«Гиблое место»

Марина Серова Гиблое место

Глава 1

Если вы верите в дурацкие приметы, то смею вас заверить, что есть среди них одна самая ужасная, хуже всяких черных кошек. Хуже беспечной женщины, только что купившей ведро и не догадавшейся его наполнить.

Я этой приметы старательно избегаю уже долгое время, с тех пор, как…

Но перейдем к ней самой, к примете. Имеет она, кстати, довольно сногсшибательный вид. Ноги, которые растут от ушей, широко распахнутые глазищи, обрамленные черными ресницами, такими длинными, что среди моих знакомых не находилось человека, не мечтающего хотя бы немного побыть в обществе этого ангельского создания. Вот только последствия…

И не извиняли Ритку Шатохину ни ее невинные глаза, ни прелестный вздернутый нос, ни шикарная фигурка.

Сначала вы автоматически попадаете под влияние ее очарования. Она запускает в вас щупальца самых пылких чувств, а потом…

Потом вы исчезаете. Куда — одному богу известно. Или Сатане. Но только не несчастной Ритке.

Так как проклятие распространялось доселе только на мужчин, я с Риткой общалась спокойно. Долгое время мы были близкими подругами, пока у Ритки не началось, короче, пока у нее крыша не поехала и она не стала самой кошмарной занудой, какую только можно себе представить. Зануды для меня — хуже пистолета, я просто бегу от них. Хотя это и нехорошо — не по-христиански, но ежели человек постоянно жалуется на жизнь, у меня начинают болеть зубы. А уж зубную-то боль я не переношу совершенно.

Короче, до сегодняшнего дня я Ритку избегала. Избегать ее было довольно легко — она и сама чувствовала себя не в своей тарелке, находясь рядом с более счастливым человеком.

Но у нее было своеобразное чутье, позволяющее ей уловить, когда у ее знакомых что-то не ладилось в личной жизни. Вот тогда Ритка неизменно появлялась на горизонте.

И тогда — молитесь, люди! «Титаник» дал трещину!

Или — спасите наши души! Ритка приближается…

А значит — готовьтесь к еще большим неприятностям…

* * *

Изображая из себя разъяренное торнадо, я вылетела из машины, хлопнув дверью так, что стоящие у подъезда дамы вздрогнули и уставились на меня в благоговейном ужасе: «Что еще выкинет эта ужасная Таня?» Сдержав себя, я буркнула им «доброе утро» и взлетела по ступенькам вверх.

Дверь рисковала остаться в моих руках, поскольку хлопнула я ею с яростью подстреленного бизона.

Следующей жертвой моего плохого настроения стала большая сахарница. Я мрачно подняла ее, повертела в руках, и, убедившись, что сахара там почти нет, шваркнула об пол, процедив сквозь зубы:

— Тварь безмозглая…

После этого я вроде бы начала приходить в себя.

То есть, погасив приступ бешенства, я перешла к состоянию холодной ярости; следующим этапом должно было стать «рассудительное спокойствие».

Бросив взгляд в зеркало, я увидела, что во мне ничто не изменилось — я все еще красива, и нечего было врать мне, что я подурнела. Впрочем, конечно, если получше присмотреться — то, может, эта самая «безмозглая тварь» и была в чем-то права, но уж посмотрела бы на себя… Корова.

Телефон решил порадовать меня своим настойчивым призывом.

Я подняла трубку и услышала его голос. Его. Я мрачно усмехнулась. Ну, каков нахал, а? Он еще и звонит…

— Таня… Танечка. Танюшечка!

Еще слово, и я вернусь, чтобы сделать из тебя отбивную, мысленно пообещала я. «Танюшечка» тебе устроит, милый, такую жаркую ночь в Бразилии, что ты задохнешься от чрезмерного тепла…

— Ну что ты так разозлилась?

— Вы не туда попали, — процедила я сквозь зубы. — Это не квартира. Это штаб-квартира местного отделения партии феминисток.

Он засмеялся. Ах, какой обаятельный был у него смех… Снисходительный, снобистский, услышишь — и тут же чувствуешь себя недоразвитым ребенком.

— Тань, хватит, а?

— Пошел ты, — без выдумки ответила я, чувствуя, что если не повешу трубку, то снова на арене появится дикая волчица.

Что я и сделала — аккуратно повесила трубку и уставилась в потолок, не реагируя на тщетные попытки воззвать к моей рассудительности и взрослости.

Кофе приводил меня в чувство, я смотрела телевизор, краем глаза отмечая, что Андреа дель Бока совершенно не в моем вкусе, да и фильм дурацкий, хотя и получше «Дикой Марии». На звонки я не отвечала принципиально, и постепенно мои нервы стали приходить в норму, и возможность появления стаи оборотней отходила понемногу в туманную даль.

От нечего делать я кинула «кости» и получила неутешительный результат:

«14+25+10».

«Неверность любимого человека вызовет грядущие жизненные осложнения».

Сейчас, пообещала я «костям», убирая их в кисет. И не надейтесь. Во-первых, неверный человек автоматически выбывает из числа любимых. Бай-бай, беби, плыви по воздуху со своей новой Амантой… Если тебе вдруг стали нравиться женщины с огромной грудью и малым количеством мозгов, я постараюсь не мешать твоему счастью.

Воспоминания о девице со странным именем Ленок показались мне теперь забавными. Я фыркнула, представив себе ее в амазонке, с тросточкой и, бог мой! — с этаким высокомерным уничтожающим взглядом:

— Вы меня помните, Таня? А я вас помню хорошо… Как вы были хороши когда-то… Что с вами случилось? Почему вы подурнели?

Ах, я подурнела?

Интересно… Я опять уставилась в зеркало и нашла, что я куда красивее этой их любимой Андреа дель Бока, а она вон в ус не дует, снимается в кино. Да и как же я раньше была хороша, если сейчас, как выясняется, «подурнела»?

Так что никаких осложнений, милашки, пообещала я. Не грядут они — и не надейтесь… Буду, как и прежде, порхать по жизни, подобно легкокрылому эльфу, собирающему капельки мальвазии с цветов вереска…

Кстати, почему мальвазии, а не портера?

Ладно, мысли лезли в голову уже более-менее нормальные, я пришла в себя, телефон надрывался, взывая к моей совести.

— Обойдешься, сегодня у меня нет совести, — поведала я ему и поднялась, чтобы выдернуть шнур.

Когда я нагнулась, дабы сделать именно это, трубка упала, и я услышала женский голос:

— Таня? Таня, ответь, пожалуйста!

Вот тут я и прокололась с грядущими осложнениями. Решив, что это не мой неверный гаденыш, а простая и милая дама, нуждающаяся в помощи, я подняла эту пакостную трубку и остолбенела.

Положить ее уже было нельзя, к сожалению.

— Таня, это Рита Шатохина. Ты меня помнишь?

Еще бы не помнить, подумала я, кто же может тебя забыть?!

Теперь было уже поздно что-либо менять. Кирпич свалился прямо на мою несчастную голову. Не зря говорят, что беда одна никогда не прогуливается. Только в компании с несчастьем…

* * *

Если уж сегодня у меня проблемы косяком, то их прямым продолжением будет Ритка.

— Да, конечно, — с обреченностью мученицы отозвалась я. Голос мой отказывался подчиняться нормам вежливости, внушенным мне с детства: «Воспитанные люди, Танечка, улыбаются даже тогда, когда хочется выругаться».

— Я наткнулась на твой телефон и решила тебе позвонить, — радостным голосом сообщила Ритка.

«О, боже, — простонала я про себя. — Ну почему ты не мог сделать так, чтобы мой телефон пропал из анналов Риткиных записных книжек навеки? Почему ты был так жесток, что именно сегодня ей пришло в голову позвонить мне?»

— Я рада, — кисло проговорила я. Интересно, что с ней случилось? Просто так звонить не в Риткиных правилах. На светлую радость общения со старыми друзьями ее могло подвигнуть только что-то апокалиптическое. Крайняя нужда во мне могла быть сопряжена со свежим трупом, найденным в ванне.

— Слушай, я очень хочу тебя видеть. Честное слово, Тань, я тебя всегда вспоминаю. Ты ведь, наверное, такая же красавица? Помню, ты была самой классной девчонкой в нашей компании…

Вот тут-то я и попалась! Всей душой пытаясь сопротивляться, я тем не менее начала таять, как мороженое. Я растекалась и становилась мутной сладкой лужицей. Моя твердыня… Ах, черт, да что об этом говорить! Уж сколько раз твердили миру, что лесть… Мой разум еще пытался отчаянно вскрикивать: «Таня! Таня! Не покупайся на дешевые приколы!»

Но сердцу разум уже не был указателем верного пути. Мое сердце уже стремилось навстречу Ритке, и таким образом первая часть предсказания «костей» сбылась.

Если бы не эта крашеная идиотка, сообщившая мне, что я подурнела!

Я согласилась встретиться с Риткой и, приведя себя в порядок, рванула прямо навстречу обещанным мне «грядущим жизненным осложнениям».

* * *

Хотя, конечно, уже спустившись на несколько ступенек, я здраво поразмыслила и поняла: а ведь Ритка сказала мне комплимент вполне искренне. Ведь не видела она меня! И вполне возможно, что при встрече вздрогнет, закроет глаза ладонью и трагически простонет: «Боже, Таня! До чего же ты подурнела!» И тогда ничего меня не спасет. Я стану настолько несчастной, что…

Ладно. Когда это еще будет! Пока же я совсем себя таковой не чувствую. Несмотря на вражеские происки.

Напевая, я повернула ключ зажигания. Мотор зафырчал, и мы с моей четырехколесной подругой отправились в дальние странствия.

Потому как жила моя фатальная подруга в самом что ни на есть далеком районе с гордым названием Солнечный.

* * *

Конечно, если ты собрался посетить Ритку Шатохину, ты должен готовиться ко всевозможным неприятностям. Может быть, ее вообще в детстве прокляли, размышляла я, когда на перекрестке попала в кошмарную пробку.

Мимо нас проезжали люди в трамваях, явно ликующие и злорадствующие, а мы уныло стояли, лишь изредка продвигаясь черепашьими шажками по направлению к дяденькам в желтых жилетах, которым срочно потребовалось в час пик заняться ремонтом дороги.

Хорошо еще, что я не попала в аварию!

Отчетливо представив себе, как Шатохины-старшие решили не приглашать злую фею на Риткины крестины, и она, пробравшись хитростью, зловеще шепчет над светлокудрой Риткиной головой заклятия-проклятия, я фыркнула. Фея эта зловредная почему-то была как две капли похожа на тот самый перекрашенный «СД-ром», который сумел отравить мне последние мгновения. Такая же крашеная кикимора… Ну и вкус у тебя, друг мой! А я-то думала, что от общения с такой духовно развитой особой, как я, он начал изменяться к лучшему!

Рядом со мной примостился сиротливо «пежорожец», владелец которого смотрел вперед таким печальным взглядом, что и у жестокосердного сердце бы растаяло от глубины его страданий.

Я краешком глаза взглянула на его четкий профиль, и сердце мое забилось, как птица — ну и ресницы у парня! Он же, как бы поймав эманацию любви, взмахнул своими опахалами вокруг глаз, заставив мое сердце затрепетать. Это же какая несправедливость! Зачем ему такие глазищи! Вот кому никто не скажет, что он подурнел!

Впрочем, может, он и подурнел, тоскливо подумала я. И вообще вряд ли он выскочит ради тебя из своей старой развалины, Танечка. Тем более что ты у нас такая подурневшая…

Кажется, мы выкрутились, машины облегченно набирали скорость, оставляя позади бестолковых тружеников-ремонтников. Я вырулила прямиком на проспект Октября, оставив, к великому сожалению, мужчину своей мечты далеко позади. Он безнадежно отстал, но — увы, вряд ли был этим опечален.

Ну и ладно, подумала я, в конце концов, наверняка он не принес бы тебе счастья. Встретила-то ты его по дороге к Ритке Шатохиной. А это ничего хорошего не сулит…

* * *

Ритка жила не просто в этом богом забытом районе, непонятно почему именуемом Солнечным, а на самой его окраине. В принципе, когда она получила там квартиру, мы все умирали от зависти. Потому что квартир без родителей у нас в ту пору не было, а добираться… Подумаешь! Доехать как-то можно. К утру из любого места доберешься… Так мы думали, когда первый раз я попала в Риткину квартиру.

Первое, что меня потрясло, — это абсолютная заброшенность и пустынность. Я вышла из трамвая и остановилась. Времени было всего-то восемь вечера, а народу — никого.

Правда, квартира сама по себе замечательная. Модернизированная и светлая. Мы там совсем неплохо провели время… с пивом.

Сейчас, когда я вырулила прямо к Риткиному подъезду, я усмехнулась. Бог мой, какими же мы были тогда маленькими! А казались себе прожженными декадентками… На самом же деле обе мы были всего лишь «ананасиками», и даже не в шампанском, а в лимонаде «Буратино» отечественного розлива.

От воспоминаний мне стало тепло на сердце и немного грустно. Время, черт побери, умудряется бежать сквозь пальцы с такой быстротой, что не замечаешь, как на горизонте появляется двадцатилетний «СД-ром» с крашеными волосенками, и, несмотря на то что сей продукт акселерации и дурного вкуса выглядит лет на десять старше тебя, он бросает тебе в лицо, что ты «ужасно подурнела»!

Конечно, мне хватило ума не отвечать на гнусные инсинуации, но нервы у меня не стальные канаты.

Я нажала на кнопку звонка. Может, этих восьми лет вообще не было? Сейчас мне откроет дверь девятнадцатилетняя Ритка, похожая на немецкую куклу, и, похлопав длиннющими ресницами, пролепечет, радостно улыбаясь: «Танька!»

Я зажмурилась.

Шаги, направляющиеся к двери… Голос: «Сейчас, минуточку!» Скрип открываемой двери.

— Таня!

Я открыла глаза. Ритка смотрела на меня своими неподражаемыми глазищами, и ее губы, слегка приоткрытые в улыбке, шептали:

— Господи! Танечка!

Я с ужасом ждала продолжения.

— Да ты стала еще красивее! Разве это возможно, Таня! Ты и была-то самой хорошенькой, а сейчас… Рядом с тобой появляться страшно!

* * *

Кстати, Ритка тоже похорошела. Ее кукольное личико теперь стало более оформленным, и в глазах появилось то выражение тайного женского знания, которое раньше отсутствовало, терпеливо дожидаясь, когда Риткина наивность наконец-то даст ему шанс расцвести.

Мы прошли в комнату, где все было в Риткином стиле — отсутствие порядка всегда было ее отличительной чертой.

— Таня, я так рада, что мы с тобой все-таки увиделись!

Она, похоже, говорила вполне искренне. Я начала расслабляться.

— И что мы до сих пор живы, — поддела я ее. — Две старушки, с темным прошлым и богатым жизненным опытом.

Она рассмеялась и достала из холодильника две банки «Белого мишки».

— Боже мой, ты даже помнишь, что мы пили? — поразилась я.

— Ну, если это помнишь ты, то почему бы этого не помнить мне?

— У меня профессиональная память.

Ритка подняла бокальчик и, подмигнув мне, проговорила:

— Прозит, моя малышка!

Я расхохоталась. Ну конечно… Тени прошлого встают перед нашими глазами…

— Ритка, я не смогу ответить как раньше!

— Нет, Танечка!

— Ну хорошо, — решилась я и, придав своему лицу томность и великое знание жизни, назидательно изрекла: — Пусть наши пути будут свободными, как ветер, и пусть не коснутся наши ступни той дороги, по которой ходят эти идиоты!

Мы расхохотались.

— Кстати, об идиотах… Как у тебя с ними? — поинтересовалась я.

— Лучше ты, — вздохнула она.

— Я понимаю, что я лучше идиотов.

— Да нет, ты рассказывай.

— О них? — поморщилась я. — Я не буду о них говорить. Принципиально. У меня сейчас период острого мужененавистничества, которые нападают периодически — со страшной силой. Тогда я становлюсь опасной. Лучше не береди мои раны. И вообще — я подозреваю, что ты меня вызвала не для того, чтобы обсуждать этих одноклеточных.

Она вздрогнула. Как-то задумчиво опустила глаза, пытаясь определить, стоит ли ей продолжать пить пиво или все же открыть мне страшную тайну своего интереса к моей персоне.

— Таня, ты ведь сейчас работаешь детективом? — спросила она меня почти шепотом.

— Сейчас я сижу с тобой и никем не работаю. А вообще-то да. Работаю.

— Ну вот… — многозначительно протянула она и опять замолчала. Если учесть, что молчание для Ритки было явлением экстраординарным — в основном она болтала без умолку, — то я могла предположить, что с Риткой в очередной раз произошел облом крупных масштабов.

— Ну и вот? — переспросила я.

— Я не знаю, как тебе это объяснить… Понимаешь, ситуация-то смешная. И вполне возможно, что это мои домыслы. Но у меня в душе поселился страх. Как будто Эдик не просто так пропал, а что-то с ним произошло. Мне даже сон снился. Я хожу по лабиринту, а Эдик лежит, связанный. А я его найти не могу.

— Подожди, — остановила я ее. — Кто у нас Эдик? И что с ним приключилось?

Ритка подняла на меня свои прекрасные очи, переполненные страданием, и прошептала:

— Эдик — это мой возлюбленный. И он пропал…

Глава 2

Я лично ничего в этом патологического не находила. У Ритки, насколько я помнила, вечно пропадали возлюбленные. Ну просто рок какой-то над ними висел. Как черный буревестник, взмахивала судьба крылами и уносила очередного Риткиного возлюбленного в неизвестном направлении, оставляя девушку в одиночестве и слезах. Каждый раз, когда свершалась такая трагедия, бедная Ритка хлопала глазами, честно страдала, но к услугам частных детективов никогда не прибегала, видимо, все-таки понимая, что тревожить серьезных людей такими мелкими пропажами, как возлюбленные, не стоит. Ну пропал и пропал. Как говаривал один мудрец, мужчины и трамваи не из тех необходимых вещей, за которыми стоит бегать, — ушел один, придет другой. Правда, что касается трамваев, я позволила бы себе не согласиться. Вполне возможно, что этот самый мудрец жил в какой-нибудь пустыне и слыхом о трамваях не слыхивал или сохранил смутные идиллические воспоминания, в которых розово-голубые трамваи ходили туда-сюда пустые, чистенькие и никогда не задерживались, скапливаясь в одном месте.

В общем, со временем я поняла, что трамваи и мужчины иногда появляются без обещанной стабильности. Но Риткино горе мне показалось немного преувеличенным, и я попробовала возразить ей робко, памятуя о «СД-ромах», постоянно разгуливающих перед носом у твоей почти законной собственности, смущая несчастного своим более чем вульгарным видом:

— Может быть, он просто уехал в командировку?

— В какую? — трагически простонала перевоплотившаяся в Федру Ритка. — У него в фирме нет командировок…

— Ну, хорошо. А «СД-ромы» в фирме есть? — поинтересовалась я, памятуя о неприятных свойствах оного ломаться, привлекая к себе все внимание субъекта, склонного пропадать.

— Не знаю, — честно задумалась Ритка, и осторожно спросила: — А при чем тут «СД-ромы»?

— Да ни при чем, — отмахнулась я. — Просто к слову. У меня вот недавно мой верный друг утонул в объятиях «СД-рома».

— Но ведь это такая штучка в компьютере, — робко возразила Ритка. — У нее нет объятий никаких…

— Я тоже так думала, — мрачно ответила я. — Оказалось, есть. Еще у них крашеные рыжие волосы, огромные накрашенные рты и отвратительная кожа, совершенно ужасная. Эти самые «СД-ромы» любят работать секретаршами и менеджерами — в общем, заниматься работой, не требующей больших мозговых затрат.

— Я сама работаю секретаршей, — скромно напомнила Ритка.

— Ой, прости… — опомнилась я, поняв, что переусердствовала с обвинительной речью. — Но ты честная секретарша. А есть нечестные. «СД-ромы»… Так вот, он тебе звонит и сообщает, что у него сломался этот самый «СД-ром», и поэтому он придет к тебе не в девять, а в двенадцать… Понимаешь, надо срочно починить. Ты ему доверяешь, а потом это повторяется. И вот, не стерпев, ты отправляешься в холодную погоду к этому идиоту помочь ему с «СД-ромом» и видишь, что сломалась-то вот та самая крашеная корова, которая к тому же заявляет тебе, что ты подурнела со времени вашей последней встречи…

— Ты?! — возмутилась Ритка. — Подурнела?

— Ну да. Я, — скромно потупилась я.

— Да она просто клеветница какая-то!

— Вот и я так думаю…

— Так у тебя тоже незадача?

— Сама дура, — вздохнула я. — Когда я стану наконец законченной стервой, я поумнею.

— Тань, может, не надо? — просительно протянула Ритка. — Зачем тебе стервой становиться?

— Надо, — вынесла я себе приговор, прикинув, что становиться стервой мне все же неинтересно. Но жизнь заставляет. — Давай-ка вернемся к твоему барану. Как он пропал?

— Просто, — пожала Ритка плечами. — Он должен был появиться четыре дня назад. У него сейчас странная работа какая-то. Командировка… Да не было этих командировок у него никогда! Он вообще непонятно чем занимается! То ли в мафии какой-то советник, то ли наркотиками торгует…

— Господи, как же ты с ним связалась? — ужаснулась я.

— Я же точно не знаю. Просто он никуда не ходит — только утром и вечером, а деньги у него всегда есть. Ну, сама подумай, куда можно ходить утром и вечером?

— В церковь, — необдуманно брякнула я.

— Ага, в церковь. У нас что, за посещение церкви деньги уже платить начали?

— Нет, если он не священник…

— Он? — Ритка поперхнулась. — Он — священник? Ты его видела?

— Нет, — призналась я.

— Поэтому ты и говоришь такую нелепицу. Он же всех прихожан распугает…

Да уж, ничего себе парнишку выбрала Ритка…

— А ты его спрашивала, где он работает?

— Он не отвечал. Смеялся и говорил, что работает на ФСБ. Но я же знаю, что это не так. А теперь я уверена — он работал на мафию…

— Ладно, — решила я. Под действием пива в голове пропали остатки ясности, уступив место повышенной филантропии, которая всю жизнь плачевно заканчивалась для меня. — Поехали к нему, и сами все спросим.

— Его нет, — пожала она плечами. — Ой, Таня, а вдруг…

Она застыла, уставившись в угол такими глазами, что я подумала, будто там ей привиделся призрак утраченного Эдика.

Я посмотрела туда же, но не увидела ничего, кроме книжного шкафа, переполненного сочинениями классиков вперемежку с творениями Джекки Коллинз. Эдика там не было — ни во плоти, ни в астрале. Я бы такую личность приметила.

— Что? — шепотом спросила я Ритку.

— А? — очнулась она. — Ах, ну конечно… Я боюсь, что в квартире лежит его труп. И заходить туда одна ни за что не рискну. Поэтому я тебе и позвонила.

Интересная все-таки Ритка! Надо же было вспомнить обо мне именно тогда, когда у нее назрела необходимость увидеть чей-то труп! Если у нее проклятие — потеря возлюбленных, то у меня карма покруче. Я должна постоянно любоваться на трупы, и уж, если бы меня спросили, предпочла бы постоянно терять возлюбленных. Это куда приятнее, можете мне поверить.

Перспектива пойти полюбоваться вместе с Риткой на труп ее мафиозного Эдика меня не вдохновляла. Я почувствовала острое желание немедленно исчезнуть и появиться только тогда, когда Ритка найдет свою потерю и пригласит меня с ним чайку попить. Но я прекрасно понимала, что без меня Ритка в квартиру не войдет, а значит, будет думать про Эдиков труп ежесекундно, отравляя существование и себе, и ближним. Поэтому я вздохнула и поднялась.

— Ну ладно. Пошли смотреть на твоего мафиозного Эдика.

— Правда? — она не поверила своему счастью. — Ой, Танечка… Как же это с твоей стороны мило…

Она вскочила и начала лихорадочно собираться.

— Только туда ехать на двух трамваях и одном автобусе, — предупредила она меня.

— Я на машине, — сообщила я, радуясь, что моя «девяточка» со мной. Но как я обрадовалась этому, стоило только Ритке объявить, куда мы едем!

— Он живет в Комсомольском поселке.

Да уж, кисло подумала я. Везет мне сегодня, как утопленнице на солнце…

Единственное, что меня успокаивало, это то, что после обнаружения Эдика я буду свободна, а следовательно, счастлива. Иногда я начинаю понимать Экклезиаста, сообщившего, что многознание умножает печаль.

Ох, и печальны мы были бы, кабы знали наперед, что наши мытарства еще только начинаются!

* * *

Выйдя к машине, я остановилась. Ох, черт! Ехать надо в Комсомольский, пиво в крови бродит, не приведи господь, по дороге менты… И как я буду выкручиваться?

Я задумалась. Останавливать мотор и просить нас отвезти в такую даль — иллюзия почище светлого будущего… Нет уж, придется рисковать. Я засунула в рот таблетку «Ментос» — хоть и отрава, а вещь полезная. Дальше оставалось полагаться на удачу. Оглянувшись и увидев выходящую из подъезда Ритку, я подумала, что рассчитывать на удачу в ее обществе тоже глупо, но ничего другого не остается.

В конце концов, и не из таких ситуаций выходили…

Я села в машину, Ритка плюхнулась рядом, стараясь выглядеть счастливой и беззаботной. Давалось ей это с трудом, и вообще непонятно, как ей удалось закончить театральный. Не иначе как красота неземная помогла… Слава богу, что она не решилась играть на сцене. Во-первых, театр на сто процентов бы погорел, вздумай Ритка стать там примой. А во-вторых, ей можно было играть только немые роли. Или горничных с подносом.

Сейчас она сидела, вытаращив свои и без того огромные глаза, сжав губы и улыбаясь, как призрак. Во всяком случае, у меня от ее улыбки забегали по спине мурашки, и я поспешила отвернуться, чтобы поберечь нервы.

— Поехали? — спросила я ее, старательно избегая встречи с ее обезумевшими глазами.

— Да, — голосом, исполненным слез, проговорила моя незадачливая подруга.

И мы рванули вперед, стараясь не превышать скорости, дабы не привлекать к себе внимания щедро расставленных повсюду гибэдэдэшников.

* * *

К моему удивлению, мы доехали без приключений и даже не вляпались в пробку. Проехали цивилизованную часть города, и, когда навстречу машине уныло потянулись серые и невзрачные здания, спрятанные за густой дымкой смога, сразу стало понятно, что мы попали в замечательный Комсомольский.

— Просто как из Швейцарии в Советский Союз приехали, — вздохнула я, оглядывая убогую местность.

Мы вырулили прямо к высотному зданию с гордым воззванием к пролетариям на фасаде и остановились.

— Пошли?

Я открыла дверцу и поняла, что мой вопрос повис в воздухе.

Так. Молчанье было ей ответом… Я обернулась.

Ритка вжалась в кресло и смотрела на меня глазами, полными ужаса и тоски.

— Так мы идем? — начиная терять терпение, спросила я.

Она жалобно простонала, глядя мимо меня:

— Таня, может быть, я тебя тут подожду? Нет, правда… Ключ я тебе дам.

Я смерила ее взглядом, которым хотела показать всю глубину своего непонимания.

— Как это?

— Я боюсь…

Ее голос прозвучал еле слышно. Как вздох насмерть испуганного и потому умирающего лебедя.

— Чего? — вопросила я безжалостно.

— Ну, я боюсь, что мы там найдем Эдика…

— Так какого черта? — взревела я. — Кого мы ищем-то? Наоборот — найдем твоего Эдика, какая радость! Мир вокруг нас окрасится самыми яркими тонами, мы постигнем истину и возрадуемся! Мы разве не Эдика ищем?

— Эдика, — призналась Ритка.

— Тогда в чем дело?

— Мы можем найти его неживым, — прошептала моя подруга, тараща на меня свои фарфоровые очи.

Ну теперь мне все стало понятно. Труп Эдика ждал только меня. Ритка в его планы не входила. Она, коварная, решила предоставить мне честь обнаружить бывшего возлюбленного.

— Слушай, Ритка, чего ты боишься? Может, ты его и «пришила»? И все подстроила?

Она замотала головой:

— Таня, если я найду этот труп, я точно сойду с ума. Все мои несчастья обвалятся на мою голову, припомнятся до мелочей, я не смогу этого выдержать!

В ее голосе было столько неподдельного отчаяния, что я смирилась.

— Ладно, — обреченно вздохнула я. — Давай ключи.

Она протянула мне смешного гномика на цепочке, я сжала брелок с ключами в руках и шагнула в подъезд, почти сбив по дороге старушку, которая мирно направлялась в свою обитель.

* * *

Обогнав старушку, я, прыгая через две ступеньки, довольно быстро поднялась на третий этаж и остановилась перед квартирой с красивым номером 50.

«Да уж, — пошутила я про себя, — нехорошая квартирка, вот из одной такой, помнится, люди пропадали…»

Но на всякий случай, перед тем как войти с помощью выданного мне ключа, я позвонила.

Дверь хранила загадочное и тоскливое молчание. Снизу слышались грузные шаги и тяжелое дыхание, мне надо было поторапливаться. Я уже вставила ключ в замочную скважину и собралась повернуть его, как за моей спиной послышался голос:

— Чья будешь?

Я вздрогнула. Так как я совершенно не представляла себе, чья же я буду, и голос к тому же был явно неодобрительный и суровый, я сжалась и напряглась. Повернувшись, увидела ту самую старушку, которую чуть не сбила при входе в подъезд. Она смотрела на меня взглядом неподкупной чекистки на отдыхе и ждала немедленного ответа.

