«Дамский пасьянс»

Марина Серова Дамский пасьянс

Пролог

Справедливо все-таки расхожее мнение о том, что женщины живучи как кошки. Они, может быть, физически и менее сильны, чем мужчины, им сложно поднимать тяжелое и вообще давать своему телу какие-то сиюминутные атлетические нагрузки, но в выносливости и умении переживать физическую боль — вы меня извините!

Общеизвестно, что в больницах боль лучше переносят женщины. Мужики, обычно все такие из себя суровые — лишнюю слезу не проронят, — в таких проблематичных для своего здоровья ситуациях сразу раскисают и становятся капризнее, чем барышни из романов Тургенева.

А женщины — они в России и лошадку могут на скаку остановить, и в случае пожара не оплошать…

…Эти мысли пришли мне на ум совершенно неожиданно, когда я тихо сидела у себя в квартире и смотрела в окно. Стоял август, лето еще не кончилось, и хотелось верить, что я еще успею как следует отдохнуть.

Один раз я собиралась это сделать два месяца назад, в июне. И какие были благие намерения! Однако вместо этого… меня ожидали приключения на грани жизни и смерти.

Я закрыла глаза и снова вспомнила ту ночь…

…Тогда мое возвращение в реальный мир сопровождалось какими-то потусторонними голосами, говорящими непонятные слова — я не улавливала их смысла, — и методичным звуком работающего мотора.

Периодически звуковую картину дополняли мерные всплески. Чувствовала я себя крайне дискомфортно: болела и кружилась голова, зудило и саднило тело. Кроме того, я ощущала некое покачивание, как будто находилась в море, и от этого меня слегка подташнивало.

Я осторожно открыла глаза и увидела перед собой звездное небо. А немного погодя поняла, что лежала на чем-то твердом и мокром. Мой правый бок упирался в брусчатую деревяшку, похожую на ту, что обычно используют в ванных комнатах в качестве подставки для ног. Слева же от меня лежал спасательный круг. На нем большими буквами было написано «ОВЕН».

Постепенно приходя в себя, я поняла, что нахожусь в лодке, которая с большой скоростью движется по водным просторам. Стало понятно, откуда доносились звуки мерно работающего мотора и всплески воды. Я чуть приподняла свою потяжелевшую голову и увидела, что впереди на скамейке сидят двое мужчин. Был виден еще и третий, который сидел за рулем и управлял лодкой.

Обстановку я оценила довольно быстро, несмотря на жуткую боль в голове да и во всем теле. Общее состояние мое, мягко говоря, не внушало оптимизма. Вероятнее всего, эти мужчины, силуэты которых виднелись впереди, везут меня в последний путь.

Волга, ночь, одинокий катер, я почти в бессознательном состоянии. Намерения неизвестных в принципе ясны. Однако умирать мне, ей-богу, не хотелось…

…«Да, не хотелось», — вздохнула я. Не хотелось тогда, не хочется и сейчас, когда все, что всплыло в моей памяти, уже покрылось следами прожитых дней.

Я посмотрела в окно. Небо застилали тучи, в воздухе стало нечем дышать, словом, налицо были все признаки собирающегося грянуть во всей своей мощи ливня.

Прямо как тогда, в тот самый вечер месяца два назад, с чего, собственно, все и началось…

Глава 1

«А за окном-то дождь собирается!» — хмуро подумала я, глядя на сгустившиеся тучи и ощущая необыкновенную духоту в воздухе. Обидно было, что только недавно я развесила белье на балконе, и надо же! Сплюнув с досады, я отвернулась от этого неинтересного пейзажа за окном.

На дворе стоял конец июня, самое светлое в плане солнечных лучей время и одновременно самое жаркое и невыносимое.

В тот вечер я собиралась развеяться и поехать в гости к своему знакомому психологу. Помимо того, что он иногда оказывал мне услуги чисто профессионального характера (снимал стрессы, полученные в результате слишком активного времяпрепровождения в качестве частного детектива), Толик, ко всему прочему, был неплохим массажистом. А у меня что-то со спиной в последнее время стало плоховато — побаливает…

Ну а помимо этих способностей, Толик обладал еще и необыкновенной энергией, всегда был жизнерадостен и заражал этим людей, которые с ним общались. Энергия его, кстати сказать, концентрировалась в основном в нижней части тела, и это тоже меня периодически радовало. Общение с ним носило вполне дружеский характер и было лишено какого-либо меркантильного оттенка. По крайней мере, с моей стороны. По его же собственному признанию, он был готов предоставить женщине только «сокровища души и тела», о деньгах он и не говорил. Впрочем, что возьмешь с бедного психолога!

В деньгах, собственно говоря, я не нуждалась. Только что я успешно закончила очередное дело, и мною овладело несколько разгульное настроение — промотать денежки, съездить куда-нибудь, то есть развеяться на полную катушку. Может быть, после этого и спина пройдет… Только вот, как оказалось, ехать-то мне и не с кем.

Постоянных друзей (имею в виду мужчин) я старалась принципиально не заводить. Потому что мужчины такие существа, которым всегда чего-то не хватает. Сначала они довольствуются тем, что их просто не послали куда подальше. Потом радуются, что их общество даме приятно и она позволяет себя соблазнить. После того как это наконец происходит, возможны два варианта.

Первый — это когда женщина становится неинтересной, поскольку, кроме стандартного постельного набора, ничего мужчине больше дать не может.

Второй — и это, разумеется, более характерно для моей персоны — когда мужчина начинает бороться за то, чтобы обладать женщиной все больше и больше. То есть начинает рассматривать ее как свою собственность. А я никогда не была сторонницей рабовладельческого строя! Еще чего!

Ему уже не нравится, когда дама не хочет говорить ему о том, где была, скажем, накануне вечером, будто она обязана ему это докладывать. Потом начинаются претензии по поводу того, что его любят как-то не так, как ему хотелось бы… Ему уже подавай все самое лучшее. А если попадется какой-нибудь консервативно ориентированный дурак, то пристанет еще по поводу того, что суп недосоленный или картошка, видите ли, подгорела. Да тьфу на вас всех!

Учитывая специфику моей профессии, я вообще все вышеперечисленные заморочки терпеть не могу просто потому, что это начинает сильно мешать работе. А следовательно, и моей жизни тоже.

Но с кем же все-таки съездить отдохнуть?..

Я села в кресло и не спеша взяла с подоконника пачку «Мальборо лайт», выбила из нее сигарету и закурила. На улице уже совсем стемнело, откуда-то издалека доносились раскаты грома, а в комнату мою сквозь сетку балконной двери ворвался легкий ветерок, почти наверняка принесший с собой комаров и бабочек. Плюнуть хочется на этот июнь!

Если грянул гром, значит, скоро разразится гроза. Естественно, в такую погоду я уже никуда не поеду. Стало быть, будет потерян как минимум час. Я рассеянно зевнула и посмотрела на настенные часы. Если это так, то встреча с Толиком переносится где-то на время поближе к полуночи. Еще неизвестно, кстати, будет ли он меня ждать. Скорее всего отправится к одной из своих многочисленных любовниц. И ему позвонить нельзя, потому что живет он в квартире без телефона.

«А может быть, отправиться на юг с женщиной?» — внезапно пришла мне в голову свежая мысль.

То есть поступить, скажем так, нестандартно. Не в смысле смены половой ориентации, а просто поехать отдыхать с подругой.

Но опять же здесь свои проблемы… Моя работа, которая не позволяет мне заводить постоянных подруг. Я предпочитаю даже перед близкими людьми особо не распространяться насчет своей деятельности. К тому же подруги моего возраста почти все замужем, все обложены памперсами и сникерсами, контролируются мужьями и, ко всему прочему, не обладают средствами, достаточными для поездок на море.

Единственно, кто меня может поддержать в этом деле, это, наверное, Катя Семенова.

Я вспомнила, что моя давняя подруга еще по институту недавно развелась и в настоящее время страдает от неудобств вследствие своей нестабильной личной жизни. Дама она весьма коммуникабельная, да и материально не будет слишком непосильной обузой. Потому что, хоть и рухнула ее семейная жизнь, финансовое положение после этого заметно выровнялось. Даже если я и пойду на то, чтобы оплатить ей, скажем, половину дороги, на вторую половину и на шоколадку у нее денег точно хватит.

Я подобрала с пола свою записную книжку, открыла ее, нашла нужную страницу и набрала Катин номер. Через несколько секунд я услышала в трубке нежный женский голос:

— Да!

В этот момент я поняла, почему многие мужчины так западают на Катю. Этот голос c первой же секунды прямо-таки располагает к себе. В нем хотелось раствориться и слушать, слушать, слушать… И это оценила я, женщина. Можно себе представить, что ощущает мужчина… Правда, остается открытым вопрос, почему с ней никто из этих мужчин долго не уживается.

— Катенька, здравствуй! Это Таня Иванова тебя беспокоит. Как твои дела?

— Ой, дела!.. — вздохнула Катя. — Что дела! Вот недавно познакомилась с иностранцем, чехом, может быть, уеду за границу…

— Рада за тебя, — улыбнулась я.

— Я тоже, — рассмеялась она. — А то в нашем разлюбезном отечестве в последнее время стало что-то уж совсем скучно…

— А я, знаешь ли, хотела пригласить тебя съездить на юг вместе со мной, без мужиков.

— Идея неплохая, — посерьезнела Катя. — Только у меня проблемы с деньгами.

— Думаю, их можно решить. Мне просто скучно одной, мужики надоели, а мы с тобой не так часто общаемся. Может быть, на недельку рванем? Беру на себя половину расходов!

На том конце воцарилось молчание. Несмотря на ангелоподобный голосок и очень женственное поведение, в душе Катюша была достаточно жесткой и меркантильной женщиной.

— Нет, ты знаешь, не могу, — пропела она, видимо, взвесив все «за» и «против» и еще все «может быть». — Дело в том, что мой Вацлав, ну, в смысле тот, с кем я недавно познакомилась… короче говоря, чех, он еще не созрел, чтобы ждать меня целую неделю…

— Поработать с ним еще нужно, что ли? — не поняла я.

Катя засмеялась и сквозь смех выдавила:

— Танька, ты мне нравишься за то, что все понимаешь с полуслова…

— Значит, мне придется ехать одной, — вздохнула я.

— Зачем одной? Ты, кстати, знаешь, что Ирка Лейкина вернулась в город?

— Ирка? — удивилась я.

Мы вместе с Ириной Лейкиной и Катей Семеновой дружили в институте. После его окончания судьба распорядилась таким образом, что Ира уехала с мужем куда-то в Белоруссию, а мы с Катей остались в Тарасове.

— Она что, приехала в отпуск? — спросила я.

— Нет, кажется, навсегда. Разошлась со своим мужем, ей просто осточертело его разгильдяйство. Ребенка она отвезла к каким-то родственникам в район, сейчас живет здесь одна. Уже давно, месяца три, наверное… Я разве тебе не говорила?

— Нет, не говорила…

— Да что ты! Вот тебе и прекрасный повод, чтобы встретиться со старой подругой. Кстати, и деньги, по-моему, у нее есть. Сейчас я тебе дам ее телефон и адрес.

Катя на минуту прервала наш разговор, залезла, видимо, в свою записную книжку и наконец продиктовала мне номер и адрес Ирины.

Мы поболтали еще минут пять и договорились о встрече где-нибудь дней через десять, когда я вернусь с моря, а она за это время «поработает» со своим новым Ромео по имени Вацлав, чтобы быть до конца уверенной в своей надежной будущей жизни в тихой, сытой и благополучной Чехии.

Посидев еще немного в кресле и понаблюдав за буйством молний за окном, я не спеша выпила чашечку черного кофе. Под аккомпанемент проливного дождя набрала номер телефона Лейкиной. Увы, на том конце провода меня ждали только длинные гудки…

…В тот вечер я еще несколько раз набирала номер телефона своей старой подруги Ирины, но судьба не благоволила ко мне. В последний раз я пробовала соединиться с ней где-то в час ночи.

«Наверное, где-то загуляла, женщина ведь свободная…» — подумала я, уже засыпая.

* * *

Утром следующего дня я решила поехать сразу по Ирининому адресу. Пускай встреча старых подруг будет неожиданной!

Ирина жила на самой окраине Заводского района, вдали от исторического центра города. Я поднялась на третий этаж старой панельной пятиэтажки и нажала на кнопку звонка. Увы, и на этот раз мне не повезло: за дверью царили тишина и безмолвие.

Внутренне я рассердилась на себя за собственную нерациональность и наивность. Как будто меня здесь ждали! Ну что стоило еще раз набрать номер и убедиться в том, что ее нет дома! Гнать машину через весь город, чтобы в результате торчать у закрытой двери!

Я уже собралась было уходить, как медленно открылась обшарпанная дверь соседней квартиры, и оттуда выползла толстая женщина средних лет, в бесформенном синем ситцевом платье, держащая в руках две авоськи, до отказа набитые какими-то газетными свертками.

Она подозрительно и недоброжелательно посмотрела на меня.

Эта милая пожилая дама являла собой очень распространенный в наших широтах тип женщин, которых я про себя окрестила «тетками».

Как правило, это были рано располневшие, погрязшие в быту женщины, которые разнообразят свою жизнь лишь подъездными и служебными сплетнями. Со временем они превращаются в так называемых «бабок», которые сидят на скамеечке у подъезда и всегда в курсе всех событий в радиусе ста метров от вышеупомянутой скамеечки. Если ко всему прочему они еще и не очень эмоционально устойчивы, то к старости становятся необыкновенно религиозными и в церкви неодобрительно поглядывают на молодух, осмеливающихся приходить туда с непокрытыми головами и в джинсах. В автобусах такие тетки и бабки неусыпно следят за тем, чтобы старшим уступали место; приходят в восторг от одного вида маленьких детей, считают женщин, имеющих любовников, непорядочными и полагают, что самое дорогое в жизни — это иметь однокомнатную, а лучше двухкомнатную квартиру с балконом, холодильником и серым котом на подоконнике.

Словом, передо мной явилось средоточие консервативного менталитета городской России.

Я ответила соответственно — гордым и независимым взглядом уверенной в себе женщины неполных тридцати лет. Тетка со своими авоськами уже собиралась пройти мимо меня, как что-то неожиданно удержало ее. Я решила, что ей, видимо, просто было скучно, и она вступила в разговор с незнакомым человеком.

— Вы к Ирине, что ли, пришли? — поинтересовалась она, метнув в меня любопытный взгляд.

В мои планы никак не входило общение с пожилыми соседками моей подруги, однако, чуть улыбнувшись, я ответила, чтобы не выглядеть уж совершенно невежливой в ее глазах:

— Да!

— Вы ее подруга?

Я вздохнула, подумав, что, похоже, тетка настроилась на целый допрос.

— Да, — с такой же независимой интонацией кратко произнесла я.

— Вы что ж, совсем ничего про нее не знаете? — с каким-то непонятным превосходством спросила тетка.

— А что я должна знать? — удивилась я.

Тетка поставила авоськи на бетонный подъездный пол и тяжело вздохнула.

— Беда, дочка, у нас большая приключилась, — в голосе женщины послышались нотки дежурных причитаний. — Живешь-живешь и не знаешь…

— То есть? Чего не знаешь? — не поняла я.

— Так ведь уже четыре дня как преставилась Иринка-то! — достав платочек, проговорила тетка.

Внутри у меня что-то екнуло.

— Как… преставилась? Кто… преставилась?

— Как кто? Иринка. О чем я тебе и говорю, — тетка жестом показала мне нечто, обозначающее удавку. — Такие вот дела, дочка.

— Ее задушили, что ли? — совершенно ошарашенная этой новостью, спросила я.

Мои пальцы сами собой полезли в сумочку, выискивая сигареты. Но я вовремя поняла, что дымить при этой тетке означало немедленно потерять с ней контакт: такие обычно не одобряют курящих женщин.

Соседка между тем отрицательно покачала головой.

— Са-ма, — она пристально взглянула мне в глаза. — Она са-ма… Вот грех-то какой! — тетка вытерла лоб платочком.

Буквально раздавленная услышанным, я не сразу нашлась что ответить. А собеседница моя, почти наслаждаясь эффектом, который произвела своим сообщением, тоже молчала и смотрела на меня, продолжая сокрушенно покачивать головой.

— Значит, самоубийство? — наконец выговорила я.

Вместо ответа соседка зачем-то огляделась по сторонам, хотя вокруг никого не было, и утвердительно кивнула головой.

— Где же все это произошло? — спросила я, чувствуя, как во мне просыпается детектив.

— Здесь, где же еще?! В этой самой хате, — ответила тетка и показала пальцем на дверь квартиры, где еще четыре дня назад жила Ирина.

— Это была ее квартира? — продолжила теперь уже я свой допрос.

— Не-ет, куда там! — протянула соседка. — Клавдия Ивановна сдавала ее, соседка моя. Она у дочери сейчас живет, вместе с зятем. Сдала хату через фирму, думала, все будет нормально, а вот что получилось… Теперь ей боязно здесь и жить-то будет, наверное… Сейчас ведь знаете время-то какое! Сдашь, а потом вот такое случится… Не ведаешь, как и жить-то на белом свете.

— А вы не знаете, почему она… Ирина… это… сделала с собой? — осторожно поинтересовалась я.

— Нет, ты что! Мы же с ней особо-то и не общались. Она ведь молодая, а мы старики. Вы ведь, молодежь, все между собой да между собой, мы вам, видите ли, неинтересны… — скороговоркой забрюзжала тетка.

— А вы не дадите мне телефон или адрес Клавдии Ивановны? — вдруг выпалила я неожиданно пришедшую мне в голову мысль.

— Клавдии Ивановны? — удивилась тетка. — А зачем? — ее взгляд опять стал подозрительным.

Я решила сказать правду:

— Понимаете, мы с Ириной не виделись очень давно. Я даже не знала, что она вернулась в наш город и сняла здесь квартиру. А так, может быть, Клавдия Ивановна мне подскажет, вдруг кто-то в гости к ней заходил… Словом, хочу найти ее знакомых.

Тетка рассматривала меня где-то с полминуты, будто делала рентген. Наконец, видимо, сочла, что моя внешность соответствует ее представлениям о порядочной девушке, и как-то неуверенно проговорила:

— Подождите, у меня ее телефон дома записан…

Она вернулась к себе в квартиру и, порывшись там не более минуты, вынесла мне бумажку с записанным на ней телефоном. Я поблагодарила и, дабы закрепить свое расположение к ней, помогла снести вниз одну из авосек, которая, кстати, оказалась достаточно тяжелой. У дверей подъезда я с ней распрощалась и пошла к своей машине.

Прямо оттуда я позвонила по сотовому той самой Клавдии Ивановне, у которой Ирина снимала квартиру. Мне долго пришлось продираться сквозь маразм и бестолковость мозгового процессора старшего поколения, прежде чем я смогла убедить свою собеседницу, что не будет ничего плохого, если она скажет мне название риелторской фирмы, через которую она сдавала квартиру. В ответ я выслушала еще одну длинную тираду о безалаберности представителей молодого поколения, которые только и делают, что пьют, мужиков к себе водят, а потом такое случается…

Я для приличия даже поддакнула несколько раз своей собеседнице, чем вызвала у нее активное желание продолжить разговор. Но тут уже мне пришлось напрягаться, чтобы его закончить. Наконец я выудила у нее название фирмы и закончила разговор. Отключив связь, я швырнула трубку на сиденье рядом, опустила голову на руль и задумалась.

Надо же, за окном солнце, летит тополиный пух, жизнь цветет всеми цветами радуги, а Иринки уже нет с нами, грустно подумала я.

В моем мозгу прокручивались картины не такого уж давнего институтского прошлого. Тогда Ирина Лейкина, брюнетка невысокого роста с острым носиком, была очень подвижной девушкой, смешливой заводилой нашей компании. Она придавала большое значение отношениям с противоположным полом, ставя на первое место надежность и, что немаловажно, потенциальную платежеспособность партнера. Словом, при всей своей кажущейся легкомысленности — за годы учебы она сменила с десяток любовников — она была достаточно вдумчивой девушкой. Но вместе с тем очень веселой и беззаботной. И трудно было себе представить, что она вдруг дойдет до того, что покончит с собой. Я попыталась мысленно увидеть эту сцену, но не смогла. Подобное просто не укладывалось в моей голове.

Освободившись наконец от видений, я бросила взгляд на свою сумочку. Надо, наверное, все-таки покурить… Может быть, хоть немного нервы успокою. Я открыла сумочку, но мой взгляд остановился не на пачке сигарет, а на гадальных костях.

Что, если спросить совета у высших сил, как-то рассеянно подумала я и бросила кости, хотя это происшествие и не имело никакого отношения к моей работе. Надо сказать, что я в последнее время обращалась к ним не только когда вела расследование, но и, как говорится, просто по жизни. То есть когда дело касалось отношений с мужчинами и различного рода спорных финансовых ситуаций.

Выпавшая комбинация в высшей степени меня озадачила и даже испугала:

33+1+21.

«Предостережение от близящегося зла».

Что это может означать? Вряд ли имеется в виду смерть подруги. Это скорее близящееся зло по отношению ко мне. Или кости намекают на то, что в этом деле не все чисто и что мне неизбежно придется столкнуться со злом, если я вплотную займусь самостоятельным расследованием?

Я решила для верности повторить и бросила кости еще раз.

34+5+24.

«Все новые и новые неприятности».

Что ж, к этому предострежению никак нельзя относиться скептически. Если мне два раза подряд выпали такие неблагоприятные прогнозы, это означает, что необходимо действовать, причем быстро и решительно.

Мчась домой с бешеной скоростью, я с трудом увернулась пару раз от ротозеев-прохожих, захотевших вдруг броситься под колеса моей машины. Дома я нашла справочник «Весь Тарасов», который не раз выручал меня в трудных ситуациях, когда нужно было найти какую-нибудь фирму, которых развелось в нашем городе, как грибов-поганок после дождя.

Риелторская фирма «Аглая» располагалась в центре города, недалеко от моего дома, и я была в ее офисе уже где-то полчаса спустя. Меня встретили сотрудники — молоденькие ребята в белоснежных рубашках. Внешне они очень напоминали киношных американских биржевых служащих. Впечатление усиливалось на фоне евродизайна, кондиционерной прохлады и дежурных улыбок персонала.

Вежливый молодой человек лет двадцати пяти, сразу же бросившийся мне навстречу, попросил меня присесть и спросил:

— Что желает милая девушка?

Я начала издалека:

— Милой девушке очень хотелось бы снять небольшую квартиру, пусть даже однокомнатную, где-нибудь в Заводском районе.

— Одну минуточку, — повел бровями молодой человек.

Он залез в компьютер и через полминуты выдал мне список однокомнатных квартир с адресами. Я пробежала его глазами и не обнаружила там адрес, по которому уже побывала сегодня.

— А вот если бы поближе к Нововолжскому шоссе… — взглянула я на парня.

Тот сделал озабоченную мину и почесал голову.

— Дело в том, что… Есть в том районе одна квартира, недавно освободилась. Но там проблемы с хозяйкой, она вроде больше не хочет ее сдавать.

— А почему?

— Да там какие-то нелады, что ли… Я не совсем в курсе, — уклончиво сказал парень. — Этим делом занимался другой сотрудник, он сейчас в отпуске.

— Так, может, позвонить хозяйке, и все нелады можно будет утрясти?

Парень с явной неохотой снова полез в компьютер, посмотрел там телефонный номер, который был уже мне знаком, и нервными движениями набрал комбинацию цифр на трубке.

Телефонный разговор протекал резко и нервно. На том конце провода скорее всего раздавались разного рода упреки, которые Клавдия Ивановна адресовала фирме. Парень пытался вставить что-то оправдывающее и его самого, и фирму «Аглая», но там не желали слушать, и он был вынужден прерываться. В данном случае упреки были совершенно не по адресу, но Клавдию Ивановну, очевидно, это не интересовало. Парень же, по моей милости, был вынужден упреки выслушивать, что явно не добавляло ему настроения.

После пятиминутных переговоров стало ясно, что хозяйка сдавать квартиру все же хочет, но с гарантией и только так, чтобы происшествий, подобных тому, что случилось недавно, в ее квартире больше не повторялось.

Выслушав пожелания хозяйки, молодой человек передал мне трубку. Клавдия Ивановна не узнала мой голос. Она разговаривала со мной как с клиенткой, и настрой у нее был исключительно меркантильный. Благодаря этому мы довольно быстро договорились о цене и месте встречи.

Уже выйдя из офиса фирмы, я подумала, что все произошло как-то сумбурно. Сначала я сама звонила Клавдии Ивановне, чтобы узнать адрес фирмы, а потом уже через фирму вышла снова на ту же Клавдию Ивановну. Отчасти я списала свои несколько непоследовательные действия на шок, полученный утром. Однако скоро поняла, что в этом был свой резон. Сняв квартиру, в которой закончила жизнь моя подруга, я постараюсь на месте провести необходимое расследование.

Этого я не смогла бы сделать, не получив ключа от квартиры. Клавдия Ивановна просто так мне бы его, конечно, не дала, в этом я была уверена на все сто процентов.

А покопаться в квартире было необходимо. Пускай даже потратив на это свои собственные деньги.

Все-таки я привыкла доверять костям, и к тому, что они подсказывали мне, я не могла отнестись скептически. Если дело не совсем чисто, значит, необходимо влезть в эту квартиру и узнать истину. Вот примерно этим я и руководствовалась. Тем более что речь шла о моей подруге, с которой меня связывали воспоминания молодости.

Клавдия Ивановна оказалась дородной женщиной лет шестидесяти. Как ни странно, но она явилась на свидание со мной накрашенной и завитой. Было видно, что блюсти женскую форму она не перестала и в этом плане выгодно отличалась от своей соседки, которая была гораздо моложе ее.

Однако все эти внешние проявления продвинутости «компенсировала» косность ума. Она бросала на меня подозрительные взгляды, как бы пытаясь определить, способна ли я доставить ей такие же хлопоты, как прошлая жилица.

Клавдия Ивановна провела меня по квартире, показала, где что лежит, что можно брать, а чего нельзя. Попутно она посетовала на то, что Ирина (прости господи, о покойнице-то!) водила сюда мужиков толпами, перебила ей какие-то очень ценные для нее бокалы и куда-то задевала алюминиевый таз, в котором она имела обыкновение варить варенье. Учитывая сезон, данное обстоятельство особенно сильно ей досаждало.

Я тут же заявила, что абсолютно равнодушно отношусь к алюминиевым тазам и что посудой намерена пользоваться исключительно своей. Насчет мужиков я дипломатично промолчала.

Потратив на содержательное общение с Клавдией Ивановной по бытовым вопросам где-то с час, я порядком устала. И была очень рада, когда наконец она вручила мне ключ, оставив меня в одиночестве. Насчет происшествия, случившегося в квартире, старая карга ответила уклончиво — мол, приходила милиция и куда-то забрала жилицу. И нет ее теперь.

В принципе все было понятно. Клавдии Ивановне необходимо снова сдать свое жилье, и она не без оснований опасалась, что новые квартиранты могут оказаться впечатлительными, а узнав о самоубийстве, откажутся заключать договор. Поэтому она просто просияла, когда я наконец сказала, что и квартира, и она как хозяйка меня устраивают, и вообще… из окна здесь очень романтичный вид.

Оставшись одна, я устроилась в потертом кресле и закурила. Окинула взглядом квартиру. Это была типичная однокомнатная хрущевка: старенькая мебелишка, черно-белый телик в углу, повидавший виды диван с пятнами на покрывале, шесть фарфоровых слоников с отбитыми носами, которые занимали почетное место в серванте…

Трудно было себе представить, что Ирина жила именно в такой обстановке. Насколько я ее помнила, она всегда любила домашний уют и максимальный комфорт. Однако ни в чем я не обнаружила признаков присутствия здесь моей подруги. Может быть, только косметика, спрятавшаяся в уголке серванта за слониками, свидетельствовала о том, что здесь жила молодая женщина. Причем косметика была не самой дешевой, и ее было достаточно много.

Я порылась в платяном шкафу, стоящем у стены напротив входа в комнату, но ничего существенного там не обнаружила: старые альбомы с фотографиями Клавдии Ивановны и ее семьи, некоторые вещи, видимо, принадлежавшие Ирине: нижнее белье и парочка блузок.

Оглядев еще раз комнату, я прошла на кухню. Обстановка и там была весьма стандартной для такого типа квартир. Газовая плита и холодильник советских времен, пластмассовые банки для муки и специй, на стене — доски для нарезки хлеба и овощей. Единственным свежим пятном на стене была прикрепленная кнопкой репродукция натюрморта, вырезанная из старого «Огонька».

Я залезла в так называемый «второй», или «зимний», холодильник — углубление в стене под окном. Открыла дверцы и увидела там кучу различных банок, баночек, пакетов и пакетиков. Здесь хранились старые заготовки, консервы, вермишель, стояли бутылки с подсолнечным маслом. В углу приткнулся большой початый пакет с мукой.

Без особой надежды на то, что я могу здесь обнаружить нечто интересное, я, присев на корточки, начала открывать подряд и изучать содержимое всех емкостей.

