опередивший меня гражданин так ничего и не нашел. Значит, и мне здесь задерживаться не стоит.

Выйти через крышу – это мне показалось не самой удачной идеей. Во-первых, там мог затаиться мой неожиданный соперник. Во-вторых, дети и бабушки уже наверняка давно вернулись во двор, а слезать с крыши у них на глазах мне не очень-то хотелось. Особенно после того, что устроил в мастерской Ивана Григорьевича неизвестный мне господин. Если вдруг он сам решит заявить в милицию и свалить все на меня, меня быстро опознают.

Так что я подошла к входной двери и долго стояла, прислонившись к ней ухом, пытаясь уловить звуки, доносившиеся с лестницы. Все было тихо, и я осторожно открыла дверь. Как можно быстрее и незаметнее я проскользнула на первый этаж и выскочила из Дома художника.

Но едва я успела добраться до своего гнездышка и сменить свой «костюм взломщика» – джинсы и майку – на более цивилизованную одежду, как зазвонил мой мобильный.

– Татьяна Александровна? – раздался в трубке на удивление встревоженный голос Мухина. – Слава богу, это вы!

– Что случилось, Антон Владимирович? – почуяла я неладное.

– Вы сейчас дома? Не были сегодня у Гончарова? Ничего еще не слышали?

– Что с ним случилось? – терпеливо повторила я свой вопрос.

– Он в больнице! В отделении интенсивной терапии, – взволнованно сообщил Мухин. – На него кто-то напал! Его сильно избили, но, кажется, опасности для жизни нет. Хорошо, что его вовремя нашли...

– Кто это сделал, вам известно? Когда и где все это произошло?

– Подробностей я не знаю, – огорченно признался Мухин. – Мне только что сообщили. Я позвонил Михаилу на мобильный, а его трубку взяла медсестра... Он долго пробыл без сознания, а в больнице не знали, с кем связаться...

– Милиция у него уже была? – уточнила я. – К нему пускают посетителей?

– Как я понял, к нему еще не приходили. Поначалу состояние его было неважным. Теперь ему получше, но никто не спешит с ним побеседовать. Вы хотите его навестить?

– Разумеется, – быстро ответила я. – Может быть, это происшествие и не связано с нашим делом, но мне нужно все выяснить. Советую вам, Антон Владимирович, до уточнения всех обстоятельств соблюдать предельную осторожность! Возможно, вам тоже угрожает опасность.

– Вы так думаете? – засомневался встревоженный бизнесмен. – Но я же ничего толком не знаю! Кому я нужен?

– Наши противники вполне могут думать иначе, – предостерегла я Мухина от излишней уверенности в собственной безопасности.

Он тяжело вздохнул и назвал мне адрес больницы, куда положили Гончарова. Я без промедления поспешила туда.

Я не знала, что меня там ждет, в каком сейчас состоянии Михаил и сможет ли он рассказать мне о происшедшем.

Потратив некоторое время на выяснение номера палаты, где лежал художник, и с трудом уговорив бдительную гардеробщицу пропустить меня без халата, я проникла в травматологическое отделение.

Официально время посещений еще не наступило, но по коридорам бродило немало таких же, как я, нарушителей распорядка. Попасть в палату интенсивной терапии оказалось непросто. Подозрительная медсестра сурово сообщила мне, что дольше пятнадцати минут она мне с пострадавшим беседовать просто не позволит.

Я осторожно открыла белую дверь. В палате, к моему удивлению, было несколько кроватей, стоявших в ряд. Но занята была только одна из них.

На ней лежал очень бледный Михаил. Его глаза были закрыты, и в тишине не слышалось даже звуков его дыхания. Я шагнула вперед, он услышал легкий шорох и приоткрыл глаза.

– В таком виде тебе только трупов играть в кино! И на грим тратиться не нужно, – попыталась я пошутить.

– Нет, трупами я пока не хочу играть, – очень тихо ответил художник, но все же слабо улыбнулся уголками губ. – Посмертная слава меня не прельщает.

– Привет, – с опозданием поздоровалась я. – Что с тобой случилось?

– Я сам не очень хорошо понимаю, – прошептал Михаил и прикрыл глаза. Видимо, ему было тяжело долго держать их открытыми.

– Где на тебя напали? Дома? На улице? – начала я задавать наводящие вопросы, чтобы Гончарову было проще сосредоточиться. Я смотрела на его разбитые губы, ссадины на скулах и синяк, проступивший на его нижней челюсти. Остальное скрывала простыня, но мне не составляло труда дорисовать полную картину в своем воображении.

– Домой пришли... Двое... Никогда раньше их не видел...

Михаил отвечал короткими фразами, иногда он надолго замолкал, собираясь с силами. Глаза он больше предпочитал не открывать.

– Открыл им... Сразу схватили... Расспрашивали про старую картину... Думали, она у меня... Или – что я знаю, у кого. Мне не поверили... Стали бить...

Гончаров замолчал, и я поняла, что продолжения у его рассказа не будет. Нужно все уточнить самой.

– Как они выглядели? Какие-нибудь особые их приметы ты запомнил?

– Я даже и не успел толком... – Михаил попытался приподняться на локте, но это его доконало. Со стоном он опустился на подушку и, запинаясь, пробормотал: – Таня, я не знаю, кто они были... но думаю, что они постараются добраться... и до других участников... этого дела... Их нужно предупредить!..

– Не волнуйся, – я взяла художника за руку. Костяшки его пальцев были разбиты в кровь – наверное, он пытался сопротивляться и, судя по всему, успел съездить кому-то из негодяев по физиономии.

– Ты успел кого-то из них ударить? – поинтересовалась я. – Это уже особая примета, если на лице у того типа остался синяк.

– Может, и остался, не знаю... – попытался пожать плечами Михаил и сморщился от боли. – Я еще не все рассказал... там был один парень...

Но дослушать его мне не удалось. Дверь в палату приоткрылась, и в проеме показалась знакомая мне длинная фигура. Это был все тот же странный взломщик, так ловко улизнувший от меня в мастерской Ивана Григорьевича. Несколько мгновений мы в полном изумлении таращились друг на друга, а потом я, наконец, сбросила оцепенение и вскочила на ноги.

Первое, что пришло мне в голову, – он пришел закончить то, что не удалось типам, избившим Гончарова. Его нужно схватить, пока он снова не скрылся! Дальнейшее произошло очень быстро.

Не ожидавший моего присутствия в палате, мой «знакомый» взломщик замер. Пока он соображал, что тут происходит, я успела подлететь к нему вплотную и заломить его правую руку, которой он придерживал дверь, за спину. Дяденька попытался вывернуться и весьма ощутимо дернулся. Но я была к этому готова.

Дверь со стуком закрылась, отделив нас от людного коридора. Я покрепче перехватила руку своего пленника, и он сдался – обмяк, признав свое поражение.

– Таня, ты что? – услышала я немного окрепший голос Михаила. Он приподнял голову и с изумлением уставился на нас со «взломщиком». – Зачем ты его так?

– Этот человек несколько часов тому назад рылся в мастерской у Ивана Григорьевича, а теперь – неизвестно, зачем – он заявился и к тебе! Нужно выяснить, кто он такой!..

– Я и так знаю, кто он, – обессиленно опускаясь обратно на подушку, пробормотал Михаил.

Я взглянула на прикрывшего веки Гончарова, потом на невозмутимую физиономию моего пленника. Может быть, художник что-то напутал в результате перенесенного им потрясения?

– Откуда? – на всякий случай не ослабляя хватку, спросила я.

– Не знаю, что бы эти ребята со мной сделали, если бы не он, – снова открывая глаза, прошептал Михаил. – Когда он прибежал на шум, они меня бросили. Его они просто оттолкнули и убежали. Он вызвал «Скорую» и оставался со мной, пока не привез в больницу. Его зовут Олег.

– Но... – начала я, сама не зная, что хочу сказать.

– Отпустите мою руку, Татьяна Александровна, – попросил взломщик. – Я не убегу больше. Придется нам с вами поговорить, раз уж так сложились обстоятельства.

– Если вы помните, то я именно это в прошлый раз вам предлагала, – неохотно ослабив захват, ответила я. – Ваше бегство отнюдь не способствовало появлению у меня доверия к вам! И, кстати, откуда вы знаете, как меня зовут?

– Мне о вас все рассказали, – уклончиво ответил долговязый Олег.

– И вообще, кто вы такой и на кого вы работаете? – я не собиралась удовлетворяться такими невнятными ответами.

– Ну, если подойти к вопросу формально, – потирая пострадавшую руку, протянул Олег, – то я ни на кого не работаю – денег-то мне не платят.

Увидев выражение моего лица и почувствовав, что сейчас может пострадать не только его рука, но и что-нибудь, гораздо более ценное, он, наконец, сдался.

– Игорь Семенович Райский, мой дядя, – сказал Олег.

Я ошарашенно присела на краешек постели притихшего Михаила. О старом реставраторе я уже и думать забыла!

– Он тоже охотится за картиной?! – охрипшим голосом спросил художник. – Я всегда считал его человеком, преданным искусству в большей степени, нежели своим интересам. Не могу поверить, что всю свою жизнь я так заблуждался!

– Вы вовсе не заблуждались, – покачал головой Олег. – Вернее, почти не заблуждались. Да, мой дядя, хочет найти эту картину, но не для того, чтобы спрятать ее в своей личной коллекции или выгодно перепродать. У него иная, благородная цель!

– Благородная? – усомнилась я. – И для этого он посылает своего племянника порыться в чужой студии? Если он что-то знает о старинной картине, которую явно пытаются вывезти из страны, почему бы ему не поделиться этой информацией с милицией?

– В этом нет смысла, – вздохнул Олег. – Он предупреждал, что, возможно, мне придется с вами столкнуться, и просил, если не удастся избежать объяснений, проводить вас к нему. Вы не возражаете?

Бояться мне было нечего, и поэтому я охотно отправилась вместе с Олегом в гости к Райскому. Еще раз.

Уже знакомые мне бабушки, сидевшие на лавочке у подъезда пятиэтажки, проводили нас внимательными взглядами. Весь путь от больницы до дома Райского мы проделали почти в полном молчании. Племянник старого реставратора отличался удивительной сдержанностью и в ответ на все мои вопросы просил меня подождать до нашего прихода к Игорю Семеновичу.

Олег в дядину дверь не позвонил, а постучал каким-то особенным образом, и ему открыли без всяких вопросов и длительного ожидания. Старичок встретил своего родственника на удивление ласково, а затем обратился и ко мне:

– Ну, наконец-то! Я уже и не надеялся вас снова увидеть, Татьяна Александровна! Обещали заходить, навещать старика, а сами...

– Игорь Семенович, нам предстоит серьезный разговор, – сурово прервала я оживившегося старичка. – Я не знаю пока что, какую роль лично вы играете во всем происходящем, но мне уже очень интересно!

– Это очень долгая история, Татьяна Александровна, – вздохнул Райский и повел нас в кухню.

Как и в прошлый раз, я заметила, что двери в жилые комнаты плотно закрыты.

На этот раз приготовлением чая и кофе занялся Олег, а Райский, расположившись напротив меня на стуле, принялся рассказывать свою историю.

– Для начала я хочу вас заверить, Татьяна Александровна, что причинять вам какие-либо неприятности или водить вас за нос никогда не входило в мои планы. Дело в том, что вы неожиданно рассказали мне о картине, которую я очень давно пытаюсь найти.

– Очень давно? Откуда вы о ней знаете? Что это за картина?

– Не спешите, Татьяна Александровна! – поднял руки Райский. – Я начну с самого начала, если позволите.

Я кивнула и приготовилась слушать, изредка поглядывая на молчаливого Олега, тенью маячившего за спиной у своего дяди.

– Олег, наверное, уже сказал вам, что для меня эта картина, как Святой Грааль, – усмехнулся Райский. – Он никогда не верил, что мне удастся ее найти, и сейчас не верит. Верно, Олежек?

– Угу, – кивнул тот, не обратив никакого внимания на то, что его назвали детским именем.

– Так что он мне помогает только из чувства долга. Не сердитесь на него – это ведь я все затеял.

– Я и не сержусь. Что же вы такое затеяли и зачем?

– Вы принесли мне удивительную новость, я уже и не думал, что когда-нибудь эта вещь вновь всплывет на поверхность...

Для меня эта история началось еще в то время, когда я заканчивал училище реставраторов в Переславле-Залесском. Место это уже и во времена моей молодости было тихим и захолустным. Никаких событий или ярких происшествий. Я много и с удовольствием читал. Тогда-то я и узнал впервые о существовании этой картины. Она была написана в 1527 году, в Голландии, достаточно известным художником того времени – Грюнбергом, а называется они «Натюрморт с голубым кувшином».

– Я никогда не слышала о таком художнике и об этой картине, – нахмурилась я, начиная подозревать, что меня водят за нос.

– Олежек, принеси нам альбом Грюнберга и мою папку, – обратился к племяннику Райский, видимо, уловив мои сомнения.

Олег вручил мне альбом. Папку же забрал Райский, но открывать ее он пока не спешил. Я с интересом принялась изучать иллюстрации, заодно просмотрев данные об издательстве и о тираже. А Райский продолжил свою историю:

– Этот художник принадлежит к так называемым «малым голландцам», и его работы всегда высоко ценились. А сейчас суммы, за которые можно продать его полотна, просто баснословны! Время и история сделали работы таких мастеров, как он, экспонатами самых престижных мировых музеев.

В Россию эта его картина попала еще в XVII веке, во времена Екатерины. Один из молодых дворян ее двора женился на представительнице угасавшего голландского рода. Для голландцев это было унизительно, но выгодно. Молодая жена привезла на новую родину немало вещей из родительского дома. В том числе, и картину, которая всегда висела в ее комнате. Так этот натюрморт и оказался собственностью рода Анисовых.

На протяжении почти двух веков вполне законным путем переходил от одного владельца к другому. Так, к началу двадцатого века он оказался в коллекции богатого владельца суконнодельческой фабрики города Переславля-Залесского. И у него эту картину похитили! Сама история похищения была очень громкой и подробно освещалась в местных газетах того времени. Чтобы не показаться голословным, я зачитаю вам кое-что...

Игорь Семенович порылся в пухлой бумажной папке и достал оттуда несколько старых машинописных листков.

– Это выдержка из предписания прокурора окружного суда для начальника полиции для принятия мер по розыску похищенного и похитителей. Можете взглянуть!

Я взяла в руки пожелтевшую бумагу и вчиталась в непривычный шрифт:

«Шестнадцатого июля сего года около двух часов утра в г. Переславле-Залесском в доме купца Афанасьева по улице Валовой, пять, совершена кража двух картин: портрет Никиты Афанасьева кисти неизвестного художника и «Натюрморт с голубым кувшином» кисти Грюнберга. Обе картины весьма ценны: первая – на две тысячи рублей, вторая – на двадцать тысяч...»

– Вам, наверное, интересно узнать, что же представлял собой этот голландский натюрморт? – поинтересовался Райский. – Фотографий его, разумеется, нет, а возможно, их и не делали, но существуют словесные описания полотна, которые позволяют нам судить о размере картины. Она была сравнительно небольшой. Всего лишь тридцать пять сантиметров на пятьдесят. Уже в XIX веке картина сильно потемнела от покрывавшего ее лака и пошла сетью мелких трещин, что внушало владельцу определенные опасения за ее сохранность в дальнейшем.

Он считал, что краска может осыпаться, и подумывал о том, чтобы нанять художника, который бы смог как-то закрепить старые краски. Тогда еще почти не было профессиональных реставраторов, и художники подновляли картины в зависимости от собственных представлений.

– Картину удалось найти уже тогда? И с чего вы взяли, что наша картина и эта – одно и то же полотно? – перебила я Райского, уклонившегося куда-то в сторону от сути разговора.

– Не спешите, Татьяна Александровна, – поднял палец старичок. – Сначала послушайте про ограбление. Шестнадцатого июля в начале третьего часа пополуночи служанка купца Афанасьева проснулась оттого, что ей почудились чьи-то приглушенные крики. Выйдя во двор, она уже отчетливо услышала: «Караул, жулики!» – откуда-то со стороны конюшни. Как потом выяснилось, тревогу поднял конюх, запертый в подвале злоумышленниками. Когда служанка открыла подвал, тот сказал: «Несчастье у нас! Идите, проверьте двери! Меня сюда воры засадили». И действительно, задняя дверь дома была взломана. А в гостиной не досчитались двух картин. Конюх сообщил, что ему угрожали револьвером и ножом трое мужчин, которые и бросили его в подвал, предварительно связав.

Поначалу полиция не смогла найти никаких следов преступников и пропавших картин. Купец почти смирился с этой пропажей, но тут произошло нечто неожиданное. В полицейский участок поступили сведения о том, что незадолго до кражи в доме Афанасьева один из местных красильщиков заказал в ремесленном училище щипцы «разжим для растяжения». Такими щипцами можно было легко взломать замки и в крепких дверях особняка. В этот же день красильщика доставили в полицию.

Поначалу он отрицал сам факт заказа щипцов, но потом, уличенный работниками училища, сознался и сказал, что об этом его попросил его давний знакомый. Этот человек пригрозил красильщику смертью, если он его выдаст.

Казалось бы, теперь все должно было проясниться. Все подозреваемые оказались в руках у полиции. Требовалось только заставить их заговорить. Но это оказалось совсем непросто! Каждый из подозреваемых стремился оправдать самого себя и обвинял в преступлении остальных. Докопаться до правды и, самое главное, найти пропажу так и не удалось. Все подозреваемые получили разные сроки каторги, но так и не открыли место, где они спрятали свою добычу. Видимо они еще надеялись воспользоваться ею после возвращения из ссылки.

Однако картина пропала не бесследно. Вновь она появилась в поле зрения искусствоведов и историков уже после революции, когда часть населения бежала за границу, побросав почти все свое имущество. Что тогда точно произошло, неизвестно, но картина оказалась в списке национализированных в ярославской губернии произведений искусства и была отправлена, судя по документам, в Ярославль. Но это было уже время гражданской войны, а ценности тогда редко удавалось перевезти без хлопот.

След голландского натюрморта вновь потерялся на многие десятилетия. Я бы и не подумал, что он сохранился, если бы сам его не увидел! Собственными глазами!

Тут Райский ненадолго замолчал и, не дожидаясь наших вопросов, продолжил:

– Я видел ее у одного коллекционера, в Ленинграде, в восьмидесятые годы. Меня наняли, чтобы ее отреставрировать, и я хорошо рассмотрел картину. Это был подлинник – сама работа и подпись автора в углу не оставляли сомнений.

– А как владелец картины объяснил вам ее существование? – заинтересовалась я.

– Он утверждал, что... просто нашел ее! – улыбнулся Райский. – Не смейтесь – на этом свете все возможно... У нас ведь была бурная история. Возможно, кто-то спрятал ее – еще во времена гражданской войны, или позже, в Великую Отечественную, опасаясь немцев. Есть масса примеров тому, как большие ценности люди находили спустя десятки, а то и сотни лет – в каких-то старых домах, в подвалах и на чердаках...

– Но, судя по всему, эта картина в очередной раз пропала? – нахмурилась я.

– О да! Это был очень драматический эпизод! – оживленно закивал Райский. – Именно поэтому я так упорно ее искал! Я уверен, что тогда действительно ее похитили, а ее нынешний владелец, кем бы он ни был, получил ее незаконным путем.

– Что же произошло в те годы?

– Это очень неприятная история, – нахмурился старый реставратор. – Дом, в котором жил пригласивший меня владелец картины, сгорел дотла. Хозяин погиб на пожаре. Следствие пришло к выводу, что это – результат несчастного случая, но я им не поверил! Родственники хозяина нашли на пепелище кое-какие семейные ценности, а я обнаружил закопченные остатки рамы. Но ни следа обгоревшего холста! – Старая картина, – это, прежде всего, толстый слой масляной краски, покрытой прочным лаком, плюс грунтовка, пропитывающая холст. Все это горит медленно и плохо. Даже при сильном пламени в местах крепления холста к раме и подрамнику, должны были остаться следы всех этих веществ, покрывавших холст и постепенно плавившихся. Но там было только дерево. Холст кто-то вынул до того, как рама занялась огнем.

– Вы хотите сказать, что нынешний хозяин картины может оказаться не только тем давним вором, но и убийцей? – спросила я. Мне кое-что пришло в голову.

Старый реставратор молча кивнул.

– Хорошо. Теперь расскажите мне о той игре, которую вы затеяли вместе с Олегом, – перешла я к более насущным проблемам.

– Игре? – переспросил Райский. – Это отнюдь не игра для меня, Татьяна Александровна! Может, это самое важное, что я собираюсь сделать за всю свою жизнь! Я смогу ее вернуть! Я один видел ее в восьмидесятые и всегда верил, что она тогда не сгорела. И когда вы мне рассказали, что случилось с Мишиными «Сумерками», я сразу заподозрил, что так незаметно хотели провезти другую картину. Я полагал, что это может быть она...

– У вас нет никаких доказательств, – покачала головой я. – Пропала ваша картина в Ленинграде, а вывезли ее из Москвы.

– Это несущественно, – легко отмахнулся Райский. – Главное, что сейчас нужно – найти ее. Но я не хотел, чтобы она снова попала в руки какого-нибудь частного лица, вроде вашего Мухина. Тогда этот шедевр снова никто не увидит! Именно потому, что вы работаете на Мухина, я не стал рассказывать вам о своих предположениях и даже запутал вас версией о тайнике в раме.

– Хотели запутать, – усмехнулась я. – У вас это не слишком-то хорошо получилось.

– Извините, но я решил, что лучше мне начать действовать самому, – вздохнул Райский, но виноватым он при этом вовсе не выглядел. – Правда, мне пришлось привлечь племянника... Сначала я попросил его проследить за вами и по возможности узнать, что вы затеваете. Мне требовалось быть в курсе вашего расследования.

– Так это вы ездили за мной по пятам?! И проникли в мою квартиру?! – уставилась я на возившегося с посудой Олега.

– Да, это был я, – невозмутимо кивнул тот. – Раньше мне не приходилось заниматься такими вещами, так что вы быстро меня раскусили.

– Для того, кто никогда не увлекался шпионажем, слежкой и взломом, у вас все просто прекрасно получилось, – прищурилась я, с новым интересом разглядывая племянника реставратора.

– Дело в том, что Олег всегда очень интересовался всякими такими делами, – принялся объяснять Райский. – Работой спецслужб и прочим... Самому ему служить не пришлось – зрение слабое. Но он, кажется, прочитал все книги по этим вопросам, которые только есть на белом свете.

– Что вы хотели найти в моей квартире? – задала я давно мучавший меня вопрос.

– Да ничего, – пожал плечами Олег.

– То есть?! – возмутилась я. – Что за чушь?!

Племянник Райского вздохнул и пустился в явно неприятные для него объяснения:

– У меня была коллекция отмычек. Я давно ее приобрел, она раритетная, изготовлена еще в двадцатые годы. Никогда ею не пользовался, но теоретически я знал – как. Решил попробовать, когда узнал, что ваша квартира пуста. Дело оказалось не таким уж сложным, как я думал. Когда дверь открылась, я вошел, и, раз уж так вышло, то мне нужно было осмотреться. Правда, мне это не помогло – ничего полезного для дела я не нашел.

– Прекрасно! – фыркнула я. – Покопались у меня просто из любопытства!

Олег молча отвернулся, оставив мою реплику без ответа. Обстановку попытался разрядить Райский.

– Я предлагаю нам с вами, Татьяна Александровна, заключить мирный договор, – старик разломил шоколадку и протянул мне кусочек. – Сейчас мы столкнулись с людьми, решившимися на открытое насилие. Я не хочу, чтобы эти люди нашли картину раньше нас или – даже вас! И тем более, я не желаю, чтобы при этом кто-то пострадал. Я давно знаю Мишу Гончарова, и меня очень огорчило это происшествие с ним...

– Зачем вы мне? – нахмурилась я. Мне не требовались помощники, да еще такие своевольные! – Я вам нужна, а вы мне – нет.

– Татьяна Александровна, у меня есть полезные для вас сведения. И Олег тоже может вам пригодиться. Вы же теперь и сами в опасности!

Я невольно покосилась на племянника реставратора – защитник из него никакой, – переломится от первого же удара. Разве что для мелких поручений сгодится. А вот информация, обещанная мне Райским, и правда, могла оказаться полезной...

– Мне не требуется помощь в расследовании, – покачала я головой. – Но, возможно, мне понадобятся кое-какие сведения из области искусства, которыми я не располагаю. Так что никакого союза заключать с вами я не собираюсь. Разве что вы согласитесь беспрекословно мне подчиняться и исполнять все мои требования.

– А вы поделитесь с нами тем, что вы узнаете? – деловито осведомился Райский.

– Если сочту нужным, – уклончиво ответила я.