— Я к Эдику, — обаятельно улыбнулась я. — Вы не знаете, он дома?

— Если к Эдику, чего со своим ключом в его дверь лезешь?

Я постаралась придать голосу нотки доверительности:

— Понимаете, Эдик оставил мне свой ключ и просил следить за квартирой, если он уедет. Но он не позвонил… И вот я решила зайти, проверить…

Боже, какую чушь я несу, с ужасом подумала я. Иванова, твой экспромт явно отдает наивной попыткой школьницы оправдаться, почему она курит в кабинете с учителем физики.

Но бабка осмотрела меня и удовлетворенно кивнула.

— Я Эдика не видела уже давно. Дня три. Значит, уехал. И монахи давно не приходили…

— Монахи? — переспросила я. Что еще за монахи такие?

— А ты разве не из монахов? — спросила меня бабка.

— Нет, — подумав, ответила я. Все-таки я никак не могу отнести себя к числу монахов.

Бабка была явно разочарована и сказала:

— Значит, Эдик тебе свою квартиру препоручил… И куда ж он собирался?

— Он мне не сказал…

— Ох, тайны сплошные, — горестно сказала бабка. — Раньше был нормальный… Парень как парень. И что у него в голове случилось? Хорошо, мать не дожила…

Словоохотливая старушка явно была не прочь пообщаться со мной на темы Эдиковой испорченности, но пока я не видела в этом смысла. Вполне вероятно, что испорченный Эдик сидит сейчас где-нибудь на дачке у одного из «монахов» и, распивая с ним пиво и портвейн, радуется жизни.

Поэтому я вежливо кивнула и, подумав о дожидающейся меня Ритке, постаралась закончить беседу.

Открыв дверь, я постояла на пороге, дожидаясь, пока любопытная соседка покинет свой наблюдательный пункт или хотя бы перейдет в укрытие, из которого можно продолжать наблюдение, не так назойливо сверля меня взглядом.

В нос ударил запах затхлости. Полутемный коридор встретил меня неприветливо.

Я шагнула внутрь, осторожно позвав:

— Эдик!

Ответа не было. Но запах стоял омерзительный. Неужели и правда — труп?

Я прошла дальше.

Комната была пустой, и на столике стояла пепельница, доверху наполненная окурками. Чашка с пятнами от кофе почему-то валялась на полу. На ковре явно виднелись пятна… бурые, наверное, от выплеснувшегося кофе.

Я наклонилась, пытаясь определить, права ли я.

Сердце мое учащенно забилось. Я поднялась и прижала к горлу ладонь, пытаясь подавить приступ тошноты.

Кровь…

Танечка, это не кофе! Это — кровь.

Мне совершенно не хотелось идти дальше. В конце концов, если тут трупы, пусть их и находит сама Ритка. Мне это не нужно совершенно. Я прекрасно жила и без Эдика, и без…

«Кончай истерику, — холодно произнес голос моей „alter ego“. — От твоих стонов ничего не изменится, а у Ритки будет инфаркт».

В конце концов, детектив ты или?..

Я шагнула во вторую комнату, вознося господу молитвы, чтобы там было все спокойно, и Эдика я бы там не встретила.

Вторая комната оказалась спальней.

Ну и разгромчик тут был, скажу я вам!

Простыни, смятые, как половые тряпки, валялись на полу. Одеяло спустилось с кровати. Да, на простынях тоже были эти гадкие пятна. Но трупа, слава тебе, господи, не было.

— Ну и что все это означает? — тихо спросила я, поднимая с пола окурок сигареты.

«Если бы я была Эркюлем Пуаро, я бы сейчас быстренько все определила. Кто курил, сколько лет, какие волосы, и так далее. Но, — уныло призналась я, — я не Эркюль. Я всего лишь скромная девушка Таня. И ничего я вам не соображу. Кто тут был, кто разбрасывал простыни, и почему тут все так изгажено пятнами крови…»

Я бросила окурок назад.

Надо было спускаться. К Ритке. С неутешительными сведениями о том, что нет ни Эдика, ни его трупа. Ничего вообще тут нет. Кроме ужасающего беспорядка и пятен бурого цвета.

И можете посчитать меня идиоткой, но я ничего в этой истории пока не понимаю!

Глава 3

Ритка ждала меня, с явным нетерпением выглядывая из машины.

— Ну что там? — выпрыгнула она мне навстречу.

Я пожала плечами. Ну что я могла ей сказать?

— Эдик там?

— Нет, — ответила я. — Его нет. Ни в живом виде, ни в мертвом.

Про бурые пятна я решила промолчать. Зная натуру Ритки, можно было легко предположить, что по бурым пятнам она восстановит ужасающую картину произошедшей в Эдиковой квартире трагедии. А успокаивать ее придется мне. А при такой адской головной боли я подобной нагрузки просто не выдержала бы.

— Но мне встретилась соседка, которая сообщила, что Эдик общался с какими-то людьми, которых она сочла монахами. Ты случайно не знаешь, что это еще за фрукты такие?

— Монахи? — Ритка почему-то испугалась. Глазищи у нее округлились, и она сжала руки.

— Сдается мне, ты о них что-то знаешь, — пробормотала я.

Но она меня не слышала, продолжая всматриваться безумными глазами куда-то в даль. Буквально потонула в своих мыслях об этих гражданах, не желая выныривать на поверхность моего к ним интереса.

— Монахи… — пробормотала она, глядя перед собой с таким остервенением, что я бы не позавидовала монаху, рискнувшему появиться в поле ее зрения.

Почему-то монах мне самой привиделся, но ужасно странный, в красных штанах.

— Так что это за монахи? — рискнула я привлечь ее внимание. Она вздрогнула, выходя из своего трансцендентального состояния, и уставилась на меня с удивлением.

— Какие еще монахи?

На ее лице было полнейшее недоумение.

— Соседка. Она сказала, что Эдик общался со странными монахами. Ты ничего об этом не знаешь? — терпеливо попробовала настоять на своем я.

— Это кто тебе такую чушь сказал? Старуха Козленко?

— Не знаю, как ее там по имени, но старуха она точно, — подтвердила я.

Ритка зловеще расхохоталась и трагически произнесла:

— Она психически ненормальная. Эдик ни с какими монахами не общался. С какой стати его бы вдруг на них потянуло? Он и в церковь-то не ходил… Так что не мог он с монахами общаться. Особенно при мне.

— Почему при тебе особенно? — прицепилась я к слову.

— Потому что…

Она задумалась, пытаясь понять сама, почему.

— Ты что, не переносишь монахов? У тебя на них аллергия, что ли?

— Нет, — поморщилась она. — Я к ним вообще нормально отношусь. Просто он не общался ни с какими монахами, я это точно знаю.

— Тогда чего ты так испугалась сначала?

Она растерянно уставилась на меня и почесала лоб.

— Не помню, — честно призналась она.

— У тебя провалы в памяти?

— Ага. Провалы. Ах, да… Ну конечно!

Она явно обрадовалась чему-то.

— Понимаешь, — начала она после недолгого молчания, — я просто подумала, монахи — мафия… Они же все в черном. Может, старуха перепутала? И мафиозники показались ей монахами?

Да уж. Ничего себе сравненьице…

— Ты это серьезно? — поинтересовалась я.

— А что?

— Ничего. Просто как ты это представляешь — спутать монаха с мафиози? У них что, выражение лиц одинаково?

— Нет. Одежда…

Я захохотала.

— Ритка, — взмолилась я сквозь слезы, — прекрати меня смешить в трагическую минуту! Ну ты что, никогда амбалов из мафии не видела? С какого ляда они в рясы нарядятся? И цепи златые на груди повесят… Надо будет показать тебе парочку, чтобы ты перестала их с монахами путать!

— Это не я путаю. Это старуха Козленко путает, — обиделась Ритка.

Я тронула с места. Все равно ничего выяснить не удастся.

— Заедем к Мельникову, — предложила я. — Если ты так беспокоишься о своем драгоценном Эдике, давай оформим заявление, и его бросятся разыскивать.

— Нет! — истерически завопила Ритка, вынудив меня выписать на асфальте новый замысловатый вираж. Может, мне уже пора заменить Даймона Хилла? Похоже, что именно у меня есть шанс наконец-то вывести из строя ненавистного Шумахера. Вот только подсажу в его болид Ритку, а впереди запущу парочку бегущих монахов. Точно с трассы съедет!

— Тогда чего ты хочешь? — не выдержала я.

— Ничего. Просто мы к нему приезжали — его нет. Давай подождем еще дня два?

Ну и наивное дитя моя Ритка!

— Ладно, — согласилась я. — Давай. Только не лезь на стенку.

— Не буду, — пообещала она. А я сделала вид, что ей поверила.

* * *

Я отвезла Ритку домой. В общем-то, еще в тот момент, когда она выходила из машины, я почувствовала, что зря я это сделала.

Уж больно она была поникшая. И шла в свою квартиру с таким видом, будто это не квартира, а неплохо оборудованная камера пыток.

В этот момент мое милосердие превысило пределы допустимого. Почувствовав, что я просто не могу смотреть на эти опущенные плечи и ноги, передвигающиеся по тротуару со скоростью лапок черепахи, напившейся пива, я выскочила из машины и крикнула:

— Ритка!

Она вздрогнула и остановилась, боясь обернуться. Ее спина излучала столько надежды, что я едва не заплакала. Ну что я, в самом-то деле? Сколько напастей может пережить один человек? Ритка же хороший человечек, просто вот такая нескладная…

— Рита. — Я догнала ее и схватила за руку. — Я придумала одну вещь. Не знаю, согласишься ли ты. Но… Мне сейчас совсем не в кайф оставаться одной. И тебе, насколько я понимаю, тоже.

Она закивала головой, ее глаза излучали целые потоки щенячьей благодарности. Я даже почувствовала себя самой доброй самаритянкой из всех подобных дам на свете.

— Поехали ко мне, — предложила я без долгих разговоров. Ритка, все еще боявшаяся поверить в собственную удачу, попробовала убедить меня:

— Но это же неудобно… Вдруг придет твой «СД-ром»?

— Ну вот и хорошо, — мстительно улыбнулась я. — Как придет, так и уйдет. Пешком и вдаль… Мне сейчас не до этой шантрапы…

Ритка рассмеялась и вдруг порывисто, как ребенок, обняла меня за шею, прошептав прямо в ухо:

— Спасибо…

* * *

Когда мы приехали, уже начинало темнеть. Моя квартира пребывала в сумрачном расположении духа, и я, дабы улучшить его, включила свет.

— Ну вот мы и дома…

Я прошла на кухню, поставила чайник и вернулась в комнату, где Ритка заняла стратегическую позицию на моем «сексодроме» и уже включила телевизор.

— Это ничего? — робко спросила она меня, оглянувшись. — Без него как-то одиноко и страшно…

— Чушь какая! — ответила я. — Мне иногда с ним страшнее. Я расслаблюсь, начну думать о чем-нибудь веселом, как вдруг на экране появляется говорящая голова и начинает отравлять мое существование идиотскими сообщениями! Они меня и так чуть до инфаркта не довели, пугая третьей мировой войной! Чтобы смотреть телевизор, надо или иметь железные нервы, или затариваться большим флаконом валерьянки!

— Но сейчас они поют…

Я посмотрела. Действительно. Они пели. И, хотя это было еще страшнее, чем новости, я решила не допекать мою несчастную подругу. Пусть слушает этих «ветер-с-моря-дур», если ей хочется.

— Я займусь кофе, — объявила я. — Побудешь одна?

— Конечно. Я же не маленькая!

Прихватив с собой телефонный аппарат и кисет с «костями», я отчалила в сторону кухни и, включив там магнитофон, начала приходить в себя под звуки голоса Леонарда Коэна. После наших «попсовушек» Коэн звучал просто замечательно. По коже забегали сладкие мурашки, говорящие о том, что интеллектуальное наслаждение иногда может переходить в физическое. Как под легкие стаккато пальцев Эрла Гарднера… Ну почему люди не могут любить только хорошую музыку, с тоской подумала я. Тогда на экране не возникали бы крашеные блондинки из породы «СД-ромов», отравляя мое существование попытками косить под невинных восьмиклассниц!

Первым делом я проверила автоответчик. Гнусный голос продолжал взывать ко мне: «Таня! Милый маленький Танчик! Солнышко! Я тебя люблю!»

— Ха! — мрачно усмехнулась я в ответ. — Я игнорирую ваши лживые заверения! Я даже не снизойду к ним, и не просите… Во всяком случае, в воспитательных целях в ближайшее время вам придется гладить эти ужасные крашеные лохмы, смотреть на без времени состарившееся от передозировки косметики лицо и слушать речи, лишенные признаков интеллекта… Не знаю, сэр, чем же вы станете заниматься с ней, когда вам прискучит элементарный животный секс, но, может быть, вы научите ее читать? И говорить членораздельно?

Дальше был странный звонок. Мне ничего не сказали, просто подождали, поняли, что меня нет дома, и повесили трубку. Потом опять возник назойливый голос, требующий немедленной встречи и возможности искупить страшную вину.

— Интересно, что же у тебя потребовать? — зловеще сказала я. — Разве что скальп твоей подруги… Я украшу им прихожую и буду показывать всем, как охотник рога оленя.

Опять робкий звонок. Могли бы сообщить, что им все-таки нужно…

После того, как я досыта наслушалась объяснений в любви от моего неверного возлюбленного, я отключила автоответчик. Мстительно подумав: если бы мой Стас пропал, как Эдик, я бы… А, не ври. Бросилась бы ты его разыскивать и трепетала бы, найдя на ковре бурые пятна! И забыла бы враз, какой он коварный тип. Так уж все мы устроены, люди — человеки, милорды и миледи, и ничего тут не попишешь!

Заглянув в комнату, я увидела, что Ритка заснула под трепетные звуки отечественных шедевров эстрады, и, решив пока ее не трогать, вернулась к своему Коэну, налила кофе и задумчиво уставилась в окно.

Конечно, история была с душком. Успокаивать Ритку — это одно дело, но врать себе я не хотела. Пятна на ковре — это вам не игрушки. И вся история с «монахами-мафиозниками» мне тоже не нравилась.

Надо будет все-таки вернуться к старухе Козленко и попытаться выведать у нее побольше об этих «монахах».

Значит, он ходил утром и вечером неизвестно куда, потом у него появлялись деньги… Монахи… Опять выплыли и плавают — то туда, то сюда… Все в красных штанах и черных шляпах… Католические какие-то монахи получаются… Я встряхнулась. Сон начинал меня побеждать, а засыпать с нерешенной проблемой — значит напрашиваться на ночные кошмары. Будут всю ночь сниться монахи, уносящие Эдика черт знает куда — в неземное пространство!

Я достала из кисета «кости», задумчиво покатала их на ладони…

— Как вы думаете, друзья, что это за средневековые истории? Надеюсь, они не окажутся такими же скучными, как «Тайна Удольфского замка» Анны Рэдклиф? И я не закрою эту книгу почти сразу, не дочитав ее до половины?

Они задумчиво покатились по ровной плоскости стола, обдумывая мой вопрос.

«32+7+13». «Хотите стать обладателем большой суммы денег, дерзайте, и вы достигнете цели!»

Сначала я восприняла это как совет. В каком смысле мне дерзать, правда, мне не объяснили.

— Так, — протянула я. — Не надо намекать мне на алчность. Если вы мне покажете того, кто не мечтает о приличной сумме денег, я вам все равно не поверю… Сейчас все об этом мечтают…

Стоп! Я остановилась, глядя на «кости». Совет?

Я полная «ветер-с-моря»… Да не совет это! Ответ, Таня! Уйми в башке ветер романтических отношений и взгляни!

«Большая сумма денег». Кто-то хотел стать их обладателем. И — дерзнул…

А дальше — появились загадочные навороты.

Я катнула «кости» второй раз, поинтересовавшись:

— Он жив или уже отошел в область призраков?

«32+2+13». «Вам грозит потеря возлюбленного».

Сначала перед моими глазами заиграл калейдоскоп кошмарных видений, в которых несчастного Стаса сбивала машина, в него стреляли бандиты и прочие «надомные» киллеры, но потом я поняла — у «костей» нет имен. Спрашивала я о Эдике. Значит, это Ритке грозит потеря возлюбленного… Но пока он жив. Я, во всяком случае, так поняла…

Кстати, стукнула я в сердцах кулаком по столу, Стаса мы, кажется, из списка возлюбленных вычеркнули… Так что он тут вообще ни при чем.

Итак, Эдик. Потеря намечается у Ритки. Что же у нее за судьба такая несчастная — терять своих возлюбленных? Нельзя этого допустить, Таня!

Нет, надо отправлять ее к Мельникову, решила я, в задумчивости отхлебнув такой глоток кофе, что тут же закашлялась… Черт, кажется, я обожгла нёбо.

Мой лучший друг всех времен и народов Мельников работал оперативником, но знакомых в отделе розыска у него была целая толпа, и пристроить Эдика в качестве «срочно разыскиваемого» он сможет. Да и совет даст Ритке…

Я понимала, что в конечном итоге заниматься Эдиковой пропажей придется все равно мне, ибо «рука господа, если уж избрала тебя, то тебе и мучения принимать», но отодвигала это от себя пока по мере возможностей.

Глупости. Все равно от этой проблемы тебе никуда не деться, она встанет перед тобой как «вещая каурка». Танечка, если бы ты знала, что за американские горки ждут тебя на следующее утро, ты спала бы куда безмятежней…

Глава 4

Монах был одет в черный костюм и шляпу. Его маленькие глазки сверлили меня насквозь, а его мясистый перст уперся прямо мне в грудь.

— Чего вы меня пугаете? — спросила я, будучи не в силах оторвать глаз от этого толстого пальца с аккуратно подстриженным ногтем. — И вообще не понятно, как вы оказались в моем сне… Мне сдается даже, что вы вовсе не монах, а адепт Сатаны…

Он расхохотался, как истерик на выгуле.

Я даже испугалась, что ему плохо, а «Скорая» в сны не приезжает. И что я с ним буду делать?

Но он внезапно успокоился и зловеще прошептал:

— Не лезь в мои дела.

Ох, как я разозлилась! Он меня еще и пугать будет, жиртрест недоделанный!

— А если полезу? — не без ехидства осведомилась я. — Пристрелите вашим жирным пальцем?

Он усмехнулся, засунул свой палец в рот и пальнул. Его голова разлетелась на мелкие кусочки, но на месте старой головы выросла новая, похожая на обрубок полена, и эта голова, еще безглазая и безносая, шевельнула противным отверстием, изображающим рот, и запищала:

— Нет ничего невозможного для человека с интеллектом!

Ах, гад! Это ж он мои «кости» цитирует, подумала я, чувствуя, как в груди закипает бешенство.

— Вали из моего сна! — заорала я.

— Нас ждут бо-о-о-льшие приключения, — запел он голосом мультяшного Пиноккио. — Приключения, приключения…

Он так пищал, что я, слава богу, проснулась. И с удивлением услышала, как этот противненький голосок продолжает распевать из комнаты про приключения, которые нас ждут. Моя голова болела от неудобного положения — потому что я заснула, положив ее на стол. Возмущенная такой отвратительной халатностью, моя голова, которой я обязана нормальной и безбедной жизнью, теперь требовала повышенного внимания к себе. Я достала таблетку спазмалгона и, запив ее минералкой, налила себе кофе.

Кофе оказался холодным, но приятно прочистил голову от остатков нездорового сна.

— Что за кретинские сны мне снились? — спросила я стену, поскольку Ритка почему-то на кухне не появлялась. Да и вряд ли она могла бы мне ответить на мой вопрос…

Стена тоже промолчала. Сообразив, что способностей говорить моя стена еще не обрела и — слава богу! — не собирается, я встала и прошла в комнату.

Ритки не было. Вместо нее на столике лежала записка, что она мне безумно благодарна, но не может больше обременять своими проблемами.

— Ну и ладно, — пробурчала я обиженно. Могла хотя бы дождаться, когда я проснусь…

В кухне начал надрываться телефон, требуя к себе внимания.

Настроение у меня было прямо как у бедолаги, сброшенного в депрессию, как в помойную яму, и бороться с ней я не имела никаких сил…

Поэтому я мрачно вздохнула, прошла на кухню, сняла трубку и произнесла озверело:

— Алло.

* * *

Собственно, ничего хорошего я от своего телефона не ждала. Но отвыкнуть от дурной привычки брать трубку никак не могла. Хотя… Ладно, подумала я, вслушиваясь в загадочную тишину, если это ты, моя драгоценность, можешь помолчать еще немножко. Я понаслаждаюсь твоей робостью, а потом…

Что я скажу потом, я еще не знала, искренне надеясь на свою способность к экспромтам.

— Извините, не могли бы вы пригласить к телефону Татьяну Иванову?

Разочарование легким крылом коснулось моего разгоряченного духа. Не он. Увы…

— Я вас слушаю, — стараясь быть любезной, отозвалась я.

Голос был мужской и очень приятный. Но звонивший не относился к категории смельчаков. Он замялся и наконец проговорил неуверенно:

— Меня зовут Леонид Иванович. Я нуждаюсь в вашей помощи, Таня.

В его тоне я уловила отчаяние. Так. Господь послал клиента… Явно, судя по голосу, интеллигентного, и опять щепетильная Таня будет чувствовать себя неловко, называя сумму гонорара…

— Простите, у вас не найдется времени выслушать меня?

— Найдется, — вздохнула я.

— Но разговор не телефонный…

— Догадываюсь, — согласилась я. Обычно моя клиентура и не собиралась открывать свои тайны, используя телефон. — Подъезжайте ко мне где-то через час. Вас устроит?

— Конечно, — обрадовался он.

Я продиктовала свой адрес. Повесив трубку, закурила и опять подняла ее, набирая номер Ритки. Все-таки надо выяснить, куда она так срочно исчезла.

Риткин телефон не отвечал.

— Все чудесатее и чудесатее, — пробормотала я.

Решив, что позвоню ей попозже, я навела в комнате относительный порядок и посмотрела на часы.

Было уже одиннадцать утра. Час, данный мне на размышления, истек. Пунктуальность Леонида Ивановича меня потрясла.

В назначенное время, ровно минута в минуту, он позвонил в мою дверь.

* * *

Посетитель оказался совершенно не таким, каким я его себе представляла. На пороге стоял отнюдь не бедный профессор, а вполне респектабельный мужчина, благоухающий дорогущим «Ван мен шоу», и одет он был, как минимум, в магазине «Паритет». Правда, все они, мои богатенькие «буратины», благодаря привязанности к этому бутику казались мне до смешного похожими, но я же не собиралась крутить романы с этими близнецами. Меня цинично заботило содержание их кошельков, такова проза жизни.

— Таня? — спросил он, явно удивленно.

Интересно, почему они всегда удивляются при виде меня? Наверное, по устоявшемуся мнению, полагают, что умственным трудом занимаются исключительно те женщины, которым просто больше нечем заняться. То есть — страшненькие и старенькие.

— Да, — кивнула я. — А вы — Леонид Иванович?

Он протянул мне руку, чуть замешкавшись. Я поняла, что он хотел сначала мне руку поцеловать, но засомневался — не отношусь ли я к партии феминисток, которые за поцелуй руки бьют по физиономии. Я была из числа умеренных, поэтому милостиво позволила ему коснуться моей ручки своими губами.

Кстати, поймав его взгляд, я поверила ему, что проблемка у него — еще та… Так смотрят люди отчаявшиеся, за которыми стоит настоящее, непридуманное горе.

Я пригласила его в комнату, усадила в кресло и предложила кофе. Он отказался.

— Тогда рассказывайте, что у вас за беда, — проговорила я, — только не обещаю, что возьмусь за ваше дело.

— Я надеюсь на вас, Таня. Мне больше не на кого надеяться!

В его голосе прозвучало отчаяние. Опять. Что же за навороты в судьбе у этого благополучного джентльмена?

Он сидел, не решаясь начать. И смотрел в пол. Его большие руки с ухоженными пальцами сжались в кулаки.

— Таня, мой сын пропал, — наконец проговорил он, поднимая на меня свои беззащитные перед болью глаза. — И найти его сможете только вы. Если верить тому, что про вас рассказывают, — а я верю, — вы способны на чудеса. Я не знаю, куда он исчез. Я даже не могу поручиться, что он сейчас еще жив. Но — Таня, я умоляю вас, — попробуйте найти моего мальчика!

* * *

Что-то вокруг меня все пропадают, мрачно подумалось мне. Надо же, какое совпадение! Сначала пропадает мой друг, впрочем, это не в счет! Он пропал в известном месте и при известных обстоятельствах, так что его вычеркиваем. Потом пропал Риткин Эдик. Его унесли монахи. Затем из моей квартиры исчезла Ритка. Теперь пропал сын этого человека. Осталось пропасть мне. И я не удивлюсь, если…

— В этом исчезновении тоже замешаны монахи, — мрачно пробурчала я.

— Как?! Вы знаете?..

Я подпрыгнула и вытаращилась на моего гостя. Он, в свою очередь, ошарашенно смотрел на меня.

— Что? — облизнув губы, спросила я.

— Вы знаете про монахов? — переспросил он.

О, нет! Если начнут сбываться мои кретинские сны, лучше сразу выпишите мне катафалк! Яду мне, яду!

— Ничего я не знаю. Просто к слову пришлось, — проговорила я. — А что, вашего сына в последний раз видели в обществе монахов?

— Нет, — покачал он головой. — Но он собирался в монастырь…

— Тогда, может быть, он уже там? — обрадовалась я. — Вы его там не искали?

— Искал. Его там нет.

Надежда растаяла в воздухе.

— Тогда при чем тут монахи? — спросила я.

— Хорошо. Я расскажу вам все с самого начала.

Он кашлянул, собираясь с мыслями. Я терпеливо ждала, мимоходом подумав: почему никто еще не решил начать излагать мне свою проблему с конца. Это было бы куда интереснее. И конструктивнее…

— Мой сын Дима хороший мальчик… Последнее время был занят бизнесом — даже открыл свою фирму. Я ему, конечно, поспособствовал, но он, Таня, и сам парнишка умный… Торговал картриджами с игрушками для «Денди» и «Супернинтендо», и дела шли нормально, пока…

Он вздохнул.

— Можно, я закурю? — спросил он меня. Я кивнула.

— Так вот, — продолжал он, затягиваясь. — Пока он не познакомился с Екатериной. Она-то его и сбила с панталыку.

— С чего? — переспросила я.

— С пути, — скривился он. Екатерина явно была ему не по душе. — Она затащила его в церковь. И понеслось… Посты, раздача денег малоимущим, в конце концов допрыгались до того, что продавать картриджи перестал — дело, мол, богомерзкое. Работать он бросил. Катерина тоже начала сомневаться, правильно ли она поступила, когда потащила его с собой.

— Подождите, — попросила я. — Эта ваша Екатерина — сектантка?

— Нет. Она при церкви. Поет в хоре.

— Так. Значит, именно там он у вас и пропал?

— Опять же нет. Он решил уйти в монастырь и отправился посоветоваться со старцем. Ну, этот, знаете — в Троице-Сергиевой лавре… Вернулся сын совершенно другим человеком — мрачный, задумчивый. Начал говорить, что скоро наступит конец света и спастись можно только в одном месте… У старца. А в церкви бесчинство и грязь… Вот тут сын бросил Екатерину и исчез.

Так. Ничего себе — вляпываюсь я по первое число.

— Не могу, — отрезала я. — Не хочу лезть в эти дела. Может быть, ваш парень сейчас счастлив до одурения, а я его брошусь разыскивать…

Мой посетитель изменился в лице. Черт побери, ну как эти люди не понимают, что… Погоди, Таня. Ты что, стала защищать сектантов? Или тут что-то другое?

— Значит, вы не сможете помочь… — пробормотал он. — Простите.

Он поднялся, как-то сгорбившись и разом постарев.

Я посмотрела на его спину. Прямо как у Ритки… Когда она шла к подъезду. Ритка-Дима. Дима-Ритка. Эдик…

— Подождите! — закричала я.

Он остановился. Боясь повернуться, как Ритка.

— Я попробую, — проговорила я, отчаянно ругая себя за мягкотелость.

— Спасибо, — выдохнул он, припадая к моей руке.

* * *

Ах, до чего же я бываю глупой! Особенно когда позволяю своей природной доброте одержать верх над разумом. Правда, сейчас к этим двум понятиям прибавилось еще и любопытство.

Я вернула моего гостя назад, скороговоркой произнесла обычные в таких случаях слова: «Вы можете молчать без присутствия адвоката, но моя такса — двести в сутки, и благословляйте мою доброту, что я еще не требую оплаты в евро, пока я еще использую зеленые, но доллары, говорят, агонизируют…» В общем, он был согласен со всеми моими требованиями, что свидетельствовало о том, что Дима рос в обеспеченной семье и не понятно, почему крезанулся… То есть, может быть, именно поэтому он и сошел с ума, но это я проверю при встрече.

Леонид Иванович, весь сплошная благодарность, расточал мне комплименты, утверждая, что я слишком красива для самостоятельной женщины (интересно, почему у него такое мнение? Наверное, ему не везло в жизни, и он встречал только ужасных деловых крыс). Но потом, спохватившись, что неловко налегать на мои физические достоинства, перешел к делу.

То есть это я перешла к делу, когда мне надоело выслушивать, как я божественно хороша. А именно, спросила у него: могу ли я встретиться с Екатериной, и кто был последним духовником его сына.

— Не знаю, — признался он. — Наверное, это должна знать Катя. Поговорите с ней. Я не одобрял увлечения моего сына религией… Видите ли, Таня, мы воспитывались в духе атеизма. Нам эти ваши духовные поиски не понятны…

Он глубоко вздохнул, отчего мне сразу стало как-то неудобно за все поколение, пытающееся найти смысл жизни. Впрочем, я не была уверена, что Леонид Иванович хотел осудить нас.

