«Осиное гнездо»

Марина Серова Осиное гнездо

Глава 1

Весь мир объединился против меня, и началось все это с погоды.

Пятый день я занималась прикладной астрологией и безнадежно охотилась за солнцем.

Пятый день!

Я еще не сошла с ума, как это может показаться с первого взгляда, — я была немного не в себе, потому что хотела загореть.

Разве это какое-то неимоверное желание?

Просыпаясь каждый день с первыми петухами — то есть около десяти утра, — я первым делом выглядывала в окно и смотрела на небо, а потом на градусник. После чего, быстренько совершив все, что положено, хватала нужные причиндалы и мчалась на пляж.

Кино, да и только!

Самое большее, что мне удавалось, — так это часок с трудом вылежать на влажном песке, вздрагивая от холодного дыхания Волги. И в каждый из этих ужасных дней, через час, как по заявкам телезрителей: буря мглою небо, простите за выражение, крыла!

Налетал ветрище с пылищей и холодищей, и бедная-бедная Таня сворачивала свои тряпочки и грустно влачилась обратно, обдумывая: а не послать ли мне все это куда подальше?!

А что? В наше время, когда напридумывали там и попривозили сюда всякие-разные солярии и кварцевые установки, есть неплохие шансы стать шоколадкой, и не подвергаясь погодным оскорблениям.

Но я все не могла на это решиться: все-таки июнь, и до пляжа рукой подать…

Сегодня, в гадскую июньскую пятницу, я так же, как и всю неделю, побросала в пакет свои пляжные принадлежности и, раздраженно дымя сигаретой, брела по направлению к дому.

Проходя мимо уличного кафе под развесистой шатровой крышей, я подумала, что, наверное, горячиться никогда не стоит.

Я присела за один из столиков, но соблюла свои жесткие принципы: пиву да, вобле нет. Ее, кстати, почему-то продают неочищенной.

Пошляки.

Потягивая пиво и рассеянно поглядывая на мальчиков, сидящих за соседними столиками — надо же куда-то смотреть, — я помедлила и тихо опустила руку в пакет.

Нащупав мешочек со своими гадальными костями, я отпила еще глоточек пива.

Самой принимать решение мне не хотелось, требовалось разделить ответственность за него честно пополам.

Мои гадальные кости почти всегда давали мне классные советы в подобных ситуациях.

Перекатав кости пальчиками, не вынимая их из мешочка, я весьма подробно представила, что и как я хочу и в какой последовательности, после чего высыпала кости перед собой на стол.

Набор цифр, представший моим очам, имел такой издевательский смысл, что я едва не поперхнулась пивом.

26+5+15!

Каково, а?!

Сие означало следующее:

«На сегодня вы недостойны составить счастье ни одной порядочной женщины»!

Эти маленькие граненые мерзавцы насмехались и глумились!

Я швырнула их обратно в сумку, встала со стула и, гордо задрав голову, замаршировала домой.

Весь мир против меня. Весь мир.

Значит, так: завтра иду в солярий, становлюсь мулаткой и в ближайшем же ночном клубе буду вытанцовывать самбу-румбу-мумбу-юмбу.

Женщине я не могу составить счастье! Надо же такое заявить! А пропади оно все пропадом! Не могу принести счастье — значит, принесу несчастье, бойтесь все, я осерчала!

Подходя к своему дому, я случайно обратила внимание на невысокого роста девушку, как-то неуверенно или осторожно идущую чуть впереди меня.

Простенькое платьице, простенькая причесочка, простенькие туфельки.

Левой рукой она бережно прижимала к себе толстенный томище вроде кулинарной книги для шеф-поваров. У меня такая же где-то валяется. А может, уже и не валяется — не помню.

На правом плече девушки болталась неплохая кожаная сумочка. Было похоже, что девушка начала обновлять свой гардероб именно с сумки.

Ну что ж, всегда с чего-то нужно начинать.

Девочка мне, в общем-то, понравилась. Видно было, что она нормальная, без затей и выкрутасов. Только вот зря она тащит эту книгу на виду у всех — по нынешним-то временам ее поймут неправильно. Скажут: зануда училка и, возможно, будут недалеки от истины.

Около моего подъезда я почти догнала девушку, и она, услышав шаги, оглянулась.

Окинув меня взглядом, она издала какое-то змеиное шипение, и ее верхняя губка презрительно вздернулась.

Я так и застыла на месте. Застыла вовсе не от потрясения, как можно было бы подумать: еще чего!

Я остановилась, чтобы получше рассмотреть это чудо, которое на меня так отреагировало.

Что это такое?!

Ростом не вышла, так она шпильки такие нацепила, что еле ходит, а все равно видно, что пигалица.

Платье устаревшего фасона, пошлой расцветки и сидит на ней как…

Туфли — пусть не новые, пусть, — но ты бы их хоть почистила, что ли!

Ты, дочка, сначала научись причесываться, а потом только рискуй оглядываться на взрослых тетенек!

Пока я стояла, эта безнадежная тоска вызвала лифт и укатила на нем. Ну и скатертью дорога.

Я дождалась, когда лифт вернется, и втянула носом воздух: пигалица оставила после себя аромат дорогих духов. Скажите, пожалуйста, какие мы помпезные!

Доехав до своего седьмого этажа, я вышла и увидела эту девушку, усердно тыкающую пальцем в кнопку моего звонка.

Кнопка для нее была высоковата, и ей пришлось тянуться изо всех сил.

Я полюбовалась на это зрелище, потом подошла ближе.

— Никого нет дома? — спросила я максимально равнодушным тоном.

Она оглянулась и, кашлянув, ответила:

— Наверное, никого. Не открывают.

Я сама нажала на кнопку, позвонила несколько раз, прислушалась к тишине за дверью и проговорила:

— Похоже, вы правы. Не открывают.

После чего я вздохнула, достала ключи и отперла дверь.

— Все приходится делать самой, — проворчала я. — Если вы ко мне, то прошу, но имейте в виду: мое время дорого стоит.

— Мне нужна Татьяна Иванова, — хрипловатым от волнения голосом пояснила девушка.

— Прошу, заходите и чувствуйте себя как дома! — я приглашающе махнула рукой.

Девушка вошла, я заперла дверь и направилась в кухню.

Доставая банку с кофе, я подумала, что, пожалуй, можно и расслабиться: девочка поставлена на место, ну а теперь тетя Таня явится ей во всем своем прославленном гостеприимстве.

Однако моя гостья не спешила ко мне на кухню.

Выглянув в коридор, я едва не прикусила себе язык, чтобы смолчать: она причесывалась перед зеркалом, аккуратно положив свой талмуд на тумбочку.

— Кофе будет через минуту, — изящно намекнула я и вернулась к плите.

Я услышала, как девушка вошла и присела на табурет позади меня.

— Вас как зовут? — спросила я не оборачиваясь.

— Антонина, — ответила она и замолчала.

— А книга про что? — задала я следующий вопрос, уже начиная раздражаться по-настоящему.

— Про время Антонинов, — ответила она, и я удивленно повернулась и встретила ее веселый взгляд.

— Это эпоха расцвета в Римской империи, — пояснила Антонина, — примерно восемьдесят лет счастья при правлении Дома Антонинов.

— Вы историк? — блеснула я наблюдательностью и поставила перед ней чашку с кофе. — Сахар перед вами.

Антонина поблагодарила и от сахара отказалась.

— Ну-с, — я села за стол напротив нее и закурила сигарету, — если вы хотите, чтобы я решила какую-нибудь древнеримскую проблему, например, отыскала бы папочку Ромула, то, боюсь, вы пришли не по адресу. Увы, не тот профиль.

Антонина улыбнулась и покачала головой:

— Моя проблема проще или сложнее, не знаю, это как посмотреть. Понимаете, Татьяна, я недавно приехала в ваш город, и у меня здесь почти нет знакомых. Будь я у себя дома, меня бы защитили, а так… — Антонина замялась и робко улыбнулась.

— Вы пришли к частному детективу, — напомнила я ей, — а не к частному охраннику.

— Да, да, я читала в газете. — Антонина нагнулась к своему пакету, поставленному на пол, очевидно, для того, чтобы показать мне эту газету, но я только поморщилась: что я, не верю, что она умеет читать? Вон какой кирпич с собой таскает. — Я так понимаю, что, если будет нужно проследить за каким-то человеком, вы это можете сделать, — сказала она несомненную вещь, — в этом случае человек, которого вы выследите, становится как бы безоружным: он известен и уже не спрячется в случае чего. Получается, что все-таки какую-то охрану частные детективы дают.

Я нахмурилась, стараясь вникнуть в ее сложные логические построения. Что ей нужно в конце-то концов?

Видимо, прочитав этот вопрос на моем красивом лице, Антонина вздохнула и выпалила:

— Меня преследует один человек. Молодой человек. Преследует постоянно. Стоит мне только выйти на улицу, он идет следом, и я никак не могу от него отделаться.

Я помолчала и почесала кончик носа для усиления кровотока к голове — так лучше думается.

— Вы его знаете? Вы пытались с ним разговаривать? Он подходил к вам и что-нибудь говорил? — задала я кучу вопросов, и на все Антонина ответила отрицательно. — Маньяк? — сказала я, подумав, что такой книжной девочке вполне могут примерещиться и маньяки, покушающиеся на нее.

Антонина улыбнулась, и это было странно.

— Нет, — ответила она. — Он похож на незнакомого мне поклонника. Держится всегда на расстоянии, но никогда не выпускает меня из виду. Представляете: я на прошлой неделе попыталась сымитировать свой отъезд из Тарасова, чтобы только он отвязался. Я съехала с квартиры — я ее снимала в частном доме в Цыганском поселке рядом с трамвайной остановкой, — примчалась на вокзал, села в вагон поезда, вышла с другой стороны. Бродила по рельсам. Думала: все, ура, отвязался. Вышла на привокзальную площадь примерно через час, а он там стоит и смотрит на меня.

— Вы хотите выяснить, кто он такой? — задала я прямой вопрос.

— Зачем он мне? — Антонина пожала плечами. — Если бы я хотела с ним познакомиться, то уже сделала бы это. Нет, мне надо, чтобы он отстал от меня хотя бы на пару часов. Может быть, вы задержите его как-нибудь, а я за это время спрячусь? Все-таки ваш город не маленький… Это же реально сделать?

Я отрицательно покачала головой.

— Ничего не получится, милочка, — ответила я и с удовольствием посмотрела, как эта девочка приоткрыла рот от изумления.

Я даже выяснять не стала, как выглядит этот преследователь, потому что крупно засомневалась в самом факте его существования. Мало ли что нам может показаться в дождливые летние вечера.

…Через два часа после ухода Антонины со всем ее интеллектуальным багажом я делала утреннюю гимнастику, не обращая внимания на то, что скоро уже вечер. Если мир сошел с ума, то чем я лучше? К тому же обуявшая меня в последние дни лень требовала срочно принять меры. Толстеть никому не хочется, даже сумасшедшим.

Раздавшийся посреди моего спортивного сопения телефонный звонок только подхлестнул мою энергетику.

Рявкнув в трубку «Алло!», я нетерпеливо ждала ответной реакции.

— Здравствуйте, — немного неуверенно поприветствовал меня мужской голос, — мне нужна Татьяна Александровна Иванова.

— Это я! Слушаю вас, — уже более спокойно ответила я. Нельзя пугать людей до бесконечности, они от этого тупеют.

— Меня зовут Роман, — сообщила мне трубка, — у меня к вам дело.

— Вы где? — поинтересовалась я, тут же прикидывая, успею ли я сходить в душ, если окажется, что этот мужчина уже стоит под дверью.

Оказалось, что он стоит не под дверью, а рядом с домом, и я назначила ему свидание через десять минут.

Ну что за люди?! Неужели нельзя было позвонить на полчаса раньше, когда я была вся в грусти-печали?

Через пятнадцать минут, свежая и бодрая, я уже отпирала входную дверь и пропускала в свою квартиру молодого человека, одетого в легкий серый костюм.

Роман был высок, строен, брюнет.

Пока мы с ним расшаркивались в коридоре, он успел сообщить, что приехал к нам из стольного града Москвы по делу, и я ему в этом деле должна помочь.

— А вы уверены, что я смогу вам помочь? — ненароком поинтересовалась я, ставя кофе на плиту.

— В том, что вы справитесь, у меня сомнений нет, если только вы как раз сейчас не обременены каким-нибудь срочным и важным делом… — Роман замялся и улыбнулся, — но мне кажется, у меня есть шансы вас уговорить.

— Шансы есть у всех, — проворчала я, — вопрос в том, насколько велики эти шансы.

— Так вы заняты, Татьяна?

— Я не замужем, — хмуро ответила я, — или вы про что?

Роман рассмеялся:

— Пока про работу. Ее у вас много?

Я поставила перед Романом кофе, села за стол напротив него и достала сигарету.

— Что у вас? — спросила я его напрямик.

— Мне нужно найти одного человека. Он недавно приехал сюда из Москвы в командировку и некоторым образом потерялся. Он мне кое-что должен, и я волнуюсь, чтобы он не пропал.

Роман вынул из кармана пиджака несколько фотографий. На них был запечатлен симпатичный парнишка примерно двадцати пяти лет. Стройный блондин с голубыми глазами. Длинные русые волосы стянуты сзади в хвост, голубые джинсы, хорошо прокачанный на тренажерах торс, открытая футболка. Ну мечта, ну песня, а не мальчик, но что-то в нем было не то.

Сначала я рассмотрела у него серьгу в правом ухе. Потом мне не понравилось колечко с камушком на его пальце. Во всем облике парня было что-то ненатуральное. Наигранное, что ли.

— Он артист? — спросила у Романа, переворачивая одну фотографию. На ее обороте было написано: «Прокопенко Владимир Николаевич».

— В некотором роде, — ответил Роман, — он мне нужен, и я надеюсь, что вы мне его найдете. Я удовлетворюсь вашим телефонным звонком с его адресом. Никуда его тащить не придется.

— Это легче, — согласилась я, — я не специалистка по переносу тяжестей. А как, интересно, вы себе представляете мою работу? Наш Тарасов, конечно же, не Нью-Иорк, но и не деревня в три двора. Найти приезжего человека, особенно если он не желает этого, — проблематично, знаете ли.

— У Володи Прокопенко есть за что зацепиться, — пояснил мне Роман.

— Я заметила, — согласилась я, — но этого будет мало.

Роман засмеялся и откинулся на стуле назад.

— Вы меня не поняли, Татьяна, — немного успокоившись, произнес он, — наш Володя — гомосексуалист. Причем как бы это помягче сказать… — Роман, размышляя над ответом, побарабанил пальцами по столешнице, — он не простой гей, а склонный к эпатажу и эстетизму, на своем уровне, конечно. Это не означает, что он любит маршировать по улицам в женском купальнике и приставать к милиционерам, нет-нет. Но если у вас в городе есть места, где собираются такие… особи, то я уверен, он будет там. Обязательно.

Я еще раз посмотрела на фотографии. Надо же: такой великолепный экземпляр и бракованный!

Действительно, мир сошел с ума!

— А почему же вы сами не хотите поискать его по этим злачным местам? — спросила я Романа.

— Есть препятствия, в том числе и психологического плана, — сказал он, — мне бы не хотелось, чтобы он меня увидел раньше времени, да и противно, знаете, по таким местам шляться… Я, Таня, убого консервативен в своих пристрастиях. Мне все это более чем неинтересно.

— Я должна подстраховаться, — ответила я наконец после некоторого раздумья, — вы не похожи на киллера, но все-таки как у вас с документами?

— Отлично, — ответил Роман и протянул мне свой паспорт.

— Роман Георгиевич Балдеску, — вслух прочитала я, — вы из иностранцев? И где же ваша историческая родина? В Кишиневе?

— Папа говорит, что мы происходим из румын, но это было так давно, что он и сам не помнит, — улыбнулся Роман. — А вы раньше никогда не слышали фамилию Балдеску?

— Вы спрашиваете про Георгия Ионовича? — вопросом на вопрос ответила я, разумеется знавшая, что этот человек — известнейший предприниматель, владелец заводов, газет, пароходов. По какой-то необъяснимой мне причине он, однако, не числится журналистами среди олигархов.

Если уж Балдеску не олигарх, то я не детектив, а неудавшаяся продавщица прошлогоднего мороженого.

— Я правильно понимаю, что Георгий Ионович ваш папа?

— Вот именно, а я его единственный сын.

Глава 2

Утром в восемь часов — а для меня это самая что ни на есть глухая ночь — я ловким ударом подушки заставила заткнуться заверещавший от истошного выполнения своего долга будильник и потащилась в ванную.

Холодный душ спросонья — изысканное удовольствие.

Ничего, осталась живой.

Быстренько позавтракав чем бог послал, я отважно отправилась на работу.

Вчера я приняла предложение Антонины, но на своих условиях и вовсе не потому, что она меня разжалобила или мне нужны были деньги.

Я поняла, во-первых, что с погодой мне не везет и надо было чем-то развеять тоску, чтобы не стать неврастеничкой, и во-вторых, меня всего лишь заинтересовало это дело.

Мне стало любопытно, что же кроется за всей этой историей с неизвестным преследователем.

Я разгромила дурацкую идею Антонины по отвлечению внимания этого непонятного мальчика и доказала, что дела так не делаются.

Если уж у него хватило ума не клюнуть на ее домотканый фокус с поездом, то пара часов форы ей тоже не дают никакой гарантии.

Нужно выяснить, кто он, зачем и почему. Только после этого можно будет принимать адекватные решения.

Антонина вынуждена была со мной согласиться.

Мы обсудили с нею план действий и условия их выполнения. Она заплатила мне аванс, не смутившись величиной моих запросов, и отчалила со своей походной библиотекой, а я, договорившись о том, что начинаю работать с завтрашнего утра, подскочила к кухонному окну.

Логично было предположить, что если за ней на самом деле следят, то и мой адрес уже засвечен, и настырный мальчик, не дающий Антонине прохода, стоит у подъезда. Или невдалеке от него.

Разумеется, мне захотелось рассмотреть его и сделать хотя бы предварительные выводы.

Однако, как я ни прижималась носом и щеками к стеклу, «хвоста» за Антониной не заметила.

Предложение Романа Георгиевича Балдеску я тоже приняла, рассудив, что одно дело другому не помешает.

Дело Антонины мне не показалось очень уж сложным, и я собиралась разрулить его до вечера. Ну а с первыми звездочками у меня был запланирован турпоход по голубым и розовым местам нашего города.

Основные места тусовок этой неформальной братии мне были известны, и, имея в кармане фотографии Володи Прокопенко, я намеревалась заняться его поисками после разборки с псевдоманьяком, не дающим возможности девушкам спокойно изучать римскую историю.

Вылетая сегодня из своего подъезда, я имела в сумочке полный набор одинокой сексапильной дамы: мобильник, пистолет, сигареты и второй костюмчик. На всякий, так сказать, случай.

Погода обещала быть замечательной — как ей и положено, когда я не могу заниматься приятными дамскими делами на пляже.

До дома Антонины я добралась на такси.

Антонина снимала квартиру в старом районе города, в его историческом центре, на улице Сергиевской, где домики были обшарпанными и снаружи и внутри, где люди запросто переговаривались друг с другом сквозь раскрытые окна и порой забывали, что живут они в большом городе, а двадцать первый век уже за углом.

Я заняла позицию через квартал от дома и набралась терпения. Судя по всему, сегодня мне его понадобится много-много.

Одета я была «как своя» для этого микрорайона: волосы собраны в хвост, легкий серенький костюмчик и старые босоножки.

Антонина вышла из своего дома без пяти минут девять, как она мне и обещала, и неторопливой походкой направилась к троллейбусной остановке.

Все ее сегодняшние маршруты я знала наизусть.

Идя по тротуару, она огляделась и, не заметив меня, пожала плечами и повернула за угол.

Отщелкнув окурок сигареты в урну и попав точно в ее распахнутую черную пасть, я побрела следом за Антониной, разглядывая бутылки в ларьках.

Повернув за угол, я увидела Антонину, прижавшуюся у лотка с мороженым.

Заметив ее маневр, я остановилась рядом и, не разжимая губ, спросила:

— Что случилось?

— Я его не вижу, Таня, — ответила мне Антонина, и, услышав ее слова, продавщица откровенно вытаращилась на нас.

Я вздохнула и, неопределенно ответив, что еще не вечер, купила себе эскимо на палочке и побрела дальше.

Куда пойдет Антонина, я и так знала, поэтому пялиться на нее смысла не было: мне нужна была не она, а та рыба, которая на нее упорно клевала.

Антонина не спеша направлялась по Московской улице к библиотеке университета, с запланированными заходами в магазины. Я шла по другой стороне, ела мороженое и рассеянно поглядывала на прохожих.

Девять утра — самое благодатное время для прогулок с конкретной целью, конечно: людей на тротуарах прорва, машин на дорогах — почти столько же. Остаться незаметным в этой массе — задачка по силам даже для детей.

Примерно через полчаса я должна была признаться, что слежка за Антониной на самом деле существует. Я пристроилась к ее преследователю и принялась его изучать.

Открытие не замедлило ошарашить меня своей неожиданностью. Я даже уронила недокуренную сигарету на асфальт.

Маньяком, следящим за Антониной, оказался Владимир Прокопенко!

Мне бы порадоваться, что два дела очень удачно наложились друг на друга, но совпадения меня всегда нервировали, а сейчас меня просто затрясло.

Маньяк-гомосексуалист следит за девушкой, изучающей римскую историю! Было от чего удивиться!

Причем Прокопенко не показался мне новичком, он пас Антонину очень квалифицированно и старался не попадаться ей на глаза. Я даже удивилась, как она смогла его раньше засечь.

Скорее всего эта девочка, поднимая свои глазки от книжек, просто-напросто была склонна высматривать симпатичных мальчиков на улице.

Вот она и обнаружила этот стильный экземпляр. Сначала один раз, потом второй, ну а затем ей стало уже не интересно, а жутковато. И она забила тревогу.

Прокопенко работал очень качественно. Его слежка не была ни в коем случае демонстративной, наоборот, он использовал почти каждую возможность, чтобы замаскироваться.

Его работа была похожа на спецкурс из спецшколы. Я, конечно же, имею в виду не школу компенсации подростков, а нечто совсем иное.

Невольно любуясь работой профессионала, я приблизилась к нему на максимально возможное расстояние.

Создавалось впечатление, что по подготовке это мой коллега, а по внешнему виду — хлыщ хлыщом.

Короче говоря, однозначного мнения я составить не могла и продолжала свои наблюдения.

Через два часа блужданий я, озверев от двусмысленности ситуации, дождалась, когда Антонина зашла в Научную библиотеку университета и увидела, что ее преследователь присел за столик в летнем кафе.

Интересно было то, что он выбрал не то кафе, которое находилось напротив входа в библиотеку, а более дальнее, на углу.

Я тоже заняла свободный столик, третий от этого непонятного гея.

Осмотревшись, я поняла причину его выбора: из университетской библиотеки было два выхода. Второй, очевидно служебный, просматривался из этого кафе очень хорошо. Мальчонка и здесь сработал на уровне: он контролировал оба выхода, и Антонина при всем своем желании не смогла бы уйти незамеченной.

Володя Прокопенко взял себе апельсинового сока и начал лениво посматривать по сторонам. Бросив оскорбительно равнодушный взгляд на меня, он стал поглядывать на парней, сидевших за соседним столиком.

Я жестко напомнила себе, что ничего другого не следовало и ожидать, и взяла себе фанты. Чтобы совсем уж скучно не было.

Было очевидно, что Прокопенко — профессионал, старающийся не выпускать из поля зрения Антонину и при этом не попадаться ей на глаза.

С этим профи требовалось познакомиться ближе, и не только потому, что такое задание я получила от Романа Балдеску, но и потому, что Антонина, вероятно, мне чего-то недорассказала.

Мне сразу же стало гораздо интересней жить на свете.

Заранее зевая от мысли, что за Антониной шляется какая-то жалкая помесь из Ромео и Отелло, я была приятно поражена, что дело становится все более и более любопытным.

Что-то здесь было нечисто.

Я закурила сигарету и, полуотвернувшись, чтобы не слишком мозолить глаза Прокопенко, задумалась о том, как же поступить дальше.

В безнадежной тоске прошло примерно полтора часа. Но только я расслабилась, как мой подопечный гей внезапно поднялся со стула и вышел из кафе. Я увидела, что Антонина появилась из центрального выхода библиотеки, удобнее подкинула на руке своих толстых римлян и пошла по направлению к центру города.

