«Опасная связь»

Марина Серова Опасная связь

Глава 1 Прерванный отдых

Кажется, я забеременела.

Это потрясающее открытие пришло ко мне теплым летним утром.

Пора отдыха начала клониться к закату, и на улице уже вовсю пахло осенью.

«Как же это могло получиться?» — недоумевала я, роясь в глубинах памяти.

Неужели тогда?

Надо же!

А ведь я была совершенно уверена, что нахожусь в полной, так сказать, безопасности.

До сих пор календарь никогда не подводил меня.

Выходит, что прав был грибоедовский Фамусов, вдохновенно когда-то воскликнувший:

— Все врут календари!

Беременный частный детектив — это нечто из ряда вон выходящее.

Клиентура может меня не понять.

Следовательно, администрации моего предприятия следует сделать определенные выводы.

А именно: единоличной главе собственной конторы, в которой числится всего лишь один работник, то есть я сама, придется самой себе устроить декретный отпуск.

Вот только с отпускными проблема.

Но, кроме шуток, отдохнуть от работы мне давно пора.

Тем более что первая за долгие годы робкая попытка провести отпуск как нормальный человек закончилась сами видите чем.

Впрочем, не исключено, что это ошибка.

Может быть, мой организм слишком устал от перегрузок за этот так называемый отпуск.

Устал настолько, что подает мне ложные сигналы.

Я решила, что торопиться не стоит и сегодня можно не ходить в женскую консультацию.

Подождет и до завтра.

Дело в том, что именно сейчас мне захотелось восстановить в подробностях историю, приключившуюся со мной месяц назад.

Как же все начиналось?..

— Вас к телефону, Танечка! — просунула голову в мой номер сотрудница хозяйственной части.

Я обреченно вздохнула.

И здесь достали!

Впрочем, глупо было бы ожидать, что частный детектив вообще где-либо может спрятаться от клиентов.

Провинциальный дом отдыха, даже расположенный на значительном удалении от родного города, — не лучшее место для пребывания инкогнито.

Я грустно посмотрела на обложку недочитанного Картера Брауна.

Это в американских романах неверные мужья и какие-нибудь эстрадные звезды могут запросто зарегистрироваться в гостинице под редким именем типа Джон Смит и жить себе припеваючи.

Пока не надоест безвестность и смятенная душа снова не запросит домашнего очага или беснующихся сумасшедших поклонниц.

А у нас…

До сих пор, как при большевиках, — вынь да положь краснокожую паспортину с тем еще серпастым-молоткастым в колосках и с орудиями сельхозпроизводства на фоне восточного полушария.

Короче, меня нашли.

Проклиная все на свете, я медленно добрела по центральной аллее дома отдыха, засаженной липами, до административного корпуса, гда находился единственный городской телефон.

— Госпожа Иванова? — осведомился приятный мужской голос.

Как пить дать, клиент.

Послать подальше?

Имею я, в конце концов, право на отдых?

Ведь если я не наберусь новых сил, то начну быстро уставать.

А кому нужен частный детектив, охваченный усталостью, скажем, во время погони или перестрелки.

Нет уж, нет уж, идите на хрен, у меня еще осталась законная неделя отпуска.

По кодексу о труде, установленному мной для самой себя исключительно явочным порядком.

— Мне посоветовал обратиться к вам Каркушин. Помните такого?

Еще бы не помнить!

Я как-никак спасла его состояние от весьма изощренных в своем нелегком труде мошенников.

Каркушин, разумеется, щедро вознаградил меня за оказанные услуги.

Впрочем, в тот раз я настолько бездарно израсходовала весь гонорар, что уже через неделю набирала мелочь на сигареты.

— Моя фамилия Веретенников, Роман Геннадьевич, — продолжал мой собеседник, — коммерческий директор фирмы «Рамиус», самой крупной в нашем районном центре.

«Это что-то местное, — с трудом припомнила я, — кажется, кирпичи или мебель. Но с выходом на область и даже на столицу».

— Я в курсе, что вы находитесь на лечении… — осторожно заметил Веретенников.

Какая наглость!

Можно подумать, что я застарелая алкоголичка!

Послать, без разговоров послать, только лишь фразу закончит!

— …Но я рискнул прервать ваш отдых, поскольку в нашей фирме произошло нечто из ряда вон выходящее.

Я только хмыкнула.

Меня трудно было чем-нибудь удивить в этой жизни.

— Убит владелец «Рамиуса», и у меня есть некоторые основания предполагать, что в этом преступлении будет обвинен невинный человек.

— Вот как? Его что, подставили?

— Дело крайне загадочное… Нелепое какое-то, — раздалось в трубке. — В общем, я не хотел бы распространяться по телефону.

— Настаиваете на личной встрече?

— О да! Тем более, — замялся Веретенников, — вы ведь, если я не ошибаюсь, были знакомы с Раисой Михайловной?

— Что-то не могу припомнить. Фамилию подскажите.

— Устинова.

Ну конечно!

Как-то раз я составляла гороскоп этой даме.

Там столько всего было наворочено, что хватило бы на десяток жизней.

Я тогда еще подумала — интересно, а что же с нею будет дальше?

— А при чем тут Устинова? Вы же сказали, что меня вам рекомендовал Каркушин.

— Вы не поняли, — ласково объяснил мне Веретенников. — Раиса Михайловна Устинова и была владельцем фирмы «Рамиус». Название состоит из первых слогов ее имени, отчества и фамилии — Рамиус.

Похоже, мне не отвертеться.

— Присылайте машину, — хмуро буркнула я.

— Посмотрите, пожалуйста, в окно, — предложил мне голос в трубке.

Я отогнула порядком запылившийся угол кружевной занавески.

У раздвоенного ствола березки кряхтел старенький «Фольксваген».

— Ждите, — коротко закончила я разговор.

А потом бросила трубку.

И задумалась.

С одной стороны, я была настроена продолжать отдых.

Но с другой…

Убийство женщины, владелицы крупной фирмы, да еще моей знакомой, пусть и мимолетной…

Все это взывало к моему профессиональному долгу.

И потом…

Честно говоря, всего за неделю мне уже успели порядком осточертеть березки, лесочки, лужочки и весь этот вялый ритм жизни дома отдыха.

Сон, еда, прогулка, еда, прогулка, еда, кино, развлечения, сон.

Такой распорядок дня способен превратить в идиота любого нормального человека.

А у идиота отнять возможность когда-нибудь стать нормальным.

Тем более что под развлечениями здесь подразумевались надрывные дискотеки, на которых дамы и господа пытались наверстать упущенное за все прожитые годы, а если получится, то и за будущие.

А от чересчур жесткого порно, которое ежевечерне я могла наблюдать на клумбах, дорожках, темных аллеях и верандах, быстро устаешь.

Так что пора, пора за работу!

На сборы у меня ушло десять минут.

И вот я уже мчусь в автомобиле с молчаливым, угрюмым шофеpом сначала по лесной дороге, потом по проселочному тракту и, наконец, по пригородному шоссе.

«Фольксваген» притормозил возле двухэтажного старинного особняка, неподалеку от центра города.

Так и не разобрав, какие инициалы изображены на узорчатом вензеле с хитроумными завитушками и ленточками, я быстро поднялась по ажурным ступенькам крыльца.

Дверь передо мной распахнулась сама, я даже не успела притронуться к звонку.

Меня, судя по всему, ждали.

На пороге стоял невысокий брюнет в темных очках и строгом сером костюме в елочку.

— Я — Веретенников. Можно просто Роман, — вежливо определил он свою персону.

— А я — Татьяна. Можно просто госпожа Иванова, — бухнула я с порога.

Я еще как следует не разобралась в своих смешанных чувствах.

Нарушенный отдых — но отдых постылый…

Нежеланный клиент — но дело явно заманчивое…

Эти как нельзя более противоречивые чувства еще не улеглись в моей душе, и я откровенно нервничала.

— Милости прошу, — ничуть не смутился моим резким ответом Веретенников.

Он указал рукой на кабинет слева от входа.

Помещение было обставлено в лучших традициях «афроремонта» — последнего крика моды.

Грубая на первый взгляд, но изысканная при ближайшем рассмотрении отделка комнаты, шероховатые поверхности стен, намеренно асимметричные, роспись потолка под примитив и бамбуковая мебель — все это свидетельствовало об уйме денег, брошенных на представительские расходы.

Похоже, фирма «Рамиус» процветала.

— Так что же у вас произошло? — спросила я, устраиваясь поудобнее в бамбуковом кресле, которое, к моему удивлению, оказалось пластмассовым, — на редкость удачная стилизация!

Веретенников протер очки, — его глаза оказались грустными и голубыми, — и начал свой рассказ.

Раиса Михайловна Устинова была найдена вчера утром в своей собственной квартире с проломленной головой.

Орудием убийства послужил тяжеленный кубок, — награда за былые заслуги, когда госпожа Устинова была еще товарищем и занимала ответственный пост на местной швейной фабрике имени какого-то партсъезда.

— В точности вот такой, — Веретенников указал на полку возле кресла.

Я запрокинула голову.

Массивная медная колонна завершалась острой загогулиной, которая, очевидно, должна была символизировать некую деталь станка, — по медному корпусу были прочерчены линии — нити.

Не ахти как красиво, зато увесисто.

Ни одна голова не выдержит, если, конечно, поставить перед собой определенную задачу.

Убийца с этой задачей справился.

— А откуда у вас такой же кубок? — машинально поинтересовалась я.

— Я одно время был начальником цеха. На этой же фабрике. Не могу сказать, чтобы я так уж хорошо работал, — скромно поведал мне потупившийся Веретенников. — Просто в середине восьмидесятых такие штуки раздавали налево и направо.

— Мотивы убийства? Рэкет? Политика? Финансы?

— В том-то и дело, что нет, — развел руками Роман Геннадьевич. — Были, конечно, какие-то наезды еще в кооперативные времена, но мы быстро утрясли все проблемы. У Раисы Михайловны имелись серьезные связи в областной администрации. Она даже пару раз избиралась депутатом. Сначала при советской власти, а потом при… нынешней. Так что на этот счет никаких зацепок.

— А депутатство Устиновой могло быть как-то связано с ее гибелью? — продолжала я вслепую нащупывать возможные ниточки.

— Боюсь, что Раиса Михайловна подходила к этой должности сугубо формально. Просто это было удобно ей как хозяйственнику.

— Может быть, конкуренты?

— Н-не думаю, — почесал затылок Веретенников. — У нас хорошие партнеры. Да и с оборотом не возникало никаких проблем. Никогда.

«На редкость продвинутая контора, — удивилась я про себя. — Все у них так замечательно, только вот директору череп проломили».

— Тогда, может быть, месть? Или ограбление?

— Последнее исключается, — заверил меня Веретенников. — Из квартиры ничего не пропало. А уж Раиса Михайловна знала толк в хорошей жизни, поверьте мне.

— Нельзя ли увидеть место преступления своими глазами? — предложила я.

— Нет проблем, — тут же отозвался Роман Геннадьевич. — Мы с милицией в хороших отношениях, и никаких препятствий не возникнет.

— У органов есть какие-нибудь версии?

Роман Геннадьевич крепко сжал побледневшие губы, как бы раздумывая.

— Они разрабатывают свою версию, так сказать, родственную. Дело в том, что у Раисы Михайловны был муж. То есть есть. Тьфу, совсем запутался. Извините, я немного волнуюсь…

Я смущенно улыбнулась.

Еще бы!

Беседовать с самым известным частным детективом.

Пусть даже областного масштаба.

Впрочем, я, наверное, потянула бы и на весь регион.

Да и по стране меня знают, и даже за границей.

Неудивительно, что мой собеседник волнуется.

— Я немного волнуюсь, — словно прочитав мои мысли, продолжал Веретенников. — У нас, видите ли, срочный заказ на экспорт, и теперь мы вынуждены принимать решения самостоятельно. Дело не терпит отлагательств, а генеральный директор фирмы до сих пор никак не может разобраться с бумагами. Этот заказ курировала лично Раиса Михайловна.

Я проглотила столь нелестную для меня причину волнения господина Веретенникова, — так тебе и надо, Татьяна, скромность украшает человека, — и поинтересовалась:

— Вы сказали — генеральный директор? Я поняла так, что Устинова…

— Нет-нет, — покачал головой Веретенников. — Раиса Михайловна осуществляла общее руководство. А директор «Рамиуса»… Да вот и он сам.

Роман Геннадьевич вскочил со стула навстречу открывающейся двери.

На пороге возник тучный юноша с редкими курчавыми волосами.

Он явно страдал сильной одышкой и выглядел очень озабоченным.

— Рома! — прохрипел он. — Я позвонил словакам. Они вроде согласны.

Веретенников молча кивнул на меня, давая понять, что не стоит обсуждать производственные проблемы в моем присутствии.

Толстяк даже не повернул голову в мою сторону — это потребовало бы от него слишком больших усилий.

Он лишь скосил глаза на кресло и осведомился:

— Вы по этому вопросу?

— Не исключено, — уклончиво ответила я.

— Я взял на себя смелость, Николай Борисович, — затараторил Веретенников, — пригласить госпожу Иванову для проведения, так сказать, негласного расследования столь прискорбного происшествия…

Коммерческий директор «Рамиуса» подхватил вялую руку толстяка и сунул ее в мою ладонь.

— Бережков, — нехотя пробормотал генеральный. — Ну и что вы думаете?

«Что вам не мешало бы сесть на диету», — чуть не вырвалось у меня.

— Навожу справки, — ответила я сухо. — Я была знакома с убитой, так что считайте, что у меня в этом деле есть личный интерес.

— Если возникнут вопросы — обращайтесь прямо ко мне. Мы окажем вам любое содействие, — голосом умирающего курильщика проговорил Бережков.

— Непременно загляну, — пообещала я.

Толстяк стал медленно разворачиваться по направлению к выходу.

При этом он настолько утомился, что остановился на середине поворота.

Немного отдохнув, он пролез в дверь боком, охая, словно собака, подавившаяся костью.

— Какой ум! — с искренним восхищением произнес Веретенников, глядя на нижнюю часть туловища Бережкова, с трудом протискивающуюся в дверь.

Я вопросительно взглянула на Романа Геннадьевича.

Что он хочет этим сказать?

— Финансовый гений! — продолжал восторгаться Веретенников. — Многие сочли бы за честь знакомство с этим человеком!

— Я просто лучусь от счастья, — нетерпеливо проговорила я. — Но мы, кажется, собирались осмотреть место преступления.

— Сейчас я распоряжусь, — пообещал Роман Геннадьевич. — Вы подождите меня минут пять, я только предупрежу милицию, и мы поедем. Идет?

Веретенников отправился согласовывать наш визит в соседний кабинет, а я осталась ждать его в кресле из пластмассового бамбука.

Что же все-таки было в том гороскопе, который я составляла для Устиновой года два назад?

— Роман Геннадьевич! — вбежала в кабинет высокая блондинка. — Тут по поводу Устиновой…

Она увидела меня и на всякий случай выдала дежурную улыбку.

Оглядев кабинет и удостоверившись, что Веретенникова в нем не обнаруживается, юное создание попыталось выскользнуть за дверь.

— Что вы там говорили насчет Устиновой? — задала я вопрос.

— Мне Романа Геннадьевича…

— Роман Геннадьевич пригласил меня для расследования этого происшествия, — непреклонно проговорила я. — Он вам еще не сообщал?

— Н-нет, — пролепетала девушка.

— Вы работаете в «Рамиусе»?

Девушка испуганно кивнула.

— Как вас зовут?

— Валя… Валентина Багрицкая. Я секретарь Романа Геннадьевича.

— Прекрасно, Валя! Давайте с вами сегодня встретимся и поговорим. Во сколько вы заканчиваете работать?

— В пять. После пяти…

— К пяти я буду ждать вас вон в том кафе, — я ткнула пальцем в окно. — Хорошо?

Напротив «Рамиуса», через дорогу, располагалось приземистое круглое заведение.

Его облупившийся фасад украшала покосившаяся вывеска «Итальянское мороженое».

— Хорошо…

Валя беспомощно оглянулась на дверь.

— Но я…

— Роман Геннадьевич заверил меня, что персонал фирмы окажет мне любую помощь, — продолжала я переть, как танк. — Вы ведь хотите мне помочь?

— Ну конечно, — растерянно отозвалась Валя.

— Вы работали с Раисой Устиновой? Систематически встречались с ней? Что это был за человек?

Я решила не прекращать этот мини-допрос, пока мне не станет ясна причина испуга молоденькой девушки.

Валя Багрицкая, кажется, была готова разразиться рыданиями.

Кончик ее остренького носика подрагивал, а губы слегка тряслись, будто она тайком пережевывала конфету.

— Может быть, о мертвых и не следует говорить плохо, но… Но Раиса Михайловна была очень дурным человеком, — проговорила она через силу.

— Вот как? И в чем же это проявлялось? — удивилась я такому неожиданному повороту.

— Она… она любила унижать людей. Просто так, без повода. Представляете, — наклонилась ко мне Валя, — однажды она…

Но тут в комнату заглянул Веретенников.

— Все готово! Можно ехать, — весело проговорил он, но, увидев Валю, тут же нахмурился.

— Валентина Эдуардовна, загляните, пожалуйста, ко мне, — попросил он, неестественно улыбаясь.

Багрицкая тут же кивнула и быстро вышла из комнаты, тихо шмыгая покрасневшим носом.

Кажется, она все-таки не сдержалась и расплакалась.

— Уже допрашиваете сотрудников? — пошутил Веретенников.

Широкая улыбка на его лице показалась мне несколько искусственной.

— Вряд ли стоит тратить время на рядовых сотрудников, — посоветовал он. — Я могу вам рассказать больше, чем любой из работающих в «Рамиусе».

Ишь, чего захотел!

— Никогда не следует пренебрегать любыми источниками информации, — наставительно проговорила я.

— Даже недостоверными? — улыбнулся коммерческий директор.

— Особенно недостоверными! — воскликнула я. — Ложные сведения как раз и являются наиболее ценными.

— Это почему же? — удивился он.

— Когда человек не ставит целью ввести другого в заблуждение, из его рассказа очень трудно вычленить необходимую информацию. Так сказать, правду из правды, — пояснила я.

Господин Веретенников слушал меня очень внимательно.

На его лице читался живой интерес к моим теоретическим построениям.

— А когда человек лжет, — продолжала я излагать свои соображения, — он выдает тебе искомую правду «на блюдечке». Пусть даже с точностью до наоборот, но рано или поздно тайное становится явным.

— Вашими бы устами… — печально улыбнулся Веретенников. — Вы пока спускайтесь к машине, а я присоединюсь чуть позже. Мне нужно отдать еще несколько распоряжений…

И он выскользнул из комнаты.

Я послушно направилась к выходу.

Но, уже сворачивая к лестнице, вдруг заметила сквозь щель в неплотно прикрытой двери светлый локон.

Эта чудесная, чуть завитая прядь явно принадлежала Вале Багрицкой.

Завиток ее белокурых волос быстро раскачивался из стороны в сторону.

Заинтригованная, я подошла поближе и незаметно заглянула в щель.

И едва не вскрикнула от изумления.

Во всяком случае, мои брови сами собой поднялись вверх.

А потом сложились в центре лба на манер вершины треугольника.

А увидела я вот что:

Господин Веретенников, сложив руки на груди, стоял, прислонившись к стене.

Он безучастно взирал на то, как директор «Рамиуса», господин Бережков, пыхтя от натуги, хлещет по щекам мадемуазель Багрицкую.

Едва касаясь кончиками пальцев.

Но все же достаточно болезненно и чувствительно.

Бить сильнее, очевидно, ему мешало собственное брюхо.

Глава 2 Неудачное покушение

Валя молча сносила побои, закусив побелевшую от боли нижнюю губу.

Словно какой-нибудь отважный пионер на допросе у врага.

Когда экзекуция была завершена, господин Бережков, с трудом отдышавшись, смачно сплюнул напоследок прямо себе под ноги.

Очень расстроенный, он отошел куда-то за угол и оказался вне пределов видимости.

А Валя Багрицкая, прижав руки к груди, стала что-то быстро-быстро говорить Роману Геннадьевичу, указывая пальцем в окно.

Вслед за ее рукой медленно переместился взгляд Романа Геннадьевича.

Как раз в направлении того самого кафе «Итальянское мороженое», где мы условились с ней встретиться после окончания работы.

На лице господина Веретенникова явно читалась озабоченность.

Он раздосадованно покачал головой и, посмотрев на часы, отмахнулся от Вали.

Затем, что-то второпях сказав ей, быстро направился к выходу.

Не хватало еще, чтобы меня застукали за столь неблаговидным делом, как подсматривание.

Неблаговидным, но подчас, увы, столь необходимым в моей работе.

Правда, об этом не обязательно знать посторонним.

Я тотчас отпрянула от двери.

И за одну секунду успела отскочить в сторону, почти к самой лестнице.

Теперь немного театра.

Скользнув рукой по перилам и слегка занеся вверх правую ногу, дабы создать впечатление, будто я только что вышла из комнаты и уже спускаюсь по лестнице, я обернулась к Веретенникову.

— Едем, да?

Кажется, это прозвучало не очень убедительно.

Актриса из меня, честно говоря, не очень.

Но если Роман Геннадьевич что и заподозрил, то виду не подал.

— Да-да, я думал, что вы уже давно в машине. Извините, что заставил вас ждать… Знаете, большая фирма — большие хлопоты… За всем глаз да глаз нужен… К тому же теперь мы без хозяйки осиротели… А я ведь помню, как все начиналось…

Взяв меня под руку, Веретенников спускался ко входной двери рядом со мной.

При этом он не прекращал болтовни.

— Сначала кооперативы при госпредприятиях, — помните это знаменитое постановление… Потом пошли командировки, западные партнеры…

Он открыл передо мной дверцу «Фольксвагена» и влез следом.

— Сначала в контору, — повысив голос, приказал он шоферу и снова повернулся ко мне. — Заглянем на минутку в офис в другом районе. Это почти рядом с домом Раисы Михайловны.

— Вы хорошо знали ее?

— Еще бы! — вырвалось у Веретенникова, но он тут же опомнился и стал говорить чуть медленнее. — Столько лет проработали бок о бок… Впрочем, надо сказать, что Раиса Михайловна была человеком довольно закрытым для общения. Знаете, такой тип деловой женщины…

Наш дребезжащий «Фольксваген» мчался по узким улицам городка.