— Хорошо, я поговорю с ней.

Леонид Иванович записал мне Катин адрес и, уже прощаясь, тактично спросил:

— Танюша, а деньги вам нужны?

— Пока нет, — пожала я плечами. — К Кате я проеду за свой счет. А потом поговорим. Понимаете, Леонид Иванович, я не уверена, что это дело потребует от меня больших затрат. Секты, конечно, дело темное, но не темнее всего прочего… Надеюсь найти вашего сына дня через два максимум…

Он обрадовался.

— Правда?!

— Конечно. На вашем месте я бы прежде всего перестала волноваться. Все будет хорошо, можете мне поверить…

Он поверил. Пока я и сама себе верила.

Вылетел он от меня как на крыльях. А я опять набрала номер Ритки. Ох, до чего же она сейчас нужна!

Длинные гудки сказали мне, чтобы я отстала. Ритка была неизвестно где, и от этого становилось не по себе… Где Ритка?

Конечно, она могла поехать опять к Эдику. Нет, вряд ли. Ну а если Эдик объявился?

Ладно, решила я. Сейчас заеду к ней, потом к Катерине, а уж если Ритки дома не будет — поскольку я уже начала допускать возможность, что у нее просто сломался телефон, — тогда рвану к Эдику.

Но сначала спрошу-ка, что думают по этому поводу «кости».

Достав их из кисета, я посмотрела на их округлые тельца и вопросила:

— Ну? И что это за исчезновения вокруг меня? Обнаружился новенький Бермудский треугольник?

«16+26+3».

«Впереди бурные, беспокойные времена. Пусть неприемлемые для вас явления не оскорбляют вас, а только дают толчок к самосовершенствованию».

Так-с. Ну, что касается «бурных и беспокойных времен», у меня они и позади такие же. А если посчитать «неприемлемыми» таинственные исчезновения, то они меня, в принципе, не оскорбляют. Они меня удивляют. Поэтому думаю, что и с самосовершенствованием все выйдет тип-топ.

— Теперь поговорим о Ритке. Куда она запропастилась? — спросила я снова, кинув «кости».

«31+9+20».

«Вы получите печальное известие о близком вам человеке, который в данный момент отсутствует».

У меня перехватило дыхание. Что?!

— Вы что, с ума сошли? — прошипела я, с ужасом глядя на «кости». Ритка?

Я еще раз бросила «кости». Наверное, ошибаются? Или я что-то не понимаю?

— Ритка? — шепотом спросила я.

«33+19+8».

«Вас ожидает чья-то ранняя смерть».

Больше я спрашивать ни о чем не стала. Схватив кисет и накинув куртку, я выскочила на улицу.

Первым делом я решила ехать именно к Ритке.

Глава 5

Конечно, я гнала на бешеной скорости. Меня даже остановили, но молоденький гаишник, увидев, что за рулем истеричная очаровательная дама, вздохнул и попросил меня все-таки сбавить скорость. Я попыталась всучить ему штраф, но мальчик попался неиспорченный, романтичный, он разрешил мне следовать дальше, раз уж «с моей подругой случилась беда».

Я домчалась до Солнечного, остановилась у Риткиного дома и поднялась на ее этаж.

— Господи, пусть она окажется дома, — попросила я, нажимая на звонок. Никто не откликнулся. Ритки не было…

Я достала свой набор отмычек, видя уже самые жуткие картины того, что ждет меня за дверью.

Квартира была пуста. Причем все осталось в том же виде, как было вчера. То есть — стаканы на журнальном столике. Две банки из-под пива и т. д.

Я застонала. Ритка здесь не появлялась. Куда же она могла подеваться?

На столике стояла фотография. Ритку обнимал за плечи невзрачный парень. С глазами явного параноика. Над губой топорщились тараканьи усики, а стрижка весьма странная — под горшок. В общем, я поняла, что имела в виду Ритка, утверждая, что вся паства разбежалась бы, завидев Эдика, принимающего исповедь.

— Так вот ты какой, Эдик… — сказала я себе. Подумав немного, достала фотографию из рамочки и сунула в карман.

Где же они? Этот Эдик — ладно, фиг с ним. А вот Ритке угрожала опасность. Надо спешить…

Решив, что Екатерина подождет, я рванула в Комсомольский.

* * *

Мчалась я туда на «автопилоте». А в голове вертелось: «Вас ожидает ранняя смерть… смерть… ранняя».

Черт, как все это некстати! А что, Тань, разве бывает кстати обрушивающаяся на голову лавина? Вообще, когда смерть бывает кстати?

Так и не сумев найти ответ, я мчала свою машину на скорости, близкой к реактивной. Невеселые думы кружили голову, а мне хотелось, чтобы они наконец-то оставили меня в покое, хотелось привести себя в порядок.

Уф, наконец-то показалась многоэтажка со знакомым призывом на цоколе, и я остановила машину прямо у входа в подъезд.

Двор был пуст. И понятно — шел дождь, порывы ветра валили с ног, наводя на мысль, что сейчас не разгар лета, а поздняя осень.

Я взлетела по лестнице к квартире Эдика. Слава богу, Ритка не успела забрать у меня ключ… Стоп! Я в растерянности уставилась на гномика, которого достала из кармана куртки. Если ключ остался у меня, тогда ее не может быть здесь! В отличие от меня, Ритка не умеет пользоваться отмычками. Значит, здесь ее быть не может…

Если только не появился Эдик.

Я застыла с гномиком в руке. Отчаяние на миг парализовало меня, заставляя почувствовать собственную беспомощность.

Нет, Иванова, тебе пора покидать плацдарм военных действий! Время выходить на пенсию, детка…

Решив рискнуть, я открыла дверь. А вдруг…

Никакого «вдруг» там не оказалось. Все было точно так же, как и вчера. Воздух дышал затхлостью. Пятна окончательно засохли, и беспорядок в квартире казался незыблемым.

Мне стало страшно. Иногда вот такое мертвое спокойствие способно наполнить душу куда большим страхом, нежели куча «живых» мертвецов, разгуливающих на экране видика. Затаив дыхание, я вслушивалась в тишину. Вот глупость — как будто тишина могла рассказать мне, куда подевались люди, еще недавно населявшие эту квартиру!

Я осторожно прошла по всем комнатам, пытаясь найти хоть какой-то ключ. Телефон… Поискав, я не нашла ничего. Эдик не пользовался автоответчиком. Отшвырнув ни в чем не повинный аппарат, я села на краешек кресла, уставившись в одну точку. На стеллаж с книгами.

Подбор книг меня заинтересовал. Я блуждала взглядом по корешкам, перебегая от полного собрания сочинений Пушкина к творениям Евгения Монаха. Монах… Черт побери, опять монах… Кстати, название у этой книжки замечательное. «Братва». Братва — Монах.

Кажется, мои логические связки потрясают неординарностью, усмехнулась я. Постараемся не увлекаться. Надо быть проще — и люди к нам потянутся. И сны перестанут кретинские сниться…

Я встала. Ничего я тут не найду. Как пить дать… Квартира явно не собирается сообщать мне полезные сведения. И главное: куда исчезла Ритка?

Оставалась еще одна ниточка — тонюсенькая, но все же способная вывести меня к «чистой воде».

Выйдя из квартиры Эдика, я направилась к двери напротив.

Нажав кнопку звонка, услышала шаги, и голос старухи Козленко спросил:

— Кто там?

* * *

— Это Таня. Помните, я вчера приходила к Эдику?

Дверь приоткрылась. Старушка изучала меня острым взглядом в щелку, а узнав, открыла дверь.

— Что? Непорядок какой?

Я вздохнула.

— Вчера я сказала вам неправду. На самом деле я из милиции.

Я протянула ей свою «липовую» ксиву. Она взяла ее, водрузила на нос очки и внимательно читала минут пять, заставляя мое сердце трепетать от ужаса, что она сфокусирует свое внимание на просроченном штампе.

— Так бы сразу и сказали, — недовольно проворчала она, возвращая мне удостоверение. — А то — я к Эдику, за квартирой проследить… Проходите.

Она пропустила меня внутрь и сразу спросила:

— Значит, правда Эдька вляпался? С этими монахами?

— Простите, как вас зовут? — поинтересовалась я.

— Вера Семеновна, — сообщила она.

— Вера Семеновна, что это за монахи? И как они могут быть связаны с исчезновением Эдика?

— Да напрямую! — воскликнула старушка. — Мне и батюшка в церкви сказал, что никакие они не православные, а сектанты и шарлатаны. Только Эдик с ними сдружился…

— Поподробнее о монахах. Если можно, — попросила я.

— Они появились тут с месяц назад. Во дворе собирались и все беседы проводили. Тут неподалеку церковь Николы Чудотворца, я туда хожу… Я к этим монахам было подошла, чтоб спросить, откуда они взялись. Только они засмущались и разговаривать со мной не стали…

— А почему вы все-таки причисляете их к монахам? Они же не в рясах были?

— Конечно, нет… Просто они себя называли каким-то «братством». А вот братья-то — это ж у монахов.

«Братья — братва», — подумала я. Может, и не у монахов.

— Хорошо. Попробуйте описать мне, как они выглядели.

— Танечка, да обычные! Штаны широкие на всех, черные. Куртки спортивные. Стрижки, ну почти под горшок… Эдька потом тоже так подстригся… Он с ними в контакты вступил и начал дружбу водить. Правда, я заметила, все тайком, по вечерам… Пытался скрыть. Даже стрижку эту свою. Я его спросила, что это он с головой своей удумал. А он: «Это мода такая, баба Вера». Деньги у него завелись. Как будто они платили ему за то, что он бредни их слушал. А потом они исчезли. Батюшка-то мой сказал, что их разогнать надо — вредные, мол, они люди. Молодежь баламутят… Сам к нам приехал. После его приезда-то они и сбежали. Да и Эдьку с собой прихватили, видно.

— А Эдик — он раньше верил в бога? — поинтересовалась я.

— Эдька? Да ты что, Таня? Он только в деньги верил. И с этими монахами он из-за денег спутался. Платили они ему. Вот за что — не знаю.

Ситуация действительно странная.

— Вера Семеновна, а в течение суток его никто не искал? — спросила я, имея в виду Ритку. — Здесь не появлялась девушка, длинноногая и очень хорошенькая? Короткая стрижка, каштановые волосы? Глаза карие?

— Нет, такой вчера не было. А вот после тебя появлялся парень. Он очень интересовался Эдиком. Я ему про тебя-то не сказала — очень уж он был подозрительный…

Интересно, кто же еще пытается найти нашего Эдуарда?

— Как он выглядел?

— Черный такой… Глаза у него красивые. Ресницы длинные, и так и хлопает ими. Если бы не говорил по-русски без акцента, я бы подумала, что он из этих… из кавказцев. Но он точно наш… Тоже про «монахов» выспрашивал. Только он напрямую спросил, приходил ли к Эдику перед исчезновением мужчина лет сорока, с длинными волосами и бородой. Я ему честно сказала — нет. Только эти, с горшками, а волосатых не ходило…

— А как он объяснял свой интерес?

— Никак. Сказал, что он с Эдиковой работы, просто нет его там давно, они беспокоятся.

Да уж, болтун — находка для шпиона… Взяла баба Вера и изложила все еще и моему конкуренту… Кстати, кто же этот конкурент?

Занял он мое воображение.

— Баба Вера, я вам сейчас оставлю свой телефон, а вы мне позвоните… Если этот «кавказец» еще появится. Или монахи эти мелькнут. И еще… Можно мне с вашим батюшкой поговорить?

— А чего же нельзя… Он и сейчас, наверное, в церкви… Спросишь отца Николая и скажешь ему, что я тебя послала…

Я изобразила на лице благодарность, хотя подозревала, что с отцом Николаем мы нашли бы контакт и без блата, но старушке хотелось быть полезной…

Через минуту я уже ехала в сторону высокого голубого купола, уносящегося в небо.

* * *

Церковь еще достраивалась. Когда я ту-да вошла, сверху доносился стук молотка и чей-то голос распевал «Царю небесный» в веселом темпе. Я задрала голову и увидела высокого мужчину, уверенно работающего на лесах. Торчал он на этой непомерной высоте без всякой страховки.

Служба закончилась. Я огляделась, пытаясь найти хоть кого-то, кроме строителя. Он-то мне помочь ничем не мог. Откуда ему знать про монахов?

— Ты чего в церковь в таком виде пришла? — услышала я скрипучий голос за спиной. Обернувшись, увидела пожилую даму во всем черном. Дама сверлила меня крайне неодобрительным взглядом.

— Извините, мне нужно встретиться с отцом Николаем.

Она бросила взгляд на леса и быстро сказала:

— Ты к батюшке в штанах пришла? И без покрова? Занят батюшка… Иди срамоту свою исправь, а потом приходи.

— Евфросиния!

Зычный голос заставил нас обеих вздрогнуть. Дама затрепетала. Подняла глаза ввысь и перекрестилась.

— Евфросиния, ты думаешь, я не слышу, как ты тут мне паству разгоняешь?

Он спускался с лесов. В руке нес огромный молоток, и на его лице было написано страстное желание обрушить его на голову негостеприимной Евфросиньи.

— Да ведь она в штанах пришла, батюшка…

— Ну не без штанов же, — произнес он, оглядывая меня с симпатией. — А ты мне тут свои законы не устанавливай. Из-за вас, мои черешни, моя паства к монахам бежит. А там — погибель.

Глаза у него были потрясающие. Голубые и веселые. Наполненные жизненной силой и отвагой.

Наверное, он был совершенно не похож на стереотип священника. Плечи у него были широченные, и рост высокий.

— А по закону в церковь в штанах нельзя… — пробурчала Евфросинья, пытаясь все-таки взять верх.

— Ты еще меня учить решила? Педагог ты наш… Сейчас напомню вот тебе про истинную-то срамоту… Разве не знаешь, что гордыня — любимый грех Сатаны?

— Да я же не горжусь…

— Ага. А чего же ты тут делаешь? Иди, дай с девочкой поговорить. Может, у нее беда приключилась, а ты ей лекции принялась читать. Пошли, деточка.

Он позвал меня за собой жестом руки. Деточка, повторила я. Меня уже сто лет никто так ласково не называл. Деточка, девочка… беда приключилась. Я пошла за ним, чувствуя, как у меня предательски пощипывает в носу. Кажется, Таня начинает превращаться в Танечку, как собачка, которую погладили?

Отец Николай шел быстрыми размеренными шагами, и все же мне казалось, что он пытается идти медленнее, чтобы я не отставала от него.

Наконец он остановился перед образом Богородицы. Посмотрел на икону, перекрестился и бросил:

— Поставишь ей свечу. Она у нас скоропослушница, поможет твоей беде. Вообще, мой тебе совет — не ищи сложного там, где много простоты. Помнишь эту пословицу — просто, как все гениальное? Вот вы все ищете сложностей и в беду попадаете… Головку ясной держите, и все в порядке будет. Господь сам на крест пошел, никого из вас не звал с собой… И сами себе кресты не стройте — ему это не нужно. Какой отец ребенку камень подаст? Теперь говори. Ты меня выслушала, я тебя тоже послушаю…

Честно говоря, я бы послушала его еще. От его простых слов мне становилось спокойно. Я даже почти забыла про идиотских «монахов». Но дела есть дела.

— А беда не моя, батюшка, — начала я. — У меня подруга пропала. И я боюсь, что это связано с некими загадочными «монахами».

Он вскинул на меня глаза:

— Так… Опять эта свора… Сколько лет девочке?

— Двадцать семь.

— Голова уже на плечах должна быть, — крякнул он. — Ну, что ты узнать хочешь? Я и сам их пару раз видел. Девочка твоя из неофитов?

— Кого? — переспросила я.

— Ну, это мы так первачков называем. Они тут приходят в церковь, а им евфросиньи наши головы крутят. В результате одни себя начинают истязать, чуть не во власяницы облачаются, а другие воображают «новыми апостолами». А в результате и те, и другие собой занимаются, а бога услышать не хотят. Вот и приключаются с ними беды.

— То есть?

— То есть встречаются эти «монахи», и батюшка Николай начинает им еретиком казаться, потому что в Страшный суд верит только по Писанию. А не тому, что далекий «старец» решил его на этот год назначить.

— Какой старец?

— Какой-какой… Сейчас это у них последний писк. Под горшок подстригутся и давай тут плач разводить, будто бы завтра старец нас всех с грязью смешает. И мы в собственных нечистотах захлебнемся. Надо, говорят, всем в «Светлое Место» бежать, где этот самый старец проживает. Только вот незадача — старец адреса не сообщает. Только если под горшок подстрижешься… И имени тоже.

— Значит, моей подруге никто помочь не может? Если никто не знает, где это «Светлое Место»?

Он задумался.

— Может, — уверенно сказал он. — Один мой знакомый, отец Андрей. Он рассказывал мне об одной девчушке. Умница она, говорят. Сатанистов один раз так разметала по ветру, что до сих пор стоном их воздух наполнен. Детектив она.

Так, отец Андрей… Я скисла сразу, как молоко. Отца Андрея я знала, и очень хорошо. Думаю, что имя детектива, которого порекомендует мне в помощь отец Андрей, меня не удивит и не обрадует.

— А как ее зовут? — спросила я, не ожидая услышать ничего радостного.

— Татьяна Иванова, — обрадовал меня отец Николай. И даже предложил мне узнать у отца Андрея мой адрес. Чтобы я обратилась… сама к себе за помощью…

Глава 6

От собственных координат я отказалась, признавшись, что я и есть Татьяна Иванова. Отец Николай не удивился.

— Значит, дело серьезное… — вздохнул он. — Что-то подобное я и ожидал.

— Вы о том, что пропадают люди? — спросила я.

— Да. Нет добра от этих молодцов. По лицам их можно многое понять.

— Может быть, вы мне расскажете о них подробнее? — попросила я.

— Да, собственно, я их видел пару раз. У меня как-то случился с ними конфликт. Старушка у меня есть, попросила поговорить, чтобы больше не собирались под их окнами и песен не пели. Да и народ они баламутили. Я сначала внимания не обращал, но пара моих ребятишек, из неофитов, вдруг стали странные какие-то. Знаешь, Танюша, глаза у них изменились. Затравленные сделались… Как у волчат. И на меня смотрят, будто на врага. Потом вдруг эти стрижки у них — странные… Виталик пришел ко мне, а у него этот горшок на голове. Я ему в шутку: Виталий, ты тонзуру еще выбрить не надумал? А он разозлился, губы сжал и пробормотал, что, мол, благодаря таким, как я, он в ад прямой дорогой направляется. Вот тогда я и забил тревогу. Во-первых, Таня, ну почему у ребят, прежде таких веселых и спокойных, появилась скованность, заторможенность в движениях? А в глазах — пустота. Я ему: Виталик, что с тобой такое, вера должна людям радость приносить, а у тебя в глазах — одно отчаяние? Думал, он с сектантами связался. Говорю ему, мол, пойми, в православии радость и свобода души, а секта, она как круг замкнутый. Он на меня смотрит и говорит, что от православия не отступился. А через день — пропал. Тогда я и пошел туда.

Он замолчал. Я кашлянула.

— Думаю, Таня, грех про людей плохо говорить, даже если они и заблудшие. Только «братья» эти мне показались не братьями, а братвой. Сбитые такие, крутолобые… И глаза у них злым огнем горят. Спросил их о Виталике, они только плечами пожали. Смотрю на них и вижу — внутри у них пустота и чернота.

— Вы хотите сказать, что они находились под действием транквилизаторов?

— Хуже, Танечка. Под наркотиками. Меня обмануть трудно — я до семинарии был врачом-анестезиологом. Это «наркота», Таня. И Виталик тоже пропал, наверное, поэтому. Моя вина… Но как я удержу его, если он уже по краю пропасти ходил?

Он тяжело вздохнул.

— Кажется, больше я ничем вам помочь не смогу. Сам не понимаю… Как они их ловят? На улице, что ли? Или у нас?

— Кстати, может быть, именно в церкви, — подумала я вслух. — Хотя… Если вы заметите человека с такой странной стрижкой, наверное, обратите внимание?

— Обращу, — кивнул он. — Но это теперь. А раньше…

Я задавала все новые вопросы и не могла пока найти на них ответа. Мне надо было торопиться — ведь моей Ритке угрожает опасность. Чем дальше в «Светлое Место» — тем глубже становился мрак.

У выхода из церкви, когда мы уже прощались и отец Николай дал мне свое благословение на поиски, я вдруг вспомнила, что баба Вера говорила о каком-то «кавказце», который ищет человека с длинными волосами.

— Значит, они не все могут быть так острижены…

— Что? — переспросил отец Николай.

— Понимаете, они не все со стрижками под горшок. Может быть, у них какие-то свои различия есть? По рангам?

— А может быть, и так… Значит, надо быть внимательнее!

— Да вы их и не распознаете.

— Тогда как же нам быть, Танечка?

Я уже имела смутный, но, кажется, интересный план. Люблю играть в такие игры, подумала я, ощущая в груди приятное тепло азарта.

Уже собравшись ознакомить с ним отца Николая, я запнулась. Наверняка он запретит мне это делать. Все, что сопряжено с риском, кажется ему недопустимым.

— До свидания, деточка. Заходи, если что…

Я улыбнулась ему. Черной тенью мимо прошмыгнула Евфросинья. Неодобрительно взглянув в мою сторону, исчезла.

— Подожди, — окликнул он меня на пороге. Я остановилась.

— Не рискуй без надобности, — попросил он.. — Ты еще совсем молоденькая. Пусть мужчины рискуют. Это их дело…

Я не знаю, как он догадался. Но все-таки благословил, перекрестив.

— Ты помни, они — не очень хорошие люди…

Я кивнула. Конечно, я бы нашла для этой компании более жесткое определение.

Но — сдержалась.

* * *

Чтобы быть уверенной на все сто, я все-таки решила по дороге заехать к Андрюшке Мельникову. Мне нужно было в розыскной отдел, а без него меня там и слушать не будут.

Андрюшка сидел на рабочем месте — о, счастье! — уткнувшись в небольшую книжечку, демонстративно не обращая внимания на своего коллегу Началова, играющего в дартс. Началов весело пулял дротики, но все-таки заметил меня, в отличие от погруженного в чтение Мельникова.

— Привет! — прокричал Началов. — Видала, Тань, Мельников читает триллер. Ему мало на работе убиенных, он еще и воображение ненужными кошмарами заполняет! Подожди минуту, там сейчас замочат упыря, и он снизойдет до нашего общества!

Я подошла к Андрюшке и, усевшись на краешек стола, вынула из его рук книжицу со смазливой девицей на яркой обложке. Бросив взгляд на нее, поморщилась. Очередной опус из жизни неврастеничных призраков…

— Привет, Андрей…

Он тоскливо перевел взгляд с меня на книжку и понял, что спорить со мной бесполезно.

— Привет.

— У меня проблемы с Риткой Шатохиной.

— У всех с ней проблемы, — с досадой поморщился он.

— У нее пропал возлюбленный.

— Не ново. Они у нее это всегда делают. Она что, обратилась к тебе за помощью?

— Да, — кивнула я. — Дело серьезное… Теперь пропала сама.

Он подпрыгнул. И глаза его приобрели испуганное выражение.

— А с ней что?

— Не знаю.

— А когда?

— Сегодня утром.

— Уф! — облегченно выдохнул он. — И чего ты примчалась? Она же…

— «Кости» сказали, что ей угрожает смертельная опасность…

— Таня, — протянул он, — ну, несерьезно же это… Тут и так вокруг кошмары, от работы голова кругом. А ты примчалась, основываясь на предрассудках… Ты еще на картах погадай.

— Андрей, я же тебя ни о чем не прошу! — вскипела я. — Помоги мне с розыскным отделом. Мне нужна справка о всех людях, пропавших за последний месяц. Особенно о тех, которые были верующими.

Началов с Мельниковым переглянулись. Я этот взгляд быстрый заметила и намотала себе на ус. Так… Значит, ребятам известно нечто интересное.

— И с чем связан твой непраздный интерес?

— Помимо пропажи Ритки, у меня еще клиент, — объяснила я. — У него пропал сын.

— Еще один «упавший вниз, на полпути вверх», — пропел Началов. — И чего им спокойно не живется?

Ну я же говорю. Интерес мой перешагнул все пределы, и я протянула:

— Ну-с, ребятки! Значит, я уже не первая? Что же у нас за «Светлое Место» такое появилось?

— Ого, а она больше нас знает, — присвистнул Началов. — Мы, вообще-то, это твое «место» зовем «Черной дырой». И Бермудским треугольником. Пошли к Наденьке.

И Началов встал. Мельников облегченно вздохнул, поднимая со стола книжку.

Ладно, мстительно подумала я. Теперь я тебе нужна, настала моя очередь романчики почитывать.

— Да оставь ты его в покое, Танюха, он сейчас другой проблемой занят. Пропажи — это моя епархия. И Надина. Точнее Надежды Сергеевны. Так что пошли, спустимся к девочкам…

* * *

Спускаться пришлось недолго — на один этаж. Одной из девочек оказалась моя старая знакомая, Соня. Мы тепло с ней поздоровались. Надежда Сергеевна сидела возле окна и, несмотря на такое официальное обращение, произвела на меня впечатление очень домашней женщины. Лет ей было около тридцати, и, в отличие от Сони, она была в форме.

— Ну вот тебе мои девочки, — сказал Началов. — Надежда, поможешь Татьяне со сведениями?

Надежда Сергеевна окинула меня быстрым взглядом и коротко кивнула.

— Тогда я вас оставляю.

Послав нам всем воздушный поцелуй, Началов поспешил к себе.

— Так что вас интересует? — спросила меня Надежда.

— Пропажи. Люди, пропавшие из церкви, например. Статистика — откуда пропало больше всего. И, если можно, фотографии.

Она кивнула и встала. Подойдя к шкафу, перелистала папки и положила передо мной на стол несколько.

— По поводу сведений, из каких церквей они пропадают, ничего вам сказать не могу. Заявления у нас — они вот, сами смотрите… В основном — очень богатые ребятишки. Либо сами бизнесмены, либо их дети… Общее — родители жалуются, что перед этим их чада были увлечены религией. Но — самой разной. Вот этот — Юра Агапов, кришнаит. Таня Латышева — из храма Успения Богородицы. Кстати, если вас интересует мое мнение, то именно оттуда — исчезнувшая молодежь. Думаю, если присутствует момент вербовки, то именно из этого храма. Ах, да… Особая черта — и Агаповы, и Латышевы указывали на то, что ребята перед исчезновением сменили прически. Подстриглись странно — под горшок…

Так. А мы идем верным путем, товарищи… Только вот как бы нам дойти побыстрее?

— Вы — частный детектив? — поинтересовалась Надежда.

— Да.

— И как вам? Это лучше, чем у нас?

— Лучше, — кивнула я. — Но не для всех.

— Я просто иногда подумываю, не купить ли лицензию…

Я посмотрела в ее серьезные глаза. Способности к анализу у нее были покруче моих.

— Вам будет легко, — честно сказала я, что подумала.

* * *

Мы вышли из комнаты покурить. Соня и я.

— Ну а ты почему перевелась в розыск? — спросила я ее.

— Я? Я не переводилась. Как работала с наркотой, так и работаю…

— То есть — здесь действительно наркота?

— Говорят. Во всяком случае, идеи у Началова именно такие. Будто этих самых «бермудов» накачивают, сажают на иглу, а потом…

— Но зачем? — спросила я. — Зачем им нужны эти ребята?

— Во-первых, деньги. Во-вторых, рабочая сила. Надежда рассказывала, что в позапрошлом году накрыли секту мунитов, так они там на корейца работали, лук выращивали. И коноплю, кстати, тоже. У нас у всех тут общие подозрения, в эту точку. Узнать бы, кто за всем стоит…

— Да уж, — вздохнула я. — Кабы это так просто узнавалось, мы бы с тобой долго не мучились.

Мы докурили, и я попрощалась с девушками.

Возле выхода остановилась. Оставалась у меня Екатерина. Я задумалась, посмотрела на часы. Нет, домой я заехать не смогу — слишком мало «светового» времени осталось.

Обернувшись, я обратила внимание на стенд «Разыскиваются». Подошла к нему — теперь меня живо интересовали все пропавшие без вести.

Из пяти фотографий три — явно моих клиентов, решила я. Стрижки у троих — под горшок…

Наверху висели разыскиваемые преступники. Лица у всех явно мало «приятные», скорее, наоборот. Особенно показался мне мерзким один — лысый тип с оттопыренными ушами и маленькими буравчиками вместо глаз. Передернув плечами, я призналась себе, что мне совсем не хотелось бы встречаться с ним в темном переулке без оружия. Мерзкая у него была рожа. Впрочем, как и у остальных.

Я прищурилась, пытаясь прочитать, за что его разыскивают. Птенчик оказался не прост: наркотики, убийства, изнасилования — в общем, не зря он мне не понравился. И имя у него отвратное — «Грызун». Такая вот кличечка. Дальше следовали особые приметы. Особенно хорошо запомнилось, что на носу у него шрам от срезанной бородавки.

«Да уж, с такой кошмарной внешностью трудно не стать преступником», — подумалось мне.

Я села в машину и скоро уже мчалась по проспекту в сторону набережной.

Сгущались сумерки. С утра я почти ничего не ела, и теперь мой организм намекал на это обстоятельство. Неплохо бы подкрепить свои уходящие силы…

«Времени нет, — сказала я своему организму. — После посещения Екатерины устрою тебе праздник чревоугодия. А пока — привыкай и терпи, милый…»

* * *

Екатерина жила в четырехэтажном доме. Кстати, весьма привилегированном. И дверь в парадном была железная, с кодовым замком. Я позвонила и стала ждать.

