«Нежный зверь»

Марина Серова Нежный зверь

Глава 1

Я сидела дома, ни черта не делая, и бесилась оттого, что ничего не делала. Клиенты настолько забыли персону лучшего тарасовского детектива Тани Ивановой, что мне, кажется, скоро придется перейти на гадкий растворимый кофе, который в лучшие времена я и за кофе никогда не считала. На столе сиротливо ютились остатки былой роскоши — пачка «Честерфилда» с несколькими сигаретами внутри. И это называется жизнью?

Я поднялась, облокотилась на подоконник и посмотрела на падавшие с бездонного неба снежинки. Мелкие и колючие, они, как сумасшедшие, неслись с порывами ветра, как будто собираясь пробить мое окно насквозь.

Сонная муха, непонятно откуда взявшаяся в начале декабря, с каким-то жалобным жужжанием проползла по подоконнику.

— З-зараза! — рявкнула я на нее, выплескивая скопившееся раздражение от собственной невостребованности. И, вооружившись тапочкой, собралась прибить наглую тварь. Именно в этой воинственной позе меня застал звонок в дверь.

— Клиент! — такой была моя первая мысль, пока я машинально натягивала тапочку обратно на ногу. — Или просто приятель какой-нибудь… — осадила я себя, почти добежав до входной двери. Остановилась перед зеркалом, привела в порядок волосы и к двери подошла уже царственной походкой уверенной в себе девушки.

Позвонили еще, и я отчетливо услышала скрип подошв по коврику перед моей квартирой. Видимо, кто-то отчаянно хотел меня видеть и в нетерпении переминался с ноги на ногу. Это радовало — потому что сегодняшнее утро, не самое лучшее утро понедельника, было одиноким, как последний могиканин.

Я открыла дверь и с минуту разглядывала посетителя. Точнее, посетительницу. Лицо этой женщины мне показалось самым красивым в мире по одной простой причине: физиономия была незнакомой. Значит, передо мной — потенциальная клиентка. Возьмусь, обязательно возьмусь за ее дело, несмотря ни на что. Устала уже от безденежья. И от безделья.

— Здравствуйте, вы ко мне? — наконец сочла я возможным разрушить стену молчания.

— Доброе утро, вы Татьяна Александровна Иванова? — глубоким грудным голосом осведомилась женщина. — Частный детектив?

Ей было лет сорок, сорок пять. Ухоженное лицо с лучиками морщин, удачно замаскированных косметикой. Большие и доверчивые светлые глаза, удачно оттененные пушистой шапкой из серо-голубого песца. Серьезная складка у тонкогубого рта.

— Да, это я. Вы по какому вопросу? — ответила я, вежливо улыбнувшись.

Женщина силилась улыбнуться в ответ, что у нее совершенно не получалось. Она очень волновалась, только причины волнения я пока не знала.

— Я… мне сказали, что вы можете мне помочь, — тихо заметила женщина.

Из дальнейших, довольно бессвязных объяснений я узнала, что направила ее ко мне Ленка-француженка, моя подружка, трудящаяся в школе Трубного района. Сама дама тоже была учительницей в этой самой школе. Такой рекомендации оказалось более чем достаточно, чтобы я отодвинулась, впуская посетительницу в квартиру.

— Как ваше имя? — доброжелательно спросила я, прервав женщину на очередной фразе типа «Вы же мне сможете помочь?».

— Ольга Георгиевна Ларионова, — представилась посетительница, снимая тяжелую шубку, которую я пристроила на вешалке.

— Очень приятно.

Наконец мы прошли на кухню, где я обычно принимаю посетителей — самое чистое место в моей квартире. И дело вовсе не в том, что я патологически ленива. Просто моя сыщицкая душа не склонна к уборке помещений.

Ольга Георгиевна осторожно опустилась на табурет, и я предложила:

— Кофе?

Гостья помотала головой, нервно теребя пальцами край своего джемпера крупной вязки. Она отказалась также от чая, сигарет, воды, и тогда я решила перейти к делу.

— Что у вас произошло? — спросила я.

Ларионова вцепилась теперь в прядь своих прямых каштановых волос, смущенно улыбнулась и ответила:

— Понимаете, может быть, мое дело покажется вам неинтересным? Да и вообще, может, я панику на пустом месте развожу. Только…

«Неинтересным, как же. Да я за любое возьмусь, лишь бы денежки заработать», — подумала я, автоматически отметив, что Ольга Георгиевна мне чем-то симпатична. Я с удовольствием помогу ей. Если заплатит, конечно. Мой альтруизм настолько далеко не простирается, чтобы задаром даже на симпатичных клиентов работать. А особенно в период напряженки моего финансового состояния.

— Вы все же расскажите, что произошло, а я уже решу, займусь ли вашим делом, — предложила я замолчавшей женщине.

Та вскинула на меня тревожный взгляд и неуверенно сказала:

— У меня пропал муж.

— Вы обратились в милицию? — сразу спросила я. В самом деле, если пропадает человек — необходимо сразу же обратиться в органы охраны и защиты. А уж потом — к детективу. С законом я дружу… до определенной степени. То есть до тех пор, пока мне удобно.

— Нет, он пропал только вчера днем.

— Как это произошло?

Я выудила из пачки сигарету и закурила, ощутив во рту привкус не самого лучшего в мире табака. Когда же я снова смогу купить любимые «Мальборо»?

— Илья вчера должен был быть дома… — неуверенно приступила к рассказу Ольга Георгиевна.

«Ну разумеется, в воскресенье все нормальные люди дома сидят или отдыхают в соответствующих местах», — невольно добавила я про себя.

— …А мне пришлось ехать в школу, мы с классом подготавливаем сценку к Новому году. Илья сказал, что будет дома, а когда я вернулась, его не оказалось. Я, конечно, сразу же позвонила к нему на работу. Решила, что, может, Илюшу срочно вызвали. Но там его не было. Вообще не было никого. И охранник сказал, что Илья не появлялся…

Одним словом, из страшно сумбурных объяснений Ольги Георгиевны, прерываемых моими уточнениями, я узнала следующую душещипательную историю.

Муж Ольги смылся в неизвестном направлении, захватив с собой вещички. Прождав до вечера, Ларионова так и не дождалась супруга. Записки он не оставил, ничего о своем скоропалительном отъезде сообщить не потрудился. Изнервничавшись вконец, Ольга Георгиевна расспросила соседей по лестничной площадке, но, к несчастью, никто ухода ее мужа не заметил. В общем, Илья исчез в неизвестном направлении по непонятной причине. Они не ссорились.

Вечером к Ольге явились «гости».

— Позвонили в дверь, — тихо сказала она, и глаза отразили пережитый ужас. — А «глазка» у нас нет… Я решила, что вернулся Илюша, бросилась открывать. А там стоят такие… молодые, с квадратными физиономиями. Меня впихнули в квартиру, я и пискнуть не успела. Спрашивают, где муж. Я говорю, не знаю. Тогда они начали каких-то денег требовать. Держат меня за руки… Ох, мне так страшно было! — несчастная женщина аж вся передернулась, вспоминая. — Огромную сумму назвали, да я столько и не соберу, даже если все, что есть, продам. А они пригрозили, сказали, что придут сегодня и чтобы деньги у меня были, иначе… Может быть, это они что-то с Илюшей сделали?

Наивная русская женщина! Мне сразу показалось, что поспешное исчезновение ее супруга явно неспроста. Но, предположив этот вариант, я тут же убедилась — Ларионова здесь не помощник. Она уверена в том, что муж ее — самый лучший человек в мире, и она его просто обожает.

— Татьяна Александровна, вы мне поможете? Что мне с этими… которые денег требуют, делать? И Илья…

Я кивнула, дабы успокоить беднягу, и приступила к форменному допросу с пристрастием.

— Как зовут вашего мужа?

— Илья Станиславович Курский, — ответила она и добавила, обратив внимание на мои удивленно вздернувшиеся брови: — Я не стала менять фамилию — зачем, дети уж взрослые, не поймут. Да и не надо мне это, к своей привыкла.

— Значит, вы не так давно женаты? — поинтересовалась я.

И тут на меня накатил целый поток слов. Темы лучше, чем муж, у Ларионовой не было. Она его буквально обожала. Они поженились месяца три назад, а до того он «очень красиво» ухаживал.

— Я сначала думала, глупости все это, — откровенно высказалась Ольга Георгиевна, улыбнувшись в первый раз с тех пор, как я ее увидела. — Он же моложе меня аж на десять лет! Я-то на него сразу внимание обратила — красивый мужчина, вежливый! Он к нам в школу приезжал, с дирекцией общался по поводу перевозки мебели. Ну а я что? По сравнению с ним дура старая, — поскромничала Ольга, кокетливо поведя светлым глазом и сразу помолодев лет на десять. — А когда он вовсю ухаживать начал, я мучилась — у него ведь жена была. Но он объяснял: «Мы с ней по привычке живем, просто терпим друг друга». А потом подал на развод и убедил-таки меня с ним расписаться.

В общем, господин Курский «окрутил» женщину средних лет. Только зачем? В любовь с первого взгляда… если честно, я давно не верю. С другой стороны, чего не бывает на свете?.. Но братки эти квадратные, гости Ларионовой? Они-то здесь с какой стати? Вот что непонятно. И в случайное совпадение тут не то что я, любой не поверит.

Так, с романтической подоплекой все ясно. И я прервала грозивший меня затопить поток слов:

— Ольга Георгиевна, не мог ваш муж отправиться к любовнице или, скажем, к прежней жене?

— Нет, что вы! — оскорбилась женщина. — Он за время, что мы женаты, и не был нигде ни разу, всегда дома да дома! — пылко сообщила она. — Только иногда навещал детей. Ну тут уж никаких претензий не возникало, дети все-таки. И вообще, он меня любит. — Ларионова произнесла это так, словно ставила жирную точку в конце предложения.

И я отвязалась от нее с вопросами на данную тему. Пусть женщина живет иллюзиями, от этого никому не хуже. Все равно она очень мало знает о своем новоиспеченном супруге. А как уж там на самом деле, я сама разберусь.

— Хорошо, — вздохнула я, вновь закуривая. — Не сердитесь, это было лишь предположение. А где ваш муж работает?

— Он один из учредителей фирмы «Мотор». Фирма занимается грузоперевозками, — исчерпывающе ответила Ольга Георгиевна.

— Будьте добры, продиктуйте адрес фирмы, ее телефоны, а также ваш домашний телефон, — выуживая блокнот, попросила я. И аккуратно записала все сведения — вдруг понадобятся? Потом задала следующий вопрос: — Вы захватили с собой фотографию мужа?

— Да, конечно, — чему-то обрадовалась Ларионова. — Значит, вы его найдете?

— Ольга Георгиевна, у меня достаточно высокие расценки работы, и если вас устроит оплата моего труда…

— Да, я знаю. Но Илюша оставил мне деньги, так что с этим проблем не будет, — прервала меня Ларионова и распахнула сумку. — Вы же берете аванс на текущие расходы?

Я только кивнула, после чего стала счастливой обладательницей некоторых финансов. И на стол передо мной легла фотография.

Да, мужчинка очень даже ничего. С виду весьма деловой. Лет тридцать, тридцать пять на вид. Высокий — моя гостья не отличалась миниатюрностью, но он на снимке на целую голову возвышался над Ольгой. Светлые волосы, живые темные глаза, очки в тонкой металлической оправе. Лицо совершенно серьезно, но на левой щеке — ямочка, словно господин Курский чему-то улыбается про себя. В общем, заметный индивид, и я поняла Ларионову, которая без ума от супруга. Только что же ему от нее было нужно? Вот в чем вопрос.

А может быть, это все-таки любовь?..

— Вы сказали, личности, требовавшие денег, появятся сегодня? — оторвалась я от мечтаний о светлой и чистой, но, к сожалению, существующей лишь в романах любви. Ларионова утвердительно кивнула. — А во сколько? Или они не предупредили?

— Нет, отчего же… Сказали, что придут в шесть вечера, — ответила Ольга Георгиевна. — И приказали, чтобы деньги были собраны. Интересно, каким образом?

— Да, — задумчиво согласилась я. И воскликнула, осененная свежей идеей: — Ольга Георгиевна, может быть, вы пока поживете в другом месте? У меня есть на примете квартира, там вас не найдут. А я тем временем спокойно поищу вашего мужа. И с братками разберусь.

У меня и в самом деле существует квартира, доставшаяся мне по наследству от бабушки. Об этом жилище очень мало кто знает, и все — люди проверенные. Я использую ее вот в таких случаях, как этот, — когда человеку опасно жить у себя дома и человек этот обращается ко мне за помощью.

Но Ларионова восприняла мое предложение в штыки.

— Да вы что? Нет, я не соглашусь. А вдруг они что-нибудь с квартирой сделают? К тому же и Илюша может позвонить или вернуться, — с надеждой добавила она. И как самый сильный довод, яростно воскликнула: — К тому же эти люди, если не найдут меня, могут заявиться к детям! И как я могу покинуть свой класс? На сегодня-то меня отпустили, но я не могу бросить детей перед концом четверти…

— Ну хорошо, — смирилась я. — Как хотите. Оставьте свой адрес и возвращайтесь прямо домой, а я через некоторое время подъеду к вам. Впрочем, может так получиться, что я задержусь… Что ж, тогда приду к пяти вечера.

Ларионова только кивала, соглашаясь со мной во всем.

Я продиктовала ей номера моих домашнего и сотового телефонов, предупредив:

— По одному из этих номеров меня всегда можно найти, так что, если произойдет важное событие — ну, например, братки передумают и перенесут встречу на более раннее время или ваш муж вернется, — звоните обязательно. Кстати, фотографию его я пока оставлю у себя.

Ольга Георгиевна, благодарно посмотрев на меня, записала телефоны в свой блокнот и стала поспешно собираться. Не знаю уж, то ли ее испугал мой энергичный напор, то ли она все еще надеялась увидеть супруга целым и невредимым, подпирающим двери квартиры в ожидании ее с букетом роз наперевес.

Впрочем, удерживать Ларионову я не стала — ни к чему. Да мне и подумать надо. Тем более что-то меня напрягало. Какая-то эмоция на уровне не логики, а скорее интуиции.

Проводив Ольгу Георгиевну за порог, я вернулась на кухню, сварила себе еще кофе, сложила деньги в бумажник. Закурила, устроившись на стуле и поджав под себя ноги. Так чего же мне не хватает?

Ну, конечно!

Едва не опрокинув чашку с любимым напитком, я ринулась в прихожую, где спокойно лежала моя сумка, и выудила из нее замшевый мешочек с магическими «косточками».

Эти «косточки» представляют собой три двенадцатигранника, и они, как это ни смешно, являются частью моей работы. С их помощью я провожу… совещание с высшими силами. Причем предсказанное додекаэдрами всегда сбывается. Главное — правильно истолковать советы магических «косточек».

Сосредоточившись, я с минуту держала прохладные двенадцатигранники в ладони и размышляла о деле, взяться за которое меня заставило лишь безденежье. Ну, еще и сочувствие к Ларионовой, бедной женщине, влюбленной, как малолетка.

Поразмыслив, я наконец метнула магические «кости» на стол. И вот что они мне выдали.

14+25+2. И что же это значит?

Я поднапрягла несколько ослабленную бездействием память и выудила из ее закоулков нужное толкование: «Не забывайте о том, что для вас очень важно всегда быть хорошо информированной и что определенную часть заработанных денег надо откладывать». Вот что касается денег, это точно. А насчет информации… Естественно, мне всегда нужно быть просто идеально информированной. Ну что ж, надо — значит, будем. Но в сущности, никакого толчка «косточки» мне пока не дали. Ладно, попробуем еще раз.

И вновь я сосредоточилась на той же проблеме, стараясь сделать мысли как можно более емкими и в то же время конкретными. Ничего удивительного. Магические двенадцатигранники — великолепный советчик, но иногда их рекомендации получаются слишком расплывчатыми. Тогда и приходится гадать дважды. В моей практике было и трехразовое метание волшебных «косточек», но такое случается сравнительно редко — как и всем хорошим, помощью высших сил злоупотреблять не стоит.

14+28+11. Доигрались, Татьяна Александровна! Вот вам и ответ. Превосходный такой ответик! Я ощутила неожиданную досаду, формулируя в мозгу трактовку данного сочетания цифр: «Вы согласитесь на какое-то предложение, которое принесет не только много забот, но может закончиться для вас плачевно».

А я уже согласилась, между прочим. Вместе с досадой появились злость и какая-то лихая самоуверенность — предупреждена, значит, вооружена. И вообще, за мою практику меня неоднократно старались убить, прижать к стенке… ну и тому подобное. Пока что это не удавалось никому. И теперь тоже вряд ли удастся — не так проста Танька Иванова, если до сих пор держится на плаву да еще и является лучшим тарасовским детективом! Обломаете зубы, гипотетические противники, сразу предупреждаю!

Мне и правда захотелось схлестнуться с сильным, действительно сильным противником. Так, наверное, бывает в любой работе. Этакий азарт приходит: ты хочешь победить лучшего.

Итак, теперь можно приступить непосредственно к делу.

Ополоснув чашку из-под кофе под струей воды и ссыпав окурки из пепельницы в ведро, я приступила к сборам.

Оделась нейтрально — джинсы, теплый свитер, куртка. Я собираюсь пользоваться машиной, а не общественным транспортом, поэтому дубленка не нужна — замерзнуть мне не грозит. Сунула в сумку все, что может понадобиться в нелегком сыщицком труде — «жучки» там всякие, миниатюрный фотоаппарат, отмычки и прочие «прибамбасы», нужные в профессии. И вышла на морозную декабрьскую улицу.

Ступив на снежный пласт, покрывший асфальт, я едва не упала, на миг потеряв равновесие. Оказалось, снежный пух коварно прикрыл залежи льда.

Впрочем, до машины я добралась успешно, не покалечившись, но вот тут-то начались проблемы. Отвратительный холод, стоявший в гараже, где обитала моя бежевая «девяточка», не лучшим образом сказался на двигателе, который долго не хотел заводиться. И мне пришлось долго разогревать мотор, прежде чем машина согласилась тронуться с места.

Ну да ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Я вывела-таки машину из гаража, закрыла ворота и «с ветерком» отправилась к дому Ларионовой. Она, конечно же, говорила мне, что пообщалась с соседями. Но, во-первых, она расспросила только соседей со своей лестничной площадки. А во-вторых, пообщалась с ними не я, а она. Почему-то так выходит, что я могу выудить из людей несколько больше, чем остальные. Опыт сказывается, наверное.

С легкостью отыскав дом Ларионовой — к счастью, Тарасов знаю, как свои пять пальцев, — я остановила машину на маленьком, очищенном от снега пятачке во дворе и выглянула наружу, пока не покидая теплого салона. Ага, так оно и есть. Бабуськи, несмотря на морозец, сидят на лавочке, поеживаясь. Но ведь сидят! Как будто это не развлечение, связанное с перемыванием чужих косточек, а работа — тяжкий и неприятный, но важный труд.

Наши бабки — находка для шпиона. Эти божьи одуванчики знают все и обо всех, могут нарассказывать всевозможных баек и тому подобного. Короче говоря, молодцы старушки, так держать!

Я покурила, приблизительно сформулировав вопросы, которые намерена задать, и вышла из машины. Подошла к бабуськам, присела рядышком и несколько минут вслушивалась в их разговоры, как будто не смея мешать. Психологический ход. Если прервать пожилого человека — обидится и замкнется в себе, потом клещами из него ничего не вытянешь. А стоит чуть-чуть посидеть, послушать, редко, но метко покивать — и информацию тебе преподнесут на блюдечке с голубой каемочкой. Вот этой методике я и следовала, выслушивая оценку политической и мыльнооперной обстановки в стране. Я кивала с самым что ни на есть осведомленным видом, словно с губернатором за ручку здороваюсь, а бразильско-мексиканские сериалы — мое обычное времяпрепровождение. Бабки, поначалу настороженные, вскоре расслабились, и я позволила себе изредка вставлять умные замечания в их беседу. В итоге мы сошлись на всех удовлетворившем мнении — «Дикая Роза» была гораздо лучше, нежели «Санта-Барбара», а актеров неплохо бы поменять. Политическая обстановка в стране — хуже некуда, раньше было лучше. В общем, «тогда» все было идеально, «сейчас» — противная реальность. Вот так вот.

После такой беседы, занявшей от силы минут пять, я заикнулась:

— Вы знаете, а в жизни-то происходят вещи и почище, чем в сериалах.

Старушки навострили ушки. И я продолжила, рассыпая зерна в благодатную землю:

— Вот, например, у Ольги Георгиевны — она здесь живет — исчез муж. Просто пропал и все, никто его не видел! Как будто провалился сквозь землю.

— Провалился, как же!

— Да уж конечно… Нашла Оля, с кем связаться на старости-то…

— С чумаданом он провалился, на машине!

— Сбежал, чай, к молоденькой. Чего с учителкой делать? В матери она ему годится!

Старушки оживились. Перебивая друг друга, они забрасывали меня бесценными сведениями. Итак, Курский удалился не по воздуху. Невидимкой тоже не стал. Он, лапочка, банально, с чемоданчиком, сел в такси и уехал. Пока супруга на работе была. Чуток пооглядывался.

— Небось боялся, что Олька за ним бросится! — триумфально заявила одна старушенция.

— Да что вы? — деланно удивилась я. — А что же говорят, его никто не видел?

— Как никто? Я, чай, из окна-то смотрю! Вчера морозище был, на улице не рассидишься. Но в окошко-то посмотреть можно. Знать надо, чего на улице деется!

Бабки наперебой убеждали меня в том, что за окном творится бездна интересного. Да и выйдя в магазин за хлебом, тоже можно увидеть невесть что.

— И он так просто взял и уехал на такси?

— Ну… — одобрение в голосе бабки относилось к моей сообразительности, по всей вероятности.

Время отъезда мне сообщили — как раз двенадцать стукнуло. Дня, естественно, — по «ящику» новости какие-то как раз начались.

Номера они, к сожалению, не запомнили. Зато описали саму машину так, что я восхитилась поистине фотографической их памятью. А дальше — дело техники. Таксопарков в нашем городе не так уж и много.

Вежливо попрощавшись с бабками, я вернулась в машину, включила зажигание — пусть разогревается — и набрала номер справочной.

Нескольких минут мне хватило, чтобы выяснить телефоны таксопарков. Вот на вычисление машины, выезжавшей по адресу Ларионовой, ушло больше времени. Диспетчеры — люди насквозь недоверчивые, и в конце концов мне пришлось сказать, что пассажир забыл где-то бумажник и не помнит, где именно. На такую неоригинальную «утку» клюнули сразу же. А в итоге я разжилась адресом шофера такси. И его именем, естественно. Мое везение тут закончилось, потому что сегодня у шофера оказался выходной.

Ну я-то на колесах! То есть у моей машины четыре колеса, и я нахожусь в салоне. Так что проблемы не существует.

Тронувшись с места, я отправилась на другой конец города, горя желанием пообщаться с неким Павлом Тушнинским, шофером таксопарка, подвозившим, по моим предположениям, Курского.

Жилище Тушнинского я обнаружила без особого труда. Судя по адресу, он обитал в многоэтажном доме, а в той местности, где я оказалась, многоэтажка была одна-разъединственная. С еще большей легкостью я отыскала квартиру таксиста и через несколько минут уже звонила в обшарпанную грязно-коричневую дверь.

— Вы к кому? — послышался подозрительный вопрос, произнесенный явно мужским голосом. Но голос звучал глухо и не очень уверенно, как привет с большого бодуна.

— Могу я поговорить с Павлом Тушнинским? — осведомилась я вежливо, и сразу дверь открылась.

Будь я человеком менее привычным к всевозможным потрясениям, обязательно бы растеклась по полу маленькой лужицей, ранее носившей гордое звание детектива. К такому таксисту, честно скажу, я бы вряд ли села в машину.

Мощный детина взирал на меня, вовсе не маломерку, мягко говоря, свысока. А точнее — как на таракашку или букашку. Мой взгляд утыкался в обнаженную, страшно волосатую грудь, ниже которой виднелся накачанный пресс спортсмена, а завершалось это великолепие потрепанными тренировочными штанами времен социализма.

Задрав голову чуть не к потолку, я смогла увидеть и вершину этого айсберга — широченную, как тазик, физиономию, заросшую черной щетиной и по-бандитски туповатую, с глубоко посаженными глазами, полностью скрытыми сонно-тяжелыми веками.

— Я Тушнинский, — представился мужчина, распахивая глаза.

Я прикусила губу. Первое впечатление оказалось обманчивым — глаза, умные, серо-голубые и насмешливые, сверкали иронией и легким, даже оправданным в данной ситуации сарказмом.

— Что вам угодно? — спросил хозяин дома, и голос его звучал совершенно трезво.

Честно признаться, я ошалела. Даже больше, чем при первом брошенном на таксиста взгляде. С ума сойти можно.

— Могу я задать вам несколько вопросов? — спросила я, с трудом добившись твердого звучания голоса.

— Да, разумеется. Может быть, войдете? — предложил Тушнинский. — А вы вообще-то кто?

— Татьяна Иванова, частный детектив, — представилась я, окончательно взяв себя в руки.

— Очень приятно, никогда еще не видел частных детективов, — и Павел подтвердил слова действием, принявшись довольно бесцеремонно меня рассматривать. — Входите же!

Я прошла в чистенькую, на мой непритязательный взгляд, прихожую и приступила к беседе.

— Вы вчера подвозили Илью Станиславовича Курского?

— Я не спрашиваю, как зовут моих пассажиров, — логично ответил Тушнинский.

А я подумала, что, должно быть, приобрела страшное заболевание под названием «мозговой разжиж». Мне никак не удавалось оторвать взгляд от странных и притягательных глаз мужчины, и он это прекрасно понимал. Эй, Татьяна Александровна, держите себя в руках! А лучше… — взгляд мой скользнул по сильным широким ладоням Тушнинского — лучше в ежовых рукавицах! — одернула я себя. И сказала, сформулировав вопрос более конкретно:

— В двенадцать часов, адрес: Романовская, 24.

— А, теперь ясно. Холеный парень с чемоданом? Вы тоже им интересуетесь?

— А что, еще кто-то интересовался?

— Да, вчера. Но по телефону, и мужчина, — плотоядно ухмыльнулся Павел.

— И куда же вы его доставили? — осведомилась я, уставившись на носки собственных ботинок.

— Довез до автовокзала, там высадил и уехал.

— Где конкретно вы его высадили? — уточнила я чуть дрогнувшим голосом, разозлившись на себя за это. Злость придала сил.

— Напротив будки ГИБДД, — ухмыльнулся мужчина.

— Может быть, вы заметили — в его поведении было что-то странное?

— Странное? Не знаю. Разве что нервничал немного, оглядывался несколько раз назад, — пожал мощными плечами Тушнинский. — Не знаю, является ли это странным. Мне показалось, что он отправился от благоверной к любовнице, поэтому и переживал: а вдруг заметит, — добавил он с тонким намеком.

— А во что он был одет, вы не могли бы описать? — проигнорировав намек, деловым тоном спросила я.

— Длинный кожаный плащ, — пожал плечами таксист. — Черно-синего цвета. И шапка, обычная, из черного меха.

Поблагодарив его за информацию, я ретировалась. Уже хорошо — на след Курского я вышла. Типа с интеллигентной физиономией в длинном плаще и с чемоданом наперевес внимательные люди вряд ли пропустят. Найти бы их еще… Правда, автовокзал — место суетливое, Курский мог и затеряться в толпе.

Куда же он намылился? Взял билет на автобус до одного из районных центров? Так вычислить это — раз плюнуть, если рассудить. Да и отыскать приезжего в небольшом городке, где все друг друга знают, легче легкого.

Впрочем, может быть, он заметал следы… Тогда… Надежда только на наблюдательность лоточников, киоскеров и… кто там еще на автовокзале отирается? О, на бомжей и попрошаек. Может, хоть один человечек вспомнит Илью Станиславовича Курского? Хотя труд предстоит адов — расспросить всех о том, куда отправился человек, появившийся на вокзале вчера, в середине дня. Веселенькое занятие мне предстоит… Может быть, зря вы согласились взяться за это дело, а, Татьяна Александровна? Поступили не подумавши? Да ладно, поздно себя корить. Тем более денежки шуршали очень даже приятно.

О, точно! Деньги у меня появились, надо закупить сигарет.

Я подошла к коммерческому ларьку, расположенному напротив дома таксиста, и купила наконец-то любимые сигареты, не думая о цене. Качественные сигареты для детектива Ивановой, которая может хорошо размышлять только за свежесваренным кофе, вооружившись сигаретой, тоже входят в статью расходов.

Погрузившись в машину и заведя мотор, я выкурила сигарету, после чего только и тронулась с места. И поехала к автовокзалу.

Припарковавшись и покинув теплый салон своей «девятки», я сразу погрузилась в вокзальную толчею. Ноги чуть подгибались — езда по скользкой трассе не доставила неземного блаженства. А может быть, у меня неправильное мировосприятие? И мне должно было быть приятно, когда машину заносило на каждом повороте, и она то и дело норовила сцепиться в любовной схватке с ближайшим столбом? Я улыбнулась своим мыслям и чуть прибавила шагу, хотя идти по скользкому тротуару тоже было не слишком в удовольствие.

Первым делом я направилась к будке ГИБДД. Нет, общаться с ментами в мои планы не входило — пока что мое следствие с милицейским не пересекается. Просто у будки, вольготно расположившись, сидел мужик в омоновской форме, с несчастным выражением на широкой, с эту самую ментовскую будку, физиономии. Перед столь колоритной личностью стояла шапка-ушанка. А в руках — гитара. И «омоновец» выводил какие-то заунывно-блатняковские рулады, с чувством ударяя по струнам. Странно, почему менты не чешутся? Парень — один из них и подрабатывает на хлеб насущный? Или они просто наслаждаются блатной лирикой, по духу им близкой?

Я подошла к этому типу и склонилась над ним. Глаза «бомжебарда» заинтересованно блеснули, и он патетично заявил, на миг прервав терзанье струн:

— Я пою для вас, красавица!

После чего с новой силой завыл нечто про любовь, войну и под конец два выстрела, насколько я поняла. По крайней мере через слово мелькали могилки, кресты и тому подобные причиндалы загробной жизни. Устав слушать этот бред, я махнула рукой, в которой зашелестела купюрка. Мужик, как загипнотизированный, потянулся вслед за моей рукой, к счастью, прекратив издеваться над несчастным, уже скрежещущим от неблагоприятных погодных условий инструментом.

— Вчера сидел здесь? — деловым тоном задала я вопрос.

— Каждый день сижу, — буркнул он, не отводя взгляда от моей ладони с шуршащей, такой соблазнительной денежкой! Гораздо более соблазнительной, чем я сама, как это ни обидно. — А чего надо?

— Ты хоть иногда на публику смотришь? — полюбопытствовала я, присаживаясь на корточки и закуривая. Прохожие на меня косились, но мне это в принципе по барабану. Пусть думают что хотят, ну их, в самом деле!

— Конечно, — удивленно ответил мужик. А я разглядела, сколь искусно он загрязнил свою физиономию. Не бомж, сто процентов. Так, подрабатывает. — Надо же видеть, кто как реагирует.

— Так ты психолог! — протянула я чуть насмешливо. Он ощетинился было, но я поспешно добавила: — Вот психолог-то мне и нужен!

— А что надо-то? — полюбопытствовал мужик.

— Вчера, после двенадцати, ориентировочно — до часа дня, здесь должно было остановиться такси.

— Ну да, такая бледно-желтая машина с черными клеточками на боку и «шапочкой» на крыше, — обрадованно подтвердил мужик. И вновь вожделенно посмотрел на зажатые в моей ладони деньги.

Я понимающе хмыкнула и осведомилась:

— Как выглядел пассажир?

«Бомж» наморщил лоб, демонстрируя интенсивную умственную деятельность. Пробежался кончиками пальцев по гитарным струнам, инструмент обиженно звякнул. Наконец тип заявил:

— Вышел мужик в кожаном плаще, с коричнево-рыжим чемоданом в руке.

— Та-ак, отлично, — протянула я нарочито обыденно — пусть не думает, что его сведения ценны. Я недостаточно богата, чтобы переплачивать за информацию. — Вот посмотри, это он? — показала я фотографию, выудив ее из кармана.

Я ожидала получить жаркий утвердительный ответ, но мужик пожевал губами, смущенно покачал головой и передернул плечами, неуверенно откликнувшись:

— Да вроде похож… Тоже в очках был. А может, и не он — черт его знает.

— Куда он пошел? — полюбопытствовала я, поеживаясь на промозглом ветру.

— Во-он к тем лоткам, вроде бы к кассам, — не излучая особой уверенности, предположил «омоновец» и махнул рукой в сторону.

Я поблагодарила гитариста, вложив в не слишком чистую лапу, обтянутую перчаткой с обрезанными пальцами, купюру, и пошла в указанном направлении. «Омоновец» провожал меня удивленным взглядом, но деньги моментально исчезли в недрах пятнистой куртки.

Ну что, Татьяна Александровна, начало положено. Я сдержанно улыбнулась себе, любимой, и подошла к ближайшей лоточнице, сунув руку в карман и ощутив подушечками пальцев глянцевитую поверхность фотографии.

Я болталась по автовокзалу больше часа. За это время успела выкурить полпачки сигарет, выпить стаканчик не такого уж плохого кофе в скромной забегаловке, дабы согреться. Язык буквально отваливался от непосильного труда — пришлось пообщаться чуть ли не с каждым «постояльцем» площади и здания. Меня интересовали лоточники, торгующие «культурно-массовой» продукцией — литературой и всевозможными канцтоварами, бабуськи, продающие сигареты «оптом и в розницу», и тому подобные вокзальные жители. Весь этот народ отвечал на мои вопросы, иногда небесплатно, иногда понукаемый красными «корочками» работника прокуратуры, имевшимися в моем арсенале. Расспросила я и кассиров, продающих билеты на автобусные рейсы. Выяснилось — на автобус мужчина в кожаном плаще не садился, билетов не брал.

Ну да ладно, все это — сыщицкие будни. Зато мне удалось узнать, что господин Курский сделал после того, как покинул такси. Он нанял частного извозчика, калымщика, постоянно обитающего здесь. И — мне несказанно повезло! — этот калымщик как раз сейчас ожидал пассажиров, сидя в теплом салоне обшарпанной «пятерочки» грязно-синего цвета.

Я подошла к задрипанной машине и коснулась окошка костяшками пальцев. Стекло тут же поехало вниз, и передо мной предстала любопытнейшая физиономия. Первое, что я рассмотрела, — нос, настолько похожий на сливу, что даже прирожденный ботаник мог допустить ошибку. По обе стороны от замечательного носа, в глубоких глазницах, ютились маленькие, водянисто-блестящие глазки. Блекло-синюшные губы силились раскрыться, дабы задать мне вопрос, но сигарета, прилипшая в углу рта, мешала это сделать.

Наконец страшная фигура откопала в памяти слова:

— Куда едем? — хриплым, насквозь прокуренным голосом осведомился мужик. Я молча обошла машину спереди и опустилась на соседнее с водительским сиденье, после чего заявила:

— Никуда не едем. Стоим и беседуем.

— Об чем? — не проявляя признаков беспокойства, меланхолично поинтересовался мужик.

— Вы здесь всегда стоите?

— Нет, я еще ездию, — так же меланхолично ответил водила.

Я фыркнула, закурила и предположила:

— А сейчас что же, клиентов нет?

— И конкурентов много, — невозмутимо добавил тип, сплюнув, наконец, за окошко бычок и мотнув головой по направлению стройных рядов машин. Потом опомнился: — А чего надо-то, я не понял?

— Мне нужна ваша помощь.

— А… — и тип потер друг об дружку пальцы, демонстрируя «говорящий» за себя жест.

— Если ответите, — пожала я плечами, с некоторой рисовкой выуживая из сумки бумажник.

— Так чего молчишь? Спрашивай. А то, глядишь, везти кого надо будет.

Логично, не спорю. А деньги терять не хочется, наверное. И я приступила к интересовавшей меня теме:

— Вы вчера здесь работали?

— Ага, — радостно кивнул мужик, закуривая «Приму».

— Около часа к вам подходил мужчина.

— Ну знаете, вчера пассажиров у меня было… Не то что сегодня, — и водитель окинул меня скептическим взглядом, как бы говоря, что я-то на пассажира не тяну ни в коем разе.

— На этого вы должны были обратить внимание.

Я не хотела рисковать. Конечно, я могу дать описание господина Курского. А если водила — не тот, и вышла ошибка? Он, заработка ради, подтвердит, что подвозил черта с рожками и в смокинге. И почешет частный детектив Иванова Татьяна Александровна к этому самому черту на его кулички. Ну уж нет, лучше я начну импровизированный допрос издалека.

— В каком смысле? — не понял частный извозчик, чего я от него хочу. — У меня пьянчуги были, бабы были.

— Он был с чемоданом, — помогла я информатору.

— А, такой цивильный типчик в черной коже, в длиннющем плаще и с очками на морде, — сообразил водила, чем несказанно меня порадовал.

— Ну да, — кивнула я. — Теперь вам остается только вспомнить, куда вы его доставили.

— А чего тут вспоминать? — хмыкнул мужик и задумчиво так снова потер кончики пальцев, повторяя намек.

Я усмехнулась, выудила из бумажника купюру и аккуратно свернула ее в трубочку. Нос водителя, кажется, приобрел еще более выразительный пурпурный оттенок и стал клониться в мою сторону. Я вопрошающе приподняла брови, продолжая очаровательно улыбаться.

— Я довез его до аэропорта, а потом уехал. Он сказал, что ждать не нужно. Высадился вместе со своим чемоданчиком, — поспешно ответил водитель, с трудом удерживаясь от того, чтобы протянуть руку за деньгами, и гордясь такой стойкостью.

Ага, у меня есть следующий пункт передвижения Курского. Это великолепно.

Отдав деньги сизоносому водиле, на что тот широко улыбнулся, продемонстрировав черные пеньки — в прошлом зубы, я выкатилась из его машины и отправилась к собственной «девяточке». Теперь путь мой лежал в аэропорт.

Да, работка, конечно, не самая приятная в мире — опрашивать множество людей, отыскивая одного-единственного мужика. Похоже на поиски иголки в стогу сена. И я выступаю в роли магнита.

Движок странно стучал на ходу, и я подумала, что надо будет заехать на станцию техобслуживания, не мешало бы проверить, что это с ним. Но это потом, когда завершу расследование. Пока, надеюсь, «девяточка» меня не подведет. Моя машина — не просто средство передвижения. За время многочисленных расследований и острых ситуаций мы с моей «ласточкой» успели, можно сказать, сродниться. Несмотря на то что у меня были возможности сменить автомобиль на лучший, я этого не делала и не сделаю.

Предоставив внутренностям машины стучать как стучится, я снова переключилась на расследование.

Ну что ж, пока было бы грешно пенять на судьбу — фортуна на моей стороне. Мне несказанно повезло сразу напасть на след господина Курского. Ведь он мог не вызывать такси, а, скажем, нанять частника. Или таксист мог оказаться старым маразматиком, с трудом вспоминающим собственное имя, не то что клиентуру. Ну и так далее.

С трудом найдя место для машины на переполненной стоянке перед аэропортом, я вышла на улицу, в который раз за этот день погрузившись в омерзительный холод. И прикусила губу, поняв со всей ясностью — здесь ловить нечего. Одна надежда: что мне еще раз повезет и окажется, что Курский взял билет на самолет. Иначе — я его потеряла. С вероятностью в девяносто процентов. Потому что народу здесь была чертова туча, и люди постоянно менялись — ходили туда-сюда, болтались с чемоданами и баулами, что-то бурно обсуждали. Одним словом — идеальное место для человека, желающего затеряться, замести следы. Слишком много народу.

Но рук я не опустила и храбро ринулась в гущу толпы.

Для начала решила расспросить девушек в кассах. Их насчитывалось шесть, но одна из них сейчас не работала. И вот я пробиралась буквально по головам, пробиваясь к зарешеченному окошечку. Пришлось посверкать «корочками» — своим просроченным удостоверением работника прокуратуры. Когда-то давно мне довелось поработать там, но это сравнительно быстро надоело — терпеть не могу довлеющей силы над моей головой, начальство вызывает у меня изжогу. И я решила пуститься в свободный полет, где по сей день и нахожусь, небезуспешно раскрывая преступления.

Состряпав физиономию кирпичом, я совала девицам в кассах свое удостоверение вкупе с фотографией господина Курского и его ФИО. Девушки, как одна, хлопали подведенными, раскрашенными тушью и тенями глазками, стрекотали клавишами компьютеров и мотали головами. Толпа за спиной ворчала, но вполголоса — с работником прокуратуры ругаться побаивалась. И хорошо делала — не хватало мне еще цапаться с жаждущими отправиться в полет!

Наконец в предпоследнем по счету окошечке мне повезло: не первой юности девица с крысиным личиком и тщательно заштукатуренными морщинками и прыщиками всмотрелась в фотографию и неуверенно сказала:

— Вроде бы я его видела вчера…

— Вроде бы? — подстегнула я чуть насмешливо и надменно — именно так, по мнению обывателей, должен общаться с народом работник прокуратуры. А для блага моей работы хочешь не хочешь приходится поддерживать сложившиеся в обществе стереотипы.

— Минуточку, я посмотрю, — совершенно верно поняв мой, признаюсь, не слишком вежливый тон, безропотно пискнула девица. И стрекотнула клавишами. Потом целеустремленно поводила мышкой по столу и заявила обрадованно: — Ну да, Курский Илья Станиславович. Вчера взял один билет на рейс Тарасов — Москва.

— Время отправления рейса? — как из пулемета, выпалила я. Это уже любопытно — значит, уважаемый Курский намерен слинять, оставив супругу в неведении. И, интересно, по какой же причине он «кинул» бедную соблазненную им даму?

— Сегодня, в час ночи, — ответила девушка. — Если хотите…

— Спасибо, ничего более мне не требуется, — улыбнулась я и выдавилась из толпы. Люди наконец получили возможность купить свои билеты и отправиться в полет.

Тоже хочу куда-нибудь улететь! Чтобы кругом не было преступников, а были пальмы, море, коттедж и привлекательный мужчина рядом. Но для этого как минимум нужны деньги, которых у меня в данный момент не слишком много. В общем, хватит мечтать, Иванова!

Конечно, я могу поймать Курского перед вылетом его самолета. Но до ночи времени еще ого-го-го сколько! И вообще… «Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать послезавтра» — не мой принцип. Предпочитаю более консервативную трактовку поговорки. Мало ли, вдруг Илья Станиславович взял билет на самолет просто так, в качестве отвлекающего маневра? Конечно, это трата достаточно крупной суммы денег, но тем не менее — все возможно в этом мире. И я решила побродить по зданию аэропорта и расспросить народ.

Только через час бесплодных блужданий, когда язык уже начал отваливаться от бесед на всевозможные темы, а голова гудела от бездны ненужной информации, я поняла, насколько глупой была моя попытка. Слишком много здесь народу, причем контингент меняется чуть не каждую минуту. Сыщицкая звезда на сей раз отвернулась от меня, и встретить человека, видевшего Курского, не удалось. Так что придется, вероятно, подлавливать Курского перед его отправлением в Москву. То есть ночью мне поспать не удастся.

А что поделаешь. Гонорары надо отрабатывать.

Итак, что делаем теперь? Я взглянула на часы и еле заметно улыбнулась — до визита братков к Ларионовой времени еще полно. Конечно, я должна приехать пораньше, чтобы успеть прояснить обстановку и спрятаться, но… Не сейчас же к ней ехать, в самом деле!

Больше всего мне интересно, с чего вдруг Курский мог так неожиданно сорваться с насиженного места? Ларионова звонила к нему на работу, и там его не было. Но это не показатель!

Стоп, а если бы я была на месте Курского… Развелась с женой и тут же женилась на другой женщине, причем значительно старше себя… Но почему с женой-то развелась? Предположим, надоела, чего в жизни не бывает… Ладно, развелась, а второй раз зачем жениться?