Реставратор вздохнул и оглянулся на племянника.

– На таких условиях мы с вами сотрудничать не станем, – неожиданно ответил он. – Что ж, я рад, что мы прояснили все эти недоразумения. Удачи я вам не желаю, нам она больше понадобится! До свидания, Татьяна Александровна! Уверен, мы еще увидимся.

* * *

– Что-то случилось? – спросила я у полковника Кирьянова, без предупреждения заглянувшего ко мне в гости.

Я, конечно, догадывалась, с чем это, вероятно, связано, но в моих интересах было не слишком активно это демонстрировать.

– А ты не понимаешь? – усмехнулся Киря. – Те люди, с которыми ты в последнее время постоянно общалась, похоже, находятся в опасности. Думал, тебе это известно.

– Я слышала только об избиении Михаила Гончарова, – нахмурилась я. – Еще кто-то пострадал? Но прошло всего несколько часов после нападения на художника!

– Пока нет, но, судя по всему, это лишь дело времени, – хмуро ответил Киря. – Я не знаю всего того, что известно тебе, так что прошу тебя либо поделиться со мной информацией, либо самой предпринять меры. Хоть какие-нибудь! Предупреди тех, кто может пострадать.

– Если никто больше не подвергся нападению, то что же тебя заставляет так беспокоиться о безопасности этих людей? – не поняла я.

– Ты ничего не знаешь об обыске, который кто-то устроил в мастерской некоего Литвинова Ивана Григорьевича? – Киря смерял меня подозрительным взглядом. – Этот художник утверждает, что он с тобой знаком.

– Ах, да. Я помню его! Что у него искали?

– Он говорит, что понятия об этом не имеет, – недовольно ответил полковник. – Но считает, что с этим как-то связана ты – обыск случился как раз после твоего визита. За тобой могли следить?

– Нет, в тот раз это было невозможно, – покачала я головой.

– И ты не знаешь, кто мог напасть на Гончарова и устроить этот обыск?

– У меня нет конкретных подозреваемых, – с сожалением вынуждена была признаться я. – Могу только сказать что, скорее всего, это не местные жители, а приезжие.

– Ну, это уже что-то, – кивнул Киря.

Как только мой старый друг ушел, я принялась звонить Мухину. Мне хотелось убедиться, что больше ничего непредвиденного не произошло. С моим работодателем было все в порядке, и поэтому он тут же забросал меня вопросами:

– Кто эти люди, напавшие на Михаила? У вас есть какие-то предположения?

– Конечно, есть, – ответила я. – Эти люди хотели узнать, где картина, значит, их послал ее настоящий владелец. Поскольку картиной он владеет незаконно, то и вернуть ее может только таким образом – бандитским.

– Думаете, есть реальная угроза и для меня?.. – взволнованно спросил Мухин.

– На их месте я бы не стала вам досаждать. Скорее всего, их интересует Крапивин, а уж если они его не найдут, тогда примутся за ваших слуг и прочих свидетелей.

– Мы можем что-то сделать, чтобы как-то себя обезопасить? – немного успокоился бизнесмен. – Я предостерег своих людей, но...

– Кроме крайне осторожного поведения, я больше не могу ничего вам посоветовать, – вздохнула я. – Угроза слишком неопределенная.

– Татьяна Александровна, – как-то неуверенно начал Мухин, – после нападения на Мишу, я задумался над всем этим... Как вы думаете, если прекратить расследование, это чем-то поможет? В смысле, будет ли так безопаснее для всех?

Я вздохнула:

– Вы же знаете, что уже ничего нельзя изменить. Их не интересует наше расследование. Им просто нужна картина! И они будут упорно искать ее, тем или иным способом. Ваше невмешательство ничего не изменит.

– Хорошо, – тихо, но решительно ответил Мухин. – Тогда продолжайте, пожалуйста. Каким будет ваш следующий шаг?

– Это не телефонный разговор, – отделалась я от него. – Впоследствии я вам все расскажу.

На самом деле, мне не хотелось рассказывать Мухину обо всех своих источниках информации – вдруг нас подслушивали? После разговора с Кирей я вспомнила еще об одном человеке, которого никто не предупредил о возможной опасности. Это был мальчик Саша.

У меня не было его номера телефона, так что мне следовало отправиться к нему лично. Хорошенько поплутав по городу, чтобы убедиться, что за мной нет слежки, я добралась до его дома и поспешила скрыться за дверью подъезда.

Я ожидала, что мне опять так же быстро откроют, как и в первые два раза. Но на мой звонок, а потом и на настойчивый стук так никто и не вышел. Мне это совсем не понравилось! Я отогнала прочь неприятные картины, которые мне подсказывало мое воображение. Необходимо все выяснить в точности!

Я придирчиво осмотрела деревянную дверь, закрытую на старый замок. Будь у меня с собой инструменты, я бы его легко открыла! На всякий случай, я попробовала толкнуть дверь, и она... открылась!

Я похолодела. Такое начало не предвещало ничего хорошего. Осторожно заглянув внутрь, я увидела знакомую картину – полутемный, заставленный вещами, коридор. Все, как в прошлый раз. Никаких изменений, и полная тишина.

Хозяева ушли, не закрыв дверь? Это слишком уж маловероятно. Оружия у меня с собой тоже не было, но я в большей степени боялась не затаившихся врагов, а того, что я могу увидеть...

Медленно, стараясь не шуметь, я сделала несколько шагов в коридор и прикрыла за собой дверь. В полуоткрытую дверь кухни я заметила громоздившиеся в раковине горы грязной посуды, общий неряшливый беспорядок, но никакого специально устроенного разгрома или следов борьбы.

Дальше была большая комната, тоже пустая и неприбранная.

В подъезде бухнула входная дверь, и я едва не подпрыгнула на месте. При резком развороте я стукнулась локтем о косяк, и моя правая рука мгновенно онемела. Не успела я подумать о том, что если в квартире кто-то есть, то он меня несомненно услышит, как вдруг почувствовала, что в спину мне уперлось что-то твердое и круглое. Пистолет!

– Что вам тут нужно? – услышала я знакомый голос.

– Олег?! – оглянулась я в изумлении. – Что такое?! Зачем у вас пистолет и что вы тут делаете? Где мальчик?!

Олег опустил пистолет и отмахнулся от меня свободной рукой.

– Хватит вопросов! Можете вы перестать тараторить?

– Отвечайте! – упрямо потребовала я, скрестив руки на груди.

– С мальчишкой все в порядке, – принялся объяснять Олег, не слишком-то скрывая свое недовольство. – Я поговорил с его матерью, и они уехали на время к бабушке, в другую часть города. А я остался здесь, можно сказать, в засаде. Жду, пока покажутся те двое, «навестившие» Михаила Гончарова.

– Как вы убедили его мать уехать, и вообще, откуда вы узнали про Сашу? – запоздало удивилась я.

– Раз я сумел все это узнать, то и они смогут, как вы думаете? – усмехнулся племянник реставратора. – А мамаше я представился вашим другом. Она о вас от Саши наслушалась и сразу мне поверила.

Я позволила себе немного расслабиться.

– Думаете, вы справитесь с двумя головорезами сразу? – окинув Олега критическим взглядом, осведомилась я.

– Что вы хотите мне предложить?

– Свою помощь, – ответила я. – Цель у нас одна, и на данном этапе нам выгоднее объединить наши усилия.

– Вот как? – подозрительно прищурился Олег, явно не собираясь соглашаться на сотрудничество.

– У вас нет другого выхода, – как можно равнодушнее пожала плечами я. – Мы оба тут находимся незаконно, и, если вы заупрямитесь, я могу позвать на помощь...

Олег вздохнул и недовольно махнул рукой в мою сторону.

– Делайте, что хотите, вреда от вас не будет.

С этими словами он просто, как к себе домой, нагнувшись, залез в старый платяной шкаф и прикрыл за собой дверцу.

Мне оставалось только самой о себе позаботиться.

Удивительно, как в современной квартире мало мест, где взрослый человек может спрятаться! Олег уже занял единственное доступное укрытие, и мне пришлось отправиться в другую комнату.

Это была, судя по всему, детская. Здесь царил весьма живописный беспорядок. Множество мелких деталей конструктора и прочий хлам усеивали стол и даже пол. Осторожно пробравшись к окну, я устроилась за тяжелыми длинными занавесками. Теперь оставалось только ждать.

На самом деле, не было никаких гарантий, что эти ребята появятся здесь именно сегодня. Они могли заняться поисками Крапивина или просто и не подозревать о существовании мальчика Саши.

Ждать стоя – это, конечно, очень неудобно, зато я не опасалась, что усну в тишине и полумраке пустой квартиры...

Мои размышления на тему – не лучше ли мне заняться какими-нибудь другими делами? – прервал некий неожиданный звук. Из коридора донеслись осторожные шаги нескольких пар ног.

Я насторожилась и замерла в своем ненадежном укрытии. Из-за занавески различались только чьи-то смутные силуэты.

Незваных, но ожидаемых гостей оказалось двое. Они вначале зашли в кухню, но тут же покинули ее и заглянули в детскую. Один прислонился к стене возле двери, пока второй осматривался, пиная по полу детали конструктора.

– Нету никого, – разочарованно вздохнул тип, замерший у стены.

– Чё, подождем? – спросил другой, но ответа он от своего напарника получить так и не успел.

Исследуя детскую, он оказался совсем рядом с окном и повернулся к нему спиной. Такой подходящий момент я никак не могла упустить!

Даже не успев до конца выпутаться из скрывавшей меня занавески, я мгновенно скрутила ближайшего головореза, заломив его правую руку ему за спину.

Второй двинулся было ко мне, собираясь освободить сообщника, но тут на сцене появился Олег со своим пистолетом. Наше маленькое сражение было выиграно, даже не успев начаться!

Через несколько минут оба наших пленника смирно сидели в кухне, крепко привязанные к стульям обычной бельевой веревкой, заранее припасенной Олегом.

Настало время приступить к расспросам, ради которых мы и затеяли эту авантюру.

– Кто вы такие и кто вас прислал сюда? – крутя в руках хвост от веревки, спросила я. – Если расскажете о вашем нанимателе, то мы подумаем над возможностью вашего освобождения.

Один из наших пленников, пониже ростом и поплотнее, презрительно фыркнул:

– Тоже мне, напугала! Это вы на нас напали – и вас за это посадят!

– Вы вломились в чужое жилище!

– Вы тоже!

Я стиснула зубы. Действительно, сдать их в милицию – это для нас с Олегом невыгодно. Только Михаил Гончаров их опознает: им тогда грозит срок. Но как объяснить властям, что мы с Олегом поймали их по собственному почину? И кстати, даже угрожали им оружием. Интересно, разрешение на ношение пистолета у Олега есть? Обязательно спрошу его попозже.

– Выйди, я пока с ними сам побеседую, – неожиданно предложил мне Олег.

– Давай, при мне беседуй, – велела я ему и подозрительно прищурилась.

– Не доверяешь мне? – усмехнулся он и отправился к ящику со столовыми приборами.

Порывшись в нем, племянник старого реставратора достал оттуда устрашающего вида нож, какие-то щипцы и прочие неприятные на вид вещи.

– Ты чего, мужик?! – взволновался второй наш пленник, низкорослый и щуплый.

– Хочу несколько оживить стиль нашего разговора, – невозмутимо ответил Олег и включил газовую горелку, сунув в огнь кончик широкого, устрашающего на вид ножа.

– Тебя за это посадят! – повторил наш пленник, но уже каким-то неуверенным тоном.

– Угу, – кивнул Олег. – Если ты выживешь, и все обо мне кому-то расскажешь.

Я с изумлением смотрела на своего партнера, казавшегося совершенно безобидным человеком. Неужели он и правда на такое способен?! Смотрелся он очень убедительно! Вот такими и бывают маньяки – совсем не страшными, на первый взгляд, людьми, от которых никто не ждет проявлений агрессивности. Роль Олегу явно удавалась, и я решила подыграть ему.

– Ты что? – возмутилась я. – Куда мы их потом денем? Как отсюда трупы вывезем, здесь же их не бросишь...

– Да как всегда все сделаем, – не моргнув глазом, ответил мне Олег. – В обычном месте их зароем, там еще лет десять их никто не найдет.

Только тут я окончательно убедилась, что он действительно актерствует, и мои параноидальные страхи отчасти меня отпустили.

Весь это спектакль в основном был рассчитан на щуплого типа, казавшегося более податливым и трусливым. И когда Олег развернулся от плиты с раскаленным ножом в руках, именно щуплый мужик задергался на стуле и со страхом забормотал:

– Вы с ума тут все посходили в вашей глуши?! Кто так дела делает?! Чё вам надо-то?!

– Прекрати, идиот, – рявкнул на него второй, но сообщник просто его не услышал.

Найдя взглядом меня, добросовестно исполнявшую роль «хорошего полицейского», щуплый тип выкрикнул:

– Я только с тобой говорить согласен! Пусть этот псих от меня отстанет, и я тебе все расскажу!

– Дурак! – прорычал его сообщник и заработал за это короткий удар в челюсть от Олега.

– Оставь свои штучки! – сурово обратилась я к племяннику реставратора. – Я поговорю с этим.

Олег с видимой неохотой отложил свои «инструменты» и уселся на стол в ожидании.

– Ну? – обратилась я к щуплому головорезу. – Кто вас нанял и зачем?

– Мы его не знаем. Но если он вам так нужен, я расскажу все, что мне известно, а вы уж его сами ищите, – опустив голову, начал было пленник и замолчал.

– Давай-давай, – скомандовал Олег.

Пленник вздрогнул и заговорил заметно оживленнее.

История эта походила на правду. Заказчика нашел его друг, с которым они вместе проживали где-то в Подмосковье. Клиент пообещал хороший навар за нехитрое дело. У него увели ценную картину, какие-то мелкие сошки из Тарасова. Картину требовалось вернуть, а мелких сошек – как следует наказать. Напарникам предоставили сведения о возможных похитителях. Заказчик не знал точно, все ли они замешаны в деле, но разрешил поступить с ними по собственному усмотрению. Первым в списке значился Михаил Гончаров. Затем шел Крапивин, но наши пленники не смогли быстро разыскать и перешли к следующему пункту плана.

Узнав о моем расследовании, они не стали изобретать велосипед и пошли по моим стопам. Сначала они попытались навестить Райского, но тот, разумеется, дверь им не открыл. Дальнейший след привел их к дому Саши – единственного свидетеля кражи, где их уже поджидали мы.

Связь с заказчиком у них была весьма своеобразная. Во-первых, он сам всегда мог позвонить им на мобильный и справиться о ходе дела. Но каждый раз он звонил с разных номеров, и они не разу не повторились.

Сами наемники могли войти с ним в контакт следующим образом: сообщник нашего разговорчивого пленника звонил какому-то типу в Москву, а тот уже и передавал сообщение заказчику. У этого типа телефон был постоянный, но звонить ему разрешалось только в особых, критических случаях, когда громилам требовались срочные инструкции!

Уточнив все эти интересные сведения, я задумалась, что же делать с нашими пленниками дальше?

– Нужно анонимно позвонить в милицию и намекнуть, что именно эти двое избили Гончарова. Он их опознает, и дело с концом, – предложил мне Олег.

– Пойдем-ка, обсудим все в другой комнате, – поманила я его пальцем.

* * *

Засада в квартире дала мне только одну зацепку – номер телефона неизвестного посредника между наемниками и заказчиком. Зацепка весьма слабая, так как телефон-то – сотовый и, скорее всего, краденый. Найти его нынешнего владельца, скорее всего, не удастся...

Конечно же, давно существуют системы слежения, позволяющие находить любого абонента сотовой сети и отмечать его перемещения. Но доступ к таким технологиям возможно получить только по решению суда, или же надо быть прокурором, расследующим какое-то важное преступление. Так что воспользоваться благами прогресса мне явно не суждено, придется действовать по старинке.

– Киря, привет!

Я, кажется, не удивила своего старого приятеля неожиданным звонком.

– Что у тебя опять стряслось? – сонно спросил тот, даже не пытаясь скрыть зевок.

– Ели ты мне не поможешь, то и никто другой не поможет. Мне нужно узнать, кому принадлежит номер одного телефона. Номер сотовый, и куплен он, скорее всего, в Москве. Это можно узнать, не поднимая лишний шум и без официальных запросов?

– Ох, Таня! – проворчал Кирьянов. – Смерти моей хочешь?

– Вот еще! Я тебя холю и лелею, куда ж я без тебя!

– Да ну? Тогда ты, случайно, ничего не знаешь о тех двух типах, которых Гончаров опознал, как напавших на него? Какую-то уж больно странную историю они нам рассказывают о том, как они попались...

– Вы их поймали?! Замечательно! И что вам удалось от них узнать?

– Сама знаешь, я не имею права тебе об этом рассказывать. Ну, и что там за номер тебе нужно пробить?

Я назвала Кирьянову номер и со спокойной совестью отправилась навестить Михаила Гончарова.

Художнику было уже лучше, и в его палату пускали без особых ограничений.

– Как идет выздоровление? – Я положила на тумбочку возле кровати большой грейпфрут.

– Медленно, но верно, – слабо улыбнулся Михаил. – А как твое расследование?

– Пока ничего нового, но есть зацепки.

– Не бойся меня утомить. Я с удовольствием послушаю историю. Любую, даже очень длинную.

– Никакой истории пока и нету. Мне придется начать с другого конца, а точнее, с самого начала.

– То есть, ты отправляешься в Москву?

– Я еще не уверена...

Художник снова едва заметно улыбнулся.

– Тогда обещай, что ты будешь осторожна.

– Я-то, в отличие от некоторых, всегда осторожна! – невольно улыбнулась я в ответ.

* * *

Только оказавшись в Москве, я смогла вздохнуть спокойно. Во-первых, мне удалось отвязаться от назойливо навязываемого мне Райским помощника, радом с которым я чувствовал себя не слишком-то уютно.

Во-вторых, в столице меня не преследовал больше внимательный недоверчивый взгляд полковника Кирьянова, который, кажется, уже усомнился в том, что я была с ним полностью откровенна.

Конец этого запутанного клубка событий в лице мошенника-реставратора Крапивина временно затерялся. Сейчас его искали все: и органы правопорядка, и хозяева картины, и даже я. Он очень разумно залег «на дно», и неизвестно, когда он теперь решит показаться на люди.

Начало же этого дела скрывалось здесь, в столице. Незаконный владелец картины, нанявший Крапивина для ее тайной перевозки, обитал в Москве.

Найти его по номеру сотового телефона посредника – очень сложное дело, но это мой единственный шанс.

Я сразу же отправилась по предоставленному мне – под большим секретом – адресу владельца телефона. Точнее, владелицы. Номер был зарегистрирован на некую Елену Кузнецову, а ее адрес мне сообщил Кирьянов.

На мой звонок дверь слегка приоткрылась, только на длину цепочки. Внутри царил полумрак. Я услышала молодой женский голос:

– Вам кого?

– Могу я поговорить с Еленой Кузнецовой?

– Кто вы такая, и зачем она вам нужна?

– Видите ли, – недовольная тем, что мне с ней приходится общаться на лестнице, я понизила голос. – Мне нужны сведения по поводу принадлежащего ей телефонного номера...

– Вы из милиции?

– Нет, я частный детектив...

– В таком случае, я не обязана с вами разговаривать!

Дверь начала закрываться, я запротестовала:

– Постойте! Разве вам неинтересно просто узнать, в чем дело? Если вы, в итоге, не захотите мне помочь – это ваше дело, я не могу вас заставить. Но прошу, выслушайте хотя бы меня сначала!

На секунду в квартире повисла тишина. Затем звякнула цепочка, и дверь открылась.

– Проходите в коридор, – с явным недовольством скомандовала высокая крепкая молодая женщина. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не жестокое, недоверчивое выражение, застывшее на ее лице.

– Рассказывайте свою историю, только покороче. У меня полно дел!

– Елена, три года тому назад вы приобрели телефон, на ваше имя зарегистрировали некий номер. Нам нужно найти его нынешнего владельца... – Я протянула женщине листок с записанным номером.

– Я его не помню. Возможно, я действительно его оформила на себя, но за последние пять лет у меня перебывала куча телефонов! Какие-то я потеряла, один у меня украли, вместе с симкой... Я даже не помню, когда именно я купила этот номер и что с ним потом стало. И даже если бы знала – какой в этом смысл? Я не имею представления, в чьи руки попали потерянные мною и украденные у меня телефоны!

– Очень жаль, – вздохнула я, чувствуя, что молодая женщина просто хочет поскорее от меня отделаться, и тогда решила воспользоваться последним средством убеждения. – А вы знаете, что теперь с этого номера ведутся переговоры между наемными головорезами и их боссом? Скорее всего, это не единственное темное дело, которое им помогает совершать ваш потерянный телефон...

В течение нескольких секунд я наблюдала на лице Елены признаки нелегкой внутренней борьбы. Недоверие и обида явно мешали ей принять решение, но все же она сказала:

– Назовите мне этот номер еще раз.

Я охотно подчинилась.

– Кажется, я его припоминаю, – хмуро продолжила Елена. – Этот номер должен значится за одним человеком, которому я отдала аппарат. Это было давно, еще когда мы с ним... встречались. Я давно уже с ним не общаюсь, но если это он так пользуется моим подарком... – глаза Елены опасно сузились. – Пойдемте, я отведу вас к нему, – решительно заявила она.

– Может быть, вы просто дадите мне его адрес или домашний номер телефона? – усомнилась я в разумности такого похода.

– Нет. Тут важен эффект неожиданности! К тому же, я и сама хочу взглянуть ему в глаза!

По дороге Елена – теперь уже весьма охотно и темпераментно – поведала мне свою историю.

Паша – так звали ее бывшего друга, к которому мы направлялись, – был женат. У него имелись и дети. Когда Елена впервые его встретила, несколько лет тому назад, у них завязался бурный роман. Паша поначалу произвел на нее прекрасное впечатление, но, по ее собственным словам, он оказался «тюфяком».

Его устраивала та жизнь, которую он вел. Семейный уют, где все так тихо и спокойно, плюс любовница, которую можно было посещать, когда ему заблагорассудится. Развод в планы Паши не входил. Поняв это, Елена перестала открывать перед ним дверь, и вообще, стала вести себя с ним весьма жестко.

Тут уж Паша окончательно уронил себя в ее глазах, продолжая, несмотря ни на что, таскаться к ней под дверь и умолять ее на разные лады восстановить их отношения. Окончательно отстал от Елены Паша только тогда, когда она завела себе нового парня.

Так вот, телефон, который меня так интересовал, находился как раз у Паши. Этот маленький сувенир он прихватил себе еще в те времена, когда встречался с Еленой, а она не стала требовать возвращения своей вещи.

– У меня возник новый план! – заявила Елена перед самой дверью офисного здания, к которому мы наконец подошли. – Сейчас время обеденного перерыва, все расходятся. Я в курсе, где он обычно обедает. Мы пойдем туда же и сядем в центре зала. Я его знаю – он обязательно подсядет ко мне! Тут я сбегу, оставлю вас с ним наедине, и вы спокойно выспросите у него все, что захотите.

Не успела я толком обдумать это странное предложение, как она уже втащила меня в соседнее кафе и усадила за стол. Ждать появления Паши нам пришлось недолго. Елена ткнула меня локтем в бок, указав на какого-то крупного мужчину в дорогом костюме.

– Вот и наш тюфяк.

– Да это целый тюфячище! – не удержалась я от комментария.

– Ну да, выглядит он внушительно, но это – обман зрения, – хмыкнула Елена.

Как и предполагала моя спутница, он нас быстро заметил.

– Леночка! Какими судьбами?! – заулыбался Паша, поспешив занять место напротив нас. Вид у него, несмотря на его крупные габариты, был совсем мирный, и трудно было себе представить, что он может принять участие в каких-нибудь разборках. Я начинала понимать, почему Леночка упорно звала его тюфяком.

Моя спутница представила нас друг другу. Меня она отрекомендовала как свою подругу из провинции, приехавшую посмотреть Москву, и, посидев с нами не больше пяти минут, вдруг вспомнила про какие-то свои срочные дела. Одарив меня напоследок веселым взглядом, Елена покинула кафе.

Стоило молодой женщине скрыться, как Паша тут же начал осторожно за мной ухаживать. Мне знаком такой тип мужчин – они на всякий случай оказывают знаки внимания всем симпатичным женщинам, попавших в поле их зрения. Это у них нечто вроде рефлекса: он срабатывает даже раньше, чем они успевают подумать – а зачем им это надо?.

– Павел, – прервала я своего уже «вошедшего в роль» собеседника. – Не дадите ли вы мне свой номер телефона?

Тот заметно удивился, но отказываться от предложения такой настойчивой девушки не стал. Номер, который он мне назвал, не совпадал с тем, что был мне нужен.

– Странно, – притворно удивилась я. – А вот Леночка мне другой ваш номер называла...