Ждала недолго. Представилась знакомой отца Димы. Меня впустили. Дверь мне открыла очень симпатичная стройная женщина. Улыбнулась приветливо, без тени высокомерия или апломба богатенькой клуши. Значит, сама с усами. Интересно, кто она?

— Добрый день, — ответила она на мое приветствие. Но смотрела выжидательно.

— Я, собственно, частный детектив. Татьяна Иванова. Мне хотелось бы поговорить с Катей, — выложила я все свои карты.

Она провела ладонью по лбу.

— Вы по поводу Дмитрия?

— Как вы догадались?

— Ну от кого же еще у нас с Екатериной сплошные землетрясения? — грустно улыбнулась она. — Проходите…

Хозяйка пропустила меня внутрь. Квартира была большая, обставлена со вкусом и до верха забита книгами.

— Ого! — вырвалось у меня.

— Это осталось от моего мужа. Наследство…

Она пригласила меня присесть и сама опустилась в кресло с таким изяществом, что я застыла в восхищении.

— Меня зовут Оля, — представилась она. — И прежде чем я позову Катю, я бы хотела поговорить с вами. Понимаете, Дима в последнее время причинил Кате много горя. И я не хотела бы, чтобы вы разбередили ее раны. Что с ним произошло? Он попался с наркотиками?

Оказывается, она ничего не знала!

— А что, он ими торговал? — заинтересовалась я. Надо же, все вокруг нас крутится на этой детской карусельке!

— Я не могу утверждать на сто процентов. Но последнее время он явно был к ним неравнодушен… Так вы не по этому поводу?..

— Нет, — покачала я головой. — Дело в том, что Дима пропал. И ко мне обратился его отец с просьбой помочь его отыскать.

Она подалась вперед.

— Пропал? О, боже! Бедный Леня!

— Пропал? Кто? При чем тут дядя Леня?

Мы посмотрели в ту сторону, откуда донесся этот удивительный голосок. Я бы назвала его серебряным, если бы это не звучало так банально.

В дверях стояла хрупкая девочка, почти подросток. Темные косы, длинные и толстые. Тонкие черты лица в сочетании с нежной кожей не могли не восхищать. Эта девочка была похожа на Мадонну, вот только рука у Мадонны почему-то была в гипсе.

— Кто пропал, мама? — опять крикнула девочка. — Дима, да? Дима?!

— Катя, успокойся!

Но она уже не слушала и только твердила, прижимая к груди кулачок:

— Я же говорила тебе, мама! Я же тебе говорила, что все этим кончится!

Глава 7

Глядя на ее лицо, побледневшее и напряженное, со сжатыми губами, я подумала: «Ну и что ты будешь делать с этим приступом детской истерики?»

Хотя она вела себя очень мужественно, то есть пыталась изо всех сил сдерживаться, получалось у нее это с трудом.

— Катя, я здесь для того, чтобы помочь Диме, — постаралась я придать своему голосу как можно больше убедительности. Она кивнула, как послушный ребенок. Да, тетенька, я вам верю! Да, вы здесь исключительно для того, чтобы помочь мне вырвать моего друга из рук дурных дяденек!

Я продолжала:

— Только для того, чтобы я помогла Диме, ты должна быть откровенной. Согласна ли ты честно и открыто, ничего не скрывая, рассказать мне о Диме?

— Спрашивайте, что вас интересует, — проговорила она тихо, на минуту подняв глаза, ослепившие меня своим сиянием, и снова уставив их в пол.

— Во-первых, меня интересует, что произошло в Троице-Сергиевой лавре? Он тебе не рассказывал?

— Рассказывал, — вздохнула она. — Ему там почему-то не понравилось. Мне кажется, это оттого, что на него не обратили особого внимания… Знаете, сколько там народу приезжает за советом к старцу Науму? А Дима обиделся. Он не мог простить, что не заметили его состояния. Его беды…

Она посмотрела на свою загипсованную руку.

Все-таки что у нее с рукой?

— Что у тебя с рукой? — спросила я.

Она вздрогнула.

— Можно, об этом мы не будем? — тихо попросила она.

Ольга фыркнула.

— Мама, — тихо прошептала девочка.

— Нет уж. Тебе же сказали, обо всем откровенно…

— Ну почему? Если это не относится к делу… — проговорила я. Жестокость Ольги меня удивила.

— Как это — не относится? — возмущенно воскликнула она. — Еще как относится! Это Дима нам руку и сломал. Димочка наш, славный мальчик… А Катенька об этом говорить не хочет!

Она встала с кресла и принялась расхаживать по комнате.

— То есть как — Дима? Он же твой друг? — удивилась я. Честно говоря, мне все это показалось странным.

— Да, — кивнула Катя.

— Но почему?

— А потому что Екатерина не хотела поверить его бредням о «Светлом Месте», — сообщила Ольга. — Он же и ее хотел с собой увезти. Иначе, видите ли, мы пожениться не сможем. Без благословения старца Бориса — никуда. Даже в туалет нельзя… Тьфу. Пакость…

Она закурила, что-то бормоча про себя. Руки у нее дрожали.

— Моя бы воля, Таня, да еще, знай я хо-тя бы место, где этот уголовник в рясе прячется, я своими руками эту пакость задуши-ла бы!

— Мама! — закричала Катя. — Ну что ты говоришь? Ведь грешно так!

— А на детях глупых наживаться — это не грешно? — сдвинула брови Ольга. — А рука твоя сломанная — не грех?

— Это их беда, — тихо, но твердо ответила девочка.

Так, милые мои. Мне надо узнать как можно больше об этом вашем Диме, о старце Борисе и о «Светлом Месте». Вообще — что это за галиматья такая в воздухе носится?

Я постаралась вернуть мать и дочь в спокойное состояние. Мне это удалось — мои собеседницы задумались. Первой начала Катя:

— Он съездил в храм Успения на службу. И там что-то с ним случилось. Он странный стал. Перестал ходить на службы вообще, а вечерами пропадал в компании… странных таких ребят. Со стрижками в кружок. Где он их нашел — не знаю. Только он все мрачнее и мрачнее становился. Однажды сказал, что весь наш город уйдет под землю, будто бы это Иоанн Кронштадтский сказал. А он ничего такого не говорил, я его книгу всю прочла. Дима же был уверен, что все погибнут, только один человек, осиянный Светом Невечерней Благодати, останется. И старец этот вроде бы живет в «Светлом Месте».

Так. Кто же этого старца в осиянные определил? Или сам себя выдвинул? Впрочем, сейчас шизофреников с манией величия — пруд пруди. Но вот только зарабатывать на собственной шизофрении не все решаются. Старец решился. И попал в райские кущи при жизни.

— Сначала он меня в расчет не брал. Называл «чернорясницей» и говорил, что я во власти предрассудков. Но потом что-то изменилось. Он стал говорить, что я заинтересовала его братьев, и они рассказали обо мне старцу. И он захотел меня видеть. Я отказалась.

— Ха! Ты отказалась! Если бы я не вмешалась, они бы ее силой увезли, — мрачно сообщила Ольга. — Я дверь открываю, а моя Катька лежит на кровати, с задравшейся юбкой, один амбал на ней сверху сидит, а Димочка руки ей за спину заламывает! Я их огрела пару раз, благо что у меня «черный пояс». Так они, гаденыши, все-таки золотую статуэтку Заратустры сперли! Если у них там этот старец, на какой им хрен Заратустра-то понадобился? Ох, Таня, я в такой ярости была, мне тогда ничего не стоило их убить. И то, легче стало бы всем… Ведь они ею когда заинтересовались-то? Когда узнали, что у нее отец — известный археолог! А мать — из заграниц не вылазит. Я сегодня в Норфолке, завтра в Бостоне. У меня, Таня, работа такая — специалист по Джеймсу Джойсу. Кстати, в мире — я вторая величина. Эта шантрапа думала сперва: эта интеллигенция гроша ломаного не стоит. И вдруг узнали, сволочи, что у интеллигенции тоже есть чем поживиться! Тебе Леня не рассказал, сколько у него милый Дима денег и драгоценностей увел? Это же банда, Таня! А старец этот их — просто вор. Его бы сдать в милицию — и дело с концом. Но этот мерзавец прекрасно знает, что многие хотели бы видеть его за решеткой, вот он и укрылся в «черном месте». А эти, которых он ободрал, куда потом подевались, не знаю… Может, он их всех убивает?

Мы с Катькой вздрогнули. Ольга, заметив наш испуг, смягчилась. Наверное, поняла, что с нас сказанного довольно.

— Ну не убивает. Работать на себя заставляет. Такое же было не раз! — пробормотала она.

— Мама, ты уж совсем из них монстров делаешь! — укоризненно покачала головой Катя. — Они просто заблудшие…

— Заблудшие? — вновь возмутилась Ольга. — Нет, Катя, тебе отец Николай слишком много света в душу залил. Ты тьму просто видеть отказываешься! Сейчас, Таня, я тебе покажу, какие нам записочки эти «заблудшие» посылают!

Она встала и прошла к секретеру. Открыв его, достала стопку бумажек, исписанных крупными буквами — округлыми, какими пишут дети или полуграмотные люди.

— Вот, почитай, — вывалила она мне на колени целый ворох.

Я развернула первую попавшуюся бумажку.

«Вавелонская Блядница, сдохнешь на костре!» (орфографию сохраняю). То ли человек нарочно так писал, то ли и правда у него с грамотой совсем плохо.

Следующая записка обещала обеим мучительную смерть, если они не прекратят вместе со своим «козлоногим» отцом Игорем лезть в их дела.

— А почему вы удостоились такого внимания? — поинтересовалась я, отодвигая в сторону прочие записки.

— Потому что Катька с друзьями начала вести просветительскую работу, — хмыкнула Ольга. — А «отец» Игорь — это из семинарии. Он пока еще и не отец вовсе, а студент. Последнего курса. Он как раз сектантами занимается. Декодирует их.

— И что, они пытались выполнить свои угрозы?

— Да. Конечно, пытались. Ящики почтовые поджигали. И сейчас я Катерину из дома одну не выпускаю. Только вместе.

Я посмотрела на ее полное решимости лицо и остановила себя в тот момент, когда усомнилась в том, что ее защита может быть радикальной. Может, да еще как… Эта Ольга, судя по ее сжатым губам и решительному взгляду, запросто в состоянии разметать всю компанию так, что и костей бы не осталось.

Да, и компания у Эдика! Воспоминание об Эдике заставило меня вспомнить и о Ритке. Я посмотрела на часы. Что-то с моей Риткой?

— Можно, я воспользуюсь вашим телефоном? — спросила я.

— Конечно, — показала Ольга на изящный аппарат, стилизованный под вещь начала века.

Я подняла трубку. Набрала номер Рит-ки. Длинные гудки. Потом набрала свой номер.

— Извините, но Татьяны нет дома. Я отсутствую, но душой я с вами. Если вы не хотите сказать мне какую-нибудь гадость, оставьте сообщение после третьего гудка.

Как мило, Таня. Дождавшись третьего гудка, я сказала:

— Таня, перестанешь ли ты когда-нибудь быть легкомысленной?

И повесила трубку, прикусив нижнюю губу. Где же ты, Ритка? Что с тобой? Жива ли ты?

* * *

Когда я вышла от Кати и Ольги, уже стемнело. И нахмурилось, дождь только-только набирал силу, но уже обещал превратиться в ливень.

Спрятавшись в машину, я не сразу тронулась с места. Некоторое время я сидела, наблюдая, как капли одна за другой бегут по стеклу. Да уж, не хотелось мне идти на тесный контакт с этим идиотским старцем! Но выхода у меня не было…

— Однако ты знаешь все законы конспирации, «светлый» наш… Не иначе как был в…

Нет. Эта мысль слишком фантастична! Таня, ты уже наворачиваешь… Будь проще…

«И люди к тебе потянутся», — заключила я свою мысль, трогаясь с места.

Дома еще подумаем. Но, мне кажется, искать следует еще и там.

А это значит, нам опять нужен Мельников. Или Началов с его девочками. Нет, что-то не сходится у меня. Странный тип этот Борис. Братва у него — уголовная, а у самого — замашки подполковника КГБ.

Одно неоспоримо — он из тех, кто умеет держать людей в подчинении. Чертов старикашка… Свалился он на мою голову. Благодаря Ритке, а теперь — что же с ней самой?

* * *

В домах, даже в самое напряженное время, стены хранят покой и уют. Мои стены сохраняли его тем старательнее, чем упорнее хозяйка дома вляпывалась в разные передряги.

Я вошла в прихожую, смахивая с себя капли дождя, включила свет. Ритки, конечно, не было. Я уже начала испытывать отчаяние, немного притупившее мои чувства.

Нажав на кнопку магнитофона, я услышала первые аккорды «Юрай Хип». Сначала я не обратила на это внимания. Я просто начала подпевать и поставила чайник.

— А почему «Юрай Хип»? — остановилась я, еще не веря смутной надежде. — Ведь я-то слушала Коэна… И кассету не меняла. Значит, Ритка приходила? Ведь кто-то поставил вот эту кассету?

Да, ехидно ответил мне голос Тани номер два. Например, Стас.

— У него ключа нет. Я отобрала. Ключ только у Ритки.

Я бросилась в комнату, пытаясь найти записку или хоть какое-то доказательство ее присутствия в моей квартире.

Ничего не найдя, забрала телефон на кухню и включила автоответчик.

Он сначала пытался снова убедить меня в истинности великих чувств коварного изменника, потом встретил радостным советом наконец-то перестать быть легкомысленной, и я уже потеряла надежду, как вдруг услышала слабый голосок Ритки:

— Таня! Я к тебе забегала, но не смогла дождаться. У меня все хорошо, но за мной следит один подозрительный тип, похожий на кавказца. Я его ужасно боюсь, поэтому пока я поживу у мамы. Позвони мне туда. Как у тебя дела? Таня, я тебя очень люблю и очень благодарна тебе за участие. Но мне кажется, что Эдику уже не поможешь. У меня такое чувство, что его уже нет в живых… Все, пока. Надеюсь, скоро увидимся.

Щелчок. Я откинулась на спинку стула, зажигая сигарету. Сейчас, когда Ритка позвонила, мне стало легче. Я расслабилась. Поэтому следующее сообщение не ошеломило меня. Голос был скрипучим.

— Ведьма, прекрати совать свой нос в чужие дела! Иначе пеняй на себя, сука!

Я подскочила. Так. Когда был сделан этот звонок, догадаться нетрудно. Я ушла от Кати и Ольги. После этого? Ведь сначала на автоответчике звучало мое собственное обращение к самой себе.

Голос… Он казался мне знакомым. Где-то я уже его слышала! Где? Где? Где?!

Сосредоточься, приказывала я себе, но — попробуйте сосредоточиться в тот момент, когда вас шваркнули по голове! А у меня было именно такое состояние…

Я налила кофе, затянулась сигаретой и опять села за стол, достав из кармана куртки кисет.

— У меня много вопросов, — предупредила я свои «кости».

«Ничего, — молчаливо согласились они со мной. — Мы привыкшие».

— И все они немного сложноватые даже для меня, — призналась я.

«Но мы-то тебя поумнее будем», — опять молча кивнули они.

— Тогда поехали. — Я кинула их, успев спросить, что за монстр прячется под личиной старца Бориса?

«35+9+22».

«Если он молчит, это, конечно, не признак ума, но явно доказывает отсутствие глупости».

Дальше включаем собственную мыслительную цепочку. Итак, «кости» сообщили нам, что он не глуп. То есть — хитер. Впрочем, это я поняла уже сама.

Как будет действовать хитрец, заманивая в ловушку, если у него к тому же неплохой опыт подавления людей?

Сам он, конечно, появляться повсюду не станет. Но вот…

— Посредник! — воскликнула я. Конечно. У него должны быть посредники. Вербовщики. — И, соответственно, мой план не так уж плох? — полувопросительно, но все же с большой долей утверждения сказала я, бросая «кости» во второй раз. Плох или хорош мой план?

Они прокатились по столу и замерли.

«33+19+4».

«Для вас существует возможность пострадать от руки злоумышленника».

Ага, спасибо. «Кости» мне напомнили о немного забытом уже звонке. «Ведьма». Это значит, что мои противники меня знают. Вопрос — насколько? Знают ли они, например, как я выгляжу?

Ну конечно, знают. Раз тебя видели и поняли, что ты идешь по их следу. И кто же у нас такой хитрый?

Мне стало немного не по себе. Вот так — все обдумываешь, примеряешь, а потом — бац! И тебе мешает твоя популярность! И чего к ней так все стремятся, к этой дурацкой славе?

Нет, я не хочу сказать, что у меня связаны теперь руки. Я думаю, что перехитрить-то я сумею.

— Ну и чем все это кончится? Я сумею всех их прижать к ногтю? — поинтересовалась я у своих советчиц.

«33+20+12».

«У него очень сильная натура, его мысли совпадают с его поступками».

Я поняла, что речь идет о старце Борисе. Не дура. Правда, оставалось непонятным, что ждет конкретно меня. То, что мой противник умен, хитер и силен, я уже уяснила.

— Так вы же мне не ответили, чем все это для меня кончится? — почти обиженно повторила я бросок.

«34+4+18».

«Вы в опасности и должны следить за своими действиями более внимательно».

Ну вот… Если бы выпало вместо четырех шесть, было бы — «верьте в свои возможности, и ваша мечта осуществится!».

Так нет же — всего одна цифра, и ответ совершенно иной.

Хотя — какого еще ответа можно ожидать при таком вот противничке!

Я вспомнила голос по телефону. «Ведьма»… Он назвал меня моей кличкой. То есть знал, кто я, на все сто процентов.

Если только эта самая ведьма у него не была ругательством…

Где же я могла его слышать-то?

Роясь в памяти, я путалась еще больше, вытаскивая из ее потайных уголков все больше и больше «паутины».

Но ответа не находила.

Новая затяжка сигаретой успокоила меня. В конце концов — не первый год «замужем» за сыскным делом-то, Таня. Где наша не бывала и нигде еще не пропадала. И сектантам этим нас голыми руками не взять…

— А если это — больше, чем просто сектанты? — спросил внутренний мой голос, постоянно и тщетно взывающий к осторожности и осмотрительности.

— Посмотрим, — пообещала я, отпивая глоточек из чашки с кофе. — Времени на них посмотреть у нас, я думаю, будет предостаточно…

Глава 8

Всю ночь по моей крыше кто-то разгуливал. Я слышала эти шаги, но не могла понять, почему они такие странные — как будто человечек был совсем маленький, но в ботинках на каблучках с серебряными подковами.

— Тук-тук… Тик-так…

Или это часы так стучат?

Я открыла глаза. Утро только начиналось, и я потянулась. Серое небо, казалось, залезло ко мне в комнату и уговаривало меня остаться в постели.

«Там все равно у меня запланирован дождь, — казалось, говорило оно мне, — чего тебе вставать?»

Я бы и не против, но дела…

Часы показывали половину восьмого. А это значит, что, если я решила начинать свои военные действия, надо вставать.

Я с неохотой покинула теплое лежбище. Ну и холод! Ноги, встретившись с ледяным полом, возымели острое желание прыгнуть назад.

— Еще чего…

Теперь я отчетливо слышала капли. Они были похожи на часы. Или на каблучки, вышагивающие над моей головой. Стук-стук…

Я потянулась еще раз и прошлепала на кухню. Если честно, я совсем не привыкла вскакивать в такую рань. Но сегодня у меня дело.

Дело…

Вспомнив про него, я сразу как-то погрустнела. Собственно, прошедший день с его бесконечными мотаниями не прибавил мне разгадок, но добавил вопросы. И с чего я взяла, что сегодняшний принесет мне удачу?

Небо-то вон какое серое… Значит, господь к нам сегодня не очень-то расположен. И ангелы-хранители все улетели, как любила говаривать Лора Палмер из «Твин-Пикса».

А наутро ее нашли в пластиковом пакете, мирно плавающей и бездыханной. Мне вот тоже намекали вчера, что лучше бы мне не соваться в их огород. Да и «кости» настойчиво указывали на опасности.

Не переждать ли их, как плохую погоду?

Заказчик-то мой не звонит… Может быть, он вообще обо мне подзабыл?

Мысли эти меня расслабляли, а значит — ослабляли, и я горячо им воспротивилась.

— Фигушки, сейчас проснусь и приободрюсь, — пообещала я собственному кислому отражению, с остервенением приступившему к чистке зубов.

— Ну-ну, — весьма скептично отнеслось к моей заяве отражение. — Посмотрим, каковы вы в сражениях, миледи…

— А то ты не знаешь, — обиделась я. Ну и отражение! Хамит, передергивает. Вот рожу мне скорчило… Совсем от рук отбилось…

Закончив с чисткой перышек, я отправилась к уже вскипевшему чайнику и заварила кофе. Сегодня его надо было именно заваривать — чтобы не передержать на огне, дабы он не получился расслабляющим, а напротив, влил в мой организм заряд бодрости. Поэтому я совершила почти магические пассы с заклинаниями, и, когда обжигающая коричневая жидкость плавно потекла по моему горлу, я почувствовала — вот он, светлый момент, когда из полуразбитой и уставшей, невыспавшейся клячи появляется бодрый, свежий и радостный человек!

— Индейцы, конечно, язычники, но с кофе они придумали совсем неплохо… — признала я.

Воспоминание о религиозных культах напомнило мне о моих приключениях.

Я открыла дверцу шкафа и застыла, выбирая свой сегодняшний прикид.

В это время мой телефон издал дьявольский треск.

— Сейчас, — отозвалась я.

Телефон возмущенно заверещал снова, явно недовольный тем, что я не очень спешно бросилась к нему.

Подняв трубку и пробормотав полусонное «Алло» — пусть им будет стыдно, что они разбудили меня в этакую рань, — я услышала голос Андрюшки Мельникова:

— Танька, я тебя разбудил? Прости… Но у нас тут ЧП.

Я по голосу определила, что, похоже, дельце по моей части.

— Что? — затаив дыхание, спросила я.

— Понимаешь, меня вот тоже из постели выдернули ночью. Короче, паренька нашли. На трассе. С прической под горшок…

Боже! Неужели — Дима?

— Он жив? Это Дима?

— Я не знаю. Кажется, не Дима. И он, Таня, мертв. Умер от истощения, и наркотиков в его крови нашли много… Слишком много. Честно говоря, я вообще не представляю, как он двигался… Ты приедешь?

— Конечно, — кивнула я.

Увы. Мой благонамеренный визит в храм божий откладывался.

Надев первое, что попалось под руку — а это, конечно, как всегда, были джинсы, — я натянула свитер, сверху накинула куртку и вылетела под дождь, не удосужившись допить свой кофе и прихватить необходимый для спокойного передвижения зонт.

* * *

— О, боже…

Это вырвалось у меня помимо воли. В морге были только мы с Андрюшкой, патанатом Серега и родители паренька. На них было страшно смотреть. Оба — белые как мел. Губы матери шевелились, и на мальчика она смотрела, пытаясь не узнать его. Она сопротивлялась свершившемуся несчастью с упрямством, но уже начинала понимать, что это бесполезно, и потихоньку сдавалась.

Парнишка был — кожа да кости. На руках, ближе к запястьям, синяки. Мне показалось, что это — следы от наручников.

Я наклонилась, пытаясь понять, насколько я права. Синие полукружья… Такие бывают только от наручников старого образца.

— Андрей, ты это видел? — тихо спросила я.

Он посмотрел и кивнул:

— Да.

— И что ты думаешь по этому поводу?

— Потом поговорим, ладно?

Я понимала, что вызвал он меня не случайно. Не такой он бессребреник, чтобы бросаться мне на помощь. Хотя я, конечно, преувеличиваю. Он всегда приходил мне на помощь — по первому зову. Но сейчас наши интересы явно совпали.

Женщина вскрикнула и завыла, как раненая волчица.

— Все, она признала, что это случилось с ней, — обреченно констатировала я и потянула Андрея за рукав. — Пойдем выйдем. Человеческое горе нуждается иногда в одиночестве.

Он кивнул, и мы вышли наружу. Там он достал сигареты, протянул мне. Я взяла. Некоторое время мы курили молча, пытаясь вернуться в реальность. Хотя — то тело, под простыней, со следами наручников, тоже было реальностью.

— Танька, мне нужна твоя помощь, — наконец произнес Мельников. — Я понимаю, что ты подставляешься, — но давай сверим наши действия. Я не хочу, чтобы ты нашлась в таком же чудном виде.

— Я сумею их обыграть, — пообещала я. Я вообще люблю обещать то, в чем и сама не уверена.

— Нет, Танька. Я сказал, что мне нужна твоя помощь. Но видеть тебя погибшей я не хочу. Поэтому мой первый вопрос: что ты думаешь по поводу этого чертова старца?

— А ты? — задала я встречный вопрос.

— Я потом. Сначала — ты.

— Он опасен. Ловок. Умен. Умеет подчинять себе людей. Теперь вот я еще знаю, что в его арсенале имеются старые наручники. Так вот, сдается мне, что он раньше работал у вас, Андрей. Или в КГБ. И это еще не все… Братва. У него в подчинении, Андрей, бандиты. Я это поняла по уровню записок, которые они подкинули Кате и Оле. Но не из мафии. Ниже уровнем. «Шестерки». К чему мы приходим?

— К тому, что он успел побывать на обеих сторонах, — кивнул Андрей.

— Надо же! Милиция еще не отучила тебя мыслить?

— Не издевайся, — попросил он. — Я все равно сейчас тебе не отвечу. Итак, у нас получился «оборотень»?

— Ну да. Именно. Поэтому попробуй разрыть в архивах, кто у нас на нашего «старца» тянет больше всего.

Я знала, что на это уйдет время. А его у нас не было.

Интересно, за что этого парнишку держали в наручниках?

— Один вопрос, Андрей. Родители этого мальчика — кто они?

— Отец — директор магазина, Таня. По продаже холодильников.

О-о… Да, в нашей стране богатым жить непросто…

— О чем задумалась? — спросил меня Андрей.

— Думаю, что, пожалуй, не стану стремиться в рокфеллеры, — ответила я. — Лучше раздам свои сбережения бедным и отправлюсь гулять в рубище… Чтобы не привлекать к себе ничьего внимания…

— Когда начнешь? — спросил Андрюшка.

— Прямо сейчас…

Я посмотрела на часы. Еще успеваю к концу службы…

— Я тебе больше пока не нужна? — спросила я.

— Нет. Я позвоню попозже. Ты будешь дома?

— Не обещаю. Лучше я позвоню сама.

С этими словами я вышла, глотнув свежего влажного воздуха.

Только в этот момент, когда мои легкие наполнились им, я почувствовала себя немного лучше.

* * *

Я быстро домчалась до дома. Там я выгребла старую индийскую юбку, достаточно длинную и темную, дабы удовлетворить церковных старушек. В то же время она была довольно элегантной. То есть — если я правильно поняла суть неофитов, они еще не пришли к нормальному отношению с богом, и изо всех сил стараются навязать ему свое общество. Посему я постаралась. Естественно, мне далось это с некоторым трудом, к тому же я помнила о том, что меня знают, а значит, внешность тоже требует изменения. Темный парик и шаль спрятали мою светлую головку. Контактные линзы превратили мои голубые глаза в карие. Тональная пудра придала моей коже темный оттенок. Теперь я была похожа на молодую цыганочку.

Вылетев из дома, я искренне пожалела, что машинку придется оставить скучать. Это будет совсем не в образе. Бедные неофитки на машинах не разъезжают.

Несчастная тетя Валя, которой постоянно достается фант встречи со мной в непривычном для нее виде, поднималась по лестнице. Увидев меня, она остолбенела.

Я с интересом наблюдала ее реакцию — если она меня сейчас узнает, я плохо подготовилась к военным действиям.

— Вы Танечку ищете? — растерянно спросила она.

Ура! Она меня не узнала!

— Да.

— А она, кажется, ушла. Дверь громко хлопнула…

— Какая жалость… — проворковала я. — Придется зайти попозже.

— Может, ей что-нибудь передать?

— Я сама забегу.

Я спустилась по лестнице, чувствуя себя совершенно другим человеком.

Единственное, что напоминало мне о том, что я — Таня Иванова, — это тщательно спрятанный под фалдами юбки газовый пистолет. На всякий случай… Поскольку неизвестно, куда нас занесет после жилища бога. Вполне вероятно, что в логово дьявола…

* * *

Я успела. Служба еще шла. Народу было немного. Встав возле исповедников, я старательно распахивала глаза, пытаясь придать своему лицу неофитское выражение. Каким оно должно быть в точности, я еще не знала, но предполагала, что не очень умным и очень самоуверенным. Поскольку, как я поняла из объяснений отца Николая, мне следует вообразить себя на время избранницей бога, а это я почитаю весьма глупым и весьма самоуверенным.

Итак, я стояла с таким вот лицом и косила глазами, пытаясь определить кандидатов на роль посредника.

Молодежи в церкви Успения действительно было много. Некоторые вполне подходили под мои представления о неофитах. Они меня почти не интересовали. Куда больше меня занимали те, что паслись возле них.

К сожалению, никто под горшок острижен не был, что несколько затрудняло мою задачу.

Сзади меня негромко кашлянули. Я обернулась.

За моей спиной стояли двое. Один был лет сорока, мелкий, невыразительный такой. Длинные волосы сзади были забраны в жидкий пучок. Примечательным был его нос — этакая большая бульба, картошечка без мундира. Он отчего-то пристально смотрел в мою сторону. Наверное, я ему тоже казалась подозрительной.

Нащупав под юбкой свой пистолетик, я немного успокоилась — он на месте, не выпал, и значит, его внимание привлекло что-то другое.

