«Дневник летучей мыши»

ДНЕВНИК ЛЕТУЧЕЙ МЫШИ

— Дама, я не могу пустить вас в ресторан с собакой! — воскликнул официант, пытаясь загородить дорогу посетительнице.

Эта посетительница, молодая красивая женщина в коротком полушубке из стриженой норки цвета топленого молока, широко открыла карие глаза и воскликнула, обращаясь исключительно к песику, которого держала на руках:

— Пуишечка, детка, ты слышал?! Этот неотесанный чурбан назвал тебя собакой!

Песик слушал ее очень внимательно.

Это был достойный представитель древней мексиканской породы чихуахуа. Как всякий уважающий себя современный пес, он был нарядно одет: черная бархатная курточка, отделанная серебряным галуном, такие же штанишки с прорезью для хвоста и бархатная шапочка с крупным кристаллом вместо кокарды.

— А кто же это, по-вашему, — хомяк? Или гималайский медведь? — не сдавался упорный официант.

— Пуишечка, этот человек нас оскорбляет! Он обзывает тебя хомяком! И все молчат. — Женщина обвела взглядом полутемное помещение ресторана. — И никто не придет на помощь одинокой беззащитной женщине! Нет, все же настоящие мужчины перевелись!

Песик, видимо, принял это замечание на свой счет и решил немедленно вступиться за хозяйку. Он громко тявкнул, как самая настоящая собака, и потянулся к грубому официанту с явным намерением укусить его за нос. Официант невольно попятился и возмущенно проговорил:

— Вот видите — он лает и даже кусается! А вы говорите, что это не собака!

— Конечно, это не собака! — не сдавалась женщина. — Это модель! Супермодель! На последней Неделе собачьей моды в Милане мой Пуишечка демонстрировал вечерние наряды от Трезоро Каналли со стразами от Сваровски, и он имел колоссальный успех!

На шум из служебного помещения ресторана выглянул владелец, солидный мужчина средних лет в очках с тонкой золотой оправой. Мгновенно оценив ситуацию, он окликнул официанта и проговорил вполголоса:

— В чем дело? Ты же видишь, что дама — наш контингент!

— Но собака… — не унимался официант.

— Это не собака, это аксессуар! — оборвал его хозяин и сам двинулся навстречу даме с собачкой, широко и приветливо улыбаясь: — Прошу вас, не сердитесь на него! Он работает здесь только третий день… и последний. Где вам будет удобнее сидеть? Разрешите предложить вам место на этом диванчике?

— Ну слава Богу, нашелся хоть один воспитанный человек! — Женщина вздохнула и улыбнулась. — Пожалуй, мы с Пу И сядем вон за тот угловой столик…

Она расположилась на кожаном диване в углу зала, рядом с непонятным экзотическим растением в кадке, положила рядом большую сумку от Луи Вуиттона и пристроила своего песика. Затем повернулась к хозяину ресторана и проговорила:

— Принесите Пу И орехового печенья! Двойную порцию! Он перенес такой стресс, что его необходимо утешить!.. Ну а мне что-нибудь простое, легкое, низкокалорийное: карпаччо из манго, черешневое сорбе, фруктовый салат с соусом из лесных ягод и кофе без кофеина… пожалуй, этого будет достаточно — у меня что-то совсем нет аппетита!

— Прекрасный выбор! — Хозяин ресторана поклонился и исчез за служебной дверью.

Дама с собачкой откинулась на спинку дивана и внимательно огляделась.

Ресторан, как уже было сказано, неярко освещали приглушенные бронзовые бра. Напротив входа уютно горел камин. Стены, обшитые дубовыми панелями, украшали старинные географические карты в тяжелых резных рамах.

Посетителей было еще немного.

Второй кожаный диванчик занимала романтическая парочка, напротив камина двое мужчин средних лет потягивали виски и негромко разговаривали о делах, да еще за столиком на двоих в центре зала сидел полный лысоватый господин в темном костюме, то и дело поглядывающий на часы. На коленях у этого господина лежал небольшой кейс из черного пластика.

Через минуту посрамленный официант принес даме с собачкой тарелку орехового печенья, и она принялась отламывать крошечные кусочки и кормить своего песика. Тот хрустел печеньем с завидным аппетитом, не забывая при этом поглядывать по сторонам своими живыми выпуклыми глазками.

— Пуишечка, детка! — щебетала его хозяйка. — Очень прошу тебя, не торопись! Прожевывай как следует! Печенье очень сухое, ты можешь им подавиться…

Песик взглянул на нее с удивлением: уж с чем другим, но с ореховым печеньем он справлялся без проблем, причем в любое время и в любом количестве!

Мужчина с кейсом снова взглянул на часы.

В зале появился официант с длинными черными усами — не тот, который устроил шум перед дверью. Он поставил перед дамой карпаччо из манго, но при этом неловко махнул рукой, сбросив рукавом на пол кусочек печенья.

Песик громко тявкнул, соскочил с дивана и подбежал к мужчине с кейсом. Тот невольно отодвинулся вместе со стулом, но песик подскочил и дернул на себя угол скатерти.

Скатерть поползла на пол, и со стола с грохотом и звоном попадали кофейная чашка, сахарница с аккуратно наколотыми кусочками тростникового сахара, бутылка минеральной воды и высокий стакан темного стекла.

При этом чашка с остатками кофе упала на колени мужчине.

Он вскочил, чертыхаясь и отряхивая брюки.

Черный кейс упал на пол и отлетел под стол.

Усатый официант, рассыпавшись в извинениях, скользнул под стол и через секунду выскользнул оттуда с кейсом в одной руке и с крахмальной салфеткой в другой. Продолжая извиняться, он обмахнул салфеткой брюки пострадавшего. Тот что-то недовольно проворчал и выхватил свой кейс из рук официанта.

Самое удивительное, что песик, устроивший всю эту заваруху, уже спокойно сидел на диване рядом со своей хозяйкой, а та кормила его печеньем и возмущенно приговаривала:

— Что за жизнь! Приличному человеку никуда невозможно выйти! Казалось бы, этот ресторан все хвалят, говорят, что здесь собирается приличная публика, но и здесь попадаются такие невоспитанные люди! Пуишечка, детка, не переживай, мамочка не даст тебя в обиду! Дорогой, ты же знаешь, тебе нельзя волноваться — у тебя понизится пушистость, и шерстка станет не такой блестящей, а у нас через месяц показ летней коллекции одежды!

Через несколько минут в зале был восстановлен порядок, только на резных листьях экзотического растения очень живописно красовались непонятно как залетевшие туда кусочки манго.

Усатый официант, успокоив человека с кейсом и наведя порядок на его столе, подлетел к даме с собачкой и проговорил:

— У вас все в порядке?

При этом он как бы случайно на секунду накрыл своей салфеткой объемистую сумку дамы, как цирковой фокусник накрывает свою шляпу платком, прежде чем извлечь из нее кролика или букет ненатуральных хризантем.

— Нет, у нас не все в порядке! — возмущенно ответила дама. — У нас далеко не все в порядке! Мой песик ужасно переволновался, вы видите — он до сих пор весь дрожит!

Если песик и дрожал, то только от жадности, с какой поглощал печенье. Тем не менее дама поднялась, бросила на стол несколько купюр, подхватила сумку, песика и направилась к выходу.

Песик был явно недоволен — он еще не успел доесть большую часть печенья.

Официанты замели осколки и смыли остатки мангового десерта с листьев непонятного экзотического растения, немногочисленные посетители поскорее удалились от греха подальше. В зале стало тихо и сумрачно, как прежде.

И вот тут лысоватый клиент с маленьким черным портфельчиком начал проявлять признаки нетерпения. Он ерзал на стуле и посматривал на часы, не скрываясь, так что официант — тот, что первым схлестнулся с той самой дамой из-за собачки и оказался полностью прав, — сейчас, глядя на волнующегося клиента, и сам забеспокоился — не иначе, как клиент норовит удрать, не заплатив. Официант утроил бдительность и на всякий случай находился поблизости от подозрительного клиента, хотя в зал вошли две пожилые американские туристки в необъятных линялых джинсах и стеганых куртках и вот уж минут пять безуспешно пытались обратить на себя его внимание.

Еще двое посетителей остановились на пороге зала, оглядываясь, — мужчина приличной, но весьма скромной наружности держал под руку жену, беременную на последних месяцах — даже просторное пальто ничего уже не могло скрыть.

Официант отвел глаза от подозрительного клиента и устремился к вновь вошедшим, и в это время на пороге появилась еще одна посетительница — тетка лет сорока пяти. Тетка была без шапки, короткие волосы воинственно топорщились на темечке, щеки полыхали багровым, как закат в прерии. Дорогая норковая шуба, крашенная под леопарда, распахнулась, потому что все крючки были оборваны. Невежливо толкнув спутника беременной женщины, тетка устремилась в зал. Беременная отскочила в испуге — от вновь прибывшей несло жаром, как от доменной печи.

Топая, как целое стадо слонов, тетка устремилась к столику заждавшегося лысоватого мужчины с портфелем, сметя по дороге официанта.

— Ух! — Она с размаху шлепнула свою сумку на стул, так что черный портфельчик свалился на пол. Затем попыталась снять свою шубу, но тут лицо ее приняло задумчивое и отстраненное выражение, она сунула руку куда-то себе за спину, пошуровала там, и на стол вывалился скомканный норковый берет. — А я-то его искала! — Тетка посветлела лицом и наконец плюхнулась на стул, сунув шубу в руки подскочившему гардеробщику, вызванному официантом.

— Что вы так долго, — проворчал лысоватый мужчина, — все-таки время у меня ограничено, договаривались же на двенадцать…

— Пробки! — огрызнулась тетка. — Да еще гаишник, сволочь, пристал как банный лист! Промурыжил меня минут двадцать — то аптечку искали, то огнетушитель! Тебе чего? — Она схватила за рукав вертевшегося поблизости официанта. — Чего тут вертишься?

— Заказывать будете что-нибудь? — Официант попятился, стараясь вырваться из цепких рук.

— Водички принеси похолоднее! — приказала тетка. — А кофе не надо, и так с утра на нервах… Ну, что вы мне можете предложить? — спросила она, когда официант испарился.

— Я же сказал, что работа выполнена, — ответил мужчина и приосанился, — у меня не бывает проколов, вы же знаете, положение обязывает. С такими людьми приходилось встречаться… вы не поверите… и все были довольны, материал первоклассный…

— Давайте сюда ваш материал! — Тетка хищно протянула руки к черному портфелю.

— А деньги? — Мужчина дернулся назад, так что в его лысине отразился свет бронзового бра, и проворно спрятал портфель за спину. — Деньги против фотографий, как договаривались!

— Да было бы еще за что платить! — Чувствовалось, что тетка торгуется просто так, в силу привычки, на самом деле то, что в портфеле, ей очень нужно и за деньгами она не постоит.

Двое посидели немного молча, глядя друг на друга алчно и недоверчиво, потом пришел официант и налил тетке воды в высокий запотевший стакан.

Отпив водички, тетка удовлетворенно икнула и полезла в сумку за деньгами, мужчина наблюдал за ней очень внимательно.

— Эх, надо было с вас больше запросить! — вздохнул он, пересчитывая деньги. — Ну да ладно, у меня принципы. Как договаривались.

Не дожидаясь, пока он откроет портфель, тетка выхватила его из рук своего визави, распотрошила, едва не сломав замок, и наконец вытащила оттуда простую пластиковую папочку. Мужчина нахмурился было, но тетка уже высыпала на стол фотографии — очень качественные цветные снимки.

Снова за столом установилось недолгое молчание — тетка рассматривала фотографии, а мужчина застыл в изумлении. Ему было отчего впасть в ступор. По столу были рассыпаны фотографии хомяков — рыжих, белых, персиковых, цвета топленого молока, простых и ангорских, парами и в одиночку, в клетках и просто так, на полу. Хомяки кушали зернышки, лежали на кукольных диванчиках, бегали в колесе и просто позировали, как заправские фотомодели. И все это хомячье великолепие называлось «Выставка „Толстые щечки“», и располагалась выставка в Доме культуры имени Газа, о чем и сообщала аккуратная надпись под каждой фотографией.

Когда тетка подняла глаза на незадачливого сыщика, лицо ее было малиновым и щеки отвисли не хуже, чем у породистого ангорского хомяка.

— Это что такое? — проскрипела она, как колодезный ворот во время дождя. — Ты, паразит кишечный, что мне подсунуть хотел? Это что — шутка такая? Так я тебя отучу шутить!

— По… позвольте… — залепетал лысоватый, — это… это какое-то недоразумение… такого просто не может быть…

— Недоразумение? — Голос заказчицы набирал обороты. — Ты сам — мелкое недоразумение, плевок на асфальте! Ты кого облапошить хотел? Ты на что рассчитывал, слизняк ты капустный!

Американские туристки с большим интересом разглядывали бушующую тетку, хотя не понимали ни слова из разговора. Впрочем, ее пылающее лицо и бурный темперамент не нуждались в переводе.

Скромный мужчина с беременной женой, напротив, очень обеспокоился, но увести жену из ресторана боялся, так как для этого нужно было бы пройти мимо скандаливших посетителей. Официант, наученный горьким опытом, держался поодаль, не вмешиваясь в события, гардеробщик боязливо заглядывал в дверь.

— Да говорят вам, — вякнул лысоватый, — говорят вам, что в портфеле были качественные фотографии вашего мужа с посторонней девицей. А как эти грызуны тут появились, я понятия не имею! Хотя… вот и портфель не мой, этот слишком новый…

В доказательство он потряс перед теткой черным пластиковым портфельчиком.

— Что ты мне тут пургу гонишь? — Заказчица выхватила портфель у него из рук и не глядя отбросила в сторону, попав по иронии судьбы в голову скромно одетого мужчины, который, внимая умоляющему взгляду жены, подобрался поближе к скандалящим с намерением увещевать или хотя бы сделать замечание.

От неожиданности мужчина сел прямо на пол, потом поднялся с заметным трудом, ощупью нашел стул и отмахнулся от хлопочущей над ним жены.

— Я все понял! — завопил лысоватый. — У них тут одна шайка-лейка! Это все официант, он подменил портфели!

С этими словами он схватил бутылку с водой и бросился к официанту. Тот, однако, был калач тертый, не зря держался поодаль. Он мигом отскочил в сторонку и спрятался за многострадальное экзотическое растение, так что лысоватый по инерции напал на хозяина ресторана, который вышел наконец в зал, чтобы узнать, что там за шум, и произвести очередную выволочку персоналу.

Лысый посетитель с размаху ударил его бутылкой в лоб, к счастью, получилось не больно, потому что бутылка была открыта, и вода разлилась по отлично сшитому дорогому костюму, да очки в золотой оправе слетели на пол.

Тут уж гардеробщик вспомнил о своих непосредственных обязанностях и прибежал на помощь хозяину. Вдвоем с подскочившим официантом они подхватили лысого под микитки и усадили на стул. Тут подскочила его заказчица с ворохом фотографий и отхлестала ими лысого по лицу со словами «Запомнишь меня надолго, подлец, мерзавец и жулик!».

Затем, расшвыряв стулья и опрокинув непонятное экзотическое растение, несостоявшаяся клиентка вылетела из ресторана, поддав напоследок гардеробщику коленкой под зад.

Лысый выругался неприлично, ощупал голову и осторожно приподнялся со стула. Появившийся официант поднял с пола очки в золоченой оправе и подал их хозяину. Лысый клиент, покачиваясь, побрел к выходу.

— Куда? — громогласно спросил его хозяин ресторана, с которого мигом слетела вся приветливость. — Куда это ты пошел, я спрашиваю? А платить кто будет за все это безобразие? Посуду побили, посетителей распугали, а возмещение за моральный ущерб? Вон, гляди, клиентка в шоке! — Он указал на беременную.

И дама, как бы специально дождавшись, когда на нее обратят внимание, тут же плюхнулась на диванчик, прижала руки к животу и закричала, что она рожает.

Пока вызывали «скорую», гардеробщик крепко держал лысоватого, чтобы он не удрал под шумок. Потом ему пришлось отдать все деньги, что были в наличии, да еще выслушать в свой адрес кучу самых неприятных эпитетов.

— Портфельчик забыли! — Гардеробщик угодливо протягивал портфель и папочку с фотографиями.

— Ай да провались оно все! — Лысый махнул рукой, снимки веером рассыпались по полу.

Тотчас американская туристка подхватила один снимок и заговорила что-то горячо и торопливо, тыча пальцем в фотографию и прижимая ее к груди.

— Что она несет? — устало поинтересовался лысый.

— Она говорит, — официант по долгу службы немного владел английским, — она говорит, что на снимке вылитая ее любимая хомячиха Дейзи, и просит оставить фотографию на память…

В темном переулке позади ресторана стояла нарядная бирюзовая машина.

Из задней двери ресторана, настороженно оглядываясь по сторонам, выскользнул мужчина с длинными усами, в котором нетрудно было узнать того официанта, который полчаса назад послужил невольной причиной переполоха.

Официант торопливо приблизился к бирюзовой машине, открыл дверцу и сел на переднее пассажирское место.

За рулем сидела та самая элегантная дама в норковом полушубке. На руках она держала чихуахуа, который приветствовал усатого мужчину веселым лаем.

— Ну, Лолка, где сумка? — проворчал мужчина, аккуратно отклеивая усы. — Времени осталось мало…

— И это все, что ты хочешь нам сказать?! — возмущенно перебила его дама. — Мы с Пу И с риском для жизни проделали всю основную работу, причем проделали ее, не побоюсь этого слова, блестяще, а ты вместо заслуженной благодарности и восхищения так вот холодно спрашиваешь — где сумка?

Леня Марков, известный в узких кругах под аристократической кличкой Маркиз, знал свою боевую подругу не первый год. Он понимал, что с ней нужно держать ухо востро и ни в коем случае не поддаваться на провокации, но тем не менее не сдержался и в который раз наступил на те же самые грабли.

— И в чем, интересно, заключался риск? — спросил он язвительно. — Ты что — рисковала подавиться манговой косточкой? Или набрать несколько лишних калорий? А Пу И мог объесться ореховым печеньем? Да он, по-моему, и не в претензии… Единственное, о чем он жалеет, — это о том, что все слишком быстро завершилось!

Лола только и ждала его ответа, чтобы продолжить свой гневный монолог:

— Нет, все-таки я всегда знала, что ты черствый, бездушный, неблагодарный тип… Пу И, посмотри на этого человека! Он беззастенчиво использует твой труд, и все, чем за него отблагодарит тебя, — это равнодушие и бессердечность… а ведь использование твоего труда, Пуишечка, — это все равно что использование детского труда, которое давно запрещено во всех цивилизованных странах!.. А слова про лишние калории… я расцениваю их как гнусное оскорбление! Значит, по-твоему, я слишком толстая?

— Лолка, прекрати немедленно! — прикрикнул Маркиз на свою подругу. — Весь этот театральный монолог совершенно не смотрится в салоне машины! Я понимаю, тебе не хватает сцены, зрителей, аплодисментов, цветов… Ну, зрителей я тебе не могу обеспечить, при нашей работе они крайне нежелательны, а вот цветы… — Он сделал неуловимый жест и вдруг вытащил откуда-то из рукава букет чудесных пунцовых роз и протянул их своей спутнице.

— Ой, Ленечка, как здорово! — Лола захлопала в ладоши, мгновенно забыв обо всех обидах.

Впрочем, обиды эти были скорее вымышленными. Ей действительно немного не хватало сцены — ведь, до того как она познакомилась с Леней и они начали совместно работать, Лола была театральной актрисой.

Правда, театр был маленький и никому не известный, и Лола не была избалована успехом — но театр есть театр, тот, кто хоть немного поработал в нем, никогда не избавится от этого волшебства… Занавес, огни рампы, лица, глядящие из зала на сцену, аплодисменты, крики «Браво»… да разве такое возможно забыть?

Ах, как Лоле не хватало сцены! Но пришлось бросить все это, отказаться от славы и творчества ради работы с Маркизом. Правда, Ленька, этот ужасный человек, утверждал, что Лола отказалась от театральной карьеры вовсе не ради него, а просто ей лень было вставать по утрам на репетицию и до смерти надоела зависть коллег по цеху.

Сам же Леня на заре своей карьеры окончил цирковое училище и несколько лет проработал в цирке в самых разных амплуа — от акробата и канатоходца до фокусника. Так что трюк с розами был для него вполне обычным.

— Ну, Лолочка, давай же наконец сумку! — проговорил Маркиз, отдав цветы напарнице. — Заказчик ждет…

— Да на, возьми ты свою сумку! — Лола вытащила из-под сиденья объемистое изделие фирмы «Луи Вуиттон» и придвинула его партнеру. — Только саму сумку, пожалуйста, не трогай, она мне очень нравится… Большая, в крайнем случае можно не только Пу И туда поместить, а еще и Аскольда…

Аскольд, угольно-черный кот с белыми лапами и манишкой, жил в квартире с Лолой и Маркизом и считался Лениным питомцем. То есть это Маркиз считал себя его хозяином, как думал сам кот, оставалось неизвестным, но относился он к Лене неплохо.

Маркиз торопливо открыл сумку и извлек из нее черный пластиковый кейс. Точно такой же, как тот, что лежал на коленях у нервного лысого мужчины в ресторане.

То есть, разумеется, это был именно тот самый кейс — в суматохе, поднятой совместно с Пу И, Леня под столом подменил настоящий кейс точно таким же, который Лола принесла в своей сумке. Вспомнив свой цирковой опыт, он спрятал кейс под салфеткой и затем убрал его обратно в сумку.

Теперь он положил кейс в полиэтиленовый пакет с надписью «Аэропорт Майорки», взглянул на себя в зеркало и, осторожно сняв темный парик, расчесал волосы.

Он приобрел наконец свое подлинное лицо — привлекательное, располагающее к себе, но совершенно не запоминающееся.

— Ну все, Лолка, я побежал! — Он выскочил из машины и помахал рукой: — Пу И, до вечера!

— И это все, что он может нам сказать! — проговорила Лола, чтобы оставить за собой последнее слово.

Впрочем, Маркиз его не услышал.

Лола с Пу И уехали на своей бирюзовой машине, Леня же пробежал два квартала и остановился на перекрестке. Тотчас подъехала неприметная «девятка» грязно-горчичного цвета, из которой выглянул молодой парень и пригласил:

— Садись, начальник! Мигом домчу, куда скажешь!

— Давай, Ухо, быстрее, неудобно опаздывать, заказчик ждет! — слегка запыхавшись, проговорил Маркиз.

— Да подождет, чего там! — лениво сказал Ухо, трогая машину с места. — Куда ему спешить-то?

— Ой, у него там какое-то дело срывается… А ты чего так долго тетку мурыжил?

— Да понимаешь, ну такая вредная попалась! Просто настоящая мегера! Пусть еще спасибо скажет, что я ненастоящий гаишник, а то объявил бы по всему городу, что ее «мерс» в угоне, и останавливали бы ее на каждом перекрестке.

Ухо был давнишним и близким приятелем Лени Маркиза. И человеком, для Лени совершенно незаменимым, потому что мог в считанные минуты угнать или позаимствовать на время любое транспортное средство — от детского самоката до огромного «КамАЗа». Однажды он угнал для дела инкассаторский броневик, еще раз — роскошный «бентли» пивного короля Обоева, а также джип крупного уголовного авторитета по кличке Круглый. Еще в активе у Уха были: пожарная машина, цементовоз, «мерседес» главного милицейского начальника с мигалкой, а также свадебный лимузин вместе с невестой, которой так понравилось кататься по городу, что потом Ухо никак не мог от нее отделаться.

Ухо умел не только угонять транспортные средства — он мог их также чинить, ремонтировать и доводить до ума. Попав в его руки, любая машина становилась гораздо лучше, чем была, когда сошла с заводского конвейера. Причем разбирался он не только в автомобилях и мотоциклах, но также в катерах, моторных лодках, снегоходах, водных мотоциклах, газонокосилках и снегоуборочных машинах — в общем, в любых устройствах, снабженных мотором. Когда по ходу одной операции Лене понадобился вертолет — с этим тоже не было проблем.

Ухо держал гараж и автомастерскую неподалеку от Обводного канала и проводил в этой мастерской все свободное время. В клиентах у него бывали разные люди, так что связями Ухо оброс очень и очень полезными, что, несомненно, было большим плюсом.

Словом, как помощник и ассистент Ухо для Маркиза был просто незаменим.

Именно он по просьбе Лени задержал ту самую скандальную заказчицу лысоватого частного сыщика, для того чтобы у Лолы с песиком было время с комфортом расположиться в том самом ресторане и Леня смог, переодевшись официантом, без проблем заменить портфели.

Все прошло отлично, и теперь Лене нужно было только вернуть подмененные снимки его заказчику.

— Дай хоть поглядеть, из-за чего сыр-бор, — полюбопытствовал Ухо, протягивая руку.

— Однако… — произнес он через некоторое время.

На снимках была интересная пара в самых раскованных сексуальных позах.

— Класс… — протянул Леня, — девушка и вправду хороша…

Ухо равнодушно вернул фотографии, девушки его мало интересовали, его сердце давно и прочно было занято машинами.

— Вот тут меня высади, — сказал Маркиз, заметив на стоянке перед торговым центром черный джип, — ждет уже…

Ухо газанул и уехал, а Леня прошел между машинами и подсел в черный джип, где с нетерпением ожидал его мужчина средних лет с густой седоватой шевелюрой. Мужчина был интересен, причем в одежде смотрелся гораздо лучше, чем на снимках, — все же возраст.

Он жадно выхватил из Лениных рук конверт и перебрал фотографии.

— Черт возьми! — выдохнул он и откинулся на сиденье. — Черт возьми!

— Все обошлось? — поинтересовался Леня. — Вы успеете купировать неприятности?

— И как же я вам за это благодарен! — пылко воскликнул мужчина.

И, совершенно верно интерпретировав выразительный взгляд Маркиза, полез в карман за бумажником.

— Вы просто спасли мне жизнь! — говорил он, отсчитывая деньги. — Если бы эта ведьма, моя жена, получила эти фотографии, то обязательно явилась бы с ними завтра на заключение контракта. И устроила бы грандиозный скандал, уж она это умеет!

— Вы думаете, что ваши компаньоны не стали бы иметь с вами дела, руководствуясь таким в общем-то пустяковым предлогом? — усомнился Маркиз. — Ну подумаешь, застали мужчину с любовницей — ерунда какая. С кем не бывает, бизнес-то тут при чем?

— О, все гораздо сложнее! — Мужчина махнул рукой. — Один из компаньонов женат на ее сестре, а это такая уникальная стерва… хуже моей в сто раз!

— Да уж хуже некуда! — неуверенно сказал Леня.

— Невероятно, но факт! — рассмеялся клиент. — Я как вижу эту мегеру, сразу же вспоминаю слова лесничего из старого фильма «Золушка», помните: «Ее родную сестру, точно такую же, как она, съел людоед! И отравился!» Так вот, в данном случае людоед и есть-то не стал бы, только попробовал — и бросил! Так что Михаил ни в коем случае контракт не смог бы подписать, женушка бы ему устроила потом такую веселую жизнь! И к тому же у моей жены половина всех акций фирмы, она тоже имеет право голоса… А она в последнее время как с цепи сорвалась — просто не дает мне ни минуты пожить спокойно. Стережет меня почище охраны! Частного сыщика наняла, этого Рысака!

— Однако если у вас такое сложное положение, раз уж ваш бизнес напрямую зависит от жены, то блюли бы ей верность, — не удержался Маркиз.

Обычно он не вникал в такие подробности и не позволял себе ничего обсуждать, моральные качества заказчика его абсолютно не касались, но тут был случай особый.

— Вы не представляете, как мы были осторожны! — воскликнул клиент. — Ума не приложу, как этот частный сыщик смог сделать такие качественные снимки!

— Видно, и вправду классный специалист этот Анатолий Рысак, — с удовлетворением отметил Маркиз, ему было приятно, что он обошел такого опытного и умелого человека, а не лоха какого-нибудь.

— Как думаете, он не оставляет негативы? — тут же обеспокоился клиент.

— Если даже и оставляет, после того, как обошлась с ним ваша жена, он ни за что к ней не обратится, — ответил Леня, — засим позвольте откланяться, у меня дела.

Он вылез из машины и пошел прочь не оглядываясь. Дел у него, в общем, никаких особенных не было, просто не хотелось общаться с клиентом, который был Лене не слишком симпатичен. И Леня никогда бы не взялся за такое мелкое дело, но, во-первых, на поверку дело оказалось достаточно сложным, поскольку все решала скорость.

Клиенту удалось узнать, что у жены есть на него компрометирующий материал, буквально за несколько часов до встречи этой самой жены с частным сыщиком Анатолием Рысаком. Так что на разработку и подготовку операции было очень мало времени, но Лола с Пу И выполнили свою часть работы отлично, Ухо тоже не подвел, а за себя Леня Маркиз всегда мог поручиться.

А во-вторых, Леню попросил о содействии его старый друг, соратник по работе в цирке, наставник и учитель Артур Альбертович Руо.

Когда Леня Марков бегал еще в коротких штанишках, с вечно расцарапанными коленками, как у всякого уважающего себя мальчишки, имя Артура Руо гремело на всю страну. Это имя было написано на афишах огромными буквами рядом с силуэтом человека в чалме и черной мантии, это имя мигало неоновой рекламой на крышах цирков разных городов нашей страны и всего мира.

Артур Альбертович Руо, как и его отец, Альберт Альбертович Руо, был иллюзионистом. И мастерство его достигло таких высот, что дети и с ними некоторые взрослые, побывав на его выступлении в цирке, всерьез считали его волшебником.

В самом деле волшебство есть не что иное, как иллюзия. Правильная, тщательно наведенная, яркая и красочная.

Когда Леня вырос из коротких штанишек, то поступил в цирковое училище. И окончил его, получив диплом престидижитатора. Он умело показывал всевозможные карточные фокусы, жонглировал шариками, мог вытащить из шляпы букет искусственных хризантем, парочку голубей и белого ангорского кролика с розовыми глазами. За время работы в цирке Леня освоил также смежные профессии — мог ходить по канату, сумел бы за короткое время весьма качественно перепилить пополам симпатичную блондинку и даже пару раз ассистировал одной даме в номере с дрессированным питоном.

С Артуром Руо они неоднократно сталкивались в гастрольных поездках, тот приметил смышленого и способного Леню и посвятил его в некоторые секреты мастерства. Леня слушал очень внимательно и мотал на ус. Все эти вещи очень пригодились ему потом в дальнейшей жизни, когда пришлось сменить профессию.

Артур Альбертович по возрасту от дел отошел, но иногда являлся публике на каком-нибудь скромном мероприятии — к примеру, на банкете или званом вечере, где будут только свои — буквально двести человек. Знакомых у него было по прошлой жизни, да и сейчас, несчетное множество, нынешнюю профессию Лени Маркиза он считал вполне пристойной и частенько рекомендовал его разным людям, которым требовался ловкий, расторопный, находчивый и неболтливый человек для решения деликатных вопросов.

Леня со своей стороны Артуру Руо доверял и старался помочь его знакомым.

Вот и сегодняшний клиент был протеже Руо. И хоть, как уже говорилось, с самого начала он не слишком приглянулся Маркизу, ради своего старинного друга следовало ему помочь. Что Маркиз и сделал. А сейчас следует позвонить Артуру Альбертовичу и поскорее забыть об этом деле.

Но телефон зазвонил сам, и в окошечке высветилось имя Руо.

— Рад, Ленечка, очень рад, что все прошло успешно, — говорил старый артист, — впрочем, вы меня никогда не подводили…

— Артур Альбертович, чувствую, что у вас снова есть клиент по мою душу, — рассмеялся догадливый Маркиз.

— Уж и не знаю, как сказать… — судя по голосу, Руо пребывал в некоторой растерянности, — дело-то не совсем обычное…

— Ну уж коли вы позвонили… — несколько ворчливо сказал Маркиз.

Но тут же усовестился, потому что вспомнил, с каким блеском прошли гастроли Артура Руо лет пятнадцать назад в Новосибирске, как летали по воздуху шары и букеты, как выскакивали из шкафа в количестве двадцати штук красавицы в блестках и с ними невесть как оказавшийся в шкафу контрабасист из циркового оркестра вместе со своим контрабасом, как в конце представления каждому ребенку упало с неба в руки по леденцовой конфете на палочке, и над всем этим великолепием, в ярком свете ламп, купаясь в звуках музыки и аплодисментах, царил маг, волшебник и чародей Артур Руо.

Нет, для такого артиста Леня готов был на многое.

— Что у вас за проблема, Артур Альбертович? — спросил он. — Выкладывайте!

— Да не у меня… — вздохнул Руо, — у меня, слава Богу, все в порядке, а если и возникнет какая-нибудь мелкая проблемка, от души надеюсь, что смогу решить ее самостоятельно.

«Не зарекайтесь!» — тут же подумал Маркиз, но промолчал, поскольку знал, что Артур Руо, как и всякий цирковой артист, был несколько суеверен. Тот, видно, и сам спохватился, что сказал лишнее.

— Ленечка, вы только не обижайтесь, — заторопился он, — не подумайте, что я не верю в ваши профессиональные возможности, просто какие у меня, старика, могут быть проблемы? Ничего сложного… А попросить я вас хотел вот о чем.

— Слушаю вас внимательно, — любезно сообщил Маркиз.

— Есть одна дама… — вымолвил Руо и надолго замолчал, так что Леня подумал даже, что прервалась связь. Однако в трубке слышно было дыхание собеседника и еще какие-то звуки — не то телевизор работал, не то домработница пела романсы, сметая пыль с многочисленных памятных сувениров, которые в изобилии были расставлены по всей квартире Артура Руо.

— Хм… — Леня вежливо кашлянул в трубку, и старик наконец проявился:

— Так вот, эта дама… Простите старика, Ленечка, но я просто не могу говорить о ней спокойно. Когда я был так же молод, как вы сейчас, я был влюблен. Ее звали Саломеей, вы представляете? Боже мой, что это была за женщина! Огненный вихрь, знойный ветер пустыни, сирокко! Я совершенно потерял голову от любви к ней, она царила в моих мыслях и снах, она все время стояла у меня перед глазами, ее дивный голос слышался у меня в ушах, я потерял аппетит и похудел на восемь с половиной килограммов! Так любить можно только в юности, и вы сейчас такой же, как я, вы поймете меня лучше чем все остальные.

Леня Маркиз пожал плечами, радуясь, что Руо его не видит. Неужели у старика ум за разум зашел и он считает, что тридцать шесть лет, а ровно столько исполнилось Маркизу в прошлом месяце, — это для мужчины юный возраст?

Леня Маркиз любил женщин, за что ему частенько доставалось от его боевой подруги и соратницы Лолы. Не то чтобы Лола его ревновала, ведь когда они заключали свой деловой союз, Леня поставил твердое условие: ни в коем случае не смешивать работу с удовольствием, иными словами, они с Лолой живут и работают вместе, помогают друг другу, но сохраняют личную свободу. Лола тотчас согласилась — не больно-то и хотелось, но отчего-то принимала Лениных временных подружек слишком близко к сердцу.

Волей-неволей пришлось ограничить общение с подружками до минимума. К слову сказать, Маркиз не слишком страдал. И уж совершенно не мог представить себе, что может влюбиться в женщину без памяти, чтобы страдать и мучиться, видеть ее во сне, а уж потерять от любви аппетит и похудеть на восемь с половиной килограммов — это вообще ни в какие ворота не лезет!

— Так что же случилось с дамой вашего сердца, Артур Альбертович? — осведомился Маркиз с ноткой недовольства в голосе. — Надеюсь, она здорова?

— Разумеется, здорова, — абсолютно трезвым голосом отозвался Руо, — в противном случае я обратился бы не к вам, а к врачу — к счастью, Саломея Леонардовна жива, здорова и прекрасно себя чувствует! Но кажется, у нее что-то пропало… или, наоборот, появилось, я не понял, и ей требуется такой человек, как вы, — умный, ловкий и находчивый, чтобы решить эту маленькую проблему.

— Так-так… — тихонько проговорил Леня, — стало быть, проблема небольшая…

Такими деликатными словами Руо давал понять, что денег Маркиз за эту работу не получит. Или получит, но немного. Леня хотел было отказаться и по поводу неизвестной пропажи посоветовать обратиться к частному сыщику — да хоть к тому же Анатолию Рысаку, человек знает свое дело, так что можно смело его рекомендовать. Однако тут же он вспомнил, какие замечательные гастроли были у Артура Руо в одна тысяча девятьсот восемьдесят первом году во Владивостоке, как он мастерски переносил девушку из одной телефонной будки в другую, на противоположной стороне арены, как беседовал одновременно с четырьмя говорящими головами — мамой, папой, бабушкой и внуком (куда до него профессору Доуэлю!), как превращал воду в шампанское, а обыкновенную подушку — в корзину с фруктами, и решил, что для такого замечательного артиста он согласен на многое, даже утешать старушку. Что там у нее пропало-то? Очки или набор для вязания? Найдем…

Леня нажал на кнопку звонка, и за дверью раскатилась заливистая соловьиная трель.

— Иду-у! — послышался тут же мелодичный голос.

«Странно, — подумал Маркиз, — Руо говорил, что старушка живет одна, а тут явно присутствует какая-то молодая особа… впрочем, возможно, она у нее просто гостит…»

Дверь распахнулась.

В первый момент Лене показалось, что на пороге стоит молодая женщина, но потом, когда его глаза привыкли к освещению, он разглядел даму несомненно преклонного возраста, как минимум на восьмом десятке, но хорошо сохранившуюся, с прекрасной осанкой бывшей балерины и со следами былой красоты.

— Здравствуйте, молодой человек! — проговорила дама приятным звучным голосом, при этом с интересом разглядывая Леню. — Я полагаю, вы Леонид?

— Совершенно верно. — Леня церемонно поклонился и еле удержался, чтобы не щелкнуть каблуками. — А вы — Саломея Леонардовна? Меня прислал к вам Артур Альбертович…

— Милый молодой человек! — Дама улыбнулась. — Он не забывает старуху!

— Ну что вы, разве вас можно назвать старухой! — галантно воскликнул Маркиз.

Он хотел добавить, что Артура Альбертовича Руо также довольно трудно назвать молодым человеком, но вовремя удержался. Такое замечание могло бы косвенно указать хозяйке на ее собственный возраст.

— Вы тоже милый. — Дама слегка шлепнула Леню по руке. — Но я уже не стесняюсь своего возраста. Однако что же это я держу вас в прихожей! Пойдемте, мой друг!

Они прошли в большую светлую комнату.

В этой комнате царил черный рояль, на крышке которого стояли букет начинающих вянуть роз в голубой фарфоровой вазе и фотография юной красотки в серебряной рамке.

— Вот это я! — провозгласила хозяйка, показав на фотографию. — Трудно поверить, не правда ли?

— Что вы! — галантно возразил Леня. — Вы совершенно не изменились! Ну, почти не изменились…

— Лгунишка! — Дама довольно засмеялась. — Не хотите ли выпить рюмочку коньяку? У меня есть очень хороший коньяк, его привез из Франции Владимир Семенович. Тоже был милый молодой человек! Жаль, рано умер — в восьмидесятом году… Ну, вы, конечно, знаете…

— Неужели… — Леня захлопал глазами, хотел переспросить, но постеснялся. А хозяйка уже наливала коньяк из темной запыленной бутылки в две крошечные рюмочки зеленого стекла.

— Будем здоровы! — проговорила она, подняв свою рюмку. — Впрочем, в ваши годы о здоровье еще не задумываются.

Леня выпил коньяк (он оказался неожиданно хорош) и еще раз, более внимательно, оглядел комнату.

Мебель в ней была антикварная — два массивных кресла со звериными лапами, круглый столик на резной ножке, стеклянная горка с фарфоровыми безделушками, диван с прямой деревянной спинкой. По стенам были развешаны пожелтевшие афиши, фотографии в деревянных рамках, несколько картин.

Одна из этих картин представляла собой женский портрет. Изображенная на нем красавица в зеленоватом шелковом платье сидела на открытой веранде, залитой утренним солнцем. В ее лице было несомненное сходство с фотографией на рояле.

— Да, это мой портрет работы Андрея Николаевича! — произнесла Саломея Леонардовна с гордостью, проследив за Лениным взглядом. — Он ухаживал за мной, но я отдала предпочтение Виктору Романовичу… это мой первый муж.

Леня хотел было спросить, кто такой Андрей Николаевич, но постеснялся показать свою неосведомленность. Ему показалось, что написанные в похожей манере портреты он видел в Русском музее, а может быть, даже в Эрмитаже…

— Ах, какое было дивное время! — проговорила пожилая дама, поднявшись и облокотясь на рояль. Поправив волосы кокетливым жестом, она пропела: «Целую ночь соловей нам насвистывал…» — Оборвав романс, подошла к стене и показала на фотографии: — Вот здесь я с Михаилом Афанасьевичем… а здесь — с Константином Сергеевичем… а здесь — с Рубеном Николаевичем…

У Лени слегка закружилась голова — то ли от коньяка, то ли от удивления. Впрочем, от такой капли коньяка это маловероятно… Допустим, Михаил Афанасьевич — это Булгаков, Константин Сергеевич — Станиславский… однако! Да быть не может! А кто такой Рубен Николаевич? Лица на фотографиях были мелкие и все какие-то похожие — прилично одетые мужчины, завитые женщины — кажется, это называлось перманент…

— Да, мой друг, — скромно улыбнулась дама, — вот с какими людьми свела меня судьба! Я и сама иногда не верю… именно поэтому так важно их вернуть!.. Но я надеюсь, что вы справитесь. Артур Альбертович говорил, что вы очень способный… а он разбирается в людях! И вообще, он очень милый молодой человек… Ах да, я вам это уже говорила!

— Вернуть их? — выделил Леня главное в словах своей собеседницы. — А что значит — их?

— Как, Артур вам не сказал? — Дама удивленно подняла брови. — Речь идет о моих дневниках. Представляете — они пропали! Я вела их всю жизнь, в самые трудные годы, в них я писала о людях, с которыми мне довелось встретиться, а это, уверяю вас, были такие люди! Такие люди! — Она округлила глаза и театральным жестом подняла руки. — Не только те, кто изображен на этих фотографиях, но и те, чьи фотографии я не могла хранить! Вы меня понимаете?

Маркиз немного заскучал.

Искать старые тетрадки, которые где-то посеяла свихнувшаяся старуха, — это не его амплуа! Конечно, его просил об этом Артур Альбертович Руо, а он человек замечательный, Леня многим ему обязан и уважает его как артиста…

— А что случилось с вашими дневниками? — осторожно поинтересовался Леня. — Возможно, вы их просто куда-то убрали, наводя порядок в доме? И забыли, куда именно?

— Молодой человек, у меня еще нет склероза! — строго проговорила Саломея Леонардовна, недовольно поджав губы. — Если я говорю, что мои дневники украли, — значит, их украли!

— Но почему вы так в этом уверены?

— Во-первых, они всегда лежали в одном и том же месте… — начала дама чуть обиженным голосом.

Леня хотел возразить, что тоже обычно кладет свои вещи на постоянные места, но тем не менее они часто теряются. Особенно после того, как Лола затевает генеральную уборку. Или Пу И с Аскольдом захотят поиграть в футбол…

Но старуха не дала ему вставить слова, она продолжила:

— И во-вторых, похититель связался со мной. Думаю, если бы я по старческой забывчивости сунула дневники в морозилку, этого бы не произошло…

— Ах вот как! — удивленно проговорил Маркиз. — Ну это, конечно, меняет дело…

— Вот именно! — Саломея Леонардовна смягчилась. — Он связался со мной по телефону, назвал цену, за которую вернет дневники, и сказал, что будет еще раз звонить, чтобы окончательно обговорить условия передачи. Поэтому я и попросила Артура Альбертовича, чтобы он нашел порядочного человека, которому можно доверить это дело. Сама я, знаете ли, все-таки старовата для таких приключений… — Она взглянула на маленькие золотые часики и воскликнула: — Кстати, он вот-вот должен позвонить! А пока не хотите ли еще рюмочку коньяку?

— Нет, спасибо, — отказался Леня. — На работе я не пью…

— А я, с вашего позволения, выпью… — Саломея Леонардовна налила в свою рюмочку еще немного коньяка, лихо выпила его и запела: — «Белой акации гроздья душистые ночь напролет нас сводили с ума…»

И в эту самую секунду зазвонил телефон.

— Это он! — Саломея Леонардовна почему-то перешла на шепот. — Сейчас я ему отвечу! — Она сняла трубку и проговорила своим мелодичным голосом: — Слушаю вас!

Некоторое время она действительно молча слушала, а потом проговорила несколько раздраженно:

— Я все же не так юна и спортивна… сейчас я передам трубку моему доброму другу, и он с вами обо всем договорится.

Она протянула трубку Маркизу. Леня прижал трубку к уху и услышал странный приглушенный голос:

— Ты еще кто такой?

— Дама сказала вам кто. Я ее друг.

— Ладно, друг! — в трубке хмыкнули. — Приезжай сегодня в час ночи на автозаправку на Поклонной горе. Знаешь ее?

— Знаю, — коротко ответил Маркиз.

— Ну и ладушки. При ней есть круглосуточный кафетерий, я тебя там буду ждать. Дневники против денег, понятно?

— Понятно! А как я вас узнаю?

— У меня будет журнал «Коневодство». — Ленин собеседник хмыкнул. — А ты прихвати журнал «Искусство кино»…

Маркиз хотел еще что-то уточнить, но из трубки уже доносились короткие сигналы отбоя.

— Ну, Леонид, вы договорились? — взволнованно спросила его Саломея Леонардовна.

— Да вроде бы договорились… А что насчет денег? Он сказал, что отдаст дневники только в обмен на них и что сумму вы с ним уже обсудили…

— Совершенно верно. — Хозяйка открыла изящный шкафчик красного дерева и протянула Маркизу конверт: — Здесь вся сумма, три тысячи долларов… ваш гонорар я передам вам по возвращении.

— Ну, если вся моя работа заключается только в этой встрече, я обойдусь и без гонорара. Вы мне симпатичны, и Артур Альбертович — мой старый друг…

— Нет, Леонид, не ставьте меня в неловкое положение! Я обратилась к вам за помощью, а всякий труд должен быть оплачен. Кроме того, не думайте, что я нищая старуха…

— Ладно, мы это обсудим позднее, — прервал ее Леня. — А сейчас скажите, как выглядят ваши дневники. Я хочу убедиться, что меня не обманут при обмене.

— Две обычные общие тетради по девяносто шесть листов. В черном коленкоровом переплете… Не хотите выпить еще за удачное окончание дела?

— Ну разве чуточку… — смягчился Леня.

Старуха снова лихо опрокинула рюмку и вдруг запела:

— «Милый маркиз…»

Леня вздрогнул — неужели Артур Альбертович разболтал старой даме, кто он такой и чем известен в узких кругах? Очень неразумно…

— «Милый маркиз, — пела старуха, — вы первый приз сумели за-аслужить. И за слепоту, и за глухоту извольте по-олучить!»

С этими словами, подкравшись сзади, она надела на Леню шелковую театральную маску.

«Дурдом!» — успел подумать Леня.

— Удивлены? — звонко засмеялась Саломея Леонардовна. — Это мой коронный номер, ария Адели из оперетты «Летучая мышь». Вот, глядите! — Она протягивала старую пожелтевшую фотографию. — Вот я, вот Епифанцев в роли князя Орловского — какой был артист! Кумир всего женского населения нашего города! А это Мила Юткевич в роли Розалинды.

Маркиз успел разглядеть, что все люди на снимке были в масках — таких же, какую надела на него старуха. Он потянулся снять маску, но Саломея придержала его руку и запела:

— «Виноваты — а-ха-ха — в этом сами — а-ха-ха — и смеются — а-ха-ха — все над вами — а-ха-ха-ха…»

«Полный дурдом, — подумал Леня, — я-то что тут делаю…»

— В общем, я пойду, — сказал он, снимая маску, — уж ночью вас беспокоить не буду, утром заеду, привезу вам ваши дневники…

Старуха совершенно заморочила Маркизу голову, и он забыл постучать по дереву, чтобы не спугнуть свою удачу.

Леня подъехал к Поклонной горе без пяти час.

Возле заправки действительно был небольшой круглосуточный магазин с кафетерием. Поставив машину чуть в стороне, Леня взял в руку журнал «Искусство кино», толкнул дверь и вошел в кафетерий.

Там было на удивление чисто и даже приятно пахло кофе, а не подгорелыми макаронами и дешевым средством для мытья полов. Столики из белого и красного пластика чередовались в шахматном порядке, на них стояли стаканы с салфетками, на белом — красные, а на красном — соответственно белые. Немало подивившись такому благолепию на обычной заправке, Леня усмехнулся про себя, сел в угол за красный столик и неторопливо огляделся.

Несмотря на поздний час, заведение не пустовало.

За одним столиком сидели двое мрачных братков с бритыми затылками и маленькими злыми глазками. Они пили пиво и время от времени перебрасывались односложными репликами.

За другим столиком, в углу кафетерия, молодая пара выясняла отношения. Растрепанная девица со смазавшейся тушью под левым глазом говорила что-то громко, но неразборчиво, а парень отворачивался от нее, втянув голову в плечи.

И наконец, в дальнем от входа конце зала сидел унылый тип с трехдневной щетиной на лице и родимым пятном на щеке, перед которым на столике стояла чашка кофе и лежал журнал «Коневодство» с восхитительным вороным конем на обложке. Леня встретился взглядом с разбитной девицей за стойкой, она сделала знак руками, чтобы заказывал — нечего просто так за столиком рассиживаться, хоть и ночь на дворе, а не положено. В свою очередь, он также жестами показал, чтобы сварила чашку кофе покрепче, а сам пересек помещение и подошел к небритому типу, демонстративно помахивая своим журналом.

Он без приглашения уселся за стол и проговорил вполголоса:

— Ну, вот и встретились два одиночества. Давай дневники, и разбежимся по-хорошему. У меня дел много…

— Ладно, ты, деловой! — прошипел незнакомец. — Деньги-то при тебе?

— А как же! — Леня похлопал себя по карману. — Только сначала покажи мне тетрадки!

— Что-то мне не нравится здешняя публика. — Небритый покосился на братков. — Вот как мы сделаем. Я сейчас выйду в туалет, ты пережди минуту, чтобы не вызывать подозрений, и подходи туда же. Там безопаснее, там и произведем обмен!

— Как скажешь! — Леня пожал плечами, но про себя подумал, что этот воришка слишком много смотрит кинобоевиков и из любой ерунды делает проблему. Казалось бы, чего проще — поменялись пакетами и разошлись… ну ладно, если ему хочется поиграть в секретного агента, можно и подыграть…

Небритый поднялся из-за стола и направился за стойку. В руке у него был обычный полиэтиленовый пакет.

Леня взглянул на часы, подождал немного, неторопливо отпивая вполне приличный кофе, полученный от девушки за стойкой.

Пара за угловым столиком от слов перешла к делу. Девица с размазанным глазом толкала парня в плечо, он отодвигал свой стул до тех пор, пока не уперся в стену, девица боднула его головой, парню, видно, все надоело, и он не глядя сунул ей кулаком куда придется. Пришлось по носу, девица дернулась и успела отскочить в самый последний момент, но опрокинула стакан с томатным соком и вляпалась локтем в лужу. И хоть красный томатный сок неплохо смотрелся на белом пластике, девице такое сочетание отчего-то не понравилось, она взвизгнула и принялась оттирать локоть салфеткой.

Леня сообразил, что сейчас девица побежит в туалет, и поскорее пошел следом за незнакомцем.

За стойкой находилась неприметная дверь с двумя понятными буквами — WC. Леня толкнул эту дверь и вошел внутрь.

Туалет был довольно чистый, отделанный голубым кафелем. Две кабинки, две раковины, сушилка для рук.

И никого.

Но ведь Леня своими глазами видел, как тот тип зашел сюда… и потом, какой ему смысл скрываться, если он сам назначил Лене эту встречу? Ему же нужны деньги?

А может быть, он находится в одной из кабинок?

— Эй, коллега! — негромко проговорил Леня. — Ты там как — надолго?

Ответа не последовало.

Маркиз недоуменно пожал плечами.

Двери кабинок доходили почти до самого пола, поэтому снаружи нельзя было понять, есть ли в них кто-нибудь. Тогда Леня толкнул одну из дверей.

Кабинка была пуста.

Леня толкнул вторую дверь, но ей что-то мешало, и дверь явно сопротивлялась Лениным усилиям.

— Эй, ты чего? — Леня нажал чуть сильнее, дверь открылась…

В первый момент Маркиз подумал, что у него от недосыпа начались галлюцинации. Он зажмурил глаза, снова их открыл…

Но от этого ничего не изменилось.

Внутри кабинки вниз головой висел человек. Он был подвешен за одну ногу к водопроводной трубе, вторая нога безвольно свисала, согнутая в колене. Все вместе напоминало рисунок карты «Повешенный» из малого аркана колоды таро.

Увиденная картина настолько удивила Леню, что он в самый первый момент даже не понял, кто перед ним висит. Только взяв себя в руки и приглядевшись, он разглядел небритые щеки, родимое пятно и узнал того человека, с которым только что разговаривал за столиком кафетерия.

— Ох, ни фига себе! — проговорил Леня вполголоса и наклонился, чтобы проверить пульс повешенного.

Как он и подозревал, пульса не было.

Небритый тип был мертв.

Кстати, не было не только пульса. При нем не было и того пакета, который Леня только что видел в его руке. Пакета, в котором, судя по всему, были старушкины дневники…

— Мама миа! — выдохнул Леня и огляделся по сторонам.

Пакета нигде не было.

И тут Леня понял сразу несколько очень важных вещей. Первая из них — старухины дневники представляют большую ценность. Настолько большую, что из-за них даже убили человека.

Хотя, казалось бы, проще было заплатить ему — в конце концов, три тысячи долларов не такая большая сумма, чтобы из-за нее идти на убийство.

А может быть, этого человека убили вовсе не из-за дневников? Может быть, на него случайно наткнулся наркоман, готовый на все ради дозы, и убил этого человека из-за содержимого его карманов, а пакет с дневниками взял заодно…

Чтобы проверить эту гипотезу, Маркиз осторожно ощупал одежду мертвеца.

Его карманы были пусты — ни бумажника, ни документов…

Проверяя карманы убитого, Леня нечаянно дотронулся до его руки. Она была еще теплой…

Леня невольно вздрогнул от этого прикосновения. Ему показалось, что мертвец сам прикоснулся к нему, словно хотел что-то сказать. Леня опасливо взглянул на мертвую руку и увидел на запястье татуировку. Довольно необычную татуировку — синий скорпион в красной зубчатой короне…

Ядовитый хвост скорпиона был угрожающе поднят, как будто он хотел нанести Лене смертельный удар.