Я озвучила искомый набор цифр и с удовольствием пронаблюдала, как Паша побледнел.

– Она ошиблась, это не мой номер! – воскликнул он.

– Неужели? – подняла я брови, и тут раздался звонок.

Точнее, это была мелодия из последнего фильма о Джеймсе Бонде. Не оставалось никаких сомнений, что она доносится из кармана пиджака моего собеседника. И она была ответом на вызов, который осуществила я, нажав под столом кнопку на своем мобильном.

Паша покраснел, из бледного став румяным. Но мелодия все звучала, и на него уже стали оглядываться другие посетители кафе. Так что ему пришлось достать свой дорогой мобильный и у меня на глазах нажать кнопку отбоя.

– Кто ты такая? – спросил Паша испуганно.

– Судя по всему, я – твой ночной кошмар, – ухмыльнулась я. – Я в курсе твоих переговоров с парнями в Тарасове! И могу даже сообщить тебе новость – они оплошали и сейчас сидят в каталажке.

Цвет лица Паши на сей раз стал нездорово-зеленым, он невольно дернулся.

– Куда ты собрался? – заботливо поинтересовалась я. – Лучше сиди тихо! Твои дела меня не интересуют. Мне нужно найти заказчика, передававшего тебе задания для этих наемников.

– Я не могу тебе о нем рассказать, ты же сама понимаешь!..

– А разве у тебя есть иной выход? Предпочитаешь, чтобы я тебя сдала в милицию?

Слава богу, напуганному Паше не пришло в голову поинтересоваться, есть ли у меня доказательства того, что именно он вел переговоры с бандитами с этого телефона?

– Зачем тебе все это, ты ведь не мент? – заикнулся было он.

– У меня в этом деле свой интерес, – сухо ответила я. – Мне оч-чень нужно познакомиться с этим твоим заказчиком, или хотя бы узнать, кто он такой!

Паша довольно долго сидел, нахмурившись, пока его лицо не прояснилось, наконец.

– Кажется, я кое-что придумал... – пробормотал он.

* * *

Мы не спеша катили в новой Пашиной машине, которой он, к слову сказать, страшно гордился, куда-то за город.

– Значит, твой босс предпочитает обитать на природе? – продолжила я наш трудный диалог.

– Вообще-то, я понятия не имею, где он сейчас. Мне не так уж часто доводится его видеть. Но если у меня возникают к нему какие-то срочные дела или не подходящие для телефонного разговора новости, я всегда выезжаю к нему сам, за город.

– Но ведь я же к нему на работу хочу наняться! Неужели его самого там не окажется?

– Гарантий нет, – пожал плечами Паша. – Не беспокойся, если тебя вообще захотят взять, ты увидишь его довольно-таки скоро. Я бы на твоем месте больше волновался по поводу твоей анкеты...

– Ты же сам сказал, что всяческие документы, разные, там, бумажки у твоего работодателя не в чести!

– Да, я так сказал, – кивнул Паша. – И это так и есть, моя рекомендация значит для него больше, чем какая-нибудь бумажка, которую и купить можно. Но это ведь не все! Тебя тщательно проверят. Согласись, что для такой работы умение и навыки важнее оценок в дипломе и свидетельства об окончании курсов повышения квалификации.

Я хмуро уставилась на беззаботного Пашу:

– И как именно они собираются меня проверять?

Вопрос был не шуточный – дело в том, что теплое местечко, на которое мне предложил устроиться Паша у его босса, была служба телохранителем.

Оказывается, Пашин босс был очень осторожным человеком, не любившим появляться в общественных местах без охраны. Но постоянно следующие за ним амбалы в темных очках ему не нравились. Они всегда привлекали к себе ненужное внимание и создавали их боссу имидж параноика.

Тогда-то ему и пришла в голову счастливая мысль – нанять для охраны своей драгоценной персоны молодых, сильных и симпатичных девушек. Это выглядело гораздо лучше: пребывать на публике среди нескольких красивых женщин.

Однако содержание такого штата телохранительниц было сопряжено с другими проблемами... Именно из-за этих проблем у меня и появился шанс занять временно вакантное место.

Дело в том, что девушки – даже на такой работе – остаются прежде всего девушками. Они всегда находили повод для взаимного недовольства друг другом, строили друг дружке всяческие козни, жаловались одна на другую начальнику службы безопасности... Так что время от времени, в целях сохранения мира и спокойствия, начальнику приходилось применять к ним строгие меры дисциплинарного характера. Кое-кого увольняли, в итоге.

Но это было еще не все. Самой главной напастью для штата телохранительниц оставались... их беременности! Поскольку работали у Пашиного босса только молодые симпатичные особы, то время от времени они выходили замуж, и уж тут требовалось срочно подыскивать замену. Случалось, что и без всякого замужества девушки покидали свою хорошо оплачиваемую работу – чтобы родить ребенка «для себя».

Штат телохранительниц был небольшим, но так как они могли понадобиться боссу в любую минуту, то девушки подчинялись сменному графику, а координировал его начальник службы безопасности. Он же занимался приемом на работу новеньких и, вероятно, придумывал для них различные тестовые испытания...

– Честно говоря, я не знаю, как именно они примутся проверять твои данные, – едва заметно замялся Паша. – Ты, конечно, зря так оделась...

Я невольно взглянула в зеркало, желая убедиться, что с моим внешним видом все в порядке. Оделась я так, как, по моим представлениям, и следовало для первой встречи с будущим работодателем: солидно и неброско. На мне был изящный, по моим представлениям, светлый костюм и туфли на высоких, но устойчивых каблуках.

– Что именно тебе не нравится в моем костюме? – с вызовом спросила я.

– Нет, ну что ты! Он замечательно на тебе сидит, – попытался оправдаться Паша. – Но, сама понимаешь, если тебя попросят продемонстрировать твои ловкость и быстроту, в нем будет не слишком-то удобно...

– Хочешь сказать, мне предложат пробежать стометровку на время?! – изумилась я.

– Все возможно, я, правда, не знаю, – пошел на попятную Паша.

Но я уже задумалась о том, как мне наилучшим образом применить каблуки, если вдруг потребуется настоящая проверка на скорость.

Загородная резиденция предполагаемого владельца таинственной картины была выстроена с явным размахом: ворота высотой в три метра, подъездная дорожка, клумбы, кусты и сам дом в глубине, явно возведенный по индивидуальному проекту, с террасой и прочими художественными излишествами.

– Что теперь? – осматривая прилегающую территорию, поинтересовалась я у остановившего машину Паши.

– Теперь мы пойдем знакомить тебя с твоим будущим непосредственным начальством, – кривовато улыбнулся Паша.

Сейчас, когда отступать было уже некуда, он заметно занервничал. Мое слишком быстрое разоблачение могло для него плохо закончиться. Паша теребил манжеты своей светлой рубашки и поминутно проводил рукой по редким волосам.

– Прекрати! – шикнула я на него. – Так даже слепой поймет, что ты затеял какой-то обман!

Паша вздрогнул и послушно перестал дергаться.

Мы поднялись по высокому крыльцу, больше подходившему для какого-то загородного дворца, но в главную дверь входить не стали, а направились по террасе влево, к неприметной дверце, располагавшейся ближе к концу фасада.

Нас уже ждали. Паша представил меня сидевшему за столом мужчине средних лет с пронзительным взглядом и неприятной улыбкой. Это был Игорь Семенович – начальник службы безопасности.

Будущий начальник без всякого смущения окинул меня изучающим взглядом. Мне даже показалось, что меня сейчас попросят повернуться и пройтись, как на подиуме, но Игорь Семенович от этого, к счастью, воздержался. К немалой радости Паши, он отпустил его восвояси и поднялся из-за стола.

Рост и телосложение у Игоря Семеновича оказались весьма внушительными. Я даже слегка отступила, чтобы не смотреть на него снизу вверх.

– Ну что ж, Танечка, – обратился он ко мне вкрадчивым голосом. – Давайте посмотрим, на что вы способны...

Мне оставалось только последовать за ним. Мой провожатый вел меня по явно служебным помещениям особняка, но даже они давали четкое представление о размахе, с которым жил его босс. Наконец, мы выбрались во внутренний двор, оформленный на манер итальянских патио.

Там нас уже поджидали две девушки, одетые, как для занятий фитнесом. Их колючие взгляды невольно заставили меня поежиться.

– Девушки, прошу любить и жаловать – это Таня, – улыбаясь, представил им меня Игорь Семенович. – Танюша, надеюсь, вы захватили с собой какую-нибудь запасную одежду, потому что, боюсь, эту мы вам испортим.

Я молча кивнула, твердо решив: этот Паша еще поплатится за то, что не предупредил меня.

Для начала мне пришлось пострелять по разным хитрым движущимся мишеням. Как оказалось, устройство с мишенями было встроено в одну из глухих стен первого этажа. Расстояние было небольшое, а предложенный мне пневматический пистолет оказалось несложно «приручить». Мои результаты понравились Игорю Семеновичу.

– За такую стрельбу тебе полагается большой плюшевый мишка! Подарю его тебе в следующий раз. А теперь – самое главное: единоборство.

– Что, прямо здесь? – недоуменно переспросила я.

– А ты думала, тебе в спортзале, на матах и со шлемом на голове предложат драться? – усмехнулась одна из девушек с длинными красивыми волосами, которую, звали Надеждой. – Все будет, как в реальности. Для начала – один на один!

И она, не дав мне времени подготовиться, попыталась нанести мне удар по всем правилам бокса – прямо в челюсть. Я едва успела отскочить.

Игорь Семенович и вторая девушка просто отошли в сторонку и с интересом наблюдали за дракой. Я медленно отступала, пытаясь одновременно оценить обстановку.

Двор был большой, вытянутый, вымощенный серым камнем, в центре его имелся небольшой фонтанчик, вода оттуда струилась со слабым напором. В противоположном от нас углу двора виднелись стол и несколько увесистых стульев, но до них еще нужно было добраться...

– Не бойся, – подбодрила меня Надежда и усмехнулась. – Я тебе не наврежу, по крайней мере, не сильно.

По моим расчетам, за моей спиной находилась одна из колонн внутреннего двора. Значит, моя противница попробует напасть, зная, что мне некуда отступать. Я не могла предугадать, как именно она это сделает, но поняла, что я уже готова.

Надежда решила действовать наверняка. Поэтому она сначала чуть отступила, словно бы давая мне время уйти, а затем стремительным движением ударила с разворота ногой. Удар должен быть прийтись мне в живот, но я успела отодвинуться чуть в сторону и на излете захватить в зажим щиколотку моей противницы. Она оказалась в очень неустойчивом положении, так что с моей стороны было достаточно легкого толчка – и она едва не упала.

Подставив руки и вырвавшись из моего захвата, она довольно ловко отскочила в сторону и стремительно выпрямилась.

– Браво, Танюша! – услышала я воркующий голос Игоря Семеновича, но разумно решила не оборачиваться.

Надежда смотрела на меня уже совсем иначе – судя по всему, мне больше не стоило рассчитывать на то, что мне «не навредят». Обдумать, каким способом лучше всего ее обезвредить, она мне не позволила.

Несколько быстрых сильных ударов, стремительно посыпавшихся на меня, я успешно отбила, но потом она применила удар головой, который вообще редко используют, а уж женщины – тем более, они стараются вывернуться любым другим способом. Руки у меня были заняты сдерживанием ее рук, и этот удар Надежды достиг совей цели, но – не вполне. Я успела дернуться в сторону и всей силы удара не почувствовала. Однако и этого оказалось достаточно, чтобы я пошатнулась и на миг потеряла ориентацию в пространстве.

Довольная своим успехом, Надежда широко мне улыбнулась. Но расслабляться ей не стоило! Раз уж она воспользовалась этим чисто мужским приемом, то я вполне могла воспользоваться чисто женским.

Для этого мне не требовалась большой точности движений – я протянула руку и ухватила свою противницу за ее роскошные длинные волосы. Она инстинктивно завертелась на месте, пытаясь уменьшить силу натяжения, пока я наматывала ее темные пряди на левую руку.

Спохватившись, Надежда попыталась достать меня. Но теперь это было не так просто: я крепко держала ее сзади, и ей оставалось только орудовать локтями и пятками. Я поймала ее за правую руку и заломила ее в стандартном захвате.

– Ну, что? Сдаешься? Или мне стоит причинить тебе еще какой-нибудь вред? – спросил я.

– Я попалась, – недовольно, но достаточно громко, чтобы услышал и ее начальник, ответила Надежда.

– Прекрасно, девушки! – прокомментировал Игорь Семенович, подходя поближе вместе со второй девушкой. – Вы меня сегодня очень порадовали! Обе. Честно скажу, я бы на такое представление билеты продавал, за большие деньги! – Он снова неприятно улыбнулся и перешел на деловой тон: – Надечка, ты заработала выходной, а ты, Танюша, принята на службу. Отправляйся в дом с Олей, она тебе все покажет и расскажет. С завтрашнего дня ты вливаешься в график.

* * *

Да, я-таки добилась своего. Временно перестала быть частным детективом, по крайней мере, для окружающих, и попала в телохранители для какого-то подозрительного типа, которого, к тому же, я ни разу еще не видела и даже не знала его имени! Пока что.

Собственно, целью всего этого «внедрение» как раз и было желание подобраться поближе и хотя бы издали взглянуть на типа, заварившего всю эту кашу с картиной. Причин для этого у меня имелось несколько.

Так как Крапивин в Тарасове надежно залег на дно и не было никакой возможности его оттуда выкурить, то казалось логичным попытаться найти ответы в другом источнике. К тому же, теперь, когда нанятая Пашей для розысков похитителя картины парочка оказалась за решеткой – за нанесение телесных повреждений художнику Гончарову, – следовало ожидать, что бывший владелец картины найдет новых «порученцев».

Гораздо спокойнее мне самой установить, кто они такие и что именно теперь они собираются делать в моем родном городе. И вот у меня появилась возможность выяснить все это и вовремя предупредить всех заинтересованных лиц. А уж если эти новые исполнители окажутся умнее и удачливее предыдущих и найдут-таки Крапивина, то главнее для меня – не упустить их, ни в коем случае.

Однако пока прием на новую «работу» никак не приблизил меня к решению всех этих проблем.

Девушка Оля, выполняя поручение Игоря Семеновича, сопровождала меня по всему поместью своего босса, демонстрируя его красоты и различные технические чудеса. Ничего удивительного, что человек, владеющий таким домом, хочет обезопасить себя от врагов. У него их должно быть много!

Встречавшихся нам людей Оля называла по именам и представляла им меня, но я очень быстро потеряла надежду, что узнаю их все в лицо при следующих встречах. Слишком много информации для одного дня. Я в основном старалась сосредоточиться на расположении комнат в доме и на устройстве сигнализации. Возможно, мне придется отсюда быстро драпать, и на этот случай лучше заранее иметь четкий план.

Наконец осмотр закончился, и Оля сказала:

– Ну, на сегодня все. Отправляйся пока что домой и будь готова к завтрашнему утру – у тебя смена.

– Постой, а разве я так и не познакомлюсь лично с тем, кого буду охранять? С хозяином? – удивилась я.

– Настоящей работы ты, может, еще неделю не увидишь, так же, как и босса, – усмехнулась Оля. – Он далеко не каждый денно покидает свое убежище. Это понятно – у него там есть все необходимое...

– Убежище? – осторожно переспросила я.

– Ну, мы так между собой называем его дом – он же под крутой сигнализацией, за высоким забором.

– Хочешь сказать, он просто здесь... сидит?

– Да, смотри, вон там, видишь – окна на третьем этаже?

Я кивнула, вглядываясь в идеально чистые и тщательно задрапированные окна.

– Там у него любимый кабинет и спальня. Он туда вообще никого не пускает, кроме родственников и одной-единственной домработницы, которая у него уже лет десять служит.

– Странный он у вас... – осторожно высказалась я.

– Зато богатый, – буркнула Оля и пояснила: – Если ты богатый, можешь быть каким угодно странным, и никто тебе слова не скажет. Вот он этим и пользуется.

– А где вы сами отдыхаете или проводите свободное время, когда вам не обязательно сопровождать босса на какое-нибудь мероприятие?

– Это как раз и есть бо#льшая часть времени – та, что мы проводим на работе, – вновь усмехнулась Оля. – Пойдем, я тебе все покажу.

Мы прошли в «хозяйственное» крыло здания и поднялись на второй этаж. Для девушек были отведены несколько комнат, в том числе, столовая, душевая и тренажерный зал.

– Какой размах! – не могла не восхититься я.

– Не слишком радуйся, – предупредила меня Оля. – Не все здесь такие же дружелюбные, как я.

– Я бы не хотела ни с кем конфликтовать...

– А тебя никто и не спросит, – отрезала Оля, и я почувствовала, что легкость, с которой я попала на эту работу, вовсе не означает, что я так же легко на ней удержусь.

* * *

Подтвердилось это впечатление через неделю, когда мне довелось впервые увидеть моего нынешнего «босса».

И, как нарочно, именно в этот день я была в смене с Надеждой, которая после нашего первого «знакомства» серьезно меня недолюбливала. Понять это было несложно, хотя бы потому, что она после того случая остригла свои роскошные темные волосы и теперь выглядела, как нахохлившийся ощипанный цыпленок.

– Выход через пятнадцать минут. Парадный подъезд. Верчение платья. Лимузин, – отрывисто и без своего обычного «мурлыканья» сообщил нам начальник службы безопасности, и мы с Надеждой поспешили подготовиться.

Я уже знала, что босс никогда не сообщает о своих перемещениях заранее. В шкафу имелись вполне пригодные для парадных выходов платья, косметикой мне оставалось лишь слегка подчеркнуть черты лица. Ну, и конечно, я подобрала подходившие телохранительские «аксессуары».

Отложенное для меня заботливым начальником платье, оказалось сиреневым, этот цвет мне никогда не шел, но выбора не было. Надежда, в своем элегантном черном платье, и я спустились к машине и остановились у дверцы в ожидании появления босса.

Тот был на редкость пунктуален, через минуту дворецкий открыл дверь, выпуская на крыльцо невысокого седого дедушку в роскошном костюме. Вот тебе и «босс»!

«Дедушка» не спеша спустился к машине. При ближайшем рассмотрении обнаружилось, что у него хитрые глазки, прятавшиеся за толстыми стеклами старомодных очков, и далеко не суровый и уж, тем более, не бандитский вид.

– Добрый вечер, девушки, – поздоровался он с нами, – Надежда! А вы, судя по всему, Татьяна? Очень рад. Потрясающе выглядите и, уверен, так же и работаете. Хотя, переутомляться вам сегодня не придется. Будете просто поддерживать усталого старика время от времени, и все. Прошу.

Мы проследовали за боссом в машину, расположившись по обе стороны от него. Он попросил обращаться к нему по имени-отчеству – называть его не иначе как Вениамином Александровичем. Больше за всю поезду никто не произнес ни слова.

Я то и дело косилась на безмятежного старичка, которого, похоже, совершенно не тяготила напряженная обстановка, воцарившаяся в салоне машины. Любопытные или испуганные взгляды явно были ему не в новинку. Вот и попробуй, подбери ключик к такому типу! Его даже женскими чарами уже не возьмешь...

Когда лимузин прибыл на место, мы с Надеждой так же молча и четко занялись своим делом. Благодаря полученному от своих новых коллег инструктажу, я знала обычный распорядок таких «выходов в свет».

Наш подопечный шел впереди, а мы с Надеждой должны были чередовать свои обязанности: сначала она сопровождает босса и контролирует только тех, кто подходит к нему излишне близко, а я наблюдаю за прилегающей территорией и оцениваю степень возможной угрозы. Примерно через полчаса мы меняемся местами. И так – до самого окончания светского мероприятия.

При такой работе на само мероприятие времени и внимания уже совершенно не остается, но я старалась не упустить из виду и тех людей, с кем общался наш «босс». Впоследствии пригодится.

Наблюдая за происходящим со стороны, улыбаясь всем, кому приходило в голову со мной заговорить, вертя в руках бокал с шампанским, я вдруг поняла, кого мне все это время напоминал наш странный «босс». Как ни странно, но и возрастом, и выражением глаз он напомнил мне Райского – еще одного неутомимого охотника за таинственной картиной. Усмехнувшись про себя такой шутке судьбы, я направилась к Надежде, которую мне уже пора было сменить.

Занятая своими мыслями, не ожидая подвоха с ее стороны, я оказалась не готова к тому, что за этим последовало. Надежда разыграла – не очень натурально – что она запнулась за край низкого столика, и бокал в ее руке заметно качнулся в мою сторону. На моем платье появилось темное пятно, и, судя по остаткам вина в бокале Надежды, это было не безобидное шампанское, а красное вино – даже когда оно высохнет, на ткани останется заметное пятно.

– Ох, прости меня! – слащаво улыбнулась моя новая коллега. – Я такая неловкая, ты же знаешь, чуть что – сразу падаю!

Она прекрасно знала, что уйти в уборную я не смогу, так что мне в течение всего мероприятия придется демонстрировать свое залитое вином платье всем знакомым нашего босса. Не имей я других тайных целей, кроме как желания остаться на этой работе, я бы тут же отплатила ей той же монетой. Но дело – важнее эмоций, и я, скрипнув зубами, спокойно приняла ее насмешливые извинения.

Моя смена у охраняемого «тела» прошла спокойно. Никаких подозрительных лиц, никаких ЧП. Про себя я, однако, отметила, что моложавый лысоватый хозяин этого приема явно недолюбливает своего гостя – нашего босса, но ведет он себя при этом очень осторожно и даже опасливо. Не исключено, что именно его побаивался сам Вениамин Александрович, но, тем не менее, он пришел к «лысику» в гости.

Мы провели там несколько часов, и за все это время никто не сказал ни слова о предмете, который меня так интересовал. Я уже усомнилась в том, что моя затея с наймом на работу к дедуле принесет какую-либо пользу делу...

По дороге обратно в затемненном салоне лимузина вновь воцарилось напряженное молчание. Босс явно был чем-то очень доволен и даже улыбался каким-то своим мыслям. На нас с Надей, как на предмет меблировки, он внимания не обращал.

Я серьезно задумалась. Если от босса ничего узнать мне не удастся, то остается только одно – тайно исследовать особняк. Однако сделать это во время моих смен казалось мне практически невозможным. Распорядок дня и наблюдение за его исполнением были очень жестокими.

О пятне на платье я уже совсем забыла и только потом сообразила, что мое напряженное лицо навело Надежду на мысль – я страшно недовольна. Таким образом, я избежала объяснений на тему – почему у меня такой мрачный вид после такого приятного рабочего дня?

Мне бы пришлось бросить эту затею с работой у нашего слишком осторожного умного босса, если бы не помог случай, а вернее, стечение обстоятельств.

* * *

Явившись на свою смену через два дня, я встретилась нос к носу с ужасно взволнованным Игорем Семеновичем. Тревожное состояние у него выражалось в порывистых движения и отрывистых фразах.

– Что случилось? – заботливо спросила я.

– Точно не знаю, но нам придется с этим разобраться, – начальник службы безопасности резко остановился и развернулся на каблуках. – Я все объясню в своем кабинете. Следуй за мной!

В кабинете нас уже дожидались Надежда и Ольга. Судя по всему, произошло нечто из ряда вон выходящее, раз Игорь Семенович собрал нас всех вместе.

– Вениамин Александрович попал в больницу! – почти торжественно объявил наш начальник. – Это произошло вчера, под утро. Разумеется, он находится в лучшей платной клинике, и его лечением занимается его личный врач. Но наша работа усложняется.

Мы переглянулись.

Начальник окинул нас пристальным взглядом:

– Вам придется соблюдать полную конфиденциальность! У Вениамина Александровича есть подозрения, что его приступ далеко не случаен. Пока врач проводит анализ и прочие необходимые манипуляции, нет необходимости в его личном пребывании в больнице. Наш хозяин мог бы уже сегодня вернуться домой, но хочет уйти оттуда тайно. Личный врач Вениамина Александровича согласен на этот трюк, он будет скрывать отсутствие своего пациента, сколько сможет. Наша задача – незаметно переправить хозяина из больницы, из центра города, сюда. Если кто-то хочет отказаться от этой задачи, то пусть сделает это сейчас. Иначе будет поздно.

Никто из девушек даже не шевельнулся. Я, разумеется, тоже.

– Прекрасно, тогда приступим, – обрадовался Игорь Семенович.

* * *

Мне, как новичку, досталась более простая задача. Мы вместе с моим непосредственным начальником дежурили на улице, под окнами палат Вениамина Александровича, расположенной на втором этаже.

Я знала, что происходит внутри, но все ли идет так, как и было запланировано?

Надежда и Ольга проникают в палату босса вместе с его лечащим врачом. Они прикатят большую тележку с внушительным диагностическим оборудованием. На самом деле на ней спрячут новую одежду для босса и пожарную кишку, с помощью которой спускают людей с верхних этажей горящих зданий.