Колеса мягко шуршали по плотному ковру пыли, которая покрывала поверхность растрескавшегося местами асфальта.

Картина, открывавшаяся за окнами, была на редкость унылой.

Две-три дорогих аптеки…

Несколько опрятных магазинов, торгующих импортными товарами…

Красивое панно ресторана…

Вот, собственно, и все, что свидетельствовало о переменах в жизни районного центра.

Все остальное почти ничем не отличалось от картины двадцатилетней давности.

Я ведь была как-то проездом в этом городке, еще маленькой девочкой.

И, как ни странно, уже тогда удивлялась на редкость скучной и безрадостной картине, которая открывалась моим детским глазам.

Впрочем, в этом нет ничего удивительного.

Поездки в глубь России всегда были путешествием не только в пространстве, но и во времени.

— Вы, я так понимаю, уже переговорили с Валей? — будто невзначай спросил Веретенников, глядя в окно.

— Очень милая девушка, — уклонилась я от прямого ответа.

— Не спорю, не спорю. Вот только с головой у нее немного не в порядке. Разного рода загадочные фантазии… Болезненное воображение… Таинственные фобии… Депрессивный психоз…

— И как вы держите такую секретаршу? — удивилась я. — Что, у вас настолько высокий уровень социальной защиты? Позвольте усомниться.

— Новый сотрудник на ее место — это только вопрос времени, — не смутившись, пояснил Веретенников. — Валя пока более-менее справляется со своими обязанностями, но ее дни сочтены.

Заметив мой изумленный взгляд, Веретенников счел должным поправиться:

— В качестве моей секретарши, разумеется.

— А у Раисы Устиновой тоже были помощники?

— Конечно, — с готовностью подтвердил Веретенников. — Ее правая рука в делах фирмы — Федор Конев, личный секретарь покойной. Но поскольку он представлял лишь интересы владелицы фирмы, то работал только на нее и, следовательно, не числился в штатном расписании «Рамиуса».

— А с ним я могу увидеться?

— Думаю, да, — нехотя ответил Веретенников. — Если он в городе.

«Фольксваген» вплыл передними колесами в пыльные кучи как раз напротив длинного серого здания неопрятной наружности.

«РАМИУС-АВТО», — гласила выцветшая табличка, выполненная черной краской на металле.

«Почти кладбищенский дизайн», — мелькнула у меня шальная мысль.

— Так, приехали. Я долго не задержусь, — пообещал Веретенников.

Он выскользнул из автомобиля и, быстро взбежав на крыльцо, скрылся в недрах здания.

В машине было настолько жарко, что я не испытывала большого желания вариться в горячем воздухе.

Это плохо действует на мои мозги.

Вынув из сумочки пачку американских сигарет, я выбралась наружу и стала неторопливо прохаживаться вдоль длинной постройки.

Пыль, кругом пыль…

Туфли мягко погружались в податливую серую массу, от которой не было спасения в этом городе.

В носу свербило.

Страшно было подумать даже о легком ветре…

Тогда распыленные тонны пыли понесутся по воздуху, облепят тебя с ног до головы.

Лучше уж полуденный зной.

А что тут бывает осенью, — невозможно и представить…

Словно в ответ моим мыслям, я почувствовала дуновение ветерка.

Горсть колючих пылинок мазнула меня по щеке.

Еще минута — и навстречу мне уже неслось серое облако крутящихся песчинок.

Я едва успела забежать за угол здания.

Но, на счастье, порыв ветра промчался мимо, обдав меня теплым запахом праха.

Ну и местечко!

Впрочем, грех жаловаться.

Мне приходилось бывать в местах и похуже.

Я содрогнулась всем телом, вспомнив жуткие амазонские джунгли и мерзких тварей, нагло ползавших по моим ногам, пока я томилась в засаде, поджидая контрабандистов.

Кстати, эта прошлогодняя операция тоже совпала с моим отпуском.

Однако тенденция.

Стоит только куда-нибудь поехать развеяться, как тут же, откуда ни возьмись, возникают какие-то знакомые, знакомые знакомых, совсем незнакомые люди и слезно умоляют заняться их проблемами.

Все, теперь буду отдыхать в родном городе.

Не выходя из квартиры.

И с выключенным телефоном.

Вот только с Устиновой разберусь…

— Извините, — послышался голос из раскрытого окна. — Можно вас…

Я подняла голову.

Молодой человек приятной наружности делал мне какие-то знаки.

— Можно меня — что? — уточнила я.

— По-моему, в вас собираются стрелять, — извиняющимся тоном произнес молодой человек, не обращая внимания на мой слоновый юмор.

Еще чего не хватало!

— Да-а? — искренне удивилась я. — А почему вы так думаете?

— Видите во-он те кустики на обочине?

— Чахлая растительность… — сказала я, всмотревшись в указанном мне направлении.

— И не говорите, — поддакнул юноша. — Но, если мне не изменяет зрение, оттуда в нашу сторону выставлен ствол автомата.

— Похоже на то, — согласилась я, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. — Но почему вы думаете, что стрелять намереваются именно в меня?

Я от души забавлялась этим диалогом.

— Постойте, постойте! — сморщил лоб юноша. — Не хотите ли вы сказать, что…

Он не успел договорить.

Из кустов шустро выскочили двое карапузов с игрушечными китайскими автоматами в руках.

— Ни ш мешта! — грозно прокричал нам шепелявый мальчуган, настолько грязный, что мог бы вполне сойти за негритенка.

— Вы агестованы! — радостно поддакнул ему картавый приятель.

Я подняла руки.

Но это не остановило мальчишек.

Оба они с наслаждением выпустили в меня очереди из своих автоматов.

— Тра-та-та-та-та-та!

И с торжествующими воплями победителей бросились бежать по аллее.

Очевидно, в поисках очередных мишеней.

Молодой человек облегченно рассмеялся.

— У вас очень хорошее зрение, — сделал он мне комплимент.

«А у вас — замедленная реакция», — чуть было ни ответила я.

Ведь имей мы дело с настоящими автоматчиками, нас бы расстреляли, как котят.

Но поскольку я рассмотрела, что автомат — игрушечный, беспокоиться было не о чем.

— Вы здесь работаете? — спросила я, чтобы скоротать время.

— Сдаю дела, — охотно поддержал разговор юноша. — Мой шеф имел некоторое отношение к этой фирме, но теперь я остался без работы.

— Вы имеете в виду…

— Да-да, убийство, — многозначительно произнес молодой человек. — Покойница была моим боссом.

— Не вы ли Федор Конев? — вопросила я.

Мой собеседник удивился.

— Откуда вы знаете?

— Интуиция. Кстати, меня зовут Татьяна. Хотите, поужинаем вместе?

Федя Конев несколько смутился от моего напора.

— Ну, давайте попробуем, — растерянно пролепетал он. — А когда?

— Хоть сегодня, часов в девять. Устраивает? Есть здесь приличное заведение?

Федя задумался.

— «Фортуна», такой ресторанчик на пригорке, — предложил он.

— О\'кей! Надеюсь встретить вас без четверти девять у дверей этого заведения.

Из-за угла появился запыхавшийся господин Веретенников.

— А-а, вы тут! — воскликнул он, увидев меня.

Его взгляд упал на лицо Федора, расплывшееся в застенчивой улыбке.

— Однако! — покачал головой Роман Геннадьевич. — Вы, Татьяна, зря времени не теряете! Что ж, похвально. Но сейчас нам пора.

Я простилась с Коневым, мило улыбнувшись ему на прощанье.

Юноша зарделся, покраснев до неприличия.

Может, у него аллергия?

Мы с Веретенниковым завернули за угол и уже подходили к «Фольксвагену»…

Как вдруг произошло событие, заставившее меня перестать улыбаться.

Из-за поворота выскочил обшарпанный «БМВ» с затененными стеклами.

Словно в замедленном кино, я заметила, что, когда автомобиль почти поравнялся с нами, стекло, обращенное в нашу сторону, слегка опустилось.

В прыжке я обрушилась на Романа Геннадьевича Веретенникова.

Я увлекла его за «Фольксваген», повалив при этом в примятую, пахнущую бензином пыль.

В ту же секунду раздался короткий треск автоматной очереди.

Хлопки выстрелов сменились постепенно удаляющимся звуком отъезжающего автомобиля.

Я подняла голову.

Как раз вровень с моей грудью на серой кирпичной стене здания чернели щербинки от пуль.

Слава богу, что у меня хорошая реакция!

Я приподнялась на четвереньки.

Роман Геннадьевич лежал, распростертый в пыли, возле лысоватых колес своего автомобиля.

Я потрепала Веретенникова по щеке — вставай, мол, опасность миновала.

Роман Геннадьевич, тяжело дыша, с трудом поднял запылившуюся голову.

К его щеке прилипла веточка, и коммерческий директор фирмы «Рамиус» выглядел сейчас как заправский панк, впрочем, слегка престарелый.

Он сплюнул в лужу бензина пыль пополам с песком.

Тупо посмотрев на меня, Роман Геннадьевич недоуменно спросил:

— Что это было?

— Да так, стреляли… — пожала я плечами.

Веретенников побледнел.

— Меня же могли убить!

— Запросто! — подтвердила я. — Где бы почистить нашу одежку, а, Роман Геннадьевич?

— Какой ужас! — продолжал Веретенников, активно переживая счастливое избавление от возможной гибели. — Если бы не вы…

— То в вас могли бы и не стрелять, не так ли? — с улыбкой спросила я.

Веретенников нахмурился.

— Вы полагаете, Танечка, что это злодейское покушение связано с вашим участием в расследовании? — спросил он, отряхивая коленки от липкой пыли.

— Не исключено. Если, конечно, вы не хронический склеротик и не задолжали кому-нибудь десяток-другой миллиардов, благополучно позабыв об этом.

На крыльцо между тем высыпали люди.

Наши загрязненные фигурки вызвали оживленное обсуждение.

Однако подходить к нам народ побаивался, как к зачумленным.

Среди глазеющих я приметила и Федора Конева.

Молодой человек с загадочной улыбкой смотрел на меня, время от времени насмешливо переводя взгляд на Романа Геннадьевича Веретенникова.

Послышался звук милицейской сирены.

Толстый капитан и худой лейтенант быстро опросили нас, но фактов, которые мы изложили, для милиции оказалось явно недостаточно.

Составив протокол, занявший немного, всего полстранички, раздосадованные представители правопорядка удалились.

Но появились новые персонажи, проявлявшие активный интерес к такому событию.

А именно — журналисты.

С прессой, предводительствуемой косоглазой девицей в лохматых брюках, Веретенников наотрез отказался разговаривать.

— Но мы же четвертая власть! — негодовала девушка с блокнотом.

Диктофонов в этой глуши, судя по всему, не водилось.

— И вторая древнейшая профессия, — пробурчал Роман Геннадьевич, усаживаясь в автомобиль.

— Еще и обзывается, — послышался нам вслед обиженный окрик девушки.

Но машина уже катила прочь от места происшествия.

Веретенников был хмур и молчалив.

Казалось, он недоволен тем, что остался в живых.

Или, по крайней мере, тем, что активно не включился в перестрелку.

Обидно иногда не проявить мужественность.

Но не стоит же так убиваться.

Я сидела, опустив голову на спинку заднего сиденья, погруженная в свои мысли.

Покушение казалось мне странным, каким-то выдуманным, неестественным событием.

Как в таком маленьком городе можно стрелять на улице среди бела дня?

Ведь если в областных центрах все всё знают (кроме милиции, разумеется, да ей и не положено все знать, иначе в чем же будет заключаться ее работа?), то как следует расценивать это здесь в районном центре?

Да и иномарок здесь — раз, два и обчелся.

Похоже, Роман Геннадьевич напрасно так переживал за собственную жизнь.

Никто и не собирался нас убивать.

А очередь из автомата была своеобразной репликой в диалоге с убийцей.

Диалоге, который начался с моим приездом.

Глава 3 Дом покойницы

Вскоре наш автомобиль остановился возле небольшого парка, который скорее напоминал запущенный сад, обнесенный невысоким забором.

Огромные стволы яблонь с листвой, порядком изъеденной гусеницами, возвышались стройными рядами и терялись где-то вдали.

В воздухе был растворен сладкий и тягучий аромат роз — на клумбах росли только красные цветы.

— Нам сюда, — пригласил меня Веретенников, толкая скрипучую железную калитку.

Сюда так сюда.

Передо мной змеилась широкая тропинка, петляющая между деревьями.

— Это что — владения покойницы? — спросила я, стараясь прикинуть в уме размеры территории приусадебного участка.

— Совершенно верно, — подтвердил Веретенников. — Раиса любила покой…

Действительно, сад был очень тихий.

Плодовые деревья составляли незначительную его часть, грядок вовсе не наблюдалось.

На стволе толстой березы и на соседнем дереве я заметила углубления, должно быть, след от веревок гамака.

Короче, сад был скорее местом отдыха, да и рука садовника явно не касалась этого зеленого царства.

А дом был расположен в самом центре участка.

На первый взгляд, особнячок ничем особенным не выделялся.

Обычный одноэтажный домик, только слегка вытянутый в длину.

Это было, пожалуй, намного аристократичнее, нежели новострой на бывших колхозных полях.

Грустно видеть, господа, как навороченные замки богатеев смотрят огромными окнами друг другу в тылы и фасады, теснясь на микроскопическом пространстве.

— Милиция уже все осмотрела, так что вы вряд ли найдете что-нибудь интересное, — предупредил меня Веретенников.

— Уже нашла, — нагнулась я к земле.

Возле кучи палых листьев лежал небольшой темно-коричневый окурок.

Однако сигара.

И, вдобавок, испачканная помадой.

— Раиса Михайловна курила? — спросила я Веретенникова.

— Нет… — растерянно ответил тот. — Покойница очень пеклась о своем здоровье… На лыжах ездила зимой по полям… Купалась…

— Вы знаете в этом городе какую-нибудь даму, которая курит сигары? — показала я свою находку коммерческому директору «Рамиуса».

— Не припоминаю, — твердо ответил Веретенников.

Я усмехнулась.

Таким тоном обычно говорят во время допросов и чаще всего, когда лгут.

— А вы попробуйте припомнить, — еле слышно прошептала я.

Роман Геннадьевич сделал вид, что не расслышал моих слов.

— А почему вы так свободно распоряжаетесь в ее владениях? — с любопытством спросила я, наблюдая, как Веретенников достает из кармана связку ключей и прилаживает нужный к американскому замку. — Вам что, отказан по завещанию этот домик?

— О нет, что вы! — испугался Веретенников. — Просто до тех пор, пока не будет внесена ясность в вопрос о наследовании, все находится под милицейским присмотром.

Я оглядела сад.

Только яблони, никаких мундиров.

— Не в смысле охраны, разумеется, — поспешил добавить Веретенников, видя, как я верчу головой по сторонам. — Просто дом заперт, и ключи мне переданы в милиции. Я объяснил ситуацию с частным детективом, и, надо сказать, мне пошли навстречу.

Дверь подалась и распахнулась.

Из дома дохнуло спертым теплым воздухом.

— У нас только что произошли значительные перемены в органах, — добавил Роман Геннадьевич. — Старое начальство снято за злоупотребления, хотя пока и не арестовано, а новое назначено, но еще не прибыло. Так что — пользуйтесь моментом безвластия и берите расследование в свои женские руки.

— А «Рамиус»? Какова судьба фирмы? Ведь если Устинова являлась единоличной владелицей предприятия, то…

Веретенников остановил меня жестом ладони.

— Сейчас все объясню. Действительно, «Рамиус» представлял собой индивидуальное частное предприятие. Все работники фирмы трудились по найму. Но не так давно Раисой Михайловной был подписан документ…

Мой спутник нахмурил лоб, с трудом подыскивая нужные слова.

— …документ, согласно которому фирма переставала быть ее собственностью и становилась акционерным предприятием. А еще раньше был образован ряд дочерних фирм…

— Что же побудило ее к этому шагу? Разве «Рамиус» в ее руках не был процветающим предприятием?

— Отнюдь, — ответил Веретенников, — но времена меняются.

Он задрал манжету и посмотрел на свое волосатое запястье, украшенное дорогими швейцарскими часами.

— А мне, извините, пора. За вами во сколько заехать? — осведомился он.

— Через полтора часа, — ответила я, вглядываясь в теплый полумрак дома.

— Заметано, — заверил меня Веретенников.

Сокрушенно оглядывая свой костюм, который Роману Геннадьевичу так и не удалось отчистить, — на локтях и коленях темнели пятна, — господин Веретенников быстро удалился по садовой дорожке.

А предварительно он запер меня снаружи.

На всякий случай.

Передо мной темнел квадрат холла.

Я включила рубильник, расположенный справа от входа.

Рядом с электросчетчиком, который тотчас же проснулся и закрутил свой черный диск, висел план дома, аккуратно выполненный тушью.

Обычно такие рисунки присутствуют в учреждениях с пометкой «план эвакуации на случай пожара», причем внизу красуется подпись ответственных лиц.

Но этот план напоминал мне скорее карту лабиринта в какой-нибудь компьютерной игре.

Ничего, разберемся.

Я миновала просторный пустынный коридор, в котором можно было свободно отплясывать лезгинку какому-нибудь грузинскому ансамблю, и углубилась в недра особняка.

Раиса Михайловна Устинова, царствие ей небесное, любила комфорт.

И знала, чего она хочет от этой жизни.

К такому выводу я пришла, осматривая ее апартаменты.

Квартирой назвать это пространство просто язык не поворачивался.

Кажется, семь комнат…

Нет, еще две!

Да так хитро замаскированные!

Стенной шкафчик оказывался не местом для гардероба или складом ненужной старой обуви, а скрытой дверью в уютный будуар.

Из которого, в свою очередь, вел узкий коридор в маленькую комнатку с письменным столом.

Начать осмотр сейчас, или…

Дело в том, что меня давно уже преследовала одна неотступная мысль.

Вернее — желание.

В этом городе понятия не имели о том, что такое кофе, судя по мутной бурде, подаваемой в доме отдыха и привокзальных кафешках.

Может быть, у госпожи Устиновой были более цивилизованные представления об этом напитке?

Решив, что для детального осмотра у меня еще останется время, я ринулась на кухню, обуреваемая жаждой кофе.

Слава богу!

На полочке громоздился тpехкилогpаммовый пакет молотого «Джугижагзи» в оригинальной упаковке.

Я с уважением посмотрела на красно-черный мешок с порошком, который сейчас превратится в живительную влагу.

Напевая что-то индонезийское народное, я нашла в шкафчике турочку и засыпала в нее две ложки с горкой.

И залила водой из расчета на пятидесятиграммовую чашечку.

Ого, у нее и фильтры стоят!

Кофе быстро зашипел и едва не сбежал.

От меня не сбежишь!

Я устроилась за широким кухонным столом, кажется, из красного дерева.

Мейсенский фарфор чашечки даже не успел как следует нагреться.

Я выпила кофе почти залпом.

С наслаждением откинувшись на стуле, я чувствовала, как волшебная жидкость струится по моим жилам.

Теперь можно приняться за дело.

Для начала попробуем прояснить ситуацию.

Я похлопала себя по карманам.

Карты, к счастью, были при мне.

Продолжая напевать, я быстро раскинула колоду на кухонном столе.

Ага, вот и Раиса Михайловна.

А вокруг нее — чего только душеньке угодно.

Семейные неприятности, постельная любовь на стороне, большой успех в деловых предприятиях и пустые хлопоты с трефовым интересом на сердце.

Не очень конкретно, но для первого приближения сойдет, — решила я, собирая колоду.

Черт, надо же забыла спросить у Веретенникова насчет даты рождения покойницы.

Ведь я же составляла ей гороскоп!

А значит, могу приблизительно попытаться восстановить ее карту на последние дни жизни.

Может быть, это поможет хоть что-нибудь прояснить.

Но сейчас пора осмотреть дом.

Где там у нас кабинет?

Я уже направилась к двери…

Но неожиданно какое-то странное воспоминание заставило меня остановиться.

Это была даже не мысль, не образ…

Что-то тактильное, связанное с ощущением веса, тяжести…

Или, наоборот, легкости?

Продолжая прислушиваться к этому загадочному чувству, я прошла в гостиную, которую смело можно было назвать залом.

Она занимала добрых метров сто и представляла из себя комнату с закругленными углами.

Скажем, роскошной мебелью меня удивить трудно, но светильники — это было что-то сказочное!

В центре зала стоял полукруг светящихся колонн, каждая — высотой сантиметров пятьдесят.

А с высокого потолка свешивалась толстая змея, блестевшая черной чешуей, сквозь которую, словно через поры тела, бил яркий свет — его силу можно было регулировать специальным рычажком.

В спальне по стенам были разбросаны в асимметричном порядке светильники в виде пурпурных роз.

Все цветки были снабжены вращающимися лепестками, причем каждый вращался по часовой стрелке, а полный бутон — против часовой.

И, наконец, на потолке в ванной были установлены четыре маленьких прожектора, бившие из пасти симпатичных дракончиков.

Меня позабавило то, что цвет менялся здесь каждую минуту, проходя весь спектр радуги.

Полюбовавшись на причуды богатой жительницы райцентра, я приступила к обследованию ящиков письменного стола.

Счета, счета, счета…

Создавалось впечатление, что Устинова только и делала, что покупала.

Впрочем, на то и деньги, чтобы их тратить.

Толстенная папка из натуральной кожи с документами фирмы, украшенная тремя позолоченными веточками персика на розовой обложке.

Я пролистала бумаги, стараясь запомнить фамилии, встречающиеся во множестве договоров, накладных, приказах и распоряжениях.

А вот и последний документ!

О преобразовании ИЧП в АОО.

Учредителей «Рамиуса» теперь оказывалось четверо — Устинова, Веретенников, Бережков и…

Вместо четвертой фамилии рядом с цифрой и точкой зияла пустота.

Впрочем, это был третий экземпляр документа.

А где же оригинал?

Я еще раз пролистала папку, но так и не нашла нужной мне бумаги.

Равно, как и среди прочих документов.

Ящик стола был забит почетными грамотами еще советских времен.

Попадались также театральные программки, поздравительные открытки, преимущественно из Украины, и прочая невнятная макулатура.

Впрочем, один предмет явно выпадал из общей картины.

