«Прогулка с продолжением»

Марина СЕРОВА ПРОГУЛКА С ПРОДОЛЖЕНИЕМ

Глава 1

Осень в этом году накрыла наш город внезапно, без предупреждения. Как-то в один день и в одну бедственную ночь все перевернулось, изменилось, и, выйдя на улицу, я поняла, что без плаща здесь делать уже нечего. Жаль. Нынешнее лето прошло емко, содержательно и вкусно, а закончилось незаметно. Так незаметно, что я долго в это не верила, пока меня не принялись убеждать сразу по всем каналам телевидения.

Сегодняшний четверг выдался для меня не только неожиданно прохладным, но еще и скучным. Заказов и клиентов сейчас не было — с последними я быстренько разобралась еще на прошлой неделе. И как назло мой Володька Степанов — чужой, но берущийся в постоянную аренду муж — как раз вчера утром уехал в стольный град в командировку и оставил меня в печальном одиночестве.

В общем — тоска.

Дело было к вечеру, и, как сказано у классика, делать было нечего. Я влачила жалкое существование и скучала до нервной зевоты. Одним словом, жизнь дала трещину и поползла набекрень.

В переселившемся в учебник истории Советском Союзе четверг был официально объявленным рыбным днем, о чем моя мама почему-то всегда мне напоминает. И я сама что-то припоминаю, правда, это «что-то», кажется, было связано с едой.

Но сегодняшний четверг стал для меня самым разнатуральным рыбным днем, потому что я валялась на диване и чувствовала себя как рыба, выброшенная на берег жизни: и ползти некуда, и дышать нечем. От скуки. Только крючка с червячком во рту не хватало. Ну и на том гран мерси.

Во второй половине дня, до которой я все-таки дотерпела и дожила с грехом пополам, я вспомнила про свои кубики-рубики — косточки гадательные. Тогда, встав с дивана и отшвырнув в сторону пачку иллюстрированных журналов с текстами для дефективных подростков, скучающий частный детектив Таня Иванова побрела в кухню в поисках замшевого мешочка со своими волшебными друзьями.

Поставив на плиту турку с кофе, я небрежно зацепила мешочек, обнаруженный почему-то на подоконнике, и сформулировала четкий и конкретный вопрос: «Случится ли сегодня хоть что-то интересное, или так и придется мне сдохнуть здесь от тоски?»

Потом передумала, решив, что такие вещи спрашивать не стоит. А вдруг мои паршивцы двенадцатигранные возьмут и пошутят? Ответят что-нибудь вроде: «Сдохнешь, Таня, только не печалься!»

Поэтому, почесав в затылке, произнесла более конструктивный и перспективный заказ:

— Значит, так. Случится ли у меня после выхода из дома сегодня вечером неожиданная встреча с приятным мужчиной, который влюбится в меня с первого же взгляда и объявит, что я самая-самая и прочее? После этого мы с ним романтично проведем время, он окажется импортным графином, который и увезет меня в замок в горах, сделав своей графиней. Или лучше герцогиней! А почему бы нет?

Я откинулась на табурете и, посмотрев в потолок, заинтересованно домечтала свой заказ до логического конца:

— А потом я победю на выборах в местный парламент, стану премьер-министром, как Маргарет Тэтчер, и мой фейс будут шлепать на почтовых марках, вот!

И, посмотрев на гадальные косточки требовательно, произнесла:

— Вы поняли меня? Вперед!

Выкатив косточки на стол перед собой, я увидела следующий расклад: 15-27-9.

«Можно быть „умной“, но не такой же степени».

— А до какой же?! — взревела я. — До какой еще степени, черт побери и раскудрить тебя в кочерыжку! Скучно мне, понимаете вы, что ли?

Я замолчала и подумала, что, пожалуй, кости правы. Похоже, у меня от безделья немножко съехала крыша. Совсем чуть-чуть, но нужно принимать срочные меры. Вот и решила, налив себе полную чашку крепчайшего кофе, что дома больше не останусь ни на секунду, отправляюсь гулять прямо сейчас, и горе тому, кто посмеет меня остановить, если, конечно же, это не будет телефонный звонок от клиента или от Володьки на худой конец.

Ровно через час двадцать минут я выходила из квартиры при полном параде и великолепии, а никто так и не позвонил. Ну и черт с ними, еще пожалеют. По-этому нарочно оставила свой сотовик дома.

— Теперь хоть обзвонитесь, — мстительно пробормотала я, вызвала лифт и съехала на первый этаж.

Куда направиться да податься, я придумала еще во время наложения макияжа и сочинения экипировки для выхода — решила побродить по городскому парку, тем более что, как подсказывала память, не была там ого-го сколько времени.

До парка от моего дома было не очень далеко. В другой, более содержательный день я с удовольствием проехала бы это расстояние на машине. Но сегодня решила отправиться именно пешком — и для здоровья полезнее, и время хоть чем-то заполнится.

По улицам двумя встречными потоками двигались толпы молодежи. Из коммерческих ларьков наигрывала разностильная музыка. Внешне в мире было все прекрасно.

Покрутившись по городскому парку, поглазев на культурно отдыхающих и весело выпивающих граждан, прокатившись пару раз на каких-то ужасных каруселях, помотавших меня сперва так, а потом эдак, и не поняв в этом удовольствии почти ничего, я свернула к одному из выходов парка и попала в узкую боковую аллейку. Закурив, присела на лавочку послушать шлягер, ревущий из динамиков, укрепленных на столбах. После полученных легких впечатлений в общем-целом настроение начало выравниваться.

Сигарета закончилась, песенка из динамиков сменилась другой, я уже начала подумывать о продолжении экскурсии, и тут на аллейке показался первый и единственный пока прохожий. Это был мужчина лет сорока—сорока пяти, в черном плаще, в шляпе, сдвинутой на затылок, и с черным кожаным портфелем в руках.

«А вот и графин движется к своей графине», — съехидничала я по своему собственному адресу и улыбнулась. После этого, прислушавшись к своим ощущениям, достала из кармана плаща новую сигарету и прикурила ее. Сидеть на лавочке было спокойно и приятно. Шум листвы, легкий ветерок… В общем-то, не настолько и холодно было на свежем воздухе после часовой прогулки вокруг рукотворных озер, являющихся достопримечательностью нашего городского парка. На какое-то мгновенье жизнь показалась даже не такой скучной, как в середине дня. Тем более что графин все приближался. Я улыбнулась еще раз.

Мужчина, почти поравнявшийся со мной, вдруг резко свернул со своего маршрута и подошел.

— Скучаете, девушка, без компании? — слегка шепелявя, спросил он.

— Никогда, — отчеканила я так убедительно, что склонна была сама себе поверить. В этот момент, разумеется.

Мужчина наклонил голову вбок и в упор посмотрел на меня сверху вниз. Легкий ветерок донес неароматную смесь нескольких алкогольных напитков, принятых этим джентльменом в ближайшем прошлом. Икнув и культурно прикрыв рот ладонью, мужчина пробурчал себе под нос что-то непонятное. Я в ответ молча покосилась на него и молча же пожелала, чтобы он поскорее свалил с горизонта.

Мужчина этого не понял. Он продолжал стоять на том же месте, и мне помимо воли пришлось, бросив еще один взгляд, рассмотреть его получше. Мужчина как мужчина, ростом пониже меня, почти наверняка с плешью под шляпой. Но чувствуется, что с тугим бумажником во внутреннем кармашке плаща. Для какой-нибудь девочки, промышляющей известным простым бизнесом, — самый удачный клиент: и денежный, и пьяненький, и приключений ищущий.

Он продолжал все так же настойчиво пялиться на меня, и это становилось уже навязчивым. Тогда я демонстративно отвернулась и подумала, как мало нужно, чтобы испоганить вполне нормальное настроение. Достаточно всего лишь одного взгляда и одного ика всего лишь одного козла.

Лавочка качнулась, и я поняла, что дядечка уселся рядом. А потом он придвинулся вплотную и игриво продышал мне в ухо:

— Мне кажется, что вы ждете меня, девушка.

Я, дернувшись от возмущения и брезгливости, отодвинулась и тут же встала.

— Неправильно вам кажется, папаша. И если не хотите неприятностей, научитесь вести себя прилично, — чуть ли не по слогам произнесла я, развернулась и неторопливо пошла по направлению к выходу из аллейки.

Мне показалось, что я уже нагулялась, зарядилась как положительной, так и отрицательной энергией и пора уже домой. Я не сделала и нескольких шагов, как услышала сзади тяжелый торопливый топот. Зачем-то оглянувшись, увидела своего знакомого дядечку, слонопотамской трусцой несущегося за мною следом и размахивающего для ускорения портфелем.

— Не так быстро, девушка, плиз, — улыбаясь, пропыхтел он, догнав меня, и протянул лапу, намереваясь схватить за рукав плаща.

Сделав плавный уход в сторону, я позволила дяде промахнуться. Он едва не упал, но сбалансировал, взмахнув портфелем, и случайно задел этим портфелем меня.

— Отстаньте от меня, пожалуйста, — с досадой проговорила я, давая дяде последний шанс и думая об идиотском положении, в которое меня загнала моя же идиотская натура: ну не сиделось мне, видите ли, дома, развлечений захотелось, ну так вот и получи, очень даже изысканное, с любовью.

Я бросила взгляд по аллее за спину дядечке, и мне показалось, что в конце ее мелькнула какая-то тень. Это меня разозлило еще больше: вот уж зрителей своего позора я точно не желала.

— Если вы от меня не отстанете, мужчина, вам будет больно об этом вспоминать, — честно предупредила я настойчивого не в меру джентльмена.

— Что значит «больно вспоминать»? — хихикнув, спросил он игривым тоном. — Не обманывай, девочка, на гонорейную ты не похожа!

Мужчина снова сделал шаг ко мне, и, наверное, только по той причине, что я на секунду ошалела от его слов, ему удалось ухватиться за край моего плаща.

— Перестань ломаться, телка, — проговорил он уже с нетерпеливой досадой, — я же не сопляк какой-то и на халявку не собираюсь попользоваться. Все будет чисто и прилично, посидим, поговорим, выпьем-закусим, заплачу тебе сколько скажешь. Я немного устал сегодня и вряд ли больше одного раза смогу проширкать. Ну что тебя не устраивает-то? Не сказать, чтобы ты слишком уж крутая была на вид. Так себе, средненькая. Чего выпендриваешься?

Этот спич добил меня окончательно. Можно было бы простить пьяному козлу еще одно хватание за плащ. Но назвать меня средненькой… Этим он очень сильно навредил себе. Мне оставалось только показать, насколько именно.

Я внешне расслабилась и улыбнулась. Не знаю, как со стороны, но изнутри мне показалось, что улыбочка вышла довольно-таки змеиной. Однако дядя и этого не понял.

— Ну вот и славненько, девочка, — обрадовался он и подхватил меня под руку, щерясь радостной улыбочкой, — давно бы так. Куда пойдем? Выбирай, я сегодня добрый, мне душевности хочется.

— До ближайшего поворота, дорогой, — сладко объяснила я и потянула его вперед по аллейке.

— А что будет за поворотом? — спросил дядя, осматриваясь по сторонам. — А, ты имеешь в виду, когда выйдем из парка, да? Я сразу и не понял. — Он снова захихикал и даже радостно взмахнул портфелем от избытка чувств.

Его рука обвила мою талию. Решив немного потерпеть, чтобы не устраивать разборок на таком просматриваемом в оба конца месте, я промолчала. Крепко прижала его руку и повела вперед энергично и решительно.

— Темперамент какой, приятно даже рядом идти, — пробурчал дядя и, потянувшись, попытался чмокнуть меня в щеку. Что у него не получилось по причине нашей разницы в росте.

— Ну, убери плечо, малышка, — тоном обиженного ребенка проговорил он. — Я же не дотягиваюсь. Не видишь, что ли!

Тут я заметила прогал слева между деревьями и, потянув дядю за собой, шагнула туда.

— Это мы куда? — удивленно спросил он, но послушно пошел со мной. — Ты угол срезать хочешь? Да не спеши ты так, девочка, я же сказал, что за все заплачу. Меня не колышет — час мы провозимся, или два, или чуть больше. Да я тебя даже на всю ночь могу ангажировать! — поддался он вдруг приступу пьяненького шика. — Со мной ты заработаешь больше, чем с тремя клиентами.

Не желая ждать больше ни минуты, только бы побыстрее заткнуть фонтан гадкого словесного недержания, я протянула дядю сквозь кусты вдоль аллейки, и мы оказались на небольшой поляне с пеньком посередине. Я даже не предполагала, что здесь существует такая «пеньковая экспозиция». Век живи, век учись, Таня. И делай открытия в географии своей малой родины.

— Ну ты даешь, девка, — буркнул дядя, споткнувшись о высунувшийся на его пути корень и едва не упав на землю.

Он потянул меня за собой, но я резким движением стряхнула приставалу с себя и отошла на пару шагов в глубь полянки. Дядя огляделся, хмыкнул и, видимо, решившись на подвиги, бросил портфель на землю.

— Ну я тебя понял, — довольно сказал он, — ты — любительница развлечений на природе. Вакханка, блин, наяда-дриада-триада… Уговорила! Короче, иди сюда, сосулька, — дядя расстегнул свой плащ и распахнул полы. — Ну же! — протянул он ко мне свои растопыренные лапы.

И тут уж получил от меня за все. И за серенькую, и за сосульку. Я нанесла ему два резких удара правой ногой в живот. Потом, сделав подшаг вперед, навесила еще и локтем в грудь. После трех моих ударов дядя охнул два с половиной раза, упал на колени, постоял так с минутку, состроив скорбное выражение лица, и, покачнувшись маятником, рухнул физиономией в грязь.

Я наклонилась над ним и пощупала пульс. Убедившись, что этот позабывший реальность Ромео жив, но находится в состоянии предкоматозном, то есть отдыхающем, я разогнулась и, поправив свой плащ и волосы, решила, что мне давно уже пора. Это была ошибка, но кто же знал, что дядя окажется таким настырным. Внезапно сделав какой-то необычно дурацкий подскок на месте, он схватил меня за ногу и с утробным урчанием потянул вниз.

И пришлось мне, коленом наступив на грудь поверженного врага, разок приложиться кулаком ему в нос. Тут уж дядя закатил глазки всерьез и надолго.

Не возвращаясь на аллейку, я пошла напрямик, аккуратно обходя потерявшие половину своей листвы кустарники, и вышла к ограде парка. Приподняв полы плаща, просто перешагнула через это несерьезное чугунное заграждение и направилась к ближайшему местному кафе. Это был знакомый мне по более интересным временам «Гардемарин». Там, устроившись за свободным столиком, я очень премиленько провела полчаса за чашкой неплохого кофе с пирожным — после спонтанной физической тренировки можно порадовать себя чем-нибудь ужасно вредным, зато сладким.

Успокоившись под тихий джаз «Гардемарина», я решила, что с меня на сегодняшний бестолковый и выпавший из жизни день хватит, покинула кафе и направилась к первому же перекрестку, чтобы поймать такси. Буквально через десяток шагов мне навстречу прошла стремительным шагом женщина в бордовом плаще и маленькой шляпке на голове. Увидев меня, она почему-то шарахнулась в сторону. Невольно проводив ее взглядом и напоровшись на такой же внимательный взгляд женщины, я на всякий случай осмотрела себя спереди и ощупала сзади. Не заметив никакого безобразия, продолжила свой путь, окончательно решив ехать только домой и сразу же после ванны лечь спать.

Я стояла на тротуаре, размахивая рукой, довольно долго — пришлось пропустить несколько машин с водилами, не желающими вечером везти девушку куда ей надо. Покатать, повозить и завезти куда-нибудь в другое место желающие находились, но доставить меня к моему дому согласился только восьмой, если не девятый водитель. Это была бежевая «девятка», почти такая же, как и у меня. Только за рулем сидел молодой веселый парень, а не умудренная жизненным опытом, хотя столь же молодая сыщица. И музыка в машине играла не та, к которой я привыкла.

Я назвала парню адрес, он молча кивнул, и мы встроились в правый ряд машин. Вскоре парень весело поинтересовался:

— А вы уверены, девушка, что вам нужно именно туда?

Парень был симпатичным, веселым… Одним словом — неплохим кандидатом на роль графина. Но я твердо намеревалась поскорее попасть домой, поэтому просто взглянула на него и просто ответила:

— Да, я очень в этом уверена, молодой человек. Мне нужно именно туда и никуда больше.

— Как скажете, девушка, как скажете. — Парень улыбнулся на этот раз уже не весело, а просто дружески, и мы поехали спокойно, свернув на Большую Казачью.

Во время поворота я рефлекторно оглянулась и заметила поворачивающую вслед за нами белую «семерку». Получив от хозяина машины разрешение закурить, я полезла за сигаретами в левый карман плаща и обнаружила, что он надорван. М-да, это, конечно, дяденька в шляпе постарался. Ладно, урон не столь уж и велик.

Мы ехали неторопливо и молча. На пассажирском месте я чувствовала себя немного неуютно, как все люди, часто сидящие за рулем. А уж с водительской привычкой постоянно посматривать в зеркало заднего обзора в роли пассажира совсем неудобно. Поэтому я просто оглянулась назад. Тем более что внимание привлекло какое-то непонятное движение на заднем сиденье. Оказалось, упала аптечка.

— Она всегда падает, эта коробка, на наших великолепных улицах, — улыбаясь, пояснил парень. — Дороги-то у нас, сами знаете, какие трясучие.

Машинально я все же бросила взгляд на автомобили, идущие следом. А через некоторое время вновь оглянувшись, увидела, что белая «семерка» настойчиво следует за нами. Это что же, слежка? Очень похоже… Я быстренько включила свои замечательные аналитические мозги и, не доезжая пару кварталов до своего дома, попросила парня свернуть сначала налево, а потом направо.

— А вы, девушка, уверены, что знаете, куда мы едем? — немного занервничав, спросил он, но все-таки выполнил мою просьбу.

— Почти, — ответила я, достав из кармана плаща кошелек. — А вам не все равно? Или вы боитесь женщин-маньячек?

Парень заржал, зашмыгал носом и признался, что не боится, потому что не знает, что это такое.

— Счастливый, — порадовалась я за него и снова оглянулась.

«Семерка» маячила в заднем стекле, следуя либо за мной, либо за парнем. Разумеется, стоило выяснить, за кем же из нас.

— Я тоже не знаю, что это такое, но иногда чувствую, что она из меня вполне могла бы получиться, — пробормотала я. Но поняв, что ляпнула какую-то глупость, сменила тему и предложила: — Давайте свернем еще разок, и потом вы меня высадите. Сколько с меня?

Вместо денег парень попросил номер моего телефона или на худой конец адрес. Но ему пришлось удовлетвориться полтинником. Не думаю, чтобы он остался недовольным: прокатить меня по городу, пообщаться со мной и получить за все это деньги — такое редкостное везение не всякому выпадает. Как только машина остановилась, я быстро выскочила и не оглядываясь пошла в знакомый двор. Завернула за угол и остановилась под раскидистым деревом.

Глава 2

Долго ждать не пришлось.

Белая «семерка», привлекшая мое внимание, подъехала к тому самому месту, где только что вышла из машины я, и остановилась. Резко распахнулась дверца, и на дорогу выскочила дама в бордо, которая недавно непонятно с чего вытаращилась на меня рядом с «Гардемарином». Посмотрев на женщину внимательнее, я однозначно решила, что никогда раньше ее не видела. Однако что ей от меня понадобилось? Что за чудеса происходят на наших тарасовских улицах осенними вечерами! Может, я, сама того не ведая, накликала на себя маньячку? От этой мысли мне стало смешно и еще интереснее, разумеется.

Женщина, отпустив машину, беспокойно огляделась и быстрой походкой направилась к проходу во двор. То есть в том направлении, в котором демонстративно пошла я. Подождав, когда она пройдет мимо «моего» дерева пару шагов, я вышла из своей засады и кашлянула.

Дама вздрогнула, остановилась, оглянулась, отшатнулась, вгляделась и вдруг… бросилась прямо на меня, размахивая зонтиком и громко выкрикивая дурацкий боевой клич:

— Ах ты негодяйка, прошмандовка эдакая!

Отступив сперва на шаг назад, потом влево, я с разворотом очень удачно сумела захватить зонтик — он всего лишь раз слегка ударил меня по руке, но это не считается — и, вывернув руку даме, выхватила это ее оружие. И тут же, встав в позицию ан-гард, словно у меня в руке была шпага, вежливо поинтересовалась:

— Это вы о себе рассказываете, мадам?

— Что?! Какая я тебе мадам? Ах ты, проститутка, кошка драная!

Женщина, не обращая внимания на зонтик, вооруживший теперь мою руку, отчаянно, а значит, глупо, бросилась вперед, размахивая сумочкой.

Мир сошел с ума, а может быть, и всегда был таким, только я ему грубо льстила, подозревая некую высокую логику в глупейших на первый взгляд ситуациях.

Легко отбив «полет» сумочки зонтиком, я отступила еще на шаг и, сделав резкий круговой взмах своей «шпагой» перед носом противника, заставила женщину притормозить.

— Вам не кажется, что вы меня с кем-то путаете? — вежливо спросила я. Поскольку все эти дурацкие крики не имели ко мне никакого отношения. Особенно мадам погорячилась насчет тезиса о проституции. Вот уж профессия не моего профиля и тем более не для моего шарма.

— Молчи, тварь! — задыхаясь от непривычных для нее быстрых движений, рявкнула женщина и снова взмахнула сумочкой.

Как видно, неудачи предыдущих атак ничему ее не научили. Отступать мне надоело, и я, воспользовавшись удачным моментом — ведь замахиваясь, моя противница открылась, что сразу же показывало ее полное незнакомство с практикой рукопашного боя, — очень ловко ударила ее зонтиком два раза по голове и один раз по ноге. В это время сумочка по инерции подлетела ко мне, я поймала ее и дернула. Ремешок порвался, и сумочка стала такой же моей законной добычей, как и зонтик.

Если так дело пойдет каждый день, то я вскоре смогу бросить тяжкий и неблагодарный труд частного детектива и начну зарабатывать на жизнь перепродажей женских сумочек и зонтиков.

Женщина, оставшись безоружной, растерянно огляделась, видимо, в поисках подходящего оружия для продолжения баталии.

Я пришла ей на помощь и предложила:

— Давайте начнем все сначала!

Дама в бордо недоуменно уставилась на меня, словно я сказала что-то непонятное на неизвестном языке.

— Ну да, с самого начала, — подтвердила я свою мысль. — Я возвращаю вам ваши вещи, и мы начинаем разговор с первых же слов. Выражения вроде «прошмандовки» советую для краткости опустить.

В подтверждение своих намерений я кинула ей сумочку, которую эта совершенно нетренированная мадам, конечно же, не поймала. Зонтик я пока решила не отдавать: кто ее знает, может, мое предложение она поймет в невыгодном для меня ключе, и я рискую остаться в дураках из-за своей доброты и наивности. Как, впрочем, частенько со мною и бывает.

Пока буйная незнакомка молча подбирала сумочку, я осмотрелась по сторонам. Единственным отрадным моментом во всей этой истории было отсутствие зрителей. Не хватало мне улюлюкающих сопляков, организующих тотализатор на женских боях без правил.

— Итак, я повторяю свой вопрос, — снова заговорила я, увидев, что женщина подняла сумочку, разогнулась, и в ее глазах уже не наблюдалось прежнего боевого азарта. — Вам не кажется, что вы меня с кем-то перепутали? Мне, например, именно так и кажется. Я вас впервые в жизни вижу.

— Ничего я не путаю, — буркнула женщина, — я сама видела, как ты, тварь дешевая, — озлобленно произнесла она и тут же предусмотрительно отошла назад, что я отметила с удовлетворением, — ушла с ним в кусты. Что, удовлетворила кобеля? И много заработала?

— Вы говорите про дядю в черной шляпе и в плаще? — догадливо спросила я.

— А, сучка! — вскричала женщина, явно снова заводясь. — А говоришь, что я что-то путаю!

Несмотря на недостаточное освещение, я четко увидела, как в ее глазах снова полыхнул опасный боевой огонек. Но тут я наконец сообразила, в чем дело, и рассмеялась, а потом быстро подошла к женщине и сунула ей в руки зонтик. Она механически приняла «оружие» и оторопело вытаращилась на меня.

— Я все поняла, — объявила я. — Если вас так интересует судьба вашего дорогого мужчины, то я удовлетворю ваше любопытство. Он пристал ко мне как банный лист с одному месту, и я немножко его побила. Не насмерть, не волнуйтесь. Я думаю, он уже оклемался-отдышался и сейчас уже дома или в направлении к нему. Вы уж объясните ему в паузах между примочками, что к незнакомым девушкам приставать нехорошо, особенно когда они не хотят этого и честно признаются в своем нежелании.

Женщина непонимающе поморгала на меня глазами, потом на ее лице появилось удивленное выражение. После маски разъяренной фурии это перемена была явно обнадеживающей. Всегда приятно наблюдать за процессом просветления у другого человека.

— Вы хотите сказать, что… — начала она робко.

— Хочу, — сказала я. — Но предупреждаю, если вы сейчас резко передумаете и снова нападете на меня с криком: «Ах, ты еще и моего мужика бьешь!» — то это будет уже просто смешно.

Женщина помолчала, потом приложила руку ко лбу.

— Уф, — проговорила она, — что-то на меня нашло… такое… помутнение какое-то. А вы не шутите? — запоздало забеспокоилась она.

— Даже не думала, — подтвердила я. — А кроме того, вы, наверное, не в курсе, а вот я знаю, как выглядят проститутки. И уверяю вас, я на них не похожа. Совершенно.

Женщина замолчала и, как видно, начала успокаиваться.

Не последнюю роль в перемене ее мнения, конечно же, сыграла и разница нашей спортивной подготовки. А кроме того, в отличие от моего знакомца в парке, ее голова не была отягощена ни алкоголем, ни патологической мужской глупостью.

— Да, похоже, я действительно ошиблась, — не совсем уверенно произнесла она. — Вы уж извините меня. Когда живешь замужем за такой скотиной…

Женщина одернула свой плащ, шмыгнула носом и раскрыла сумочку. Я пока не делала шагов ей навстречу ни в прямом, ни в переносном смысле. Кто знает этих рассерженных жен: вдруг у них полные карманы всяких военных хитростей? Вот я сейчас расслаблюсь, а она возьмет и достанет что-то вроде рогатки.

Женщина вынула из сумочки всего лишь косметичку, посмотрела на себя в зеркальце и протянула:

— Да… хороша ты, мать… Ничего не скажешь…

Бросив косметичку обратно в сумку, она подошла ко мне.

— Вы уж не обижайтесь, пожалуйста, — сказала она вполне человеческим голосом, — я действительно очень перенервничала. Муж должен был сегодня вернуться из командировки домой. Я его встречала в аэропорту, а он сразу же пошел в кабак… Ну мне и стало интересно, что дальше будет. Извините еще раз.

— Все нормально, — полицемерила я, — без обид.

— Нет, правда? — Женщина снова запустила руку в сумку и достала оттуда визитку. — Возьмите и приходите к нам в любое удобное время, я вам сделаю абонемент. Меня зовут Изольда Августовна.

— А меня Татьяна, — представилась я и прочитала в визитке: «Спортивно-оздоровительный салон-клуб „Астарта“. Поприна Изольда Августовна, директор».

Название «Астарта» возбудило нехорошие подозрения. Память услужливо подсунула информацию, что в храмах Астарты существовала ритуальная проституция. Правда, это было давно и не у нас, но в традициях нашего народа перенимать заграничный опыт. И плевать, что он устаревший, зато «мейд ин не наше». Но, скорее всего, мою память подстегнули события последних полутора часов.

— А чем занимается ваш салон? — на всякий случай спросила я. — Какой вид услуг вы предлагаете?

— Как какой? Весь набор, — ответила Изольда Августовна. — Маникюр, педикюр, визаж, солярий, тренажерный зал и сауна.

— И… это все? — спросила я, продолжая упрямо сомневаться.

— Буфет еще есть. Вегетарианский… — Изольда Августовна уже начала смотреть на меня с недоумением.

Я стряхнула с себя внезапно вылезшее занудство и, сунув руку в карман, нащупала там свою визитку, причем почему-то одну, хотя четко помнила, что еще вчера их было больше. Наверное, в кустах растеряла половину, пока боролась со страстным папиком.

— Ну вот, тогда и вам моя. На всякий случай. — Я сунула свою визитку ей в руку и предложила: — Не знаю, как вы, а я хочу домой. Вы далеко отсюда живете?

— Ну в общем-то… — Изольда Августовна впервые заинтересованно осмотрела окрестности. — Мы находимся где-то в районе набережной? — спросила она.

— Почти, — ответила я и размашистыми движениями показала направления и перечислила: — Набережная там, центр — там, Затон — там, ну а трасса, на которой неплохо ловятся такси, — здесь! — последний мой жест пришелся на дорогу, с которой мы обе недавно «соскочили».

Видя, что Изольда Августовна продолжает в растерянности оглядываться и ощупывать свое пальто, я решилась.

— Знаете, я живу здесь недалеко, буквально в одном квартале. Пойдемте, попьем чаю или кофе, заодно вы себя в порядок приведете.