После этой подготовки кишку закрепят в окне, и Вениамин Александрович спустится вниз. Тут мы с начальником службы безопасности его подхватим и, если понадобится, поможем ему добраться до машины, ожидающей нас за воротами.

На первый взгляд, все просто! Но в жизни в чьи-либо планы часто вторгаются различные случайности, и все идет совсем не так, как было задумано...

Сначала Игорю Семеновичу позвонил водитель машины и сообщил, что мимо него в сторону больницы только что прошли несколько человек, одного из которых он узнал и назвал его по имени.

– Один из людей Корина, у кого вы были на вечернем приеме, – пояснил для меня Игорь Семенович.

Тем временем, кишку уже выбросили из окна, и нам пришлось ловить нашего «босса» внизу.

Старичок, несмотря на перенесенный им недавно приступ, бодро встал на ноги и хотел было направиться к главным воротам, но Игорь Семенович его остановил. На ходу объяснив ему ситуацию, он препоручил «босса» моим заботам, а сам поспешил к водителю, чтобы совместно с ним сбить с толку возможных наблюдателей.

Мне же и Вениамину Александровичу предстояло незаметно покинуть территорию больничного сквера и встретиться с водителем в условленном месте.

– Не спешите так, Вениамин Александрович, – поддерживая под руку старичка, на сей раз ради маскировки надевшего самый обычный незаметный костюмчик, попросила я.

– Таня, нам нужно как можно быстрее убраться отсюда, решительно возразил мне он. – Разве вы не понимаете, что если нас заметят люди Корина, то вся эта затея с бегством из больницы окажется совершенно бессмысленной?

– Это я понимаю – вы хотите, чтобы они думали, будто вы все еще здесь, когда на самом деле вы окажетесь у себя дома. Но мне кажется, что жизнь ваша поважнее этих интриг!

– Деточка, – наставительно обратился ко мне Вениамин Александрович, – моя жизнь и интриги неразрывно между собою связаны. Закончится одно – завершится и другое. А теперь, хватить болтать! Помоги мне пробраться сквозь эту дыру в заборе.

Кажется, нам удалось незамеченными покинуть территорию больницы. За ее пределами почти сразу же начитался небольшой сквер и шла длинная улица. Нижние этажи домов занимали сплошные магазины. Нам требовалось пройти всего один квартал и повернуть направо...

Но тут везение нас покинуло. Я заметила их первой.

Возле поворота больничной ограды, в сотне метров от нас, стояла группа из нескольких человек, которых я видела и запомнила на приеме у Корина. Они тихо беседовали и, судя по их жестикуляции, намеревались заняться прочесыванием окружающей больницу территории.

Молча подхватив Вениамина Александрович под руку, я быстро потащила его к противоположному углу ограды. Он был недалеко, а наши «знакомые» не смотрели в эту сторону.

Скрывшись за углом, я перевела дух. Вениамин Александрович опасно побледнел, по его морщинистым щекам катились крупные капли пота.

– Вам нужно отдохнуть, – заявила я. – У вас такой вид – краше в гроб кладут!

Про себя я добавила, что мне грозит бесславный конец карьеры, если его сейчас стукнет инфаркт. Даже обеим моим карьерам: и телохранительской, и детективной.

– Не сейчас! – возмущенно прохрипел старый «босс». – Нам нужно где-то укрыться на время, переждать, пока они не уйдут отсюда. Тогда мы свяжемся с Игорем и спокойно доберемся до дома...

– Ладно, – смирилась я с неугомонным старичком, – тогда, как насчет вон того магазина?

Я указала на ближайшую к нам светлую яркую витрину. В ней виднелись различные стулья и столы – это был магазин мебели. Идти дальше мой спутник был явно не в состоянии и благоразумно согласился на мое предложение.

Мы осторожно пресекли оживленную дорогу в неположенном месте, потому что не решились поискать переход. При беглом взгляде на витрину я не заметила ни продавцов, ни покупателей. Тем лучше!

На двери не было колокольчика, и потому мне удалось открыть ее совершенно бесшумно. Придержав ее, пока Вениамин Александрович не вошел в магазин, я тихонечко прикрыла ее за собой.

Кажется, как раз было время обеденного перерыва, и продавцы в отсутствие клиентов, решили попить чайку где-нибудь в подсобке. Нормальный покупатель, заходя, обязательно хлопнет дверью, начнет расхаживать по залу, звать продавцов, так что работники магазина не волновались. К тому же, зачем опасаться воров в магазине, где продаются такие крупные вещи?

Но мы под категорию «обычных покупателей» не подпадали, более того, мы вообще не были клиентами магазина, поэтому наше появление прошло незамеченным.

Я быстро осмотрелась – зал большой, в основном тут у них продавали мягкую мебель, но имелось и несколько спальных гарнитуров и, к счастью, комплект для детской комнаты, в который входил прекрасный двустворчатый шкаф. Я быстро открыла его дверцу и вежливо пропустила «босса» первым.

– Спасибо, – пробурчал он машинально.

Стоило мне осторожно прикрыть за собой дверцу, как снаружи послышались женские голоса:

– Кто здесь?

– Никого тут нет! Тебе показалось!

– Нет! Я точно слышала какой-то шум!

– Ну, сама посмотри. Нет никого, если бы кто-то вошел, мы бы услышали.

Мои глаза начали привыкать к темноте, и я уже почти различала силуэт сгорбившегося напротив меня старика. С одной стороны, ситуация было несколько комической, с другой – мне было его жаль. В его годы прятаться в шкафах, наплевав на проблемы со здоровьем...

Но от этих размышлений меня внезапно отвлекли некие звуки: хлопнула входная дверь, и несколько пар ног, явно не женских, гулко протопали по кафельному полу.

– Девушка, за последние пятнадцать минут к вам не заходил пожилой человек в очках? Его могла сопровождать молодая красивая девушка.

После небольшой паузы, во время которой продавщицы, скорее всего, выражали свое удивление, последовал их дружный ответ:

– Н-е-е-е-ет, никого похожего! У нас вообще не так много посетителей, как нам бы хотелось. Если бы они к нам заглянули, мы бы их запомнили... Вы из милиции? Что-то случилось?

– Да, – излишне резко ответил мужской голос, и тяжелые шаги протопали к выходу.

– Спасибо вам, девушки, – попытался загладить неловкую ситуацию один из мужчин.

Ему ответили нестройные озадаченные женские голоса.

Как только дверь за ними закрылась, продавщицы дружно защебетали, обсуждая это происшествие – чтобы это все могло значить? Я напряженно всматривалась в полумрак шкафа. Черты лица Вениамина Александровича я различить не могла, но слышала его учащенное дыхание, которое он старался приглушить.

Я протянула руки и попыталась без слов, одними настойчивыми жестами, объяснить «боссу», что ему лучше сесть на пол шкафа. К моему удивлению, возражать мне он не стал. С моей помощью Вениамину Александровичу удалось сесть практически бесшумно.

Даже без слов было понятно. Что выходить нам пока не стоит. Продавщицы убеждены, что нас разыскивает милиция, и пока они поймут, что это не так – успеют поднять совершенно излишний для нас и очень нужный людям Корина шум.

Входная дверь время от времени хлопала, снаружи раздавались приглушенные голоса покупателей и продавцов. Я услышала, что затрудненное дыхание Вениамина Александровича постепенно выровнялось, и перестала опасаться за его жизнь и свою карьеру.

Время уже клонилось к вечеру, так что нам требовалось дождаться, когда магазин закроют, и уж тогда мы как-то выберемся отсюда.

В темноте и полном бездействии часы тянулись ужасно долго, но, наконец-то, свет снаружи погас, и настала полная тишина.

Я осторожно приоткрыла дверцу: так и есть – магазин опустел. Выбравшись на свободу, я облегченно вздохнула, но радость моя длилась недолго. Над дверью магазина светилась красная лампочка: значит, сигнализация включена. А она, к сожалению, не только мешает ворам попасть в магазин, Но и препятствует выходу на улицу всяким случайным посетителям, слишком уж засидевшимся в шкафах.

– Звони Игорю, – приказал мне Вениамин Александрович, кряхтя и выбираясь из шкафа. – Он что-нибудь придумает. У него в штате должен найтись кто-то, разбирающийся в сигнализации.

Я со вздохом достала телефон и набрала номер.

– Если нас поймают, то мы ни за что никому не объясним, что произошло!

– Не волнуйся, никто нас не поймает, – решительно заявил Вениамин Александрович, снова надевая на лицо непроницаемую маску «большого босса».

Игорь ответил сразу же и мигом предложил свой план извлечения нас обоих из запертого на ночь магазина. Идея его Вениамину Александровичу понравилась, оставалось дождаться, пока исполнители этого плана доберутся до места нашего заточения со всем необходимым оборудованием. Я поняла, что примерно час просижу наедине с «боссом». Похоже, это шанс разговорить его...

Я исподтишка покосилась на Вениамина Александровича: он выглядел не очень хорошо, что меня вовсе не удивляло.

– Может, приляжете? Нам еще долго ждать. Вон та кровать очень удачно стоит – с улицы ее не видно... – предложила я ему.

– У меня настолько нездоровый вид? – насмешливо спросил «босс», но все же последовал моему совету и с тяжелым вздохом растянулся на огромной, выставленной на продажу кровати. – Ты сегодня неплохо держалась: не нервничала, не суетилась. У тебя уже был опыт попадания в... нестандартные ситуации?

– В моей профессии без этого нельзя, – уклончиво ответила я и решила попытаться подвести его к нужной теме. – Конечно, в родном городе мне в таких переделках оказываться не доводилось – все-таки, тут у вас размах другой...

– А откуда же ты? – задал ожидаемый мною вопрос уставший и утративший изрядную долю своей бдительности старик.

– Я родилась и выросла в Тарасове, – самым будничным тоном сообщила я и намеренно отвернулась от Вениамина Александровича, изображая полное равнодушие к его реакции.

На самом деле я видела его профиль, отражавшийся в одном из зеркал шкафа-купе, стоявшего напротив кровати.

– И давно ты оттуда уехала? – так же беспечно спросил Вениамин Александрович.

Однако я с удовольствием отметила, что лицо у него при этом помрачнело и напряглось.

– Уже несколько лет тому назад, – не моргнув глазом, ответила я. Проверить быстро он ничего не сможет, а потом, если у меня все пройдет гладко, окажется уже поздно.

– У тебя там остались какие-то друзья, семья? – в том же легком тоне продолжил мой «босс».

– Конечно, а что?

– Да нет, ничего, – отмахнулся он, но я заметила, что мысли его направились в определенное русло, и мне нужно только немного подождать, пока он не решит, в каком новом качестве я ему пригожусь.

Наконец, к нам на помощь подоспел Игорь Семенович. С помощью двух своих людей, использовавших какие-то незнакомые мне приспособления, он отключил сигнализацию у задней двери магазина, и мы с Вениамином Александровичем с облегчением покинули место нашего неожиданного заточения.

* * *

Я надеялась, что информация о моем родном городе, откуда я приехала в Москву, крепко запала Вениамину Александровичу в голову, и в ближайшее время он пожелает со мной поговорить. Но ожидать случившегося вскоре на самом деле, я никак не могла.

Когда Игорь Семенович на следующий день – который, между прочим, должен был стать моим выходным – вызвал меня на работу, я решила что Вениамин Александрович решил побеседовать со мной. Но, как выяснилось, я ошибалась.

Меня ждал форменный допрос с пристрастием: его без объяснения причин, устроили мне мой непосредственный начальник и «босс».

Я не успела толком испугаться, поняв, что, судя по их вопросам, дело было вовсе не в моей попытке пробраться в круг приближенных к Вениамину Александровичу людей. Никто здесь по-прежнему не подозревал о том, что я – частный детектив, занимающийся своим собственным расследованием.

Тщательно расспросив меня о том, где я была и что делала, по минутам, в тот день, когда «босс» решил сбежать из больницы, мои начальники соизволили, наконец, сообщить мне о причине этого допроса.

– Танюша, ты должна нас понять, – в своей обычной манере объяснил мне Игорь Семенович. – Нам кажется подозрительным, что обострение болезни у Вениамина Александровича произошло буквально в тот период, когда от его действий зависела одна крупная сделка. Из-за его болезни выгодное предложение досталось Корину, а у нас есть повод ему не доверять. Этот человек вполне мог использовать... гм... грязные способы...

– Дело не в том, что уже случилось, Игорь, – недовольно морщась, прервал его «босс». – Дело в том, что это может повториться, пока мы не докопаемся до правды.

– Но постойте, – возразила я. – Ведь если этот человек каким-то образом вызвал обострение вашей болезни, это выяснится с помощью анализов! Вам же их сделали? – обратилась я к «боссу».

– Не всегда, Танюша, не всегда это возможно, – покачал головой Игорь Семенович. – Некоторые вещества очень быстро выводятся из организма...

– Результаты анализов – весьма неопределенные, – снова прервал своего начальника службы безопасности Вениамин Александрович, – нам нужно во всем разобраться.

– Кроме того, мне кажется подозрительным, что люди Корина появились в больнице, как раз когда вы решили оттуда выбраться, – продолжил Игорь Семенович. – Я бы сказал, что кто-то помог им... сориентироваться. И только ваше непредсказуемое поведение позволило вам сбить преследователей со следа.

– Если так, то теперь они не знают точно, где вы находитесь и что делаете, – рассудила я.

– Да, если все там и будет, то мне придется успокоиться и прекратить это «внутреннее расследование», – вздохнул Вениамин Александрович.

– Такое чувство, что вас это не устраивает?

– Я бы предпочел быть в курсе: кто стоит за всеми этими неприятными для меня происшествиями?

– Меня вы больше не подозреваете? – осторожно уточнила я.

– Для тебя у нас есть одно поручение, – не ответив на мой вопрос, продолжил Игорь Семенович. – Дополнительно оплачиваемое, разумеется.

Я с интересом воззрилась на этих двух интриганов. Что еще пришло им в голову?

– Ждать, когда наш неизвестный друг снова даст о себе знать, и надеяться, что он совершит ошибку, – это слишком долго и опасно, – продолжил Игорь Семенович. – Мы расставим ему ловушку и подождем, посмотрим, кто в нее попадется? Для этого вы нам и нужны, Танюша!

* * *

Для всех остальных это осталось обычным допросом. Я пробыла в кабинете Игоря Семеновича не больше, чем все остальные в подобных случаях, и, выйдя оттуда, отправилась прямо домой. То есть, меня посадили в машину, и я покинула пределы загородного поместья Вениамина Александровича.

Как только машина скрылась за поворотом дороги, так что ее не стало видно из окон особняка, водитель остановился, и я выбралась из салона. Машина тут же умчалась дальше, в сторону города, и я осталась одна.

И, увы, на этот раз я неудачно оделась, не ожидая никаких экстремальных ситуаций, я опять была на каблуках, но хотя бы в брюках, Хорошо, что заинтересованные в успехе этой затеи Игорь Семенович и Вениамин Александрович снабдили меня подходящей одежной про запас.

Спустившись с обочины дороги к узкой кромке посадок, я вынула из пакета удобный темный костюм, подходящий для занятий спортом, и кроссовки моего размера.

Теперь обратный путь к особняку уже не казался мне таким длинным.

Я взглянула на часы и поняла, что времени у меня достаточно. И потому шла не спеша. Когда впереди показалась знакомая ограда, уже начинало темнеть. Это было мне только на руку.

Мне предстояло еще одно непростое испытание – перебраться через эту ограду. Здесь все хорошо охранялось и, хоть меня снабдили подробными инструкциями, я очень волновалась.

Предупредить охрану было нельзя – тогда пропал бы весь смысл этой хитрости, а так о ней знали только трое: сам Вениамин Александрович, начальник его службы безопасности и я.

Я довольно быстро догадалось, почему в качестве рабочей лошадки «босс» выбрал именно меня. Заодно это была и проверка – если я справлюсь, то стоит посвятить меня и в историю с картиной, пропавшей где-то в моем родном городе. А если нет, то я окажусь первой подозреваемой.

Преодолеть стену оказалось непросто. Ее выстроили на славу – более двух метров в высоту, глухая и гладкая.

У меня была веревка с кошкой и точный график по минутам, я знала, когда вращающаяся камера на углу повернется в мою сторону. У меня было не так уж много времени, чтобы преодолеть это препятствие: всего минута на заброс веревки, и чтобы успеть забраться по ней наверх, перекинуть веревку на другую сторону, спуститься и снять ее.

Как только камера отвернулась в сторону, время пошло. Кошку я забросила с первого раза и быстро взобралась наверх, веревку я перебросила за секунду, спуск прошел еще быстрее. А вот снять веревку оказалось не просто...

Я считала про себя секунды: сорок семь, сорок восемь, сорок девять...

Наконец, я заметила подходящую палку прямо у себя под ногами. Я подхватила ее и со второго раза подцепила крепеж веревки. Он с треском свалился вниз, слегка задев меня по плечу.

Быстро скрывшись от глаза камеры за зеленой изгородью, я перевела дух.

До самого# дома я добрался без проблем – в сгустившихся сумках меня было некому заметить. Перемахнув через подоконник окна первого этажа, я оказалась в библиотеке. Это окно специально оставили открытым для меня, и я плотно закрыла его за собой.

На второй этаж вела узкая винтовая лестница. Над библиотекой располагалась одна из личных комнат Вениамина Александровича. Там никого не было. Где-то за стенкой сейчас лежит сам хозяин дома, изображавший, что у него случился очередной приступ болезни.

Я скрылась за потайной дверцей, прикрытой одним из стеллажей. Меня не посвятили в истинное предназначение этой комнаты, но здесь были телефон и целый пульт с экранами: на них шло изображение от камер, установленных в разных частях поместья и дома.

Сейчас работали только три экрана: в соседней комнате, в спальне Вениамина Александровича и у двери, ведущей в другую часть личных апартаментов «босса».

Мне досталась скучная и неблагодарная работа – следить за тем, что произойдет в ближайшее время.

Личный врач Вениамина Александровича сообщил всем, что тот весьма плох, и отправился звонить коллегам. В любом случае, он часто будет покидать «больного», а лекарства останутся на столике в той самой комнате, откуда я попала в скрытый чуланчик.

В доме поднимется суматоха, и если злоумышленник затаился где-то здесь, то он обязательно попытается, так или иначе, воспользоваться этим и довести дело до конца. Ему не понадобится даже яд: достаточно превысить дозировку или «перепутать» средства...

Была и вероятность, что злоумышленник попытается действовать каким-либо более грубым способом.

На такой случай и включили камеру над второй дверью. А я в любой момент могла связаться с Игорем Семеновичем – он ночевал на первом этаже. В случае необходимости мне приказали: подключиться самостоятельно. Я надеялась, что это не потребуется.

В начале действующие лица этого «спектакля» вели себя в точном соответствии с планом. Мне даже стало смешно – тут явно не хватало попкорна.

Вениамин Александрович разыгрывал мелодраму про умиравшего богатого родственника с большим наслаждением. Возникало такое чувство, что он готов повторить все это еще не раз.

Когда пациент уснул, с ним осталась медсестра, и в доме все затихло.

В комнатах царил полумрак – в этот раз шторы нарочно не задернули, так что в окна лился слабый, таинственный лунный свет.

Медсестра, закончив свои дела, оставила уснувшего – или притворявшегося спящим – Вениамина Александровича одного, и вышла из спальни.

Для меня наступило самое трудное время – сидеть в тишине, смотреть на темные мониторы, ждать чьего-либо движения и при этом не заснуть. Однако отдохнуть мне не дали, а заснуть – тем более.

Первый сюрприз поджидал меня уже через полчаса.

Дальняя от меня дверь спальни медленно отворилась, и на пороге кто-то осторожно замер. Кто-то невысокий и одетый в юбку. Женщина!

Я наклонилась ближе к монитору, но толку от этого не было – различить ее лицо в темноте я не могла.

Женщина сделала несколько осторожных шагов по ковру спальни и в нерешительности остановилась у постели. В руках она ничего не держала, иначе я бы уже вовсю названивала Игорю Семеновичу. Пока было непонятно, что она такое затеяла.

На всякий случай я схватила выданный мне бдительным начальством газовый пистолет, с виду ничем не отличавшийся от настоящего. Для того чтобы обезвредить женщину, он вполне годился.

На экране вновь произошло какое-то движение – неизвестная женщина опустилась на колени перед кроватью Вениамина Александровича. В бликах слабого лунного света я заметила, что ее плечи слегка подрагивают. Хотя звуков я не слышала, но не сомневалась, что она плачет.

Я озадаченно положила пистолет на стол, мысленно поздравила себя с тем, что не стала звонить Игорю Семеновичу и поднимать шум.

Неслышимый для меня звук, похоже, разбудил Вениамина Александровича, или же он решил, что настал момент проснуться. «Босс» пошевелился и приподнялся на постели, вглядываясь в темноту. Его губы задвигались, и я предположила, что он спрашивает – кто здесь?

Женщина зарыдала в открытую, и Вениамин Андреевич резким движением включил ночник. Наконец-то я рассмотрела ночную гостью. Это была женщина средних лет, но из-за искаженного плачем лица мне трудно было ее узнать. В любом случае, в этом особняке немало слуг...

Вениамин Андреевич, судя по всему, узнал ее и принялся вяло утешать, то и дело косясь в сторону скрытой камеры. Похоже, мое незримое присутствие его смутило, но он старательно это скрывал.

Наконец, после нескольких минут этой неслышной беседы, женщина поднялась на ноги и нехотя отправилась к выходу. Как только дверь за ней закрылась, босс повернулся к камере и, щелкнув клавишей селекторной связи, устроенной между потайной комнатой и спальней, заговорил со мной:

– Не волнуйся, Таня. Все в порядке! Эта женщина работает у меня уже более десяти лет, и я давно знаю о ее... излишней привязанности ко мне... Она искренне переживает о состоянии моего здоровья, вот, решила, что я умираю. Мне пришлось ее успокоить. Она больше не придет! Продолжайте наблюдение.

Старик выключил связь и погасил свет. Снова настала тишина.

Следующие несколько часов дались мне нелегко, ничего не происходило, было очень тихо и темно. Сон одолевал меня, несмотря на все мои усилия держать глаза открытыми. Несколько раз мне приходилось вставать и прохаживаться по комнате из угла в угол, чтобы немного разогнать сонную одурь.

Так что, когда в самый глухой ночной час – излюбленное время всех преступников, – на мониторах промелькнуло некое светлое пятно, я едва его не проворонила.

Только через несколько секунд я сообразила, что это лучик фонарика блеснул в темноте! Кто-то поднимался тем же путем, каким я попала в соседнюю комнату – из библиотеки, и свет мелькнул на лестнице.

Тут уж сон с меня слетел. Как и не было его!

Человека с фонариком никак нельзя было разглядеть. Когда он проник в комнату, где стояла целая коробка с лекарствами, приготовленными для Вениамина Александровича, яркий узкий луч фонарика быстро обшарил всю комнату и остановился на этой коробке.

Углы комнаты скрывала тень, и это меня страшно раздражало. Хотелось просто войти и включить свет, но мне следовало держаться, пока неизвестный гость совершит нечто такое, что прояснило бы его намерения.

Темная фигура приблизилась к коробке с лекарствами, и неизвестный, положив фонарик на стол, открыл коробку. Внутри нее мне даже удалось рассмотреть ряды ампул и пачки таблеток.

Вениамин Андреевич ни от кого не скрывал, что он болен, но у меня возникло такое чувство, что болен он вовсе не так серьезно, как желает, чтобы думали другие. Прячась за свою мнимую немощь, он, как сейчас, мог действовать скрытно и оставаться вне всяких подозрений.

Когда же я попыталась уточнить, от чего именно босса лечит его личный врач, хозяин уклончиво мне ответил. Что у него там много разных болячек, что человеку, не имеющему медицинского образования, просто не понять всей сложности его случая.

Неизвестный ночной гость, кажется, задумался, глядя на это изобилие лекарств. К моему удивлению, он закрыл коробку, не тронув в ней ничего, и вновь взял фонарик. Ситуация была какой-то непонятной и я потянулась к трубке телефона, собираясь набрать номер Игоря Семеновича.

Пока в трубке звучали первые два гудка, темный силуэт с фонариком в руке приблизился к двери спальни, слегка приоткрыл ее и замер, прислушиваясь.

Громкий голос начальника службы безопасности, внезапно зазвучавший у меня в ухе, заставил меня подпрыгнуть на месте:

– Что? Началось?! – выкрикнул он.

– Пока не могу сказать точно, кто-то с фонариком стоит у двери, с моей стороны. Лучше вы сами сюда поднимитесь, – я невольно говорила шепотом, хотя злоумышленник никак не мог меня услышать.

Игорь Семенович тут же отключился – он побежал ко мне.