Она заглянула в пару магазинчиков и спустилась в район Пешки. Так у нас традиционно называется дикий базар, расположенный рядом с бывшим шахматным клубом.

Антонина медленно брела вдоль лотков с разнообразным товаром, ничего не покупая и не выбирая.

Прокопенко, чтобы не потерять ее в толпе, вынужден был приблизиться к ней. А я начала всерьез задумываться, что мне вполне можно было бы и прекратить работу до вечера.

То, что мне было нужно, я уже узнала: за моей клиенткой на самом деле идет слежка. Причем делается это на хорошем уровне и пока угроз для нее я не вижу. Цель слежки придется выяснить у Прокопенко при личной с ним встрече. Это можно было отложить на вечер: ни он против Антонины, ни я против него без ненужного риска ничего не сможем предпринять среди бела дня и на глазах у людей.

Вечером, когда клиентка будет находиться у себя дома, как мы с ней и договорились, я и познакомлюсь с ее симпатичным топтуном. И решу сразу две задачи: сниму слежку с Антонины и отдам Вову Прокопенко Роману Балдеску.

После этого я навещаю Антонину и жестко колю ее на информацию. Пусть меня застрелят из рогатки, но гомосексуалисты просто так за девушками не бегают. Тут должен быть корыстный интерес.

Я бросила взгляд на Антонину и Володю, торчащего у нее за спиной на расстоянии пяти-семи метров, но уходить на перерыв передумала, потому что меня заинтересовали действия Антонины.

Она подошла к тому углу рынка, где обычно кучковалась весьма сборная команда.

Здесь стояли пожилые джентльмены, занимающиеся продажей марок, значков, монет и прочей ерунды, а также невдалеке от них крутились знакомые мне личности, снабжающие жаждущих граждан разной «дурью», начиная от реланиума и заканчивая кокаином.

Короче говоря, купить здесь можно было все.

Антонина огляделась и смело подошла к одному типу, известному мне под кличкой Макабр. Переговорив с ним, она вынула из сумочки кошелек, расплатилась с Макабром и по его кивку подошла к дедку, торгующему старыми советскими детективами. Дедок протянул Антонине белый пакетик и укоризненно покачал головой.

Было от чего мне почесать затылок.

То, что Антонина получила — если это было героином, — стоило наверняка половину всей Пешки: слишком уж велик был пакетик. К тому же Антонина не была похожа на наркоманку, это я отметила еще при личной встрече.

Уходить домой мне расхотелось окончательно.

Антонина положила пакетик в кошелек, кошелек опустила в сумку и развернулась, чтобы уйти.

В этот момент из толпы, густой массой проходящей мимо, вынырнул сутулый парень и дернул за сумку, одновременно оттолкнув Антонину от себя.

Сумка оказалась в его руках, Антонина попятилась и, не удержав равновесия, села прямо на стопочку потрепанных детективов. Стопочка медленно съехала набок, Антонина вместе с нею, и через секунду она уже лежала на земле, жалко трепыхая конечностями и пытаясь подняться. Римскую книжку Антонина не выпустила из рук, а вот полиэтиленовый пакет уронила, он упал, и из него вывалились наружу две тоненькие книжки, вроде тех детективов, которые не жалко позабыть в электричке.

Парень скользким ужом втерся в толпу и почти потерялся в ней.

Я была отделена от происходящего не очень большим расстоянием, но мои шансы догнать этого сопляка были минимальными. Однако я все-таки отважно ломанулась за ним скорее по причине вечной неуемности своего характера, чем надеясь на успех.

Лавируя между людьми, я окончательно завязла в этом непроходимом человеческом болоте, и единственное, что реально могла делать, — это оставаться зрителем.

А события развивались по оригинальному сценарию. Я даже не ожидала такого поворота сюжета.

Прокопенко, всегда старавшийся держаться в тени, вдруг вышел на первый план. Он был гораздо ближе меня к Антонине и сразу же бросился ей на помощь.

Как он разобрался с парнем, я не заметила, но только парень вдруг появился снова, словно его вытолкнула наружу некая сила. Прокопенко, уцепив его за руку, провел болевой прием дзюдо, согнул мерзавца в колесо, ткнул его носом в землю и отобрал сумку.

После чего, отделавшись всего лишь пинком в задницу, счастливый парень удрал, а Прокопенко протянул сумку Антонине, с помощью расшумевшегося дедка уже успевшей подняться на ноги.

Антонина сумку взяла, потом разглядела того, кто ей эту сумку протянул, вскрикнула и отшатнулась.

Снова упасть ей не дал дед, а Володя Прокопенко, опустив голову, постарался опять скрыться.

Антонина стала оглядываться, но уже его не увидела.

Я же Прокопенко не упустила и заметила, куда он подевался: он встал за соседним ларьком, достал пачку сигарет и закурил.

Получался очень интересный спектакль: постоянно находящийся в тени Прокопенко ненавязчиво оберегает Антонину от неприятностей и снова возвращается в тень.

Оставлять такую пару без присмотра было слишком наивным.

Я вздохнула и продолжила работу.

Глава 3

Все свои дела в городе Антонина закончила к шести часам, вдоволь насидевшись в кафешках, погуляв по магазинам и по парку. Я нарочно вчера просила ее ходить как можно больше, чтобы самой получить наиполнейшее впечатление о происходящем.

Антонина выполнила мою просьбу и походила, причем очень добросовестно. Мне, уже давненько потерявшей привычку шляться на своих двоих, это дело здорово поднадоело.

В результате вечером, когда Антонина наконец-то прибрела к своему дому, у меня и ноги гудели, и язык висел на плече, и было страстное желание залезть в ванну и уснуть в ней до послезавтрашнего утра.

Но приходилось работать.

Антонина ушла к себе, Прокопенко остался маячить во дворе, а я зашла в подъезд соседнего панельного дома и поднялась в лифте на девятый этаж. Там я постаралась максимально изменить внешность: неприлично девушке весь день выглядеть одинаково, люди могут подумать, что у нее слабо с фантазией.

Я надела другой костюмчик, достав его из сумки, распустила волосы и сменила очки. Таким образом я предстала перед собой и всеми остальными совершенно другим человеком.

Я быстро вышла из подъезда и вдоль дома ушла в противоположную от Прокопенко сторону.

Я, разумеется, уже из подъездного окна разглядела, что он продолжает высиживать на лавочке почти напротив дома Антонины и почему-то имеет вид человека чего-то или кого-то нетерпеливо ожидающего.

Таня-умница нашла очень выгодную позицию для наблюдения у соседнего дома рядом с толстоствольным тополем. Я стояла там и спокойно курила, и единственным неудобством было соседство со старухами, сидевшими на лавочке.

Вышедшие подышать воздухом и обменяться тоскливыми сплетнями пенсионерки сперва косились на меня, потом, видя мое равнодушие к их существованию, просто перестали меня замечать. Что было весьма кстати.

Вова Прокопенко замечательно просматривался с этого места, не имея никакой возможности разглядеть меня.

Поэтому приходилось терпеть и тренировать свою силу воли. Кто ж знает, возможно, это ей шло на пользу. Я про волю.

Наконец я заметила, что Прокопенко поднялся с лавочки и шагнул навстречу к подошедшему к нему мужчине.

Вот тут-то я чуть и не присвистнула.

К моему подопечному приблизился мужичонка среднего роста и среднего возраста, в безобразнейшей белой шляпе на голове. Прокопенко передал ему трубку сотового телефона, после чего круто развернулся и быстрым шагом пошел прочь со двора.

Мне разыгравшаяся сцена стала ясна с первого же взгляда, потому что я знала этого человека.

Степан Онучин был — с точки зрения обывателей, конечно, — таким же частным детективом, как и любимая вами Танечка Иванова. Таким же, да не совсем.

Степан в начале своей карьеры от работы имел доход гораздо больший, чем я. Теперь же, по прошествии лет, ситуация изменилась, и не в его пользу: завоеванная мною репутация приносила мне такие деньги, что Степа не поверил бы, а сам он за это время опустился буквально до лавочки и работает на подхвате.

И вот теперь мой Вова Прокопенко вооружил Степу сотовым и пошел спокойно дрыхнуть, зная, что в случае чего Степа ему сразу же позвонит, за что утром и получит свою копеечку за копеечный же дефективный труд.

Подождав, когда Прокопенко скроется за углом, я сделала небольшой крюк, чтобы ненароком не попасться на глаза Степе, и последовала той же дорогой.

Из преследователя Володя Прокопенко незаметно для себя превратился в дичь, и моя задача состояла в том, чтобы эта картинка не изменилась без моего ведома.

Оказалось, что мой подопечный живет неподалеку от Антонины, по крайней мере, в первый подъезд ближайшей пятиэтажки он зашел как в хорошо ему знакомый и привычный.

Я оказалась около этого подъезда на десять секунд позже него. Убедившись сначала, что я слышу шаги моего ведомого на лестнице, я тихо вошла и, стараясь ступать только на носки, стала подниматься вверх.

Прокопенко остановился на третьем этаже и загремел связкой ключей. Сомнений не оставалось: да, он тут живет.

Я мысленно прикинула расположение домов и подумала, что вполне возможно, что из его окна могут быть видны окна Антонины.

Мне снова стало скучно: неужели он не только следит на улицах, но еще и подглядывает в окна?!

Дверь квартиры открылась, потом захлопнулась, я поднялась на лестничную клетку и, прислушавшись, поняла, что он зашел в одиннадцатую квартиру.

Дело было сделано, и оставалось только подождать приличный срок и нанести визит симпатичному гею.

Я настолько устала, что решила обойтись с ним резко и без сантиментов.

Я спустилась на лестничную клетку второго этажа и посмотрела на часы. Было девять часов. Решив дать Прокопенко отдых в двадцать минут, достаточных для того, чтобы он расслабился, я уже приготовилась честно оттерпеть свое последнее испытание за этот суетливый день, как вдруг услышала звук открывающейся двери и шаги.

Легкими, еле слышными прыжками я спустилась на первый этаж и спряталась под лестничный марш.

В пятиэтажках перед подъемом к первому этажу всегда под лестницей есть темная ниша. Вот я туда и забилась.

Володя, уже успевший переодеться и сменить джинсы на серые брюки, а футболку на свободную рубашку, вышел из подъезда, громко хлопнув при этом дверью.

Моя охота неожиданно для меня самой продолжилась.

Прокопенко встал у дороги и, увидев «Москвич» с шашечками такси на ветровом стекле, тормознул его и, быстро договорившись, сел в салон.

Я топнула ногой от досады и, помахав рукой следующему за такси красному «жигуленку», остановила его.

— Поехали, шеф, — скомандовала я, садясь в салон. За рулем восседал самый неудачный из вариантов: пожилой дедок в затертой кепке.

— Какая скорая, — проворчал он, хмурясь. — А чем платить будешь?

Я вынула из кармана полтинник и положила ему на панель.

— Это сверх того, что ты запросишь за работу, мне нужно очень аккуратно проехать во-он за тем «Москвичом», видишь?

Дедулька, приоткрыв рот, посмотрел на меня.

— Ты педальку нажми, — вежливо попросила я, показывая ему из своих рук красную книжечку, разумеется, не собираясь ее открывать. — Езжай, что ли! — вскрикнула я, увидев, что «Москвич» завернул и исчез из видимости.

— А… ага, — сообразил наконец-то дедуля и рванул вперед.

Мы не упустили нужную нам машину, догнали ее и проследили до конца маршрута.

Володя Прокопенко вышел на Соборной и зашагал по направлению к городскому парку.

Я расплатилась со своим водителем, который, состроив заговорщицкую физиономию, подмигнул мне и громким шепотом спросил:

— ФСБ, дочка?

— Чш-ш! — зашипела я, прикладывая палец губам. — Бери круче: это МИ-6! Про Джеймса Бонда слышал? Это — я!

Оставив дедулю сидеть с открытым ртом, я легко выпрыгнула из машины.

Прокопенко уже свернул на одну из боковых улочек, я же решила догнать его по параллельной — он никуда бы от меня не делся.

Мои расчеты оправдались. На первом же повороте заглянув на соседнюю улицу, я увидела Прокопенко, заходящего в старый двухэтажный дом. Типичный образчик дореволюционного мещанского домостроения.

Перед тем как войти в раскрытую дверь дома, Прокопенко зачем-то оглянулся и, бросив на меня немного более долгий взгляд, чем было бы нужно, скрылся в подъезде.

Я прошла мимо дома, краем глаза посмотрев в темноту его подъезда.

В таких домах могут быть и две квартиры, и все восемь.

Подождав на другой стороне улицы и не увидев, чтобы в домике зажглось новое окошко, я сделала вывод, что мой подопечный пришел к кому-то в гости.

Терять время и бессмысленно топтаться на месте не имело смысла, поэтому я решила еще разок пройти мимо дома, снова заглянуть в подъезд и, если там все тихо, срочно ловить мотор и ехать на квартиру к Прокопенко и произвести там более полное знакомство с ним. Без его ведома, разумеется. Не люблю, когда мне мешают.

Я остановилась напротив подъезда и, не сумев рассмотреть в его темноте ничего, кроме широкой лестницы, поднимающейся наверх, особенно не раздумывая, вошла внутрь.

Англичане в таких случаях врут, что любопытство сгубило кошку.

Через секунду мои глаза привыкли к темноте, я подошла к лестнице и осторожно посмотрела на второй этаж. Оттуда доносились приглушенные звуки музыки. Было впечатление, что люди культурно отдыхают. Если мой ведомый там, то и прекрасно — это надолго. Только бы Антонина не выкинула какой-нибудь несанкционированный фокус.

Внезапно сзади послышались мужские голоса, и двое парней появились в двери подъезда.

Я сразу же развернулась к ним лицом и не торопясь пошла навстречу, словно только что спустилась с лестницы и уже ухожу.

— О! Девушка! — воскликнул один из парней — высокий, худой и кучерявый, одетый в свободную рубашку навыпуск. — Вы, похоже, мой кадр!

— Угу, твой, твой, — сказал второй, ничего собой интересного не представляющий, и, бросив на меня мимолетный взгляд, бочком направился к лестнице.

Первый же остался и загородил мне проход.

— А я вас раньше не встречал? — спросил он. — Вы же у Жорика были в «Варежке», да? Я угадал?

Я промолчала и пожала плечами. Если, кроме Жорика, на втором этаже никто больше не обитает, то отказываться от знакомства с ним неразумно: тогда поднимутся другие вопросы.

— Я спешу, разрешите пройти, пожалуйста, — тихо и мирно проговорила я.

— Все решиться не можете, ох, девушка, девушка! А страх, между прочим, первый грех! — Кучерявый, как видно, был любителем потрепаться и расположился заняться этим надолго.

Он легонько обнял меня за плечо и доверительно наклонился ближе.

— Ну ты скоро там, Бутман? — поторопил второй и остановился, ожидая его.

— Щас! — отмахнулся мой собеседник и снова повернулся ко мне: — Бутман — это я, кстати, слышали обо мне, конечно?

Зачем огорчать людей? Я снова пожала плечами, если этот жест так много говорит ему, то пусть и получает, что хочет.

— Пойдемте со мной, — Бутман взял меня под руку, — я по выражению на вашем лице вижу, что вы девушка смелая и отважная. Скорее всего просто-напросто убежали, не дождавшись начала выступлений. Сам не люблю ждать. Спросите, как я догадался? Элементарно, Ватсон, начало-то ровно в десять, а вы уже навострились драпать.

Я дала себя развернуть, решив пока не делать резких движений. Мне даже показалось, что у меня реально появилась возможность провести нужную мне разведку не только в норе у Прокопенко, но и на его пастбище.

Слова Бутмана заставляли подозревать что-то неординарное и многообещающее, к чему Прокопенко мог иметь какое-то отношение. Он же ведь был наверху.

— Как вас зовут, девушка? — Бутман, окрыленный моей показной податливостью, ломанулся в лобовую атаку.

— Таня, — ответила я.

— Ну и славненько, вы будете моей гостьей! — объявил Бутман. — Никто к вам и не подойдет и лапу не протянет! Бутман дает слово!

— А оно крепче гороха, — поддержал Бутмана его спутник, — короче, я пошел, ты, как видно, зацепился здесь языком надолго.

— Ни хрена! — Бутман плавно повел меня в направлении лестницы и сделал рукой приглашающий жест. — Вперед, на винные склады! — с притворной серьезностью провозгласил он.

Я поправила на плече сумку и окончательно решила, что если Вова Прокопенко меня в лицо не знает, то попробую-ка я сунуть мордашку неизвестно куда, авось сразу все и узнаю!

— А вас так и называть: Бутман? — спросила я. — Или можно как-то по-другому?

— Можно и по-другому, Таня, можно и по-другому: милый, любимый, хороший, солнышко, лапочка, но это не сразу, нам еще нужно будет познакомиться по-бли-же! — пропел Бутман, и мы стали подниматься вверх по лестнице, ведущей в неизвестность.

Мы поднялись на второй этаж. Там была единственная дверь, за ней находилась сумрачная прихожая, освещаемая одинокой мутной лампочкой, криво висящей под потолком.

В конце прихожей нам открылась большущая комната, скорее всего образованная из нескольких коммуналок.

Этот зал освещался не намного сильнее прихожей, но все-таки светильники здесь были приличнее. Что-то вроде люстр свисало с потолка в разных местах, но они не разгоняли густых теней в углах.

Как я правильно поняла, были снесены ранее существовавшие перегородки, вместо них поставлено несколько столбов, поддерживающих провисающий потолок, и получился симпатичный зал с эстрадой в дальнем углу.

Точнее сказать, он был бы симпатичным, если бы не грязь повсюду и спертый воздух.

Все окна были плотно занавешены толстыми портьерами с тяжелыми золотыми кистями.

В зале стояло около десятка простых пластиковых столиков в окружении таких же стульев. Парочки, устроившиеся за этими столами, вполголоса переговаривались, потягивая разные напитки.

Более-менее все становилось понятно. Я попала в законспирированный клуб, а назывался этот клуб «Варежка», как меня просветил Бутман.

Интересно, что здесь делает мой Вова Прокопенко?

Мы с Бутманом задержались на входе в зал, он пошептался с нахмуренным парнем в темном костюме, заплатил ему за входные билеты, и мы прошли к пустующему столику справа.

Бутман, тут же наобещав мне вина и закусок, куда-то умчался, и я, не успев даже сказать ничего против, осталась в одиночестве.

Хмурый неопрятный толстяк примерно сорока лет, до этого бродивший по залу, вдруг подошел ко мне и, молча поморгав, тихо поинтересовался, какого черта я здесь делаю.

Я только успела открыть рот, как проходящий мимо охранник высказался за меня:

— Ее Бутман приволок. Сам видел.

— А-а-а, ну-ну, — проговорил толстяк и, скользнув взглядом по моим ногам, отошел, не сказав больше ни слова.

Глава 4

Несколько парней и девушек, громко переговариваясь и пересмеиваясь, потягивали вино за соседним столиком.

Вся атмосфера «Варежки» постепенно накалялась от какого-то ожидания.

Примчался Бутман и, громко дыша, сел рядом со мною.

— Еще не принесли? — удивленно спросил он, оглядывая пустой стол. — Вот козлы, блин! Вы только не волнуйтесь, Танюша, сейчас притащат!

Я не ответила, продолжая скромненько высиживать, сложив ручки на сумке, где у меня надежно прощупывался пистолет, и высматривала своего любезного друга Вову Прокопенко.

А его нигде не было видно!

Эстрада осветилась прожектором, до этого таившимся в темном углу зала.

Дыша на меня усиленно пережевываемым «Орбитом», Бутман прижался ко мне и стал доказывать, что вот-вот сейчас самое интересное и начнется.

Я слегка отстранилась, Бутман собрался возразить, но тут подошла непонятная фигура и стала с подноса выставлять на стол его заказ.

— А алкоголь? — громко спросил Бутман и радостно крякнул, увидев бутылку розового «бордо». — Все, вали отсюда, — махнул он официанту.

Я наконец-то разглядела то чудо, которое нас обслуживало. Это была девушка… кажется. Она была в закрытом купальнике, а, пардон, пониже пупка у нее была прикреплена веселенькая висюлька из розовой резины, имитирующая фаллос.

Я задумчиво смотрела вслед официанту, пока он — или она, уже не знаю — не почувствовал мой взгляд.

Официант повернулся и послал мне воздушный поцелуй. Это меня отрезвило, и я обратила внимание на эстраду.

Там уже обозначились в освещенном прожектором пятачке две девушки в купальниках и, поставив на краю эстрады стул, принялись довольно-таки вульгарно изображать лесбийскую любовь.

Не знаю, как других, а меня больше всего интересовало, хорошо ли выметена эта эстрада, и если нет, то как себя чувствуют девушки?

Через три минуты девушки избавились от той одежды, что была на них, и затихший зал внимательно наблюдал за самой неприкрытой откровенностью в их действиях.

Бутман весь извертелся на своем стуле, стараясь и зрелища не упустить, и мне внимание оказать.

Джентльмен разрывался, но пока справлялся с нагрузкой.

Прокопенко все еще не было, но зато я заметила кое-что любопытное.

Толстяк, интересовавшийся мною, оказался оператором этого кустарного эротического шоу. Он с ужасно занятым видом суетился слева от эстрады. Толстяк включил еще один прожектор, поменьше первого, установил на плече большую видеокамеру и, то приседая, то наклоняясь под разными углами, старательно снимал все действо.

— Бутман, — обратилась я к своему соседу.

Тот живо отреагировал.

Он положил мне одну руку на бедро, вторую на плечо и горячо продышал в ухо:

— Все, что хочешь!

— Даже так, — я передернула плечами, но руку он не убрал, — а для чего эти съемки?

— Реклама! — это слово высказал Бутман таким тоном, словно я спросила, в каком городе живу. — Жорик потом монтирует и посылает на фестивали наших. Его уже по всему миру знают. От Москвы до…

Бутман отвлекся и наклонился к девушке, сидящей за соседним столиком, что-то у нее спрашивая.

— От Москвы до Киева и в каждом вагоне, — закончила я за него.

— Ни хрена, гораздо дальше! А вот сейчас будет самое сладкое для тебя, — сообщил Бутман, снова обращаясь ко мне.

Я удивленно на него посмотрела.

— Ну да, — улыбаясь во все свои длинные зубы, закивал головой Бутман, — я же сразу понял, кто ты такая, Танюшка-игрушка.

Бутман откупорил бутылку и налил мне полный фужер.

Я была заинтересована его заявлением, поэтому машинально взяла фужер в руку и уточнила, на всякий случай быстро осмотревшись по сторонам.

— Так кто же я? — спросила я у Бутмана.

— Сначала брудершафт, — заулыбался Бутман, — а потом я все скажу.

— Шантажу — нет, — отрезала я, — я и так перейду с тобой на «ты», только скажи, кто же я такая.

Бутман заерзал на стуле, кивнул головой в сторону эстрады, потом, вздохнув, ответил:

— Ты маленькая скучная натуралка, у которой наконец-то в головке зашевелились светлые мысли!

Свое умопомрачительное заявление Бутман сопроводил самым натуралистичным поглаживанием моей ноги. Он был прав: было от чего поскучнеть.

— И вот для вас, натуралок, сейчас будет самое интересное, — зашептал мне Бутман, — шоу мальчиков-нестандартов! Все для того, чтобы сделать из вас нормальных людей. Бисексуалов, вот как я, например! Тебе нравятся мальчики-нестандарты?

— Пока не знаю, — призналась я и зевнула. Насчет мальчиков я была не в курсе, но Бутман мне уже надоел хуже плохой погоды.

Шоу мальчиков началось. Все было примерно так же, как и у девочек, только с естественной половой разницей.

Для меня же самое интересное было не в этом, а в том, что одним из мальчиков выступал Вова Прокопенко.

Роман Балдеску был совершенно прав, говоря мне, что этот артист без выступлений жить не может.

Оба артиста были одеты или — правильнее было бы сказать — раздеты до узеньких плавок, от которых, впрочем, быстро избавились под восторженные вопли зрителей обоих полов.

Наиболее легковозбудимые девчонки вскочили со своих мест, чтобы лучше видеть, другие вообще подошли к эстраде и навалились на ее край, повизгивая от сопереживаний.

Я же чувствовала себя идиоткой и думала о шоу совсем в другом разрезе и ракурсе.