— А можно? — засомневалась она. — Вы на меня действительно не обижаетесь? Я была такой дурой…

«Почему была? — подумала я. — Я же точно вижу, что ты продолжаешь меня подозревать, только связываться боишься». Но улыбнулась и вслух сказала:

— Мне кажется, я и сама немного виновата. Нужно было сразу объясниться.

Разумеется, Изольде Августовне моя квартира понравилась. Разумеется, она высказала мне много всяких любезностей, но не приминула с беспокойством уточнить, когда мы приземлились в кухне за столом:

— А вы, Татьяна, извините, не замужем?

Я уже открыла рот, чтобы ответить свое обычное «мне и так хорошо», но вовремя сообразила, что сейчас я не в той компании, и, вздохнув, произнесла:

— Нет, увы. Вы знаете, никак не получается у меня это дело. Современные мужчины, к сожалению, пьют.

— Да-да, — оживленно подхватила Изольда, — это просто бич какой-то, прямо чума. Вот мы с моим Семой почти двадцать лет прожили вместе, и в последнее время его словно подменили. А каким раньше человеком был…

Я вздохнула и поставила кофе.

— А вы кем работаете, Татьяна? — спросила меня Изольда Августовна. — Я в полумраке не разглядела, что написано на вашей визитке.

— Я — частный детектив, — скромно призналась я, следя за реакцией моей собеседницы.

И реакция последовала. И была замечательной: Изольда приоткрыла рот, распахнула глаза и замерла в таком малоэстетичном положении. Ее молчание затянулось, и мне на мгновенье захотелось даже пощелкать пальцами перед лицом Изольды Августовны и сказать: «Але, мадам!..»

— Во-от как, — произнесла наконец моя собеседница и, опустив голову, задумалась. — Это хорошая работа, интересная, — произнесла она после паузы медленно, тщательно подбирая слова. — Наверное, у вас много знакомых из самых разных сфер?

— Есть такое дело, — ответила я и, поняв, что, по всей видимости, разговоры затянутся, встала и вынула из шкафа бутылку «Катнари» — необходимый неприкосновенный запас одинокой женщины для одинокого же вечера.

Этот вечер был заполнен и людьми, и событиями и располагал к небольшому расслаблению. Поставив бутылку вина на стол, я принялась за поиски штопора. И тут пришлось пожалеть, что я так неразумно поспешила похвастаться перед Изольдой профессией: штопор не находился, хоть тресни.

— Вот одна из тех ситуаций, когда пожалеешь, что в доме нет мужчины, — не выдержав, проворчала я. — Не отстреливать же горлышко, в самом деле.

— А у вас есть пистолет? — спросила Изольда, снова вытаращив глаза.

Как я успела заметить, это у нее происходило по любому поводу. Причем излишне часто, на мой вкус. Может быть, поэтому Сема и запил?

— Пистолет? — переспросила я. — А как же? Обязательно есть. В нашем деле без оружия — это все равно что в вашем — без ножниц и пилочек. Да где же этот штопор?! — вскричала я в пространство и принялась за поиски с самого начала, но уже по научной логической системе.

Зрительно разбила кухню на квадраты и принялась тщательно проверять каждый. Метод подействовал блестяще и оправдал себя: перерывая второй квадрат — пардон, шкафчик, — я внезапно вспомнила, что штопор третий день лежит на подоконнике в комнате. Произнеся положенное в таких случаях физическое слово «эврика», я сбегала в комнату и вернулась уже не одна, а с прибором.

Со стаканами проблем не было: они терпеливо ждали своей очереди там, где им и положено — на подоконнике в кухне. Я их просто когда-то забыла убрать, а перед этим забыла помыть. Включив воду для полоскания стаканов, я продолжила светский разговор с Изольдой:

— С пистолетом чувствуешь себя спокойней. С мужчиной по фамилии Макаров у меня еще ни разу не было никаких проблем.

— А у меня с мужчиной по фамилии Поприн сплошные проблемы. Практически каждый день, — вздохнула Изольда. — И не видать им ни конца ни края. Вот вы сказали про пистолет, а я сразу же подумала, как было бы классно пристрелить этого гада, алкаша несчастного, и так решить все и сразу. Сил моих больше нет, Татьяна. Верите?

— Верю, — энергично подтвердила я и, чтобы перебить тему, спросила: — А ваш Семен тоже работает в «Астарте»? У вас это вроде семейного бизнеса?

— Бог с вами, Татьяна, разве с ним можно иметь какие-то дела? — рассмеялась Изольда. — У него свое, а у меня свое. Семен раньше меня пошел по дороге бизнеса, я тогда еще сидела дома домохозяйкой. Потом, когда он раскрутился, я поставила вопрос ребром, и муж сказал мне, чтобы я придумала себе занятие, а денег на первое время он даст. Вот так я и занялась услугами по сотворению красоты.

— Стильно излагаете, — одобрила я, выключая воду и ставя стаканы на стол.

— Ну что, за неимением мужчин разливать буду сама, — сказала я, — не дворника же приглашать.

— Ни в коем случае, нам и так хорошо, — улыбнулась Изольда. — Да и лучше бы их вообще не было, я вам так скажу, Татьяна.

Я промолчала на этот демарш и вывернулась из положения тем, что предложила выпить за все хорошее. Мы посидели так, за разговорами и вином, с полчасика, а может быть, минут сорок, после чего Изольда начала собираться.

Еще раз проговорив друг другу вежливые глупости, мы наконец-то расстались. Обеим уже взаимное общество начало надоедать. Мне — раньше.

Проводив гостью, я вернулась домой, внимательно осмотрела свою одежду — других повреждений, кроме надорванного кармана, не заметила — и легла спать.

Глава 3

Проснулась я неоригинально, обычно-привычно-раздражающе — от звонка телефона.

Прокляв это дьявольское изобретение и прослушав еще парочку настойчивых трелей — как это ни странно, по опыту точно знаю, проклятия на телефон не действуют, — я сползла с кровати и, как сомнамбула, повлачилась по квартире в поисках своего мобильника. Но только я его нашла, он заткнулся.

Подержав трубку в руке и подумав, не разбить ли ее об стену, я взглянула на настенные часы. Ровно десять утра — совершенно свинское время для звонков, как будто нельзя дождаться, когда я сама проснусь. И после таких мерзких сюрпризов некоторые люди клевещут, что у меня по телефону иногда бывает неприятный голос. Звонить надо в приличное время, а не с первыми петухами! Я еще раз посмотрела на часы, вздохнула и подумала, что ложиться снова было бы глупо. Поэтому, поставив чайник, направилась в ванную, прихватив с собою и телефонную трубку.

Самое обидное, что, пока я умывалась, больше никто так и не позвонил. Наверное, телефон уловил эманации, исходящие от меня по поводу стены, вот и решил пока переждать и помолчать для собственной безопасности. Ну что ж, это разумно с его стороны.

Вернувшись в кухню и заварив чай — кофе мне почему-то не хотелось, — я достала замшевый мешочек и, развязав его, высыпала косточки на ладонь.

Несмотря на явную юмористическую окраску предыдущего предсказания, они дали мне довольно-таки верное предупреждение. И как бы я ни обижалась на них вчера, сегодня приходилось признать (в который уж раз!), что без них мне было бы в жизни туго.

Вот и вчера: не мечтала бы я ни о какой ерунде, сидела бы дома, и все было бы нормально. Хотя с другой стороны: тогда я не познакомилась бы с новыми людьми.

Так я раздумывала ни о чем, катала косточки и попивала чаек. И вдруг неожиданно раздался звонок во входную дверь. Это еще большее свинство, чем телефонный звонок! Покачав головой, заранее обругивая неизвестного мне визитера и представляя, как ему сейчас начинает икаться, я затянула свой замечательный халат поясом потуже и побрела в коридор.

Неприлично, конечно, встречать гостей в халате, но им приходить без предупреждения — еще неприличнее.

Я отперла входную дверь, напомнив себе с опозданием, что нужно было сначала посмотреть в глазок, и увидела стоящего за дверью совершенно незнакомого мне джентльмена.

Это был приятный мужчина примерно сорока лет, одетый очень даже неплохо: в легкий темно-серый плащ, из-под которого виднелся костюм с галстуком, напоминающим по расцветке галстук школы Харроу для английских аристократических мальчиков. Этот мальчик, скорее всего, был нашим, отечественным и доморощенным, но все равно, смотрелся он достойно.

— Иванова Татьяна Александровна? — спросил он, вежливо осматривая меня, не позволяя своему взгляду скользнуть ниже ватерлинии, хотя ему явно этого хотелось.

Я сдержанно кивнула и отступила в сторону, открывая джентльмену проход.

— Вы не предупредили меня о своем приходе, — произнесла я тоном под стать нынешней королеве Елизавете, — поэтому встречаю вас в халате. Вы ко мне по делу? — спросила я исключительно для формы, потому что это и так было ясно.

— Извините за неожиданный визит, Татьяна Александровна, — расшаркался джентльмен, — но я постараюсь не задержать вас надолго. Мне хотелось с вами побеседовать тет-а-тет. Если вы позволите, разумеется.

Ну куда денешься от настойчивых джентльменов с утра пораньше? Пришлось согласиться.

Я не стала приглашать посетителя в комнату, потому что не успела, естественно, убрать постель. Но отечественная привычка принимать гостей и вести переговоры в кухне тем и хороша, что понятна всем и каждому, сформировавшемуся на наших жилищных просторах. Мужчина прошел в кухню, сел на гостевой табурет, и я, поставив перед ним чашку, села напротив.

— Мое имя Григорий Иванович Пшенников, — представился джентльмен и подал свою визитку, на которой было написано то же самое с добавлением, что он генеральный директор ООО «Бурный поток», предоставляющего всем желающим услуги по междугородным перевозкам.

Я никуда переезжать не собиралась ни бурным потоком, ни вялым и поэтому спросила напрямик, в чем дело.

— Замечательный кофе, — похвалил мою поспешную бурду Григорий Иванович, сделал два глотка, отставил чашку в сторону и начал излагать свое дело: — Я знаю, Татьяна Александровна, что вы трудитесь частным детективом, и хотел бы с вами переговорить по поводу вашей работы, которую вы проводили вчера во второй половине дня…

Пшенников сделал паузу и внимательно посмотрел на меня. Я ответила ему таким же взглядом. И хотя не поняла ничего из сказанного им, готова была ставить сто баксов против пробитого талончика, что он не уловил моего непонимания. Искусство лицедейства имманентно присуще женщине как априорная способность, формирующаяся еще до рождения каждой представительницы лучшей половины человеческого племени. Здорово сформулировано? Сама придумала.

Пшенников продолжил:

— Ваша работа, безусловно, опасна, Татьяна Александровна, но интересна. Вы выполняете очень нужную функцию в нашем обществе, — продолжал выражаться высоким штилем Григорий Иванович, а я тщательно следила, чтобы с моего умного лица не сползало соответствующее выражение. А еще я очень боялась зевнуть, от чего, кстати, умное выражение дополнялось похвальной сосредоточенностью.

— Работа частного детектива сопряжена со многими опасностями и неприятностями. Что уж тут греха таить, я ведь правильно говорю, правда? — Григорий Иванович попытался наладить контакт с аудиторией и привлечь меня к его монологу, но это у него не вышло. Однако он не расстроился. Тоже, как видно, владел высоким умением удерживать выражение лица. — Не секрет, что, как происходит и с представителями многих других замечательных профессий, в нашей стране в это тяжкое время ваш труд почти наверняка оплачивается не совсем так, как вам самой хотелось бы.

Тут я уже решилась открыть рот и сказать, что он ни фига не прав, и мне хватает и на корочку хлеба, и на пачку маргарина. Но Григорий Иванович легко помахал в воздухе ладошкой и произнес:

— Да-да, вы правы, Татьяна Александровна, но что поделаешь! Нужно изыскивать возможности, и я, собственно, пришел к вам с деловым предложением. Не могли бы вы продать мне кое-что, Татьяна Александровна?

— Что-то, может быть, и смогла бы, — наконец ответила я, — но пока не слышу, что вам нужно.

— Мне нужны копии — обратите внимание, только копии и ни в коем случае не подлинники — тех материалов, которые вы собрали, выполняя свое очередное задание, в том числе и вчера вечером.

Григорий Иванович сделал паузу и воззрился на меня, ожидая ответа.

Я быстро соображала, и самое лучшее, что я смогла сделать, так это задать вопрос — не подлить ли ему еще кофе.

— Нет, благодарю, кофе у вас прекрасный, — снова наврал, не моргнув глазом, Пшенников. — Но я уже с утра выпил несколько чашек, — наврал он в третий раз, ведь каждому ребенку в мире известно, что утро только что началось и так напиться кофе к этому часу практически невозможно.

Я достала сигарету из пачки, лежащей передо мною на столе, и закурила. Нужно было повести беседу так, чтобы Пшенников выговорил как можно больше информации, пусть по крошке, чтобы я могла составить более-менее понятную мне мозаику.

— Вы думаете о сумме? — догадался Пшенников. — Называйте, Татьяна Александровна. Я заплачу вам сейчас же и, по вашему желанию, — в валюте или, если вы патриотка, отечественными рублями.

— Я, конечно же, патриотка, — проворчала я, — особенно своей профессии. Ваше предложение довольно-таки неожиданное. Не могли бы вы предоставить обоснование — для чего вам нужны результаты моей работы? — Я попробовала схитрить, но надо признаться, что успех был достигнут минимальный.

Григорий Иванович мягко объяснил, что, к его глубочайшему сожалению, он не может ответить на мой вопрос, и снова спросил, сколько же я хочу.

Пришлось отказать ему прямо и однозначно.

Пшенников немного помялся, поговорил о трудных временах и, видя мою непробиваемую непреклонность, пожал плечами и сказал:

— Я человек очень занятой, Татьяна Александровна, но если вы вдруг надумаете, то звоните в любое время, однако желательно сегодня, потому что информация — товар специфический: сегодня, например, она стоит дорого, а завтра вообще ничего не будет стоить.

— Это я понимаю, но вряд ли смогу вам чем-нибудь помочь, — ответила я, — профессиональная этика не разрешает, знаете ли.

Пшенников посидел еще немного, в четвертый раз наврал про кофе и наконец-то ушел, напомнив мне в дверях, что он будет ждать моего звонка по своему мобильному телефону сегодня весь день, а завтра уже, возможно, и нет.

Я пожала плечами, закрыла дверь и вернулась в кухню. Потом пошла в ванную и, уставившись на себя в зеркало, строго спросила:

— Ну! Ты вчера какое задание выполняла? Колись!

Отражение не ответило ничего. А что, собственно, оно могло сказать, если я сама не понимала, куда и как я влипла.

То, что совершенно незнакомый мне бизнесмен уверен, что я вчера что-то для кого-то делала, наводило на самые разные мысли. Я снова села за стол и стала эти мысли приводить в порядок.

Получалась полная чушь: за выполнение задания мою вчерашнюю деятельность можно было принять только с очень пьяных глаз.

Я протянула руку за гадальными кубиками, но тут зазвонил телефон. Отложив на некоторое время сеанс проникновения в будущее, я взяла трубку.

— Да!

— Привет, это Владимир! — услышала я знакомый голос и едва не подпрыгнула на своей табуретке.

Звонил Володька Степанов, мой бывший однокорытник по юрфаку, а теперь майор милиции. Помимо того, что он выполнял какие-то важные функции в Волжском РОВД, для чего имел отдельный кабинет и отдельную же секретаршу, у себя дома он еще выполнял сложные обязанности отца и мужа. У меня и со мной он тоже, как бы это сказать поизящней, кое-что выполнял.

Я говорю о том, что мы с Володькой старинные друзья. И не только. Между прочим, это очень важно. Я столько знаю формальных и неформальных пар, которых связывают не дружеские отношения, а только удовлетворение, пардон, естественных надобностей, что иногда диву даюсь. Но с Володькой у нас полное взаимопонимание.

Вот позавчера уехал он в командировку, и у меня сразу же все из рук стало валиться, и жизнь пошла наперекосяк да набекрень. А если бы он не уехал, я не поперлась бы вчера на эту дурацкую прогулку, не случилось бы со мной двух дурацких происшествий, ну и, разумеется, не появился бы сегодня Пшенников со своим ребусом.

— Ты почему молчишь? — спросил меня Володька. — Не проснулась, что ли, еще?

— Он еще спрашивает! Да я не ложилась, между прочим, с той самой секунды, как ты уехал в свою командировку. Все волновалась и думала только о тебе: как ты, где ты, с кем ты… Так ты говоришь, нормально долетел? Значит, теперь я за тебя спокойна.

— Можешь успокоиться еще больше, — рассмеялся Володька. — Я уже вернулся.

— Да ну! — воскликнула я, схватила свои кубики и, покатав их в ладони, высыпала перед собой. — Когда же ты успел?

— Долго ли умеючи! Мне ведь только нужно было доставить документы в главк да получить там кое-что.

— Втык, например, — догадалась я.

— Ну, было немножко, — снова рассмеялся Володька, — наша жизнь не без этого. Я тебе, кстати, презент привез из столицы. Ты сегодня весь день дома? Я бы разобрался с семейством и, может быть, заскочил к тебе на пару минут.

Я опустила взгляд на гадальные косточки, разложившиеся передо мною в — ого! — занимательный расклад: 17-12-26. «У вашего любовника не то чтобы не все дома, а вообще никого дома нет и не было».

— Врешь, опер, — твердо заявила я, — врешь, как сивый мерин! Уехала твоя жена к мамочке или подальше. И детей прихватила. Признавайся, я все знаю!

После полуминутной паузы обалдевший Володька удивленно произнес:

— Признаюсь. Слушай, Тань, а ты откуда это знаешь? Я сам узнал только час назад… Приехал домой, а там записка на столе…

— Ты не забывай, кем я работаю, — равнодушно ответила я, — так, значит, на какую минуточку ты забежишь?

— Да я хотел приехать к тебе и потом сказать, что вот такая везуха привалила. Ну а раз ты все знаешь, то до обеда я разгребусь с делами на работе и приеду. Так годится?

— Ну-у-у, — протянула я, великолепно изображая интонациями задумчивость, — даже не знаю, что и сказать. Откуда я знаю, когда наступит «после обеда»… Может быть, мне чего-нибудь захочется…

— Я все привезу с собой, — заверил меня Володька и, не удержавшись, спросил: — А все-таки, если честно, откуда узнала?

— Ах, не утомляйте меня, юноша, а то мне начинает казаться, что я вас не захочу ждать: вы такой нудный вернулись из Москвы, хоть и были там один день.

Отключившись, я аккуратно положила трубку на стол и, взглянув на косточки, покачала головой:

— Ну, ведь можете, если захотите! А почему вчера прикалываться начали?

Косточки промолчали, я это оценила как молчаливое признание, что шуточки могут и продолжиться, однако ни о чем больше их спрашивать пока не решилась.

Я решила заняться своей несравненной внешностью. Хотя нас, красавиц, как ни одень-причеши, все равно не испортишь, но для собственного развлечения можно и что-нибудь новенькое сделать. Тем более что сегодня появится ясным солнышком зазноба сердешная, как снег на голову свалившаяся из командировки.

Я внимательно осмотрела себя в зеркале и решила, что несколько штрихов тут и там — не скажу, где конкретно, — только усилят мое воздействие на противоположную половину рода человеческого в лице Володьки Степанова. Это было необходимостью, чтобы он лучше понимал, как опасно со мной так по-дурацки шутить, как он пытался только что.

Звонок в дверь застал мои художественно-психологические занятия в стадии завершения. Мне даже раздражаться не пришлось. Я даже успела переодеться и теперь, поставив кофе на плиту, не спеша направилась в коридор.

Я решила не давать Володьке повода ворчать — если его «после обеда» случилось так скоро, он имеет право не ждать на лестнице. Поэтому и отперла дверь сразу. Но, открыв ее в весьма лирическом расположении духа, я обнаружила за дверью вовсе не Володьку, а незнакомого мне мужчину, неплохо одетого и стоящего с глубоко засунутыми в карманы темно-синего плаща руками. Темно-синяя кепка была сдвинута на лоб.

На вид мужчине было лет тридцать пять, и он был не без приятности в наружности. А еще, в отличие от предыдущего визитера, явно выраженного интеллигента, в этом чувствовалась какая-то внутренняя неукротимость и решительность, что мне всегда импонирует в мужчинах. Одним словом, он мне понравился больше.

— Вы Иванова Татьяна Александровна? — спросил нежданный, незваный гость, осматривая меня внимательно и подробно. Взгляд у него тоже был неукротимый и, казалось, пронизывал и сквозь платье, и сквозь белье. Интересный самец.

Я не отстала от него и, подарив похожий взгляд, после паузы призналась:

— Вы совершенно правы. Чем могу быть полезна?

— Я хотел бы с вами переговорить об одном деле, Татьяна Александровна, — произнес молодой человек достаточно вежливо, и я пригласила его войти в квартиру.

В коридоре он с независимым видом огляделся и повесил свою кепку на вешалку. Плащ, однако, снимать не стал, очевидно, подчеркивая этим свою ограниченность во времени, а заодно недостатки в воспитании.

— Чай или кофе? — спросила я, проводя гостя в комнату и указывая на кресло рядом с журнальным столиком.

— Нет, благодарю вас.

Мой второй за сегодняшнее хлопотное утро гость сел в кресло, положил ногу на ногу и, подождав, когда я села во второе кресло, произнес:

— Меня зовут Григорий Иванович Пшенников, я директор автотранспортного предприятия, занимающегося междугородными перевозками.

— Весьма приятно это слышать, — ответила я, пристально разглядывая этого клона, совершенно не похожего на предыдущего. Ошибка генетиков, что ли? Не зря их академик Лысенко ругал, не могут не напортачить.

Молодой человек подождал, не скажу ли я еще что-нибудь, и, не услышав от меня больше ничего, продолжил:

— Татьяна Александровна, я хотел бы вам предложить кое-что продать мне.

— Вот так сразу? — уточнила я.

— А зачем тянуть-то? — Визитер приподнял правую бровь и снисходительно посмотрел на меня. — Мы же с вами деловые люди и живем в современном мире. Мы знаем, что время — деньги. Так не будем тратить напрасно ни то ни другое. Я ведь правильно говорю, а?

Я пожала плечами и, извинившись, вышла в кухню за сигаретами и пепельницей.

Явление второго Пшенникова за одно утро было легким перебором. А ведь еще вчера жаловалась на скуку и хотела встретить графина своей жизни. А двух Пшенниковых не хочешь, Таня? Выбирай любого, сами приходят!

Вернувшись в комнату, я поставила пепельницу на столик и закурила.

Молодой человек кивнул, молча достал из кармана пиджака пачку сигарет «Давидофф» и щелкнул золотым «Ронсоном».

— Итак, Татьяна Александровна, — проговорил Пшенников-второй, или клон, или черт его знает кто, я еще не имела возможности в этом разобраться. — Мне желательно было бы получить от вас информацию о том, как и почему именно так, а не по-другому, вы провели вчерашнюю вторую половину дня. За эту информацию я и готов заплатить вам вполне приличные деньги. Мне кажется, мы договоримся.

— Не знаю, не знаю, — рассеянно ответила я, пуская дым в потолок и решая, что уж этот Пшенников так просто, как предыдущий, от меня не свалит, уж что-нибудь интересное для себя я от него должна скачать.

— Не понял вас. — Пшенников наклонил голову вбок и недоуменно поглядел на меня.

— Это я вас не поняла, простите, забыла ваше имя-отчество…

— Григорий Иванович, — мгновенно отреагировал мой гость, затем, вынув из кармана бумажник, раскрыл его и показал мне якобы случайно пачку денег, лежащую там, а потом вытянул из маленького кармашка визитку.

Я ее взяла и посмотрела.

Точно такая же лежала у меня на кухонном столе.

— Так что же вы не поняли, Татьяна Александровна? — повторил Пшенников-второй. — Мне, наоборот, казалось, что мы с вами быстро поймем друг друга. Дело-то простое. Обыкновенное, так сказать.

— Зачем вам информация о второй половине моего дня? — спросила я. — Сначала мне казалось, что вы хотите получить что-то определенное, а теперь, словно нарочно, стараетесь затуманить смысл разговора. Мало ли чем я вчера занималась. Вы заставляете меня заподозрить в вас маньяка, Григорий Иванович.

Пшенников непринужденно рассмеялся, откинувшись на спинку кресла, и закашлялся.

— Извините, — проговорил он, вынимая платок и вытирая губы. — Вы абсолютно правы, Татьяна Александровна. Я высказался несколько туманно, и вы вполне могли подумать, что я… — Григорий Иванович-второй рассмеялся снова, но, тут же оборвав свой смех, наклонился к столу, чтобы уменьшить расстояние между нами, и сказал:

— Вы вчера во второй половине дня по своей работе проделали кое-какие действия. Мне бы хотелось узнать суть вашего задания, а также то, что именно вам удалось узнать. Вот и все. Я понимаю, что у частного детектива могут быть в разработке несколько дел, он может быть связан с несколькими клиентами. Но все-таки признайтесь, вчерашний вечер был вами посвящен одному клиенту. Я прав?

— Возможно, — проговорила я, — а теперь задаю закономерный вопрос: зачем вам это надо?

Пшенников-второй улыбнулся на сей раз достаточно хищно и произнес:

— У меня есть свои интересы в данном деле, и я просто хочу быть в курсе. Знаете, лишняя информация никогда не повредит, а вот отсутствие ее повредить может, и даже очень.

Я побарабанила пальцами по крышке стола, быстро соображая, что бы можно такое предпринять.

— Ну так как? — Мой гость интонацией надавил на меня и с силой затушил окурок в пепельнице. — Начинаем торги, чтобы не тянуть время?

— Мне нужно подумать, — призналась я наконец. — Сколько у меня есть времени?

Пшенников выдернул запястье из-под белой манжеты и посмотрел на часы.

— Ну, будем считать, что минут десять-пятнадцать у вас точно есть, — задумчиво сказал он.

— А что потом? — сразу же полюбопытствовала я.

— Потом я, к сожалению, буду вынужден вас покинуть, Татьяна Александровна. Я улетаю в Европу по делам. К сожалению, самолет ждать не будет. Я еще не настолько богат, чтобы содержать собственный авиатранспорт.

Я оказалась в сложном положении. У меня не получилось узнать, что именно интересует Пшенникова-второго. Он говорил нарочито неясно и туманно, возможно, сам не зная точно сути моего вчерашнего задания, которой я и сама, правда, не ведала.

Пришлось признаться, что вопрос, который он передо мной поставил, слишком сложный, и я не могу решиться вот так сразу. Профессиональная этика не позволяет. Высказав эту глубокую мысль, я не удержалась и почесала в затылке: меня накрыло явление дежа вю. Показалось, что за сегодняшнее утро я уже один раз произносила эти слова. Или действительно — произносила?

Тогда Пшенников решил взять быка за рога.

— Тысячу? — спросил он и тут же уточнил: — Долларов, разумеется. Это достаточная цена?

— Для профессиональной этики? — с легким испугом спросила я.

— Ха! — Пшенников снова рассмеялся и приподнял планку: — Хорошо, уболтали. Предлагаю полторы штуки баксов, но это самый край. Вряд ли вам ваш клиент заплатит больше за полдня. В сущности, чем вы вчера занимались? Можно сказать, что прогулками и разговорами. Меня интересуют эти прогулки и эти разговоры. Неужели полторы штуки гринов мало? Побойтесь бога.

— Может быть, нет, а может быть, и да, — я тоже затушила сигарету в пепельнице. — Будем считать, что наши переговоры закончились неудачно. Ничем не могу вам помочь, Григорий Иванович.

Пшенников пронзил меня острым взглядом и встал.

— Ну что ж, если это ваше последнее слово, к сожалению, я вынужден откланяться. Хотя, не буду скрывать, надеюсь, что в последний момент, возможно, вы и передумаете, Татьяна Александровна.

Я отрицательно покачала головой и проводила раздраженного гостя до двери.

— Это ваш последний ответ? — спросил он перед уходом, надевая свою кепку.

— Да, последний, — ответила я, и Пшенников-второй, кивнув мне, не прощаясь вышел.

— Мне искренне жаль, — пробормотал он, и я закрыла за ним дверь.

Вернувшись в комнату, я взяла оставленную на журнальном столике визитку и, пройдя в кухню, положила ее рядом с первой. Они были идентичными.

В веселенькое, однако, дельце я попала, сама не понимая куда, как и зачем. Пришлось срочно закурить и постараться обдумать ситуацию.

Пока, размышляя, я бегала по кухне между плитой и столом, во входную дверь снова позвонили.

Теперь я взглянула на дверь с запоздалой осторожностью. Взяв свой пистолет, тихо подкралась и заглянула в глазок. А это пришел Володька Степанов!

Если бы я его увидела не сейчас, а полчаса назад, то встретила бы совсем по-другому. Но явление двух Пшенниковых, проговоривших мне практически одинаковые предложения и оставивших совершенно одинаковые визитные карточки, немножко выбило меня из колеи.

Я спрятала пистолет за спину и отперла дверь.