Кажется, в этом плане я ничего пока прояснить не смогу. А может быть, причина — работа? Курский — один из основателей фирмы «Мотор». А если он банально кинул своих коллег или подчиненных и решил смотаться с общественными деньгами? Например, с зарплатой всего коллектива?

Ну что ж, значит, пора наведаться в фирму «Мотор». Поотираюсь там, разберусь, что к чему. Посмотрю, в какой каше варился Курский. И что он за типчик. И, кстати, если успею, — неплохо бы наведаться к госпоже Курской. Она, думаю, должна знать экс-супруга лучше, чем Ларионова, с которой он не так давно живет. Но это если будет время. А там — посмотрю по обстоятельствам, пока планировать рановато.

Глава 2

Центральный офис фирмы «Мотор» располагался на одной из центральных улиц города, а неподалеку была и база, с которой выезжали машины. Я решила для начала посетить базу — в центральном офисе еще успею побывать, с руководством пообщаться. А люди, рядовые работники, обожают обсуждать свое начальство, каким бы замечательным это начальство ни было. И вообще, свежие сплетни — вещь очень даже полезная в моей работе.

Я вышла из машины, пристроив ее у тротуара, включила сигнализацию и проникла за широкие ворота, распахнутые в данный момент — оттуда как раз выезжал огромный фургон. За воротами располагалась собственно база — гаражные боксы.

И я пошла туда, где суетились водители «всевозможных форм и расцветок». Двери огромного гаража, заполненного фургонами, что называется, «под завязку», были открыты, и мне не составило труда проникнуть внутрь. Мужчины разных возрастов бегали туда-сюда, что-то такое делая.

— Привет, — поздоровалась я как бы со всеми, соблюдая нормы вежливости, хотя на меня, собственно, никто не обращал внимания. Мужчины были заняты своими делами.

— Привет, — удивленно откликнулся симпатичный парнишка лет двадцати с небольшим, окидывая меня восхищенным взором. — А вы кто?

— Таня, — пространно ответила я и добавила: — У вас тут случайно водителей не набирают?

— Вроде бы сейчас ищут, — с готовностью откликнулся парень. — Но тогда вам в дирекцию надо.

— Не дури, Санек, кто ж девку-то возьмет? У нас ведь иногда и грузить надо, — подключился к нашей милой беседе мужик в возрасте за сорок, иронично вскинув кустистые брови. — Да и вообще, не женское это занятие — шоферить.

— Девушка, а вы ищете работу именно водителя? — вклинился в беседу еще один представитель сильного пола, обладатель испачканных в мазуте или еще какой-то гадости рук и брюк. — Может быть… — Он слащаво улыбнулся, окидывая меня пошловатым взглядом с головы до ног.

Но я не дала ему возможности сморозить гадость и твердо ответила:

— Не может. Я собираюсь устроиться шофером, и только шофером.

Замазученный тип пожал плечами и отвернулся, потеряв ко мне всяческий интерес.

— Не стоит, — пожал плечами сорокалетний, с кустистыми бровями. — Тут мужики-то не всегда справиться могут, а вы все-таки женщина, — снисходительно пояснил он свою точку зрения.

— А что такого сложного в вождении машины? — полюбопытствовала я. — Или у вас тут страшное начальство? — приблизилась я к интересовавшей теме.

Но мужики явно вознамерились отговорить меня от занятий грузоперевозками, а тему с начальством развивать не захотели. Мы присели на сваленные в углу ящики, пропахшие бензином, и меня принялись стращать.

— Вот недавно один шофер, Витек, ехал из столицы, вез груз. Ну, что в грузе — неважно, — увлеченно вещал мужик с пушистыми бровями, парень внимательно слушал его, посматривая на меня и еле заметно краснея при ответном взгляде. — Только Витек не справился с управлением — шел дождь, трасса не всегда достаточно ровная. В общем, машина оказалась в кювете, повредился бензобак, и трейлер сгорел. Вместе с бедным мальчишкой, — скорбно закончил он историю.

Я сочувственно покивала, но пропустила ее мимо ушей — ко мне трагическая гибель водителя не имела ровным счетом никакого отношения.

— Это все, конечно, грустно, — задумчиво произнесла я. — Но — случайность. А как у вас с начальством? Знаете, я работала в одной московской конторе, так уволилась только из-за руководителей, — пространно завершила я свою мысль, мечтательно уставясь в свежепобеленный потолок. Фантазировать — так на полную катушку. — Они донимали, доставали и вообще были сволочами, — искренне добавила я, потому как действительно терпеть не могу любое начальство. Всевозможные формы руководства вгоняют меня в тоску вперемежку с яростью.

— Да нет, — убедившись в том, что мои намерения «сломать» не удастся, ответил пожилой мужчина, а молодой восторженно закатил глаза — видно, представил, что каждый день будет лицезреть мою неотразимую персону. — Начальство у нас нормальное. Слишком сильно не жужжит, зарплату не задерживает. А чего еще трудяге надо?

Мы пообщались еще с полчаса, но ничего конкретного я так и не узнала. Рабочие не пели дифирамбов «большим боссам», но и не плевались при воспоминании о них. Я выяснила, что директоров в фирме «Мотор» трое — господа Лапчатый, Кобрович и заочно знакомый мне Курский.

— Илья Станиславович — пробивной мужик, — с оттенком восхищения заметил мальчишка, улыбаясь.

Стало заметно — его привлекает тип людей, способных, как говорится, без мыла в любую дырку пролезть. Вот этот аспект разговора меня искренне привлек, и я заинтересованно и чуть насмешливо выдохнула:

— И в чем же эти его пробивные качества заключаются?

— Ну, он с фирмами разруливает, заказами нас снабжает.

— Да брось ты, этот Курский дальше своего носа не видит, — перебил его бровастый. — Это он послал в поездку Витька, а тот ведь едва устроился. Мальчишка совсем, ему бы по городу колесить, а не в столицу ездить.

Короче, ничего конкретного я не добилась. О начальстве работники гаража знали очень мало. Говорят, что слухами земля полнится, но не в данном случае. Так что я наконец попрощалась с шоферами, поблагодарила их за «приятную и содержательную» беседу, после чего отправилась к центральному офису. На ходу привела в порядок волосы, отряхнула джинсы от пыли и нащупала в кармане прокурорские «корочки». Потом задумалась: под каким же предлогом явиться к директорам фирмы? Вероятнее всего, придется представиться работником прокуратуры, а что еще делать? Иначе могут отказаться со мной беседовать. Только вот под каким соусом это другим руководителям подать? Или выбрать другую стратегию?

К несчастью, я слишком мало знала о фирме. И не могла придумать ничего по-настоящему хорошего. Вот и решила все-таки назваться работником прокуратуры. Зачем искать сложности там, где их и в помине нет? Конечно, если Курский вдруг тут появится, то, конечно, озадачится, зачем по его душу прокуратура приходила. Но мне-то какая разница?

Приведя себя в порядок, я вошла в теплый холл офиса фирмы «Мотор». Секретарша тут же уставилась на меня по-рыбьи невыразительными глазами и осведомилась:

— Вам кого, девушка?

— Господина Курского, мы договаривались встретиться, — широко улыбнулась я, оценивающе разглядывая ширпотребовский клетчатый пиджачок девицы.

Та подняла брови и с оттенком сожаления в голосе заметила:

— Боюсь, Ильи Станиславовича нет, и неизвестно, когда появится.

— Тогда я хотела бы поговорить с кем-нибудь из руководящих работников, — продемонстрировав на лице сожаление, которого не ощущала, ведь прекрасно знала, что Курского нет на работе, произнесла я.

— Не знаю, может быть, вас согласятся принять, — опрометчиво проговорила секретарша, потянувшись к телефонной трубке. И неожиданно спохватилась: — Постойте, а кто вы и по какому вопросу?

— Татьяна Иванова, прокуратура, — представилась я хладнокровно, помахав перед носом девицы красными «корочками». Девушка тут же отреагировала, не в силах оторвать глаз от удостоверения — она сняла телефонную трубку, мерцавшую серым перламутром в ее тонкой лапке с обкусанными ногтями.

— Роман Алексеевич, с вами хочет встретиться Татьяна Иванова, из прокуратуры. Ее интересует Илья Станиславович, — добавила девица после паузы и, положив трубку на рычажки, повернулась ко мне: — Пройдите, пожалуйста, в конец коридора. Господин Лапчатый вас примет. — И добавила, желая продемонстрировать готовность к сотрудничеству: — Роман Алексеевич — один из наших директоров, он соучредитель фирмы «Мотор».

Я, как и в гараже, с трудом сдержала смех, услышав фамилию этого соучредителя, но ответила сдержанно и немного высокомерно:

— Благодарю вас, я знаю.

И величественно пошла по указанному маршруту, морщась от витавшей в коридоре сухой пыли. Странно, на улице мороз, здесь же откуда-то такая пылища. Интересно, что он за гусь, этот Лапчатый? Впрочем, какая разница? Мне нужно узнать о Курском, о его долгах — не более того. Какая мне разница, чем занимаются и что собой представляют директора фирмы «Мотор».

— Здравствуйте…

Господин Лапчатый встретил меня на пороге своего кабинета и, галантно проводив внутрь, усадил в глубокое низкое кресло. Я вежливо приветствовала его, с любопытством рассматривая. Одного возраста с Курским, Роман Алексеевич выглядел значительно более потрепанным. Всклокоченные волосы тронуты сединой, не благородно-серебристой, а имеющей какой-то желтоватый оттенок. Лицо испещрено тонкими морщинками, что создает впечатление неотглаженной ткани. Консервативный галстук в темных тонах сбился на сторону и напоминает легкомысленный шарфик. Светло-серый костюм несколько помят и исчиркан черной шариковой ручкой.

Впрочем, в остальном господин Лапчатый производил достаточно приятное впечатление. Миндалевидной формы, чуть приподнятые к вискам глаза искрились свежей зеленью, и в них сквозил ум. Чувственный рот кривился в вежливой и чуть ироничной улыбке. Тонкий нос с горбинкой придавал этому лицу налет аристократизма.

— Татьяна…

— Просто Татьяна, — облегчила я жизнь соучредителю Курского. — Не люблю, когда меня называют по имени-отчеству, — добавила я и очаровательно улыбнулась.

Он широко усмехнулся в ответ, продемонстрировав два ряда белоснежных «голливудских» зубов.

— Что заставило прокуратуру заинтересоваться нашей скромной компанией? — поинтересовался Лапчатый. И, вспомнив о долге хозяина, предложил мне кофе, чай, сок «или что покрепче» на выбор.

Я от всего отказалась, попросив лишь позволения курить, и с радостью воспользовалась своим правом гостьи. Затянувшись, задумчиво ответила:

— К деятельности вашей фирмы наш интерес не имеет отношения, можете не волноваться, Роман Алексеевич. Нас интересует Илья Станиславович Курский, ваш коллега. Причем не по служебным вопросам. Нам необходимо найти Курского в ближайшие сроки. И я предположила, что вы, тесно общаясь с ним по работе, должны знать, где он.

— Мне очень жаль, но в этом не могу помочь, — с наигранной печалью ответил Лапчатый. — Нам и самим было бы чрезвычайно интересно узнать, где найти Илью.

— Вот как? То есть он не предупреждал вас о своем отсутствии?

— В том-то и дело, что нет. Сегодня он должен был отправиться на подписание важного контракта, поэтому тем более удивительно его отсутствие на работе. Кстати, Курского разыскивала и его супруга. Ольга Георгиевна предполагала, что Илья на работе, но его здесь не было, могу вас уверить.

— А что, это в правилах господина Курского — подводить своих сотрудников? — осторожно поинтересовалась я. — Раньше он допускал что-то подобное по отношению к службе?

— Нет, ну что вы. Илья достаточно надежный человек, — отчаянно помотал головой Лапчатый. В волосах его бликовали солнечные лучики, проникавшие сквозь планки жалюзи. Глаза изумрудно поблескивали, с видимым интересом скользя по моему лицу.

Я задумчиво затянулась терпким дымом и осведомилась:

— Роман Алексеевич, может быть, у Курского возникли какие-то проблемы? Должна же существовать причина, по которой он не вышел работу.

— Не думаю, что у него было много проблем. И вряд ли недавняя послужила поводом для отсутствия — Илья сумел справиться с трудностями.

— О чем вы? — пожалуй, излишне резко выпалила я. И тут же исправилась: — Извините, просто мне неизвестно о каких-то его сложностях, связанных со службой.

— По вине Ильи Курского мы потерпели убытки, — заявил Роман Алексеевич. — Он практически исчерпал свою долю в фирме.

Ну уж тут я, конечно, потребовала подробностей, заинтересовавшись столь интригующим началом. И мне вторично за сегодняшний день поведали историю с испорченным грузом и жертвой — Витьком, только на этот раз делая особый упор не на опасности водительского труда, а на убытки, которые понесла фирма.

— Я лично считал, что мальчик недостаточно опытен для перевозки грузов на далекие расстояния, и настаивал, чтобы Виктор работал по городу. По крайней мере пока, — вещал Лапчатый несколько занудно, будто пожилой родитель, укоряющий непослушное чадо. — Но Илья протестовал, и итог печален: Витя мертв, машине место в металлоломе — мало того, искурочена, так еще и обгорела вся. И груз тоже пропал, естественно. Представьте себе, Татьяна Александровна, несколько тонн консервированных продуктов! Это огромные деньги, могу я вам сказать. И поставка тоже пролетела, — скорбно наморщил лоб один из директоров. — Мы лишились не только денег, но и работника, вынуждены были выплатить компенсацию жене Виктора. А также клиент — фирма, связанная с целой сетью магазинов по всему Тарасову — отказался с нами сотрудничать.

— Благодарю вас за рассказ, очень поучительный, — мило улыбнулась я. — И что вы тогда предприняли, Роман Алексеевич?

— В общем-то, мы приняли единственно возможное решение, — заявил Лапчатый с чувством глубокого удовлетворения собственной персоной. — Мы с Дмитрием Игоревичем посовещались и поставили Илью перед выбором — либо он отказывается от своих прав на фирму, то есть на долю от общей прибыли, и мы карабкаемся как можем, либо Курский должен вложить утерянную сумму в дело.

— Каков был результат этой альтернативы? — поинтересовалась я достаточно небрежно, хотя в глубине моего сознания проснулся интерес. Вероятнее всего, поэтому братки и прицепились к Курскому — он занял деньги, дабы расплатиться с долгами фирме, но не отдал.

И Лапчатый подтвердил мое предположение.

— И когда все это произошло?

— Месяца два-три назад, — нахмурившись, ответил Роман Алексеевич. Глаза его полыхнули.

— А деньги…

— Илья говорил, что собирается их вернуть, он перезанял у своего знакомого.

— Назовите его имя, пожалуйста, — попросила я, закуривая еще одну сигарету. И узнала, что деньги Илья Станиславович занимал у некоего Шапрыгина Юрия Афанасьевича.

Стоп, а что, если Курский расплатился с братками, а этот Шапрыгин пожалел о своей щедрости и заслал к Илье Станиславовичу своих приятелей, чтобы вытрясти деньги? Тогда у Курского не было иного выхода. Ему оставалось только бежать, при этом подставив под удар Ольгу Георгиевну.

А что — ценная мысль.

Больше я не смогла выяснить у господина Лапчатого ничего для себя полезного и покинула контору. Теперь я намеревалась отправиться к бывшей супруге Курского. К счастью, Лапчатый мне помог — дал адрес Алины Геннадьевны Курской. И мне не пришлось задействовать собственные источники.

Сейчас мне не давала покоя одна мысль — неужели жена Курского, первая, я имею в виду, настолько страшна, что надоела Илье? Ольга Ларионова ведь старше его на десять лет и красотой отнюдь не блещет. И может быть, мадам Курская, лучше знающая своего бывшего супруга, имеет представление о проблемах, заставивших его сбежать из города.

Итак, план на ближайшие несколько часов таков — пока мне отыскивают адрес Шапрыгина, отправляюсь к госпоже Курской, бывшей жене Ильи. После чего путь мой лежит к Юрию Афанасьевичу Шапрыгину.

Планы — чуть ли не наполеоновские. Ведь тогда я не успею заехать домой, перекусить и выпить кофе. Ну что поделаешь, такова жизнь детектива. Зато фигурка после напряженной трудовой деятельности станет еще более совершенной!

Успокоив себя этой мыслью, я села в машину, потарахтела мотором и отправилась к Курской, которая обитала в районе элитных новостроек на Набережной. Цепко удерживая руль одной рукой, другой я набрала номер родной милиции. В управлении работает бездна моих бывших сокурсников и просто приятелей. Но из всех я почему-то предпочитаю подполковника Кирьянова, или, проще, Кирю. У нас с ним «касса взаимопомощи» — он снабжает меня информацией, я его — найденными преступниками.

К сожалению, Кири на рабочем месте не оказалось. Тогда я потребовала к телефону другого своего знакомого — Гарика Папазяна. Сей индивид армянских корней, совершенно обрусевший, обладал истинно восточным бурным темпераментом. Из-за этого мне порой приходилось призывать на помощь всю мою изобретательность, чтобы отделаться от пылкого мента. Но выбирать не приходится.

— Папазян слушает! — рявкнул Гарик командным голосом, совершенно без акцента, между прочим.

— Иванова гаварит, да? — весело прощебетала я, попытавшись сымитировать кавказский акцент.

— Танюша? — В голосе Папазяна проскользнула искренняя, ничем не завуалированная радость. — Ты наконец решилась назначить мне свидание?

Вот так с ним всегда. Обращаешься к человеку по сугубо служебному вопросу, он же переходит на личности. Ненароком так, ненавязчиво. Опять придется ускользать.

— Конечно, Гарик, неужто ты сомневался во мне? — рассмеялась я. — Но, по мотивам русских народных сказок, сначала ты должен выполнить мое желание! Ты же знаком с российским фольклором? — поддела я ласково.

— Все сделаю, дорогая, — акцент проскользнул в речи честного мента, неуловимо изменив его голос. — Что хочешь?

— Гарик, узнай, пожалуйста, где можно найти Юрия Афанасьевича Шапрыгина, чем он живет и дышит. Сможешь? Или не справишься?

— Он сидел? — деловым тоном спросил Папазян. И добавил медоточиво: — Танюша, цветок сердца моего, только не забудь — приглашаю тебя на ужин, сегодня вечером!

— Да откуда я знаю, сидел ли он, — отмахнулась я, концентрируя внимание на дороге. Отвратительно скользкая трасса нагоняла тоску. Машина юзила, и удерживать руль было трудновато. Но пока я справлялась. — А по поводу ужина — согласна. Но в свете. К себе домой не приглашаю, к тебе тоже не явлюсь.

— Хорошо, Танюш, тогда я тебе перезвоню и скажу, что узнал, — согласился Папазян.

Мы договорились о времени и месте встречи — Гарик предложил барчик на Московской «Шушундра», и я нажала на «отбой». Что ж, поужинаю с Гариком… Если ничто не помешает. Помешать же мне может многое — все обстоятельства против. А к ночи отправлюсь ловить Курского в аэропорту.

Доехав до дома Алины Геннадьевны и оставив машину у бордюра, я миновала железную подъездную дверь с раздолбанным в пух и прах кодовым замком и поднялась на восьмой этаж. Лифт, к счастью, был в лучшем состоянии, нежели дверь, и скрипуче доставил меня до нужной лестничной площадки. Надавив на кокетливо-розовый звоночек, издалека напоминающий цветок, я принялась ждать.

Дверь впечатляла. И прямо-таки вопила о состоятельности хозяев квартиры. И этот дом улучшенной планировки, в центральном районе города, Курский по собственной воле поменял на квартиру Ларионовой? Тогда либо его настигла поистине роковая страсть, либо… он вынашивал какие-то ужасно коварные планы.

В «глазке», надменно сиявшем в двери, мелькнул лучик света, и раздался удивленный, приятный женский голос:

— Вам кого?

— Могу я поговорить с Алиной Геннадьевной Курской? — осведомилась я хладнокровно.

— Зачем я вам понадобилась? — поразился голос. — И кто вы?

— Меня зовут Татьяна Александровна Иванова, я из Тарасовской прокуратуры и хотела бы поговорить с вами о вашем бывшем муже, — четко и достойно ответила я.

— Господи, а почему Ильей заинтересовалась прокуратура? — ахнула Курская. — Я не понимаю!

Дверь, лязгнув замками, открылась, и я увидела первую жену пропавшего соучредителя фирмы «Мотор». Да, редкий мужчина променял бы такую дамочку на пусть не лишенную очарования, но все же не красавицу Ларионову! Курская была идеалом мужского населения Тарасова. Во всяком случае я на месте этого самого мужского населения обязательно избрала бы ее королевой красоты. Правильные черты утонченного лица. Огромные синие глаза, подернутые страстной поволокой. Красивой формы рот. Точеная фигурка, упакованная в облегающее домашнее платье цвета темной вишни. И венчала всю эту изысканную красоту грива прихотливо вьющихся рыжевато-каштановых солнечных волос.

Сейчас идеальное лицо выражало удивленное непонимание — тонкие, будто нарисованные на фарфоровом лбу брови приподнялись.

— Ничего страшного не произошло, — успокоила я дамочку, улыбнувшись. — Просто мне бы хотелось узнать кое-что о вашем бывшем муже.

— Не понимаю вас. Мне кажется, проще было бы обратиться к его новой жене, — приходя в себя, холодно произнесла Курская. — Мы с Ильей уже несколько месяцев в разводе, — и женщина, словно подчиняясь привычке, обиженно скривила губы. Но в этой ее гримасе чувствовалась фальшь. — И вообще, почему вас интересует Илья?

— Алина Геннадьевна, интерес к вашему мужу ему ничем не грозит. Большего я вам сказать не могу. Сами понимаете — служебная тайна, — перенимая холодновато-равнодушный тон Курской, откликнулась я. И для пущего эффекта помахала перед лицом Курской прокурорскими «корочками».

Та пожала плечами и тяжело вздохнула:

— Ну хорошо, входите и задавайте ваши вопросы. Не разговаривать же на пороге…

Я прошла в эффектную, с евроремонтом, светлую квартирку и опустилась на кожаный диван. Да, из такой обстановки по собственной воле уйдет только полный идиот. Или… Ну ладно, думаю, в конце концов я смогу с этим разобраться.

— И что вас интересует? — грациозно опустившись в кресло, светским тоном спросила Алина Геннадьевна.

— Почему вы развелись с мужем?

— Он стал крутить любовь с этой своей новой… С учительницей из вшивой школы, — губы искривились, выплескивая наружу то ли обиду, то ли смех. — Какая женщина это выдержит? — сомкнув руки на коленях и хрустнув пальцами, вопросила Алина. И посмотрела на меня, желая насладиться произведенным эффектом.

Я чуть заметно кивнула, состроив сочувственную гримаску, и подумала: «Дамочка явно переигрывает. Только вот зачем? Впрочем, может быть, она и впрямь несколько патетична по натуре!»

— Почему вы не разменяли квартиру? — задала я чисто бытовой вопрос.

Курская с надменным видом процедила:

— Илья оказался достаточно порядочным и не мелочным человеком.

— Алина Геннадьевна, извините за некорректный вопрос, но, может быть, вы знаете… У вашего мужа была любовница?

— Понятия не имею, — в глазах Курской появилась тень понимания, но голос звучал до ужаса уверенно.

Задав Алине еще несколько вопросов, я покинула ее квартиру, мучаясь новыми, возникшими в процессе разговора вопросами. Причем без ответов, черт возьми! Почему Курская не обижена на мужа, но старательно обиду демонстрирует? Почему при разводе супруг не забрал часть принадлежавшей ему собственности? Тем более квартира и вся обстановка были куплены на совместные средства, как я выяснила. Почему Илья Станиславович променял грациозную газель на скромную учительницу старше себя?

На всякий случай я решила проверить счета Алины. И обратилась к приятелю-компьютерщику. Сама я с техникой не слишком лажу. Зато обзавелась очень удобными знакомствами.

Попросив приятеля разобраться с поступлениями на счета Алины Геннадьевны Курской, если таковые (то есть счета) существуют, я нажала на «отбой» и вынуждена была тут же приложить мобильник к изрядно замерзшему уху.

— Татьяна, до тебя не дозвониться, — с кокетливым упреком заявил Гарик. — Плохо делаешь, дорогая, ведь сама попросила…

— Извини, Гарик, солнце мое, я была занята. Ну так что, ты узнал, где мне искать Шапрыгина?

— Обижаешь, дорогая. — И Папазян погрузился в красочные, насыщенные кавказским колоритом, описания своих мытарств. В стенах отдела милиции.

Я вежливо выслушала его тираду, после чего коротко попросила:

— Продиктуй адрес, пожалуйста.

И тут же получила адрес Шапрыгина. Взяв с меня подтверждение обещания обязательно встретиться и уточнив время, Гарик отвязался. А я, прогрев мотор, отправилась к Шапрыгину.

Этот тип, оказывается, не последняя морда лица в городе Тарасове. Он гордо именуется генеральным директором предприятия по производству шоколада «Факел». С ума сойти! Хорошие, однако, знакомые у Курского. Мне все больше нравится его загадочная личность.

И я отправилась в офис фирмы. Подумала, что наверняка застану Шапрыгина на месте. Все директора считают своим долгом обитать на работе большую часть жизни. Ведь их присутствие поможет справиться со всеми возникающими проблемами… Ха-ха-ха.

Предварительно звонить я не стала — в нашем сыщицком деле немаловажную роль играет прием под кодовым названием «нахрап». Наглость — второе счастье, как говорится. Даже если понадобится воспользоваться «корочками», то в телефонной-то беседе их не продемонстрируешь. Это раз. По телефону могут просто… послать. Это два. А три — еще хуже: могут пригласить на беседу, а пока ты едешь в нужное место, проверить факт наличия некой Татьяны Ивановой в стенах прокуратуры. Так зачем рисковать?

Минут через десять я входила в прохладный холл высоченного здания, в котором располагались офисы фирмы «Факел».

Подойдя к двери с надписью «Генеральный директор Шапрыгин Ю.А.», я вежливо стукнула по косяку двери костяшками пальцев и, не дождавшись ответа, проникла внутрь. Секретарша при звуке открывающейся двери встрепенулась, подняла пушисто-стриженую рыжую голову от клавиатуры компьютера и удивленно вздернула брови, собираясь задать вопрос «Вы к кому?» или «У вас назначено?». Но не задала. Не успела.

— Юлька, ты, что ли? — удивилась я, рассматривая стриженую девчонку.

С Юлевной-королевной, как ее звали в далекой и безоблачной молодости, мы учились на параллельных потоках в юридическом. Правда, Юлька ушла после первого курса, не выдержав зубрежки законов и тому подобной рутины. Теперь же…

— Татьяна! Иванова! — ликующе воскликнула Юля, узнав меня наконец и выскакивая из-за стола. — Какими судьбами?

И понеслось! Юлия всегда была склонным к лирике человеком. Теперь она засыпала меня воспоминаниями о бурной молодости, совместных пьянках, настоящей жизни и прочем. Я поддерживала тему, насколько хватило терпения. Юлька усадила меня, налила чашечку кофе, положила передо мной пачку дорогих дамских сигарет. В общем, вела себя, как радушная хозяйка.

Наконец словесный поток, лившийся на меня, иссяк, и Юля спросила изумленно:

— Как же ты здесь оказалась?

— По делам, — улыбнулась я. — Мне надо встретиться с господином Шапрыгиным. Кстати, он на месте?

— Вообще-то пока нет, у них совещание. Но обещал вернуться… Ага, через двадцать минут будет уже здесь, — бросив короткий взгляд на изящные часики, обхватывающие ее запястье, ответила Юля.

— А что он за человек, твой шеф? — полюбопытствовала я.

— Мировой мужик, Танюх, — засмеялась Юля. — Никогда не орет, всегда такой вежливый. И в помощи не отказывает. А зачем он тебе нужен? Ты вообще где работаешь? В ментовке?

— Да нет, — улыбнулась я и подумала, что, пожалуй, не буду махать здесь «корочками», а лучше… — Тружусь на ниве журналистики. Как ты думаешь, твой босс меня примет?

— Я постараюсь это устроить, — фыркнула Юлька, кокетливо поправляя пушистые волосы. — Так что жди, Татьяна.

Я потягивала горячий, хотя и не слишком хорошего качества, кофе, курила и болтала с неожиданно попавшейся на моем пути подругой. Сочинила целую легенду о статье, которую должна сдать. Гипотетическая статья должна содержать факты из жизни и деятельности тарасовской бизнес-элиты.

Дело вовсе не в том, что я не доверяла Юльке. Хотя, в сущности, полностью доверяю я лишь одному человеку — себе самой. Просто мне не хотелось настораживать Шапрыгина, предъявляя удостоверение. К прессе отношение не столь предвзятое и осторожное, как к следственным органам. А с легендой проблем не будет, при моем-то отработанном долгой практикой воображении!

В нашу с Юлькой болтовню неожиданно врезался писк сотового. Юля обратила свой взор к телефону, сняла трубку, но писк продолжался. Она ошалело взглянула на меня, и тут я сообразила, что требовательный трезвон принадлежит моему мобильнику. Выудила его из сумки, соединилась и осведомилась:

— Да?

— Танюх, накопал я по твоей Курской. Дамочка достаточно обеспеченная, счета в полном порядке и не слишком маленькие, — сообщал приятель-компьютерщик. Помимо этого, он сказал, что квартира, машина и прочая совместно с мужем нажитая собственность принадлежит единолично Алине Геннадьевне.

М-да, господин Курский побеспокоился о жене, с которой развелся. Заботливый супруг, черт побери. Или это продуманный план? Скорее всего именно так.

Я посмотрела на Юльку и спросила:

— Солнышко, еще долго ждать?

— Не знаю, Танюш, должен уже вернуться, — ответила подружка, закуривая длинную тонкую сигарету и выпуская голубоватую струйку дыма сквозь изящные ноздри.

Тут дверь приемной открылась, и высокая фигура, застывшая в дверном проеме, сразу уменьшила комнатку до игрушечных размеров.

— Вы меня ждете? — осведомился мужчина у меня, стряхивая снежинки с воротника и небрежно кивая Юльке.

— Юрий Афанасьевич, — вклинилась Юлия прежде, чем я успела ответить, — это Татьяна Александровна Иванова. Она хотела с вами поговорить.

— Ну что ж, очень приятно, — на широком лице Шапрыгина появилась милая улыбка. — Идемте в кабинет. А, простите, вы кто? — опомнился он.

Я тут же уверенно прогнала свою легенду про газету и статьи, Шапрыгин покивал и повторил свое предложение побеседовать в его кабинете.

Мы прошли в просторную квадратную комнату. В кабинете Шапрыгина, дяди-босса шоколадной фабрики, было мало мебели. Светлый палас покрывал пол. Широкий стол светлого дерева смотрелся на удивление органично и непретенциозно. Тонкие планочки вертикальных жалюзи отливали серебристо-голубым.

Я опустилась в глубокое темно-коричневое кресло напротив директорского стола и приступила к интервью. Для начала я расспросила Юрия Афанасьевича о деятельности фабрики, о его бизнесе и тому подобном. И только после всей этой в общем-то совершенно ненужной мне беседы перешла, наконец, к делу.

— Юрий Афанасьевич, вы знакомы с господином Курским, соучредителем фирмы «Мотор»? — полюбопытствовала я небрежно.

— Да, но почему вас это интересует? — удивился Шапрыгин. — Вроде бы вы намереваетесь писать статью о моей фирме.

Я улыбнулась и находчиво ответила:

— Юрий Афанасьевич, мы намерены опубликовать цикл статей и предполагаем коснуться в них личностей всех достаточно крупных бизнесменов Тарасова. И я стараюсь сразу собирать материал, если это возможно.

— Вот как… — Шапрыгин выглядел вполне удовлетворенным такой версией происходящего. Он посмотрел на меня своими светлыми проницательными глазами и произнес: — Да, мы давно знакомы с Ильей. Очень давно, два десятка лет как минимум. Чуть не с горшкового возраста, — добавил Юрий Афанасьевич с таким видом, словно говорил: «И бизнесмены тоже умеют шутить, не сомневайтесь».

Я покорно кивнула и улыбнулась, оценивая шутку.

— Я слышала, вы одолжили Курскому крупную сумму денег, — бросила я пробный камень, стараясь говорить небрежно. — Моя информация верна?

— Татьяна, почему вас интересуют такие подробности? — удивился Юрий Афанасьевич. — Вы же журналистка? — с вопросительно-недоверчивой интонацией произнес он. — Или нет?..

— Юрий Афанасьевич, я просто любопытный человек, — примиряюще улыбнулась я. — Издержки профессии, так сказать. Так Курский занимал у вас деньги? И когда он должен вернуть долг? — настойчиво повторила я.

— Илья и в самом деле занимал у меня деньги, но вернуть должен нескоро, — Шапрыгин взмахнул рукой, словно пытаясь отмахнуться от моего вопроса. — Понимаете, дела моей фабрики идут далеко не плохо, и я могу позволить себе временно лишиться определенной денежной суммы, чтобы помочь другу. Разумеется, если бы Илья обратился ко мне раньше, я бы с удовольствием помог ему. Тогда не пришлось бы ему просить денег у «крыши» их фирмы. Но и теперь я не отказал другу. Если вас это интересует, деньги Илья должен вернуть к лету следующего года. Надеюсь, за этот срок дела его фирмы пойдут лучше, он выберется из долгов. Но даже если нет — я смогу еще подождать.

Юрий Афанасьевич Шапрыгин внушал доверие. Его глаза, кристально-чистые и прозрачные, искрились честностью. И он явно не кривил душой, говоря о Курском, — слова его были пронизаны теплотой и прочими дружескими чувствами.

— Знаете, Татьяна, мы с Илюхой в один детсад вместе ходили, — усмехнулся он, проводя ладонью по светлым, отливающим рыжинкой, волосам. — И до сих пор с удовольствием общаемся. Разумеется, я помог Курскому, раз у него проблемы. И, надеюсь, все будет в порядке. Он попросил денег — я дал, без проблем.

— Понимаете, я, к сожалению, не могу его найти, — призналась я. — Мне желательно в кратчайшие сроки сдать интервью с Ильей Станиславовичем, но где он, никто не знает. Может быть, вы знаете, куда он делся? Раз вы поддерживали дружеские отношения.

— К сожалению, здесь я ничем не могу вам помочь. Просто потому, что не имею понятия. Илюха не слишком откровенный человек. И он не делился со мной своими планами на будущее. Может быть, отправился в путешествие? Или решил передохнуть от рутины и забурился в гостиницу с девушкой?

— Вероятно, тогда и о причине его развода с женой вы тоже не знаете, — предположила я.

— Господи, Татьяна, вы мало похожи на журналистку, — возмутился Шапрыгин. — Вас интересуют слишком личные вопросы, которые в принципе к делам фирмы имеют очень отдаленное отношение!

Я прикусила язык. И в самом деле, не стоило лезть с подобными вопросами. Наверное, имидж работника прокуратуры, который может задать любой вопрос и уверен, что обязательно получит на него ответ, еще не сошел с меня. Как же это я позабыла, что играю роль журналистки? И как теперь выкручиваться?

— Юрий Афанасьевич, это был мой последний вопрос, — мягко произнесла я, грациозно закидывая ногу на ногу и мило улыбаясь. Может быть, мужское сердце смягчится при виде моей девической красоты?

Смягчилось. Взгляд Юрия Афанасьевича потеплел, коснувшись моего лица. И директор все же ответил на мой бестактный вопрос.

— Вы совершенно правы, не знаю. Никогда не лезу никому в душу. Если человек хочет — сам расскажет. Зачем доставать его вопросами? Приглянулась Илье эта его учительница, флаг ему в руки. Тем более что Алина — женщина далекая от совершенства. За красивым фасадом скрывается вздорная и своевольная особа, могу я вам сказать. Илье это могло надоесть. Но это лишь мое предположение. Точной причины, как я уже сказал, не знаю.

— Огромное вам спасибо за то, что согласились со мной побеседовать, — выпалила я, поднимаясь. И вышла из кабинета Шапрыгина, провожаемая удивленным взглядом директора.

Попрощавшись с Юлькой, я спустилась вниз, к машине, залезла в холодный салон, завела двигатель, а вскоре и печку. Посмотрела на часы и поняла: пора ехать к Ларионовой — через час или около того к ней явятся братки, требовавшие денег. И мне, детективу, предстоит участвовать в этой разборке.

Страха не было, я привыкла к общению с ребятами, что круче вареного яйца. Был только азарт. А что, можно и размять косточки, а то давненько не ввязывалась в хорошую драку.

И я поехала к дому Ольги Георгиевны.

Глава 3

Я подошла к квартире Ларионовой и позвонила. Ольга Георгиевна практически сразу открыла дверь, впуская меня в прихожую. Она выглядела еще хуже, чем утром. И мне совершенно не хотелось расстраивать бедную женщину добытыми сведениями. Хотя, конечно, я обязана сообщить то, что узнала. Или все же могу пока не сообщать? Вот в чем вопрос.

— Танечка, вы что-нибудь узнали? — тревожно спросила Ларионова, и ресницы ее встрепенулись в тайной надежде.

Я отвлеклась от терзаний служебного долга и эмоций и ответила достаточно расплывчато:

— Пока ничего особенно интересного, но я напала на след вашего мужа.

Ольга Георгиевна обрадованно улыбнулась, потом опустила глаза к помпонам на своих полудетских ярко-розовых тапочках и снова загрустила.

— Вы думаете, что сможете найти Илюшу?

— Полагаю, да, — улыбнулась я ободряюще.

— Ну что же вы стоите в прихожей? Проходите в квартиру, — неожиданно встрепенулась хозяйка, вспомнив о долге гостеприимства. — Идемте пить чай, время еще есть. Я напекла печенья — надо же было себя чем-то занять!

Я неожиданно поняла, что чертовски проголодалась. Во рту с утра не было и маковой росинки. И я с удовольствием согласилась.

Сидя за столом, мы говорили ни о чем. Новых сведений о жизни своего супруга Ларионова не могла рассказать. Да и знала она о нем очень мало. А теребить открытую рану женщины мне не хотелось. Поэтому беседа свелась к обсуждению погоды, гололеда на улице и тому подобных банальнейших вещей. Потом я попросила разрешения закурить, и Ольга Георгиевна поставила передо мной керамическую чашку с отбитой ручкой и полустертым, когда-то золотисто-красным узором. Она пояснила:

— Курите прямо здесь. Я привыкла к дыму — Илюша постоянно курил на кухне.

Выкурив сигарету и попытавшись обдумать, как же построить беседу с братками, я не пришла ни к какому достаточно ясному выводу. И решила действовать по обстоятельствам — это чаще всего является идеальным выходом, а быстрота реакции меня никогда не подводила. Понадеюсь на нее и в этот раз.

Потом мы перешли в гостиную, и беседа угасла сама собой.

Ольга Георгиевна не находила себе места. Она принималась вязать и отбрасывала клубки пряжи. Поминутно подходила к телефону, чтобы убедиться в его исправности, и, сняв трубку, вслушивалась в гудки. Потом, опомнившись, что занимает линию, бросала трубку на рычаги и брала первую попавшуюся книгу.

Бедная женщина надеялась, что «солнышко» ее жизни, любимый супруг, позвонит, извинится, сославшись на обстоятельства, и вернется к ней. Наивная! Супруг ее решил слинять из Тарасова, канув для всех в реку забвения. Но пока ей об этом лучше не знать — расстроится еще сильнее.

— Ольга Георгиевна, — попыталась я отвлечь Ларионову от тяжелых мыслей, — расскажите, пожалуйста, еще раз, что именно от вас требовалось тем узколобым молодым людям. И знаете ли вы о них хоть что-нибудь?

— Я ничего не знаю. Запомнила только, что одного из них, кажется, начальника, называли Тёмычем. И остальные относились к нему довольно уважительно. А об остальном я вам рассказывала — требовали денег, причем быстро. А так — обычные парни, лет по двадцать пять — тридцать. Ругались не очень часто, говорили довольно правильно. Мне даже показалось, что они когда-то учились в вузах. Если бы я встретила их на улице — не испугалась бы. А тут… Честно говоря, мне было очень страшно, — тихо говорила Ольга Георгиевна. — Они не то чтобы пугали… Но намерения их были очень, даже слишком серьезными. Они меня обязательно убьют, если вы мне не поможете, — обреченно добавила женщина.

— Не волнуйтесь, думаю, я смогу с ними справиться, — сказала я и нащупала свой «ПМ».

Терпеть не могу пользоваться оружием, хоть пистолет у меня вполне легальный, с разрешением на ношение. Просто… ну, неэстетично это, что ли. Тем не менее существует тип людей, на которых разумные доводы вряд ли подействуют. И эти молодые люди, заходившие «на чай» к Ларионовой, судя по всему, относятся к подобному типу. Им не погрозишь пальцем со словами: «Не шалите, мальчики!» Сразу откусят руку по локоть.

Пожалуй, мой уверенный тон подействовал на Ларионову благотворно. Она смотрела на меня как на обретенного мессию, и в глазах ее было столько надежды, что я поняла — не могу я предать эту женщину, сделаю все возможное и постараюсь ей помочь.

Последующие полчаса я развлекала Ольгу Георгиевну рассказами о забавных приключениях, которых немало насчитывается в моем сыщицком прошлом. Ларионова вежливо улыбалась, но взгляд ее не отрывался от настенных часов.

В квартире Ольги Георгиевны витало ощущение уюта. Очень милое семейное гнездышко, хотя достаточно скромно обставленное. Мне такие квартирки нравятся гораздо больше, нежели холодновато-надменные помещения с евроремонтом, пластиковыми окнами и жалюзи. Здесь как-то… по-домашнему все. Впрочем, в собственной квартире, которую очень люблю, я не способна достичь чего-то подобного. Не мое это, видимо, — домашний уют.

Наконец отвратительное ожидание окончилось, обрезанное дверным звонком, как пуповина, соединяющая прошлое с настоящим. Ой, что-то на лирику потянуло. Отставить, Танечка. Орудие на изготовку — и к бою.

Звонок был долгим, настойчивым и пронзительным. Ларионова рванула было к двери, но замерла на полпути и, глянув в мою сторону беззащитными своими глазами, прошептала:

— Это они…

Мне было жаль, что я вынуждена подвергнуть Ольгу Георгиевну еще одному испытанию. Но совершенно не хотелось настораживать «пацанов» излишне решительным видом. К Ларионовой они уже привыкли, она для них — слабая женщина, которую можно крутить, как захочешь.

— Ольга Георгиевна, откройте, — шепотом приказала я, потянувшись за пистолетом и скрываясь за спинкой кресла. Потом добавила ободряюще: — И не волнуйтесь. Все будет хорошо.

Ларионова с обреченным видом поплелась к двери. А я внутренне собралась, приготовившись атаковать ребят. У меня был отличный наблюдательный пункт — из-за кресла превосходно просматривалось все происходившее в прихожей. Только вот лиц разглядеть не удавалось — лампа в матовом абажуре давала недостаточно света.

Когда Ларионова открыла дверь, в квартиру ворвались три личности в кожаных куртках, оттесняя хозяйку.

— Ну что, вы нашли деньги? — осведомилась одна из этих самых личностей с завуалированной угрозой.

— Цыц, — рявкнул другой. — А вдруг у нее тут менты?

— Да брось ты, Темыч, — рассмеялся первый, закрывая дверь и громко лязгая засовами. — Она же не совсем дура, должна знать — если накапает на нас в милицию, то все, капут и ей, и ее супругу, когда найдем.

Ольгу Георгиевну втащили в комнату, она только квохтала, как перепуганная курица. Я присела за кресло и теперь видела только ноги вошедших.

— Итак, где деньги?

— Я же говорила вам, — жалобно прошептала Ларионова. — Я не смогу собрать такую огромную сумму. И вообще я не понимаю ничего! Я-то здесь при чем?

— «При чем» здесь ваш муж, мадам, — хмыкнул тот, который Темыч. Именно его Ольга сочла вожаком в компании. — Но так как его здесь нет, мы вынуждены потребовать долг у вас.

— И вам не стыдно, ребята?

Сжав «макаров» в вытянутых руках, я торжествующе поднялась из-за кресла. Голос мой звучал мягко, как при общении с малышами-забияками:

— Обижать даму — неэтично.