Второй… Вот тут сердце мое затрепетало. Я его узнала сразу. Взмах ресниц и взгляд, брошенный вскользь… Мой черноокий «кавказец» стоял за моей спиной, и я его совершенно не интересовала.

Последним экземпляром в этой компании была толстенькая барышня, вполне подходящая на роль неофитки. Она хлопала восторженными глазенками и смотрела на распятие такими очами, что мне сразу стало не по себе — я была здесь лишней, как и все остальные. Господь умер на кресте исключительно ради нее.

Отчего меня заинтересовала именно эта троица — я и сама еще не поняла. Но кто-то из этих двоих явно охотился за толстушкой.

Тем более что добычей она была вполне привлекательной.

Искренне молясь, чтобы это был все-таки не равнодушный к моим чарам темноволосый красавец, я сфокусировала свое внимание на Картошке. Тем более что он так сверлил меня взглядом, что мой ответный интерес был, можно сказать, просто данью вежливости.

Он же пытался пододвинуться ближе, явно готовый затеять со мной беседу.

Я поощряла каждое его движение в эту сторону еле заметными, но ненавязчивыми улыбками.

За этими маневрами я и не заметила, как они исчезли.

«Кавказец» с толстушкой.

Резко развернувшись, я увидела их, мирно и увлеченно беседующих в сторонке.

Я почувствовала себя обманутой. «Кавказец» явно более благоволил к ней. Он слушал ее, потом говорил что-то, и они были поглощены друг другом, как пара влюбленных.

В конце концов, это даже неприлично — так вести себя в церкви!

Я подошла ближе, стараясь оставаться незамеченной.

Они говорили очень тихо.

— Таинство исповеди… Истинная вера… Страшный суд…

Мне удавалось услышать только обрывки фраз.

— Исповедоваться можно только у старца, — вдруг явственно услышала я.

Кто это сказал?

Голоса у них были похожи. К тому же они переговаривались шепотом. Кажется, «кавказец»…

Дальше отчетливо прозвучало имя Бориса…

Я подошла вплотную. Скоро настанет мой черед вступить в игру. Но как?

Я лихорадочно прикидывала в уме все варианты, ища самый безопасный.

Дыхание за моей спиной заставило меня обернуться.

Мои глаза встретились с серыми, бесцветными. Бородавка на щеке — и нос картошкой.

— Вы свечку покупать? — спросил он гнусавым голосом.

— Да, — кивнула я.

— Это вон туда, — махнул он рукой в сторону ларька. — Из новеньких будете?

Я кивнула, ожидая продолжения.

Но он только пробормотал, что это славно, и поспешил к выходу.

Я его больше не интересовала.

Бросив взгляд в сторону, где еще недавно стояла так живо интересующая меня пара, я остолбенела.

Их на месте уже не было. Растаяли, как дым, так и оставив мне полное неведение, кто из них говорил о противном старце Борисе…

Глава 9

Похоже, что я прокололась, как Иван Бездомный в бессмертном романе…

Я вылетела из церкви, пытаясь увидеть моих «подследственных». Никого… И толстушки нет, и «кавказца», да и белесый Картошка с манерами Коровьева исчез! Ну что за невезение?

Расстроенная, я поплелась к трамвайной остановке, ругая себя за невесть откуда появившееся простодушие и сваливая все на Ритку — поскольку я упорно продолжала связывать все свои неудачи с ее присутствием.

Слава богу, я все-таки остановила себя. Незачем вешать свои оплошности на несчастного человека. Как в песенке: «Ты сама и виновата, и никто не виноват».

И — в конце концов, еще не все потеряно… Вечерняя служба будет, и наверняка работа у них не окончена. Кстати, зря я не прикатила сюда на машине. Им же нужны не простые неофиты, а неофиты, обладающие деньгами…

Домой я доехала на удивление быстро — и теперь поднималась по лестнице, уныло плетясь от стыда за то, что не сумела поймать злоумышленников на месте преступления. Конечно, унылости в мое сознание добавляло подозрение, что именно мой жгучий красавец, который был так упоительно красив, судя по всему, и являлся поганцем-посредником.

Так сказать, стриг купоны на человеческом простодушии и вере. Стоп. На вере?..

Я вспомнила слова отца Николая. Какая там вера? Если у тех, кого они вербуют, на первом месте они сами. Как сказала Катя, старец Наум не заметил первозданной исключительности Димы, чем обидел его настолько, что тот польстился на доморощенного Бориса, вообще непонятно откуда явившегося… Значит, в их характере доминирующим является именно их непомерно раздутое эго?

Может, послать их в вожделенное «Светлое Место», и пусть себе там тусуются? А самой спокойно заняться своим делом — розысками какого-нибудь загулявшего «СД-рома»?

Да я бы так и сделала, честное слово! Только вот вспомнился этот обескровленный пацан, с такими страшными, синими запястьями… Вспомнились вульгарные и дикие угрозы Кате и ее матери. Вспомнился настойчивый и гнусавый голос, рекомендующий мне убраться подальше и не беспокоить их величества своим вниманием.

— Ну вот вам и фигушки, — проворчала я. — Не задевали бы меня — я бы так и сделала. Но мой характер, увы, обладает некоторой непереносимостью, и я терпеть не могу, когда мне приказывают утереться после смачного плевка в лицо!

— Что вы сказали?

Я подняла глаза. На меня остолбенело уставилась моя соседка. В порыве вежливости я уже собралась с ней поздороваться, но вспомнила, что я пока брюнетка, и бедняжка запросто упадет в обморок после такого номера.

— Ничего, — покачала я головой. — Это я сама с собой разговариваю.

— А Танечки еще нет.

Она продолжала смотреть на меня.

— Она оставила мне ключ, я ее подожду, — выкрутилась я из щекотливой ситуации.

Нет, моим соседям за потрясения, которые я им периодически устраиваю, надо поставить памятники! Уставить ими все площадки. Бедняжка проводила мня вконец растерянными глазами и пожала плечами.

Я открыла дверь и выдохнула:

— Уф!

Переодевшись и смыв грим, я почувствовала себя намного лучше. Все-таки носить на себе образ другого человека — не самое легкое дельце…

Набрав номер Леонида Ивановича, я одновременно проделала еще несколько движений, сочетая полезное с приятным: налила себе кофе — интересно, сколько я продержусь только на кофе и сигаретах, не потребляя практически ничего другого? — зажгла сигарету, и только тогда трубку подняли, и печальный голос Леонида Ивановича произнес:

— Я слушаю.

Странно, что у него нет секретарши, подумала я.

— Леонид Иванович? Это Иванова.

— Танечка, — радостно выдохнул он. — Новости есть?

— Пока особенных нет, но мне надо уточнить у вас некоторые детали. Вы найдете время встретиться со мной?

— К вам подъехать?

— Нет, я подъеду сама. Ваша фирма, кажется, мне по дороге.

— Смотрите, Таня, как вам будет удобнее.

Он понизил голос:

— Таня, вы не стесняйтесь. Если вам нужны деньги…

— Пока мне они не нужны, — отрезала я, чувствуя, как он меня начинает раздражать. Бог мой, и почему для людей, у которых есть деньги, нет ничего важнее этих бумажек?

Мы договорились, что я появлюсь у него через час, и я повесила трубку.

Надо было еще позвонить Ритке, и я набрала номер ее матери. Мать сказала мне, что Ритка спит, потому что всю ночь не спала, и я попросила ее не будить, пообещав позвонить позже. Конечно, интересно, почему это она не спала всю ночь и чем занималась, но главное — что Ритка была жива, здорова и мирно дрыхла у мамочки под крылом.

В отличие от меня, бедной и деловой девочки, которой предстоит разыскивать ее друга, рискуя жизнью и невинностью…

До встречи с моим работодателем оставалась уйма времени. Хватит на два вопроса, решила я.

Достав «кости» из кисета, я задумалась, бережно согревая их в ладонях. Последнее время они меня не баловали хорошими предсказаниями. Если верить им, меня ничего хорошего не ожидает, разве что удастся отпрыгнуть от кирпича, нацелившегося прямо в мою голову в упорном желании оную проломить…

Но рискнуть все-таки надо. Вдруг ветер удачи переменился и алые паруса его заскользили прямо ко мне?

Я бросила «косточки», они затихли возле самого края.

Уф, я даже глаза зажмурила! А ну как там опять тайные угрозы моему и так хрупкому здоровью?

Ура!

На этот раз они действительно меня порадовали.

«25+2+17».

«Ваши блестящие планы осуществятся, что вас приободрит».

Подержав их в руках, я немножко подумала, не спросить ли еще о чем-нибудь, но решила не искушать мою и без того зловеще непостоянную судьбу.

Меня ведь вполне устраивает это предсказание, разве не так?

Я спрятала их обратно, засунула в карман джинсов кисет и прикрепила верный газовый пистолетик.

Слава богу, теперь мой более стандартный имидж позволял мне воспользоваться моим личным автотранспортом.

* * *

Подъехав к внушительному зданию прокуратуры, я припарковала машину возле Андрюшкиного мотоцикла и, погладив чудовище по рулю, поздоровалась с ним.

Мельников страшно гордился своим мотоциклом и наделял его человеческими свойствами, причем последние числил за его другом в превосходной степени.

Мотоцикл был скромный, но Андрюшка воображал его по меньшей мере «Ямахой», а по большей — «Харлеем».

Быстро взлетев по ступенькам, я постучалась и, услышав, что войти можно, оказалась прямо перед Андрюшкой, который по-прежнему вчитывался в «женский роман» с таким серьезным видом, как будто читал Откровение Иоанна.

— Привет, — бросила я, усаживаясь напротив и доставая сигарету. — Ну, что у нас нового?

— У нас ничего. Тебе я вот что приготовил. Можешь посмотреть. За последние три года из милиции уволилась масса людей, но самыми любопытными личностями являются вот эти четверо. Первая — самая подозрительная.

Он задумчиво повертел фотографию.

— Лицо у нее, знаешь ли, такое… Склонное к преступлениям, я бы сказал. Хотя на этой фотографии она старается выглядеть простодушной девочкой, но я первым угадал, сколько преступных замыслов может роиться в этой прелестной белокурой головке…

— Про нее можешь рассказывать сказки себе на ночь, — фыркнула я. — Вот уж ее преступные замыслы мне известны в первую очередь.

Я посмотрела на собственную фотографию, и она мне вполне понравилась. Симпатичная такая мордашка.

— Кстати, в данный момент это дитя совершенно невинно, — сообщила я. — В момент фотографирования оной она еще не познакомилась с неким Андреем Мельниковым, посеявшим в невинной, детской и открытой душе первые ростки развращенности…

— Ты никогда не думала всерьез о карьере адвоката? — почесал затылок Андрей. — Ладно. Раз ты полностью отвергаешь эту… — он сощурил глаза, пытаясь прочесть новую Иванову, — то давай посмотрим следующего типуса.

— Давай, — согласилась я.

— Игорь Гордеев. Знаешь, куда ушел?

— Нет, откуда? И Игоря я этого не знаю…

— Красивый, кстати, парень. Жаль, что ты с ним не познакомилась. Может, поженились бы. И меня бы терроризировать перестала, Т. Иванова…

— Никогда, — заверила я его. — Я родилась специально затем, чтобы отравить твои лучшие годы своим присутствием.

— Так вот, Игорь Гордеев с преступниками не связан, но ушел он в духовную семинарию. Которую и должен закончить в этом году.

— Молодой?

— Двадцать пять лет.

— Не проходит. Он же не старец!

— А старцы, дорогуша моя, могут быть и молодыми. Только Гордеев и правда мне кажется чистым. Попробуй встретиться с ним. Поговори…

Он кинул мне его фотографию.

Вот это сюрприз!

Я обалдело уставилась на этого красавчика. Да уж…

— Что? Ты его знаешь?

— Нет пока, но…

Я подняла глаза.

— Он был там. Может, он и не старец, но скорее всего посредник…

Потому что с фотографии на меня смотрел коротко стриженный и безумно молоденький, с оттопыренными ушками мальчик, чьи глаза с длинными ресницами были настолько хороши, что их вряд ли забудет любая женщина. Не то что такая ценительница прекрасного, как я.

* * *

Второй тип, представленный мне Андреем, заставил меня схватиться за сердце.

— О, господи! Только не показывай мне толстомордика в очках! — взмолилась я.

— А что?

— Ничего, — буркнула я, рассматривая оплывшую физиономию с таким запоминающимся носом. Картошка…

— Этот был уволен за взятки. Бывший опер. Зовут его Василий Калинин. Куда подевался — не знаю. Но с криминалом связан, это точно…

Я кивнула.

— Вот банда! — в сердцах воскликнула я. — Надо же, так и крутятся в одной компании!

— Они друг друга не знали. Игорь работал в оперативке. Следователь. Как и я. Так что вряд ли он входил в контакты с Васей, тем более что Вася изображал из себя крутого владыку в моем районе. А Игорь пахал в Волжском РОВД и к нашим пенатам никакого отношения не имел.

— Значит, они теперь спелись, — мрачно предположила я. — Ладно, показывай мне толстомордика в очках, и я отправляюсь в кусты рыдать, плакать и заламывать в исступлении руки по поводу собственной глупости.

Он странно так взглянул на меня и протянул фотографию.

— Ну хоть не она, — облегченно вздохнула я.

Но и на этот раз я узнала рожу. Хотя живьем его никогда не видела.

— Грызун… — удивленно прошептала я.

— Ага. Он самый. Сейчас в розыске. И к религии никакого отношения не имеет. Он уже пять лет как ушел в отставку, по состоянию здоровья. Начал заниматься бизнесом, связанным с теневиками. Личность крупная. Потом скатился до самого дна.

— А что у него со здоровьем?

— Психика. Склонность к садизму. Сейчас разыскивается за то, что издевался над молоденьким парнишкой, да так, что бедолаге приходится до сих пор лечиться. То есть, помимо садизма, у него еще и склонность к гомосексуализму. Нравится он тебе?

Я замотала головой, отдавая ему эту богомерзкую рожу.

— Ну как? Удалось мне тебе помочь?

Я кивнула.

— И кого ты больше всех подозреваешь?

Я улыбнулась и проворковала:

— Конечно, Т. Иванову. У нее самая бандитская рожа из всей четверки. Кстати, а кем был раньше Грызун?

— О, он был крупным парнишей! Полковник милиции, милая моя. Глеб Скоробогатов. Слышала о таком монстре?

Я присвистнула. Про эту шишку на ровном месте мне многое довелось услышать. Посмотреть, правда, ему в мелкие глазки не пришлось. Ушел раньше…

— Спасибо, милый, — чмокнула я Мельникова в щеку. — Отечество тебя не забудет в трудную минуту.

— За тобой — пиво, — усмехнулся он.

— Когда вернусь с победой, — пообещала я.

— Не забудь про мой телефон и будь осторожна…

Я скорчила ему рожицу и, помахав рукой на прощание, поспешила к Леониду Ивановичу.

Я уже опаздывала. И, с горечью осознав, что опять не успеваю ничего поесть, пробурчала в машине:

— Нет, Танька, ты допляшешься до гастрита, а следующим этапом заимеешь язву в собственном желудке… Конечно, он испортится характером — кто же вынесет такие издевательства над своей персоной?

Машина мчалась, как болид, послушная моей сумасшедшей воле.

Через десять минут я остановила ее возле огромного магазина и выпрыгнула, хлопнув дверцей.

Леонид Иванович уже ждал меня десять лишних минут, и мне надо было спешить так, как только было возможно. Я ненавижу, когда мои клиенты меня ждут!

Глава 10

Я оказалась права — мой клиент нервничал.

— Таня, — с плохо скрытой укоризной воскликнул он, — я уже думал, что вы не успеете прийти!

— Извините, Леонид Иванович, так получилось! Я и сама не думала, что задержусь, но обстоятельства оказались сильнее меня…

— Ничего, Танечка, — попробовал успокоить меня он. — Я просто тороплюсь немного — дела, сами понимаете!

Он сказал это с такой важной физиономией, что я почувствовала прилив антипатии.

Сколько уже работаю, никак не могу привыкнуть к тому, что, например, продажа аппаратуры или холодильников считаются куда более важным делом, чем то, чем занимаюсь я. Ну подумаешь, людей каких-то разыскиваю! Вот холодильники — это да… Дело первостатейной важности, скажу я вам. Поэтому Таня сейчас стоит как провинившаяся школьница, хотя она вовсе даже и не прогуливала уроки, а занималась поисками и происками, но что все это по сравнению с клиентом на «мерине», желающим приобрести партию холодильников на случай ядерной войны?

— Так что вы хотели уточнить? — поднял он на меня свои глаза.

— Ваш Дима когда-нибудь говорил о неком Василии? Или Игоре? Эти имена у него никогда не срывались с языка?

— Нет, — пожал он плечами. — Игорь… Если вы имеете в виду друзей Димы, мне кажется, какой-то Игорь был. Из университета. Первокурсник, как и Дима. Но я слышал о нем только пару раз, не больше…

Первокурсник отпадает.

— А Василий? Могу даже подсказать фамилию. Василий Калинин. Вам это ничего не говорит?

Он пожал плечами, не поднимая глаз. Взгляд он сосредоточил на кончике карандаша.

— Калинкин? — переспросил он.

Черт побери, мне это кажется, или он на самом деле делает вид, что не знает?

— Калинин, — терпеливо повторила я.

Он задумался. Некоторое время сосредоточенно жевал губами, как верблюд на выпасе в пустыне, потом поднял на меня свои озабоченные холодильными проблемами глаза и ответил:

— Нет.

Хорошо. Попробуем в лоб.

Я достала фотографии, любезно предоставленные мне на время Мельниковым, разложила их перед носом моего скрытного клиента и спросила, глядя ему прямо в глаза специальным таким взглядиком, которому меня обучил все тот же Мельников:

— А эти люди? Вы видели когда-нибудь кого-то из них?

К троице я присовокупила фотографию Эдика с Риткой в обнимку. Вот будет хохма, если он сейчас ткнет пальцем в Ритку и скажет, что она и есть постылый отец Борис!

Он очень внимательно их разглядывал. Даже очки на нос водрузил.

Потом неуверенно ткнул пальцем в Эдика.

— Вот этот крутился одно время… Но как его зовут, хоть убейте, не знаю…

— Зачем мне вас убивать, — вздохнула я, — вы мне еще можете быть полезным…

Я начала убирать фотографии, не отводя от Леонида Ивановича пристального взгляда. Постаравшись калининскую рожу оставить в числе последних, я успела уловить очень странный взгляд на этот «светлый» образ.

Ох, что же вы, Леонид Иваныч, от меня скрываете-то? Неужели ваши отношения с этим типом настолько близки, что вы сынишкой родным пожертвуете, а своего дорогого друга подлой Ивановой не сдадите?

Я была почти уверена, что о Калинине он знал многое. И куда чаще видел его, чем Эдика.

Просто хотел отвлечь мое внимание на Эдика? Но — зачем?

— Еще одна деталь, — я сделала вид, что сию минуту вспомнила о ней, — не хочу вас пугать, но сегодня ночью на трассе нашли труп мальчика из этой секты. Вы, конечно, можете и дальше вспоминать, видели ли вы этих людей или нет. Но учтите, они далеко не безопасные ребятишки… Так что подумайте. Если что вспомните, позвоните мне домой либо вот по этому телефону.

Я написала телефон Андрюшки.

— Это в том случае, если меня на месте не окажется…

Я встала и протянула ему руку.

Он пожал ее холодными пальцами, и я поняла, что он растерян.

Леонид Иванович косил под галантного джентльмена, но сейчас его мысли были заняты весьма серьезными проблемами.

И можете подвергать мои мысли сомнению, но я была почти уверена, что они плавали где-то вокруг калининской личности.

* * *

— Вот такая я жестокая тварь, — усмехнулась я, садясь за руль. — Напугала бедного Леонида Ивановича, пусть теперь сидит и страшные картины рисует себе. Может, до чего хорошего дорисуется…

Я подъехала к дому, припарковала машину и поднялась на свой этаж.

— Таня, а тебя какая-то цыганка тут искала с утра, — поведала мне тетя Валя.

— Она меня нашла, — сообщила я доброй моей соседке, чтобы ее успокоить. — Вы на нее внимания не обращайте. Она может еще появиться.

— А еще про тебя мужчина странный спрашивал, — сказала тетя Валя, когда я уже вставляла в замочную скважину ключ.

Так. Я выпрямилась.

— Какой? — спросила я.

Стаса она знала. Значит, мною интересовался некто «икс»?

— Такой невзрачный. С бородавкой прозрачной на щеке. Косичка у него жиденькая на затылке.

Ого! Василий Калинин… И как же это он меня вычислил? Прежние навыки, что ли, помогли?

— А о чем он спрашивал?

— Да о всем. Куда ты пошла. Нет ли у тебя знакомой цыганки. Но я сказала, что нет. Таня, я ему постаралась наврать с три короба. Он мне не понравился очень… Ты все-таки поосторожнее будь.

Искренне поблагодарив соседку, невольно оказавшую мне большую услугу, я вошла в дом.

Ох, как мне все это не нравилось! Значит, моя «цыганочка» вызвала подозрения. Значит, мой «картошка», то бишь Василий Калинин, реально имеет отношение к банде «монахов», и мой живой интерес к ним заставляет его нервничать.

Я поставила чайник, совсем забыв, что обещала своему желудку, как только выдастся свободная минута, накормить его пельменями.

Бедный мой желудок трагически взвыл и напомнил о себе.

— Сначала кофе и раздумья, а потом пельмени, — приструнила я его.

Впрочем, воду я поставила.

А потом сделала глоток кофе, закурила и достала кисет с «костями».

Нет, Андрей, ты не прав насчет моих «косточек»! Нет у меня лучше помощников, чем они…

Однако сейчас они были целиком настроены в пользу моего здоровья. Прокатившись по столику, они выдали комбинацию:

«33+20+4».

«Если вы не хотите понапрасну мучиться тревогами — не ищите сейчас решения волнующей вас проблемы».

— Ладно, — кивнула я. — Сначала пельмени, а потом — мои вопросы. Я согласна.

Что мне еще оставалось делать?

* * *

Дожевав последний пельмень, я набрала номер Риткиной мамы. По моим подсчетам, Ритка уже должна была все-таки проснуться и объяснить мне, что она делала всю ночь.

Ритка сама подняла трубку.

— Привет, — сказала я. — Можно поинтересоваться, чем ты занималась все ночное время?

— Думала, — призналась Ритка. — Я думала, но так ничего и не надумала. Знаешь, Тань, мне совсем не хочется, чтобы мы с тобой совались в эту историю… Может, оставим их всех в покое?

Вот так номер!

— Ритка, давай честно — тебя кто-то напугал?

Она хлюпнула носом. Вот рева-корова…

— Так, — зловеще протянула я. — Значит, мы выходим с тобой из игры, и пусть они творят, что пожелают? А твой Эдик?

— В нем-то все и дело! — закричала Ритка. — Они мне сказали, что, если ты не перестанешь соваться, они его убьют! Таня, пожалуйста!

— А кто конкретно тебе угрожал? И как они вообще тебя нашли?

— Они… Я не могу тебе сказать, Тань. Я сама виновата.

— Ну-ка, излагай, что у тебя там случилось.

— Не могу. Лучше ты ко мне приезжай.

— Ладно. Только никому дверь не открывай и никуда не выходи. Поняла?

— Таня, они и тебя могут убить…

— Сейчас, — кивнула я. — Так я им и позволила себя убить. Скорее они сами помрут от общения со мной.

Я положила трубку и начала лихорадочно собираться к Ритке. А если стоит «жучок»?..

Брось, попыталась успокоить себя я. Они же не были в твоей квартире!

Я оглядела комнату. Вроде бы все было на своих местах. И тем не менее — Картошка болтался возле моей квартиры.

Быстро выдернув шнур, я разобрала телефон и нашла его. Маленький такой магнитофончик. Чудо из Японии.

— Надо же, — проворчала я. — И не жаль такую вещь дорогущую…

Долго я не раздумывала.

Я занесла ключ тете Вале и засунула магнитофончик ей в карман.

Пусть Вася Калинин «со товарищи» слушает, как она ругается с мужем. Или все сериалы выслушает. Раз он такой любознательный.

При мысли о том, как Вася сходит с ума, гадая, о чем идет речь в очередной серии «Нано», я не смогла удержаться от злорадного смеха.

Тоже мне, умники нашлись! Нашли дурочку с переулочка по имени Танечка… Нет уж, ребята. Хотите играть со мной по-серьезному — валяйте. Только учтите, что у меня, в отличие от вас, с чувством юмора все в порядке.

Может быть, поэтому я пока и выигрываю?

* * *

Ритку я нашла весьма напуганной. Больше, чем я этого, признаться, ожидала.

— Ритка, ты похожа на призрак из оперы, — вздохнула я, увидев белое как мел лицо с огромными от ужаса глазами.

— Еще бы не быть похожей, — пролепетала Ритка, — они же с тобой не разговаривали…

— О, нет, — беспечно махнула я рукой. — Они меня боятся. Оставляют свои коммюнике на моем автоответчике, посылают купить свечку в церкви, но чтобы в глаза — это они не решаются…

Ритка таращилась на меня в благоговейном ужасе.

— Танька, ты меня восхищаешь! — призналась она. — Они же в основном на тебя зуб имеют… У меня, кстати, «жучок» стоит. Ты это учти. А ты смеешься.

— Я не смеюсь, я мягко усмехаюсь, — поправила ее я. — Кстати, «жучок» они мне тоже подсунули. Надо же, какие умельцы — а я-то думала, что мирское их не заботит… А насчет зуба, который они имеют, так гнилых зубиков у них много? Жрали много сладкого в детстве?

— И ты их совсем не боишься?

Я задумалась.

— Боюсь, — кивнула я. — Как боятся клопов и тараканов. Мало ли на что этот таракашка способен… Хотя куда больше я опасаюсь клещей. Вот гады-то! Присосутся — и жрут твою кровь. Что же до наших «монашков», то им больше подходит определение «клопы».

Ритка улыбнулась. Ну слава богу! Наконец-то мне удалось вытащить ее из ступора, в который ввели ее эти негодяи!

— Выкладывай, чем тебя пугали!

— Сначала Эдиком, — вздохнула Ритка.

— Эдиком — это как? Намекали, что Эдик с новой стрижкой страшнее атомной войны?

— Нет, — рассмеялась она. — Они говорили, что пришлют мне Эдиковы уши, если ты не отстанешь…

— А я к ним вроде пока и не приставала, — удивилась я.

— В общем, Таня, когда я сказала, что они не посмеют, они сообщили, что у них — особая миссия, а ты, Таня, Ведьма, то есть исчадие ада. И они просто обязаны избавить от тебя человечество.

— Ничего себе заявочки! — возмутилась я. — То есть как это — избавить? Они меня собрались замуровать в своем поганом Месте, что ли?

— Нет, Таня. Они тебя обещались убить, если ты не отвяжешься от них.

— Ага, то есть это у них такой вид подкупа. Мы даруем тебе жизнь, если ты закроешь глаза на наши темные дела… Они жадные, Ритка! Нет чтобы одарить меня посулами виллы в Швейцарии, так нет — они готовы пожертвовать только тем, на что у них не уйдет никаких затрат — моей собственной жизнью! Вот упыри и вурдалаки! Вот уроды нечестные!

— Танька, неужели ты не понимаешь, что тебе угрожает опасность…

— Ритка, ты стала такой же занудой, как мои гадальные кости! Вам угрожает опасность… Вам угрожает гибель… Будьте осмотрительны…

— Как, тебя и «кости» предупреждали?

— Да, у тебя не получилось стать первой!

— Танечка, давай все бросим, а? — протянула Ритка просительным голосом. — Ну бог с ним, с Эдиком! Он, в конце концов, мужик. Сам управится…

— Так. Значит, вот она, твоя великая любовь, да? Только чуть пуганули — и бай-бай, моя любовь! Выбирайся сам…

Я, кстати, ничего не имела против этой идеи. Эдик туда забрался, Эдик пусть и выбирается. Но остальные…

— Давай дальше. Как они выглядели? Посмотри вот на эти фотографии…

Я уже полезла за шедеврами фотографического искусства, но Ритка удивленно на меня взглянула и сказала:

— Таня, я же их не видела! Они по телефону все это сказали…

Вот так. Совсем ребята странные. Записки — пожалуйста. Звонки телефонные — пожалуйста.

— Так какого черта ты меня морочила, что я их не видела? — возмутилась я. — Ты, значит, их тоже не видела!

— Нет, я просто видела их как-то раз с Эдиком…

Новые повороты…

— Ну? И что же ты молчала раньше?

— Потому что я их еще тогда испугалась. И не хотела думать, что это они… Помнишь, я тебе говорила про мафию?

— Конечно.

— Так вот, один из них точно принадлежит к криминалам. Я его видела.

— Как? Ты общаешься с криминалом?

— Нет, — поморщилась Ритка. — Я случайно… Я же работаю секретаршей, и он приходил вместе с «крышей».

— Как это?

— Так. Он руководил этой самой «крышей», понимаешь? И голос… Я его голос очень хорошо тогда запомнила. Он был такой гнусавый и немного надтреснутый. Как будто у него гайморит… В общем, я этот голос сразу узнала.

Я выложила перед Риткой фотографии.

— Смотри и вспоминай. Этот?

Я показала ей Игоря.

— Нет, что ты! Этот слишком красивый!

На Картошку она тоже не среагировала. Только рассмеялась:

— Этот не страшный. Этот смешной.

Оставался Грызун. Его фото я вообще не понимаю зачем носила. По моим подсчетам, Грызун занимался своими серьезными преступлениями и вряд ли подходил нам в качестве посредника. На такие мелочи Грызун не разменивался…

Я даже решила его не показывать и уже приготовилась спрятать в сумочку, но Ритка вдруг вскрикнула и вцепилась в фотографию.