— Привет, Танька! — поздоровался Володька и протянул мне букетик гвоздик, хотя я ему сто один раз говорила, что люблю розы. — У тебя все нормально? Что-то ты нахмуренная и нахохлившаяся. Не выспалась?

— Нахохлишься тут, — проговорила я, пропуская Володьку в квартиру и запирая за ним дверь.

— Если ты мне сейчас скажешь, что твоя фамилия Пшенников, то я нахохлюсь еще больше, — честно предупредила я, и Володька, хмыкнув, оглянулся на меня перед тем, как нагнуться и снять ботинки.

Он поставил свой неизменный «дипломат» рядом с собой. В нем что-то звякнуло, и Володька снова хмыкнул.

— Так что за анекдот ты мне рассказала в дверях? — спросил он. — Как я должен был назваться?

Я промолчала.

— Может быть, ты и смешно пошутила, но я не понял ничего, — сказал он, проходя в кухню, прихватив «дипломат».

— Забыла уже, но это был не анекдот, — хмуро ответила я.

Я не была расположена рассказывать ему все, пока сама не разобралась хотя бы в половине. Правда, я еще не решила, в какой половине мне стоит начинать разбираться: в старшей по возрасту или в младшей? Старший — джентльмен, ну а младший — опасней. Везде и во всем есть свои плюсы и минусы.

Володька поставил на стол «дипломат», раскрыл его и начал выставлять на свет божий бутылки и бутылочки, пакеты и пакетики. Бросив рассеянный взгляд на его действия, напоминающие работу фокусника Акопяна на арене телевизора, я сосредоточенно буркнула:

— Не изображай из себя коммивояжера, Володька, ставь лишнее в холодильник, — и снова ушла в комнату.

Там я закурила и тоскливо посмотрела в окно. Из окна на меня посмотрела не менее тоскливая осень.

«И какого же черта этим двум Пшенниковым было нужно?» — в который уже раз спросила я сама у себя, почесала себе кончик носа и опять поняла, что не понимаю ни фига. Что могло так озадачить и насторожить незнакомых мне людей? Драка с пьяненьким папиком? Или с придурковатой маменькой? Или тот скромный набор напитков, который я употребила в «Гардемарине»? Хотя для того, что я пила, термин «употреблять» не подходит по традиционно русским причинам. Вечерок-то был безалкогольным.

— Да что с тобой происходит? — Володька вошел в комнату и сумел незаметно подкрасться ко мне. Он приобнял меня сзади за плечи и тоже посмотрел в окно.

— Ты Карлсона ждешь, Танька? Или у тебя осенний пессимизм наступил?

— Ты не помнишь, Володь, как называются непохожие друг на друга близнецы? — спросила я у него потухшим голосом. — Близняшки или однояйцевые?

— Чего?! — вскричал Володька. — Ты так прикидываешься или у тебя что-то на самом деле случилось? Спрашиваю в последний раз!

— А если не отвечу, что будет? — все так же вяло поинтересовалась я.

— Спрошу еще раз в последний раз.

— И так до тех пор, пока не признаюсь, — поняла я. — Брось, не волнуйся, пошли кофе пить. Расскажешь мне о своей командировке. Просто мне в кроссворде слово попалось, и я его никак сообразить не могу.

— Ну это запросто, — Володька развернул меня в направлении кухни, — если не знаешь слово, его нужно просто при-ду-мать! — ласково и с расстановками пояснил он. — Сколько букв тебе нужно? Заказывай!

Глава 4

Все-таки Володька молодец. Умеет он если не успокоить, то, по крайней мере, перебить настроение и мироощущение. Вскоре я почти забыла и псевдо-однояйцевых близнецов Пшенниковых, и дурацкие проблемы, их интересующие.

Не знаю, как у Володьки это получается, но через час — я даже на часы посмотрела из любопытства — я думала совсем о другом. Чтобы было понятно, повторяю еще раз: совсем о другом. Ясно?

Лежа на диване рядом с Володькой, я настырно-упорно-безостановочно старалась расшевелить это никуда не годное бревно, которое норовило, видите ли, вздремнуть после обеда для здоровья и чести. Тоже мне, боярин нашелся. А зачем пришел, спрашивается? Спать нужно дома, а не в гостях!

— Юноша! — вскричала я. — Маму вашу и вас за ней следом! Вам что, спать негде? А для чего вам государство выдает кабинет?

— Ай, Таня, — поморщился Володька, — я же там работаю. Такова моя грустная жизнь, всегда и везде мне приходится работать: на работе, дома, к тебе придешь, и ты туда же…

— Мне кажется, что это именно вы туда же, а я всего лишь прошу чуточку внимания к моему обаянию, — от досады я заговорила в рифму и, поняв, что щипательно-вербальный метод не срабатывает, свалилась с дивана и пошла в кухню, уповая на повышенную дозу кофеина в моей банке кофе и еще кое на что.

Кофе я поставила вариться, а кое-что прихватила с собой.

Снова упав рядом с Володькой, я кинула ему на грудь две визитные карточки.

Недовольно поморщившись, он приоткрыл один глаз, но внимательно осмотрел обе бумажки и опять зажмурился.

— Коллекционируешь печатную продукцию? — слабо проговорил, даже почти прошептал он. — Хочешь, я тебе пачку принесу?

— Таких же? — спросила я.

— Разных, у меня на работе в столе их куча, куча, куча…

Последнее слово «куча» он даже не произнес, а слабо выдохнул и ровно задышал, намекая, что его здесь уже нет, что он далече, и не буду ли я так любезна…

Но со мной такие фокусы не проходят по определению. Сев на диване в любимую позицию по-турецки — очень, кстати, стильная поза, если ожидается кофе тоже по-турецки, — я задала простой вопрос:

— Слышь, уснувший опер, а ты не заметил между этими карточками никакой разницы?

Володька хоть и испытывал сильное желание вздремнуть, но обращение к его профессионализму возымело действие: он снова приоткрыл один глаз и уже более внимательно начал изучать обе визитки. Но вскоре, вздохнув и уронив их на диван, обиженно проговорил:

— Не смешно, Танька. Сама же видишь. Совершенно одинаковые.

— Вижу, — огорченно призналась я, — а представляешь, какое кино со мной случилось? Сегодня ко мне с перерывом в один час пришли два совершенно разных человека, оба представились Пшенниковыми Григориями Ивановичами, подали эти совершенно одинаковые визитные карточки и попросили одного и того же. Смешно, правда?

Теперь уже я спокойно легла на диван, зевнула и закрыла глазки. Я по характеру очень компанейская: если спать — то всем. Не буду откалываться от коллектива. Ровно через три с половиной секунды после того, как я проделала это усыпительное упражнение, нудная майорская душа Володьки Степанова не вынесла. Он подскочил на диване и громко спросил:

— Ну и? А дальше-то что было?

— Фу, как ты меня пугаешь, — проворчала я, поворачиваясь на бок и причмокивая губами, — я уже расслабилась… ты про кофе не забудь, пожалуйста… на плите…

Слово «пожалуйста» я не проговорила, а слабо выдохнула и задышала ровно. Не все оперу масленица, сам же жаловался, что везде приходится работать, вот и накаркал. Спокойной ночи, не кантовать, при пожаре выносить в первую очередь. Пока.

Глаза у меня были закрыты, но уши, разумеется, нет, если про них так можно сказать. И я прекрасно слышала, как со скрупулезным сопением Володька принялся сличать в третий раз обе визитки, после чего аккуратно сполз с дивана и зашлепал в кухню, что-то ворча себе под нос.

С кухни прослышался его приглушенный голос:

— Алло! Это Степанов… Еще раз привет… Посмотри, что у нас есть на ООО «Бурный поток» и его директора Пшенникова. Да, срочно. И спроси у соседей, может, они нарыли что-то… Жду.

После того, как запахло кофе и с кухни послышалось характерное шипение и приглушенная ругань Володьки, я поняла, что Тане пора просыпаться. Все равно он не сумеет вытереть плиту как следует. Я появилась как раз в тот момент, когда Володька тщетно пытался скрыть следы убежавшего напитка.

Отобрав у него тряпку, я высказала нелицеприятное предположение:

— Мне кажется, я понимаю, почему люди идут работать в милицию. Они опасаются, что сами не сумеют скрыть следы преступлений. Попадутся и сядут.

— Мы заняты важным государственным делом! — рявкнул Володька и раздраженно сел на табурет. — Что у тебя за шутки дурацкие такие?

— Обычная шутка после того, как я увидела, что ты не можешь выполнить обычное дело. Почему кофе убежал?

— Он у тебя колумбийский, — ответил Володька и принялся выуживать сигарету из своей мятой пачки «Русского стиля».

— Ну и что? — не поняла я. — В чем проблема-то? Нормальный кофе!

— Есть проблема, — упрямо гнул свое Володька, — рос он, наверное, рядом с кокаиновыми плантациями, вот и нанюхался. А теперь у него ломка началась. Бешеный он у тебя. Придурковатый.

Чтобы скрыть свою неуклюжесть, мужики всегда норовят придумать какую-нибудь ахинею и выдают это за всемирное открытие.

— Это не кофе придурковатый, а… — начала я, но остановилась, будучи девушкой воспитанной и тактичной.

— А что? — с подозрительностью спросил Володька.

— Ничего, ничего, дорогой, — я чмокнула Володьку в намечающуюся лысинку на макушке, — ты замечательный. Все нормально.

Володька попыхтел и высказал несуразную чушь:

— А ты знаешь, мне жена тоже так говорит, если я что-то не то сделаю. Вы сговариваетесь, что ли?

— Ага, по телефону, — подтвердила я.

Я разлила кофе и поставила перед Володькой большую чашку.

— Сладкого ничего нет? — буркнул он.

— Из сладкого только сахар, если вам нужна грубая проза, а если…

— Я буду с сахаром, — робко согласился Володька, и тут зазвонил его телефон, лежащий на столе.

Володька моментально схватил его и ответил отрывистым басом:

— Степанов…

Прослушав, что ему сказали, Володька хитро взглянул на меня и уточнил у своего собеседника:

— Откуда сведения?.. А-а-а… Ну, хорошо… Спасибо.

Положив телефон на место, Володька с довольным выражением лица отпил глоток и доложил:

— У тебя съехала крыша, Таня.

— Да? — с сомнением произнесла я. — Это потому, что я терплю твое хамство, ты сделал такой вывод? Так я могу перестать. Легко!

Володька поерзал на табурете и, пряча глаза, сказал:

— На ООО «Бурный поток» у нас нет ничего. А твой Пшенников еще вчера уехал в Париж. Точнее, улетел на самолете. После Парижа он полетит в Ганновер, потом в Киль и вернется дней через десять. Сведения получены от его секретаря. Вот так, Тань, а ты говорила…

— Ну и семь футов ему под этим килем, — высказала я пожелание. — Только получается еще более смешная картина: ни один из моих визитеров Пшенниковым не был.

Я достала сигарету и перекатала ее в пальцах.

— Мне нужна фотография настоящего Пшенникова, — заказала я Володьке, и он молча кивнул.

— Завтра к вечеру, сто пудов гарантии, она у тебя будет.

— Вместе с тобой, — уточнила я.

— Само собой, без меня ее никто и не донесет, — кивнул мой верный опер. — Моя благоверная укатила на неделю. Так откуда, кстати, ты узнала об этом? Только не говори, что твои косточки так подсказали.

Я задумчиво посмотрела на Володьку и поняла, что он спер у меня реплику. Пришлось прибегать ко второму варианту.

— На тебя стучат. Прямо из РОВД, — трагическим шепотом сказала я, с удовольствием наблюдая, как вытягивается Володькина мордашка. — Мне не хотелось тебя расстраивать, но не только твоя жена, но и твоя секретарша делится со мной информацией по поводу тебя. А я делюсь с ними.

Володькины глаза остекленели, и почти наглядно стало заметно, как в голове у него забегали беспокойные мысли. Постепенно они стали бегать медленнее, и, неуверенно усмехнувшись, Володька высказал:

— Шутишь, — и внимательно посмотрел на меня.

А я в это время отвернулась. Получи, фашист, гранату за свои дурацкие шутки.

Так как настроение перебилось со скверного на приемлемое, я решила разрядить обстановку.

— Есть предложение, — сказала, ставя на плиту вторую порцию кофе.

— Согласен, можно и поваляться, — ответил Володька, закуривая и потягиваясь.

Ну никакого понятия о культуре у работников наших внутренних органов. Смотреть неприятно, честное слово.

— Можно и поваляться, — согласилась я, — но потом. А сейчас я предлагаю съездить и навестить салон «Астарта». Тебе это название что-то говорит?

— Не-а… А разве должно? — Володька не только старательно изобразил глубокое размышление, но даже и попытался это сделать в действительности.

В нашем тандеме, плевать я хотела на ложную скромность, мыслительными процессами владею только я одна. Причем в наиполнейшем объеме.

— Вряд ли ты знаешь «Астарту» по жизни, — уточнила я, — это женский салон. Но мы с тобой его сегодня посетим.

Володька посопел, только спорить не стал. Понял, что у него никаких шансов выстоять в этом споре, и занял позицию бесконечного терпения, что было очень правильно с его стороны.

Мы выбрались из дома примерно через час. Я-то собралась быстро, как всегда, но теперь я была уже не одна и приходилось ждать, когда Володька, видите ли, оденется да причешется… Мое поведение было просто блестящим с точки зрения предусмотрительности и молчаливости, но кто же это оценит в полной мере?

«Девятка» стояла там, где ей и положено было находиться. Я сама отперла ее, и мы погрузились. Руль Володьке я не доверила. После вчерашней истории с Изольдой я предпочитаю не дергаться через каждые три минуты и оборачиваться назад, а следить за наличием хвоста или отсутствием оного простым поднятием глаз.

Пока мы ехали, я очень подробно рассказала Володьке о том, как грустно я прожила без него весь вчерашний день. Что удивительно: первая половина дня, в течение которой ничего не произошло, по моему рассказу вышла гораздо более объемистой, чем та, где мне пришлось выдержать два раунда, одну мини-погоню и одну мини-посиделку. Парадокс, не иначе, но из них и состоит вся наша жизнь.

Салон «Астарта» нашелся сразу, хоть я в нем никогда и не бывала раньше. Заметив вывеску, украшенную нарисованной женской шляпкой, Володька спросил:

— А ты уверена, что это не магазин? Видишь, что намалевано?

— Ты бы текст прочитал, — посоветовала я ему, — тогда не задавал бы таких смешных вопросов.

— «Массаж… визаж…» — забормотал Володька вполголоса и, не выдержав, взвыл:

— Мой бог, Танька, ну а я что там буду делать, скажи, пожалуйста?!

— На девочек посмотришь… — предложила я, — они там наверняка в халатиках ходят. А под халатиками ничего нет. Из одежды, я имею в виду.

— По таким заведениям ползают только старые кошелки, — не подумав, выпалил Володька и заткнулся, покраснев.

— Ты что-то сказал? — переспросила я, ну абсолютно не расслышав его последней реплики.

— Я сказал: конечно же, с большим удовольствием посмотрю на девочек, — ответил Степанов. — А что у нас после «Астарты»?

— Вот ты над этим и подумаешь! — отрезала я.

Я поставила машину почти впритык к бордюру, за которым начиналась широкая бетонная лестница, ведущая в «Астарту». Позволив Володьке подождать себя на улице, неторопливо вышла из «девятки», подала ему руку, и мы поднялись по ступенькам к белой пластиковой двери, за которой скрывалось заведение мадам Поприной.

А начиналось оно с вместительного холла. Все в нем было белого цвета — и стены, и потолки, и мебель. Только полы почему-то были покрыты не белым, а голубым пластиком. Справа от двери стоял столик, разумеется, белого цвета, и за ним на белом стуле сидела девушка, между прочим, шатенка в светло-зеленом платье, а не блондинка в халате, чего логично было бы ожидать.

Широкая белая дверь, расположенная в стене практически у нее за спиной, вела куда-то в глубь салона. Слева от входной двери были еще двери, но уже почему-то не белые, а по непонятной прихоти дизайнера светло-зеленые. Заметив их, я поняла и смысл цвета платья дежурной девушки за столиком: все логично, она сюда вписывалась.

— Здравствуйте. — Девушка приподнялась из-за стола, улыбнулась и подошла к нам. — Добро пожаловать в клуб-салон «Астарта», очень рады, что вы посетили нас, — не произнесла, а как-то даже пропела она, при этом посмотрев почему-то не на меня, а на моего Степанова.

Володька смутился, покраснел и еле слышно пробормотал что-то вроде, что он не сам сюда пришел, а случайно заглянул за компанию.

— Здравствуйте. Мне нужна Изольда Августовна, — сказала я и протянула девушке свою визитку.

— Подождите минутку, пожалуйста, — ответила девушка, взяла визитку, еще раз смутила Володьку взглядом, повернулась и поплыла к широкой двери.

Я дернула друга за руку, чтобы он не пялился на других женщин, если я рядом. К нам подошла вторая девушка, почти такая же, как и первая, только полная брюнетка в голубом платье, и предложила скоротать время за журналами. Нас усадили за низенький журнальный столик, и, когда прошла минутка, нам подали не Изольду Августовну, а две чашки черного кофе и пачку журналов.

— Слушай, Танька, — прошептал мне Володька и даже не покраснел при этом, — а может быть, тут можно повизажиствовать вдвоем в одной ванне, а?

Я бросила на него очень добрый взгляд, от которого Володька вздохнул, словно его опять незаслуженно обидели, и замолчал.

Он раскрыл первый попавшийся журнал, сразу же обнаружил в нем фотографию обнаженной красотки и весь ушел в чтение. Хотя, как я заметила, букв на странице было немного и складывались они только в имя этой девицы. Однако Володька так долго читал эти два слова, что я усомнилась в его грамотности. Странно, как же он лекции писал в универе?

Я журнальчики не рассматривала из принципиальных соображений, предпочитая пить кофе и осматривать белые окрестности.

Но вот из первой зеленой двери показалась Изольда Августовна, одетая в строгий классический костюм светло-серого цвета. Она радостно улыбалась и ну совсем не была похожа на ту разъяренную грымзу, которая вчера собиралась меня убивать ударами зонтика и сумочки.

— А вот и Танечка! — воскликнула она. — Как я рада, что вы пришли! Я не ожидала вас так скоро. Но очень, очень приятно! Здравствуйте, — она кивнула подскочившему со своего стульчика Володьке и присела рядом со мной.

— Та-ак, — задумчиво проговорила Изольда Августовна, окидывая меня профессиональным взглядом парикмахера или палача, что, впрочем, почти одно и то же. — Та-ак, Танечка. Ну что ж, сейчас я вам составлю программку и — вперед за красотой. Красота, дорогая моя, требует не только жертв, но и времени. Ну ничего, это не очень надолго. А за спутника не волнуйтесь, мои девочки не дадут вашему мужчине скучать.

Мои брови сами собою вспорхнули вверх, и Изольда Августовна весело рассмеялась.

— Что такое страшное вы подумали, Танечка? — спросила она. — Я имела в виду журналы, кофе и телевизор, если вы склонны к ограниченности. Однако мы можем предложить и массаж. Вы, — обратилась хозяйка салона к Степанову, — любите массаж?

— Смотря какой, — достойно ответил Володька и почти не покраснел при этом.

— Значит, у нас вам понравится, — подвела итог Изольда Августовна и встала. — Я прошу быть вас нашей гостьей, Танечка. Я же вам кое-что должна, но пусть это останется между нами, ладно?

Я охотно согласилась, тем более что уже все рассказала Володьке.

Нас отдали на руки двум девочкам и повели к зеленым дверям, там мы и разделились на две неравные группы. В одну вошла я со своим обаянием, во вторую — Володька со своим майорским содержимым, отягощенным семейными проблемами.

Глава 5

За первой дверью меня встретила вторая, а за ней — раздевалка и контрастный душ. Великолепное дело. После него выходишь розовой, как не скажу кто, но приятно.

После душа я попала на жесткий столик, и крупная дама в белом халате принялась мять и гладить мое тело. Это было замечательно, но получить полное удовольствие мешала мысль о Володьке. Я не могла не думать о том, кто делает массаж ему. Мысль была неотвязчивой, и я даже несколько раз хихикнула, представляя, как Володька, напуская каменное выражение на лицо, пытается подглядеть за девушкой-массажисткой, особенно когда она нагибается над ним.

Не знаю, сколько времени прошло, да и знать не хочу. Встав после сеанса в блаженной расслабленности, я, заторможенно реагируя на жесты дамы-массажистки, пошла не дальше по коридору, как было указано, а почему-то вернулась в раздевалку. И тут меня ожидал сюрприз: незнакомая красотка в белом халатике стояла перед моими вещичками, держала в руках мою раскрытую сумочку и изучала ее содержимое.

Мне это очень не понравилось. Только я раскрыла рот, чтобы выкрикнуть что-нибудь вроде «держи вора», как злодейка, оглянувшись на меня, явившуюся этаким привидением в чалме и в простыне, обмотанной вокруг периметра, сказала «ой», уронила сумочку на скамейку и бросилась к выходу.

Я, разумеется, не могла оставить такое безобразие безнаказанным и рванула за ней. Но проклятая простыня, плохо закрепленная под мышкой, распахнулась и заскользила по телу к ногам. Пришлось остановиться, скрипя зубами от бешенства, ловя проклятый кусок материи, помешавший преследовать любопытную особу.

— Мадам! — окликнули меня, и я увидела свою массажистку, заглядывавшую в раздевалку. — Процедуры еще не закончены, вам нужно пройти в следующий кабинет.

Перебросив край простыни через плечо и придерживая руками это необычное одеяние, я гордо повернулась и, шлепая сланцами, бросила на ходу:

— Спасибо, я задумалась.

Пройдя в указанный кабинет, я села в кресло вроде стоматологического, которое тут же разложилось, придав мне полулежачее положение. И началось священнодействие, ради которого, видит бог, можно было потерпеть несколько ударов сумочкой и один зонтиком. На меня «напали» трое работников «Астарты». Один мальчик, напоминавший больше девочку, что-то делал с моими волосами, а две милые девочки начали проводить с моими руками и ногами изощренные маникюрно-педикюрные дела.

Теперь я уже думала не о Володьке, а о девушке, проявившей неподобающее любопытство. Очень маловероятно, что она воровка, в подобных заведениях с этими делами строго. Следовательно, хотя нельзя полностью исключать и предыдущий вариант, остается другой: она в моей сумке что-то искала.

Нужно выяснить — что и для кого.

Для себя или же по чьему-то заданию.

Для начала, разумеется, следовало эту злоумышленницу найти. Своих маникюрш и парикмахера я рассмотрела и убедилась, что среди них ее нет. Но раз на девочке, интересующейся моими вещами, был белый халат, значит, она работает сейчас, в этой смене. Уже ниточка.

— А сколько человек работает здесь сегодня, девчонки? — спросила я у маникюрш.

Пока те, задумавшись и шевеля губами, соображали, ответил мальчик-парикмахер, хотя обращалась я все-таки конкретно к девушкам. Наклонившись к моему уху, он нежно продышал:

— Семеро.

Поблагодарив его кивком головы, я продолжила оперативную разработку:

— У меня здесь работала одна знакомая, — как бы нехотя и лениво проговорила я, закрывая глаза, — забыла только, как ее зовут. Мне показалось, что я ее сегодня здесь видела. Среднего роста, худенькая, темная шатенка. У нее еще золотой тонкий браслет на правом запястье.

После минутной соображательной паузы парикмахер уверенно выдал:

— Это Ольга Скопцова, больше некому.

— Точно, — подхватила маникюрша, уставшая молчать. — Если хотите, мы ей сообщим, что вы желаете ее видеть, — предложила она.

— Спасибо, не нужно, — ответила я, прекрасно понимая, что все равно эту Ольгу предупредят. И ладно. Пусть девушка понервничает немножко, а найти ее проблем не составит.

Работать со мной закончили, и я в разомлевшем состоянии духа и тела отправилась одеваться. В холле меня уже поджидал посвежевший Володька, который нервно листал журнальчики с обнаженными девицами на каждой странице. Увидев меня, он причмокнул губами и, отбросив журнальчик, с тяжелым вздохом поднялся и спросил:

— Ну как ты, довольна?

— Весьма. Я получила немножко больше, чем рассчитывала, — ответила я. — А ты как? У тебя такое лицо, словно ты изо всех сил боролся за свою невинность и, к сожалению, устоял.

— Примерно так оно и есть, — пожаловался Володька, — только никто не покусился. Представляешь, кошмар какой?

— Свинство натуральное, — посочувствовала я ему, — придется поискать в другом месте. Ты не думал над этим?

Ответить Володька не успел — к нам подошла улыбающаяся Изольда Августовна.

— Ну как, вам понравилось у нас, Танечка?

— Все было великолепно! — честно призналась я и, взяв Изольду Августовну за локоть, отвела ее в сторону.

Володька поморщился в нашу сторону, сел обратно за столик и, вздохнув, снова взял в руки журнальчик с красотками.

— Сколько я вам должна, Изольда Августовна? — настойчиво спросила я, но Изольда в ответ с улыбкой покачала головой.

— Я очень виновата перед вами, Танечка, так вас обидела, заподозрила, что вы… В общем, была непростительно не права. Я ваша должница.

— Меня это не устраивает, — твердо заявила я, но и на этот раз была остановлена в своих наилучших побуждениях.

— Послушайте меня, Танечка. — Изольда Августовна уже сама отвела меня чуть в сторону и огляделась, следя, чтобы нас не подслушали. — Мы же можем с вами договориться по-другому. Вы же как культурный человек знаете, что люди должны помогать друг другу по мере своих служебных возможностей.

— Хм, — ответила я и на большее не решилась.

Изольда Августовна, видя мое непробиваемое непонимание, наклонилась еще ниже и сказала:

— Может быть, мы с вами встретимся где-нибудь на нейтральной территории и обговорим одно дело. Мне очень нужен ваш совет, Танечка, как специалиста по необычным ситуациям. Очень вас прошу — не отказывайтесь, пожалуйста. Договорились?

— У вас что-то случилось? — сразу же ухватилась я за ее слова.

— Да все то же и ничего новенького, — вздохнула Изольда Августовна. — Возможно, после разговора с вами я найду способ решить свои сложности. Помните, о чем я вам говорила у вас дома?

— Ну хорошо, — решилась я, — вы мне позвоните на днях, и мы вместе пойдем в какой-нибудь ресторан, где уже вы будете моей гостьей.

— Вот и отлично, я знала, что мы договоримся, — Изольда Августовна сладко улыбнулась мне, и мы расстались довольные друг другом.

Кто бы мог подумать, что эта милая женщина может быть опасной и агрессивной, особенно в ночное время на улицах? Никогда бы не поверила, если бы вчера сама не видела ее разъяренной.

Воспрявший Володька, увидев, что я освободилась, снова подскочил. Я взяла его под руку, и мы направились к выходу.

Но, проходя мимо большущего зеркала, я не смогла удержаться от искушения и затормозилась, чтобы еще раз поглядеть на красоту несказанную, которую мне зеркало показывало. А чтобы Володька не маялся зря и меня не терзала бы совесть при виде его постной физиономии, отдала ему сумку и предложила завести машину.

Володька побежал выполнять мою просьбу оскорбительно резвым аллюром. Как будто трудно было постоять рядом со мной и посмотреть в ту же сторону, что и я.

Нет, все-таки мужчины и женщины — жители разных планет. Разобраться в этих существах для нормальной женщины представляется задачкой со всеми неизвестными. Задачкой, в которой известна только одна величина — после знака «равно», где значится понятие «мужик».

Постояв около зеркала столько, сколько было нужно для поднятия настроения, я с трудом оторвалась от приятного занятия. Очень странное ощущение, между прочим: стоишь, смотришь, а настроение все повышается и повышается. Редкое лакомство, скажу честно. Такое со мной бывает только после посещения подобных заведений, каковое, при моей суетной жизни, я могу себе позволить, увы, не чаще одного раза в месяц. Салон Изольды Августовны был очень-очень неплохим, и странно, что я сама до него не добралась.

Я растворила входную дверь, оглянулась на белые внутренности «Астарты» и вышла на улицу.

Сегодня, похоже, по небесному календарю наступило бабье лето, хотя по календарю обычному его время прошло две недели назад. Но я не в претензии на погоду: нехолодно — и слава богу.

Спустившись по лестнице, я подошла к машине, которую Володька уже завел. И он очень услужливо открыл мне дверцу. На сиденье лежала моя сумка. Я села, положив ее на колени, и машина тронулась. Володька очень аккуратно ехал по центральным улицам по направлению к моему дому.

Захотелось курить. Я раскрыла сумочку и тут только вспомнила, что не проверила ее содержимое после учиненного в раздевалке «Астарты» бессовестного обыска. Хотя вряд ли что-то исчезло, я же видела, что в руках девушки, когда она убегала, не было ничего. А из ценностей в сумке лежали только пачка сигарет, блокнот да косметичка. Оружия и документов я сегодня не взяла, не видела необходимости.

На первый взгляд все на месте. Я закурила и на всякий случай перелистала блокнот. Из него неожиданно выпали два небольших ламинированных кусочка бумаги, которых там точно не было, — пригласительные гостевые билеты в клуб «Эдельвейс», расположенный во дворце культуры «Родина».