Я не искала ничего конкретного. Просто сработала давнишняя профессиональная привычка. Или просто любопытство.

В основном это была всевозможная ценная хозяйственная дребедень: лавровый лист, металлические крышки для консервирования, какая-то сушеная зелень… Еще пакет с мукой…

Я протянула руку, взяла лежавшую на столе вилку и попыталась переворошить ею муку.

И уже хотела было прекратить свое занятие, как вдруг мне показалось, что внутри мешка что-то блеснуло. Я полезла рукой в муку и… вытащила это.

Я держала в руке прозрачный полиэтиленовый пакет размером с сигаретную пачку. А внутри пакета пересыпался белый порошок. Почему-то мне не пришло в голову, что в этом пакетике была мука высшего сорта, хитро запрятанная в пакет с мукой более низкого качества.

Я поднялась на ноги, отряхивая свою черную кофточку, ставшую в один момент вдруг белой — настолько сильно она была обсыпана мукой.

Маленький пакетик, лежавший на моей ладони, порождал большие вопросы. Какой смысл хранить все это в мешке с мукой да еще в запечатанном виде? Собственно говоря, кто-нибудь и мог сомневаться в том, что хранится в этом пакетике, но только не я. У меня сработал чисто профессиональный рефлекс — частные детективы волей-неволей видят во всем криминальный подтекст.

Так и здесь. Я была почти уверена, что в этом пакете наркотик. Причем я даже не задала себе вопрос — почему? Почему наркотики хранились здесь, в этой квартире? На вопрос, кому они принадлежат или, скажем так, к кому имеют большее отношение — к хозяйке или к квартиросъемщице, — я почему-то опять же ответила бы однозначно, что здесь замешана Ирина.

«Все-таки, наверное, не врут гадальные кости, черт побери! — вздохнула я. — Да, не все здесь чисто, не все…»

Негромко выругавшись в пространство по поводу своей изгаженной одежды, я аккуратно положила найденное на кухонный стол. Теперь можно было попытаться и почиститься. В поисках чистой тряпки я начала открывать выдвижные ящики буфета. Наконец в третьем по счету я обнаружила в глубине что-то, похожее на нужную мне тряпку.

Я протянула руку внутрь ящика, чтобы вытащить ее, но, к моему удивлению, тряпка оказалась очень тяжелой. То есть в нее было что-то завернуто. Впрочем, это самое нечто я определила на ощупь, опять же повинуясь отработанным профессиональным навыкам. Даже не разворачивая тряпку, можно было определенно сказать, что в нее завернуто оружие, и не рогатка какая-нибудь, а самый настоящий пистолет. Мысленно поспорив с собой, я прикинула, какой марки может быть оружие.

Развернув тряпку, я в очередной раз была удовлетворена своими познаниями в этой области. Как я и предполагала, это был «ТТ».

Осторожно положив пистолет на стол рядом с найденным раньше пакетиком, я присела на стул и задумалась. «Ну и дела… Неисповедимы пути твои, господи…»

Мне даже захотелось перекреститься. Несколько секунд я сидела неподвижно, слушая журчание воды в унитазе, доносившееся из санузла.

Интересно, где же случилось это самоубийство? В ванной или, может быть, здесь, на кухне? И как оно случилось?

Я инстинктивно подняла голову вверх и прикинула, каким же образом можно было здесь свести с жизнью счеты. По моему телу пробежала предательская дрожь. Хоть я и попривыкла за годы работы частным детективом ко многому, а все равно было как-то не по себе…

Мои мысли неожиданно оборвал резкий телефонный звонок. Он прозвучал так требовательно и четко, как будто в диссонанс моим мыслям. И мне даже на мгновение показалось, что я совершила сейчас нечто такое, что оказалось не по вкусу неким высшим силам. И это они сейчас звонят, чтобы призвать меня к ответу.

Но я не стала подходить к телефону и отвечать на звонок. Я просто прикурила еще одну сигарету и некоторое время сидела неподвижно. Пусть звонят, меня сейчас нет дома…

Оцепенение мое начало скоро проходить, и я взглянула на наручные часы. Прошло уже почти три часа с тех пор, как я переступила порог этой квартиры. Скоро уже наступит вечер, и мне пора бы двигаться домой. Забрав, естественно, с собой найденные улики в виде пакета с неизвестным порошкообразным веществом и известным пистолетом марки «ТТ».

Аккуратно сложив эти любопытные находки в пакет и повинуясь привычке, я, как только могла тихо, открыла дверь на лестничную площадку и так же тихо потом закрыла ее и стала спускаться вниз.

Глава 2

На площадке между вторым и первым этажами мне встретились двое молодых парней. Они медленно поднимались вверх. В их движениях не чувствовалось особой целеустремленности.

— Девушка, не подскажете, сороковая квартира в этом подъезде? — вежливо спросил меня идущий первым белобрысый парень с короткой стрижкой.

Я искренне и глубоко задумалась. Поскольку квартира, в которой проживала Ирина, была пятьдесят четвертой, было очевидно, что сороковая или в этом подъезде, но на первом этаже, либо вообще не здесь. Однако довести до конца свои логические размышления по этому поводу мне не удалось. И удивиться бестолковости парней тоже… Поскольку другой молодой человек, которого я разглядеть толком не успела, прошел мимо меня и, оказавшись сзади, заломил мне руки за спину, овладев пакетом, который я держала в руках. Белобрысый же, зажав мне рот одной рукой, другой грубо облапал меня.

«Маньяки! — было моей первой мыслью после того, как я немного пришла в себя от такого неожиданного поворота событий. — Черт вас дери!..»

Эта мысль почему-то успокоила меня. С маньяками я сталкивалась не раз, к тому же на моей стороне было знание различных приемов борьбы. Я напряглась, согнула ногу в колене, чуть подалась назад, на мгновение оперлась на второго парня и резко ударила ногой белобрысого по коленной чашечке.

Мне любопытно было понаблюдать развитие его реакции, выраженной в округлении глаз, предельном ужесточении мимики на лице и вырвавшемся гортанном крике, напоминающем рык льва в африканской пустыне. Однако я забыла про того, кто держал меня сзади. Он рванул пакет на себя, отпустил меня, но в следующую же секунду обрушил удар своего кулака мне под дых.

Слава богу, все-таки с моей стороны кое-какая реакция последовала, я напрягла пресс, и удар не стал столь катастрофическим. Однако вынуждена была согнуться и стала медленно оседать на бетонные ступеньки подъезда.

Болевой шок продолжался недолго, может быть, несколько секунд. За годы работы частным детективом мне не раз приходилось попадать в подобные ситуации, которые требовали максимальной концентрации воли и расчета. Кроме того, мне неожиданно дружно помогли жильцы подъезда. Они как-то живо откликнулись на звук, который издал белобрысый после того, как его угостили ударом ноги по колену.

Стали открываться двери, и какой-то бабий голос даже крикнул с негодованием: «Чего там такое?!» Снизу также послышались звуки — в подъезд кто-то входил.

— Валим отсюда! — приглушенно сказал тот, кто ударил меня под дых.

Белобрысый, корчась от боли, на одной ноге поскакал вниз мимо меня. Я притворилась недвижимой и дождалась, когда мимо меня пробежит второй. Тут-то я неуловимым для него движением ноги подставила ему подножку, и он, споткнувшись, перелетел через несколько ступенек вниз. Пакет грохнулся об пол, и я, собрав последние силы, потянулась к нему и наконец овладела им.

Благо снизу поднимались двое каких-то мужчин средних лет. Белобрысого они вниз пропустили, а вот второй, который упал после моей подножки, вызвал вполне обоснованные подозрения. Тем более что сцена развернулась у них практически на глазах.

Я, лежащая на ступеньках с пакетом, этот парень — я его наконец-то рассмотрела, но во внешности его не было ничего выразительного, — словом, мужики даже пытались его задержать. Однако он грубо оттолкнул одного из них и, матерясь, исчез за дверями подъезда.

— Что случилось, девушка? — с волнением в голосе спросил меня один из этих мужиков.

Я хотела было ответить, но вдруг почувствовала, что силы покидают меня. Слабость начала распространяться по всему телу. Было такое ощущение, что еще чуть-чуть — и я потеряю сознание. Я хотела было сказать, чтобы они, эти мужики, хотя бы посмотрели, на какой машине уехали напавшие на меня, но не смогла…

…Пришла я в себя спустя минут десять. Собственно говоря, сознания я не теряла. Просто чувствовала, что мне было хорошо и уютно отдыхать на этой лестнице. Я категорически отказалась от того, чтобы мужики звонили в милицию, уже решив, что сама сейчас поеду в Заводской РОВД и обо всем расскажу. Вышедшие на шум соседки, среди которых я обнаружила и ту, с которой я разговаривала утром, видимо, еще долго судачили по поводу того, какая несчастливая у Клавдии Ивановны квартира: «То повесятся, понимаешь, то маньяки какие-то заведутся…»

Поблагодарив всех за участие в моей судьбе и крепко сжимая в руках пакет, я вышла из подъезда, направившись к своей машине. Купив для успокоения нервов тут же на углу в ларьке бутылку кока-колы и в два приема опорожнив ее, я ощутила, что вполне могу сесть за руль и самостоятельно добраться до цели.

Я подъехала к зданию Заводского РОВД в ужасном гневе. Черт знает что! Среди бела дня нападают на ни в чем не повинную женщину, то есть девушку, только потому, что она, видите ли, осмелилась снять квартиру, в которой произошло нечто странное несколько дней назад!

В том, что нападение связано именно с квартирой Ирины, я не сомневалась. Видимо, за ней по каким-то причинам, мне пока неизвестным, следили. То, что у меня в пакете был пистолет, тот самый второй парень проверил. Может быть, кстати, это и была одна из их целей… Может быть, и нет и они хотели похитить меня, чтобы что-то выведать. Пока ничего понятно не было.

«А если бы на моем месте оказалась другая, менее подготовленная к подобному обращению дама?» — вдруг мелькнула у меня мысль.

Невольно почувствовав себя эдакой защитницей своего пола в данной конкретной ситуации — не уронила женскую честь таки! — я без происшествий доехала до здания милиции, с независимым видом хлопнула дверкой своего автомобиля и с высоко поднятой головой гордо вошла в кабинет знакомого мне заместителя начальника Заводского РОВД.

Павел Петрович Ушаков был, по сути дела, моим единственным знакомым в этом отделе.

— Павел Петрович, здравствуйте, — шумно дыша, сказала я, открыв дверь кабинета.

— Добрый день, — невозмутимо ответствовал майор Ушаков, подставляя голову с реденькими волосами под слабые порывы воздуха, исходившие от стоявшего рядом с ним вентилятора. — А, Татьяна! Господи, каким же ветром тебя занесло-то…

— Павел Петрович, я много времени не отниму. Мне бы хотелось кое-что узнать по делу о самоубийстве на улице Разина.

Ушаков нахмурился, вздохнул, сложил руки в замок и уставился на меня.

— А в чем дело-то? Какое-нибудь частное расследование заказали?

— Самое интересное, что нет. Просто это была моя подруга.

— Да? — удивленно поднял брови Ушаков. — Ну у тебя и подруги…

— В жизни всякое бывает, сами знаете. — Я решила немного обидеться. — Разве она в чем-нибудь провинилась перед законом?

Ушаков почесал щеку, еще раз вздохнул и, глядя в сторону, сказал:

— Нет, вроде бы как выходит, что там самоубийство.

— Так вы, значит, в курсе этого дела? — спросила я и присела на стул напротив Ушакова.

— А как же! — на этот раз решил обидеться Ушаков. — Ты что, нас за лохов, как говорится, держишь? Если Заводское РОВД, то самое последнее в городе, что ли?

— Нет, я ничего такого не имела в виду, извините, Павел Петрович.

— Вот то-то, — шутливо погрозил он мне пальцем. — А что ты хочешь конкретно узнать-то?

— Понимаете, эту самую подругу я не видела уже несколько лет. А вчера узнала, что она развелась с мужем и приехала в город…

— У кого узнала? — неожиданно резко прервал он меня.

— От нашей общей подруги…

— Они общались между собой?

— Наверное… А что?

— И как зовут подругу?

— Я вам это обязательно скажу. Попозже… Или вам нужно прямо сейчас?

— Нет, пока необязательно. Продолжай.

— Ну, узнала я ее адрес, отправилась сегодня по нему, а там меня ошарашили новостью, что Ирина покончила с собой три дня назад. Но мне очень сложно это представить. Она была совершенно не похожа на человека, который способен сделать такое. К тому же и мотивы мне совершенно неизвестны. Так что я интересуюсь этим делом, что называется, в порядке личной инициативы, и никакого другого интереса у меня нет. Клиента тоже нет.

— Что личная инициатива — это хорошо, — философски заметил Ушаков. — А что интереса нет — наверное, тоже хорошо, — неожиданно закончил он.

— Так, может быть, по старой памяти, дадите ознакомиться с делом?

— А что знакомиться-то? — равнодушно проговорил Ушаков.

Он порылся на столе, достал кожаную папку, открыл ее и начал читать:

— Труп был обнаружен в ванной комнате висящим на веревке, прикрепленной к крюку, используемому обычно для вывешивания белья. Далее… — Майор сделал паузу, пробежав глазами по тексту. — Ну, тут идут анатомические подробности, — он вздохнул. — Действия производились в присутствии понятых — адреса, фамилии… Опознание трупа было произведено знакомыми покойной. Подпись — старший оперативной группы капитан Николаев. Вот и все…

Ушаков захлопнул папку и поднял на меня глаза.

— Может быть, все-таки дадите почитать? — кивнула я на папку. — И расскажете, что вы там накопали? Может быть, какие-то друзья всплывут, знакомые. Поговорить с ними, узнать, как она жила последнее время…

— Да плохо она жила, Таня, плохо, можно даже сказать, аморально, — снова тяжело вздохнул майор. — Только всего я тебе сказать не могу. Сама понимаешь, следствие все же идет, поэтому информация закрыта. Хотя все там, по-моему, ясно — самоубийство. У нас есть свидетель, который говорит о том, что твоя подруга была, к сожалению, слишком эмоционально неустойчивой. Любовь какая-то у нее была, красивая, да вот оказалась несчастливой. А женщины — они ведь существа такие странные! Ну, ты, наверное, и сама это знаешь.

Ушаков посмотрел на меня исподлобья и едва заметно усмехнулся.

— Или к мужикам относятся как к дойной корове — деньги, мол, давай, и все, никакой любви им не надо. Или уж если влюбятся, так хоть всех святых выноси. Пойдут, понимаешь, на все… Вплоть до преступления. Вот у меня в прошлом году случай один был…

— Но здесь же… — прервала я его.

— Правильно, а здесь дошло до самоубийства. Разница, между прочим, небольшая. Это тоже, кстати сказать, преступление. Если не перед законом, то перед богом… — Майор перекрестился, вместо иконы выбрав сейф, стоявший рядом с его столом.

— А что за свидетель, про которого вы говорили? Как его имя? — не унималась я.

Ушаков вдруг нахмурился и, повертев в руках авторучку, спросил:

— Зачем тебе это все? По крайней мере, сейчас? Мы разберемся, а потом, когда закроем дело, то я все тебе сообщу. Из-за хорошего отношения к тебе. Или, как ты говоришь, по старой памяти.

— Павел Петрович!

— Что Павел Петрович? — повысил голос Ушаков. — Мы здесь тоже, кстати говоря, работаем. Между прочим, в более жестких условиях и за меньшую плату, в отличие от вас, частных детективов. Кто его знает, может, там действительно не самоубийство, а может быть, этот самый тип, которого она любила, ее прикончил. Пока следствие не закончено, я и этого не исключаю. Нет, Танечка, мы сами разберемся. А потом встретимся с тобой за чашкой чая…

Ушаков ударил руками по столу, как бы давая мне понять, что разговор по принципиальному вопросу окончен, и с не лучшим для меня результатом.

— Хорошо, Павел Петрович… Убедил ты меня насчет самоубийства. А теперь послушай меня, — я неожиданно перешла с ним на «ты». — Вот эту интересную вещицу я обнаружила в квартире своей подруги.

И положила перед ним полиэтиленовый пакетик с белым порошком. Ушаков хмуро смотрел на пакетик где-то с полминуты, потом поднял на меня глаза.

— И еще, — добавила я. — Сегодня при выходе из подъезда, где она проживала, на меня напали. Еле-еле сумела уйти.

Ушаков нахмурился пуще прежнего и уставился в стол.

— Приметы нападавших помнишь? — мрачно спросил он.

— А! Что приметы! — в сердцах воскликнула я и махнула рукой. — Таких, как они, целая куча бродит, особенно в вашем Заводском районе, где любой пацан стрижется под лысого и воображает себя крутым. Типичное гоблинье с голдовыми цепями на шее, в майках и тренировочных штанах. Совершенно незапоминающиеся личности… Ко всему прочему, я уж совсем не ожидала, что такое может случиться, и поэтому не сумела поступить как обычно. Едва успела от них удрать, честно говоря. И сразу к вам, между прочим…

— Угу, угу… — майор кивал, по-прежнему рассматривая пакетик с порошком.

Он медленно протянул руку к селектору и нажал на кнопку.

— Фокин, зайди ко мне! — резко произнес Ушаков.

Почему-то я уже почувствовала себя лишней.

Спустя некоторое время в кабинете появился невысокого роста крепыш с каким-то пуленепробиваемым лицом. По крайней мере, мне так показалось.

— Сергей, это надо проверить, — сказал майор, подвигая к нему пакет с порошком.

— Угу, — коротко ответил Фокин, взял пакет и вышел из кабинета.

Спустя полчаса, в течение которых я безуспешно пыталась вытянуть из майора какую-нибудь информацию по делу, Фокин явился обратно и коротко доложил:

— Героин. Очистка средней паршивости. Возможное происхождение — Чечня. В прошлом месяце была партия с грозненского заводика младшего Басаева. Очень похоже…

Что ж, ничего удивительного в этом не было. Я с самого начала подумала именно так. Странно было другое — личность Ирины и содержимое этого пакетика у меня в голове стыковались плохо. Хотя, с другой стороны, много времени утекло с тех пор. Многие вполне могли за эти годы поменять свои ориентиры. Что касается Ирины, она всегда стремилась к красивой жизни. А стремление это иногда может привести на такую скользкую дорожку.

— Ну что, получается, что наркоманкой-то была твоя подружка, — вдруг почти весело сказал Ушаков, прерывая мои мысли.

— Почему это получается? — с вызовом спросила я.

— А как же пакетик? Сама знаешь, что в состоянии наркотического опьянения любое возможно. Обколются, обкурятся, испугаются жизни — и в петлю сразу, чтобы больше не бояться никогда и никого…

И тут до меня дошло, что по весу героина было явно многовато, чтобы просто держать его для себя. Слишком уж большая доза, такая обычно проходит в милицейских протоколах как «в особо крупных размерах».

Я прикинула возможную стоимость героина. Под две штуки баксов тянет, не меньше. Поэтому под категорию простого наркомана Ирина уже не подходила. Если это, конечно, пакетик был ее.

— Так что, Таня, спасибо тебе, что называется, за сигнал, — снова вывел меня из задумчивости майор Ушаков.

Этой фразой он сразу низвел меня до какого-то активиста добровольной народной дружины. Видеть во мне коллегу он почему-то отказывался.

— Тем более что я отвечаю в отделе за борьбу с наркотиками, — продолжил майор. — Поэтому мне тоже надо как-то продвигаться по служебной лестнице и раскрывать преступления. Тебе-то, я так понял, за это дело никто не заплатит? А я с твоей подачи сейчас получил, возможно, очередной «висяк» и большущий геморрой.

Взгляд майора стал жестким.

— Ну ладно, мне не заплатят, — согласилась я. — Но разве все можно мерить деньгами? Не всегда же мы работаем только ради них!

Майор ухмыльнулся и не нашелся что ответить. В этот момент активизировался селектор, и вялый женский голос сообщил, что майора Ушакова срочно просят зайти к начальнику отдела.

— Извини, Танечка, дела. Я на службе, — тут же поднялся он с места. — По окончании расследования все материалы тебе предоставлю. Но сейчас — извини…

— Хотя бы протокол вскрытия тела можно посмотреть? — попробовала еще подергаться я, хотя было ясно, что разговор закончен.

— А это не ко мне. Это в судмедэкспертизу обращайся, разрешение я тебе выпишу, — равнодушно сказал майор, приглашая меня жестом к выходу.

Весь его вид говорил о нервозности и нетерпении. Разумеется, служебное рвение прежде всего, но почему-то меня это привело в состояние крайнего раздражения, и я вышла из кабинета, даже не попрощавшись с Ушаковым.

Впрочем, он не особенно расстроился из-за этого и заспешил по направлению к кабинету начальства. Даже не спросил, буду ли я писать заявление по факту попытки нападения на меня.

Я вышла из здания РОВД в еще более поганом настроении, чем когда туда заходила. Слишком уж много разных бед свалилось на мою бедную голову этим днем: информация о смерти подруги, обнаружение наркотиков и оружия, нападение на меня в подъезде ее дома и, наконец, очень «радушная» встреча в РОВД.

Уже было слишком поздно предпринимать еще что-либо, относящееся к делу. Решив, что с утра завтрашнего дня я отправлюсь в судмедэкспертизу, я направилась к Кате Семеновой, чтобы рассказать ей о событиях, о которых сама узнала утром. Разумеется, я рассчитывала одновременно вытянуть из нее какие-нибудь неизвестные мне подробности из жизни Ирины Лейкиной за последние годы. Ведь именно Катя сообщила мне о ее приезде и дала адрес.

Катя встретила меня крайне удивленно. Мне даже показалось, что она не особенно рада меня видеть. Впрочем, это легко объяснилось: в гостиной на диване перед телевизором сидел молодой симпатичный парень, который при моем появлении сделал движение бровями вверх и с акцентом сказал:

— Здравствуйте…

Я сразу поняла, что это и есть тот самый Вацлав, который в настоящее время усиленно обрабатывается белокурой пышно-грудой Катей с целью создания прочной выездной семьи, основывающейся на нерушимом славянском братстве русских и чехов.

Поздоровавшись с ее избранником, я потрясла Катю новостью, сказав ей о том, что Ирки Лейкиной больше нет. У Кати округлились глаза, отвисла нижняя губа, а сама она прислонилась к косяку двери. Наверное, и я выглядела не лучшим образом, когда сегодня утром узнала об этом.

Дав ей опомниться после первоначального шока, я взяла ее за плечи и повела в другую комнату.

Катя устало опустилась на кресло и как-то нервно меня спросила:

— Как это случилось?

— Сама пока точно не знаю. Но вроде бы все говорит за самоубийство из-за какой-то неразделенной любви.

— Ее уже похоронили?

— Да, наверное. Она умерла четыре дня назад.

— У вас бе-да? — вмешался в разговор Вацлав. — Кто-то умер?

— Да, — ответила я. — Наша с Катей институтская подруга. Покончила с собой из-за какого-то мужчины.

— Странно… — тихо сказала Катя. — Никогда Лейкина не давала повода думать, что из-за какого-то мужика может потерять голову, а тем более удавиться.

— Я того же мнения. Но факты налицо. Завтра поеду в судмедэкспертизу, может быть, что-то выясню дополнительно…

— Ты что, думаешь, что… — лицо Кати стало напряженным, — что ее могли убить?

— Катя, ты же знаешь, что меня профессия обязывает, — вздохнула я. — Потом еще кое-что, — вспомнила я о предостережении гадальных костей, — заставляет меня придирчиво отнестись ко всем этим версиям…

— Что именно? — с любопытством посмотрела на меня подруга.

— На меня напали, когда я выходила из подъезда, где жила Ирка, — нашлась я с ответом, не желая распространяться о своих паранормальных советниках.

Катя прижала руки к лицу и с ужасом посмотрела на меня.

— Нет, не пугайся, ничего страшного не произошло. Я часто попадала в такие передряги. Сделай лучше кофе с бутербродами, а то мозги уже совсем не варят после всех этих событий.

Сидевший до сих пор молча Вацлав вызвался сам угостить меня кофе и исчез на кухне. Когда мы остались вдвоем, Катя шепотом спросила:

— Ну, как тебе Вацлав?

Я пожала плечами. Действительно, что можно было сказать, услышав две фразы, которые этот чех произнес за время нашего разговора?

Впрочем, ничего себе мужчинка… Хотя физиономия могла быть и более осмысленной: как-то не чувствуется в нем представитель европейской культуры. Я ожидала увидеть нечто более импозантное. Иностранец все-таки…

— Классный парень, — тем не менее одобрила я и тут же перевела разговор на тему, более интересовавшую меня. — Ты когда последний раз видела Ирину?

— Месяца два назад.

— Что она тебе рассказывала о своей жизни?

— Что с мужем разошлась, — скептически покривилась Катя. — Потом, что мать умерла где-то с год назад, теперь у нее здесь в Лесных Горах только тетка с дядькой. У них-то ребенок ее сейчас и живет. Она говорила, что с ребенком, мол, нельзя в городе выбиться в люди, потому что мешает он… Приплачивала, наверное, родственникам, помогала… Иначе бы они и не стали напрягаться.

— А где же она деньги зарабатывала? Случайно не знаешь?

Катя тяжело вздохнула.

— Тут она, кажется, что-то скрывала и недоговаривала, — выдержав некоторую паузу, ответила Катя. — Намекала на какого-то любовника — раз. Потом на какие-то подработки — два. Но когда я спросила в лоб, где она работает, ответила, что временно нигде. Жизнь сейчас такая тяжелая, что не устроишься… Короче говоря, у меня создалось впечатление, что она немножко темнила. Хотя не всем же работать частными детективами, — махнула она рукой.

— Ну, в общем, дело ясное, что дело туманное, — констатировала я, и эта моя фраза совпала по времени с возвращением в комнату пана Вацлава, который на подносе, как заправский кельнер, принес две чашки кофе и тарелку с маленькими бутербродиками.

Я уже было хотела выложить Кате про то, что нашла в квартире Ирины наркотики и пистолет, но потом почему-то раздумала. Зачем ей об этом знать?

Больше ничего существенного Катя мне не сказала, тем более что ее внимание, несмотря на испытанный шок, все-таки постепенно переключилось на Вацлава. А тот явно заскучал, слушая не до конца понятную ему историю о нашей подруге: во-первых, он ее просто не знал, а во-вторых, с русским языком у него были некоторые проблемы и понимал он не все.

Я пробыла у Кати еще с полчаса. Общение было довольно вялым, хотя Вацлав и пытался как-то его оживить, но у него это плохо получалось.

Наконец я засобиралась уходить и попросила Катю дать мне адрес родственников Лейкиной в Лесных Горах, если она его, конечно, знает. Мне повезло: оказывается, Ирина в свое время дала этот адрес Кате «на всякий случай».

Мы распрощались с каким-то чувством неловкости. Было видно, что, как ни расстроила Катю смерть Лейкиной, свои собственные интересы ей были ближе, и на нынешний момент они сконцентрировались на Вацлаве.

Домой я вернулась совершенно разбитой. День выдался каким-то уж слишком напряженным, на улице стояла жара, и все это способствовало тому, что у меня жутко разболелась голова. Я достала упаковку цитрамона и ухнула в себя сразу ударную дозу — три таблетки. Почувствовав, что все равно не в состоянии думать, я повалилась на диван и уснула.

Пробуждение наступило оттого, что я почувствовала жуткую духоту. Оказалось, что я не опустила с вечера жалюзи на окнах, но закрыла сами окна, поэтому утреннее солнце палило теперь прямо в лицо. Ко всему прочему, почему-то нос у меня оказался заложенным, как при начинающейся простуде.

«Все как-то некстати», — раздраженно подумала я, поднимаясь с кровати и направляясь на кухню. Голова, конечно, у меня больше не болела, однако воспоминания о том, что случилось вчера, невыносимо тяжким грузом лежали на душе.

Было уже пятнадцать минут одиннадцатого. Проспала я, таким образом, довольно долго. Давно надо было выезжать из дома и развивать свое импровизированное, возникшее почти на пустом месте, расследование. Непонятно почему, но ехать никуда не хотелось. Это, конечно же, никоим образом не было связано с тем, что за мои хлопоты мне никто не заплатит — такое нередко случалось со мной и при наличии платежеспособного заказчика.

Просто организм настроился на отдых. Еще вчера с утра я планировала уговорить свою подругу, которую не видела много лет, съездить со мной на недельку на море. А тут такие дела…

Завтрак не развеял пессимистического умонастроения. Все по-прежнему раздражало меня: духота в квартире, жарища на улице, какая-то неустроенность жизни, бардак в комнате… Может быть, домработницу завести? — мелькнула мысль. Сама я не в состоянии поддерживать порядок в доме — слишком много дел и слишком много энергии уходит на общение с людьми, с которыми общаться абсолютно не хочется. А тут ходила бы по квартире какая-нибудь толстая Жануария в цветастом переднике. Или лучше белозубый мулат в ярких плавках.