— Подожди, — попросила она.

Я протянула ей фото и с удивлением наблюдала, как меняется ее лицо.

— Это он, — пролепетала она.

Я в удивлении переводила взгляд с ее перекошенного от страха лица на жуткую морду Грызуна.

Что-то я уж совсем ничего не понимаю… Вся моя теория, во главе угла которой красиво и логично был нарисован образ Картошки, разрушилась.

Надо было начинать все практически с самого начала… Ведь есть какая-то во всем этом невидимая миру связь?

Глава 11

Вернулась я домой в состоянии крайней озадаченности. Надо ли объяснять, до чего моя легкокрылая натура это состояние не переносит. Думаю, что нет. Этакая задумчивость ведет к некоторой заторможенности как движений, так и мыслей. Они становятся путаными, и только путем неимоверных усилий можно выудить из хаотичного потока образов нужное.

Честно говоря, я никак не ожидала, что эта самая «Светлая Бермудская Дыра» — какой-то приют бывших ментов на отдыхе. Конечно, это они неплохо придумали — с сектой. И деньги идут, и рабсила поступает… О том, что бедняг неофитов используют там именно так, мне было легче думать. Ну, не принимать же всерьез утверждение Ольги, что их там просто обирают и убивают! Это уж совсем жуть какая-то получается! Даже думать о таком страшно… Нервы расшатаются, и станет Танька Иванова вечной пациенткой профессора Гамбурга.

Я живо представила себя в роли завсегдатая нашей психиатрической больницы. И вот ведь в чем загвоздка: мне это почему-то понравилось. Сижу в уголке, глазки в потолок — мыслю хаотично и бессвязно, хихикать можно просто так, и все с тобой носятся… Может, мне туда на недельку спрятаться? А то от мыслей об этом Светлом, прости, господи, Месте у меня явно с головой что-то странное происходит.

Так. Начинаем сначала. Собрались три бывших мента, один из которых еще и семинарию заканчивает, и решили — в ментуре работать плохо, денег не платят, а себе голову ломать и ноги изнашивать, как Танька Иванова, мы не хотим. Тут они присмотрелись вокруг и заметили — то Белое братство толпами разгуливает по просторам родины, то кришнаиты на улицах веселые песни поют и коричневыми шариками всех угощают. Значит, в населении явный интерес к этому самому мистицизму назрел. И решили наши менты заработать на этом деле… Как в Америке. Там проповедники бешеные денежки гребут — а всего делов-то, вылазь на эстраду и ори радостно: «Господь вас любит! Вы слышите стук молотка? Это Иисус строит лично для вас скромный пятиэтажный коттедж с телевизором во всю стенку на небесах!» Прекрасно понимая, что у нашего народа менталитет посложнее, чем у американцев — они могут задуматься, с чего это вдруг господь вспомнил про то, что у него профессия плотника, и решил заняться коттеджами. И что могут показывать в небесном телевизоре — неужели опять сериалы? Большинство может сразу в шоке разбежаться, потому что им сериалы и на земле надоели, и начнут, бедолаги, грешить направо и налево специально, чтобы в рай не попадать… Умненькие менты решили специально для россиян все это сделать поумнее, с оттенком загадочности.

В общем, думать-то я думала, но ни к чему это меня пока не привело. То есть — мотивы их поступков я уяснила, но где основная дыра, я что-то не могла придумать. Хотя голова у меня уже начала напоминать звенящий всеми колоколами купол звонницы, и я первым делом, как только оказалась дома, схватилась за сигарету, дабы дым помешал дальнейшему думанию.

Ах, да… Еще вот я кофе сварила, уныло глядя на коричневую жидкость почти с омерзением. Кажется, за время этого расследования я так переборщу с этим напитком, что год буду потреблять исключительно чай.

Чай надо заваривать, а кофе-то был растворимый. Поэтому я его и предпочитала в период занятости.

Тоскливо подумав, что дело это настолько путаное, а, похоже, единственный выход — снова попробовать поиграть в неофитку, я взглянула на часы. До службы оставалось еще много времени.

— Три часа жизни — разве этого мало? — трагически усмехнулась я.

Мое положение усложнялось тем, что проклятые менты-«старцы» меня, похоже, узнали. То есть надо опять переодеваться, а ходить в чужих образах долго — не лучшее развлечение на этом свете.

Решив посоветоваться с «костями», я уже достала кисет, и в этот момент тишину моей квартиры разрезал пронзительный голос телефона.

Я взяла трубку и услышала голос Ольги.

— Таня? Танечка, простите, что я вас беспокою. Но у меня беда…

Ее голос дрожал, в нем явно слышались пронзительные ноты, и я даже не спросила, кто дал ей мой телефон. Наверное, Леонид…

— Что случилось, Оля?

— Таня, Катюша пропала!

Ого. Похоже, что три часа жизни отменяются.

— Таня, что мне делать?

— Ждите меня. Я сейчас приеду, — сказала я и, повесив трубку, начала быстро собираться.

Ничего страшного, пробовала я успокоить себя, Катя могла просто пойти куда-то…

Но голос внутри меня настойчиво убеждал в обратном. Катерина представляла опасность для наших ушлых «монахов».

И ее пропажа могла стать роковой. Если не поспешить, возможны самые худшие варианты…

Эх, расшатают эти непонятные «монахи» мои нервы! Как пить дать!

* * *

Ольга встретила меня в дверях, она стояла, всматриваясь в черную глубину подъезда.

Кстати, почему в подъезде нет света?

— Оля, а что у вас с освещением?

— Вырубили утром. Как раз когда пропала Катюша.

Ольга не плакала. Она просто стояла, опустив руки, и эти самые руки были сжаты в кулаки, а в глазах сверкало бешенство.

— Таня, я хочу ехать с вами, — тихо сказала она.

— Куда? — удивилась я.

— В это ужасное место. Я хочу ехать с вами, прошу вас, Таня!

— Оля, — попыталась я воззвать к ее здравому смыслу, — ну как вы поедете? И куда? Я все еще не знаю, где оно. Если бы мой друг Мельников знал хотя бы приблизительно, он бы уже давно прочесал окрестности с ОМОНом…

— Я буду искать с вами, — упрямо повторила она, сжимая губы. — Я не знаю, почему нам отравляют жизнь, и я хочу отомстить.

— Оля, я вас понимаю. Но, может быть, Катя просто ушла по своим делам? И скоро вернется?

— Таня, она вышла посмотреть, что случилось со светом. И все… Как вы думаете, куда может уйти девочка с переломанной рукой, одетая в халат и домашние тапочки?

Да уж.

— Значит, в подъезде погас свет, и Катя пошла посмотреть, что случилось?

— Свет погас вообще во всем доме. Он до сих пор не горит. Я позвонила в аварийку, они удивились. Никто свет не выключал. Обещали приехать, но вот до сей поры едут…

Я посмотрела на нее, пытаясь определить, можно ли вернуть ее к нормальному состоянию. Пока еще нет, признала я. Она в горе и в ярости. Если бы ей сейчас попался хоть один из этой компании, она разорвала бы их в клочья — как раненая тигрица.

Похоже, мальчики не знают, с кем можно играть в эти игры. Но почему они чувствуют такую безнаказанность? Это уже даже не наглость, это больше похоже на произвол… Действовать так открыто, дерзко. Будто за их спиной кто-то стоит. Мощный и незыблемый… Кто, черт побери, как выйти на эту скотину?

— Я сейчас вернусь…

Выйдя в темный подъезд, я достала зажигалку и, спустившись на два пролета, остановилась перед коробкой.

Осторожно подергав ручку, убедилась, что она не закрыта. Замок взломан. Щелкнув зажигалкой, я внимательно осмотрела содержимое коробки. Ну конечно! Провода были аккуратно перекушены, то есть аварийная ситуация была запрограммирована.

Но откуда они могли знать, кто выйдет посмотреть, что случилось?

Озадаченная еще больше, я вернулась.

— Оля, а никто не звонил перед этим Кате?

— Нет. Она, правда, подходила к телефону, но сказала, что ошиблись номером.

— Так… В каком часу это было?

— Попробую вспомнить, — Ольга наморщила лоб, стараясь подогнать свои мысли. — В одиннадцать пятнадцать. Или около того. Но, сдается мне, звонок прозвучал как раз тогда, когда по телевизору шел «Мелроуз Плейс». Катя его смотрит…

Я посмотрела программу. Да, похоже, все так и было… И кто же сей неведомый, кто ворвался вместе со звонком в их жизнь? Знать бы наверняка, да пока даже догадки похожи на смутные ощущения…

Иванова, ты идиотка, мрачно констатировала я. И почему ты не наставила «жучков», как это сделали они? Тебя же сто раз предупредили, что это опасные и сильные противники!

Единственный выход — позвонить на АТС. Набрав номер, я столкнулась с суровой реальностью в виде коротких гудков. Чертыхнувшись, набрала номер еще раз.

На этот раз мне ответил девичий голос.

— Справочная АТС.

— Девушка, меня интересует, с какого телефона звонили по номеру 251–134. Приблизительно около одиннадцати.

— У нас нет таких сведений, — отрезала неразумная девица.

— Я из прокуратуры, — сурово проговорила я. — Дело серьезное. Пропал человек, и постарайтесь все-таки выяснить, кто звонил и с какого телефона.

Она задумалась и сделала еще одну попытку избежать лишних физических действий:

— Ваше имя и фамилию, пожалуйста. Мы не даем такие сведения первым встречным.

— Надежда Зубкова, — вспомнила я Наденькину фамилию. — Отдел розыска.

Кажется, девица успокоилась.

— Сейчас. Одну минуточку.

Она исчезла. Я уставилась в потолок, разглядывая цветочки с интересом ребенка, первый раз увидевшего лужайку.

— Вы меня слушаете? — раздался в мо-ем ухе голос девушки. — Звонили с номера 645–721.

Ого! Вот это совсем неожиданно!

— Спасибо. — Я повесила трубку и снова уставилась в потолок.

— Что? — спросила меня Ольга, не сводя с меня внимательного, тревожного взгляда.

— Ничего особенного. Номер неизвестный.

Я соврала. Этот номер я знала очень хорошо. Только не могла понять, какое отношение ко всей этой галиматье может иметь этот человек. И тем не менее — это был его телефон. Или звонок — простая случайность, во что я практически не верила, или он повязан с моими подследственными ментами.

* * *

Времени оставалось в обрез, и я колебалась между выбором: поехать прямо к этому человеку или сначала к Наде с Соней. Конечно, выбрала я их. Отвезти им Катину фотографию и поговорить о Грызуне. Надя, в отличие от меня, работала с ним и могла рассказать мне, что это был за человек и откуда, черт побери, у него такие связи…

А потом — попробуем еще раз проникнуть в святая святых — в это их потайное «Светлое Место».

Я гнала машину, из головы моей не выходил владелец телефона, с которого был сделан роковой звонок, и чем дальше мы двигались к «Светлому Месту», тем путанее становилась дорога.

— «Домового ли хоронят, ведьму ль замуж отдают…» — пробормотала я, вспомнив пушкинские строчки. Это сначала мне показалось, что они пришли в голову ни с того ни с сего. Я так резко остановилась, что чуть не врезалась в зад джипа «Чероки». Судя по тому, что он был все-таки «Гран Чероки», владелец машины на сто процентов вышел бы из своего любимца с пальцами враскорячку и, поигрывая золотой цепью, захотел бы двинуть мне в лицо. Я перевела дух и тронула машину с места.

Ведьму замуж выдают… Мчатся тучи, вьются бесы… Что там была за строчка…

Освещая лес дремучий…

Сколько у нас заброшенных деревень? В области?

В лесу дремучем. Где Ведьму выдают замуж.

Невидимкою луна. Лес дремучий. Таня, что ты привязалась к Александру Сергеевичу? Ну стукнет парню вот-вот двести лет, состарился мужик… А каков был! Но чего ты вдруг пристала к этому стихотворению?

Особенно мое воображение занимал дремучий лес. Собственно, если бы мне сейчас встретился психоаналитик, он бы сразу все понял. Я, в принципе, и нахожусь в каких-то дебрях, местами похожих на джунгли. Но не в этом дело…

Лес дремучий. Вот тебе, Таня. Да ведь в лесу-то дремучем они свое место и спрятали! То есть не место. Спрятались-то они в деревеньке заброшенной, а вот рядом наверняка присутствует дремучий лес. И если эта самая деревенька заброшенная, то, значит, в лес соседний редко кто ходит. То есть получается у нас, что ехать надо в самую глубинку Тарасовской области. Туда, куда ни один человек, находясь в здравом рассудке и твердой памяти, не поедет.

Только такая сумасшедшая девица, как Танечка Иванова.

* * *

Надя была на месте и, увидев меня, обрадовалась и удивилась.

— Таня? Что, опять проблемы?

Я выложила Катину фотографию.

— Надя, она исчезла утром, но, я думаю, надо объявить ее розыск немедленно. Сегодня же. Ты сможешь?

— Думаю, смогу, — кивнула она. — Опять эти «монахи»?

— Да, — кивнула я.

— Хорошо, я уже сегодня объявлю ее в розыск по телевизору.

Она убрала фотографию.

— Наденька, это еще не все. Ты работала со Скоробогатовым?

— Да, — сказала она. — Если тебя интересует Грызун, я могу сказать о нем немногое. Он страшный человек. Собственно, если бы мы тогда не взбунтовались, он бы и по сей день тут находился. Так что, как только он укрепит свою власть, нам долго не жить…

— Вот власть меня и интересует, — призналась я. — Какой гад его прикрывает? Эти «монахи», Надя, они наглеют.

— Кто его покрывает? — усмехнулась она. — Да все. Он им выгоден. Фактически идет борьба между Георгием и Грызуном. Честно говоря, мне страшно за Тарасов, если победит Грызун.

— Значит, Георгий с ним не справляется?

— Ну почему? Если он выгнал самого Грызуна за пределы Тарасова… Думаю, если бы он знал, где находится Грызун, он бы не оставил его в живых…

— А если, скажем, я найду, где он? Что будет, если вы его арестуете?

Она улыбнулась мне так, что я все поняла.

Грызун долго в тюрьме не просидит. Ему организуют побег. На его деньги (уж не на те ли, которые он получает с неофитов?) очень крутые шишки наши кормятся.

— То есть, если я тебя правильно поняла, помочь нам всем может только один человек? — спросила я.

Надя опять ничего не ответила. Но по ее взгляду стало ясно…

Значит, перед посещением храма у меня появляется еще одно неотложное дело. Переодеться я не успею. Придется рисковать.

Может, так оно и вернее. И с владельцем телефона свидание надо отложить на завтра. Или на вечер?

Как получится… Ходя по острию ножа, глупо раздумывать, что ждет тебя через час.

Как говорят мои «кости», когда у них хорошее настроение: «Нет ничего невозможного для человека с интеллектом».

Кстати, о «костях»… Я достала свой кисет. Хорошо, что он всегда со мной. Два мои талисманчика — газовичок и кисет…

— Ну, милые, что вы мне посоветуете?

Я покатала их в ладонях и резко бросила на сиденье.

«32+9+13».

«Ваши компаньоны будут с вами согласны, и вам удастся избежать неприятностей».

Ну что ж… Те, кого я наметила себе в компаньоны, собираются со мной согласиться. Именно к ним, соответственно, мы и направим стопы.

То есть к тому человечку, который имеет на них выход.

Глава 12

Лешку можно было найти в трех местах. У него дома — что в такой час маловероятно. Мой бывший сосед, не раз выручавший меня в трудную минуту, в четыре часа дома не сидел даже в моменты болезни. На его месте работы — то бишь на местном базаре, где он осуществлял охрану, сейчас его тоже практически не найти — но все же можно. А мой Лешка был как раз тем человеком, который мог помочь мне срочно встретиться с Георгием.

Ладно, рискнем пойти на базар.

Времени у меня было так же много, как у приговоренного к немедленной смертной казни. Поэтому я выжала из своей несчастной машины максимальную скорость, притормозила возле стоянки, быстро отдала деньги и помчалась на базар. Если вы искали кого-нибудь на рынке, не надо вам рассказывать, сколько лоточков мне пришлось обежать с одним-единственным вопросом: «Не видели ли вы Лешу Старычева?» Лешу Старычева видели сто раз, но никто не мог сказать, где он находится сейчас. Одна из продавщиц наконец сказала, что к нему пришел друг, и, кажется, они сейчас в сквере, пьют пиво. Вдогонку она попросила меня передать ему, что опять подкатывали с Заводского.

Я пообещала, что передам, и рванула в сквер.

Лешку я увидела сразу — он возвышался, как памятник вождю, на лавке. В руке его уютно покоилась банка «Ярославского», а рядом с ним торчал совсем маленький пацанчик. Одноклассник, наверное… Хотя какие, к черту, у него одноклассники? Если ребенок рос на твоих глазах, это вовсе не значит, что он так и остался ребенком.

— Привет, — сказала я, плюхаясь рядом с ним на лавку.

— Танька, привет, — искренне обрадовался он. — Сто лет тебя не видел! Как жизнь?

— Бьет, и очень больно, — мрачно сообщила я. — А у тебя как?

— Все уехали в Испанию.

— А тебя что тут оставили? — поинтересовалась я.

— А кто тебя пасти будет? — рассмеялся он. — Ты же не можешь жить спокойно. Тебя все время от бандитов надо защищать…

Малыш рядом с ним в благоговейном ужасе вытаращил на меня глаза.

— Я сама справлюсь, — проворчала я, отнимая у него банку и делая из нее глоток. — Кстати, я к тебе по делу. И чем меньше ушей, тем лучше…

Лешка понял и выразительно посмотрел на своего собутыльника. Тот понял и быстро удалился подкупить пива.

— Ну? Опять наехала на очередного дельца? — поинтересовался он.

— Пока еще нет. Только собираюсь.

— Так. И уже заранее меня предупреждаешь?

— Нет, Леша. Мне нужен очень срочно один человек. Ты мне в данной ситуации помочь не можешь. Слишком крутого дяденьку я хочу взять за жабры…

— Ага, — протянул Леша. — Не спрашиваю, кого. Надеюсь, что не Георгия. Костей не соберешь…

— Нет, не Георгия… Как раз он мне и нужен.

Он вытаращил на меня глаза. Потом повертел пальцем у виска и поставил мне диагноз:

— У тебя, Танька, с крышей все в порядке? Не подтекает?

— Нет, только что вызывали монтеров, — ответила я. — У нас, Леша, с Георгием, похоже, есть один общий знакомый, которому, так уж исторически сложилось, мы оба желаем столько плохого, что мне этого самого знакомого искренне бывает жаль. Не знаю, почему его так не любит ваш босс, но вот я его почему не люблю, могу сказать точно. Сдать его в милицию я не могу — он сам оттуда, и кто-то его очень бережет. Поэтому и вся надежда на твоего Георгия.

— Танька, да ты ведь не в игрушки играешь! — возмутился он. — Ты хоть представляешь себе, чего добиваешься?

— Не дура, представляю, — кивнула я.

— А если Георгий не захочет тебе помогать? Если он тебя, наоборот, решит…

— Да ничего он не решит, — поморщилась я. — И потом, стоит мне назвать его имя, этого проходимца, как твой Георгий сам предложит мне свои услуги. Не знаю, что там между ними произошло, только, насколько я знаю, Георгий во сне видит, как этот гаденыш исчезает в луже серной кислоты…

— Ты, часом, не на охоту собралась на мелких «грызунов»? — лениво спросил Леша, однако в глазах его загорелся интерес.

— Может быть, и на них. Или еще на каких других сусликов.

— Только одного человека знаю, которого Георгий ненавидит. Из породы «грызунов».

— Ну так как? Мне надо срочно. В течение часа.

— Слушай, Танька, я ничего тебе не обещаю. Посиди тут, я схожу, попробую составить тебе протекцию. Но — будь осторожна! Меня рядом не будет, только на себя рассчитывай…

— Лешенька, перестань! Георгий — грузин. Он к красивым женщинам относится благосклонно. Ты что, хочешь мне сказать, что я некрасивая?

Я скорчила гримаску. Он рассмеялся.

— Ладно, жди меня тут. Постараюсь…

Я просидела в парке минут десять. Он появился в самой глубине, и по его походке я быстро определила, что «верхи» согласны со мной встретиться.

— Через полчаса. На автостоянке возле «Антонова-Тарасовского». Найдешь красную «Ауди». Там он тебя будет ждать. Только, смотри, поосторожней. Особенно когда будешь палить в «грызунов».

— Ты уже сотый человек, который мне это рекомендует, — мило улыбнулась я. — Если что, попрошу тебя мне помочь в отстреле…

— Если серьезно, то можешь на меня рассчитывать, — сказал он.

Я знала, что могу. Но этого паренька, пусть неправильного по меркам большинства, я подставлять не хотела. Я очень хорошо помнила, как он, услышав мой голос, зовущий на помощь, пошел один, без оружия, на моих обидчиков. Что-то в нем было от средневековых рыцарей… Несмотря на эту гоблинскую внешность, я знала, что он добрый парень, и еще никто никогда не шел мне на помощь так, как он — с кулаком, зажатым в кармане. Готовый защищать меня до последней капли крови…

* * *

До означенной стоянки я добралась быстро. И сразу заметила эту машину.

Странно, что у такой личности, как Георгий, была такая скромная машинка.

Я подошла и постучала в окно. Сейчас к моей спине приставят автоматы и потребуют паспорт, тоскливо подумала я.

Но никто ко мне сзади не подошел. Дверца открылась, и я услышала спокойный, немного хрипловатый голос:

— Заходи, девушка…

Георгий говорил с легким, практически незаметным акцентом, скорее похожим на прибалтийский, нежели восточный. Сам Георгий сидел за рулем, а рядом с ним находился молоденький парнишка, совсем не похожий на телохранителя.

— Ну и что у тебя за нужда до меня? — спросил Георгий.

— Грызун, — сказала я, решив оставить все предисловия.

— Так, — протянул Георгий, прищурившись. Потом обернулся и окинул меня оценивающим взглядом. Присвистнув, сказал:

— Ты красивая. И, наверное, ничего не боишься?

— Боюсь, — призналась я. — Но другого выхода у меня нет. Если я выйду на Грызуна и сдам его милиции, вы сами знаете, что его выпустят. Или объявят психически ненормальным… Значит, у меня только один выход. Убить его. Я могу попробовать сделать это и сама, но не могу гарантировать, что получится… Так что, несмотря на то что я вас боюсь, мне не остается ничего другого, как просить вас о помощи…

— Так выходит, что ты о Грызуне много знаешь? Кто же он?

— Монстр, — кивнула я. — Но ведь монстрам нельзя давать возможность разгуливать на свободе, разве нет?

Он помолчал. Его телохранитель, казалось, не слушает наш разговор.

— Знать бы, где у него нора, сам бы достал…

— Я этого и хочу. У меня, кажется, есть возможность узнать, где его, как вы выражаетесь, нора. Но там я ничего не смогу сделать — только сдать его милиции. Я этого не хочу.

Он посмотрел мне прямо в глаза. Кстати, он был красивый, я этого еще не сказала? Неожиданно красивый. Не то чтобы смазливый, но породистый. Как какой-нибудь граф Орбелиани.

— Знаешь, почему я ненавижу Грызуна? — спросил он. — У меня был парнишка. Хороший парнишка, почти такой же, как твой молодой друг Леша. Только грузин. Он попался в лапы к Грызуну. Нам удалось его вытащить, только Шота молчал и молчал. Ладно, следы от побоев и эти ужасные синяки на руках — и не то мой мальчик мог вынести! Он был мужественный, мой Шота. Так я его воспитал… Я был рад, что он вернулся, а он молчал. Странный стал — уставится в стенку и молчит. В глазах слезы стоят… Я все ждал, может, пройдет эта напасть — но только он повесился! Вот тогда я из записки и узнал, что Грызун с ним сделал! Поэтому он мой кровник, Таня. Тебя ведь Таней зовут?

Я кивнула.

— Это страшно, Таня, когда ты узнаешь из предсмертной записки, что твой мальчик, твой… Ладно. Так к чему это я? Страшный он. А ты совсем молодая.

— Там у него сейчас находится девочка, — тихо сказала я. — Девочка семнадцати лет. Она уже и так настрадалась по его милости. Как вы думаете, Георгий Александрович, я могу оставить ее там? Сказать — ах, Таня, нам там будет страшно, возможно, нам не поздоровится, и мы подождем, пока кто-нибудь найдет этого самого Грызуна и убьет его? Но девочки тогда уже, возможно, не будет в живых… На трассе нашли парнишку, умершего от недоедания и наркотиков. На его запястьях следы наручников. Синие следы… Георгий Александрович, я отправлюсь на поиски независимо от того, согласитесь ли вы мне помочь. Потому что больше всего на свете я боюсь, что в один прекрасный момент наш город окажется в лапах этого Грызуна. А я еще хорошо помню те времена, когда на каждой трамвайной остановке стояли столики с водкой, и братва заставляла угрозами поминать своих… Я больше не хочу этого видеть. Я не хочу больше выглядеть полной дурой. Поэтому я уже все для себя решила. Если вы мне не поможете, я сделаю все сама. Пусть меня лишают лицензии, пусть судят, делают все, что угодно… Но если я сейчас испугаюсь — один раз! — где гарантии, что мне не придется потом бояться всю оставшуюся жизнь?

Вот это я речь выдала! Аплодисменты! Героиня, скромно потупившись, идет на эшафот с гордо поднятой головой…

Хотя героиня-то, на самом деле, сейчас была готова разреветься. И поэтому, протянув ему руку, выпалила:

— До свидания, Георгий Александрович. Очень приятно было с вами познакомиться…

Я уже собралась выйти, но он мягко остановил меня.

— Я помогу тебе.

Я обернулась. Кажется, я просто проходила проверку на вшивость. Видимо, у меня ее не оказалось.

* * *

В храм я пришла вовремя, правда, не успела переодеться.

Припарковав машину недалеко от входа, спокойно вошла. Конечно, я отчаянно рисковала. Если учесть, что меня эти ребятки неплохо знают, то могут и не подойти…

Если только не понадеются заманить меня в ловушку. Вот на это я сейчас и рассчитывала.

К моему глубокому разочарованию, ни моего красивого «кавказца», ни Картошки не было. Только полная девушка в очках… Кстати, странно. Похоже, что она не пленилась рассказами о «Светлом Месте». Ино-гда внешность бывает обманчивой.

Я была уже близка к отчаянию. Неужели все мои действия разобьются о случайность? Если я никого из них не дождусь сегодня, наш план может провалиться!

Все мои ожидания были тщетными. Служба уже началась. Никто не появлялся.

— Господи, — прошептала я, — сделай что-нибудь! Пусть они появятся, ведь у нас нет времени!

Я стояла возле окна и кусала губы. Обернувшись, чтобы еще раз взглянуть на выход, я обомлела.

В церковь вошла Ольга. Она явно меня увидела, но не сделала даже шага в мою сторону. Осторожно пройдя мимо рядов верующих, остановилась в нескольких шагах за моей спиной.

Что она здесь делает? Впрочем, эта история полна таких крутых виражей, что я уже не удивлюсь ничему. Даже если она окажется посредником. Даже если посредником окажется Андрюша Мельников, а его вечно скабрезничающий напарник Началов — вообще тайный старец Борис…

Пока мне оставалось только наблюдать за несостоявшейся жертвой пропаганды. В принципе можно подойти к ней. Ведь они наверняка оставили ей координаты…

Я стояла, думая о том, как это сделать. И вдруг за моей спиной раздался шепот:

— Вы в церкви недавно?

Не сразу я поняла, что обращаются ко мне. Резко обернувшись, я встретилась сначала глазами с Ольгой, как-то сразу напрягшейся.

А потом уже поняла, что смотрю в мутные и толстые стекла очков.

Моя толстушка с невинным лицом нервно облизнула губы, оглянулась и сказала:

— Я вас раньше никогда здесь не видела…

— Да, в первый, — соврала я, ожидая продолжения. Сердце мое колотилось, я была близка к тому, чтобы броситься этой толстушке на шею от радости.

— Значит, вы еще в поисках…

Она сказала это задумчиво, но глаза оставались такими же пристальными и прощупывающими. У меня даже создалось ощущение, что меня вербуют в иностранную разведку, осторожно прикидывая, подхожу ли я им, а если нет — убить сразу.

— Да, именно… Признаться, меня не все устраивает в церкви, — вздохнула я. — Они очень странно поют. И еще… Почему я должна исповедоваться такому же человеку, как я сама?

— Исповедоваться можно только старцу, он и направит, куда вам нужно, — приторно улыбнулась девушка.

— Где же его взять? В Троице-Сергиеву не наездишься… — развела я руками.

— У нас есть такой старец. Вы о нем не слышали?

Ее глаза продолжали меня ощупывать. Мне казалось, что она примеряет ценность моего джинсового костюма фирмы «Ли Купер», который действительно стоил бешеные деньги.

— Нет. Неужели и вправду есть?

— Если хотите, завтра можете поехать с нами.

— А кто вы? Не сектанты? — изобразила я испуг.

— Ну вот. Сразу уж и в сектанты нас записали… Мы — православные. Истинные православные. И живем в «Светлом Месте». Знаете, что это такое?

— Нет.

— Это единственное Место, которое господь сохранит во время Страшного суда из-за благодати нашего отца Бориса…

Интересно, она сама-то верит в то, о чем болтает? Или у нее такой бизнес?

Взглянув в хитрые глаза, я поняла — бизнес. Вряд ли эта бестия сама верит в чушь о благодати, снизошедшей на Грызуна.