Как местный житель я прекрасно знала, что когда-то «Родину» в просторечье называли «уродиной» за излишне навороченный, помпезный стиль хрущевской эпохи. Потом название почему-то плавно изменилось на «Бородавку». А еще позже это же мало симпатичное прозвище досталось разместившемуся в «Родине» клубу «Эдельвейс».

Я с улыбкой посмотрела на Володьку, потянулась и поцеловала его в щеку. Мой лихой водитель резко свернул под знак и, пользуясь свой милицейской неприкосновенностью, заехал еще и под «кирпич», лихо срезая углы. Что-то он очень уж заторопился привезти меня домой. К чему бы это?

— Ну ты даешь, опер, — пожурила я его. — На тебя так подействовал массаж без продолжения, что ты решил посетить стриптиз? Неисправимы вы, мальчики.

— Как будто вы, девочки, поддаетесь исправлению или дрессуре, — с улыбкой ответил Володька. — Так куда же едем? И при чем здесь стриптиз?

— Как при чем и как куда? — спросила я. — Конечно же, в «Бородавку» на стриптиз. Прямо руля, капитан!

— Йес, мэм! — рявкнул Володька и снова свернул под знак.

Ему проще с этими делами, ему можно. Майор все-таки.

Глава 6

Клуб «Эдельвейс» встретил нас с Володькой двумя хмурыми жлобами перед входом, потом грохотом музыки, не раздающейся, а как-то даже выплескивающейся из динамиков. Эти динамики торчали не только во всех углах, но и на всех стенах основного зала клуба.

Стен было пять, потому что одна, сплошь, снизу доверху, закрытая зеркалами, углом уходила вдаль. И в этой дали вокруг хромированного металлического шеста крутились стрип-герлс.

В клубе «Эдельвейс», являющемся дорогим и только по этой причине престижным, толстые и тонкие солидные дяди обсуждали свои не менее солидные дела, услаждая взгляд лицезрением девиц в разной степени раздетости, а уши — грохотом музыки. Очевидно, в этом заключался некий гениальный замысел местных рулевых: в тишине опасно говорить о серьезных делах, поскольку вас могут подслушать алчные до ваших тайн конкуренты за соседним столиком. Среди грохота же популярных мелодий такие опасения отметаются напрочь: соседи не то что вас — и себя еле слышат. Так достигается взаимная конфиденциальность.

Опять же, если кто произнесет слово какое-нибудь, ранее называвшееся нелитературным, а теперь поднявшееся на уровень политического жаргона, это тоже мало кто заметит. Так достигается культура места.

Примерно так думала я, позволив Володьке вести меня под руку мимо столиков. Сам же Володька велся улыбчивым метрдотелем, на которого весьма глубокое впечатление произвели наши гостевые карточки. Как, впрочем, и на горилл-охранников. Те, увидев эти бумажки в руках Володьки, просто сморщились от уважения и даже постарались стать немного ниже ростом. Надо думать, что от восторга. Нас усадили за столик, ближайший к эстраде, огороженной, как уже говорилось, с тыльной стороны сплошной зеркальной стеной, и сразу же создалось впечатление, что именно нас здесь и ждали.

Разнузданный рев попсовой музыки слегка приутих, и в проигрываемых произведениях обнаружилась даже какая-то музыкальность. Потом музыка стала еще тише. Я уж обрадовалась было, что прекрасно проведу время в тишине. Но, как оказалось, тишина давалась только для затравки. На эстраду вышла девушка в блестящем купальнике, музыка рявкнула снова, и действо началось.

К нам подошел официант, Володька принял из его рук карточку меню и сосредоточенно нахмурился. Но стриптиз не только начался, но и резво стал продолжаться. Мой дорогой мужчина, совершая над собой насилие, мощным толчком воли заставлял себя хотя бы одним глазом смотреть в меню. Другой его глаз все равно косил на эстраду. Довольно быстро ему это раздвоение надоело, и он, вспомнив о собственном джентльменстве, передал меню мне со словами:

— Посмотри сама, Танька, что тебя там устраивает. Я что-то ничего не пойму. Названия какие-то странные.

Проговорив эту прелесть, Володька откровенно уставился на эстраду, где девушка, исполняя номер повышенной спортивной сложности, не только успела избавиться от верха своего купальника, но и прокрутить вокруг шеста несколько гимнастических упражнений. У меня это при моей хорошей физподготовке, скажу честно, так не получилось бы даже со второго раза. С третьего или четвертого — наверняка, в чем я не сомневалась.

— Ну ты даешь, опер, — проворчала я, — стоило подсовывать мне эти билеты, чтобы потом так нагло кинуть меня. По-иному и не скажешь. Кинуть и променять на какую-то бывшую спортсменку.

Володька повернулся ко мне.

— Пропустишь момент, когда она потеряет трусики, — предупредила я его, — и не простишь себе этого.

— А я вообще удивился, что ты выбрала это место, — сказал он. — Мне показалось, что ты мне подарок делаешь.

— Что? — спросила я и отложила меню в сторону. — Не поняла. Разве не ты сунул билеты мне в сумку?

К нам подошел официант, и я быстренько сделала заказ, назвав первые попавшиеся на глаза в меню блюда. Мне было важно закончить разговор с Володькой. Официант ушел, я повернулась к Степанову.

— Значит, не ты? — уточнила я.

— Да нет, конечно же. Эти гостевые штучки-дрючки только для особо дорогих гостей, даются только хозяевами клуба. У меня таких знакомых нет.

Я внимательно посмотрела на Володьку, а он на меня.

— Следовательно, эти билеты мне подсунули в «Астарте», — заключила я.

— А на фига они это сделали? — спросил Володька. — Заподозрили, что ты это… того…

— Отказываюсь понимать твои грязные намеки, — отрезала я. — Еще раз повторишь эту чушь — можешь и получить, но не то что ожидаешь и не по тому месту. Понял?

— Сразу, — ответил Володька. — А еще я понял, что это взятка. От кого? От этой… как ее… изо льда сделанной?

— Может быть, — задумчиво сказала я, — но зачем ей это нужно? Она и так уже мне сделала презент на приличную сумму.

В это время справа от меня вырос мужчина. Заметив темный костюм, я небрежно бросила:

— Можете подавать, только побыстрее, пожалуйста.

— Уже, — ответил он, отодвинул стул и сел рядом со мной.

Я подняла глаза и, конечно же, узнала его.

Это был мой вчерашний папик. Правда, в отличие от себя вчерашнего, он был трезв и солиден. И совсем было непохоже, что это он глупо приставал в зарослях кустарников к девушке, за что был ею бит и оставлен в тех же зарослях.

— Здравствуйте, Татьяна Александровна, — проговорил он, внимательно глядя на меня.

— Если не ошибаюсь, господин Поприн? — спросила я. — Как вы себя чувствуете?

— Вашими молитвами, — буркнул он.

Володька в этот момент нашел в себе силы отвлечься от стриптизерши и значительно кашлянул.

— Разрешите, я вас познакомлю, — я сделала жест руками. — Господин Поприн, — представила я нашего гостя Володьке. — Мы с ним вчера встречались в городском парке. А это господин Степанов, мой коллега и референт, в некотором роде, — представила я Володьку Поприну.

Мужчины сдержанно кивнули друг другу, и Володька полез в карман пиджака за сигаретами.

— Я пригласил вас сюда, Татьяна Александровна, для разговора, и надеюсь, он будет взаимно интересным, — сказал Поприн, и я тут же его перебила, видя, что он разогнался и дальше что-то говорить.

— Вы нас пригласили? — спросила я.

— Ну конечно же, — ответил Поприн с хитрой улыбкой, — пригласительные билеты у вас в сумочке оказались по моей личной команде. Или вы подумали, что их Дед Мороз принес? Ошибаетесь, Татьяна Александровна, сейчас не сезон.

— Их принесла девушка по имени Ольга, — небрежно сказала я, — она максимально тянула только на Снегурочку.

— Ну что ж, сильно, — признался Поприн, — не ожидал, честно говоря, что вы так быстро определите мои связи. Но это только подтверждает вашу репутацию и мое мнение о вас.

Поприн задумчиво посмотрел в сторону, очевидно, решая, как же ему продолжать разговор.

— Хорошее мнение? — уточнила я.

Поприн кашлянул и потупился.

— Ну в общем, неплохое, — пробурчал он.

В это время к нашему столику подошел официант и начал расставлять на столе заказ.

Разговор прервался, но Поприн не удержался и, когда официант удалился, небрежно сказал:

— Все угощение, Татьяна Александровна, разумеется, за счет заведения. Вы — мои гости!

— Я это уже слышала, — довольно-таки сухо произнесла я, — но пока не поняла, что означают ваши слова. Или вы думаете, что меня интересует стриптиз? Так вы ошиблись.

— Мне нужно с вами поговорить, — повторил он. — Может быть, пройдем ко мне в кабинет?

— А что нам мешает поговорить здесь? — удивилась я. — Владимир Игоревич мой постоянный консультант, член моего штаба, так сказать, и у меня от него практически тайн нет. Во всяком случае, если это касается работы. Я не думаю, что вы решили объясниться мне в любви.

Поприн покосился на Володьку, который, как бы полностью потеряв совесть и чувство приличия, откровенно пялился на эстраду и ничего не видел и не слышал вокруг. Но я была абсолютно уверена, что он не пропустил ни одного слова из разговора. А еще я точно знала, что Володька способен и все видеть, хотя внешне казалось, что он не отворачивает головы от вертлявой мерзавки, сменившей первую исполнительницу.

Кстати, если первая стриптизерша была спортсменкой с хорошей фигурой и неплохой координацией, то вторая оказалась просто вульгарной телкой с обвислым животом и неразвитой спиной. Она даже не танцевала, а откровенно кривлялась. И вот что странно: именно такие дешевые девицы привлекают в основном внимание мужчин. Увы, это не парадокс, а печальная закономерность нашей жизни.

Поприн поборолся немного со своим нежеланием говорить здесь, но так как я свое мнение однозначно высказала и явно не собиралась его менять, то он, наклонившись ко мне, произнес:

— Я думал, что вчерашняя наша встреча была случайностью…

— А теперь поняли, что это судьба? — удивилась я. — Не смешно, знаете ли.

— Вы правы, не смешно, — согласился он. — Теперь я думаю, что вы не просто так находились в парке. Говоря фигурально, в это время в этом месте. Вы ждали там меня.

— Мне кажется, что у вас мания величия, — заметила я. — Интересно будет узнать, зачем вы мне понадобились. Вы как думаете?

— А я скажу вам, зачем. — Поприн наконец-то обрел какую-то душевную уверенность и заговорил жестче. — Вы работаете на мою жену Изольду. Это доказал ваш сегодняшний визит в «Астарту». Просто так моя женушка на халяву никого обслуживать бы не стала, уж я ее знаю. Одним словом, Татьяна Александровна, какой бы крутой специалисткой вы ни были, но здесь вам не повезло, и я вас раскусил. Вы дали маху, вот так вот. Вы работаете на Изольду и пасете меня по ее заданию. Ну что, я прав?

В этот момент я прикуривала, и поэтому у меня не получилось удостоить Поприна ответом, я только взглянула на него.

Нет, мир сошел с ума, в который уж раз подумала я. Стоит только девушке выйти одной вечером погулять в город, как ее сразу начинают подозревать черт знает в чем. Причем в таких несуразных отвлеченностях, что сразу и понять ничего нельзя. Явились два Пшенникова с загадками, вынырнула Изольда Августовна с ребусом… Один Поприн сподобился объяснить суть своих претензий. Но лучше бы он этого не делал, все равно получалась ерунда какая-то.

Тут что-то дернуло меня за язык, и я спросила у своего вчерашнего знакомца, тщетно ожидающего ответа:

— А вы, господин Поприн, случайно не знакомы с Пшенниковым Григорием Ивановичем?

Володька в этот момент отвлекся от эстрады и бросил быстрый взгляд на Поприна. Ему тоже была интересна реакция на вопрос. Естественно, мой опер даже на стриптизе не терял свой профессионализм и бдил за ситуацией. Пять с плюсом ему. Умничка.

Поприн поморщился и стал пальцами выбивать по столешнице какую-то мелодию.

— Даже так, Татьяна Александровна… — задумчиво произнес наконец он. — Но меня это не касается. Однако интересно, что вы решили заняться шантажом. Это показывает, что с вами можно договориться. Меня это радует.

— Кто здесь говорит про шантаж? — Мое удивление было совершенно натуральным. — Я всего лишь задала вам вопрос, а вы кидаете такие неприличные обвинения. Будем считать, что слово «шантаж» я не расслышала, но почему у вас возникло такое мнение, узнать хотелось бы.

— Гриша тщательно скрывает свою принадлежность к этому клубу, и никто не знает, кроме самого ограниченного круга, что он здесь учредителем вместе со мной. Вы мне дали еще одно доказательство вашей слежки. Мы совсем недавно встречались с Гришей и обсуждали с ним кое-какие проблемы, тогда вы нас, очевидно, и засветили.

— Все гораздо проще, — решилась я на легкую провокацию. — Я сегодня встречалась с Григорием Ивановичем…

Я нарочно не стала заканчивать фразу, оставляя на усмотрение Поприна придумать самому ее окончание. Но он улыбнулся и погрозил мне пальцем.

— Гриша еще вчера улетел в Париж по делам своего «Потока». Не нужно так неуклюже врать. Короче, Татьяна Александровна. Давайте договариваться. Не будем касаться всех ваших отчетов. Я так думаю, а думаю я всегда правильно, что сегодня вы уже Изольде отчитались. Но перед каждым следующим отчетом, касающимся меня, вы будете приходить ко мне сюда, и мы с вами будем вместе решать, что стоит говорить моей благоверной, а чего ей знать необязательно. Платить я вам буду в два раза больше, чем Изольда. Годится?

Я промолчала.

Поприн внимательно посмотрел на меня и осторожно спросил:

— Про Ольгу вы уже ей рассказали?

Я снова промолчала.

— Значит, рассказали. Жаль, жаль. Придется придумать что-нибудь, будто она у меня секретарь, хотя все равно — не поверит.

— В чем же все-таки причина разногласий между Изольдой Августовной и вами? — спросила я, занимаясь злостным уклонизмом от необходимости отвечать и продолжая гнуть свою линию.

— Смешная вы девушка, — улыбнулся Поприн. — К чему такие вопросы? Что мы с Изольдой, очень оригинальная пара, что ли? Да просто-напросто надоели мы друг другу хуже маргарина, и удерживают нас только взаимные финансовые расчеты да деловые связи. Без меня ей придет полный каюк. Вот она и «мечет икру», следит да устраивает мне истерики. Боится, что я уйду. А я все равно уйду. Мне с этой грымзой уже не только не жизнь, но даже и не прозябание. Геморрой один. Так, значит, мы с вами договорились?

Я покачала головой.

— Не понял вас. — Поприн откровенно вытаращился на меня. — В чем еще дело? Вам мало денег, что ли? Скажите прямо, сколько вы хотите. Я уверен, что мы договоримся.

— Дело не в деньгах, — ответила я. — Я просто не продаюсь. За деньги я выполняю работу. И честно отрабатываю эти деньги. Ни один мой клиент не может сказать, что я его кинула или подставила, а вы требуете от меня именно этого. Ничего у нас с вами не выйдет.

— Та-ак, — протянул Поприн, — та-ак. Вот, значит, как вы решаете…

Я кивнула и покосилась на Володьку, заметив, что он уже не сводит пристального взгляда с Поприна, а этот взгляд у Володьки ох какой нехороший.

— Вы можете передумать? — спросил меня Поприн.

— Никогда, — отчеканила я и затянулась сигаретой.

— Никогда не говори никогда, — процитировал Поприн, блеснув телевизионной эрудицией, и встал. — Ну что ж, Татьяна Александровна, извините за беспокойство. Но я все-таки уверен, что у нас с вами это не последняя встреча.

Поприн сделал паузу, но, видя, что разговаривать больше я не намерена, тихо произнес:

— До свиданья, Татьяна Александровна.

Потом резким движением поднялся и ушел.

Буквально через несколько секунд подскочил наш официант и показал счет. Похоже, мы перестали быть гостями в этом заведении. А я и не огорчилась.

— Мне здесь разонравилось, — сказала я Володьке, — как я понимаю, свою функцию для меня эта забегаловка уже выполнила. Я узнала кое-что интересное, а мужской стриптиз мне здесь вряд ли покажут.

— А женским ты разве не интересуешься? — спросил Володька умильно наивным тоном и жалостливо заломил брови.

— Возможно, скоро начну, но тем хуже будет для тебя, — буркнула я и грустно повела глазами по сторонам. — Нет нормальных мужиков, куда ж мне теперь деваться, сироте горемычной?

Володька обиженно сморщился, но все-таки бросил быстрый взгляд на эстраду и ответил:

— Сейчас, по крайней мере, становится кое-что ясно. Можно предположить, что Пшенниковы, близнецы твои однояйцевые, опасались, что ты слишком много узнала про Поприна, и пытались скачать информацию.

— Не забывай, что Пшенникова нет в Тарасове, — напомнила я, — и неизвестно, кто ко мне приходил.

— Помню. Сама не забывай, что лично Пшенникову приходить было необязательно. А засланцы, причем без координации друг с другом, привалили, прикрываясь именем шефа, и ничего у них не получилось.

— Похоже, Пшенников опасался, что я узнаю о его интересах в этом бизнесе, — задумчиво проговорила я и посмотрела на новую стриптизершу.

Эта была уж наверняка хуже обеих предыдущих. Во-первых, она была не просто толстой, а толстой до неприличия. С такой фигурой в приличном обществе раздеваться нельзя. Во-вторых… А впрочем, уже и первого пункта достаточно, и говорить больше не о чем. Даже Володька стал смотреть на нее в два раза реже, чем на ее закончивших выступление подружек.

— Тебе не надоело еще? Домой хочу. — Я откровенно зевнула в пространство, однако не забыв прикрыться ладошкой, я ведь приличная дама, хоть и пришла смотреть стриптиз, как может показаться со стороны.

— Надоело, — с тяжелым вздохом сказал Володька, повертел головой и, поймав взгляд нашего официанта, махнул ему рукой.

Тот не торопясь подошел, и Володька расплатился.

— Много там вышло? — спросила я, вставая. — Твоя майорская зарплата выдержит?

Володька промолчал, и я, сделав правильный вывод, тоже промолчала, решила, что придумаю, как возместить его расходы. В пятикратном размере. Так, обдумывая возможные варианты бартера с Володькой, я подала своему кавалеру руку, и мы направились к выходу.

Неторопливо мы вышли из клуба, спустились по ступенькам, каждый думая о своем, и взяли курс на мою «девятку», стоящую почти напротив «Эдельвейса» через дорогу.

Когда до машины осталось метров пять-шесть, вдруг… Мне показалось, что началось землетрясение, налетел тайфун или цунами, словом, произошло что-то стихийное и от людей не зависящее. Но через мгновенье все стало ясно… Вдруг моя «девятка» подпрыгнула на месте, из-под нее вырвался сноп черного дыма. Грохнул по ушам звук взрыва.

Почти сразу же раздался второй взрыв: это разорвало бензобак. Лобовое стекло и стекла дверок вылетели наружу. Передняя левая дверь — там всегда был слабоватый замок — сорвалась полностью и полетела прямо на нас с Володькой.

При первых звуках этого незаказанного фейерверка Володька оттолкнул меня влево, схватил за руку, протащил до стоящей рядом «Ауди», прижал к ее гладкому боку и сам навалился сверху. Ему, наверное, показалось, что это очень героически получилось, но вышло, разумеется, неуклюже и грубовато. Мужик, что возьмешь.

Вырвавшись из настойчивых Володькиных объятий, когда все уже отгремело и наступила сравнительная тишина, я взглянула на… ну, в общем, на то место, где только что стояла моя машина. От моей любимой «девяточки» остались рожки да ножки. Это если выражаться высоким штилем русской народной поэзии. А если говорить конкретно и современно, то перед моими глазами развернулась сюрреалистическая композиция из обгоревших стоек да еще чего-то перекрученного и обугленного.

— Ни хрена себе, — тонко заметил Володька, озираясь по сторонам.

— И я такого же мнения, опер, — зло произнесла я, принимая однозначное решение: — Ты стой здесь, жди своих, они сейчас набегут, а я пойду пообщаюсь с Поприным. Он оказался прав, засранец, нам с ним предстоит встретиться.

И быстрым шагом направилась обратно к «Эдельвейсу».

— Танька, подожди! — крикнул Володька и, догнав меня, схватил за локоть. — Что я скажу ментам? — спросил он, словно был иностранцем в стране Ментовии и не понимал ни языка, ни соображения ее аборигенов.

— Отстань, скажи что-нибудь, типа ты свидетель, — отмахнулась я, освободила руку и легко взбежала по ступенькам, ведущим во Дворец культуры.

Глава 7

На этот раз с проходом в «Эдельвейс» возникли некоторые сложности. Угрюмые охранники, с трудом ворочащие языками — надо думать, от отсутствия достаточных навыков для этого, — объяснили, что я уже использовала свои гостевые билеты и теперь мне придется платить за вход в полном объеме. Не знаю, на что они надеялись, но меня это не остановило. Только настроение ухудшилось еще больше, но это мелочи.

Действия мерзавца-Поприна требовали возмездия — и немедленного! — поэтому, сунув практически на бегу в протянутые лапы две сотки, я влетела в зал и тут же зацепила за пуговицу торчавшего в проходе метрдотеля.

— Не скажете, где тут кабинет господина Поприна? — стараясь говорить спокойно и ласково, спросила я, но, по-видимому, это у меня получилось не очень хорошо, потому что метр вздрогнул и сперва бросил взгляд влево, а потом только приклеил свою профессиональную улыбку и вежливо поинтересовался:

— Зачем вам нужен Семен Васильевич, разрешите узнать?

Не собираясь пускаться в бессмысленные разговоры, я улыбнулась, произнесла «благодарю вас» и пошла налево вдоль рядов столиков — в том направлении, куда бросил свой неосторожный первый взгляд метр. Там находилась дверь, покрашенная под цвет стен и поэтому не сразу заметная, особенно в мерцающем от цветомузыки полумраке.

Мне показалось, что я правильно поняла и нужное мне убежище Поприна находится именно там. Но метр не оставил меня в покое. Он бежал следом, хватая за руку и бормоча какую-то ерунду насчет того, что мне, видите ли, туда нельзя. Ага, щаз! Послушаюсь, как же.

Я быстро добралась до двери и ткнулась в нее. Дверь не подчинилась. Я повторила свое воздействие еще раз. Оказалось, что дурацкая дверь открывалась не внутрь, а наружу. Надо запомнить это на будущее. Кто знает: может, из нее будет удобно вываливаться. Тем, кто попытается мне мешать, например.

С третьей попытки я открыла дверь и влетела в нее. Передо мной был длинный коридор с несколькими такими же дверями по сторонам. Нудный метр заскочил следом. Теперь, когда посетители не видели его, он почувствовал себя свободным от приличий и, дернув меня за сумку, прошипел:

— Что вам неясно, девушка? Сюда нельзя посторонним! Или вы сейчас же выходите вон и мы заминаем все, что было, или же…

Я не дала ему возможности договорить. Он мне уже давно надоел. Когда Татьяна Александровна рассержена, ее даже бродячие кошки обходят за два квартала, но этот дядечка не был знаком ни со мной, ни с приметами на мой счет.

Я молча развернулась к нему лицом и так же молча провела хороший, прямо-таки классический хук справа. Метр прикусил свой болтливый язык и вытаращил глазки. Второй удар в живот заставил его согнуться и зашипеть змееподобно и непонятно. Потом дядя покачнулся и решил полежать. Но я не дала ему упасть, а, придерживая за галстук-бабочку, вежливо попросила:

— Где кабинет Поприна, скажите, пожалуйста.

Несколько раз открыв и закрыв рот, метр просипел:

— Прямо.

— Спасибо, — от чистого сердца поблагодарила я его, быстро оглянулась, убедилась, что в коридоре никого нет, и толкнула первую дверь.

Это оказался туалет. Очень удачное место, тихое и надежное, где уставшего от выполнения служебных обязанностей метра никто не потревожит во время заслуженного, в прямом смысле, отдыха. А вот он мне помешать может, если его оставить в коридоре. Поэтому, не отпуская черной бабочки своего пленника, я втолкнула его в туалет и резким толчком посадила на унитаз. Голова у дяди по инерции дернулась, он ударился затылком о стену и отключился.

Аккуратно заперев туалет и стараясь ступать легко и неслышно, я прошла по коридору, пробуя приоткрыть двери. Две оказались запертыми, но следующая поддалась, и я заглянула внутрь. Это была большая уютная комната, скорее похожая на гостиную в богатой квартире, чем на кабинет в солидной фирме. Подумала так и тут же одернула себя: нашла солидность в «Эдельвейсе»!

Здесь стоял стол, но он был задвинут к дальней стене и его размеры и местоположение однозначно указывали, что не он тут главный. А главными тут были широкий кожаный диван, стоящий справа, невысокий шкаф-бар рядом с ним и фонтан, украшенный фарфоровыми статуэтками полуголых женщин.

Цветные постеры с подобными же изображениями висели на стенах, а еще одна полуобнаженная девушка — на этот раз настоящая — сидела в кресле рядом со столом, держа в одной руке сигарету, а в другой рюмку с коньяком. Открытая бутылка «Варцихе» стояла перед ней.

Как только я вошла, девушка вздрогнула и повернулась. Я узнала Ольгу, которая сегодня в «Астарте» положила мне в сумку два билета в «Эдельвейс».

— О! — слабо сказала Оля и погрозила мне сигаретой. — А я вас знаю!

— Неужели? — усмехнулась я.

Она, похоже, была сильно пьяна, но интереса для меня не представляла. Мне был нужен сволочь-Поприн, решивший, что Татьяну Иванову можно запросто наказать взрывом машины. И просто необходимо ему объяснить, как он не прав.

— Я вас точно где-то видела! — объявила Ольга и качнула головой. Было заметно, что ей трудно сидеть ровно, но она почему-то продолжает старательно держаться.

— Моя фамилия Иванова, — сказала я, осматриваясь и ища вторую дверь, за которой мог бы находиться Поприн.

— А! — Девушка снова помахала сигаретой. — Семочка мне рассказывал, да… Вы шпионка… И вас перевербо-вы-ва… — Она запуталась в сложном слове и замолчала, соображая, как его закончить.

— Все правильно, — подхватила я. — Где ваш Сема, мне ему нужно сказать кое-что важное.

— Сема поехал вас пере-вы-е… — пробормотала Ольга и захихикала.

Я быстро обошла комнату, по пути распахнув даже створки шкафа. Поприна не было, и значит, мне следовало искать его где-то в другом месте. В коридоре тем временем послышался топот, словно мчалось стадо слонов.

— Где Поприн? — вскричала я, схватив пьяную красотку за плечи и с силой тряхнув ее. — Где он? Где?

— Где, где… — улыбнулась Оля. — У себя дома его поищи, подруга. А если ты его затащишь к себе в койку, я все-все Изольде про тебя стукну, так и знай…

Дверь распахнулась от сильного удара, и в комнату ввалились двое уже знакомых мне охранников.

— Ты… Короче… — выкрикнул первый, наверное, самую длинную фразу за всю свою жизнь и, расставив руки, бросился на меня.

Делать нечего, пора начать применять меры, чтобы эти гориллы не принялись за меня. Одним прыжком вскочив на стол, я ухватила за горлышко бутылку с остатками коньяка и проделала все это вовремя: первый накачанный в спортзалах кусок мяса уже подбежал достаточно близко. Размахнувшись, я со всей силы ударила его бутылкой по голове. Потомок динозавров охнул и плавно присел, прямо подбородком на столешницу.

Ольга завизжала, вскочила с кресла, и ее халатик распахнулся. Под ним ничего не было, но это никого не заинтересовало. А мое внимание переключилось на второго охранника. Этот неандерталец, не сумев затормозить движение прямо на меня и заметив, что произошло с его более прытким товарищем, зацепил по пути кресло, на котором только что сидела девушка, и с диким криком поднял его обеими руками вверх.

Я едва успела спрыгнуть со стола, как кресло обрушилось на то место, где я только что стояла.

Тут мне резонно подумалось, что в замкнутом пространстве этой комнаты мне делать нечего, и я бросилась к выходу. Дверь распахнулась от одного моего пинка. В коридоре я сразу наткнулась на метрдотеля, уже пришедшего в себя и вызвавшего подмогу. Увидев меня, дяденька — уж не знаю, что ему привиделось такого страшного, — закрыл лицо руками, шарахнулся в сторону и даже присел на корточки. Наверное, надеялся стать незаметным при помощи такого нехитрого маневра. Мне неинтересно было с ним общаться, мы же успели все выяснить раньше, и я помчалась к выходу.

Моя миссия не удалась — если верить словам пьяной Ольги, Поприн уехал. Хотя вряд ли он направился ко мне домой — не припомню, чтобы я его приглашала в гости. Поискать же Сему тщательней мне помешали малокультурные троглодиты, врывающиеся без стука в помещение с девушками.

