«Побег из гламура»

Наталья Александрова Побег из гламура

— Смотри, смотри, Ленка появилась! — Дашка дернула Катерину за локоть, глаза ее округлились от восторга. — Я думала, она теперь месяца два не будет на людях показываться!

Мимо их стола шла в компании двух смуглых мачо известная светская львица Лена Лепс. Как только она поравнялась с их столиком, Дашка вскочила и бросилась к ней с поцелуями:

— Отлично выглядишь! Что-то тебя давно не видно…

Лена что-то проворчала, с трудом высвободилась из Дашкиных объятий и поплыла дальше, небрежно поправив бретельку алого платья от Donna Caran.

Дашка, сияя, плюхнулась обратно на свой стул. Вечер для нее прошел недаром.

— Ты слышала, какой облом у нее вышел со свадьбой? — зашептала она Кате на ухо, едва Лена удалилась на безопасное расстояние.

Катя не слишком интересовалась светскими сплетнями, но из вежливости изобразила интерес.

— Она уже назначила дату свадьбы, разослала приглашения, заказала платье у какого-то потрясающего бельгийского дизайнера, одних стразов от Сваровски на него нашили килограммов двадцать, но тут ее жениху — ну ты, конечно, знаешь кому — кто-то рассказал о ее прошлогоднем шоу в Куршавеле… ну, он сказал, что на стриптизершах не женятся, и разорвал помолвку… А Ленка теперь всюду трубит, что сама дала отбой, потому что он голубой…

— Да что ты говоришь! — ахнула Катя, чтобы не испортить человеку удовольствие.

— Нам она тоже прислала приглашение, я заказала платье… Хорошо, что подарок не купили, было бы обидно, а лишнее платье всегда пригодится…

Катя едва слышно вздохнула: она предпочла бы отпраздновать свой день рождения в самом узком кругу — вдвоем с мужем, но Виталик пригласил своего партнера и друга Лешу Гревского с женой, и ей ничего не оставалось, как изобразить радость.

— Лешик, налей девушкам шампанского! — манерным тоном протянула Даша. Гревский достал бутылку из серебряного ведерка, и Дашкино лицо вытянулось: — Фи, это что за бурда!

— Что б ты понимала! — беззлобно усмехнулся Леша. — Это Piper — Heidsieck cuvee девяносто шестого года! Такое мало где найдешь!

— Лучше бы ты заказал «Кристалл» или уж на худой конец Moёt&Chandon! — Дашка пригубила и сморщилась: — Жженой бумагой отдает!

— Тундра! Не жженой бумагой, а дымком жареных каштанов! Этот год ценят как раз за специфический привкус!

— Вот и пей сам эту специфическую бурду!

— Между прочим, это любимый сорт Мэрилин Монро! — Лешка подмигнул Виталику. — И Шэрон Стоун постоянно его заказывает ящиками…

— Да что ты? — Даша еще отпила и задумалась. — А вообще-то, ты знаешь, ничего… если распробовать, вкус очень даже интересный… фруктовый оттенок…

— Я хочу выпить за мою жену! — прервал ее рассуждения Виталик, подняв бокал. — Встреча с Катей — это самая большая удача в моей жизни! За самую прекрасную женщину Москвы! За тебя, солнышко!

Катя поднесла к губам бокал с золотистым искрящимся напитком, сделала первый глоток и почувствовала то радостное, легкое головокружение, которое ощущаешь в первый день весны. Может быть, в этом было виновато не шампанское, а слова Виталика, но только ей захотелось смеяться и говорить милые глупости.

— Это ты самый лучший! — проговорила она. — Самый умный, самый сильный, самый щедрый…

— Солнышко! — Виталий приподнялся и торжественно взмахнул рукой, привлекая к себе внимание. Впрочем, Катя и так не сводила с него глаз. — Я, кроме всех перечисленных тобой достоинств, еще и замечательный фокусник!

— Что? — Леша посмотрел на компаньона с недоверием. — Так вот почему у нас так гладко прошла налоговая проверка!

— Не к ночи будь помянута! — фыркнул Виталий. — Нет, я серьезно. Вот смотрите: что лежит на этой тарелке?

— Ничего. — Катя привстала, уставилась на его тарелку в полном восторге, не сомневаясь, что муж устроит сейчас что-то совершенно замечательное.

— Совершенно верно! — Виталик накрыл тарелку крахмальной салфеткой, взмахнул руками и страшным голосом злого волшебника проговорил: — Эне, бене, ряба, квинтер, финтер, жаба!

Катя следила за происходящим с восторженным выражением ребенка, который разворачивает сверток с новогодними подарками.

— Неверов, как ты выражаешься! — дурашливо воскликнул Леша. — Выбирай выражения, здесь все-таки дамы!

— Ну тебя! — фыркнул Виталик и ловким движением сдернул с тарелки салфетку.

Под ней оказался зеленый бархатный футляр в форме сердца.

— Браво! — захлопала в ладоши Даша. — Неверов, тебе нужно в цирке выступать! Или в этой программе «Цирк со звездами»!

— Катя, — проговорил Виталий очень серьезно, — ты не хочешь взглянуть, что там внутри?

Катя глубоко вздохнула.

Ей было немножко страшно: так серьезно смотрел на нее муж, таким ожиданием светились его глаза… Она нажала на защелку, начала приподнимать крышку футляра и зажмурилась, как зажмуривается ребенок, входя в комнату с только что наряженной елкой.

Наконец она открыла глаза и ахнула: на зеленом бархате лежало старинное золотое кольцо. По овальному эмалевому бирюзовому полю, окруженному россыпью мелких изумрудов, бриллиантами была выложена буква «Е», первая буква имени Екатерина, ее имени…

— Это чудо!.. — выдохнула Катя, поднимая глаза на мужа. — Настоящее чудо!

Виталий знал, что она любит только старинные украшения, предпочитает их модным поделкам современных дизайнеров. Подругам, которые фыркали и говорили, что не хотят носить чьи-то обноски, что надевать старые украшения — это все равно что покупать одежду в секонд-хэнде, Катя возражала: только в изделиях восемнадцатого, в крайнем случае девятнадцатого века чувствуется настоящее мастерство, настоящая душа вещи…

— Это кольцо принадлежало твоей тезке Екатерине Великой, — скромно сообщил Виталий. — В то время, когда она была еще не императрицей, а всего лишь женой наследника престола, поэтому над литерой нет цифры два…

Катя встала, обошла стол и поцеловала мужа.

— Я рад, что тебе понравилось, — проговорил Виталий.

— Пойдем попудрим носик, — потянула ее Даша.

Катя с сожалением закрыла футляр с кольцом, спрятала его в сумочку и пошла за приятельницей. Надеть сразу такое потрясающее кольцо на руку она не могла, к этому нужно было морально подготовиться, и Виталий это, кажется, понял.

— Не понимаю твоей страсти к этому старью, — проговорила Даша, едва они вошли в туалет. — По мне, самый лучший подарок — это денежки на карточку, и чем больше, тем лучше. Но у каждого свои увлечения… Ну что, будешь?

— Что? — растерянно переспросила Катя.

— Как — что? Мы же пришли попудрить носик…

— Ах да… — Катя достала из сумочки пудреницу — восемнадцатый век, синяя эмаль, бриллианты…

— Ты что, и правда собралась пудриться? — Дашка захлопала ресницами и расхохоталась. — Ну ты даешь!

Она подняла правую руку — на среднем пальце красовалось кольцо с овальным аметистом. Нажала на камень, и он откинулся в сторону, открыв маленький тайник, наполненный белым порошком:

— Вот это действительно хорошее кольцо… Хоть и не восемнадцатый век, но две дозы помещаются!

Она высыпала порошок на стеклянную полочку, разровняла кредиткой, повернулась к Кате:

— Ну, именинница, давай ты первая!

— Нет, я не буду! Ты же знаешь…

— Ну как хочешь! — Дашка поднесла к носу свернутую купюру, втянула порошок, проговорив: — Ну, с днем рождения, подруга! — На секунду она замерла, потом тряхнула волосами и вполголоса проговорила: — Конец света! Просто полный улет! Не понимаю, как ты обходишься без кокса? Как ты расслабляешься? Я бы без кокса, наверное, просто с ума сошла. Впрочем, ты у нас вообще странная… настоящая тургеневская девушка… Ты ведь, кажется, даже мужу не изменяешь?

— Конечно, нет, — довольно сухо ответила Катя. Она не любила разговоров на эту тему и старалась их не поддерживать. — Зачем же портить самое лучшее, что у меня есть в жизни?

— Ну ты даешь! — Дашка снова расхохоталась. — Вот, допустим, тебе очень нравятся лобстеры. Но это же не значит, что нужно отказываться от фруктов или мяса? В жизни много приятных вещей! Если одними лобстерами питаться…

— Ну пойдем, если ты готова. — Катя ясно дала понять, что разговор ей не нравится.

Дашка фыркнула, оглядела свое отражение в зеркале и явно осталась довольна.

В дверях туалета они столкнулись с тощей брюнеткой в синем платье от Kenzo. Вид у нее был такой, как будто за ней гонится вся Тамбовская группировка, — горящие глаза, трясущиеся руки… Не успев закрыть за собой дверь, она вытащила из сумочки бумажный конверт.

— Не рассыпь, подруга! — фыркнула ей в спину Даша. — Ишь как тебя разбирает!

Когда они вернулись в зал, мужчины о чем-то разговаривали, и, судя по их лицам, разговор был не очень приятный.

— Имей в виду — не больше недели! — проговорил Алексей. — И это только ради тебя!

Тут он увидел приближающихся женщин и поспешно стер с лица деловое выражение.

— О чем это вы тут болтали? — осведомилась Даша. — Наверняка о бабах! Стоило нам на секунду уйти…

— А вот и нет! — ответил Виталий, дурашливо улыбаясь. — Мы обсуждали сырное меню. Вы какой сыр будете есть?

— «Каприз богов»! — выпалила Дашка.

— «Каприс де дье»? — переспросил Леша. — Не срамись! Это можно купить в любом супермаркете! Выбери что-нибудь поприличнее!

— А я хочу «Каприз богов»! — уперлась Дарья. — Имею я право на собственный каприз?

— А я буду Sent Agure, — заказала Катя. — И еще этот пастушеский сыр… как его… с золой…

— Берите «Стилтон», — посоветовал Виталий, просмотрев меню. — Он здесь действительно хороший, в меру выдержанный. И замечательно подходит к белому Orvieto Classico Superiore!

Официант подошел к столику, чтобы сменить приборы, и случайно задел рукавом Дашкин бокал.

— Смотреть надо! Тебе что, работа не нравится? — Дашка побагровела, сделалась ужасно некрасивой. — Где только таких находят? Понаехали в Москву…

Официант попятился, рассыпался в извинениях.

— Наша обслуга никуда не годится! — кипятилась Даша. — То ли дело филиппинцы! Вот мы с Лешиком ездили в круиз на английском лайнере, там была филиппинская прислуга — это что-то! Входишь в бар, там, кроме тебя, ни одного человека, а они стоят как статуи! Даже не шелохнутся! И подносы вот так держат! Я сначала и подумала, что это статуи, даже потрогала одного… — Даша хихикнула, — оказался живой… — Она обвела присутствующих взглядом. — Но стоит тебе сесть за столик — один из них тут же подлетает, чтобы принять заказ. Примет, все принесет, и снова как статуя! А как они сказочно делают коктейли! — Даша закатила глаза, изобразив восторг.

— А какой был круиз? — спросила Катерина, чтобы поддержать разговор.

— Я же говорю — классный! Английский лайнер, пять звезд, восемь бассейнов, из них два с искусственными волнами, два театра, казино, несколько бутиков… такой салон СПА — закачаешься! Я из него почти не выходила!

— А какой был маршрут? Куда вы заходили?

— Лешик, куда мы заходили? — Даша повернулась к мужу. — Ах, ну да, в этот… в Гибралтар, потом в Лиссабон, потом на Канары и на эту… на Мадеру.

— Мадейру, — поправил ее муж.

— Ну я же так и сказала… А еще там, на лайнере, была такая классная команда аниматоров… — Даша снова закатила глаза, придвинулась к Кате и понизила голос: — Мальчики просто блеск! Один лучше другого! Настоящие мачо! Один аргентинец…

— Тебе понравился Лиссабон? — спросила Катя.

— Классно! — Даша оживилась. — Особенно эта их главная улица, Рамбла…

— Рамбла — это в Барселоне, — поправил ее Алексей. — В Лиссабоне — Сеута…

— Ну что ты пристал! — надулась Даша. — Какая разница? Рамбла мне тоже понравилась… там такой классный бутик Prada… Я только вошла, ко мне четыре человека бросились! Это я понимаю — обслуживание! Они борются за каждого клиента! А у нас в Третьяковке я вчера зашла в бутик — никого нет, я единственная в магазине, и что ты думаешь? Эта корова даже не пошевелилась! Зад от стула не оторвала! Уткнулась носом в журнал, и хоть бы что! Такое впечатление, что ей покупатели не нужны! Ну я, конечно, из принципа ничего не купила. Хотя там была одна сумка — просто отпад! Представляешь, такая огромная, и вся в стразах… Но я наступила себе на горло… — Даша вдруг задумалась, зашевелила губами и неуверенно проговорила: — Или это не там… этот бутик Prada, про который я говорила, кажется, он в Сен-Тропе… Но в Лиссабоне тоже классно, я купила себе такие босоножки…

Оставшаяся часть вечера прошла за изысканными сырами, хорошим вином и легким разговором.

Возвращаясь домой, Катя прикрыла глаза и подумала, что стала на год старше, но это ее нисколько не огорчает. Ее жизнь, несомненно, удалась, самое главное — рядом с ней любимый, единственный человек…

Однако какое-то облачко все же омрачало ее горизонт. Что-то ее смутно беспокоило, что-то сегодня вечером было не так, хотя она и не могла вспомнить, что именно. Ужасно неприятное чувство, когда пытаешься ухватить воспоминание, а оно ускользает не хуже золотой рыбки.

Что же это было? Ах да, лицо мужа, когда они вернулись с Дашкой из дамской комнаты, — слишком серьезное, жесткое даже. А, пустое; он же деловой человек, не может же он смотреть на всех так же ласково, как на жену. Любимую жену. Она потрогала бархатный зеленый футляр в виде сердечка и счастливо улыбнулась.

Просыпаясь, она не спешила сразу открывать глаза. Это была такая игра с детства — стараться определить по окружающим звукам и запахам, что происходит вокруг. Если по крошечной квартирке распространялся запах кофе, а из ванной слышался шум воды, маленькая Катя знала, что сегодня будний день и что мама готовит завтрак, а папа собирается на работу. Если же в квартире стояла благословенная тишина — значит, впереди длинный выходной день, можно поспать подольше, а потом родители обязательно поведут в какое-нибудь интересное место. Родители очень любили Катю. И она их тоже.

Вообще в ее жизни было много любви. С детства ее баловали, ласкали и дарили подарки. И бабушка, и папа с мамой, и старый друг отца дядя Вася, который бывал у них в доме так часто, что Катя считала его близким родственником.

И в школе ее любили — Катя никогда ни с кем не ссорилась и училась хорошо. Ласковая послушная девочка, она успешно переходила из класса в класс. Не то чтобы ее очень интересовали школьные предметы, просто не хотелось огорчать родителей и учителей.

Отец много работал, мама всегда была дома — неизменно предупредительная и заботливая. За все время, пока она жила с родителями, Катя не помнит никаких ссор и скандалов. Жизнь текла безоблачно, ее никто не обижал. Конечно, было несколько юношеских романов, но расставалась она с молодыми людьми всегда по обоюдному согласию и даже сохраняла дружеские отношения.

А потом Катя встретила Виталия.

Мама очень хотела пойти на концерт Лучано Паваротти, отец купил билеты, но сопровождать ее не смог — устал после трудного дня, почувствовал себя неважно. Он вообще в последнее время жаловался на переутомление. Будь это любой другой концерт, или вечеринка, или даже встреча со старыми друзьями, мама не колеблясь осталась бы дома с ним. Но великий тенор ездил по миру в прощальном турне и давал в Москве только один концерт. Мама позвонила Кате.

Они оглядели себя в большом зеркале и улыбнулись друг дружке. Мать и дочь были очень похожи. И тут же Катя поймала в зеркале взгляд проходящего мужчины и прочла в этом взгляде такое неприкрытое восхищение, что даже выронила программку. Он поспешно поднял программку, а когда, отдавая, заглянул Кате в глаза, сердце ее сладко заныло, как в юности.

Мама почувствовала, что происходит с ее дочкой, завела незначащий разговор. Вскоре нашлись общие знакомые, и вечером после концерта Катя поняла, что обожает этого человека. А проснувшись утром, неистово захотела за него замуж.

Как выяснилось, он тоже этого хотел. Виталик оказался замечательным мужем — нежным, внимательным, заботливым. И естественно, богатым. То есть деньги, конечно, не главное в жизни, говорила мама своей дочке еще в школе, однако все же хотелось бы, чтобы твой избранник твердо стоял на ногах.

Все это было. Муж был владельцем хоть и небольшого, но самостоятельного банка, и дела его после женитьбы пошли еще лучше прежнего. Главный конкурент неожиданно умер от инфаркта, с остальными Виталий сумел полюбовно договориться, и банк его значительно расширился. Впрочем, Катя не слишком интересовалась делами мужа. Главное, что он у нее есть — ласковый, любящий, внимательный, самый лучший… Он выполнял любые ее желания. Да что там, он их предугадывал! Он построил для нее замечательный загородный дом, чтобы их будущие дети росли на свежем воздухе. Катя с восторгом окунулась в заботы по отделке и интерьеру.

Муж ее обожал и принимал любые ее идеи, они любили друг друга страстно по ночам и нежно днем. Виталик оказался замечательным любовником, Катя просто млела, таяла в его объятиях. Каждую комнату в доме они освятили своей любовью. Муж всерьез утверждал, что только таким образом можно приманить в дом счастливых духов. Катя смеялась и закрывала ему рот ладонью, он целовал ее запястье, и несмотря на то что брови были нахмурены, в глазах стояли смешинки. И ей хотелось целовать эти глаза до тех пор, пока в них не появлялся огонь страсти. И все начиналось сначала…

Как в детстве, просыпаясь, она не спешила открывать глаза. Она провела рукой по прохладной шелковой простыне. Место рядом пустовало: значит, Виталик уже встал.

Было тихо, так что муж, очевидно, в бассейне. Он очень любит начинать день с плавания, говорит, что получает заряд бодрости на весь день. Катя сладко потянулась и зарылась в подушки. Нехорошо, сказала бы мама, замужней женщине следует вставать вместе с мужем и провожать его на работу. Ему будет приятно твое внимание. Ну и что, что прислуга справится с приготовлением завтрака лучше тебя, ему будет приятно получить утренний кофе из твоих рук. А то так скоро вообще видеться перестанете.

Мама, конечно, права. И только было Катя собралась вставать, как в спальню вошел муж. Она узнала его по шагам и по запаху одеколона Mistrale de Grasse. Не открывая глаз, Катя улыбнулась и обняла его — прохладного, чисто выбритого.

— Спи, малыш, — сказал он, — не вставай. Я уже выпил кофе.

Катя расстроилась на минутку, но Виталик потерся щекой о ее плечо, поцеловал в шейку, в нежную ложбинку за ухом, и снова стало спокойно и радостно на душе. Услышав, как закрылась дверь, она расслабленно откинулась на подушки. Начал снова наплывать сон — красивый, солнечный, где они с мужем стоят на палубе круизного лайнера, а вокруг блестит и синеет бескрайнее море. И вдруг в тишину спальни ворвался телефонный звонок.

— Катерина, — требовательно взывал на том конце женский голос, — ты мне очень нужна!

— Да кто это? — чужим со сна голосом спросила Катя.

В ответ в трубке разорались так сердито, что Катя окончательно проснулась. Звонила Лидка Дроздова и кричала, что ей очень, просто очень нужно с Катей поговорить.

— Ну говори, — обреченно вздохнула Катя.

— Да ты что? — возмутилась Дроздова. — Чтобы я важный разговор телефону доверила? А ты знаешь, что в принципе все линии могут прослушиваться?

Катя хотела спросить, какие же секреты ей хочет доверить подруга, вроде бы никаких важных сведений у нее не может быть.

Лида Дроздова была ей не то чтобы близкая подруга, просто давняя знакомая. Они общались в юности, потом потеряли друг друга из виду, потом, полгода назад, случайно встретились в бутике Roberto Cavalli. На Лидке был шикарный, просто умопомрачительный плащ от Celvin Klein и красные сапоги от Prada. Она сама окликнула Катю, то есть, надо полагать, высмотрела ее первой и успела прикинуть, стоит ли признавать старую знакомую. Надо думать, Катин внешний вид ее вполне удовлетворил, а когда она узнала, кто такой Катин муж, в глазах бывшей приятельницы появилась самая настоящая зависть.

В разговоре выяснилось, что Лида недолго побывала замужем, потом удачно развелась, муж положил ей хорошее содержание. Лидка и не скрывала, что сейчас находится в стадии свободной охоты на нового мужа. Разумеется, ее интересуют только хорошо обеспеченные претенденты.

С тех пор они часто виделись, все планы Дроздовой были написаны у нее на лбу крупными буквами — как можно быстрее найти нового мужа. А в компании друзей Виталия это было вполне осуществимо. Виталий отчего-то Лидку недолюбливал, Катя только посмеивалась — всем охота получить свой кусок счастья. Она не очень волновалась за приятельницу: с ее энергией и пробивным характером Лида скоро устроит свою судьбу.

Да уж, энергии Дроздовой было не занимать. Если уж она что-то вобьет себе в голову, то ее никто и ничто не остановит. Во всяком случае, не Катя.

— Жду тебя через полтора часа в «Галерее»! — не терпящим возражений тоном сказала Лида и отключилась.

Катя тяжело вздохнула и поняла, что придется ехать в город.

До выезда на МКАД оставалось минут пять, когда впереди на шоссе показалась приземистая фигура в милицейской форме.

Катя затормозила, надела на лицо самую обаятельную улыбку, взглянула на подходящего гаишника:

— Лейтенант, что я сделала не так?

— Лейтенант Смородин, — проговорил тот сквозь зубы, не реагируя на улыбку. — Ваши документы.

Был он мрачный, лицо какого-то серого цвета, смотрел куда-то вбок, так что не видно было глаз. Это сразу же производило неприятное впечатление, впрочем, какое ей до него дело? Она видит его в первый и последний раз.

Катя достала бумаги из бардачка, протянула лейтенанту.

Тот просмотрел документы, пожевал губами, проговорил сухо и неприязненно:

— Выйдите из машины, Екатерина Антоновна!

— Да в чем дело? — Катя недоуменно взглянула на милиционера.

— Я сказал — выйдите из машины! — повторил тот сурово и потянулся к кобуре.

Катя окончательно расстроилась: ей почти не приходилось сталкиваться с суровой действительностью, Виталий тщательно оберегал ее душевный покой, и поэтому каждый такой случай выбивал ее из колеи. Гаишник явно набивался на взятку, но Катя ничего не нарушала, не чувствовала за собой вины и не торопилась совать ему деньги. В крайнем случае можно позвонить мужу, он все уладит.

Она машинально поправила волосы, открыла дверцу, выбралась на асфальт и огляделась. В стороне, метрах в двадцати, стояла милицейская машина, возле нее скучал второй гаишник.

— Ну, в чем дело, лейтенант? — повторила она, постаравшись вложить в свой вопрос как можно больше твердости.

— Похожая машина числится в угоне, — ответил тот неохотно.

— Но у меня же все документы в порядке… — растерялась Катя.

— Багажник откройте!

— Багажник-то зачем…

— Откройте, я сказал! — Он набычился, взглянул исподлобья, на серых щеках заходили желваки.

Катя вздохнула, обошла свою «ауди», открыла багажник.

Она хотела отступить в сторону, чтобы показать содержимое багажника вредному лейтенанту, но не успела этого сделать. Сзади мелькнула какая-то тень, и на нее словно обрушились небеса.

Пришла в себя она от боли.

Болело все: голова, ноги, спина… болели даже такие части тела, о существовании которых она раньше не подозревала.

Катерина застонала, открыла глаза, но ничего не увидела. Вокруг была кромешная темнота.

Она попыталась понять, где находится.

Не дома, это точно. Вокруг нее была не уютная шелковая темнота ее спальни, а какая-то тесная, жесткая, колючая тьма.

Кроме всего прочего, эта тьма двигалась.

Катю то и дело подбрасывало, она перекатывалась, ударяясь обо что-то жесткое то локтем, то плечом, то коленом. Вот отчего болело все тело… Но голова не просто болела — она раскалывалась, трещала от боли, мешая сосредоточиться…

Катя больно ударилась спиной, перекатилась на бок, вскрикнула и вдруг все вспомнила.

Вспомнила утренний звонок Лидки Дроздовой, вспомнила, как выехала из дому, как подъехала к повороту на МКАД… вспомнила хамоватого гаишника, вспомнила, как открыла багажник…

После этого вспоминать было нечего. После этого была темнота.

И тут до нее дошло, где она.

В багажнике собственной машины…

Катю подбросило на ухабе, она ударилась боком о крышку багажника и застонала. Застонала не столько даже от боли, сколько от страха и безысходности.

Она слышала рассказы о женщинах, которых вот так же останавливали на дороге, завозили в лес и там убивали. Ради дорогой машины, ради украшений, часов и прочего дорогостоящего хлама.

Катя слышала такие рассказы много раз, но не воспринимала их всерьез, ей казалось, что это вроде детских страшилок, которые шепотом рассказывают на ночь лет в десять. И уж во всяком случае, такое не может случиться с ней самой…

И вот — случилось.

Катю снова подкинуло на рытвине. Значит, они едут не по шоссе, не по городской улице. Они едут по проселку или, того хуже, по лесной дороге.

Ее везут в лес…

Машина снова подпрыгнула и остановилась.

Наступила тишина. Гулкая, звенящая тишина.

Затем крышка багажника поднялась, и Катя на мгновение ослепла от хлынувшего в глаза золотого осеннего света.

— Вылезай, — раздался над ней хриплый раздраженный голос.

Глаза привыкли к свету, и она снова увидела мрачное лицо «лейтенанта Смородина».

Впрочем, он наверняка никакой не лейтенант и уж тем более не Смородин.

— Вылезай! — повторил он угрожающим тоном.

Катя медлила, и тогда он схватил ее за воротник мягкой кожаной курточки (от Alaia, — отстраненно вспомнила Катя слова из другой, прежней жизни).

Она распрямилась, перебралась через край багажника, шагнула на черную лесную землю, густо усыпанную еловой хвоей.

«Ауди» стояла на небольшой поляне, окруженной густым темным ельником. Среди елей проглядывали золотом и багрянцем чахлые осины и березки.

Катя всегда любила сосновый лес — светлый, просторный, как храм, а ельник недолюбливала, он казался ей мрачным, угрюмым, нелюдимым, зловещим.

Как будто она чувствовала, что именно в таком лесу закончится ее жизнь…

За спиной «Смородина» маячили еще двое мужчин, чем-то неуловимо похожих — один в милицейской форме, другой — в черных джинсах и кожаной куртке.

— Что смотрите? — повернулся к ним «лейтенант». — Работайте! Времени мало…

Он рванул Катю за руку, сорвал с запястья часы.

— Часы номерные, — проговорила она, пытаясь вырвать руку. — Тебя по ним вычислят…

— Заботишься, да? — осклабился мужчина. — Не бойся, как-нибудь обойдется!

Он сунул «Филипп Патек» в карман кителя, озабоченно оглядел Катерину. Потянулся к ушам, где призывно сверкали крупные старинные изумруды.

«К глазам, — шептал Виталик, обняв ее перед зеркалом, — как они подходят к твоим глазам…» И ласково покусывал ее ухо, а Катя тихо смеялась, и в словах мужа ей слышалась небесная музыка.

— Не рви уши! Я сама! — Катя поспешно расстегнула замочки, сунула серьги в руку грабителя, отправила туда же цепочку с кулоном. — Бери все, только не надо…

Она хотела сказать «Не надо меня убивать», но не смогла произнести эти страшные слова. Ей казалось, что, пока они не произнесены вслух, они еще не стали реальностью.

— Я сказал — работайте! — зло бросил «Смородин» своим спутникам, спрятав украшения и, кажется, потеряв интерес к Кате. — Долго будете сопли жевать? Яму копайте!

От этих слов женщину обдало холодом.

Значит, все… Сейчас ее убьют и зароют в этом мрачном пригородном лесу…

Говорят, перед смертью человек видит всю свою жизнь. Она пробегает перед его глазами, как старая кинохроника.

Катя почему-то вспомнила только один день, в раннем детстве.

Она на даче у бабушки… Окно в сад широко распахнуто, и в него заглядывают ветки яблони, сплошь покрытые белоснежными цветами… Яркое, слепящее, ласковое солнце, и вся жизнь впереди, как нескончаемый праздник…

Вот и настал конец этого праздника.

«Лейтенант» расстегнул кобуру.

— Штык, мы так не подписывались, — нерешительно проговорил парень в кожаной куртке. — Базар был только насчет того, чтобы бабу выкинуть, машину взять… Ты машину взял, ты цацки ее взял, а на мокрое мы не согласны!

— А вас кто-то спрашивает? — «Лейтенант» скривил темный рот. — Ты делай, что я велю! Копай яму, понятно?

— Не понятно! — Парень шагнул ближе, потянулся к карману. — Мы на мокрое не подписывались! У нас бизнес чистый! Машина — да, деньги — да, брюлики — ладно, но на мокрое не подписывались! У нас весь бизнес из-за нее накроется!

В руке «лейтенанта» заплясал большой черный пистолет.

— Не подписывались?! — заорал он. — Так ты у меня, бизнесмен хренов, сейчас кровью подпишешься! Не подписывался он! Зато я на все подписался… Много воли взял! Рой яму, а потом сам ее замочишь! Или я тебя в этой яме похороню!

— Штык, Штык! — подал голос третий подельник, в милицейской форме с сержантскими нашивками. — Не горячись! Придержи лошадей! На хрена нам этот беспредел? Из-за этой бабы могут быть большие заморочки… за нее землю рыть будут… вон машина какая дорогая. И сама она упакована по полной программе, небось муж большая шишка, со связями… Зачем нам такой геморрой? Взяли свое и свалили по-тихому…

— Тебя не спрашивают! — огрызнулся Штык. — Делай, что я велю! Я с заказчиком договорился…

Только теперь Катя увидела его глаза. Они были абсолютно безумные, какого-то прозрачно-белесого цвета. «Наркоман!» — мелькнуло в мозгу.

— С заказчиком? С каким, на хрен, заказчиком? Почему мы не знаем никакого заказчика? — проговорил парень в куртке и потянул что-то из кармана.

Штык попятился, пистолет в его руке хрипло рыкнул, полыхнул огнем. Высокий парень широко открыл рот, покачнулся, удивленно разглядывая клетчатый платок, который вытащил из кармана, и дымящуюся черную дыру на груди.

— Совсем озверел? — взвыл второй, и в его руке тоже появилось оружие. — За что ж ты Митьку-то? За что ж ты брата моего? Совсем сошел с катушек?

Штык неловко повернулся к новому противнику, но тот уже торопливо нажимал на спуск, раз за разом стреляя в подельника. Штык сложился пополам, выплеснул изо рта порцию дымящейся крови и рухнул на темную лесную землю. Его окровавленный рот широко открывался, словно он что-то хотел сказать, но вместо слов на губах выступали только багровые пенящиеся пузыри.

Катя, не сводя глаз с умирающего, пятилась, отступая к лесу.

Последний из похитителей, зло матерясь, наклонился над «Смородиным», пнул его носком сапога, обшарил карманы. Потом подошел к брату, потрогал пульс. Пульса не было.

Бандит бросил взгляд на Катю, поднял ствол пистолета.

Катя вскрикнула, отступила еще на шаг, уставившись в черный зрачок ствола. Колючие еловые ветки оцарапали ее щеку, но она этого даже не заметила. Бандит сплюнул, опустил оружие, огляделся, снова выругался, сел за руль Катиной «ауди», сдал назад, с трудом развернулся на поляне и укатил по лесной дороге, оставив Катю наедине с одним мертвым человеком и одним умирающим.

«Лейтенант Смородин» все пытался что-то сказать, тянул к Кате трясущиеся руки, словно просил ее о помощи. Второй бандит не подавал признаков жизни.

Катя хрипло всхлипнула, развернулась и бросилась бежать, не разбирая дороги.

Она мчалась сквозь густой ельник, обдирая лицо колючими ветвями, глотая слезы, спотыкаясь на каждом шагу и всхлипывая. В очередной раз споткнувшись о перегородивший тропинку корявый корень, она вскрикнула от боли в подвернувшейся ноге, с трудом устояла на ногах и побежала дальше.

Все происшедшее казалось ей страшным сном.

Вот сейчас она проснется и окажется в своей уютной спальне, на черных шелковых простынях, и Виталик прикоснется губами к ее щеке, заботливо спросит: «Что с тобой, родная? Тебе приснился дурной сон? Не бойся, все хорошо, я с тобой!»

Но жгучая боль в исцарапанных щеках, боль в подвернутой лодыжке отрезвила ее. Она не спала, все происшедшее было страшной, невыносимой реальностью. Она действительно бежала через густой, мрачный еловый лес, а позади нее остались два бандита… Сейчас, наверное, они оба уже мертвы.

А она жива… она чудом спаслась…

Хотя это, наверное, ненадолго.

Вокруг нее, на сколько хватает глаз, раскинулся густой лес. Ни дорог, ни тропинок. Она может блуждать по нему сколько угодно и так и не выбраться к человеческому жилью.

Конечно, где-то тут должна быть та грунтовая дорога, по которой ее привезли в этот лес похитители и по которой единственный выживший бандит уехал на ее машине. Но для того чтобы найти эту дорогу, ей придется вернуться на ту страшную поляну, где она едва не простилась с жизнью и где сейчас лежат два свежих трупа. А об этом ей не хотелось даже думать. Да она и не смогла бы найти дорогу назад — она с детства не умела ориентироваться в лесу, страдала топографическим идиотизмом, то есть могла заблудиться в трех соснах.

Катя замедлила шаг, остановилась, прислонилась спиной к сырому еловому стволу, хрипло дыша. В висках пульсировала боль, перед глазами мелькали красные пятна. Перед самым лицом раскачивалась потревоженная ветка.

Катя постаралась выровнять дыхание, собраться с мыслями.

Где она? Что ей делать?

Ответа на первый вопрос не было. Зато ответ на второй вопрос у Кати всегда был наготове: что бы с ней ни случилось, она сразу же звонила мужу, и Виталик моментально решал все проблемы. Решал в ту же минуту. Да, откровенно говоря, с ней ничего особенного не случалось за два года их семейной жизни.

Позвонить мужу?

Но похитители отобрали у нее мобильник!

Приходилось рассчитывать только на себя.

Она снова всхлипнула и побрела вперед, не разбирая дороги. Только для того, чтобы делать хоть что-то, а не пялиться без надежды на качающуюся еловую ветку.

И тут, когда все казалось совершенно безнадежным, впереди нее среди деревьев показался просвет.

Катя прибавила шагу, снова побежала…

И через сотню шагов деревья перед ней расступились.

Причем впереди оказалась не очередная лесная поляна, даже не просека, а широкое асфальтированное шоссе.

Катя счастливо всхлипнула, переведя дыхание.

Там, где есть асфальт, должны быть машины. Ее подберут, довезут до жилья, до телефона. Она позвонит мужу, и все будет хорошо.

Катя вышла на дорогу и огляделась.

Влево асфальтовая лента делала плавный поворот и скрывалась за лесом, справа она шла прямо, как стрела, и далеко впереди виднелись какие-то постройки.

Она двинулась направо.

Через несколько минут сзади послышался ровный приближающийся шум автомобильного мотора.

Она повернулась на этот звук.

На дороге появился черный «пежо». Катя шагнула навстречу, замахала руками…

Однако черная машина вильнула, объезжая ее, и промчалась мимо.

— Черт! — выдохнула Катя, провожая машину взглядом.

Она представила, как выглядит со стороны — в мятой, разодранной одежде, с исцарапанным лицом… Да, в таком виде вряд ли ее кто-нибудь подсадит.

Но ничего, впереди виднелось человеческое жилье, а где есть жилье, там есть и телефон!

Она снова побрела по шоссе. Правда, силы ее таяли, подвернувшаяся нога болела все сильнее, исцарапанное лицо мучительно саднило.

Прошло несколько долгих минут, и вдруг Катя разглядела впереди, на обочине шоссе, какое-то приземистое строение и возле него — две фигурки.

Она снова прибавила шагу, насколько хватало сил, и вскоре поравнялась с двумя девчонками лет семнадцати, которые стояли на обочине, о чем-то оживленно разговаривая.

— Да он, блин, полный козел! — говорила черненькая. — Я на него с высокой горки плевала!

— Да ты чё, — возражала ей рыженькая. — Он прикольный перец! Помнишь, как в прошлый четверг…

— Девочки, у вас мобильный есть? — выдохнула Катя из последних сил, остановившись рядом с подружками.

Ей пришлось повторить свой вопрос, так они были увлечены разговором. Наконец они повернулись и уставились на Катю.

— А тебе-то что, тетя? — процедила черненькая, окинув Катерину медленным оценивающим взглядом с ног до головы.

— Девочки, мне бы только один звонок сделать! — взмолилась Катя. — У меня неприятности…

— Изнасиловали, что ли? — деловито осведомилась рыжая.

— У нас не коммунизм, — проговорила одновременно брюнетка. — Даром не бреют! Плати — дам позвонить!

— Девочки, у меня нет денег… все отобрали…

— Изнасиловали и еще ограбили! — констатировала рыжая. — Это у нас умеют!

— А нет денег — нет и разговора! — спокойно произнесла брюнетка и повернулась к подружке: — Какой он, на фиг, прикольный? Натуральный козел!

— Девочки, мне очень нужно позвонить! — простонала Катя. — Мой муж приедет и заплатит вам… заплатит сколько скажете…

— Ага! — отмахнулась брюнетка. — И рак на горе свистнет! Мама меня учила никому на слово не верить!

— Ну хочешь, я тебе за этот звонок…

Катя задумалась, что предложить этой маленькой жадной стервочке. Она готова была отдать ей что угодно, но у нее самой ничего не было. Бандиты забрали все деньги, забрали часы, сережки с изумрудами, цепочку с кулоном от Hilari Eldridge…

Вдруг брюнетка повернулась к ней, цепко пригляделась и выпалила:

— Отдашь свою курточку — дам позвонить!

Катя готова была на все. Она торопливо стащила с себя кожаную куртку от Alaia и протянула девчонке. Та скривилась, поджала губы, пренебрежительно оглядела дивную вещь и нехотя протянула Катерине мобильный телефон.

— Один звонок, ясно? — процедила она сквозь зубы.

Катя торопливо набрала номер мужа, прижала телефон к уху, замерла в ожидании любимого голоса…

Но вместо Виталика ей ответил холодный голос оператора:

— Абонент временно недоступен…

Катю словно обдало ледяным душем.

Как это — недоступен? Почему недоступен? Виталик никогда не выключал телефон, он всегда был на связи. Даже если принимал участие в серьезных, ответственных переговорах — выключал звонок, но оставлял вибровызов…

Неужели с ним тоже что-то случилось?

Сердце Кати тревожно забилось.

— Ну что ты? — напомнила о себе хозяйка телефона. — Давай быстрее! Мне самой нужно звонить!

— Сейчас, сейчас! — Катя снова, торопясь и волнуясь, набрала номер мужа, но ответ был тот же самый.

Тогда она набрала номер Стаса Мельникова, начальника службы безопасности.

— Договаривались на один звонок! — заныла вредная девчонка. — А ну кончай! Ты мне все деньги прозвонишь!

— Лизка, не вредничай! — одернула ее подружка, завистливо оглядывая курточку. — Она тебе такую клевую вещь отдала!

— Ага, отдала… куртка-то ношеная…

Катерина уже забыла о девчонках, потому что в трубке раздался голос Стаса:

— Мельников!

— Алло, Стасик, это я! — заторопилась Катя. — Со мной случилось несчастье… меня выкинули из машины…

— Катерина Антоновна?! — протянул Стас. — Господи! Говорил я вам — не ездите без охраны!

Это была чистая правда, в свое время Катя выдержала целый бой со Стасом. Он настаивал, чтобы ее всюду возил водитель, он же охранник. Катя же говорила, что ей будет некомфортно в машине с чужим человеком, к тому же она так любит водить сама. В конце концов муж внял ее мольбам и сказал Стасу, чтобы оставил все как есть. И вот выяснилось, что Стас был прав…

— Ну да, ну да… — Сейчас Кате было не до амбиций. — Стасик, а почему Виталий не отвечает?

— Вы где? — перебил ее Мельников встречным вопросом.

— Где? — Катя завертела головой, потом, зажав трубку ладонью, спросила у девчонок: — Девочки, как это место называется?

— Во дает! — хмыкнула брюнетка. — Совсем не врубается! Не знает, блин, куда попала!

— Вяжищи! — торопливо сообщила рыженькая. — Поселок Вяжищи!

— Поселок Вяжищи, — повторила Катя в трубку и добавила, разглядев вывеску на одноэтажном здании по другую сторону шоссе: — Тут напротив кафе «Афродита»…

— Никуда оттуда не уходите, — распорядился Стас. — Сейчас за вами приедут… полчаса, от силы минут сорок…

В трубке послышались гудки.

Катя отдала девчонке мобильник, и тут же на нее свалилась непомерная, чугунная усталость. И еще она страшно захотела пить. И умыться. И вообще, хоть немного привести себя в порядок.

Кафе «Афродита» выглядело весьма сомнительно, но сейчас Катя была согласна на что угодно. Хотя бы посидеть в тепле, потому что без куртки ей стало зябко. Но денег у нее не было ни копейки, а без денег даже в поселковом кафе не посидишь.

— Девочки, — снова обратилась она к подружкам, — вы не дадите мне немножко денег? Все-таки куртка дорогая…

— Вот ведь зараза! — воскликнула брюнетка. — Все ей мало! Теперь ей денег подавай!

— Лизка, сама ты зараза! — перебила ее подружка. — Имей совесть! Куртка ведь и правда дорогая! Баксов двести, не меньше!

«Ага, двести! — подумала Катя. — Десять тысяч, и не баксов, а евро! И еще попробуй такую достать!»

— Это новая она двести баксов, — фыркнула девица, — а ношеной ей грош цена… и вообще у меня денег нету…

— Имей совесть! — не отставала от нее подруга. — У тебя были деньги, я видела!

— Ну да, деньги! — Брюнетка полезла в карман джинсов и вытащила оттуда три смятые десятки. — У моей мамаши разве допросишься денег? Ну ладно, держи! — И она царственным жестом протянула десятки Катерине. — Помни мою доброту!

Таких купюр Кате прежде не приходилось видеть. Она даже приняла их за какую-то экзотическую валюту, но, прочитав на них русский номинал, неразборчиво поблагодарила хамоватую девицу, схватила деньги и кинулась в «Афродиту».

Там по крайней мере действительно было тепло.

Хмурая буфетчица окинула ее весьма подозрительным взглядом; правда, на тридцать рублей можно было купить только ужасный кофе, но Катя и этому была рада.

Она грела руки о горячий стакан и пила безвкусную бурду, которая доставляла ей большее удовольствие, чем божественный мокиатто в Coffee Bean на Покровке.

Немного согревшись и, насколько удалось, успокоив нервы, Катя отправилась в туалет «Афродиты».

Это действительно был шок!

Разбитая дешевая плитка на полу и на стенах, грязно-желтый унитаз без крышки, в отвратительных потеках, раковина с отбитой эмалью… На грязной стене — матерные надписи…

Катя вспомнила свою персональную ванную комнату — черный итальянский мрамор пола, изысканные помпейские фрески темно-красных стен, позолоченные краны, огромную ванну от Vileroj & Bosh на львиных лапах, просторную душевую кабинку с пятью видами гидромассажа и парогенератором…

Она вздохнула, плеснула на лицо ледяной ржавой водой. Придется довольствоваться тем, что есть.

От холода заломило скулы.

Однако зеркало здесь было — криво повешенное, с отбитым краем, с белесыми пятнами на амальгаме, оно все же сохранило способность отражать человеческие лица.

Катя взглянула на свое отражение и пришла в ужас.

Царапины на щеке распухли, волосы растрепаны, в них торчали сухие веточки и еловые иголки.

Она кое-как пригладила волосы, отряхнула одежду, попыталась оттереть пятно на плече, но из этого ничего не получилось.

В дверь кто-то заколотил.

Катя обернулась, дернула ржавую задвижку.

— Ты что тут застряла? — прошипела появившаяся в дверях буфетчица — красные руки уперты в бока, лицо в багровых пятнах. — Колешься, блин? Выметайся сию секунду к чертовой матери! Мне проблемы не нужны! Вон, Анжелка Стукалина в прошлом феврале загнулась в «Ромашке» от передоза, так Милку затаскали! Выметайся, кому сказано! Тут тебе не Москва!

— Вижу, что не Москва!.. — Катя вздохнула, протиснулась к выходу, бросила взгляд на настенные часы.

Со времени ее разговора со Стасом прошло примерно полчаса, скоро за ней приедут и все неприятности кончатся, останутся позади… Она забудет как страшный сон и эту красномордую тетку, и грязный туалет, и тот ужас, который пришлось пережить в лесу…

Катя вышла на крыльцо «Афродиты».

Напротив кафе, на обочине дороги, ее знакомая стервозная брюнетка увлеченно болтала с двумя парнями. Она уже облачилась в Катину курточку, и чудная вещь сидела на ней как влитая. Катя машинально отметила, что у нее с этой девчонкой одинаковый рост и похожие фигуры. Да и волосы примерно одинаковой длины. В свои двадцать восемь лет Катя сохранила юношескую стройность. Девица вертелась перед парнями, хвастаясь обновкой, парни угощали ее чипсами и пивом. Один из них по-хозяйски обнял девицу, после чего на мягкой коже куртки явственно стал заметен отпечаток жирной пятерни. Катя подумала с некоторым злорадством, что, учитывая чипсы и пиво, девчонке вряд ли удастся выглядеть такой же стройной в Катином возрасте. Подружка отиралась чуть в стороне, завистливо поглядывая на троицу, парни не обращали на нее внимания.

На шоссе показалась большая черная машина.

Катя спустилась с крыльца, медленно двинулась к дороге.

Наверняка это едут за ней. Сейчас она опустится на мягкое кожаное сиденье и закроет глаза…

Машина приблизилась, Катя разглядела хищные обводы «лексуса», тонированные стекла.

Как ни странно, «лексус» не затормозил, а, наоборот, прибавил скорость.

Катя сделала еще один шаг вперед…

И вдруг черная машина, не снижая скорости, вильнула, резко ударив крылом черноволосую девчонку. Та отлетела в сторону, как тряпичная кукла, и упала на обочину.

Катя вскрикнула, прижала руки к лицу…

Черный «лексус» промчался мимо и через несколько секунд скрылся за поворотом дороги.

— Конечная! Вяжищи! — объявил водитель, и двери автобуса раскрылись.

— А как к озеру-то попасть? — спросила Татьяна водителя, задержавшись на ступеньке.

Тот сделал вид, что не слышит.

— Это тебе, верно, дочка, в усадьбу Андриановых надо! — зачастила тетка, что выходила следом за Татьяной. — Ну, это который сам дом построил!

Татьяна кивнула, решив не уточнять, что ей нужен не хозяин усадьбы, а его жена, довольно известный в мире моды фотограф. Ходили слухи, что у нее легкая рука — какую модель снимет, той с первого раза и повезет: удачные контракты, успех, выгодные знакомства.

— Ну вы, балаболки! — заорал краснорожий дядька, собиравшийся на выход вслед за теткой. — Растопырились тут на ступеньках, проходу людям не даете!

Он сильно толкнул тетку, та, заверещав, повалилась на Татьяну. И быть бы расквашенному носу и переломанным конечностям, если бы не отличная Татьянина реакция. Она ловко соскочила со ступеньки и успела придержать тетку, чтобы та аккуратно приземлилась на колени. Все же тетка здорово вымазалась, но Татьяну это не волновало. Она внимательно оглядела огромный букет и перехватила его поудобнее.

— Ишь выперлась с цветочками своими! — не успокаивался скандальный дядька, видно, ему хотелось доругаться. — Людям места нету, а она с веником!

Слово «людям» он упорно произносил с ударением на втором слоге.

— Да ты весь с внутренностями своими проспиртованными того букета не стоишь! — процедила Татьяна сквозь зубы и переложила букет в левую руку, правая сама собой сжалась в кулак. Дядька посмотрел ей в глаза, подхватил свой мешок и поскорее удалился.

— Ты по шоссе не ходи, — посоветовала тетка, плюнув вслед своему обидчику, — большого крюка дашь. Ты иди вон в тот конец поселка, там будет бывший сельсовет, в нем теперь магазин круглосуточный, ты его справа обойдешь, а после увидишь тропиночку узенькую, она тебя аккурат к озеру приведет. А там увидишь дом большой такой, красивый, не ошибешься…

Букет нужно было доставить в усадьбу Андриановых. Причем как можно быстрее, она и так здорово задержалась из-за опоздавшего автобуса. Оправданий ее никто слушать не станет, не уволят, конечно: где они найдут еще человека, чтобы за такую зарплату бегал курьером? Да ладно бы еще по Москве, там хоть метро есть, а то послали сюда, к черту на кулички! Машина у них, видите ли, сломалась!

«Ничего, пешком добежишь, — ухмыльнулся Витька-водитель, — ноги длинные…»

Ноги-то длинные, и рост не подкачал. А что толку? Приехала Таня в Москву с одной мыслью: с таким ростом ей дорога только в модельное агентство. И ведь не вчера родилась, знала, конечно, что деньги нужны на фотографии и на многое другое. Но действительность превзошла все ее ожидания. Она вспомнила, как томилась в толпе ожидающих девушек, таких же как она, искательниц счастья. Чаще всего ей отказывали без объяснения причин — не подходите, и все. Но тогда, когда она, осатанев от пустого ожидания, все же пробилась в комнату, где сидели двое мужчин, они снизошли до разговора.

Один был лысый и толстый, в комнате было жарковато, он все время потел и почесывался под полосатой майкой. Татьяна сразу же поняла, что всем заправляет не толстяк, а другой, молодой парень с длинными волосами, завязанными в хвост.

Лысый окинул ее равнодушным взглядом, жирными пальцами перебрал фотографии, причем губа его при этом брезгливо оттопыривалась, как будто он трогал червяков или лягушек.

— Черт знает что! — буркнул он, и Тане захотелось убить его на месте. Просто сильным ударом ноги впечатать в стену, а потом размазать то, что останется.

Парень с хвостом спиной почувствовал ее взгляд и повернул голову. И Таня поняла, что он немолод, уж не меньше пятидесяти, просто со спины кажется молодым, из-за узких плеч и хрупкого сложения. Он бросил зоркий взгляд через плечо и рывком повернулся вместе со стулом. Таня неожиданно увидела себя его глазами — высокая, чуть угловатая, с твердым взглядом и точными движениями. Короткие рыжеватые волосы, густая россыпь веснушек на носу.

— Н-да-а, — протянул тип с хвостом, — ну-ка пройдись… еще разок… Та-ак… С такими повадками тебе только форму для спецназа рекламировать.

— Морда в крапинку, брови, как у скотчтерьера, стрижена, как прапорщик, — поддержал лысый. — Кого они присылают, а, Миш? За кого они нас держат?

— Не в волосах дело! — Татьяна поняла, что сейчас ее выгонят, и осмелела.

— Точно, — поддакнул Миша, — тебе ни один парик не поможет.

И тогда она представила, как стоит против них один на один. Лысого-то она уложит одним ударом, кулак без сопротивления погрузится в его рыхлую плоть по самое плечо, он плюхнется на пол, как мешок, и больше не встанет. Что-то ей подсказывало, что с этим узкоплечим Мишей справиться будет потруднее.

Миша хмыкнул, с интересом изучая ее лицо.

— Брось ты это дело, — неожиданно посоветовал он вполне человеческим голосом, — это не твое. Если хочешь чего-то добиться, найди работу, покрутись пока рядом, а когда твердо уверишься, что тебе надо, тогда сама решишь, идти в «вешалки» или нет.