— Как это интересно! Я бы очень хотела с вами поехать, но сначала мне нужно спросить благословения у священника. Разве не так?

Я забавлялась. Сейчас она явно пребывала в замешательстве. Потом решительно сказала:

— Не надо. Вас не пустят. Из ревности.

Ну из ревности, так из ревности…

— Тогда я вряд ли поеду, — засомневалась я для виду.

— Как хотите. Но больше шанса у вас не будет.

Она сделала движение отойти. Как же… Раз у меня больше не будет шанса коснуться благодатного Грызуна, так неужели я им не воспользуюсь?

— Подождите, — прошептала я. — Я рискну. Когда вы едете?

Она горячо зашептала мне в ухо, обдавая его капельками слюны, что надо подойти к храму Успения к ранней службе и остановиться возле перекрестка. Рядом со мной остановится машина, в которую я сяду и отправлюсь прямо в «Светлое Место».

Больше всего меня сейчас беспокоила Ольга. Она явно все это слышала. Не дай бог ей взбредет в голову отправиться туда вместе с нами!

Попрощавшись, девица двинулась к выходу, но я догнала ее и спросила, как ее зовут.

— Каллистратия, — не моргнув глазом, выпалила она и, заметив мое удивление, улыбнулась: — А вам тоже имя изменят. На наших-то печать греха… Значит, надо смывать его всеми способами…

Хорошая мысль. Мне понравилось. Например, меняешь имя. Называешь себя какой-нибудь Ангелиной. И все твои грехи испарились…

Впрочем, я сдержала улыбку. Ни у кого не должно возникать подозрений. Пока — по крайней мере…

Простившись с Каллистратией, я вышла и взглядом поискала Ольгу. Ее нигде не было. Видимо, получив нужную информацию, Ольга предпочла незаметно удалиться.

Вот еще напасть! Как бы она не испортила мне все своим вмешательством… Решив позвонить ей из дома, я села в машину и только сейчас поняла, как я устала. Если честно, мне больше всего на свете хотелось уронить голову на руль, забыться глубоким сном и послать подальше всю эту навороченную компанию. «Что ей Гекуба?» Кстати, неплохое имечко… Гекуба. Ничем не хуже Каллистратии…

Стряхнув наваливающийся сон, я тронула машину с места. Спать, Таня, будешь дома. И не создавай аварийных ситуаций на дороге. В твоей жизни проблем и так сейчас предостаточно.

Глава 13

Дома было так хорошо и спокойно, что я застонала при мысли о том, что завтра мне надо отправляться к черту на рога. Честное слово, объяви сейчас по телевизору, что Страшный суд назначен на завтрашний день, я бы предпочла остаться именно здесь. И не стремилась бы в это дурацкое «Светлое Место», где наивным людям сулили спасение. Сидела бы дома и ждала, когда очередь дойдет до меня. А там бы я уж как-нибудь смогла поговорить с ангелами. Не такие уж это плохие ребята, как стараются мне внушить Каллистратия с ее «отцом»-наставником. Я подозреваю, что с ангелами вообще куда легче договориться, чем с людьми.

Уютно горел торшер, разливая по комнате теплый, золотистый свет. Очаровательная дикторша рассказывала, что увидят завтра по телевизору нормальные люди, в отличие от безумной Тани. Я бы даже посмотрела в сто пятый раз объявленную «Собаку на сене». Только бы не ехать… Да я и «Ленина в Октябре» бы посмотрела, скажи мне, что после просмотра данного киношедевра «Светлое Место» рассыплется в прах без моего участия.

Но — увы!

Никто мне таких опрометчивых обещаний не давал, рассчитывать было не на кого, и я, попивая чай, предавалась размышлениям, проигрывая в уме все возможные ситуации, включая самые худшие. Для того чтобы выиграть, надо придумать много выходов и ходов. Вот этим я и занималась. Помогали мне мои «кости», давая советы. Большей частью они советовали мне быть осмотрительной.

Ужасно хотелось спать, и я решила, что сейчас я задаю последний вопрос и отчаливаю в объятия Морфея.

«36+20+1».

Я напрягла память. Что-то сонное состояние мешало мне сосредоточиться. Я не помнила значений. Найдя книгу на полке, открыла ее и наткнулась на совсем уж непонятное.

«Выходите замуж при первой предоставившейся вам возможности».

Бог ты мой, это к чему еще? За кого я должна выходить замуж при первой возможности?

За Бориса, что ли? Не хочется… Он страшный, и вообще, судя по рассказам, у него отклонения от сексуальных норм…

Еще раз взглянув, я поняла, что ошиблась. Ну слава богу. Сей дурацкий совет шел у нас под номером 2, а нам выпала цифра 1.

«В делах можно ожидать перемен к лучшему, но приготовьтесь к длительному и утомительному путешествию».

Это уже было ближе. Я сложила «косточки» в кисет, отправилась к своей кроватке и, плюхнувшись в свое самое уютное «Светлое Место», почувствовала, как расслабляется мой организм, готовясь к предстоящему путешествию.

— Пожалуйста, если вас не затруднит, не посылайте мне страшных снов, — пробормотала я, непонятно к кому обращаясь и чувствуя, как плыву, плыву, неизвестно куда…

* * *

Я сидела в подвенечном платье и горько плакала. Напротив меня противно хихикала Каллистратия и твердила мне, что я должна быть счастлива, став избранницей старца.

— Да не хочу я за него замуж, — сквозь слезы кричала я.

— Раз тебе это «кости» сказали, так тому и быть, — зловеще ухмыльнулась Каллистратия.

— Сама за него выходи, — ответила я.

Каллистратия задумалась.

— Я бы не против, только я лучше буду его любовницей. Он с женами плохо обращается… Если хочешь знать, он женщин вообще не любит.

— А что он с ними делает? — замирая от ужаса, спросила я.

— Иногда съедает, — повела она плечами. — А то просто ногу отгрызет… Он же на самом деле большой Суслик.

Что-то я не хотела, чтобы мое и так негативное отношение к институту брака было окончательно испорчено впечатлением от отгрызенной ноги…

— Я не хочу, — воспротивилась я. — Мне моя нога может еще пригодиться…

Каллистратия задумалась и решила:

— Ладно, раз ты такая дура и не понимаешь своего счастья, давай меняться.

Она сняла свои очки и встала рядом со мной. К своему ужасу, я вдруг увидела, что Каллистратия превращается в меня, а я становлюсь толстой и что-то плохо вижу… Не успев подумать, что уж лучше, наверное, остаться без ноги, чем превратиться в эту бесформенную толстуху, я услышала, как дверь открылась, и на пороге появился огромный Суслик с торчащими ушами. Окинув меня недовольным взглядом, он спросил:

— Все ли готово?

Я от растерянности пожала плечами, а Суслик направился к Каллистратии и набросился на нее.

Сначала он начал отгрызать ей ногу, при этом она стонала от удовольствия, а я…

Я этого зрелища вынести не могла и громко заорала:

— Мамочки!

Суслик обернулся, с морды его капала кровь, и он, кажется, наконец, допер, что его провели.

Я поняла, что сейчас он бросится на меня, и в полной истерике начала кричать: «Отче наш…»

Уф…

Я же просила, чтобы мне не снились кошмары!

За окном только начинал брезжить рассвет, и я вспомнила, что забыла вчера позвонить Георгию! Черт, ну разве так можно!

Быстро набрав номер, я взмолилась, чтобы тот, кто должен передать сведения, оказался на месте.

Трубку подняли быстро.

— Слушаю.

Голос был глухой, но не Георгия.

— Таня. Через два часа от церкви Успения Богородицы. Узнаете меня?

— Да.

— А вы успеете? — посмела усомниться я.

— Успеем.

Трубку повесили.

Лаконичные люди, подумала я, ничего не скажешь.

Ольге я звонить не стала. С надеждой, что Ольга проспит, а если я ей сейчас позвоню — она точно проснется и рванет за нами.

Я оделась. Каллистратия вчера сказала мне, что старца не интересует, во что одеты люди. И, хотя я прекрасно знала, что это не так — старца как раз интересует цена надетых на тебя вещей, постаралась одеться подороже. Чтобы поймать его на крючок.

Спрятав пистолетик и кисет с «костями» в глубокий карман куртки, я вышла на улицу. Холодный сырой воздух не способствовал улучшению настроения.

— Брось кукситься, Таня. Все будет хорошо, все поженятся… — пробормотала я.

Однако, черт побери, как бы я хотела сейчас идти не от дома, а к нему! С уже пойманными ворами и преступниками, прикинувшимися «монахами».

Жаль, что иногда нельзя перепрыгнуть какое-то событие и посмотреть, как в книжке, чем все это кончится!

* * *

У меня еще было время, и я заехала в церковь Святого Николая.

Евфросиния уже сидела при входе со свечным ящиком. На этот раз она благосклонно улыбнулась мне и сказала:

— К батюшке?

Я кивнула.

— Он здесь?

— А как же.

Задрав голову, она крикнула:

— Батюшка! Слазь, к тебе пришли!

Он спустился, одетый в рабочие штаны и куртку типа спецовки.

— Танечка? — обрадовался он. — А я вот весь в пыли… Так что не здороваюсь как положено… Решил до начала службы с куполом повозиться.

— Благословите меня, отец Николай, — попросила я.

Он понял меня без слов.

— Решилась? — тихо спросил он. — Я же тебя предупреждал, Танюша! Ты ведь собой рискуешь… Не тяжек ли крест тебе покажется, когда его на плечи взвалишь?

— Уж там посмотрим, а другого выхода у меня нет.

Он вздохнул и положил мне на голову ладонь.

— Благословляется раба божия Татьяна на дело, которое задумала во славу божию и во спасение душ человеческих. Благослови, господи, и ты ее и помоги ей в этом начинании. Во славу божию…

Перекрестив меня, он протянул мне руку, которую я поцеловала совершенно спокойно — его рука заслуживала поцелуя.

— Пошли господь тебе удачу, — проговорил он.

— Спасибо, — прошептала я. И, резко повернувшись, вышла.

* * *

Машину, поджидавшую меня, я увидела сразу. «Запорожец». Тот самый, который обогнал меня.

Невдалеке, притаившись, готовая к погоне, стояла машина Ольги. Значит, она не проспала. Вот незадача…

Больше я никого не видела. Народ спешил в церковь, какой-то байкер протирал руль мотоцикла и никакого интереса к нам не проявлял.

Неужели Георгий не успел?

Сердце мое упало, гулко застучав где-то в пятках. Это уже мне не нравилось.

Не надейся на мафию, Таня. Сколько раз тебе говорить…

Решив, что придется управляться самой, я двинулась к «Запорожцу».

Каллистратия выпрыгнула мне навстречу и, оглянувшись, зашептала:

— Хорошо, что ты пришла. Быстрее садись в машину, надо отъезжать. У Евстахия подозрение, что за нами следят.

— Кто? — изобразила удивление я.

— Не все нашего старца понимают. Врагов у него много. Дьявол правит миром. Поэтому торопись…

Я пожала плечами и села в машину.

Рядом со мной, на заднем сиденье, почему-то сидел «кавказец». Он окинул меня удивленным взглядом и уставился в окно. Каллистратия села на переднее сиденье. А за рулем…

Вот черт!

За рулем сидел Картошка собственной персоной и старательно делал вид, что он не знает, кто я такая.

Похоже, Таня, мы с тобой оказались в ловушке, уныло констатировала я. И надо теперь думать, как нам из этой самой ловушки выбираться.

* * *

Машина тронулась с места. Молчание Евстахия-Василия казалось мне зловещим. Иногда он поглядывал в мою сторону, но куда больше его занимала Ольгина машина, неотступно двигающаяся за нами.

Каллистратия курила, поглядывая на молчаливого «кавказца» взглядом, в котором я уловила налет сладострастия, тщательно, впрочем, скрываемого.

Машина неслась по шоссе, стараясь побыстрее покинуть город. Я смотрела вокруг печальными глазами, думая, доведется ли мне еще когда-нибудь пройти по этим уютным улицам, и только сейчас осознала, как же мне этого хочется. И как я люблю мой странный и веселый город.

Ольга ехала за нами след в след, она была в машине одна. Если, конечно, она не является тем самым киллером, которого пообещал мне Георгий, невесело усмехнулась я, то мы влипли. И помочь нам никто не может. Ведь Мельникову я сообщить о своих коварных планах не удосужилась, опасаясь, что верный присяге Мельников предпочтет этого гада ползучего взять живым.

Где-то на выходе из города нас обогнал тот самый одинокий байкер, промчался мимо, как робкое напоминание о Тарасове, и исчез вдали…

Я почувствовала себя бесконечно одинокой и всеми преданной. Вот еду себе в стан врагов, неизвестно куда, и скорее всего участь моя будет печальной… Нет, короче, повести печальнее на свете, чем повесть о Татьяне Ивановой, отправившейся на поиски загадочного «Светлого Места» с одним своим газовым пистолетиком, которым только ворон пугать можно… Надо было затарить под мышку либо автомат Калашникова, либо пулемет «максим» на эту свору. И парочку ракет крылатых, и одну ядрененькую бомбочку… Ну я же не знала, что роль наемного киллера решит выполнять Ольга. И что Георгий ей это тонкое дело, по каким-то неясным для меня причинам, доверит.

Интересно, взяла ли она с собой хоть газовый баллончик?

Или, может, у нее от экспедиций мужа сохранился лук со стрелами, начиненными ядом кураре?

Потчуя себя тщетными надеждами на спасение, я почти перестала обращать внимание на своих спутников, тем более что они меня перестали интересовать. Про Каллистратию я и так все почти поняла, Василий-Евстахий (интересно, почему он решил сменить имя?) явно меня невзлюбил с первого, вскользь брошенного на меня взгляда, а «кавказец» продолжал сумрачно молчать, игнорируя все и вся. Конечно, я бы могла последние мгновения своей жизни украсить мимолетным романом с таким красивым пареньком, но на него явно положила глаз Каллистратия, а она наверняка женщина серьезная и без комплексов.

Ольга выжимала газ, неслась на предельной скорости, а мы старались убежать от нее. Я бы сама от нее убегать не стала, затея эта принадлежала Василию, который так скрипел тормозами на поворотах, что мне начало казаться, что мы погибнем куда раньше, чем прибудем к месту назначения. И не стать мне Сусликовой избранницей… На предмет глодания ноги.

Наконец показались по краям дороги невзрачные деревушки. Перекошенные домишки неслись нам навстречу с такой быстротой, что я почла это легкомыслием с их стороны — они и так уже собирались рассыпаться, а от этакой быстроты угроза самораспада утраивалась.

Мы, кстати, мчались с такой скоростью, что догнали байкера, который по неизвестным причинам попался нам по дороге в этом заброшенном месте, и теперь он предпочел плестись за нами, удивляясь нашей стремительности, а уж когда его обогнала и Ольга, явно расстроился и дал газу. Наверное, он решил, что с нами можно поиграть в «Формулу-1», потому что на одном из поворотов резко нас обогнал, обернувшись и помахав нам рукой.

Василий грязно выругался, на что Каллистратия сморщилась и пробормотала:

— Ругаться старец не велит.

Он промолчал, почему-то укоризненно посмотрев на меня, словно это именно я посоветовала его любимому старцу запретить Василию материться. Я сделала вид, что не замечаю его раздражения. Мы опять догнали нашего мотогонщика, оставив теперь его позади.

Кажется, мы ехали одни по петляющей мимо лесов и речушек дороге. Это меня окончательно повергло в уныние.

Где-то, правда, вдалеке маячила Ольгина машина. А веселого мотоциклиста и след простыл.

Наверное, свернул на свою дорогу, с грустью подумала я.

Мы проехали еще несколько метров и теперь оказались на каком-то богом и людьми забытом хуторе, состоявшем из трех покосившихся домов. Хутор был надежно закрыт со всех сторон лесом, и я поняла, что мы приехали. Резко затормозив, Василий остановил машину перед последним полуразвалившимся домом, и Каллистратия сообщила нам:

— Приехали…

Нельзя сказать, что я этому ужасно обрадовалась. Но, скрыв свои истинные эмоции по поводу нашего приезда, вылезла из машины и осмотрелась.

Знаете, что я вам скажу? Только идиот мог назвать эту грязную лужу «Светлым Местом»!

Глава 14

Если уж какой-нибудь полный извращенец и нарек бы эту выгребную яму «Светлой», то я бы подумала, что даже для извращенца это слишком вычурно.

Вокруг была такая грязь, что я пожалела, что не надела высокие болотные сапоги.

Едва коснувшись ногой земли, я тут же почувствовала, как моя кроссовка намокла, а, взглянув под ноги, увидела внушительных размеров лужу с расплывшимися пятнами бензина.

— Черт! — не сдержалась я, печально наблюдая, как моя обувка из белой становится серо-буро-малиновой.

— Не ругайтесь в святом месте! — укоризненно прошептала Каллистратия.

Я хотела уже возмутиться, кому взбрело в голову считать эту клоаку святой, и с какого перепою нашла на автора этого названия столь бредовая фантазия. Но, вспомнив, что имею дело с фанатиками и маньяками, прикрыла рот ладонью и только покаянно захлопала ресницами.

— Подождите минутку, я спрошу у старца, когда он сможет с вами побеседовать.

Она исчезла, предоставив мне наслаждаться обществом молчаливого «кавказца» и злобно шмыгающего носом Василия-Евстахия.

Оба они со вниманием смотрели по сторонам, делая вид, что меня в этом пространстве нет. Я охотно с ними согласилась. Нет, так нет. Я ненавязчивая…

Повернувшись, я стала с интересом рассматривать окружающий хутор лес. Кстати, лес тут был действительно красивый. И дремучий… Интересно, как он выглядит, когда его освещает луна?

Каллистратия пропала, и я начала нервничать. Лес я уже рассмотрела хорошо, осталось только сходить туда и поискать грибы, но загадочная толстушка все не появлялась.

— Вы-то что тут делаете? — услышала я за своей спиной тихий шепот.

От неожиданности я вздрогнула. Кто там? Неужели Картошка-Евстахий?

Обернувшись, я встретилась глазами с «кавказцем». Сначала я обрадовалась, что он наконец-то обратил внимание на мою персону, но тут же на меня нахлынули сомнения, и я буркнула:

— А что? Всем можно, а мне нет?

Я всерьез обиделась. И почему это все считают, что я обязана пропускать самое интересное?

— Я просто не ожидал, что вы на это купитесь, Таня…

Ну вот. Здрасьте-мордасьте… Таня…

Я принялась сверлить его мельниковским взглядом, от которого, мне казалось, он должен был сто раз покраснеть и восемь раз посинеть и вообще забиться в предсмертных судорогах, смешанных с отчаянными муками совести.

А он лишь шевельнул губами, пробормотав:

— Поговорим об этом потом… Сейчас на нас этот смотрит…

Он быстро отошел. Я проверила. «Этот» действительно смотрел в нашу сторону, но как-то рассеянно, будто мы его абсолютно не интересовали.

Наконец в дверях покосившегося домишки появилась Каллистратия, которая попыталась нам мило улыбнуться, хотя на самом деле улыбка у нее вышла совсем не милой, а какой-то змееподобной, и сообщила своим хрипловатым баском:

— Старец занят. Просил часок обождать. Пока пойдемте, я вам покажу, где вы остановитесь. И позавтракаете с послушниками в трапезной…

С этими обнадеживающими словами она, как флагман, двинулась дальше по известному ей курсу. Двигалась она со скоростью если не света, то уж реактивного самолета точно. Нам ничего не оставалось, как бежать за ней, что я, если честно, делала с крайней неохотой.

Уж больно грязное оказалось это их «Светлое Место».

* * *

Пока мы месили жижу, двигаясь по самому затхлому из виденных мною мест, я обратила внимание на то, что народу здесь — раз, два и обчелся. Нам встретились пара дюжих молодцов, видом своим напоминающих вышедших из употребления былинных богатырей, и один какой-то уж совсем типичный гоблин. Гоблин возлежал в гамаке перед тем самым домом, в который меня препровождали под конвоем, и, завидев нашу группку, вскочил, рискуя порвать свое лежбище, а встав на ноги, вытянулся в струнку.

— Нехорошо, Захарий… А если б старец пожаловал?

Виноватый Захарий стушевался и покраснел. Наверное, Каллистратия здесь была кем-то вроде воспитателя в общежитии. То есть следила, чтобы девочки не бегали к мальчикам, а мальчики не курили в женских туалетах.

Домик оказался неожиданно светлым, но совершенно не располагающим удобствами. Вода хранилась в жестяном ведре и была явно старая и тухлая. Лично мне показалось, что она хранится в этом ведре с момента Всемирного потопа. Кому-то пришло тогда в голову зачерпнуть ведерко, да так и оставить на всякий случай. Всемирной засухи, не иначе…

У порога отведенной мне кельи торчала неряшливая девица в болотных сапогах. Дева почему-то отшатнулась, завидев меня, и принялась быстро креститься, судорожно всхлипывая.

Ненормальная, решила я, попытавшись расположить ее к себе скромной улыбкой. Та от моей улыбки совсем перекосилась и попыталась ретироваться, но Каллистратия окинула ее суровым взглядом и сказала совсем непонятную для меня фразу:

— Послушание есть послушание, Амфибрахия…

То есть назвала она ее как-то по-другому, но мне хотелось странную припадочную девушку назвать именно этим именем. Очень уж оно ей подходило. Каллистратию я про себя начала называть Супостатией. Вредная все же тетка, вон и несчастную, психически неполноценную девицу мучает, заставляет находиться в моем обществе…

Кстати, интересно, почему это ко мне относятся подобным образом? Подумав, стоит ли мне удивиться этому или обидеться, я решила удивиться. Наверное, ее напугала моя улыбка. Нет ничего странного, что после того, как я увидела этот оазис грязи, она у меня получилась, как у Венди Адамс после просмотра диснеевских мультиков. Да кому угодно станет плохо, не только этой бедняжке, проводящей лучшие годы под бдительным присмотром Супостатии и старца.

— Это у нас вроде гостиницы, — улыбнулась мне одними губами Супостатия. — Вот тут вы и остановитесь…

Она указала мне на келейку.

— Никто не будет вам мешать предаваться покаянию, молитвам о спасении и обдумыванию наставлений старца.

Я про себя засомневалась, стану ли я долго раздумывать над маразмами старца, а тем более каяться, но виду не показала. Я кивнула покорно головой, изображая глубокий интерес.

— Располагайтесь, пока я устрою на место второго гостя. — И она жестом руки приказала двигаться за собой «кавказцу» и Картошке.

Вот это да! Я проводила их взглядом, полным недоумения. Интересно, кто же из этих двоих гость?

Впрочем, поразмыслив, я склонилась в пользу «кавказца». Оставалось только догадываться, что он тут делает и откуда знает мое имя?

* * *

Остаться хотя бы на короткое время одной после тяготившего тебя общества — всегда приятно.

Несчастная Амфибрахия, поминутно вздрагивая, проводила меня в комнату и быстро убежала. Я не сомневалась, что она подсматривает в щелочку. Но, судя по ее немногословию, вряд ли о моих занятиях станет известно большинству. Да хоть бы и так…

Меня все-таки не покидало подозрение, что мое имя знает не только «кавказец».

Поэтому я без зазрения совести достала свой кисет и выбросила «кости» с вопросом:

— Что же меня ожидает сегодня, много ли даст мне встреча с Грызуном?

Вопрос был актуальным. Я, честно говоря, чувствовала себя в западне. И помощи мне ждать было совершенно неоткуда.

С грустью вспомнив мотоциклиста, я искренне ему позавидовала — счастливый байкер умчался, совершенно ничего не ведая об этой дыре…

Ольга меня беспокоила, но, кажется, она потеряла нас из виду. И теперь ты, Таня, совсем одна, и Георгий тебе ничем не поможет, а Мельников так далеко, да и в полном неведении о моем положении.

Я вздохнула и подняла «кости», читая результат.

«34+9+18».

«Вы вспомните о том, что у вас есть старый, верный друг, способный поддержать вас и даже преподнести сюрприз».

— Успокаиваете, — усмехнулась я. — Старый друг Мельников не знает, где я…

Поэтому я опять кинула «кости», попросив на этот раз честно и нелицеприятно поведать мне, чего мне стоит опасаться сегодня при встрече с пресловутым старцем.

«36+20+7».

«Вы получите подлинную независимость и самостоятельность, следуя собственным убеждениям».

Все ясно, подумала я, убирая «кости» в кисет. Сегодня вы решили побыть добрыми утешительницами своей хозяйки в трудную минуту.

В тот момент, когда я прятала кисет, дверь распахнулась, и в мою келью с визгом ворвалась Амфибрахия.

— Не колдуй! Не колдуй, проклятая Ведьма!

Она вращала глазами, и из ее рта шла пена. Сейчас, кажется, начнется эпилептический припадок.

Я вскочила, судорожно пытаясь вспомнить, что делают в этих случаях.

Ничего мне в голову, как назло, не приходило. Я была в панике — только эпилептика мне на голову не хватало!

К счастью, на пороге появилась Каллистратия, которая, бешено сверкнув глазами, наотмашь ударила несчастную Амфибрахию по лицу. Судя по кровавому следу на щеке несчастной и тому, что Амфибрахия взвизгнула так, что едва нам на голову не упала крыша, в руках Супостатии было что-то колющее.

Истязательница оттащила больную вон из комнаты и, пытаясь казаться спокойной, попросила меня:

— Не обращайте внимания… Но не пугайте наших послушников вашими мирскими привычками. Они живут в другом мире, и я просила бы вас уважать этот мир…

С этими словами она удалилась.

Я осталась одна, если не считать безграничного удивления, которое, единственное, и осталось со мной.

— Вот уж нет у меня никакого желания уважать этот ваш психанутый мир, — фыркнула я.

Ну и порядочки тут были! И убедить меня в том, что даже Амфибрахию можно вот так звездануть по лицу, вряд ли кто из «монахов» сможет.

Я попробовала успокоиться, но у меня это выходило с трудом. Со стены на меня смотрел образ Иисуса, и я подошла к нему и, посмотрев в его глаза, спросила:

— Ну, и как тебе все это нравится? Весь этот бордель?

Мне даже показалось, что он неопределенно усмехнулся, как бы разводя руками.

Ему здесь явно не нравилось… Но что можно поделать с человеческой глупостью, частенько ввергающей людей в крутые неприятности?

* * *

Взглянув на часы, я убедилась, что час уже давно прошел, а аудиенцией еще не пахло. Видимо, вежливость королей не входила в число достоинств нашего старца Грызуна.

Или он мне решил потрепать нервы и показать свою значительность?

Я опять предалась размышлениям. Конечно, в такой нервной обстановке мысли путались. Например, я сто раз задавала себе вопрос, где же остальные неофиты, купившиеся на сказку о «Светлом Месте»? Неужели Ольга была права и их убивают?

Нет, конечно, я слышала про маньяков, но не настолько же…

Поразмыслив, я окончательно пришла к выводу, что неофиты спрятаны где-то неподалеку отсюда. Как их найти, я пока не придумала.

Появившаяся на пороге Каллистратия, прервав мои размышления, как ни в чем не бывало пригласила меня в трапезную.

Надеясь, что я увижу кого-то из неофитов там, я с радостью последовала за ней.

На мое счастье, трапезная оказалась совсем рядом, поэтому промесить пришлось только одну лужу.

— А почему у вас такие лужи? Дожди замучили? — поинтересовалась я, просто так, чтобы поддержать беседу.

— Дождь — выражение особенной божией милости, — загадочно ответила мне Каллистратия.

Наконец мы очутились на месте. Узкий столик был ужасно грязен и изобиловал мухами.

Кроме нас, в трапезной находились только «кавказец» и парень со стрижкой под горшок, раздающий еду. Едой у них называлась жидкость красного цвета, с одной картошечкой, и совсем крошечный кусок черствого хлеба.

Заметив мое остолбенение, Каллистратия напомнила мне, что в «Светлом Месте» люди заботятся не о теле, а о душе.

— К тому же послушник должен быть готов ко всему. К любым лишениям. Не забывайте, что через несколько месяцев начнется Страшный суд.

И проводить этот праздник, наверное, будет как раз старец Грызун, тоскливо пошутила я про себя.

Интересно, что назначено нам через этот самый срок? Жаль, если у меня все получится, мы не сможем этого узнать.

А то ведь как любопытно-то!

* * *

Мы с «кавказцем» сидели друг против друга и тоскливо разглядывали красную бурду, налитую в наши тарелки. Я прикидывала, сколько я успею продержаться на этакой пище, без кофе, и, уяснив, что совсем недолго, поняла, что надо срочно искать неофитов, среди которых наверняка спрятали Катю, Диму и Эдика, которых я дала слово вернуть в их семьи.

Но на хуторе, похоже, их не было. Значит, где-то все-таки есть филиал «Светлого Места», и сдается мне, что это где-то поблизости…

— И вряд ли оно приятнее этого местечка, — пробормотала я, помешивая ложкой бурую гадость, которой меня пытались накормить.

— Да уж, Таня, — прошептал «кавказец». — Зачем вы здесь?

Я подняла на него глаза.

— А вы? — спросила я в лоб. — Вы-то вообще в семинарии учитесь…

— Уже в академии, — усмехнулся он. — И поэтому я здесь. Найти это место было моей обязанностью. Кстати, если уж вы осведомлены, где я учусь, то представляться мне не надо?

— Нет, Игорь, — улыбнулась я.

— Не разговаривайте, не то накличете на себя беду, — шепотом предупредил нас раздатчик.

— Ну вы же не продадите, — одарила я его обаятельной улыбкой.

Парень немного растерялся, пробурчал, что в этом месте и у стен есть уши, и смылся.

— Нам надо погулять по окрестностям, — предложил Игорь.