Перед дверью, ведущей в зал «Эдельвейса», я остановилась, наизусть поправила волосы, одернула платье и вышла. Ничего здесь не изменилось: рюмки позванивали, вилки постукивали, очередная стриптизерша поматывала… ясно чем.

Я спокойно направилась к выходу, зная, что сейчас в дверях никого из стражей нет и я выйду на улицу беспрепятственно. Так оно и оказалось.

Я спускалась по ступенькам Дворца культуры, раздираемая противоположными чувствами. С одной стороны, хорошо было то, что мне удалось вырваться из этого места без ощутимых потерь. С другой стороны, очень досадно, что Поприн не нашелся. По горячим следам я бы его хорошенько растрясла на предмет информации.

Моя бедная машинка уже и не дымила. Зато невдалеке от ее останков дымили в прямом смысле — сигаретами и в переносном — мозгами различные работники наших славных органов внутренних дел. Среди них выделялся Володька, с озабоченным видом переходящий от одной кучки — спецов к другой кучке — экспертов.

Увидев меня, он сделал знак рукой, но не успела я отреагировать, как ко мне подскочили двое парнишек в штатском, у которых на наморщенных лобиках было четко нарисовано, что они тоже из органов, и, вежливо взяв меня под руки, попросили предъявить документы.

— А можно узнать, в связи с чем, молодые люди? — спросила я.

— Обычная проверка документов, — скороговоркой объяснил один и для честности вытаращил глаза.

— По показаниям свидетелей на этой машине приехала девушка, похожая на вас, и она зашла в это здание, — более разумно высказался другой и этим сразу мне понравился.

— Всего-то? — спросила я. — Так вы, значит, ищете бывшую хозяйку машины? Это я, здравствуйте.

— Почему же бывшую? — подозрительно спросил первый.

— Потому что это уже не машина, — отрезала я. — Еще вопросы есть или как?

Вопросов оказалось гораздо больше, чем мне хотелось. Последующий час был просто украден из жизни и безнадежно потрачен на никчемные разговоры, сводящиеся в основном к версиям, которые я сама призвана была выдвигать. По крайней мере, на этом настаивали оперативники, спрашивая меня про врагов и недругов.

Я не стала им врать, что меня все любят и весь мир ходит у меня в друзьях, — эти скучные люди все равно бы не поверили. Они привыкли не доверять людям. По этой причине я отвечала односложно: «нет„, „не знаю“, «не понимаю“ и имитировала глубочайшие дамские переживания, прикладывая к глазкам платочек. Весь макияж стерла во время этого спектакля.

Все закончилось неожиданно по причине всеобщего изнеможения: ребята отбили языки, а мне уже и стирать стало нечего. Получив приглашение посетить завтра РОВД, где, скорее всего, та же тягомотина начнется с начала, причем с того же самого, я наконец-то освободилась и, мило попрощавшись с заслуженными работниками языка и мозгов, в раздражении пошла прямо по проезжей части — подвезти никто не догадался, поэтому оставалось надеяться, что мотор поймается сам.

Меня нагнал запыхавшийся Володька, раздраженный не менее меня.

— Слишком быстро идешь, Тань, я не успеваю, — пропыхтел он.

— Наверное, у меня ноги длиннее, — блеснула я наблюдательностью, а Володька, пробурчав что-то непонятное, взял меня под руку и вывел на тротуар. Потом он остановил проезжающий мимо «жигуленок», и на нем мы благополучно доехали до моего дома.

Я вышла из машины первой и в задумчивости остановилась на тротуаре, задрав голову вверх.

— О чем грустишь? — спросил Володька, подходя сзади и кладя обе руки мне на плечи. — Если о «девятке», то она не стоит того. Радуйся: сама жива осталась.

Я закурила и, не отвечая Володьке, произнесла как бы сама себе:

— Сегодняшний день для всех нормальных людей уже закончился, а для меня, похоже, он еще будет длиться и длиться. Судьба такая.

— Ну-у, — глубокомысленно протянул Володька, — в общем, оно, конечно же, и так, но все зависит от вас, девушка. Может быть, он и быстро закончится. Я про день. Честно говоря, я себя тоже чувствую усталым. Немножко.

Я взглянула на Володьку.

— Мне кажется, что ты меня не понял, опер, — сказала я, — или, возможно, я тебя неправильно поняла, что, впрочем, вряд ли.

— Танька, — как-то вдруг мгновенно озлился Володька, — ты прекращай свои шуточки, а? Тоже начала загадками говорить, как эти… как их там… посетители твои. В чем проблемы?

— В электричестве, — ответила я.

— Что? — Володька взглянул на меня как на дуру и с легким постаныванием отвернулся, давая понять, что он пошел на второй заход терпения.

— В моей квартире горит свет, — монотонно объяснила я, не дожидаясь, когда он начнет ныть, — а я не имею привычки забывать выключать его.

— Та-ак. — Володька тут же мобилизовался, задрал голову и начал, шевеля губами, пересчитывать этажи и окна дома.

— Прекрати смешить людей на ночь глядя, опер, — сказала я. — Что я, свои окна не знаю, что ли? Пошли. Если нам оставили свет, значит, хотят, чтобы мы его видели.

Володька пощупал у себя в карманах пистолет, сотовик и удостоверение, выпрямился, расправил грудь и сосредоточенно взглянул на меня.

— Тебе лучше подождать здесь, — сурово произнес он. — Я сам во всем разберусь.

— Щаз, — вяло ответила я и пошла к подъезду.

Нажимая кнопку вызова лифта, Володька, оглядываясь и прислушиваясь к тишине подъезда, шепотом спросил:

— Кто это может быть? Есть соображения?

— Ольга, любовница Поприна, сказала, что он поехал ко мне домой, — ответила я. — Правда, она была немного не в себе и вполне могла перепутать.

— А когда ты ее видела? Это та самая Ольга, что подкинула тебе билеты? — спросил Володька.

Лифт приехал, мы зашли в него, и мой опер продолжил допрос:

— Так когда ты ее видела?

— Господи, ну что пристал! — не выдержала я. — Когда, когда… Когда второй раз заходила в «Эдельвейс», тогда и видела. Кстати, я там еще побила двоих хамов, а от третьего просто убежала. Что тебя еще интересует?

Володька промолчал, а тут и лифт остановился.

Выйдя из него, мы подошли к моей квартире.

Осторожно и внимательно Володька осмотрел входную дверь. Мне показалось, что он даже обнюхал ее.

— Давай ключи, — скомандовал он, и я молча протянула ему связку, думая, что второй взрыв за сегодняшний день был бы пошлым перебором.

Однако, с другой стороны, ожидать от Поприна чувства меры и вкуса не приходилось — дядя зарекомендовал себя несдержанным хамом еще в первую нашу встречу.

Володька отпер входную дверь моей квартиры, и я, дотронувшись до его плеча, жестом попросила отойти в сторону.

— Ну что еще? — пробурчал он.

Я оттянула его вправо и, дернув за ручку двери, распахнула ее, отпрыгнув почти на Володьку. Ему немного не повезло при этом: локтем я задела его по носу. Володька крякнул, потер ушибленное место и нудно сказал, что он все понимает — это страсть.

— Пошел к черту, — вежливо пожелала я и заглянула в квартиру.

А там все было нормально.

В этот момент Володька, вспомнив, что он мужчина и в принципе хоть когда-то должен взять верх, плечом оттеснил меня и ворвался в квартиру, держа свой пистолет обеими руками и поводя стволом влево-вправо, точь-в-точь как в дурацких голливудских фильмах. Я неторопливо шла за ним.

Изучив ванную, туалет и кухню, Володька рванул в комнату. Через секунду оттуда послышался нелитературный его вскрик:

— …Твою мать!

— Она-то здесь при чем? — заметила я и зашла следом.

Когда я увидела то, что вызвало такую его реакцию, мне тоже захотелось сказать что-то неприличное: перебор все-таки состоялся. В моей комнате на полу лежал Сема Поприн. Его поза и лицо не оставляли сомнений: мертв.

— Застрелен, однако, — заметил Володька, показывая на пулевое отверстие в голове хозяина «Эдельвейса».

Я подошла ближе и посмотрела внимательнее.

— Именно это я хотела проделать с ним час назад, — проговорила я, — а вот теперь не знаю, что и подумать.

— Я вызываю ребят, — сказал Володька и потянул из кармана свой сотовый телефон.

— А не хочешь ли вначале убедиться, что здесь больше ничего нет? — спросила я.

— Ты ждешь еще и поздравительную открыточку к этому подарочку? — попытался пошутить Володька.

В ночной тишине было слышно, как лифт, привезший нас на мой этаж, поехал вниз.

— Люди отдыхают, а я как самая распоследняя сирота уже второй день бегаю по непонятным делам, — вздохнула я. — Пойду посмотрю в кухне, нет ли там каких следов.

В кухне не было ничего интересного. Посмотрев на чайник, я поняла, что и кофе пить не хочется. Пусть такими делами балуются судмедэксперты — они привычные ко всему, а у меня соседство с мертвым папиком вызвало некое, как бы это сказать, чувство неуютности, что ли.

Я вышла с кухни и направилась в комнату.

В это время на лестничной клетке послышались быстрые шаги, не запертая нами дверь распахнулась от мощного удара и в квартиру влетели несколько милиционеров с пистолетами наготове.

— Всем на пол, суки! — проорал первый из них — коренастый коротко стриженный сержант с придурковатыми белесыми глазами.

— Минуточку, ребята! — Володька выглянул из комнаты, словно забыл, с кем и в какой ситуации имеет дело. Он сунул руку в карман пиджака и тут же получил и по руке, и по пиджаку, и, кажется, по физиономии тоже. За последнее не ручаюсь, не заметила, но мне кажется, что не обошлось: обстоятельства диктовали ментам поступить именно так, а не иначе.

Я оказалась умнее моего дорогого опера. Не скажу, что я тут же рухнула на пол носом вниз, а задницей вверх, как того требовали эти кретины в погонах, находящиеся при исполнении. Но я просто и изящно улеглась, предоставив событиям развиваться по их собственным законам жанра.

Через секунду рядом со мною рухнул и Володька, шепотом матерясь по адресу всех славных внутренних дел. Сразу забыл, голубчик, что он сам среди них обретается в немалом майорском звании. От неожиданности, надо полагать.

— Ну ни хрена себе, — послышались возбужденные голоса из комнаты, куда промчалась половина прибывших ментов.

— Ты глянь…

— Завалили его прямо в лобешник!

— Я думаю, что телка — проститутка, а жлоб — ее сообщник, сутенер хренов, — поддержал рабочую версию другой голос.

Володька нервно задергался на полу, за что и получил еще раз сапогом в бок.

— Лежать, сука! — рявкнул над ним все тот же крепыш.

— Я майор Степанов из Волжского РОВД, — зло пролаял Володька, не выдерживая больше такого унизительного положения. — У меня во внутреннем кармане пиджака лежит удостоверение.

— Поговори еще, майор, — прогремел над ним недовольный голос.

Володьку обступили несколько человек, ощупали и выудили из его карманов все их содержимое. Между прочим, на пол рядом со мной упала упаковка презервативов. Володька бросил на меня быстрый взгляд, но я сделала вид, что не вижу ничего дальше своего носа, который, как уже говорилось, уткнулся в пол.

Кстати, я обратила внимание еще кое на что — подумала, что полы можно было бы мыть и почаще. Но это уж как с временем получится.

— Смотри-ка, вроде настоящая ксива, — вражеским уголовным жаргоном проговорил один из сержантов другому, показывая ему Володькины корочки.

— Есть такое впечатление, — проговорил второй милиционер, наверное, самый умный, а может быть, самый главный, но это разные вещи в нашем мире, как я не раз замечала.

— Можете встать, товарищ майор, — после этого приглашения Володьке даже подали руку.

Он моментально вскочил на ноги и помог подняться мне. Два сержанта хмуро посмотрели, как я поправляю платье. Похоже, что у них у обоих одновременно мелькнула мысль о том, что перед тем как выяснить с майором, следовало бы сначала обыскать меня. Ну что ж, ребята, кто не успел — тот опоздал.

Из комнаты вышли еще двое. Наконец-то я разглядела всех своих новых гостей. По их незамысловатым лицам было ясно, что милиционеры это настоящие и ничего опасаться больше не стоит. Моя милиция меня бережет.

— От кого был получен сигнал и когда? — суровым командирским голосом, призванным вытрясти из памяти сержантов образ его, только что лежавшего на полу, спросил Володька, нахмурившись и делая очень-очень умное лицо.

— Пять минут назад, — взглянув на наручные часы, доложил один из сержантов — высокий тощий, похожий на суслика, — от дежурного поступила команда проверить этот адрес по причине сообщения о выстрелах. Сигнал получен от соседей.

— Лихо сработали, — пробормотал Володька. — Значит, так, это наш район, и я сейчас вызываю нашу оперативную группу из убойного отдела.

Он взял из рук крепыша свой телефон и набрал номер.

Сержанты переглянулись и промолчали. Я подняла с пола свою сумку и вынула из нее пачку сигарет.

Если я хоть что-нибудь понимаю в этой жизни, то мне предстояло прободрствовать всю оставшуюся ночь. И что за дурацкое слово: бодрствовать?

Глава 8

Все, в общем, произошло так, как я и сказала.

Достаточно быстро в мою квартиру понаехали оперативники убойного отдела из Володькиной конторы. Я, махнув рукой на все, засела в кухне, пила кофе, курила сигареты и не видела в жизни никакого просвета еще по крайней мере часа на два. Это в лучшем случае.

Присутствие Володьки, надо признаться, здорово облегчило мне жизнь. Хотя какая уж тут легкость: взрыв машины, свежий труп Поприна…

Неприятности начались через полчаса после прибытия оперов и экспертов. Хотя они, считаясь с чувствами своего коллеги, проявили максимум такта и внимания, на который только были способны.

Понятыми при обязательном в таком случае обыске явились мои соседки тетя Маша и Анна Петровна — обе пенсионерки и сплетницы. Разница между ними если и была, то только в том, что тетя Маша работала когда-то уборщицей в школе, в которой Анна Петровна трудилась библиотекаршей. Пенсия их уравняла, хотя Анна Петровна была очень не прочь иной раз подчеркнуть свой более высокий образовательный уровень. Им высиживать на моем диване понятыми было не впервой, и, удобно устроившись, они громко переговаривались между собой, обсуждая подробности этого обыска. Обе были глуховаты и поэтому говорили довольно-таки громко.

— А в прошлый раз ты помнишь чего было-то? — спросила тетя Маша. — Тоже труп, что ли?

— А как же, помню… — подхватила Анна Петровна.

Опера бросали косые взгляды сперва на них, потом на меня, потом молча переглядывались между собой, но старушки не обращали на присутствующих никакого внимания. Они считали себя настолько важными персонами, что плевать хотели на реакцию окружающих. В принципе они, конечно же, были правы: без понятых нормального обыска не проведешь, в будущем проблемы начнутся.

Бравые ребята-опера принялись за дело так шустро, что почти сразу обнаружили мой пистолет, достать который из шкафа у меня не было возможности: помешала толпа сержантов. Впрочем, лазать по шкафам было бы делом бесполезным. Как только Володька мне сообщил, что под диваном найден пистолет, из которого недавно стреляли, я сразу присвистнула, причем в буквальном смысле.

— В чем дело? О чем ты подумала? — быстро прошептал Володька, наклоняясь ко мне.

Ну о чем еще я могла подумать?

Разумеется, о своем пистолете и о том, что Поприна убили именно из него. Все это я быстрым шепотом и проговорила Володьке. Он даже посерел, когда это услышал, но постарался внешне остаться невозмутимым, если, конечно же, перекошенную мину на его физиономии можно считать признаком невозмутимости. Володьке казалось, что можно, а я великодушно не стала его разубеждать.

Мой пистолет, аккуратно уложенный в полиэтиленовый пакетик, был представлен пред мои очи одним из оперов.

— Вы узнаете этот пистолет? — спросил он у меня.

Я посмотрела на номер и кивнула:

— Мой, сейчас покажу документы.

— Не нужно, не беспокойтесь, мы сами найдем, если они у вас есть, конечно.

Я пожала плечами. Мне оставалось только обкуривать саму себя и терпеливо ждать, когда все это закончится.

Закончился же обыск, когда заалел восток, как было написано в каком-то стишке, выученном в школе.

Я подписала кучу бумажек, меня предупредили, что мне не стоит покидать город впредь до беседы со следователем, и дружной толпой все мои гости удались с двумя старухами в арьергарде.

Надо признаться: не будь со мной Володьки и не будь его твердого заверения, что мы с ним весь вечер были вместе, ночевать бы мне на нарах — слишком уж сильно пах порохом ствол моего «макарова». И ни у кого не было сомнений, в том числе и у меня, что Поприна уговорили именно из него.

Я закрыла входную дверь, выждала паузу, когда, по моим расчетам, оперативники отойдут подальше, и громко выматерилась на все четыре стороны.

— Ты совершенно права, — с тяжелым вздохом сообщил мне Володька, сбрасывая пиджак в кресло и расстегивая рубашку. — Однако справедливости ради должен заметить, что положение достаточно хреновое.

Я мрачно взглянула на него и спросила:

— Ты хочешь прямо сейчас уехать домой? Я угадала?

— Не-не-не-не, — замахал Володька руками, — тебе померещилось. И хреновей бывали ситуации. Подумаешь: труп в квартире… Один же, вот если бы их было пять и…

— Пошел вон!!! — заорала я и вышла из комнаты, только потом сообразив, что показала классический пример женской логики поведения: сама послала и сама вышла.

Ну да и черт с ними со всеми!

В совершенно невменяемом состоянии — или в почти невменяемом — я приняла душ, легла, напоследок высказав что-то Володьке, и попыталась уснуть. Пять минут я усиленно боролась с бессонницей, а что было потом — не помню, но скорее всего я победила. А иначе и быть не могло.

Как ни странно, но разбудил меня не будильник, а Володька Степанов. И сделал он сие самым практичным и приятным способом. Не скажу, каким.

Пока он старался, я даже подумала, что эта метода будет получше обычного будильника и не стоит ли произвести культурный обмен? Володькиной жене — мой будильник, а мне — ее мужа.

Окончательно проснувшись, я подумала, что она вряд ли согласится. К тому же у будильника есть один немаловажный плюс: дашь ему пальчиком по кумполу — и он замолчит до следующего утра, разбудивший же меня механизм успокаиваться не желал, а перевел свою энергетику в вербальную плоскость.

— Итак, начинаем действовать! — провозгласил Володька, соскакивая с дивана. — Щемить и колоть! Вот так!

— Ага, — подтвердила я его тезис, — ты уже кофе поставил?

— Что? А при чем здесь кофе? — оглянулся на меня Володька. — Ты, Танька, меня не поняла. Значит, так: пока наши ребята не наехали на Изольду, мы должны наехать на нее. Кроме того, срочно вылавливай своего дежурного адвоката, пусть начинает шустрить. Так, — Володька пятерней пригладил волосы на затылке, — это я сказал, это я упредил… что же еще?

— Ты кофе поставил? — снова спросила я, вставая и оглядываясь в поисках халата.

Вот что значит бессонная ночь, переживания и нестандартное пробуждение: пока я выискивала халат, Володька бродил в нем передо мной и развивал планы действий, а я и не заметила.

— Из всех заинтересованных людей только она была у тебя дома, и в принципе, если она человек опытный, могла примерно прикинуть, где ты прячешь пистолет, — выдал Володька умозаключение.

— Вчера были еще двое непохожих близнецов, которые позавчера улетели в Париж, — напомнила я.

— Точно! — вскричал Володька и хлопнул себя по лбу. — Фотографию Пшенникова должны достать!

Развернувшись, он умчался в коридор, потом оттуда промчался в кухню, затем так же резво влетел в комнату,

— А ты не видела.. — начал было Степанов, но я уже протягивала ему телефон.

— Ага, спасибо, — сказал он и набрал номер.

Я поняла, что кофе мне не дождаться, раз у Володьки начался приступ деятельности, и побрела в кухню заниматься хозяйством лично. Это еще один моментик к счету, который я предъявлю мерзавцу, подкинувшему мне вчерашний подарочек.

Завтрак прошел бы совсем скучно, если бы Володька не взялся усиленно меня развлекать. Он говорил много интересных и занимательных вещей. Например, порадовал тем, что если следователь попадется чересчур нудный, то меня могут задержать прямо сегодня: пистолет — улика довольно-таки тяжелая. Не скажу, с каким чувством я это выслушала.

— Сейчас едем в управление, — заявил Володька, еле успев дожевать бутерброд, — там мне уже приготовлена фотография Пшенникова. Посмотришь.

— А ты догадался узнать адрес Поприна? — вяло поинтересовалась я, размешивая сахар в кофе.

— Морг при мединституте, — быстро ответил Володька и хмыкнул.

— Не смешно, — сказала я. — Я имею в виду его домашний адрес.

Володька состроил некрасивое выражение лица и нехотя пробурчал:

— По дороге я еще разок позвоню, если ты так настаиваешь.

Володька дозвонился до своих коллег, пока мы спускались в лифте. Выходя из лифта, он уже заканчивал свой разговор.

— Хорошие патроны ты используешь в своем «макарове», — недовольным тоном произнес он.

Я насторожилась и повернулась к нему, четко и однозначно формулируя свой вопрос:

— Ты хочешь сказать, что, используя современные патроны, я начисто лишена оправдания в убийстве с помощью технических средств, таких, как смыв, позволяющий определять, не стреляла ли я в последние сутки?

— Во-во, — ответил Володька, — понимаешь же, так за каким хреном, позволь тебя спросить…

Он замолчал, не договорив фразу, и опустил голову, о чем-то задумавшись.

Около подъезда нас встретили уже поднявшиеся и проводящие первую пресс-конференцию мои постоянные понятые тетя Маша и Анна Петровна. Три слушательницы, их подружки, внимали новостям, раскрыв рты и приговаривая обязательное «да ну?» для поощрения ораторов.

Увидя нас, они все резко замолчали и уставились на нас с Володькой с откровенным любопытством. Я кратко поздоровалась со всеми и прошла мимо без особых переживаний. И не такие взгляды выдерживала, подумаешь…

— Ты глянь, в тюрьму, что ли, повезли? — услышала я сзади нетерпеливый вопрос.

— Да не-е, это ее адвокат или хахаль. Вишь, глаза-то прячет, кобель, — прокомментировала тетя Маша.

Володькино лицо из красного стало пунцовым. Я, несмотря на мерзкое настроение, все-таки не выдержала некоторой комичности ситуации, улыбнулась и зашагала быстрее.

Не увидев на привычном месте своей машины, я в недоумении остановилась, а вспомнив вчерашние события, едва не сплюнула с досады.

— Транспорта-то у меня теперь нетути, — проговорила я в растерянности. — Бли-ин, опять моторы ловить придется.

Володька взял меня под руку, и мы пошли на трассу.

Вчера вечером я, уверенная, что это Поприн лишил меня металлической подруги, ругала его почем зря. А теперь даже не знала, по какому адресу послать свое недовольство.

— Володь! — обратилась я к своему спутнику, чтобы не скучать и поделиться ценными мыслями. — А так может быть, что если я послала мощный астральный заряд ненависти Поприну, то мой пистолет взял и сам выстрелил?

Володька покосился на меня и уточнил:

— А твоя квартира перед этим его в себя всосала, да? Сразу предупреждаю: косить под дурочку не выйдет, только все испортишь.

Я надулась, понимая, что культурные разговоры не для этого общества.

Мы остановили какую-то замазанную шпатлевкой иномарку с гордым знаком «Пежо» на капоте, Володька суетливо распахнул заднюю дверь и усадил меня.

— Куда едем? — спросил водитель, молодой парень с прической а-ля Кульков.

— Волжский РОВД, — заказал Володька, и мы поехали.

— Где то, что ты мне обещал? — спросила я у друга.

— М-м-м… — глубокомысленно протянул Володька и захлопал глазами, изображая сценическое раздумье.

— Имеется в виду домашний адрес Изольды, — напомнила я нудным тоном и закурила.

— Да, да, — недовольно проворчал Володька и снова достал свой сотовик.

Пока он названивал по разным телефонам, я, не ожидая результатов переговоров, заказала водителю курс на клуб-салон «Астарта», вполне резонно рассудив, что местный персонал, безусловно, должен знать домашний адрес своей начальницы. В том, что она сейчас не на работе, я почему-то не сомневалась. И кроме того, если честно, в РОВД мне совсем не хотелось. Даже как посетительнице. Мой опер спорить не стал, и это было умно с его стороны.

Мы подкатили к «Астарте», отпустили водителя, и Володька, оторвавшись от телефона и выругавшись по адресу вечно куда-то исчезающих в нужное время нужных людей, осмотрелся и спросил:

— Ты что же, думаешь, она прямо здесь и живет?

— Это, наверное, ты так думаешь, — спокойно ответила я, — а я рассчитываю на что-то другое.

В «Астарту» мы поднялись вместе, а потом, оставив Володьку у журнального столика, я подошла к дежурному администратору. А когда, все выяснив и позвонив пару раз по телефону, повернулась, мне вдруг показалось, что сегодня — еще не сегодня, а продолжается день вчерашний. Так же, как вчера, Володька сидел за столом и перелистывал журнальчики с картинками.

— Знаешь, что я подумал… — начал он, приподнимаясь мне навстречу, — ты после взрыва куда пошла?

— А что? — спросила я.

— Я так подозреваю, что хулиганить. Кого-нибудь побила?

Мне вопрос не понравился своей прямолинейностью: ну как можно со мной разговаривать как с какой-то хулиганкой? Однако, понимая, что, похоже, у Володьки начался приступ профессионализма, я постаралась ему не хамить. Еще успею, еще не вечер.

— Мне кажется, я сейчас кого-нибудь побью, если от меня не отстанут, — ласково пообещала я, не забыв при этом сладко улыбнуться.

— Это ты запросто, — согласился Володька. — Так кого била-то, не помнишь точно?

— Ой, — отмахнулась я, — там был какой-то нудный дядя, что-то вроде главного распорядителя. А потом еще в кабинете Поприна, когда мы беседовали с его Ольгой, на меня напали два качка-переростка. Маньяки, надо думать, их там почему-то охранниками называют.

— Как же ты их побила? — заинтересовался Володька. — Их же было трое в сумме.

— Места надо знать, — уклончиво ответила я, но Володька почему-то сразу же меня понял.

— Ну и прекрасно, — сказал он. — Я уже сообразил.

Я подозрительно посмотрела на него.

— Если собираешься выговаривать мне всякую чушь вроде того, что не нужно было этого делать, так я сама уже раскаиваюсь. Почти. Имей в виду.

— Почему не нужно? — натурально удивился Володька. — Может быть, как раз и нужно. Кто знает, кто знает…

Я взглянула на него, ничего не поняв, поправила на плече сумку, и мы вышли из «Астарты».

— Ты, кстати, узнала что-то новенькое? — спросил меня Володька, останавливаясь на тротуаре.

— Узнала только адрес, — ответила я. — Звонила Изольде домой, но не дозвонилась — невезуха. Сейчас поедем туда. Может быть, она отключила телефоны и переживает. И такой вариант возможен, все-таки у нее мужа убили.

— Я не поеду, — вдруг удивил меня Володька неожиданным сообщением, — мне нужно на работу. Так что, девушка, навещай Изольду без меня.

— Ты же не собирался в свою контору еще полчаса назад! — сказала я, озадаченная его решимостью бросить меня одну посреди города. — Что это еще за фокусы?

— Изменились обстоятельства и возникли кое-какие идейки, — туманно ответил Володька и поспешно добавил: — Я заеду к тебе сегодня обязательно. Если примешь, конечно.

Володька выжидательно затих, а я стервозно промолчала. Вот пусть и подумает теперь: приму или шиш. Будет знать в следующий раз, как без подготовки меня так удивлять. Засранец в погонах.

Сделав ему ручкой, я тут же уехала с этого места на первой же подвернувшейся машине, чтобы у него не было времени передумать. Потому что, с другой стороны, то, что Степанов меня сейчас бросил, совсем даже и неплохо. Ведь если Изольды не окажется дома, значит, прокатились бы мы бесполезно, и тогда Володька стал бы мне просто мешать. Он же не может постоянно сидеть статистом, вот и начал бы лезть в руководящие работники в нашем маленьком сплоченном коллективе, где все вопросы я решаю самостоятельно и абсолютно верно. И если что-то и не получается, то это просто фатум, а не мои ошибки в расчетах. Вот так, и никак иначе.

Дом, где жила Изольда Августовна, стоял на достаточно престижном месте: на пересечении двух красивейших улиц нашего старого спального района — Некрасовской и Соборной. Я отпустила машину и, войдя в уже ободранный подъезд нового дома, не стала подниматься в лифте на третий этаж, а пошла по ступенькам пешком. Так и для здоровья полезней, и подумать еще время выкраивается.

Встав перед квартирой с нужным мне номером «двенадцать» на металлической двери, отделанной под английский дуб, я позвонила в мелодичный звонок и прислушалась. После довольно-таки продолжительного ожидания в квартире послышались шаги и дверь отворилась. Изольда Августовна, собственной персоной, стояла передо мной, плохо причесанная, одетая в бледно-зеленый китайский шелковый халат, расшитый райскими птицами.