— Легко сказать — работу найди, — буркнула Татьяна.

— На вот! — Он небрежно вытащил из груды бумаг на столе визитку и бросил ей через всю комнату.

Татьяна ловко поймала ее одной рукой. При этом в глазах Миши появилось некоторое оживление, но в дверь сунулась уже следующая претендентка, и он утомленно махнул рукой — все, свободна…

На визитке оказались адрес и телефон крупного кастингового агентства. Его хозяйка недоуменно подняла брови и покачала головой, оглядев Татьяну. Но видно, Мишина рекомендация чего-то стоила в этом мире, поэтому хозяйка немного помягчела и стала расспрашивать, что Татьяна умеет делать. Татьяна умела драться, а также была наблюдательна, могла с ходу узнать человека, просветив его как рентгеном. В агентстве же требовалась симпатичная девушка на ресепшен, умеющая улыбаться и отвечать по телефону приветливым голосом. Еще в агентство требовались уборщица и курьер.

Воспоминания проносились в голове у Татьяны, пока она быстро удалялась от центра поселка. И вот уже показались неказистые деревянные домишки и дровяные сараи. Где же тут тропинка к озеру? И спросить не у кого…

Катя прижала руку к губам и до крови закусила ладонь.

Тонкое девичье тело лежало на земле, не подавая признаков жизни. Лица девушки не было видно, но на земле под темноволосой головой растекалось пятно темной крови.

Двое парней растерянно стояли над своей подружкой, пытаясь осознать происшедшее. Подбежавшая вторая девчонка застыла в ужасе, боясь наклониться.

И тут с Катей что-то случилось.

Она видела тело девчонки в своей собственной куртке, но ей казалось, что это она, Катя Неверова, лежит на пригородном шоссе в курточке от Alaia, что это ее кровь смешивается с белесой пылью. Она словно смотрела со стороны на саму себя, мертвую, и дикий ужас переполнял ее, как дождевая вода переполняет водосборную кадку.

Катя закричала и бросилась бежать куда глаза глядят, не разбирая дороги, только чтобы не видеть эту мертвую девушку… только чтобы не видеть саму себя, распростертую на обочине шоссе.

Она бежала сколько хватало сил.

Вокруг нее появились покосившиеся дровяные сараи и приземистые домишки поселка Вяжищи. Она пробежала еще немного и перешла на шаг — сердце колотилось как бешеное, ноги подкашивались. Того, что ей пришлось пережить за сегодняшний день, было для нее слишком много. Такого экстрима ей хватило бы на целый год. Да что там — его хватило бы ей на всю жизнь…

Впереди, под огромным раскидистым вязом, толклись несколько местных парней. Бритые головы, татуировки на руках, полупустые пивные бутылки.

— Глянь, Кот! — проговорил один из них, преграждая дорогу Кате. — Глянь, какой кадр! Девушка, вы от кого убегаете? Вас кто-то обидел? Вы нам только скажите, мы ему поможем! — И парень хрипло захохотал, довольный своим остроумием.

— А что, ничего бабец, — одобрил второй, приземистый и широкоплечий. — Будем знакомиться! Меня, к примеру, зовут Кот.

— Пропустите, ребята! — Катя жалко, вымученно улыбнулась. — Мне некогда…

— Девушка не врубается, — подключился к разговору третий — тощий, с подвижным крысиным носом, — девушка не понимает, что это наша территория, и проход через нее платный…

— Ребята, пропустите! — взмолилась Катя. — У меня нет денег… меня ограбили…

— Надо же! — усмехнулся Кот. — Кто-то поспешил! Это непорядок. Ну ничего, такая симпатичная девушка может расплатиться натурой… Верно, Сыч?

Катя попятилась, но мерзкий тип с крысиной мордой уже зашел сзади и попытался схватить ее.

Катя рванулась в сторону, но подонки уже окружили ее плотной стеной и начали теснить к распахнутой двери сарая.

Только что ей казалось, что все ужасное с ней уже произошло, что все позади, но теперь Катя поняла, что все только начинается. На нее внезапно нашло тупое оцепенение, чугунное безразличие. Пусть будет что будет, любая грязь, любой ужас, только бы все это скорее закончилось!

И вдруг за спиной приземистого подонка раздался звонкий девичий голос:

— Эй, мальчики, вы что тут делаете? Вы что, не видите, девушка торопится!

Кот отступил чуть в сторону, обернулся, и Катя увидела высокую девушку лет двадцати с небольшим. Драные джинсы, простенькая кожаная куртка, коротко стриженные рыжеватые волосы, высокие скулы, усыпанные россыпью веснушек.

В левой руке девушка держала большой букет в синей гофрированной бумаге.

— Оп-па! — радостно воскликнул Кот. — У нас гости! Ну, пацаны, гуляем! Вместо одной мочалки сразу две!

— Размечтался! — усмехнулась незнакомка и окинула всю компанию быстрым цепким взглядом.

Кот шагнул к ней, попытался схватить за лацкан куртки, но девушка плавным грациозным движением сместилась влево, несильно ткнула Кота в плечо, и тот вдруг споткнулся и свалился лицом в грязь под дружный гогот дружков.

Он тут же вскочил, отряхнулся и бросился на незнакомку:

— Ты, сука, что вытворяешь?

Девушка грациозно переступила с ноги на ногу, чуть наклонилась, выставила вперед левую руку… Парень изумленно охнул и снова покатился по земле.

— Сука! — взвыл он, ворочаясь в пыли. — Пацаны, бейте ее! Ну ты пожалеешь! Мы тебя щас на куски порвем!

Приятели Кота тут же забыли про Катю и всей толпой бросились на новую добычу. Однако девушка с букетом, кажется, нисколько не испугалась. Она отступила к дверям сарая, пнула длинной ногой первого из подбежавших хулиганов, отскочила в сторону, толкнула плечом дверь, так что второй противник с размаху влетел в нее лицом, разбив в кровь свой крысиный нос. Третьему она сделала ловкую подножку, и тот, мелко перебирая ногами, с разбегу влетел в темный сарай, где и растянулся во весь рост. В довершение всех неприятностей на него свалился сверху какой-то ящик.

В это время Кот наконец поднялся на ноги и, остервенело вопя и размахивая кулаками, бросился на ловкую девицу. При этом он настолько ослеп от ярости, что не заметил Катю, которая стояла почти на его пути. Она отступила в сторону и подставила ногу пробегающему хулигану. Он споткнулся, сделал неловкий шаг вперед и снова всем весом грохнулся на землю.

Тем временем девушка с букетом расправлялась с остальными хулиганами. Одного она отключила ударом ладони по шее, другого свалила с ног сильным пинком в солнечное сплетение.

Через минуту все противники или валялись на земле, или расползались в разные стороны как тараканы.

— Ну, чего ждешь? — повернулась незнакомка к Кате. — Смываться надо. Они скоро очухаются, и нам мало не покажется!

С этими словами она припустила прочь по улице, и Катя побежала следом за ней.

Отбежав достаточно далеко, девушка постепенно перешла на шаг, оглядела свой потрепанный букет и тяжело вздохнула: после драки этот букет больше напоминал веник, которым только что подмели Красную площадь.

— Ох, ни фига себе! — протянула девица. — С такой метелкой к Андриановым нечего и соваться! Ох, устроит мне хозяйка выволочку! Уволит сей же час без разговоров. И вычтет из зарплаты деньги за этот веник…

— Я тебе возмещу его стоимость! — поспешно пообещала Катя. — Не переживай… И еще… большое тебе спасибо, ты меня спасла от этих подонков!

— Да не за что! — отмахнулась девица. — Не могла же я мимо пройти… А если ты не шутишь насчет букета — спасибо, конечно…

— Обязательно возмещу! — горячо повторила Катя. — Только… — она смутилась, — только сейчас у меня денег нет… совсем нет. Но если мы доберемся до моего дома…

— С тобой что-то случилось? — поинтересовалась девица, внимательно оглядев Катю.

— Да… меня выкинули из машины… ограбили…

— То-то я смотрю — вроде шмотки у тебя крутые, джинсы от Versace, ботинки от Louis Vuitton, а выглядишь так, как будто за тобой черти гонятся…

— Так и есть… — вздохнула Катя. — А где ты так научилась драться? Что это — карате?

— Айкидо, — ответила ее спутница. — Кстати, меня зовут Таня.

— А я — Катя, Катя Неверова. Слушай, Тань, у тебя как со временем?

— Да я вообще-то ехала, чтобы этот букет вручить Алене Андриановой, но теперь об этом можно забыть… — Она швырнула измочаленный букет в канаву и закончила: — Так что теперь я, можно сказать, совершенно свободна.

— Так может, доберемся вместе до моего дома? Я тебе дам денег за букет… ну и вообще — посидим, отметим знакомство… Меня, правда, подруга в Москве ждет, но не могу же я ехать туда в таком виде…

Катя болтала, торопясь растопить искорки недоверия в глазах незнакомой девушки. Единственный человек за последние два часа, кто отнесся к ней по-человечески, даже по-дружески, и помог. Однако она чувствовала, что Татьяна колеблется и сейчас может просто отвернуться от нее и отойти — добирайся, мол, сама, а у меня и так из-за тебя забот прибавилось…

— Это точно! Видок у тебя тот еще… — Татьяна окинула Катю долгим взглядом. — А где твой дом-то?

Катя назвала свой адрес.

Татьяна задумалась.

— Слушай, кажется, автобус доезжает до деревни Кострово, это недалеко от тебя…

— Автобус? — испуганно переспросила Катя.

— А что, есть другие предложения? — Татьяна взглянула на нее с плохо скрытой насмешкой.

— Может, остановим машину?

— У тебя же вроде нет денег…

— Нет, — печально вздохнула Катя. — А у тебя? Я отдам, ты не волнуйся! Лишь бы добраться до дома…

— Нет, подруга, — Татьяна решительно двинулась вперед, — тех денег, что есть у меня, на машину явно не хватит. Так что придется воспользоваться автобусом. Привыкай ездить как простые люди.

Через несколько минут девушки уже стояли на автобусной остановке.

Рядом с ними дожидались автобуса коренастый дядька в кирзовых сапогах с полной корзиной подосиновиков и полная румяная женщина средних лет с огромным букетом гладиолусов.

— Одиннадцать двадцать не было, — озабоченно сообщила эта женщина Татьяне, скосив глаза на крупные мужские часы, — теперь только пятьдесят пять…

— Это не факт, — солидно проговорил грибник. — Одиннадцать двадцать мог задержаться: у него женщина знакомая на маршруте, он к ней каждый раз заворачивает…

Словно в подтверждение его слов из-за поворота показался просторный желтый «Икарус». Женщина оживилась, половчее перехватила свои гладиолусы, грибник поднял корзину.

Автобус распахнул двери, проглотил всех пассажиров. Катя втиснулась в него последней и, когда двери уже за—хлопнулись, увидела сквозь давно немытое стекло медленно проехавший мимо «лексус» с тонированными стеклами. Хищный стремительный корпус машины, похожий на голодную акулу, высматривающую добычу.

У нее от страха зашлось дыхание.

Она снова увидела неподвижное тело темноволосой девчонки, распростертое на обочине дороги, и черный «лексус», стремительно уносящийся прочь.

И опять ей показалось, что на земле в луже крови лежит не какая-то незнакомая деревенская девчонка, а она сама — Катя Неверова…

— Ты чего? — Татьяна заметила, как она переменилась в лице.

— Эта машина… не знаю… может быть, мне показалось…

Снова Татьяна пристально на нее посмотрела, но промолчала. Она вообще была молчалива и немного—словна. И движения ее были скупы — никакого тебе размахивания руками попусту, притопывания, переступания с ноги на ногу, верчения головой. Ничего лишнего. Впрочем, в данный момент Кате было не до наблюдений. Слишком многое случилось с ней за последние несколько часов, она временно потеряла способность рассуждать здраво.

Татьяна, со своей стороны, думала, не зря ли она связалась с этой подозрительной девицей. Ведет она себя неадекватно. Впрочем, это можно понять — похитили, едва не убили, отобрали машину и все деньги. Тут и обычная женщина в уме повредится, а не то что эта недотрога богатенькая. Небось в автобусе никогда в жизни не ездила, а тут получила полный букет впечатлений!

При мысли о букете у Татьяны вконец испортилось настроение. Мало того что задания не выполнила, так еще и букет дорогущий испортила по вине этой девицы. Теперь ее запросто могут и уволить. Да и шут бы с ними, Тане работенка эта надоела до чертиков, но ведь деньги за букет придется свои платить! Нет уж, пускай эта богатенькая хоть расходы ей возместит!

Автобус бойко катил по шоссе.

Прошло немного больше получаса, и разбитная кондукторша громко объявила:

— Деревня Кострово! Кто брал до Кострова? Выходим!

Татьяна двинулась к выходу, Катя устремилась за ней. Они уже протолкались к самым дверям, как вдруг Катерина вцепилась в руку новой подруги:

— Стой! Не выходим! Едем дальше!

— В чем дело? — Татьяна удивленно обернулась. — Ты же хотела попасть домой!

— Там опять эта машина!

Действительно, на обочине, метрах в ста от автобусной остановки, как раз там, где сворачивала дорога к их коттеджному поселку, стоял черный «лексус».

Как хищный зверь, терпеливо поджидающий свою жертву.

— Ну что, девочки, мы выходим или мы задерживаем автобус? — недовольно осведомилась кондукторша.

— Мы едем дальше, — решительно ответила Татьяна.

— А тогда нужно доплатить за проезд!

— Сейчас. — Таня вытащила кошелек и отсчитала нужную сумму. — И куда же мы теперь? — спросила она вполголоса, повернувшись к Кате. — Я, конечно, ничего не хочу сказать, но денег у меня почти не осталось…

Очень Тане не нравилась ее новая знакомая. Выглядела она неважно — сильно побледнела, глаза бегают, руки трясутся… Снова в голове мелькнула мысль, что зря она влезла в это дело. Но не могла же она пройти мимо! Когда она увидела, что трое подонков тащат женщину в сарай, тело ее начало двигаться само.

Однако ведет себя девица странно. Может быть, она нарочно придумала все про таинственную черную машину, которая ее преследует, чтобы не выходить у деревни Кострово? Потому что нет никакого коттеджного поселка поблизости и роскошного загородного дома в нем тоже нет, то есть дом, может, и есть, только живут в нем совсем другие люди, не имеющие к Кате Неверовой никакого отношения. Да Катя ли она, и Неверова ли? С таким же успехом девица могла сказать, что она Маша Иванова или Саша Петрова, она, Татьяна, не милиция, проверять не станет. А вот, кстати, отчего она первым делом не обратилась в милицию? И отчего вместо того, чтобы держаться поближе к цивилизации, оказалась на самой окраине поселка? Хоть и видно, что мозги у богатенькой дамочки напрочь отказали от стресса, однако чувство самосохранения должно же быть.

Машины она точно испугалась, такое не сыграешь.

Татьяна перехватила заинтересованный взгляд дядьки с грибной корзиной и оттащила Катю в конец автобуса.

— Вот что, подруга, — тихонько сказала она, — куда ты теперь собираешься?

— Я… я не знаю, — упавшим голосом прошептала Катя.

«Может, у нее не все дома? — всерьез задумалась Татьяна. — Может, она сбежала из психушки?»

Но дорогие шмотки как-то не укладывались в схему. К тому же Татьяна всегда доверяла своему первому впечатлению, она умела, окинув человека цепким взглядом, узнать, что он собой представляет. Эта Катя показалась ей искренней. Неужели она ошиблась?

Катя почувствовала недоверие своей новой знакомой.

— Я правда ничего не придумываю… — упавшим голосом сказала она, — я боюсь…

— Говоришь, муж у тебя банкир? — спросила Татьяна. — Почему бы тебе не позвонить ему и не сообщить, что с тобой случилось?

Она решила провести последнюю проверку и протянула Кате мобильник.

Катя вцепилась в телефон, как утопающий в спасательный круг.

В первую очередь она, разумеется, набрала номер Виталия.

И снова, как и прошлый раз, ей ответил равнодушный голос автоответчика: «Абонент недоступен…»

— Господи, да что же такое?! — пробормотала Катя, уставившись прямо перед собой. — Наверное, с ним что-то случилось!

Сидевшая впереди тетка с завитыми волосами невероятно рыжего цвета оглянулась на нее сердито. В ее взгляде не было ненависти лично к Кате, просто все молодые красивые женщины вызывали у нее чувство вполне объяснимого недовольства.

Катя отвернулась к окну, сосчитала до десяти, чтобы успокоиться, и снова раскрыла телефон.

Кому позвонить?

Маме? Нет, ни в коем случае! Она сойдет с ума от страха, а ведь у мамы слабое сердце! Да ведь мама сейчас не в Москве, а отдыхает в Карловых Варах, все равно она ничем не поможет.

— Позвони мужу на работу, твой голос там знают, — подсказала Татьяна, сообразив по Катиному лицу, что все опять плохо.

Снова позвонить Стасу Мельникову?

Катя вспомнила, что именно после прошлого звонка Стасу на дороге появился зловещий черный «лексус». Этот звонок стоил жизни молоденькой брюнетке из поселка Вяжищи. Пусть она была вредной и невоспитанной, но такой смерти явно не заслужила.

Еще Катя вдруг вспомнила, как главный бандит, которого никто уже не назовет лейтенантом Смородиным, упоминал про какого-то заказчика. То есть это значит, что ее остановили не случайные охотники за дорогой машиной, это значит, что кто-то велел «лейтенанту Смородину» убить именно ее, Катерину Неверову.

Виски пронзила внезапная боль. Неужели таинственный заказчик — это Стас Мельников? Стас, которого она знает так давно, которому безоговорочно доверяет Виталий, которого он считает не за сотрудника, а почти за друга! Ведь как только она объявилась, тут же приехал черный «лексус» и задавил девчонку, приняв ее за Катю. Ведь, кроме Стаса, никто не знал, где Катя находится, она сама сообщила ему название поселка и ориентир — кафе «Афродита».

И он не дал ответа на вопрос, где же находится Катин муж и отчего молчит его мобильник. Катя постаралась заставить себя думать, несмотря на терзающую виски боль.

Если она позвонит Ирочке, секретарше мужа, о звонке все равно сразу же станет известно Стасу. Стало быть, в банк звонить нельзя, тем более что больше она ничьих телефонов не помнит. Подруги, друзья? Самым лучшим Катиным другом за последние два года был муж, они много времени проводили вместе, поэтому подруги как-то отошли на второй план. Но ведь ей нужно добыть хоть сколько-то денег, чтобы отдать Татьяне и добраться до дома.

— Ну? — холодно спросила Татьяна. — Что ж не звонишь в банк? Найдут там твоего мужа…

— Я номер забыла… — пробормотала Катя севшим голосом.

— Какой банк? — Татьяна тянула из ее рук мобильник. — Сейчас узнаем…

— Нет-нет… — Катя попятилась, — в банк звонить нельзя… они узнают, где я… эта машина, — она кивнула в окно, — она оттуда, они хотят меня убить…

— Та-ак, — протянула Татьяна, — правильно говорят, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Поделом мне, не надо верить всем подряд… Ну что ж, влетела на десять тысяч, переживу как-нибудь.

— Постой! — взмолилась Катя. — Ты мне не веришь? Все так и было, я расскажу…

— Некогда мне, скоро выходим, — отстранилась Татьяна.

— Но что же мне делать?

— До города ты доехала, иди в милицию. Если все так и было, как ты говоришь, пускай они тебе помогают. Им по должности положено. Позвонят мужу или кому там еще ты хочешь, проверят по базе данных… А мне, знаешь, по барабану — Катя ты или Маруся… Хоть Вера-Надежда-Любовь и мать их София, вместе взятые!

Снова Катя почувствовала дикий страх, как тогда в поселке. Татьяна уйдет, и она останется совершенно одна. Идти в милицию? Она даже не знает, где находится ближайшее отделение. Она больше не может ходить пешком, она просто упадет на асфальт! Господи, ну к кому можно обратиться, чтобы помог?

И тут в ее памяти всплыл номер Лиды Дроздовой.

Черт! Она наверняка ждет Катю в «Галерее»! Времени у нее много, сидит себе, не скучает…

Катя представила себе уютный зал модного ресторана и невольно позавидовала Лиде. Тем временем пальцы сами набрали ее номер. Пока Лида ответила, прошла вечность.

— Слушаю! — раздался в трубке знакомый голос.

— Лида, это я, Катя!.. — Катерина понизила голос, потому что рыжая тетка на ближайшем сиденье выставила левое ухо как локатор. В трубке помолчали, потом Лида спросила не своим, хриплым голосом:

— Какая Катя? Неверова?

— Ну да. Ты что, меня не узнала? — изумилась, в свою очередь, Катя.

— Катька, ты, что ли? — В голосе Дроздовой прозвучало явное удивление. — Ты куда пропала? Вторую неделю уже не звонишь… У тебя что, завелся новый хахаль? — Лидка расхохоталась. — Шучу-шучу, ты же у нас верная жена!

— То есть как — вторую неделю? — Катя поперхнулась. — Мы же с тобой сегодня утром разговаривали… Ты хотела мне что-то рассказать… очень просила приехать… Мы договорились встретиться в «Галерее»…

— Что?! Утром?! — Даже по телефону можно было понять, что у Дроздовой отвисла челюсть. — Подруга, ты там что, уже приняла? Говорят тебе, я тебя дней десять не слышала и не видела!

Краем глаза Катя видела нахмуренные Татьянины брови и суровый взгляд.

— Лида, это не шутки, — как можно тверже сказала она, — сейчас не время для розыгрышей.

— Какой розыгрыш? — В голосе Лиды послышалась злость.

— Не валяй дурака! — Катя тоже рассердилась. — Ты звонила мне утром, с постели подняла, велела в «Галерею» приезжать срочно! Из-за тебя все случилось!

— Катюша, с тобой все в порядке? — Теперь Лида говорила растерянно. — Где ты находишься?

— В автобусе! — бухнула Катя.

— Едешь в автобусе? — повеселела Лида. — Ну все ясно с тобой. Перебрала ты, подруга, здорово. Знаю, вы вчера в ресторане гуляли, ты, видно, приняла дорожку-другую, а сегодня с утра на старые дрожжи нюхнула… У меня раз так было… Просыпаюсь — в ушах звон, перед глазами все кружится, саму трясет — в общем, как в автобусе едешь. Прими от головной боли что-нибудь и спать ложись!

— Ты же знаешь, что я не нюхаю! И не колюсь! — закричала Катя, и рыжая тетка даже вскочила с места и хотела перебежать вперед, поближе к кондукторше. Но любопытство пересилило страх, и она снова плюхнулась на сиденье.

— А что тогда с тобой происходит? — недоверчиво спросила Лида. — Катерина, я ведь уже не шучу, я тебе утром не звонила, я болею, простудилась где-то… кашляю…

С трудом Катя взяла себя в руки, хотя хотелось упасть на грязный пол автобуса, рвать на себе волосы и выть от бессилия. Да когда же кончится этот кошмар?

— Послушай, Лида, — заговорила она быстро и убедительно, — подъезжай на автобусную станцию, привези мне денег! Немного… — Она прикрыла трубку ладонью и шепотом спросила Татьяну: — Сколько стоил этот чертов букет?

— Девять с половиной тысяч, — быстро ответила девушка.

Ухо у передней тетки оттопырилось еще больше и покраснело от услышанной суммы.

— Долларов или евро? — уточнила Катерина.

— Да что ты! Рублей!

— Немного, — повторила Катя в трубку. — Пятнадцати тысяч хватит… пятнадцати тысяч рублей…

— Да ты что? — Из трубки раздался кашель. — Какие рубли? Катька, ты совсем с катушек сошла! С тобой есть кто-нибудь?

И от неприкрытой тревоги, звучавшей в голосе подруги, Кате стало совсем плохо.

— Приезжай, Лида, — упавшим голосом просила она, — очень тебя прошу, ради нашей старой дружбы…

— Да куда приезжать-то? — Лида внезапно рассердилась. — Говорят тебе — третий день в постели лежу! Температура жуткая! Не то что из дому выйти — с кровати не встать, ноги подкашиваются…

— Пожалуйста… — Катя не успела закончить фразу, потому что Дроздова едва слышным голосом проговорила:

— Что-то сигнал пропадает… не слышу тебя… совершенно не слышу… — И из трубки понеслись короткие гудки.

Катя тупо смотрела на клавиатуру телефона, шевеля губами.

Что же происходит? Дроздова утверждает, что они уже больше недели не перезванивались. Но тогда кто же звонил Кате сегодня утром?

Чушь собачья! Неужели она могла ошибиться, не узнать Лидкин голос? Ведь она точно помнит, что проснулась сегодня от телефонного звонка. А может, это было вчера?.. Голова болела все сильнее. Катерина с ненавистью поглядела на телефон и вдруг с размаху бросила его на пол. Но до пола он не долетел — Татьяна поймала его в воздухе. Другой рукой она поддержала Катю, потому что у той вдруг отказали ноги.

— Эй, приди в себя! — Таня даже легонько встряхнула эту ненормальную.

Может, она и вправду наркоманка? Тогда объясняются многие странности в ее поведении. Но… зрачки вроде бы не расширены, носом не шмыгает… нет, не похоже. Кожа чистая, и опять же крутые шмотки… Хотя шмотки как раз тут ни о чем не говорят. Богатая девка подсела на кокс, все они теперь нюхают. Крыша у нее поехала, вот и сбежала куда глаза глядят, себя не помнит, чудится ей разное, явно выраженная мания преследования.

Таня осторожно повернула голову назад. Никакого черного «лексуса» на дороге не было и в помине. Катя тяжело привалилась к ней — видно, совсем ослабела. Рыжая тетка смотрела во все глаза. Видит же, что девчонке плохо, но ни за что зад свой толстый с сиденья не поднимет!

И что же ей дальше делать с этой птичкой? Вон уже в город приехали. Если оставить ее где-нибудь на скамейке, рано или поздно патруль заберет. Менты разбираться не станут, накостыляют, запихнут в обезьянник. Однако ее, Татьянино, благородство тоже имеет свои границы. Не в ее положении заниматься благотворительностью!

Автобус остановился.

— Конечная! — возвестила кондукторша. — Не забывайте свои вещи в салоне!

Катя молчала. Была она бледна до синевы, глаза совершенно больные, на щеке тремя алыми полосами проступили царапины. Татьяна крепко схватила ее за локоть и заметила, что Катя дрожит.

Да ведь ей просто холодно в одном свитерке! Татьяна увидела вывеску кафе и решила зайти туда, потому что совершенно не представляла, как ей отвязаться от этой ходячей неприятности.

На взгляд Татьяны, кафе было ничего себе — довольно чисто, на деревянных столах салфетки и вазочки хоть с искусственными, да все же цветами. За стойкой возвышалась разбитная бабенка, которую посетители кафе, из тех, кто постарше, назвали бы молодухой. Волосы того рыже-коричневого оттенка, который дает недорогая краска под выбранным раз и навсегда номером, были разложены по круглым плечам аккуратными локонами. Из-за стойки еще был виден впечатляющих размеров бюст, едва прикрытый белой кружевной блузкой. Пуговицы были расстегнуты не от кокетства, а от необходимости — блузка была барменше маловата.

Татьяна держала пакетик в чашке так долго, что чай стал почти черным, после чего растворила там две порции сахара и подвинула чашку Кате.

— Я такой сахар не ем, — слабо сопротивлялась Катя.

— Угу, сахар не белый, а темный, тростниковый, рис не простой, а дикий, кофе без кофеина, масло без холестерина, что там еще-то? Пей, тебе говорят, а то в обморок упадешь! И расскажи, отчего ты не хочешь звонить мужу на работу.

Катя отпила полчашки, слегка порозовела и довольно связно рассказала про звонок Стасу Мельникову, про курточку и про гибель девчонки под колесами черного «лексуса».

«Неужели все врет? — думала Татьяна. — Уж больно складно у нее получается. А если и вправду так случилось, то не мудрено, что она малость свихнулась. Привыкла во всем на мужа полагаться, а его нету…»

— Ну и что теперь? — проговорила Татьяна, отставив пустую чашку. — У тебя есть какие-нибудь мысли?

Катя смотрела в окно кафе с каким-то странным выражением.

— Эй, подруга, ты что? — Татьяна помахала рукой перед ее лицом. — Ты только снова не изображай припадочную, ладно? Мне и без того неприятностей хватает!

— Да нет, я в порядке! — отозвалась Катя, словно очнувшись. — Этот дом… здесь жила одна моя старая приятельница, Света Новикова. Потом, правда, она вышла замуж и переехала, но ее мама меня вспомнит. Я у них часто бывала.

— И что — даст денег? — недоверчиво спросила Татьяна, которую в первую очередь волновала практическая сторона вопроса. — Я бы не дала… Приходит какая-то старая дочкина подруга, да еще в таком потрепанном виде, и просит денег…

— Нет, ты не понимаешь! — горячо возразила Катя. — Анна Ильинична — очень порядочная женщина!

— Порядочная — еще не значит дура, — проворчала Татьяна.

— Кроме того, я в свое время помогла Светке… устроила ее на работу в фирму Виталия… моего мужа…

— Ну, это немножко меняет дело. — Татьяна задумалась. — Если твой муж — начальник ее дочки, тогда, может, и даст…

— Светка в банке больше не работает! Вышла замуж и уволилась…

— Тогда может не дать… Тьфу, ты меня совсем заморочила! То работает, то не работает…

— Ладно, ты посиди тут еще немножко, я все-таки попробую! Ну пожалуйста! — И Катя встала из-за стола.

Татьяна проводила ее недоверчивым взглядом. Здравый смысл подсказывал ей встать и немедленно уйти, воспользовавшись случаем. Однако чем черт не шутит? Возможно, и удастся вернуть свои деньги. О большем она и не мечтает теперь.

Катя перешла улицу, подошла к знакомому дому и набрала на домофоне номер квартиры.

Ей тотчас ответил хорошо знакомый голос:

— Это ты? Ты сегодня пораньше?

— Светка, ты здесь? — Катя не скрывала радости и удивления.

— Кто это? — На этот раз голос Новиковой прозвучал испуганно и настороженно.

— Это я, Катя! Катя Неверова! — Катерина заторопилась, чувствуя напряженность в голосе подруги. — У меня неприятности… меня ограбили… Можно, я зайду к тебе?

Света молчала, переваривая услышанное.

— Ну я совсем ненадолго! — взмолилась Катя, почувствовав, что подруга ей совершенно не рада.

— Ладно, поднимайся! — И входной замок щелкнул, пропуская гостью в подъезд.

Света стояла в дверях с напряженным лицом. На ней был короткий шелковый халатик, но при этом тщательно выполненный макияж. Оглядев Катю с ног до головы, она отступила в сторону:

— Ну у тебя и вид! Тебя что, правда ограбили?

— Ну да… Это такой кошмар, Свет!.. Я тебе расскажу…

— Извини, Кать, я вообще-то тороплюсь… как-нибудь в другой раз расскажешь… — Света достаточно откровенно взглянула на часы. — Чем я тебе могу помочь?

— Мне бы привести себя в порядок… — взмолилась Катя. — И еще денег… немного, тысяч пятнадцать… Я тебе завтра же отдам…

— Ну ладно, проходи в ванную… только ты недолго, ладно? — В голосе Светы послышались извиняющиеся интонации — видимо, она все же почувствовала, что слишком негостеприимно встретила подругу.

Кате было не до таких психологических тонкостей.

Она устремилась в ванную комнату.

— Я тебе сейчас подберу что-нибудь переодеться! — крикнула Светка ей вслед.

Катя встала под горячие струи душа и застонала от удовольствия.

Горячая вода смывала с нее ужас сегодняшнего дня.

Неужели все это произошло с ней сегодня? Похищение, мучительное путешествие в багажнике собственной машины, бандитская разборка в лесу… кровь, кровь, смерть… мертвые бандиты, убитая девчонка в поселке Вяжищи, как две капли воды похожая на саму Катю, поселковая шпана, у которой отбила ее новая знакомая…

Вспомнив про Татьяну, Катя испытала острое чувство неловкости: та столько возилась с ней, испортила дорогой букет, может потерять работу… Но ничего, Катя постарается ей помочь, попросит Виталика…

Вспомнив мужа, Катя улыбнулась.

Слава Богу, теперь все неприятности позади! Она вернется домой, к любимому мужу, к своей привычной, налаженной жизни, полной любви и заботы!

Она с сожалением выключила воду: ведь Света просила поторопиться…

От душа в голове слегка прояснилось, впереди явственно замаячил выход из тупика. Сейчас она переоденется в чистое, а старую одежду вообще выбросит, чтобы ничто не напоминало о пережитом кошмаре. И она попросит у Светки чего-нибудь перекусить, потому что ужасно хочется есть. Она не стала утром завтракать, потому что торопилась. А потом пила только безвкусный кофе в недоброй памяти «Афродите» да Татьяна заставила выпить сладкого чая. Катя вспомнила свой ежедневный завтрак. Половинка грейпфрута, тост из муки грубого помола, намазанный медом или мармеладом без сахара, кофе с обезжиренным молоком… К черту здоровый образ жизни! Пускай Светка пожарит ей яичницу минимум из трех яиц! А потом вызовет такси. И Катя поедет домой.

Тут она сообразила, что поведение Светы выглядело более чем странным.

Она встретила старую подругу с явным неудовольствием, говорит, что куда-то спешит, а сама и не думает одеваться… И вообще — разве она снова живет здесь, в маминой квартире? И где ее мама, куда она подевалась?

Катя насухо растерлась жестким полотенцем, подошла к двери ванной и застыла на мгновение. Новикова обещала подобрать ей чистую одежду, но пока что-то не торопится… Катя подумала и натянула на себя прежние вещи, решив, что Света забыла про обещание.

Тихонько открыв дверь, вышла в коридор.

Из-за двери дальней комнаты доносился Светкин голос.

Катя двинулась на этот звук.

Светка явно разговаривала с кем-то по телефону.

— Да, она у меня! Говорит, что ограбили…

Катя застыла на месте, зажав рот рукой.

— Никуда не отпускать ее? Ну не знаю… Я вообще-то тороплюсь… у меня нет времени…

Света замолчала, выслушивая ответ собеседника.

— Ну ладно… — проговорила она недовольно. — Так уж и быть, Стасик, ради нашей старой дружбы… Минут двадцать попробую… хорошо… договорились…

Катя прислонилась к стене.

Сердце снова заколотилось, как птица в клетке.

Света разговаривала с Мельниковым, какой еще у нее может быть знакомый Стасик. Она пообещала Стасу задержать ее, Катю. Значит, она с ним заодно. Значит, Катины неприятности вовсе не кончились.

Катерина вспомнила, как после ее звонка Мельникову появился черный «лексус». Вспомнила мертвое тело юной брюнетки на обочине дороги.

Охота продолжается.

Она почувствовала себя загнанной дичью, дичью, которая бежит из последних сил, петляя и спотыкаясь, оставляя за собой кровавый след, слыша позади приближающийся лай собак… Они все против нее!

И вдруг в прихожей, совсем рядом, раздался резкий, требовательный звонок.

Она вздрогнула, как от удара, и не сразу поняла, что это всего лишь сигнал домофона.

А когда поняла, впала в панику: люди Мельникова уже здесь! Им не понадобилось и двадцати минут, чтобы добраться до нее! Кольцо сжимается, собачий лай раздается прямо за спиной жертвы, еще несколько шагов — и зубы сомкнутся на ее горле…

Катерина бросилась к ближайшей двери, толкнула ее и оказалась на кухне.

Она помнила, что из окна кухни видна пожарная лестница.

Светкина мама, Анна Ильинична, много раз повторяла, что из-за этой лестницы не может спокойно спать, не может уехать в отпуск: ведь по ней грабитель легко заберется к ним в окно…

К счастью, опасения Анны Ильиничны не подтвердились, а теперь она, Катя, может через это окно вы—браться на пожарную лестницу и скрыться от преследователей!

Она открыла створку окна, вскарабкалась на подоконник.

Легко сказать — перебраться на пожарную лестницу!

До нее было не больше метра, но этот метр казался Кате совершенно непреодолимым, потому что внизу, под ногами, зияла пропасть, на дне которой суетились крошечные человечки.

Катя с детства очень боялась высоты. Из-за этого она не каталась на горных лыжах, не пользовалась фуникулерами, не ездила в горы. Она боялась даже выходить на балконы многоэтажных домов.

Катя отшатнулась, хотела спрыгнуть с подоконника…

Но за дверью кухни уже слышались мужские шаги.

Если она хочет спастись, если хочет уйти от преследователей — нужно преодолеть свой страх.

Катя вцепилась в створку окна, прижалась к стене и медленно, задержав дыхание, ступила на карниз.

Снизу до нее доносились звуки улицы — шум моторов, голоса людей.

Главное, не смотреть вниз…

Она едва держалась на скользком откосе, но так хотя бы можно было цепляться за полуоткрытую раму. Мелькнула вдруг жуткая мысль отпустить раму, раскинуть руки и лететь вниз. И разом кончатся все страхи и проблемы. Никто больше не станет ее преследовать, и она никогда не узнает, кто же это был и за что ее решили убить. Катя скосила глаза вниз. Было высоко, шестой этаж. Она представила себя, как будет выглядеть ее тело на асфальте. Получалось, что ужасно. Тут же сбегутся любопытные, будут жадными глазами обшаривать то, что от нее осталось, стремясь запомнить все — как странно изогнулась мертвая женщина, молодая она или старая и даже какой формы лужа крови, расползающаяся возле ее головы, напоминает ли она карту какого-то материка либо же просто кляксу на промокашке. Потом свидетели будут, захлебываясь, пересказывать все домашним и соседям, и люди будут ахать и качать головой, в свою очередь, представляя случившееся. Почему у некоторых людей смерть вызывает такой жгучий интерес?

Катя осторожно тряхнула головой, чтобы отогнать страшное видение, взгляд попал за стекло кухонного окна.

Там стояла Света и говорила что-то в прихожую. Лицо ее было озабоченно и сердито. Катя прикрыла раму, но успела увидеть, что в кухню вошел мужчина. И сразу же поняла, что мужчину этого она видела раньше. Спортивный разворот плеч, уверенные движения. И взгляд — прямой и открытый, но чуть-чуть слишком самоуверенный. Да это же Борис… как его там, фамилии не вспомнить. Они встречались на прошлый Новый год на праздничной корпоративной вечеринке. Катя вспомнила вдруг, что из-за этой вечеринки они едва не поссорились с Виталием.

Когда прошлой осенью они ездили в Париж, он буквально настоял, чтобы Катя купила вечернее платье от Issey Miyake. Платье выглядело шикарно — черное с красным, очень вызывающий фасон, асимметричный крой… Когда Катя увидела его в витрине, то тут же мысленно приделала платью голову японки со сложной прической, неживым напудренным лицом и нарисованными глазами.

Платье отлично смотрелось бы на демонической брюнетке с горящими глазами и кроваво-красным ртом. Сидело оно и на Кате отлично, однако не совсем подходило к ее темпераменту. Но Виталику так понравилось, что у Кати язык не повернулся отказаться от платья. Но на Новый год она была тверда.

Нельзя надевать на корпоративную вечеринку такой дорогой и шикарный наряд, это дурной вкус, объясняла она мужу. Точно так, как хозяйка дома не может быть одета дороже и вычурнее своих гостей, исключая, конечно, собственную свадьбу, так же и она, жена владельца банка, не должна выпячивать напоказ дороговизну своих платьев и драгоценностей.

— Это не тот случай, — терпеливо говорила она, — в Новый год все должны быть счастливы. Ты же не хочешь, чтобы твои девочки все поголовно меня ненавидели и мучались от зависти?

— Я хочу, чтобы моя жена всегда и везде выглядела лучше всех! — заявил тогда Виталий.

Кате понадобилось много усилий, чтобы его переубедить, и тогда она надела простое черное платье от Диора.

— Удивляюсь я на тебя, — говорила по этому поводу Лидка Дроздова. — У Диора будешь одеваться после сорока лет, у него все такое… сверхскромное, что ли, солидное…

— Просто спокойное, — не соглашалась Катя.

Так или иначе, она пришла на ту вечеринку в черном, а из украшений на ней была только золотая цепочка от Bvlgari. И только этот Борис осмелился пригласить ее на танец. Она даже вспомнила его слишком крепкие объятия и слишком откровенный мужской взгляд. Катя сочла тогда его слегка нагловатым, но ничего не сказала мужу — зачем портить парню карьеру? Кажется, он был в ведомстве Стаса Мельникова, даже наверняка так. Успел, значит, раньше всех!

Все эти воспоминания пронеслись в голове за долю секунды. Катя очнулась, как будто ее хлестнули жгучей крапивой. Нужно уходить, иначе ее убьют!

Она сделала еще один крошечный шажок, еще один… Руки вцеплялись в мельчайшие неровности стены, ногти крошились. Правая нога сдвинулась еще немного вперед и вдруг потеряла опору. Катя вцепилась в стену, вжалась в нее всем телом и перестала дышать. У нее шумело в ушах, перед глазами мелькали красные пятна. Ей казалось, еще секунда — и она сорвется, с криком полетит к земле…

Она держалась за стену из последних сил, пальцы начали понемногу разжиматься…

И в это время нога снова нащупала опору — очень узкий выступ в стене, который шел параллельно оконному откосу. Катя мысленно поблагодарила человека, который много лет назад проектировал этот дом, и сделала еще один крошечный шаг.

С трудом переведя дыхание, Катя вытянула руку в сторону и наконец нащупала поручень пожарной лестницы.

Едва ли она чему-то в своей жизни радовалась больше. Она вцепилась в ржавый поручень и едва не закричала от радости.

Однако все еще не закончилось. Она все еще висела над пропастью и в любой момент могла сорваться.

Дав себе небольшую передышку и выровняв дыхание, Катя сдвинулась еще немного и перешагнула с карниза на ступеньку лестницы.

Дальше дело пошло легче, и через две минуты она спрыгнула с нижней ступеньки лестницы на мостовую.

Татьяна сидела за тем же самым столиком и в нетерпении складывала фигурки из бумажных салфеток. Стол уже был завален ее изделиями. Татьяна злилась на себя — эта девица провела ее, как последнюю лохушку. Ушла и не подумает возвращаться.

«Еще десять минут, и я тоже пойду, — подумала она, — давно пора было это сделать».

Через семь минут дверь кафе распахнулась и явилась Катя — еще более растрепанная, чем накануне, руки ее были перемазаны чем-то рыжим. Татьяна пожалела, что не ушла раньше.

— Ну что? — осведомилась она, поднимаясь навстречу Кате. — Что-то у тебя, подруга, вид неважный! Похоже, тебе были не очень рады? Дома никого не застала, или опять сказали, что тебя в жизни не видели и знать не желают?

Катя с размаху плюхнулась на стул и вкратце изложила Татьяне свои последние приключения.

— Ну и ну! — Татьяна покачала головой. Во взгляде ее читалась явная издевка. — Прямо триллер какой-то…

— Ты что, думаешь, я все это выдумала? — догадалась Катя. — Ты поэтому так на меня смотришь?

Женщина средних лет за соседним столиком подозрительно покосилась на нее, и Катя понизила голос:

— Такого мне не выдумать при всем желании…

Голос ее дрогнул. Еще сегодня утром все было так прекрасно! Ее счастливое пробуждение, ласковое прикосновение к коже шелкового постельного белья, голос мужа… А сейчас она чувствует себя мухой, попавшей в клейкую тягучую паутину. Муха еще барахтается в липких сетях, дергает лапками, хотя знает уже, что ей все равно оттуда не выбраться…

Татьяна очень верно определила по Катиному лицу ее настроение, голос ее смягчился:

— Я не говорю, что ты выдумываешь… может быть, ты просто делаешь из мухи слона… ведь сейчас с тобой, собственно, ничего не случилось. Ну пришел к твоей подружке мужчина, так, может, совсем по другому делу…

— Но я слышала ее разговор со Стасом…

— Знаешь, какое это распространенное имя! Сейчас каждый второй Стас… ну не второй, так третий…

— Но он просил ее, чтобы она меня задержала!

— Может быть, ты просто неправильно ее поняла. У страха глаза велики. В любом случае, извини, конечно, но мне некогда с тобой возиться. Это ты у нас богатая девочка, а мне нужно зарабатывать на жизнь. Думаю, что с работой курьера мне придется распроститься, значит, нужно искать новое место… А ты уж как-нибудь сама выбирайся…

— Не уходи! — вскрикнула Катя. — Я постараюсь тебе помочь! Мой муж найдет для тебя работу, и в любом случае я возмещу твои расходы…

— Слышали уже! — Татьяна встала из-за стола и сухо проговорила: — Прощай, подруга!

Через минуту дверь кафе громко захлопнулась за ней.

Катерина обреченно сгорбилась и уронила лицо в ладони. Она разрыдалась бы, но любопытная женщина за соседним столиком не сводила с нее глаз, а устраивать для нее бесплатный спектакль не входило в Катины планы.

Как ни странно, то, что Татьяна ушла, буквально хлопнув дверью, оказалось последней каплей, переполнившей чашу Катиных несчастий.

Что делать, что делать?

Видимо, эти слова Катя произнесла вслух, потому что любопытная тетка уставилась на нее в упор, отбросив всякие приличия.

В то же время к Катиному столику приблизился пожилой мужчина совершенно отвратительного вида.

Реденькие темные волосы были аккуратно разложены по гладкому желтоватому черепу, маленькие тусклые глазки, казалось, оставляли на всем сальные следы.

— Вы разрешите к вам присесть? — прошамкал он, продемонстрировав отсутствие переднего зуба.

— Вокруг полно свободных столов! — огрызнулась Катя. — Почему вам непременно нужно за мой?

— Потому что я вижу, что интересная женщина переживает. Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Только если немедленно исчезнете с глаз долой! — невежливо ответила Катя.

Но скользкий тип сделал вид, что ничего не понял. Он с комфортом расположился на свободном стуле, достал из кармана деревянный гребешок и провел пару раз по своим сальным волосам, отчего Катя почувствовала сильный приступ тошноты. Затем мерзкий тип попытался погладить Катю по руке.

Это было чересчур.

Катя вскочила, едва не уронив на пол чашку.

— Немедленно оставьте меня в покое!

— Эй, вы там, в углу! — тут же отреагировала молодка за стойкой. — На улицу ступайте отношения выяснять, а здесь вам не вокзал!

— Да какие отношения? — возмутилась Катя. — Я его первый раз вижу! Что у вас за порядки, посидеть нельзя спокойно, сразу вяжутся какие-то уроды!

— Сама ты!.. — немедленно отреагировал лысый тип.

Бранное слово повисло в воздухе, как чад от пригоревших котлет в непроветриваемой кухне.

Сегодня с утра Катю похитили, едва не убили, бросили в лесу, потом чуть не изнасиловали трое подонков, потом Светка Новикова, которая когда-то считалась близкой подругой, походя предала ее. И вот теперь еще вдобавок обозвали неприличным словом. Казалось бы, после всего, что случилось, такой пустяк не должен был ее волновать. Но это оказалось последней каплей. Однако Катина реакция удивило ее саму. Вместо того чтобы испугаться, заплакать и убежать, она шагнула к лысому подонку и с размаху залепила ему здоровенную пощечину, вложив в удар все небольшие силы, которые у нее остались. Мерзкий тип покачнулся и плюхнулся на стул.

— Вот и правильно! — неожиданно обрадовалась рыжая тетка, внимательно наблюдавшая за происходящим. — Вот и давно пора! Жалко, раньше никто ему не врезал!

Катя решительно подошла к стойке. Она еще раньше заметила за спиной у барменши телефон. Она вызовет такси и поедет домой. Дома запрется на все замки и будет ждать мужа. И вообще, дома полно народу — домработница, садовник, охрана у входа в их поселок! Она знает всех охранников по именам, работают они давно, не могут они все быть в заговоре против нее!

Неожиданно пришла мысль, что Стаса Мельникова она тоже знает довольно давно — почти столько же, сколько своего мужа. И что? Но Катя отогнала несвоевременную мысль.

— Могу я воспользоваться телефоном? — вежливо спросила она у барменши.

Та взглянула неодобрительно, но, вспомнив, что Катя все же посетительница кафе, подала ей трубку. Катя хотела спросить у нее номер вызова такси, но посмотрела на себя глазами барменши и передумала. В самом деле, увидев перед собой Катю, растрепанную, без косметики, одетую явно не по сезону легко, без сумочки и вообще без вещей, таксист если и не откажется везти за город, но уж плату вперед точно потребует. А у нее ни копейки… Так что будет лучше, если она позвонит сейчас домой и попросит домработницу прислать за ней садовника на машине. У него «Нива», но это ничего не значит, Катя согласна ехать домой хоть на осле, хоть на похоронном катафалке!

Она потыкала в кнопки, мимоходом отметив, что сломала два ногтя. Трубку тут же сняли, и у Кати екнуло сердце.

— Наташа! — закричала она. — Ты слушаешь? Наташа, мне нужна твоя помощь!

Наташа не отзывалась, хотя, кроме нее, ответить было некому. Вместо этого в трубке послышался треск, потом шушуканье, а потом мужской голос пророкотал:

— Катерина Антоновна? Где вы находитесь?

Катино сердце с размаху ухнуло вниз — она узнала голос Стаса Мельникова. Значит, сюда он послал за ней Бориса, а сам будто чувствовал, что она сбежит, и сейчас ждет ее дома!

— Катерина Антоновна, это Мельников! — говорил Стас. — Объясните подробно, где вы находитесь, за вами приедут!

Катя бросила трубку, как будто это была ядовитая змея.

— Поосторожней! — прошипела барменша, и Кате показалось, что в глазах у нее мелькнула угроза. Лысый тип, что обозвал ее, отнял руку от распухающей щеки и злорадно улыбнулся углом рта. Виден был только кривой желтый клык, как у вампира. От былой Катиной бодрости не осталось и следа, ее снова терзал дикий ужас. Охота продолжается, охотников много, а она одна. Никто ей не поможет.

Она вылетела на улицу и затравленно огляделась по сторонам.

Все люди вокруг спешили по своим делам, их оживленный поток равнодушно обтекал ее, как река обтекает неподвижную корягу. Никому до нее не было дела. На другой стороне улицы скопилась кучка любопытных — видимо, там что-то произошло. Катя развернулась и зашагала прочь, придав своему лицу такой же сосредоточенный и занятой вид, как у всех остальных прохожих.

Вдруг кто-то схватил ее за локоть.

Катя вздрогнула, отшатнулась и попыталась вы—рвать руку.

— Да тише ты! — зашипел ей прямо в ухо знакомый голос. — Быстро садимся в маршрутку!

Катя обернулась и увидела Татьяну.

Лицо девушки было сосредоточенным и бледным, она решительно тащила Катю к притормозившему возле тротуара микроавтобусу.

— Что случилось? — удивленно спросила Катя.

Действительно, всего несколько минут назад Татьяна оставила ее в кафе, недвусмысленно заявив, что больше не желает иметь с ней дело, и вдруг — такие перемены…

— Садись, садись, потом объясню! — И Татьяна втолкнула ее в маршрутку.

— Двэрь закрой, красывая! — подал голос водитель-кавказец.

— Что случилось? — повторила Катя, устроившись на заднем сиденье маршрутки. — Куда ты меня везешь?

— Сиди тихо! — шикнула на нее Татьяна и нервно оглянулась.

Катя проследила за ее взглядом и увидела ту кучку любопытных, которую она заметила, выйдя из кафе. Только теперь эта кучка разрослась до размеров толпы.

И только сейчас Катя осознала, что эта толпа собралась под окнами квартиры Светы Новиковой. Под тем самым окном, через которое она сама только что выбралась из этой квартиры. Да, вот оно, разбитое окно на шестом этаже возле пожарной лестницы. Сердце, бившееся раньше где-то внизу живота, теперь вернулось на место, но замерло. И все вокруг замерло, время остановилось. И в этом остановившемся ватном времени Катя опустила глаза. Водитель развернулся на перекрестке, и стала отлично видна мертвая, неестественно изогнувшаяся фигура на асфальте, в неприлично задравшемся халатике. Вокруг головы расплывалась лужа крови, формой напоминавшая Черный континент — Африку.

Светлана Новикова любила своего мужа. Кроме него, она любила свою машину (новенький серебристый «пежо» двести шестой модели), японскую кухню, хорошую итальянскую обувь и маленьких собачек. Впрочем, маленьких собачек она любила не настолько, чтобы завести свою собственную — это казалось ей слишком обременительным. Ей вполне хватало общения с собачками приятельниц и утренних встреч с померанским шпицем соседки. Японскую кухню любила не настолько, чтобы отказывать себе в куске творожного торта или вишневого штруделя. Мужа — не настолько, чтобы хранить ему верность. Потому что муж — это муж, а мужчины — это совсем другое дело.

Светлана крутила служебные романы и романы курортные, романы со старыми одноклассниками и с молодыми тренерами по фитнесу. С кем она никогда не романилась — это с соседями, руководствуясь народной мудростью: не гуляй, где живешь.

С Борисом она познакомилась чуть меньше года назад на корпоративной вечеринке. Он произвел на нее впечатление своим уверенным взглядом, мужественным разворотом плеч, умением носить одежду и разговаривать с женщинами.

Самый простой костюм, купленный в недорогом магазине да еще со скидкой, он умудрялся носить с таким видом, как будто это эксклюзивная модель от Armani или Cornеliani, а с женщинами разговаривал с уверенной наглостью опытного Казановы.

Подойдя к Светлане, он окинул ее заинтересованным взглядом и проговорил вполголоса:

— Ну что, будем тратить время на переливание из пустого в порожнее или сразу перейдем к делу?

Светлана предпочла второй вариант.

Вечеринка проходила в офисе фирмы.

Борис не оглядываясь проследовал в служебное помещение департамента безопасности — в маленькую комнатку, где стояла всевозможная подслушивающая и подглядывающая аппаратура. Само собой, это было единственное помещение в офисе, которое не прослушивалось и не просматривалось коллегами Бориса.

Он не оглядывался на Светлану, уверенный, что она идет за ним.

Это именно о таких, как он, самоуверенных мачо говорят, что настоящий мужчина смотрит на отказ как баран на новые ворота.

Светлана таких просто обожала.

Едва они вошли в секретную комнатку, Светлана набросилась на нового знакомого, как будто у нее не было секса последние двадцать лет. В результате их бурного контакта было сломано два стола, один видеомонитор и вращающееся кресло повышенной прочности.

С тех пор они встречались при каждом удобном и не очень удобном случае. Собственно говоря, проблема была только одна — место для встреч. Потому что Борис жил в двухкомнатной квартире с пожилой мамой, а принимать его у себя дома Светлана не могла. Она считала, что это недостойно порядочной женщины.

Говорят, что трагедия — это когда есть «где», но нет «с кем», драма — когда есть «с кем», но нет «где», а комедия — когда есть «с кем», есть «где», но нет «когда». По этой классификации роман Светланы и Бориса протекал весьма драматично.

И когда мама Светланы Анна Ильинична, интеллигентная дама с двумя высшими образованиями и прекрасным французским произношением, уехала на две недели в кардиологический санаторий, Светлана позвонила Борису и сообщила ему не терпящим возражений тоном, что на сегодня у них назначен маленький праздник.

Борис в общем-то и не возражал.

Хотя у них в офисе произошло ЧП, весь департамент безопасности стоял на ушах, Борис сообщил, что едет в прокуратуру для дачи показаний, и покинул родную фирму, что называется, на крыльях любви.

Светлана не теряла времени даром.

Она приняла ванну с маслом бергамота, сделала макияж и надела леопардовый комплект белья от La Perla. Борис особенно любил этот комплект — он говорил, что чувствует себя охотником на крупного зверя.

И вот, когда Светлана уже трепетала от ожидания, раздался звонок домофона.

Однако вместо волнующего баритона Бориса она услышала дрожащий голос Кати Неверовой.

У той были какие-то проблемы.

В первый момент Светлана хотела просто послать ее подальше — ведь она больше не работала в фирме ее мужа… Но потом взяла себя в руки. Ведь Борис работает у Виталия, да и вообще Катерина женщина с деньгами и связями, лучше с ней не ссориться…

Светлана впустила ее, надеясь отделаться как можно быстрее, в идеале — еще до прихода любовника.

Неверова выглядела просто ужасно.

Она, обеспеченная женщина, всегда безукоризненно одетая и причесанная, походила сейчас на самую натуральную бомжиху. Правда, шмотки на ней были дорогие, но замызганные и измятые, волосы растрепаны, лицо расцарапано… А самое главное — Неверова, всегда спокойная и уверенная в себе, была напугана до полусмерти, она дрожала буквально как осиновый лист и то и дело оглядывалась.

Катя, должно быть, увидела по лицу Светланы, как она ужасно выглядит. Она попросила немного денег и возможность привести себя в порядок. Светлана пустила ее в ванную и пошла подобрать какую-нибудь одежду.

И в это время позвонил Стас Мельников, непосредственный начальник Бориса.

В первый момент Светлана испугалась, что Стас вычислил их с Борисом любовное гнездышко. Но Стаса интересовала жена шефа Катерина.

Светлана мгновение колебалась: соврать Стасу или признаться, что Катерина сейчас у нее?

В конце концов она решила сказать правду: Стас такой человек, что рано или поздно все разузнает и тогда может причинить ей массу неприятностей. Это он умеет.

Узнав, что Катя у нее, Стас ужасно обрадовался и попросил Светлану задержать ее хотя бы на полчаса.

Свидание с Борисом явно срывалось.

Не успела Светлана закончить разговор с Мельниковым, как снова зазвонил домофон.

Теперь это был Борис.

Он поднялся в квартиру и хотел уже прямо с порога начать их маленький праздник — сорвал со Светланы халат, прижал ее к себе…

Но Светлана мягко отстранилась и вкратце изложила ситуацию: про Катерину, которая свалилась как снег на голову и в данный момент находится в ванной, про звонок Стаса, про то, что его люди будут здесь с минуты на минуту…

К чести Бориса, он мгновенно врубился в обстоятельства, понял, что праздник отменяется, и задумался о том, как лучше повести себя при данном раскладе: смыться и сделать вид, что его здесь никогда не было, или задержать Катерину до приезда коллег и изобразить все как свою гениальную операцию?

Он еще не успел выбрать линию поведения, как вдруг дверь в прихожей негромко скрипнула.

Таким образом, вопрос решился сам собой: смываться было поздно, оставалось разыгрывать гениального сыщика.

Борис шагнул в коридор, но ничего не успел сказать: раздался негромкий хлопок, и в косяк двери рядом с его головой вонзилась пуля.

Борис не зря отслужил в свое время в воздушно-десантных войсках: его реакции мог позавидовать олимпийский чемпион. Особенно в такой ситуации, когда от этой реакции зависела жизнь.

Он забыл о перспективах карьерного роста, забыл о неудавшемся свидании со Светланой, теперь задача была одна — остаться в живых.

Борис упал на пол, перекатился к двери другой комнаты, по дороге вытаскивая пистолет из подмышечной кобуры, вскочил на ноги и мгновенно выстрелил в сторону входной двери.

Оттуда донесся матерный выкрик — судя по всему, его пуля попала в цель.

Борис отступил в дверной проем и перевел дыхание.

В коридоре прямо напротив двери висело зеркало.

В этом зеркале он увидел медленно приближающегося к нему незнакомца. Он выглядел очень опасным — впалые скулы, изрезанное шрамами лицо, маленькие цепкие глаза, экономные движения опасного хищника.

«Кого это Стас взял на работу? — подумал Борис, поднимая пистолет. — И мне ничего не сказал…»

В ту же секунду он встретился с пристальным взглядом маленьких цепких глаз.

Впрочем, такой опасный человек не мог не заметить зеркало.

Дальнейшие события заняли не больше сотой доли секунды: крадущийся по коридору резко пригнулся, прыгнул вперед и в полете выстрелил. В то же мгновение Борис бросился в сторону, перекувырнулся и тоже нажал на спуск. Он успел разглядеть, что его пуля прочертила на плече противника кровавую зарубку, и даже успел этому порадоваться, и только после этого почувствовал жгучую боль в нижней части груди.

Через бесконечно долгое мгновение Борис упал на пол, выронив из слабеющей руки пистолет, и свет перед его глазами померк, как медленно гаснет свет в театре перед началом спектакля.

Светлана сидела на корточках, трясясь от страха.

Она не могла поверить, что все это происходит наяву.

Незнакомые люди, ворвавшиеся в мамину квартиру, перестрелка в коридоре, Борис, бездыханным рухнувший на пол…

Невысокий человек с изрезанным шрамами лицом подскочил к ней, рывком поднял на ноги, прошипел:

— Замолчи, сучка!

Только тогда она поняла, что кричит — негромко, на одной ноте…

Поняла и тут же послушно замолчала.

Страшное лицо приблизилось к ней, маленькие глаза обшарили ее, как пустую комнату.

Светлана вдруг осознала, что на ней надет только коротенький халатик, а под ним — леопардовое белье… Почему-то это сейчас показалось ей очень важным. Как будто легкомысленный наряд усугублял ее и без того ужасное положение.

— Где она? — тихо спросил страшный человек.

— В ва… в ва… — Светлана пыталась ответить, но язык не повиновался ей.

— Что ты вякаешь?! — рявкнул мужчина. — Говори нормально!

— Она в ванной, — неожиданно отчетливо проговорила Светлана.

Человек со шрамами вопросительно взглянул на другого — широкоплечего, приземистого, с толстой короткой шеей.

— В ванной смотрели, — отозвался тот, — там никого нет…

— Где она? — повторили узкие безжалостные губы. — Вторая попытка, она же последняя!

— Бы… была в ванной, — выдавила из себя Светлана. — Я… я не видела, когда она ушла!

— Никуда она не могла уйти! — вклинился широкоплечий. — Мы бы ее на лестнице встретили!

— Проверьте еще раз квартиру! — распорядился человек со шрамами. — А тебе, сучка, еще раз говорю — если не скажешь, куда ее спрятала, я из тебя суши приготовлю! Любишь суши?

— Да, — поспешно кивнула Светлана, как будто этот ответ мог как-то сблизить ее с этим страшным человеком и защитить от смерти.

— Я тоже люблю, — проговорил он, и хватка его немного ослабела, — особенно люблю готовить. Так что, рыбка моя, лучше говори все, что знаешь!

— Она пришла… попросилась в ванную… денег просила…

— Денег? — недовольно переспросил человек со шрамом. — А потом?

— А потом пришел Борис… А она была в ванной…

— Нет ее нигде, — проговорил за спиной шефа широкоплечий, — мы всю квартиру проверили…

— Видишь, как плохо? — с обманчивой мягкостью проговорил страшный человек. — Мы ее не нашли. А что это значит? Это значит, что ты мне врешь!

В его голосе была такая окончательная безнадежность, как будто сама смерть говорила этим негромким, бесцветным голосом. Светлана отчетливо поняла, что сейчас ее убьют. Независимо от того, ответит она что-нибудь или будет молчать. Поняла, что ей осталось жить, может быть, всего несколько минут.

И вдруг она резко рванулась, оставив в руке страшного человека свой кокетливый шелковый халатик, вы—скользнула из него, как змея выскальзывает из старой высохшей кожи, и метнулась к окну.

В шелковом леопардовом белье она, должно быть, выглядела очень эротично, только некому это было оценить, всем было не до того. Как настоящая пантера, она одним прыжком перелетела комнату, по пути схватила стул и швырнула его в окно. Окно разлетелось на куски с жалобным звоном.

Светлана выскользнула в проем, перегнулась через подоконник и что было сил закричала:

— Помогите, убивают!

— Ах ты, сучка! — прошипел человек со шрамами. В несколько шагов он пересек комнату и схватил Светлану за ноги. — Что ж ты делаешь, паразитка? — проговорил он, пытаясь втащить ее обратно в комнату. — Я же тебе сказал — со мной шутить вредно для здоровья! Или ты по-хорошему не понимаешь?

От страха силы Светланы удесятерились. Она извернулась, изо всех сил пнула мужчину ногой и, еще дальше высунувшись в окно, истошно завопила:

— На помощь! Вызовите милицию! Убивают!

Прохожие начали останавливаться, задирать головы, прислушиваться к тому, что происходит на шестом этаже. Увидев в окне полуголую красотку, они стали проявлять еще больший интерес.

— Да что же ты устраиваешь, стерва?! — шипел страшный человек, потирая ушибленный бок и одновременно пытаясь схватить Светлану за волосы. Ему это почти удалось, но Светлана в пылу борьбы сдвинулась немного дальше и начала сползать в окно. Мужчина понял, что еще немного — и она потянет его за собой. Он грязно выругался и отпустил упрямую женщину.

Светлана вскрикнула и соскользнула с подоконника.

Она не успела даже осознать, что произошло.

Полет занял не больше секунды.

Тело грохнулось о тротуар и застыло в неудобной, неестественной позе. Как говорят медики: получило травмы, несовместимые с жизнью.

Вокруг мертвой женщины мгновенно собралась толпа.

Смерть вообще необыкновенно притягательна для зевак, а когда перед ними лежит бездыханное тело молодой полуодетой женщины — она становится вдвойне притягательнее.

Через несколько минут вокруг трупа негде было яблоку упасть.

И среди многочисленных зевак стояла высокая, коротко стриженная девушка с россыпью веснушек на энергичном, выразительном лице.

Разглядев погибшую, Татьяна вполголоса проговорила:

— Ох, ни фига себе! Получается, что она не наврала… Таких совпадений не бывает!

— Сядь нормально, — прошипела Татьяна, оттирая Катю от окна маршрутки, — что ты к стеклу прилипла? Еще увидят тебя и поймут, что не ту из окна выкинули…

Слыша, как спокойно, почти буднично произнесла Татьяна эту фразу, Катя вдруг затряслась и зарыдала беззвучно. Снова, как утром на дороге, ей показалось, что на асфальте скорчилось не то, что полчаса назад было Светланой, а она сама, Катя Неверова, что это ее выбросили из окна шестого этажа.

— Это из-за меня, — бормотала Катя, — если бы я не пришла, Светка была бы жива. Меня хотят убить, вместо меня погибают другие девушки, я, я во всем виновата…

— Похоже, что ты, подруга, на этот раз права, — согласилась Татьяна, — ты кому-то так сильно не нравишься, что он трупы вокруг пачками рассыпает…

Они переговаривались шепотом, едва разжимая губы. Внезапно Катя вскочила с места и закричала:

— Остановите! Мне нужно выйти!

Водитель затормозил так круто, что пассажиры едва не попадали с сидений.

— Ты куда это собралась? — Татьяна удержала Катю за рукав.

— Я не могу тебя подставлять! Со мной опасно находиться рядом! — бормотала Катя.

Татьяна силой усадила ее на место и крикнула водителю, чтобы ехал дальше.

— Везешь, как дрова березовые! — рявкнула она, предупредив все слова недовольства с его стороны. — Вот девушке плохо стало!

Она сама толком не понимала, что заставило ее снова возиться с этой ненормальной девицей. Хотя, похоже, с головой у нее все было в порядке до сегодняшнего утра. А столько покушений на жизнь и мужик здоровый не выдержит!

Здравый смысл подсказывал как можно быстрее бежать от Кати. И оказаться как можно дальше. Но Татьяна вдруг перестала слушаться голоса рассудка. Она решила спасти свою вновь обретенную подругу. Сначала помочь Кате убежать от тех, кто так долго и целенаправленно ее преследует, а уже потом разобраться, что же это за странная история. Впрочем, разбирательство необязательно, с этой мыслью Татьяна невесело усмехнулась.

— Сядь прямо, — сказала она вполголоса Кате, — веди себя спокойно, глаза не отводи, если кто на тебя в упор посмотрит. А то каждый встречный видит, что у тебя неприятности. Вид у тебя слишком расстроенный, да еще без ничего… Так тебя каждый третий запомнит.

— Зачем ты со мной возишься? — Катя улыбнулась сквозь слезы.

— Потом об этом поговорим, а сейчас давай-ка выйдем от греха подальше!

Они пересели на другую маршрутку, Татьяна заметала следы со знанием дела, как опытная лиса. Катя понемногу пришла в себя и выглядела уже не такой удрученной. У нее осталась одна надежда — Виталий. Должен же он когда-нибудь включить мобильник!

— Дай телефон, я снова мужу позвоню, — попросила она.

— Ну уж нет! — процедила Татьяна. — С моего телефона ты звонить никуда не будешь, да я вообще его выключила! Ты думаешь, как тебя этот Стас отыскал?

— Да я же ему сама звонила, по мобильнику той несчастной девчонки! И встречу назначила у кафе «Афродита».

— Точно, они уверились, что погибла не ты, и стали искать тебя возле твоего дома, так? Ты ему больше не звонила, а позвонила с моего мобильника какой-то подруге.

— Лидка! — вспомнила Катя. — Лидка Дроздова тоже с ними вместе. Ведь я же не сумасшедшая, я точно помню, что это она вызвонила меня утром. Да если бы не она, я ни за что в Москву бы не поехала!

— Ну вот видишь, — удовлетворенно проговорила Таня, — значит, нельзя никуда звонить. Местонахождение мобильного телефона, к твоему сведению, можно выяснить минут за пятнадцать! При наличии техники, конечно. Ладно, сейчас едем ко мне, там тебе хоть курточку какую подберу, а то смотреть холодно…

— Мы тут с одной девчонкой квартиру снимаем, — сообщила Татьяна, подходя к неказистому пятиэтажному дому, — она сейчас, наверное, на работе…

Внезапно Катя замерла на месте и схватила подругу за локоть.

— Ну что опять? — обернулась Татьяна.

— Смотри, снова эта черная машина!

От дальнего подъезда действительно медленно отъехал черный автомобиль.

— Слушай, подруга, тебе уже точно к невропатологу пора! Ты же говорила, что тебя преследует «лексус», а это «тойота». И потом, она уезжает…

— Извини, — смущенно проговорила Катя, — я, наверное, и правда не в себе…

Татьяна открыла замок подъезда, они поднялись на третий этаж. Катя испуганно оглядывалась по сторонам — заплеванная лестница, стены в матерных надписях и непристойных рисунках, запахи кошек и подгоревших щей… Ей казалось, что она попала на другую планету. Точнее, она чувствовала себя инопланетянкой, совершившей аварийное приземление в обычную, неприглядную жизнь. На этой лестнице ее просторный загородный дом, огромный бассейн с подогретой водой, вышколенная прислуга, шмотки и интерьеры от знаменитых дизайнеров казались фантастикой.

В довершение ко всему на ступеньке лестницы перед самой площадкой третьего этажа сидел здоровенный небритый мужик неопределенного возраста со следами застарелого похмелья на лице. Он так вольготно устроился на грязных ступеньках, что полностью перегородил проход.

— Ну-ка, Павлуша, подвинься! — миролюбиво проговорила Татьяна. — Дай девушкам пройти!

Павлуша поднял опухшее лицо и выдохнул такой густой смесью многолетнего перегара, дешевого табака и нечищеных зубов, что Катя с непривычки едва не задохнулась.

— Собака лаяла на дядю фраера… — пропел этот самородок гнусавым пропитым голосом.

— Дома будешь петь! — попыталась приструнить его Татьяна. — Ползи домой, Паваротти хренов!

— Домой меня Нинка не пускает, стерва необразованная! Видите ли, она мою пьяную морду видеть не хочет! — ответил Павлуша с глубоко выстраданным возмущением и перешел к следующему номеру своего репертуара: — Любовь свою короткую залить пытался водкою и воровать боялся, как ни странно…

— Действительно, очень странно! — проговорила Татьяна. — Ну ты нас наконец пропустишь?

— А кто вы такие, чтобы вас пропускать? — не унимался Павлуша. — Как я есть свободный человек и жертва тяжелых — ик! — экологических условий, я могу вас пропускать или не пропускать… Захочу — пропущу, захочу — не пропущу…

— А ну, свободный человек, вали отсюда! — И Татьяна легонько ткнула Павлушу в ухо.

Тот охнул, схватился за ухо и отскочил к стене, что-то обиженно пробормотав.

Наконец путь к дому был свободен, и Татьяна остановилась перед обшарпанной дверью, обитой узкими деревянными рейками, на которой тут и там красовались следы потушенных окурков.

— Смотри, — испуганно прошептала Катя, — дверь квартиры открыта!

— Блин! — Татьяна толкнула дверь, и она со скрипом распахнулась. — И правда… что за черт!

— Не входи туда! — взмолилась Катерина. — У меня нехорошее предчувствие!

— Да у тебя все время разные предчувствия! — отмахнулась Татьяна. — Если ко всем твоим предчувствиям прислушиваться, жить вообще невозможно будет. Никого там нет! Ладка, растяпа, наверняка дверь забыла закрыть!

— Не входи! — Катя вцепилась в Татьянин рукав и попыталась удержать подругу, но та легко стряхнула ее руку и вошла в квартиру.

— Ладка, старая галоша, ты дома? — крикнула она в коридор.

Ей никто не ответил.

— Смотри! — прошипела Катерина, показывая на пол. — Смотри, это кровь! Точно, кровь!

По вытертому линолеуму через весь коридор протянулась цепочка темных капель.

— Пойдем скорее отсюда!

— Куда это я пойду? — проворчала Таня, уставившись на подозрительные пятна. — Некуда мне идти! Это у тебя загородные дома и городские квартиры, а у меня, кроме этой халупы, ничего нет!

Она огляделась по сторонам, взяла в руку старый зонтик и решительно двинулась вперед, по подозрительному следу. Катя, едва дыша от страха, кралась вслед за ней.

Татьяна толкнула неплотно прикрытую дверь и проникла на кухню.

Кухня была крошечная, метра четыре, и точно посредине, спиной к двери пританцовывала худенькая девушка в черных джинсах и голубой водолазке.

— Ты, свинья ушастая, почему не отзываешься? — гаркнула Татьяна, остановившись на пороге.

Девица продолжала самозабвенно танцевать, не обращая внимания на вошедших.

Татьяна ткнула ее зонтиком в спину.

Девица вскрикнула и обернулась.

— Танька, ну ты меня напугала! Разве можно так подкрадываться? До инфаркта доведешь!

— Подкрадываться? — возмутилась Татьяна. — Да я тебе кричала-кричала, а ты не отзываешься!

— Чего?! — переспросила девица и вытащила из ушей наушники плейера. — А, черт, я музыку слушала! Хочешь послушать? Классный музон! — И она протянула Татьяне один наушник.

— Ты чего, растяпа, двери не закрываешь? Кто угодно может в квартиру зайти…

— А, я сумку тяжелую тащила, руки были заняты, думала, сперва ее на кухню занесу, а потом вернусь и закрою дверь, да забыла… а потом музыку включила…

— Сумку? Тяжелую? Это что-то новое! А что это за кровавые следы на полу?

— Да это я мяса купила… будем мясо есть… Новая диета, называется генеральская. Можно есть только мясо, зато сколько угодно… Говорят, за неделю можно похудеть на пять килограмм… Наташка Киселева мне рассказала… Правда, если она на пять килограмм похудеет, этого никто не заметит.

— Вот, познакомься — это Катя, — представила Татьяна новую подругу. — Она у нас пока перекантуется… у нее проблемы…

— Ладно, — девчонка пожала плечами, — мне-то что… только уж ты сама думай, куда ее положить. Лада.

— Что? — переспросила Катерина, поскольку последнее слово явно было адресовано к ней.

— Лада меня зовут, — повторила девица.

— А! А меня Катя…

— Ты не вегетарианка?

— Нет, а что?

— Тогда сейчас будем мясо есть. Генеральская диета, за неделю можно похудеть…

Вдруг за стеной раздался громкий вопль:

— Ты где шлялся, козел? Опять нажрался в сосиску? Я тебе сказала — еще раз напьешься, выгоню из дома к чертям собачьим!

В ответ донеслось неразборчивое басистое бормотание. Следом за ним послышался грохот: женщина перешла к битью посуды.

— Мерзликины развлекаются, — сообщила Татьяна. — Еще минут сорок поорут, а потом мириться станут…

Она ударила в стену кулаком, так что с гвоздя сорвался прошлогодний настенный календарь с рекламой бессмертных духов «Шанель № 5», и крикнула:

— Зинка, зараза, заткнись! Не мешай приличным людям отдыхать!

— Это от чего тебе отдыхать требуется? — донеслось из-за стены. — Да ты в жизни дня не работала! Только шляешься по разным тусовкам с утра до вечера!

— Ты много работаешь! — отозвалась Татьяна. — Весь день через стенку телевизор орет! Все сериалы пересмотрела!

— Тебя мой культурный досуг не касается! Приличная она! Да ты шалава подзаборная! Пробы ставить негде!

— Та-ак! — угрожающе проговорила Татьяна. — А если я сейчас лично к тебе заявлюсь и физиономию твою начищу?

— Вызываю милицию! — завизжала соседка. — Нанесение телесных повреждений с особым цинизмом!

— Танька, и охота тебе нервы портить? Кончай этот цирк, давай ужинать!

Лада не успела закончить фразу, потому что в прихожей залился тревожным звоном дверной звонок.

— Валентина! — испуганно вскрикнула Лада, побледнев, и почему-то уставилась на Катю. — Куда бы ее спрятать?

Звонок трезвонил не переставая.

Лицо Лады медленно порозовело, она явно успокоилась.

— Нет, Павлуша! — проговорила она наконец.

— Точно, он! — согласилась Татьяна и направилась к дверям.

Катя удивленно смотрела на происходящее из дверей кухни.

Татьяна спокойно открыла входную дверь.

На пороге стоял давешний пьяненький мужик, который раньше сидел на ступеньках лестницы. Он с трудом удерживал равновесие, упершись левой рукой в кнопку звонка.

— Ну что ты трезвонишь, что трезвонишь? — беззлобно спросила Татьяна.

— Домой — ик! — хочу! — пробубнил Павлуша, неуверенно переступая с ноги на ногу.

— Вот и отправляйся к себе домой!

— А это где? — осведомился Павлуша с детским интересом. — Разве не здесь?

— Нет, не здесь! — Татьяна легонько толкнула его ладонью, Павлуша отлетел от двери и снова плюхнулся на ступеньки. Татьяна захлопнула дверь и вернулась на кухню. — Он когда напьется, Нинка, жена его, домой не пускает. Говорит, чтобы сперва протрезвел, прежде чем в семейный дом заявляться. Ну он тогда на лестнице кантуется. Бывает, там и ночует. Так-то он безобидный, только если новый человек в темноте идет, может с непривычки перепугаться.

— И часто он так… кантуется? — поинтересовалась Катя.

— Так, считай, каждый божий день, — ответила Татьяна. — Бывает, правда, Нинка его все же пускает домой. Это когда он после получки, при деньгах…

Она открыла подвесной шкафчик и достала из него стопку одноразовых тарелок.

Катя с удивлением наблюдала за ней.

— Удобная вещь, — проговорила девушка, расставляя тарелки на столе, — мыть не надо, поел и выкинул…

Лада сняла сковородку с плиты и собралась разложить мясо, но в это время в прихожей снова раздался звонок.

— Снова, что ли, Павлуша? — проговорила Лада, застыв со сковородой в руке.

— Не, он раньше чем через полчаса не встанет, я его знаю! — ответила Татьяна. — И звонок не его!

Действительно, на этот раз звонок был короткий и решительный. Так обычно звонят люди, уверенные в своем неотъемлемом праве испортить хозяевам настроение.

— Неужели Валентина?! — Лада снова побледнела и попятилась. — Куда нам ее спрятать? — Она испуганно уставилась на Катю.

— Да нет, это не Валентина! — проговорила Татьяна, прислушавшись. — Да успокойся ты!

Она снова отправилась в прихожую.

На этот раз на пороге стояла небольшая аккуратная старушка в голубоватых, аккуратно завитых кудрях с наивными, светло-голубыми глазами. Открыв маленький, почти детский ротик, старушка неожиданно громким и хриплым голосом нетрезвого старшины-сверхсрочника заорала:

— Вы что же, паразитки, устраиваете? Вы что же, думаете, я на вас управы не найду? Я сорок пять лет в органах внутренних дел работала, и я с вами разберусь!

— В чем дело, Варвара Захаровна? — спокойно осведомилась Таня. — Почему такой накал страстей?

— Она еще спрашивает! — проорала старушонка. — Вчера музыка до скольких играла?

— До одиннадцати! По закону имеем право!

— А вот и не до одиннадцати, а до десяти минут двенадцатого!

— Врете, Варвара Захаровна! Ровно в одиннадцать выключили!

— Ах ты, профурсетка бескультурная! Ты как с уважаемым человеком разговариваешь?

— Как вы со мной, так и я с вами. Если хотите, чтобы вас уважали, — научитесь сначала других уважать! А по поводу музыки — сколько сейчас на ваших часах времени?

— При чем тут мои часы? — пробубнила старуха, однако несколько сбавила тон.

— Ну сколько, сколько?

— Допустим, четверть шестого!

— Выкиньте свои часы. Сейчас без одной минуты пять…

— Это ты свои часы можешь выкинуть, профитроля несчастная! Мне мои часы сам товарищ полковник Семиногов вручил за безупречную работу! Еще в одна тысяча девятьсот…

— Вот я и говорю — давно пора их выкинуть! Ладка, включи радио! — Последние слова Татьяна бросила через плечо.

Лада молча протянула руку к радиоприемнику, щелкнула клавишей…

— Московское время семнадцать часов, — раздался из приемника голос диктора.

— Вопросы имеются? — холодно осведомилась Татьяна и попыталась закрыть дверь.

— А тогда другой вопрос, — засуетилась старушонка. — А тогда насчет протечек, это вы меня сколько раз уже заливали… это сколько же можно нарушать…

— А насчет протечек — это вы не по адресу, это вы, пожалуйста, к хозяйке обращайтесь, — резко оборвала ее Татьяна. — Мы ей тоже говорим, что ремонт делать надо…

Старушка всплеснула руками, собираясь что-то возразить, и при этом на мгновение утратила бдительность. Татьяна воспользовалась ее оплошностью, захлопнула дверь и вернулась на кухню.

— Ну, мы будем наконец есть? — проговорила она, голодным взглядом окидывая стол. — Давай свое мясо…

Но в этот самый момент зазвонил мобильник Лады.

Она схватила его, бросила взгляд на дисплей и прижала палец к губам. Затем поднесла телефон к уху и заворковала:

— Да, Василиса… конечно, Василиса… поняла, Василиса… успеем, Василиса… третьего? Ну мы подумаем… обязательно… хорошо, Василиса! Все понятно! — Она выключила мобильник и повернулась к Татьяне: — Все, ужин отменяется! Василиса звонила, сегодня у нее полный сбор!

Татьяна с сожалением посмотрела на мясо.

— Может, сначала все-таки пожрем?

— Не успеем! — остановила ее Лада. — Через час надо быть на месте! Ничего, там покормят. У Василисы всегда хороший фуршет. Только она просила, чтобы мы третьего с собой взяли! — И она с сомнением уставилась на Катю.

— Ее? — Татьяна покачала головой. — Да нет, у нее рост не тот… и вообще ей лучше из дома не высовываться. Ладно, Василиса обойдется. Мы поедем, а ты посиди тут одна… Если Павлуша снова заявится — ты с ним не церемонься, дай ему в лоб, он и отстанет… Если Варвара — пошлешь ее подальше…

— А если Валентина? — с детским испугом проговорила Лада.

— Если Валентина — это, конечно, хуже… — вздохнула Татьяна. — От Валентины так просто не отделаешься…

— Можно не открывать… — с сомнением протянула Лада.

— Не открывать! — передразнила ее Татьяна. — Ты что, у нее же свои ключи!

— Да кто такая эта Валентина? — поинтересовалась Катя. — Почему вы ее так боитесь?

— Хозяйка! — вздохнула Татьяна. — Хозяйка квартирная! Дело в том, что мы ей за два месяца не платили… Если она придет — будет кошмарный скандал. Особенно если она тебя увидит. Она в этом смысле очень строгая — чтобы никого постороннего… Если, говорит, у вас третий человек живет, так я и деньги брать за троих буду!

— Вот зараза! — вздохнула Лада.

— Ну она, может, и не придет… — закончила Татьяна. — А Павлуше дашь в лоб…

Катя представила, как она будет выпроваживать здоровенного Павлушу, и настроение у нее еще больше испортилось. Татьяне хорошо говорить, она любому может запросто «дать в лоб», а Катя даже в детстве не могла дать сдачи дворовому хулигану Вовке Единичному, который с третьего класса не давал ей проходу…

— А вы куда поедете? — поинтересовалась она.

— Да это Василиса звонила, — начала Лада, — она отвечает за заполнение залов…

— За что? — переспросила Катя.

И Татьяна вкратце объяснила ей специфику некоторых светских мероприятий.

На всевозможных фестивальных просмотрах, модных показах и прочих массовых тусовках очень важно, чтобы в зале не зияли пустые места. Если половина или хотя бы четверть мест будет пустовать, это непременно попадет в телевизионную хронику, и конкуренты раструбят, что мероприятие не удалось, на него никто не пришел. Поэтому, чтобы избежать подобного казуса, специальные люди отвечают за заполнение зала подходящей публикой.

Во время кинофестивалей они приглашают студенток киноинститутов — симпатичных девушек, которые имеют в своем гардеробе приличные платья и могут заполнить свободные места в зале, украсив собой телевизионную картинку. Девушки с удовольствием ходят на эти показы — и кино посмотришь, и на людях покажешься, а может, и познакомишься с кем-нибудь из звездной тусовки. Кое-кто из студенток таким образом даже устроил свою судьбу.

На показах мод для тех же целей приглашают девушек, вращающихся вокруг модельного бизнеса. И Лада с Татьяной тоже попали в списки такой массовки.

— Василиса нам звонит время от времени, когда ей нужно зал заполнить… А там интересно, и фуршет обязательно будет…

— А во что вы одеваетесь? — поинтересовалась Катя, оглядев своих новых знакомых. То, что на них было надето, вряд ли соответствовало даже не очень строгому дресс-коду.

— Так это же Василиса! — пояснила Таня. — Она в модельном агентстве работает, у них там дежурных шмоток полно. А мы с Ладой подходящих размеров — высокие и худые, поэтому она нас и приглашает… нам все их тряпки подходят. — Татьяна еще раз с сожалением взглянула на мясо, сглотнула слюну и закончила: — В общем, остаешься на хозяйстве. Ужинай и отдыхай. Насчет прочего мы тебя проинструктировали: Павлуше — в лоб, Варвару послать подальше… Главное, не перепутай!

Катя представила, как останется одна в этой неуютной, крошечной квартирке с халтурными картонными стенами, со всеми этими Павлушами, Варварами, Мерзликиными и прочими местными жителями, и ей стало по-настоящему страшно. Она даже таинственного черного «лексуса» не так боялась, как этой незнакомой, невыносимой, на ее взгляд, жизни. Матерные надписи на стенах, запах кошек, подгорелых щей и застарелого перегара, протечки, ругань, звуки бурного скандала и еще более бурного примирения, доносящиеся из-за стены… Катя не представляла, как люди могут жить такой жизнью.

Ее собственная жизнь была до сих пор красивой и уютной, ее окружали внимание и забота. В детстве и юности, в родительском доме, не было, конечно, такой роскоши и изобилия, как в их с Виталием загородном доме, но и там все было аккуратным, чистым, благополучным. Все уважали друг друга, заботились о близких и старались сделать их жизнь как можно приятнее. Саму же Катю любили и баловали все.

Когда отец умер, мамина жизнь стала бы гораздо труднее, но Катя к тому времени была уже замужем, так что с материальной стороны проблем не было. Для нее самой забота родителей сменилась заботой мужа…

В общем, ей до сих пор не приходилось сталкиваться с непривлекательной изнанкой жизни.

— Может быть, я с вами поеду? — жалобно проговорила Катерина.

Таня посмотрела ей в глаза и, должно быть, поняла охвативший Катю ужас.

— Ладно, — ответила она со вздохом, — что с тобой поделаешь… собирайся!

— Рост у нее не вполне… — огорчилась на этот раз Лада. — Ну да ничего, Василиса что-нибудь придумает… если ничего подходящего не найдет, в крайнем случае булавками прихватит.

Лада скрылась ненадолго в ванной, а Татьяна вынесла Кате утепленную джинсовую куртку. Куртка была Кате так длинна, что захотелось прорезать дырки в рукавах примерно на уровне локтя, чтобы вытащить руки.

— Зато тепло, — вздохнула Татьяна, — я эту куртку люблю.

— Слушай, — помедлив, решилась Катя, — я хотела спросить… Зачем тебе все это нужно? Ну, модельный этот бизнес? Ты такая умная, смелая, решительная, дерешься ловко… Неужели другой работы не найти? Чем курьером бегать… Так хочется по подиуму пройтись? Что там хорошего-то…

— Хочется, — вздохнула Татьяна, — сколько себя помню, вечно меня за мальчишку считали. Высокая, сильная, айкидо занималась… Так хочется женщиной быть… настоящей женщиной, красивой, желанной… чтобы платья, каблуки… Ну наймусь я в охранники — возьмут, конечно, еще бы не взять. Да только кем я буду? Вроде няньки при бизнесмене каком-нибудь толстопузом. Так всю жизнь и проведешь, каких-нибудь богатых козлов опекая… Знаешь, как меня один парень назвал? Рэмбо в юбке! А если, говорит, не в юбке, а в штанах, то вообще непонятно, чем ты от мужика отличаешься.

— Дурак он! — в сердцах сказала Катя. — Если не понял, чем ты отличаешься, то и наплевать на него!

Татьяна так тяжко вздохнула, что Катя решила этой темы больше не касаться. Тем более что Ладка выскочила из ванной с вытаращенными глазами и заорала, что они опаздывают.

На этот раз девушки поймали машину и через полчаса высадились возле нового торгового центра.

Переулок был забит машинами и людьми, пытавшимися проникнуть внутрь. Охранники перед входом стойко держали оборону, как триста спартанцев в Фермопильском ущелье, пропуская внутрь только избранных.

— Смотрите, Гоша Куценко! — воскликнула Лада. — А этот мужик, который вылезает из «майбаха»… Я его видела по телевизору! Кажется, это Руга из «Сибнефти»…

— Ничего не понимаю, — удивленно проговорила Катя. — Если столько народу пытается прорваться на эту тусовку, зачем же Василиса вызывает сюда посторонних девушек? Зал и так будет полон!

— Все очень просто, — пояснила умная Татьяна. — Если сюда пропускать всех подряд, тусовка получится не слишком крутая. Если сюда может пройти каждый Вася Пупкин, звезды и известные тусовщики посчитают, что им тут нечего делать. А так — перед дверью ажиотаж, внутрь пропускают только самых крутых, а в зале — полно народу. Кроме того, девушки от Василисы всегда прилично выглядят, они не испортят телевизионную или журнальную картинку…

— Ой, смотрите, Ксюша Собчак! — заверещала Лада. — Какие у нее сапоги — обалдеть!

— Manolo, — прокомментировала Татьяна.

— А там — Чичваркин из «Евросети»! С кем это он? Кажется, это телеведущая с Рен-ТВ… забыла ее фамилию… А это кто такой, в клетчатом пиджаке?

— Да что в нем хорошего? — удивилась Татьяна. — Рост метр с кепкой, живот как арбуз…

— При чем тут живот? Ты видела, какой у него «порше»? С такой тачкой никакой живот не страшен! Ой… а там… смотрите, это ведь тот английский лорд, муж Водяновой! А где она сама? Как это она его отпускает одного? Не боится, что уведут?

— Ладно тебе, нас Василиса ждет! — И Татьяна потащила подруг к служебному входу.

Они взбежали на третий этаж и ворвались в комнату, где их встретила озабоченная женщина лет тридцати пяти.

— Ну где вы пропадали? — Она выразительно посмотрела на маленькие часики. «Картье», — отметила Катя с уважением.

— Василиса, пробки страшенные! — затараторила Лада. — Сорок минут на Петровке стояли!

— Меня дорожная обстановка не интересует! Я не «Авторадио»! Я перед клиентом отвечаю и хочу, чтобы мои люди меня не подводили! Еще раз опоздаете — вычеркну из своей записной книжки! Ладно, давайте переодевайтесь! Все девочки уже готовы!

Только тут она заметила скромно державшуюся в сторонке Катерину.

— А это что? — проговорила она с оттенком брезгливости, как будто увидела паука в белоснежной ванне.

— Подруга наша, Катя, — поспешно сообщила Лада. — Ты же сказала, что нужно троих, вот мы ее и позвали… Она, правда, ростом маловата, но мы что-нибудь придумаем…

— Маловата?! — повторила Василиса. — Да это карликовый пинчер! Это карманный тойтерьер, а не женщина! Что я с ней буду делать? В сумочке носить? Замену искать поздно… А это что?! — Она уставилась на Катино исцарапанное лицо. — Ты что, кавалера с кем-то не поделила? С кошкой подралась?

Катя уже хотела возмутиться и уйти, но Лада глазами призвала ее к молчанию и снова затараторила:

— Василиса, солнышко, но ты же знаешь — Мариночка это в два счета уберет! Мариночка же у нас гений! Она из Фредди Крюгера может Белоснежку сделать!

— Ладно, черт с вами! — скривилась Василиса, взглянув на часы. — Все равно поздно еще кого-то искать… отведите ее к Мариночке! Может, правда она что-нибудь сделает…

Мариночка оказалась унылой, ужасно некрасивой девушкой с собранными в тощий хвостик пегими волосами и быстрыми, ловкими и умелыми руками.

Она была гримером.

Она колдовала в крошечной комнатке, перед огромным зеркалом с яркой подсветкой и полкой, заставленной многочисленными баночками и ящичками.

— Кто ж это тебя так, милая? — ужаснулась она, увидев исцарапанное Катино лицо.

— Из машины выкинули, — честно призналась Катерина.

— Ух ты! — восхитилась Мариночка. — Вот у людей жизнь интересная! А тут проводишь весь день в четырех стенах!

— Я бы не сказала, что это было интересно! — напряженным голосом произнесла Катя. — Мне это, честно говоря, не очень понравилось! Я бы предпочла менее интересную жизнь!

— Ну ничего! — Мариночка наклонила голову набок, изучая Катино лицо. — Сейчас мы тебя починим, будешь как новенькая! Вот на прошлой неделе привели ко мне девушку — ужасно знаменитая, не буду говорить кто, у нее через час концерт, а ей кошка все лицо исцарапала! Между прочим, ужасно породистая кошка, перуанская черепаховая. Вот была картина так картина! Не то что у тебя! И ничего — починили личико, концерт прошел на ура, никто ничего не заметил!

За разговором она нанесла на Катино лицо какую-то сероватую массу, втерла ее в кожу плавными круговыми движениями, сняла излишки ватным тампоном, вытряхнула на ладонь несколько капель из маленькой бутылочки, слегка помассировала щеки, отстранилась, взглянула на результат, прикоснулась легкими порхающими движениями, затем нанесла на кожу тональный крем и наконец прошлась по ней мягкой беличьей кисточкой с пудрой.

Катя взглянула на себя в зеркало… и обомлела: от царапин не осталось и следа, лицо стало свежим, гладким и светящимся, как будто и не было сегодняшнего ужасного дня, как будто она только что проснулась в своем загородном доме и приняла ароматную ванну с маслом бергамота и гидромассажем…

Катя постоянно ходила к опытному косметологу, который пользовался успехом среди состоятельных московских дам, и его сеансы стоили тех денег, которые ему платили, но то, что сделала с ней Мариночка, было настоящим чудом.

Мариночка рукой мастера нанесла последний штрих и передала ее с рук на руки другой девушке — Ариночке.

Ариночка была невысокая, крепко сбитая особа с густыми, коротко остриженными черными волосами, командирскими замашками и низким уверенным голосом.

Она отвечала за гардероб.

— Вот блин! — проговорила она, увидев Катю. — Кого присылают! С кем приходится работать!

Катя хотела возмутиться и уйти, но Ариночка прикрикнула на нее:

— Стой спокойно! Не видишь — я работаю!

Это было трудно заметить, потому что она молча стояла, разглядывая Катю и шевеля губами. Наконец, видимо, приняв решение, она распахнула один из шкафов и вытащила из самой глубины дивное шифоновое платье цвета палой листвы.

— Какая прелесть! — восхищенно выдохнула Катерина. — Что это? Диор? Шанель?

— Один молодой московский дизайнер. Ее никто пока не знает, но она ужасно талантливая. Зовут Милена Рождественская. Ты смотри, как будто на тебя сшито!

Она где-то немного подколола, сделала пару стежков и отступила в сторону.

— Ну что, в принципе в таком виде тебя можно выпустить в зал!

Катя взглянула на себя в зеркало и пришла в восторг.

В ее гардеробе было много платьев от лучших европейских и американских дизайнеров, но, пожалуй, ни одно из них не сидело на ней так хорошо и не подчеркивало настолько удачно ее мягкую, сдержанную северную красоту.

Ариночка выдала ей золотистые босоножки от Louis Vuitton и выпустила ее в зал.

Впрочем, правильнее было бы сказать не «выпустила», а втолкнула, потому что зал был настолько полон, что войти туда можно было, только потеснив соседей.

Полосатые костюмы и элегантные пиджаки от Armani, Roberto Cavalli и Hugo Boss, платья от Paco Rabanne, Fendi и Donna Caran пили, жевали, пытались разговаривать с набитым ртом, махали знакомым, заводили новые знакомства, а в основном демонстрировали окружающим свою крутизну, свои возможности, свое знакомство с настоящими звездами шоу-бизнеса, политики и финансов.

Катя часто бывала на таких тусовках с мужем и точно так же приветливо улыбалась деловым знакомым Виталия и просто знакомым или полузнакомым людям, играя характерную роль жены процветающего бизнесмена. Но тогда она была одной из них, одной из тусовки, она играла по тем же правилам, что они, играла в той же пьесе, назубок знала свою роль и не могла взглянуть на все происходящее со стороны. Многие тусовщики казались ей славными, интересными людьми, безусловно, достойными внимания.

Теперь же она была здесь чужой, как случайно залетевшая в комнату бабочка, и видела всю искусственность, всю фальшь этих людей, как будто с ее глаз внезапно спала пелена.

Она видела, как юные (и не очень юные) красотки вьются вокруг солидного, лысоватого мужчины в таком же, как у всех, отлично сшитом полосатом костюме, и тут же вспомнила, что это известный нефтяной мультимиллионер, который только что развелся с третьей женой, тут же превратившись в объект охоты для половины женщин Москвы. Видела, как солидные, лысоватые мужчины в отлично сшитых полосатых костюмах кружатся возле невзрачного, довольно молодого человека с бегающими бесцветными глазами, и догадалась, что это недавно назначенный правительственный чиновник, от которого зависят серьезные бюджетные инвестиции.

Она вспомнила когда-то прочитанное стихотворение: «Жук ел траву, жука клевала птица, хорек пил мозг из птичьей головы, и страхом перекошенные лица живых существ взирали из травы…»

Пожалуй, в этом зале бушевали еще более серьезные страсти, чем в дикой природе!

На фоне этих двуногих хищников и хищниц новые приятельницы показались ей куда милее и естественнее. Она осторожно ввинтилась в толпу в поисках Татьяны и Лады и очень скоро нашла их в уютном уголке возле стола с закусками.

Татьяна поглощала один за другим бутерброды с осетриной.

— Угощайся! — Лада протянула Кате тарталетку с красной икрой. — Мы же не успели поужинать…

Катя вспомнила, что не успела также и пообедать, а завтрак был так давно, что воспоминания о нем были сродни воспоминаниям о раннем детстве. Она почувствовала зверский голод, благодарно кивнула Ладе и бросила в рот тарталетку, а затем, почти не жуя, проглотила пару бутербродов.

— Смотри! — зашептала ей прямо в ухо Лада. — Смотри, Ульяна Цейтлина! Какое у нее платье — отпад!

— Ungaro, — прокомментировала Татьяна. — Похожее выставлялось на весенней Неделе моды в Милане. Но конечно, не совсем такое — Ульяна не допустит, чтобы где-то существовало такое же платье, как у нее.

— Смотри! — опять зашептала Лада. — Плющенко! А кто это с ним? Какая красотка!

— Это новая ведущая с «Домашнего», — пояснила хорошо информированная Татьяна. — Она в прошлом году приехала из Уфы…

— В прошлом году приехала — и уже попала на телевидение! — завистливо сказала Лада. — Везет же некоторым! Катька, ты только посмотри, какая у нее сумочка!

— Ты лучше ешь. — Татьяна протянула Кате шпажку с нанизанными на нее тигровыми креветками. — А коктейль хочешь? Есть «Маргарита», есть «Текиловый рассвет»… или лучше шампанского?

Катерина вспомнила вчерашний вечер, шампанское, которое она пила с Виталием и друзьями… Неужели это было только вчера? Кажется, с тех пор прошли годы! Нет, шампанское она будет пить, когда вернется к прежней жизни.

— Пожалуй, лучше «Маргариту»!

— Ну и правильно, шампанское здесь ужасно кислое.

Катя взяла с подноса бокал с голубой «Маргаритой», пригубила и прикрыла глаза. Она представила, что все в ее жизни по-прежнему, они на этой вечеринке вдвоем с Виталием, муж просто отошел ненадолго в сторону переговорить с кем-то из деловых знакомых, сейчас он вернется, и они поедут домой.

Катя открыла глаза.

Не нужно прятаться в фантазии, не нужно зарывать голову в песок. Сама собой ее жизнь не наладится. Нужно искать выход…

Рядом с ней раздался приятный мужской голос.

Высокий худощавый мужчина лет сорока с выразительным, подвижным лицом и седеющими на висках волосами по-французски обращался к официанту:

— Здесь нет арахисового масла?

Официант мычал, пожимал плечами, но не мог ничего ответить. Он кое-как умел объясниться по-английски, но дальше его лингвистические познания не шли.

Катина мама была женщина устарелых взглядов. Даже слишком устарелых. Она считала, что девушка из приличной семьи должна уметь играть на фортепьяно и объясняться по-французски.

Катю в детстве ужасно раздражали эти допотопные представления, она предпочла бы что-нибудь более актуальное, но мама, при всей ее мягкости и любви к единственной дочери, твердо гнула свою линию и в итоге добилась результата: Катя прилично говорила по-французски и даже читала в оригинале романы Уэльбека. Так что сейчас она повернулась к незнакомцу и спросила с отличным французским произношением:

— Вы ищете бутерброд с арахисовым маслом?

— Напротив! — Француз очень смешно поднял брови, сделавшись похожим на расшалившегося фокстерьера. — Я хочу убедиться, что здесь нет арахисового масла. У меня на него ужасная аллергия. Я распухаю, как надувной бегемот, и покрываюсь красными пятнами. Уверяю вас, зрелище не для слабонервных!

— Можете не волноваться, — успокоила его Катя, — у нас арахисовое масло непопулярно, его почти никуда не кладут. Так что можете есть все, что угодно. Особенно рекомендую тарталетки с икрой… если, конечно, у вас нет на нее аллергии.

— Да уж, в России полагается есть икру, — усмехнулся француз. — Кстати, должен сказать, что у вас отличное произношение! Где вы учились — в Париже?

— Дома, у мамы, — скромно ответила Катя.

— А я, к сожалению, остался без переводчицы. Девушка, которую ко мне прикрепили, только что звонила — она застряла в пробке…

— Весьма сочувствую! Простите, а что у вас за произношение — не совсем привычное… может быть, нормандское?

— Я не француз, я бельгиец. Удивительно, что вы почувствовали разницу в произношении…

— Ну ты здорово чешешь! — подала голос Лада. — Это по-французски, да? Интересный мужик! Познакомь! — Она еще раз искоса оглядела мужчину и тихонько добавила: — Вообще-то одет простовато… Он бедный, что ли? Или так выпендривается? Я слышала, что некоторые аристократы нарочно одеваются как нищие… Он кто? Не лорд, случайно, как муж Водяновой?

— В Бельгии нет лордов. — Катя вынуждена была разочаровать подругу. При этом она почувствовала что-то вроде обиды за симпатичного бельгийца, тем более что он был одет вполне прилично — скромно, без вызывающей роскоши, но с несомненным вкусом.

— Так он бельгиец? — удивилась Лада. — Никогда не встречала бельгийцев! А почему тогда говорит по-французски?

— В Бельгии в основном и говорят по-французски.

— О чем спрашивает ваша подруга? — заинтересовался новый Катин знакомый.

— Интересуется тем, на каких языках говорят у вас на родине.

— На французском и на фламандском. Причем фламандский становится все популярнее…

— Смотрите, Василиса нас зовет! — проговорила Татьяна, глядя в дальний угол зала. — Пойдем к ней, а то она рассердится, мы сегодня и так проштрафились…

Катя извинилась перед бельгийцем и следом за подругами отправилась на инструктаж.

— Девочки, вы сюда зачем пришли? — начала Василиса недовольным тоном. — Поесть на халяву? Я за вами десять минут наблюдаю, вы не отходите от буфета! Ваша задача — фланировать по залу, вести светские беседы, создавать живую, непринужденную обстановку…

— Как аниматоры на курорте? — фыркнула Татьяна.

— Примерно, — сухо ответила Василиса. — Если вам это не нравится — так и скажите, я вас вычеркну из своих списков…

— Да нравится, нравится, очень нравится! — затараторила Лада. — Ты же знаешь, мы всегда готовы…

— Ты нас сорвала прямо с ужина, — добавила прямолинейная Татьяна. — Мы были голодные, конечно, немножко подхарчились… что — нельзя, что ли?

— Немножко — можно, но надо и совесть знать! Давайте ходите по залу. И следующий раз не опаздывайте!

— Есть, полковник! — Татьяна дурашливо приложила ладонь к виску. — Мы свободны?

Василиса не удостоила ее ответом, и девушки снова ввинтились в толпу.

— Посмотри! — зашипела вдруг Лада, схватив Катю за локоть. — Твоего бельгийца чистят!

— Во-первых, он не мой… — машинально отозвалась Катя, и только после этого до нее дошли слова Лады.

Она проследила за ее взглядом и увидела симпатичного бельгийца.

Он стоял неподалеку, прислонившись плечом к барной стойке, и оглядывался по сторонам, словно кого-то искал взглядом. Рядом с ним с независимым видом отиралась начинающая полнеть брюнетка в черном платье с пышной юбкой. Лицо ее показалось Кате определенно знакомым. В правой руке брюнетка держала бокал с шампанским, а левая рука скользила по пиджаку бельгийца.

Катя почувствовала неожиданный укол ревности. Она раздраженно проговорила:

— Ну что тебе померещилось? Эта брюнетка с ним обнимается… Нам-то до этого какое дело?

— Ну ты тупая! — прошипела Лада. — Говорю тебе, она у него бумажник тащит! Смотри, смотри!

Действительно, рука брюнетки быстро опустилась в карман пиджака и тут же выскользнула обратно, причем в этой руке мелькнул какой-то плоский темный предмет.

— Ты смотри! Она у него сперла бумажник!

— Надо же что-то делать! — возмутилась Катя.

— Незачем вмешиваться в чужие дела! — фыркнула Татьяна. — Думаю, этот мужик не бедный, а если мы устроим скандал — сами же и выйдем виноватыми. Эту бабу я встречаю очень часто, она здесь своя. А мы кто такие? Бедные девчонки без денег и связей! Нас еще и обвинят во всем, и Василиса больше никогда не пригласит!

— Ну это надо же! — изумилась Катя. — Даже здесь, где охрана, — и то воруют! Вроде бы приходят все люди не бедные, а вот поди ж ты…

— А что ты думаешь? — усмехнулась Татьяна. — У нее на лице не написано, что она у людей по карманам шарит, откуда охране знать…

— Может, она клептоманка? — с сомнением проговорила Катя.

— Это вряд ли! — уверенно ответила Таня. — Уж больно профессионально действует. Зарабатывает она таким способом, вот что. Здесь народ беспечный, да еще выпьют на халяву, совсем расслабятся… Опять же люди не бедные, сама сказала. Это тебе не тетка в автобусе, у которой в кошельке и тысячи не наберется, так она в свою сумку так вцепится — только с руками оторвать можно.

Брюнетка тем временем отошла от бельгийца и направилась в сторону дамской комнаты.

— Вы как хотите, а я с ней разберусь! Не могу смотреть, как обворовывают приличного человека! — решительно заявила Катерина и двинулась вслед за воровкой.

Туалет был отделан мелкой разноцветной плиткой, местами дизайнер создал яркие композиции из кусочков битого фаянса. Катя вспомнила парк Гуэль в Барселоне и другие творения Антонио Гауди.

Впрочем, ей некогда было раздумывать о дизайнерских удачах.

Она огляделась и увидела в дальнем углу, возле большого зеркала в керамической раме, наглую брюнетку.

Та как раз открыла краденый бумажник и изучала его содержимое.

— Ну-ка ты, Сонька — Золотая Ручка, отдавай бумажник! — проговорила Катя, подступая к воровке.

Однако та, нисколько не смутившись, повернулась к ней и прошипела:

— Это еще что за чудо в перьях? Ты откуда такая взялась? Птичка из курятника Василисы? Вали отсюда, если не хочешь нарваться на неприятности!

— Ты мне еще будешь угрожать? — искренне возмутилась Катерина. — Да я тебя на всю Москву ославлю! Тебя ни в один дом не пустят!

— Ой, как напугала! — Брюнетка хрипло захохотала. — Да кто ты такая? Кто ты и кто я? Это я только шепну Василисе — и тебя вышвырнут отсюда с позором, и ни один охранник в городе не пустит тебя на порог! Тебя не то что в клубы и бутики, тебя в продуктовые магазины пускать не будут! В метро московское не войдешь! Лучше сразу уматывай в свой Заднепроходск!

— Ну-ка улыбочку! — раздался голос за Катиной спиной.

Брюнетка недоуменно обернулась и увидела Татьяну с мобильным телефоном в руке.

— По-моему, снимок получился удачный… — проговорила Татьяна. — Но на всякий случай щелкнем еще разик… Ну, это еще лучше! Думаю, у меня эти фотографии любой журнал с руками оторвет. Еще бы — известная светская личность с ворованным бумажником в руках! Журналисты просто обожают такие скандальные фотки! Думаю, заплатят мне не меньше пяти штук баксов!

— Отдай мобильник, зараза! — взвизгнула брюнетка и бросилась на Татьяну. Та отступила в сторону и ловко ухватила воровку за кисть руки. Раздался визг, как будто кто-то наступил на кошку.

— Это ты, золотко, сейчас вернешь краденый бумажник и уедешь отсюда, не появляясь в зале! Поняла?

— Я вас в порошок сотру! — прошипела воровка. — Я от вас мокрого места не оставлю! Я вас за МКАД вы—швырну и договорюсь, чтобы ближе ста километров к Москве духу вашего не было…

— Не поняла, — грустно проговорила Татьяна, — придется пояснить еще более доходчиво.

Она еще сильнее вывернула запястье. Воровка охнула и побледнела от боли.

— Если ты все еще не поняла, могу для большей ясности сломать тебе нос. Конечно, пластический хирург восстановит его и может даже улучшить форму, но это тебе обойдется дороже содержимого бумажника, кроме того, ты надолго выпадешь из тусовки… а здесь правила жестокие, ты ведь знаешь: с глаз долой — из сердца вон…

— Поняла… — выдавила брюнетка. — Черт с вами, забирайте этот дурацкий бумажник… тем более что там и было-то всего ничего… максимум на две-три дозы…

— Ясненько! — Татьяна забрала бумажник и отпустила руку воровки. — Это ты на кокс таким способом зарабатываешь? Придется повесить твою фотку на стенд «Они позорят наш город»…

Брюнетка попыталась проскочить к выходу, но споткнулась и выронила сумочку. На кафельную плитку вывалились дамские мелочи и мобильный телефон.

— Собирай свое барахло и проваливай! — приказала Татьяна. — Чтобы через минуту тебя здесь не было!

— Постой-ка! — встрепенулась Катя и подняла с пола мобильник. — Я позвоню!

— Только быстро! — В глазах Татьяны сверкнуло понимание.

Не надеясь на успех, Катя набрала номер мужа. И — о чудо! — ответил такой знакомый, такой родной голос. Она вслушивалась в этот голос, и слезы брызнули из глаз.

— Да! — кричал он в трубку. — Говорите же!

— Дорогой… — проговорила Катя срывающимся голосом. — Виталик, это я, Катя… Почему ты так долго не отвечал?

— Малыш? — Голос его стал встревоженным. — Что с тобой случилось? Ты где?

— Я… — Катя оглянулась по сторонам. Татьяна сделала энергичный жест — соберись, прекрати реветь, изложи все толком! — Случилось много всего, — сказала Катя, — меня похитили, едва не убили…

— Да кто же, кто? Ты знаешь, кто они?

— Они выдали себя за гаишников, оглушили меня…

— Как тебе удалось вырваться? — спросил муж не своим голосом.

— Ты не волнуйся, я жива и здорова, — спохватилась Катя, — они… так случилось, что они убили друг друга.

— Все? Они все погибли?

— Не помню… кажется, один уехал, я еле выбралась… Когда добралась до телефона, я звонила тебе, почему ты не отвечал?

— Продолжай! — отмахнулся он. — Где ты сейчас?

— Меня преследует Стас… Стас Мельников! — за—кричала Катя, не владея собой. — Вместо меня убили другую, и еще Светка, они выбросили из окна Светку…

— Какую Светку? — недоумевал муж. — Что ты несешь?

От того, что он разговаривает с ней так грубо, Кате стало совсем плохо. Она не сумеет объяснить ему все по телефону. А зачем объяснять, вдруг поняла она, объяснения будут потом.

— Где ты пропадаешь? — закричала она в полный голос. — Приезжай немедленно и забери меня отсюда! И разберись со Стасом, он караулит меня дома!

— Детка, я не могу, — помедлив, ответил муж, — меня нет в Москве. Я в Питере.

— В Питере? — растерялась Катя. — Но ты ведь никуда не собирался!

— Так получилось… я тебе потом объясню. Ты больше никому не звонила?

— Как я могла это сделать! — Теперь в Катином голосе была самая настоящая злость. — У меня все отобрали, понимаешь? Денег ни копейки, телефона нет!

Она вспомнила, что звонила еще Лидке Дроздовой и как ее вычислили люди Стаса, но слишком трудно было все объяснить.

— Малыш, я прилечу первым же самолетом — в восемь утра, ладно? А ты пока, ты можешь свободно передвигаться?

— Только пешком, — сообщила Катя, почувствовав вдруг безумную усталость.

— Попроси кого-нибудь, чтобы тебя отвезли к Алексею, к Леше Гревскому. Ты помнишь адрес его городской квартиры? Я сейчас ему позвоню, он встретит тебя внизу. Это мой компаньон, я доверяю ему как самому себе, и ты тоже должна верить. Со Стасом, наверное, вышло недоразумение, я приеду, мы разберемся.

«Угу, недоразумение, — подумала Катя, — в результате которого возникло два трупа».

Но спорить с мужем у нее не было сил.

— Переночуешь у Леши с Дашей, а утром я буду у него. Все будет хорошо, малыш, с тобой ничего больше не случится!

В Катиной измученной душе появилась надежда, что все так и будет.

— Может, все же вернешь мне мобильник? — язвительно напомнила о себе брюнетка.

— Отваливай с этой тусовки как можно быстрее, — посоветовала ей Татьяна.

Оставшись одни, девушки рассмотрели бумажник. Хорошей черной кожи с маленькой монограммой в углу «S.R.». Внутри было немного наличных денег, две кредитки и фотография двух женщин — одна худощавая блондинка лет пятидесяти с хвостиком, вторая — гораздо моложе и красивее.

«Наверное, жена и ее мать… — подумала Катя. — Хотя нет, они не похожи совсем. Тогда это его мать… Но уж больно ласково невестка свекровь обнимает… Просто не знаю, что и думать…»

Бельгиец стоял на прежнем месте. Судя по его спокойному виду, он еще не заметил пропажи бумажника. Катя и Татьяна переглянулись. Татьяна прошла мимо мужчины и незаметно выронила портмоне. Катя тут же подошла к нему, прикоснулась к плечу и проговорила:

— Месье, это не вы уронили?

Он посмотрел под ноги, затем хлопнул себя по карману пиджака и удивленно воскликнул:

— О-ля-ля! Как же я рассеян! Благодарю вас, мадемуазель!

Наклонившись, он поднял бумажник, заглянул в него и поспешно спрятал в карман.

— Я вам чрезвычайно признателен! С моей стороны это непростительная рассеянность. Было бы очень жаль потерять это… Особенно мне дорога одна фотография…

Катя вспомнила снимок двух женщин и отчего-то расстроилась. Судя по тому, как этот бельгиец всполошился, та дама, что моложе и красивее, — наверняка его жена… Впрочем, ей-то что за дело? Она никогда больше не увидит этого бельгийца, и он никогда в жизни о ней не вспомнит… И вообще, ей сейчас нужно думать не о нем, а о собственной безопасности…

— Как я могу вас отблагодарить? — продолжал мужчина.

— За что? — Катя пожала плечами. — Вы ничем мне не обязаны… Впрочем… кое-что вы действительно могли бы для меня сделать.

— Что именно? — Бельгиец оживился, одновременно в его взгляде появилась какая-то настороженность.

— Для начала вы могли бы назвать свое имя. Как-то неудобно разговаривать с человеком, не зная, как к нему обратиться.

— О, извините меня! — Мужчина засмеялся. — Это непростительная оплошность с моей стороны! Позвольте представиться, меня зовут Седрик. Седрик де Рэ…

— Вот как! — Катя с новым интересом взглянула на собеседника. — А маршал Франции Жиль де Рэ, известный под прозвищем Синяя Борода, не приходится вам родственником?

— О, мадемуазель! — Седрик поднял руки. — Вы меня восхищаете! Такие познания… бедняга маршал действительно был моим прапрапрадедушкой…

— Тогда вашей жене стоит быть осторожнее! — Катя наклонила голову набок, следя за выражением лица собеседника. — Вдруг у вас проснутся преступные наклонности предка? Ведь он был женат семь раз и одну за другой убил всех своих жен!

Седрик громко расхохотался.

— Вы меня повеселили, — сказал он, отсмеявшись. — Но во-первых, я еще не женат, а во-вторых, все россказни о моем предке — это клевета. Он вовсе не убивал своих жен! Он был добрым католиком и женат был всего один раз, на моей прапра… сколько-то раз прабабушке. Его действительно казнили по обвинению в колдовстве, но подлинной причиной казни было фантастическое богатство маршала, которое не давало спокойно спать некоторым сильным людям королевства.

«Не женат! — выделила Катя главное в его словах. — Но кто же тогда женщина на фотографии? Этой фотографией он очень дорожит… Спросить его прямо никак нельзя, тем самым я признаюсь, что заглядывала в бумажник… да в конце концов, не все ли мне равно? Я люблю своего мужа, и сейчас у меня гораздо более серьезные проблемы, чем семейное положение этого симпатичного бельгийца…»

— Я представился, — напомнил ей Седрик, — но вы пока еще таинственная незнакомка…

— Да, извините… Меня зовут Катя, Катя Неверова.

— Прекрасное имя! — галантно проговорил Седрик. — Мою мать тоже зовут Катрин…

— Я подумала, что вы еще кое-что могли бы для меня сделать. Вы ведь, наверное, на машине? Если бы вы отвезли меня к друзьям, это было бы замечательно!

— Прекрасно! — Бельгиец засиял. — Если хотите, поедем прямо сейчас. Честно говоря, мне здесь порядком надоело.

Впрочем, вечеринка и так уже подходила к концу, гости начали понемногу расходиться.

Катя попросила Седрика подождать ее возле выхода: ей нужно было еще отдать ассистентам Василисы платье и босоножки.

Когда она вышла на крыльцо в своей собственной одежде, Седрик ее явно не узнал. Он стоял, оглядываясь по сторонам и время от времени поглядывая на часы. Отчего-то ей стало стыдно поношенной Таниной куртки. Рассердившись на себя за совершенно неуместное чувство, Катя подошла к бельгийцу почти вплотную и окликнула. Только тогда он всплеснул руками и воскликнул:

— О-ля-ля! Вы, как Золушка, после полуночи меняете свое обличье… Впрочем, в таком наряде вы еще очаровательнее!

— У нас сегодня вечер проходит под знаком сказок Перро, — улыбнулась Катя. — Прекрасная получится пара — Золушка и Синяя Борода! Ну, где же ваша карета? Или она после полуночи превратилась в тыкву?

С каретой ничего не случилось: она оказалась новенькой черной «ауди», которую Седрик арендовал в крупном агентстве.

Катя села рядом с ним. Бросив последний взгляд на ярко освещенное здание центра, она увидела, как двое мужчин ведут под руки сильно выпившую даму. Ей показалось, что это та самая вороватая брюнетка, с которой ей недавно пришлось схлестнуться. Но возможно, она плохо разглядела в полутьме.

Сегодняшний вечер у Леры явно не задался.

Сначала все было просто замечательно: ее пропустил фейс-контроль. С некоторых пор с охраной у нее были проблемы: они вежливо, но твердо просили показать приглашение. Очевидно, что-то не устраивало их в Лерином лице. Сегодня охранник молча кивнул, чтобы проходила, скорее всего просто поленился приглядеться к ней внимательнее, что, несомненно, плохо говорит о его профессионализме. Глядя на себя в зеркало, особенно по утрам, Лера понимала, что с ней творится неладное и что скоро ее перестанут приглашать на всякие презентации и вечеринки. По утрам взгляд был тусклый, под глазами залегали темные круги, щеки обвисали, губы опускались книзу. И фигура не радовала — подступала нездоровая полнота. Лера знала, что все эти предательские изменения в ее внешности знакомые по тусовкам заметили едва ли не раньше, чем она сама, и скоро все поймут, что она неудачница, и перестанут здороваться с ней при встрече. Но Лера старалась не думать о плохом: в ее положении никогда не знаешь, когда жизнь устроит тебе очередную подлянку, а когда неожиданно поднесет сюрприз.

Сегодня все вроде бы удавалось. Она покрутилась среди гостей и высмотрела отличного «баклана»… одинокий рассеянный мужик, к тому же иностранец. Воровать у иностранцев — беспроигрышный вариант: у русского наверняка найдутся связи в милиции или, что куда опаснее, в криминальной среде, а иностранцы в этом смысле безопасны. Кроме того, они, как правило, надолго не задерживаются в Москве, поэтому не будут поднимать серьезного шума. Им просто некогда этим заниматься. Улетят на родину, и поминай как звали.

Вроде все прошло гладко, «баклан» ничего не заметил. Лера пристроилась рядом с ним, вытащила у него бумажник и уже предвкушала дозу, которую сейчас сможет купить. Она прошла в туалет, чтобы вынуть деньги и выкинуть сам бумажник — единственную улику, которая может привязать ее к краже…

Она очень ловко научилась это делать, она стала профессионалом всего за каких-нибудь семь-восемь месяцев.

Два года назад Леру бросил муж. Как в плохом анекдоте, женился на своей новой секретарше — этой серой провинциальной мыши с четвертым размером лифчика. И заявил при этом, что ему нужна приличная жена, а не наркоманка и алкоголичка. Лера пробовала обижаться и устраивать истерики, но муж не дал ей времени. Все случилось так неожиданно… Правда, она смутно припоминала, что он давно уже проявлял недовольство ее образом жизни, терпеть не мог компанию ее друзей, болтал что-то про семейный долг и детей… Какие еще дети? Лера тогда смеялась ему в лицо. Теперь она думает, что была не права: ребенок бы ей при разводе как раз не помешал. Попробовал бы муж не дать приличных денег на ребенка, Лера ославила бы его по всей Москве! А так он оставил ей квартиру — неплохую, в центре, и положил содержание, сказал, что Лере хватит на жизнь.

На жизнь… После такого стресса Лера дала себе волю — ведь дома ее теперь никто не ждал, никто не смотрел прокурорским взглядом, никто не называл наркоманкой и не говорил, что определит ее в клинику силой. Подумаешь, всего несколько дорожек! Она не наркоманка, это же не герыч все-таки, а кокс…

Однако кокса с каждым днем требовалось все больше и больше, да все еще дорожает прямо на глазах. Куда смотрит правительство, хотелось бы знать?

И однажды в клубе к Лере подсел какой-то тип и угостил коктейлем. Потом еще одним, а потом Лера смоталась в туалет и сделала пару дорожек. Потом снова пила и болтала, болтала… жаловалась на мужа, на свою жизнь… Утром она не помнила ничего и долго спала. Тип вспоминался смутно — плохо подстриженные волосы неопределенного цвета, глаза из-под длинной челки…

Через неделю к ней явился взбешенный муж и бросил в лицо смятую газету. Оказывается, она в пьяном виде дала интервью корреспонденту какой-то «желтой» газетенки. Написано там было такое, что у Леры на трезвой голове волосы встали дыбом. Откуда они взяли такие подробности?..

Муж отхлестал ее той же газетой, как нашкодившую кошку, сказал, что над ним потешается теперь вся Москва и чтобы больше она не ждала от него никаких денег. Лера ужаснулась и от полного бессилия пригрозила, что выдаст конкурентам все его коммерческие секреты. Муж только отмахнулся, заявив на прощание, что все, что могла, для его бизнеса она уже и так сделала.

Деньги кончились через неделю, Лера никогда не умела экономить. Не было даже на еду, а организм требовал привычной дозы. Впрочем, перехватить что-нибудь из еды можно было на вечеринках, но вот с деньгами было туго. И однажды какой-то подвыпивший лох, стоя рядом с Лерой, положил бумажник мимо кармана. Не успев осознать случившееся, Лерины руки сами подхватили бумажник и не дали ему упасть на пол. Лох ушел, она, стараясь не торопиться, пересекла зал и скрылась за дверью туалета. В бумажнике не было кредиток, а только живые деньги. Ей хватило недели на две. И Лера поняла, что жизнь указала ей выход. И успешно пользовалась этим приемом, только вот кокаина требовалось все больше…

Сегодня все шло отлично.

До тех пор, пока на нее не наехали наглые девки из агентства Василисы.

В первый момент Лера их недооценила, попробовала припугнуть, взять на понт… Но одна из девчонок оказалась крута — заломила руку, так что Лера чуть не загнулась от боли. Кроме того, она успела снять Леру на мобильник с ворованным бумажником в руках и пригрозила запустить эту фотку во все газеты, если Лера не отдаст бумажник и не исчезнет немедленно с вечеринки…

Угрозу страшнее трудно было придумать: если девка не берет ее на испуг, если фотография действительно попадет в газеты — на Лерином рискованном бизнесе можно будет поставить жирный крест, ее не пропустит охрана ни на одну стоящую тусовку, да что там — даже на детский утренник…

Против лома нет приема.

Лера отдала бумажник и пообещала немедленно уйти. Но одно дело — пообещать, а другое — исполнить.

Ей срочно была нужна доза кокса. Пусть хоть самая маленькая.

Она выскользнула в зал и издалека заметила знакомого дилера, спортивного парнишку по кличке Тигра.

Протолкавшись к нему, она дернула Тигру за рукав и прошептала:

— У тебя есть?

— Спрашиваешь! — Тот плотоядно усмехнулся. — Но только учти: никакой благотворительности. Есть деньги — есть товар.

В последнее время он все больше и больше наглел, видно, прознал уже, что дела у Леры идут неблестяще. Раньше он никогда не позволял себе с ней такой хамский тон. Нужно было одернуть мерзавца, но не было сил терпеть. Против воли Лера жалко улыбнулась, в голосе появились скулящие нотки.

— Тигра, лапочка, ты же меня знаешь! — заныла она. — Ну, временные трудности… с кем не бывает… Мне бы только немножко, на одну дорожку, завтра я рассчитаюсь!

— Я что, похож на Билла Гейтса? — Дилер смерил ее презрительным взглядом. — Это при его миллиардах можно тратиться на бесплатный суп для бомжей, а я мальчик небогатый, даром ничего не даю! Карла Маркса читала?

— Вот еще! — фыркнула Лера. — С какого перепугу? Делать мне больше нечего!

— А зря! Если бы читала, то знала бы главную формулу капитализма: деньги — товар — деньги! Короче, нет денег — нет товара…

— Тигра, зайчик, ну совсем немножко, а? — Лера кокетливо улыбнулась и прижалась к нему грудью. — Хочешь, я расплачусь натурой?

Где-то далеко, на периферии ее измученных мозгов, мелькнула мысль, что не надо бы этого говорить, что все равно она ничего не выпросит у подлеца Тигры, но Лера уже плохо себя контролировала.

— Детка! — Тигра слегка отстранился. — Ты в зеркало давно смотрелась? Да за эту натуру тебе еще доплачивать придется! Ко мне лучшие девушки Москвы в очередь стоят!

— Сволочь! — выдохнула Лера.

— Я тебя тоже очень люблю! — ответил дилер и послал ей воздушный поцелуй. — Извини, красавица, мне работать нужно!

Лера мрачно огляделась. Пора было сваливать, но без дозы она долго не протянет.

И вдруг она встретила взгляд. Понимающий, сочувственный, многообещающий.

Она пошла на этот взгляд, как рыба идет на блесну, и вскоре оказалась рядом с невысоким худощавым мужчиной средних лет. Мужчина был не слишком приятный и явно опасный. Впалые скулы, изрезанное шрамами лицо, маленькие цепкие глаза, экономные движения опасного хищника. Наверняка уголовник. Впрочем, в том круге, где вращалась Лера, едва ли не каждый второй когда-то был уголовником. Или строил из себя бывшего уголовника.

— Что, красавица, припекло? — процедил незнакомец с характерной уголовной растяжкой. — Хочешь разнюхаться?

— Не откажусь. — Лера нервно облизнулась, стараясь не выдать свою мучительную жажду.

— Ну, могу помочь! — И мужчина не оборачиваясь двинулся к выходу.

Лера потащилась за ним, как будто он вел ее на строгом поводке. Впрочем, так оно и было. Сейчас за дозу она была готова на что угодно.

Переспать с этим уголовником? Да запросто! За последнее время в ее жизни и не такое бывало! Да и не такой уж он страшный…

Они вышли на улицу, и там к ним присоединился еще один тип — помоложе, широкоплечий, приземистый, с толстой короткой шеей.

«Неужели придется с двумя? — в ужасе подумала Лера. — Не лучше ли уйти, пока не поздно…»

Но все тело ее ныло и мысли путались.

«Черт с ними, — обреченно решила она, — только пусть сначала дадут разнюхаться, на дозе я на все согласна, а без кокса просто сдохну…»

Переглянувшись со старшим, приземистый тип схватил ее за локоть.

— Ладно тебе. — Лера попыталась вырвать руку, но он держал ее словно в клещах.

Они подошли к черному «лексусу», широкоплечий распахнул заднюю дверцу, грубо подтолкнул Леру к машине.

— Полегче, ты! — огрызнулась она. — Я же все-таки женщина!

Тип не удостоил ее ответом, втолкнул в машину, сам устроился рядом.

Старший сел за руль, выжал сцепление, и они по—мчались по улицам ночной Москвы.

Чем дальше, тем меньше нравилось Лере это приключение.

Что-то подсказывало ей, что никакого кокса ей не дадут. Используют на халяву и выкинут на обочину… И еще хорошо, если не порежут!

— Ребята, куда мы едем? — проговорила она, только чтобы не молчать.

И тут «лексус» остановился.

Они оказались на каком-то пустыре, видимо, отведенном под новую стройку.

Чуть в стороне громоздилась гора строительного мусора и виднелась запертая бытовка.

Человек со шрамами поставил машину на ручник, повернулся к Лере и проговорил своим медленным гнусавым голосом:

— Где она?

— Кто? — удивленно переспросила Лера.

Тут же сидящий рядом с ней широкоплечий тип резко ударил Леру в живот. В машине было тесно, удар вышел без замаха, но все равно Леру скрючило от дикой боли. Она разинула рот, пытаясь отдышаться, но вокруг словно не стало воздуха.

— Ты не горячись, Серый, — рассудительно проговорил человек со шрамами, — видишь же, она говорить не может, а нам нужно, чтобы она говорила!

— Извини, Резаный, — отозвался тот, — не подумал…

Он достал из кармана складной нож, щелчком выпустил лезвие, повернул, любуясь отсветом далекого света на темной стали.

Лера наконец кое-как отдышалась, с трудом разлепила губы и жалобно проговорила, косясь на нож:

— Кто вам нужен?

— С твоего телефона недавно звонили, — протянул Резаный. — Нас интересует та женщина. Где она?

— Я ее не знаю! — заторопилась Лера. — Я ее первый раз видела!

— Что ж ты, первый раз видишь человека и сразу ему свой телефон даешь? — недоверчиво переспросил Резаный. — Ты ей веришь, Серый?

— Не-а… — Серый угрожающе задышал и приблизил лезвие к щеке Леры. — Порезать ее?

— Может, и придется. — Резаный уставился на Леру цепким немигающим взглядом. — Лучше рассказывай все, что знаешь! И смотри — нам врать нельзя, вредно для здоровья!

И Лера, торопясь и сбиваясь, рассказала этим двум уголовникам про свой сегодняшний неудачный вечер. Про бумажник иностранца, про девиц из агентства Василисы, про стычку в дамской комнате…

— Вот она с моего телефона и звонила! — закончила она свой рассказ.

— Ты ей веришь, Серый? — снова спросил человек со шрамами своего подручного. Видимо, он доверял его мнению в таких вопросах.

— Черт ее знает… — протянул тот. — Может, и не врет… А зачем им бумажник того иностранца понадобился?

— У нее же денег не было! — наставительно проговорил Резаный. — Сама воровать не умеет, вот и решила чужую добычу отобрать…

— Это не по понятиям! — хмуро проговорил Серый.

— Жить захочешь — про понятия забудешь!

— Может, вы меня отпустите? — взмолилась Лера. — Я вам рассказала все, что знала…

— Ага, — осклабился Серый, — сейчас отпустим. На все четыре стороны.

Тусклый свет блеснул при взмахе лезвия, и Лера успела подумать, что больше ей ничего не нужно — ни выпивки, ни кокаина. Ни еды, ни одежды, ни жилья. Ничего и никогда…

Седрик уверенно вел машину по московским улицам. Впервые за долгое, бесконечно долгое время Катя чувствовала покой и уверенность. Странное дело, она больше не доверяла своим старым знакомым, но доверяла этому совершенно незнакомому человеку, человеку, которого впервые увидела всего час назад…

Они проносились мимо ярко освещенных ресторанов и клубов. Казалось, Москва вообще никогда не спит.

Седрик, словно прочитав Катины мысли, проговорил:

— Странный город! Кажется, здесь нет обычной, нормальной человеческой жизни. Ваши соотечественники не живут — они только делают деньги и потом лихорадочно тратят их. И все меряют только деньгами… Я нигде, ни в одном городе мира не видел такого показного богатства. У каждого второго москвича на руке часы, стоимостью равные дорогому автомобилю, у каждого третьего — автомобиль, который стоит больше, чем приличный дом на Лазурном берегу…

— Ну, вы все же, наверное, преувеличиваете… вряд ли вы успели разглядеть здешнюю жизнь…

— Может быть, Катрин, может быть, я немного преувеличиваю… — произнес Седрик с мягкой виноватой улыбкой. — Может быть, совсем чуть-чуть, вот столько… — Он соединил указательный и большой пальцы в красноречивом жесте. — Но все же это очень странно… Зачем так выставлять напоказ свое богатство? Это аморально, аморально и смешно… Я знаю очень богатых людей, миллионеров. Они не носят одежды от «Дольче и Габбана»… Их просто не поймут! Они одеваются в приличные, но не слишком дорогие вещи. Прямо скажу вам, Катрин, я и сам принадлежу к до—статочно богатой семье, но никто из моих родственников не ездит на «бугатти» или «феррари». Зачем это нужно? Зачем пускать пыль в глаза? Хороший дом, хорошая, надежная машина, хорошее образование… Что еще нужно человеку?

Седрик повернулся к Кате, словно призывая ее подтвердить свои слова, сделал небольшую паузу и продолжил:

— И это в католической Европе! А в Соединенных Штатах, где общественным мнением правит протестантская мораль, к этому относятся еще строже. Протестант должен много работать, чтобы разбогатеть, и он должен разбогатеть, чтобы делать добрые дела, заниматься благотворительностью. Если человек тратит свои деньги на дорогие вещи, на предметы роскоши — он плохой протестант! Он попадет в ад! Известный инвестор, миллиардер, когда-то выдвигавший свою кандидатуру на пост президента, Росс Спиро, гордится тем, что живет в доме ценой тридцать тысяч долларов и носит костюмы, купленные на распродажах. Конечно, это уже крайность, исключение, но ведь известно, что исключения подтверждают правила… — Седрик проводил взглядом обогнавший их «майбах» и понизил голос: — Знаете, ведь в Европе и Америке смеются над вашими соотечественниками, над тем, как они сорят деньгами, как глупо ведут себя… Больше того, несмотря на дорогую одежду, их очень часто принимают за нищих…

— Как это? — переспросила Катя.

— Очень просто! У ваших новых русских выражение лица, какое бывает только у попрошайки. Когда француз, или бельгиец, или англичанин обращается к кому-то с вопросом или просьбой, у него приветливое выражение лица, он улыбается. Но когда нищий обращается с просьбой о деньгах — он старается разжалобить своего собеседника, поэтому не станет улыбаться. И ваши соотечественники почти никогда не улыбаются, поэтому их часто принимают за нищих, думают, что они пытаются своим угрюмым лицом разжалобить, вызвать сострадание, чтобы потом выманить у собеседника деньги… знаете, как эти ваши попрошайки… — Седрик состроил жалобную гримасу и пропел высоким умоляющим тоном: — Поможите кто сколько может! Мы люди не ме-естные! Третьи сутки живем на вокза-але!

Катя подумала, что при своем демонстративном незнании русского языка Седрик очень многое сумел подметить в России.

Он снова виновато улыбнулся и проговорил:

— Простите меня, Катрин… Я наговорил много лишнего. В любом случае вы вовсе не такая. Я рад нашей встрече, честное слово, рад и надеюсь, что мы еще увидимся. А сейчас мы приехали…

И он затормозил возле подъезда шестиэтажного дома, где жили Гревские.

Катя поблагодарила Седрика, вышла из машины и направилась к будке охранника.

— Я к Гревским, в двадцать четвертую квартиру, — сообщила она выглянувшему из будки заспанному парню в камуфляже.

— Чего? — переспросил тот, неодобрительно осмотрев Катю с ног до головы. — В двадцать четвертую? Так их нету.

— Как — нету? — переспросила Катя, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног.

— Нету — значит, нету! — злорадно ответил охранник. — Уехали они, днем еще уехали на вокзал.

Катя хотела еще что-то сказать, но парень закрыл дверцу будки, давая ей понять, что разговор закончен.

Катя развернулась и побрела по улице.

Она чувствовала себя совершенно опустошенной.

Только что у нее была надежда, больше того, уверенность, что все ее неприятности позади, что еще немного — и она попадет в уютный, гостеприимный дом друзей, примет ванну или хотя бы душ и заснет в чистой, теплой постели, а утром… утром за ней приедет Виталий, и жизнь вернется в привычное, счастливое русло.

А теперь все стало еще хуже, чем прежде.

Прежде она хотя бы была не одна — с ней была Татьяна, сильная и решительная, которая пришла ей на помощь, подставила свое плечо, привезла к себе домой…

Сейчас даже та ужасная, тесная и неудобная квартирка, которую снимали Таня и Лада, казалась Кате образцом уюта и комфорта. Конечно, там были тонкие стены, через которые можно было расслышать голоса соседей; конечно, там были сами эти соседи — пьяницы, дебоширы, отвратительные, грязные и злые, как назвал таких людей известный итальянский кинорежиссер. Конечно, ванна там была в ржавых потеках, а то, что текло из кранов, только условно можно было назвать водой. Но все же там были крыша над головой и дверь, пусть очень хлипкая, которая отделяла жилье от внешнего мира.

А сейчас Катя оказалась буквально на улице — без денег, без телефона, без документов.

И Седрик… Не успела она почувствовать к этому человеку симпатию, как он исчез из ее жизни, не оставив ей ни телефона, ни адреса…

— Садитесь в машину, — раздался вдруг совсем рядом знакомый голос.

Катя обернулась… и увидела рядом с тротуаром «ауди» Седрика.

Сам бельгиец выглядывал из машины, делая ей приглашающий жест рукой.

— Садитесь, Катрин! Ночная Москва — не самое подходящее место для одинокой красивой женщины… вернее, так — красивой и одинокой!

— Вы не уехали! — выдохнула Катя, почувствовав огромное облегчение. И еще ей почему-то захотелось плакать.

— Как я мог уехать, не убедившись, что вы попали к своим друзьям!

Действительно, как она могла про него так подумать?

Катя села в «ауди» и откинулась на мягкие подушки.

Жизнь была не так ужасна, как казалось ей пять минут назад.

Правда, все проблемы оставались неразрешенными, и первая из них — куда сейчас ехать.

Седрик очень мил, но не может же она взвалить на него все свои несчастья?!

Машина свернула за угол.

Вдруг впереди возникла фигура гаишника. Он поднял жезл и подал знак остановиться.

Седрик сбросил скорость.

И тут Катя вспомнила, с чего начались ее несчастья…

Точно так же ее остановил мнимый гаишник.

Потом ее затолкали в багажник, отвезли в лес и едва не убили…

Правда, сейчас они не на загородном шоссе, а в цент—ре Москвы, и она не одна, рядом с ней сидит Седрик. Но опасность от этого становится не многим меньше. Тем более что невдалеке виднелась припаркованная возле тротуара черная машина с выключенными фарами. Марку ее разглядеть Катя не смогла, но увидела, как в темном салоне вспыхнул огонек зажигалки.

Все эти мысли пронеслись в Катиной голове в считанные доли секунды, «ауди» еще не успела остановиться.

— Не останавливайся! — закричала Катя и схватилась за руль. — Уходим! Уходим как можно скорее!

— Почему? В чем дело? — растерянно спросил Седрик, но уже послушно нажал на газ и объехал матерящегося милиционера. — Почему мы не должны были останавливаться? Ведь это был офицер полиции! Мы обязаны были подчиниться!

— Никакой он не офицер полиции! — выдохнула Катя, оборачиваясь и глядя на взбешенного «гаишника». — Это бандит, понимаешь? Самый настоящий бандит! Мафиози!

«Гаишник» тем временем подбежал к черной машине, которая уже набирала скорость, ее задняя дверца распахнулась, и «гаишник» впрыгнул на заднее сиденье.

— Откуда ты знаешь, что это бандит? — настороженно осведомился Седрик, проскакивая светофор на желтый и разгоняясь.

— Да уж поверь мне — знаю! — отмахнулась Катя, машинально отметив, что они незаметно перешли на ты. — Хотя бы то, что он не стал передавать твой номер по рации, а сам бросился в погоню. Между прочим, на какой-то подозрительной машине. Явно без милицейских знаков. И вообще, лучше поверь мне и не задавай вопросы, а постарайся оторваться от преследования, если не хочешь, чтобы твой труп завтра утром нашли на какой-нибудь свалке. Рядом с моим трупом.

— О-ля-ля! — испуганно воскликнул Седрик, круто выкручивая руль. — Я слышал ужасные истории о русской мафии, но никогда не думал, что столкнусь с ней на самом деле!

— Надеюсь, что все же не столкнешься, — прошептала Катя, оглядываясь и сжимая кулаки. — Надеюсь, что мы от них сумеем удрать! Сейчас все зависит от тебя!

Как ни странно, Седрик оказался замечательным водителем. Он мчался по улицам, распугивая немногочисленных ночных прохожих и нарушая все существующие правила. Два или три раза он был на волосок от столкновения, один раз развернулся буквально на одном колесе, один раз чудом не врезался в столб.

Черная машина мчалась за ними как приклеенная.

— Теперь ты мне веришь? — прошептала Катя. — Если бы это была полиция, нас бы давно перехватили. И гонялась бы за нами не одна машина…

Седрик с сомнением покосился на нее и снова надавил на педаль газа. «Ауди» промчалась два квартала, резко свернула и оказалась в узком переулке.

Катя бросила взгляд в зеркало заднего вида.

Черной машины не было.

— Кажется, мы оторвались! — проговорил Седрик, вытирая пот со лба.

— Подожди радоваться! — Катя напряженно вглядывалась в темноту. Место показалось ей знакомым. И кажется, впереди их поджидал неприятный сюрприз…

Переулок повернул под прямым углом и уперся в тупик.

— О-ля-ля! — воскликнул Седрик, ударив по рулю. — Кажется, мы попали в ловушку!

— Нас в нее попросту загнали! — поправила его Катя. — И клетка захлопнулась!

Действительно, позади показалась та самая черная машина.

А впереди, в конце тупика, стоял массивный джип с выключенными фарами.

— Я кретин, кретин! — воскликнул бельгиец. — Позволил загнать себя в этот тупик…

— Ты ни в чем не виноват, — мертвым, лишенным надежды голосом отозвалась Катя. — Ты не знаешь Москву… ты и так сделал все, что мог. Вот я действительно очень перед тобой виновата. Втянула тебя в этот кошмар… Я приношу всем, с кем соприкоснусь, одни несчастья! От меня нужно держаться как можно дальше, как от зачумленной!

— Не говори так, — тихо прервал ее Седрик. — Что бы ни случилось, я рад тому, что встретил тебя!

— Да уж, большая радость!

Дверца джипа распахнулась, из машины вышел рослый парень в черной кожаной куртке, неторопливой, валкой походкой подошел к «ауди», наклонился к пассажирскому окну и проговорил с медлительной уголовной растяжкой:

— Пересаживайтесь в нашу машину. Вас ждут.

— И не подумаю! — огрызнулась Катя.

Она понимала всю безнадежность своего положения, но не хотела сдаваться без сопротивления.

Уголовник распахнул дверцу и легко, как перышко, вытащил ее наружу.

— Отпустите даму! — выкрикнул Седрик, выскакивая из машины. — Немедленно отпустите ее!

— Это еще что за клоун? — пробормотал уголовник, удивленно разглядывая Седрика.

Бельгиец налетел на него, размахивая кулаками, и попытался вырвать Катю. Мрачный парень, придерживая девушку левой рукой, правой несильно ткнул Седрика в солнечное сплетение. Тот закашлялся, согнулся пополам, но все еще пытался сопротивляться. От джипа приближался еще один человек — лет сорока, сутулый, с темными обвислыми усами и длинными, как у гориллы, руками.

— Прихвати этого, — распорядился молодой парень, легко взвалил Катю на плечо и понес ее к своей машине.

— Насчет него приказа не было… — протянул вислоусый.

— Говорю — прихвати, там разберутся!

— Не подходите ко мне! — Седрик встал в боксер—скую стойку. — Я бельгийский подданный…

Длинноусый хмыкнул, сделал обманное движение и резко ударил бельгийца в челюсть. Седрик покачнулся, уголовник обхватил его поперек туловища и потащил к джипу.

И снова началась бешеная гонка по улицам ночной Москвы.

Катя сидела на заднем сиденье, тупо уставившись перед собой.

Кажется, ее приключения подходят к концу. И конец будет один — смерть.

Она не сомневалась в этом: ведь уже трижды ее пытались убить, двоих посторонних людей убили вместо нее — незнакомую девчонку в поселке Вяжищи и Свету Новикову… трижды ей повезло, трижды смерть прошла мимо, но не может же везти вечно!

На этот раз смерть не промахнется. Только бы она была легкой…

Катя даже почувствовала какое-то странное облегчение. По крайней мере ей больше не нужно убегать, прятаться, не нужно ни о чем думать. Для нее все кончено.

Но Седрик… он не имеет к ней никакого отношения, ни в чем не виноват, кроме того, что попытался ей помочь. И вот теперь расплачивается за это… говорят ведь, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным!

Седрик полулежал рядом с ней.

Удар вислоусого бандита послал его в нокаут, и бельгиец все еще был без сознания. На резких поворотах он негромко стонал. Наконец минут через пятнадцать после стычки в переулке он пришел в себя, открыл глаза и огляделся:

— Где мы?

Катя пожала плечами: она понятия не имела, куда их везут.

Наконец джип остановился в очередном переулке, возле старинного двухэтажного особняка.

Молодой парень вышел первым, открыл заднюю дверцу, проговорил:

— Ну что — сами выйдете или помогать придется?

Обращение на вы в устах этого уголовника казалось странным и неуместным. Катя ломала голову над причиной этой вежливости. Может быть, ее все же оставят в живых?

— Убери руки! — сказала она неприязненно и самостоятельно выбралась из машины.

Ее подвели ко входу в особняк.

Навстречу им вышел рослый угрюмый человек лет шестидесяти, с тяжелым низким лбом и маленькими колючими глазками.

— Мы ее доставили, Лопата! — доложил парень.

— А это кто еще? — Пожилой человек настороженно взглянул на бельгийца.

— С ней был… я подумал, может, пригодится…

— Ладно, там посмотрим… — Тот, кого назвали странным именем Лопата, отступил в сторону.

Катю и Седрика провели внутрь особняка.

Они оказались в полутемном просторном холле, заставленном какими-то коробками и ящиками. Создавалось впечатление, что хозяева дома то ли только что переехали сюда и еще не успели разобрать вещи, то ли, наоборот, собираются уезжать отсюда.

— Туда! — проговорил молодой парень, подталкивая Катю к низкой двери в глубине помещения.

Катя толкнула эту дверь, вошла внутрь.

Седрик направился было за ней, но провожатый придержал его за плечо. Катя обернулась, хотела что-то сказать, но дверь за ней уже захлопнулась.

На этот раз она попала в небольшую комнату, что-то вроде кабинета или библиотеки. Во всяком случае, по стенам стояли массивные книжные шкафы темного дерева.

Напротив входа находился камин. Свет в комнате был погашен, и только живой огонь камина освещал ее. В камине полыхали поленья, отбрасывая на стены странные колеблющиеся отсветы.

Перед этим камином в глубоком кресле спиной к вошедшим сидел человек.

Катя видела только широкое плечо в сером свитере грубой домашней вязки и сильную мужскую руку с кованой кочергой, которая поправляла поленья в камине.

Катя почувствовала странное волнение. Она остановилась возле самой двери, не решаясь сделать следующий шаг, словно этот шаг мог изменить всю ее жизнь.

И тогда человек в кресле, словно почувствовав ее нерешительность, медленно развернулся и проговорил низким, хрипловатым, удивительно знакомым голосом:

— Ну здравствуй, Котенок!

На фоне пламени его лицо было плохо видно, но Катя узнала бы этого человека даже в полной темноте. Она узнала бы его по голосу, по характерным движениям. Узнала бы по этому детскому прозвищу — только он так называл ее…

Лида покосилась на свои маленькие часики Sheppard. Пошел уже второй час ночи, а его все еще не было. Разве можно так обращаться с порядочной девушкой? Настроение портилось катастрофически. Даже третья порция Drambuie Beach не могла его исправить.

За соседним столиком сидел в гордом одиночестве типичный полосатый папик — костюм от Rene Lesard, основательный животик, живописная небритость. Он вроде бы заинтересованно поглядывал на Лиду, и она совсем было решила слегка подыграть, но в это время к ее столику подкатилась какая-то смутно знакомая девица — Prada-Versace-Gucci, все как положено.

— Лидка! — завопила эта девица. — Старая кошелка! Сколько же мы не виделись!

Ничего не оставалось, как пригласить ее за стол, мучительно пытаясь вспомнить, кто же это такая.

Краем глаза Лида заметила, что к полосатому папику подсела девица лет восемнадцати — то ли дорогая шлюшка, успешно изображающая приличную девушку, то ли приличная девушка, успешно изображающая дорогую шлюшку. Лида расстроилась — нигде нет прохода от этих малолеток! Просто на пятки наступают! И мужики с ума посходили — подавай им поголовно сопливых девчонок, на женщин старше тридцати они и взгляд не бросят. Лиде еще нет тридцати, но эта ненавистная роковая цифра подвигается слишком близко. Что греха таить — она боится перешагнуть тридцатилетний рубеж, не устроив своей судьбы. Ужасно боится. После тридцати шансы найти богатого мужа катастрофически падают.

— Ты здесь одна? — осведомилась смутно знакомая незнакомка.

Лида не успела слепить правдоподобный ответ, но та уже забыла про свой вопрос и зашептала, округлив глаза:

— Смотри, Ульяна! А говорили, что она с Петей в Биаррице! Выглядит просто ужасно!

Лида не успела повернуться, как ее собеседница потянулась к недопитому бокалу, принюхалась, уморительно сморщив нос, и пренебрежительно фыркнула:

— Что ты пьешь? Это же фирменная отрава! Этим пойлом только заборы в Бобруйске красят!

— А мне нравится, — обиженно выдавила Лида, все еще пытаясь вспомнить, где она встречала эту девицу. У Лизки? Вроде бы нет… Может, в прошлом году в Сен-Тропе?

Девица взяла сигарету из Лидиной пачки, лежащей на столе, и поискала глазами зажигалку. Лида нехотя открыла сумочку. Девица вытянула шею, жадным взглядом обшарила содержимое сумки и вдруг уверенным жестом выхватила розовую пластмассовую пудреницу, которая использовалась Лидой не по прямому назначению, а именно: в ней хранился запас кокаина. Немного, совсем чуть-чуть, на всякий пожарный случай.

— Ох, как раз нужно носик попудрить! — фальшиво-оживленным голосом вскричала девица, и Лида все поняла: она привязалась к случайной знакомой, чтобы раздобыть немного кокса. Потому что ни один нормальный человек не поверит, чтобы можно было носить в дорогой сумочке такую дешевую пудреницу. А может, они и вовсе не знакомы? Просто припекло девушку, вот и бросается на людей… Однако она знает, как Лиду зовут, стало быть, где-то они пересекались. Но где? В клинике, где Лида делала липосакцию?

Она не успела додумать ускользающую мысль, а девица понизила голос и придвинулась:

— Ну чего мы сидим как неродные? Пошли, сделаем по дорожке! Исключительно для настроения…

— У меня мало, — ответила Лида недовольно.

— Чепуха, хватит на двоих! Ну, не жадничай, подруга! Ты только посмотри — Миша Рудяк! С кем это он? Ну и мочалка!

Лида повернулась, успела разглядеть знаменитую лысину, прежде чем она скрылась в толпе. Привычно расстроилась: еще одна удачливая охотница подцепила мультимиллионера… Собеседница уже тянула ее из-за стола:

— Ну что ты как двоюродная! Пойдем, разнюхаемся по самой крошечке, для радости жизни… Что ты жадничаешь? Когда у тебя не было, я тебе давала…

Может, врет, а может, и правда… всех не упомнишь… Лида снова скосила взгляд на часики. Она ждала его полтора часа. Ну он и скотина! Ну ладно, ему же хуже…

Она поднялась из-за стола.

Проталкиваясь через середину зала, Лида машинально ответила на чье-то приветствие, помахала двоим знакомым, состроила глазки симпатичному мужику. Новая подруга (или старая знакомая) буквально втолкнула ее в туалет.

К счастью, там никого не было.

Подруга щелкнула замком сумочки (Fendi, само собой), достала Лидину пудреницу, высыпала порошок маленькой горкой на стеклянную полочку. Деловито разровняла горку золотой карточкой «Visa», которая, надо полагать, годилась в данный момент только для этого, поскольку была пуста или заблокирована, сделала две аккуратные дорожки. Две дорожки, ведущие в светлое будущее.

— На уж! — протянула ей Лида зеленую купюру с портретом американского президента.

Девица заговорщически подмигнула Лиде, свернула трубочкой купюру, втянула одну дорожку и закатила глаза.

— Кайф! — выдохнула через секунду, тряхнув головой. — Ну, давай теперь ты!

Лида взяла у нее свернутую хрустящую купюру, склонилась над полочкой. Слегка зажмурившись, предвкушая острое ощущение, шумно втянула в себя порошок, аккуратно убрав сверкающую снежную дорожку. Внутри все онемело, как от свирепого январского мороза, на мгновение стало страшно, как перед прыжком в пропасть, но через секунду в душе словно распахнулась форточка, наступила весна, защебетали птицы, запели звонкие ангельские голоса…

Лида залилась счастливым бессмысленным смехом.

Она любила сейчас все человечество! Даже его, хотя он, подонок, так и не пришел! А больше всех она любила свою новую — или старую? — в любом случае свою самую лучшую подругу… Где же они раньше встречались? Может быть, на Неделе высокой моды в Милане? Впрочем, это совершенно не важно! Какая она лапочка! Какая прелесть! Как хорошо, что они сегодня встретились!

Лида захотела обнять эту подругу, сказать, как она ее любит, как она рада сегодняшней встрече.

Она подняла взгляд на зеркало и увидела, что подруги у нее за спиной нет, она исчезла, как будто испарилась. «Все ясно, — обиженно подумала Лида, — получила свое и удалилась. Я ей больше не нужна. Ну что ж, будем радоваться жизни в одиночку». Лида улыбнулась своему отражению в зеркале и тут увидела за своей спиной смутную фигуру. Лида моргнула, потому что внезапно заслезились глаза, и увидела, что вместо вероломной подруги позади нее стоит какой-то мужчина. Лица она не разглядела, заметила только темный костюм в неизменную узкую полосочку. Это показалось ей жутко смешным. Мужик в женском туалете! Впрочем, чего только она не видела в этом клубе!

Лида расхохоталась — до слез, до колик.

Отсмеявшись, она проговорила светским тоном:

— Мужчина, вы, случайно, ничего не перепутали? Это вообще-то комната для девочек… — Собственные слова показались ей до того смешными, что она снова истерически захохотала. — Комната для девочек… — повторила она на бис, на тот случай, если мужик с первого раза не расслышал.

Ее немного задело, что он не смеется вместе с ней. Лиде казалось, что весь мир должен смеяться ее шутке.

Но этот странный мужчина и не думал смеяться. Он вдруг шагнул к Лиде и схватил ее за шею.

Веселая легкость мгновенно выветрилась из ее головы.

— Совсем спятил, кретин! — попыталась она вы—крикнуть. — Перенюхался или перекололся…

Однако сильные руки мужчины так сдавили ее горло, что вместо этих возмущенных слов она смогла издать только какое-то нечленораздельное верещание. Да и то вскоре захлебнулось — буквально захлебнулось, потому что этот сумасшедший ткнул ее лицом в раковину и открыл кран на полную катушку.

Лида попыталась вырваться.

Она изворачивалась как могла и даже умудрилась пнуть мужчину под колено, но он не ослабил железной хватки.

Бестолково маша руками, она случайно схватила его галстук и потянула на себя что было сил. Мужчина выругался и отпустил ее. Лида подняла голову и вдохнула. Мокрые волосы залепили лицо, и в тот же миг на ее шее сомкнулись сильные мужские руки. Они сдавливали шею все сильнее.

Сознание Лиды начало мутиться.

И вдруг в самый последний момент словно искра вспыхнула в ее мозгу. Лида внезапно поняла, кто напал на нее в туалете и почему это случилось именно с ней. И еще она поняла, что в конечном счете сама виновата в том, что случилось, и сопротивление бесполезно — этот человек пришел за ней, он пришел, чтобы убить ее, и он это сделает, не остановится ни перед чем.

Эта вспышка, это озарение длилось какую-то долю секунды, а потом Лида провалилась в глубокий черный колодец. В самый глубокий и самый черный колодец, из которого нет выхода.

Ее тело последний раз дернулось и вытянулось. Изящная туфелька от Manolo соскользнула с ноги и отлетела в сторону.

Мужчина настороженно оглянулся на дверь, оторвал от рулона большой кусок бумажного полотенца и тщательно вытер мокрые руки. Потом он бросил быстрый взгляд в зеркало, убедился, что с его внешностью все в порядке, и быстро вышел из туалета.

По дороге он никого не встретил, а если бы и встретил, тоже ничего страшного — в этом сумасшедшем доме никому ни до кого не было дела. Каждый делал со своей жизнью все, что хотел, и не вмешивался в чужие дела.

— Дядя Вася?! — выпалила Катя, в упор уставившись на человека в кресле. — Так это вы? Это ваши люди?

Она вспомнила весь ужасный, бесконечный день, день, когда ее жизнь перевернулась, как тонущая лодка, из рая превратившись в кромешный ад, день, когда смерть мчалась за ней по пятам… вспомнила и горько разрыдалась.

Неужели это он, старый друг дома, человек, которого она считала роднее родственников, ближе самых близких, — неужели это он стоял за всеми кошмарами минувших суток? Неужели это он предал ее, пустил по ее следу убийц? Но зачем, за что?

— Что ты, Котенок, что ты! — Он притянул ее к себе, обнял сильными старыми руками, гладил по вздрагивающей от рыданий спине, по спутанным волосам. — Как ты могла подумать? Это же я! Ты помнишь, как в детстве я катал тебя «по ровной дорожке»?

Она помнила, еще бы, она никогда не смогла бы этого забыть!

Помнила, как этот большой, решительный, угрюмый человек сажал ее на колени и подбрасывал, напевая: «По ровной дорожке, по ровной дорожке… по камням, по камням, по камням… по кочкам, по кочкам, по кочкам… в ямку — бух!»

Она помнила, что только с ней разглаживались морщины на его властном, угрюмом лице… Помнила его запах: такой мужской, такой удивительный — запах крепкого одеколона, хорошего ароматного табака, запах дубленой кожи и еще чего-то… чего-то неуловимого, немного пугающего, но тоже притягательного…

Только сейчас она поняла, что это был за запах.

Запах оружейной смазки. Запах смерти. Запах убийства.

И еще она поняла все недомолвки, все перешептывания, все странные взгляды, сопровождавшие этого человека.

Так вот кто он такой, дядя Вася…

Она вспомнила, как он старательно прятал от нее татуировки на своих больших сильных руках, как уклончиво отвечал на ее наивные детские вопросы.

И все равно, кем бы он ни был — она не могла поверить, что он может причинить ей зло.

Но если это не он, не его люди преследовали ее, то кто?

— Но… кто?.. что?.. почему?.. — прорыдала она. — Меня сегодня несколько раз пытались убить… И это им почти удалось… вместо меня убили двух других женщин… Почему? За что? Чем я виновата? Кому я помешала?

— Бедная девочка! — Дядя Вася еще крепче обнял ее, запустил пальцы в ее волосы, покачал немного, как в детстве. — Бедная девочка! Что тебе пришлось пережить! — Он немного отстранился, поднял голову и громко сказал куда-то в темноту: — Чаю! Горячего чаю с лимоном и коньяком!

Тут же появился молодой парень — тот самый, что привез Катю в особняк, прикатил стеклянный столик на колесиках, на нем — стаканы, чашки, бутылки, чайник. Наполнил большую, синюю с золотом, чашку горячим чаем, плеснул туда же немного коньяку, положил кусок лимона, протянул старику. Тот сделал знак глазами, показывая на Катю. Парень кивнул, поднес чашку к Катиным вздрагивающим губам.

Катя, все еще всхлипывая, вытянула губы трубочкой, отпила горячего чаю и постепенно успокоилась.

«Как в детстве», — подумала она.

В далеком детстве, если она плакала от какого-то маленького детского несчастья, ей так же приносили горячий чай… только, разумеется, с молоком, а не с коньяком.

И все несчастья отступали, таяли, как утренний туман…

И сейчас ей стало легче, на какой-то миг даже показалось, что всех сегодняшних несчастий не было, что они ей просто приснились, что сейчас она проснется у себя дома, в мягкой постели и услышит ласковый голос мужа…

Но вместо этого она услышала низкий, хрипловатый голос дяди Васи:

— Ну что, Котенок? Успокоилась? Расскажи мне все, что с тобой случилось!

И Катя начала рассказывать. Сначала она сбивалась, всхлипывала, мучительно подбирала слова, но постепенно рассказ полился связно, уверенно.

Она рассказала обо всем — начиная с похищения фальшивыми гаишниками и кончая ночной поездкой к дому Гревских.

Дядя Вася внимательно выслушал ее, время от времени переглядываясь с рослым угрюмым человеком лет шестидесяти, бесшумно появившимся в комнате, — тем самым, который встретил их у входа в особняк.

— Ну, что думаешь, Лопата? — спросил дядя Вася, когда Катя закончила свой рассказ.

— Ты сам знаешь, Свояк, — это они. Их работа, их почерк. Только вот с этими… гаишниками липовыми. Что-то мне невдомек… непонятки какие-то. Если девчонка ничего не путает…

— Ты говоришь, Котенок, что один из них упоминал заказчика и говорил, что ему велено тебя убить? — уточнил дядя Вася.

— Да, — Катя кивнула, — а другой сказал, что не хочет мокрого дела… не хочет меня убивать…

— Ладно, ладно! — прервал ее старик, почувствовав, что еще немного — и она снова зарыдает.

Он повернулся к Лопате и проговорил:

— Гастролеры. Люди случайные. Но вот кто их нанял — это другой вопрос, и вопрос серьезный…

— Стас Мельников! — выпалила Катя. — Это наверняка он! Как только я ему позвонила — в поселке появился черный «лексус» и меня попытались убить! И потом, ему позвонила Светлана Новикова — и тут же приехал его человек и выбросил ее из окна…

— Стас, говоришь? — задумчиво проговорил дядя Вася. — Может быть, и Стас… Верить, Котенок, никому нельзя. Вот, кстати, что это за паренек с тобой в машине был?

Кате показалось странным, что Седрика с его солидной внешностью и седыми висками назвали пареньком, но дяде Васе, наверное, казались юными все люди моложе пятидесяти.

— Это Седрик, бельгиец… очень хороший человек… Мы познакомились с ним на вечеринке, несколько часов назад… Он подвез меня до дома Гревских, и потом…

— Бельгиец, говоришь? — с любопытством переспросил старик. — Ну ладно, пусть будет бельгиец… Это ничего, что бельгиец, лишь бы человек был хороший… — Он помолчал немного и наконец медленно заговорил: — Прости, Котенок… Это из-за меня тебя сегодня так прессовали.

За спиной у Кати послышался протестующий возглас.

— Ничего, Лопата, — проговорил старик, — пусть она знает… ей можно. Не бойся, лишнего трепать она не станет. Да я лишнего и сам не скажу. А знать ей нужно…

Катя поднялась на ноги, отстранилась, оглядела старика…

Только теперь она увидела, как он на самом деле стар.

Сухая желтая кожа в пигментных пятнах, впалые щеки, дряблые мешки под глазами. Он был все еще красив, как бывает красива древняя статуя, покрытая трещинами и сколами, но это была прощальная, старческая красота. И хотя в глазах все еще горели решимость и сила, видно было, что жизнь стремительно уходит из этого сильного человека, как вода из прорванного бурдюка.

И еще она увидела, что сидит он в инвалидном кресле на колесах и ноги его накрыты теплым клетчатым пледом…

Катя почувствовала острую, мучительную жалость к этому большому и все еще сильному старику. Такую острую жалость, что непрошеные слезы выступили на ее глазах.

— Вот так, Котенок… — проговорил старик, почувствовав и поняв, что стоит за ее молчанием. — Стар стал дядя Вася… Да тут еще со здоровьем проблемы… ноги прихватило…

Он поправил плед, натянул его повыше, и Катя поняла, что ему холодно в этой жарко натопленной комнате. Она поняла, что старая кровь не греет его, что постепенно, поднимаясь от ног, его тело охватывает последний холод, холод смерти.

— Заболел я, — продолжил дядя Вася, — а люди во—круг сама знаешь какие… шакалы, а не люди! Как только прошел слушок, что я болен, решили, что нужно со мной кончать. Акела промахнулся… — Лицо старика скривилось в грустной усмешке. — Промахнулся, значит, пора валить старика…

Он замолчал, закашлялся, перевел дыхание.

— Подождали бы, пока помру, — проговорил он горько, негромко, как будто каждое слово тяжело давалось ему. — Подождали бы… совсем недолго осталось. Так нет, не хотят. Решили рвать меня на куски еще живого.

— А я-то при чем? — удивленно спросила Катя.

— А при том, что пронюхал какой-то шакал, как ты мне дорога, и решил меня через это больнее укусить. Решил тебя схватить и на меня нажать… знали, что ради тебя я на все соглашусь. А если не удастся похитить — тогда убить… понимали, что я этого не переживу.

— И что же теперь делать? — проговорила Катя. Ей вовсе не нравилась роль заложницы в этой страшной игре, разменной монеты в чужой борьбе за власть. Она хотела одного — вернуться домой, к своей привычной, налаженной жизни…

— Домой тебе нельзя, — старик как будто прочел ее мысли, — там они тебя ждут в первую очередь.

Она вспомнила, как позвонила домой и наткнулась на Стаса Мельникова. Вспомнила и поняла, что старик прав.

— Здесь тебе тоже оставаться очень опасно. Может быть, через час, через два они попытаются пойти на прорыв… — Он немного помолчал, раздумывая, и наконец принял решение: — Тебя отвезут в одно безопасное место. Пересидишь там день-другой, пока все не уляжется. Я дам тебе охрану, но самое главное — место тихое, никто про него не знает.

Старик поднял большую красивую голову, взглянул на своего молчаливого подручного.

— Распорядись, Лопата. Пусть Узбек возьмет троих парней, отвезет ее к Артуру, устроит там как следует, организует охрану. Утром пришлем смену.

— Понял, Свояк! — отозвался тот и скрылся за дверью.

— Не бойся, Котенок! — проговорил дядя Вася, взглянув на нее ласково, как в детстве. — Не бойся, мы справимся, все будет хорошо!

Катя снова подошла к нему, опустилась на колени, прижалась лицом к грубой, колкой шерсти свитера и затихла. Ей казалось, что только здесь, в объятиях этого сильного старика, она в безопасности, только здесь она дома…

— Вот смотри-ка, — он протянул ей маленькую коробочку, обитую зеленым бархатом, — что я для тебя приготовил.

В коробочке лежала брошка с огромным зеленым камнем.

— Изумруд, — кивнул старик, — ясное дело, изумруд. К глазам твоим подходит.

— Да зачем мне это сейчас? — Катя слабо отмахнулась.

— Бери на память, — твердо сказал дядя Вася, — я для матери твоей берег, да только она от меня ничего не брала никогда. Сейчас-то дело хорошо закончится, но мне все равно не много осталось. Бери!

Катя хотела взять коробочку, но старик сам достал из нее брошку и приколол в Катиному свитерку возле плеча.

Потом нежно погладил ее по волосам и вдруг оттолкнул, проговорил решительным, деловым тоном:

— Все, надо ехать.

— А Седрик?.. — спросила она, поднимаясь с колен.

— Бельгиец-то твой? Да пускай едет к себе. Мои ребята его отвезут, куда скажет. Он никому не нужен, ему ничто не угрожает.

Катя кивнула и вышла из жарко натопленной комнаты.

За порогом ее поджидал невысокий смуглый человек с узкими хитроватыми глазами.

— Пойдем, дэвушка! — проговорил он, показывая ей дорогу к заднему выходу. — В хороший место поедем, отдохнешь! Узбек будэт тэбя стеречь, ни одна муха нэ пролетит!

Они вышли на крыльцо. Их уже поджидал черный «лендкрузер».

Узбек открыл перед Катей заднюю дверцу, она села на мягкое сиденье. Рядом с ней пристроился совсем молодой парень с вьющимися светлыми волосами и румянцем во всю щеку.

«Совсем не похож на бандита! — подумала Катя. — Впрочем, внешность бывает очень обманчива! А дядя Вася — разве он похож на бандита?»

«Крузер» резко взял с места, бесшумно понесся по ночным улицам.

Катя, измученная бесконечной цепью приключений, задремала на мягких подушках и проснулась только от прикосновения чьей-то руки.

— Приехали! — проговорил румяный парень. — Просыпайтесь!

Катю передернуло от холода. Спросонья ей было неуютно и тревожно. Она выбралась из машины.

Они находились возле небольшого особнячка, расположенного в глубине сада. На двери красовалась медная табличка с надписью: «Мини-отель “Руан”».

Узбек нажал на кнопку звонка, камера над входом повернулась, искаженный динамиком голос коротко спросил:

— Кто?

— Не видишь, Артур? Мы! — отозвался Узбек. — Свояк прислал! Дэвушка у тебя жить будет, мы ее бэречь будем!

Дверь распахнулась. Узбек первым вошел внутрь, за ним прошли еще двое парней, затем вошла Катя. Розовощекий парень огляделся по сторонам, вошел послед—ним и закрыл за собой дверь.

Они оказались в холле небольшой гостиницы.

Из-за стойки навстречу им вышел невысокий плешивый человечек в зеленой жилетке поверх белоснежной рубашки.

— Очень рад, очень рад! — проговорил он, потирая руки. — Какие гости! Какая честь! Рад буду услужить!

— В четвертый поселишь, — распорядился Узбек. — Четвертый — самый удобный, там охранять хорошо…

— Хорошо, в четвертый… — Артур закивал головой, как китайский болванчик. — Четвертый — самый хороший номер…

— Я ненадолго… — произнесла Катя, как бы извиняясь за свое вторжение.

— Чем дольше, тем лучше! — галантно отозвался Артур и даже шаркнул ножкой. — Такие дорогие гости! Анжела!

На этот возглас тут же появилась пухленькая брюнетка в переднике и наколке горничной. Стрельнув глазами на румяного парня, она слегка поклонилась Кате и повела ее за собой.

Четвертый номер располагался на втором этаже.

Он был достаточно просторным, хотя и без лишней роскоши. Уютная спальня с широкой кроватью, небольшая гостиная, обставленная мебелью в стиле второго барокко… Больше всего Катя обрадовалась ванной комнате — хорошо оборудованная, с огромной полукруглой ванной и современной душевой кабинкой. На полочке перед раковиной стояли флакончики с шампунями и баночки с кремами.

— Если вам еще что-то понадобится, зовите меня! — проворковала горничная и, показав звонок вызова, покинула номер.

Прежде чем уединиться в ванной, Катя выглянула в коридор.

Перед ее дверью стоял румяный парень. При виде Кати он вытянулся и спросил:

— Что-нибудь нужно?

— Да нет, спасибо… — Катя виновато улыбнулась. — Так, просто нервы расшатались…

— Не волнуйтесь! — успокоил ее парень. — Узбек караулит внизу, двое на улице… ни одна муха не пролетит! Так что спите спокойно…

— А ты давно в… этой структуре? — спросила Катя, прежде чем вернуться в номер.

— Нет, три месяца всего… — признался парень, — Но вы не думайте — я мастер спорта по дзюдо…

Катя закрыла дверь, подошла к окну, отогнула край занавески, выглянула на улицу. Чуть в стороне от крыльца прохаживался один из приехавших с ней людей дяди Васи.

Она успокоилась, прошла в ванную комнату, открыла краны. Наполнив ванну горячей водой, добавила несколько капель розового масла и погрузилась в ласковые объятия благовонной влаги.

Усталость понемногу отпускала ее, тело расслаблялось, казалось, она растворяется в горячей воде, обновляется, как сбросившая старую кожу змея. Когда же она нажала кнопку и включила гидромассаж, тугие струи мягкими, но сильными прикосновениями сняли остатки напряжения.

Но если тело расслабилось и обновилось, в голове по-прежнему прокручивались события минувших суток, и беспокойство не оставляло Катю.

Тот парень, что несет караул перед ее дверью, — он довольно симпатичный, но, на ее взгляд, совершенно неопытный. Он сам признался, что несколько месяцев назад пришел в «силовую структуру» старика. Неужели у дяди Васи не нашлось кого-то поопытнее?

Да нет, наверняка старик знает, что делает. Наверняка этот парень успел показать себя с лучшей стороны. Да и вообще, никто не знает, куда ее увезли…

Катя выключила гидромассаж, поднялась из ванны, как Афродита из морской пены, насухо растерлась пушистым полотенцем, просушила феном волосы, надела махровый халат, заботливо приготовленный горничной.

Хотя была глубокая ночь, сна у нее не было ни в одном глазу.

То ли ее слишком взбодрила ванна, то ли снова нахлынуло беспокойство, то ли усталость слишком накопилась и теперь не давала ей расслабиться.

Она решила применить испытанное средство — выпить чашку горячего чаю и нажала кнопку вызова горничной.

Прошло несколько минут, но девушка не появилась.

«Заснула, наверное! — подумала Катя. — А говорила — звоните, если что-то понадобится!»

Она позвонила еще раз, но Анжела не пришла.

В душе у Кати снова шевельнулось беспокойство.

Она выключила свет в гостиной, подошла к окну, отогнула занавеску и снова выглянула…

Там, где прежде прохаживался охранник, никого не было.

Катино сердце испуганно затрепетало.

Она напряженно вглядывалась в темноту. В какой-то момент ей показалось, что в кустах что-то пошевелилось.

Да нет, наверное, это просто ветер.

Но где же охранник?

Может быть, он ушел за угол дома, решил на всякий случай обойти его вокруг?

Беспокойство росло как снежный ком.

В конце концов Катя не выдержала. Она оделась, причем сильно укололась изумрудной брошью, потом осторожно приоткрыла дверь номера и выглянула в коридор.

Когда за Катей закрылась дверь, Седрик обернулся к своему провожатому и сказал ему по-французски, что хотел бы вернуться к себе в отель. Тот в ответ пробурчал что-то невразумительное.

Седрик повторил то же самое по-английски, но снова не нашел понимания. Похоже, языковый барьер оказался прочнее железного занавеса.

Правда, через несколько минут к ним подошел новый человек, языковые познания которого оказались немного обширнее.

Когда Седрик повторил, что хочет вернуться домой, тот радостно закивал и, проговорив:

— Хоум, хоум! — повел Седрика по какому-то полутемному коридору.

Этот коридор упирался в невысокую металлическую дверь.

Провожатый открыл эту дверь перед Седриком и повторил:

— Хоум, хоум!

Седрик шагнул вперед.

За дверью было темно и пахло не ночной свежестью, а затхлостью и мышами. Седрик хотел повернуться к своему провожатому и задать вполне естественный вопрос, но дверь за его спиной захлопнулась, и Седрик оказался в совершенной темноте.

Он шагнул вперед, споткнулся о какой-то ящик и едва удержал равновесие.

Не хватало только упасть и переломать в темноте все кости.

Седрик медленно, ощупывая темноту перед собой, развернулся, нашел дверь и попытался открыть ее, но это ему не удалось.

Дверь была заперта.

— Выпустите меня немедленно! — крикнул Седрик в сторону двери. — Я бельгийский подданный! Я требую встречи с послом!

Никто ему не ответил.

Он повторил ту же самую возмущенную фразу по-английски — но с тем же самым отсутствием результата.

Зато, обшаривая дверь, он случайно нащупал кнопку выключателя.

В первый момент свет показался ему ослепительным.

Привыкнув к нему и оглядевшись, Седрик выяснил, что находится в кладовке размером не больше шести квадратных метров.

Кроме него, в этой кладовке находилось несколько фанерных ящиков. Об один из них он успел споткнуться в темноте.

Когда Катя в прошлый раз выглядывала в коридор, он был залит мягким светом нескольких бронзовых бра, теперь же там было совершенно темно, только неяркий свет из Катиного номера рассеивал мрак. Возле двери стоял прежний румяный парень. Увидев его, Катя обрадовалась.

— Ты тут?! — проговорила она, невольно приглушив голос. — Извини, я не увидела охранника на улице и забеспокоилась…

Только тут она заметила, что ее охранник выглядит взволнованным и сжимает в руке переговорное устройство.

— Вы говорите — его нет? — настороженно переспросил он. — Странно… и по рации не отвечает…

— Может быть, ушел в обход вокруг дома… — неуверенно предположила Катя.

— Но рация должна работать… И свет вдруг отключили… — Теперь парень перешел на шепот.

Он замер, к чему-то прислушиваясь, и вдруг, схватив Катю за руку, вытащил ее в коридор.

— Ты что?! — зашипела она, пытаясь вырвать руку.

Вместо ответа парень приложил палец к губам и потащил Катю прочь от двери номера. Катя обмерла от страха и едва переставляла ноги, послушно, как марионетка, следуя за охранником.

Они прошли половину коридора, когда впереди них, на лестнице, чуть слышно скрипнула половица. Парень дернул ближайшую дверь, она, к счастью, оказалась не заперта, и беглецы проскользнули в темное помещение.

Это был не гостиничный номер, а что-то вроде кладовки или чулана.

Катя и охранник едва помещались здесь вдвоем.

Катя прижалась к стене, сдерживая дыхание, и вдруг почувствовала правым локтем чье-то прикосновение.

— Это ты?! — прошептала она, хотя понимала, что охранник стоит с другой стороны и никак не может до—тронуться до ее локтя.

— Что? — донесся слева едва слышный голос.

— Здесь кто-то есть! — выдохнула Катя, чувствуя, как от страха волосы ее становятся дыбом и все тело покрывается гусиной кожей.

Парень придвинулся ближе к ней, протянул руку…

Катя медленно, боясь лишний раз вздохнуть, повернулась вправо.

Глаза ее уже привыкли к окружающей темноте, и она различила буквально в нескольких сантиметрах от себя смутно белеющее человеческое лицо.

— Ох, блин! — прошептал парень.

В эту секунду в маленькое окошко кладовки заглянула луна, прорвавшись сквозь мчащиеся по небу тучи, и осветила видневшуюся в темноте фигуру.

Катя закусила рукав, чтобы сдержать крик.

Возле самой стены стояла горничная Анжела.

Ее лицо было перекошено гримасой ужаса и боли. А шею девушки перехватывало свернутое жгутом полотенце, конец которого был привязан к трубе отопления.

Собственно, Анжела не стояла, а висела, едва касаясь ногами пола, задушенная кем-то и повешенная на трубе…

Катю забила крупная дрожь. Еще мгновение — и она упала бы без сознания, но охранник обнял ее, прижал к себе что было силы и гладил по спине и плечам, пока девушка не успокоилась.

— Кто это ее… — прошептала Катя. — Когда же это наконец кончится…

Парень снова прижал палец к губам и осторожно выглянул в коридор.

Оттуда доносились приглушенные мягким ковром шаги.

Катя собралась с силами, отвернулась от мертвой девушки и тоже выглянула в щелку.

По коридору медленно крались двое людей.

Они уже прошли мимо Катиного убежища и теперь приближались к четвертому номеру, который она только что покинула.

Один из них осторожно приоткрыл дверь номера, огляделся и пропустил вперед второго. Когда оба скрылись за дверью, охранник шепнул Кате:

— Бежим, пока они внутри!

Они выскочили из кладовки и, стараясь как можно меньше шуметь, помчались к лестнице. Сбежав на первый этаж, пролетели мимо стойки портье. Катя бросила на стойку мимолетный взгляд. Сначала ей показалось, что Артур спит за своей стойкой, откинув назад голову, но тут же она разглядела торчащую у него из горла рукоять ножа и залитую кровью рубашку.

Впрочем, ей некогда было разглядывать труп, некогда было предаваться сочувствию. У нее не было времени на эмоции. Вслед за охранником она подбежала к двери отеля.

Парень с размаху толкнул эту дверь, вылетел на крыльцо и буквально нос к носу столкнулся с широкоплечим приземистым громилой, который поднимался ему навстречу.

Громила резко выдохнул сквозь зубы, выхватил из рукава короткий широкий нож, как шулер вытаскивает козырного туза, и бросился на Катиного спутника.

Парень отскочил в сторону, сделал обманное движение левой рукой и в ту же секунду ударил противника ногой в живот. Громила покачнулся, выматерился сквозь зубы и снова ринулся в атаку. Ловкий парень выставил вперед левую ногу, схватил бандита за рукав и вроде бы несильно потянул его на себя. Массивный и неповоротливый, громила продолжал по инерции двигаться вперед. Он перелетел через выставленную ногу парня и тяжело грохнулся на крыльцо отеля.

Катин охранник подскочил к нему, собираясь нанести еще несколько ударов, чтобы завершить начатое, и только тогда увидел, что громила не подает признаков жизни, а на крыльце под его телом растекается огромная кровавая лужа.

Видимо, падая, он напоролся на собственный нож.

— Вот блин! — проговорил парень, отступая. — Я его убил! — Лицо его, все время горевшее здоровым румянцем, внезапно покрылось мертвенной бледностью. — Я его убил! — повторил охранник, не сводя округлившихся глаз с трупа. — Я его убил!

Он сделал несколько шагов на подгибающихся ногах.

Катя поняла, что настала ее очередь быть сильной.

Она подошла к охраннику, обняла его, погладила по непослушным волосам.

— Соберись, — прошептала она. — Сейчас не время расслабляться. Все еще только начинается…

— Да… — Парень отстранился, пригладил волосы и едва слышно произнес: — Это первый, кого я убил… прости, я расслабился… больше это не повторится. Бежим! — И он устремился к воротам.

— Как тебя зовут? — спросила Катя, догоняя его. До нее внезапно дошло, что она не знает имени человека, который наверняка спас ее от смерти и только что убил за нее, убил первый раз в жизни.

— Сергей! — ответил парень, дергая ручку калитки.

Калитка была заперта.

Времени на то, чтобы возиться с замком, у них не было.

Сергей обернулся к Кате, сложил руки замком. Она поняла его с одного взгляда, поставила ногу на подставленные руки, оттолкнулась, ловко перемахнула через калитку, спрыгнула на землю… и тут же попала в чьи-то объятия.

— Ну что, набегалась? — произнес прямо над ее ухом насмешливый, неприязненный голос с ленивой уголовной растяжкой. — Самое время отдохнуть!

Катя попыталась вырваться, забилась, как бьется в сетях пойманная рыба, но это было бесполезно: сильные мужские руки сжимали ее, как в стальных тисках.

Она извернулась, бросила растерянный, умоляющий взгляд на калитку, через которую только что перебралась, на Сергея, от которого ждала помощи… и увидела, как тот, вцепившись в кованые прутья калитки, медленно сползает на землю.

Лицо молодого охранника казалось удивленным и каким-то детским, а из-под его подбородка торчала рукоятка ножа. Темная кровь толчками выплескивалась из глубокой раны.

— Ну что ты вертишься, что вертишься? — процедил тот же насмешливый голос. — Парнишку своего ищешь? Думаешь, он тебе поможет? Спекся твой молокосос! Молодой он еще, неопытный… куда ему против меня!

Катя отстранилась, с ненавистью и страхом взглянула на поймавшего ее незнакомца.

Это был невысокий худощавый мужчина средних лет. Впалые скулы, изрезанное шрамами лицо, маленькие цепкие глаза, экономные движения опасного хищника.

— Утомила ты меня, — с лицемерным вздохом проговорил убийца. — Со вчерашнего дня за тобой гоняюсь! А я уж не такой молодой, чтобы по ночам за девками гоняться!

Убийца замолчал, и наступила оглушительная, невыносимая тишина ожидания.

Катя ждала смерти.

Она закрыла глаза, мечтая только об одном: чтобы все произошло быстро и безболезненно. Она гадала, что это будет: удар ножа? Выстрел? Или он задушит ее, как Анжелу? Но секунды шли одна за другой, и ничего не происходило.

Убийца как будто чего-то ждал.

И вот совсем рядом раздался приглушенный звук автомобильного мотора. Катя повернулась на этот звук… и увидела тот самый черный «лексус», который преследовал ее последние сутки.

Дверца черной машины распахнулась, и человек в шрамах втолкнул ее внутрь.

— Куда едем, Резаный? — спросил, повернувшись с водительского места, широкоплечий парень с короткой толстой шеей.

— К шефу! — отозвался человек со шрамами.

Катя сжалась на сиденье, закрыла лицо руками. Перед ее внутренним взором одно за другим проходили мертвые лица — лицо задушенной Анжелы, запрокинутая голова Артура с торчащим из кадыка ножом, растерянное, детское лицо Сергея…

И мертвая девчонка в поселке Вяжищи… и Света Новикова…

За всю свою жизнь Катя не видела столько смерти, крови и насилия, сколько за последние сутки. Да что там — она вообще не сталкивалась с этой стороной жизни, с ее страшной изнанкой…

Собственная ее смерть пока откладывалась, но она понимала, что это ненадолго, и не радовалась такой отсрочке. Ее куда-то везли, а это значит, что ее смерть не будет быстрой и безболезненной…

Машина мчалась по ночным улицам.

Они явно ехали в центр города.

Не прошло и получаса, и «лексус» остановился возле ярко освещенного здания ночного клуба.

— Имей в виду, если только пикнешь — на куски разрежу! — процедил Резаный, выбираясь из машины и вытаскивая ее следом.

Катя не ответила.

Он хозяйским жестом ухватил ее за плечо и потащил к клубу.

Навстречу шли многочисленные люди, но Катя видела их пустые, безразличные лица и понимала, что ни—кто из них и не подумает прийти ей на помощь, что никому из них нет дела ни до чего и ни до кого, кроме себя. В равнодушных глазах этих жителей ночного города отражалась душевная пустота. Бесконечная череда вечеринок, ярмарка тщеславия, жизнь, проходящая в служении трем божествам. Деньги, секс и наркотики — вот все, что их интересовало. Если даже Катя осмелится позвать на помощь — ни один из этих живых мертвецов и пальцем не пошевельнет для ее спасения… Или, может, все же рискнуть? Ведь это последняя возможность, последний шанс спасти свою жизнь!..

— Даже и не думай об этом! — прошипел Резаный в самое ее ухо, словно прочитав ее мысли, и Катя почувствовала, как к ее коже прикоснулось холодное лезвие ножа.

Резаный подтащил ее к служебному входу клуба.

Видимо, здесь их уже ждали. Дверь быстро приоткрылась, и Катя со спутником вошли внутрь.

За дверью их встретил толстяк в отлично сшитом вечернем костюме, с собранными в конский хвост черными волосами. Окинув Катю равнодушным взглядом, он повернулся к Резаному:

— Шеф ждет!

Катю провели по длинному, ярко освещенному коридору, извилистому, как лисья нора.

Откуда-то из-за поворота коридора до нее доносился приглушенный шум, напоминающий звук отдаленного прибоя. Катя поняла, что это шум клуба, шум бессонной и бездумной ночной жизни.

Где-то здесь, за этими стенами, люди веселятся, танцуют, пьют и не знают, что совсем рядом с ними творятся темные и страшные дела, льется кровь, смерть собирает свою жатву.

А если бы и знали — для них ровным счетом ничего бы не изменилось. Может быть, их веселье стало бы еще острее, еще лихорадочнее от близости темной изнанки жизни…

Резаный остановился перед дверью, выкрашенной в малиновый цвет, и постучал в нее.

Дверь плавно открылась.

Катю втолкнули в кабинет…

Собственно, назвать это помещение кабинетом можно было только при очень буйном воображении.

Видно было, что над его отделкой поработал передовой дизайнер. И он явно был в ударе.

Пол покрывал пушистый ковер ядовито-розового цвета. Стены были отделаны разноцветными пластиковыми панелями — розовыми, бирюзовыми, кричаще желтыми, ярко-сиреневыми. Повсюду были расставлены светильники самых удивительных форм и цвета — оранжевые шары, голубые прозрачные кубы, фиолетовые звезды. Вокруг низкого стеклянного столика стояло несколько стульев из прозрачного розового акрила, еще несколько табуретов, покрытых густым розовым мехом, красовались в разных концах комнаты.

Неподалеку от входа возвышалась кадка с каким-то странным растением. Оно казалось искусственным, но в то же время каким-то неприятно живым. Его мясистые белесые листья торчали во все стороны, как сотни просящих подаяния рук. Кое-где на ветках покачивались огромные цветки отталкивающего мертвенно-голубоватого оттенка, напоминающие раскрытые голодные рты.

Как будто всего этого было мало — зеркальный потолок комнаты удваивал ее кричащую, вызывающую обстановку, удваивал отвратительное неживое растение и саму Катю, растерянно остановившуюся посреди комнаты.

Однако, пожалуй, самым заметным предметом в этой комнате был огромный аквариум. Он занимал одну из стен до самого потолка, и в нем вполне могла бы поместиться небольшая подводная лодка. Впрочем, на дне этого аквариума находился небольшой затопленный парусник, из проломленного борта которого на Катю уставились чьи-то пристальные, немигающие глаза. Катя испуганно попятилась, но тут же наткнулась на дверь и вынуждена была сделать несколько шагов вперед. Только тогда она увидела извивающиеся щупальца и поняла, что в затопленном паруснике прячется большой осьминог.

Кроме него, в аквариуме плавало еще несколько крупных и ярких тропических рыб.

Необычный интерьер кабинета так поразил Катю, что она не сразу заметила его хозяина.

Это был высокий сухощавый мужчина лет сорока в тщательно отглаженном смокинге цвета слоновой кости, с яркой розовой орхидеей в петлице. Судя по этому цветку и по обстановке кабинета, розовый был его любимым цветом. Он стоял в глубине комнаты, возле высокого стеллажа из розового стекла, заставленного шкатулками и статуэтками, и смотрел на Катю с явным интересом.

В руке у него была небольшая коробочка.

— Ну наконец-то! — проговорил мужчина в смокинге и шагнул навстречу Кате.

Однако он не дошел до нее, остановившись возле кадки с необычным растением.

Открыв коробочку, он осторожно достал из нее крупную извивающуюся ящерицу, двумя пальцами поднес ее к одному из цветков и бросил в его приоткрытую чашечку.

Ящерица судорожно дернулась, попыталась вы—рваться из цветка, но тот вдруг захлопнулся, как капкан. Мясистая поверхность цветка некоторое время колыхалась, как будто ящерица пыталась выбраться наружу, но затем эти движения прекратились, цветок снова замер, и его чашечка раскрылась, как будто снова ожидая угощения.

— Умница! — Человек в смокинге погладил растение по белесым листьям, как гладят любимую собаку, и только после этого повернулся к Кате. — Ну здравствуйте, дорогая моя! — проговорил он, разглядывая ее с ног до головы. — Наконец-то мы встретились!

— Кто вы? Чего вы от меня хотите? — спросила Катя, которую не обмануло это вежливое приветствие. Напротив, этот человек с его вкрадчивыми манерами и фантастическим оформлением кабинета показался ей страшнее прислуживающих ему убийц. Она подумала, что сумасшедший дизайн жилища отражает то мрачное безумие, которое царит в душе его обитателя.

— Видели, как питается это растение? — Хозяин кабинета подошел к Кате еще на один шаг и потер руки. — Оно усвоило главный закон жизни: сожри или сожрут тебя!

— Вы мне не ответили, — повторила Катя. — Кто вы такой?

— Можете называть меня просто Павлом, — ответил ей хозяин. — Имейте в виду, это честь, это большая честь. Кое-кто много отдал бы за право называть меня по имени…

— Но я вовсе не добивалась этой чести! Зачем меня привели в эту безумную комнату? Смотреть, как вы кормите свой сторожевой фикус? Честное слово, мне это неинтересно!

— А зря, — мужчина усмехнулся, — очень поучительное зрелище! Грешным делом люблю его кормить!

— И ради того, чтобы показать мне этот аттракцион, вы послали за мной целую банду? Ради этого ваши люди гонялись за мной целые сутки? Ради этого они убили несколько человек? Не верю!

— Правильно не верите. — Хозяин кабинета негромко похлопал в ладоши. — Умная девочка… вся в отца!

— Отец? При чем тут мой отец? Вряд ли вы его знали…

— Уверяю вас, я его хорошо знал… и знаю!

— Что вы хотите этим сказать?

Хозяин кабинета нажал какую-то кнопку на столе.

Дверь открылась, и в комнату вошла женщина маленького роста, худенькая и узкоплечая.

— Проходите, Зоя Петровна, садитесь, — обманчиво мягко пригласил тот, кто велел Кате называть себя просто Павлом.

— Благодарю вас, я постою, — ответила она неожиданно звонким голосом: так взрослые артисты озвучивают роли детей в радиопостановках — визгливо и ненатурально.

— Не вспоминаете? — вкрадчиво спросил Павел у Кати.

— Первый раз ее вижу! — честно ответила она.

— Это совершенно естественно, — сказала женщина, — ребенок был в тяжелейшем состоянии. Она родителей-то не узнавала, не то что медицинский персонал в лицо запомнить.

При этих словах перед глазами Кати внезапно всплыли грязно-белые стены, окно с форточкой, которая открывалась почему-то сверху вниз, Катя вспомнила даже забытое слово «фрамуга». Больничная палата была маленькая, на одного человека, и называлась смешным словом «бокс», окно узкое, но длинное, так что форточка находилась где-то под потолком, и чтобы открыть ее, приходилось залезать на подоконник и тянуть за веревочную петлю. Но форточку открывали редко — нянечкам было лень забираться на подоконник. В палате стояла жуткая духота, на Катю волнами наплывал удушливый жар, открывая мутные глаза, она видела перед собой только качающуюся веревочную петлю.

Единственный раз она лежала в больнице — в далеком детстве, когда в первом классе подхватила тяжелую стрептококковую ангину. Когда температура дошла до сорока, врач «неотложки» грозно крикнул на маму, которая все не хотела отдавать дочку в больницу, и сам на руках отнес девочку в машину. Катя, разумеется, этого не помнит — при такой-то температуре.

В бокс родных не пускали, медицинского персонала, как водится, не хватало, а те, кто был, не слишком утруждали себя уходом за детьми. Бегая босиком по холодному полу в туалет, Катя заболела еще и пневмонией. Дальше она ничего не помнит, осознала она себя примерно через неделю уже дома, куда мама забрала ее под расписку.

— Девочку привезли в тяжелом состоянии, — говорила женщина, стоя очень прямо и глядя куда-то вбок мимо Кати, — положение усугубилось пневмонией. Когда стало совсем плохо, понадобилось срочное переливание крови. У девочки Баженовой Кати была очень редкая группа крови — четвертая…

Катя отвернулась, потому что невозможно было слушать этот пронзительный детский голос и видеть перед собой немолодую женщину с седыми волосами. Женщина говорила серьезные вещи, а казалось, что сейчас она лихо притопнет ногой и запоет что-то типа «раз дощечка, два дощечка — будет лесенка» и дальше, как вместе весело шагать и петь хором.

— В таких случаях, — невозмутимо продолжала женщина, — мы обращаемся к родителям, отец или мать — лучший донор. Оказалось, что у матери девочки Баженовой О. К. группа крови не совпадает с дочкиной. И как только речь зашла о том, чтобы пригласить отца, мать девочки призналась, что ее муж Баженов А. П. не является биологическим отцом ее дочери.

— Что? — вскрикнула Катя. — Что вы несете?

Женщина посмотрела на нее в упор, очки ее строго блеснули.

— Не перебивайте ее, — посоветовал Павел, — терпение проявите. Продолжайте, Зоя Петровна, мы вас внимательно слушаем.

— Девочку срочно нужно было спасать, — в мажорном тоне продолжала женщина, — мать спешно связалась с биологическим отцом девочки, и через некоторое время в больницу приехал мужчина. У него взяли анализ крови — группа совпадала: та же, четвертая. Больница — официальное учреждение, так что мужчине пришлось предъявить паспорт на имя Седых Василия Григорьевича.

«Дядя Вася! — поняла Катя. — Но этого не может быть!» Ее папа — такой замечательный, умный, добрый, заботливый — и не папа вовсе?! Отец так ее любил, они много времени проводили вместе, Кате так хотелось быть на него похожей… Правда, все родные хором твердили, что Катя — копия матери. Дядя Вася считался другом дома, они с ее родителями познакомились очень давно, еще в юности, говорила мама. Дядя Вася приходил к ним в ее детстве запросто, без звонка и приглашения. Папа тогда часто ездил в командировки, и дядя Вася помогал маме — возил ее с дочкой в поликлинику и на дачу, даже продукты иногда приносил. И дарил Кате дорогие игрушки. Она привыкла к нему, как к члену семьи. А потом дядя Вася куда-то исчез. Теперь Катя припоминает, что это было как раз после ее выздоровления. А через несколько лет навестил их снова, но Катя уже отвыкла от него, стала стесняться. В подростковом возрасте взрослые неинтересны.

Окружающая жизнь изменилась, и у Катиных родителей ничего не могло быть общего с уголовным авторитетом. Да-да, поняла Катя, ее настоящий отец — уголовный авторитет. И кличка его — Свояк, именно так его называли подчиненные. Да что это она, тут же одернула себя Катя, настоящий отец — это ее папа. И вовсе ничего не значит, что он уже умер и что в детстве дядя Вася баловал ее и дарил дорогие подарки. Но, Боже мой, мама, как она могла? Отец, разумеется, ничего не знал, вряд ли в противном случае он привечал бы дядю Васю. А тот, видимо, не хотел портить жизнь Катиной матери. И Катя ничего бы не узнала и не терзалась теперь, если бы не эта ужасная женщина с голосом, напоминающим звук пионерского горна из старого фильма «Добро пожаловать, или Посторонним вход запрещен!».

Сумасшедшая комната с кричащими цветными панелями закачалась перед Катиными глазами, замелькали светильники, зарябила вода в аквариуме.

— Вы нарушили врачебную тайну! — с ненавистью сказала она женщине. — Вы не должны были… Вы же клятву давали… Зачем, зачем вы это сделали?

— Не строй из себя дуру! — Зоя Петровна подошла ближе к Кате. — Какая, к черту, клятва?! Я медсестрой работала, кровь переливала, так что, считай, я тебе жизнь спасла! И не тебе одной, между прочим! А сказать, сколько я всю жизнь получала? И потом, когда ослепла почти и в вену попадать перестала, сказать, какую мне пенсию положили? Ты небось такого и слова не знаешь!

Голос ее стал еще выше, он влезал Кате в уши и проникал внутрь, так что каждая клеточка организма заполнилась им и начинала вибрировать в тон с этим резким визгливым звуком. Кате казалось, что еще совсем немного, и все тело ее войдет в резонанс и рассыплется на миллионы крошечных кусочков.

— Да замолчите вы! — Она шагнула ближе и с неожиданной силой толкнула женщину в грудь. — Все вы врете, не было этого! И больницы не было!

Несмотря на внешнюю хрупкость, Зоя Петровна не упала, только сделала шаг назад. Она совершенно не растерялась и не испугалась Катиного порыва, спокойно достала из кармана свернутую в трубку потрепанную тетрадку и бросила ее на стол. Дрожащими руками Катя развернула тетрадку, которая оказалась медицинской карточкой. Все правильно, Баженова Катя, 7 лет, мать… отец… группа крови… потом шел долгий перечень болезней и проведенного лечения, а вот та самая запись — Седых Василий Григорьевич, группа крови та же, что и у нее, четвертая… и черным по белому: «Со слов матери Баженовой О. К.»… и так далее. Этой записью врачи пытались снять с себя ответственность за неблагоприятный исход болезни.

Катя подняла глаза и столкнулась с насмешливым взглядом хозяина кабинета.

— А вам-то зачем все это нужно? — спросила она. — Неужели приятно ворошить чужое грязное белье?

— Ошибаетесь, — улыбка исчезла из его глаз, — ни—кто не стал бы просто так, из интереса копаться в истории вашего появления на свет — ни я, ни даже она. — Он кивнул на Зою Петровну.

Та сложила руки на груди и словно закаменела.

— Отвечу на ваши вопросы по порядку. Вы спросили, зачем она это сделала. Не зачем, а за что: за деньги. Наша Зоя Петровна, видите ли, по состоянию здоровья перешла работать в архив больницы. И там от скуки ли или от врожденной добросовестности стала штудировать старые медицинские карточки. И почерпнула для себя, надо полагать, много интересного в этом, как вы выразились, «грязном белье». Только интерес у нее был чисто деловой, она решила попробовать поторговать некоторыми секретами. Я верно излагаю, Зоя Петровна?

— Верно, — спокойно ответила она, — это был для меня единственный способ получить хоть какие-то деньги.

— Ну и как, — поинтересовалась Катя, невольно заражаясь ее спокойствием, — много заработали?

— Не очень. — Павел улыбнулся одними губами, в то время как глаза смотрели жестко. — Зое Петровне не очень-то везло — слишком много прошло времени. Кто-то сменил место жительства, кто-то — страну проживания, кто-то умер, кто-то развелся, чьи-то дети выросли, и их отцам было уже не так интересно узнать, что всю жизнь они платили алименты на чужого ребенка.

Катя отвернулась к аквариуму. Осьминог по-прежнему таращился на нее из обломков корабля.

— Если бы ваш отец был жив, она пришла бы к вашей матери, — продолжал Павел, — и та, конечно, за—платила бы за вот эту тетрадочку приличную сумму денег. Но опять-таки Зое Петровне не повезло: ваш отец умер, и ваша мать вполне могла указать ей на дверь. И тут в дело вмешался случай в виде соседа по коммунальной квартире, бывшего вора, бывшего зэка — в общем, человека больного, спившегося и нестоящего. Он опустился до того, что вламывается к соседям и шарит по шкафам и буфетам в надежде найти там заначенные деньги или спиртное. Денег он у Зои Петровны не нашел, зато нашел вот эти бумажки. И фамилия Седых его насторожила, потому что именно этого человека он хорошо знал раньше — вместе сидели. И что-то они не поделили или просто так решил сделать старому другу гадость.

«Зачем он мне все это рассказывает? — внезапно подумала Катя. — Зачем он тянет время? Для чего мне знать какие-то подробности? Ему хочется меня помучить перед смертью? Зачем он свел нас вместе с этой теткой с жутким голосом? Для чего он вообще притащил меня сюда, его подручные спокойно могли меня прикончить на месте…»

— Зоя Петровна! — Павел нарушил затянувшееся молчание. — Вы мне очень помогли, теперь можете быть свободны. Деньги получите у моего человека, он ждет вас за дверью.

Она молча наклонила голову, повернулась и вышла из кабинета деловым шагом. Катя и осьминог провожали ее глазами. Дверь отворилась сама, на пороге стоял Резаный. Он взглянул на Павла, тот чуть заметно прикрыл глаза. Глядя на ответную кривую ухмылку Резаного, Катя усомнилась, что этот тип используется хозяином для денежных расчетов. То есть в определенном смысле, если надо кого-то испугать или просто убить и отобрать деньги. Но не по бухгалтерской части, да из Резаного такой же бухгалтер, как из нее, Кати, укротитель львов!

— Ну, теперь поговорим по-простому, без церемоний! — оживился Павел. — Не будем терять время попусту. Ты небось думаешь, зачем мне так понадобилась?

Катя невольно отметила происшедшую с хозяином кабинета перемену: исчезли показные хорошие манеры, исчез мягкий тон и приветливый голос, которые, правда, и так никого не могли обмануть. Теперь перед Катей был злобный опасный тип. Он оскалил в улыбке безупречные зубы, слишком белые для того, чтобы быть настоящими, уселся поудобнее и заговорил, выплевывая слова, как использованную жевательную резинку.

— Сама ты со всеми своими цацками, — он указал на брошку, что приколол ей к свитеру дядя Вася, — никому напрочь не нужна. Толку от вас, баб, никакого, одни неприятности. Ты — только пешка, разменная монета в большой игре. Думаешь, отчего Свояк, папаша твой настоящий, так пекся о том, чтобы никто не знал, что ты его дочь? О матери твоей думал, не хотел ее семейную жизнь рушить?

Катя так и думала, но сейчас, услышав издевательские нотки в голосе хозяина кабинета, сочла за лучшее промолчать.

— Или, может, не хотел девочке травму психологическую нанести — дескать, папа — это не папа, а дядя Вася… то есть — тьфу, сам запутался.

Павел выскочил из-за стола и подошел к белесому растению. Кате показалось, что мертвенно-голубые цветы оживились и потянулись к хозяину за лаской, а скорее всего за питанием. Один цветок приоткрылся, однако Павел и не думал туда ничего класть. Цветок подождал немного, потом раскрылся, как будто зевнул, и разочарованно захлопнул пасть.

«Хоть бы он ему что-нибудь откусил!» — в сердцах подумала Катя.

— Вот! — обрадовался Павел, потому что мысли эти, надо полагать, отразились на Катином лице. — Правильно сообразила! Не за тебя он боялся, а за себя! Потому что ему, вору в законе, ни под каким видом не положено детей иметь, ясно? И если узнают об этом друзья наши общие из сходняка, то большие неприятности может Свояк поиметь. Даже неприятностями это не назовешь — а так, полный кердык! Вот чего он боится больше всего! Очень ты для него опасна…

Светильник в форме лилового куба внезапно мигнул и погас. Яркая вспышка осветила перед мысленным Катиным взором все, что случилось в последние два часа. Она опасна для дяди Васи самим своим существованием. Он-то думал, что никто никогда не узнает об их родстве, а оказалось, что знает об этом слишком много народу.

— И за то, чтобы никто не узнал о его доченьке, он многое отдаст, поняла? — твердил свое Павел. — Вот тут мы с ним и сторгуемся, когда я карточку на стол брошу да тебя ему покажу!

— А если он не захочет торговаться? — спросила Катя. — Что тогда со мной будет?

— Тогда предъявлю тебя сходняку — и все, кончился Свояк! Был — и нету!

В висках стучало, перед глазами плавали разноцветные мухи, розовая орхидея в петлице Павла казалась ненастоящей, неживой, а искусственной, такие цветы продают бабушки на кладбище. Сколько ей тут сидеть? Пока они не разберутся с дядей Васей. И кто сказал, что после всего Павел ее отпустит? Она вспомнила кривую ухмылку Резаного, когда он пропустил вперед Зою Петровну и пошел за ней по коридору, и поняла, о каком расчете говорил Павел.

Зоя Петровна шла по длинному, извилистому коридору, напоминающему лисью нору, и напряженно размышляла. Этот… Павел, как он разрешил себя называть девчонке с испуганными глазами, конечно, очень опасный человек. И очень денежный. Так что сумма, которую просила Зоя Петровна за свою информацию, для него форменный пустяк — всего-то пять тысяч долларов. Нужно было просить десять, а то и двадцать. Не обеднел бы. Зоя Петровна не зря всю жизнь проработала процедурной сестрой и уколола столько вен, что и не сосчитать. Она привыкла определять состояние человека по его рукам — если дрожат, потеют, стало быть, нервничает. У могущественного хозяина кабинета руки не дрожали, однако пальцы все время старались себя чем-то занять — то вертели в руках какие-то коробочки и шкатулки, взятые со стеллажа розового стекла, то трогали белесое отвратительное хищное растение, то поправляли ядовито-розовую орхидею в петлице. Зоя Петровна была женщиной весьма наблюдательной: сопоставив поведение хозяина кабинета с интерьером помещения и странное пристрастие его к хищному растению, она почти уверилась, что если закатать рукав шикарного светлого смокинга, то вена под ним окажется вся исколотой. Но сейчас хозяин кабинета был возбужден не от наркотиков, а от другого. Он был опьянен чувством приближающейся победы. Информация Зои Петровны была для него очень и очень важна, жаль, что она не попросила больше денег. Конечно, двадцать тысяч долларов — это уже перебор, она свое место знает и не зарывается, но десять было бы вполне… Но что сделано, то сделано, не в ее правилах менять свои решения.

Хотя Генка Королек, тот самый сосед, который свел ее с могущественным хозяином этого клуба, уговаривал ее не скромничать, сулил золотые горы, заживем, говорил, с тобой, Петровна, как белые люди, с золотой посуды кушать будем, от тысячной бумажки прикуривать… Она не слишком-то верила — пустой был человек Генка, нестоящий, даже в детстве все время врал по мелочи и у товарищей по карманам шарил. И конечно, никакого знакомства с таким человеком, как уголовный авторитет Павел по кличке Рафинад, не водил — кто его подпустит? Но видно, нашел ход какой-то, шепнул кому-то посерьезнее, вот и до Рафинада дошло.

И теперь Зоя Петровна решала в уме сложную задачу: как разделить полученные деньги? Сколько отстегнуть Генке? Половину — слишком много. Не стоит он таких денег. А может, и вообще не надо ничего давать, может, с ним уже расплатились? Потому что как три дня назад загорелись у него глаза, когда карточку медицинскую той девчонки увидел, так с тех пор и не видела его Зоя Петровна. Эти люди ее сами нашли. Дома Генка не появлялся, стало быть, загулял. А загулял — значит, деньги появились. А откуда деньги, кроме как не от этих, людей Рафинада? Больше взять неоткуда.

Они шли по длинному коридору, как вдруг провожатый тронул Зою Петровну за плечо.

— Сюда! — Он твердой рукой повернул ее к двери, за которой шли вниз крутые ступеньки.

Лестница была освещена слабой пыльной лампочкой без плафона. В душе Зои Петровны шевельнулось неприятное чувство: она прекрасно помнила, что сюда они шли другой дорогой. Но ступени были круты и неудобны, так что она сосредоточилась на спуске. Не хватало еще ногу сломать!

Лестница кончилась, дальше был коридор, узкий и темный. Сырые кирпичные стены не оставляли никакого сомнения — они находятся в подвале. Зоя Петровна замешкалась, потому что до нее начала доходить правда о ее положении. Но правда эта была так ужасна, что не укладывалась в голове. Ее провожатый зашел вперед и открыл ключом маленькую железную дверь.

— Куда вы меня ведете? — спросила Зоя Петровна, и голос ее уже не был так пронзительно звонок, связки отказали.

— Тут рассчитаемся, — буркнул Резаный, и у Зои Петровны не осталось никаких сил. Она повернулась лицом к своему убийце, и когда железные руки сдавили ее горло, стало ясно, куда исчез ее непутевый сосед Генка Королек.

Катя молча смотрела на хозяина кабинета, который отвернулся, закуривая длинную сигарету.

Вдруг на столе запищал телефон.

Он был выполнен по эскизу того же сумасшедшего дизайнера, который оформлял всю эту комнату, и напоминал огромную каплю розового стекла, внутри которой виднелась электронная начинка.

Павел лениво протянул руку и нажал бирюзовую кнопку, включив громкую связь.

Телефон взорвался истеричным воплем:

— Шеф, здесь…

Крик оборвался, захлебнувшись мучительным хрипом, бессмысленным клокотанием, и телефон замолчал.

— Что за пакость? — Хозяин кабинета сорвал прозрачную трубку, крикнул в нее: — Кто там развлекается? Вы там что, обкурились все?

Ответа не последовало.

Павел побледнел, распахнул смокинг, выдернул из заплечной кобуры пистолет, шагнул к двери.

Прижавшись к ней ухом, ненадолго замер, прислушиваясь, потом развернулся всем корпусом к Кате, прошипел сквозь зубы:

— Это ты? Ты их привела?

— О чем вы? Кого я привела? — переспросила Катя в недоумении.

Павел не удостоил ее ответом, запер входную дверь кабинета на массивный стальной засов, метнулся к столу, нажал скрытую под столешницей кнопку, видимо, хотел вызвать охрану… Однако никто не появился на вызов.

В это время на дверь кабинета снаружи обрушились тяжелые удары. Дверь не шелохнулась. Один за другим раздалось несколько выстрелов — видимо, те, кто ломился в кабинет, попытались пулями выбить замок. Но дверь выдержала и на этот раз.

Павел огляделся в растерянности, выругался и бросился в дальний угол кабинета, туда, где рядом с аквариумом стоял стеллаж розового стекла со статуэтками и шкатулками. Он повернул одну из шкатулок, и стеллаж отъехал в сторону, открыв небольшой темный проем.

Развернувшись, Павел направил пистолет на Катю и приказал:

— Иди туда!

— Это когда-нибудь кончится? — простонала Катя, не трогаясь с места. — Вы когда-нибудь оставите меня в покое? Позволите жить своей собственной жизнью? Ну зачем, зачем я вам нужна?

— Я сказал — иди! — рявкнул Павел. — Ты моя страховка! Страховой полис! Я обменяю твою жизнь на свою! Хватит болтать! Иди, или я прострелю тебе колени!

В доказательство серьезности своих намерений он выстрелил. Пуля угодила в пепельницу розового стекла, которая с жалобным звоном разлетелась на мелкие осколки.

Катя медленно двинулась в сторону мрачно темнеющего дверного проема.

И в это мгновение оттуда выкатилась, стреляя на ходу, человеческая фигура.

Павел бросился на пол, стреляя в прыжке, откатился за розовый диван, еще несколько раз выстрелил. Из открытого проема выскочили один за другим еще двое бойцов, метнулись в разные углы комнаты.

В кабинете началось настоящее светопреставление.

Гремели выстрелы, звенело разбитое пулями стекло, разлетались на куски стеклянные безделушки. Катя сжалась в комок, втиснулась в дальний угол, пытаясь слиться со стеной и в ужасе ожидая, что сейчас шальная пуля убьет или искалечит ее.

Она случайно подняла взгляд к зеркальному потолку — видимо, неосознанно хотела воззвать к высшим силам — и увидела там отражение царящего в кабинете безумия: затаившиеся, молниеносно перебегающие и перекатывающиеся по полу люди, осколки стекла, обломки разноцветной мебели, искореженные пулями куски ядовито-розовых и бирюзовых панелей…

И посреди всего этого хаоса возвышалось мертвенно-бледное хищное растение. Казалось, что оно наслаждается творящимся вокруг хаосом, праздником смерти: широкие бледные листья развернулись, словно ладони, готовящиеся рукоплескать кровавому спектаклю, хищные цветки широко раскрылись, как будто ожидая корма…

Павел, затаившийся за диваном, до сих пор успешно отстреливался и даже сумел тяжело ранить одного из своих противников, но численный перевес был решающим, а самое главное — ему некуда было отступать: в дверь кабинета ломились нападающие и потайной выход тоже был занят противниками.

Чья-то случайная пуля попала в аквариум. Огромное стекло треснуло и распалось на части под мощным давлением воды. Вырвавшаяся на свободу вода хлынула на пол, тропические рыбы выплеснулись вместе с ней и теперь бились в предсмертных конвульсиях на розовом ковре, широко разевая рты и на глазах меняя яркий цвет…

Только осьминог, казалось, не заметил гибели своей вселенной — он по-прежнему выглядывал из пролома в борту парусника умными, насмешливыми, проницательными глазами и лениво шевелил мощными щупальцами, казалось, не чувствуя приближения смерти.

Видимо, не только Катя смотрела на зеркальный потолок.

Кто-то из нападавших тоже обратил на него внимание и использовал, чтобы скорректировать огонь. Как наблюдатель на артиллерийской позиции, он просчитал траекторию пули, приподнял руку над опрокинутым столом, который использовал как прикрытие, и выстрелил в сторону дивана, за которым прятался хозяин кабинета.

Павел вскрикнул и выронил пистолет: пуля попала в кисть правой руки.

Он попытался тут же перехватить оружие левой рукой, но потерял несколько драгоценных секунд, которых хватило его противникам: они в два прыжка преодолели разделявшее их расстояние и дружно навалились на Павла.

Его скрутили, рывком подняли с пола и усадили на чудом уцелевший розовый табурет.

Тут же один из бойцов подошел к входной двери, отодвинул засов.

Дверь распахнулась, и в разгромленный кабинет первым вошел могучий угрюмый человек лет шестидесяти, в котором Катерина узнала верного подручного, правую руку дяди Васи — старого уголовника по кличке Лопата.

А следом за ним…

Катя не поверила своим глазам.

Следом за ним вошел сам дядя Вася.

Старик шел своими ногами, и походка его была твердой, решительной и упругой, как у совершенно здорового и нестарого человека. Неужели это тот самый человек, который несколько часов назад не мог встать с инвалидного кресла?

И лицо его, хотя и старое, было твердым, волевым, словно выкованным из старой бронзы. В нем не осталось и следа той болезненной бледности и старческой немощи, которые так поразили Катю во время их прошлой встречи.

— Дядя Вася, как же… ведь вы были больны… — удивленно проговорила Катя, вставая на ноги и выходя из угла.

Но старик даже не взглянул на нее.

— Потом, Котенок, потом! — отмахнувшись, он направился прямиком к Павлу. — Ну что, Рафинад, допрыгался? — проговорил он, наклонившись над связанным противником. — Думал, старик спекся? Думал, можно меня свалить? Не дождешься! Молод ты со мной тягаться!

— Как… как ты нашел меня? — прохрипел Павел, облизнув пересохшие губы.

И вдруг в его глазах мелькнуло понимание.

Он нашел взглядом Катю и протянул с горечью:

— Она… это она тебя привела…

Старик негромко засмеялся, словно порадовавшись хорошей шутке:

— Она… хорошо все вышло…

— Дурак я… — с горечью проговорил Павел, покосившись на Катю. — Не допер… не обыскал ее как следует…

— Я?! — вскрикнула Катя, как от удара. — Как это… как я могла привести…

И тут до нее дошло.

Она сорвала со свитера брошь с изумрудом, перевернула ее… и увидела на обратной стороне украшения приклеенную к платине пластинку микрочипа.

— Передатчик… — протянула Катя, до которой наконец дошла хитрая игра старого уголовника.

— Так ты не знала?! — недоверчиво протянул Павел и повторил, повернувшись к старику: — Так она не знала?! Ну, Свояк, ты даешь! Силен!

В этих словах отчетливо слышалось уважение побежденного к достойному, сильному победителю.

А Катя почувствовала себя обманутой, оскорбленной, униженной, словно облитой грязью.

Ее использовали, использовали втемную, использовали как приманку, как неодушевленный предмет… использовали подло, цинично, и кто — человек, которому она верила, человек, которого она считала одним из самых близких… И самое ужасное: этот человек — ее родной отец!

— Как ты мог? — бросила она, окинув старика полным ненависти и презрения взглядом. — Как ты мог так со мной поступить?!

— Не сердись, Котенок! — проговорил дядя Вася, шагнув к ней и попытавшись обнять за плечи. — Я был вынужден… ты же понимаешь — это страшный мир, вокруг только акулы и пираньи… стоит зазеваться, показать слабость — живьем сожрут! Ты не представляешь себе, как трудно сейчас приходится старому человеку! У новых людей, у поколения, которое приходит нам на смену, нет никакого уважения к возрасту, к опыту…

— Я тебя еще и пожалеть должна? — выдохнула Катя, оттолкнув старика. — Убери свои руки! Какой спектакль передо мной разыграл! Инвалидное кресло… старый, больной человек… если уж тебе так нужна была моя помощь — сказал бы честно… я бы поняла…

— Ты не смогла бы проделать все так хорошо, — проговорил старик скучным голосом учителя, объясняющего троечнику решение задачи. — Ведь ты не актриса…

— Зато ты — отличный актер! — бросила Катя, отстраняясь. — Тебе дали бы «Оскара» за лучшую муж—скую роль… второго плана!

С этими словами она швырнула изумрудную брошь на пол, наступила на нее и бросилась к открытой двери.

— Ну что ты, Котенок! — крикнул вслед ей старик. — Не надо так со мной! Если бы ты знала, как мы связаны, ты бы так не говорила!

— Я знаю! — крикнула Катя, прежде чем выскочить в коридор.

Лицо старика исказила короткая судорога. Он выдохнул воздух сквозь сжатые зубы, издав змеиное шипение, и вскинул пистолет.

Сначала он навел его на Павла, но взял себя в руки, перевел ствол на разбитый аквариум и выстрелил в осьминога.

Огромный моллюск дернулся и застыл. Его щупальца какое-то время судорожно извивались, но вскоре замерли, неподвижно вытянувшись по дну опустевшего аквариума.

Катя, глотая слезы, бежала по коридору.

Все ближе и ближе раздавались звуки бессонного человеческого прибоя, звуки ночного клуба. Коридор то и дело поворачивал, как лисья нора. Катя очередной раз повернула, и перед ней оказалась закрытая дверь. Она дернула за дверную ручку — и на нее разом обрушился гул сотен голосов, грохот музыки.

Катя вышла из служебного помещения и оказалась в самом клубе. Об этом говорила кричащая, ядовито-кислотная отделка стен и ослепительная подсветка.

Прямо возле нее оказалась дверь женского туалета.

Катя вошла туда, чтобы привести себя в порядок.

Перед зеркалом стояла рыжая девица в коротком золотистом платье и босоножках на немыслимой платформе. Девица занималась делом: она рассыпала на стеклянной подзеркальной полочке дорожку белого порошка и свернула в трубочку пятисотрублевую купюру.

Увидев входящую Катю, она недовольно поморщилась и проговорила:

— Ну нигде покоя нет! Слушай, подруга, не мешай мне, а?

— Никто тебе и не мешает, — огрызнулась Катя. Она подошла к зеркалу и оглядела себя.

Дорожки слез на щеках, растрепанные волосы, измятая одежда…

Рыжая девица тоже разглядела ее и присвистнула:

— Ну, подруга, у тебя и видок! Ты откуда такая — из колхоза «Заветы Ильича»? Как тебя фейс-контроль пропустил?

— Слушай, подруга, не мешай мне, а? — вернула Катя рыжей ее собственные слова.

— Да мне-то что… — Рыжая шумно втянула порошок, и по ее лицу разлилось райское блаженство. — Конец света! Ладно, подруга, не обижайся, я ничего не имею против работников сельского хозяйства…

Она тщательно собрала последние крошки белого порошка, окинула себя в зеркале удовлетворенным взглядом и удалилась, привычно покачивая бедрами.

Катя кое-как привела себя в порядок, пригладила волосы, поправила одежду. Все равно ее внешний вид оставлял желать лучшего, в ночном клубе она выглядела бы настоящей белой вороной.

Впрочем, она и не собиралась задерживаться в клубе, хотела только пройти через него на улицу.

Последний раз оглядев свое отражение, Катя вдруг заметила выглядывающую из-за дверцы кабинки туфельку.

«Это меня совершенно не касается, — подумала она. — Ну, отрубилась какая-то шлюшка с передоза, а я-то при чем? Отлежится и придет в себя. У меня хватает собственных проблем!»

Однако против собственного желания она подошла к кабинке и потянула дверцу на себя.

В кабинке лежала мертвая женщина.

Типичная тусовщица, одна из постоянных посетительниц светских раутов, вечеринок и клубных проектов, одна из тех ухоженных созданий, одетых в баснословно дорогую униформу от Prada или Versace, одна из тех женщин, которые проводят гораздо больше времени под искусственным светом клубных прожекторов, чем под светом солнца, но выглядят свежими и загорелыми благодаря солярию и тональному крему.

Проблема была в том, что Катя знала эту женщину.

Прекрасно знала.

Еще не прошло суток с тех пор, когда они разговаривали по телефону.

Это была Лида Дроздова.

Та самая Лида Дроздова, которая позвонила Кате прошлым утром и попросила встретиться, потому что хотела обсудить какие-то свои проблемы.

Теперь у нее больше не было проблем.

Лида лежала на кафельном полу, свернувшись калачиком, как ребенок, который устал резвиться на новогоднем празднике и задремал в углу, на груде шуб и пальто. Только лицо у нее выглядело ужасно — распухшее, посиневшее лицо, какое бывает у задушенного человека.

Катю заколотило.

Все ее тело сотрясалось от мучительных, выворачивающих внутренности конвульсий. Она едва успела наклониться, как ее вырвало чем-то едким и желтым, после чего тошнота не прошла, зато в голове немного прояснилось, ушла противная дрожь.

Да что же это такое?

Что происходит вокруг нее?

Кажется, весь мир на нее ополчился, и каждый, кто имеет к ней хоть какое-то отношение, рано или поздно погибает, погибает страшной смертью…

Вот и Лида — глупая, поверхностная, недалекая, но такая безобидная… кому она могла помешать?

В свете последних событий все утренние разбирательства с Лидой отошли у Кати в голове на задний план. Хлопнула дверь туалета, по плитке процокали каблуки. Женщина, не задерживаясь, прошла в соседнюю кабинку, и Катя обмерла от страха — когда она выйдет, то неминуемо заметит торчащую из кабинки ногу в туфельке, а потом увидит Катю и завизжит на весь клуб. Явится охрана и сразу же обвинит Катю в убийстве — а кого еще подозревать, если она прячется в кабинке рядом с трупом? И Катю передадут милиции, либо же она снова попадет в руки людей дяди Васи, и это еще хуже, потому что из слов Павла Катя твердо поняла лишь одно: она для дяди Васи опаснее динамита.

Стараясь двигаться как можно тише, Катя подхватила горемыку за плечи и попыталась втащить внутрь кабинки, чтобы дать плотно закрыться двери.

«Ну это же надо, какая Лидка тяжелая, а вечно на диете сидела…» — мимоходом удивилась она. Все нормальные человеческие чувства куда-то выветрились, остался лишь страх — не липкий ужас, от которого теряют голову и не помнят себя, а спокойные, постоянные, неотступные деловитые опасения, когда тело и ум становятся особенно быстрыми и голова просчитывает все варианты спасения не хуже самого лучшего компьютера.

В соседней кабинке слышалась характерная возня, потом полилась вода, Катя напрягла все силы, и мертвое тело сдвинулось с места. Что-то звякнуло и покатилось Кате под ноги. Она заперла дверь на задвижку и перевела дух. Женщина мыла руки перед зеркалом, потом, надо полагать, раскрыла сумочку и выронила ее содержимое на пол. Она чертыхнулась, и Катя снова обмерла — вдруг снизу что-то можно увидеть… Но дверца кабинки закрывалась плотно, незнакомая женщина собрала свои мелочи и ушла. Катя перевела взгляд на тело. У нее и раньше почти не было сомнений в том, что Лида может быть жива — у живого человека не может быть такого лица. Теперь же она отбросила последние сомнения — только покойник может быть таким тяжелым.

Что она делает здесь, опомнилась Катя, нужно уходить отсюда как можно быстрее, пока еще кто-нибудь не появился. Она наступила на что-то твердое и наклонилась. Совсем рядом были выпученные Лидины глаза и синее лицо, но сейчас это не произвело на Катю большого впечатления, за прошедшие сутки она нагляделась всякого. Она нашарила под ногой непонятный металлический предмет, который оказался обычным магнитным ключом от электронного замка. Катя поднесла его к глазам. На ключе не было никаких надписей. Единственное, что отличало его от тысяч точно таких же ключей, — это необычный цвет. Как правило, такие ключи делают из серой пластмассы, этот же был светло-зеленым.

Катя хотела бросить ненужную вещь, но вовремя вспомнила про отпечатки пальцев и сунула ключ в карман джинсов от Versace, которые ей порядком надоели за нынешние сутки. Но о том, чтобы переодеться, вытянуться на чистых простынях или хотя бы просто откинуться на спинку мягкого кресла и посидеть минутку, прикрыв усталые глаза, не могло быть и речи.

Но пожаловаться на жизнь некому, да к тому же пока она жива, так что все не так плохо. Катя задержала дыхание и выскочила из кабинки, пробежала до двери, бросив мимолетный взгляд в зеркало — вид, конечно, так себе, несвежий и утомленный, но волосы не растрепаны, и в глазах нету дикого блеска.

Перед дверью туалета она ни с кем не столкнулась и облегченно перевела дух. Теперь никто не свяжет с ней убийство Лиды Дроздовой.

Хотя положение ее было ничуть не лучше, чем прежде: она снова была без денег, без телефона, снова не знала, куда можно идти и кому можно доверять.

Впрочем, доверия к людям в ней осталось еще меньше, чем несколько часов назад.

Ее предал человек, которому она доверяла безгранично, которого считала одним из самых близких людей. Предал подло, цинично.

Стараясь не думать об этом, Катя протискивалась сквозь толпу.

Вокруг нее танцевали, обнимались, выясняли отношения. Казалось, вся жизнь этих людей была сосредоточена только в стенах клуба, все, что за этими стенами, для них как бы не существовало.

Проходя мимо зеркальной стены зала, Катя увидела странную женщину. Она была старше большинства окружающих, может быть, лет тридцати пяти. Ярко, вызывающе одетая, она самозабвенно танцевала перед зеркалом, танцевала вдвоем с собственным отражением. В какой-то момент она прижалась к зеркалу и поцеловала свое отражение в губы.

Во всяком случае, эта женщина могла не сомневаться во взаимности.

Протиснувшись мимо нее, Катя оказалась возле бара. Она хотела пройти мимо, но вдруг кто-то схватил ее за плечо:

— Эй, подруга, а ты как здесь оказалась?

Катя обернулась, собираясь сбросить руку незнакомки и ответить резкостью, но увидела на высоком барном табурете Ладу. Татьяна сидела рядом с полным бокалом в руке.

— Катюха, ты как сюда попала? — тараторила Лада. — А где твой голландец? Ты же вроде с ним ушла?

— Голландец? Какой голландец? — переспросила Катя. То, что произошло с ней несколько часов назад, казалось ей бесконечно далеким.

— Ну, не голландец… бельгиец…

— Ах, Седрик! Да я не знаю, где он… дома, наверное…

— Что, уже в Бельгию уехал?! — И Лада громко расхохоталась собственной шутке.

— Да в гостинице он, наверное… десятый сон видит…

— Ну ты даешь, подруга! Неужели упустила такого отпадного перца? Я тебя не понимаю! Если он тебе самой не нужен — уступила бы подругам… мне, например…

* * *

Седрик сидел в запертой кладовке на заколоченном фанерном ящике в позе роденовского мыслителя.

Он уже несколько раз обследовал это крошечное помещение и убедился, что выбраться отсюда без посторонней помощи невозможно. А помощи ему ждать тоже было неоткуда.

Сейчас его беспокоили два вопроса: что собираются делать с ним «гостеприимные хозяева» и где сейчас находится Катя.

Он познакомился с этой девушкой всего несколько часов назад, но сразу почувствовал к ней какую-то необъяснимую симпатию.

Кажется, здешний хозяин, этот мрачный старик в инвалидном кресле, тоже хорошо к ней относится. Но можно ли ему верить? Ведь он сказал, что отпустит его, Седрика, а вместо этого его заперли в этой тесной каморке…

Седрик вспомнил все ужасы, которые он слышал о русской мафии.

Нет, вряд ли Катины неприятности позади.

А он… чем он может помочь ей, когда сам заперт здесь?

Он встал с ящика и снова огляделся.

Здесь была единственная дверь, запертая снаружи, и не было окон. Но воздух тем не менее оставался до—статочно свежим…

Седрик запрокинул голову и увидел в углу каморки, под самым потолком, вентиляционную решетку.

Решетка была довольно большая, она крепилась к стене несколькими винтами.

У него не было отвертки, не было даже обычного ножа, однако ящики, занимавшие значительную часть кладовки, были по краям обиты металлической лентой.

Седрик отогнул конец такой ленты, сгибая и разгибая ее, отломил кусок. Этим плоским железным прямоугольником можно было воспользоваться вместо отвертки.

Он подтащил ящик к стене под решеткой, встал на него и с трудом отвинтил один за другим крепившие решетку винты.

Осторожно сняв ее, он заглянул внутрь.

Вентиляционный канал был достаточно широким, чтобы внутрь мог забраться человек.

Седрик подтянулся и влез внутрь его.

Внутри было темно и пыльно. Слежавшаяся пыль лежала на стенках канала толстым пушистым слоем, и Седрик в несколько секунд покрылся грязью, как трубочист. Но сейчас собственный внешний вид беспокоил его меньше всего.

Он полз вперед, опираясь на локти и колени, и старался не шуметь.

Впереди послышался какой-то негромкий шорох.

Седрик замер и вгляделся в темноту.

Перед ним горели две красноватые точки.

Два глаза.

«Крыса!» — понял он с отвращением.

Он с детства ненавидел и боялся крыс…

В далеком детстве он гостил на ферме у дядюшки и там в сарае столкнулся с огромной, наглой крысой. Грызун смотрел на маленького мальчика с таким злобным, таким хозяйским выражением, что Седрик с криком убежал в дом…

Он взял себя в руки и шикнул на крысу.

Та нехотя повернулась и побежала прочь, топоча маленькими лапками.

Седрик немного выждал и пополз дальше.

Впереди показался слабый, едва заметный свет.

Он пополз на этот свет, надеясь, что там может быть выход, и одновременно опасаясь ловушки.

Свет становился ярче и ярче, и одновременно приближались, нарастали звуки — негромкие голоса, шаги.

Седрик продолжал ползти вперед, стараясь не издавать ни звука.

Наконец он оказался еще перед одной решеткой, через которую была видна большая полутемная комната.

Здесь, при свете нескольких неярких светильников, широкоплечий горбун, похожий на сказочного тролля, раздавал бравым молодым парням оружие.

— По возвращении отчитаетесь, — бормотал он, вынимая из металлического шкафа помповые ружья, карабины и пистолеты. — Смотрите у меня, оружие дорогое, если что — Свояк с вас голову снимет…

«Они готовятся к самой настоящей войне! — с ужасом подумал Седрик. — Бедная Катерина, среди каких людей она живет!»

Он прополз мимо вентиляционной решетки и снова углубился в узкий темный коридор.

— Что там за шорох? — Один из парней поднял голову к потолку. — Крысы, что ли?

— Крысы, крысы! — отозвался горбун. — Надо будет яду посыпать…

Седрик затих на мгновение, потом снова пополз. Внезапно воздух в трубе стал свежее, запах мокрыми листьями и недавним дождем. Седрик оживился, прибавил скорость и через несколько минут оказался перед новой решеткой. На этот раз за ней был виден окружающий особняк запущенный сад.

Седрик достал из кармана свою самодельную отвертку, отвинтил решетку, спрыгнул в сад и с наслаждением вдохнул прохладный ночной воздух, пронизанный запахом осени, свежести и тревоги.

— Представляешь, как здорово, — тарахтела Лада, — ты тогда ушла с этим голландцем… тьфу, бельгийцем, а мы с Танькой еще оставались, и тут я случайно услышала, как один перец разговаривал по мобильнику… ну, не совсем случайно, я к нему подсела, хотела познакомиться… крутой такой перец, он на меня и не взглянул… Так вот он разговаривал про этот клуб… и сказал какому-то своему приятелю сегодняшний пароль на проход сюда. А здесь так круто — просто отпад! Я сюда давно хотела попасть, но все не получалось, а тут этот фрик назвал пароль, представляешь? Ну мы с Танькой сюда и ломанулись. Сказали пароль на входе… знаешь, какой пароль? Померанский шпиц! Это такие собачки есть прикольные… одна девчонка у Василисы такую завела, просто отпад! Та девчонка рыжая, и собачка такая рыженькая… как апельсин. Просто класс! В общем, сказали мы пароль, нас и пропустили. А здесь так круто, прикинь! Вон, смотри, Машка Малиновская! А с ней этот… ну как его… у которого нефть… или алюминий… Завтра девчонкам расскажу!

Ладкин голос бил прямо в Катины барабанные перепонки, мучительно разрастался. Перед ее глазами мелькали разноцветные пятна, клуб плыл, словно она ехала на карусели.

— Скверно ты выглядишь, подруга! — проговорила Татьяна, в упор разглядывая Катю. — Может, поедем домой, поспишь малость?

— Да ты что, Танька, тут так весело… — заныла Лада. — Побудем еще часок… мы сюда с таким трудом попали…

Однако Татьяна взглянула на нее так сурово, что Лада моментально прикусила язык.

Катя вспомнила грязную лестницу, жуткую запущенную квартирку с картонными стенами, скандальных соседей… и кивнула: сейчас она была согласно ехать куда угодно, в любую трущобу, только бы закончился непрерывный кошмар последних суток, только бы закрыть дверь, лечь на какую-нибудь кровать, укрыться с головой одеялом, свернуться калачиком и забыться хотя бы на несколько часов…

Она вспомнила свернувшуюся калачиком мертвую Лидку Дроздову, и ее снова забила крупная дрожь.

Татьяна озабоченно взглянула на нее, обхватила за плечи и повела к выходу. Катя благодарно прижалась к ней — сейчас ей больше всего нужен был кто-то, кто вот так заботливо обнимет, кто-то, кто знает, куда идти и что делать… кто-то, кто возьмет на себя все ее заботы, все несчастья… ей нужна была старшая сестра, которой у нее никогда не было…

Обиженная Лада плелась следом, с явной неохотой покидая этот вечно длящийся праздник. Она завистливо оглядывалась на бездумно веселящихся людей, которые никуда не торопились, которые переезжали из клуба в клуб, с вечеринки на вечеринку, беспокоясь только о том, чтобы достать очередную «проходку», подслушать очередной пароль…

Девушки вышли в коридор.

Навстречу им попалась припозднившаяся парочка девиц — поправляя волосы, они торопились присоединиться к празднику. Оживленно переговариваясь, они скрылись в зале.

Вдруг из-за поворота коридора выскользнул, прихрамывая, невысокий худощавый мужчина средних лет. Впалые скулы, изрезанное шрамами лицо, маленькие цепкие глаза, осторожные движения опасного хищника.

Катя охнула, узнав Резаного — своего злого гения, подручного здешнего хозяина, безжалостного убийцу, который преследовал ее последние сутки…

Резаный торопливо шел по коридору, настороженно оглядываясь. На ковровом покрытии за ним оставался едва заметный кровавый след. Он по-прежнему был похож на хищника, но хищника, уходящего от погони, хищника раненого и оттого еще более опасного.

Увидев спешащих к выходу девушек, он оживился.

Шагнув им навстречу, выхватил нож, левой рукой схватил Катю за плечо, притянул ее к себе, приставил нож к ее шее.

— Ну, красавица, вовремя ты мне подвернулась! — процедил он своим тягучим, гнусавым голосом. — Очень вовремя! Теперь мне отсюда легко выйти будет… с такой страховкой, как ты…

Из-за угла выбежал еще один человек — крепкий молодой парень, которого Катя видела в особняке дяди Васи. Он держал в руке пистолет и, увидев Резаного, навел на него ствол.

— А ну, сявка, брось пушку! — рявкнул Резаный, резко развернув Катю так, чтобы она прикрыла его от выстрела. — Только дернись — и я прирежу девку!

Парень колебался. Видимо, у него не было инструкций на такой случай, а Катю он видел со своим шефом и знал, что их связывают особые отношения…

— Я сказал — брось пушку! Выпустишь меня отсюда — тогда я ее отпущу, иначе ей конец!

Он слегка надавил на рукоятку ножа. Катя почувствовала, как острый кончик лезвия вонзился в кожу, и тонкая струйка крови потекла за воротник свитера.

— Брось пушку! — повторил Резаный. — Если я ее убью — Свояк с тебя голову снимет!

Парень с пистолетом какое-то время еще колебался, но наконец принял решение и медленно, осторожно положил оружие на пол.

— Вот так-то, сявка! — Резаный усмехнулся и медленно двигался к выходу.

На Катю навалилось бесконечное отчаяние.

Ее несчастья никогда не кончатся. Когда ей кажется, что самое страшное позади, что скоро наступит рассвет или хотя бы короткая передышка — судьба преподносит ей новый ужасный сюрприз…

Для всех этих резаных, серых, рафинадов она не человек со своей жизнью, со своей судьбой, не Катя Неверова, а всего лишь разменная монета, пешка в их игре! И даже, как выяснилось, для дяди Васи, которому она так верила…

— Подгони к крыльцу машину! — распорядился Резаный. — И шевелись, а то я ее прирежу!

Парень медленно двинулся к выходу.

Резаный, не выпуская Катю, сделал несколько шагов к тому месту, где лежал брошенный пистолет. Он не сводил настороженного взгляда со своего противника и поэтому не так внимательно следил за всеми остальными. Впрочем, от них он не ожидал никакой опасности.

Медленно наклонившись, он протянул руку за оружием.

При этом нож на какое-то мгновение отстранился от Катиной шеи.

И в ту же секунду раздался резкий гортанный вы—крик, и за спиной Резаного мелькнул гибкий силуэт. Это Татьяна, сделав огромный прыжок, подлетела к согнувшемуся бандиту и нанесла ему резкий удар ногой в голову. Резаный охнул и отлетел к стене, выронив нож. Татьяна снова подскочила к нему и еще дважды ударила ногой — в челюсть и в живот. Бандит вытянулся и затих, потеряв сознание.

Молодой парень из команды Свояка, увидев такой поворот событий, развернулся и подбежал к Кате. Однако он не успел ничего сказать или сделать, потому что Лада, стоявшая чуть в стороне, неожиданно ударила его по голове своей сумочкой. Парень охнул, покачнулся и рухнул без чувств рядом с Резаным.

— Ничего себе! — удивленно проговорила Татьяна, повернувшись к подруге. — Здорово ты его приложила! Что у тебя там — кирпич?

— Да нет… — Лада открыла сумочку и продемонстрировала ее содержимое. Там оказалась плоская бутылка виски «Джонни Уокер». — Как-то нечаянно прихватила на той вечеринке, куда нас привела Василиса… думала — пригодится…

— Ну ты даешь! Вот и пригодилось! — Татьяна повернулась к Кате. — Так или иначе, нам нужно как можно быстрее отсюда сваливать, пока не набежали еще какие-нибудь твои «друзья»… да и эти двое, я думаю, недолго проваляются!

Девушки вышли на улицу.

Возле входа в клуб все еще толклись пытающиеся проникнуть внутрь посетители, они обхаживали охранников, с важным видом разговаривали по мобильным телефонам, изображая значительных персон…

Словом, здесь все было как обычно, никому и в голову не могло прийти, что за стенами клуба заканчивается кровавый эпизод самой настоящей гангстерской войны.

Татьяна махнула рукой, и к ним тут же подъехал ночной бомбист, хмурый парень кавказского вида.

Девушки забрались в машину, Татьяна назвала адрес.

Водитель выжал сцепление, и машина помчалась по ночному городу.

Катя прикрыла глаза.

Эта ночь казалась ей бесконечной.

Ночные улицы, клубы, рестораны, бандиты, перестрелки, кровь… Неужели всему этому так и не будет конца? Для нее это уже явный перебор, еще немного — и она просто сойдет с ума… нужно отдохнуть, хоть немного отдохнуть…

Она сама не заметила, как задремала.

Ей снилось детство.

Маленькая Катя дома, в уютной родительской квартире.

Она сидит на коленях у друга дома дяди Васи, тот подкидывает девочку, приговаривая:

— По ровной дорожке, по ровной дорожке… по камням, по камням… по кочкам, по кочкам, по кочкам… в ямку — бух! — И тут же он швыряет ее в глубокую яму с осклизлыми глинистыми краями. На дне ямы скопилась грязная вода, и эта вода все прибывает. Катя пытается выбраться из этой ямы, но руки соскальзывают с ее скользких стен, ногти ломаются, сверху на нее падают комья глины, а на краю ямы стоит дядя Вася и издевательски хохочет…

А из-за его спины выглядывает еще кто-то, чьего лица Катя никак не может разглядеть, и именно это пугает ее больше всего…

— Просыпайся, подруга, приехали! — Татьяна трясла ее за плечо.

Катя тряхнула головой, отгоняя сон, и огляделась.

Машина стояла возле дома, где жили подруги.

Водитель что-то бухтел по поводу испорченных девушек, которые шляются по ночам, вместо того чтобы пасти овец в горах и вести домашнее хозяйство.

— Ты свои деньги получил — и не возникай! — беззлобно проговорила Татьяна, захлопывая дверцу машины.

Девушки направились к подъезду.

Однако не успели они открыть обшарпанную дверь, как наверху над ними раздался грохот, распахнулось окно, и из него вылетело что-то очень большое.

Татьяна благодаря своей исключительной реакции успела отскочить в сторону.

Прямо на том месте, где она только что стояла, приземлился на тротуар старый потрепанный чемодан. При падении он раскрылся, и из него разлетелись в разные стороны лифчики, кофточки и прочие предметы женского обихода.

— Что это? — испуганно вскрикнула Катя.

— Ой! Это мое бельишко! — жалобно проговорила Лада, подняв с земли кружевной лифчик. — И чемодан мой!

— Валентина! — мрачно заявила Татьяна, помогая подруге запихнуть в чемодан разлетевшиеся вещи.

— Ой, что делать, что делать! — залепетала Лада. — Может, уедем от греха? Таксист еще здесь?

— Укатил! — отозвалась Татьяна, поднимая чемодан. — И куда, интересно, мы поедем среди ночи? На вокзал, в зал ожидания? Благодарю покорно! Надо идти…

И она, с чемоданом наперевес, решительно вошла в подъезд.

Подруги робко последовали за ней.

В подъезде, обыкновенно очень шумном, царила гнетущая предгрозовая тишина.

— Ох, как я ее боюсь… — пролепетала Лада.

— Не раскисать! — строго шикнула на подругу Татьяна.

Дверь их квартиры была распахнута, изнутри доносились раздраженные голоса.

Татьяна поставила чемодан под вешалку. Однако не успела она захлопнуть входную дверь, как в прихожую выкатилась невысокая толстая особа с коротко стриженными черными волосами и круглыми выпученными глазами. Всем своим обликом эта особа напоминала огромную возмущенную жабу.

— Явились, не запылились! — проквакала эта жаба, уперев руки в бока и оглядывая вошедших. Интересно, что, хотя хозяйка была небольшого роста, а все три девушки довольно высокие, она умудрялась смотреть на них сверху вниз.

— Добрый вечер, Валентина Романовна! — подала голос Лада, высунувшись из-за Татьяниного плеча.

— Вечер?! — переспросила хозяйка своим квакающим голосом. — Ты на часики-то посмотри! Скоро уж утро, а вы еще только домой возвращаетесь! Приличные девушки в это время десятый сон видят! Хотя какие же вы приличные…

— Мы только с работы… — робко пискнула Лада.

— Что же это за работа такая, по ночам?! — еще больше раззадорилась хозяйка. — Мужиков по гостиницам ублажаете?

— Что же это вы в такое позднее время к нам в гости заявились? — вступила в разговор Татьяна. — Не спится? Приличные хозяйки в это время жильцов не беспокоят!

— Во как заговорила! — проквакала Валентина. — А только я сюда не в гости пришла! Это моя личная собственная квартира, у меня на нее все документы имеются, включая государственное свидетельство на гербовой бумаге, и я сюда во всякое-любое время приходить имею полное право!

— Вы нам эту квартиру сдали…

— Ага, сдала! А вы мне сколько времени за нее не платите? Через неделю два месяца исполняется!

— Валентина Романовна, — подала голос Катерина, — не беспокойтесь, девушки вам сегодня же все заплатят…

— Молчи лучше!.. — шикнула на нее Татьяна.

Однако это предупреждение явно запоздало.

Валентина заметила Катю, уставилась на нее выпученными жабьими глазами и заквакала:

— А это еще что за фря? Третью профурсетку к себе придружили? Я вам квартиру сдавала на двоих, а если вы к себе еще кого-то поселили, так это уже другая будет цена!

— С какой стати? — возмутилась Татьяна. — Не все ли вам равно, двое нас или трое? Износ квартиры, что ли, от лишнего человека увеличится? Так вы, один черт, ремонта делать не собираетесь! И вообще, она к нам только на один день, в гости…

— Знаю я, какой это «один день»! Ишь какие хитрые! От себя кому-то сдадут, а мне по-прежнему копейки платят! Устроили тут общежитие имени дружбы народов! Больше народу — значит, больше воды, и газа, и прочего электричества расходуете…

— Ничего себе копейки! — Татьяна тоже повысила голос. — Да вы с нас за свой клоповник такие деньги дерете, за которые в Париже можно трехкомнатную снять!

— Ты не в Париже! — вопила хозяйка, надвигаясь на подруг, как цунами на таиландский курорт. — Не нравится — выматывайтесь сей же час на улицу! У меня на эту квартиру очередь стоит! Я ваши вещички уже в окно вышвырнула…

— Не беспокойтесь, мы их подобрали! — огрызнулась Татьяна. — Еще вам счет выставим за материальный ущерб! А посреди ночи жильцов на улицу выставлять — такого закона нету! Вы нас вообще заранее предупреждать должны…

— Про закон вспомнила? — радостно проквакала Валентина. — Вот хорошо-то! Насчет закона — это как раз будет! Василий Васильич, пожалуйте сюда!

Тут же из кухни выплыло огромное пузо, обтянутое форменным милицейским кителем. Вслед за пузом появился и сам его владелец — капитан милиции лет пятидесяти, с пятью лоснящимися подбородками и маленькими, воровато бегающими глазками.

— Вот они, Василий Васильич! — объявила Валентина, указывая пальцем на сбившихся в кучку подруг.

— Та-ак! — грозно произнес милиционер. — Значит, налицо нарушение общественного порядка, причинение ущерба имуществу, мелкое хулиганство в особо крупных размерах…

— Это вы о чем же? — возмущенно перебила его Татьяна. — Я тут вижу только одну хулиганку — вот эту личность, которая ворвалась к нам поздней ночью и устроила форменный дебош!..

— А сейчас еще добавим неподчинение сотруднику милиции при исполнении, — удовлетворенно проговорил капитан. — Все вместе на десять суток запросто потянет…

— Да что вы такое говорите!..

— Я знаю, что я говорю! — оборвал девушку милиционер. — И не надо со мной порядок препираться и безобразия нарушать! Мне неоднократно соседи сигнализировали, что из этой квартиры громкие разговоры имеются и неприличную музыку играют! Я обязан на сигналы отреагировать вплоть до помещения под стражу!

— Громкие разговоры? — переспросила Татьяна. — Это уж не мы виноваты, что здесь стены на одних обоях держатся! На первом этаже чихнут, с пятого говорят «будьте здоровы»! Это уж вы не к нам претензии предъявляйте!

— Я знаю, к кому мне предъявлять! — загудел милиционер. — Нечего мне тут споры устанавливать и претензии переводить! Или вы сей же час с гражданкой Полужабенко по полной программе рассчитаетесь, или я к вам применю полную строгость закона!

Вдруг дверь за спиной подруг с негромким скрипом отворилась, и на пороге возник высокий, аккуратно одетый мужчина. Мужчина был бы интересен — широкие плечи, светлые волосы лежат мягкой волной, — если бы его слегка не портили узкие очки в металлической оправе. Очки эти ему совершенно не шли.

Увидев вошедшего, Катя переменилась в лице и спряталась за Татьянину спину. Хотя за прошедшие сутки у нее закончился запас страха, но инстинкт самосохранения настоятельно требовал, чтобы она убегала, пряталась и вообще спасала свою жизнь. Потому что вошедший мужчина был не кто иной, как сотрудник ее мужа, начальник департамента безопасности Стас Мельников.

— Это кто еще притащился? — выпучила глаза хозяйка. — Это вы уже при мне клиентов принимаете? Совсем распоясались, паразитки! Применяй к ним, Васильич, полную строгость!

Милиционер уставился на нового посетителя чугунным взглядом и рявкнул:

— Попрошу очистить!

— А что это ты, капитан, так разбушевался? — негромко отозвался тот, продвигаясь в глубь прихожей.

— А что это ты мне тыкаете? — набычился капитан и двинулся на пришельца своим монументальным животом. — Вы кто это такой, что представителю, который при исполнении, тыкаешь?

Новый гость, однако, ничуть не испугался, поманил капитана пальцем, отвел его в угол прихожей и там продемонстрировал ему какое-то удостоверение.

— Тогда я окончательно извиняюсь… — залепетал милиционер, сделавшись заметно меньше ростом и даже несколько похудев. — И все слова, которые беру исключительно назад…

— Что это ты, Васильич, так перед ним тушуешься? — опасливо проговорила Валентина. — Кто он такой, чтобы так с ним разговаривать? Подумаешь, хмырь выискался! Интеллигент недокормленный!

— Кто надо, перед тем и тушуюсь! — оборвал ее капитан. — И нечего мне тут указания пояснять! И нечего словесные оскорбления учинять в лице интеллигента! Я сам знаю, перед кем разговаривать! И вообще, попрошу лишних очистить помещение!

— Это кто здесь лишние?! — возмутилась хозяйка. — Это моя собственная квартира, по всем правилам оформленная, и я здесь могу в любое время дня и ночи…

— Я вам сейчас все права исключительно разъясню! — рявкнул на нее милиционер. — Или вы сей же час очистите вверенное помещение, или я применю всю строгость…

Валентина испуганно квакнула напоследок и вылетела из квартиры, что-то обиженно бормоча.

— Свободен, капитан! — бросил ему Стас, и милиционер, тряся необъятным пузом, как мог быстро заковылял к выходу. Прихожая в квартире была крошечная, так что когда капитан, пыхтя, протискивался между стенкой и Татьяной, Катерина сделала слабую попытку его остановить:

— Постойте, вы не должны так уходить! Этот человек…

Но Татьяна решительно ткнула ее кулаком в бок и твердо посмотрела капитану в глаза.

— Всего хорошего, Василий Васильич! Ох, и трудная у вас служба, ночей не досыпаете!

Капитан окончательно скис и вышел.

— Вечер добрый, Катерина Антоновна! — спокойно произнес Стас. — Хотя уже скоро утро…

Он сунул руку в карман, и Катя замерла в ужасе, ожидая, что он достанет сейчас пистолет и направит на них. Однако Стас вынул чистый носовой платок и протянул Кате.

— Лицо оботрите, инфекцию еще занесете от грязи-то…

На платке и вправду остались следы пыли и даже красно-бурая полоса от засохшей крови.

— А что это за удостоверение вы менту показали? — с любопытством спросила появившаяся Лада.

Она успела уже переодеться в беленькую блузочку с наивными рюшами, какие любит включать в каждую свою коллекцию Миу Миу. Блузочка была скромненькая, однако Ладка расстегнула ее буквально до пупа, так, чтобы всем заинтересованным лицам было видно, что она без лифчика.

То есть на всех ей было наплевать, она хотела произвести впечатление только на Стаса.

«Вот дура-то! — устало подумала Катя. — И блузочка не фирменная, а так, подделка…»

— Ты зачем капитана отпустила? — злым шепотом спросила она у Татьяны. — Это же Мельников! Я же от него весь день бегаю! А теперь он меня нашел.

— Так тот пузан все равно бы не помог, — резонно возразила Татьяна, — толку-то от него… Сами сейчас разберемся.

Ладка в это время совершенно распоясалась и вертелась перед Стасом вовсю.

— Ты бы легла, — решительно отстранила ее Татьяна, — завтра вставать рано.

— Так уже все равно сегодня! — обиделась Ладка, но послушно зевнула и, демонстративно пошатываясь, побрела в комнату.

— Собирайтесь, Катерина Антоновна, — сказал Стас, — домой вас отвезу.

— Я не могу… — Катя пыталась вжаться в стену, — я… я не поеду!

— Может, посидим, разберемся? — Татьяна шагнула вперед и посмотрела Стасу в глаза, для этого ей не понадобилось задирать голову.

— Вижу, что вы мне не доверяете, — Стас наклонил голову, — но вы-то, Катерина Антоновна, меня давно знаете! Я же все-таки не швейцаром работаю, а начальником по безопасности! Я вас неоднократно предупреждал, что одной ездить нельзя! И потом вы правильно сделали, что сразу мне позвонили!

— Ага, правильно, — Катя отступила на кухню, — и после этого звонка меня едва не убили!

Стас и Татьяна тоже прошли на кухню. Татьяна включила новенький электрический чайник — вряд ли зараза Валентина им его оставила, скорее всего девушки купили его самостоятельно. Вскоре чайник вскипел, и Татьяна разлила кипяток по кружкам, предварительно бросив туда чайные пакетики.

— И как вы нашли меня у Светы, зачем вы ей звонили? — Катя осмелела, почувствовав в руке горячую кружку, — в случае чего можно и кипятком плеснуть.

— Вы позвонили, я сразу же направил в этот поселок своих людей на машине. Но когда они подъехали к кафе «Афродита», то застали там только толпу народа, сгрудившуюся над мертвой девушкой. Даже милицию никто не удосужился вызвать! Пока удалось чего-то добиться от официантки из кафе, пока она вспомнила, что налила чашку кофе женщине, которая была явно не в себе…

— Она меня наркоманкой посчитала, — машинально вставила Катя, обдумывая случившееся с ней.

Гонялись за ней с самого утра люди Павла, соперника дяди Васи, именно они были в черном «лексусе» — Резаный и его мордатый напарник. Но откуда они узнали, где находится Катя? Ведь никто не мог предугадать, что она появится в деревне Вяжищи — без машины, без документов и без денег…

— Они приехали после нашего разговора, — сказала она, с ненавистью глядя на Стаса, — они его слышали. Или ты им сообщил.

Стас снял очки, отчего лицо его сразу стало значительно приятнее, глаза смотрели прямо на собеседниц. Катя тоже уставилась на него. Стас первый отвел взгляд.

— Вы звонили в фирму… чисто теоретически могу допустить, что прослушка возможна… — неохотно признался он, — в общем, ребятам удалось выяснить, что вы уехали из поселка на рейсовом автобусе, вас видели на остановке вот с ней. — Он указал на Татьяну. — Я подумал, что вы таким образом хотите вернуться домой, оставив отчего-то мысль дождаться моих ребят.

— Как я могла, когда… — Голос у Кати сорвался, она махнула рукой Татьяне — объясни, мол…

Татьяна, однако, не стала ничего объяснять, она не хотела упрощать Стасу задачу. Пускай сначала он объяснит свои действия, ведь двух женщин, случайно оказавшихся возле Катерины, убили, а третью, ту невезучую воровку с вечеринки, прихватили в машину и увезли. Что-то подсказывает Татьяне, что ее тоже тихо прикончили где-нибудь на окраине города.

— Я сам поехал к вам домой, однако вы не появлялись, — продолжал Стас, — домработница сообщила, что вы сговаривались с некоей Дроздовой о встрече, туда и выехали утром. За это время удалось выяснить местонахождение вашего мобильника, там, в лесу, нашли два трупа. Кстати, вам, Катерина Антоновна, надо будет встретиться с сотрудниками милиции и дать показания. Одного покойника опознали, это оказался Дмитрий Салов, два раза проходивший по делу угона машин. Работали они вдвоем с братом, все у них было расписано по нотам — останавливали на дорогах дорогие иномарки с одинокой женщиной за рулем, увозили в лес, грабили и там бросали. Милиция давно за ними охотилась. Но чтобы на убийство пойти…

— Он мне жизнь спас… — Катя грела руки о кружку с чаем, — если бы они друг друга не перестреляли…

— Я разговаривал с Дроздовой, она сообщила, что вы ей звонили и звали приехать на конечную станцию автобуса, я сделал вывод, что вы отчего-то решили ехать в Москву. Вы очень усложнили мои поиски, Катерина Антоновна, отчего вы не перезвонили мне?

— Она боялась, — коротко высказалась Татьяна, — ее к тому времени два раза чуть не убили и едва не изнасиловали. Если бы ваши люди были порасторопнее…

— Да вы же все время убегали! — возмутился Стас. — Пришлось идти кружным путем, я не знал, что и думать, но Дроздова сообщила мне номер мобильника, с которого вы с ней связывались…

— И меня, значит, засекли, — вздохнула Татьяна.

— Пока мои люди спешили в Москву по пути следования автобуса, я искал, к кому бы вы могли обратиться. Адрес Новиковой был в компьютере, она указала именно его, когда устраивалась к нам на работу. Я знал, что она ваша подруга…

— Откуда? — удивилась Катя. — У вас и это было в компьютере?

— Да она болтала об этом направо и налево! — усмехнулся Стас. — Думала, что это ей поможет в продвижении по службе…

Тут он вспомнил, должно быть, что Светы нет в живых, и стер с лица улыбку.

— Но я видела там вашего человека, как его… Борис… фамилию не помню!

— Это вышло случайно… — Стас скривился. — Они с Новиковой встречались там по личному делу… Роман у них был, вот что…

— Так вот почему она так нервничала… — протянула Катя, — ну конечно, а я еще удивлялась, отчего она так странно себя ведет… Говорила, что торопится, а сама расхаживает по квартире полуголая…

— И туда мы тоже опоздали, — вздохнул Стас.

— Да уж, — вставила Татьяна, — ей пришлось спасаться самостоятельно. Везучая ты, Катерина! Остальное, я так понимаю, было делом техники, вы просто отслеживали мой мобильник, так?

— Так, — согласился Стас.

Тут Катя сообразила, что он понятия не имеет, где она была всю ночь, и что главное сейчас — чтобы Татьяна не проболталась, где они с Ладой ее встретили. Потому что тогда пришлось бы рассказывать про дядю Васю и про этого Павла по кличке Рафинад. А уж о том, что она дочь уголовного авторитета, она никому не собиралась говорить — вовсе не потому, что беспокоилась за благополучие своего новоиспеченного папочки, она элементарно боялась за собственную жизнь. Впрочем, Татьяна все поняла правильно — не то догадалась по Катиному виду, что ей неприятны лишние вопросы, не то просто решила не вмешиваться в дело, которое ее не касается. Для верности она и Ладу отослала, чтобы та по глупости не начала трепаться.

— Едем, Катерина Антоновна! — Стас выбрался из-за хлипкого столика.

— Поехали со мной, — шепнула Катя Татьяне, — знаю, что тебе со мной много хлопот было, и хочу отплатить.

Она слегка кривила душой — отчего-то было страшновато ехать одной со Стасом. За эту ночь ее так напугали, что страхи не могли уйти так быстро.

Машина остановилась возле пункта охраны.

Стас выглянул в окошко, поздоровался с позевывающим охранником. Шлагбаум плавно поднялся, и они въехали на территорию коттеджного поселка.

Катя помассировала ноющие виски.

Неужели еще несколько минут — и она будет дома?

Она поймала свое отражение в зеркале заднего вида, ужаснулась, подумав, что муж увидит ее такой, поправила волосы, тут же поняла, что все равно не сможет привести себя в порядок, и бросила эти попытки — в конце концов, это такая ерунда… главное, что она будет дома, что они будут вместе…

Их дом был ярко освещен.

Едва машина въехала на подъездную дорожку, на крыльцо выбежал Виталий. Он, всегда такой аккуратный и подтянутый, выглядел так, как будто провел ночь в зале ожидания вокзала. Растрепанные волосы, мятый костюм, красное лицо…

Катя задохнулась от волнения, от жалости, ее сердце мучительно защемило. Она поняла, как волновался за нее муж…

Он подбежал к машине, заглянул внутрь.

Катя не сомневалась, что он обнимет ее, возьмет на руки, отнесет в дом… или просто прижмет к себе, нежно погладит по волосам, и все страдания, весь ужас прошедших суток тут же отступят, уйдут в прошлое, останутся только их жизнь, их любовь…

— Ты, мерзавец, что устроил! — завопил Виталий, схватив Стаса за воротник. — Ты кем себя вообразил?

— Виталий Сергеевич… — Стас попытался осторожно отвести его руки, остановить шефа. — Вы позволите, я вам все объясню…

— Мне не нужны твои объяснения! — кричал Виталий, продолжая трясти его. — Мне ничего от тебя не нужно! Я сотру тебя в порошок!

— Виталий Сергеевич, выслушайте меня…

— Ничего не хочу слушать! Ты уволен! Чтобы я больше тебя никогда не видел!

— Виталик… — попыталась урезонить его Катя, вы—бравшись из машины. — Это ошибка… все оказалось совсем не так, как я думала… Стас ни в чем не виноват…

Но Виталий, казалось, не слышал ее.

Его руки тряслись, лицо пылало от гнева.

— И всем знакомым скажу, чтобы не имели с тобой дела! Ты не найдешь в Москве никакой работы, разве только на стройке носилки таскать с таджиками!

Кате вдруг показалось, что это не ее муж, не ее единственный, любимый мужчина, а кто-то совершенно посторонний, незнакомый… Этот незнакомец ей ужасно не нравился, и в то же время она чувствовала мучительный стыд за него…

«Он так волновался из-за меня, — пыталась она объяснить себе его поведение, — его можно понять… ведь я сама сказала ему, что Стас во всем виноват…»

Она поймала взгляд Татьяны и почувствовала еще большую неловкость. Вся эта отвратительная сцена на глазах постороннего человека… Как стыдно! И что делать, как поступить с Татьяной? Катя думала, что пригласит девушку домой, они посидят с ней, может быть, немного выпьют, Катя поблагодарит новую подругу и даст ей денег…

Сейчас об этом не могло быть и речи.

Отвратительный скандал, который устроил муж, никак не вязался с дружескими посиделками. А просто вынести Татьяне деньги, как прислуге или посыльному… Это только унизит ее!

Татьяна, кажется, поняла Катины колебания.

— Потом! — прошептала она одними губами. — Сейчас тебе не до того!

Виталий отпустил Стаса, сделал шаг назад и набрал воздуха, чтобы начать новую серию скандала.

Стас, не дожидаясь продолжения, поднял стекло, выжал сцепление, развернул машину и поехал прочь.

— Уматывай! — крикнул вслед ему Виталий. — И чтобы ноги твоей не было!

Он швырнул что-то вслед уезжающей машине.

Это был мягкий домашний тапок.

— Виталий… — недоуменно проговорила Катя, потянувшись к мужу. — Что с тобой?!

— Что со мной? — Муж повернулся к ней, шагнул навстречу, широко распахнул руки для объятия. — Ты еще спрашиваешь! Я места себе не находил! Ведь я думал… я думал, что ты… что тебя… что я больше тебя не увижу!

Он сделал еще шаг к ней — одна нога, босая, ступала неуверенно, как по воде. Руки потянулись к Кате, он обхватил ее, прижал к себе, зарылся лицом в ее волосы…

— Ты просто не представляешь, что я пережил… — бормотал он в шею за ухом, в нежную, жарко пульсирующую ямку. — Ты не представляешь, малыш…

Катя хотела возразить ему, хотела сказать, что это она пережила настоящий ад… Но сухие горячие губы щекотали ее кожу с такой щемящей лаской, что она забыла все свои заготовленные слова, забыла все перенесенные ужасы и несчастья.

Остались только двое — она и Виталий, ее Виталий, ее единственный мужчина… А потом не осталось никого, все растворилось в облаке бесконечной нежности.

— И что, это все всерьез, или так — пустые угрозы? — проговорила Татьяна, сочувственно взглянув на Стаса.

Машина миновала пункт охраны и выехала на шоссе.

— К завтрему отойдет, — отозвался Стас довольно спокойно.

Этот простонародный оборот как-то снизил его строгий образ и разрядил обстановку. Взгляд Стаса смягчился, он покосился на девушку и продолжил:

— Знаешь, если бы я каждый хозяйский взбрык принимал всерьез… давно бы поменял работу. Хотя, признаться, иногда все это действительно достает… Тебя куда подвезти?

— Ну хоть до города. Метро уже открылось…

— Да брось ты, я могу тебя обратно доставить, туда, откуда забрал…

— Ну спасибо…

На какое-то время в машине установилась тишина.

— Значит, она все-таки правда богатая… — пробормотала Татьяна после долгой паузы. — Дом обалденный… а я вообще-то думала, что она подвирает…

— А ты вообще как в это впуталась? — поинтересовался Стас.

— Послали меня с букетом в один такой загородный дом… вроде этого. Я приехала, пока искала нужный дом, иду по улице, смотрю, шпана к женщине пристает… ну, думаю, гады… и вступилась. Понимаешь, ненавижу подонков…

— Сколько их было? — заинтересовался Стас.

— Да сколько… — Татьяна задумалась, начала загибать пальцы. — Да человека три-четыре…

— И что, ты их одна раскидала? — Стас посмотрел на нее с большим интересом.

— Ну да. — Татьяна пожала плечами. — Да они полные ублюдки, ничего не умеют!

— А ты что умеешь? Дзюдо? Карате?

— Айкидо, — равнодушно сообщила Татьяна, — третий дан…

— Ничего, — одобрил Стас. — Тебе работа, случайно, не нужна?

— Я так поняла, что ты сейчас сам безработный.

— Ну, это временно… в общем, если надумаешь — звони! — И он протянул девушке свою визитку.

На этот раз, проснувшись, Катя сразу открыла глаза.

Ей хотелось убедиться, что она дома, в своей собственной, любимой спальне…

Она действительно была дома.

Огромная, удивительно удобная кровать, шелковые простыни, японская гравюра на стене, которую привез Виталий из Токио. Катя очень любила разглядывать перед сном эту гравюру — изящные японки в разноцветных кимоно спешили куда-то под дождем, кокетливо подбирая край одежды, переступая деревянными подошвами… Разглядывая гравюру, Катя плавно перетекала в сон, и сны к ней приходили красивые, с восточным колоритом.

Она была дома, в своей спальне.

Может быть, все вчерашние приключения ей просто приснились? Сейчас все это казалось ей таким далеким, нереальным…

Катя повернулась на бок, чтобы посмотреть на Виталия…

Но его не было рядом с ней. Наверное, он тихонько встал, чтобы не беспокоить ее, и ушел в бассейн. Утреннее купание давало ему заряд бодрости на весь день.

Шелковая простыня еще хранила форму его тела, подушка — его запах… Катя перекатилась на место мужа, погрузилась лицом в подушку и замерла, впитывая такой знакомый, такой любимый аромат Mistrale de Grasse.

Нет, надо встать, надо приготовить мужу завтрак… ему это будет приятно…

Неожиданно дверь спальни распахнулась, на пороге появился Виталик в белом махровом халате. Он катил перед собой столик — кофе, свежевыжатый сок, омлет, хрустящие круассаны…

— Просыпайся, лежебока! Завтрак готов!

— Ой! — вскрикнула Катя, прячась в одеяла. — Как неудобно! Это я должна приносить тебе завтрак! Ведь ты уходишь на работу…

— Ты еще будешь делать это тысячи раз, — проговорил Виталик удивительно серьезным голосом и присел на край постели. — А сегодня это сделаю я… после того, что тебе вчера пришлось перенести, ты должна отдохнуть…

Значит, ей ничего не приснилось. Значит, вчерашний день, который так хотелось бы вычеркнуть из памяти, действительно был. Были те страшные люди, которые запихнули ее в багажник и чудом не убили в лесу. Были те подонки в поселке Вяжищи.

Была та мертвая темноволосая девчонка, которая лежала на шоссе в Катиной куртке.

И труп Светы Новиковой, распростертый на тротуаре.

И задушенная горничная Анжела в кладовке маленького полуночного отеля.

Виталик почувствовал перемену в ее настроении, наклонился, нашел губами пульсирующую ямку за ухом…

И снова все остальное отступило, сделалось не важным, не существенным.

Только сухие горячие губы, только они двое во всем мире — она и Виталий, ее Виталий, ее единственный мужчина. Только облако бесконечной нежности.

И вдруг на прикроватной тумбочке зазвонил телефон.

Катя не хотела слышать этот назойливый звук, не хотела допускать его в свое сознание. Ей было так хорошо, так тепло и спокойно, ей никто, совершенно никто не был сейчас нужен. Никто, кроме Виталия.

Но телефон звонил не умолкая.

Он звонил долго, настойчиво, неотвязно.

Наконец Катя не выдержала и протянула руку.

— Неверова Екатерина Антоновна? — осведомился в трубке сухой официальный голос.

— Да, я вас слушаю… — ответила Катя, спускаясь с небес на землю.

— Попрошу вас прибыть сегодня к следователю Сергачеву, — проговорил ее собеседник, — для дачи показаний. Иметь при себе паспорт.

Он назвал время и адрес и повесил трубку.

Настроение у Кати резко испортилось.

На нее снова накатили воспоминания о вчерашних событиях.

Она пыталась отодвинуть их от себя, заслониться, забыть хотя бы на время, но сухой официальный голос в телефонной трубке ясно дал ей понять, что это невозможно.

— Кто это звонил, малыш? — спросил Виталий, ласково ероша ее волосы. — Почему у тебя такой расстроенный вид? Кто посмел испортить тебе настроение?

— Это милиция, — пробормотала Катя, натягивая одеяло до подбородка. — Меня вызывают на допрос… или не допрос, а как это называется… дача показаний…

— Что делать, придется ехать! Милиция — это серьезно! — Виталий встал, расправил плечи. — Ну все, малыш, мне пора. Я пришлю тебе машину с водителем.

Катя что-то хотела ответить, но он перебил ее:

— И давай договоримся, малыш: ты больше не будешь ездить одна. Никогда и никуда. И не надо мне возражать. По-моему, вчерашние события должны были тебя научить…

Катя и не думала ему возражать.

Она радовалась, что все стало как прежде — муж берет на себя ответственность за ее проблемы, решает все за нее. Ей остается только довериться ему и с благодарностью принимать эту заботу…

Виталий уехал, а она еще немного повалялась и отправилась в ванную комнату.

Ласковые потоки душа сменялись жесткими массажными струями, тело оживало, наливалось бодростью. Катя долго стояла под душем, запрокинув голову, закрыв глаза.

Наконец она вышла из-под душа, растерлась жестким полотенцем, нанесла на кожу питательный лосьон, накинула халат.

Вернувшись в свою комнату, вспомнила, что ей понадобится паспорт, и выдвинула ящик секретера, в котором хранила все свои документы.

Паспорта не было.

Она перебрала все содержимое ящика.

Все было на месте, кроме паспорта.

Что за ерунда?

Катя прекрасно помнила, что несколько дней назад, вернувшись из банка, положила его в этот ящик…

Да, собственно, куда еще она могла его положить?

Все ее немногочисленные документы лежали только здесь, только в этом ящике.

На всякий случай Катя проверила остальные ящики секретера. Даже заглянула под сам секретер.

Паспорта нигде не было.

На пороге комнаты тихо, как тень отца Гамлета, появилась домработница Наташа.

— Екатерина Антоновна, пока вы мылись, вам звонил…

— Наташа, извините, вы, случайно, не видели мой паспорт? — перебила ее Катя.

— Паспорт? — переспросила Наташа, краснея. — Вы же знаете, я никогда…

Наташа действительно никогда не прикасалась к Катиному секретеру. Она только вытирала с него пыль.

— Он куда-то пропал… был в этом ящике и пропал… — пробормотала Катя, чувствуя, что делает что-то не то, что результат ее слов может быть самым ужасным.

Она была всегда очень тактична и щепетильна, стараясь ничем не задеть прислугу. Подруги и приятельницы говорили ей, что она чересчур щепетильна, что с прислугой надо держаться строже, иначе она сядет тебе на шею, но Катя не могла преодолеть врожденную деликатность.

Не могла и не хотела.

— Я никогда не роюсь в ящиках! — воскликнула Наташа в порыве праведного возмущения и даже подняла театральным жестом руки с ярко-розовыми наращенными ногтями. Она призналась как-то Кате, что всегда мечтала иметь красивый маникюр, а от работы ногти ломаются, поэтому и приходится тратиться на акрил. — Если вы мне не верите, я уволюсь! — В подтверждение серьезности своих намерений она сняла фартук. — Я работала в очень хороших домах, и никогда нигде ничего не пропадало! Я не могу работать, если мне не доверяют!

— Наташенька, извините, я вовсе не хотела вас обидеть! — перебила ее Катя. — Я просто думала, может быть, случайно… извините, наверное, я сама положила его не на место…

Наташа все еще продолжала негодовать.

Катя чувствовала мучительную неловкость.

Чтобы прекратить эту сцену, она напомнила домработнице:

— Простите, вы сказали, что мне кто-то звонил…

— Да, — недовольно выдохнула домработница, сменила тон и достала из кармашка фартука смятую бумажку. — Вот, я записала… я всегда все аккуратно записываю… вам звонил адвокат Ольховский, сказал, что все документы готовы, и вы сегодня в тринадцать часов можете за ними приехать.

— Куда приехать? Какой Ольховский? — недоуменно переспросила Катя. — Я не знаю никакого Ольховского…

— Ничего не знаю. Вот адрес и телефон. — Наташа протянула ей записку и вышла из комнаты, всей своей фигурой выражая оскорбленное достоинство. На самом пороге она задержалась и спросила через плечо: — Вы завтракать будете?

— Спасибо, Наташа… — отозвалась Катя виноватым, заискивающим тоном. — Я выпью кофе минут через пятнадцать…

Когда шаги домработницы затихли в конце коридора, Катя уставилась на смятый листочек.

«Садовая-Триумфальная, дом четыре».

Ни этот адрес, ни телефон, ни фамилия адвоката ровным счетом ничего ей не говорили.

Что он сказал — что документы готовы и она может сегодня за ними заехать?

Но какие документы?

Она понятия не имела ни о каких документах!

Катя взяла с тумбочки телефонную трубку, набрала номер адвоката.

Ей ответили короткие сигналы.

Какая-то совершенно непонятная история…

Впрочем, к часу дня она все равно не успеет, ей ведь нужно ехать в милицию… А тут как назло паспорт пропал…

Она подошла к туалетному столику, села в удобное кресло, посмотрела на свое отражение.

После вчерашних приключений лицо выглядело просто ужасно.

Придется как следует над ним поработать.

Катя выдвинула верхний ящик, где хранила кремы и косметические средства…

И первое, что она увидела, был ее злополучный паспорт.

Он лежал на самом видном месте, между тональным кремом и блеском для губ.

Катя тупо уставилась на документ.

Она была совершенно уверена, что не клала его сюда.

Провалами памяти она пока что не страдала.

Она была совершенно уверена, что положила этот чертов паспорт в верхний ящик секретера.

Но тогда кто переложил его сюда?

Кто и зачем?

Наверное, Наташа, кто же еще… Но зачем ей мог понадобиться ее паспорт?..

Так или иначе, паспорт нашелся, и нужно ехать в милицию.

Катя привела себя в порядок, спустилась в столовую, выпила кофе.

Наташа стояла у стены все с тем же оскорбленным видом.

Катя не успела еще одеться, как снизу позвонили: за ней приехал водитель, присланный мужем.

Следователь Сергачев оказался мужчиной самого сурового и неприступного вида. Он сидел в своем кабинете в полном одиночестве и сосредоточенно перелистывал пухлую папку в коричневом засаленном переплете. Он скупо, без улыбки, кивнул на Катино «здравствуйте» и тут же снова углубился в свою папку. Не дожидаясь приглашения, Катя села на жесткий неудобный стул и притихла.

В кабинете совсем недавно сделали ремонт. Это Катя определила по запаху — от стен, выкрашенных салатовой масляной краской, все еще попахивало тем унылым безнадежным запахом, какой сопровождает ремонт на вокзалах и в больницах.

Несмотря на то что занавески на окне были новые и само окно чисто вымыто, и светильник пока что не засижен мухами, и мебель была скромная, но необшарпанная, кабинет наводил на Катю жуткую тоску. Возможно, это было сделано нарочно, чтобы посетители проникались серьезностью момента. Возможно, этому способствовала внешность хозяина кабинета — его темный, без рисунка, галстук и мрачно нахмуренные брови говорили человеку, сидящему напротив, что шутить в этой комнате не привыкли и что лучше сразу сказать следователю всю правду, только правду и ничего, кроме правды, в противном случае он в состоянии устроить массу неприятностей.

В довершение картины на стене над головой следователя висел плакат, изображающий болтливого молодого человека в несолидной светлой шляпе и внимательно прислушивающегося к его болтовне подозрительного господина определенно иностранной внешности. Подпись под этим плакатом гласила: «Болтун — находка для шпиона».

Наконец следователь аккуратно завязал коричневую папку и достал из ящика стола другую, голубую, поновее и потоньше. Бумаг внутри было поменьше, Сергачев пошуршал какими-то листочками и наконец поднял глаза на Катю.

— Слушаю вас! — проговорил он удивительно сухим, неприятным голосом. Наверное, так говорил бы канцелярский дырокол, если бы он неожиданно обрел дар речи.

— Вы мне звонили и вызывали для дачи показаний. — Катя изо всех сил старалась, чтобы в голосе не звучала неприязнь.

— Ах да, Неверова. — Он сделал вид, что вспомнил о ней только сейчас. — Ну рассказывайте, как вы дошли до жизни такой…

— Какой? — тихо спросила Катерина. — Что вы конкретно имеете в виду?

Следователь отложил ручку и поднял глаза на Катю. Он посмотрел на нее очень внимательно и строго. Катя неуверенно заерзала и отвела глаза. Под этим пронзительным взглядом она почему-то почувствовала себя виновной во всех преступлениях, предусмотренных Уголовным кодексом. Сергачев удовлетворенно хмыкнул, еще больше посуровел бровями, потом взглянул на часы и огорченно покачал головой — мол, время летит, а мы тут воду в ступе толчем…

— Фамилия? — бросил он, не глядя на Катю. — Имя? Отчество? Год рождения?

Перед ним на столе лежал Катин открытый паспорт, тем не менее следователь исправно задавал вопросы и заполнил все графы типового бланка.

— Итак, гражданка Неверова, вы утверждаете, что десятого сентября сего года, в понедельник, на отрезке шоссе между вашим коттеджным поселком и МКАД вас остановил сотрудник ГИБДД, представившийся лейтенантом Смородиным…

— Да, только это был не сотрудник, то есть сотрудник, но ненастоящий…

— Тогда зачем же вы его послушались и остановились? — удивился Сергачев.

— А я только потом поняла, что они бандиты, когда очнулась в багажнике.

— В багажнике? — переспросил Сергачев. — Что вы там делали?

— Как вы понимаете, я там оказалась не по своей воле! — На этот раз Катя не смогла сдержать раздражение.

— Подробнее, — сухо бросил следователь, и Катя, морщась и кусая губы, начала вспоминать подробности.

— А потом они забрали у меня сумочку, сережки и часы, и тот, Смородин, велел остальным двум рыть яму… вы понимаете для чего, а один из них стал отказываться, потому что у них бизнес чистый и на мокрое они не подряжались… А тот, главный, стал орать, чтобы они не смели ослушаться, что он уже с заказчиком обо всем договорился и деньги взял, а этот, первый брат, сказал, что они ни про какого заказчика ничего не знают, что они так не договаривались и что из-за меня у них бизнес может накрыться…

— Минуточку, — прервал ее горячую сбивчивую речь следователь, — а откуда вы знаете, что те двое были братьями? Они что, очень похожи были, на одно лицо?

Катя замолчала, как будто наткнулась на бетонную стену. Сергачев смотрел на нее вроде бы даже доброжелательно, сочувственно, и голос его был вкрадчив, однако за внешней мягкостью Катя смогла увидеть его железную хватку. И еще она поняла, что если раньше следователь не испытывал к ней никакого интереса, то теперь все изменилось, и интерес этот вполне профессиональный.

Ей показалось, что он ходит вокруг нее кругами, как леопард вокруг легкомысленной антилопы, и только выбирает удобный момент для того, чтобы напасть, воспользовавшись ее ошибкой…

Катя по природе своей была личностью совершенно неконфликтной и не слишком активной. Однако очень чувствительной. И в данном случае это свойство сослужило ей хорошую службу. Она поняла, что здесь, в этом кабинете, следует следить за своими словами и не болтать лишнего, потому что Сергачев слушает очень внимательно, а чего от него ждать, Катя пока не знала.

Стас сказал ей про то, что двоих ее похитителей опознали, это были братья Саловы, но наверняка он выяснил это неофициально, по своим каналам, незачем его подводить.

— Может быть, они и были похожи, я не присматривалась, — отчеканила она, — мне, как сами понимаете, было не до того. Но когда «Смородин» выстрелил в того парня в кожаной куртке, второй закричал: «За что ты Митьку, брата моего, убил?» — и выстрелил в главного. Потом сел в мою машину и уехал.

— Просто так сел и уехал? — недоверчиво спросил следователь.

— Еще матом выругался.

— А вы?

— А я побежала по лесу к дороге. Бежала долго и вы—шла куда-то. Машина мимо проехала, не остановилась, тогда я пошла дальше и вышла к поселку Вяжищи.

Осторожно подбирая слова, она рассказала про двух девчонок и про курточку. Пришлось рассказать и про звонок Стасу — пусть сам с милицией разбирается, Катя вовсе не намерена его прикрывать.

— Потом там, перед кафе, случилось дорожное происшествие, автомобиль наехал на девушку и скрылся. — Катя выговаривала слова медленно, чтобы не наболтать лишнего, однако следователь смотрел недоверчиво. — И я… убежала.

— Странно как-то получается, — вздохнул Сергачев, — вас, как вы утверждаете, ограбили и покушались на убийство. И вот вместо того, чтобы обратиться в соответствующие органы, чтобы немедленно заявить об этом в милицию, вы мечетесь, суетитесь, просите помощи у посторонних людей…

— Да я понятия не имела, где искать милицию в этой дыре! — вскричала Катя.

— Ну вот, на ДТП милиция уж точно приехала бы…

Катя посмотрела на него с такой тоской, что Сергачев снова нахмурился и спросил строго:

— Вы что же, не доверяете милиции? Вы, может быть, и мне не доверяете?

— Здесь, в этом кабинете, я вам верю, — сказала Катя, сильно покривив душой, — а на большой дороге, одна, без документов и денег… Позвольте вам напомнить, что меня остановили на дороге мнимые сотрудники ГИБДД. Документы мне предъявили, а один даже в форме был.

— И куда же вы отправились? — Сергачев решил оставить ее выпад без ответа.

— Решила доехать на рейсовом автобусе до своего дома…

— Без денег? — Теперь в голосе следователя послышалось ехидство.

— Ну… — В ту же секунду Катя поняла, что ни за что не назовет следователю имя Татьяны. Не хватало еще ее впутывать. Потому что если с ней, потерпевшей, он разговаривает таким тоном, то приезжую нищую девчонку сразу же заподозрит во всех смертных грехах. Нечего сказать, хорошо бы она отблагодарила Таню за то, что та ей помогла в трудную минуту! — Кондуктор пожалела меня и пустила просто так, — буркнула Катя.

Сергачев выразил все свои сомнения одним лишь хмыком.

— И вы попали домой? — скучным голосом спросил он.

— Н-нет, я побоялась идти одна по пустынной дороге и решила поехать в Москву…

Катя пыталась думать. Если она начнет подробно пересказывать этому несимпатичному следователю все свои страшные приключения, то дело неминуемо дойдет до дяди Васи. А вот уж этого-то никому знать никак нельзя. Тогда и про Павла по кличке Рафинад тоже ни в коем случае нельзя упоминать.

— Послушайте, — внезапно рассердилась она, — какая вам разница, когда и каким образом я добралась домой? Меня ограбили, похитили и не убили только по чистой случайности! Так ищите тех, кто это сделал, а не тратьте время на бесполезные расспросы! Заодно, может, и машину найдете…

— Мне, Катерина… — он заглянул в папку, — Антоновна, про машину вашу неинтересно. Этим другие люди заниматься будут, да и не найдут, разумеется, поскольку давно уже умельцы все номера где надо перебили и продали ее куда подальше… А вот у меня два трупа в лесу на сороковом километре. И моя обязанность выяснить, кто их убил и почему. Виновного найти и вину его доказать! А уж наказанием будут судебные органы заниматься.

— Ах вот как? — спросила Катя дрожащим от ярости голосом. — Вам важно, кто тех двух бандитов убил! Два трупа у него! А если бы дело по-другому обернулось, то у вас один был бы труп — мой! И того бы не нашли, потому что они меня в яму собирались зарыть! Тогда и дела бы никакого не было! А вам только лучше!

— Та-ак… — протянул Сергачев и бросил ручку на стол перед собой, — договорились…

Катя молчала, усиленно стараясь удержать рвущиеся наружу злые слезы. Когда затянувшееся молчание повисло в кабинете, как дым дешевой сигареты, следователь откашлялся и сказал, не глядя на Катю:

— Вот что, Катерина… Антоновна, давайте-ка все с начала начнем. Значит, вы утром ехали в Москву. А зачем?

— На встречу с подругой, — неохотно ответила Катя, вспомнив звонок Дроздовой.

— Она может это подтвердить?

— Может… — по инерции ответила Катя и тут вспомнила жуткие Лидины выпученные глаза и свой ужас в кабинке туалета рядом с валявшимся на полу телом. До чего же она измучилась, если убийство Лиды совершенно выскочило у нее из головы! Тут же всплыли воспоминания, как Лида юлила и отказывалась от своего звонка, когда Катя просила ее приехать и помочь. Лидка говорила, что лежит с температурой — ага, а сама в ночной клуб потащилась. И кто ее убил, равнодушно подумала Катя, наверное, наркоман какой-нибудь… Хотя там охрана… Так или иначе, допросить ее этому Сергачеву не удастся. Но ведь звонок был, в конце концов, домработница может подтвердить!

Тут же Катя вспомнила об утренней размолвке с Наташей, как та обиделась на нее из-за того, что ее якобы заподозрили в том, что она роется в драгоценностях и документах хозяйки. Еще нарочно ничего не скажет милиции!

— Что вы имеете в виду? — не веря самой себе, вскричала она. — Почему это кто-то должен подтверждать, что я ехала в Москву на встречу? Да какая разница, куда я ехала! Вы что, меня подозреваете?

— Ну, определенных подозрений у меня еще нет, — уклончиво ответил следователь, — но сами посудите, Катерина Антоновна, вы нервничаете, путаетесь в показаниях, не можете дать вразумительного ответа на простые, ясные вопросы…

— Меня едва не убили!

— Допустим, — Сергачев наклонил голову, — но сейчас вы не производите впечатления человека не в себе — говорите здраво, выглядите аккуратно. Но отчего-то умалчиваете о некоторых вещах, уж извините, рассказ ваш доверия не вызывает.

— Да в чем вы меня подозреваете? — Катя просто задохнулась от возмущения, которое было тем более сильно, что в глубине души она не могла не признать некоторой правоты следователя Сергачева — она и вправду многого недоговаривала. — По-вашему, я сама запихнула себя в багажник и отвезла в лес?

— Не надо утрировать, — поморщился он, — повторяю: в вашем случае я еще ни в чем не уверен, но многолетний опыт подсказывает, что дело ваше очень похоже на сговор. Вы в своих показаниях совершенно очевидно кого-то покрываете.

— Но при чем здесь ваши два трупа в лесу? — спросила Катя как могла спокойно.

— А при том, что вы вполне могли сговориться с вашими похитителями. Или с одним. То есть я ничего не утверждаю, но такие случаи в моей практике бывали. Фиктивное ограбление, потом машину и ценные вещи продают, а денежки делят пополам.

— Но зачем мне красть свою собственную машину? — едва не взвыла Катя. — Я и так могу ее продать, если захочу!

— А чтобы муж не узнал, — дробно рассмеялся Сергачев, — мало ли там, в казино дамочка проигралась или любовнику срочно деньги понадобились! У мужа ведь не попросишь, а так — ограбили, и все!

— Боже мой! — Катя прижала руки к вискам, потому что в глазах потемнело и в голове застучали тысячи злобных молоточков. Она вспомнила жуткий взгляд главного бандита, этого ненастоящего лейтенанта Смородина.

— Вполне допустимо, что сговорились вы с одним из троих, — добивал ее Сергачев.

— И он убил ради меня собственного брата? — прошептала Катя, потому что голос отказывался повиноваться.

— Ну, что они братья, мы знаем лишь с ваших слов, — протянул следователь, — а это, сами понимаете…

— То есть вы мне не верите… — И в это время Катя вспомнила слова Стаса, что милиция уже точно определила участие в деле обоих братьев Саловых. И этот иезуит, что сидит напротив, не может не знать обстоятельств дела! То есть он нарочно ее запутывает, вместо того чтобы расследовать дело!

— Так ищите того, кто сбежал на моей машине! — закричала она. — Тогда и узнаете, кто там кого убил! А заодно определите, кто такой главный бандит! А меня избавьте от своих предположений! Или еще в чем-то подозреваете?

— Да я вас пока ни в чем не подозреваю, — следователь немного стушевался, — идите, я пропуск подписал. Отдохните, а я вас еще вызову!

— И на том спасибо! — буркнула Катя и выскочила из кабинета, не прощаясь.

«Ничего не кончилось! — клокотало в ее душе. — Кошмар продолжается и только набирает силу».

В волнении она проскочила машину, пока ее не окликнул водитель. Выпив полбутылки воды, Катя отдышалась и вспомнила, что ее давно ждет адвокат Ольховский, если, конечно, он ничего не перепутал и ему нужна именно она, Катя Неверова.

Катя подошла к двери офиса, нажала на кнопку вызова.

— К кому? — раздался из динамика хриплый голос.

— К адвокату Ольховскому, — сообщила Катя и добавила, сверившись с запиской: — Офис двадцать шестой…

Щелкнул замок, и дверь открылась.

Катя вошла в холл.

За невысоким барьером сидел пожилой дядька в форме охранника, перед ним лежал сборник кроссвордов.

Оторвав взгляд от страницы, он сообщил Кате:

— Справа под лестницей.

Она направилась в указанном направлении, и, когда уже свернула под лестницу, охранник спросил:

— Случайно, не знаете столицу Уругвая?

— Монтевидео, — машинально проговорила Катя.

— О, подходит! — бурно обрадовался охранник.

Вниз вело несколько мраморных ступеней. Катя спустилась по ним, увидела обитую светлой кожей дверь с табличкой «Адвокат С. С. Ольховский» и нажала кнопку.

Дверь открылась, и Катя вошла в просторную приемную.

Пол был выложен темной полированной плиткой, напротив входа за небольшим столиком с компьютером сидела симпатичная темноволосая девушка.

Вдоль стен на нескольких низких диванчиках расположились посетители. В дальнем углу приемной стоял аквариум.

Увидев его, Катя невольно вспомнила аквариум в ночном клубе.

Этот был куда скромнее — ни затонувшего парусника, ни осьминога, только несколько красивых ярких рыб, находящихся в непрерывном движении.

— Вы записаны? — осведомилась девушка, щелкая пальцами по клавиатуре компьютера.

— Мне звонили… — отозвалась Катя, отрывая взгляд от аквариума. — Моя фамилия Неверова.

— Да, конечно, — девушка улыбнулась, — Екатерина Антоновна? Но Семен Семенович приглашал вас к часу… то есть к тринадцати… не знаю, сможет ли он…

— Я не могла приехать раньше, — Катя помрачнела, — у меня было неотложное дело…

— Вовремя приходить надо, — подала голос прямая сухопарая старуха, сидевшая на краю низкого дивана с таким видом, как будто она забежала сюда на минутку и вот-вот понесется дальше. — Опаздывать не надо в учреждения!

— Бабка, что ты выступаешь? — оборвал ее здоровенный бритоголовый парень с золотой цепью на шее, как будто перенесшийся в эту тихую приемную из бурных девяностых. — Что тебе неймется? В твоем возрасте спешить некуда, на тот свет всегда успеешь. Сиди, журнальчики читай, просвещайся…

— Это, может, тебе спешить некуда, — немедленно завелась старуха, — а у меня дел невпроворот! Мне, может, еще надо одно завещание отменить да другое написать! И еще дарственную на племянницу! И кто из нас первый на том свете окажется, это еще большой вопрос. У тебя, милок, профессия опасная!

— Типун тебе на язык! — проворчал парень и за—крылся от старухи глянцевым журналом.

— Одну минутку, сейчас я узнаю, сможет ли Семен Семенович вас принять… — проговорила секретарша и потянулась к переговорному устройству.

— Только пришла, и уже ее принимать! — не унималась активная старуха. — Я вот вчера в поликлинике опоздала на десять минут, так никто меня не пропустил! Всего-то на десять минут только и опоздала, а эта королева чуть не на два часа…

— Не обращайте внимания, — одними губами прошептала секретарша Кате, — она здесь с утра всем нервы портит…

Девушка нажала кнопку переговорного устройства и хорошо поставленным голосом произнесла:

— Семен Семенович, приехала Неверова, которая была записана на тринадцать… Семен Семенович!

Адвокат не отзывался.

На лице у девушки возникла тень беспокойства.

Она еще раз нажала кнопку и повторила:

— Семен Семенович!

Ольховский по-прежнему не отвечал.

Девушка натянуто улыбнулась Кате, встала из-за стола и направилась к двери кабинета, проговорив извиняющимся голосом:

— Может быть, переговорник не работает…

— Или плохо стало твоему адвокату! — бросила ей вслед разговорчивая старуха. — А что, человек пожилой, здоровье неважное, работа нервная… Вот, к примеру, вчера в поликлинике одну женщину прямо из очереди в реанимацию свезли!

— Типун тебе на язык, бабка! — оборвал ее «браток». — Мне этот адвокат до зарезу нужен…

Секретарша вошла в кабинет своего шефа, и через секунду оттуда донесся ее истошный вопль.

— Никак, бабка, ты накаркала! — проговорил «браток», поднимаясь с места. — Никак, и правда с адвокатом неприятность вышла!

Старуха тут же вскочила и с неожиданной прытью бросилась к полуоткрытой двери кабинета.

Катя против воли тоже сделала несколько шагов и заглянула внутрь через старухино плечо.

Кабинет был отделан в тяжелом старомодном стиле советского номенклатурного ампира — деревянные панели стен, громоздкий полированный стол, за которым можно провести многолюдное совещание, несколько тяжелых, обитых искусственной кожей стульев. Только на стене вместо положенного портрета очередного вождя висел огромный портрет прогрессивного писателя Короленко.

Но Катя смотрела не на этот портрет и не на совковую отделку кабинета.

Она смотрела на небольшого лысого человечка, который сидел за полированным столом, откинув голову на спинку стула. Несомненно, это был хозяин кабинета адвокат Семен Семенович Ольховский. Глаза его были широко открыты, но абсолютно безжизненны.

А на левом виске адвоката чернело пулевое отверстие.

— Преставился, болезный! — проговорила старуха и часто закрестилась.

— Оп-па! — выдохнул «браток». — Кто ж его так? — Он сделал небольшую паузу и добавил: — Одно хорошо — у меня железное алиби. Я из этой приемной ни на минуту не выходил. Подтвердите, женщины?

— Ничего я подтверждать не собираюсь, — тут же выпалила старуха. — Я за тобой не следила, только мне и дел. Может, ты и выходил куда, почем я знаю. У тебя свои дела, а у меня свои…

— До чего же вредная старуха! — протянул «браток» с тяжелым вздохом. — А вы, женщина, подтвердите?

— А она только что пришла, — снова подала голос старуха. — Ничего она не может подтвердить!

— Как же это… как же его убили? — Секретарша адвоката, всхлипывая, смотрела на мертвого шефа. — Ведь он… ведь он тут был один… к нему никто не входил…

— Очень даже просто, — ответил «браток», — через окно шмальнули, и всех делов! Вон и отверстие входное имеется…

Катя невольно взглянула на окно.

В стекле, примерно на уровне головы адвоката, и в самом деле виднелось аккуратное круглое отверстие.

— Ишь как ты все толково обсказал! — проскрипела старуха. — Сразу видать, что ты в таких делах сильно опытный! Не иначе, твоих это рук дело!

— Усохни, бабка! — рявкнул на нее парень. — Ты же сама видела — я никуда не выходил!

— А вот и врешь, выходил покурить! — не унималась старуха. — И десять минут отсутствовал! Вполне даже запросто мог его приложить!

— Ну, бабка, ты нарываешься! — набычился «браток».

— Что же теперь делать? — Секретарша громко всхлипнула, отвернулась от Ольховского и оглядела посетителей, как будто ждала от них ответа на этот извечный вопрос.

Ее нижняя губа тряслась, растерянное лицо покрылось красными пятнами.

— Милицию вызывать! — уверенно проговорила старуха. — И никого отсюда не выпускать до ее приезда!

— Ну, бабка, ты сериалов насмотрелась! — усмехнулся «браток». — У меня, к примеру, дела, мне здесь дожидаться некогда…

— Вот его в первую очередь выпускать нельзя! — Бабка указала на бритого парня скрюченным пальцем.

— Старуха права, — неожиданно подал голос неприметный мужчина средних лет, который до сих пор тихо сидел в углу и не вступал в разговоры. Он подошел к столу секретарши, снял трубку местного телефона и проговорил: — Охрана? В двадцать шестом офисе ЧП… Убит адвокат Ольховский… Да… да… вызовите милицию и не выпускайте никого из офиса…

— А ты еще кто такой? — спросил «браток», исподлобья взглянув на незнакомца.

Тот ответил ему спокойным немигающим взглядом. Парень вдруг скис и, потупившись, пробормотал:

— Да я же правда никуда не выходил…

— Милиция разберется! — ответил неприметный мужчина и снова сел в свое кресло.

«Господи! — думала Катя. — И это еще убийство на мою голову. Что же это такое…»

Если вчера жизнь ее напоминала какой-то там круг ада, то сегодня она превратилась в густой приторный сироп, а Катя чувствовала себя мухой, которая из последних сил мечется в этом сиропе, понимая уже, что влипла, и даже сладкого перед смертью не наесться, поскольку невкусно…

Сейчас приедет милиция, начнется долгое и унизительное разбирательство.

Катя вдруг поняла, что просто не выдержит еще одного допроса. Общения с милицией ей на сегодня хватило.

Она отошла от кабинета Ольховского и направилась к дверям.

— А ты куда это собралась? — проскрипела вслед ей бдительная старуха.

— В туалет, — ответила ей Катя, стараясь оставаться невозмутимой. — Надеюсь, нет возражений?

— Иди уж, милая! — с наигранным сочувствием согласилась вредная бабка. — А то как бы чего не вышло… На нервной почве всякое бывает! Только имей в виду, милая, обратно возвращайся! На вахте тебя все равно не выпустят!

Катя не удостоила ее ответом и вышла в коридор.

Дверь с женским силуэтом она увидела сразу — туалет был тут же, в полуподвале, рядом с офисом Ольховского.

Войдя в кабинку, Катя изнутри закрыла дверь на защелку и огляделась.

Здесь имелось маленькое окно с матовым стеклом. Оно было расположено довольно высоко, но, встав ногой на батарею, Катя легко смогла до него дотянуться. Она повернула задвижку, открыла фрамугу и с огромным трудом протиснулась наружу.

Катя понимала, что ее легко найдут — ведь ее фамилия есть в списке клиентов адвоката.

Ну и пусть, она вовсе не собиралась скрываться, она только хотела отсрочить новую встречу с милицией. Сейчас она бы ее просто не выдержала.

Она довольно ловко приземлилась на землю и снова огляделась по сторонам.

Это был в меру запущенный двор.

Чуть в стороне от окна стоял мусорный контейнер, возле него росла кривая тощая осина и ржавели старые «Жигули». Чуть в стороне, возле задней двери кафе, громоздились ящики из-под пива. Дальше виднелась арка, через которую можно было выйти на улицу.

Катя направилась к этой арке, но, пройдя десяток метров, неожиданно замерла.

Рядом с ней, примерно на уровне земли, находилось окно.

Окно было закрыто, но в стекле, приблизительно посредине, виднелась аккуратная круглая дырочка.

Катя пригнулась и заглянула в это окно.

Прямо напротив него, за широким полированным столом, полулежал в кресле с высокой спинкой адвокат Ольховский. Отсюда казалось, что адвокат еще жив, что он просто задремал, но, присмотревшись, Катя отчетливо увидела его висок с темной отметиной раны.

Она вздрогнула: именно отсюда, с этого места, кто-то совсем недавно выстрелил в адвоката! Кто это был? Чем помешал ему адвокат Ольховский?

Катя не знала ответа на эти вопросы, зато она точно знала, что убийца стоял именно там, где стоит сейчас она!

Катя попятилась и взглянула под ноги.

Большая часть двора была заасфальтирована, но здесь, под окном, асфальт как назло отсутствовал, и Катин след отчетливо отпечатался в темной глинистой земле.

И рядом виднелся свежий след автомобильного колеса.

Очень четкий след с характерным рисунком протектора — частая косая елочка и квадратное пятно проплешины на месте заплаты. Старая покрышка, дешевый автомобиль…

Но этот след не волновал Катю.

Ее волновал отпечаток ее собственного ботинка.

Ведь милиция наверняка будет все здесь осматривать, найдет этот след, сопоставит с Катиной обувью… И она, Катя, окажется подозреваемой в убийстве адвоката!

После сегодняшнего разговора со следователем Сергачевым она не сомневалась, что так и будет.

Оглядевшись по сторонам, Катя увидела валявшуюся на газоне доску, подобрала ее и поспешно стерла свой след.

Из задней двери кафе, позевывая, вышел грузчик.

Катя поспешно бросила доску и припустила к арке.

Выбравшись на улицу, она увидела, что перед входом в офисный центр уже стоят несколько милицейских машин.

Прячась за спинами многочисленных прохожих, Катя подобралась к своей машине, пригнулась и тихонько постучала в стекло.

Водитель, который увлеченно читал спортивную газету, вздрогнул, оглянулся и поспешно открыл дверцу:

— Это вы, Катерина Антоновна? Вы уже все? А я и не заметил… я за дверью следил и пропустил, как вы вышли…

— Тише! — шикнула на него Катя.

Водитель недоуменно покосился на нее, и спросил:

— А чего там столько милиции? Случилось что?

— Не знаю, — пробурчала Катя, пригибаясь. — Поехали скорее!

— Куда?

— Домой!

Толик кивнул и начал медленно выезжать с парковки.

В городе, как всегда, были сумасшедшие пробки, и они добрались до дома только часам к пяти.

Толик высадил ее на подъездной дорожке, а сам поехал в гараж.

Катя побрела к дому.

Она внезапно почувствовала ужасную усталость.

Хотелось только одного — лечь на диван, накрыться пледом и бездумно смотреть на мелькающий экран телевизора.

Она медленно приближалась к крыльцу.

Дорожка, по которой она шла, была вымощена аккуратной плиткой, но возле самого дома она делала плавный изгиб, огибая круглую клумбу. Цветы на этой клумбе уже отцвели, и садовник выкопал их, чтобы подготовить почву к подзимним посадкам тюльпанов.

Катя случайно бросила взгляд на эту клумбу… и за—стыла как вкопанная.

На черной, недавно перекопанной земле отчетливо отпечатался след автомобильного протектора.

Частая косая елочка и квадратная проплешина на месте заплаты.

Точно такой же след, какой Катя видела во дворе возле окна адвоката Ольховского. В том самом месте, с которого несчастного адвоката застрелили.

Катя подняла глаза и оглядела свой участок.

Толик уже заехал в гараж.

А чуть в стороне от гаража стояла старенькая «восьмерка».

Машина домработницы Наташи.

Катя сглотнула внезапно набежавшую слюну, тряхнула головой и поднялась на крыльцо.

Из дома доносилось ровное гудение пылесоса.

Открыв дверь, Катя увидела Наташу.

Домработница пылесосила большой ковер, покрывавший середину холла.

Увидев хозяйку, она выпрямилась, вытерла лоб тыльной стороной руки и выключила пылесос.

— Думала, пока вас нет, все успею пропылесосить! — проговорила она, как бы оправдываясь. — Если вам шум мешает, я перестану… хотя осталось совсем немного, я уже почти закончила!

— Ничего, можете продолжать, — проговорила Катя севшим от волнения голосом.

На негнущихся ногах она пересекла холл, вошла в столовую.

Наташа явно дала ей понять, что никуда не уезжала, что весь день, или по крайней мере несколько часов, занимается уборкой.

Но этот отпечаток на клумбе… и точно такой же отпечаток во дворе адвокатской конторы…

Катя прислушалась к гудению пылесоса и крадучись, стараясь не шуметь, выбралась из дома через заднюю дверь. По мощеной дорожке она обогнула дом, выглянула из-за угла.

Перед домом никого не было.

Катя прокралась мимо гаража, приблизилась к машине домработницы и, воровато оглядываясь, прикоснулась к ее капоту.

Капот был горячий.

Значит, на этой машине только что ездили. Значит, Наташа только что откуда-то вернулась…

Вернулась и сразу же сделала вид, что давно занимается уборкой.

Для чего ей понадобилась эта комедия?

Понятно, чтобы обеспечить себе алиби на время убийства адвоката…

Кате стало холодно. Ее заколотило, хотя стояла прекрасная, теплая погода, какая часто стоит в Подмосковье в середине сентября. Настоящее бабье лето. В волнении ей не пришла в голову мысль, за каким чертом домработнице понадобилось убивать адвоката Ольховского. Что их могло связывать? Катя давно уже перестала руководствоваться здравым смыслом — слишком много выпало на ее долю за последние два дня.

В ее доме живет убийца!

Убийца стелет ее постель, гладит ее белье, убирает в ее комнатах, подает ей еду…

Катя вспомнила утреннюю историю с паспортом.

Она не сумасшедшая и не страдает провалами памяти, она совершенно точно помнит, что ее паспорт лежал в верхнем ящике секретера, но Наташа ясно дала понять, что считает хозяйку забывчивой идиоткой…

Что же за игру ведет ее домработница?

Такая скромная с виду…

Для чего ей понадобился паспорт хозяйки? И самое главное — чем ей помешал адвокат Ольховский?

— Катерина Антоновна, это вы? Вам помочь? — раздался вдруг за ее спиной голос.

Она вздрогнула и обернулась.

Рядом с ней стоял водитель Толик.

— Ничего… — пробормотала она. — Эта машина… надо ее убрать в гараж…

Толик не успел ответить, потому что на подъездной дорожке показался Виталий.

— Ты вернулась? — проговорил он, подходя к Кате, и Катино сердце привычно забилось от одного звука его голоса. Она забыла, о чем только что просила водителя, забыла обо всех своих подозрениях.

Виталий подошел к ней, торопливо поцеловал в щеку, продолжил начатую фразу:

— Как там в милиции?

Катя только собралась ответить, но он, кажется, не ждал ее ответа, он говорил о своем:

— Очень удачно, что ты вернулась. Я возьму Толика с машиной, моя как назло сломалась, мне пришлось вернуться на такси… Тебе ведь никуда больше не надо?

— Никуда, — отозвалась Катя, почувствовав легкий укол обиды оттого, что муж не стал ее слушать, он спросил ее про милицию просто из вежливости. — Конечно, можешь взять машину… А ты не пообедаешь со мной, раз уж приехал домой?

— Нет, малыш, — он озабоченно взглянул на часы, — обедай одна, у меня еще есть сегодня важные дела… Но вот к вечеру будь готова, я заеду за тобой, и мы поедем в одно очень приятное местечко…

Катя проводила взглядом уезжающую машину и вернулась в дом.

Наташа позвала ее в столовую, где уже был сервирован обед.

Домработница накрыла на одного человека — получается, она уже знала, что Виталий не будет обедать.

Она сновала вокруг стола безмолвно, с поджатыми губами — видимо, все еще дулась из-за утренней истории с паспортом.

Катя следила за ней и мучилась сомнениями.

Наташа, ее домработница, которая живет в ее доме уже третий год, — неужели она убийца?

Обидчивая, вздорная, глуповатая, болтливая — Катя могла продолжить список ее недостатков, но у нее были и несомненные достоинства: она аккуратна, честна, предупредительна…

И в любом случае она добрая женщина. Как говорится, мухи не обидит.

Катя не могла представить ее с пистолетом в руке, целящейся через окно в адвоката…

Но люди не рождаются убийцами, они становятся ими под давлением обстоятельств, ради материальной выгоды или из страха… иногда просто сходят с ума и начинают убивать без смысла и без видимой причины…

Но Наташа… Не может быть! Это совершенно не вяжется с ее характером! Она такая… скучная, обыкновенная, нормальная до кончиков своих акриловых ногтей!

Но ведь отпечаток под окном Ольховского в точности совпадает с отпечатком колеса Наташиной «восьмерки»!

Конечно, Катя не эксперт, может быть, сходство отпечатков ей только померещилось, специалисты поднимут ее на смех… А горячий капот ее машины? Уж это Кате точно не показалось! Может быть, рассказать обо всем в милиции? Только не этому ужасному Сергачеву!

А больше она никого не знает.

И вообще, зачем Наташе было убивать этого адвоката?

Может быть, она сошла с ума, подвинулась на почве убийства?

Катя зачерпнула ложкой свой любимый сырный суп… и не смогла проглотить его: если Наташа — убийца, что мешает ей отравить свою хозяйку?

Она отодвинула тарелку и проговорила:

— Спасибо, Наташа, мне что-то не хочется…

— Что, невкусно? — В голосе домработницы снова прозвучала обида. — Это же ваш любимый суп…

— Спасибо, он вкусный… просто у меня нет аппетита.

Катя взяла персик, вонзила в него зубы.

Фрукты по крайней мере нельзя отравить…

Или можно? Ввести яд шприцем… кажется, в одном старом фильме именно так отравили героиню. Да что далеко ходить за примерами — Белоснежку отравили яблоком…

Ей показалось, что персик горчит. Она отложила его и встала из-за стола.

— Ну как хотите. — Наташа поджала губы и сложила руки на переднике. — Все на похудении помешались… Вам-то зачем, вы и так стройная…

* * *

Около шести Виталий прислал за ней Толика.

Дороги были на удивление свободны, и они без проблем добрались до банка, где Катя пересела в машину Виталия.

— Ты чудесно выглядишь, малыш! — проговорил он и поцеловал в краешек рта легким, скользящим поцелуем, от которого сладко забилось Катино сердце. — Сейчас мы поедем в одно славное местечко. Его практически никто не знает…

Это Катю как нельзя больше устраивало: она не хотела бы сейчас оказаться в одном из тех модных мест, где по вечерам собирается вся московская тусовка, где нельзя и шагу сделать, чтобы не наткнуться на знакомого, который тут же начнет по десятому разу пересказывать тебе самые свежие светские сплетни…

Сейчас ей не хотелось видеть никого, кроме мужа.

Они выехали на Петровку, свернули в один из переулков и остановились перед массивной дверью без всякой вывески.

— Владелец этого ресторана специально не рекламирует его, и цены здесь намеренно высокие, чтобы не было никого, кроме «своих» посетителей, — пояснил Виталий, нажимая кнопку звонка. — Зато здесь по-настоящему спокойно.

Им тут же открыли.

Метрдотель провел их к свободному столику.

Тут же бесшумно возник официант, принял заказ.

Ресторан был очень небольшой, всего на двадцать мест, да и из них половина пустовала. В глубине помещения горел камин, смолистые дрова чуть слышно потрескивали. Неподалеку от камина стоял маленький кабинетный рояль, за ним сидел высокий рыжеватый мужчина лет пятидесяти в свободном твидовом пиджаке.

На крышке рояля перед ним стоял бокал белого вина.

Пианист взял этот бокал, пригубил вино и заиграл.

Это были «Осенние листья».

Катя прикрыла глаза.

Она вспомнила, как совсем маленькой девочкой заходила в кабинет отца. Отец любил классический джаз, он очень часто слушал пластинку Эррола Гарнера. Катя забиралась к отцу на колени, прижималась щекой к колючему плотному свитеру и замирала, слушая музыку. Больше всего ей нравилась эта самая мелодия. Ей нравилось, как слепой пианист хрипловатым голосом чуть слышно подпевает своему инструменту, нравился таинственный полумрак отцовского кабинета, запах дорогого табака и легкого одеколона…

Потом музыка затихала, отец снимал с полки какую-нибудь красивую старинную книгу — больше всего Кате нравился огромный том «Робинзона Крузо» с чудесными гравюрами. Каждая гравюра была прикрыта полупрозрачным листком папиросной бумаги, и картинка просвечивала сквозь этот листок, проступала через него, как через густой туман. Вот Робинзон убегает с мальчиком Ксури из мавританского плена, вот он стреляет с лодки в диких зверей, вот он выброшен на берег после кораблекрушения… вот он, уже в косматой самодельной шапке, стоит, потрясенный, перед отпечатком человеческой ноги…

Вчера Катя узнала, что ее отец — вовсе не отец, а настоящий ее отец — дядя Вася, криминальный авторитет по кличке Свояк. И что же — теперь для нее что-то должно измениться? Она должна забыть те вечера, проведенные в отцовском кабинете, должна забыть мягкий полумрак, негромкие звуки джаза и старинные гравюры?

На самом деле для нее важны именно эти неуловимые, незначительные на первый взгляд вещи, а вовсе не состав ДНК…

Пианист начал тихонько подпевать своему инструменту, явно подражая Гарнеру.

Катя открыла глаза.

Нет, прошлое нельзя перекроить по своему желанию, нельзя вычеркнуть из него одни события и вписать в них другие. От того, что она узнала вчера, для Кати ничего не изменилось. Отец не стал ей менее дорог.

Она не станет даже обсуждать этот вопрос с матерью, не скажет ей, что все знает. Это только создало бы неловкость между ними.

Пианист доиграл «Осенние листья», отпил еще немного вина и заиграл снова, на этот раз — «Тень твоей улыбки».

А Катя опять вспомнила тот самый том «Робинзона Крузо», вспомнила картинку, на которой главный герой находит на своем острове человеческий след.

Какой ужас, какое изумление отразилось на его лице!

А ведь сегодня Катя пережила такое же потрясение, когда увидела на своем собственном газоне отпечаток автомобильного протектора с отчетливо заметной за—платой… точно такой же отпечаток, как на месте убийства адвоката Ольховского…

Она потянулась к Виталию, начала фразу:

— Ты знаешь, я хотела тебе сказать…

Она хотела сказать о подозрительном поведении домработницы, о странностях с ее машиной, но муж не дал ей закончить:

— По-моему, твое лицо уже все мне сказало! — И он закрыл ей рот поцелуем.

И Катя действительно забыла, что хотела сказать ему, точнее, это сделалось вдруг таким незначительным…

Гораздо важнее были мягкие губы мужа, негромкая музыка, потрескивание поленьев в камине…

Виталий отстранился.

К столику подошел официант, ловко откупорил бутылку «Шато Мутон Ротшильд», поднес ее Виталию, чтобы он мог оценить аромат. Виталий важно кивнул с видом знатока, и официант налил драгоценное вино в их бокалы.

— За нас, — проговорил Виталий, — за то, что все несчастья остались позади, а впереди у нас — только долгие годы безоблачного счастья!

— Ты же за рулем… — слабо запротестовала Катя.

— У меня всегда найдутся деньги для гаишника, — усмехнулся муж. — И потом, ты же знаешь, я почти не пьянею.

Катя поднесла бокал к губам.

Вино оказалось таким чудесным, что она не заметила, как опустошила бокал. Официант тут же снова наполнил его.

Музыка, и прекрасное вино, и полумрак ресторана, и любимый мужчина рядом…

«За что мне такое счастье? — думала Катя, и слезы наворачивались на ее глаза. — Впрочем, вчера мне пришлось перенести такое, что не каждой женщине по силам… В жизни должен быть баланс хорошего и плохого, как полоски на шкуре зебры…»

Мысли у нее в голове слегка путались от выпитого вина, голова кружилась, но это было удивительно приятно.

Официант принес какую-то потрясающе вкусную рыбу, запеченную с травами, и Катя поняла, что ужасно голодна: ведь за обедом она почти ничего не ела.

Она набросилась на еду, потом выпила еще два бокала вина…

Потом была еще музыка, и еще вино, и она пришла в себя только на улице, когда Виталий, нежно поддерживая, вел ее к машине, а она хохотала какой-то его шутке.

— Тебя не шокируют пьяные женщины? — проговорила она, покосившись на мужа.

— Я их просто обожаю, — отозвался Виталик и помог ей сесть в машину.

Он притянул ее к себе, и жадные горячие губы уверенно нашли нежную ямку за ухом.

Все остальное исчезло, в мире остались только эти нежные губы, только бесконечная, щемящая нежность поцелуя, только они двое — она и ее единственный мужчина…

Руки Виталия тоже жили своей самостоятельной жизнью — они ласкали ее, пробирались под одежду…

Вдруг Катя отстранилась и пробормотала:

— Милый, но не можем же мы, как подростки, заниматься любовью в машине!

— Но ехать домой слишком долго… я не выдержу… — жарко выдохнул Виталий куда-то в шею.

— Я и сама не выдержу! — вздохнула она.

— Есть идея! — оживился муж. — Тут же совсем недалеко до моего банка…

— Какая прелесть! — захихикала Катя. — Я отдамся тебе на ксероксе! Или что там у вас есть…

— Все не так романтично, — отозвался муж, — но зато гораздо удобнее. У нас при банке есть апартаменты, где мы принимаем важных гостей. Сейчас они пустуют, и мы с тобой можем там порезвиться…

— Ага! — Она расхохоталась. — Вот где ты принимаешь своих любовниц!

Виталий с сожалением оторвался от нее, поправил одежду и тронул машину с места.

Через пятнадцать минут они подъехали к зданию банка.

Виталий медленно проехал мимо главного входа, где за ярко освещенной стеклянной дверью виднелся силуэт охранника, свернул в переулок и остановился возле неприметной металлической двери.

Он выбрался из машины, помог Кате.

Катя дурачилась, висла на его руке и повторяла, хихикая:

— А если твоя жена узнает, она выцарапает мне глаза! А я выдеру ей все волосы! Вот будет здорово! — Затем она расширила глаза, изображая испуг, и прошептала: — А что, если твоя жена и мой муж тоже любовники и тайно встречаются здесь… мы сейчас войдем, а они там… на ксероксе! — И она захохотала во весь голос.

— Подожди, малыш… сейчас я открою… — Виталик высвободил руку, достал из кармана связку ключей, принялся их перебирать. — Черт, — пробормотал он через минуту, — где же этот дурацкий ключ… был ведь на этой связке… Неужели я его потерял…

— Милый, — Катя прильнула к мужу, жарко выдохнула ему в ухо, — я хочу тебя! Пожалуйста, скорее! Я просто умираю от желания!

— Сейчас, малыш, сейчас! — обнимая Катю одной рукой, второй он вытащил мобильник, набрал номер и строгим начальственным голосом проговорил: — Охрана? Это Неверов! Принесите мне запасной ключ от гостевых апартаментов! Да, я около входа! — Спрятав мобильник, он прижал к себе Катю и прошептал: — Потерпи минутку, малыш! Сейчас дежурный охранник принесет этот ключ! А ты пока отойди в сторонку, ну, понимаешь, чтобы не было лишних разговоров…

— Ага! — хихикнула Катя. — Среди твоего персонала пойдут слухи, что ты водишь сюда баб! Глядишь, и до твоей жены дойдет…

— Ну, малыш, я прошу тебя…

— Ладно. — Она пожала плечами и отошла в сторону, спряталась за газетный киоск.

Ночь была прохладная, и Катя начала быстро трезветь. Это приключение больше не казалось ей таким веселым и восхитительным. И вообще, не лучше ли вернуться домой…

Из-за угла уже спешил охранник — высокий парень в темно-синей униформе с логотипом банка.

— Спасибо, — холодно проговорил Виталий, взяв протянутый ключ. — Вы свободны.

Охранник молча удалился, не задавая никаких вопросов. Катя тут же выскользнула из своего укрытия.

Виталий прикоснулся пластинкой ключа к замку, замок щелкнул, дверь начала открываться. И тут ключ выскользнул из руки и, негромко звякнув, упал на крыльцо.

— Черт, — выдохнул Виталий, нагибаясь за ним, — все-таки надо меньше пить…

Катя проследила за его взглядом и увидела ключ, валяющийся на терракотовой плитке крыльца.

Обыкновенный ключ от электронного замка.

Металлическая таблетка микрочипа, запаянная в пластмассовую ручку.

Только эта пластмассовая ручка была не серой, как обычно, а светло-зеленой.

И вдруг у Кати тревожно забилось сердце.

Где-то она уже видела точно такой же зеленый ключ на терракотовой плитке… И это воспоминание было не из приятных…

Но додумать эту мысль до конца она не сумела, потому что Виталий обнял ее, втащил в полутемную прихожую, захлопнул за собой дверь, отделившую их от всего мира.

И снова его горячие губы нежно прильнули к Катиной шее, и снова его руки были сильными, жадными и нетерпеливыми, и снова он был самым лучшим, единственным, любимым…

Они шли по коридору, обнявшись, теряя по дороге одежду, как осенний лес теряет листву. Потом Виталий подхватил ее, поднял на руки и понес к дивану, и все затопила бесконечная нежность.

Но где-то под покровом этой нежности, где-то в самой глубине Катиного сознания теплилась, словно огонек свечи на далеком окне, какая-то неясная, но тревожная мысль. Не мысль даже — так, тень мысли, тень воспоминания.

И эта неясная тень не давала Кате растаять, исчезнуть, раствориться в волнах нежности, не давала ей взлететь вместе с Виталием на самую пронзительную высоту, сорваться с ним в самую головокружительную пропасть.

— Что с тобой, малыш? — пробормотал Виталий, слегка отстранившись. — Тебе что-то мешает? Где ты сейчас? Эй!

— Все хорошо, любимый… — Она виновато улыбнулась, поцеловала его в ключицу, прижалась теснее. — Все хорошо, я люблю тебя… просто здесь так непривычно…

Потом они молча лежали в полутьме.

Пусть все получилось не так замечательно, как всегда, пусть Катя не ослепла на этот раз от пронзительной, всепоглощающей вспышки, зато теперь ей было удивительно хорошо.

Так бывает, когда после не слишком вкусного обеда подают замечательный десерт.

Теперь ей было так хорошо, так хорошо и удивительно спокойно… Рядом с ней — самый замечательный, самый лучший, самый преданный мужчина на свете.

Заботливый, любящий, ласковый.

Она повернулась к нему…

Виталий смотрел на нее с каким-то странным, незнакомым выражением.

Как будто он подстерегал ее, подкарауливал, как будто внимательно и настороженно за ней следил. Как кот следит за мышью перед тем, как наброситься на нее.

Катя едва не вскрикнула от испуга.

Это длилось какую-то долю секунды, странное выражение тут же исчезло с его лица, оно стало нежным и заботливым, как обычно, и Катя подумала, что ей показалось, померещилось это чужое, настороженное выражение на лице мужа…

И вообще, она почувствовала укол вины, как будто это она сама совершила что-то бестактное, что-то скверное… как будто она подглядывала за мужем…

Словно что-то почувствовав, Виталий поднялся, прошел в соседнюю комнату, негромко хлопнул дверью холодильника. Через минуту он вернулся с бутылкой шампанского, двумя бокалами и тарелкой спелой клубники.

Он поил ее шампанским, передавал губами ягоды, они целовались, поцелуи пахли клубникой, и Катя снова все забыла, кроме бесконечной нежности.

Домой они вернулись уже под утро.

Катя едва дотащилась до спальни, рухнула в постель и провалилась в глубокий сон.

Ей снилось, что она бежит по бесконечно длинному, слабо освещенному коридору, она убегает от кого-то, силы ее на исходе, а шаги за спиной становятся все ближе, все громче…

Она уже спиной чувствует жаркое дыхание преследователя, и самое страшное — она догадывается, кто это… догадывается, но боится оглянуться, чтобы эта догадка не превратилась в страшную реальность. В реальность, которую она не сможет пережить.

И вдруг она увидела прямо перед собой полуоткрытую дверь.

Эта дверь показалась ей последним шансом, послед—ней соломинкой, единственной возможностью спастись от преследования.

Она рванула за ручку двери, проскользнула внутрь…

И увидела тесную кабинку, гладкую терракотовую плитку пола и безжизненно скорчившееся на ней женское тело в дорогом вечернем платье. Мертвая женщина лежала на полу, свернувшись калачиком, словно утомившийся ребенок, которого сон застал посреди шумного праздника.

Катя склонилась над мертвой женщиной.

Это была Лида Дроздова.

Лида, всегда такая ухоженная, безупречно одетая и причесанная, на этот раз выглядела ужасно — распухшее, посиневшее лицо задушенного человека…

А рядом с ней на терракотовом кафеле валялся маленький, но такой заметный предмет — ключ от электронного замка.

Ключ из светло-зеленой пластмассы, в которую запаян металлический кружочек микрочипа.

И в ту самую секунду, как Катя заметила злополучный ключ, дверь за ее спиной открылась, и на Катино плечо легла тяжелая мужская рука. Рука того, кто гнался за ней по бесконечному коридору…

Рука преследователя сжала ее плечо.

Катя вскрикнула от боли, попыталась вырваться, попыталась обернуться, чтобы увидеть это лицо, — и проснулась.

На этот раз ее пробуждение не было похоже на то, как было раньше, до того ужасного дня, когда Катю разбудил телефонный звонок и жизнь ее пошла наперекосяк. Как прежде, проснувшись, она не спешила открывать глаза, но сегодня она просто боялась, что снова увидит Лидино синее от удушья лицо, терракотовую скользкую плитку и яркое зеленое пятно — электронный ключ.

Полежав немного, она прислушалась, потом ощупала руками постель. Все в порядке, она у себя, в собственной спальне. Катя отважилась открыть глаза. Судя по щелочке света, пробивавшейся из-за плотных занавесок, уже далеко не раннее утро. Виталий, надо полагать, уехал. Рядом с подушкой лежала свежая темно-красная роза. Катя улыбнулась — муж, как всегда, галантен и внимателен. Он не хотел ее будить и положил цветок, чтобы Катя поняла, как он благодарен за вчерашнее. Хотя, откровенно говоря, вчера она была не на высоте, что-то мешало ей расслабиться и отдаться любви полностью. И тут она вспомнила про ключ, как Виталий неловко выронил его, и ключ со звоном покатился по коричневой плитке. Именно с того момента у Кати упало настроение. Этот необычный для ключа зеленый цвет… Не может быть!

Катя рывком выскочила из кровати и босиком подбежала к двери.

— Наташа, Наташа! — закричала она, хотя раньше никогда так не делала, мама с детства внушила ей, что кричать в доме — признак дурного воспитания, а уж призывать криком прислугу и вовсе неприлично и унижает человека. Можно позвонить или уж не полениться и самой зайти на кухню или в гардеробную, там вполголоса выяснить все хозяйственные вопросы. — Да куда все подевались? — Катя в сердцах топнула ногой и осознала себя стоящей на лестнице в одной легкой ночной сорочке.

Мамино воспитание одержало временную победу, и она накинула халат и всунула ноги в тапочки, после чего сбежала по лестнице.

Домработница протирала пыль в гостиной.

— Наташа, куда вы дели одежду, в которой я была в тот день… ну, джинсы и свитер…

— Вы же сами велели все выбросить, — ровным голосом ответила Наташа.

Кажется, так оно и было, Катя отмахнулась тогда от всех вопросов и сказала, что ей все равно. Ей и правда дела не было до этих тряпок, хоть от Versace, хоть еще от кого, но сейчас-то она вспомнила, что совершенно машинально положила ключ, найденный у трупа Лиды Дроздовой, в карман джинсов. Ей нужно понять, проверить, убедиться… В чем убедиться, Катя боялась даже подумать.

— Наташа, вы в карманах там ничего не находили? — умоляюще спросила Катя.

— Ничего… — Домработница отвела глаза.

— Слушайте, мне очень нужны эти вещи! — вскричала Катя. — Наташа, я прекрасно знаю, что вы ничего не выбрасываете, тем более такие дорогие джинсы.

Что-то засело у Кати в голове: не то у Наташи племянница в Подмосковье, не то двоюродная сестра далеко в провинции — сама она была широка в кости и комплекцию имела плотноватую, влезть в Катину одежду никак не могла.

— Где они у вас? — Катя подошла ближе и тряхнула домработницу за плечи. — Ну! Говори быстро!

Сегодня она Наташу совершенно не боялась, откровенно говоря, она даже забыла про свои вчерашние подозрения. И про адвоката Ольховского она забыла.

Наташа молча повернулась и пошла вниз, в прачечную. Вся ее фигура выражала оскорбленное достоинство.

— Да вот они, забирайте, если жалко. Сначала сами отдадут, потом жадничают! А как чего нужно, так сразу — Наташенька, выручайте! Наташенька, помогите! Да я бы давно ушла, если бы не хозяин! Он-то человек приличный…

Не слушая ворчания домработницы, Катя нетерпеливо оттолкнула ее и выхватила джинсы. Потрясла их над полом, и на гладкую терракотовую плитку прачечной вывалился ключ. Таблетка микрочипа, запаянная в зеленую пластмассу.

Катя отшатнулась и закусила руку, чтобы не закричать в голос. Ключ был точно такой же.

Преодолевая тошноту и звон в ушах, Катя нагнулась и подобрала с пола ключ.

«Этого не может быть! — стучало в мозгу. — Мало ли похожих замков, мало ли похожих ключей! Но он сказал, что потерял ключ…»

Что она несет, тут же опомнилась Катя, ее муж, ее любимый человек — и тут вдруг какой-то дурацкий ключ. Это просто ужасное совпадение! Все электронные ключи похожи — пластмассовая ручка и металлическая таблетка микрочипа… а цвет… ну мало ли на свете совпадений!

Но она уже знала, что не сможет успокоиться, пока не проверит свою страшную догадку.

— Наташа, — она подняла глаза на разобиженную домработницу, — извините меня… я не хотела вас обидеть… Конечно, вы можете забрать эти вещи, они мне не нужны…

— Да чтобы я еще к чему-нибудь притронулась! — ворчала Наташа, но тем не менее подобрала одежду. — То разрешит, а то вдруг снова назад требует… семь пятниц на неделе… меня такие приличные люди к себе приглашают…

— Пожалуйста, не обижайтесь… — Катя улыбнулась домработнице, но сама поняла, что улыбка эта вышла жалкой и вымученной. — И вот еще… у меня к вам большая просьба…

— В выходной работать не буду! — надулась Наташа. — У меня, между прочим, тоже своя жизнь имеется…

— Да нет, пожалуйста, я вовсе не покушалась на ваш выходной! Я совсем о другом… Вы не позволите мне воспользоваться вашей машиной? Мою, вы знаете, так и не нашли…

— Да берите, — фыркнула домработница и протянула Кате ключи. — Только уж вы ее заправьте, а то на что уж Виталий Сергеевич приличный человек, а и то вернул ее с пустым баком…

Катя уже поднялась наверх, когда до нее дошли Наташины слова.

Виталий тоже брал машину домработницы?

Но когда? Когда и зачем?

Она хотела вернуться, вернуться и расспросить Наташу, но передумала.

Мысли ее путались, она была словно в горячке, когда наспех, не глядя, нацепила на себя одежду и спустилась в гараж.

Она вставила ключ в замок зажигания, повернула его…

И тут почувствовала запах.

Удивительно знакомый.

Такой легкий, едва ощутимый…

Она не спутала бы этот запах ни с чем на свете.

Это был любимый одеколон Виталия, который она же подарила ему когда-то давно, в прошлой жизни, Mistrale de Grasse.

Этот запах в машине домработницы…

У нее закружилась голова, в висках противно застучали молоточки.

Катя прикрыла глаза, стараясь дышать ровно, глубоко и медленно, чтобы преодолеть накатившую дурноту. Так она посидела две или три минуты и почувствовала себя лучше.

Тогда она стиснула зубы, стараясь ни о чем не думать, кроме дороги, и плавно выжала сцепление.

Выехав за ворота, она вспомнила, что точно так же началась ужасная полоса в ее жизни. И еще вспомнила, что Виталий велел ей никуда не уезжать без охраны.

К счастью, на этот раз она без приключений выехала на МКАД, как во сне добралась до центра Москвы.

Проехала мимо входа в банк, свернула за угол.

Остановила машину в десятке метров от входа в гостевые апартаменты. В том самом месте, где вчера ночью оставили машину они с Виталием. Невольно вспомнила минувшую ночь.

Сейчас у нее было совсем другое настроение.

Оглядевшись по сторонам, Катя взбежала по крыльцу, достала из сумочки злополучный ключ…

Она держала его в руке и не решалась поднести к замку.

Ведь это может перевернуть всю ее жизнь, разрушить ее, не оставив камня на камне.

Катя вспомнила свой сегодняшний сон, вспомнила, как безжалостная рука преследователя легла на ее плечо.

Тогда, во сне, она никак не могла решиться на то, чтобы оглянуться, потому что боялась увидеть его лицо.

Боялась правды.

Но жить, закрывая на все глаза, она тоже не могла.

Катя резко выдохнула, сжала ключ и прикоснулась металлической таблеткой к замку.

В первый момент ничего не произошло, и она уже облегченно вздохнула — значит, все ее страхи напрасны, она зря подозревала самого близкого, единственного человека… Она почувствовала укол стыда — как она могла так подумать про него!

И в это мгновение замок чуть слышно щелкнул и открылся.

Катя вздрогнула и выронила проклятый ключ.

Он упал на крыльцо, негромко звякнув… точно так же, как ночью — зеленый ключ на терракотовых плитках.

Точно так же, как во сне.

Точно так же, как в туалете клуба, где она нашла задушенную Лиду Дроздову.

Катя машинально подобрала ключ, толкнула дверь, вошла внутрь.

Она чувствовала себя совершенно опустошенной.

Значит, это не совпадение.

Эти ключи не просто похожи — это два ключа от одного и того же замка.

Виталий сказал вчера, что потерял ключ.

Теперь Катя знала, где он его потерял.

Она шла по полутемному коридору.

Еще вчера они были здесь вместе с мужем, и она была так счастлива…

Хотя именно тогда червячок сомнения зародился в ее сознании.

Катя медленно шла вперед.

Она чувствовала себя, как героиня сказки «Синяя Борода», которая вошла в тайную комнату своего мужа. Она одновременно боялась того, что может здесь найти, и хотела узнать правду, какой бы страшной эта правда ни оказалась.

Катя толкнула дверь и вошла в комнату.

Прошедшей ночью именно здесь, в этой самой комнате…

Катя постаралась отстранить от себя воспоминания минувшей ночи. Сейчас она должна быть сильной, а эти воспоминания не принесут ничего, кроме слабости и печали.

Чтобы отвлечься от этих воспоминаний, она оглядела комнату.

На стене напротив дивана висела картина в резной позолоченной раме. Хорошая копия картины голландского художника Питера де Хоха. Уютный голландский дворик, вымощенный черно-белой плиткой, хозяйка в строгом чепце, служанка показывает ей только что купленную рыбу…

Катя прекрасно знала эту картину, потому что точно такая же копия висела у Виталия в кабинете.

Она помнила каждую деталь — складки на алой юбке хозяйки, гвоздь в дверном косяке, тщательно начищенное медное ведерко, две фигуры на заднем плане…

И там, за картиной, был скрыт их домашний сейф.

Катя подошла к стене, осторожно сняла картину с гвоздя.

И увидела точно такой же сейф, как в кабинете мужа.

Если она решилась пройти этот путь, если она решилась узнать правду о своем муже — она должна за—глянуть в этот сейф, должна узнать, что хранит в нем Виталий.

На первый взгляд эта задача казалась невыполнимой.

Но Катя знала — или по крайней мере думала, что знает — все маленькие слабости своего мужа.

Среди прочего Виталий очень плохо запоминал любые цифры.

Ему приходилось все записывать — пинкоды кредитных карточек и мобильного телефона, дни рождения друзей и знакомых… В тех случаях, когда записывать цифры было неудобно или рискованно, он пользовался всякими мелкими хитростями, упрощающими запоминание.

Так вот в качестве кода домашнего сейфа он выбрал дату их первой встречи. Той самой, на концерте Лучано Паваротти. Виталий с гордостью говорил, что эту дату он не забудет никогда.

Может быть, и здесь он воспользовался тем же самым кодом?

Катя приподнялась на цыпочки и набрала на панели шесть заветных цифр — 30-11-04. Тридцатое ноября две тысячи четвертого года.

Она помнила этот день, как будто это было только вчера… помнила дивный голос Паваротти, помнила, как Виталий протянул ей программку, помнила его взгляд, полный неприкрытого мужского восхищения…

Неужели и это было фальшью?

Набрав заветный код, Катя нажала кнопку ввода.

И ровным счетом ничего не произошло.

Она почувствовала разочарование. Разочарование и горечь.

Ну с чего она взяла, что муж в этом сейфе использует тот же самый шифр? С чего она взяла, что знает своего мужа? Ей уже пришлось узнать о нем много нового, так что еще одна мелочь ничего не изменит…

Она машинально оглянулась. За спиной, на противоположной стене комнаты, висело большое зеркало. В нем отражалась она сама, с растерянным и несчастным лицом, отражались отставленная в сторону картина, дверца сейфа, хранящего свои тайны…

Женщина на отражении картины стала совершенно другой. Оттого что она смотрела в другую сторону, неуловимо изменилось выражение ее лица. В нем появилась какая-то тревожная неправильность…

Отражение…

Катя снова повернулась к сейфу и набрала на панели зеркальное отражение кода.

40-11-03.

Вместо тридцатого ноября две тысячи четвертого года несуществующее сороковое ноября две тысячи треть—его. Только месяц остался тем же, а год и число изменились.

Едва дыша от волнения, Катя нажала на кнопку ввода.

Она снова представила себя женой Синей Бороды, которая проникает в страшную тайну мужа.

И вспомнила, что Седрик, тот симпатичный бельгиец, с которым она познакомилась накануне, приходится отдаленным потомком этому сказочному персонажу…

Раздался отчетливый щелчок, и дверца сейфа открылась.

Катя не почувствовала радости, торжества от того, что ее догадка подтвердилась. Она почувствовала только страх, страх перед неизвестностью. Но нужно было делать следующий шаг. Она запустила руку в сейф, пошарила там…

Сейф был почти пуст. Только в самой его глубине, возле задней стенки, Катя нащупала какой-то конверт.

Она вытащила конверт и удивленно уставилась на него.

Конверт был адресован ей.

На нем были напечатаны ее адрес и имя — Е. А. Неверовой.

А обратный адрес…

Обратный адрес Кате тоже был знаком: Садовая-Триумфальная, дом четыре, офис двадцать шесть. И имя отправителя — С. С. Ольховский.

Катя вспомнила запрокинутое лицо мертвого адвоката, пулевое отверстие на его виске.

Она хотела узнать правду… какой бы страшной та ни оказалась. И вот теперь она находится в одном шаге от этой правды и медлит, потому что решимость ее тает на глазах.

Конверт был вскрыт.

Катя задержала дыхание, как будто собралась прыгнуть в ледяную воду, и вытащила из конверта единственный листок тонкой бумаги.

Она бессмысленно переводила взгляд по строчкам, не понимая написанного.

Она понимала только одно: все то, что она считала своей жизнью, — ложь, подлая и унизительная ложь.

Ей пришлось сосредоточиться и перечитать письмо, чтобы понять его содержимое.

В этом письме адвокат Ольховский уведомлял ее, Екатерину Антоновну Неверову, что она является наследницей скончавшейся в Швейцарии мадам Норы Мерсье и что ей надлежит явиться в его офис двадцатого августа сего года для ознакомления с завещанием мадам Мерсье и для начала процедуры вступления в права собственности, предусмотренные этим завещанием. Далее следовали уже известный Кате адрес офиса и телефоны адвоката.

— Двадцатого августа… — машинально перечитала Катя. — А вчера он позвонил и сказал, что документы готовы… как будто я уже была у него в офисе и он начал оформлять вступление в права…

Она растерянно стояла возле открытого сейфа, разглядывая прочитанное письмо, и пыталась понять.

И вдруг за ее спиной раздался голос:

— Нашла? Ну что ж, тебе же хуже! Знаешь поговорку — любопытство кошку сгубило?

Этот голос… Когда-то, совсем недавно — или бесконечно давно? — от одного звука этого голоса сладко замирало ее сердце, холодели руки, кружилась голова, от одного звука этого голоса у Кати словно вырастали крылья… Но теперь она не почувствовала ничего, кроме страха. Да и сам этот голос звучал теперь совершенно иначе, он казался холодным и беспощадным, как металл на сорокаградусном морозе.

Этот голос… голос Виталия, ее мужа, которого она считала своим единственным мужчиной. Которого, как выяснилось, она совершенно не знала.

Катя медленно повернулась.

Виталий стоял на пороге комнаты, и лицо его было искривлено странной гримасой, в которой совместились презрение и ненависть, разочарование и отчаянная решимость.

— Нашла? Тебе же хуже, — повторил он и медленно двинулся к Кате.

— Не подходи! — вскрикнула она и попятилась, прижалась спиной к стене.

Он, не обращая внимания на ее слова, пересек комнату, подошел к Кате, не сводя с нее прямого, пристального, гипнотизирующего взгляда, взял из ее руки зеленый пластмассовый ключ, криво, одними губами усмехнулся и спросил:

— Где ты его нашла?

— Около трупа Лиды… Лиды Дроздовой… — ответила Катя едва слышно.

— Надо же! А я-то думал, где его потерял… Надо быть аккуратнее…

— За что… — прошептала Катя, не сводя с него круглых от ужаса глаз, — за что?

— За что? — Виталий на секунду прикрыл глаза. — За то, что она была слишком болтлива… она могла растрепать тебе, что это я просил ее позвать тебя в тот день… выманить из дома.

— Но почему? Почему это все? — повторяла Катя, пытаясь достучаться до него, пытаясь понять причину всего этого кровавого кошмара. Она спрашивала его не о Лиде, и даже не о себе. Она спрашивала его о разрушенной, искалеченной жизни.

— Почему? — переспросил Виталий с внезапным раздражением. — Конечно, ты жила в тепличных условиях! Ты не знала, откуда берутся деньги! У тебя было все, чего только захочет душа! А деньги, между прочим, нужно зарабатывать! Они не появляются сами собой!

— Не понимаю… — Катя прикрыла глаза, чтобы не видеть этого ненавидящего, безумного взгляда. — Не понимаю, зачем все это… как все это связано… при чем тут деньги…

— Ты никогда ничего не понимала! — прошипел Виталий, вырвал из ее рук письмо адвоката, отбросил его в сторону. Белый листок медленно спланировал на ковер. — Тебе все это было неинтересно! А дела банка шли все хуже… мне пришлось влезть в долги… И тут — так кстати! — это твое наследство… оно могло все исправить…

— Наследство? — удивленно переспросила Катя. — Но почему ты ничего мне не сказал? Если там такие большие деньги, если я могла помочь тебе, неужели…

— Просить? Одалживаться у тебя? — Он рассмеялся сухим, мертвым смехом. — Нет уж, спасибо! Да ты и не дала бы, если бы все узнала… Короче, дело сделано, и нечего говорить о том, что уже прошло. Нам с тобой осталось еще одно дело… мы должны поставить точку…

— Точку? Какую точку? — переспросила Катя дрожащим голосом, хотя она уже понимала, что он имеет в виду.

Она вспомнила мертвую Лиду, свернувшуюся на полу калачиком, как спящий ребенок…

Теперь и ее ждет такая же судьба.

— Ты ведь никому не говорила, куда едешь? — не столько спросил, сколько уточнил Виталий.

Не дожидаясь Катиного ответа, он схватил ее за плечо. «Точно так же, как во сне», — отстраненно подумала Катя.

Она видела всю эту сцену со стороны, как будто ее это все не касалось. Видимо, так ее сознание пыталось защититься от ужаса происходящего. Иначе она просто сошла бы с ума.

Она видела, как Виталий тащит измученную, слабо сопротивляющуюся женщину через комнату — ту самую комнату, в которой только вчера они занимались любовью, — как он выволакивает ее в коридор… ноги у нее подогнулись, она упала, Виталий выругался, рывком поднял и потащил дальше.

Они оказались на кухне, и здесь Виталий сделал что-то странное.

Он усадил Катю на жесткий металлический табурет, а сам распахнул дверцу холодильника.

Катя следила за ним как зачарованная.

Она не пыталась понять его действия, не пыталась их объяснить. Она следила за ними, как зритель следит за захватывающим спектаклем.

Виталий нажал на скрытую внутри холодильника кнопку.

Массивный агрегат неожиданно отъехал в сторону, а на том месте, где он только что стоял, открылся в полу квадратный люк. Вниз, в непроглядную темноту, вела крутая металлическая лестница.

Виталий снова схватил Катю за плечо, рывком поднял на ноги, подтащил ее к люку.

— Ты точно никому не говорила, куда едешь? — повторил он вопрос.

Катя понимала, что от ответа зависит ее жизнь.

Она хотела солгать… но под этим пронизывающим, безжалостным взглядом всякая ложь казалась бесполезной, бессмысленной. Он все равно видит ее насквозь…

И вдруг из коридора донесся новый голос:

— Отпусти ее!

— Ты?! — выдохнул Виталий, и его хватка на мгновение ослабела.

Катя подняла глаза… и увидела на пороге кухни Стаса Мельникова.

Стас держал в руке пистолет, ствол которого был направлен на Виталия.

— Отпусти ее! — повторил Стас и сделал шаг вперед.

— Только тебя здесь не хватало! — проскрежетал Виталий тем же словно замороженным голосом. — Ты все время путался у меня под ногами… чуть не испортил мне все дело! Что ты здесь делаешь? Я ведь тебя уволил!

— Отпусти Катю! — повторил Стас, делая еще один шаг вперед.

— И не подумаю! — Виталий снова сдавил Катино плечо левой рукой, а правой приставил к ее виску пистолет. — Положи оружие, или я разнесу ей голову!

— Не горячись! — проговорил Стас, немного отступив. — Подумай, чем это закончится…

— Это тебе лучше подумать! — Виталий скрипнул зубами. — Бросай оружие, или я стреляю!

— Тише, тише, не горячись! — повторил Стас. — Видишь, я уже кладу пистолет…

Он медленно наклонился, вытянул руку с оружием, положил пистолет на пол. Тяжелая рукоятка звякнула о кафель. Катя как зачарованная следила за рукой Стаса. Он был ее последней надеждой, и эта надежда таяла на глазах.

Виталий тоже следил за Стасом, и в ту самую секунду, как тот положил пистолет на пол, он перевел на него ствол своего оружия.

Однако он не успел выстрелить.

Из-за спины пригнувшегося Стаса молниеносно вылетела какая-то гибкая фигура. В огромном прыжке она пересекла помещение, коснулась пола и нанесла Виталию удар ногой.

Виталий качнулся, выронил пистолет.

Его рука, сжимавшая Катино плечо, разжалась, и Катя, воспользовавшись этим, отскочила в сторону.

Только сейчас она смогла разглядеть своего неожиданного спасителя, точнее — спасительницу. Потому что рядом с ней в боевой стойке стояла Татьяна.

— Ну как, подруга, ты цела? — проговорила та, скосив глаза на Катю и в то же время следя за Виталием.

Катя не успела ответить — Виталий, резко пригнувшись, рванулся за пистолетом. Татьяна шагнула вперед, чтобы помешать ему… но не успела: Катин муж поскользнулся на гладком полу, потерял равновесие и свалился в открытый люк.

Катя изумленно ахнула.

— Хорошая кладовочка! — проговорила Татьяна, склонившись над люком. — На зиму можно столько картошки заложить!

— Что с ним? — Катя через плечо подруги заглянула в подвал.

— С ним все, — коротко ответила Татьяна.

Действительно, Виталий лежал у самого основания лестницы, неестественно вывернув голову, и не подавал никаких признаков жизни.

И тут Катя разрыдалась — горько, самозабвенно.

— Ну что ты, ну что ты! — Татьяна отвела ее в сторону от люка и принялась гладить по спине, как обиженного ребенка. — Я понимаю — муж, но ведь он тебя чуть не убил…

Катя хотела ответить, что оплакивает не погибшего мужа, а ту часть себя, которая погибла вместе с ним, но слезы мешали ей говорить.

Потом они сидели на кухне, Катя пила коньяк, который налила ей Татьяна вместо успокоительного, а Стас рассказывал о событиях, которые привели сюда их с Татьяной.

— Разузнал я про тех людей, что тебя похитили. Ну я говорил — братья Саловы. Дмитрия на месте нашли, ты знаешь, а Колян, брат его, смылся. Но тоже далеко не убежал, нашли его…

— Милиция? — уточнила Катя.

— Да нет… — Стас опустил глаза. — Другая… силовая структура. Не такая официальная, но зато очень серьезная.

Стас на несколько секунд замолчал, а Катя вспомнила дядю Васю и его орлов… Да, эта «структура» найдет кого угодно!

— Правда, машину твою он уже загнал, и следов не осталось, но его самого взяли в оборот, он быстро раскололся. Оказалось, что третий с ними был гастролер откуда-то с юга, кличка — Штык. Совсем отмороженный, без тормозов. Убить человека для него — что муху прихлопнуть.

Катя вспомнила страшные глаза «лейтенанта Смородина», и ее невольно передернуло, как от ледяного сквозняка.

— Так вот, Саловых с этим Штыком свела одна баба… женщина, — поправился Стас. — Барменша из ресторана в аэропорту… Колян Салов еще вздыхал — знал, говорит, что нельзя с бабами дело иметь, чувствовал, что добром не кончится! Короче, нашли эту барменшу, поработали с ней, устроили ей очную ставку с Коляном. Да она в общем-то и не сильно упиралась. Рассказала, кто ее попросил с этим Штыком познакомить, — Стас покосился на чернеющий провал люка, — Виталий с этой барменшей еще со школы был знаком… Ты уж извини… — Стас хмуро потупился. — Муж твой тот еще был ходок… баб вокруг него была чертова прорва, и все для него каштаны из огня таскали. Всю грязную работу за него делали. Я по долгу службы кое-что знал… Лида Дроздова, в частности…

Катя охнула. С ее глаз словно упала завеса. Так вот почему Лидка вечно торчала у них, вот почему ее нельзя было вытолкать из дома! Изображала лучшую подругу!.. Катя-то по наивности думала, что Лида надеется заполучить какого-нибудь случайно освободившегося мужчину из их компании. А она выбрала Виталия… Но Катя ни за что не поверит, что Лида знала, для чего Виталий просил выманить Катю из дома в то страшное утро. Он ей соврал что-то, а Лида поверила. Дурочка, при любом исходе она была обречена! И за все заплатила своей страшной смертью…

— Но зачем, для чего он все это задумал? — спросила она, когда Стас замолчал.

— Сейчас и к этому перейду… — Он откашлялся и продолжил: — Я навел кое-какие справки. В последние два года Виталий очень много играл. И в казино, и на бирже. И везло ему как утопленнику. Короче, влез в большие долги. Должен был всем — друзьям, деловым партнерам, той самой «силовой структуре»… А потом у собственного банка взял большой необеспеченный кредит, так что банк сейчас на грани банкротства. В общем, спасти его могло только чудо… и чудо почти совершилось! — Стас перевел дыхание. — Отслеживая его контакты, я выяснил, что примерно две недели назад Виталий посещал некоего адвоката Ольховского. Приехал я к этому Ольховскому, а тот уже мертвый…

Катя кивнула — уж об этом-то она знала, можно сказать, из первых рук.

Стас бросил на нее подозрительный взгляд, но продолжил:

— Зато секретарша у него живая и очень разговорчивая. Тут я подключил все свое мужское обаяние и выяснил, что примерно две недели назад Виталий приезжал на прием к адвокату… со своей женой Екатериной!

— Что?! — Катя выпучила глаза. — Как так?

— Как я сказал. — Стас усмехнулся. — Секретарша эта в тот день была выходная, эту самую «Екатерину» не видела, но в записях указано, что ты там была и адвокат тебе в присутствии мужа сообщил о швейцарском наследстве и начал готовить документы для вступления в права…

— Но я об этом даже не знала!

— Знаю, — кивнул Стас, — Виталий привел вместо тебя кого-то из своих подруг, предъявил подлинный паспорт… наверное, какое-то сходство все же было, так что адвокат не усомнился.

— Вот мерзавец! — Катя вспомнила, как искала паспорт, как нашла его не на месте и как из-за этого поссорилась с прислугой. — Вот мерзавец!

— Согласен. — Стас кивнул. — А после этого ему оставалось только одно — убить тебя. Ведь он — твой единственный наследник!

Катя мрачно кивнула.

— Тут-то барменша и познакомила его со Штыком. Виталий заказал ему твое убийство, но Штык решил все это обставить по полной программе и еще на этом деле заработать. Для чего и нашел братьев Саловых. Ну, тут у них дело не заладилось… — Стас поднял глаза на Катю. — Это ты лучше меня знаешь.

— Представляю, что он почувствовал, когда услышал мой голос по телефону, — мрачно сказала Катя. — Он-то думал, что, вернувшись из Петербурга, получит сообщение о моей смерти. А тут я звоню собственной персоной. То-то он встрепенулся, все расспрашивал меня, кто из бандитов жив остался, за себя переживал.

— Он ни в какой Питер не летал, — заметил Стас, — просто телефон отключил, а в банке не появлялся.

— Да знаю я, знаю! — Катя с досадой махнула рукой. — Он прекрасно знал, что Гревские отдыхать уехали, специально к ним меня послал. Ему нужно было время, чтобы Лиду убить. А Леша, наверное, в курсе был его проблем, мог что-то заподозрить…

— В общем, Виталий почувствовал, что земля горит у него под ногами, и начал подчищать концы. — Стас покачал головой. — Убрал Лиду Дроздову, убил Ольховского, чтобы не вскрылся его обман…

— И меня бы убил, если бы вы с Татьяной не подоспели! — вздохнула Катя.

— Ну тут уж домработнице своей спасибо скажи, Наташе. Я, как про Виталия все выяснил, тебя стал искать, забеспокоился очень. Заехал к вам домой. Она, честно говоря, была не в духе, начала жаловаться — что не ценят ее, плохо обращаются, в воровстве чуть не прямо обвиняют, а как что нужно — сразу к ней. Что машину ее берете — то Виталий, то ты… Я стал наводящие вопросы задавать, она и рассказала, что Виталий машину ее брал в то самое время, когда адвоката Ольховского убили, а ты как раз сегодня на ее машине уехала. Ну тут я подключил своих знакомых из милиции, и они мне быстро сообщили, где стоит машина твоей домработницы. На такую операцию по всем правилам в одиночку идти не полагается, могут быть незапланированные повороты сюжета, а у меня своих людей больше нет, меня же Виталий вчера уволил. Обращаться к той «силовой структуре» я не захотел — у них методы свои, таких дров наломают, потом не расхлебаешь… Короче, позвонил я твоей подруге, — он кивнул на Татьяну, — и, как выяснилось, не ошибся… она — классный оперативник!

Как ни была Катя измучена, она не могла не отметить, что в похвале Стаса проступает личное отношение. И глаза без очков смотрели на Татьяну слишком уж восхищенно.

— Ой, ребята, — Катя вдруг вздохнула и обняла их обоих, чему, несомненно, способствовало выпитое приличное количество коньяка, — как же я рада, что вы успели вовремя!

— Дамы и господа, приветствуем вас на борту самолета компании «Швейцарские авиалинии»! — проговорил приятный голос в динамике. — Наш полет проходит на высоте десять тысяч метров. Прибытие в Женеву — в пятнадцать часов…

— Простите, мадам! — негромко обратилась к Кате симпатичная стюардесса. — Вы позволите посадить рядом с вами этого господина?

Соседнее место пустовало, и Катя машинально кивнула. Только после этого она подняла голову и увидела «этого господина».

— Вы?! — выпалила она.

— Вы?! — Седрик расплылся в улыбке. — Какая удивительная встреча! Вы тоже летите в Женеву? Вы там бывали прежде?

— Да… то есть нет, прежде не бывала… у меня там дела… — Катя потупилась, неожиданно почувствовав острое смущение. И еще — удивительное доверие к этому почти незнакомому человеку.

— Я могу показать вам Женеву… мою Женеву… Я прожил там несколько лет в юности…

Катя прикрыла глаза. В ее душе росло странное волнение и еще такое чувство, какое бывало в детстве накануне праздника. Чувство, что впереди ее ждет незнакомая радость.

— Ну, дамы, вы скоро? — Стас десятый раз заглянул в комнату. — Неудобно же, нас ждут…

— Сейчас! Ну еще одну минуту! — Татьяна поправила приколотый к Катиному платью букетик флердоранжа и повернулась к зеркалу.

Саму ее сегодня было невозможно узнать: за год, минувший с их совместных приключений, она отрастила волосы и из решительной спортивной девицы, этакого Рэмбо в юбке, превратилась в настоящую модель. Хотя в модельном бизнесе она не работала — они со Стасом открыли совместное охранное агентство. А по случаю Катиной свадьбы она осуществила давнюю мечту — нарядилась в потрясающее жемчужно-серое платье от Nicole Farhi. Это платье, созданное дизайнером в духе дореволюционной России, было сегодня особенно уместно. Но конечно, она не могла затмить саму Катю.

— Ну все. — Стас решительно подхватил подруг под руки и повел вниз по лестнице, устланной алой ковровой дорожкой.

Перед подъездом их ожидал черный лимузин.

Ехать нужно было совсем недалеко — до старинного собора Нотр-Дам дю Саблон.

Лимузин остановился перед порталом в стиле пламенеющей готики. Стас помог Кате выйти из машины и повел по ступеням собора. Вокруг защелкали фотоаппараты представителей прессы. Двери были широко распахнуты, и с улицы виднелись груды белых лилий и ковер алых бегоний, устилавший центральный неф.

— Чья это свадьба? — спросил проходивший мимо пожилой господин с таксой.

— Это русская принцесса! — важно ответила сухонькая старушка в шляпке с цветами, гордившаяся тем, что достоверно знает обо всех важных событиях, происходящих в Брюсселе.

Катя поднималась по ступеням как будто во сне.

«Неужели это я? — думала она. — Неужели все неприятности позади и ради моей свадьбы завален цветами один из самых старых соборов Брюсселя? Жаль, что папа не дожил до этого…»

По традиции невесту должен вести к алтарю отец. Но человек, которого Катя по-прежнему считала своим настоящим отцом, давно уже умер, а дядя Вася… Она не могла представить здесь, рядом с собой этого жестокого, беспощадного человека. Так что ее вел сегодня Стас Мельников, которого она пригласила на свою свадьбу вместе с Татьяной.

Они прошли по узкому проходу среди свежих цветов. Боковым зрением Катя видела многочисленных гостей — в мундирах и смокингах, нарядных платьях и вечерних костюмах. Седрик ждал ее возле самого алтаря. Он был неотразим в сером сюртуке с широким шелковым галстуком. Мама, бледная от волнения, о чем-то перешептывалась с будущей Катиной свекровью, матерью Седрика. Кажется, они уже успели подружиться.

— Ну что, начинаем? — вполголоса спросила Катя.

— Еще минуту… — ответил ей Седрик. — Мы ждем еще одного гостя…

— Ну вот, — Катя состроила обиженную гримаску, — я так спешила… Что это за гость такой?

— Увидишь! — Седрик выглядел таинственно. — Это старинный друг нашей семьи…

Внезапно по собору пробежал едва слышный шепот.

Все повернулись к дверям.

В них показалась высокая худощавая женщина с короткими светлыми волосами. Легкая походка, царственная осанка, простое, но удивительно элегантное платье. Это лицо Катя много раз видела на страницах газет и в телевизионных передачах. Это лицо, только более молодое, она видела на фотографии, которую бережно хранил в бумажнике Седрик.

— Ее величество королева Паола! — провозгласил церемониймейстер.

Королева быстрыми шагами пересекла собор, приблизилась к новобрачным.

— Простите, — проговорила она смущенно, — я немного опоздала… дела…

Церемония прошла словно во сне.

Катя спускалась по ступеням собора под градом цветного конфетти и вспышки фотокамер. Остановившись на последней ступеньке, она отколола букетик флердоранжа и бросила его через плечо.

— Ура! — раздался за ее спиной счастливый голос Татьяны.

Ну, ее свадьба наверняка не за горами…

Реклама на сайте