Мне интересно не было, скорее, даже было противно.

Вова Прокопенко демонстрировал всякие разные изыски, а неопрятный хмурый толстяк Жорик продолжал снимать своей видеокамерой. Вот что мне было по-настоящему интересно.

Я почти твердо знала, что мне нужно делать в ближайшее время. Но для начала я довольно-таки резко избавилась от липкой длани Бутмана. Плевать на то, что такие, как он, будут считать меня скучной. Как-нибудь переживу.

Закончив выступление, Вова раскланялся, поцеловал своего партнера и прошел в зал под радостные вопли зрителей.

Я внутренне вся сжалась, увидев, что он направляется к нам.

Но потом я успокоилась: Вова на меня, кажется, и внимания не обратил, он шел прямиком к Бутману.

— Тебе понравилось? — спросил он у Бутмана, присаживаясь рядом с ним.

— Не то слово! Очень, очень понравилось! — начал нахваливать его Бутман, протягивая Вове свой фужер. — Такие, как ты, просто находка в нашем бизнесе, цыпа!

Бутман поглаживал Вову почти как меня и говорил ему восхищенно:

— Ты знаешь, цыпочка, я даже удивился, когда мне сказали, что приехал москвич из наших и готов выступить. Я думал, будет вульгарная порнуха, но то, что ты показал, — искусство, искусство высокое!

«Цыпа» улыбнулся и застенчиво клюнул Бутмана в плечико.

Не скажу, что меня чуть не стошнило — я видела и не такое, — но впечатление было сильным.

А выступление Вовы все равно было порнухой, и переубедить меня никто бы не смог.

Пока парочка друзей ворковала справа от меня, я посматривала на толстого оператора по имени Жорик.

Он как раз менял кассету. Бережно вытащив из камеры, он положил ее на стул позади себя, вставил новую и махнул рукой следующим артистам.

Я, вытянув шею, посмотрела на прожекторы и обратила внимание на то, что кабели от них ползут по полу и соединяются, скручиваясь в жгуты. Заканчивались они в трехфазной розетке, лежащей на полу недалеко от крайнего столба, поддерживающего потолок.

На сцене уже были смешанные пары, и, видя, что толпа у эстрады постепенно увеличивается, я тоже встала.

— Танюшка, а как же мы? — Бутман попытался изобразить разобиженность, но получилось это у него плохо. — Сумку-то зачем берешь? Здесь не сопрут!

Я не ответила.

— Девочке интересно наблюдать процесс, — улыбаясь, пояснил Прокопенко, — пойдемте вместе. Сам неравнодушен к этому делу.

Мы прошли вперед и прорвались к самой сцене.

Вова что-то мне шептал в ухо насчет того, что у него странное ощущение, будто он видит меня уже не первый раз. Бутман с другой стороны советовал ему не увлекаться и не разевать роток…

Я все это почти не слушала.

Стараясь пробраться как можно ближе к стулу с нужной мне кассетой, я, не обращая внимания на недовольные шиканья соседок, упрямо стремилась к своей цели.

Ничего не отвечая надоевшему мне Бутману и дурно пахнущему трудовым потом Вове, я наконец-то наступила ногой на кабель.

Еще раз посмотрев на розетку, я обнаглела окончательно — наклонилась и дернула за нее.

Оба прожектора моментально потухли. После их яркого освещения всем на какое-то время показалось, что наступила полная темнота, и я, подскочив к стулу Жорика, схватила кассету с отснятым материалом.

Визг обиженных зрителей перекрыл все звуки.

Я, задевая за людей и за столы, повернулась и, сориентировавшись, устремилась к выходу.

В этот момент меня сзади обхватили чьи-то руки.

— Зачем ты это сделала? — Вова вцепился мне в плечо и развернул лицом к себе.

Лучше бы он этого не делал. Получив классический удар коленом в пах, Вова Прокопенко отлетел назад в толпу.

Оттуда послышался возмущенный крик Бутмана:

— Цыпа, твою мать, ты что творишь?!

Справа на меня наткнулся какой-то мужчина и, уцепившись за сумку руками, тоже хотел задержать, но я уже развоевалась.

— Ты куда, подруга? — спросил мужской голос, но тут же, не дождавшись ответа на свой вопрос, заткнулся и жалобно взвизгнул, получив хлесткий удар по глазам и второй по ушам.

Наконец я попала в коридор, ведущий на лестницу. Теперь оставалось только и отсюда выбраться, и можно сказать, что день даром не прошел.

Лампочка под потолком уже не коптила, приходилось пробираться на ощупь.

В зале зажегся свет, и лучи его, упав в коридор, показали мне нужное направление, но у самой двери я натолкнулась на еще одно препятствие.

Высокого роста охранник загородил мне проход.

— А вы куда, девушка? — спросил он. — Тут не принято уходить раньше времени. А сортир вон там.

— Спасибо большое, — вежливо ответила я и, сделав шаг вправо, тремя короткими ударами левой ступни проверила на крепость мышцы его брюшного пресса. Пресс оказался слабоватым. Охранник согнулся и, шлепая губами, прислонился лобиком к стене.

Оттолкнув этого стража, я выскочила на лестницу.

Здесь уж сомнений не было, куда идти и как. Только вниз и очень быстро.

Я заскакала через ступеньки.

На выходе мне больше никто не встретился, и я свободно выбралась на улицу.

Там я огляделась и не помчалась по улице, как можно было бы предположить, а свернула сразу за этот дом и перелезла через кирпичный забор, построенный на его задах в те же времена, что и само здание.

Я оказалась в маленьком проходном дворе и, облаянная тремя шавками и двумя старухами, высунувшимися из окошек, смело вышла на параллельную улицу.

Моя несчастная сумка потеряла во время этих приключений всю свою привлекательность, и, к сожалению, после моего возвращения домой придется от нее избавиться. Я потерла ее рукой, но ей это не помогло.

Поймав на трассе машину, я назвала домашний адрес Вовы Прокопенко.

Дом стоял на месте, что от него и требовалось.

Глава 5

Я, стараясь не шуметь, подошла к одиннадцатой квартире и позвонила два раза. Просто так почему-то принято в нашем народе: один раз звонит непонятно кто, а два или три — вроде свои, и тут люди склонны идти и открывать без особых рассуждений.

Мне никто не открыл. Какая досада!

На всякий случай оглянувшись, хотя в этом не было никакой необходимости — если бы кто-то находился в подъезде, я бы это давно услышала, я вынула из сумки маленький спецнаборчик, вскрывающий почти любые замки.

Дверь поддалась сразу же, и я быстро проскользнула в нее. После этого я тихо прикрыла дверь за собою и тихо щелкнула замком.

Судя по отсутствию посторонних звуков, в доме действительно никого не было.

Прихожую я миновала, не включая света, и, зайдя в единственную в этой квартире комнату, увидела, что занавески на окне не задернуты.

Задвинув шторы, я включила свет.

Беспорядок в комнате явно указывал на то, что хозяин здесь жил один.

Поверхностно осмотрев диван, шкаф и буфет, я начала более подробное обследование территории.

В шкафу я увидела висевший на плечиках костюм и не колеблясь запустила свои пальчики в карманы пиджака. Помимо сигарет «Ротманс» и нескольких телефонных карточек я нашла там пачку фотографий и документы.

Удобно устроившись на диване, я сначала просмотрела документы.

Вова Прокопенко оказался почти моим коллегой. Он работал в московской охранной фирме «Фрегат-М», и у него было разрешение на оружие. А вот эта новость мне не понравилась. Документы я бросила на стол и занялась фотографиями.

Фотографии я разделила на две группы. В первой фигурировала моя Антонина в разных ракурсах и в различных интерьерах: на улице, в кафе, перед библиотекой. Все фотографии были сделаны на расстоянии и скрытно.

Ни на одной из них Антонина нарочно не позировала.

Вторая часть фотографий говорила о личной жизни моего гея. На них он был с девушкой, причем с одной и той же. Я закурила и подумала, что Вова Прокопенко как мужчина, имеющий определенные наклонности, вполне может себе позволить быть однолюбом. Для него это несложно.

Мысль эта меня развеселила, и я достала из своей сумки сотовый и набрала номер телефона Володьки Степанова, моего однокорытника по юрфаку и старинного доброго приятеля.

Кроме имени, у Степанова с Прокопенко не было ничего общего. Это я знала точно.

Володька после нашего выпуска с юрфака пошел проторенным путем и не покладая рук и мозгов трудился в органах внутренних дел.

Сейчас Володька весьма успешно тянул лямку в ГУВД и дотянулся до отдельного кабинета и персональной секретарши, но так как время было нерабочее, я позвонила ему домой. Слава богу, его телефон я помнила хорошо.

Володькина жена — дама, наученная спецификой работы своего мужа, ничего у меня не спросила, только вздохнула, и через полминуты я услышала Володькино осторожное:

— Да?

— Привет, это Иванова, — бодро известила я старого приятеля, — ужинаешь?

— Ну вообще-то, — уклончиво ответил Володька, — а ты звонишь, потому что есть хочешь?

— Нет, Володя, — сурово ответила я, — я хочу тебе сдать подпольный клуб голубых и розовых. Они там трахаются прямо на сцене и называют это искусством. Такая гадость, просто слов нет. Сама присутствовала, и мне не понравилось.

— Что? В качестве кого ты там присутствовала? — вскричал Володька. — Алло, Танька! Что с тобой происходит?!

— Да что ты так переполошился, — усмехнулась я. — Ты адрес клуба будешь писать или как? Их нужно брать прямо сейчас, а то могут свалить и рассосаться, я там немного пошумела.

— Давай! — крикнул Володька.

Он быстренько записал адрес, после чего осторожно поинтересовался:

— С тобой все… в порядке, Тань?

— Все, все, не волнуйся, опер, — рассмеялась я и отключилась.

Не повезло сегодня ребятам из «Варежки», накрылся у них отдых.

Я затушила в пепельнице сигарету и, продолжая рассматривать фотографии, прочитала на обороте одной многообещающую фразу: «Солнышку от Лучика».

Перевернув фотографию, я внимательно посмотрела на улыбающуюся девушку, изображенную на фоне вечнозеленых кипарисов.

Теперь я знала, что для разговора с Вовой Прокопенко у меня есть джокер в колоде.

Подумав о Прокопенко, я подошла к выключателю и щелкнула им. Пора принимать меры безопасности. Никогда не следует раздражать людей мелкими гадостями вроде зажженного света в их квартире, если их самих в это время нет дома.

Я приоткрыла форточку, села в кресло и с удовольствием закурила. Солнышко-Вова сам курит, поэтому даже если он унюхает присутствие нового Лучика, то не успеет сообразить, что к чему.

А миндальничать я не собираюсь. Я слишком устала для этого.

Шаги на лестнице послышались примерно через полчаса. Я даже уже начала засыпать, все-таки до конца не теряя бдительности.

Поняв, что скорее всего это возвращается хозяин, я выпрямилась и, прищурившись, посмотрела на часы. Уже полночь! Длинный же день у меня сегодня получился.

Повернулся ключ в замочной скважине, кто-то вошел в квартиру.

Зажегся свет в коридоре, и я по тени поняла, что пришедший разувается. Вдруг он встал прямо и замер.

Скорее всего мой подопечный курил мало или просто курил сигареты другого сорта. А я, между прочим, могла бы и подумать об этом.

Человек в коридоре не шевелился и, видимо, соображал, как ему умнее поступить в непонятной ситуации. Я всегда считала, что давать людям возможность думать — это вредно, поэтому вскочила с кресла и, держа в руке пистолет, выбежала в коридор.

Вова Прокопенко стоял, держась за дверную ручку. Он явно собирался удрать, но ему не повезло: долго собирался.

Я показала ему пистолет и приветливо улыбнулась.

— Здравствуй, радость моя, — поздоровалась я и помахала ему стволом «макарова», — ты куда это собрался? Гулять уже поздно, темно на улице.

— Привет! — ответил он, глядя на пистолет. — Ты из ментовки? С ордером?

— Не-а, — призналась я, — я сама по себе. Да ты проходи, присаживайся, а то устал, наверное, после выступления, все поджилки трясутся.

— Не только, — сохраняя деревянное выражение лица, ответил Прокопенко.

Я отступила на шаг назад и пропустила его в комнату.

Он вошел, осмотрелся и, заметив разложенные на диване фотографии, уже по-другому взглянул на меня.

— Что значит: сама по себе? — спросил он. — Как мне это понимать? И зачем пистолет? Вы меня боитесь?

— Не как мужчину, — призналась я, — а как экспериментатора.

— Не понял! — Он еще раз огляделся и сделал шаг ко мне. Я не пошевелилась, пошевелился ствол моего «макарова».

— Вы сядьте, Вова, и слушайте, а я буду говорить, — тихо произнесла я. — При малейшем движении в мою сторону стреляю без предупреждения.

Прокопенко внимательно посмотрел на меня и решил в такие игры не играть. Он отошел и сел на стул, стоящий напротив дивана.

— Вы что-то хотите мне сообщить? — спросил он.

— Нет, я так развлекаюсь, — ласково пояснила я, присаживаясь на диван и не опуская пистолета, — я дама одинокая, и вечерние посиделки с геем для меня самое удовольствие.

Володя промолчал и только криво ухмыльнулся.

— Сразу сообщаю новость, — начала я, — по моему звонку в ваш поганый клубик уже выехали ребята из ОМОНа. Как бы Жорик после моего вмешательства ни старался спрятать следы своей деятельности или замаскировать их, доказательств будет найдено достаточно. Кроме того, кассета с записью с вами, юноша, в главной роли уже мною изъята, и если мы не договоримся, то у вас есть прекрасный шанс пройти как минимум свидетелем по этому делу. А ведь еще предстоит посидеть в сизо, а там так неинтересно для специалистов вашего профиля. Пожалуй, что и потанцевать не придется. Люди там малокультурные, контингент специфический. — Я сокрушенно покачала головой, наблюдая как багровеет красивая физиономия Вовы.

— Где же Бутман тебя откопал, поганку такую, — пробормотал он, — ты все еще не сказала, чего ты хочешь. Или ты просто балдеешь от того, что можно вот так посидеть с пистолетом и покривляться? Как ты нашла его, кстати? И как ты сюда попала?

Я сообразила, что Прокопенко подумал, будто у меня в руке его пистолет, и от этого мне стало одновременно и легче, и обиднее.

Хорошо, что он случайно проговорился, что у него с собою нет оружия, но плохо, что я не сумела найти ствол. Непростительно, Таня, прослабила.

— Я хочу, чтобы вы мне честно ответили на несколько вопросов, потом мы придем к общему мнению, и я уйду отсюда. С кассетой, разумеется. Она мне станет гарантией, что вы будете соблюдать наше соглашение, к которому мы сейчас должны прийти.

Вова Прокопенко молчал и смотрел на меня, ожидая продолжения.

Я уселась удобнее и спросила:

— Итак, вопрос первый: что вам нужно от Антонины?

— А кто это? — Вова честно поднял глаза к потолку и наморщил лобик. — Не помню такую.

Я левой рукой зацепила со стола несколько фотографий и бросила ему. Он, поймав их на лету, поднял на меня удивленные глаза:

— Как ты ее назвала? Антониной?

— А как ты предпочитаешь сам ее называть? — быстро спросила я, переходя для удобства общения на «ты». Тем более что Вова первый начал.

— Да никак, — Вова пожал плечами, — я и не знаю, как ее имя. И фамилию, кстати, тоже.

— Как романтично! — восхитилась я и едва не захлопала в ладоши. — А теперь расскажи мне про любовь с первого взгляда!

Вова сложил фотографии стопочкой, покачал их на ладони и вздохнул:

— Это она тебя нашла и попросила наехать на меня?

— Пять с плюсом тебе за сообразительность. — Я кивнула и поторопила его: — Ты мне не ответил: что тебе от нее нужно?

— Да, в общем-то, ничего. — Вова осторожно покосился на мой пистолет и пересел на стуле так, что вес его тела перенесся на ноги. Это могло означать подготовку к прыжку.

Я словно случайно пересела чуть дальше и снова повела стволом.

— Сядь свободнее, не напрягайся, — посоветовала я ему и продолжила свой маленький допрос — Зачем ты тогда ходишь за нею, как беспокойная тень папы Гамлета?

Помолчав и отклонившись к спинке стула, Вова начал медленно говорить:

— Она приезжая. Это сразу же видно. Ну что мне тебе рассказывать. Девушка одинокая, мало кого знает в этом городе, ее мало кто знает. Денег у нее нет, — он бросил на меня быстрый взгляд, — по крайней мере видно, что они ей нужны. Мне показалось, что она может пойти в наш бизнес… Если ей поставить условия соответствующие…

Я переварила то, что услышала. Если добавить сюда уточнение: не «может пойти в этот бизнес», а заставить ее это сделать, то получалось вполне логично. Но мерзко.

— Мне кажется, я тебя поняла, — ответила я ему, — ты — мерзавец, сволочь, негодяй.

— Ну и что? — счастливо улыбнулся Вова. — Разве это мешает мне быть хорошим человеком?

Я даже не нашлась что ответить на этот парадокс.

— Ты оставишь ее в покое, мерзавец, — сказала я, — ты меня понял?

Вова кивнул:

— Деваться мне некуда. Конечно, понял. Вопросов нет.

— Это хорошо, — одобрила я его готовность, — а сейчас ты, мерзавец, звонишь по своему сотовому Степе Онучину и говоришь ему, чтобы он уходил со своего поста к чертовой матери.

— А откуда ты… — Вова Прокопенко удивленно взглянул на меня и, нахмурившись, замолчал, не закончив фразы.

— Звони, сволочь! — рявкнула я. — И не вздумай со мной шутить. Уж что-что, а десять суток я тебе запросто смогу обеспечить… если сама не пристрелю раньше, — закончила я тихим голосом и поняла, что мне этого очень хочется.

В этот момент во входную дверь позвонили. Мы с Вовой вздрогнули одновременно.

Вова показал глазами на дверь.

— Видно с улицы, что у меня свет горит, — пробормотал он, — придется открывать.

— Вован, цыпочка! — послышался громкий шепот от двери. — Это Бутман пришел! Открывай, базарчик есть!

— Скажи ему, чтобы он подождал! — распорядилась я. — И звони быстрее, вы мне все уже надоели до смерти. Не нервируй меня, цыпа.

— Сейчас, еще минутку подожди, пожалуйста! — крикнул Вова.

Дернув шеей, он вынул из кармана брюк трубку телефона и быстро набрал номер.

— Звук на максимум, — указала я, — мне ведь тоже интересно, с кем ты будешь говорить.

Вова молча послушался. Мужской голос ответил ему со второго же гудка.

— Степа, ты? — Недослушав, что ему говорят, Вова произнес: — Уходи оттуда! Да! Прямо сейчас, — крикнул, — завтра все обсудим, все завтра!

Я протянула руку и выхватила у него из рук трубку.

Приложив ее к уху, я услыхала ноющий голос Степы:

— Воло-одь, а ночные как же мы будем рассчитывать? Я же вышел на работу, Володь! Алло! Алло!

Я отстранила от уха трубку, чтобы не слышать такой знакомый и такой противный голос Степы, и тут Вова, оттолкнувшись от стула, бросился на меня.

Я, поджав ноги к груди, скользнула влево и ударила его коленом в солнечное сплетение. Вова словно сломался пополам. Он наклонился, захрипев, и подставил мне затылок.

Упустить такой шанс я не смогла и очень точно тюкнула по этому затылочку рукояткой «макарова».

Вова рапластался на полу, и по нему было видно, что устроился он так надолго.

Я вздохнула и посчитала свою работу выполненной.

В дверь вовсю трезвонили.

— Минутку! — крикнула я, и перезвон мгновенно прекратился. Было такое впечатление, что Бутман внезапно грохнулся в обморок.

Ну еще бы, такое сильное потрясение: у его цыпы женщина! Было от чего сознание потерять.

Я наклонилась над отдыхающим Вовой Прокопенко, приподняла за длинные волосы его симпатичную голову и, подув в мутные глазки моего нового знакомого артиста, произнесла:

— Я тебя предупредила. Если еще хоть раз увижу тебя, или Степу, или еще кого около Антонины… сидеть тебе на нарах и потом всю оставшуюся жизнь проклинать свою любовь к киноискусству.

Я была не совсем уверена, что он все это расслышал, но мне показалось, что где-то в подкорке Вовиного мозга мои слова должны были бы записаться, причем очень крупным почерком.

Уронив Вовину голову со стуком на пол, я встала, взяла свою сумку и, держа пистолет в опущенной руке, подошла к входной двери.

В нее уже не звонили: видно, Бутман понял бесперспективность этого занятия и сейчас переживал. Посмотрев в глазок, я увидела его, прислонившегося к стене, сбоку от двери.

Распахнув дверь, я мило улыбнулась ему прямо в ошалевшую физиономию:

— Прошу, ваша цыпа вас ждет, Бутман.

— Ты? — прошептал он, отступая назад к лестнице. — Ты? А как же…

— Никак, а Вова в норме и вам не изменил, честно-честно. Вы будете заходить?

Бутман продолжал пятиться. Ступив на лестницу, он покачнулся и схватился руками за перила, чтобы удержать равновесие.

— Я все понял, — проговорил он, — я все понял, какой же я идиот!

Развернувшись, Бутман с топотом помчался вниз по ступенькам.

Надо же, как я могу испугать мужчину, даже самой не верится.

Внизу сильно хлопнула подъездная дверь, словно Бутман на всей скорости снес ее своей огорченной башкой. Действительно, идиот. Ну хорошо, что он хоть понял это. Некоторым людям жизни не хватает на такие глубокие открытия.

Я прикрыла дверь одиннадцатой квартиры и спокойно спустилась вниз.

Идя к трассе, я достала сотовый и, вспомнив номер телефона Романа Балдеску, позвонила ему и сообщила адрес Вовы Прокопенко.

У меня не было уже сил выслушивать все его мерси.

Отчитавшись нарочито сухим тоном, я быстро закончила разговор, не поддавшись на предложение встретиться прямо сейчас для обсуждения Роминых важных дел.

Тане давно пора было спать.

Глава 6

А на следующее утро меня разбудил возмутительный звонок во входную дверь.

Накинув халатик и поправляя его на ходу, я подошла к зеркалу, оценила свою несравненную внешность и отперла дверь.

За нею стоял мой вчерашний недобрый знакомый Вова Прокопенко.

Первый мой порыв был захлопнуть дверь, но этот парнишка оказался подготовленным. Для меня же нехорошую роль сыграл эффект неожиданности, и я потеряла несколько секунд.

Отскочив в коридор, я встала в стойку, одинаково готовая драться или, если у него окажется оружие, смело свалить в комнату: там у меня пистолет да и вообще места побольше.

— Что это вы распрыгались, девушка? — cпросил Вова таким тоном, словно мы незнакомы и это не его я видела вчера без трусов, и отошел в сторону, полностью распахнув дверь.

В дверном проходе появился представительный мужчина примерно сорока пяти лет, слегка полный, седоватый, одетый в дорогой светлый костюм. В руках этот джентльмен держал черную кожаную папку с золочеными металлическими накладками на углах.

— Здравствуйте, — улыбнулся мне джентльмен, — прошу прощения за неожиданный визит. Вы частный детектив Татьяна Иванова?

Я кивнула и поправила халатик.

— Весьма тонкое наблюдение, — с вызывом ответила я, — а вы кто? И этот молодой человек, кстати, он с вами или вы с ним?

Джентльмен удивленно поднял бровь, но ответил мне терпеливо и не торопясь:

— Моя фамилия Чернов. Имя — Михаил Михайлович. Я приехал из Москвы. Если вы разрешите мне войти, я все вам охотно объясню.

Ну что мне оставалось делать? Судя по поведению Вовы Прокопенко, этот представительный дядечка был или его начальник, или его любовник. Или продюсер. Или режиссер. Или спонсор.

В любом случае, если люди выражают вежливое желание со мною поговорить, то я обычно не отказываю им в такой мелочи. Увы, жадностью не грешу. Отсутствием любопытства тоже.

Этот Чернов держался достойно, и я не нашла причин уклониться от беседы.

Я кивнула, Чернов вошел, за ним просочился и Прокопенко.

— Я бы хотел с вами переговорить, — снова сказал Чернов, когда дверь закрылась.

— Это я уже слышала, — пробурчала я, испытывая сильное желание умыться, позавтракать и покурить. — Вы проходите, — я показала на комнату, — а ваш спутник… — я не успела закончить свою мысль, как Чернов пришел мне на помощь.