— О! — произнесла она и улыбнулась. — Спасительница моя дорогая пришла! Милости прошу, Танечка, в этом доме вы всегда самая желанная гостья. Я знаю, что вы в курсе моих вдовьих новостей.

Немного удивленная приемом, я прошла в помпезную квартиру Поприных, где все сверкало, а также кричало об очень больших деньгах и совсем маленьком вкусе.

Изольда Августовна по настроению никак не походила на убитую горем супругу по поводу убитого супруга, милль пардон за слабенький каламбур. От нее немного пахло вином, а широкая улыбка на ее лице говорила, что жизнь явно уже начала налаживаться.

Изольда Августовна провела меня в холл с псевдокамином, занимающим почетное место у торцовой стены, и жестом показала на глубокое кожаное кресло, стоящее справа. Сама же она с ногами забралась на диван по соседству и, глубоко вдохнув, зычно прокричала:

— Ирина! Принеси нам кофе!

Посмотрев на меня, Изольда Августовна извиняющимся тоном произнесла:

— С тех пор, как я смогла позволить себе иметь прислугу, только забот прибавилось: нет кадров, Татьяна, нет кадров, представляете себе!

Я продолжала молчать, наблюдая за сменой сцен спектакля, разыгрываемого передо мной. И, естественно, не могла не заметить некоторую нервозность, которую хозяйка пыталась скрыть за нарочито веселыми манерами. Например, Изольда Августовна запустила руку в широкий карман халата, вынула из него нитку жемчуга и, теребя ее, очевидно, для того, чтобы я обратила внимание на эту прекрасную вещь, что-то вполголоса промурлыкала. Все было ненатурально. Даже для сельской самодеятельности.

Мадам явно всячески давала понять, что ей очень хорошо живется на свете. Хотя, по моему мнению, можно было бы и скукситься парочку раз — не повредило бы. Все-таки муж погиб вчера, каким бы он ни был.

Откуда-то из глубин квартиры послышались шаги. Появилась пожилая женщина, одетая скромно, но со вкусом, и вкатила сервировочный столик, уставленный чашками, кофейником и вазочками с печеньем. Там же стояла хрустальная пепельница и лежала пачка сигарет «Вирджиния Слим».

— Спасибо, Ирина, — Изольда Августовна снисходительно кивнула головой и жестом показала, куда нужно этот столик поставить.

Подождав, когда Ирина выйдет, я собралась сказать о цели своего визита, но только я открыла рот, как Изольда Августовна, рассмеявшись, погрозила мне пальцем.

— Частный детектив! Частный детектив! — пропела она и затараторила: — Я считаю, Танечка, что мне повезло, да. Подумать только: трястись от бешенства, следить за этим козлом. Сначала один кабак, потом другой, потом по парку ему захотелось погулять… Вы знаете, Танечка, а ведь я подумала, что вы с ним там встречались по делу. — Изольда Августовна снова рассмеялась и, достав из длинной белой пачки сигарету, закурила, а потом продолжила: — Не сразу подумала, нет, не сразу. Сперва я про вас подумала совсем нехорошо, каюсь. Подумала, что вы девушка из неприличных, так сказать. А когда узнала, что вы детектив, решила, что вы опасная, что Сема нанял детектива, чтобы следить за мной, например. А мне этого не хотелось. А кому захочется?!

Изольда потянулась и разлила кофе из кофейника по чашкам.

— Угощайтесь, — предложила она.

Я взяла чашку больше из приличия, чем имея желание пить кофе в компании с ней. Поток слов, который обрушивала на меня Изольда Августовна, требовал внимания и осторожности. Мне казалось, что я что-то начинаю понимать, но логическая нить во всей своей целостности пока ускользала от меня. К тому же, оставив сумку в коридоре, я лишилась доступа к своим любимым сигаретам, а курить «Вирджинию» мне не хотелось. Цвет и длина этих сигарет, пардон, дисгармонировали с моим костюмом. Да и с настроением тоже.

Изольда Августовна тем временем, попыхивая сигаретой и попивая кофе, продолжала развивать свои мысли:

— А потом, Танечка, мы с вами поговорили, познакомились, чуть-чуть выпили, я вам пожаловалась на свою печальную жизнь, и вроде все на этом закончилось. Но… — тут Изольда покачала пальчиком в воздухе и снова схватилась за свой жемчуг, — прошел день-другой — и Семы нет. Есть человек — есть проблема, нет человека — нет проблемы!

У меня совершенно не было возможности вставить хоть реплику в великолепную речь хозяйки, но не очень-то я и старалась. Изольда рассказывала свое видение ситуации, а ведь именно это мне от нее и было нужно.

Ее разглагольствования прервал звонок в дверь. Изольда Августовна замолчала и, вытянув шею, напряженно прислушалась. Не буду лукавить, я сделала то же самое, но не настолько явно.

Через несколько минут вошла уже виденная мной Ирина и доложила:

— Изольда Августовна, к вам приехал этот…

— Да поняла я, поняла, — пожалуй, слишком быстро, даже торопливо проговорила Изольда Августовна, явно стараясь заставить замолчать Ирину, — портной приехал, я поняла, пусть ждет, я прямо сейчас и освобожусь… отведи его в кухню, что ли…

Ирина вышла, и Изольда Августовна, подойдя ко мне, наклонилась и произнесла:

— Вы здорово выручили меня, Танечка, здорово, и я ваша должница. А я в должниках оставаться не люблю. Хотя, между прочим, мне немного и интересно, как вы собираетесь справиться с этой ситуацией. Ведь Сема был обнаружен у вас дома? Скажете, что он был вашим любовником и произошла сцена ревности?

Так как я промолчала, продолжая слушать весь этот бред, то Изольда Августовна понимающе покачала головой:

— Секрет фирмы, понимаю. Как говорится у промышленников, «ноу-хау». Все ясно, Танечка, вопросов нет. Я оставлю вас на минутку, ладно? Сейчас извинюсь перед человеком и снова подойду.

Изольда Августовна вышла, а я осталась сидеть в настроении не очень веселом. Мне совершенно не нравилась ее убежденность в том, что именно я убила Поприна, да еще то ли по ее просьбе, то ли из чувства женской солидарности.

Я встала с кресла, поняв, что мне не хочется больше здесь оставаться и что разговаривать с Изольдой не имеет смысла, по крайней мере до тех пор, пока с нее не слетит это непонятное настроение, которое я списывала все-таки на внутренние переживания — пока не находила иного объяснения. Она не дура, это очевидно. Однако ее логику я понимать отказывалась. Ну а курить лучше всего на нейтральной для меня территории, например — на улице. Там я буду себя чувствовать точно уютнее.

В этот момент вошла Изольда Августовна.

— Уже уходите, Танечка? — спросила он. — Искренне жаль, честное слово, но вы знаете, наверное, это и к лучшему. И хоть я благодарна вам, конечно же, но давайте договоримся так, — в голосе Изольды Августовны впервые за все время нашей с ней встречи прозвучали твердые требовательные нотки: — Пока не пройдут все эти напряжения с похоронами и прочее, лучше не приходите ко мне, ладно? Но я все равно очень рада вас видеть.

Я молча кивнула и направилась к выходу, сопровождаемая хозяйкой. В коридоре взяла свою сумку, накинула на плечо и, попрощавшись с еще более повеселевшей мадам Поприной, вышла на лестничную клетку.

Во дворе, направляясь к трассе, я на ходу нервно расстегнула сумку, чтобы достать из нее пачку сигарет — курить хотелось давно и сильно. И тут моя рука нащупала в сумке незнакомый сверток. А память, хранившая житейский опыт, подсказала: сюрпризы редко бывают приятными.

Глава 9

Остановившись, я осторожно заглянула в сумку. Пакет был из темного полиэтилена, небольшой, плоский и мягкий. В принципе на взрывное устройство не похоже, но радоваться я не спешила.

Я снова пошла к дороге, чтобы не торчать перед подъездом, завернула за угол и только там снова остановилась. И развернула сверток осторожными, быстрыми движениями, предусмотрительно зажмуриваясь и будучи готовой при первых же непонятных явлениях, при малейшей опасности отбросить сумку в сторону.

Но увидев, что лежит внутри свертка, я едва не выругалась: сюрприз мог быть и неплохим, но тогда его надо было по-другому преподносить. В пленку была завернута небольшая аккуратная пачка американских дензнаков. Навскидку — тысяч на десять долларов.

Неплохо для получасовой беседы.

Сомнений в происхождении денег не оставалось: Изольда Августовна положила мне эти деньги как плату за работу, которую, по ее мнению, я совершила, убив ее мужа.

Правда, веселенькая история?

В этот момент затрезвонил мой мобильник, и я задергалась, как фокусник, у которого в неподходящий момент вдруг катастрофически стало не хватать рук. И все-таки выбрала из двух решений самое простое: бросила пакет в сумку и вынула из нее телефон. Но прежде чем ответить, на всякий случай оглянулась — не попасть бы мне под провокацию с этими деньгами. Например, вдруг деньги окажутся мечеными и сейчас меня возьмут за филейные части ребятки из «шестерки» с обвинением в вымогательстве. Изольда Августовна вела себя настолько непредсказуемо, что никакой гадости с ее стороны исключать нельзя.

— Это Степанов, — официально произнес Володькин голос из моего телефона и нашел зачем-то нужным уточнить: — Из Волжского РОВД. Вы не забыли еще, Татьяна Александровна?

— Давно уже, целых минут пять или шесть не вспоминала. Как вы сказали — Сте-па-нов? — по слогам повторила я и, тут же закончив с шуточным приветствием, спросила: — Что тебе, золотая рыбка? Давай быстро, мне некогда.

— Я приглашаю вас посетить наше РОВД в ближайшее же время, — сухо произнес Володька, и я наконец поняла, что он звонит из своего кабинета и почти наверняка его верная секретарша, которую я ни разу еще не видела, не сводит глаз со своего вновь обретенного шефа.

Обычно секретарши, я замечала это уже не раз, проработав на одном месте какой-то период времени, начинают смотреть на шефа как на свою собственность. Эгоистки и жадины, теряющие понятия о реальности. Им кажется, что за пределами рабочих помещений и жизни никакой нет. Для шефов, я имею в виду.

— Что-то случилось? — осторожно прозондировала почву я, понимая, что просто так Володька не станет мне звонить и вызывать в свою контору. Он, конечно же, может пошутить, но только не на такую неинтересную тему.

— Да, Татьяна Александровна, случилось, и для вас это станет не совсем приятным сюрпризом, — все так же мерзко-официально высказал Володька, и я задумалась.

— Ты сейчас там? — спросила я.

— Нет, но постараюсь подъехать одновременно с вами. В случае моей задержки подождите меня немного в приемной.

Володька отключился как-то внезапно, надо думать, из трусливого опасения, что я могу начать с ним спорить. Но я и не собиралась.

Я прикинула, что если сейчас к Изольде Августовне приехал ее портной, то дело почти наверняка пойдет о проблемах похоронных. В том числе о том, как прилично выглядеть вдове. А это проблема не из простых: нужно быть скромной, но не убогой, грустной и чуть-чуть соблазнительной. Пардон, я хотела сказать — привлекательной. При этом очень важно выбрать такой туалет, чтобы он, оставаясь все-таки по возможности максимально черным, не старил, а, наоборот, подчеркнул все что нужно и скрыл все что следует, то есть недостатки фигуры. Значит, это дело должно занять у Изольды Августовны ну никак не меньше пары часов.

Имея такой запас времени, я сумею выяснить все, что случилось, и предположить все, что может случиться. Не арестует же меня Володька! А если и арестует, то, я думаю, не надолго. Ну и в случае такого возмутительного исхода он точно даст мне возможность связаться с адвокатом. Прикинув таким образом имеющиеся «за» и «против», я отъехала от дома Изольды Августовны на такси, держа курс на Волжский РОВД.

Помимо всех прочих соображений, меня, безусловно, интересовал вопрос: зачем же я понадобилась так срочно и внезапно? Какие еще сюрпризы ждут меня сегодня? По крайней мере, вчерашнего набора, будем надеяться, хватит надолго. Но, видимо, жизнь решила, что она недостаточно еще пощелкала меня по носу.

Волжский РОВД располагался почти на перекрестье улиц Московской и Астраханской. Отпустив машину, я вошла в вестибюль, рассеянно огляделась, словно ни разу здесь не была, и подошла к выглядывавшему из-за застекленной стойки дежурному сержанту.

— Моя фамилия Иванова, — с независимым видом произнесла я, — майор Степанов не оставлял мне сообщения?

— Второй этаж, кабинет номер двадцать шесть. Ждите, вас вызовут, — автоматически ответил он, катастрофически быстро потеряв ко мне интерес, и я, поблагодарив, направилась к лестнице.

Нужный кабинет располагался посередине коридора справа. Дойдя до него, я постучала и приоткрыла дверь.

— Вы к кому, девушка? — обратился ко мне краснолицый высокий капитан, кушающий пирожок возле окна рядом со столом.

— Меня пригласил майор Степанов, — немного обалдев от встречи, которую я представляла себе совсем не так, ответила я и вошла, прикрыв за собой дверь.

— Вы из подставных? — спросил капитан, заметно увеличивая скорость работы челюстей и стараясь проглотить пирожок как можно быстрее.

— Вряд ли, — ответила я и добавила: — Да не спешите вы так, кушайте нормально.

Капитан отвернулся. По движению его плеч я поняла, что остаток пирожка он проглотил буквально не жуя. Повернувшись ко мне обратно с еще более покрасневшим лицом, капитан просипел:

— Фамилия.

— Иванова, — так же резко ответила я.

— А-а-а, — понимающе протянул он и посмотрел на меня непонятным взглядом, — та-ак, хорошо, Владимир Игоревич предупредил меня… Что ж, пойдемте, Иванова…

— Куда? — спросила я, не понимая ничего.

Володька, конечно же, молодец, этого вождя краснокожих предупредил, а про меня, как всегда, забыл.

— В подвал, куда же еще, — хамоватым тоном объяснил капитан и, аккуратно обойдя меня, раскрыл дверь кабинета. — Прошу, девушка, не будем воровать друг у друга времечко.

— Не будем, — пробормотала я, выходя в коридор и продолжая пребывать в глупейшем неведении.

Что еще за подвал приготовил мне Володька и, главное, зачем?

Загруженная под самый воротничок озадачивающими мыслями, я шествовала в сопровождении капитана по служебной лестнице вниз. В подвале, увидев дверь с надписью «Тир», я решила, что дело будет как-то связано с моим «макаровым», и уже приготовилась войти в этот тир, но капитан, поддержав меня под локоть, указал на дверь напротив, на которой вообще никаких надписей не было.

— Если там тир, то здесь, наверное, просто расстреливают? — спросила я, оборачиваясь.

— Не волнуйтесь, это не здесь, — ответил капитан, очевидно, полагая, что он достаточно прояснил ситуацию.

Он отворил передо мной дверь, и я вошла в еще один коридорчик, покороче всех предыдущих. Справа стоял ряд уже не новых стульев, слева стол, за которым играли в нарды двое мужчин, одетых в обыкновенную человеческую одежду, а не в милицейскую форму.

— Это она? — спросил один из них у моего капитана.

Тот, кивнув, ответил:

— Ну!

Тот, что спросил — парень примерно тридцати лет, в коротенькой кожаной куртке коричневого цвета, — встал и, подойдя ко мне, задал уже звучавший вопрос:

— Фамилия?

— Иванова, — огрызнулась я. — А в чем, собственно, дело, я могу узнать? Или это самый секретный секрет в вашей конторе?

— Если покажете документы, подтверждающие вашу личность, я отвечу на все ваши вопросы и задам еще свои, — улыбнулся мне этот оперативник.

А то, что он именно оперативник, сомнений не было. Я достала из сумки водительские права и протянула ему.

— Этого достаточно?

Полистав документ и сверив мою фотографию с моей же личностью, опер задал совсем уж глупый вопрос:

— А где ваша машина?

Я вздохнула:

— Ее нет с нами.

— Я заметил, — хмыкнул парень, — вы ее поставили во дворе? Она нам, возможно, понадобится.

— Она мне целый день нужна, — подразозлилась я. — Но, увы, когда ее вчера взрывали, моего мнения на этот счет не спрашивали.

Второй опер, все еще сидевший за столом и не принимавший участия в разговоре, после этих моих слов произнес:

— Ух ты, — и, встав, подошел к своему товарищу, все еще державшему мои права в руках.

— Проверил, что ли? — спросил он.

— Ага, — ответил первый опер и, обращаясь ко мне, произнес: — Татьяна Александровна, сейчас мы с соблюдением всех необходимых формальностей произведем опознание по заявлению нескольких граждан, подвергшихся вчера вечером хулиганскому нападению в клубе «Эдельвейс». Вы не против?

Я настолько обалдела от его слов, что нашла в себе силы только инфантильно кивнуть и промолчать. Мои чувства понять можно: в довесок ко всему нагромоздившемуся на мою несчастную психику за вчерашний ненормальный день получить еще и обвинение в хулиганстве! Нет, мир точно сошел с ума и хочет то же самое сделать и со мной.

Краснорожий капитан, приведший меня в этот сумасшедший подвал, ушел и не закрыл за собой дверь. Через несколько секунд в нее вошли три женщины.

Взглянув на них, я смогла только прицокнуть языком и закатить глазки. Ну посудите сами: меня поставили в один ряд с двумя какими-то бомжихами, подобранными у ближайшего ларька, и местной аборигенкой весом в сто пудов и с явно казенной физиономией. Боже мой! Если кого и выбирать в хулиганки из такого набора, то только меня, несчастную, остальные были недостойны даже взгляда мало-мальски приличной жертвы.

После того как меня с моими «подельницами» перетасовали и поставили в рядок, начали по очереди заходить «жертвы».

Первым был нудный метрдотель из «Эдельвейса«, державшийся с необычайным достоинством. Он поздоровался за руку с обоими сотрудниками РОВД, присутствующими на этом спектакле почетными зрителями, и, пройдя мимо нашего ряда, молча указал на меня.

— Пожалуйста, — обратился к нему оперативник в куртке, — скажите конкретно — кто.

— Вот эта девушка в плаще. — Дядька совершенно хамским образом ткнул в меня пальцем.

— Когда вы с ней встречались и как зовут эту девушку? — подскочил к нему второй оперативник.

— Не знаю, как ее зовут, а увидел я ее вчера впервые в жизни, — начал метр и со слезой в голосе рассказал душещипательную историю о том, как он вчера не покладая рук выполнял свои нелегкие обязанности по контролированию порядка в большом зале «Эдельвейса», и вдруг невменяемой фурией промчалась мимо него я. Он так и сказал — «невменяемой фурией». Поэт, блин! Так вот я и промчалась и, схватив его за настоящий французский галстук, протащила в административный коридор, а там!..

В общем, он нарисовал портрет маньячки, которой, я и сама не поняла, что было нужно. Потому что, по словам бедного потерпевшего, в туалете он совсем не был. А как ему удалось позвать охрану, если, как он выразился, я не оставляла его ни на минуту, дядька внятно объяснить не смог.

Наконец он ушел, и я подумала, что на этом все закончится. Я оглянулась на соседок и была удивлена изменением их настроения. Обе бомжихи смотрели на меня почти влюбленно, многопудовая же мадам, услыхав рассказ о моей порочной натуре, бочком-бочком постаралась отойти подальше и косилась на меня очень даже нехорошим взглядом.

— Приглашается следующий потерпевший, — провозгласил опер, тренирующийся, очевидно, в амплуа конферансье, и к нам вошел один из охранников. Тот самый динозавр с горошинкой вместо мозга, у которого эту горошинку я вчера так хорошо потрясла бутылкой коньяка.

В отличие от метрдотеля, парень чувствовал себя здесь неуютно. Было заметно, что с гораздо большим удовольствием он бы лично поговорил со мной, чем добивался бы моего наказания с помощью милиции. Динозавр неуверенно мычал, пыхтел и говорил односложными словами. Но ребята-опера сумели-таки из него вытрясти, что вчерашней хулиганкой была именно я, что особых претензий он ко мне не имеет и что произошедшее вчера было ерундой на постном масле, о которой и говорить неудобно.

После него вошел второй охранник и повел себя примерно так же. Можно было ожидать еще и Ольгу, которой я не дала спокойно допить коньячок, но ее почему-то не было.

После окончания опознания всех моих соседок отпустили. Я же, подойдя к столу, где была прервана увлекательная партия в нарды, принялась подписывать всякие бумажки.

— Что ж вы так себя неадекватно ведете, Татьяна Александровна? — спросил меня опер в коричневой куртке. — Характеристики у вас замечательные, никогда никаких претензий к вам не было. И вдруг — такая неадекватность!

— Вы уверены, что это была неадекватность? — хмуро пробормотала я и, подписав последний листок, спросила: — Ну что, теперь меня посадят в тюрьму?

— Это решит суд! — провозгласил опер.

И тут дверь снова отворилась и в наше уютное помещение влетел Володька Степанов.

— Уже? — выкрикнул он на ходу.

— Ага! — на том же языке ему ответил опер, и Володька, не обращая на меня внимания, подошел к столу, взял со стола все подписанные протоколы.

— Та-ак, — протянул он, внимательно читая все, что там было написано, — та-ак. Ну что ж, Татьяна Александровна, за хулиганство надо отвечать по всей строгости, чего я вам и желаю, извините за выражение.

Я, плотно сжав губы, промолчала, решив про себя, что месть моя будет ужасна и растянется во времени и пространстве. Что Володька не просто пожалеет об этой подлости многократно, но я доведу его до того, что в каждую годовщину этого безобразного события у него будет непроизвольное мочеиспускание, и никакие Кашпировский с Чумаком не вылечат его от этого.

Володька сгреб все протоколы и предложил мне проследовать за ним. Мы поднялись к нему в кабинет, он запер бумаги в сейф и показал мне на стул для посетителей.

— Присаживайтесь, Татьяна Александровна, — сказал он мне с непонятной радостью на своей ментовской физиономии, — я вас сейчас кофейком угощу. Честное слово вам даю, ни один хулиган еще не удостаивался такого приема у меня. Вы — первая и единственная.

Я села с гордым и независимым видом, а Володька засуетился с кофеваркой. Глядя на этот предмет производства фирмы «Дюпон», я подумала, что какой-то там майор не может позволить себе такую роскошь, наверняка это взятка. Одним словом, у меня пошел сильнейший приступ ненависти, и я еле сдерживалась. Ну, понять меня можно, я думаю.

— Ну, ты что грустишь, Танька? — обратился ко мне Володька, отойдя от своего коррупционного механизма.

Я пожала плечами:

— А чему мне радоваться, засранец? Ты мне только что навертел хулиганскую статью, и я не понимаю, почему у тебя такое прекрасное настроение. Кто придумал всю эту ахинею? Почему ты не пресек с самого начала заявления этих жлобов?

— Ну ни фига себе! — воскликнул Володька. — «Пресек»! Да знаешь, каких мне нервов стоило заставить этих двух качков подать на тебя заявление? У меня чуть чердак не слетел от напряжения, я охрип, устал как сволочь и вообще… Я ожидал от тебя прямо-таки выплеск благодарности, а ты сидишь и смотришь на меня, как сержант на вошь. В чем дело-то? Чем ты недовольна?

— А чем я должна быть довольна? — пока тихо, но уже начиная разгоняться, спросила я. — Какая тут может быть благодарность? У тебя случайно головка не бо-бо, опер?

— С утра было, — признался он, — и все из-за тебя.

— Да?

— А между прочим! — Володька наклонился над своим столом и извлек из нижнего ящика две треснутые чашки, одно блюдце и банку из-под майонеза с насыпанным в нее сахаром. — Условия походные, не обессудь и не побрезгуй, — сказал мой майор и пожаловался: — Секретарша у меня в отпуске за свой счет, приходится все делать самому, даже кофе заваривать.

— Кошмар, — согласилась я. — Так ты мне наконец объяснишь что-нибудь или так и будешь хныкать и жаловаться на жизнь?

— Я хныкаю! — возопил Володька. — Ну ни хрена себе, прошу прощения! Да ты что, не понимаешь, что ли, ничего?

И так как я продолжала упорно молчать, озадаченная Володькиными словами, он продолжил:

— Я нашел целых троих свидетелей, даже лучше, чем свидетелей — потерпевших, которых нельзя заподозрить в желании отмазать тебя, которые подтверждают твое вчерашнее алиби! Ты понимаешь это слово? А-ли-би! Они подтверждают, что на момент убийства тебя просто не было в твоей квартире, потому что время смерти Поприна определяется довольно-таки точно: мои ребята нашли одного твоего соседа, который точно слышал выстрел. А тот козел, что ментов вызвал, скорее всего, сам Поприна и грохнул…

— Это и так было ясно, — не выдержала я своего собственного молчания.

— Это нужно было обосновать, и теперь обоснование есть, — пояснил Володька. — Время вызова наряда не согласовывается с выводами экспертизы о времени смерти. Ведь тот, кто звонил, сказал, что слышал выстрел, а Поприн был убит раньше и…

— Я все поняла, — призналась я. — Если ты считаешь, что это необходимо, то я могу принести тебе свои искренние благодарности.

— Во множественном числе приносят только соболезнования, — упрекнул меня Володька.

— Ну хватит выпендриваться, — оборвала я его, — давай свой кофе, вон шумит уже.

Кофе мы пили в молчании. Каждый думал о своем. Володька наверняка все обсасывал мысль о том, какой он молодец, а я решала, когда мне лучше всего будет встретиться с Изольдой Августовной и вернуть ей деньги. Получалось, что чем раньше, тем лучше…

— А большой срок тебе не дадут, — выпалил вдруг Володька, и мне пришлось отвлечься и посмотреть на него.

— Да, — энергично кивнул он головой, — все эти три кадра с точки зрения нормальных граждан очень даже не положительны. Распорядитель еще в советское время сидел по экономической статье, он тогда был директором чебуречной. А братки, вообще…

— Ты на колесах? — перебила я Володьку.

— …В лучшем случае получишь штраф, в худшем — условно… — все-таки закончил Володька свою речь и озадаченно посмотрел на меня. — Да, я на машине, а куда тебе надо?

— Вот отвезешь и посмотришь, — ответила я и отодвинула от себя чашку. — Кстати, поимей в виду, мне не нужен ни штраф, ни условный срок. И если ты сумел уговорить этих ребят прийти в милицию, то теперь уговори их, чтобы они согласились на полюбовное соглашение: я готова заплатить им за моральный ущерб… в размере одной минимальной зарплаты.

— Эх, ничего себе! — присвистнул Володька, но спорить не стал, заметив, что я к этому не расположена.

Он быстро убрал посуду обратно в ящик стола, и мы вышли из РОВД.

На служебной стоянке стояла темно-зеленая Володькина «семерка» — предмет его непонятной гордости. Подумаешь, «семерка», а вот у меня вчера была целая «девятка», и то я молчу!

Мы сели в машину, Володька, прослушав мои указания, взял курс на дом Изольды Августовны и после первого же светофора не выдержал. Похвалил себя несколько раз, а потом начал заводиться на целую речугу.

— Нет, Танька, ты должна оценить, какой я умный и предусмотрительный, — наверное, уже в пятый раз повторил Володька, очевидно, считая, что моего «мерси» ему маловато.

Я только зевнула на его слова и ничего не ответила. Надоело уже.

— Ты почему молчишь? — забеспокоился Володька, нагибаясь вперед и стараясь заглянуть мне в глаза. — Я сделал что-то не так? Ты скажи!

Эта фраза означала, что он зашел за похвалой уже с другой стороны, поэтому пришлось максимально ровным тоном ответить ему:

— Все так, ты молодец, я очень рада.

— Хм, — Володька подумал и решил, что сейчас самое время надуться и обидеться.

— Стараешься, стараешься, — с театральным страданием проговорил он, — и никакой благодарности. Э-эх, жисть-жистянка!.. Черт знает что, честное слово.

Выслушав его надрывное «э-эх!», я сама уже не выдержала и спросила:

— Ну ты какую хочешь получить от меня благодарность и где? Прямо в машине, что ли?

Володька вздрогнул и бросился в отступление:

— Ну почему сразу в машине. В машине только первую часть, а продолжение гм… гм… можно провести и у тебя в квартире…

Я промолчала и подождала, пока он свернет прямо к нужному мне дому. Увидев, что оказался в неизвестном для него месте, Володька забеспокоился и сразу заподозрил неладное.

— А куда мы едем? Ну-ка колись, какие у тебя планы? Ты не забывай, что мы оба безоружные.

— Я и не собираюсь стрелять, — ответила я, — мне просто нужно пообщаться с одним моим знакомым.

— У тебя все начинается с этого, — проворчал Володька, поняв, что и вторая часть благодарности откладывается на неопределенное время. Ему оставалось только одно, что он мог сделать: смириться и терпеливо ждать, когда я решу все свои дела.

Он это и сделал, не переставая вздыхать и строить страдальческие рожи в ветровое стекло.

Мы подъехали к дому Изольды Августовны и, как оказалось, вовремя. Она как раз вышла из подъезда и направилась в сторону дороги. Сперва она не обратила внимания на Володькину «семерку» и отступила на тротуар, чтобы пропустить нас. Но потом, взглянув в машину и увидев меня, вздрогнула и нахмурилась. Я сказала Володьке остановиться и вышла из машины, держа в руке сумочку.