Неизвестный все еще пребывал в задумчивости, или... чего-то ждал. Выключив фонарик, он открыл дверь пошире и вошел в спальню. Без этого мешавшего мне электрического света я определила, что это высокий стройный человек в какой-то неопределенной одежде.

Наконец, когда он направился к столику с таблетками, я поняла, почему он не использовал большую коробку с лекарствами, стоявшую в соседней комнате. Это просто очень нетерпеливый преступник! Он не собирался ждать, когда очередь дойдет до подмененной ампулы. Он хочет, чтобы несчастье с Вениамином Александровичем произошло как можно скорее.

А для этого ему следовал заменить какой-то отравой именно ту порцию лекарства, которую больной получит в самое ближайшее время – утром, например!

Неизвестный встал спиной к кровати и вновь включил фонарик, направив узкий луч света на прикроватный столик. Из кармана он вынул что-то блестящее и потянулся к ампулам, лежавшим на столе.

В этот момент с противоположной от меня стороны – от второй двери спальни – донесся какой-то невнятный шум. Темная фигура в комнате среагировала мгновенно.

Фонарик погас, столик с лекарствами был забыт. В два прыжка оказавшись возле двери, неизвестный быстро закрыл ее со своей стороны, скрывшись из виду.

Таким образом, получилось, что Игорь Семенович, слишком рьяно поспешивший на помощь своему «боссу», оказался отрезан от него. Чтобы войти через другую дверь, ему понадобится не меньше нескольких минут активной беготни по лестницам и коридорам.

Я схватила со стола давно ожидавший своей очереди газовый пистолет и вихрем выскочила из потайной комнаты.

Темная фигура не успела ускользнуть – я преградила злодею дорогу прямо на пороге. От неожиданности он отскочил назад, и я успела захлопнуть за собой дверь, чтобы не дать ему уйти.

В этот момент в спальне включилось верхнее освещение, показавшееся после почти полной темноты просто ослепительным. Это Вениамин Александрович, поняв, что он уже не один на один с врагом, решил принять личное участие.

В первую секунду я не могла ничего разглядеть, но глаза мои быстро привыкли к сету. Мой противник оказался в том же положении, и поэтому он не успел причинить мне вред в эти мгновения невольного замешательства.

Проморгавшись, я увидела перед собой одетую в черное... Ольгу, телохранительницу, которая несколько недель тому назад устроила мне экскурсия по поместью! Вениамин Александрович тоже ее узнал, судя по изумленному возгласу, донесшемуся со стороны кровати.

Но удивляться или попытаться осмыслить сей факт было некогда. Ольга молча ринулась на меня, не обратив ни малейшего внимания на направленный в ее сторону пистолет. Я решила: она знает, что он не настоящий.

Выстрелить я не успела. Ольга нырнула под мою руку и изо всей силы заехала мне по локтю. Рука моя мгновенно онемела и, воспользовавшись этим, моя противница нанесла мне еще один удар – в живот. Ох-х!

Я отлетела к стене и скорчилась на полу, пытаясь прийти в себя и хоть немного отдышаться. Ольга пнула ногой упавший на пол газовый пистолет, и он с грохотом отлетел под кровать. Изогнувшись, как пантера перед прыжком, телохранительница Вениамина Александровича выхватила из кармана брюк короткий складной ножик.

Я попыталась подняться на ноги, и мне это почти удалось. Хорошо, что за моей спиной оказалась стена – на нее можно опереться... Ольга ринулась на меня, сжимая в опытной руке нож, и я внезапно осознала, что эта стеночка-выручалочка, увы, не позволит мне отскочить в сторону.

Вениамин Александрович, свесившись с кровати, пытался дотянуться до газового пистолета.

Я быстро огляделась: справа антикварный шкаф, слева – комод, на нем – громадные часы из белого мрамора, а над часами – большая фотография в раме под стеклом. Вот ее-то мне и надо!

Я подпрыгнула, ухватилась за раму и сдернула снимок со стены. В этот момент Ольга сделала резкий выпад, я парировала ее удар фотографией. Она на миг потеряла равновесие – и я изо всех сил врезала ей снимком в тяжелой раме по голове.

Рама раскололась, и острые осколки осыпали нас обеих блестящим стеклянным дождем. Олька плавно, как в замедленной съемке, осела на пол. Я быстро выбила ногой нож из ее ослабевших пальцев – и вдруг обратила внимание на фотографию, лишившуюся совей рамы.

Твердый картонный снимок был невредим, а из-под порвавшегося белого паспарту высунулся краешек какой-то темной и явно старинной картины! Я едва не позабыла о валявшейся на полу Ольге. Но о девушке «позаботился» Вениамин Александрович, наконец-то дотянувшийся до пистолета.

– Вот так сюрприз! – вполне бодрым голосом обратился он к своей ночной посетительнице.

Ольга все еще была в «отключке» и ничего ему не ответила.

Я услышала шум из-за двери: кто-то мчался сюда по коридору.

– Кажется, Игорь Семенович на подходе, – сообщила я «боссу» и склонилась над своей интересной находкой.

Это действительно была старинная, написанная на холсте картина. Я не могла определить, к какому периоду она относится и какова ее ценность.

– Что это такое?! – с невинно-удивленным видом спросила я своего «босса».

– Мы поговорим об этом чуть позже, – каким-то необычайно мягким тоном ответил Вениамин Александрович.

В этот момент двери, наконец, распахнулись, и в спальню вбежал Игорь Семенович с парой охранников, которых он прихватил с собой по дороге сюда.

– Долго же ты добирался! – ворчливо обратился к нему Вениамин Александрович. – Мы уж и без тебя тут управились...

Ольга вяло зашевелилась, подняла на Игоря Семеновича испуганные глаза, но не произнесла ни слова.

– Что с ней будет? – забеспокоилась я. Кто знает, какие у них существуют методы допросов и формы наказаний!

– Не волнуйся, Танюша, – вкрадчиво ответил начальник службы безопасности. – Тут садистов нет. Если она нам расскажет, кто за всем этим стоит, то может рассчитывать, что мы не станем поднимать шум. А уж если она упрется – не миновать ей тогда прилично срока в тюрьме!

Не скажу, что я полностью поверила Игорю Семеновичу, но в том, что устраивать самосуд он не станет, сомнений у меня больше не осталось.

Мне не довелось присутствовать при допросе Ольги, и только позже, с чужих слов, я узнала о том, что угроза тюремного заключения для нее была довольно-таки эфемерной.

Оказывается, при ней не нашли ничего, кроме лекарств, прописанных Вениамину Александровичу, которые Ольга, судя по всему, взяла из коробки в соседней комнате. Доказать злой умысел в подобном случае – непросто. Может быть, она и собиралась превысить допустимую дозировку лекарства, но она ведь ничего реально не сделала.

Однако Ольга предпочла избежать судебных процедур, даже несмотря на то, что имела неплохие шансы выбраться из этого дела, никак не пострадав. Она рассказала своей несостоявшейся жертве о том, кто, как и когда предложил ей это рискованное дело.

Подробности ее повествования уже не вышли за переделы кабинета начальника службы безопасности. Ольга, естественно, на работе больше не появилась, а со мной Вениамин Александрович ни о чем таком не заговаривал.

Мне уже стало казаться, что на фоне недавней драмы эпизод с картиной, спрятанной под фотографией, благополучно забудется, и я опять ничего не узнаю. Но через несколько дней меня все же пригласили на «аудиенцию».

– Таня, у меня на вас имеются большие планы, – сообщил мне очень довольный собой Вениамин Александрович. – Вы прекрасно себя показали в последних событиях. И я решил, что вам вполне стоит доверить одну весьма щекотливую миссию, связанную с картиной, которую вы случайно увидели в моей спальне. Хочу рассказать вам некую историю...

Зачем это вам? – подозрительно прищурилась я. – Может, мне ни к чему слушать ваши истории и знать о ваших щекотливых миссиях? Чужие тайны бывают весьма опасны!

– Поверьте, я бы не стал вам ничего рассказывать, если бы усмотрел какую-либо опасность, – улыбнулся мне «босс». – История эта имеет отношение к моему отцу, а его давно нет в живых, так что как-то повредить ему уже невозможно. Собственно говоря, сам я знаю о случившемся как раз из его рассказов – ни больше и ни меньше. Более того: эту информацию я получил в письменно виде, уже после смерти отца, так что никогда не имел возможности расспросить его о подробностях, о которых он не упомянул.

– Какое отношение нечто связанное с вашим отцом, может иметь ко мне? – продолжала я с подозрением выспрашивать у Вениамина Александровича.

– Разумеется, никакого! – он даже замахал на меня руками. – К вам, дорогая, имеет некоторое отношение лишь одна картина, тоже хранившаяся у меня, но недавно похищенная!

«Как интересно, – подумала я. – Если еще и Вениамин Александрович наймет меня искать ту же картину... Все это было бы прекрасно и даже забавно, только непонятно – кому же в итоге ее следует отдать?!»

Но пока до обретения вожделенной картины было еще очень далеко. А вот ее предыстория, похоже, сама плыла ко мне в руки!

– И что же произошло с этой похищенной картиной? Куда она делась? – спросила я.

– Она, судя по информации от моих людей, сейчас находится в Тарасове, у одного из коренных жителей города, он некоторое время работал в Москве. Он очень хитер, мы никак не можем его найти! Нам нужна помощь кого-то умного, проницательного и знающего дело. То, что вы родом из этого города, мне кажется очень полезным для моего дела обстоятельством. Вы можете прояснить какие-то детали, в то время как мои люди не заметят их или упустят из поля зрения...

– Мне кажется, вы преувеличиваете мои способности, – покачала я головой. Мне очень хотелось, чтобы он настоял на своем, но, согласись я сразу, это выглядело бы подозрительно.

– Вам стоит познакомиться с моей историей. Возможно, тогда я заинтересую вас этой работой, – не сдавался Вениамин Александрович. – Понимаю, для вас это непривычное дело, но, возможно, это станет началом нового витка вашей карьеры...

Мне оставалось только мысленно ему поаплодировать: сразу видно настоящего начальника – он находит свой подход к каждому человеку! Всегда помнит, что главное – это создать нужную мотивацию...

– Ну, ладно! Я слушаю вас. Расскажите мне вашу историю, – наконец «сдалась» я.

– Нет, Таня, устный рассказ не произведет на вас должного впечатления, – Вениамин Александрович взял со стола и протянул мне какую-то завернутую в плотную ткань книжечку.

Я сняла обертку. Кожаный переплет книжечки был старым, изрядно потертым.

– Здесь рукой моего отца записано все, что он мне счел нужным сообщить, – пояснил «босс». – Рукопись небольшая, думаю, завтра вы уже вернете мне ее и озвучите ваше решение.

Я бережно отнесла этот, неожиданно доставшийся мне антиквариат в комнату для телохранителей и приступила к чтению.

Подчерк у отца Вениамина Александровича был скверным, так что дело шло медленно, к тому же, я уставала от старомодных, чересчур длинных фраз.

«Сегодня я решил записать все, что помню об одном немаловажном событии в моей жизни. Не знаю, когда ты прочтешь это, но, думаю, это случится еще не скоро. Однако запись эту мне стоит сделать заранее, во избежание того, что недуг свалит меня внезапно и необратимо.

Много лет тому назад, когда я жил в маленьком провинциальном городке, я снимал комнату в большом доме старой постройки, с большим огороженным двором.

Для того чтобы содержать этот двор в порядке, был необходим дворник. У нас был такой человек, он же зимой работал и в котельной, и как мне тогда казалось, там же он и жил, по крайней мере, если у него и было какое-то другое место жительства, о нем никто не знал.

Дворник был самым обыкновенным: невзрачный плюгавый мужичонка, он время от времени запивал, но не злостно. Работа его у большинства жильцов дома особых нареканий не вызывала.

В то время я только-только женился, и жили мы с женой весьма скромно – на мое чиновничье жалованье. Жизнь моя текла просто и размеренно, так что даже мелкие нарушения этого ритма резко выделялись на ее тихом фоне.

Когда наш дворник внезапно куда-то пропал, жильцы заметили это довольно-таки скоро. Двор не убирался – и на стук в дверь котельной никто не отвечал. Это длилось около недели, и кое-кто, уже подумывал заявить о его исчезновении властям, когда пропавший дворник неожиданно вернулся.

Возвращение его вызвало больше вопросов, чем ответов. Наш хорошо всем известный и почти ставший всем нам родным дворник как-то странно изменился. Он стал очень молчаливым, напряженным и мрачным человеком. Даже листья он теперь мел во дворе так, что сразу становилось ясно – думает он уже не о кружечке пива после работы.

О своем исчезновении он почти ничего никому не рассказывал, и это тоже было странно. Несколько раз он до неприличия сильно напился, чем изрядно напугал жильцов дома, и его стали сторониться.

Однажды, когда чуть позже обычного возвращался со службы, меня чуть ли не на пороге подъезда неожиданно остановил наш таинственный дворник и буквально силком поволок к себе в котельную. Поначалу я сопротивлялся, но только до того момента, когда услышал, что он просто стремится излить мне душу. Мне стало любопытно...

Честно признаюсь: мне была интересна не только его история, но и причина, по которой он решил изложить ее именно мне. Это странным образом мне польстило, словно это – моя личная заслуга, раз я вызвал у него такое доверие.

Так что я добровольно проник в его царство угля и пара и, усевшись на старый, изломанный стул, выслушал историю его необычной находки.

Итак, наш дворник вместе со своими старыми друзьями-собутыльниками в свой свободный день отправился на родину к одному из этих приятелей в деревню. Там они решили порыбачить и рано утром отправились на речку. С утра погода стояла хорошая, но позже начался внезапный проливной дождь.

Никто не догадался захватить с собой что-то теплое из одежды, а от села они отошли уже довольно далеко. Но человек, у кого они были в гостях, вспомнил, что поблизости находится старый особняк – бывший барский дом. Он был уже совсем плох, но все-таки – крыша над головой...

До дома они добежали быстро и забрались в него. Местный житель объяснил, что после революции дом этот недолго пустовал. Его приспособили под школу-интернат, и только недавно, из-за общей ветхости строения, сирот отсюда выселили и оставили дом догнивать под воздействием безжалостного времени.

От нечего делать мужики принялись бродить, по опустевшим комнатам, и под одним приятелем вдруг проломились прогнившие за последние несколько лет старые деревянные половицы. Раздался хруст и треск, и мужик провалился в подпол.

Судя по всему, это была какая-то закрытая, секретная часто подпола, не соединенная напрямую с остальной частью подвала. Каким-то образом – вплоть до того дня – она оставалась никем не обследованной: никто о ней не знал.

Так что мужики оказались лицом к лицу с удивительным открытием! Некогда жившие здесь дворяне, убегая, прихватили с собой свои драгоценности и различные компактные ценные вещи. Но то, что вывезти из России им было сложно, они оставили здесь, в тайной части подвала, видимо, надеясь на свое скорое возвращение.

Там громоздились, по словам моего дворника, разнообразные столовые приборы, драгоценный фарфор, вызолоченные вазы, статуэтки пастухов и пастушек, серебряные супницы, старинные часы с какими-то фигурками, мелкое столовое серебро и – картины!

У мужиков не было с собою огня, и поэтому они только на следующий день смогли извлечь найденные сокровища из подвала. Скрыв свою находку от всех, они поделили все «по-честному». Чтобы никому не было обидно, они бросили жребий, кому что достанется.

Для них было очевидно, что хозяев всего этого добра больше нет на свете. Мысль о том, чтобы передать все это в руки государства, им в голову пришла – на мгновение, но одобрения она ни у кого не вызвала. Их ослепила надежда получить легкие деньги за найденные ими сокровища.

И, только вернувшись со своей частью добычи в город, наш дворник осознал, что он и понятия не имеет о том, как же сбыть все это добро с рук, не вызвав при этом ненужных подозрений.

Тут-то я наконец понял, почему именно меня он подловил на пороге подъезда и выбрал в качестве своего конфидента!

С кем еще из жильцов нашего дома он бы обсудил то, как ему сбыть с рук эти предметы старины? Я никогда не считал нужным скрывать от кого-либо свой интерес к антиквариату. Все соседи видели, как я не позволил одной молодой семье выкинуть старое, побитое и исцарапанное пианино прошлого века, выкупив его за смешные деньги. И кое-кто впоследствии распускал слухи, что я неплохо на этом нажился, продав инструмент в антикварный магазин после незначительной реставрации.

Так что наш дворник сделал верный выбор, поведав свою историю именно мне. Как вскоре выяснилось, ему по жребию досталось несколько посеребренных вилок и ложек, старинные часы с фигурами и две картины.

Картины-то и смущали его больше всего, потому что если ложки и даже часы еще можно было списать на некое наследство «от бабушки», то картины явно выбивались из такой простенькой версии.

Я попросил его показать мне полотна, и дворник, помявшись для порядка, достал из-за дивана два пыльных холста в облупившихся рамах. Одна из них меня совсем не заинтересовала – на ней был изображен какой-то стандартный итальянский пейзаж, писанный явно начинающим студентом Академии художеств, впервые поехавшим по стипендии в Италию – в страну «колыбели искусств».

Зато второй холст оказался вещицей совсем другого сорта! Он был явно старше первой картины – на несколько столетий, по крайней мере, и я решил, что принадлежит он какому-либо мастеру голландской школы. Картина сильно потемнела и потрескалась, но все же можно было различить некоторые детали натюрморта.

Я сразу же решил, что оставлю эту картину себе, но не показал дворнику вида, что я заинтересовался, чтобы этот хитрый мужик не вытянул из меня больше денег, чем я мог тогда ему предложить.

Я небрежно пообещал ему помочь с оценкой столового серебра и часов, чтобы в антикварном магазине его не надули. А о картинах я сказал, что они наведут власти на ненужные подозрения, и что я готов их купить за небольшую сумму, поскольку полотна эти могут считаться дорогими только потому, что они такие старые.

Моего собеседника убедило это объяснение, и через несколько дней, когда уже стемнело и все жильцы улеглись в свои кровати, дворник постучал в мою дверь, быстро вручил мне завернутые в бумагу картины, схватил приготовленные мной деньги и убежал к себе в котельную.

Все то время, что я жил в том провинциальном городке, свое приобретение я никому не демонстрировал – во избежание каких-либо проблем. Но, переехав в Москву, я перестал его скрывать. Из-за этого и произошел один весьма неприятный инцидент, о котором ты, сын, скорее всего, совсем не помнишь...

Как я уже упоминал, обе картины оказались в весьма плохом состоянии, особенно натюрморт, так как он был старинным. Несколько десятков лет, проведенных им в сыром подвале, чуть было его не погубили. В нормальных условиях процессы разрушения полотна приостановились, но полностью они не прекратились.

Так что однажды один из моих знакомых посоветовал мне обратиться к какому-нибудь художнику, который должен знать, что следует предпринять, пока краски совсем не осыпятся с холстов.

Я всерьез задумался над этим вопросом, и действительно, вскоре мне присоветовали одного подходящего человека, квалифицированного специалиста из Ленинграда, не склонного задавать своим клиентам лишние вопросы. Он взял мои картины к себе домой на несколько месяцев, в течение которых собирался провести все необходимые для закрепления старых красок процедуры.

Однако работа по восстановлению голландского натюрморта оказалась для этого реставратора не по зубам. Чтобы понять, что ему делать, он начал приглашать для консультации различных своих друзей-реставраторов. Им – чтобы не выдать меня – он рассказывал, что картина – его собственная и что он сам ее нашел в каком-то старом доме, в провинции.

Так что теперь о голландском натюрморте знали многие – и многие его видели своими глазами. Но само по себе это было еще не очень опасно. Зато чуть позже случилась трагедия, из-за которой я и по сей день вынужден скрывать свою законную собственность от людей, как какой-нибудь подпольный фанатик-коллекционер!

По этой же причине я не могу избавиться от своих картин, продав их в открытую.

На самом деле, я в точности не знаю, что именно тогда произошло, но «мой» художник-реставратор неожиданно погиб, – вскоре после того, как я забрал у него картины и расплатился с ним.

Возможно, мастер слишком бурно отпраздновал получение гонорара за свою работу, и, как это часто бывает, уснул с тлевшей в его руке сигаретой... Я был тогда в отъезде. Вернувшись домой через два дня, я узнал, что его дом выгорел почти дотла, а сам он погиб.

Эта неожиданная смерть вызвала подозрения, а когда обрывков картин, которыми реставратор якобы лично владел, не нашли на пепелище, эти подозрения только окрепли.

Дело в том, что один из знакомых погибшего – тоже реставратор по профессии, – видевший в его доме картины, – дотошно осмотрел остатки рам, в которых они хранились в доме реставратора, и заявил, что холстов на момент возникновения пожара в рамах уже не было!

Так родилась версия о похищении полотен и убийстве реставратора...

Я вкупе со своими двумя картинами, оказался вне закона. Больше я никогда и никому их не демонстрировал и не пытался их продать. Уничтожить полотна, как опасную улику, у меня тоже рука не поднялась.

Так что я поступил единственным возможным способом – скрыл их под большими репродукциями старых фотографий и повесил на стену в своем доме.

Ты можешь поступить с картинами, как тебе заблагорассудится, но будь осторожен! Не попади впросак, так же как я. Твой отец...»

* * *

– Все это очень интересно, а может, даже и поучительно, но при чем тут я? – изобразив на лице полнейшее изумление, обратилась я к Вениамину Александровичу, когда на следующее утро он пригласил меня в свой кабинет.

– Пока ни при чем, но, если ты согласишься нам помочь, то узнаешь еще кое-что...

– То есть, согласиться я должна, еще не зная этого «кое-чего»? – уточнила я. – А если мне не понравится то, чего я пока не знаю? Как же я приму такое важное решение вслепую?

– Уверяю вас, Татьяна, никакой опасности для вас нет. По крайней мере, не в большей степени, чем в вашей обычной работе.

– Тогда зачем именно я?

– Мы с Игорем к вам присмотрелись и решили, что вы нам прекрасно подходите. Вы быстро ориентируетесь в неожиданных и сложных ситуациях, психологически устойчивы и физически отлично подготовлены.

– Хотите сказать, что вы меня тестировали? Хорошо: если я вам так нравлюсь, тогда поговорим об оплате!

– Вот и замечательно! – обрадовался Вениамин Александрович. – Значит, у вас нет других возражений?

– Пока нет, – хмуро ответила я.

– На самом деле, мне оставалось только порадоваться тому, что все так удачно складывается! Если та информация, которую скрывает мой нынешний «босс», имеет хоть какую-то ценность, игра стоит свеч.

– Тогда приступим к рассказу, – проигнорировав мои «остаточные» сомнения, заявил Вениамин Александрович. – Моей службе безопасности до прискорбия мало удалось узнать об этом вашем соотечественнике, Крапивине, который стащил мою картину.

Мы выяснили все формальные нюансы: где он жил, работал, учился... Но почти ничего не ведаем о его личной, частной жизни. Это очень мешает поискам! И это тоже одна из причин, по которой вы кажетесь нам выгодным кандидатом на роль сыщика. Вы родом из того же города и, возможно, сумеете подобрать нужный ключик к этой стороне его жизни.

Но главное не в этом, а в том, что здесь, в Москве, мы знаем одного человека, которому Крапивин может попытаться сбыть картину. Но мы не в состоянии к этой личности подобраться.

– Почему это так сложно? – удивилась я. – Мне казалось, у вас хорошие связи и крепкая хватка, а это – самое главное в делах!

Спасибо за комплимент, но тут нам приходится иметь дело не с бизнесменом и даже не с обеспеченным коллекционером, а с дочерью богача, которая привыкла получать все, что захочет.

– Это... женщина?!

– Да, молодая женщина, и весьма своенравная. Очень надежно защищенная от любых посягательств ее отцом, – Вениамин Александрович тяжело вздохнул. – Сами понимаете, что подкупить или запугать ее мы не в силах.

– Почему же вы решили, что она имеет какое-то отношение к Крапивину? Как они вообще могли пересечься в этой жизни?

– Это кажется удивительным только на первый взгляд, – улыбнулся Вениамин Александрович. – Они встретились, когда она пыталась учиться живописи в художественном колледже.

– У нее художественное образование?

– Незаконченное, – кивнул мой «босс». – Она может позволить себе вообще не иметь никакого образования. Сейчас, насколько я знаю, она пытается закончить какой-то университет. По настоянию отца, разумеется. Ну так вот, Виктория – это ее настоящее имя, хотя в кругу своих богемных друзей она предпочитает пользоваться прозвищем Сахмет, – училась в колледже как раз в те года, когда Крапивин читал там какой-то курс.

У него-то диплом есть, и когда становилось совсем туго с работой, он нанимался в какие-нибудь учебные заведения, специализирующиеся на искусстве, и вел там занятия. Всегда – недолго, один семестр или два.