— Я же говорил, — ошалело буркнул Темыч, который оказался стриженным «под ноль» парнем лет тридцати или около того, с большими темными глазами навыкате и сломанным когда-то носом. — Надо было обшарить квартиру, прежде чем…

— Да не топорщись ты, — равнодушно прервала я его. — Все равно не успели бы. А теперь все сели — только спокойно, я нервная, — и отвечаете на мои вопросы. Как перед господом богом, честно и откровенно.

Пожалуй, то, что я говорила, больше подошло бы герою какого-нибудь боевика. Ну да ничего, прокатит.

Первым повиновался парень в джинсах, со светлыми, довольно длинными волосами и сережкой в мочке уха. Он плюхнулся на диван, укоризненно посмотрев на шефа. А Темыч стоял как столб и отчего-то взирал на меня с искренним удивлением. Может быть, он пока еще не встречался с хрупкими и очаровательными женщинами, сжимавшими в ладонях тяжелое боевое оружие? Третий из компании — заросший черной щетиной, с маленькими юркими глазками, последовал примеру приятеля в джинсах и опустился в кресло.

— А ты чего ждешь? — нарочито удивилась я, обращаясь к Темычу. Ствол пистолета впился в лицо парня, потом переместился ниже, к слабому месту сильного пола.

Ольга Георгиевна взирала на происходящее, как на сцену из второсортного боевика. Она растерянно отошла к окну, прислонилась спиной к подоконнику и замерла, переводя взгляд с одного на другого.

— Танюха, ты, что ли? — не обращая внимания на пистолет, шагнул ко мне Темыч. Его глаза засверкали лихорадочно и радостно. — Танька…

И тут я вспомнила. Пистолет из рук, впрочем, не выпустила — с этой братией в любом случае стоит быть поосторожнее. Но мне уже не хотелось лезть в драку. Потому что Темычем, предводителем компании парней, оказался мой давний знакомый, Артем Терехов. Мы встретились очень давно, несколько лет назад, и мне удалось вытянуть Темыча из нехорошей ситуации. За его голову, негласно, конечно, одна из тарасовских группировок давала крупные бабки — Терехова подозревали в хищении компры на эту группировку. И он обратился ко мне.

Мы с ним даже сдружились за двухнедельное расследование, но позднее отношений не поддерживали. Терехов мне, конечно, был симпатичен — неглупый парень, в свое время закончил философский факультет. Увлекался оккультизмом и магией. А потом его переклинило, и он решил, что нашел свое место в жизни — в криминальных сферах этой самой жизни. Я — человек с противоположной стороны баррикады, Темыч же мелковат, чтобы держать его «в запасе» — в сыщицком труде всякие сложности бывают, приходилось и к авторитетам обращаться. И мы расстались. Да вот неожиданно встретились. В который раз я убеждаюсь, что Тарасов, да и земной шар в целом, — лишь большая деревня.

— Терехов! — воскликнула я с умеренной радостью, но обниматься не бросилась. Я просчитывала варианты его поведения в данной ситуации.

— Вот уж кого не ожидал увидеть — так это тебя, — улыбнулся Артем, заметно расслабляясь и опускаясь на диван. — Да опусти ты пушку. Что я, законов не знаю? Ты мне жизнь спасла, — патетично выпалил он.

Я понимающе усмехнулась. Присела на стул, стоявший в другом конце комнаты, чтобы видеть всех, и опустила пистолет на колени.

— Жизнь — это жизнь, а денежки тоже нужны, — хмыкнула я насмешливо. И оглядела лица присутствующих.

Темыч весь светился искренней радостью от неожиданной встречи. Его подельники задумчиво следили за развитием ситуации. А Ольга Георгиевна, кажется, испугалась, что я плюну на нее и уйду, позволив приятелю, как она, должно быть, подумала, грабить ее. Я постаралась ободрить Ларионову взглядом, улыбнулась Артему, и он выпалил:

— Танюшка, не сходи с ума, тебя я ни в коем разе не трону.

— А Ольга Георгиевна — моя клиентка, — пожала я плечами, считая, что это — достаточное объяснение. — Надеюсь, ты помнишь, что это значит — быть моим клиентом?

— Разумеется! Обижаешь, начальник, — съехидничал Терехов. — Помню, как ты прикрывала меня своим телом, — добавил он с подтекстом, но я не покраснела. Только рассмеялась. Не на ту напал, Терехов! Я не девочка-институточка.

— Тогда ты мне поможешь? — закинула я удочку, скрестив ноги и вдумчиво посмотрев прямо в не лишенные привлекательности темно-масляные глаза Артемки.

Он хмыкнул и поинтересовался:

— Чем же тебе помочь, великая сыщица?

Остальные находившиеся в комнате не принимали в беседе участия. Они предпочитали отмалчиваться, стараясь понять, почему попытка вернуть собственные деньги обернулась для них чуть ли не лирической беседой. Я не старалась прояснить ситуацию — в мутной воде и рыбка лучше ловится. В этом случае уж точно.

— Что вам нужно от Ольги Георгиевны? — спросила я.

— От нее — только деньги, — чуть цинично ответил Терехов. — Да и не от нее вовсе, если честно.

— Так расскажи, в чем дело, — предложила я, обернулась к Ларионовой и попросила мягко: — Ольга Георгиевна, не могли бы вы согреть нам всем чаю?

Она вскинула брови, пытаясь понять, как расценивать мое предложение — как шутку или нет? Я улыбнулась и еще более мягко, почти мурлыча, произнесла:

— Не волнуйтесь, теперь все будет в порядке. С этими молодыми людьми, я думаю, нам удастся договориться. Согрейте чаю.

Женщина безропотно поплелась на кухню, волоча ноги и цепляясь за косяки — переживала, бедняжка. А я вновь повернулась к Терехову. Все-таки замечательно иметь знакомых во всем Тарасове, в разных слоях его населения — иногда везет, как сегодня, например. Только надолго ли это везение? И что меня ожидает дальше?

— Ребята, — зыркнул на тупо смотревших в пол подельников Тема, — подождите в машине, не нервируйте дамочек.

Парни собрались и молча удалились, аккуратно закрыв за собой дверь. А Артем сказал:

— Танюш, а что от тебя нужно ей?

— Помощь, как и всем остальным моим клиентам, — расплывчато ответила я и, улыбнувшись, пресекла возможные вопросы: — Не тебе объяснять. Информация, которая тебя интересует, конфиденциальна.

— Да я и не расспрашиваю, — передернул плечами Терехов. — И в самом деле готов тебе помочь. Вот только этой дамочке все же придется раскошелиться.

— Да объясни ты, в чем дело, черт побери, — не выдержала я. Не люблю, когда чего-то недопонимаю. — Четко и ясно расскажи, почему Ларионова вас так интересует. Она что, подпольный Рокфеллер? У нее вилла на Гавайях и частный дом в Майами, а вы, доблестные Робингуды, решили ее раскулачить?

Я закурила, спросив разрешения у Ольги Георгиевны, вернувшейся с чаем. Та только махнула рукой, как бы говоря: «Да делайте что хотите, мне уже все равно!» Артем не обиделся на мою тираду. Он рассмеялся и ностальгически прошептал:

— Ты совсем не изменилась!

После чего от лирики перешел к суровым будням.

— Муж этой дамы, Илюха Курский, занял у нас в долг крупную сумму денег. И потом исчез, — с завидной лаконичностью прояснил ситуацию Терехов. — А срок возврата долга подошел вчера. Он с нами связался, назначил встречу, но на встречу не явился. Мы пришли сюда прояснить ситуацию, а его жена, — кивнул он в сторону устало смотревшей в пол женщины, — сказала, что мужа нет дома и она не знает, где он. Нам-то что делать? Мы не меценаты, чтобы спонсировать бабками черт знает кого, — безнадежно махнул рукой Артем и тоже закурил.

Теперь я полностью въехала в ситуацию. Ну, или почти въехала.

— Вы заполняли какой-либо договор?

— Нет, с ребятами из фирмы Курского мы сотрудничаем уже давно, и они нас до сих пор не кидали — знают, себе дороже. Да и деньги… Танюш, сама понимаешь, не вполне законные. И мы предпочли передать наличку. Конечно, есть долговая расписка, но в суд с ней идти — отсидишь за укрывание доходов, неуплату налогов и пятое-десятое. Сама понимаешь, большая девочка, — снисходительно улыбнулся приятель и бывший клиент.

Значит, через суд ни черта получить не удастся. И надо действовать лично. Ладно, это понятно. Теперь вот еще что…

— Под каким предлогом Курский занимал деньги? — полюбопытствовала я. — И вообще, он действовал через свою фирму или лично?

— Лично, — без удивления ответил Терехов. Он вообще был довольно-таки невозмутимым типчиком. — А предлог… Ну в общем-то, он сказал, что у него возникли проблемы и он должен срочно внести в фонд фирмы определенную сумму, иначе его могут вытурить из правления. Мы пошли навстречу, а этот… нехороший человек решил нас продинамить. И что после этого делать?

— Остается только трясти деньги с его жены, — подыграла я чуть насмешливо. И задумалась, глубоко затягиваясь терпким дымом.

— Какие будут предложения, защитница? — прервал мои напряженные размышления Темыч.

Я развела руками, демонстрируя огромное количество свежих идей. Потом сообразила:

— Знаешь что, давай поговорим внизу.

Мне совершенно не хотелось, чтобы Ларионова была свидетельницей нашей дальнейшей беседы. Потому что супруг ее, как оказалось, гад последний и подставил Ольгу Георгиевну, продал с потрохами. А разбивать иллюзии и без того изнервничавшейся дамы мне совершенно не хотелось. Терехов согласно кивнул и отправился в прихожую, выжидающе посматривая на меня. Обернувшись к Ольге Георгиевне, я произнесла убежденно:

— Не волнуйтесь, все будет нормально, можете жить спокойно. Я вам обязательно позвоню, когда узнаю что-то новенькое.

Ларионова, уставшая от потрясений сегодняшнего дня, покивала, проводила нас до выхода и захлопнула дверь, торопливо попрощавшись.

Спустившись на несколько пролетов вниз, я прислонилась к обшарпанной стене, закурила и оценивающе посмотрела на Терехова. Тот, в свою очередь, взирал на меня вопрошающе, ожидая ценных предложений.

— Артем, солнце мое, тебя устроит, если я доставлю тебе самого Курского? — прервала я затянувшееся молчание и стряхнула пепел на пол, который после моих негигиеничных действий не стал намного грязнее.

— Естественно. Думаешь, я совсем бессердечный? Думаешь, приятно трясти деньги с бабы, которая здесь ни при чем? — разразился пламенной тирадой Терехов.

Он явно старался убедить меня в том, что он «белый и пушистый и только кажется черным и колючим». Но я не верила — иллюзия. В зрачках его темных глаз уже просматривалась беспощадность — жизнь умеет портить людей. Тем не менее Темычу можно доверять, до определенной, конечно, степени — поварившись с ним в одном котле, я смогла это выяснить.

— Ладно, мне все ясно, — прервала я Терехова. — Тебе нужен Курский, и, думаю, ты его получишь. Во всяком случае, я постараюсь найти его. Только не трогай Ларионову, хорошо?

— Тань, давай определимся в сроках. Потому что вечность я ждать не могу. Сама понимаешь, деньги не бывают лишними, а Курский нас сильно подвел — мы должны были эти бабки пустить в оборот.

— Дай мне неделю, — потребовала я, заранее зная, что переборщила. Но это как на базаре: хочешь получить выручку — завысь цену. А потом можешь сбросить — и тебе полезно, и покупателям приятно.

— Нет, Танюш, неделя — это много, — резонно отреагировал Терехов.

Я улыбнулась и продолжила дискуссию.

В итоге мы сошлись на устраивающем нас обоих варианте — на два дня Ларионову оставят в покое, потом можно будет перейти к дальнейшему обсуждению проблемы. И мы вышли из подъезда, уже беседуя не о деле, а так, вспоминая молодость.

Но я снабдила Терехова своим телефоном и договорилась, что если он обнаружит Курского раньше меня, то обязательно позвонит. Артем в долгу не остался — тоже оставил мне номер, по которому его можно отыскать в случае крайней необходимости. Не знаю, что за необходимость может возникнуть — но…

Посмотрев на часы, я решила, что вполне успею побывать дома, выпить чашечку кофе и поужинать, а уж потом отправлюсь в аэропорт. А там будет видно, что я сделаю с господином Курским. Времени еще полно, успею поразмыслить и над этим вопросом. У Ларионовой я пробыла до половины седьмого. До часа ночи времени — хоть пруд пруди, не ошиваться же несколько часов в толчее аэропорта? Конечно, туда надо будет подъехать пораньше. Но и не слишком рано.

Дома я уселась на стул и задумалась, вооружившись чашкой любимого напитка и сигаретой. Да, все, что мне надо для полного счастья — свежесваренный кофе, распространяющий обалденный аромат, хорошая сигарета и немного мыслей. Впрочем, на сей раз мыслей было много — я пыталась сложить в единое целое все кусочки мозаики.

Что мне известно на данный момент? Курский занимал в долг у моего старого (не в смысле возраста, естественно) знакомого Артема Терехова, который сейчас является боссом «крыши» фирмы «Мотор». Занимал как частное лицо, но на дела фирмы. Причем сделка не была оформлена документально, так что в суд нечего и соваться, как признался сам Темыч. А следовательно, к фирме в данном случае претензий быть не может — остальные соучредители просто сделают морды тяпками и проблеют: «Мы здесь ни при чем, мы у вас денег не занимали». И будут при этом совершенно правы. Хотя деньги Илья Станиславович вложил в дело.

Он занял также деньги у своего личного знакомого, Шапрыгина, дабы расплатиться с Тереховым «and company». Но что-то заставило его передумать. Причем сначала, как сказал Темыч, Курский назначил ему встречу, только вот не явился.

Можно предположить, что сей очаровательный господин просто просрал, извините за грубость, деньги и сбежал, испугавшись мести братков. Но тогда в схему не вписывается его поспешная смена супруги. Если бы Илья Станиславович любил Ларионову, он бы смылся с ней вместе. Этот трюк вполне можно было провернуть. Но он сбежал один, причем в такое время, когда жены не было дома. Это можно расценить однозначно: Курский хотел сохранить деньги и при этом откровенно подставлял жену. Не мог же он не знать, что братки заявятся к ней и будут трясти деньги с нее. Значит…

Может быть, именно это и есть истина?

Я затянулась, хмуро уставясь в потолок, словно там могла появиться подсказка решения. Возможно, Курский, когда произошла та авария, заранее проработал план. То есть он разводится с супругой, женится на пожилой дамочке, которая будет оч-чень рада. Таким образом он отводил все претензии от первой жены, у нее денег требовать не будут. А Ларионова… Если ему на нее плевать, тогда все кристально ясно. Он ее банально «сдавал». А сам решил смыться с деньгами, занятыми у знакомого, не отдав их браткам.

Только что делать с фирмой? Ведь он вложил деньги в развитие своей фирмы. Зачем? Если мог банально сбежать и с этими деньгами. А черт его знает, честное слово! Вот найду этого Курского, расспрошу и узнаю.

Впрочем, возможно и другое. Он просто лишился денег, занятых у знакомого, поэтому и пустился в бега. А Ольга Георгиевна? Ну, надоела ему супруга. Или решил поживиться чужой квартирой — у Ларионовой ведь хорошая квартира, которую можно продать. Еще вариант: Курский надеялся вот так вот смыться в никуда, а когда Ольга Георгиевна расплатится с братками, вернуться в правление фирмы — не хотел терять должность директора.

Устав от мыслей, я набрала номер подружки, Ленки-француженки, которая порекомендовала меня Ольге Ларионовой, чтобы расспросить ее о клиентке. Пообщавшись, я допила кофе и посмотрела на часы — можно ехать. Время пролетело достаточно быстро. И тут я вспомнила обещание, данное Папазяну, о котором напрочь забыла, — я же должна была поужинать с Гариком.

Пришлось чуть-чуть задержаться и дозвониться до Папазяна. Он в одиночестве сидел в «Шушундре» — и кипел. Я принесла свои глубочайшие извинения, сославшись, что по уши погрязла в работе. Гарик, в очередной раз продинамленный, пообещал никогда и ничего не делать для меня просто так. Я «осознала свою вину», заверила мента, что обязательно поужинаю с ним… как-нибудь.

И только после этого оделась и спустилась к машине.

Снова пришлось довольно долго насиловать стартер — ох, надо в ремонт ехать! — но наконец «девяточка» завелась, и я поехала к аэропорту. Мне уже страшно хотелось выловить Курского и вручить его в лапки жены. Пусть сам расплачивается со своими долгами, нечего на женщинах ездить!

Здесь во мне говорила, помимо всего прочего, еще и женская солидарность. Терпеть не могу, когда обижают мой пол. К тому же Ольга Георгиевна — существо безобидное, она вызывает спонтанную симпатию. Да и Ленка-француженка, которой я звонила, восторженно трещала о Ларионовой. В ее речи моя клиентка казалась истинным ангелом — ни грубого слова, ни каких-либо коварств в борьбе за место под солнцем. Просто лапочка, от которой детишки без ума. И весь коллектив школы Трубного района был очень рад, когда личная жизнь Ларионовой устроилась. Это оказалось подтверждением иллюзии, что каждому воздастся по делам его. Воздалось, черт подери.

Добравшись наконец до аэропорта и оставив машину на стоянке, я прошла внутрь здания. Отыскала выход на поле, где должен появиться Курский, и присела в кресло, приготовившись ждать. Посидев минут пятнадцать и тупо понаблюдав за минутной стрелкой на моих часиках, я вскочила, осененная свежей мыслью.

Я, конечно, видела Курского на фотографии. Но он ведь мог несколько подкорректировать внешность. Зато сделать то же самое с фамилией нельзя, а паспорт он должен будет предъявить. Следовательно, я облегчу себе жизнь, если…

Я подошла к стойке, помахала «корочками» перед носом молодого и излишне серьезного парнишки. Тот оцепенело кивнул, демонстрируя готовность «внимать и повиноваться». Забавно, как пролетарский цвет, оттененный российским гербом, действует на граждан — люди просто цепенеют, и редко у кого хватает смекалки посмотреть на то, что удостоверение давно просрочено. Но для меня это лишь плюс, пусть и небольшой — в моем арсенале куча способов воздействия на нужных людей.

— Когда появится Илья Станиславович Курский, будьте добры, задержите его под каким-либо предлогом и сообщите мне. Я буду сидеть там, — махнув рукой в сторону до сих пор свободного кресла, снабдила я парня инструкциями.

— Хорошо, — кивнул он и неожиданно вышел из оцепенения. Заулыбался, попытавшись заигрывать.

Но я окинула его цепко-строгим взглядом и отошла. Сей образчик мужского пола совершенно меня не привлекал — хлюпик, не блещущий ни умом, ни фантазией.

Опустившись в кресло, я закурила и вперила взгляд в пространство. Мысли испарились из моего мозга, да я и не пыталась думать. Слишком поздно уже, хочется спать. Впрочем, с усталостью я могу бороться довольно долго, это не слишком сложно. Но при беседе с Курским мне понадобится свежая голова и ясное сознание. Так что нет смысла думать сейчас и напрягать мозги. А потом… Ох, я устрою ему форменный допрос с пристрастием и добьюсь ответа на все интересующие меня вопросы. Это-то я гарантирую.

Люди сновали по аэровокзалу туда-сюда, из углов выползали бомжи и тут же заползали обратно. Служащие аэропорта, облаченные в синюю форму, изредка скользили по залу, рассекая толпу. Цифры на огромном циферблате светились зеленым, как светофоры, говорящие, что путь свободен.

Я не отрывала взгляда от пропускного пункта, надеясь увидеть облаченного в сине-черное кожаное пальто Курского, схватить его и обломить ему полет в столицу великой и необъятной нашей Родины. Но пока что никого похожего на Илью Станиславовича не было в поле моего зрения, и парень, к которому я приставала с ценными указаниями, тоже не реагировал. Он изредка посматривал на меня, улыбаясь и пытаясь заинтересовать собственной персоной. Я пару раз тоже улыбнулась ему, просто так, от скуки и чтобы усилить его рвение в выполнении моего задания.

А время все шло. Вот в очередной раз раздался звонкий голос из динамиков:

— Регистрация билетов на рейс Тарасов — Москва заканчивается! Повторяю…

Последние пассажиры понеслись к выходу на поле, но господина Курского среди них не было.

Я поморщилась — конец. Дальнейшее ожидание было бесполезно. Я поднялась и вышла в ночь. Улица охватила холодом — ночью заметно подморозило. Я поежилась — моя удобная и теплая демисезонная куртка не спасала от ледяного ветра. Звезды холодно сверкали с блеклого, расцвеченного многочисленными фонарями неба.

Я поспешила к машине, опасаясь, что обязательно окочурюсь, если пробуду на открытом воздухе чуть дольше. Села в салон, включила зажигание. «Девятка» чихнула и нахально заглохла. Я снова повернула ключ в замке. И — опять тот же результат.

Выйдя из салона, я обогнула машину, подняла капот и посмотрела на содержимое под ним. Оно мне мало что сказало. Пожав плечами, я вернулась в салон и набрала номер ремонтной службы. Потом передумала, нажала на «отбой» и подошла к будке на углу, где находились охранники стоянки. Здесь ведь, возможно, тоже есть ремонтная мастерская…

Она и в самом деле имелась. Но радости мне это не прибавило — по локоть испачканный в чем-то черном и пропахший бензином дедок хмуро сказал:

— Дело серьезное, сразу не сумеем исправить. Оставляйте машину. Забрать можете завтра, после обеда.

Я согласилась — а что оставалось? — взяла из салона жизненно важные вещи и огляделась в поисках такси. Но ни одной машины не было. Ну как быть бедной-разнесчастной Тане Ивановой?

И тут в голову пришла спасительная мысль. Я вспомнила, что только сегодня утром — нет, если быть точней, то уже вчера! — обзванивала таксопарки. И быстренько набрала по памяти номер на сотовом, вызвала такси.

Пока я ожидала машину, замерзла совершенно. Ноги отказывались шевелиться. По телу табунами скакали мурашки. Впрочем, это не значит, что такси не было долго — прошло не больше пятнадцати минут, когда я услышала шум мотора. Просто слишком легкой для зимнего ночного мороза моя одежда оказалась.

Такси подкатило к входу в аэропорт, и я подошла к нему. Увидев профиль в окошке желтой машины, я почувствовала какой-то укол памяти. И только усевшись в салон, убедилась — я не ошиблась: по странной иронии судьбы, водителем оказался Павел Тушнинский. Тот самый тип со зверской физиономией и слишком умными проницательными глазами, с которым я общалась сегодня. Нет, пардон, тоже вчера.

Он тоже меня узнал. Обернувшись, водитель загадочно, как большой чеширский кот, улыбнулся и спросил глуховато:

— Куда едем?

Я назвала адрес и закурила, стараясь сделать независимое лицо. Павел, кажется, понял мое настроение. Он с деланным равнодушием уставился на дорогу, и мы поехали. Я смотрела в окно, любуясь заснеженными деревьями, пыталась понять, почему же Курский не явился на рейс, если так рвался исчезнуть из Тарасова. Нормальный человек приехал бы в аэропорт часа на полтора раньше и сел в самолет, независимо ни от чего. А Курский…

Хлопьями падал пушистый снег, но в его кружении мне почудилось что-то зловещее. Или, может быть, я просто утомилась и расстроилась из-за поломки машины?

Словно отвечая на мои тревожные мысли, на трассе возникла любопытная сцена. На дороге распластался какой-то темный тюк, освещенный фарами светлой иномарки. Около этой иномарки сновал парень, вооруженный сотовым, и о чем-то энергично вещал, размахивая руками. Женщина в светлой дубленке, сидевшая на переднем сиденье справа, закрыла лицо руками, словно в шоке от увиденного.

Я коротко бросила водителю:

— Остановите!

— Как скажете, мэм, — насмешливо откликнулся Тушнинский. И притормозил у обочины.

— Подождете?

— Разумеется, — лихо козырнул он.

И я выскочила из машины, щурясь в свете фар и нашаривая в кармане удостоверение. Я понятия не имела, зачем лезу в обычную, на первый взгляд, дорожную катастрофу. Потому что «тюк» на асфальте был человеком, это я сразу смогла разглядеть. Вероятно, причиной тому стали предшествующие мысли о странном поведении Курского.

— Что здесь происходит? — спокойно спросила я, остановившись у иномарки.

Парень быстро договорил в сотовый:

— Да, на дороге к аэропорту. Прошу вас, приезжайте быстрее. Клянусь, это не мы.

Потом он обернулся ко мне:

— А вы кто?

Я тем временем сфокусировала взгляд на теле, лежащем на дороге. Точнее, на сине-черном кожаном плаще, влажно блестевшем в свете фар иномарки. И прикусила губу.

Да, бедная Ольга Георгиевна уже никогда не дождется своего супруга. Он лежал здесь, раздавленный и, совершенно определенно, мертвый. Я не испугалась, поскольку трупов в любых вариациях видела немало. Только посочувствовала Ольге Ларионовой. И после мгновенной растерянности задалась вопросом: интересно, что же это — случайность? ирония судьбы?

Нет, в случайности при подобном раскладе я верить отказываюсь. Так что тут скорее всего закономерность.

— Вы кто, собственно? — снова задал вопрос парень. Я повернулась к нему и продемонстрировала спасительное удостоверение.

Он тускловато обрадовался:

— Ой, как замечательно! А я только что позвонил в милицию. Как хорошо, что вы здесь оказались.

— Каким образом все произошло? — властно спросила я, прерывая нервную болтовню молодого человека.

Ощутив за спиной чье-то присутствие и вздрогнув, я обернулась: на меня чуть удивленно взирал Павел Тушнинский. Он вышел из машины и тоже подошел к месту происшествия. И скептично посмотрел на мои «корочки». Надеюсь, хватит ума промолчать?

— Мы, поверьте, его не трогали! — неожиданно высказалась вышедшая из машины и до этого потрясенно молчавшая девушка. Ее голос дрожал от слез и грозил сорваться. — Мы просто ехали…

— Леночка, солнышко, успокойся, — с нежностью обнял девушку парень. И обернулся ко мне: — Мы и в самом деле его не трогали. Когда подъехали, он уже лежал на дороге, а впереди виднелась удалявшаяся машина.

Не могу сказать, что сразу безоговорочно поверила этой парочке — они могли и переехать Курского, после чего вернули машину назад и вызвали ментов. Но это, впрочем, лишь игра сыщицкой логики. Скорее всего действительно виновна машина, ехавшая впереди них.

Осмотрев труп, я поняла — умер Курский вовсе не от того, что его задавили. Или, может, его таким образом «добили». Потому что напротив сердца бедняги-афериста зияло ножевое ранение. Или пулевое. В данных условиях выяснить это точно не представлялось возможным — слишком много крови. А трогать тело я не собиралась — не хватало еще засветиться здесь перед милицией.

— Так, расскажите подробно, что произошло, — отвернувшись от неподвижного тела на дороге, обратилась я к парочке.

— Ну, мы ехали не слишком быстро, скользко ведь, — начал парень. — Вдруг нас обогнала машина, иномарка. Она летела на бешеной скорости, и я почему-то обратил внимание на ее номер. Подумал — вот сумасшедшие! Больше на дороге машин, кажется, не было. А вскоре… В общем, мы увидели его. Он тут лежал. Я затормозил. Я сразу почувствовал — что-то здесь неладно. И начал звонить в милицию.

Я слабо улыбнулась. Предстоит тяжелая работенка! Во всяком случае, сейчас стоит сразу заняться той машиной, о которой говорили парень с девушкой и номер которой я записала. Неважно, попросит ли Ольга Георгиевна провести расследование смерти своего мужа, но терять время не стоит. Пока что она моя клиентка.

Та иномарка направилась в сторону от города. Не знаю уж, куда именно, но в ту сторону. Это было ясно сразу, по положению тела. На всякий случай я уточнила у парочки и получила подтверждение. После чего решила смываться — не хватало еще общаться с милицией! Если понадобятся какие-то сведения, свяжусь с Кирей. А пока что разберусь с возможными убийцами.

Конечно, я могла бы и не делать этого — я ведь не обязана вести расследование смерти Курского. Я же бралась найти его — и нашла. С другой стороны, от меня не убудет, если не посплю ночь. А идти по свежим следам всегда гораздо лучше. Тем более — что-то подсказывало мне: Ларионова захочет узнать, кто убил ее супруга.

Я бросила:

— Ждите милицию!

После чего села в «свое» такси и заявила Тушнинскому:

— Поехали отсюда! В сторону аэропорта.

Павел усмехнулся и спросил, трогаясь с места и разворачиваясь:

— Вы что, помимо частного сыска, еще и в прокуратуре трудитесь?

Вот наблюдательный, зараза! Ну да ладно, какая мне разница?

Не отреагировав на реплику Тушнинского, я настучала на сотовом номер. Я снова позвонила своему приятелю, обалденному компьютерщику, способному с легкостью взломать любую систему. Сейчас мне нужно было узнать владельца машины по номерам и, желательно, его адрес. Главное, чтобы приятель не висел сейчас в Интернете. Иначе…

Но мне повезло — Дык снял трубку практически сразу.

Когда-то давно Дык влез в преступление именно благодаря своей компьютерной гениальности. Он был великолепным хакером, и нехорошие люди воспользовались этим. Я его вытащила практически с того света, и с тех пор с полным правом обращаюсь к Дыку в особо сложных случаях.

Вот и теперь я загрузила приятеля заданием, попросила позвонить, как только он узнает то, что мне нужно, и нажала на «отбой».

— Павел, вы не против, если придется покататься? — полюбопытствовала я неуверенно. Странно, рядом с этим типом я становлюсь чувствительной, как девочка-институтка. Давно такого за собой не замечала. — Просто моя машина сломалась… — На кой черт я что-то объясняю?

Тушнинский рассмеялся и слегка коснулся своей огромной горячей лапой моей замерзшей руки. Я ощутила, как по всему телу прокатилась волна теплого блаженства, и отдернула ладонь. Он снова засмеялся и ответил:

— Можете располагать мной, как пожелаете, — в словах его прозвучал намек, который мне совершенно не понравился. Но Павел вполне серьезно добавил: — Так куда мы сейчас едем?

— Мы можем где-то постоять и подождать звонка, — улыбнулась я и закурила. Я думала сейчас о забавной случайности: в Тарасове немало таксопарков, но я почему-то выбрала именно тот, где работает Тушнинский. Хотя нет, этот момент легко объясним: я же почти не забываю номеров телефонов, а по данному номеру я звонила в последний раз, причем успешно, потому он и запал в память настолько крепко. Но почему из чертовой уймы водителей таксопарка ко мне приехал именно Тушнинский?

Ладно, будем считать, мне катастрофически не везет. Или везет, не знаю.

Еще какая-то мысль витала в голове сейчас, но я не могла ее поймать. Взгляд мой блуждал по снежной белизне за окнами.

— Павел, вы говорили, кто-то еще искал Курского? — неожиданно выпалила я.

Он удивленно посмотрел на меня, серо-голубые глаза остро блеснули.

— Да, — пожал Тушнинский плечами.

— Вы видели этого человека? — спросила я, подумав: может быть, Курского грохнули, например, братки, убедившись, что денег от него не добиться. И куда делся его чемодан? Вот чучело вы, Татьяна Александровна! Впору хоть возвращаться на место преступления. Ладно, позвоню Кирьянову и узнаю о чемодане, если надо будет.

— Нет, я же говорил вам, что мне звонили по телефону, — снисходительно пояснил Павел.

— Мужчина или женщина? — задала я следующий вопрос.

— Голос был мужской. Вот только узнать не смогу, увольте, — предупредил следующий вопрос Тушнинский, — потому что он был какой-то приглушенный. Может быть, измененный.

— Может быть, — задумчиво пробормотала я. — Все возможно…

Нетерпение накрыло меня ледяной волной. Хотелось действовать, а я вынуждена ждать звонка от Дыка. Да еще этот необычный тип под боком — он заставляет задумываться над совершенно ненужными сейчас вещами. И вообще, с какой стати именно он приехал?

— Я поехал по вызову. И уж конечно, не ожидал увидеть вас, — хмыкнул Тушнинский.

Я вздрогнула: уж не читает ли он мысли? Но потом рассудила, что просто пробормотала последнюю фразу вслух. И еле заметно покраснела, надеясь, что в темноте этого разглядеть не удастся. Ну что за чертов тип, в самом деле!

Наконец сотовый затрещал, требуя внимания. Я ответила и через минуту обогатилась новой информацией. Оказывается, владелец иномарки обитал в поселке Сокол, который располагается как раз за аэропортом. Что я и сообщила Тушнинскому, добавив:

— Едем.

— Едем, — без эмоций откликнулся он и завел машину. И мы поехали. — Вам что, заняться больше нечем? — полюбопытствовал Павел, покосившись в мою сторону. Я непонимающе усмехнулась, а он добавил: — Неужели обязательно носиться по ночному городу, отыскивая каких-то сомнительных личностей?

— Особенно когда за рулем машины — еще одна сомнительная личность, — парировала я с насмешливым вызовом. — Понимаете, вся моя жизнь проходит среди подобных типов, — с покорностью судьбе за такое «счастье» добавила я через несколько секунд.

Он хмыкнул, оценив шутку, и замолчал. Закурил. В руке Павла сигарета выглядела несуразно маленькой. Как игрушка. И вообще, весь он производил впечатление силы и мощи. Как Кинг-Конг, выбравшийся из джунглей на тарасовские улицы.

Мотнув головой, я попыталась отделаться от этих дурацких мыслей. И снова мы замолчали.

— Приехали, шеф, — нарушил молчание Тушнинский минут через пятнадцать, притормаживая. — Вас ждать?

— Естественно, — передернула я плечами. — Мне что, здесь всю ночь торчать прикажете? — и с трудом сдержала зевок — все-таки спать хочется.

— Помощь нужна? — пропустив словесный укол мимо ушей, равнодушно спросил водитель.

— Нет, спасибо. Думаю, сама справлюсь. — Я стремительно вышла из машины, перебросила сумку через плечо и прошла к частному дому, выуживая «корочки». Конечно, это не слишком оригинально — но, с другой стороны, под каким еще предлогом ворвешься в дом незнакомых людей глубокой ночью? Если без «корочек» — просто пошлют куда подальше и будут не так уж не правы.

Мельком взглянув на такси, я увидела оранжевый огонек — Павел снова закурил, собираясь скрасить ожидание. И мне показалось, он лукаво посмотрел в мою сторону.

Я решительно двинулась к калитке и столь же решительно нажала на кнопку звонка. Не хватало еще терять время из-за лирики. Ну уж нет! Ночь и без того коротка, скоро сюда явятся менты, если подсуетятся. Тогда придется мне ожидать в сторонке, как примерной законопослушной гражданке. Я же хочу быть впереди следствия — у ментов заморочек много, быстро они не разберутся с этим делом. А мне деньги платят.

Дом мертво молчал.

Я усмехнулась и снова вдавила звонок, прислушавшись. Он молчал тоже, видимо, не собираясь работать. Сощурившись, я присмотрелась к калитке, почти уткнувшись в нее любопытным носом. К несчастью, было слишком темно, чтобы можно было хоть что-то рассмотреть. Я обернулась к Тушнинскому, и он, умница, понял — включил ближний свет. И желтые лучи фар осветили деревянный забор. Благодарно кивнув таксисту, я наконец рассмотрела калитку и поняла, что она закрывается скорее для проформы, нежели от воров — сверху лежало проволочное кольцо, удерживая дверцу и мешая ей открыться. Подняв его, я прошла в маленький дворик и огляделась.

У дома стояла иномарка. С нужным мне номером, между прочим. Осмотрев покрышки машины в свете маленького фонарика, который всегда ношу с собой, я поняла, что владельцы автомобиля явно ожидали визита милиции и, как могли, к нему подготовились. На покрышках лежал тонкий слой льда, а значит, их буквально только что мыли. Видимо, отмывали кровавые пятна.

Я подошла к самому дому, поднялась на две ступеньки, придерживаясь рукой за стену дома, — лестница оказалась ужасно неудобной, к тому же обледенелой. И позвонила — на косяке дома тоже красовался звонок, но уже работающий. До меня донеслись глуховатые трели. И в доме послышалось шевеление.

Может быть, мне и откроют. Во всяком случае, если люди побеспокоились об уничтожении доказательств, они должны ждать ментов.

Я поежилась от пронизывающего холода и прислонилась к косяку. Услышав шаги, нашарила в кармане «корочки». Раздался тревожный вопрос, прозвучавший приветом с большого бодуна — настолько пьяным был голос:

— Кто там, черт возьми?

— Откройте, милиция, — мрачно заявила я, с трудом удерживая равновесие на кошмарных ступеньках.

Дверь тут же открылась. Наружу. Я «открылась» вместе с этой дверью и, шарахнувшись спиной о ступеньки, осталась лежать беспомощнее котенка.

— Ой, извините, — растерянно донеслось наверху, а я пыталась понять, жива я или не совсем.

Спина болела страшно, от удара перехватило дыхание. Хозяева дома помогать мне не собирались, по всей вероятности. Придется вставать самостоятельно. Ну ничего, я на них отыграюсь.

— Кто там? — из недр дома донесся еще один голос, тоже мужской и тоже пьяный.

А я попыталась найти точку опоры, чтобы встать и одновременно удержаться от громкой ругани.

Тип, стоявший надо мной в шортах и майке, ответил:

— Да вроде милиция!

И тут меня подняли. Чуть не за шкирку, как кролика, и вздернули кверху. Не сориентировавшись, я потеряла равновесие и прислонилась к широченной груди. Повернув слегка и с некоторой опаской голову, увидела обеспокоенный и насмешливый взгляд Павла:

— Все нормально? Помощь точно не нужна?

— Порядок, спасибо, — восстанавливая способность опираться на собственные ноги, я отклонилась от своего спасителя и буркнула: — Идите в машину, ладно?

Тушнинский хладнокровно отпустил меня, отряхнул снег с моей куртки — пожалуй, движения Павла были чересчур медленными — и пошел к такси. Я же строго посмотрела на типа, стоящего на пороге дома. Он, хам такой, спросил:

— А документы у вас есть?

— Есть, — медоточиво пропела я. — А за сопротивление органам правопорядка вам добавят, — злорадно присовокупила я, демонстрируя «корочки».

Тип осунулся и пропустил меня в дом.

— Не разувайтесь, у нас не слишком чисто. А чего вам, вообще-то, надо?

Я что, собиралась разуться? Вот еще! Мало снега прихватила за собой, проходя в комнату и отряхиваясь, подумала я. Спина болела, просто раскалывалась. Только позвоночник повредить мне и не хватало!

— Вы сегодня пользовались своей машиной? — начала я издалека, безжалостно опуская свой заснеженный зад на покрытый пушистым ковриком диван. И наконец смогла разглядеть хозяев.

Тот, который свалил меня с лестницы, оказался высоченным, под потолок, блондином с растерянной физиономией ребенка, играющего в песочнице. Его волосатые ноги смешно выглядывали из синтетических шортов, а глаза наивно хлопали, рассматривая меня. Второй, чей вопрос я слышала, когда лежала под дверью, беспомощная и разбитая, был рыжим, противным, с маленькими бегающими глазками и губками бантиком.

— А чего случилось-то? — спросил рыжий.

— Вы, ребята, задавили человека, — спокойно бросила я. Так невозмутимо, словно предупреждала о, скажем, бродящей по городу инфекции гриппа.

Эта парочка испуганно переглянулась и попыталась косить под валенков: никуда не ездили, ничего не знаем. Так, ясненько. Держат меня за идиотку. Впрочем, сама виновата — нечего было падать с лестницы. Упавший мент не достоин уважения.

— Знаете что, дорогие мои, — прервала я этот словесный понос, — вашу машину опознали, и вас вместе с ней. Так что в ваших же интересах не отпираться, а сообщить все, что известно по данному делу.

И тут оба мужика, захлебываясь и испуганно переглядываясь, принялись убеждать меня, что они ни при чем. Как в том фильме: «не виноватая я, он сам пришел!»

— Понимаете, мы ничего не видели. Вот Гарик, — кивнул рыжий на блондина, — за рулем сидел. Он сказал, вроде слышал что-то странное, а я отмахнулся только. Ничего не знаем, честное слово! Никого не давили!

Так, сознались, что ездили, уже замечательно. Мы двигаемся вперед, правда, черепашьим шагом, но это неважно.

— Почему скорость превышали?

— Так торопились домой… — прогудел блондин.

— Слушайте, ребята, вы из себя дебилов корчите или меня за дуру держите? — поинтересовалась я спокойно и зловеще. — Вы задавили человека, и чем больше отпираетесь, тем хуже себе делаете.

Парни переглянулись.

— Нет, ну чего надо… Пьяные мы были, пьяные! — с надрывом и легким налетом хамства воскликнул блондин Гарик. Ему не хватало еще разорвать на груди майку, чтобы произвести на меня окончательное и неповторимо глубокое впечатление. Но этого он, к счастью, делать не стал. Только посмотрел на меня так, будто находился под дулами десятка ружей и готовился к расстрелу. — Побухали мы с пацанами и поехали домой.

— И где же вы бухали, ребятки? — ласково спросила я, настораживаясь. Если парнишки признаются, что были пьяными за рулем, то, возможно, на самом деле произошло нечто гораздо более серьезное. Перегаром от них, конечно, несло. Точнее, не перегаром, а свежими алкогольными парами. Ох, чует мое сердце, напились пацаны уже здесь, а вовсе не до поездки.

— Да в парке, в центре города, — буркнул рыжий Виталик. — На площади, там, где елки растут.

— Ах, в парке… — Я поежилась, вспомнив, какой мороз на улице. И задумалась — к чему мерзнуть в парке на лавочке, если есть машина? Ведь в салоне пить гораздо более комфортно, разве не так? В общем, мальчики врут, и врут нагло. — А водку где брали?

— Да мы чего, помним, что ли? — возмутился Гарик, почесывая поросшую светлыми волосками грудь. — Где-то взяли.

— Ага, — глубокомысленно протянула я. — А если мы проверим парк и окажется, что вас там не было? Может быть, не стоит тормозить следствие?

— В парке бухали, — побелев как снег, неуверенно пробубнил Виталя. — Можете проверять! — с вызовом воскликнул он, а глазки испуганно забегали из стороны в сторону.

Ну, ребятки, так же нельзя!

Ладно, мы пойдем другим путем. Я закурила, выкраивая себе время на раздумье. Эти ребята вполне могли прирезать Курского ножичком, потом задавить его и вот так замести следы. Только вот повод… Впрочем, целью может быть ограбление и что угодно еще. Или их просто наняли, например.

Кажется, я раскрыла дело! Ура, Татьяна Александровна, вы были невероятно энергичны и стремительны.

И я рявкнула, вперившись взглядом сразу в обоих и искренне испугавшись заработать косоглазие:

— Господа, вы арестованы за предумышленное убийство Ильи Станиславовича Курского! Боюсь, ближайшие пятнадцать лет вам не грозит раскатывать на машине!

При этом я выудила из сумки пистолет и демонстративно положила его на колени. Мало ли что, все-таки ситуация экстремальная, а в такой люди могут решиться на любой сумасшедший поступок. Умирать молодой и красивой мне не хотелось, если честно.

Парни переглянулись совершенно ошалело, потом посмотрели на меня, как на последнюю идиотку, задержали взгляд на пистолете, скользнули по красным «корочкам» и поняли: даже если я идиотка, то чрезвычайно опасная. И наделенная полномочиями. Затем они снова переглянулись, а я добавила напряжения в ситуацию:

— Ну и что молчите? Разговаривать в камере будете или здесь побеседуем?

— Кого-кого мы замочили? — совершенно искренне удивился Гарик.

— Постойте, но мы правда ни при чем, — странно, взгляд Виталика перестал бегать и жалобно остановился на моем лице. — Его как будто выкинули из кустов.

— Так, а теперь все по порядку, и подробно, — приказала я, совершенно не ожидавшая подобного сообщения. Я-то думала, парни начнут еще хлеще запираться и топить друг друга. А они… Ну прямо обиженные младенцы. К счастью, я смогла удержать эмоции в себе и не выплеснуть их на подозреваемых, нет, даже не так — на почти доказанных для меня убийц.

И мне рассказали. Не очень по порядку, но подробно. Версия с «пьяным, ничего не соображающим водителем за рулем» осталась в прошлом, о ней никто и не вспомнил. Вместо этого на меня выплеснулся целый поток слов. Вперемежку с уверениями в собственной непричастности к «мокряку».

Так получилось, что мальчикам почти на халяву предложили водку. Четыре ящика. А так как скоро Новый год, они от столь заманчивого предложения отказаться не смогли. То есть водку скоммуниздили с завода, подкупив пару сотрудников. Меня снабдили телефонами и именами этих самых сотрудников, чтобы проверила. И эту водку парни должны были привезти гражданину, проживавшему в деревеньке за поселком Сокол.

Ехали они быстро, торопились избавиться от груза. Машин на трассе не было, одну только обогнали. А почти возле аэропорта мужик то ли сам выпрыгнул на дорогу, то ли его выпихнули. Парни не успели затормозить и переехали его. И тут уж стали гнать вовсю — с ментами не хотелось связываться, ведь в багажнике ворованная водяра.

— Так он сам вышел или… — прервала я.

— Да нет, — раздумывая над моим вопросом, медленно ответил Гарик как более стойкий оловянный солдатик. Он даже прикрыл глаза, демонстрируя полную готовность к сотрудничеству. — Все-таки, наверное, его выпихнули — тело грохнулось перед машиной, как тюк какой-нибудь, как мешок. Правда, мы быстро проехали… — и Гарик повернулся к рыжему приятелю: — Говорил тебе, надо было тормознуть. Сказал, что в той машине, которую мы обогнали, могли номера наши увидеть. А ты: брось да брось. Вот и добросались.

— Цыц, — буркнула я и добавила уже более миролюбиво: — Думать мешаете.

— Что теперь с нами будет? — полюбопытствовал рыжий, не дергаясь, потому как пистолет на моих коленях его гипнотизировал.

А я именно об этом и размышляла. Что же мне делать с этими мальчиками-одуванчиками? Вроде бы они не врут. Не думаю, что мальчики, с паленой водкой в машине, стали бы рисковать и убивать господина Курского. Его же зарезали. Впрочем, их версию я все равно проверю.

Пожалуй, Киря или кто там будет вести это дело, их обязательно найдет. Вот пусть менты и припирают их к стенке, даже арестовывают, если захотят.

— Ладно, ребята, живите, — махнула я рукой с зажатым в ней «макаровым» и покинула столь гостеприимный дом, напоследок буркнув: — Но ваши слова я проверю, и если что… И не думайте в бега пуститься, все равно найдем, только хуже будет.

Парни покивали, все еще не отойдя от шока, а я вышла, неудовлетворенная собой. Я совершенно не сожалела, что наехала на парней — не будут бросаться детективами с лестницы. Спина все еще болела и, наверное, не скоро пройдет. Боюсь, я теперь осчастливлена синяками, а значит, надолго прощайте, вечерние платья с открытой спиной.

— Спинка не болит? — насмешливо спросил Павел, едва я села в машину.

— Да нет, и не такое бывает, — не менее насмешливо откликнулась я, не понимая, почему мне хочется над ним прикалываться и почему одновременно я теряюсь.

— И куда теперь?

— Тепе-ерь? — протянула я. И назвала адрес, который мне дали ребята — деревеньки, расположенной за Соколом.

Там обитал тип, купивший краденую водку. Надеюсь, сознается. А может быть, парни нагло лгали? Впрочем, не думаю, они выглядели вполне искренне напуганными происшедшим.

Тем не менее я выудила из сумки замшевый мешочек с додекаэдрами и сосредоточилась на воришках, чья тачка безжалостно переехала Курского. Тушнинский косил на меня любопытствующим взглядом, но вопросов не задавал, спокойно вел машину в указанном направлении. А я неожиданно осознала, как это здорово — сидеть рядом с водителем и не бояться опрокинуться на заледеневшей трассе. Шоферскому мастерству Тушнинского я почему-то доверяла целиком и полностью.

Обдумав еще раз ситуацию, я бросила «косточки». Выпало: 12+20+25. И я вспомнила трактовку этого сочетания: «Ваша предприимчивость больше проявляется в вашем воображении, чем в реальных делах».

И что это значит, господа хорошие? Я зря прокатилась к ребятам, переехавшим Курского? А следовательно, зря еду по данным ими адресам? Или вообще зря занимаюсь этим делом? Ну да ладно, будь что будет, но проверить все так или иначе я обязана. Утром позвоню Кире, а там… Будет видно, одним словом. Да и вообще, еще неизвестно, может быть, Ларионова теперь вообще откажется от моих услуг.

Кстати, надо бы проверить Темыча. Этот чертяка вполне мог отыскать Курского самостоятельно и грохнуть, дабы избежать дальнейших проблем. Чтобы другим неповадно было. Но это потом.

Глава 4

Домой я приехала только к пяти утра, замерзшая как суслик, да еще в растрепанных чувствах после общения с чертовым Павлом, на присутствие которого реагировали мои гормоны. И ничего нового не узнавшая. И прежде всего позволила себе поблаженствовать под горячим душем, а потом сварила кофе. Спать сегодня не придется, это было ясно. Ну ничего, выдержу.

Нужно было отправляться к Ларионовой. Кстати, Тушнинский от меня так просто не отстал. А что, достаточно удобно — мужик не задает лишних вопросов, возит меня по городу. Его помощь мне понадобится как минимум до обеда, то есть до тех пор, пока я не заберу собственную машину из ремонта. А потом — пока, родной. Вот так я решила, потому что любовь сейчас мне совершенно ни к чему.

Смена Павла закончилась, но он, счастливый обладатель собственного автомобиля, был готов подкалымить. Естественно, со скидкой. Как постоянной клиентке, по всей видимости.

Итак, Гарик и Виталик оказались непричастными к делу. Историю с водкой подтвердили и покупатель, и воришки-продавцы. Естественно, пришлось их сначала припугнуть, потом пообещать, что дальше моих ушей вся эта история не пойдет. Мне же не платят за расследование кражи с вино-водочного завода, правда? А я не занимаюсь следствием бесплатно. Пока оно не коснется меня лично.

Выпив кофе и приведя себя в порядок, я уже не так остро ощущала усталость после бессонной ночи. Около шести снизу раздался призывный сигнал автомобиля. Выглянув в окно, я увидела мощную фигуру Тушнинского. Он стоял у новенькой «Нивы».

Быстро одевшись, я вышла на улицу, и мы отправились к Ларионовой. Конечно, жаль, что придется не только разбудить, но и расстроить Ольгу Георгиевну. Но с другой стороны, что я могу поделать? Такова уж ее судьба. К тому же пока у меня руки связаны, я не знаю, захочет ли моя клиентка продолжать расследование. А значит, нет смысла предпринимать еще какие-нибудь конкретные шаги.

Но если Ольга Георгиевна пожелает узнать, кто убил ее супруга, первым делом надо будет проверить братков. Я не слишком доверяю Терехову, это тот еще тип, от него можно ждать чего угодно. А также надо разобраться с фирмой… Так я, по привычке, начала прикидывать план своих действий.

— Татьяна, мы приехали, — коснулся моего плеча Павел.

Я, вздрогнув, очнулась. Проморгалась и слегка смутилась — с ума сойти, умудрилась задремать за десять минут езды!

Выкатившись из машины, я поднялась в квартиру Ларионовой и нажала на звонок. Ларионова открыла дверь практически сразу. Заплаканные глаза, покрытое красными пятнами лицо. Я сразу поняла — она уже знает… И с души свалился камень — не придется самой расстраивать женщину.

— Таня, его убили, — растерянно и беспомощно прошептала Ольга Георгиевна.

Я осторожно прикоснулась к ее руке и успокаивающим тоном сказала:

— Я знаю. Мне очень жаль…

— Вы же найдете убийц? — умоляюще уставилась на меня Ларионова.

Ну как я могла отказать ей! Тем более женщина, не дожидаясь моего ответа, стала бессвязно твердить что-то о деньгах, о муже, о том, как любила его.

— Ольга Георгиевна, не волнуйтесь так. Успокойтесь…

Я, не разуваясь, прошла на кухню, налила воды в стакан и принесла хозяйке квартиры, стоявшей в прихожей, привалившись к стене. Несчастная женщина, клацая зубами о край стакана, залпом выпила воду и еще пару раз всхлипнула, понемногу успокаиваясь.

— Конечно, я постараюсь найти убийц, — пообещала я и помогла ей дойти до гостиной.

Ларионова снова разрыдалась, прижавшись щекой к дивану. Она смотрела на меня сквозь завесу мокрых ресниц, хлопая покрасневшими глазами. А я подумала — во что бы то ни стало вычислю убийцу. Обязательно.

Я попыталась расспросить Ларионову о возможных недоброжелателях, но быстро отказалась от этой гиблой идеи. Ольга Георгиевна знала о своем муже до смешного мало. Кроме того, она была в полуистеричном состоянии — последствие стресса.

Пожалуй, надо будет сегодня же отвезти ее на мою конспиративную квартиру. Только не сейчас, ведь моя машина в ремонте. А Павла Тушнинского, каким бы человеком он ни был, я в свои тайны посвящать не собираюсь.

При воспоминании о мужчине, сидящем внизу в машине, мне стало почти дурно. Но усилием воли я привела свой организм в рабочее состояние. Не хватало еще из-за какого-то случайного знакомого таксиста потерять голову.

— Ольга Георгиевна, может быть, позвонить вашим родственникам? — предложила я осторожно. — Вам не следует оставаться одной!

— Скоро должна приехать дочь, — с трудом шевеля распухшими от слез губами, произнесла Ларионова. Голос ее источал скорбь. Меня передернуло — жаль беднягу. — Танечка, вы не сидите со мной, лучше ищите убийц, — добавила женщина, устало отбросив с лица каштановую прядь волос. — Дочка приедет, побудет со мной.

Тем не менее я потеряла еще минут пятнадцать и дождалась-таки дочь Ольги Георгиевны. Только сдав рыдающую женщину на руки юной и довольно симпатичной особе, я спустилась к машине.

Тушнинский невозмутимо курил, высунувшись из окошка «Нивы», словно ему нипочем зимний морозец. Я опустилась рядом с ним на сиденье и набрала номер по сотовому, собираясь провернуть маленький планчик.

Я намеревалась проверить Терехова и компанию — причастны ли они к убийству Курского. И только после этого позвоню Кире, чтобы выяснить подробности преступления. Больше всего я сейчас боялась, что менты проявят вообще-то не свойственную им прыткость и доберутся до Темыча раньше меня. Не хотелось бы потерять такой удачный шанс.

— Да? — после нескольких гудков прозвучал голос в трубке. — Алло, слушаю, — добавил голос, и я наконец узнала Артема.

— Темыч? Это Татьяна, — для начала представилась я.

— Танюх? Ты чего так рано? — кажется, Терехов удивился искренне.

— Я нашла Курского, — процедила я коротко.

— Да ты что! — ликующе воскликнул Темыч. — Ты обнаружила этого козла, кидалу позорного? Класс, Танюш, ты просто супер! Прикинь, он вчера вечером опять звонил, говорил, что встретимся и он бабки вернет. И снова продинамил.

Сообщение показалось мне интересным, но пока я решила не развивать мысль. Следовало довести до конца маленький психологический опыт.

— Ладно, Терехов, с этим разберемся позднее. Ты можешь подъехать… к горпарку? — Я продуманно предпочла встретиться на нейтральной территории.

— Да, конечно, легко, — согласился Терехов, и, условившись о времени встречи, я нажала на «отбой».

— Поехали к горпарку, — обернулась я к Павлу.

Он улыбнулся, и мотор взревел.

— Таня, и чем же вы сейчас занимаетесь? — поинтересовался Павел. — За что убили того человека?

— А с чего вы взяли, что его убили? — прикинулась я шлангом. Что-то уж слишком любопытствует мой водитель.

Тушнинский рассмеялся, закурил и выразительно произнес:

— Таня, не держите меня за идиота! Его либо закололи, либо застрелили.

О, точно! Так закололи или застрелили? Надо бы Кире позвонить, пока время есть!

И я набрала на сотовом другой номер, довольно невежливо проигнорировав вопрос Тушнинского.

Киря — это для меня, а для широкой общественности он — Владимир Кирьянов, подполковник милиции. Просто Володя — мой хороший друг, человек, на которого можно положиться. Он может снабдить меня ценной информацией и даже выйти при этом за рамки законности. Но, собственно, и отдачу Киря получает соответственную. Потому как звездочки на его погонах — частично и моя заслуга. А также уменьшение количества «висяков» на отделе. Мы с ним, дорогим моим другом, нередко пересекаемся в делах. Может быть, это судьба? Или просто Тарасов действительно очень маленький городишко?

Наконец, после многочисленных гудков, трубку сняли, и незнакомый голос осведомился, что же мне угодно. Я представилась и попросила позвать подполковника Кирьянова, и подполковника мне предоставили.

— Татьяна? — Голос Володьки звучал удивленно и смертельно устало.

— Да, Киря, я опять по твою душу, — покаялась я, косясь на Павла.

Тушнинский сделал вид, что ему все происходящее глубоко по барабану и он — лишь извозчик. Но в уголках его рта подрагивала насмешливая улыбка.

— Ну что тебе нужно? Это, наверное, ты наследила у аэропорта? — высказал глубокомысленную догадку Кирьянов.

Я не поняла только слова «наверное». Я же махала там «корочками», так неужели никто не заметил моего имени-фамилии? Ну и народ пошел.

— В каком смысле «наследила»? — притворно удивилась я, закуривая и задумчиво выдыхая струйку дыма.

— Ты же из-за этого дела по мою душу? — напирал Владимир, не собираясь отказываться от мысли расколоть меня.

— Да, — честно созналась я.

— Хочешь сказать, у тебя в очередной раз грохнули клиента?

— Ой, не надо, — возмутилась я. — Клиентов у меня не убивают, я их защищаю телом и душой. — Я в самом деле оскорбилась — людей, платящих мне гонорары, и в самом деле не убивают. Мне везет. И им тоже. — Понимаешь, Володь, убили мужа моей клиентки, человека, которого я должна была найти. И я его нашла, только в виде трупа.

— И теперь снова будешь под ногами болтаться?

Вот после этого вопроса я окончательно осознала, как плохо бедному подполковнику. Он обычно не позволяет себе подобных бестактностей.

— Что, Володь, совсем прижало? — посочувствовала я. — Только на меня свои эмоции не обязательно выплескивать, у самой жизнь не фонтан.

— Ладно, извини, — отмахнулся Кирьянов. — Говори, что тебе надо, душегубка.

И я сказала. И выслушала ответ. Курского закололи ножом, а переехали его уже мертвого. Кстати, ножевых ранений на теле несколько. Милиция подозревает, что это дело рук какого-то маньяка или убийство в состоянии аффекта. А совершено оно в промежутке между двенадцатью и часом ночи. Точнее сказать невозможно. Эксперты и так сделали все, бывшее в их силах.

Милиция не нашла ни его вещей, ни машины, на которой он приехал, ни свидетелей, кроме той парочки. Естественно, Киря и его команда вышли на Виталика и Гарика, нехороших мальчиков, ворующих водку с завода, у которых дверь открывается не туда, куда надо. Парней посадили. Потому как на дороге не оказалось тормозного пути. То есть мальчики даже не почесались, переехав человека. А вдруг ему требовалась медицинская помощь? Больше менты никого не зацепили. Да и не узнали тоже ничего совершенно. В бумажнике убитого денег не обнаружено, только документы и билеты на самолет. Можно заподозрить убийство с целью ограбления, но мне показалось, что эта версия слишком уж проста. Тогда значительно менее пыльно было бы оставить Курского в кустах заколотого, чем выбрасывать труп на дорогу.

Короче говоря, ничего полезного я не узнала. Менты начали прорабатывать окружение Курского. Но здесь пока тоже ничего не накопали.

Не слишком удовлетворенная беседой, я закурила. И тут мы приехали к городскому парку.

Попросив Тушнинского подождать в машине, я перебросила сумку-выручалочку через плечо и отправилась к месту встречи. Белобрысая голова Темыча уже виднелась.

— Танюха! — обрадованно ринулся он ко мне. Чуть не прыгал мальчик от возбуждения. Думал — вот сейчас он свои денежки получит, вытрясет их из Курского. Но по мере моего приближения к Темычу лицо его все больше вытягивалось. — А где же Илья Курский? Чего-то я не понял. Ты же его нашла, говоришь.

— Нашла, — согласилась я, присаживаясь на спинку полуполоманной лавочки, закуривая и жестом предлагая Артему последовать моему примеру.

Где-то с другой стороны парка у навороченного джипа маячили братки, так называемые подчиненные Терехова Темы. Но к нам они не приближались, что успокаивало.

— И где он? Танюш, ну не тяни ты, — Темыч в данный момент выглядел ребенком, которому пообещали, но не отдали игрушку. — В самом деле, представляешь, этот придурок недоделанный меня дважды продинамил. Вчера звонил, забил стрелку на полпервого ночи, но не явился. До этого еще…

— А где он тебе назначил встречу? — полюбопытствовала я. Мной двигал не праздный интерес. Появилась почти уверенность, что господин Курский не так прост, каким хотел казаться.

— В баре на Московской. Называется «Шушундра».

Ага, Курский хотел перестраховаться, чтобы братки не помешали ему улететь в Москву. Выбрал заведение на другом конце города, откуда до аэропорта даже на машине около часа ехать, по обледененным-то улицам города. Стоп, это, наверное, общественное место «кидалова», если употребить не вполне литературный жаргон. Меня там Гарик вчера напрасно ждал, а я вспомнила слишком поздно, и тогда голос его звучал уже не вполне трезво. Он, кажется, нашел с кем забыться — взыграло кавказское начало. Потому что в трубке я явственно слышала женское завлекающее хихиканье.

— Хочешь сказать, вы там были в полпервого?

— Да часов с десяти сидели, — пожал плечами Темыч. — Делать-то нечего, так хоть побухали.

— Тема, там должен был сидеть один мой знакомый. Такой тип кавказской наружности. Он опять напился, наверное, — мысленно я попросила прощения у Гарика, которым пришлось так воспользоваться, чтобы окончательно проверить Терехова.

— Кавказец? Да, там был один, и он не казался пьяным, — начал припоминать Артем. — Сидел за столиком, глазел на дверь. И часов в одиннадцать подбегал к стойке, его звали к телефону. А потом к нему присоединилась блондиночка, потягивавшая коктейль.

Ага, значит, Гарик в самом деле не терял времени зря. Ну и умница. Так, значит, Темыч действительно ни при чем, он был в баре «Шушундра».

Артем не выдержал моего задумчивого вида.

— Тань, ну где Курский-то? — протянул Терехов, закуривая и в нетерпении постукивая ботинком по краю скамейки.

Я пожала плечами и глубокомысленно посмотрела на небо:

— Там, наверное, если ты в бога веришь.

— Татьяна Александровна Иванова! Сейчас не время шутить! — возмутился Терехов.

— Ах, если бы я шутила… — устало бросила я, с трудом сдерживая зевоту. Обломится ли мне сегодня хоть полчасика на сон? — Курского убили, Темыч, и я вовсе не шучу. Его закололи ножом, потом переехали на машине. Вот и все.

Челюсть Артема начала плавно сползать к ботинкам, а глаза, и без того слегка навыкате, возжелали внезапно покинуть орбиты и полезть на лоб.

— Чего-о? — Терехов отчаянно пытался осознать полученные сведения, но пока у него не получалось.

Я поспешила на помощь и повторила:

— Зарезали Курского. Да, да, убили.

— Ты серьезно?

— Ну я же его нашла. Заметь, тоже слишком поздно, — пояснила я, затягиваясь, обжигая губы и отбрасывая бычок в зашипевший от прикосновения огонька снег.

— Слушай, а не могли его грохнуть и забрать наши деньги?

«Хм, „наши“, „ваши“… — скептично подумала я. Я-то знала, что Курский вовсе не собирался на встречу с братками. Он твердо намыливался отправиться в столицу и затеряться там. — А впрочем, из этой версии можно кое-что полезное вытянуть…»

— Могли… — глубокомысленно согласилась я, восхищенно посмотрев на Артема. — А мне такая мысль и в голову не пришла почему-то.

Терехов весь прямо-таки засиял. Вот и как понимать: в одном человеке сочетаются ребенок, готовый поверить в любую лесть, и жесткий «браток», мелкий криминальный авторитет?

— Тань, а что теперь делать? Ты извини, но к Ларионовой придется пристать.

— Родной, — мягко увещевала я, призвав на помощь все свое красноречие. — Ты пойми, Ольга Георгиевна, даже если очень постарается, не сможет собрать такую крупную сумму. Она же учительница. Квартира у нее не слишком хорошая, много за нее не заплатят, если еще и быстро продавать. Машина старенькая. Дача и гараж — ну что за них сейчас возьмешь? Ты только подумай, сколько ты бабок потеряешь!

— Так могу и все потерять. Да уже потерял, считай, — пожаловался Артем. — Ну что делать? Я собирался разобраться с Курским — его грохнули. А теперь…

— У меня возникло предложение, — задумчиво, без особой уверенности произнесла я и замолчала. Причем надолго, глядя на искрящийся снег, опушавший черные ветви деревьев, на суетливых воробьев, один из которых попробовал клюнуть мой бычок. Но вкус ему не понравился, и птица, укоризненно чирикнув, вспорхнула на ветку.

И Терехов клюнул на удочку.

— Какое предложение? — вновь закуривая и поудобнее устраиваясь на лавочке, спросил он. И тоже попытался сделать невозмутимо-равнодушный вид.

Я хмыкнула про себя, повернулась к нему и серьезно сказала:

— Нам надо отыскать убийцу. Ведь деньги у Курского были, это точно. И скорее всего тот, кто его убил, увел бабки. А значит, если мы найдем убийцу, ты вернешь свои деньги. Все, целиком.

— Слушай, а ведь баба эта и впрямь… Ну чего с нее взять? Задрипанная учителка в задрипанной школе. Наверное, в словах твоих есть рациональное зерно.

— Наверное, — пожала я плечами. — Но решать тебе. Да, считаю своим долгом предупредить — сам знаешь, как я отношусь к клиентам и их проблемам. Так что просто разрулить с Ларионовой и не надейся.

— Да понял я, — пожал плечами Терехов. — Слушай, а ты найдешь убийцу?

— Естественно. И презентую его тебе, договорились?

— Разумеется.

Мы пришли к консенсусу, как говорят политики. Ура! С одной проблемой удалось справиться. Терехова и его братков я временно успокоила, и приставать к Ольге Георгиевне они пока не будут. Впрочем, на всякий случай надо бы ее и в самом деле отправить на мою конспиративную квартиру. Пусть поживет там.

Распрощавшись с Темычем и пообещав звонить, «если что», я вернулась к машине, посмотрела на часы и набрала номер автосервиса, в котором оставила вчера свою «девятку». Там сказали, что машина будет готова часа в три. Еще полдня остается. Отправиться поспать, что ли? А то что-то умные мысли отказываются посещать мою голову. А жаль, могли бы и навестить…

Впрочем, от мысли о заслуженном отдыхе я сама отказалась. Лучше еще некоторое время поэксплуатировать Тушнинского и продолжить расследование, пока есть возможность пользоваться чужой машиной. Не терять времени. Павел уже многое узнал о моем следствии, так что скрывать другие похождения Тани Ивановой не вижу смысла. К тому же я должна отыскать убийцу поскорее, пока он не свалил из Тарасова куда подальше.

Павел вроде бы не слишком и возражал. Точнее, не возражал вообще. Он выглядел как наевшийся сметаны кот, явно наслаждался моим обществом и совершенно не хотел спать. Завидная сила воли! Или организм.

Я села в машину, и Павел обратил ко мне свои яркие, особо выделявшиеся на уже щетинистом лице глаза:

— Куда теперь?

Я помолчала, обдумывая вопрос и свой будущий ответ. В самом деле, куда? Надо решить.

Что мне нужно выяснить?

На месте преступления я побывать еще успею. Тем более менты там уничтожили все следы, и новой полезной информацией мне вряд ли удастся разжиться. Конечно, для проформы можно побывать и на месте преступления, но лучше я туда заеду, когда заберу машину из аэропортовской автомастерской. Сейчас же надо думать, кому выгодна смерть господина Курского. Итак…

Из того, что пока известно, можно сделать следующие выводы. Смерти Ильи Станиславовича могла возжелать его супруга, которая столь явно демонстрировала свою обиду на него. Скажем, из мести. Кто еще? А черт его знает… Мне слишком мало известно пока об убитом.

А значит, надо отправиться в офис «Мотора», потолочься там. Может быть, еще разок пообщаться с директорами, поставить «жучки». На всякий случай.

— Итак, вы решили? — с легкой усмешкой в голосе спросил Тушнинский, устав от моего глубокомысленного молчания.

Я закурила, стараясь не обращать внимания на сильные и влекущие руки мужчины, лежавшие на рулевом колесе, и ответила довольно спокойно:

— Решила, к фирме «Мотор».

— Как скажете, — не выказал удивления Павел.

И мы поехали. Молча.

— Слушайте, Павел, а зачем вам это надо? Я имею в виду, возить меня по всему Тарасову, тогда как вы могли преспокойно отправиться домой и сейчас уже тридесятый сон видеть? — прервала я затянувшееся молчание. Надоело смотреть на заснеженные деревья и дома, мелькавшие по обе стороны от дороги.

Тушнинский вскинул четко очерченную бровь, покосился на меня и ехидно ответил:

— Вы же детектив, Таня, вот и думайте.

— Спасибо, вы очень любезны, — парировала я его замечание. И процедила, неспособная справиться с неясным раздражением: — Но неужели сложно ответить на мой вопрос? В конце концов, если бы вы просто калымили, а не возили меня, заработали бы гораздо больше.

— У вас всегда такие материалистичные рассуждения? — поддел Павел.

Дурацкая привычка — отвечать вопросом на вопрос. Меня она всегда в людях раздражает.

Я умолкла и закурила, оставив попытку завести приятную беседу. Все равно надо было еще раз обдумать сложившуюся ситуацию.

Прикрыв глаза, я откинулась на спинку сиденья. Но, к сожалению, в голову лезли совершенно ненужные мысли. Например, перед мысленным взором стояло достаточно привлекательное, хоть и заросшее черной щетиной, лицо Павла. А светлые серые глаза, казалось, видели меня насквозь…

Тут я разозлилась. Черт возьми, Иванова, у тебя грохнули «ведомого», мужа клиентки, а ты думаешь неизвестно о чем! Причем грохнули его, радость моя, буквально под самым твоим носом.

Устроив себе промывку мозгов, я почувствовала, как возвращается бодрость. И готовность действовать. А мы как раз приехали к офису фирмы «Мотор».

Я покинула машину Тушнинского так быстро, будто за мной гналась стая диких зверей. Нет, это просто мазохизм — находиться в обществе человека, который внушает несколько неадекватные ощущения. С другой стороны, если я предпочту общественный транспорт, то умру от холода или меня растопчут бабки с тележками. Позорная смерть детектива Ивановой! Такси — тоже не выход, накатаю черт знает сколько. Конечно, счет придется представить клиентке, но Ларионова не магнатша, а задрипанная учительница в не менее задрипанной школе. И разорять беднягу мне совершенно не хотелось. А значит, все-таки остается ездить с Павлом, это — единственный более или менее приемлемый выход до тех пор, пока я не заберу собственную машину из ремонта. И надо же было так глупо лишиться машины в самом начале расследования? Ну кто мне мешал раньше заехать в ремонт, ведь чувствовала, что-то не то…

— Вы ко мне? — скучающе и несколько напряженно поинтересовался встретившийся в коридоре Лапчатый.

«К тебе, родной, к тебе», — поздоровавшись и ответив утвердительно, подумала я. Приятно, когда тебя узнают! С другой стороны, работника прокуратуры со странными вопросами и очаровательной внешностью сложно не запомнить.

— Идемте в кабинет. Вы уже знаете, что произошло с Ильей? — прихватив мой локоток своей гладкой, как шелк, рукой, поинтересовался Роман Алексеевич. — Именно поэтому и пришли к нам?

— Верно мыслите, — серьезно ответила я, продвигаясь рядышком с Лапчатым и ощущая на щеке его горячее, отдающее чесноком дыхание.

— Такой кошмар! Когда милиция нам сообщила, у меня был стресс! — захлебывался словами Лапчатый, брызжа слюной. — Ну что в такой ситуации делать? Жил человек, никого не трогал — а его убили! И где милиция была? Где были вы, в конце концов? — вперился в меня осуждающий, почти обвиняющий взор.

— Боюсь, мы не успели, — откликнулась я, списывая жаркую прочувствованную речь на последствия стресса. — Роман Алексеевич, мне очень жаль, что так произошло. Но Курскому не стоило бежать из города.

Возобновление обвиняющей тирады Лапчатого прервала, как ни странно, дверь кабинета. Она оказалась закрытой — наверное, директор машинально захлопнул вход в собственные владения. И теперь Роману Алексеевичу пришлось нашаривать в кармане ключи. Это избавило меня от последствий его шока.

Войдя в кабинет, Лапчатый заботливо усадил меня в кресло, примостился рядом на диване, поставил пепельницу и заказал кофе. Только когда перед нами задымился божественный напиток, разлитый по тонким фарфоровым чашечкам бледно-желтого цвета, и мы закурили, я приступила к делу.

— Роман Алексеевич, кому могла быть выгодна смерть Курского? — спросила я в меру жестко. — Думаю, вы знаете его достаточно хорошо, вы же с ним фирму учреждали.

— Таня, представьте себе, я очень много размышлял над этим вопросом, — вкрадчиво произнес Лапчатый. — Но не могу понять, кому… А голословные обвинения я не способен разбрасывать, — проникновенно продолжил он.

Зеленые глаза Лапчатого не то что говорили, вопили: «Я весь белый и пушистый, обожал Курского и не желал ему зла!»

— Ну хорошо, — отпив кофе, я затянулась терпким сигаретным дымком. — Что вы вообще можете сказать о Курском? Ведь вы вместе работали.

— Знаете, Кобрович знал Илью несколько лучше, они чаще общались, — с печальной миной, от которой лицо показалось вытянутым и еще больше постаревшим, заявил Лапчатый. — Я же, наоборот, почти не знал его. Илья человек достаточно замкнутый был. В сущности, нас и познакомил-то Дима Кобрович, — добавил Лапчатый стремительно, отвечая на мой вопросительный взгляд. — Когда мы только решили заняться бизнесом.

Я кивнула задумчиво и спросила:

— Роман Алексеевич, а когда я смогу поговорить с Кобровичем?

— Да хоть сейчас, он уже должен был вернуться с подписания контракта. Я узнаю…

— Чуть позже, — сдержанно улыбнулась я. Мне показалось, что Лапчатому не терпится отделаться от столь очаровательной персоны, как Татьяна Иванова. И я решила не допускать этого ни в коем случае. — Сначала я хотела бы все-таки поговорить с вами.

На мгновение я задумалась. Стоп, может быть, Курский насолил кому-то из клиентов? И от него решили избавиться? Это и стало причиной моего следующего вопроса.

— Вы занялись совместным бизнесом. Это случилось одновременно или кто-то из вас вошел в дело несколько раньше?

— Нет, фирму «Мотор» мы основали на совместные средства, как соучредители. И имеем приблизительно равный вес в правлении, — с непонятным облегчением ответил Лапчатый. В глазах его мелькнула неясная тень чувства. Странно. Впрочем, объяснимо — Лапчатый, хоть и достаточно мало, по его словам, знал Курского, работал с ним. Наверное, действительно переживает потерю.

— А к кому переходит доля Курского теперь? Его жене? Бывшей или настоящей? — Сама себе я напомнила бульдога, вцепившегося зубами в горло жертвы, с такой настойчивостью я произносила сыпавшиеся из меня вопросы.

— Нет, фирма переходит нам с Кобровичем, — ответил Лапчатый уверенно. — Настоящей жене Курского, то есть Ларионовой, достанется только процент от доходов.

Порасспрашивав Лапчатого еще немного и окончательно поняв, что он практически не знал соучредителя («лучший коллега — мертвый коллега», — пришел в голову образчик черного юмора), я попросила его проводить меня к Кобровичу.

— Минуту, пожалуйста, — сказал Лапчатый. — Сейчас я попрошу его найти. В принципе здесь у нас общий кабинет.

Я, если честно, это заметила — три стола и три компьютера, сейф, встроенный в стену. А вообще интересно — соучредители работали в одном кабинете… Что ж так-то? Предпочитали друг друга контролировать? Или просто арендная плата высока?

Лапчатый оставил меня одну в кабинете. Ну, такой возможностью грех не воспользоваться. Я выудила из сумки «жучок» — маленькое прослушивающее устройство — и собралась примостить под крышкой центрального стола. Принимающие способности у него достаточно высоки, при желании можно услышать легкую тараканью походку и скрежет мушиных лапок по стеклу.

Я замерла на мгновение, задумавшись. Пальцы теребили пленку, приклеенную к нижней поверхности столешницы. И тут я нащупала небольшую впадину. По непонятной мне самой причине я подцепила ногтем клочок пленки «под дерево» и осторожно вложила «жучок» в паз — дефект в крышке стола.

Причины такой предосторожности были чисто субъективными — мне совершенно не нравился этот субъект, я имею в виду гуся Лапчатого. Что-то в нем было настораживающее. Да и предупреждение моих магических «косточек» об опасном противнике засело в мозгу, не давая покоя. Так что лучше перестраховаться, чем недостраховаться.

«Жучок», легко войдя в паз, с еле слышным щелчком присосался к гладкой поверхности стола и приготовился к работе. Я приладила пленку на место, провела ладонью по прибору и не ощутила его. Конечно, теперь достать «жучок» будет несколько сложнее, зато, кроме меня, его точно никто и не обнаружит.

Машинально я проверила в сумке приемное устройство, которое захватила из машины. Не люблю оставлять нужную мне технику в труднодоступном месте. А приемник, работавший от аккумулятора, некоторое время протянет и на батарейках.

Стол, на котором все еще лежали бумаги с резолюцией Курского, манил меня со страшной силой. Я пролистала документы в верхней папке. Документами их, конечно, можно назвать с большой натяжкой — здесь было нечто вроде ежедневника с запланированными встречами. Встречались также записки личного толка. Мне стало любопытно, почему бумаги не убрали в стол Курского? Но спросить об этом я еще успею. А пока… Пока что надо сесть, чтобы не вызвать подозрения на свой счет, и познакомиться со вторым соучредителем фирмы «Мотор», с господином Кобровичем. Если он и в самом деле лучше знал Илью Курского, может быть, я выясню что-либо полезное?

Едва я села обратно, поставив «жучок» и приведя просмотренные бумаги в порядок, в комнату вошли двое. Лапчатый и незнакомый мне человек — высокий, худощавый, с приятным смугловатым лицом и шапкой пепельных волос.

— Таня, знакомьтесь — Дмитрий Игоревич Кобрович. Дима, это Татьяна Иванова, из прокуратуры, — с непонятным выражением взглянув на меня, представил соучредителя Лапчатый.

— Очень приятно, — в унисон прозвучали наши с Кобровичем голоса.

Странно, этот мужчина совершенно не оправдывал свою хищно-пресмыкающуюся фамилию. Приятное, достаточно интеллигентное лицо великолепно выбрито. Элегантный костюм и мягкий голос, звучавший с легким недоумением.

— Прошу прощения, — на мгновение оставив Кобровича без внимания, обратилась я к Лапчатому. — А почему на столе, принадлежащем, насколько я поняла, Илье Станиславовичу, лежат документы? Их не забрала милиция?

— Нет, они просмотрели бумаги, но ничего интересного не нашли. А у нас просто не было времени их убрать. Пусть лежат, не мешают, — не выразив удивления, ответил Роман Алексеевич.

Следующий вопрос я задать не успела.

— Простите, я так и не понял, почему Ильей интересуется прокуратура, — усаживаясь в кресло напротив меня, приступил к беседе Кобрович.

Роман Алексеевич, пробормотав что-то вроде «не буду вам мешать», выскользнул из кабинета. Глаза Дмитрия Игоревича впились в мое лицо, и я осознала — оправдывает, он великолепно оправдывает свою фамилию! Как в произведениях классиков — говорящая фамилия. Взгляд черных и достаточно привлекательных миндалевидных глаз стал неподвижным и напряженным. Я ощутила себя птичкой в кольцах змеиного тела. Мурашки пробежали по коже.

Кажется, за время моего довольно длительного бездеятельного сидения дома мои профессиональные качества малость ослабели. Иначе я бы не реагировала так остро на каждого представителя противоположного пола. Ну да ладно, поборемся.

Я вскинула голову, ощутив, как волосы ударили меня по щекам, и ответила невозмутимо:

— В данный момент меня интересует убийство Курского.

— Не только вас, — без тени хамства, идеально вежливо произнес Кобрович. — Меня, например, его смерть тоже сильно интересует. Я бы даже сказал, волнует, — добавил Дмитрий Игоревич со странным выражением на лице. — Но, как поведал Роман, вы приходили и раньше. Когда Илья еще был жив. Почему?

— Простите мне резкость, но вопросы здесь задаю я, — тихо и зловеще проговорила я, поежившись от звука собственного голоса. — Не могли бы вы на них ответить? И тогда я оставлю вас в покое. Нам хочется разобраться с убийством Ильи Станиславовича, — уже мягче заметила я, пытаясь сгладить невольную грубость. Честно говоря, уставать я начала от самоуверенных личностей. От этого Кобровича с его змеиными глазами. Или от Павла с мордой-тазиком и взглядом-рентгеном…

Ну все, понеслась душа в рай. Надо с этим что-то делать, причем срочно. Ау, вернись на землю, Таня. И я вскинула брови, с легким вызовом взглянув в глаза Кобровича.

Он чуть заметно улыбнулся, но ответил:

— Хорошо, можете задавать вопросы. Хотя все нужное вы могли бы выяснить в милиции.

— Они работают сами по себе, мы — сами по себе, — пожала я плечами. С Кирей пообщаться я всегда успею, но живого разговора с друзьями и коллегами пострадавшего ничто не заменит.

— Ладно, как скажете, — с неожиданной, прямо-таки настораживающей покорностью улыбнулся Кобрович. — Что бы вам хотелось узнать? У Ильи не было врагов, были только недоброжелатели, — не дожидаясь вопросов, разразился тирадой Дмитрий Игоревич. — Я в их число не входил. Роман, то есть Лапчатый, тоже. Мы держались вместе. Рыба обычно гниет с головы… Так вот — мы не гнили.

— А как вы объясните попытку Курского сбежать из Тарасова?

— Как? Понятия не имею, — передернул плечами Кобрович, закуривая коричневую сигарету. По кабинету тут же расползся аромат хорошего табака с привкусом шоколада — мини-сигары «Captain Black». — Если бы знать… — чуть озабоченно пробормотал Дмитрий, постукивая кончиками пальцев по столешнице. — Послушайте, Татьяна, как вы считаете… Может быть, Илья что-то почувствовал? Или у него были свои проблемы, о которых никому не известно?

— Мне бы очень хотелось это узнать, — слегка насмешливо ответила я. — Проблемы… Какого плана проблемы могли у него быть? И вообще, Курский являлся человеком открытым или скорее себе на уме?

— Пожалуй, вернее будет так сказать: Илья мало чем делился с нами. Просто… такой человек, обожал напускать на все завесу таинственности. Хотя, в сущности, нормальный мужик.

— Ведь Курский вел дела с заказчиками, не правда ли?

— Ну да, связь с массами обеспечивал, — мрачновато пошутил Кобрович. Он, после того как убили его приятеля, коллегу, соучредителя, может еще шутить? Ну знаете… — Он занимался заключением сделок, если точнее.

— Если не ошибаюсь, не так давно груз был потерян, причем по вине Курского, — заметила я. Кобрович вскинул брови. — Могли ли люди, заказавшие перевозку этого груза, убить его?

— Нет, они не потерпели убытков. С заказчиками мы расплатились. В общем-то, все шишки посыпались исключительно на «Мотор». Мы лишились трейлера, лишились уже оплаченного груза, а следовательно, денег, на него затраченных. И лишились клиентов. Вот так, — коротко, но ясно проговорил Дмитрий Игоревич.

— У вас у самого-то есть какие-нибудь версии? — поинтересовалась я. И столкнулась с надменным взглядом черных глаз.

— Боюсь, что нет. Ведь это, если не ошибаюсь, ваша задача — расследовать убийства. Я ничегошеньки не могу предположить.

Я переключилась на другое. Меня еще интересовали люди, с которыми общался Курский. И я спросила у Кобровича о круге общения его коллеги.

— Клиентура, естественно, — уверенно ответил тот. — Сами понимаете, сейчас сделки далеко не всегда заключаются в офисе. Иногда бывали и шашлыки, и водка в ресторанах, и тому подобное.

Я кивнула, внимательно слушая, а Дмитрий Игоревич продолжал:

— Ну, мы. С шоферами Курский не слишком часто общался. А в последнее время вообще в гараж старался не заходить — после того, как Виктор попал в аварию. Илью все предупреждали — не стоит мальчишку посылать, — досадливо вскинулся Кобрович и тут же небрежно взмахнул рукой, как бы говоря: «Ничего уже не исправить, так и смысла нет развивать эту тему».

— У Курского были женщины, помимо супруги?

— Во всяком случае своих интимных отношений он не афишировал, — передернул плечами Кобрович. Из его недлинной, но емкой речи я поняла, что о любовных похождениях Курского здесь известно не было. Причем скорее всего любовных похождений как таковых и не существовало.

Через несколько минут я вышла из кабинета. К сожалению, не выяснив ничего особенно полезного. Почему эта парочка, Лапчатый и особенно Кобрович, ведет себя так… неадекватно? Этот вопрос все сильнее занимал меня.

Когда я выходила из кабинета, навстречу вырулил Роман Алексеевич, выглядевший так, словно подслушивал под дверью. Он встревоженно заглянул в кабинет, будто опасался, что я убила его соучредителя, и спросил со странной интонацией:

— Вы уже поговорили?

— Да, благодарю вас, — улыбнулась я.

— Заходите еще, если понадобимся, — еще более странно проговорил Лапчатый.

Вот уж действительно гусь!

Дойдя наконец до машины Павла, я забралась на заднее сиденье «Нивы», сопровождаемая его удивленным взглядом, выудила из сумки передатчик и наушники.

— Куда едем, Татьяна? — спокойно поинтересовался Тушнинский, поймав мой взгляд в зеркальце заднего вида.

— Отъедем немного… Да вон во двор соседнего дома… И пока что постоим там, — распорядилась я. Что ни говорите, а приятно отдавать приказы, зная, что их обязательно исполнят.

Павел покорно завел машину, а я принялась налаживать прибор, попутно отогревая мгновенно замерзшие на резком ветру ладони и закуривая сигарету.

Глава 5

Мы остановились в тихом дворике, из которого отлично прослушивался кабинет директоров фирмы «Мотор», и я, не обращая внимания на Павла, подкрутила настроечное колесико. Если интуиция меня не подводит, сейчас Кобрович с Лапчатым решат обсудить делишки, а точнее, мое посещение. Лапчатый наверняка поинтересуется, о чем я спрашивала Кобровича.

Долго ждать мне не пришлось.

— …проводил девицу? — поинтересовался наушник голосом Кобровича. Дмитрий Игоревич продолжил начатую фразу.

— Подожди минуту, помолчи, — отчего-то таинственно прошипел Лапчатый.

И в ушах у меня раздались омерзительные шорохи. Будто таракан или мышь прошлись по «жучку». Только через несколько секунд я сообразила, что же это такое. И перекрестилась бы, если бы относилась к людям верующим. Обыск. Лапчатый о чем-то догадался и теперь пытается найти прослушку или что-то еще. Молодец, Татьяна, что перестраховалась!

А разговор продолжился удивленным вопросом Кобровича:

— И что ты делаешь, позволь узнать?

— Все чисто, — нормальным голосом, лишенным таинственно-шепчущей окраски, проговорил Роман Алексеевич.

— А… в чем дело? — не понял Кобрович.

— Дело в том, что нас подозревают во всех смертных грехах, — рявкнул Лапчатый раздраженно. — Эта баба — детективша. Я звонил в прокуратуру, у меня там приятель. Интересовался. Так вот, она черт знает сколько времени там не работает.

— Ну и что? — не понял Дмитрий Игоревич. — Конечно, могла бы и нормально представиться, не прикрываться липовым удостоверением. С другой стороны… Какая тебе разница, кто убийство расследует?

— Да мне без разницы, только эта баба еще до убийства Курским интересовалась, — небрежно ответил Роман Лапчатый. — А он увел у нас документацию. Выводы делай сам, умный мальчик.

— Давай без этого снисходительного тона, — взвился Кобрович. Я так и представила, как черные его глаза уставились на Лапчатого, пытаясь загипнотизировать. — И связи я решительно не вижу.

— Ну знаешь, — хмыкнул Роман Алексеевич снова снисходительно. — Бабу могли нанять конкуренты, пронюхавшие, что документация у Курского. Или еще кто-то. В конце концов, как в старой рекламе туалетной бумаги — без бумажки мы букашки, Димочка.

— Нет, в этом плане Курский, конечно, скотина. Я даже не думал, что он может украсть бумаги. На кой черт ему документы?

— Все равно, жалко человека, — мягко мурлыкнул Лапчатый. — Ну кому надо было его убивать? Нормальный мужик. Кстати, что ты нарассказывал этой бабе?

— Да, в сущности, ничего особенного, — в голосе Кобровича послышалась сдержанная улыбка. — То, что знал, всего-навсего. А с чего ты взял, что она нас подозревает?

— Не знаю, мне просто так кажется, — ответил Лапчатый неуверенно. — Слишком уж обтекаемые вопросы задает, будто не хочет, чтобы мы догадались о ее подозрениях. Старается не выказать особого интереса, а при этом вся пышет любопытством.

— Да, я заметил. Кстати, о документах…

Дальнейший разговор оказался совершенно неинтересным — обсуждалась судьба фирмы, отыскивался выход в сложившейся ситуации. Какие-то бумаги, «угнанные» Ильей Станиславовичем, тревожили обоих соучредителей гораздо больше, чем его смерть.

О черт! А что, если убил Курского один из этих типчиков? Или оба вместе? В конце концов, фирма принадлежала троим, теперь она осталась им двоим. Раз половина фирмы, так, следовательно, и доходов от нее гораздо больше, чем с трети.

Вполне могли кого-нибудь нанять для осуществления убийства, между прочим. Тоже вариант.

Алиби. Надо проверить алиби этой парочки.

Я прислонилась к спинке сиденья и замерла, машинально прислушиваясь к доносящимся из наушников голосам. Тушнинский не обращал внимания на мои действия. Его вообще мало что трогало в этой бренной жизни, насколько я поняла.

Я закурила и продолжила размышлять.

Ладно, только вот насчет алиби не стоит идти к Лапчатому и Кобровичу. Правду все равно не скажут. Да и вообще, пусть думают, что я от них отвязалась. Пусть успокоятся. А то, ишь, насторожились. Будут теперь перестраховываться. Тем более, на кой черт мне делать лишнюю работу? Ведь Киря точно был в «Моторе» и общался с директорами. А значит, по поводу алиби я могу обратиться именно к нему. Это не Гарик Папазян, которому только и нужно… кое-что. Кирьянов — человек бескорыстный. Точнее, помогает мне по дружбе и потому, что раскрытые дела только на пользу его отделу.

Я выудила из ушей наушники и положила приемник обратно в сумку. Услышав шевеление, Павел обернулся и осведомился с прекрасно завуалированной насмешкой:

— Ну что, куда теперь отправляемся?

— Подождите, пока никуда, мне нужно позвонить, — отбрила я его и набрала на мобильнике номер Кирьянова.

После длительного разговора с новеньким мальчиком на вахте мне наконец удалось пробиться к подполковнику, и трубка произнесла Кириным голосом:

— Слушаю.

— Владимир, это Иванова, — коротко представилась я, дабы не было недоразумений. — И мне нужна твоя помощь.

— Ну разумеется, куда тебе без меня? — В трубке послышались тщеславно-насмешливые нотки. — И что же тебе нужно, Танюш?

— Киря, ты проверял соучредителей фирмы «Мотор»? — приглушив голос и подозрительно посмотрев в спину вроде бы не обращавшего на меня внимания Тушнинского, спросила я.

— Лапчатого и Кобровича? — уточнил Кирьянов и, когда я ответила утвердительно, продолжил: — Ну разумеется, мы прорабатываем все версии. Но знаешь, Танюш, глухо, как в танке. Лапчатый был в ночном баре с друзьями, выходил из бара пару раз, но ненадолго. Машина его находилась на стоянке. Мог бы добраться до аэропорта, если бы брал машину. Но машину не забирал, охранники стоянки заметили бы. В общем, мы все проверили, у Лапчатого алиби — не придраться. Что касается Кобровича, с тем несколько хуже. Сидел дома, смотрел телевизор, говорит. Выходящим его никто не видел, но и к нему домой никто не заходил.

— Спасибо, солнышко, — ласково прощебетала я и, попрощавшись, отключила связь.

— Ну что, куда едем? — снова спросил Тушнинский, когда я перебралась на переднее сиденье.

— К аэропорту, пожалуй, — взглянув на часы, я решила, что больше ничего не успею сделать — надо забрать машину. А в аэропорту хоть можно будет подождать в тепле, если что.

Мне страшно хотелось есть, а Тушнинскому — хоть бы хны. И еще ужасно хотелось спать. Павел же вертел баранку как ни в чем не бывало, даже развлекал меня своими репликами. Иногда. Железный человек.

— Татьяна, вы не хотите заехать куда-нибудь и перекусить? — осведомился «железный человек». Будто прочел мои мысли.

— Кушать хочется? — поддела я и ощутила, как предательски заурчало в желудке. Слышно-то как! Ну почему я все время язвлю и пытаюсь нахамить этому человеку? Что заставляет меня так делать?

— И не мне одному, — не спустил ехидства Павел, покосившись на меня. — Так как вы на это смотрите?

— Положительно, — кратко ответила я.

И мы отправились в миленькое кафе, расположенное неподалеку.

Там оказался неплохой кофе. Выпечка тоже была великолепной. А куры-гриль — пальчики оближешь! И если совсем честно, общество Павла Тушнинского меня тоже не напрягало. Точнее, напрягало, конечно, но при этом и удовольствие доставляло. Собеседником он оказался неплохим. Умный мужик, черт бы его подрал. Люблю я таких — умных и одновременно сильных. С подобными типами сразу чувствуешь себя слабой и очаровательной женщиной, нуждающейся в защите и поддержке.

Странно, почему такой человек вертит баранку за не столь уж большие деньги?

— Забавно все это, — засмеялся Тушнинский, когда я спросила об этом. — Мне нравится общаться с людьми, а порой попадаются интересные экземпляры.

Наконец пытка-наслаждение окончилась, незаметно пришло время забрать машину из ремонта. За по-домашнему приятным обедом мы с Павлом успели перейти на «ты», и я, допивая третью чашечку кофе, предложила:

— Ну теперь довези меня до аэропорта и будешь свободен, как птица в полете.

— Ты уверена? — приподнял бровь Павел.

— Конечно, — с сомнением в душе, но уверенностью в голосе откликнулась я.

Он чуть потускнел лицом и бросил коротко:

— Ну поехали!

А меня досада охватила: вот гад, даже телефона не спросил! Ну как с таким типом общаться? Впрочем, я бы и не дала своего номера! Тоже мне, супермачо нашелся!

Я села в машину и отвернулась к окну, делая вид, что мне все нипочем. Тушнинский, в свою очередь, имитировал полное доверие моим эмоциям, но глаза полыхали острой насмешкой. Будто он читал мои мысли, зараза.

— Ну что, пока? — высаживая меня у аэропорта, попрощался он.

— Пока, — согласилась я, вылезая из машины и выуживая бумажник.

Он посмотрел на деньги, коротко хмыкнул и уехал, на ходу захлопнув дверцу, которую я оставила открытой. Такого выверта я не ожидала, поэтому и среагировать не успела. Просто стояла и смотрела вслед его «Ниве», как полная идиотка.

Наконец ветер пронизал меня до костей, и я прошла на стоянку, попутно обдумывая, что неплохо бы разобраться с местом происшествия. Киря сказал, что обнаружить ничего не удалось. Так то ему не удалось ночью, а мне, может быть, днем и повезет. Хотя вряд ли, с другой стороны. Может и не повезти.

Я забрала свою «девяточку», опустилась на водительское сиденье, с легкой грустью вспомнив просторный салон такси и уютные сиденья Павловой «Нивы». И поехала в сторону города, очень медленно, осматривая местность. Со следами, наверное, туговато будет — ночью падал снег и все возможное скрыл своим покрывалом. Остальное вытоптали сонные эксперты — я же знаю, как менты работают на ночных вызовах: в глаза хоть спички вставляй, а трупы уже в печенках сидят, работать совершенно не хочется, и взгляд не фокусируется. Но приходится трудиться, что-то искать.

Но вдруг мне несказанно повезет и я встречу свидетеля? Эх, Танечка, как тебя понесло. С ума сойти, свидетеля она собирается встретить, наивная!

Я даже разозлилась на себя и поругала малость. А потом милосердно простила — ведь не выспалась, имею право на шальные идеи. Наконец я остановила машину на месте вчерашней трагедии и вышла из салона. На всякий случай закрыла «девятку» и поставила на сигнализацию. Мало ли, вдруг попадутся тут люди, до чужого добра жадные? И такие бывают в нашей жизни, причем их не меньше, чем безупречно положительных личностей. Собственно, безупречно положительные мне еще не попадались. Таких, наверное, вообще не существует.

Я болталась по месту преступления бог знает сколько. Рыла носом истоптанный множеством ног снег, но пока не нашла ничего. Ровным счетом ничего. Только следы, которые скорее всего оставили менты.

— Кха-кха, — я чуть не подпрыгнула от хриплого вежливого покашливания, раздавшегося за спиной. С мрачноватым юмором посоветовала себе подлечить нервишки и медленно обернулась, нащупывая в кармане пистолет. Так, на всякий случай, мало ли кто здесь бродит. Вдруг на маньяка нападу. Точнее, он нападет на меня. Не хотелось бы лишать Тарасов лучшего частного детектива…

Напротив меня с задумчивым видом стояло невероятное существо непонятного пола. Застиранный бушлат, шапка-ушанка, очечки с треснутым стеклом на сизоватом тонком носу. Что за чудо?

— Чего ищешь-то? Может, помочь смогу? — проговорило существо явно мужским, но больным и усталым голосом. Как я поняла, это был аэропортовский бомж.

— Может, и сможете, — откликнулась я. — Вы вчера здесь были?

— Да я-то нет, — равнодушно ответил бомж.

Странноватый ответ навел на определенные размышления. Обычно человек, который не имеет отношения к событиям, отвечает коротко: нет. Этот же выдал достаточно сложную фразу, намекавшую на то, что кто-то здесь все-таки был.

— А кто-нибудь был? Вы знаете, кто?

Я красноречиво полезла за бумажником, и треснутое стекло очков моего собеседника отразило солнечные лучики, заискрившись.

— Погоди, приведу. Скажи сначала, ночь нужна?

— Да, ночь, — согласилась я, забыв даже удивиться. Но потом опомнилась: — А как вы догадались?

— Так ночью тут ментяры бродили… — ответил бомж таким тоном, будто это само собой разумеется. — А ты тут уж полчаса рыщешь, чего-то ищешь. Вот и думаю, что тоже интересуешься вчерашним.

— Вы правы, — усмехнулась я. — Так мне вас ждать?

— А…

— Деньги только после того, как приведете… про кого вы там говорили, — выразительно развела я руками. И добавила, чтобы, чего доброго, странный мужик не обиделся: — Сами понимаете, в наши времена доверять нельзя никому. Но вы не волнуйтесь, не обижу.

— Лады, — смирился бомж, — жди. — И ушел, чуть покачиваясь и протаптывая новую тропку на девственно-чистом снегу.

Я присела на корточки, прислонившись спиной к дереву, и посмотрела на дорогу. Из-за кустов трасса просматривалась великолепно. Приближение машины можно было определить также по шуму.

Я закурила, размышляя, ну не дура ли я — сидеть здесь, на пронизывающем морозе. Потому что бомжа все не было.

Я поежилась и в который раз осмотрела место происшествия. Интересно, что же конкретно здесь произошло? Почему Курский оказался в этом месте, если должен был находиться в аэропорту? Или он перестраховался? Все может быть. Предположим, доехал на автобусе до какой-либо остановки, потом вышел и решил прогуляться пешком, чтобы в случае опасности спрятаться. Но перестраховка не привела ни к чему хорошему — преступник его подловил и, соответственно, угробил. Ножичком. Потом вышвырнул на дорогу, а сам смылся.

Тогда у преступника должна была быть машина. Которая ожидала неподалеку.

Кстати, кандидатуру Лапчатого я не могу отмести, несмотря на алиби. Он мог нанять убийцу. Хотя нет, киллеры обычно стреляют. Ножом они редко пользуются — слишком много крови, есть вероятность не попасть в жизненно важную точку и оставить жертву в живых. Наверное, поэтому убийца и подбросил труп под машину. Не был уверен, убил ли.

— Ждешь? — оторвал меня от размышлений знакомый голос.

Поднявшись, я увидела все ту же странноватую личность в бушлате и очечках. Рядом, переминаясь с ноги на ногу, стоял другой мужик. Помоложе первого, с козлиной рыжеватой бородкой и юркими глазками. На этом был старенький тулуп из «чертовой кожи», обнаруженный на какой-то помойке, вероятно. Валенки утаптывали снег, крутясь, как заведенные.

— Жду, — подтвердила я. — И кого вы привели?

— Васек был здесь вчера ночью, — лаконично ответил бомж, кивнув на «тулупистого» парня.

— Это правда? — полюбопытствовала я, уставившись в водянистые и маловыразительные глаза рыжебородого.

— Ну, — кивнул тот. — Был.

Рука в грязной варежке первого бомжа выразительно потерлась о другую, в не менее грязной, но перчатке. Я с усмешкой вручила честно заработанный гонорар, и бомж быстренько почесал обратно, по направлению к аэропорту.

— Василий… Вас ведь так зовут? — обратилась я к выжидающе посматривающему на меня мужику.

— Да, — кивнул он, присаживаясь на корточки.

— Меня зовут Татьяна, — представилась я. — Вы и в самом деле видели что-то, что могло бы меня заинтересовать?

— Решать вам, — пожал плечами Вася. — Я расскажу что знаю. Только деньги вперед. А то потом вдруг скажете, что вам не интересны мои сведения, — объяснил он.

Я снова поежилась и предложила:

— Разумеется, деньги я вам дам сейчас. А если ваша информация окажется мне полезной, заплачу еще. Только идемте к моей машине, что-то здесь холодновато.

— Нет, — отрицательно поболтал головой Вася, рыжая бородка взметнулась и хлестнула его по щекам, но он не обратил на это внимания, увлеченный пылкой речью. — Я вас не знаю и в машину не сяду.

— Ну ладно, — не стала я спорить, вручила парню купюру и предложила: — Рассказывайте, что вы вчера видели, Василий.

— Да много чего… — хмыкнул Вася, заметно расслабляясь. Видно, ощутил, что от меня не исходит никакой угрозы. Или деньги согрели его организм. Да, деньги — двигатель если не прогресса, то человеческих отношений.

Что-то опять меня на философию потянуло… Хотя спать уже не хотелось.

— Вы видели человека в кожаном пальто? — задала я вопрос, потому как Васяня что-то замолчал, тая в уголках глаз загадочное выражение, и я взяла бразды правления в собственные, привычные к столь нелегкому труду, руки.

— Да, — лицо бомжа просветлело, и он улыбнулся. — Крутой мужик, в очечках тоненьких, в черном длинном плаще и шапке.

— Похож? — сунула я под нос бомжу фотографию Курского.

— Вроде он и есть, — ответил Вася довольно уверенно.

— И что этот человек делал? Где вы его видели? — попыталась я подтолкнуть бомжа к более развернутым ответам, раздумывая, что же услышу. Может, Вася видел убийцу? И совсем скоро дело будет раскрыто, после чего Татьяна Иванова сможет спокойно и заслуженно отдохнуть… Выспаться, если точнее…

— Он вышел из какой-то машины, не доехав до аэропорта, огляделся, как будто чего-то боялся, и почесал к обочине. А потом, скрывшись за кустами, побрел к аэропорту…

Видимо, моя тактика подействовала на речевой аппарат и функции мозга бомжа Василия. Он говорил, почти захлебываясь словами, словно старался побыстрее рассказать все, что знает, и смотаться тратить честно заработанные деньги.

— Машину вы запомнили? Из которой этот человек вышел, — уточнила я.

Василий покачал головой.

— Он шел не по обочине?

— Нет, за кустами, прямо по снегу, и постоянно поглядывал на дорогу. Испуганным мужик выглядел, напряженным каким-то, — с видом умудренного жизнью и постоянной практикой психолога заверил меня Васяня. — Я тогда жуть как удивился — такой холеный чувак, а чешет по снегу.

— У этого мужчины был с собой чемодан? — вспомнив о вещах покойного, исчезнувших невесть куда, спросила я.

— Да нет, не было. Налегке он шел.

— А дальше? Что было потом? — поинтересовалась я, попутно размышляя, куда же Курский подевал свои вещички, и пытаясь просчитать все варианты. О, точно, он же мог еще в воскресенье оставить чемодан в камере хранения! Как я раньше не догадалась?

Я сдержала ликование и вслушалась в не слишком связную речь бомжа Василия.

— Ну вот, побрел он по снегу… А следом подъехала тихонько другая машина. Только она не на дороге остановилась, а съехала с нее почти в кусты. И сразу свет в ней выключили. Из машины вырулил еще один чудик. Вот его я не рассмотрел, — искренне взглянув в мои укоризненные глаза, вздохнул бомж. И продолжил: — Второй тип почесал за первым, тоже по сугробам, укрываясь за кустиками как-то странно. Я почуял что-то неладное, ну и решил смыться.

— Может быть, вы хотя бы машину видели, из которой вышел второй человек? — поинтересовалась я, досадуя и не слишком надеясь на положительный ответ. Я была так близка к разгадке и одновременно так от нее далека! Ну и везет же тебе, Танечка!

Но бомж, поглядев на меня исподлобья, ответил неожиданно:

— А то! Машина классная. Черная низкая иномарка, не знаю какая. А на номере, кажется, были буквы «В» и «Т» и цифры — то ли «674», то ли «746». Точно не помню.

— Спасибо, — искренне заявила я, с лету запомнив предположительный номер машины, из которой вылез предполагаемый убийца. Я страшно обрадовалась, хотя сложностей еще немало осталось. Ничего, придется ментам работенку подкинуть. Пусть покрутятся. И на всякий случай поинтересовалась, выуживая из бумажника обещанное дополнительное вознаграждение: — Больше ничего вы не видели?

— Нет, все, что видел, рассказал, — ухмыльнулся Вася, с облегчением запрятывая деньги в карман тулупа. — Если чего еще надо будет — приходите, я здесь всегда тусуюсь.

— Спасибо, — усмехнулась я и, попрощавшись, побрела к машине, продираясь сквозь снежные сугробы.

Усевшись в машину, одновременно с двигателем я включила печку — и мне, и автомобилю неплохо бы прогреться. После чего снова набрала номер телефона Кирьянова. И озадачила его своей просьбой.

— Танюш, ты представляешь, сколько может быть иномарок с такими номерами? — тихо и ласково, словно общался с сумасшедшей, осведомился он.

— Ну и что? Киречка, это же твоя работа, — увещевала я его. — Главное, ты найди имена и координаты владельцев машин, дальше я сама разберусь. Кстати, иномарка темного цвета.

— Ну да, — съехидничал Киря, — это сильно облегчает дело. Вот если бы она была пятнистая, под леопарда, или полосатая, как тигр, тогда другой разговор.

— Ладно, Владимир, ты же мне поможешь? — прервала я довольно-таки бессмысленную беседу.

— Да, разумеется. А куда мне деваться? Если узнаю, позвоню.

Тем временем машина моя прогрелась и легко тронулась с места — я отправилась к аэропорту. Надо проверить версию с чемоданом, у меня не было причин не верить бомжу.

Передо мной стояла сложнейшая задача. Аэропорт — это вам не автовокзал, где человек с чемоданом все-таки гость не частый. Здесь с чемоданами и кейсами каждый второй. В общем, потолкавшись по аэропорту и попытавшись разобраться со сложнейшей системой камер хранения, я поняла одно — здесь мне делать нечего. Даже если бы я знала коды всех камер, а на руках у меня были бы ключи от них. Сюда надо вызывать отряд ментов, чтобы они открывали каждую камеру, тогда, возможно, нашелся бы чемодан господина Курского, явно оставленный в аэропорту после приобретения билета на самолет.

Кстати, а что же это я не спросила у Кири, не было ли при Курском ключа от камеры хранения? Вот растяпа… Да, поспать бы не помешало.

Позвонив другу еще раз, я выяснила, что ключей не было вообще. Значит, их увел убийца. Логично, не правда ли? Только где мне найти этого самого убийцу? И что делать теперь?

К Лапчатому — Кобровичу соваться не стоит. Пусть пока отдохнут от меня. А там уж обязательно займусь проверкой этих милых соучредителей.

К тому же, помимо гусей, змей и прочей флоры-фауны, у меня немало людей на подозрении.

Например, Курского могла грохнуть его первая жена, Алина Геннадьевна. Окрысилась на мужа, что развелся с ней, гад, и убила. Нож — вполне женское орудие преступления. Пересмотревшие уйму детективов и боевиков, забитые этой отвратительной жизнью, дамочки нередко хватаются за кухонные ножи. Такие случаи были в моей практике.

Кстати, как там с алиби у мадам Курской? Придется снова побеспокоить Кирю. Хотя нет, я его и без того достала. Причем окончательно. Лучше самой проверить Курскую.

Все эти мысли бродили в моей голове, когда я уже сидела в машине и выруливала в сторону города.

Итак, ближе к телу, как говорится. Курский от привлекательной, нет, даже красивой жены ушел к даме в возрасте и узаконил с ней отношения. Возможно, он хотел обезопасить супругу, когда занимал деньги у братков, чтобы с нее долга не потребовали. Вот это я, пожалуй, и постараюсь узнать у самой Алины Геннадьевны.

И я поехала к Курской, бывшей супруге бедняги Ильи. У дамочки, на мой взгляд, есть мотив для убийства. Да и возможности убить тоже имеются, полагаю.

Поднявшись к квартире Курской, я надавила на звонок, и через несколько секунд дверь открылась.

— А, это вы, — устало буркнула Алина Геннадьевна в ответ на мое приветствие. — Ну что вам от меня надо! Входите, раз пришли.

Божественная красота женщины за этот день поблекла. Глаза опухли и покраснели, лицо покрылось красными пятнами.

Я прошла в квартиру, и Курская выдохнула:

— Вы уже знаете, что Илья убит?

— Да, — кивнула я. — Вам сообщили сотрудники милиции?

— А кто же еще? Приехали, огорошили такой страшной новостью и начали расспрашивать, не знаю ли я чего? Ну что я могу знать-то, объясните! — трагично всплеснула руками Алина, и ее глаза полыхнули необъяснимым гневом. — Мы уже несколько месяцев в разводе, я давным-давно не общалась с Ильей, он приходил только к детям. И то недели две назад!

Мы опустились на диван, Курская поставила пепельницу в центр стола и задымила, трясущейся рукой поднося сигарету ко рту.

— Ну так что вам от меня нужно, объясните же! — фыркнула она неожиданно, вперив в меня проницательный взгляд.

— Вы давно знакомы с Ильей Станиславовичем, вы были одной семьей, — невозмутимо пожала я плечами. — Вы можете знать, были ли у него недоброжелатели, например.

— Господи, откуда? — немного фальшиво, на мой взгляд, возмутилась Алина Геннадьевна. Тонкие брови ее взметнулись, нарушив идеальную гладь лба двумя продольными морщинками. — Я никогда не лезла в Илюшины дела, его работа меня не касалась. Понятия не имею, были ли у него недоброжелатели!

— А где вы сами были вчера вечером? — поинтересовалась я, стараясь, чтобы в голосе не звучало подозрительных ноток.

Но старания мои пошли прахом — Алина взвилась, сверкнув синими глазами. Пушистые каштаново-золотистые волосы яростно взметнулись.

— Черт побери! Да вы что, решили, что я убила собственного мужа? Бывшего, то есть, — поправилась она, попытавшись овладеть собой. — Зачем мне это надо, спрашивается?

— Алина Геннадьевна, прошу вас, ответьте на мой вопрос. Думаю, это не слишком сложно, — спокойно предложила я, раздумывая. Поведение Курской можно было назвать по меньшей мере странным. То она бесится, то впадает в оцепенение. Последствия стресса? Или плохая актерская игра? Пока непонятно.

— Ну знаете! — вновь вспылила Алина. — Мне даже следователь не посмел задать такого вопроса. Я думала, мужчины дурнее женщин во сто крат. Женщины обычно тактичнее. Так нет, вы переполнили чашу наглости и хамства! У меня убили мужа, вам понятно? Пусть бывшего, но все-таки почти родного человека! Неужели до вас не доходит?

Я пожала плечами и пояснила невозмутимо:

— Работа такая, Алина Геннадьевна. Так где вы были вчера с двенадцати до часу ночи?

Моя настойчивость возымела эффект, и Курская, посмотрев на меня с пренебрежительным отвращением, как на залипшую в паутине муху, ответила:

— Дома была, спала.

— Кто-нибудь может подтвердить ваши слова?

— Не понимаю вас, — развела руками Алина, снова становясь уверенной в себе особой. Она взяла еще одну сигарету из лежавшей на столе невесомо-тонкой пачки «Vogue» и затянулась ментоловым дымком. — Что вы имеете в виду? Дети у бабушки, любовником я не обзавелась.

— Может быть, вам звонил какой-либо знакомый?

— В двенадцать ночи? — удивилась Алина, обхватив виски руками, и задумалась. В синих глазах сконцентрировался запас мыслей, которого хватило бы на десяток профессоров, корпящих над диссертацией.

Я терпеливо ждала, практически уверенная в виновности дамочки. Все ее странности все больше убеждали меня в этом. Не хватало только удобного момента, чтобы припереть ее к стенке. Но я дождусь. А нервишки у нас не слишком крепкие, и она обязательно допустит промах. Я уверена, интуиция меня редко подводит.

— Вы что, меня подозреваете? — тихо и беспомощно уточнила Алина, вскинув брови и осторожно коснувшись ладонью собственной щеки. — Неужели я могла… Нет, — с неожиданной решимостью произнесла она, — Татьяна Александровна, я вспомнила. Мне звонил мой старый знакомый, и он может подтвердить мои слова. Да-да, он позвонил около двенадцати или в полночь с минутами. Я еще рассердилась на столь поздний звонок.

Синие глаза почти подобострастно уставились на меня, умоляя: «Поверь и оставь меня в покое!»

Но как раз этого я делать не собиралась. Потому что Курская лгала. Как выражается один мой знакомый, «задом чую». И я перешла в атаку:

— Это замечательно! — Мой голос выражал бездну ликования.

Алина расслабилась, с надеждой взглянув в мои зеленые глаза.

А я коварно продолжила:

— Только будет еще более замечательно, если вы дадите мне телефон этого вашего знакомого и позволите позвонить ему. Не слишком сложно?

— Я… У него телефона нет, — растерялась женщина. Она, наивная, думала, что я поверю на слово. — Но я дам вам адрес — съездите, спросите! — воскликнула Алина, обрадовавшись.

Ха, адрес. А пока я поеду к черту на кулички, она созвонится со своим приятелем и обеспечит себе алиби.

— Алина Геннадьевна, не стоит, — величественно взмахнула я рукой. Наклонилась вперед, пристально глядя прямо в бездонные синие глаза, и жестко произнесла: — И за что же вы убили своего мужа?

За такую штучку мне однажды дали по физиономии, но — риск дело святое. На всякий случай я держалась в полной боевой готовности. И с нетерпением ожидала чистосердечного признания.

Алина разрыдалась, выронив сигарету на полированную столешницу. Все, сейчас последует сопливо-слезливое признание: «Да, я убила его, потому что иначе не могла!» Или еще что-нибудь в этом духе. Поняв, что в планы Курской не входит кидаться на меня и мочить подручными предметами, я расслабилась и даже закурила, с удовольствием ощутив терпкий вкус крепкого табака. И выжидающе уставилась на хозяйку квартиры. На убийцу. Наверное, Алина взяла машину и подъехала к аэропорту. Она могла вырядиться в джинсы и убрать волосы под шапку, чтобы ее приняли за мужчину.

Но чистосердечного признания все не следовало. Вместо того чтобы делиться наболевшим, Курская поднялась и вышла из комнаты, обращая на меня не больше внимания, чем на кресло подо мной. Или на пепельницу. Я нашарила в сумке пистолет и вцепилась в него, готовая к любой неожиданности. Следовать за Курской желания не возникло — вдруг она поджидает за углом с ножичком, собираясь замочить слишком рьяную детектившу в надежде потом как-нибудь избавиться от трупа? Таким же оригинальным образом, как от собственного супруга.

Из кухни донеслись обыденные звуки — открылся, а потом с истошным скрипом закрылся шкафчик, хлынула из крана вода.

Через пару минут Курская вернулась в комнату, сжимая в длинных тонких пальцах граненый стакан с мутноватой водой. Так же она держала нож, наверное.

— Как вы можете обвинять меня в убийстве? — тихо и утомленно выдохнула женщина, садясь на прежнее место напротив меня и залпом выпивая половину стакана. Потом она отставила посуду в сторону, едва не свалив пепельницу на пол. — Вы же ничего не знаете. Или вам совершенно все равно, кто сядет за решетку, лишь бы дело раскрыли? Тогда, конечно, почему бы не выбрать мою кандидатуру? Нет, не убивала я его, даже не думала об этом никогда! И не ревновала к новой жене. То есть ревновала, конечно! Но сдерживалась, потому что так было надо.

Теперь мне не требовалось даже задавать наводящие вопросы — слова лились сплошным потоком. Алина Геннадьевна напряженно закурила, не прекращая говорить. А я слушала, пытаясь понять — верю я ей или не очень.

— Он спасал меня, понимаете? Илья занял деньги у крутых ребят, охранявших его фирму. Они требовали долг, а Илья понимал — может и не расплатиться. И он решил, что разведется со мной, женится на этой учительнице. Тогда мне и детям нечего будет опасаться. Нас не тронут — мы же ни при чем. Я вовсе не считаю, что Илья поступил правильно, но это был единственный выход. А потом ему вроде бы удалось занять деньги у своего друга, но возвращать крутым долг не хотелось. Илья решил, что уедет в Москву. У него там связи, давно предлагали хорошую работу. Он купит квартиру и позовет меня к себе. Я к тому времени продам здесь квартиру, машину, заберу детей. Вот и все преступление, в котором я виновна. Конечно, надо было найти эти чертовы деньги. Продать квартиру, на худой конец, и переехать жить к маме. Но — комфорт, понимаете ли! — с неожиданной злобой на себя воскликнула Курская. — Да и Илюша твердил: «Все будет нормально», — с едким сарказмом передразнила она. — Нормально, как же!

— Илья Станиславович говорил вам, когда он намерен уехать?

— Ну конечно, — с видом а-ля «терять нечего» вздохнула Алина. — Он позвонил и сказал, что едет в аэропорт. Я пожелала ему удачи. Мы не виделись, Илье не хотелось рисковать. Я даже не поехала его провожать. Он сказал, что братки достали окончательно, и теперь надо сматываться.

— А деньги? Те, что он получил от Шапрыгина? — поинтересовалась я, затушив сигарету в пепельнице.

— Деньги? Ах, деньги… Кажется, Илья перевел их на какой-то счет в Москву. Но точно я не знаю, если честно. Не вдавалась в подробности. И его смерть явилась для меня настоящим ударом, — надрывно добавила женщина.

Ее глаза широко распахнулись и сверкали искренним гневом, смешанным с болью утраты. Теперь Алина Курская прекратила «играть на публику» и была самой собой.

— Неужели вы не подумали о том, что ожидает Ольгу Георгиевну Ларионову?

В глазах Алины отразилось полнейшее непонимание. Она ждала продолжения, объяснения моей мысли.

— Ларионова, если вам неизвестно, — новая супруга вашего мужа. Учительница. Вы не задумывались, каково придется ей, когда кредиторы явятся требовать долг? Не предполагали, что эта женщина тоже может любить вашего мужа? То есть своего мужа!

— Честно говоря, я предпочитала об этом не задумываться. В конце концов, моя судьба и судьба моих детей мне дороже, — просто заявила Алина.

Ответ был откровенно циничным. Моя хата с краю… Куда, черт возьми, катится наш мир?

— Раз уж так не хотелось расплачиваться с долгами, неужели вы не могли уехать в Москву вместе? Не подвергая опасности совершенно посторонних людей?

— Нет. Конечно, нет, — покачала головой Алина. — Ведь здесь остались бы наши родители…

Ну что тут сказать? А ничего. Поэтому мы и летим в тартарары. Бытие определяет сознание. И наоборот. Бытие определяется сознанием.

Я потерла виски, силясь унять сонливость и философские наклонности. Этот жест оказался полезным — мне в голову пришла еще одна важная мысль.

— Алина Геннадьевна, но раз вы не виноваты в убийстве Курского, почему вы солгали по поводу этого телефонного звонка?

Она забыла. Забыла свои слова. Глаза светились печальным любопытством, и я пояснила:

— Вы сказали, что около двенадцати ночи вам звонил знакомый. Зачем?

— Ах, это, — передернула плечиками Курская. — Я боялась, — просто и без претензий на оригинальность пояснила она. — Боялась, что милиция тоже заинтересуется моим алиби и решит-таки взять меня в оборот. А меня и в самом деле никто не видел, не слышал. И доказать, что я была дома, невозможно. Вот и придумала… Я надеялась, что Игорь — муж моей старшей сестры — подтвердит мое алиби.

Я не стала разочаровывать Алину Геннадьевну и сообщать ей о том, что слова родственников в суде не воспринимаются в качестве свидетельства. На Курскую и так свалилось испытание, от которого она нескоро отойдет. Хотя здесь, наверное, сыграл роль хрестоматийный библейский закон: каждому воздастся…

— Но, может быть, теперь, раз у нас такой откровенный разговор, вы расскажете о людях, не любивших вашего мужа? — спросила я мирно. И откинулась на спинку кресла, расслабившись. Все-таки эта ситуация выкачала из меня много энергии. Подозревать женщину в убийстве, внутренне готовиться к любой реакции на попытку выяснить правду — тяжело, могу я вам сказать.

— Честное слово, я не знаю. Илья ни с кем не конфликтовал особенно явно и не делился со мной своими проблемами, — устало ответила Алина Геннадьевна. И задумалась, впившись пальцами в полуистлевшую сигарету.

Я терпеливо ждала результатов ее умственной деятельности. И дождалась.

— Знаете, Татьяна Александровна, — задумчиво заговорила Курская, — мы иногда сидели в компании с соучредителями моего мужа. Так вот, с Димой Илья нередко сцеплялся буквально по пустякам. Хоть они и дружили вроде бы, но ругались жестоко. Пару раз чуть до мордобоя не дошло. Конечно, я не думаю, что Кобрович мог убить моего мужа, но раз вы спрашиваете…

Убедившись в невиновности Курской, я покинула квартиру, оставив Алину наедине с ее совестью. Надеюсь, эта самая совесть еще не окончательно исчезла. Обидно, когда столь привлекательные внешне люди решают заняться чем-то противозаконным. Красота — она всегда притягивает и внушает восхищение.

Алина проводила меня усталым взглядом и не ответила на прощальные слова. Наверное, она все же пыталась обдумать, что натворила.

А я, усевшись в машину, выудила из мешочка магические «косточки» и задумалась о состоявшемся только что разговоре. Об Алине и Курском, ее изобретательном супруге.

Поразмышляв обо всем этом пару минут, я метнула «кости».

12+21+25.

Я напрягла уставший мозг в поисках трактовки, и она не заставила себя ждать. «Наказание лжецу не в том, что ему больше не верят, а в том, что он сам не может никому верить». Вот так. И что это означает, позвольте спросить? Что Курский никому не верил? Или я теперь никому не буду верить, ведь вру напропалую. Пусть и с благими намерениями. Или, или, или…

Ладно, посмотрим. Поживем — увидим. А что я еще могу сказать?

И что делать теперь?

Снова, в который раз за этот безумный, нескончаемый день я погрузилась в размышления. Перебирала версии, которые имели право на существование. Кобрович ругался с Курским… И вообще он произвел на меня «неизгладимое» впечатление. Но Кобровича я оставлю на закуску. Пусть пока успокоится, расслабится, забудет о создании по имени Татьяна. А пока что… Чем же мы займемся пока, Танечка?

Поедем спать, Татьяна Александровна, ответила я себе с мрачной решимостью. Я уже вторые сутки без сна, а ношусь как угорелая. А уж потом обдумаем наши дальнейшие шаги. В конце концов, надо же узнать, кто там выходил из машины, кого видел бомж Васяня… А Киря не звонит…

* * *

Войдя в подъезд, я первым делом услышала возмущенные вопли соседки, которая жаловалась на необходимость подниматься на третий этаж пешком. Лифт не работал — какие-то гады пошутили с проводкой, и он совершенно не желал выполнять свои непосредственные обязанности.

Я уже лихо взлетела на свой седьмой этаж, а снизу все еще раздавалось кряхтение соседки. Такое ощущение, что тетка, не такая уж и старая, между прочим, лезет на одну из альпийских вершин, а вовсе не на третий этаж, в собственную квартиру.

Но сейчас мне, если честно, были глубоко по барабану все бабки и тетки мира. Мне хотелось принять душ, расслабиться с чашечкой кофе в руке и лечь спать. Спать… Вот чего требует моя душа! Но для начала — поужинать. Благо время гораздо больше подходит для ужина, нежели для сна, — мои часы показывали шесть вечера.

Я долго-долго стояла под теплыми струями душа, потом на скорую руку приготовила ужин и уселась с тарелкой и чашкой кофе перед телевизором. Обдумать дело на сон грядущий не получилось — в голову лезло лишь одно видение — кровати с подушкой, одеялом и свежими простынями. Веки с огромным трудом выдерживали груз ресниц и упорно смыкались, закрывая от меня окружающий мир.

Бороться с собой бессмысленно, и я юркнула под одеяло. Едва голова моя коснулась подушки, как я утонула во сне. В буквальном смысле слова. Меня просто-напросто поглотило черное и теплое покрывало сновидений.

Глава 6

Я проснулась ровно через час, словно кто-то неожиданно двинул меня по ребрам. А думала, что смогу проспать целую вечность. По крайней мере до утра. Ничего подобного!

Я довольно долго лежала под одеялом, тупо уставясь в потолок, вслушиваясь в завывание ветра за окнами и размышляя: что же заставило мой рассудок так резко сбросить оковы сна? Потом поняла — расследование. Смерть Курского для меня оказалась неожиданностью. Я-то думала, что все сравнительно просто. Человек свалил с деньгами. А тут, оказывается, черт знает что происходит. И теперь я даже спать спокойно не могла. Так продолжится, по всей вероятности, до тех пор, пока я не закончу это расследование.

Я встала, отправилась под контрастный душ. Садомазохизм тот еще, но как взбадривает! Сварила кофе и уселась на кухне, привычном месте размышлений. Закурила, выудив одиноко завалявшуюся в пачке сигарету. Избавившись от скопившейся усталости, я начала рассуждать более четко, нежели до сна.

Итак, что у меня есть? Труп. Причем зверски зарезанный да еще и скинутый под машину. Труп… тьфу ты, Курский, разумеется, занимал деньги. Но Терехов не имеет отношения к смерти Ильи Станиславовича. Этот вариант не катит. Курский занимал еще крупную сумму у своего старого друга. Тот, впрочем, с долгом не торопил, а о факте, что Курский не намерен возвращать деньги, не знал. Следовательно, эта личность тоже мне не подходит.

Так-так.

Я замерла с протянутой к кофейной чашке рукой, пытаясь поймать готовую ускользнуть мысль.

Авария. Кому-то должны были доставить груз, из-за которого Курский занимал деньги, но не доставили. Контракт был расторгнут. А если предположить, что получателя авария подвела больше, чем кажется? Контракт с реализатором накрылся медным тазом, например? А что, такое вполне возможно.

Значит, прежде всего мне следует узнать, кому должны были доставить груз каких-то там консервов. Потом проверить этого мистера Икс.

Помимо этого, существуют еще версии. Например, соучредители Ильи Станиславовича Курского. Но с ними я решила пока что подождать, дать им успокоиться.

А вот Алину Геннадьевну Курскую я решила исключить из числа подозреваемых.

И что остается в итоге? Получатель груза. Ну и, разумеется, господин Кобрович — тип, с которым у Курского случались споры и ссоры. А может быть, было еще что-то, только мне еще неизвестно, не рассказали. Кто же будет «выносить сор из избы» и докладывать ментовке о дисгармонии в работе? Не сказали же мне господа соучредители о документации, уведенной господином Курским.

Последние соображения навели меня на превосходную своей новизной мысль — негласно навестить офис фирмы «Мотор» и пошарить в документации и компьютере. Вдруг что-то всплывет на поверхность? Нечто очень-очень важное. Заодно попытаюсь узнать имя и координаты заказчика, чей груз столь трагично погиб вместе с водителем.

Время для шпионских делишек, впрочем, еще не настало. Немного рановато. Такие дела надо проворачивать ночью, желательно даже ближе к утру. А что делать пока?

Пожалуй, поеду послушаю, о чем общаются Кобрович и Лапчатый — если они вообще о чем-либо разговаривают.

Я собралась, сунула в сумку все необходимые для моих планов принадлежности и вышла к машине.

Собачий холод набросился на меня со всех сторон. «Девятка», как обычно на морозе, отказалась заводиться. Но я не сдавалась, и наконец машина тронулась с места.

Я доехала до офиса фирмы «Мотор» достаточно быстро и примостила машину за завесой кустов, обсыпанных снежными шапками и шубками. Закурила, настроившись на нужную волну, и вслушалась в гробовую тишину, лишь изредка нарушаемую перестуком клавиш компьютера. Задумчивое такое молчание…

Я сидела, куря сигарету за сигаретой, очень долго. Дольше не бывает. И слышала лишь никому не нужные административные беседы — типа, какие письма отправить, с кем созвониться. И тому подобное. Я снова включила печку, чтобы не замерзнуть окончательно.

Дура, ну кто мне мешал поспать еще чуть-чуть? Часика три-четыре? А уж потом, пробудившись, направляться обыскивать офис фирмы «Мотор»? Я ругала себя, закутываясь в предусмотрительно завалявшийся на заднем сиденье машины плед. Холодно, от сигаретного дыма дышать нечем… бр-р… тяжела ты, сыщицкая доля. И еще соучредители «Мотора» не желают делиться секретами или признаваться в убийстве. Ну что за жизнь пошла?

Впрочем, ругать себя мне скоро надоело, и я расслабленно привалилась к спинке сиденья, приоткрыв чуть-чуть окно.

Стрелки на часах двигались ужасающе медленно. Словно пытались меня еще сильнее взбесить, просто довести до белого каления. Вот гады! Я, конечно, терпеть не могу ждать. Но еще меньше я люблю бросать на половине начатое дело. Так что я все равно упорно сидела в «девятке», утомленно вглядываясь во входные двери «Мотора».

Неожиданно со стороны гаража показалась знакомая фигура. Ага, это тот милый мальчишка, с которым я беседовала в свой первый визит в фирму. Вспомнить бы еще его имя… И оно услужливо всплыло в памяти — Санек. Да, молодого человека, точнее, совсем парнишку, которому вряд ли больше двадцати, зовут Саньком. И сейчас он явно направлялся к остановке общественного транспорта.

Выудив из ушей горошинки наушников и замаскировав приемник, я тронулась с места и, подъехав к парнишке, просигналила. Он ошалело обернулся, прищурился, пытаясь рассмотреть водителя за светом фар. Я опустила стекло и звонко крикнула:

— Привет, Санек. Садись, подброшу.

— Привет, — несколько секунд светло-зеленые глаза смотрели на меня с искренним недоумением, потом в глубине зрачков появилось осознание. — Ты же Таня? — предположил парень. Я кивнула, и Санек поинтересовался, обходя машину спереди: — А что ты здесь делаешь?

— Да вот, домой ехала, вижу, ты идешь, — открывая соседнюю с моей дверцу машины, кинула я небрежно и спросила: — Куда везти?

— А зачем тебе бензин жечь?

— Из человеколюбия. Ты же загнешься от холода на этой несчастной остановке, — засмеялась я.

Санек плюхнулся на сиденье рядом со мной, потер покрасневший нос пушистой варежкой — наверное, мама вязала — и сознался:

— Да, на улице в самом деле холодрыга стоит жуткая. Я как раз начал жалеть, что так легко сегодня оделся. Здорово, что ты здесь оказалась.

— Так куда тебе? — снова поинтересовалась я, прерывая светскую беседу.

— На Волжскую, — улыбнулся парень. — Это у Набережной.

— Знаю, — снисходительно улыбнулась я, краем глаза рассматривая Санька. Мелочь пузатая, но не лишен обаяния. Через пару-тройку лет станет губителем женских сердец. А пока что мальчишка как мальчишка.

Санек тоже с любопытством рассматривал меня.

— Ты все там же работаешь? — полюбопытствовала я, закуривая.

— Ну… — хмыкнул он. — А что?

— Да так… Просто хорошо, что я к вам не устроилась, — небрежно бросила я, осторожно ведя машину по скользкой трассе.

Санек вскинул брови, непонимающе посмотрев на меня. Но промолчал, выжидая продолжения.

— Я слышала, у вас босса грохнули.

— Ах, ты об этом! — отчего-то возликовал Санек. Может, обрадовался, что сможет поделиться новостями?

— Ну да, кошмар какой-то. Вас, наверное, по ментам затаскали.

— Да нет, они сами к нам приходят, — выдохнул Санек. — Достали совсем. Не понимают, что ли, что мы к боссам имеем отдаленное отношение. Возим себе грузы потихонечку, вот и все.

— И что думают? Кто его мог убить?

— Да ничего они не знают, — пожал плечами Санек. И пустился в пространное описание бесед с ментами.

Послушав его минут пять для порядка, я прервала монолог вопросом:

— А как себя чувствуют оставшиеся боссы?

— Ходят как в воду опущенные. Чего-то боятся, мне кажется. Может, переживают, что их тоже убьют? — лихо предположил Санек.

А я ощутила живейший интерес — в самом деле, чего могут бояться соучредители фирмы? Может, они знают гораздо больше, чем говорят? Тут я снова вспомнила об аварии, в которой погиб молодой и неопытный водитель. И поинтересовалась на всякий случай:

— Сань, помнишь, ты рассказывал о неудачливом шофере? Витя его звали. Ты случайно не знаешь, как его фамилия и где найти его жену в случае надобности?

— Виктор Черемешко, — пожал плечами Саня. — Кажется, его жена живет со своими родителями на Первомайской, одиннадцать. А почему ты спрашиваешь?

— Да просто одна моя знакомая рассказывала о подобном случае, и я подумала, вдруг это тот самый парень? Тогда я знакома с его женой. Не знаешь, как ее зовут? Не Нина случайно?

— Нет, Алиса, кажется, — неуверенно ответил парень.

Наконец я доставила Санька до его жилища и, попрощавшись, направилась обратно. Когда я подъезжала к дворику, из дверей офиса вышел Кобрович. Я сразу узнала его, благо освещено здание было достаточно ярко. Кобрович красовался в темно-серой короткой замшевой куртке. Я было хотела и ему предложить свою помощь по перевозке, но не успела — Дмитрий Игоревич подошел к машине, стоявшей в тени деревьев, и уселся на переднее сиденье рядом с водителем. Автомобиль тронулся с места, и я прикусила губу, когда он попал в луч света.

Это была черная «Нива». И сквозь стекло ясно просматривался силуэт знакомой головы — водителем машины был Тушнинский. И он вез одного из моих главных подозреваемых на своей личной машине.

Я бы могла поверить в совпадение, если бы Кобрович поехал на такси, где водителем был бы Павел. Но не на личной машине Тушнинского.

Черт побери, вот это история!

Хотя, может быть, Павел всего лишь подрабатывает частным извозом? Возил же он меня, например. Но неужели у Дмитрия Игоревича нет своей машины? С ума сойти можно!

Я с трудом поборола желание поехать вслед за Тушнинским и Кобровичем. Вспомнила, что Павел — личность чертовски наблюдательная. Попадаться ему на глаза не стоит. Хотя… чем черт не шутит, время еще есть, и лезть в офис «Мотора» пока рановато. А значит…

И я поехала, благо не успела выключить двигатель.

Я старалась держаться на изрядном расстоянии. Это мне удавалось с легкостью, сложнее было другое — не потерять черную «Ниву» из виду. Потому что Павел был гораздо более опытным водителем, чем я. Практика и мужская безалаберность, вот в чем причина. Мне так кажется. И я напрягала мускулы рук и ног, чтобы не оказаться в объятиях столба.

Машина Тушнинского неожиданно остановилась всего через несколько кварталов от «Мотора», у барчика с лихим названием «Хей, монстриллы!». Я едва не пропустила нужный поворот.

Пришлось встать, правда, в неположенном для стоянки месте, зато отличавшемся удобством. Я устремила взгляд на «Ниву». Первым из салона вышел Кобрович — его куртка отливала тускло-стальным в неоновом свете вывески. Тушнинский последовал за ним, закрыв машину. Еле слышно пискнула сигнализация, после чего эти двое, увлеченно беседуя, отправились в бар.

Вывернув свою двустороннюю куртку, после чего она вместо серой стала нежно-сиреневой, и натянув на голову капюшон, я подкрасила губы сиреневатой помадой и вышла из машины.

Обстановка бара не соответствовала названию. Здесь оказалось тихо и уютно. Столики, отделенные друг от друга тонкими ширмочками с ужасающими мордами, так и манили присесть и выпить бокал вина. В воздухе витал аромат свежесваренного кофе. Тускло-красные и синие матовые шары под потолком обеспечивали приятный, хоть и чуточку мрачноватый полумрак. Все здесь выглядело как инсценировка готической сказки.

Интересовавшую меня парочку я рассмотрела не сразу — Кобрович и Тушнинский выбрали столик у окна, стоящий немного на отшибе. Они что-то сказали подошедшему официанту и теперь мирно курили в ожидании заказа. К счастью, остроглазый Тушнинский не мог сейчас меня видеть — он сидел ко мне спиной. Его мощные плечи завораживали своим рисунком. Дмитрий Игоревич же скользнул взглядом по моей сиреневой куртке, заинтересованно хмыкнул и стрельнул глазами. Но так как я не отреагировала на призыв, он улыбнулся чуть смущенно и отвернулся.

Пока я стояла и рассматривала зал, ко мне подбежала официантка — хорошенькая девочка в белоснежном фартучке, на котором в области бюста красовалась картинка — тоже страшнющая морда, над которой шла надпись: «Хей, монстриллы!»

Я улыбнулась, и она спросила:

— Вы бы хотели отдохнуть у нас?

— Да, — словно бросаясь в омут с головой, ответила я.

В самом деле, почему бы не посидеть в уютном заведении и не выпить чашечку кофе? А то и чего покрепче, благо «антиполицаем» я при случае запаслась. Да и машину я вожу с завидной аккуратностью, так что неприятная встреча с ГИБДД мне не грозит, надеюсь.

— Вон тот столик вас устроит? — умница девочка, словно читая мои мысли, показала самый ближний к Тушнинскому и Кобровичу столик, закрытый от них ширмочкой. Боюсь, правда, вряд ли что я из их разговора услышу, но тут уж сыщицкая смекалка поможет.

— Да, вполне, — кивнула я и с готовностью отправилась вслед за официанткой. Сплетенный из лозы стул, надо сказать, оказался довольно удобным, только жестковатым. На стол передо мной, словно по мановению волшебной палочки, легло меню в кроваво-красной обложке и, разумеется, с тиснением в виде монстрика. Пролистав ламинированные странички, я подивилась божеским ценам и пообещала себе захаживать сюда почаще. После чего сделала заказ — куриную ножку-гриль под каким-то суперсоусом, картофель фри, чашку кофе. Потерзавшись пару секунд муками совести, добавила к заказу пиво и соленые фисташки. Обожаю фисташки! И черт с ней, с фигурой. При моем образе жизни излишняя полнота мне не грозит.

Потом в ожидании заказа закурила. И задумчиво посмотрела на ширму, прикрывавшую как меня от взглядов Тушнинского, так и его от моих.

В голове моей пыталась вызреть идея — как половчее поставить «жучок» под соседний столик. Сама я, разумеется, туда не подойду — в данной ситуации повод «у вас огонька не найдется?» не прокатит. Давать столь щекотливое задание официантке тоже не хотелось — я обратила внимание, какими глазами девочка посматривала на «моего» Павла.

«Та-ак, Татьяна Александровна, вы хоть обратили внимание, что успели присвоить себе господина Тушнинского?» — ехидно осведомилась я у себя, нервно затягиваясь. Маразм крепчал, так называется ситуация. Во-первых, Павел Тушнинский совершенно не делал мне авансов, а во-вторых, он вполне может оказаться преступником. Или соучастником преступления. Тем не менее к официантке я со своим поручением лезть не буду.

Я осмотрелась. За стойкой стоял бармен, типичный такой накачанный парень в кожаной жилетке поверх белоснежной рубашки. Он молодцевато смешивал коктейль. И я решилась.

Конечно, мешать пиво с коктейлями не самое лучшее испытание для желудка, ну да ладно. На что не пойдешь ради дела?

Поднявшись, я подошла к бармену, чуть покачивая бедрами. И улыбнулась:

— Позвольте спросить, что у вас в стакане? Такое интересное!

А в бокале и в самом деле творилось нечто невообразимое. Бледно-зеленый цвет переходил в желтый, затем, минуя прозрачный, в тускло-розовый. Все слои были пронизаны трубочкой, на которой красовался ломтик лимона.

— Это коктейль «Ванесса», — с интересом рассматривая меня, усмехнулся бармен. — Мятный ликер, мартини, текила и лимонный сок.

— О-о, вот как! — восторженно прощебетала я, выудив из кармана купюру и шелестнув ею. — Могу я попросить такой коктейль?

— А помимо? — догадливо ухмыльнулся бармен.

— Помимо… Прикрепить кое-что под столик — во-он тот, где сидят два мужчины.

— Легко, — хмыкнул бармен. В его глазах не появилось даже искорки интереса — может быть, привык к подобным просьбам? Или считает, что клиент всегда прав? — Давайте, что надо прикрепить.

Я вручила ему маленькую черную штучку, в простонародье называемую «жучком», купюру и вопросительно уставилась в мало что выражающие темно-карие глаза.

— Присаживайтесь, я сейчас принесу вам коктейль, — широко улыбнулся бармен.

Вернувшись за свой столик, я обратила внимание на принесенный заказ. От тарелок поднимались удивительные запахи. Аж слюнки потекли!

Бармен, вооруженный разноцветным коктейлем, подошел к моему столику и водрузил на него бокал с воинственно торчащей соломинкой. После чего, заговорщицки подмигнув, прошел за ширмочку, к столику, где сидели Тушнинский с Кобровичем, и почти моментально вновь появился на глазах, отягощенный грязной пепельницей. Кивнул мне, как старой знакомой.

Я поднялась из-за столика и, прощебетав официантке, что забыла закрыть машину, вышла на улицу. Настроившись на волну «жучка», поставила пленку в приемник и включила запись. Дождалась, пока раздастся голос Тушнинского, от которого по коже снова пробежала стайка мурашек. После чего вернулась к своему ужину.

Конечно, с удовлетворением любопытства придется потерпеть. Ну да ладно, зато поем по-человечески.

Для начала я решила рискнуть и осторожно потянула коктейль через соломинку. Вкус оказался лучше, чем я предполагала. Нечто легкое, сладковато-кислое и освежающее. Но по телу сразу потекло алкогольное тепло.

Я вообще-то пью сравнительно редко. Но после такого напряжения, как в последние дни, грех не пригубить чуточку алкоголя.

Наконец я вплотную занялась ужином. Бесподобная курица, нежная, тающая на языке картошка — все это добавляло в жизнь оптимизма. Холодное пиво было действительно вкусным.

После чего я, заказав еще и пирожное, приступила к кофе, который оказался на удивление неплохим. Конечно, не арабика, но и не чушь, отдающая жженой тыквой, что продается в жестяных банках с красивыми надписями.

Парочка за соседним столиком — Тушнинский и Кобрович — начала собираться, над ширмочкой показался мускулистый, коротко стриженный затылок Павла. Загородив лицо кружкой пива, я увидела, как эти двое пошли к выходу.

Продолжать слежку я не стала. Зачем мне это надо? У меня же сейчас другая цель намечена — обыск кабинета фирмы «Мотор». И надо прослушать, что там записалось на пленку. Ох, любопытно… Но сначала надо снять «жучок» со стола — не хватало еще разбрасываться своим арсеналом. Все эти технические штучки, могу честно сказать, встают в копеечку. И «дарить» заведению хороший «жучок» я не собиралась.

Одним глотком допив кофе, я потребовала счет, расплатилась и, следуя к выходу, машинально провела ладонью по нижней поверхности соседнего стола. Но «жучка» не обнаружила. Странно…

Чуть пошатнувшись, я уронила сумку на пол. Да так ловко, что пудра вылетела из наружного кармашка и грациозно опустилась прямо под столик. Я присела на корточки и, картинно протянув ладонь к пудре, детально осмотрела весь стол снизу. Но ничего хорошего не увидела. «Жучка» не было.

Озабоченный бармен подошел ко мне, и за спиной раздался его сочувственный гулкий басок:

— Вам помочь?

— Вы поставили «жучок»? — поинтересовалась я тихо, глядя на него снизу вверх.

— Ну конечно, а что? — Бармен опустился на корточки рядом со мной, тоже заглянул под стол и глубокомысленно поинтересовался: — Куда же он делся?

Я качнула головой, чуть улыбнулась и поднялась: ну нет так нет, совсем не обеднею, хоть и жалко. А вдруг… Осененная свежей мыслью, я пару минут рассматривала пестрый каменный пол. Но на нем отыскать маленький черный приборчик не представлялось возможным. Тогда я сунула в сумку пудру и поспешила к машине.

Загрузившись на заднее сиденье, я включила запись.

— Вас сильно мутузят? — продолжая какую-то фразу, поинтересовался Тушнинский.

Его голос, даже искаженный записью, завораживал. Я ощутила, как по позвоночнику опять пробежали мурашки. Хотя, вполне возможно, это не от голоса Павла, а от холода собачьего.

— Что, сам не знаешь? — хмыкнул Кобрович небрежно. — Конечно, достают. Все-таки не что-нибудь случилось, а сотрудника убили.

— Дим, а что менты думают? — полюбопытствовал Тушнинский.

— Ни-че-го, — раздельно ответил Дмитрий Игоревич.

— А как…? — словно спрашивая о давно известном факте, не договорил Павел.

Но собеседник его понял в отличие от меня и откликнулся:

— Да все так же, Паш, ничего нового. И старого. Все по-прежнему.

И о чем, спрашивается, они говорят? Что идет по-прежнему? Объясните мне кто-нибудь!

Беседа продолжалась, я вслушивалась в слова. В сущности, ничего интересного сказано не было. И понять можно было только одно — Тушнинский с Кобровичем давние знакомые, если не сказать друзья. Загадка о том, что «все так же», не прояснилась. Просто друзья беседовали обо всем понемногу, затрагивая и кулинарные особенности данного заведения, и привлекательные черты интерьера. А также работу Павла. Который, оказывается, раньше трудился в каком-то НИИ электронщиком, но ему это надоело, и он переквалифицировался в водители таксопарка.

Неожиданно из динамика раздалось отчетливое шуршание, за которым последовал еле слышный треск и голос Павла Тушнинского:

— Вот как… — глубокомысленно произнес таксист, непонятно к кому обращаясь.

— Что… — попытался буркнуть Кобрович.

— Да ничего, — нарочито бодро заявил Тушнинский и, по всей видимости, побарабанил пальцами по столу, потому что раздался стрекот, как от толпы кузнечиков. — Все в порядке. Пошли отсюда, Дим, надоело.

— Хорошо, — недоуменно ответил Кобрович.

На сем беседа прервалась.

Черт, что же это был за звук?

Я размышляла об этом, прокручивая пленку раз за разом. Наконец плюнула на гиблое дело и поехала к фирме «Мотор» в надежде обшарить офис. Но пленку все-таки прокрутила назад, чтобы послушать в последний раз. А то мозги кипят от кучи неразрешимых загадок.

Да еще «жучок» пропал.

«Жучок»…

Я чертыхнулась, с трудом объехав столб, в который попыталась впечататься, и остановилась у бордюра, не обращая внимания на возмущенные сигналы ехавших сзади водителей.

Ну конечно! Тушнинский невесть каким образом обнаружил «жучок» и, по всей видимости, забрал его с собой. Наверное, Павел догадался, что за ними следят. Черт бы его подрал, заразу такую! И уж точно, теперь он рассказал об этом Кобровичу. Тот же вряд ли стал скрывать мой визит в их фирму и опасения Лапчатого, что я наставила в кабинете «жучков». А Тушнинский, значит, электронщик… И он видел, как я в его машине прослушивала «жучок» в «Моторе»…

Придя в себя и вспомнив, что от меня сейчас наверняка разит алкоголем, я заглотнула сразу таблеток пять «антиполицая», после чего завела машину и поехала дальше. Мысли струились по моей черепной коробке, плавно перетекая из одной извилины в другую. Что привело к неоднозначным выводам.

— Если Кобрович расправился со своим коллегой… — задумчиво бормотала я, каким-то образом умудряясь не выронить сигарету изо рта, — Тушнинский слишком рано оказался в аэропорту… А вдруг его попросили «замочить» Курского? А потом… Кажется, по вызовам ездят машины, находящиеся недалеко от места вызова. Этот факт необходимо проверить в таксопарке. В самом деле, чего только не бывает в жизни?

Сумбур в моих мыслях был, конечно, необыкновенный. Но зато у меня вместо одного подозреваемого появились целых два, один из которых может оказаться убийцей, другой — соучастником. И я склонялась к мысли, что убийца — Тушнинский. Впрочем, краешком сознания понимая, что это субъективное мнение. Просто потому, что столь «заводивший» меня Тушнинский сам не обратил на Таню Иванову, весьма привлекательную, между прочим, молодую особу, достойного внимания. И досада грызла мое нежное сердечко.

Когда я наконец доехала до центрального офиса фирмы «Мотор», было около часа ночи. Здание мрачно темнело всеми своими окнами, и только внизу горела единственная тускло-желтая лампа — видимо, у сторожа-охранника.

Кабинет директоров на первом этаже, и это несколько затрудняло дело. С одной стороны, конечно, проще — не придется лезть по стене черт знает куда. А с другой, и сторож ближе, значит, придется соблюдать особую осторожность. Ну да ладно, мне не привыкать.

Оставив машину за углом дома, чтобы и добраться до нее потом труда не составило, и в глаза моя «девяточка» не слишком бросалась, я вышла из теплого уютного салона. Темные джинсы обтягивали мои ноги, не мешая ходьбе. Вывернутая очередной раз куртка снова стала темно-серой, почти черной. Сумка через плечо… Все — детектив Татьяна Иванова готова хоть к взлому, хоть к побегу. Будь готов — всегда готов…

Осторожно, пригибаясь, я обошла здание, наблюдая за действиями сторожа. Он не делал ничего — сидел за столом, освещенным тускло-желтой лампочкой, и листал газету. Периодически клевал носом, норовя прикорнуть на этой самой газете, на развороте которой красовалась обнаженная особа.

Ну, кажется, сторож мне не помешает. Я на это надеюсь, во всяком случае.

Наконец я вычислила, за каким окном скрывается вожделенный кабинет. Только вот проникнуть туда через это окно не представлялось возможным — мало того, что решетки на окнах запирались изнутри, так еще и сами окна закрывались на шпингалеты, не поддающиеся вскрытию, а жалюзи мешали свободе маневра.

Приглушенно ругнувшись, дабы излить скопившиеся эмоции, я отошла чуть дальше и посмотрела на окно, расположенное над нужным мне. Я предполагала, если там хотя бы форточка окажется приоткрытой, проникнуть на второй этаж, а потом внутри здания спуститься в кабинет.

Но и здесь меня ждал облом. Сложность была в том, что лестница в здании располагается у парадного входа, а значит, буквально на глазах у сторожа. То-то он обрадуется, увидев меня, решившую развлечь беднягу.

Стоп.

Я замерла в полусогнутом положении, зависнув под освещенным окном, и прикрыла глаза, пытаясь воссоздать внутренние помещения здания. Там должен — просто обязан! — быть черный ход. Ведь в конце коридора есть маленькая неприметная дверь, а рядом с этой дверью — окно, ведущее на улицу.

Только с моей стороны за зданием была глухая кирпичная стена.

Ну что же, придется побыть скалолазом.

Подойдя к стене, я выудила из сумки-выручалочки веревку с металлическим крюком на конце. Размахнувшись, забросила крюк на стену. Дернула веревку. Лязгнув, крюк поскреб стену и плюхнулся на пушистый снег. А на мою куртку упали крошки штукатурки.

Где-то скрипнула дверь. Я растянулась на снегу, вплотную к стене, и прислушалась, надеясь остаться незамеченной. Еще не хватало попасть в отделение милиции по обвинению в краже!

На белый наст перед дверьми фирмы «Мотор» упал желтый световой прямоугольник, поверх которого лег четкий силуэт тени. Сторож, появившийся в дверном проеме, посмотрел туда-сюда, швырнул бычок в мою сторону, смачно сплюнул и вернулся обратно, закрыв за собой дверь.

«Ну и умница, — подумала я, осторожно и бесшумно поднимаясь и морщась от скрипа снега. — Иди спи, родной. Или любуйся телкой из газеты».

Второй бросок оказался более успешным — крюк удачно взгромоздился на верху стены, впившись в кирпичную кладку и утянув вслед за собой тонкую, но прочную веревку.

Забросив сумку за спину и еще раз оглядевшись, я натянула перчатки. Подпрыгнула, уцепилась за веревку и с ловкостью обезьяны плюхнулась на стену.

— Вау! — рявкнула я, скатываясь с двухметровой высоты в снег и автоматически перетягивая за собой веревку. Снег ожег исцарапанную кожу, и я присовокупила к первому восклицанию: — Сволочи! Обязательно было стекло в стену втыкать?

Впрочем, произнесла я эти шедшие из глубины души слова почти шепотом. Что-что, а молчать я умею. Когда надо.

Теперь можно было подсчитать нанесенный мне урон. Джинсы безвозвратно испорчены, иссечены стеклянными осколками. Левое бедро тоже пострадало, когда я опустилась на стену. И теперь кожа кровила.

Ну, отлично… Кажется, это дельце, если не сведет меня в могилу, то как минимум инвалидом сделает. Сначала синяк на спине, теперь порезы на боку. Черт возьми!

Прислонившись спиной к коварной стене, я закурила, желая немного успокоиться. Натянула на обнаженное бедро свитер, который, к счастью, оказался достаточно длинным и прикрыл ранение.

Докурив, растоптала бычок, сняла со стены веревку с металлическим крюком и, смотав, положила в сумку. Затем направилась к зданию.

Здесь красовалась одна-единственная дверь, скромная, обитая тускло-желтой фанерой, еле заметно бликующей в свете фонарей. Я выудила из сумки отмычки и склонилась возле двери, задумчиво ковыряясь в замке. Набор отмычек — вещь чертовски полезная. Приобретя их когда-то по случаю и как следует потренировавшись, я теперь могу справиться с любым замком.

Этот же замок был примитивным до обидного — обычная железячка, привешенная на мощной дужке. Открыть его — секундное дело.

Дверь, которую давно не баловали использованием, зловеще скрипнула, открываясь. Я прислушалась. Нет, все тихо. И я ужом скользнула в темный коридор.

В конце коридора виднелся свет, доходивший из холла. Держась поближе к стене, чтобы не попасться на глаза сторожу, я прокралась до кабинета и, повернувшись спиной к холлу, выудила из кармана заранее приготовленный малюсенький фонарик. Зажав его в зубах, снова принялась шуровать отмычками. И наконец смогла открыть дверь.

М-да, замки здесь только на вид казались неприступными, а так — обычная лажа. И если господа директора «Мотора» надеялись всеми этими наворотами защитить свой мозговой центр, они глубоко заблуждались.

Невдалеке, за спиной, послышалось какое-то шевеление, и я едва не выронила из рук тяжелую связку отмычек. К счастью, в этот самый момент замок поддался и дверь открылась. Я стремительно скользнула в кабинет, плотно прикрыв ее за собой, и отдышалась. Теперь можно приступать к обыску.

В кабинете, как я и помнила, имелись три компьютера и встроенный в стену сейф, точнее, металлический ящик. Он-то и манил меня своей дверцей.

Прежде всего я приступила к просмотру бумаг. Целых три стола были забиты всевозможными документами, и это довольно проблематично — просмотреть каждый из них в тонком, хотя и ярком лучике фонарика.

К тому же я не слишком много понимала во всех этих бумагах. Да еще и пораненное бедро саднило не на шутку.

Впрочем, все-таки из бумаг я почерпнула достаточно важную информацию — узнала имя человека, которому должны были доставить груз из Москвы. Но не доставили, потому как груз вместе с водителем канул в Лету. Этого человека, держателя ЧП, звали Тимуром Парамоновичем Коршуновым. Частное предприятие его называлось без лишних изысков, просто: «Коршунов и К». Да, человек он, видимо, с воображением, что и говорить.

Ну да ладно, не все ли мне равно, богатое у него воображение или нет его ни на грош? Мне всего-навсего надо будет проверить этого типчика. Разобраться с алиби, пообщаться. Желательно в неформальной обстановке.

Адрес снимаемого Коршуновым офиса, как и его домашний адрес, я узнала из копии контракта на поставку энного количества консервированных продуктов.

И перешла к следующему столу. По всей видимости, здесь держал свои бумаги господин Курский. По крайней мере, помимо служебных бумаг и тому подобного, здесь хранились записки, подписанные им, пометки и прочий хлам.

Я просматривала бумагу за бумагой, сама не зная, что ищу. Глаза начинали закрываться, буквы сливались и пытались устроить хоровод. Ох, пора мне хорошенько отдохнуть!

А назавтра у меня как минимум два неотложных дела: проверить Коршунова и разобраться с алиби Кобровича. Дальше — по обстоятельствам.

Осмотрев последний стол и не найдя ровным счетом ничего полезного, я перешла к компьютерам. С ними я не слишком дружу, но включить и просмотреть файлы вполне могу. Но и здесь я не обнаружила чего-то нового и интересного. Снова только какую-то документацию, информацию о перевозке грузов и тому подобное.

Так, теперь осталось осмотреть сейф. Я подошла к железному ящику на стене и принялась копаться в нем отмычками. На вскрытие мне потребовалось минут пятнадцать — замки были не столь простыми, какими казались при первом осмотре. Но все же я справилась, и, громко лязгнув, дверца наконец приоткрылась.

В сейфе лежали деньги. Но не только. Еще бумаги.

На просмотр документации у меня ушло от силы десять-пятнадцать минут. И я выяснила один очень интересный факт.

То, что фирму учредили совместными усилиями три человека, я уже знала. Но теперь уточнила, так сказать, — откорректировала сведения — у каждого из троих была различная доля вкладов. И самый большой вклад в дело был у Дмитрия Игоревича Кобровича. Дальше шли Лапчатый и Курский, по убывающей.

Подозрения насчет Кобровича все усиливались. Этот типчик вполне мог угробить Курского, чтобы заграбастать большую часть фирмы, а следовательно, и доходов с нее.

Закрыв дверь сейфа на все замки, что оказалось значительно сложнее, нежели открыть, я решила — пора смываться. Только вот лезть через ту стену не слишком хотелось.

Я наспех стерла отпечатки своих пальцев в кабинете директоров фирмы и вышла, оглядевшись и закрыв за собой дверь. Сторож мирно дрых, уткнувшись-таки мордой в газетный лист. Его храп доносился даже до меня. И меня охватил соблазн — а что, если проскользнуть мимо него и выйти по-нормальному, без любительского скалолазания?

Я уже двинулась по направлению к освещенному холлу, когда вспомнила о навесном замке, украшавшем дверь, через которую я сюда проникла. И резко притормозила, чуть не споткнувшись о неровно уложенное ковровое покрытие.

Ну, Татьяна Александровна, вы, видно, хотите, чтобы ваши деяния стали достоянием масс? Не стоит этого делать. Пусть лучше все будет шито-крыто, обойдемся без лишних проблем. И я с душевной болью развернулась на сто восемьдесят градусов, выбрав путь к черному ходу.

Конечно, не факт, что открытую дверь черного хода скоро обнаружат. Но каких только совпадений в жизни не бывает! Лучше завершить начатое до конца. Подумаешь, еще пару царапин заработаю! Джинсы и так годятся только на помойку, подарок бомжам.

Приглушенно хмыкнув, я вышла на заснеженную улицу, закрыла дверь черного хода, вернула на место навесной замок. И обрадованно засмеялась — начался снегопад. А значит, мои почти медвежьи, очень заметные на нетронутом снегу следы прикроются новым слоем пушистых хлопьев.

Перебравшись через стену, на этот раз без физических повреждений, я спрыгнула и — надо же, как неудачно! — плюхнулась в снег метрах в полутора от… какого-то мужика. Он находился в тени, и свет на него не падал. А упав, я скорее унюхала, чем увидела, свидетеля своего преступного поступка — от него страшно разило самогоном. И занимался он у глухой стены не чем иным, как удовлетворением естественных потребностей.

Я не придумала ничего лучше, как рывком стянуть веревку с кирпичей и мелкой рысью направиться к своей «девятке». В самом деле, не общаться же с таким контингентом!

Мужик, кажется, решил, что я — белогорячечный чертик, потому что руки его, оставив в покое другую часть тела, ринулись к лицу. Он застонал и даже что-то тихонько завыл, ударившись лбом о стену.

Я пожала плечами и только ускорила шаг. Ничего, придет в себя, куда денется. Может, я сегодня для него доброе дело сделала — пить будет меньше.

Запрыгнув в салон машины, я отправилась домой. Проводить дальнейшее расследование было еще рановато. Или поздновато, это уж кому как. Зато следовало разобраться с полученными ранами.

Дома я с трудом стянула джинсы, прилипшие к кровянящим царапинам, постояла под душем, морщась от зуда и жжения. После чего смазала ранки антисептиком, закуталась в халат и поставила на плиту кофе. Привычно устроившись на кухне с чашкой бодрящего напитка и сигаретой, я задумалась.

Теперь, как ни странно, версий у меня стало больше. Тимур Коршунов мог убить несчастного Илью Станиславовича, потому что по вине водителя Курского ему не доставили груз. Наверное, это причинило немало неприятностей частному предпринимателю — он-то договорился с магазинами о доставке продукта, а продукт не привезли. Вину Курского во всей этой истории увидеть несложно. Значит, Коршунов вполне может оказаться убийцей.

И, разумеется, господин Кобрович. В самом деле, к чему довольствоваться третью предприятия, если можно получить больше половины? Или целиком… Но тогда Лапчатому угрожает нешуточная опасность. Надеюсь, пока что Кобрович не успел ничего сделать… А завтра я возьму его под колпак, как говорят специалисты моего дела. То есть буду пристально и неотступно наблюдать за Дмитрием Игоревичем.

Допив кофе, я решила все-таки поспать остаток ночи. И плюхнулась на свое одинокое холодное ложе.

Уже пристально рассматривая бродившие на потолке пятна от проезжавших мимо дома машин, я вспомнила, что Кирьянов мне так и не позвонил. Неужели так сложно узнать владельца машины по номеру?

Глава 7

Проснувшись по звонку будильника, я с натугой оторвала голову от кровати и поднялась, движимая лишь нечеловеческим усилием воли. Поежилась от пронзительного холода — отопление не слишком хорошо работало. И чертыхнулась — все мышцы болели, будто прошлой ночью я как минимум грузила мешки на вокзале. В большой-большой вагон. И трудилась в гордом одиночестве.

Но расследование надо доводить до конца. Всегда. Это один из немногих моих железных принципов.

Едва я вышла из ванной и пристроилась на табуретке пить свежесваренный ароматный кофе, зазвонил телефон. Я вскочила и понеслась к трещащему аппарату в надежде, что звонит Володька Кирьянов и собирается сообщить мне важнейшие в мире новости. То есть имена людей, у которых в автомобильном номере имеются нужные мне цифры и буквы. Но — облом. Звонила Ольга Георгиевна Ларионова, чтобы спросить о ходе расследования. Я ответила, что все идет нормально, и поинтересовалась, как обстоят дела с братками. Ларионова с облегчением сказала, что они не звонили и не объявлялись.

Завершив не слишком полезный телефонный разговор, я от злости залпом допила кофе. И сама возмутилась кощунственности такого поступка. Потому что великолепный кофе нуждается в смаковании, это вам не водка, его нельзя пить одним глотком. Потом я оделась, с сожалением посмотрев на испорченные вчерашним вечером джинсы и отшвырнув их подальше, чтобы не мозолили глаза, причесалась, чуть подкрасила губы и вышла из дома.

Сегодня погода радовала. Вчерашний снегопад прекратился, и с утра светило яркое, хотя и холодное солнышко. Сосульки, подтаивая, томно стекали с крыш. Нетронутые, лишь в некоторых местах поврежденные следами собачьих, кошачьих и птичьих лап сугробы радовали глаз нестерпимой переливчатостью. Ветра не было, снегопада тоже. И температура вряд ли превышала (то есть принижала) минус пять, а при такой погоде жить можно.

Смело скажу, день начался великолепно. Машина, словно ощутив приятность погоды и природы, завелась с пол-оборота. И я, взглянув на часы, отправилась к дому Кобровича. Надеюсь, он еще не отправился на работу.

Киря говорил, что проверял алиби Дмитрия Игоревича Кобровича. Тот тихо-мирно сидел дома, смотрел телевизор. Конечно, в некомпетентности Владимира не заподозришь. С другой стороны, и на старуху бывает проруха. Я имею в виду вовсе не подполковника Кирьянова, а кумушек из дома Кобровича. В самом деле, никто его и не видел. Может быть, Дмитрий Игоревич такая осторожная личность?

Но я все равно хотела проверить его алиби, по второму кругу, так сказать, и расспросить соседей в доме Кобровича. Вдруг, хоть и по прошествии времени, они что-то вспомнят. Например, что видели его выходящим с мусорным ведром. В тапочках.

А что, великолепный способ подтвердить собственное алиби в глазах соседей. Например, где-то за углом тебя ожидает машина. Заранее кладешь в нее верхнюю одежду и ботинки, а сам выходишь из дома в тапочках на босу ногу и халате поверх смокинга. С ведерком наперевес. Заруливаешь за угол, приветливо кивнув всем встреченным на пути соседям. Потом пулей летишь к машине, на ходу стаскивая халат, забрасываешь в багажник ведро и отправляешься куда надо. Потом возвращаешься домой так, чтобы никто не увидел. И ментам честно говоришь: «Сидел дома, хозяйничал. Вот и мусор ходил выбрасывать, Марь Иванна подтвердит». Ну чем не алиби?

Короче говоря, не сомневаясь в компетентности Владимира Кирьянова и его команды, я тем не менее считаю, что умею задавать вопросы несколько лучше. И здесь дело не в моих личных способностях. Помимо прочего, мне часто банально везет.

Я с полчаса побродила по соседям Кобровича, но так и не смогла выяснить ничего нового. И на старуху бывает проруха, как я уже говорила. Ближайшие соседи слышали работавший телевизор, но самого Дмитрия Игоревича никто не лицезрел. Может быть, Кобрович для отвода глаз — или ушей — включил TV, сам же быстренько смотался к аэропорту, грохнул Курского и вернулся обратно? Кто знает, кто знает…

Но пока я вернулась к машине ни с чем. Задумчиво устроилась на переднем сиденье и набрала на сотовом номер Кобровича. Кстати, простейший способ проверить, на месте ли «ведомый». Впрочем, не стопроцентный тоже.

Но мне либо повезло, либо я интуитивно угадала распорядок дня Кобровича. Потому что трубку он снял и даже представился, видно, надеялся, что звонят клиенты по работе:

— Кобрович слушает.

— Ну и слушай дальше, дорогой, — пробормотала я, нажимая на кнопку отбоя. Улыбнулась сдержанно и приготовилась ждать. Что же произойдет дальше?

Как оказалось, ровным счетом ничего. Кобрович вышел из подъезда минут через двадцать после моего звонка, огляделся со странным выражением лица, потом усилием воли согнал с физиономии гримасу опасения и подошел к своей машине. Плюхнулся на сиденье, захлопнув за собой дверцу, и поехал на работу.

Я следовала за ним, сохраняя приличную дистанцию.

У фирмы «Мотор» Кобрович оставил тачку на стоянке и вошел в офис.

Ну что же, теперь не грех и послушать, что там происходит. И я настроила приемник на «жучок», установленный в кабинете руководителей фирмы «Мотор». Но ничего интересного не услышала. Руководители в лице — точнее, в голосах — Лапчатого и Кобровича обсуждали административные вопросы, общались с секретаршей, которую я ни разу не видела. Кобрович поговорил по телефону с Тушнинским, что понять оказалось несложно: он называл собеседника Павлом. В наличие у Кобровича двух приятелей с достаточно старомодным и не слишком оригинальным именем Павел я решительно не верила, поэтому и сделала такой смелый вывод.

Единственные интересные сведения, которые мне привелось услышать, — распорядок дня Кобровича и Лапчатого. Они обсуждали текущие дела, и я вычленила из достаточно занудной беседы любопытный факт: у Кобровича скопилось много работы, поэтому он не собирался покидать офис до обеда как минимум. А после обеда ему предстоял разговор с одним из потенциальных клиентов, могущий привести к подписанию контракта. Встреча назначена в офисе фирмы.

Меня эти известия порадовали — значит, до обеда я могу заняться прочими подозреваемыми, оставив господ Кобровича и Лапчатого в покое. А у меня ведь на очереди еще этот Тимур, как его там, Коршунов. Опять говорящая, причем хищная фамилия. Может, это он, в самом деле, грохнул Курского? В порыве мести, скажем.

И я отправилась в офис этого самого Коршунова, надеясь пообщаться с ним. Располагался он на Московской, в длинном и высоком, достаточно обшарпанном снаружи здании. Хорошо, что рядом была стоянка, иначе я бы побоялась оставить возле офиса свою «девяточку» — на моих глазах в машину, припаркованную у входа в здание, врезалась другая. Точнее, не совсем врезалась. Просто авто заскользило по обледенелому асфальту, водитель не справился с управлением, и машина пробороздила бампером по дверце стоявшей. После чего беззаботно так поехала дальше, по своим делам.

Бедняга, оставивший свою белоснежную «десяточку» у здания, наверняка очень расстроится — дверцу машины, немного помятую, пересекали две черные линии. Как шрамы старого вояки. Но шрамы являются сомнительным украшением лишь существ мужского пола, а никак не автомобилей.

В общем, для сохранности оставив свою верную бежевую «девятку» на стоянке, я прошла к входной двери.

Если честно, изнутри здание было еще хуже, чем снаружи. Испещренные влажными потеками стены, неровно покрашенные масляной краской. Потолок в странных черных пятнах. Голые лампочки в каком-то зверском побоище лишились плафонов и теперь пронзительно-резко сияли с потолка.

Хорошо хоть офис Коршунова располагался не в глубине казематов, а сразу на втором этаже. Прямо напротив лестницы.

Я несказанно обрадовалась, увидев табличку со скромной надписью: «ЧП Коршунов». Табличка своим медным блеском придавала двери какой-то сомнительный шарм, как слои «штукатурки» на несвежем личике проститутки. Дверь же была самой обычной, из прессованной стружки, и несколько ободранной.

В общем, здание на Московской производило однозначное впечатление убогости и старушечьей робости. Даже люди здесь бродили сонные, как мухи, и не смотрели друг на друга, будто боялись испугаться вида коллег.

Я стукнулась в дверь Коршунова и вошла после тихого, а-ля умирающий лебедь, приглашения. На меня тут же воззрилась худющая, гибрид доски с манекенщицей, секретарша, одетая в супермини-юбку, обнажавшую голенастые ноги кузнечика. Я рассмотрела длину секретарской юбки потому, что она, когда я вошла, с необыкновенным усердием поливала цветы. И эта секретарша окинула меня совершенно непонимающим взглядом, как будто она, дитя подземелья, давным-давно лица человеческого не видела.

— Могу я поговорить с Тимуром Парамоновичем Коршуновым? — поинтересовалась я, устав ожидать первой фразы от секретарши.

Та вскинула блеклые недощипанные брови и с сожалением, едва слышно произнесла:

— Боюсь, что нет…

Ну что за меланхоличная особа… Секретарша, тоже мне!

— И почему же?

— Тимур Парамонович болеет, — печально ответствовала девица. — И выйдет только на следующей неделе.

— Чудесно, — усмехнулась я. — И давно он болеет?

— Сегодня позвонил и сказал, — девица передернула худенькими плечиками.

Улыбнувшись ей, я покинула это сонное царство. И спустилась вниз, с облегчением вдохнув свежий зимний воздух. Ну что же, может, оно и к лучшему. Навещу господина Коршунова у него дома. Больной он будет расслабленный, спокойный, и разговор может пройти более успешно.

Коршунов, как я выяснила во время своей ночной вылазки в офис фирмы «Мотор», проживал на окраинной улице. В общем-то, его психологический портрет налицо — некто вроде деревенского Васяни решил выбиться в люди и основал ЧП. У такого человека реакция на поражение, вроде аварии и утери груза, может быть двойственной. Либо он считает, что трудился недостаточно, от этого и получил удар судьбы по своей деревенской физиономии, либо он рвет и мечет, находит виновного и бьет морду ему. Интересно, к какому из подвидов относится Тимур Парамонович?

Ладно, с этим разберусь на месте.

Загрузившись в машину, я поехала на окраину города. На встречу с господином Коршуновым.

Мне пришлось изрядно потрястись на разбитой множеством колес и ног дороге, прежде чем удалось добраться до единственного в этом районе девятиэтажного дома. Остальные были пятиэтажными. Контраст был явным — среди стареньких пятиэтажек дом — «свечка» казался украшением праздничного стола. Бутылкой элитной водки среди разномастных стаканов, бокалов и кружек.

«Да что за алкогольные фантазии, Татьяна?» — недоумевающе спросила я у себя. В самом деле, то меня на Тушнинском переклинило, теперь вот алкоголь в мыслях. А думать, Танечка, нужно о деле, и только о деле! Вот так.

Я притормозила, покинула теплый салон и включила сигнализацию. А то пацанва, с воем носящаяся по снежным насыпям, что-то не внушала мне доверия.

И правда, едва я успела отойти от машины на несколько шагов, как услышала истеричные завывания своей «девятки». Обернувшись, узрела парнишку лет пятнадцати, который с азартом метал снежки по ее лобовому стеклу. При этом дитя поливало окрестности довольно разнообразным матерком. Из словесной атаки явствовало, что все, передвигающиеся на тачках, гады. А ставящие свои машины в этом дворе — сволочи последние и нуждаются в отпоре.

Ну ладно, подросточек, с тобой я разберусь без проблем.

Я решительно подошла к машине, надеясь, что представитель юного поколения испугается выражения моего лица и смоется куда подальше. Но не тут-то было. Парнишка с задорной наглостью взглянул на меня, продолжая закидывать мою «девяточку» снегом. Отчего машина быстро превращалась из бежевой в чисто-белую.

— Эй, парень, чем это ты занимаешься? — спокойненько так осведомилась я.

Мальчишка не удостоил меня ответом. Я повторила вопрос, после чего была посвящена во все тонкости моего собственного генеалогического древа. Ну, такой наглости я не потерплю!

Я твердой поступью подошла к подростку и холодно спросила:

— И что же вы, молодой человек, имели в виду в вашем монологе?

— Чего-о? — непонимающе протянул пацан. — Да ты… — И… опять понеслась душа в рай.

Ну, ясно, на такого словесные увещевания не подействуют. Значит, придется прибегнуть к физическим мерам. Хотя не люблю я это дело. За избиение несовершеннолетних статью могут дать. Но не дадут, черт возьми!

Стремительная подсечка, и знаток русской нецензурщины свалился в снег. Я грациозно поставила ногу на его грудь жестом Тарзана из джунглей и прошипела длинную зловещую тираду, имевшую, если исключить непечатную лексику, приблизительно такой смысл:

— Ты, придурок, оставь в покое машину, иначе хуже будет!

Но в целом речь моя производила высокохудожественное впечатление. Я обратила внимание, что в глазах парнишки появилось искреннее уважение. Он даже не пытался выбраться из-под моей ноги и встать на ноги, просто смотрел снизу вверх, как глубоко верующий на Христа, спустившегося с неба.

— Ты понял? — рявкнула я напоследок, убедившись в действенности своей не вполне педагогичной лексики. И чуть сильнее надавила на пуховик, прикрывавший грудь пацана.

— Да, — восторженно кивнул он. И добавил уже на вполне нормальном языке: — Я ж не знал, что вы по понятиям живете. Думал, просто дамочка на тачке да еще с пикалкой!

— Теперь ты понял, что не на ту наехал? — более мирно полюбопытствовала я и, дождавшись жарких кивков, убрала наконец ногу с груди пацанчика.

— Теть, а хочешь, я твою тачку покараулю? А то пацаны у нас разные есть.

— Покарауль. Если все будет в норме, с машиной ничего не случится, а ты заодно счистишь снег с лобового стекла, то даже оплачу труды, — пообещала я.

Парнишка, кажется, поверил и начал выгребаться из сугроба.

А я спокойно направилась по своим делам. Теперь за тачку можно быть совершенно спокойной — ребенок скорее помрет, чем даст в обиду средство передвижения уважаемого человека. Но тут же развернулась, осененная мыслью, и спросила охранника, кивнув на девятиэтажку:

— Ты из этого дома?

— Ну да, а чего? — с готовностью ответил парнишка.

— Знаешь Коршунова?

— Тимура и его команду? — ядовито осведомился пацан. — Да кто ж его не знает.

— И чем же он так знаменит? — искренне заинтересовалась я, опускаясь на корточки и закуривая. Стряхнула с ботинка снег и ожидающе уставилась на парнишку.

— Да сначала бухал тут со всеми подряд, потом пересел на «крутую» тачку — подержанный «фордик», — презрительно пробурчал парнишка. — И пальцы веером. А как хреново становится, все равно чешет к слесарям бухать.

Больше я из подростка не вытянула ничего полезного. Либо он не хотел говорить, либо не знал ничего больше. Впрочем, я склонялась к последнему.

Оставив пацана караулить машину, я все же направилась к дому Коршунова. Хотелось посмотреть на эту личность, знаменитую в среде слесарей и подростков. Что же собой представляет господин Коршунов? Или ничегошеньки не представляет? Вот в чем вопрос.

Я поднялась на второй этаж, где обитал директор ЧП, и позвонила в дверь. Звонок совершенно неожиданно огрел меня… разрядом тока. Что, здесь с такой приветливостью встречают гостей? — потирая пальцы, подумала я. И обрадовалась: хорошо хоть не двести двадцать вольт. Что-то это дело Ларионовой — Курского так и норовит расправиться с лучшим тарасовским детективом. Скоро на теле места живого не будет от синяков и ссадин. Теперь еще и ток.

А почему мне так долго не открывают?

Побоявшись вновь касаться звонка — мне показалось, что он зловеще копит электрические заряды, что — бы во второй раз двинуть током посильнее, — я затарабанила по двери. За ней наконец раздались не слишком уверенные шаги, и мне открыли.

— Вам чего? — достаточно невежливо осведомился самый смехотворный тип в мире. Рядом с ним Пьер Ришар и Дени де Вито рядом не стояли. А клоунов в цирке стоит распустить как непригодных к делу.

Господин Коршунов был лысым. Но не просто лысым. Он был лысым и рыжим. Как в анекдоте, из которого мне запомнилась последняя фраза: «Так он же су-мас-шед-ший!» А дело в том, что по обе стороны сияющей розовой макушки ютились морковно-рыжие клочья волос. На длинном хрящеватом носу красовалась бульбочка, словно природа в одночасье вознамерилась превратить хищный нос в «картошку», но ни материала, ни умения не хватило. Косовато посаженные жгуче-черные глаза громко вещали о примеси монголоидной крови. Пушистые рыже-седые баки придавали худым щекам еще большую впалость и аскетичность.

Наряд Тимура Парамоновича также отличался экстравагантностью. Длинные, до колен, семейные трусы были испещрены розочками и… американскими флагами. Майка, явно времен прадедушек, вытянулась и болталась, как саван на истлевшем скелете. А на ногах… Наверное, никогда я так не напрягала свою силу воли, как в этот миг. Но я победила рвущийся наружу смех, лишь пару раз кашлянув. А не расхохотаться было, кажется, невозможно. Потому что на ногах данной колоритной личности красовались женско-детские огромные тапочки с поросячьими мордочками.

Вот это типаж! Само очарование.

— Чего вам надо? — тоже оглядев меня с ног до головы и явно ощутив нежданный прилив симпатии, более миролюбиво спросил рыже-лысый хозяин.

— Могу я поговорить с господином Коршуновым? — поинтересовалась я сдавленно, пытаясь сдержать предательский смех. Мое состояние еще усугубилось, потому что при обращении «господин» тип приосанился, походя на потрепанного в многочисленных драках владельца курятника.

— Конечно, входите, — жестом короля, приглашающего в хоромы главу другого государства, ответствовал тип. — Коршунов — это я, — горделиво добавил он «для особо умных».

— Очень приятно, — не покривила душой я. В самом деле, в цирке или его филиале всегда приятно побывать. — Меня зовут Татьяна. Я из газеты «Тарасовский вестник», — решила я воспользоваться проверенной легендой.

— А почему мной заинтересовался журналист? — изумился Коршунов. Впрочем, он еще сильнее приосанился и вздернул голову, желая показать, что интерес журналистов к его великой персоне вполне оправдан.

— Мы намерены пустить в печать цикл статей обо всех крупных предпринимателях Тарасова, — щедро польстила я. — И решили, что ваше имя займет одно из почетных мест в нашем списке.

Коршунов — до чего падкий на самую примитивную лесть! — аж зарделся от удовольствия. И, галантно освободив меня от куртки, сопроводил в гостиную. Я опустилась в кресло, от которого почему-то исходил стойкий запах вьетнамской «звездочки», смешанный с мужской туалетной водой, и задумчиво посмотрела на суетливо расхаживающего по комнатке Коршунова.

— А вы будете фотографировать? — заинтересованно спросил он. — Тогда мне надо надеть костюм, не сниматься же в таком виде, — пояснил Тимур Парамонович свое неожиданное желание преобразиться.

— Нет, — выуживая из сумки диктофон, который всегда ношу с собой «на всякий пожарный», и красивым жестом опуская его на стол, ответила я. И смягчила категоричность: — У нас сегодня пробное интервью, которое мне нужно будет показать главному редактору. Возможно, сегодня мы с вами упустим некоторые аспекты вашей жизни и деятельности, тогда мне придется еще раз прийти к вам. Но в любом случае, как только статья будет готова к печати, в заранее оговоренный день вам нанесет визит фотограф, — масштабно фантазировала я.

И Коршунов клюнул на все это, поверил! Его глаза разгорелись. Он опустился в кресло напротив меня и предложил:

— Спрашивайте, я с удовольствием отвечу! А вы на эту штуку записывать будете?

— Да, — улыбнулась я. — Мне бы не хотелось что-то упустить.

Для начала я задала несколько вопросов о жизни, карьере Коршунова. Он аж растаял от такой дозы внимания, ну прямо мороженое на июльском солнцепеке. И только после «адаптационных процедур» я перешла к вопросу, более всего интересовавшему меня.

— Тимур Парамонович, — и как я до сих пор не сломала язык, выговаривая это имя, — вы случайно не пользовались услугами фирмы «Мотор»?

— Пользовался, — насторожившись, кивнул Коршунов. — А зачем вам?

— Понимаете, мы хотим отобразить наиболее полный портрет вашей деятельности, — увлеченно вещала я. — К тому же в любом деле должна быть интрига, вам не кажется?

Коршунов с готовностью закивал, а я продолжила обработку объекта:

— И если ваше имя прозвучит рядом с именем фирмы «Мотор», которая успешно занимает тарасовский рынок в течение нескольких лет… — что за чушь я порю? — тогда к вам возникнет еще больший интерес.

— Между прочим, эти личности, — по виду Тимура Парамоновича казалось, что он с трудом заставляет себя говорить корректно, — меня страшно подвели. Они не доставили мне заказ, и я вынужден был искать другие пути для снабжения тарасовского рынка, — высокопарно выразился крутой бизнесмен, и рыжие клочья волос на его черепе воинственно встопорщились.

Я, как истинный журналист, чувствующий «жареный фактик», насторожилась и клещами вцепилась в Коршунова.

— Расскажите, пожалуйста, подробнее. Ведь это — та самая интрига, которую можно использовать! — По всей видимости, Тимур Парамонович заражался моим энтузиазмом, глаза его остро заблестели, а я продолжила мысль: — Ведь рядом с нечистоплотностью фирмы «Мотор» ваша самоотверженность станет еще более выпуклой и заметной!

И тут я услышала историю, уже мне известную, — как водитель разбил груз и разбился сам. Причем Коршунов с такой обидой на мир излагал все факты! Бедненький, никто его не любит, не ценит, и вообще — нет в мире справедливости.

— А вы случайно не знаете, кто был непосредственным виновником этой аварии?

— Я слышал, что послал недостаточно опытного водителя Илья Станиславович Курский, человек, с которым я и подписал контракт.

— Вот как!.. — глубокомысленно протянула я. — А что же произошло после того, как груз исчез? Вам выплатили компенсацию?

— Нет, — кратко ответил Коршунов.

Я удивленно вскинула брови, готовя возмущенную тираду. Но он продолжил:

— Мы заключили контракт, в котором указывались такие условия. Я должен был оплатить груз по факту его прибытия, а закупкой занимались курьеры из фирмы «Мотор», поэтому компенсация мне не полагалась.

— И вы до сих пор сотрудничаете с этой фирмой? — с умеренным любопытством спросила я.

— Нет, конечно, — почти фальцетом воскликнул Тимур Парамонович, спеша излить свое возмущение. — Разумеется, после того, как меня подвели, я порвал контракт с этой фирмой. И ни в какие контакты с ней больше не входил. Когда человека подводят один раз — его обязательно подведут и во второй.

— А вы виделись с… господином Курским после той катастрофы? — поинтересовалась я.

— Только когда расторгнул контракт, а больше нет, — ответил Коршунов небрежно.

За его пренебрежительным тоном мне послышалось что-то странное, необъяснимое. Не знаю, что, но все же… И я спросила, прибегнув к уже отработанному приему:

— Не могла я вас видеть в этот понедельник, поздно вечером, в центре города? В одном из магазинов, если не ошибаюсь?

— Нет, боюсь, что нет, — покачал головой Тимур Парамонович, и солнечный свет забликовал на его розовой лысине. — В понедельник и вторник я отмечал удачное заключение сделки, поэтому, собственно, и болею, — зардевшись, как красна девица, и опустив глаза долу, кокетливо признался Коршунов.

Я расспросила, с кем же была заключена сделка, и узнала название фирмы. Потом выяснила, каким же образом проходило «отмечание». Коршунов скромно признался, что «не хочет отрываться от народа», поэтому праздновал с соседями. То есть со слесарями, вспомнив слова нахального парнишки, перевела для себя я. После чего сочла возможным распрощаться с Тимуром Парамоновичем.

Я с искренним наслаждением покинула его квартиру и его самого, желая никогда в жизни больше не видеть тапочек-поросят на волосатых мужских ногах. И побрела искать слесарей.

Выходя из подъезда, я вспомнила еще кое о чем и набрала на мобильнике номер фирмы, с которой Коршунов заключил сделку. Или сказал, что заключил. Но оказалось, по этому пункту Тимур Парамонович не лгал — он и в самом деле заключил блистательный контракт с одним из крупнейших тарасовских супермаркетов на поставку продуктов питания из Москвы. И мне подтвердили это.

Выйдя из подъезда, я огляделась. Кучку местных пьянчуг я увидела сразу же. Мужики сидели за столом, сколоченным из занозистых досок, на лавочках, и, невзирая на морозец, пили водку. При этом шумно общались между собой.

Я подошла к ним и небрежно бросила:

— Добрый день.

Мужик, сидевший на лавочке с краю, в потрепанной ушанке и пятнистом армейском бушлате, молча подвинулся и кивнул. Я присела, рассматривая остальных членов этой очаровательной компании. Симпатяги подобрались, как один! Заросшие щетиной физиономии изящно декорированы сине-желто-лиловыми синяками. Глаза алчно блистают, когда взгляд падает на бутылку, стоящую в середине стола.

Мне так же молча налили водки в не слишком чистый стакан, и я покорно поднесла бившую в нос алкогольным запахом жидкость к губам. Не выпить оказалось невозможно, потому как мужики подозрительно взирали на меня. Проверка на вшивость называется. Если выпью — свой человек, со мной можно иметь дело. Если же нет — значит, брезгую, и тогда «до свидания, девушка». Ну что оставалось делать?

Я вспомнила, что «антиполицай» у меня еще остался, и с покорностью судьбе залпом выпила обжигающую жидкость. Один из мужиков тут же вручил мне сморщенный огурец, но я помотала головой, пытаясь отдышаться, и выудила из кармана сигарету. Водка обжигающим теплом растеклась по телу, и декабрьский холод уже не замечался. Я закурила и улыбнулась в ответ на обращенные ко мне ухмылки.

— Ты кто? — поинтересовался мужик.

— Я Таня, — ответила я так, будто это совершенно ясно и не нуждается в уточнениях.

— А че надо?

— Да вот, слышала, вы общаетесь с Тимуром Коршуновым, — слабо улыбнулась я, глубоко затягиваясь.

— Ну и чего? — пожал плечами все тот же тип.

— Он в понедельник вечером был с какой-то бабой, сама видела, — буркнула я обиженно.

— Какая баба? — все хором произнесли эту коротенькую фразу, и физиономии выразили высшую стадию ошаления.

И тут я услышала, что Коршунов говорил чистую правду — они пили.

— Сначала тут сидели, потом там, — мужик с синяком под левым глазом кивнул в сторону «Закусочной Гаврилова», видневшейся в стороне. — Никаких баб с нами не было.

— А чего тебя это интересует? — подозрительно уставился на меня мужик в бушлате и ушанке.

Ну надо же, с пьяным сознанием, а сообразил, что такие вопросы достаточно странны!

— Да люблю я его! — с надрывом высказалась я. И подумала: если судьба сведет меня с Коршуновым еще раз, объясню, что это лишь один из журналистских приемов.

Мужиков такое объяснение вполне удовлетворило, и они начали меня успокаивать. В духе «люби лучше нас, хочешь — всех сразу, хочешь — по очереди!». Послушав их сомнительные рассуждения и комплименты еще пару минут, я поспешно ретировалась.

Добежав до закусочной, расспросила еще и там и выяснила, что Коршунов в самом деле всю ночь с понедельника на вторник просидел у них. Вместе со слесарями. Сначала у них, потом рядом с забегаловкой.

Значит, господин Коршунов здесь ни при чем. Чудесно, одна версия отпала сама собой. Правда, для проверки алиби подозреваемого пришлось выпить гадкой халявной водки, но это уже издержки профессии.

Вернувшись наконец к машине, я увидела, что моя «девятка» стоит нетронутая, снег аккуратненько сметен с лобового стекла, а добровольный сторож в пуховичке верно сидит на корточках рядышком. Он вскинулся при моем появлении и заявил гордо:

— Все в порядке, машину никто не тронул. Пытались покрышки проткнуть, но я их всех отогнал, — для пущей убедительности собственной важности нахально соврал парнишка.

Я улыбнулась и вручила ему полтинник — достойную, на мой взгляд, награду за его героический подвиг. Парнишка улыбнулся, довольный, и убежал, а я уселась в машину.

Высыпав в рот целую горсть «антиполицая», я разжевала маленькие таблеточки и закурила, пытаясь изгнать отвратительный привкус. Помогло. После чего задумалась — в голове возникла новая версия. Водитель Виктор погиб вроде бы как из-за Курского. Точнее, Курский тут ни при чем, но родители и семья водителя могут думать иначе и обвинять Илью Станиславовича в его смерти. Значит, надо проверить семью Виктора.

Кстати, где их искать? Стоп.

Я напрягла память, и нужные сведения всплыли на поверхность сознания. Виктор Черемешко, жена Алиса, проживает на Первомайской, одиннадцать.

Моя память обладает одним завидным и очень удобным в работе свойством — я никогда не забываю информацию. Сейчас, например, я могу с легкостью вспомнить уравнения, которые мы проходили в школе. Только мне это не нужно, следовательно, напрягать мозги ни к чему.

Я завела машину и, пару раз буксанув в снегу, поехала на Первомайскую. Эта улица располагалась в центре города, и я приблизительно поняла, где искать нужный мне дом. Одна надежда, что Алиса Черемешко не сменила место жительства.

Конечно, мало вероятности, что жена решила отомстить за своего супруга. Тем более случай с водилой Витьком скорее относится к разряду несчастий, а вовсе не продуманных планов убийства. С другой стороны, последствия стресса у каждого различны. Кто-то будет сидеть дома и тихо лить слезы, другой предпочтет оторваться на полную катушку и зависать во всевозможных барах, лишь бы забыться. А некоторые люди, не способные спокойно жить, не отомстив, ищут виновного. И находят его, даже если причина смерти любимого человека — ее величество Судьба. И карают.

Так что этот вариант я просто должна проверить. Иначе, ближе к концу расследования, могу начать кусать локти. Подобное со мной случалось. Недальновидность сыщика всегда воздействует на финал расследования.

На Первомайской я поставила машину на платную стоянку и отправилась искать одиннадцатый дом. Он оказался многоэтажкой с одним подъездом. Ну хоть в этом мне повезло. В единственном подъезде отыскать мадам Черемешко несколько проще, чем в многоподъездном доме.

На лавочке сидели старушки. Привычный интерьер любого дома, будь то зима или лето. Но эти старушки оказались не слишком обычными — они играли в домино с азартом выкрикивали:

— Дед!

— Баба!

— Рыба!

Загадочные бабушки.

По грубо сколоченному столику, стоящему перед лавочкой, метались стайки звенящей мелочи. Азартные бабушки играли не просто так, ради интереса, а на копейки из собственной пенсии. Надеялись, что денег прибудет, что ли…

Я подошла к ним и спросила у одной:

— Простите, пожалуйста, вы случайно не знаете, здесь живет Алиса Черемешко?

— А зачем вам Алиса? — подозрительно поинтересовалась другая бабуська, не та, у которой я спрашивала, уставившись на меня глазами-вишенками.

— Мне нужно с ней поговорить, это очень важно, — строго ответила я.

В такой ситуации не грех и «корочками» помахать. Я выудила из кармана джинсов красное удостоверение прокуратуры и, на миг приоткрыв его, тут же захлопнула.

— Ой, да что ж енто деется! — непонятно, с какого перепуга, заквохтала та, первая бабка, в очках, обмотанных черной изолентой на переносице, и в пуховой темно-серой шали. Она сочувственно воззрилась на темноглазую бабушку.

— Цыц ты, Дунька, — рявкнула темноглазая властно. И обратилась ко мне почти подобострастно: — А о чем вы хотите поговорить с Алисой?

— Это касается только ее, — смягчив свои слова улыбкой, ответила я. И добавила: — Сами понимаете, конфиденциальность!

— Алиса сейчас на работе, но придет на обед через полчасика. Идемте, я провожу вас, подождете дома, а то здесь холодно, — предложила старушка и представилась: — Я Алисочкина бабушка, меня зовут баба Марфа.

— Очень приятно, Татьяна, — машинально ответила я на любезность.

— Идем, Танюша, а то здесь замерзнешь совсем.

Женщина поднялась из-за стола, вредно сметя доминошные прямоугольнички. Но ее товарки не посмели окрыситься — видно, бабка Марфа здесь была авторитетом, с которым не стоит спорить.

Мы поднялись на третий этаж, моя провожатая, позвенев ключами, открыла дверь и впустила меня в уютную прихожую, отделанную простенькими обоями в цветочек. Я разделась, разулась и прошла вслед за хозяйкой на кухню. Маленькая кухонька очаровательно сияла чистыми светлыми полами. Желто-красные цветастые занавески легко покачивались на сквозняке. И здесь упоительно пахло свежеиспеченными пирожками! Только тогда я ощутила, как голодна, ведь сегодня даже не завтракала.

Бабка Марфа усадила меня на табурет и, не спрашивая моего желания, налила в огромные чашки чаю, выставив в центр стола огромное блюдо с золотисто-коричневыми пирожками.

— Угощайся, не стесняйся, — добродушно и хитровато улыбнулась бабуська, сверкнув темными глазами. — Знаю я, как вы там у себя работаете — даже перекусить негде!

Я отказываться не стала и с удовольствием распробовала пирожки с капустой, луком и яйцом. Вкуснятина!

Разлив еще по одной чашке чаю, бабка Марфа решила, что я достаточно согрелась и подобрела от пирожков, теперь можно меня и порасспросить.

— А чего Алисочка сделала? Такая хорошая женщина, а вот на тебе — не везет в жизни!

— Не беспокойтесь, ваша внучка ни в чем не виновата, — покривила я немного душой. — Просто мы проводим расследование, и надо задать ей несколько вопросов, — расплывчато дополнила я фразу.

— Неужели ж о Викторе? — проявила завидную догадливость бабка. — Так не надо терзать Алисочку. Она и без того настрадалась. Страх какой — авария! А у них только-только годовщина свадьбы!

Я, не дожидаясь Алису Черемешко, решила порасспросить бабку. В итоге поняла, что появилась здесь совершенно зря. Алиса Черемешко только вчера вечером выписалась из больницы, в которой лежала с каким-то глазным заболеванием. То есть вроде как у женщины имеется алиби на момент убийства Курского. Кроме того, в смерти своего супруга Алиса никого не подозревала, считала, что это — трагическая случайность.

Ну ладно, версию с больницей проверить будет несложно.

Я не стала ждать саму Алису, распрощалась с бабкой Марфой, кладезем полезной информации, и спустилась к машине. С сотового позвонила в больницу и убедилась, что Черемешко была на процедурах. Причем глазная клиника располагается довольно далеко от аэропорта, а вечером Алисе как раз делали уколы. И ночью выйти из больницы практически нереально. То есть эта подозреваемая тоже перестала быть таковой.

* * *

Разобравшись с так называемыми «побочными подозреваемыми», я поехала к офису «Мотора», собираясь продолжить слежку. Остановила машину, выудила наушники и покрутила колесико, настраиваясь на нужную волну. Но снова ничего интересного не услышала. Кобрович обсуждал какой-то контракт со своим коллегой, Лапчатым. Вот и все, ничего больше. Пора и здесь, видимо, закругляться.

— Знаешь, Ром, за мной, кажется, следят, — неожиданно высказался Кобрович.

— И за тобой тоже? — с непонятным оживлением спросил Лапчатый. — Дима, — серьезно продолжил он, — мне тоже кажется, что за мной наблюдают. Ты не думаешь, что все это связано с Курским?

— Полагаешь? — изумился Кобрович. — Но почему? Кто-то мстит… Но с какого перепуга нам? Кто-то решил взять под крылышко фирму? Или все это — бред маразматиков? Слишком много страшного за последние дни произошло!

— Понятия не имею, — в голосе Романа Алексеевича сквозила растерянность.

Разговор заглох сам собой, а я сидела в оцепенении и пыталась разобраться. Следят… Меня они вряд ли имеют в виду. А другой слежки я лично не заметила. Но вдруг и правда параллельно действует некто опытный или просто удачливый? И кому достанется фирма, если угробят всех соучредителей? Этот вопрос завис в пространстве.

Пока я обдумывала все возможные варианты судьбы «Мотора», без особого, впрочем, успеха, запиликал сотовый. Включив связь, я задумчиво протянула:

— Да-а?

— Танюш, это Кирьянов, — раздался в трубке знакомый голос. — Помнишь, ты просила узнать о машине? Так вот, таких тачек в городе насчитывается аж четыре штуки.

Я попросила Владимира перечислить мне имена владельцев этих транспортных средств, их адреса и контактные телефоны, а также номера машин. Но почти перестала вслушиваться в Кирину пламенную речь, как только прозвучала знакомая фамилия. Владельцем темно-синей «Ауди» с похожими номерами был… Кобрович Дмитрий Игоревич.

Ничего себе… Но тогда, значит, это он разыскивал Курского. Ну, тот человек, который звонил Тушнинскому…

Скотина Павел! Сказал, что не узнал, кто ему звонил! Гад последний! А я-то, как последняя дура, уши развесила. Раскатывала с ним по городу, чуть ли не во все детали расследования посвящала. Ну, Татьяна, дожили!

Тушнинский с Кобровичем… Эта парочка, возможно, и грохнула Курского. А теперь Кобрович придумал какое-то преследование.

Гады они оба!

Меня больше всего расстроило, что теперь я подозревала Павла Тушнинского. Если честно признаться, этот таксист задел какие-то потаенные струнки моей души. Даже сейчас при воспоминании его огромных рук по телу пробегала жаркая волна, а серо-голубые, яркие и невероятно умные глаза вызывали дрожь.

Выходит, Кобрович вычислил Курского и хладнокровно убил его, решив завладеть всей фирмой целиком. Как попик в старой доброй комедии: «К полумерам не привык!» А Тушнинский, наверное, подстраховывал своего друга, поэтому так быстро на мой вызов и приехал. Неужели так все и произошло?

Наушники все еще вещали, и я, прислушавшись, поняла — Кобрович выйдет из офиса только через полтора часа, на встречу с руководителем какой-то фирмы. Значит, время у меня есть. Сейчас же надо узнать в таксопарке, откуда поехал на мой вызов Тушнинский.

Заведя машину, я отправилась к таксопарку, буквально вся кипя от ярости. Надо же было мне так лохануться! Тушнинский предложил свою бескорыстную якобы помощь, раскатывал со мной по городу. Хорошо еще, у меня хватило ума не рассуждать вслух и не советоваться с ним по поводу расследования.

Со снега меня поднимал, зараза! Завтраком кормил! Вот скотина!

Я прикусила губу, удерживая в себе нехорошие словечки. Не стоит опускаться до уровня базарных торговцев. Я отомщу ему гораздо тоньше. Пока еще не придумала, каким образом, ярость не дает сосредоточиться. Но отомщу, как пить дать. Он у меня попляшет, мерзавец! Возил меня по городу на собственной «Ниве»! Я-то думала, потому что нравлюсь ему, деньги ведь даже не взял. А тут, оказывается, личные причины и рядом не стояли! Точнее, наоборот — хотелось быть в курсе расследования, поближе к детективу, так сказать!

В таксопарке я махала «корочками» вовсю. Плевать на конспирацию, мне надо выяснить один-единственный факт, и я его выясню!

Где-то в глубине души ужасно хотелось, чтобы Павел оказался не виноват, но рассудок твердил — да, соучастник он. Они на пару с Кобровичем грохнули Курского, а теперь строят из себя овечек. Тем более что и со временем все сходится! Тушнинский мог швырнуть труп Курского под колеса проезжавшей мимо машины, доехать до аэропорта на вызов и забрать меня. Все так: Павел если не убийца, то соучастник. И уж точно он был посвящен в планы Кобровича.

Мне хотелось позвонить Ларионовой, сообщить, что нашла убийцу. Но пока я не стала этого делать — лучше уж разберусь с преступниками сама и поставлю Ольгу Георгиевну перед фактом, так сказать. К тому же убийц я уже обещала Терехову. Темыч будет рад.

Чует мое сердце, скоро на меня свалится целая куча положительных эмоций. Среди которых окажется лишь одна отрицательная — Тушнинский. Ах, зараза, это же надо было так взять в полон мое нежное девичье сердечко!

Но в таксопарке я узнала то, что несколько поломало мои подозрения и вселило в сердце робкую надежду. Оказалось, Тушнинский поехал на мой вызов со стоянки парка.

А впрочем, чего обрадовалась-то? Он мог успеть везде. Наш пострел везде поспел, как говорится. Да-да, Татьяна Александровна, радуетесь вы зря.

Из таксопарка я отправилась обратно, к фирме «Мотор». Все эти метания по городу утомляли, но я успокоила себя — еще чуть-чуть потерпеть осталось. Сейчас разберусь с Кобровичем, придумаю ему кару покруче. И смогу полноправно отдохнуть. Возможно, зарулю в какой-нибудь уютный барчик, растрясти косточки.

Подключившись к «жучку» в офисе, я поняла, что Кобрович еще на рабочем месте. Что ж, подожду еще немного и подловлю его на выходе.

Привычным жестом разместив пистолет под курткой, так чтобы его можно было с легкостью достать в случае особой необходимости, я прибавила к своей экипировке диктофон. Показания преступника надо записывать на пленку сразу же. Чтобы, если самой наказать убивца противного не удастся, можно было обратиться в суд. Тем более магнитофонная запись теперь принимается в качестве вещественного доказательства.

Кобрович вышел из офиса приблизительно через полчаса. Он как-то воровато огляделся и пошел к своей машине. Постой, дорогой…

Я вышла из своей «девятки» и окликнула его:

— Дмитрий Игоревич!

Холеный соучредитель вальяжно развернулся, посмотрел на меня прямо-таки уничтожающе и буркнул:

— У меня нет времени!

— Зато у меня его навалом, — бросила я. — Мне нужно с вами поговорить. Давайте сядем в мою машину.

— Черт с вами, — в сердцах согласился Кобрович, поняв, что так просто избавиться от моего общества не удастся. — Но идемте в мою, мне и в самом деле ехать надо как можно быстрее.

— Ладно, — пожав плечами, согласилась я. Конечно, в машине вести беседу рискованно, маловато места для физического воздействия на собеседника. С другой стороны, и у Кобровича будут точно такие же неудобства.

Мы сели на заднее сиденье «Ауди», и Дмитрий Игоревич пронизал меня своим змеиным взглядом. Теперь я была целиком и полностью уверена в его виновности.

— Господин Кобрович, за что вы убили Илью Станиславовича Курского? — рявкнула я, положив ладонь на рукоять пистолета. Мало ли, он же может на меня броситься! И если не убьет, то покалечит.

Кобрович моргнул раз, другой. Потом на лице его воссияла не то надменная, не то насмешливая улыбка, а в глубине зрачков разгорелись ироничные огоньки.

— Это что, шоковая терапия? Новый метод? — совершенно спокойно процедил он. — Выходите из машины сию же минуту, нам не о чем говорить, — приказал Кобрович, распаляясь от собственных слов. — Или я вызову милицию!

Ну как же я забыла, он ведь знает, что я не работаю в прокуратуре! Ну ничего, дорогой, и не таких обламывали. И тихо-тихо произнесла:

— Знаете, Дмитрий Игоревич, вы зря запираетесь. У меня есть доказательства вашей виновности, и, могу поспорить, вас обязательно посадят. За преднамеренное убийство своего коллеги, Курского.

— Я, между прочим, сидел дома, у меня алиби, — парировал Кобрович. — И вам не удастся ничего доказать.

— Ха, алиби! — Голос мой источал ужаснейшую в мире насмешку. — Господин Кобрович, вашу машину и вас самого видели у аэропорта за некоторое время до убийства. Так что ваше алиби сыграет против вас же. Это называется «лжесвидетельство».

В кармане у меня бесшумно перематывался диктофон, записывая нашу дискуссию на пленку. Вот и чудесно, пусть записывает.

Кобрович вскинул голову и пронизывающе посмотрел на меня, словно пытаясь загипнотизировать.

— Я никого не убивал, — резко произнес Кобрович и повторил: — И вы ничего не сможете доказать.

— Вы уверены? — ехидно протянула я. — Я смогу доказать вашу виновность. Между прочим, на плаще Курского остались отпечатки пальцев. И мы обязательно сравним их с вашими пальчиками.

Сейчас я наглым образом блефовала. Я понятия не имела, могут ли на кожаном плаще остаться отпечатки чьих-либо пальцев. Надеюсь, Кобрович тоже не знает об этом.

А Дмитрий Игоревич оказался твердым орешком. Сильный противник, о котором я мечтала. Дура была, что еще сказать! Лучше разбираться со слабеньким сопливчиком, нежели с психически уравновешенным, сильным и властным человеком. И он заговорил спокойным тихим голосом:

— Да? Так едемте, снимем отпечатки моих пальцев, и вы их сверите. Я действительно не убивал Илью, мне это и в голову не приходило, честное слово.

Убалтывает, скотина, хочет, чтобы я потеряла осмотрительность. Тогда надеется скрутить, отвезти за город и грохнуть. И погибнет великий тарасовский детектив Татьяна Иванова в безвестности. Нет, не хочу умирать молодой! Да еще и столь бесславной смертью! Как ни странно, «загробные» мысли лишь заставили меня еще больше сосредоточиться.

— Но вы же разыскивали Курского. И вы звонили Тушнинскому.

— Вам Павел сказал об этом? — изумился Кобрович.

— Естественно, нет, — хмыкнула я. — Он сказал только, что ему звонил человек с измененным голосом.

— Зачем же мне изменять голос, чтобы позвонить Пашке? — засмеялся Кобрович. — Между прочим, я очень обрадовался, когда узнал, что Курского подвозил именно Павел. И я расспросил его лично.

Так, что-то странное. Кто же еще тогда пытался разыскать Курского? Кто звонил Тушнинскому, изменив голос?

Впрочем, какая, на фиг, разница, кто? Главное, что убийца — вот он, сидит рядом со мной, и от него исходит тонкий аромат какой-то дорогой туалетной воды. И я в конце концов расколю этого типчика. Пусть даже не надеется, что его преступление останется безнаказанным.

— Что вы делали у аэропорта? — забыв на время о нестыковке с телефонными звонками, осведомилась я.

— Ладно, черт с вами, расскажу, как все было, — не слишком вежливо и несколько утомленно буркнул Кобрович.

Странную игру он ведет!

— Ну рассказывайте, — милостиво позволила я, вся обратившись в слух. А заодно и в руку с пистолетом, чтобы быстро отреагировать в непредвиденной ситуации.

Выброс адреналина в кровь был велик, давно я не ощущала такого подъема всех жизненных сил. Сидеть напротив убийцы, в достаточно тесном и уютном салоне иномарки — есть в таком времяпрепровождении своеобразный кайф.

Кобрович не пытался напасть на меня. Видно, его останавливали моя настороженность и готовность к стремительным действиям. Ну и ладно, давай поболтаем, дорогой. Я обязательно поймаю тебя на чем-нибудь, и ты сознаешься в совершенном преступлении.

— Я и в самом деле разыскивал Курского. Потому что все было достаточно странно. Я случайно видел, как Илья садился в машину с чемоданом, понял, что он куда-то уезжает. Он решил уехать ни с того ни с сего, хотя обычно не покидал фирму без предупреждения. Конечно, у меня зародились подозрения. У кого бы они не появились, спрашивается? К тому же мы обнаружили пропажу достаточно ценных бумаг. И я хотел разобраться с Ильей.

Мне так и хотелось рявкнуть: «Короче, Склифосовский!» Потому что речь шла совсем не о том времени, которое меня интересовало. Но я себя сдерживала. Когда человек говорит, он расслабляется. Пусть Кобрович болтает, а я послушаю.

— В аэропорту я нашел Илью. Он чуть не отпрыгнул при моем появлении, мне даже показалось, что Курский чего-то сильно боится. Когда я потребовал документы, он наорал на меня, заявил, что не собирался убегать, просто не успел предупредить — горящая сделка в Москве требует его присутствия. Вручил мне бумаги. Я разозлился — Илья вел себя не слишком корректно, развернулся и пошел к машине. А вернувшись в офис, обнаружил, что Курский дал мне не все документы. Когда я узнал об убийстве, то все время вспоминал нашу последнюю встречу. И думал, что если бы был менее зол, то, возможно, все получилось бы иначе. Таня, вы не нервничайте. Я действительно не убивал Илью, мне это ни к чему, — проникновенно выдохнул Кобрович.

Я небрежно тряхнула волосами и спросила:

— Почему вы не рассказали этого раньше?

— А что оставалось делать? Сами посудите: я был в аэропорту, говорил с Ильей… Менты бы обязательно взяли меня в оборот. А у нас в фирме и так сейчас не самые лучшие времена.

Я ему верила. Ощущала чертовское разочарование, но все равно верила. Даже несмотря на то, что моя красивая теория развалилась.

— Скажите, — чуть расслабившись, произнесла я, — а что произойдет с вашей фирмой, если все совладельцы умрут?

— С фирмой? Она будет продана с торгов, а вырученные деньги получат наши родственники, — совершенно спокойно ответил Кобрович. Предположение о смерти его даже не покоробило.

Странный мужик.

Что ж, выходит, я совершенно напрасно встала в охотничью стойку, узнав, что номер машины с места преступления схож с номером «Ауди» Кобровича. Придется, значит, заняться и другими тремя владельцами «похожих» машин. А сейчас, пока такой случай представился, решила расспросить подробнее о делах фирмы «Мотор».

В итоге я отяготилась интересной информацией. Оказывается, Роман Алексеевич Лапчатый горит желанием продать фирму. Надоел ему бизнес. Но Курский был категорически против такого шага, а без согласия всех соучредителей-совладельцев такой номер провернуть нельзя. А покупатель есть, причем он предлагал высокую цену.

— А почему Курский отказался? — поинтересовалась я.

— Покупатели собирались нашу фирму переделать под что-то еще. А Илья трепетно относился к своему детищу. Поэтому и закусил удила, — просто объяснил Кобрович и озабоченно посмотрел на часы: — Таня, с вами, конечно, интересно беседовать, только мне в самом деле пора.

Мы с Кобровичем мирно распрощались, и я вышла из его машины.

* * *

Ну вот, теперь появился новый вариант — покупатели. Некая фирма «Восход». Я, разумеется, выяснила у Кобровича координаты этой фирмы и, пока Дмитрий Игоревич занимается своими делами, собралась навестить «Восход». По крайней мере посмотрю, что там и как. А к вечеру, пожалуй, вернусь сюда и послушаю, расскажет ли Кобрович Лапчатому о нашем с ним разговоре. Может быть, еще что-то интересное удастся выяснить, кто знает.

Я села в собственную машину, ощутив, как подрагивают поджилки после пережитого напряжения. Закурила, снимая последствия нервного стресса, и повела «девятку» к Набережной, где располагалась фирма «Восход». Жаль, конечно, что версия не «прокатила». В том смысле жаль, что расследование еще не удалось закончить, хотя казалось, что все складывается. Ну да не страшно, до истины я рано или поздно докопаюсь. Лучше бы, конечно, побыстрее.

А этот самый «Восход» — великолепнейшая версия, могу я сказать. Узнав, что один из соучредителей «Мотора» не желает расставаться с фирмой, а остальные двое не против продать компанию, руководители «Восхода» могли устроить убийство Курского, чтобы избавиться от препятствия в сделке.

До Набережной я добралась сравнительно быстро. Вышла из машины и обратила свой взгляд на элегантное, из стекла и металла, здание с роскошной вывеской: «Восход». Такие раскрученные фирмы обычно нелегко мирятся с неудачами, идут на многие ухищрения, чтобы добиться своей цели. Это я уже давно знала. Вот только что я сейчас здесь могу узнать, спрашивается?

Тем не менее я прошла в здание. Журналистское удостоверение, естественно, также имевшееся в моем арсенале, сыграло роль заклинания «сезам, откройся», и я получила возможность беспрепятственно бродить по широким прохладным коридорам, отделанным мрамором.

Я потолклась по «Восходу» с полчаса, пообщалась с трудягами в курилке, перекинулась парой слов с буфетчицей. К начальству решила не прорываться — пока неясно было, что именно я хочу узнать. Больше всего меня, конечно, волновало убийство, но кто стал бы тут со мной беседовать об убийстве? Я далеко не так наивна, чтобы предположить, что с первого, так сказать, захода в этот «Восход» встречу человека или группу людей, от которых услышу признание: «Да, Танечка, мы убили Курского, потому что нам не нравились его глаза, очки и черный плащ и потому что он не хотел продать нам свою фирму».

Я вообще ни разу не услышала здесь о фирме «Мотор», но, аккуратно расспросив сотрудников, поняла одну важную вещь: если «восходовцы» и решили завладеть фирмой Курского — Кобровича — Лапчатого, то только из принципа. Потому что такой раскрученной фирме, как эта, нет особой нужды покупать что-либо.

В итоге, когда я позволила себе покинуть роскошное здание, голова моя кипела от напряжения, язык распух после многочисленных бесед, а сигаретный дым, кажется, только из ушей не шел. И ни одной мысли в голове не осталось, будто они все разом покинули законное место и отправились на прогулку.

С облегчением усевшись в салон любимого автомобиля, я отправилась обратно к «Мотору». Думаю, Кобрович уже вернулся или вернется через некоторое время, а мне бы не хотелось пропустить его беседу с Лапчатым. Если таковая случится. В самом деле, очень интересно, поделится ли Кобрович с Лапчатым своими эмоциями относительно моей скромной персоны?

Я сидела в машине, потягивала купленную неподалеку минералку и улавливала звуки через наушники. Роман Алексеевич, к моему глубокому сожалению, не желал общаться с самим собой, отделываясь фразами, обращенными к секретарше. А жаль, мог бы и поделиться своими соображениями относительно собственной фирмы, «Восхода» и тому подобного. А также высказать свое отношение к смерти Курского и предположения, кто же несчастного Илью Станиславовича убил. А Кобрович еще не вернулся со своей встречи, я сразу увидела, как подъехала, что его машины на стоянке у здания не было.

Наконец мое ожидание вознаградилось — темная «Ауди» Кобровича с визгом притормозила на стоянке, от колес во все стороны полетели снежные брызги. Дмитрий Игоревич вышел из машины и стремительно, по-змеиному струясь едва не по воздуху, направился в офис.

Я с удвоенным вниманием обратилась в слух, радуясь, что услышу всю беседу, от начала до конца. И услышала.

— Ну как сделка? — после хлопка двери поинтересовался Лапчатый весело. — Все нормально?

— Иди ты! Нормально… — раздраженно откликнулся Дмитрий Игоревич. — Шутник нашелся! Ничего хорошего. Он отказался подписать контракт. Мурыжил нас столько, а теперь — в кусты! — В голосе Кобровича сквозило невероятное раздражение.

В самом деле, сегодня не его день. Сначала я прицепилась, как банный лист к одному месту, и обвинила мужика в убийстве совладельца фирмы. Причем, помнится, с такой уверенностью убеждала, что именно он убил!.. Теперь вот контракт не подписан. Да, есть из-за чего огорчаться Кобровичу.

— Ну правильно, я примерно этого и ожидал, — тоном мага-прорицателя или Кассандры откликнулся Лапчатый. — А чего ты хотел? Сначала эта идиотская авария, потом Курского грохнули. Ни один нормальный человек не будет иметь дел с такой «катаклизменной» фирмой.

Ого, по-моему, господину Лапчатому надо было идти в филологи, а не в бизнесмены. Слово-то какое «красивое» придумал — «катаклизменная». С ума сойти!

— Да брось ты, — остывая, более мирно произнес Дмитрий Игоревич. — Ничего страшного, все равно клиентуры у нас пока достаточно. Ну, не будем в первое время горизонты расширять, потерпим немного. А так — все утрясется, — философски заявил Кобрович под конец.