— Ладушка, если вы не возражаете, устроится в кухне, — с легким полупоклоном сказал он, — он мой сопровождающий. Я не займу у вас много времени.

Я, разумеется, на это надеялась и не возражала. К тому же, узнав еще одно милое имя Вовы, я невольно улыбнулась.

Вова же вел себя как-то странно. Оказавшись за спиной Чернова, он сделал мне страшные глаза и сначала показал на себя пальцем, а потом приложил его к губам.

Поразительно! Он меня просил молчать и этим самым звал меня к себе в союзники!

Вот Таня дожила! Пожалуй, скоро он мне еще и в любви соберется объясняться.

Что все это означало, было пока не понятно, а понять хотелось, и хорошо было бы получить ответы на кое-какие другие вопросы.

Например: какого черта было нужно будить меня в такую несусветную рань?! Я посмотрела на настенные часы. Ну так и есть: всего лишь десять утра — сумасшедший дом!

Чернов прошел в комнату и сел в кресло, я, быстро причесавшись в коридоре, бросила взгляд на Вову-Ладушку, прошедшего в кухню, и была еще раз удивлена его поведением.

Вова молча махал мне руками, прикладывал их к груди, строил жалостливое выражение лица и опять прижимал палец к губам.

Я задумчиво посмотрела на него и пожала плечами. Если он просил меня что-то не рассказывать Чернову, то я сначала должна была сама понять, что нужно рассказывать, а что нет.

Продолжения вроде бы законченной уже истории я никак не ожидала.

Я вошла в комнату с самым независимым видом и устроилась в кресле напротив Чернова.

Михаил Михайлович поерзал в моем любимом кресле и раскрыл папку, принесенную с собою.

— Давайте я вам сразу покажу свои документы, уважаемая Татьяна Александровна, — проговорил он, протягивая мне две книжечки и лицензию, закатанную в полиэтилен, — взял на всякий случай перед приездом в ваш великолепный город и оказался прав. К сожалению, — добавил он.

Я взяла протянутые мне корочки и рассмотрела удостоверение офицера запаса, служебное удостоверение директора охранного агентства «Фрегат-М» на имя Чернова Михаила Михайловича и лицензию на право владения и ношения оружия.

Пожав плечами, я вернула все это владельцу и подождала продолжения. Оно не замедлило появиться.

Чернов снова поерзал, показывая слабоватые нервы или сильную неприязнь к моей дорогой мебели, и начал излагать причину своего неслыханно раннего визита.

— Я навел о вас кое-какие справки через своих знакомых, Татьяна Александровна, — медленно сказал он, — то, что я сейчас собираюсь вам сказать, является информацией конфиденциальной, и если вы не сможете мне пообещать, что она не выйдет за пределы этой квартиры, то, наверное, мне не стоит и говорить.

Я уверила его, что конфиденциальность — одно из условий моей работы и если ему дали хорошие рекомендации, то это что-то значит.

Я хотела уйти от прямого ответа.

Чернов пронзил меня взглядом, который должен был означать проницательность и недоверчивость, а по сути, он просто таращился и, как настоящий мужчина, все-таки настоял на своем.

Я пообещала молчать за пределами своей квартиры как рыба об лед. После чего мне был задан вопрос:

— Уважаемая Татьяна Александровна, вам знакома фамилия Балдеску?

Я уже открыла рот, чтобы уточнить, какого Балдеску имеют в виду, но вовремя посетившая меня мысль приказала заткнуться, что я и сделала, ограничившись кивком.

Рассуждая теоретически, вчерашний Балдеску мог оказаться таким же Балдеску, как я Соней Органайзер.

Умнее всего было бы сперва выслушать, что мне желают сообщить.

В ответ на мой кивок Чернов сам молча наклонил голову и вздохнул.

— У Георгия Ионовича произошло крупное несчастье в семье. Украли его единственную дочь. По оперативным данным, она сейчас находится на территории Чеченской республики, где-то в южных районах. За нее требуют большой выкуп в валюте, — тихо произнес Михаил Михайлович, — эта информация пока не выходит за пределы ограниченного круга, потому что, как вы сами понимаете, похитители должны быть уверены, что их требования будут выполняться и огласки не последует. Обычная мера предосторожности, спасшая уже жизни тысячам заложников. Во всем мире.

Я молча ждала продолжения. Если мне собираются предложить командировку в Чечню, скорее всего я откажусь.

Чернов вздохнул и продолжил:

— Наша охранная служба имеет широкий круг задач и большой ареал охвата. И вот один из наших сотрудников, — Чернов небрежно кивнул на стену, имея в виду, разумеется, Вову с гордой кликухой Ладушка, который сейчас попирает на кухне мою табуретку, — сообщил в центральный офис фирмы, что заметил в Тарасове девушку, похожую по описаниям на Нину Георгиевну, дочь Георгия Ионовича. Он прислал несколько фотографий, но, конечно, однозначно определить, Нина это или нет, было трудно, и я вылетел в Тарасов сам. Но, к сожалению, опоздал. Эта девушка… — Чернов пожевал губами, опустил глаза и негромко произнес: — Эта девушка ушла из-под контроля. Сегодня утром ее уже не оказалось на месте.

Михаил Михайлович вновь раскрыл свою папку и подал мне несколько не очень удачных фотографий. На них была снята Антонина, которую, как оказывалось, я так здорово избавила от сотрудника «Фрегата». Почти все эти фотографии я уже видела в квартире у цыпы-Ладушки.

Чернов снова замолчал.

— И что? — я не выдержала и прервала это перманентное молчание, возвращая ему фотографии. Было похоже, что, если этого джентльмена не подгонять, он способен развернуть тут вялотекущую дискуссию на половину дня.

Чернов вздохнул уже, наверное, в пятнадцатый раз, вынул из папки и протянул мне еще фотографии.

Тут уже была снята не Антонина… или Антонина… или черт ее знает, она или нет.

Девушка, одетая в замечательное вечернее платье темно-бордового цвета, стояла, прижимаясь к высокому смугловатому парню, чем-то похожему на цыгана. В левой руке девушка держала умопомрачительный букет красных бархатных роз. А вот этого парнишку я точно узнала. Это был ее брат Роман Балдеску, с которым я имела удовольствие познакомиться позавчера.

На других фотографиях тоже была эта Нина, в дорогих платьях и костюмах. Ее сняли сидящей в желтом автомобиле марки «Ягуар» и на ступенях какого-то дома.

Нина была очень похожа на мою бывшую клиентку, но даже я не могла бы точно сказать: она это или не она.

Макияж и прическа вносили в лицо изменения, заставлявшие сомневаться в этом. Да и в самом лице было что-то не то. Больше самодовольства, или, наверное, в данном случае это следует назвать чувством собственного достоинства.

— Что скажете, Татьяна Александровна? — спросил меня Чернов, все это время не спускавший с меня пристального взгляда.

— Ничего не скажу, — ответила я, — эту девушку я знаю, она моя бывшая клиентка, — я показала на фотографию Антонины, — а насчет этой могу сказать только, что она очень на нее похожа.

— Вот и я так же, как и вы, весь в сомнениях и решил прилететь и лично встретиться с ней, переговорить и определить на месте. С Ниной Георгиевной я неплохо знаком, — произнес устало Чернов. — Ладушка видел Нину только издали, сам ее он не охранял. Его мнение не является стопроцентным. И вот, приезжая сюда, я узнаю, что в наше дело вмешивается некий частный детектив и объект наблюдения исчезает в неизвестном для нас направлении.

— Не в ваше дело я вмешалась! — Я подняла указательный палец. — Не в ваше, а в дело моего клиента, который пришел и поставил мне конкретную задачу. Знаете, Михаил Михайлович, люди почему-то начинают неуютно себя чувствовать, если за ними ведется тотальная слежка. Совсем нет чувства юмора у людей, я с вами согласна.

Чернов облизнул губы и плотно сжал их, очевидно, сдерживая внутри себя какие-то слова, вот-вот готовые сорваться.

Он посопел и продолжил:

— Не скрою, Татьяна Александровна, я навел о вас справки, — наконец-то взгляд Чернова скользнул по моим ногам, а то я уже стала считать себя очень старой, — сами понимаете, это такое дело, когда любой необдуманный шаг может закончиться смертью Нины Балдеску, не дай бог, конечно… У вас не просто хорошие рекомендации, — Чернов посмотрел в пол, потом снова мне на ноги, — они у вас самые отличные.

Я наклонила голову, демонстрируя согласие с несомненной заслуженностью добрых слов о себе. Сама же в этот момент спешно соображала.

Непонятная слежка за Антониной, не понравившаяся мне с самого начала и оставившая двусмысленность в конце, неожиданно поворачивалась другой стороной.

— Не могли бы вы мне рассказать, что побудило вас вмешаться, спровоцировать конфликт и тем самым сорвать мероприятие? Как я вам уже объяснил, дело это весьма серьезное, — со скрытым нажимом спросил Чернов.

Но со мной такие фокусы не проходят.

— Как я вам уже объяснила, Михаил Михайлович, — я очаровательно улыбнулась и положила ногу на ногу, — дело это весьма простое — пришел клиент и попросил моих услуг. Криминала в заказе я не увидела, никакой двусмысленности — тоже. Если девушка не хочет, чтобы за ней постоянно бродил незнакомый молодой человек, то, мне кажется, ее понять можно.

Я подумала, что никакой страшной тайны не выдам, и рассказала все, как было, про Антонину, про ее страхи и мою помощь за скромное вознаграждение.

— Римская история, — Чернов покачал головой, — м-да, Татьяна Александровна, это не очень похоже на нашу Нину. Скажем честно, совсем не похоже.

— Она у вас дурочка? — вежливо поинтересовалась я. — Ниночка ваша?

— Ни в коем случае. — Чернов впервые улыбнулся и, похоже, вообще начал расслабляться. — Нина очень развитая девушка, но история для нее — это… как бы вам сказать… — Чернов посмотрел в потолок, потом погладил себя по макушке.

Эти усложненные манипуляции, как видно, помогли ему отыскать нужный ответ.

— Древняя история, скажем так, — самый последний раздел знаний, какой она бы стала осваивать, — сформулировал Чернов свой ответ, — у нее другие интересы. И весьма разносторонние…

Чернов помолчал и, перетасовывая в руках фотографии, словно это были игральные карты, решился:

— Я хотел бы вам предложить непыльную работенку, Татьяна Александровна, если вы сейчас не очень заняты…

Я подняла брови и изобразила глубокое внимание. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, о чем сейчас скажет Михаил Михайлович.

— Нужно постараться найти эту вашу Антонину. — Чернов аккуратно отложил фотографии на папку и достал из внутреннего кармана пиджака бумажник. — Вы девушка, вам это проще, к тому же вы ее знаете лично. Следовательно, вам будет еще проще… Вот, собственно, что я хотел вам предложить.

— Ну предположим, — согласилась я, — я ее найду, если она, конечно, не уехала, а что дальше?

— Вы организовываете нам встречу, и я с ней просто разговариваю. Если хотите, этот разговор пройдет в вашем присутствии.

— Конечно, хочу, — тут же ответила я, — а если вы допускаете, что моя клиентка — дочь вашего босса, то просветите меня, что же могло ее подвигнуть на такие дела? Ведь получается, что она решила ограбить своего папу на сумму выкупа. Или как?

Чернов с силой потер лоб и раскрыл бумажник.

— Я не стал бы рассуждать так категорично, Татьяна Александровна, — нехотя ответил он, — вы же не первый год работаете в этом бизнесе и сами в состоянии представить, сколько разных причин могут заставить человека сделать то или иное. Давайте не будем фантазировать и предполагать, хорошо? Вы отыщите мне эту девушку, и там все сразу станет ясно. К сожалению, — Чернов вздохнул и вынул из бумажника пачечку долларов, — я не уверен, что это она… Итак, сколько вы стоите?

Глава 7

После ухода Чернова с его неформальным охранником я закурила сигарету и села на подоконник, взяв с собою гадальные кости.

Погадать требовалось срочно, слишком уж запутывалась ясная с самого начала ситуация.

Чернов оставил мне номер своего мобильника, сказав, что пока еще нигде не устроился. Я выучила эти цифры наизусть, а бумажку с номером куда-то засунула.

Если найду ее через полгода, то будет шанс проверить свою память.

Зевнув, я обратила суровый взгляд на гадальные кости.

— Не вздумайте хамить, паршивцы, — честно предупредила я их, — а то отправлю вас в ссылку в кухонный шкаф. Ясно или нет?!

Кости промолчали. Наверное, это означало, что они согласны. Ну что ж, посмотрим.

Я покатала кости в ладони и высыпала их на подоконник перед собой.

17+30+4.

«Ну зачем же так? Ведь у вас разовьется ненормальный аппетит и возникнут нереальные желания».

Да-а.

Им явно надо отдохнуть.

Прокрутив в памяти все моменты моего знакомства с Антониной, решила съездить в дом, где она снимала квартиру.

Мне стало любопытно: почему милый гей Ладушка, зная про этот адрес, кое-что утаил от Чернова, или он слишком рьяно бросился выполнять мою просьбу не соваться?

Я спрыгнула с подоконника и, быстро выйдя из квартиры, села в свою машину.

Осмотрев окрестности, я ничего подозрительного не заметила и, медленно выехав со двора, взяла курс на старый город. Мне нужна была улица Сергиевская.

Через двадцать минут я подумала, что в зеркале заднего вида слишком часто стала показываться белая «десятка» с кляксой слева на крыле.

Подобным незатейливым орнаментом обычно украшают случайные глубокие царапины на металле. Сейчас это сработало для меня особой приметой.

И хотя я ни в коем случае не против перспективных моделей отечественной автопромышленности, но мне не нравится, как ко мне пристраиваются сзади. Не люблю этого.

Я резко свернула под знак, потом еще раз, потом развернулась и уже не спеша поехала в обратную сторону.

«Десятка» на всех парах промчалась мимо меня. Окна ее были тонированы, номера местные. Я их запомнила и, покрутившись еще немного и убедившись, что с хвоста скинуты все непрошеные гости, снова взяла курс в сторону Сергиевской.

Там я быстро обнаружила квартирную хозяйку, которая обрадовала меня сообщением, что Антонина внезапно съехала еще вчера вечером, но честно расплатилась за ту неделю, что прожила здесь.

Я поздравила хозяйку с тем, что еще встречаются на свете порядочные люди, и ушла оттуда в скверном настроении.

Где искать Антонину, я пока не представляла. Кроме того, следовало навести кое-какие справки, чтобы не оказаться в дурацком положении.

Связанная честным словом, вырванным у меня Черновым, я просто места себе не находила, потом все ж таки решилась и, злобно ворча, натыкала на телефонной трубке рабочий номер Володьки Степанова.

Пробившись сквозь зануду секретаршу, я тут же с налета попеняла Володьке на его свинское поведение.

— Не понял, — начал он, — объясните яснее, Татьяна Александровна, в чем проблема? По вашей наводке мы провели успешную операцию и столько там навыгребали… Я просто еще не успел вам об этом доложить.

Я поняла, что секретарша, похоже, дамокловым мечом нависла над ним, и быстро проговорила:

— Забывать старых друзей подло, Володя, к тому же за тобой остается должок по притону и одним «спасибо» не отделаешься. Заезжай ко мне домой сегодня.

— Сразу после работы, то есть скоро, — солидно прокашлявшись, обрадовал меня Володька, и мы на этом закончили разговор. Я положила телефон на стол и задумалась о продолжительности рабочего дня в милиции, а потом вспомнила о своем утреннем госте.

Нет, ну каков этот Михаил Михайлович Чернов: выдрал из меня честное слово, что его информация не выйдет за пределы моих стен, и мне приходится приглашать к себе на ночь глядя чужого мужика, чтобы обсудить с ним необходимые деловые вопросы.

Сводник хренов.

Я сидела у окна и ждала Володьку. Через полчаса я его дождалась. Увидев его торжественный въезд в мой двор, я едва не скрипнула зубами от злости.

Володька Степанов приперся ко мне на служебной машине с мигалкой, но почему-то без сирены.

Он быстро вышел из своей машины, и она сразу же развернулась и уехала.

И это все было бы ничего, но Володька еще был и в форме!

Глядя на него сверху, я искренне порадовалась от всего сердца. Как это он классно все придумал, честное слово! Надеть погоны и фуражку и в таком виде тихо и незаметно прикатить ко мне.

Соседям для полного набора впечатлений не хватало еще только взвода омоновцев с автоматами.

Эти мужики думают, что если все делать явно, то тогда уж их точно никто ни в чем не заподозрит.

Заподозрят, и еще охотнее.

Раздался требовательный звонок в дверь, и я, приотворив ее, агрессивно заявила:

— Я еще не успела позвонить своему адвокату! У вас есть ордер?

— Та-ань, — тут же разнылся Володька, сразу же поняв всю глубину своей вины, — сегодня было совещание у руководства, я делал доклад, я спешил…

Я распахнула дверь и махнула рукой: людей не перевоспитаешь, они хорошо понимают, только когда их бьют по балде. И желательно большим молотком.

Да, впрочем, и этот радикальный метод не дает стопроцентной гарантии успеха. Кое у кого вышеупомянутая балда может оказаться крепче молотка.

Володька Степанов страдальчески заламывал брови и делал покаянное лицо, но нам обоим было ясно, что все это составная часть давно отработанного ритуала.

Пряча глаза и усмешечку, он достал из «дипломата» коробку конфет, бутылку каберне и маленький гиацинт.

— Хочу предложить тебе немного коррупции, — напыщенно сказал он, протягивая мне этот спецпаек чужого мужа на выпасе.

— Не лепо глаголешь, опер, — ответила я и повела его в кухню, — коррупцию тебе сейчас предложу я, и ты на это словишься.

Обустраиваясь за столом, следя за кофе и присматривая за Володькой, уже успевшим снять китель и захватившим бутылку в свои опытные мужские руки, я выкатила на стол гадальные кости.

Они долго не раздумывали и выдали мне тривиальное:

21+2+25

«Пора любовных увлечений».

— Без вас знаю, — проворчала я, убирая их обратно в мешочек.

Предсказаниями на таком уровне я овладела еще в начальных классах средней школы.

— Что ты сказала? — спросил Володька, лихо справившись с пробкой и откладывая ее в сторонку.

— Ничего, — ответила я, — сейчас я тебе устрою маленький тест на коррупцию, и от его результата зависит многое. Для тебя, по крайней мере, майор.

Володька мне не ответил, но было видно, что он уже склонен уступить. Он разлил вино по бокалам, и я взяла свой в руку.

— За все хорошее в нашей жизни, да? — предложил Володька первый тост и поднял свой бокал.

— Ага, а как же, — я с готовностью кивнула. — Балдеску Георгий Ионович сообщил спецслужбам, что его любимую дочь Нину похитили незамиренные чеченцы и за нее требуют выкуп, — ласково произнесла я, не давая Володьке попробовать вина.

Он и не попробовал.

Вздохнув, Володька поставил бокал на место и устало посмотрел на меня.

— Сколько лет тебя знаю… — начал он и вынул сигарету из пачки.

— И не перестаю удивляться твоему легкому характеру, замечательной красоте и несомненному профессионализму, — закончила я его проникновенную мысль, — короче, так это правда?

— Не буду спрашивать про твои источники информации, — проворчал Володька, прикуривая и швыряя зажигалку на стол, — бесполезно.

— Еще бы! — подтвердила я. — Значит, похитили!

— Да, но я тебе этого не говорил, — Володька значительно помотал указательным пальцем в воздухе и сделал маленький глоток из своего бокала.

— Само собой разумеется, — я честно покивала головой, во всем с ним соглашаясь, и поторопила: — Ну, давай, рассказывай.

И Володька рассказал.

Нина Георгиевна Балдеску, красна девица двадцати трех лет, дочь олигарха, тоже Балдеску, всегда отличалась независимым характером. Отношения с родителями складывались сложно. Пока была жива мать, противоречия с отцом еще как-то сглаживались и дочка держалась чинно и солидно, как и положено носительнице такой звучной фамилии.

Доходили глухо истории про ее резвые интересы, но все это оставалось на уровне сплетен. Но несколько месяцев назад мать умерла, и Нину стали замечать в откровенно нехороших компаниях околокриминального круга.

Кроме нее, у Георгия Ионовича есть еще сын Роман. Он старше Нины на пять лет. Плотно занят в папином бизнесе. Явный наследник, уже вошел в руководство головной фирмы в должности одного из ее директоров. Дочь наследницей не является по причине молодости и пола, но ее интересы не ущемляются, она имеет приличный доход, систематически выплачиваемый ей папой.

Две недели назад Нина Балдеску поехала на премьеру в Вахтанговский театр и оттуда не вернулась. Ночью в офисе фирмы прозвучал телефонный звонок, который охрана перевела на сотовый Георгию Ионовичу. Мужской голос с характерным акцентом объявил, что Нина похищена, уже вывезена из Москвы. За нее потребовали выкуп в свободно конвертируемой валюте.

Сумма выкупа не разглашается.

Глава 8

Было уже почти двенадцать, когда окончивший свое второе совещание за сегодняшний день, ну и все прочие не менее содержательные дела, мой друг Володька вдруг поскучнел.

Судя по его взглядам, бросаемым на часы, это означало, что он вспомнил о чем-то важном.

Одно из двух: или о том, что у него есть семья, или о том, что сегодня по телевизору передают футбол.

Чтобы не ставить старого приятеля в неудобное положение, я посоветовала ему выметаться, и поскорее: задерживаться в гостях после двенадцати даже не неприлично. Это просто свинство.

Володька начал быстро собираться. Потом он неожиданно вспомнил, что нужно еще раз меня предупредить для очищения собственной коррумпированной совести.

— Не лезь ты в это дело, Тань, — внушительно проговорил он, посверкивая командирскими очами, — там уже завязаны все, кто можно. Все!

— А я и не лезу, — зевнула я, — я просто спросила и сейчас провожу тебя и лягу спать. У меня режим.

Вечерняя прогулка перед сном не дает никаких светлых идей — мне, по крайней мере. Однако после нее всегда очень неплохо курится, ну а потом очень спокойно спится.

Посадив Володьку в такси, я наконец-то получила возможность привести в порядок все полученные сведения.

Создавалось впечатление, что меня оставили в дураках. Надо было только точно понять, где именно. А также не мешало бы сообразить, кто.

Повернувшись, я не спеша направилась к дому.

Вечер был прохладным, и я правильно сделала, что надела джинсы и легкую куртку.

Проходя вдоль дороги, ведущей ко мне во двор, и стараясь держаться на приличном расстоянии от заборов частного сектора, тянущихся справа — никому не хочется быть облаянной какой-нибудь дерьмовой шавкой, — я увидела стоящую чуть впереди темную иномарку, кажется, «Ауди», но особого внимания на нее не обратила: мало ли какие тарантасы стоят тут по делам или в ожидании приключений.

Но, как оказалось, эта тачка ждала меня.

Когда до нее оставалось всего несколько метров, «Ауди», не зажигая фар, сорвалась с места и буквально бросилась на меня, вылетая на тротуар.

Я шарахнулась вправо и прижалась к покосившемуся забору, отделяющему ближайший частный домик от всего мира, и, обтерев забор курткой и джинсами, скользнула вперед: ничего больше мне не оставалось делать.

Когда на вас нападают в лоб, убегать по прямой — самое распоследнее дело. В этом случае вы отдаете все шансы нападающему. Этому учат еще на самых первых спаррингах.

Я максимально сократила расстояние между нами, и «Ауди» отпрянула назад для разгона.

Выскочив на проезжую часть, машина, урча, развернулась и ослепила меня фарами.

Я подумала, что сейчас было бы как раз кстати услышать короткую очередь из автомата Калашникова, но этого не произошло.

Я удрала из освещенного поля и подбежала к «Ауди» со стороны водителя. Оружия у меня с собою не было, самое большее, на что я могла рассчитывать, это разглядеть водителя.

Я и разглядела его сквозь тонированные стекла.

Ну почти.

За рулем, ссутулившись, сидел мужчина в бейсбольной кепке. Я от злости, что ничего больше не могу сделать, стукнула кулаком по стеклу. Водитель «Ауди», видимо решив, что вечерние игры еще не закончены, рванул вперед и, после этого сдав назад, попытался задеть меня блестящей задницей своего автомобиля.