Он несколько раз бывал у нее на вечеринках, где завел разные полезные знакомства. Правда, тогда он еще пытался продавать свои картины, но успехом они не пользовались.

Как удалось выяснить моим людям, непосредственно перед кражей картины Крапивин несколько раз приходил домой к Виктории. Причем, в то время у нее не было никаких сборищ. Скорее всего, они вели между собой «деловые» беседы.

– Думаете, он договорился с ней заранее? Но зачем этой девушке понадобилось связываться с преступником и приобретать что-то незаконным путем?

– Татьяна Александровна, вы, очевидно, не понимаете некоторых особенностей психологии этой молодой дамы, – пожал плечами Вениамин Александрович. – Я, честно говоря, тоже... Но, выслушав рассказы тех людей, которые с ней общались, а точнее, пытались это сделать, я пришел к выводу, что ей просто скучно!

– Скучно? – переспросила я.

– Ну да, ей все слишком просто давалось в жизни, ей же ничего не приходилось завоевывать самой. Она еще молода, и ей явно не хватает острых ощущений. Потому она ведет довольно нелепый образ жизни, общается со странными людьми и даже готова пойти на риск, заключая или пытаясь заключить не вполне законные сделки.

– Так, значит, вы не сумели найти к ней подход? – усмехнулась я.

– Нам это не удалось, – снова тяжело вздохнул Вениамин Александрович. – Мы привыкли иметь дело с людьми, которые хотят чего-то определенного. Денег, власти, безопасности, престижа или удовольствий. А что взбредет в голову этой девице – этого мой рациональный мозг, к сожалению, вообразить не способен. Но у меня есть надежда, что вам удастся войти к ней в доверие.

– Я совершенно не разбираюсь в искусстве и ничем не смогу ее заинтересовать.

– Чтобы ее заинтересовать, не обязательно вообще в чем-либо разбираться: нужно просто произвести на нее впечатление!

– И я не смогу ее расспросить об этой картине. Это будет выглядеть слишком подозрительно!

– Да, тут вам придется проявить всю полноту вашей фантазии, – кивнул мне Вениамин Александрович.

– А если у меня ничего не выйдет?

– Потраченное время вам достойно оплатят, а прежнее место сохранят за вами.

– Я должна придумать некий повод, предлог, чтобы познакомиться с этой странной личностью...

– Думайте: даю вам на это сутки.

* * *

Итак, я получила нужную информацию, но, чтобы ее использовать или хотя бы попытаться это сделать, мне необходимо оставаться здесь и продолжать числиться «в штате» работников Вениамина Александровича.

Это поставило передо мной весьма сложную задачу. Я промучилась полдня, строя разные планы и тут же их отвергая, и в итоге набрала – совершенно спонтанно – телефонный номер одного человека…

– Слушаю, – раздался в трубке старческий голос Игоря Семеновича Райского.

Пожилой реставратор очень удивился, узнав меня, и еще больше он поразился, выслушав мою просьбу.

– Я, конечно, могу вам помочь, но, помня о нашей последней встрече, не испытываю особого желания это делать, – насмешливо сообщил он.

– Я этого и ожидала, – вздохнула я, изображая глубокое разочарование. – Но, надеюсь, я все же смогу вас заинтересовать…

– Чем же, милочка? – осведомился Райский. – Насколько я понимаю, картину вы все равно собираетесь вернуть Мухину, а это меня не устраивает!

– С Мухиным вы можете сами решить ваши дела, как хотите, в этом я вам помогать не стану, – подтвердила я его догадку. – У меня имеется копия дневника человека, владевшего вашей любимой картиной еще в советское время. Там все подробно изложено – и как нашли картину, и все дальнейшие произошедшие с полотном перипетии…

– Где вы его нашли?! – Райский старался говорить спокойно, но я слышала, как голос его заметно дрогнул на первом же слове. Рыбка клюнула!

– Я его нигде не нашла. Мне позволили с ним ознакомиться, и, думаю, теперь еще нескоро кому-то представится такая честь... Так что если вы хотите знать, что же произошло в те годы на самом деле...

– Татьяна, – с явным раздражением прервал меня Райский, – ваши интриги сделали бы честь любому мадридскому двору! Я просто не в состоянии отказать вам в маленькой услуге, если вы, в свою очередь, тоже окажете мне ответную.

– Договорились! – радостно ответила я. – Когда ваш Олег приедет?

– Как можно быстрее – я сгораю от нетерпения увидеть этот дневник!

– А он будет достаточно убедительно выглядеть? – запоздало засомневалась я. – Он, вообще-то, разбирается в этих ваших «малых голландцах»?

– Не волнуйся, я его поднатаскаю!

– Вы уверены, что он согласится?

– Куда ему деваться? – самоуверенно заявил старичок. – Ему же мое наследство нужно? Нужно! Вот и пусть отрабатывает.

* * *

– Это безумие! – не успев сойти с поезда, заявил мне Олег, когда я встретила его на вокзале. – Я ведь даже рисовать не умею!

– Тебе это умение и не потребуется, – стараясь говорить предельно убедительно, ответила я. – Ты у нас теперь – художник-абстракционист! Можешь малевать, что хочешь, главное, чтобы был «концепт»!

– Да дядя мне уже целую лекцию на эту тему прочитал, – ворчливо ответил Олег. – Мы с ним кое-что уже… гм … намалевали, в качестве образцов, так сказать.

Он похлопал по тугому кожаному тубусу небольшого размера.

– Это замечательно: есть что предъявить! – похвалила я его. – Но что-то вид у тебя не очень… «художественный»… не богемный!

Я придирчиво осмотрела Олега: он по-прежнему выглядел, как усердный и старательный школьный учитель. Он недовольно сложил руки на груди:

– Что тебе не нравится? У художников, слава богу, никакой униформы нет!

– Нет, конечно, но тебе необходимо произвести неотразимое впечатление на эту девушку.

– Тогда это точно не ко мне, – усмехнулся Олег.

– Не спеши с выводами, – бодро улыбнулась я. – Сегодня я иду к ней одна и, если все пройдет нормально, завтра притащу в гости тебя. Если что, мы всегда успеем тебя приодеть.

– У меня такое чувство, что ты меня продавать собираешься...

– Ну, в каком-то смысле так и есть, – я подмигнула Олегу. – Я продаю тебя, как художника!

* * *

Благодаря заботам Вениамина Александровича, мне был обеспечен вход в апартаменты, где Виктория проводила презентацию своих собственных работ и полотен некоторых своих друзей. Мероприятие было не слишком многолюдным и даже закрытым, то есть, по меркам Виктории, оно таковым считалось. На самом деле, присутствовали на нем несколько сот человек, и многие из них, так же, как и я, попали сюда благодаря стечению обстоятельств, даже не будучи знакомы ни с кем из ее друзей.

Сойтись поближе с Викторией мне предстояло самостоятельно, чтобы потом невозможно было отследить – откуда я появилась и кто меня подослал.

Я медленно прошлась по комнатам, достаточно большим, чтобы их можно было назвать «залами». Сияло вычурное, очень яркое освещение, повсюду стояла весьма претенциозная мебель и висело небольшое количество пресловутых «работ».

Они были выполнены из самых разных материалов, потому назвать их «картинами» было бы весьма трудно. Я бы сказала, что они напоминали аппликации, которые делают дети. Но только дети стараются воссоздать что-то реальное – деревья, животных, а Виктория и ее друзья рамками реальности отнюдь не ограничивались.

Вениамин Александрович заботливо продемонстрировал мне фотографии этой взбалмошной девушки, с которой мне следовало сегодня познакомиться. Так что я быстро нашла хозяйку вечера в кругу ее гостей.

Она была рослой, крепкой девушкой. В настоящий момент она была платиновой блондинкой, но это, разумеется, был не природный цвет ее волос. Виктория была не столько красивой, сколько ухоженной.

Вокруг нее толпился народ. Многие явно хотели ей запомниться, втереться в доверие, и она, несмотря на свою молодость, уже должна была в этом разбираться. Судя по рассказам Вениамина Александровича, Виктория относилась к подхалимам по-разному. Могла кого-то принять благосклонно, а могла и с презрением человека оттолкнуть.

Трудно просчитать, что может понравиться такой «неустойчивой» особе! Потому-то для начала я и пришла к ней одна – чтобы составить с ней свое собственное впечатление и, если возникнет такая необходимость, подкорректировать свое поведение и манеры Олега.

Ближе к полуночи толпа вокруг Виктории заметно поредела, и я получила возможность беспрепятственно к ней приблизиться.

– Добрый вечер, Виктория! – привлекла я к себе ее внимание. – Мы с вами не знакомы, но у меня есть к вам одно предложение, которое, возможно, вас заинтересует.

Блондинка повернулась и окинула меня придирчивым взглядом:

– Кто вы такая?

Было заметно, что мой скромный наряд ее отнюдь не впечатлил. Но с моей стороны это было своеобразной формой камуфляжа. Я не знала точно, каких девушек она предпочитает видеть вокруг себя: незаметных, которые не в силах с ней конкурировать, или ярких и самобытных.

– Меня зовут Татьяна, – начала я. – Я представляю интересы одного художника, о котором вы, несомненно, слышали. Это Валентин Чутков!

Я торжественно замолчала. Однако по лицу моей собеседницы было очевидно, что это имя ей ни о чем не говорит.

Такой вариант я предусмотрела заранее и дала сигнал, возведя глаза к потолку. Человек, который провел меня на ее мероприятие, стоял неподалеку и ждал. Поняв, что время пришло, он подал голос. Он бывал здесь часто. Но при этом, за определенную сумму, он был готов помочь Валентину Александровичу в его затее и даже не пытался вдаваться в подробности.

Вот и сейчас он просто выдал всю информацию о Чуткове, которой его, разумеется, снабдили заблаговременно.

– Сахмет, я тебе удивляюсь! – ленивым тоном начал он. – Неужели ты ничего не слышала о Чуткове? Хотя, это можно извинить – в те годы, когда он был на пике своей популярности, ты еще пешком под стол ходила...

– Кажется, я что-то припоминаю... – стараясь скрыть раздражение, ответила Виктория.

– Да, он был очень популярен лет десять тому назад... – но с тех пор, как он уехал за границу, о нем вообще ничего не известно. Вы нас мистифицируете, девушка, – обратился он уже ко мне.

На этот выпад у меня была заготовлена козырная карта, которую я и поспешила предъявить, пока интерес хозяйки вечера не переключился на что-то другое.

– Я, конечно, понимаю, что все это несколько неожиданно, и вы испытываете сильное искушение – не верить моим словам, – кивнула я ей с притворным сожалением. – Но у меня имеются неоспоримые доказательства того, что Валентин намеревается вернуться к своей творческой деятельности.

Я жестом заправского фокусника достала из объемистой сумки два маленьких листа картона и предъявила их посетителям. На обоих были весьма характерные рельефные цветовые пятна и, самое главное, – подпись в углу. Одна работа была старая, конца восьмидесятых годов прошлого века, а другая – совсем новая.

Гости, включая Викторию и моего платного помощника, зашумели и заспорили, разглядывая два листка картона. Я им не мешала.

Легенда, придуманная Райским, казалась мне весьма удачной. Валентин Чутков действительно отошел от творческой деятельности лет десять тому назад, и с тех пор его никто не видел. А еще до этого он покинул родину и давно уже жил за границей.

Фотографии его практически невозможно было раздобыть. В каталогах печатались только его автопортреты, а на этих картинах черты человеческого лица разглядел бы только опытный искусствовед с большим стажем.

Жил и работал он когда-то в Петербурге, где остались все те, кто мог бы его узнать. Со стороны же самого этого художника-эмигранта, опасаться разоблачения нам и вовсе не приходилось.

А у Райского имелось огромное количество работ Чуткова! Дело в том, что у Чуткова была своеобразная и очень неустойчивая техника. Он рисовал чистыми цветами, накладывая краску очень густым слоем, а потом прикладывал к еще свежему слою какую-нибудь рельефную поверхность. Так получалась непередаваемая текстура живописного слоя.

В качестве рельефов Валентин использовал все, что только подворачивалось ему под руку – от старых стиральных досок до деталей каких-нибудь детских игрушек. Созданные таким образом абстрактные картинки выглядели очень необычно, но они быстро начинали трескаться и осыпаться.

Картины эти попали в руки к Райскому, и многие потом у него так и осели. Он один знал способ, как остановить появление трещин и не дать краскам осыпаться.

Так что одна из двух картинок, предъявленных мною публике, была самой настоящей, подлинной, так сказать, работой Чуткова. А вторую «соорудил» на скорую руку сам Райский вместе со своим племянником Олегом. Так, давно исчезнувший художник «вернулся к жизни».

Выглядело все это очень натурально – старый реставратор досконально знал руку мастера и детально, скрупулезно скопировал его приемы.

При участии разговорчивого друга Виктории, которому заплатил «босс», все общество быстро поверило в возвращение блудной знаменитости и потребовало от меня – срочно предъявить всем эту самую знаменитость!

К этому я была готова и разразилась длинной речью о тяжелой судьбе творческой личности, которую только необходимость – финансовая! – заставила вновь взяться за кисть.

К моей великой радости, Виктория сделала именно то, чего от нее и ожидал Вениамин Александрович, – вручила мне ключи от гостевых комнат, которые она всегда была готова предоставить своим знакомым, и новым, и старым. Единственным ее условием было – не входить в ее личные комнаты без разрешения. А нас с «Валентином», сказала она, ждут завтра, в полдень.

* * *

– Ну, и что из всего этого может получиться? – вопросил Олег у зеркала в своем гостиничном номере.

Я разглядывала захваченные им предметы «художественного творчества», предназначенные продемонстрировать его «статус».

– Должно получиться, – уточнила я. – Нас с тобой примут в доме Виктории, и ты как-нибудь невзначай ей расскажешь, какой ты фанатичный поклонник «малых голландцев»...

– Глупо надеяться, что она мигом нам выболтает, что как раз собирается купить одну такую ворованную картину!

– А я на это и не надеюсь, – ответила я, положив на стол одну из маленьких картинок Чуткова. – Если мы с тобой не вызовем у нее доверия к нам, любопытства и желания похвастаться, то поиски Крапивина это нам никак не облегчит... Так что примерь-ка вот это.

– Что это?! – с явным недовольством поинтересовался Олег.

– Можешь относиться к этому, как к костюму, – пожала плечами я. – Мне вчера довелось полюбоваться туалетами гостей нашей Виктории, и это яркое зрелище заставило меня всерьез задуматься о твоем имидже.

– В каком смысле? – Олег явно заподозрил неладное.

– Ты слишком серенько одеваешься, – объяснила я ему. – Конечно, для незаметного проникновения в чужие квартиры это как раз то, что надо...

– Это же… Оно желтое! – возмущенно прервал меня Олег.

– Да, – Я расправила желтую «толстовку». – И это – необходимая часть твоего костюма, а вовсе не «оно».

– Хочешь, чтобы я в… таком… по улице ходил?! – не будучи в силах до конца поверить в реальность происходящего, переспросил он.

– Я на этом настаиваю, – многозначительно сообщила я. – Впрочем, у меня есть еще красное и зеленое «оно» – на выбор.

Олег тяжело вздохнул и буркнул:

– Я подумаю.

– Ты все запомнил? Подробности своей биографии, этапы творческого пути? Там, вроде бы, особых знатоков не было, но мало ли кто может объявиться у Виктории в доме...

– Меня больше беспокоят не детали биографии Чуткова, а то, что все эти люди чего-то от меня ожидают. Я же не художник, что я могу им такого предъявить?

– Твое счастье в том, что они и сами понятия не имеют, чего ждать от этого Чуткова. Ты можешь делать все, что угодно, и не выбьешься при этом из образа!

– Это потому, что никакого образа и нет! – неохотно натягивая желтую «толстовку», возразил Олег. – Слушай, эта штука на два размера больше, чем я ношу! Могла бы хоть спросить у меня, какой брать!

– Не важно, – отмахнулась я. – Это тоже войдет в образ!

* * *

До Викиного дома мы добрались на такси, выгрузили вещи на тротуар и дружно задрали головы. Перед нами возвышалась одноподъездная «свечка».

– Здесь и живет твоя богачка? – ехидно спросил Олег.

– Ну да, только у нее целый этаж, – усмехнулась я. – Она говорит, что хочет жить среди людей, как все...

Виктория нас уже дожидалась и, разумеется, она была не одна. Честно говоря, меня удивило, что кроме нее, в гигантских апартаментах, получившихся в результате слияния нескольких квартир, присутствовали только два друга нашей любительницы искусства.

Девушка и юноша сидели на низком диване в прихожей, развлекаясь какой-то видеоигрой. Они хором сказали: «Привет», и больше на нас и не взглянули.

Вещи мы оставили у двери и, пока Виктория пыталась завести милую светскую беседу о городских достопримечательностях, «Валентин» направился к противоположной от входа стене, завешанной фотографическими и живописными работами.

Тут Виктория явно занервничала и, оглядываясь на молчаливого «художника», стала то и дело упускать нить разговора и запинаться.

Олег протянул руки, предварительно закатав длинные желтые рукава повыше, и снял со стены одну из картин. Виктория испуганно замолчала, парочка на диване отвлеклась от своей игры.

– Какая необычная вещь! – многозначительно выдал Олег. – Чье это? Я не вижу подписи…

– Это... это мое, – внезапно севшим голосом ответила Виктория. – Я одно время училась в колледже... но потом бросила.

Олег продолжал задумчиво разглядывать картину.

– Вы думаете, я зря так поступила? Мне стоило закончить образование? – взволнованно спросила наша хозяйка.

– Художественное образование нужно далеко не всем, многие знаменитые ныне живописцы не заканчивали никаких академий, – уклончиво ответил мнимый Валентин и повесил картину обратно. – Вы можете продолжать писать и не волноваться по поводу колледжа!

– Спасибо, – улыбнулась польщенная девушка. – Пойдемте, я покажу вам комнаты для гостей.

Гостей она, судя по всему, любила, и комнат для них в ее доме было множество. Ее можно было понять: жить одной в такой огромной квартире – просто жутко!

Мы остановились в коридоре, возле одной из дверей, и Виктория спросила:

– О, я как-то забыла узнать у Татьяны... Вам нужна одна спальня или две?

– Две. Одна, – произнесли мы с «Валентином» одновременно и свирепо уставились друг на друга.

Виктория удивленно моргнула, но быстро взяла себя в руки.

– Хорошо, пусть будет две. Комнаты когда-то были смежными, так что там есть внутренняя дверь, ключи я Тане дала... Устраивайтесь и приходите в гостиную.

Когда дверь за Викторией закрылась, я накинулась на своего сообщника, шепотом «завопив»:

– Что это за самодеятельность?! Зачем нам одна спальня?

– Поддерживаю образ, – злорадно ответил мне Олег. – Сама же мне говорила, что девушка не простая, ее нужно удивить, а может, даже и смутить, чтобы ей не было скучно. Теперь уж ей точно стало очень интересно!

– Это ненадолго, если больше ты ничего такого не предложишь, – парировала я.

– Не волнуйся, потом я еще что-нибудь придумаю, – обнадежил меня мнимый художник.

Однако, когда мы вернулись к в гостиную, удивить нас удалось именно Виктории. Она весело на нас посмотрела и предложила:

– Я, кажется, забыла вам сказать, Татьяна, но у меня есть одно условие, касающееся вашего пребывания в моем доме.

Я внутренне похолодела: неужели она нас разоблачила?!

– Мне нужна какое-то вознаграждение, – продолжила наша хозяйка. – Я думаю, будет вполне справедливо, если я попрошу... картину!

Мы переглянулись – в чемодане лежало несколько оригинальных работ Чуткова, одной из которых мы готовы были пожертвовать для пользы дела.

– Мне кажется это вполне разумным... – начал было Олег, но Виктория его перебила:

– Я хочу, чтобы вы создали ее здесь, в моем доме. Прошу вас, изобразите для меня что-нибудь совершенно новое!

– Конечно, но, я думаю, он не будет работать сегодня, – вмешалась я. – Мы только что приехали, нужно разобрать вещи...

– У вас есть картон и краски? – прервал меня вошедший в роль Олег, обращаясь к Виктории.

– Конечно! – обрадовалась она и потащила его в дальнюю комнату.

Мы с «диванной» парочкой последовали за ними, чтобы пронаблюдать воочию процесс создания шедевра. У меня дрожали все поджилки…

А посмотреть было на что!

Покрыв толстым слоем разных цветов масляной краски кусок картона, «Валентин» заметался по комнате в поисках подходящих штучек для создания нужной «текстуры».

Выбор у него оказался небогатый – рифленое дно какого-то стакана и дырчатая поверхность массажной щетки.

– А ну-ка, покажите мне подошвы! – вдруг скомандовал мнимый художник, и все мы покорно плюхнулись в кресла и задрали ноги.

Олег придирчиво осмотрел нашу обувь, выбрал ботинки молодого человека, друга Виктории, и приказал ему быстро разуться...

…Принявшие активное участие в создании сего шедевра предметы отмокали в скипидаре, а сама картина нуждалась в длительной сушке.

Кажется, Виктория осталась вполне довольна своими новыми гостями. Ей было очень интересно, а значит, у нас появился шанс поговорить с ней о чем-то, волнующем нас...

– Слава богу! – выдохнул Олег, когда мы наконец скрылись с глаз Виктории и ее друзей.

– Что такое?! – заволновалась я.

– Как – что? Слава богу, она не заметила, что я не подписался! Подписывать чужим именем картину – это уже не шутки!

* * *

Оказалось, что убедить окружающих в том, что «Валентин» – настоящий художник, дело совсем пустяковое – по сравнению с попытками выведать у Виктории хоть что-нибудь о нужной нам картине и о Крапивине.

Несмотря на то, что за два следующих дня Олег успел уже несколько раз продемонстрировать хозяйке свою пламенную любовь к старым голландским мастерам, вовсю расписывая их таланты, Виктория никак не отреагировала на его страстные монологи.

Ну, слушала-то она его с явным вниманием. Было заметно, что эта тема ее интересует, и все, что запомнил из рассказов Райского Олег, ему очень даже пригодилось, так что теперь все уже не сомневались в его глубочайших познаниях. Однако толку от этого было мало...

Судя по всему, Виктория не нуждалась в помощнике, способном оценить подлинность картины. Либо у нее уже кто-то имелся на примете, либо она нам не доверяла.

Зато она не прекращала муссировать тему новой выставки, которую обязательно следует устроить «Валентину». А этой темы старательно избегали уже мы с Олегом.

Девушка явно хотела продемонстрировать ближайшему окружению не только своего нового знакомого, но и его выдающиеся работы. В наши планы это никак не входило, и мы как-то отговаривались, отнекивались, перенося эту угрожавшую нам полным фиаско выставку на все более отдаленное время.

– Кажется, мы зашли в тупик, – сообщил мне Олег вечером второго дня, когда мы вернулись в свои комнаты. – От нее нам помощи не дождаться... Два дня – псу под хвост!

Пока мы в полголоса обсуждали, что же теперь делать, в дверь осторожно постучали.

– Таня, мне нужно с тобой поговорить, – позвала меня из коридора Виктория.

Я переглянулась с Олегом и быстро выскочила за дверь. Взволнованная хозяйка подхватила меня под руку и утащила в кухню, громадную, как вестибюль какого-нибудь театра.

– У меня есть новости, – сообщила Вика и выразительно посмотрела на меня.

– Какие? – напряглась я. – Почему ты не рассказала о них нам обоим?

– Я не знаю, как к этому отнесется Валентин... – замялась Виктория. – Он, кажется, не очень хочет проводить эту выставку... Не понимаю, что его не устраивает?!

– Значит, дело касается выставки? – уточнила я.

– Ну да! – нетерпеливо продолжила девушка. – Один мой знакомый, оказывается, знает какого-то типа, тот родом из Питера, и... В общем, они разыскали одного старого приятеля Валентина! Он сейчас живет и работает в Питере, поэтому быстро приехать не сможет. Но он очень заинтересовался, услышав, что Валентин вернулся. Хочет его повидать. Говорит, что у него много старых Валиных работ, и вполне можно устроить большую, солидную выставку!

– А когда он хочет приехать? – стараясь скрыть волнение, спросила я.

– Он точно не сказал, – нахмурилась Виктория. – Но, вроде бы, раньше, чем через пару недель, у него не получится – работа, и все такое...

– Ничего, мы подождем, – выдавила я улыбку. – Как этого типа зовут? Я почти никого не знаю из старых друзей Валентина, но кое о ком он что-то рассказывал...

– Зовут его Андреем, а фамилию я не помню, – потрясла светловолосой головой девушка. – Но я спрошу, когда он мне позвонит.

Вот, значит, как – одни неприятности, и никакого толку от этой идиотской затеи! Я уже начала прикидывать, под каким предлогом мы могли бы завтра исчезнуть из дома Виктории и больше сюда не возвращаться, но эти планы снова пришлось резко поменять.