Это была местная газета.

Обыкновенный рекламный листок.

К тому же — недельной давности.

Такие издания нормальные люди обычно покупают ради телепрограммы, а потом выкидывают за полной ненадобностью или используют для хозяйственных нужд.

Вряд ли бы Устинова стала хранить эту газету просто так.

Отложив газету в сторону, я еще раз пробежала глазами документ из папки.

Мой взгляд уткнулся в последнюю строчку.

Однако!

Документ был помечен позавчерашним числом.

А вчера Раиса Устинова навсегда распрощалась с этим жестоким, но прекрасным миром.

Информация наталкивала на размышления!

Я вложила невесомый листок в папку.

Задумалась немного, а потом зачем-то взвесила ее на ладони.

Папка лежала в моей руке, слегка покачиваясь.

Солнечный луч весело резвился на золоте персиковых веточек.

И тут меня пронзила догадка!

Конечно!

Пакет с кофе на кухне!

Он был слишком тяжелым для своего объема!

Очевидно, я настолько была поглощена приготовлением напитка, что лишь подсознательно отметила этот факт, не сделав тут же необходимых выводов.

Я бросила папку на стол и вскочила с кресла.

Но тут мое внимание было привлечено тихим, но настойчивым звуком.

Похоже, кто-то пытался открыть окно.

И, кажется, это у него получалось.

Глава 4 Дела семейные

Я окинула взглядом комнату.

Бежать?

Запросто!

Рвануться к окну, поднять шпингалет, дернуть на себя раму и быстро выпрыгнуть наружу.

Или швырнуть изо всей силы вот этот стул в окно и выскочить в сад.

А там?

Бежать по тропинкам с криками «Помогите!»

Бежать придется долго.

К тому же, еще неизвестно, кто бегает быстрее — я или этот человек…

А он, судя по тяжелому прыжку, уже влез в окно потайной комнаты.

Стараясь не шуметь, я отошла к дальней стене.

Примерив угол зрения, открывавшийся от двери, я присела на корточки за резную спинку высокого кресла, стоявшего в углу.

Как раз рядом со мной на полу еще оставались меловые следы силуэта убитой владелицы дома.

Осторожные шаги медленно приближались.

Человек на мгновение задержался у двери.

А потом плавно нажал на металлический шарик, украшавший ручку.

Незнакомец снова чуть помедлил.

Я могла слышать из своего укрытия его прерывистое дыхание.

Затем он решительно подошел к столу и начал выдвигать ящики.

Я выглянула из-за кресла, чтобы рассмотреть, что же ему понадобилось.

Моим глазам предстала согбенная мужская спина в довольно-таки поношенном, грязном пиджаке с протертыми локтями.

— Черт, все не то! — бормотал он, вываливая бумаги прямо на пол.

Он засунул руку в глубь стола и пошевелил ею из стороны в сторону.

Клацнула какая-то пружина, и над моей головой раздалась приятная мелодия.

Кажется, что-то из Гайдна.

Я тихонечно подняла голову и с ужасом обнаружила, что одна панелька на обитой штофом стене отъехала в сторону, образуя углубление.

Человек искал тайник и нашел его.

И для того чтобы запустить туда руку, ему придется отодвинуть кресло, за которым сидела я, сжав руками затекшие ноги.

Мужчина радостно воскликнул и бросился к нише в стене.

Я собралась с силами и резко толкнула кресло вперед, прямо ему под ноги.

А сама прижалась к стене, готовясь отразить неминуемое нападение.

Человек упал, но тотчас же вскочил на ноги и, вместо того чтобы накинуться на меня, — бросился бежать.

Испуганный человек — глупый человек.

Эта истина не требует доказательства.

Мужчина сломя голову несся по комнатам, не разбирая дороги, опрокидывая по пути мебель и торшеры с шелковыми абажурами.

Он миновал комнату с раскрытым окном — она осталась где-то слева от трассы — и ринулся к выходу, очевидно, рассчитывая на то, что дом заперт изнутри.

Не особенно торопясь, — вдруг он все-таки захочет вступить в рукопашную, — я догнала незнакомца уже в коридоре.

Человек лет пятидесяти, довольно приятной наружности, тяжело дышал, прислонившись спиной к запертой двери, и затравленно смотрел на меня.

Впрочем, размышлял он недолго.

Он резко прыгнул вперед, наверное, собираясь сбить меня с ног, но я, словно в сложной фигуре балета, увернулась и даже успела огреть его сзади по затылку.

И тут незнакомец разозлился.

С криком, столь же яростным, сколь и непристойным, он нагнулся, схватил меня за ногу и резко дернул на себя.

Я уцепилась за скатерть на тумбочке, стоявшей в центре холла, но это мне не помогло.

Наоборот, я только запуталась в бархатных кистях и ненадолго потеряла равновесие.

Впрочем, и мой соперник не отличался особой ловкостью.

Он рванулся в гостиную, намереваясь, очевидно, пробраться к единственному выходу — окну, через которое он пробрался в дом.

Я изо всей силы рванула на себя коврик, расстилавшийся по центру холла, и отбросила мужика на полметpа от его цели.

После чего толкнула на него тумбочку, которая рухнула незнакомцу прямо на затылок.

Тяжело дышавший незнакомец лежал, распростертый под тяжестью массивной тумбочки.

«Кажется, восемнадцатый век», — машинально отметила я, трогая пальцем узорные завитушки на ножках.

Я встала, поправила задравшуюся одежду, отряхнула испачканные рукава и с торжеством победителя посмотрела на поверженного врага.

Он безмолвствовал.

На лице незнакомца было написано отчаяние.

Наконец он смог выдавить из себя фразу, которая очень меня удивила:

— Что вы здесь делаете?

— Очевидно, то же самое, что и вы, — ответила я. — Ищу.

Он помотал головой, словно скаковая лошадь, пришедшая к финишу четвертой.

— Ничего не понимаю… — пробормотал он. — Да кто вы такая, черт возьми, и как вы сюда попали?!

— Через дверь, в отличие от вас.

Мужчина возмущенно зашевелился, пытаясь высвободиться из-под мебели.

Я пресекла эти недостойные попытки, присев на угол тумбочки, из-под которой торчала голова незнакомца.

— Так по какому праву вы здесь находитесь? — спросила я, прикуривая сигарету и упирая свой каблук в его вывернутую коленку.

— По праву… по праву законного мужа… — прохрипел мужчина.

Это меняло дело.

— О! — соскочила я с тумбочки. — Это очень кстати. Разрешите представиться: Татьяна Иванова, частный детектив. Я занимаюсь расследованием гибели вашей супруги. Ведь вы — господин Устинов, не так ли?

— Совершенно верно, — с трудом ответил вдовец. — Я принял вас за грабительницу… Или за милиционершу… Впрочем, не знаю, что для меня хуже… Помогите мне, пожалуйста, выбраться из-под этой рухляди.

Я протянула ему руку, которую Устинов с благодарностью принял.

— Глеб Богданович, — отрекомендовался он, вновь обретя вертикальное положение.

— У вас, как я понимаю, не было ключей от дома, но очень хотелось в него попасть.

Устинов кивнул.

— Что вы рассчитывали обнаружить в тайнике? — спросила я.

Устинов недоверчиво взглянул на меня и настороженно спросил:

— Кто вас нанял? Заяц или фирма?

— А кто такой Заяц? — поинтересовалась я.

— Приятель Раисы, — ответил Устинов. — Весьма прыткий молодой человек.

— Молодой?

— Вот именно, — стукнул кулаком по столу Глеб Богданович. — Молодой да ранний.

— Насколько я понимаю, вы не были разведены. Что же побуждало вас сохранять формальный брак?

— Речь о разводе пару раз заходила, но у Раисы всегда было полно дел, и она не могла выбрать время для того, чтобы оформить наше расставание — ведь фактически мы давным-давно перестали быть мужем и женой. Даже живем порознь. И теперь я нахожусь в очень сложной ситуации. Как вы понимаете, Раиса была далеко не бедным человеком.

— Она оставила завещание?

— Мне известно, что существовал лишь черновик. А был ли документ написан и, самое главное, заверен у нотариуса — неизвестно, — развел руками Устинов.

— Понятно, — задумалась я. — А этот молодой человек, Заяц, — кажется, так вы его назвали? — что он из себя представляет?

— Кажется, на Западе это называется бой-френд, — произнес Устинов с саркастической улыбкой.

Несмотря на положение отставленного мужа, он явно ревновал свою жену к этому субъекту.

— Любовник, короче, сожитель, — уточнил Устинов. — А Заяц — это сокращенное от фамилии Зайковский. Звать Генрихом. Лет двадцать — двадцать пять. Такой высокий блондин… Впрочем, я почти не знал его. С ним гораздо больше общался Сергей, мой сын. То есть наш с Раисой сын…

Очень любопытно.

— Зайковский жил в этом доме вместе с вашей супругой? — осведомилась я.

— Да. И немедленно съехал, когда произошло… то, что произошло.

— Его допрашивали?

— Разумеется. В ту ночь он играл на бильярде в ночном клубе. Есть у нас и такое заведение. Правда, не в самом городе, а в санатории…

— Это зеленый флигелек возле столовой?

Я припомнила здание на территории дома отдыха, окрашенное в ядовитый цвет.

Около него по вечерам вечно толклись какие-то полупьяные парни.

— Не знаю, не приходилось бывать, — пожал плечами Устинов. — Так или иначе, у милиции к нему никаких претензий нет.

— Любопытно… Так просто взял и съехал?

— Наверное, да, — нетерпеливо сказал Устинов и посмотрел на часы.

— Торопитесь? Или просто не терпится заглянуть в тайник? — предположила я. — Может быть, нам стоит проделать это вместе?

Устинов хитро улыбнулся и подмигнул.

— Честно говоря, я рассчитывал найти там завещание. Или, может быть, немного денег… Я в очень тяжелом финансовом положении, и поскольку хотя бы на бумаге являюсь законным наследником Раисы, то…

— Решили получить свое явочным, так сказать, порядком? — продолжила я его фразу.

— А что?! — вскинулся Устинов. — Да мне зарплату не платят знаете сколько?

— Не знаю и знать не хочу, — остановила я его излияния. — Это ваши заботы. А что касается вашего проникновения в дом, то это, мягко говоря, выходит за рамки закона. Впрочем, я могу закрыть на это глаза, если…

— Если что? — с надеждой спросил Устинов.

— Если вы познакомите меня со своими домашними. И желательно сегодня.

Устинов снова посмотрел на часы.

— Что ж, мы можем сделать это прямо сейчас. В полдень мой сын со своей женой приходят на обед, и это удачный случай увидеть все мое семейство в полном сборе. Только…

— Как нам отсюда выбраться? — подсказала я и подергала дверь. — Через окно, разумеется.

Устинов усмехнулся.

Мы снова вернулись в кабинет, ставший не таким уж уютным после нашей схватки.

Разбросанная мебель, меловой силуэт на полу…

Меня охватило странное чувство.

Говорят, что место, на котором было совершено убийство, становится особенным.

Через него проходят отрицательные энергии, о которых было сказано еще в Библии.

Кровь вопиет.

И я поняла, что это действительно так.

То, что случилось, не может остаться неотомщенным, как, впрочем, и любая смерть.

И кара — неизбежна.

А я — только орудие в руках судьбы.

— Ничего… — растерянно пробормотал Устинов, вынимая руку из тайника и как-то жалобно глядя на пустую ладонь. — Абсолютно ничего…

— Вы знали об этом тайнике от Раисы?

— Да, она как-то показывала Сергею бриллианты. Роскошное колье с изумрудными цветами и алмазами в виде стеблей. Чертовски дорогая вещь…

— Вы думаете — оно украдено?

— Отнюдь. И это очень странно…

— Что вы имеете в виду?

— Дело в том, что колье было у нее на шее, когда… когда ее убили. И этот человек не тронул такое украшение, — задумчиво проговорил Устинов.

Мне вдруг показалось, что он едва ли не укоряет убийцу за пренебрежение дорогой вещью.

— А это значит, — продолжила я его мысль, — что убийство не было совершено с целью ограбления. Либо преступник заполучил гораздо более дорогую вещь…

— Возможно, — со вздохом согласился со мной Устинов. — Но я не представляю, что это могло бы быть… Наличные? Вряд ли, у Раисы был лицевой счет. Валюта? Но она не стала бы хранить дома крупные суммы.

— Скажите, Глеб Богданович, вы не знаете, чья фамилия должна была здесь стоять? — раскрыла я перед Устиновым папку на последней странице.

Он бегло просмотрел документ и пожал плечами.

— Понятия не имею. Да я и не разбираюсь в этих тонкостях. Во всяком случае — не моя…

Мои часы просигналили одиннадцать.

— По-моему, нам пора, — решительно заявила я. — Надо бы привести тут все в божеский вид. Закройте панель, раз уж вы знаете, как эта штука действует, а я расставлю по местам мебель…

Произведя необходимые действия, я заглянула на кухню и, отыскав подходящий полиэтиленовый пакет с пластмассовыми ручками, положила туда мешок с кофе.

— Готовы? — снова вернулась я в зал. — Тогда — вперед.

Я незаметно сунула в пакет газету из ящика письменного стола и выжидающе посмотрела на Устинова.

По-хорошему, мне следовало бы подождать прихода Веретенникова.

Но в данный момент перспектива познакомиться с семьей Устиновой казалась мне более важной.

В конце концов, «Рамиус» в новом составе должен понять, что короткий поводок — не для меня.

И я буду действовать в интересах истины, а не конкретной фирмы.

Дай бог, чтобы эти интересы совпали.

А если нет — что ж, господин Веретенников может и пожалеть о том, что он рискнул пригласить меня заниматься этим делом.

Мы выбрались через окно.

Мягко спрыгнув в сад, я поплотнее закрыла раму.

Теплая трава, — мы шли прямо по газону, — весело щекотала ноги.

— А вам известно, что милиция разрабатывает, так сказать, «семейную» версию убийства? — осторожно спросила я Глеба Устинова.

— Еще бы! — возмущенно воскликнул он. — Меня допрашивали целых четыре часа. Где был, что делал…

— И где же вы были? Надеюсь, не здесь? — вполголоса поинтересовалась я.

— Если вас интересует мое алиби, то у меня его нет, — жестко ответил Устинов. — В момент убийства — а смерть Раисы наступила поздно ночью, или рано утром, смотря с какой стороны смотреть, — я гулял. Просто гулял в лесу, что рядом с моим домом. И подтвердить это могут лишь сороки да воробьи. Впрочем, мне еще встретился ежик.

Устинов посмотрел на меня с вызовом.

— Не густо, — сочувственно отозвалась я. — Но вас, однако, не арестовали.

— Презумпция невиновности, — иронически усмехнулся Устинов. — Вот только надолго ли ее хватит?

Мы выбрались из парка через щель в ограде.

Один прут был аккуратно отогнут так, чтобы человек без труда мог пролезть в это отверстие.

Нормальный человек, разумеется.

Для господина Бережкова, например, это было бы то же самое, что для меня перепрыгнуть Эйфелеву башню.

— А такси в этом городе имеется? — спросила я, напряженно всматриваясь в безлюдную пыльную даль, клубящуюся теплым паром.

— Что вы! Остановим попутку, — предложил Устинов. — Автобуса здесь не дождешься.

Третий «жигуленок» милостиво согласился подвезти нас на другой конец города.

Пока я жарилась в салоне автомобиля, Устинов болтал с шофером о военном конфликте в Южной Афpике.

Меня, впрочем, в эту минуту гораздо больше интересовало содержимое моего пакета.

Я пробовала нащупать сквозь полиэтилен фактуру предмета, покоящегося в аппетитном молотом кофе, но мне это не удалось.

Тогда я вынула газету и принялась изучать ее.

На редкость занудное издание.

С названием «Спутник покупателя» и плохо сверстанной сеткой телепрограммы.

Рекламные объявления были ужасны.

«Никаких забот. Шезлонги из Монако. Цены ниже рыночных» — и прочее в таком же духе.

Из раздела объявлений узнала я и о наличии в районе двух гадалок, — наверняка конкуренток, — обещавших «приворот-отворот» и возвращение ушедших мужей.

Очевидно, с повинной головой.

О женах, кстати, речь даже не заходила.

Что предполагало, разумеется, исключительно женскую клиентуру данных предпринимательниц.

Но почему этот листок лежал в столе Устиновой?

Простая случайность?

Не исключено…

Я внимательно просмотрела четырехполосник с первой строчки до последней.

Никаких пометок, галочек, крестиков или иных знаков возле объявлений.

Впрочем…

Крайний правый угол последнего листа был чуть короче своего соседа.

Всего на две-три строчки.

И по краю — следы аккуратного обрыва.

Для подобного случая есть специальный термин — «значимое отсутствие».

Остается найти еще один экземпляр и посмотреть, что же именно значилось в этих строчках.

Благо тираж листка десять тысяч, если издатели не врут.

— Это бесплатная газета? — спросила я шофера, прервав его взволнованное описание картины боев на далеком африканском континенте.

Тот с удивлением посмотрел на меня.

— А разве такое бывает?

— Встречается. Значит, ее можно купить?

— Конечно. В любом киоске. Если не продали по дешевке на кульки для семечек, — насмешливо ответил водила.

Глеб Богданович Устинов, формальный супруг едва ли не самой богатой женщины города, жил на третьем этаже обшарпанной четырехэтажной постройки красно-коричневого цвета.

Здание начинало ветшать и потихоньку покрываться мелкими трещинами, словно старинное полотно.

Но реставрировать его явно не собирались.

— Ага, все дома, — констатировал Устинов, отперев дверь с одного оборота вместо ожидаемых двух. — Милости прошу.

Из кухни слышался звук передвигаемой посуды.

Потянуло вкусным запахом чего-то печеного.

— Кто же у вас готовит? — спросила я, сбрасывая туфли.

— Лера, Серегина супруга, — с готовностью сообщил Устинов. — Да вы ее сейчас увидите!

Я решила не торопиться и для начала быстро привести себя в порядок.

Когда я мыла руки в раковине совмещенного санузла, периферийное зрение вдруг подало мне тревожный сигнал.

Из мусорного ведра торчал уголок бумаги, со смазанными буквами.

Это была страница того самого рекламного листка, который я читала в «Жигулях» по дороге сюда.

Я немедленно выудила его из мусора и нашла недостающий кусочек.

Прочитав объявление, я задумчиво свернула клочок бумаги пополам и спрятала в карман.

Снова отмывая руки, — газета оказалась в чем-то липком и вонючем, — кажется, в засахаренном варенье, — я старалась понять, что мог означать текст «Все для вас» и номер телефона.

Да что угодно!

К примеру, местный массажный салон.

А что, разве обитатели райцентра не люди?

И не любят «массаж»?

Я погасила в туалете свет и прошла на кухню.

Впрочем, для этого мне понадобилось всего два шага — настолько крохотным был коридор.

— Здравствуйте-здравствуйте, — с любопытством посмотрела на меня молодая женщина с веселыми голубыми глазами. — А Глеб мне все про вас рассказал.

— Неужели все? — притворно ужаснулась я.

— Калерия, — представилась девушка, зажав половник под мышкой и протягивая мне руку. — Можно просто Лера. А это — Сережа, мой муж.

Устинов-младший в это время откусил большой кусок пеклеванного хлеба и яростно двигал челюстями.

Он ограничился очень невнятным бурчанием.

Очевидно, Устинов-младший не испытывал особой радости от знакомства со мной.

Впрочем, его можно было понять.

— Прошу к столу! — предложила Калерия.

Я втянула ноздрями обворожительный запах щей и прикрыла глаза от удовольствия.

Странно, я совсем не вспоминала о том, что завтракала несколько часов назад…

Да-да, еще в столовой дома отдыха.

Вкушала пережаренный омлет с вареньем.

А потом собиралась дочитывать очередной том Картера Брауна.

И совсем не предполагала, что мне предстоит снова взяться за свои обязанности частного детектива.

Я уже придвинула к столу табурет, намереваясь вкусно пообедать, как вдруг…

В дверь раздался звонок.

Лера удивленно посмотрела на свекра.

— Глеб, наверное, это к тебе.

Устинов с ужасом посмотрел на нее.

Я поняла, что он опасается близкого ареста.

— Может, с фирмы? Сказать, что зарплату дают? — с надеждой предположила Калерия.

— Точно! — подскочил на табуретке Устинов.

Он бросился в коридор, радостно потирая руки.

Заскрежетал замок.

Сначала до меня донесся удивленный возглас Глеба Богдановича:

— Ты?!

А потом пронзительный женский голос:

— На том свете лучше…

Глава 5 Золотой фаллос

Сергей поперхнулся и закашлялся до судорог.

Калерия бросила половник, ахнула и принялась безжалостно молотить его по спине.

Младший Устинов отчаянно замахал руками и закашлялся еще сильнее.

Расплевывая по сторонам крошки и бормоча извинения, он выбежал из кухни.

— На том свете лучше, чем в этом городе летом! — донеслось до меня из коридора.

— Это наша двоюpодная тетя, — пояснила мне Калерия.

Она налила в тарелку свекра половник щей и прислушалась к разговору в коридоре.

— Приехала с Украины, — пояснила Лера. — Так неожиданно… Даже не предупредила… Обычно она навещает нас осенью.

«Двоюpодная сестра мужа покойной!» — мгновенно мелькнула у меня мысль.

А ведь не исключено, что она примчалась сюда в связи со смертью Раисы Устиновой.

В кухню вплыла дородная и величественная женщина, похожая на Людмилу Зыкину.

— Дремлюга Анна Андреевна, — представилась она, поправив съехавший набок накладной шиньон.

Я протянула ей руку и назвала себя.

Но гостья уже повернулась к Лере и, недоверчиво улыбнувшись ей, склонилась над тарелкой со щами.

Понюхав ее содержимое, Дремлюга сморщилась.

Она снова посмотрела на Калерию, но уже с укоризной, и воскликнула, воздев руки к низкому потолку:

— И этим ты кормишь моего брата!

Анна Андреевна схватила за плечо смущенного Глеба Богдановича и слегка тряхнула его.

— Знаете что, дорогая тетушка, — мгновенно потеряла терпение Калерия, — лучше, если вы не будете делать мне замечания.

Девушка воинственно уперла руки в бока и приготовилась достойно отразить неизбежное нападение украинской родственницы.

— Нет, буду! — торжественно провозгласила Дремлюга. — Я не могу молчать, когда…

Воспользовавшись заминкой, я выскользнула из кухни и прошмыгнула в небольшую гостиную.

Ее обстановка наверняка казалась очень даже неплохой и уютной лет двадцать тому назад.

«И как они все здесь размещаются?» — подумала я.

Раиса Устинова, наверное, могла бы обеспечить более сносные условия проживания своей родне.

И родня это прекрасно понимала.

Или сын для нее ничего не значил?

Устинов-младший стоял возле окна, мрачно уставившись на улицу.

Стекла были недавно вымыты до блеска, но эта чистота лишь оттеняла бедность жилища.

Стол, не раз отремонтированный…

Два старых стула со свежими блестящими шляпками гвоздей на скрепах…

Шкаф с облезшей полировкой…

Раздвижной диван и сложенная раскладушка в углу, на которую наброшено покрывало…

Вот, собственно, и все, что находилось в квартире Устиновых.

Впрочем, были и так называемые предметы роскоши.

Здесь их роль исполняли старинный большой барометр на стене, явно не работающий, и бинокль, висящий рядом на гвоздике.

— Ваша тетушка очень заботлива, даже чересчур, — тихо сказала я, остановившись возле стеллажа с книгами.

Сергей не удостоил меня ответом.

— Наверное, вы не очень-то ее жалуете? — продолжала я попытки установить контакт.

— Не варить, а парить! — раздавался из кухни визгливый голос Дремлюги.

— Тетя Аня действительно несколько суетлива, но она хотя бы искренна, а по нынешним временам это очень редкое качество, — отозвался Сергей.

— Даже среди родственников?

— В помидоры нужно добавлять хрен, а не сельдерей! Да где же это видано… — продолжала горячо распинаться Анна Андреевна.

— Особенно среди родственников, — повернулся ко мне Сергей.

На лице молодого человека явно читалась откровенная враждебность.

— Вы — из органов? Копаете под отца? — резко спросил он.

— Отвечаю по порядку: нет, да, нет.

— В смысле? — не понял Сергей.

— В смысле — не из органов. Но копаю. Хотя ваш отец — всего лишь один из возможных вариантов. Тем паче отсутствие алиби, на мой взгляд, служит лучшим алиби. Если, конечно, он не настолько хитер…

Сергей с любопытством посмотрел на меня.

— Ваша точка зрения расходится с милицейской. Если бы не очередная перетасовка в органах, папаша давно бы оказался за решеткой.

— Моя точка зрения — это лишь моя точка зрения. И меня интересует только одно — правда. А для этого мне необходима информация. И помощь людей. Вы заинтересованы в том, чтобы узнать, что же произошло на самом деле?

Устинов-младший задумался.

— Тетя! — донесся из кухни умоляющий голос Леры. — Давайте не будем…

— Нет будем! Будем! — радостно возражала ей уверенная в своей кулинарной правоте Дремлюга.

— Знаете что, — предложил Сергей, — вы похожи на человека, которому можно доверять.

Кажется, мне удалось его разговорить.

Теперь главное — чтобы рыбка не сорвалась с блестящего крючка.

— Мне, честно говоря, все равно, кто убил Раису, как это ни жестоко звучит, — продолжал Сергей. — Но для того чтобы снять подозрение с отца, я готов ответить на ваши вопросы.

Он мельком посмотрел на часы и снова перевел взгляд в окно.

— Но не сейчас, — неуверенно проговорил он. — Мой обеденный перерыв заканчивается… Может быть, сегодня вечером? Скажем, часов в семь, в скверике напротив дома?

— Вон на той лавочке.

Я кивнула подбородком на ветхую скамейку, одиноко стоящую среди деревьев бульвара через дорогу.

На двуногом деревянном сооружении сиротливо вырисовывался силуэт девушки.

Наверняка ждет своего возлюбленного.

Очень сложно, наверное, любить кого-то в таком грустном городе…

— Идет, — сердечно пожал мне руку Сергей. — Тогда, до встречи?

И он ускакал на работу. Раиса — так он назвал свою мать. И, думаю, в этой отчужденности не было его вины.

Я продолжала смотреть в окно.

А с кухни продолжали доноситься громкие голоса спорящих родственников.

Теперь полемика велась на предмет лучшего сохранения шерстяных вещей.

Похоже, по любому вопросу Калерия и Дремлюга имели прямо противоположные точки зрения.

Но, говорят, противоположности сходятся.

Во всяком случае, им есть о чем поговорить.

Хотя, наверное, все семейство Устиновых с облегчением вздыхало, когда Анна Андреевна отбывала на родину, за границу.

Впрочем, если, как говорится, Польша — не заграница, то что же тогда — Украина?

Сквозь промытое стекло я могла видеть, как Сергей Устинов быстрым шагом выходит из подъезда.

Вот он переходит через улицу, пережидая, пока проедет огромный «КамАЗ»…

И… направляется в сторону той самой лавочки на бульваре.

Меня разобрало любопытство.

Я подскочила к стене и сорвала с гвоздя цейсовский бинокль.

Настроив окуляры на нужную резкость, я стала внимательно наблюдать за молодым человеком.

Размытое изображение стало четким.

Прямо перед моими глазами сначала мелькнула нога Сергея с нечищенным ботинком.

Потом, когда я навела окуляры чуть повыше, — белокурый локон.

А вот и лицо.

Лицо девушки, которая радостно вскочила со скамейки, когда к ней приблизился Сергей.

Я чуть не ахнула от удивления.

Какой тесный город!

Кругом одни знакомые.

Дело в том, что это была Валя Багрицкая собственной персоной.

Очевидно, обеденные перерывы у Сергея и Вали совпадали по времени.

Еще больше я удивилась, когда Валя бросилась на шею младшему Устинову.

Обвив его руками, девушка запечатлела на губах Сергея долгий поцелуй.

Молодой человек не остался в долгу и нежно обнял Валю за талию.

— Ничего себе! — невольно вырвалось у меня восклицание.

— Оперативная слежка? — послышался голос у меня за спиной.

Я обернулась.

Глеб Богданович Устинов подошел так неслышно, что я, увлеченная наблюдением за парочкой на бульваре, не заметила, как в комнате появился кто-то еще.

— С детства люблю бинокли, — ответила я, возвращая цейсовский бинокуляр на загнутый кверху гвоздик на побеленной стене.

Устинов спросил:

— Вам удалось наконец поговорить с Сережей?

— Почти нет. Но, кажется, мы найдем общий язык, — заверила я Глеба Богдановича. — Скажите, а почему ваша сестра решила в этом году посетить вас в начале лета, а не осенью, как всегда?

Глеб Богданович нахмурился.

— А черт ее знает! Должно быть, пронюхала о случившемся. Ведь до сих пор непонятно, есть ли завещание. А если есть — то кто является наследником.

— А если завещания нет?

— Значит, я, — тяжело вздохнул Устинов.

С кухни уже слышались крики.

Кажется, дело дошло до обсуждения проблемы Черноморского флота.

— Наверное, вам лучше зайти в другой раз, — предложил Устинов.

Я тяжело вздохнула!

Так хотелось домашних щей!

Но семейный скандал, честное слово, может отбить любой аппетит.

…Любопытное семейство!

Я пересекла проезжую часть и устроилась на той самой лавочке, где была назначена вечерняя встреча с Сергеем Устиновым.

Надо произвести необходимый хронометраж оставшейся половины дня.

Хм, похоже, у меня намечается насыщенная программа.

В пять — Валя Багрицкая, в семь — Сергей Устинов, в девять — Федор Конев, секретарь покойной, уволенный за ненадобностью.

Время близилось к часу.

Что ж, пора уточнить, чем же мы располагаем на данный момент.

Я раскрыла свой пакет и запустила руку в мешок с молотым кофе.

Мои пальцы тут же уперлись во что-то твердое и металлическое.

Я раздвинула пакет и, опустив голову пониже, заглянула внутрь.

Какой-то странный предмет длинной продолговатой формы в резном футляре.

Вынув футляр на свет божий, я осторожно потрясла его возле уха.

Что-то тихо брякало внутри.

Раскрыв футляр, я извлекла наружу предмет, толщиной сантиметров в пять и длиной — в пятнадцать.

Он ослепительно, совершенно ошеломляюще блестел в лучах солнца, причиняя боль глазам.

Внизу, у самого основания загадочной штуки, стояло клеймо пробы.

Чистое золото!

А назначение данного дорогостоящего предмета было весьма любопытным.

Это был золотой фаллос.

А если точнее — вагинальный вибратор со встроенным механизмом.

Я держала его у самого лица, не в силах оторвать удивленного взгляда.

Проходящий по аллее бомжеватого вида мужчина даже зажмурился от блеска.

Потом на секунду остановился, хихикнул и быстро-быстро и весело зашагал прочь.

Спрятав фаллос в футляр, я обследовала пакет с молотым кофе и обнаружила еще кое-что.

А именно: фаллоимитатор с ремешком для крепления на бедрах.

Также имелась небольшая записная книжка, в которой были отмечены числа, с проставленными напротив них буквами «Ал, Аль, Аг».

Вдобавок к этому в пакете лежала видеокассета без опознавательных знаков.

Поджав губы, я барабанила пальцами по шершавой поверхности облупившейся скамейки, обдумывая значение своей находки.

Наконец я отыскала взглядом телефон-автомат.

Зайдя в кабину, нашарила в кармане обрывок с объявлением из рекламного листка и набрала указанный номер.

Диск заедал на возвратном движении, но меня все-таки соединили.

Ответил пожилой женский голос.

— М-м… — замялась я, имитируя неуверенность. — Тут ваше объявление…

— Да-да-да, — радостно подтвердила трубка. — Фирма «Все для вас». Мы готовы выполнить ваше любое, слышите — любое, даже самое необычное желание. Вы можете к нам подъехать?

— Конечно, — осторожно ответила я, слегка удивленная такой пылкостью в старческом голосе. — А как же мне вас разыскать?

— В офисе сейчас ремонт, — извиняющимся голосом поведала трубка, — но это ни в коей мере не служит препятствием для наших клиентов.

Понятно.

Летучая контора.

Это нам знакомо…

— Знаете что, — продолжала трубка, — подходите через полтора часика к центральному входу в городской сад. А в руке держите нашу газету.

— И что дальше? — осведомилась я.

— Там вы встретитесь с нашим представителем и обговорите все условия. Конфиденциальность и безопасность гарантируем.

— Замечательно, — радостно ответила я. — Обязательно буду.

И повесила трубку.

Что и требовалось доказать.

Всюду жизнь, всюду любовь.

Даже в замшелых райцентрах.

Я посмотрела на часы и прикинула, что временем еще располагаю.

Снова подняв трубку, позвонила в «Рамиус».

Когда соединили, попросила к телефону Романа Геннадьевича Веретенникова.

— Это вы?

Судя по голосу, коммерческий директор был искренне удивлен.

— Но каким образом вам удалось выйти из закрытого помещения?

— Обстоятельства, — загадочно ответила я. — Давайте поговорим об этом попозже, скажем, завтра утром. А теперь, не могли бы вы оказать мне маленькую услугу?

— Разумеется.

Я четко продиктовала номер телефона, указанного в рекламном объявлении.

— Вы говорили о том, что у вас прекрасные отношения с милицией, не так ли? Узнайте, пожалуйста, кому принадлежит этот номер. Я перезвоню вам через пять минут.

Ожидание заняло у меня ровно одну сигарету — девять неглубоких затяжек.

Снова набрав номер «Рамиуса», я узнала у Веретенникова, с кем я только что беседовала.

Указанный в объявлении телефон принадлежал гражданке Марине Ивановне Котельниковой, проживающей по такому-то адресу.

— А вы… вы уверены, что идете по верному пути, — осведомился Веретенников. — Может быть, вам стоит познакомиться с семейством Раисы?

— Уже, — коротко ответила я. — А как насчет покушения? Есть какие-то сведения?

— Какие-то есть, — вяло ответил Веретенников. — Машину нашли в ближайшем лесочке. Данный номер не числится у жителей нашего города. Автомобиль был угнан неделю назад в соседней области. Вот, собственно, и все.

— Не густо, — посетовала я. — Впрочем, странно было бы, если бы информации было больше.

— Что вы хотите этим сказать? — настороженно поинтересовался Веретенников.

— Давайте перенесем это на завтра, — предложила я и, не дожидаясь его согласия, повесила трубку.

Попутка — на этот раз старенький «Москвич» — быстро и без приключений домчала меня до деревянного домика, расположенного в одном из переулочков райцентра.

Плоские ставни, огородик, цветник с мальвами…

По моим понятиям домик совершенно не походил на координационный центр местного секс-бизнеса.

Я уже начала думать, что Веретенников ошибся.

Или милиция решила сыграть с ним — или со мной? — в дурачка?

Я недоверчиво всматривалась в старообразное здание, такое патриархальное, такое уютное…

Как вдруг мое внимание привлекла старушка в окне.

Она оживленно беседовала с кем-то по телефону, улыбаясь и все время кивая головой.

Неужели все-таки здесь?

Глава 6 Дорогие подруги

Я толкнула калитку.

Но смогла сделать по тропинке к дому только один-единственный шаг.

Из зарослей мальвы выскочила огромная овчарка с оскаленной пастью.

Угрожающе рыча, собака преградила мне путь.

Я сделала вид, что собираюсь повернуться и уйти.

Но псина оказалась не из простых.

Овчарка настолько недвусмысленно дала мне понять, что не допустит и моего отступления, что я решила не испытывать терпение данной службы безопасности, представшей передо мной в собачьем облике.

Рычание было услышано в доме.

Из открытого окна выглянуло сморщенное женское лицо в седых кудряшках.

— Кто там пришел, Малышка? Проводи гостью в дом. Только аккуратно.

Псина, чье имя так не соответствовало ее размерам, подскочила ко мне.

Толкая мокрым носом в коленку, Малышка буквально подвела меня к входной двери.

Дождавшись, пока меня впустят в дом, Малышка одним прыжком вернулась на исходную позицию — в заросли садовых цветов.

Хозяйке дома было лет семьдесят — семьдесят пять.

Сухонькая старушка с добродушным выражением лица выжидающе смотрела на меня.

Я решила, что не стоит разыгрывать перед ней комедию, и попробовала начать разговор начистоту.

— Марина Ивановна? Я говорила с вами по телефону минут пятнадцать назад. Не могли бы мы кое-что уточнить?

— Почему бы и нет? — спокойно ответила старушка. И она отстранилась, пропуская меня в свои покои.

Преклонных лет настенные часы-ходики с кукушкой мерно отсчитывали время, семь слоников выстроились по росту на комоде, стол был покрыт чистой скатертью с кружевами — тихое старообразное жилье.

При чем тут «досуг по телефону»?

На клеенке стола с коричневыми розами лежали карты.

— Гадаете? — кивнула я на колоду.

— Балуюсь… — смущенно махнула рукой старушка. — Вроде не к лицу мне…

— Это почему же? — удивилась я.

— Я ж партейная, — со стеснением пояснила Марина Ивановна. — КП РФ то есть.

— А что, у вас в уставе этот пункт отдельной строкой прописан?

— Вроде нет, — осторожно ответила Котельникова.

— Ну так в чем же дело! — ободрила я смущенную бабулю. — Хотите, покажу вам, как гадают по колоде Таро? Слышали, наверное?

— Конечно, — оживилась Марина Ивановна. — Еще девчонкой помню, как моя прабабушка, царство ей небесное, раскладывала такие длинные узкие карты с загадочными картинками. Потом в «Науке и религии» про это самое читала. Но встречать живьем пока не приходилось.

— У меня с собой, — похлопала я по сумке, как заправский алкоголик, извещающий томящихся коллег о наличии у него вожделенной пол-литры.

Марина Ивановна оказалась на редкость способной ученицей.

Она даже высказала вслух мысль: не бросить ли ей работу на телефоне и не переквалифицироваться ли в гадалки?

Я радостно поддержала ее инициативу.

Торжественно преподнеся ей в дар колоду Таро, я пообещала выслать необходимую литературу.

Через полчаса мы уже мирно попивали чаек в гостиной.

Марина Ивановна потчевала меня вареньем, изредка прерываясь на телефонные звонки.

Звонили, разумеется, клиенты фирмы «Все для вас».

Марина Ивановна всем назначала время и место — около входа в городской сад.

После этого она перезванивала начальству, сообщая об очередном клиенте.

И этот номер телефона мне удалось подсмотреть.

— Вы, кажется, удивлены, милочка? — ласково улыбнулась Котельникова. — Думаете, небось: с чего бы это бабуле такой работой заниматься? А вы не торопитесь меня осуждать.

Не без труда я заверила Марину Ивановну, что у меня и в мыслях такого не было.

— Я, милочка, прожила долгую жизнь и много чего повидала, — начала бабушка, сложив руки на коленях. — И голод, и холод, и красных, и белых, и зеленых. Теперь вот — голубых и розовых.

Марина Ивановна хохотнула удачной шутке и, внимательно посмотрев на меня, сказала:

— А вы сами, чай, не из этих будете? Или — нормальная? Впрочем, какое мне дело! Мне ли вас судить?! Я просто подрабатываю к пенсии и кое-что откладываю.

Она отхлебнула чаю и, нагнувшись ко мне поближе, пояснила:

— Есть у меня тайная мечта — к еврейцам съездить, по святым местам пройтись. Я, хоть и член партии, но верующая. Так что если вы из какой-нибудь новой полиции нравов, то милости прошу к начальству, а с меня взятки гладки. Я — наемная трудсила, и не более того.

Бабушка начала волноваться.

Пора вставить словечко в ее проникновенную речь.

— Я ничего не имею ни против вас, ни против того, чем вы занимаетесь… — заверила я ее. — Но, согласитесь, Марина Ивановна, ведь люди встречаются разные, вам это должно быть хорошо известно — вы прожили такую долгую жизнь!

Котельникова с радостью закивала.

— Так вот, — продолжала я, сосредоточенно подыскивая слова, — специфика вашей работы настолько тонкая, что следует стараться избежать… нежелательных явлений. Скажем, кто-нибудь из ваших клиентов вдруг начнет вести себя не очень пристойно… Тогда…

— Тогда…

Старушка задумалась.

— Тогда, наверное, сотрудники фирмы проведут с ним воспитательную беседу, — предположила она.

— Неплохо. Но я не уверена, что эта беседа заканчивается для всех хорошо.

— Что вы имеете в виду? — встревожилась Марина Ивановна.

— Судьбу одной дамы, например. Она занимала довольно видное положение в городе…

— Ах, вот оно что, — протянула старушка. — Вы про Устинову…

— Да-да, — радостно подхватила я, не веря своей удаче. — Раиса Михайловна ведь пользовалась услугами вашего предприятия?

— Еще бы! — тут же отозвалась Котельникова. — Постоянная клиентка, можно сказать. Постойте, постойте…

Старушка сморщила лоб, припоминая дату.

— Уж почитай полгода, как ей предоставлялась скидка. Так-то вот!

— Часто, выходит, пользовалась…

— Вот именно! И все девочек ей подавай!

Марина Ивановна нагнулась ко мне совсем близко и прошептала:

— И ладно бы девочек — невелика прихоть. Тем паче в наших местах это как бы и заведено…

Я искренне удивилась.

— Да что вы говорите!

— Точно, — потупив глаза, кивнула Марина Ивановна. — Еще с той поры, как помещица Рокоссовская тут в Грецию играла. Бабки сказывают: голые все бегали по усадьбе… С тех времен и пошло это дело. Крепостные, видать, пристрастились…

— Так что же Устинова?

— Да, — спохватилась покрасневшая Котельникова. — Раиса-то Михайловна, она все больше кнутами да цепями забавлялась. Дороговато, конечно, но ей денег не считать, сама понимаешь…

Неплохо для начала.

Выходит, у покойницы были особые требования к своим партнершам.

А как же тогда — с Генрихом, ее близким приятелем?

Дело Устиновой стало казаться мне все более и более интересным.

— Девке-то что — поболеет недельку, да и по новой. А Раиса, земля ей пухом, была ох и ненасытной. Пока кровь не покажется, не уймется.

— Выходит, могла и…

Котельникова печально кивнула.

— Говорят, что был один нехороший случай, — промолвила она, глядя куда-то в сторону, — да никто ничего толком не знает.

— Когда в последний раз она вам звонила?

— Как раз накануне ейного смертоубийства. Голос был усталый, но довольный. Обычный заказ, — так она сказала. А что уж под этим понималось — одному начальству известно. Дружили они с Павлом Алексеевичем, шефом моим по этому делу… А вы просто так любопытствуете, или у вас свой интерес в этом деле?

Снова зазвонил телефон, избавив меня от ответа на слишком трудный вопрос.

Радостно поприветствовав нового клиента, Марина Ивановна также отправила его через некоторое время к городскому саду, пообещав исполнение всех желаний.

Сразу же вслед за этим она набрала номер, по которому сообщила о поступившем заказе.

— А кто ваше начальство? — поинтересовалась я.

— Очень приличный господин, — ответила старушка. — С машиной иностранной. Я ему звоню, а он клиента встречает и везет его на квартиру. Целый дом снимает в центре! Бизнес, что тут поделать!

И она с грустной улыбкой развела руками.

Мы сердечно распрощались.

Малышка проводила меня до калитки и, на всякий случай оскалив зубы, снова бросилась в свое укрытие.

Электронные часы напомнили мне своим сигналом о том, что через четверть часа меня ожидает встреча с неведомым мне еще Павлом Алексеевичем.

Снова попутка, вздымающая пыль на поворотах, снова центр городка…

Городка, неожиданно оказавшегося островком необычной любви, культивировавшейся некогда взбалмошной помещицей. Неким подобием острова Лесбос — родины древнегреческой поэтессы Сапфо…

Городской сад представлял из себя довольно ухоженное место для отдыха с детской площадкой, деревянной читальней и покосившейся эстрадой.

Народ оккупировал немногочисленные скамейки и поглощал мороженое, запивая его горячительными напитками.

Я встала точно под угрожающе нависшей над головой аркой с надписью «Вход».

В моем кулаке была зажата районная рекламная газета, уже изрядно помятая.

Вскоре неподалеку остановился скромный «Фиат», порядком побитый и явно прошедший сквозь несколько ремонтов.

Из него вылез худой рыжий человек лет сорока — сорока пяти.

Он уже начинал лысеть, но еще пытался скрыть этот простительный недостаток разнообразными ухищрениями. Редкие волосы были зачесаны набок с предельной аккуратностью, действительно скрыв отсутствие таковых на макушке.

— Я не ошибся? — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес он, приблизившись.

— Ни капельки, Павел Алексеевич, — с готовностью ответила я, пряча газету в пакет.

Он удивленно вскинул брови.

— Что-то не припоминаю, чтобы я вам представлялся, — настороженно проговорил он.

— Таня, — протянула я руку.

Он осторожно пожал ее и замер в растерянности.

— Обычно наши клиенты предпочитают сохранять инкогнито, — произнес он, с подозрением глядя на меня.

— А я всегда предпочитаю действовать открыто, — произнесла я с напускным бахвальством.

— Что ж, прошу, — он указал мне на автомашину.

Когда я не без труда втиснулась в салон, мой новый знакомый поинтересовался:

— Вы по какому профилю будете?

— Хочу праздника, — уклончиво ответила я. — Будет праздник?

— Попробуем. А если поконкретнее?

Я изобразила смущение.

— В общем, с мужчинами я уже разобралась… — процедила я.

— Понятно, — кивнул Павел Алексеевич. — Блондинки, брюнетки? Возраст, параметры?

Тут я не на шутку призадумалась.

— Трудно так сразу сказать, — изрекла я, прерывисто дыша. — А у вас что, на все вкусы имеется?

— Все для вас, — строго произнес мой собеседник. — Каталог не желаете?

Он сунул руку в бардачок и извлек оттуда толстый альбом для кодаковских фотографий.

Обложка с симпатичным эрдельтерьером была порядком засалена.

Наверняка от частого употребления.

Пролистав страницы, я зарделась по-настоящему.

Павел Алекссевич, увидев румянец на моих щеках, понимающе усмехнулся и принялся смотреть в окно, посасывая пустой мундштук.

— Сигаретки не найдется, — спросила я изменившимся голосом.

Он похлопал себя по карманам и выудил полупустую пачку болгарских.

— Я вообще-то бросаю… — неуверенно произнес он и потянулся за сигаретой, но тут же усилием воли преодолел свой порыв.

Павел Алексеевич протянул мне сигарету и спрятал пачку в карман.

— Ну что, выбрали? — нетерпеливо спросил он, посмотрев на часы.

— Сейчас-сейчас, обождите немного, — тихо попросила я, продолжая знакомиться с каталогом живого товара.

Чего тут только не было!

Все девицы были, как на подбор, с призывным взглядом.

Кто с очень пышными, кто с весьма скромными телесами, кто нагишом, кто полуодет, кто друг с другом, кто сам по себе…

Была представлена и собачка.

Впрочем, не эрдельтерьер, а королевский дог с очень умными и печальными глазами.

Погибшие, короче, но милые создания.

— Буду откровенна, — подняла я глаза от альбома. — Я колеблюсь. Мне трудно выбрать. У вас такое разнообразие…

Павел Алексеевич довольно улыбнулся.

— Но вот эта, вот эта и вот эта мне нравятся больше остальных.

Я ткнула пальцем в три цветных фотографии.

Под этими снимками узорной вязью были выведены имена Аглаи, Аллы и Альбины.

Мне пришла мысль, что те загадочные сочетания букв в записной книжице Устиновой не что иное, как начала женских имен.

— У вас хороший вкус, — заученным тоном произнес Павел Алексеевич.

Наверняка эта фраза сопровождала любой выбор клиента.

Дежурный комплимент, так сказать.

— Какую выбираете?

— Всех, — ответила я, не колеблясь.

Павел Алексеевич так и остался с открытым ртом.

Наконец он пришел в себя, рассмеялся и спросил:

— А не многовато ли?

— В самый раз, — заверила я его. — Я очень, очень страстная.

Тогда он назвал сумму.

И внимательно проследил за моей реакцией.

Но цифра из шести нолей с троечкой в начале меня не испугала.

Павел Алексеевич расхохотался и помотал головой:

— Вот черти, а! Неуемный народ пошел!

Я ухватилась за эту зацепку:

— А что, часто у вас такие оптовые заказы?

— Случается, — осекся Павел Алексеевич. — А вы не из газеты?

— Еще чего, — обиделась я всерьез, — я честная женщина.

Пока «Фиат» катил по улочкам, Павел Алексеевич отдавал распоряжение по сотовому телефону.

— Да-да, сразу троих, — раздраженно проговорил он в трубку. — Я что — непонятно выразился?

Мы остановились у двухэтажного дома с одним-единственным подъездом.

Здание было совсем недавно отремонтировано.

Европейские широкие рамы конкурировали блеском со стеклами, а перед входом в радиусе десяти метров не было ни пылинки.

Я заметила довольный взгляд Павла Алексеевича, который он бросил на постройку.

Все-таки профессиональная гордость, даже и в таком сомнительном бизнесе…

— Приехали, — коротко проронил он. — У вас в распоряжении три часа. Номер восемь на первом этаже. Душ, туалет, биде и все такое. Если что — звоните коридорному.

Тяжелая дверь с массивной металлической ручкой распахнулась передо мной, и я вошла в просторное прохладное помещение.

Вестибюль дома свиданий напоминал мне покинутый утром санаторий.

Ковровая дорожка вдоль по коридору, ажурные тусклые светильники, темная полировка дверных панелей…

А вот и нечто вроде стенгазеты возле столика коридорного.

Присмотревшись, я увидела, что это рукоделье представляет собой поздравление сотрудников фирмы «Все для вас» с Восьмым марта, подписанное администрацией.

Коридорный оказался солидным амбалом в черной безрукавке с античным орнаментом по горловине.

Он проводил меня до восьмого номера, который располагался в самом конце коридора.

Бесстрастным голосом пожелав мне приятно провести время, юноша бесшумно удалился.

Я нажала на ручку и вошла внутрь.

Номер был пуст.

Осмотревшись, я заметила следы присутствия людей в этой обители предполагаемого веселья.

На спинке стула была небрежно брошена косынка.

Возле огромной кровати стояла открытая губная помада, — поддельная «Белл», превратившаяся в «Беллу».

А из ванной слышался веселый плеск воды.

Я расслышала, как чей-то сладкий голосок напевал хабанеру из оперы «Кармен».

— У любви, как у пташки крылья…

Я бросила пакет на пол возле кровати, — он залетел под кисти покрывала, — и, подойдя к окну, закурила.

Рамы были заперты очень хитрым замочком.

Просто так сбежать отсюда, если у кого и возникло бы вдруг это желание, было невозможно.

— А вот и мы!

Дверь ванной распахнулась.

Оттуда выплыли три красавицы в прозрачных кимоно.

— Алла, — скромно представилась та, что была пониже ростом.

— Аглая, — сверкнула огромными зелеными глазами рослая девушка.

— А я Альбина, — нежно пропела жгучая брюнетка с выщипанными бровями.

— Отлично, девочки!

Мне вдруг стало как-то не по себе.

И тут я поймала себя на ощущении, что за мной кто-то подсматривает.

Я бухнулась в кресло и затушила сигарету в приземистой хрустальной пепельнице.

Красотки тотчас же примостились у моих ног, ожидая начала действа.

С чего же начать?

— М-м… как насчет фаллоимитаторов? — осведомилась я неуверенно.

— Нет проблем! — весело ответила Аглая.

Ее рука коснулась моего колена.

— Давайте сначала поговорим, — предложила я. — Времени у нас достаточно…

Девицы сразу же приуныли.

И это показалось мне очень подозрительным.

Обычно девицы подобного сорта всячески оттягивают момент начала «работы», предпочитая болтовню и ужин с шампанским.

— Вас сразу троих уже кто-нибудь заказывал? — спросила я напрямик.

— Бывало, — томно процедила Альбина.

— И золотой фаллос тоже имел место? — задала я очередной вопрос.

В комнате воцарилось молчание.

Девицы переглянулись.

Я решила идти напролом.

— Расскажите мне про Раису, — попросила я.

Алла широко раскрыла ярко накрашенный рот.

Но не для того, чтобы исполнить мою просьбу, а от удивления.

— Столько приходилось слышать об этой замечательной во всех отношениях женщине… Мечтала с нею познакомиться, специально приехала, а тут такая незадача…

Но этот грубый маневр не сработал.

— Может быть, пройдем в спальню? — робко предложила Алла. — Там и поговорим…

— Ну если там вам удобнее разговаривать, почему бы и нет, — отозвалась я.

Девицы сразу вспорхнули и оживились.

Собрав свой нехитрый инвентарь, ночные красавицы двинулись по направлению к соседней комнате.

Я проследовала за ними.

Сквозь открытую дверь соседней комнаты просматривалась обширная четырехспальная кровать с деревянными столбиками по углам.

Я сделала только один шаг за порог спальни.

И тотчас же провалилась в сверкающую пустоту.

Глава 7 Прогулка по борделю

Сначала мне мерещились какие-то медведи…

Бурый увалень по кличке Федя и медведица Настасья Филипповна.

Еще медвежата у них были…

Помнится, старшего звали Ваня, среднего — Митя…

А как же звали младшего?

Тогда это почему-то казалось мне очень важным.

Все медвежье семейство гонялось за мной по санаторию с криками:

— Кто спал на моей кроватке?

— Кто ел из моей тарелки?

— На кого ты работаешь?

Медведица наконец догнала меня.

Высоко подняв когтистую лапу, она со всего размаха ударила меня по щеке.

Я застонала и приоткрыла глаза.

— На кого работаешь, мерзавка? — повторился настоятельный вопрос.

Надо мной склонилась рыжая голова с тщательно прилизанными волосами.

В полутьме — шторы были наглухо задернуты — я различила знакомое лицо.

Павел Алексеевич казался очень рассерженным.

— Может, ты чересчур сильно ее двинул, а, Паша? — предположил женский голос, доносящийся откуда-то из-за моей спины.

Хорошая подсказка.

Я решила, что этот вариант мне вполне подходит.

Теперь требуется звуковое подтверждение высказанной гипотезы.

Дернувшись, я захрипела, словно удавленник.

И, для полноты картины, исторгла из себя долгий протяжный стон.

— Черт, может, и правда… — растерянно пробормотал Павел Алексеевич.

Он теперь уже нежно потрепал меня по щеке.

Его ладонь была слегка влажной от пота и пахла лицензионным одеколоном «Аль Капоне».

Я едва не укусила его за палец.

Впрочем, этот жест отчаяния был бы единственным жестом, на который я была способна.

Мои руки и ноги были прочно привязаны к тем самым деревянным столбикам по углам кровати.

И, к сожалению, меня лишили свободы передвижения, пока я пребывала в бессознательном состоянии.

Иначе я хотя бы попробовала напрячь мускулы, когда меня связывали.

Чтобы потом, ослабив мышцы, попробовать освободиться, используя зазор между телом и веревками.

— Марков, к тебе пришли, — донесся издалека голос коридорного.

Павел Алексеевич встрепенулся.

— Проводи наверх, в шестнадцатую, — крикнул он из спальни. — Сейчас буду.

— А с этой как быть?

Мне показалось, что это говорит Аглая.

И речь явно шла обо мне.

— Как с этой быть? Пусть пока полежит, — решил Павел Алексеевич.

Сквозь полуприкрытые веки, как через плотные шторы, я видела его озабоченное лицо.

— А кое-кому давно пора и за работу, — обернулся Марков к Аглае. — Уже два клиента ерзают, тебя дожидаются. Нехорошо.

— Но вы же сами приказали, — обиженно начала оправдываться Аглая.

— Пошли, пошли, — Марков взял ее под локоть и вытолкнул из спальни.

Я услышала, как в замке повернулся ключ.

Видно, веревок им показалось недостаточно.

Кажется, эти гады решили нарушить мой распорядок дня.

Ох и не люблю, когда чужие поступки вторгаются в мои планы!

К тому же я чертовски проголодалась.

Пустой желудок взывал к моему рассудку:

— Сделай что-нибудь!

Легко сказать…

Я попробовала пошевелить рукой.

Вроде пальцы свободны.

Но до узлов на запястьях не дотянуться.

А что у нас с головой?

Мне удалось чуть приподнять затылок.

Но я сразу же опустила его на подушку, едва не застонав от тупой боли.

Что за дурная привычка бить людей по голове?

Горячая щека вдавилась в мягкую подушку.

Но тут слева от меня что-то блеснуло.

Превозмогая боль, я постаралась снова чуть приподнять голову.

Точно.

Это шпилька, наверняка оброненная в недрах постели какой-нибудь из девиц.

Я сделала отчаянное движение головой, словно дрессированная собака, прыгающая за кусочком сахара, и ухватила ртом увиденный мною предмет.

Налипший на шпильку длинный вьющийся волос едва не вызвал у меня рвоту.

Впрочем, желудок мой был все равно пуст, как головы обманутых вкладчиков.

Я внутренне сконцентрировалась, настроилась на лучшее и с силой выплюнула шпильку в направлении моей правой руки.

И когда этот предмет, выпущенный из моего рта наподобие ракеты, приземлился мне прямо в ладонь, я издала победный крик.

Разумеется, про себя, а не вслух.

Зажав шпильку между пальцами, я смогла провести ее в середину узла.

Веревки чуть ослабли.

Теперь подцепить центральную, позволить ей чуть выскользнуть наружу и…

И вот уже онемевшими непослушными пальцами я распутывала узел.

Уф, одна рука готова.

Со второй проблем не будет.

Впрочем, хорошо, что их у меня не шесть.

За стеной дважды пробили часы.

Я довольно улыбнулась, зубами помогая своей правой руке освобождать левую.

Ага, вот теперь можно приняться и за нижние конечности.

Узлы, надо сказать, были затянуты на совесть.

Интересно, связывал меня лично Павел Алексеевич Марков или позвал коридорного?

«Ничего, разберемся», — пообещала я себе.

Осторожно встав с кровати, я сделала несколько приседаний, чтобы размять мышцы.

Затем я обследовала окна.

Увы, рамы были настолько глухими, что выбраться через окно бесшумно не представлялось возможным.

Разумеется, я могла бы и пренебречь конспирацией, наплевав на шумовые эффекты.

Уверена, что мне удалось бы убежать.

Но, как тогда, в особняке Устиновой, я решила, что следует отказаться от наиболее легкого пути и выбрать более трудный, но и более перспективный.

Чутье подсказывало мне, что в этом здании я смогу найти для себя много интересного.

И в первую очередь — некоторых его обитателей, с которыми я так и не смогла как следует поговорить.

Что ж, если окно отпадает, то что у нас с дверью?

Так и есть, эти олухи оставили ключ в замке.

Удивительно, до чего сильны некоторые стереотипы!

Наивные люди думают, что если запереть дверь снаружи, то изнутри ее открыть не удастся.

Очень легкомысленная позиция.

Особенно, если ты имеешь дело с американским типом замка.

Просунув в микроскопическое отверстие кончик шпильки, я быстро освоилась с этим механизмом.

Непростую науку взлома мне довелось изучить во время расследования убийства одного крупного государственного деятеля.

Довольно банальное убийство из ревности весьма осложнялось тем, что труп политика был заперт в его собственном сейфе.

Пришлось вызывать специалиста.

Старый взломщик многому научил меня тогда.

А я оказалась прилежной ученицей.

Мало ли какие навыки могут пригодиться в жизни!

История давняя, но хорошо, что я запомнила все тонкости трудной работы медвежатника.

Я жала на шпильку, установив ее в нужную позицию.

Действовать надо было нежно, но непреклонно, осторожно двигая рукой.

Словно соблазнитель малолетних, добирающийся до трепещущего лобка своей жертвы.

Клац — и все дела.

Дверь слегка приоткрылась, как будто приглашая меня покинуть место заключения.

Я осторожно выглянула в гостиную.

Вроде никого.

Тихой змейкой проскользнув через комнату, я выбралась в коридор.

Меня слегка шатало.

Как от голода, так и от недавнего удара по голове.

В глазах рябило даже от тусклого света бра, развешанных вдоль по стенам.

Уводящая вдаль ковровая дорожка показалась мне неким пресмыкающимся, по спине которого мне предстоит идти.

На затылке явно вспухала шишка.

Черт, они мне за это заплатят!

Вот только доберусь до Павла Алексеевича…

Впрочем, зачем далеко ходить?

Сквозь щелку в двери показалась спина коридорного.

Меланхолично жуя жвачку, он медленно, вразвалочку направлялся к своему столу.

Коридор был пуст.

Словно обезумевшая рысь, я прыгнула ему на шею.

Вцепившись рукой в его шелковистые волосы, я задрала его голову назад до отказа.

Кажется, я тогда даже зарычала от ярости и чересчур сильно сдавила пальцами его кадык.

Парень настолько ошалел от неожиданности, что даже не пробовал сопротивляться.

— Это не я… — прохрипел он, увидев мои выпученные от ярости глаза.

— Как это не ты? — удивилась я.

— Не я вас… — пояснил он с трудом.

— Тогда кто? — настойчиво спросила я, надавив на его горло посильнее.

— Марков… Пустите… — извивался коридорный, словно уж перед смертью.

— Будешь кричать — шею сверну, — пообещала я жутким шепотом.

И одним четким ударом ребра ладони за ухом отключила его от реальности.

Минут тридцать он будет валяться без сознания.

А значит, не помешает мне обследовать пространства борделя.

Но возлежать, раскинув руки, посреди коридора ему явно не следует.

Придется заняться переноской тяжестей.

Поднатужившись, я втащила его в комнату номер восемь.

Утерев пот, доволокла бесчувственную тушу до спальни и возрузила на кровать, еще хранившую углубления, оставленные моим телом.

Теперь меня интересовала комната номер шестнадцать.

Осторожно пробираясь по коридору к лестнице, ведущей на второй этаж, я остановилась и прислушалась.

Из-за двери с номером четыре доносились чьи-то сдавленные хрипы.

Может быть, там расправляются еще с какой-нибудь жертвой?

Я подергала за ручку, но дверь не подалась.

Ключа в скважине не было.

Тогда я нагнулась и заглянула в продолговатое отверстие.

Только коричневые шторы со стилизованными драконами на окнах.

В нерешительности я прикусила палец.

Что же делать?

Крики между тем усиливались.

Даже по коридору раздавалось их слабое эхо.

Эхо?

Стоп.

Откуда здесь эхо?

Да еще такое странное…

Как будто стереоэффект.

Я обернулась в сторону слабого отражения звука.

Оказывается, он исходил от стола коридорного.

Заинтригованная загадочным акустическим эффектом, я подошла поближе.

И таинственный феномен разрешился сам собой.

Стол коридорного был довольно неплохо оборудован для маленького зачуханного райцентра.

Здесь находился пульт наблюдения за всем, что происходит в номерах.

Небольшой динамик на панели оказывал звуковую поддержку изображению в миниатюрном телевизоре.

Телевизор был цветной, и, несмотря на малюсенький экран, сексуальную жизнь борделя можно было наблюдать в подробностях.

Сейчас был включен тумблер с цифрой четыре.

Я наклонилась к экрану и слегка покраснела.

И как это люди до такого додумываются?!

Нет, конечно, если двое совершают по взаимному согласию что им вздумается — никаких проблем.

Даже если это согласие выражается в определенной сумме…

Но такого я еще не видела.

Моя новая знакомая Аглая сидела верхом на медведе.

Девушка ела мед из трехлитровой банки, запуская туда ладонь и облизывая каждый палец по очереди.

При этом она стонала так, словно ее пытали в гестапо или НКВД.

Присмотревшись к медведю, я обнаружила, что это была всего лишь шкура.

В нее был облачен мужчина, лица которого я не могла разглядеть.

Зато его разнообразные члены и органы были видны очень хорошо.

Об остальном я предпочитаю умолчать.

Я решила проинспектировать все номера, дабы знать, где находятся сейчас Алла и Альбина.

Номер один и два были пусты.

В третьем какой-то негр мрачно и яростно совокуплялся с Аллой.

За этим действом, попивая кока-колу, меланхолично наблюдал бородатый старичок.

Номер четыре представлял собой довольно странное зрелище.

Обнаженная Альбина сидела в кресле, поджав ноги, и читала вслух «Преступление и наказание», как pаз ту сцену, где Раскольников и Соня читают о воскpесшем Лазаpе.

А ее клиент, пожилой дядечка в малиновом пиджаке, валялся по ковру.

При этом он бился головой об пол, бормоча что-то невнятное.

В пятом и шестом номерах царили мрак и пустота.

Щелкнув тумблером с цифрой восемь, я с удовлетворением получила возможность взглянуть на выведенного мной из строя коридорного.

Юноша лежал на кровати, запрокинув голову и разбросав руки в стороны.

Его правый башмак попирал шелковое покрывало.

А в девятом номере невообразимо толстая девица с двумя розовыми бантиками в косичках брызгала из пульверизатора на своего клиента.

Существенное добавление: клиент был обнажен и стоял на голове.

А в пульверизаторе был отнюдь не одеколон, а дешевый портвейн «Анапа», котоpый девушка пеpиодически добавляла во флакон из бутылки.

Ну и вкусы в этом городке!

С первым этажом было покончено.

Быстро вспомнив, какой номер называл коридорный, когда извещал Маркова о прибытии клиента, я нажала тумблер с цифрой шестнадцать.

На экране высветился Павел Алексеевич Марков.

Он был занят разговором с человеком, который сидел спиной к экрану.

— И все же, я не понимаю, чего вы от меня хотите, — протяжно говорил Марков, ласково поглаживая свою правую руку.

Не ушиб ли он кулак, когда бил меня по затылку?

Павел Алексеевич приблизил руку ко рту и слегка подул на тыльную сторону ладони.

— Вы же отказались сотрудничать со мной? — Марков снова взглянул на собеседника.

Тот сидел потупившись.

— Так зачем вы сюда пришли? От работы меня отрываете, просите, чтобы я вводил в заблуждение милицию… — лениво проговорил Павел Алексеевич.

— Мне тоже есть, что рассказать милиции, — глухо возразил его собеседник.

Марков невозмутимо развел руками.

— Пожалуйста! Если этого требует ваш гражданский долг — почему бы и нет. Вот только поверят ли вам… Уж больно вы уязвимы.

Сидевший спиной к экрану человек вскочил и в ярости шарахнул кулаком по столу.

— Когда… когда вы предлагали мне шантаж, предлагали мне видеокассету с этими мерзостями, я мог бы раздавить вас, как насекомое…

Он схватил со стола коробку спичек и с силой сжал ее в кулаке.

— Вот так!

Марков невозмутимо достал свою пачку болгарских сигарет и, тяжело вздохнув, полез за зажигалкой.

— Но вы этого не сделали, — ответил он, как бы упрекая собеседника. — Значит, это было не в ваших интересах. И знаете почему?

Он откинулся в кресле и с наслаждением выдохнул сигаретный дым.

— Потому что у вас были свои планы, не так ли?

Человек в бессильной злобе швырнул скомканный коробок за спину.

Как на грех, он умудрился угодить прямо в объектив замаскированной камеры.

Изображение чуть дернулось, но тут же выправилось.

И я смогла наконец рассмотреть лицо собеседника Павла Алексеевича.

Должна признаться, что я слегка опешила.

Это был Глеб Богданович Устинов.

Глава 8 Удавшееся покушение

— Каковы мои планы — не ваше дело, — мрачно заявил вдовец.

— Очень даже мое, судя по вашему предложению, — ехидно поправил его Марков.

Прильнув к экрану и затаив дыхание, я следила за происходящим.

Так вот как проводит свой рабочий день Глеб Богданович Устинов.

— Вы ведь просите ни много ни мало обеспечить ваше алиби, — с притворным ужасом произнес Марков. Павел Алексеевич с довольным видом откинулся в кресле и положил ноги на стол. Подошвы его ботинок отстояли от лица Глеба Устинова самое большее — на двадцать сантиметров.

Господин Марков явно наслаждался положением хозяина ситуации.

— Когда вы предлагали припугнуть Раису и потребовать от нее отказа от единоличного владения предприятием, вы вели себя по-другому, — сказал Устинов.

В его глухом голосе чувствовалась плохо скрываемая угроза.

— Но вы же взяли кассету! — торжествующе воскликнул Марков. — Взяли или нет?

— Взял, — неохотно подтвердил Устинов.

Ого!

Кажется, дельце закручивается не на шутку!

— И передали ее своей благоверной? — продолжал измываться Марков.

Устинов затравленно молчал.

— Так передали или нет? — настаивал Марков. — Я жду ответа.

— Вы и так знаете, что передал, — устало произнес Глеб Богданович, прикрывая рукой глаза.

— Во-от, — довольно констатировал Марков.

— Но я говорил не от себя, заметьте это! И Раиса никак не отозвалась на вашу провокацию! — попытался слабо сопротивляться Устинов.

— Какая разница! — захохотал Павел Алексеевич, радостно выпуская дым прямо в лицо Устинову.

Глеб Богданович был настолько подавлен, что даже не повел рукой, чтобы отогнать вьющиеся вокруг его волос клубы дыма.

И где только Марков достает такие сигареты?

Сейчас их днем с огнем не сыщешь…

Наверное, хорошенько запасся, когда еще и не думал бросать курить.

Неожиданно зазвенел телефон.

Нежно так затренькал.

Я в нерешительности поднесла руку к трубке, но подумала, что отвечать на звонок не стоит и нажала кнопку автоответчика.

— Милый, опять тебя нет, — разочарованно донесся до меня из динамика приятный женский голосок.

Похоже, звонила подруга коридорного.

Стоит ли терять время на выслушивание неинтересных мне монологов?

Я уже подняла руку, чтобы обрубить линию, но что-то меня остановило.

Словно какая-то неведомая, но мощная сила мешала мне прикоснуться пальцем к маленькой кнопочке с перечеркнутым микрофоном на ней.

И я поняла, что это за сила.

Моя интуиция, разумеется.

Дело в том, что я уже где-то слышала этот голос.

Но гадать мне не пришлось.

Хотя меня на это прямо провоцировали.

— Ты узнал меня, заяц? — проворковал голосок.

И залился радостным хохотом.

— Конечно, узнал, лапка моя серенькая. Это я, твоя ненаглядная. Ну-ка, повтори мое имя, когда будешь слушать эту запись…

Похоже, отношения у этой парочки были нежными до приторности.

— Тяни мое имечко до-олго-до-олго… — изнывала трубка. — Ле-ера, Ле-ерочка… Вот так, молодец.

Так и есть.

Это был голос Калерии, жены Сергея Устинова.

Черт, как у них тут все перепутано!

Есть такая закономерность: чем меньше пространство, тем большее напряжение в нем создается.

И чем меньше городок, тем сложнее отношения между его обитателями, это уж точно.

Все беды — из-за малого пространства.

Представляю себе, какие поистине шекспировские страсти могут разыгрываться в крохотных деревеньках на шесть-семь дворов.

— А тепе-ерь, — вкрадчиво продолжала трубка, — мы займемся любовью.

Я аж вздрогнула.

— Что, прямо здесь? — невольно вырвалось у меня.

— Да-да, прямо здесь и сейчас, — продолжал голос неверной жены, словно отвечая на мой вопрос.

Последовало необходимое пояснение:

— Мой муженек на работе, тетка пошла в продмаг и раньше, чем через час, не появится, будет учить продавщиц, как правильно считать деньги.

Тут Калерия снова звонко рассмеялась.

Я тоже невольно улыбнулась, представив Анну Андреевну Дремлюгу, поучающую работников торговли.

— А свекор снова по грибы пошел, — нежно ворковала Калерия, — так что нам никто не помешает.

Бедный коридорный!

Лежит себе без сознания, вместо того чтобы…

Н-да.

— Знаешь, а я уже голенькая, — поведала Калерия. — И глажу себя вот здесь. А твой петушок уже взбодрился? Представь себе, что я…

Я приглушила звук.

В конце концов, я не обязана выслушивать эту звуковую порнографию.

Хм, тоже мне, зайчик…

И я тут же встрепенулась.

Не зайчик!

Заяц.

Она назвала его «заяц».

Ласкательное прозвище, или…

Я судорожно схватила книгу дежурного.

Пролистав несколько страниц, добралась до листа, помеченного сегодняшним днем.

«Вахту принял Генрих Зайковский», — значилось черным по белому.

Вернее, синим по серому — чернила были из шариковой ручки, а бумага достаточно плохого качества.

Так вот ты каков, бой-френд покойницы!

Я оставила Калерию добалтывать свой соблазнительный текст, — впрочем, она уже только тихо охала и изъяснялась исключительно междометиями, — и бегом ринулась в номер восьмой.

Коридорный, кажется, начинал приходить в себя.

Он тихо охал, точь-в-точь как Калерия по телефону, и бессмысленно поводил в воздухе руками, будто разгонял воздушные шары.

Я больно ткнула его кончиками крепко сжатых пальцев в область почек.

В ответ мне раздался сладострастный стон.

Я повторила свой удар.

Коридорный Генрих застонал совсем уж непристойно.

На его губах появилась мечтательная улыбка.

Я, кажется, начала понимать.

Он был из той породы мужчин, которые нуждаются в женщине-хозяйке, привыкли играть роль раба и сексуальное наслаждение получают только от побоев.

Я читала в детстве Захер-Мазоха.

Вообще-то на меня это чтение не произвело сильного впечатления, но с тех пор я стала немного лучше разбираться в жизни.

Генрих продолжал стонать.

Неужели он кончит, так и не приходя в сознание?

Радостный вопль слетел с его уст, и Зайковский бессильно обмяк.

Его одежда слегка задралась, обнажив торс.

Тело юноши было исполосовано вдоль и поперек красными глубокими шрамами.

Похоже на следы от кнута.

Неужели ему это нравится?

Ницшевский Заратустра советовал мужчине брать хлыст, когда он идет к женщине. А передо мной был субъект, который поступал прямо противоположным образом.

Неужели мне не удастся привести его в чувство?

Я попыталась ударить его по щеке.

Но Генрих Зайковский лишь нежно промычал что-то нечленораздельное.

Тогда я вернулась к пульту наблюдения.

И сразу же погрузилась в какофонию звуков.

Калерия визжала в динамике телефона, забираясь голосом в самые верхние октавы.

А Марков с Устиновым уже стояли нос к носу, крепко сжав побелевшие от напряжения кулаки.

Они оба орали друг на друга так громко, что мембрана динамика лишь гудела от вибрации, и я не могла разобрать ни слова.

Я решительно встала и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.

Быстро взбежав по ступеням, я сверилась с номерами на дверях и повернула направо.

Крики, несмотря на хорошую звукоизоляцию, были слышны даже в коридоре.

Из соседних дверей уже выглядывали озабоченные клиенты и труженицы фирмы «Все для вас».

Впрочем, заметив мою боевую осанку, они сразу попрятались.

Из-за двери с номером шестнадцать послышался грохот падающей мебели.

Я рывком открыла дверь и замерла на пороге.

Марков и Устинов катались по полу, вцепившись друг другу в глотки и круша все вокруг. На меня они не обращали никакого внимания, настолько были поглощены схваткой. Несколько секунд я стояла у самой двери, уперев руки в бока, и наблюдала за дракой.

Похоже, мне пора вмешаться.

Но за меня это сделали другие.

Сначала мне показалось, что во дворе вдруг заработал шумный компрессор, вскрывающий асфальт.

Только почему звук раздается над самым моим ухом?

А в окна полетел град щебенки.

Я инстинктивно присела, заслонившись толстым полированным столиком, как щитом.

И правильно сделала.

Когда позже я осмотрела этот столик из мореного дуба с крышкой в четыре пальца толщиной, то обнаружила в нем несколько застрявших пуль.

Если бы не толстая железная пластина снизу, то мне бы несдобpовать.

Эти пули вполне могли бы оказаться не в благородном дереве, а в моем теле.

И тогда загадка смерти Раисы Устиновой вряд ли могла быть разрешена.

А я бы встретилась с ней на том свете…

Оставив лежать в номере районного борделя свое испорченное несколькими лишними отверстиями тело.

Впрочем, столик тоже пришел в негодность…

Драчуны продолжали дружно душить друг дружку.

В чувство их смогла привести только новая серия автоматных очередей.

— Что такое?.. — выпустил горло своего противника Павел Алексеевич Марков и чуть приподнял голову.

Вжик!

Пролетевшая в миллиметре от его виска пуля тут же аккуратно сняла прядь его рыжих волос, заметно уменьшив и без того незначительное их количество.

А по лестнице уже грохотали шаги.

Марков в испуге вжался в угол.

Он беспомощно хлопал себя по карманам, словно ребенок в поисках соски.

«Наверное, у него пистолет в кобуре под мышкой», — подумала я.

Но единственное, что он смог извлечь из своей одежды, было не оружие, а пачка сигарет.

Он сунул «Опал» себе в рот и попытался прикурить сигарету со стороны фильтра.

Неужели ему изменил рассудок?

— Брошу курить! Господи, только пронеси! — отрешенно бормотал он.

Устинов — тот, напротив, сидел на полу под окном и спокойно смотрел на дверь.

Впрочем, ему нечего было бояться.

Ведь наезжали явно на фирму, а не на частное лицо, не вовремя оказавшееся в этом помещении.

На пороге возник рослый мужик с «калашниковым».

За его спиной маячили еще двое.

— Не надо, пожалуйста! — протянул к ним руки Павел Алексеевич, умоляя о пощаде, и пополз навстречу незваным гостям на коленях.

Налетчик даже не взглянул в его сторону.

Холодные голубые глаза убийцы в упор смотрели на другого человека.

На лице автоматчика появилась зловещая улыбка.

Скрючившись между ножками столика, я могла видеть все происходящее.

И то, что случилось, настолько поразило меня, что я на мгновение утратила чувство реальности.

Киллер медленно поднял автомат и выпустил очередь в голову Устинова.

Глеб Богданович покачнулся и рухнул набок, лицом в осколки стекла.

У него было снесено полчерепа.

Похоже, на этом работа налетчиков закончилась.

Автоматчик для острастки пустил длинную очередь по потолку.

Напоследок взглянув на смертельно испуганного Павла Алексеевича, человек с оружием медленно повернулся на каблуках и вышел.

Марков с облегчением смахнул пот со лба и достал зажигалку.

Он поднес огонь к новой сигарете и с наслаждением затянулся.

— За нарушение обетов может последовать строгое наказание, — через плечо бросила я ему, встав из-за своего укрытия и устремляясь в коридор.

— А, это вы… — медленно произнес Павел Алексеевич с блаженной улыбкой идиота. — Постойте, постойте, как же вам удалось…

Но мне уже было не до него.

Глава 9 Кровь за кровь

Стремглав вылетев в коридор, я увидела стриженый затылок налетчика, неторопливо спускающегося по лестнице.

Парень поигрывал автоматом, о чем-то перебрасываясь словами со своими двумя напарниками.

Эти субъекты выглядели, словно усталые, но довольные работяги после трудового дня, неспешно обсуждающие, в каком гадюшнике им пропить заработанные денежки.

Я примерила расстояние и, ни секунды не колеблясь, бросилась вниз через перила, широко раскинув руки.

Расчет оказался точным.

Рухнула я прямиком на плечи стрелявшего парня.

Он был настолько не подготовлен к нападению, особенно — такому неожиданному и стремительному, что вопрос о сопротивлении просто не успел встать.

Мои каблуки впечатались киллеру в очень чувствительные ямочки возле ключиц — этому приему меня научил один тибетский монах.

Такой толчок действует, как хороший удар электрическим током.

Парень, скривившись от адской боли, изогнулся в дугу и обмяк, обхватив меня слабеющими руками.

Двое других налетчиков, отпрыгнув в разные стороны, быстро вскинули свое оружие — скорострельная винтовка у одного и пистолет — у другого.

Раздался треск выстрелов.

Веселые пули хлестали по мраморным колоннам и чугунной решетке лестницы.

Но реакция этой парочки была чересчур поспешна.

Выстрелы поразили их же товарища, телом которого я была надежно защищена.

Впрочем, будь у них разрывные пули, неизвестно, как бы все для меня обернулось.

Но, можно сказать, что мне повезло.

Мой живой щит был на редкость крупным представителем мужского пола.

Наверняка парень с детства усердно занимался бодибилдингом.

Его мускулы были настолько накачаны, что пули застревали в них, как мухи в вишневом клею.

Да и кости у него были широкие.

Но я не смогла бы долго выдерживать эту махину, ухватив тело под мышки.

Тем паче что и стрелявшие уже готовились сменить позицию обстрела.

Нужно было действовать решительно и не тратя драгоценные секунды на обдумывание.

Я направила висевший на плече убитого автомат в сторону его товарищей и выпустила в них оставшиеся в рожке пули.

А потом, потеряв остаток сил, упала к подножию лестницы, едва успев столкнуть с себя громоздкую тушу киллера.

Перекатившись за колонну, я перевела дух.

Кстати, это оказалось не так просто.

Тяжесть тела, только что лежавшего на мне, была настолько велика, что я с трудом вдохнула воздух.

Парень, хоть и мертвый, чуть не сломал мне грудную клетку.

В уши ударила оглушающая тишина.

Я осторожно выглянула из укрытия.

Картина, открывшаяся мне, напоминала финальную сцену какого-нибудь боевика.

Двое налетчиков были нейтрализованы.

Причем, кажется, навсегда.

У одного поперек тела простиралась широкая кровавая лента — следы пуль.

Второй, получивший пулю в шею, доживал последние секунды.

В таких случаях говорят: не надо врача, позовите священника.

Ему уже нельзя было помочь.

И я решила использовать эти короткие мгновения хотя бы для пользы дела.

В конце концов, я давала возможность человеку перед смертью совершить хороший поступок.

А ведь многие бы дорого заплатили за такую возможность…

Я склонилась над умирающим и, глядя в его угасающие глаза, прокричала:

— Кто тебя послал! Отвечай! Тебе за это семь грехов простится!

Отвечать он не мог.

В том смысле, что пуля задела связки.

Но речь мою понимал.

И решил напоследок поторговаться.

Он отрицательно помотал головой и с трудом поднял окровавленную руку.

Расставил пятерню, сжал ее и снова выпрямил дрожащие пальцы.

Я нахмурилась в недоумении, но наконец до меня дошел смысл его жеста.

— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо крикнула я прямо ему в ухо. — Не семь грехов простится, десять! Слышишь, десять! Одиннадцать!

На губах умирающего появилась улыбка.

Он снова поднял руку, выставил к небу указательный палец и слегка покрутил им.

После этого дернулся и отдал богу душу.

Я выпрямилась раздосадованная.

На этот раз я не разобрала, что же он хотел мне этим сказать.

Что его обвели вокруг пальца?

Или что-то иное?

— Эй!.. — раздался сверху хриплый шепот. — Что у вас там?

Сквозь прутья решетки на меня уставилась испачканная размазанной штукатуркой и пылью физиономия Павла Алексеевича Маркова.

— Ушли? — снова спросил он, облизывая потрескавшиеся губы.

Я молча поманила его пальцем.

Павел Алексеевич повел глазами в разные стороны, — нет ли какого подвоха, — и, прихрамывая на обе ноги, с трудом спустился по лестнице.

Остановившись возле распластанных трупов, он с сожалением ковырнул щербинку, оставленную в мраморной колонне автоматной пулей.

— Ай-ай-ай, — покачал головой Павел Алексеевич. — И двух месяцев не прошло, как ремонт закончили. Какая неприятность!

Господин Марков посмотрел на меня, очевидно, ожидая слов сочувствия.

Я с недоумением взглянула на него.

Издевается или крыша поехала?

— Знаете что, Павел Алексеевич, — сказала я, немного подумав. — У меня к вам есть предложение. И я не сомневаюсь, что вы его примете.

— Это почему же? — поинтересовался Марков.

— Потому что у вас нет другого выхода, — издевательски пояснила я.

Павел Алексеевич Марков выглядел, как клоун на цирковой арене.

Его и без того редкая шевелюра окончательно пришла в полную негодность, а костюм нуждался как минимум в химчистке.

Такой облик вызвал бы у любого другого человека лишь улыбку.

Но я кипела ненавистью к этому негодяю.

Вдобавок у меня на затылке снова заныла шишка.

— Вы сейчас, здесь, ответите на все мои вопросы, — непреклонным тоном проговорила я, сверля координатора секс-бизнеса глазами.

Марков слушал меня, поджав губы и потупив взор.

— И вопросы эти будут касаться Раисы Устиновой и ее мужа, — продолжала я диктовать свои условия. — В обмен на это я готова позабыть про два ваших неблаговидных поступка по отношению ко мне. И не сообщать о них органам правопорядка.

— Два? Почему два? — переспросил Павел Алексеевич.

— Именно два, — подтвердила я. — У вас плохо с арифметикой.

Для наглядного пояснения я загнула один палец.

— Нанесение телесных повреждений — раз.

Марков согласно кивнул.

— И насильственное удержание путем связывания меня, пока я пребывала в бесчувственном состоянии, — загнула я второй палец.

Павел Алексеевич скорбно согласился с моим подсчетом, выразив это кивком головы.

— Раиса была вашей постоянной клиенткой? — задала я первый вопрос.

Марков снова молча кивнул.

Я едва сдержала охвативший меня приступ гнева.

Он что, так и будет все время кивать, словно китайский болванчик?

— Не слышу ответа, — злобно прошипела я.

— А? Что? — встрепенулся Марков.

Он посмотрел на меня и в испуге отшатнулся.

Наверное, на моем лице была написана такая злоба, что Павел Алексеевич испугался побоев и быстро ответил:

— Да-да, Рая частенько звонила.

— Она приезжала к вам сама, или…

На этот раз Марков не задержался с ответом.

Похоже, он осознал всю серьезность своего положения, — я в ту минуту была способна на многое.

— Сначала она появлялась только у нас, но впоследствии мы пошли навстречу ее желаниям и, вопреки заведенным у нас правилам, разрешили нашим сотрудникам посещать ее на дому. Хотя, обычно мы…

— Сотрудникам? — удивилась я.

— Женского пола, — пояснил Павел Алексеевич. — Хотя… хотя я не уверен, что это было правильное решение.

— Почему? — напирала я.

Марков тяжело вздохнул.

— Был один неприятный случай… Впрочем, об этом лучше спросить девочек.

— Соберите их в восьмой номер, — приказала я. — И пусть кто-нибудь уладит все с милицией. Она наверняка будет здесь с минуты на минуту.

Марков чуть насмешливо посмотрел на меня.

— Скорее с часу на час, — пошутил он и отправился выполнять мое требование.

Через несколько минут все снова были в сборе на том же месте.

Девицы вели себя так, будто ничего особенного не произошло.

Я часто замечала, что девушки подобного рода занятий бесстыдны не только «по работе». Циничное отношение распространяется у них и на прочие аспекты человеческого существования. Элементарную этику, например.

Во всяком случае, по отношению ко мне никакой вины они не испытывали.

— Рассказывай, — повернулся Марков к Аглае.

Та пожала плечами.

— В общем… засекла она Оленьку.

— Как… засекла? — подскочила я от удивления. — Кнутом, что ли?

— Вроде того, — тихо сказала Алла. — Плеточкой. С кистями на конце. Фирмы «Жоашен». Знаете, такие разноцветные, немецкие…

— Не знаю, — твердо сказала я. — Когда и как это случилось?

— Ну… — продолжила Аглая, — поехали мы к Рае как-то вечером. А она, Рая то есть, была в каком-то особенно приподнятом настроении, возбужденная слишком, Чайковского слушала…

— «Времена года», — подсказала Алла.

— Ага, — согласилась Аглая. — Точно. Про зиму. Обычно, как все это происходило? Мы приходим, раздеваемся, она уже в облачении — в сапожищах и с плеткой или мухобойкой. Ну, побьет немного, хорошо ей станет, успокоится. Посидим после вместе, чай попьем. Без подарков не обходилось. Сами понимаете…

Аглая развела руками.

— Подарков? — настороженно подал голос Павел Алексеевич.

Он возмущенно обернулся к девушке.

— Это каких еще подарков? И почему я об этом ничего не знал? Позабыли устав предприятия? Может, вы еще и налево работаете?

— Пал Алексеич! — вскричала молчавшая дотоле Альбина. — Да за такое не то что подарки — наличной валюты мало! Вы бы сами…

— Молчать! — прикрикнул на нее взбешенный Марков. — Уволю.

Альбина громко хмыкнула, но предпочла не раздражать шефа.

— А тогда, — с глазами расширенными от ужаса, охватившего ее в процессе воспоминаний, поведала мне Аглая, — тогда на Раису что-то нашло. Или плетка тяжеловата была… Как ты думаешь, Алка?

Она повернулась к подруге.

— Инструкцию не изучили как следует. Там ведь режим эксплуатации указан, — ехидно произнесла та. — Нет бы на переводчика потратиться, коль сами немецким не владеют… Куда там! Сразу в дело пускать, без инструктажа… Вот и травматизм на рабочем месте. К тому же со смертельным исходом.

Очевидно, этот упрек был адресован Павлу Алексеевичу Маркову.

Но тот выслушал замаскированное обвинение с совершенно бесстрастной физиономией.

— Мы слушаем вас, Аглая, — попросил он девушку. — Продолжайте, пожалуйста.

— Что-то с ней было не так, не как всегда, — тихо проговорила девушка, стараясь не встречаться ни с кем глазами. — Словно зверь ненасытный. Никак не могли ее остановить, на руках повисали… Вот и…

Тут она всхлипнула и быстро вытерла сбежавшую с ресницы слезу.

— А Заяц? Присутствовал ли Заяц во время ваших… занятий? И если да — то принимал ли в них участие?

— Нет, что вы, — даже удивилась Альбина. — Нас она вызывала, когда Генрих дежурил. Если бы он был у нее, стала бы она нас заказывать!

— Да он бы дуба дал через месяц, если бы тут не отдыхал, — набросилась на нее Алла. — Он же ходит и носом клюет от недосыпу да рубцы от плетки одеколоном прижигает, видела, небось?

— Все равно заказывала бы, — тихо, но непреклонно произнесла Альбина.

— А в тот вечер вы ведь были у нее?

Наступила неловкая пауза.

Кажется, разговор становился опасным, и девушки это понимали.

— Рассказывать? — едва слышно спросила Аглая у Маркова.

— Я что — неясно выразился? — злобно процедил Павел Алексеевич. — Отвечайте, когда вас спрашивают!

— Да тут и раcсказывать, собственно, нечего, — грубо огрызнулась Аглая.

Она напрягла свою девичью память, но так и не смогла вспомнить ничего, что выделяло бы тот вечер из череды точно таких же вечеров.

— В тот вечер все было как обычно, хоть мы и побаивались с тех пор, как Ольгу… Ну, в общем, понятно. Только чаем не угостила на этот раз. Все на часы смотрела. Хахаля своего, что ли, ждала, верно, Алла?

— Точно, — подтвердила ее подруга. — У Генриха как раз смена кончилась, да он запропастился куда-то.

— Ведь она второй день подряд нас заказывала, — включилась в общий разговор Альбина. — И в этот раз — потому что Заяц был невесть где.

Как интересно получается!

Раисе всегда нужен кто-то рядом.

Либо девушки, либо Генрих.

А Зайковский в этот вечер, вместо того чтобы навестить ее, преспокойно играл на бильярде в санаторном корпусе.

— Еще вопросы? — обратился ко мне Марков.

— Да, — твердо сказала я. — Но только к вам. Остальные могут идти.

Когда нас оставили одних, я спросила:

— А что было на кассете, которую вы передали Глебу Устинову?

— На кассете? — замялся Марков. — Это самое и было заснято. Их развлечения то есть. Когда Раиса Михайловна еще к нам наведывалась.

— Почему вы испытывали такой интерес к деятельности «Рамиуса»?

Тут Павел Алексеевич задумался.

Ответить правду он не мог, а чтобы хорошо солгать, нужно было все обмозговать.

— Н-ну, я так вам отвечу, — медленно проговорил Марков. — Я хотел испытать Устинову на предмет возможности манипулирования. Посмотреть, поддастся ли она на…

— Шантаж, — подсказала я слово.

Марков цинично улыбнулся.

— А хоть бы и так, — пожал он плечами. — С волками жить… В конце концов она не расплатилась со мной за гибель ценного сотрудника. Только все обещала и обещала. Похоже, дела в фирме шли не бог весть как.

Странно, от Веретенникова я слышала совершенно противоположное.

Но Марков так и не ответил прямо на мой вопрос.

И это показалось мне очень важным.

— Ну я и решил надавить на Раю через ее муженька. Только тот оказался рохлей и разгильдяем. Неделю не решался вручить ей кассету. А когда сделал это — та даже ухом не повела. И вела себя так, будто ничего не произошло. Ну, я и не стал обострять…

— Решили выждать?

— Можно сказать и так, — не стал притворяться Павел Алексеевич.

И тут что-то стало складываться в моем мозгу в пока еще смутную картину.

Я улыбнулась Павлу Алексеевичу и, подняв указательный палец, покрутила им возле его лица.

Тот удивленно посмотрел на меня.

— Павел Алексеевич, там эти, в мундирах, — просунула голову в номер Аглая. — Вас хотят.

— Скажи — сейчас приду. Сколько их? — вопросил господин Марков.

— Трое, — ответила Аглая.

— Старший… — повернулся к ней Марков.

— Лейтенант.

— Значит, две с половиной, — сделал вывод Марков.

Вытащив из кармана ключи, очевидно, от сейфа с наличкой, он поднялся с кресла.

— Я еще вам нужен?

Его покорный вид выражал готовность исполнить любое мое пожелание.

— Наверное, нет, — решила я. — Но я пока не ухожу.

Мне еще предстояла увлекательная беседа с интересным человеком.

— Кстати, а где Генрих? — обернулся Марков в дверях. — Его что, тоже пристрелили?

— Нет, он тут, в спальне, — указала я рукой на соседнюю комнату. — А вас что, устроило бы, если бы Зайковский отправился на тот свет?

— Что вы! — прижал к груди руки Павел Алексеевич. — Как можно…

Когда я осталась одна, меня снова начал обуревать голод.

Но я не могла все бросить и направиться в какое-нибудь ближайшее заведение.

Черт, как есть-то хочется!

Надо поскорее закругляться.

Тем более что до встречи с Валентиной Багрицкой у меня остается всего сорок минут.

Я решительно встала с кресла и, уже в четвертый раз за этот день, направилась в спальню восьмого номера.

Для начала я врубила все светильники и большую люстру, а затем отдернула шторы.

В комнату хлынул поток яркого света.

Генрих, связанный по рукам и ногам, зажмурил глаза.

— Очухался, милок? — спросила я, присаживаясь на угол кровати.

Зайковский посмотрел на меня совершенно пустыми глазами и ничего не ответил.

Я вздохнула и положила руку ему на колено.

— Расскажи мне о Раисе! — приказала я. — А не то я из тебя отбивную сделаю.

И тут же поняла, что совершила ошибку.

Глаза Генриха радостно засветились, и он быстро-быстро закивал головой.

— Впрочем, нет, — я сделала вид, что передумала и собираюсь уйти.

— Постойте! — жалобно крикнул Зайковский. — Пожалуйста…

Я чуть обернулась в его сторону.

Генрих умоляюще смотрел на меня.

— Понимаете, — быстро проговорил он, — все так хорошо устроено… Я уже связан, вы меня побили… Добавьте еще немного для полноты ощущений, а я тогда вам расскажу обо всем, что вы хотите знать.

Ого!

Таких методов моя совесть не принимает.

— Идет? — с надеждой в голосе спросил меня Генрих Зайковский.

— Нет, нет и нет, — твердо сказала я и повернулась к порогу.

— Ну хотя бы замахнитесь! — раздался отчаянный вопль Генриха.

Замахнуться?

Что ж, почему бы и нет.

Я подскочила к кровати и занесла кулак.

— Говори, падла! — прохрипела я.

И действительно почувствовала, что начинаю злиться по-настоящему.

Генрих был явно испуган.

Но, судя по тому, как он сразу же заерзал, это ему нравилось.

— Спрашивай, — произнес он страстным шепотом.

— Раиса часто с тобой забавлялась подобным образом?

— Каждый вечер, когда я не дежурил здесь.

— Почему тебя не было в ту ночь у Раисы? — задала я самый важный вопрос.

Генрих отрицательно покачал головой.

— Ударь меня, — попросил он.

Бить связанного человека…

Да еще по его просьбе…

Такого в моей практике еще не было.

Что же с тобой делать, гад?

Я закрыла глаза и смазала его по физиономии.

Лицо Зайковского расплылось в блаженной улыбке.

— Отвечай, — напомнила я.

— Потому что меня об этом попросили, — хитро улыбнувшись, проговорил Генрих.

Вот собака!

Выторговывает себе новый удар.

— Кто?

Зайковский снова покачал головой.

— Хочешь, я сама назову имя? — предложила я разумный компромисс.

— Не-а, — игриво произнес Генрих.

— Ты только скажешь «да» или «нет», — настаивала я. — Всего одно слово!

— Фигушки, — упорствовал Зайковский. — Сначала врежь мне как следует.

Я потеряла терпение и схватила его за грудки.

— Ты перестанешь надо мной измываться! — громко закричала я, не помня себя от приступа ярости.

Но тут же выпустила его рубашку из рук.

Ведь парню это нравилось.

Вот бы его в гестапо!

Или в наши органы!

Какой бы кайф он словил!

Вечный кайф!

Я собралась с силами и дважды наотмашь ударила его по лицу.

От моего сильного удара у парня лопнула губа.

Теплая струйка крови потекла по его подбородку и устремилась на шею.

Генрих тихонько захихикал.

Наверное, ему было щекотно.

Я вынула платок и вытерла кровь, испачкав ему при этом губы.

Теперь Генрих Зайковский выглядел, как заправский вампир из Богемских лесов.

Он даже слегка застонал от удовольствия.

Похоже, скоро кончит.

Достаточно!

С меня хватит этого театра.

Я наклонилась над ним и прошептала ему на ухо всего одно слово.

И продемонстрировала парню прощальный жест умирающего киллера.

Генрих сдержал свое обещание.

Он ответил:

— Да.

Глава 1 °Cветская жизнь

Я со всех ног спешила на встречу с Валентиной Багрицкой.

Кроме естественного желания быть пунктуальной, я вдобавок еще и умирала от голода.

Может быть, в кафе с названием «Итальянское мороженое» есть не только десерт?

Например, какие-нибудь котлетки…

О-о, какая резь в желудке!

Черт, когда же наконец в наших райцентрах начнут торговать на улицах чем-нибудь пристойным?

Какой-нибудь разновидностью «фаст-фуд», например.

Сейчас бы сочный гамбургер или двойной чисбургер с картофелем фри…

Стоп!

Немедленно прекратить этот гастрономический мазохизм! — приказала я себе.

Вот уже виднеется покосившаяся вывеска.

Еще пять минут быстрой ходьбы, и что-нибудь да упадет в твой желудок.

И вообще, надо худеть!

Уже соседка по лестничной клетке, встретив меня как-то, выдает с ехидной усмешкой:

— Милочка, вы так похорошели! А то ходили — худющая! Сейчас — совсем другое дело.

Что в переводе на нормальный человеческий язык означает примерно следующее:

— А ты, мать, располнела, как корова!

…Кафе под названием «Итальянское мороженое» потрясло меня уже на самом пороге.

Когда я распахнула дверь и устремилась внутрь помещения, то должна была с первых же шагов несколько умерить свою прыть.

Мне повстречалось необычное препятствие.

В холле, как раз на проходе в зал, сидел прямо на полу человек.

Воздух на несколько метров вокруг него был пропитан винными парами.

— Не позволю… — бормотал он себе под нос, сжимая огромные кулаки.

Одет мужчина был в дырявые тренировочные штаны и заляпанную жирными пятнами майку.

Я попыталась обойти его справа, потом слева, но пьяница шатался из стороны в сторону, абсолютно перекрывая дорогу вперед.

— Н-никому, н-никому не позволю, — шептал он с уверенностью, которая наблюдается только у очень сильно выпившего человека.

Я огляделась в поисках швейцара.

Или, на худой конец, вышибалы.

Ишь, чего захотела!

Чай, не в Нью-Йорках, не в Парижах!

Действуй своими силами.

Я оценивающе взглянула на живую бормочущую преграду, продолжающую раскачиваться.

Бить его мне не очень хотелось.

И я поступила гораздо проще.

Я просто перепрыгнула через его голову, высоко поджав ноги.

Самое любопытное — что надравшийся абориген даже не заметил моих действий.

— Н-никому, н-никогда, н-ни за что н-не позволю, — продолжал он гипнотически шептать, зациклившись на словах, начинающихся с «н».

На входе в зал я вдруг подумала:

«А как же Валя?»

Тоже будет прыгать через него?

Или беспомощно застынет и станет ожидать чьей-нибудь помощи?

Может, все-таки мне стоит вернуться и переместить препятствие?

Но мне уже бросилась в глаза хрупкая фигурка блондинки за столиком в глубине зала.

Очевидно, Валя пришла раньше, чем вход был перекрыт любителем сражений с зеленым змием.

Драконоборчество в крови у нашего народа.

Вот только победитель оказывается иным, чем в легендах о битвах с чудищами…

— Здравствуйте, Валя, — подошла я к столику. — Надеюсь, я не очень опоздала.

— Нет-нет, — быстро отозвалась Багрицкая.

Я присела за стол, предвкушая обильную трапезу.

— А где меню? — я порыскала глазами по сероватой скатерти.

Валя пожала плечами.

— Может, там, на раздаче?

Она неуверенно ткнула пальцем в сторону стойки.

— Подождете? — попросила я Валю.

Меню действительно оказалось прикнопленным возле самой кассы.

Листок бумаги в рамочке, засиженной мухами, был помечен сегодняшним числом.

Но — прошлого месяца.

— У вас чем кормят? — алчно вопросила я скучающую продавщицу.

Она подняла ресницы и вяло уставилась на меня.

— Закусить, что ли? — решила она уточнить нестандартный в этом заведении вопрос.

Потом посмотрела куда-то под прилавок.

— Хлеб есть, — вздохнула она. — Черный, правда. С помидором. Бутерброд то есть. Будете?

Она протянула руку к раковине с грязной посудой и, выудив оттуда тарелку, бросила на нее «бутерброд».

— Платите, — продавщица назвала цену.

Я с ужасом смотрела на покрывшийся плесенью шматок хлеба и возложенный на него кусок засохшего помидора величиной с ноготь мизинца.

На немытой тарелке отчетливо наблюдались следы чьей-то рвоты.

А на край налип внушительный клок белой шерсти.

По-моему, кошачьей.

Едва сдерживая тошноту, я попросила убрать это куда-нибудь подальше.

— Не выбивать вам? — решила уточнить меланхоличная продавщица.

Я лишь помотала головой.

— Здесь что — только пьют? — с ужасом спросила я у продавщицы.

Она кивнула.

— А как же… как же «Итальянское мороженое»? — со слезами в голосе спросила я.

— Завозят в конце каждого квартала, — с готовностью ответила мне тетка.

Потрясенная до глубины души, я вернулась к нашему столику.

Валя покорно ждала меня.

Девушка изредка поднимала на меня глаза, поглядывая, словно кролик на заторможенного по неизвестным ему — кролику — причинам удава.

— Почему вас били? — спросила я, скрестив пальцы у подбородка.

Брови девушки удивленно взлетели.

— Вы о чем? — осведомилась она неожиданно светским тоном.

— О сцене в кабинете «Рамиуса», — нетерпеливо пояснила я. — За что вас бил по щекам этот финансовый гений и отец русской демократии.

Молчаливое удивление.

— Ну, Бережков, — уточнила я. — Так мне его характеризовал ваш шеф.

Валентина Багрицкая расхохоталась, отчаянно запрокинув голову.

«Истерика у нее, что ли?» — недоуменно посмотрела я на девушку.

Отсмеявшись, Багрицкая вытерла лицо платком и медленно проговорила:

— Финансовый гений… Дерьмо собачье… Его держат в «Рамиусе» лишь потому, что теперь всем заправляет Веретенников. Какой там гений?! Ноль без палочки!

Багрицкая скривила губы и выкрикнула с нескрываемой злобой:

— Они там все меня ненавидят, все! Слышите? Все до одного!

— Успокойтесь, Валя, — я положила руку на ее ладонь, пытаясь утешить девушку.

Она отдернула руку так, будто к ней притронулась жалом ядовитая змея или мохнатый паук.

«Роман Геннадьевич говорил мне, что у нее с головой не в порядке? Неужели на самом деле?» — недоверчиво подумала я, глядя на ее реакцию.

Ах нет, все объяснялось просто…

— Раиса заставляла вас оказывать ей интимные услуги? — спросила я напрямик.

Багрицкая покраснела.

С ненавистью взглянув на меня, она едва слышно прошептала:

— Да. Иначе я не попала бы в фирму.

— Понятно, — констатировала я. — А что, например, Конев, секретарь Раисы, он тоже имеет к вам какие-то претензии?

— Федя? — удивилась Багрицкая. — А он — то с какого бока? Мы никогда с ним не ссорились. Очень положительный молодой человек. Только какой-то замедленный…

«Что правда, то правда», — подумала я, припомнив, как нас «расстреливали» из игрушечных автоматов.

Но тут же вспомнила настоящее покушение и нахмурила брови.

— Удивительно, как он смог удержаться в «Рамиусе» возле Раисы, — рассуждала Валя. — Как на него все это не налипло…

Мне показалось, что девушка не лукавит со мной.

И меня это порадовало.

Как-никак, мне сегодня предстоит ужинать с этим человеком…

Ужинать…

В животе снова засвербило.

Надо быстро погасить это ощущение.

Ты еще не заработала свою еду.

— Почему Раиса Михайловна решилась на отказ от единоличного руководства фирмой?

— Ее заставили, — трагическим шепотом поведала мне Багрицкая.

— И каким же образом?

— Н-не знаю, — сникла Валентина.

— Может быть, ее били, как вас?

— О-о, нет, только не насилие! — возразила мне Багрицкая. — Насилие всегда было ее прерогативой.

— Вы давно встречаетесь с Сергеем Устиновым? — быстро спросила я.

Этого вопроса Валя явно не ожидала.

Она сидела молча, поводя глазами из стороны в сторону и теребя белокурый локон возле уха.

— Я жду, — напомнила я о своем существовании.

— Это не ваше дело, — отчетливо выговаривая каждое слово, произнесла Багрицкая.

— И все же?

Валентина открыла свою сумочку, заглянула внутрь и тотчас снова закрыла.

— У вас не найдется сигареты? — попросила она неожиданно охрипшим голосом.

Я достала пачку и положила на стол.

Валя жадно закурила, глубоко затягиваясь.

— Откуда вам это известно? — спросила она без прежней доверительности в голосе.

— Работа такая, — уклончиво ответила я. — Мне полагается знать все, что от меня хотят скрыть.

— Нелегко быть ищейкой, — нехорошо усмехнулась Багрицкая.

Меня не покидало ощущение, что я присутствую на очень профессиональном представлении в театре одного актера.

Который разыгрывает спектакль для одного зрителя.

— Знаете, Валя, — задумчиво сказала я, глядя ей прямо в глаза, — а мне сдается, что…

Я не успела закончить фразу.

В полупустом кафе прибавилось посетителей.

И каких!

Куда там Босху!

В его самых жутких кошмарах трудно было бы отыскать такие типажи.

Двое отвратительных хануриков — один голый по пояс, другой с выпученными глазами — втащили в зал за шиворот пьянчужку, загромождавшего вход.

— Вика, твоего привели! — исторг из себя подобие человеческой речи один из них.

Продавщица оживилась.

— Молодцы! А то я гляжу — нет его и нет… Куда запропастился? Покормить вас, ребята? — радостно предложила она прибывшим.

— А то! — подмигнул ей полуголый мужик.

— Сейчас-сейчас, — засуетилась она.

Покормить?

Значит, у нее есть еда?

Не в силах сдержать свой порыв, я вскочила с места.

— Сейчас я вас покормлю, соколики, — приговаривала продавщица.

При этом она плескала в стаканы водку из двухлитровой бутыли местного разлива.

Закончив эту процедуру, тетка звонко водрузила граненые посудины на стойку.

Крякая и радуясь, мужики подскочили к вожделенному напитку.

Немедленно опрокинув в себя содержимое стаканов, они по очереди чмокнули буфетчицу в щеки.

Никакой еды в поле моего зрения не обнаруживалось.

Наверное, слово «покормить» имело здесь вполне определенное значение.

К сожалению, отличающееся от общепринятого.

— А вот и девочки, — угрожающе покачнувшись, изрек полуголый.

При этом он глядел в нашу сторону.

— Вроде молоденькие, — произнес его товарищ и направился к нам.

Но планета в эту минуту слишком быстро вращалась у него под ногами.

Не добредя несколько шагов до намеченной цели, он рухнул к ногам Валентины. Она вскочила и с омерзением уставилась на пытающегося подняться с четверенек мужчину.

— Пойдемте отсюда, прошу вас! — устремилась она ко мне. — Поговорим на улице!

Я подхватила ее под руку, и мы ринулись к выходу.

— Как вам пришла в голову идея назначить встречу в таком ужасном месте? — поинтересовалась Валя, открывая входную дверь.

— Но я же незнакома с реалиями вашего города… — начала я оправдываться и тут же была вынуждена оборвать начатую фразу.

Слева от входа, прямо под навесом, стоял Роман Геннадьевич Веретенников.

Он насмешливо смотрел на наше бегство из этого злачного места.

— Хорошо посидели? Как напитки? — насмешливо поинтересовался он. — Меню было пристойным?

Упоминание о еде чуть не свалило меня в обморок.

— Вы нас подкараулили? — напрямик спросила я. — Или Багрицкая рассказала вам о нашей будущей встрече, когда вы наблюдали за ее избиением?

Веретенников лишь улыбнулся.

— Вы позволяли Бережкову бить девушку у вас на глазах, — укорила я коммерческого директора «Рамиуса».

На этот раз Роман Геннадьевич искренне удивился.

— Вы… вы защищаете эту кобру? — он ткнул пальцем в лоб Валентине. — Да это же настоящая эсэсовка! Прошла такую школу у Раисы, что держала в трепете всю фирму. Вы не представляете, как она измывалась над бедным беззащитным Бережковым, над его полнотой! Это был ад, самый настоящий ад! И этому пришел конец.

Веретенников повернулся ко мне и счел нужным пожаловаться:

— Представляете? Я вынужден был носить кофе собственной секретарше!

— Сволочь, — прошипела Валентина. — Будь Раиса жива…

— Слава богу, она мертва, — отрезал Веретенников.

Он поиграл желваками и снова посмотрел на меня.

— «Рамиус» дышит на ладан, госпожа Иванова. Эта мымра, покойница, тратила все деньги только на себя, на свои прихоти. Она нас разорила. Или почти разорила.

— Ром-ма, — угрожающе проговорила Багрицкая. — А ведь ты тоже почти покойник. Жаль, что я не настояла на твоем увольнении. Раиса бы меня послушала.

— Вот, — Веретенников показал ей большую фигу. — Тогда бы «Рамиус» уже давным-давно лопнул.

Багрицкая в эти мгновения ни капли не напоминала прежнюю Валентину.

Злость редко украшает человека.

А с Вали сейчас можно было бы запросто писать типический портрет фурии.

— Ненавижу, — устало простонала она. — Подонки и ничтожества. Что ты, что Бережков.

— Ах так! — задохнулся от гнева Роман Геннадьевич. — А ты… что ты куришь, а?

Он вырвал у нее изо рта сигарету и потряс ею перед моим носом.

— Видели, да? Первый раз в жизни вижу, чтобы эта сука курила сигареты.

Веретенников вырвал у Багрицкой сумочку.

Быстро раскрыв ее, он торжествующе ткнул мне в нос какой-то упаковкой.

— Вот, полюбуйтесь, Татьяна. Коробочку из-под сигар с ментолом видите?

Действительно, пачка ароматизированных сигарилл «Мата Хари», люксембургский продукт.

По виду очень похожи на тот окурок, что я подобрала в саду возле особняка Устиновой.

— Вы часто бывали у Раисы? — спросила я Валентину. — Участвовали в оргиях? И в тот последний ее вечер — тоже?

Багрицкая затравленно огляделась.

Сейчас она была похожа на загнанного зверя.

— Я не буду с вами ни о чем разговаривать, — заявила она. — Больше вы от меня не услышите ни слова.

Она забрала сумку из рук Веретенникова и медленно направилась вдоль по улице.

Ей удалось восстановить свою осанку лишь через пятьдесят метров.

— Почему вы сразу не сказали мне о том, что этот окурок может принадлежать вашей секретарше? — спросила я Веретенникова.

— Не хотел ее впутывать, — ответил он. — Но теперь вижу, что был не прав. Как продвигается ваше расследование? Не хотите отчитаться?

— Давайте встретимся сегодня вечером, — предложила я. — Мне надо еще кое-что уточнить.

Глава 11 Разгадка

В моем желудке все было очень мрачно.

Похоже, он, то есть желудок, решил, что я забыла о нем навсегда.

Бросила без пропитания, как плохой хозяин хорошую собаку.

Но объяснять что-либо своему телу, уговаривать его чуток подождать у меня просто не было времени.

Сергей Устинов уже ждал меня на той самой скамейке.

Я летела на встречу со всех ног и все же умудрилась опоздать на пять минут.

Не слушая моих извинений по случаю опоздания и соболезнований по поводу гибели отца, Устинов сразу огорошил меня неожиданной новостью:

— У нас был обыск!

— Вот как? — почти не удивилась я. — И каковы результаты?

— Они нашли завещание Раисы, — упавшим голосом поведал мне Сергей.

Я не на шутку забеспокоилась.

— Как? У вас дома? Но откуда же…

— Ума не приложу, — пожал плечами Сергей. — Оно было сложено вчетверо и спрятано в барометре. Наверное, отец… То есть…

И он замялся.

— Обыск — это не страшно, — задумчиво сжав губы, проговорила я.

— Ничего себе — не страшно, — возразил мне Сергей. — Все вверх дном перевернули…

— Страшно другое, — продолжала я, не слушая наивных восклицаний Устинова, — вас почти заставили поверить в виновность отца. Теперь уже и вы думаете, что это он убил Раису. Ведь в завещании все имущество переходит в ваши руки, не так ли?

— Откуда вы знаете? — удивился Сергей Устинов. — Да, это действительно так, но… Но какое это может иметь значение?

Я взяла молодого человека за плечо и заглянула ему в глаза.

— Мне видятся два варианта дальнейшего развития событий.

Он слушал меня с интересом.

— У вас есть алиби на время убийства Устиновой? На эту самую ночь?

— Да, а что? — с вызовом произнес Сергей. — Хоть я и не ночевал дома, в случае необходимости человек, рядом с которым я был, сможет подтвердить это.

— Сомневаюсь, — подумала я вслух, — если, конечно, вы говорите о Вале?

— Это еще почему? — возмутился Устинов. — Она такая… такая… такая маленькая, нежная…

— Многие ядовитые существа тоже маленькие. И тоже очень нежные, — вспомнила я свои приключения в джунглях. — Но это не мешает им убить человека одним укусом. Впрочем, ваши отношения с Багрицкой — это ваше личное дело. Значит, у вас есть алиби…

Я замолчала, раздумывая.

— Вы говорили о двух вариантах, — напомнил Сергей Устинов. — Что со мной было бы, если бы я не смог доказать свое алиби?

— Вас посадили бы.

— И все? — разочарованно произнес Сергей. — А что будет теперь?

— Теперь вас непременно убьют, — заверила я молодого человека.

Устинов открыл рот от удивления.

— Это еще почему? Что я такого сделал?

— Обязательно убьют, вот увидите. Впрочем… Как у вас сейчас дома?

Устинов лишь руками развел.

Первый обыск действует на многих людей как-то неадекватно.

Хотя, казалось бы, — чего особенного?

— Знаете что, — попросила я Сергея. — Давайте зайдем к вам на минутку. Это удобно?

— Сейчас уже все равно, — проговорил Устинов.

Мы направились к его дому, без труда перейдя абсолютно пустое шоссе.

Уже около парадного я заметила, как почтительно теперь стали раскланиваться с Сергеем Устиновым его соседи по дому.

— Сначала ваша мать, потом — отец, следующим будете вы, — задумчиво рассуждала я. — Прямо семейный рок, проклятие какое-то.

— Да о чем вы говорите! — возмущался Сергей, пока мы поднимались по лестнице. — Теперь все будет по-другому, вот увидите.

— Вы что, — остановилась я, — действительно не понимаете, какая вам угрожает опасность?

Устинов смотрел на меня с таким обиженным видом, будто я издевалась над ним.

— А мать в разговоре с вами никогда не упоминала об этом завещании? — решила я уточнить.

Хотя для меня и так все было ясно.

— Да нет, — пожал плечами Сергей. — Хотя неоднократно говорила, что меня не забудет. Но я и не предполагал, что до такой степени…

— Вы часто бывали у нее?

— Раз или два в месяц, — Устинов слегка замедлил шаги, поднимаясь на свой пролет. — Отец совсем не виделся с мамой. А меня она звала. И я приходил.

— Может быть, это прозвучит несколько нетактично, — спросила я, — но не присутствовал ли при ваших встречах еще кто-либо?

— Что вы имеете в виду? — насторожился Сергей.

— Ну… Ведь ваша мать была весьма своеобразным человеком, — осторожно пояснила я.

— Да, мама была очень властная, — не без гордости произнес Сергей, высоко подняв голову. — За это ее все и любили. Знали бы вы, как к ней относились сотрудники! И любили, и уважали!

Я поняла, что Устинов-младший продолжает пребывать в блаженном неведении относительно некоторых своеобразных пристрастий своей мамаши.

И я решила оставить его в этом неведении.

Рано или поздно он все узнает.

Но лучше — не от меня.

Дома у Устинова действительно все было вверх дном.

Всхлипывающая Калерия перебирала какие-то тряпки и что-то причитала вполголоса.

— Отошлите куда-нибудь мужа, — шепнула я ей. — У меня к вам разговор есть.

Калерия удивленно взглянула на меня, недоуменно пожала плечами, но все же крикнула Устинову:

— Сергей, сходил бы за хлебом! Только не в нашу булочную, а в дальнюю. Белого хочется…

Устинов покорно собрался, взял авоську, деньги, и вот уже до нашего слуха донесся звук захлопывающейся двери.

Калерия выжидающе посмотрела на меня.

— Давно встречаетесь с Зайцем? — тихо спросила я.

Она охнула, прижала руки к груди и едва не упала на колени передо мной.

— Бес попутал, вот те крест, бес, — шептала она. — Давно хочу бросить его, да все никак не выходит. Сергей — законный муж мой, а Генрих — это так… Шалость…

«Особенно теперь», — подумала я.

— Опасная шалость, — подчеркнула я, кивая на барометр. — Ваша работа?

Калерия зарыдала.

— Да кто ж знал, что все так обернется?! Генрих попросил, я и засунула туда. Велел сберечь. Сказал — очень важный документ. Так и оказалось…

Похоже, Калерия Устинова не понимала всей серьезности ситуации.

Или она настолько хитра, что готова играючи посадить мужа за решетку и остаться единоличной владелицей богатств Раисы Устиновой?

Впрочем, для меня это не имело большого значения.

Но Генрих-то, Генрих!

Вот сволочь!

Я вспомнила счастливую улыбку на губах юноши и струйку крови на его подбородке.

Мог бы сказать про документ!

Так нет же, торговался, как на рынке…

Хотя все это — лишь детали.

Детали интересные, но не первостепенной важности.

В конце концов я не судья этим людям.

…Я шла по начинавшей темнеть улице, едва переставляя ноги.

На душе у меня было на редкость погано.

Что бывает не так уж часто во время заключительного этапа моей работы.

С обоими убийствами все вроде бы прояснилось.

Впрочем, кое-что оставалось за пределами освещенного круга.

Фамилия в черновике документа, лежавшего в папке со сверкающими веточками персика на обложке.

Я присела на лавочку и достала из сумочки сигареты.

Прохожие смотрели на меня, как на падшую женщину.

Очевидно, курение на улице — это очень тяжкий порок, которому предаются только самые бесстыдные женщины.

— Вот уж не ожидала, — кто-то прикоснулся к моему плечу.

Я обернулась.

Передо мной стояла Анна Андреевна Дремлюга.

В каждой ее руке было по два пакета, набитых чем-то съестным.

Я инстинктивно схватилась рукой за желудок, но сумела подавить стон.

— Найдется у вас сигаретка для меня? — присела рядом со мной украинская гостья. — Говорят, от табака худеют. Может, и правда?

Она закурила «Кэмэл» и грустно поведала мне:

— Мой приезд совпал с такими печальными событиями. Сначала Рая, теперь Глеб… И я не думаю, что Калерия с Сергеем будут теперь меня принимать здесь. Хотя… хотя, наверное, придется.

— Это почему же? — удивилась я.

— Знаете, Рая в последнее время часто звонила мне на Украину, — не торопясь, рассказывала мне Анна Андреевна. — На самом деле ее фирма совсем не процветала, скорее — наоборот. И Раю вынудили отказаться от единоличного руководства. Впрочем, наверняка вам это известно.

Я кивнула.

— Но она не хотела терять полный контроль над предприятием, — подняла палец Дремлюга. — Она составила бумагу, где были перечислены новые владельцы «Рамиуса». Там должны стоять фамилии двух ее бывших подчиненных — без них, честно говоря, фирма бы рухнула, останься Раиса у руля, ее фамилия и… и моя.

— Об этом кто-нибудь знает в этом городе?

— Думаю, что нет, голубушка, вы первая. Рая долго не подписывала этот документ. А уж четвертая кандидатура на руководящий пост держалась ею в полной тайне.

Дремлюга выпустила тоненькую струйку дыма и пояснила:

— Они в фирме договорились таким образом, что вместо одного руководителя будет четыре. Раиса и их коммерческий директор, каждый со своей стороны, вписывают еще одного человека. Веретенников сразу вписал фамилию Бережкова. А Раиса медлила. На работе были уверены, что на этом месте окажется ее любимица Валя, и разве что не пылинки с нее сдували. Но Раиса рассудила по-другому.

— Этот документ у вас с собой?

— В том-то и дело, что нет! — сокрушенно отозвалась Дремлюга. — Я и приехала затем, чтобы Раиса мне его вручила. По ее словам, у нее была для этой бумаги какая-то золотая то ли шкатулка, то ли втулка…

— Оболочка! — догадалась я.

— Верно, оболочка, так она и сказала, — подтвердила Дремлюга. — А что, разве…

Но я уже на всех парах неслась по улице, не замечая уворачивающихся с моего пути прохожих.

Я впорхнула в телефонную будку.

Набрав номер Романа Геннадьевича Веретенникова, я спросила запыхавшимся голосом:

— Роман Геннадьевич? Мне нужно срочно уехать домой на один день, наша встреча не состоится, к сожалению…

Я без смущения выслушала недовольное ворчание Веретенникова.

— Я готова отчитаться о проделанной работе хоть сейчас, а завтра с утра снова приступить к своим обязанностям. Значит, так…

И, не дожидаясь согласия Романа Геннадьевича, я стала подробно рассказывать ему обо всем, что мне удалось узнать за этот день.

Он слушал меня внимательно, иногда задавал уточняющие вопросы.

Я описала последнюю встречу с Дремлюгой и предположила, что искомый документ находится в золотом фаллосе, который валяется в пакете с кофе под кроватью в восьмом номере борделя.

Вслед за этим я выразила надежду встретиться с Романом Геннадьевичем завтра.

— Хорошо, — сказал он наконец, — если вам срочно нужно домой — не смею вас задерживать. Вы откуда звоните? Ах, с автовокзала… Ну что же, счастливого пути. Завтра, когда вы вернетесь, мы вместе с вами предпримем мозговой штурм и разберемся, что к чему.

До здания фирмы «Все для вас» я добралась минут за десять.

Меня встретил старый знакомый Зайковский.

Увидев меня, он искренне обрадовался.

— Вы ко мне? Или сами по себе? У вас тут встреча?

— Почему ты мне не сказал о завещании?

— А вы и не спрашивали, — честно ответил Зайковский. — К тому же я сам не знал, что в этой бумаге. Ведь меня об этом попросил тот же человек, что и…

— Хорошо-хорошо, — остановила я его.

Вдруг у парня сменилась тактика?

И он потребует побоев не в качестве предоплаты, а, так сказать, по факту.

— Знаешь что, Генрих, — предложила я, — я тебя, конечно, смажу по носу или по уху, а ты пропустишь меня в восьмой номер и будешь молчать о том, что я нахожусь там. А напоследок я запущу в тебя чем-нибудь тяжелым.

Через полчаса дверь комнаты номер восемь слегка приоткрылась.

В образовавшуюся щель скользнул человек.

Он старался не производить шума, чтобы не привлечь к себе чье-нибудь внимание.

Мужчина остановился на пороге, осматривая комнату.

Затем быстро подошел к кровати и заглянул под покрывало, свисавшее длинными кистями до самого пола.

Потом он нагнулся, достал из-под кровати пакет и присел на корточки, роясь в его содержимом.

Я вышла из спальни, одновременно нажав на выключатель.

В комнате вспыхнул яркий свет, и мужчина в страхе поднял голову.

В одной руке он держал золотой фаллос, разобранный на две части.

В другой — небольшой пистолет, чуть больше ладони, с коротким стволом.

— Вы это ищете, Роман Геннадьевич?

Я подняла руку и, дразня Веретенникова, повертела документом, подписанным Устиновой и заверенным у нотариуса.

— Ведь наличие этой бумаги нарушало все ваши планы, не так ли?

Веретенников чуть приподнял оружие.

— Вы подставили мне ловушку?

— Ага, — кивнула я. — Вам очень нужна эта бумага. Ведь вы были уверены, что рано или поздно она найдется, и там будет названа Багрицкая. Именно поэтому, несмотря на всю стервозность этой особы, вы ее не могли уволить сразу же после смерти Раисы, хотя вам очень хотелось.

Я едва не падала в обморок от голода.

— Отдайте мне документ, — с хрипотцой в голосе потребовал Веретенников. — Вы все равно ничего не сможете доказать.

— Как знать, — загадочно ответила я. — А документ этот вам — словно кость поперек горла. Так все хорошо складывалось, и вдруг какая-то Дремлюга. Теперь вам оставалось только изъять эту бумагу и уничтожить ее. Хотите, я расскажу вам, как все происходило на самом деле?

— Очень любопытно будет послушать, — скептически отозвался Веретенников.

— Когда вы поняли, что Раиса довела «Рамиус», процветающую и перспективную фирму, до разорения, вы решили любой ценой заставить Раису преобразовать учреждение в иную форму собственности. Вы пытались припереть ее к стенке видеошантажом, — ведь Марков передал Глебу Устинову кассету для Раисы именно по вашей просьбе.

— Он это подтвердил? — с любопытством спросил Веретенников.

— Подтвердит, — заверила я его. — И когда Раиса наконец сломалась, у вас появилась новая мысль — сосредоточить управление фирмой только в своих руках. Занять, так сказать, место Раисы. Бережков вам был не помеха, Устинову вы убрали, рассчитывая свалить убийство на ее мужа. Зайковскому вы предложили поиграть в ту ночь на бильярде. Ему было крайне необходимо алиби, а сам Генрих был нужен вам в дальнейшем. Оставалась четвертая фамилия. Вы считали, что это Валя Багрицкая, и подбросили окурок со следами ее помады в сад особняка, чтобы бросить на нее тень подозрения. Но, собственно говоря, Валя и так была в ваших руках. Какую-то силу она представляла собой только рядом с Раисой. Сама по себе — отнюдь.

— Что верно, то верно, — согласился со мной Веретенников. — Но где ваши факты? С чем вы пойдете в милицию, если, конечно, пойдете?

Он покосился на свой пистолет.

— Потом вы решили устранить Устинова. Списать его смерть на рэкетиров, наехавших на бордель. Очень удачная находка. Затем вы собирались на всякий случай ликвидировать Сергея — упрятав его за решетку или убив. Вы подговариваете Зайковского попросить Калерию, которая души в нем не чает, спрятать у нее дома оригинал завещания Устиновой. И звоните куда следует. Что, вам уже мало фирмы?

— Мало, — честно ответил Веретенников.

— Хотите прикарманить и денежки покойницы? Ведь если Сергей — сидит, а еще лучше — мертв, то состояние переходит к Калерии. А она целиком под влиянием Генриха, с которым у вас давно найден общий язык.

— Говорите, говорите, — почти весело поощрил меня господин Веретенников.

— Нужно отметить, что вы чуть-чуть переборщили, Роман Геннадьевич. Вы сделали как минимум три ошибки. Первая — вам не надо было сюда приходить. Вторая — вам не нужно было устраивать театрального покушения — я все равно не поверила в эту рассеянную стрельбу из автоматов возле конторы «Рамиус-Авто», — этим вы хотели дать понять, что если в вас стреляют, то в убийстве вы не замешаны. Прием старый, как жизнь.

— А третья ошибка? — поинтересовался Роман Геннадьевич.

— Третья ошибка была самой главной. Не нужно было меня вызывать, — жестко сказала я. — Вы думали, что я пойду у вас на поводу? Куплюсь на гонорары. Боже, как есть хочется!!!

— Что-что? — переспросил Веретенников.

— Да нет, это я так, — отмахнулась я. — А ведь мне было указано на вашу персону, Роман Геннадьевич. Жаль только, что я прострелила горло этому киллеру. Он лишь вертел пальцем у меня перед носом, изображая веретено, но уже ничего не мог сказать.

— Вы сейчас тоже ничего не сможете сказать, — пообещал Веретенников и поднял пистолет.

Я слегка выставила вперед правую руку — в левой я держала документ — и чуть повела ею вверх и в сторону.

Раздался громкий хлопок, и пистолет вылетел из руки Романа Геннадьевича, ударился о стену и упал к моим ногам.

— Что это? — испуганно прошептал Веретенников, вжав голову в плечи. — Что это было?

— Хлыст, — пояснила я, подбирая оружие.

Двери распахнулись, и в восьмой номер ворвались вооруженные люди в мундирах.

Генрих Зайковский не подвел меня.

По моей просьбе он подключил к дисплею со следящим устройством, настроенным на наш номер, аппаратуру, позволяющую транслировать изображение в нужную мне точку.

Этой точкой было областное управление уголовного розыска.

После того как тамошние ребята убедились, что я не обманывала их, сбивчиво рассказывая по телефону малоправдоподобную историю, они тут же позвонили в район и дали указание срочно прибыть на место предполагаемого происшествия.

Через полчаса меня отпустили, попросив завтра явиться для дачи показаний.

Когда Веретенникова увезли, ко мне подскочил нетерпеливый Генрих.

— Все путем? — с надеждой спросил он и чуть поднял голову.

— Все отлично, парень, — поблагодарила я его и со всей силы ударила в подбородок.

Зайковский отлетел в угол, застыв на полу с блаженной улыбкой.

…Надо ли говорить, что в ресторане «Фортуна» мне удалось наконец утолить голод?

Следует ли рассказывать, что Федя Конев оказался на редкость милым и симпатичным человеком?

Рассказывать ли, что я хорошо закончила вечер и прекрасно начала ночь?..

И что он уже через полчаса перестал быть таким заторможенным.

И вот результат.

Кажется, я беременна.

Весело зазвонил телефон.

— Танечка, — проворковала моя подруга. — У меня для тебя есть клиент. Очень интересное и перспективное дело.

— Ответ отрицательный. Я не могу, — ответила я.

— Но Таня… — пробовала уговорить меня подруга, но я швырнула трубку на рычаг.

И уставилась на блестящую поверхность аппарата.

— Позвонить Феде? — думала я. — Ведь он тоже должен об этом знать…

Но в то утро я так и не решилась.

А на следующий день я возвращалась из женской консультации и не знала, хорошо или плохо то, что я там услышала.

Тест на беременность оказался отрицательным.

Мне просто показалось.

Что же, нет худа без добра.

Я подняла трубку и набрала номер подруги:

— Люда? Ты вчера мне звонила? Да-да, я была немного не в духе… Ты говорила, что для меня есть какое-то дело? Я готова…

Оглавление

Глава 1 Прерванный отдых

Глава 2 Неудачное покушение

Глава 3 Дом покойницы

Глава 4 Дела семейные

Глава 5 Золотой фаллос

Глава 6 Дорогие подруги

Глава 7 Прогулка по борделю

Глава 8 Удавшееся покушение

Глава 9 Кровь за кровь

Глава 1 °Cветская жизнь

Глава 11 Разгадка

Реклама на сайте