Я перебежала на противоположную сторону дороги, перепрыгнула через полуметровый парапет, отделяющий ряд магазинов от проезжей части, и теперь уже стала недоступна для этого озверевшего ковбоя в кепке.

Хлопнула дверца, грубый голос с акцентом объявил мне, что я «пилядь такая» и он еще до меня доберется, после чего «Ауди» умчалась вниз в направлении трассы.

Я, потирая отчего-то враз вспотевшие ладони, присела на парапет и вынула из кармана пачку с сигаретами.

Предупреждение, только что полученное мною, было серьезным, и о нем стоило поразмыслить. Я выровняла дыхание и привела в порядок волосы.

Слегка успокоившись, я быстрой походкой направилась к дому, влетела в лифте на свой седьмой этаж и бросилась к телефону.

Володька Степанов, как оказалось, только что вошел в свою квартиру. Он страшно перепугался, услышав мой голос, но я продиктовала ему данные «Ауди» и потребовала моментального ответа. Он пообещал перезвонить через полчаса.

Я отключила трубку и взяла ее с собою в ванную.

Я принимала душ и мысленно хвалила себя за весь сегодняшний день.

Когда я выбралась из ванны, Володька еще не позвонил.

Завалившись на диван, я посмотрела на мешочек с гадальными костями.

— Если собираетесь шутить, скажите сразу, — предупредила я их.

С удовольствием прослушав ответное испуганное молчание, я запустила пальчики в мешочек, ощупала знакомые грани костей и, вынув их наружу, выкатила на пол.

15+9+35.

«Вы можете поступить крайне опрометчиво, обвинив человека, совершенно невиновного».

А я еще и не собиралась!

Я перевернулась на спину и закурила сигарету.

Расклад ясно показал, что я очень скоро соберусь строить неверные версии.

Наконец позвонил Володька и начальственным голосом объявил, что сбесившийся драндулет, поигравший со мною в догонялки на улице, принадлежит некоему Бутману Льву Аркадьевичу, художнику-оформителю, проживающему на Соляной улице в доме номер шесть.

— Это имеет какое-то отношение к нашему разговору? — осторожно повел оперативную разработку Володька, но я пресекла эти жалкие попытки скачать информацию и сразу же призналась, что собираюсь сделать Левику Бутману предложение. Мне нужно было только выяснить, правда ли ему принадлежит эта престижная машина или он тоже меня обманывает, как и все знакомые мне мужчины.

После чего, пожелав Володьке спокойной ночи, я засунула трубку под диван.

Потом я долго лежала на спине, курила и продолжала размышлять об Антонине — маленькой девушке с большущей книжкой под мышкой.

Я вспомнила нашу с ней встречу с первой секунды и до последней. Вскоре я уже знала, что мне нужно делать.

…Проснулась я как обычно, даже немного позже: могла себе позволить, да и спешить сегодня было некуда.

Погода, похоже, начала устанавливаться такой, какой ей давно было положено стать: жарко, солнышко светит, люди табунами направляются на пляж.

А Тане сегодня предстоит побегать по делам.

Какая гадость, честное слово.

Что может быть лучше спокойного времяпрепровождения у себя дома, когда не нужно никуда спешить.

Я быстро собралась и, гордо задрав голову, вышла из дома.

Мой путь лежал на Пешку. А на пляж пусть мотаются те, у кого жизнь бессодержательная.

Счастливцы то есть.

Я появилась на территории Пешки во время самого бессовестного пекла и прямо промаршировала к потрепанной коллекции советских детективов в дальнем углу рынка.

Все были на местах, и все было как всегда.

Тощий Макабр лениво бросал взгляды поверх темных очков на народ, проплывающий мимо, и поигрывал зажигалкой, которую держал в левой руке.

Тускло посверкивало золото на зажигалке, золото на запястье, золото на шее.

Если бы Макабр был негром, неотразимым был бы мужчиной, но он был хохлом и выглядел обыкновенным бандитом с Пешки. Кем он и являлся на самом деле.

Я подошла и встала рядом с ним.

Макабр лениво покосился в мою сторону, но ничего не сказал. Таня Иванова для него была очень даже не своя, поэтому здороваться со мною было неприлично.

— Дай прикурить, Макабр, — тихо сказала я, доставая сигарету.

Он протянул зажигалку и ухмыльнулся:

— Бизнес не позволяет даме заработать на спички? Нужно что-то бросить: или бизнес, или курить.

— Благодарю за совет, — ответила я.

— Кого вы вчера здесь пасли, мадам? — спросил Макабр и внимательнейше стрельнул глазами по сторонам. — Или просто гуляли?

— Ага, гуляла. — Я повернулась к нему лицом и спросила: — Ты помнишь девочку с большой книжкой, которой вчера товар продал? Еще небольшой шум случился, но обошлось. Помнишь?

Макабр промолчал и продолжал улыбаться.

Меня внезапно охватил приступ ярости. Я полуотвернулась и негромко проговорила в пространство:

— Я тебя поздравляю, ты влетел на полную катушку, Макабр. Эту девочку ищут сейчас все — от участковых до директора ФСБ. Про Интерпол врать не буду — не знаю.

Я замолчала, все свое внимание сосредоточив на курении. Молчание затянулось, но Макабр не выдержал первым.

— За что ее так уважают? — почти прошептал он.

Я пожала плечами:

— Тебе все расскажут, когда захомутают, ты не волнуйся. Сейчас поднимают все ее связи. К вечеру дойдут и до тебя. Помнишь мальчика, который выскочил из толпы, вернул ей сумку и опять исчез? Простые мальчики так не поступают, Макабр, они сразу же лезут знакомиться, а этот спрятался. Чудеса, да и только.

Макабр почесал затылок:

— Самому это было непонятно. Сейчас тоже не все понятно. Тебе что надо-то? — наконец снизошел он до прямого вопроса.

— Ты мне скажешь, кто ее к тебе подвел и куда она могла деться. Если я ее найду раньше, чем погоны, нам обоим будет неплохо.

Макабр не ответил, но нервно затанцевал на месте. Он достал из брючного кармана скомканный серый платочек и вытер вспотевший лоб.

После десяти минут мыслительного процесса Макабр быстро проговорил:

— Она мне передала привет от Борщика, моего приятеля из Москвы. Он сдвинулся на хиппизме с травкой. Я подгонял ей ханку пару раз и дал адрес тусовки. Во дворе ресторана «Россия» на третьем этаже.

Сказав все это, Макабр выдохнул и закончил:

— Если меня дернут и покоцают, откажусь от всего, а про тебя маляву кину ребятам. Так и знай.

— Я же сказала: если успею, то проблем не будет.

Я уронила окурок на землю и пошла не оглядываясь.

Любой мыльный пузырь смотрится круто до тех пор, пока его пальцем не ткнешь. После этого одни лопаются, другие начинают дрожать. Крутизну не сохраняет никто.

Ресторан «Россия», расположенный в самом центре города, уже давно так не назывался. Только коренные горожане сохранили в памяти это название и козыряли им при случае. Макабр нахватался этих привычек за несколько лет жизни в Тарасове.

Очень уж хотелось выглядеть мальчонке своим в нашем городе.

Ресторан теперь назывался «Кураж», и я пока еще в нем не была. Но какие наши годы!

Я подъехала к зданию ресторана через полчаса после разговора с Макабром и решила в нем пообедать перед тем, как начать плотную рекогносцировку местности.

Глядя с противоположной стороны улицы на это здание, я только качала головой.

Этот домина занимал целый квартал. Еще в дореволюционные времена его надстраивали три раза и после революции — полтора. В результате получилось нечто одновременно и грандиозное, и несуразное.

Четыре этажа по фасаду. Дворы и дворики внутри получившегося огромного квадрата, обрамленные и разграниченные дополнительными постройками, в которых мирно уживались и коммерческие фирмы, и простые граждане, и оседлые бомжи, и бродячие кошки.

Все это вдобавок было осложнено скрытыми нарочно и случайно переходами и лестницами в стенах и снаружи.

Короче говоря, если в поисках обкурившихся хиппующих придурков подробно обследовать все эти архитектурные излишества, то на взводик милиции, пожалуй, одного месяца работы хватит.

А Таня одна. Одна на всем белом свете.

Я запустила руку в сумку и, на ощупь раскрыв мешочек с гадальными костями, вынула их наружу.

На этот раз кости откровенно решили мне посочувствовать.

15+5+36.

«Сохраните юмор! Что бы потом ни случилось, только вам решать».

Это и козе понятно было.

Я мысленно перекрестилась и, найдя один из входов в этот кирпичный муравейник, побрела куда глаза глядят. А глядели они у меня, помимо коридоров, еще и на стены.

Обнаружив на стене одного из поворотов бумажку, указывающую всем желающим правильное направление для поиска службы коменданта, я сразу поняла, почему некий Архимед бегал по Сиракузам и орал: «Эврика!»

Эта «эврика» только что накрыла и меня. Самой захотелось покричать и попрыгать, но я сдержалась.

Я пошла быстрее и целеустремленнее и около грязно-белой двери с надписью «Часы приема коменданта по четвергам» наткнулась на мужика средних лет.

Он был весь в синем. Одет в синюю спецовку и погружен в синий туман от принятого накануне.

— Вы сантехник? — строго спросила я его.

— Ну! — ответил он и постарался меня обойти, но я его задержала, поймав двумя пальцами за рукав.

— В нашей фирме в дальнем левом крыле на третьем этаже потекла труба горячей воды, — объявила я и угрожающе надвинулась.

Мужик подумал и разумно ответил:

— Горячей воды нет уже месяц и не будет еще два. Объявления читать надо. Их на стенах клеят.

Потом мужик подумал еще и добавил:

— На втором этаже ваша фирма, и не в левом крыле, а в центре. Ваш директор платить не хочет, вот пусть сам и крутит сгоны. Я все ему уже объяснил.

Это действительно была эврика, причем самая настоящая. Почти из Древней Греции.

Я, не отпуская мужика, отвела его в угол.

Он очень перепугался и начал судорожно мне объяснять что-то про комендантшу, про инструмент, про текучку воды и кадров, но я заткнула ему рот цветной бумажкой фабрики Гознак и призналась, что я журналистка из иногородней газеты и мне нужен человек, хорошо ориентирующийся в местных катакомбах.

Засунув купюру в боковой карман спецовки, мужик огляделся и заговорщицки спросил:

— Чего надо-то?

Услышав про хиппарей волосатых и вечно под кайфом, мужик подозрительно покосился на меня.

— А чего их искать-то? Значит, так: сначала идешь на улицу, а потом туда, к центральному входу в ресторан, потому что с этой стороны не пройти. А оттуда, значит…

Я внимательно выслушала весь довольно-таки замысловатый маршрут.

Несколько раз мне повторялось «сначала туда, потом оттуда», и мне показалось, что я все запомнила хорошо.

— Если заблудишься, то не стесняйся, спрашивай у каждого встречного, авось повезет, — бодро напутствовал меня мой Иван Сусанин и ушел по своим делам.

Я спустилась на улицу и решила продолжить хождение по мукам, но тут чирикнул мой мобильник в сумке. Пришлось остановиться и достать это чудо техники.

Глава 9

Я была настолько озадачена будущим путешествием по архитектурному чуду, что испытала потребность немножко пошутить, иначе настроение могло стать резко боевым.

Я развернула трубку телефона, отошла в сторонку, чтобы никто из прохожих на меня не натолкнулся, и вежливо прошамкала:

— Але! Але! Приют сестер милосердия на пенсии. Что тебе, касатик?

После ошарашенной паузы я услышала осторожный кашель, а потом робкий голос Володьки Степанова:

— Это ты, что ли, Тань?

— Хотелось бы так думать, но сама уже сомневаюсь, — вздохнула я и тут же четко добавила: — На повторение не надейся, опер, даже не канючь! Пока, по крайней мере.

— И не надо, — испуганно воскликнул Володька, и я сперва растерялась, а потом остервенела не на шутку:

— Что значит не надо?! Это еще что за разговоры такие?! А зачем ты тогда звонишь?

— По делу. — Володька постарался придать своему голосу пошлую официальность, явно стараясь перевести дружеский разговор черт знает во что.

— Ну-у, — осторожно протянула я, — излагай свое дело.

— Приехал один человек из Москвы, ему нужен другой человек из Тарасова, — коряво начал рассказывать Володька, но я его не перебивала и внимательно слушала. — Он приехал в связи с тем делом, о котором ты меня расспрашивала вчера. Ему нужен неформальный, так сказать, специалист, могущий потянуть проблемку. Я рекомендовал тебя, Тань, а он, как оказалось, тоже о тебе наслышан. Сходи, познакомься, и если тебя устроят условия, то… — Володька замялся, — то потом, может быть, скажешь спасибо своему старому другу.

— Не дождешься, — мило ответила я, — и где же этот человек?

— Примерно часиков в шесть он зависает в ресторане «Кураж» и будет ждать тебя до восьми-девяти. Просто назовешь при входе свое имя, и тебя проведут за его столик. Я хочу еще добавить, что дело это очень серьезное… да ты и сама все понимаешь, Тань.

Я молча переварила информацию и уточнила:

— А ты лично почему не хочешь нас познакомить?

— Я лично буду сидеть там же за соседним столиком. Нас попросили как можно меньше светиться.

— Ты будешь, как всегда, в форме? — спросила я.

— Почти. Я буду с женой.

— Значит, при исполнении, — констатировала я.

Закончив разговор, я задумчиво покачала в руке телефон и посмотрела на часы.

Ресторан «Кураж», конечно, вот он, перед носом, но мероприятие начнется для меня часика через три, не раньше. Отказываться от него ни в коем случае не стоит: в семейных проблемах рода Балдеску я уже увязла по самые уши. Да и вообще любопытно, что там подсунет мне Володька.

В любом случае поход «туда, а потом оттуда» откладывается, как видно, до вечера.

За три часа не успеть сделать сразу два важных дела: отыскать секретную блатхату нечесаных наркоманов и достойно подготовиться к выходу в люди.

Я даже размышлять не стала на тему, какому же из двух дел мне следует отдать предпочтение, а просто свернула налево, подошла к своей машине и села в нее.

— Едем наводить лоск и красоту! — объявила я ей, и она от восхищения завелась сразу же. Тане даже ругаться не пришлось.

Сборы в приличное место — самое неприличное занятие, какое только можно придумать. Одной нервотрепки — выше крыши, неудовлетворенности — через край, а уж суеты — даже не скажу сколько. Вот эта суета и способна породить стойкое отвращение ко всему на свете. Даже к ресторанам.

Я приехала домой, начала готовиться с причесона и закончила им же. В промежутке я быстро выбрала вечернее платье из того одного, которое у меня на сегодняшний день осталось.

Описывать мой вечерний туалет не буду, и так понятно, что это было несравненно и стильно. Проблемы возникли только с выбором сумочки. Даже правильнее было бы сказать по-другому: я долго не могла решить, брать ли мне с собою пистолет или нет. В зависимости от этого зависел и выбор аксессуаров.

Вспомнив, что на сегодняшний вечер я имею солидное прикрытие в виде супругов Степановых и скорее всего еще парочки плечистых мальчуганов в штатском, я отложила пистолет в сторону. Тут же и сумочка сама выбралась. Легко!

К ресторану «Кураж» я подъехала не к шести, как мне было сказано, а примерно к половине восьмого: я дама, имею право.

Я вошла в ресторан, сквозь следующие стеклянные двери отлично просматривались прекрасная сервировка на столах в зале и голозадый балет на подиуме.

Солидный паренек в темном костюме тихо подошел ко мне и тихим голосом поприветствовал.

Он сказал, что рад меня видеть, и спросил, чем может помочь. Его радость чуть угасла, когда я назвала свою фамилию. Он понял, что перед ним не любовница преуспевающего банкира, а всего лишь некая мадам из ментовской конторы, поэтому, лицемерно щерясь и пряча глазки, он повел меня в зал ресторана.

Володька с супругой сидели за вторым от входа столиком, он был в штатском и мирно кушал рыбку.

Я кивнула ему одними глазами и пошла куда меня вели.

Мальчик-мэтр подвел меня к столику, за которым в одиночестве потягивал винишко молодой человек видом совсем как голливудский персонаж из фильма про гангстеров. Только он был из гангстерской верхушки: костюм, прическа, перстенек на среднем пальчике правой ручки.

Увидев меня, он вскочил, раскланялся и расшаркался. Знакомиться мы не стали, это уже произошло накануне.

Присев напротив Романа Балдеску, я гневно покосилась на Володьку.

Володька изобразил на лице неподкупную честность и наклонился над тарелкой.

Чтоб тебе этой рыбкой и поперхнуться, конспиратор хренов. Я еще на тебе отыграюсь. Потом.

Роман суетливо предлагал мне вина и кушанья, а я скорбно посматривала на него, вертя в руках сумочку.

— Я решился на такое оригинальное приглашение, Татьяна, потому что всерьез опасался, что вы не найдете времени еще раз со мною встретиться, — говорил он, выдерживая на своей мордашке лучезарную улыбку, — а нам еще нужно переговорить о деле, после того как вы поужинаете. Наши друзья из органов вам не помешают? Можно их и прогнать. Как скажете. Как скажете.

Я проглотила все, что собралась ему сказать на первой и второй секунде, когда его увидела, и достойным голосом произнесла:

— Давайте, Роман Георгиевич, сэкономим время и решим, что я уже съежилась и скукожилась от вашей крутизны. Я потрясена и ошарашена. Договорились?

Роман собрался сказать что-то умное и к месту, но я не дала ему такой возможности.

Я решила показать этому папенькиному сынку, что такое обыкновенная стерва. То есть я хотела дать ему понятие о приличной даме с чувством собственного достоинства.

— Каждый платит за себя, — продолжила я и подозвала официанта. — Я на работе и за рулем, поэтому не пью.

— По новому кодексу можно… чуть-чуть, — пробормотал Роман, начиная теряться.

— Увы, а мы живем по старинке, здесь захолустная провинция, знаете ли, — посочувствовала я ему, — пока я ем, можете говорить о вашем деле. После этой встречи мне есть чем еще заняться, поэтому я вас слушаю. Время пошло.

Принесли мой заказ, и я, как и обещала, начала есть.

Роман побился еще немного о мою неприступность, но потом, видимо, смирился, и потек нормальный неторопливый разговор.

— Мне порекомендовали вас как самую подходящую кандидатуру для конфиденциального дела, которое нужно провести осторожно, быстро и тихо. Мне кажется, вы справитесь, — снова щедро улыбнулся Роман.

— Не знаю, — покачала я головой, — вы еще так и не признались, что вам угодно, господин Балдеску. Вы нашли, кстати, своего гей-друга Вову Прокопенко? Или он опять потерялся?

Роман покачал головой:

— Вова был мне не нужен.

Я удивленно воззрилась на него. Даже вилку задержала на половине пути.

— А-а, это у вас такое хобби: озадачивать людей ненужными делами? Поняла, поняла. Это тоже круто.

— Я неправильно выразился. — Роман, нервничая, налил себе водки и залпом выпил.

После этого достал пачку «Кэмела» и, вынув из нее сигарету, закурил.

— Придется мне объяснить все и по порядку, — сказал он.

— Вы знаете, очень хотелось бы услышать именно по порядку, — поощрительно закивала я, — неполная информация может так исказить картинку, что не будешь знать, где лежит правда. И есть ли она вообще.

Роман снова налил себе водки и внимательно посмотрел на рюмку.

— У нас в семье произошла неприятная история. Я знаю, что вы в курсе, — Роман перешел к делу и наклонился ко мне, — похищена Нина, моя сестра. За нее требуют большой выкуп. Однако у меня есть моя личная информация, что Нину видели здесь, в Тарасове. Это сообщение пришло от начальника службы охраны отца господина Чернова. Он не в курсе, что я приехал, и я хотел бы, чтобы так было как можно дольше. Я вам предлагаю выйти на Чернова и проследить за его действиями. Меня интересует, что, где, когда. Знаете такую веселую игру по телевизору?

Я промолчала. Пусть говорит, потом видно будет.

— Где Чернов, я не знаю, но я знаю, что он здесь с Вовой Прокопенко. Вова — его доверенный телохранитель. Вы нашли Вову, следовательно, где-то рядом находится и его начальник.

Роман выпил вторую рюмку водочки и культурно закусил котлеткой.

— Почему вы не доверяете Чернову? — спросила я. — И, как мне кажется, вы его в чем-то подозреваете. Я должна и это знать. Сказали «а», говорите и «б», господин Балдеску.

— У меня есть для этого причины, для подозрений то есть. Я на сто процентов точно знаю, что Чернов шантажист и негодяй, — ответил Роман на мой вопрос, — и у меня создается впечатление, что приезд Чернова сюда напрямую связан с делом Нины, и я лично для себя не исключаю той возможности, что она вовсе не в Чечне, а именно здесь. В Тарасове. — Он вздохнул и закончил вполголоса: — С этим похищением тоже нечисто все…

— Вы считаете, что Чернов может быть причастен к похищению? — спросила я.

— Не исключено. Кстати, я хотел у вас спросить, когда вы ловили Володю Прокопенко, не заметили ли вы рядом и Чернова? Седой такой хрен, лет ему под полтинник, ходит в костюме от Хьюго Босса, словно он сам президент фирмы.

Я кивнула:

— Заметила. Даже разговаривала с ним.

Роман щелкнул пальцами.

— Классно работают менты, — удовлетворенно высказался он, — классно, ничего не скажешь. Только вчера я вышел на них и попросил найти детектива, к кому мог бы обратиться, и сразу же пришел правильный ответ. Хотя, возможно, в вашей дыре детективов больше и нет…

— Роман Георгиевич, — спросила я, пропуская мимо ушей нетактичное замечание про мой славный город, — вы говорите про свою сестренку так, что можно подумать, будто вы уверены, что ее никто не похищал. У вас есть для этого основания?

Роман замолчал надолго. Потом, после еще одной рюмки и еще одной котлетки, соизволил ответить.

— Ни в чем я не уверен, Татьяна. Ее ищут по всем каналам и всеми средствами. Ни в чем я не уверен. Но если возникло такое подозрение, нужно его проверить. В нашей жизни, Тань, все возможно. Моя сестренка, если уж быть откровенным до конца, — такая сука и дрянь, что я ничему не удивлюсь. Ее просто необходимо найти, и я решил сам сработать детективом. Пришла пора во всем разобраться лично.

— Сработать детективом? — удивилась я и посмотрела на его холеную руку с перстенечком. — Так вы, бессовестный московский конкурент, решили отнять у бедной девушки ее сухую корочку хлеба?

Роман неожиданно расслабился и, протянув руку, похлопал меня по ладони.

Потом значительно задержал свою руку на моей.

— Вы знаете, Таня, помимо всего прочего, есть еще одна причина, по которой я хотел бы вас снова увидеть. Вы — красивая женщина.

Я подумала, согласилась на бокал бургундского, потребовала аванс, а затем быстро распрощалась.

Что поделаешь: Тане нужно работать, Роме надо продолжать ужинать. Наши пути не пересекаются. А если бы и пересеклись, то кто-то получил бы по мордам-с.

Глава 10

Я покинула ресторан в настроении, весьма близком к боевому. И расстраиваться мне было от чего.

Крутой клиент, который произвел первоначально на меня хорошее впечатление, оказался очень похожим на засранца, но аванс выдал.

Не собираясь увлекаться философскими размышлениями на тему, как мне оценивать его слова — как оскорбление или как комплимент, я решила вернуться домой и поразмыслить над тем, что же получается.

Я подошла к своей машине и попробовала спросить свою совесть: а не стыдно ли мне после бокала бургундского садиться за руль? Совесть сделала вид, что не расслышала вопроса, и я решила не забивать себе голову подобными пустяками.

Оглянувшись на арку, ведущую во внутренние дворы здания, я вспомнила, что это тот самый проход — «туда и оттуда» — к хиппарям, через которых я надеялась найти Антонину.

Не собираясь сейчас пускаться в путешествие — к этому не располагали платье, поздний вечер и отсутствие оружия, — я все-таки сделала пару шагов и заглянула в эту арку.

Там, в конце тоннеля, был какой-то свет. Обыкновенный свет из очень дальнего окошка по ту сторону внутреннего дворика за аркой. Но меня заинтересовало не это. Мне показалось, что в темной арке кто-то есть. Я сделала шаг внутрь и тут почти одновременно увидела вспышку и услышала звук выстрела.

Я быстро присела на корточки и прижалась к холодной липкой стене арки.

В свете того самого окошка мелькнула чья-то убегающая тень и скрылась за поворотом. Все произошло так быстро, что я даже не успела толком рассмотреть того, кто это был.

Мой покуситель убежал, а я вставать не спешила. Подобные фокусы я еще проходила в школе, приблизительно во втором классе: прячешься за углом, а потом бьешь бегущего за тобой мальчишку по голове портфелем. Классическая тактика. Всегда срабатывала.

Я оказалась права. Мой противник посчитал себя очень умным, или у него просто нервы не выдержали.

Послышался хруст камешков под подошвами и снова — вспышка и выстрел, но теперь уже наобум, наудачу.

Опять тишина, и вот наконец-то я услышала быстрые удаляющиеся шаги.

Спринтерский бег — хорошее средство, чтобы догнать того, кто убегает, но заниматься такими развлечениями, имея каблуки в двенадцать сантиметров?!

Я рванула назад к выходу из арки.

Моя машина стояла на месте, я быстро обошла ее, открыла дверь и упала на сиденье.

Старушка меня не подвела. Мотор завелся сразу, и я выскочила на проезжую часть. От меня шарахнулись в сторону мирные «Жигули» и отчаянно засигналили.

Ну что за привычка у людей шуметь по ночам? Издержки воспитания, не иначе.

Развернувшись, я проехала мимо здания ресторана и свернула в арку, осветив ее фарами всю до самой дальней стены внутреннего двора.

Арка была пустой. Я развернулась во дворе и выскочила в следующий проход.

Если верить одному моему знакомому сантехнику, то здесь должен быть тупик.

Тупик действительно был, но больше ничего здесь не было. Стены, освещенные редкими окошками, поднимались вверх, а в самом вверху были звезды.

Я развернула свою «девятку» и, никуда больше не торопясь, поехала в обратном направлении.

Около выезда из первой арки я закурила, выключила свет и подождала, когда мои глаза привыкнут к темноте. Затем вышла из машины и подошла к углу, из-за которого так неудачно стрелял в меня неизвестный стрелок.

Несколько минут я искала гильзу, прислушиваясь ко всем случайным звукам, доносящимся с разных сторон.

Мне не повезло: гильза не нашлась. Вполне возможно, что ее откинуло куда подальше колесо моей машины, пока я моталась на ней туда-сюда.

Вскоре мне надоело копошиться в темноте, я плюнула на все и хлопнула дверкой машины.

Я вернулась домой и легла спать.

Утро меня встретило не только солнечным светом через окно — надо же было забыть задернуть занавески! — но и переливчатым треньканьем телефона.

Вот и думай потом: зачем нужен будильник, если уже есть два звонка, в телефоне и на входной двери?

Я пошарила под диваном, потом пришлось все-таки дотянуться до сумки: звонок раздавался из нее.

— Ну и? — спросила я у трубки, прикладывая ее к уху, сразу же объясняя всем, кто желает, что я не в настроении и вообще не стоит меня будить так рано. Еще даже девяти утра не было.

Свинство какое!

— Здравствуйте, Татьяна Александровна, это Чернов вас беспокоит, — доложил мне из телефонной трубки спокойный голос шефа «Фрегат-М», и я сразу проснулась.

— Очень рада вас слышать, Михаил Михайлович, — покривила я душой и поморщилась: моя совесть тоже успела проснуться.

— Вы не будете возражать, если я к вам подъеду через полчасика? — спросил Чернов, и я, подумав, что ослышалась, переспросила еще раз.

Он повторил, и мне пришлось согласиться на его предложение, в душе ругая отсутствие тактичности у людей.

Он приехал ровно через полчаса и, наверное, гордо думал при этом, что точность — вежливость королей.

Мы расположились в кухне с чашечками кофе. На этот раз Чернов почему-то приехал без Ладушки.

— Я хотел бы узнать, есть ли новости по нашему делу, — мягко произнес Чернов и тут же похвалил мой кофе.

— По поводу Нины особых новостей пока нет. А вот новости, сопутствующие нашему делу, имеются.

— Не понял вас, — Чернов посерьезнел и нахмурился, — вы про что говорите, Татьяна Александровна?

— Ну во-первых, на меня было совершено два покушения, — будничным тоном поведала я, — вы пейте кофе, пейте.

— Два? — изумился Чернов. — Вы думаете, что это связано с вашими нынешними поисками?

— Думаю, — ответила я, — потому что слишком уж все красиво укладывается. Одно покушение, первое по очередности, можно оценить как предупреждение. Оно случилось в день вашего визита ко мне. Вечерком. Второе, вчерашнее, после того как я в ресторане «Кураж» встречалась с сыном вашего босса Романом Георгиевичем…

— Роман Георгиевич приехал в Тарасов? — еще больше удивился Чернов.

Он соскочил с табурета и взволнованно заходил по моей кухне.

— Вы уверены, что это был Роман? — спросил он, останавливаясь и буквально нависая надо мной. — Как выглядел этот… ваш…

— Это Роман, сын вашего босса, — устало ответила я, — встречу нам организовали мои знакомые сотрудники городского УВД.

Чернов вытаращил глаза, но промолчал.

— Наши договоренности… — начал он, но я его остановила.

— Остаются в силе, если вы пожелаете, конечно, — закончила я.

— Да, пожелаю, — Чернов вернулся на свое место и задумчиво начал буравить меня глазами. Пришлось дать ему кое-какие обтекаемые объяснения:

— Меня ему рекомендовали для конкретного дела. Он дал мне задание, и я согласилась его выполнить… Работа для вас не пострадает.

— Странно, странно, что мне не сообщили об этом, — задумчиво произнес Чернов, — я имею в виду приезд Романа. А кто его охраняет? — вскричал он, но, напоровшись на мой равнодушный взгляд, махнул рукой: — Ах да, действительно, откуда вам это знать… — Чернов сокрушенно покачал головой и проговорил: — Вот видите, Татьяна, в каких условиях приходится работать?

— Вижу, — ответила я, — вы мне еще что-нибудь хотите сказать?

Мой вопрос вовсе не был завуалированным намеком убираться к чертовой матери, наоборот, я искренне хотела услышать от него хоть что-нибудь, что поможет мне разобраться в том беге по кругу и друг за другом, который учиняет на моих глазах эта милая компания.

Чернов, однако, понял мои слова по-своему. Что, впрочем, вполне естественно.

— Я хочу предложить вам охрану, — сказал он, — после вашего рассказа о покушениях мне становится уже… как бы это сказать… беспокойно за вас.

— Я не нуждаюсь в охране, — отмахнулась я.

— Возможно, вы — нет, — жестко произнес Чернов, — а успех того дела, которое вы расследуете для меня, нуждается. Не спорьте. Я дам вам Ладушку. Он парень непростой, но умеет принимать решения и быстро выполнять их. На своем уровне, конечно.

Чернов ушел, а я, допив кофе и докурив сигарету, выглянула в кухонное окно.

Вова Прокопенко сидел на лавочке перед подъездом, пялился в мое окошко и болтал ногами, радостно улыбаясь во весь рот. Он помахал мне рукой, но я не обратила на это внимания. Зато я подумала, что если меня накрывают таким плотным колпаком, то не стоит оставлять в квартире ценные вещи. Я имела в виду пистолет и кассету с записью Вовиного хобби. Кассета мне была уже не нужна, но мне могла понадобиться свобода. Я прикинула, что вполне было бы реально поменять кассету на свободу.

И кстати, Вова мне еще остался бы должен, и никак иначе!

Вернувшись за стол, я решила поинтересоваться у гадальных костей, что день грядущий мне готовит.

Выпала очень миленькая комбинация:

1+21+25.

«Уменьшение ваших доходов связано с помощью другим людям».

У меня сразу же еще больше ухудшилось настроение. Неужели опять машину разобью?

Я грустно приняла душ, грустно оделась в любимом спортивном стиле и вышла из дома.

Вова-Ладушка, излучая радость и счастье, поднялся мне навстречу с лавочки и чуть ли не бросился мне на шею. Пришлось отстраниться, а то кто же его знает, вдруг бы бросился? И что мне тогда делать?

После обмена почти дружескими приветствиями я посоветовала ему держаться от меня подальше.

— Ваш брат, я имею в виду женщин, может меня не опасаться, — ухмыльнулся Вова, — фирма гарантирует.

— Я опасаюсь только того, что люди подумают, будто мы знакомы, — по-доброму улыбнулась я и направилась к своей «девятке».

Вспомнив гадание, я погладила ее по блестящему боку.

— Ну ничего, ничего, — проговорила я, — зато колонки новые куплю. Потом. Честное слово.

Сзади неслышно подошел Вова.

— Мадам, — сказал он, улыбаясь на этот раз неуверенно и даже заискивающе, — а если мне держаться от вас подальше, то как же я смогу вас везде сопровождать?

— Тебе дать денег на такси, малыш? — поняла я и запустила руку в сумочку. — А на мороженое не хочешь?

— А можно за те же деньги, но находиться в вашей машине? Я же получил команду от начальства…

Я поморщилась, почесала шею и внимательно осмотрела Вову сверху донизу.

— При одном условии, — согласилась я наконец с нелестным для меня предложением, — встречным мальчикам не улыбаться, воздушные поцелуи им не посылать…

— Все понял, понял, — Вова честно приложил ладони к груди, — я очень профессионально изображу вашего парня. Годится?

Я едва не сплюнула: во дурак-то, а говорит, что все понял!

Ничего ему не ответив, я запустила этого «моего парня» в салон: сама села за руль, еще раз вздохнула о будущих ранах моей несчастной «девятки» и поехала в магазин-салон «Детский мир».

«Детский мир» располагался в трехэтажном современном здании с эскалаторами, лестницами, входами-переходами и с прочими возможностями оторваться от любого хвоста. Кстати, «Детским» этот «мир» назывался исключительно по народной традиции.

Сейчас все здание было уставлено лотками и прилавками, предлагавшими все, что угодно. Было тут, конечно же, кое-что и для детей. Секция итальянских кожаных изделий, например, с великолепным выбором ремней на любой вкус и размер.

Оставив Вову самому решать задачку: выходить из машины за мной или нет, я, не оглядываясь, поднялась в «Детский мир» и побрела по секциям.

Вова-мерзавец поперся за мною следом. Он практически дышал мне в затылок, даже в том отделе, где продавались прокладки и прочие миленькие удобства.

Побродив еще часок по разным закоулкам магазина, напримерившись шляпок и блузок, я зашла в очередную примерочную с одной стороны, а вышла с другой.

После этого по служебной лестнице я спустилась в подвал, оттуда попала в подземный переход, ну а дальше — дело техники и вкуса.

Глубоко вздохнув, глядя на вывеску ресторана «Кураж», я вошла в знакомую мне арку.

Глава 11

Пока Вова Прокопенко продолжал бдительно торчать около примерочной кабины, я брела по сумрачным коридорам бестолкового здания.

Хорошо еще, что было утро, и поэтому встречные люди не шарахались от меня, а всего лишь провожали недоуменными взглядами. Было от чего недоумевать: идет приятная молодая дама и, сосредоточенно глядя перед собой, бормочет какую-то ахинею «туда, сюда, оттуда»…

Преодолев тридцать три поворота, я оказалась в очередном внутреннем дворике. Здесь располагалось несколько квартир, так как этот угол здания не представлял интереса для фирм: слишком уж замысловатые подходы.

Добравшись в конце пути до ржавой металлической двери, я постучала в эту дверь самым популярным и безотказным кодом: «„Спартак“ — чемпион».

Дверь не сразу, но все-таки распахнулась, и на меня глянуло заросшее бородой мужское лицо.

Врать людям и говорить всякую чушь не пришлось.

— Ты новая жаба? — с какой-то обреченной надеждой спросил этот персонаж.

Термин «жаба» в таких тусовках означает женщину свою в доску.

Я подумала и пожала плечами: я, конечно же, очень даже своя, но для себя и для своих.

Тяжко вздохнув, задумчивый абориген пожевал губами и, повернувшись, зашаркал внутрь помещения.

Я не стала возмущаться, что мне не предложили зайти, и проследовала за ним. Судя по его зрачкам, мужичок скорее всего был на дозе или обкурен, поэтому он и вел себя флегматично.

Квартира, в которую я попала, поднявшись вслед за бородатым по лестнице, была на вид явно нежилой и загаженной до самой последней степени. Бетон на полах, бетон на стенах. Кругом грязь, пыль, мусор.

Я осмотрела ужасную кухню, вонючий санузел и пошла дальше.

В единственной комнате этой квартиры, справа от санузла, на бесформенной куче драных матрацев уже восседал открывший мне дверь лохматый наркофлегмат. Дядечка точно находился под кайфом и был настроен лирически: он тренькал на гитаре и пел.

Утробным шепотом он выводил душераздирающие слова: «Помню, как сказал мне: чао, бамбино, синьорита»…

Ритм песенки при этом он отбивал стоящим на полу старинным чугунным утюгом, приподнимая его ступней, всунутой в ручку.

«Неужели он тоже нестандарт, как и Вова Прокопенко? — подумала я. — Какая милая компашка меня окружает все эти дни, застрелиться можно».

А в другом углу комнаты в ободранном кресле бывшего светло-зеленого цвета возлежала моя знакомая Антонина. Глазки ее были закрыты, на лице легкая улыбка, дыхание ровное.

Том классика, насочинявшего про римлян, — лежал на полу справа.

Рядом с ним валялся и ее потертый полиэтиленовый пакет с выглядывающей из него книжицей детективов Елены Проскудиной.

Я неслышно подошла к Антонине, присела сбоку от кресла, прислонилась спиной к холодной батарее отопления и полистала том древнеримской истории.

Как ни крути, а содержание этой книги — не для молоденькой девушки. Жить надо и любить надо всеми фибрами души, а она такими вещами занимается.

Я раскрыла свою сумку, сунула туда руку. Сразу же попалась кассета с Вовиными выкрутасами.

Лирический флегмат продолжал негромко наигрывать простенький шлягер. Обстановка умиротворяла, и мне уже самой захотелось закрыть глаза и устроиться поудобнее на полу.

На полу — это потому что кресло занято.

Было похоже, что Антонина спит. Она не выглядела своей в этом странном месте, но, если спала, значит, верила в свою безопасность. А это тоже немало.

Гитара слабо тренькала, бородатый бард продолжал шептать, время тянулось, и, когда я уже решила, что пора брать быка за рога и выполнять обязательства перед клиентами, раздался грохот.

С моего места была видна входная дверь, она распахнулась от удара, и в комнату влетел мой потерянный друг Вова Прокопенко.

Антонина от шума проснулась, тихо вскрикнула и нагнулась к полу за своей книжкой.

Увидев меня, она вскрикнула громче, толкнула меня в грудь, а сама шарахнулась вправо. Кресло не выдержало такой широкой амплитуды колебания. Оно завалилось и упало. Антонина, разумеется, рухнула вместе с ним и забарахталась, пытаясь подняться.

Я сидела на корточках и была в позиции довольно-таки неустойчивой. От толчка Антонины я села на задницу и ударилась спиной о знакомую уже холодную батарею отопления.

Вова, нагло постукивая каблуками, вышел на середину комнаты.

Музыкальный флегмат прекратил свои занятия и задумчиво посмотрел на Вову.

— Тухни, — бросил Вова ему и насмешливо взглянул на меня.

— Думала, что очень умная, животное? — спросил он и тихо рассмеялся, не разжимая губ.

Не спуская с меня глаз, он выдернул из кармана пистолет.

Я, не прекращая контакта с батареей, осторожно поднялась на ноги.

Вова повел стволом пистолета в мою сторону.

— С тобой особый разговор, животное, — процедил он сквозь губы, — стой и не дергайся. Не получилось машиной на тебя наехать, я по-другому наеду. Тебе же ясно говорено было: с ментами не связывайся, кошелка! Бабы умными не бывают, так и знай!

Ситуация была совсем не интересной, что и говорить. Равнодушный ко всему флегмат начал снова тренькать, Антонина наконец-то сумела выползти из-под кресла и, поскуливая, с ужасом глядя на Вову, стала отползать вдоль стены подальше от него.

— Ну все, дочка, — обратился он к Антонине, — финита тебе приперла, до встречи!

Он перевел пистолет на Антонину.

Пока все это происходило, я только и успела, что подумать о дурацком предсказании костей: похоже, что мне действительно грядет уменьшение доходов, причем до нулевой отметки.

Оттолкнувшись от стены, я рванула к Вове и, ударив левой ногой по его руке с пистолетом, обеими руками нанесла ему каскад ударов.

Может быть, я и не очень умная, зато хорошо прыгать умею.

Пистолет упал на пол, но это оказалось моей единственной победой.

Вова не просто выстоял, он сделал мне классную подсечку, я потеряла равновесие, он еще и подтолкнул. Все, что я успела, так это перед падением зацепиться за него.

Упали мы вместе. Вова оказался сверху.

Пока я пыталась его стряхнуть с себя, я краем глаза увидела, что Антонина-зараза, быстренько обойдя нас, подхватила свои книжки и бочком-бочком выбежала прочь из комнаты.

Вова, бросив меня, рванулся следом за Антониной, я схватила его за ногу, и он снова рухнул на прежнее место.

Поняв, что от меня отделаться сложно, Вова попытался меня придушить.

Я, вывернувшись, ударила его несколько раз в печень и ниже. Он стерпел, и я получила от него такой красивый прямой в челюсть, что в голове у меня что-то звякнуло, брякнуло, и изображение в глазках поплыло.

Вова замахнулся во второй раз, но вдруг остановился на полпути. Глаза его помутнели, рука опустилась. Уперевшись ему в грудь коленями, я просто скинула его как мешок, разом потерявший все свои ударные возможности.

За Вовой обнаружился задумчивый наркофлегмат, держащий в руке чугунный утюг.

— Если жаба не желает, значит, она не хочет, — еле слышно пробормотал наркофлегмат святую истину и, покачивая головой, побрел в свой угол.

Я села на пол и уронила в ладони свою забубенную головушку.

Постепенно колокольный перезвон в ней угас и появилась способность соображения.

Я посмотрела на валяющегося Вову. Я очень благородно сдержалась и не двинула его кулаком в морду. Однако не отказала себе в профессиональном любопытстве и проверила его карманы. Помимо разных мелочей, там были его документы, в том числе и лицензия на право ношения оружия.

Я сказала лицензия? Так я оговорилась.

Скомкав бумажку и сунув ее в карман, я потянулась за сумкой, где был мой мобильник.

В этот момент послышались быстрые шаркающие шаги. В комнату влетела Антонина, а за нею разъяренный и взлохмаченный Бутман с пистолетом в руке.

Увидев Бутмана, я тут же бросилась к пистолету Вовы, валяющемуся на полу в трех метрах от меня.

Бутман выстрелил. Пуля щелкнула о бетон в пяти сантиметрах от моих пальцев.

— Не дергайся, — сказал Бутман.

Слава богу, я хорошо понимаю свой родной язык и поэтому кивнула и вернулась на место.

— Что с ним? — спросил Бутман, показывая стволом пистолета на окровавленный затылок Вовы.

— Может быть, спит? — предположила я.

Бутман усмехнулся и, не опуская пистолета, направленного в мою сторону, быстро подошел к стене, где лежала моя сумка. Он ее поднял и раскрыл.

— Ну вот, подруга, — удовлетворенно проговорил он, увидев там кассету, — видна тяга к культуре у современных ментов. Это очень похвально. Ты, сучка, если выживешь, то все-таки додумаешься до бисексуальности.

Бутман вынул из сумки пистолет и мобильник. Сумку и мобильник он уронил себе под ноги и с силой ударил по телефону каблуком.

«Отчирикалась моя трубочка. А вот Таня пока нет», — подумала я, оценивая расстояние между мной и Бутманом.

Было далековато, но рискнуть, конечно же, стоило.

— Твой ствол? — спросил Бутман меня.

Я не отреагировала.

Бутман стоял на расстоянии трех-четырех шагов от меня с двумя пистолетами в руках. Между нами лежал начавший тихо постанывать Вова Прокопенко.

Я не ответила, а Бутман и не ожидал от меня ответа. Его глаза сузились. Не спуская с меня страшного взгляда с утвердившейся в нем решимостью, он сделал шаг вперед.

Направив ствол моего пистолета в голову Прокопенко, он выстрелил два раза.

Звуки выстрелов прозвучали неожиданно громко и отозвались эхом в полупустой комнате.

Я приготовилась отдать жизнь подороже и, подтянув под себя ноги, уже знала, что делать при следующем движении Бутмана. Мне бы только добраться до него…

Антонина, сидевшая, сжавшись в комочек позади и слева от меня, тихонько завыла.

— Молчать, сучка! — рявкнул на нее Бутман, и Антонина тут же послушно замолчала.

— Встаешь и идешь со мной, — крикнул он Антонине и отошел к двери, — а ты пока здесь отдохни! Ты только что Вову убила, и мы все это видели — подумай об этом. Нинка подтвердит, я не сомневаюсь.

Бутман посмотрел на задумавшегося на матраце наркофлегмата и, хмыкнув, махнул рукой Антонине.

Она, вздрагивая всем телом, подошла на непослушных ногах, и Бутман, засунув мой пистолет себе за пояс брюк и прикрыв его футболкой, крепко взял Антонину за руку.

— Мне теперь все одно, Нинка, — сказал он, — если жить хочешь, будешь послушной.

Антонина быстро и мелко затрясла головой, и Бутман, пятясь и не спуская с меня глаз, потащил ее к выходу.

Хлопнула металлическая дверь, потом раздались лязгающий звук и удаляющиеся шаги.

Я подлетела к двери, на мгновение прислушалась и осторожно толкнула ее. Дверь не поддалась. Тогда я толкнула еще и еще раз. Результат был все тем же. Было похоже, что снаружи ее приперли каким-нибудь ломом или арматурой. Открыть дверь можно теперь только снаружи.

Таня попалась в западню вместе с приятной компанией: свежим трупом и уплывающим в кайф музыкальным наркоманом.

Смешно? Мне — нет.

Я вернулась в комнату и, аккуратно обойдя Вову Прокопенко, точнее то, что им было несколько минут назад, подскочила к окну.

Окно было без решеток, что меня обрадовало, но, пока мне удалось открыть рамы, я ругалась так, что икалось всем.

Наконец я распахнула окно и выглянула из него. Сразу стала ясна причина отсутствия решеток: они не были здесь нужны.

Стена комнаты выходила во внутренний двор, на этой стене зацепиться было не за что, а мой этаж был совсем не первым.

Я озадаченно посмотрела на утоптанную землю внизу.

М-да… А я даже зонтика не взяла, чтобы испытать его как парашют…

Бросив взгляд на волосатого наркомана, снова затренькавшего на гитаре, я обратилась к нему.

— Нас заперли! — крикнула я.

Он посмотрел на меня мутным взглядом и захихикал.

Глава 12

Я забежала в кухню и остановила взгляд на запачканной газовой плите. Устроить, что ли, маленький взрывчик и разнести полстены к чертовой матери?

Я задумчиво почесала затылок: как бы этот взрывчик не получился маленьким в масштабе планеты, а для Тани Ивановой он может стать очень даже большим.

В полнейшем огорчении я вернулась в комнату и подняла с пола свою сумку.

Кассета лежала на месте, прочие мелочи тоже. Вынув мешочек с гадальными костями, я задала вопрос и высыпала кости на подоконник.

24+33+9!

«Вы сможете поправить свое положение лишь двумя способами: с помощью собственной ловкости или благодаря чужой глупости».

Какое интересное кино получается!

Ссыпав гадальные кости обратно в мешочек, я обратилась к наркоману-меломану.

— Как у тебя с мозгами, братишка? — крикнула я.

Он даже не обратил на меня внимания и продолжил свои музыкальные упражнения.

Я сделала соответствующий вывод.

Устроившись на подоконнике, я закурила и начала глазеть по сторонам. Это было единственное занятие, которое я могла себе позволить.

Окно напротив меня по ту сторону двора было темным. Соседнее открыто, но там никто не мелькал. Не ясно даже было: квартира это или офис какой-нибудь славной торгово-промышленной организации, курирующей пяток лотков с соседней улицы.

Я сидела, думала и прикидывала свои шансы. Шансов было не много: оставалось сидеть и ждать, когда придут дружки моего музыканта и откроют дверь. А это может случиться и сегодня под вечер, и через два месяца или даже к Новому году.

Ждать так долго я не могла: плавный переход в состояние Вовы Прокопенко меня не устраивал. Да и соседство с ним, мягко говоря, тоже. Ну и кроме того, мне очень хотелось пообщаться с Бутманом.

Так я сидела и вертела головой не меньше часа, и тут в окне напротив появился новый персонаж. Это был молодой человек в белой рубашке и в цветастом галстуке. В правой руке молодой человек держал пластиковый стакан.

Я поймала взгляд этого конторского трудяги и кивнула ему, он в ответ радостно улыбнулся и подошел к окну.

— Вы загораете, девушка? — задал он оригинальный вопрос, и я утвердительно кивнула.

— У вас там пепси-кола? — спросила я. — Или фанточка?

— Вообще-то чай. «Липтон».

Молодой человек присел на подоконник, и на его лице отразилась мощная работа мысли, призванная найти какой-нибудь повод, чтобы продлить наш разговор.

Я задумчиво выпустила вверх сигаретный дым и подумала, что хроническая обреченность нравиться мужчинам — не самая тяжкая штука на свете.

— Девушка, а хотите, я вам свежий анекдот расскажу? — предложил мне любитель «Липтона», и я, улыбнувшись, махнула ему рукой.

— Хочу! Идите сюда, — позвала я его, — будет лучше слышно.

В этот момент край моей юбки как-то сам собой пополз вверх, приоткрывая еще больше ноги. Чудеса, да и только, а я и не заметила.

Если бы этот чайный юноша был Микки-Маусом из мультика, он тут же прыгнул бы ко мне на колени и мерзко заверещал, а так, подавшись вперед, он поставил свой стаканчик на подоконник и спросил, понижая голос:

— У вас там квартира?

— Бывшая квартира, — ответила я, — и в ужасном состоянии, но скоро здесь будет офис, я тут дизайн-проект разрабатываю будущего великолепия. Так вы идете? Ржавая металлическая дверь справа по коридору. Я вас жду!

Молодой человек сглотнул слюну, произнес несложное «ага» и исчез внутри своей конторы.

Только бы он не испугался прийти, а все остальное меня волнует мало.

Я окинула взглядом внутренний дворик и решила, что если даже мальчик в галстуке побежит ко мне вприпрыжку, ему на это понадобится не меньше десяти минут.

Я спустилась с подоконника в несимпатичную реальность, подняла свою сумку и повесила ее на плечо.

Под тихий аккомпанемент гитары я подошла к двери и стала ждать. Мой кавалер до обидности не спешил, и я уже начала расстраиваться и прикидывать новые планы побега отсюда, как наконец за дверью в коридоре послышались шаги.

Они прозвучали сначала быстро вперед, затем медленнее в обратном направлении.

Я кашлянула и вложила в голос все свое природное и благоприобретенное обаяние.

— Это вы? — спросила я так завлекательно, что самой понравилось.

— Д-да, — неуверенно ответил мне молодой человек из-за двери, — а у вас здесь гвоздь торчит…

Я чуть не подпрыгнула от негодования: гвоздь, видите ли, торчит! А зачем же я тебя позвала, недотепа, анекдоты, что ли, твои слушать?!

— Гвоздь? — растерянно повторила я и толкнула дверь. А она даже не пошевелилась.

— Что там с дверью? — спросила я недоуменно. — Она не открывается…

Заскрипело потревоженное железо, дверь наконец открылась. Да здравствует свобода!

Я вышла в коридор и наткнулась на мальчика в галстуке. Почему-то факт его существования уже успел вылететь у меня из головы.

— Извините, юноша, мне некогда! — выпалила я и, не прекращая движения, наклонила его голову и поцеловала мальчика в лобик. Я не жадная.

Даже не попрощавшись с волосатым музыкантом, я рванула к выходу. Да мне кажется, флегматичный мой сосед и внимания не обратил на то, что я исчезла: музы не терпят конкуренции.

Я вырвалась на свободу, и теперь мне предстояло этой свободой распорядиться разумно.

Еще мчась по лабиринтам здания ресторана «Кураж», я вспоминала и наконец четко вспомнила адрес Бутмана, который мне продиктовал Володька Степанов: «Соляная, дом шесть».

Это единственное место, где у меня имеется надежда застать Бутмана. На то, что он появится на разгромленных ОМОНом развалинах «Варежки», я и не рассчитывала. Бутман не был похож на камикадзе.

Улица Соляная располагалась, как сказали бы еще с десяток лет назад, на честной рабочей окраине.

Сейчас это уже звучало по-другому.

Заводы стояли и не чадили, молодежь или тупо спивалась, или интеллектуально кололась.

Окраина стала хулиганской и бандитской. Здесь чужому человеку даже среди белого дня появляться было чревато нехорошими последствиями.

Спокойно идя по улице, сплошь состоящей из частных домиков, слепленных еще в докосмическую эру человечества, я делала вид, что не замечаю ничего и никого.

Пару раз меня окликнули, пару раз свистнули вслед, но я не оглядывалась.

Оглядываться на свист — неприлично для таких дам, как я. Я даже не на каждый выстрел оборачиваюсь.

Кучкующиеся около калиток разновозрастные мальчики и девочки провожали меня настороженными взглядами, но резких движений пока не делали: их смущала моя явно выраженная уверенность в маршруте.

Они правильно поняли, что все это неспроста, и предпочли переждать и посмотреть, что же будет дальше.

Дом Бутмана на Соляной, как и следовало ожидать, тоже оказался частным и маленьким, прячущимся за невысоким заборчиком.

Все окна дома были темными, но я не привыкла делать выводы из таких двусмысленных предпосылок. Откуда я знала, может быть, Бутман любит сидеть в погребе с молоденькими девушками. Он же такой неординарный затейник!

Осмотрев дом издали, я не решилась идти к нему с парадного входа — из-за врожденной скромности, конечно, — а предпочла перескочить через забор в самом неудобном дальнем углу двора.

Несколько мальчишек, бегающих по улочкам, восхищенно замерли, глядя на мои маневры. Когда придет срок и я завяжу с детективной жизнью, буду вести секцию для подростков.

Название секции я еще не придумала, время для этого у меня есть.

Дом, где жил Бутман, или, правильнее было бы сказать, дом, который был им указан в документах, стоял ко мне, как избушка Бабы-яги ко всем честным прохожим — задом, и меня это устраивало.

Небольшое, чуть перекошенное окошко, смотревшее прямо на меня, было прикрыто ставнями, скрепленными крючком. Ставни снаружи были украшены пооблупившимися накладными фанерными петухами.

Для моего знакомого Бутмана это выглядело как-то слишком уж стильно, но я предпочитала пока верить, что он тут живет. Другого варианта у меня в запасе не было.

Обойдя крыльцо так, чтобы меня нельзя было заметить из окна, расположенного рядом с дверью, я постучала в дверь и только потом, увидев кнопку звонка, нажала на нее.

В доме было тихо, но я продолжала жать на кнопку еще и еще раз.

Наконец я расслышала шаги и скрип половиц.

Стараясь придать своему милому голосу скандальные интонации, я произнесла что-то неэстетическое, опуская тембр до контральто.

Пусть невидимые жильцы не пугаются и знают, что пришла какая-то женщина, причем в годах.

Сразу же после моей звуковой провокации за дверью послышался неуверенный кашель, и знакомый и уже почти любимый голос Бутмана спросил:

— Кто там?

— О! Проснулся! — вскричала я, с потрясающим реализмом входя в состояние, присущее, пожалуй, только стерве-свекрови — и откуда я знаю такие вещи? Талант, надо полагать! — Телеграмма Бутману Льву Аркадьевичу, срочная! Кто расписываться будет?!

После секундного размышления Бутман правильно решил, что такой тетке проще сразу открыть, чем слушать ее крики еще несколько минут, а потом все равно открыть.

Глава 13

Дверь приоткрылась на несколько сантиметров, и мне этой щели хватило.

Бутман взвизгнул, как щенок, которому наступили на хвост, потом попытался рыкнуть, как лев, но было уже поздно: хлестко ударив пальцами, я очень удачно попала ему по глазам. Он дернулся назад, держась за лицо, и я вскочила в сени дома, будучи готовой биться насмерть.

В сенях нам обоим было тесно, но я имела преимущество внезапности и не собиралась его терять. Кроме того, я хотела встретиться с Бутманом, и мне было что ему сказать. Я и говорила, точнее, приговаривала всякие милые добрые слова, пока теснила его в комнаты, работая руками и ногами.

Отступая и отбиваясь и почти ничего не видя при этом, Бутман споткнулся о порог и, взмахнув руками, упал на спину. Почти сразу же он вскочил на четвереньки и в таком положении бросился к углу, где на табурете лежали два пистолета.

Я прыгнула за ним следом и, поджав в прыжке ноги, приземлилась коленями ему на спину. Бутман вскрикнул и вытянулся на полу. Я упала на него, больно ударившись локтем, но, правильно оценив ситуацию, заломила ему правую руку за спину.

Бутман извивался и дергался, стараясь и меня стряхнуть, и до пистолета дотянуться.

Ему это удалось, и, схватив «макаров» левой рукой, он развернул его и постарался через спину достать меня, но в последний момент я плечом отвела ствол.

Раздался выстрел, и тело Бутмана подо мной обмякло.

Выбив пистолет из его ослабевшей руки, я только сейчас обратила внимание на характер ранения.

Вот уж действительно — судьба не прощает ничего. Бутман сам себе прострелил голову с левой стороны. Откинув его руку, я разглядела рану: ничего страшного, просто мальчик стал отныне одноухим.

Одноухий бисексуал — даже оригинально.

Я перевернула Бутмана на спину и села на пол, выравнивая дыхание.

Бутман тихо стонал, пальцами щупая свою голову. В его глазах застыл ужас, когда он рассмотрел свои пальцы со стекающей по ним кровью.

Я подхватила пистолет и осмотрелась.

Оказывается, я попала в пикантный момент видеосъемок.

Я увидела видеокамеру, лежащую на полу. У противоположной стены, прикованная наручниками к трубе отопления, сидела Антонина.

В углу комнаты на облезлой тумбочке стояли маленький телевизор и видеоплеер.

— Привет, подруга, — хрипло сказала я, — а когда мы в последний раз виделись, ты ушла и даже не попрощалась. Это не есть хорошо.

Антонина шмыгнула носом и промолчала.

Бутман подал голос.

— Что тебе, стрелок-любитель? — спросила я у него и, опираясь о пол, встала, держа в руке пистолет. — Что-то хочешь сказать?

Бутман прошептал несколько непонятных слов, и я попросила повторить. Оказалось, что он просил перевязать его и объяснял, что на углу есть телефон-автомат.

— А зачем он мне? — удивилась я. — Мне звонить некому.

Я взяла второй пистолет и, посмотрев на номер, узнала свой «макаров». Подойдя к своей брошенной у входа сумке, я положила пистолет туда. Все должно быть на своем месте, если получается иначе, то меня это нервирует.

Ну почти всегда.

Тут вдруг переполошилась Антонина.

— Таня, это бандит! — вскричала она, показывая на Бутмана. — Освободите меня, пожалуйста! У меня рука болит!

— У нее болит рука, — пробормотала я, сокрушенно покачала головой и подошла к видеокамере.

Вынув из нее кассету, я воткнула ее в видеомагнитофон и пощелкала кнопками пульта.

На экране сразу засветилось изображение чумазой Антонины, с причитаниями выговаривающей спич на тему «Папа, дай денег».

— Вот тебе и кино! — удивилась я. — Бутман, ты перешел на новый жанр? А где же мальчики-нестандарты?

Он ответил невнятным ворчанием и продолжительным стоном.

— Не понимаю, — я пожала плечами и перемотала кассету.

Увидев, что на ней еще больше половины свободного места, я вставила ее обратно в видеокамеру.

— Ты! — крикнул Бутман. — Сука! У меня же может быть шок и ступор! То есть столбняк! Что тебе еще надо?!

— Не волнуйся так, Левик, — сказала я, — все будет хорошо у нас с тобой. Ты только не забывай, что ты мне кое-что должен. Вот сейчас ты мне все и расскажешь прямо в вечерний эфир…

Я поставила перед Бутманом табурет, положила на табурет видеокамеру, включила ее и прицелилась.

— Ну что, Левик, — я присела на пол, не обращая внимания на Антонину — отстегнешь ее, а она, пожалуй, еще и убежит, а я уже немножко устала, — чем быстрее ответишь на мои вопросы, тем быстрее получишь квалифицированную медицинскую помощь. Ты работаешь на Чернова?

— Нет, — ответил Бутман и снова застонал.

Ну как людям не надоедает повторяться! Никаких понятий о вкусе и приличиях!

— На Романа Балдеску, что ли? — задала я новый вопрос. — Или ты с чеченцами связан, придурок?

Бутман и тут изволил со мной не согласиться и, видимо, наконец-то сообразив, что ему выгоднее быть разговорчивым, затараторил:

— Мы с Вовой были компаньонами, с Вовой Прокопенко. Он как узнал, что дочка его босса не сперта, а шляется по Тарасову, решил на этом деле бабки наварить. А потом он скурвился и связался с ментами. Я понял, что Вова был компаньоном и с тобой тоже — какого хрена тогда вы вместе отирались? А ты из ментовки, это же ясно. Ну короче, когда обнаружилась эта телка, то я и решил Вову кинуть…

Бутман повел мутнеющим взглядом на мою руку с пистолетом и скривился.

— Все, что ли? — уточнила я. — Или еще что-нибудь знаешь?

— А эту девку никто и не воровал, она сама сюда приехала, и Вова по приказу Чернова просто ее охранял от хулиганов и прочее… Теперь все, — выдохнул Бутман.

— А кто меня давил твоей машиной и стрелял в меня около ресторана?

— На машине был Вова, а кто стрелял, не знаю. Ты хочешь, чтобы я здесь сдох, что ли?! — жалостливо вскричал Бутман.

— Ни в коем случае, вот теперь ты мне нужен живой и здоровый, Левик, — мило отозвалась я и со вздохом поднялась.

Я отстегнула Антонину — или как ее теперь правильно называть, даже не знаю — от батареи и вывела ее из дома, забрав, конечно же, не только пистолеты, но и кассеты. Пообещав Бутману вызвать помощь, я сдержала свое слово. Антонина снова нагрузилась своими умными книжками и, всхлипывая, поплелась за мною.

Я же, разобиженная ее недоверием к первейшему тарасовскому детективу, делала вид, что мы едва знакомы.

Подойдя с Антониной к телефону-автомату, висевшему на столбе, я набрала рабочий номер телефона некоего Володьки Степанова.

Я коротко продиктовала ему информацию, пресекая все вопросы, и очень попросила поспешить с помощью для Бутмана. Я ведь врать не умею, мне действительно расхотелось, чтобы он умирал.

Пока я общалась со своим старым знакомым, Антонина, сделав осторожный шаг назад, увидела, что я на это не реагирую, отступила еще на один шаг и, развернувшись, бросилась бежать по улице.

Я закончила разговор с Володькой, довольная тем, что все нужное я ему выпалила без свидетелей, и решила, что бегать мне уже надоело. Поэтому пошла быстрым шагом в том направлении, куда она удрала.

Я же хорошо знала этот приятный райончик и подозревала, что вряд ли у Антонины хватит ума зарыться в ближайших кустах и притвориться прошлогодней листвой, поэтому она должна была помчаться к остановке. А мимо остановки я уже проходила и знала, что там можно ожидать.

Закурив на ходу сигарету, я бодро шла к остановке, внимательно вслушиваясь в звуки, уже начавшие долетать до меня.

Вырулив из-за угла, я увидела картинку, примерно отвечающую моим представлениям о неминуемом будущем бегущей девушки в районе улицы Соляной.

Ну что сказать. До остановки она добежать не успела. Несколько молодых людей с хохотом и гоготом веселых покойничков из голливудского ужастика обступили мою только что освобожденную клиентку и развлекались во всю свою нехитрую дурь.

Нина-Антонина уже лишилась своего полиэтиленового пакета — он валялся на земле, и, как было заметно, на него уже пару раз случайно наступили. Знакомая мне книжка Проскудиной и еще одна того же ценного автора распростерлись на асфальте.

Том римской истории, прижатый к груди, служил последним бастионом девичьей обороны.

Увидев меня, Нина отчаянно закричала и бросилась ко мне, а попала в объятия к одному из аборигенов.

— А вот еще одна шмара за компанию! — возвестил ближайший ко мне полудурок и тут же заткнулся от моего прямого удара в живот.

Вся стая взвыла и бросилась на меня глупо и неорганизованно, мешая друг другу.

Я разобралась с ними жестко и резко и, тяжело дыша, остановилась перед Антониной. Или Ниной. Я уже не знала, как ее правильно называть. Запуталась.

— Догонять больше не буду, — честно предупредила я, — я не в том настроении. Сама пойдешь, если больше приключений не хочешь.

— Пойду, — вздрогнув, ответила она, и мы без происшествий поймали мотор и доехали на нем до моего дома.

Я привезла свою старую-новую гостью к себе домой и запустила ее в ванную.

Пока Антонина плескалась в ванне, приводя в порядок внешность и чувства, я решила посмотреть кино. Достала из сумки кассету, не ту, с Бутманом в главной роли, а ту, что там раньше лежала, и быстренько просмотрела ее почти без звука.

— Да, это не искусство, — пробормотала я, вынимая кассету из видика и пряча ее.

Только я закончила это мероприятие, как и Антонина вышла из ванной в моем халате. Эта редиска выбрала самый лучший — шелковый, цвета морской волны. Я только кашлянула, но гостеприимно промолчала.

Я поставила турку на плиту и сварила кофе. Моя гостья устроилась на табурете и сидела, опустив глазки, словно это не она совсем недавно здесь разыгрывала из себя девочку-паиньку и жаловалась на выдуманного маньяка.

— Ты мне скажи вот какую вещь, — повернулась я к ней, ставя на стол кофе.

— Замечательный кофе, — тут же отреагировала она.

Я кивнула и хмуро посмотрела на нее.

— Честное слово, — покраснев, добавила эта глупая девочка, словно мне жизненно необходимо было ее одобрение.

Хотя, если признаться, уж что-что, а кофе я делаю на самом деле классный, и горе тому, кто не подтвердит моих способностей. Ну это так, лирическое отступление.

— Ты почему от меня убежала? — спросила я.

— Испугалась, — тихо ответила Антонина и спрятала глаза.

— Не научили тебя древние римляне гражданскому мужеству, — проворчала я, не сумев отказать себе в этом маленьком удовольствии. — Так, значит, твоя фамилия Балдеску? — равнодушно спросила я, и Антонина, то есть Нина, кивнула головой и тихо отпила из чашки.

Я поставила табурет ближе к столу и села на него.

— Ну ты набегалась, девочка Нина-Антонина, — устало произнесла я, — набегалась, и давай закончим на этом. В Тарасов приехал твой родной братик Роман. Я тебя сдаю ему с рук на руки, и больше не делай никаких глупостей. Договорились?

Реакция моей непутевой клиентки оказалась неожиданной. Она разрыдалась. Разрыдалась так сильно, что на нее напала икота.

Посмотрев на ее зареванное личико, я встала и подала ей стакан с водой.

Стуча зубами о край стакана, Нина все никак не могла успокоиться. Я выкурила сигарету и, устав смотреть на девчонку, пару раз прикрикнула, чтобы она успокоилась.

Нина послушалась и, вздрагивая и ежась, начала взахлеб рассказывать про Романа, про Чернова и про свою несчастную жизнь.

Из ее рассказа получалось следующее.

Роман Георгиевич, ее братец, уже давно лелеет мысль о том, как бы ему половчее избавиться от сестренки. Причина кроется в более теплом, чем к нему, отношении папы к Нине. Брат запачкался в нехороших историях, у папы проблемы со здоровьем, и, чтобы обезопасить свое безбедное будущее, Роман несколько раз уже покушался на жизнь Нины, но все неудачно. Воспользовавшись ее отъездом в Тарасов, куда она сбежала от него, братик приставил следить за ней Вову Прокопенко с приказом застрелить Нину при первом же удобном случае.

Но произошла накладка в планах. Прокопенко, похоже, доложил, что дело скоро будет сделано. Воспользовавшись тем, что отца снова положили в больницу, Роман распускает слух, что Нину украли. Она сама случайно об этом узнала, позвонив подружке в Москву. Нина поняла, что жить ей осталось самое большее один день. Именно в тот день она и пришла ко мне. Я помогла ей избавиться от Вовы Прокопенко.

Для того чтобы уехать, у нее не было денег, поэтому она и спряталась в притоне у хиппарей, адрес которого ей дал один приятель в Москве. В подарок хиппарям она и покупала у Макабра травку. Там у них и сама попробовала в первый раз, а когда очнулась, тут и увидела Вову Прокопенко и меня.

— Он страшный человек, — всхлипывая, рассказывала Нина о Романе, — мне иногда кажется, что и папа его побаивается…

— А что мама? Она больше любит Рому, чем Нину? — спросила я невпопад, потому что думала о своем.

— Мама умерла-а, — протянула Нина и разрыдалась снова.

Я побарабанила пальцами по столу. Про смерть мамы Балдеску мне же говорили, непростительно Тане забывать такие вещи.

А в общем и целом ситуация складывалась некрасивая.

Прикинув все варианты, я предложила Нине пока остаться под моей охраной, а потом вместе поехать в Москву. Не может же папа болеть без конца.

Если он не поверит дочери, то пусть поверит мне. Я же действительно видела, как Вова собирался ее убить. И это факт.

— А какое место во всей этой истории занимает Чернов? — спросила я. — Он — человек Романа?

Нина отрицательно покачала головой:

— Они ненавидят друг друга, но у него связаны руки. Роман заправляет уже многими делами отца, и люди видят в нем продолжателя… — Нина замолчала и испуганно посмотрела на меня.

— Чернов здесь, в Тарасове, — ответила я на ее немой вопрос.

Антонина на это известие отреагировала спокойнее, чем на привет от старшего брата.

— Если я его попрошу, может быть, он решится мне помочь, — сказала она, — Роману он меня не выдаст, это точно… А там не знаю.

Глава 14

Допив кофе, я вспомнила, что после непростительной хулиганской выходки Бутмана я оказалась почти отрезанной от мира.

Моя исковерканная телефонная трубка осталась лежать в квартире наркомана, но хорошо, что где-то у меня была вторая, купленная когда-то на такой случай. Вот этот случай и приспел.

С подключением второй трубки на один номер я имела в прошлом некоторые проблемы, но сейчас выходило, что все было проделано не зря.

Поиски телефона в собственной квартире стали не очень проблемной задачкой для опытного детектива, каковым я являюсь уже несколько лет.

Попутно я отыскала еще кое-что, как мне казалось, навсегда потерянное, но это к делу не относится.

Трубка нашлась в платяном шкафу.

Я ее развернула, но проверить не успела — она не стала дожидаться моих манипуляций и сама зачирикала.

Хорошо, когда тебя понимают с первого же намека.

Я вернулась в кухню и села на свое место.

Нина не сводила с меня испуганных глаз и, навострив уши, старалась расслышать голос того, кто мне звонил.

Я погрозила ей пальцем и слегка откинулась назад.

— Да! — сказала я.

— Привет, Тань, это Степанов, — услышала я знакомый голос.

— Здравствуй, здравствуй, Володенька, — сладко произнесла я, но вовсе не для него, а для Нины, чтобы она перестала напрягаться.

Метод сработал, причем в обоих направлениях. Нина усмехнулась и опустила голову, а Володька почему-то начал ругаться.

— Я с хреновыми новостями, — тут же обрадовал он меня.

— И что скажешь? — лениво поинтересовалась я, примерно догадываясь, что он хочет мне сообщить.

— Как бы тебе не пришлось скоро обращаться ко мне со словами «гражданин начальник», мне кажется, ты уже дошутилась, подруга, — постращал меня друг Володька, — кстати, по этому делу я тебе и названиваю уже минут пятнадцать, не меньше.

— Ты мне хочешь предложить работу? — лениво поинтересовалась я. — А за тобой остался должок за ресторан. Помнишь?

— Забудь пока, — отрезал Володька, — и не я хочу тебе предложить, а кое-кто другой, и не работу, а койку в камере. Короче, мне некогда, слушай сюда…

Володька начал говорить резко, делая короткие паузы между фразами, наверное, чтобы его слова плотнее улеглись у меня в голове.