Я еще не успела вернуться к себе, когда Виктория решила прослушать сообщения на автоответчике. Запись звучала достаточно громко, так что я даже из соседней комнаты «опознала» голос Крапивина.

– Что с твоим мобильным? Уже два дня не могу до тебя дозвониться! Включи его наконец и не бросай, где попало. Я позвоню!..

Я замерла на полпути, затаилась и подслушала все остальные сообщения, но больше ничего интересного там не было. Наш ворюга собирался позвонить Виктории на сотовый, а она его вечно везде забывала и зачастую бросала без зарядного устройства. Так что Крапивину пришлось рискнуть и позвонить ей на домашний. Но тут ему снова не повезло – трубку никто не взял, и его сообщение записалось на автоответчик.

Судя по всему, воришка-то очень торопится, хочет побыстрее сбыть свою добычу с рук! А Виктория вовсе не уверена в том, что картина ей так уж нужна, потому и не говорит о ней ни с кем... Если она не сотрет это сообщение, если номер Крапивина определится...

Слишком много «если»! Нужно хотя бы одно из этих «если» взять в свои руки!

Я резко развернулась и влетела в кухню, как раз в тот момент, когда Виктория уже собиралась нажать кнопку на телефонном аппарате.

– Ну, хотя бы ты ему скажи! – выпалила я возмущенно.

– Что сказать? – забыв о телефоне, моргнула девушка.

– Как – что? Пусть он выкинет это ужасное серое «нечто», которое почему-то называется пиджаком! – не сбавляя тона и подхватив Викторию под руку, продолжила я. – У тебя прекрасный вкус в одежде – может быть, тебя он послушает? Я не авторитет для него в этом отношении, – продолжая тараторить, я вела девушку подальше от кухни, к нашим комнатам. – Ему же нужно что-то яркое, но не слишком вычурное... Я уже просто замучилась ему объяснять!

Виктория слушала меня с явным изумлением, но не сопротивлялась, а мне только это и требовалось!

Я оставила ее наедине с «Валентином» и демонстративно отправилась обратно в кухню. Оставалось надеяться, что Олег слышал из-за двери мои дикие выкрики и понял, что от него требуется...

С телефоном я разобралась быстро – сообщение от Крапивина записалось самым первым. К моему радостному изумлению, номер определился! И он оказался не мобильным, как можно было ожидать, а самым обыкновенным, стационарным! Легко запомнив шесть цифр, я, полностью довольная собой, вернулась к комнате Олега. Он все еще беседовал с Викторией, и я не стала вклиниваться – вдруг ему тоже сейчас повезет?

Скрывшись в своей комнате, я срочно позвонила в Тарасов.

Когда Виктория ушла, я сообщила Олегу две новости: хорошую и плохую. Он только головой покачал.

– Ты считаешь, он прямо из собственного дома ей звонил?

– Нет, конечно! – возмутилась я. – Но это хоть какая-то отправная точка! Возможно, это где-то недалеко от его убежища, или в месте, как-то с ним связанном...

– Вот уж не думаю!

– Ну, тогда предложи что-нибудь получше, умник! – пожала плечами я.

– Пока ты номер телефона выясняла, я заметил кое-что странное, – продолжил Олег, не обращая внимания на мое недовольство. – Ты хоть раз за эти несколько дней слышала, чтобы Вике оставляли какие-то сообщения на автоответчике?

– Нет: ее друзья и знакомые знают ее мобильный номер. Но это же понятно – она сегодня мобильник дома забыла...

– Не просто забыла, но еще и разрядила его! – поднял палец Олег. – Это как-то плохо похоже на случайность...

– А по-моему, похоже!

– Припомни, от кого сегодня поступили все остальные сообщения на автоответчике? Ты же их все прослушала?

– Ну, бо#льшая часть – от каких-то начальников из фирмы, которой руководит ее отец, и еще несколько – от ее друзей...

– А что вдруг понадобилось всем этим начальникам от дочки их босса?

– Вообще-то, понять это было сложно... Теперь я понимаю, к чему ты клонишь. Меня так интересовал Крапивин, что в тот момент я больше ни на что внимания не обратила, но сейчас все это тоже начинает казаться мне странным! Они все просили им перезвонить и наперебой твердили о каком-то важном происшествии... А ты-то как об этом догадался? – запоздало удивилась я.

– Из разговора с Викой, – с невинным видом пожал плечами Олег. – Она была какая-то растерянная, не похожая на себя, видимо, ее только что сильно чем-то разволновали. А ты сама мне сказала, что она как раз успела прослушать все сообщения...

– Но до этих звонков она была вполне бодрой, строила планы относительно выставки!

– Значит, она уже в курсе, чего от нее хотят, и ей это не нравится, – подытожил Олег.

– Ни с тобой, ни со мной она об этом говорить явно не собирается.

– И связываться с Крапивиным она, скорее всего, тоже не будет. У нее появилось какое-то более важное дело…

Мы решили, что разберемся со всем этим завтра, и разошлись по своим спальням. Но этой ночью спать нам довелось очень недолго.

Меня разбудило тихое поскребывание в дверь. Не во входную дверь, а в смежную с комнатой Олега.

– Что?! – громким шепотом спросила я.

Дверь открылась, и в комнату очень осторожно прокрался мой «коллега». В темноте я едва видела его лицо, но легко распознала его тощую фигуру.

– Слышишь? – спросил он, остановившись у изголовья моей кровати.

Я села в постели и внимательно прислушалась ко всем звукам в квартире. Вначале я ничего не могла различить – тишина нарушалась только излишне быстрым стуком моего собственного сердца.

Но потом я услышала какой-то шорох – далекий, медленно затихающий. В этой гигантской квартире мне было трудно определиться с расстояниями, но, кажется, доносился он со стороны личных апартаментов Виктории.

Затем шорох прекратился, и я различила чьи-то отчетливые шаги. Тоже медленные и осторожные. Олег, тоже напряженно вслушивавшийся, показал мне два пальца.

Да, кажется, их там было двое. И еще они чем-то шуршали...

Мой соратник напрягся; неизвестные удалялись, и он собирался за ними последовать.

Я вскочила и ухватила его за рукав явно наспех надетой футболки. Олег, по крайней мере, оделся, а я была в своей «ночной», растянутой, старой майке.

К тому же, эта идея – преследовать парочку неизвестных типов, у которых, вероятно, и оружие есть, показалась мне не совсем удачной.

– Устроим им засаду, – прошептала я на ухо Олегу и принялась наощупь искать одежду.

– Где? – поинтересовался мнимый художник.

– Они же через дверь вошли, значит, и выйдут через нее же. Тут-то мы их и поймаем!

– Как ты думаешь, что им нужно? – задал мучивший его вопрос Олег.

– Может, это обычные воры? – предположила я. – Или это как-то связано с теми непонятными звонками?..

Обсуждать этот интересный вопрос было некогда, и мы выскользнули из наших комнат в темный пустой коридор.

Версия о ворах мне самой показалась крайне неубедительной – какой же вор полезет в чью-то квартиру, когда все дома? Только очень неопытный или невезучий воришка…

Добравшись до гостиной, откуда было рукой подать до коридора, мы услышали приглушенную возню со стороны спальни Виктории. Она была очень короткой, тут же наступила полная тишина.

Мне снова пришлось удержать Олега от опрометчивых действий по немедленному спасению нашей хозяйки. Втолкнув его в приоткрытую дверь кухни, я быстро добежала до коридора. Тут был высокий шкаф-купе с одной-единственной зеркальной створкой, и в нем для меня как раз хватило места.

Прикрывшись длинным плащом Виктории, я затаилась.

Скоро я вновь услышала шаги. На этот раз они все еще были осторожными, но куда более тяжелыми – наши неизвестные ночные гости явно что-то с собой прихватили.

Когда они оказались в поле моего зрения, я рассмотрела только черную одежду и скрывающие лица маски, а несли они, судя по всему, нашу хозяйку Викторию, старательно завернутую в простыню!

Подать сигнал к наступлению пришлось мне – Олегу с его места за дверью было просто не видно, что происходило в коридоре.

Я уже давно нащупала в глубине шкафа длинную деревянную палку, на конце которой был обыкновенный «рожок» для обуви.

Когда ночные посетители приостановились возле двери и попытались ее открыть, я нанесла точно рассчитанный удар в живот ближайшего ко мне типа в маске. Он захрипел и согнулся пополам. Удерживаемая им Виктория повалилась на пол. Второй наш гость обернулся, но к нему уже подскочил Олег и неожиданно крепко съездил ему по физиономии.

Его противник тяжело осел на пол, захлопнув своим весом уже отворившуюся входную дверь. Доставшегося мне «человека в черном» я ухватила за руку, а дальше было уже дело техники – я заломила ее ему за спину и подождала, пока Олег связал его простыней, сорвав ее с Виктории.

Второго бандита мы просто примотали к первому – на всякий случай. И только после этого переключили свое внимание на девушку.

Совершенно очевидно, что она была без сознания. Обыскав ее неудачных похитителей, мы не нашли у них никакого оружия, зато обнаружили пузырек с чем-то, сильно напоминавшим хлороформ.

– Нужно открыть окна и помочь ей прийти в себя, – скомандовала я.

По непонятным причинам мне все еще хотелось говорить шепотом, но тут Олег догадался включить свет, и все сразу встало на свои места.

Мы перенесли девушку на диван в гостиной, открыли окна и вернулись к нашим пленникам.

Олег снял с них маски, но их лица нам ни о чем не сказали. Без сомнения, их просто наняли для несложного дела, о котором они сами, скорее всего, ничего не знали. Простые исполнители.

Яркий свет и свежий воздух постепенно вернули нашу хозяйку к жизни.

– Что... происходит? Кто... это был?.. – девушка попыталась было сесть, но вновь уронила голову на подушку и тяжело вздохнула.

– Как раз об этом мы и хотим тебя спросить, – устраиваясь рядом с Викторией, отозвалась я. – Тебе стоит нам все рассказать, или мы у них спросим.

– Спрашивайте, я ничего не понимаю, – устало отмахнулась девушка.

– Она знает, что эти ребята могут сказать только, куда ее им велели доставить, чтобы получить за «работу» деньги, – вздохнул Олег.

– Тогда пошли собирать вещи, – решительно заявила я. – Я не останусь в доме, где такое творится, а мне даже не говорят – почему!

– Ты права – это опасно, – закивал «Валентин». – Для творчества нужна спокойная, гармоничная обстановка, а не бандиты в черном, шастающие по дому по ночам...

Мы дружно поднялись с дивана, но далеко уйти не успели.

– Постойте! Вы что же, хотите меня тут бросить?! Одну?! – возмутилась Вика.

– Ну, раз ты нам не доверяешь, то какой нам смысл тут оставаться? – не замедляя шага, бросила я.

– Нужно хотя бы понять, что здесь происходит, – смягчил мои слова Олег. – Ты чего-то боишься, а нас оставляешь в неведении? Это неразумно!

– Постойте! – упавшим голосом попросила нас Виктория. – Я просто не могу сейчас оставаться одна – кто знает, что еще может произойти?..

– Тогда расскажи нам о том, что уже произошло, – настаивал на своем Олег.

– Это надолго, – вновь вздохнула Виктория.

– Вот как раз и проведем время до утра, – жизнерадостно подытожила я.

Рассказ нашей юной хозяйки был довольно сбивчивым, но мы теперь уже никуда не спешили.

– Все дело в моем отце, – начала Виктория. – Вернее, в том, что я – его единственная дочь и наследница. Он еще достаточно молод, и я никогда даже не задумывалась о том, как мне придется жить без него... И не буду я задумываться! Это все глупости, что они мне говорят!

– Что говорят? Кто? – наперебой принялись расспрашивать мы.

– Он уехал. Несколько недель тому назад, – продолжила Виктория. – Он давно хотел отдохнуть в каком-нибудь необычном и интересном месте. И, наконец, решил, что ему подойдет для этой цели Индия. Он ко всему относится очень основательно, и поэтому заранее выбрал и отель, и маршрут своих будущих путешествий. В общем, ничего необычного. Неделю тому назад он позвонил мне в последний раз, и с тех пор – тишина…

Я и не знала, что с ним что-то не так. Мы не очень часто общаемся. Видимся примерно раз в месяц. Я решила, что он просто очень увлекся своим путешествием и у него нет времени мне звонить. А позавчера мне принялись названивать его сотрудники из офисов.

Оказывается, они не смогли с ним связаться по какому-то важному вопросу, который побоялись без него решить. Это совсем на него не похоже! Он всегда старается быть на связи для обсуждения разных неотложных дел. А тут – не отвечает. Они – ко мне. А я тоже ничего сделать не могу!

– Ты же звонила в его отель, я полагаю? – спросила я.

– Конечно! Там сказали, что он пять дней тому назад собрал часть своих вещей и уехал в какую-то длительную экскурсию. Какую именно и куда, они не знают, но обещали выяснить.

Вчера все это продолжилось – на связь папа не выходил и в отель тоже не вернулся. Я знаю, что у него в собственности есть много акций, и, если с ним что-то произойдет, унаследую их я. А вместе с ними – и контроль над его бизнесом.

Сейчас все, кто надеется занять его место во главе компании, не дают мне проходу! Пытаются переманить меня на свою сторону, лишь бы я выбрала их на место главного. Названивают, сулят мне разные блага... И никому нет дела до того, что же случилось с папой! Они, конечно, делают вид, что беспокоятся, но ясно же – они все только того и хотят, чтобы он там сгинул!

– Это все понятно, но при чем тут твое похищение? – недоверчиво сощурился Олег.

– Это же очень просто – захватить меня в заложницы и угрозами заставить подписать какие-нибудь документы о передаче полномочий! Раз пряником не удалось, можно и кнутом…

– Как-то это слишком уж рискованно... – вновь недоверчиво поморщился мнимый художник.

– Это все из-за конкуренции, – поделилась с нами своими соображениями Виктория. – Их же чуть ли не десяток, и все хотят занять это место. Боятся, что, если они не успеют вовремя устроить свои дела, кто-то другой сообразит обтяпать все раньше них.

– То есть, ты думаешь, что кто-то из них решил прибрать тебя к рукам? Ну, а если твой папа вернется? Что они тогда сделают?

– Он вернется, – уверенно сказала Виктория, покосившись на запеленутых в простыню ночных гостей. – Я пока что не готова ко всему этому...

– И что же мы теперь предпримем? – вспомнив о своем «образе» и подпустив в голос испуганные нотки, спросила я.

– Нужно узнать, кто их нанял! – неожиданно решительно заявила Виктория. – Когда папа вернется, он с ним разберется! Иначе мы не сможем спокойно жить.

– Это опасная затея, она может кончиться тем, что тебя схватят и заставят подписать все нужные бумаги, – попытался отговорить девушку Олег.

– Конечно, одна я не смогу, но вместе с вами... – умоляюще посмотрела Виктория на мнимого художника.

Я хмыкнула про себя, но ничего не сказала. «Валентин» самым явным образом колебался, давая девушке время придумать, чем бы его заинтересовать.

– Я понимаю, вам рисковать не хочется, – осторожно начала она. – Но, может быть, я могу что-то для вас сделать? Я понимаю, у меня совсем еще маленькая коллекция, но вы можете забрать из нее то, что вам понравится...

– Пока что в твоей коллекции нет ничего такого, что бы мне хотелось забрать, – улыбнулся ей Олег.

– Но ведь вам нравятся «малые голландцы»? – взволновалась Виктория.

– Но у тебя же их нет, – отмахнулся «Валентин».

– Пока нет, но, может, появятся, – многозначительно улыбнулась ему девушка. – Я знаю одного человека, который как раз хочет продать мне один натюрморт... Ему срочно нужны деньги, и я обещала подумать...

Я облегченно вздохнула – вот и сладилось наше дело! Пока Олег продолжал, как положено, задавать разнообразные уточняющие вопросы и проявлять недоверие, я принялась обдумывать, как же нам выполнить свою часть уговора и помочь Виктории узнать заказчика похищения?

Ответ был очевиден.

* * *

– Ну и вид у тебя! – усмехнулась я, глядя на «Валентина», красовавшегося в черном костюме, снятом с плеч одного из наших ночных гостей.

Олег был заметно выше его ростом, и потому костюм смотрелся на нем весьма комично.

– На себя посмотри, – отозвался он.

У меня была другая проблема – мне одежда бандита была на несколько размеров велика. Пришлось подвернуть рукава, но они все равно иногда спадали вниз, закрывая кисти моих рук.

– Как вы можете обращать внимание на все эти мелочи в таком серьезном деле? – возмутилась нашей короткой перепалкой Виктория.

– А ты лучше молчи – ты должна оставаться «без сознания», – посоветовал ей Олег, и девушка покорно замолчала.

Нам требовалось дождаться, когда за Викторией придет заказчик – или его агент. Все, что нужно, мы уже успели выспросить у наших пленников. После обещания нашей хозяйки – не вызывать милицию, а просто выбросить их из машины где-нибудь в пригороде, – они стали заметно разговорчивее, и нам удалось выяснить, как именно должна была состояться передача оглушенной хлороформом Виктории заказчику.

Так что теперь мы просто ждали в условленном месте, рядом с одной из пустующих ночных остановок автобуса. Из машины мы и носа не высовывали и были готовы в случае возникновения малейшей опасности убраться отсюда немедленно.

Точно в назначенное время появилась машина и остановилась напротив нас – так, чтобы можно было из одной тачки заглянуть в другую.

– Где она? – открыв окно, спросил у меня верзила-водитель в темных очках.

Я молча приподняла с заднего сиденья притворявшуюся бесчувственной Викторию и продемонстрировала громиле ее бледную физиономию.

В темноте и в маске меня могли и не отличить от одного из наших ночных гостей и, похоже, так и не вышло...

– Хорошо, – кивнул верзила в очках и выключил зажигание. В машине, как я успела заметить, он был один, и, когда дверца с моей стороны открылась, я приготовилась его обезвредить. На этот случай мы припасли позаимствованный у ночных гостей хлороформ, плюс – три пары наших рук.

Мы с Викторией внезапно вцепились в верзилу, а Олег, перевесившись через мое сиденье, прижал к его лицу подготовленную заранее салфетку.

Наша жертва яростно сопротивлялась, и неопытная в таких делах Виктория все-таки не удержала его левую руку. Вскрикнув, она так и отлетела на заднее сиденье, и я поняла, – сейчас мне на голову опустится здоровенный кулак, а я даже не сумею увернуться: в машине слишком мало места для маневра.

Сама этого не осознавая, я успела зажмуриться, но удара почему-то не последовало. Вместо этого тяжелое тело медленно осело на асфальт передо мной. Я открыла правый глаз и увидела, что Олег стоит на сиденье на коленях и правой рукой удерживает занесенный кулак верзилы, а левую по-прежнему не отнимает от его лица. Пары# хлороформа наконец-то подействовали! Мы с немалым трудом запихнули бесчувственное тело злодея в его собственную машину.

Виктория быстро обшарила карманы нашей жертвы и бардачок его тачки. Но главной добычей для нее стал телефон верзилы: после изучения «записной книжки» Виктория надеялась выяснить, кто же ее враг.

План – как мы получим картину – мы с Олегом выработали еще до этого инцидента. Поэтому теперь нам оставалось только его осуществить.

Поскольку «Валентин» высказал серьезные сомнения по поводу подлинности полотна, Вика решила, что вначале проведут ее экспертизу.

Она должна была связаться с Крапивиным и предложить ему – пусть некий эксперт удостоверится в подлинности картины, и только после этого она ее приобретет.

Как ни будет недоволен ее идеей наш вор, ему-таки придется согласиться на встречу. Сведения о том, как и где она произойдет, нам сообщит Виктория. После чего мы с Олегом явимся на это «свидание» или подождем где-нибудь в укрытии. Туда придет Крапивин… Дальнейшее – дело техники.

Мы ожидали звонка от Крапивина.

Виктория, сидя на заднем сиденье, увлеченно изучала архив сотового телефона очкастого громилы, я удовлетворенно улыбалась своему отражению в зеркале заднего вида, а Олег, позабывший о своем творческом образе, невозмутимо вел машину.

Мне казалось, что дело практически закончено, и после этой, полной бурных событий ночи, я наконец-то расслабилась. Тем более, что на улице постепенно светало, к тому же, сказывалась усталость.

Но расслабляться мне явно не стоило. У дверей квартиры Виктории нас ждал сюрприз.

Этот сюрприз сидел на чемоданах в ожидании хозяйки квартиры, и при виде нас он радостно заулыбался. Он здоровался со всеми по очереди и представлялся:

– Я – Андрей Иваньков! Поезд очень неудачно пришел, прямо под утро... Виктория, наверное, вам рассказывала обо мне... А где же Валя? Я думал, он у вас живет.

– Так вот же он! Вы разве не узнаете своего старого друга?

Я увидела, что Олег невольно отступил на шаг-другой, понимая, что самое лучшее в этот миг – срочно дать деру. Оценила я и полное недоумение на лице Виктории: она еще не поняла, что происходит, но, как только она во всем разберется, девушка придет в ярость...

Ну, а о физиономии Андрея Иванькова и говорить не стоит. На ней за несколько секунд сменилась целая гамма непередаваемых выражений!

Вот вам и удачный конец истории, и почти завершенное дело! Теперь мне придется начинать все по новой – в Тарасове…

Но сперва нам с Олегом предстояло собрать наши бесцеремонно выброшенные в подъезд вещи. И объясняй – не объясняй кому-то, что у тебя были самые благородные цели… тебе уже никто не поверит, а своих собственных, не слишком-то благородных поступках люди уже как-то забыли...

Поведав Вениамину Александровичу о провале его плана, Райскому – о том, что его племянник возвращается домой вместе со всеми работами Чуткова, но без натюрморта, вкратце рассказав Мухину о недавних событиях и огорчительном нулевом результате, я наконец перевела дух и прокляла все на свете!

Возвращение домой у меня получилось безрадостным.

* * *

У меня трезвонил телефон. Я услышала его не сразу, лишь выбравшись из-под душа. Я недавно вернулась домой и еще не успела толком разобрать вещи.

Судя по всему, этот звонок был уже не первым. Я удивленно взглянула на незнакомый номер и решила, что подожду следующего звонка от столь упорного абонента. Пока я добежала до стола, он уже успел потерять терпение и бросить трубку.

Как я и предполагала, ждать мне пришлось недолго. Не успела я высушить волосы, как звонок повторился. На этот раз я быстро взяла трубку:

– Алло?

– Татьяна! – раздался в трубке радостный мальчишеский голос. – Наконец-то я тебя застал! У меня для тебя новости! Ты представляешь, я его видел!

– Тише, тише! – попыталась я урезонить мальчишку, в котором далеко не сразу узнала Сашу, глазастого паренька, заметившего, как стащили из «Газели» картину. – Не вопи так! Давай еще раз, и по порядку. Кого ты видел?

– Ну, того типа, который вам так нужен, – старательно понизив голос, но все так же взволнованно продолжил Саша. – Я его узнал, это он тогда вытащил картину из машины! Вы ведь его ищете?

– Его, – подтвердила я и забеспокоилась: – Ты откуда звонишь? Ты там один?!

– Да не волнуйтесь так, это мамин телефон. Она его дома забыла, когда на работу ушла, вот я и звоню...

– Ясно, – улыбнулась я. – Тогда рассказывай дальше: где ты видел этого типа, когда, и что он делал?

– Видел я его вчера, возвращаясь из школы, – очень серьезно и даже торжественно ответил Саша. – Это совсем недалеко от нашего дома. Я шел через дворы частных домов, а он топал куда-то по своим делам. Я за ним проследил!

Тут я уже всерьез заволновалась:

– Он тебя не заметил?! Он был один?

– Конечно, не заметил, – обиженно отозвался Саша. – Я прятался, чтобы он меня не засек! Он недалеко ушел. Думаю, он там живет. По крайней мере, дорогу он знает хорошо, не путается.

– Ты молодец, раз заметил такие детали, – похвалила я мальчика, но потом все же и поругала его: – Это было очень опрометчиво с твоей стороны! Ты не знаешь, что могло с тобой случиться, если бы тебя заметили! Больше туда не ходи!

– Я и не собирался, – в его голосе зазвучали недовольные нотки. – Я вот вам позвонил!

– И правильно сделал! – бодро заявила я. – Когда ты сможешь показать мне дом, куда зашел приятель Крапивина?

– Кто зашел? – переспросил Саша.

– Тот человек, которого ты преследовал.

– Могу хоть сейчас показать! – судя по его голосу, мальчишка был готов бежать куда угодно.

– Оставайся дома, я сейчас приеду, – скомандовала я. – И не забудь предупредить свою маму, куда ты собираешься!

– Конечно-конечно, – заверил меня Саша так поспешно, что я была почти уверена – он собирается что-то матери соврать.