И тут Маркиз осознал вторую важную вещь.

Ему действительно грозит серьезная опасность.

Он находится рядом с трупом, и если его кто-то здесь застанет, то именно на него и падет подозрение в убийстве… ведь сюда не заходил никто, кроме него, — он сам не спускал глаз с этой злополучной двери и заметил бы любого, кто в нее вошел…

Вот черт! Влип так влип…

Короче, надо отсюда удирать как можно быстрее.

Но как?

Леня огляделся. Ведь тот, кто убил этого человека, должен был как-то сюда войти и, совершив убийство, каким-то образом выбраться отсюда…

За дверью туалета послышались приближающиеся шаги. Еще совсем немного — и кто-то сюда войдет, увидит труп и Леню рядом с ним, поднимет шум… Скорее всего та девка, что облилась томатным соком, уж эта заорет так заорет, стены рухнут!

Дело шло на секунды.

В углу туалета было маленькое окошко, замазанное белой краской. В другое время Леня не стал бы и пытаться выбраться через него — окошко было на первый взгляд слишком маленьким. Но теперь ему приходилось хвататься даже за соломинку.

Первым делом он плотно закрыл дверь кабинки, чтобы человек, вошедший в туалет, не сразу заметил труп. Это могло дать ему полминуты, а то и несколько минут запаса.

После этого, вспомнив свое цирковое прошлое, Леня открыл шпингалет, распахнул окошко, подтянулся и высунул голову наружу.

Вдохнув холодный ночной воздух, он приободрился и вспомнил фразу из сказки Андерсена: если прошла голова, то и все остальное тоже пролезет…

Однако это оказалось не так просто: голова-то пролезла, а плечи застряли. А это все Лолка, подумал Леня в раздражении, — постоянно гоняет его в тренажерный зал качать мышцы, вот и накачал, так что теперь ни в одно окно не пролезть. Нет, при его профессии гибкость гораздо важнее, чем сила…

Он выдохнул, извернулся, выставил одно плечо вперед… и каким-то чудом проскользнул в окошко.

Ловко спрыгнув на землю, Леня огляделся.

Он находился позади автозаправки, на самом краю Поклонной горы.

Под ним виднелся заснеженный склон, круто спускающийся к Суздальским озерам. Позади, за заправкой, раздавались обычные звуки ночного города, проносились по Выборгскому шоссе машины.

Там, немного в стороне, стояла и его машина.

То есть, конечно, вовсе не его: Леня в который раз порадовался, что не поехал на эту встречу на своей собственной машине, а попросил Ухо угнать какое-нибудь неброское транспортное средство.

Так что теперь, если кто-то из посетителей или сотрудников заправки даже запомнил марку и номер этой машины, это не приведет милицию к ним с Лолой…

На заправке пока было тихо, из чего Леня сделал вывод, что труп еще не найден.

Он отряхнул одежду и, воровато оглядываясь, пробрался к машине, сел в нее и поехал как мог быстро.

Машину он бросил в нескольких кварталах от своего дома и оставшийся путь проделал пешком. Это его взбодрило и даже немного успокоило.

Дома, разумеется, все уже крепко спали.

Из Лолиной комнаты доносилось негромкое повизгивание — это Пу И снилось, что он спаниель и хозяева взяли его на охоту.

В Лениной комнате была тишина, но когда он полез в кровать, оттуда раздалось возмущенное шипение — оказывается, Аскольд, воспользовавшись его отсутствием, вольготно расположился поперек кровати и теперь совершенно не хотел уступать хозяину место…

Они кое-как договорились с котом о разделе территории (то есть Аскольд милостиво уступил Лене самый краешек кровати), и Леня провалился в глубокий сон.

Ему снилась ожившая колода карт таро — Отшельник с горящим фонарем в руке брел по дороге, то и дело останавливаясь и оглядываясь по сторонам, Шут бежал вприскочку, высовывая язык и дребезжа бубенцами своего пестрого колпака, величественно шествовал Император в золотой короне, следом за ним кралась костлявая Смерть, опираясь на суковатый посох… а вверху, на холме, возвышалась виселица с Повешенным… Как тот человек на ночной заправке, он был повешен за одну ногу и медленно раскачивался на ветру…

Леня проснулся с головной болью, на сбившихся, скомканных простынях. Аскольда уже не было — видимо, беспокойный сон хозяина его тревожил, и кот удалился на кухню.

Леня поднялся, кое-как сделал зарядку (по сокращенной программе) и отправился под душ.

Сильные струи контрастного душа вернули ему хорошее самочувствие и свежую голову.

Он решил, что не все так плохо и ему, может быть, даже повезло: по крайней мере теперь он ни за что не станет заниматься этими чертовыми дневниками. Да уже и нужды в этом нет: наркоман, который убил этой ночью человека с родимым пятном (или не наркоман, но это уже не важно), наверняка уже выбросил старухины дневники в ближайший мусорный бак, купил себе дозу и успокоился.

А ему, Лене, нужно отдать старухе ее деньги и в вежливой форме дать ей понять, что он больше не занимается ее делами.

— Что-то ты, Ленечка, сегодня бледный, под глазами тени… — заботливым голосом проворковала Лола, подавая ему вторую порцию оладий, щедро политых сметаной, — ты, часом, не заболел или просто спал плохо?

Лола всегда чувствовала, когда у него неприятности, тут ее никак нельзя было обмануть. От ее внимания не ускользнул поздний уход ее компаньона, и хотя еще более позднее его возвращение она благополучно проспала, утром Лола прекрасно знала, что Маркиз явился очень поздно и дела его не в лучшем состоянии. А в том, что Леня ночью уходил куда-то именно по делу, Лола была уверена.

«Кот, что ли, ей рассказал?» — вяло подумал Леня, у него не было сил что-либо скрывать.

Кот лежал на пуфике возле батареи и держался индифферентно, а точнее, просто спал. Попугай Перришон, их третий питомец, сидя в клетке, хитро посматривал через прутья.

Лола же, прекрасно изучившая своего компаньона и боевого соратника за два с половиной года совместной жизни, знала, чем его взять. Как всякий мужчина, Леня был падок на ласку и вкусную еду. Поэтому Лола встала пораньше и напекла оладий по рецепту ее замечательной черноморской тетки Калерии Ивановны. Лолина тетя гостила у них полгода назад, и с тех пор Леня никак не мог забыть замечательную теткину кулебяку и пирог с рыбой, а также запеченную баранью ногу, и гуся в яблоках, и фаршированные помидоры, а борщ-то, дивный украинский борщ, густой и красный и непременно с пампушками!

Оладьи были не простые — развела блинную муку водой, да и плюхнула тесто на сковороду. Тетя Калерия Ивановна такого не признавала. Нет, по ее рецепту полагалось завести дрожжевую опару, и когда тесто поднимется, то оладьи получаются большие и воздушные, на большой тарелке их помещается всего две штуки.

— Да, что-то голова тяжелая, — пожаловался Леня и алчно глянул на оладьи. — А варенья нету?

Лола подала ему диетический лимонный джем без сахара. Ленька ел ужасающе много и ни капельки не толстел, он утверждал, что вся еда тотчас перерабатывается в его организме в умственную энергию и ничего не откладывается лишнего. Глядя на своего подтянутого компаньона, Лола верила, что так оно и есть.

Сама она после долгих размышлений решилась съесть одну оладью, тут-то и пригодился диетический джем. Маркиз облизал ложку из-под сметаны, и не успела Лола ахнуть, как он тут же запустил ее в джем, зачерпнул и положил в рот. С чувством глубокого злорадства Лола увидела, как скривилась физиономия ее компаньона.

— Кисло! — недовольно пробурчал он. — Что это за гадость химическая? Теткино варенье дай!

Лола открыла было рот для решительного отказа, но тут вспомнила, что на прошлой неделе тетя Каля прислала им с оказией через знакомого проводника посылку с вареньем и вялеными фруктами.

— Калер-рия… — нежно проворковал попугай, он сильно уважал тетю за грецкие орехи и миндаль, присылаемые в сентябре мешками.

Лола тяжело вздохнула и вынула из буфета трехлитровую банку варенья из райских яблочек. И пока она перекладывала теткино варенье в красивую хрустальную вазочку, этот ужасный тип Ленька успел вытащить три яблочка из банки прямо за хвостики и съесть их тут же, не отходя от кассы, точнее, от буфета.

Положив на оладьи три ложки варенья и смешав его со сметаной, Леня попробовал, сказал, что все равно кисло, и добавил еще столовую ложку теткиного меда.

— Извини, — ядовитым голосом заметила Лола, — я не купила сгущенки. И шоколадного масла, а то бы ты и их в тарелку положил!

— Слушай, дай поесть спокойно! — буркнул Маркиз. — Вечно норовишь влезть со своими нравоучениями.

Лола мгновенно обиделась. Вот результат ее трудов и заботы! Черная неблагодарность и обычное мужское хамство!

— Гр-рубиян! — поддакнул из клетки попугай, который всегда вставал на Лолину сторону, и даже кот, проснувшись, приоткрыл один глаз и поглядел неодобрительно.

Леня доел оладьи, отмяк душой и понял, что перегнул палку.

— Дорогая, — нежно произнес он, — ты у меня просто волшебница! Все так вкусно…

— Опять где-то шлялся полночи, — ворчливо ответила на это Лола, — не меня, так хоть бы кота своего пожалел, он просто извелся весь, тебя дожидаясь.

И хотя Маркиз прекрасно знал, что кот спокойно проспал полночи в его теплой постели, он сделал вид, что встревожился, и прижал руки к сердцу.

— Лолочка! — сказал он, глядя на свою партнершу такими же проникновенными глазами, какими глядел бывало на хозяина кот Аскольд, когда пытался внушить ему, что все часы в доме безнадежно отстают и время кормления наступило уже давно. — Лола, дорогая, неужели ты действительно думаешь, что я прожигал жизнь в каком-нибудь ночном клубе или казино?

Так как Маркиз и в самом деле был сегодня утром не в лучшей форме, этот вопрос прозвучал не слишком убедительно.

— А что мне прикажешь думать? — отвечала Лола так же без должного накала. — Ты ушел и пропал! И ничего мне не сказал!

Леня понял, что придется во всем признаваться, иначе Лола не отстанет.

— Ну, в общем… — Он отпил холодного чаю и вкратце рассказал своей боевой подруге все, что случилось с ним после вчерашнего разговора с Артуром Руо.

Лола поняла, что настал ее час.

— Ну, Ленечка, — начала она вроде бы спокойно, — видала я всяких остолопов, но ты среди них занимаешь первое место!

— Это почему же? — нахмурился ее компаньон.

— А потому, что ты вечно вляпываешься во всякие криминальные истории! — возмущенно гремела Лола. — И это благодаря твоим сомнительным друзьям!

— Но-но! — возмутился Маркиз. — Это ты Артура Альбертовича называешь сомнительным типом?

Лола относилась к Артуру Руо очень хорошо, уважала его как артиста и знала, как Леня к нему привязан.

— Да я вовсе не его имею в виду, а эту бабку! Вот что ты о ней знаешь? Что Руо был влюблен в нее лет пятьдесят назад?

Леня в который раз поразился, до чего Лолка проницательна, ведь он и сам думал примерно то же самое. Ведь Артур признался, что не видел эту самую Саломею много лет.

— Ладно, — твердо сказал он, — все это уже не имеет значения. Я сейчас еду к старухе, верну ей деньги и распрощаюсь по-хорошему. Что там случилось с тем типом на заправке, нас больше не должно волновать.

Именно с такими намерениями Леня приехал к Саломее Леонардовне, именно с такими намерениями позвонил в ее дверь.

За дверью раздалась соловьиная трель, и старушка тут же открыла, как будто уже ждала Леню на пороге своей квартиры.

— Ах, Леонид, это вы! — радостно воскликнула она. — Ну расскажите же мне, как все прошло! Они у вас?!

Леня хотел сразу же все объяснить и поставить жирную точку в их отношениях, но Саломея Леонардовна всплеснула руками, подхватила его под руку и повлекла в комнату, щебеча:

— Что же это я, сразу с вопросами… прямо на пороге… вы с дороги, у вас была трудная ночь, а тут я со своим эгоизмом… со своим нетерпением… пойдемте в комнату, я сварю вам кофе! Настоящий турецкий кофе, какой варили в Стамбуле пятьдесят лет назад…

Леня пытался вставить хоть слово, но Саломея Леонардовна махала руками и прижимала палец ко рту, повторяя:

— После, после! Сначала кофе!

В конце концов Леня сдался, сел за стол и мрачно уставился в бархатную скатерть, мысленно подбирая слова, чтобы объяснить хозяйке дома, что у него ничего не получилось и что он отказывается от дальнейших попыток.

Наконец она появилась с серебряным подносом, на котором дымились две крошечные чашечки.

— «Кумир мой, кумир мой!» — пропела Саломея, поставив перед Леней чашку и придвигая ему вазочку с печеньем.

Леня перестал уже чему-либо удивляться, не шарахнулся от старухиного пения в сторону и не расплескал кофе.

Кофе был действительно хорош — крепкий, горячий и сладкий, каким и должен быть настоящий кофе.

Леня выпил его маленькими глотками, отставил чашку и поднял глаза на хозяйку.

Она сидела, молитвенно сложив руки.

— Ну как? Они у вас?

— Нет. — Леня покачал головой и достал из кармана конверт. — Вот ваши деньги…

— А в чем же дело? — горестно проговорила Саломея Леонардовна. — Этот человек не пришел?

— Он пришел. — Леня положил конверт на стол и подтолкнул его к хозяйке. — Он пришел, но с обменом ничего не вышло…

— Отчего же? — В голосе пожилой дамы прозвучало недовольство. — Ведь он сам назвал цену…

— Понимаете, — Леня проникновенно взглянул на Саломею, — наша сделка сорвалась по очень серьезной и уважительной причине.

— Не понимаю, какая может быть причина. — Хозяйка обиженно надулась. — Леонид, мне вас очень хорошо рекомендовали, а вы, я вижу, не справились…

— Причина серьезнейшая, — продолжал Маркиз. — Смерть!..

В комнате на мгновение наступила звенящая тишина. Леня вспомнил свой сегодняшний сон, костлявую смерть, бредущую по дороге, опираясь на посох.

— Что? — переспросила наконец дама, хлопая глазами. — Я не ослышалась?

— Нет, — подтвердил Леня. — Этого человека убили. Дневники пропали. И я вынужден вернуть вам деньги и откланяться…

— Как — откланяться?! — прервала его Саломея Леонардовна. — Артур Альбертович говорил, что вы очень ответственный молодой человек и доводите каждое дело до конца…

— А еще он говорил, что дело самое пустяковое: встретиться с человеком, обменять деньги на дневники и вернуться домой. А тут уже замешано убийство, и черт его знает, что ждет меня впереди… Знаете ли, мадам, при всем уважении к вам и Артуру Альбертовичу я глубоко чту Уголовный кодекс и держусь подальше от таких преступлений, как убийство. Кроме того, дневники все равно пропали, так что нет и предмета для разговора…

— Леонид, если я вам мало плачу — скажите, я увеличу гонорар… в пределах разумного, конечно же!..

— Во-первых, мадам, вы мне пока ничего не заплатили, во-вторых, я ни за какие деньги не буду связываться с делом, в котором замешано убийство!

Леня хотел продолжить, но в это время зазвонил телефон.

Хозяйка сняла трубку, послушала и удивленно протянула телефон Маркизу:

— Леонид, это вас!

Леня, пожав плечами, поднес трубку к уху. Он не имел никакого представления, кто может знать, что он находится в квартире Саломеи Леонардовны. Разве что Руо…

Однако это был не Руо.

Голос был незнакомый и чрезвычайно неприятный — низкий и грубый.

— Слушай меня, Леонид! — проговорил этот голос без всякого выражения. — Приедешь сегодня в два часа ночи в Педагогический сад. Наш человек будет ждать тебя там около статуи Анатомии со старухиными тетрадками. Только, сам понимаешь, после того, что произошло, цена повышается. Привезешь десять тысяч — получишь дневники…

— А теперь ты меня послушай! — прервал Леня незнакомца. — Никуда я не поеду! Я выхожу из дела, и можешь засунуть эти дневники сам знаешь куда…

— Нет, это ты слушай! — Голос в трубке стал громче, но остался таким же низким. — Думаешь, ты самый умный? Думаешь, если ты приехал на заправку на чужой машине, то и следов не осталось? Тебя видели несколько человек, они тебя опознают. Кроме того, на месте преступления остались твои отпечатки. Так что не выпендривайся и делай, что я сказал! Запомнил? В два часа ночи около статуи Анатомии в Педагогическом садике с десятью тысячами баксов! Никаких журналов не нужно, наш человек знает тебя в лицо!

Леня хотел что-то ответить, хотел возразить — но слова застряли у него в горле, а из трубки уже неслись сигналы отбоя.

Он положил трубку и медленно повернулся к Саломее Леонардовне.

У него было такое чувство, как будто его руки и ноги налились свинцом, и каждое движение сделалось мучительно тяжелым.

Его поймали в ловушку! Он лишился своей воли, оказался в безвыходном положении!

— Что с вами, Леонид? — проговорила пожилая дама. — На вас буквально лица нет! Вам сообщили какое-то трагическое известие?

— Да… то есть нет… мне снова предложили обменять ваши дневники на деньги…

— Но ведь это же замечательно! — Саломея Леонардовна оживилась. — Я надеюсь, вы доведете дело до конца?

— Но они повысили цену. Теперь они хотят десять тысяч.

— Так вы из-за этого так расстроились?! — Пожилая дама рассмеялась. — Леонид, десять тысяч — это, конечно, большие деньги, но эти дневники… они мне так дороги! Я сделаю несколько звонков и, возможно, наберу эту сумму. Есть еще люди, готовые мне помочь!

— Постойте! — Маркиз поднял руку. — Что же там такое важное?

— Там вся моя жизнь, молодой человек! — наставительно проговорила Саломея Леонардовна. — А за свою единственную жизнь мне не жаль никаких денег!

На миг, только на один миг, Лене показалось, что старуха слишком ярко блеснула глазами, произнося свой напыщенный монолог. Но нет, перед ним была почтенная старая дама, немножко со странностями, конечно, но их можно было отнести за счет преклонного возраста. Однако ему очень и очень не нравилась история с дневниками и убийством, в которую он попал по собственной доверчивости. Лолка права, он пошел на поводу у Артура Альбертовича и согласился на сомнительную авантюру. Какие еще дневники? Если они для нее так ценны, то хранила бы их в банковском сейфе!

— Тогда ответьте на другой вопрос. Ведь вы, кажется, говорили, что у вас никого не бывает?

— Совершенно верно, — кивнула старуха. — Я живу очень одиноко…

— Но тогда каким образом у вас пропали эти дневники? Чудес не бывает! Припомните-ка, когда именно они пропали и кто посещал вас за это время.

— Когда они пропали? — Старая дама задумалась. — Кажется, последний раз я в них заглядывала месяц назад. Потом убрала на прежнее место, а когда снова заглянула туда на прошлой неделе, их уже не было…

— Значит, месяц назад! — повторил Маркиз. — И кто же у вас побывал за этот месяц?

— Да говорю же вам — никого! — Саломея Леонардовна наморщила лоб. — Ну, один раз заходил участковый врач, я знаю его лет двадцать, не на него же думать…

— Да, не на него… — задумчиво проговорил Маркиз.

— Еще Алик, но он такой славный молодой человек…

— Алик? — Леня насторожился. — Кто такой Алик?

— Ну, Алик из химчистки. Он забирал в чистку мои шторы, а потом привез их обратно… — Она показала на тяжелые бархатные портьеры, закрывающие окна.

— Алик, значит! — Леня привстал.

— Ну, на него я ни за что не подумаю! Он просто прелесть! Сам повесил шторы и не взял с меня за это ни копейки!

— Это вдвойне подозрительно! Скажите, что это за химчистка? Где расположена?

— Понятия не имею, где они расположены! Я звоню им по телефону, и приезжает Алик…

— Но у вас по крайней мере есть телефон этой химчистки!

— Ну разумеется! — Саломея Леонардовна встала из-за стола и подошла к буфету. Она выдвинула верхний ящик и принялась рыться в нем, приговаривая: — Ну никогда не поверю, что это Алик! Он такой вежливый, обходительный…

— Вы не поверите, мадам, какие обходительные люди встречаются среди серийных убийц! — парировал Маркиз.

— Леонид, вы циник… Да где же эта квитанция? Это за телефон… это вообще рецепт… а это давно нужно выкинуть, она уже просрочена… Ах, вот же! Видите — химчистка!

Леня взял смятую желтоватую квитанцию и нашел в ее верхнем углу не только телефон, но и адрес химчистки.

Располагалась она в мрачном районе неподалеку от печально знаменитого Лиговского проспекта, издавна славящегося повышенной криминогенной обстановкой.

— Что вы хотите делать, Леонид? — испуганно спросила хозяйка квартиры.

— Не волнуйтесь, я только взгляну на этого Алика и попытаюсь понять, что он собой представляет. Обещаю его не трогать. Кстати, как он выглядит, чтобы мне не вдаваться в долгие расспросы?

— Ну, такой узкоплечий, волосы светлые, глаза серые, рост небольшой… ах да, в ухе серьга, такое обычное колечко…

— Что ж, думаю, что в той химчистке он такой один. Так что я поеду, побеседую с этим Аликом. А вы пока, если хотите все же получить обратно свои дневники, постарайтесь достать нужную сумму…

Маркиз распрощался с Саломеей Леонардовной и отправился на поиски подозрительного Алика, стянув напоследок с полочки под зеркалом ту самую фотографию, где была сцена из оперетты «Летучая мышь», и старуха утверждала, что слева в роли Адели она сама. За ней нашелся и другой снимок — вовсе уж маленький, любительский. Там трое в мексиканских костюмах исполняли, надо думать, какой-то танец. Руки их были подняты в одинаковом приветствии, двое мужчин и девушка стояли друг за другом, изображая, что едут на лошади. Мужчины были в сомбреро, у девушки шляпа сползла назад, и Леня с трудом, но узнал в ней Саломею Леонардовну. Леня сунул в карман и эту фотографию.

Маркиз решил играть по своим правилам и между делом поинтересоваться, кто же такая была в молодости Саломея Леонардовна и какие у нее сейчас друзья, если согласны выдать ей безвозмездно десять тысяч баксов на такую ерунду, как старые тетрадки.

Выходя из подъезда, он машинально насвистывал куплеты Адели: «Милый маркиз, вы первый приз сумели заслужить…» Однако настроение у Лени было отвратительное, так что на припеве он даже слегка сфальшивил.

По уже сложившейся привычке Маркиз оставил свою машину в нескольких кварталах от дома, где находилась химчистка. Правда, в этом районе надолго оставлять машину было небезопасно: с нее запросто могли снять колеса, а то и вовсе угнать. Но Леня надеялся обернуться быстро, быстрее, чем местная шпана разберется с машиной.

Он прошагал пару кварталов и оказался перед стеклянным кубом торгового центра, втиснутым между двумя мрачными краснокирпичными домами позапрошлого века. Этот стеклянный куб выглядел в своем окружении нелепо и вызывающе, как золотая коронка среди гнилых зубов старого бомжа.

Леня прошел сквозь стеклянные двери центра. На стуле возле дверей мирно дремал пожилой охранник. Кроме него, в холле не было ни души. При появлении Лени охранник негромко всхрапнул, проснулся и вытаращил глаза на посетителя: видимо, живой человек был редкостью в этом заведении.

— Служивый, — обратился к нему Маркиз, — а где здесь химчистка?

Охранник пробормотал что-то неразборчивое, затем откашлялся и произнес более внятно:

— Вон указатель на стене! Читать умеешь?

— Я много чего умею, — обиженно отозвался Маркиз. — А ты тогда для чего сидишь?

— В целях соблюдения общественного порядка, — отозвался охранник и снова задремал.

Леня подошел к лифту и действительно увидел на стене указатель расположенных в торговом центре магазинов и мастерских.

Нужная ему химчистка называлась почему-то «Ручеек» и располагалась здесь же, на первом этаже, только немного левее по коридору.

Леня дошел до нужной двери.

Помещение химчистки было отделено от коридора стеклянной стеной, оно было ярко освещено люминесцентными лампами и прекрасно просматривалось из коридора. Внутри не было видно ни души, но на прилавке лежала аккуратная стопка вычищенных вещей, и раздавался мерный звук какого-то работающего механизма, из чего Леня сделал резонный вывод, что кто-то из сотрудников находится поблизости и только ненадолго отлучился.

Дверь была открыта, Маркиз вошел внутрь и проговорил:

— Есть здесь кто-нибудь?

Ответа не последовало.

— Эй! — крикнул Леня погромче. — Есть кто в «Ручейке»? У вас тут все растащат…

Ответа снова не было. Вообще в химчистке царила какая-то странная тишина, нарушаемая только мерным механическим звуком, доносящимся из-за прилавка.

Звук этот показался Лене знакомым.

Он обошел прилавок и увидел за ним огромную стиральную машину. Барабан машины быстро вращался, издавая тот самый ритмичный звук, который Маркиз услышал еще из коридора. Потому-то звук и показался Лене знакомым — примерно такой звук издавала их стиральная машина, когда Лола запускала ее, чтобы постирать свои и Ленины вещи или многочисленные одежки Пу И.

Лола к стиральной машине относилась чрезвычайно трепетно и Маркиза к ней не подпускала: она считала, что он, как большинство мужчин, ужасно неуклюж и непременно что-нибудь сломает в замечательном устройстве…

Леня машинально взглянул на стеклянное окошечко машины… и удивленно захлопал глазами. Конечно, барабан вращался слишком быстро, чтобы можно было как следует разглядеть его содержимое, но Маркизу показалось… нет, ерунда, такого просто не может быть!

Он отступил в сторону и завертел головой.

В помещении химчистки по-прежнему никого не было.

— Да что же это такое!.. — пробормотал Леня раздраженно. — Как люди работают? Неудивительно, что в стране кризис…

В это время звук, издаваемый стиральной машиной, изменился. Он стал тише и как-то басистее.

Барабан постепенно замедлил свое вращение.

Леня снова опасливо взглянул на него… и попятился.

Ему ничего не показалось.

Внутри замедляющего ход барабана находились не шторы, не гардины, не предметы верхней одежды, не чехлы от автомобильных сидений и даже не использованные парашюты.

Внутри барабана находился человек.

Не веря своим глазам, Леня подошел ближе…

Барабан повернулся последний раз и остановился.

За стеклянной дверцей действительно находился человек. Руки и ноги его были нелепо подогнуты, а лицо прижалось к стеклу, как будто несчастный пытался выбраться наружу. Рот его был широко открыт в безмолвном крике.

Разумеется, человек был мертв. Вероятно, он был очень хорошо выстиран — как Леня заметил, машина была поставлена на режим длительной стирки. На таком режиме Лола стирала постельное белье, покрывала с диванов и джинсы.

Внимательно приглядевшись к постиранному человеку, Леня заметил слипшиеся, падающие на лоб светлые волосы и серьгу в одном ухе. Именно такую серьгу, какую описывала Саломея Леонардовна, — простое золотое колечко.

То есть человек в барабане был, безусловно, тот самый Алик, о котором Маркиз хотел разузнать в химчистке.

Разузнал, ничего не скажешь!

— Да что же это такое! — проговорил Леня вполголоса, ни к кому не обращаясь (благо никого, кроме него, в помещении химчистки не было). — Что же это такое! Куда я ни приду — везде обязательно обнаруживается труп! Что у нас — эпидемия какая-то? Пандемия? Птичий грипп? Чума, холера?

Ему, разумеется, никто не ответил. Леня и не ожидал никакого ответа, он произнес свою фразу вслух только для того, чтобы немного успокоиться, взять себя в руки…

Ситуация действительно была пренеприятная.

Мало ему, что какие-то подлые люди угрожают повесить на него убийство на заправке, — теперь еще этот труп в химчистке… охранник торгового центра видел его и наверняка опознает, несмотря на то что был в полудреме…

Но еще одна мысль не давала ему покоя.

Если кто-то неизвестный так безжалостно расправился с Аликом — значит, Алик здесь не случайная фигура, как Маркиз и подозревал, значит, он несомненно причастен к пропаже дневников Саломеи Леонардовны. А скорее всего именно он их и украл. Но тогда… тогда почему его убили именно сейчас, когда Маркиз приехал, чтобы навести о нем справки? Не раньше и не позже?

Выходит, что убийца знал о Лениных намерениях?

Но откуда, как он мог о них узнать, если сам Леня всего лишь час назад узнал о существовании Алика и еще позже выяснил адрес этой химчистки?

Мысль эта была очень неприятная. Лене показалось, что кто-то следит за каждым его шагом, он даже на всякий случай обернулся…

Но за спиной у него, к счастью, никого не было…

Как бы то ни было, нужно скорее удирать отсюда, пока его кто-нибудь не застукал около трупа.

Леня бросил последний взгляд на круглое окошко стиральной машины.

Несчастный Алик прижимался к стеклу, как будто просил о помощи. Руки, как уже было сказано, нелепо подогнуты, но одна из них тоже была прижата к самому стеклу, и Леня увидел на запястье покойника татуировку — синий скорпион в красной зубчатой короне…

— Знакомая татуировочка! — прошептал Леня, медленно пятясь к дверям. Повернуться спиной к мертвецу он почему-то не мог.

Знакомая татуировочка… точно такая же, как та, что была на руке у человека с заправки…

Леня выскользнул из помещения химчистки и крадучись вернулся в холл торгового центра. Там было по-прежнему пусто. Охранник мирно дремал, время от времени уютно всхрапывая.

Маркиз на цыпочках прокрался мимо него. Автоматические двери бесшумно открылись, и он выбрался на улицу.

Здесь он перевел дыхание, оглянулся… и увидел над входом в торговый центр черный тубус телекамеры.

Значит, он в любом случае заснят на пленку, и его могут найти, когда будут расследовать убийство Алика…

Почувствовав себя крайне неуютно, Леня прибавил шагу. И дернула же его нелегкая поехать разбираться с этим Аликом! Да и вообще, дело с дневниками, казавшееся вначале пустяковым, постепенно превращалось в неподъемную громаду, придавившую Леню, как снежная лавина маленькую железнодорожную станцию в горах…

— Эй, мужик! — окликнул его кто-то. — Купи зеркало!

— Что? Какое зеркало? — Маркиз недоуменно поднял глаза и увидел потертого типчика с бегающими глазками, который заступил ему дорогу. Красный бугристый нос «продавца» и его маленькие глазки в склеротических прожилках явно указывали на предпоследнюю стадию алкоголизма.

— Хорошее зеркало, от «тойоты»! — зачастил тот и вытащил из-под полы боковое автомобильное зеркало. — Купи, мужик! Дешево отдам! Мне на лекарство не хватает, так бы в жизни не продал… жена болеет, лекарство ей нужно…

— Знаю я твое лекарство… — Леня хотел оттолкнуть алкаша, но, взглянув на зеркало, с удивлением увидел, что оно того редкого голубовато-стального оттенка, которым отличалась его собственная машина, тоже, кстати, «тойота». Сегодня он приехал на собственной машине, поскольку не ожидал никаких неприятностей.

— Мужик, ты где это зеркало взял? — рявкнул Маркиз и схватил алкаша за воротник.

— Где взял, где взял? — забормотал тот. — Со своей машины снял! Говорю, дочке лекарство нужно…

— Ах со своей? — Маркиз прибавил шагу, волоча за собой алкаша. — У тебя, значит, голубая «тойота» последней модели? Я тебе, козел винторогий, сейчас такое лекарство пропишу, разом вылечишься… и ты, и жена твоя, и дочка! Которой, кстати, у тебя никогда не было!

— Отпусти! — верещал тот, безвольно перебирая ногами. — Отпусти, падла, хуже будет!

Маркиз только ускорил шаг и через минуту уже подходил к своей машине. Как он и подозревал, одного зеркала уже не было, а над вторым возился толстый мужик с короткой рыжей щетиной на голове.

Не поднимая головы, мужик прохрипел:

— Ну что, Васильич, загнал зеркало? Щас я второе отвинчу… крепко, зараза, приделано…

— Я тебе сейчас самому все, что надо, отвинчу! — выкрикнул Маркиз и свободной рукой ухватил рыжего ворюгу за шкирку. — Вам, козлы, жить надоело? Так мы эту недоработку быстро исправим! Пойдем навстречу пожеланиям читателей!

Как уже неоднократно отмечалось, Маркиз не любил и не уважал физическое насилие во всех его формах и разновидностях. Но сейчас, после ужасной сцены в химчистке, у него было самое скверное настроение и он готов был буквально на куски разорвать двоих уличных умельцев.

Проще говоря, они подвернулись ему под горячую руку.

— Ты что, падла японская, делаешь? — взвыл рыжий. — Ты на меня, трудящего человека, руку поднимаешь? Нам с Васильичем на водку не хватает, а ты по нашим родным улицам на иномарке раскатываешь? Да мы тебя сейчас в этот… в бараний рог!

— Ты, «трудящийся человек», где всю жизнь трудился? Гардеробщиком в бане или грузчиком в винном магазине?

— Грузчиком… — необдуманно ляпнул толстый.

— Оно и видно! В магазине такую ряху наел! Я вас сейчас обоих в канализацию спущу и крышкой закрою! — Леня сшиб страдальцев лбами, при этом раздался сухой деревянный стук, как от ударившихся друг о друга бильярдных шаров. Алкаши немузыкально взвыли на два голоса, а Леня, не на шутку разозлившись, действительно тащил их к канализационному люку, накрытому тяжелой чугунной крышкой…

— Прости, братан! — первым опомнился Васильич. — Мы же не знали, что это серьезного человека тачка! Мы думали — так, лох какой-нибудь припарковался, а лоха надо учить…

— Не знали! — выдохнул Маркиз, приходя в себя. — Ладно, ваше счастье, что мне некогда! Но если еще раз попадетесь — честное слово, спущу в канализацию!

Он отшвырнул незадачливых добытчиков, подхватил зеркало и поспешил к своей машине, пока от нее не отвинтили еще какую-нибудь нужную деталь.

Увидев физиономию своего компаньона, Лола ничего не спросила — и так все было ясно. Маркиз сбросил куртку прямо на пол, вылез из ботинок и в одних носках пошлепал к себе. Лола подняла куртку, потрясла ее над полом в тщетной надежде, что вывалится что-нибудь полезное, однако ничего не обнаружила.

Она на цыпочках подкралась к двери в Ленину комнату и заглянула в щелку. Все эти предосторожности она проделала для того, чтобы не попасть под горячую руку.

Как уже говорилось, Лола прекрасно изучила своего компаньона и соратника и давно поняла, что он ничем не отличается от среднестатистического мужчины. Ну, поумнее, конечно, порасторопнее, не такой ленивый, но в общем такой же, как все. Вот как поступит женщина, если поймет, что сделала все неправильно, насажала ошибок, в общем, опростоволосилась? Повинится, покается мужу там или начальнику: извини, мол, дорогой, по собственной глупости впросак попала, все потому что тебя, такого умного и замечательного, не послушалась. Виновата во всем сама и впредь больше никакой самодеятельности.

Ну, мужчина сразу приободрится, посмотрит свысока, особенно когда про глупость услышит, тут же на себя всю ответственность возьмет и все силы бросит, чтобы ситуацию разрулить. Иногда у него это получается. А не выйдет, он жену ругать не станет — сам ведь попробовал, да тоже не получилось.

А мужик? Ни в жизнь не признается даже самому себе, что сам напортачил, что ума да предусмотрительности не хватило. Все у него кругом виноваты, а больше всего та, кто рядом находится, — жена, подруга, сотрудница. Лола совершенно не хотела оказаться в такой роли, потому и топталась на пороге.

Маркиз сидел на кровати и нервно почесывал кота за ушами. Видно было, что Аскольду это не очень нравится, но он терпит из хорошего к хозяину отношения.

— Кофе не хочешь? — заискивающе спросила Лола.

— Напился уже! — буркнул Леня.

Он поерзал на месте, потому что в комнате была открыта форточка и по ногам дуло. Лола хотела было принести ему тапочки, но решила, что это уж чересчур. Она не дрессированная собачка, чтобы бегать по квартире на задних лапах с хозяйскими шлепанцами в зубах! Этак Ленька захочет еще, чтобы ему завтрак в постель приносили. Или на ночь пятки чесали! Благодарю покорно!

Кот Аскольд внезапно зашипел и вырвался из Лениных рук, слегка царапнув левой лапой.

— И ты, Аскольд… — горько сказал Леня, — все против меня.

Лола хотела было возмутиться — кто это все, но решила промолчать. Леня поджал одну ногу, не в силах определить, отчего это ему так некомфортно. Кот перепрыгнул с кровати на кресло и уселся там, аккуратно подогнув под себя лапы и глядя прямо перед собой непроницаемыми изумрудными глазами.

И тут чуткое ухо Лолы уловило доносящуюся из прихожей возню и визг. Лола стрелой метнулась в прихожую, вообразив, что ее обожаемому песику грозит нешуточная опасность.

Звери давно уже не враждовали друг с другом, даже попугай Перришон, у которого был довольно скверный характер, перестал устраивать мелкие пакости Пу И, как то: прятать высоко на шкафу его игрушки, сбрасывать песику на голову газеты и журналы. С котом у него такие номера давно уже не проходили — с тех пор как разъяренный Аскольд выдернул у попугая из хвоста красивое разноцветное перо. Не то чтобы попугай боялся кота — он запросто мог бы выйти победителем из честной схватки, действуя одним только крепким клювом, просто не хотелось доводить дело до открытой конфронтации, потому что тогда в борьбу неминуемо вступили бы хозяева квартиры, а с Леней у Перришона и так долгое время были натянутые отношения. По первости попугай вздумал было гадить на Ленины безумно дорогие пиджаки, так что никакая химчистка не принимала.

Лола утверждала, что попугай делает это из воспитательных соображений — дескать, она, Лола, никак не могла заставить своего ленивого компаньона вешать вещи в шкаф, убирать грязное белье в корзину, ставить обувь на специальную полочку в прихожей и так далее. Теперь же, с появлением в квартире Перришона, быт понемногу упорядочился.

Стало быть, рассуждала Лола на бегу, если кот тут, в кресле, а попугай на кухне в клетке, то Пу И визжит, потому что с ним случилось что-то действительно ужасное. Ведь был же случай, когда на него упала шляпа и бедный песик чуть с ума не сошел со страха, когда оказался в кромешной темноте! Страшные мысли кончились, поскольку Лола добежала до прихожей.

— Леня! — послышался ее крик. — Леня, скорей иди сюда!

— Ну что там еще, — заворчал Леня и нехотя поплелся в прихожую. В коридоре плитка неприятно холодила ноги, и он осознал наконец, что забыл надеть домашние тапочки.

В прихожей он застал такую картину. Пу И, крошечный капризный Пу И, пытался принести Лене домашние тапочки! Тапок был больше песика раза в два, так что тащить его в зубах не получалось. Песик толкал его носом, пытался подпихивать лапами и наконец утомился и теперь отдыхал в том же самом тапке совершенно без сил.

— Дружище! — растрогался Леня. — Один ты меня любишь! Один ты обо мне заботишься!

— Ну уж! — не выдержала Лола. — С чего это ему вздумалось?

— Он просто хотел показать мне свою любовь! — запальчиво ответил Маркиз. — Иди ко мне, мой дорогой…

Он подхватил песика на руки, влез наконец в тапки и поплелся на кухню.

— Приходишь домой весь на нервах, измученный, — приговаривал Маркиз на ходу, — едва живой от усталости… А от них пустого чаю не допросишься!

Лола переглянулась с котом, бесшумно возникшим на пороге кухни. Аскольд пренебрежительно фыркнул и удалился. Лола попыталась сделать то же самое, но вместо фырканья получился какой-то хрюк, тогда ей стало смешно.

— Др-рама! — присовокупил попугай из клетки. Он всегда любил оставить за собой последнее слово.

Лола мигом заварила чай — крепкий и ароматный, как учил ее в свое время сам Леня, выставила на стол вазочку с шоколадными конфетами и крекеры. Из всех видов печенья она покупала только ореховое для Пу И, сдобное и жирное не брала — все же фигуру надо беречь. По этой же причине в доме никогда не бывало тортов с кремом, и Маркиз примирился с такой постановкой вопроса.

Однако сейчас, увидев сухие крекеры, Леня поднял брови в немом удивлении. Лола мысленно пожала плечами и добавила еще пакетик вяленых абрикосов, присланных тетей Калей.

— Это еще зачем? — скривил губы Маркиз.

— Полезно очень для сердца, инфаркта не будет, — кротко ответила Лола.

— Кто умрет от голода, тому инфаркт не страшен! — с выражением произнес Леня, так что даже попугай в клетке захлопал крыльями в немом восхищении.

Лола на это промолчала и подумала, что хорошо бы выдать этому типу хоть варенья, а то он не успокоится, так и будет нудить, что его голодом морят. Однако в наличии был все тот же диетический лимонный джем, потому что попробуйте намазать на крекер варенье из райских яблочек! Лоле вовсе не улыбалось потом возиться с липкими плитками пола, да и Пу И обязательно вывозится.

Но за джем тоже можно получить выволочку, раз уж Ленька сейчас в таком настроении.

Лола поджала губы и выдала своему голодающему компаньону банку с теткиным медом.

— Ну ничего нельзя попросить! — вздохнул Маркиз. — Все нужно самому делать!

Он ссадил с колен разочарованного песика и подошел к холодильнику. Глядя на заднюю часть своего компаньона, торчащую наружу, Лола с трудом подавила порыв как следует пнуть его ногой. Она давно уже поняла, что у Маркиза неприятности, больше того — крупные неприятности, и теперь ждала, когда ему надоест валять дурака и он внятно и подробно расскажет ей, что, собственно, происходит. Никак нельзя было разораться, хлопнуть дверью и уйти, не тот был момент, так что Лола сжала зубы, запаслась терпением и решила ждать.

Маркиз выволок из холодильника упаковку сыра, полпалочки копченой колбасы, ветчину, хозяйственно убранную Лолой в специальный контейнер, и пластмассовое корытце с холодцом. Оглянулся на Лолу и под ее насмешливым взглядом убрал холодец обратно. Зато прихватил по пути гусиный паштет, запаянный в аккуратную колбаску, и пластиковую коробочку, в которой находилась непонятная субстанция под названием «Хумус».

Холодильник негодующе загудел, утомившись, надо думать, от открытого положения, Лола всей душой была на его стороне, но обуздала свой порыв и сдержалась.

Маркиз что-то понял из ее выразительного молчания, во всяком случае, он самостоятельно налил себе чаю, опасливо оглянувшись на Лолу. Пока он ел, на кухне стояла гробовая тишина, даже попугай помалкивал, нахохлившись в клетке. Только Пу И, этот маленький предатель, сидел рядом с Леней на круглой табуреточке, как дрессированный хищник в цирке, и умильно на него посматривал. Кот делал вид, что все происходящее его не касается, а попугай, похоже, задремал.

Маркиз ел и ел — и ветчину, и сыр, и колбасу, и паштет. Когда кончился батон, он стал закусывать крекерами. После третьей чашки чаю Лола не выдержала.

— Тебе не поплохеет? — ядовито осведомилась она. — Животик не прихватит?

— Не каркай, — тотчас сварливо отозвался ее компаньон, — вечно она каркает.

Поскольку Лола и на этот выпад не среагировала, Леня понял, что тяжелого разговора не избежать.

— Ну да, ну да! — капризно начал он. — Ну свалял я дурака с этим делом, что же теперь, повесить мне на шею чугунную доску с надписью «Кретин»?

— Хорошо бы, — мечтательно отозвалась Лола. — Ну говори, что там еще случилось, горе мое луковое!

— А ты не будешь ругаться? — спросил Леня.

— Буду, — твердо пообещала Лола, — я тебя сразу предупреждаю, что ругаться я буду. Так что излагай! Я так понимаю, что от старухи тебе избавиться не удалось?

И Маркиз, повесив повинную голову, скороговоркой изложил своей боевой подруге и соратнице про новый звонок неизвестного, про десять тысяч долларов и про химчистку с трупом Алика в барабане стиральной машины.

— Да что же это за старуха такая? — искренне рассердилась Лола. — Вот еще навязалась на нашу голову! Может, позвонить Артуру Альбертовичу?

— Не надо, — твердо ответил Маркиз, — дело тут нехорошее, и не нужно вмешивать ни в чем не повинного старика. Если с ним что случится, я никогда себе не прощу! Разберемся сами! Кстати, Лолка, для тебя есть работенка!

И Маркиз положил на стол две фотографии, которые утащил у Саломеи Леонардовны.

— Это она? — Лола склонилась над сценой из оперетты.

— Утверждает, что да, — протянул Маркиз, — ты всегда говорила, что про театр знаешь все на свете, так дерзай! Прояви себя с лучшей стороны! Выясни, кто была такая эта Саломея, где играла, может, найдешь тех людей, кто ее близко знал!

— А фамилия у нее есть? — прищурилась Лола.

— Фамилий у нее как у барбоски блох! — объявил Леня. — Говорит, что было пять мужей и она каждый раз меняла фамилию! Кроме того, сценические псевдонимы — тоже пришлось несколько раз поменять, тебе ли не знать, как это делается… То она была Задонская, то Заневская, а может, Задунайская…

— Зачем менять сценический псевдоним? — удивилась Лола. — Когда тебя именно по нему все знают…

— Ну, может, оскандалилась в каком-нибудь театре, петуха пустила в главной арии или шлепнулась на сцене. — Маркиз начал терять терпение. — Слушай, займись этим сама! А я посплю немного, а то вторую ночь бодрствовать придется.

Лола очень выразительно посмотрела на пустой стол, потом перевела взгляд на холодильник, в котором после визита Маркиза, выражаясь словами старой песни, была «зима, пустынная зима». Разумеется, после всего съеденного ее компаньон способен только плюхнуться на диван и придавить подушку!

Маркиз со своей стороны сделал вид, что не заметил ее выразительных взглядов, и ушел к себе. Лола положила перед собой две фотографии и внимательно их рассмотрела. Одна — совсем маленькая, явно любительская, кто-то щелкнул троих в мексиканских костюмах, получилось не слишком четко, но лица разобрать можно. Другая — фирменная, на плотной бумаге, фигуры расположены очень удачно, видны яркие сценические костюмы. На мужчине расшитый золотом мундир, на одной из женщин фантастический наряд, черное, с серебристо-серым, платье, на другой — светлое с черными кружевами. Интересно, какого цвета платье — голубого, розового или желтого? Снимок-то черно-белый… Обе дамы затянуты в корсеты, и все трое в масках, так что лиц не разглядеть. Ах, ну да, это же сцена из оперетты «Летучая мышь»!

Лола перевернула фотографию. Вот, кстати, и надпись мелким шрифтом:

«И. Штраус. „Летучая мышь“. Ленинградский театр музкомедии. 1965 год».

«Однако, — поразилась Лола, — как же давно это было… Пожалуй, и концов не найти… Я тогда еще не родилась…»

Но она тут же представила, что скажет Ленька, когда проспится, — что он так и знал, что Лоле ничего нельзя поручить, что она ни к чему не способна и что помощи от нее в трудную минуту ждать что от козла молока. И самое главное, как он это скажет — презрительно сощурив глаза и притворно вздыхая.

Лола посидела немного, сдвинув брови, потом прихватила песика и пошла к себе. Там она порылась в ящиках комода и обнаружила свою старую записную книжку, еще тех благословенных времен, когда она служила в театре. Книжка нашлась довольно быстро, понадобилось всего-навсего вывалить на пол содержимое двух ящиков и прищемить руку третьим.

Пролистав книжку, Лола удовлетворенно улыбнулась и пошарила по кровати в поисках телефонной трубки, не нашла и сообразила, что паршивец Пу И наверняка снова закатил трубку под кровать. Пришлось сгрести все вещи с пола и запихнуть их в ящики, не разбирая.

Телефонная трубка нашлась под покрывалом. Только было Лола собралась позвонить, как за дверью раздалось душераздирающее мяуканье — это кот, брошенный на кухне, почувствовал себя одиноко и пытался пролезть в спальню.

— Только попробуй точить когти об антикварную мебель! — на всякий случай пригрозила Лола. — И цветы не смей трогать!

«Подумаешь! — ответил кот выразительным взглядом. — Не больно-то и хотелось…»

Лола прекрасно знала такие взгляды, однако все же пустила кота к себе, в противном случае он будет торчать в прихожей и рвать обои возле ее двери. Или разорется возле комнаты Маркиза, пока не разбудит того раньше времени.

Лола уселась на кровать рядом с котом и набрала первый номер в записной книжке. Через сорок пять минут, слегка посадив голос от непрерывной болтовни, она удовлетворенно откинулась на подушки. Нужный человек был найден.

Когда-то давно, когда Лола после окончания учебы в театральном институте поступила в свой первый в жизни настоящий театр, она познакомилась со старой костюмершей, которую все звали тетей Глашей. Тетя Глаша тогда уже была сильно немолода, но бодра духом. Худенькая, страшно энергичная, она успевала везде, в том крошечном театрике подрабатывала два раза в неделю — подгоняла костюмы, что-то перешивала, что-то мастерила, что-то перекраивала, а гладили вещи к спектаклю актрисы сами.

Тетя Глаша поработала за свою долгую жизнь едва ли не во всех театрах нашего города и, самое главное, помнила всех и вся, от знаменитых трагиков до скромных травести и от главных режиссеров до рабочих сцены и осветителей. Лола сильно надеялась, что и ее тетя Глаша вспомнит, может, не сразу, но непременно вспомнит. И уж если она не расскажет ничего про театр Музкомедии, то больше Лоле и обратиться не к кому.

Перед глазами встала ехидная Ленькина физиономия, но Лола отогнала непрошеное видение. Она собралась минут за пятнадцать, поставив личный рекорд, схватила сумочку и только тут сообразила, что давно уже не видит Пу И.

— Детка, ты где? — спросила Лола, аккуратно подкрашивая губы перед зеркалом.

Ответом ей было молчание. Лола пошарила на кровати, но наткнулась только на кота, который недовольно зашипел, когда она ненароком дернула его за хвост. Тогда Лола вскочила и побежала на кухню, где, как ей казалось, она оставила песика. Но там встретил ее только попугай, который задумчиво расхаживал по клетке.

Лола побежала в гостиную — иногда Пу И любил в полной тишине поваляться на диване. Гостиная была пуста — никто не сбрасывал диванные подушки, никто не прятался за Лолиной гордостью — раскидистым фикусом.

— Пуишечка, детка! — В Лолином голосе слышались нотки беспокойства. — Где ты прячешься? Немедленно выходи! Маме некогда с тобой играть, мама должна уйти!

По дороге она заскочила в ванную, мимоходом оглядела туалет — песика нигде не было. Она заглянула в комнату к Лене. Он сидел на кровати и пялился на нее опухшими со сна глазами. Лола сорвала с этого сони плед и потрясла над кроватью.

— Ты чего это? — хриплым голосом осведомился Маркиз, протирая заспанные глаза, но его подруга только помотала головой, потихоньку впадая в панику.

В ее спальне на подоконнике сидел кот Аскольд и неторопливо закусывал цветами фиалки. Фиалка была новая, только что купленная, не простая, а узамбарская, цветы на них покрывают куст пышной темно-розовой шапкой. То есть покрывали. Раньше, до того, как в спальню проникло это хвостатое чудовище.

— Вот я тебя, паразита! — крикнула Лола, но поскольку она была обеспокоена пропажей Пу И, то замешкалась, и кот успел спрыгнуть с подоконника и улепетнуть под кровать.

Лола перерыла всю кровать, разбрасывая подушки и непрерывно взывая:

— Пуишечка, детка, иди к мамочке! Сейчас не время играть!

В конце концов на пороге появился Маркиз, весьма недовольный и хмурый после тяжелого дневного сна.

— Леня! — плачущим голосом заявила Лола. — Леня, Пу И пропал!

— Да куда он денется… — Маркиз, пошатываясь и зевая, добрел до кровати и плюхнулся на ворох одежды, в нервах вываленной Лолой из шкафа.

Лола могла бы заорать. И даже затопать ногами. Или пустить в голову своего черствого и равнодушного компаньона что-нибудь тяжелое, к примеру, тот же горшок с узамбарской фиалкой — все равно после знакомства с котом он больше ни на что не годен. Но вместо этого Лола только взглянула на Леню с немым укором и слезами в глазах. И до него дошло, что его подруга вовсе не притворяется, что она страшно обеспокоена и на грани нервного срыва.

— Когда ты его в последний раз видела? — деловито осведомился Маркиз.

Выяснилось, что последний раз Лола видела песика примерно час назад вот в этой самой комнате. И дверь была плотно закрыта, так что выйти он не мог. То есть это Лоле так кажется, она почти уверена. Но на всякий случай обежала всю квартиру и проверила — Пу И нигде нет… он бесследно исчез…

— Не реви, — строго сказал Маркиз, — тушь потечет. — И тем же голосом позвал: — Пу И! Немедленно вылезай из своего укрытия! Нашел, понимаешь, время…

Никто не отозвался, да еще Лола посмотрела с легким злорадством: что, мол, съел? Думал, ты такой умный…

Леня тяжело вздохнул и с кряхтением полез под кровать. Но ничего не увидел в темноте, только расчихался от пыли. Потом, не глядя, он протянул руку, и Лола вложила туда швабру, за которой успела смотаться на кухню.

Странное дело, разрабатывая и выполняя свои остроумные мошеннические комбинации, Леня Маркиз был чрезвычайно ловок, умен, подвижен и самостоятелен, но как только Лола пыталась приспособить его к домашним делам, даже самым простым, ее компаньон тут же становился похожим на обычных мужчин. Если он брался за какое-нибудь дело, то Лола всегда должна была быть наготове что-то подать, принести, подложить, подпихнуть, придержать, подпереть, перевязать и смазать йодом. При этом молчать как рыба об лед, поскольку все ее советы в данном случае трактуются как неквалифицированные и нечего человеку под руку говорить глупости.

Леня повозил шваброй под кроватью без особого успеха, потом лег на пол, вытянул руку и увеличил амплитуду. Швабра ткнулась во что-то мягкое, послышался злобный мяв, и в Ленину руку впились пять здоровенных когтей.

— Аскольд! — Леня не мог не узнать своего кота даже на ощупь. — Ты что — рехнулся?

— Может, он его съел? — горестно спросила Лола.

— Ну ты уж совсем. — Леня вылез из-под кровати и выразительно покрутил пальцем у виска.

Кот не появлялся, опасаясь, надо думать, что влетит за фиалки.

— Сядь спокойно и подумай, что ты делала, когда видела собаку в последний раз? — спросил Леня.

От его внушительного голоса Лола малость пришла в себя и обрела способность мыслить здраво.

— Телефон! — Ее осенило. — Я говорила по телефону! Хотя нет, я искала трубку везде. На полу, под кроватью, в кровати… я думала, что Пу И ее спрятал, как обычно, а тут все было разбросано… Господи нет, нет, только не это!

С этими слова Лола ринулась к комоду и попыталась выдвинуть верхний ящик.

— Нет… — сказала она упавшим голосом, — я боюсь… Леня, я, кажется, запихнула Пу И вместо со всеми вещами в комод. И теперь он там задохнулся…

— Ерунда, — неуверенно сказал Маркиз, — с чего это ему задыхаться? Ящики же не герметичны…

— А отчего он тогда молчит? — Лола села на кровать, поскольку ноги ее не держали.

Очень аккуратно, как будто это не комод, а стеклянная горка, заполненная раритетными фарфоровыми фигурками, Маркиз прикоснулся к верхнему ящику. Ему понадобилось все хладнокровие и исключительная ловкость рук, приобретенная за время работы в цирке. Ящик выдвинулся с легким скрипом. Леня плавными движениями, едва касаясь, перебрал брошенные кое-как вещи — старую щетку для волос, косметичку с пятном от жирного крема, шелковое саше из лепестков розы, давно утратившее запах, тюбик новой, но неупотребляемой губной помады, два парика, темный и светлый, они нужны были Лоле для работы, бутафорский кинжал, который Лола когда-то утащила из театра на память, фальшивое жемчужное ожерелье…

— Слушай, Лолка, но для чего ты хранишь все это барахло? — раздраженно молвил Маркиз, но Лола не ответила, зажимая рот, чтобы не расплакаться.

Больше в ящике не было ничего интересного, Пу И тоже там не было. Очень аккуратно Маркиз вернул ящик на место и приступил к следующему.

И разумеется, песик был там. Он лежал на старых Лолиных лифчиках и тихонько играл пуховкой для пудры, однако, почувствовав, что ящик сдвинулся с места, успел принять самую жалостливую позу, то есть упасть на бок и закатить глаза, как будто умирает.

— Пу И! — душераздирающе крикнула Лола, но не сделала попытки приблизиться.

— Спокойно! — Леня вытащил песика. — Ничего с твоим волкодавом не случилось, он дышит…

— Господи, благодарю тебя за Пу И! — воскликнула Лола голосом Антигоны из одноименной трагедии, так что Леня подумал даже, не собирается ли Лолка вернуться к театральной карьере.

Передавая песика счастливой хозяйке, он успел заметить, как приоткрылся хитрый глаз, и понял, что мелкий хулиган все устроил нарочно. Лола осыпала своего любимца нежными поцелуями и сказала, что непременно возьмет его с собой в театр, ибо после того, что случилось, не могла примириться даже с кратковременной разлукой. Маркиз махнул рукой и сообщил, что тоже прокатится кое-куда, во сне его осенило, и теперь нужно проверить одну идею. Лола была так счастлива, что даже не спросила какую.

Через десять минут квартира опустела.

Еще через какое-то время осторожный кот Аскольд вылез из-под кровати. Осознав тот факт, что в суматохе Лола забыла выгнать его из своей комнаты, Аскольд приободрился. Перед ним открывалось обширное поле деятельности.

Можно было вдоволь поточить когти об испанский туалетный столик из розового дерева, можно было всласть подрать дорогущее шелковое покрывало цвета слегка увядающего шиповника, можно было, наконец, доесть многострадальную узамбарскую фиалку. Однако, прислушавшись к себе, Аскольд понял, что ему ничего этого совершенно не хочется. Все равно никто не увидит, и Лола не станет гоняться за ним с полотенцем по всей квартире. И Пу И дома нету, так что не с кем разделить каверзу.

Кот вытянул сначала задние лапы, потом передние, чихнул и отправился вздремнуть на диване в гостиной.

Леня затормозил перед домом, на котором красовалась яркая вывеска «Салон тату „Анаконда“».

Он не любил спать днем, потому что голова после недолгого сна становилась тяжелой и гулкой, как чугунный котел, к тому же спать все равно хотелось. С этими ночными бдениями голова вообще уже перестала что-либо соображать, так что недолгий сон все же сказался благотворно на его умственных способностях, и Леня решил подойти к проблеме с другой стороны.

То есть, во-первых, узнать кое-что про старуху Саломею Леонардовну, это он поручил Лоле, а во-вторых, если уж не удается определить, кто такие люди, которые ждут его этой ночью с десятью тысячами долларов, то можно попытаться узнать, кто были те двое, которые украли дневники у старухи. О том, что те двое — Алик из химчистки и неизвестный с родимым пятном на лбу, которого прикончили в туалете на заправке, — связаны между собой весьма прочно, говорили одинаковые и очень необычные татуировки у них на запястье — синий скорпион с разящим жалом, а над ним — красная зубчатая корона.

Так что следует попробовать поискать мастера, который сделал в свое время эти татуировки, или хотя бы узнать, что они означают. За этим Леня Маркиз и приехал в салон.

Толкнув массивную дверь, он оказался в просторном помещении, все стены которого были увешаны цветными фотографиями мужчин и женщин, покрытых самыми затейливыми татуировками. Цветы и драконы, птицы и языки пламени создавали на их коже удивительные узоры.

За хромированной стойкой сидела тощая девица, коричневая от искусственного загара, и курила тонкую темную сигарету. Открытые загорелые руки девицы обвивали вытатуированные на них змеи. Вырез на розовой трикотажной маечке был весьма откровенным, так что, слегка вытянув шею, посетитель мог видеть на левой груди девицы татуировку в виде фантастического цветка. Судя по всему, она служила здесь и администратором, и живой рекламой, удачно совмещая эти две разнородные функции.

На диванчике в глубине помещения сидели еще две молодые девушки, видимо, дожидавшиеся очереди к мастеру. Невысокий смуглый старичок с пышными, лихо закрученными седыми усами подметал пол салона нарядной зеленой метелочкой.

При появлении Маркиза девица за стойкой оживилась, загасила сигарету в пепельнице и призывно заулыбалась:

— Приветствую вас в салоне «Анаконда»! Вы сделали правильный выбор! Нигде больше вам не предложат такой выбор высокохудожественных татуировок по самым умеренным ценам!

— Да что вы говорите?! — Леня изобразил на лице доверчивый восторг. — А я вот все думал — делать тату или не стоит?

— Конечно, стоит! — Девица эффектным жестом подняла руки, демонстрируя свои татуировки. — В наше время человек без татуировок выглядит отсталым и несовременным! Вы такой интересный, привлекательный мужчина, вам просто неприлично появляться на людях без нескольких тату!.. Скоро лето, представьте, вы выходите на пляж — и все вокруг ахают от восторга, увидев на вашей коже замечательную многоцветную татуировку!

С этими словами она пошевелила руками, и Лене показалось, что змеи ожили и ползут вверх, к потолку.

— Вы думаете, ахают? — с сомнением проговорил он. — Ну, если ахают, тогда конечно… А какие тату вы можете мне предложить?

— У нас колоссальный выбор рисунков! — Девица вытащила из-под стойки альбом. — Есть тату в скандинавском стиле, в мексиканском, но самые продвинутые клиенты, конечно, предпочитают восточные мотивы. Китайские и японские рисунки — это вечная классика, а индонезийские — это несомненный хит сезона…

Старичок, подметавший пол, приблизился к стойке, и загорелая девица без всякого перехода рявкнула на него:

— Ты что ползаешь, как сонная муха? У меня пепельница переполнена! Будешь так работать — живо на улице окажешься!

— Что?! — Маркиз вздрогнул от неожиданности. — Это вы мне?!

— Нет, что вы! — Девица снова засияла, блестя свежеотбеленными зубами. — Нет, конечно! Взгляните на эти образцы…

Она гостеприимно раскрыла перед Леней альбом. В это время зазвонил ее мобильный телефон, она торопливо раскрыла его и, прижав к уху, заворковала:

— Ну что же ты мне не звонишь? Ну да, всего два раза… ты думаешь обо мне? А я о тебе думаю… нет, думаю! И во сне я тебя сегодня видела… а ты меня видел? Не может быть!

Маркиз, краем уха прислушиваясь к ее болтовне, переворачивал страницы альбома. Большую часть его заполняли всевозможные цветы — розы, орхидеи, хризантемы, а также змеи в угрожающих позах. Той татуировки, которую он искал, здесь не было.

Леня утомился держать на весу тяжеленный альбом и присел на диванчик по соседству с девушками. Они оживленно обсуждали очередной рисунок. Девушки были совсем молоденькие, одна довольно смазливенькая, с выразительными зелеными глазами, вторая попроще, но тоже ничего. Хорошенькая поймала его заинтересованный взгляд и отвернулась подчеркнуто равнодушно.

— Не делай у них тату, — раздался вдруг совсем рядом с Леней негромкий голос.

— Что? — Леня отодвинул альбом и оглянулся.

Возле него стоял старичок — уборщик с зеленой метелочкой.

— Что вы сказали? — переспросил Маркиз вполголоса. — Почему не делать?

— Халтура потому что! — проговорил старичок, опасливо покосившись на болтающую девицу. — Они только и умеют, что цветок девкам на задницу, — старик кивнул на посетительниц в углу, — лютики там разные, розочки-маргаритки.

Леня посмотрел на девушек и представил, хорошо ли будут смотреться на них татуировки. Выходило, что вон той, светленькой, очень пойдет, будет весьма пикантно. Хотя… портить такую нежную кожу татуировкой… пожалуй, у той, что попроще, попка поаппетитнее…

Девчонки посмотрели на него, пошептались и захихикали.

— Или, к примеру, змею наколоть по трафарету, — продолжал старик уборщик. — А серьезную, настоящую тату — это им слабо. Потому как они в этом деле не разбираются.

— А кто разбирается? — с интересом осведомился Маркиз, с сожалением оторвавшись от созерцания юных прелестниц.

— Настоящие тату только китайцы делают! — сообщил старичок авторитетно. — Вот я по молодости лет плавал на кораблях торгового флота и попал на Тайвань… дело было, чтоб не соврать, в семьдесят пятом году, в феврале месяце. И в одном, значит, тамошнем заведении принял я на грудь около литра местной водки. Ты не гляди, парень, что я с виду такой хлипкий — в те-то годы я был ого-го! Один мог против двоих норвежцев драться, а если с французами — так и с тремя… и литр водки принять — это мне было что слону дробина. Особенно если китайской…

— А при чем здесь тату? — переспросил Маркиз, почувствовав, что старичок сбился с курса.

— А при том, парень, что, приняв на грудь известное количество алкоголя, поспорил я с одним местным китайцем, кто кого перепьет. А китаец, как назло, крепкий попался. Короче, пришел я в себя на следующий день в каком-то подвале. Голова болит, и во всем теле какое-то странное жжение… Ну, что голова болит — это я не удивился, это бывает. Хотя, конечно, чему там болеть? А вот насчет остального прочего очень сильно забеспокоился: не подцепил ли я по пьяному делу какую-нибудь местную болезнь… Только тут выходит ко мне старенький такой китаец и дает мне зеркало. И вижу я в этом зеркале, что, пока я был в полной отключке, меня всего с ног до головы покрыли самыми что ни на есть крутыми китайскими татуировками… оказывается, тот китаец, с которым я в кабаке поспорил, нарочно ко мне пристал, чтобы в пьяном виде затащить меня к мастерам тату. И в водку мне подмешал чего-то — не то гашиш, не то опиум. Иначе бы нипочем он меня не перепил…

— А зачем это ему понадобилось? — осведомился Маркиз.

— У них в тот день вроде соревнования было, и нужен был непременно свежий человек, чтобы на нем свое искусство показать. Вот этот старичок на мне и постарался… между прочим, первое место занял и мне, поскольку я ему помог победить, выпивку поставил.

Леня смотрел на старичка с некоторым недоверием, и тогда тот закатал левый рукав, показав руку до локтя.

От самого запястья начиналась удивительная татуировка, покрывавшая кожу старичка сплошным узором фантастических цветов и листьев, как будто он весь порос буйной тропической растительностью. Из этой поросли тут и там выглядывали разноцветные райские птицы с чудесным оперением, гибкие ящерицы с изумрудными глазами и какие-то фантастические существа.

Леня восхищенно присвистнул:

— Круто! Вам, дедуля, нужно себя в музее за деньги показывать!

Старичок спрятал свою роспись и солидно проговорил:

— Так что точно тебе говорю — настоящую тату только китайцы умеют делать!

— Да где же я здесь китайцев найду? — засомневался Леня. — Не ехать же из-за этого на Тайвань?!

— Зачем на Тайвань? Не надо на Тайвань! Тут тоже хорошие мастера имеются, из китайцев, конечно. Вот господин Ван, настоящий мастер, в Финском переулке работает…

— В Финском? — с интересом переспросил Маркиз.

— Финский, дом четыре. Там подвальчик такой, около спортивного магазина…

Леня подумал, что старик уборщик наверняка получает с китайского мастера процент за каждого присланного клиента. Кроме того, он получает еще и моральное удовлетворение, уводя клиентов у хамской девицы. Впрочем, Маркиза это мало беспокоило, а вот то, что старый китаец может и в самом деле что-то знать об интересующей его татуировке, — это факт несомненный.

Загорелая девица тем временем закончила наконец свой разговор, с сожалением повесила трубку и повернулась к Маркизу:

— Ну как, вы что-нибудь выбрали?

— Нет, знаете, я что-то передумал! — ответил Леня и захлопнул альбом. — Может быть, в другой раз…

— Ну, в другой так в другой… — Девица поскучнела и снова достала телефон.

А Леня пошел к выходу под разочарованными взглядами юных посетительниц.

Финский переулок, как нетрудно догадаться, расположен поблизости от Финляндского вокзала, рядом с Литейным мостом. Место это оживленное, причина чего — близость вокзала и метро, а также множество остановок наземного транспорта, связывающего центр города с Охтой, Пискаревкой и другими окраинными районами.

Леня без труда нашел магазин спорттоваров, о котором говорил ему татуированный старик. Однако входа в подвал с китайским салоном он не видел.

Оглядываясь по сторонам, Маркиз хотел спросить про салон кого-нибудь из местных жителей. Он шагнул уже к старушке интеллигентного вида с авоськой в руке, как вдруг навстречу ему попалась пожилая цыганка в пестрой многослойной юбке и длинной вязаной кофте неопределенного цвета. Появление ее было неудивительно — в этом районе цыган очень много, они живут в ближних пригородах и приезжают в город подработать.

— Постой, молодой-красивый, я тебе погадаю! — завела цыганка, хватая Леню за руку. — Позолоти ручку! Все как есть расскажу! Что было, что будет…

— Тетя, пропусти меня по-хорошему! — Леня попытался проскочить мимо, но цыганка держала оборону и уже завладела его рукой.

Она ухмылялась, демонстрируя полный рот золотых зубов, и бормотала, разглядывая Ленину ладонь:

— Все расскажу… Всю правду… Что с тобой было, и что сейчас есть, и что будет…

— Что было — я и так знаю, а что будет — не хочу знать… лучше скажи, где здесь салон татуировок…

— Будет тебе, молодой-красивый, большая неприятность через старую женщину! — не унималась цыганка. — Старая женщина хочет тебя перехитрить… не верь ей, молодой-красивый!

Леня невольно вспомнил Саломею Леонардовну, подумал, не о ней ли говорит цыганка, но тут же отбросил эту мысль. Откуда эта гадалка может знать про Саломею?

— Мне это не интересно! — повторил он. — Лучше скажи, где здесь салон тату, тогда я тебе дам немного денег! — И он достал из бумажника не слишком крупную купюру.

— Какой такой салон? — опасливо переспросила цыганка.

— Китайца, господина Вана.

Цыганка отшатнулась от него, переменившись в лице, и поспешила прочь по переулку, метя тротуар подолом юбки.

«Даже денег не взяла! — удивился Маркиз. — Странная какая цыганка! Не иначе как у нее с тем китайцем нехорошие отношения!»

— Этот китаец тут, вот в этот подъезд войдете, а там подвал будет под лестницей!

Леня оглянулся и увидел ту самую старушку с авоськой.

Старушка показывала на обшарпанную дверь возле входа в спортивный магазин.

Подъездная дверь была не заперта. На ней отсутствовал даже самый примитивный кодовый замок, не говоря уже о домофоне. Леня толкнул ее и вошел внутрь.

Подъезд был проходной, через него можно было выйти на другую сторону, в один из бесчисленных окрестных дворов. Тут же, под лестницей, имелась еще одна дверь без всяких табличек и номеров.

Маркиз в сомнении остановился перед этой дверью.

Ему показалось, что из-за двери доносится какая-то приглушенная восточная музыка. Решившись, он толкнул дверь. Музыка стала громче, за дверью обнаружились ведущие вниз крутые выщербленные каменные ступеньки.

Спустившись по этим ступенькам, Маркиз попал в полутемный подвал с низким сводчатым потолком. В глубине подвала на низком столе горело несколько свечей, распространявших странный терпкий запах. Вдоль стен стояли резные шкафчики, за стеклянными дверцами которых виднелись банки с каким-то странным содержимым — то ли с какими-то кореньями, то ли с заспиртованными змеями. Тягучая восточная музыка дополняла впечатление.

— Здлавствуй, гаспадин! — проговорил появившийся из полутьмы подвала худенький старый китаец с редкой бороденкой и узкими пристальными глазами. — Тебя плислал Кузьмич?

— Кузьмич? — переспросил Леня. — Ну да, наверное, Кузьмич… если, конечно, вы — господин Ван…

— Ван, я Ван… — Китаец закивал, как фарфоровый болванчик. — Гаспадин Ван — мое имя…

— Кузьмич сказал, что вы очень хорошо разбираетесь в татуировках…

— Мало-мало лазбилаюсь! — Китаец скромно потупился. — Вот дед мой — тот холосо лазбилался! Отец мой — тозе холосо… а какую тату хочет сделать гаспадин? Отдыхающий длакон или сад хлизантем?..

— Дракон? — переспросил Маркиз. — Сад хризантем? Нет, я еще не готов. Я хотел спросить вас про одну татуировку…

— Налисуй ее, гаспадин! — проговорил китаец.

Леня огляделся по сторонам и заметил на низком столе несколько листов желтоватой бумаги, кисточку и фарфоровые чашечки с цветной тушью. Китаец вдруг рванулся вперед, опрокинув стул, который задел столик, и чашечки с тушью попадали бы на пол, если бы не отличная реакция Маркиза, выработанная им за годы работы в цирке. Ну и от природы кое-что досталось… Леня не делал резких движений, он подхватил две баночки, почти не глядя и не пролив ни капли туши.

Китаец посмотрел очень внимательно, но ничего не сказал.

Леня взял кисть, обмакнул ее в синюю тушь и как смог изобразил на листе скорпиона с угрожающе поднятым хвостом. Потом, обмакнув кисть в красную тушь, пририсовал зубчатую корону.

— Я, конечно, плохо рисую, — проговорил он, придвигая листок китайцу, — но вот примерно такая татуировка… Вам ее когда-нибудь приходилось видеть?

На невозмутимом лице китайца не дрогнул ни один мускул, только его глаза, и так узкие, сузились еще больше, превратившись в почти незаметные щелочки.

— Плиходилось… — проговорил он тихим голосом, похожим на шелест осенних листьев. — Мне плиходилось видеть очень много всяких тату. И эту тоже…

Он отвернулся от Лени, подошел к столу с горящими свечами и что-то посыпал на пламя. Цвет пламени изменился, оно стало зеленоватым, и странный терпкий запах, который Леня почувствовал, войдя в подвал, значительно усилился.

— Так что вы мне можете рассказать про эту татуировку? — повторил Маркиз свой вопрос. — Не сомневайтесь, я заплачу вам за эту информацию… если, конечно, она того стоит.

— Стоит, стоит! — Китаец снова часто закивал и подсыпал в пламя еще немного порошка.

У Лени слегка закружилась голова, стены подвала заколебались, помещение странным образом увеличилось в размерах.

— Что это… — проговорил Леня, закашлявшись. — Это какой-то наркотик? Зачем вы это делаете, господин Ван?

— Не бойся, гаспадин, все холосо… — Китаец сложил руки и заговорил.

Он рассказал Лене, что лет десять назад к нему в мастерскую пришел человек, который попросил сделать у него на руке точно такую татуировку — скорпион в красной зубчатой короне. На следующий день пришел еще один человек и заказал такую же татуировку. Через день — третий и четвертый человек с такой же просьбой. Господин Ван подумал, что это просто новая мода на тату. Но на пятый день к нему в мастерскую пришли двое из тех, со скорпионом. Они велели ему взять свои инструменты и отправиться с ними.

Китаец сперва не хотел ехать с ними, но ему предложили тройную оплату, и тогда он согласился.

Его привезли в небольшой загородный дом, провели в дальнюю комнату.

В этой комнате стояла расписная шелковая ширма, украшенная изображениями драконов и тигров. За этой ширмой сидел человек.

— Я не видел его лица, гаспадин! — воскликнул китаец. — Только луку!

— Руку? — переспросил Маркиз.

— Да, гаспадин, луку!

Человек за ширмой выставил руку. Он не сказал ни слова, так что Ван не слышал его голоса. Его провожатые велели сделать на руке незнакомца такую же татуировку — коронованного скорпиона, только корону сделать не зубчатой, как у остальных, а в виде царского венца.

Господин Ван выполнил свою работу, с ним расплатились и увезли обратно в мастерскую.

Больше он не видел никого из тех людей…

— Плошло много влемени, гаспадин… — проговорил китаец вкрадчиво. — Плошло много влемени, и ты велнулся?..

— Кто вернулся? — удивленно переспросил Маркиз. — Вы меня с кем-то путаете, господин Ван!

Китаец внезапно схватил его за левую руку, задрал рукав, обнажив запястье.

Леня пытался сопротивляться, но его внезапно охватила удивительная слабость, он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Голова у него кружилась все сильнее, стены подвала завертелись вокруг него, как карусель.

Китаец удивленно уставился на его руку, и глаза снова сузились в черные щелочки.

— Извини, гаспадин… старый Ван осибаться…

— Ошибаться?.. — повторил за ним Маркиз.

— Осибаться… — закивал китаец. — Я думать, что ты и есть сколпион… думать, что ты плишел за мной…

Маркиз хотел что-то ответить, но в глазах у него потемнело, и он потерял сознание.

Лола оставила машину за два квартала до театра, поскольку на набережной реки Фонтанки всегда были проблемы с парковкой. Пу И повизгивал у нее под мышкой и требовал, чтобы спустили на землю и дали побегать, но Лола была неумолима.

— Лучше не проси, дорогой, ты весь измажешься, и нас не пустят в театр! — говорила она строго.

Пу И прекрасно изучил свою хозяйку и теперь был просто уверен, что Лола заботится исключительно о своем новом светлом пальто. И впрямь Лоле вовсе не улыбалось вытаскивать своего питомца из лужи, обтирать ему лапы и вообще возиться со своим сокровищем здесь, в театре. При виде закрытых по дневному времени парадных дверей, при виде многочисленных ярких афиш и фотографий из спектаклей Лолу охватили ностальгические чувства.

Как счастлива она была когда-то на театральных подмостках! Как тепло принимала ее публика! Как много хорошего писали о ней в газетах, и даже сам широко известный театральный критик Пеликанский назвал ее как-то вновь явившимися миру Сарой Бернар, Сарой Сиддонс и Верой Комиссаржевской в одном лице! Какие огромные букеты роз присылали ей поклонники! Как ценили ее режиссеры, как уговаривали принять участие в их постановках!

Она все бросила — и ради чего? Вернее — ради кого? Ради этого типа, который заставляет ее заниматься непосильным домашним трудом, совершенно не ценит ее талантов, насмехается над ее любовью к Пу И и все время требует еды!

Странно, что во время этого страстного внутреннего монолога Лолин компаньон на другом конце города не почувствовал желания икнуть. Но если бы она высказала все, что накопилось в душе, Маркизу в лицо, он не преминул бы кротко заметить, что публика, возможно, принимала ее неплохо, но самой публики было не так уж много, потому что играла Лола преимущественно в маленьких заштатных театриках, где зрительный зал мест на восемьдесят, а то и меньше. И что в газетах о ней, конечно, писали, но это тоже были крошечные заметочки в мелких, незначительных газетенках. И всего один раз замусоленная, отвратительно пахнущая дешевым табаком тетка с радио брала интервью лично у нее, Лолы, так интервью это промелькнуло в какой-то передаче только через два месяца, и то больше половины вырезали.

И что критик Пеликанский, конечно, говорил ей комплименты и называл Сарой Бернар и иже с ними, но был он тогда здорово пьян, вязался к Лоле как репей, а когда она наконец не выдержала и послала этого волосатого орангутанга подальше, то он вслед обозвал ее бездарностью и ничтожеством, что, конечно, было полным враньем. Так что верить ему нельзя ни в каком случае.

Насчет того, что режиссеры рвали ее на куски, тоже явное преувеличение: когда Лоле осточертели продуваемые всеми ветрами пыльные гримуборные и завистливый шепот коллег за спиной и она заявила, что уходит из театра, главный режиссер, который утверждал, что без Лолы театр просто пропадет и у него исчезнет вдохновение, не стал рвать на себе волосы, а мигом нашел ей замену.

Ужасно, что все это горькая правда, поняла Лола, и еще более ужасно то, что Маркиз узнал все когда-то давно от самой Лолы, она, как наивная дурочка, делилась с ним своими проблемами и неприятностями, выбалтывала все, что наболело, накопилось на душе, плакалась ему в жилетку и рыдала на плече. И вот теперь она стоит здесь, у входа в храм Мельпомены, всеми покинутая, в полной безвестности и чувствует себя ужасающе несчастной.

«Действительно, — опомнилась Лола, — что это я торчу здесь, как будто не знаю, что днем театр закрыт? Это подозрительно. Пуишечка, нам не сюда…»

Она пристроила песика поудобнее и в последний раз бросила взгляд на стенды с фотографиями из спектаклей текущего репертуара. И тут в глазах у нее потемнело, потому что она увидела нечто знакомое. Знакомое и неприятное.

Театр на Фонтанке ставил пьесы преимущественно классического репертуара: Чехова и Островского, Шекспира и Теннесси Уильямса, Бертольда Брехта и Бернарда Шоу. И вот в сцене из «Пигмалиона» мелькнуло знакомое лицо.

— Не может быть… — прошептала Лола, ощутив, как холодеют руки и ноги предательски подкашиваются в коленях. — Неужели это Жанка? Не может быть…

Сердце отказывалось верить глазам, но вот же подпись под снимком:

 «В роли Элизы Дулиттл — Ж. Короленко».

От сердца отлегло, потому что фамилия ее однокурсницы, той, кого Лола терпеть не могла все четыре с половиной года учебы в театральном институте, была Гробовая. Ну да, Жанна Гробовая, досталась такая звучная фамилия от родителей, что тут сделаешь, надо терпеть. Или замуж выйти поскорее. Но все на курсе были уверены, что с замужеством у Жанки ничего не выйдет.

Крупная, крикливая, вся какая-то топорно сделанная, с толстыми ляжками и тяжелой походкой, Жанка не пользовалась успехом у них на курсе. Парни от нее шарахались, их отпугивали ее грубоватость и громкий голос, девчонки терпеть не могли Жанкину бесцеремонность и нахрапистость, педагогов не устраивала ее неуклюжесть и южный акцент в речи.

— Деточка, — говорила преподаватель дикции и культуры речи Элла Евгеньевна, — если вы немедленно не избавитесь от этих украинизмов, вы будете всю жизнь играть базарных торговок. Вы поймите, прошли те времена, когда в театрах ставили пьесы из жизни передовых доярок и работников доменной печи! Вот там ваше мягкое «г» было бы вполне уместно. А в пьесы классического репертуара вас не возьмут даже на роль горничной!

— Ну уж, — усмехнулась Жанна, — в словах «Кушать подано!» нет мягкого «г»!

Лола помнит, как Элла Евгеньевна тогда подняла брови и очень выразительно оглядела Жанку с ног до головы. И уже открыла рот, чтобы сказать что-то язвительное, она вообще никогда за словом в карман не лезла, эта преподавательница. Речь ее была несколько суховатой, но безупречной, Лола запомнила эту манеру и использовала потом в некоторых ролях.

Но тогда Элла отчего-то передумала размазывать Жанку по стенке, возможно, решила, что это ни к чему не приведет, что студентка Гробовая просто не услышит сарказма и не поймет подтекста.

Лола перевела взгляд на другие фотографии. Вот «Бесприданница» Островского, и пожалуйте вам — в роли Ларисы Ж. Короленко! Точно, ее лицо, Жанки… Но если в облике чумазой оборванной цветочницы нельзя было разглядеть стройной фигуры и шарма, то Лариса Огудалова в белом воздушном платье выглядела очень и очень неплохо. И дальше шел Чехов, «Три сестры», и та же Жанка в роли Ирины… Боже мой, как же сама Лола была хороша когда-то в этой роли! Как отлично смотрелись на ней строченая белая блузка с высоким стоячим воротником и длинная темная юбка! И тяжелый узел волос на затылке, а у горла камея из дивного розового оникса!

— Так… — медленно произнесла Лола, — приплыли…

Пу И заворочался под мышкой, очевидно, она слишком сильно его прижала. Лола опомнилась и решила срочно бежать отсюда, чтобы не видеть фотографий, и вообще впредь обходить этот театр стороной.

Ведущая актриса одного из крупнейших театров города! И кто — Жанка Гробовая, которую прежде никто не принимал всерьез, не считал соперницей, все ее избегали, потому что была противная и глупая! И совершенно бездарная!

Так считали они тогда. И не только они, Лола вспомнила, как презрительно щурила глаза Элла Евгеньевна, как махал рукой Роман Святославский, который вел у них сценическое мастерство… Ошибались, выходит, преподаватели, проглядели талант… Не может быть! Не может быть, что у этой… у этой колоды дубовой талант!

Однако глаза тут же сказали ей, что колодой Жанку считать больше никак нельзя — вон какая стройная фигура в белом платье.

Лола сжала руки в кулаки. Бедный полузадушенный Пу И заскулил тихонько, но его хозяйке было не до того.

Не может быть, думала Лола, наверное, у Жанки какие-то связи. Но здравый смысл тут же подсказал ей, что никакие связи не помогут «сделать сердце — большим, а ножку — маленькой», как утверждал Король в замечательной сказке.

Совершенно некстати вспомнила Лола, как ставили они в институтском театре «Золушку» и Жанка играла старшую сестру Анну — толстую, глупую и неуклюжую.

Да уж, никакие связи не помогут взять ведущей актрисой полную бездарность. И если исчезли Жанкины толстые ляжки и тяжелая походка, то, возможно, прорезался талант?

Нельзя уходить, с тоской поняла Лола, Ленька никогда ей этого не простит. Нужно идти и разбираться с тетей Глашей.

Она сжала зубы и направилась к служебному входу в театр. Пу И перестал ворочаться и скулить — видно, потерял уже всякую надежду на освобождение.

* * *

Леня застонал и пошевелился.

Первое, что он почувствовал, был холод. Он лежал на чем-то холодном и жестком.

«Наверное, Лолка открыла форточку и выстудила комнату, — подумал Леня. — Но почему тогда так жестко? Неужели Аскольд занял всю кровать, а я свалился на пол?»

Леня с трудом разлепил глаза, но все равно ничего не увидел.

Вокруг него была холодная сырая темнота.

Он снова застонал, сел и ощупал то твердое и холодное, что находилось под ним. Это, безусловно, не был ковер, который лежал на полу у него в комнате. Это не был даже паркет. Это был холодный и неровный цементный пол.

У него мелькнуло какое-то неясное воспоминание.

Леня ощупал себя и понял, что он полностью одет. При этом он сделал одно приятное открытие: в боковом кармане куртки оказался электрический фонарик.

Леня вытащил его, включил и посветил вокруг себя.

Он находился в просторном подвале с низким сводчатым потолком.

И тут память постепенно вернулась к нему.

Он вспомнил, как отправился в салон тату «Анаконда», вспомнил, как старик уборщик направил его к Финляндскому вокзалу, в мастерскую старого китайца Вана…

Он вспомнил, как спустился в подвал возле спортивного магазина, как разговаривал со старым мастером. Вспомнил странный запах, который почувствовал в этом подвале, вспомнил порошок, который китаец сыпал в пламя свечей… Ну ясно — от этого-то порошка он и потерял сознание… Под конец Маркиз вспомнил рассказ китайца про татуировки с коронованным скорпионом…

Леня сообразил, что китаец принял его за человека с татуировкой, поэтому и усыпил его своей китайской химией…

Приведя в порядок свои воспоминания, то есть разобравшись в прошлом, он решил навести порядок в настоящем. Для начала он произвел ревизию собственного организма и с удовлетворением убедился, что он в относительном порядке. То есть слегка кружилась голова и во рту был неприятный металлический привкус, но руки и ноги были целы, голова на месте, и никаких значительных повреждений не ощущалось.

Убедившись в этом, Леня встал на ноги и снова огляделся по сторонам, осветив подвал фонариком.

Подвал был совершенно пуст — здесь не осталось ни шкафов с непонятными банками, ни столиков со свечами, вообще ничего, что напоминало бы о мастерской старого китайца. Одни холодные и сырые каменные стены и такой же пол. И самого господина Вана тоже след простыл.

Леня понял, что осторожный китаец, напуганный его появлением, решил перенести свою мастерскую в более безопасное место.

Лола обогнула здание театра и нашла с торца незаметную железную дверь, выкрашенную обычной серой краской. Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, запихнула Пу И под локоть поглубже и нажала кнопку звонка. В конце концов, она пришла сюда по важному делу и выполнит его, чего бы ей это ни стоило.

Дверь открыл пожилой дядечка в очках и меховой безрукавке, подпоясанной ремнем с огромной пряжкой, судя по всему, дядечка позаимствовал ремень у внука. Или у правнука.

— И что? — спросил дядечка, подслеповато моргая на Лолу из-под очков.

— Как — что? — невольно растерялась Лола. — Что вы, собственно, имеете в виду?

Дядечка запер за ней дверь, из чего Лола сделала вывод, что выгонять он ее не собирается, уселся на стул у двери и выжидательно уставился на Лолу.

— Вот пришла, — начал он обстоятельно, — а чего пришла в такую рань? Разве вам не сказали к четырем приходить?

— Почему к четырем? — Лола подняла брови.

— Потому что комиссия к четырем соберется! А до четырех нечего тебе тут делать. — Дядечка начал сердиться. — Будешь по театру разгуливать, еще начальству на глаза попадешься или в люк провалишься… А кто отвечать будет? Кротов будет отвечать!

— А зачем же вы тогда дверь открыли? — улыбнулась Лола. — Если до четырех никого пускать не велено…

— Зачем-зачем… — Дядечка отвернулся и засопел сердито. — Затем, что не положено, чтобы на пороге топтались и трезвонили. Ты ведь не уйдешь? Так и будешь комиссии ждать? Невтерпеж вам всем… А Кротову отдуваться…

Лола присела рядом с дядечкой на стул и через некоторое время, разобрав его недовольное бурчание, поняла, что в труппу театра срочно требуются две молодые актрисы, потому что одна вдруг скоропалительно вышла замуж за итальянца и укатила с ним в Европу, а вторая сломала ногу, да так неудачно, что проваляется теперь в гипсе полгода, может, и больше. Ну вот, в четыре часа сегодня и соберется комиссия по приему. А девицы придут и покажут, чего умеют делать, дипломы там свои предъявят, эту как ее… резюме!

В этом месте дежурный, которого по причине преклонного возраста никак нельзя было считать охранником, горделиво посмотрел на Лолу. И она дала понять, что вполне оценила уровень его культуры.

Еще она очень удивилась — как можно было принять ее за актрису, стремящуюся устроиться хоть и в большой театр, но на третьестепенные роли на нищенскую зарплату. Впрочем, очевидно, дежурный вполне соответствует своей фамилии, то есть слепой как крот и не видит, кто перед ним. Может, это и к лучшему.

— Так что никуда тебя не пущу, будешь тут со мной сидеть! — Дядечка игриво ткнул Лолу в бок, вернее, только попытался ткнуть, но оттуда, из Лолиного бока, вдруг кто-то больно хватил его за палец.

— Это чтой-то? — удивился дежурный, но Пу И уже высунул мордочку и зарычал, как настоящая собака, так что Лоле пришлось вытащить его и предъявить во всей красе.

— Этого в театр не примут, — серьезно сказал дядечка, внимательно оглядев песика, — мелковат.

— В самый раз! — обиделась Лола. — И вообще, мы вовсе не собираемся в ваш театр поступать, очень надо! Мы, между прочим, к Глафире Сергеевне идем. По делу!

— Так бы сразу и сказала, что вы к Глафире! — обрадовался дядечка. — Если ты человек не посторонний, то всегда пожалуйста, милости просим! И откровенно тебе скажу, это очень даже хорошо, что ты не на комиссию, потому что конкурса никакого не будет, директор двух своих племянниц из провинции привез! Развели, понимаешь, в театре эту… семейственность…

Следуя указаниям словоохотливого дежурного, Лола с Пу И прошли по длинному пустому коридору, поднялись по лестнице, миновали несколько закрытых дверей, из-за одной кто-то громко кричал по телефону, так что Пу И перетрусил и спрятался у Лолы за пазухой. Потом они вышли на лестничную площадку, где висел пожарный щит с багром и еще какими-то орудиями и табличка извещала, что именно здесь находится место для курения. Очевидно, после того как в театре оборудовали противопожарную систему, завхоз или кто там еще был не в силах расстаться со старыми добрыми орудиями тушения и пристроил щит на лестнице.

Курили двое парней в комбинезонах, очевидно, рабочие сцены. Лола спросила у них, как найти костюмерную, тогда один из парней бросил окурок в ведро с песком и вызвался показать кратчайший путь.

Шли темными переулками за сценой, Лола бесконечно спотыкалась и едва не сломала каблук, тогда парень подхватил ее и прижал к себе, на взгляд Лолы, слишком сильно. Она боялась, что Пу И возмутится и начнет лаять и кусаться, тогда их выгонят. Но все обошлось, парень постучал в дверь костюмерной и исчез так быстро, что Лола даже не успела его поблагодарить.

Тетя Глаша ни капельки не изменилась — все такая же худенькая и энергичная, с коротким седым ежиком волос, она суетилась в своем царстве платьев, лоскутков, перьев, кусочков кожи и меха. Лолу она узнала почти сразу, и Лола посчитала это хорошим знаком, вполне возможно, что бывалая костюмерша сумеет ей помочь со старыми фотографиями.

— Выглядишь отлично! — Тетя Глаша подвела Лолу к свету. — Размер не изменился, это хорошо, за лицом следишь, за фигурой тоже… Не спрашиваю, как живешь, вижу, что хорошо…

За разговором тетя Глаша ловко натянула на портновский манекен лиф от старого платья и прикидывала теперь, какие подойдут к нему кружева.

— Неужели сами шьете? — удивилась Лола.

— Да куда там, где мне успеть! — ответила тетя Глаша невнятно, потому что рот ее был полон булавок. — Ну, главным-то артистам нашим в костюмерный цех шить отдаем! Особо если премьера или какой памятный спектакль. А если так кто на подхвате, то на них денег-то мало отпускают, вот и приходится выкручиваться.

Лола поняла намек — костюмерше некогда болтать попусту, следует поскорее переходить к делу. И вытащила из сумочки флакончик туалетной воды.

Всем знакомым тети Глаши известно было, что человек она чрезвычайно скромный, потребности имеет небольшие — что в еде, что в одежде, однако до дрожи обожает тонкие ароматы. Так что если кто-то хотел сделать ей приятное, то дарил крошечные флакончики французских духов.

Лола знала, что делает. Эту воду она привезла прошлой осенью из Граса, куда ездила специально, чтобы посмотреть на мировую столицу парфюмерии. Да-да, столица духов вовсе не Париж, как думают некоторые, а Грас. Во всяком случае, людей, которые составляют духи, так называемых парфюмерных композиторов, на свете всего человек двести, и сто шестьдесят из них работают в Грасе.

Город находится в Южном Провансе, высоко в горах, и на всех улицах витает облако изумительных незнакомых ароматов, так что когда смотришь с площади возле собора вниз, вдыхая запахи, кажется, что ты уже не на земле, а в раю.

Туалетная вода называлась «Kiss of Niss» («Поцелуй из Ниццы»), пахла приятой весенней свежестью, в небольшом, простой формы, флакончике внутри располагался искусственный цветок, похожий на только что распустившийся нарцисс.

Тетя Глаша, увидев флакон, всплеснула руками, потом приняла его у Лолы осторожно, как величайшую драгоценность. Затем отвернула крышку и прыснула на запястье чуть-чуть.

— Изумительно! — воскликнула она. — Никогда такого не видела!

Она полюбовалась флаконом, еще раз втянула ноздрями воздух и убрала туалетную воду в подвесной шкафчик в углу.

— Ну, — сказала тетя Глаша, обернувшись к Лоле, — говори быстро, зачем пришла. Вряд ли насчет костюмов, ты в театре не служишь, сразу видно. А что я еще могу?

И Лола выложила на столик, где валялись какие-то мелочи, две старые фотографии.

— Красивое платье… — через некоторое время произнесла тетя Глаша, рассмотрев фотографию, — хорошо пошито, со вкусом… Ах, это в Музкомедии… Так это Косарева шила, помню ее… Ух, раньше умели люди шить!

— Лучше вас? — улыбнулась Лола.

— Куда мне! — Тетя Глаша махнула рукой. — Ты представь, еще живы были люди, которые помнили, как раньше одевались. Ты не поверишь, бутафоры и художники ходили по старушкам и собирали разные вещи — лорнеты там, ридикюли, пудреницы, перчатки, портсигары! Мебель даже кое-какую, и на это деньги отпускались! Театры-то были на государственной дотации… И ткани какие были, из чего шили, — все натуральное! Это потом синтетику стали брать, чтобы костюмы дольше служили.

— А платье это какого цвета было? — вклинилась Лола в поток воспоминаний.

— Это? — Тетя Глаша поднесла фотографию к свету. — Это вроде бы розовое, но не поросячье, а потемнее и не такое яркое, да еще кружева черные его оттеняли… Хорошее платье! А у Розалинды всегда черное, с серебром, это уж как водится…

— Мундир богатый… — кинула Лола следующую реплику.

— Ну да, Жора Епифанцев умел костюмы носить! — мечтательно произнесла тетя Глаша. — Что мундир, что фрак, что смокинг — все на нем отлично сидело! И Мила Юткевич в черном хорошо смотрелась, но всегда в корсете, раньше без этого никак нельзя было, и на сцену не выпустят.

— А вот про эту актрису что скажете? — вкрадчиво спросила Лола, от души надеясь, что тетя Глаша не услышит излишней заинтересованности в ее голосе. — Которая Адель играла…

— Видная была женщина, росту высокого, голос красивый… — говорила тетя Глаша, — тоже умела платья носить. Лизавета ее звали, а фамилия… не то Коврова, не то Коврайская…

— А не Саломея Задунайская? — удивилась Лола.

— Да ты что? Лизавета же с Милой подружки были, я точно помню. И всегда вместе играли в одних спектаклях, только амплуа менялись. В «Летучей мыши», к примеру, Розалинда — Юткевич, а Адель, комическая роль, — Коврайская, а в «Королеве чардаша» все наоборот: Коврайская играет Сильву, а Мила комическую роль — Стаси. Марицу опять же Лизавета, а Мила…

— А вы не ошибаетесь? — ляпнула сдуру Лола и тут же осознала свою ошибку.

Тетя Глаша поджала губы и взглянула с обидой. Но перевела взгляд на заветный шкафчик и, вспомнив, какой замечательный подарок сделала ей Лола, слегка остыла.

— Нет уж, если я что не помню, то так и скажу! — решительно сказала она. — Слушай, а тебе это все зачем?

— Нужно, — вздохнула Лола, — нужно узнать… Вот взгляните, тетя Глаша, на этот снимок, маленький, это она, Лизавета Коврайская?

Тетя Глаша отвела руку с фотографией как можно дальше и прищурилась. Когда это не помогло, она выкопала из кучи лоскутков и ниток очки в круглой металлической оправе, нацепила их на нос и уставилась на фотографию.

— Это? — насмешливо протянула она. — Это — Лиза Коврайская? Да я тебя умоляю, если это Лиза, то я тогда китайский мандарин!

Лола представила себе тетю Глашу в ярком расшитом кимоно, высокой шапке лодочкой, с косой на затылке и невольно прыснула.

— Слушай, — тетя Глаша не отрывала глаза от фотографии, — а ведь я знаю, кто это. Это Сонька Закоркина, билетершей она тогда в Музкомедии работала. Точно, это она!

— Билетершей? — не веря своим ушам протянула Лола. — А как же костюм?

— А тут вот в чем дело, — усмехнулась тетя Глаша, — она, Сонька-то, в театр влюблена была больше жизни! И все вокруг артистов вертелась… Были у нас такие, тоже всегда парой пели, Копытов и Матусенко, и еще жена Копытова с ними. Это мексиканский танец из оперетты «Поцелуй Чаниты», костюмы точно оттуда. Вот Сонька, видно, уговорила жену эту, как же ее звали… Зина… Зоя… нет, не вспомнить… Короче, Сонька у нее костюм попросила, и эти двое с ней снялись — так просто, для смеха.

— Что же жена этого Копыткина спокойно смотрела, как какая-то билетерша возле ее мужа вертится? — Лоле было совершенно неинтересно знать ни про жену, ни про Копытина с Матусевичем, да и вообще про все, что происходило с театром Музкомедии в шестидесятые годы. И в семидесятые тоже. И в восьмидесятые. Все это был прошлый век в буквальном смысле слова. Но Маркиз вцепится в нее как клещ в поисках сведений. И горе ей, если она не узнает хоть что-то полезное! Нет, все-таки Ленька — ужасный человек, сам влез в какую-то темную историю, и все у него виноваты!

— А вот тут ты ошибаешься! — Тетя Глаша посмотрела на Лолу поверх очков. — Сонька влюблена была в театр по-старинному, именно в артистов, и никогда никаких романов с ними заводить не стремилась!

— Так-таки и ни с кем? А что вы вообще про нее знаете? — Лола решила отбросить всякую дипломатию и действовать напрямик, а то можно до ночи тут просидеть.

— А пожалуй, что мало я про нее знаю. — Тетя Глаша принялась прилежно вспоминать: — Казалось бы, все время она на виду была, все время в театре вертелась, когда в кассе не сидела, то по мелочи помогала всем — бутафорам, костюмерам, принести что-то, подержать, примерить… А вот поди ж ты, про нее лично никто ничего не знал. Кто она вообще такая, где живет, с кем живет, замужем или нет. Одевалась неплохо, это точно, один раз я ей платье сшила, вечернее. Материал она принесла — шелк импортный, очень дорогой, я с ним намучилась.

— Откуда у билетерши деньги на дорогой материал?

— Вот! — Тетя Глаша подняла вверх исколотый палец. — И я так ненавязчиво поинтересовалась тогда. Не то чтобы любопытно было, мое-то какое дело, а так, знаешь, на всякий случай. Материал у меня лежит, а вдруг он краденый? Тогда ведь ничего не достать было, люди устраивались как умели, или с рук покупали, или привозили моряки, кто в загранку плавал…

— И что?

— Да ничего, Сонька отговорилась тогда ерундой какой-то… Не понравилось это мне, и стала я примечать. Сестра у меня тогда в ресторане работала, в «Метрополе». Ну, забегаю я к ней как-то на кухню — к празднику колбасы копченой она мне палочку обещала. А как выходить, то перепутала я коридоры, чувствую — иду не туда, думаю, как бы в зал с колбасой не ввалиться. Ну и свернула в гардероб. А там компания одевается — все веселые, дамы визжат, мужики сильно выпивши. И денежная, видно, компания, потому что вся обслуга вокруг них так и вьется.

Я слышу — голос знакомый, хорошо сразу не выперлась, за углом притаилась. Смотрю — мать честная, Сонька Закоркина собственной персоной! Да если бы не близко столкнулись, ее и не узнать. Так-то на работу в кассу ходила она кой в чем, тогда все так одевались, темненько-скромненько, а тут гляжу — разодета в пух и прах, гардеробщик шубу ей подает каракулевую, про норку тогда, конечно, и не слыхали… А она себя строго держит, не поет, не визжит, а все жмется к мужику такому, в годах уже, но крепкий как дуб. Такой сто лет проживет, а то и больше… Как ушли они, я задержалась маленько, и слышу — гардеробщик с официантом разговаривает: это-де Фортель со своими шестерками гулял, известный вор, стало быть, из тюрьмы вышел. Гардеробщики ведь все всегда знают, они на милицию всегда работают, им иначе нельзя…

Соньке я тогда, конечно, ничего не сказала, она веселая ходила, потом отпуск взяла, вроде как тетка у нее заболела. А сама вернулась через три недели вся загорелая — сразу видно, что от моря. Стало быть, тетку-то Фортелем зовут…

— А потом что было?

— А потом уволилась наша Сонька и пропала куда-то, через год встречаю ее случайно — бледная, пальтишко на рыбьем меху, в Театр комедии, говорит, устроилась администратором. Ну, думаю, видно, хахаль ее снова в тюрьму сел. А спрашивать ничего не стала — зачем человеку душу бередить?

— Да… — протянула Лола. — Ну что ж, пойду я, пожалуй…

Тетя Глаша отпустила ее без сожалений — видно, и впрямь было у нее много работы.

Самое удивительное, что все это время Пу И сидел у Лолы на коленях паинькой и не делал попыток поиграть с лоскутками, рассыпать булавки и покрутить швейную машинку.

«Ну и что я узнала? — уныло думала Лола, пробираясь темными коридорами. — Что старуха ломает перед Ленькой комедию? Так где тут криминал, может, она в маразме или врет из интереса, чтобы нескучно было…»

За такими мыслями она совершенно не заметила, как проскочила нужный поворот, и сообразила, что сюда шла не так. Где-то впереди раздавались голоса, и Лола решила идти туда — все же люди, хоть будет у кого спросить. Пу И тихонько тявкнул, выражая согласие. Ему не нравилось бродить по темным театральным закоулкам, там пахло пылью и еще чем-то неприятным.

Вскоре Лола поняла, что она каким-то образом очутилась за сценой и голоса, что она слышит уже довольно ясно, есть не что иное, как репетиция нового спектакля. На миг ей стало интересно посмотреть, что там они ставят, и Лола осторожно продвигалась вперед, стараясь не стучать каблуками. Кто-то пробежал мимо и свернул, не доходя до Лолы, она подошла к кулисе и притаилась.

Репетировали Пушкина, «Каменный гость», и, разумеется, Лауру играла Жанка. На ней надеты были черные джинсы и водолазка. Нарочно, поняла Лола, чтобы было видно, какая она стала стройная. Господи, талия-то откуда взялась? Хотя у самой Лолы с талией было все в порядке, так что совершенно незачем было огорчаться — и так хватит поводов для расстройства.

Стискивая зубы, Лола смотрела, как Жанка танцует и поет, аккомпанируя сама себе на гитаре. Нельзя не признать, что получалось у нее неплохо. Эта песня испанских цыган… и голос такой низкий, с надрывом, движения, правда, несколько угловатые… да еще Жанка слегка оступилась на скрипучей половице…

В этом месте Лола почувствовала нечаянную радость.

«Но это же репетиция, и явно не последняя, а в платье Лауры Жанкина угловатость исчезнет», — великодушно подумала Лола.

— Я не могу здесь стоять, мне свет в лицо бьет, оттого и споткнулась, — капризно сказала Жанна.

— Николай! — крикнул начальственный голос из зала. — Что у тебя со светом?

— Только установили все! — ответили сверху. — Сами же вчера утвердили…

— Почему меня не спросили? — остервенилась Жанна. — Вот упаду на премьере…

— Николай, сделай что-нибудь! — воззвал строгий начальственный голос.

— Ладно, переустанавливать не буду, просто поверну…

Лола настолько забылась, что вытянула шею из-за кулис, чтобы разглядеть, что творится наверху. Небольшая, щуплая на вид фигурка ловко перемещалась под потолком, в темноте казалось, что фигура идет по воздуху. Человек быстро вскарабкался по лестнице, перепрыгнул на другую стойку, так что наблюдавшие дружно ахнули, как в цирке при выполнении опасного трюка.

— Так лучше? — Человек что-то сделал с прожектором.

— Да вроде…

— Работать! — закричал режиссер. — Не отвлекайтесь!

На сцене Лаура кончила петь и принимала теперь восхищение гостей. Появился Дон Карлос — рослый красивый парень с длинными светлыми волосами. Он тоже одет был просто — джинсы и не слишком свежая открытая майка. Лола одобрительно оглядела широкие плечи, накачанные мускулы и пожалела, что Дона Карлоса скоро убьют, буквально в этом же действии.

На сцене между тем разгорелась ссора, как и было у Пушкина.

— Твой Дон Жуан безбожник и мерзавец! — кричал Дон Карлос. — А ты, ты дура!

На что Лаура отвечала ему гневно:

— Ты с ума сошел? Да я сейчас велю тебя зарезать моим слугам, хоть ты испанский гранд!

И тут гитара издала душераздирающий звук, и раздался голос, который Лола запомнила с учебы в институте, грубый и визгливый:

— Черт! Да что же это такое?

Лола осторожно выглянула из-за кулисы. Гитарная струна лопнула, и Жанка раздраженно трясла кистью.

— Потешкина! — визжала она. — Да где эту дуру носит?

Лола с удовлетворением констатировала, что видит перед собой прежнюю Жанку. Исчезла испанская красавица Лаура, перед ней была торговка с Сытного рынка, даже стройная фигура как-то оплыла, и Лола готова была поклясться, что, если бы не черные джинсы, стали заметны бы толстые Жанкины ляжки.

— Потешкина! — орала Жанка, и тут мимо Лолы пробежал кто-то, едва дыша, и на сцене показалась худенькая миниатюрная тетенька самой незаметной наружности.

— Я тебе, чувырле, велела струны подтянуть? — орала Жанка. — Ты можешь хоть что-то правильно сделать?

— Ну да, я подтянула, — скороговоркой забормотала тетенька, — видно, вы слишком сильно дернули, вот и…

— Я тебе сейчас так дерну, так дерну, что мало не покажется! — Жанка взмахнула гитарой с намерением, надо думать, разбить ее о голову несчастной Потешкиной, актер, играющий Дона Карлоса, сделал шаг в их сторону, не в силах терпеть такое безобразие.

Но не успел. Жанка с размаху опустила гитару, но, к счастью, промахнулась. Тут на сцене появился режиссер — невысокого роста, лысый, тоже в черных джинсах и футболке.

«Униформа у них такая в этом театре, что ли?» — мимоходом подумала Лола.

— Спокойнее, — сказал режиссер, — не нужно принимать все так близко к сердцу, Жанночка, не надо кричать, голос сорвете…

«С таким голосом можно пожарной сиреной работать, — злорадно подумала Лола, — или заводским гудком».

— Эй, как вас… Матрешкина, — обратился режиссер к невзрачной тетеньке.

— Потехина, — едва слышно ответила она.

— Ну да, Потешкина, — отмахнулся режиссер, — принесите Жанне Михайловне воды. А мы продолжим. Поединок Дона Жуана с Доном Карлосом, пожалуйста!

— Я не могу продолжать! — капризно сказала Жанна. — Я должна прийти в себя…

— Хорошо! — Режиссер не стал спорить, хотя в его голосе Лола уловила нотки недовольства. — Тогда сцена у статуи Командора, а вы все пока свободны!

Мимо Лолы пролетела невзрачная тетенька со стаканом воды.

— Что ты мне воду свою суешь? — снова заорала Жанна, совершенно выпавшая из образа Лауры.

Она толкнула женщину со стаканом, но — странное дело! — та сумела удержать равновесие, и даже вода не пролилась. Жанна раздраженно топнула ногой и, тяжело ступая, понеслась прямо на Лолу. Лола отступила в панике, не хватало еще, чтобы Жанка ее заметила и узнала!

Лола быстро-быстро бочком пробиралась за пыльными кулисами, наконец наткнулась на какую-то дверку и юркнула в нее, оказавшись в кромешной тьме.

Жанка протопала мимо, как беременная слониха, прошли остальные артисты, и Лола застыла в полной темноте. Пора было выходить. Но тут она ощутила, что чего-то ей не хватает, и с ужасом убедилась, что потеряла Пу И. Очевидно, когда она в панике бежала от сцены, песик выскользнул у нее из рук и упал.

— Пуишечка… — шепотом позвала Лола, — дорогой, где ты?

Никто не отзывался. Лола пошарила руками перед собой, потом решила открыть дверь, чтобы стало хоть немного посветлее, а если Пу И здесь нет, то она весь театр на уши поставит, но найдет свою собаку. И плевать на Жанку!

Но в это время перед дверью с той стороны кто-то остановился и заговорил:

— Что делать будем?

Ответил тихий невыразительный голос:

— Пока ничего сделать не можем, они у меня только завтра будут.

— А раньше никак нельзя? — заволновался первый. — Как бы не опоздать…

— Раньше их не доставят, это ж не гвозди, — прошептали в ответ, — завтра с Ильичом в магазине встречаюсь…

— И на что только они тебе сдались, твари эти? — с явным отвращением произнес первый из собеседников.

И тут же Лола услышала возню, какой-то писк, и тихий невыразительный голос проговорил:

— Они мне нужны, понял? И чтобы больше об этом ни слова. Понял?

— П-понял… — Судя по голосу, человеку здорово сдавили горло.

Лола затаила дыхание и страстно возжелала оказаться как можно дальше от этого пыльного и темного коридора.

Послышались шаги, и двое ушли. Лола опустилась на четвереньки и приоткрыла дверь.

— Пу И! — позвала она. — Иди сюда!

В ответ послышался тихий скулеж, и Пу И вышел из темной комнаты. Он дал себя обнять, но отворачивал голову в обиде на хозяйку. Песику положительно не нравилось в этом театре.

Лола тоже поняла, что сыта искусством по горло. От злости она зашагала куда глаза глядят, но встретила ту самую тетеньку, над которой так издевалась Жанка, Потешкину или Матрешкину, как ее там. Тетенька умилилась на Пу И и показала, как пройти к служебному выходу.

По дороге домой Лола готовила обличительную речь. В ней она клеймила позором некоторых легкомысленных мужчин, которые не подумавши ввязываются в разные сомнительные мероприятия и подвергают этим опасности не только свою жизнь, но и жизнь своих близких. Вот Пу И, например, мог вообще потеряться в этих театральных дебрях. Лола так себя накрутила, что и сама поверила, что они с песиком только что были на волосок от смерти.

Однако ее порыв пропал втуне, потому что ее блудного компаньона опять не было дома.

Леня родился и вырос в городе на Неве, и в детстве бабушка водила его, как юного Евгения Онегина, в Летний сад. А также в Юсуповский, что на Садовой улице, и в Таврический… а еще в знаменитый Педагогический садик, расположенный недалеко от Лениного родного дома.

Так уж повелось в нашем городе, что, родившись где-нибудь в историческом центре, ребенок с младенчества привыкал видеть перед собой красивые здания, памятники и статуи, считал добрыми друзьями кариатид, поддерживающих соседский балкон, подрастая, бегал в Эрмитаж, как в гости к соседям, или же в Мариинский театр (на утренний спектакль на галерку добрые тетеньки пускали без билета, взяв только с ребят честное слово, что не будут шуметь).

До сих пор в обычных подъездах петербургских домов кое-где сохранились камины, облицованные мрамором, с выломанной медной решеткой. В каминах некультурные жильцы устраивают помойку, либо же дворовые кошки выбирают их как место выведения своего многочисленного потомства.

Леня Маркиз был коренным жителем Петербурга, рос, как все мальчишки, бегая по улицам, весной загорал у стены Петропавловской крепости, летом купался в прудах на Елагином острове, ловил рыбу в протоках, зимой скатывался с крутых берегов на лед Невы. Но когда он был маленький и гулял с бабушкой за ручку, старушка любила водить его в городские сады. Отчего-то больше всего она любила Педагогический садик.

Педагогическим старожилы называли этот сад по двум причинам.

Во-первых, этот сад примыкал к Педагогическому институту имени великого швейцарского педагога Иоганна Генриха Песталоцци. В этом саду будущие педагоги готовились к экзаменам, вдохновляясь расставленными среди кустов и на пересечениях дорожек бюстами знаменитых педагогов — самого Песталоцци, Ушинского, Макаренко, Сухомлинского, Одоевского и заведующего гороно Матвея Михайловича Промокашина. Во-вторых, здесь красовались скульптурные аллегории различных наук — худощавая подтянутая География с глобусом под мышкой, мускулистая Физика с маятником Фуко в руках и знаменитой формулой Эйнштейна, нацарапанной на левой щеке, сутулая равнобедренная Геометрия, полненькая Экономика, задумчивая Ботаника…

В этот-то садик и направился Маркиз, когда в городе наступила глубокая ночь. Провалявшись в сыром подвале из-за снадобья коварного китайца, он даже не успел заскочить домой и не получил таким образом надлежащую порцию упреков и нравоучений от своей боевой подруги Лолы.

Как и накануне, он попросил Ухо подогнать ему к полуночи неприметную, но достаточно надежную машину.

Подъехав к Педагогическому саду за час до назначенной встречи, Маркиз объехал его вокруг, внимательно оглядываясь, и не заметил ничего подозрительного. Тогда он оставил машину в двух кварталах от сада и вернулся туда пешком.

Летом даже поздно ночью в этом саду то и дело попадались люди — влюбленные парочки прятались под каждым кустом, особо романтичные студенты прохаживались по аллеям и дорожкам, с умным видом разглядывая аллегорические статуи и надеясь услышать соловьиные трели. Правда, соловьев в этом саду давно уже не попадалось, а если какой-нибудь весенний певец и залетал сюда по ошибке, то он испуганно помалкивал, затаившись среди листвы и прислушиваясь к звукам ночного города, доносящимся из-за садовой ограды.

Сейчас же, в конце марта, который по календарю считается весенним месяцем, а на деле самый что ни на есть зимний, в ночном саду не было ни души. Да и какому ненормальному пришло бы в голову прогуливаться в полной темноте по обледенелым дорожкам! Если днем проглядывающее сквозь облака солнце хоть немного пригревало прохожих и давало им слабую надежду на приближение весны, то ночью зима казалась вечной и непобедимой.

Кованые ворота были закрыты, но Леня, как уже было сказано, с детства знал Педагогический сад со всеми его маленькими тайнами. Он нашел известную всем студентам и жителям окрестных домов лазейку, пробрался в сад и пошел по дорожке, подняв воротник куртки и настороженно оглядываясь по сторонам.

В саду было безлюдно. Более того, даже статуи, символизирующие науки и ремесла, которые в другое время года оживляли сад своим безмолвным присутствием, попрятались от зимнего холода в деревянные будочки.

Маркиз приблизительно помнил расположение статуй. Слева от центральной аллеи, перед круглым прудом, стояла скучная сутулая Тригонометрия. Справа, по другую сторону аллеи, — кривоногая жуликоватая Химия с колбой в одной руке и ретортой в другой. Правда, сейчас эти аксессуары не были видны, но Леня вполне полагался на свою память.

Телефонный незнакомец назначил ему встречу около статуи Анатомии, по другую сторону пруда.

Леня обошел замерзший водоем, приблизился к будке, в которой пряталась от холода зябкая Анатомия. Рядом с ее зимним домиком стояла широкая садовая скамья. Вокруг не было пока ни души.

Маркиз специально пришел в сад задолго до назначенного времени.

За последние сутки он уже дважды натыкался на трупы, и ему очень не хотелось, чтобы это произошло и в третий раз. Поэтому он хотел заранее тщательно обследовать место встречи с незнакомцем, чтобы исключить любые неприятные сюрпризы и найти такой наблюдательный пункт, откуда он мог бы безопасно озирать окрестности, не подвергаясь при этом опасности…

Однако, обойдя вокруг скамьи и статуи, он понял, что найти такое место ему будет непросто.

Как назло, ночь выдалась ясная, безоблачная, в небе светила полная луна, и весь сад был виден как на ладони в ее серебристом свете. Кусты, в которых летом можно было спрятать целый симфонический оркестр или пожарную команду в половинном составе, сейчас просматривались насквозь, как бухгалтерская отчетность дома престарелых.

Оставалось спрятаться за будочкой одной из статуй. Конечно, такое укрытие было ненадежным, потому что будка закрывала наблюдателя только с одной стороны…

Леня перешел дорожку, приблизился к зимнему домику очередной аллегорической статуи. Насколько он помнил, это была Зоология. В детстве она была одной из его любимых статуй — особенно нравились маленькому Лене прижавшиеся к ногам скульптуры лев и леопард с угрожающе оскаленными пастями, а также питон, которого Зоология кокетливо перекинула через плечо, как пестрый шарф.

Маркиз обошел деревянную будочку и выглянул из-за нее.

Место встречи просматривалось отсюда плохо — скамья была видна, но подход к ней со стороны пруда заслоняло поникшее дерево. Кроме того, сам Леня был здесь слишком заметен — на него падал лунный свет, и если кто-нибудь подойдет не со стороны главного входа, а с задов сада, он непременно заметит притаившегося за будкой человека.

Тут у Лени появилась свежая идея.

В деревянной будке, как в деревенском туалете, было прорезано небольшое круглое окошечко. Леня привстал на цыпочки и заглянул через это окошко внутрь будки.

Он думал, что там окажется достаточно места, чтобы спрятаться рядом со статуей. Все-таки они были знакомы с Зоологией с самого детства, и это позволяло Лене надеяться, что статуя не будет шокирована от такого близкого соседства интересного молодого мужчины.

Но действительность превзошла его самые смелые ожидания: будка была пуста, статуя Зоологии отсутствовала.

— Интере-есно! — протянул Маркиз. — Куда же она делась? Неужели какой-то любитель скульптуры увез ее на свою дачу?

Впрочем, сейчас это его не слишком волновало.

Его гораздо больше заинтересовал тот факт, что опустевшая будка — это прекрасное укрытие, откуда он сможет наблюдать за садом, оставаясь совершенно незаметным.

Леня достал складной нож, расшатал одну из досок будки, осторожно отодвинул ее в сторону и, вспомнив свое цирковое прошлое, протиснулся внутрь.

Внутри будки было по крайней мере не так холодно, как снаружи: здесь не чувствовался пронизывающий ледяной ветер. Кроме того, уж здесь-то его точно никто не заметит…

На всякий случай Леня достал карманный фонарик и осветил изнутри свое убежище. В будке было пусто, только на противоположной стенке белел листок бумаги. Посветив на него, Леня прочитал:

«Статуя Зоология находится на реставрации».

Внизу виднелись круглая печать и чья-то размашистая подпись.

Переведя дыхание, Леня снова привстал на цыпочки и выглянул в круглое окошечко. К сожалению, оно выходило не совсем в ту сторону, где находились скамья и статуя Анатомии. Впрочем, это дело было поправимым. Леня уперся руками в стенки своего деревянного домика, поднатужился, приподнял его и немного развернул.

Теперь окошко выходило в нужную сторону, но скамью, как и прежде, заслоняло дерево.

Однако теперь Леня уже не сомневался, что сможет передвинуть свое укрытие и занять позицию, удобную для наблюдения. Он снова уперся в стенки домика и еще немного передвинул его. При этом ему пришло в голову, что он похож на черепаху или улитку, которая таскает на себе собственный дом.

Он снова выглянул в окошко. Теперь скамью ничего не заслоняло. Она была хорошо видна в ярком лунном свете. Больше того — немного в стороне от пруда, на одной из дорожек сада, Леня заметил медленно приближающуюся человеческую фигуру.

Незнакомец подходил с той же стороны, что и Леня, — должно быть, он воспользовался той же лазейкой в решетке сада.

Леня застыл, вглядываясь в приближающегося человека.

Он был невысокого роста, но плотный и широкоплечий. Одет был в короткое черное пальто с поднятым воротником, обмотанным ярким шерстяным шарфом, на плече висела объемистая матерчатая сумка на длинном ремне.

Видимо, именно там находились злополучные дневники Саломеи Леонардовны.

Леня внимательно оглядел ту часть сада, которую мог видеть из своего укрытия. На первый взгляд, кроме крадущегося незнакомца, в нем больше никого не было.

Хотя… нет, сад не был пуст!

На одной из дальних дорожек мелькнула какая-то смутная тень…

Леня прижался к круглому окошечку, не сводя глаз с этой тени. Он забыл даже о человеке, с которым должен был встретиться. Впрочем, до назначенного времени оставалось еще минут двадцать.

На луну набежало облако, в саду потемнело. Леня тихо выругался: только этого не хватало! Теперь он почти ничего не видел…

Он всматривался в ту часть сада, где только что видел тень, но теперь ничего не мог различить там, только какое-то едва уловимое движение…

К счастью, облако унеслось прочь, луна снова залила сад холодным голубоватым светом. Маркиз протер глаза и снова уставился в прежнем направлении… и вдруг заметил движение гораздо ближе, на своей стороне пруда.

По одной из дорожек неторопливо бежала крупная лохматая собака.

Наверное, это ее Маркиз заметил перед тем, как на луну набежало облако!

Он перевел взгляд на человека с сумкой. Тот уже подошел к будке, в которой ютилась Анатомия, обошел ее вокруг, взглянул на часы и сел на скамью.

Собака тем временем подбежала к Лениному укрытию. Остановившись перед деревянным домиком, она насторожилась, подняла одно ухо и угрожающе зарычала. Разумеется, она почуяла скрывающегося в домике человека и посчитала своим долгом вывести его на чистую воду. Здесь, в саду, собака чувствовала себя хозяйкой и намеревалась навести порядок на вверенной территории.

— Тише! — зашипел на нее Маркиз. — Да пошла ты прочь!

Собака и не думала последовать его совету. С деловым видом она обошла вокруг будки и снова зарычала.

Вся Ленина конспирация трещала по швам. Человек на скамье насторожился и подозрительно посмотрел на собаку.

— Убирайся к черту! — прошептал Маркиз. — Или я вылезу и как следует тебя отлуплю…

Собака ему явно не поверила и зарычала еще громче.

Не добившись ничего угрозами, Леня попробовал применить лесть и уговоры.

— Хорошая собачка! — прошептал он. — Славная собачка! Если ты сейчас уйдешь, я потом вернусь сюда и принесу тебе косточку! Замечательную сахарную косточку!

Собака зарычала еще громче: она не сомневалась, что Леня не сдержит свое обещание. Она прожила трудную жизнь, полную невзгод и опасностей, и вывела для себя неопровержимое убеждение: людям никогда нельзя верить на слово, особенно когда речь идет о таких серьезных вещах, как сахарная косточка!

Человек на скамье явно забеспокоился.

Тогда Маркиз решил использовать последний способ убеждения: если не помогли угрозы, если не помогла лесть — нужно прибегнуть к дезинформации.

— Вот ты тут со мной теряешь время, — прошептал Маркиз, — а между прочим, на твою территорию пробрался посторонний пес… наглый рыжий пес с Апраксина двора! Он чувствует себя как дома и скоро прогонит тебя отсюда!

Собака заволновалась. Она поставила оба уха торчком, принюхалась к ночному воздуху и подумала, что стоит на всякий случай обследовать свою законную территорию.

Однако напоследок решила все же нанести еще один удар по Лениному самолюбию. Подбежав вплотную к деревянной будке, она задрала заднюю лапу, и Леня услышал громкое журчание.

— Ах ты, наглая псина! — прошептал Леня. — Ладно, пусть это будет на твоей совести, главное — убирайся восвояси…

Собака сделала свое черное дело и потрусила прочь по залитой лунным светом дорожке.

Леня же облегченно вздохнул и поднял глаза на человека с сумкой.

Тот по-прежнему сидел на скамье.

По-видимому, с уходом собаки он успокоился, во всяком случае, перестал вертеть головой и оглядываться. Теперь он сидел неподвижно, уставившись прямо перед собой.

Леня взглянул на часы.

До назначенного времени оставалось шесть минут.

Вокруг царила тишина, в саду не было никаких подозрительных звуков или движений. Статуи наук и бюсты великих педагогов дремали в своих деревянных домиках, дожидаясь наступления весны. Человек на скамейке тоже не шевелился, как будто превратился в такую же статую, олицетворяющую одну из новомодных наук — к примеру, маркетинг или информатику.

Маркиз решил, что еще немного — и он выберется из своего укрытия и подойдет к человеку на скамье, но пока еще две-три минуты понаблюдает за ним. Все-таки уж слишком он неподвижен — даже не ежится от сырого ночного холода…

Маркизу показалось, что в кустах на берегу пруда что-то шевельнулось. Чтобы лучше разглядеть это подозрительное движение, Леня снова уперся в стенки своего домика и немного передвинул его в сторону пруда.

При этом, наверное, нижний край деревянной будки зацепился за поребрик или просто за какой-то камень. Так или иначе, будка с жутким треском повалилась на бок.

Маркиз барахтался внутри, как опрокинутая на спину черепаха. Будка упала окошком вниз, поэтому он перестал видеть окружающее. Однако пола в будке не было, поэтому Леня пополз ногами вперед и вскоре выбрался наружу.

Он встал на ноги, отряхнулся, облегченно вздохнул и огляделся по сторонам.

Леня не сомневался, что грохот, вызванный падением будки, спугнул человека на скамейке и тот либо улепетывает из сада, либо принимает какие-то меры для своей безопасности.

Однако тот сидел в прежней позе, глядя прямо перед собой.

Пока Маркиз выбирался из своего укрытия, на луну снова набежала туча и в саду потемнело, поэтому лицо незнакомца было плохо видно, однако поза его была совершенно спокойной.

«Ну и нервы у него! — подумал Леня. — Этого человека ничем не испугаешь!»

Он решил, что дольше откладывать встречу бесполезно, и решительно подошел к скамейке. Сел рядом с незнакомцем, внушительно откашлялся и проговорил:

— Извините меня за такое шумное появление. Я немного не рассчитал свои силы. Впрочем, раз уж вы остались, это не играет роли. Дневники при вас?

Незнакомец молчал и вообще никак не показал, что заметил Ленино появление.

— Это по крайней мере невежливо! — Леня повысил голос. — Понимаю, вы, должно быть, замерзли, но ведь вы сами назначили мне встречу в этом саду, так что теперь нечего дуться! Надо было заранее сообразить, что ночью здесь холодно и неуютно. В общем, давайте покончим с нашим делом и разойдемся.

Незнакомец даже не пошевелился.

Леня почувствовал, как волосы под шапкой зашевелились от скверного предчувствия. И тут луна снова выглянула из-за туч, озарив сад своим холодным сиянием.

Она озарила не только сад, но и лицо сидевшего рядом с Маркизом незнакомца.

Самые ужасные Ленины предчувствия подтвердились: незнакомец смотрел перед собой широко открытыми, немигающими глазами, какие могут быть только у мертвого человека.

Что же это творится? Ведь Леня специально пришел сюда задолго до назначенного времени и не спускал глаз с незнакомца… к нему никто не мог подобраться незамеченным! Разве что в ту минуту, когда Маркиз отвлекся на нахальную собаку… или когда он выбирался из опрокинувшейся будки…

У Лени было сильнейшее желание припустить прочь из этого ужасного места. Забыть обо всем, примчаться домой, напиться горячего чаю и залезть под теплое одеяло, сделав вид, что ничего этого не было — ни ночного зимнего сада, ни промерзших скульптур в деревянных домиках, ни мертвого человека на скамейке… Но он преодолел себя и решил завершить начатое дело. Ведь он пришел в этот сад ради дневников Саломеи Леонардовны, мерз из-за них в деревянной будочке, пережил множество неприятных моментов… одна собака чего стоит! И вот наконец эти чертовы дневники рядом, стоит только руку протянуть…

Как раз протянуть руку было очень страшно. Больше того — просто невозможно. Ни левая, ни правая Ленина рука никак не хотела выполнять недвусмысленный приказ хозяина. Непослушные руки ни за что не хотели прикасаться к вещам мертвеца. Слишком уж пристально он смотрел перед собой широко открытыми немигающими глазами. Казалось, он только и ждет Лениного неосторожного движения, чтобы схватить Маркиза за руку и заорать: «Кто взял мою сумку?!»

Леня вспомнил далекое детство, вспомнил, как в пионерском лагере по вечерам, когда вожатые гасили свет и уходили, кто-нибудь из мальчишек непременно начинал загробным голосом рассказывать одну из страшных историй — про Безголового Водителя или про Говорящую Собаку, но чаще всего — про Черную Руку…

Все в комнате замирали, до подбородка укрывшись одеялами, и ждали, когда рассказчик, страшно подвывая, произнесет последнюю фразу:

— Кто взял мою-у черную-у ру-уку!!!

И тогда все вскрикивали от ужаса, а самый маленький и трусливый в отряде, Валерик Синичкин, заливался слезами. А иногда не только слезами.

Туча снова набежала на луну. В саду потемнело, но странным образом Лене стало легче. Действительно, в темноте он не видел широко открытых мертвых глаз незнакомца, а потому не чувствовал исходящий от него леденящий ужас.

Леня сжал зубы, зажмурился и немыслимым напряжением воли заставил свои руки схватить матерчатую сумку мертвеца. Он хотел сразу же броситься наутек со своей добычей, но что-то удержало его.

Он тут же понял, что именно: сумка была слишком легкой.

Леня открыл ее, запустил руку внутрь… и застонал от разочарования!

Сумка была пуста.

Дневников в ней не было.

Значит, за то время, пока Маркиз выбирался из опрокинутой будки, кто-то успел не только убить человека на скамейке, но проделать целую кучу дел!

За одну минуту! Нужно быть настоящим профессионалом, чтобы за одну минуту незаметно подобраться к человеку, убить его, украсть дневники и скрыться из сада…

Кстати, как он убил человека на скамейке?

Тот сидел рядом с Маркизом совершенно как живой — и на первый взгляд не было видно ни раны, нанесенной ножом или пулей, ни пробитой головы…

Луна снова вышла из-за тучи, осветив мертвеца, и Леня пригляделся к нему в ее призрачном свете.

На первый взгляд все как будто было в порядке. Но, внимательно всмотревшись в своего безмолвного соседа, Леня заметил небольшой темный шип, торчащий из его шеи за ухом.

Чрезвычайно экзотический способ убийства! И во всяком случае, очень быстрый… Для того чтобы выстрелить таким шипом, достаточно одной секунды, а потом ничто не помешает скрыться…

Впрочем, с чего это Леня взял, что убийца сбежал из сада? Может быть, он прячется где-то совсем рядом и только выбирает подходящий момент, чтобы напасть на него, Леню…

Вокруг в мертвенном свете луны выстроились деревянные будки со статуями внутри, и в каждой из них мог притаиться таинственный убийца, как сам Леня прятался несколько минут назад…

Маркиз вскочил со скамьи как ошпаренный и понесся прочь, к той лазейке, через которую меньше часа назад он пробрался в этот проклятый сад…

Неужели с того времени прошло меньше часа?

В это просто невозможно было поверить!

Казалось, с тех пор прошло много дней, а может быть, и недель, и Леня ничуть не удивился бы, если бы за это время он постарел и поседел от страха…

Наконец он добежал до знакомой лазейки в заборе, протиснулся в нее и с облегчением подумал, что еще несколько минут — и он будет в машине, а потом уедет из этого отвратительного места и больше никогда ни за какие сокровища сюда не вернется!

Как он раньше мог любить этот сад? Что хорошего он в нем находил? Жуткое, отвратительное место!

Леня отряхнул одежду, распрямился…

И вдруг в бок ему уткнулось что-то холодное и твердое.

Леня был достаточно опытным человеком, чтобы без дополнительных пояснений понять, что это такое: ствол пистолета. Больше того, он мог поставить дырявую шляпу против перегоревшей кофеварки, что это ствол девятимиллиметровой «беретты».

Впрочем, дополнительные пояснения все же последовали.

Резкий, скрежещущий голос проговорил прямо над его ухом:

— Не дергайся, красавчик, а то станешь на девять грамм тяжелее…

— Не надо… — ответил Леня, собрав все свое мужество. — У меня и так пара лишних килограммов имеется, я за каждый грамм борюсь!.. Диета, тренажеры…

Как ни странно, столкнувшись с реальной, осязаемой опасностью, он почувствовал себя лучше и даже нашел в себе силы шутить.

— Остряк, да? — неприязненно осведомился скрежещущий голос. — Ну посмотрим, надолго ли тебя хватит!

Леня осторожно повернул голову и увидел не одного, а целых троих противников.

Тот, что прижимал пистолет к его боку, — крупный, плечистый детина с квадратным подбородком, покрытым рыжеватой щетиной. Рядом с ним стоял человек пониже и похудее, с руками, засунутыми в карманы. Узкое, как будто заточенное лицо и темные, глубоко посаженные глаза придавали ему вид опасный и неуправляемый, и Леня подумал, что он будет пострашнее своего рыжего напарника.

И наконец, третий в группе был толстый приземистый тип с маленьким курносым носиком, точнее — поросячьим пятачком, утопающим между жирными белыми щеками.

Как ни странно, именно этот жирный тип, которого Маркиз про себя обозвал Кабанчиком, при всей своей кажущейся безобидности держался в этой троице как главный. Он подошел к Лене, по-хозяйски обшарил его одежду толстыми короткопалыми руками, потом задрал его рукав и внимательно осмотрел запястье.

Идя на такое опасное дело, Леня не взял с собой оружия. Он вообще был противником насилия, однако постоять за себя в трудных ситуациях умел неплохо. Идя в Педагогический садик, он был готов ко многому. Но считал, что оружие ему не поможет и что, если дело пойдет не так, как было задумано, он сумеет выкрутиться благодаря своему уму, сообразительности и ловкости. И документов никаких он тоже не взял, только водительские права, да и то ненастоящие. То есть настоящие, но чужие, Ухо посодействовал, как всегда. Бумажник был почти пустой, а деньги, десять тысяч долларов, полученные от старухи, Леня спрятал в потайной карман куртки. Но надеяться, что захватившие Леню бандиты их не найдут, значило бы сильно переоценивать силы провидения.

Леня Маркиз, как все цирковые артисты, с юности верил в удачу. А еще в кураж, в везение, в судьбу и богиню Фортуну. Верил-то он во все это верил, но не сильно рассчитывал. Поэтому сейчас он ожидал неизбежного.

Кабанчик отошел на два шага назад и посмотрел на Леню очень внимательно своими свинячьими глазками. Леня постарался сделать самое свое отрешенное выражение лица. Хотел даже поднять глаза к небу, но решил, что это будет перебор.

Очевидно, мозги Кабанчика были не так сильно покрыты салом, как все остальное. Он сделал совершенно правильный вывод, что десять тысяч долларов должны быть при Лене, никуда он их не мог спрятать. И, обыскав его, Кабанчик оставил нетронутой только ту сторону, с которой стоял рыжий громила, по-прежнему прижимая пистолет к Лениному боку.

— Отойди-ка! — скомандовал Кабанчик. Громила переместился назад, и тотчас в спину Маркиза уперлось дуло.

Кабанчику понадобилось немного времени, чтобы вытащить пакет с деньгами. Рыжий за спиной издал удовлетворенный звук, но тут же примолк, повинуясь взгляду Кабанчика.

— Тетрадок нету, и вообще вроде это не он… — проговорил Кабанчик одышливым, хрюкающим голосом.

— А мне по фигу, он или не он! — прошипел узколицый, по-прежнему не вынимая руки из карманов. — Он Комара пришил, и я с ним разберусь на три счета…

— Остынь, Бритва! — прикрикнул Кабанчик на остролицего. — Если ты его прежде времени прирежешь, мы на нуле останемся! Ни тетрадок, ни следов! Отвезем его в Кирпичное, там прижмем как следует, он нам все и расскажет…

— Ладно, — процедил Бритва, и глаза его нехорошо блеснули. — В Кирпичное так в Кирпичное!

— Мужики… — заговорил Леня как можно жалостливее, — но вы ведь деньги взяли, так чего же еще-то? Комара вашего я не трогал, так, может, разойдемся по-хорошему?

— Еще чего выдумал! — хрюкнул Кабанчик. — Ты лучше помалкивай, а то вон Бритва нервничает. А он когда нервный, то очень злой, за себя не отвечает и движения свои не контролирует.

Тот, кого называли Бритвой, отступил в сторону и смерил Маркиза острым взглядом:

— Смотри у меня, чтобы без фокусов, а то мигом тебе все лишние части отхвачу!

Рыжий детина, который в основном помалкивал, подтолкнул Маркиза в бок пистолетом, придав ему нужное направление и начальную скорость, и вся группа дружно двинулась вдоль ограды сада. В дальнем конце переулка, на другой его стороне, Маркиз заметил квадратный черный джип, к которому они и направлялись.

Джип был похож на похоронный катафалк, и Леня подумал, что это сходство не случайно и запросто может получиться так, что этот черный автомобиль повезет его в последний путь…

Нужно было срочно что-то придумать, однако Ленины провожатые держали ухо востро, не оставляя ему шансов на побег. Рыжий громила по-прежнему прижимал ствол «беретты» к Лениному боку, Бритва шел с другой стороны, не спуская с Лени глаз и по-прежнему не вынимая руки из карманов, Кабанчик замыкал шествие.

Пройдя половину пути, группа перешла безлюдную улицу. До джипа оставалось не больше двадцати метров.

Путь их лежал мимо входа в ресторан, из окон которого доносилась приглушенная музыка. И в тот самый момент, когда группа поравнялась с рестораном, его двери распахнулись и оттуда вырвалась разухабистая мелодия и разгоряченная толпа. Впереди вышагивал сильно выпивший мордатый тип в изрядно помятом черном костюме, сбитом на сторону галстуке и черной фуражке-мичманке, лихо сдвинутой на затылок. Поперек его широкой груди красовалась голубая лента с яркой надписью «Свидетель», чтобы никто не усомнился в том, сколь важную функцию он выполняет.

Леня понял, что в ресторане отмечалась свадьба, причем не какая-нибудь, а морская — еще несколько парней в толпе щеголяли в мичманках, как и сам жених, невысокий круглолицый паренек, бережно обнимающий невесту, высоченную белобрысую девицу в ненатурально пышном платье, похожем на гигантский кремовый торт.

— «Ах, Одесса, жемчужина у моря…» — неслось из ресторана вслед уходящим гостям.

Бритва переглянулся с Кабанчиком и схватил Леню за локоть железными пальцами, прошипев ему на ухо:

— Только дернись!

— Я что — не понимаю! — отозвался Леня, посматривая по сторонам и оценивая ситуацию.

Свадьба двигалась прямо на них, и через какую-нибудь секунду невеста оказалась в полуметре от Лени. Сохраняя на лице совершенно невозмутимое выражение, он вытянул свободную руку и ущипнул девицу за крепкий зад. Это было непросто — зад был защищен пышной юбкой подвенечного платья, но Леня постарался и вложил в щипок всю свою волю к жизни и свободе.

Невеста вскрикнула, резко развернулась и завертела головой.

— Что случилось, солнышко? — озабоченно проговорил жених.

— Не понял! — густым черноморским басом воскликнула та. — Какая-то зараза щиплет твою жену за задницу, а ты на это плюешь мелкими брызгами? Этак меня на твоих глазах изнасилуют с особым цинизмом, а ты и не пошевелишься?

— Я не плюю! Я пошевелюсь! — рявкнул молодой муж, оборачиваясь и оглядывая окружающую Леню компанию. — Это у кого здесь зубы лишние? Мы щас живо это поправим!

Леня, перехватив пылающий взгляд морячка, показал ему глазами на Бритву. В ту же секунду с самым невинным видом он всем своим весом наступил на ногу свидетелю.

Тот вскрикнул, запрыгал на одной ноге, а потом завопил:

— Военно-морской флот бьют! — и ринулся на рыжего бандита, как разъяренный носорог.

— «Ах, Одесса, не город а невеста, ах, Одесса, нет в мире лучше места…» — неслось из распахнутых дверей ресторана.

Через несколько секунд на пятачке перед рестораном закипела самая настоящая битва. Моряки наступали дружно, у многих из них оказалось при себе знаменитое оружие массового поражения — форменные ремни с тяжелыми латунными пряжками. Узколицый Бритва, прижавшись спиной к стене, отмахивался от превосходящих сил противника зажатой в правой руке опасной бритвой — той самой, которой он был обязан своим колоритным прозвищем.

Рыжий громила попытался воспользоваться пистолетом, но морячок-свидетель опередил его и послал в нокаут кулаком с намотанным на него ремнем.

Кабанчик с неожиданной для его комплекции ловкостью отбивался кастетом и пытался пробиться к Бритве, но флотские побеждали с большим перевесом.

Невеста с подружками стояла в сторонке, наслаждаясь зрелищем: свадьба явно удалась.

Леня же не терял времени даром: как только его конвоиров отсекли от него буйные моряки, он пустился наутек. Перед этим он наклонился и на всякий случай подобрал «беретту», которую выронил нокаутированный громила.

Какой-то сильно подвыпивший морячок, которому не удалось пробиться в самую гущу драки и получить свою законную порцию удовольствия, попытался перехватить его и даже успел вцепиться в воротник, угрожающе выкрикнув:

— Ты на флот катишь?! Ты вообще кто?!

На что Маркиз, ловко высвободившись, ответил:

— МЧС в пальто. Прибыл по вызову воюющих сторон!

— А, ну тогда ладно… — разочарованно протянул моряк, повалился на тротуар и громко захрапел.

А Леня юркнул в ближайшую дворовую арку.

Как уже было сказано, он провел в окрестностях Педагогического сада детство и знал местные дворы как свои пять пальцев.

Перебежав темный квадратный двор, он юркнул в незапертый подъезд. С другой стороны этого подъезда имелся выход в еще один двор, а там была совершенно замечательная лазейка, известная далеко не каждому даже из местных старожилов: поднявшись по узкой железной лестнице на третий этаж, можно было попасть на застекленную галерею, которая проходила над третьим двором и выходила на улицу композитора Римского-Корсакова. Там Леня мог уже не опасаться Кабанчика с компанией, даже если те смогут отбиться от морячков. Самое же главное — оттуда было рукой подать до Лениной машины.

Итак, Леня поднялся по железной лестнице, стараясь не греметь ступенями, толкнул незапертую дверь и оказался на той самой галерее.

Галерея была, как прежде говорили, двухсветная, то есть с обеих сторон ее были окна, хотя в половине из них отсутствовали стекла. По этой причине галерея была довольно ярко освещена голубоватым лунным светом, придававшим ей фантастический и таинственный вид.

И вот по этой лунной галерее, шагах в десяти впереди Маркиза, шла, слегка прихрамывая, сутулая старушка с полиэтиленовым пакетом в левой руке.

На мгновение Леня замер: он совершенно не ожидал увидеть кого-то в этой галерее!

Хотя он видел старушку только со спины, она казалась совершенно безобидной и беспомощной, но на дворе стояла глубокая ночь, а безобидные старушки не расхаживают по городу в такое опасное время! Они в такое время видят уже десятый сон или в крайнем случае маются бессонницей в собственной постели.

По Лениной спине пробежали ледяные мурашки: он вспомнил, что в далекие семидесятые годы, когда он, тогда еще маленький мальчик, играл в окрестных дворах, среди его сверстников ходили слухи, что в этой галерее обитает привидение. Васька Глухов, известный хулиган и сорванец, страшным шепотом рассказывал приятелям, что как-то раз забрался в эту галерею ночью и видел там таинственную старуху.

«Хорошо, что я, пацаны, спрятаться сумел! — говорил Васька, обводя друзей круглыми глазами. — Она вокруг походила, понюхала и ушла… а то сунула бы меня в свою сумку — и все, кранты! Сварила бы она из меня суп с макаронными изделиями!»

Правда, с тех пор Леня подрос и поумнел и больше не верил в истории с привидениями. Старуха показалась ему подозрительной, и он решил прояснить ситуацию.

Прибавив шагу, он припустил вдогонку за старухой.

Однако хотя она плелась с виду неторопливо, да еще и заметно прихрамывала, расстояние между ними почти не сокращалось. Маркиз перешел на бег, и только тогда на самой середине галереи он нагнал неугомонную старуху.

— Постойте, бабушка! Куда вы так торопитесь?! — окликнул он ее, но бабка не обернулась, как будто не услышала его.

Тогда Леня схватил ее за плечо.

— Бабуля, — проговорил он довольно приветливо, — что это вы тут одна ходите? Вам помочь не нужно?

— Нет, молодой человек! Обойдусь без вашей помощи! — отозвалась та скрипучим голосом, однако не повернулась к Лене лицом.

Это само по себе было подозрительно. Но еще более подозрительным показалось Маркизу то, что сквозь неказистое поношенное пальто он почувствовал вовсе не хрупкие старческие кости, а крепкое мускулистое плечо.

— Зря вы, бабушка, в такое позднее время одна ходите! — протянул Леня, внимательно приглядываясь к «ночной бабушке». — В наше время всякие люди попадаются!

— А кого мне бояться, молодой человек! — протянула та в ответ. — Взять с меня нечего, а сама я не в том возрасте, чтобы на меня кто-то польстился! Если такое произойдет, мне даже интересно будет! — И она скрипуче рассмеялась, что было больше похоже на звук, издаваемый заржавленными дверными петлями.

— У вас, бабуля, хорошо с чувством юмора! — одобрил Леня, который тянул время, приглядываясь к старухе. В частности, его интересовало содержимое ее пакета: ему показалось, что сквозь полупрозрачный пластик просматриваются толстые тетради в коленкоровом переплете.

— У меня, молодой человек, не только с чувством юмора хорошо! — ответила старуха. — У меня и со здоровьем хорошо! Вот только со временем неважно, так что лучше бы вы меня не задерживали своими разговорами! Шли бы вы, юноша, своей дорогой!

С этими словами она рванулась, ловко поднырнула и высвободила плечо.

Леня понял, что старческая внешность обманчива и что он столкнулся с сильным соперником. Поэтому, не делая скидку на возраст, он схватил старуху за запястье и заломил руку за спину.

Точнее, только собирался это сделать. Вместо того чтобы согнуться и попросить пощады, хитрая старуха ловко извернулась, и рука, только что безвольно свисавшая вдоль тела, вцепилась в Ленино горло.

Хватка у старухи была просто железная, и у Маркиза уже начало темнеть в глазах. В последний момент он вспомнил о «беретте», которую подобрал на месте потасовки бандитов с моряками. Он сунул слабеющую руку в карман, вытащил пистолет и ткнул его в живот «старухи». Из последних сил он прохрипел:

— Сдавайся, бабка, или пристрелю!

С явным сожалением «старуха» разжала руку и попятилась.

Леня вдохнул сырой ночной воздух и в упор взглянул на удивительную особу. Впрочем, разглядеть ее лицо он не смог: на голове у нее была какая-то чудная допотопная шляпа с низко опущенными полями, так что в тени этих полей лица не было видно, казалось, что там, на месте лица, только сгусток непроницаемой темноты.

Зато Леня хорошо видел поднятую в угрожающем жесте руку, ту руку, которой «ночная бабушка» только что едва не задушила его.

Рукав пальто немного задрался, и в свете луны, проникающем сквозь разбитые стекла галереи, Леня увидел на запястье татуировку в виде готового к бою скорпиона.

— Сдавайся — или пристрелю! — повторил Леня, наведя на противника ствол пистолета.

Но «старуха» вместо ответа резко метнулась в сторону, а затем проделала вещь совершенно немыслимую: кувыркнувшись назад, сделала заднее сальто, нырнула ногами вперед в разбитое окно и исчезла в темноте, как будто растворившись в ночном воздухе.

Леня ахнул от удивления и метнулся к окну.

Распахнув раму без стекол, он свесился с подоконника и посмотрел вниз.

Сначала ему показалось, что «старуха» висит, плавно покачиваясь, под самым окном, но, приглядевшись, он понял, что это ее пальто зацепилось за веревку и раскачивается на ветру под окнами галереи. Только внимательнее вглядевшись в темноту, Леня заметил гибкую фигуру, которая быстро скользила вниз по другой веревке. Немного не добравшись до земли, таинственная фигура оторвалась от веревки, бесшумно спрыгнула на асфальт и, низко пригнувшись, побежала в сторону ближайшей подворотни.

— Ах, чтобы тебя разорвало! — выругался Маркиз, сообразив, что столкнулся с таким противником, который превосходит его по всем статьям, даже по гибкости и ловкости.

Он бросил вслед исчезнувшему человеку, переодетому нищей старушкой, бесполезную «беретту» и поспешил прочь от этого опасного места.

Лола проснулась среди ночи от диких звонков в дверь. Пу И недовольно высовывал голову из подушек. Лола поискала тапочки, не нашла и побрела к двери босиком в одной пижаме.

В прихожей на галошнице сидел кот Аскольд и пристально смотрел на входную дверь. Лола убедилась, что за дверью находится ее компаньон, потому что только его приход мог заставить Аскольда выползти из теплой постели среди ночи. Да она и не сомневалась, что явился Ленька, кому еще и быть-то!

Распахнув дверь без расспросов и взглянув в глаза Маркизу, Лола сразу же поняла, что спать ей сегодня не придется, потому что дела у ее компаньона плохи. Лола не стала ругаться и спрашивать, как прошла операция, — ясно, что плохо, Ленька на взводе и жаждет сорвать злость на первом встречном. Она себе не враг, чтобы нарываться на скандал.

Лола отступила назад, всплеснула руками и с разбегу бросилась Маркизу на шею.

— Дорогой! — вскричала она с неподдельным чувством. — Ты жив? Ну, слава Богу! Я так волновалась!

Она уткнулась Лене в правое плечо и затихла бы надолго, но Маркиз довольно настойчиво высвободился из ее объятий и нагнулся, чтобы расшнуровать ботинки.

Лола переглянулась с котом, который не делал попыток приблизиться к любимому хозяину, и поняла, что все очень и очень серьезно.

— Чаю выпьешь? — заботливо спросила она.

Маркиз же вместо заботы уловил в ее голосе жалость и тут же взбеленился.

— Что ты вяжешься ко мне со своим чаем? — заорал он. — Достала уже совсем!

Он, конечно, сделал это не нарочно, просто выдалась совершенно безумная ночь. Леня редко позволял себе такие выверты, а сейчас не сдержался. Обычно в таких случаях Лола вставала напротив — руки в боки и начинала орать в ответ. После ссоры компаньоны чувствовали себя освеженными, и жизнь шла своим чередом.

На этот раз Лола была начеку, она тут же развернулась на босых пятках и удалилась к себе, ничего не ответив на хамские выкрики своего компаньона.

Маркиз, в свою очередь, переглянулся с котом и понял, что он даже рад такому повороту событий. С одной стороны, хотелось выпить чаю или чего покрепче, чтобы успокоиться и поразмыслить над всеми событиями, случившимися с ним за последнее время. С другой стороны — он ужасно боялся Лолиных расспросов. Ведь тогда пришлось бы рассказывать, как его провели и вообще едва не убили. А самое главное — его, Леню Маркиза, использовали втемную, как самого незначительного пустого человека. Да как они посмели?

— Ленька стал совершенно невозможен, — сказала Лола Пу И, укладываясь в кровать, — сам же влез в это дело, а теперь срывает свою злость на мне. Надо же, я и думать не думала, что он так опростоволосится! Но мы, во всяком случае, с собой так обращаться не позволим, верно, дорогой?

Песик не ответил, он крепко спал.

Маркиз проснулся рано утром не то чтобы бодрый, но готовый к работе. Под мурлыканье кота он перебрал в голове все события трех последних дней, и настроение снова испортилось. Помимо воли его втянули в тухлое, какое-то непонятное скользкое дело. И самое неприятное, что дело обрастало трупами, как навозная куча сорняками. Единственное, в чем он был уверен, — это в том, что Артур Альбертович Руо понятия не имел ни о каких контрах Саломеи Леонардовны. Леня уже давно убедился, что старуха с ним хитрит, что в дневниках ее содержится что-то важное, иначе не крутились бы возле них такие серьезные и опасные люди.

Если бы вчера он не сорвался и не наорал на Лолу, она рассказала бы ему много интересного, но сегодня с утра ему было стыдно и не было сил на примирение. И времени тоже не было, Леня должен был решить сложную проблему как можно быстрее.

Тихонько прокравшись в прихожую, Леня прислушался у Лолиной двери. И услышал только сонную тишину, даже песик не повизгивал во сне.

«Счастливых сновидений!» — подумал Маркиз. Он так боялся нашуметь, что выскочил на лестницу, держа ботинки в руках, и зашнуровывал их под изумленным взглядом соседки Маргариты Степановны, которая, проводив на работу мужа, вздумала для чего-то мыть свою железную дверь. Другого никакого дела с утра пораньше не нашла!

Маркиз припарковал машину перед входом в бильярдную «Касабланка» и, спустившись по ступеням, оказался в просторном полуподвальном помещении со сводчатыми потолками.

Над зеленым сукном бильярдных столов низко нависали яркие люминесцентные лампы. Вокруг этих столов расхаживали сосредоточенные мужчины в рубашках с закатанными рукавами и с киями в руках. Кто натирал мелом свой кий, кто наметанным взглядом оценивал положение шаров, кто примеривался для очередного удара.

По контрасту с ярким светом над столами, остальная часть помещения казалась особенно темной. Там, в полутьме, стояли столики, за которыми завсегдатаи заведения выпивали, закусывали и негромко разговаривали о своих скорбных делах. Поговаривали, что здесь, за столами «Касабланки», заключаются сделки покрупнее биржевых.

Леня с интересом взглянул на бильярдистов. Он и сам когда-то неплохо играл в бильярд. Его научил этой благородной игре покойный друг и учитель Аскольд, в чью память Леня назвал любимого кота. Аскольд считал, что бильярд — очень полезная игра, что он тренирует внимание и способствует твердости руки, но в последнее время Маркизу было не до игры.

Проходя между столами, Леня внимательно поглядывал по сторонам. Он искал здесь вполне определенного человека, на чью огромную эрудицию рассчитывал.

Не увидев его ни за ресторанными столиками ни возле бильярдных столов, Леня подошел к стойке бара, за которой неторопливо перетирал бокалы высокий элегантный мужчина в золотых очках, похожий то ли на дирижера симфонического оркестра, то ли на крупного международного афериста.

— Привет, Константин! — негромко произнес Маркиз, облокотившись о стойку.

— О! Какие люди! — Константин улыбнулся одними губами и поставил бокал. — Поиграть решил или так, рюмочку выпить?

— Ни то ни другое! Что-то я не вижу Ивана Игнатьевича. Неужели старик приболел?

— Да что ты, Маркиз! — Константин снова принялся за прерванную работу. — Ты же его знаешь, он никогда не болеет.

— Так где же он тогда?

— Ты будешь смеяться, Маркиз, но он устроился на работу.

— На работу? — Леня отвесил челюсть от удивления. — Нет, времена действительно меняются! И куда же он устроился? Финансовым аналитиком в банк? Консультантом на киностудию?

— Бери выше! — Константин усмехнулся. — Гардеробщиком в ночной клуб «Армагеддон»!

— А что, — задумчиво произнес Леня, — хлебное место! Если уйду на пенсию, тоже подумаю об этой работе…

— Что-то ты рано о пенсии заговорил! Тебе же еще сорока нет!

— А у меня, Константин, вредная работа, на пенсию рано уходят. Как в балете…

— Ладно тебе, балерун! Выпьешь что-нибудь?

— В другой раз. Я на работе.

Через полчаса Леня уже подъехал к переливающемуся разноцветными огнями особняку, в котором располагался известный клуб с грозным названием «Армагеддон».

Поставив машину на стоянку, Леня прошел в двери клуба. Охранник скользнул по нему равнодушным взглядом и ничего не сказал: видимо, фейс-контроль Леня прошел успешно.

Слева от входа находилась внушительная стойка гардероба.

За этой стойкой скучал симпатичный старичок самого благообразного вида, которого вполне можно было принять за вышедшего на пенсию профессора или даже академика.

Это и был тот самый человек, которого Леня разыскивал по всему городу.

— Здравствуйте, Иван Игнатьевич! — проговорил Леня, широко улыбаясь. — Как ваше здоровье?

— Здравствуй, голубь! — отозвался старичок, складывая газету. — На здоровье не жалуюсь. Скучно только, а так — полный порядок…

Вполне понятно, что Иван Игнатьевич скучал на однообразной и необременительной работе гардеробщика.

В прошлом жизнь его была весьма разнообразна и полна приключений. Как нетрудно догадаться, он был когда-то вовсе не профессором, а вором-домушником высокой квалификации. Больше того — он был человеком-легендой, о котором с восхищением говорили не только коллеги по преступному миру, но и ветераны правоохранительных органов. Если бы существовали университеты для домушников, в них, несомненно, изучали бы операции Ивана Игнатьевича.

Именно он в восьмидесятые годы прошлого века провернул операцию, которая без преувеличения вошла во все учебники.

Для начала Иван Игнатьевич снял квартиру в том же доме, где жил один из крупных воротил теневого бизнеса, один из так называемых цеховиков, только ниже этажом.

В одной из комнат цеховик держал сейф, в котором раз в месяц оказывались огромные по тем временам суммы денег, предназначенные для закупки сырья. Разумеется, эта комната надежно запиралась, на окнах ее стояли решетки, да и сейф был самый надежный по тем временам. И вот как раз под этой комнатой довольно молодой еще Иван Игнатьевич разместил кое-какое оборудование.

В снятой им квартире работала бригада маляров и штукатуров, что не вызывало ни у кого подозрений — ну, делают люди ремонт!

В тот день, когда в сейфе снова лежали деньги, цеховик принимал гостей, нужных и влиятельных людей, от которых в значительной степени зависел его криминальный бизнес.

И вот в самый разгар веселья, когда гости в очередной раз пили за здоровье и успехи хозяина дома, из дальней комнаты его квартиры донесся странный звук.

Цеховик, извинившись перед гостями, бросился в свою потайную комнату.

Пока он добежал до нее, пока отпирал многочисленные замки, прошло две или три минуты. Ворвавшись в комнату, несчастный цеховик с изумлением увидел, что комната пуста. Совершенно пуста — в ней не было никаких злоумышленников, но и сейф с наличностью пропал бесследно.

Это было совершенно непонятно: дверь комнаты цела, замки в порядке, решетки на окнах нетронуты, но сейф как будто испарился…

Цеховик едва не сошел с ума.

Наконец, титаническим усилием воли взяв себя в руки, он вернулся к гостям, с трудом просидел с ними еще часа полтора и ушел к себе, сославшись на нездоровье и оставив гостей на попечение жены.

Удивленные гости разошлись, а хозяин с наиболее приближенными сотрудниками снова обследовал опустевшую комнату.

Все было напрасно — никто не мог понять, куда исчез сейф.

Наконец, проводив гостей, к расследованию присоединилась супруга цеховика Римма Михайловна.

Муж, правда, отмахивался от нее и просил заняться собственными делами, но Римма Михайловна была женщина очень настойчивая и далеко не всегда слушалась мужа.

Войдя в комнату, она почти сразу заявила, что ковер на полу вовсе не тот, что был прежде.

— Римусик, не болтай глупостей! — в очередной раз отмахнулся от нее муж. — Зеленый ковер… и был зеленый…

— Зеленый? — возмущенно перебила его жена. — Но он же совершенно другого оттенка! Был травянистый, а стал бутылочный…

— Да отвяжись от меня со своим ковром! — воскликнул муж в отчаянии. — До ковра ли тут…

Однако его ближайший помощник посмотрел как-то странно и принялся поднимать ковер.

Когда ковер сняли с пола и скатали в рулон, обнаружилось, что на полу, в том самом месте, где стоял сейф, проделана огромная дыра, наскоро заделанная деревянным щитом и укрытая ковром.

Озверевший цеховик со своими людьми бросился в нижнюю квартиру, но там не было ни души, хотя оставались следы кое-каких подозрительных работ.

Как выяснилось впоследствии, Иван Игнатьевич со своими подручными, среди которых был опытный подрывник (в прошлом капитан инженерных войск, уволенный в отставку из-за конфликта с начальством), определив точное место сейфа, заложили под ним несколько маленьких взрывных пакетов в специальных звукопоглощающих чехлах. Все эти пакеты были одновременно взорваны, часть пола вместе с сейфом провалилась вниз и упала в укрепленную внизу пружинную сетку. Через пролом в считанные секунды поднялись трое подручных домушника, которые убрали испорченный ковер, а на его место застелили новый, почти такого же цвета.

Злоумышленники ушли через тот же пролом, заделав его деревянным щитом и накрыв ковром.

После этого они уложили сейф с его содержимым в большой платяной шкаф, шкаф спокойно вынесли на улицу, где их поджидал автофургон с надписью «Перевозка мебели».

В этом фургоне сейф увезли на дачу, где его не торопясь вскрыли и извлекли все содержимое.

Самое привлекательное в этой операции было то, что подпольный бизнесмен не мог заявить в милицию об ограблении, поскольку тогда ему пришлось бы объяснять следователю, откуда у него в доме взялись такие сумасшедшие деньги.

Вот с таким легендарным человеком встретился сегодня Маркиз.

Несмотря на свое блестящее прошлое, к тому времени когда Иван Игнатьевич по возрасту и состоянию здоровья решил удалиться от дел, его сбережения оказались недостаточными для приличной жизни, пенсии же он не заработал. По странному стечению обстоятельств специалистам его профиля пенсия не начисляется. Поэтому выдающийся старичок не отказывался от небольших разовых заработков. В основном он подрабатывал профессиональными консультациями.

Летом его можно было найти в знаменитом «Катькином садике», как называют в Петербурге сквер рядом с памятником Екатерине Великой. В этом сквере собираются пожилые шахматисты, разыгрывая на скамейках блестящие партии, и Иван Игнатьевич частенько играл с ними. Зимой же он перебирался в бильярдную «Касабланка», а вот теперь устроился гардеробщиком в ночной клуб…

— Ну, голубь сизокрылый, — проговорил Иван Игнатьевич, внимательно оглядев Леню, — с чем пожаловал? Какая забота привела тебя к старику?

— Вы ведь, Иван Игнатьевич, всех знаете, — отозвался Леня. — У вас не память, а компьютер…

— Всех, голубь ты мой, один Бог знает! — усмехнулся старик. — Да еще, пожалуй, кадровое управление МВД…

— Ну не скромничайте! В этом вопросе, я думаю, вы второй после Бога, и никакое управление с вами не сравнится…

— Ладно-ладно, сизокрылый ты мой, на лесть все мы падки, особенно на грубую… так и быть, поговорим с тобой. Только ты же мой порядок знаешь — деньги вперед…

— Само собой, само собой… — Леня достал бумажник и протянул старику две хрустящие зеленые купюры.

— Ох ты, голубь ты мой… — Иван Игнатьевич огорченно поморщился. — Извини старика, только, сам понимаешь, инфляция, кризис и все такое… да и доллар последнее время как-то неустойчив… короче, тариф-то у меня вроде как прежний, только беру я в евро!

— Нет проблем! — И Леня ловко заменил зеленые бумажки другими, более яркими.

— Ну хорошо, — удовлетворенно проговорил старый консультант, убрав деньги во внутренний карман пиджака. — И что же ты, сизокрылый мой, хочешь узнать?

— Не случалось ли вам, Иван Игнатьевич, встречать вот такую татуировочку? — И Маркиз показал старому домушнику свой рисунок, на котором он довольно похоже изобразил коронованного скорпиона.

— Вот оно как! — Старик пожевал губами и вернул рисунок Лене. — Ох, продешевил я! Надо было взять с тебя по двойному тарифу… ну ладно, раз уж уговорились… — Он еще немного помолчал, а потом с интересом взглянул на Маркиза: — Никак вернулся этот мазурик?

— Вы мне пока что ничего не рассказали, так что я даже не знаю, о ком вы меня спрашиваете! Кто вернулся и откуда?

— Ну, раз уж ты мне, сизокрылый ты мой, принес эту картинку — значит, точно вернулся! Откуда он вернулся — это вряд ли кто знает, а только одно тебе скажу: начнутся снова большие дела! Даже жаль, что я уже на пенсии!

И Иван Игнатьевич рассказал, что лет десять назад работала в нашем городе небольшая, но очень удачливая шайка, или, как выражаются менты, организованная преступная группировка.

Во главе этой шайки стоял человек, которого никто в городе не знал в лицо, знали же его только по кличке — Скорпион.

Этот самый Скорпион сделал себе и своим подельникам соответствующие татуировки — вот как раз такие, как на Ленином рисунке. Татуировки с изображением скорпиона в короне. Собственно, это все, что о нем знали.

Ну, естественно, кроме его знаменитых дел.

Судя по делам, Скорпион отличался удивительной, просто невероятной гибкостью и ловкостью, мог пролезть в самую узкую форточку и как муха ходил по потолку.

— Конечно, его ловкость приукрашивали, — усмехнувшись, добавил Иван Игнатьевич. — Но сам понимаешь, сизокрылый мой, не бывает дыма без огня! Ведь я достоверно знаю, что это он, Скорпион, провернул дело с бероевским чемоданчиком!

— Вот оно как! — Маркиз присвистнул.

Дело было знаменитое, про него слышали многие, да только никто не знал автора этой операции. Но раз Иван Игнатьевич сказал — значит, это точно Скорпион, старик зря болтать не станет…

Та громкая история случилась в северной столице в самом конце бурных и достопамятных девяностых годов, когда большинство знаменитых бандитов и рэкетиров уже нашли вечный покой на Серафимовском кладбище, а остальные занялись легальным бизнесом и многие крупные состояния были уже составлены. То есть, как говорил классик марксизма-ленинизма, в нашей стране уже миновал период первичного накопления капитала.

Правда, в беспокойных южных регионах положение было значительно менее устойчивым. И вот как раз из такого региона приехал в северную столицу крупный бизнесмен (так он по крайней мере себя называл) Ахат Бероев.

То ли ему стало неуютно в своих краях, то ли он там с кем-то поссорился, то ли врачи предписали ему перемену климата, но только Бероев решил перенести свой бизнес на северо-запад страны.

Приученный не доверять банковским счетам (тогда у всех на слуху была история с фальшивыми авизо), он привез с собой два чемодана наличности. Разумеется, самой надежной по тем временам наличности — светло-зеленой. Сопровождала Бероева, как это принято, многочисленная группа поддержки, состоявшая из хорошо вооруженных родственников — близких и не очень.

И вот, приехав в северную столицу, Ахат Бероев проанализировал здешний рынок и решил для начала приобрести некую коммерческую недвижимость.

Он принципиально договорился обо всем с местным бизнесменом, владельцем большого количества недвижимости Владимиром Залесским. Высокие договаривающиеся стороны назначили встречу для окончательного подписания документов и оплаты сделки.

Встречу назначили на пятнадцатом этаже принадлежавшего Залесскому небоскреба, так и называвшегося в честь владельца «Залесский-Сити». Пятнадцатый этаж, где располагался личный офис владельца, был прекрасно защищен от любых неожиданностей. Охрана занимала все ключевые позиции.

К назначенному времени прибыл Бероев с группой поддержки и одним из своих знаменитых чемоданов. Охрана Бероева расположилась возле лифта и в коридоре, а сами бизнесмены удалились для завершения сделки в личный кабинет Залесского.

Кабинет был обставлен «скромной» антикварной мебелью, прежде принадлежавшей кому-то из французских королей. Через огромное, во всю стену, пуленепробиваемое окно открывался прекрасный вид на рукава Невы и крыши города. Вдали, над этой волнующей панорамой, медленно проплывал вертолет.

Господин Бероев положил на инкрустированный столик свой чемодан, открыл его, продемонстрировав партнеру содержимое. Опытный Залесский наметанным глазом убедился, что все соответствует договоренности, и достал документы. Бизнесмены подписали их и скрепили сделку рукопожатием. Хозяин кабинета достал из бара бутылку бесценного коллекционного коньяку, приобретенную на аукционе в Реймсе, разлил по бокалам.

Компаньоны выпили и собирались повторить, но им помешало непредвиденное событие.

Раздался негромкий взрыв, и пуленепробиваемое окно рассыпалось на мелкие кусочки. В ту же секунду на подоконнике появился человек в черном облегающем костюме и трикотажной маске с прорезями для глаз. Казалось, что он просто пролетал мимо и залетел в окно. Во всяком случае, дальнейшие события доказывали, что он способен летать.

Господин Бероев потянулся за пистолетом… и вспомнил, что сдал его перед дверью кабинета охране Залесского. Впрочем, он все равно не успел бы воспользоваться оружием: таинственный гость в черном прыгнул с подоконника на руки, прошелся по комнате колесом, подхватил чемодан с наличностью и, выполнив заднее сальто, снова оказался на подоконнике. Оттуда он прыгнул в заоконную пустоту…

Залесский истерично нажимал на тревожную кнопку, Бероев бросился к окну.

Он пытался разглядеть летящую к земле фигуру или кровавое пятно в том месте, где таинственный вор рухнул на асфальт, но вместо этого увидел тот самый вертолет, который не так давно пролетал над Невой.

Теперь этот вертолет удалялся от «Залесский-Сити» в сторону залива, а под ним на едва различимой нити раскачивалась черная фигурка с прикрепленным к поясу чемоданом.

Через секунду в кабинет ворвались охранники Залесского, еще через секунду — родственники Бероева. Две эти группы едва не начали перестрелку. Бизнесмены еле успели их остановить.

Впрочем, они тоже долго обменивались обвинениями и угрозами, которые закончились только тогда, когда обе стороны сошлись на том, что надо найти и примерно наказать наглого похитителя.

Расходились они только в такой мелочи, как способ наказания: Залесский предлагал разрезать его на мелкие кусочки и пустить на собачий корм, а Бероев, как горячий южный человек, считал такую казнь неоправданно мягкой.

Однако ни найти вора, ни наказать его высокие стороны так и не смогли. Бероев вскоре погиб при подписании очередного бизнес-плана, Залесский потерял бизнес и уехал от неприятностей в дальние страны, так что теперь то громкое дело было уже, можно сказать, закрыто за давностью лет.

И вот теперь Леня с удивлением узнал от Ивана Игнатьевича, что автором и исполнителем этой головокружительной операции был тот самый Скорпион, с которым его случайно свела судьба. Он вспомнил таинственную «старуху», с которой столкнулся ночью на галерее, вспомнил, с какой ловкостью «старуха» от него ушла, и всякие сомнения пропали: да, это был, несомненно, тот самый человек!

— Ловкий парень! — проговорил Маркиз с явной завистью.

— Да, ловкий! — согласился с ним Иван Игнатьевич, и Леня по его тону и по выражению лица понял, что старик тоже завидует ловкости и удачливости коллеги. — Ловкий и опасный! — добавил старик после небольшой паузы. — Вообще-то он избегал мокрых дел, но когда, году в девяносто пятом, трое иногородних отморозков убили и ограбили его напарника, он по очереди убил всех троих. Причем убил очень необычным оружием. Тех отморозков нашли мертвыми, с воткнутым в шею шипом скорпиона. После того случая он и получил свою кличку…

Леня вспомнил ночной сад, залитый лунным светом, и сидящего на скамье мертвеца. У того тоже в шее был небольшой шип. Так вот что это был за шип!

— Ну и ну… — протянул он, — вот так оружие…

— Каждый обходится как умеет, — сказал Иван Игнатьевич, и непонятно было, одобряет ли он только способ или вообще жестокие убийства.

— Может, вспомните, велика ли была у этого Скорпиона банда? — осторожно спросил Леня.

— Человек пять, не больше, — подумав, сообщил Иван Игнатьевич, — они не силой брали, а ловкостью. То есть это сам Скорпион, а парни у него вымуштрованы были, слушались одного взгляда.

Леня вспомнил слова китайца, делавшего татуировки. Тот говорил, что вначале он сделал тату четверым, а потом пятому, увидев только его руку.

Стало быть, одного убили еще давно, как утверждает Иван Игнатьевич, двух других — Родимое Пятно на заправке и Алика из химчистки — Маркиз видел уже покойниками, остается еще один. И сам Скорпион. То есть всего двое. И не двое вовсе, потому что Скорпион один стоит десяти.

«Оставим пока в покое старуху с ее дневниками, — думал Леня, внимательно следя за дорогой, — а также не станем ломать себе голову, для чего Скорпиону нужны эти две старые тетрадки. Уж наверное, очень нужны, если он пришил того типа на скамейке в Педагогическим садике. А я просто горю желанием познакомиться с этим Скорпионом поближе. Какая это, должно быть, интересная личность!»

Маркиз усмехнулся одним уголком губ. Он был очень и очень зол и дал себе страшное слово расследовать всю эту историю и помешать Скорпиону добиться своих неизвестных пока Маркизу целей. И подобраться к опасному типу можно попробовать через скорпионов. Вот именно, если он использует шипы скорпионов, то должен же он их откуда-то брать! Вряд ли у него здесь своя скорпионья ферма, скорее всего скорпионов ему доставляют. А это уже след…

Леня приехал в одно из красивейших мест нашего города — на стрелку Васильевского острова. Здесь в удивительной гармонии с берегами Невы располагаются знаменитые Ростральные колонны, исторические здания Биржи и Кунсткамеры, Двенадцати Коллегий и Академии наук. Здесь же, рядом с Кунсткамерой, находятся Зоологический институт и Зоологический музей.

Этот музей Леня любил с самого детства, когда бабушка приводила его сюда по выходным. Он мог часами рассматривать расставленные в живописных позах чучела животных и птиц, бабушка же могла спокойно посидеть в зале, радуясь, что слишком энергичный внук занят созерцанием и не выдумывает никакой каверзы.

Белые медведи поражали его своими размерами, а от взгляда полярного волка у маленького Лени мурашки бежали по коже…

Именно сюда, в этот музей, и направился он теперь, пристроив машину в переулке за Кунсткамерой.

Леня прошел через огромный зал, где вольготно располагался скелет кита, испытывая ностальгические чувства, миновал залы хищников и травоядных животных, на секунду задержался возле витрины, изображавшей гнездо аистов на крытой соломой крыше, и возле другой, где целая семья бобров трудилась над плотиной. Все было по-прежнему — огромный варан ел свою добычу, компания королевских пингвинов сбилась в кучу — ни дать ни взять оркестранты, залетевшие по ошибке вместо Лос-Анджелеса в Архангельск и теперь в тоске оглядывающиеся в чужом аэропорту — без своих инструментов, без денег и даже без теплой одежды.

Маркизу нужно было дальше, туда, где располагались музейные коллекции насекомых и паукообразных.

Если в первых залах было многолюдно — здесь были и родители с детьми, и самостоятельные школьники, которые пришли сюда, чтобы лучше подготовиться к уроку биологии, или просто из естественного любопытства к миру животных, — то в дальних залах было почти пусто, здесь изредка попадались только настоящие любители зоологии.

Больше людей находилось возле стендов с бабочками, но Леня шел еще дальше — к членистоногим и паукообразным.

Он дошел до витрин, в которых размещались пауки, и прошел мимо, невольно поежившись: не то чтобы он серьезно страдал арахнофобией, то есть болезненной боязнью пауков, но все же испытывал к этим многоногим созданиям какую-то подсознательную неприязнь. Вот если бы тут оказалась Лола, тогда не миновать визга, нервных криков и даже обморока. Лолка до жути боится пауков, так что Леня ни за что ее не взял бы с собой.

Наконец он дошел до витрины, в которой располагались скорпионы.

Эта витрина была открыта, и около нее хлопотала сухопарая дама с крючковатым носом и жесткими черными волосами. Дама пыталась скрепить волосы черным шелковым бантом, но тщетно, потому что, даже на неопытный мужской взгляд Лени, этим волосам больше подошли бы скобы для колючей проволоки.

Дама перекладывала экспонаты внутри витрины, придавая им более естественные позы, и что-то ласково бормотала, как будто разговаривала с многоногими обитателями террариума.

Леня опасливо приблизился к открытой витрине: даже мертвые скорпионы вызывали у него мистический страх.

В витрине было множество грозных созданий, которые, на Ленин непросвещенный взгляд, различались только цветом и размерами, — были здесь черные и красно-бурые скорпионы, были совсем светлые. Размеры отличались еще заметнее — от совсем маленьких, не больше ногтя, до огромных, с ладонь величиной…

Не скрывая страха, Леня обратился к зоологической даме:

— И как вы не боитесь их трогать?

Дама покосилась на Леню и сухо спросила, едва разжимая узкие губы:

— Молодой человек, вас привело сюда праздное любопытство или подлинно научный интерес?

— Вообще-то интерес! — ответил Маркиз после короткого раздумья. Это было правдой, хотя трудно было назвать его интерес подлинно научным. Он был скорее практического свойства.

Тем не менее взгляд ученой дамы потеплел, и она задала следующий вопрос:

— А вы интересуетесь всеми паукообразными или конкретно скорпионами?

— Скорее скорпионами… — Леня изобразил на лице любопытство, смешанное с ужасом. — Дело в том, что мне предстоит деловая поездка в Центральную Азию, и я хотел бы узнать, какие опасности могут мне там угрожать. Говорят, что опаснее всего именно скорпионы…

— Бред! — возмущенно воскликнула ученая дама. — Бред и клевета! Впрочем, скорпионам к этому не привыкать… на них клевещут не первую тысячу лет!

Она приосанилась, как будто находилась на трибуне международной конференции или по крайней мере перед внимательной институтской аудиторией, и Лене стал виден бейджик, прикрепленный на плоской груди. Даму звали Дарья Михайловна Укусихина. Она заговорила хорошо поставленным голосом:

— С глубокой древности о скорпионах рассказывали множество мифов, выдумок и басен. Древние греки называли их средоточием злобы и коварства, египтяне считали их воплощением богини Серкет, которую ставили рядом со злым богом Тифоном. Некоторые греческие философы всерьез считали, что скорпионы возникают из останков гниющих крокодилов, причем только тогда, когда солнце проходит через тропик Рака… а чего стоит поверье, что скорпион, окруженный огнем или раскаленными углями, кончает жизнь самоубийством, закалываясь собственным жалом!

— А разве это не так? — спросил Маркиз. — Я в это тоже верил…

— Разумеется, не так, молодой человек! К вашему сведению, скорпионы вообще почти нечувствительны к собственному яду. А то, что они быстро погибают в огненном кольце или возле горящего костра, связано с тем, что они плохо переносят сухой воздух и умирают от обезвоживания… Вообще слухи о смертоносном яде скорпиона сильно преувеличены. Вот на насекомых и пауков, которыми скорпионы питаются, их яд действует безотказно, а для крупных животных и человека укол большинства скорпионов почти безопасен…

— Неужели? — Леня был очень удивлен. — А я слышал, что яд скорпиона смертелен…

— Это еще одна из выдумок, которые невежды распространяют о скорпионах! Действительно, укол скорпиона бывает очень болезнен и жгуч, зачастую он вызывает лихорадку, онемение конечностей, обморок и тошноту…

— Да, на редкость приятное создание! — Маркиз взглянул на скорпиона и передернулся. — Но не смерть?

— В большинстве случаев — нет. Хотя, конечно, многое зависит от размеров скорпиона и от конкретной разновидности. Европейские виды наименее опасны — возможно, потому, что они мельче других. Более опасны африканские и азиатские скорпионы. Самый крупный — гвинейский императорский скорпион, он достигает в длину восемнадцати сантиметров… — Дама осторожно вынула из витрины огромного угольно-черного скорпиона и продемонстрировала его Лене. — Его укол, конечно, крайне опасен: он вызывает паралич сердца и дыхательного центра…

— То есть мгновенную смерть?

— Не волнуйтесь, молодой человек! — Ученая дама плотоядно усмехнулась. — Встреча с этой разновидностью скорпиона вам вряд ли грозит, эти скорпионы обитают исключительно в тропической Африке, и даже там они крайне редки и находятся на грани вымирания…

— Вы так спокойно берете его в руки, — ужаснулся Леня. — Не боитесь случайно уколоться о его шип? Вы же сказали, что его укол может быть смертельным?!

— Сразу видно, что вы не биолог! Яд скорпиона довольно быстро разлагается и становится совершенно безопасен…

— Насколько быстро? — переспросил Маркиз. — Сразу же после его смерти?

— Ну не сразу… не советую вам наступать на мертвого скорпиона босыми ногами. Но через несколько дней он действительно становится вполне безопасным, а этот образец хранится у нас в музее уже не первый десяток лет…

— Понятненько! — проговорил Леня, вытаскивая блокнот и ручку. — Значит, вы говорите, этот вид называется гвинейский королевский скорпион?

— Императорский! — поправила его дама и снова склонилась над террариумом.

По дороге домой Леня заехал в супермаркет и накупил разных деликатесов: французского сыра, морских улиток в укропном масле, пармской ветчины, бельгийского шоколада и непонятного вида фруктов под названием личи, к которым Лола пристрастилась, отдыхая на теплых морях. Подумав немного, Леня добавил в корзинку еще бутылку белого испанского вина и внушительный пакет орехового печенья.

Все эти вещи нужны были для того, чтобы задобрить Лолу.

Вернувшись домой, однако, он обнаружил, что его боевая подруга пропала вместе с песиком. Леня не стал особо волноваться, он подумал, что Лола отправилась снимать стресс и зализывать раны в какую-нибудь галерею бутиков, а потом поведет Пу И в кафе, и там они устроят целое представление под названием «Дама с собачкой». Маркиз поймал себя на мысли, что неприлично обрадовался по этому поводу — ему ужасно не хотелось вымаливать у Лолы прощение за вчерашнее.

В его комнате кот Аскольд недовольно поднял голову с подушки — ходят тут всякие, коту спать мешают… Леня почесал его за ухом и достал свою старую записную книжку.

Разумеется, он был человеком вполне современным и активно пользовался компьютером. Но некоторые наиболее важные адреса и телефоны он компьютеру не доверял, зная, что опытный хакер может вскрыть любой, самый защищенный, компьютер и извлечь из него данные.

Кроме того, он подозревал что Лола в силу своего женского любопытства в его отсутствие тоже заглядывает в компьютер, а ведь он хранил не только координаты полезных людей и специалистов в разных областях, но и телефоны своих подружек.

Поэтому некоторые адреса и телефоны Леня держал в этой потрепанной книжке, которую берег как зеницу ока.

Разумеется, все имена и пояснения в этой книжке были зашифрованы таким образом, что понять эти записи мог только сам Леня, да и то далеко не всегда.

Например, если в книжке было написано «Ларек книжный», это значило, что в этой строке записан телефон девушки Ларисы, с которой Маркиз познакомился в книжном магазине. А запись «Лента магнитофонная» напоминала о девушке по имени Лена Нифонтова. Правда, иногда Леня все же путался в своих записях.

Но теперь ему нужен был телефон одного весьма полезного человека, к которому Леня обращался, если возникали проблемы с кем-либо из животных. Звали этого человека Петя Волков, и он мог помочь во всем, что касается собак и кошек, хомяков и морских свинок, аквариумных рыбок и черепах, а также попугаев, канареек, песчаных удавов и прочих братьев наших меньших.

Разумеется, ничего секретного в Петиной деятельности не было, но Леня по глубоко укоренившейся привычке записал против его телефона: «Петя триста». Чтобы расшифровать эту запись, нужно было просто написать число «триста» цифрами: получалось 300, или — зоо, то есть специалист по всякой зоологии или домашней живности.

Маркиз дозвонился до Волкова и после приветствия спросил, не знает ли тот, где в нашем городе можно достать гвинейского императорского скорпиона.

Надо сказать, что Петя не слишком удивился: в последнее время обеспеченные люди все поголовно с ума посходили и заводили у себя дома самых необычных животных. Если несколько лет назад кого-то можно было удивить, поселив в своем бассейне обыкновенного нильского крокодила, то теперь крокодилы плавали в бассейнах инвесторов целыми стадами, вместо сторожевых собак усадьбы банкиров охраняли пумы и гепарды, на лужайке возле загородного дома рядового владельца торговой сети запросто можно было встретить носорога, а в зимних садах представителей топливно-энергетического бизнеса среди орхидей и араукарий летали исключительно райские птицы из Новой Гвинеи.

— Императорского скорпиона? — задумчиво переспросил Петя. — Дай подумать…

— Гвинейского императорского! — уточнил Маркиз.

— А египетская плюющаяся кобра тебе не подойдет? Мне один клиент как раз вернул, эта кобра с его тещей не ужилась!.. У нее на нервной почве линька участилась…

— У кого — у тещи?!

— Да нет, у кобры… Ты бы видел эту тещу — сам бы начал линять! Так как — не хочешь кобру?

— Да нет, ты же сам говоришь — кобра нервная, она с Лолкой не уживется…

— А тогда бери афганского гепарда. Хороший гепард, рекордсмен, стометровку за две секунды пробегает…

— Ты бы мне еще ангорского хомяка предложил! — возмутился Леня. — Говорят тебе — гвинейский императорский скорпион!

— Честно говоря, не знаю… — опечалился Петя. — Кажется, они в Красной книге…

— Раньше это тебя не останавливало!..

— Да нет, и сейчас не останавливает. Просто я подумал, что тебе имеет смысл прокатиться на Заневскую площадь. Там находится зоомагазин Лаврентия Бабочкина, а он питает слабость ко всякой экзотической живности, попавшей в Красную книгу. Уж если у него нет твоих скорпионов — значит, их нигде нет!

— Понял, уже лечу!

Над входом в магазин висела яркая вывеска: «Кот в сапогах. Зоотовары».

Тут же, рядом с названием, красовался и сам кот — усатый красавец в ботфортах и широкополой шляпе с огромным пером хитро улыбался, приглашая посетителей в магазин. Кот был изготовлен из прозрачного пластика и подсвечен изнутри разноцветными лампочками.

Леня вошел внутрь и огляделся.

Справа от входа одна на другой громоздились клетки с разнообразной живностью — такой незатейливой, как кролики и хомяки, более редкой вроде барсуков и енотов и уж совсем экзотической, которую Леня не мог даже приблизительно определить. Честно говоря, в школе он не слишком увлекался биологией, а в цирковом училище изучали только тех животных, которые поддаются дрессировке, — крупных хищников семейства кошачьих, собачек и лошадей.

Только одного зверя с длинным подвижным носом и косматым хвостом Леня узнал по детским впечатлениям от посещения зоопарка: это был муравьед. Он вылизывал узким языком никелированную миску с каким-то неаппетитным содержимым и подозрительно поглядывал на посетителей, явно опасаясь за свой обед.

Отдельно стояли огромные аквариумы с разноцветными рыбками и террариумы со змеями и прочими пресмыкающимися. Эти вели себя тихо, зато все остальные животные лаяли, мяукали, рычали, подвывали и издавали еще сотню других звуков, так что в магазине стоял просто невообразимый шум.

Дальше, в глубине магазина, было еще более шумно: там находились клетки с птицами, которые свистели, щелкали, рассыпали трели и заворачивали коленца.

Постепенно привыкнув к оглушительному шуму, Леня прошел к прилавку, возле которого женщина средних лет препиралась с молодой продавщицей.

Женщина, пытаясь перекричать магазинный шум, выкрикивала:

— А я вам говорю, что он за весь месяц не сказал ни слова! Даже ни разу со мной не поздоровался! А я для чего его покупала? Чтобы было с кем поговорить!

Продавщица, тощая девица с разноцветными волосами и колечком в носу, лениво отбивалась:

— Может быть, у него стресс от перемены обстановки…

— Я не знаю, стресс или не стресс, а только вы мне его продавали за говорящего, а он ни слова… Мне попугай нужен для общения, чтобы было с кем словом перемолвиться, а он молчит, как партизан об лед… тьфу, как рыба на допросе…

— Может быть, вы его неправильно кормили…

Виновник спора, большой красивый попугай красно-зеленой расцветки, сидел в клетке на прилавке, склонив голову набок, и посматривал то на одну участницу спора, то на другую. Видимо, никак не мог решить, кому из них присудить победу.

— Все я делала правильно! — Покупательница еще прибавила громкости и придвинулась ближе к прилавку. — Это вы мне некачественного попугая подсунули! Может, он у вас вообще глухонемой!

— Вр-решь, стар-рая кар-рга! — неожиданно выкрикнул попугай и возмущенно всплеснул крыльями.

— Вот видите — он говорит! — обрадовалась продавщица. — Так что какие могут быть претензии?

— Это вы его нарочно подучили! — раздраженно воскликнула покупательница. — Месяц молчал, а тут вдруг такие оскорбления! Все равно я его обратно не возьму!

— Лаврентий Ильич! — крикнула продавщица куда-то за спину. — Лаврентий Ильич, тут покупательница проблемная!

— Сама ты проблемная! — огрызнулась тетка. — А также дефективная и недоразвитая! И все равно я этого попугая обратно не возьму, так что отдайте мне мои деньги!

— Кто здесь шумит? — Из-за прилавка появился невысокий плотный мужчина с морщинистой, как у черепахи, шеей и тусклыми немигающими глазами.

— Лаврентий Ильич, — повернулась к нему продавщица, — вот покупательница вернула попугая, говорит, что он не говорит… тьфу, что он неговорящий… а попугай только что при мне говорил…

— Не говорил, а выражался! — перебила ее покупательница. — Обзывал меня по-всякому…

— И ничего не по-всякому! — возражала продавщица. — Он ее просто старой каргой обозвал, а что она — молодая, что ли?!

— Замолчи, нахалка! — Покупательница замахнулась сумкой.

— Тсс! — зашипел Лаврентий Ильич и прикрыл глаза морщинистыми черепашьими веками. — Во-первых, это вовсе не он, а она… — Он запустил руку сквозь решетку клетки и, почесав попугая под клювом, ласково проговорил: — Здравствуй, Лора, Лорочка! Ну, как ты себя чувствуешь? Как настроение?

— Лора хорошая, хорошая! — ответила попугаиха и слегка прихватила клювом палец Лаврентия.

Как ни странно, шумная покупательница при появлении хозяина магазина моментально затихла и смотрела на него зачарованно, как кролик на удава.

— Вот видите? — Хозяин убрал руку из клетки и перевел немигающий взгляд на женщину. — Она разговаривает, просто нужно найти с ней общий язык… нужно говорить с Лорой о том, что ее интересует! Вот о чем вы с ней разговаривали?

— Ну… о чем… — Женщина растерялась. — В основном о работе…

— А кем вы работаете?

— Бухгалтером…

— И как вы думаете — ей интересно слушать про дебет, кредит, квартальный отчет? Ведь Лора — она еще совсем молодая, ей всего семьдесят лет… вы бы поговорили с ней о магазинах, о косметике… на худой конец о новостях кино… поболтали бы с ней, как с подружкой…

— Подружка — хрюшка! — громко выдала попугаиха.

— Ну я прямо не знаю… — растерянно протянула покупательница. — Ведь целый месяц — и ни слова!

— А вы поставьте себя на ее место — сидишь в клетке и слушаешь с утра до вечера про финансовую отчетность!..

— Ну да, прямо как на работе… — тоскливо проговорила женщина. — Ну ладно, я дам ей еще один шанс… попробую еще раз…

— Попробуйте, попробуйте! — кивнул хозяин магазина и хотел было удалиться, но Леня окликнул его:

— Лаврентий Ильич, можно вас на два слова!

Хозяин замер на месте, затем медленно повернулся, опустил веки.

Сходство его с большой черепахой было просто поразительным.

— Слушаю вас… — прошелестел он сухим бесцветным голосом.

— Я к вам от Петра Волкова… — проговорил Маркиз негромко.

— Слушаю вас… — повторил хозяин магазина, ничем не показав, что Петино имя ему что-то говорит.

Леня придвинулся к хозяину и проговорил, понизив голос:

— Меня интересуют скорпионы.

Хозяин широко открыл глаза и прошелестел:

— Скорпионы бывают разные… черные, белые, красные…

— А меня интересуют совершенно определенные, а именно гвинейские императорские скорпионы. Могли бы вы достать для меня несколько штук?

Лаврентий Ильич резко втянул голову. Лене показалось, еще немного — и он спрячет ее в пиджак, как черепаха в панцирь.

— Это редкий вид… — прошелестел наконец хозяин. — Это очень редкий вид…

— Поэтому я и обратился к вам! Насколько я знаю, вы специалист как раз по редким видам животных!

— Лестно, лестно, — шелестел хозяин, но глаза его глядели недоверчиво, и голова была втянута в воротник. — Однако ничем не могу вам помочь, таких скорпионов сейчас достать невозможно. — Он вздохнул и слегка оживился: — Может быть, вас устроит занзибарский королевский? Тоже крупный, привлекательный вид… очень приятный, общительный… конечно, придется напрячься, но я мог бы достать для вас парочку… между прочим, они в неволе хорошо размножаются…

— Вы мне еще египетскую плюющуюся кобру предложите! — возмутился Маркиз. — Говорю вам — мне нужен именно гвинейский императорский! Ни на что меньшее я не согласен!

— Ну, не согласны так не согласны, ваше дело… — Лаврентий Ильич двинулся на Маркиза, понемногу тесня его к выходу из магазина. — Не хотите занзибарского — не надо. У меня, извините, дела…

Леня пожал плечами и вышел на улицу.

Однако, сделав несколько шагов к своей машине, он тут же развернулся и снова подкрался к магазину.

Прильнув к витрине, заставленной клетками для птиц и мешками кошачьего корма, он заглянул внутрь зоомагазина.

Лаврентий Ильич стоял на прежнем месте, но теперь он с кем-то разговаривал по мобильному телефону, прикрыв телефон ладонью и опасливо косясь на дверь магазина.

Леня готов был отдать руку на отсечение, что Лаврентий сообщает кому-то о его, Ленином, визите.

Вот хорошо бы только узнать кому…

И вообще, неплохо бы последить за этим подозрительным магазинчиком…

Дома на кухне за столом сидела теплая компания. Лола ела размороженных улиток и закусывала их французским сыром, Пу И хрустел печеньем, кот уплетал кусок пармской ветчины, а попугай пытался очистить кожуру с личи.

— Эй, а мне? — заволновался Маркиз. — С утра на ногах, поесть-попить некогда…

Лола мигом отправила в рот последнюю улитку, Маркиз посмотрел ей в глаза и прочитал в них незабытую обиду. Поэтому лично к Лоле предъявлять претензии он побоялся, но набросился на животных.

— Если этих обжор деликатесами кормить, то вообще в трубу вылететь можно!

— Да? — деревянным голосом спросила Лола.

— Видано ли дело! — раскалялся Маркиз. — Коту пармскую ветчину давать!

Кот поднял глаза от своей миски и посмотрел так выразительно, что Леня порядком струхнул — еще вцепится ночью всеми зубами и когтями, вон какой здоровый котище, прокусит что-нибудь важное или физиономию расцарапает.

Тут Леня заметил, что Лола подбирает укропное масло, оставшееся от улиток, теплым итальянским хлебом, и спохватился, что и оно сейчас кончится. На некоторое время на кухне воцарилась тишина, потом Лола смягчилась и выдала своему компаньону полкурицы гриль, которую она купила в ларьке возле автобусной остановки. С обедом она сегодня решила не заморачиваться исключительно из воспитательных соображений.

После чая Леня решительно сообщил своей подруге, что операция вступает в решающую фазу, что он уже почти вышел на след преступника, который перехватил у него дневники старухи и убил связного посредством шипа скорпиона.

— Гадость какая! — поморщилась Лола, которая, представив скорпионов во всей красе, позабыла спросить, куда делись десять тысяч долларов, на что Леня, собственно, и рассчитывал.

Далее Леня подробно изложил свои утренние изыскания в Зоологическом музее, потом про разговор с Петей.

— Как он? — оживилась Лола. — Женился на той девушке, такая светленькая, с челочкой…

Маркиз понятия не имел ни о какой Петиной девушке — хоть светленькой, хоть темненькой, хоть с челочкой, хоть вовсе лысой — и сильно сомневался насчет Петиных матримониальных планов, потому что никакая девушка не выдержит дома такого зоопарка, который развел Петя. Он вечно возится со всяким зверьем — лечит, наблюдает, просто так держит для удовольствия и соглашается передержать питомцев своих многочисленных знакомых. Леня вспомнил, как забежал как-то к Пете по делу на пять минут, так чуть со страха не помер, потому что из диванных подушек выползла к нему огромная змея, с люстры на голову спрыгнула мартышка, а в ванне выплыл навстречу небольшой такой крокодильчик.

Так что, не ответив на Лолин вопрос, он перешел на владельца магазина «Кот в сапогах».

— Ты с ума сошел! — заявила Лола, выслушав предложение своего компаньона. — Подключить Перришона к оперативной работе? Это ни в какие ворота не лезет! Только представь, как это звучит — попугай-разведчик! Он выболтает все наши тайны!

Перришон громко щелкнул клювом, как кастаньетами, и хрипло выкрикнул:

— Р-разговорчики в стр-рою!

— Вот именно! — машинально подтвердила Лола. — Он слишком разговорчив…

— Ну что ж, — Леня изобразил интенсивный мыслительный процесс и вздохнул, как будто принимая трудное решение, — тогда придется послать на дело Пу И…

— Ты думаешь, что говоришь?! — Лола побледнела, подхватила песика на руки и прижала его к груди. — Никогда! Только через мой труп! Пуишечка, не слушай этого ужасного человека! Не бойся, дорогой, мамочка не даст тебя в обиду!

Пу И начал выдираться и громко тявкнул, давая понять, что ничего не боится и готов к любым подвигам.

— Нет, нет и нет! — воскликнула Лола. — Я никогда на это не соглашусь, даже если ты подговоришь Пу И! Он еще слишком мал, чтобы принимать такое ответственное решение…

Пу И еще раз тявкнул и больно укусил хозяйку за палец — ему не нравилось, когда его называли маленьким. Сам он считал себя совершенно настоящей, взрослой и решительной собакой.

— Что же тогда делать? — Маркиз пожал плечами. — Нам нужен свой человек в зоомагазине. То есть не человек, а животное… или птица. В общем, резидент. Пу И ты не отпустишь…

— Ни за что! — отчеканила Лола, потирая укушенный палец.

— Аскольд сам не согласится, он слишком привязан к дому…

Аскольд взглянул на него выразительными зелеными глазами, спрыгнул со стула и величественной походкой удалился прочь из кухни — так, на всякий случай.

— Так что остается только Перришон! — подвел Леня итог своим размышлениям.

Лола поняла, что в противном случае опасность угрожает ее любимому песику, и решила уступить:

— Ну ладно, Перришон так Перришон… ну и что, что до сих пор не было попугаев-шпионов. Он будет первым, откроет новую страницу в истории разведки.

Перришон приосанился, распушил перья и важно проговорил:

— Бонд… пар-рдон, Перришон! Джеймс Перришон!

— А если он даже и наболтает лишнего, что поделать… в конце концов, он ведь ничего особенного не знает, мы не обсуждаем при нем серьезные дела…

Леня заметно повеселел:

— Тогда, если принципиально мы договорились, обсудим мелкие подробности. Перришон должен заучить несколько несложных фраз, а тебе нужно слегка поработать над своей внешностью. Для начала наложим старящий грим…

— Это обязательно? — Лола поскучнела. — Мне еще рано играть возрастные роли! Разве нельзя сыграть привлекательную женщину моего возраста? Или на худой конец чуть помоложе?

— Хватит капризничать! — прикрикнул на нее Маркиз. — Ты же утверждала, что можешь сыграть кого угодно. Вот и отвечай за базар!

Лола вздохнула и подчинилась.

Несколькими часами позже к зоомагазину «Кот в сапогах» подъехала нарядная дамская бирюзовая машина. Передняя дверца распахнулась, и из нее выбралась на тротуар молодящаяся дамочка лет сорока с небольшим в длинном кожаном пальто с отделкой из разухабистого опоссума и в красных лаковых сапогах на полуметровом каблуке.

В руках дама держала огромную клетку, накрытую пестрым шелковым платком.

Дамочка проковыляла к магазину с изяществом коровы на льду, толкнула дверь и ввалилась внутрь.

К ней тут же подошла продавщица с разноцветными волосами, оглядела покупательницу с ног до головы и сухо осведомилась:

— Чем я вам могу помочь?

— Слушай, ты, птица райская, — ответила клиентка, сверху вниз взглянув на продавщицу, — ты мне очень поможешь, если немедленно заткнешься и уберешься с моих глаз долой! А вместо себя пришлешь кого-нибудь поумнее!

— Да что вы себе… — начала девица, но тут из-за прилавка появился хозяин магазина Лаврентий Ильич. Несмотря на удивительное сходство с большой черепахой, двигался он довольно быстро.

Опустив морщинистые веки, он сделал продавщице незаметный знак, и та удалилась, напоследок фыркнув и пожав плечами.

— Итак, слушаю вас! — проскрипел Лаврентий Ильич, вытянув морщинистую шею из воротника и уставившись на клиентку водянистыми пристальными глазами.

— Дело в том… — начала та, поставив клетку на прилавок и достав из огромной лаковой сумки пудреницу с зеркалом, — дело в том, что мой бывший муж был младше меня. Всего на два дня, но это ничего не меняло! Вы меня понимаете?

— Честно говоря, пока не понимаю! — Хозяин магазина моргнул. — При чем здесь мой магазин?!

— Сейчас все поймете! — Дамочка взглянула на себя в зеркальце, негромко ахнула и прошлась по лицу пуховкой. — Ужас какой! Вот что бывает, когда торопишься…

— Прошу вас к делу… — поторопил ее Лаврентий Ильич. — При чем здесь возраст вашего мужа?

— Как вы не понимаете! — воскликнула дама, захлопнув пудреницу. При этом поднялось розовое облако пудры, и ангорский хомяк в ближней клетке негромко чихнул.

— Как вы не понимаете! — повторила дама. — Он постоянно напоминал мне о разнице в возрасте. Это было просто невыносимо! Я так страдала, так страдала! В конце концов мы развелись…

— Я вам сочувствую, — проговорил хозяин магазина своим шелестящим голосом, — но по-прежнему не понимаю, какое отношение все это имеет ко мне и моему магазину?..

— Еще минутку — и вы все поймете! Итак, мы развелись. Но перед тем как уйти навсегда из моей жизни, этот ужасный человек, мой бывший муж, подучил нашего попугая…

— Ах, попугая! — Лаврентий Ильич оживился и посмотрел на клетку. — Вот этого самого попугая?

— Да-да, этого самого! Он научил его таким выражениям…

Дама эффектным жестом сорвала с клетки платок, и перед хозяином магазина предстал Перришон во всей своей красе. Изящно раскланявшись, как оперный тенор на концерте, он ехидно взглянул на хозяйку и хрипло выкрикнул:

— Стар-рая дур-ра!

— Вы видите?! — воскликнула дама, схватившись за сердце. — Точнее, слышите?

— Дур-ра! — повторил попугай, прошелся по клетке и заорал: — Стар-руха! Ведьма стар-рая! Ур-родина!

— Нет, это невозможно выносить! — Дама прижала к глазам платочек. — Я просто не в силах это терпеть!

— И чего же вы конкретно хотите от меня? — осведомился Лаврентий Ильич, втянув голову в воротник.

— Ну, я прямо не знаю… иногда мне хочется просто свернуть ему шею и зажарить…

— Тогда вы обратились не по адресу. Здесь, если вы заметили вывеску, зоомагазин, а не ресторан быстрого обслуживания! Думаю, вам стоит обратиться в «Жареного цыпленка», это напротив!.. Там вам могут приготовить из него сациви или попугая табака.

— Нет, все-таки я не могу так жестоко обойтись с живым существом! — Дамочка взглянула на попугая и всхлипнула. — Этот попугай жил у меня много лет… Может быть, вы возьмете его на комиссию? Продадите в хорошие руки? Ведь он еще совсем молодой!

— На комиссию? — Лаврентий задумался. — Обычно мы этим не занимаемся, но, учитывая ваши обстоятельства…

— Вот именно — мои обстоятельства!

В это мгновение входная дверь с грохотом распахнулась, и в магазин ворвалась бесцветная женщина средних лет с такой же огромной птичьей клеткой.

— Это безобразие! — закричала с порога женщина. — Я вас послушалась и дала ей еще один шанс, а эта наглая особа…

Она грохнула клетку на прилавок рядом с Перришоном и сдернула с нее чехол.

В клетке сидел такой же красивый красно-зеленый попугай. Перришон щелкнул клювом, всплеснул крыльями и восхищенно выкрикнул:

— Пр-ривет, кр-расотка!

— Ах, так это Лора вернулась! — оживился Лаврентий Ильич. — Здравствуй, Лорочка, как поживаешь? — С этими словами он запустил руку между прутьями и почесал попугая.

— Пр-рекрасно! — отозвалась Лора.

— Она-то, может быть, и прекрасно, — проговорила ее хозяйка, — а вот я… у меня силы уже на исходе!

— А вы пробовали беседовать с ней на интересные для нее темы? — спросил Лаврентий Ильич.

— Пробовала! Чего только не пробовала! Но все напрасно!

— Что — молчит?

— Если бы!

И тут Лора неожиданно выпалила:

— Стар-рая кар-ракатица! Кретинка, кретинка!

— Вы слышите? — Лорина хозяйка двинулась на Лаврентия. — Я прихожу с работы усталая, а дома вместо дружеской беседы вот это!..

— Сколопендр-ра! — рявкнула Лора. — Гор-рная горилла! Дур-ра парнокопытная!

— Вы слышите? Она явно набралась этих словечек у вас в магазине! Нет, больше вы меня не уговорите! Я не возьму ее!

— Что ж, — Лаврентий Ильич, по-видимому, не слишком расстроился, — у нас как раз появился приятель для Лоры, так что ей будет веселее. Кстати, возможно, они будут положительно влиять друг на друга…

Неизвестно, прав ли был хозяин магазина насчет положительного влияния, но попугаи, несомненно, заинтересовались друг другом.

Перришон с гордым видом прохаживался по жердочке, а потом ловко перевернулся, выполнив заднее сальто. После этого он приосанился и искоса взглянул на Лору, чтобы проверить, какое впечатление на нее произвели его спортивные достижения.

Лора, как всякая представительница слабого пола, приняла равнодушный вид и принялась прихорашиваться. Она поправила перья на своем хвосте, потом распушила крылья и посмотрелась в стенку аквариума с золотыми рыбками.

— Кр-расота! — воскликнул Перришон. — Пр-релесть!

— Ну что ж, — проговорила Лола, ревниво взглянув на своего попугая, — ему здесь явно понравилось. Так что я со спокойным сердцем оставляю его в вашем магазине.

Она покинула магазин и проковыляла на своих немыслимых каблуках до машины.

Там Лола вынула из бардачка небольшой радиоприемник и включила его. Этот приемник ловил сигнал от крошечного передатчика, который Маркиз укрепил под левым крылом Перришона.

Лола подкрутила громкость и услышала до боли знакомый голос:

— Перри хор-роший! Орешков Перриньке…

Ленин план заработал: теперь у них был «свой человек» в магазине «Кот в сапогах», и они могли прослушивать все тамошние разговоры.

Лола и Маркиз по очереди прослушивали разговоры в зоомагазине. Правда, в основном оттуда доносились лай и рычание, мяуканье и вой, хрюканье и сопение, а также другие нечленораздельные звуки, которые издавали многочисленные обитатели магазина.

Кроме того, время от времени можно было слышать, как Перришон флиртует с Лорой. Он был весьма настойчив, и чувствовалось, что шансы Перришона на взаимность растут с каждым часом.

Помимо болтовни влюбленных попугаев и звуков дикой природы, из приемника то и дело доносились голоса посетителей. Кто-то зашел за собачьим кормом, кто-то — за свежей травкой для кота. Мужчина привел ребенка за хомячком (то есть, скорее, ребенок привел своего отца). Молодая женщина пришла, чтобы выбрать матрасик для маленькой собачки (Лола прислушалась с живейшим интересом), старшеклассник купил клетку для канарейки. Немолодая пара долго советовалась с Лаврентием Ильичом насчет лечебного питания для пожилого кота.

Лола начала скучать и, чтобы чем-то занять себя, принялась переставлять фарфоровые безделушки на полочке. Пу И очень заинтересовался этим процессом и попытался к нему подключиться, но после того как он сбросил на пол одну из статуэток, Лола ласково отчитала его и ссадила на пол.

— И долго мы будем это слушать? — спросила она наконец своего напарника. — У меня уже заканчивается терпение!

— Как раз терпение — главный залог успеха в нашей работе! — машинально ответил Леня, который что-то рисовал на большом листе бумаги.

— Терпение, терпение… — проворчала Лола. — По-моему, это пустой номер! Никто не придет в этот чертов магазин!

Очередная старушка пришла за консервами для своего Барсика и долго выбирала банку по соотношению цена — качество.

Дверь за ней захлопнулась, и снова наступила относительная тишина, нарушаемая только сопением, мяуканьем и лаем.

Лола хотела еще что-то высказать Маркизу, но в это время из приемника опять послышался скрип двери, и вдруг раздался приглушенный голос Перришона:

— Полундр-ра! Тр-ревога!

— Что это он заволновался? — проговорил Леня, оторвавшись от своего рисунка.

— Что ты — Перришона не знаешь? — отмахнулась Лола. — Настоящий паникер! Может быть, в магазин зашел человек с бультерьером, вот он и переполошился…

— Не знаю, не знаю! — Леня подсел ближе к приемнику.

А оттуда донесся настороженный голос Лаврентия Ильича:

— Это вы?!

Ответил ему тихий насмешливый голос странного тембра — не поймешь, то ли мужской, то ли женский:

— Нет, это пожарный инспектор!

— Типун вам на язык! — всполошился Лаврентий. — Что у вас за глупые шутки! Эти инспекции меня уже замучили — то пожарные, то санитарные, то налоговые…

— А вы не задавайте глупых вопросов — тогда не будете получать глупых ответов! Ну что — вы выполнили мой заказ?

— Интересно, о чем они говорят? — пробормотал Леня, машинально понизив голос, хотя в зоомагазине его, разумеется, не могли слышать. — О том, что я думаю? Или о чем-то совсем постороннем?

— Мало ли о чем! — фыркнула Лола. — Может, речь идет о заказе крупной партии корма для морских свинок?

Она замолчала, потому что из приемника снова донесся голос Лаврентия Ильича:

— Их привезут сегодня вечером. Это было очень трудно…

— Не надо говорить мне о ваших трудностях. Я же не гружу вас своими. И достаточно хорошо вам плачу, чтобы не выслушивать ваши жалобы. Сегодня вечером, говорите? Но я надеюсь, никаких накладок не будет?

— Не беспокойтесь, это очень надежный человек.

— Сколько штук он привез?

— Пять. — В голосе Лаврентия послышались виноватые нотки.

— Только пять? Но я же заказывал вам десять штук!

— Вы же знаете, с каждым разом их все труднее доставать. «Зеленые» зверствуют, таможенники постоянно поднимают расценки…

— Вы что — хотите взять с меня больше денег? Так говорите прямо!.. Цену можно обсудить, но если мне нужно десять штук — значит, вы должны привезти именно десять!

— Он и вез десять, но один сбежал в самолете, трое издохли по дороге, и еще двое подрались, и один убил другого.

— Нет, это точно не корм для морских свинок… — прошептал Леня. — И даже не ангорские хомяки. Вряд ли хомяки убивают друг друга…

— Не скажи! — возразила Лола. — Хомяки — очень жестокие животные. Счастье, что маленькие!

— Ладно, — снова зазвучал странный голос, — пусть будет пока пять. Когда мне за ними прийти?

— Приходите после полуночи, все уже будет на месте. Я оставлю заднюю дверь магазина открытой.

— Хорошо!

Судя по звукам, таинственный посетитель уже направился к выходу, но Лаврентий Ильич проговорил ему вслед:

— Кстати, сегодня днем ко мне заходил подозрительный человек. Он спрашивал оних…

— Оних? — переспросил собеседник.

— Именно! Он прямо спросил, не могу ли я достать гвинейских императорских скорпионов.

Леня взволнованно придвинулся к приемнику, боясь пропустить хоть слово. При этом он нечаянно сбросил Пу И, который, оказывается, успел расположиться на его коленях. Песик возмущенно тявкнул и сбежал на кухню.

— Что же вы мне сразу не сказали? — донесся из динамика странный голос.

— Возможно, это просто совпадение…

— Я вообще не верю в совпадения, а особенно в такие! — оборвал его собеседник. — Что это был за человек? Как он выглядел? Что говорил?

— Как выглядел? — Лаврентий Ильич замялся. — Да как-то никак… совершенно не запоминающееся лицо…

— Это скверно! Значит, профессионал!

— А что он говорил… — продолжал хозяин магазина, — спросил, не могу ли я достать их… ну, вы понимаете. А когда я спросил, не устроит ли его какой-нибудь другой вид — к примеру, занзибарский королевский…

— Ну?!

— Он отказался наотрез! Даже, мне кажется, обиделся!

— Скверно! — повторил незнакомец. — А вы говорите — совпадение! О каком совпадении может идти речь? Сколько людей в городе может вообще знать о существовании гвинейских императорских? Нет, одно ясно — ваш магазин засвечен!

— Что же теперь делать? — всполошился Лаврентий Ильич. — Ведь я уже доставил вам партию! Вы же не откажетесь от нее?

— Само собой, не откажусь, — успокоил его собеседник, — но сюда я больше не приду. Вот как мы сделаем: встретимся, как и договорились, сегодня в полпервого ночи, только не у вас, а в автомойке на Поклонной горе. Вы въедете в мойку и прямо там передадите мне груз. Само собой, уложите его в водонепроницаемый контейнер — вы же знаете, как они боятся воды, особенно с моющими средствами!

На этом разговор закончился, и таинственный посетитель покинул магазин. А Леня начал бурную деятельность.

Он позвонил Уху, еще двоим-троим людям, которых время от времени подключал для разовых заданий, а к десяти часам вечера вместе с Лолой занял наблюдательный пост в машине напротив магазина «Кот в сапогах».

Магазин был закрыт, но в одном из окон горел свет, там явно кто-то был. Около половины одиннадцатого неподалеку остановился неприметный «фольксваген», из него вышел высокий человек, покрытый тропическим загаром, с небольшим чемоданчиком в руках.

Леня навел на него фотоаппарат с сильной оптикой, тщательно разглядел и на всякий случай сделал несколько снимков.

Смуглый человек вошел в магазин через служебную дверь, пробыл там несколько минут и снова вышел.

Чемоданчик был при нем, но Леня не сомневался, что содержимое его осталось в магазине.

«Фольксваген» уехал, и на какое-то время снова наступила тишина.

Наконец уже без четверти двенадцать свет в окнах погас, дверь магазина открылась, и оттуда, опасливо оглядываясь, вышел Лаврентий Ильич. В руке его была какая-то большая коробка.

Леня направил на него фотоаппарат и разглядел его ношу.

Эта была самая обыкновенная коробка от торта кондитерской фирмы «Невские просторы».

Маркиз достал мобильный телефон, набрал номер Уха и проговорил:

— Код два нуля.

— Что еще за два нуля? — недовольно проворчал Ухо. — Туалет, что ли?

— Да нет, операция начинается! Помнишь свою роль?

— А как же! Я тебя когда-нибудь подводил?

— Не было такого. Теперь самое главное — коробка от килограммового торта «Невские просторы». Задача ясна?

— Спрашиваешь!

Леня убрал телефон, а Ухо срочно переоблачился в форму сотрудника дорожно-патрульной службы.

Хозяин зоомагазина «Кот в сапогах» Лаврентий Ильич Бабочкин сел за руль своей зеленой «хонды», бережно поставил рядом коробку из-под торта, опасливо покосился на нее и тронулся с места.

Несмотря на позднее время, машин на улицах было довольно много, и он поехал по набережной, где движение было потише.

Однако не успел он проехать и половины дороги, как впереди появилась унылая фигура постового, который делал ему знак остановиться.

Лаврентий Ильич послушно затормозил, опустил стекло.

— Сержант Ухорылов! — представился милиционер, приложив руку к козырьку. — Попрошу документики!

— А что я нарушил, сержант? — заволновался Лаврентий Ильич. — Я не превышал скорость и все правила соблюдал!

— А это мы сейчас выясним, Лаврентий Ильич! — отозвался милиционер, внимательно перелистывая его документы. — Аптечка у вас имеется?

— А как же! Вот она! И аспирин в ней свежий…

— Свежий, это хорошо… А где у вас огнетушитель?

— Есть, есть огнетушитель… — Бабочкин нырнул под сиденье, повозился там и наконец вылез. — Вот он… Сержант, может, можно побыстрее? Я очень тороплюсь! — И Бабочкин протянул постовому сложенную вдвое купюру.

— Что это?! — Тот уставился на деньги, как будто видел их впервые в жизни.

— Это де… деньги… — испуганно проблеял Лаврентий Ильич, чувствуя, что неприятности его только начинаются.

— Деньги? — недоверчиво переспросил сержант. — Правда, деньги…

Он спрятал купюру в карман и обошел машину сзади.

— А это что такое?! — проговорил он оттуда таким тоном, как будто обнаружил как минимум атомную бомбу.

Испуганный Бабочкин выскочил из салона как ошпаренный и бросился к постовому.

При этом он был так взволнован, что не заметил, как из припаркованной поблизости машины выскользнул молодой парень, согнувшись, подобрался к его «хонде», схватил с переднего сиденья коробку из-под торта, а на ее место поставил другую, точно такую же.

— В чем дело, сержант? — спросил запыхавшийся Лаврентий, обежав свою машину.

— Нехорошо, Лаврентий Ильич! — Сержант разглядывал номера машины и укоризненно качал головой. — Номера забрызганы, читаются плохо! Мыть надо машину!

— Да я ее недавно мыл, — заныл Лаврентий. — Грязно же в городе… не успеешь помыть, как снова запачкается…

— Значит, чаще мыть надо! — припечатал сержант.

— Да я как раз собирался на мойку заехать…

— Ладно, поезжайте! — Милиционер снова поднес руку к козырьку и неспешно удалился прочь.

Лаврентий Ильич облегченно вздохнул и взглянул на часы.

Он еще успевал к назначенному времени.

— Что-то сегодня народу совсем нет… — вздохнул Костик, выглядывая на дорогу.

Действительно, автомойка на Поклонной горе сегодня пустовала.

— Какого ты народу хочешь? — вздохнул Петрович, пожилой дядька, которого держали на работе по двум причинам — потому, что он был родственником хозяина, и еще потому, что разбирался в машинах и мог сделать своими руками несложный ремонт.

Они с Костиком дежурили на пару, скучая в маленькой застекленной будке, откуда хорошо просматривались все подъезды к мойке.

— Какого народу, когда уже первый час? Кто же по ночам машины моет?

— А тогда чего мы здесь по ночам торчим? — Костик потянулся и взглянул на часы.

— Потому что мойка круглосуточная, — солидно разъяснил Петрович, — а раз круглосуточная — значит, должна работать!

— Вот ты и работай, если тебе по ночам делать нечего! — огрызнулся Костик. — А меня отпустил бы…

— Деньги за ночную работу получаешь? — поучал Петрович. — Получаешь! А коли получаешь, изволь работать!

Вдруг на столике зазвонил телефон.

— Алло! Автомойка! — проговорил Петрович, поднеся трубку к уху, и вдруг лицо его переменилось. — Как? Рожает? Ох ты Господи! Еще же не срок ей!

Он шлепнул трубку на аппарат и повернул к напарнику бледное от волнения лицо: — Подежурь один, Костик! Все одно никого нет! Алиска рожает, мне непременно ехать надо!

— Алиска? — переспросил Костик. — Дочка, что ли?

Петрович, который уже несся сломя голову прочь, обернулся и бросил через плечо:

— Какая дочка? Собака моя, колли!

Костик хотел что-то возмущенно возразить, но Петровича уже и след простыл.

— Вот так всегда, — пробормотал парень, потянувшись к плейеру, — за всех приходится отдуваться…

Но послушать музыку ему не удалось: к мойке подрулила нарядная бирюзовая машина. Из нее вышла симпатичная молодая женщина в коротком норковом полушубке цвета топленого молока и направилась прямиком к будке. Следом за бирюзовой машиной к мойке подъехала еще одна, менее приметная.

— Вот так всегда, — проговорил Костик, поднимаясь, — то никого не было, а стоило Петровичу слинять, как клиент косяком пошел…

— Молодой человек, — проговорила девушка в норке, заглянув к нему в будку, — вы мне не поможете? У меня, кажется, проблема с трамблером… или с инжектором… я их вообще-то не различаю…

— Посмотрим… — вздохнул Костик, снова пожалев, что Петрович не вовремя покинул рабочее место.

Он прошел с девушкой к ее машине, поднял капот и заглянул внутрь.

— Да вроде тут все в порядке… — проговорил через минуту и хотел распрямиться, но коварная женщина внезапно поднесла к его лицу платок, пахнущий чем-то остро и неприятно.

Костик закашлялся, хотел крикнуть… но обмяк и упал лицом вниз на мотор бирюзовой машины.

К девушке тут же подбежал водитель второй машины — мужчина лет сорока с приятной, но неприметной внешностью.

— Ленечка, с ним ничего не случится? — озабоченно проговорила Лола, помогая напарнику тащить безвольное тело к конторе.

— Совершенно ничего, — отозвался Леня, пыхтя. — Два часа здорового полноценного сна. Даже головной боли не будет. Свежая разработка одной швейцарской фирмы. Качество гарантировано!

— А это не подделка? — не унималась Лола.

— Я же это не в аптеке покупал! — успокоил ее компаньон.

Он уложил Костика на узкую кушетку, которая стояла в глубине конторы, и заботливо накрыл его пледом. Затем быстро облачился в форменный комбинезон с логотипом автомойки.

Лола сняла свой полушубок, спрятала его в шкаф и надела аккуратную форменную курточку.

Через пять минут они отогнали свои машины в сторону, и мойка приняла первоначальный вид.

На часах было уже двадцать минут первого, то есть до назначенного времени оставалось всего десять минут.

Прошло еще пять минут, и к мойке подкатила двухместная дамская «ауди». За рулем сидела худощавая девица в коротком кожаном плаще, с длинными белыми волосами, спадающими на плечи. Лица ее в полутьме салона видно не было, но Леня не сомневался, что оно должно быть очень привлекательным.

Он выкатился из конторы и направился к «ауди».

— Ишь, как разлетелся! — фыркнула вслед ему Лола. — Ты, главное, не забудь, зачем мы сюда приехали!

— Чем могу быть вам полезен? — осведомился Маркиз, приближаясь к машине.

— А у тебя здесь что — суши-бар, обувной бутик или химчистка? — едва слышно прошипела девица, не опуская стекла.

— Нет, у нас автомойка… — разочарованно ответил Леня: контакта явно не получалось.

— А мойка — так мой! Чего спрашиваешь?

— Всенепременнейше! — И Леня включил автомат.

Машина въехала в ангар, огромные щетки завертелись, со всех сторон на «ауди» хлынули потоки воды.

Леня вернулся к конторе и оттуда продолжал наблюдать за дорогой.

— Что, Ленечка, облом? — с фальшивым сочувствием осведомилась Лола.

— Что значит — облом? — фыркнул Маркиз. — Я сюда не для того приехал…

Лола хотела еще немного поплясать на его костях, но в это время к мойке подкатила зеленая «хонда».

— Ага, а вот и Лаврентий Ильич! — оживился Маркиз. — Ну, операция пошла!

Он вышел из конторы, принял у Бабочкина плату и направил его в ангар. Мойка была рассчитана одновременно на две машины, и «хонда» въехала в ангар, встав рядом с «ауди» блондинки. Маркиз посматривал то на дорогу, то на мойку.

Будка конторы располагалась так удобно, что отсюда отлично просматривались обе машины — Леня даже видел через задние стекла лысоватую макушку Бабочкина и светлые волосы хозяйки «ауди».

Он ждал, когда появится таинственный заказчик Лаврентия Ильича, но время шло, а больше ни одна машина не подъезжала к автомойке.

— Вот оно что! — проговорил вдруг Леня, хлопнув себя по лбу, и снова уставился на светлые волосы женщины. — Ну, хитер!

— В чем дело, Ленечка? — поинтересовалась Лола. — О ком это ты?

— Да эта блондинка… она вовсе не блондинка! — выпалил Леня, не сводя глаз со светлого затылка.

— Конечно, не блондинка, — авторитетно подтвердила Лола. — Крашеная брюнетка… а скорее всего это вообще парик!

— Да не в этом дело… — Маркиз махнул рукой.

Цикл мойки подошел к концу. Леня выключил автомат.

Зеленая «хонда» плавно тронулась вперед, выехала с задней стороны ангара. «Ауди» стояла на месте.

— Что это она… — начал Леня, и вдруг у него мелькнула страшная догадка.

Он бросился к «ауди».

Фигура на переднем сиденье была совершенно неподвижна.

Неужели еще одно убийство? На этот раз прямо на их с Лолой глазах, прямо под носом… и снова все нити оборваны… Но кто, кто на этот раз убийца? Неужели Лаврентий Ильич Бабочкин, мирный владелец зоомагазина, вовсе не тот, кем кажется на первый взгляд?

Леня рванул на себя дверцу машины… и попятился.

— Ну, что такое? — проговорила Лола, подходя сзади.

— Смотри сама! — Леня махнул рукой.

На водительском месте «ауди» сидела надувная кукла из секс-шопа, одетая в короткий кожаный плащ. На голове у нее был длинный светлый парик.

— Ну, Ленечка, ты молодец! — фыркнула Лола. — Надувную куклу с живой женщиной перепутал! Раскатился к ней, глазки заблестели… кому рассказать…

— Но она же разговаривала… — Леня изумленно разглядывал куклу. — И вела машину… Тьфу, Лолка! — Он рассмеялся. — Я уже совсем зарапортовался! Понятное дело — пока машина была в мойке, он посадил куклу на свое место, взял коробку у Бабочкина и тихонько выскочил… а мы следили за машиной… Слушай, где-то такой трюк я уже видел, в кино, что ли…

— Он? — переспросила Лола.

— Ну да, конечно! Это был тот человек, который приходил к Лаврентию в магазин. Только он переоделся в женскую одежду и парик…

— Так что — выходит, у тебя ничего не получилось? — разочарованно вздохнула Лола. — Ты провалил операцию?

— Ага, как успешно — так «мы», а как провалил — так «я»! Нет, к твоему сведению, мы ничего не провалили. Операция продолжается!

Он вытащил мобильник и набрал хорошо знакомый номер.

— Сержант Ухорылов! — бодро отозвалась трубка. — Дорожно-патрульная служба!

— Ну ты, Ухо, совсем в роль вошел, никак обратно не выйдешь! — проговорил Леня насмешливо. — Скоро начнешь со своих знакомых штрафы брать. Как дела? Принял объект?

— А как же! Веду его от самой автомойки… серый «нисан», довольно старенький. Сигнал маяка отчетливый, так что я держусь от него подальше, чтобы не засек. А то, сам понимаешь, время позднее, народу на улицах мало…

— Ну и где вы сейчас?

— По Кантемировскому мосту едем на Петроградскую сторону. Он явно движется в сторону центра.

— Хорошо! Веди его аккуратно, не светись, мы с Лолкой выезжаем следом…

Компаньоны сняли спецодежду, переоблачились в собственные костюмы, сели в Ленину машину и поехали по ночному городу следом за своим объектом.

— Я чего-то такого ожидал, — пояснил Леня по дороге. — Объект у нас хитрый, от него всякого можно ожидать. Вот и попросил Ухо подстраховать нас, покараулить в машине неподалеку от мойки. В коробке из-под торта, которую привез Лаврентий Ильич, стоит маячок, так что Ухо нашего ловкача не упустит…

Они быстро ехали по ночному городу, время от времени перезваниваясь с Ухом.

Тот упорно «вел» серый «нисан» объекта в сторону исторического центра.

Леня пересек Петроградскую сторону, миновал Васильевский остров, Эрмитаж, Дворцовую площадь и по Гороховой улице выехал на набережную Фонтанки. Здесь их поджидал Ухо в неприметном «опеле», который он, по своему обыкновению, позаимствовал у кого-то из невнимательных сограждан.

— Ну что, как дела? — спросил Леня, подсаживаясь в машину приятеля.

— Да странно что-то, — проговорил тот, показывая на экран портативного навигатора. — Видишь, эта штука показывает, что он прямо за углом, причем не двигается с места уже десять минут.

— Действительно, странно! — Леня задумчиво уставился на экран.

— Я было подумал, что навигатор сломался, — продолжил Ухо. — Вышел тихонько, поглядел — действительно, стоит за углом «нисан», и за рулем какой-то тип. Может, он там кого-то поджидает?

— Может, и так, — ответил Маркиз, но в голосе его прозвучали унылые и безнадежные интонации. — Только что-то мне говорит, что он от нас все-таки ушел. Уж больно шустрый он парень, чтобы десять минут на одном месте торчать.

Леня выбрался из машины и выглянул из-за угла.

В темном переулке возле самого тротуара действительно стоял серый автомобиль с погашенными фарами. За рулем виднелся темный силуэт водителя.

Леня выждал несколько минут.

Ровным счетом ничего не происходило.

Тогда он решился: неторопливой походкой приблизился к серой машине, наклонился к окну и проговорил:

— Извини, друг, огоньку не найдется?

Водитель «нисана» не ответил и не пошевелился. Леня схватился за ручку двери и дернул ее на себя…

На переднем сиденье машины сидел… точнее, лежал свернутый в рулон плед, на верхний конец которого была надета черная кепка-бейсболка. Этот-то плед сначала Ухо, а потом и сам Маркиз принимали в темноте за водителя.

— Как же это, Ленечка, ты второй раз наступил на одни и те же грабли? — раздался у него за спиной насмешливый голос Лолы. — Он ведь тебя один раз уже купил на такой же трюк?

— На технику понадеялся… — вздохнул Леня. — Мы же ему маячок подсунули в коробке из-под торта…

— Ну и где этот маячок?

— Там же, где и коробка! — И Леня показал на пассажирское место рядом с «водителем».

Действительно, на сиденье стояла та самая коробка от торта фирмы «Невские просторы». Розовая ленточка, которой перевязали коробку, была разрезана.

— Значит, он раскусил твою хитрость!

— Значит… — неохотно согласился Маркиз.

Лола обошла машину и сняла с коробки крышку.

Внутри, на подложке из мягкой розовой бумаги, находились две игрушечные собачки из тех, которых продают на улицах или в подземных переходах. Одна из собачек внезапно включилась, видимо, от толчка, и залаяла тонким визгливым голосом.

— Все-таки Пу И лает гораздо приятнее, — задумчиво проговорил Маркиз.

— Это вы ему подсунули коробку с собачками? — поинтересовалась Лола. — Очень остроумно!

— Ага, с собачками и маяком. Хотели сделать сюрприз. Только он, к сожалению, решил ее открыть раньше времени, так что сюрприза не получилось.

— Вы что тут, ребята, собаку мучаете? — осведомился подошедший к ним Ухо. — Ну что, птичка улетела?

— И довольно давно, — уныло подтвердил Маркиз. — Уже и гнездо успело остыть. Кстати, что ты можешь сказать про его гнездо… тьфу, про его машину?

— Могу сказать, что он так же предусмотрителен, как ты: машина вовсе не его, он ее прихватил где-то по дороге.

— Откуда ты знаешь? — удивился Леня. — Ты что, вот так, с первого взгляда, можешь отличить угнанную машину?

— Само собой! — гордо подтвердил Ухо.

— Не устаю поражаться твоему профессионализму! — проговорил Маркиз с уважением.

Ухо расплылся в довольной улыбке, но тут же смягчился:

— Ты тоже можешь отличить. Глянь-ка под «торпеду»…

Леня наклонился и заметил точащие из-под приборной доски оборванные провода.

— Он ее заводил без ключа, — пояснил Ухо. — Так что вряд ли эта машина что-нибудь нам даст…

— Опять я сюда вернулась… — проговорила Лола, оглядываясь по сторонам.

— Да, вот теперь действительно полный облом… — Леня вытащил коробку и уныло побрел к своей машине.

— Чуть не каждый день на этом месте… — бубнила Лола, бредя следом за напарником, — как будто здесь медом намазано… такой большой город, а я кручусь на одном пятачке… и снег опять выпал, а я в осенних сапогах… надо было зимние надеть…

— Да, серьезный соперник попался!.. — продолжал Леня сокрушаться и вдруг, прислушавшись к Лолиным словам, остановился.

— Что ты говоришь?

— Говорю, что снег выпал, а я перелезла в тонкие сапоги. Весна, думаю, завтра уже первое апреля…

— Нет, а до этого? Что ты до этого говорила?

— Что? — Лола задумалась. — Вообще надо проехаться по магазинам, а то мне совершенно нечего носить. Скоро лето, а у меня все шмотки прошлогодние…

— Не отвлекайся! — прикрикнул на нее Леня. — Ты только что сказала что-то важное…

Лола наморщила лоб, мучительно припоминая. По интонации Маркиза она поняла, что на этот раз он не шутит и лучше ей постараться и вспомнить свои слова.

— Что город такой большой, а я все кручусь в этом районе… — проговорила она наконец.

— А что это ты здесь крутишься? — не отставал Леня.

— Так ты же сам меня посылал в театр… поговорить с костюмершей насчет твоей исторической старухи…

— В театр? — переспросил Леня взволнованно. — Ты хочешь сказать, что здесь рядом этот самый театр?

— Ну, конечно, вот же он! — И Лола показала на темный подъезд, напротив которого был припаркован серый «нисан». — Театр на Фонтанке, тетя Глаша сейчас здесь работает…

— А я думал, что над входом в театр обязательно есть вывеска и какие-нибудь афиши…

— Это над главным входом, — высокомерно пояснила Лола, — а это вход служебный, для актеров и сотрудников театра!.. Серый ты, Ленечка! Надо мне наконец заняться твоим театральным образованием… водить тебя на премьеры…

— Постой! — перебил ее Маркиз. — Так это, выходит, он ехал сюда, в театр… Может быть, он здесь работает?

— Ой! — Лола прижала руки к щекам. — Ой, мамочки! Это же точно он, и как это я сразу не догадалась? Такой ловкий, двигается будто летает, да еще этот разговор в темноте — и про магазин, и про Ильича…

— Какой еще Ильич? — оторопел Маркиз. — Дедушка Ленин, что ли? Лолка, у тебя совсем с головой плохо!

— От Ильича до Ильича без инфаркта и паралича! — по инерции вспомнил Ухо прибаутку советских времен.

— Будете издеваться — вообще ничего не скажу! — злорадно сообщила Лола. — А я знаю, кто такой Скорпион!

— Ну-ну, — с деланным равнодушием усмехнулся Маркиз, — что ты там знаешь… Кстати, почему ты мне не рассказала, как прошел твой визит в театр?

— А ты спрашивал? — мгновенно рассвирепела Лола. — Ты поинтересовался, как все прошло? Ты вместо этого набросился на меня, как лев на зебру, как волк на ягненка, как кот на мышь!

— Слушайте, ребята, может, я пойду, а? — забеспокоился Ухо, он очень не любил скандалов, а с женщинами в особенности.

Он вообще недолюбливал особ женского пола. То есть не то чтобы недолюбливал, а просто не понимал. Считал их слишком сложными и непредсказуемыми. То ли дело — машина! С любой техникой всегда договориться можно, она не психанет в самый ответственный момент, не подведет, не бросит руль на перекрестке и не станет красить губы, повернув к себе зеркало заднего вида.

— Едем домой! — приказал Маркиз, чтобы сохранить перед приятелем свое достоинство.

В машине компаньоны молчали. Лола дулась, а Леня покаянно думал, как же он так прокололся. Совсем забыл расспросить Лолку про ее визит в театр. Правда, он думал, что раз она молчит, то ничего путного там не узнала, а оказалось вон оно что…

Дома никто не спал.

Аскольд сидел возле самой двери, Пу И выглядывал из-за галошницы.

— Что это вы не спите? — спросил Леня, поставив коробку из-под торта на столик.

Никто ему не ответил — попугая не было дома, но кот Аскольд, скользнув по хозяевам загадочным взглядом зеленых глаз, недвусмысленно направился на кухню.

— Что ты хочешь этим сказать? — проговорил вслед ему Леня. — Неужели ты думаешь, что мы будем тебя кормить посреди ночи? И не надейся! Вообще тебе не мешает немножко похудеть…

Кот посмотрел с холодным возмущением — что это еще за инсинуации, он в отличной форме!

— Артист! — восхитился Леня. — Кстати, о театре. Лолка, как ты относишься к тому, чтобы честно и подробно рассказать мне, что с тобой там случилось? Без твоих обычных шуточек, подколов и шпилек в мой адрес! Давай попробуем на этот раз вести себя серьезно, а? Мы ведь с тобой деловые партнеры!

Вот так всегда, думала Лола, как только начинаешь думать, что Ленька — вздорный и склочный тип, к тому же отравленный манией величия, он тут же меняет это мнение о себе в противоположную сторону. Вот ведь ясно же, что в данном конкретном случае мало того что Маркиза просто-напросто подставили, так еще и этот неизвестный Скорпион переигрывает его по всем статьям. Но вместо напыщенного индюка и фанфарона, как думала Лола, перед ней снова ее прежний друг и компаньон — умный, собранный, решительный и уверенный в себе.

— Вот такой ты мне больше нравишься! — улыбнулась Лола. — А то все ворчал и ругался.

И она рассказала подробно про разговор с тетей Глашей.

— Так что бабуся твоя все врет, никакая она не Саломея и в театре никогда не пела!

— Да уж… — протянул Леня. — Как, говоришь, ее фамилия-то была, Закоркина? С такой фамилией только в кассе и сидеть… А картин-то дома, фотографий понавешала! Тут она со Станиславским, тут она с Булгаковым — совсем завралась!

— Монтаж! — решительно высказалась Лола. — Раздобыла где-то групповые фотографии писателей да артистов, вырезала какое-нибудь женское лицо и себя вставила.

— Фортель, Фортель… — бормотал Маркиз, — снова придется к Ивану Игнатьевичу идти за информацией. Если и правда Фортель был известный вор, то он про него все знает… Ну бабка, как голову-то мне заморочила, артистка прямо!

— С погорелого театра, — вставила Лола. — Ты слушай, что дальше было. Значит, идем мы с Пу И от тети Глаши… — тут она немного запнулась, поскольку не хотела рассказывать о том, что встретила в театре свою бывшую сокурсницу, которая сейчас явно преуспевала, — идем мы и заблудились…

Леня ничего не заподозрил, он был в глубине души уверен, что редко у какой женщины в голове нет топографического кретинизма и что любая в трех соснах заблудится запросто.

Дальше Лола скороговоркой рассказала, как Пу И сбежал, как она его искала и совершенно случайно оказалась в темной кладовке. А когда услышала разговор, то побоялась вылезать, оттого и не видела тех людей, что говорили.

— И все сходится! — захлебываясь и блестя глазами, торопилась Лола. — Он как раз говорил, что их привезут завтра. Они— это гвинейские императорские скорпионы, так? И что он должен был идти в магазин Ильича. Так что дедушка Ленин тут ни при чем, Ильич — это Лаврентий Ильич Бабочкин, директор зоомагазина «Кот в сапогах»… И пропал тот тип, которого вы преследовали, недалеко от театра. Если тебе и сейчас неясно, то я уж не знаю…

— Да я все понял, только не понял, отчего ты мне сразу не сказала, что подслушала такой важный разговор… Что наша бабка выдумала, будто в театре пела и что пять мужей у нее было, — это не криминал, мало ли что люди про себя выдумывают, чтобы впечатление произвести, а вот про Скорпиона…

— Да я только там, у театра, поняла, о чем шла речь! — оправдывалась Лола. — И вообще нечего перекладывать с больной головы на здоровую! Сам хорош, упустил объект, а теперь ищешь виноватых!

— Да никого я не ищу! — вздохнул Маркиз. — Надо думать, что делать дальше…

— Я знаю, кто такой Скорпион! — выпалила Лола, сделав страшные глаза. — Это осветитель Николай!

— С чего такая точность? — насмешливо прищурился Маркиз.

— Если бы ты видел, как он управляется там, наверху, ты бы не сомневался!

— Да? — оживился Леня. — Тогда у меня к тебе будет деловое предложение. Как ты смотришь на то, чтобы на некоторое время вернуться к театральной карьере?

— Что ты хочешь этим сказать? — Голос у Лолы дрогнул.

— Я хочу сказать, что ты должна поступить в театр на Фонтанке. Причем как можно скорее. — Произнеся эти слова, Леня заметил грозный блеск в глазах Лолы и на всякий случай отошел подальше.

— Что?! — Лола повернулась к своему напарнику. На ее щеках выступили красные пятна.

Леня ничего не успел ответить, потому что за спиной его раздался грохот.

Коробка из-под торта «Невские просторы» свалилась со столика.

То есть, конечно, она свалилась не сама, ей помогли.

Пу И, заметив коробку, вскарабкался на столик и попытался в нее залезть. Однако это у него не получилось, и он вместе с коробкой свалился на пол. Крышка с коробки слетела, обе игрушечные собаки вывалились, от сотрясения включились и принялись визгливо тявкать и махать короткими лапами.

Пу И воспринял это как личное оскорбление и вызов.

Он набросился на одну из игрушечных собак, повалил ее на бок, встал на нее лапами и оглядел прихожую с гордым видом победителя. С таким приблизительно видом оглядывает саванну лев, встав лапами на только что поверженную антилопу. Но в это время вторая собака, которая медленно двигалась вперед, наткнулась на Ленин ботинок, перекувырнулась и при этом ударила Пу И всеми четырьмя лапами.

Песик испуганно отскочил назад и обиженно взлаял. Казалось, он хочет сказать: «Нечестно! Двое на одного! Мы так не договаривались!»

Лола, забыв обо всем на свете, кинулась к своему любимцу, подхватила его на руки и прижала к груди со словами:

— Пуишечка, детка, ничего не бойся! Мамочка с тобой, мамочка не даст тебя в обиду этим противным собакам! — Затем она повернулась к Маркизу и возмущенно проговорила: — Видишь, до чего ты довел ребенка? У него будет нервный срыв! У него на нервной почве выпадет шерстка! Ты же знаешь, какой он ранимый и чувствительный!

Пу И, почувствовав себя в полной безопасности, смотрел сверху на своих игрушечных врагов и облаивал их самым оскорбительным образом.

— Лолка, перестань валять дурака! — прикрикнул Маркиз на свою боевую подругу. — И не делай вид, что не слышала моих слов!

— Твоих слов? — Лола удивленно заморгала. — Каких еще слов?

— Я сказал, что тебе придется вернуться в театр.

В прихожей на какое-то время наступила тишина.

Даже игрушечные собаки внезапно перестали лаять, как будто в них одновременно кончился завод. Точнее, одновременно разрядились батарейки.

— Я не ослышалась?! — проговорила Лола напряженным, звенящим голосом.

Леня ничего не ответил. Он правильно рассудил, что в такой момент любой его ответ будет только поводом для очередного взрыва и самое безопасное — промолчать.

— Ты хочешь, чтобы я вернулась в театр?! — отчеканила Лола и бережно пересадила Пу И на табуретку, чтобы освободить руки. Как только они оказались свободны, она воздела их к потолку в трагическом жесте, потом заломила движением, полным невыносимой скорби, потом закрыла ими лицо, как будто не в силах была видеть грязь и тщету окружающего жестокого мира.

Поскольку Маркиз по-прежнему молчал, не подавая ей повода для следующей реплики, Лоле пришлось обходиться своими собственными силами.

— Ты увел меня из театра, когда я была в зените славы! Ты сломал мою карьеру, отнял у меня аплодисменты зрителей, восторги поклонников, цветы, ценные подарки, радость творчества, наконец… ты отнял у меня то, что составляло смысл моей жизни!

На этот раз Леня не удержался и необдуманно ответил Лоле, поддавшись на провокацию:

— Аплодисменты зрителей — это, конечно, хорошо, но зрителей-то было всего ничего… На сколько мест был зал в твоем театре? На пятьдесят, если я не ошибаюсь?

— На восемьдесят! — возмущенно перебила его Лола. — Но важно не количество, важен принцип! Один раз меня вызывали на поклоны целых семь раз!..

— Ну да, когда ты пригласила на премьеру ползала знакомых. А уж насчет ценных подарков — это ты вообще загнула! Если, конечно, считать ценным подарком рисунок, который тебе подарил шестилетний сын уборщицы после детского утренника и который до сих пор висит на почетном месте в твоей комнате…

— И нечего язвить! Если хочешь знать, этот рисунок для меня дороже любых бриллиантов! — воскликнула Лола с пафосом. — Потому что это подарок, сделанный от чистого сердца! Вообще дети — это самые искренние, самые восторженные, самые тонкие зрители! Они еще не испорчены жизнью, не отравлены ядом массовой культуры, они, как никто другой, понимают искусство…

— Да, только нарисована там была почему-то ведьма на помеле. Как ты думаешь, почему бы это?

— Потому что я в том утреннике играла именно ведьму… кстати, очень хорошо играла, режиссер это отметил…

— Да, эта роль тебе и в жизни отлично удается! — добавил Маркиз с невинным видом.

Лола возмущенно ахнула, снова воздела руки и завертела головой в поисках свидетелей. Поскольку Аскольд давно уже ушел, из свидетелей остался один Пу И, который сидел на табуретке и с интересом наблюдал за перепалкой хозяев. Если, конечно, не считать двух игрушечных собак, которые валялись на полу, буквально отбросив лапы.

Итак, повернувшись к Пу И, Лола воскликнула:

— Он назвал меня ведьмой! И это после того, как я отдала ему лучшие годы своей жизни! После того, как я бросила к его ногам свою молодость, красоту, талант…

— Лолка, прекрати! — строго прикрикнул на нее Маркиз. — Ты не в театре!

— Вот именно! — парировала она. — И уже никогда там не буду! Как ты себе представляешь — я вернусь в театр после стольких лет… тем самым я признаю свое поражение!..

— Не говори ерунды! — отмахнулся Леня. — И потом это же ненадолго и только для дела…

— Ага, а как я это объясню Жанке? Вот уж она попляшет на моих косточках!

— Это еще кто такая? — осведомился Маркиз.

— Не хочу даже говорить о ней! — отрезала Лола, но тут же с чисто женской логикой заговорила: — Бездарность! Уродина! Корова с темпераментом амебы! И самое ужасное — что она теперь у них прима! Играет все самые лучшие роли! Да к тому же… — Лола замолчала, не в силах продолжать, но потом преодолела себя и выпалила: — К тому же она похудела!

— Да, это серьезно! — насмешливо проговорил Маркиз.

— Конечно, серьезно! — подхватила Лола, не заметив в его словах сарказма. — Еще бы не серьезно! Похудела и теперь танцует, поет, в общем — настал ее звездный час, а тут вдруг появляюсь я… Ты представляешь, как она будет надо мной издеваться?

— Ну… да… — промямлил Леня.

— Нет, ты не представляешь! Как ты можешь это представить? Ведь ты, во-первых, не женщина, а во-вторых, не актриса!

— Да уж, с этим не поспоришь… — вынужден был признать Леня. Хотя он, конечно, знал, что в споре с женщиной нельзя ни с чем соглашаться, даже с такими очевидными вещами.

— Ага! — обрадовалась Лола. — Конечно, не поспоришь! И не пытайся спорить со мной, потому что я всегда права!

— Ладно, мне это уже надоело, — проговорил Леня сухо. — Время уже очень позднее, так что я пойду спать. А ты так полна энергии, что можешь пока продумать свое появление в театре. Потому что идти туда тебе все равно придется, другого выхода у нас нет.

С этими словами он развернулся и удалился в свою комнату, оставив за собой последнее слово.

Лола так растерялась от его наглости, что целую минуту стояла, открыв рот и хлопая глазами, а когда пришла в себя — дверь Лениной комнаты была уже закрыта.

Тогда она схватила с полу одну из заводных собак и в сердцах запустила ее в Ленькину дверь.

От удара собака снова включилась и принялась тявкать противным визгливым голосом.

Утром Маркиза разбудил звон посуды и шум кофемолки, доносившиеся из кухни. Он явился на кухню и приятно удивился. Лола порхала по кухне в розовом передничке с рюшечками и напевала что-то веселое. Звери чинно сидели каждый на своем месте и не проявляли особенного волнения при виде еды, из чего Леня сделал вывод, что они уже получили свое.

— Проснулся? — В голосе Лолы слышались интонации ласковой мамы. — Мой руки, сейчас будем завтракать!

Маркиз едва слышно хмыкнул и отправился в ванную. А когда вернулся, его уже ждал на тарелке весьма внушительный кусок омлета, толстого, как ватное одеяло. Омлет оседал на глазах, и стали видны аппетитные ломти ветчины, Леня любил, чтобы было нарезано крупно. Лола присыпала омлет острым тертым сыром и уместила еще на тарелку зеленый горошек и порцию свежего салата руккола с маслом и лимонным соком.

Стол был накрыт по всем правилам — с полотняными салфетками и хрустальными стаканами для воды. Леня намазал большой кусок свежей хрустящей булки неприлично толстым слоем сливочного масла и открыл было рот, чтобы откусить, но какая-то неприятная мысль отвлекла его. Он с сожалением положил бутерброд на тарелку и сказал:

— Лолка, если ты думаешь, что таким образом сумеешь увильнуть от устройства в театр, то ошибаешься: все равно придется туда идти. Другой альтернативы нет.

Он ожидал, что сейчас омлет со всеми сопутствующими закусками полетит ему в голову, но Лола только тихо рассмеялась:

— Да что ты, дорогой, у меня и в мыслях не было ничего такого! Просто захотелось сделать тебе приятное…

Леня Маркиз, конечно, иногда поддавался на провокации, умело организованные Лолой, но все же был не полным дураком. Чтобы его подруга по собственной воле встала рано и крутилась на кухне? Такого просто не может быть!

Леня наклонил голову и принялся за еду, рассудив, что хоть поест вкусно, пока скандал не разгорится. В том, что скандал непременно будет, он не сомневался.

— Ну так что, когда ты пойдешь устраиваться в театр? — спросил он, после того как опустошил тарелку и Лола налила ему большую чашку кофе и поставила на стол целое блюдо пончиков с вареньем.

— Конечно, пойду, раз ты велишь, — кротко ответила Лола, — но, видишь ли, ты должен приготовиться к тому, что меня не примут…

— Как это — не примут? — удивился Леня. — Не ты ли твердила мне, что талантлива и артистична, к тому же умна и красива и мечтаешь вернуться на сцену? И к тому же сама говорила, что сейчас в театр должны взять двух актрис на второстепенные роли.

— И директор уже привез из провинции двух своих племянниц, — подтвердила Лола.

— Так неужели ты, Лолочка, с твоим талантом и очарованием не сумеешь обойти двух провинциальных тетех? — льстиво спросил Маркиз. — Или хотя бы одну, нам больше и не надо.

— Видишь ли, дорогой, — Лола по-прежнему была сама кротость, — конечно, я сумела бы убедить режиссера, что без меня он никак не обойдется. Тем более актриса нужна на второстепенные роли. Но дело в том, что прима-то у них Жанна Гробовая! То есть сейчас она Короленко, замуж вышла, чтобы фамилию сменить. Ума не приложу, кто женился на такой корове…

— Ты же только вчера говорила, что она похудела… — невинно вставил Леня.

— Дело совершенно не в этом! — Лола на миг выпала из образа кроткой голубицы и повысила голос. — Она сделает все, употребит все свое влияние, чтобы меня не взяли! Ведь я помню, какая она была во время учебы, как издевались над ней ребята и критиковали преподаватели! Так что, извини, дорогой компаньон, но придется тебе искать другие способы проследить за Скорпионом. В конце концов, можешь сам устроиться в театр — дворником, к примеру, или сменным электриком…

— Угу, хорошая работа, сутки отдежурил — трое дома… — поддакнул Маркиз. — Но этот вариант мы оставим на самый крайний случай, если ты не справишься с заданием.

Лола мгновенно оскорбилась и посмотрела на Маркиза исподлобья очень сердито.

— Говорят тебе — Жанка меня в тот театр и на порог не пустит! Она костьми ляжет, чтобы мне нагадить!

— Ох, эти женщины! — притворно вздохнул Маркиз. — Как только дело касается соперничества, так они глупеют на глазах. Вот ты, к примеру, весьма сообразительная особа, а не можешь понять самых простых вещей. Для того чтобы иметь возможность тебе нагадить, эта самая Жанка непременно должна иметь тебя под рукой. А так, ну сама посуди, ну не примут тебя в этот театр, ну и Бог с ним совсем! Не больно-то и хотелось играть горничных или старых нянь за грошовую зарплату! А вот если она активно посодействует твоему приему, то сможет отомстить тебе по полной программе. Принцип Золушки, что ты хочешь, давно описан в литературе!

— Да что ты? — удивилась Лола. — При чем тут Золушка? Милая такая девушка, трудолюбивая, мышей не боялась…

— А при том, что она сестрицам-то своим дорогим как отомстила? После своей свадьбы взяла во дворец и выдала замуж за двух придворных вельмож, так? Это чтобы милые сестрички до конца жизни не забывали, что она королева, а они всего лишь ее подданные. На балу, знаешь, всегда можно мимоходом гадость сказать: «Платьице у тебя сегодня, сестрица Анна, конечно, недорогое и сидит плохо, зато к цвету лица подходит, такое же зеленое… И волосы редкие тебе хорошо — сразу все взгляды к носу притягиваются… А ты, сестрица Марианна, не переживай, что тебя на прошлый бал не пригласили — как-то запамятовала я, дел столько…» А сестрички молчат, сказать ничего не могут, да еще и улыбаться нужно через силу.

— Ну надо же, — протянула Лола, — а я как-то не обращала внимания… Мы когда «Золушку» ставили, Жанка старшую сестру играла, Анну. А я — Фею-крестную…

— Так, — строго сказал Маркиз, — с лирическими отступлениями покончено. Собирайся быстро, да оденься поскромнее, никаких шуб и бриллиантов! И машину дома оставь, на метро доедешь!

— Уж как-нибудь, — обидчиво пробормотала Лола, — сама знаю…

Она решила приехать в театр пораньше, так как слышала вчера, что репетиция назначена на одиннадцать утра, и можно перехватить Жанку перед ней. А то потом жди, когда закончат…

Она выбрала скромненькое серенькое пальтишко с черными замшевыми вставками, но сапоги после недолгого размышления решила надеть хорошие, дорогие. И сумку взяла тоже дорогую, но из прошлогодней коллекции. Что еще? Глаза накрасим аккуратно, а вот помаду наложим неровно, чтобы было видно, что дешевая помада-то. И тени сероватые, скулы чуть подчеркнем, чтобы щеки казались слегка ввалившимися… Хотя с макияжем надо бы поосторожнее, все-таки Жанка сама актриса, в гриме разбирается.

Лола перетянула лиловый свитерок в талии тонким ремешком и покрутилась перед Маркизом.

— Ну как? Можно сообразить, что девушка знавала лучшие времена, а теперь у нее трудный период? Так что кое-какие вещи от прошлого благополучия еще остались, а косметику, к примеру, дорогую она уже не может себе позволить…

— Ну, с внешностью-то у тебя всегда был порядок, — согласился Леня, — теперь попробуй убедить Жанку, что ты то, что ей нужно!

Служебный вход был закрыт, и на Лолин звонок вышел не давешний дядечка преклонного возраста, а здоровенная тетка самого грозного вида. Таким не в театре работать, а в колонии строгого режима охранниками. Фамилия, однако, у тетки была самая приятная — Василькова, как прочитала Лола на бейджике.

На все уверения Лолы, что ей нужно в театр насчет работы, тетка только молча качала головой, а при упоминании имени Глафиры Сергеевны и не подумала расцветать, как давешний дядечка, а еще больше помрачнела. Она встала в дверном проеме, сложив руки на груди, и, разлепив каменные губы, сообщила Лоле, что свободных вакансий в театре нету и что разных-всяких она пускать не намерена.

Лола исчерпала все свое красноречие, но ее попытки проникнуть в театр разбивались о неприступную гражданку Василькову, как волны о бетонный мол.

Время неумолимо бежало к одиннадцати, еще немного — и начнется репетиция. Лола со злостью пнула закрытую дверь ногой и представила себе, что это физиономия проклятой Васильковой. Легче не стало.

И в это время у нее за спиной раздался до боли знакомый визгливый голос:

— Может, вы отойдете и дадите наконец возможность людям пройти?

Лола круто развернулась. Из людей сзади присутствовала одна Жанка, это о себе она выражалась во множественном числе — «мы, Николай Второй…». Нет, определенно у Жанночки мания величия!

Лола успела принять самый смиренный вид до того, как в Жанкиных глазах проступило узнавание. Не узнать Лолу она никак не могла — это ведь сама Жанна изменилась — похудела, постройнела, а Лола как была хорошенькой, так и осталась. То есть сейчас она постаралась выглядеть как можно несчастнее и пришибленнее, но против природы, что называется, не попрешь…

Молчание затягивалось, и Лола забеспокоилась. Кто знает, может быть, Жанка раз и навсегда решила не знаться с бывшими сокурсниками и принцип Золушки, о котором так долго распространялся Ленька, не стоит выеденного яйца?

— Жанна… — проговорила Лола сдавленным голосом, — ты не узнаешь меня? Я Оля, Оля Чижова, мы вместе учились в театральном…

Именно так Лолу звали на самом деле — Ольга Николаевна Чижова, а Лола — это был ее творческий псевдоним, партийная кличка, интимное прозвище, как шутя говорил Леня Маркиз.

— Жанна Михайловна! — Вредная тетка распахнула дверь и расплылась в угодливой улыбке. — Проходите, пожалуйста, я сразу-то не увидела, всякая шантрапа тут ошивается, приличным людям не пройти!

Лола дернулась было поставить мерзкую тетку на место, потому что хамство ее было совершенно не мотивированным и недопустимым, но поняла, что Жанка может уйти.

— Зачем вы так? — сдерживая слезы, спросила Лола, и даже губы ее задрожали.

На Василькову-то ее поведение не произвело ни малейшего впечатления, да Лоле это было и не нужно, зато Жанна посмотрела на Лолу очень внимательно и сказала с намеком на улыбку, весьма нелюбезную кстати:

— Отчего же не узнаю? Узнаю тебя, Ольга. Давно не видались… Ты как здесь?

— Я вообще-то… я тебя искала… — торопилась Лола, — мне нужно поговорить… — Она потупилась и нервно смяла перчатку.

— Ну пойдем, — Жанна демонстративно взглянула на часы, — минут пятнадцать я смогу тебе уделить.

Все вопросы вахтерши Жанна отмела одним движением бровей, и пока они шли длинными коридорами, Лола разглядывала Жанку сзади. Одета та была дорого, но немножко, на взгляд Лолы, ярковато. Небольшой налет вульгарности явно присутствовал, Жанка еще не успела его окончательно изжить. Но Лола наметанным взглядом сразу определила, что Жанка работает над собой. Конечно, если сравнить с тем, что было раньше… Раньше Жанка отчего-то любила трикотажные обтягивающие кофты ядовитых цветов, в полоску или с рюшечками на самых неподходящих местах.

«Интересно, откуда у нее деньги, — подумала Лола, — заработки в театре небольшие, хоть и у примы, а в кино она не снимается, иначе уж стало бы известно…»

Тут она вспомнила, что Жанка сменила фамилию, стало быть, у нее есть муж, который ее обеспечивает. Что ж, Жанночке можно только позавидовать — любимая работа, хороший муж, главные роли, признание публики, а у нее…

Лола так вошла в роль бедной неудачницы, что ощущала себя теперь несчастной, всеми покинутой Ольгой. У нее нет мужа, нет друзей, нет работы и нет денег. Все ее бросили, ей нечем заплатить за квартиру, и очень скоро нечего будет есть.

— Заходи! — Жанна кивнула на дверь своей уборной.

Лола вошла и окунулась в мир забытых запахов. Как давно она такого не чувствовала! Как долго она была этого лишена!

— Слушаю, у тебя пятнадцать минут! — бросила Жанна, снимая пальто и усаживаясь перед зеркалом.

Лола отметила про себя, что без грима Жанночка смотрится гораздо хуже — глазки небольшие, рот невыразительный, нос картошкой, но тут же призвала себя к порядку (не время злопыхать, она сгорит со стыда перед Леней, если не сумеет устроиться в театр) и скроила самую жалостливую физиономию.

— Просто не знаю, как начать, — неуверенно произнесла она.

— Начни с конца! — посоветовала Жанна, не повернув головы. — Потому что с начала будет очень долго! Не рассусоливай, Ольга, тебе, я так понимаю, спешить некуда, а у меня репетиция!

«Узнаю прежнюю Жанку!» — усмехнулась про себя Лола.

— Если с конца, то я хотела тебя попросить… просто не знаю, как ты к этому отнесешься… — ныла она.

— Не мямли! — прикрикнула Жанна, и Лола очень удачно залилась слезами. Они просто хлынули из глаз сами по себе, она даже не очень старалась.

Лола схватила платочек и торопливо принялась промокать глаза, кусая губы, чтобы якобы окончательно не разреветься. Она еще раньше встала так, чтобы Жанке в зеркале было отлично видно ее лицо.

— Да не тяни ты! — с досадой сказала Жанна.

— Мне нужна работа! — справившись со слезами, выговорила Лола. — Я слышала, что в театр требуются актрисы на вторые роли, и я тебя прошу — замолви за меня словечко перед дирекцией!

— Вот как? — Жанна резко развернулась на стуле и уставилась на Лолу. В Лолиных глазах была неприкрытая мольба, страх отказа и унижение. Вдоволь налюбовавшись этим зрелищем, Жанна снова отвернулась.

— Ты не думай, я ведь работала в театре, — торопилась Лола, — мной были довольны, потом, правда, пришлось сделать большой перерыв, но квалификацию я не потеряла… А если потеряла, то смогу быстро наверстать упущенное…

— Рожала, что ли? — деловито поинтересовалась Жанна. — Или муж запретил работать?

— Да, он сказал… — Тут Лола снова было расположилась поплакать, но Жанна повернулась и молча указала ей на часы.

«Издевается, зараза, — думала Лола, — ведь все давно поняла, а если так торопится, то и отшила бы меня еще там, у входа. Дескать, простите-извините, сейчас никак не могу, зайдите на недельке… Так нет же, ей интересно узнать про мои неприятности да поплясать на моих косточках. Нет, правильно, что мы ее на курсе терпеть не могли!»

— У меня нет детей, — сухо сказала Лола, — и если тебе интересно, то мужа тоже нету. Был один человек… но сейчас мы расстались.

— Он тебя бросил? — уточнила Жанна.

— Ну… можно и так сказать… — Снова Лолин голос очень удачно дрогнул.

Опять в крошечной гримуборной установилось долгое молчание. Жанна сосредоточенно занималась своим лицом, а Лола уставилась на облезлое страусовое боа, валявшееся на стуле, и прикидывала, как будет выглядеть Жанка, если она, Лола, заставит ее съесть пыльные перья. Разумеется, это будет только в том случае, если Жанка сейчас отправит ее вон, отказавшись помочь с работой.

— Жанночка, помоги, пожалуйста! — жалобно попросила Лола. — Мне сейчас так плохо!

Лола заглянула в зеркало и увидела в Жанкиных глазах такое откровенное злорадство, что невольно поежилась. Это же надо быть такой злопамятной! И главное, Лола не припомнит никаких особенных издевательств со стороны однокурсников, ну, конечно, посмеивались тихонько, подкалывали Жанку, так на то и студенты, чтобы острить! И она тогда вроде не обижалась, а может, просто виду не показывала? Но за себя саму Лола могла ручаться, никогда она Жанке гадостей не говорила и не делала.

Она вздохнула и решила, если Жанка сейчас откажет, просто придушить ее этим боа, так быстрее будет.

И тут в дверь постучали.

— Жанночка, к вам можно? — всунулся режиссер. — Я вот тут хотел…

— Познакомьтесь, Виталий Сергеевич, это моя бывшая сокурсница Ольга Чижова. Она вполне могла бы взять роли Никитиной, хотя бы пока та не оправится от перелома.

— Но, — режиссер отступил и едва не скрылся за дверью, — вы же знаете, что уже утвердили Торопову и Семенчук, больше вакансий нет!

— Но, Виталий Сергеевич, вы же сами говорили, что Торопова и Семенчук полнейшие бездарности, топают на сцене как слоны и ни одну реплику правильно подать не в состоянии!

«Клюнуло! — приободрилась Лола. — Жанка решила настоять на своем и заставить этого типа меня взять! Хочет и дальше злорадствовать, нравится ей это…»

Она постеснялась улыбнуться режиссеру и только посмотрела на него очень выразительно и проникновенно.

Что-что, а понравиться с первого взгляда Лола умела. Во всяком случае, мужчине. А скорее всего директорские племянницы и впрямь как актрисы никуда не годились.

— Хорошо, — сказал режиссер, — идите на репетицию. Посмотрю вас на сцене, а потом решу.

— Дорогая! — сказала Лола, почти не кривя душой. — Я так тебе благодарна!

Сегодня репетировали «Пир во время чумы». Лола уже знала, что к пушкинской дате театр готовит большой спектакль «Маленькие трагедии», куда войдут и «Каменный гость», и «Моцарт и Сальери», и «Сцены из рыцарских времен», и еще много всего из отрывков и ранних произведений Пушкина.

«Пир во время чумы» — небольшой отрывок, там две женские роли и текста совсем немного. Репетировали пока без костюмов, и тетя Глаша выдала Лоле узкие черные джинсы из своих запасов. Она если и удивилась, встретив Лолу в театре, то ничем этого не показала, помня, должно быть, о ценном подарке, что сделала ей Лола, или просто по доброте душевной.

Ни на минуту не забывая о главном своем задании, Лола искала глазами осветителя Николая. Судя по откликам, он находился наверху, у прожекторов. Режиссер пришел из дирекции злой, видно, поругался из-за Лолы, он рявкнул на актеров, и репетиция началась.

Жанка капризничала, но, по наблюдению Лолы, капризы и хамство были обычными, что называется, плановыми, так что никто не обращал на них особенного внимания. Даже замотанная Лена Потехина не реагировала на крики и оскорбления. В театре она работала за троих — была и реквизитором, и подправляла грим, и даже двигала мебель и перемещала декорации. И все это быстро и расторопно, не тратя лишнего времени и не вступая в пререкания. Лола всегда уважала людей, которые умеют хорошо выполнять свое дело.

Очутившись на сцене, Лола ненадолго дала себе волю. Уж очень приятно было снова окунуться в театральную жизнь, она так долго была этого лишена. Ей поручили роль Луизы — всего шестнадцать строк текста, да надо еще упасть в обморок, а потом очнуться и слабым голосом сказать два слова. У Жанны в роли Мери текста было ненамного больше, зато была песня. И она пела — унылую шотландскую песню, нарочно утрируя и растягивая слова.

— Не пойдет, — сказал режиссер, — типичное не то…

И Лола не могла с ним не согласиться. Даже на репетиции Жанна была сильно загримирована. Лола видела, что грим наложен искусно, глаза у Жанны кажутся больше и ярче, подбородок не выдается. Но к песне робкой северной девушки такой грим никак не подходил.

— Ольга, вы поете? — спросил режиссер.

— Да, немного, — скромно ответила Лола, — я знаю текст.

И она запела — негромко, голосом чистым и нежным, как горный ручеек, иногда голос прерывался — из-за того, что исполнительнице по роли не хватало сил и дыхания: пир-то был во время чумы, все герои на грани истощения и нервного срыва. И во власти страха смерти.

Если ранняя могила Суждена моей весне… Ты, кого я так любила, Чья любовь отрада мне…

— пела Лола, и все замолчали — и в зале, и на сцене.

— Отлично! — с чувством вскричал режиссер. — Девочки, меняетесь ролями!

Ух, как Жанка посмотрела на Лолу! У Мери-то роль была гораздо больше! Почуяла Жанночка соперницу, ох почуяла, у актеров на такие дела нюх как у охотничьей собаки!

«Еще зарежет, — в испуге подумала Лола, — или отравит…»

К счастью, объявили перерыв, и Лола вспомнила о своем задании.

— Тут кофе пьют? — спросила она Лену Потехину, и та провела ее в уголок, где стояли кофейный автомат и два столика. Столики были уставлены чашками, за ними сидели по двое на стульях. Актеры пили кофе, что-то жевали, разговаривали, только курильщиков выгоняли на лестницу. Лола наклеила на лицо дежурную улыбку, и тут же к ней подскочил актер, который вчера играл в «Каменном госте» Дона Карлоса. Парень что-то говорил и тянул ее к ближайшему столику. В жизни он выглядел не хуже, чем на сцене, — здоровый, волосы пышные, улыбка хорошая. В другое время Лола с удовольствием бы с ним пообщалась в неформальной обстановке, но сейчас у нее было задание.

И очень кстати в кофейный уголок заглянул какой-то лохматый тип и заорал:

— Николай! Где Николай? Его на месте нету!

— Да тут он я! — Николай высунулся с лестницы и метким броском бросил в урну недокуренную сигарету.

По экономным движениям и пластике Лола узнала осветителя, хоть и не видела раньше его лицо. Тип крикнул что-то про плохо закрепленную стойку и исчез.

— Сейчас иду! — сказал Николай и подошел к кофейному автомату.

Лола кинулась туда же. Ей обязательно нужно было посмотреть правое запястье осветителя, именно там у Скорпиона была татуировка.

— Можно мне стаканчик? — спросила Лола, когда коричневая жидкость уже лилась из автомата.

— Кофе не водка — много не выпьешь! — хохотнул Николай, но протянул ей полный стакан.

Лола обворожительно улыбнулась, взяла стаканчик из рук Николая, но тут же вскрикнула: «Ой, какой горячий!» — и вылила кофе на рукав пиджака Николая. Со стороны казалось, что растяпа просто не удержала стакан — у девки руки-крюки оказались, даром что с виду хорошенькая.

Николай поморщился, но Лола так искренне огорчилась, что он не стал ругаться.

— Ах, как нехорошо! — расстроилась Лола и попыталась оттереть пятно от кофе.

На самом деле она задрала рукав, чтобы рассмотреть запястье осветителя. Но маневр не удался, потому что под пиджаком у Николая была надета синяя водолазка и манжет ее плотно охватывал запястье. Не могла же Лола раздевать осветителя при людях!

Николая снова позвали, и он ушел, а Лолу перехватил режиссер Виталий Сергеевич. Он сказал, что вполне ею доволен в роли Мери и что завтра она должна выйти на сцену в пьесе Островского в роли горничной. Конечно, роль маленькая, что называется, «Кушать подано!», но это только пока, а буквально на днях он Лоле что-нибудь подберет поприличнее.

— А вы, дорогая, пока осмотритесь, привыкайте к нашему коллективу! — С этими словами Виталий Сергеевич дружески похлопал Лолу по плечу и удалился.

Лола скорчила ему вслед зверскую рожу, потому что не могла понять, что означает это похлопывание и такое ли оно дружеское на самом деле. И перехватила взгляд толстухи Тороповой. Она жутко злилась на Лолу из-за того, что ее двоюродную сестру Таню Семенчук в театр не взяли. И то сказать, сама Торопова хоть и полновата была не в меру, но могла сгодиться на характерные роли, сестрицу же ее можно было охарактеризовать словами из старой песенки: «Моя красавица мне очень нравится походкой нежною, как у слона…» Кроме этого, Господь наградил ее ослиным голосом и лошадиным ржанием вместо смеха, и к тому же при рождении медведь наступил ей на ухо, так что театр не сильно выиграл бы от такого приобретения. Однако родня есть родня, и Торопова возненавидела Лолу всеми фибрами души.

Сейчас она приняла зверскую гримасу на свой счет и резво скакнула в сторону.

Когда Леня вернулся домой, на лице его было такое выражение, как будто он только что по душам побеседовал с тенью отца Гамлета или с другим столь же авторитетным призраком.

Чтобы повидаться с Иваном Игнатьевичем, он отправился в клуб «Армагеддон», однако у старика сегодня оказался выходной, и он проводил свободное время в Екатерининском садике за игрой в шахматы. И это в первых числах апреля, когда в скверах и парках вовсю лежит снег, Нева скована льдом, и солнышко греет лишь изредка, да и то несильно!

Но любителям шахмат ничто не мешало. Они сидели на скамейках, одетые, как рыбаки для подледного лова, — в шапках-ушанках, полушубках и унтах. Пока Леня нашел среди шахматистов-любителей Ивана Игнатьевича, пока ждал окончания партии, пока слушал обстоятельный рассказ старика, он так замерз, что зуб на зуб не попадал. А вредный старик только посмеивался, видя Ленины мучения, и ни за что не хотел пройти хоть к машине, хоть в соседнее кафе — у него, дескать, место занято, и партнер давно ждет…

Всю дорогу домой Леня всерьез опасался за свое здоровье.

— Ну, Ленечка, — встретила его Лола на пороге, — расскажи скорее, что тебе удалось узнать. Кто такой Фортель? Знаменитый шпион? Джеймс Бонд на пенсии? Мишка Япончик? А твоя бабулька? Сонька Золотая Ручка? Или они работали на пару, как Бонни и Клайд?

— В этом доме можно получить чашку чаю? — произнес Маркиз вместо ответа. — Я промерз как собака и, кажется, уже заболеваю… по-моему, у меня температура, а ты вместо заботы и ухода набрасываешься на меня со своими вопросами!

— Все понятно, тебе просто хочется меня помучить! — Лола дотронулась до Лениного лба. — Нет у тебя никакой температуры! Прекрати симулировать!

— Ну конечно, у тебя не рука, а термометр, ты определяешь температуру с точностью до десятых! Хоть градусник-то у нас в доме есть?

Вместо ответа Лола удалилась в свою комнату и через полминуты вернулась с градусником. Ни слова не говоря, она протянула его Маркизу. Он с озабоченным видом сунул градусник под мышку и снова повернулся к Лоле:

— Но все-таки могу я рассчитывать на чай? Кажется, я не так много прошу — всего лишь чашку чаю с медом и лимоном!

— Когда меряешь температуру, нельзя пить горячее! — отрезала Лола. — Намеряешь слишком много. Сначала температура, потом чай…

Маркиз надулся и уселся в углу кухни, мрачно уставившись в одну точку.

— Ну все, можешь вынимать! — объявила наконец Лола, взглянув на часы.

Маркиз достал градусник и взглянул на него. На его лице появилось недоверчивое выражение.

— Наверное, этот градусник неисправен! — заявил он после короткой паузы.

— Ну-ка дай… — Лола забрала у него градусник и с сарказмом проговорила: — Знаешь, какое у меня в детстве было любимое стихотворение?

— Понятия не имею!

— «Я опять лежу в постели, не велели мне вставать, а у меня на самом деле тридцать шесть и пять!..»

— Там не тридцать шесть и пять, а тридцать шесть и семь! — обиженно поправил ее Леня.

— Это совершенно нормальная температура! — отрезала Лола. — Чаю хочешь?

— Что-то мне расхотелось… — проворчал Маркиз. — Может быть, чашечку кофе… с коньяком или ликером… У нас, кажется, где-то был «Бейлиз»…

— Так и быть, сварю тебе кофе! — смилостивилась Лола. — Только все же расскажи, что тебе удалось узнать от Ивана Игнатьевича. И прекрати капризничать, ты совершенно здоров! Просто ты мнителен, как все мужчины!

Убедившись, что температуры у него нет, Леня действительно приободрился и приступил к рассказу.

— Представляешь, Лолка, — начал он, поставив локти на стол, — этот Фортель и правда легендарный тип. Один из последних настоящих уголовных авторитетов…

— Ну как же, сейчас их тоже много…

— Вот именно — много! Развелось их, понимаешь, черт знает сколько, потому что каждый хулиган, ограбивший ларек, норовит объявить себя авторитетом. А раньше их были единицы, и каждый действительно пользовался в уголовном мире большим уважением. Так вот и слово Фортеля было законом…

— Ладно, не увлекайся, — остановила его Лола. — Что-то подобное мы и подозревали, так что никакого открытия ты не сделал.

— Подожди, Лолка, будет тебе и открытие! А как там насчет кофе — ты же мне обещала!

Лола что-то проворчала, но насыпала в турку молотый кофе, залила водой и поставила на плиту.

Леня продолжил:

— Так вот, самое знаменитое дело Фортеля — это дело о перстне Александра Великого…

— Чего?! — переспросила Лола, отвернувшись от плиты. — Это еще что такое?

— Александр Великий, он же Александр Македонский, — величайший завоеватель древности, покоривший империю персов и практически всю Азию, дошедший до Индии… — вдохновенно начал Леня.

— Слушай, не зли меня! Наверное, я знаю, кто такой Александр Македонский! Что за история с его перстнем?

— У одного частного коллекционера имелся перстень, — заговорил Леня нормальным голосом. — Перстень с виду довольно простой — золотое кольцо с черным камнем, на камне вырезана печать. Так вот, ученым удалось установить, что эту самую печать Александр Македонский ставил на свои письма и приказы. То есть это была его личная печать! Представляешь себе?

— Ну да… — протянула Лола неуверенно.

— Да ничего ты не представляешь! — возбужденно воскликнул Маркиз. — Мало того что этому перстню две с половиной тысячи лет, так даже тогда, в те времена, это был самый важный предмет в империи Александра! Можешь себе представить, какой он ценный? Может быть, это вообще самая дорогая вещь на земле!

— Да… — Лола задумалась. — А какое отношение к этому перстню имеет Фортель?

— Самое прямое! Тот коллекционер, которому принадлежал перстень, был человек уже старый. Он написал завещание и перстень Александра завещал Эрмитажу. И вскоре после этого умер. Но перстень забрать в музейное хранилище не успели, потому что как раз в это время квартиру покойного обворовали.

Леня сделал эффектную паузу.

— Что самое интересное, почерк был определенно Фортеля. Но у Фортеля было надежное алиби. То есть такое, что надежнее не бывает, — он в это время сидел в тюрьме, в знаменитых Крестах…

— Ничего не понимаю! — проговорила Лола. — Значит, это не он…

— Вот и тогда никто ничего не понял, и Фортелю этот эпизод не предъявили, несмотря на несомненное сходство почерка… а только в криминальных кругах ходили достоверные слухи, что это его работа.

— Что же он, прямо из Крестов сбегал на дело, ограбил квартирку и вернулся к ужину?

— Не совсем так. — Леня придвинулся поближе. — Сбежать из Крестов очень трудно, почти невозможно. Тюрьму окружают шестиметровые стены, поверху которых пропущена колючая проволока под током. На вышках по углам прожектора и пулеметы. За всю историю тюрьмы было всего два удавшихся побега. Один — знаменитый бандит времен НЭПа Ленька Пантелеев, второй — некий грабитель и насильник, сбежавший из тюрьмы в шестьдесят девятом году прошлого века. Фортелю, в то время человеку уже сильно немолодому, это было явно не под силу.

— Тогда о чем же речь?

— А вот о чем. Как раз в тот день, когда была ограблена квартира коллекционера, Фортеля возили на следственный эксперимент на место одного из вменявшихся ему преступлений. Так вот, следственный эксперимент прошел неудачно, никакого результата не дал. Но самое интересное, что следователь уехал с места преступления на легковой машине, а Фортеля повезли на специальном тюремном фургоне с решетками и охраной. Но только выехал этот фургон в час дня, а до Крестов доехал в половине третьего.

— Ну и что? Может, там пробки были по дороге? Ты же знаешь, как это бывает…

— Может быть. Поэтому никто и не стал поднимать шума. Хотя пробки в те времена случались не в пример реже, чем сейчас. Машин в городе было в несколько раз меньше. А всего расстояние от места следственного эксперимента до Крестов — на полчаса неторопливой езды. Ну, максимум минут на сорок. А только вот еще что интересно… Лолка! — Леня вскочил и показал на что-то за спиной у Лолы.

— В чем дело? — Лола неторопливо развернулась и увидела шапку кофе, перелившуюся через стенки турки и выплеснувшуюся на плиту.

— Ну вот, попил кофейку… — огорчился Леня. — А все потому, что некоторые очень невнимательны…

— Ты на себя посмотри! — огрызнулась Лола. — Короче, ты когда-нибудь закончишь эту историю? Или скажешь, как раньше в журналах, когда интересные романы по частям печатали, — продолжение следует?

— Да, так я говорю, что интересно, ограбленная квартира коллекционера находилась совсем рядом с тем местом, где проводили следственный эксперимент. Так что если Фортель сумел договориться с охраной, он вполне мог после ухода следователя быстренько сбегать, обнести квартирку, вернуться и приехать в Кресты, как ты удачно выразилась, к ужину!

— А что — тогда это никому не пришло в голову? — поинтересовалась Лола. — В жизни не поверю, что в милиции такие идиоты!

— Может, кому-то и пришло, только шум поднимать не стали — сама понимаешь, пришлось бы своих сотрудников трясти. Честь мундира и все прочее… Кроме того, наверное, тот следователь, который занимался делом об ограблении той квартиры, просто посмотрел по сводке, что Фортель находится в заключении, и сразу же исключил его из числа подозреваемых. Но здесь, Лолка, другое интересно…

— Ну не тяни! — поторопила его Лола. — Давай уж, заканчивай!

— А кофе сваришь?

— Только когда расскажешь все до конца!

— Ну ладно… так я говорю, что в этой истории особенно интересно. Допустим, все было так, как мы предполагаем… — Он скромно потупился и добавил: — Точнее, как предполагает Иван Игнатьевич. То есть Фортель на полчасика отлучился, ограбил квартиру коллекционера и на машине с охраной вернулся в тюрьму. Но тогда возникает закономерный вопрос — куда он дел украденные ценности? В частности, то самое кольцо Александра Македонского?

— Вряд ли он взял все это с собой в Кресты! — проговорила Лола.

— Вот именно — вряд ли! Значит, он успел все это где-то припрятать… в надежде что потом выйдет на свободу и заберет свою добычу… но только этим планам не суждено было осуществиться.

— Почему же? Что ему помешало?

— Самая простая и серьезная причина: личная смерть, как говорила одна моя знакомая. Фортель был человек немолодой и умер, не дождавшись выхода на свободу.

— Значит, его добыча… — Глаза у Лолы заблестели, она придвинулась ближе к Лене, ожидая завершения рассказа.

— Правильно, значит, его добыча все еще находится там, где он ее спрятал.

— А может, ее уже давно кто-то нашел!

— Маловероятно. — Леня покачал головой. — Если бы это случилось, перстень Александра Македонского появился бы на рынке. А это такая сенсация, что уж мы бы услышали…

— Ну, может, кто-то его прячет в укромном месте и ждет подходящего момента…

— Все может быть! — неожиданно легко согласился Леня. — Только хочу обратить твое внимание на два факта. Во-первых, у Фортеля было очень мало времени. Он уложился всего минут в сорок, причем успел и проникнуть в квартиру, и найти в ней самые ценные вещи, и спрятать их где-то. Допустим, он был человек очень опытный и с квартирой управился минут за двадцать, быстрее невозможно…

— Ну, тебе ли этого не знать! — ехидно проговорила Лола.

Маркиз сделал вид, что не заметил этого укола, и продолжил:

— Значит, спрятал украденное он где-то совсем близко, так что потратил на это не больше двадцати минут…

— Ты говорил о двух фактах, — напомнила ему Лола. — Про первый я поняла, а какой же второй?

— А второй, Лолочка, вот какой: ты очень ловко выяснила, что наша старушка процентщица… то есть заказчица, вовсе не знаменитая опереточная певица на пенсии, как она всем рассказывает, а всего лишь скромная театральная билетерша, но зато бывшая любовница того самого Фортеля…

— Ну наконец-то я дождалась от тебя признания заслуг! — проговорила Лола прочувствованно. — К чему бы это?

— Не перебивай… и вот вдруг у нее крадут дневники, и она нанимает нас, чтобы эти дневники вернуть. Причем не жалеет за них никаких денег. Десять тысяч долларов — это довольно большая сумма, особенно для пенсионерки, ты не находишь?

— А я тебе с самого начала говорила, что дело это подозрительное, и бабка подозрительная! Не зря тетя Глаша ее так расписала!

— Ты хочешь выслушать мои предположения, или тебе важнее показать, какая ты умная?

— А что — ты сомневаешься в моем уме? — Лола схватила сковородку и подняла ее с угрожающим видом.

— Положи сковородку! — прикрикнул на нее Маркиз. — Тем более что она тефлоновая, легкая, и хорошего удара не получится…

— Да, — Лола скривилась, — дожили, нормальной сковородки в доме нет! Так что ты там говорил?

— Я говорил, что вряд ли старуха стала бы платить такие деньги за свои воспоминания о грехах молодости. Скорее всего в этих тетрадях записано что-то очень для нее важное.

— Например?

— Например, там записано, где Фортель спрятал перстень Александра Македонского и остальные ценные вещи из квартиры коллекционера. Наверняка она встречалась с Фортелем после того ограбления, и он ей что-то сообщил…

— Извини, Ленечка, но что-то у тебя не сходится! — заявила Лола ехидно.

— Что именно?

— Сколько лет прошло с тех событий? Двадцать? Тридцать?

— Ну, не меньше тридцати!

— Так почему Саломея столько лет ждала и не трогала клад Фортеля? Этак она могла и на тот свет отправиться!

— Вот этого я не могу тебе объяснить. — Леня заметно приуныл. — Меня и самого этот момент смущал… но наверняка есть какое-то разумное объяснение…

— Может быть. Так что ты сейчас предлагаешь делать? У тебя есть какой-то план?

— Во-первых, выпить кофейку, ты мне обещала. А во-вторых, нужно серьезно заняться бабулькой.

Лола вымыла медную турку и заправила ее заново. А Леня достал телефон и набрал номер Саломеи Леонардовны, как называл ее по старой памяти, чтобы не путаться. Раз уж ему отвели в этой истории роль простака, то он и будет держаться такого образа. А там посмотрим, кто кого обведет вокруг пальца!

Она явно обрадовалась его звонку.

— Леонид, куда же вы пропали? Два дня от вас ни слуху ни духу! Вам удалось наконец получить мои дневники?

— К сожалению, нет, Саломея Леонардовна.

— Вы меня разочаровали!

— Дело получило новый оборот, и я хочу возвратить вам ваши деньги. Могу я приехать к вам где-нибудь через час?

Лола, которая прислушивалась к его словам, громко брякнула туркой и подбоченилась.

— Что это у вас за звуки? — осведомилась старуха.

— Да это у меня уборщица гремит посудой… Так могу я к вам подъехать?

— Извините, Леонид, но сейчас я вас никак не могу принять… ко мне как раз через час должна прийти маникюрша. Вот ближе к вечеру, часов в семь, — пожалуйста…

Леня отключил телефон и повернулся к Лоле. Та буквально испепеляла его взглядом.

— Уборщица, да? Я всегда знала, что ты рассматриваешь меня только как уборщицу, кухарку и секретаршу! Самое большее — как послушного исполнителя для всяких мелких поручений! И никогда не видишь во мне человека, женщину, в конце концов!

— Лолка, перестань! — миролюбиво проговорил Маркиз. — Какая муха тебя укусила? Я же должен был что-то ей сказать…

— Вот в таких оговорках и проявляются подлинные мысли человека! — восклицала Лола трагическим голосом. — Это называется — оговорка по Фрейду!

— Ой, да прекрати наконец! — Леня отмахнулся. — Не делай из мухи слона!

— Из мухи?! Хороша муха! Я, в конце концов, не из-за того так возмущена, что ты обозвал меня кухаркой… в конце концов, мне не привыкать!

— А из-за чего тогда весь сыр-бор?!

— Из-за того, дорогой мой, что ты собираешься отдать этой хитрой старухе собственные деньги! Я не ослышалась? Ты хочешь отвезти ей десять тысяч долларов своих собственных денег! Ведь ее-то денежки у тебя увели, не правда ли?

— Ну, Лолка, это же, в конце концов, наш прокол, значит, нам за него и отвечать…

— Во-первых, не наш, а исключительно твой. Во-вторых, я уже привыкла, что ты соглашаешься работать за смехотворно низкие гонорары, а иногда, особенно если заказчица — какая-нибудь смазливая особа женского пола, ты берешься за дела и вовсе бесплатно. Но чтобы еще и приплачивать собственные деньги — такое в твоей практике, кажется, впервые! Что я должна подумать? Что ты запал на эту древнюю старушенцию? Ленечка, ты не заболел, случайно? У тебя нет температуры? — И она с лицемерной заботой потрогала Ленин лоб.

— Ну вот, сперва ты уверяешь меня, что я здоров как бык, а потом заводишь разговор о температуре… Ты уж определись — или одно, или другое!

— Прибереги свое красноречие для клиентов! — отрезала Лола. — Я знаю — что-что, а говорить ты умеешь. Если бы за это платили деньги, ты бы сейчас покупал футбольные клубы целыми упаковками!

— Ладно, Лолка, давай прекратим эту бесполезную полемику. Все равно деньги отдать придется и довести это дело до конца — тоже. Хотя бы потому, что мне очень хочется разузнать все про этот перстень…

— Значит, ты просто удовлетворяешь собственное любопытство за наши общие деньги… — проворчала Лола, но в ее голосе уже не чувствовалось прежнего драйва, и Леня понял, что его боевая подруга готова к труду и обороне.

— Ладно, поеду вечером к Саломее Леонардовне и попробую осторожно выведать что-нибудь стоящее о ее прошлом… — проговорил он, пробуя кофе. — А знаешь, Лолочка, кофе ты сварила очень хорошо… достаточно крепко, и пеночка хорошая…

— Ну, значит, если наше с тобой совместное дело прогорит — у меня всегда будет кусок хлеба: пойду работать в кофейню. Хотя бы в ту, что на углу. Там люди всегда требуются… А что, Ленечка, твоя престарелая подруга отложила вашу встречу на вечер? У нее сейчас другой гость, помоложе и поинтереснее?

— Да нет, она сказала, что к ней должна прийти маникюрша…

— Слушай, да она врет! — заявила Лола. — Ну сам подумай, мы уже выяснили, что бабка — та еще штучка, ведет свою собственную игру, а сама изображает из себя этакую молодящуюся старушку с приветом! И сейчас, когда ее драгоценные дневники пропали да еще ты исчез на два дня с большими деньгами, она вдруг откладывает твой визит из-за маникюрши! Да я тебя умоляю! Точно, она тебя динамит! Ждет к себе важного человека, поэтому и отложила вашу встречу на вечер…

— Не говори ерунды… — отмахнулся Леня, но в глазах его отразилась интенсивная работа мысли. — А вообще-то… в твоих словах что-то есть… надо бы узнать, кого она на самом деле ждет!

— Ага, Леня заревновал! — Лола откровенно веселилась. — Ну все, теперь я не сомневаюсь, что ты неровно дышишь к этой престарелой кокетке!

— Ладно, все, повеселились — и хватит! — Маркиз строго взглянул на свою соратницу. — Собирайся, мне понадобится твоя помощь… Время дорого, так что никаких изысков, действуем по проверенной схеме!

В квартире Саломеи Леонардовны раздался резкий, требовательный звонок. Пожилая дама вышла в прихожую, выглянула в дверной глазок.

Перед дверью стояла молодая особа в коротком махровом халате, с головой, обвязанной полотенцем. Лицо ее пылало, как спелый помидор. Она нетерпеливо переступила с ноги на ногу и снова позвонила в дверь.

— В чем дело? — строго осведомилась Саломея, открывая. — Что вы так трезвоните?

— Она еще спрашивает! — воскликнула незнакомка, оглядываясь по сторонам, словно призывая в свидетели всех соседей по лестничной площадке. — Пожилая женщина, а так себя ведете!

— Да в чем же дело? Вы можете мне объяснить, что вам от меня нужно? И вообще, кто вы такая?

— Кто я такая? — Особа в халате еще больше побагровела. — Дура я, вот кто!

— Очень приятно, — усмехнулась Саломея. — К сожалению, с этим уже ничего не поделаешь!

— Дура я, — повторила незнакомка. — Надо было сразу милицию вызывать и привлекать вас за хулиганство! А я вместо этого разбираться пошла…

— Послушайте, милочка! — Пожилая женщина неприязненно поджала губы. — Если вы немедленно не объясните, что вам от меня нужно и кто вы такая, я сама вызову милицию!

— Я ваша соседка снизу! — заявила особа в халате. — А вы…

— Постойте! — прервала ее Саломея. — Одну минуточку. Я знаю своих соседей снизу, это Евгений Александрович и Евгения Александровна. А вы кто такая?

— Я его дочь! — выпалила незнакомка.

— Кого его?

— Кого-кого! Известно кого, Евгения Александровича!

— Одну минуточку! У них никогда не было детей…

— А я — побочная! Он много лет скрывал меня от жены, но сейчас решил, что дольше так не может продолжаться! Ведь я его единственный ребенок…

— Послушайте, единственный ребенок! Я все равно не понимаю, зачем вы ко мне заявились и чего от меня хотите!

— Я собралась принять душ и вымыть волосы, — незнакомка выразительным жестом указала на свою обернутую полотенцем голову, — а тут смотрю — у нас в ванной с потолка хлещет! Вы нас заливаете!

— Да что вы? — Теперь на лице Саломеи Леонардовны действительно появился испуг: как всякий человек, выросший и проживший большую часть жизни в условиях развитого социализма, она панически боялась протечек. — Да что вы! Пойдемте посмотрим!

Но не успела она сделать и шагу, как из-за спины незнакомки в халате появился новый персонаж: всклокоченный тип в засаленном комбинезоне и кепке незабываемого фасона «плевок биндюжника», с уныло свисающими усами и с пластмассовым чемоданчиком в руке.

— И где тута протечка? — просипел этот красавец простуженным голосом. — Меня, значится, вызвали насчет протечки, вот я, значится, и пришел…

— Вы сантехник? — сообразила Саломея Леонардовна.

— Ага, сантехники мы. Только я тебе, хозяйка, сразу скажу: у меня инструментов нету. — Слово «инструменты» он произнес с ударением на «у». — И запасных частей тоже нету. Так что я воду отключу, а ты, хозяйка, заявку напиши, чтобы я к тебе еще раз пришел с инструментами и запчастями. Только это не раньше июня…

— Как — июня? — ужаснулась Саломея Леонардовна. — Сейчас же только март! Это что же — мы до самого июня будем сидеть без воды?

— Само собой! А ты как думала, хозяйка? Вас много, а я один! И не могу двадцать четыре часа работать!

— Но все же… вы посмотрите, может, там и нет ничего особенного… может, вы сможете прямо сейчас управиться, а я вас отблагодарю! — И она выразительно покосилась на свой карман.

— Отблагодаришь — это хорошо, это уж как водится! — кивнул сантехник. — А вот как насчет остального-прочего, это еще неизвестно… это мы сейчас посмотрим! — И он, тяжело ступая огромными грязными ботинками, направился в ванную. Особа в халате семенила следом, Саломея замыкала шествие.

Войдя внутрь ванной, сантехник с интересом огляделся и постучал по трубе.

— Ну ведь здесь же ничего не протекает! — воскликнула Саломея Леонардовна, заглянув через плечо сантехника.

— А у нас льется! Хлещет! — выкрикнула соседка.

— Это у тебя, хозяйка, такое впечатление, что не протекает, — солидно проговорил сантехник. — Оно протекает, только в середке. Между, значит, стенками. Значит, надо мне тут закрутить, здесь завернуть и верх с низом поменять, тогда, может, не придется до июня отключать.

— Ну вы уж постарайтесь! — взмолилась хозяйка квартиры. — А я вас отблагодарю!

— Это уж как водится! — ответил сантехник, постучав по трубе. — А уж как выйдет — это мы поглядим… а теперь, дамочки, выметайтесь по своим делам — я работать буду! — И он открыл свой чемоданчик.

Особа в халатике тут же упорхнула. Саломея Леонардовна хотела было по давней привычке присмотреть за сантехником, но тот зыркнул на нее так грозно, что пожилую даму как будто вынесло из ванной ударной волной.

Сантехник закрыл за ней дверь и перевел дыхание. Откинув заднюю крышку чемоданчика с инструментами, он открыл его потайное отделение, в котором хранились отнюдь не гаечные ключи, пассатижи и прочие орудия труда рядового сантехника, а сложное и тонкое оборудование из замечательного комплекта «Юный шпион», без которого Леня Маркиз (а это именно он скрывался под неказистой внешностью сантехника) не шел ни на одну серьезную операцию.

Здесь были компактные устройства для подслушивания и подглядывания, для записи телефонных разговоров и для ночного видения и много других полезных вещей. Сама откидная крышка чемоданчика оказалась жидкокристаллическим экраном вмонтированного в чемодан компьютера.

Первым делом Леня установил в укромных местах несколько «жучков», при помощи которых можно было прослушать любую комнату. Затем он компактной дрелью просверлил стену и просунул в образовавшееся отверстие крошечную видеокамеру, которую он установил так, чтобы видеть каждого входящего в квартиру человека.

Леня хотел продолжить свою работу, но в это время в квартиру Саломеи Леонардовны снова позвонили.

Если прежние звонки были резкими и нетерпеливыми, то теперь тот, кто пришел к пожилой даме, позвонил тихо и деликатно. Точнее даже, не деликатно, а воровато — так, как будто он не хотел привлекать к своей особе лишнего внимания.

Однако Саломея Леонардовна устремилась на этот звонок, как будто давно его ждала.

Леня подключился к одному из «жучков» и хорошо слышал разговор в прихожей.

— Кто здесь? — настороженно спросила хозяйка через дверь.

— Я! А кого вы еще ждете?

Дверь негромко скрипнула и отворилась. Кто-то вошел в квартиру.

Леня подсоединил провод от видеокамеры к своему чемоданчику, и на экране монитора появилось достаточно четкое изображение прихожей.

К сожалению, Саломея Леонардовна стояла так, что закрывала лицо своего гостя, так что Леня видел только его толстое покатое плечо и неуклюжую осанку.

Он пожалел, что не успел установить еще одну камеру, чтобы получить изображение с другой точки.

— Так кого вы еще ждете? — повторил незнакомец.

— Да никого я не жду! — отмахнулась от него хозяйка. — Тут у меня сантехник работает… протечка в ванной…

— Сантехник? — настороженно переспросил гость. — Что еще за сантехник?

— Обыкновенный сантехник, как все…

— Надо бы на него взглянуть! — Гость обошел хозяйку и двинулся к ванной.

Маркиз наконец-то смог разглядеть его лицо.

Жирные бледные щеки, маленький курносый нос, похожий на свиной пятачок… это был один из трех бандитов, чуть не поймавших Леню после истории в Педагогическом саду! Тот, кого Леня мысленно окрестил Кабанчиком…

Кабанчик был уже возле самой двери ванной.

Леня поспешно закрыл потайное отделение чемоданчика, спрятал свисающий провод, вооружился разводным ключом и с решительным видом принялся откручивать какую-то гайку.

Дверь ванной открылась, и туда заглянул подозрительный нос Кабанчика.

— Ты что тут делаешь? — осведомился он, неприязненно взглянув на Леню.

— А ты как думаешь? — огрызнулся тот. — Раз уж зашел, подай ключ на три восьмых!

— Обойдешься! — хрюкнул Кабанчик, не двинувшись с места.

В это время гайка, которую отвинчивал Маркиз, соскочила с резьбы, и из-под нее хлынула струя горячей воды, едва не окатив Кабанчика.

Тот попятился, выругался и скрылся из ванной.

Леня перевел дыхание и осторожно завинтил соскочившую гайку, прекратив потоп в ванной. После этого он снова подключился к одному из «жучков».

Саломея Леонардовна провела гостя в гостиную, усадила его на диван и проговорила:

— Хотите чаю, или прямо перейдем к делу?

— Некогда мне чаи распивать!

— Дневники у вас?

— Нет! — резко ответил Кабанчик.

— Вот новости! — воскликнула хозяйка. — Но у моего детектива их тоже нет! Я была уверена, что они у вас…

— Говорю вам — у нас их нет! Нашего человека убили, и дневники пропали…

— А может быть, вы решили сыграть со мной в свою собственную игру? — Голос Саломеи прозвучал вкрадчиво и угрожающе. — Отчего вы не появлялись два дня?

— Говорю вам — дневники пропали! — повторил Кабанчик, и Леня расслышал его пыхтение.

— Кто же их взял? Детектив?

— Нет! — резко возразил Кабанчик. — Мы взяли его на выходе. Дневников при нем не было. Вообще ничего не было…

«Вот как! — подумал Маркиз. — И ни слова про деньги, которые они у меня отобрали! Хотят прибрать их к рукам, бабку напарить!»

— Если не он — то кто же? — недоверчиво осведомилась женщина.

Кабанчик громко запыхтел, Лене даже показалось, что он пару раз хрюкнул. Наконец, опасливо понизив голос, он произнес одно-единственное слово:

— Скорпион!

— Так я и знала! — прошипела старуха. — Так я и думала, что вас проведут как мальчишку! Вас было трое, трое против одного, потому что этого простофилю можно не считать, он, как любил выражаться мой сердечный друг Фортель, «дурилка картонная», пустое место, лох.

«Вот как? — Услышав такое в свой адрес, Леня поднял брови. — Ну я тебе это припомню, ведьма старая…»

— Лох-то он лох, — в сомнении проговорил Кабанчик, — однако сумел удрать, да еще и подставил нас по полной программе. Морячки здоровы драться, Толяна так обработали — второй день в больнице отдыхает.

Маркиз с удовлетворением подумал, что Толян — это, очевидно, тот рыжий громила, что тыкал ему в бок пистолет в Педагогическом садике. Так, значит, Военно-Морской флот оказался на высоте. Впрочем, Маркиз в этом и не сомневался.

— Мне до твоего Толяна дела нету! — отрезала старуха. — У меня своих забот хватает!

— Не надо так нервничать, Саломея Леонардовна! — Леня с удивлением услышал в голосе Кабанчика самое настоящее ехидство. — В вашем возрасте это очень вредно! Можете не дожить до завершения дела!

— Ты прав, — неожиданно спокойно ответила старуха, — я через это дело столько нервов потеряла. Тридцать лет я ждала, что судьба мне поможет!

— Неужели тридцать лет? — поразился Кабанчик.

— Представь себе, в конце апреля тридцать лет будет, как его установили! И где — в Коломне! Нашли тоже место для…

Тут старуха, очевидно, вспомнила, что в доме у нее посторонние, и явилась в ванную. Леня, навостривший уши, едва успел спрятать все свои отнюдь не сантехнические инструменты.

— Закончил я, хозяйка! — буркнул он хмуро. — Пятьсот рублей с вас, как договаривались.

— Насчет пятисот рублей мы не договаривались! — заворчала Саломея. — Так и норовят пожилого человека ограбить!

«Еще и выжига», — подумал Леня, старуха ему активно не нравилась. Однако она очень подозрительна, так что из образа сантехника выходить никак нельзя. А где вы видели сантехника, который не берет денег? Только во сне.

— Получи! — буркнула старуха и сунула «сантехнику» мятую бумажку.

Уходя, Леня нарочно сбил в прихожей коврик, едва не своротил вешалку и оставил на светлых обоях следы грязной пятерни.

* * *

Маркиз в своем обычном виде сидел за столом в читальном зале библиотеки и листал подшивку газет тридцатилетней давности, чтобы найти то событие, о котором упоминала Саломея Леонардовна.

«Хлеборобы Тамбовщины собрали рекордный урожай зерновых…»

Это явно не то.

«Успешно завершился международный космический полет. Экипаж в составе командира корабля Валерия Быковского и летчика-исследователя гражданина Германской Демократической Республики Зигмунда Йена на космическом корабле „Союз-29“ посетил орбитальную станцию „Салют-6“…»

Это тоже не имеет отношения к делу…

Маркиз листал страницу за страницей, бегло просматривая материалы.

«На Открытом чемпионате Франции успешно выступила советская теннисистка Ольга Морозова. В финале парного разряда вместе с американкой Крис Эверт она переиграла в двух сетах Гэйл Шанфро (Франция) и Кати Эббингхауз (Германия), но в решающем поединке уступила своей партнерше Крис Эверт…»

Все не то, все не то!..

Леня просматривал статью за статьей, у него в глазах уже рябило от газетного текста. Хлеборобы, металлурги, космонавты, спортсмены, ученые… бесконечные фамилии, цифры урожаев, надоев, рекордных плавок и спортивных достижений…

Он уже почти отчаялся найти что-то важное и едва не пропустил скромную заметку, расположенную на предпоследней странице одной из газет:

«Вчера в торжественной обстановке был открыт памятник героическим строителям Байкало-Амурской магистрали. Памятник в сжатые сроки был воздвигнут в самом центре нашего города, на месте бывшего Николаевского рынка. На открытии памятника присутствовали председатель райисполкома А. А. Лебедев, представители трудящихся района, а также виновники торжества — представители строителей магистрали…»

Минуточку, старуха говорила, что тридцать лет назад «его установили», стало быть «он» — памятник? Похоже!

Николаевский рынок…

Это название Леня слышал от своей бабушки. Рынок располагался неподалеку от их дома, рядом с Екатерининским каналом, который назывался тогда каналом Грибоедова…

— Уважаемый! — окликнул Леня седенького старичка, который за соседним столом внимательно читал старинную книгу в кожаном переплете. — Можно вас спросить?

Со всех сторон на Леню зашикали.

Старичок поднял на него недовольный взгляд:

— Что вам, молодой человек?

— Николаевский рынок… Где он располагался?

— Надо знать свой город! — неодобрительно проговорил старичок. — В Коломне, конечно… неподалеку от Екатерининского канала.

В Коломне! И Саломея Леонардовна говорила о Коломне… Значит, Леня не ошибся — эта заметка многое объясняет!

Коломна — один из самых старинных и живописных районов Петербурга, где множество мостов переброшено через прихотливо изгибающиеся реки и каналы. Именно эти мосты и реки дают нашему городу право называться Северной Венецией. Многое сохранилось здесь неизменным со времен Пушкина и Гоголя, еще больше — со времен Достоевского. Здесь есть и такие знаменитые места, как Новая Голландия, Мариинский театр, Юсуповский дворец, Никольский Морской собор, а есть чудесные запущенные здания, такие как дворец великого князя Алексея Александровича, и вовсе не прихотливые дома, в которых, однако, живет дух позапрошлого века…

Теперь многое становилось ясным, но кое-что еще требовалось уточнить.

Леня вернул газеты и отправился на площадь Ломоносова, в городской комитет охраны памятников.

Здесь царило лихорадочное возбуждение. Из кабинета в кабинет перебегали озабоченные мужчины со свернутыми в рулон чертежами и огромными папками.

Когда Маркиз попытался остановить одного из них и задать вопрос, тот выпучил глаза, как будто увидел привидение, выронил свой рулон, подобрал его и торопливо скрылся за ближайшей дверью.

Леня попытался остановить еще одного, но тот замахал на него руками, показал на что-то за Лениной спиной, а когда Леня снова повернулся к нему, того уже и след простыл.

Одна из дверей с грохотом распахнулась, из нее выкатился очередной страдалец, вооруженный чертежом.

Обернувшись и потрясая рулоном, как копьем, он воскликнул голосом провинциального театрального трагика:

— Чума на оба ваших кабинета!

— Ишь, как разбирает человека! — проговорил Маркиз, покачав головой. Он понимал, что в такой момент бесполезно приставать со своими расспросами.

Наконец, блуждая по бесконечным коридорам, Леня наткнулся на дверь с надписью «Архив». Он толкнул эту дверь, вошел внутрь и оказался в огромном помещении, заставленном стеллажами с пыльными папками. Возле одного из этих стеллажей стояла худощавая женщина средних лет, бесцветная и засушенная, как листок в гербарии.

— Вам выше этажом, — проговорила она, бросив на Леню неприветливый взгляд.

— Почему вы думаете, что мне туда? Может быть, я пришел именно к вам?!

— Ко мне? — Женщина удивленно взглянула на него поверх очков. — А вы разве не по поводу точечной застройки?

— Нет, я пишу книгу по истории одного из городских районов, — выдал Леня домашнюю заготовку.

— Да что вы? — Архивная дама оживилась. — А какого именно района?

— Коломны.

— Как интересно! Я родилась в Коломне и прожила там большую часть своей жизни…

— Так, может быть, вы сможете мне помочь? Я хотел бы найти планы и изображения Николаевского рынка…

— С удовольствием! — Женщина скрылась между стеллажами и через несколько минут вернулась, нагруженная огромной коленкоровой папкой с завязками.

Она бросила папку на стол, отчего над ней поднялось облако пыли. Маркиз чихнул, извинился и придвинулся ближе. Женщина развязала завязки, раскрыла папку и начала знакомить Маркиза с ее содержимым.

— Николаевский рынок был построен в начале девятнадцатого века на месте сгоревшего дома купца первой гильдии Окорокова, — сообщила она, показав Лене гравюру, изображающую большое одноэтажное здание с аркадами по сторонам. — Вот так он выглядел вскоре после постройки. А вот так — в начале двадцатого века…

Она показала Маркизу несколько выцветших черно-белых фотографий того же здания. На последней фотографии здание рынка было частично разрушено.

— Этот снимок сделан в шестьдесят втором году двадцатого века, когда было принято решение о сносе рынка и о строительстве на его месте нового жилого здания. Рынок был снесен, однако новая стройка заморожена, и почти двадцать лет на этом месте был пустырь.

— А потом? — спросил Леня, хотя он уже знал ответ на этот вопрос.

— А потом, в конце семидесятых годов, на этом месте был построен памятник строителям БАМа… — И женщина положила перед Леней фотографию громоздкой каменной пирамиды, увенчанной огромным скульптурным изображением паровоза. — Этот памятник не отличается художественными достоинствами, — говорила архивистка, тасуя снимки, как колоду карт. — Он плохо вписывается в свое историческое окружение. Поэтому наши специалисты не возражали против его сноса…

— Против сноса? — переспросил Маркиз.

— Ну да, — женщина удивленно взглянула на него поверх очков. — Вы же знаете, что его через неделю сносят?

— Ах ну да, конечно! — поддакнул ей Маркиз, крайне заинтересованный этой информацией.

— Правда, то здание, которое собираются выстроить на этом месте, будет еще хуже. Своими размерами оно будет подавлять старинные здания района, изменит все архитектурные пропорции… но кто же прислушивается к мнению архитекторов? Всех интересуют только экономические показатели! Деньги, деньги и еще раз деньги!

— Очень интересно… — проговорил Маркиз, разглядывая чертежи и снимки, разложенные на столе. — А вот это что такое?

— Это вертикальный разрез Николаевского рынка.

— То есть… вы хотите сказать, что у рынка, кроме верхнего этажа, был еще и подземный?

— А как же! Практически у всех торговых зданий существовали обширные подвалы. Николаевский рынок не был исключением. В этих подвалах владельцы рынка хранили запас товаров, здесь же были винные погреба…

— Вот как! А когда рынок был снесен… вы говорили, что это произошло в шестьдесят втором году… что сделали с этими подвалами? Они были засыпаны?

— Частично, конечно, засыпаны. Но поскольку на этом месте планировалось новое строительство, окончательное решение вопроса было отложено до сооружения фундамента. А так как строительство так и не было начато…

— То подвалы рынка были доступны?

— Ну, в какой-то степени… их использовали как убежища антисоциальные элементы… ну, всякие воры, бродяги… слово «бомжи» тогда еще не вошло в обиход, но само-то явление уже имело место. То есть эти подвалы превратились в рассадник преступности. Кроме того, просто дети и подростки прятались там. Поэтому стоял вопрос о том, что делать с этими подвалами, и когда на этом месте возвели памятник строителям магистрали, то это сделали отчасти и для того, чтобы постамент памятника закрыл вход в эти подвалы.

— Очень интересно! — Леня достал свой мобильный телефон и незаметно переснял чертеж подвала.

— А теперь, когда памятник снесут, — продолжил он, — подвалы рынка снова станут доступными?

— Ну это же очень ненадолго! Почти сразу после сноса памятника на этом месте начнутся фундаментные работы, и подвалы навсегда зальют бетоном…

— Очень интересно! — повторил Леня, поднимаясь из-за стола. — Вы мне очень помогли!

— Куда же вы спешите? — Дама явно расстроилась. — Может быть, выпьете со мной чаю? Поговорим о Коломне…

Чувствовалось, что она соскучилась по живому человеческому общению, и Леня наверняка произвел на нее впечатление.

— Извините, — проговорил он. — К сожалению, мне нужно спешить. Вы же напомнили мне, что памятник скоро снесут, а мне нужно запечатлеть его для своей книги…

— Надеюсь, когда вы закончите и издадите эту книгу, вы подарите мне экземпляр?

— Непременно! — заверил Маркиз архивистку. — И разумеется, с дарственной надписью. Но работы, конечно, предстоит еще очень много, я к ней, собственно, еще только приступил. Так что это будет не слишком скоро…

Он вышел на площадь, охваченную стройным полукольцом здания, и задумался.

Значит, в то время, когда Фортель провернул свое ловкое ограбление, подвалы Николаевского рынка были доступны. А квартира коллекционера, откуда Фортель похитил кольцо Александра Македонского, находилась тоже в Коломне, совсем недалеко от развалин рынка. Так что очень логично предположить, что именно там, в этих подвалах, Фортель и спрятал свою добычу, прежде чем вернуться в Кресты… тем более логично, что архивная дама только что сказала, что воры и прочие криминальные элементы вовсю использовали эти подвалы. И Фортель явно знал эти подвалы как свои пять пальцев.

Не знал он только одного: что вскоре на месте бывшего рынка будет возведен памятник и подвалы станут недоступны…

Далее, спрятав добычу в подвалах, Фортель сообщил об этом своей верной подруге Софье Закоркиной, которую Маркиз знает под именем Саломеи Леонардовны. Наверное, он рассказал ей, как найти этот тайник. Скорее всего Софья записала его инструкцию в своем дневнике.

Теперь Леня знал, почему за этим дневником так охотятся многие люди. Конечно, никого не интересуют любовные воспоминания престарелой кокетки, да и она сама только делает вид, что из-за этих воспоминаний готова платить большие деньги. В действительности и ей, и всем остальным нужно то, что записано там о тайнике Фортеля.

Кроме того, понятно, почему интерес к дневникам проявился только теперь, через столько лет после тех событий: ведь до сих пор попасть в подвалы рынка было невозможно, а сейчас должны снести пресловутый памятник, и на какое-то время подвалы снова станут доступными…

Все равно у Лени оставалось еще множество вопросов.

Он своими глазами видел, как Кабанчик приходил к Саломее… то есть к Софье. То есть они скорее всего играют в одной команде, находятся по одну сторону баррикад. Но тогда почему Софья нанимала его, Маркиза, чтобы выкупить у них свои дневники?

Она явно ведет какую-то свою игру, и эта игра до сих пор Маркизу непонятна. И кто такой Скорпион? Какова его роль в сложившейся расстановке сил? Раз он украл дневники и убил из-за них человека в Педагогическом садике, стало быть, тоже хочет получить с их помощью перстень Александра Македонского. Да уж, тетрадочки-то важные…

Перейдя площадь, Леня вышел на набережную Фонтанки, где он оставил свою машину. Тут ему пришло в голову взглянуть на то место, где когда-то находился Николаевский рынок. Как говорится, лучше один раз увидеть… и так далее.

Благо Леня находился на самом краю Коломны и до нужного места ехать было совсем недалеко.

Правда, недалеко это не значит недолго.

Улочки в центре города узкие и запутанные, и машин в это время дня полно, так что Леня добирался до бывшего рынка больше получаса. Пешком у него ушло бы куда меньше времени.

Наконец он остановился на набережной Екатерининского канала напротив пресловутого памятника.

Тяжеловесная усеченная пирамида из серого камня, на которой громоздился макет паровоза чуть не в натуральную величину, совершенно не гармонировала с окрестными зданиями, простоявшими на берегах канала не меньше двухсот лет.

Памятник был огорожен временными столбиками с натянутой на них красно-белой лентой, неподалеку стоял бульдозер. Видно было, что вовсю идет подготовка к сносу.

Только сегодня Маркиз узнал, что снос памятника будет произведен через неделю. И сразу же после сноса памятника на этом месте начнется строительство нового здания, и подвалы Николаевского рынка будут снова замурованы, на этот раз навсегда.

Значит, именно в короткий промежуток времени между сносом этой каменной пирамиды и началом нового строительства клад, спрятанный Фортелем в подвалах, окажется доступен. И именно тогда сюда явятся за наследством покойного Фортеля обе команды кладоискателей — с одной стороны, нанятый старухой Кабанчик со своими подручными, с другой — Скорпион… Вот тогда и начнется все самое интересное! Главное, не пропустить последний акт драмы, которая началась здесь, в Коломне, тридцать лет назад…

Леня хотел уже уехать — до главных событий оставалось совсем немного времени, а дел у него было еще невпроворот.

Но в это время рядом с памятником остановилась черная машина с мигалкой, двери ее распахнулись, из машины выбрался представительный мужчина в темном, хорошо отглаженном костюме, с начальственным видом и руководящим животом, который он нес перед собой как знак своего высокого положения.

Следом за ним семенила маленькая субтильная женщина с открытым блокнотом и ручкой, которая заглядывала в глаза шефа и ловила каждое его слово.

— Это… — проговорил начальник и щелкнул пальцами. — Где же Филимонов? Почему нет Филимонова?

— Едет, Сергей Сергеевич! — преданно доложила его спутница.

— Это… медленно едет!

— Пробки, Сергей Сергеевич!

— Это… Мы-то доехали!

— У нас мигалка, Сергей Сергеевич!

— Это… при чем тут мигалка? Работать надо уметь!

— Да вот он, подъезжает!

Тут же из-за угла вылетела машина поскромнее и без мигалки. С резким скрипом тормозов она остановилась возле памятника, и из нее выкатились трое мужчин. Один из них тоже имел начальственный вид, но перед лицом Сергея Сергеевича он заметно сник и стушевался. Даже его живот сразу как-то уменьшился в размерах, как сдувшийся воздушный шарик.

— Филимонов! — рявкнул на него Сергей Сергеевич. — Это… Почему не начинаешь?

— Я только получил указание… — залепетал подчиненный. — У нас был срок на неделю позднее… мы были не готовы…

— Ты, Филимонов, должен быть… это… всегда готов, как юный пионер! — Сергей Сергеевич хохотнул солидным начальственным басом, и Филимонов льстиво подхихикнул. — Ты, Филимонов, учти — я уже доложил сам знаешь куда. — И начальник ткнул толстым пальцем вверх, туда, где по вечно унылому питерскому небу ползли вереницы тяжело нагруженных облаков. — Так что, Филимонов, делай… это… выводы! Если что — нам с тобой отвечать придется!

— Не беспокойтесь, Сергей Сергеевич! — заторопился подчиненный. — Мы уже сняли рабочих с других объектов… они вот-вот будут здесь, и работы начнутся строго в соответствии с вашими указаниями!

— Вот то-то! — припечатал начальник. — Смотри у меня, Филимонов, чтобы… это… в строгом соответствии, а то, сам знаешь…

Он развернулся и влез в свою машину. Его миниатюрная спутница юркнула следом, включилась мигалка, и машина с начальством отбыла.

Тотчас же Филимонов распрямился, выпятил живот и превратился в большого начальника.

— Где этот прораб? — рявкнул он на одного из своих спутников. — Где его черти носят?

— На подходе, Петр Петрович! — отозвался подчиненный и выхватил мобильный телефон тем жестом, каким голливудские ковбои выхватывают револьвер сорок пятого калибра.

Он поднес револьвер… то есть мобильник, к виску, но не для того, чтобы застрелиться, как можно было подумать, а для того, чтобы заорать в него хриплым баритоном:

— Баранов, где тебя черти носят? Что значит — здесь?

В ту же секунду к памятнику подкатил запыленный джип. Из джипа выскочил коренастый мужичок в серой немаркой курточке и строительной каске.

— Баранов, почему не начинаем? — напустился на него помощник Филимонова.

— Как не начинаем? — отозвался прораб. — Начинаем!

В ту же секунду как по мановению волшебной палочки на пятачке вокруг памятника появилась целая толпа смуглых мужчин в замызганных комбинезонах, с ломами, лопатами и прочим ручным строительным инструментом. В центре этой толпы возвышался могучий детина славянского вида, вооруженный отбойным молотком. Гастарбайтерам, видимо, не доверили такой ценный инструмент.

— Начинай, Козлов! — скомандовал прораб.

Рабочий скинул молоток с плеча, подошел к памятнику и бросился на него с таким видом, как будто это его кровный враг.

Раздался оглушительный грохот, и отбойный молоток вгрызся в каменный постамент памятника.

— Интересно! — проговорил Леня и выбрался из машины.

Он подошел к одному из спутников великого Филимонова и обратился к нему:

— Нельзя ли буквально несколько слов для газеты «Утреннее какао»? Насколько мы знаем, снос этого памятника должен был начаться через неделю. А сейчас мы с вами видим, что работы уже начались. Наши читатели хотят знать, с чем это связано…

Мужчина приосанился, откашлялся и проговорил хорошо поставленным голосом:

— Работы по сносу памятника решено начать на неделю раньше в связи с тем, что в наш город с визитом прибывает президент Республики Гваделупа. А в том бизнес-центре, который будет возведен на месте этого памятника, не имеющего, кстати, художественной ценности, будет размещен офис первого совместного российско-гваделупского предприятия.

— Ясно! — радостно отозвался Маркиз. — Так и передадим нашим читателям, которые будут с интересом следить за ходом стройки…

— Козлов, поднажми! — рявкнул Ленин собеседник, повернувшись к рабочему.

Леня понял, что интервью закончено, и вернулся к своей машине.

События явно ускорялись.

Бравый Козлов уже своротил половину постамента, а толпа смуглых гастарбайтеров, вооруженных нехитрым ручным инструментом, поспешно разгребала обломки. Так что к вечеру, надо полагать, от памятника героическим строителям не останется и следа.

Значит, уже сегодня будет ненадолго открыт доступ к подвалам Николаевского рынка и к тайнику Фортеля. И значит, уже сегодня можно ожидать появления на руинах памятника всех персонажей драмы. Если, конечно, они своевременно узнают о переносе работ.

Леня достал мобильник и набрал номер Лолы.

— Ты чего звонишь?.. — прошипела Лола в трубку приглушенным голосом. — Знаешь же, что я в театре…

Маркиз вкратце рассказал ей о своих открытиях и о том, что он только что видел.

— События ускоряются! — закончил он свой рассказ. — Все произойдет сегодня ночью, так что не спускай глаз со Скорпиона!

— Ладно… — И Лола отключилась.

Лола стояла за кулисами в ожидании своего выхода. Режиссер Виталий Сергеевич, как и обещал, тут же впихнул ее в пьесу Островского на роль горничной. Конечно, не «Кушать подано!», но тоже всего несколько слов.

— Но это пока, дорогая, буквально через несколько дней все уладится! — говорил режиссер, беспрерывно гладя Лолу по плечу и даже легонько ущипнув за подбородок.

Это было уж слишком, и Лолины глаза сверкнули от гнева. Режиссер пришел в восторг от ее взгляда и пообещал Лоле большое будущее.

И вот сейчас она ждала своего выхода.

Это было давно забытое, восхитительное ощущение.

Пусть роль у нее была крошечная, пусть Жанна смотрит на нее свысока, пусть! Но все это затмевает божественный запах театра, запах грима и пыльных кулис, доносящиеся со сцены голоса коллег и, самое главное, напряженная тишина зрительного зала… сотни лиц, слившиеся в одно лицо Зрителя, Зрителя с большой буквы!.. Это ни с чем не сравнимое чувство, которое испытывает любой актер перед выходом на сцену, кружило ей голову.

Лола вспомнила о Ленином звонке, о том, ради чего она вообще-то пришла в театр. Сегодня в Коломне могут произойти решающие события, столкнутся охотники за сокровищем покойного Фортеля, и она, Лола, не должна упустить Скорпиона…

Лола подняла голову.

Наверху, на колосниках, сияли ровным светом прожектора. Рядом с ними, на узком балкончике, смутно виднелась фигура осветителя. Все в порядке, Скорпион на месте, она может пока не беспокоиться и думать только о своем предстоящем появлении на сцене.

Лола прильнула к просвету в кулисах, выглянула на сцену.

Жанна стояла в круге яркого света, все глаза были прикованы к ней, и приходилось признать, что она была хороша в своем нарядном пышном платье… Самой Лоле не слишком шло черное платье и простой белый передник горничной.

Лола вспомнила, как ей пришлось унижаться перед Жанкой, чтобы взяли в театр, каким взглядом наградила ее бывшая сокурсница, когда Лола перехватила у нее роль Мери.

Она скрипнула зубами и подумала: вот бы Жанка сейчас споткнулась и растянулась на сцене на глазах у всего зрительного зала!

И как будто высшие силы услышали ее мольбу.

Нет, Жанна не упала, но все же случилось кое-что неприятное.

Пятно яркого света сместилось, освещая пятачок пустой сцены, а Жанна оказалась в темноте…

В зрительном зале послышался негромкий ропот. Лола представила раздражение своей заклятой «подруги» и даже немного посочувствовала ей. И тут же подняла глаза к колосникам — что там осветитель, заснул, что ли?

Нет, он не заснул, он медленно, неловко перебирался по металлическим конструкциям, чтобы поправить вышедший из повиновения прожектор…

Медленно и неловко? Но ведь Лола прекрасно помнила, с какой обезьяньей ловкостью он прежде сновал под потолком театра! Буквально порхал там!

Значит, это не он! Осветитель куда-то сбежал, оставив вместо себя другого человека!

Осветитель… Скорпион, за которым она должна следить!

Лола вытащила из кармана коробочку следящего устройства, взглянула на дисплей… Сегодня перед спектаклем ей удалось прикрепить на куртку осветителя крошечный маячок.

Как она и думала, как она и боялась, мигающий курсор был уже далеко от здания театра! Она его упустила!..

Лола представила, сколько неприятных слов придется ей выслушать от Маркиза. Но не это главное. Главное — она провалит их общее дело…

Нет, этого она никак не может допустить!

Лола забыла о том, что ей скоро выходить на сцену, забыла свои недавние ощущения, забыла радость возвращения в театр и бросилась к выходу.

Пролетела мимо рабочих сцены, которые курили в уголке возле ведра с песком, пролетела мимо театрального пожарного дяди Кости, мимо дежурной Васильковой и через служебный выход выскочила на улицу.

Только сейчас, вдохнув сырой холодный воздух, она вспомнила, что не переоделась в собственную одежду, так и сбежала из театра в костюме горничной и без пальто, но возвращаться было некогда.

Она пробежала квартал до того места, где оставила свою машину, щелкнула брелоком сигнализации, плюхнулась на переднее сиденье и снова вытащила навигатор, чтобы определить направление.

Курсор, обозначавший сбежавшего Скорпиона, двигался на юг, в направлении порта. К счастью, он был не так далеко, где-то в пределах Коломны…

Лола поняла, куда он движется, да, в общем, это нетрудно было сообразить: конечно, к тому месту, где находился снесенный Николаевский рынок, туда, где до сегодняшнего утра стоял памятник героическим строителям БАМа…

Лола положила навигатор на сиденье рядом с собой, включила зажигание и тронулась с места.

Как вдруг навстречу ее машине из темноты выскочила, размахивая руками, женская фигура.

— Постой! Оля, подожди! — раздался взволнованный голос, и Лола узнала Лену Потехину.

Лола очень спешила. Она хотела объехать Лену, но та уже цеплялась за дверцу машины, смотрела на нее умоляюще:

— Оленька, подвези меня хоть до метро! У меня дома большие неприятности!

Лола хотела сказать Потехиной, чтобы та поискала другую машину, но увидела ее несчастное, бледное лицо и почувствовала болезненный укол совести. Потехину все в театре шпыняли, гоняли по всяким ерундовым делам и вообще ни в грош не ставили. Жанка, со своим жутким характером, вообще постоянно изводила безответную женщину, издевалась над ней. А Лена, несмотря на это, держалась молодцом, не обращала внимания на бесконечные придирки и делала для театра все, что могла. И к самой Лоле она отнеслась очень сердечно…

Нет, нельзя уподобляться Жанке, нельзя отмахиваться от живого человека, вытирать об него ноги! В конце концов, можно проехать мимо Сенной площади и там высадить Лену возле метро, это почти по пути, и Лола потеряет на этом не больше двух-трех минут.

— Садись! — Лола притормозила, открыла дверцу.

Потехина взглянула на нее благодарно, с облегченным вздохом плюхнулась на сиденье, и они наконец поехали.

Лола вывернула на набережную Фонтанки, направила машину к ближайшему мосту.

Тут она вспомнила, что бросила навигатор на сиденье, и покосилась направо.

Лена Потехина держала его в руках и с интересом разглядывала.

— Какая занятная штучка! — проговорила она странным, скрипучим голосом. Этот голос и особенно это чуть насмешливое выражение показались Лоле подозрительными и опасными.

Но удивило ее не это.

Удивило ее спокойное, уверенное лицо Потехиной. Только что она сходила с ума от беспокойства, была бледна как полотно, а теперь смотрит на Лолу твердо и насмешливо…

— Положи его в бардачок, — попросила Лола, имея в виду навигатор.

— Да, конечно. — Потехина кивнула, но продолжала разглядывать прибор. — А что это за мигающая точка? Это место положения маячка, который ты прицепила Николаю?

— Что?! — удивленно переспросила Лола. — Откуда ты знаешь?

Потехина ничего не ответила, и Лола еще сильнее забеспокоилась.

— Я довезу тебя до Сенной… — проговорила она неуверенно.

— До Сенной? — Потехина усмехнулась. — Да нет, поехали уж прямо до памятника… то есть до подвалов. Памятник ведь уже снесли, так что нам придется поспешить…

— Что?! — Лола сбросила скорость, повернулась к Потехиной.

Та сидела, развернувшись к ней вполоборота, и в руке ее темнел небольшой плоский пистолет.

— Да, пожалуй, лучше останови машину! Я сама сяду за руль! — проговорила женщина холодным, неживым, неестественным голосом. Таким голосом, который может с одинаковой вероятностью принадлежать и мужчине, и женщине.

— Что… — повторила Лола свой бессмысленный вопрос. — Кто… кто ты такая?

Потехина ничего ей не ответила, и пистолет в ее руке не дрогнул.

Но взгляд Лолы был прикован не к этому пистолету.

Рукав Потехиной слегка задрался, и Лола увидела на ее запястье татуировку.

Синий скорпион угрожающе загибал хвост, вооруженный смертоносным ядовитым шипом.

А голова скорпиона была увенчана царским венцом красного цвета.

До наступления вечера Маркиз заехал к одному человеку и попросил у него ненадолго портативный прибор ночного видения и зажигалку, очень качественно выполненную в виде пистолета.

Затем он перекусил в итальянском кафе на Садовой и выпил две чашки крепчайшего кофе: ему предстояло бодрствовать этой ночью.

После этого он вернулся к бывшему Николаевскому рынку.

Памятник был уже снесен до основания, и смуглые гастарбайтеры заканчивали разгребать оставшиеся после него завалы камня и щебня.

Леня поставил машину неподалеку от строительной площадки, за газетным киоском. Отсюда ему было хорошо видно все происходящее на развалинах памятника, кроме того, отлично просматривались все подходы к площадке.

Рабочие погрузили остатки строительного мусора в контейнер. Бригадир что-то громко скомандовал на незнакомом гортанном языке, и вся его бригада, оживленно переговариваясь, забралась в потрепанный микроавтобус.

Автобус с рабочими уехал, и на площадке наступила тишина.

Леня достал из бардачка бинокль и внимательно осмотрел пустырь. Из земли торчали каменные обломки и ржавая арматура, тут и там зияли глубокие ямы. Какие-то из них, должно быть, уходили прямиком в подвалы рынка.

Утром сюда придут новые рабочие, пригонят технику, и начнется сооружение фундамента под огромное современное здание. Значит, подвалы будут окончательно замурованы, и тайник Фортеля станет навсегда недоступен…

Леня устроился поудобнее и приготовился к долгому наблюдению. Он не сомневался, что этой ночью здесь произойдет немало интересного.

Окончательно стемнело, только отсвет дальнего уличного фонаря призрачным сиянием освещал будущую строительную площадку.

Неподалеку торопливо прошел какой-то мужчина — видимо, он по привычке срезал дорогу от автобусной остановки.

Затем из-за угла выбежала кудлатая собачонка, принялась с интересом обнюхивать столбик с привязанной к нему полосатой лентой.

Следом появилась женщина средних лет с поводком в руках, окликнула собаку:

— Тяпа! Тяпочка! Пойдем отсюда скорее, здесь нельзя гулять! Здесь грязно и опасно!

Тяпа с явным разочарованием на морде подбежала к хозяйке, и обе скрылись в ближайшем переулке.

Снова наступила тишина.

Несмотря на выпитый кофе, Леню начало клонить в сон.

Он протер глаза, всмотрелся в темноту…

В какой-то момент ему померещилось движение на самой площадке, он достал прибор ночного видения, пригляделся и увидел крупного черного кота, который с независимым видом обходил руины.

Прошел еще час.

От Екатерининского канала потянуло сырым ночным туманом, видимость ухудшилась.

Леня подвигал руками, сделал несколько простых упражнений, чтобы разогнать кровь. Ему хотелось выйти из машины, подойти поближе к площадке, но он понимал, что нельзя привлекать к себе внимание: очень может быть, что кто-то еще следит сейчас за этим пятачком.

Где-то вдалеке проехала машина, и снова наступила тишина.

Вдруг, когда Леня меньше всего этого ожидал, из глубокой тени на углу появились две смутно различимые фигуры. Леня снова прильнул к окулярам прибора ночного видения, всмотрелся в таинственные тени и разглядел двух своих старых знакомых, тех, с кем столкнулся такой же ночью возле ограды сада: Кабанчика и его подручного, худого узколицего человека по кличке Бритва.

Бандиты крадущейся походкой подобрались к краю стройплощадки, поднырнули под полосатую ленту, прошли еще несколько шагов и разделились: Бритва, низко пригнувшись, застыл возле торчащей из земли каменной глыбы, а Кабанчик двинулся дальше, к одной из зияющих в земле глубоких ям.

Маркиз затаил дыхание, стараясь ничего не пропустить.

Кабанчик поравнялся с одной из ям, заглянул в нее и пошел дальше.

Вдруг краем глаза Леня заметил на краю площадки еще какое-то едва уловимое движение. Он направил туда окуляры своего прибора, но больше ничего не заметил. Возможно, это был просто обман зрения или сгусток тумана, колеблющийся на ветру…

Леня снова взглянул в центр площадки, туда, где только что видел Кабанчика, но того и след простыл. Забеспокоившись, он стал осматривать пустырь от края до края, но больше ничего не видел, Кабанчик как сквозь землю провалился… впрочем, почему «как»? Может быть, он действительно провалился в подвал или спустился туда, найдя сохранившийся вход?

Леня чувствовал нарастающее беспокойство.

Там, перед его глазами, что-то происходило — а он ничего не видел! Он утратил контроль за событиями!

Не выдержав, он бесшумно открыл дверцу машины, выскользнул из нее наружу и крадучись двинулся к площадке.

На глазах у него был прибор ночного видения, поэтому все вокруг было тускло-зеленоватым, нереальным, как будто Леня не шел по земле, а плыл в таинственном подводном царстве.

Леня дошел до края площадки, поднырнул под полосатую ленту ограждения, двинулся дальше.

Впереди мелькнула неловко согнувшаяся, прильнувшая к каменной глыбе фигура. Леня замер: это был Бритва, напарник Кабанчика. Он не шевелился, не подавал никаких признаков жизни. Наверное, шеф приказал ему затаиться здесь, обеспечивая прикрытие и следя за обстановкой. Леня, стараясь не шуметь и даже не дышать, сделал еще два шага вперед.

Бритва не шелохнулся. Теперь Маркиз четко видел его узкую спину, коротко стриженный затылок. Он пригнулся, уткнул в бок бандита ствол зажигалки-пистолета и прошептал едва слышно:

— Только дернешься — пристрелю!

Бритва не дернулся. Он по-прежнему был совершенно неподвижен. Настолько неподвижен, что это показалось Лене противоестественным. Что у него вместо нервов — стальная проволока?

Не отводя пистолета, Маркиз протянул вперед свободную руку и прикоснулся к шее бандита.

Пульса не было, кожа уже начала холодеть.

Леня спрятал зажигалку, осторожно повернул тело… и только тогда заметил за ухом маленький черный шип.

— Черт! — прошептал Леня, инстинктивно отдернув руку. — Скорпион уже здесь! А что же Лолка?

В ту же секунду он отскочил от мертвого бандита: если Скорпион здесь, на площадке, он вполне может прятаться где-то рядом, используя труп Бритвы как приманку…

Пока ничего не происходило.

Леня внимательно огляделся и снова двинулся вперед — в ту сторону, куда ушел Кабанчик…

Он прошел, наверное, всего несколько метров, хотя они показались ему бесконечными. И вдруг прямо под ногами у него земля зашевелилась, осыпаясь… Леня отпрыгнул, оказавшись на прочном участке грунта, и оглянулся. Там, где он только что стоял, зияла новая яма, и от ее края в неведомую глубину уходили стертые каменные ступени.

Вот он — спуск в подвалы Николаевского рынка!

Маркиз понимал, насколько это опасно, но ничего не мог поделать: волнующая неизвестность манила его.

Он поправил прибор ночного видения, для собственного успокоения достал пистолет-зажигалку и начал спускаться по ступеням.

Спуск был недолгим.

Очень скоро Леня оказался в подвале с низким сводчатым потолком. Это был длинный подземный коридор, уходивший далеко в темноту. Впереди, в каменных стенах, виднелись двери боковых помещений. Леня осторожно двинулся вперед, вглядываясь во тьму и опасливо посматривая под ноги, — каменные плиты, которыми был вымощен пол коридора, были кое-где выворочены, и, если бы не замечательный прибор, Леня переломал бы ноги.

Он дошел до первой двери, темневшей слева. Тяжелая дубовая дверь была полуоткрыта. Леня открыл ее шире, заглянул внутрь.

Перед ним было пустое квадратное помещение с таким же каменным полом и сводчатым потолком, как в коридоре. Маркиз сделал шаг вперед, чтобы оглядеться…

И вдруг дверь за его спиной захлопнулась.

Он резко развернулся, толкнул дверь…

Она не поддавалась.

Маркиз навалился на нее всем весом — но все было напрасно: дверь была заперта.

Вокруг Лени были только каменные стены, непроглядная тьма и сырой, затхлый воздух подземелья.

— Скорпион! — прошептала Лола, не сводя глаз с татуировки на запястье Потехиной. — Так вот ты кто… а я думала на Николая!

— Браво! — Женщина холодно, неприязненно засмеялась. — Конечно, куда тебе было расколоть меня! Впрочем, ты все же подобралась ко мне слишком близко, а главное — постоянно мешала мне, вертелась у меня под ногами… хотя я тебя не виню. Ты и твой компаньон просто делали свою работу. Во всем виновата Софья…

По неподвижному лицу Скорпиона пробежала гримаса.

— Вот кого я действительно ненавижу! И она заплатит мне, заплатит за все… впрочем, тебя это не касается. Пересядь на пассажирское место!

Женщина выбралась из машины, по-прежнему держа Лолу на мушке, обошла вокруг и села на водительское место.

— Смотри у меня, чтобы без фокусов! — пригрозила она Лоле и включила зажигание.

Через четверть часа машина уже подъезжала к дальней части Коломны, где когда-то находился Николаевский рынок. Не доезжая до места, Потехина, как все еще называла Лола свою страшную спутницу, свернула в дворовую арку и заглушила мотор.

Теперь стали слышны доносящиеся издалека звуки отбойного молотка — должно быть, это сносили пресловутый памятник.

Во дворе, куда заехала машина, не было ни души.

— Здесь мы с тобой расстанемся! — проговорила «Потехина», и снова в руке ее оказался пистолет.

— Нет! — вскрикнула Лола, бессильным жестом пытаясь заслониться от оружия…

— Да! — отрезала женщина-Скорпион.

Но выстрела не последовало: она перехватила пистолет за ствол и ударила Лолу по голове…

Лола застонала и пришла в себя от холода.

Она полулежала на переднем сиденье своей машины.

Пока она была без сознания, в городе стемнело. Дверцы машины были закрыты, только поэтому она не замерзла насмерть. Она пошевелилась и снова застонала — голова мучительно болела. Лола постепенно вспомнила все — Ленин звонок, поспешное бегство из театра… вспомнила, как подсадила в машину Лену Потехину, вспомнила ее неожиданное превращение, татуировку со скорпионом у нее на руке. Вспомнила удар пистолетом по голове…

Вот отчего голова буквально раскалывается!

Лола попробовала подняться, оглядеться, выбраться из машины…

И к головной боли прибавилась резкая боль в левом запястье.

Только теперь Лола поняла, что ее левая рука прикована наручниками к правой дверной ручке машины. Поэтому она не может ни выбраться наружу, ни дотянуться до руля и ключа зажигания.

А ключ торчал в замке, как будто нарочно дразнил Лолу.

Она попыталась извернуться, дотянуться до ключа свободной правой рукой…

Не хватало буквально нескольких сантиметров, но даже если она сможет дотянуться и повернуть ключ в зажигании — это ей ничем не поможет: ей все равно не достать ногами до педалей газа и тормоза.

Кажется, Скорпион все предусмотрел… то есть предусмотрела: Лола будет здесь сидеть, пока ее не найдет кто-нибудь из местных жителей.

Или пока она не замерзнет.

Ведь ночью станет еще холоднее.

Так. Главное — не впадать в панику.

Лола перевела дыхание и постаралась спокойно обдумать свое положение. Конечно, оно могло быть еще хуже. Например, явным плюсом является уже то, что Потехина… или кто там она на самом деле, ее не убила.

Насколько Лола знала Скорпиона, убийство для него — самый обычный способ решения вопросов.

Почему же так повезло ей, Лоле?

Может быть, потому, что она по-человечески относилась к Лене Потехиной в театре? Или у той есть какие-то совершенно другие, недоступные Лоле соображения?

Так, сейчас это не самое главное.

Об этом она подумает завтра, как говорила Скарлетт О’Хара. А сейчас нужно подумать о том, как выбраться на свободу.

Лола повернулась, чтобы устроиться поудобнее, и вдруг почувствовала укол в бок. Она поморщилась и потянулась к своему боку свободной рукой… и только теперь вспомнила, что сбежала из театра прямо в сценическом костюме горничной. И передник от костюма был подколот английской булавкой, которую дала ей тетя Глаша, — не было ни времени, ни смысла подгонять передник по ее фигуре — все равно это ненадолго.

Тут Лола подумала, что подвела режиссера и коллег по театру, сбежав прямо со спектакля. И что сегодня вечером никто не скажет Жанке на сцене: «Барыня, извольте кофею откушать!» И не принесет Жанке кружевную шаль, и письмо от любимого человека тоже не принесет, и не станет утешать, когда Жанна станет рыдать, ломая руки, что любимый оказался подлецом и ее бросил.

Да, пожалуй, отныне двери этого театра для Лолы навсегда закрыты.

Но эту горькую мысль тут же затмила другая, гораздо более приятная — булавка, которой заколот передник, может помочь ей открыть замок наручников!

Лола осторожно отколола булавку правой рукой, молясь только о том, чтобы не выронить ее. Затем вспомнила уроки, которые давал ей Леня, и, воспользовавшись булавкой как отмычкой, открыла наручники…

Какое счастье! Она наконец свободна!

Лола размяла затекшее запястье, пересела на водительское сиденье, повернула ключ зажигания.

Первым делом она включила на максимум печку и долго сидела перед ней, постепенно согреваясь.

Через несколько минут она почувствовала себя гораздо лучше, только головная боль не проходила.

Ах, как она прокололась с этим Скорпионом! Мало того что ошиблась, подозревала совсем не того человека — так в итоге сама же попала в его сети и потеряла столько времени!

Как там Леня? Ведь ему нужно срочно сообщить, кто такой Скорпион!

Лола достала свой мобильник (к счастью, он оказался на месте), набрала Ленин номер…

Но механический голос оператора сообщил ей, что абонент находится вне зоны доступа.

Тогда она решила не терять времени и ехать на подмогу своему соратнику и компаньону.

Лола с трудом развернула машину в тесном пространстве двора, выехала на улицу и поехала туда, откуда прежде доносились звуки отбойного молотка, туда, где, по ее прикидкам, находился памятник строителям Байкало-Амурской магистрали.

Теперь вокруг было тихо, фонари не горели, и Лола увидела стройплощадку только тогда, когда уже выехала на нее. Машина сбила столбики с полосатой лентой и покатила по площадке, подпрыгивая на ухабах и неровностях почвы. Лола вдавила педаль тормоза в пол, но было уже поздно: грунт под передними колесами просел, и чудная Лолина машина плавно съехала под землю…

Маркиз метался по запертому подвалу, как тигр по клетке.

При этом он ругал себя последними словами.

Это же надо — по собственной глупости угодить в такую примитивную ловушку! И теперь никакого выхода! Ни малейшего шанса на освобождение!

В подвале не было ни окон, ни просветов — только глухие каменные стены. Единственная дверь была заперта снаружи, причем не на замок а, судя по всему, на самую примитивную щеколду.

Примитивную, но прочную — Леня несколько раз бросался на дверь всем весом, но та даже не шелохнулась…

Так что весь его опыт, все профессиональные навыки, вся хитрость были сейчас бесполезны. Он ровным счетом ничего не мог сделать для своего спасения. Единственная, очень слабая надежда — только на то, что кто-то откроет его снаружи. Но кто это сделает? Кроме него самого, где-то здесь находятся еще два человека — Скорпион и Кабанчик… если, конечно, Кабанчик еще жив, а не разделил судьбу Бритвы.

Нет, ждать от них помощи не приходится. Ведь наверняка как раз один из них запер его в этой камере…

В одиночной камере, которая скоро станет его могилой.

Ведь он слышал разговоры строительного начальства — утром сюда подгонят технику, подвалы забетонируют, и на них, как на фундаменте, построят новое здание.

Здание, в фундаменте которого найдет вечное упокоение выдающийся мошенник всех времен и народов, человек, широко известный в узких кругах, — Леонид Марков по прозвищу Маркиз!

Леня читал где-то, что в древности в основании храмов, крепостей и других важных построек замуровывали живого человека. Якобы такие здания гораздо дольше стояли.

Вот и это здание будет очень долго стоять как огромный монумент на Лениной могиле.

Но на этом монументе не будет памятной плиты с его именем и датами его короткой жизни. На эту могилу никто не принесет букет цветов… даже Лола… ведь она никогда не узнает, где он похоронен… вообще не узнает, что с ним произошло…

Кстати, где же сама Лола?

Он позвонил ей в театр, просил не спускать глаз со Скорпиона.

Тем не менее Скорпион давно уже здесь, а Лола так и не появилась…

К страху за собственную жизнь добавилось беспокойство за Лолу.

Она следила за Скорпионом, а ему ли не знать, насколько тот опасен!

Леня сел на корточки в углу камеры и тупо уставился в темноту.

И в этот момент где-то впереди раздался грохот, треск, глухой шум, и стена, на которую смотрел Леня, на его глазах обвалилась.

На какую-то секунду Леня вообразил, что началось землетрясение и его сейчас завалит каменными обломками и сырым глинистым грунтом, но уже в следующий момент он увидел, что из пролома стены показался смятый автомобильный капот…

А еще через секунду прямо к нему в камеру съехала помятая, покореженная машина, в которой с огромным трудом и при наличии очень богатого воображения можно было узнать замечательную, элегантную, гламурную дамскую машинку, которой совсем недавно гордилась Лола!..

А еще через несколько секунд Леня увидел и саму Лолу — перепачканную, измученную, с огромной ссадиной на голове и растрепанной прической, да еще и одетую в платье горничной…

Лола сидела за рулем своей машины и тупо пялилась в темноту перед собой. Ах ну да — сам-то Леня был в очках ночного видения, а несчастная Лолка была в полном мраке…

Леня включил фонарик, посветил перед собой и проговорил:

— Лолка, ну когда ты наконец научишься по-человечески парковаться?

Лола захлопала глазами, заслонилась рукой от света и наконец сообразила, что перед ней не кто иной, как Маркиз.

Она откашлялась, вытерла лицо грязным передником и хриплым от пыли и усталости голосом проговорила:

— Машину заказывали?

Через несколько минут Лола пришла в себя, рассказала Маркизу о том, как ошиблась со Скорпионом и как едва не поплатилась за эту ошибку жизнью.

Леня со своей стороны поведал ей о том, что происходило на развалинах памятника, и о том, как он попал в ловушку.

Опустил он только свои панические мысли, сообщив, что уже почти выбрался из подвала, когда она появилась.

Лола с заметным недоверием выслушала его слова, но не стала возражать — она слишком устала от всех сегодняшних событий и была потрясена (в самом буквальном смысле этого слова), прямо на машине провалившись под землю…

Как бы там ни было, сейчас первоочередной задачей компаньонов было выбраться из подвала.

Впрочем, это было не слишком сложно: Лолина машина проломила свод и стену, и сейчас сквозь образовавшийся пролом смутно виднелось тускло светящееся ночное небо.

Леня полез вверх по груде камней и глины, образовавшейся на месте обрушенной стены. Лола последовала за ним, бросив напоследок грустный взгляд на свою обожаемую машину. Она была в таком виде, что о ремонте можно было забыть. Лола даже всхлипнула от расстройства.

— Что ты там пыхтишь? — спросил Маркиз, оглянувшись на свою боевую подругу.

— Сам ты пыхтишь! — обиделась Лола. — Ты черствый, равнодушный человек, как все мужчины! Я потеряла, можно сказать, друга… или подругу… а тебе нет до этого никакого дела!

— Это о ком ты? Неужели ты поссорилась со своим косметологом Розой Тиграновной?

— Типун тебе на язык! Я о своей машине! Я была к ней очень привязана!

Маркиз почувствовал угрызения совести: как-никак это он втянул Лолу в историю со старухиными дневниками, значит, на нем лежит вина за погубленную машину…

— Не переживай, Лолка! Я куплю тебе новую, какую захочешь…

— Легко говорить! Я была привязана именно к этой машине… разве можно заменить старого друга новым? Допустим, если бы ты потерял Аскольда… или я потеряла Пу И…

Она на мгновение замолчала, потрясенная такой ужасной перспективой, но после небольшой паузы с живейшим интересом спросила:

— А купишь мне двухместную спортивную «БМВ» с откидывающимся верхом?

— Зачем тебе откидывающийся верх в нашем климате? — проворчал Маркиз, взобравшись на самый верх каменной осыпи.

Отсюда можно было дотянуться до проломленного каменного свода, а там уже совсем близко была поверхность земли. Леня привстал на цыпочки, потянулся к каменной арке… но щебень под ним заскользил, и он, как горнолыжник или сноубордист, плавно съехал на другую сторону осыпи и снова оказался в подвале, правда, в другой его части.

— Ленька, ты куда делся? — раздался у него над головой голос Лолы.

Он не успел ответить, потому что сверху на него посыпалась земля, мелкая щебенка, и в облаке пыли к нему съехала сама Лола.

— Рекордное время в скоростном спуске показала спортсменка Чижова, Российская Федерация! — прокомментировал Леня эффектное появление своей боевой подруги.

— Ну вот, — проворчала Лола, отряхиваясь, — придется начинать все сначала… а счастье было так близко! Кстати, о счастье… что ты там сказал насчет откидывающегося верха в нашем климате? Как всегда, пытаешься отмазаться? Нет уж, обещал любую машину…

— Тсс! — Леня сделал страшное лицо и прижал палец к губам.

— Да что я тебя, не знаю… — продолжала Лола. — Пытаешься отвлечь мое внимание…

Леня показал ей кулак, и она поняла, что он не шутит.

Теперь и сама она, прислушавшись, расслышала раздающиеся где-то рядом приглушенные голоса.

Леня поправил съехавшие на лоб ночные очки и огляделся.

Они находились примерно в таком же подвале, как тот, в котором Маркиз был заперт полчаса назад. Единственным отличием этого подвала от первого было то, что в дальнем его углу на высоте чуть больше человеческого роста имелось квадратное отверстие. Из этого отверстия пробивался слабый неровный свет, и оттуда же доносились те самые голоса, которые заставили Леню насторожиться.

Один голос был холодным и сухим, как сброшенная змеиная кожа. Он мог с одинаковым успехом принадлежать и мужчине, и женщине, а скорее всего бездушному автомату. Причем не безобидному автомату для продажи кофе или жевательной резинки, а, скажем, автомату Калашникова, если бы тот вдруг заговорил.

Зато второй голос Леня узнал с легкостью: это был голос его пожилой и весьма подозрительной заказчицы, представившейся ему как Саломея Леонардовна Задунайская…

— Интересненько!.. — проговорил Леня и, подкатив к стене большой круглый камень, вскарабкался на него, чтобы заглянуть в слуховое отверстие.

Заглянув в него, он увидел еще одно подвальное помещение, значительно больше первых двух. По стенам этого подвала располагались массивные деревянные стеллажи, на которых были в несколько рядов разложены потемневшие от времени дубовые бочки.

Посредине подвала, на невысоком каменном возвышении, стояла горящая свеча, едва озарявшая помещение тусклым колеблющимся светом.

И по разные стороны от этой свечи стояли две женщины.

Одна — Саломея Леонардовна, она же Софья Закоркина, другая — невзрачная, худощавая особа, известная Лоле в театре под именем Лены Потехиной.

Саломея Леонардовна держала в руке пистолет. Ее собеседница на первый взгляд была безоружна, но Леня не обманывался на ее счет: твердая, свободная стойка, цепкий взгляд и точные, экономные движения говорили о том, что эта женщина сама является оружием, причем оружием безотказным и смертельно опасным.

— Так вот ты какая! — проговорила пожилая женщина, разглядывая более молодую. — А ты на него чем-то похожа…

— Это неудивительно! — прошелестел в ответ неживой голос. — Как-никак он был моим отцом!

— Да, отцом! — подхватила старуха. — А я… я вполне могла быть твоей матерью!

— Ха-ха-ха! — не рассмеялась, а проговорила вторая женщина холодно и зло. — Трогательная семейная встреча! Сейчас разрыдаюсь! Что же мне — мамочкой теперь тебя называть? Да я тебя назову как угодно, если ты уберешься с моей дороги!

— Надо же… — продолжала Закоркина, — мы с тобой — враги? Согласись, девочка, что это глупо! Мы ведь обе его любили! Что нам делить?..

— Как — что? — прервала ее собеседница. — Деньги! И кроме того, с чего ты взяла, что я его любила? Он не сделал мне ничего хорошего! Отдал меня ребенком чужим людям, навестил меня всего два или три раза… Что я ему «спасибо» должна говорить за свое счастливое детство?

— Тем не менее, девочка, давай в память о нем помиримся, поделим наследство и разойдемся по-хорошему…

— Ишь как ты заговорила, «мамочка»! Думаешь, я поверю тебе хоть на минуту? Я ведь прекрасно знаю, как ты расставляла ловушки, чтобы поймать меня, как забрасывала приманку…

— О чем ты говоришь? — обиженно проговорила Софья. — Какие ловушки? Клянусь, у меня и в мыслях ничего подобного не было!

— Ну да, как же! Ты ведь у нас добрая мамочка! Прямо ангел небесный! А кто подсунул этому дураку Алику свои дневники? Думаешь, я не понимаю, для чего ты это сделала?

— Не понимаю, о чем ты…

— Очень даже понимаешь! Ты увидела на руке у Алика татуировку — скорпиона и поняла, что он связан со мной. Нарочно положила на виду тетрадки… ты была уверена, что он клюнет на них и выведет тебя на меня. И вовсе не потому, что ты мечтала об этой трогательной встрече: просто ты знаешь только половину папочкиного секрета и хотела выведать у меня вторую половину…

На мгновение в подвале наступила тишина, потом Потехина продолжила:

— Почти так и случилось. Правда, в твоих планах вышла небольшая неувязка: Алик не понял, насколько важны эти дневники, и решил, ничего мне не говоря, на пару со своим приятелем заработать на них немного денег. Его приятель позвонил тебе и предложил вернуть тетради за три тысячи долларов. Тут тебе понадобилось нанять какого-то лоха-детектива, чтобы все выглядело правдоподобнее…

— Лох — это она о тебе, Ленечка! — мстительно прошептала на ухо Маркизу Лола, которая давно уже стояла рядом с ним и прислушивалась к разговору конкуренток.

— Кажется, мы с тобой — равноправные компаньоны, — прошипел в ответ Леня. — Так что к тебе это тоже относится!

— А параллельно с этим лохом ты подключила еще и команду уголовников, воспользовавшись старыми связями! — продолжала женщина-Скорпион. — Эти действовали грубо, убили обоих моих людей… впрочем, это меня не слишком расстроило: никчемные людишки, отработанный материал. Но зато я узнала о том, что происходит, и подключилась к операции… получилось не совсем так, как ты планировала: ты хотела, чтобы дневники вывели твоих людей на меня, а вышло наоборот — я получила дневники, а ты ничего обо мне не узнала…

— Не очень-то тебе помогли эти дневники! — проговорила старая женщина, сверкнув глазами.

— Да, «мамочка»… конечно, прежде чем подсунуть дневники Алику, ты вырвала из них две самые важные страницы — именно те, где ты записала то, что сказал тебе мой отец, Фортель, на том свидании в Крестах.

— А ты как думала! — усмехнулась Софья.

— Вот так-то лучше, «мамочка»! Незачем разыгрывать оскорбленную добродетель, снимем маски и раскроем карты. Мой папочка, чтоб ему жариться в аду на самой большой сковородке, как всегда, перехитрил всех: сообщил тебе только половину секрета, а мне перед смертью открыл вторую половину. Чтобы мы с тобой могли найти его наследство только совместными усилиями…

— Ну вот видишь! — Софья оживилась. — Он сам этого хотел, так что давай так и поступим…

— Не знаю, чего он хотел. По-моему, так он просто хотел испортить мне жизнь! И это ему почти удалось. В любом случае я не намерена с тобой делиться. Это мой клад! Уйди с моей дороги, если хочешь прожить еще немного! Я обойдусь и без твоей части шифра, разве что времени потрачу побольше…

— Времени?! — проговорила старая женщина насмешливо. — Время — это как раз то, чего у нас нет! Ты, конечно, можешь все здесь перевернуть, перебрать подвал по камешку, но на это уйдет не один день, а завтра утром эти подвалы забетонируют и сверху на них построят новый дом. Так что можно будет поставить крест на этом кладе… и вообще удивляюсь я на тебя! Вроде бы у меня в руках пистолет, значит, я должна диктовать условия, а ты этого как будто не замечаешь! Да, все-таки я вижу в тебе отцовские черты! Он тоже всегда пер напролом…

— Ты не посмеешь выстрелить!

— Ты так считаешь? Если ты думаешь, что я хилая старушка, с которой тебе будет легко справиться, ты глубоко ошибаешься. Я тоже не зря прожила много лет с Фортелем и многому от него научилась. Так что не советую меня недооценивать…

Она опустила ствол пистолета и нажала на спусковой крючок.

Грохнул выстрел, гулко раскатившийся в тесном помещении, и женщина-Скорпион, громко вскрикнув, отскочила в сторону. На ее ноге, чуть ниже колена, появилось красное пятно.

— Не впадай в панику, — проговорила Софья, едва затихло эхо выстрела. — Рана легкая, кость не задета, я просто показала тебе серьезность своих намерений. Но учти — следующий раз я буду стрелять в колено. Так что будь умницей и скажи мне свою половину кода…

— Старая сволочь! — прошипела женщина-Скорпион, обвязывая раненую ногу платком. — Я тебе это припомню!..

— Не смею спорить. — Софья снова подняла пистолет. — Могу только добавить, что ты — сволочь тоже уже не первой молодости. И давай-ка говори, если не хочешь остаться калекой!

— Правая стена, второй ярус сверху… — неохотно проговорила Потехина.

— Вот и умница! — Глаза старухи сверкнули. — Ну, иди к той стене, сама достанешь клад!

— Ты доставай! — огрызнулась та.

— Ага, думаешь перехитрить меня? Я отвлекусь, положу пистолет, а ты тут как тут? Нет уж, милая, сама его достанешь! Знаю я твои штучки с ядовитыми шипами!

Женщина-Скорпион, прихрамывая, двинулась к одной из стен подвала. Остановившись перед этой стеной, она нашла нужный ярус и повернулась к старухе:

— Ну, что теперь?

— Отсчитай четвертую бочку справа!

Потехина отсчитала нужную бочку, ухватилась обеими руками за ее дно и изо всех сил повернула его вокруг оси.

Послышался чудовищный скрип, и часть каменной облицовки стены отъехала в сторону. За ней темнело квадратное углубление.

— Отлично, девочка! — радостно воскликнула старуха. — Ладно, окажи мне еще одну услугу, самую последнюю. Достань кое-что из тайника и положи вот здесь, на видном месте! — И Софья показала стволом пистолета на перевернутую бочку возле двери.

Женщина-Скорпион медлила, и тогда Софья снова выстрелила. На этот раз пуля пролетела совсем рядом с головой жертвы. Та вздрогнула, нагнулась и запустила руки в темный проем.

В следующую секунду она вытащила оттуда желтый кожаный саквояж.

— Вот оно — счастье! — воскликнула Софья и сделала шаг к сокровищу, но тут же одумалась и вернулась на прежнее место. — Ну же, детка, сделай, как я велела!

— Чтобы «мамочка» могла меня убить? — мрачно отозвалась Потехина.

— Ну зачем же так…

Женщина-Скорпион шагнула в ту сторону, куда показывала Софья. Она поставила саквояж на бочку. Ствол пистолета дернулся, но в ту же секунду Потехина метнулась в сторону, чтобы уклониться от выстрела, и бросила комок земли в единственную свечу, озарявшую всю эту драматическую сцену.

Подвал погрузился в глубокую темноту.

Леня быстро надвинул на глаза прибор ночного видения.

Перед ним разворачивалась заключительная часть драмы: Софья, с пистолетом в руках, крутила головой, пытаясь по слуху определить местоположение соперницы. А та на полусогнутых ногах кралась туда, где оставила драгоценный саквояж.

Ей оставалось пройти совсем немного, но Леня был еще ближе к саквояжу. Ему до этого саквояжа было буквально рукой подать…

Что он и сделал. Леня вытянул руку через слуховое отверстие, схватил саквояж за ручку и втащил его к себе.

В следующую секунду женщина-Скорпион, ощупав пустую бочку, злобно прошипела:

— Черт! Где же он?

Тут же прогремел выстрел: Софья выстрелила на звук.

Маркиз решил не дожидаться конца этой трогательной семейной сцены. Он подхватил одной рукой саквояж, другой рукой Лолу и бросился вверх по каменной осыпи…

На этот раз ему повезло, он не соскользнул вниз, а ухватился за торчащий из стены кусок арматуры и выбрался на поверхность.

Они стояли посреди стройплощадки, переводя дыхание.

В стороне темнели массивные громады домов, тускло отсвечивала маслянистая поверхность Екатерининского канала. После затхлого воздуха подвалов воздух ночного города казался свежим и ароматным. Самое главное — они были живы, они были на свободе!

Леня поудобнее перехватил саквояж и зашагал к краю площадки, в ту сторону, где он оставил свою машину. Лола, спотыкаясь и прихрамывая, едва поспевала за ним.

Вдруг земля у них на пути зашевелилась, и из нее, отряхиваясь и тяжело дыша, поднялась человеческая фигура. Так в фильмах ужасов поднимаются из могил ожившие мертвецы…

Леня попятился, вгляделся в этот «живой труп»… худощавое, подтянутое тело, невзрачное бледное лицо…

Перед ним была Лена Потехина, ничтожная, неприметная личность из театра. Дочь всесильного авторитета по кличке Фортель. Хитрый, опасный, неуловимый преступник. Скорпион.

— Поставь саквояж на землю! — произнес Скорпион холодным, неживым голосом. — Поставь саквояж и медленно отойди в сторону, если хочешь остаться в живых!

— Лена, ты что — не узнала меня? — подала голос Лола, выглядывая из-за плеча компаньона. — Это же я, Оля…

— Не заставляйте меня повторять! — прошипел (или прошипела) Скорпион. — Поставьте саквояж и проваливайте, тогда я ничего вам не сделаю!

— Спокойно, спокойно! — Маркиз плавно, без резких движений шагнул вперед, наклонился, поставил саквояж и при этом незаметно подобрал с земли тяжелый комок глины.

— Без фокусов! — прошипел Скорпион, но его шепот был заглушен куда более громким звуком.

Где-то сбоку заревел мотор, и на площадку въехал бульдозер с поднятым щитом.

И Леня, и Скорпион удивленно оглянулись.

В кабине бульдозера сидел старый Ленин знакомый, Кабанчик. Он смотрел на Скорпиона с ненавистью и направлял бульдозер прямо на него.

— Это тебе, сволочь, за Бритву! — выкрикнул уголовник и прибавил газу.

Скорпион отпрянул в сторону… но тут же вспомнил о саквояже и бросился обратно. Леня опередил его, схватил саквояж и отскочил перед самым бульдозером. Скорпион метнулся следом за ним…

Но в это время земля задрожала и обрушилась. Скорпион рухнул в образовавшуюся яму, бульдозер свалился на него, а сверху обрушились края ямы, похоронив под тоннами земли и бульдозер с Кабанчиком, и Скорпиона со всеми его (или ее) надеждами и амбициями.

— Пусть земля им будет пухом… — проговорил Леня, остановившись на краю ямы.

Вдруг откуда-то из темноты до него донесся тихий умоляющий голос:

— Помогите!

— Это еще кто? — проговорил Леня удивленно.

— А это, Ленечка, твоя заказчица! — ответила Лола, которая стояла над проломом в своде подвала. — Бабуля наша! Актриса с погорелого театра!

Внизу, на трехметровой глубине, виднелось запрокинутое лицо Саломеи Леонардовны… то есть Софьи Закоркиной.

— Помогите мне! — крикнула она на этот раз не с просительной, а с требовательной и приказной интонацией. — Вы на меня все еще работаете! И саквояж мой… отдайте его, если не хотите проблем!

— Вот оно как! — Леня присвистнул. — А с виду такая милая пожилая дама! Знаете, бабуля, я не люблю, когда мне угрожают! Вот и хотел помочь вам, да раздумал! Выбирайтесь сами! — Он сбросил в яму валявшуюся рядом доску, подхватил Лолу под локоть и, больше не оглядываясь, зашагал к своей машине.

— Слушаю! — Леня держал мобильник левой рукой, потому что на правой висел сонный и тяжелый кот Аскольд.

Звонил Ухо.

— Здорово, Маркиз! А что мне делать с той коробкой, которую мы подменили мужику из зоомагазина? Завезти тебе?

— Ох ты! — Леня всполошился. — А я про нее совсем забыл… Ты ее, надеюсь, не открывал?

— Нет, конечно… Я вообще сладкое не люблю!

— Какое там сладкое! Там скорпионы…

— Ни фига себе! — Ухо заметно оживился. — Может, соседке в квартиру запустить? У меня во дворе такая мегера живет, все время орет, что бензином пахнет и машины шумят…

— Соседке не надо, жалко скорпионов, они очень редкие. Знаешь что, если сможешь, отвези в Зоологический музей, это на стрелке Васильевского острова. Отдай там одной ученой даме, она будет в восторге! Запиши — Дарья Михайловна Укусихина…

— Хорошо, я как раз в ту сторону еду! — И Ухо отключился.

Остановив машину возле музея, Ухо вошел в просторный холл и растерянно огляделся по сторонам.

В отличие от Маркиза он не испытывал здесь никакой ностальгии: животные его мало интересовали, и даже в детстве он ходил с родителями не в зоопарк и зоосад, а в паровозный музей и музей транспорта.

— Молодой человек, вы куда? — спросила его строгая тетенька, выглянувшая из-за конторки.

— Да вот, мне нужно эту коробку передать Покусаевой… то есть Укушенной…

— Кому?! — Дежурная подозрительно уставилась на него поверх очков.

Ухо достал из кармана листок и прочитал:

— Укусихиной Дарье Михайловне, вот кому!

Взгляд дежурной потеплел.

— Ее сейчас нету, но вы оставьте коробку у меня, я передам!

— Хорошо! — Ухо вздохнул с облегчением и плюхнул коробку на стойку. — Только смотрите, не открывайте!..

— Что вы, молодой человек! — успокоила его тетенька. — Я же не первый год здесь работаю!

Ухо, довольный сделанным делом, ретировался.

Дежурная хотела было углубиться в детектив, от которого только что оторвалась, как из служебного коридора появилась Марфа Дмитриевна, пожилая сотрудница Укусихиной.

— Марфа Дмитриевна, — окликнула ее дежурная, — тут для Укусихиной коробку оставили. Вы не знаете, она сегодня придет?

— Нет, — уверенно отозвалась та. — Она на опытной площадке в Удельной, с тараканами работает. Я сейчас как раз туда еду, могу ей отвезти…

Марфа Дмитриевна прихватила коробку и вышла из музея.

Перейдя дорогу, она села в удачно подошедший автобус, который должен был довезти ее прямо до места. Везение было просто удивительное: мало того что совершенно не пришлось ждать автобус на холодном ветру, так еще и нашлось свободное место.

Марфа Дмитриевна удобно устроилась, поставила коробку на колени и задремала.

Дело в том, что ночью она не смогла выспаться — под окном ее дома то и дело включалась автомобильная сигнализация. Только она засыпала и начинала даже видеть сны, как ее снова будил истошный механический вой сигнализации.

Из-за этого даже сны ей снились какие-то беспокойные — то она видела пожарную машину, несущуюся по улице с включенной сиреной, то ей снилось, что она едет в санях по зимней дороге, а сзади за ней с жутким воем гонится стая волков…

Так что теперь, в теплом автобусе, Марфа Дмитриевна заснула, тем более что проехать свою остановку она не боялась — ей нужно было ехать до самого конца.

Вскоре автобус заполнился. Над Марфой Дмитриевной стояли двое молодых ребят самого хулиганистого вида. Они громко переговаривались, не обращая внимания на остальных пассажиров:

— Ну чё, Санек, зайдем к Ленке Морозовой?

— А она чё, звала?

— Не, не звала, но так даже прикольней!

— Так надо тогда купить чего-нибудь.

— Надо, только у меня денег нет!

— У меня тоже нет…

— А вон, Васек, смотри, бабка спит! — Один из приятелей показал глазами на безмятежно дремлющую Марфу Дмитриевну. — Давай у нее торт приватизируем!

— О, прикольно! — оживился второй.

— Только тише, не разбуди!

Дальше приятели переговаривались шепотом или обменивались жестами.

Автобус подъехал к остановке. Двери раскрылись. Парни переглянулись, один из них двинулся к выходу, второй схватил с коленей спящей женщины торт, быстро передал его приятелю и вслед за ним бросился к выходу.

— Эй, стойте, вы куда?! — закричал им вслед интеллигентного вида мужчина, который заметил происшедшее.

Но его реакция запоздала: приятели уже выскочили из автобуса и смешались с толпой.

— Дама! — окликнул интеллигент Марфу Дмитриевну. — Дама, вы торт проспали!

— Что?! — Пожилая женщина открыла глаза, испуганно завертела головой, но тут же успокоилась. — Спасибо, я не проспала, мне до самого конца ехать!

— Да я говорю, торт вы проспали! У вас его парни украли!

— Торт? Какой торт? — Марфа Дмитриевна вспомнила про коробку и переменилась в лице. — Ой Господи! Это же не торт… там же… как же теперь… что же теперь делать…

— Все, поезд ушел, — рассудительно ответил мужчина. — Точнее, автобус…

Приятели поднялись на пятый этаж и позвонили в дверь Морозовой.

За дверью послышались шаги, лязгнули замки… и приятели попятились: вместо Ленки перед ними возникла ее дородная мамаша, особа вредная и скандальная.

— А Лена дома? — пробубнил Санек, обдумывая план отступления.

Мамаша уже открыла рот, чтобы дать незваным гостям достойный отпор, но тут на глаза ей попалась яркая коробка с тортом в руках одного из них.

Взгляд ее потеплел: она вообще любила сладкое, хотя это и сказывалось пагубно на ее фигуре, в особенности же уважала продукцию «Невских просторов». Кроме того, то, что ребята пришли в гости не с пивом или вином, а с тортом, — это говорило в их пользу.

— Проходите, мальчики! — проговорила она, хищно улыбнувшись. — Давайте тортик, я нарежу и чайник поставлю! Леночка, к тебе ребята пришли!

Лена выплыла в коридор в коротеньком японском кимоно, удивленно уставилась на парней:

— Вы чё? У меня же мать дома!

— Ну мы не знали…

— Ну ладно, пошли ко мне в комнату…

— Ребятки! — донеслось из кухни. — Сейчас чайник закипит…

Вслед за этими словами донесся глухой вскрик и тяжелый удар.

— Чего это она? — удивился Васек.

Лена устремилась на кухню, гости припустили за ней.

Перед их глазами предстала ужасная картина: Ленкина мать лежала на полу в обмороке, на столе стояла открытая коробка из-под торта, в которой копошились огромные черные скорпионы.

Леня блаженствовал: на столе перед ним дымилась чашка кофе, рядом на тарелке лежал нарезанный французский сыр, на коленях у него дремал кот Аскольд, из динамиков неслась музыка его любимой рок-группы «Розенкранц и Гильденстерн». Правда, включен был еще и телевизор, поскольку Леня краем глаза следил за городскими новостями.

Вдруг на экране появилась знакомая стройплощадка.

Леня убавил громкость музыки, прислушиваясь к новостям.

— Как мы уже сообщали сегодня утром, — говорила за кадром ведущая, — в Коломне, на месте, где только вчера снесли памятник строителям БАМа, начато возведение нового бизнес-центра. Прибывших на стройплощадку строителей ожидал странный сюрприз: по пустырю бродила пожилая женщина с явными признаками помешательства. Она мешала строителям приступить к работе и требовала, чтобы ей вернули какой-то клад. Личность этой женщины устанавливается, а сама она помещена в городскую психиатрическую больницу имени драматурга Сухово-Кобылина…

— Отлеталась наша «летучая мышка»! — прокомментировал Маркиз, почесав Аскольда за ухом. — Теперь санитарам в психушке будет петь куплеты Адели и заливать про свое славное прошлое! 

— …еще одна неожиданная новость, — продолжала ведущая. — В нашем городе уже находили черепах, змей, даже крокодилов, но сегодня в одном из городских домов обнаружены скорпионы. По словам сотрудницы зоологического института доктора биологии Укусихиной, эти скорпионы принадлежат к очень редкому тропическому виду, занесенному в Красную книгу. Среди жителей района началась паника, но доктор Укусихина ответственно заявила, что в нашем климате укусы этих скорпионов не очень опасны для человека. А теперь перейдем к новостям культуры…

Картинка на экране сменилась, теперь там было здание Зимнего дворца.

— Еще одна интересная новость, — продолжала ведущая, — и она, как ни странно, тоже касается клада. Сегодня утром человек, пожелавший остаться неизвестным, принес в дирекцию Государственного Эрмитажа саквояж, наполненный старинными ювелирными изделиями и другими художественными ценностями. По его словам, он нашел этот саквояж, разбирая хлам у себя в гараже. Предоставим слово заместителю директора Эрмитажа Аристарху Алексеевичу Зайончковскому…

На экране появился благообразный старичок с горящими глазами.

— Это чудо! — воскликнул старичок, сложив маленькие ручки и воздев глаза к небу. — Это просто чудо! Мне давно не приходилось видеть ничего подобного! Самое ценное — это, конечно, перстень Александра Македонского. Вы можете себе представить — ему две с половиной тысячи лет, и он…

— Простите, Аристарх Алексеевич, — перебила старичка ведущая, худощавая, коротко стриженная женщина, — наших зрителей очень интересует личность того, кто принес в музей такие ценные вещи… Вы не можете ничего о нем рассказать?

— Ну конечно, нет, милочка! — Старичок улыбнулся детской лучезарной улыбкой. — Он пожелал остаться неизвестным, и я его вполне понимаю!

— Нам не нужна скандальная известность! — проговорил Маркиз, отрезая еще кусочек сыра, и почесал Аскольда за ухом.

Аскольд дал понять, что вполне согласен с хозяином.

— Тем более… — продолжал старичок, — тем более что доброе дело этого человека будет вознаграждено. Он получит премию, учрежденную главой Первой металлургической компании Аркадием Конопницким за самое большое пожертвование в наш музей…

— Как интересно! — оживилась ведущая. — И каков размер этой премии?

— Премия солидная, сто тысяч евро, — радостно сообщил Аристарх Алексеевич, — но это ничтожно мало по сравнению с ценой переданных музею предметов…

— Сто тысяч евро? — деловито переспросила Лола, которая, оказывается, уже вернулась домой и стояла в дверях кухни.

— А, Лолка! — Маркиз повернулся. — А тебе из театра звонили. Сначала ругался какой-то дядька, а потом сказал, чтобы ты приходила, он тебе роль даст в пьесе Чехова, что ли… Пойдешь?

— Ой, они мне так надоели! — вздохнула Лола. — Жанка шипит, эта толстуха Торопова крысится, мужики вяжутся… Никуда не пойду! А что ты там говорил про сто тысяч евро? Мы их получим?

— Да, Лолочка! — подтвердил Маркиз, потягиваясь. — Так что ты не будешь больше говорить, что мы ничего не зарабатываем и даже работаем в убыток…

— Очень хорошо, мне как раз понадобятся деньги на ремонт и расширение магазина…

— Что? Какого магазина? — Леня от удивления поперхнулся сыром.

— Как — какого? «Кот в сапогах», разумеется! Лаврентий Ильич — такой милый мужчина… я его пожалела и согласилась стать его компаньоном…

Дело в том, что утром Лола отправилась в зоомагазин за Перришоном. И сейчас огромная клетка стояла за ее спиной, в прихожей.

— Ничего не понимаю… — проговорил Леня, приподнимаясь. — Пожалела? Стала компаньоном? Объясни мне по-человечески!

— По моему, все и так ясно! Я приехала за Перришоном, и Лаврентий Ильич рассказал мне, что магазин нуждается в дополнительных вложениях или его придется закрыть. Ну, понимаешь, он же теперь не станет больше заниматься разными противозаконными делами, вот доходы и уменьшатся. А магазин прибыли почти не приносит. Ну, я и предложила ему сделать небольшие инвестиции… ты же знаешь, я всегда любила животных…

— Да, но не до такой же степени!

— Только знаешь, Ленечка… — в голосе Лолы послышалось смущение, — я привезла не только Перришона…

Она отступила в сторону, и Маркиз увидел клетку. В ней рядышком сидели два огромных ярких попугая.

— Боже, что это! — Маркиз плюхнулся обратно на стул. — У меня двоится в глазах?

— Нет, Ленечка, это Лора… — сообщила Лола. — Ты знаешь, в магазине начнется ремонт, а ей нельзя находиться в таких условиях, в ее-то положении…

— В каком еще положении?!

— Лаврентий Ильич… ты же знаешь, он очень опытный… он сказал, что у Лоры будут дети…

— Боже мой! — Маркиз схватился за сердце. — Мало того что два попугая в доме, так у них еще будут птенцы!

— Р-радость какая! — хором заорали попугаи из клетки.

Реклама на сайте