— Ты наследила рядом с трупом некоего Прокопенко Владимира Николаевича. Он убит из «макарова». Насколько мне известно, у тебя тоже именно такая модель. Не из твоего ли? Рядом с ним твой сломанный телефон. Много отпечатков твоих пальцев…

Володька перевел дух и продолжил:

— В доме на Соляной под номером шесть, — голос Володьки стал особенно злым, — обнаружен труп гражданина Бутмана Льва Аркадьевича. Он убит выстрелом в голову. Первый выстрел, сделанный в упор, снес ему только ухо, второй — половину черепа. Там же куча отпечатков твоих и Нины Балдеску. Короче, я думаю, ты вляпалась по уши, девочка. Ты меня слышишь?

— Да, — коротко ответила я.

— Теперь скажи, — Володька понизил голос и быстро выпалил: — Твой пистолет сработал и у Прокопенко, и у Бутмана?

— Ты что?! — потряслась я, продолжая отслеживать реакцию Нины.

Она, как мне показалось, уже успокоилась и была занята только кофе.

— Ты что! — гневно повторила я и уточнила: — Только первый раз!

— Кто у тебя дома? — резко спросил Володька. — Ты же не одна!

— Никого, — честно ответила я, — ты приедешь?

Володька помялся и, вздохнув, ответил:

— Эксперты только к завтрашнему дню дадут точное заключение по оружию. До утра у тебя еще есть время, чтобы как-то оправдаться. Это все очень серьезно, Таня. Где Нина Балдеску?

Я опустила глаза в пол и внимательно посмотрела на него. Нину там я не разглядела, поэтому врать не пришлось.

— Не знаю, — твердо сказала я.

Володька помолчал, снова вздохнул и промямлил:

— Я занят этим делом, между прочим. Позже я тебя найду. Пока.

Володька отключился, я посмотрела на трубку и положила ее на стол перед собой.

— Вы знаете, Нина, — проникновенно сказала я, — мне иногда кажется, что мужчины созданы только для того, чтобы портить нам, несчастным, аппетит. Вам так не кажется?

Эта малолетка не оценила моего доверия — я же предложила ей полноценный взрослый женский разговор — и пожала плечами:

— Не знаю. А это ваш мужчина звонил, да? И что он от вас хотел? Если не секрет, конечно.

— Что они обычно хотят, — я закурила и внимательно посмотрела на Нину, — он хочет, чтобы я переехала к нему, и сказал, что будет ждать меня до утра. Вот так. А утром он меня может забрать, даже не спросив моего мнения. Тиран, одним словом.

При этих словах у Нины блеснуло что-то в глазках, и она, уже перейдя на доверительную интонацию, тихонько спросила:

— А что вы, Таня?

— А я занята работой, — отрезала я, — вот сейчас разрулю все ваши дела и займусь своей личной жизнью. Если время останется. Предлагаю поехать к Чернову. Мы с ним встретимся, поговорим. Возможно, вместе поедем к вашему папе в Москву. Если ему нужно будет доказать, что Вова Прокопенко собирался вас убить, то я единственный свидетель этого происшествия и могу рассказать ему все, как было.

Нина отнеслась к моему предложению со сдержанным энтузиазмом.

Я позвонила Чернову, выяснила, что он находится в гостинице «Олимпийская», и договорилась с ним о встрече через двадцать минут.

Моя «девятка» не позволила мне опоздать, и как раз за пять минут до намеченного срока мы с Ниной выходили из моей машины. Здесь же на автостоянке рядом с гостиницей я увидела одного своего знакомого. Точнее, знакомую.

Белая «десятка» с кляксой на крыле стояла чуть в стороне, немного отвернувшись от меня, словно мы были не знакомы. Проходя мимо нее, я посмотрела на номер: точно она.

Хмыкнув, я оглянулась на Нину, попросила ее не отставать и направилась к входу в гостиницу «Олимпийская».

Администраторша гостиницы сначала неприветливо зыркнула на нас, потом, видя, что мы не похожи на проституток, сразу потеряла к нам интерес и, даже не дослушав до конца мой вопрос, объяснила, что двести одиннадцатый номер, который занимает Чернов, находится на втором этаже. Словно это и так не было понятно.

На второй этаж мы поднялись по лестнице и подошли к нужной нам двери.

За дверью слышались странные постукивания и бормотания, словно Чернов, коротая время в ожидании гостей, занялся перестановкой мебели и сам с собою обсуждал эту проблему.

Нина Балдеску, прислушавшись к звукам, доносившимся из-за двери, улыбнулась и задумчиво проговорила:

— Михаил Михайлович любит мебель переставлять. Это его хобби…

Я ничего ей не ответила.

Я постучалась, но не громко, исключительно для очистки совести. Все равно при таком шуме нас бы никто не услышал.

Толкнув дверь, мы вошли и оказались в эпицентре весьма занятных событий.

Глава 15

Роман Георгиевич Балдеску и Михаил Михайлович Чернов, оба раскрасневшиеся и растрепанные, стояли посреди комнаты и находились в состоянии явно боевом.

Два перевернутых стула валялись чуть в отдалении от них, журнальный столик, задрав напольный ковер, отъехал к окну.

Незыблемыми на своих местах в этом номере стояли только широкий диван у стены, слева от входа, и телевизор с видеомагнитофоном на тумбе у стены противоположной. Рядом с ними на полу лежал черный кожаный чемодан с расстегнутыми защелками.

Джентльмены, крепко сцепившись, стояли посередине этого разгрома на расстоянии друг от друга, мягко говоря, неприличном.

Если бы не дикий блеск в их глазах, то с первого взгляда можно было бы подумать, что они кое-чему научились у покойного Вовы Прокопенко. Но со второго взгляда все становилось понятно: господа выясняли отношения между собой с помощью грубой силы.

Кто из них последним получил по физиономии, было неясно, но Чернов имел вид неуверенный, и когда он увидел нас с Антониной, то в его глазах прочиталось откровенное облегчение.

Следовательно, побеждала молодость.

При нашем появлении эти гладиаторы на мгновение застыли, но первым отреагировал Роман.

Хрипло выкрикнув пару слов, недопустимых в дамском обществе, он подскочил к Нине и схватил ее за руку. Нина шарахнулась в сторону, но вырваться не сумела.

— Привет, сестренка, — проговорил Роман, глядя на нее с отнюдь не братскими чувствами, — твое путешествие закончено. Едем домой!

Я запустила руку в свою сумку, висящую у меня на плече, а потом подумала и аккуратно положила сумку на диван: возможно, гладиаторские бои продолжатся в расширенном составе.

Роман проводил меня взглядом, нахмурился и быстро проговорил:

— Вы замечательно выполнили свое задание, Таня. Даже перевыполнили, можно сказать. Я доволен. Продиктуете мне по телефону счет и ноу проблем, как говорят там.

Я промолчала. Подумаешь: он, видите ли, доволен! А вот я себя довольной не чувствую и свою работу пока еще не считаю выполненной.

Роман снова тяжело посмотрел на Нину, та ответила ему таким же взглядом и продолжала тянуть руку на себя.

Я мягко обошла их и, оказавшись за спиной Романа, ребром ладони ударила его сзади по шее. Голова Романа дернулась вверх, и, если бы я не поддержала наследника рода Балдеску, он бы плашмя рухнул на пол и ударился бы еще раз.

Я подхватила ослабевшего Романа и помогла ему без грустных последствий разложиться на полу. После чего вернулась к дивану, села на него и, достав из сумки сигареты, закурила и продолжила наблюдение за событиями.

А они начали развиваться по своим законам.

Издав вздох облегчения, Нина уронила свою книжку на пол, шмыгнула носом и, повернувшись ко мне, тихо сказала:

— Спасибо, Таня, вы мне очень помогли. Спасибо.

Я кивнула.

— Да уж, — откашлялся Чернов, поправляя рубашку, выбившуюся из брюк, и пробуя улыбнуться, — пришла помощь откуда и не ждали.

Он подошел к Нине и приобнял ее за плечи.

— Вот теперь мы уедем, и он нас не найдет. Я правильно говорю, Нина?

— Не знаю, — ответила Нина и осторожно освободилась от руки Чернова.

— Как это: не знаю? — тихо проговорил он. — Что значит: не знаю?

— А то и значит! — Нина отошла к окну и, повернувшись, презрительно взглянула на Чернова. — Ты меня совсем за дуру держишь, что ли? Думаешь, я ничего не понимаю?

Чернов, нахмурившись, молчал и внимательно смотрел на нее.

— Объясни, — потребовал он.

— Сам давай объясняй! — выкрикнула Нина. — Твой Вова хотел меня убить, и, если бы не она, — Нина небрежно ткнула большим пальцем в мою сторону, — я бы уже давно летала на белом облачке в белой распашонке. Это ты ему дал такой приказ? Признавайся!

— Ты с ума сошла?! — взревел Чернов. — Сама, что ли, не знаешь, что я приказал ему тебя охранять день и ночь! При тебе же был разговор! День и ночь, ты же все слышала! Забыла?!

— При мне, — согласилась Нина, — этот разговор был при мне, а откуда я знаю, что ты ему сказал, когда меня не было? Он хотел меня убить — это все, что я знаю. Вова был твоим человеком, что же — у него крыша съехала или он приказ перепутал?

Последнюю фразу Нина высказала очень ехидным и злым тоном, отошла от окна, подобрала с пола свою большую книжку и шагнула к двери.

— Мне здесь больше делать нечего, — сказала Нина, — я уже никому не верю. И тебе тоже, Миша. Счастливо оставаться!

Чернов одним прыжком догнал ее и схватил за плечи.

Я продолжала спокойно сидеть на диване.

То, что два моих бывших клиента устроили здесь передо мной маленькую разборку, а третий клиент, уже почти во всем разобравшийся, прилег отдохнуть, меня уже не волновало.

Я слушала, смотрела и не делала никаких выводов. Какие могут быть выводы? И так все ясно.

— Ты не уйдешь без меня! — сказал Чернов. — Мы с тобою повязаны, и я хотел бы кое-что обсудить!

Чернов толкнул Нину, она попятилась и упала на диван рядом со мной.

Я отодвинулась и, улыбнувшись, сказала:

— Устраивайтесь удобнее, Нина. Места много.

Чернов отбежал с чемодану, лежащему на полу у противоположной стены комнаты, и, раскрыв его, выдернул оттуда пистолет.

Нина вскрикнула и вжалась в диван.

Чернов, не спуская с нее напряженного взгляда, медленно подошел.

— Ты что, Миша, ты что? — залепетала Нина, расширенными глазами смотря на черный ствол «макарова».

— Вспомнила, что я Миша? — угрожающе произнес Чернов. — А я вот вспомнил еще кое-что. Знаешь, какую смешную историю мне рассказал Роман? Ты сейчас обхохочешься.

Он приблизился почти вплотную к Нине и, видно, только тут вспомнил о моем присутствии.

— Татьяна Александровна, — проговорил он, — а ведь вам не повезло. Не повезло при любом раскладе. Мне очень жаль. Но вы стали свидетелем ненужных для вас вещей.

— Не обращайте на меня внимания, Михаил Михайлович, — ответила я и улыбнулась, — я же тихо сижу и не дергаюсь. Я ведь тоже имею право все знать, верно?

Чернов задумчиво посмотрел на меня. Какое он принял решение, было понятно, и тут мне на помощь пришла Нина.

Воспользовавшись тем, что Чернов отвлекся на меня, Нина с диким криком выбила пистолет из его руки и бросилась к выходу.

Пистолет отлетел.

Чернов упал вперед и схватил Нину за ноги. Нина растянулась на полу, еле-еле успев подстраховаться руками. Но все равно она больно ударилась и тут же разревелась.

Я нагнулась, подняла пистолет и положила его на диван рядом с собою.

Чернов поднялся сам и поднял Нину.

Он оглянулся на меня, увидел, что пистолет спокойно лежит на диване и я на него не претендую, и нахмурился.

— Вы ведете себя странно, Татьяна Александровна, — наконец-то изволил сообразить он, — в чем дело?

— Да, собственно, ни в чем, — ответила я, — я же вижу, что вы нормальный человек и просто так стрелять не будете. К тому же вам это и не выгодно.

Нина, оттолкнувшись от Чернова, села на диван и покосилась на пистолет.

Чернов подошел ближе и встал перед нами.

— Роман мне сказал, что в моем кабинете, в офисе, была найдена видеокассета с записью и часть денег, которые Георгий Ионович платил за шантаж, — тихо сказал Чернов Нине, — нам бы это обсудить с тобой. Пойдем, у меня машина стоит внизу.

— Белая «десятка»? — уточнила я.

— Да, а вы откуда… — Чернов бросил на меня удивленный взгляд и осекся. — Нина, — резко сказал он, — нам нужно кончать с разговорами в ее присутствии. Это все наши дела, мы их и обсудим. Уходим.

— Да, конечно, — согласилась Нина, но с таким решением была не согласна я.

Что это значит: не говорить в моем присутствии? Мало того, что я организовала эту встречу, мне еще самим Черновым в прошлый раз было обещано, что я буду участвовать в разговоре.

— Какой шантаж? — поинтересовалась я. — Вы кого-то шантажировали, Михаил Михайлович? Мне, кстати, об этом и Роман говорил. У него и доказательства какие-то есть.

Нина заволновалась и затрясла головой.

— Я ничего не знаю, ничего не знаю, впервые слышу, — быстро-быстро заговорила она.

Чернов взял ее за подбородок и поднял ей голову.

— В глаза смотри, — сказал он.

Нина задрожала и постаралась отвернуться.

— Значит, это ты подбросила, — с горечью сказал Чернов, — ну что ж, поделом мне. Не буду в следующий раз доверять таким, как ты!

— Каким это «таким»? — не выдержала Нина. — Каким «таким»? Мне же известно, что после того, как папа обратился в ФСБ, ты и решил меня убрать! Нет человека — нет проблем!

— Кто подкинул запись моего разговора с Георгием Ионовичем и часть денег, полученных по прошлому делу? Они оказались мечеными!

Нина забегала глазками по сторонам, покраснела, отстранилась от Чернова и вжалась в спинку дивана.

— Это ФСБ и сделала! — тихо произнесла она. — Откуда у меня такие вещи? Какая еще запись?

— Не ври, сука! — вскричал Чернов. — Тогда еще ни ФСБ, ни УВД — никто не был в курсе! Только один я знал, что это ты шантажировала Георгия Ионовича за его связь с той бабой! И качала из него деньги целый год, пока мамаша не померла! А потом он дал мне задание вычислить шантажиста, и я вычислил тебя! Какая еще там ФСБ?!

Чернов даже топнул ногой от негодования.

— Какая ФСБ?! — повторил он. — Георгий Ионович всегда был против огласки, он бы и на этот раз промолчал, если бы… если бы… — Чернов оглянулся и показал на лежащего Романа, — если бы не твой братец! Именно он через голову отца стукнул в органы, и после этого Георгию Ионовичу ничего уже не оставалось, как дать ход делу о твоем мнимом похищении!

— А кстати, ребята! — встряла в разговор я, и мои милые собеседники, вздрогнув, вновь обратили на меня свое внимание. — Я вижу, у вас проблемы, и вы не можете между собой договориться о записи. Это не о той ли вы говорите, которую Нина прячет в своей толстой книжке?

В этот момент Нина попыталась схватить пистолет, лежащий в полуметре от нее на диване. Чернов ударом кулака в лицо остановил ее порыв и снова завладел своим оружием.

Нина, закрыв лицо руками, заплакала.

— Значит, есть еще одна запись? — угрожающе улыбаясь, проговорил он. — А что там, Ниночка?

Он, уже не сдерживая чувств, прижал ствол пистолета ко лбу Нины.

Она замерла, будучи не в силах пошевелиться от ужаса.

— Что там? — заорал Чернов.

Не дождавшись от Нины ответа, он со зверским выражением лица повернулся ко мне.

— Ты видела запись?

— Конечно! — ответила я.

— И что же там записано?

— А не пошли бы вы к чертовой матери? — вежливо пожелала я, и дядю Мишу Чернова даже передернуло от этих простых слов.

А по его внешнему виду и не скажешь, что он такой истеричный мужчинка.

— Вон валяется эта книжка, — я кивнула на Нинин римский том, — открывайте и смотрите сколько вам влезет. Аппаратура тоже здесь есть, вы ее еще не успели сломать.

Нина всхлипнула, но снова рваться за пистолетом уже не рискнула. Чернов сам ждал от нее этого движения, и было ясно, что он сразу же выстрелит.

Медленно отступив назад, Чернов подошел к книге и, присев, открыл ее.

В середине было вырезано прямоугольное отверстие. В получившемся углублении очень уютно лежала стандартная видеокассета. Чернов вытащил ее из книги и поднялся.

— Знаешь, Нина, — обратилась я к своей соседке, — если уж куришь травку и улетаешь, то не клади свои вещи так, чтобы в них могли сунуть нос другие люди. Такие, как я, например.

Не сводя с Нины взгляда, Чернов поднял кассету и шагнул к видеомагнитофону.

— Что здесь записано, Ниночка? — спросил он. — Все равно же я узнаю через полминуты. Или, может быть, тебе эту кассетку подбросили? Ты это будешь утверждать?

Чернов перешагнул через Романа и снова отступил на шаг.

— Там запись нашей последней встречи, — пробормотала Нина, — той, что происходила у тебя в офисе.

— Это когда мы с тобой обсудили все мельчайшие подробности якобы твоего похищения, да? Значит, ты, сука, с первого же шага решила меня кинуть! А интересно, сцена нашего с тобой секса тоже записана или ты ее стерла, чтобы никто не видел, как ты…

Чернов вставил кассету в видеомагнитофон и щелкнул кнопками пульта.

Экран телевизора засветился, и показалась развлекательная сценка с покойным Вовой Прокопенко в главной роли.

Чернов, полуоткрыв рот, несколько секунд смотрел на это действо. Потом перевел взгляд на удивленную Нину.

— Не понял, — сказал он, — ты зачем таскала с собою это дерьмо?

Нина несколько раз молча открыла и закрыла рот, потом пальцем ткнула в мою сторону и заверещала:

— Это она подменила, Миша! Это она!

— Разве? — Я задумчиво почесала кончик носа. — Наверное, я перепутала. Значит, кассета Нины осталась у меня дома. Какая досада! В следующий раз буду аккуратней.

Чернов недолго переваривал то, что я сказала.

— Нинка, это она все подстроила, — сказал он и поднял пистолет.

В этот момент Роман, до этого очень удачно притворяющийся невменяемым и отлетевшим в параллельный мир, дернул Чернова за ногу, и тот, матерясь, взмахнул руками и рухнул на пол.

Нина вскочила и побежала к двери. На этот раз ей удалось до нее добраться.

Распахнув дверь, Нина рванулась вперед, но тут же замерла, словно напоролась на стену.

В номер вошел среднего роста седой мужчина с портфелем в руке.

— Папа… — потрясенно произнесла Нина и оглянулась на меня.

Я дружески ей улыбнулась и перевела взгляд на Романа и Чернова, которые при появлении Георгия Ионовича мгновенно прекратили сведение счетов, встали и вытянулись чуть ли не по стойке «смирно».

Из-за спины Георгия Ионовича появились оперативники ГУВД во главе с Володькой Степановым.

Чернову заломили руки, Нина попробовала разрыдаться, но под суровым взглядом папаши сникла и опустила голову.

Улыбающийся Роман подскочил ко мне и уселся рядышком на диване.

— Все было просто высший класс, Татьяна! — объявил он и поднес мне зажигалку, потому что мне опять приспичило покурить.

Я промолчала. Зачем перебивать человека, когда он вам говорит приятные вещи?

— Я, когда очухался на полу, сперва и не сообразил, что произошло, потом слышу: разговор идет, я прислушался и так увлекся, что даже боялся пошевелиться, чтобы их не спугнуть, так было интересно.

— Я видела, что вы очнулись, — ответила я, — и мне приятно, что у вас хватило ума не вскакивать с дурацкими криками.

— Вам не было страшно, Татьяна? — спросил Роман.

Он положил мне руку на бедро и бросил быстрый взгляд на своего папу, что-то выговаривающего Володьке Степанову около окна.

Володька слушал его, хмурился и отрицательно качал головой.

— Кого же может бояться девушка в нашем мире? Наглых мальчиков с колечками? — наивно спросила я, и Роман, обиженно засопев, убрал свою руку и сжал ее в кулак.

— Я имел в виду пистолет Чернова, — пояснил он с недовольным выражением лица, — вы, Татьяна, демонстрировали просто бездну самообладания. Он же мог выстрелить. Вы не боялись?

— Нет, — честно ответила я, — потому что выстрелить он не мог. Я после выхода от Бутмана позвонила своему знакомому из УВД — вон он с вашим папой толкует у окошка — и все ему продиктовала. Он должен был заменить боевые патроны в пистолете у Чернова на холостые.

Роман молчал и слушал меня, приоткрыв рот.

Я улыбнулась ему и продолжила:

— Кроме того, у меня в сумке лежал включенный мобильник. Все разговоры, происходившие в этой комнате, фиксировались у диспетчера УВД и передавались на рацию тому же Володьке.

— А кто это Володька? — не понял Роман.

— Да вот же он!

Я встала навстречу подошедшему Володьке Степанову.

— У тебя все нормально? — спросил он.

— Как всегда, — ответила я и повернулась к Роману: — Это вы вызвали своего папу? Откуда он взялся?

— Это я его вызвал, — признался Володька и продолжил: — Я хотел бы извиниться перед тобой, Тань. Я не успел тебя предупредить…

— Ты про что? — спросила я.

— Понимаешь… — Он помялся и выпалил: — Ребята не смогли заменить патроны у Чернова, он никуда не выходил из своего номера…

Я села обратно на диван. Мои ноги почему-то стали вдруг ватными.

Я похлопала глазами.

— Ах ты, мерзавец…

— Извини, Тань, но все же прошло нормально. Ты знаешь, как я волновался?! — начал наезжать он. — Я весь издергался за дверью!

— Да мне на твои дерганья… — я хотела нагрубить ему, потом передумала и произнесла совсем другие слова: — Короче, Володя, я сейчас еду домой и никого не хочу ни видеть, ни слышать. Неделю.

— Не выйдет, — быстро ответил он.

— Это еще почему?

— Нужно будет давать показания, туда-сюда, сама понимаешь.

— А завтра нельзя? — не поверила я ни единому его слову. — Лично я никуда драпать не собираюсь. И в Чечню меня вряд ли сопрут — за меня некому выкуп платить.

— Завтра тоже придется встретиться. Дело непростое.

Я осмотрелась, показала язык таращившемуся на нас Роману и, потянув Володьку за рукав, отвела его чуть в сторону.

— Короче, опер, — быстро проговорила я, — даю две секунды на размышление. Или я еду домой — и в этом случае я согласна на домашний арест, — или меня по башке грохает амнезия и я до утра забываю обо всем.

Я вздохнула и подумала, что после известия о заряженном пистолете Чернова могу совершить что-нибудь резкое.

Сдержавшись, я продолжила:

— Шиш вы от меня получите, пока завтрашнее утро не наступит. Мое утро, имей в виду. Итак, что выбираешь: арест или амнезию? Раз…

— Арест с часовым? — быстро уточнил Володька. — С охраной, я имею в виду?

— Я без часового не умею охраняться, — пожаловалась я, — два! Ну что решил?

— Я еще вчера был согласен, — наврал Володька и оглянулся на подошедшего к нему оперативника.

Тот протянул ему маленький дамский револьвер.

— «Кольт-566». Изъят из сумки у гражданки Балдеску Нины Георгиевны, — доложил он, — в барабане не хватает двух патронов.

— Теперь ясно, почему я не нашла гильзы в арке, — сообразила я, — скорее всего Нина увидела Романа, заходящего в ресторан, и решила проследить, кто же к нему придет на встречу. Сама она в это время уже жила у хиппарей.

— Ты это о чем? — спросил меня Володька.

— Да так, о своем, о девичьем, — отмахнулась я, — спорим на щелбан, что Бутмана пристрелил Чернов?

— Не буду спорить. Я сам так думаю, — ответил Володька, — ну вы идете, гражданка Иванова, или нужно конвой увеличить?

— Не хамите, юноша, вы еще не заступили на пост, — отрезала я и направилась к выходу.

Володька догнал меня по пути. Мы сели в мою «девятку» и уехали ко мне домой.

А на следующий день, как по заказу, и погода исправилась, и наступило настоящее лето.

Классно, правда?

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Реклама на сайте