Я отмахнулась от этих глупых мыслей. Короче, надо было действовать… Или самостоятельно, или вынужденно, как это иногда происходило со мной. Как, например, вчера с этими парнями в подъезде Лейкиной.

«Нет, все равно их достану!» — подумала я и сжала кулаки.

Да, вот она мысль, вот он, этот мотив, который побудит меня разозлиться, подняться и поехать в судмедэкспертизу. Чуть взбодрившись, я привела себя в порядок и вышла из дома.

В городской судмедэкспертизе я нашла своего старого знакомого Женю Александрова и попросила достать протокол вскрытия тела Ирины Лейкиной. Тот порылся в россыпях папок в шкафах и наконец выдавил:

— Такая у нас не значится.

— Как не значится? — удивилась я.

— У меня стоит пометка, что родственники не разрешили вскрытие.

Я хмуро посмотрела на судмедэксперта. Мои подозрения, что дело тут нечисто, еще более упрочивались.

— А разве так может быть?

— Почему же не может? — равнодушно пожал плечами Александров. — Менты не настаивали, вроде бы и так ясно, что самоубийство, чего тут огород городить… А родственники уперлись — мол, никаких вскрытий. Ну мы и послали это дело подальше. У нас и без того работы хватает. Вон, все помещения забиты этой работой, — и он показал рукой куда-то в глубь мрачного учреждения, где он имел счастье работать. — У народа денег нет. Бывает, что и похоронить не на что. Так что у нас с клиентами сплошной завал.

Бесцветные глаза Александрова уперлись в меня мутным взглядом, и я почувствовала, что ему и в самом деле абсолютно все равно. И то, что я появилась у него, и то, что не проводилось вскрытие… И вообще он явно устал от работы.

Я вяло попрощалась с ним и пошла к выходу.

— Таня, — вдруг остановил меня голос судмедэксперта, — подожди…

Видимо, он почувствовал некий холодок нашей встречи и решил смягчить впечатление. Все же несколько лет назад мы весьма тесно общались друг с другом.

— Там еще один нюанс, — небрежно сказал он, подходя ко мне.

— Какой еще нюанс? — сразу же заинтересовалась я, быстро обернувшись.

— Дело в том, что у нее оказались родственники какие-то вообще ненормальные в этом плане… Ну, в смысле отношения к смерти и дальнейшему путешествию мертвого тела и души в космическом пространстве. — Он поиграл руками в воздухе и шумно выдохнул: — Нетрадиционные они у нее. Передовые, я бы сказал.

— Не поняла…

— В общем, они настояли на кремации тела.

— Кремации? — удивилась я.

— Ну ты же знаешь — у нас недавно открылась эта контора… Дело в том, что мертвецов в городе до хрена и больше, перенаселенность, живым-то жить негде, а тут еще и кладбище до неприличия разрослось… Короче, надо уплотняться, решили наверху.

— Но, наверное, эта услуга дорого стоит? — удивилась я.

— Сейчас дорого, потом не знаю как будет. — Женя снова придал лицу уставшее и индифферентное выражение. — Но надо понимать, твоя знакомая была из богатеньких, если смогла на такое подняться… Вернее, не она, конечно, а ее родственники.

— Да вроде не похоже, — задумчиво произнесла я.

— А! — Женя махнул рукой. — Сейчас людей не поймешь. Бывает, что ходит как бомж затрапезный, в майке с желтыми разводами и ботинках десятилетней давности, а потом выясняется, что у него денег немерено. И наоборот… А может, просто у родственников крыша поехала на почве самоубийства, и они решили такой нестандартный фортель выкинуть. Всякие там религи-озные или еще какие соображения… Потом, может, они вообще кришнаиты какие-нибудь. У всех крыша едет, у кого на чем.

Александров снова махнул рукой, явно демонстрируя свое скептическое отношение к живым людям вообще и, в частности, к тому, чем они наполняют свою жизнь. В принципе это было понятно, поскольку Женя привык иметь дело в основном с людьми мертвыми, которых он воспринимал одинаково — в отрыве от их социального статуса, пола, возраста и прочих индивидуальных особенностей.

— Ладно, спасибо тебе за уточнение, — поблагодарила я его.

Александров манерно сделал мне ручкой, состроил скептическую мину и повернулся в сторону своего стола.

Я вышла из кабинета и задумалась. Что ж, если все так, как говорит Александров, то встретиться с родственниками Ирины просто необходимо. И сделать это надо как можно скорее…

Глава 3

А почему, собственно, надо откладывать дело в долгий ящик? — подумала я, выходя из здания судмедэкспертизы. Прямо сейчас и надо ехать в эти чертовы Лесные Горы. Благо туда всего километров двести, и если ехать со средней скоростью семьдесят — а это вполне возможно по Воронежскому шоссе, — то через три часа я буду там. К вечеру спокойно вернусь…

Заехав в кафе, съев пару сытных бигмаков и запив их кофе, я почувствовала прилив сил.

Уже через полчаса я миновала городскую черту и погнала свою «девятку» по шоссе. Вокруг царила дневная изнуряющая духота, которую, кажется, ощущали все вокруг, даже деревья по обочинам дороги.

Я угрюмо глядела вперед. За что я не люблю трассу — так это за монотонность и нудность. Возможно, в других людях это воспитывает некие методические качества и приносит тем самым определенную пользу. Но на меня, по натуре энергичную и одновременно в некоторых вещах безалаберную женщину, подобное времяпрепровождение нагоняет невообразимую скуку и желание заснуть.

Как-то раз я даже умудрилась задремать за рулем. Это произошло ночью на трассе Москва — Тарасов, моя машина чуть было не съехала в кювет. Благо сидевший рядом со мной и тоже дремавший молодой человек вовремя спохватился — надо же, как раз в этот момент ему захотелось сделать привал и слегка взбодриться общением со мной. Я ему очень благодарна за это: во-первых, потому что это его желание, возможно, спасло нам обоим жизнь; а во-вторых, потому что после перенесенного шока близость была особенно волнующа и приятна. В любом случае это было намного лучше, чем валяться в грязном кювете.

Да, кстати, прервала я свои воспоминания, а что у нас творится в зеркале заднего обзора?

Итак, красная «БМВ», далее серенькая не то «восьмерка», не то «девятка», потом грязно-зеленый «уазик»… Я попыталась извлечь из своей годами наработанной профессиональной памяти марки машин, попавшиеся мне в заднем обзоре еще в городе. Ни «БМВ», ни «уазика», кажется, не было, а вот «восьмерочка» подозрительна. Хотя, с другой стороны, конечно, таких машин на городских улицах пруд пруди…

Я проехала еще километров десять. Тем временем на повороте с дороги свернула «бээмвуха», и «восьмерка» осталась для меня самым ближайшим «хвостом». Она упорно сокращала расстояние между нашими машинами. И теперь уже можно было рассмотреть, что за рулем сидел парень в майке и темных очках. Больше в салоне никого не было.

Решив устроить этой «восьмерке» простейшую проверку, я сбросила скорость и съехала на обочину. Остановилась. «Восьмерка» с номером 264 прошелестела мимо меня и проследовала дальше. Я более детально рассмотрела парня, сидевшего за рулем.

Он был чернявым, плотным, с круглым, почти лунообразным лицом. Эту особенность его физиономии не скрывали даже темные очки. Нет, вроде бы не похож на тех, кто напал на меня там, в подъезде. Да и вообще, может быть, я слишком загоняюсь…

Я посмотрела в даль дороги. «Восьмерка» проехала метров четыреста и замигала габаритными огнями. Ага, значит, останавливается. Значит, я не загоняюсь. А загоняются, наоборот, они, неизвестные мне личности, которым очень интересно, куда это я направляюсь.

Ладно, попробуем по-другому. Я вытащила из «бардачка» карту автомобильных дорог области и посмотрела на нее. Спустя минуту я уже знала, как нужно сделать, чтобы отвертеться от этого нежелательного «хвоста»: быстро развернула на дороге машину — благо движение было не слишком оживленным — и поехала назад.

В зеркало мне было видно, что «хвост» также развернулся и направился вслед за мной. Однако я сразу же набрала почти предельную скорость и начала уходить от него. Тем более что у меня была фора в несколько сот метров.

Добравшись до ближайшего поворота на деревню, обозначенную на карте как Верхняя Расловка, повернула туда. Дорога была, прямо скажем, не самая подходящая для того, чтобы уходить от преследования на «девятке». Она более годилась для четвероногого транспорта. Однако машину я жалеть не привыкла — работа такая, что поделаешь… Мне пришлось немного погодя выехать на другую проселочную дорогу и направляться в объезд.

Вконец запутав преследователя, который, видимо, плохо знал эти места, я через полчаса снова выехала на шоссе и теперь совершенно спокойно направилась в Лесные Горы, чувствуя себя победительницей в этом маленьком автодорожном споре.

Раздумывать по поводу того, кто именно устроил за мной слежку, я не стала. Собственно говоря, и так было понятно, что делом, связанным со смертью моей подруги, кто-то интересуется. Но кто именно — гадать все равно без толку.

Поэтому, оторвавшись от слежки, я целиком сосредоточилась на поиске дома родственников Ирины. Это удалось мне без особого труда.

Главная улица Лесных Гор тянулась через весь поселок на несколько километров. Здесь присутствовали как мажорного вида коттеджи, так и типичные деревенские домики. В одном из них и проживали тетя и дядя моей подруги вместе с ее сыном восьми лет.

Я остановилась перед металлической калиткой, вышла из машины и осторожно зашла во двор. Пройдя по узкой асфальтовой дорожке метров десять, я наконец очутилась на пороге дома. И не успела войти внутрь. Меня опередила маленькая черноволосая, с проблесками седины женщина, которая выглянула из-за занавески и подозрительно на меня уставилась.

— Здрасьте, — несколько обескураженно произнесла она и, нахмурившись, стала рассматривать мой наряд, который был, видимо, слишком вызывающ для Лесных Гор.

Хотя я была одета в обыкновенную длинную шелковую юбку, запахивающуюся впереди, такую же блузку и босоножки-сабо. Словом, ничего выдающегося. При каждом шаге полы юбки разлетались, обнажая ноги. Так ведь жара же на улице — июнь как-никак.

— Здравствуйте, — вежливо ответила я. — Я из Тарасова, меня зовут Таня, я подруга Ирины Лейкиной. А вы, надо понимать, Нина Александровна?

Женщина, еще больше нахмурившись, некоторое время подумала и с вызовом сказала:

— Ну, Нина Александровна… И что?

Ни гостеприимства, ни дружелюбия тетя активно не проявляла. Скорее наоборот.

— Кто это там? — вдруг послышался из глубины дома скрипучий мужской голос. — Кто?

Немного погодя показался и сам его обладатель. Это был высокий седовласый мужчина, одетый только в семейные трусы и замызганную синюю бейсболку. Последний атрибут одежды придавал ему неожиданный колорит, особенно в свете деревенского антуража. Старик был скорее похож на какого-то американского золотоискателя дремучих ирландских кровей, нежели на простого русского деревенского мужика.

Он одарил меня взглядом, также полным недоброжелательности.

— Ты кто? — спросил он меня в лоб.

— Таня, — так же просто ответила я.

— Таня, Маня… — проворчал он себе под нос. — Ну коли Таня, так заходи, что ли… — неожиданно смягчился он.

— Это подруга нашей Ирины, — объяснила ему Нина Александровна.

— Тем лучше, — ворчливо отозвался дед.

— А я знаю, как вас зовут, — с улыбкой сказала я. — Виктор Владимирович…

— Дед Витя меня зовут, и больше никак! — внезапно по-молодецки гаркнул старик. — Заходи, чаво стоишь! В ногах правды нет!

Я решила не спорить и прошла через сени внутрь дома. Нине Александровне старик дал указание вскипятить чай и выставить на стол угощение. Из дальней комнаты выглянул мальчик в такой же бейсболке, что и у деда, и желтеньких шортиках. Он испуганно посмотрел на меня. Старик глянул на мальчика, и в его взгляде появились теплота и сочувствие.

— Илюша, иди играй, — мягко сказал он. — Эта тетя в гости пришла.

Мальчик, внимательно посмотрев сначала на старика, потом на меня, подумал, развернулся и спрятался в комнате.

— Ему пока ничего не сказали, — тихо шепнул мне Виктор Владимирович. — Не знаю даже, как и говорить-то…

Старик махнул рукой и отвернулся к окну. Так он сидел молча до того момента, как с кухни пришла его жена и расставила на столе угощение. Вместе с яствами на стол была выставлена бутылка водки и четыре маленьких стаканчика. Судя по этикетке, она была очень древней, как та, что еще во времена приснопамятной перестройки выдавалась по талонам.

Когда мы уселись втроем, я осторожно начала:

— Вы извините, пожалуйста, что я к вам вот так навязалась в гости. Просто я давняя подруга Ирины, мы с ней много лет не виделись, и так получилось, что…

— Ладно-ладно, все понятно, — прервал меня Виктор Владимирович. — Лучше давай выпьем за упокой души, по обычаю…

И он стал откупоривать бутылку.

— Извините, не могу… Я за рулем, — сказала я.

Виктор Владимирович сурово на меня посмотрел, словно пребывание женщины за рулем является уголовно наказуемым деянием, потом перевел взгляд на жену, махнул рукой и открыл-таки бутылку. Налив четыре рюмки, он одну накрыл кусочком хлеба, посыпанным солью. Поставив четвертую рюмку в центр стола, он взял свою, опрокинул ее одним махом и тут же потянулся ложкой за салатом из свежих овощей.

Нина Александровна тоже молча выпила, и взгляд ее немного подобрел.

— Вот ведь как бывает, — подала она голос. — Уехала, значит, в город и убилась там… Говорила же — не езжай, нечего там делать. Здесь бы нашла себе мужика хорошего да зажила бы… Да и разводиться не надо было! Ну что поделаешь, если сейчас жизнь такая, что мужчины не могут много зарабатывать. Нет, хотелось ей красивой жизни. Вот и дохотелось…

— Вы извините, — повторила я, — вы не знаете, почему она так поступила?

— Почему-почему? — передразнил меня старик. — Потому что е. рь бросил… Вот почему!..

— Витя! Что ты! — укоризненно посмотрела на него жена и показала глазами на комнату, где еле слышно копошился мальчишка.

— Чего уж там? Чего неправильно-то я сказал? — взъерепенился дед.

— А почему она развелась? — перевела я разговор на другую тему.

— Почему-почему!.. — снова передразнил меня Виктор Владимирович. — Потому что денег не хватало. Сейчас ведь как у вас? — Он укоризненно посмотрел на меня. — У баб? Мысли-то все о миллионах!.. Вот в наше-то время такого не было…

— То есть она себе другого нашла? С миллионами? — спросила я.

— Работала в городе в кафе, там и любовь крутила, — ответила Нина Александровна, пристально посмотрев на меня. — Вот и докрутилась, прости господи.

— Несчастную любовь! — с напором уточнил муж. — У этого ее, — он посмотрел на жену и отчаянно махнул рукой, — короче, у дружка-то денег было много, да что-то у них не заладилось. А что — мы точно и не знаем.

— Кто же виноват в том, что все так случилось? — продолжала я расспросы. — Имя ее друга не знаете?

Старики многозначительно переглянулись.

— Зачем это тебе? — спросил наконец Виктор Владимирович.

— Хочу встретиться с теми людьми, которые знали Ирину, с кем в последнее время она в основном общалась…

— Ну мы вот с ней и общались. С нами теперь и разговаривайте, — с вызовом посмотрела на меня Нина Александровна. — Мы самая ее ближайшая родня. Роднее нас нету.

— А родители давно у Ирины умерли? Когда в институте учились, вроде бы оба живы были.

— Отец спился давно, лет пять назад, а сестра моя, Галя, в прошлом году, царство ей небесное, померла, — сказал Виктор Владимирович, наливая себе новую порцию водки. — От циррозу, — добавил он.

— Мальчик, значит, сиротой остался?

— Почему сиротой? — запротестовала вдруг Нина Александровна. — У нас с Витей сынок далеко, внуки тоже… А Илюшка для нас в радость.

— Вырастет, никуда не денется, — с напускным оптимизмом произнес старик, полностью поддерживая свою половину.

— Отец ребенка приезжал на похороны?

— Вчера уехал, — хмуро ответил Виктор Владимирович, крякая после рюмки водки. — Надоел тут нам своими расспросами. Хотел мальчишку взять, да мы не дали. Что он там в своей Белоруссии? Нет там ни хрена, да и баба вроде у него появилась. А ей это зачем?

— Вы извините, что, может быть, затрагиваю такой деликатный вопрос… Мне сказали, что Ирину похоронили не совсем обычно…

Произнеся эти слова, я почувствовала, что у стариков снова возникла напряженность. У Нины Александровны кусок пирога застыл на полпути ко рту, а Виктор Владимирович нахмурил брови.

— Я к тому, что у нас как-то не принято кремировать. Это в Москве так делают, а для наших мест это так необычно…

— Это дело наше, семейное, — недружелюбно отрезал Виктор Владимирович. — Как хотим — так и воротим…

— А где похоронили-то ее?

— В городе, — так же коротко и таким же недобрым тоном ответил старик.

Нина Александровна время от времени бросала тревожные взгляды то в мою сторону, то в сторону мужа. Было видно, что внутри у нее все кипит, но она сдерживается. А Виктор Владимирович тоже почему-то начал нервничать: смахивать крошки со стола, двигать туда-сюда вилки с ложками.

— Да Гошка на этом настоял! — наконец не выдержала Нина Александровна. — Приезжал тут, говорил, что, мол, сейчас так принято. Ну, мы с дедом поговорили, подумали, а потом махнули рукой…

— Он же и деньги-то дал, — поднял на меня глаза старик и заговорил более мягким тоном: — Он! — поднял он палец вверх. — Мы только бумажки подписывали…

— А какой он вообще из себя, этот Гошка? — поинтересовалась я.

— Ничего из себя мужчина, важный такой, что ты! — скорчила физиономию Нина Александровна. — На машине приехал иностранной…

— На какой?

— Думаешь, мы знаем? Для нас они все одинаковые. Блестящая такая машина…

— Гошка — это ее любовник, да?

— Да! Да! — почти закричал Виктор Владимирович. — Е. рь, б…!

— Витя, ну зачем ты так? — с укоризной заметила Нина Александровна. — Он директор того кафе, где она работала. По крайней мере, она говорила мне так. Может, для блезиру, я не знаю… Они несколько раз сюда приезжали вместе. Он даже, самый первый раз когда приезжал, помог нам по хозяйству. Вообще он так ничего себе… Кучерявый, плечистый…

— Ни-ча-во! — передразнил жену старик. — Ничего хорошего… Бросил ее, а она и повесилась…

Старик опрокинул еще одну рюмку, крякнул, взял со стула свою бейсболку, крепко натянул ее на голову и снова превратился из деревенского мужика в американского старателя.

— Пойду покурю, — гаркнул он и достал из тумбочки под телевизором пачку «Мальборо», вынув ее из почти что полного блока.

«Ни фига себе, вот это нравы в российской деревне!» — подумала я. Не какая-нибудь тебе «Прима» или даже «Петр». Наверняка это подарок того самого Гоши.

Нина Александровна тем временем начала всхлипывать. Видимо, суровые и излишне прямолинейные высказывания Виктора Владимировича о племяннице задели ее душу.

— А вы не скажете, в каком кафе она работала? — спросила я ее.

— Вроде как «Рогнеда», — сквозь рыдания сказала Нина Александровна. — А друга ее Гошей зовут, фамилия вроде Пилюнин или Малюнин. Я ей много раз говорила, что большие деньги до добра не доведут. А она все отмахивалась — мол, заткнись, тетя Нина, ничего ты не понимаешь. Вот теперь на том свете, наверное, вспомнила тетю Нину…

Она совсем расквасилась, достала носовой платок и начала рыдать уже в голос.

— Хватит голосить, мать, хватит! — прогремел Виктор Владимирович, вернувшийся с улицы. — Чего сейчас-то реветь, раньше надо было думать!

— Ребенка не надо было брать, — сказала Нина Александровна. — С Илюшкой она бы не так распустилась, а то в последнее время вообще носа не казала, сын что есть, что нет…

— Вот так вот город-то портит людей! Портит! По ящику-то видала, что показывают? — И Виктор Владимирович совсем уже зло на меня посмотрел, как будто я была олицетворением этого самого города, который портит людей и который довел его племянницу до самоубийства.

— А где бы можно найти этого самого Гошу? — не унималась я.

— В гнезде, — неожиданно сострил старик. — Нету его, уехал он, по делам…

— Куда?

— Куда-куда… В Москву! — снова заворчал дед. — Они то по Москвам, то по заграницам мотаются, денег у них как у нас навоза.

— И надолго уехал?

— А я знаю? Говорил, что дела какие-то важные, может, задержится там…

— Так что же, он уехал и свое кафе бросил?

Виктор Владимирович нахмурился, и я почувствовала, что в голове у него набрал скорость мыслительный процесс. Он пытался что-то скумекать, но потом махнул рукой и своим излюбленным ворчливо-громогласным тоном заявил:

— Так и бросил… Если пропоносил… Откуда мы-то знаем? Нам и не до него совсем. Нам вон теперь! — Он показал рукой в направлении комнаты, где играл ребенок. — Думать надо вот о чем…

— Да уж, — поддержала мужа Нина Александровна. — Ребенка поднять — это вам не шуточки шутить… Нарожаете, кукушки, а потом подкидываете детей старикам, а мы только на пенсию и живем. Если бы огорода с садом не было, вообще караул…

— Это вы там в городе разболтались совсем, ети вашу мать! — гаркнул вдруг Виктор Владимирович. — Сплошной разврат, спите с каждым, кто какую-нибудь тряпку пообещает, а с нормальными людьми-то жить не хотите! Разбаловал вас Ельцин! Вот Сталин был бы — узнали бы, почем фунт лиха. Он вас всех, и рыжих, и лысых, фьють — и в Сибирь!

Виктор Владимирович уставился на меня уже красными от жары и выпитого глазами. Отвечать на приведенные им аргументы и спорить было абсолютно бесполезно. Только потеря времени.

Я подумала, что в принципе узнала все, что было можно, и сочла, что наступил очень удобный момент откланяться и проститься с гостеприимными Лесными Горами. Пока еще меня, чего доброго, не обвинили в смерти моей подруги.

Я встала, подошла к Нине Александровне, обняла ее за плечи, отчего она снова зарыдала. Выразив свое сочувствие тетке, я пожала руку Виктору Владимировичу. Он явно хотел продолжения разговора и попытался было что-то сказать, но я уже направилась к выходу.

— Ты уж того… — неуклюже сказал старик, выходя вслед за мной. — Извиняй, если чего. Мы ведь не со зла… А то подумаешь там невесть чего…

— Ничего, ничего, — успокоила я стариков. — Спасибо вам за гостеприимство.

Я постаралась максимально сократить время прощания, поскольку оно становилось тягостным. Более того, сев за руль машины, я сразу же набрала большую скорость, стараясь как можно скорее покинуть Лесные Горы и снова очутиться в городе.

Путь домой оказался более спокойным. Никаких слежек за собой я не заметила и приехала домой уже под вечер, когда предпринимать какие-либо другие действия по этому делу было бессмысленно. Разговоры со старшим поколением, ко всему прочему, почему-то эмоционально совершенно измотали меня, и я не придумала ничего лучше, как забыться сном.

Глава 4

Следующий день прошел вяло и скучно. На улице было душно и пасмурно, как перед дождем. Однако влага все еще не была ниспослана на землю, и от этого становилось более тягостно.

Выскочив на десять минут из дома и пробежавшись по магазинам, я почувствовала, что вся моя одежда пропиталась потом — я была мокрой как мышь.

Мне не оставалось ничего другого, как принять душ и ждать вечера, когда наступит наиболее благоприятное время для посещения бара «Рогнеда».

Днем мне позвонила Катя Семенова. Она интересовалась, как проходит мое расследование. Я изложила ей то, что узнала в Лесных Горах, и еще раз спросила, не знает ли она чего о личной жизни Лейкиной. Может быть, случайно что-то и вспомнилось?

— Я же говорила тебе, что она только намекала на какого-то любовника, — ответила Катя. — Но я не знаю, кто он… Она почему-то держала его имя в тайне. Но то, что он непростой парень, было по ней видно.

— Хорошо была одета?

— Да… И вообще чувствовалось, что она слишком полюбила красивую жизнь. Я очень счастлива, что наконец покидаю Россию, — вдруг заявила Катя. — Потому что здесь все надоело. Там можно жить примерно так же хорошо, как жила Ирина, но при этом не связываться ни с каким криминалом.

— Что, Вацлав сделал тебе предложение? — порадовалась я за подругу.

— Да, сразу после того, как ты вчера ушла, — в голосе Кати прозвучала неподдельная радость. — Представляешь, он подарил мне такое классное кольцо с настоящим бриликом!

— Я тебя поздравляю, — также искренне ответила я.

— Ладно, пока, успехов тебе, я еще позвоню… — внезапно заторопилась Катя, и я не стала больше задерживать ее внимание.

Закончив разговор, я легла на диван и уставилась в потолок. Пролежав так примерно с полчаса, я обратила наконец внимание на время, а оно уже перевалило за семь. И это означало, что пора было навестить бар «Рогнеда».

Я начала приводить себя в порядок. Первым делом приняла контрастный душ, после чего выскочила в коридор и стала заниматься прикладной живописью. Когда подводишь глаза, самое главное — не ошибиться с размером.

После непродолжительных косметических процедур, занявших всего лишь минут сорок, я стала выбирать, что бы мне надеть поприличнее, солидное и удобное одновременно. Я понятия не имела, что такое бар «Рогнеда», но как-то сразу подумала, что это не забегаловка с пьяными мужиками.

В конце концов я остановилась на легком шелковом брючном костюме сиреневого цвета. Маленькая черная сумочка в руках и черные туфли дополнили ансамбль, а наборный кожаный браслет на правом запястье и соответствующая висюлька на шее придали ему нужную изюминку.

К месту я прибыла около половины девятого. Бар «Рогнеда» представлял собой весьма небольшой по размерам зальчик, соседствовавший с продуктовым магазином. В него вел отдельный вход. Я спустилась по трем небольшим ступенькам и открыла деревянную дверь с блестящей желтой ручкой.

Выяснилось, однако, что, несмотря на свои скромные размеры, бар имел солидный интерьер, в наличии был богатый ассортимент напитков, в углу стоял телевизор с видеомагнитофоном.

Я выбрала один из столиков подальше от входа, села к нему лицом и заказала себе мартини и салат из крабов. Медленно потягивая напиток, я стала оглядывать публику. Она была достаточно стандартна для таких заведений: бритые парни в майках и шортах, девицы вызывающего вида. В углу сидела одна более «пожилая» пара — мужчина и женщина лет по тридцать.

Ко мне неожиданно подошла крепенькая блондинка лет двадцати в мини-юбке. Ноги у девицы были достаточно толстыми, и я подумала, что подобный наряд не для нее.

Однако, видимо, она имела другое мнение на сей счет, поскольку как-то уж очень демонстративно оттопыривала свой зад и выставляла напоказ эти толстые ноги, кокетливо поглядывая при этом на парней, которые проходили между столиками. Их пьяненькое внимание только придавало ей уверенности.

Оглядев посетителей бара, она скептически скорчила физиономию и повернулась ко мне.

— К вам можно присесть, девушка? — как-то развязно спросила она.

— Конечно, — приветливо ответила я.

— Меня зовут Маша, — представилась она и небрежно заказала официанту бутылку пива. — Темного, пожалуйста, — претенциозно добавила она.

Осушив бокал пива, Маша спросила:

— Ты что, тоже сюда на съем пришла?

— Пока не решила…

— Слушай, я не наезжаю, а просто предупреждаю. Здесь все у нас на коммерческой основе происходит. Я при исполнении, понимаешь?

— Ты работаешь здесь?

— Да, — вздохнула она. — Здесь платят больше, чем в конторе. Так что конкурентки мне не нужны… Имей это в виду, подруга.

Она еще раз оглядела меня и уже более дружелюбным тоном добавила:

— Впрочем, если Юлька сегодня не придет, мы можем и вместе закосить…

— Нет, я не совсем по этой части, — покачала я головой. — Мне скорее к директору надо, Пилюнину. Знаешь такого?

— А как же! — важно отозвалась она.

— Мне у стойки сказали, что его нет, вот я и жду, мартини пока пробавляюсь, — слегка слукавила я.

— Он сегодня не появится, — категорично отрезала Маша.

— Почему?

— Бухает по-черному. У нас девчонка одна не то отравилась, не то повесилась вроде как из-за него… Вот у него шарниры-то и отъехали…

Маша оглянулась и понизила голос:

— Ничего, отлежится, может, поумнеет.

— А мне говорили, что он в Москву подался.

— Ни фига. Здесь где-то завис, — уверенно повторила Маша.

Тут к нашему столику подошла официантка и, наклонившись, что-то шепнула Маше на ухо. Та внимательно ее выслушала. Сначала на ее лице мелькнуло нечто вроде заинтересованности, но когда официантка закончила говорить, та нахмурилась и вдруг взорвалась:

— Чего?! Да пошел он к черту, этот Вася! Охренел он, что ли? За такие деньги пускай сам едет с этим мусорьем в сауну!