* * *

За какие-то полчаса я добралась до Сашиного района. Оставив машину на ближайшей стоянке, я направилась к нему. В который уже раз…

Мальчишка ждал меня на углу дома, и это еще больше утвердило меня в том, что с матерью он не был честен до конца. Мне даже захотелось подняться в квартиру и поговорить с ней, но Саша ухватил меня за руку и быстро поволок через дорогу. Я решила, что наша недолгая прогулка не несет в себе непосредственной опасности, и пообщаться с его мамой я сумею и попозже.

Саша знал, куда он меня ведет, и уверенно сворачивал то налево, то направо, идя по дорожкам между старыми и новыми частными домами, которыми был застроен этот микрорайон. Я была где-то неподалеку отсюда, когда нашла остатки рамы и картину Михаила Гончарова, но сориентироваться так и не смогла.

– Это далеко? – запоздало спросила я.

– Да нет, – отмахнулся Саша.

Вокруг почти не было прохожих, и у меня «родился» следующий вопрос:

– Как же тебе удалось проследить за этим человеком так, что он тебя и не увидел? Тут довольно безлюдно, трудновато спрятаться...

– Я был осторожен, а он не оглядывался, – пожал плечами Саша.

– Странно, – пробормотала я в ответ на свои же мысли.

Крапивин сейчас очень насторожен, он обязательно оглянулся бы на пустынной улице, чтобы убедиться, что за ним никто не следит. Его напарник знает о том, в каком они оказались положении, и наверняка ведет себя так же…

Либо это был какой-то другой человек, возможно, просто похожий на того, кого Саша видел раньше. Либо же это действительно Крапивин, и мальчик просто не заметил, что его засекли. Оба варианта не сулили нам обоим ничего хорошего.

В первом случае я возвращалась к тому, с чего начала, а во втором все зависело от того, расценил ли сообщник Крапивина какого-то неизвестного ему мальчика как угрозу для себя, или же он решил, что паренек просто играет...

– Вот тот дом, – отвлек меня от этих размышлений Саша.

Он указывал на неказистый домик, сколоченный из уже потемневших досок, скрывавшийся за невысоким забором из металлической сетки.

Я быстро огляделась. Вокруг было много домов аналогичного типа и того же времени постройки. Номера имелись только на двух из них. Табличка с названием улицы и вовсе отсутствовала.

– Как называется эта улица? – спросила я у замершего в почтительном ожидании Саши.

Тот недоуменно моргнул, но ответил быстро:

– Улица «Кооперации».

– Замечательно, – кивнула я. – Спасибо тебе за помощь, теперь ты можешь бежать обратно, домой.

Кажется, мальчишка обиделся. Он нахмурил брови и недовольно на меня уставился.

– Я хочу посмотреть, что ты будешь делать! – решительно заявил он. – Я тебе не помешаю, просто постою тут и посмотрю.

– Ну, хорошо, – кивнула я. – Только близко не подходи, а то вдруг тот тип тебя все же приметил...

Я подошла к калитке соседнего дома и позвонила в звонок. Звука, разумеется, я не услышала. Оставалось надеяться, что звонок не сломался еще сто лет назад.

Подождав немного и поняв, что ответа я не дождусь, я направилась к забору того дома, что мне и был нужен.

Тут не было звонка, а калитка не запиралась. Дверца скрипнула, пропуская меня внутрь и предупреждая хозяев, что к ним явился непрошеный гость. Кто находился в доме, я не знала.

Скрип калитки действительно услышали, так как дверь дома открылась еще до того, как я поднялась на крыльцо. На пороге стоял невысокого роста, коренастый щербатый крепыш в домашней поношенной одежде.

– Ты кто такая? – неприветливо осведомился он. – Я тебя не знаю.

– Вы меня и не можете знать, – заторопилась я с объяснениями. – Дело в том, что я прочитала объявление о сдающейся комнате на улице «Кооперации», в доме номер тридцать два. Но тут нет номеров на домах! Я уже совершенно запуталась! Вы мне не поможете? Я звонила вашим соседям, но их нет дома... Вы не знаете, какие тут номера домов...

– Я ничего не знаю, – буркнул он, разворачиваясь ко мне спиной, но вдруг остановился: – Какой дом вам нужен?

– Тридцать второй, – с готовностью повторила я.

– Так это, значит, соседний! – улыбнулся здоровяк. – Хозяева скоро придут с работы, так что ты зайди пока ко мне, подожди их... И пацан пусть заходит, это твой, что ли?

С этими словами он махнул рукой Саше – мол, присоединяйся, и мальчишка, вместо того, чтобы удрать, поспешил к нам. Я мысленно обругала себя за то, что позволила ему остаться. Я собиралась войти в этот дом, и мой маленький спутник мне был совсем ни к чему. Еще о нем у меня голова не болела!

Однако Саша уже бежал по дорожке к дому, и отступать было поздно...

Внутри дом оказался совсем небольшим: узкий коридор и маленькие, заставленные старой мебелью, заваленные вещами комнатки. Бардак тут был невообразимый!

Я отметила про себя отсутствие каких-либо женских вещей: ни обуви, ни верхней одежды.

За моей спиной лязгнул замок. Я быстро оглянулась. Наш хозяин уже задвинул засов и теперь поворачивал ключ в замочной скважине. Делал он это неторопливо и обстоятельно.

– Идите сюда, сейчас поговорим, – бросил он мне через плечо.

Саша испуганно отскочил от мужика подальше и теперь держался рядом со мной. Я пропустила его вперед, а сама поспешила занять какую-нибудь удобную позицию в этой заваленной вещами комнате.

– В каком смысле – «поговорим»? – попыталась я продолжить игру. – Что-то не так?

– А вот это ты мне и расскажешь! – переходя от спокойного тона к угрожающему, потребовал наш хозяин. – Я этого пацана еще вчера утром приметил! Чего он тут шастает, чего высматривает? А ты кто такая?

– Мы тебе ничего не делали, что ты к нам пристал? – возмутилась я, быстро оглядываясь.

Ключи лежали в кармане у нашего хозяина, и выйти через дверь мы смогли бы, только отобрав их у него. Окна в доме были маленькими, в деревянных рамах, да еще и двойных. Такие и не вышибешь быстро, и не пролезешь в них...

Мой взгляд упал на ближайший от меня угол комнаты, заваленный старой одеждой. Из-под горы тряпок высовывался конец провода от какого-то прибора. Я была почти уверена, что это утюг, хоть разглядеть его было невозможно.

Я осторожно переместилась чуть в сторону, чтобы оказаться прямо между этой грудой рухляди и нашим недружелюбным хозяином. Испуганный Саша двинулся следом за мной.

– Чего молчишь? – продолжил свой допрос здоровяк. – Лучше говори, пока тебя по-хорошему спрашивают, а то вот придет мой напарник...

– Чего ты от меня хочешь – я продолжала тянуть время. Мне удалось отступить немного назад и нащупать правой рукой за своей спиной кончик провода. Со стороны это выглядело так, будто я попятилась от страха.

– Хватит прикидываться! – рявкнул здоровяк. – Кто тебя подослал?! Скажешь сама – не трону! Слово даю.

– И как я тебе могу верить? – я продолжала упираться, за своей спиной подтягивая за провод все ближе и ближе к себе этот неизвестный прибор.

– Верь не верь, а я своего от тебя добьюсь, – мужику явно надоело со мной миндальничать, и он решительно двинулся вперед.

– Не надо! – закричал Саша и кинулся ко мне, за что получил не слишком сильный толчок, от которого, тем не менее, он отлетел под стол. Слава богу, там он и затаился, поняв, что силы слишком не равны.

За эти несколько мгновений, на которые наш хозяин отвлекся на Сашу, я успела нащупать ручку утюга и, слегка качнув, взвесить его в руке. Мне повезло – это был старый, еще советский утюг, в несколько раз превосходящий современные импортные модели по весу.

– Ладно, рассказывай, пока я добрый! – приказал подошедший ко мне вплотную здоровяк и протянул руки, в попытке схватить меня за плечи.

Я стремительно выбросила вперед правую руку с зажатым в ней утюгом и обрушила его разом на челюсть и ухо моего противника. Саша как-то совсем не мужественно взвизгнул. Здоровяк секунду постоял, ошалело глядя мне в глаза, затем тяжело осел на пол и замер, приняв странную позу.

– Он умер?! – испуганно спросил мальчишка, все еще не рискуя вылезти из-под стола.

Я нащупала пульс на волосатой лапе мужика и успокоила своего маленького спутника:

– Нет, он просто потерял сознание. Найди побыстрее какую-нибудь веревку, мы его свяжем, пока он не пришел в себя!

Пока Саша бегал вокруг меня и рылся в вещах в поисках веревки, я быстро осмотрела следы своего удара. Утюг мне здорово помог, но, к счастью, он не причинил этому типу серьезных повреждений.

– Какая многофункциональная модель! – удовлетворенно произнесла я, водружая утюг на место.

В ответ Саша несколько нервно рассмеялся. Он уже нашел обычную бельевую веревку, мы вдвоем старательно связали ею нашего хозяина по рукам и ногам.

– А что мы теперь будем делать? – взволнованно спросил мальчишка.

– Ты побежишь домой к маме! – решительно скомандовала я. – Ты и так слишком тут задержался!

– Не пойду! – так же решительно заявил мне Саша. – Я, может, теперь боюсь один на улицу выходить! Пойду только с тобой!

И на всякий случай от отбежал от меня на несколько шагов, видимо, подозревая, что я могу выпроводить его отсюда силой.

– Это глупо, – еще раз попыталась я уговорить мальчишку. – Ты же сам видел: тут может случиться всякое...

– Но ничего же не произошло! – резонно возразил мне Саша и отошел от меня еще на метр.

– Тебе-то как раз не стоит бояться, когда ты отсюда выйдешь, а вот здесь ты все еще в опасности. Ты же сам слышал, что у этого типа есть подельник, и он в любой момент может прийти сюда!

– Мы же тут заперты!

– У него же ключ должен быть!

Мысль о ключе показалась мне очень своевременной. Понимая, что ловить Сашу по всему дому – занятие долгое и утомительное, я поспешила к входной двери, по дороге вытащив из кармана поверженного мною здоровяка связку ключей.

Дверь была заперта не только на ключ, но и на большой тяжелый засов. С минуту повозившись с разными ключами, я открыла дверь и осторожно выглянула на улицу – там по-прежнему было пустынно. Дома тут стояли достаточно далеко друг от друга, и весь это шум и крики не привлекли ничьего внимания по той простой причине, что их никто и не услышал.

Я сделала последнюю попытку выпроводить из дома Сашу, но он наотрез отказался уходить. Тогда я опять закрыла дверь на засов и вернулась в комнату, где на полу тихо-мирно лежал наш хозяин.

– Что ты хочешь делать? – едва ли не подпрыгивая от любопытства, спросил мальчишка.

– Поискать одну вещь, – уклончиво ответила я.

– Какую? Скажи, я же могу тебе помочь! Смотри, сколько тут всякого хлама – хоть неделю ищи, не найдешь! Со мной быстрее получится! Ну, скажи!

– Ну, ладно! – сдалась я, не столько из-за его настойчивых просьб, сколько потому, что вдвоем проще было бы разобраться в этой свалке. – Мне нужно найти одну старую картину. Это натюрморт, на нем изображены фрукты и овощи.

– Я знаю, что такое натюрморт! – снова обиделся Саша, и принялся открывать дверцы шкафов и заглядывать под диваны.

Поиски – дело не такое уж и простое. Но без картины у меня не было бы никаких доказательств для обвинения. Ее нужно найти или сдаться.

Я была уверена, что она где-то здесь! Мы перерыли все в первой комнате и перешли во вторую. Тут было темно, слабая лампочка под потолком ничем нам не помогла. Вскоре в воздухе уже висело густое облако пыли, а на пол было невозможно ступить из-за кучи каких-то непонятных вещей и коробок.

Пока я рылась в платяном шкафу, Саша открыл книжный шкаф и вытаскивал оттуда его тяжелое содержимое. Время шло, а мы так и не приблизились к своей цели.

Я начинала подумывать о том, что картину спрятали где-то в тайнике. Возможно, под полом – он тут дощатый, или на чердаке. Или картину вообще укрыли в каком-то совсем другом месте, но эта идея, по вполне понятным причинам, нравилась мне меньше всего.

Книги закончились, и он начал выбрасывать из шкафа на пол какие-то старые газеты и остатки обойных рулонов.

– Наверное, стоит поискать люк в подпол или на чердак... – задумчиво сказала я и чихнула.

Энтузиазма у Саши явно поубавилось, и я не без злорадства в голосе вновь предложила ему отправиться домой, но он в сотый раз мужественно отказался.

Я поднялась на ноги, направилась было в коридор, который мы еще не обследовали, но споткнулась обо что-то тяжелое. Посмотрев под ноги, я увидела наполовину раскатавшийся рулон старых обоев. Я чуть было не прошла мимо. Но мой взгляд привлекло что-то темное, почти черное, скрытое внутри рулона.

Обои – такого цвета? Я нагнулась и развернула рулон полностью. Из него с тяжелым стуком выпал кусок темного от времени холста... Я вскрикнула от удивления и неожиданности. Ко мне подскочил Саша, и мы вдвоем осторожно подняли и перевернули нашу находку.

Это был тот самый натюрморт, который мне описывал Райский! Фон картины потемнел и казался черным, но предметы по-прежнему выступали на нем вполне отчетливо: аппетитные бока фруктов и блеск посуды были вполне различимы.

Мальчишку эта находка, судя по всему, разочаровала. Маленькая темная картинка, на которой не нарисовано ничего интересного, – что за трофей?

Я усмехнулась про себя и вынула из кармана телефон. Первый звонок – Мухину! Я с удовольствием сообщила своему нанимателю. Что картина у меня в руках, но имеются некоторые сложности. Пока не поймали Крапивина, и он в любой момент может заявиться в дом своего приятеля.

Мой работодатель страшно взволновался и принялся выспрашивать, где мы находимся, собираясь приехать вместе со своим водителем. И тут мне пришлось признаться, что точного адреса я не знаю!

Назвав Мухину улицу и приблизительно описав местонахождение дома, я отключилась. Мне хотелось лично рассказать о находке еще одному человеку – Михаилу Гончарову. Я не была уверена в том, что Мухин посвятит его в происходящее, и позвонила ему сама.

Узнав обо всем, Михаил тоже пожелал приехать. Я не стала возражать.

Мне оставалось дождаться прибытия Мухина и передать ему картину. Дело, можно сказать, закрыто! Я облегченно вдохнула, выискивая удобное место, где я наконец расслаблюсь и подожду их всех. И только тут я заметила, что Саши в комнате уже нет.

Меня мгновенно кольнуло нехорошее предчувствие.

– Саша! – крикнула я, но в ответ позвучал лишь щелчок отодвигаемой задвижки.

Мальчишке наконец-то стало скучно, и он собрался домой, пока я разговаривала по телефону.

– Саша, подожди! – крикнула я вновь, выскочив в корридор. Дверь была приоткрыта, и я выглянула во двор.

Саша не успел уйти далеко: он стоял на середине дорожки, ведущей от калитки к крыльцу, и уже больше не спешил.

Его можно было понять – напротив него стоял уже однажды виденный мной мужчина. Тот самый, который ловко удрал сквозь окно в крыше. Его фамилия мне была известна – Крапивин!

Увидев меня, мужчина замер на какое-то мгновение и двинулся вперед – прямо к перепуганному Саше.

– Беги! – крикнула я, надеясь, что мальчишка от моего вопля выйдет из ступора.

Саша вздрогнул, словно разом проснувшись от моего окрика, отскочил в сторону и пригнулся, ускользая от протянутых к нему рук. Он оказался достаточно юрким, чтобы успеть отбежать подальше от Крапивина.

Теперь Крапивину придется выбирать: либо погнаться за ловким Сашей, либо попытаться поймать меня. Я сомневалась, что понравлюсь «картинному вору» больше, так как – на первый взгляд – меня проще было бы поймать.

Так оно и вышло!

– Зря вы сюда пришли, – тихим угрожающим тоном обратился ко мне Крапивин. Его правая рука скользнула в карман.

– Еще пять минут тому назад мне так вовсе не казалось, – отступая от дверного проема, ответила я.

Реставратор-любитель сделал неожиданный выпад, чтобы помешать мне выскочить в дверь. Но я этого ждала и, проскользнув под его рукой, соскочила с крыльца.

– Не знаю, зачем вы притащили сюда ребенка, но для вас обоих это может плохо кончиться, – запугивал меня Крапивин.

Мне оставалось только тянуть время в надежде, что с минуты на минуту тут появится Мухин со своим водителем. Но когда Крапивин вытащил руку из кармана, в ней оказался складной нож. С «волынкой» вышел облом.

– Что вы сделали с моим другом? – спросил Крапивин. – Раз он до сих пор не пришел мне на помощь, то вы точно что-то с ним сделали!

– Он тебе не поможет, – кивнула я, отступая и следя за тем, чтобы оказаться как можно дальше от забора и от Крапивина, одновременно. – Твоя затея провалилась! Так что лучше смирись с поражением!

– Пока не вижу причин, – усмехнулся мой противник и неожиданно сменил направление движения – побежал туда, где затаился Саша.

– Беги! – снова закричала я. – Беги к калитке, Саша, я его задержу!

Мальчишка опрометью бросился к калитке, все еще открытой. Крапивин ринулся за ним. У Саши было мало шансов убежать – два его шага легко покрывались одним прыжком Крапивина.

Я бросилась на перехват и успела схватить своего противника за запястье правой руки, в которой он держал нож.

Крапивин оказался сильным парнем – трудно мне оказалось удержать одну его руку обеими своими! А он, тем временем, изо всех сил старался достать меня своей свободной левой лапой. Я уворачивалась, но так не могло долго продолжаться: либо мне придется отпустись его правую руку, либо получить от него удар левой.

Выскочивший за калитку Саша оглянулся на меня и Крапивина и даже не заметил, как печатался в какого-то человека. Мне было некогда во все это вникать, но вдруг я услышала голос:

– Боже! Что там творится?!

Это был Михаил Гончаров. Он нашел нужный дом быстрее, чем Мухин!

– Миша... ты можешь... что-нибудь сделать?! – уклоняясь от ударов, крикнула я.

– Конечно, могу, – ответил он, и я услышала выстрел.

Мы с Крапивиным вздрогнули и невольно отскочили друг от друга.

– А теперь бросай нож, и – руки вверх, – скомандовал Михаил. – А то в следующий раз я пальну уже не в воздух!

Крапивин бросил мне под ноги свое оружие. Он покорно стоял на месте, пока я его обыскивала, глядя ненавидящими глазами туда, где оказался более удачливый художник.

– Откуда у тебя пистолет? – спросила я, занимаясь делом, то есть, связывая руки пойманного вора.

– После того нападения я решил, что мне нужно о себе позаботиться. Сначала приобрел разрешение, немного поучился обращению с оружием и купил его, – охотно пояснил Миша. – Мне это совсем не понравилось – быть таким беззащитным, на память об этом случае у меня даже шрам остался!

– Правда? – удивился я. – И где?

– Я тебе как-нибудь потом покажу, – покосившись на притихшего Сашу, ответил художник.

– Кажется, после сегодняшнего дня ты начнешь хотя бы иногда слушаться взрослых! – усмехнулась я, глядя на мальчишку.

Саша открыл было рот, но ответить не успел. Из-за соседнего дома медленно вырулила новая иномарка, на которой обычно разъезжал мой работодатель. Машина прошуршала шинами по дороге и остановилась перед калиткой дома.

– Где она?! – едва лишь приоткрыв дверцу, спросил Мухин. – Почему здесь столько людей? Что им всем нужно?

– Ну, все мы тут по одной и той же причине... – улыбнулась я. – Почти все явились сюда из-за картины, которую вы так торопитесь увидеть!

Мой работодатель уставился на связанного, мрачного, как туча, Крапивина.

– Это и есть похититель? – спросил он с любопытством. – Никогда бы не подумал, что этот человек – художник и разбирается в искусстве!

– О вас такое тоже не скажешь, однако вы несколько месяцев гонялись за картиной, которую даже ни разу не видели, – ответил ему Михаил.

– А вы что здесь делаете? – нахмурился Мухин.

– Если бы не он, то вы бы нашли тут вместо вашей картины пару трупов, – ответила я за Мишу. – Он добрался сюда быстрее вас, успел как раз вовремя...

Мы вошли в дом, где, забытая на полу, лежала картина – виновница всех бед. Без рамы она смотрелась совсем обыкновенно – кусок потемневшего холста размером не более одного квадратного метра.

– Что вы сделаете с нашими пленниками? Их двое, и они знают о картине.

– Мы не можем сдать их в милицию, не рассказав о картине. А если мы о ней расскажем, то она уйдет к своему законному владельцу... – сказал Мухин.

– У нее нет законного владельца, – я покачала головой. – Она отойдет в собственность государства.

– Но ведь и отпустить этих людей мы тоже не можем! Они же опасны! Сегодня я в этом убедился, – отозвался на это Михаил.

– Кажется, вы в затруднении? – неожиданно раздался чей-то голос.

Все мы вздрогнули и быстро оглянулись Саша явно не ожидавший ничего хорошего, спрятался за спиной Михаила.

В комнату вошел старичок с живыми ясными глазами, опирающийся на руку долговязого мужчины средних лет.

– Позвольте вам представить этого господина, Антон Владимирович, – обратилась я к Мухину. – Это – Игорь Семенович Райский, знаменитый реставратор, человек, который очень много знает о картине, которую мы нашли. Наверное, даже больше, чем кто-либо другой... и его племянник, Олег. Как вы здесь оказались?

– Секретарша Антона Владимирович была очень любезна и рассказала нам, куда поехал ее начальник после вашего звонка, – охотно ответил Райский. – Я был уверен, что, даже если все хорошо закончится, у вас возникнет одна проблема...

– Какая же? – недовольно поинтересовался Мухин.

– Вам не удастся легализовать ваше новое приобретение! – торжественно объявил старый реставратор. – Тем более, что у вас есть враги, которых необходимо посадить за решетку. Но я знаю один способ...

– Неужели? Продать картину вам? – скептическим тоном осведомился Мухин.

– Нет-нет-нет! – игнорируя его оскорбительный тон, воскликнул Райский. – Чтобы доказать, что картина вам принадлежит – или не принадлежит, – потребуется длительный судебный процесс. Это никому не выгодно – ни вам, ни государству, только адвокатам. Тот, кто владел картиной до вас, свои права предъявлять на нее не станет, так как иначе его обвинят в попытке незаконного вывоза из страны культурных ценностей.

– Это и так понятно. Что вы предлагаете?

Райский вновь проигнорировал его резкий тон и продолжил, как ни в чем не бывало:

– Вы ведь, Антон Владимирович, не из этих сумасшедших коллекционеров? Вам больше престиж важен, общественное уважение? Тогда лучший способ его упрочить – это передать картину в дар местному музею! Вам окажут великий почет, соберут пресс-конференцию, покажут вас по телевидению, напечатают о вас статьи в местных газетах... может, даже детям, которых водят на экскурсии в музей, будут о вас и о вашем подарке рассказывать!

– Как же они могут принять в подарок нечто, принадлежащее неизвестно кому, – спросил Мухин, но было заметно, что пылкая речь Райского ему очень понравилась.

– А очень просто: вы же все равно ее отдаете! Значит, можно сделать вид, что она – ваша, и не вдаваться в излишние подробности. Это же всем выгодно – и никакой волокиты!

– А вам-то какая от этого выгода? – продолжал недоумевать Мухин...

Пока эти страстные любители живописи спорили, уточняли, как им получше претворить в жизнь этот план, я решила проводить переволновавшегося Сашу до дома.

– Я с вами, – вызвался Михаил.

Мы шли по лабиринту старых улочек вслед за постоянно оглядывавшимся мальчишкой. Художник заговорил:

– Таня, не знаю, есть ли в этом смысл теперь, но я все равно не смогу промолчать. Мне по-прежнему очень хотелось бы, чтобы вы мне позировали... вот вы уже качаете головой, а зря! Все почему-то думают, что модели позируют только в обнаженном виде. Это совсем не так! Вы можете выбрать любой вариант. Мне, в любом случае, будет приятно с вами поработать.

Показался угол оживленной улицы, тот, почти сельский, пейзаж остался у нас за спиной.

– Ну хорошо, я, пожалуй, соглашусь, – кивнула я. – Только предупреждаю: мне будет скучно сидеть просто так, вам придется придумать, как меня развлекать во время сеансов. Иначе я просто встану и уйду!

– Обещаю приложить все усилия, чтобы вы не заскучали, – улыбнулся в ответ обрадованный художник.

Саша тихонечко хихикнул...

  • Реклама на сайте

    Комментарии к книге «Сумерки большого города», Марина Серова

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства