«Ее настоящее имя»

Марина Серова Ее настоящее имя Марина Серова. Ее настоящее имя. М.:, Эксмо, 2008. ISBN 978-5-699-3073

Странные штуки выкидывает любовь! Только когда обожаемая Оленька в один прекрасный день пропала, хирург Писаренко сообразил, что толком ничего о ней не знает. Даже не имеет понятия, откуда приехала в их город скромная маникюрша. Впрочем, для таких загадочных дел и существует знаменитый частный детектив Татьяна Иванова. Но все не так просто! Едва Таня выяснила, куда сбежала возлюбленная хирурга, настоящее имя девушки, где она выросла и что натворила, как неуловимая незнакомка пропадает снова...

Глава 1

Я невольно поглядывала на ухоженные руки моего потенциального клиента, потому что именно с них он начал свою криминальную историю и вот уже минут пятнадцать ни о чем другом не говорил. Александр Станиславович Писаренко был хирургом, профессором, главным врачом клиники. Неужели кто-то собрался лишить его этих рук, спасших сотни, а может быть, даже тысячи жизней? Во всяком случае, другие догадки меня пока не посетили.

– Таня, понимаете, я всегда считал: самое главное – чтобы мои руки были чистыми, стерильно чистыми, – говорил мужчина лет сорока восьми – пятидесяти, отчаянно краснея и никак не решаясь перейти к сути вопроса. – Знаете, на Тарасовском телевидении решили снять небольшой документальный фильм про наше хирургическое отделение, и я даже дал согласие на съемку во время операции. Было назначено время, но съемка не состоялась. Можно сказать, по моей вине.

– Да? И что же вы такого натворили? – спросила я, теряясь в догадках.

– Ничего особенного. Просто я довел свои ногти до совершенно немыслимого состояния, и режиссер перенес съемку, попросив меня сделать к следующему разу маникюр. Признаюсь: тусклый цвет и форма ногтей меня никогда не волновали. – Писаренко посмотрел на свои пальцы с какой-то непонятной мне пока жалостью и вдруг резко сжал их в кулаки. – Таня, вы не можете представить себе, в какой тупик поставила меня просьба режиссера!

– Подождите, но ведь во время операции вы должны быть в хирургических перчатках! При чем здесь ногти? – У меня вдруг возникло ощущение, что мой потенциальный клиент шутит. – Александр Станиславович, вы меня разыгрываете?

– Отнюдь. Тюхтин, режиссер, сказал, что маникюр необходим для лучшего эстетического восприятия... Понимаете, киношники собирались снимать все – как я мою руки, обрабатываю их асептическим раствором, надеваю перчатки и так далее... Нет, сначала я не придал всему этому особого значения и попросил дочь сделать мне маникюр. По моим понятиям, она должна была немного подточить ногти пилкой и покрыть бесцветным лаком. Понимаете, я вдовец, и мне больше не к кому было обратиться за помощью. Элла засмеяла меня и послала... к своей маникюрше. Преодолевая смущение, я записался по телефону на прием и в назначенное время отправился в салон красоты «Офелия». Девчонка на ресепшене уставилась на меня с откровенной усмешкой, а еще две размалеванные девицы с совершенно немыслимыми прическами и вовсе подняли меня на смех, когда услышали, что я пришел на маникюр. Таня, не сочтите меня за труса, но я ушел оттуда.

«Ясно, ты привык, что пациенты и их родственники смотрят на тебя как на бога, а тут вдруг все резко поменялось – ты стал объектом для насмешек. Сочувствую, такое не всякая психика выдержит. Только где здесь криминал?» – никак не могла понять я и, чтобы заполнить образовавшуюся паузу, сказала:

– К сожалению, даже в элитных салонах красоты культура не всегда бывает на высоте. Я это знаю по собственному опыту. Вы могли бы пойти в другой салон, а лучше было бы вызвать маникюршу на дом.

– Да, я так и собирался поступить. А когда шел домой, то вдруг увидел в окне ее... – Писаренко замолчал, заставляя меня гадать, о ком пойдет дальше речь.

Моего терпения надолго не хватило, поэтому пришлось очередным вопросом подтолкнуть хирурга к откровениям:

– Простите, Александр Станиславович, я не поняла, кого вы увидели в окне?

– Что? Разве я не сказал? Я увидел Олю. Проходил мимо самой заурядной парикмахерской и вдруг увидел, что у окна сидит и скучает симпатичная девушка, а перед ней на столике – флакончики разные с лаками. Я сразу понял, что она – маникюрша. Знаете, у этой девушки в глазах была такая тоска... В общем, я не смог пройти мимо и зашел. Там никто надо мной не насмехался. Оля со знанием дела занялась моими руками – сделала ванночки, массаж... Я даже не представлял, сколько разных процедур делают маникюрши! Через несколько сеансов мои ногти пришли в норму. Именно так выразился режиссер, и съемка фильма состоялась. А у нас с Олей, как бы это лучше выразиться, завязался роман... Она вскоре переехала ко мне, мы прожили вместе около года, а неделю назад Ольга пропала. Таня, я хочу, чтобы вы ее нашли. Понимаете, без Олечки моя жизнь вдруг потеряла всякий смысл...

«Ну наконец-то суть дела прояснилась! Я уж думала, что какой-то маньяк угрожал хирургу членовредительством. А мне, оказывается, предстоит искать пропавшую женщину. Пожалуй, я возьмусь за это дело, все равно других предложений пока нет. Почему бы и не помочь этому эскулапу решить его личную проблему?»

– Так, Александр Станиславович, давайте все по порядку. При каких обстоятельствах пропала Оля?

– Ушла утром на работу, но там не появилась и вообще пропала, как сквозь землю. Я искал ее по больницам и моргам, но, к счастью, в них Ольги не оказалось. В милиции мое заявление принять отказались, у них свои заморочки... Короче, мне не оставалось ничего другого, как обратиться к вам. Понимаете, Таня, дело в том, что Оля не местная, она приехала в Тарасов с Урала, сбежала от мужа.

– Это она вам сама сказала?

– Да, но не сразу. Я сделал Ольге предложение, хотел официально оформить наши отношения, но она не говорила ни «да», ни «нет». Это меня несколько удивляло. Знаете, после того как умерла Мила, женщины стали проявлять ко мне повышенный интерес – на работе от незамужних сотрудниц прохода не было. Они мне и пирожки носили, и халаты стирали, и в круиз за свой счет приглашали... Пожилую домработницу нанял, так она сразу дочек своих сватать мне начала... Это меня так утомляло!

«Да, бедняжка, сочувствую тебе, ведь ты измучен женским вниманием... Что может быть ужаснее для одинокого мужчины в самом расцвете сил?!» – давилась я в душе от сардонического смеха. Хирург, надо сказать, был благодатной мишенью для сарказма, но положение обязывало соблюдать правила хорошего тона.

– Да, я вас понимаю.

– Знаете, Оля была совсем другой... Жили мы хорошо, у нее даже прежняя тоска в глазах пропала. Я предлагал ей нанять адвоката, чтобы он занялся разводом, Ольга почти согласилась и вдруг исчезла...

– Александр Станиславович, может быть, она просто уехала домой, на Урал?

– Олю бросало в дрожь от одного упоминания о малой родине, ведь там жил этот изверг.

– Вы имеете в виду ее мужа?

– Да. Он хронический алкоголик, бил ее и грозился убить. Не думаю, чтобы Оля поехала туда, тем более не предупредив меня.

– Может быть, он разыскал ее и увез силой?

– Я тоже так сначала подумал, но, поразмыслив, понял, что здесь что-то другое. Никто ведь не знал, что Ольга живет в Тарасове, поэтому ваше предположение маловероятно.

– А вы уверены, что никто не знал, где она обосновалась?

– Оля мне сказала: ни одна душа не в курсе, где она живет.

– А родители?

– У нее вроде бы никого нет...

– Знаете, Александр Станиславович, ее мог кто-нибудь случайно здесь увидеть, какой-нибудь командированный из Олиного родного города. Знаете поговорку о том, что мир тесен? Кстати, откуда она конкретно приехала?

– Не знаю, – хирург озадаченно развел руками.

– Ну хотя бы область на Урале какая – Свердловская, Магнитогорская? Может быть, Оренбургская?

О, да ты еще не забыла географию! Браво, Таня, браво!

– Простите, но я без понятия. Таня, а вы сможете сами это как-то выяснить или нет? – спросил Писаренко, явно усомнившись в моих деловых качествах.

– Разумеется, если вы назовете мне фамилию и отчество вашей Ольги.

– Верещагина Ольга Петровна.

Я зафиксировала эти данные в блокноте и уточнила:

– А год ее рождения вы случайно не знаете?

– Нет, я не спрашивал Олю о том, сколько ей лет. Это и неприлично, да и не хотелось делать акцент на разнице в нашем возрасте. Думаю, что ей не больше тридцати. Но вот когда у нее день рождения, я знаю, – оживился хирург. – Двадцать восьмого марта.

– Ясно. У вас есть Олина фотография?

– Нет, Ольга не любила фотографироваться, она говорила, что не фотогенична. Такое иногда бывает, вот моя первая жена, Мила, тоже плохо выходила на фотографиях.

«Да, Шурик, другого ответа я от тебя почему-то и не ожидала. Ушла от тебя Оля к более молодому и перспективному», – сыронизировала я про себя и выдала в следующую секунду вслух то, о чем подумала:

– Скажите, а она случайно пропала не вместе с паспортом и всеми своими вещами?

– Таня, если вы хотите сказать, что Ольга не просто исчезла, а бросила меня, то вы заблуждаетесь, – сурово заявил Писаренко. – Все ее вещи остались здесь, в этой квартире. Но вот паспорт... думаю, он был у нее с собой, в сумочке.

– Александр Станиславович, можно, я взгляну на ее вещи?

– Если это поможет. – Хирург встал, подошел к шкафу-купе и открыл его. – Все женские вещи принадлежат Ольге.

Я взглянула на весьма скромный гардеробчик и подумала, что им легко можно было и пожертвовать, если уходишь к какому-нибудь богатенькому мэну. В карманах Олиной одежды ничего интересного тоже не нашлось.

– Таня, поймите меня, я хорошо знаю Ольгу, поэтому не верю, что она по доброй воле могла исчезнуть из моей жизни, – словно прочитав мои мысли, сказал Писаренко. – Знаете, я совсем потерял покой, даже сам оперировать на этой неделе не стал, все время думаю о ней. Таня, найдите Ольгу! Я очень прошу вас – найдите ее! Я сердцем чувствую, что она в беде и ждет моей помощи.

– Конечно, я сегодня же приступлю к поискам, но вы должны мне еще немного помочь. Вспомните об Ольге все до мельчайших подробностей, – сказала я, усаживаясь обратно в кресло. – Для начала скажите мне, в какой парикмахерской она работала, где жила, чем увлекалась, как вообще выглядела? Вы можете сделать хотя бы словесный портрет?

Александр Станиславович не на шутку задумался, и вдруг его лицо просветлело:

– Знаете, пожалуй, я смогу сделать вам ее фотографию. Мы с Олей были в ресторане на дне рождения у моего сына, и я брал туда камеру. Конечно, я в основном снимал детей, внуков, но Ольга там, кажется, мелькала. – Писаренко подошел к компьютеру и включил его.

Я села поближе, и мы стали просматривать видеозапись.

– Вот она, но, к сожалению, стоит к нам спиной. Сейчас будет кадр... так, так, нет, не то, – говорил Александр Станиславович, держа руку на мышке.

Несколько раз просмотрев видеозапись, мы все-таки нашли самый удачный ракурс Ольги, и Писаренко сделал стоп-кадр. Затем он распечатал на принтере несколько увеличенных копий. Правда, пропавшая сожительница хирурга была запечатлена на них вполоборота, но это было уже кое-что. Еще Александр Станиславович припомнил, что примерно месяц назад Ольга три дня подряд где-то пропадала.

– В тот день я решил встретить Олю после работы. С парковкой возникли проблемы, и мне пришлось остановиться на другой стороне улицы. Впрочем, это было как раз по ходу движения, поэтому Олечка не должна была пройти мимо. У меня сел мобильник, и я не смог ее ни о чем предупредить. Ольга вышла из парикмахерской и почему-то пошла совсем в другую сторону. Я развернулся, посигналил, но она не обернулась, а потом села в маршрутку и уехала. Стыдно признаться, но я поехал за ней. Оля вышла через три или четыре остановки, я не успел ее окликнуть, потому что она сразу юркнула в подъезд дома. Я подумал, что она пошла домой к какой-нибудь клиентке, такое иногда случалось, и стал ждать. Прошло минут десять, и меня начала одолевать неловкость из-за этой дурацкой слежки. Оля могла подумать, что я не доверяю ей... В общем, я поехал домой. Едва зашел в квартиру, как Оля позвонила на домашний телефон и сказала то, что я, собственно, и предполагал.

– То есть она делала маникюр на дому?

– Да, так она и сказала, но, когда она вернулась домой, я заметил, что Оля несколько не в себе. Конечно, бывают не очень приятные пациенты...

– Клиенты, – поправила я. – Это у врачей пациенты, а у маникюрш – клиенты, чаще клиентки.

– Да, вы правы. Но от этого дело не меняется. На следующий день Ольга работала в первую смену, но вернулась домой поздно вечером. Сказала, что ходила по магазинам, то да се... Я почувствовал, что она от меня что-то скрывает, но промолчал. Подумал – если захочет, сама расскажет. Но Ольга только предупредила, что на следующий день снова пойдет домой к двум клиенткам, и утром, и вечером.

– Так, и что дальше?

– Ничего, три дня прошло, и все, будто ничего и не было.

– И вы больше за Ольгой не следили?

– Нет. Не знаю, зачем я вам это рассказал...

– Как знать, возможно, эта информация мне пригодится. Вы можете вспомнить, в какой дом и подъезд Ольга заходила?

– Да, я это запомнил. Это был крайний слева подъезд «сталинки», что стоит прямо на остановке «Улица Бабушкина», если ехать в сторону моста, – пояснил Писаренко.

Он снабдил меня и другими адресами, посетить которые я собиралась сегодня же. Напоследок я попросила аванс. Клиента это почему-то удивило. Он нахмурил брови и сказал:

– Знаете, Таня, я предпочитаю получать деньги по результатам работы, чтобы не сглазить. Думал, что и вы придерживаетесь такой же точки зрения...

– Не совсем, на первое время мне нужна хотя бы компенсация накладных расходов, – сказала я, однозначно решив, что без аванса работать не буду. Такие уж у меня принципы!

Именитый хирург все-таки пошел мне навстречу. Но, увы, сумма, которую я получила, не согрела мою душу. Хотелось бы увеличить ее, по крайней мере, вдвое. Может, поторговаться? Я открыла рот и вдруг представила себя в роли пациентки, которой необходима неотложная хирургическая помощь, – в тот момент, когда я корчусь от боли на кушетке в больничном коридоре, какой-то человек в белом халате, склонившись надо мной, требует аванс за предстоящую операцию. Это было как-то немилосердно и некорректно. Наверное, так же нехорошо торговаться с человеком, находящимся в состоянии крайней подавленности из-за потери любимой женщины. Во взгляде Писаренко, обращенном на меня, была такая же отчаянная надежда, с какой обычно родственники тяжелобольных взирают на докторов. А ведь он даже операции отменил!

Таня, не медли, решайся на что-нибудь! Да так да, нет так нет! В тот момент я не испытывала финансовых затруднений, поэтому не стала привередничать.

Все, Таня, успокойся, пока ты не заслужила доверие Писаренко. Вот найдешь его маникюршу, тогда и получишь полный расчет. А вообще-то, ты сама виновата, стала зачем-то намекать доктору на то, что Олечка его бросила. Скорее всего, так оно и есть, но зачем же высказывать свои догадки раньше времени? Разве так надо общаться с клиентами? Перед ними надо лебезить, ковром стелиться... Ты, Танечка, просто зазналась, все у тебя получается, все дела раскрываются. Вот и докажи этому клиенту с ухоженными руками, что ты – лучший частный детектив Тарасова.

* * *

Я села в свою «девятку» и, прежде чем двинуться с места, решила бросить гадальные двенадцатигранники, которые всегда вожу с собой. Вопрос, оформившийся в моей голове, не отличался особой оригинальностью – что мне ждать от нового расследования? Я достала косточки из малинового бархатного мешочка и метнула их на переднюю панель машины. На верхних гранях трех двенадцатигранников выпали числа, составившие комбинацию: 16 + 26 + 12. В моей памяти всплыло ее толкование: «Начнутся хлопоты, связанные с приготовлением к путешествию. Пусть ваши планы соответствуют вашим возможностям. Только смотрите в оба, чтобы пришедшая радость не сменилась огорчением».

Ответ на мой вопрос оказался не очень-то предсказуемым. Да, было над чем призадуматься. То ли двенадцатигранники предвещали мне командировку на Урал в поисках пропавшей маникюрши, то ли поездку на курорт после окончания расследования. Хотелось бы, конечно, отправиться куда-нибудь на берег Черного или Средиземного моря, а вот в другую сторону – как-то не очень. И огорчаться тоже нежелательно. Чтобы радость не сменилась огорчением, надо работать, работать и еще раз работать.

Глава 2

Судя по скромной и уже выцветшей вывеске, парикмахерская «Елена» была самой что ни на есть заурядной. Ее интерьер также не поражал воображение. «Не мешало бы сделать евроремонт», – отметила я про себя. Но вот персонал был душевный. Едва я переступила через порог, как с меня сняли леопардовое манто, усадили в кресло и дали посмотреть модные журнальчики.

– Девушки, извините, но я пришла к вам не стричься.

– На маникюр, да? – разочарованно спросила администраторша, милая девочка с французской косичкой. – К сожалению, у нас сейчас нет мастера.

– А где Оля Верещагина? – с самым непринужденным видом спросила я, хотелось выслушать версию сотрудниц.

Девушка за стойкой посмотрела с испугом на парикмахершу, а та пожала плечами и сразу же удалилась, предоставив администраторше возможность самой выпутываться из сложившейся ситуации.

– Оля уволилась, – сказала девушка и стала энергично перелистывать глянцевый журнальчик, вдаваться в подробности она явно не собиралась.

– Она действительно уволилась или просто неделю назад не вышла на работу? – осведомилась я.

Девушка не спешила отвечать на мой вопрос. Она явно была не из болтливых. Чтобы развязать ее язычок, я положила на стойку сто рублей. Администраторша никак не отреагировала на мою взятку. Я добавила еще стольник. Девушка заколебалась, но едва она протянула руку к деньгам, как распахнулась дверь и в парикмахерскую вошла высокая дама в длинном кожаном пальто. Моя визави сразу же отдернула руку и вытянулась в струнку перед вновь вошедшей посетительницей.

– Здравствуйте, Елена Федоровна, – сказала она елейным голосочком.

– Здравствуй, Даша. Как дела?

– Все хорошо, – ответила администраторша, и я поняла, что высокая дама в коже не клиентка, а босс.

– Вы, девушка, к какому мастеру? – поинтересовалась у меня Елена Федоровна.

– Я, собственно, к вам пришла.

– Тогда зайдите ко мне через пять минут, – сказала хозяйка парикмахерской, даже не поинтересовавшись, по какому я вопросу.

Дарья проводила ее взглядом, а затем перевела взор на мою сумочку, которой я прикрыла деньги. Вряд ли за пять минут администраторша могла дать мне исчерпывающую информацию, тем не менее я негромко спросила:

– В каких отношениях Ольга была с Еленой? Конфликтов у них не было?

Администраторша сделала вид, что не слышит моих вопросов. Она села за стойку, сняла телефонную трубку и принялась демонстративно нажимать на кнопки. Мне стало ясно, что теперь она ни слова мне не скажет – боится своей работодательницы. С дисциплиной здесь все было в порядке. Я убрала деньги в сумку, затем подошла к зеркалу, поправила прическу, подкрасила губы и через отведенные мне пять минут постучала в кабинет директрисы.

– Входите! – донесся до меня властный голос Елены Федоровны. Я вошла, но, прежде чем представиться, услышала: – Ты – маникюрша? Рекомендации есть?

– Нет, я – частный детектив, – с достоинством ответила я, прошла к столу и села напротив строгой директрисы.

Нельзя сказать, что моя профессия удивила хозяйку кабинета.

– Надо полагать, вы по поводу исчезновения Верещагиной? – осведомилась она и скорчила недовольную гримасу.

– Да, это так. Меня нанял Александр Станиславович Писаренко, – сказала я, сдержанно улыбнувшись, и положила перед Еленой Федоровной свою визитку.

Она нехотя прочитала ее, небрежно откинула в сторону и заметила:

– Вряд ли я смогу вам чем-то помочь. У меня уже был разговор с Писаренко, но исчезновение Ольги поразило меня не меньше, чем его. Не понимаю, зачем он вас ко мне прислал. Неужели Александр Станиславович считает, что я от него что-то скрыла?

– Нет, что вы! Он так не считает. Но вот у меня сразу возник к вам профессиональный интерес. Расскажите мне, пожалуйста, все, что вам известно об Ольге.

– Ничего особенного мне о Верещагиной неизвестно. У меня на данный момент двенадцать постоянных сотрудниц, а учитывая текучку кадров и учениц, которые сюда присылают разные учебные центры, за год мне приходится общаться почти с сотней девушек. Вы, – Елена взглянула на мою визитку, – Татьяна, полагаете, что я интересуюсь личной жизнью каждой из них?

– Думаю, что нет. И все-таки кое-что вы, наверное, можете мне сказать.

– Что?

– Как Ольга нашла это место? Какой она была работницей? Какие у нее были отношения с сотрудницами, с клиентками? Может быть, сами что-нибудь интересненькое вспомните?

– Интересненькое! – усмехнулась Елена Федоровна. – Ладно. Верещагина проработала у нас около двух лет. Пришла сюда по объявлению в газете. Я взяла ее с испытательным сроком, потому что у нее не было опыта работы, но клиентки были ею довольны, и клиенты тоже, – директриса явно намекала на Писаренко. – Ольга была неконфликтной, отношения со всеми у нее сложились ровные. Даже гражданский брак с таким именитым человеком, как Александр Станиславович, ее не испортил. Честно говоря, я думала, что она от нас уйдет в какой-нибудь элитный салон, но она осталась. По-моему, у Верещагиной была пониженная самооценка.

– Ясно. Скажите, а трудовая книжка Ольги осталась у вас?

– Она работала не по трудовой, а по контракту, как и все мои девочки. Надеюсь, я не должна оправдываться перед вами по этому поводу?

– Разумеется, нет. Я могла бы взглянуть на этот контракт? – спросила я и, заметив неудовольствие на лице моей собеседницы, пояснила: – Мне хотелось бы уточнить кое-какие анкетные данные.

– Какие?

– Откуда Ольга родом и год ее рождения.

– Хорошо, сейчас посмотрим, – сказала директриса, открыла ключом ящик стола и вынула оттуда толстую папку-регистратор.

Я внимательно наблюдала за тем, как она ищет нужные документы. Елена Федоровна была чем-то сильно озабочена. Она хмурила тонкие брови и поджимала яркие губки. Что бы это значило?

– Ничего не понимаю! Контракт Верещагиной пропал.

– То есть как пропал?

– Сама удивляюсь. Вот договор с Петровой, вот – с Кушнир, с Чижиковой, а верещагинского нет, – растерянно пробормотала директриса и подвинула мне папку. – Можете сами поискать, если хотите.

Я начала листать контракты с самого начала, но, когда дошла до середины, около дужек обнаружила клочок от вырванного документа. Это было как раз между контрактами Чижиковой и Петровой.

– Елена Федоровна, вот, посмотрите – а договор-то кто-то вырвал! Как вы думаете, кто мог это сделать?

– Вы что, на меня намекаете?

– Это вы сами сказали. Я имела в виду совсем другое – могла ли эта папка попасть в руки постороннему человеку?

– Разумеется, нет.

– А сотрудницы имели к ней доступ?

– Хотелось бы сказать, что нет, но, возможно, были кратковременные моменты, когда в кабинете находились девочки, папка лежала на столе, а я выходила. Да, я сейчас вспомнила, что как-то ко мне заходила Верещагина, попросить отгул, а меня позвали в зал. Не могу утверждать, что Ольга тогда и воспользовалась моментом. Во всяком случае, я ничего не заподозрила, но все может быть. Хотя кому, кроме нее, мог понадобиться этот контракт? Да и ей-то он зачем, непонятно...

– Пока сложно ответить на этот вопрос, – сказала я, но заподозрила, что сама Елена Федоровна может иметь прямое отношение не только к пропаже контракта, но и к исчезновению самой Ольги.

Не нравилась мне эта директриса, совсем не нравилась! Похоже, стерва еще та!

– Татьяна, а не кажется ли вам, что исчезновение Верещагиной не было таким уж внезапным и неожиданным? Видите, она следы за собой подчистила? – подкинула мне идейку Елена Федоровна. – Похоже, Ольга не хотела, чтобы ее нашли. Так стоит ли искать?

– Возможно, вы в чем-то правы, – сказала я и почувствовала, что хозяйка кабинета уже ждет не дождется моего ухода. Тем не менее я решила задержаться. – Только искать Верещагину мне все равно надо. Это моя работа. Если вы, Елена Федоровна, больше ничего не можете мне сказать, я хотела бы поговорить с кем-нибудь из вашего персонала. Все-таки коллеги по цеху были к ней ближе...

– Я сама со всеми разговаривала, никто ничего не знает, но если вы настаиваете, я посмотрю, кто из девочек сейчас свободен. – Директриса встала и прошла к двери. – Гуля, ты освободилась? Зайди!

Разговаривать в присутствии директрисы мне совсем не хотелось, она это поняла, но не ушла, а уселась на свое место, ехидненько улыбнувшись. Вот стервозина! Девушка зашла в кабинет и, не получив от начальницы приглашения сесть, остановилась около стола.

– Гуля, это частный детектив, она разыскивает Верещегину. Ты знаешь, куда она исчезла? – Елена Федоровна взяла на себя инициативу в разговоре.

– Нет, не знаю, – не задумываясь, ответила девушка.

Собственно, другого ответа на вопрос, заданный в такой резкой форме, ожидать не приходилось.

– Скажите, а Ольга ходила к клиенткам домой? – спросила я как можно мягче.

Гуля пугливо стрельнула глазами на начальницу, а потом сказала со вздохом:

– Случалось.

– А к ней приходил сюда кто-нибудь из знакомых, кроме Писаренко, не ради маникюра, а по какой-нибудь другой причине?

– Только сын Александра Станиславовича.

– Гуля, сядь! Что ты стоишь? – занервничала Елена Федоровна. – Расскажи нам, что здесь делал Максим Александрович и почему я до сих пор ничего об этом не знаю?

Девушка присела на ближайший к двери стул и пролепетала дрожащим голосом:

– Он требовал, чтобы Оля бросила его отца.

– И что же Верещагина? – осведомилась директриса.

– Оля сказала, что это не его дело, а когда он ушел, она расплакалась. Наверное, он ее все-таки достал, вот она и уехала домой, – осмелилась высказать свое предположение Гуля и густо покраснела.

– А где она жила до того, как приехала в Тарасов? – спросила я.

– Где-то на Урале, – сказала Гуля.

– А поконкретнее?

– Не знаю, но, кажется, не в большом городе, а в каком-то поселке.

– Сколько ей было лет?

– Не знаю. А разве... – Парикмахерша покосилась на раскрытую папку-регистратор, но, наткнувшись на строгий взгляд начальницы, осеклась. – Нет, не знаю. Она не говорила.

– Хорошо, Гуля, ты можешь идти, – сказала Елена Федоровна, и парикмахерша тут же покинула кабинет.

Я очень скоро последовала ее примеру, отягощенная новыми версиями. У меня были все основания полагать, что к внезапному исчезновению Верещагиной могла приложить руку ее работодательница. Не исключено, что она создала Ольге невыносимые условия для работы и уничтожила ее контракт, чтобы Александр Станиславович не напал на след любимой женщины. Уж что поделаешь, таков удел свидетелей – попадать под подозрения!

Впрочем, в категорию подозреваемых теперь попала не только хозяйка парикмахерской, в ней оказался и сын моего клиента. Пожалуй, Максима Александровича Писаренко стоило поставить на первое место, потому что он был напрямую заинтересован в том, чтобы Ольга исчезла из жизни его отца. Мачехи, тем более молодые, нечасто бывают по душе взрослым детям. И это оправданно. И в данном случае, женившись, отец автоматически лишал сына определенной части наследства. Могла быть и личная неприязнь Максима к Ольге или, наоборот, приязнь...

«Но вот какой зуб Елена Федоровна имела на Верещагину? – Я мысленно вернулась к предыдущей версии и вдруг соединила две гипотезы в одну: – Вполне возможно, что она просто помогала сыну известного хирурга на возмездной основе». Это предположение требовало доказательств, но у меня их пока не было.

Из парикмахерской «Елена» я поехала в район Сенного рынка. Верещагина снимала там квартиру до того, как переехала к Писаренко. Были надежды, что квартирная хозяйка вспомнит что-нибудь полезное для следствия.

* * *

Позвонив в одиннадцатую квартиру, я сразу же услышала женский голос:

– Кто там?

– Юлия Константиновна? – уточнила я, прежде чем представиться.

Дверь приоткрылась на ширину цепочки, и маленькая седая старушка спросила заговорщическим тоном:

– Да, это я, а ты от кого?

– От Ольги Верещагиной, – полушепотом ответила я.

– Тогда проходи. Значит, ты от Олечки? Хорошая она была девочка, аккуратная, замуж вышла и съехала. Знаешь, после нее у меня одна студентка жила, та безалаберная была, но тоже замуж выскочила. Теперь у меня женщина с ребенком живет, так что сдала я уже комнату. А хочешь, я порекомендую тебя своей приятельнице? Будешь там жить одна, сама себе хозяйка, правда, там тебе жилье дороже встанет. У тебя как с деньгами?

– Нормально.

– Тогда сейчас я тебе адресок напишу.

Из уважения к почтенному возрасту предприимчивой бабули я решила сразу же объяснить, что мне на самом деле от нее надо.

– Юлия Константиновна, вы меня извините, но, честно говоря, я не нуждаюсь в жилье. Мне просто с вами поговорить надо. Я – частный детектив.

– Частный детектив, – повторила хозяйка, немного подумала и сказала: – Ну разувайся, раздевайся, вот сюда вешай свое пальтишко и проходи в мою комнату, поговорим. Я охочая до всяких разговоров! Комнатку вторую сдаю не ради денег, а ради общения, люблю с молодежью поговорить... Садись сюда. Тебя как звать-то?

– Таня.

– Слушаю тебя, Таня. Что случилось-то?

– Юлия Константиновна, а вы общались с Олей после того, как она от вас съехала?

– Нет. А что же такое случилось, почему ты мне ничего толком не говоришь?

– Дело в том, что Ольга пропала. Александр Станиславович нанял меня, чтобы я ее нашла.

– Кошмар какой! Как это – Олюшка пропала? Они с доктором поссорились, что ли? А он мне так понравился – такой обходительный, внимательный...

– В том-то и дело, что нет. Ольга ушла утром на работу и исчезла.

– Вот горе-то какое! – запричитала старушка. – Может, под машину попала? Вот так с моей соседкой случилось...

– Нет, здесь что-то другое. Есть подозрение, что она уехала домой, туда, откуда приехала. Вы случайно не знаете, где Ольга раньше жила?

– Сейчас посмотрю. У меня все записано. Я у всех квартирантов сразу беру паспорта и собственноручно записываю все данные в тетрадку. Минуточку, все сейчас прояснится. Хорошо, что догадалась ко мне зайти. – Бабуля открыла ключом дверцу серванта и достала оттуда большую коробку из-под шоколадных конфет, а уже из нее общую тетрадь. – Это мой архив. Сейчас очки надену... Ой, как же это я сразу не заметила!

– Что такое? Что случилось?

– Здесь целый лист вырван! А я сразу и не заметила, открыла новую страницу и записала Лариску, а потом Людмилу c Ванечкой...

– Можно, я посмотрю?

– Гляди! Раз ты детектив, может, что и высмотришь, – бабуля протянула мне свою заветную записную книжку.

Один лист, и как раз с паспортными данными Верещагиной, там действительно отсутствовал, и это наталкивало на определенные размышления. Не могло быть такого совпадения! Но на всякий случай я спросила:

– Юлия Константиновна, как вы думаете – Ольга или кто-то другой мог вырвать этот лист?

– Исключено! Ты же видела, что я закрываю ящик на ключ, и комната эта всегда на замке, если меня дома нет. Богатства, конечно, у меня нет, но все же...

– Тогда кто вырвал лист?

– Ума не приложу.

– Юлия Константиновна, может быть, вас кто-то попросил уничтожить данные об Ольге?

– Ты думаешь, что говоришь-то! – возмутилась бабуля.

– Думаю. В жизни всякое случается...

Юлия Константиновна посмотрела на меня, потом полистала свою тетрадку, немного подумала и выдала совсем неглупую мысль:

– Замок у меня на двери, конечно, простенький, язычок ножом поддеть можно, а сервант и вовсе – булавкой открыть. Сама как-то так делала, когда ключ затерялся. Только зачем Оля это сделала? Она такой порядочной мне показалась. Скромная, аккуратная, добрая...

– А как она вас нашла?

– Это не она меня, а я ее, горемычную, нашла на вокзале. Когда у меня комнатка освобождается, я на вокзал езжу и присматриваю себе очередную жиличку. У меня глаз наметанный – я сразу вижу, кому податься некуда и кто без особых запросов. Не все жильцы хотят с хозяевами жить. Да, она стояла около справочного бюро, в глазах такая безнадежность, такая тоска, я подошла к ней, предложила ночлег, Ольга и согласилась.

– Так, может, вы помните, откуда Верещагина приехала?

– Издалека. То ли с Сибири, то ли с Урала, запамятовала. Откуда у меня только жильцы не останавливались, даже с ближнего зарубежья.

– А к Верещагиной кто-нибудь приходил сюда, звонил или, может, она кому-нибудь по междугородке звонила из вашей квартиры, а квитанция где-нибудь завалялась?

– Нет, у меня домашнего телефона не имеется. Дом-то под слом... Есть сотовый, сын мне его купил и оплачивает, но я его никому из жильцов не даю... Ольга ничего не говорила мне о своем прошлом, как я ее ни расспрашивала. Что-то в ее жизни такое случилось, о чем она вспоминать не хотела, даже боялась...

– Разве она не от мужа-тирана сбежала?

– От мужа? – удивилась Юлия Константиновна. – Ни о каком муже Олюшка мне никогда не говорила, да и штампа в паспорте у нее, кажется, не было, но, возможно, я что-то опять запамятовала.

– Так о чем тогда вы с ней разговаривали, если не о муже?

– О чем придется. Сериалы обсуждали, кулинарные рецепты... Она меня манты делать научила... А вообще-то, Ольга с утра до вечера работала, приходила вечером и с ног валилась...

– Где же она так уставала, в парикмахерской, что ли?

– Нет, Олюшка поначалу уборщицей работала в трех местах. Денег немного подкопила и пошла на курсы этих самых, ну как их...

– Маникюрш, – подсказала я.

– Точно, маникюрш... – закивала головой Юлия Константиновна.

– А что это за курсы, где они находятся, вы случайно не знаете?

– Нет, не знаю, где-то в центре. Значит, закончила она эти курсы, но на работу не сразу по этой специальности устроилась, опыта нет, вот и брать никто не хотел. Потом все-таки нашла местечко, но далековато от дома, зато там она с доктором и познакомилась... Я так радовалась за нее, так радовалась... А тут такая беда... Куда же она пропала? Ты уж, дочка, ищи ее, пожалуйста.

Интересно, а я что делаю!

Мы поговорили еще немного с квартирной хозяйкой, и я ушла, теряясь в догадках. Новые факты давали обширные возможности для самых разных предположений. Ну правда, что могло заставить тридцатилетнюю женщину так круто изменить свою жизнь? Наличие мужа-тирана со слов бабули не подтвердилось. Значит, Ольга врала Писаренко. Но почему? Возможно, потому, что не хотела выходить за него замуж. Если в ее паспорте не было штампа о регистрации брака, это ровным счетом ничего не значит. Мог существовать гражданский муж, любовник, бойфренд, неважно, как его назвать, главное, что Верещагина могла к нему вернуться... Чушь! Ольга приехала в чужой город без копейки в кошельке, без профессии, словно спасалась от кого-то бегством. Но и в Тарасове ей, кажется, было неспокойно. Не исключено, что Верещагина почувствовала – ей наступают на пятки, и скрылась, не предупредив даже Писаренко. А чтобы ее не нашли, она подчистила следы. Куда же она отправилась?

Россия – страна большая, поэтому шансы найти ее очень малы. Засядет Оленька в каком-нибудь Малоклоповницке, поживет там немного, а потом переедет в Староконюшинск, а оттуда еще куда-нибудь подальше, и мне придется искать ее до самой пенсии. А возможно, Верещагину уже нашел кто-то другой и увез обратно на Урал или вообще убил... Таня, Таня, что это за пессимизм такой! Рано паниковать, рано. Садись в машину и отправляйся на улицу Бабушкина, возможно, именно там ты найдешь ключ к этому расследованию. Если клиент считает, что Ольга три дня вела себя подозрительно, значит, стоит уделить этому факту внимание.

Глава 3

Не знаю, как насчет ключа к расследованию, но вот код подъездной двери поддался мне на счет «раз». Меньше всего мне хотелось заниматься поквартирным обходом, но, похоже, иного способа провентилировать ситуацию у меня не оставалось. Никакого уютного дворика со скамеечками, на которых с утра до вечера сидят любопытные, а потому всезнающие бабули, не было и в помине. Значит, надо звонить в каждую квартиру, представляться частным детективом и показывать фотографию Ольги Верещагиной. Конечно, это не самый лучший способ получения информации – если людям есть что скрывать, то они просто-напросто промолчат. Никаких рычагов, чтобы надавить на них, у меня пока не имелось.

Я остановилась перед дверью первой квартиры и подумала: «Не лучше ли представиться сотрудницей прокуратуры и для достоверности показать просроченное удостоверение, оставшееся у меня после увольнения?» Взгляд невольно упал на рукописное объявление, висящее на стене. В нем говорилось о том, что деньги за уборку подъезда надо сдать в шестую квартиру. У меня возникла мысль, что именно там может жить человек, который все знает про жильцов этого подъезда, поэтому я поднялась на третий этаж и, недолго думая, нажала на белую кнопку звонка.

Дверь открылась без всяких вопросов, и я оказалась лицом к лицу с худощавой женщиной предпенсионного возраста с бигуди на голове.

– Вы кто? – запоздало поинтересовалась дама.

– Я из прокуратуры, у меня есть к вам несколько вопросов, – ответила я и достала из сумки свою ксиву.

Женщина мельком взглянула на документ и радушно распахнула передо мной дверь. Я переступила через порог и почувствовала запах кислой капусты, который на дух не переношу.

– Проходите в гостиную, располагайтесь, – сказала хозяйка, покрывая голову капроновой косынкой. – Простите, я не запомнила, как вас зовут.

– Татьяна Александровна.

– А меня Елизавета Артуровна, – с достоинством ответила дама в бигуди. – Что за вопросы вы хотите мне задать, о ком? Слушаю вас внимательно.

Я села за круглый стол, стоявший посреди гостиной и накрытый парчовой скатертью с бахромой, достала из сумки фотографию пропавшей маникюрши и спросила:

– Елизавета Артуровна, вам случайно не знакома эта женщина?

– Нет, у нас такая не проживает. Это точно. Я здесь всех жильцов знаю, даже квартирантов.

– Очень хорошо. Примерно месяц назад эта девушка к кому-то приходила сюда три дня подряд. Возможно, она делала кому-то маникюр на дому...

– Маникюр три дня подряд? Это же не массаж, – скептически заметила дама в бигуди и с любовью посмотрела на свои ногти, чертовски ярко накрашенные красным лаком.

– Я сказала, что такой вариант не исключен. Но, возможно, она просто кого-то навещала. Мне хотелось бы узнать, к кому она приходила.

Елизавета Артуровна надела очки и внимательно присмотрелась к фотографии.

– А получше фотки нет? Здесь она как-то вполоборота...

– Нет, только эта.

– А что она натворила?

– Ну почему же сразу натворила?

– Просто так вы же не будете разыскивать человека! Раз ищете, значит, она преступница. Разве не так?

– Нет, не так. Существуют и другие варианты. Во-первых, она может быть свидетельницей, во-вторых, ей может угрожать опасность, в-третьих...

– От кого опасность? – перебила меня Елизавета Артуровна. – Неужели от наших жильцов? Знаете, Татьяна Александровна, у нас здесь все люди интеллигентные живут, в основном бывшие деятели культуры и искусства. Я вот тоже раньше в оперном театре служила, а теперь на заслуженном отдыхе, но от общественной работы никогда не отказываюсь. Разузнать все про эту красавицу почту за свой долг, но я хотела бы сначала поинтересоваться... Вы уж не сочтите мой интерес за меркантильность, но как насчет вознаграждения? Я слышала, что теперь за помощь следствию деньги платят?

«Вот чудачка! Если у нее вдруг проснулось гражданское самосознание, то почему это похвальное чувство требует материального вознаграждения? Тетенька лукавит... Впрочем, ее предложение не лишено для меня привлекательности, – подумала я. – Чем самой ходить по квартирам, лучше уж поручить эту работенку Елизавете Артуровне. Она здесь своя в доску, поэтому сможет больше и быстрее меня все выяснить. Хочется ей получить вознаграждение, так она его получит. Кажется, у меня дома есть бланки расходных ордеров, выпишу ей премию, как положено».

– Да, практика материального поощрения действительно существует, но только в том случае, если есть конкретный результат. – Я заметила, что лицо бывшей оперной певицы расплылось в благодушной улыбке. – Сумма, конечно, небольшая, скажем так, больше символическая...

– Какая? – сразу же поинтересовалась Елизавета Артуровна.

– Я же вам говорю – все зависит от конечного результата. Впрочем, вы можете отказаться от активного содействия прокуратуре...

– Ну что вы, я согласна. Дело не в сумме, а в самом факте признания моих заслуг. Мне будет даже интересно этим заняться, почувствовать себя в роли детектива... Это, так сказать, моя давняя мечта... Но оперы на детективные темы не писали...

– Елизавета Артуровна, переигрывать не надо. Интересуйтесь Ольгой Верещагиной как можно непринужденнее и ради пользы дела никому не говорите, что действуете по заданию прокуратуры.

– Ясно!

Я дала своей агентессе еще несколько рекомендаций по поводу того, как вести дознание, и она выслушала их с неослабевающим вниманием. Надо сказать, что роль режиссера мне понравилась.

– Елизавета Артуровна, я вам запишу номер моего мобильного телефона. Как только что-то прояснится, сразу же звоните мне.

– Да, обязательно. Я немедленно приступлю к работе, нет, пожалуй, сначала причешусь, – сказала она, провожая меня в прихожую. – Не сомневайтесь, лучше меня никто с этим заданием не справится.

– Я надеюсь на вас. До свидания, – сказала я и, с трудом сдерживая улыбку, вышла из квартиры.

С улицы имени Бабушкина я поехала домой. Других адресов, где могла остаться хоть какая-нибудь зацепка, способная вывести на пропавшую маникюршу, у меня не осталось. Я ощущала просто органическую необходимость взбодрить себя крепким кофе, чтобы простимулировать мыслительную деятельность.

По дороге я подумала, что неплохо было бы задействовать для этого расследования Владимира Сергеевича Кирьянова, моего давнего приятеля, подполковника милиции. По возвращении домой я сразу же так и поступила.

– Володенька, привет! Как дела?

– Привет, дорогая, все как обычно, а у тебя?

– У меня новое расследование. Хотелось бы получить у тебя консультацию.

– Я так и подумал. Ты же просто так не звонишь. Чем на этот раз занимаешься?

– Ищу пропавшую женщину. Володя, неделю назад Ольга Петровна Верещагина вышла из дома и буквально испарилась. Посмотри, пожалуйста, не мелькала ли она в сводках, а также не было ли в городе каких-нибудь несчастных случаев с молодыми женщинами или, того хуже, неопознанных трупов.

– А что, родственники о ее исчезновении не заявляли? Или она незамужняя и бездетная сирота?

– Дело в том, что Ольга не местная, приехала в Тарасов вроде бы с Урала. Познакомилась и сошлась здесь с одним профессором медицины, вот он-то о ней и беспокоится. Да, Володя, ты мог бы разузнать, где именно на Урале была зарегистрирована эта Верещагина и нет ли за ней чего-нибудь криминального?

– Таня, ты же понимаешь, что желательно знать конкретный населенный пункт. Тебе известно точно, откуда она приехала?

– Нет, Володенька, неизвестно. Все говорят, что с Урала, но никто не знает, из какой именно области. Да, одна ее сослуживица вспомнила, что жила Верещагина в каком-то небольшом городишке или поселке, – сказала я и услышала, как тяжело вздохнул Киря. – Точный год рождения тоже не назову, навскидку ей не больше тридцати, а вот дата рождения известна – двадцать восьмое марта.

– Да, Таня, умеешь ты задать задачку, ничего не скажешь. Ладно, попробую что-нибудь сделать. Хорошо, что я еще не ушел с работы. Сводку недельной давности сейчас посмотрю и перезвоню тебе, а вот с пропиской так быстро не получится. Надо запрос через Москву на Уральский регион делать...

– Как ты думаешь – долго ответ идти будет?

– Не знаю. Думаю, дня три...

– Почему так долго? Разве нет единой компьютерной базы данных по всей России?

– Таня, я же сказал, что надо запрос через Москву делать, а для этого мне предстоит еще придумать, в связи с чем я этой особой интересуюсь. Не забывай, что сегодня суббота, поэтому ответ может до понедельника, а то и до вторника застрять.

– Нет, Володя, такие темпы меня не устраивают! А нельзя напрямую с Уральским округом связаться?

– У меня там знакомых нет, но я попробую Синичкина запрячь. Он недавно в Оренбург в командировку ездил, может, с кем из тамошних оперов и наладил контакты...

– Ты уж постарайся, Володенька, если понадобится, я этому Синичкину премию выпишу.

– Думаю, он не откажется от премиальных. Ладно, сейчас сводкой займусь. Пока.

– Пока. – Я положила трубку и пошла в кухню варить кофе.

Затем, как это обычно бывает, за чашкой ароматной «Арабики» и сигареткой, я стала думать над версиями. Оказалось, их стало уже так много, что голова пошла кругом. Во-первых, Ольгу мог достать Писаренко-младший, и под его психологическим давлением она решилась уйти от Александра Станиславовича. Во-вторых, она могла стать объектом какого-то преступления. В-третьих, маникюрша могла просто уйти к другому мужчине. Моя безудержная фантазия довела меня даже до того, что Верещагина могла скрываться в нашем городе от правосудия, поэтому она и не оставляла нигде следов. Не исключено, что Ольга приехала вовсе не с Урала, а совсем из другого региона, но всем врала для отвода глаз. Ну в самом деле – зачем ей понадобилось ликвидировать свой трудовой контракт и вырывать страничку с паспортными данными из блокнота квартирной хозяйки? Сам собой напрашивался вывод о том, что Олечка никуда не пропала, а просто ушла от Писаренко по-английски, не попрощавшись. Она, казалось бы, все предусмотрела, только не то, что хирург, влюбившийся в нее почти до беспамятства, наймет частного детектива.

Интересно, захочет ли Александр Станиславович, чтобы я продолжала расследование, если мне станут известны какие-нибудь нелицеприятные факты из жизни Верещагиной? Профессор-то думает, что его ненаглядная Олечка – жертва мужа-тирана, а на поверку может оказаться, что она вовсе не жертва, а как раз наоборот, беглая преступница. Таня, Таня, осторожнее, не набирай обороты, нужны доказательства. А что делать, если все так и окажется? Конечно, очень не хотелось бы плохими известиями огорчать уважаемого человека, но такова жизнь, и в ней иногда бывают и неприятности. Интересно, заплатит ли мне Писаренко, если я не принесу ему хороших новостей? И почему это я так смалодушничала насчет аванса! Не заводись, Таня, не надо. Никуда Александр Станиславович не денется, он честный человек, поэтому за горькую правду ему тоже придется заплатить...

Позвонил Кирьянов и сообщил мне, что за последнюю неделю в городе не произошло ничего такого, что можно было бы пристегнуть к моему делу.

– Были неопознанные трупы, но мужские, – сообщил Кирьянов. – Еще одна старушка без документов попала под машину, до сих пор без сознания, находится в больнице, а вот молодых женщин бог миловал. Да, Танюша, Синичкин обещал нам помочь. Он уже связался по телефону с опером из Оренбурга, но, сама понимаешь, у них уже поздний вечер, поэтому ответ будет только завтра...

– Ну, это уже кое-что...

Поговорив с Кирей, я продолжила свои логические измышления. Точнее, я вспомнила про одну из своих первых версий: о том, что Ольга могла исчезнуть из жизни моего клиента по настоятельной просьбе его сына. Если Максим был настроен весьма решительно, то он мог не остановиться на одном разговоре в парикмахерской. Возможно, Писаренко-младший предпринял что-то еще для того, чтобы разлучить отца, именитого хирурга, с заезжей маникюршей с сомнительным прошлым. Немного подумав, я решила обсудить этот непростой вопрос с Александром Станиславовичем и набрала номер его домашнего телефона.

– Алло, – послышалось в трубке.

– Это Татьяна.

– Таня, у вас есть новости об Ольге?

– К сожалению, пока ничего определенного нет. Но мне стало известно, что ваш сын Максим был крайне негативно настроен против Ольги Петровны. Вы знали об этом?

Писаренко ответил на мой вопрос не сразу, я даже пожалела, что без предварительной подготовки огорошила его своими подозрениями насчет сына.

– Да, Макс не пылал к моей Оле сыновними чувствами, – наконец выдал он. – Ну, это понятно, ведь они почти ровесники, но я бы не сказал, что сын ее ненавидел. Во всяком случае, мне он никогда ничего такого не говорил, и Оля на него тоже не жаловалась. Они виделись не так уж часто, ведь у Макса своя квартира, своя семья, свои интересы... Таня, мне кажется, что вы не в том направлении работаете...

– Я работаю во всех направлениях, так сказать, и вглубь, и вширь. Географию поиска расширила до Урала, мой знакомый, сотрудник милиции, обещал узнать, где Ольга проживала до того, как приехала в Тарасов. Еще сегодня я прошла по всем адресам, которые вы мне дали, и единственная зацепка – это Максим. Он был в парикмахерской и требовал, чтобы Ольга вас бросила.

– Этого не может быть, – растерянно пробормотал Александр Станиславович. – Нет, это какой-то оговор. Мой сын даже не знал точно, где она работает...

– Надо смотреть правде в глаза – Максим не только знал о том, что Оля работает в парикмахерской «Елена», но и был там с визитом, который многим запомнился.

– Признаюсь, я такого от Макса никак не ожидал. Я немедленно позвоню ему и поговорю с ним.

– Александр Станиславович, предоставьте это, пожалуйста, мне. Я хотела бы сама поговорить и с Максимом, и с Эллой, если вы, конечно, не возражаете.

– Мне не хотелось бы впутывать в мои личные проблемы своих детей, у них и своих забот хватает... Я им помогать должен, а не озадачивать их. Даже если Макс и был в «Елене», это еще ничего не доказывает. Он человек настроения, иногда бывает вспыльчив, но быстро отходит. Вы же не думаете всерьез, что мой сын причастен к исчезновению Ольги?

– Думаю.

– Гм... Ну, я не знаю... Хорошо, я дам вам его телефон. А вот что касается Эллочки, то хочу вас предупредить – она беременна, и любые волнительные разговоры ей совсем ни к чему.

– Я поняла, буду общаться только с Максимом.

– Может, мне его предупредить о вашем звонке?

– Не стоит, хочу застать его врасплох.

– Таня, а других версий у вас нет? Неужели только мой Макс попал под подозрение? Это так нелепо...

– Версии есть, доказательств пока никаких нет, – чистосердечно призналась я.

– Ну хорошо, записывайте его телефон.

– Диктуйте! – Я взяла ручку и написала на газетке шесть цифр. – Спасибо. До свидания.

Перед тем как позвонить Максу, я выкурила две сигареты подряд, обдумывая предстоящий разговор. Увы, ничего оригинального в голову не пришло. Более того, я вдруг почувствовала, что расследование, за которое я сегодня взялась, мне вдруг стало не очень-то интересно. Принялась за дело вроде бы с задором и вдруг охладела. Загадка Ольги Верещагиной почему-то перестала меня волновать. Сочувствие к горю Писаренко было и прошло. Ну, правда, как долго Александр Станиславович будет страдать? Через месяц или два он наверняка станет поглядывать любострастным взглядом на других женщин, которые так и вьются около него, а еще где-то через полгодика окончательно забудет Олю.

Я призналась себе, что взялась за это дело по инерции – была свободна, вот и согласилась. Если бы имелся веский предлог, чтобы отказать профессору, я бы отказала. Таня, а не обиделась ли ты на хирурга из-за мизерного аванса, который он тебе выдал? Нет, причина, кажется, не в этом. Писаренко согласился с моими тарифами и сказал, что готов заплатить все, что я затребую, по окончании расследования. Его отношение к финансам даже вызвало у меня уважение. Значит, причина внезапно свалившейся на меня апатии крылась в отсутствии интриги. Меня, раскрывшую более двухсот преступлений, уже мало что удивляло. Да, Верещагина исчезла, да, она выкрала и уничтожила все записи, по которым можно было ее найти, ну и что из этого? Вот если бы у меня была полная уверенность в том, что ей реально угрожала серьезная опасность, а не мифический муж-тиран, тогда бы я сейчас не заставляла себя работать на полную катушку.

Все, Таня, хватит ныть! Экспрессии, видите ли, тебе не хватает! Кто знает, что произойдет завтра? Возможно, ее будет через край. Вот и гадальные косточки предвещали какое-то путешествие... Неужели это тебя не интригует? Очень мало. Тогда подумай о том, что половина населения нашей планеты имеет нудную и монотонную работу, и ничего, процессы идут... Раз уж ты взялась за это дело, доводи его до конца.

Короче, я заставила себя через силу набрать шесть цифр, продиктованных мне Александром Станиславовичем, и, когда услышала в трубке ответ, впала в ступор.

– Алло, – повторил грозный бас.

– Здравствуйте! Вас беспокоит частный детектив Татьяна Иванова, – выдавила я из себя.

– Вы, наверное, ошиблись номером?

– Нет, Максим Александрович, никакой ошибки нет. Я хотела бы поговорить именно с вами.

– Забавно. А что случилось?

– Это не телефонный разговор. Мы могли бы с вами встретиться?

– Если это не ошибка, значит, какой-то розыгрыш. Кто вас надоумил мне позвонить и зачем? – пробасил сынок хирурга.

В этом месте мне надо было быстренько придумать что-нибудь оригинальное, но я не нашла подходящих слов, поэтому спросила ледяным тоном:

– Максим Александрович, а разве вы не знаете, что случилось? Пропала Ольга Верещагина.

– Ах, вон оно что, – опешил Макс. – Отец уже и частного детектива нанял? Не ожидал. Похоже, на старости лет у него крыша совсем поехала. Но от меня-то что вы хотите? Я ее не прячу.

– Я хочу задать вам несколько вопросов и получить на них чистосердечные ответы.

– Простите, а сколько вам лет?

– Максим, вы незнакомы с правилами хорошего тона, – заметила я.

– Да мне наплевать на хороший тон! Нежная какая, сыщица! Судя по голосу, ты не старуха. Какие могут быть вопросы? Спроси себя – тебе понравилось бы, если бы твой отец собрался жениться на твоей ровеснице? – перешел в наступление мой собеседник.

– Ну зачем же сразу переходить на личности? – спросила я и поняла, что мне не надо обороняться, а лучше тоже броситься в словесную атаку. – Максим, скажу тебе честно – ты мой подозреваемый номер один. Итак, согласен ты со мной встретиться или нет?

– Нет, не вижу в этом никакого смысла. С отцом я как-нибудь сам разберусь, а тебе посоветовал бы не лезть в наши семейные дела, – сказал как отрезал Писаренко-младший, и у моего уха раздались гудки.

Чего еще можно было ожидать от неподготовленного разговора? Только того, что и произошло. Самое удивительное состояло в том, что мне было наплевать на то, что Максим отказался со мной встречаться. Даже возникло какое-то облегчение, потому что сегодня уже никуда выходить из дома не хотелось. Бестолковая езда из одного конца города в другой и разговоры с престарелыми тетушками мне уже порядком поднадоели. Собственно, все это мог проделать сам клиент, а мне надо было действовать как-то иначе. Увы, ничего оригинального в голову не лезло, поэтому остаток дня я провела в домашних заботах, до которых обычно не доходили руки.

Глава 4

Утро следующего дня началось со звонка бывшей оперной певицы, ставшей вчера моим агентом.

– Татьяна Александровна, я справилась с вашим заданием. И это доставило мне такое удовольствие! Приезжайте ко мне, я вам все расскажу, – гордо заявила Елизавета Артуровна. – Когда вас ждать?

– Часов в одиннадцать.

– Хорошо, жду с нетерпением.

Нельзя сказать, что звонок Елизаветы Артуровны меня сильно заинтриговал. Ну что она там могла выяснить? Приходила к кому-нибудь Олечка, чтобы привести в порядок запущенные ноготочки, вот и пришлось три дня на это потратить – массаж, ванночки, а уже потом наращивание... Ладно, тетенька поработала, надо ее выслушать и вознаградить, как я и обещала.

Я стала искать расходные ордера. Каких только бланков с плохо читаемыми печатями у меня не было! Но, как это обычно случается, то, что нужно, никак не находилось. Я уже решила, что обойдусь без документа, но на дне ящика все-таки обнаружилась искомая бумажка. Вот только сколько заплатить певице-пенсионерке, я пока не знала. Ладно, послушаю, что она мне скажет. Может, ее информация яйца выеденного не стоит.

* * *

Когда Елизавета Артуровна открыла мне дверь своей квартиры, я поняла, что к нашей встрече она готовилась основательно. Прическа и макияж этой престарелой женщины были такими старомодно-праздничными, что вызывали улыбку. Платье заслуживало особого внимания, поскольку обнажало морщинистую область декольте. Что касается его смелой расцветки, то огромные оранжевые цветы были в тон губной помаде, а голубой фон – теням. Короче, вид у моей агентессы был предельно вульгарным и счастливым.

– Проходите, Татьяна Александровна.

Я прошла в квартиру, с трудом сдерживая эмоции. Уж не знаю, какую драматургию Елизавета Артуровна себе придумала, но она явно играла передо мной какую-то роль. Увы, в моем лице она не нашла благодарной зрительницы. Я попросила ее без всяких предисловий перейти к существу вопроса.

– Татьяна Александровна, а разве вам неинтересно, как именно я все разузнала?

– Меня больше интересует, что вы узнали, – прямо сказала я и тут же заметила, как агентесса сникла. На ее глаза даже навернулись слезы.

– Хорошо, я опущу кое-какие подробности. Да, эта молодая женщина, – Елизавета Артуровна ткнула пальцем в фотографию Верещагиной, оставленную мною у нее вчера, – действительно была здесь с визитом. Она приходила к одной квартирантке...

Зазвонил мой мобильник, и хозяйка квартиры замолчала, тяжело вздохнув.

– Алло, – ответила я.

– Здравствуйте, Таня, – сказал мой клиент. – Ко мне сейчас приходил Макс. Он крайне возмущен вашими подозрениями. Сын мне во всем признался. Да, он действительно был в парикмахерской, но это еще ни о чем не говорит. Мне кажется, вы должны выбросить тот инцидент из головы и искать настоящую причину Олиного исчезновения.

– Хорошо, я так и сделаю.

– Ну вот, я знал, что вы все поймете. Пожалуйста, держите меня в курсе дела. Сообщайте мне даже о самой незначительной информации, которая у вас появится. Чем больше времени я нахожусь в неведении, тем ужаснее мои предчувствия. Поймите, не могла Оля просто так средь бела дня пропасть, не могла! С ней что-то случилось плохое, а я до вчерашнего дня практически бездействовал. Надо было в день ее исчезновения к вам обратиться, по горячим следам, а я обивал пороги милиции, но все без толку.

– Александр Станиславович, я обязательно обо всем буду вам докладывать, – пообещала я Писаренко, отключила мобильник и сказала агентессе: – Вот, начальство торопит, поэтому мне здесь засиживаться некогда. Итак, Елизавета Артуровна, что вам удалось узнать?

– Антонина Кочергина, из одиннадцатой, время от времени сдает свою квартиру. И вот у нее на несколько дней селилась одна гражданка, к ней Верещагина и приходила.

– Замечательно. А теперь давайте уточним детали. Что представляла собой эта гражданка и откуда она взялась? Это вы выяснили?

– Ну разумеется! Антонина давала объявление в газету, на него женщина и откликнулась. А газета называется «Кому что», – гордо заявила агентесса.

– Меня не интересует название газеты. Я хочу знать – откуда приехала гражданка и как ее фамилия?

– Минуточку. У меня все записано. Вот. – Елизавета Артуровна раскрыла маленький блокнотик и прочитала: – Кривцова Нина Степановна, приехала из поселка Светличный. Это, наверное, из того, что в сорока километрах от Тарасова.

– Наверное или точно?

– Не знаю. Антонина сказала, что она из Светличного, и больше ничего не уточнила. Это я уже сама домыслила.

– Ну хорошо, Светличный так Светличный. А ваша Антонина слышала, о чем разговаривали Верещагина с Кривцовой?

– Нет, они шушукались в комнате при закрытых дверях. Татьяна Александровна, я же вам говорила, что все наши жильцы – люди интеллигентнейшие. Тоня не прислушивалась к их разговору. Но ей показалось, что эти женщины – родственницы. Они внешне были чем-то похожи.

– А сколько лет Кривцовой?

– Около шестидесяти. Не исключено, что Нина Степановна – мать Верещагиной. Во всяком случае, разговаривали они на «ты».

– Так, вот это уже кое-что! Подведем итог. Значит, Верещагина три дня подряд приходила к квартирантке, приехавшей из поселка Светличный. Они вели разговоры, не предназначенные для чужих ушей, поэтому закрывались в комнате. Возможно, это были разговоры о делах семейных, потому что женщины внешне похожи, и Ольга может быть дочерью Нины Степановны. Так?

– Да, все так. Я справилась с заданием?

– Если бы вы передали содержание их разговора и узнали точный адрес Кривцовой, то я была бы вами более довольна. Может, Антонина записала паспортные данные своей жилички?

– Нет, она просто пролистала паспорт, и все. Зачем записывать, если та всего на три дня остановилась? А насчет разговора с гостьей, то Тоня слышала только то, что какая-то Аленка собирается выходить замуж и наверняка возьмет фамилию мужа.

– Да, негусто. Это точно все? Может, еще что-то вспомните или мне самой с вашей Антониной поговорить?

– Ее сейчас нет дома, она в кукольном театре гардеробщицей работает. Да и вряд ли Тоня вам больше скажет, чем мне.

– Ладно, тогда будем считать, что этот вопрос исчерпан.

– Когда я могу подойти к вам в прокуратуру за вознаграждением?

– Никуда идти не надо. Я сейчас вам выдам двести рублей.

– А как же насчет подписи и все такое?

– Не волнуйтесь, у меня все с собой. – Я достала из сумки расходный ордер и подсунула его Елизавете Артуровне: – Вот здесь напишите сумму прописью и распишитесь.

Певица-пенсионерка была безумно рада даже таким небольшим деньгам, внезапно свалившимся на нее. Естественно, на бледную печать у обреза бланка она не посмотрела с пристрастием, сразу же заполнила ордер, а потом сказала:

– Знаете, у меня много свободного времени, и если у вас будет новое задание, то я всегда готова его выполнить. Обращайтесь в любое время. У меня огромный творческий потенциал...

– Хорошо, Елизавета Артуровна, мы это учтем. До свидания. – Я поспешила сразу же уйти от своей агентессы, дабы не слушать, как театрально она себя пиарит.

Откровенно говоря, информация, которую я получила от певицы, не пролила свет на обстоятельства дела. Ясно было только то, что у Ольги имелась какая-то тайна, которую она скрывала от Писаренко. Верещагина врала своему любовнику, но почему? Она же могла сказать Александру, что встречается с родственницей, но Олечка предпочла завуалировать свои походы на чужую квартиру во внерабочее время, сославшись на дополнительный заработок на дому у клиентки. Кроме того, Верещагина говорила, что ни одна живая душа не знает, где она обосновалась, но оказалось, что Нине Степановне Кривцовой известно ее новое место жительства. Значит, эти женщины как-то поддерживали связь. Скорее всего, писали друг другу письма до востребования. Что же подвигло их встретиться? Свадьба некой Аленки? Не факт. А что тогда? Жаль, что интеллигентная Антонина не стала подслушивать их разговоры. Честное слово, я больше люблю неинтеллигентных бабушек, таких, у которых ушки на макушке и которые везде суют свои длинные носы!

Я уже хотела поехать в поселок Светличный, который находится недалеко от Тарасова, чтобы выяснить, не проживает ли там гражданка Кривцова, но мне позвонил Кирьянов.

– Здравствуй, Танюша, – сказал он, и по одному только этому приветствию я поняла, что у него есть для меня какая-то информация.

– Привет! Что интересного скажешь?

– А вот и скажу! Адресок Верещагиной Ольги Петровны. Одна гражданочка с таким именем и днем рождения действительно зарегистрирована в Оренбургской области. Записывай – поселок Светличный, улица Коммунаров, дом сорок девять. Кстати, она восемьдесят второго года рождения.

– То есть ей около двадцати пяти, а мне сказали, что выглядит она на тридцать.

– Ну знаешь, на пять лет легко можно ошибиться...

– Да, конечно.

– Во всяком случае, другой Верещагиной с таким именем и отчеством, родившейся двадцать восьмого марта, да еще зарегистрированной в Уральском регионе, у меня нет. Что-то не так?

– Нет, Володенька, не переживай, все так, тем более что поселок Светличный у меня уже засветился. Светличный засветился, – повторила я. – Надо же, какой каламбурчик получился! Только боюсь я, что мне придется в эту глухомань ехать. А это меня совершенно не воодушевляет.

– Да, сочувствую тебе. Я тут по карте посмотрел – Светличный недалеко от границы с Казахстаном. Предполагаю: дыра дырой.

– А ты еще спрашиваешь, что не так! Все не так, все! Если б ты знал, как я туда не хочу ехать! Да и дело так себе, ничего интересного. Думаю, просто Олечка сбежала в Тарасов от каких-нибудь семейных проблем, теперь все наладилось, вот она обратно и махнула.

– Вот и расскажи об этом клиенту, тем более что ничего криминального за ней не числится. Если он так хочет, пускай сам едет в Светличный и забирает свою подружку обратно.

– А это мысль! – обрадовалась я. – Хотя мой клиент – человек занятой, хирург... Он уж и так все операции на этой неделе отменил из-за личных переживаний. Он страдает, а жизнь пациентов висит на волоске... Придется самой паковать чемоданы и трогать в путь. Кстати, ты не знаешь, поезда туда ходят?

– До Оренбурга, конечно, ходят, а вот как дальше – не знаю.

– Ладно, Володя, не буду загружать тебя своими проблемами. Спасибо за информацию. Премию твоему Синичкину я выпишу...

– Не переживай, он подождет, тем более что у нас зарплата вчера была. Ты, Таня, если поедешь в этот Светличный, ни во что там не ввязывайся, – по-отечески позаботился обо мне Киря. – Я ведь здесь останусь, поэтому ничем помочь тебе не смогу.

– Жаль, а то, может, возьмешь отгул и со мной махнешь? – сострила я. – Вместе веселее будет.

– Я бы с удовольствием, но начальство не отпустит. Береги себя. Целую. Удачи!

Нельзя сказать, что это дружеское напутствие вдохновило меня, но я понимала, что от поездки к черту на кулички не отвертеться. Тем более и гадальные двенадцатигранники вчера предвещали мне путешествие. Что они там конкретно говорили? Я напрягла свои мозговые извилины и вспомнила точную трактовку числовой комбинации: «Начнутся хлопоты, связанные с приготовлением к путешествию. Пусть ваши планы соответствуют вашим возможностям. Только смотрите в оба, чтобы пришедшая радость не сменилась огорчением».

Хлопоты! Какие тут могут быть хлопоты? Все-таки не на средиземноморский курорт собираюсь! О гардеробе можно особо не беспокоиться. Да и вообще, не поехать ли мне туда на своей машине? Нет, это не вариант – по весенней распутице на моей «девятке» далеко не уедешь. Лучше уж поездом, а потом автобусом. Да, покупка билета – это, конечно, хлопотное занятие. Но вот как насчет того, чтобы планы соответствовали возможностям? Всегда они соответствуют. Достаточно оглянуться на мои предыдущие расследования – ни одно не провалила, ни одно! Теперь про эмоции. Радость двенадцатигранники мне однозначно предвещают, а вот огорчение – под вопросом. Только от меня самой будет зависеть, появится ли повод для того, чтобы огорчаться.

Разобрав гадание буквально по «косточкам», я поняла, что поездка на Нижний Урал мне предначертана судьбой, поэтому от нее не отвертеться, как бы мне ни хотелось ее избежать. Вернувшись домой, я сварила кофе, еще раз взвесила всю полученную информацию, а уже потом позвонила Писаренко. Мы договорились с ним о встрече.

* * *

Примерно через час я уже сидела дома у моего клиента и бесстрастным голосом выкладывала факты:

– Так вот, эта Нина Степановна приехала из Светличного, нет, не из того, что неподалеку от Тарасова, а из Оренбургской области. И место Олиной регистрации – там же. Так что все ниточки ведут в отдаленный район Оренбургской области.

– Вам надо туда поехать, – сразу сказал хирург, который по-прежнему не желал мучиться неопределенностью. – Я бы и сам съездил, познакомился с ее родными, если таковые есть, но у меня работа.

– Александр Станиславович, может случиться так, что Ольга не захочет возвращаться в Тарасов. Вы готовы к подобному повороту событий?

– Таня, мы жили с Олей около года, и я не верю, что она могла просто так взять и бросить меня. Тем более все ее вещи остались здесь. Как она радовалась новой дубленке, туфлям, сумочке! И что, вот так все оставить, бросить и уехать, ни слова не говоря, в богом забытый уголок, к мужу-тирану? Это выше моего понимания.

– Официально Ольга Верещагина не замужем, и вообще, ей двадцать пять лет, а не тридцать.

– От переживаний кто угодно постареть может, а есть штамп в паспорте или его нет – это тоже ничего не значит. Таня, я очень прошу вас, поезжайте в Оренбургскую область сегодня же, если есть подходящий рейс. Я прямо сейчас готов выдать вам любую сумму, которую вы мне назовете, на командировочные и представительские расходы.

– Хорошо, я поеду на родину Ольги, – сказала я и запросила весьма внушительную сумму.

Писаренко несколько опешил, услышав цифры, но на этот раз не стал возражать и дал мне столько денег, сколько я хотела. Только радости особой по этому поводу не было. Сдержанно поблагодарив клиента, я убрала пачку в сумку.

– Вы можете прямо отсюда позвонить на вокзал, – Александр Станиславович снял телефонную трубку, набрал номер справочной и передал трубку мне.

После нескольких вопросов я выяснила, что ближайший рейс на Оренбург – поздно вечером, причем это проходящий поезд, следующий с юга в Сибирь. Мне с трудом хватило самообладания, чтобы не выругаться вслух. Не привлекала меня такая перспективка, совершенно!

– Татьяна, вот видите, как хорошо – вы вполне успеете собраться в дорогу. Думаю, с билетами проблем не возникнет. Звоните мне оттуда как можно чаще. Там, наверное, холоднее, чем у нас, возьмите с собой теплые вещи, – заботливо посоветовал клиент, и я ему мило улыбнулась.

Думаю, он даже не догадывался, каких усилий мне стоила эта улыбка. На самом деле мне хотелось взвыть от отчаяния. И почему это я не отказала Писаренко при первой встрече! Наверное, его обаяние меня подкупило. Вот теперь, Танечка, и не ной! На Урал так на Урал...

От клиента я поехала прямо на вокзал, за билетами. Там меня ждал очередной сюрприз. На нужный мне поезд не было билетов ни в купе, ни в СВ, пришлось взять плацкарту, причем верхнюю полку. Путешествие обещало стать незабываемым. Хотя если посмотреть на эту поездку с другой стороны, то в ней были свои прелести – мне предоставлялся незапланированный выходной. Лежишь себе на полочке, читаешь какой-нибудь детективчик, разгадываешь кроссворды, смотришь в окошко на бескрайние степи... Романтика дальних странствий, задушевные разговоры со случайными попутчиками... Когда еще представится такой случай!

Вернувшись домой, я стала собирать дорожную сумку. Правда, вначале долго и упорно я искала ее по всей квартире. Уф, все-таки нашла! Признаюсь, я прислушалась к совету доктора Писаренко и первым делом положила в нее теплый свитер крупной ручной вязки. Подхватить в командировке банальный насморк мне совсем не хотелось. А вот прислушиваться к рекомендациям Володьки Кирьянова я не собиралась. Что значит – ни во что не ввязываться? Я же не на экскурсию в этот Светличный собиралась! Так, надо захватить с собой разные шпионские прибамбасы.

Сборы заняли больше времени, чем можно было предположить. Я серьезно рисковала опоздать на поезд, потому что по пути мне надо было забежать в магазин за сухим пайком и прессой, а потом еще пристроить свою «девятку» на какой-нибудь стоянке около вокзала. Короче, в вагон я запрыгнула в последнюю минуту, и никто не проводил меня в путь-дорогу, никто не помахал мне вслед платочком и не побежал по шпалам за поездом, утирая рукавом со щек слезы расставания.

С попутчиками мне откровенно не повезло. Нижние полки занимали две толстые тетки, завалившие домашней провизией весь столик. На мое появление в вагоне они никак не отреагировали. Женщины с таким аппетитом поглощали килограммы еды, что мне показалось – они вот-вот лопнут. Однако это «вот-вот» никак не наступало, а из полиэтиленовых пакетов на стол выкладывались все новые и новые продукты. Я представила себе, как бледно буду выглядеть здесь со своим «Анакомом», поэтому решила отказаться от ужина – подарить его гипотетическому врагу.

На верхней полке отчаянно храпел какой-то здоровенный мужик, его ноги свешивались вниз, а носки издавали умопомрачительную вонь, которая, впрочем, никак не влияла на аппетит дородных тетушек. На боковушках ехали две узкоглазые девчонки, они громогласно разговаривали на каком-то непонятном мне языке и периодически заливались истеричным хохотом. Веселая компания, ничего не скажешь.

Терпение, Таня, и еще раз терпение. Это не самое страшное по сравнению с тем, что тебя может ожидать впереди.

Короче, мне не оставалось ничего другого, как лечь на свою полку, отвернуться к стенке, надеть наушники плеера и расслабиться под звуки любимых мелодий. Дорога-то предстояла неблизкая. Маршрут Тарасов – Оренбург был примерно такой же длинный, как путь через Житомир в Пензу.

Глава 5

Когда утром я проснулась, то тетеньки с нижних полок уже завтракали. Хотя в мою душу закралось подозрение, что их молчаливое чревоугодие длилось всю ночь. Во всяком случае, вид у моих попутчиц был изрядно подуставший, даже измученный. Неужели им было невдомек, что лучше недоесть, чем переесть? Недаром же кошки съедают мышек, а не наоборот. Каждая тетка, наверное, съела по слону.

Здоровяк в грязных носках все еще спал, а веселушки с боковушек уже бормотали что-то на своем языке и хохотали. И вот в такой разношерстной компании я провела весь день. Растрачивать свое красноречие было просто-напросто не на кого. Пейзаж за окнами тоже не радовал – бескрайние поля и степи с черными проталинами. Никакой романтики дальних странствий. Только жажда истины, которая подвигла меня на такое малокомфортабельное путешествие, помогала мне не впасть в депрессию.

В Оренбург я приехала ночью. До Светличного надо было еще добираться на автобусе, а ближайший рейс – только в шесть утра. Пришлось просидеть несколько часов в зале ожидания. Я даже вздремнула, прислонив голову к колонне, но хорошо, что завела будильник в мобильнике, иначе бы проспала автобус.

Эта часть дороги была еще более унылой. Впрочем, когда городской асфальт остался позади, дороги, как таковой, уже не было, осталось только направление на Светличный. Как его угадывал водитель, было для меня загадкой. Хорошо, что я не рискнула ехать в командировку на своей тачке, обязательно бы где-нибудь заблудилась и нашла бы себе дополнительные приключения.

Мы долго тащились прямо по полям, раскисшим от мокрого снега и искореженным многочисленными ямами и рытвинами. Населенные пункты, мимо которых мы иногда проезжали, казались совершенно безжизненными. Периодически я задавала себе один и тот же вопрос: «Таня, куда ты едешь?» Было предчувствие, что Ольги Верещагиной в Светличном нет и быть не может. Тарасов, конечно, не столица, но все-таки областной центр в европейской части России. После него снова забираться в такую глушь на рубеже двух сторон света уже не захочется.

– Девушка, а вы в Светличный едете или дальше? – спросил мужчина, сидевший рядом со мной.

– Да, именно туда, – ответила я, мельком взглянув на своего попутчика. Его лица я особенно не разглядела, только отметила про себя, что ему уже за пятьдесят. – Еще долго?

– Примерно час, если нигде не застрянем. Позвольте полюбопытствовать, какова цель вашей поездки?

– Служебная командировка, – сказала я, и это была истинная правда.

– На мясокомбинат?

– Что? А, да, на мясокомбинат.

– Понятно. А я вот в Оренбург к сыну в гости ездил, у меня внук родился...

– Поздравляю.

Истосковавшись по живому общению, я с удовольствием поддержала разговор с попутчиком. Остаток пути пролетел незаметно. Юрий Борисович, так его звали, подсказал мне, где находится единственная в поселке гостиница «Уралочка», туда я сразу же и направилась.

Администраторша с самым серьезным видом смотрела по телевизору юмористическую передачу и одновременно ела немыслимо многослойный бутерброд. Мне приходилось только удивляться, как может так широко открываться ее рот.

– Девушка, – обратилась я к уже далеко не молодой женщине. – Свободные номера есть?

Никакой реакции на мой вопрос не последовало. Зато плоские шутки известного юмориста заставили-таки администраторшу громогласно расхохотаться. Насмеявшись вволю, она взглянула на меня одним глазком и сообщила, как бы между делом, что имеются только четырехместные номера. Чего-то в этом роде я и ожидала, поэтому положила на стойку новенькую банкноту. Существуют такие рабочие места, которые поневоле делают тех, кто на них сидит, взяточниками. Наглядный пример тому – администраторы гостиниц. Тетка тут же схапала сотку и радостно сообщила:

– Да, кажется, сегодня люкс освободился. Заполняй карточку!

Я взяла бланк и подумала о том, что не стоит отвечать на вопросы со всей откровенностью. Кто знает, какую славу я о себе здесь оставлю! Возможно, кто-то помянет меня далеко не добрым словом и даже захочет потом отыскать, чтобы вызвать на матч-реванш. Администраторше кто-то позвонил, и телефонный разговор сильно увлек ее, поэтому у меня закралось подозрение, что она в силу своей крайней занятости не будет сличать заполненную анкету с моим паспортом. В общем, я позволила себе некоторые вольности, заполняя типовой бланк, и сделала это не зря. Администраторша толком и не взглянула на эту бумажку, назвала сумму, которую мне следовало заплатить, и бросила на стойку ключ. Я облегченно вздохнула, но моя радость была преждевременной.

Никаким люксом в номере, предоставленном мне за взятку, даже и не пахло. Грязные ободранные обои в цветочек, штукатурка, грозившая в любой момент свалиться с потолка, и огромные щели в окнах – все это откровенно застало меня врасплох. Сначала я хотела спуститься к администраторше и потребовать у нее действительно люкс, но потом передумала, точнее, поняла, что его здесь в принципе не существует. Хорошо, что номер был рассчитан на одного человека, и, кажется, с удобствами. Я открыла дверь и убедилась, что за ней на самом деле находится санузел, а не пустая кладовка.

Таня, все не так уж и плохо. Сейчас ты примешь душ, переоденешься, позавтракаешь, а потом отправишься на поиски улицы Коммунаров.

Увы, горячей воды в кране не оказалось. Впрочем, надеяться на комфорт в этом «доме колхозника» было в высшей степени неблагоразумно. Спокойствие, Таня, только спокойствие...

Я долго уговаривала себя не заморачиваться на бытовых проблемах и все-таки уговорила. Помог мне в этом банальный голод. Я переоделась и спустилась в столовую, расположенную на первом этаже здания, но позавтракала там без всякого удовольствия. Меню было скудным, к тому же атмосфера была пропитана тошнотворным запахом прогорклых чебуреков и дешевых сигарет. Но каких изысков можно ожидать от третьесортной забегаловки? Правильно, никаких.

Ровно в одиннадцать ноль-ноль я приступила к работе – стала искать адрес, который мне дал Кирьянов.

Улица Коммунаров начиналась от центральной площади и тянулась почти до окраины Светличного. Ни общественного транспорта, ни такси я не приметила, поэтому почапала до сорок девятого дома пешком. Каждый раз, неизбежно ступая в грязь, я мысленно просила прощения у своих новеньких замшевых полусапожек. Они были куплены в дорогущем тарасовском бутике, и я клялась, что больше не буду так нещадно их эксплуатировать, а потому приобрету в ближайшем обувном магазине что-нибудь попроще, например, резиновые сапоги, а лучше – ботфорты. Местные жители именно такую обувь и предпочитали. Когда я подошла к нужному дому, то уже невозможно было определить, из какого материала сделаны мои полусапожки – вся замша была щедро заляпана грязью, кроме того, забрызгались даже вельветовые капри. И почему же ни один советчик не предупредил меня, что здесь будет так грязно?

На мой звонок в дверь никто не откликнулся, но для порядка я постучала в окно:

– Хозяева! Есть кто дома?

– Чего стучишь? Нет там никого, – буркнула проходившая мимо тетка.

– Простите, можно вас на минуточку?

– Чего надо-то? – не слишком дружелюбно спросила женщина, но остановилась.

– Скажите, здесь проживает Ольга Петровна Верещагина?

– Ну, здесь.

– А вы не подскажете, где она сейчас?

– Как где? На работе, конечно.

– А где она работает?

– В маг?зине, – ответила прохожая, сделав ударение на втором слоге.

– В каком? Как туда пройти?

– А ты кто такая будешь? – Женщина подозрительно окинула меня с головы до ног. – Я смотрю, ты вроде не местная...

– Да, я приехала из Оренбурга, – стала сочинять я, но вдохновения особого при этом не испытывала. – Мы там с Олей вместе...

– Учились, что ли? – предположила моя собеседница и впервые скупо улыбнулась.

– Да, учились, а теперь меня сюда в командировку прислали, на мясокомбинат, и я хотела встретиться с подружкой, поболтать о том о сем...

– Ну, тогда иди прямо, потом повернешь налево и увидишь новый универмаг. Оля там в отделе белья работает.

– Спасибо, – сказала я и пошла в магазин, размышляя над тем, почему Верещагина, вернувшись на родину, не стала работать маникюршей.

Наверное, здесь эта профессия совсем не востребована. Действительно, какой маникюр среди такой грязи! Я с ужасом посмотрела на свои ноги, пытаясь сообразить, смогу ли отмыть полусапожки. Откровенно говоря, мне было даже стыдно заходить в универмаг, но другие покупатели не смущались оставлять за собой грязные следы, поэтому я тоже рискнула и зашла в магазин, предварительно потоптавшись на крыльце.

Меня почему-то совершенно не волновало, что я скажу Ольге. Более того, мне даже не верилось, что через несколько минут я окажусь лицом к лицу с уралочкой, оставившей неизгладимый след в душе известного тарасовского хирурга.

Продавщица в отделе женского белья встретила меня самой благожелательной улыбкой. На девушку с фотографии, лежавшей в моей сумке, она совсем не была похожа. Да и на бейдже, приколотом к черному пиджаку, значилось другое имя – Руфина.

– Простите, а Ольга Верещагина сегодня работает?

– Да, в отделе постельного белья. Это на втором этаже.

– Спасибо, – ответила я и пошла к лестнице.

Верещагину я увидела еще издалека, а когда подошла ближе, то убедилась, что эту продавщицу зовут Ольгой. Она была жива, здорова, прекрасно выглядела, и никакой грусти в ее глазах не наблюдалось. Напрасно Александр Станиславович тревожился за нее, придумав себе какие-то страшилки о муже-тиране.

– Чем я могу вам помочь? – спросила меня продавщица, и я заметила, как перламутрово заблестели ее ровные зубки.

Подумать только, из-за этой смазливой красотки я ехала в такую даль! Может, купить у нее на память пару наволочек? А почему только наволочки? Таня, бери весь комплект постельного белья, он тебе долго будет напоминать об этой дальней поездке.

– Девушка...

– Да, я слушаю вас.

– Вы – Верещагина Ольга Петровна?

– Ну да, – растерянно улыбнулась продавщица. – Разве мы знакомы?

– Нет, но я приехала к вам издалека, аж из Тарасова, – сказала я, но не заметила на лице моей визави бурной реакции. – Привезла вам привет от Александра Станиславовича Писаренко...

– Это какая-то ошибка. Я никогда не была в Тарасове и Писаренко тоже не знаю.

А эта подруга не так проста, как кажется на первый взгляд! Писаренко она не знает! В Тарасове никогда не была! Врет и даже не покраснеет!

– Простите, а где вы были десять дней назад? Разве не в Тарасове?

– Конечно же, нет! Я уже давно никуда не ездила. Девушка, вы будете что-нибудь покупать? У нас сейчас распродажа махровых простыней. Скидка – пятнадцать процентов. Рекомендую вот такую расцветку, – Ольга положила на прилавок ярко-лимонную простыню, и я невольно бросила взгляд на ее ногти.

А маникюрчик-то непрофессиональный! Здесь явно что-то не то! На лицо они вроде бы похожи, но этой действительно лет двадцать пять, не больше, а той, которую я ищу, должно быть около тридцати. Может быть, они сестры? Но почему тогда их зовут одинаково?

– Оля, простите меня за назойливость, но у вас, наверное, есть старшая сестра?

– Нет у меня сестры, ни старшей, ни младшей, и братьев у меня тоже нет. Что вам от меня надо?

– Что здесь происходит? – послышалось за моей спиной. Я оглянулась и увидела крепкого, но невысокого мужчину лет тридцати пяти. Наверное, это был хозяин магазина. Он сурово посмотрел на продавщицу и повторил свой вопрос: – Ольга, так что здесь происходит?

– Вадим Григорьевич, то ли эта девушка меня с кем-то перепутала, то ли голову мне морочит, чтобы товар украсть.

От нелепости этого заявления я едва не поперхнулась. Меня, частного детектива, в прошлом сотрудницу прокуратуры, хотели обвинить в краже китайских простынок! А что это Верещагина вдруг так занервничала и перешла от обороны в наступление? Не иначе, ей есть что от меня скрывать.

– Так, девушка, – сказал мужчина, – если вам нужен этот товар, то оплачивайте его, а не нужен, так пройдите на выход. Не морочьте никому голову! Знаем мы таких...

– Каких? – спросила я с вызовом.

– Ну... это... очень умных.

– Вадим Григорьевич, а можно с вами поговорить? – Я решила выяснить у него, действительно ли Верещагина безвылазно сидела в Светличном.

– О чем? – удивился хозяин универмага и обвел взглядом продавщиц и покупателей, сгрудившихся вокруг нас.

– Понимаете, это приватный разговор...

– Так, все идите работайте! Поговорить? – Вадим Григорьевич посмотрел на меня снизу вверх, немного подумал и сказал: – Некогда мне разговоры разговаривать. Покиньте универмаг! Иначе я позову охранника!

Таня, а здесь твоему появлению не рады, и это даже несмотря на вялотекущий процесс купли-продажи! Дорогая, неужели ты рассчитывала произвести фурор в этом захолустье? Конечно, рассчитывала. Наивная, посмотри на себя в зеркало – видок, мягко говоря, помятый. Да уж, прически никакой, ноги в грязи...

– Хорошо-хорошо, уже ухожу. – Я решила не идти на откровенный конфликт, а потому ретировалась к лестнице.

Уже на улице я достала из сумки фотографию и стала внимательно всматриваться в черты лица молодой женщины, которую разыскивала. Несомненно, чем-то она была похожа на продавщицу, но все-таки это не она. А кто тогда? Ни одной светлой мысли по этому поводу не было, ни одной! Здесь явно существовала какая-то тайна, и это обстоятельство стало выводить меня из депрессии. Я поняла, что не смогу уехать из этого поселка, не разобравшись, почему две разные женщины носят одно и то же имя.

Стоп! Надо найти Нину Степановну Кривцову, с которой встречалась маникюрша. Только как это сделать? Дома в подобных случаях я звоню Кирьянову, и он через полчасика сообщает мне любой тарасовский адресок. Интересно, а в этом поселке есть адресно-справочное бюро?

– Молодой человек, – обратилась я к проходящему мимо парню.

– Вы мне?

– Да, вам. Подскажите, здесь есть адресно-справочное бюро?

Прохожий остолбенел от моего вопроса, даже раскрыл рот от удивления, но его замешательство длилось недолго.

– На кой хрен нам это бюро, если здесь каждый все про всех знает?

– Так уж каждый и про всех? – не без кокетства уточнила я.

– Стопудово!

– Тогда подскажите, пожалуйста, где живет Нина Степановна Кривцова?

– Степановна-то? Нигде уже не живет, померла.

Теперь настал мой черед удивляться.

– Давно? – уточнила я.

– Ну, я точно не вспомню... Может, недели две назад, а может, и три...

– А дети у нее есть?

– Нет. Сестра только младшая. А зачем она вам?

– Да я подарок Нине Степановне привезла от дальних родственников, а бумажка с адресом затерялась.

– Бывает, – сочувственно покачал головой паренек. – Могу сказать, как Людмилу Степановну найти.

– Да, скажите, пожалуйста.

– В больнице она работает. Вон ту красную крышу видите?

– Ну?

– Дойдете до этого дома, потом свернете налево и шуруйте прямо до водонапорной башни. А уж от нее больница будет видна.

– А общественный транспорт здесь случайно не ходит?

– Ходит, по утрам и вечерам. Людей на мясокомбинат возит, на работу и с работы. А сейчас – обед.

«Ясно, что людей на работу, а не коров на убой», – усмехнулась я про себя, а вслух сказала:

– Понятно. Значит, пойду пешком. Спасибо за справочку.

– Да не за что, – сказал молодой человек и пошел дальше своей дорогой.

Я посмотрела на свои многострадальные полусапожки, подумала о том, что грязь к грязи не пристает, и смело зашагала в сторону коттеджа с красной крышей.

Глава 6

Когда я почти дошла до больницы, зазвонил мой мобильник. Уже по одной мелодии мне стало ясно, что это Писаренко. «Какой быстрый, – подумала я, доставая из сумки сотик. – Этот хирург с маникюром полагает, что все так просто! Сам бы ехал в эту дыру в занюханном поезде и трясся бы по ухабам на давно списанном автобусе! Нет, он послал сюда меня, привыкшую к уюту и комфорту». Короче, я ответила не сразу, испытывая терпение моего клиента на прочность. Александр Станиславович оказался очень терпеливым – он не отключался минуты две.

– Алло, – наконец сказала я.

– Таня, я уже начал переживать за вас. Почему вы так долго не отвечали на мой звонок?

– Не слышала.

– Гм... Вы добрались до места?

– Да, я уже в Светличном.

– Есть какая-то информация об Ольге? – с легким надломом в голосе спросил Писаренко.

Я молчала, анализируя, как бы лучше преподнести клиенту то, что мне удалось узнать. Но поскольку это был междугородний телефонный разговор, пауза требовала скорейшего разрешения.

– Ну, кое-что я выяснила, но надо еще поработать...

– Таня, не томите меня, говорите как есть. Вы нашли Ольгу, разговаривали с ней?

– Да, я нашла Верещагину Ольгу Петровну, только это совсем другая женщина.

– Как?! – надрывно прохрипел хирург. – Почему вы вообще решили, что она в Светличном Оренбургской области? Может быть, Оля жила раньше где-нибудь под Магнитогорском или Екатеринбургом?

– Александр Станиславович, я приехала сюда не с бухты-барахты. Следы однозначно ведут именно в этот поселок...

– Следы ведут... Вы понимаете, что я больше не могу жить в этой неизвестности?! Я чувствую, что еще день-два, и вы можете... мы можем опоздать!

– Александр Станиславович, не надо отчаиваться. Я поговорю с людьми, кое-что выясню, а потом вам перезвоню. Может, я наткнулась на ее полную тезку...

– Хорошо, буду ждать вашего звонка, – сказал хирург и отключился.

Как же некоторые люди бывают неосмотрительны! Вот взять, к примеру, Писаренко. Он привел к себе в дом иногороднюю женщину, о которой ничего толком не знал. Он хоть бы для порядка в паспорт ее заглянул! Сличил бы фотографию с оригиналом, полистал бы странички, дабы узнать, где прописана Верещагина, есть ли регистрация брака... Нет, ничего этого Александр Станиславович не сделал, потому что потерял голову от любви и поверил предмету своего обожания на слово. А ты, Танечка, теперь крайняя. Залезла по уши в эту грязь, в прямом и переносном смысле этого слова, и когда теперь попадешь обратно в Тарасов, неизвестно...

С парадного входа меня в больницу не пустили, потому что у меня не было ни сменной обуви, ни белого халата. Я стала искать черный ход – и нашла. С торца двухэтажного здания, около невзрачной оцинкованной двери, курил полупьяный санитар. За полтинник я купила у него чьи-то ношеные бахилы и информацию о том, где находится кабинет Людмилы Степановны. Судя по вывеске на двери, Еремина Л.С. была коллегой моего клиента, хирургом. Я постучала в дверь и услышала:

– Входите!

Открыв дверь, я немного задержалась на пороге, потому что не сразу сообразила, с чего начать разговор. Первой заговорила хозяйка кабинета. Это была миловидная женщина, чуть склонная к полноте, лет пятидесяти.

– Вы, наверное, по поводу Радаева? – спросила она. – Будем его оперировать завтра.

– Нет, я по другому поводу, – сказала я, прошла в кабинет и положила перед Людмилой Степановной фотографию маникюрши. – Я ищу эту женщину.

Врачиха взяла листок, поднесла его ближе к лицу и ойкнула. Не было сомнений, что она узнала возлюбленную Писаренко.

– Вы знаете, где она? – спросила я.

– На дне Чувилихи, – после некоторой паузы ответила Еремина.

– Простите, где?

– Моя племянница Соня утонула в Чувилихе. Но кто вы и почему спрашиваете меня о ней?

Я посмотрела в добрые проникновенные глаза Людмилы Степановны и поняла, что могу полностью довериться этой женщине.

– Дело в том, что я – частный детектив, приехала к вам из Тарасова. Ваш коллега, хирург, нанял меня для того, чтобы я нашла эту девушку, на которой он собирался жениться и которая внезапно куда-то исчезла. И вот, собственно, поэтому я здесь. А вы уверены, что эта девушка – ваша племянница по имени Соня?

Людмила Степановна внимательно присмотрелась к фотографии и сказала:

– Да, это, несомненно, Соня. Но когда был сделан этот снимок?

– Точно не знаю, но не более года назад.

Хозяйка кабинета бросила на меня стремительный взгляд, встала, подошла к окну, постояла около него, затем вернулась на место, сняла с головы белый колпак, провела рукой по гладко зачесанным назад каштановым волосам и сказала:

– Тарасов, год назад...

В этот момент дверь в кабинет открылась, в него заглянула молодая женщина в белом халате и тревожно сообщила:

– Людмила Степановна, у Бреусова швы разошлись.

– Хорошо, Шурочка, сейчас я к нему подойду... Девушка, вас как зовут?

– Таня.

– Таня, мы не сможем здесь с вами поговорить. Я освобожусь в пять часов, в половине шестого буду уже дома. Приходите ко мне, и мы все обсудим. Это недалеко, – Людмила Степановна написала на листочке свой домашний адрес. – Придете?

– Конечно.

– Прошу меня простить, я должна немедленно осмотреть больного.

– Конечно, не смею вас задерживать. Я обязательно приду к вам вечером.

Я ушла из больницы тем же путем, что и пришла туда. Только теперь на душе было еще паршивее, чем до разговора с Ереминой. Выходило, что я все-таки опоздала – тело женщины, которую мне надо было найти, покоилось на дне местной речушки. Что же такое происходит в этом паршивом Светличном? Кажется, поиск пропавшей маникюрши начинает вовлекать меня в расследование череды смертей? Нина Степановна Кривцова съездила в Тарасов, вернулась сюда и вскоре умерла при неизвестных мне пока обстоятельствах. Ее дочь Сонечка утонула, наверное, в проруби. Речка-то еще покрыта льдом... Нет, здесь что-то не то...

Подчиняясь неудержимому наплыву мыслей, я попыталась воссоздать картину произошедшего. Два года назад в Тарасове внезапно появилась Ольга Петровна Верещагина. Но на поверку оказалось, что это была совсем другая женщина, дочь Нины Степановны Кривцовой, которую звали Софьей. Причем эта Софья – даже не сестра Ольги, хотя внешнее сходство есть. В чем же суть такой трансформации? А главное – почему Соня-Оля внезапно покинула Тарасов и оказалась на дне Чувилихи? Я понимала, что все произошедшее подчинено своей неумолимой логике, смысл которой оставался мне пока неясным, но, бесспорно, логическое объяснение всему этому существовало, и его наверняка знала Людмила Степановна.

Несколько часов до встречи с Сониной теткой показались мне целой вечностью. Возвращаться в третьесортную гостиницу не хотелось. Что делать в тех четырех обшарпанных стенах? Смотреть в потолок? Считать тараканов? Слушать «музыку» ржавых водопроводных труб?

Не зная, чем себя занять, я бесцельно шаталась по поселку и набрела на обувной магазин, но в нем не было ничего, мало-мальски подходящего для меня. Продавщица посоветовала примерить совершенно невообразимые штиблеты на высокой рифленой платформе. Я шарахнулась от них как черт от ладана и в результате осталась без обновы. Нет, все-таки я еще не была морально готова к тому, чтобы утратить цивилизованный облик!

А вот остаться без еды я не могла. Желудок уже сводило от голодных спазмов, поэтому на уме было только одно – найти побыстрее хоть какое-то предприятие общественного питания. Мне повезло, я довольно быстро наткнулась на ресторан со скромным названием «Азия». Естественно, пройти мимо него я не могла.

Швейцар смерил меня каким-то странным взглядом, но все же принял у меня куртку и выдал номерок. Я зашла в зал и села за столик у окна. Кроме меня, других посетителей в «Азии» не было. Впрочем, официанты тоже куда-то запропастились. Я взяла меню и стала изучать его. К счастью, кухня там была не только восточная, но и европейская, а цены показались мне вполне демократичными.

Определившись со своим выбором, я оторвала глаза от меню и заметила строй официантов и официанток, стоящих около барной стойки и глазеющих на меня, как на заморское чудо. Я сделала жест рукой, и ко мне подошла одна девочка.

– Будете делать заказ сейчас или подождете?

Я не поняла, кого или чего мне надо ждать, поэтому сказала:

– Конечно, я буду делать заказ прямо сейчас.

Мой ответ страшно удивил, точнее, напугал официантку. Хотя что в нем содержалось такое уж сногсшибательное, мне было невдомек.

– Хорошо, слушаю вас, – промурлыкала она, не выдержав моего пристального взгляда, и приготовилась записывать в маленьком блокнотике названия выбранных мною блюд.

Надо сказать, что аппетит у меня разыгрался не на шутку, поэтому я говорила, говорила и говорила, периодически поглядывая в меню.

– Это все? – осведомилась официантка, когда я замолчала.

– Еще кофе по-турецки, нет, два кофе по-турецки.

– Хорошо, ждите.

Ждать мне пришлось недолго, сервис в «Азии» был на достойном уровне. Впрочем, вкусовые качества блюд тоже. А что особенно приятно, в «Азии» умели варить кофе так, как я люблю. После плотного обеда и двух чашек ароматного напитка я впервые за последние двое суток почувствовала себя почти белым человеком. Для полного счастья мне не хватало принять ванну или хотя бы душ.

Таня, да будет тебе известно, что постоянное пребывание в зоне комфорта ограничивает развитие личности и лишает ее ценного жизненного опыта. Вот закончишь это расследование, вернешься в родной Тарасов и поймешь, что все было не так уж и плохо. В конце концов, нельзя расследовать преступление, с утра до вечера нежась в душистой пене. Кстати, о преступлении... Что же такое с Соней произошло? Сама она бросилась в ледяную воду или ей кто-то помог? Стоило же уезжать с берегов Волги, чтобы попасть на дно никому не известной речушки! Стоп, Таня, а что, если Сонечка утонула не после, а до... до переезда в Тарасов? Как же это я сразу не догадалась?! Может быть, нырнула в Чувилиху Софья, а вынырнула оттуда Ольга? Смелая сказочка! А как же та Оля, что торгует в здешнем универмаге простынками? Знает ли она, что в природе существует или существовал ее клон? Или сегодняшняя кукла из магазина, наоборот, – клон маникюрши?

Какие только мысли не рождались в моей голове, пока я ждала аудиенции, назначенной мне Ереминой! Одна версия была фантастичнее другой, но это потому, что мне не хватало фактов. Разумеется, я понимала, что в реальности обычно все бывает просто и логично. Каждое событие имеет свою первопричину, а преступление – мотив. Исчезновение из Тарасова Ольги-Софьи – это следствие, но вот чего именно...

* * *

Людмила Степановна жила в кирпичной пятиэтажке, одной из немногих, расположенных в центре поселка, буквально на берегу Чувилихи, разделяющей Светличный на две части. Я поднялась на четвертый этаж, нажала на кнопку звонка и услышала за дверью приглушенное треньканье.

– Таня, это вы? – сразу же раздался вопрос.

Наверное, Ереминой также не терпелось поговорить со мной, как и мне с ней.

– Да, я.

Дверь открылась, и я вошла в квартиру.

– Таня, вы будете со мной ужинать?

– Спасибо. Я не голодна.

– Может быть, тогда чай или кофе?

После позднего и вкусного обеда в ресторане «Азия» мне пока ничего не хотелось, но, чтобы уважить хозяйку, я сказала:

– Да, пожалуй, от кофе не откажусь.

– Проходите в комнату. Сейчас я накрою на стол. Знаете, благодарные пациенты неоригинальны в своих дарах. Все, как один, дарят одно и то же – кофе, конфеты и коньяк. Может быть, кофе с коньяком?

– Можно.

Пока Людмила Степановна хозяйничала на кухне, я сидела в глубоком кресле и осматривалась. Для такого захолустья обстановочка в гостиной была вполне приличная. Да и сама хозяйка была единственным человеком, который встретил меня в этом поселке благодушно. На какой-то момент мне показалось, что я перенеслась обратно в родной Тарасов, что не было ни плацкартного вагона со странными пассажирами, ни автобуса, тащившегося по бездорожью, ни непролазной грязи на улицах, ни обвинений в попытке украсть постельное бельишко сомнительного качества.

– Прошу к столу, – наконец сказала хозяйка.

Я пересела за накрытый стол и, вдохнув терпкий аромат свежесваренного кофе, вдруг задала себе вопрос: «Почему Еремина сразу поверила мне и не побоялась пригласить домой?»

Таня, вот так всегда – ты ищешь подвох там, где его нет. А чего, собственно, Людмила Степановна должна бояться? Да, в силу своей профессии ты излишне подозрительна, но не все же люди такие, как ты.

– Таня, значит, та фотография, что вы мне показывали, сделана не больше года назад? – Хозяйка первой заговорила о деле.

– Да, именно так.

– А я могла бы еще раз на нее взглянуть?

– Да, конечно. – Я достала из сумки уже изрядно потертую компьютерную распечатку. – Вот, пожалуйста.

Еремина долго всматривалась в лицо своей племянницы и вдруг сказала:

– Знаете, теперь я совсем не уверена, что это Соня, хотя что-то похожее, определенно, есть. Дело в том, что около трех лет назад моя племянница утонула... С этим очень трудно было смириться, но постепенно я свыклась с мыслью, что Сонечки больше нет.

– Простите, а ее тело было найдено?

– Нет. Чувилиха – очень быстрая речка. Вероятно, тело было унесено течением далеко от того места, где она вошла в воду, – Людмила Степановна стерла со щеки одинокую слезу.

– А как случилось, что Соня утонула? Она что, не умела плавать?

– Нет. Это очень трагичная история. Соня решила таким образом свести счеты с жизнью. Она оставила предсмертную записку. У берега были ее следы, остались и босоножки...

– Но что за причина толкнула ее на такой поступок?

– Соня так поступила, потому что у нее не было другого выбора. Она чувствовала себя виноватой и не могла больше жить с этим чувством вины. Да, все-таки это другая девушка, – сказала Людмила Степановна и подвинула ко мне фотографию. – Просто сегодня в больнице все произошло так неожиданно, вот я и обозналась, теперь признаю это. Конечно, жаль, что вам пришлось проделать такой путь к нам, но все-таки это не Соня.

Глядя на Людмилу Степановну, трудно было усомниться в том, что она говорит неправду, и тем не менее я знала, что это так. Еремина очень искусно принялась вводить меня в заблуждение, но почему? То ли, не будучи уверенной в том, можно ли мне доверять, она пыталась этой ложью защитить от кого-то свою племянницу, то ли ей было что скрывать именно от меня, приехавшей сюда по заданию Писаренко. Я могла бы выложить свой основной аргумент насчет Ольги Верещагиной, чьим паспортом воспользовалась Соня, но я не спешила этого делать. Хотелось понять, что к чему.

– Я узнала, что ваша сестра, Нина Степановна, умерла недавно...

– Да, у нее был второй инфаркт, – сказала Еремина, после чего в квартире раздался какой-то непонятный звук. Мне показалось, что в соседней комнате кто-то закашлялся, но тут же подавил кашель.

– Мы с вами здесь не одни? – спросила я, предположив, что хозяйка прячет там свою племянницу.

– Совершенно одни, – возразила мне врачиха, избегая моего взгляда.

– А что это было? Там кто-то кашлял! – Я показала рукой на дверь в смежную комнату.

– Не знаю, это за окном, наверное, – ответила Людмила Степановна, но я уже не верила ей. – Таня, вы почему конфеты не берете? Неужели на диете?

– Знаете, я пришла к вам не для того, чтобы лакомиться сладостями, и даже не затем, чтобы выслушивать все эти сказки. – При этих словах я резко встала, одним прыжком подскочила к двери и толкнула ее вперед. Еремина даже не предприняла попытки остановить меня.

Полоска света образовала в темной комнате своеобразный коридор...

Глава 7

Я ошиблась, но только относительно того, что за дверью находится маникюрша. Это было бы слишком просто. Тем не менее рояль в кустах все-таки имелся. Прямо напротив меня в кресле сидел, сложив руки на груди, мужчина лет пятидесяти пяти. Ни один мускул не дрогнул на его волевом лице. Взгляд незнакомца был открытым и уверенным. Он явно бросал мне вызов. Кто же это такой?

– Здравствуйте, – сказала я, уперев руки в бока. – Подслушиваете?

– Да, и сгораю от нетерпения выйти из подполья, чтобы взглянуть на вас. Уж больно знакомый голос. Теперь мне все ясно, сегодня вы говорили мне, что приехали в командировку на мясокомбинат. Обманули...

– Во-первых, вы сами подсказали мне такой ответ, – я запоздало узнала своего разговорчивого попутчика. – А во-вторых, может быть, вы будете так любезны и присоединитесь к нашему разговору? Не люблю, когда подслушивают.

– С удовольствием, – сказал Юрий Борисович, поднялся с кресла и вышел в гостиную. Я отступила в сторону, чтобы пропустить его, но не сводила с него глаз. Это был слегка располневший и еще совсем не старый мужчина со скуластым лицом, широко расставленными карими глазами, глубину которых подчеркивали густые брови вразлет. Поравнявшись со мной, он пристально посмотрел мне в глаза и сказал: – Мы с вами в некотором смысле коллеги, я бывший оперуполномоченный, ныне пенсионер. А вы, значит, сыщица?

Черт! Только местного Пинкертона мне здесь не хватало! Этот пенсионеришка будет путаться у меня под ногами, а помочь – вряд ли. У него же на лице написано, что он удавится за букву закона – и сам ничего никогда не нарушит, и другим не даст. А у меня свой Уголовный кодекс, и в нем – залог моего успеха.

– Да, частный детектив, – выдержав значительную паузу, подтвердила я.

– Вы позволите взглянуть на ваши документы?

– Разумеется, – усмехнулась я, потому что предвидела этот вопрос. – Знаете, я могла бы и Людмиле Степановне показать свою лицензию, если бы она меня об этом попросила.

– Обиделись? – сочувственно спросил бывший опер. – Но вы должны нас понять, происходящее настолько странно, что требуется максимальная предосторожность.

– Пожалуйста, – я протянула ему свою лицензию.

Он долго и внимательно ее изучал, после чего сказал:

– Да, теперь я вижу, что вы действительно частный детектив из Тарасова. Когда мне Люся позвонила и рассказала о вашем визите в больницу, я очень удивился. Кроме вас, сегодня чужаков в автобусе не было, а вы вроде как на мясокомбинат приехали...

– По-вашему, я должна была сразу же раскрыться первому встречному? Знаете, Юрий Борисович, мне почему-то хотелось прибыть сюда инкогнито. Вас это удивляет?

– Нет, нисколько. Вот теперь мы можем говорить откровенно. Вы расскажете нам о своих наработках, а мы поделимся своими догадками... Может, ситуация и прояснится.

– Юра, чайку? – спросила хозяйка.

– Пожалуй.

Людмила Степановна удалилась на кухню, и, пока она не вернулась, мы не начинали серьезного разговора. Впрочем, Пинкертон хотел, чтобы сначала я раскрыла перед ним все свои карты, но для меня в этом не было никакого резона. Я не понимала, в чем миссия этого Юрия Борисовича. Если он хотел найти и засадить по старой памяти Олю-Соню за решетку, то это шло вразрез с моими планами. Клиент ни за что не простил бы мне такого поступка.

– Ну вот, теперь все рассказывайте с самого начала, – сказал отставной опер, прихлебывая горячий чай.

– Я уже все рассказала, хотелось бы послушать вас: что заставило Соню покончить жизнь самоубийством?

– Успеется. По-моему, вы нам что-то недоговариваете, и это что-то – самое главное, – Юрий Борисович лукаво прищурился.

Разумеется, его многозначительные взгляды и лукавые улыбки не могли сбить меня с толку.

– Нет уж, начинать вам, чтобы восстановить хронологию событий, – возразила я.

– Ну, я уже все сказала. Соня решила уйти из жизни, чувствуя свою вину. Все эти годы мы считали ее погибшей. Фотография, которую вы мне показали, очень сомнительного качества. Конечно, эта девушка похожа на мою племянницу, но вряд ли это она. Юра, еще ты посмотри, – Еремина пододвинула распечатку своему приятелю.

Он долго вглядывался в фотографию, но к однозначному выводу так и не пришел.

– Не знаю, – сказал он, разведя руками. – Похожа, но чтобы она воскресла – это все-таки маловероятно. Где все это время Софья находилась и как жила без документов?

– Почти с достоверной точностью я могу вам сказать, что последние два года она жила в Тарасове. А примерно месяц назад ее навещала Нина Степановна...

– Люся, разве Нина ездила не в Челябинск? – удивился Юрий Борисович.

– Выходит, нет.

– Но ты же сама мне говорила, что она была у Сергея в Челябинске?

– Я тоже так думала, но когда Сергей приезжал на похороны, то выяснилось, что Нина у него не появлялась.

– А почему же ты мне ничего не сказала об этом?

– Забыла, а сама решила, что Нина тайком ложилась в Оренбургскую клинику на обследование. Она в последнее время все жужжала мне об этом, но я не думала, что она серьезно. На кого она хозяйство бы бросила? Но она козу продала, курочек зарезала... Выходит, Нина была в Тарасове...

– Да, примерно через месяц после этой встречи О... Соня исчезла. Мой клиент надеялся, что она здесь, но, как я понимаю, ей сюда дорога была заказана. Хотелось бы знать, что такого ужасного произошло три года назад, почему ее мучило чувство вины и почему Соня теперь так внезапно исчезла? Вы мне наконец это расскажете, а?

Людмила Степановна и Юрий Борисович сверлили друг друга глазами. В их взглядах так и читался примерно следующий диалог:

– Ну что, может, хватит молчать? Юра, давай ей все расскажем? Я Тане верю.

– А у меня есть кое-какие сомнения... Ладно, Люся, не смотри на меня так, этот чертов узел давно пора разрубить...

Я ошиблась только в нескольких формулировках. Они заговорили друг с другом вслух, и, по сути, их диалог сводился именно к тому, что я и предположила. Они колебались, не доверяли мне до конца, но понимали, что Соня, возможно, жива и снова попала в беду, поэтому ее надо спасать.

– Хорошо, я вам все расскажу, – сказала Еремина.

* * *

Соня Кривцова работала в больнице медсестрой. Она была молода и красива, и на нее положил глаз главврач, известный на весь поселок своей любвеобильностью. Сонечка долго сопротивлялась, но, в конце концов, сдалась, и у них завязались близкие отношения, о которых вскоре узнала супруга главврача. Она устроила своему благоверному прилюдный скандал. В итоге Кривцова была вынуждена уволиться из больницы по собственному желанию.

Софья долго не могла найти работу в Светличном, не только по своей специальности, но и любую другую. Жили они вдвоем на пенсию матери, и, когда залезли в долги, Соня наконец решилась наняться к Марату Кураеву в швеи. Работа у него была сродни рабскому труду. Все работницы заключали с ним договор на год, отдавали ему на это время свои паспорта и жили в бараке. Работали они по двенадцать, а то и по пятнадцать часов в сутки, практически без выходных. Раз в месяц им разрешалось навещать своих родных, тогда им и выдавали часть зарплаты. Остальные деньги работницы получали на руки только по истечении срока контракта. Однако существовала система штрафов, и обещанные сто тысяч рублей практически никому не доставались. Как говорится, пролетарии всех стран всегда пролетают.

Если же кто-то прерывал контракт раньше срока, то вообще лишался заработанных денег. Однако некоторых работа у Кураева вполне устраивала, потому что давала крышу над головой, гарантированное питание и хоть какие-то сбережения. Несколько женщин работали на Кураева уже не один год. Соня же тащила сей тяжкий груз скрипя зубами. Она не жаловалась матери, но Нина Степановна видела, как осунулась ее дочь, как впали ее глаза, а руки загрубели от мозолей.

Тем временем у Кураева серьезно заболела жена. У нее обнаружили рак молочной железы, уже давший метастазы. Марат, зная о том, что Кривцова прежде работала медсестрой, перевел ее из пошивочного цеха на работу по специальности. Софья уже проработала швеей десять месяцев. До окончания контракта и долгожданной «свободы» было всего ничего, каких-то два месяца. Сонечка стала жить у Кураевых в доме на правах сиделки, а по существу – домработницы. У нее появилась возможность в любое время выходить из дома – в магазин, аптеку. Естественно, она не упускала момента навестить мать, тетку, подружек.

Самочувствие больной с каждым днем становилось все хуже и хуже. Она буквально таяла на глазах и прекрасно понимала, что жить осталось ей недолго. Роза Кураева умерла, а участковый врач, которая пришла, чтобы констатировать смерть, случайно обнаружила на полу около кровати ампулу от сильного сердечного лекарства. Кураевой его не выписывали, более того, оно было ей категорически противопоказано. Врачиха не решилась сделать заключение о том, что ее пациентка умерла от онкологического заболевания, и тогда было проведено вскрытие. Оно подтвердило – смерть наступила от сердечного приступа, вызванного действием введенного в вену препарата. Было заведено уголовное дело.

Естественно, все подозрения сразу были обращены на Софью Кривцову. Масла в огонь подлил сам Кураев, который вроде бы слышал, как жена просила Соню раз и навсегда облегчить ее страдания, а та пообещала что-нибудь придумать. Сам же он будто бы уже нашел для Розы какого-то экстрасенса, который брался исцелить ее и даже давал стопроцентную гарантию, но не успел начать свои сеансы. Роза умерла, возможно, не без помощи сиделки. Кстати, то лекарство, которое было введено Кураевой, врач прописывал Сониной матери, поэтому Кривцова-младшая имела к нему доступ. Отсюда сам собой напрашивался вывод – Софье было очень жалко несчастную женщину, вот она и взяла на свою душу этот грех, хотя сразу в этом не призналась.

Одной из первых узнала о результатах вскрытия Сонина тетка, ведь она работала хирургом в больнице. Ереминой не верилось, что ее племянница могла решиться на такое. Людмила Степановна отправилась в дом Кураева, где вроде бы продолжала жить Софья, чтобы поговорить с ней начистоту. Марата дома не оказалось, и дверь ей никто не открыл. Сердцу что-то подсказывало, что любимая племянница сидит взаперти и Кураев может с ней сам расправиться, ведь тот отличался очень крутым нравом. Еремина обратилась за помощью к Юрию Борисовичу, своему давнему приятелю. Тогда он еще работал в милиции и, наделенный определенными должностными полномочиями, смог добиться того, чтобы местный «рабовладелец» разрешил поговорить тетке с Соней с глазу на глаз. Оказывается, она снова работала швеей и жила в бараке, хотя срок ее контракта несколько дней назад истек.

Кривцова выглядела как затравленный зверек. Она плакала и боялась смотреть тетке в глаза, а узнав, что ее, скорее всего, обвинят в преднамеренном убийстве, она разозлилась и начисто отвергла свою причастность к эвтаназии. Более того, она воспользовалась моментом, сбежала и где-то спряталась. Все решили, что она подтвердила тем самым свою вину.

Несколько дней о Софье не было ни слуху ни духу, а потом Нина Степановна сказала своей сестре, что, вернувшись домой из магазина, обнаружила на столе записку. Ее дочь признавалась в том, что из чувства жалости ввела Кураевой смертельную дозу лекарства. Теперь, узнав о том, что Розу мог исцелить экстрасенс, она поняла, что совершила чудовищное преступление, поэтому не может жить с этим тяжким грузом и собирается утопиться в Чувилихе. В заключение Соня просила у всех прощения.

Нина Степановна отнесла записку в милицию. Участковый милиционер стал обследовать окрестности и обнаружил на берегу речки Сонины следы. Босоножки, которые там были найдены, действительно принадлежали Софье Кривцовой. Однако поиски тела утопленницы оказались безуспешными. Впрочем, это никого не удивило. За месяц до этого случая на глазах у многочисленных свидетелей два рыбака попали на резиновой лодке в водоворот, и тела этих несчастных тоже так и не нашли. У Чувилихи очень быстрое течение...

* * *

– Вот, собственно, и вся история, – сказала Еремина, уставившись немигающим взглядом прямо перед собой. – Лично я ни секунды не сомневалась, что Сонечки уже нет. И Нина за эти три года ни разу ни о чем таком мне не намекала. Возможно, она сама недавно узнала, что Софья жива, повидалась с ней, а потом сердце не выдержало...

– Знаешь, Люся, а у меня однажды закралось кое-какое сомнение.

– Когда?

– Уголовное дело, можно сказать, зашло в тупик. Хоть Кривцова в записке и призналась в содеянном, но строить доказательства только на этом было невозможно. Дело в том, что на ампуле не оказалось Сониных отпечатков пальцев. Кроме того, у Нины Степановны дома обнаружилась целая упаковка этого лекарства, она его купила по рецепту, но еще ни разу не колола, ждала, когда дочь будет жить дома и сможет делать ей ежедневные инъекции. Чисто теоретически вколоть Розе лекарство мог и сам Кураев, и медсестра из поликлиники, но доказать это не представилось возможным. Короче, по прошествии определенного времени дело было закрыто за недостаточностью улик. Но перед этим меня просили поговорить с Ниной, чтобы она через полгода после известных событий подала в суд на признание дочери умершей. Так было бы удобней закрыть дело, но для этого требовалось свалить вину на Соню.

– Юра, ты мне об этом ничего не говорил, – упрекнула своего приятеля Людмила.

– Люся, я делал это с большой неохотой. Мне не хотелось бередить Нинину душу. Я знал, что у нее слабое сердце, и не только судебный процесс, но и наш разговор мог ее убить. Нина, на удивление, спокойно выслушала меня, но категорически отказалась заниматься этим. Она однозначно заявила, что никогда не будет настаивать на том, чтобы Соню признали не только умершей, но и безвестно отсутствующей. Я пытался ей объяснить, что в том случае, если Софья вдруг воскреснет, решение суда может быть отменено. Тогда Нина стала говорить очень странные вещи, не берусь сейчас передать все слово в слово, но примерно это звучало так: «Сонюшка для меня всегда будет живой, даже когда меня самой не станет. Родители дают ребенку жизнь, и они не вправе ее забрать, даже на бумаге. Благодаря мне и отцу она будет жить...»

– Что? – Людмила Степановна энергично всплеснула рукой. – Юра, ты ничего не путаешь? При чем здесь отец Сонечки? Ему никогда до нее не было никакого дела! Он упорно делал вид, что ничего не знает о существовании дочери, старшей дочери...

– Ну, знаешь, Люся, я в эти ваши дела никогда не лез, и кто отец Софьи, я лично без понятия. Только мне почему-то подумалось: если Соня жива, она скрывается у отца, которого здесь никто не знает. Не стал я никому ничего об этом говорить, а начальству доложил, что Нина отказалась обращаться в суд. Кажется, к ней потом из прокуратуры приходили, но твоя сестра твердо стояла на своем.

– Да, у Нины был сильный характер, потому и сердце больное, не берегла она его, не берегла... А насчет отца – это пустые фразы, зря ты к этому прицепился. Не может Сонечка у него скрываться, потому что он у всех на виду, здесь...

– Кто? Разве он из местных?

– Юрка, ты прямо как с луны свалился! Весь поселок давно уж догадался, кто Сонин отец, а ты один, наверное, ничего не знаешь...

– Ну прямо я один, вот Таня тоже об этом не знает, – сказал Пинкертон, вдруг вспомнив о моем присутствии. – Она ищет Соню, вот и скажи нам, кто ее отец. Может, она у него?

– Мне кажется, что я как раз догадываюсь, кто это, – сказала я, чем страшно удивила присутствующих.

Да, я, бесспорно, произвела эффект своим непринужденным замечанием и очень собой гордилась.

– Кто? – спросили в один голос Людмила Степановна и Юрий Борисович.

Я выдержала положенную в таких случаях паузу, а потом сказала:

– Петр Верещагин, не так ли?

По лицу Ереминой сразу же стало ясно, что я попала не в бровь, а в глаз. Но она не спешила вслух подтверждать мою гипотезу.

– Люся, это правда? – спросил ее Юрий Борисович и сам же ответил: – Да, такой слушок действительно ходил. Соня и Оля, они ведь как сестры-двойняшки, на одно лицо, хоть и разница в возрасте у них лет пять, наверное. Я никогда никаким бабьим сплетням не доверял. Мало ли кто на кого похож! Вон Васька Хорькин – вылитый Брежнев, но это же не говорит, что он его сын. Двойники часто встречаются. Оказывается, Соня и Оля – сестренки по отцу! Вот дела! Это они обе на бабку, Александру Викторовну, похожи. Красивая была женщина, она у нас в школе немецкий язык вела.

– Да, это так. Таня, но как вы узнали?

Я поняла, что пришло мое время раскрывать свои карты, поэтому рассказала, что Соня жила в Тарасове с документами своей сводной сестры. Услышанное настолько потрясло Еремину, что ее лицо приобрело меловую бледность. Пинкертон старался скрыть свое удивление, но расширившиеся зрачки его глаз говорили сами за себя.

– Это похоже на правду, – выдал он после некоторой паузы. – Ольга Верещагина действительно обращалась в милицию по поводу потери паспорта. Был такой факт, хотя в нашем поселке подобное встречается крайне редко. Ай да Нина, значит, она выкрала его и отдала своей дочери! Это меняет дело. Совсем без документов прожить невозможно, по фальшивке – рискованно, а тут практически настоящий паспорт, и фотка такая, что не подкопаешься. Если никуда с ним не влезать, то никто номер по базе данных сверять не будет, а потому не обнаружит, что он числится среди утерянных.

– Да, Соня вела себя очень осторожно, – подтвердила я. – Она жила на квартире у одной бабульки, естественно, без временной регистрации. Работала не по трудовой книжке, а по контракту, который даже уничтожила. Мой клиент хотел на ней жениться, но Оля, то есть Соня, сказала ему, что она замужем, а с разводом могут быть большие проблемы, поскольку ее муж – почти маньяк.

– Да уж, с ее паспортом брак не зарегистрируешь, – согласился со мной Юрий Борисович. – Кстати, Ольга-то Верещагина тоже замуж собирается выходить...

– Погодите, погодите, – заволновалась Людмила Степановна. – А где же теперь Соня? Здесь она ни за что не появится. Бедная девочка, сколько ей всего пришлось пережить! Знает ли она, что матери больше нет?

– Да-а, – протянул Юрий Борисович. – Только нашлась – и снова пропала. Здесь возможны два варианта. Первый – она по собственному усмотрению уехала из Тарасова, чтобы перепрятаться. А второй, как это ни печально, ее нашел Кураев и...

– Юра, да что ты такое говоришь! Как он мог ее найти в Тарасове и что он ей мог сделать? Неужели ты думаешь, он отомстил Сонечке?! – Людмила Степановна оторопелым взглядом уставилась на своего приятеля. – Но ведь он недолго оплакивал свою Розу. Не прошло и полгода после ее смерти, как Кураев снова женился.

– Все может быть. Люся, ты женщина мужественная, поэтому должна быть готова к любому исходу.

– Таня, а вы что думаете об этом? – спросила меня Еремина.

– Я согласна, действительно, возможны оба этих варианта. В любом случае я буду искать Соню, живую или мертвую.

– Неужели мне придется второй раз пережить ее смерть? Нина бы этого точно не вынесла...

– Скажите, Людмила Степановна, а у вас, как у врача, смерть Нины Степановны не вызывает никаких сомнений? У нее действительно был инфаркт?

– Да, но... почему вы меня об этом спрашиваете? Что вы хотите этим сказать?

– Я, кажется, догадываюсь, что Таня хочет этим сказать, но думаю, что ее подозрения надуманны... Какой инфаркт у Нины был по счету? Второй, третий? А тут она встретилась с Соней и...

«Навела на свою дочь Кураева, – мысленно продолжила я. – Наверное, и Пинкертон это понимает, но хочет успокоить свою Люсеньку. Странные у них отношения – взрослые люди, а конспирируются как подростки. Впрочем, какое мне дело до их личных отношений? Гораздо важнее знать, что же на самом деле произошло с Розой Кураевой. Кажется, смерть этой бедняжки и стала причиной всей последующей череды событий – от мнимого утопления Сонечки в Чувилихе до ее недавнего исчезновения из Тарасова».

– Ничего не могу сказать по этому поводу. Причиной инфаркта могло быть все, что угодно.

– Люся, ты, главное, не расстраивайся. Не нагнетай обстановку. Все рано или поздно выяснится. Ой, засиделся я тут у вас, домой пора. Танечка, пойдемте, я вас провожу. Не против такого старого кавалера?

– Не против.

Откровенно говоря, я надеялась, что по дороге домой бывший опер расскажет мне новые подробности о событиях трехлетней давности, о которых он умолчал при Людмиле Степановне, щадя ее нервы. Увы, я ошиблась. Юрий Борисович, как и в автобусе, стал трындеть о недавно родившемся внуке. Мне эта тема была по барабану, поэтому я молчала, углубившись в свои размышления. До гостиницы мы все же дошли вместе, а потом, прощаясь, Пинкертон показал мне дом, в котором он жил. В его глазах засверкали смешливые огоньки, и я задала себе вопрос: «Неужели этот старый хрыч начал так грубо клеить меня?» Я сделала вид, что ничего не поняла, и открыла дверь гостиницы.

Глава 8

К моей неописуемой радости, дали горячую, нет, теплую воду, и наконец-то у меня появилась возможность принять душ. После водных процедур мое настроение заметно улучшилось, и эта дальняя поездка уже не казалась такой бестолковой. История Сони Кривцовой сильно заинтриговала меня. Кто бы мог подумать, что в этом зачуханном поселке три года назад разыгралась такая драма!

А что, собственно, произошло? Кто-то помог неизлечимо больной женщине уйти из жизни, избавив ее таким образом от мучительных страданий. Откровенно говоря, я сомневалась, что Ольга Верещагина могла пойти на этот шаг. Таня, привыкай к тому, что женщину, которую ты ищешь, на самом деле зовут Софьей Кривцовой! Софья так Софья, от этого суть дела не меняется. Не верю я, что она взяла на себя такую ответственность, не верю, и все тут!

Во-первых, Соня успела поработать медсестрой в больнице и наверняка уже имела дело с тяжелыми и неизлечимыми больными. Должен был выработаться какой-то иммунитет к чужой боли, иначе в медицине делать нечего, сойдешь с ума от жалости.

Во-вторых, милосердие милосердием, но существуют же этические нормы! В России эвтаназия пока не практикуется. Думаю, что Кривцова должна была отдавать себе отчет, что не имеет морального права выполнять просьбу Розы. Вот и тетка ее говорит, что Соня не могла этого сделать. Уж она-то должна была знать свою племянницу!

В-третьих, Кривцова жила в доме Кураевых на птичьих правах. Разве она могла решиться на такой серьезный шаг, не испугавшись, что Марат обо всем узнает? Говорят, что Кураев отличается крутым нравом. Если он содержит наемных работниц, как рабынь, в это можно поверить. Зачем же Софье проблемы, когда долгожданная свобода и вожделенные сто тысяч – не за горами?

В-четвертых, если уж Кривцова по какой-либо причине все-таки сделала Розе смертельную инъекцию, то она должна была позаботиться о том, чтобы пустая ампула не попалась никому на глаза.

Если же Софья все-таки отправила Розу на тот свет раньше отведенного той срока, то что же за причина подвигла ее на такое рискованное предприятие? Может, Кривцова ненавидела Кураеву? Это бред, Роза уже и так одной ногой была в могиле. А ссылки Марата на экстрасенса, по-моему, несерьезны. Вот если бы он раньше подсуетился, когда опухоль еще не дала метастаз... Говорят, что на ранних стадиях чудеса исцеления все-таки случаются...

Лежа на кровати с панцирной сеткой, прямо поверх солдатского одеяла, я курила как сапожница, бросая окурки в общепитовскую тарелку, и думала, думала, думала. Трансформация Сони в Олю, обрастая в моем сознании предшествующими и последующими событиями, была многократно оценена и переоценена с разных позиций. Порой логика куда-то пропадала, и мысли начинали перескакивать с пятое на десятое, но в результате всех моих аналитических выкладок возникло стойкое ощущение того, что у Сони действительно не было другого выхода. Наверное, взяв паспорт своей сводной сестры, она считала, что навеки похоронила свое прошлое. Но оно все-таки ее настигло...

Интуиция подсказывала мне, что Кураев таки нашел Кривцову. Я также пришла к выводу, что единственным человеком, заинтересованным в преждевременной смерти Розы, был ее супруг. И дело могло быть не только в том, что Марату хотелось скорее жениться на другой, а в чем-то гораздо более серьезном. Скорее всего, сам он и вколол жене запретное лекарство. А Сонечка понадобилась ему в качестве сиделки, чтобы можно было ею прикрыться. Итак, все произошедшее три года назад было очень уж похоже на подставу. Кажется, никто это дело глубоко не копал. Наверняка этот Кураев – один из самых «уважаемых» людей в Светличном, который с помощью денег решает все свои проблемы. Если все так, то Кривцова сбежала вовсе не от правосудия и уж тем более не от несуществующего мужа-тирана, а от своего хозяина, грозившего ей смертельной расправой.

Нельзя сказать, что побег Кривцовой и инсценировка утопления мне нравились. На мой взгляд, это было не самое удачное решение. Я поступила бы, наверное, как-то иначе. Нельзя же всю оставшуюся жизнь прожить под чужой фамилией! Но я была на своем месте, а Соня Кривцова – на своем. Она сделала то, что сделала. По крайней мере, последние два с лишним года она провела не в плену у Кураева, не на зоне и уж тем более – не в могиле. Познакомившись с Писаренко, Софья вообще вытащила счастливый билет. Если бы Александр Станиславович не настаивал на браке, она могла бы прожить с ним без особых проблем до старости, конечно, его старости...

Черт! Надо же позвонить клиенту! А что я ему скажу? Пока ведь нет никакой ясности, где находится его ненаглядная маникюрша. Пока я думала, как бы помягче преподнести Писаренко новую информацию, он позвонил мне сам.

– Таня, ну что там у вас? Есть сведения об Ольге?

– Александр Станиславович, я как раз сама собиралась вам звонить. Ее нынешнее местонахождение мне пока неизвестно, но я узнала о том, какие причины заставили ее, – я сознательно не называла Кривцову по имени, – покинуть Светличный. Скажу вам прямо – никакого мужа у нее не было...

– А в чем же тогда дело?

– Вот именно дело, причем уголовного характера. Конечно, это не телефонный разговор, но я могу сказать, что ее обвиняли в преступлении, которое она, возможно, на самом деле не совершала...

– А возможно, что и совершила? – Голос хирурга предательски задрожал.

– Александр Станиславович, вы должны понимать, что так быстро мне во всем этом не разобраться. Если вы по-прежнему настаиваете на том, чтобы я продолжала расследование, я так и поступлю.

– Да, теперь я особенно хочу знать об Ольге всю правду, – твердо заявил Писаренко. – Но не увлекайтесь только ее прошлым, ищите ее саму. Таня, вы меня слышите?

– Да, конечно. Я ищу.

– Не забывайте мне звонить. До свидания.

– Хорошо, буду на связи. Спокойной ночи, – поговорив с клиентом, несмотря на поздний час, я снова принялась думать свою думу.

У меня по-прежнему было две версии относительно того, почему исчезла Соня. Только теперь я стала склоняться к тому, что она не перепряталась, а все-таки попала в руки к Кураеву. Наверное, Марат не поверил в то, что она утонула, и ждал момента, когда Кривцова проявит себя. Допустим, узнав о том, что Нина Степановна собралась куда-то в путь-дорогу, он проследил за ней. Возможно, он сделал это не сам, а послал своих подчиненных. Если это так, то рассчитывать на то, что Соня жива, не приходилось. Разве что ей помог какой-нибудь счастливый случай...

Время подходило к полуночи, и я стала стелить постель. План на завтрашний день еще не созрел. Я понимала, что надо вплотную заниматься рабовладельцем Кураевым, но как к нему подступиться, пока было неясно.

Едва моя голова коснулась подушки, как за окном загудели мотоциклетные моторы. Оказалось, что после полуночи жизнь в Светличном только начинается. Не только местные байкеры на улице заявили о себе ревом моторов, начался совершенно невообразимый гудеж в гостинице. Ко мне в номер то и дело кто-то стучался, за стеной слева запели блатные песни, за стеной справа включили на полную мощь телевизор. Ночка обещала быть веселенькой.

Я засунула голову под одеяло, но это ничуть не помогло. Оставалось только одно – смириться со всеми этими звуковыми эффектами и постараться заснуть. Непростая это задачка была, надо сказать... Я и баранов считала, и о судьбе Сони Кривцовой думала, но сон так и не шел. Первым отключился телевизор, потом уехали байкеры, но по коридору продолжали топать слоны, а зэковский песенный репертуарчик пошел по третьему или даже четвертому кругу. Я даже напевать «Мурку» стала. Потом разнообразие в слуховые впечатления начал вносить скрип пружинных матрасов за правой стеной... Только когда забрезжил рассвет, на поселок обрушилась тишина и я наконец-то заснула.

Глава 9

Несколько бессонных ночей дали о себе знать – проснулась я только к обеду. Если бы Писаренко об этом узнал, его наверняка стала бы душить жаба из-за тех командировочных, которые он мне выдал, повинуясь импульсу. Или я слишком плохо о нем думала? Во всяком случае, если бы я знала заранее, в какие бытовые условия мне придется окунуться, то запросила бы еще больше. Снова не было горячей воды, зато на улице разгулялся проливной дождь. По-хорошему, из гостиницы вообще не стоило сегодня высовываться, чтобы не утонуть в грязи. Но я всегда была девушкой ответственной, поэтому сидеть в номере и ждать хорошей погоды не собиралась. Надо было работать.

Вспомнив совет клиента, я достала из дорожной сумки теплый свитер. Потом мой взгляд упал на грязные полусапожки, которые я вчера забыла вымыть, и пришло сожаление, что не купила солдатские штиблеты. Таня, может, тебе надо было приобрести еще и плащ-палатку? Да, подруга, еще несколько дней в этой дыре, и ты напрочь лишишься всяких условностей, будешь носить не то, что модно, а то, что удобно. Ни-ког-да!

Почистив полусапожки и вооружившись зонтом, я вышла на улицу. Ноги сами собой повели меня в ресторан «Азия», который вчера показался мне маленьким островом цивилизации в этом зачуханном поселке. Поскольку подошло время обеда, а завтрак я пропустила, то такой маршрут был вполне оправдан.

Швейцар принял меня сегодня с особой благожелательностью. Он поздоровался со мной как с хорошей знакомой и даже пожелал мне приятного аппетита. Это было очень приятно. Я зашла в зал и увидела несколько занятых столиков, в том числе и тот, за которым сидела вчера. Надо сказать, что мое появление вызвало там настоящий фурор. Все посетители, а это были исключительно молодые люди лет этак от семнадцати до тридцати двух, оторвались от своих тарелок и уставились на меня, раскрыв рты. Междометия, донесшиеся до моих ушей, заставили меня слегка покраснеть.

Сев за крайний столик, я раскрыла меню и стала заинтересованно изучать его, хотя в этом не было особой необходимости – названия вчерашних блюд мне хорошо запомнились. В моей душе стало зреть недоброе предчувствие. Что там предчувствие! Cитуация была слишком очевидна и однозначна – в покое меня здесь не оставят. Может, встать и уйти? Нет, это не в моем стиле!

Я на миг подняла глаза и встретилась взглядом с небритым парнем в спортивном костюме. Он улыбнулся мне и что-то шепнул своему соседу, тот загоготал, как натуральный псих. Ясно, что в мой адрес была отпущена сальная шуточка, но я на это никак не отреагировала.

Как назло, в зале не было официантов, а бармен за стойкой стоял к посетителям спиной и перебирал бутылки на полке.

Дерзкий упорный взгляд небритого братка здорово щекотал мои нервы, но я упорно делала вид, что не замечаю такого пристального внимания к своей персоне. Тогда невольно очарованный мною посетитель ресторана не нашел ничего лучшего, как пересесть за мой столик, естественно, не спросив на это моего разрешения. Я догадывалась, что о правилах хорошего тона он не слышал даже краешком уха, хотя его органы слуха были изрядно оттопыренными.

– Тебя как звать? – спросил он, проведя своими огромными лапищами по моим волосам.

Я отстранилась, бросив на него сердитый беглый взгляд, но это не помогло – обнаглевший кавалер пододвинулся ко мне еще ближе. От него пахло приличными сигаретами и вполне сносным одеколоном, но вот на шее, под стойкой его «олимпийки», я успела заметить фрагмент огромной татуировки. Это наталкивало на определенные выводы – на свою беду, я привлекла внимание одного из местных авторитетов. А почему, собственно, на беду? Еще вчера я не знала, как выйти на Марата Кураева, а сегодня судьба дала мне шанс наладить связи в Светличном. Я смущенно улыбнулась и назвала свое настоящее имя.

– Таня, значит, – парниша чему-то самодовольно ухмыльнулся. – А я Мирон. Ты что-нибудь слышала обо мне?

– Нет, я только сегодня приехала, – сказала я, глядя в меню и не смея поднять на Мирона глаз.

– А зачем приехала? – спросил он, продолжая гладить меня по волосам.

– Я здесь в командировке, меня послали на мясокомбинат, но я там еще не была.

– Я тебя туда провожу. «Коровник» у меня на контроле. Рома! – Мой «благодетель» подозвал неизвестно откуда взявшегося официанта. Тот мгновенно вырос у нашего столика. – Прими у Танечки заказ. А ты, милая, ни в чем себя не ограничивай. Я плачу!

Я запоздало поняла, что сболтнула лишнее насчет мясокомбината и это может здорово осложнить мое пребывание в Светличном. Таким людям, как Мирон, врать нельзя. Надо либо молчать, либо говорить чистую правду. Вяжущий комок подступил к моему горлу, а потому напрочь пропал аппетит. Рома стоял над душой, и мне пришлось сделать заказ. Правда, мой голос слегка осип от нервного перенапряжения. Мирон, не воздержанный в словах и жестах, продолжал составлять мне компанию, уверенный в том, что я балдею от его внимания. На самом деле я почти окостенела от растерянности.

«Таня, а ведь ты одна против дюжины здоровенных ребят», – крутилось в моем мозгу.

– Пообедаешь, а потом сразу и пойдем ставить печати в твоей бумажке. Не возражаешь?

– Может, не стоит? – неимоверным усилием воли я изобразила на своем лице бледное подобие улыбки. – Зачем вы будете тратить на меня свое время? Я уж как-нибудь сама справлюсь.

– А ты не понимаешь? Я хочу, чтобы у тебя, Танечка, было больше времени для меня. Ха-ха-ха, – заржал Мирон. – Я познакомлю тебя с нашими достопримечательностями. У нас здесь много красивых мест... Короче, Таня, я тебя теперь никуда от себя не отпущу!

Да, подруга, ты влетела по полной программе! Отделаться от этого Мирона будет не так-то просто, а главное – легенда, которая с легкой подачи Пинкертона к тебе прилипла, гроша ломаного не стоит. Почему здравый смысл не удержал тебя от опрометчивых слов? Очень скоро этот крутой парниша уличит тебя в беспардонной лжи. Ему это наверняка не понравится.

Как же от него отвертеться? Сложившаяся ситуация казалась практически безвыходной. Любая попытка объяснить, что я не хочу продолжать наше знакомство, была обречена на провал. Мирон явно относился к неврубающейся категории особей мужского пола. Откровенно говоря, я не знала, как модифицировать свое поведение, чтобы мы могли спокойно, без всяких обид разойтись в разные стороны.

Дыхание, обжигавшее затылок, стало слишком горячим, надо было срочно что-то предпринимать, но я не решила для себя, что мне выгоднее – позволять Мирону считать меня своей легкой добычей или взбрыкнуть. Вдруг моему новому, сексуально озабоченному знакомому кто-то позвонил по мобиле, и, выслушав несколько слов, он сильно занервничал. Сначала его рука перестала гладить мои волосы, что меня неимоверно обрадовало. Потом Мирон немного отодвинул свой стул в сторону, а к его речи примешалась неблагородная лексика, состоявшая из тюремных жаргонных выражений.

Тем временем официант принес мне часть моего заказа. С каким удовольствием я бы выхватила у него из рук поднос и обрушила его на голову моего кавалера!

– Таня, тут такое дело... Я вынужден тебя покинуть. Придешь в «коровник», скажешь секретарше, что ты от меня, она все для тебя сделает. А мы с тобой встретимся здесь вечером, в семь часов. Хорошо?

– Хорошо, – ответила я.

– Только не вздумай меня обмануть, я тебя все равно найду! – сказал Мирон, засунул в карман официанта несколько купюр и решительной походкой направился к выходу, а за ним последовала его многочисленная свита.

Облегченно вздохнув, я приступила к отбивной. Впрочем, моя радость длилась недолго. Мне по-прежнему было невдомек, как дальше заниматься расследованием. К тому же я опасалась, что знакомство с Мироном не только не облегчит выполнение моей и без того нелегкой миссии, но еще больше все усложнит.

Пообедав, я машинально полезла в сумку за деньгами, но Рома напомнил мне, что все уже оплачено.

Ну вот, Таня, теперь ты еще и обязана этому Мирону обедом, будь он неладен!

Выйдя из ресторана, я огляделась по сторонам – моего нового знакомого и его свиты нигде видно не было. Дождь закончился, но небо показалось мне угрюмо-пасмурным. Появилось скверное ощущение пустоты. Немного подумав, я пошла обратно в гостиницу, потому что мне захотелось спросить совета у гадальных двенадцатигранников, а они находились в номере. Как назло, именно в это время горничная там убиралась. Мне пришлось дождаться, когда она уйдет, и только потом достать из дорожной сумки малиновый бархатный мешочек с косточками.

Я мысленно задала им вопрос: «Чем мне грозит знакомство с Мироном?» Метнув двенадцатигранники на стол, стала ждать, затаив дыхание, когда они остановятся. Одна косточка упала на пол, я наклонилась за ней и взглянула на число, выпавшее на верхней грани. Это была восьмерка. В целом сложилась следующая числовая комбинация: 16 + 26 + 8. Ответ на вопрос заставил меня и удивиться, и призадуматься. Он гласил: «Возможно, вы будете обрадованы неожиданно свалившимся на вас выигрышем».

Неужели знакомство с местным авторитетом принесет мне практическую пользу, будет для меня, так сказать, выигрышным? Или это толкование надо понимать буквально – я, возможно, выиграю с ним или с кем-то другим в карты. Тьфу, глупость какая-то! Ни в какие азартные игры играть ни с Мироном, ни с кем-то другим я не собиралась. А что касается свидания с ним в «Азии», то оно было под большим вопросом. Не нравился мне этот тип, совсем не нравился. Здравый смысл просто кричал о том, что общение с ним могло принести больше проблем, чем пользы.

После гадания осталось чувство неудовлетворенности. Оно не помогло мне выработать ни тактику, ни стратегию дальнейшего расследования. Надо было задать другой вопрос, но, как говорится, хорошая мысля приходит опосля.

Когда зазвонил мобильник, я даже вздрогнула от неожиданности и предположила, что это Писаренко. «Сейчас он снова будет напрягать меня своими расспросами», – подумала я, но ошиблась. Это звонил не Александр Станиславович, а моя новоиспеченная агентесса, отставная певица. Я ответила ей только потому, что она могла запоздало донести до меня какую-то новую информацию, но это снова была ошибочная мысль. Елизавета Артуровна, извиняясь через слово, стала спрашивать меня, нет ли для нее нового задания. Я вежливо сказала ей, что ничего нет, и отключилась, а после этого обозвала агентессу дурой.

На душе было паршиво, впору расписываться в собственном бессилии. Я смотрела в окно, и вдруг мой взгляд сконцентрировался на небольшом кирпичном доме, находящемся недалеко от гостиницы. Именно в нем жил Пинкертон. Я запоздало поймала себя на мысли, что Юрий Борисович не случайно намекнул мне, что его жена осталась в Оренбурге нянчить внука, и показал, где он живет. Скорее всего, он ненавязчиво приглашал меня в гости, если вдруг у меня возникнет необходимость снова пообщаться с ним по делу. Напрасно я поначалу отнеслась к нему с какой-то профессиональной ревностью, а потом еще и заподозрила в желании завести со мной интрижку. Теперь пришло осознание того, что на чужой территории местный опер, пусть и в отставке, не конкурент мне, а помощник, в котором я так нуждалась. Да, помочь мне в расследовании мог только Юрий Борисович! Других кандидатур на горизонте просто не было.

* * *

Пинкертон принял меня очень радушно.

– Польщен вашим визитом, польщен, – сказал он и пригласил войти в дом. Затем, как галантный кавалер, он помог мне снять куртку, дал тапочки и предложил чай.

– Спасибо, но я недавно из «Азии». Лучше давайте поговорим о деле.

– Вон оно как! – удивился пенсионер. – Разве мы вчера не обо всем поговорили?

– Юрий Борисович, подскажите мне, как лучше подкатиться к Кураеву? – начала я, как говорится, с места в карьер.

– Это сложно, да и надо ли тебе это? – Пинкертон перешел на «ты». – Он ведь ничего тебе не расскажет и уж тем более ни в чем не признается. Это ведь совсем не в его интересах. Признаюсь, думал я над твоей задачей, думал и хочу сказать, что дело это безнадежное, одним словом, висяк. К нему ни с одной стороны не подступишься. По-моему, ты здесь только зря время проведешь, и все.

– Да, Юрий Борисович, не ожидала я услышать от вас такое, никак не ожидала. Неужели вас совершенно не взволновала судьба Сони Кривцовой? Вдруг ей нужна наша помощь, а мы медлим...

– Не надо давить на мои чувства. Соня сама сделала тогда свой выбор. Все эти годы я считал, что она виновна в смерти Розы Кураевой, потому и утопилась. Если же не виновна, тогда я вообще ее не понимаю, да и Нину, мать ее, тоже. Как им в голову только могло прийти такое! Инсценировали самоубийство, выкрали чужой паспорт...

– А что, по-вашему, Кривцовой оставалось, если Кураев ее подставил? На зону, ясное дело, ей не хотелось, на тот свет тоже.

– Надо было в областную прокуратуру обращаться, там бы во всем разобрались, – высказался Пинкертон. – Это я вчера при Люсе не стал свое мнение высказывать, но тебе, Таня, говорю все, что думаю. А думаю я, что недолго ей пришлось быть Ольгой Верещагиной. Скорее всего, Сони уже нет в живых, и теперь она как раз на дне какой-нибудь речки покоится.

– Почему вы так уверены в этом?

– Ты сказала, что пропала Софья дней десять назад, так Кураев как раз в это время уезжал из Светличного, причем не один, а с Мироновым...

– С Мироновым, – повторила я. – Это такой невысокий тип с татуировкой на шее?

– Он самый. Все его зовут просто Мироном. Кликуха у него такая. А ты его уже знаешь?

– Примерно час назад я с ним в ресторане «Азия» познакомилась. Он меня вечером на свидание пригласил...

– Тогда тебе прямая дорога от меня в гостиницу за своими шмотками, а оттуда – на автовокзал. Ближайший и последний рейс через час с небольшим, на него ты как раз успеешь.

– Юрий Борисович, вы меня совсем уж за неопытную девочку держите, а я, между прочим, частный детектив со стажем, у меня за плечами более двухсот успешных дел!

– Сколько, более двухсот? – не без иронии переспросил Пинкертон. – Одно дело другому рознь. Ты, наверное, прежде за неверными мужьями и женами следила, а здесь совсем другой коленкор! Здесь смертью пахнет.

– Ладно, Юрий Борисович, я все поняла. Вы мне ничем помочь не можете. – Я резко встала с дивана и направилась к выходу. – Извините, что я вас побеспокоила, отдыхайте, вы ведь на пенсии! Выращивайте рассаду, а я как-нибудь без вашей помощи обойдусь.

– Сядь! – прикрикнул на меня хозяин дома и поджал губы от гнева. – Сама она справится! Сыщица со стажем! Миронов по указке Кураева тебя в Чувилиху сбросит, а я что потом делать буду? Терзаться угрызениями совести? Мне на старости лет такие волнения ни к чему...

– Ну зачем же такие крайности? Почему меня сразу топить надо?

– Извини, это так, к слову пришлось, – сказал Юрий Борисович. Я заметила, что линия его рта смягчилась. – Просто голыми руками их не возьмешь. Кураев всех здесь давно купил оптом и в розницу и чувствует себя королем, а ты приехала и думаешь, что он тебе по зубам. Знаешь, сколько народу об него зубы обломало? Не знаешь, то-то и оно! Он идет по трупам...

– И, зная все это, вы настаиваете на том, чтобы я уехала отсюда, даже не попытавшись ничего предпринять?

– Но ты же все равно не представляешь, как дальше действовать?

– Пока нет, но обязательно что-нибудь придумаю. Надеюсь, что вы мне в этом поможете.

– Да я без понятия, чем здесь поможешь! Я только вижу, что любые действия, предпринятые для выяснения интересующих тебя обстоятельств, очень рискованны. Ну вот скажи мне, что может заставить Марата признаться тебе в том, что он приказал убить Соню и где спрятал ее труп? Господи, что же я такое говорю! Вдруг она жива...

– Вот именно! Вдруг она жива! Пусть шанс один к ста, но он все-таки есть! А если ее убили, то за это кто-то должен поплатиться.

Юрий Борисович ничего не сказал, только махнул рукой. Откровенно говоря, он был тысячу раз и во всем абсолютно прав. Шансы найти Соню Кривцову были ничтожно малы, а риск, сопряженный с ее поисками, наоборот, велик. Но я не привыкла пасовать ни перед какими трудностями и знала, что из любой ситуации обязательно есть выход. Пинкертон придерживался другого мнения, он считал, что в жизненных лабиринтах большинство дорог ведет в тупик и только одна – к выходу.

– Иногда на ее поиск уходит вся жизнь, – философски заметил он.

– Юрий Борисович, а вы, оказывается, пессимист.

– Нет, я всегда был оптимистом, а к пенсии стал реалистом, смотрю правде в глаза. А правда такова, что не по себе сук не срубишь. Твой клиент хочет знать правду о Соне, так возвращайся в Тарасов и расскажи ему все, что узнала. Может, он больше ничего о ней и слышать не захочет?

– Я уже вкратце обрисовала ему ситуацию по телефону. Клиент настаивает на том, чтобы я продолжала искать Соню. Он на подсознательном уровне чувствует, что она жива, но ей угрожает опасность.

– Влюбленный дурак с деньгами, далекий от реалий жизни и не понимающий, на какой риск он тебя толкает. Может, ты дашь мне его телефон? Я объясню этому человеку, что он не вправе требовать от тебя выполнения такой непосильной задачи.

Я смотрела на Пинкертона, так рьяно отговаривающего меня от продолжения расследования, и впервые меня посетила одна малоприятная догадка. А может, Юрий Борисович не хочет, чтобы я узнала всю правду? Вдруг и его Марат Кураев купил со всеми потрохами, а я прошу этого продажного пенсионеришку о помощи? Если это так, то самым лучшим было бы признать его правоту и согласиться уехать из Светличного, но поступить с точностью до наоборот – остаться и... Ну, давай, Таня, выдай хоть одну стоящую идейку! Легко! Остаться и пойти в семь часов в «Азию». Хорошо, ты встретишься там с Мироном, правой рукой Кураева, и что дальше? Естественно, он потащит тебя в постель... Как ты можешь использовать это обстоятельство с пользой для себя? Может, как-нибудь и смогу. Надо хорошенько подумать об этом.

– Ладно, есть у меня одна мысль, – вдруг сказал Пинкертон. – Надо поговорить с Аннушкой, моей соседкой, она у Кураева домработницей служит. Попробую у нее выяснить, куда и когда именно Марат ездил. Может, мы вообще зря с тобой уверились в том, что он Соню нашел и порешил, чтобы навечно похоронить тайну о смерти Розы. Может быть, уехала Кривцова куда-нибудь подальше от Тарасова, а мы ее уже хороним...

– Тоже правильно. А когда Аннушка домой возвращается? Сегодня вы сможете с ней поговорить? – Я живо ухватилась за идейку Пинкертона.

– Обычно вечером, но мне показалось, что я ее в окно с полчаса назад видел. Пойду схожу к ней, а ты посиди здесь, подожди меня.

– Хорошо, – ответила я. – А у вас тут курить можно?

– Кури, вот пепельница, – Юрий Борисович пододвинул ко мне большую стеклянную ракушку и стал собираться к соседке.

Пока он отсутствовал, я курила одну сигарету за другой и напряженно думала о том, как бы создать бурю, закрутить в ней главных действующих лиц и повергнуть их ниц, опрокинув лицом в грязь. Бурю – это, конечно, было слишком громко сказано, но без сильной инсценировки мне точно было не обойтись. Я органически почувствовала, что узнать правду можно только в том случае, если рассорить Кураева и Миронова друг с другом, ополчить «правую руку» против ее хозяина. «Тогда она нанесет ему удар в самое больное место». – Придя к такому глубокомысленному выводу, я затушила в пепельнице последнюю сигарету. Пачка опустела.

Сердце билось учащенно, я рвалась в бой. Надоело ныть, захотелось экспрессии, да такой, чтобы бросало с острия на острие лезвия. В голове зарождался план дерзкой провокации...

Глава 10

Я не могла точно сказать, через какое время вернулся Юрий Борисович. Может, через полчаса, а может, и через полтора. Размышляя, я потерялась во времени. Он бросил косой взгляд на полную пепельницу, сморщился и замахал в воздухе руками, отгоняя остатки дыма.

– Вот уж никогда не подумал бы, что ты такая курилка. Я сам-то очень мало курю, только когда выпью...

– А я – когда думаю, не замечаю, как беру очередную сигарету. Юрий Борисович, вам удалось что-нибудь дельное выяснить?

– Так, кое-что, – Пинкертон повернулся к окну, пряча от меня самодовольную улыбку умудренного опытом человека. – Марат действительно недавно уезжал в Москву, но вернулся еще до того, как в Тарасове пропала Софья. Выходит, я немного напутал со временем.

– Выходит, что так, – согласилась я, сдерживая досаду и не понимая, что в таком случае обрадовало пенсионера. – Скажите, а этой Аннушке можно верить? Не выгораживает она своего босса?

– Ну, для тебя она не Аннушка, а скорее Анна Анатольевна, потому что почти моя ровесница. Видишь ли, Таня, у нас с ней свои счеты. Я когда-то ее сына, Кирюшку, от детской колонии спас. Можешь себе представить, как она мне за это благодарна! В общем, я Аннушке верю, – сказал Пинкертон и глубокомысленно улыбнулся. – Хоть она и работает на Кураева, но это ее нисколько не испортило. Кстати, вернулась она домой раньше, потому что Кураевы уехали сегодня в Челябинск на несколько дней.

– Ясно. И это все, что она вам рассказала?

– Почему все? Я еще ничего толком тебе не рассказал. Ты меня все время перебиваешь.

Вот старый интриган! Решил подольше испытывать мое терпение. Ладно, я сделаю вид, что вообще не жду никакой сенсации. Жаль, что сигареты кончились...

– Чай будешь? – спросил Пинкертон, искоса поглядывая на меня.

– А кофе у вас нет?

– Растворимый устроит?

– Ну... ладно, давайте растворимый! – согласилась я после некоторых раздумий, хотя в нормальных условиях никогда его не пью. Но условия в Светличном были ненормальные, с этим я практически свыклась, поэтому не стала возражать против растворимой бурды.

Юрий Борисович не спешил рассказывать мне о последних новостях, и я не могла понять – то ли он интриговал меня из-за своей природной вредности, то ли размышлял над сведениями, чтобы пропустить их через себя и дать им свою оценку. Во всяком случае, ясно было одно: пенсионер не слишком болтлив. В общем-то, это само по себе и неплохо. Как это ни парадоксально, но я уважала людей, которые умели держать язык за зубами, хотя мне от них толку было мало. Мое терпение было вознаграждено только после того, как Юрий Борисович выпил две чашки чая вприкуску с пряниками.

– Короче, Аннушка слышала, что Марат посылал Мирона на задание в Тарасов. Сути дела она не знает, но я думаю, что нам с тобой нетрудно догадаться, чем занимался Миронов в твоем городе. От себя добавлю только то, что для него нет ничего святого. Мирон сидел два раза, один раз за хулиганство, а второй – за кражу. Но сейчас он чувствует себя здесь хозяином.

– Разве хозяин в Светличном – не Кураев?

– По большому счету, так и есть. Но Марат еще тот лицемер! С людьми он шибко уважительный в последнее время стал, даже благотворительностью занялся – крыльцо у поликлиники за его счет недавно отремонтировали. Но «рабыни» на его швейной фабрике как работали день и ночь, так и работают.

– Интересно, что же они шьют?

– Всяко разно. Куртки, юбки, брюки женские. Роза модельером была по образованию, вот, наверное, потому идея организовать швейный бизнес и возникла. А вообще-то, она не местная, Марат ее из Челябинской области привез. Красивая она была... Н-да... Да и вторая жена не хуже, королева красоты – мисс Урал. Она до сих пор в Оренбурге время от времени на каких-то показах участвует, по телевизору недавно ее видел. Теперь она моду делает, но наши женщины поговаривают, что Ксения все модели и выкройки с журналов копирует.

– Ясно. Значит, швейный бизнес Кураева процветает...

– Нет, это не швейный бизнес, это – рабовладение в чистом виде, и ведь ни к чему не подкопаешься! Все чин чинарем, договоры с сотрудниками юридически грамотно оформлены, а то, что швеи живут практически взаперти, так это вроде бы им самим так удобно. Не надо тратить время и деньги на дорогу домой. У него ведь не только женщины из нашего поселка работают, а со всего района. «Благодетель» наш их кормит, только чем, толком неизвестно, но ясно, что не рябчиками и не ананасами, крыша над головой есть, барачная... А вот паспортов и охраны труда нет.

– Но ведь отбирать паспорта противозаконно! – заметила я, задумавшись над тем, где в настоящее время находится паспорт Софьи Кривцовой.

– Согласен, но Кураев все инстанции купил, вот проблем по этому да и по любому другому поводу не знает.

– А Сонин паспорт не у него случайно остался?

– Чего не знаю, того не знаю. Скорее всего, Марат отдал его начальнику нашего отделения милиции. Но я в этом не уверен. Да, отсутствие настоящего паспорта намного осложнило бы воскрешение Кривцовой. Она, можно сказать, была заложницей безвыходной ситуации...

– Была? – Я сделала акцент на прошедшем времени.

– Да, была. Скорее всего, Сони уже нет в живых. Вряд ли бы Мирон мог вернуться сюда, не выполнив задание. Так что, Таня, теперь ты можешь возвращаться в Тарасов. Известие, конечно, для твоего клиента не очень приятное, но что поделаешь, – Юрий Борисович посмотрел на стенные часы, а потом сказал: – Так, Татьяна, на последний автобус ты уже опоздала! Что же делать? Мой «жигуленок» с осени разобран... Пожалуй, я договорюсь с приятелем, он отвезет тебя на своей «Ниве» в город.

– Я никуда не поеду! – твердо заявила я.

– Почему?

– Юрий Борисович, вы меня удивляете! Неужели вы считаете, что убийцы должны преспокойно наслаждаться жизнью?

– Таня, дорогая, я давно понял, что бороться с ветряными мельницами бесполезно. Да, по молодости я тоже мнил себя и Дон Кихотом, и Робин Гудом, поэтому выше старшего лейтенанта не поднялся. В одиночку систему не исправишь. Ну скажи мне, чего ты хочешь здесь добиться?

– Полной ясности и заслуженного наказания.

– Вот смотрю я на тебя – ты вроде бы не дура, но ведешь себя именно так.

– Да что я такого глупого сделала, что вы меня дурой называете? – не на шутку рассердилась я.

– Зачем ты пошла в «Азию»?

– Пообедать.

– Может, у вас в Тарасове девушки могут просто так пойти в ресторан пообедать, без всякого иного смысла, а у нас такое в принципе невозможно. Народ здесь живет в основном простой и обедает дома. А в «Азию» девицы только с одной целью ходят...

– С какой такой целью? – игриво спросила я, делая вид, что не поняла, о чем идет речь.

– Ясно дело какой – сниматься, – ответил Юрий Борисович, потупив от смущения взгляд.

– Так откуда же я это знала?! Столовая при гостинице совершенно паршивая, но где-то же надо питаться! Я бродила вчера по поселку и наткнулась на «Азию», зашла, сделала заказ, пообедала с аппетитом. Мне там очень понравилось, вот я и сегодня туда заглянула. Правда, вчера в «Азии» никого не было, а сегодня там как раз Мирон обедал со всей своей свитой.

– Эх, Таня, Таня, ну какая ты неосмотрительная! – в сердцах воскликнул Пинкертон. – Вроде бы лицензию имеешь, а ведешь себя как любительница-дилетантка. Раз уж приехала ты сюда, то должна была первым делом прийти в милицию, представиться, рассказать, по какому делу работать собираешься. Тогда тебе бы всю здешнюю ситуацию обрисовали...

– А потом предупредили бы Марата и Мирона, что по их душу прибыл частный детектив, – сказала я и заметила, что бывшему оперу мои слова не понравились. Мне пришлось пояснить, откуда у меня такие догадки. – Юрий Борисович, вы же мне сами сказали, что Кураев здесь всех купил! Разве не так?

– Ну, не всех, – замялся пенсионер.

– Даже один подкупленный мент загубил бы мое расследование на корню. Если я и совершила ошибку, придя в «Азию», то не самую страшную.

– Не самую страшную, – передразнил меня Юрий Борисович. – Неужели ты до сих пор не понимаешь, в какое дерьмо вляпалась? Вижу, что не понимаешь. Тогда я тебе объясню. Даже если ты в ресторан не придешь, Мирон за тобой своих людей в гостиницу пошлет. В общем-то, найти в Светличном человека – раз плюнуть, а уж такую красавицу, как ты, тем более... Удивляюсь, как это Мирон тебя до вечера отпустил.

– А ему кто-то позвонил, и он срочно куда-то свалил.

– Тогда тебе крупно повезло. Наверное, Мирона в игровые автоматы вызвали. Там постоянно какие-нибудь заварушки бывают. Это ведь местный центр организованного порока... Эх, Таня, Таня, вижу, тебя совсем не трогают мои предостережения! А чем ты только думаешь? Неужели надеешься, что в знак признательности Мирон поведает тебе, под каким кустом он зарыл Сонин труп?

– Нет, конечно, я так не думаю.

– Не думаешь, а почему тогда лезешь на рожон? Ведь по глазам вижу – ты что-то затеваешь!

Пинкертон был прав. У меня действительно созрела в голове довольно смелая идея, но я не могла раскрыть ему своих планов даже в общих чертах. Юрий Борисович был человеком другой формации и, как выяснилось, иного темперамента. Как его «профилактика» оказалась для меня бесполезной, так и словесные выверты моей души наизнанку стали бы для Юрия Борисовича пустым звоном. Мы не понимали друг друга, а раз так, то нам стоило на сем расстаться. Откровенно говоря, меня его нравоучения уже достали. Уж больно занудливым оказался бывший опер. Наверное, он прожил всю жизнь в уважении к праву и в безоговорочном повиновении всем законам. Просто какой-то уникум!

– Ладно, Юрий Борисович, я все поняла. Спасибо вам за информацию, я, пожалуй, пойду...

– Куда?

– Сначала в гостиницу, переоденусь, а потом... выйду на трассу, поймаю попутку и поеду в Оренбург, – нагло соврала я и даже не покраснела.

– Да, ты все-таки уедешь отсюда? – одновременно удивился и обрадовался Пинкертон. – Я уже подумал, что все мои увещевания бесполезны. А ты, оказывается, вняла голосу разума. Но почему на попутке?

– Юрий Борисович, я так решила, – мой голос был тверд как гранит. – Не хочу быть кому-то обязанной.

– На попутке так на попутке. Это не самый плохой вариант. Поезжай! Оставаться тебе здесь не стоит... Как говорится, желаю счастливого пути!

– Спасибо, – сказала я и подала Юрию Борисовичу руку на прощание.

* * *

Я была твердо уверена в том, что единственным практическим способом внести ясность в вопрос местонахождения живой или мертвой Кривцовой был тот, который недавно родился под моей черепной коробкой. Разумеется, я была исполнена веры в собственные силы, но понимала, что возможен форс-мажор.

До свидания с Мироном оставалось около часа, это с учетом легкого опоздания. Стоило поторопиться, но я пошла в сторону, противоположную и от ресторана «Азия», и от гостиницы. Кажется, где-то там мне вчера попадалась на глаза аптека. У меня возникла необходимость купить кое-какие мелочи. Я не ошиблась, аптека действительно находилась за углом, и все, что мне было нужно, там имелось. Собственно, запросы у меня были самые непритязательные...

Я вернулась в гостиницу, чтобы переодеться. Идти в ресторан на романтическое свидание в свитере толстой вязки было как-то нелепо. «Жаль, что я не захватила свое лучшее вечернее платье с открытой спиной! Но кто же знал, что в далеком поселке, почти на границе с Казахстаном, мне придется выходить в свет, – язвила я про себя, копаясь в дорожной сумке. – Ничего, обойдемся без аристократического шика. Сойдет и эта полупрозрачная блузка, а к ней и мини-юбка сгодится». Для завершения образа озорной и бесшабашной обольстительницы я усилила макияж, сделав особый акцент на губах.

Время, Таня, время! Уже начало восьмого.

Я собрала все свои вещи, включая документы и шпионские прибамбасы, и еще раз придирчиво оглядела комнату, потом заглянула в ванную. Мониторинг не принес положительных результатов. Места для надежного тайника нигде не обнаружилось. Таня, а зачем тебе, собственно, привязываться к этой гостинице? Скорее всего, тебе уже не придется сюда возвращаться. Короче, я без тени сожаления решила съехать из этого отеля «Минус пять звезд», но каким-нибудь нетрадиционным способом. Я не должна была проходить мимо администраторши со всеми своими вещичками. Прыгать в окно тоже неблагоразумно – под ним проходное место. Там то и дело сновали люди, поэтому я сразу привлекла бы к себе внимание, а это отнюдь не в моих интересах.

Было подозрение, что в гостинице имеется черный ход, точнее, запасной выход, на случай какого-нибудь чрезвычайного происшествия. Если бы мне позволил лимит времени, то я сначала бы обследовала здание налегке, но, увы, он не позволял мне транжирить драгоценные минуты, поэтому я вышла из номера в верхней одежде и со всем своим скарбом. В конце коридора я наткнулась на лестницу, ведущую на чердак. Правда, проход наверх был закрыт металлической решеткой с мощным висячим замком. Конечно, я могла бы открыть его своей универсальной отмычкой, но она покоилась на дне сумки. Интуиция подсказывала мне, что ключ должен находиться где-то поблизости. Но где?

Мой взгляд уперся в пожарный щит. Я подошла к нему ближе и, озираясь по сторонам, засунула руку в красное ведро с конусообразным дном. Увы, там было пусто. Но вот за огнетушителем, на гвоздике, незатейливо висел стальной ключик. Как это предсказуемо! Я сняла ключ и только хотела опробовать его возможности, как из ближайшего номера вышли два мужика, и, естественно, моя персона привлекла их внимание. Наверное, своей вороватостью. Ну в самом деле, что можно было подумать об особе с пузатой сумкой в одной руке и что-то прячущей за спиной в другой?

– Девушка, – сказал после некоторой паузы высокий интеллигент в очках и в грязных ботинках. – Знаете, нам так не хватает здесь женского общества. Вы не составите нам компанию за ужином?

– Нет, у меня несколько другие планы, – обрубила я его притязания.

– Какие? Может, мы к ним присоединимся? – поинтересовался второй, низкий лысяк в начищенных до блеска ботинках.

– Не может, – сразу же возразила я.

– Почему? – спросил интеллигент.

– Так, мальчики, идите куда шли! Ясно? – Я позволила себе быть не слишком любезной, потому что поняла – эти мужики ни в чем противозаконном меня не подозревали. Им просто хотелось немного развлечься.

– Ничего не ясно, – не унимался лысый дядечка, находившийся, как и его приятель, слегка подшофе. – Почему вы нас игнорируете? Я не привык к тому, чтобы мне отказывали. Я – начальник стройучастка!

– Правда? Тогда это в корне меняет дело. Начальник – это звучит гордо! Вы, мальчики, спускайтесь в столовую, а я к вам скоро подойду, вот только вещички свои брошу.

– А вы в каком номере остановились? – осведомился высокий дяденька.

– Рядом с вами.

Мой ответ вызвал у командированных строителей тихий восторг. Интересно, почему? Почему мужики бывают такими наивными, даже начальники и очкарики?

– Будем вас ждать, – сказал лысяк и с гордостью посмотрел на своего высокого приятеля в очках, уверенный в том, что он сразил меня своей должностью наповал.

Парочка интеллигентных чудиков заметными зигзагами направилась по коридору вперед. Когда они исчезли из вида, я вставила ключ в замочную скважину и с легкостью открыла запасной выход. Мое дальнейшее путешествие было сопряжено с некоторыми акробатическими сложностями, но я с ними справилась.

Спрыгнув с пожарной лестницы на асфальт, я озаботилась гораздо более серьезным вопросом – куда спрятать до поры до времени свой багаж. Если бы на улице было лето, то раскидистый зеленый кустик вполне мог бы послужить тайником, но ранней весной не стоило ждать милостей от природы.

В этом поселке я более или менее хорошо знала только двух людей, у которых могла бы оставить на временное хранение свои вещи, – Людмилу Степановну и Юрия Борисовича. Но Еремина жила далековато отсюда, а заявиться к Пинкертону после того, как я уже попрощалась с ним, – это было бы как-то непоследовательно. А собственно, зачем стучаться к нему в дом? Есть идея получше...

Наверное, Мирон уже устал поглядывать на часы.

Глава 11

Летящей походкой я неслась в ресторан «Азия», и самым удивительным было то, что весенняя уличная грязь ко мне уже не прилипала. Я собиралась играть роль девицы легкого поведения, наверное, поэтому подтверждалась заезженная поговорка о том, что грязь к грязи не пристает. Таня, ну зачем же так грубо! Себя надо ценить и уважать в любой ситуации. Вот, к примеру, лотос, он на болоте растет, а является символом чистоты! Ему никакая грязь не страшна. Вот и ты не испачкаешься, даже тесно общаясь с Мироном. А что до уличной грязи, то ты просто научилась ходить аккуратно. Дома-то все больше на машине да на машине...

Какие только мысли не лезли в мою голову по дороге! Пожалуй, среди них не было только одной – я не собиралась отступать и уезжать из поселка, не выяснив все до конца, хоть и обещала это Юрию Борисовичу. Но кто мне такой этот Пинкертон? Ровным счетом никто! Так, немного помог с информацией, и все. Терпеть не могу занудливых стариков! Учить уму-разуму он меня вздумал! Столько лет в милиции проработал и не понимает, что любому человеку можно развязать язык, если довести его до точки кипения, чем-то ошеломить... Вот этим я и собиралась заняться. Если уж Марата Кураева не оказалось в Светличном, то это обстоятельство надо было использовать. Мне предстояло работать с его «правой рукой», с Мироном...

Я дерзко толкнула дверь вперед и вошла в ресторан. Швейцар уже запомнил меня и растянул рот в голливудской улыбке. Отдав ему куртку, я подошла к зеркалу, поправила макияж, а затем направилась в зал, покачивая бедрами. Как это ни странно, но Мирон на мое появление никак не отреагировал. Он скользнул по мне безучастным взглядом, опрокинул стопарик и что-то шепнул толстомордому братку, сидящему рядом. Тот злорадно ухмыльнулся и тоже выпил горькую. Такой реакции я никак не ожидала. Оказывается, меня здесь совсем не ждали. Не пришла бы, так обо мне бы никто и не вспомнил. Да, Таня, ты себя переоценила. Однако, начав операцию, надо было идти до конца. Правда, охота вилять бедрами почему-то пропала.

– Привет, – сказала я, подходя к столу, за которым сидел Мирон.

– Привет! Ты кто? А, Таня... Вспомнил! Садись, раз пришла, – прогундосил местный авторитет, разглядывая меня через стекло вновь наполненной рюмки. – Что пить будешь?

– Вино.

Мирон жестом подозвал официантку, а когда она подошла, то заказал еще водки. Я высказала ей свои пожелания насчет еды и напитка. Девочка все записала в блокнотик и удалилась. Мирон выпил и, уставившись на меня немигающим взглядом, спросил негромко, но строго:

– Рассказывай, откуда ты здесь взялась, такая красивая, и вообще, зачем сюда пожаловала? Только не надо мне парить мозги насчет командировки в «коровник»! Говорят, ты здесь уже второй день крутишься...

Признаюсь, к такому повороту событий я не была готова морально. Мне казалось, что я зацепила Мирона при нашей первой встрече, и потому ему нет никакого дела до того, зачем я сюда приехала – в командировку или на поиски приключений, потому что он в любом случае собирался со мной развлечься. Но то было днем, а теперь он проявлял ко мне полное равнодушие, и только обязанность знать все и обо всех заставляла его задавать мне вопросы. Почему Мирон вдруг охладел ко мне? Может, он каким-то образом выяснил, что я интересовалась у местных жителей, как найти Кривцову Нину Степановну, потом встречалась с Ереминой, Сониной теткой, и с бывшим опером? Если так, то он, возможно, уже догадывался об истинной цели моего визита в этот поселок.

Таня, неужели ты так бездарно провалилась? Успокойся, паниковать рано, соври что-нибудь. Ну скажи какую-нибудь глупость, только не молчи! Цепкий взгляд Мирона парализовал мои мыслительные способности, и я долго не могла придумать ничего более или менее правдоподобного.

– Да, я на самом деле приехала не на мясокомбинат. Дело в том, что мне... надо было... временно слинять из Оренбурга, – на меня наконец-то снизошло озарение, и я стала вещать очередную легенду. – Вот, села на первый попавшийся автобусный рейс и оказалась здесь.

Моя сказочка вроде бы пришлась Мирону по душе. Во всяком случае, он не стал вдаваться в подробности того, какие именно обстоятельства заставили меня в спешке покинуть областной центр, и даже благосклонно улыбнулся, сверкнув золотым зубом. Но вот его толстомордый приятель всем своим видом показывал, что не верит ни одному моему слову. У меня было такое ощущение, что он видит меня насквозь, и я старалась избегать его взгляда.

Официантка принесла заказ. Мы выпили за знакомство, но тем не менее Мирон уже не горел ко мне былой страстью. Было такое ощущение, что он просто позволял мне сидеть с ним за одним столом. Это меня огорчало, потому что осложняло мои дальнейшие действия. Мысль о том, что местный авторитет мне по-прежнему не доверяет, так и не покидала меня. Впрочем, я старалась выглядеть как можно более непринужденной. Мирон не должен был видеть, что я способна на серьезные мыслительные процессы.

– Ну и как тебе Светличный? – спросил он, ковыряясь во рту зубочисткой.

– Ничего, хороший поселок. Летом, наверное, здесь очень красиво.

– Поехали! – Мирон вдруг вскочил с места и потащил меня за руку к выходу.

– Куда? А как же десерт? – осведомилась я, хватая со спинки стула свою сумку.

– Сладкое портит фигуру! Поехали, я покажу тебе Светличный!

За этой фразой могло скрываться все, что угодно, но я еще не знала, что главный смысл сказанного кроется в слове «поехали». Мне предложили прокатиться по поселку, причем не на джипе и даже не на тракторе, а на мотоцикле. Доказывая свою склонность к авантюризму, я с вымученным восторгом взглянула на «Харлей» и надела на голову раскрашенный шлем. Усесться на мотобайк в короткой юбке было не так уж просто. Я почувствовала, что она треснула по заднему шву, но обратного пути уже не существовало. «Харлей» изрыгнул струю выхлопных газов, и мы помчались по скользкой грязи в кромешную тьму. Обхватив Мирона руками за талию, я прижалась к нему и поймала себя на мысли, что эта поездка может оказаться последней в моей жизни. Водитель-то пребывал в изрядном подпитии!

Надо сказать, что турне по Светличному оказалось душещипательным. Подобного экстрима я давно не испытывала. Мотобайк отчаянно подпрыгивал на кочках и ухабах, случалось, что вставал, как конь, на дыбы, а встречный ветер пронизывал меня до костей. Вдруг за спиной отчаянно заскрежетали тормоза. Оглянувшись назад, я увидела, что один мотоцикл сопровождения не вписался в поворот и свалился на бок. Остался ли байкер в живых или нет, никого не интересовало. Все неслись вперед, одержимые страстью скорости. Одним кругом почета мы не ограничились, пошли на второй. К счастью, он был не полным. Мирон остановил свой «Харлей» около павильона игровых автоматов. За нами притормозили еще два мотобайка.

– Ну как? – спросил меня Мирон, после того, как ловко спрыгнул с мотоцикла.

– Клево, – ответила я и продолжила восседать верхом на железном коне, думая о том, как будет смотреться на мне порванная юбка, когда я встану.

– Слезай! – небрежно бросил он мне и даже не подал руки. – Пойдем в мой офис.

Мирон мотнул головой в сторону павильона с игровыми автоматами, и я сразу же вспомнила предсказание гадальных двенадцатигранников: «Возможно, вы будете обрадованы неожиданно свалившимся на вас выигрышем». Теперь эта трактовка обрела конкретный смысл. Мне вдруг представился шанс испытать Фортуну и, быть может, увидеть ее улыбку. Только какое отношение это имело к расследованию? На первый взгляд никакого. Но если косточки предрекли мне именно такой поворот событий, значит, в этом был какой-то смысл.

Я стала слезать с «Харлея» и почувствовала, что задний шов опять затрещал. Это грозило тем, что юбка могла в любой момент с меня свалиться, но, наверное, время для стриптиза еще не подошло. Я отдала Мирону шлем и отправилась за ним в павильон с характерной наружной рекламой – на стенах и окнах были нарисованы игральные карты, фишки и монеты. Почти все игровые автоматы были заняты в основном подростками. На появление хозяина заведения и его свиты никто из них не обратил особого внимания. Ребятки были увлечены игрой. А вот девушка-оператор заулыбалась своему работодателю так, будто сегодня была рекордная выручка.

– Таня, ты тут пока поиграй, нам поговорить надо, – сказал Мирон. – Тебе какой автомат нравится?

– Вот этот, – показала я в сторону ближайшего однорукого бандита.

– Кыш отсюда, – толстомордый парень согнал с насиженного места низкорослого пацана и подтолкнул меня к понравившемуся автомату.

Мирон и его сподручные прошли через весь игровой зал и исчезли за дверью. Я покопалась в карманах куртки и обнаружила один пятачок. Не зная толком правила игры, я бросила его в отверстие, а затем услышала за спиной подсказку: «На кнопку жать надо, чтоб огоньки в ряд выстроились!» Я нажала на кнопку, не успев толком ничего сообразить, и вдруг оказалось, что выиграла. В лоток посыпались монеты, много монет. Правильно говорят, что новичкам, как и дуракам, везет.

– Это нечестно! – возмутился пацан. – Я столько бабок ему скормил, а эта телка пришла и сорвала мой куш.

– Васек, остынь! Не факт, что ты выиграл бы. Главное, на кнопку нажать вовремя.

– При чем здесь кнопка! Я давно заметил, что там фартит каждая восемнадцатая игра. Колька выиграл, потом Славка пять раз сыграл, за ним – Витька, а я после счет добивал. А эта пришла, и все мои пятаки теперь псу под хвост.

– Значит, ты знал, что мы вхолостую свои пятаки бросаем, и считал свою партию! – возмутился вихрастый пацан. – Самый хитромудрый, да?

Среди молодежи назревала потасовка, но тут кто-то еще выиграл, и страсти переметнулись на другой объект. Я от нечего делать стала бросать выигранные пятаки в прожорливые жерла других автоматов. Мне беспрекословно уступали места.

Между тем пришел новый посетитель и довольно громко спросил у девушки, разменивающей монеты:

– Ну что, вас еще не закрыли?

– Пока нет.

– А я слышал, что вот-вот закроют. Мне Ленка сказала, что из центра указание было...

Эта новость вызвала довольно бурную реакцию среди играющих тинейджеров. Одни не поверили, что кто-то может заставить Мирона закрыть автоматы. А другие слышали, что по всей стране прокатилась волна протеста против одноруких бандитов, поэтому они опасались, что слух может оказаться правдой. До меня стало доходить, почему у Мирона резко испортилось настроение. Скорее всего, виной тому были проблемы, связанные с его игорным бизнесом.

Я перебросала в автоматы все халявные монеты, но больше счастье выигрыша мне не подвалило. Вскоре вышел Мирон и снова бросил гагаринский клич: «Поехали!» На этот раз его свита за нами не последовала, и я стала подозревать, что далее наш вечер будет проходить в интимной обстановке, и не ошиблась.

После нескольких каскадерских виражей «Харлей» остановился около небольшого кирпичного дома на краю Светличного, огороженного деревянным забором. Мирон спешился, я последовала его примеру. Он открыл ворота и вкатил во двор свой мотобайк.

– Проходи. Чего стоишь? – не слишком любезно пригласил меня к себе местный авторитет.

Я на какую-то секунду заколебалась – нет ли в моих действиях какой-либо ошибки? Страх не страх, но предчувствие чего-то очень недоброго пронзило меня насквозь.

– Таня! – позвал меня Мирон, и я, преодолевая внутренний мандраж, пошла за предполагаемым убийцей Сони Кривцовой.

Неожиданно из-за куста на меня бросился огромный «кавказец». Благо, он был на цепи, и хозяин успел схватить ее и потянуть на себя. Надо сказать, я жутко не понравилась четвероногому охраннику, он злобно лаял в мою сторону и изо всей мочи рвался из рук хозяина. Мирону пришлось с силой удерживать «кавказца», чтобы я смогла пройти в зону собачьей недосягаемости.

– А ты Поршню не понравилась, – сказал он и даже ударил пса, будто тот делал что-то не так.

На самом деле поведение кавказской овчарки было вполне адекватным. Намерения, с которыми я сюда пришла, были отнюдь не добрыми, а собаки всегда чувствуют настрой визитеров. Мирон не придал особого значения поведению Поршня, и, как только мы зашли в дом, он набросился на меня с поцелуями. Откровенно говоря, я рассчитывала хоть на какую-то прелюдию, но Мирон оказался горячим, импульсивным парнем. Не успела я опомниться, как он уже повалил меня на кровать. Такое быстрое развитие событий в мои планы никак не входило. У меня был совсем другой сценарий, который не подлежал никакой коррекции. Пришлось срочно брать инициативу в свои руки. Я с силой оттолкнула Мирона и попыталась встать с кровати.

– Таня, разве ты не за этим сюда пришла? – спросил он, удерживая меня за плечи.

– Ну зачем же так сразу, – промямлила я, освобождаясь от назойливых объятий. – У тебя есть что-нибудь выпить?

– А ты как думаешь? – усмехнулся Мирон. – Глупый вопрос. Конечно, есть. Водку будешь?

– Буду, – ответила я.

– Тогда марш на кухню! Это туда, – хозяин махнул рукой влево. – Холодильник найдешь?

– Надеюсь, – ответила я, несколько изумленная таким малоучтивым обращением, и встала с кровати, придерживая рукой юбку, готовую вот-вот свалиться на пол.

Таня, а собственно, чего ты ожидала? Кто ты в глазах этого ублюдка? Потаскушка из Оренбурга, сбежавшая от тамошних сутенеров... Ничего, скоро он изменит мнение о тебе.

– Иди! Чего стоишь? Кухня там. Здесь тебе не ресторан, официанток нет, – скомандовал Мирон и откинулся на подушки.

Я подошла к столу, на котором лежала моя сумка, протянула к ней руку, намереваясь как бы невзначай захватить ее с собой. Заметив, что Мирон внимательно за мной наблюдает, и не осмелившись забрать сумочку, я отдернула руку и пошла на кухню.

На кухне, как и во всем доме, был беспорядок, почти бардак. Открыв холодильник, я достала колбасу, сыр, початую бутылку водки, банку каких-то консервов. Затем стала искать посуду. На глаза попалась английская булавка, лежащая на шкафу, я взяла ее и стала скреплять ею порванную юбку.

– Чего ты там копаешься? – послышалось из комнаты.

– Сейчас. Уже иду, – крикнула я и начала не спеша нарезать колбасу. – Минуточку!

Я вообще-то не слишком торопилась. Надо сказать, что недоброе предчувствие так и не покидало меня. А за окном «кавказец» по кличке Поршень не прекращал своего грозного лая. Он тоже что-то чувствовал...

Таня, а если ты просчиталась? Вдруг Мирон не клюнет на твою очередную легенду? Ведь говорят же – единожды соврав, кто тебе поверит! А ты уже два раза несла откровенную чушь и хочешь теперь под водочку преподнести третью. Мирон вовсе не так глуп, как тебе сначала показалось, и на тебя ему наплевать... Если что, он церемониться с тобой не будет... У него за плечами две отсидки и еще много чего... Убьет, а потом сбросит твой труп в Чувилиху... И зачем это ты с берегов родной Волги уехала?

– Ну, ты скоро там? – торопил меня Мирон, терпение которого уже, наверное, совсем истощилось.

– Уже иду.

– Ну так иди скорее! Хватит меня... – Мирон почему-то не договорил начатую фразу, и я решила, что это очень скверный знак.

Дальше тянуть с выходом было уже невозможно. Я посмотрела на нож, которым резала колбасу и сыр, и подумала, не захватить ли мне его с собой. Да, Таня, а нервишки-то у тебя на пределе. В таком состоянии от ножа лучше держаться подальше. Не вводи себя в искушение... Я положила нож на стол, взяла поднос и пошла в комнату.

Глава 12

Удар кулаком в лицо обрушился на меня так неожиданно, что я не успела увернуться и даже еле устояла на ногах, но вот поднос уронила. Россыпь серебристых точек замелькала перед глазами.

– Это что такое? – в бешенстве прорычал Мирон, показывая мне содержимое моей же сумки. – Я тебя, сука, спрашиваю! Что это такое?

Очередной удар был таким же профессиональным и неотвратимым. Хозяин дома еще раз продемонстрировал мне главенство мускульной силы над разумом. Я могла бы дать ему сдачи, но это в мои планы не входило. Мои руки растерянно задергались. Наверное, это выглядело смешно, потому что Мирон злорадно оскалился. Потом его противная морда поплыла перед моими глазами, и я поняла, что теряю сознание. Очнулась я оттого, что струя воды текла на мое лицо, а открыв глаза, увидела – мозголом поливает меня из чайника. Добрый парнишка, ничего не скажешь... А «Скорую помощь» он мне не вызовет? Нет, в лучшем случае сделает искусственное дыхание изо рта в рот.

– Ну что, очухалась, сучка? – Мирон пнул меня ногой, потому что я лежала на полу. – Кто тебя послал сюда и зачем? Молчишь, стерва? А это что такое?

Светличный авторитет показал мне шприц и ампулу самого безобидного лекарства, надпись на которой я предусмотрительно стерла жидкостью для снятия лака. Разумеется, он решил, что эта «мини-аптечка» предназначалась для него.

– Это мое лекарство, – промямлила я, естественно, уклонившись от истины. – За что ты меня так?

– Твое лекарство? – усмехнулся Мирон. – Дура! А это что за записка? Ресторан «Азия». Мирон... Говори – кто тебя ко мне послал?

Он собрался ударить меня ногой, чего мне очень не хотелось. Я поняла, что настал момент, когда уже можно и нужно «колоться», чтобы потом постепенно перевести ситуацию на нужные рельсы.

– Не бей меня, – жалобно пропищала я. – Я все тебе расскажу.

– Ну рассказывай!

– Тебя заказал Марат, – еле слышно пролепетала я, хотя понимала, что именно от этой фразы зависит мое будущее. Риск был настолько велик, что мог стоить не только загубленного расследования, но и всей моей жизни.

Миронов опешил. Несколько секунд он не мог сказать ни слова. Затем, переварив первую порцию шокирующей чепухи, выругался таким крепким непечатным выраженьицем, которое моим ушам слышать было совсем необязательно. Грубая прозаичность его натуры так и перла из всех щелей.

– Повтори, сука, что ты сказала?

– Марат сказал, что ты мешаешься у него под ногами и тебя пора убрать, – чуть осмелев, выдала я.

– Не верю! Он не мог! Я же все для него делал! Все! – голос Мирона ломался от истерики.

Когда словарный запас иссяк, он ударил ногой стул, и тот отлетел на другой конец комнаты. Затем мой ласковый друг нагнулся, схватил меня за плечи и стал трясти как грушу. Для моего сотрясенного мозга это было не слишком полезно. Головная боль грозила перейти в контузию. Колючие звездочки мелькали яркими огоньками перед противной мордой уральского бандита. Мне хотелось покоя, но я понимала, что это только начало...

– Он сказал, что ты слишком много знаешь и опасен для него, особенно после поездки в Тарасов, – выдавила я из себя, еле справляясь с тошнотой.

Мирона от моих слов передернуло, словно электрическим током. Даже его серые глаза дико сверкнули. Значит, я попала в «десяточку». Пока мой расчет был правильный. Местный авторитет по-детски купился на странное содержимое моей сумки. Конечно, в принципе шприц и неизвестное лекарство ничего особенного собой не представляли. Но, поданные вместе с запиской, они сделали свое дело. В то, что Мирон туда заглянет, я практически не сомневалась. Все шло по моему коварному плану.

Увы, моя радость была преждевременной.

– Не верю! – заорал Миронов, и из недр его оскорбленной души полились очередные ругательства. Потом он схватил со стола мобильник. – Я ему сейчас позвоню...

– Звони, если не понимаешь, почему он именно сейчас уехал со своей фотомоделью из Светличного. А думаешь, автоматы закрывать собрались случайно?

– Молчи! Иначе я заставлю тебя заткнуться, – завопил Мирон и стал нервно расхаживать по комнате.

Я послушно молчала и ждала, когда Мирон окончательно осознает всю серьезность своего положения. Мне почему-то казалось, что он решит меня перевербовать.

Таня, ты согласишься убрать Марата и, когда окончательно войдешь в доверие, как бы между прочим расспросишь Мирона о том, что произошло в Тарасове, и если Соня Кривцова мертва, то где ее труп.

Но, похоже, в башке Мирона происходили совсем другие мыслительные процессы. Он решил первым делом избавиться от меня, а потом уже предпринимать что-то против Марата Кураева.

– Дура! Ты не понимаешь, на ком решила заработать. И Кураев ни хрена не сечет ситуацию! – Светличный авторитет нашел какую-то веревку и стал связывать мне руки. – Портняжка хренов! Да я его урою своими собственными руками! А тебя я знаешь, куда сейчас отвезу?

Я отчетливо услышала голос Пинкертона, говоривший мне о том, что Мирон может утопить меня в Чувилихе. Таня, это конец! Есть дела, которые тебе не по зубам, есть. К чему было так упорствовать? Никто ведь не придет на помощь, никто. А что ты можешь со связанными руками? Практически ничего. Теперь расклад явно не в твою пользу. Призови на помощь всю свою выдержку и активизируй на полную катушку свой мыслительный аппарат! Может быть, это еще не конец...

Откровенно говоря, я здорово струхнула. Стала брыкаться, но Мирон тут же связал мои ноги, а затем заклеил мне рот скотчем. Он не хотел больше ничего слышать из моих уст. И вообще, он меня приговорил. Оставалось надеяться только на какое-то чудо или молиться. Но молитв я не знала, а в чудеса не верила. Обреченная на мученическую смерть, я тихо сопела и признавалась самой себе в том, что моя задумка изначально была обречена на провал. Шансов остаться в живых у меня практически не осталось. Даже если я каким-то образом смогла бы снова взять слово и опровергнуть третью легенду о том, что Марат Кураев заказал мне Мирона, это бы уже не помогло. Он захотел бы узнать правду о том, зачем я все-таки приехала в Светличный, а правда была еще опаснее для меня. Интересно, сколько частных детективов погибло при исполнении служебных обязанностей?

Зловещая лапа страха когтями вцепилась в мой мозг, и только цель, ради которой я пошла на это опасное предприятие, помогала мне не тронуться умом.

Таня, а ты, оказывается, тоже способна испытывать чувство страха! Стоило поехать в эту дыру, чтобы в полной мере осознать это.

Мирон какое-то время метался в агонии по дому, затем впопыхах оделся, схватил меня и перекинул через плечо, как мешок с картошкой. Наверное, он собирался отвезти меня на речку и утопить. Я немного разбиралась в психологии, поэтому поняла, что меня может спасти только нестандартное поведение. Я не брыкалась и не мычала, хотя подсознательно мне очень хотелось поступать именно так. Сделав несколько шагов, Мирон остановился, затем подошел к кровати и сбросил меня на нее. Наверное, в ситуацию вмешалось провидение и заставило дрогнуть какую-то струну в душе уральского бандита.

Таня, ты это о чем? Думаешь, у этого ублюдка есть душа?

– Нет, так будет не по понятиям. Я должен выполнить твое последнее желание. Чего ты хочешь? Может быть, водки?

«Души у него нет, а вот „понятия“ есть. Это тоже неплохо», – подумала я, но о своих желаниях промолчала, потому что мой рот был заклеен скотчем. Мирон находился в смятении. Он поднес руку к моему рту, затем одернул ее, немного подумал, а потом резким движением все-таки оторвал скотч.

– В Америке принято исполнять последнее желание приговоренных к смертной казни. Говорят, некоторые просят залечить зубы. А на хрена им зубы на том свете? – спросил Мирон сам себя. – Таня, какое твое последнее желание?

Это ж надо, какое благородство! А какая эрудиция – знает, что существует Америка! Таня, а ты слишком плохо думала об этом типе!

– Ну, сучка, чего молчишь?

– А тебе-то что до моего последнего желания! Не парься! – Грубость Мирона заставила меня отвечать ему в том же духе. – Тебе ведь не впервой убивать! Марат сказал, что ты замочил кого-то в Тарасове... Знаешь, а расскажи мне напоследок, как ты это сделал? До смерти люблю детективы.

– Ты, блин, что, ненормальная? – Мирон запустил в свои волосы пятерню и почесал макушку. – У тебя припадок мазохизма?

– Вроде того. Ну так как там все было?

Мирон поднял стул, поставил его спинкой к кровати и сел на него верхом. Потом закурил. Я молчала, хотя в тот момент мне безумно хотелось попросить сигаретку. Но я не могла себе позволить изменить последнее желание.

– Да, Марат заказал мне одну телку. Она слишком много о нем знала. Я поехал в Тарасов, нашел ее и... Да что я тебе, Сименон, что ли, чтоб детективы рассказывать! Проси что-нибудь полегче, а то передумаю!

Я молчала, лихорадочно соображая, что можно предпринять во свое спасение. Может быть, молить его о пощаде? Нет, это вариант не для меня! Даже перед страхом смерти мой язык не поворачивался, чтобы промямлить жалкие мольбы. Более того, возникло ощущение, что все самое ужасное уже позади. А вдруг умирать совсем не страшно? Между жизнью и смертью всего лишь один миг...

– Чего притихла, сучка? Лучше ты скажи, где тебя Марат подцепил?

– В Оренбурге, – сказала я и поймала себя на мысли, что совершенно не знаю этот город. Но, чтобы выиграть время, надо было что-то говорить, и я стала сочинять на ходу. – Вообще-то, я такими делами никогда раньше не занималась, но влетела на бабки... Мои долги превысили критическую точку, я поняла, что мне ни в жизнь не расплатиться, поэтому, когда предложили это дело, я согласилась...

– Что за хрень ты собиралась мне ввести?

– Без понятия. Сказали, что после этого укольчика уже не просыпаются.

– Тогда придется его тебе всадить, – Мирон взял шприц и ампулу.

Мне показалось, что он всерьез собрался отправить меня на тот свет посредством «смертоносного» лекарства. На всякий случай я изобразила на своем лице нечеловеческий ужас, хотя эта инъекция мне абсолютно ничем не грозила. Но Мирон оказался не таким хладнокровным, как можно было себе вообразить. Он колебался. Потом вдруг сказал с ехидцей:

– А ту телку в Тарасове я не убил...

Мне даже не надо было симулировать удивление, я на самом деле была поражена таким поворотом событий. Честно говоря, я не предполагала, что Мирон может ослушаться Марата. А оказывается, он вел с ним свою игру. Но где же теперь Соня Кривцова?

– Значит, она жива? – тихо спросила я.

– Представь себе! Думаешь, жалко ее стало? Нет, тут совсем другой расчет! Не надейся, тебя уж точно мне жалко не будет! – Мирон бросил окурок в тарелку, взял в руки ампулу и стал нервно бить по ней костяшками пальцев. – Ты не она! Ты – сука продажная! Киллерша хренова! Таких, как ты, гнобить надо! И уясни себе – это не я тебя уничтожу, ты сама себя уничтожила, сама себя приговорила, когда решила на мне заработать.

Философия Мирона мне совсем не нравилась. Я ее даже не понимала до конца, поэтому дерзнула уточнить:

– Я все-таки не поняла, почему ты ее оставил в живых, она что, откупилась?

– Откупилась, – усмехнулся Мирон. – Какой примитив! Просто Сонька – наш человек! Она тут такой фортель выкинула, который заслуживал уважения. Мы все думали, что Кривцова на дне Чувилихи, а она с чужим паспортом в бега подалась. Красивый ход, уважаю ее за это. Маратику этого не понять, он не сидел. Да и твоих куриных мозгов не хватит, чтобы въехать в это...

Мирон положил ампулу на стол, взял очередную сигарету, чиркнул зажигалкой, затянулся и стал вещать дальше. Наверное, ему хотелось перед кем-то выговориться. Поскольку я была приговорена, то его душевные излияния ушли бы вместе со мной в могилу.

– Прокололась она случайно, один здешний фраер поехал по делам в Тарасов и увидел Соньку на улице, вернулся сюда и Марату донес. Кураев ему не поверил, но потом мамаша ее туда лыжи навострила. А как приехала, Маратик к ней с визитом заявился. Уж не знаю, о чем они там толковали, но старушка отдала богу душу. Сердечко у нее слабое было. Но Кураев смог раздобыть у нее адресок одной тарасовской парикмахерской, а потом послал меня туда. Сонька, оказывается, маникюршей заделалась... Поговорили мы с ней по душам. Короче, отпустил я ее на все четыре стороны, но предупредил, чтоб она из Тарасова сгинула и домой носа тоже никогда не казала.

– Не верю. Ты мне чего-то главного не сказал, – изрекла я, рискуя впасть в немилость и приблизить трагическую развязку.

Эх, Таня, язык твой – враг твой! Зачем ты стала умничать? В твоем положении это верх неблагоразумия.

Мирон посмотрел на меня с неким подозрением, постепенно переходящим в негодование. Затем встал, взял со стола скотч, отрезал новую полоску и заклеил мне рот. Однако что делать со мной дальше, он, кажется, не знал. Неужели у меня появился шанс остаться в живых? Может быть, сейчас Мирон поступит именно так, как я предполагала, – закажет мне Кураева? Зачем же самому марать руки, тем более что трупа на нем, оказывается, нет...

Таня, ну какая же ты наивная! Когда Мирон стал развязывать мои ноги, я поняла, что у него совсем другие мысли и планы. Животные инстинкты взяли свое... Такой поворот событий меня тоже не устраивал, я не собиралась оказывать ему интимных услуг, поэтому стала отчаянно брыкаться. Но силы были явно неравными. Я чувствовала под его рубашкой стальные мышцы.

Вдруг Мирон взвыл и отпрянул от меня, и я поняла, что он укололся расстегнувшейся булавкой, которой я скрепила порванную юбку. Это меня развеселило, но смеяться с заклеенным ртом не было никакой возможности. Впрочем, эффект от укола был недолгим. Мирон предпринял очередную попытку раздеть меня, но в этот момент в дверь постучали.

– Кого это там принесла нелегкая? – недовольно пробурчал он, чуть отстранившись от меня.

Я задала себе тот же вопрос и решила, что пришел кто-нибудь из дружков Мирона. Во всяком случае, собака не лаяла. Значит, Поршень хорошо знал визитера. Это обстоятельство меня не вдохновляло. Только групповухи мне и не хватало!

Стук повторился, став более настойчивым, Мирон смачно выругался, встал, подтянул штаны и пошел в коридор, забыв вновь связать мне ноги. Видимо, решил, что я его дождусь. Идиот! Воспользовавшись моментом, я вскочила с кровати. Как же мне надоело лежать! Между тем я услышала, что открылась дверь, но никаких голосов за этим не последовало. Наверное, он вышел за дверь.

Я опрометью бросилась на кухню, увидела лежавший на столе нож и попробовала пристроиться к столу так, чтобы разрезать им бельевой шнур, связывающий мои запястья. Ничего хорошего из этого не получилось. Надо было как-то приловчиться, но меня поджимало время. Уже доносился характерный скрип половиц. Когда звук приближающихся шагов стал отчетливее, я спряталась за высокий шкаф. В тот момент мне очень хотелось ощутить в руке тяжесть пистолета, но именно потому, что «макаров» может выстрелить, я не взяла его с собой. Некто вошел на кухню, в отражении стеклянных дверей буфета я увидела мужской силуэт, но это был не Мирон. Но кто же?

– Таня, – позвал знакомый голос.

Я вышла из своего укрытия. Передо мной стоял Пинкертон.

– Я вырубил его ненадолго, – полушепотом сообщил мне Юрий Борисович и первым делом отлепил скотч, потом стал освобождать мои руки. – А где твоя юбка? Я не опоздал?

– Нет, вы как раз вовремя. Но как...

– Потом, все разговоры потом, немедленно сматываемся отсюда!

Я стояла, остолбеневшая от резкой смены декораций, и не знала, что предпринять дальше. Конечно, мне не хотелось быть ни убитой, ни изнасилованной Мироном, но ведь до конца я ничего не выяснила. Где теперь Соня? Может быть, он это знал?

– Таня, ты в порядке? – Пинкертон щелкнул пальцами перед моими глазами. – Ау! Ты меня слышишь?

– Да, слышу, – ответила я, сфокусировав свой взгляд на лице Пинкертона. Он был очень озабочен.

– Нам надо немедленно уходить отсюда. Машина моего приятеля уже ждет тебя на развилке.

– Но...

– Никаких «но»! – строго сказал Юрий Борисович и потащил меня за руку к выходу.

Я наконец-то вышла из оцепенения, поняла, что здесь действительно делать больше нечего, и покорно последовала за Пинкертоном.

– Подождите, мне надо забрать свои вещи, – вдруг опомнилась я.

– Забирай, но быстрее, – сказал Пинкертон, посмотрел на мои ноги в тонких колготках и осуждающе покачал головой.

Я нашла на кровати свалившуюся с меня юбку, точнее, лоскуток, в который она превратилась. Потом взяла со стола сумку, побросала в нее «мини-аптечку», затем сняла с вешалки куртку и обулась. В последний момент вспомнила про хозяйский мобильник, вернулась в комнату, отключила его и стала искать глазами место подальше, чтобы Мирон, очнувшись, не сразу его нашел и не смог быстро вызвать своих дружков.

– Вот так, – сказала я, забросив сотик на шкаф, и злорадно улыбнулась. – Теперь можно идти.

Юрий Борисович осторожно приоткрыл дверь и убедился в том, что Мирон все еще лежит в отключке на крыльце. Как бы не замерз, бедняга! Мартовские ночи такие холодные...

– А где собака? – спросила я у Пинкертона, вдруг испугавшись зловещей тишины.

Он махнул рукой, из этого жеста следовало понимать, что Поршень нам не страшен. Чуть позже я увидела бездыханное тело огромной кавказской овчарки. Вот уж не думала, что пенсионер дядя Юра способен так жестоко обращаться с животными!

Когда мы вышли за забор, на улицу, мой спаситель сказал:

– Этого пса давно стоило усыпить. Он в прошлом году одного мальца здорово покусал. А Миронов очухается самое раннее минут через десять. Так, давай сейчас огородами, там нас никто не увидит...

– Юрий Борисович, а как же вы? Он вас видел?

– Обижаешь! Конечно же, нет!

– Но как вам это удалось?

– У братьев наших меньших учиться надо, – глубокомысленно изрек Пинкертон.

– Не поняла...

– Как-то по молодости я был на охоте. Сидим мы в сторожке, и вдруг кто-то в дверь постучал. Мы решили, что пополнение к нам прибыло. Я пошел открывать. Распахнул дверь, за ней – никого. Подумал, что показалось... Через какое-то время снова стучат. Приятель мой открыл дверь и сделал шаг вперед, а на него с крыши рысь прыгнула... Еле спасли мужика... Вот так вот!

Мне с трудом верилось, что пенсионер уподобился рыси и забрался на крышу, но факт оставался фактом – Мирон был в отключке, а его четвероногий друг вообще коньки отбросил.

– А как же вам с «кавказцем» удалось справиться? Бедняга Поршень, по-моему, предчувствовал свою кончину, так лаял, так лаял...

– Я придушил пса его же собственным ошейником, – тихо сказал Пинкертон и сразу же перевел разговор на другую тему: – И как же ты, Таня, без юбки в гостиницу пойдешь? Срам-то какой!

– А мне не надо в гостиницу, – возразила я.

– А вещи-то?

– Они у вас во дворе, – призналась я и почувствовала, что покраснела, хотя в такой темноте это было незаметно.

– Как это? – изумился Пинкертон.

– Да вот так. Я примерно такой расклад событий предусмотрела, поэтому вышла из гостиницы со всеми своими пожитками через черный ход. – О головокружительном спуске по пожарной лестнице я из скромности умолчала. – Потом перебросила свои вещички через ваш забор. Местечко у вас там есть такое удобное – между забором и сараем... Я его срисовала, когда выходила от вас. Вы уж извините меня за это, но надежнее места я просто не нашла.

– Хитра! – только и сказал Юрий Борисович.

– Кстати, а почему у вас нет во дворе собаки?

– Умерла зимой. Старая уже была, а мы никак не можем после нее новую решиться завести... Собака, она ведь как член семьи...

– Понятно. Юрий Борисович, а как вы догадались, что я не собираюсь уезжать из Светличного, не выяснив все до конца?

– Да вот так! Глаза у тебя страстью одержимы были, а потом ты от меня вышла и направилась непонятно куда...

– Это я в аптеку...

– Видел я, что ты в аптеке была...

– Значит, я за порог, а вы за мной следить стали... А ведь я вас не заметила!

– Ну я же не зря опером был! Кое-какие навыки еще остались... Только вот у гостиницы я тебя потерял. Ты туда зашла, а обратно все не идешь и не идешь... Я ждал-ждал, а затем решил до ресторана прогуляться... Потоптался там неподалеку, а потом смотрю – ты со всей мироновской кодлой из «Азии» выходишь... Кстати, дружок-то ихний здорово на своем драндулете шандарахнулся... Лежал он, пока на него Тимофеев не натолкнулся и не вызвал «Скорую». Таня, отчаянная ты голова, ну вот скажи мне на милость, чего ты добилась? А если бы я не подоспел?

– Юрий Борисович, – сказала я, переводя дыхание. – Я узнала, что Мирон Соню не убил. Кривцова все-таки жива! Только где она, по-прежнему загадка...

– Не убил? Это он сам тебе так сказал? – удивился Пинкертон. – Набрехал, наверное...

– Не думаю. Он сказал, что убивать ее – это, видите ли, не по его понятиям... Короче, Мирон нашел Соню в Тарасове, узнал от нее какую-то убойную информацию о Марате, – до меня только сейчас дошло, какова теперь цена ее жизни, – и отпустил Кривцову на все четыре стороны.

– И как же тебе удалось заставить Миронова все это тебе рассказать? Судя по твоим связанным рукам и синяку на лице, вы вели далеко не дружественную беседу.

– Это моя профессиональная тайна, – я уклонилась от прямого ответа, но вовсе не потому, что хотела что-то скрыть от Пинкертона, просто мне было не до того. Хотелось поскорее лечь и забыться глубоким сном...

Глава 13

Ночь была темной. Только вдали, на автостраде, горели огни, а мы шли по раскисшим огородам, по колени увязая в грязи. Пинкертон даже не захватил с собой фонарик. Сначала я пыталась подсвечивать путь зажигалкой, но по неосторожности уронила ее в грязь и не нашла. А мобильник, который тоже можно было использовать в качестве фонаря, я с собой на операцию сознательно не брала, в нем слишком много информации. Да и звонить было некому.

– Ничего, я здесь каждую кочку знаю, – успокаивал меня Пинкертон. – С закрытыми глазами развилку найду.

Сначала я поверила пенсионеру и покорно плелась за ним след в след. Только огни автострады ближе не становились. Мне даже казалось, что мы движемся к ним, а они – от нас. Нестерпимо болела голова, тупая боль так и пульсировала в ней. Юрий Борисович уже ничего не говорил, а только по-стариковски кряхтел. Вскоре меня осенила страшная догадка – мы потерялись в чистом поле. Конечно, сейчас мои перспективы были намного более оптимистичными, чем час назад, но хотелось бы знать, как долго продлится ночная прогулка на свежем воздухе. Все хорошо в меру.

– Юрий Борисович, а вы уверены, что мы идем в нужном направлении? – робко поинтересовалась я.

Ответа на мой вопрос не последовало. Вопреки установившейся традиции следовало принять молчание моего провожатого за знак отрицания, но я пошла в своих измышлениях дальше и мысленно переименовала Пинкертона в Сусанина.

Таня, а что, если этот старикан вовсе не тот, за кого себя выдает? Может, его следует остерегаться? Жил да был в поселке Светличном пенсионер-маньяк. От скуки он душил собак, но, если это не возбуждало, он заманивал наивных девушек в лес и...

Я остановилась как вкопанная, потому что метрах в пяти от нас неожиданно замигал какой-то огонек. Потом в кромешной тьме нарисовалась чья-то фигура.

– Борисыч, ты? – спросил мужской голос.

– Я. Кто же еще, – отозвался Сусанин-Пинкертон. – Ты чего фары-то не включишь?

– Так вы до «Нивы» еще не дошли, – сказал незнакомец, освещая меня фонариком. – Значит, вот кого ты из беды выручал? Старый ты хрыч!

– Здравствуйте, – я закрылась рукой от светового луча, догадываясь, что выгляжу не самым лучшим образом.

– Здравствуйте, – ответил незнакомец. – Вас нет и нет, я пошел по окрестностям поискать... Похоже, что не зря. Заблудились, что ли?

– Есть немножко, – признался Сусанин.

– Вас как зовут? – обратился ко мне его приятель.

– Таня, – ответила я и подумала, что все-таки напрасно сочиняла страшилки про дядю Юру. Наверное, эта дурь поперла из моего воображения от сильной головной боли.

– А меня Артем Олегович, – представился мне дяденька с козлиной бородкой. – Давайте мне руку! Здесь очень скользко, а нам надо на горку взобраться.

Водитель «Нивы» буквально взял меня на буксир, и вскоре мы оказались около его машины. Мне уже не верилось, что это когда-нибудь произойдет, но это произошло. Можно было наконец сесть и расслабиться. Все самое страшное осталось позади.

– Значит, так, Артем, я с вами не поеду, вернусь домой, – сказал Юрий Борисович. – А ты доставь Таню до железнодорожного вокзала и посади ее в поезд.

– Сделаем, – пообещал улыбчивый дяденька и смущенно покосился на мои ноги в грязных порванных колготках.

Наверное, в свете фар я выглядела не самым лучшим образом, но после всех моих злоключений комплексовать по поводу своего внешнего вида не собиралась.

– Садитесь, пожалуйста, – сказал Артем Олегович, распахнув передо мной дверцу.

– Вещи! – вдруг опомнилась я. – Юрий Борисович, мои вещи...

– Да, я про них как-то забыл. Значит, так, ложись на заднее сиденье, чтоб тебя никто не видел, подъедем ближе к моему дому, и я вынесу твои вещички. Надо ж такое придумать! Через забор она их бросила... Вот отчаянная голова! А если бы кто увидел?

– Никого там поблизости не было, – отмахнулась я и юркнула на заднее сиденье.

Теперь я имела полное право отдохнуть. Да, наверное, я заслужила покой, потому что возвращение в поселок прошло гладко. Пинкертон загрузил в машину мои пожитки, и Артем Олегович повез меня в Оренбург. Всю обратную дорогу я спала. Водитель разбудил меня, когда приехал на вокзал. Я дала ему свой паспорт, деньги и попросила купить билет на ближайший рейс до Тарасова. Пока он отсутствовал, я переоделась, сделала легкий макияж, но замаскировать синяк на подбородке было не так-то просто.

– А вот и я, – радостно сообщил Артем Олегович. – Билет купил, правда, дорогой, в СВ, других не было, и рейс только под утро...

– Спасибо, – сказала я и поняла, что этого человека надо отблагодарить, поэтому протянула ему тысячу.

– Нет, что вы! Я не возьму.

– Берите, – строго сказала я. – Это за бензин и за ночные хлопоты... Берите, а то я обижусь! Выпьете с Юрием Борисовичем за мое здоровье!

Последний аргумент сработал, и приятель Пинкертона взял у меня деньги.

– Да, еще вот что. – Я быстренько написала на листке номер своего мобильного телефона. – Передайте это, пожалуйста, Юрию Борисовичу. Пусть он мне позвонит, если ему будет что сказать.

– Передам, – пообещал Артем Олегович и спрятал мою записку в карман.

На том мы и расстались. Дорога домой всегда легче, чем из дома, тем более что на этот раз условия были намного комфортнее. Я отдала себя на растерзание пассивному отдыху. Только агентесса надоедала своими звонками, которые я сбрасывала, не отвечая. Кто бы мог подумать, что Елизавета Артуровна окажется такой охочей до сыскной работы! Хоть я и раскрыла у нее детективный талант, но развивать его дальше не собиралась.

Колеса стучали, стучали, стучали...

* * *

В Тарасове лил проливной дождь. Меня никто не встречал, хотя я называла клиенту по телефону номер поезда и вагона и он принял эту информацию к сведению. Только дома я обнаружила, что Александр Станиславович прислал мне эсэмэску. Он сообщил, что его вызвали в больницу на экстренную операцию, а также просил прийти к нему домой завтра в десять утра.

В поезде я думала о том, как и где искать теперь Соню Кривцову. После встречи с Мироном Софья, конечно же, сочла самым разумным для себя исчезнуть из жизни всех, кто ее знал, раствориться в толпе, начать новую жизнь в другом месте и в другом окружении. Кривцова явно умеет это делать, в Тарасове ее подвела лишь нелепая случайность. Какой населенный пункт она выберет? Если беглянка уехала из Тарасова не на поезде и не улетела на самолете, то узнать, куда она направилась, будет очень сложно. Лично я на ее месте так бы и поступила, воспользовалась бы автобусом или попуткой, чтобы не оставлять следов.

Я решила, что надо завтра рассказать Писаренко все, что было в прошлом Софьи Кривцовой, почему она стала Ольгой Верещагиной. Мне до сих пор удавалось находить выход из самых тупиковых ситуаций. Я могла бы распутать и этот клубок, тем более что дальнейшие поиски становились уже просто делом чести.

Глава 14

Пронзительный звонок будильника вырвал меня из глубокого сна. Не открывая глаз, я нащупала его и отключила, мысленно дав себе отсрочку на пять минут, потом еще на десять. После легкого сотрясения мозга хотелось покоя, но надо было вставать и идти к клиенту с отчетом. А потому пришлось подниматься, совершать неизбежные водные процедуры, запихивать себя в джинсы и заливать в себя кофе. Надо признаться, что за время командировки в паршивый Светличный я несколько отвыкла от кофейного священнодейства, поэтому сварила «Арабику» кое-как. О чем быстро пожалела. Работа не должна влиять на приятные привычки.

Позавтракав, я приступила к макияжу. Надо было тщательно замаскировать синяк, но толстый слой тонального крема и пудры своей неестественностью только привлекал внимание к травмированному подбородку и очень походил на театральный грим. Немного подумав, я нашла способ получше – два раза обмотала вокруг шеи желтый шарф, а-ля Остап Бендер. Конечно, это был не мой стиль, но что делать! Мне совсем не хотелось, чтобы хирург знал, чего мне стоила информация, которую я собиралась ему преподнести.

В каждой профессии существуют свои маленькие тайны... Наверняка они были и у него, и если бы Александр Станиславович вдруг захотел мне поведать в деталях о том, что и как он творит во время полостных операций, я бы вряд ли была от этого в восторге.

* * *

Писаренко открыл мне дверь и пригласил войти. Не успела я снять куртку, как он сообщил мне с какой-то натянутой улыбочкой:

– Таня, знаете, а Оля нашлась...

– Как нашлась?! – Я раскрыла рот от изумления.

Эта новость опровергала все мои логические измышления и низводила до нуля эффект от моей командировки. Нет, я, конечно, обрадовалась, что в этом деле теперь можно ставить точку, осталось только получить полный расчет, но все-таки это было как-то неожиданно...

– Да, нашлась, вчера она вернулась и все мне объяснила, – Александр Станиславович замолчал, потому что зазвонил телефон. – Простите меня, я подойду к аппарату...

– Да-да, конечно, – ответила я и прислонилась к стене.

Откровенно говоря, я почувствовала себя совсем нехорошо. На меня одномоментно обрушились слабость, головная боль и сознание того, что все мои усилия были напрасными. Можно было не ездить в этот чертов Светличный, не месить там грязь и не подставлять свою голову под удары. Напрасный труд! Соня вернулась к Писаренко и сама рассказала ему о своем прошлом...

Так тебе, Таня, и надо! Решила всем доказать, что ты суперсыщица всех времен и народов... Вот теперь и ходи в синяках! Правильно говорил Пинкертон, правильно: «До добра свидание с Мироном не доведет». И Кирьянов предупреждал, чтобы я не лезла на рожон. Старших надо слушаться, они не будут возводить напраслину... Да и двенадцатигранники предупреждали, что мое путешествие может принести не только радость, но и огорчение. Пожалуй, я действительно была расстроена пустыми хлопотами.

Телефонный разговор Писаренко грозил затянуться надолго. До меня доносились обрывки его фраз, из которых можно было понять, что он дает консультацию своему коллеге. В моем воспаленном сознании один за другим стали возникать вопросы: «Если Соня-Оля вернулась, то где она? Пошла в магазин или уже устроилась на новую работу? Все ли она ему объяснила?» Тем временем профессор закончил свою консультацию и вышел в прихожую.

– Таня, почему вы не проходите? Я смотрю, вы такая бледная... Как вы себя чувствуете?

– Нормально. – Я моментально взяла себя в руки, сняла куртку, разулась и прошла в гостиную. Мне не терпелось узнать, что же все-таки Кривцова объяснила своему сожителю. Если он по-прежнему называл Соню Олей, возможно, она была не очень-то откровенной. Во мне проснулся охотничий азарт частного детектива, поэтому я спросила: – Ну и где же она?

– Не знаю, – Писаренко растерянно пожал плечами. – Я ее не видел...

– Александр Станиславович, подождите, но вы ведь только что мне сказали, что Со... – я запнулась, но быстро поправилась: – Оля нашлась и все объяснила вам?

– Да, позавчера она была здесь в мое отсутствие, забрала свои вещи и оставила мне записку. Я уж не стал вам об этом по телефону говорить... Кстати, вот эта записка, можете ее прочитать. – Писаренко взял со стола тетрадный лист и протянул его мне.

Я стала читать откровения беглой медсестры. Увы, все, что Соня впопыхах накорябала на бумаге в клеточку, было пустыми фразами. Она приносила извинение за свое внезапное исчезновение, объясняя его назревшей необходимостью определиться в своих чувствах. В итоге она пришла к осознанию, что любит бывшего мужа, а потому возвращается к нему. В то же время она за все была очень благодарна Саше и, как память о нем, забрала вещи, которые он ей подарил. Еще она просила ни в коем случае ее не разыскивать и постараться простить и забыть. Естественно, послание было подписано чужим именем.

– Александр Станиславович, все это так далеко от истины! Вы готовы к тому, чтобы выслушать всю правду? – спросила я, положив листок на стол.

– Да, конечно. Теперь я особенно хочу знать, что же произошло на самом деле. Я не хочу выглядеть одураченным мальчишкой, которого просто использовали. Как вы понимаете, и возраст у меня уже не тот, и положение...

– Тогда слушайте! – Я начала свой беспристрастный рассказ с того, что когда-то особа, интересующая моего клиента, работала в больнице медсестрой. Там она закрутила роман с женатым главврачом, и эта интрижка в конечном итоге стоила ей работы по специальности. Затем я вскользь коснулась вопросов безработицы в маленьком уральском поселке и более подробно рассказала о бесправном положении швей в артели Марата Кураева, куда была вынуждена трудоустроиться безработная медсестра, дабы не умереть с голоду.

– Таня, ну неужели такое возможно?! – возмутился Писаренко. – Это же просто рабский труд! Я не могу поверить... Куда же смотрели разные инстанции?

– Разумеется, в свой карман. Кураев купил там всех с потрохами.

– Все равно не верю. Неужели вы рассказываете об Ольге? Она никогда не говорила, что работала в больнице или шила одежду... Она делала маникюр, – Писаренко с жалостью посмотрел на свои вновь запущенные ногти.

– На маникюршу она выучилась только в Тарасове. Вам, Александр Станиславович, придется во все это поверить, тем более что дальше стали происходить события еще более неординарные. А главное, Ольга Верещагина – это совсем другая женщина. На самом деле ту, которую вы разыскиваете, зовут Софья Кривцова. И именно о ней я веду свой рассказ...

– А вы ничего не напутали? Я же видел ее паспорт! И не только я, но и по месту работы, в парикмахерской... Выходит, мой сын был прав... Она с самого начала обманывала меня, использовала, – Писаренко закрыл лицо руками. Но, посидев так несколько секунд, он вдруг нашел оправдание для своей любимой: – Но знаете, Таня, она ведь забрала только свои вещи. Украшения моей первой жены Милы и деньги Ольга не тронула, хотя могла бы и их прихватить. Все это лежало на виду. Но почему она все-таки не рассказала мне в прощальной записке всей правды? Почему? Могла бы и свое настоящее имя назвать...

– Александр Станиславович, она не могла этого сделать. Объяснить все случившееся с ней вкратце, на бумаге, было бы сложно. Конечно, Соня не могла предположить, что вы наняли частного детектива и станете теперь осведомлены о ее прошлом, – я из чувства женской солидарности взялась рьяно защищать Кривцову. – Поверьте мне, у Софьи были основания для того, чтобы сменить имя и фамилию, и очень веские. Она спасала и продолжает спасать свою жизнь. Инстинкт самосохранения может толкнуть и не на такое! Уж поверьте мне!

Таня, а может, тебе пойти в адвокаты? Сколько пафоса вдруг появилось в твоем голосе!

– Таня, я должен немного подумать о том, стоит ли мне слушать вас дальше... Все оказалось не так просто...

Как это ни странно, но на мои жаркие доводы последовала обратная реакция. Писаренко, готовый до этого смотреть правде в глаза, вдруг стушевался... Оно и понятно, его самолюбие было задето. Любимая женщина столько времени обманывала его и, даже расставаясь с ним навсегда, снова солгала. Впрочем, клиент недолго размышлял над тем, стоит ли мне полностью раскрывать перед ним завесу тайны, окутавшей прошлое и настоящее его любовницы. Слабость Александра Станиславовича была минутной, и он вскоре попросил меня продолжать рассказ.

Естественно, дальше мне пришлось поведать ему о том, что Соню перевели из швей в сиделки к тяжело и неизлечимо больной Розе Кураевой. Эта информация не очень удивила хирурга, поскольку речь шла все-таки о дипломированной медсестре. Затем я стала рассказывать о том, что больная умерла и что, по заключению экспертов, смерть наступила от воздействия сильного сердечного средства, введенного в вену. Хирург нахмурился.

– Как вы понимаете, Александр Станиславович, подозрения пали на Соню, – продолжила я.

– Но по телефону вы мне сказали, что ее обвинили в преступлении, которого она не совершала. Таня, у вас есть какие-то доказательства, что это сделала не она? – Писаренко уже не называл имени своей бывшей сожительницы, а оперировал местоимением «она».

– Прошло почти три года, – заметила я. – Какие я могла найти доказательства за два дня? У меня имеются только предположения...

– Ну хорошо, какие у вас есть версии?

– Александр Станиславович, я не считала нужным досконально выяснять обстоятельства смерти Розы Кураевой. Вы же наняли меня только для того, чтобы я нашла Ольгу Верещагину. Разве не так?

– Так, но все-таки мне хотелось бы знать... Ольга, или как вы ее теперь называете? – Писаренко вскинул на меня растерянный взгляд.

– Софья Кривцова, – напомнила я настоящее имя вновь пропавшей маникюрши.

– Софья Кривцова, – повторил хирург. – Я это запомню. Так вот, мне совсем не безразлично, виновна ли Софья в смерти той женщины. Я как-никак медик.

– Понимаю вас. У меня есть две версии. Первая состоит в том, что Розу убил Марат, уверенный в том, что никто не заподозрит криминала. Скажу честно, я не смогла выяснить, зачем ему понадобилось торопить и без того неизбежное событие, но Соня, скорее всего, о мотивах действий своего работодателя знала... Поскольку причина смерти всплыла на поверхность, Кураев подставил Софью... Кривцова находилась между двух огней – либо зона, либо расправа Марата. Она воспользовалась удобным случаем, сбежала и спряталась. Думаю, что ее мать знала о местонахождении дочери и о ее безвыходной ситуации. Тогда в голове этой женщины возникла идея снабдить дочь чужим паспортом. Дело в том, что у Сони есть сводная сестра, Ольга Верещагина, на которую она внешне была очень похожа, несмотря на пятилетнюю разницу в возрасте. Я не знаю, каким образом Нина Степановна раздобыла ее паспорт, но факт остается фактом – Софья Кривцова стала Ольгой Верещагиной и помолодела на несколько лет. – Сделав небольшую паузу, я рассказала про инсценировку самоубийства.

– Все это как в кино, – сказал Писаренко. – И я не знаю, как к этому относиться. Таня, вы сказали, что у вас есть вторая версия. В чем она состоит? Хотя я могу сам догадаться. Смертельную инъекцию сделала Оля, то есть Соня, так?

– Да, теоретически такое вполне возможно, но лично я склоняюсь к первой версии, потому что не вижу веских мотивов для такого поступка. Марат пытался доказать всем, что Кривцова сделала это из чувства жалости, чтобы прекратить мучения его жены. Но я думаю, что он говорил так, руководствуясь желанием свалить на Соню свою вину.

– Это ваше личное мнение или было официальное расследование?

– Да, дело, конечно, завели, и Софья являлась одной из главных подозреваемых. Правда, прямых улик против нее не имелось.

– Ну вот видите! Если она не виновна, то следствие бы это доказало! Зачем надо было бежать, да еще с чужим паспортом?

– Я думаю, что в большей степени она скрылась не от правосудия, а от Кураева. Она понимала, что он ее в живых не оставит, и была права.

– Что вы имеете в виду?

– Дело в том, что чуть больше месяца назад один житель Светличного приехал в Тарасов в командировку и увидел на улице Соню. Как говорится, мир тесен. Вернувшись домой, он рассказал об этой встрече Кураеву. Тот не очень-то поверил в воскрешение утопленницы, но когда Нина Степановна, Сонина мама, вдруг уехала куда-то, он заподозрил, что она отправилась в Тарасов, чтобы встретиться с дочерью. Александр Станиславович, те три дня, которые вам запомнились, Соня виделась в доме на улице Бабушкина со своей матерью. У меня в этом нет никаких сомнений.

– Хорошо, что было потом?

– Далее Кураев самолично наведался к пожилой женщине, довел ее своими расспросами до инфаркта, а потом нашел в ее вещах записку с адресом парикмахерской «Елена». После этого он направил сюда своего человека, Мирона, дважды отбывавшего срок в местах не столь отдаленных. Думаю, вы догадываетесь, что тот должен был убить Соню?

– Вы в этом уверены?

– Да, я разговаривала с этим Мироном. Он нашел Соню, но оставил ее в живых. По его собственному признанию, он ее не пожалел, а поступил по понятиям. – По лицу профессора я поняла, что он не въезжает в то, о чем идет речь, поэтому мне пришлось пояснить: – У человека, дважды судимого, поступки Кривцовой, я имею в виду инсценировку самоубийства и жизнь по чужому паспорту, вызывали уважение. Кроме того, Соня рассказала ему о том, из-за чего, собственно, Марат приговорил ее. Думаю, что Мирону эта информация о боссе была очень интересна, в итоге он отпустил Кривцову, но приказал ей исчезнуть из Тарасова и впредь постараться больше никому не попадаться на глаза.

– Но она могла мне все рассказать, мы бы вместе что-нибудь придумали, – сказал Писаренко. – Хотя, если честно, пока не знаю, что я мог бы сообразить в подобной ситуации.

– Я тоже не знаю. Все так многослойно... Даже если она не имеет никакого отношения к смерти Розы Кураевой, то проживание по чужому паспорту – это статья. Соня выбрала себе очень непростой путь. Она все время будет ходить по краю бритвы. Но это лучше, нежели лежать в могиле...

– Да, такого поворота событий я никак не ожидал. В моей голове все это пока не укладывается.

Я не стала ждать, когда вся моя информация уложится в голове профессора, на это могло уйти слишком много времени, а сказала:

– Увы, в тот момент, когда Соня приходила к вам за вещами, я была только на пути в Тарасов. Мы разминулись, и думаю, что теперь найти ее будет невозможно...

Едва я хотела подвести свою речь к финансовому вопросу, как Писаренко вытаращил глаза и испуганно спросил:

– Таня, я не понял вас: вы собираетесь бросить поиски?

– В дальнейшем расследовании я не вижу особых перспектив... Но, конечно, я постараюсь.

– Соня может попасть в беду! Куда она отправилась? – Писаренко взял со стола записку. Пробежал ее глазами и вдруг выдал: – Теперь я совсем иначе воспринимаю ее слова. Это же крик о помощи!

– Это не крик, а скорее колыбельная для вашей души, – возразила я, хотя в душе была с ним согласна.

– Вы не были лично знакомы с Олей... с Соней, – тут же поправился хирург. – Я помню ее грустный, потерянный взгляд в окне парикмахерской. Я помню, как она уходила от разговоров о регистрации нашего брака... Я настаивал на этом, и она была вынуждена лгать... Бедная девочка! Сколько она пережила и сколько ей еще предстоит испытаний! Каких людей она встретит на своем пути? Таня, я должен ее найти! Вы обязательно поможете мне в этом...

Я промолчала. Должна – значит, найду. Пусть пока он выговорится.

– Таня, мои надежды только на вас, – продолжил уговоры Писаренко. – Я верю, вы сможете найти Соню. Я заплачу вам сколько вы запросите. Скажите, сколько?

– Давайте вы сначала распла?титесь со мной за проделанную работу.

– Не вопрос, – Писаренко достал из шкафа и протянул мне несколько долларовых купюр.

Я с удовольствием приняла заработанные деньги. Значит, поиски продолжаются. Было бы неплохо спросить совета у двенадцатигранников, но они остались дома.

– Знаете, Таня, моя жена Мила умерла от неизлечимой болезни, а я, врач, ничем не мог ей помочь. Увы, сахарный диабет и его тяжелые осложнения пока неизлечимы. Соня была мне тоже очень дорога, и вдруг рядом со мной не стало и ее. Теперь, когда я знаю, что она ушла не к другому и не от меня, а потому, что ее догнало прошлое, я не смогу смириться с тем, что она скитается где-то по стране в поисках пристанища. Таня, мне рекомендовали вас как лучшего частного детектива Тарасова, я верю, вы сможете найти Софью. Подождите, ничего не говорите мне. Я догадываюсь, о чем вы хотите меня спросить. Не будет ли Соне опасно возвращаться сюда? Понимаете, я хочу помочь ей хотя бы материально, у меня есть такие возможности. Я не буду себя уважать, если отстранюсь от ее судьбы...

– Александр Станиславович, давайте возьмем время на размышление. Уверена, вам надо еще раз пропустить через себя всю полученную информацию, и мне тоже необходимо кое о чем подумать. Конечно, я ее найду, вернее, постараюсь.

– Хорошо, подумайте, – согласился со мной Писаренко. – Когда мне вам позвонить?

– Завтра, – сказала я, встала с кресла и решительно направилась к выходу.

Глава 15

Покинув квартиру Писаренко, я настроилась заниматься дальнейшими поисками Сони Кривцовой. Клиент всегда прав, а Соне действительно может грозить опасность. Я села в свою машину и едва повернула ключ зажигания, как в сумке затрезвонил мобильник. Может, это новый клиент? Взглянув на дисплей, я, не задумываясь, сбросила звонок. Только агентессы с ее расспросами, нет ли для нее нового заданьица, мне сейчас и не хватало! Надо было подумать, как и что предпринять. А вначале немного приду в себя. В родном доме. Отосплюсь, глядишь, синяк пройдет и появятся новые идеи...

Поздно вечером мне позвонил неизвестный абонент. Это был старый опер из Светличного по прозвищу Пинкертон.

– Юрий Борисович, это вы? Что случилось? У вас проблемы?

– Нет. У меня все нормально, но вот с нашим Версаче беда приключилась. Не успел он сегодня из Челябинска вернуться, как с ним произошел несчастный случай – в собственном доме схватился рукой за голый провод под напряжением. Я подумал, что тебе это будет интересно узнать.

– Да, спасибо, что позвонили. Это действительно очень интересно. А у меня тоже есть новость – ваша землячка действительно жива, она у нас здесь позавчера нарисовалась, но снова исчезла в неизвестном направлении.

– Это хорошая новость, обнадеживающая. Может, теперь она сможет выйти из подполья. Если тебе доведется ее повстречать, скажи ей, что ее враг номер один умер, – сказал Юрий Борисович, строго соблюдая конспирацию.

– Обязательно расскажу, – пообещала я.

Разговор с Пинкертоном был коротким, но мне стало ясно, что поражение электрическим током – вовсе не случайность, а последствие «бури», которую я организовала в Светличном. Разве Мирон мог спокойно ждать, когда Марат вернется в поселок и узнает, что «заказ» не выполнен? Конечно же, нет.

Таня, твоя инсценировка привела к тому, что Мирон, спасая собственную жизнь, отправил на тот свет Кураева, причем сделал это очень профессионально, подогнал убийство под несчастный бытовой случай. Да уж, с ним он не стал церемониться, не то что с Кривцовой и со мной.

Я закурила сигарету, откинулась на спинку кресла и предалась неудержимому наплыву мыслей. Надо сказать, что подсознательно я ждала чего-то в этом роде. Ну как тут не поразмышлять о роли личности в истории! Естественно, – моей личности в криминальной истории небольшого уральского поселка. Приехала, погуляла по Светличному, пообедала в ресторанчике, пообщалась тет-а-тет с местным авторитетом и создала условия для смены там неформальной власти... Только вот памятник мне на центральной площади Светличного никто, увы, не поставит...

Смерть Марата Кураева, от которого, собственно, и сбежала Соня, конечно, меняла ситуацию, но не настолько, чтобы «утопленница» могла выйти сухой из воды. Признаюсь, где ее искать, я и понятия не имела. Пока что не имела...

Вскоре в очередной раз позвонила певица-пенсионерка, и я решила наконец ответить ей и в доступной форме объяснить, что не стоит быть такой навязчивой, иначе мне придется вычеркнуть ее из списка тайных агентов. Очень не хотелось, чтобы эта неугомонная тетушка продолжала с завидной периодичностью капать мне на мозги своими звонками. Дайте мне с силами собраться, братцы!

– Татьяна Александровна, как хорошо, что я до вас все-таки дозвонилась! У меня для вас появилась информация, а вы уже несколько дней трубку не берете.

– Я была в командировке, – поспешила оправдаться я. – А что у вас за информация?

– Разве можно говорить о таких вещах по телефону? – искренне удивилась агентесса.

– А почему нет? Уверяю вас, нас никто не прослушивает.

– Да, но дело не в этом, – Елизавета Артуровна многозначительно повысила голос.

– А в чем?

– Вы же меня как бы на работу приняли, так? – спросила бывшая оперная певица и приняла мое молчание за положительный ответ. – Раз так, то я могу прийти в прокуратуру в любое удобное для вас время и даже изложить все в письменном виде...

О как! Шустрая какая! В прокуратуру ей захотелось! Сказала бы уж прямо, что хочет снова получить «зарплату», а потому не видит резона раскрывать свои секреты по телефону! Наверное, ее часто кидали, вот она и перестала верить людям.

– Елизавета Артуровна, не стоит так беспокоиться. Я сама к вам заскочу. Пожалуйста, дайте резюме в двух-трех фразах, о чем пойдет речь, – попросила я, ведь мне тоже хотелось знать наперед, представляет ли ее информация хоть какую-то ценность.

Певица начала ломаться, но, почувствовав, что у меня пропадает интерес, все-таки сдалась и сказала:

– На днях моя соседка, Антонина Кочергина, встретила в городе ту девушку, которая приходила к ее жиличке. Вы ею еще интересуетесь?

– Да, конечно, интересуюсь.

– Тогда остальное я скажу вам при личной встрече. Уверяю вас, мне есть что добавить к сказанному, – интригующе пропела агентесса.

– Хорошо, можно мне к вам сейчас приехать? Вы не заняты?

– Приезжайте, буду вас ждать с нетерпением.

– Ждите, – я согласилась, хотя глубоко сомневалась, что оперная певица прольет свет на нынешнее местонахождение беглянки, поскольку ее сведениям было уже несколько дней и они безнадежно устарели.

Таня, а ты ведь сама в этом виновата! Помнишь анекдот насчет вчерашних щей? Ведь Елизавета Артуровна начала настойчиво названивать тебе, когда ты ехала в поезде в Тарасов. Ответила бы ей и получила бы свеженькую информацию. А теперь соглашайся на позавчерашнюю, но поможет ли она тебе в расследовании? Ведь Соня могла уехать за это время на многие сотни километров от Тарасова. Забрала у Писаренко свои вещички – и свалила. Практичная девочка, ничего не скажешь. Интересно, а где она пряталась те десять дней, что прошли с момента ее таинственного исчезновения? Куда делась Кривцова после того, как пообщалась с Мироном? И где же она теперь?

Таня, кажется, ты заинтригована! Эх, не дай я себе волю, узнала бы все без промедления, а я разленилась, отдых мне, видите ли, потребовался! Пока расследование не закончено, нельзя расслабляться. Минус тебе, Таня, в «личное дело»!

* * *

Елизавета Артуровна снова изумила меня яркостью красок своего макияжа и одежды. Я, конечно, понимала, что увядающую красоту надо как-то реанимировать, но уподобляться при этом попугаю совсем ни к чему. Тем более что «попугаиха» все равно получилась преклонного возраста...

– Вы простужены? – сочувственно поинтересовалась Елизавета Артуровна, взглянув на мой шарф, несколько раз обмотанный вокруг шеи для маскировки синяка. – Хотите, я поделюсь с вами маленькими секретами насчет того, как лечить горло?

– Нет, спасибо, у меня свои методы. Давайте сразу поговорим о деле. Где ваша соседка встретила интересующую меня особу?

– Вы присаживайтесь, пожалуйста. Сейчас я вам все расскажу. Три дня назад Антонина поехала на вокзал, точнее, на «блошиный» рынок, который находится недалеко от вокзала. Так вот, на привокзальной площади она увидела ту самую девицу, которая приходила к ее квартирантке. Она как раз запихивала свой чемодан в междугородний автобус.

– А куда следовал тот автобус, ваша соседка случайно не запомнила?

– В Москву. С привокзальной площади только в столицу автобусы отправляются, на них обычно «челноки» ездят. Это коммерческий рейс.

– Понятно, – сказала я без особого воодушевления, потому что понимала: разыскивать в многомиллионном городе человека без регистрации – это все равно что искать иголку в стоге сена. Но дело есть дело. – Елизавета Артуровна, это все, что вы можете мне сообщить?

– Да, а что, этого мало? – Артистка захлопала слипшимися от некачественной туши ресницами.

– Да, негусто. Хотелось бы знать номер автобуса или хотя бы точное время его отправления...

– Я попробую это выяснить. – Агентесса пододвинула к себе телефон и стала набирать номер. – Тоня? Это я, Лизавета. Узнала? Помнишь, ты мне рассказывала про девушку, которая к твоей жиличке приходила? Да, ту, что ты на вокзале позавчера видела? А точное время рейса ты не запомнила? Нет? Ну а во сколько ты была на вокзале, помнишь? После обеда, часа в четыре. Понятно... Что? Водителя запомнила? Так... Ясно. Тоня, я тебе потом все объясню. Спасибо. Татьяна Александровна, Антонина сказала, что водитель был высокий и с большим пузом.

– И это все?

– Да. К сожалению, это все, – сказала агентесса и запела какую-то арию.

– Хорошо, получите сто рублей, – сказала, чтобы побыстрее отвязаться от агентессы, – но квитанции у меня сегодня с собой нет.

Елизавета Артуровна была заметно разочарована суммой гонорара, но большего ее информация не стоила. Она попыталась поторговаться, но я осталась непреклонна в своих тарифах. Напоследок я сказала, что сама в случае необходимости с ней свяжусь, и поспешила уйти.

С улицы Бабушкина я поехала на вокзал. Мне предстояла очередная командировка, только теперь не в глубинку, а наоборот, в столицу. Соня наверняка стала действовать там по той же схеме, что и в Тарасове, – сняла комнатку без всякой регистрации у какой-нибудь бабульки, потом начала искать работу без оформления трудовой книжки... Но не ходить же по всем столичным парикмахерским и салонам красоты! Не факт, что она снова будет работать маникюршей... Вполне может и переквалифицироваться. Да, дело грозит затянуться. Ничего, и не такие клубочки распутывали.

Я припарковалась недалеко от здания железнодорожного вокзала, вышла из машины и направилась прямиком к междугороднему автобусу, вокруг которого бегала тетка с рупором и вещала о расписании рейсов на Москву и цене билетов. Едва я вознамерилась оторвать ее от вдохновенной работы, как она сама заметила мой интерес к своей персоне и опустила руку с рупором.

– Девушка, вы желаете приобрести билеты до Москвы? – обрадовалась она. – Стойте здесь, никуда не уходите, сейчас подойдет водитель, у него и купите билеты. Отправление ровно через час.

– Нет, покупать билеты я пока не собираюсь. Вы мне подскажите, пожалуйста: водитель, который ездил в Москву позавчера, когда он снова отправится в рейс?

– У нас каждый день отправляется три автобуса. Вам кто конкретно нужен?

– Высокий мужчина с большим пузом.

– Это Андреев. Он послезавтра снова в рейс пойдет, в шестнадцать тридцать.

– А вы не могли бы дать мне его телефон?

– Нет, – почему-то крикнула в рупор тетка, хотя я все еще стояла рядом с ней, затем она отвернулась от меня и продолжила зазывать народ на автобусную поездку до Москвы.

Я ей стала неинтересна, пришлось достать прокурорское удостоверение и сунуть его ей под нос. В результате тетка была вынуждена вновь обратить на меня внимание.

– Итак, как мне связаться с Андреевым?

– А что он натворил?

Неужели растрачивать на эту незначительную особу свою бурную фантазию? Ну уж нет! Слишком много чести для нее! Я решила обойтись без всяких объяснений, но постаралась впечатать свой внушительный взгляд в глубину ее души. Уж мне ли не знать, как взирают на рядовых граждан сотрудники прокуратуры! Этот психологический приемчик подействовал должным образом. Гражданочка с рупором стушевалась, потом изобразила на своем лице безоговорочную покорность и достала из кармана куртки мобильник. Покопавшись в его памяти, она продиктовала мне номер домашнего телефона Степана Андреева. Забыв ее поблагодарить, я развернулась и пошла к своей «девятке». Сев в машину, сразу же стала звонить водителю.

– Алло, – ответил писклявый женский голос.

– Здравствуйте, Степана пригласите, пожалуйста, к телефону!

– Минуточку, – пропищали в трубке. – Папа, это тебя.

– Алло!

– Здравствуйте, Степан. Вас беспокоит частный детектив Татьяна Иванова. У меня есть к вам несколько вопросов о пассажирах последнего рейса до Москвы. Где мы можем с вами встретиться?

– Во дела! – удивился водитель междугороднего автобуса. – Частный детектив... Ну, я не знаю... А это срочно?

– Желательно в течение часа. Где вы живете?

– Вы хотите прийти ко мне? – стушевался свидетель.

– Нет, хочу назначить встречу рядом с вашим домом.

– Тогда приходите через полчаса в пивбар «Три пескаря». Я как раз туда собирался заглянуть. Как мы узнаем друг друга? – спросил Андреев и тут же предложил: – А давайте я буду держать в руке какую-нибудь газету?

– Держите, – согласилась я и невольно улыбнулась от такого примитивизма.

– А мне как вас узнать?

– По желтому шарфу, обмотанному вокруг шеи.

– Договорились!

Глава 16

Я спустилась в полуподвал, в котором находился пивной бар «Три пескаря», и обшарила глазами зал, стилизованный под рыбацкое судно, в поисках высокого мужчины с пивным брюшком и с газетой в руках. Около барной стойки стоял похожий субъект и ждал, когда его кружка наполнится пивом. Завидев меня, он с ловкостью фокусника достал откуда-то газету, сложенную в трубочку, и начал энергично размахивать ею. Создавалось впечатление, что он отгоняет от себя назойливых мух, но на самом деле он привлекал к себе мое внимание. Я сделала ему знак рукой и прошла к свободному столику. Толстяк сел напротив меня.

– Здравствуйте, я Степан. А это вы мне звонили?

– Да, я. Меня зовут Татьяна.

– Пивка вам взять?

– Нет, спасибо. Вот посмотрите, – я достала из сумки изрядно потрепанную фотографию Кривцовой, – вы видели эту женщину?

– Видел, она как раз в прошлый рейс в Москву со мной ехала. Я на нее сразу внимание обратил, интересная бабенка... Ой, простите, интересная девушка. А главное, не из этих...

– Вы кого имеете в виду?

– Как кого? «Челноков». У нас в основном один и тот же контингент из рейса в рейс бывает, за редким исключением. Вот она как раз и была этим редким и красивым исключением, – сказал Андреев и сделал несколько глотков пива.

– Понятно. А что-нибудь еще вы о ней можете сказать?

– Олей ее зовут. Она у меня перед поездкой поинтересовалась, куда именно мы в Москву приезжаем. Я сказал, а потом спросил, как ее зовут, для поддержания приятной беседы. С торговками ведь поговорить толком не о чем, только и слышишь от них – Черкизовский, вьетнамский, «Динамо»... Это рынки такие, – пояснил водитель. – Колготки, юбки, блузки, дубленки...

– Это одежда такая, – съязвила я. – А действительно, куда вы приезжаете?

– На Павелецкий вокзал. Хотя это только по московским меркам – туда, а по нашим, тарасовским, за версту от вокзала останавливаемся.

– Ясно. А приятная беседа с Олей состоялась?

– Нет, не заладилось. Москвички, они знаете какие высокомерные! Я к ней и так и эдак... И конфеткой угощал, и анекдоты рассказывал, а она – бука букой...

– Степан, а почему вы решили, что Оля – москвичка? Это она сама вам так сказала?

– Нет, я сам догадался. Ее ведь в Москве встречали.

– Да что вы? – удивилась я. – Кто?

– Бабенка какая-то на «Форде Фьюжен». Постойте, сейчас вспомню, как ее зовут... Аня? Нет, не Аня. Аля! Да, точно, Аля! Я слышал, как Оля ей по телефону звонила и объясняла, где ее встречать. Когда мы подъехали, она уже ждала. Правда, мы припоздали где-то на полчасика...

Таня, кажется, все это мимо истины. Ну кто мог встречать Олю в Москве? Подружка? Дальняя родственница? Нет, маловероятно.

– Степан, еще раз посмотрите повнимательнее на эту фотографию. Вы уверены, что везли в Москву именно эту женщину?

– Уверен. Это была она. А почему вы вдруг засомневались? Не верите мне, что ли?

– Верю, но кое-что не сходится. У Ольги много вещей с собой было?

– Черный чемодан на колесах и большая спортивная сумка голубого цвета.

– А как она была одета?

– Ярко. Красная куртка, джинсы с бусинками...

– А номерной знак «Форда» вы случайно не запомнили?

– Номера были московские, это точно, но цифр не помню. Кажется, там перевертыши были...

– Какие перевертыши?

– Так шестерку и девятку называют. Понимаете? – водитель сделал жест рукой, будто переворачивал невидимую цифру.

– Да, теперь дошло. Ну, так были там эти цифры или нет?

– Кажется, были. Понимаете, я этих перевертышей до смерти боюсь. Сам больше никогда за руль машины с таким номером не сяду и на трассе стараюсь держаться от таких тачек подальше.

– Степан, а вы суеверный!

– Будешь суеверным, когда с того света чудом вернешься. А все они, перевертыши, виноваты!

– Так были в номере «Форда» шестерки или девятки?

– Были. Я мельком взглянул на машину, сделал свои выводы насчет региона и перевертышей, но запоминать номер не собирался, вот и не запомнил, – при этих словах Андреев залпом допил остатки пива.

В разговоре возникла пауза, и я стала подводить итоги.

– Значит, Ольгу встречала некая Аля на «Форде Фьюжен» черного цвета с московскими номерами, так?

– Да, а еще на заднем стекле была наклейка страховой компании «Мост», – вспомнил Степан.

– Хорошо. А саму Алю в лицо вы видели?

– Нет, она все время в машине сидела, только помахала моей пассажирке рукой, и все.

– А кроме нее, в машине был еще кто-нибудь?

– Никого больше не видел, стекла тонированные... Может, все-таки по пивку?

– Нет, спасибо. Если вы больше ничего вспомнить об Ольге не можете, то я, пожалуй, пойду...

– Уйдете и даже не объясните, почему интересуетесь моей пассажиркой? Она преступница, международная террористка?

– А разве Ольга была похожа на таковую?

– В том-то и дело, что нет. Но раз вы ее ищете, то, наверное, она что-то натворила, а? – Андреев игриво подмигнул мне.

– Степан, все гораздо прозаичнее. Она ушла от мужа.

– Значит, плохой муж был...

– Не нам судить. Вот, возьмите мою визитку, если вдруг что-то вспомните, позвоните.

– Лады! Значит, пива не хотите?

– Нет.

– А я возьму еще кружечку. Люблю расслабиться между рейсами.

– До свидания, – сказала я, встала и пошла к выходу, отягощенная новыми сведениями об Ольге Верещагиной, то бишь Соне Кривцовой.

Еще пару часов назад я даже предположить не могла, что так быстро нападу на ее след. Значит, хватка у меня еще вполне! Ну, и удача не оставляет, тьфу-тьфу! Я позвонила Писаренко.

– Алло, – ответил он.

– Александр Станиславович, мы договорились созвониться с вами завтра, но у меня появилась новая информация об Оле.

– О Соне? – уточнил клиент.

– Да, о ней. Следы ведут в Москву. Она отправилась туда на автобусе в тот же день, когда забрала из вашей квартиры свои вещи.

– Но почему именно в Москву? Что ей там делать?

– У нее там есть какая-то знакомая по имени Аля. Вы ничего о ней не слышали?

– Нет. Все это очень странно. Откуда взялась эта знакомая и почему Соня только сейчас к ней отправилась? Где она была те десять дней? Не нравится мне все это. Очень не нравится! Чувствую, Соня снова попадет в беду. А вы вообще уверены, что она уехала в Москву? Откуда у вас эти сведения?

– Ее видели на вокзале. Александр Станиславович, давайте кое-что уточним.

– Да, я готов ответить на любые ваши вопросы.

– Скажите, у Ольги или у Сони, я уже не знаю, как ее называть...

– Давайте будем называть Соней, раз уж это ее настоящее имя.

– Хорошо. У Софьи была красная куртка и джинсы со стразами?

– Да, красная куртка была, с капюшоном. А стразы, это что такое?

– Бусинки. Стеклянные.

– Да, джинсы с бусинками тоже были, – ответил Писаренко, и теперь сомнения в том, что в автобусе ехала Кривцова-Верещагина, практически отпали.

Следующий вопрос я задала лишь для проформы:

– А черный чемодан на колесиках и большая спортивная сумка голубого цвета у нее были?

– Чемодана не было, это точно, а вот сумка спортивная была, но скорее серого цвета, а не голубого. – Клиент немного помолчал, а потом спросил с заметным надломом в голосе: – Таня, вы поедете в Москву?

– Да, конечно. У меня есть кое-какие зацепки...

– Таня, я прошу вас – найдите Соню! Если вы ее не найдете, то она пропадет... Я чувствую беду и хочу ее предотвратить. Быть может, вы еще сегодня успеете на поезд?

– Хорошо, Александр Станиславович, я попытаюсь сегодня же уехать в Москву. Правда, я хотела на автобусе... Но вы правы, на поезде будет быстрее. Как возьму билет, позвоню вам.

– Звоните.

Дальше все происходило почти так же, как и в прошлый раз. Я поехала на вокзал, выстояла в кассу очередь за билетом, затем, нарушая все правила дорожного движения, рванула домой, покидала в сумку самые необходимые вещи и снова помчалась на вокзал, рискуя опоздать на поезд. Пожалуй, поездка в столицу кое-чем отличалась от путешествия на Урал. В этот раз клиент, уведомленный моим звонком, нервно прохаживался вдоль вагона и поглядывал на часы.

– Таня, вы же едва не опоздали! Уже объявили, чтобы провожающие покинули вагоны. Вот, это вам, – Александр Станиславович сунул мне конверт, вероятно, с командировочными.

Я схватила его буквально на лету, даже не успела поблагодарить и, оттолкнув проводницу, запрыгнула в вагон.

– Девушка, ваш билет, пожалуйста, – строго сказала женщина в форменном пальто железнодорожника.

– Пожалуйста, – я протянула ей конверт. – Ой, простите, это не то. Вот билет.

– А паспорт? – строго спросила она, и я полезла в сумку. – Ладно, потом покажешь. Иди в свое купе.

Мое купе оказалось последним. Я прошла через весь вагон, открыла дверь, и меня посетило ощущение дежавю. Две упитанные тетеньки, не дождавшись отправления поезда, завалили весь стол провизией и сосредоточенно жевали пирожки. На верхней полке, отвернувшись лицом к стене, лежал мужчина, спал, наверное. Только не было веселушек на боковушках, оно и понятно, ведь вагон купейный.

– Здравствуйте, – сказала я.

Мужчина мгновенно повернулся, и я сразу же отметила про себя, что он молод и очень хорош собой.

– Добрый вечер, – ответил он.

Тетки закивали в знак приветствия головами, затем, прожевав, одна пригласила меня и молодого человека присоединиться к их трапезе. Это предложение было как нельзя более кстати. Я ведь с утра ничего не ела.

На этот раз компания попутчиков оказалась вовсе не такой скучной, как в прошлый. Были и задушевные разговоры, и дорожные байки. Ехала бы так даже до самого Владивостока! Но этот скорый поезд мчался в другом направлении, и по прибытии в Москву мне предстояла нелегкая работа частного детектива. Снова сыск на чужой территории... Ладно, не раскисай, Танюша, все получится!

Глава 17

Я стояла на опустевшем перроне и запоздало думала о том, куда мне податься. Гостиниц в Москве было, конечно, много, но вот какой отдать предпочтение? Черт! Как же это я забыла о Катьке Перепелицыной, своей однокурснице, вышедшей несколько лет назад замуж за москвича! Недавно я встретила ее в Тарасове, мы не успели толком поговорить, потому что она куда-то опаздывала и впопыхах сунула мне свою визитную карточку. Я отошла в сторонку и достала из сумки визитницу. Только бы в ней оказалась нужная карточка! Yes! Вот и она! Держись, Катюша, от гостей тебе не отвертеться!

– Алло! Екатерина Константиновна? – нарочито официально поинтересовалась я.

– Да, это я, внимательно вас слушаю.

– А это – Татьяна Иванова. Помнишь, такую?

– Танька! Ты? У тебя что-то случилось?

– Катя, я в Москве. Ты приглашала в гости, вот я и приехала.

Наверное, мои слова привели Перепелицыну в легкий шок, потому что она две-три секунды молчала, а потом спросила сдавленным голосом:

– Где ты остановилась?

– Пока нигде, только сошла с поезда.

– Понятно, – протянула Катька и снова взяла время на раздумья. – Ладно, вот что, ты приезжай ко мне в офис, а потом я тебя куда-нибудь пристрою. Значит, так, спустишься в метро, по Кольцевой линии проедешь до «Парка культуры», выйдешь в город и перезвонишь мне, я объясню, как найти мою контору.

– Хорошо, жди!

* * *

Минут через сорок я уже сидела в офисе Перепелицыной и по ее настоятельному требованию рассказывала душещипательную историю одной уральской женщины, приехавшей на днях в столицу.

– Да, – протянула Катька, затянувшись сигареткой, – не перевелись еще мужики на этом свете! Повезло этой дурочке с хирургом, зря она от него ушла, зря. Он ее любил, обеспечивал и закрывал глаза на ее сомнительное прошлое... Что она собирается ловить в Москве, не понимаю... Ты думаешь, здесь так легко затеряться? Как раз наоборот. Я то и дело встречаю тарасовчан... Пройдет какое-то время, и она обязательно наткнется на кого-нибудь из своей прошлой жизни... А знаешь, Таня, не мешай ей жить! Не захотела она вернуться к хирургу, так не тащи ее к нему силой. Ничего хорошего из этого не выйдет!

– Что значит – не мешай и не тащи?! Я работаю на хирурга, он мне платит за то, чтобы я искала Соню. Куда ему еще деньги тратить? Ну, запал профессор на нее, имеет право. А я должна выполнить желание клиента.

– Нет, ты, Танька, все-таки авантюристка! Ха! – Моя однокурсница вдруг разразилась вульгарным смехом, вводя меня в краску смущения. – Это только в кино девушки без адреса через день-два находятся, а в реальной жизни они и с адресом теряются. Иванова, как ты намереваешься ее искать? Может, объявление в газету собираешься дать? Так, может, она не читает газет...

– Есть одна зацепка – «Форд Фьюжен»...

– Ты представляешь себе, сколько в Москве этих «Фордов»?

– Представляю – много. Но можно сузить круг до тех, которые застрахованы в компании «Мост». У черной тачки на заднем стекле была рекламная наклейка этой страховой компании.

– Ха! Рекламная наклейка, – Катька снова стала надо мной посмеиваться. – У меня на машине тоже есть рекламная наклейка, только я в той страховой компании уже два года не страхуюсь. Понимаешь, ее отдирать сложно.

– Ну, еще мне известно несколько цифр номера и имя женщины, которая была за рулем...

– Ну так не фамилия же! Да, Таня, блажен, кто верует! Знаешь, я в Москве уже четвертый год, но до сих пор поражаюсь масштабам этого мегаполиса. Наш Тарасов по сравнению с Москвой – деревня. А здесь все по-крупному, другие расстояния, другие бабки... Вот я в Тарасове свою квартиру наконец-то продала, а здесь на эти деньги шкаф в прихожую купила, ну, еще кое-какие мелочи... Слушай, а что это ты в шарфе сидишь? Горло, что ли, болит? Так мы его клюквенной настоечкой полечим...

– Ну, не сейчас же! – отмахнулась я.

– Конечно, не сейчас, а вечером. Мое предложение такое – наплюй ты на это расследование, отдыхай, веселись! Я тебе здесь такую культурную программу устрою, – Катька аж закатила глаза. – Помнишь Суздальцева, Гаазе, Белко? Они тоже в Москве обосновались. Знаешь, из них такая великолепная троица получилась – следователь, прокурор и судья! Я – адвокат, ты – частный детектив. Короче, юристы всех мастей... Слушай, давай организуем вечер встречи выпускников, сегодня же закажем столик в ресторане... Думаю, нам будет о чем поговорить. А ты как думаешь?

– Кать, я так не могу. Я работать сюда приехала...

– А оно тебе надо! Работать... Шарфик, я смотрю, ты не просто так на шею намотала... Синяк на подбородке маскируешь... Ой, Танька, Танька!

– Что – Танька? – Я была уже не рада, что встретилась с Перепелицыной.

Жизнь в столице здорово изменила ее – появился какой-то снобизм, да и вульгарности добавилось. А еще мне показалось, что мой визит стал ее раздражать, она то и дело отпускала в мой адрес едкие шуточки и язвительные замечания. Я пока все это терпела.

– Откровенно говоря, ты, Танюха, меня здорово удивила, когда занялась частным сыском... Не бабское это дело! Лучше уж адвокатура! Во всяком случае, мне морду еще никто не бил.

«Не волнуйся, у тебя все еще впереди», – съязвила я про себя, хотя, в сущности, мне было не до смеха. Кое в чем Катька была права – информации для того, чтобы найти Кривцову-Верещагину, пока что имелось ничтожно мало.

– Знаешь, я не против того, чтобы встретиться с нашими в ресторане. Но это потом, перед отъездом. А пока мне надо куда-то шмотки свои бросить. Посоветуй какую-нибудь гостиницу.

– Ну зачем же гостиницу! Я же обещала тебя пристроить, значит, пристрою. У моего мужа есть тетка, Ирина Вячеславовна, старая дева, немножко с придурью, но ужиться с ней можно. Квартира у нее большая, рядом со станцией метро «Юго-Западная», я иногда знакомых и родственников туда направляю... Тань, а может, все-таки плюнешь на свое расследование? Окунешься в мир порока, оторвешься на полную катушку, возвратишься домой отдохнувшая, с багажом приятных воспоминаний...

Моя профессиональная добросовестность решительно восставала против этого предложения, поэтому я категорично мотнула головой и сказала:

– Нет! Как это я вернусь в Тарасов, не найдя Соню? Что я клиенту скажу?

– Наврешь профессору, что искала его маникюршу, но не нашла, в чем, собственно, нет ничего удивительного. В крайнем случае, вернешь ему неустойку, и вся недолга! Думаешь, я все дела выигрываю?

– А что, не все?

– Пунктирно, – Катька откинулась на спинку кресла и закатила глаза к потолку. – Раз на раз не приходится. Но я не расстраиваюсь из-за профессиональных неудач, и поток клиентов ко мне не иссякает. Порой попадаются такие ценные экземпляры...

Вообще-то, Катькино признание меня не слишком удивило. По правде сказать, все таланты, отпущенные свыше Екатерине Перепелицыной, сводились к одному – она могла закадрить почти любого мужика. Я помнила, как моя однокурсница часами воодушевленно болтала с представителями сильного пола о сущих пустяках, а они завороженно смотрели ей в рот.

Однажды Катьке взбрело в голову, что она хочет быть москвичкой, и она ею стала, но, выйдя замуж за коренного жителя столицы, девичью фамилию, однако, не сменила. Я поняла, что адвокатский кабинет для нее – это всего лишь место, где можно завязать новые знакомства. А вот для меня работа частным детективом была всем.

– Знаешь, Катя, а я еще ни одного расследования не провалила, поэтому не хочется портить статистику.

Перепелицына посмотрела на меня как на какое-то чудо из пробирки и вдруг хлопнула в ладоши и завопила:

– Идея! А давай с тобой поспорим! Заключим такое пари: если ты найдешь беглянку, в ресторане я платить за тебя буду, а если не найдешь, то платить за меня будешь ты. На наших однокурсничков рассчитывать не приходится, все трое такие жмоты... Ну что, согласна?

– Согласна. Почему нет? – Мы ударили по рукам, и Катька стала собираться.

Она убрала в сейф какие-то папки, потом позвонила по телефону и отменила встречу с клиентом.

– Ну, чего сидишь, пошли!

* * *

Ирина Вячеславовна оказалась не такой старой женщиной, как я ее себе представляла, лет сорока с небольшим, и дурь, о которой предупреждала Катька, в глаза сразу не лезла.

– Ну, проходи, я уже привыкла к тому, что у меня проходной двор, – сказала хозяйка после того, как Перепелицына отрекомендовала меня ей с порога и усвистала вниз по лестнице. – Ты, Таня, прямо с дороги?

– Да, почти. С поезда – в офис к Катерине, а потом – к вам.

– Вот твоя комната, пользоваться можно всем. Ты, Таня, наверное, ванну принять хочешь?

– Не мешало бы.

– Ну, так нет никаких проблем! Полотенце и халат сейчас тебе дам, а пену, гель, соль, короче, все, что найдешь на полке, можешь использовать. Я тебе пока поесть приготовлю, у меня, можно сказать, полный пансион. О цене не беспокойся, со своих беру недорого. Особые пожелания насчет обеда будут?

– Если можно, сделайте, пожалуйста, крепкий кофе.

– Почему ж нельзя! Можно. А как, собственно, насчет еды?

– Полностью полагаюсь на ваш вкус.

– Неприхотливая, это хорошо, – заметила Ирина Вячеславовна.

«Гостеприимная, это тоже неплохо», – подумала я и отправилась в ванную.

После водных процедур и плотного обеда было бы неплохо полежать на диване и посмотреть телевизор, но я не могла позволить себе такой роскоши, надо было искать Кривцову. Пари с Катькой, надо признаться, здорово подстегивало меня к работе. Не хватало еще проиграть ей! Нет, денег мне было бы не жалко, все дело в принципе – Татьяна Иванова никогда не проигрывает! Так что дополнительный стимул подогреет мой азарт.

Я постучала в комнату хозяйки, потом приоткрыла дверь и спросила:

– Ирина Вячеславовна, у вас есть телефонный справочник?

– Есть, но старый. Какой телефон ты хочешь узнать – организации или частный?

– Страховой компании «Мост».

– Туда проще дойти будет, здесь за углом есть филиал «Моста», – ответила хозяйка, не отрываясь от глажки.

– Замечательно! Я прямо сейчас туда и отправлюсь.

– Ну, иди, – разрешила хозяйка. – Из подъезда выйдешь, поверни направо, потом заверни за угол, там и увидишь вывеску.

– Спасибо.

– Не за что. Ты же не денег взаймы просишь.

Глава 18

В страховой компании меня приняли с распростертыми объятиями, мне пришлось чуть ли не руками отбиваться от агентов, предлагающих застраховаться на все случаи жизни.

– А собачка у вас есть? Мы и ее застрахуем, – предложила женщина с плоским лицом и выпученными глазами, очень похожая на пекинеса.

– Нет, собачки у меня нет и кошечки тоже. И вообще, я по другому поводу. Мне нужен ваш начальник.

Толпа агентов вокруг меня сразу рассосалась. Я прошла по узкому коридору до приемной. Секретарши на месте почему-то не оказалось. Глаза уперлись в табличку на двери с надписью: «Директор филиала Мясоедов В.В.». Я постучала и услышала:

– Входите!

– Здравствуйте!

– Проходите, пожалуйста, – сказал Мясоедов, не отрывая взгляда от монитора. – Присаживайтесь. Вы по какому вопросу?

– Я частный детектив, Татьяна Иванова, приехала к вам из Тарасова и очень надеюсь на вашу помощь.

– Значит, Тарасова Татьяна Ивановна? – сказал директор, самоотверженно нажимая на клавиши. – Простите, я не расслышал, кто в кого въехал?

Так, Таня, пока Мясоедов не закончит игру, он тебя не услышит. Интересно, что у него там – гонки или стрелялки? Я чуть подалась вперед и увидела, что директор играл в карты на раздевание. Обнаженная дама червей бесстыдно покачивала бедрами.

Нет, это не страховая компания, а какой-то дурдом! Права была Катька – здесь мне вряд ли помогут. Прошло уже минут пять, как я украшала своей персоной кабинет, но Мясоедов не обращал на меня никакого внимания. В его глазах горели нездоровые искорки азарта. Я встала и направилась к выходу. Это сработало.

– Подождите, куда же вы уходите? Я уже закончил...

– Поздравляю! Значит, теперь вы готовы меня выслушать?

– Конечно, – директор оглядел меня с головы до ног, мило улыбнулся и снова предложил мне присесть, указав рукой на стул для посетителей. – Итак, слушаю вас. Напомните мне, по какому вы вопросу?

– Я – частный детектив.

– Понимаю, – кивнул директор, ничуть не удивившись моей профессии.

– Я хочу, чтобы вы помогли мне найти владелицу одной машины, застрахованной в вашей компании.

– Так, минуточку, – директор филиала мгновенно перестал улыбаться. – Если наша клиентка – виновница дорожно-транспортного происшествия, а вы хотите получить выплату для своего клиента, то вам надо обращаться не ко мне, а в выплатной отдел со справкой из ГАИ.

– Нет, вы меня не так поняли. Речь не идет ни о каких страховых случаях и уж тем более о страховых выплатах. Ваша клиентка является свидетельницей по моему делу, и я хочу, чтобы вы помогли мне ее найти. В вашем компьютере наверняка есть информация обо всех застрахованных автомобилях и их владельцах. Пару раз нажать на кнопки – и всего делов-то...

– Милая девушка, мне очень жаль вас разочаровывать, но вся информация о наших клиентах является конфиденциальной, – натянуто улыбаясь, Мясоедов попытался раздавить на корню мои притязания. Зазвонил телефон, и, прежде чем снять трубку, он сказал: – Простите.

Таня, а этот «картежник» не так прост, как тебе показалось. Тебе предстоит серьезная работа с его возражениями. Раз на дурачка ты не покатила, ищи какие-нибудь рычаги давления. Может, дать директору этого филиала взятку? Какой русский не любит быстрой мзды? Никакой, но, наверное, здесь должностные лица берут намного больше, чем в Тарасове. Сколько ему сунуть, чтобы не попасть впросак? Судя по стильному костюму и дорогому парфюму, запросы у него немаленькие. А что, если сэкономить, обаяв душку Мясоедова? (Душка – это, конечно, от слова «душить», поскольку запах его приторного одеколона казался мне тошнотворным.) И вообще, этот слащавый интеллигент был мне глубоко антипатичен. Но работа есть работа, эмоциям здесь не место. Черт! Я же сегодня не в форме – вместо глубокого декольте шарф, два раза обмотанный вокруг шеи. И когда только этот синяк сойдет! Таня, но есть же и другие части тела...

Я пододвинула свой стул ближе к директорскому креслу и как бы невзначай уперлась своими коленками в его ноги, затем расстегнула куртку и сбросила ее на спинку стула. Мясоедов, увлеченный разговором по телефону, не сразу сориентировался в новой недвусмысленной ситуации. Когда до него дошло, что мы находимся практически в интимной близости друг от друга, он скорчил глупую рожицу и попытался отодвинуться, но кресло не поддавалось. Закончив разговор, он положил трубку и, не глядя на меня, пролепетал:

– Девушка...

– Зовите меня просто Таней, – я посмотрела на директора глазами неисправимой шалуньи.

– Таня, вы напрасно себя так ведете. Я ничего вам не скажу.

– Да почему же? – спросила я с придыханием. – Вы такой принципиальный или пугливый?

– Принципиальный, – с трудом выговорил Мясоедов, и по его участившемуся дыханию я поняла, что смогу его дожать.

– А мне все-таки кажется, что мы найдем с вами общий язык. – Я подалась всем телом вперед и сказала: – У вас очень хороший одеколон...

Директор глупо улыбнулся и стал ослаблять узел галстука. В дверь постучали, Мясоедов вздрогнул и крикнул:

– Я занят!

– Конечно, вы заняты. Вы помогаете мне найти одну девушку, которая в результате аварии потеряла память. Она не помнит, как ее зовут и где жила... Она может попасть под влияние нехороших людей. – Я положила руку на плечо Мясоедова и мягким обволакивающим голосом сказала ему прямо в ухо: – Сделайте доброе дело, помогите мне отыскать женщину, которая недавно подвозила ее...

– Вы, наверное, меня обманываете?

– Да как вы можете обо мне так подумать, – шепнула я ему в ухо, затем мои губы скользнули по его гладко выбритой щеке, а руки обвили шею.

Мясоедов размяк, поддаваясь моим ласкам. Очередной телефонный звонок заставил его вздрогнуть. Я несколько отстранилась от объекта своего обольщения, тогда он, не обращая внимания на звонок, повернул голову, посмотрел мне прямо в глаза и сказал:

– Я не о том. Вот я найду вам информацию, а вы уйдете...

Дорогуша, ну неужели ты всерьез думаешь, что в знак благодарности я хочу с тобой переспать? Наивный, меня уже от одеколона твоего слащавого тошнит. Разумеется, я уйду, но только после того, как ты покопаешься в базе данных и вытащишь оттуда интересующие меня сведения.

Мы пожирали друг друга глазами, каждый рассчитывал на что-то свое. Ситуация требовала какого-то разрешения. Я тихо попросила:

– Поищите, пожалуйста, черный «Форд Фьюжен», застрахованный в вашей компании.

– Нет, – не слишком настойчиво запротестовал Мясоедов.

– Да! – твердо заявила я и подалась всем телом вперед.

– Нет, – совсем уж неуверенно запротестовал мягкотелый директор.

– Нет? – Я прильнула к нему.

– Да, – сдался наконец директор филиала и нажал на клавишу.

Мои возможности многоопытной обольстительницы, как всегда, были на высоте. Впрочем, обаять Мясоедова было не так уж и сложно. Думаю, что с этим заданием справилась бы даже дилетантка. Ведь живая, пусть и одетая женщина, намного соблазнительнее картинок с голыми бабами в компьютере. Пока податливый объект искал в компе нужную информацию, мне, разумеется, приходилось поддерживать в нем огонь страсти...

Черных автомобилей «Форд Фьюжен», застрахованных в компании «Мост» по обязательным и добровольным видам страхования, оказалось больше ста. Этот список сузился примерно вдвое после того, как мы сделали фильтрацию номерных знаков, оставив машины с «перевертышами». На этом я тоже не могла успокоиться и попросила Мясоедова определить те машины, владельцами или водителями которых являлись женщины с именами, близкими к Але. Нашлись там и Аллы, и Алевтины, и Альбины, и даже одна Алия.

– Распечатай мне, пожалуйста, данные по этим восьми полисам, а главное – домашние адреса страхователей не забудь.

– Не спеши, Танюша, ты получишь распечатку, но вечером. Мы же встретимся вечером, не правда ли?

– Ну, это само собой, а пока есть свободное время, я могла бы поработать по этому списку, – сказала я ангельским голосочком, но даже сама не поверила в искренность своих слов.

– Я хочу гарантий, – вдруг почувствовав свою власть надо мной, сказал Мясоедов, положил руку на мышку и подвел курсор к крестику, чтобы закрыть документ.

Я нежно перехватила его руку и, удостоверившись, что курсор опустился вниз, перешла в атаку – стала страстно целовать директора, который только этого и ждал. Скосив глаза на клавиатуру, я нажала на клавишу «Print screen». На мое счастье, принтер был включен и даже бумага вставлена, поэтому пошла печать. Мясоедов опомнился не сразу, но когда он стал от меня отстраняться, распечатка была уже готова. Я схватила листок и на расстоянии вытянутой руки удостоверилась, что вся информация с открытого документа перешла на бумагу.

– Таня, это нечестно, – пробубнил он и попытался выхватить листок.

Но не тут-то было! Я отодвинулась вместе со стулом, а потом и вовсе вскочила на ноги, схватила куртку и быстро направилась к двери.

– Я сейчас вызову охранника, – бросил Мясоедов вдогонку и поднял телефонную трубку.

– Дорогой, сотри сначала губную помаду, – посоветовала я, остановившись у двери, – я ведь ему скажу, что ты ко мне приставал самым наглым образом. И вообще, успокойся! Ничего страшного не произошло. «Мост» ничуть из-за этой бумажки не пострадает. Прощай! Мне пора на другую вечеринку. – Я хлопнула дверью и быстро зашагала прочь.

Вернувшись домой, я сразу же прошла в свою комнату и приступила к изучению списка. Рука невольно потянулась к сигарете.

– Ирина Вячеславовна, а курить в комнате можно? – крикнула я.

– Кури, – разрешила квартирная хозяйка. – Пепельница на подоконнике.

Я обрадовалась и щелкнула зажигалкой. Для стимуляции мозговой деятельности неплохо было бы еще и кофейку испить, но хозяйка включила телевизор, и мне показалось неприличным отрывать ее от этого просмотра.

Внимательно прочитав весь список, я пришла к выводу, что можно исключить из него два, нет, даже три «Форда». Алла Нестеровна Тупчик оказалась дамой весьма преклонного возраста. Аж под девяносто годков! Откуда на нее свалилась иномарка прошлого года выпуска, можно было только гадать. Но вряд ли именно ей звонила моя неуловимая Соня, называла ее просто Алей и просила встретить ее по прибытии в Москву. Вторая Алла впервые застраховала свой автомобиль в компании «Мост» только вчера, поэтому четыре дня тому назад на заднее стекло ее «Форда Фьюжен» никак не могла быть налеплена рекламная наклейка. А вот Алевтина Алексеевна Парамонова проживала не в Москве, а в городе Электросталь. Конечно, нельзя утверждать, что она не могла быть той женщиной, через которую я собиралась выйти на Кривцову. Просто мне хотелось верить, что географию поиска хотя бы пока не придется расширять за пределы МКАД. Впрочем, и в ее пределах можно заблудиться. Короче, мне нужна была помощь коренной москвички.

Немного поколебавшись, я решила отвлечь хозяйку от просмотра телесериала. Выйдя в коридор, я постучалась к ней в комнату:

– Да, Таня, входи!

– Ирина Вячеславовна, я в Москве не очень хорошо ориентируюсь, поэтому хотела бы получить у вас консультацию.

– Легко! Оптовыми рынками интересуешься?

По идее, я должна была обидеться на этот вопрос, потому что никогда не покупала себе шмотки в подобных местах, но мои амбиции легко уступили место профессиональному интересу.

– Нет, не рынками, – сказала я, присаживаясь на диван рядом с хозяйкой. – Вот у меня тут есть адреса, подскажите, как лучше добраться до них.

– Ну, давай посмотрим, что у тебя там, – Ирина Вячеславовна взяла мою бумажку. – О-ля-ля! Все в разных концах Москвы. Только вот это недалеко отсюда, всего две остановки на метро. Это – в Теплом Стане, это – в центре, это – в Сокольниках, а вот где этот адресок, если честно, не знаю. Уржумская... Уржумская... нет, впервые название такой улицы слышу. А тебе это все зачем?

– Я, знаете ли, частный детектив...

– Да? – Хозяйка застыла в безмерном удивлении, а мне до этого казалось, что ей чужды любые эмоции. – А что расследуешь?

Я отмахнулась, но Ирина Вячеславовна приглушила звук телевизора, уселась поудобнее и приготовилась слушать мою детективную историю. Но мне-то не терпелось скорее отправиться по адресам! Я попыталась отболтаться малозначительными фразами, но хозяйка быстро нащупала мое слабое место и стала шантажировать меня не чем иным, как чашкой кофе. Устоять перед таким соблазном я не могла. Вот что значит мотивация! Ради этого напитка я была готова на все, почти на все. Ира, а мы перешли с ней на «ты», хотела знать происхождение синяка на моем подбородке, и я стала рассказывать ей об этом, неожиданно для себя ударившись в пафос. Да что там пафос! Я вдруг изрыгнула из себя целый фонтан драматического красноречия.

Таня, что это с тобой? Дело-то не закончено, а ты чуть ли не итоги подводишь. Соберись! Три чашки кофе уже выпила, наверное, хватит... Живенько одевайся и беги по адресам!

Глава 19

Я решила начать с Алии Мамедовой, которая проживала ближе всех. Всего-то две остановки на метро! Через какие-то полчаса я уже поднялась из подземки в город и быстро отыскала нужный дом. Около первого подъезда стоял черный «Форд Фьюжен» с двумя шестерками в номерном знаке, но, увы, без рекламной наклейки на заднем стекле. Я постояла около этой машины, выкурила одну сигаретку и пошла обратно к станции метро.

Конечно, было бы слишком наивно рассчитывать на то, что первая же попытка окажется удачной. Она только приблизила меня к цели, теперь осталось всего ничего – проверить еще четыре похожих машины. Возможно, на одну из них и пересела Кривцова, выйдя из междугороднего автобуса.

Мне не давал покоя вопрос – откуда эта Аля на «Форде» вообще взялась в жизни Сони? За этим вопросом следовал другой – где Кривцова скрывалась после встречи с Мироном? Десять дней ее жизни были овеяны ореолом тайны. Более того, мне показалось, что за этот маленький срок безвестного отсутствия с маникюршей снова произошла какая-то трансформация.

После того как Кривцова, инсценировав самоубийство, превратилась в Ольгу Верещагину, и вплоть до своего внезапного исчезновения по дороге от дома Писаренко в парикмахерскую «Елена» она вела себя очень осмотрительно, старалась нигде не оставлять следов и не привлекала к себе лишнего внимания. По словам очевидцев, Верещагина выглядела какой-то несчастной, а вот Степан Андреев сказал, что Оля показалась ему высокомерной, и никакой печати трагизма на ее лице он не узрел. Да и от прежней конспирации ничего не осталось. Верещагина назвала водителю свое имя, при нем разговаривала с Алей и при всем честном народе пересаживалась в «Форд Фьюжен». Конечно, она могла уверовать в то, что ее больше никто не будет разыскивать, но так быстро привычки не меняются.

Что-то произошло с Соней-Олей после встречи с Мироном, но вот что? Как минимум стресс. Но только ли он способствовал таким изменениям в ее психологическом портрете? Так и хотелось предположить, что она нежданно-негаданно познакомилась с некой Алей, которая смогла в корне изменить ее отношение к жизни, пообещав ей оказать какую-то поддержку в Москве. В результате Оля, не задумываясь, рванула в столицу. Но что ее здесь ждет? Кем на поверку окажется эта Аля, доброй или злой феей? Хотелось бы верить, что она не причинит Оле зла, но вот у Писаренко были недобрые предчувствия. Он почему-то был уверен, что Оле, тьфу, Соне грозит беда...

* * *

«Следующая станция „Сокольники“,» – услышала я и стала продвигаться к дверям. Народу в электричке было как селедок в бочке. Что поделаешь – час пик! Люди возвращались с работы домой. Но удастся ли мне застать дома Алевтину Анатольевну Уткину? А может, мне повезет и Оля Верещагина окажется у нее в гостях? Черт! Я опять забыла позвонить Александру Станиславовичу и сказать, что добралась нормально... Ладно, позвоню после того, как проверю Уткину.

Алевтина Анатольевна проживала на Богородском шоссе. Интересующий меня дом находился далековато от станции метро, а его седьмой корпус вообще затерялся в микрорайоне новостроек. Я ходила от дома к дому, приглядывалась к табличкам, расспрашивала прохожих, но только через час смогла отыскать нужный адрес. На подъездной двери был домофон. Я нажала на пятую кнопку и буквально сразу услышала женский голос:

– Кто там?

– Алевтина Анатольевна? – уточнила я.

– Нет, Алечка в командировке, приедет только на следующей неделе. А вы кто?

– Таня, – сказала я, но, догадываясь, что это не удовлетворит интерес женщины, уточнила, естественно, соврав: – Мы с ней вместе учились. Простите, а она давно уехала в командировку?

– Да уж больше месяца. А ты, наверное, Таня Меньшова?

– Да.

– Алечка опять в Германии. Таня, ты зайдешь? – Тетенька не только поверила мне, но и хотела впустить меня в дом. Какая беспечность!

– Нет, извините, я через недельку к вам забегу, когда Аля вернется. До свидания.

Да, Таня, снова неудача. Куда теперь? В центр или в Теплый Стан? Без понятия. Спущусь в подземку и там сориентируюсь по указателям.

Спустилась, сориентировалась и поехала до «Охотного Ряда». Выйдя в город, я, разумеется, не могла пройти мимо одноименного магазина. А там я напрочь забыла о расследовании и стала тратить направо и налево деньги из конвертика, который сунул мне на вокзале Писаренко. Синдром шопоголизма был налицо. Я даже не постеснялась размотать шарф, чтобы примерять многочисленные блузки и декольтированные платья. А вот продавщицы стыдливо опускали глазки, когда натыкались взглядом на мой синяк. Ну какие они закомплексованные! Синяк-то через день-два сойдет, а вот красивые вещи останутся! Умом я понимала, что пора остановиться, но не могла. Точнее, смогла, когда мне позвонила Катька и спросила:

– Ну что, сыщица, как дела?

– Нормально, работаю.

– Ну, работай, только про пари не забывай, – напомнила Перепелицына и захихикала, наверное, уверенная в том, что я проиграю.

Магического слова «пари» оказалось достаточно, чтобы повесить четвертую блузку на место и направиться к выходу. Надо продолжать поиски.

Третий адрес был неподалеку, на Пушкинской. Конечно, в Москве я бывала не раз, и уж если где и ориентировалась, то в центре, поэтому без особых проблем нашла дом, в котором проживала Альбина Михайловна Ворнер, еще одна владелица черного «Форда Фьюжен».

Я поднялась на третий этаж, остановилась перед квартирой и увидела свет в глазке, значит, дома кто-то был. Таня, а как насчет легенды? Ты же не будешь сразу представляться частным детективом из Тарасова? Да, это не самый лучший вариант. Может, новая соседка? Нет, это как-то несерьезно. Страховой агент? Брр... Ненавижу страховых агентов! Ладно, придумаю что-нибудь по ходу дела... Я вдавила круглую кнопочку и услышала переливчатую мелодию. Вскоре огонек в глазке погас – кто-то смотрел на меня и думал, наверное, зачем это я пожаловала. Но думали за дверью чересчур долго, поэтому я решила поторопить хозяев с открытием двери и еще раз нажала на звонок.

– Кто там? – наконец спросил мужской голос.

– Простите, а Альбина Михайловна здесь проживает?

– Да, но ее нет дома. Что ей передать?

– Ну, может быть, вы откроете? Через дверь как-то неудобно разговаривать.

– Ну, не знаю, – сказал он и стал чего-то выжидать: то ли того, что я пущусь в пространные объяснения через закрытую дверь, то ли того, что молча уйду.

Пока он думал, я тоже размышляла. Что же это за москвич такой пугливый? Может, его природа обделила физическими данными и наделила взамен какими-нибудь фобиями? Но разве блондинка с многочисленными пакетами должна вызывать страх? Наверное, мужчина за дверью решил, что я вовсе не так страшна, поэтому он открыл дверь, но только на ширину цепочки. Надо сказать, что с его внушительными габаритами такая предосторожность вызывала у меня улыбку. Вызывала, но не вызвала. Я со всей серьезностью спросила:

– Вы, наверное, муж Альбины?

– Допустим. А вы-то кто? Я что-то вас никогда раньше не видел...

– Это неудивительно, мы с ней тоже давно не виделись. А Аля скоро придет?

– Аля? Боюсь, что нескоро. А вы, собственно, кто и что вам надо от Альбины?

– Понимаете, Аля подвозила меня на машине, на «Форде», и я кое-что там забыла. Мне бы забрать свои вещи...

– А вы всегда так нагружаетесь? – Ворнер окинул взглядом многочисленные пакеты, которые я держала в обеих руках.

– Почти всегда. И обязательно что-нибудь где-нибудь оставляю.

– Простите, а когда Аля вас подвозила? – как-то недоверчиво уточнил мужчина.

– Несколько дней назад, три или четыре, точно не помню.

– Странно...

– Почему странно? – осторожно переспросила я, чувствуя, что моя легенда не стыкуется с реальностью.

– Вообще-то, Аля уже месяц лежит в больнице на сохранении, – признался он неохотно.

– Черт! Я, как всегда, все перепутала, она же меня давно подвозила, а коробку я, наверное, у Катьки в машине оставила, у нее тоже «Форд Фьюжен». Простите меня, пожалуйста... Передавайте Але от меня привет. До свидания, – я состроила невинную улыбку и попятилась к лестнице.

Опять мимо цели! У Альбины Ворнер было неопровержимое алиби – она лежала в больнице, поэтому никак не могла встречать на «Форде» Ольгу Верещагину. Три адреса было проверено, осталось два в Москве и один в Электростали. Я вышла на улицу и посмотрела на часы – маленькая стрелка приближалась к восьмерке. Ехать в Теплый Стан в такой час и с таким багажом было глупо, а уж бросаться на поиски Уржумской улицы – тем более. Я решила вернуться в квартиру Ирины. Правда, по дороге заскочила в обувной бутик и прикупила себе туфли. Шопоголизм прогрессировал и дальше, но руки оказались занятыми, поэтому, с большим трудом обуздав новое искушение, я все-таки прошла мимо парфюмерного бутика и спустилась в метро. Признаюсь, радость от покупок затмила огорчение от неудач в расследовании.

Домой я вернулась возбужденная и сразу же принялась примерять обновы. Огромный холл вполне сошел за подиум. Хозяйка высоко оценила мои приобретения. Я тоже их оценила со всей полнотой ощущений, но только тогда, когда посчитала оставшиеся деньги и едва не прослезилась. Цены действительно были впечатляющими. Теперь проиграть пари я просто не имела права, в случае неудачи мне пришлось бы приглашать Перепелицыну в какую-нибудь пирожковую. Но речь-то шла о ресторане! Да, Таня, ты можешь сесть в лужу.

– Я тут навела справки, – сказала Ирина, – насчет Уржумской улицы. Это, оказывается, в Свиблове. Ты сказала, что остался Теплый Стан, так это на одной линии метро.

– Здорово! – ответила я и подумала, что не всех москвичей испортил квартирный вопрос. Вот, например, моя хозяйка показалась мне вполне нормальной в этом смысле.

– Таня, а что ты будешь делать, если две оставшиеся Али окажутся не при делах? – поинтересовалась хозяйка.

– Есть еще одна Алла в Электростали. Но если и она незнакома с Ольгой, тогда я дам объявления во все газеты от имени моего клиента, что он любит, скучает и ждет возвращения, и уеду домой, – сказала я, хотя совершенно не верила в то, что говорю.

Идейка насчет объявления в газете, подкинутая невзначай Катькой, была совершенно бредовой. Даже если Соня-Оля его и прочитала бы, она могла бы подумать, что это ловушка, расставленная ее старыми знакомыми из Светличного. Софья не знала, что Марат Кураев мертв, а потому больше ей не страшен. Конечно, оставались проблемы с паспортом, но меня это, по идее, не должно было волновать. Меня наняли найти Кривцову, и я ее искала. Писаренко не мальчик, но зрелый муж. После того как я рассказала ему историю трехлетней давности, он должен был осознавать, что, вернув Ольгу, он будет нести ответственность за ее будущее.

Перед сном я наконец-таки позвонила Писаренко. Вкратце обрисовав ему ситуацию, обнадежила его и пожелала спокойного сна. Но кто бы меня саму обнадежил? Пожалуй, это могли сделать только гадальные двенадцатигранники. Я достала со дна дорожной сумки малиновый бархатный мешочек, вынула косточки, мысленно задала вопрос о перспективах расследования и бросила двенадцатигранники на письменный стол. Затаив дыхание, я посмотрела на числа, выпавшие на верхних гранях. Они составили следующую комбинацию: 19 + 6 + 33. «Yes!» – я не могла удержаться от этого восклицания, потому что прогноз был оптимистичный. Косточки предсказывали: «Дела ваши должны пойти успешнее, чем прежде, и вас ждут развлечения».

Насчет развлечений все было ясно и понятно – ужин в ресторане за счет Катьки Перепелицыной, естественно, после успешного окончания расследования. Мне страшно хотелось утереть нос этой выскочке! Но вот что придумать такое, чтобы завтра дела мои пошли успешнее, этого я пока не знала. «Но, может быть, ничего дополнительного и не требуется? Вдруг беглянка находится по одному из адресов, которые у меня уже есть?» – думала я, засыпая.

Глава 20

Утром за завтраком Ирина спросила:

– Таня, а не удобней ли тебе будет поехать сегодня по адресам на машине? В моем гараже уже давно стоит без дела «десятка», почему бы ее не использовать? Знаешь, я могла бы стать твоим личным водителем, если ты, конечно, не против...

Я не могла сразу сообразить, подходит ли мне это предложение или нет, но ради банальной вежливости сказала:

– Ира, спасибо, конечно, за предложение, но зачем тебе такие хлопоты?

– Какие там хлопоты! Мне это очень даже интересно.

– Но поездка может оказаться рискованной, – я провела рукой по больному подбородку, намекая, что синяки – не редкость в работе частного детектива и что их могут заслужить также и мои помощники.

– Таня, ты думаешь, что от Али, которую ты ищешь, может исходить опасность и Соне, и нам с тобой?

Так, кажется, Ирка уже уверовала в то, что я возьму ее к себе в компаньоны. Шустрая бабенка! Предложение, конечно, хорошее, но, может, не стоит втягивать в это дело постороннего человека?

– Да, я не исключаю такую возможность. Пока эта Аля для меня темная лошадка. Но если хорошенько поразмыслить над тем, какая ей радость от тесного общения с полулегальной подружкой, то вывод напрашивается сам собой – она хочет ее использовать...

– Значит, просто в дружбу ты не веришь?

– Профессия лишила меня многих иллюзий и подарила стойкий скептицизм. Как говорится, дружба дружбой, а табачок врозь... Чисто теоретически возможны два варианта. Если Аля не знает всей правды о Соне, то когда-нибудь наступит черный день – истина откроется, и от дружбы ничего не останется. В итоге Соня, живущая по чужому паспорту, снова будет одинокой и несчастной, – стала философствовать я. – Если же Аля все знает и приглашает Соню к себе в гости, значит, у нее на Соню имеются определенные виды. Мой клиент не раз говорил мне, что предчувствует беду...

– Возможно, ты права, но меня ничто не пугает. Я хочу поучаствовать в поисках пропавшей маникюрши. В последнее время меня заела рутина. Личная жизнь не заладилась из-за карьеры, – Ирина горько усмехнулась, – но и карьера полетела год назад ко всем чертям. Живу за счет сбережений и сдачи комнат внаем. Пока морально не готова начать новый бизнес с нуля, но чувствую, что житейская трясина меня засасывает. Надо как-то всколыхнуться. Твое расследование меня захватило. Таня, позволь мне тебе помочь!

– В конце концов, передвигаться на четырех колесах лучше, чем на своих двоих. Правда, я вчера больше на метро ездила... Конечно, в подземке есть свои прелести – там нет пробок и ориентироваться по схеме метрополитена удобно, но если вдруг понадобится проследить за «Фордом», могут возникнуть проблемы, – размышляла я вслух.

– Вот именно! А знаешь главный закон движения?

– Не знаю. Это что, из курса физики?

– Нет, из жизни. – Ира выдержала интригующую паузу и сказала: – Палок не должно быть больше, чем колес. Я предлагаю тебе четыре колеса...

– Будем надеяться, что нам никто не станет вставлять палки в колеса, – ответила я, оценив ее юмор и давая понять, что согласна на соучастие моей квартирной хозяйки в расследовании.

Мы быстренько собрались и вышли из дома. Гараж, в котором стояла «десятка», находился во дворе. Я посидела на скамеечке, покурила и подождала, пока Ира выкатит свою тачку. Сначала мы поехали в Теплый Стан, это было не так уж и далеко от «Юго-Западной», а вот на метро мне пришлось бы сделать приличный крюк.

По дороге Ирина допытывалась, как я собираюсь действовать, если мне дверь откроет сама Алла Геннадиевна Щербакова, которую мы жаждали увидеть и допросить с пристрастием на предмет ее знакомства с маникюршей из Тарасова.

– Ты сразу представишься ей частным детективом и задашь вопрос о Соне в лоб или что-нибудь соврешь?

Мне трудно было ответить на этот вопрос. Я всегда была сторонницей импровизации. К каждому человеку нужен особый подход. Разумеется, и к Але Щербаковой тоже. Моя позиция не понравилась Ирине.

– Я понимаю, можно абстрагироваться от деталей, но какие-то наметки у тебя все же должны быть наготове.

– Должны, но пока нет, – ответила я, и это было истинной правдой.

Наверное, после вчерашнего гадания я расслабилась и теперь целиком и полностью положилась на естественный ход событий. Двенадцатигранники сказали мне, что мои дела пойдут успешнее. Я привыкла доверять косточкам, поэтому сидела себе спокойно в машине и не обременяла себя придумыванием каких-либо легенд. Это делала за меня Ирина, вероятно, начитавшаяся разных детективов, но я бесцеремонно отклоняла ее предложения одно за другим. Нет, я вовсе не претендовала на авторство гениальной идеи, но все, что до сих пор слетело с ее уст, можно было назвать сплошным потоком глупостей.

– Ну, я не знаю, можно сказать, что ты хочешь купить квартиру такой же планировки. Только этажом выше, а там никого нет дома, – она подкинула мне очередную идейку, и вскоре мы подъехали к интересующему нас объекту. – Главное – попасть в квартиру и посмотреть, там ли Соня. Таня, и этот план тебе тоже не нравится?

– Ну почему же, этот нравится. Возможно, я так и поступлю, хотя вряд ли. – Я подалась вперед и попыталась разглядеть номерной знак отъезжающего автомобиля. – Ира, давай жми за тем «Фордом», кажется, как раз он-то нам и нужен!

Моя новоиспеченная напарница увеличила скорость, и расстояние между нашей «десяткой» и черной иномаркой стало быстро сокращаться. Вскоре можно было уже разглядеть и рекламную наклейку страховой компании «Мост», и номерной знак с девяткой посередине. Мы прочно сели «Форду» на хвост и следовали за ним по Профсоюзной улице, пока он не свернул в сторону. Ирина почему-то замешкалась на повороте, и эта оплошность грозила тем, что Аля Щербакова, если, конечно, за рулем была она сама, улизнет от нас в какой-нибудь переулок. Тогда нам пришлось бы искать новой встречи с ней по месту прописки только вечером.

Ира все-таки смогла выправить ситуацию, и впереди замаячил задок «Форда». Теперь моя напарница уже не болтала почем зря, а, стиснув зубы, пыталась догнать «Фьюжен». Расстояние действительно стало сокращаться, и на Балаклавском проспекте мы уже плотно шли за ним.

– Как ты думаешь, она не поняла, что за ней хвост? – спросила меня Ирина.

Меня тоже волновал ответ на этот вопрос, но я склонялась к мнению, что водитель «Форда» пока не догадывается о слежке, иначе увеличил бы скорость. Впрочем, он или она поступили бы так, если бы чувствовали за собой какую-то вину. А этот автомобиль ехал себе спокойненько, пока не остановился около высокого офисного здания. Ира припарковалась рядышком с ним и практически одновременно. Из «Форда» стремительно выскочила девушка лет двадцати двух и поскакала на высоких каблуках по ступенькам, ведущим ко входу в здание, но я ее окликнула:

– Аля!

Она резко оглянулась назад и с плохо скрытым испугом посмотрела на меня.

– Вы меня? – уточнила она и попятилась назад.

– Да, вас, – спокойно ответила я. – Мне надо кое-что передать через вас Оле Верещагиной, так, пустячок один. Вас это не затруднит?

– Кому передать? – девушка нахмурила лоб.

– Оле Верещагиной из Тарасова.

– Я не знаю никакой Верещагиной, – Аля растерянно пожала плечами.

– Но ведь вы Алла Щербакова, так? – уточнила я, приблизившись к ней почти вплотную.

– Да, но я вас не знаю, и та, про кого вы спросили, мне тоже незнакома. – Аллочка уже заметно нервничала и зачем-то опустила руку в карман пальто. – Что вам от меня надо? Зачем вы меня преследуете? Я сейчас милицию вызову!

Ее угроза показалась мне смешной, но Щербакова на самом деле достала из кармана мобильный телефон и стала лихорадочно нажимать на кнопки.

– Успокойтесь, пожалуйста, – я попыталась ее образумить. – Зачем же сразу звонить в милицию? Вас никто не убивает и не грабит. Мы просто с вами разговариваем, поэтому уберите трубу обратно...

– Вы... вы... – Девочка аж задрожала вся от страха, когда я протянула руку к ее мобильнику, – вы не посмеете...

– Нет, я посмею задать вам еще несколько совсем невинных вопросов. А вы все же уберите телефончик в карман, он мешает нам общаться. – Я почувствовала, что с этой психически неуравновешенной девицей надо действовать нахрапом. Мой натиск дал свои результаты – Алла послушно убрала мобильник обратно в карман, после чего я спросила ее: – Вы встречали в субботу автобус из Тарасова?

– Конечно, нет! Зачем мне это?

– Ну, может быть, вам знакома Соня Кривцова из Оренбуржья?

– Соня Кривцова? Нет, впервые слышу и это имя, – сказала Щербакова, попятившись назад, оступилась и чуть не села на ступеньки. Затем она увидела какого-то знакомого, махнула ему рукой и крикнула: – Толя, подожди меня!

Молодой человек атлетического телосложения остановился и посмотрел в нашу сторону. Алла бросилась к нему со всех ног, подхватила под руку и потащила в офис. Я проводила ее взглядом, а потом села в машину.

– Это она прячет Соню, да? – осведомилась Ирина. – Вон как занервничала! Похоже, что маникюрша у нее. Надо ехать к ней домой.

– А по-моему, эта девочка совсем не при делах.

– А почему же она тогда так переполошилась?

– Сначала испугалась погони, которую заметила, но объяснить не смогла или придумала себе какую-нибудь страшилку. Потом мои вопросы застали ее врасплох. Все, что необъяснимо, пугает. Думаю, если бы она намеревалась скрывать знакомство с маникюршей, то была бы готова к вопросам и вела бы себя спокойнее. Девяносто процентов даю за то, что Щербакова – не та Аля, которую мы ищем. Поехали на Уржумскую! В крайнем случае, эту пугливую девочку мы всегда отыщем, не дома, так в этом офисе.

– Тоже правильно, но я бы все-таки сначала на квартирку к ней съездила и постучала в дверь. Вдруг Соня нам откроет... Давай вернемся в Теплый Стан, пока мы недалеко от него уехали?

– Нет, на Уржумскую, – твердо заявила я.

Ирина меня послушалась, хотя продолжала подозревать Щербакову в неискренности. Но мне интуиция подсказывала, что эта девушка сказала мне истинную правду – она не знала ни Верещагину, ни Кривцову. Конечно, у Аллы Геннадиевны алиби не было, как и у тех владелиц автомобилей «Форд», которых я проверила вчера. В день прибытия Софьи в Москву одна была в командировке в Германии, а вторая лежала в больнице. На «Форде Фьюжен», принадлежащем Алии Мамедовой, не было рекламной наклейки. Конечно, могло случиться такое, что мать Алевтины Уткиной, муж Альбины Ворнер и Алла Щербакова собственной персоной соврали мне, а Алия по каким-то причинам отлепила «особую примету» с заднего стекла. Но прежде чем проверить их более тщательно, надо было отработать весь список до конца.

Пока же мы ехали в Свиблово, разобраться с Аллой Матвеевной Обревко. Неужели придется и к Алевтине Парамоновой в город Электросталь ехать? Ну, надо так надо... Я еще раз внимательно изучила весь список. Чем меньше оставалось кандидатур, тем больше было сомнений. Таня, а ты вообще по тому ли пути пошла? Я мысленно проверила логическую цепочку своих рассуждений и нашла одно слабое место – не факт, что женщину за рулем черного «Форда Фьюжен», встретившую Соню в Москве, звали Алей. Водитель автобуса мог что-то недослышать или сознательно ввести меня в заблуждение. Кроме того, Кривцова могла разговаривать по телефону с Алей, но встретила ее на машине другая женщина.

Я вспомнила, что в компании «Мост» было застраховано более пятидесяти черных автомобилей «Форд Фьюжен», имеющих в номерных знаках цифры-перевертыши. Потом как-то очень уж навязчиво всплыло в памяти пари, заключенное с Катькой Перепелицыной. Но добило меня воспоминание о сумме, оставшейся в моем кошельке. Если бы не последнее предсказание гадальных двенадцатигранников, то я бы, наверное, отчаялась. Но – только временно.

У Ирины была другая головная боль – мы попали в безнадежную пробку. Эта ситуация сильно ее напрягала, и даже мои ободряющие слова ее не успокаивали, а только раздражали. Мы едва не перегрызлись с ней из-за какого-то пустяка, и я, ни с того ни с сего поддавшаяся на склоку, даже стала жалеть, что вообще согласилась сесть в ее «десятку». Вышла бы на улицу в разгар ссоры, но некуда – кругом плотно стояли машины. Наверное, Катька была права – теперь тетка ее мужа мне тоже казалась неадекватной. Но стоило дорожной пробке рассосаться, как Ирина снова превратилась из ворчливо-скандальной старой девы в нормальную собеседницу. Минут через двадцать мы доехали до Свиблова и покатили по Уржумской улице, присматриваясь к нечетным номерам домов.

– Вот, кажется, это он, – я показала рукой в сторону красно-белого дома. – Интересно, сколько там этажей?

– Больше двадцати, это точно, – ответила Ирина, заворачивая во двор. – А какая там квартира?

– Пятьсот тринадцатая.

– Молодой человек, – Ира высунулась в окно и обратилась к прохожему, – подскажите, пожалуйста, пятьсот тринадцатая квартира в каком подъезде?

– В том, – парень указующе махнул рукой, и мы проехали немного вперед.

Я вылезла из машины и подошла к парадному. На двери был домофон. Надо признаться, терпеть не могу эти штуки. Хоть вчера у меня и состоялась приятная беседа через переговорное устройство с мамашей Али Уткиной, но такое бывает далеко не всегда. Я нажала нужные кнопки и стала ждать ответа, но никакой реакции на мой звонок, увы, не последовало. Наверное, Аллы Обревко не было дома.

В тот момент, когда я хотела повторить звонок, дверь открылась, и из подъезда вышел мужчина средних лет. Я воспользовалась моментом и вошла в парадное. Затем по почтовым ящикам посчитала, что пятьсот тринадцатая квартира находится на пятнадцатом этаже, и вызвала лифт. Он, к счастью, работал. Все-таки столица есть столица! Это у нас, в провинции, работающие лифты – большая редкость. Надо же – здесь даже зеркало имеется! Пока ехала наверх, внимательно изучала свой синяк. Он стал какого-то желтоватого цвета и не так явно бросался в глаза. Наверное, завтра можно будет ходить без шарфа. Честное слово, имидж Остапа Бендера мне уже надоел!

Выйдя из лифта, я осмотрелась. Звонка в квартиру Обревко не было. Тогда я на всякий случай постучала в дверь с металлическим ромбом, внутри которого был выгравирован номер – пятьсот тринадцать. Эффект от этого был нулевой. Меня здесь не ждали, а жалко. Таня, но ты же не давала вчера телеграмму-молнию на этот адрес, чтобы тебя сегодня встречали здесь с хлебом-солью! Не давала, хотя стоило бы это сделать.

Потоптавшись на соломенной циновке, я огляделась по сторонам и позвонила в соседнюю квартиру.

– Вам кто нужен? – спросил старческий голос, то ли мужской, то ли женский, сразу не поймешь.

– Я хотела у вас уточнить, когда ваша соседка, Алла Матвеевна, дома бывает?

– А вы ей кто? – не замедлил поинтересоваться бдительный сосед. Теперь голос был явно мужским.

«Вопрос, конечно, интересный. Я могу быть этой Алле кем угодно – от дальней родственницы до близкой подруги. Но вот как представиться повыгоднее?» Взяв несколько секунд на размышление, я достала из сумки просроченное удостоверение сотрудницы Тарасовской прокуратуры и поднесла его к глазку. Расчет оказался верным – мне открыли дверь. Я увидела пожилую супружескую пару и поздоровалась:

– Добрый день! Разрешите войти?

– Проходите! Давно пора было нашей соседкой заинтересоваться, – сказала седенькая бабуля в цветастом халате.

– Что – сильно достает? – осведомилась я, когда дверь за мной уже закрылась.

– Не очень, – сказал лысый дедушка в полосатой пижаме.

– Очень! – возразила его супруга. – Страшно беспокойная у нас соседка. Дверью громко хлопает, музыку на всю катушку включает, сигареты на лестничной площадке бросает, и вообще, откуда она здесь взялась, непонятно. До нее в пятьсот тринадцатой квартире очень приличная семья Краснихиных жила, не то что эта лахудра...

– Скажите, а гости у Обревко бывают?

– А то! У нее же проходной двор, – именно так бабуля охарактеризовала степень гостеприимства Аллы Матвеевны.

– Скажите, а вот последние три-четыре дня у нее случайно не бывала в гостях молодая женщина лет тридцати? Сейчас я вам ее фотографию покажу, – я полезла в сумку и достала компьютерную распечатку. – Вот, я эту девушку имею в виду.

Дедушка надел очки, висевшие на его груди на тесемочке, и стал внимательно изучать фотку.

– Знаете, очень трудно сказать. Какая-то девица шастает тут к ней, но она это или нет, точно вам не скажу, – сказал дедок и вернул мне фотографию.

– Ну, может быть, вы запомнили ее? – обратилась я к бабке.

– Ой, что вы, у меня зрение плохое! Мне и ваше-то лицо видится как в тумане, а издалека я и вовсе никого не узнаю, – призналась она.

– Знаете, эта девушка могла быть одета в красную куртку...

– Да, кажется, я видел что-то красное в глазок. Но куртка или плащик красный на подружке ее был, точно не разглядел. Скажите, а что они натворили?

– Нет, ничего, просто они могли быть свидетелями одного дорожно-транспортного происшествия, – соврала я и увидела, что мой ответ сильно разочаровал старичков, особенно бабушку. Наверное, они спали и видели, чтобы их беспокойную соседку изолировали от общества. Добрые люди, они ведь прежде всего к самим себе добры. – Знаете, у меня к вам есть небольшая просьба: вы не могли бы мне позвонить по этому телефону, когда гражданка Обревко вернется домой?

Я быстро написала на листочке федеральный номер своего мобильного телефона и передала записку дедушке. Он внимательно изучил ее и сказал:

– А другого телефона у вас нет? У нас, знаете ли, междугородка отключена. К нам как-то внучка пришла и с Австралией на полпенсии нашей наговорила. Мы уж теперь отключили «восьмерку», чтоб ей неповадно было!

Точно, «добрые люди», я не ошиблась. Ой, чувствую, они лукавят, не хотят мне помочь, не хотят. Дедушка врет и не краснеет, а бабушка на него удивленные глаза таращит. Ладно, прощу пенсионеров, что с них возьмешь, кроме анализов. Но сначала задам им еще несколько вопросов:

– Скажите, а когда Алла обычно домой возвращается?

– Да когда заблагорассудится, она же нигде не работает! – всплеснула руками бабуля.

– А откуда вы знаете, что она не работает?

– Нормальные люди с утра в одно и то же время уходят и вечером, к ужину, приходят. А эта так и шастает туда-сюда, туда-сюда, дверью хлоп, хлоп, хлоп, хлоп, – стала нудеть бабка. – В прежние времена таких за тунеядство сажали.

Я подумала, что в глазах этих добропорядочных людей я тоже могла бы сойти за тунеядку, потому что выхожу из дома в разное время, частенько по нескольку раз топаю туда-сюда, случается, что возвращаюсь поздно ночью. А иногда, как сейчас, вообще пропадаю неизвестно где. Правда, мне повезло с соседями, они ко мне более благосклонны, чем эти старички к Алле Обревко. Но у меня не было никаких резонов ссориться с этими пенсионерами, потому что я еще не все у них выяснила.

– Скажите, а как выглядит Алла?

– Как, прости господи, девица с Тверской, – ответила бабуля.

И как это она с ее слабым зрением и высоконравственностью смогла сделать такой вывод! Да уж, доброта ее души так и прет через край!

– Давайте кое-что уточним...

– Что? – в один голос спросили бабка и дедка.

– Рост, комплекцию, цвет волос.

Я даже не могла предположить, что составление словесного портрета соседки может вызвать бурю эмоций и довести престарелых супругов, наверное, уже отметивших золотую свадьбу, едва ли не до развода. Бабушка стояла рядышком с дедушкой и противоречила ему по каждому пункту. Сначала они едва не поссорились, определяя цвет волос Обревко. Бабуле казалось, что она огненно-рыжая, а дедуля топал ногой и утверждал, что Алла – типичная шатенка. Потом бабушка стала доказывать до визга в голосе, что соседка – худая дылда, на которую даже смотреть противно. А дедушка настаивал, аж до испарины на лысине, что девушка, живущая за стенкой, стройная, как баскетболистка. Слова дедка заставляли подозревать, что он давно втайне симпатизировал Алле, поэтому его седоволосая супруга начала откровенно ревновать мужа к молодой соседке и обзывать ее разными нехорошими, но все-таки цензурными словами! Эх, знала бы Алла Матвеевна, что ее величают здесь шалавой, лахудрой и потаскушкой!

– Успокойтесь! – Я попыталась утихомирить старичков, но не тут-то было! Они вошли в раж и в чем только не стали обвинять друг друга. Претензий, надо сказать, у каждого накопилось немало. Тут были и грязные носки, систематически бросаемые под кровать, и недосоленные щи, и ночной храп, и утренний сап.

Престарелым супругам было уже не до меня, поэтому я решила, что мне пора покидать эту милую квартирку. Поскольку дальше прихожей меня не приглашали, я тихонько развернулась к двери, сама открыла английский замок и вышла прочь. Скандалисты продолжили взаимные упреки. Милые бранятся – только тешатся. Наверное, это было их девизом на протяжении всего супружества.

Я вызвала лифт и поехала вниз, мысленно выбирая рациональное зерно из всего услышанного. А выбрала я следующее – высокая и стройная Алла Обревко не являлась ни блондинкой, ни брюнеткой. У меня закралось подозрение, что эта владелица «Форда Фьюжен» вовсе не лахудра, а обладательница вполне форматной внешности. А вот насчет ее нравственных стандартов полной ясности пока не было. Но не вызывало сомнений, что она общительна, и если работает, то по свободному графику. Значит, в любой момент могла здесь объявиться. Возможно, дедушка на самом деле углядел в глазок Соню-Олю в красной куртке, приходившую в гости к Алле.

Глава 21

На лице Ирины была печать безмерного любопытства.

– Ну что там? – поинтересовалась она, как только я села в машину.

– Ничего особенного, объекта нет дома.

– А почему же ты тогда так долго?

– С соседями Аллы общалась.

– И что они говорят? Они Соню здесь видели? – забросала меня вопросами Ирина.

– Да, вроде бы на днях была здесь какая-то девушка в чем-то красном. Я думаю, что надо ждать Аллу. Говорят, она сто раз за день приходит и уходит...

– Ладно, давай подождем, – согласилась Ирина.

Первый час ожидания пролетел почти незаметно, а вот второй тянулся, тянулся и тянулся. Разговаривать нам с Ирой было уже не о чем, все темы исчерпались, поэтому мы просто слушали радио и сонно поглядывали по сторонам. Наверное, Ирина ожидала другого, более экспрессивного развития событий, но в моих расследованиях иногда случаются и такие скучные этапы, когда надо просто сидеть и ждать. Вот мы и сидели и ждали у моря погоды. Мою напарницу опять едва не посетил депрессивный припадок, но я быстренько сообразила, что ее надо чем-то отвлечь. Но чем? Эврика! Надо отправить ее на поиски какого-нибудь кафетерия.

– Что-то кушать хочется... Может, ты прогуляешься по окрестностям, найдешь какую-нибудь кафешку? – предложила я.

Ирина охотно вылезла из машины и пошла на разведку. Вернулась она примерно через полчаса, и за время ее недолгого отсутствия никаких подвижек в расследовании не произошло. Разве что меня посетила мысль, что мы напрасно теряем время. Но я промолчала об этом глубоком, а главное, невдохновляющем выводе. Ира объяснила мне, как кратчайшим путем дойти до ближайшего бистро, и я ушла заморить червячка, оставив своей напарнице напутственные пожелания на случай появления ожидаемого объекта.

Бистро оказалось совершенно паршивым. Все было какое-то пресное, хоть и дорогое, а что до кофе эспрессо из автомата, так он вообще показался мне суррогатом.

Когда я возвращалась обратно во двор, то увидела черную иномарку, ставшую для меня в последнее время притчей во языцех. Разумеется, это был «Форд Фьюжен» с номерным знаком, начинающимся на девятку. Высокая роскошная шатенка в короткой замшевой куртке и облегающих капри как раз вышла из машины и, включив брелоком сигнализацию, повернулась лицом к подъезду.

Хоть я ждала этой встречи, но она почему-то застала меня врасплох. Творческое вдохновение напрочь меня покинуло, и я не могла сообразить, как начать диалог. Когда Алла Обревко была уже на полпути к своему парадному, я увидела, что Ирина едва ли не пальцем показывает мне на нее. Я мгновенно очнулась и решила действовать по той же схеме, что и с Аллой Щербаковой.

– Аля! – крикнула я.

Молодая женщина оглянулась и посмотрела на меня с самым благожелательным видом.

– Да, я вас слушаю. Мы с вами знакомы?

– Нет, но у нас есть общая знакомая – Оля Верещагина, – сказала я и сделала паузу. Увы, на красивом лице моей визави ничего не отразилось – ни страха, ни удивления. Она просто внимательно смотрела на меня и ждала продолжения. А вот ее руки, на которые я бросила мимолетный взгляд, отчаянно затеребили брелок с ключами. – Я хотела бы ей кое-что передать. Вас не затруднит моя просьба?

– Нет, не затруднит... потому что я незнакома с этой женщиной. Как вы сказали – Оля Верещагина?

– Да, именно так.

– Нет, я впервые слышу это имя. Кто вам сказал, что я должна быть с ней знакома?

– А разве это не так? Вы ведь встречали ее, когда она приехала на автобусе из Тарасова!

– Чушь какая-то!

– Нет, не чушь, Оля сама мне об этом сказала, по телефону.

– Уверяю вас, здесь какая-то ошибка. Извините, я спешу, – Обревко мило улыбнулась и пошла дальше.

Я смотрела ей вслед, пока она не скрылась за подъездной дверью. Потом я села в машину, и Ирина сразу же набросилась на меня с упреками:

– Таня, ну я же говорила тебе, что надо было брать за жабры ту Алю, из Теплого Стана! Я, конечно, не слышала, о чем ты с этой разговаривала, но думаю, что о том же... Надеюсь, ты заметила разницу в поведении – эта спокойна как танк, а та жутко нервничала. Ну что, едем к Щербаковой? В офис или домой? Таня, ну что ты молчишь? – выдохнула из себя Ирина.

– Я думаю.

– Тут и думать нечего – эта особа не при делах, – сделала категорический вывод моя компаньонка и повернула ключ зажигания.

– Да, поезжай, но только не очень далеко. Остановишься за углом.

– Таня, объясни, что ты еще хочешь здесь поймать? И так полдня уже потеряли! За это время мы могли бы уже в Электросталь смотаться.

– Ира, я не могу тебе все это толком объяснить, но мне кажется, что мы ищем как раз эту Алю. Знаешь, интуиция еще никогда меня не подводила...

– Интуиция... – Ирине мое объяснение явно не понравилось.

Наверное, она посчитала меня упрямой, заносчивой и не умеющей признавать свои ошибки. Моя квартирная хозяйка, на добровольных началах помогающая мне вести расследование, имела полное право так думать. Со стороны действительно именно Щербакова больше была похожа на неискреннего человека, чем Обревко. Но первая была молодой пугливой девушкой, разъезжающей на папиной машине, сотрудницей какой-то коммерческой фирмы, и у нее вряд ли имелись какие-то точки соприкосновения с Ольгой Верещагиной. А вторая подозреваемая была почти тридцатилетней и очень уверенной в себе женщиной, непонятно чем по жизни занимающейся, но явно умеющей красиво жить. В лучшем случае она вполне могла бы чему-нибудь научить нашу маникюршу, вынужденную вести полулегальный образ существования. А в худшем случае...

Нет, Таня, не надо думать о плохом. Все будет хорошо. Ведь двенадцатигранники именно так тебе вчера сказали...

– Ира, ты не будешь возражать, если я пересяду за руль?

– С какой стати? Ты же не знаешь Москву, как я! – воспротивилась напарница. – А мне впору в таксистки идти. Знаешь, когда деньги кончаются, я даже подрабатываю извозом.

– Ира, ну ты же будешь рядом! Не обижайся, пожалуйста, но у меня больше опыта в том, как не бросаться в глаза при слежке...

– А за кем мы собираемся следить? Все-таки за Щербаковой? – обрадовалась Ирина.

Я промолчала, потому что мой ответ мог вызвать бурю негодования у моей компаньонки.

– Ну ладно, пересаживайся, – сдалась-таки она. – Права-то у тебя есть с собой?

– Есть, – сказала я и стала разматывать шарф, бросающийся в глаза яркостью расцветки.

Затем я забрала волосы в высокий хвост и надела солнцезащитные очки, изменив тем самым свой имидж. Вскоре после того как мы поменялись местами, мимо нас проехал черный «Форд Фьюжен». Вот и не верь после этого своей интуиции! Рыбка попалась на наживку, поэтому по всем правилам должна дергаться...

Разумеется, Ирина сразу поняла, что следить нам предстоит за Аллой Обревко, и не возражала.

– Ну что ты медлишь? Таня! Давай заводи мотор, упустим ведь, ну, скорее! – стала подзуживать меня компаньонка.

– Успокойся, Ирочка, не будем суетиться, отпустим ее на длинный поводок, а потом за него подтянем.

Выждав, когда «Форд» вольется в автопоток, я нажала на газ.

Преследование продолжалось недолго. Обревко припарковалась около продовольственного супермаркета и вышла из машины. Да, о хлебе насущном забывать нельзя! А она, похоже, забыла, поэтому полчаса назад вернулась домой без продуктов, а теперь решила сделать продовольственные закупки. Чтобы не бросаться ей в глаза, мы остановились чуть подальше, на гостевой стоянке какой-то фирмы.

– Черт! – вырвалось у меня. – Да наша Аллочка вовсе не в магазин пошла, а в предварительные кассы по продаже авиабилетов. Пойду-ка я прогуляюсь, послушаю, куда она собралась лететь, и одна ли...

– Может, лучше я схожу? – предложила Ира. – А то она тебя видела.

– Нет, пойду я, но давай на всякий случай поменяемся куртками.

Моя компаньонка согласилась, мы быстренько переоделись, и я быстрой походкой направилась в агентство по продаже авиабилетов. Когда я зашла в зал, Алла уже выходила оттуда, что-то пряча в сумочку. Можно было предположить, что она успела приобрести куда-то билет, ведь очереди в кассе не наблюдалось. Она прошла мимо, даже не взглянув на меня. В целях конспирации я выждала некоторое время и вышла на улицу. Обревко нигде не было видно. Я решила, что теперь она таки зашла в супермаркет, и зачем-то последовала ее примеру. Хотелось мне быть поближе к ней, и все тут!

Просканировав взглядом торговый зал, я не обнаружила искомый объект. Пришлось взять корзинку и пробежаться между прилавками. Как это ни странно, но Аллы в супермаркете не было. Выйдя на улицу, я с удивлением обнаружила, что ее «Форда» на месте тоже нет. Чертовка! Обвела меня вокруг пальца! И где же она спряталась, непонятно! Я бросилась вприпрыжку к Иркиной «десятке», но моя напарница сделала мне ручкой. Я была только на полпути к ней, а она уже тронулась с места. Вероятно решив, что потеря нескольких секунд может оказаться катастрофической, Ирина не стала ждать меня, а самостоятельно пустилась в погоню за Обревко. На мой взгляд, это было не очень хорошее решение, самонадеянность безработной старой девы, ищущей приключений, могла обойтись ей слишком дорого.

Я попыталась поймать такси или частника, но когда передо мной остановилась серебристая тачка, гарантии того, что мы сможем обнаружить и догнать хотя бы мою компаньонку, уже не было. Тем не менее я села в машину, попросила ехать прямо, потом достала мобильник и стала звонить Перепелицыной.

– Алло! – сказала она.

– Кать, привет! Подскажи, мне, пожалуйста, номер мобильного телефона Ирины Вячеславовны.

– Зачем он тебе?

– Она ушла из дома, а у меня нет ключей, – я моментально сообразила, что сказать ей. – Хочу спросить, когда Ирина вернется.

– Понятно, наша старая дева начала чудить. Ключей, значит, она тебе не дала?

– Дала, но я их дома забыла.

– Ясненько, а как твои делишки? – игриво спросила Катька. – Про пари-то не забыла?

– Конечно, нет. Я делаю все для того, чтобы тебя разорить.

– Ну-ну, – усмехнулась Перепелицына. – Ладно, записывай телефон.

– Говори, я запомню.

Только я поговорила с Катькой, водитель спросил:

– А теперь куда?

– Пока прямо, – ответила я и стала звонить своей квартирной хозяйке.

Она долго не отвечала на мой звонок. Я догадывалась, что сыщице-дилетантке во время погони было несподручно пользоваться мобильным телефоном. Минуты через полторы моя настойчивость была вознаграждена, Ирина все-таки ответила:

– Алло! Кто это?

– Ира, это Таня. Где ты сейчас?

– Как ты узнала мой номер?

– У Катьки спросила. Я взяла частника и еду... – Я перевела взгляд на водителя и спросила: – По какой улице мы сейчас едем?

– По проспекту Мира, – угрюмо ответил он и спросил: – Приезжая, что ли?

Я кивнула и обрисовала компаньонке наш курс.

– Вам надо обратно повернуть. Я приближаюсь к станции метро «Ботанический сад». Она меня какими-то кругами за собой водит. Я ничего не пойму, но думаю, что ты была права – эта Аля нам и нужна. Очень подозрительно она себя ведет! Все, пока, конец связи.

– Так, давайте разворачивайтесь, – обратилась я к водителю. – Надо ехать к станции метро «Ботанический сад».

Он пробурчал что-то себе под нос, и мне стало ясно, что, как пассажирка, я ему совсем не нравлюсь. Какие же привередливые нынче частные извозчики! Все бы им прямо да прямо ехать, и желательно – деньги вперед...

– Девушка, ну я же вас сразу спросил – куда ехать? А вы сказали, что вперед. Теперь пол-Москвы надо проехать, чтобы свернуть к «Ботаническому саду», – прогундосил он, метнув в меня недовольный взгляд.

– А вам не все равно?

– Ну, как вам сказать, – процедил он сквозь зубы.

– Да как есть, так и говорите, – ответила я и услышала дребезжание своего мобильника. – Да, слушаю.

– Тань, к метро не надо. Она снова что-то баламутит... Зараза, ведь понимает, что я ее веду, но не пытается оторваться, а наоборот, водит за собой!

Мне не понравилось поведение Обревко: я не могла понять, что конкретно она задумала. Но я подумала об этом и пришла к выводу, что Аля делала вид, что поддается, притупляла бдительность и выжидала удобный момент для того, чтобы оторваться. Теперь у меня появилась глубокая убежденность в том, что Алла Матвеевна – именно та женщина, которая выведет нас на Софью. Эх, если бы у нее на хвосте висела я, а не Ирка!

– Ну, и куда нам теперь ехать, чтобы вас перехватить? – спросила я свою компаньонку и заметила, как озлобился водитель.

– Черт ее знает! Она опять в какую-то подворотню свернула. Юлит... но ничего, я ее достану!

– Ирочка, ты уж там поосторожнее... Ты можешь хотя бы приблизительно сказать, где вас искать?

– Да, мы теперь едем по Отрадной в сторону улицы Декабристов.

– Хорошо, – я отключилась и запредельно вежливо попросила водителя поехать на Отрадную улицу.

Он ответил на мою вежливость непечатным ругательством, а потом сделал встречное предложение:

– Двойной тариф!

– Это почему же?! – возмутилась я, но, испугавшись, что сердитый и грубый дяденька меня высадит, поджала хвост и покорно сказала: – Хорошо, я согласна, только вы уж постарайтесь попасть туда побыстрее. Знаете, моя подруга, она такая непостоянная, а мне с ней позарез надо пересечься!

В ответ водитель едко усмехнулся, но ничего не сказал. Минут через десять я перезвонила Ирине, она уточнила вновь изменившийся маршрут. Обревко заманила ее в какие-то проходные дворы, будто играла с ней в кошки-мышки. Периодически перезваниваясь, мы с Ирой сопоставляли наши координаты. Они сближались, и минут через пять-десять я должна была уже догнать свою компаньонку. Водитель поглядывал на меня с опаской, сопел, кряхтел, но все-таки вез, подогреваемый двойным тарифом.

– Уже всю улицу Декабристов проехали, – брюзжал частник. – Куда дальше?

– Секундочку, сейчас уточню. – Я снова набрала сотовый номер своей квартирной хозяйки, но ответа не последовало.

Я занервничала. Не нравилось мне ее молчание, совсем не нравилось!

– Все, девушка, приехали! Я люблю определенность отношений, – у дяденьки сдали нервы от неопределенности таковых, и он притормозил у тротуара. – С вас штука.

– Сколько? – переспросила я, пораженная уровнем его жадности.

– Тысяча рублей, – ответил водитель, не моргнув глазом.

Мне не понравилась эта сумма, чертовски не понравилась, а запредельная наглость частника просто возмутила до глубины души. Он высаживал меня непонятно где и просил такие бабки! Я решила, что его надо поставить на место. Достав из сумки прокурорские «корочки», я быстрым движением руки раскрыла их и сунула водителю прямо под нос, затем, усмехнувшись, сказала:

– Прокуратура! Благодарю за помощь.

Остолбеневший дяденька не успел и рта раскрыть, как я вылетела из его машины и хлопнула дверцей. Частнику не оставалось ничего другого, как смириться с обломавшейся выгодой и ехать дальше, на поиски нового пассажира. Сам виноват, не надо было наглеть.

Я перезвонила Ирке. Она долго не отвечала, потом в трубке послышался сильный кашель.

– Алло! Ира, что с тобой?

Мне с трудом удалось разобрать сквозь удушливый кашель сдавленный прерывающийся голос моей напарницы. Она кое-как объяснила мне, что Обревко ее перехитрила и брызнула ей в лицо из газового баллончика.

– Ира, а где ты? – спросила я и вдруг увидела, что по дороге едет черный «Форд Фьюжен».

Как говорится, на ловца и зверь бежит. Я не могла не воспользоваться этим обстоятельством и не перехватить ее. Но как это сделать? На обдумывание ответа на этот вопрос имелись лишь доли секунды. В подобной ситуации моя мысль обычно работает с молниеносной быстротой. Я шагнула на проезжую часть... Тот визг тормозящих колес я запомню надолго...

Глава 22

Мне не оставалось ничего другого, как сымитировать зазевавшегося пешехода. Я решила создать видимость, что намерена перейти дорогу в неустановленном месте, и смотрела при этом совсем не в ту сторону – направо, когда даже детей учат, что сначала надо поглядеть налево. Один неверный шаг, и мне бы пришлось лежать под колесами «Форда», но мой расчет оказался точным. «Форд» легонько задел меня крылом, но я красиво упала на асфальт. Эх, хотелось бы мне посмотреть на себя со стороны!

Алла Матвеевна остановилась. Еще бы она проехала мимо, когда вокруг полно свидетелей! Все-таки человека сбила, а это не шутки!

Лежи, Таня, лежи! Пусть она подойдет поближе!

– Эй, ненормальная! Тебе что, жизнь надоела? – небрежно бросила Обревко, даже не нагнувшись и не поинтересовавшись степенью моей травмированности.

А вот в толпе предположили, что у меня как минимум перелом ноги. Разумеется, никаких переломов у меня не было и я вполне могла самостоятельно подняться на ноги, но продолжала лежать, прикрыв лицо рукой, и стонать. Мне хотелось, чтобы она склонилась надо мной, и тогда бы я схватила ее за руку. Внезапно меня посетила догадка, что Аля меня не узнала. Или сделала вид, что не узнала?

– Встать можешь? – брезгливо осведомилась она.

– Не знаю, вряд ли. Помогите мне, пожалуйста, – жалобно пролепетала я, протягивая одну руку вверх и поправляя другой очки.

Наверное, только под пристальными взглядами прохожих, сгрудившихся вокруг нас и сочувствующих моему несчастью, Алла смогла снизойти до того, чтобы подать мне руку и помочь встать.

– Нога, – застонала я, поднявшись, и отвернулась, прислонившись к машине.

Короче, я взяла тайм-аут. Моя первоначальная задумка, исполненная на публику, потеряла бы всякий смысл. Пришлось настроиться на быстрый бег мысли и придумать что-то новенькое. Однако хотелось бы точно знать, узнала она меня или нет. С момента нашей встречи во дворе ее дома мой имидж претерпел некоторые изменения. Сейчас на мне была Иркина куртка, шарф вокруг шеи отсутствовал, зато появились дымчатые очки и была другая прическа. Если же Алла разглядела меня в авиакассах, то все было бессмысленно.

– Тебе далеко? Я могу подвезти, – предложила Обревко, прежде чем я ее об этом попросила.

– Да, спасибо, здесь совсем рядом, – я охотно вцепилась в это предложение и сделала шаг к дверце.

– Вообще-то, ты сама виновата, – не преминула заметить Аля. – Но разве толпе зевак это докажешь. Они всегда водителей винят. Садись, так и быть, довезу!

Обревко распахнула передо мной дверцу, и я залезла в салон, не забывая охать. Алла обошла машину и села на свое место.

– Куда? – коротко спросила она.

– Сейчас прямо, а потом я покажу, – ответила я несколько измененным голосом.

Она включила зажигание, и мы тронулись с места. Наверное, Обревко все-таки что-то почувствовала, поэтому посмотрела на меня с пристрастием, но я уже не боялась быть узнанной.

– Вот, вы опять на дорогу не смотрите, – между тем упрекнула я ее. – Сюда заверните, пожалуйста, к тому дому из красного кирпича.

Алла послушно свернула в просторный двор, а я тем временем полезла в сумку и нащупала наручники. Она снова посмотрела на меня с явным подозрением. Рискуя спровоцировать очередное дорожно-транспортное происшествие, но уже с более тяжелыми последствиями, я подалась вперед и молниеносно пристегнула правую руку Обревко к рулю. Она резко нажала ногой на тормоз, а я тут же нагнулась и вытащила ключи. Алла смачно выругалась, потом спросила:

– Идиотка, что тебе от меня надо? Ты кто вообще такая?

– Ответ на первый вопрос ты знаешь – я хочу, чтобы ты устроила мне встречу с Ольгой Верещагиной, – сказала я, подняв на лоб солнцезащитные очки. – Что касается второго вопроса, то я его пока оставлю без ответа.

– Повторяю: я не знакома ни с какой Верещагиной, – процедила Алла сквозь зубы.

– А зачем ты брызнула газовым баллончиком в лицо водителю «десятки»?

– Эта дура меня преследовала. Маньячка какая-то!

– Но ты-то была уверена, что эта дура и маньячка – я, не так ли?

– Ты – еще одна маньячка, – голос и взгляд Обревко дышали гневом, но я не обиделась.

– Милое заявленьице. А если я сотрудница прокуратуры?

– Не смеши меня! Прокурорша с синяком на фэйсе! Или у тебя кличка такая – Прокурорша?

– Мне почему-то в жизни не повезло, пока не успела обзавестись кличкой. А у тебя как обстоят дела с таким приобретением? Есть, наверное?

Обревко посмотрела на меня с горячей ненавистью. От нее можно было ожидать всего, что угодно, и я старалась не терять бдительности, поэтому была готова к любому повороту событий.

В ее сумке зазвонил мобильник. Алла инстинктивно дернулась назад, но быстро поняла, что из-за наручников не сможет дотянуться до заднего сиденья. Я решила достать сумку, но не для того, чтобы осчастливить свою пленницу приятным разговором по телефону. А для того, чтобы поинтересоваться содержимым ее сумки. Стоило мне на секунду ослабить свое внимание, как она вцепилась свободной рукой мне в горло. Наивная! Нашла с кем бороться. У меня же обе руки свободны! Разумеется, ее трюк был абсолютно проигрышным. Я легко отлепила ее руку от своей шеи и сказала:

– Советую впредь вести себя дружелюбнее, а то...

– А то что?

Я решила ответить ей невербальным образом. Думаю, смачная оплеуха добавила ей сообразительности, во всяком случае, она приутихла. Но вот мобильники надрывались, оба сразу – и мой, и ее. Сначала я сбросила звонок в моем сотике. Мне не хотелось в данный момент разговаривать с Ириной. Ее миссию я считала выполненной. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Своим неумелым преследованием Ирина спровоцировала Аллу выдать себя.

Отразив очередную атаку, я достала сумку, стала шарить в ней и нашла паспорт на имя... Верещагиной Ольги Петровны! А в паспорте был железнодорожный билет до Киева. Сегодня вечером маникюрша должна была отправиться на Украину. Я сунула Алле этот паспорт в лицо.

– А это что такое?

Обревко молчала, но недолго.

– Давай с тобой договоримся, – предложила она, кусая губы.

– Давай!

– Тебе нужна эта дура, я отвезу тебя к ней. У меня с ней одна морока. Старая знакомая из Тарасова попросила ее встретить и временно приютить. Я чувствовала, что наживу этим себе неприятности, вот и нажила.

– Вот так бы сразу во всем призналась и не морочила бы никому голову! Давай вези меня к ней!

– А наручники?

– А разве они тебе мешают?

– В принципе нет, но если менты остановят?

– Не каркай и не нарушай правил, тогда все будет о’кей.

– Я не все сказала. У меня есть одно условие...

– А мне плевать на твои условия!

– Значит, не договоримся?

Я немного подумала и решила выслушать условие Обревко, так, ради праздного любопытства.

– Мне надо забрать у Верещагиной свои вещи.

– Всего-то? Я согласна, меня интересует только сама Верещагина.

– Мне нужны гарантии, что ты меня не кинешь.

– В твоем положении глупо требовать гарантий.

– Не скажи... Я закричу и привлеку к себе внимание. Скажи, кто из нас окажется в более выгодном положении? Я, коренная москвичка, сижу в своей машине, пристегнутая к рулю. А ты кто такая? Приехала сюда черт-те откуда, залезла в мою машину, надела наручники и угрожаешь мне. Тебя же сразу заметут!

– Ты меня не напугала. Я – частный детектив с лицензией, а потому имею законное право использовать спецсредства. А ты – подозреваемая в похищении человека. Так кого из нас милиция заметет?

– В похищении человека, – передразнила меня Алла. – Никто эту идиотку с Урала не похищал, она сама от кого-то сбежала.

– О, да ты хорошо осведомлена о ее прошлом!

– Ни о чем я не осведомлена! Меня попросили ее здесь встретить, я и встретила! Ну, так как насчет уговора? Я везу тебя к ней и забираю свои шмотки, и ты на них не претендуешь. Идет?

– Идет. Мне твои шмотки по барабану! Бери ключи и заводи тачку! Только без фокусов!

– В наручниках не поеду!

– Ладно, прежде чем снять «браслеты», придется подстраховаться.

Я позвонила Ирине.

– Алло! Как у тебя дела?

– Более или менее нормально. Глаза минералкой промыла, выпила супрастин, салон проветривается...

– Ты где находишься?

– Все там же, в каком-то дворике на улице Декабристов. А ты где?

– Думаю, что недалеко от тебя, возможно, в соседнем дворике. Ты можешь вести машину?

– Могу.

Короче, минут через пять Ирина нашла нас по приметам, которые я ей обрисовала, и пристроилась за нами в качестве эскорта. Конечно, толку от нее было мало, но все же хоть какая-то слабая гарантия тому, что Обревко будет вести себя благоразумно! Я же ей вообще не дала никаких гарантий. Тем не менее она согласилась выдать мне Верещагину. Значит, Алле очень нужны были свои вещи.

Итак, мы ехали к той женщине, которую я искала уже неделю по всей стране. Ехали молча, поэтому я упорядочивала мысли, роившиеся в голове. Меня почему-то очень занимал вопрос о том, что за ценности такие хочет забрать Аля у маникюрши. Конечно, меня посетили кое-какие догадки, но убедиться в их справедливости можно было только на месте.

Мы возвращались в Свиблово. Оказывается, Алла сняла Ольге квартиру недалеко от своего жилья, в доме, в цоколе которого находились продовольственный супермаркет и авиакассы. Теперь я поняла, что Обревко заходила в агентство лишь для того, чтобы посмотреть в окно и убедиться, что за ней увязался хвост. И она убедилась в этом – назойливую светлую «десятку» срисовала, но меня не заметила. Затем она окольным путем вернулась к своей машине и стала уподобляться ящерице, пытаясь сбросить хвостик. Ей это почти удалось, но Аля не знала, что преследователей – двое.

Она многого тогда не знала, а главное – недооценивала меня. Ей казалось, что я явилась в Москву по заданию тех людей, от которых сбежала Ольга. Но я была посланницей друга, а не врага. Уж не знаю, поверила ли она, что я – частный детектив или нет...

Глава 23

Обревко позвонила в дверь, и вскоре мы услышали тихий голос:

– Кто там?

– Я! Кто же еще, – ответила Алла.

Дверь открылась. Увидев незнакомых людей, Соня испуганно попятилась назад.

– Значит, так, подруга, – деловито заявила Обревко, – наши планы резко меняются. Ты где-то наследила, вот и встречай теперь непрошеных гостей! Эта сыщица по твою душу сюда приехала. Мне твои заморочки ни к чему! Отдавай мне медведя и забудь, что мы когда-то были с тобой знакомы! С квартиры съедешь сегодня же! Ключи оставишь здесь, дверь захлопнешь! Ну что встала как вкопанная! Тащи сюда игрушку!

Лицо Софьи Кривцовой приобрело меловую бледность. Алла снова на нее прикрикнула, и маникюрша, вместо того чтобы пойти в комнату и принести какого-то медведя, стала бесформенной массой сползать по стенке на пол. Короче, она упала в обморок. Я тут же склонилась над ней, пощупала пульс. Обревко отпустила в ее адрес едкую шуточку, прошла в комнату, взяла большого плюшевого медвежонка и бросила мне на прощание:

– Ну, вы тут сами разбирайтесь, а я ухожу! С этой минуты нас ничего не связывает, – последняя фраза прозвучала как вопрос.

– Разумеется, – ответила я.

Задерживать Аллу Матвеевну мне было совсем ни к чему. Когда дверь за ней захлопнулась, Ирина меня спросила:

– Тань, а зачем ей медведь? Она что, маленькая? Вот уж чего не ожидала, так этого...

– Ира, все не так просто. Я тебе потом объясню, какие у меня возникали мысли насчет этого медведя. А пока помоги мне привести Соню в чувство.

– А как?

– Хотя бы воды принеси!

Моя компаньонка отправилась на кухню. Я стала легонько бить Кривцову по щекам. Она очнулась, но, увидев меня, едва снова не лишилась чувств.

– Соня, успокойся, – мягко сказала я. – Мы не причиним тебе зла.

Кривцова попыталась меня оттолкнуть, но, сообразив, что бессильна, взвыла как затравленный зверек. Затем с ней случился истерический припадок. Я пыталась что-то объяснить ей, но она меня не слушала, а выла волком, рыдала в три ручья, размахивала в отчаянии руками. Мне пришлось ударить ее по лицу, чтобы привести в чувство. Она замолчала и впала в ступор. Я взяла у Ирины стакан с водой и насильно заставила Кривцову выпить его до дна. Затем сказала:

– Ты напрасно так нервничаешь. Я – частный детектив, меня нанял Александр Станиславович Писаренко, чтобы найти тебя. Вот я тебя и нашла.

– Зачем? Ну зачем вы сюда пришли? Вы же все испортили! Вы отняли у меня такой шанс! В России у меня нет будущего, нет! Я приняла бы украинское гражданство, и мне дали бы настоящий паспорт. Женя и Аля обещали, что там мне с этим помогут. А что теперь?

– Так, Соня, давай потихоньку собираться. Мы отсюда немедленно съезжаем.

– Если я и съеду отсюда, то только без вас! Стойте, вы называете меня Соней, значит, вас нанял не Саша. Он не знал моего настоящего имени...

– Успокойся, меня нанял именно Писаренко. Просто я была у тебя на родине, в Светличном, поэтому знаю твое настоящее имя. И Александр Станиславович его теперь тоже знает.

– Я вам не верю. Он не знал обо мне ничего, даже то, откуда я родом. Вас нанял Марат!

– Сонечка, успокойся. Давай позвоним Александру Станиславовичу, и он подтвердит, что я действую по его заданию.

Мое предложение повергло ее в шок.

– Нет, – Кривцова в отчаянии замахала руками. – Это еще хуже! Я не смогу с ним разговаривать, ведь он знает, что я его обманывала. Саша меня теперь ненавидит.

– Дурочка! Он тебя любит, несмотря ни на что.

– Он любит не меня, а Ольгу Верещагину. А я – Софья Кривцова, подозреваемая в убийстве и утонувшая в Чувилихе. У меня нет никакого будущего. Оно забрезжило где-то там, впереди, но вы все испортили!

– Успокойся, все не так безнадежно. Ты была не единственной подозреваемой в убийстве Розы Кураевой. Против тебя не было никаких улик, и мотива убивать тяжелобольную женщину у тебя тоже не было.

– Зато были показания Марата! Он меня представил такой злодейкой, что ни один адвокат бы не помог...

– Да, я знаю про его показания, но теперь Кураев мертв. Ты ведь прежде всего от него сбежала, да?

– Мертв? – переспросила Соня, вскинув на меня изумленный взгляд. Наверное, ей казалось, что Марат, этот гений зла, бессмертен. – А вы меня не обманываете? Мертв... Этого просто не может быть!

– Может, еще как может. Я говорю тебе истинную правду.

– Но отчего он умер? Он ведь был абсолютно здоров! Я это говорю как медсестра.

– Несчастный случай в быту – поражение электрическим током, – ответила я, не сочтя нужным раскрывать роль Мирона, да и свою собственную, в этом трагическом событии. Иногда я бываю очень скромной.

– Так ему и надо! – Софья наконец-то поверила в то, что справедливость может восторжествовать, или просто очень захотела в это поверить. – Бог, он все видит, все! Это ведь Марат решил скоропалительно избавиться от своей жены, он сам, и никто иной! Он не мог медлить...

– Собственно, я так и думала, но давай ты расскажешь мне об этом и о многом другом чуть позже. Мне тоже есть что тебе сказать. Но сейчас надо собираться. – Я оглянулась на свою квартирную хозяйку и спросила: – Ира, ты не возражаешь, если мы поедем к тебе?

– Конечно, нет. Только я хотела насчет медведя уточнить... Что в нем такого ценного? Эта Аля вцепилась в него так, будто он сделан из золота.

– Наверное, мишка того стоит. Думаю, что в эту мягкую игрушку была запрятана какая-то контрабанда, которую Соне предстояло перевезти через границу.

– Да что вы! Мне сказали, что это подарок племяннице, – возразила Кривцова, и ее слова на фоне последних событий прозвучали как детский лепет.

– Ну, тебе же не могли сказать, что внутри этого подарка наркотики или золото с бриллиантами! – усмехнулась я.

– Нет, этого не может быть... Хотя я, конечно, не понимала, почему к этому медведю столько внимания... Боже, куда я попала! Из огня да в полымя! Никому нельзя верить, никому! И почему я такая несчастная? Никогда мне не будет покоя. – Соня снова расплакалась.

* * *

Примерно через час мы уже сидели в квартире Ирины Вячеславовны и пили кофе. Точнее, кофе пили я и хозяйка, а Кривцова попивала валериановую настойку. Сначала Ирина рассказала о том, что произошло с ней.

Алла долго водила ее за собой, а потом вдруг остановилась в каком-то дворике. Для Иры это стало полной неожиданностью, и она растерялась. Обревко подошла к ее машине и брызнула в приоткрытое окно струей из газового баллончика. Естественно, после этого моя компаньонка не могла продолжать преследование, а Аля села в свою машину и укатила, уверенная в том, что избавилась от хвоста.

Затем я стала вещать о том, как инсценировала наезд на себя саму.

– Ах, значит, вот почему моя куртка так испачкана! – воскликнула квартирная хозяйка. – А я у тебя сразу постеснялась об этом спросить.

– Извини, но у меня другого выхода не было, кроме как рухнуть на асфальт. И коврика из соломки, чтобы подстелить, у меня с собой не было.

– Ладно, проехали, – сказала Ирина и сдержанно улыбнулась.

В разговоре наступила пауза. Я и моя компаньонка по расследованию устремили заинтересованные взгляды на Соню. Теперь наступил ее черед рассказывать подробности этого дела. Она все поняла, но никак не решалась начать. Потом, заикаясь, стала говорить о главвраче, соблазнившем ее. Я попросила ее опустить эти пикантные подробности и начать с того момента, как она стала ухаживать за тяжелобольной супругой своего работодателя.

Софья тяжело вздохнула, потупила взгляд и начала тусклым голосом рассказывать нам эту печальную историю.

Глава 24

Роза Кураева отдавала себе отчет в том, что жить ей осталось недолго. Однажды она попросила Соню, с которой у нее сложились доверительные отношения, вызвать ей домой, втайне от мужа, нотариуса. Она хотела сделать завещание, но не в пользу Марата.

Надо заметить, что мать Розы тоже умерла от рака молочной железы. Отец вскоре женился на другой, а младшую дочь Галю, инвалида с детства, сразу же определил в интернат. Роза не могла отцу простить этого, не могла жить с ним и с мачехой в одном доме и вышла замуж за первого встречного. Отец не возражал и даже дал денег на открытие швейного ателье, о котором Роза мечтала, попросту откупился от нее. Муж сразу же прибрал эти деньги к рукам и организовал в Светличном швейное производство, но в совершенно извращенном виде. Роза не сумела этому противостоять и вскоре смирилась с тем, что поневоле стала «рабовладелицей», а не известным модельером.

Однажды налоговая служба всерьез заинтересовалась их предприятием, и Марат переписал все свои активы на Розу, чтобы в случае чего она понесла наказание за его экономические преступления. Потом Кураева заболела, рак «съел» ее буквально за полгода. Предчувствуя свою кончину, она решила наказать ненавистного мужа, завещав все денежные средства интернату, в котором жила ее младшая сестра Галина. Ей казалось, что девочке будет обеспечен хороший уход на многие годы.

Соня не могла не выполнить просьбу умирающей и однажды, сказав Марату, что она идет в аптеку, зашла к нотариусу и пригласила его прийти к Розе на следующей неделе. Кураев как раз собирался уехать на несколько дней в командировку по поводу сбыта швейной продукции.

Случилось так, что нотариус подставил и Розу, и Соню. Он рассказал Марату об этом вызове, хотя не имел на это права. Кураев сразу заподозрил, что его денежки могут утечь не в том направлении, и решил избавиться от жены до визита нотариуса.

Посреди ночи он разбудил Соню и сказал ей, что Розе очень плохо и ей срочно надо сделать обезболивающий укол. Кривцова спросонья соображала очень плохо, к тому же Марат не включал электрический свет. Он сказал, что пробки перегорели. При свете свечи он показал рукой на ампулу, которая лежала на столе, она взяла ее и сделала инъекцию. Только после этого Софья в проблеске лунного луча прочитала надпись на ампуле и в страхе уронила ее на пол. Поскольку бывшая медсестра была в резиновых перчатках, ее отпечатков на ампуле не осталось.

Под утро Роза умерла.

Кураев перевел Кривцову обратно в пошивочный цех.

Истинная причина смерти Розы могла бы остаться в тайне, но участковая врачиха была в Светличном новым человеком. Ее прислали из районного центра вместо докторши, ушедшей в декретный отпуск. Она увидела ампулу и решила, что надо делать вскрытие. Марат сначала воспротивился этому, но, сообразив, что вызывает своим поведением нежелательные подозрения, согласился, решив свалить все на Соню.

Когда тело покойной увезли, он вызвал к себе Кривцову и нагло заявил ей, что слышал, как Роза просила Соню облегчить ее страдания. «Да как ты, убогая, посмела сократить жизнь моей любимой жене? Я для нее экстрасенса нашел, он бы ее излечил!» – кричал Тимур. Он угрожал Соне, и та поняла – если она кому-нибудь расскажет правду, он ее убьет. Кураев грозился достать ее даже в следственном изоляторе.

Потом была встреча с тетей Люсей, которая рассказала ей о результатах вскрытия и о том, что против нее, скорее всего, заведут уголовное дело. Соня почувствовала себя мышью, попавшей в мышеловку, и, повинуясь инстинкту самосохранения, сбежала, едва только в ловушке появилась маленькая щелочка. Она полностью не отдавала себе отчета в этом импульсивном поступке. Кривцова не знала, куда бежит, но знала, от кого и от чего. Она боялась одинаково и Кураева, и правосудия. По большому счету, смертельное лекарство ввела в вену Кураевой именно она, но она не хотела этого делать. Ее одурачил Марат.

Сутки Соня пряталась в лесном шалаше. Пришло осознание факта, что этот побег только укрепил подозрения против нее. Ночью ее нашла мать. Больное сердце пожилой женщины подсказало, где надо искать. Дочь начистоту рассказала матери о том, как все было на самом деле, и Нина Степановна придумала план с паспортом. Сама же и выкрала его из сумки Ольги Верещагиной. На что только не пойдешь, чтобы спасти единственную и горячо любимую дочь!

Инсценировав утопление, Соня села на попутку и доехала до Оренбурга. Сначала она жила в областном центре. Но однажды едва не столкнулась лицом к лицу со своей соседкой из Светличного. Тогда она подалась на Черное море. Для бабочки, живущей один день, небезразлично, какая на улице погода. Но жизнь на юге оказалась не такой радужной, как она себе представляла, особенно зимой. Почти год Кривцова скиталась из одного курортного городка в другой, но мыть посуду за сытыми отдыхающими ей надоело, и она подалась в Тарасов. Выбор на этот город пал случайно, но он пришелся уралочке по душе. Страсти мало-помалу улеглись, и даже личная жизнь наладилась.

Кривцова и не подозревала, что засветилась и что спокойному течению ее жизни приходит конец. Ее увидел в Тарасове земляк, а она его, увы, не заметила, иначе сразу же поменяла бы место жительства. А так, напротив, примерно в это же время она рискнула встретиться с матерью. Соня отправила ей совсем невинное письмо с каким-то рекламным буклетом тарасовского предприятия. Это было условным знаком. Нина Степановна, в свою очередь, послала на тарасовский главпочтамт до востребования письмо с указанием даты своего приезда. Они уже действовали по этой схеме несколько раз, и все происходило без сучка и задоринки. Софья не могла предположить, что эта встреча не останется незамеченной...

Потом в Тарасов по заданию Кураева приехал Мирон. Он подкараулил беглянку около парикмахерской, силой втолкнул в машину, избил, связал и повез в неизвестном направлении. Соня поняла, что она обречена. Когда же на выезде из города машину тормознул гаишник, в душе Кривцовой затеплилась надежда. Но Мирон дал ему взятку, и тот даже не подошел к машине. Они поехали дальше. Гость с Урала неожиданно свернул с основной трассы и вскоре остановился около небольшой речушки, лед на которой уже вскрылся.

Соня поняла, что Мирон не повезет ее домой, а расправится с ней здесь. Теперь утопление, которое Кривцова когда-то инсценировала, могло стать вполне реальным. Но Мирон вдруг сказал, что отпустит Соню, если она расскажет ему всю правду о смерти Розы Кураевой. Кривцова поверила в это и поведала ему и о нотариусе, и подмененной ампуле. Потом Мирон нашел в ее сумке паспорт Ольги Верещагиной, но нельзя сказать, что эта находка заставила его уважать беглянку. Получив ответы на все свои вопросы, он собирался уже столкнуть ее в холодную воду, но с дороги в их сторону свернул какой-то автомобиль. Мирон затолкал Соню обратно в свою машину и дал деру.

Через несколько километров он снова свернул с трассы, но его машина застряла в непролазной грязи. Потом подвернулся удобный момент, и Соня сбежала. Мирон с небольшим опозданием бросился за ней вдогонку, но Кривцова добежала до дачного поселка и спряталась там. Мирон ее не нашел или не стал очень активно искать...

Кривцова не знала, что ей делать дальше. Вернуться в Тарасов боялась, считала, что Мирон будет ее там караулить. Защиты просить было не у кого. Писаренко в расчет она совсем не брала. Ведь он был врачом, профессором, а ее кошмар начался с профессиональной ошибки. Кривцова никогда не переставала чувствовать свою вину в том, что в ту страшную ночь ввела Розе лекарство, не взглянув толком на ампулу. Да и чем Александр Станиславович мог бы ей помочь? Она была твердо уверена, что ничем, и ничуть не сомневалась: если она ему все расскажет, хирург с безжалостностью черствого моралиста разобьет вдребезги ее последнюю надежду.

Двое суток Соня провела в чужом дачном домике, питалась соленьями из погреба, размачивала крупу. Она страшилась каждого шороха, тряслась от холода и терзалась муками недремлющей совести. Оказалось, забыть то, что очень хочется, никогда не вспоминать не так-то просто. Благодаря Писаренко у нее это почти получилось, и вдруг – такой облом! Короче, Софья пришла к страшному для себя выводу – дальнейшая жизнь не имеет смысла. Разумеется, она не побежала сразу же после этого на речку, чего-то выжидала, надеялась на какое-то чудо. И это чудо произошло: на дачу приехала хозяйка, молодая женщина по имени Женя.

Сначала Соня и Женя страшно испугались друг друга, потом познакомились. Кривцова под водочку рассказала ей свою печальную историю, а Женя даже прослезилась от жалости и пообещала ей как-нибудь помочь. К утру у непьянеющей хозяйки дачи созрело решение – Ольге Верещагиной надо непременно ехать в Москву! «Хватит топить свое будущее в этом болоте! – воодушевленно заявила она и стала приводить аргументы: – В многомиллионном городе проще затеряться, к тому же столица может стать трамплином для выезда за границу. Оля, не скупись отдать свое никчемное прошлое за огромное и счастливое будущее!»

Далее Евгения вполне убедительно вещала о том, что есть страны, куда получить въездную визу, а потом и гражданство – раз плюнуть. Соня-Оля заикнулась про отсутствие загранпаспорта, но новоиспеченная подружка рассмеялась и стала заверять ее, что при наличии настоящего паспорта и кое-каких связей это совсем не проблема. Российский паспорт у Сони имелся, внешнее сходство со сводной сестрой было практически идеальным, а значит, никто не распознал бы подлога. Кривцова уверовала в то, что игра стоит свеч. К тому же изрядная доза спиртного утихомирила ее тревогу за будущее.

Когда похмельный синдром прошел, Софья засомневалась – а имеет ли она вообще право на счастье и спокойствие? В таком смятении прошло несколько дней. Потом на дачу вернулась Женя и своими пламенными речами смогла восстановить моральное состояние своей новой знакомой. Оказывается, она уже провела определенную работу – созвонилась со своей московской подружкой Алей, и та пообещала принять в судьбе Ольги Верещагиной деятельное участие. Многообещающее начало было положено.

Соня снова стала мечтать, и почему-то о далекой Латинской Америке. Женя сказала, что это вполне реальная мечта, и спровадила-таки молодую женщину, легко поддающуюся внушению, в Москву.

Аля, подхватившая «эстафетную палочку», была совсем другой по характеру. Она красивых речей не говорила, а смотрела на жизнь гораздо более прагматично, чем ее подруга Евгения. Задав Ольге несколько вопросов, она прямо заявила, что об Америке, даже Латинской, придется забыть, но есть другой вариант – Украина. Кривцова-Верещагина немного поломалась, а потом согласилась. В сущности, у нее не имелось другого выхода, да и особых проблем с украинским языком не должно было возникнуть, не то что с испанским. Все-таки для того, чтобы мечта исполнилась, она не должна подниматься выше облаков.

С отъездом на Украину все решилось довольно быстро, даже как-то скоропалительно. Аля сказала, что ее родной брат работает в правительстве, он поможет и с жильем, и с работой, и с гражданством. «Не так уж много россиян мечтают стать украинцами! – усмехнулась Обревко. – А вот наоборот – сколько угодно! Я тому живой пример. Хохлы будут даже рады тебе». Соню-Олю этот довод убедил, она не почувствовала никакого подвоха. А когда Аля попросила передать своей племяннице мягкую игрушку, то с радостью согласилась. Об истинной роли своего попутчика, огромного плюшевого медведя, с которым ей предстояла поездка в Киев, она не задумывалась. Чем мог обидеть ее симпатичный мишутка?..

* * *

Кривцова закончила свой рассказ, теперь мы узнали о ее жизни практически все. Только пока ей ничего не было известно о смерти матери, и я долго не могла решиться на то, чтобы донести до нее эту трагическую весть, но все-таки решилась.

– А я знаю об этом. Мне Мирон сказал, – призналась Соня и утерла слезу. – Это все из-за меня...

Нам снова пришлось отпаивать ее валерьянкой. Потом позвонил Писаренко, и я дала свой мобильник Софье, чтобы она сама ответила ему. Кривцова сначала запротестовала, но потом все-таки нажала на кнопку и сказала:

– Алло...

Мы с Ирой вышли из комнаты, чтобы не мешать их разговору.

Эпилог

Я позвонила Катьке и с гордостью заявила, что выиграла пари. Перепелицына не хотела мне верить, но Ирина Вячеславовна взяла трубку и подтвердила мои слова. Я живо представила себе, какое перекошенное лицо было у моей однокурсницы в тот момент, и испытала наслаждение собственным триумфом.

– Ладно, в ресторан идем сегодня же, – еле выдавила из себя Катерина. – Я обзвоню наших мальчиков. Белко уже в курсе, что ты здесь, и мечтает с тобой встретиться.

После всех передряг меня ожидал изысканный ужин в оранжерейной атмосфере нового столичного ресторана. Мы пили старые добрые вина и выдержанные коньяки, вспоминали годы учебы в юридическом институте, а потом разговор плавно перешел к расследованию, ради которого я приехала в Москву. Собственно, перевела беседу в это русло Катька. Мне пришлось посвятить моих однокурсников в подробности этого дела. Поскольку за столом сидели следователь, прокурор, адвокатесса и судья, то каждый из них посмотрел на это дело со своей точки зрения.

К одному выводу все пришли единогласно – если все было именно так, как мне рассказала Кривцова, то ей больше можно не бояться обнаружить себя. По мнению столичных юристов, в связи с вновь открывшимися обстоятельствами уголовное дело вернут на доследование, а потом закроют.

– Знаете, ребята, я тоже так думаю и уже пыталась втолковать это Соне.

– Ты еще посоветуй ей ничего не говорить о чужом паспорте. Жила без документов, и все тут!

– Знаете, а меня больше всего беспокоит Обревко, – сказал следователь Суздальцев. – Что-то фамилия уж больно знакомая... Попробую-ка я ее пробить по базе данных.

– Да, очень интересно, что она в мишку засунула. Бьюсь об заклад, что наркотики, – высказался Газе и стал разливать кому вино, кому коньяк.

– А почему не золото или бриллианты? – спросила Перепелицына и, как всегда, проявила этим вопросом свою очаровательную тупость.

– Сама подумай – можно ли отдать на хранение золото или бриллианты малознакомому человеку! Правильно, нельзя, точнее, неразумно! А вот наркоту можно, точнее, нужно. Это безопаснее, ведь статью за хранение никто не отменял, – сказал Белко и залпом выпил содержимое своей рюмки.

* * *

Забегая вперед, могу сказать, что наши предположения оказались верными. Ранее судимая Алла Матвеевна Обревко была наркокурьером, и никакого брата, протирающего штаны в правительстве Украины, у нее не было и в помине. Так что Софье Кривцовой в этой стране ничего хорошего не светило, а при пересечении границы от плюшевого мишки исходила реальная угроза.

Александр Станиславович был прав: его любимую женщину ждали одни неприятности. Но, к счастью, теперь рядом с Соней был надежный человек, который нанял для нее лучшего тарасовского адвоката. Ведь лучшая частная сыщица Тарасова, то есть я, вполне оправдала его надежды. Татьяна Иванова всегда высоко держит марку!

Оглавление

.

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Эпилог

Реклама на сайте