Официантка покраснела, бросила на Машу яростный взгляд и, подняв голову, удалилась к стойке.

— Совсем уже с ума сошли! — продолжала бушевать Маша. — Дай прикурить, что ли! — обратилась она ко мне.

Прикурив сигарету, она продолжила свои откровения:

— Пилюнина нет, так его заместитель, Вася Губкин, перед ментами выделывается. Еще чего — ублажать мусоров за нищенские деньги! Я ему что — Ленин, что ли, чтобы бесплатно на субботниках вкалывать?

— А что — менты у вас «крыша», что ли? — осмелилась спросить я, когда она немного успокоилась.

— Да, «крыша»… В принципе те же бандиты. Истинные бандиты, кстати сказать, лучше мусоров. Всегда напоят, накормят. Менты же все норовят на халяву, а потом еще и в любовники набиваются… Фу!..

— А Пилюнин свой персонал бережет, что ли? — развеселилась я.

— Да уж получше, чем этот, — Маша кивнула в сторону стойки бара. — Пилюнин человек солидный, цену деньгам знает.

— Но ведь ты говорила, что девчонка какая-то удавилась…

— Ну да. Причем, по-моему, из-за него. — Маша чуть сморщилась. — А может, и нет, хрен их там разберет! Она, эта Ирка, вообще была какая-то по колено контуженная. Я понимаю, конечно, можно на деньги западать, но не до такой же степени, как она…

— Это ты что имеешь в виду?

— Да она Пилюнина ведь у Надьки вроде бы отбила. А Надюша такая девица видная: высокая, стройная, словом, все при ней. — Маша немного помолчала, потом продолжила: — Да только Ирке ведь нужен был не он, а его джипец. Какие колеса, какие фары! Ну, е-мое, а!

Маша уже опустошила бутылку пива и пребывала в настроении весьма расхристанном, что в принципе мне было на руку. При такой повышенной степени красноречия она, пожалуй, может мне выложить массу информации.

— А этот тоже хорош! — все не могла уняться Маша.

— Это ты про кого?

— Да про Пилюнина! Тоже мне, раскис, только юбку новую увидел…

Я вспомнила, что в далеком институтском прошлом Ирина гордилась именно своей задней, так сказать, филейной частью тела. Действительно, там было на что посмотреть. Особенно в обтягивающих джинсах. Во всяком случае, мужчинам это очень нравилось.

— Так, — неожиданно посерьезнела Маша. — Подожди, а у тебя с Пилюниным-то вообще какие отношения? А то я здесь распинаюсь перед тобой…

Взгляд ее стал недоверчивым и колючим.

— Чисто деловые у меня с ним отношения, — успокоила я ее. — А подробности из его личной жизни было бы просто интересно узнать. Мне все равно теперь делать нечего, если ты говоришь, что его сегодня уже не будет… Скучно!.. — Я картинно зевнула.

Неожиданно из глубины бара показался маленький коренастый мужичок в белой рубашке и галстуке. Лицо его было красным и мрачным. Он буквально подкатился к Маше и грубо взял ее за руку.

— Ты что себе позволяешь? — зашипел он ей прямо в лицо.

Он покосился на меня, выдавил хищную улыбку и пробормотал: «Извините!», после чего еще сильнее дернул Машу за руку:

— Ты не понимаешь, что ли, кошка драная, что ко мне люди приехали со вполне определенными целями?

Маша резко вырвала руку и ответила тоже весьма достойно:

— Во-первых, мне плевать! Деньги надо платить нормальные, а не стоимость месячного проездного билета на троллейбусе. А во-вторых, ты сначала подрасти, а потом на женщин моей весовой категории кидайся.

— Если не хочешь работать, так и скажи, — яростно засопел мужчина.

— Не хочу, — замотала головой Маша. — Ну тебя к чертовой матери! Сам задницу забривай и езжай к этим мусорам, если тебе надо!

Она презрительно отодвинула от себя пустую бутылку из-под пива, встала с кресла и неторопливо направилась к выходу, продолжая так же независимо вертеть бедрами.

К моему удивлению, мужчина спокойно развернулся на своих коротеньких ножках и удалился туда, откуда пришел. Мне лишь показалось, что он недоуменно пожал плечами.

Я же решила последовать примеру Маши и выйти из бара. Пилюнина мне все равно здесь было не дождаться, а эта проститутка показалась мне интересной собеседницей.

— Так тебе что, действительно делать нечего? — спросила Маша. Выйдя из бара, она стояла при входе и курила.

— Да. А что, я очень похожа на деловую даму?

— Может, и похожа. — Маша снова окинула взглядом мою персону.

— А ты выпить хочешь? — неожиданно спросила я.

— Только пива. Или коктейль какой-нибудь холодненький.

— Будет тебе пиво. Поехали. — И я показала на свою «девятку».

— Ого! Да ты действительно деловая дама! — с уважением улыбнулась Маша. — Или любовник подарил? А может, мужа твоего тачка?

— Нет, это лично мой автомобиль. Я дама свободная, по крайней мере на сегодня.

Маша не заставила себя долго упрашивать и пошла к машине. Я же сходила в соседний продовольственный магазин, купила пиво и закуску и уже с пакетом в руках открывала дверцу автомобиля. По профессиональной своей привычке я быстро осмотрелась и пробежалась глазами по номерам машин, стоявших здесь же рядом на стоянке.

Номер 264, серая «восьмерка»… Бог ты мой, так ведь на этой же самой машине меня вчера и пасли по пути в Лесные Горы! Очень интересно… Значит, за всем этим делом действительно что-то стоит.

На секунду замешкавшись, пораженная своим неожиданным открытием, я все же решила продолжать выбранную совсем недавно линию — поближе познакомиться с Машей. Имя владельца машины я и так узнаю завтра в ГИБДД.

Я завела мотор, попросила Машу пристегнуться и тронула автомобиль с места. По дороге мы оживленно болтали на разные интересные женские темы. Маша поинтересовалась, чем я занимаюсь, и я представилась ведущим менеджером фирмы по продаже мягкой мебели. И у моей фирмы были якобы какие-то деловые связи с Пилюниным.

— Может быть, мужичков тогда снимем каких-нибудь, если, как ты говоришь, хата у тебя свободная? — подмигнула мне Маша.

— Тебе на работе мужики не надоели?

— Если честно, то есть где-то в легкую… Но… — Маша улыбнулась. — Я не чистая профессионалка. Сочетаю порой приятное с полезным. Приятное — это сама понимаешь что, — она пронзила меня взглядом. — А полезное — тоже понятно. Каждый зарабатывает деньги как может.

Я не стала возражать, тем более что мне было необходимо следить за дорогой.

Маша в течение всего пути читала мне лекцию по сексологии, подкрепив ее парочкой интересных историй из своих рабочих будней. Словом, настроение у моей собеседницы было самое что ни на есть скоромное.

Однако, как только она переступила порог квартиры, темы разговора поменялись. Большое впечатление на Машу произвел интерьер, и она переключилась на мебель, сантехнику и прочие материальные ценности.

Когда наконец поток ее красноречия иссяк, я осторожно поинтересовалась у нее относительно отношений ее шефа Пилюнина с женщинами.

— Пилюнин мужик деловой, — выдала резюме Маша. — В баре сидит крепко. Что касается Надьки, она сама, в общем, дура… Не умеет мужиков при себе держать, сразу раскисает, как сопля.

— Ну, вообще-то не она повесилась, а Ирина, которая была позже, — резонно возразила я.

— А я не верю, что она повесилась! — неожиданно с апломбом заявила Маша. — Не верю!

— Почему? — внутренне холодея, спросила я.

— А потому что за несколько дней до смерти у них с Надькой какие-то разборки были женские. А Надька баба истеричная, могла чего-нибудь и сообразить, особенно по пьяной лавочке.

— Ты думаешь, что это убийство?

— Все может быть… А ты что, сама на Пилюнина глаз положила, что ли? — На лицо Маши вернулось уже привычное для меня подозрительное выражение. — Чего это ты меня все о нем расспрашиваешь?

— Да так, скуки ради…

— Не-ет, просто так ничего не бывает, — Маша поводила передо мной указательным пальцем. — Да ты особо не волнуйся, мне-то все равно уже. Пилюнин мужик властный, любит бабу загибать — и в прямом, и в переносном смысле. А я сама такая… У меня отец военный, он меня приучил к такому поведению. Знаешь, как я возбуждаюсь, когда стреляю из «ТТ»! — Маша закусила губу, выдвинула обе руки вперед и сделала воображаемый выстрел. — Да не бойся ты! — улыбнулась она, глядя на мое удивленное лицо. — Ты мне нравишься, хорошая ты девчонка.

— Ты мне тоже, — слукавила я.

— Ну, если бы не мои принципы, мы могли бы с тобой составить неплохую парочку, — пошутила Маша. — А так извини — ориентация у меня вполне стандартная.

— А долго Ирина встречалась с Пилюниным? — спросила я, не давая Маше увести разговор на тему отношений между полами.

— Ха, встречалась! — неожиданно воскликнула Маша. — Да так, е. лись где ни попадя с месяцок. Она ему раз даже на складе дала, на ящиках, дура… Ой, дура!

— А Ирина вообще кем работала в кафе?

— Она? Работала? — неподдельно удивилась Маша. — Да ты что! Это я работала, а она только задницей вертела время от времени перед руководством. А в последние два месяца вообще почти не показывалась.

Маша закрыла лицо руками и вдруг заплакала. Она была уже достаточно накачана крепким пивом, чтобы ее пробило на сентиментальность.

— Жалко мне ее все-таки… Хоть и не нравилась она мне, — сквозь рыдания проговорила Маша.

— А Надька?

— Надьку я уже давно не видела. Пилюнин ее выгнал, когда с Иринкой закрутил…

— И где найти ее, ты не знаешь?

Маша посмотрела на меня остекленевшим взглядом, встряхнула головой и уже непослушным языком сказала:

— А ну тебя в баню со своими расспросами! Зачем тебе все это надо? Если хочешь Пилюнина, подойди к нему и дай! И все у тебя будет хорошо… Может быть, — немного погодя добавила она.

Она подбодрила меня, потрепав рукой за плечо. Это было последним активным действием, на которое она оказалась способной тем вечером. Голова ее бессильно опустилась на подлокотник кресла, и спустя несколько минут она громко захрапела.

Я тяжело вздохнула. Собрав все силы, на какие была способна, я подняла на руки свою новую знакомую и перенесла на диван. Сама я тоже почувствовала усталость и пошла спать…

…Утром я растолкала Машу и подала ей в постель крепкий черный кофе. Та восприняла это с некоторым недоумением. Я поспешила тут же его развеять, сказав, что очень тороплюсь и крайне заинтересована в том, чтобы Маша покинула квартиру вместе со мной.

Провозившись с моей новой знакомой где-то еще с полчаса, я подбросила ее потом на машине домой, взяв на прощание телефон. Маша сказала, что рада меня видеть хоть каждый вечер, если он будет проходить по вчерашнему сценарию. То есть намекала на то, что собеседница она отменная, только платить за выпивку должна я.

Я не стала обижаться и приветливо улыбнулась, чувствуя, что эта девица мне еще может пригодиться. А в тот момент меня ждали другие дела: я же все-таки вела расследование…

Расставшись с Машей, спустя десять минут я уже заходила в здание Заводского РОВД. Майора Ушакова мне пришлось ждать около часа, пока тот не освободился после какого-то совещания.

Когда наконец совещание закончилось, майор прошел мимо меня по коридору ужасно деловой и сделал вид, будто не замечает меня. Или действительно не заметил. Я подумала и решила, что скорее всего притворился, потому что не заметить меня для нормального мужика было бы весьма странно.

Однако, уже открывая дверь своего кабинета, майор вдруг обернулся и изобразил на лице улыбку.

— Ты опять ко мне? — спросил он.

— Да, представьте себе, — ответила я.

Майор оглядел двоих парней, которые с какими-то бумагами тоже ожидали его, и пригласил меня войти первой.

— Ну, рассказывай, что у тебя там такое! — Майор включил вентилятор и бросил на стол кожаную папку.

— Во-первых, Павел Петрович, за мной следят. Машину, на которой злодеи это осуществляют, я обнаружила около бара «Рогнеда». Во-вторых, директор этого самого бара Пилюнин, как я выяснила, был любовником убитой Ирины Лейкиной. После ее смерти он до сих пор находится в глубокой прострации и не появляется на работе. Переживает…

— А, ты все еще по тому самому делу! — недовольно скривился Ушаков.

— А по какому же еще?! — искренне удивилась я.

— Ну, у частных детективов масса дел… Знаешь что, — изменил вдруг тон майор, — этим делом мы серьезно занимаемся. То, что ты нашла наркоту, оказало нам неоценимую услугу. И сейчас за дело взялись настоящие профессионалы.

— Павел Петрович, есть подозрения, что мою подругу убили. Это не самоубийство, — не обращая внимания на его слова, продолжила я.

— С чего ты взяла?

— А зачем за мной следят? Почему на меня напали в подъезде?

— Таня, мы во всем разберемся. Возможно, следы ведут к наркомафии. А с ней, как ты знаешь, шутки плохи… Мы сейчас ведем большую работу. Ты ведь в курсе, что у нас теперь электронная картотека на торговцев наркотиками. Мы полностью сейчас компьютеризированы. Долгое время мы никак не могли выйти на след одной группировки. А сейчас возможность такая появилась. В том числе благодаря твоей помощи… — Майор посмотрел на меня и поощрительно улыбнулся. — Только ты лучше сама туда не лезь. Дело полностью находится под контролем. Вот сейчас, видела? — он кивнул на папку. — Только что от руководства. Снова вставляли пистон. Да нам не привыкать!

— Речь идет о моей подруге, — упрямо продолжала я гнуть свою линию. — Притом ко встречам с разного рода наркомафией мне не привыкать. И, если уж моя помощь так для вас важна, проверьте личность директора бара Пилюнина.

— Проверим… Обязательно проверим. Собственно говоря, мы с ним уже провели работу. У него вообще-то что-то вроде алиби…

Майор сделал паузу и, раздраженно смахнув невидимую пыль со стола, воскликнул:

— Да чего там говорить — по-моему, и так ясно, что это самоубийство! — Ушаков полез в папку и, демонстрируя, что делает мне величайшее одолжение, достал оттуда бумажку. — Есть у меня один свидетель, которого мои люди предварительно опросили. Именно он говорил про несчастную любовь твоей подруги. Это некто Кумарцев Илья Викторович, проживающий на Пролетарской улице, дом 25, квартира 6, русский, ранее судимый за хранение наркотических веществ, — зачитал майор по бумажке. — Вот с ним-то мы и намерены поработать в самое ближайшее время. Честно говоря, это пока наш единственный свидетель.

— Как вы на него вышли?

— Он пришел к твоей подруге в гости в то время, когда там работали наши оперативники. То есть к холодным ногам подоспел. Мы проверили его личность, и… Словом, сама слышала, что за фрукт.

— Так его же надо брать и щемить! — воскликнула я.

— Подожди, подожди!.. Всему свое время. Тут серьезное дело, наркотики. Спешить не всегда есть правильно. На днях мы им займемся.

— Может быть, я сама им займусь?

— Ни в коем случае! — почти закричал Ушаков. — Ни в коем случае! Я тебе сказал про него только для того, чтобы ты поняла, что мы работаем, а не сидим сложа руки. Ты, наверное, думаешь, что только такие частники, как ты, раскрывают преступления. Так вот, ты ошибаешься! — По лицу Ушакова я почувствовала, что майор начал заводиться. — Имей в виду, я тебя официально предупреждаю. Отойди от этого дела. Потому что его курирует наше областное управление. Тебе с твоими женскими… — Ушаков чуть замешкался. — Ой, извини — малотехническими средствами с ним просто не справиться. Не тот уровень!

— Ладно, Павел Петрович, ладно! — успокоительно подняла я руки вверх. — Не забывайте про то, что я вам рассказала про бар «Рогнеда». Машина, на которой за мной следили, стояла именно там.

— Разберемся.

— Да, и еще… Вскрытие тела Ирины Лейкиной не производилось. В судмедэкспертизе мне сказали, что это произошло не только потому, что родственники были против, но еще и потому, что ваш отдел не настоял на этом…

Майор нахмурился.

— Мне что, здесь других дел мало, кроме как еще за этим следить?! — вдруг заорал он. — Значит, родственники такие попались, что легче через Волгу босиком пройти, чем с ними договориться… Не я же этим делом занимался, в конце концов!

— Не забудьте про Пилюнина, товарищ майор. — Я встала со стула и направилась к двери. — А к Кумарцеву я, может быть, все-таки загляну…

— Только попробуй! — бросил мне в спину Ушаков, но я почувствовала, что он уже не очень на меня сердится. — Не волнуйся! Если ее убили, то тех, кто виноват, мы найдем…

— Надеюсь, — тихо сказала я и вышла из кабинета.

Оказавшись на улице и окунувшись в дневную городскую суету, я вдруг почувствовала потребность немного пройтись пешком, вдруг осознав, что последнее время пользуюсь исключительно машиной и мой двигательный аппарат давно уже не тренировался.

Поэтому и решила оставить машину на стоянке возле РОВД и немного погулять. Перейдя через шумный проспект Энтузиастов, я углубилась в ближайший скверик, купила мороженое и села на скамейку.

А не пора ли бросить любимые гадальные кости? Что-то давно я не прибегала к своему проверенному методу расследования.

Комбинация оказалась несколько неожиданной:

34 + 20 + 9.

«Ваши ожидания не обернутся прискорбным разочарованием».

Главная неожиданность была в том, что я в данный момент ничего не ожидала и просто не знала, что мне делать. Однако понимала, что в такие моменты лучше было довериться интуиции.

И в этот момент мои глаза уперлись в здание, стоявшее на противоположной стороне проспекта. На нем висел огромный щит рекламы. Две улыбающиеся физиономии мужского и женского пола уговаривали всех купить, продать или снять жилплощадь в любом районе города. Это была реклама риелторской фирмы «Аглая», той самой, через которую Ирина Лейкина снимала себе квартиру и где несколько месяцев спустя оборвалась ее жизнь.

Я доела мороженое, вернулась на стоянку, села в свою «девятку» и погнала ее в центр города, потому что решила снова посетить эту фирму.

Едва войдя в офис «Аглаи», я тотчас наткнулась на того самого молодого человека, с которым два дня назад договорилась об аренде для себя квартиры. Он меня сразу узнал и вежливо поинтересовался, как у меня дела.

Я ответила, что дела у меня обстоят хорошо и что я всем довольна. Далее, внимательно посмотрев на парня, я решила действовать, что называется, в лоб.

— Вы не помните вашу старую клиентку, которая снимала эту же квартиру передо мной? — быстро спросила я.

— Да, помню, — ответил служащий, опустив глаза. — А что?

— Она пришла в эту фирму сама или ее кто-то привел?

Парень поднял глаза и в свою очередь пристально оглядел меня.

— Вы знаете того, кто ее сюда привел? — повторила я свой вопрос. — Или она связалась с вами по телефону?

— Зачем это вам? — также прямо спросил парень, отвечая вопросом на вопрос.

— Мне это очень надо… — сказала я и показала зажатую в ладошке бумажку в пятьдесят американских долларов.

Его брови удивленно поднялись, но ненадолго. Парень оказался понятливым… Да и кто не становится таковым при зеленом отблеске самых уважаемых в мире купюр!

Риелтор протянул руку и незаметно забрал у меня купюру. Со стороны это наверняка показалось бы дружеским рукопожатием. Оценить это мог только сотрудник, сидевший в углу за компьютером. Но он был слишком занят работой и не обращал на нас внимания.

Засунув купюру под прайс-лист, парень сложил на нем руки в замок и, глядя куда-то поверх меня, сказал:

— Это знакомый одного нашего служащего. Его фамилия Кумарцев. Откровенно говоря, подозрительный тип. Большего я, к сожалению, не знаю… — В голосе служащего неожиданно появились извиняющиеся нотки, будто он был мне чем-то обязан.

— Чем он показался вам подозрительным?

— Нервный очень, дерганый какой-то и одет грязновато. В общем, все… — пожал он плечами. — Я отработал свой гонорар?

— Спасибо. Этого вполне достаточно, — тихо сказала я и поднялась со стула.

Ну что ж, вот уже второй раз появился на сцене тот же самый персонаж по фамилии Кумарцев. И с ним мне просто необходимо встретиться, несмотря на все предостережения майора Ушакова. Этот таинственный Кумарцев был близко знаком с моей подругой. В отличие от ее любовника Пилюнина, который неизвестно где скрывается, адрес Кумарцева я знала. По профессиональной привычке сразу же запомнила, как только Ушаков прочитал его.

Следовательно, новый этап моего расследования был ясен. И я — водится за мной этот грешок — решила не откладывать дело на завтра, а сделать его сегодня.

Глава 5

Дверь квартиры номер 6 на Пролетарской, 25 мне открыл весьма плотный мужчина неопределенного возраста. С одной стороны, лицо его выглядело достаточно молодо — то есть никак не больше тридцати, а с другой — волосы его были почти совершенно седы. Во всем его облике, в лице явственно присутствовали мужские черты с некоторым восточным налетом. В принципе, если не обращать внимания на несколькодневную небритость, можно даже было сказать, что хозяин квартиры был по-своему симпатичен.

Нервно задергав глазами и почему-то заглянув мне за спину, чуть заикаясь, он спросил сиплым голосом:

— Чем обязан?

— Вы Илья Кумарцев?

— Ну, я… И что тебе?

— А я к вам по делу. Меня Таня зовут, — простодушно сказала я.

— И это хорошо. Заходи.

И Кумарцев посторонился, пропуская меня в глубь квартиры. В нос мне ударил какой-то спертый запах. Я чуть поморщилась, но тут же переборола себя: в конце концов, я не отдыхать сюда пришла.

Вскоре выяснилось, что квартира двухкомнатная и что внутри ее царит самый что ни на есть бардак. По углам были разбросаны какие-то железяки, судя по всему, бывшие важные части лодочных моторов вперемежку со всякими водопроводными атрибутами. На диванах и тумбочках лежало грязное тряпье. Пристально его осматривая, можно было сделать вывод, что оно когда-то называлось простынями и пододеяльниками, а может быть, даже и наволочками.

— Лучше всего на кухню! — Кумарцев сделал приглашающий жест.

На кухне с точки зрения санитарно-гигиенических норм обстановка была не лучше, и, несмотря на светлое время суток, необыкновенную активность развивала обширная популяция тараканов. Пробегая по столу бодрой трусцой, они деловито обследовали содержимое давно не мытых тарелок.

Кумарцев небрежным мановением руки освободил небольшое пространство на столе, заставленном всякой всячиной, отчего несколько чашек неожиданно упало на пол. Он не обратил на это никакого внимания и гостеприимным жестом предложил мне табуретку. Короче говоря, мужчина оказался в своем роде даже шикарным.

С некоторой опаской я села на табурет, а Кумарцев примостился на углу стола напротив меня.

— Я, собственно говоря, подруга Ирины Лейкиной, — начала я. — Пробыв некоторое время в командировке, я вернулась, и мне сказали, что она умерла… И я вспомнила, что она мне как-то про вас рассказывала, вот и пришла.

Кумарцев часто-часто заморгал глазами, повернул голову куда-то вбок и философски изрек:

— Кайф дал, кайф взял… Словом, круговорот кайфа в природе. Кому какая стрелка выпадет…

— Вы с ней общались последнее время? Расскажите, как она жила, — попросила я.

Кумарцев достал из кармана рубашки «Приму» и закурил.

— Давай на «ты», что ли? — небрежным тоном бросил он. — А то как-то не по-людски получается.

— Давай, — согласилась я, махнув рукой.

— Скажи, а что тебя интересует? — Кумарцев неожиданно задержал на мне взгляд, и я почувствовала, что он меня буквально раздевает.

Собственно говоря, особой фантазией обладать было не надо, поскольку одета я была в короткую юбочку и просвечивающую блузку.

И только было открыла рот, чтобы задать конкретный вопрос, как хозяин квартиры оттолкнулся от стола, присел на корточки, придвинулся ко мне поближе и положил ладонь на мое колено.

— У нас жизнь сейчас такая, что нельзя ничем интересоваться, — пристально глядя мне в глаза, заметил он. — Лучше забыться в нирване. Ты знаешь, что сознание человека имеет известный предел? — его рука пошла от колена вверх.

Я отодвинула ногу, давая понять, что массаж не входит в мои планы.

— Хорошо, — сказал Кумарцев, сглотнув слюну и давя бычок об пол. — Тогда сначала прочитаю лекцию. Короче говоря, если сознание имеет предел, а выйти за него очень хочется, нужно его изменять. Я про сознание… То есть выходить нужно в бессознательное. Хочешь, в личное, хочешь, в коллективное… На Востоке обычно этого достигают в процессе медитации. Тогда появляются видения, галлюцинации и прочая подобная ерунда. Ну, то есть — по стене ползет утюг, ты не бойся, это глюк! — Он засмеялся, обнажив крупные желтые зубы.

— Ты про глюки подожди! — решительно прервала его я. — Я тебя про Иринку просила рассказать.

— Расскажу, расскажу, всему свое время! — успокоил меня Кумарцев. — Мне стимул нужен… Ведь мы, простые смертные, вынуждены обращаться к естественным или искусственным стимуляторам для изменения своего маленького сознания! Вот, например, марихуана, — он кивнул в сторону маленького пузырька из-под какого-то лекарства, — оч-чень интересная штука. Важно, кстати, какую траву ты куришь. На хи-хи после косяка может пробить любая ерунда, в любом огороде может вырасти. Я же люблю философскую травку, чтобы изменение сознания было не поверхностным, а глубоким.

— Это как? — машинально спросила я.

Я неожиданно почувствовала, что попадаю под некий гипноз этого странного человека и уже не контролирую ход беседы.

— А это чтобы обострялось внимание к деталям, чтобы краски мира расцвечивались по-новому, чтобы те вещи, которые ты знал много лет, вдруг представали перед тобой в новом качестве. Например, люблю смотреть на узоры ковров, наблюдать за светом, исходящим от простой лампочки сквозь плафон. Знаешь, какой кайф, когда таращишься на шкаф, например, а потом, хрясь, свертываешь его в трубочку и засовываешь в унитаз!

Глаза Кумарцева округлились, и он стал похож на сумасшедшего.

— И еще… — он снова придвинулся ко мне. — Секс под анашой имеет массу прелестей. Острые чувства слегка приглушены, ты не оголтело стремишься к оргазму, как в обычном состоянии скотского совокупления, а наслаждаешься самим процессом. Это как медитация.

Кумарцев уже более решительно запустил свою пятерню ко мне под юбку и, заглянув в глаза, произнес:

— А давай попробуем, прямо сейчас…

Я решительно убрала его руки от своих трусиков, заложила ногу на ногу и твердо сказала:

— Я к тебе не за этим пришла.

— Какая разница! — улыбнулся Кумарцев. — Зачем все планировать?! Я ведь тоже не знал, что ты придешь. Лучше, когда все происходит спонтанно, когда ты не знаешь, что будет в следующий момент. А если все заранее известно, это тупо и неинтересно. Это продукт американской массовой культуры. Я же живу по восточному принципу. Мгновенное озарение и моментальное решение…

— Слушай, мне в значительной степени по барабану, как ты живешь! — я уже начала раздражаться. — Как тебе не стыдно! Твоя подруга умерла, а ты всякую чушь здесь лепишь! Давай рассказывай, как Иринка на такое сподобилась, а уж потом, может быть, я и выслушаю тебя насчет твоих восточных принципов. Баш на баш, принцип дружеского бартера у нас получится.

Кумарцев задумался.

— А что тебе эта Ирина? Малоинтересная особа, меркантильно ориентированная личность… Никакой духовной прослойки, только жировая. Особенно на заднице. Ну, может, еще на спине немного…

Я нахмурилась и едва сдержалась, чтобы не врезать ему по физиономии. Все-таки Ирина, хоть я и наслушалась в последнее время про нее разных нелестных отзывов, была моей подругой.

— Ты хорошо ее знал, надо понимать?

— Да так, пару раз, — лениво сказал Кумарцев. — И то мне не очень понравилось. У меня своя подруга есть, она более насыщенная личность: и в духовном, и в гормональном плане. А у твоей Ирины была ярко выраженная аноргазмия. Она кончала только на кошелек. А вот ты, я чувствую, совсем другая… Я это чув-ству-ю, поняла?

— Поняла… Ты скажи, Ирина сильно любила своего приятеля, забыла, как его имя… — я пощелкала костяшками пальцев.

— А у нее этих приятелей было, как в этой квартире грязи, — сказал Кумарцев. — Почему-то очень много мужиков развелось с деньгами.

— Он вроде как директор бара…

— Ну, вот, вот… Мужчина экономического типа, тьфу! — Кумарцев сплюнул. — Только кошелек в обмен на опорожнение предстательной железы… Никаких сокровищ души, никакой тайны, полное духовное обнищание. Буквально по Достоевскому — преступление и наказание. Впрочем, так оно и вышло, потому что бог — он не фраер!

— Ты можешь без отступлений, а? — не выдержала я.

— Не-а, не могу, — Кумарцев насмешливо на меня посмотрел.

Рот его приоткрылся, он улыбнулся и снова полез ко мне приставать.

— Ты зря так кочевряжишься, Танька, — сказал он, заходя сзади и обнимая меня за плечи. — Ирина уже в лучшем мире, сама туда захотела нанести визит. Что без толку слезы-то лить! Жизнь человеческая коротка, в ней так много событий разных и интересных, так что надо бы поспешать, пока она окончательно не укоротилась…

— Ну, если вести такую жизнь, как ты, то действительно надо спешить… А то изменение сознания обычно ведет за собой изменения со здоровьем, а это — прямая дорога за город, то бишь на кладбище.

Кумарцев улыбнулся.

— Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет — старая такая хохмочка… — проговорил он.

— Старая, но справедливая.

— Вот именно. Помрем-то все так или иначе, а живем по-разному.

Кумарцев засмеялся и расстегнул верхнюю пуговицу на моей блузке.

— На самом деле человек слишком усложняет жизнь, — прокомментировал он свои действия. — А существует всего два основополагающих наслаждения, ради которого человек и живет. Первое — это еда, второе — это секс. Все очень просто. Остальное есть лишь хлипкая надстройка над инстинктивным базисом.

— Стоп, стоп, — остановила я его, когда он полез ко мне под лифчик. — Меня сейчас как раз интересует надстройка. Потому что, во-первых, я плотно позавтракала, а во-вторых, сегодня слишком жарко, чтобы предаваться второму наслаждению.

— А мы сейчас вентилятор включим, радость моя, пивка холодненького попьем, если ты уж так строго против травки настроена, — оптимистическим тоном успокоил меня Кумарцев, — и все у нас получится ей-ей-о’кей!

— Нет, ты лучше про Ирину расскажи. Про Надю, если знаешь такую…

— Я много чего знаю, — вдруг серьезно сказал Кумарцев и, оставив мое тело в покое, снова уселся напротив меня. — Вполне серьезно. Ты что, копаешь что-то, да?

Его глаза задергались пуще прежнего, но смотрели на меня вполне ясно и здравомысляще.

— Ну а если копаю, тогда что? — как можно более простодушно спросила я.

— Тогда у нас отношения из романтических превращаются в товарно-денежные, — отчеканил он. — И я полностью в тебе разочаровываюсь.

— Такова жизнь, — философски отозвалась я. — Полна очарований и, увы, разочарований. Только кошелек в обмен на опорожнение мозговых извилин, — съязвила я, перефразировав его же выражение. — Однако не пойму, чего ты знаешь и что я тебе должна, чтобы знать то же самое? Только не нужно опять про спонтанность.

— Я же сказал, знаю много. Очень даже. Про Ирину твою, хахаля ее, некоего Пилюнина, про еще одного ее хахаля, некоего Колю. Еще там кое про кого. Ты, я вижу, баба-то не дура… Я сразу понял, что там чего-то не то, — Кумарцев погрозил мне пальцем. — Только сразу предупреждаю, если потом на меня стрелы переведешь, я буду очень недоволен. А когда я недоволен, это обычно плохо кончается… Понятно?

— Отчего нет?

— Ну и прекрасно… Единственно, что плохо, это то, что моя Наташка куда-то запропастилась. Уже, считай, больше недели носа не кажет. Она лучше, чем я, знала о ней, и все ее амурные там и прочие дела…

— Кто такая Наташка?

— Подруга дней моих суровых и не очень… Интересная личность, художница хипповского розлива.

— Куда же она запропастилась?

— А не знаю, — Кумарцев отвернулся. — Творческие люди очень непредсказуемы в своих поведенческих реакциях… А ты сама вообще-то кто и откуда? — он вдруг посмотрел на меня недоверчиво и почти злобно.

— Сказала же, я подруга Ирины.

— Что-то я тебя никогда не видел рядом с ней. — Кумарцев очень подозрительно на меня посмотрел.

— Мы не очень часто виделись, с тех пор как институт закончили. Я хотела встретиться с ней и не успела. Да я тебе уже все это говорила…

— Бывает… — Кумарцев снова сглотнул слюну и полез в холодильник за пивом. — Жалко, конечно, ее… Только она, по-моему, сама виновата.

— Почему?

— Потому что если бы не связалась с этими друзьями, Колькой Гурченко и Гошей Пилюниным, то все было бы нормально.

— А что это за компания и чем она плоха?

— Э, вот тут мы с тобой дружить просто так не будем. Ты хоть и хорошая девочка, а просто так — нет! — Кумарцев поводил у меня под носом пальцем. — Если хочешь, давай без трусиков подружимся или на какой другой основе. Сама вынуждаешь к сволочной меркантильности.

— Ладно, — махнула я рукой. — Без трусиков дружить сейчас жарко, а под вентилятором я не люблю.

— Можно ночи дождаться… Наташки все равно нет, резина у меня в порядке, резиденция тоже… Для тебя, наверное, это лучше всего, потому что еще и удовольствие получишь. У тебя же нет аноргазмии?

— Это смотря с кем… Смотря как… Смотря где…

— Ну, у меня здесь и фригидный мясо-молочный скот подпрыгивал на кровати, — хохотнул Кумарцев. — У меня волшебная палочка-выручалочка имеется. Знаешь, большая такая… Феминизм отменно лечится. Пять сеансов — и дури в башке как не бывало… Она вся переходит на метр ниже. Или на метр десять, — покосился он на меня оценивающе.

— Я, наверное, пять сеансов не выдержу, — честно сказала я.

— Ну, можно просто ночку провести… Я чувствую, что ты очень романтично будешь смотреться на фоне ночного июньского неба.

«Зато, наверное, ты не очень», — подумала я, но вслух говорить не стала.

— Нет, у меня сегодня вечер занят.

Кумарцев, прикончив бутылку пива, крякнул и снова закурил «Приму». Сделав пару затяжек, он слегка усмехнулся в мою сторону:

— Я сегодня добрый, вот пивка принял, и мир стал чуть более приветливым. Поэтому не буду на тебя обижаться. Но уж если такой категоричный отказ, то, не обессудь, давай плати за информацию, как это принято в развитых цивилизованных странах. Согласен на любую валюту, кроме белорусских «зайчиков» и югославских динаров.

— У меня самая надежная валюта, — усмехнулась я в ответ.

— Баксы, что ли? — удивленно поднял брови Кумарцев.

— Угу. Полтинник тебе хватит?

— Полтинник? — хозяин квартиры сделал такое лицо, будто его только что обозвали нехорошим словом. — Да ты что, таких цен-то давно нет! На эти деньги кайфа нормального не получишь ни за что! Сто пятьдесят — это минимум.

— Но я должна знать, за что плачу…

— Татьяна! — Кумарцев неожиданно сделал изящный жест рукой, подражая французским шевалье, которых он, видимо, насмотрелся в отечественном кинематографе. — Если вы успели заметить, я человек интеллигентный, культурный и образованный. Пусть немного и задержавшийся по объективным причинам на дне общества. Не стану вас обманывать. Если вы что-то под кого-то копаете, то это будет вам полезно. Кроме того, если вы из милиции, то не станете платить мне таких денег. А с ментами я иметь дел не хочу. Вам все ясно?

— Не бойся, я не из милиции.

— В таком случае давай сто пятьдесят, а потом, может быть, и сама захочешь, — он снова подскочил ко мне и ласково провел рукой по ноге. — Какая ножка! С ума сойти можно! — он поцокал языком.

— Слушай, а я чего-то не пойму, — сморщила я лоб. — Ты что такой озабоченный-то? У наркоманов обычно ведь проблемы с этим делом.

— Я не наркоман, — обиделся Кумарцев. — Я более сложный индивидуум. Я нарконимфоман. Причем последнему почему-то отдаю предпочтение. Хотя и с первым дружу нежно и ласково.

Я улыбнулась. С таким типом я встречалась впервые, и после часового общения, несмотря на его назойливые приставания, я почувствовала к нему некую симпатию. И даже начала подумывать, а не посмотреть ли, может быть, и на его палочку-выручалочку? Вдруг действительно обнаружится нечто сказочное?

Я еще раз оглядела обстановку в квартире. Драный диван, заляпанный стол, несвежая рубашка хозяина…

Нет, к сожалению, не вызывает данный антураж у меня никаких сказочных ассоциаций. Придется ограничиться зелеными бумажками. Да и то, кстати говоря, непонятно пока, какими такими знаниями обладает мой собеседник, чтобы я за них платила.

— Ну что, порешили, что ли? — вывел Кумарцев меня из раздумий.

— Вроде как, — отозвалась я и потянулась рукой за сумочкой.

Открыв ее, я уже собиралась было полезть за бумажником, как вспомнила, что все наличные доллары я недавно аккуратно сложила в одном укромном месте у себя дома.

— Что такое?

— Одна неувязочка, — вздохнула я. — Деньги-то дома… Придется ехать.

Кумарцев вздохнул более тяжело, чем я, и отвел глаза. Потом он недоверчиво прищурился:

— Только кидать меня не надо. Мы тоже кое в чем ученые…

— Никто тебя кидать не собирается. В течение часа привезу деньги. Все ясно и понятно, без экивоков.

— Ну раз так, то я жду.

Подхватив сумочку, я направилась к выходу и, уже открывая дверь, сказала:

— Только учти, если информация мне не понравится, я тебе не заплачу.

— Понравится! — Веки Кумарцева снова задергались, и он изобразил на своем лице улыбку. — И информация тебе понравится, и еще кое-что…

Пропустив последние его слова мимо ушей, я заторопилась домой. Дорога туда и обратно заняла у меня где-то больше часа. Дома я была всего минут пять — этого мне хватило, чтобы забрать доллары.

По дороге к Кумарцеву я попала в пробку и потеряла минут двадцать, отчего начала нервничать. Эта нервозность была не вполне объяснимой, скорее интуитивной. Я решила на всякий случай бросить кости.

9+23+27.

Ну так и есть. Что-то не так в подлунном мире. Иначе чем объяснить, что мне грозят «козни злых и фальшивых друзей»?

Интересно бы только знать, во-первых, их имена, а во-вторых — время, когда козни последуют.

В растрепанных чувствах я поднялась на второй этаж дома на Пролетарской и нажала на кнопку звонка. Ответа не последовало. Внутрь меня снова начала заползать тревога. На сей раз она уже была гораздо отчетливей и понятней.

Через мгновение я поняла ее причины. Дверь в квартиру Кумарцева была приоткрыта. С замиранием сердца я подошла и толкнула ее.

Она отворилась с противным скрипом, который раскрасил мои нехорошие предчувствия новыми красками. Я прошла через темную прихожую, едва не свалив какую-то старую утварь, и заглянула на кухню.

Мне хватило одного мгновения, чтобы понять, что здесь произошло. Кумарцев лежал на спине в луже крови, сжимая мертвой рукой ножку стула. Глаза его были открыты, один глаз в момент смерти, видимо, дергался в тике и был от этого прищурен. Этот нюанс придавал зрелищу элемент какой-то ненатуральности.

Однако смерть явно была налицо. На виске Кумарцева зияла рана, пистолет, из которого был совершен выстрел, валялся рядом.

Бегло осмотрев место происшествия, я заглянула в соседние комнаты. Квартира была пуста. Я уже собиралась было воспользоваться случаем и совершить здесь некое подобие обыска, как вспомнила о предостережении высших сил, которые сулили козни злых и фальшивых друзей.

Еще раз зайдя на кухню, я бросила взгляд на пистолет. Обычный «ТТ»… Значит, выстрел был хорошо слышен в доме, и не исключено, что сюда уже едет милиция. Встречаться с милицией при подобных обстоятельствах мне не хотелось. Разумеется, в конечном итоге я выкручусь, но терять время всегда неприятно.

«Боже мой! — мысль поразила меня в самое сердце. — Это же тот самый пистолет, который я нашла в квартире Лейкиной и потом отнесла к себе домой!»

Я склонилась над телом убитого и более внимательно всмотрелась в пистолет. Точно! На нем такая же царапина на рукоятке, как и на том пистолете, что я нашла в буфетном ящике в квартире Клавдии Ивановны. Я еще тогда отметила эту примету.

Черт меня дернул отнести его домой! Нужно было оставить его в милиции и сдать майору Ушакову как вещественное доказательство. А сейчас… На нем же мои отпечатки пальцев наверняка!

Собравшись с духом, преодолевая неожиданно возникшую слабость во всем теле, я нагнулась, взяла пистолет и засунула его к себе в сумочку.

Из окна, закрытого летней сеткой от комаров, послышался звук тормозов подъезжающих машин. Причем нескольких… Я не стала даже выглядывать в окно, я уже знала, что это милиция. Лихо тормозить наши менты умеют.

Что ж, совершенно необходимо отсюда сматываться, причем как можно быстрее. Интересно, кто их вызвал? Может быть, этот человек сейчас как раз стоит за дверью, там, на площадке. Я бросилась к выходу и резко открыла ее. А снизу уже раздавался топот милицейских ботинок.

Недолго думая я двумя прыжками преодолела расстояние в половину лестничного пролета и оказалась на верхней площадке. Затем сняла босоножки, чтобы не привлекать слух ментов цоканьем, и побежала дальше.

Менты тем временем, видимо, уже вошли в квартиру и занялись осмотром места происшествия. Если оперативники не поленятся, они не преминут осмотреть весь подъезд. Стало быть, я почти в ловушке.

Эти мысли пробежали у меня в голове за то время, пока я не достигла седьмого этажа. Сверху послышался звук открываемой двери. Я инстинктивно остановилась.

Продолжать путь наверх было абсолютно бессмысленным. Однако, пережив шок в квартире Кумарцева — все-таки человека убили, с которым я разговаривала всего полтора часа назад, причем из пистолета, который, как я думала, находится у меня дома! — я осознала это только сейчас.

Необходимо было срочно избавляться от пистолета к чертовой матери и двигать отсюда как можно скорее и как можно дальше.

Слава богу! Это был дом с работающим мусоропроводом. Я вынула из кармана платок, стерла с пистолета все отпечатки пальцев, которые там были, и дернула грязную вонючую ручку мусоропровода на себя. Слава богу! Он был почти полностью завален всяческим дерьмом, и пистолет не ухнул вниз с ужасающим грохотом, а просто спокойненько лег на кучу мусора.

Я надела босоножки, перевела дух и спустилась на этаж ниже. Немного подумав, наугад нажала на одну из кнопок звонков. Мне ответила тишина. Я еще раз нажала на ту же кнопку и чуть подождала. В квартире явно никого не было.

Я облегченно вздохнула, запомнила номер квартиры и вызвала лифт. Через минуту с независимым видом я выходила из кабины лифта на первом этаже.

— Минуточку, девушка, — вежливо остановил меня лейтенант милиции, появившийся откуда-то слева.

— В чем дело? Что случилось? — разыграла я неподдельное удивление.

— Вы здесь живете? В этом подъезде?

— Нет, а что? — взгляд мой стал еще более испуганным и удивленным.

— В гости приходили? — наседал на меня лейтенант, плотоядно оглядывая меня сверху донизу и наоборот. Очевидно, он примеривался, как и куда ему ловчее будет нацепить на меня наручники.

— Да. В квартиру номер пятьдесят восемь. Но никого не застала дома. А в чем дело-то?

— Документы у вас при себе? — подключился к разговору другой лейтенант.

— Есть… Водительское удостоверение. Но оно в машине, там, во дворе…

Милиционеры переглянулись.

— Вам придется проехать с нами! — заявил один из них, и я подумала: с такой физиономией только протоколы составлять. — Здесь, в квартире подъезда, час назад произошло убийство, и мы вынуждены проверять всех, кто тут был.

— Но я только пять минут назад сюда приехала на своей машине. Говорю же вам, никого не застала дома. Да и какое отношение я имею к убийству?

Оба лейтенанта снова переглянулись.

— Сумочку вашу можно посмотреть?

— С какой стати? — прижала я сумочку к груди. — Какое вы имеете право?

— Имеем, девушка, — вздохнул лейтенант. — Имеем. Вам инструкцию показать или выписку из закона?

Я с недовольной миной, продолжая разыгрывать удивление и недоверчиво посматривая на обоих ментов, открыла свою сумочку, предъявив ее содержимое. Менты лениво покопались в ней, но было видно, того, чего они искали, они там явно не обнаружили. Усмешку ментов вызвали противозачаточные таблетки и презервативы.

— Вы очень осторожная девушка, — пошутил лейтенант, — это хорошо.

— В наше время по-другому нельзя, — отрезала я. — В гости тоже, оказывается, нельзя зайти средь бела дня. Потом еще и не выйдешь.

— Убийства, девушка, совершаются не только ночью. Вы обещали нам документы показать…

— Пойдемте.

И я направилась к выходу из подъезда. Менты, не скрывая своих разочарованных физиономий, последовали за мной. Миновав три милицейские машины, припарковавшиеся прямо около двери в подъезд, я не спеша подошла к своей «девятке», открыла ее и вынула из «бардачка» свои права и паспорт.

Милиционеры хмуро полистали мои документы. Было видно, что они хотят что-то сказать, но никак не решат, что именно. Тем временем из подъезда вышел сержант и отозвал одного из лейтенантов в сторону.

Немного погодя лейтенант снова подошел ко мне и спросил:

— А зачем вы приходили в пятьдесят восьмую квартиру?

— По объявлению об обмене, — нагло соврала я.

Собственно говоря, привлечь меня за убийство Кумарцева без вещественных доказательств было сложно. Даже если бы и призналась, что была у него в квартире за час до его смерти. Однако я решила не отказываться от своей версии, которую совершенно случайно подкинула мне судьба, — в той квартире, на кнопку звонка которой я наугад нажала, действительно никого не было.

— Наверное, вам все-таки придется проехать с нами в отделение, — заявил один из лейтенантов.

— Ну что ж, проедем, — вздохнула я. — На вашей машине или вы разрешите мне поехать на своей?

Менты переглянулись.

— На нашей, — решительно сказал один из них.

Спустя десять минут я уже входила, на сей раз под конвоем, в здание Заводского РОВД, которое по посещаемости мною в последние дни явно стояло на первом месте, соперничая лишь с моей собственной квартирой.

Я прождала некоторое время в кабинете следователя, где мною никто так и не соизволил заняться. Наконец меня пригласили пройти по коридору, и спустя минуту я оказалась в знакомом мне кабинете Павла Петровича Ушакова.

Он жестом попросил лейтенантов, доставивших меня сюда, выйти из кабинета. Когда мы остались вдвоем, он сурово поднял на меня глаза.

— Ну и что с тобой делать? — спросил он.

— Как что? — удивилась я. — Отпустить, конечно… Кого, кстати говоря, убили-то в том подъезде, куда я совершенно случайно сегодня зашла?

Майор Ушаков неожиданно грохнул обоими кулаками по столу.

— Ты чего мне дурочку здесь лепишь? — заорал он. — Я же тебя просил не соваться туда! Какого хрена ты поперлась к Кумарцеву? Только не рассказывай сказки насчет того, что ты приходила по объявлению. Это можешь лейтенантам вкручивать, но не мне! Если бы не я, сейчас тебя бы взяли за жабры и начали раскручивать на полную катушку… И как минимум за дачу ложных показаний бы привлекли. Ты понимаешь, что здесь не шуточки какие-нибудь, а мафия работает? Ты это понимаешь?

— Так все-таки Кумарцева убили, Павел Петрович? — Я дождалась паузы в его гневной тираде, чтобы вставить свой вопрос.

— Да, убили Кумарцева, — чеканя слова, ответил Ушаков. — И я тебя последний раз предупреждаю, чтобы ты этим делом больше не занималась!

Майор поправил воротник рубашки и вздохнул:

— Ладно, рассказывай, как дело было. — Его тон стал более дружественным.

Я едва заметно улыбнулась. Неужели он вообразил, что я сейчас выложу ему всю правду?

— Давай, давай! — поторопил меня Ушаков. — Диктофонов у меня здесь нет.

Моя улыбка стала чуть шире. Нет, все равно не скажу, от греха подальше.

И я умолчала о том, что посещала Кумарцева два раза. Из моих слов следовало, что я успела лишь подойти к открытой двери его квартиры.

— Я же все-таки частный детектив, Павел Петрович, — несколько снисходительно пояснила я. — Поэтому в подозрительно открытые двери не вхожу. При всем том, что ваши оперативники, как назло, подъехали именно в этот момент…

— И что же ты сделала потом? — глаза Ушакова буквально впились в меня.

— Павел Петрович, — вздохнула я. — Зачем мне лишние встречи с милицией, да еще в такой, что называется, сомнительной ситуации? Ну, пыталась избежать ее, ну, не получилось…

Ушаков еще раз пробуравил меня взглядом. Он молча смотрел на меня, словно гипнотизируя. Потом придвинул ко мне листок бумаги и сказал:

— Запиши все свои показания на бумаге и поставь подпись.

Когда я закончила писанину, майор взял листок, пробежал его глазами и с кислой миной отложил в сторону.

— Ладно, все. Иди и не мешай работать. Надоела ты мне… — проговорил он. — Говорил же, чтобы не совалась куда не надо!

Я подхватила сумочку и направилась к двери. Уже на пороге кабинета я обернулась и спросила:

— Так вы теперь не будете столь однозначно утверждать, Павел Петрович, что Лейкина покончила с собой?

— Не буду, — угрюмо буркнул он, уткнувшись в бумаги и не поднимая головы. — Хотя надо еще разбираться. Дело, как сама видишь, не такое простое, как кажется.

Я удовлетворилась его ответом и вышла из кабинета. Через пару минут я уже сидела за рулем своей машины. Весь путь от РОВД домой я обдумывала новый поворот ситуации, сложившейся в деле.

Что ж, понятно: убил Кумарцева тот, кто знал меня. И, видимо, следил за моими передвижениями, то есть знал, что я была у него дома в это утро. Сделав свое черное дело, этот самый неизвестный вызвал милицию, предварительно сообщив и мои приметы. Так просто пистолеты из одной квартиры в другую не перепрыгивают. То, что я на крючке у каких-то «злых и фальшивых друзей», я уже поняла.

Мне же оставалось выяснить имена тех, кого очень интересуют мои действия, связанные со смертью моей подруги Ирины Лейкиной. И кто пытается всячески мне помешать в этом.

Черт побери, но как они смогли вскрыть мою квартиру и выкрасть у меня пистолет! Уму непостижимо. Вроде бы железная дверь, высокий этаж…

Чувство тревоги, которое впервые посетило меня на пути к квартире убитого, снова прочно поселилось во мне. Остановив машину у себя во дворе чуть поодаль, я закурила и стала наблюдать за своим подъездом и окнами. Собственно говоря, эти действия были почти абсолютно бесполезными, однако почему-то в этот момент они меня хоть как-то успокаивали.

Просидев в машине минут пятнадцать, я почувствовала, что стала мокрой словно мышь и что мне совершенно необходим свежий воздух. Причем не июльский знойный, как на улице, а домашний, исходящий от кондиционера.

Я закрыла машину и направилась к подъезду. Едва я поравнялась со входом, как услышала сзади себя тихий шелест шин. Я обернулась и увидела едущую на малой скорости серую «восьмерку» с номером 264.

Среагировала я быстро, бросившись за кусты рядом с подъездом, и… услышала немного погодя смех.

— Девушка, не бойтесь, выходите, мы не собираемся сегодня вас убивать! — бодро крикнул молодой мужской голос. — По крайней мере, до смерти, — добавил он, сделав небольшую паузу.

Глава 6

— Мы только поговорить хотим, — продолжал голос. — Вот мои руки, смотрите…

И из-за кустов показались две больших руки.

— Убедились, что вам ничего не угрожает?

Раздумывала я несколько секунд. Броситься бежать? Но если у них действительно есть оружие и очень плохие намерения, они меня все равно достанут. Значит, надо выйти навстречу злу с открытым забралом.

И я решительно вышла из кустов. Моему взору предстал тот самый чернявый парень с лунообразным лицом, от которого я сумела оторваться на трассе Тарасов — Лесные Горы.

— Привет, — осклабился он и обнажил золотые зубы. — Тут к тебе дело одно есть.

— Какое еще дело? — спросила я, приходя в нормальное душевное состояние и стараясь выглядеть как можно более независимо.

— Один крутой человек хочет с тобой переговорить. Поняла, да?

— И как же его имя, этого крутого? — поинтересовалась я и даже зевнула, демонстрируя свое равнодушие к этому вопросу.

— Узнаешь чуть позже… Садись, — кивнул он на «восьмерку».

— Я уже вышла из такого возраста, когда с незнакомыми мальчиками ездят неизвестно куда. Или называй мне имя своего босса, все равно же я его узнаю — минутой раньше, минутой позже, — или давай применяй силу. А там уж посмотрим…

Парень скорчил рожу и посмотрел в сторону. Применять силу ему, очевидно, почему-то не хотелось.

Бросив взгляд на машину, я увидела, что в салоне сидят еще двое парней. Я прищурилась и уже ожидала увидеть там те самые рожи, которые напали на меня в подъезде, где жила Ирина, но ошиблась. Это были совсем другие люди.

— Ну давай, согласен… А то мы люди тоже деловые, как и ты. На пустые стояния да базары времени нету. Вроде не целочка, а ломаешься, — расплылся он снова в улыбке.

— Так я жду, — напомнила я.

Парень еще раз поморщился и тихо произнес:

— Профессор.

Это погоняло мне ничего не говорило и ничего не напомнило. Но, сделав вид, что я все поняла, кивнула. Неторопливой походкой подошла к машине, открыла дверь и села на переднее сиденье.

— Нет, лучше туда, — сказал золотозубый, показывая назад. — Так спокойнее. А то мы знаем твою прыть…

— В таком случае, мужчинка, поухаживайте за дамой, — привередливо сказала я и разрешила водителю откинуть переднее кресло с пассажирской стороны.

Перебравшись на заднее сиденье, я с негодованием почувствовала, как на меня повеяло ударной волной застарелого, будто лошадиного пота. Я скривилась в болезненной гримасе. Поскольку было очень жарко, я обоими локтями попробовала распихать парней по салону. Те, хмуро посмотрев на меня, отодвинулись.

Поехали мы все в тот же Заводской район, в котором я последние дни бывала по нескольку раз в день. Автомобиль затрясся и, свистнув тормозами, остановился недалеко от уже знакомого мне бара «Рогнеда», не доезжая до него примерно квартал.

Золотозубый вышел из машины и подошел к стоявшей неподалеку «Ауди» с тонированными стеклами. Переговорив с сидевшим в ней человеком, он кивнул и пошел обратно.

— Садись туда, Профессор там, — бросил мне золотозубый и кивнул на иномарку.

Я сделала так, как он просил, и спустя несколько секунд оказалась в великолепно отделанном салоне, дышавшем прохладой и комфортом. Вместо скотского запаха пота здесь приятно пахло дорогой кожей и автомобильным дезодорантом.

На заднем сиденье восседал крупный мужчина с широким круглым лицом. Это был кучерявый брюнет лет тридцати пяти — сорока, в облике которого явно проглядывались восточные черты, а дневная небритость делала его похожим на чеченского террориста.

Он был в белой рубашке и цветастом, попугайского колера галстуке — стандартной одежде бизнесменов средней руки и государственных служащих уровня не выше начальников жэка.

На месте водителя сутулился хмурый парень с очень смуглым лицом и тоже давно не бритый. После того как сидевший сзади коснулся толстым пальцем его плеча, водитель сразу же открыл дверь и молча вышел из машины, тихо прикрыв ее за собой.

— Привет, — коротко сказал неизвестный мне босс по кличке Профессор, ковыряясь в зубах спичкой. — Падай рядом.

— Здравствуйте, — вежливо сказала я, аккуратно присев на заднее сиденье почти рядом с ним.

— Я пригласил тебя, чтобы узнать, чего тебе надо.

Когда мужчина произнес эту фразу, стал явственно заметен дефект его дикции: он шепелявил и слегка картавил, поэтому даже смысл этой весьма простой фразы не сразу до меня дошел.

— Очень приятно с вами познакомиться, — с готовностью отозвалась я. — Меня зовут Татьяна Александровна.

Таким образом я ему явно намекала на то, что и ему пора бы представиться по всей форме.

— Что касается меня, то думаю, что ты и сама знаешь, кто я такой, — недовольно и опять невнятно пробурчал он, словно пережевывал толстый гамбургер.

— И все же… — слегка надавила я и, щелкнув замком сумочки, достала оттуда начатую пачку сигарет «Мальборо лайт».

— Ну, хорошо, — после некоторой паузы сказал он. — Меня зовут Игорь. Этого достаточно?

— Пожалуй, — ответила я.

В принципе я предполагала, что за мной охотятся именно те, кто связан с гибелью Ирины, но сейчас это стало как бы совсем ясно. Я догадалась, что передо мной был не кто иной, как Игорь Пилюнин, директор бара «Рогнеда» и бывший любовник моей, теперь уже покойной, подруги Лейкиной. К этому выводу подталкивало и его имя, и описание внешности, которое мне дали родственники Ирины, да и место, выбранное им для встречи, — недалеко от его собственного бара.

— Так что тебе надо? — Профессор развернулся и впился в меня своими маленькими глазками-угольками.

— Это вам что-то надо. Ведь это же вы пригласили меня на встречу. Вот я вас и слушаю.

— Ты что-то копаешь и кому-то мешаешь жить, — прожевал слова, как кашу во рту, Профессор. — Чего хочешь-то?

— Хочу выяснить правду о смерти своей подруги, Ирины Лейкиной. Полагаю, тебе это имя хорошо известно? — Я перешла на «ты», потому что снисходительно-покровительственный тон Профессора начал меня не на шутку раздражать.

— Это не твое дело, и ты зря за него взялась, — все тем же тоном продолжил Профессор. — Не женское это дело.

— У меня работа такая.

— Насчет твоей работы я все уже выяснил. Ты частный детектив, работаешь по заказам клиентов. А тут тебе никто не заплатит. Зачем тебе все это?

— Ну, если ты меня знаешь, то, может быть, сам представишься более определенно? Ты Профессор или все-таки Пилюнин? А может быть, профессор Пилюнин?

Мой собеседник опустил руку со спичкой, которой ковырялся в зубах, и вдруг поднял палец вверх.

— Не умничай! Я хочу тебя убедить, что ты немножко не права! — с пафосом изрек он.

— Ты думаешь, меня это очень убеждает? — насмешливо спросила я.

В ответ он засмеялся неожиданно истеричным, почти козлиным смехом, что плохо вязалось с его внушительной, почти монументальной внешностью.

— Ладно, — сказал он, отсмеявшись. — Вернемся к нашим баранам. Зачем тебе это дело? Ну, произошло несчастье, я тоже очень переживаю… Но мне этого не надо, поняла?

Он грубо схватил меня за локоть и крепко сжал его. Вдобавок ко всему приблизился ко мне вплотную и начал активно сопеть мне в лицо.

— Мы что, дела обсуждаем или в детский сад играем? — хладнокровно спросила я. — Если второе, то я пошла своей дорогой, а твоих молодцев я не боюсь.

— Ну и зря не боишься, — Пилюнин отодвинулся и тяжело задышал. — Ладно, давай по делу, — после небольшой паузы сказал он и рассеянно посмотрел в окно. — Мне ни к чему проблемы с ментами. Иринка твоя, прости господи, дура была. Потому что, — упреждая мою гневную отповедь, он повысил голос, — только такие дуры, как она, способны были пойти на такое…

— А что между вами случилось?

— Да какая разница, что случилось! — раздраженно воскликнул Пилюнин. — Что случилось, того уже не воротишь!

— Но если ты ни в чем не виноват, чего тебе бояться?

— А в нашей ментовке на это не смотрят, — снова развернулся ко мне Пилюнин. — Они смотрят, кто попал в их лапы. И если чего-нибудь взять можно, то обязательно возьмут. Это у них принцип работы такой…

— А с тебя, надо полагать, что-то взять можно…

— Ну, не очень много, — скривился директор бара. — Но все равно мне эти проблемы не нужны.

— А я не верю, что моя подруга повесилась! Не могла она этого сделать. И я хочу выяснить, кто ей помог отправиться на тот свет.

— «Дурь» ей помогла! — категорично прервал меня Пилюнин.

— А я не верю, — упрямо ответила я.

— Слушай, ты можешь во что-нибудь не верить так, чтобы не наступать на мои интересы? — не выдержал он, срываясь на крик.

Я отрицательно покачала головой.

— Что же делать, если я такая принципиальная, а ты как раз оказался на моем пути?

— Масса вариантов, — уже более спокойным тоном проговорил директор бара. — Начиная от… вплоть до…

— Поясни, пожалуйста.

— Ну, например, я не то чтобы тебе заказываю расследование, а… — он помялся. — В разумных пределах оплачиваю твое неучастие в деле.

— И сколько же ты согласен за это выложить? — в моем голосе он не мог не уловить ноток презрения.

— Ну, полштукаря-то можно было бы, — поковырял он во рту спичкой.

Я усмехнулась.

— Ты что, расценки плохо знаешь? Ведь наверняка информацию-то обо мне собрал, прежде чем предлагать подобные вещи. Тебе что, не сказали, что я беру двести баксов в день, если занимаюсь каким-нибудь делом?

— Тебе же не придется здесь заниматься ничем, — выдвинул свои аргументы Пилюнин. — Я плачу за то, чтобы ты убралась с моей дороги. Можешь на эти деньги вполне съездить на море… Как раз сезон…

Я нахмурилась. Он как будто читал мои мысли трехдневной давности; перед тем, как появиться у квартиры Ирины Лейкиной, с чего, собственно говоря, вся эта каша и заварилась, я как раз жаждала именно отдыха на море.

— Ну что, пойдет? — нетерпеливо спросил Пилюнин.

— Нет, — почти сразу же ответила я.

— Почему?

— Потому что это моя подруга. И я не верю, что она совершила самоубийство. Более того, я все больше и больше уверена, что это твоих рук дело.

Пилюнин едва заметно улыбнулся.

— Зачем мне это? Зачем мне пачкаться? — с апломбом спросил он, глядя на меня как на полную дуру. — Да ты знаешь, как она мне надоела? Своими претензиями, своими потребностями неуемными? Штуку на неделю даешь — мало, полторы — мало, две — мало!! — Последнее слово Пилюнин практически проорал мне на ухо. — И я просто послал ее на х..! — В голосе директора бара снова прорезались истерические нотки. — Как раз за три дня до того, как это случилось…

— Значит, как-то не так послал, что она удавилась после этого! — не осталась я в долгу. — Хотя я в это не верю, — упрямо добавила я после паузы.

— Я тоже не верил, — согласился со мной Пилюнин. — Потому что она слишком любила пожить. Но факт есть факт…

— Ну а чего ты тогда боишься?

— Я же тебе объяснял про ментовку! Мало ли что ты там накопаешь, наслушаешься, какой Пилюнин плохой… А это многие могут сказать, потому что я не сахар. Но иначе нельзя. Потом проболтаешься там своим знакомым в ментуре, которых у тебя вагон и маленькая тележка, а они меня за жабры и возьмут. Им сделать подтасовку фактов — раз плюнуть.

— И только ради этого ты согласен дать мне пятьсот баксов?

— Я вообще-то иногда бываю добрым, — расплылся в улыбке Пилюнин.

Однако, видя, что ответной реакции не последовало, он снова посерьезнел. Улыбка сползла с его лица, и он жестко бросил:

— Итак, в последний раз спрашиваю — пойдет такая пьянка или нет?

— За пятьсот баксов-то? — негодовала я.

— Да!

Я отрицательно покачала головой.

— Расскажи мне лучше про Колю Гурченко, от которого она к тебе ушла. — Вспомнилось, что Кумарцев намекал еще на одного приятеля Лейкиной.

— Какого еще Гурченко? — недовольно спросил Пилюнин.

— Того, что был до тебя.

— Почему я должен знать всех, кто ее трахал до меня? — взорвался он. — Что мне, больше делать нечего? Она всем давала, кто покупал ей шмотки и так далее…

— Значит, не знаешь, — разочарованно протянула я.

— Нет! — категорично выкрикнул он.

— Значит, и я тебе тоже скажу нет. На твое не совсем приличное предложение.

— В таком случае, — тон Пилюнина стал совсем металлическим, — вон там, — он кивнул в сторону машины, на которой меня привезли, — сидят мальчики, которые будут совсем не против позабавиться с тобой по кругу. Я даже думаю, что не стану особо возражать и разрешу им это сделать.

— Почему ты решил, что разрешу я?

— А потому что я так решил, — отрезал Пилюнин. — И вообще, девочка, ты, наверное, забыла, что находишься в Заводском районе, что ты у меня в руках и что я очень раздражен, когда меня не слушают!

— Я тебя не боюсь, — твердо ответила я. — Тебе же не нужны проблемы с милицией, а если ты это сделаешь, они у тебя обязательно появятся.

— Не факт… Никто не знает, что ты здесь.

Я уже хотела сказать, что рассказала в милиции о том, что видела машину с номером 264 около бара «Рогнеда», но почему-то удержалась от этого.

— Почему ты заставил родственников кремировать тело? — задала я свой последний, остававшийся про запас вопрос.

Тут уже настала пора сморщиться Пилюнину.

— Кремировать тело? — переспросил он, как бы вспоминая. — Ах да! — хлопнул он себя по лбу. — Да, конечно… Ну, дело в том, что сейчас это… как бы сказать… Входит в моду… Ну, я и решил сделать доброе дело. А что, запрещается, что ли? Твое-то какое дело?

С каждой новой фразой тон Пилюнина становился все более жестким. Хотя было заметно, что в начале разговора, когда речь зашла о самом щекотливом вопросе, он явно был растерян.

— Дело мое заключается в том, чтобы узнать правду о смерти Ирины Лейкиной, — чеканя слова, повторила я. — И я докажу, что ты в этом виноват.

— Не докажешь! — скептически ухмыльнулся Пилюнин. — Только время потратишь. Мне нервы испортишь, сама голову сломаешь. И деньги не получишь…

— Я, пожалуй, пойду, — выслушав его, сказала я и взялась за ручку двери.

Тут Пилюнин достаточно резво для своей тучной фигуры протянул руку через меня и нажал на кнопку блокиратора двери.

— Ты очень, очень меня расстроила, — проговорил он сквозь зубы. — И очень об этом пожалеешь.

— Это мы еще посмотрим. Время покажет…

Я почувствовала, что совсем осмелела. И почему-то в процессе разговора ощутила, что с каждой фразой уверенность Пилюнина в правоте своих действий тает. Теперь же я была уверена, что обязательно выпутаюсь из этой истории, несмотря на то что находилась в Заводском районе под надзором явно недружелюбно настроенных ко мне парней.

Дождавшись, пока гнев Пилюнина иссякнет, я решительным жестом убрала его руку с блокиратора дверцы и открыла ее. Не обращая внимания на движения парней из «восьмерки», я перешла на другую сторону улицы и подняла вверх руку.

Мне повезло, и водитель первой же машины вызвался отвезти меня домой. В пути я без устали смотрела в зеркало заднего вида. Как ни странно, никакого «хвоста» за машиной, в которой я ехала, не заметила. Хотя следила на совесть, поскольку была не за рулем, а сидела на пассажирском месте.

Тем не менее решила сейчас не рисковать и не ехать домой, попросив водителя изменить маршрут и направить машину к дому Кати Семеновой.

Войдя в подъезд, я и не предполагала, что меня ожидает пару минут спустя. Едва я успела нажать на кнопку лифта, как услышала сзади быстрые шаги. А обернувшись, в тот же миг получила сокрушительный удар мужской ноги, который пришелся мне прямо в живот.

«Черт, как глупо!» — только промелькнуло в голове, когда я, корчась от боли, сползла на бетонный пол подъезда.

«Еще раз врежь ей, для верности!» — словно сквозь туман донесся голос неизвестного. И в следующий момент несколько мощных боксерских ударов сотрясли меня где-то в области ребер.

«Закричать, что ли?» — пронеслось в голове. На это я еще была способна, но, к сожалению, мои противники опередили меня: один из них сунул мне в лицо какую-то пахучую тряпку. Я поморщилась, вдохнула пары, исходившие от нее, и почувствовала, что медленно отключаюсь. Последняя мысль стала просто констатацией факта — я по профессиональной своей привычке определила, что на меня воздействовали хлороформом.

Глава 7

Очнулась я, ощутив себя лежащей на чем-то твердом, холодном и мокром. В голове ощущалась тяжесть и неясный, исходивший откуда-то изнутри гул.

Однако, собрав в кулак всю свою волю, я попробовала оценить обстановку. И довольно скоро пришла к выводу, что нахожусь на катере и что меня везут в неизвестном направлении несколько мужиков, силуэты которых я едва различала впереди себя.

Было совершенно ясно, что если сейчас не принять какие-то меры, то мои перспективы на ближайшее будущее можно смело считать неутешительными.

В который раз я убедилась, что в моем характере есть одна очень положительная черта. Прямо как у президента Ельцина — и он и я в спокойной обстановке чувствуем себя не очень…

Рутина засасывает и выкачивает изнутри энергетику. Движения становятся вялыми, ленивыми, никакой воли к действию. Однако стоит жизненным обстоятельствам накалиться до предела, стоит возникнуть какой-нибудь опасности, как лености и депрессии словно не бывало, движения становятся расчетливыми и, как подтверждают дальнейшие события, единственно правильными.

Я мысленно перекрестилась и начала с самого простого — попробовала подвигать конечностями.

Потом сделала несколько движений и пришла к радостному выводу, что не связана. А это означало, что у меня есть шанс. Видно, бандиты были так уверены в силе своих ударов и хлороформа, что решили не подстраховываться.

Однако, если я сама не проявлю инициативы, бандиты, добравшись до заранее выбранной цели, обязательно сделают все как задумали. Просто сейчас они уверены, что я все еще без сознания, и не обращают на меня внимания.

Итак, что же я могу предпринять? Подумав немного над перспективами, я мрачно резюмировала, что варианта у меня два. Либо отдаться на волю бандитов и быть почти наверняка утопленной или повешенной на каком-нибудь дереве волжского острова, коих в окрестностях Тарасова пруд пруди. Либо не дожидаться этой печальной участи и выброситься за борт самой. Страшно, конечно, но хоть есть какой-то шанс — ведь руки и ноги у меня свободны. А учитывая, что когда-то я увлекалась спортом и плавание для меня было одним из приоритетных видов, шансы на спасение, соответственно, были не такими уж малыми.

Конечно, вокруг царила ночь, и по-прежнему было неясно, в каком месте водохранилища мы находимся. Если где-то около фарватера, то это почти кранты. Плыть до берега километр, а то и больше — едва ли выдержу. Кроме того, я сегодня не совсем в форме после очень «содержательной» встречи с бандитами в подъезде дома моей подруги Кати.

Кстати, почему-то именно в подъездах, где живут мои подруги, со мной приключаются разного рода курьезы. По крайней мере, в последнее время. Нападают на меня именно там. Я подумала: если мне удастся выпутаться из всей этой истории и выжить, надо непременно задуматься над этой закономерностью.

Однако все это потом, потом! Выругав себя за несвоевременные мысли, я начала лихорадочно соображать, как лучше осуществить свой план. И нужно ли было вообще спешить, потому что черт его знает, где находится конечная точка нашего маршрута. Может быть, времени у меня осталось совсем немного и смертушка с косой уже поджидает за ближайшим изгибом реки…

Я прищурилась и устремила свой взгляд вперед, где сидели трое мужчин. Они вроде как не обращали на меня внимания. Понаблюдав за ними где-то минуту, я поняла, что они лишь изредка бросают на меня так называемые проверочные взгляды.

Бандиты тихо о чем-то между собой переговаривались, но о чем именно, разобрать было сложно из-за шума мотора.

Тем временем катер начал замедлять ход. У меня в груди все оборвалось. И тут я уже явственно услышала голоса, исходившие с носа катера:

— Далеко еще?

— Нет, вон уже остров виднеется…

— Тогда давай вправо, чего менжуешься! — повысил голос один из бандитов.

— Там камыши, блин! — выругался в ответ рулевой. — И водорослей — почище джунглей.

— Тогда влево, — направил другой.

Как только я поняла, о чем идет речь, я чуть не вскрикнула от радости. Если сейчас у меня все получится, то я спасена. Если здесь неподалеку камыши, то у меня, безусловно, есть шанс, стоит только заплыть куда-нибудь в глубь зарослей. Катер туда не пройдет, пусть даже они начнут стрелять! Ночью это у них может плохо получиться. Все равно это лучше, чем прибыть куда-нибудь на знакомое для них место и встретить смерть, что называется, по полной программе!

Я попробовала двинуться, и тут же мое тело пронзила боль, наподобие той, что бывает при радикулите. А голова вообще будто тянула тело к земле — настолько велика была тяжесть в ней.

Но нет, необходимо немного потерпеть — это моя единственная возможность на спасение. Собрав последние силы, я поднялась на локтях и посмотрела направо. Хотя видно было плоховато, все же было заметно, что заросли камышей высятся примерно метрах в десяти от катера. Если постараться сконцентрировать сейчас все усилия, я уйду от них. Тем более что все они были заняты обсуждением вопроса, как лучше проехать к острову, и на меня по-прежнему не обращали внимания.

Предельно мобилизовав свою волю и тренированный вестибулярный аппарат, я рывком поднялась на ноги. Не обращая внимания на боль в теле и едва удержавшись от падения, я, спружинив, что есть силы оттолкнулась от дна катера и взлетела вверх, подобно ночной птице; ощутив краткий миг блаженства от полета, тотчас ушла под воду. Слегка захлебнувшись, я даже опасалась, что пойду ко дну, как камень. В ушах все звенело, а перед глазами пошли разноцветные круги. Но в воде, пусть темной и холодной, мне все равно стало легче. Она как бы остужала мое тело, измученное побоями.

А на катере тем временем началась паника. Это я сумела расслышать уже после того, как скрылась в спасительных камышах. Оттуда раздавались обрывки многоэтажных матерных высказываний, которыми награждали друг друга бандиты.

Дело для них усложнялось тем, что в том месте, где я решила выпрыгнуть с катера, было очень много водорослей. Они наматывались на винт и чрезвычайно затрудняли движение катера.

Бандиты, однако, не сдавались и решили использовать прожектор для того, чтобы отыскать меня среди камышовых зарослей. Лучи скользили и справа, и слева от меня. Я несколько раз скрывалась под водой и, когда начинались трудности с дыханием, снова показывалась на поверхности.

Что и говорить, приключения мои были достаточно суровы. Вокруг стояла непроглядная темень, и я абсолютно не представляла себе, в каком месте волжской акватории нахожусь. Спасали только навыки пловчихи и воля, которую всегда умела концентрировать в самые сложные моменты судьбы.

Люди на катере не оставляли своих попыток отыскать меня где-то еще с полчаса. Несмотря на мое скептическое отношение к религии, я несколько раз возносила благодарности богу за то, что он хранил меня, и просила его о том, чтобы он помог мне еще разок…

Мои водные процедуры продолжались где-то с час. Катер с бандитами неутомимо бороздил волжские волны, а прожектор упрямо старался обнаружить мое местонахождение. Я уже думала, что это не кончится никогда. Однако все когда-то заканчивается, и в данном случае для меня это приключение завершилось вполне успешно.

Когда гул мотора катера наконец-то стих, я, немного отдышавшись, начала оглядывать местность. Отчасти положение спасало то, что ночь была лунная, а видимость — относительно хорошая. Заметив невдалеке от себя небольшое, черневшее на фоне воды пятно, я обрадовалась. Скорее всего это был крохотный островок, которых раскидано по всему водохранилищу вокруг Тарасова великое множество.

Я собрала последние силы, которые таяли с каждой минутой пребывания на воде, шумно выдохнула воздух, мысленно перекрестилась и поплыла. Может быть, с точки зрения спортсменок-пловчих, путь был и не слишком уж велик — метров двести-триста, однако мне, измученной и почти выдохшейся, эти метры дались с большим трудом.

Наконец я достигла того места, где можно было встать на ноги. Дно было илистым. В другое время прикосновение к нему показалось бы моим ногам противным и гадким, но сейчас это явилось спасением. И, несмотря на то что я поранила ноги какими-то корягами, все равно радость по поводу освобождения из плена была безмерной.

Чуть отдохнув в воде, я совсем успокоилась и не спеша побрела к берегу. Приблизившись к нему, я окончательно убедилась в том, что это остров. Сплошь заросший деревьями, склонившимися местами порой прямо над водой. И нигде никакого просвета… Типичный пейзаж волжского острова, образовавшегося на безбрежных просторах водохранилища.

Наконец я добралась до земли и тут почувствовала смертельную усталость. Кроме того, сказывалось длительное пребывание под водой. Несмотря на то что днем стояла жуткая жара, да и сейчас, ночью, было весьма тепло, я ощущала холод, и зуб не попадал на зуб. Я сняла облепившую меня мокрую одежду, обхватила себя руками и села на землю.

* * *

Очнулась я, когда солнце уже весело искрилось на водной глади. Было раннее утро, все вокруг дышало свежестью. Но мне, проведшей всю ночь, подобно Робинзону Крузо, на необитаемом острове, эта свежесть была не в радость. За ночь я успела переохладиться еще больше и сейчас чувствовала, что простыла.

Голова вроде бы была в рабочем состоянии, мысли двигались с привычной для меня скоростью, и вскоре я начала подумывать, как мне отсюда побыстрее добраться до Тарасова. Осмотрев местность уже при дневном свете, я узнала место, где находилась. Город был в принципе недалеко, километрах в пятнадцати. А острова, на одном из которых я оказалась, были в студенческие годы нашим любимым местом проведения пикников.

Удача улыбнулась мне часа через два. С проплывавшей мимо моторной лодки обратили внимание на мои настойчивые сигналы: она сбавила скорость и приблизилась к острову. Сидевший в лодке мужик лет сорока сначала посмотрел на меня настороженно и неодобрительно.

Я поняла, что для такого взгляда есть все основания. У меня был весьма непрезентабельный вид и, наверное, ужасное выражение лица. Последнее объяснялось усталостью и невыносимым желанием поесть.

— Заберите меня отсюда, — жалобно попросила я лодочника, когда он заглушил мотор лодки.

— А что случилось? — после некоторой паузы недоверчиво спросил он.

— Меня здесь бросили, — так же жалобно простонала я.

Мужик немного подумал, нахмурил брови, покосился на мою одежду и с сомнением в голосе произнес:

— Ну, садись. Тебе в город, что ли?

— Конечно, причем чем скорее, тем лучше.

Я зашла в воду, подошла к катеру и с помощью лодочника влезла на борт.

— С мужиками, что ли, здесь зависала? — спросил он.

— Ну да, а они такими сволочами оказались, что меня здесь кинули.

— Пьяные, что ли, были? — спросил он, заводя мотор.

— Да, — сокрушенно ответила я.

— А что ж поехала с ними? — И, не дожидаясь ответа на свой вопрос, сказал: — Сама небось лыка не вязала!

Мужик вздохнул. На его лице по-прежнему было написано осуждение моего вчерашнего времяпрепровождения.

Я не ответила. Было и так ясно, что ехать мне сюда абсолютно не стоило. Мое молчание мужик расценил как признание моей порочной сущности, которая позволяла отправиться в сомнительное путешествие на лодке с пьяными собутыльниками.

— Вы не волнуйтесь, я заплачу, — сказала я немного погодя. — Мне бы только до города добраться.

Мужик покачал головой, однако мое обещание возымело свое действие, и он направил судно к городу.

Слава богу, что он оказался не слишком многословным, потому что разговаривать с ним мне абсолютно не хотелось, и я была занята обдумыванием своих дальнейших действий.

Неизвестно еще, как бы все обернулось, если бы я вовремя не очнулась от этих дум и не заметила, как навстречу нам, разрезая волны, летит катер с названием, обозначенным большими буквами на борту: «ОВЕН». Оно мне хорошо было знакомо. Вчера, лежа на его дне, плененная бандитами, я прочитала название на спасательном круге, валявшемся рядом. Сомнений быть не могло: это тот самый катер, на котором меня везли в неизвестном направлении и на котором наверняка сейчас эти же самые люди меня разыскивали.

Я среагировала мгновенно, растянувшись на дне лодки. Катер проскочил мимо, но для верности я выждала еще с полминуты и только после этого поднялась.

— Что, это они самые? — невозмутимо спросил лодочник.

— Да, — тихо ответила я, провожая взглядом катер с астрологическим названием на борту.

— Так они, наверное, за тобой охотятся…

— Я не хочу с ними встречаться, — тихо сказала я, и мужик понял, что с этим вопросом ко мне лучше не приставать.

Помимо названия, я успела рассмотреть еще и номер катера. «Вот теперь совсем хорошо, — подумала я. — Достаточно найти владельца и задать ему хорошей жизни». Я решила, что этим делом я займусь уже сегодня.

Когда лодка причалила к одной из многочисленных лодочных станций города, мужик вопросительно посмотрел на меня.

— Я живу в центре города. Можно зайти ко мне, и я расплачусь, — упреждая его расспросы, сказала я.

— Да ладно, — после недолгого раздумья махнул он рукой. — С жертв несчастных случаев я денег не беру. Впредь будь осторожнее…

Я поблагодарила мужика, пожав ему руку, и стала подниматься от берега вверх. Выйдя на улицу Чернышевского, поймала машину и, преодолев недоуменный и подозрительный взгляд владельца, получила разрешение на посадку.

Мне не терпелось добраться домой. По дороге я решительно отметала все попытки водителя заговорить со мной, отвечая ему крайне неохотно и односложно.

Я попросила его остановить машину около самого подъезда, пообещав вынести деньги. Он недоверчиво на меня покосился, словно раздумывая, в каком виде взять плату за проезд — деньгами, которые я еще могу и не заплатить, или натурой, которая хоть и пребывала в непрезентабельном виде, но сидела рядом с ним.

— Не волнуйтесь, сейчас я вернусь. Плата вдвойне! — успокоила его я и вышла из машины.

Очутившись в подъезде, я вдруг подумала о том, что вообще-то те, кто намеревался меня искупать в Волге, могут поджидать меня и здесь, коли уж добыча ушла из-под носа. Однако мои опасения на сей раз оказались напрасными.

Тем не менее неожиданная встреча все же произошла. Около дверей своей квартиры я заметила белокурую девушку. Она буквально бросилась мне навстречу, когда я вышла из лифта.

Я очень испугалась. Это было вполне объяснимо, так как за последние дни подъезды стали для меня зоной повышенной опасности. Я даже уже начала опасаться насчет развития у меня болезни под названием «подъездофобия».

Но… это оказалась всего лишь Маша. Та самая Маша, которую я, можно сказать, «сняла» в баре «Рогнеда» и которая провела у меня тогда целую ночь.

— Слушай, я тебя жду здесь с самого утра! — несколько даже возмущенно воскликнула Маша.

— Что случилось? — спросила я, открывая ключом дверь своей квартиры.

— Надька попала в больницу!

— Какая Надька? — не поняла я.

— Ну Надька! — топнула ногой Маша, выражая таким образом негодование по поводу моей непонятливости. — Любовница Пилюнина, бывшая…

— Ну и что? — я продолжала не понимать, о чем идет речь.

Отстранив Машу, я осторожно заглянула в квартиру. Вроде бы все спокойно. Но за сохранность вещей и вообще за безопасность собственного жилища я уже ручаться не могла: ведь каким-то образом исчез же отсюда пистолет, черт побери! И железная дверь не помогла!

Тем временем Маша, проявляя нетерпение, буквально втолкнула меня в квартиру, потом зашла и сама, прикрыв дверь.

— Слушай, помоги, нужны деньги… Я обязательно отдам! — с порога сбивчиво начала излагать она.

— Проходи в комнату и подожди меня там, — прервала я ее. — Мне надо расплатиться с извозчиком.

Я прошла в гостиную, достала из шкафа деньги и вышла из квартиры. Расплатившись с шофером, вернулась домой. Маша сидела и слушала музыку. Она сама разобралась, на какую именно кнопку на моем музыкальном центре надо нажать, чтобы заиграло…

Едва увидев меня, она оживилась:

— Понимаешь, он обрил ее наголо и избил. У нее сотрясение мозга. Я не знаю, что делать… Никто помочь не берется, потому что у него связи в ментовке и никто его посадить не сможет. А эта дура еще не хочет писать заявление! Боится, видите ли!..

— Стоп, давай все по порядку! — снова прервала я ее истеричную речь. — Кто ее избил и за что?

— Да сама не знаю, за что! — раздраженно отмахнулась Маша. — А избил ее, естественно, Пилюнин. Понимаешь, ты единственная, кто может помочь. Я тебя знаю недавно, но чувствую, что ты поможешь… Потом, у тебя бабки есть… — после некоторой паузы уже менее эмоционально прибавила она.

— Когда это произошло? — в очередной раз перебив ее, спросила я.

— Вчера под вечер. Он ее связал, потом обрил наголо — она теперь на Шинед О’Кон— нор похожа… А потом шваркнул об стену головой.

— А за что — не знаешь? — уточнила я.

— Нет! Слушай, давай его посадим, а? — Маша заглянула мне в глаза, пытаясь найти там нотки сочувствия к судьбе Нади.

Собственно говоря, это была бывшая любовница человека, который наверняка нанял мордоворотов, встретивших меня в подъезде Кати и пытавшихся сделать из меня персиянскую княжну.

— Я не знаю, что у тебя с ним за дела, но пойми, что это беспредел! Он совсем охренел… Слушай, а что у тебя за вид? — Маша наконец обратила внимание на мою помятую одежду и ссадины по всему телу. — Что с тобой случилось?

— Это мое дело, — решительно сказала я. — Ладно, что ты хочешь?

— Во-первых, давай съездим к ней в больницу и поговорим. Во-вторых, пойдем в ментовку и убедим мусоров, что Пилюнина следует посадить. Это можно только через бабки… Ты не волнуйся, — частота слов, вылетавших из Машиных уст, приближалась к сверхзвуковой. — Я отдам! Обязательно отдам, когда заработаю… С Пилюнина, в конце концов, их снимем!

— Почему ты решила, что я тебе буду помогать? — жестко спросила я, пристально взглянув в глаза Маши.

— Просто думаю, потому что ты хороший человек, — простодушно ответила девушка.

Нахмурившись, я сверлила ее взглядом. Что-то не похоже, чтобы циничная проститутка рассуждала таким наивным образом.

— Я на бабки его раскрутить хочу! — с досадой махнула рукой Маша, прочитав, видимо, в моих глазах некоторую настороженность. — Но у меня нет связей в ментовке. А у тебя наверняка есть, ты баба крутая…

— Так ведь эта самая Надя заявление писать не хочет! — возразила я.

— В том-то и дело, что не хочет! — воскликнула Маша. — Я эту дуру уговариваю, что надо это сделать. А она ни в какую! Может, ты ее уговоришь?

Я еще раз внимательно посмотрела на свою собеседницу. Откровенно говоря, я устала после ночи, проведенной на необитаемом острове, и мысли мои были не столь ясны, как обычно. Поэтому я попросила на раздумья минут пятнадцать. За это время я успела проглотить несколько бутербродов и запить их черным кофе. Затем приняла душ, что было очень актуально после проведенной на волжском острове ночи. Все это придало мне силы, а выкурив сигарету, я вообще почувствовала себя способной к конструктивной деятельности.

— Ладно! Поехали в больницу, — решившись, сказала я.

— Умница! Я знала, что ты мне поможешь, — засияла Маша.

— Только мне надо сделать один звонок.

— Ради бога!

Оставив ее в гостиной, я прошла в спальню и набрала номер одного своего знакомого из Управления движения на водах и попросила его найти в компьютерной базе данных владельца катера «Овен» с номерным знаком 6784.

Ответа пришлось ждать недолго — через минуту я уже знала, что владельцем этого судна является не кто иной, как знакомый мне Игорь Пилюнин. Все сомнения, таким образом, просто отпадали.

Я подумала, что весьма кстати появилась в моей квартире Маша с информацией о том, что этот же самый Пилюнин накуролесил со своей бывшей любовницей. Можно было и информацией кое-какой разжиться.

Мною овладела жажда деятельности. Я быстро переоделась и спустя минут десять была готова к поездке в больницу.

* * *

В самой больнице никаких неожиданностей нас не подстерегало. Преодолев кордон из лечащего врача и медсестры, мы получили разрешение на вход в палату, где лежала с сотрясением мозга бывшая любовница директора бара «Рогнеда».

Надя оказалась действительно похожей на Шинед О’Коннор. Собственно говоря, так выглядела бы любая, перенесшая экзекуцию, которой подверг Надю негодяй Пилюнин.

Голова девушки была абсолютно лысой. Ежик светло-русых волос, если не принимать во внимание достаточно симпатичное лицо с острым носиком, наводил на криминальные ассоциации.

Надя лежала на койке, вытянув ноги, и едва улыбнулась, когда увидела Машу. Меня же она сразу восприняла с недоверием и настороженностью.

— Привет, меня зовут Таня, — очень дружелюбно сказала я, пытаясь войти к ней в доверие.

— Она очень клевая, — тут же сделала мне экспресс-рекламу Маша. — И тебе поможет. Только ты обязательно должна написать заявление. Поняла?

— Маша, я не буду его писать, — скорчив недовольную гримасу, сказала Надя и посмотрела подруге прямо в глаза.

— А я тебе говорю, что будешь… Мы его на место поставим, этого костолома.

— Я боюсь, — тихо, но решительно возразила Надя.

— Ты не бойся, потому что у меня с Пилюниным свои счеты, — вступила я в разговор.

Обе девушки с удивлением на меня вытаращились. Я сочла необходимым пояснить свои слова.

— Дело в том, что он мне угрожал, а в прошедшую ночь его люди на меня напали, вывезли на Волгу, хотели прибить, но я чудом спаслась… — сказала я.

— Да ты что?! — вскрикнула Маша. — А почему напал-то? Что ты ему такого сделала?

Я вздохнула, внутренне собираясь с духом, выдержала паузу и тихо, чтобы не слышали остальные больные, лежавшие в палате, сказала:

— Я частный детектив и расследую причины смерти Ирины Лейкиной.

Маша еще более изумленно на меня посмотрела, чуть отодвинулась и словно застыла от удивления.

— Я его все равно выведу на чистую воду, — продолжала я. — Если ты, Надя, расскажешь, что между вами произошло, и напишешь заявление, будет гораздо легче это сделать. У меня в органах куча связей…

— А у него тоже, — тут же отреагировала Надя, перебив меня. — К тому же ты не очень похожа на детектива…

Она метнула в меня недоверчивый взгляд.

— Так многие говорят, — парировала я. — Тем не менее я работаю уже давно, и нельзя сказать, что безуспешно. Раскрыла массу преступлений различного характера… Ко всему прочему, мне очень интересно было бы узнать, какие именно связи в милиции имеет Пилюнин.

— Я точно не знаю, но то, что у него есть ментовская «крыша», — это точно, — сказала Надя.

— На любую «крышу» есть свой дождик, — продолжала я выдвигать свои аргументы. — Кроме того, в твоем случае все абсолютно ясно: телесные повреждения, моральный ущерб и все такое…

Прошло еще минут пятнадцать, которые были заполнены нерешительностью и колебаниями, с одной стороны, и уговорами и наставлениями — с другой. Наконец в Наде произошел какой-то внутренний перелом и она решилась.

Она оглядела палату. Больные лежали и занимались каждый своим делом. Какая-то старушка тихо постанывала, еще одна женщина не отрывалась от книжки, а молодая девчонка, койка которой стояла прямо рядом с Надиной, посапывала во сне.

— Ладно, слушай… — начала Надя, убедившись, что на нас никто не обращает особого внимания. — У этой самой Лейкиной был приятель, Коля Гурченко. Она работала в кафе экспедитором, но вся эта бухгалтерия ее мало прельщала. Вообще она работать не любила, а все норовила за счет мужиков прожить.

— Кто из нас не грешен! — вставила свое слово Маша.

— Ну, значит, — продолжила Надя, — этот самый Гурченко к ней на работу приходил несколько раз. Познакомился там с Пилюниным, и они какие-то дела стали проворачивать. Я в то время была любовницей Игоря. — Надя вздохнула. — И черт меня дернул с ним связаться!

Она начала всхлипывать. Я положила руку ей на плечо, стараясь успокоить.

— Давай дальше, чем быстрее расскажешь, тем легче тебе станет, — поддержала меня Маша.

Вытерев набежавшие на глаза слезы, Надя продолжала:

— Короче, где-то месяц назад Гурченко пропал.

— Как пропал? — удивилась я.

— Дело в том, что он постоянно ездил в какие-то командировки, причем по приезде непременно приходил к нам в кафе. Они с Гошей тусовались вместе в его кабинете.

— А насчет чего тусовались-то?

— Этого я не знаю… Дела какие-то, поставки продуктов, что ли… — сморщилась Надя. — Тут, кстати сказать, в это самое время Ирина начала на Пилюнина посматривать… Раньше почему-то он ей неинтересен был, она его даже отшивала, а тут… Ну и, короче говоря, когда Колька пропал, она с Гошей-то и закрутила.

— Он пропал, а она закрутила? — недоверчиво переспросила я.

— Да, за ней не задержится, — с неприязнью сказала Надя. — А потом я случайно узнала… Ну, совсем недавно…

Она замялась в нерешительности.

— Да говори ты, что ли! — прикрикнула на нее Маша.

— Я подслушала разговор в кафе между Пилюниным и еще одним кренделем, не знаю, как его зовут… Дело в том, что с Игорем мы поругались как раз месяц назад, и я не появлялась. А тут решила зайти, и сразу получилось так, что…

— Что? — нетерпеливо спросила я.

— Короче, это он его убил, — выдохнула Надя.

— Кто? Кого?

— Игорь… Убил Гурченко…

— За что?

— Конкретно не знаю. Но главное, что Игорь обнаружил меня… Ну, что я подслушала их разговор. Он понял, что я теперь знаю все, и пригрозил мне, что, если я кому-нибудь проболтаюсь, мне конец.

— А ты?

Надя нахмурилась и отвела глаза в сторону.

— Да мне надо было как-нибудь по-другому поступить, а я дура! — На больную снова напала истерика.

— Успокойся, успокойся! — залепетала Маша, теребя подругу за плечи. — Ничего страшного, мы его прижмем… Заявление только надо написать.

— Не буду я писать никакого заявления! — почти выкрикнула Надя, и на ее возглас тут же отреагировали другие больные.

— Тише, тише, — взяла я инициативу в свои руки. — Не надо нервничать… Я правильно поняла, что после всего этого он тебя избил?

— Да! И еще — вот! — она обхватила руками свою обритую голову и заплакала. — Как я теперь ходить по улице-то буду?! Лето ведь на дворе, под шапку голову не спрячешь!

— Ничего страшного, отрастут, — поспешила я ее успокоить. — Скажи лучше, почему он тебя избил? Потому что ты сказала, что всем расскажешь?

Надя внезапно покраснела, помедлила, потупила глаза и призналась:

— Я деньги у него хотела выманить.

— В обмен на молчание? — уточнила я.

В качестве ответа Надя еле заметно кивнула и отвернулась к стене в беззвучном плаче.

Мы переглянулись с Машей и решили, что пока стоит сделать в разговоре перерыв. А может быть, и совсем уйти. Тем более что остальные больные уже начали на нас подозрительно поглядывать. Мы уже собирались выйти покурить, как Надя сама повернулась к нам.

— Подождите… Есть еще кое-что… Я так думаю, что Ирина как раз из-за этого и удавилась, — серьезно сказала она.

— Из-за чего? — спросила я.

— Из-за того, что узнала о смерти Гурченко и о том, кто в этом виноват.

— Ты уверена?

— Нет, но Гоша по пьянке мог ей признаться. Он любит делать другим больно… Или он сам ее… того, — Надя схватила рукой свое горло. — Задушил…

— С этим понятно, — резюмировала я. — Ты лучше скажи, чем занимался этот Гурченко, — перевела я разговор на прежнего любовника Ирины.

— Не знаю… Я же говорила, что поставками какими-то. Он мне вообще не нравился. Ирина говорила, что он недавно отсидел.

Я тяжело вздохнула. Ничего себе, нашла Ирина себе друзей после возвращения в родной город. Не жилось ей спокойно в своей Белоруссии с бедным мужем, связалась с уголовными элементами. Действительно, правду люди говорят, когда хочется больших денег, в основном натыкаешься на большую беду.

— Ирина что же, и своего любовника не разыскивала, что ли? — продолжала я расспросы.

— Да не знаю! — Надя явно начала раздражаться. — Меня это не интересовало. Я была на нее зла, потому что она заняла тогда мое место рядом с Игорем. А мне что, приятно это было, да? — Надя буквально пронзила меня взглядом. — С какой стати мне интересоваться ее приятелем?

— Ну ладно, ладно, — ласково успокоила я ее. — У меня к тебе самый последний вопрос — не знаешь ли ты некоего типа по фамилии Кумарцев?

— Нет, — покачала головой Надя. — Не знаю…

— А как выглядел тот, с кем разговаривал Пилюнин?

— Пожилой такой, ну, лет пятидесяти… Почти лысый.

— Как зовут, не знаешь?

— Нет, — вздохнула Надя.

— Ну что ж — тогда у меня все… Пиши заявление на Пилюнина, и я дам делу ход.

— Не буду, — снова стала кочевряжиться Надя. — Не буду… Ты лучше сама его как-нибудь за задницу схвати. Я же тебе все рассказала.

— Да как же я его схвачу? — удивилась я. — Ведь ты же, выходит, главная потерпевшая. Без тебя никак нельзя!

— Не буду, — снова повторила Надя как заклинание. — Заявление писать не буду! Не буду — и точка!

И в знак протеста против наших приставаний она закрыла глаза.

— Скажи хотя бы, где он живет, твой Пилюнин, — попросила я ее спустя минуту, когда мы с Машей поняли, что дальнейшие уговоры не имеют смысла.

— Коттедж на Усть-Картышской трассе, — равнодушно отозвалась Надя. — Поселок Гуселка. Там их до фига, этих «новых русских», живет.

— Спасибо, — поблагодарила я.

— Все, больше ничего не скажу! — упрямо заявила Надя. — И вообще, иди занимайся своим делом. Я чего-то устала, у меня голова болит.

Последние слова были сказаны капризным тоном больного человека — явный намек на то, что нам с Машей давно пора было уходить. В принципе я была довольна разговором. Надя значительно мне помогла, и требовать от нее большего сейчас значило бы перегнуть палку.

Я дала знать Маше, и мы поднялись с места.

— Выздоравливай скорее, — пожелала Маша подруге на прощание и поцеловала ее в щеку.

Надя ничего не ответила, равнодушно уставившись в стену больничной палаты.

Мы тихо вышли. В коридоре Маша спросила меня:

— Ну, что думаешь делать?

— Пока еще не знаю, — честно призналась я. — Мне надо подумать. И не обижайся, пожалуйста… Я хочу подумать в одиночестве.

— Конечно, конечно… Только чтобы результат был хорошим… Вообще-то я в тебя верю.

— Вот и хорошо, — машинально ответила я, занятая своими мыслями.

Я отвезла Машу домой, погнала машину к Заводскому РОВД, намереваясь остановиться, зайти к Ушакову и рассказать ему все о Пилюнине. Но неожиданно во мне ожил внутренний голос: «А какого черта ты все переводишь стрелки на милицию, Татьяна Александровна? Если тебе никто за расследование не платит, то что, это разве не работа?»

Мне перед самой собой стало немножко стыдно. Нет, хватит… Тем более что от этого Ушакова никакого проку не дождешься. Сухарь чертов, служака безмозглый!

Я ругнулась и поехала дальше. Через полчаса уже была дома, приняла душ и, тщательно заперев дверь на внутреннюю защелку, улеглась на диване.

Глава 8

10+17+30.

«Вот и приближается момент, когда вы сможете встретиться с особой, с которой уже давно желали встретиться».

Кости в тот вечер явно меня озадачили. Слово «особа» указывало на то, что это женщина. Но в деле Ирины Лейкиной женщины, с которой я давно желала встретиться, как-то не прорисовывалось. Если это Надя и Маша, то с ними я совсем недавно имела счастье общаться. Впрочем, кости иногда любят напустить туману там, где все на самом деле яснее ясного.

Встретиться же мне хотелось прежде всего с Пилюниным. Было совершенно ясно, что он является главной фигурой во всем этом деле. Только никаких доказательств, увы, у меня при этом не было.

Версия событий, изложенная Надей, была по-своему стройна, однако что-то в ней меня смущало. И я не могла ответить себе, что именно.

Поразмыслив немного, я пришла к выводу, что меня смущают несколько моментов.

Во-первых, то, что Ирина после пропажи своего друга не бросилась сразу его искать по официальным или неофициальным каналам, а буквально тут же закрутила роман с тем, кто, как впоследствии выясняется, друга же и убил. Причем непонятно, собственно, за что…

А во-вторых, ее собственная смерть, если она случилась от большой любви, тоже в эту версию не вписывалась. Если от страсти к Гурченко, то она должна была это сделать чуть раньше. То есть месяц назад, когда он запропал. А если вдруг от большой любви к Пилюнину — то тоже странно… Месяц любовных отношений — не слишком большой срок для такого отчаянного шага.

Остается одно более или менее правдоподобное объяснение: Пилюнин сам же ее и убил. «А наркота и пистолет? — задавала я себе вопросы. — Откуда они в ее квартире? Неужели Пилюнин их там забыл, а уже потом, после происшествия, послал своих людей, чтобы они их забрали? При всем при том не просто забрали, а напали еще и на бедную Таню Иванову, которую угораздило в тот день снять ту злополучную квартиру».

Короче, одни сплошные загадки… Несомненно было одно: Ирина после своего приезда в город сумела вляпаться в весьма неподходящую компанию.

Я вспомнила покойного Кумарцева и его слова о «нехороших друзьях» — имелись-то в виду все те же Гурченко и Пилюнин.

Кстати, о Кумарцеве. Самого его тоже грохнули. Видимо, все-таки он знал что-то такое, что главный виновник никак не хотел выносить на суд общественности. В данном случае в лице моей персоны.

Еще один вопрос… Кто украл у меня пистолет? Как это стало возможно? Дверь у меня супернадежная. Никаких повреждений на замке я не заметила, в этом была точно уверена, поскольку специально проверяла.

Ну, что Пилюнин виновен в смерти Кумарцева, в этом уже нет сомнений. А что он убил Гурченко — тому есть свидетель по имени Надя. Осталось доказать, что он еще убил и Ирину. Вот только мотивы всех этих преступлений остаются пока непонятными. Может быть, все-таки наркотики? Ведь не зря же в квартире Лейкиной хранилась наркота…

Ко всему прочему после встречи с Надей стало окончательно ясно, что боязнь Пилюнина ментов, о которой он мне вкручивал при встрече, совершенно не имеет под собой никаких оснований. Более того, менты являются его «крышей».

И еще… Слежки за собой после того, как рассталась с Пилюниным тогда, в «Ауди», я не заметила. Однако бандиты встретили меня в подъезде дома Кати Семеновой, как будто знали, что я туда поеду. Но почему? Откуда они это могли знать?

Я бросила взгляд на гадальные кости. Три кубика лежали неподвижно, словно глазея цифрами на окружающую действительность.

«Козни злых и фальшивых друзей… Особа, с которой я давно хотела встретиться…» Все это не шло у меня из головы.

Прошло уже два часа, как я лежала на диване и была погружена в свои мысли. Но ничего, кроме каких-то банальностей типа простой слежки за Пилюниным, не приходило мне на ум в качестве следующего этапа моих действий.

Я посмотрела на часы. Было шесть вечера. Я подумала и набрала номер Кати.

На том конце провода послышался знакомый ласковый голос. Однако мне показалось, что он несколько напуган.

— Алло, Катя, это я, Таня, — сказала я в трубку.

Я почувствовала, что моя подруга словно проглотила аршин.

— Ты что, меня не узнаешь?

— Таня, что с тобой случилось? — выдержав паузу, ответила мне Катя вопросом на вопрос.

— Пока что жива и здорова. А почему ты спрашиваешь?

На том конце провода послышались вздохи и какие-то невнятные междометия.

— Понимаешь… Ну, в общем…

— Что? Говори! — мое нетерпение было вполне естественным.

— В общем, позавчера ко мне приходила милиция и предупредила, чтобы, если ты только объявишься, немедленно сообщила им.

— Они представились?

— Да… То есть нет… — совсем растерялась Катя. — Сунули мне корочки в лицо. Говорили, что ты нарушила там что-то… Испугали страшно… Я с трудом объяснила Вацлаву, что я тут ни при чем.

— Они дали тебе номер телефона? — перебила я, не давая подруге пуститься в причитания по поводу того, что я помешала ее личной жизни.

— Да. 64-63-16.

— Спасибо… Я надеюсь, ты не бросишься туда сейчас звонить?

— Нет, что ты! — было похоже, что Катя даже обиделась. — А все-таки что произошло?

— Пока что ничего, — успокоила я ее. — Главное, ты никого не бойся, и все будет хорошо. Может быть, когда-нибудь… Если спросят, говори, что не видела и не слышала. Все поняла?

— Да… — почти прошептала Катя.

— Отлично. До свидания.

Я положила трубку и задумалась. Становится совсем интересно. До моей подруги уже добрались. Причем люди в милицейской форме. Значит, дело действительно серьезное. А то, что телефон я выяснила, это хорошо.

Немного погодя я набрала номер старого знакомого из городского Управления внутренних дел и попросила идентифицировать номер 64-63-16.

Через минуту я получила ответ. Номер принадлежал некой Фомичевой Галине Степановне и, судя по всему, был обычным квартирным телефоном где-то в районе аэропорта.

Выкурив сигарету, я решила позвонить по этому номеру. Трубку снял мужчина.

— Алло, на проводе Татьяна Иванова, — сразу же представилась я. — Мне хотелось бы знать, с кем я говорю.

На том конце провода возникло явное замешательство. Прочистив горло, нос и другие составные части носоглотки, мужчина произнес:

— И что вы хотите?

— Встретиться с вами и решить возникшие между нами проблемы. А что такие имеются, в этом я уверена на все сто процентов. Думаю, что и вы с этим спорить не будете.

— Через час на улице Крайней, на трамвайной остановке.

— Хорошо, — ответила я и отключила связь.

Как только я закончила разговор, то сразу поняла, что поступила несколько опрометчиво, согласившись на встречу. Во-первых, у меня было слишком мало времени, чтобы подключить к делу знакомых из милиции. Во-вторых, этого делать не хотелось, потому что я уже решила, что добьюсь результата сама. В-третьих, я не могла ехать туда на своей машине, так как они ее знают. Кроме того, никто не мог дать гарантии того, что это действительно какая-то милицейская конспиративная квартира и приходившие к Кате люди не кто иные, как коррумпированные менты. То есть та самая «крыша» Пилюнина, про которую мне все уши прожужжала Надя.

Встречаться тет-а-тет с ними я все равно не собиралась; мне необходимо было просто узнать, что это за люди.

Мысли мои закрутились с бешеной скоростью. Я наугад набрала номер бара «Рогнеда» и попросила к телефону директора. Вежливый женский голос ответил мне, что Пилюнин только что отъехал. На вопрос, когда он будет, женщина ответить затруднялась, пояснив, что только сейчас ему кто-то позвонил и он срочно отбыл.

Я бросилась в спальню к платяному шкафу: мне необходимо было настолько изменить свой внешний вид, чтобы никто не узнал во мне Татьяну Иванову. Я потратила на это минут двадцать. Помогли навыки студенческих лет, когда я, зачитываясь Конан Дойлом, на практике пыталась перенять опыт Шерлока Холмса, который, как известно, довольно часто в ходе своих расследований прибегал к переодеванию.

Я надела черный парик с прической «сессон», превратившись из светло-русой в знойную брюнетку, и дымчатые очки. На мое собственное удивление, эти два компонента изменили мою внешность почти до неузнаваемости.

Ко всему прочему, я обмотала шею ярким шелковым платком, отвлекающим внимание от лица. Вдобавок ко всему я изменила цвет своей обычной губной помады и накрасила губы очень ярко, как это любят делать вульгарного пошиба путанки.

«Ну вроде бы ничего… Сойдет…» — пробормотала я, придирчиво рассматривая себя в зеркало.

Во всяком случае, я себе самой не кажусь знакомой. Теперь — полный вперед, ловить машину, что-то объяснять шоферу, упрашивая его устроить получасовую стоянку на том месте, где мне назначили встречу.

Только я вышла из лифта, как наткнулась на свою соседку, которая ожидала лифт, чтобы подняться к себе на этаж. Она подняла на меня глаза и, не обнаружив никаких признаков интереса к моей персоне, зашла в кабину лифта.

Этот эпизод придал мне сил и уверенности. Если уж Дарья Степановна, с которой мы знакомы не один год, меня не узнала, то люди, которые видели детектива Иванову лишь на фотографиях, и подавно растеряются.

Я вышла на улицу и подняла руку навстречу проезжавшим машинам. Около меня вскоре притормозила голубая «Хонда», которая показалась мне очень знакомой. А когда открылась ее дверь, я и вовсе просияла.

За рулем сидел мой знакомый, психолог Толик, тот самый, к которому я собиралась в тот грозовой вечер, но так и не попала. Я позвонила тогда Кате, которая и сообщила мне о приезде в город Ирины Лейкиной. Не будь того звонка, не было бы и поездки на следующее утро к ней на квартиру, и не было бы вообще всех последующих приключений.

— Вы так потрясающе смотритесь в этом наряде на фоне жаркого испепеляющего летнего солнца! — елейным тоном начал Толик свою обычную словесную преамбулу.

Так он всегда начинал знакомиться с женщинами, исподволь заманивая их в сети своего обаяния.

— Куда вам ехать? — продолжил он тем временем, явно не узнавая меня.

— Толик, а ты сегодня смотришься на фоне салона этой машины просто сногсшибательно! — ответила я и в следующую секунду уже наслаждалась замешательством, поразившим его худое усатое лицо.

Он был удивительно похож на фокусника Акопяна, но в данном случае фокусницей скорее была я.

— Я что-то не припоминаю…

— Это же элементарно, дорогой мой психолог, — тоном Шерлока Холмса произнесла я. — Меня зовут Татьяна Иванова, мы с вами давно знакомы, просто этот наряд понадобился мне для одного интересного дела…

Толик продолжал на меня удивленно таращиться сквозь темные очки.

— А ехать мне в район аэропорта, — сказала я, открывая дверцу машины и усаживаясь рядом с ним.

Его смятение продолжалось, однако, недолго. Толик отличался тем, что быстро переживал различного рода неудачи и прочие эмоции типа удивления, раздражения, которые способны повергнуть иного человека в депрессию: к нему возвращалось его обычное приподнятое настроение маленького «живчика».

— Ну садись, садись, — проговорил он с улыбкой. — Кто бы мог подумать!.. Ну ладно, рассказывай, как поживаешь? Как идут расследования? Всех ли преступников города ждут в скором времени сырые казематы? Как самочувствие, настроение?

Толик забрасывал меня вопросами, улыбаясь и смотря на дорогу. Он уже, видимо, привык к моему новому облику и записал его в виде файла в своем богатом на женские директории мозговом винчестере.

— Я как-нибудь потом про настроение, можно? — перебила его я. — Сейчас я еду по делу, и, кстати, если у тебя есть время, ты можешь мне здорово помочь.

— Всегда душевно рад, — с готовностью откликнулся Толик.

— Отлично. Сейчас мы доезжаем до одного места и становимся там на стоянку.

— А что за цель преследует такое нестандартное времяпрепровождение?

— Работа частного детектива, — загадочно улыбаясь, ответила я.

— Понятно. Шпионские тайны… — протянул Толик. — Мы можем совместить приятное с полезным. Стоянку можно использовать и для других, более романтически окрашенных целей…

Он улыбнулся и попробовал положить мне правую руку на колено.

— Ты лучше скорости вовремя переключай, — огрызнулась я. — Успеется осуществить твои более романтически окрашенные…

Толик сразу посерьезнел и обратил внимание на дорогу. Я знала, что эта машина у него в собственности недавно и права он получил просто так, через знакомых в милиции, не утруждая себя сдачей экзаменов по вождению.

За задушевными разговорами мы прекрасно провели время в дороге. Я даже где-то ухитрилась забыть, с какими целями я, собственно говоря, еду на встречу. Проводить время в обществе этого психолога мне нравилось всегда, и я с удовольствием бы сейчас послала все к чертовой матери, уехав с Толиком куда-нибудь на природу.

Однако мы уже приближались к улице Крайней, где меня должны были ждать недружелюбно настроенные ко мне люди.

Толик остановил свою «Хонду», не доезжая до места встречи метров пятьдесят. Местность очень хорошо просматривалась, и я не волновалась насчет того, окажется ли удачным мое наблюдение.

За пять минут до встречи в условленное место подъехали две машины, «девятка» и «шестерка». Одна машина заняла место, чуть не доезжая трамвайной остановки, другая — наоборот, чуть проехав дальше. Сомнений в принципе не было. Это именно они.

Я попросила Толика сходить в ларек и купить мне сигареты. Одновременно с этим как бы невзначай скользнуть взглядом по людям, сидящим в обоих автомобилях. Толик по натуре был немного авантюрист и охотно вызвался это сделать.

Он возвратился в машину через пять минут и сообщил, что в обоих машинах сидят по трое парней в штатском, но с такими «яркими» типичными физиономиями, что опытный взгляд психолога без труда распознал бы в них работников органов.

«А вот это уже очень интересно», — закусила я губу. Если это действительно так, то, похоже, за мной уже начала охотиться милиция.

Мы подождали минут пятнадцать. Машины по-прежнему стояли в боевой стойке на занятых позициях. И я уже собралась было дать команду Толику отъезжать. Тем более что он, окончательно привыкнув к моему новому виду и возбудившись, начал снова совершать в мою сторону пассы, свидетельствующие о его интересе ко мне как к женщине.

И тут из-за поворота показалась черная «Ауди». Подъехав к перекрестку, она замигала поворотником, повернула и немного погодя остановилась. Из «девятки» вылез молодой человек и пошел по направлению к иномарке.

Я бросила взгляд на номер машины и сразу же вспомнила свой недавний разговор с директором бара «Рогнеда». Это была та самая машина. А в салоне наверняка сидел Пилюнин, и именно сюда его недавно вызвали срочным звонком.

Молодой человек из «девятки» сел в «Ауди» и пробыл внутри салона не более пяти минут. Как только он вышел, «Ауди» развернулась, снялась с места и поехала навстречу нам.

Я тут же приняла решение и скомандовала Толику:

— Разворачивайся и вперед за той «Ауди».

— Ты что? Я же плохо вожу машину! — запротестовал он.

— Ничего, доедешь до ближайшего перекрестка, потом уступишь мне водительское место.

Он пожал плечами и послушно завел мотор. Как было обещано, вскоре, улучив момент, я села за руль и взяла контроль за ситуацией в свои руки.

Однако выяснилось, что «Ауди» устремилась к выезду на Усть-Картышскую трассу. Это пригородное шоссе вдоль Волги вело к дачным поселкам, а также к коттеджным городкам «новых русских».

Пилюнин явно направлялся в тот самый коттедж, про который говорила мне Надя. Где-то на середине пути у меня мелькнула мысль, что я напрасно трачу время. Дело в том, что коттеджи эти весьма тщательно охранялись, и пробраться туда незамеченной, чтобы разобраться с директором бара силовыми методами, у меня вряд ли получилось бы.

Однако сворачивать назад было бы еще более нецелесообразно, и я продолжала преследование.

Немного погодя «Ауди» свернула с трассы и направилась вдоль длинного забора. Нам же пришлось проехать мимо.

— Ну что, ты добилась того, чего хотела? — спросил меня Толик, когда спустя сто метров я остановила машину.

— Не знаю, — честно ответила я. — С одной стороны — да, с другой — нет.

Сама я размышляла, что же делать дальше, пропуская сквозь уши треп Толика о том, что он прочитал за последний месяц. Честно говоря, блуждания по Юнгу и Фрейду не входили сегодня в мои планы, даже в компании с таким приятным молодым человеком.

— Что, возвращаемся назад? — бодро спросил меня Толик.

— Нет, пока рано, — машинально ответила я.

Одна мысль не давала мне покоя. И пусть говорят что угодно насчет предсказаний по гадальным костям, но близость встречи с некой особой, с которой я давно мечтала встретиться, запала мне в душу основательно.

— Нет, надо проехать туда, куда свернула «Ауди», — упрямо сказала я и развернула машину на дороге.

Чтобы добраться до будки с охраной, которая сторожила въезд на территорию коттеджного поселка, нам понадобилось около минуты. Я решила действовать спонтанно, по обстановке. Никакого четкого плана действий у меня не было.

Собственно, даже если бы он и был, то произошедшее в следующую секунду наверняка его разрушило бы: где-то в глубине поселка раздался мощный взрыв. А спустя несколько секунд в небо взметнулся черный клуб дыма.

Охранник в это время находился на улице. Он вышел из будки и невозмутимо закурил, с удивлением посматривая на остановившуюся около него «Хонду».

Как только прогремел взрыв, он отвернулся к будке и несколько мгновений стоял неподвижно, пораженный тем, что произошло. У меня же за эти самые секунды в голове промелькнуло множество всяческих мыслей, сопоставлений самых различных фактов, предположений, высказываний самых разных людей и, наконец, предсказание гадальных костей.

Решение пришло почти сразу и как бы само собой. Я схватила свою сумочку, достала оттуда пистолет, открыла дверцу машины и, догнав охранника, который бросился назад в будку, обрушила ему на голову удар пистолета. Он так и не успел огля-нуться и в следующую секунду рухнул на землю.

— Что ты делаешь? — испуганно закричал Толик из машины. — Ты что, с ума сошла?

— Нет, — четко ответила я. — Твоя миссия на этом заканчивается, можешь быть свободным. Дальше я пойду одна, а тебе впутываться в эту историю совершенно необязательно.

Развернувшись и не обращая внимания на бедного психолога, я прошла через будку, устремившись на территорию поселка для «новых русских».

Бежала я недолго и вскоре определила место взрыва: коттедж Пилюнина, выложенный из красного кирпича, стоящий во втором ряду справа, был весь в дыму. Вокруг стояла тишина, и обитателей поселка не было видно. Скорее всего они отсиживались по домам, не рискуя показаться на улицу.

Я добралась до места происшествия и увидела, что «Ауди» превратилась в груду пылающего металла. Взрыв произошел, когда автомобиль остановился на специально отведенной для него стоянке вблизи дома.

Оглядевшись по сторонам, я бросилась к коттеджу. Еще не до конца сознавая, зачем я это делаю, я рванула на себя дубовую дверь. Она была заперта. Я чертыхнулась и ринулась вдоль стены коттеджа. Все окна были зарешечены, и пробраться внутрь было невозможно. Однако на втором этаже я заметила открытое окно.

Призвав на помощь все свои навыки настенного альпинизма, я по решетке окна первого этажа взлетела наверх. Спустя несколько мгновений мои ноги оказались на уровне пола второго этажа. Подтянувшись за подоконник, я рывком послала свое тело вперед.

Секунда-другая, и я уже перевалилась через подоконник внутрь комнаты. Слава богу, что я додумалась надеть юбку с карманами, и пистолет, которым я ударила охранника, лежал у меня в кармане. Сейчас я достала его и по отработанной методике, держа руку на спусковом крючке, оглядела комнату.

Она была пуста, а обстановка же в целом соответствовала статусу владельца коттеджа: мягкая итальянская мебель, стеночка, также заморского производства, статуэточки…

Ощущая бешеное биение своего собственного сердца, я прошла к двери и резким ударом ноги открыла ее, оказавшись в небольшом коридоре, который через метр куда-то заворачивал. Я осторожно двинулась по нему вперед.

Когда я завернула за угол, мне открылась перспектива большой комнаты. Скорее всего это была гостиная, в углу которой стояли крупноэкранный телевизор и музыкальный центр. Я перевела взгляд дальше, стремясь осмотреть обстановку, но то, что я увидела в следующий момент, заставило меня напрочь забыть о мебели и других вещах, которые находились в этом коттедже.

Потому что в следующий момент я увидела насмерть перепуганные карие глаза, затем остренький носик, обрамляющие лицо черные как смоль волосы…

Сомнений никаких не возникло: это была та самая особа, которую, согласно предсказанию костей, я очень желала увидеть. Причем уже не один год. Предсказание гадальных костей сбылось с точностью, что называется, до миллиметра.

Передо мной стояла собственной персоной… моя недавно умершая подруга Ирина Лейкина.

Глава 9

Мной овладела весьма разнообразная гамма чувств: изумление, радость, недоумение и даже злость.

С моих уст уже были готовы сорваться слова: «Ирина, здравствуй, это я!»

Лейкина по-прежнему смотрела на меня испуганно. Не было никаких признаков того, что она начинает приходить в себя. И тут до меня дошло, что я в парике и очках совершенно непохожа на Таню Иванову и она меня не узнает.

И я решила оттянуть момент собственного разоблачения. Это решение пришло ко мне достаточно спонтанно, но, как потом выяснилось, оно было в той ситуации единственно правильным.

— Не обращай внимания на пистолет, — наконец сказала я. — Я тебе не сделаю ничего плохого. Если, конечно, ты мне все расскажешь.

Мои слова не произвели на Ирину должного впечатления. По крайней мере, те, что касались пистолета: она по-прежнему не сводила с него глаз.

— Откуда в твоей квартире оказались наркота и пистолет? И почему вообще ты здесь, живая и невредимая?

Мои вопросы прозвучали, конечно, странно. И прежде всего для меня самой. Передо мной стояла живая и невредимая Ирина, но ведь против фактов не попрешь. Факт смерти был официально зафиксирован, приезжала милиция… В моей голове быстро пронеслись события последних дней. Черт побери, как же их все уложить в одну цепочку?

Я почувствовала, что мне необходимо именно сейчас восстановить все события, иначе я окончательно запутаюсь. И сделать это надо, не обнаруживая себя. А времени у меня мало… Прямо под окнами недавно взорвался автомобиль Пилюнина, и наверняка скоро сюда нагрянет куча ментов.

— Ты бы сказала хоть что-нибудь, — ужесточила я свой тон и чуть двинула пистолетом в сторону Ирины. — Секундочку, — жестом остановила я ее в следующий момент. — Если ты мне ответишь, все будет хорошо.

По ее лицу было видно, что через мгновение она может впасть в истерику.

Тем временем я вынула из кармана юбки сотовый телефон и набрала номер.

— Алло, Левашова, пожалуйста, — попросила я.

Услышав раскатистый голос в трубке, я быстро изложила ситуацию:

— Здравствуйте, Виктор Павлович. Это одна ваша старая знакомая… Нюанс состоит в том, что я не могу сейчас назвать свое имя. Ситуация так складывается, — посмотрела я на Ирину. — Хотя, может быть, по голосу вы меня узнали…

Я молила бога о том, чтобы Левашов не забыл нашей старой дружбы и вспомнил мой голос. Подполковник думал, как мне показалось, целую вечность. Хотя на самом деле прошло всего лишь секунд десять. Но этого стоило ждать — следующая фраза прозвучала в моих ушах музыкой:

— Неужто Татьяна Иванова? Какие проблемы у преуспевающего частного детектива?

— Ваши молодцы требуются в Гуселке, — тут же отреагировала я. — Тут взрыв машины произошел и еще некоторые другие странные вещи… Это в городке для «новых русских», знаете, наверное…

Немного помявшись и покашляв, Левашов, выдерживая паузы между фразами, ответил:

— Знаю… Молодцев пошлю… Хотя ситуацию я, откровенно говоря, не понял…

И, немного погодя, добавил:

— Ладно, жди, едем! А то мы заскучали совсем, размяться надо!

— Куда вы звонили? — неожиданно подала голос Ирина, когда я положила трубку на ближайшую тумбочку.

— Ничего страшного не случится, — тут же успокоила я ее. — Ты бы лучше ответила на мои вопросы.

— А вы кто?

— Меня интересует, почему ты находишься здесь, в Гуселке, и откуда у тебя в городской квартире героин и пистолет? — повторила я свои вопросы, словно не слыша ее. — У нас, кстати, с тобой мало времени.

Я кивнула на сотовый телефон, на котором после звонка Левашову я незаметно нажала кнопку записи, и встроенная кассета начала свою незаметную методичную работу.

— Короче, если ты не скажешь все мне, то вынуждена будешь сказать им…

Ирина нахмурилась. Эта перспектива, судя по всему, ее устраивала мало. Хотя она и не представляет себе, кто такие эти «они». Ну, в принципе и хорошо, что не представляет… Слишком много загадок в этом деле, чтобы я могла позволить себе играть в открытую.

Ирина нервно посмотрела в направлении окна.

— Он уже мертв, — сказала я, кивая пистолетом на клубы дыма, по-прежнему валившие из взорванного автомобиля. — А ты, мертвая по всем документам, находишься здесь в самом что ни на есть живом виде. И этот момент меня очень интересует.

Лейкина перевела взгляд на меня и вся напряглась. Почувствовав, что наступает решающий момент, я снова направила на нее пистолет.

— Это все они виноваты! — неожиданно выкрикнула она, не спуская взгляда с дула оружия.

— Кто?

— Пилюнин! Это он подбил меня на это дело. Но… Вы не убивайте меня, я вам все расскажу! — в голосе Ирины послышались умоляющие нотки.

— Это он убил Гурченко?

— Да, он! — ответ Ирины поразил меня своей быстротой. — И я могу это доказать. На пистолете его отпечатки пальцев.

Я нахмурилась. Если это действительно так, доказать, наверное, уже вряд ли что-то можно. Потому что этот пистолет покоится в мусоропроводе подъезда Кумарцева, и все отпечатки с него стерты моей собственной рукой.

— А наркотики? — с прежней настойчивостью продолжила я.

— Насчет наркотиков ничего не знаю! — Ирина заглянула мне в глаза. — Они куда-то их спрятали. Но вы их можете спросить, и они наверняка вам скажут.

Я нахмурилась еще больше. Если верить тому, что сейчас сказала Ирина, то получается, что Гурченко убили, да еще взяли у него партию наркоты. Причем гораздо большую, нежели один пакетик. И куда-то спрятали. Инсценировали смерть Ирины. И опять же если верить моей подруге, в деле участвовал кто-то еще. Она говорила «они»…

— Ты что же, пакет с наркотиками и пистолет украла у них?

— Да, потому что я им не доверяла… А вы не убьете меня?

Я ничего не ответила, продолжая обдумывать ситуацию. Теперь многое становилось понятным, однако не до конца. Складывалась, правда, одна версия, но она была слишком чудовищной, чтобы я в нее могла поверить. Во всяком случае, принимая во внимание то, что главным действующим лицом во всей этой истории являлась как-никак моя подруга.

Однако додумать до конца эту мысль мне не удалось. Занятая разговором с Ириной, я не услышала, как открылась дверь на первом этаже и в коттедж вошел человек.

Этого человека я увидела, только когда он неожиданно появился возле нас, держа в руках взведенный пистолет. Слегка смутившись при виде незнакомой женщины, он быстро справился со смущением, увидев, что и я вооружена и настроена весьма решительно.

Я же сразу его узнала: это был одетый в какую-то потрепанную дачную одежонку заместитель начальника Заводского РОВД майор Ушаков.

Что и говорить, его появление здесь было для меня полной неожиданностью: несколько мгновений я приходила в себя, вспомнив предсказание гадальных костей про «козни злых и фальшивых друзей». Это было аккурат перед моим визитом к господину Кумарцеву, после которого последний отправился в мир иной.

Теперь для меня почти все стало ясно. Однако часто так случается, когда приходят в порядок мысли, с телом становится неважно. И тут, когда я наконец все поняла и собралась действовать решительно, меня грубо прервали.

В тот момент, когда мой взгляд сконцентрировался на появившемся внезапно Ушакове, подруга Ирина схватила с близлежащей тумбочки бутылку и что было силы ударила ею меня по голове.

«О моя бедная голова! — только и успела я подумать. — Сколько же ей досталось за последние дни!..»

* * *

…Все дальнейшее, происходящее в той комнате на втором этаже коттеджа Пилюнина, я воспринимала будто сквозь пелену тумана. Более детально фразы, которые произносились участниками событий, я услышала лишь позднее, когда в более спокойной обстановке прокручивала запись, сделанную на диктофоне моего телефона…

— Что ты успела ей рассказать? — грубо спросил Ушаков у Ирины, когда я вырубилась.

— Практически ничего, — плаксиво ответила та.

Ушаков выдержал небольшую паузу — на записи были слышны только его тяжелые вздохи и всхлипывания Ирины.

— Короче, показываешь, что ничего не знаешь, — наконец произнес он. — Любовник, мол, приревновал, запер здесь и держал на привязи. Почему его взорвали, понятия не имеешь, — инструктировал Ирину Ушаков. — Я бы тебя спрятал, но сейчас уже поздно. Придется тебе, как это называется по-ученому, — легализоваться.

— И что же теперь будет?

— Не знаю, — раздраженно ответил Ушаков. — Все это крайне подозрительно.

В этот момент Ушаков, видимо, кивнул в мою сторону.

— Она наверняка от тех, кого мы кинули, — сказала Ирина.

Ушаков молчал где-то с полминуты, видимо, что-то обдумывая. Потом наконец произнес:

— Нет, не похоже. Мафия так не работает, женщин на дело не посылает. У них все по-другому. Ладно… Сейчас мы возьмем ее за нарушение неприкосновенности жилища и душу вытрясем. Тебя придется тоже задержать. Для проформы… Черт побери, кто же она такая? Что-то знакомое, но никак не пойму, что именно!..

В этот момент он скорее всего рассматривал мое недвижимое тело, распластавшееся на полу.

— Она куда-то звонила и вызвала сюда какую-то бригаду, — подала голос Ирина.

— Куда? — повысил голос Ушаков.

— Какому-то Леванову или Левашову…

— Что?!

Возглас Ушакова был столь выразителен, что на магнитофонной пленке записался с искажениями, которые обычно бывают при завышенном уровне записи.

— Черт, что же происходит?!

Это было последнее, что сказал Ушаков в том коттедже перед двумя женщинами. Все дальнейшее произошло с неимоверной быстротой в присутствии десятка мужчин в камуфляже, вооруженных до зубов.

— Всем лечь на пол! Руки на голову! — оглушили звериные рыки, а через несколько секунд сквозь них прорвался визг Ирины и сдавленный стон майора Ушакова.

Эти звуки явно придали мне тогда силы, и ко мне вернулось сознание. Я приоткрыла глаза и увидела, что в холл уверенной походкой вошел коренастый человек в камуфляже и маске. Едва он заговорил, я поняла, что это Виктор Павлович Левашов, руководитель подразделения по борьбе с организованной преступностью.

— Что здесь происходит? — зычным голосом спросил он. — Документы ваши, пожалуйста…

— Я майор Ушаков из Заводского РОВД, — раздался голос откуда-то снизу. — Я проезжал мимо на дачу, услышал взрыв, поспешил на место происшествия. Сообщил об этом в городское управление.

— А это кто? — не обращая внимания на объяснения Ушакова, спросил Левашов, показывая на меня и Ирину.

— Это неизвестная, после взрыва пробралась в коттедж и угрожала оружием хозяйке, — снова подал голос Ушаков.

К этому моменту я уже вполне пришла в себя, чтобы вступить наконец в разговор.

— Почему же неизвестная, Павел Петрович? — мне с трудом удалось подняться с пола. — Очень даже известная вам особа. И вам, Виктор Павлович, и тебе, Ира… Меня зовут Татьяна Иванова, я частный детектив. К сожалению, у меня нет с собой документов. Да если бы они и были, вы бы все равно не смогли меня по ним, как это говорится, идентифицировать.

Взгляды, которые, как по команде, в следующий момент обратились ко мне, можно было смело сравнивать с теми, что могут возникнуть при встрече с инопланетянами или какими-нибудь паранормальными существами.

Менее всего почему-то изумилась Ирина. Вернее, это можно было бы сказать только в первый момент. Через несколько секунд она вспомнила свою институтскую подругу, и неописуемое удивление застыло в ее глазах.

Ушаков же, пережив настоящий шок, уткнулся в пол, заскрежетав зубами: он понял, что его партия проиграна.

— Павел Петрович, нажмите, пожалуйста, кнопку на телефоне и выключите запись. Я еще слишком слаба… — попросила я Левашова.

Это было сделано не потому, что я действительно чувствовала себя из рук вон плохо, а чтобы добавить происходящему некий колорит театральности. Почему-то именно такое желание у меня возникло в тот момент.

Левашов невозмутимо сделал то, что я просила, а Ушаков сквозь зубовный скрежет прорычал еще и яростные нецензурные выражения.

Постепенно холл наполнялся все новыми людьми. Приехали оперативники из городского и областного управлений и даже какой-то залетный фээсбэшник. Я тем временем окончательно пришла в себя, поднялась с пола, уселась в кресло и закурила.

Хотелось поговорить с Ириной с глазу на глаз, однако оперативники не разрешили мне этого сделать. Левашов выразил мне благодарность и, забрав обоих задержанных, вместе со своими молодцами вскоре удалился.

А еще через полчаса в городке «новых русских» появился Толик на своей «Хонде». Он рассказал, что не последовал моему совету ехать на все четыре стороны, а ожидал развязки событий около будки охранника. Кстати, охранник пришел в себя и, узнав все обстоятельства дела, сообщил мне, что не держит на меня зла.

Немного погодя Толик отвез меня домой. Он навязывался провести со мной вечер, но я, сославшись на усталость, отказалась. Я и в самом деле очень сильно устала и мечтала лишь о том, чтобы побыть в одиночестве.

Больше не хотелось ни о чем думать — ни о том, в какую историю вляпалась моя подруга Ирина, ни о майоре Ушакове, ни о покойном Пилюнине…

* * *

…Дальнейшее следствие по делу объяснило наконец все загадки. Все началось с того, что Ирина Лейкина, приехав в родной город, познакомилась здесь на какой-то вечеринке с неким парнем по имени Коля Гурченко.

Я рассматривала потом его фотографии и не могла понять, чем он ее мог привлечь. Худой, щупленький и некрасивый, похожий на доходягу из концлагеря. Про таких иногда говорят — «бухенвальдский крепыш».

Однако «крепыш» обладал деньгами и регулярно делал Ирине подарки. Это скорее всего и оказалось решающим.

Отношения между Ириной и Николаем развивались, пройдя несколько стадий; крепло доверие… И вот наконец Ирина выясняет, что Гурченко является наркокурьером, поставляет в Тарасов разнообразные наркотики. Работая в кафе «Рогнеда» экспедитором, она решает свести его с директором.

Пилюнин же давно вынашивал планы перепрофилировать свое кафе в ночной клуб и сделать заведение местом сбора молодежи Заводского района.

А где молодежь — там дискотеки, музыка и, конечно же, наркотики. Лейкина, будучи по своей природе дамой расчетливой, рассудила, что от этого посредничества и она сможет урвать свою долю.

Все вроде бы поначалу шло хорошо. Пилюнин и Гурченко договорились о взаимовыгодном сотрудничестве. Но… Здесь, как говорится, на хвост сели алчные менты в лице Павла Петровича Ушакова, заместителя начальника Заводского РОВД.

В один прекрасный день в ходе проведения операции по борьбе с незаконным оборотом наркотиков он со своими оперативниками задерживает Гурченко. При нем обнаруживают маленький пакет с героином, улика вполне достаточная, чтобы упрятать его в тюрьму.

Выясняются к тому же связи Гурченко и Пилюнина. Пикантность ситуации заключалась еще и в том, что Ушаков являлся для директора бара «крышей». Однако о крупномасштабных планах своего подопечного, связанных с наркотиками, он ничего не знал, и это его просто взбесило.

Поразмыслив, Ушаков решает провернуть хитроумную операцию. Он отпускает Гурченко, который откупается от мента хорошей взяткой. Однако это явилось только началом.

Ушаков едет к Пилюнину и уговаривает его убрать с дороги Гурченко. Тихонечко так убрать, скажем, в овраг за городом. Чтобы не смердел труп на виду у всего честного народа. Отобрать у него предварительно всю партию наркотиков и замести следы.

Пилюнин начинает обрабатывать Ирину, которая в конце концов соглашается на то, чтобы кинуть своего дружка. Гурченко заманивают на квартиру к Лейкиной, отбирают у него наркотики и убивают.

Но, поскольку наркомафия, которой предназначались наркотики, безусловно, стала бы по своим каналам искать пропавшую партию и своего курьера, необходимо было инсценировать смерть Ирины, таким образом полностью обрубив все концы.

На крючке у Ушакова находился наркоман со стажем, некто Кумарцев, давнишний его осведомитель, в последнее время несколько отошедший от дел. И Ушаков решает использовать его на полную катушку. Сначала он расправляется с подругой Кумарцева, некой Наташей, художницей-наркоманкой, и представляет своим оперативникам ее труп как тело повесившейся Лейкиной. Затем использует показания Кумарцева о «несчастной любви» Ирины с целью объяснения мотивов мнимого самоубийства.

Сама же Лейкина в это время прячется в коттедже Пилюнина.

Но дальше в игру вступает уже сама Ирина. Поддавшись на ухаживания Пилюнина и обещания его щедрой денежной помощи, она тем не менее не доверяет ему. И тот пистолет, из которого Пилюнин убил Гурченко, прячет у себя дома.

На всякий случай. Чтобы иметь для себя алиби, если афера вдруг вскроется и делом займутся другие менты, не связанные с Ушаковым. И она не поленилась достать пистолет из близлежащего пруда, куда Пилюнин его выкинул после совершения убийства.

К тому же на Ирину начинает посматривать плотоядным взглядом Ушаков, и она решает переориентироваться на него. То есть, предав Гурченко, идет на предательство во второй раз.

А Ушаков тем временем собирается избавиться от Пилюнина, как лишнего свидетеля и как человека, который в конце концов потребует свою долю. И осуществляет свой план, взорвав его автомобиль и заложив бомбу прямо на стоянке около его собственного коттеджа.

Планы Ушакова подпортила я, Татьяна Иванова. Сначала появившись в квартире «умершей» Лейкиной. Люди Пилюнина, на всякий случай наблюдавшие за квартирой, пытались похитить меня и выяснить, что мне там было надо. Этого им сделать не удалось. Я прямиком направилась к майору Ушакову и сообщила ему о том, что со мной случилось.

С этого момента я находилась под постоянным наблюдением людей Пилюнина. Они сопровождали меня в поездке к родственникам Лейкиной, потом встретили в подъезде Кати Семеновой и пытались прикончить на бескрайних волжских просторах…

Эпилог

— Какая у тебя хорошая дверь! — восхищенно цокала языком Катя Семенова, когда вместе со своим Вацлавом зашла ко мне в гости. — Наверняка очень надежная…

— В общем, да, — согласилась я. — Однако полная надежность бывает только в гробу.

— Что за мрачные мысли?! — надулась Катя.

— Дело в том, что и такие двери вскрывают. Правда, только тогда, когда это очень надо…

Кстати, я так и не выяснила конкретно, кто открыл мою супернадежную дверь. Кто выкрал пистолет, стало понятно — это был не кто иной, как майор Ушаков. А вот человека, который технически все осуществлял, я не знала. Хотя скорее всего милиция выяснит и это.

Дело в том, что фирма по установке дверей держит в штате так называемых «открывальщиков». Когда какой-нибудь клиент теряет ключ, вызывается «открывальщик» и особым, одному ему известным способом, прося при этом клиента отвернуться, открывает любую дверь, установленную этой фирмой. Скорее всего этот самый «открывальщик», будучи на крючке Ушакова, и был вынужден пойти на должностное преступление.

Ушаков же, обнаружив пистолет в моем доме, задумал убрать меня с дороги, подставив под убийство. Он нарочно в разговоре со мной дал мне адрес Кумарцева, зная, что я не утерплю, чтобы не посетить его, несмотря на все его грозные предупреждения.

А потом убивает своего осведомителя, пытаясь повесить убийство на меня. И как раз тем пистолетом, который нашел у меня! Но я вовремя сориентировалась, выбросив оружие в мусоропровод, и у Ушакова не оказалось достаточных улик, чтобы привлечь меня по делу.

После этого преступники поняли, что я пойду до конца, и решили в конце концов избавиться от меня. Но не получилось…

— Это был он? — спросила я у Кати, показывая ей фотографию майора Ушакова.

— Да, — ответила она, внимательно рассматривая круглое лицо майора и хмуря брови.

— Вот так бывает… Вроде бы знакомый мент, всегда себя называл моим другом. А оказался злым и фальшивым…

— Ты мне лучше вот что скажи, — прервала меня Катя. — Как Иринка-то до такой жизни докатилась?

— Ну, это тебе лучше знать. Ты же с ней встречалась после того, как она приехала в город, а не я.

— Знаешь, у меня было ощущение, что она чего-то недоговаривает, — задумчиво протянула Катя. — Но ведь чужая душа — потемки. К тому же сколько времени прошло после института! Тогда мы все были слишком беззаботны, веселы, порхали, что называется, словно бабочки, по пьянкам и мужикам… А сейчас — жизнь-то жесткая пошла.

— Да, — согласилась я с ней. — А все от стремления к богатой и красивой жизни. Знаешь, я встречалась с ней в милиции, попросила знакомых устроить свидание… Она во всем раскаивается, говорит, бес попутал. По сравнению с ее нищим мужем из Белоруссии эти гаврики — Гурченко, Пилюнин, Ушаков — казались ей рокфеллерами.

— Но ведь надо думать, с кем связываешься! — возмущенно прервала меня Катя.

— Ну, это ты так думаешь, а она, видимо, не очень, — возразила я. — Тебе повезло, — кивнула я на Вацлава, который с невозмутимым видом листал журналы, — ей нет.

Катя тут же улыбнулась.

— Мы с Вацлавом решили пожениться, — сообщила она тоном счастливой женщины. — Через три месяца уезжаем в Чехию.

— Чем там собираешься заниматься? Дома сидеть?

— Нет, дома сидеть она не будет, — вступил в разговор Вацлав. — У нас капитализм, как это по-русски… — он пощелкал пальцами, — трудового направления.

— Я собираюсь заняться бизнесом, — пояснила Катя. — Открою зал игровых автоматов.

— Отлично! — поддержала я ее. — В гости пригласишь?

— Обязательно. Да я думаю, увидимся еще перед отъездом-то…

Катя внезапно помрачнела и насупилась.

— Что теперь будет с Ириной? — озабоченно спросила она.

— Видимо, ей грозит тюремное заключение. Такая же участь наверняка ожидает и майора Ушакова, — кивнула я на фотографию. — Он, конечно, отпирался на следствии с неимоверным упорством. Потом за него кто-то сверху просил… Но там в качестве доказательства фигурировала магнитофонная запись, сделанная мною, так что отпираться сложно…

— Кошмар!.. А как же теперь Илюшка? — прервала меня Катя, которую судьба майора Ушакова интересовала скорее всего мало.

— Полагаю, с ним все будет нормально, — со вздохом ответила я. — Жил же он эти полгода в деревне с родственниками без мамы — и ничего. А если бы она не попалась, то и продолжал бы жить там, а она — здесь. Неужели ты думаешь, что она взяла бы его с собой в город, если вся эта ситуация разрулилась бы?

Катя покачала головой, задумалась, вздохнула, но так ничего и не ответила.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Эпилог

Реклама на сайте