Но Лапчатый с ним не согласился:

— Ни черта не утрясется! Мы будем терять контракт за контрактом, пока не придем к логичному завершению, то есть к краху. Надо продавать фирму, пока не поздно! Иначе пролетим, как фанера над Парижем! — пылко завершил тираду Роман Алексеевич.

Я хмыкнула — этот, кажется, и мертвого убедит гопака сплясать на собственной могиле.

Но, как оказалось, Кобрович на уговоры не поддался:

— Не сходи с ума, продавать ничего не будем, — решительно возразил Дмитрий Игоревич, и я так и представила его сосредоточенно-змеиный взор, впившийся в изумрудные глаза Лапчатого. — Фирма дает доход, и, думаю, ничего страшного в будущем не произойдет. Эти трагедии позабудутся, и все пойдет по-прежнему. В конце концов, авария — просто досадная случайность, а смерть Курского… Конечно, эта проблема посерьезнее, но тем не менее, уверен, мы выкарабкаемся.

— Да ты пойми, — не сдавался Лапчатый. — Илья у нас заведовал связями с общественностью, подписывал контракты. Часть клиентов уже отсеялась, а что будет дальше? Ты только подумай! Мне кажется, ничего хорошего. Мы просто разоримся, даже вложенных денег не получим, не говоря уже о доходах. Между прочим, фирма, в которой убивают совладельца — убивают, ты понимаешь! — на рынке уже не котируется. Сейчас населению, в том числе и руководству компаний, нужно спокойствие. Контракт заключается только с надежными, как скала, предпринимателями.

На меня бы такая речь произвела впечатление. Пожалуй, я бы согласилась продать эту их фирму. Потому что Лапчатый говорил действительно убедительно. Но Кобрович, по всей вероятности, счел себя теперь продолжателем дела Курского и не хотел пасовать. Он резко ответил:

— Ты, Рома, говоришь глупости. Нет, фирму мы продавать не будем. Если хочешь, продай мне свою долю, и я буду выкарабкиваться один.

А что, это свежая мысль… Действительно, почему бы Кобровичу не править компанией в одиночку? Он умный мужик, мне кажется. И надеюсь, не убийца. Это было бы досадно, люблю я умных людей.

— Ну конечно, — презрительно фыркнул Лапчатый. — Кстати, Дима, ты подумай на досуге — пока мы еще можем продать «Мотор» за достойную цену тем же «восходовцам». А пройдет неделя-другая — и цены снизятся настолько, что мы ни черта не получим даже на аукционе.

— В принципе… — задумчиво пробормотал Кобрович. И уровень моего уважения к нему тут же резко понизился — неужели сдастся и решит продать? Но Кобрович вновь заговорил, и голос его был снова уверенным и бодрым: — Нет, Роман, пока я не считаю продажу нашего дела возможной. Мы получаем доходы, клиентура — дело наживное. В любом предприятии, в любом бизнесе существуют кризисные этапы. У нас — один из них. Если постоянно бежать, как крысы с тонущего корабля, в жизни ничего не удастся добиться, поверь. Мы выберемся, можешь не сомневаться. Пока у нас есть ресурсы, которыми можно воспользоваться в особо тяжелом случае. А там, дальше, посмотрим. Но я уверен, мы выберемся — это не слишком сложная ситуация.

Лапчатый что-то пробурчал, выражая свое отношение к наивным людям, но вроде бы несколько успокоился. После чего столь интересная беседа перетекла на обычные административные проблемы, не представлявшие для меня особого интереса. Я еще некоторое время вслушивалась в слова, но потом решила, что не стоит этого делать. Ничего полезного для меня в беседе соучредителей более не звучало. А жаль.

И что же мне теперь делать с киллером недоделанным? Где искать убийцу?

Кстати…

Я настучала на мобильнике номер телефона, потребовала Кирьянова. И, услышав знакомый и родной голос, прощебетала:

— Киречка, ты случайно не нашел чемодан Курского?

— Нет, солнышко, — откликнулся Владимир с легким недоумением.

А я продолжила мысль:

— Может быть, стоит проверить камеры хранения в аэропорту? Наверняка в одной из них вещи и обитают…

— Ты представляешь, сколько их там, этих камер?

— Так тебе проще, — засмеялась я. — Это мне одной несподручно, а ты зашлешь своих ребят. Облеченных правами к тому же. И, возможно, повезет.

— Ладно, я подумаю. Если обнаружим — естественно, сообщу, — пообещал Кирьянов.

Я поблагодарила его и расспросила о тех ребятишках, что переехали труп Курского на своем автомобиле, и Киря сказал:

— Пока сидят. За воровство и хулиганство на дорогах однозначно впаяем им. Правда, мои парни точат на них зубы, хотят на них повесить убийство, — сознался Киря отчего-то виновато. Как будто я не знаю, как это происходит. Особенно с явными «висяками».

Поболтав еще немного о том о сем, я распрощалась с подполковником Кирьяновым, позволив ему вернуться к титаническому труду. И отправилась домой.

Вечерело. Хотелось кушать и кофе. К тому же все равно пока я вряд ли что смогу сделать. Надо подумать хорошенько еще раз, и только потом действовать.

Глава 8

Но спокойно передохнуть в родной квартире мне не удалось. Едва я сварила себе кофе и закурила, устроившись на табуретке и поставив перед собой яичницу с колбасой, в дверь позвонили.

Естественно, проигнорировать этот призыв я не смогла. Подошла, открыла дверь. И кого же я увидела?

Странно, что челюсть моя не упала на тапочки. На меня с беспокойством и надеждой взирал Дмитрий Игоревич Кобрович.

— Добрый вечер, — явно чтобы произнести хоть что-то, поздоровался Кобрович. Было видно, что он пребывал в глубочайшей растерянности и вряд ли знал, за каким чертом пришел ко мне.

— Входите, — опомнившись, предложила я. И добавила чуть насмешливо: — Только мы с вами сегодня уже здоровались.

— Вы и в самом деле лучший тарасовский детектив? — неуклюже разуваясь, вешая дубленку на вешалку и проходя вслед за мной на кухню, поинтересовался Кобрович.

— Лучший — не знаю, но детектив — точно, — скромно ответила я. — А откуда такие сведения?

— Слышал о вас, но не поверил.

— Решили убедиться? — съязвила я. И спросила уже другим тоном: — Кофе будете?

Кобрович с облегчением вздохнул, согласился и примостился на одной из моих табуреток. Я сварила кофе, поставила перед ним чашку, закурила и выжидающе уставилась на Дмитрия Игоревича. И он понял, что отмалчиваться более не удастся.

— Таня, мне кажется, за мной следят, — выдал он первую фразу и замолчал. Надолго. Уж не проглотил ли он язык, наслаждаясь моим великолепным кофе? Такое вполне возможно.

— И почему же вы пришли ко мне? — попыталась я помочь Кобровичу.

Взгляд у него сейчас был какой-то странный. Не змеино-остановившийся, не неуловимый. Нет, это были растерянные глаза человека, испытывающего совершенное оцепенение перед жизнью.

— Может быть, вы согласитесь мне помочь?

Так вот зачем ты пришел ко мне, голубчик. Я отвернулась, скрывая улыбку, и вновь взглянула на мужчину. Кобрович с искренней и наивной надеждой глядел на меня, выражая немую просьбу.

— А почему вы решили, что за вами следят? — поинтересовалась я спокойно.

— Думаете, мне проще обратиться к психиатру, нежели к вам? — язвительно бросил Дмитрий Игоревич. — Так вот, с ума я еще не сошел. За мной и в самом деле наблюдают. Я ни разу не видел человека, который ведет слежку. Но что она есть, я уверен. И вообще, я боюсь, на «Мотор» ведется охота. Кому-то очень хочется прибрать нашу фирму к рукам, и этот кто-то решил методично уничтожить всех совладельцев. Сначала Курский, теперь я, но дойдет очередь и до Романа. Знаете, Таня, я не отношусь к психически неуравновешенным людям. Но Лапчатый тоже жаловался, что за ним наблюдают. А мне после смерти Ильи стало очень страшно, поэтому я и решил обратиться к вам.

— Вот как? — это было единственным, что я сказала.

Впрочем, Кобровичу мои реплики и не требовались. Он пылко продолжил:

— Таня, я бы очень не хотел, чтобы меня убили. Мало приятного — лежать в гробу. Я прекрасно знаю, какие у вас расценки. И прошу, узнайте, кто ведет эту слежку, помешайте его планам. Заплачу по двойному тарифу, а в случае удачи еще столько же.

— Дмитрий Игоревич, в сущности, вы просите, чтобы я была вашим телохранителем. Но это, к сожалению, не мой профиль, — покачала головой я. Хотя сама заинтересовалась предложением. В самом деле, здесь, кажется, все повязано. И смерть Курского, и слежка за другими совладельцами «Мотора». Если слежка существует, а не плод их больного воображения. А значит, я могу огрести двойной гонорар — придется всего-навсего понаблюдать за Кобровичем день-два, получить за это деньги и отправить убийцу за решетку. Ну что я могу сказать… Почему бы и нет?

— Таня, я просто не знаю, к кому еще обратиться, — устало вздохнул Кобрович. — Я и без того постоянно отвлекаю Тушнинского от работы и дома. Когда мне надо выехать куда-либо вечером, свою машину я теперь не беру, а звоню ему. Хорошо еще, у меня есть друг на колесах. А если бы его не было? Меня бы, наверное, давным-давно убили.

— Ну откуда такой пессимизм? — посетовала я и попросила: — Дмитрий Игоревич, посидите здесь, я вас оставлю ненадолго.

Я вышла в комнату, попутно захватив из сумки замшевый мешочек с магическими «костями». И, задав им вопрос — стоит ли помогать Кобровичу, метнула двенадцатигранники на стол.

7+36+17 — вот что показали додекаэдры. Трактовка сочетания услужливо всплыла в памяти: «Пока вы медлите, будущие удачи могут пострадать, а тайные замыслы врагов возмужают».

Ага, значит, не будем медлить и согласимся на предложение господина Кобровича. В самом деле, что терять? Все равно, дело пока почти в тупике. А значит, можно и последить за Кобровичем. Если его версия происходящего верна и некто жаждет уничтожить всех владельцев фирмы по грузоперевозкам, мне даже полезно будет понаблюдать за одним из этих владельцев.

Я вернулась на кухню, залпом допила кофе и решительно заявила в ответ на просящий взгляд Кобровича:

— Я понаблюдаю за вами и постараюсь вычислить слежку.

Дмитрий Игоревич чуть улыбнулся, выудил из бумажника несколько зеленых банкнот и положил передо мной на стол. Я небрежно убрала деньги в бумажник и тихо сказала:

— Только вы должны сообщать мне обо всех ваших передвижениях. Нельзя, чтобы нас застали врасплох. И, желательно, не рискуйте лишний раз, никуда не выходите по ночам. В общем, сами понимаете.

Кобрович кивнул и спросил:

— Вы приступите к работе с завтрашнего дня?

— Нет, разумеется, — покачала я головой. — Представляете, каково мне будет, если вас, извините, пристукнут в подъезде моего или вашего дома? Причем сегодня.

Дмитрий Игоревич хмыкнул понимающе и засобирался. Я стремительно накинула куртку, спустилась вниз, пристально оглядываясь в поисках подозрительных личностей. Кобрович спустился следом. Я предложила:

— Садитесь в машину и поезжайте, я поеду на своей на расстоянии, чтобы не отпугнуть слежку. Пусть думают, что я подозреваю вас, поэтому и «веду». Кстати, когда подъедете к дому, из машины не выходите. Покурите, например.

Я великолепно вошла в роль телохранительницы — благо детективов в юности просмотрела уйму, как и боевиков. А слежку я веду почти профессионально.

Кобрович действовал точно по моему указанию. Я ехала следом за ним, стараясь не упускать из виду темную «Ауди», одновременно посматривая по сторонам и в зеркальце заднего вида. Но, кроме меня, никто его не «вел». Вероятно, пока это лишь моя привилегия.

Притормозив у подъезда своего дома, Кобрович, как я и приказала, остался сидеть в машине. Курил, задумчиво посматривая по сторонам. Я остановила свою «девяточку», вышла из салона и решительно направилась к подъезду Кобровича, незаметно оглядываясь по сторонам.

Мужики водку бухают — ничего особенного, так многие сейчас время проводят. Причем явно уже лыка не вяжут — один совсем сомлел, опустил голову на руки, а руки, соответственно, на стол и сидит.

Старушки задумчиво перебирают последние сплетни, перемывая косточки жильцам своего дома.

Ребятня суетится.

Я прошла в подъезд, поднялась по лестнице до квартиры Кобровича, но никого лишнего не обнаружила. Спустилась вниз, кивнула Дмитрию Игоревичу, дождалась, пока он выйдет из машины. После чего пошла впереди него. И только доставив Кобровича до его квартиры, я решила, что могу отправиться восвояси. К тому же на улицах стемнело, за всеми этими делами вечер пролетел незаметно.

Дмитрий Игоревич попытался зазвать меня на кофе или чай, но ему не удалось это сделать. Я, напоследок дав еще несколько инструкций, спустилась к собственному автомобилю и поехала домой. К остывшей яичнице.

По пути я купила себе еще пакет пельменей — поужинаю нормально. Потерла саднящее бедро, которое снова напомнило о себе. И наконец добралась до родной-любимой квартиры. Теперь до утра я отсюда не выйду, даже не просите. А завтра… Но это будет уже завтра.

Остаток вечера я провела за просмотром глупейших телепрограмм и поеданием пельменей с яичницей, кофе и бутербродами. Попыталась было обдумать дело, но мне это не удалось — почему-то мысли скакали, прыгали и ни в один определенный узор не складывались. А я-то, наивная, надеялась на гениальную идею!

Впрочем, чем больше я раздумывала, тем более верной мне казалась версия, предложенная Кобровичем. О том, что убийца решил избавиться от всех совладельцев фирмы. И на роль преступника прекрасно подходил кто-либо из фирмы «Восход». В самом деле, угробить шефов «Мотора», купить фирму по дешевке с торгов — и все прекрасно на удивление. Почему по дешевке? Так это подобно оружию «с крестами», то есть из которого произведена пара-тройка выстрелов по живой и разумной мишени. Чем больше крестов, тем больше шансов «засветиться» и попасться в цепкие объятия правосудия. Следовательно — тем ниже цена оружия. И здесь так же — вряд ли кто-то загорится желанием купить фирму, совладельцы которой были только что безжалостно убиты. Заколоты, застрелены или отравлены — это уже не принципиально.

Если «Восход» и в самом деле жаждет завладеть «Мотором», для них это идеальное, самое дешевое решение.

Впрочем, желающих может быть больше — это я знаю только о «Восходе». Ну да ладно, с этим разберусь в процессе слежки за господином Кобровичем, которая начнется с завтрашнего дня.

И я, постояв под душем, легла спать.

* * *

Что-то трезвонило в самое ухо. Настойчиво так, если не сказать, назойливо. Но просыпаться не хотелось совершенно. Мне снился… Впрочем, что снится одиноким и привлекательным женщинам долгими зимними ночами, к делу не относится.

Я рывком поднялась с кровати, помотала головой, выгоняя из сознания остатки сонливости. И поняла, что трезвонил телефон.

Сняла трубку.

— Слушаю!

Фу, как хрипло звучит мой голос! Так жить нельзя! Зажав мембрану ладонью, я откашлялась и услышала Кобровича:

— Таня, вы просили позвонить, когда я соберусь на работу.

— Да-да, конечно, — моментально обретая обычную активность и готовность к действиям, звонко подтвердила я. — Уже еду. Подождите еще максимум полчаса, ладно?

— Да, конечно, — согласился Кобрович. — Я подожду полчаса, а потом…

— Потом поезжайте на работу и не обращайте на меня внимания. Впрочем, скорее всего вы меня и не увидите, — заверила я его. Положила трубку и ринулась собираться.

На душ и облачение в джинсы со свитером у меня ушло несколько минут, так что я выкроила себе время на чашечку кофе и первую за утро сигарету. С наслаждением посмаковала ароматную жидкость, которая упоительно смешивалась с привкусом дыма. После чего подхватила сумку, покидав в нее то, что может сегодня понадобиться, и ринулась из дома.

Ночью шел снег. Я его не видела, но природе-то на это наплевать! А выяснила я этот непреложный факт прямо-таки по Шерлоку Холмсу, дедуктивным методом. Потому что ворота моего гаража оказались засыпанными чуть ли не до середины.

На разгребание снежного завала у меня ушло от силы пять минут — попросив лопату у соседа, я стремительно раскидала белую массу так, что хлопья во все стороны летели, благо снег не успел еще слежаться. Вывела машину, заперла гараж и помчалась к дому Кобровича. Успела я как раз вовремя — темная «Ауди» выезжала со двора. Я пристроилась на расстоянии пары машин сзади и поехала к фирме «Мотор» вслед за «ведомым». Впрочем, с пунктом назначения я несколько ошиблась. Моя оплошность, признаю: вчера я не уточнила, куда именно собирается направиться с утра Кобрович. Поэтому теперь вела машину, отчаянно пытаясь не оторваться от Дмитрия Игоревича. Номер его мобильника, если таковой имеется, я тоже не узнала. Вот и пришлось колесить за ним по городу, как это называется, в непонятках.

Слежки я пока не наблюдала. К сожалению. Иначе быстренько приперла бы следившего к стенке, нашла бы способ с ним разобраться.

* * *

Мы болтались по всему городу: впереди темная «Ауди» Кобровича, а позади — моя потрепанная в боях и сражениях бежевая «девяточка». Как сиамские близнецы. И никто за Дмитрием Игоревичем не думал следить. Уж на что у меня нюх сыщицкий — никого лишнего я не увидела. В итоге к середине дня я страшно вымоталась, устала от езды по скользким дорогам. И решила вернуть аванс Кобровичу, при этом посоветовав обратиться к психиатру. Случай, конечно, тяжелый, но помощь еще возможна.

Меня чуть не трясло от злости и бессилия. И даже появилась интересная мысль — а что, если меня банально отвлекают от расследования, ощутив мою близость к разгадке. Правда, я лично эту самую близость не ощущала, если честно. Мысли путались в извилинах серого вещества, словно слепые котята, выпущенные на прогулку. Пожалуй, давно я не заходила в такой конкретный тупик. Тупик — мрачное и темное помещение, если вас это интересует.

Все, я начинаю впадать в маразм. Да, поиск сбежавшего от Ларионовой супруга обернулся черт знает чем.

Может, до кучи устроиться телохранителем Лапчатого? Впрочем, он за помощью не обращался, а сама я свои услуги предлагаю редко, только в самых исключительных случаях.

Слежку я увидела только после обеда. «Хвост» шел за нами с завидным профессионализмом. Я чисто интуитивно засекла следящего, просто пару раз машина не успевала скрыться за углом или в ближайшем дворике, и в зеркальце заднего вида мелькали ее очертания. К сожалению, рассмотреть не удалось не то что номеров, даже марку.

Солнце садилось, небо заволокло снеговыми тучами. Тяжелыми и серыми. В такой обстановке вычислить слежку еще сложнее. Хотя, конечно, можно. И я решила попытаться. Судя по всему, либо следили за мной, либо преследователь понял, что я «веду» Кобровича, и не стал заниматься двойной работой.

Я едва-едва видела машину Дмитрия Игоревича, темная «Ауди» сливалась с сумраком. Что уж там говорить о типе, ехавшем за мной! Он, вероятно, ориентировался исключительно по моей светлой «девяточке». А значит, пусть и дальше так же действует.

Дождавшись подходящего поворота, я резко дернула рулевое колесо. Вписалась. В поворот, я имею в виду, хотя могла и в бордюр, и в столб. Потому что дорога была не на шутку скользкой. И тут же снова свернула в какую-то темную глухую подворотню, услышав за спиной истошный визг тормозов — видно, мой преследователь тоже старательно вписывался в поворот. Грохота не последовало. Едва в арку, которую я миновала парой минут раньше, вкатилась машина, как я перекрыла выезд и выскочила из теплого салона, воинственно сжимая в ладони рукоять пистолета.

— Черт, черт, черт! — рявкнула я, яростно пнув попавшийся под ногу снежный ком. Но он оказался вовсе не снежным, а скорее ледяным, и я страшно отбила ногу. Хорошо еще, пальцы не сломала.

А причина такого перепада в моем настроении была сама по себе достаточно интересной: за нами с Кобровичем ехал Тушнинский собственной персоной! На своей черной неприметной «Ниве»!

— Таня, что все это значит?

Этот наглый тип вальяжно вышел из своей машины и смотрел на меня. Да еще и посмел требовать ответа!

— Какого… ты преследуешь Кобровича? — рявкнула я, воинственно размахивая пистолетом.

— Мне поднять руки вверх? — с искренним детским любопытством спросил Павел, иронично улыбаясь, но тут же неожиданно сменил мягкий спокойный тон на звериное рычание: — У меня встречный вопрос, и прекрати своей железкой размахивать.

Я послушно замерла, уставив дуло пистолета прямо в его мощный лоб. И тут только заметила, что сжимаю в руке не грозный «ПМ», а газовую его имитацию. Вот что значит спешить, собираясь на сыщицкую работу: утром второпях перепутала, не то оружие в сумку сунула.

А Павел осведомился холодно и сдержанно:

— Зачем тебе надо ездить за Кобровичем?

— Друга защищаешь? — ядовито процедила я. — Или хочешь его угробить? Слушай, а на кой черт тебе расправляться со всеми соучредителями фирмы «Мотор»? — поинтересовалась я и поразилась свежести своей мысли: вдруг все-таки Тушнинский грохнул Курского, теперь перешел на своего друга Кобровича, а там, глядишь, дело и до Лапчатого дойдет. Только вот зачем ему это надо, я не придумала пока.

— Ты дурная, — хмыкнул Павел беззлобно. — Димка жаловался, что за ним следят, я и решил проверить…

— Ну и как проверка? Удалась? Кроме меня, кого-нибудь вычислил?

— Нет, — с сожалением покачал головой Тушнинский. — А где Димка? Вы с ним договаривались о маневре?

— Нет, конечно, каким образом?

Я вскинула руки к вискам, ткнув холодный пистолетный ствол в щеку и поморщившись. И полетела к машине! Ведь если за Кобровичем и в самом деле следят, причем чертовски умело и удачливо, сейчас его могут убить. Вот в этот самый момент. И горе-сыщица похоронит своего клиента, первого в практике.

Тушнинский, видно, понял обуревавшие меня эмоции. Он тоже сел в машину, но я же закрыла своей «девяткой» въезд в арку! Разобраться хотела, как же! Вот и разобралась.

Развернуть машину, вдарить по газам, вписаться в поворот… И — понять, куда, черт возьми, поехал Кобрович! Вообще-то мы ехали по направлению к «Мотору». Так, может быть, он там и есть?

Я вдавила педаль глубже в пол. Дыхание сбивалось от несусветной скорости, усугубляемой гололедом. А если на работу он не приехал, то где же, черт возьми, искать Дмитрия Игоревича?

На этот вопрос своеобразно ответил Тушнинский. Он лихо обогнал меня, просигналил, и я понеслась за ним следом, заметив, что Павел размахивает в кабине сотовым. Насколько я поняла, он, в отличие от меня, знал номер мобильника Кобровича. Молодчинка.

Мы неслись, как на пожар, вспугивая встречные машины. Великолепная гонка, приличествующая скорее кассовому боевику. Но и это теперь — наша тарасовская действительность.

Все-таки моя «девяточка» не дотягивала до «Нивы» Тушнинского, у которой две ведущие оси, и он оторвался от меня.

Впереди я увидела распахнутые, точнее, снесенные его машиной ворота. Влетев в них и сделав последний поворот, я стремительно выкатилась из машины и сразу заметила, что Тушнинский лежит без движения на земле у стеночки. Но я удержала первый порыв — броситься к нему. Потому что в дальнем глухом конце двора, возле гаражной пристройки фирмы «Мотор», невыключенные фары «Нивы» озаряли страшную сцену. Кобрович прижался к стене, а на него с ножом в ладони шел Лапчатый. Вот вам и гусь…

Ох, как же я пожалела, что не верный «пээмчик» лежал сейчас в моей сумке. «Макаров» был бы сейчас очень кстати. А газовый пистолет, примени его в данный момент, прежде всего вывел бы из строя меня — ветер дул как раз мне в лицо. Но, может, и «железка», как обозвал мой газовый пистолетик Павел, сейчас сгодится? Все эти мысли и чувства молнией пронеслись в голове, а моя рука уже сжимала рукоятку пусть газового, но пистолета.

— Стоять! — рявкнула я, бросаясь к парочке и размахивая этой видимостью оружия.

Лапчатый обернулся, увидел в моей руке пистолет и, что-то пробурчав, ринулся в сторону. Уйдет же, я не успею машину вывести!

А Лапчатый направлялся явно к Пашкиной «Ниве». По пути он попытался смести меня с дороги и взмахнул рукой. Я шарахнула ему по челюсти, разом вспомнив, чему в секции карате учили. Но, к сожалению, промазала — фары слишком сильно бликовали на снегу, и рука моя едва скользнула по скуле Романа Алексеевича, что, простите, было однозначно нападению на медведя с пластмассовой вилкой вместо рогатины. Лапчатый только слегка покачнулся. Решив со мной не сражаться, он сгруппировался и помчался к машине. А я с трудом удержала равновесие. Но потом сразу побежала за ним.

Я почти догнала улепетывавшего со всех ног Романа Алексеевича, но поскользнулась и вцепилась в его куртку. Лапчатый выскользнул из хватки моих пальцев и… умчался в никуда. В общем, куда точно он отбыл, разберемся. Просто он плюхнулся в Пашкину «Ниву» и рванул к дороге. А я побежала к своей «девятке».

— Что здесь произошло? — рявкнула я на Кобровича, который сидел, прислонившись к стене. Я судорожно пыталась завести машину, но она, кажется, успела подмерзнуть. Я бы с удовольствием поймала сейчас попутку, но, к несчастью, в этом тупичке никто не ездил. Терзая стартер, я слушала рассказ Дмитрия Игоревича.

— Я пришел в офис, Лапчатый сказал, что слышал шум в гаражах. Я купился, как младенец, и мы пошли посмотреть на этот шум. Совсем забыл, что сегодня водители разошлись раньше и на всей территории никого нет, — тихо и медленно, словно с трудом вспоминая слова, вещал Кобрович. — Это Лапчатый убил Курского, потому что хотел продать фирму, а мы не хотели. Он бы и меня убил, только надеялся, наверное, что уговорит меня. Да еще ведь часть бумаг по фирме так и осталась у Ильи.

Двигатель наконец завелся, и я взглянула на Павла. Он был жив. Когда я осветила его фарами, разворачивая машину, он оторвал голову от снега и улыбнулся, поднимаясь и потирая затылок. Ну и зараза этот Тушнинский, чтоб его черти съели! Не смог сладить с Лапчатым, который вдвое слабее его!

Я притормозила возле него на секунду.

— Ушел? — мрачно спросил Тушнинский.

— Нет, закопали, — бросила я в ответ. — Как же этот гусь тебя обездвижил?

— Они с Димкой о чем-то разговаривали, я подошел, и тут на меня кирпич свалился. Со стены.

Я подняла взгляд на стену — то самое место, где я перебиралась через нее ночью. Наверное, один из кирпичей и расшатался под моим весом.

С трудом сдержав истерический смех, я буркнула Тушнинскому, сделавшему шаг к машине:

— Дальше, Паша, моя работа. Не лезь, ладно? Лучше доставь Кобровича домой.

— Я и не собирался сопровождать вас, мадам, — ехидно бросил Тушнинский, попытавшись гордо вскинуть голову, и тут же скривился от боли.

Нажав на газ, я буквально выскользнула из ворот и выехала на трассу. Вцепившись в руль и с трудом удерживая машину на покрытом льдом асфальте, я ехала вслед за Лапчатым, не слишком надеясь, что успею его настигнуть. Но потерять я его не могла — здесь была, к моему великому счастью, только одна дорога.

И тут я вспомнила о тех, кто может и даже обязан оказать мне помощь. И позвонила Терехову.

— Темыч? Это Татьяна, — представилась я, услышав голос бывшего клиента. Одновременно я давила на педаль газа, вглядываясь вперед и, кажется, замечая, что далеко впереди поблескивают задние огоньки Пашкиной «Нивы».

— Танюх, какие новости?

— Отличные, я нашла убийцу Курского.

— Там же, где и самого Курского? — подозрительно спросил Темыч. Я не выдержала, все-таки рассмеялась. После чего предложила Артему:

— Есть под рукой какая-нибудь нормальная тачка? Возьми братков и догоняй меня, я на… — и я назвала дорогу, по которой ехала в данный момент. Думаю, хорошая машина быстро догонит мою «девяточку».

— Конечно, лады.

— Не прерывай связи, буду снабжать тебя новой информацией, — посоветовала я.

Действительно, вскоре меня нагнал огромный джип, из окна которого высунулась голова Темыча. И в сотовом, который я трепетно зажала между плечом и ухом, прозвучал его голос:

— Танюх, на какой он тачке?

— На черной «Ниве», — ответила я спокойно. Теперь я и в самом деле была спокойна.

— И кто он? — поинтересовался Темыч, обгоняя меня.

— Роман Алексеевич Лапчатый, один из соучредителей фирмы.

— Постой, Танюх, ты уверена, что это Лапчатый? В смысле, Курского убил и денежки увел?

— Ну да, — ответила я, глядя, как бледнеют, удаляясь, габаритные огни джипа.

Мы ехали по трассе. Честно говоря, гонка начала меня утомлять. Это на телеэкране хорошо наблюдать за героями, рассекающими города и веси. А в жизни, уверяю вас, приятного мало мотаться туда-сюда да гоняться за кем-то.

В мембране сотового слышалось напряженное сопение Темыча — он никому не доверил столь важное дело, как погоня за должником, и вел машину сам.

— Да, Тем, мне надо будет задать ему несколько вопросов. А потом он целиком и полностью ваш, хорошо? — вспомнив кое-что, прервала я молчание.

Терехов согласился бы и на канкан со стриптизом — ведь впереди маячили его денежки. Нельзя, нельзя быть таким жадным. Вот Курский жадничал — и все, убит. Лапчатый тоже дожадничался — и, кажется, тоже будет убит. Вообще-то, Романа Алексеевича мне ни чуточки не жаль, даже если он превратится в хладный трупик. Хотя вряд ли допущу это — все-таки кое-какие моральные принципы в моем организме еще присутствуют.

Кстати, надо позаботиться и о Терехове. Не слишком-то я ему доверяю. Он, между прочим, вполне мог бы угробить Ольгу Георгиевну, а может быть, и меня в придачу, не окажись я случайно его спасительницей.

А вдруг у Лапчатого денег не окажется и Артем вновь переключится на Ларионову? Мне бы не хотелось, чтобы моя клиентка пострадала.

Ну ладно, сейчас главное — нагнать Лапчатого. Однако Роман Алексеевич далеко успел ускакать на Пашкиной «Ниве». Что-то долго мы едем…

Когда мы выехали из города и оказались на широкой трассе, Терехов, видимо, вдавил в пол педаль газа, и его джип развил прямо-таки фантастическую скорость. Мне пришлось тоже надавить на педаль, чтобы не слишком отставать. А то, глядишь, Тема разозлится и угробит Лапчатого раньше, чем надо.

Ну что у меня за жизнь такая сумасшедшая? Весь день в разъездах, в слежке… Даже попа, извините, уже успела приобрести квадратную форму. Мышцы ныли, руки и ноги чуть подрагивали от напряжения.

Впереди засияли номерные знаки машины, отразив свет фар джипа, на хвосте у которого я старательно висела. Я сощурилась и увидела знакомую «Ниву» Павла совсем близко.

Терехов, естественно, тоже увидел объект преследования. Он выругался, даже не подумав отключить сотовый, и произвел рискованный маневр — вдарил по газам, так что мощный джип с легкостью, как стоячую, обогнал «Ниву», а потом сразу же лихо развернулся поперек дороги и затормозил. У Лапчатого не выдержали нервы, и правильно — «Нива» при столкновении будет всмятку вместе с водителем, а джип отделается парой-тройкой вмятин и царапин. Вот Роман Алексеевич и попытался объехать джип по обочине, стремительно свернув в сторону. Но малость не рассчитал — под снегом скрывалась ледяная корка. Он потерял управление, и машина съехала в низинку. Я остановилась у обочины, как законопослушная особа. И вышла на свежий воздух, с трудом переступая дрожащими ногами.

Терехов не растерялся — на ходу вытаскивая пистолет, выскочил из машины. Вслед за ним понеслись и его подручные с квадратными физиономиями — блондин и рыжеватый.

Это только на словах все происходит очень долго, растянуто, а в действии события стремительно сменяли друг друга. Я не успела рассмотреть, каким же образом Лапчатого вытащили из машины. Увидела только одного из братков, прижимающего руку к телу. По рукаву куртки стекала кровь. Терехов размахнулся, и лезвие ножа сверкнуло в свете фар, выскользнув из пальцев Лапчатого.

Романа Алексеевича скрутили, и Артем окликнул меня:

— Танюш, ты хотела с ним поговорить? Иди, а потом мы с ним разберемся.

Я спустилась с обочины и, увидев, что Лапчатый надежно связан найденными в багажнике «Нивы» резиновыми канатами, предложила:

— Артем, вытащите, пожалуйста, «Ниву» из канавы. Мне надо будет вернуть машину владельцу. А мы с Романом Алексеевичем пока побеседуем, — уже обращаясь исключительно к Лапчатому, обманчиво-ласково прощебетала я. И коварно улыбнулась.

Терехов кивнул браткам, и вся троица отправилась разбираться с машиной. Надеюсь, «Нива» не слишком пострадала. Не хотелось бы причинять неудобства Тушнинскому.

Надо сказать, Роман Алексеевич присутствия духа не потерял. Он смотрел на меня со смесью скептицизма и восхищения. И еле заметно улыбался, с трудом кривя разбитые губы. Его прозрачно-зеленые глаза поблескивали.

* * *

Мы поговорили. И я узнала всю подноготную этой истории. А ларчик просто открывался — Лапчатому безумно хотелось продать фирму «Мотор», он устал от тяжкого бремени руководителя. Но без согласия остальных соучредителей нельзя было это сделать. Кобрович как бы колебался — не возражал категорично, но и не поддерживал идею Лапчатого. Единственной настоящей помехой был Илья Курский.

Лапчатый попытался выкинуть Курского из правления, подстроив аварию с машиной, в которой погиб водитель. Роман Алексеевич что-то сделал с тормозной системой, и груженую машину занесло на трассе. Но Илья Станиславович Курский оказался не так прост — нашел деньги и вернул стоимость машины и груза.

Лапчатый снова и снова пытался уговорить несговорчивого партнера на продажу фирмы «Мотор». Но Курский на увещевания не поддавался…

— У меня просто не было выхода. Мне нужны были деньги, и мне не хотелось — надоело! — заниматься бизнесом, — так объяснил свои действия Роман Алексеевич.

Лапчатый выследил Курского, последовал за ним в аэропорт и убил.

— А как же ваше алиби? — спросила я, вспомнив, что по отношению к алиби Лапчатого ни у кого не возникло ни малейшего подозрения. Ведь Кирьянов проверил Романа Алексеевича и выяснил, что тот всю ночь провел в компании друзей. И машину свою со стоянки не трогал.

— Я же бывший водитель, — хмыкнул Лапчатый снисходительно, и меня чуть ли не восхитила его сдержанность перед лицом если не смерти, то очень серьезных проблем. — Мне ничего не стоило выйти через черный ход и вскрыть замок стоявшей неподалеку машины.

— А если бы владелец машины вернулся?

— Ничего подобного, — помотал головой Лапчатый, с трудом шевеля разбитыми губами. — Колеса этой машины почти вмерзли в снег, и никаких следов вокруг. Риска практически не было.

Так, с убийством Курского разобрались. Теперь темных пятен в этой истории не существовало.

— Роман Алексеевич, — решила я прояснить еще один вопрос, — а почему вы медлили с Дмитрием Игоревичем?

— Ну, это просто. Дима забрал документы у Курского, но утверждал, что только часть. И я предполагал, что он по какой-то причине не хочет отдавать мне документацию. А без этих бумаг продать фирму не удалось бы. И я предпочитал следить, наблюдать за ним.

— Вы следили за ним сами?

— Конечно, в такие дела чужаков не посвящают, — как малолетке, объяснил мне Лапчатый.

— Скажите, а не проще было забрать свою долю из дела и бросить фирму? — Вопрос этот вылетел сам по себе, автоматически.

— Не проще. Моя доля не настолько велика, — пожал плечами Лапчатый. — Неужели вы думаете, что мне нужна такая мелочь? А фирма у нас достаточно раскрученная, ее можно было продать за хорошие деньги.

Завершив разговор, я села в выведенную на трассу «Ниву» Тушнинского и попрощалась с Тереховым. Свою машину я оставила на обочине, закрыв и поставив на сигнализацию.

Терехов с алчно сверкающими глазами направился к Лапчатому. Ну все, кажется, Роману Алексеевичу не жить. Терехов шутить не любит, что сейчас особенно явственно было заметно по его физиономии. Но нет, я смертоубийства не допущу.

Отъехав подальше, чтобы не бросаться в глаза оставшимся на трассе браткам, я остановилась и набрала на мобильнике номер телефона Кири. Вот теперь мне очень даже понадобится помощь Владимира. Надо обезопасить Ольгу Георгиевну Ларионову. Она же пока является моей клиенткой!

— Танюш, представляешь, мы обнаружили чемодан! Только я не мог до тебя дозвониться, — услышав мой голос, ликующе сообщил Кирьянов.

Я внимательно слушала, скольких трудов им это стоило — найти вещички Курского в аэропортовской камере хранения. Но дело оказалось чертовски полезным: в чемодане обнаружены документы фирмы «Мотор», а в блокноте — номер банковского счета. Счет милиция проверила. В общем, сумма точь-в-точь совпадала с той, которую Курский занимал у своего друга Шапрыгина под предлогом возврата долга Терехову.

Выслушав тираду, посвященную находкам в чемодане, я попросила Кирю отправить на трассу, где я сейчас находилась, группу захвата, и как можно быстрее. Я предполагала, что милиция успеет вовремя — Темыч будет долго общаться с Лапчатым. Но на всякий случай сообщила номер тереховского джипа. Заодно я попросила Кирю забрать мою машину — пусть лучше постоит на служебной стоянке у милиции, чем на обочине в чистом поле.

Вот чем мне нравится Владимир — в экстремальных ситуациях он никогда не задает лишних вопросов, ничего не уточняет. Просто начинает действовать. Я попросила Кирьянова перезвонить мне, и он пообещал, что «как только, так сразу».

Сделав все, что могла, я погнала «Ниву» к дому Тушнинского. Одно дело все еще осталось нерешенным. Нужно вернуть машину и, возможно, пообщаться с Павлом.

При одном только воспоминании о нем у меня похолодела спина, а руки на теплом руле чуть дрогнули. Ну и что теперь? Да, нравится мне этот тип, и все тут. Дело я закончила, значит, могу расслабиться. Почему бы и нет? Отдых всем полезен. А за это дело я успела потерять много нервных клеток и получить несколько травм.

Вспомнив еще об одном упущенном моменте, я настучала на мобильнике номер телефона Ларионовой и сообщила ей последние новости, пообещав заехать завтра, чтобы рассказать о происшедших событиях подробнее.

Я остановила «Ниву» у дома Тушнинского. Вылезла из Пашиной машины и поднялась к его квартире. Надавила на звонок.

— Привет, уже вернулась? — открыв дверь, усмехнулся Тушнинский. Серо-голубые глаза непонятно сверкнули. То ли он рад меня видеть, то ли наоборот — его не поймешь.

— Ага, вернулась, — кивнула я. — Как Кобрович?

— Да ничего, Димка — парень живучий. Потребуются его показания в суде?

— Возможно, — устало улыбнулась я. — Наверное, да. Я ключи от «Нивы» принесла. Кстати, твоя машина несколько пострадала — она побывала в кювете.

— Ну ничего, починю. Может быть, ты зайдешь? — несколько поздновато предложил Павел.

— Зачем? — как бы удивилась я и зашла в милую, но чуточку захламленную прихожую и прислонилась к стене.

— Я хотел отдать тебе одну вещь. Может быть, пригодится… — произнес Павел и потопал в глубину квартиры.

«Мне бы пригодился ты сам», — чуть было не сказала я, но удержалась. Попыталась понять, о какой вещи он говорит. И удивленно вскинула брови, будто он мог меня видеть. Ну почему рядом с этим типом я веду себя не вполне адекватно?

И сама себе ответила: просто увлеклись вы этим гибридом обаяшки с обезьяной, Татьяна Александровна. Откровенно и банально увлеклись.

Тушнинский вернулся, протянул ко мне руку и раскрыл свою огромную ладонь. Я снова приподняла брови, выражая недоумение. И ошарашенно присвистнула.

Господи, совсем про него забыла! А ведь это я и предполагала.

На ручище Павла лежал маленький черный приборчик.

— Это же твое? — спросил Тушнинский иронично. — Пригодится?

— Да, спасибо, — я покачала головой. И укоризненно произнесла: — Ну нельзя же вредить расследованию! Зачем ты его забрал?

— Не люблю, когда кто-то действует за моей спиной, — серьезно и проникновенно ответил Павел. — А теперь забирай.

Я осторожно взяла «жучок» с его ладони, словно приборчик мог меня укусить. Но, все же прикоснувшись пальцами к руке Павла, я ощутила странное умиротворение.

— Поужинаешь со мной? — он спросил это небрежно, глаза блестели обычной насмешкой. Будто ему глубоко наплевать на мой ответ и на меня саму в том числе. А может, так оно и есть?

Я, не ожидая того сама, ощутила болезненный укол досады, мгновенно переросший в злость.

— Ну если ты так настаиваешь… — в тон ему насмешливо ответила я, с достоинством кивнув.

Павел засмеялся, не выпуская моих пальцев из своей теплой ладони. В светлых глазах его заиграли искорки.

— Танечка, не ершись, — усмехнулся он. И предложил: — Поехали, я тебя отвезу!

— Доберусь сама, — гордо отказалась я. И предложила, на миг перестав себя уважать: — Позвони, когда решишь уточнить время ужина.

— Позвоню.

И я вышла из квартиры Тушнинского, ощущая внутри странную смесь досады с облегчением и детской радостью. И задумалась — как же я собираюсь самостоятельно добираться до дома? Почему-то из головы совершенно вылетело, что моя машина стоит на обочине дороги на выезде из города.

Тушнинский нагнал меня. И, разумеется, отвез домой.

* * *

Терехова арестовали за зверское избиение и попытку убийства господина Лапчатого. Лапчатого арестовали, естественно, тоже — за убийство Курского и за попытку убийства Кобровича. Запись диктофонной беседы с ним пригодилась в суде, ведь записывала свою последнюю беседу с ним я. Кстати, Роман Алексеевич поранил ножом руку одного из братков Темыча, что тоже не служило смягчающим обстоятельством.

Ольгу Георгиевну Ларионову завершение расследования вполне удовлетворило. Постепенно она успокоилась после смерти своего супруга и с головой окунулась в школьную жизнь.

С арестом Лапчатый потерял все свои права на фирму, так что Кобровича мои действия устроили вдвойне — ведь теперь он был полноправным владельцем «Мотора», чего не ожидал и к чему никогда не стремился.

А мне заплатили за все мои труды, в том числе и за риск. И теперь я потягивала великолепный кофе, курила сигареты, собираясь привести себя в порядок. После того, как мой бумажник потолстел, даже травмы беспокоили не так сильно. Огромный синяк на спине успел поблекнуть. Царапины на бедре почти затянулись и уже не саднили, как поначалу.

Все-таки я и мои магические «косточки» — команда. Без них было бы сложнее.

А вообще… Финал этой истории меня вполне устроил. Терехов не будет больше приставать к Ларионовой. Лапчатый больше никого не угробит, ему предстоит долго сидеть за решеткой. Артем и его братки, к счастью, не успели убить Лапчатого. Денег они из него так и не вытрясли, но им тоже придется посидеть.

Я бы подвела итоги так: не стоило им всем быть такими жадными.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Реклама на сайте