— Еще раз здравствуйте, Изольда Августовна, — сказала я, — видите, снова пришлось встретиться. Мне бы хотелось разрешить с вами один вопрос.

— Извините, Танечка, мне очень некогда, — с каким-то внутренним вызовом произнесла Изольда Августовна, — я очень спешу. Давайте отложим наш разговор на потом, как мы с вами уже условились.

— Изольда Августовна, — настойчиво повторила я и достала сверток с деньгами, — после того как я ушла сегодня от вас, я обнаружила в своей сумке…

Я не успела досказать. Изольда Августовна, широко раскрыв глаза, отступила на шаг назад и потянула меня за рукав плаща.

— Вы что же, Танечка, собираетесь прямо на улице обсуждать эти вопросы? — шепотом спросила она меня, бросив из-за моего плеча взгляд на Володьку, сидевшего в машине.

— Мне кажется, что здесь какая-то ошибка, — произнесла я, пребывая в твердом желании вернуть деньги, объясниться раз и навсегда и закончить с этим делом.

— Ну знаете, Танечка! — Изольда Августовна внезапно выпрямилась и с неприязнью взглянула на меня. — Ну, знаете что, — повторила она, — в конце концов, мы с вами не уславливались ни на какую конкретную сумму. Я вообще могла ничего вам не давать, согласитесь.

Я удивленно взглянула на нее.

— Ну да, — с резким кивком головы повторила она, — вы просто вошли в мое положение, и я вам за это очень благодарна, поверьте мне. Я не отказываюсь от того, что вы совершили работу, сложную, да и опасную. Но все же имеет свои пределы. Я не могу заплатить вам больше, поверьте мне. Даже если бы очень хотела.

Она быстро осмотрелась по сторонам еще раз и почти прильнула ко мне:

— И вообще, я считаю, что десять тысяч долларов вовсе не такая уж и плохая сумма за то, что произошло. Как я вижу, для вас все это кончилось без последствий, вы на свободе, то есть еще раз вы блестяще продемонстрировали ваш профессионализм. Мне говорили совершенно разные люди, что вы умеете выходить «сухой» из самых сложнейших положений. Теперь я это вижу сама.

Я покачала головой, намереваясь сказать, что все это не так и я не собираюсь брать деньги за то, чего не делала, тем более — за якобы совершенное мной убийство. Мою реакцию Изольда Августовна поняла неверно: увидев, что я с нею не согласна, она моментально напряглась и кривя губы выдала:

— Я не могу заплатить больше, и не будем об этом. В конце концов, если вы собираетесь настаивать, то мне ничего не остается делать, как написать заявление в милицию о вымогательстве. Да-да! Ведь согласитесь: напрямую я вам ничего не заказывала и никаких доказательств против меня у вас нет. А откуда вы знаете, может быть, у меня сейчас в кармане лежит диктофон, а?

Произнеся этот бред, Изольда Агустовна независимо вздернула голову, что смотрелось довольно-таки смешно, и, обойдя меня, быстро пошла в сторону дороги.

Я посмотрела ей вслед и вернулась к машине.

Володька сидел за рулем и курил с постоянным для себя в последнее время кислым выражением лица. Я хлопнула дверкой и села на переднее сиденье, не спуская глаз с удаляющейся Изольды Августовны.

— Ну что, пообщалась? — спросил меня Володька. — Мне показалось, что она на тебя наехала. А за что, можно узнать? Ты пожаловалась, что тебя плохо причесали, что ли?

Я молча смотрела вслед Изольде Августовне до тех пор, пока она не скрылась за поворотом.

— Куда едем? — спросил Володька, заводя машину, и осторожненько намекнул на интересное для себя: — Что-то кофейку захотелось… А твой дом не очень далеко отсюда.

— Едем пока на улицу, а там посмотрим, — сухо сказала я. — Неплохо было бы проследить за ней. Только жаль, что она запомнила машину.

Володька ничего мне не ответил и повел свою «семерку» прочь со двора этого негостеприимного дома.

— Какие будут предложения, опер? — спросила я. — Как нам замаскироваться, чтобы она нас не заметила?

— Давай-ка сначала ее найдем, а там видно будет, — разумно ответил Володька, и я промолчала, потому что говорить в самом деле пока было нечего.

Мы выехали на дорогу.

Глава 10

Изольду Августовну мы заметили издали. Она стояла на обочине дороги и нервно оглядывалась, однако не на свой дом, откуда должны были выезжать мы, а на проезжающие мимо машины.

Володька тут же отреагировал правильно и с резким поворотом спрятал «семерку» за стоящий на приколе «КамАЗ», правда, лишив себя таким образом всяческого обзора. Однако мне было видно все.

— Ну что там? Стоит еще мадам? — спросил Володька, вынимая сигарету из пачки и катая ее в руках.

— Стоит, — проговорила я, старательно вытягивая шею, — и не поймешь сразу, то ли просто смотрит по сторонам, то ли машину ловит.

— Это хорошо, — Володька закурил и развалился на сиденье, — пусть лучше ловит.

— Тебе так нравятся погони? — фыркнула я. — Нам нужна незаметная слежка, а не ковбойские игры.

В это время Изольда Августовна, стоявшая до этого почти без движений, если, конечно, не считать широкоамплитудные упражнения для мышц шеи, проявила вдруг активность. Она шагнула на проезжую часть дороги и замахала рукой.

— Ловит машину, — прокомментировала я ее действия.

Володька молча достал из кармана пиджака сотовик.

Я увидела, что рядом с Изольдой Августовной затормозила синяя «БМВ», и она, быстро распахнув заднюю дверку и еще раз осмотревшись, села в машину. «БМВ» тут же поехала вперед.

— Синяя «БМВ», — резко сказала я, — выводи свой «Феррари» на исходную!

— Номер диктуй, — приказал мне Володька.

С удивлением посмотрев на него, я вытянула шею еще дальше и быстро произнесла:

— М 946 АВ.

Володька лихо набрал номер на телефоне и, подождав, когда ему ответят, произнес:

— Привет, Саша, это Степанов тебя беспокоит… Ну да, да… Слушай, тут такое дело… нашему отделу нужна ваша помощь… прямо сейчас, да… синяя «БМВ «номер М 946 АВ… Едет по Московской в направлении Волги, сейчас она уже около угла Трахова, наверное… Само собой… обязательно причитается, ты же меня знаешь… О\'кей!

Отключившись, Володька торжественно посмотрел на меня.

— Теперь ее пасут все гаишники по городу. Можно ехать к тебе домой и просто получать информацию по телефону. Круто?

— Обычная коррупция, — заявила я, решив из принципа не хвалить Володьку, — превышение полномочий в личных целях. Сколько за это дают, не помнишь?

Володька открыл рот, чтобы разораться, но я быстро наклонилась к нему и чмокнула прямо в этот открытый рот, спугнув весь его гнев, и тут же выпрямилась обратно. Он шумно выдохнул и повернулся к рулю вполне успокоенный, по крайней мере внешне.

Я всегда знала, что у меня замечательные способности в дрессуре и воспитании. Кто еще может вот так, одним мановением, уничтожить разгорающийся конфликт в самом зародыше, а? И я тоже не знаю.

Володька сидел и наигрывал пальцами какую-то мелодию на руле, а я, скучая, глазела по сторонам. Ехать пока было некуда, и нужно было хоть как-то провести время. Видя, что Володька все-таки продолжает немного нервничать, я решила его развеселить. Заманчивыми движениями я раскрыла свою сумку и покосилась на Володьку. Он совершенно по-свински не обратил на это никакого внимания.

Я сделала вид, что тоже не замечаю его. Вынув из сумки пакет с деньгами, я медленно рассмотрела его со всех сторон, хотя мне это было без надобности, но мне хотелось, чтобы этот зараза, сидящий слева от меня, хоть как-то, но отреагировал. Однако Володька всем своим надутым видом показывал, что он мужчина нелюбопытный.

Ну и черт с ним. Закурив сигарету, я развернула пакет и извлекла доллары на свет божий. Разложив деньги веером, взяла часть пачки в руку и начала их пересчитывать.

Краем глаза я заметила, что Володька, искренне наплевав на свою невозмутимость, откровенно повернул голову ко мне и, кажется, даже снова приоткрыл рот. Но не для того, чтобы глупо по-солдафонски орать, а чтобы задать какой-нибудь каверзный оперский вопрос. А я продолжала пересчитывать, шевеля губами и не обращая внимания на всяких там ментов, сидящих рядом.

Володька откашлялся и спросил:

— Откуда у вас, девушка, такие деньги? Вы кого-нибудь ограбили?

Я промолчала.

Володька поерзал, покосился в разные стороны и уже более настойчиво спросил:

— Та-ань, откуда бабки? Там, где ты их надыбала, еще нет? А то я бы тоже… того…

— Тихо, я же считаю, — оборвала я его, но тут же, махнув рукой, сгребла деньги обратно в пакет и небрежно кинула его в сумку. — Ну их к лешему, — вполголоса пробормотала я и повернулась к Володьке: — Ну что, почему не звонят твои подельники, коррупционер?

Володька похмурился, соображая, о чем идет речь, и задумчиво ответил:

— Нигде не засветились еще, надо понимать. Так откуда, говоришь, баксы? Клад нашла?

— Не занимаюсь такими делами, — пренебрежительно ответила я. — Эти десять штук мне выплатила Изольда за убийство ее мужа Семена Поприна. Мы с ней сейчас поругались. Она мне сказала речь на тему, что считает эту сумму вполне достаточной, и если я буду требовать прибавки, то она заявит на меня в милицию. Представляешь, какая нахалка?

Произнеся все это максимально доверительным тоном и не поднимая глаз, в конце фразы я посмотрела Володьке прямо в лицо. М-да-а… Назвать лицом то, что я увидела, было затруднительно. Глаза вытаращены, рот приоткрыт, лоб весь в многомудрых морщинах… А общее выражение этой маски весьма даже, прошу прощения, дурацкое.

— Господи, да что с тобой, Володенька? — с беспокойством спросила я. — Тебе нехорошо? У тебя давление?

— Ты что такое сказала? — зловещим шепотом спросил Володька, пронзая меня сверкающим взглядом. Если честно, то это ему казалось, что взгляд сверкающий, на самом деле он был просто ошалевшим.

— Я спросила, что с тобой, — пролепетала я, изображая полнейшую растерянность. — Да что с тобой случилось-то?

— Со мной ничего! — взревел Володька. — А вот что с тобой, дорогая моя?!

— Как ты меня назвал? — счастливо разулыбалась я и потянулась, чтобы поцеловать своего галантного кавалера в носик. Ну или куда попаду. Но Володька так резко шарахнулся в противоположную сторону, что ударился затылком о закрытое стекло дверцы.

— Так. Все, спокойно, — самокодируясь, проговорил Володька, с трудом справляясь с дрожью в голосе. — Давай сначала, ладно?

— Ты про что, Володенька? Про наши отношения? — продолжала я искренне валять дурочку, наслаждаясь своими артистическими талантами и воздействием их на аудиторию.

— Я про все, — коротко отрезал Володька и уже собрался выставлять все точки над «i» в возникшей красивой ситуации, но тут звякнул его сотовик. — Момент, — сказал он и, вынув его, прорявкал: — Степанов слушает! — Тут же у него лицо растянулось в лицемерную улыбку, и он почти просюсюкал в трубку: — Спасибо, Кириллыч, буду тебе должен… Нет, не долго. Спасибо.

Володька завел свою «семерку», резко сдернув ее с места, объехал наш маскировочный «КамАЗ» и помчался по дороге.

— Ты куда так несешься? — спросила я. — У тебя же нет в кармане этой мигающей хреновинки с сиреной, как показывают в фильмах. Еще ДТП спровоцируешь…

— Где наша не пропадала, — пробурчал Володька и резко подрезал какую-то иномарку, отчего та шарахнулась в сторону и разразилась истошными сигналами.

Ну никакой культуры поведения на дорогах у наших водителей, честное слово.

— Твоя Изольда сейчас на Горького в пяти шагах отсюда — сидит в «бээмвухе» около скверика, — коротко доложил Володька, старательно не смотря на меня.

— Точно она там сидит, или машина стоит пустой, а Изольда уже испарилась неизвестно куда? — засомневалась я.

— Должна быть там. Ребята сообщили, что в машине двое и они беседуют.

Володька еще раз свернул с легкими нарушениями и, резко сбросив скорость, поехал чинно и спокойно, как и подобает законопослушному гражданину, особенно когда он не хочет привлекать ничьего внимания.

— Так, значит, говоришь, это все-таки ты замочила Поприна? — совершенно равнодушным тоном спросил Володька, не смотря на меня. Словно даже и не спросил, а просто подумал вслух. Наверное, он таким тоном в своем кабинете с уголовниками общается.

Я выдержала паузу и с несказанным потрясением в голосе переспросила:

— Что?! Что ты такое сказал?

Потом, резко сбросив интонацию, я спросила почти шепотом — эх, какая великая актриса умирает во мне! — словно ужасаясь услышанному:

— Ты с ума сошел, Володька? У тебя крыша съехала?

«Семерка» вильнула влево, потом вправо, справа на нас снова засигналил какой-то неврастеник — и как таким права дают, понять не могу, наверное, за деньги и по блату.

— Кто из нас сошел с ума?! — завопил Володька, брызгая слюной на переднюю панель и на ветровое стекло. — Кто?! Из нас?! Сошел с ума?!

— Ты, я думаю, — спокойно ответила я. — И незачем так орать, я и без повторов хорошо слышу. Как ты мог подумать, мерзавец, что я убила Поприна? Сейчас вот выйду из твоей гребаной машины к чертовой матери, и поедешь один, псих оперный или опер психованный, не знаю, как правильно. Ты что, совсем заработался, что ли? Уже всякую чушь начал пороть…

Все это я произнесла тоскующим голосом, а затем легкими движениями обеих рук вспушила волосы.

Володька резко нажал на педаль, «семерка», видимо, привычная уже к нраву своего хозяина, только еле слышно обиженно взвизгнула и затормозила.

— Вон они, — прошептал Володька, кивая на прижавшуюся к заборчику сквера синюю «БМВ».

Я увидела синюю машину, но разглядеть, кто находится внутри нее, пока не удавалось.

— Проезжай мимо, только не очень быстро, — попросила я Володьку.

Откинувшись назад на сиденье, я постаралась стать маленькой и плоской, чтобы меня не заметили из «бээмвухи». А когда мы проезжали мимо нее, бросила быстрый взгляд внутрь машины.

Рядом с водителем сидела Изольда Августовна и что-то говорила, активно жестикулируя и играя мимикой. Человека, сидящего за рулем, я узнала: вне всяких сомнений, это был Пшенников-первый, тот самый джентльмен, который застал меня в халате и умудрился ничем не высказать своего отношения к этому.

Володька провел машину дальше и поставил ее недалеко впереди.

— Ты видела ее? — спросил он, оглядываясь на меня.

— Ага, — ответила я, — и ее, и его.

— Ну и прекрасно, а теперь, подруга дней моих суровых, ну-ка давай объясняй все. И подробно!

— «Подруга дней моих суровых»! — в полном восторге повторила я. — Володенька, милый, это ты сам придумал для меня, правда?

— Прекрати немедленно! — в полной невменяемости заорал Володька так громко, что мне показалось, будто проезжающая мимо «Газель» даже присела немного от испуга. — Хватит трепаться! Что это за гнилая история с деньгами и убийством?! Отвечай немедленно!

Я поняла, что нужно рассказывать все и не шутить при этом, а то у Володьки, похоже, начинает кружиться голова, если его собеседник, не дай бог, обнаруживает чувство юмора. Тиран, как и все они, мужчины.

— Изольда Августовна, не зная, кто убил ее мужа, подумала, что это сделала я, — монотонно и уныло, как идиоту, начала объяснять я. — Потому что когда мы с ней встречались у меня дома, она мне пожаловалась на плохую жизнь с мужем. Потом было посещение ее «Астарты», а потом почти сразу появился и труп Поприна у меня в квартире. Вот она и подумала, что это моя работа.

— А на самом деле это не ты сделала? — задал Володька дурацкий вопрос, и я с полным правом ответила ему:

— Пошел к черту!

— И я сам так же подумал! — обрадовался Володька, и я взглянула на него с недоумением: о чем это он?

— Смотри, смотри! — Володька обернулся назад к заднему стеклу. — Вон твоя Аделаида, или как ее там, наконец-то сообразила, что приехала, выходит, — Володька еще толкнул меня локтем, надо думать, от избытка чувств, нагнулся над рулем и спросил: — Ну что, пасем?

— Не-а, — ответила я, наблюдая, как Изольда Августовна вышла из машины, слащаво помахала ручкой оставшемуся в «БМВ» мужчине и легкой походкой заспешила на противоположную сторону улицы.

Глядя ей вслед, я подумала, что в ее потрепанном возрасте, наверное, нелегко сохранять такую свежесть движений, определенно, кошелка, за углом прижмется к стене и будет дышать ртом с хрипом.

— А почему мы не поедем за ней? — занедоумевал Володька. — Ты же как раз этого и хотела.

— Перехотела, значит, — небрежно ответила я, — сейчас мне уже не очень интересно, куда она пойдет. Мне больше интересен дяденька. Знаешь, это кто?

Володька покачал головой:

— В первый раз вижу.

— Ну а я во второй. Это один из моих знакомых Пшенниковых, — ответила я и, заметив, что синяя «БМВ» отъезжает от своего места, скомандовала: — По коням! Я имею желание ближе познакомиться с этим милордом!

— Бу-сде! — ответил Володька, мягко стронул машину с места, пропустил «БМВ» и поехал за ней.

Водитель «БМВ» ехал по направлению к Ленинскому району и вел машину ровно и спокойно. Либо он не хотел замечать за собой хвоста, либо это ему было безразлично. Правда, оставалась еще третья возможность: заметив за собой погоню, он только делал вид, что его ничего не колышет. В таком случае в конце пути нас могла ожидать какая-нибудь неприятность вроде засады.

Чинно и не спеша, не нарушая никаких правил, «БМВ» свернула к станции Тарасов-Товарный и после еще нескольких поворотов остановилась перед высокими металлическими воротами. Над ними, бросая золотые блики во все стороны, горели буквы ООО «БУРНЫЙ ПОТОК».

Посигналив два раза, водитель подождал немного, и ворота открылись. «БМВ» въехала, и ворота стали так же медленно закрываться за ней.

Володька не успел. Войдя в роль сыщика, следящего за опасным преступником и потому вынужденного прикрываться каждым кустиком, он подкатил к воротам, когда они плотно закрылись. Да все равно бы нас охрана не пустила. Нужно было или ждать, когда Пшенников выедет назад, или придумывать легенду для въезда.

— Ну и что будем делать дальше? — спросил Володька, поглядывая почему-то вверх на буквы, а не влево на будку охраны, откуда неторопливой развалистой походкой выполз громила в камуфляже и раскачивающейся походкой побрел к нам.

— Будем напрашиваться на свидание, — сказала я. — Кстати, извини, конечно, но по твоим самым надежным источникам Григорий Иванович Пшенников должен находиться в Париже или в Киле…

— А ты уверена, что это он? — спросил Володька.

— Нет, — ответила я не смутившись, — но он первым мне так представился.

— Железная логика! — похвалил меня Володька и сказал: — Нечего хаять мои источники. Пока они меня еще ни разу не подводили.

Охранник подошел к нам и, наклонившись, заглянул в машину, постучав пальцами по крыше. Володька опустил стекло.

— Ну чо? — спросил охранник.

— Мы приехали к Григорию Ивановичу, — поспешно ответила я, видя, что Володькины уши начали стремительно краснеть, что всегда с ним бывает перед приступом громкого крика. Отвык, опер, от простых народных вопросов вроде «ну чо», разбаловался субординацией и чинопочитанием. Оторвался от народа, можно сказать.

— Он на месте? — спросила я, намеренно не называя фамилию.

Охранник задумчиво посмотрел на меня, потом на Володьку, очень медленно кивнул, пробормотал «щаз» и, развернувшись, побрел к себе в будку.

— Что это такое? — потрясенно спросил Володька, повернувшись ко мне: — Ты понимаешь хоть что-нибудь?

— А что?

— Он даже не спросил, кто мы, зачем мы… А может быть, мы киллеры?

— Ты давно о себе начал говорить во множественном числе? — поинтересовалась я, откидываясь на сиденье. — Глядя на меня, никто бы и не подумал, что я похожа на киллера.

— Ну тогда интересно, что он о тебе подумал? — с тихой ехидцей спросил Володька, а я хлопнула ресницами, пытаясь поймать потаенную мысль, высказанную в его вопросе. Но тут ворота дрогнули и начали медленно открываться. Так что я не успела понять, что Володька имел в виду, но запомнила, что он попытался мне нахамить.

— Какая-то халявная контора, — пробурчал Володька, — впускают неизвестно кого… Бардак российский.

Ворота распахнулись, и мы медленно въехали во двор ООО «Бурный поток».

Слева расположился двухэтажный домик из белого кирпича с черной рубероидной крышей, а справа огромная площадь была отдана под металлические ангары с разными службами. Здесь же стояли два длинномера «Рено» с тентованными кузовами.

Мы остановились напротив входа в белый домик, и я первой вышла из машины. Володька задержался, суетливо дергая за ключи, но я-то знала, что он просто решил перестраховаться и посмотреть, не случится ли со мной чего-нибудь опасного, чтобы потом выскочить со своим майорским удостоверением наперевес.

Хлопнула входная дверь, и на крыльцо домика вышла девушка в голубоватом плаще, накинутом на плечи. Из-под плаща выглядывал белый костюм.

— Здравствуйте, — произнесла она, обращаясь ко мне, — вы по какому делу к Григорию Ивановичу?

Тут ко мне подошел Володька и, услышав вопрос, покосился на меня, а я молча достала из сумки свою визитку и передала ее девушке.

— Вам назначено Григорием Ивановичем? — уточнила девушка, прочитав, что было написано в визитке. При этом ее брови удивленно вскинулись, и она посмотрела на меня более благосклонным взглядом, чем прежде.

Я кивнула и сказала «а как же», не уточняя, впрочем, что не на сегодня.

Пригласив нас войти, девушка поднялась на второй этаж, а мы с Володькой остались стоять около первой ступеньки лестницы рядом с охранником — пожилым дядькой в очках, но с дубинкой в руках. Через пять минут раздалось цоканье каблучков и та же девушка, но уже без плаща, свесилась сверху через перила и позвала нас к директору.

Я впереди Володьки миновала миниатюрную приемную и вошла в гостеприимно раскрытую дверь кабинета. Он был небольшим и простым, без излишеств: прямо напротив двери стоял рабочий стол не самого последнего дизайна, перед ним еще один — для сотрудников, тут же четыре офисных кресла. В одном углу — кадка с пальмой, в другом — телевизор. Вот и весь интерьер кабинета директора далеко не самой последней фирмы в городе, как я понимаю.

Григорий Иванович, оказавшийся настоящим Пшенниковым, сидел за столом и перекладывал какие-то бумаги. Увидев меня, он привстал со своего кресла и показал жестом на стол-приставку, стоящий перед его столом.

— Здравствуйте, Татьяна Александровна, — поприветствовал меня Пшенников.

— Здравствуйте, — ответила я и расположилась в крайнем кресле. Володька просто кивнул и, пройдя дальше, сел справа от меня, получилось — ближе к Пшенникову.

Откашлявшись, Григорий Иванович произнес:

— Охранник на воротах мне доложил, что приехало крупное начальство из райотдела. Знаете, как в анекдоте? Кто в машине — не знаю, но за рулем был генерал. Так и мне доложили, что за рулем майор, а в машине, наверное, следователь из прокуратуры, никак не меньше. — Пшенников помолчал, а потом обратился к Володьке, причем в его голосе прозвучало некоторое беспокойство: — Вы на самом деле из райотдела?

— Да, но здесь я не по делам службы… почти, — туманно объяснил Володька и скучающе посмотрел в сторону.

Еще раз скупо улыбнувшись, Пшенников сел в свое кресло и негромким голосом сказал:

— Я вынужден вас огорчить, Татьяна Александровна, прошло время, и свершились некоторые события, о которых вы, безусловно, знаете, так как стали… — Пшенников опустил голову и немного подумал, — да, стали свидетелем некоторых из них, и поэтому вынужден вам сказать, что вы запоздали со своим демаршем. Предложение, которое я вам делал несколько дней назад, утратило свою актуальность.

Директор пожал плечами и улыбнулся. В переводе на человеческий язык с канцелярита это наверняка означало: прием окончен и не мешайте мне работать. Однако я приехала сюда вовсе не затем, чтобы внимательно выслушать то, что наметил мне сказать Пшенников, и за сим откланяться. Я собиралась кое-что выяснить и не желала уходить, пока этого не сделаю.

— Я хотела бы вам сказать несколько слов, — сказала я, — если у вас есть еще несколько минут и вы согласитесь меня выслушать.

— Несколько минут у меня есть, — ответил Пшенников, бросив осторожный взгляд на Володьку, который сидел с таким видом, словно у него припасено двенадцать чемоданов с компроматом на Григория Ивановича. Не знаю, как это у Володьки получалось, но на его лице было написано именно это, и Пшенникову такое положение уверенности не добавляло.

— Григорий Иванович, я хотела задать вам всего лишь два вопроса, на которые надеюсь получить адекватные ответы, — начала я. — Дело в том, что, как вы правильно заметили, произошло несколько событий, а именно: был убит некий гражданин Поприн, и я опасаюсь, что вы как-то оказались замешанным в это. Пока я могу сказать, что тоже в ранге свидетеля.

— Не понял вас, — сказал Пшенников и впервые взглянул на Володьку с откровенным беспокойством.

Володька оттренированно сохранил невозмутимое выражение лица и выдержал взгляд Пшенникова. Ни один мускул не дрогнул у него на лице, и от этого у Григория Ивановича заметно прибавилось беспокойства.

— Пожалуйста, разверните ваш тезис, — попросил меня Пшенников. — Я не совсем понимаю, о чем идет речь.

— С удовольствием, — ответила я, усаживаясь поудобней и показывая этим, что располагаюсь надолго.

Пшенников это понял, натянуто улыбнулся и предложил:

— Чай, кофе?

— Благодарю вас, не нужно, — за двоих ответила я, — а вот курить у вас можно?

— Конечно же, Татьяна Александровна, — живо ответил Пшенников и поставил передо мной пепельницу.

Повисла пауза, в ходе которой каждый достал свои сигареты. Я прикурила сама, опередив Володьку с его вечной тормознутостью — никогда он не успевает вовремя предложить даме зажигалку, ну и, разумеется, Пшенникова, который бы просто не смог дотянуться.

— Итак, госпожа Иванова? — было видно, как Пшенникову не терпится, наконец, услышать от меня, в чем, собственно, дело. Но я не торопилась.

— Григорий Иванович, меня интересуют два вопроса, как я уже сказала выше, — повторила я, с удовольствием затягиваясь сигаретой. — Я предполагаю задать их последовательно, если вы, конечно же, не против. Во-первых, не могли бы вы более подробно рассказать о цели вашего визита ко мне. Дело в том, что последние обстоятельства просто настоятельно требуют объяснений. — Я немножко слукавила, снова сделав вид, что давно уже все поняла, на самом же деле я просто хотела узнать, в чем же заключалась суть непонятного появления Пшенникова в моей квартире.

— Ну-у, — протянул Григорий Иванович, и покосился на Володьку, сидящего с лицом скифской каменной бабы. То есть в данный момент было совсем неясно, есть на лице моего опера хоть какое-то выражение или нет. Да и существует ли у него лицо в принципе? Ну, это я, конечно же, пошутила.

Пшенников откашлялся, извинился и, осторожно подбирая слова, начал говорить:

— Я уже довольно-таки давно знаком с семьей Поприных, отношения у нас дружеские, приятельские, и ничего более…

— Простите, пожалуйста, — улыбнулась я, перебивая, — учредительство в клубе «Эдельвейс» входит в понятие приятельских отношений?

Пшенников неожиданно густо покраснел, его взгляд метнулся на закрытую дверь кабинета, он дернулся в кресле и, протянув руку, нажал кнопку селектора:

— Ниночка, меня нет ни для кого, — резко сказал он и, не дожидаясь ответа, отключил селектор.

— Нет, безусловно, были и деловые отношения, — морщась, словно от желудочного спазма, сказал Григорий Иванович. И у него при этом был такой вид, будто он признавался в чем-то ужасном. — Почему были? Потому что Семена уже, к сожалению, нет. — Григорий Иванович скорбно вздохнул, что ему надо было бы сделать минут на пять раньше, и продолжил: — Придется выстраивать деловые отношения с Изольдой Августовной, чего раньше у нас с ней не бывало.

— А что у вас с ней бывало? — вдруг прервал молчание Володька, остро взглянул на Пшенникова, и Пшенников, плотно сжав губы, опустил голову и, как мне показалось, покраснел гуще прежнего.

Мы с Володькой переглянулись. Я отметила про себя, что нужно будет у него узнать, по каким же, интересно, признакам он узнает мужиков, изменяющих своим женам с чужими женщинами.

— Да, — признался Григорий Иванович, — мы с Изольдой Августовной давно уже… как бы это… близки… Но понимаете, Татьяна Александровна, — обращаясь почему-то ко мне, словно я была обязана понимать таких, как он, — у меня с супругой сложные отношения, и, в общем, мы с ней уже давно чужие люди…

Я нахмурилась: что-то подобное мне уже приходилось слышать и вроде совсем недавно… Повернулась к Володьке, а этот мерзавец устремил взгляд в потолок и что-то внимательно там разглядывал. Решив отложить свою разборку с ним на очень сладкое, я великодушно произнесла:

— Это, можно сказать, ваше личное дело и никого, кроме вас, интересовать не может, если, конечно, не мешает людям жить. Меня интересует другое: объясните, наконец, просто и понятно, какова была ваша цель, когда вы пришли ко мне. Тогда вы говорили намеками, но теперь я хотела бы услышать все как есть.

— Намеками? — удивился Пшенников и проделал это так естественно, что я ему даже поверила. Или почти.

— Мне казалось, что я высказался достаточно определенно и ясно. Но если вы, Татьяна Александровна, настаиваете, то я готов повторить, это мне не трудно. Дело было вот в чем: я встретился с Изольдой Августовной, как раз после вашей вечерней встречи с ней.

— Секундочку, — остановила я Григория Ивановича, — мы… расстались с Изольдой Августовной достаточно поздно…

Пшенников снова покраснел, и я удивилась: взрослый же человек, ну как ему это не надоедает?!

— Она приехала в «Эдельвейс», надеясь найти там своего мужа.

— А нашла вас, — не удержавшись, закончил за него Володька и словно поперхнулся, напоровшись на мой взгляд.

— Ну да, — пожал плечами Григорий Иванович, — Семена не было, и мы с ней попили чайку и поговорили. Она мне рассказала о своих подозрениях относительно вас. Дело в том, что ей по здравому размышлению показалось, что ваша встреча с Семеном все-таки была неслучайной, вы, как бы это сказать, получали задание и отчитывались о проделанной работе. Изольда волновалась: ведь выходило, что вы уже давно следите за ней…

— Не факт, — заметила я.

— После разговора с ней я и решил съездить к вам и купить вас. У меня это, увы, не получилось.

— Вам посоветовала это сделать Изольда Августовна? — спросила я.

— Ну что вы! — воскликнул Пшенников. — Когда в тот же день я рассказал ей об этом, мы с ней даже немного поругались… Вот, собственно, и все…

— А ваша поездка в Париж? — спросил Володька, не простивший мне замечания по поводу его информаторов. — Вы ездили туда или нет? И почему так быстро вернулись?

Пшенников поджал губы и посмотрел на Володьку с таким выражением лица, словно хотел ему сказать: ну она-то ладно, а ты что, совсем ничего не понимаешь, что ли? А еще мужик называется…

— Вы поймите меня правильно, когда встречаешься с замужней женщиной, то постоянно душа как бы не на месте, не узнал ли муж, не встретили бы знакомые… Одним словом, я решил всем сказать, что улетаю на две недели, а сам планировал провести… какую-то часть этого времени с Изольдой… Вот, в общем, и все.

Я переварила услышанное, и пока оно возражений не вызвало. Потом посмотрела на Володьку, он на меня.

— Хорошо, господин Пшенников, — сказала я, — тогда следующий вопрос. Понимаете ли, в чем дело… Почти сразу после вашего ухода ко мне пришел еще один посетитель, и он тоже, как и вы, представился Григорием Ивановичем Пшенниковым. Более того, он оставил мне такую же визитную карточку, как и вы, и тоже сказал, что скоро уезжает.

Пшенников удивленно раскрыл глаза, потом принужденно улыбнулся:

— Вы шутите?

— Если бы, — ответила я, — какие уж тут шутки. Сначала два Пшенникова, потом убивают Поприна…

— Вы подозреваете меня?! — шепотом произнес Григорий Иванович, и это был такой жуткий шепот, что мне показалось, даже пепельница звякнула от него.

Я покачала головой:

— Разговор об этом не стоит. Я просто хочу узнать: вы были в курсе этого второго визита?

— Ни в коем случае… А это на самом деле случилось? И карточка была моя? Удивительно…

— В общем, обычное дело, — неизвестно зачем пробурчал Володька, и я даже немного разозлилась на него.

— И как же он выглядел? — спросил Пшенников.

Я описала второго визитера с максимально возможными подробностями, но Григорий Иванович только пожимал плечами:

— Трудно, трудно, Татьяна Александровна, понять, кого вы имеете в виду. Если бы была фотография…

— Увы, не успела, — грустно пошутила я и встала. — Ну что ж, Григорий Иванович, извините за беспокойство, нам уже пора ехать.

Володька вскочил быстрее, чем того требовали приличия, — засиделся, наверное, — и мы направились к дверям кабинета. Пшенников не остался сидеть за своим столом, нагнал меня у выхода.

— Если что узнаете об этом… мгм… двойнике, — проговорил он, — был бы вам очень благодарен…

— Что ж, сообщу вам, — ответила я.

Глава 11

Три последующих часа у меня дома пролетели как двадцать минут, а я даже отдохнуть не успела.

Повеселевший Володька, фальшиво напевая «Эх, раз, да еще раз, да еще много-много раз!», жарил яичницу. А я, вооружившись пультом и перелистывая каналы, смотрела в телевизор, как в наскучивший калейдоскоп, и думала о том, что ничего-то я не понимаю в этом деле.

Появление Поприна в моей квартире было самой наименьшей из загадок. При наличии необходимых навыков можно без ведома хозяев вскрыть замок любой сложности, это совершенно ясно. Но непонятно, зачем кому-то нужно было убивать Поприна именно в моей квартире. Мало, что ли, для этого других мест, гораздо более привлекательных?

В дверях комнаты появился Володька, обутый в мои тапочки и прикрывший живот моим кухонным фартуком. Я в который раз уже обратила внимание, что эта униформа идет ему больше, чем майорский китель и фуражка.

— Кушать подано, мадам, — возвестил он, и я, занудно поправив своего солдафона: «Между прочим, мадемуазель», встала с дивана и повлачилась в кухню.

На улице уже начало смеркаться — октябрь ненавязчиво намекал, что скоро зима и уже совсем не за горами время, когда как ни глянешь на улицу, там будет темно. Или — уже темно, или — еще, и так до весны. Кошмар! А есть же люди, которые всю свою жизнь живут на Лазурном берегу, видят снег только в фильмах ужасов и еще чем-то недовольны.

Я села за кухонный стол, и Володька, сияющий как самовар в Рождественскую ночь, поставил передо мной тарелку с яичницей и бутылку соуса «Чили».

— И так жизнь по вкусу, как этот соус, — проворчала я, обильно поливая яичницу красным раствором, — а ты еще горечь подсовываешь…

— Метод компенсации, — улыбаясь, выдал Володька половину умной мысли, и я взглянула на него, ожидая вторую половину.

Он уже открыл рот, чтобы выдать и ее, но тут зазвонил мой телефон.

— Да! — ответила я, с тоской думая, что это не кстати проклюнулся какой-нибудь новый клиент, в то время как настроения работать у меня нет, а есть зато в душе кризис, на улице осень, и на тарелке — яичница недожаренная.

— Танечка! — услышала я знакомый голос в трубке и от неожиданности укусила вилку. Вилка промолчала, а я молчать не стала.

— Блин! — в сердцах воскликнула я и тут же извинилась: — Прошу прощения, Изольда Августовна, я это не вам, тут у меня досадная неожиданность случилась…

— Да? — переспросила она. — Ну совсем как у меня, Танечка. Вы уж извините меня за беспокойство, но не могли бы вы ко мне приехать?

Я молча обдумала услышанное, а потом задала закономерный вопрос:

— А зачем, можно узнать?

— Есть причина, и очень важная. Я вам все расскажу при встрече, только, если можно, приезжайте одна… Вы приедете?

Я задумчиво повозила вилкой в тарелке, и Изольда Августовна, правильно истолковав мое молчание как требование дополнительной информации, зачастила жалобным тоном:

— Танечка, я прекрасно понимаю, что вы, наверное, обижаетесь на меня. Ну простите, пожалуйста… Но мне очень-очень нужна ваша помощь, я просто в растерянности. Мне, кажется, угрожают… Да, впрочем, что такое я говорю: мне на самом деле угрожают, и я опасаюсь за свою жизнь!

— А что милиция? — спросила я, уже решив про себя, что обязательно поеду и выясню все и окончательно. Но не могла же я согласиться легко и сразу после того, как Изольда Августовна так откровенно нахамила мне.

— Это не то дело, которое можно доверить милиции, оно достаточно щекотливое… Ну вы приедете, Танечка? — уже откровенно заныла Изольда Августовна и применила, как ей показалось, самую растяжелую артиллерию: — Я хорошо заплачу вам, очень хорошо заплачу. Мне необходима ваша помощь!

— Вы сейчас дома? — спросила я, честно говоря, ожидая услышать, что Изольда находится где-нибудь у черта на куличках и вокруг нет никого на тысячи километров, по крайней мере именно такой вывод можно было сделать из ее жалостливых интонаций. Но она ответила быстро:

— Конечно же, дома, где же мне еще быть? Так вы приедете? Правда?

— Да, ждите, — нехотя ответила я и отключилась.

— И что ей было нужно? — спросил меня Володька с хитрым прищуром глаз.

— Ты же слышал, — ответила я, — вроде ей кто-то там угрожает. Будем надеяться, что не тень Семы Поприна. Просит меня приехать, но без тебя.

— Хм. — Володька состроил рожу, показывая, что ему эта идея не нравится.

— Если она хочет, чтобы я ехала без тебя, значит, я поеду без тебя… на лифте, — твердо сказала я. — Поставишь машину за углом, а там видно будет.

Я оделась на удивление быстро — причина, очевидно, была в том, что мое не находящее удовлетворения любопытство и накопленное от всех несуразиц раздражение подстегивали меня в каждую секунду сборов. Между прочим, я надела туфли даже раньше, чем Володька влез в свои ботинки. И чего этот опер так долго возился с посудой в кухне? Мужчина, что с него возьмешь.

Мы выехали молча и молчали всю дорогу, каждый думая о своем. Когда добрались до дома Изольды, Володька, покрутившись в отдалении, нашел укромное место и поставил там свою «семерку».

Выходя из машины, я задала ему только один-единственный вопрос:

— Твой сотовик при тебе?

— Конечно! — отозвался он и полез в карман.

Я поморщилась:

— Не нужно мне показывать, верю на слово. Если понадобится, будь на связи.

— Обязательно! — пообещал Володька, и я, кивнув ему на прощание, направилась к дому Изольды Августовны.

Она ждала меня, и дверь ее квартиры открылась почти сразу же после звонка. Увидев, что Изольда Августовна одета в темный брючный костюм, я подумала, что не слишком далеко ушла в своих предположениях от действительности — возможно, предстоит путешествие на ночь глядя. Интересно узнать, с чем все это связано…

В отличие от прошлой встречи Изольда Августовна пригласила меня не в зал с помпезной имитацией камина, а в кухню. Для наших людей разговоры в кухне подразумевают большую степень доверия и открытости, что ли.

— Танечка, у меня проблема, — сказала Изольда Августовна, как только был наскоро совершен минимальный ритуал гостеприимства: «чай-кофе-спасибо-курите-пожалуйста». — Я даже не знаю, как вам сказать, — продолжила Изольда Августовна, закурив, — но положение действительно угрожающее. Я боюсь.

— Расскажите с самого начала, пожалуйста, — попросила я, не зная, какой новый сюрприз подсунет мне мадам «Астарта», вдруг еще десять тысяч баксов. А вспомнив про эти деньги, быстро опустила глаза, не в силах сдержать усмешку: интересно, кого еще, по мнению Изольды Августовны, я убила.

— С самого начала? — неуверенно переспросила мадам Поприна и, вздохнув, призналась: — Понимаете, Танечка, я изменяла своему мужу, вот!

— Неужели? — спросила я.

— Да. — Изольда Августовна покаянно опустила голову, но тут же гордо вскинула ее. — А куда мне было деваться? Вы же видели это животное, прости господи, которое было моим мужем! Разве с ним можно было жить? Нет, Танечка, вы мне скажите как женщина: разве можно было жить с этим быдлом? Да он ни одной юбки не пропускал мимо! Последняя шлюшка, которую он нашел себе, это работница моего салона, абсолютно серенькое существо, ничего из себя не представляющее, у которой только два преимущества по сравнению со мной: возраст и глупый открытый рот. Этого было достаточно, чтобы у моего муженька уже задрожали все поджилки и он начал вилять хвостом. Тьфу, сволочь, хоть и нельзя о покойном говорить плохо. Но не могу удержаться, столько он мне крови попортил, наверное, ни капли не осталось не отравленной!

Изольда Августовна, разволновавшись, вскочила со стула и забегала по кухне, нервно притопывая ногами. Наконец успокоилась, вернулась к своему месту и, тяжело дыша, села обратно, постукивая ладонями по столешнице.

— У меня есть человек, которого я люблю, — объявила она.

— Рада за вас, — искренне произнесла я и едва не зевнула: стоило ради этого отрывать меня от яичницы и Володьки! Просто свинство какое-то.

— Но понимаете, — нахмурилась Изольда Августовна, — любовь моя — печаль моя. И здесь мне нет покоя. Даже сейчас, когда я уже свободная женщина. Вот она, наша печальная женская судьба, Танечка, и я вам искренне желаю не повторять мои ошибки и не попасть в такую историю, в какую вляпалась я.

Я посмотрела на нее, ожидая, когда же мадам Поприна приступит к делу, ради которого я сама испытала достаточно печали, уезжая из своего дома. Поняв, что с преамбулами пора заканчивать, Изольда, наклонившись вперед над столом, сказала:

— Меня шантажируют, Танечка, мне угрожают, и я боюсь.

— Чем вас шантажируют и кто? — спросила я, обрадовавшись, что, похоже, дело дошло до дела.

— Не знаю, — растерянно развела руками Изольда Августовна. — Правда — не знаю! Это началось несколько месяцев назад. Мне прислали по почте фотографии с… — Изольда Августовна поджала губы и тише произнесла: — Ну-у, на них были я и мой мужчина. Потом мне позвонили и потребовали деньги, угрожая, что все расскажут Семену. Я заплатила. Деньги были небольшие, я подумала, что черт с ними, ничего страшного. Потом это повторилось.

— То есть, если я вас правильно поняла, за те же фотографии с вас потребовали плату еще раз? — спросила я.

— Нет, фотографии были другие, просто удивительно даже, — ответила Изольда Августовна и нахмурилась.

— А что сейчас? — все еще не понимая, спросила я.

— А сейчас с меня потребовали уже совсем огромную сумму и… Я решила заплатить, но твердо — понимаете? — очень твердо заявила, что это будет в последний раз. Но он и сам понимает, что больше шантаж не пройдет, просто по времени не получится.

— Не поняла, — сказала я, — вы же сейчас, извините, вдова, чем теперь-то вам можно угрожать? Кого вам сейчас бояться?

Изольда грустно усмехнулась:

— А свекровь? А брат мужа? Он завтра прилетает из Нижневартовска. С делами Семена оказалась полная путаница, с учредительскими документами — тоже. Если все будет нормально, как сейчас, то проблем не возникнет. Просто было другое время, когда мы организовывались, я имею в виду. И «Астарту», и «Эдельвейс», и другие фирмы Семен, перестраховываясь, записал частично на брата, частично на мать. Ну, понимаете, как все это делали. На самом деле все принадлежало ему, я — прямая наследница. Но чтобы мне переоформить документы, нужно лояльное отношение его родственников, а эта сволочь, шантажист, грозит показать какие-то новые фотографии. Если их увидит свекровь, то это конец. Она сумеет убедить своего второго сына отнять у меня все. Они способны на это, поверьте мне!

— Что вы хотите от меня? — спросила я.

— Танечка, — голос Изольды Августовны стал просящим, на глазах у нее даже блеснула слезинка, хотя, может быть, мне показалось, — пойдемте со мной, а? Я отдам ему деньги, а вы выследите негодяя. Вы же специалист. Я заплачу вам столько же, сколько и… — Изольда Августовна сделала паузу и, полуотвернувшись, быстро закончила: — Сколько и в прошлый раз. Ну пожалуйста!

Я помолчала, соображая, что же это за новый поворот раскрывается в запутанном деле Семена Поприна, и спросила:

— Сколько он просит?

— Двадцать тысяч! — воскликнула Изольда Августовна. — Двадцать тысяч долларов, сволочь ненасытная. Будто денег у меня пруд пруди и я не знаю, куда их девать! Вот! — Изольда Августовна снова вскочила и бросилась к холодильнику «Самсунг», огромным танком возвышающемуся в углу кухни. Раскрыв дверку, затем вторую — в морозильную камеру, — она достала оттуда полиэтиленовый пакет и, захлопнув холодильник, аккуратно положила его на стол.

— Вот, уже приготовила. А встреча, — тут она посмотрела на настенные часы с двумя маятниками, висящие над столом, — через полчаса за городом.

— Успеем? — деловито спросила я.

— Так вы согласны? — воскликнула Изольда Августовна и, кажется, собралась расцеловать меня от радости, но я успела отстраниться. — Ах, извините, — забормотала она, — это был порыв. Извините.

Я потрогала пакет, лежащий передо мной. На ощупь в нем могли быть деньги, но следовало в этом убедиться: надоели сюрпризы и хотелось прожить без них по крайней мере оставшуюся часть дня. Я начала разворачивать пакет.

— Что вы делаете, Танечка? — удивленно спросила Изольда Августовна, глядя на мои действия.

— А вы не забыли пересчитать деньги? — равнодушным голосом спросила я, сняв полиэтилен полностью и разглядывая пачку долларов. Это действительно были доллары и действительно двадцать тысяч, по крайней мере на глазок. Пересчитывать я не стала, мне это было ни к чему. В пакете были деньги, и это главное.

— Вы не доверяете мне, — грустно сказала Изольда Августовна.

Я не стала отвечать ей: что это за частный детектив, который верит всем подряд? Помнится, сегодня я даже Володьке не поверила, и ничего, он не обижается.

— Нам пора выезжать? — вместо ответа спросила я.

Изольда бросила взгляд на часы:

— Давно уже, — сухо ответила она, и я встала.

В коридоре, ожидая, когда Изольда Августовна наденет свой плащ, я опустила руку в сумку и нажала несколько кнопок на сотовом телефоне. Чтобы Володька не заорал в трубку, как придурок, «алло, алло!», я закашлялась, давая ему понять, что я здесь и связь работает, и спросила, заранее приглушая его крики:

— Мы на чем едем, Изольда Августовна?

— А вы на чем приехали, Танечка?

— На такси, на чем же еще? Машины у меня нет.

— Тогда поедем на моей, — предложила мадам Поприна, и мы вышли из квартиры.

Встреча с шантажистом была назначена действительно за городом — сразу за объездной дорогой среди какого-то, советского еще, долгостроя. Вернее будет сказать, что уже в советское время это был долгострой — то ли курятник, то ли свинарник, а может быть, и санаторий возводить начали, не знаю. А сейчас брошенное здание превратилось просто в руины и развалины, служащие местным дачникам каменоломнями. Так и древнеримский Колизей для той же цели использовали жители средневекового Рима. Правда, на этом аналогия и заканчивалась.

Изольда Августовна, лихо управляя своей «десяткой-премьер», подъехала к развалинам со стороны города и выключила фары.

— Он велел положить пакет под двумя деревьями, растущими сразу же за первыми стенами, — задумчиво проговорила она. — Как вы думаете, где это?

— Понятия не имею, — ответила я. — Я здесь впервые.

— Я тоже, — вздохнула она и призналась: — Денег жалко.

Мы сидели и продолжали всматриваться в сгущающийся полумрак. Наконец мне показалось, что слева я различаю очертания двух высоких деревьев, как раз за первой полуразрушенной стеной.

— Вероятно, там, — сказала я, показывая пальцем в том направлении.

— Вы выйдете здесь? — спросила меня Изольда Августовна.

— Да, наверное, — задумчиво ответила я, внимательно оглядываясь по сторонам.

— Вы, конечно же, взяли с собой оружие? — задала Изольда Августовна простецкий такой вопрос.

Вместо ответа я кивнула и, предварительно отключив освещение салона, чтобы лампочка не осветила меня, когда дверца откроется, быстро выскочила наружу и тихо-тихо прикрыла дверцу за собой. Заурчал мотор, и «десятка», переваливаясь на неровной дороге, вдрызг разбитой тракторами и размытой дождями за прошедшие годы почти до самого грунта, поехала по направлению к деревьям.

Я, стараясь ближе прижиматься к нагроможденным друг на друга бетонным блокам, пошла немного в стороне, ища удобный и незаметный проход для себя. Пару раз едва не упав носом в грязь, я все-таки сумела подкрасться с противоположной стороны к растущим среди обломков двум высоким тополям.

Успела как раз вовремя. Когда расстояние стало достаточным, чтобы можно было что-то услышать и увидеть в темноте, Изольда Августовна уже стояла под деревьями, причем не одна. Рядом с ней находился мужчина, и они разговаривали на довольно-таки повышенных тонах, так что мне не приходилось даже вслушиваться, чтобы понять, о чем речь.

— Это просто подло! — произнесла Изольда Августовна дрожащим голосом. — Мы же обо всем договорились, почему ты требуешь еще?

— За риск, малышка, за издержки… А ты как думала? Мне тоже хочется кушать белый хлеб с маслом и делать себе маникюр-педикюр. Что я, не имею права на это, что ли?

— Свинья, — с презрением произнесла Изольда Августовна и протянула мужчине пакет. — На, и подавись! Последние деньги тебе отдала, ничего уже не осталось!

— А ты мне тут не плачь! — весело ответил мужчина, принимая пакет. — Ты поплачься своему хахалю, он еще выдаст, ты же себе богатенького нашла, еще покруче, чем твой муженек, верно?

— Не твое дело.

— Не мое, точно. А деньги-то мои.

Мужчина сунул пакет в карман пальто, огляделся и быстро проговорил:

— Ну пока, значит, теперь уже точно все, и мы с тобой в расчете. Я тебя не знаю, ну и ты меня не знаешь. Привет.

Отступив на шаг назад, мужчина развернулся и быстро пошел прочь, в темноту развалин. Изольда Августовна тоже повернулась и пошла по направлению к машине, но гораздо медленнее, тщательно выбирая дорогу.

Подождав, когда мужчина скроется из виду, я, ориентируясь на звуки его шагов, неслышно пошла следом за ним. Ввязываться в какие-либо разборки сейчас не стоило, достаточно было просто посмотреть, на какой машине он приехал, и сообщить об этом Володьке, торчащему где-нибудь тут, невдалеке. Ну а потом мой майор поднимет свои коррупционные связи, и там будет видно.

Не успела я додумать эту ценную мысль до конца, как, ступив неосторожно на какую-то валявшуюся доску, споткнулась об нее и, чтобы не упасть, протянула руку и оперлась на стену. Точнее говоря, мне это только сначала так показалось, что я оперлась на стену. На самом деле рука моя, скользнув сверху вниз, оказалась кем-то захваченной. Среагировала я, к сожалению, поздно, и моя левая рука тут же была вывернута назад и поднята вверх.

— Вот это сюрпризец! — весело проговорил надо мной мужской голос. — Я так и думал, что эта сучка подкинет мне какую-нибудь подлянку. Но тебя никак не ожидал. Ты ведь Иванова, да?

Я повернула голову и узнала того самого парня, который вторым приходил ко мне под именем Пшенникова.

— Жаль, не удалось подвести тебя под монастырь с мокрухой. Кстати, не обессудь, сама напросилась! — продолжил откровения парень, но тут мне совсем надоело стоять в той неудобной позе, в которой он меня держал, и я резко прыгнула вперед и пнула моего противника левой ногой в бок. Он меня, естественно, отпустил и тут же присел от боли, получив еще вдобавок очень неплохой удар по колену.

— Вот сука, — зашипел он и задергал своей рукой в кармане пальто, стараясь вытащить оружие, но не успел.

— Не шевелиться! — послышался справа резкий голос, так неожиданно, что мы с ним оба замерли и посмотрели в ту сторону.

А справа стояла Изольда с пистолетом в руке.

— Оба попались! — радостно улыбаясь, сказала она. — А то я уж думала, что мне опять не повезет!

ЭПИЛОГ

Я потрясла в ладони свои магические косточки и высыпала их перед собой на стол. Они подумали и выдали мне многозначительный прогноз: 21-26-3. «Ваши начинания будут чрезвычайно успешны».

Посмотрев расклад, я подошла к сидящему на диване Володьке, отобрала у него книжку и сказала:

— Значит, так. Давай подведем итоги.

— Да? А надо? — как-то мерзко спросил Володька, стараясь максимально затянуть блаженное безделье, протяжно зевнул в пространство и отстранился от меня.

— Ну что еще? — спросила я у него, присаживаясь рядом. — Опять ленишься?

— Да никогда! Ты же меня знаешь! — соврал Володька и пошел в наступление с другой стороны: — Нет, это ты мне скажи — как ты поняла, что там что-то не то?

— Ты про включенный телефон, что ли? — переспросила я. — Да это же ясно и ежику. Что ж за шантажист такой, у которого каждый раз оказывались все новые и новые материалы для шантажа? Изольда ведь не стала бы встречаться с Пшенниковым на виду у всех. И он сам сказал, что старался делать это под максимальным секретом. Сие было первым звоночком, и я начала сомневаться, что дело в шантаже. Ну а потом, когда увидела встречу на развалинах, окончательно поняла, что дело еще более нечисто, чем мне казалось с самого начала.

— Изольда оказалась бабой с умыслами и замыслами, — подхватил Володька, садясь удобнее, — надо же было так закрутить с этим киллером! Вот голова, а?

— Ничего особенного, — ответила я. — Заварилось все на случайности. Если бы Поприн не сделал первый шаг и не начал бы искать киллера, чтобы избавиться от жены, ничего бы и не произошло. А когда он нашел Колю этого, тот сообразил, что сможет заработать в два раза больше, и «вложил» Поприна его жене. Та и решила прокрутить дело похитрее, чем можно было представить с самого начала.

— Ну да, — втянулся в «разбор полетов» Степанов, — так и завертелось. Коля начал пудрить Поприну мозги, говоря, что подыскивает более удачный момент, а сам действительно искал момент, но только для того, чтобы убить его самого. Вот тут и ты подвернулась. Потом произошли эти накладки: Изольда пожаловалась Грише, своему любовнику, на то, что Семен послал за ней детектива, и Григорий приперся к тебе по собственной инициативе. А в это время мадам уговорила Колю сходить к тебе под видом Пшенникова и купить информацию.

— Машину жалко, — вздохнула я, — завтра куплю себе такую же. В кредит, если денег не хватит. Но, надо признаться, это было самым удачным моментом их плана. Коля подорвал мою машину, чтобы задержать меня около «Эдельвейса», а сам с Поприным поехал ко мне домой, якобы для поиска отчетов — он сумел убедить Поприна, что я на самом деле следила за ним. Пока они аккуратно обыскивали мою квартиру, очень кстати нашелся мой пистолет. Как там на допросе Коля сказал? Ах да: появился повод сэкономить и не засветить свой собственный «ствол».

— Ага, действительно неплохо было придумано, — согласился Володька. — А когда Изольда увидела, что тебя не арестовали, она откровенно запаниковала и решила бросить тебе взятку, подумав, что ты на самом деле крутая и сумела отмазаться от следствия. Хотя алиби вам, девушка, предоставил ваш покорный слуга.

— Ну ладно, — сказала я, — твои заслуги уже отмечены, нечего еще напрашиваться.

— А я что, я ничего, — заулыбался Володька. — И потом еще разок я пригодился.

— Это когда я по развалинам ковыляла с включенным телефоном в сумке, так что ли? Кстати, там моя идея сработала.

— Ну безусловно, — быстро произнес Володька, снова берясь за книжку, — я так и сказал.

— С Колей получился классический случай, когда жадность фраера сгубила, — решила я все же закончить подведение итогов, — ему показалось мало денег, полученных от Поприна за убийство жены, от нее за убийство Поприна, он еще и прибавку стал требовать. Тут-то Изольда, назначив встречу в развалинах, и решила избавиться от него и от меня заодно. Все-таки она меня боялась, кошка драная. Ну ты, конечно, вовремя подоспел и отнял у нее пистолет. Хотя еще раз повторю: всю операцию разработала я, а твоя заслуга здесь только исполнительская.

— Конечно, конечно, — ответил Володька совсем уже рассеянно, перелистывая страницы и явно собираясь снова углубиться в чтение.

— Изольда-то меня побаивалась, а вот ты, опер, тоже, что ли, боишься?

— Не понял? — вскинулся Володька, подняв брови.

— Так чего же тогда от меня за книжку прячешься, зараза! — рявкнула я и прыгнула на него.

Володька только крякнул, но ничего не сказал — решил вытерпеть и это испытание.

А куда он денется?

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

ЭПИЛОГ

Реклама на сайте