— Я сама об этом думала. Но, мне кажется, они знают, кто я такая, и предпочтут навязать нам свое общество…

— Ничего, на всех старушек бывают прорушки, — улыбнулся он.

Я почувствовала себя чуть получше. Игорь-то, оказывается, был тут шпионом. Вроде меня. И хотя мы представляли интересы разных фирм, думаю, могли бы сотрудничать.

Поэтому, когда в очередной раз перед нашими глазами замаячила внушительная фигура Каллистратии, я встретила ее благодушной улыбкой.

— Старец просил вас подождать до вечера. Непредвиденные дела… Вы сможете?

— Конечно, — ответили мы дружно.

— А пока, я думаю, вы можете прогуляться. Вместе с Захарием, конечно.

Неслыханное везение! Нам предоставляли относительную свободу!

— А по лесу можно? — спросил Игорь.

Каллистратия сначала посмотрела на меня подозрительно, но, рассудив, что предложение прогуляться по лесу исходит не от меня, задумалась.

— Нет, я не хочу в лес! — поспешила посопротивляться я. — Мне надо побыть одной!

Вот в этой радости мне решили отказать…

— Нет, — решительно возразила Каллистратия. — Вам действительно лучше прогуляться по нашему лесу. Вот увидите, какой он красивый…

Уф! Ну ты и глупая девица, Каллистратия! Именно твой «красивый лес» меня и интересовал!

Правда, нам в осмотре его достопримечательностей будет мешать твой Захарий, но можно что-нибудь придумать… Тем более что нас-то двое. А две головы, как известно, лучше!

Глава 15

Мы шли довольно медленно, осматриваясь вокруг. Захарий неотступно следовал за нами, и, кажется, отделаться от его присутствия было не самой простенькой задачей на свете.

Лес действительно был красивый, нетронутый, и мне почти удалось забыть о своем плачевном положении — я наслаждалась воздухом и пением птиц.

Мы углублялись все дальше, тихо переговариваясь с Игорем, и меня даже начало пугать, почему нам предоставили такую свободу действий.

Перед нами возникла вдруг изумительной красоты поляна — в зеленой траве россыпь желтеньких головок одуванчиков.

Бросив через плечо взгляд, я воскликнула:

— Ну и красотища!

И не успел Захарий среагировать, как я быстро достала из потайного кармана свой газовичок, выстрелила и быстро побежала к поляне, увлекая за собой Игоря.

— Что ты делаешь? — прошептал он.

— Молчи, — шепотом приказала я, продолжая свой бег.

Мы оба запыхались, но продолжали гнать на сумасшедшей скорости все дальше и дальше.

Захарий, пришедший в себя после моей не очень серьезной атаки, тяжело дыша, ломился через ветки, но догнать нас уже не мог. Все-таки некоторый вред его несокрушимому здоровью мне причинить удалось!

Очень скоро треск ломаемых им сучьев затих, и раздавался только его голос, извергающий на наши головы потоки проклятий.

Я остановилась, пытаясь отдышаться.

— Да уж, Татьяна, тебе надо подумать о карьере спринтера! — сквозь зубы пробурчал Игорь. — И что все это значит?

— А ты что, не понял, что нас бы просто убили? — поинтересовалась я. — Ты правда такой наивный? Или прикидываешься? Или ты надеешься, что про меня они знают, а про тебя нет… Сейчас, прямо. Твою фотографию мне первой показали, между прочим… Неужели ты думаешь, что Грызун ее не видел?

— Постой… Грызун?

— А ты что, не знал, кто у нас тут за старца? — настала очередь удивляться мне.

— Нет. Я даже и представить себе этого не мог…

— Тогда что ты тут делаешь?

— Моя задача найти, куда отвозят ребят. Потом я должен был их отсюда вывезти и заняться декодированием.

— Чем? — переспросила я, удивляясь его наивности, граничащей с глупостью.

— Декодированием, — четко и раздельно произнес он.

— А, поняла. Только сначала попробуй вылечить их от наркоты… Потому как, судя по состоянию паренька, которого недавнонашли, их тут накачивают по самые ушки… И потом, голубчик мой, тут совсем не добры молодцы собрались… Боюсь, заниматься декодированием прямо на месте тебе тут дозволено не будет. А вывозить их, если мы сейчас не сделаем ноги из этой гнили, будет просто некому…

Он задумался.

— Но как же тогда быть со старцем? — еще попытался возражать он.

— Знаешь, я думаю, что мы с ним очень скоро встретимся, — усмехнулась я. — Потому как мне с трудом верится, что все это — включая наше с тобой бегство, не входило в его планчик. С чего бы это вдруг он позволил нам сбежать, догадываясь, что мы не оставим его в покое? Так что не обольщайся, милый… Где-то он нас ждет с распростертыми объятиями. Другое дело, насколько мы с тобой сумеем к этой встрече подготовиться.

* * *

Полянки и просеки закончились, и теперь мы шли по зарослям, ветки хлестали нас по лицу, и мы ужасно устали.

Никаких следов пребывания пропавших неофитов нам пока не попалось. Я надеялась все-таки сначала найти их, а уж потом приступить к самому интересному. К рандеву с великим старцем Грызуном.

Я уже начала терять терпение, отчаянно цепляясь за остатки надежды, еще теплившейся в моей душе.

Казалось, мы в лесу совершенно одни. Где-то переговаривались птицы. Хрустнула ветка…

Стоп.

Я остановилась и оглянулась.

Хрустнула ветка… Мне показалось, что в этом месте мелькнул красный плащ… Такой был у Ольги.

— Не может быть, — одернула я себя. — Просто ветка сломалась.

Я двинулась дальше, но несколько раз шорохи за моей спиной заставляли меня остановиться, всматриваясь назад, но никого я там не увидела…

Выходит, мы были совершенно одни. Мне от этого стало не по себе. Слабенькая защита — мой пистолетик да кисет с «костями».

Игорь напряженно вглядывался вперед. Мне показалось, что в его глазах мелькнул страх.

— Что там? — спросила я.

Он ничего не ответил. Только показал рукой.

Сначала мне показалось, что я вижу перед собой тюк с тряпьем, подвешенный на веревочке. Но, подойдя ближе, я едва не свалилась на ослабевших ногах. Мне стало плохо.

На ветке, мерно раскачиваясь, висел Эдик. А на его груди была пришпилена картонка с надписью: «Иуда».

* * *

От такого сюрприза в моей голове всколыхнулось броуновское движение мыслей, приведшее к полному помутнению рассудка. Я почувствовала, что если сейчас не ухвачусь за что-нибудь, могущее служить опорой, то упаду. Единственным подходящим для этой цели объектом мог быть только Игорь. Я схватила его за шею, и мы оба покачнулись. Игорь к такому готов не был и отшатнулся, задев плечом мерно раскачивающегося Эдика.

После этого испугался уже он, и мы оба упали в траву, прокатившись в нашем странном объятии некоторое расстояние.

Эдик «проводил» нас печальным взглядом неживых глаз.

Мы оказались прямо перед колючей проволокой.

— Это что еще за поселение? — прошептала я.

— Кажется, я знаю, — сказал Игорь, наблюдая за странными фигурами, которые передвигались по периметру этого концлагеря ватными ногами.

Впрочем, мне не надо было объяснять.

Лагерь неофитов. Их вожделенное «Светлое Место».

Я смотрела на бледные лица, и мои руки сжимались в кулаки. Ну попадись ты мне, Грызун, пообещала я, стискивая зубы.

Они даже не обращали на нас внимания. Погруженные в пустоту, в которую их ввергла собственная глупость и чужая злая воля, они ходили по замкнутому кругу. И откуда-то сверху доносился отвратительный гнусавый голос, который я сразу узнала:

— Работа и скромность — вот истинный путь к небесам. Не ищи других путей…

Оглянувшись, я поняла, что голос льется из репродуктора довоенной конструкции, прикрученного прямо над моей головой.

— Он даже на аппаратуру поскупился, жадюга, — зло пробормотала я.

Теперь, когда я знала, где найти Катю и Диму, можно было отправляться дальше. На запланированное свидание со старцем, век бы не видать эту ходячую гнусность.

Правда, я еще не знала, где мы будем иметь несчастье с ним встретиться. Но, думаю, наш маршрут был тщательно продуман. Не так уж много в этом лесу полянок.

* * *

Мы обошли филиал «Светлого Места», стараясь не привлекать к себе особенного внимания. Что-то меня в этой тишине напрягало. Не нравилась вся ситуация. И то, что нам дали убежать. И то, что здесь так тихо — как на кладбище… Даже птицы перестали петь.

Лес становился все гуще, ветви, казалось, собираются оплестись вокруг нас, как в кошмарном триллере про людей-деревья, и я, стыдясь признаться Игорю, начала бояться, что нас никто и не ждет. И не убили нас по одной-единственной причине — сами умрем. Заблудившись в этих четырех соснах…

— Послушай, почему они не убегают, если их, похоже, никто не охраняет? — озадаченно спросил Игорь.

— А как? Они ведь уже зомби… А те, кто пытается, далеко не уйдут… Здесь же чаща. И на семь верст в округе — никого, кроме послушников. Тот парень, которого нашли на трассе, был настолько истощен… Ясно, что пробродил по этому лесу не меньше трех суток…

Вспомнив это, я почувствовала приступ дурноты. Ну не нравилось мне здесь, в этом чертовом лесу!

Опять шорох. Я вздрогнула и приложила палец к губам. Игорь тоже прислушался, помолчал и, покачав головой, прошептал:

— Танечка, ты просто очень расстроена, вот тебе и мерещатся эти шорохи…

Наверное, ты прав, подумала я. Хотя, честно говоря, предпочла бы иное.

Сжав в ладонях свой кисет с «костями», я присела на землю и катнула «кости» прямо по траве.

«36+20+8».

«Вас ожидают прекрасные перспективы и приятные переживания».

— Да уж, неплохое предсказание в нашем положении… — горько усмехнулась я. — Какие же меня могут здесь, в лесу, ожидать перспективы? Разве что удастся выбраться отсюда…

Мы порядком вымотались, но перспектива встречи со старцем не высвечивалась. Не ждал он нас — ни с револьвером, ни без оного. Видимо, решил дать нам возможность умереть просто так…

— Да, похоже, нам не доведется с ним встретиться, — вздохнула я.

— Ну и бог с ним, — успокаивал меня Игорь. — Зато мы знаем, где они прячут свои жертвы… Приедем сюда потом, с милицией.

Я удивленно посмотрела на него. Идет себе спокойно, шепчет молитвы и уверен на сто процентов, что мы выберемся из этого гиблого места! А я вот — почти нет! Может, я вообще ошибаюсь, и передо мной старец?

Эта мысль обожгла меня, и я вздрогнула. Он это заметил.

— Что с тобой?

— Ничего, — пробормотала я, пытаясь казаться спокойной.

А что, планчик-то неплох? По изощренности и коварству вполне достоин такой личности.

Я почти враждебно оглядела Игоря и незаметно сжала под курткой револьвер.

Он заметил мое движение и нахмурился.

— Что… — начал было он, но не закончил, наше внимание отвлекло то, что я назвала бы прекрасным видением, если бы… Я бросилась туда, не обратив внимания на одну особенность этой маленькойзаброшенной церкви.

Да, она была бы прекрасной, если бы не одно незначительное обстоятельство. На ней не было креста. И это придавало ей зловещий вид.

* * *

Теперь я уже наверняка знала, что именно там мы должны поговорить. Серьезно. С глазу на глаз. Возможно, это будет опасная беседа. Последовательно и логично — именно в заброшенной церкви без креста должен дожидаться меня мой противник. Достаточно сильный и хитрый, чтобы вести со мной дьявольски хитрую игру.

Я толкнула дверь.

Внутри церковь заросла травой. На стенах не было ни фресок, ни икон. Вообще это здание уже не было храмом лет двадцать.

Я огляделась. То, что я увидела, заставило меня вздрогнуть.

Нет, я этого не выдержу! С меня вполне достаточно одного трупа. Но это…

Привязанная к остаткам распятия, на кресте висела… Катя. Опустив голову на грудь, она, казалось, спала.

— Катя! — закричала я, забыв об осторожности. Я бросилась к ней и дотронулась до ее руки.

Слава богу, девочка была жива. Освободив ее от веревок, я услышала за своей спиной голос. Гнусавый и неприятный.

— Добрый день, Таня! Не ожидали меня здесь встретить?

* * *

Медленно, стараясь не нервировать этого типа, я обернулась.

На меня в упор смотрели маленькие глазки. Он не понял, почему это я так облегченно вздохнула.

А я просто была рада, что это не Игорь. А Грызун… Правда, Игорь почему-то лежал на земле, и невесть откуда явившийся Евстахий-Василий крутил ему руки. Игорь, забыв про христианское непротивление злу, яростно сопротивлялся, и пару раз ему удалось увернуться, но гад Евстахий, видимо, на свежем воздухе окреп и быстро справился с бедным декодировщиком порушенного сознания.

— Ну что, Танечка? — благодушно улыбаясь, спросил старец. — Вы-то решили, что у вас получится меня перехитрить, да? А вот не вышло…

Он захихикал противным, тонким голоском.

— Знаете, Таня, историю про Адама и Еву?

Историю я вроде бы знала и самонадеянно кивнула.

Он устроился на сооруженном в бывшем алтаре кресле и, поигрывая пистолетом, назидательно произнес такую чушь, что я сразу засомневалась в его психической полноценности.

— У мужчин, Таня, все ребра с мозгами. Если бы вы прислушались, вы бы услышали, как они думают. И только одно ребро было без мозга. Вот его-то вынул господь и сотворил из него Еву.

Мне так понравилась эта история, что я не сдержала смех. Хохотала я долго. Нет, вы только подумайте! Ребра с мозгами! Оказывается, этот самый старец мог сочинять вот такие неслабые байки!

— Вот так смеялась и Ева, когда вкушала яблоко, — нахмурился старец. — Знаете, как пострадал за нее Адам?

— Да бросьте, — сквозь смех пробормотала я. — Ничего он не страдал. Он вообще в кусты спрятался. Чем очень, помнится, господа разозлил. Он его все звал, спрашивая, кто виновен. А Адам все на Еву свалил. Тогда господь посмотрел на него и подумал с печалью: «Что за слабые и пугливые создания эти мужчины? А я так на них надеялся…» И после этого сильно привязался к женщинам, поняв, что они беззащитны, некому их, кроме господа, защитить… И потом он же прекрасно предвидел, что именно они пойдут за крестом… Когда мужчины, как всегда, спрячутся по кустам.

— Ересь говоришь! — прорычал озверевший старец.

— Да уж ересь эта ничем не сильнее ваших вымыслов о думающих ребрах… Это, простите, глупее, чем арианство…

Кажется, я сильно добила его этим арианством. Он, по-моему, об Арии ничего и не слышал.

— А то, что именно вы женщин не любите, по причине нетрадиционных сексуальных наклонностей, так вы же у нас пока не господь, — продолжала я наглеть. — Уж не знаю, как вы тут всем мозги заморочили — любой ребенок Писание лучше вас знает. Но, видимо, вы тут царьком среди болванов обосновались. Вот они и слушают ваш бред. После того, как вы у них все имущество к рукам прибираете…

Он громко сопел, напоминая своим лицом грозовую тучу. Но, удивительное дело, весь мой страх куда-то улетучился, и вместо него появился азарт игрока. Кто кого? Он меня — или я сверну этому хорьку шею?

— Про женщин ничего в Писании хорошего не написано… — прошипел он.

— Да как же это? — удивилась я, забавляясь моментом. — А предсказание Еве? «И родиши младенца, который поперет главу Змия». Он же это не Адаму сказал. Адаму он рождение бы не позволил… Заметьте, что, когда пришла пора действительно произвести на свет Того, Кто сможет «попереть» этого чертова Змия, господь не смог доверить этого мужчине. Он предпочел сделать это сам. Не правда ли, уже одно это служит показателем истинного отношения господа к мужскому полу?

Кажется, мои теологические беседы его злили куда больше, нежели бы я начала палить из своего газовичка.

— Прекрати издеваться над старцем! — прошипел в ухо Евстахий-Василий.

— А вот с тобой я вообще не разговариваю, — дернула я плечом, — ты в моем списке идешь последним, с кем я согласна вести теологические беседы. У тебя, наверное, и образование-то три класса…

Ну и обиделся он. Попытался толкнуть меня, но я лихо заломила ему руку и сказала, наблюдая, как он корчится:

— Попроси у тети прощения. Нехороший мальчик…

Он вывернулся и все же зажал мои руки в своих кулачищах. С ужасом я подумала, что сейчас он их сломает — так сильна оказалась его хватка. Пустив в ход ноги, мне удалось ее ослабить. Он согнулся и пробормотал что-то нецензурное.

— Материться нельзя, — опять произнесла я, повторяя удар, — старец не велит.

А старец вращал маленькими глазками и жевал губами.

Я очень спокойно направила на него револьвер и потребовала:

— Немедленно развяжи девочку. Ты меня хорошо слышал, старый козел?

Он окинул меня высокомерным взглядом, но подумал, что под стволом пистолета лучше не шутить (эх, знал бы он, что это за грозное оружие!), и все же сделал по-моему.

Я чувствовала, как дрожит от напряжения моя рука. Сейчас мне придется его убить. Сначала я выведу его из строя, а потом…

Мне не хотелось этого делать.

Я взвела курок.

Адская боль пронзила все мое существо. В глазах потемнело. Я обернулась и увидела глаза Каллистратии, полные ненависти.

— Сука, — прошипела она, повторяя свой удар.

Глава 16

Очнулась я оттого, что моя голова гудела. Странно, но именно оглушительные колокола заставили меня открыть глаза. Я была привязана к дереву, а возле моих ног сложили костерок.

Оглядевшись, я поняла, что теперь мы находимся во дворе этой обезглавленной церкви. Окруженные чахлыми деревьями, мы были все-таки по-прежнему скрыты от посторонних глаз.

Прямо напротив меня, все в такой же позе, висела бедная Катерина, все еще без сознания. Впрочем, подумала я, так для нее лучше…

Шутить здесь явно не собирались. Игоря тоже привязали к дереву, и он выглядел ужасно. Один глаз у него совершенно заплыл, а губа кровоточила. Сопротивлялся, подумала я.

Каллистратия в радостном ажиотаже носилась вокруг нас, поигрывая коробком со спичками.

Черт побери, если это обещанные мне «приятные перспективы и приятные переживания», то «кости» выполняли роль поручика Ржевского… Или они перешли незаметно для меня на черный юмор? Предупреждать же надо! Ждешь вот так приятных переживаний, а тебе подсовывают светлую возможность попробовать себя в качестве Жанны д’Арк! Осталось только закричать: «Дайте мне крест!», так и его эти гады мне вряд ли дадут…

Господи, если ты решил удостоить меня мученического венца, то нельзя ли с этим повременить?

— Что это вы делаете? — задала я довольно глупый вопрос.

Каллистратия загадочно усмехнулась. По выражению ее глаз — хитрому и бессмысленному, я с ужасом поняла, что имею дело с полной шизофреничкой. Еще одно «приятное переживание», с некоторой печалью констатировала я. Будь мы героями американского фильма, сейчас бы самое время появиться вертолетам и перестрелять всю банду… Выйдет оттуда красавец и, поцеловав мне руку, сообщит: «Вы под защитой американской армии, мисс Таня!» И появятся прекрасные женщины, начнут руками разводить и петь сладкозвучные песни про любовь.

Но мы, увы, были не в американском фильме, а в нашем родном «Светлом Месте», и на хеппи-энд рассчитывать было можно, но очень осторожно, и вообще — немного наивно.

На мой вопрос неожиданно решили ответить, я услышала голос Грызуна:

— Ты — Ведьма. Вот мы тебя и сожжем…

Ну, час от часу — «приятные переживания» становятся все ощутимее! Я уже и так вся приятно испереживалась, а тут еще сообщают новости, от которых количество радостных эмоций просто зашкаливает!

— А его? — кивком головы указала я на Игоря. — Его вы за что? Он тоже ведьмак?

— Он еретик, — доступно объяснил мне добрый старец.

Да уж, милая компанийка! И судьба нам досталась, увы, не самая счастливая.

Я закрыла глаза. Тошно было на все это смотреть. Пистолетик у меня отобрали, да и какой от него прок?

Постаравшись сосредоточиться на приятном, я попыталась уйти в медитацию. Лечу я в голубом небесном пространстве. Вокруг меня — только облака и ангелы. Тело мое практически невесомо, и ветер ласкает меня… Только вот костром пахнет. Глаза открывать не будем, с нас и так на сегодня хватит «приятных переживаний». Раз уж господу было угодно, чтобы Таня Иванова сегодня пополнила ряды святых, ничего с этим не поделаешь. Можно представить себя святой Иоанной и немного погордиться… Кстати, если я впаду во грех гордыни, может быть, со мной все будет в порядке? Нет, не стоит… Тем более что у меня слишком развита самоирония, чтобы из меня получилась гордячка…

Выстрелы прозвучали внезапно. Как гром с ясного неба… Даже не выстрелы, а три хлопка. Но для меня это было похоже на гул спускающихся с небес вертолетов, спешащих мне на помощь.

Боясь поверить в собственное счастье, я не сразу открыла глаза. Сначала я вообще ничего не поняла.

Грызун почему-то смешно оседал на пол, как мешок с мусором. Рядом, истошно вопя, валялась Каллистратия. Василий сделал попытку удрать, но следующий выстрел скосил и его.

Я вертела головой, пытаясь определить, кто это сделал.

Бог мой! На поляне стояла Ольга. Она смотрела на нас потемневшими от гнева глазами, а невдалеке от нее валялся револьвер.

Мой…

Но из него она не могла никого убить!

Шорох заставил меня поднять голову.

Я увидела человека в кожаной куртке, спокойно убирающего оружие в футляр. До сих пор не могу понять, откуда он взялся. Хотя догадываюсь…

Во всяком случае, мне явно послышался шум отъезжающего мотоцикла… Байкер. Тот самый, который играл с нами в перегонялки?

Ольга развязала нас, затоптав язычки костра. Сняв с самодельного креста Катю, прижала ее голову к своей груди. Я стояла, шатаясь, и смотрела на них, еще не вернувшись из «медитации», максимально приближенной к смерти. Сейчас мне казалось, что воздух здесь пахнет мятой. Где-то поют птицы… Это так здорово, когда они поют…

— Они — звери? — спросила Ольга странным, немного звенящим голосом.

— Не знаю, — честно ответила я. Звери, в моем понимании, были все-таки более симпатичными существами.

* * *

Мы доплелись до Ольгиной машины. Игорь молчал. Катя пришла в себя и не верила в избавление. Она все время оглядывалась, продолжая бояться. Над ней потрудились изрядно — ничего не скажешь…Первый кандидат на работу с Игорем. Сможет ли он когда-нибудь освободить девочку от страха перед собственным подъездом?

— Ну зачем ты пошла туда? — укоризненно говорила Ольга. — И как твоя рука?

— Почти не болит…

— Так зачем? Зачем ты пошла?

— Они сказали, что иначе они убьют Диму…

Мы ехали по шоссе, и я вспомнила, что надо было бы сообщить Мельникову координаты «концлагеря».

— У тебя есть телефон?

— Конечно, — кивнула Ольга, кидая мне сотовый. Я набрала мельниковский номер.

— Танька, где ты? Что с тобой?

Он так кричал, что уху было больно.

Я быстро рассказала ему, как найти «Светлое Место». И где лежит навеки умолкнувший старец.

— Остальное при встрече, — пообещала я и нажала «отбой».

Мне хотелось скорее домой. Подальше от «Светлого Места»…

— Кстати, как это тебе удалось нас найти? — спросила я Ольгу.

— Следила, — передернула она плечами. — Дурное дело — нехитрое…

— И при этом оставалась незаметной? — изумилась я ее высокому искусству. — Слушай, пожалуй, надо взять тебя в напарницы…

— Нет уж, с меня хватит приключений, — отрезала она, всматриваясь в дорогу. — Я уж лучше законспирируюсь со своим Джеймсом Джойсом… Спокойнее с ним, Таня.

Я вздохнула. Жалко, но у каждого свой путь.

* * *

Дома я первым делом плюхнулась в кресло и так сидела, уставившись в одну точку. По радио пел Армстронг. Что-то о боге. Мне захотелось улыбнуться и заплакать. Не знаю даже, чего хотелось больше. Просто мне было очень хорошо. Я выдернула шнур из розетки — хотелось побыть одной.

Мне казалось, что я не была дома год. А оказалось, прошло совсем немного… Одни сутки. Только-только начинало темнеть.

Я стояла под душем, глядя, как струи воды смывают с меня грязь «Светлого Места», и почти спала. Когда я вышла из ванной, я вспомнила об одном небольшом, но срочном деле.

Набрав номер, данный мне Георгием, я дождалась ответа и сказала этому хриплому голосу:

— Спасибо…

— Это вам — спасибо, — ответили мне.

Я положила трубку на рычаг. Оставалось только одно совсем небольшое, но на этот раз очень неприятное дельце.

Но это я отложу на завтра…

Я заварила кофе, зажгла сигарету. Мне показалось, что я в раю.

— Отряхивая пыль со своих ног, оглянись и извлеки уроки из приключений, выпавших на твою долю… — вспомнила я, отпивая глоток крепкого напитка.

Блаженно вытянув ноги, я прикрыла глаза, отдаваясь уюту и спокойствию.

В мою дверь позвонили. Я открыла глаза и уставилась на дверь. Если это какой-нибудь клиент, я размозжу ему голову.

Звонили настойчиво.

Я открыла. На пороге стоял Леонид Иванович.

Я кивнула в ответ на приветствие.

— Дима дома, Таня. Спасибо. И…

Он протянул мне конверт с деньгами. Я посмотрела на конверт, потом подняла глаза на него.

— Здесь больше, чем я заработала… Это взятка? За молчание?

Он изобразил полное непонимание.

— О чем вы говорите, Таня? Я вас не понимаю…

— Вы ведь прекрасно знали Калинина, — тихо сказала я. — Более того, он звонил с телефона из вашего офиса… Если бы этого не случилось с вашим сыном, вам по-прежнему было бы наплевать, чем развлекаются люди из вашей «крыши»?

Он молчал, отодвигаясь к стене. Его щеки стали багровыми.

— Таня…

— Я не хочу говорить с вами. И ваши деньги…

Я поморщилась и швырнула сверток ему в лицо. Купюры разлетелись по полу.

— Таня, — взмолился он, неловко присаживаясь на корточки, пытаясь собрать бумажки.

При этом поза у него была столь нелепая, что я не выдержала и расхохоталась.

Нет ничего смешнее бизнесмена, ползающего на карачках и пытающегося собрать жалкие баксы!

* * *

На этот раз я не видела снов. Просто летела в темноте, а мой путь украшали маленькие цветные шарики, именуемые сигнатюрами. Они складывались втрое, вчетверо, и я с удивлением поняла, что на них — цифры. Словно мои гадальные кости, ставшие кругленькими и светящимися.

— Мне не до вас, — призналась я. — Спать хочется…

Тогда они стали верещать так пронзительно, что я зажмурилась.

— Послушайте, — взмолилась я, — да оставьте же меня в покое! У меня сейчас одно-единственное желание — умереть тихонько в углу и наконец-то выспаться!

Но они все продолжали трезвонить…

Да это же в мою дверь, сообразила я, просыпаясь. «Кости» вообще мирно лежали на столе, в кисете. Молча лежали, не издавая никаких звуков.

Я потянулась и вылезла из кровати.

— Кто? — спросила я, накидывая на себя огромную Стасову рубашку.

Ответом мне было загадочное молчание. Вздохнув, я открыла дверь и уже начала произносить:

— Заходи, проклятый и коварный изменник…

Но осеклась на полуслове.

Никого на моей лестничной площадке не было. Перед дверью стояла лишь огромная корзина с алыми, чайными и белыми розами, наверное — штук сто! Я ошалела, уставившись в восторге на это великолепие.

Среди роз притаилась бутылка шампанского из дорогого магазина.

— «Вдова Клико», — удивленно прочла я на этикетке. Ничего себе, подарочки! Рядом скромно притулился блок сигарет «Собрание». Тоже не слабо. А венчала картину огромная коробка конфет, на которой, собственно, эта корзинища с дарами волхвов и стояла.

— Если это от провинившегося Стаса, то где сей негодник взял столько денег? — подумала я вслух.

— Тань, не закрывай! — услышала я голос Мельникова.

Неужели…

Он быстро рассеял мои подозрения, уставившись на найденные перед моей дверью дары.

— Ну и пиршество мы сейчас закатим! — радостно сообщил он, потирая руки. Он даже втащил корзину внутрь.

— Мельников, это вообще может оказаться не моим, — мрачно сообщила я, наблюдая, как он нахально открывает бутылку.

— Стояло же перед твоей дверью?

— А если это взятка?

— Да брось! От кого? От Леонида Ивановича?

Ну этот вряд ли бы сунулся!

Я увидела уголок открытки и, когда Мельников отправился за фужерами, потихоньку достала ее.

«Спасибо от Шота, Таня».

Георгий… Очень быстро спрятав ненужную улику, я спокойно уселась, приняв невинный вид.

Мельников вернулся с фужерами и сразу же отправил в рот горсть конфет из коробки, вытянул пачку сигарет из блока — он явно наслаждался жизнью. От души.

— Знаешь, что они там делали?

Я знала, но из вежливости отрицательно покачала головой.

— Они их обирали, сажали на иглу и заставляли работать за тарелку бурды и героин! Представляешь, Танька? А Эдика убили, оказывается, потому, что он у них был казначеем и собирался сдернуть с деньгами!

— Ритке не говори, — попросила я. — Пусть у нее хоть об одном пропавшем женихе будет хорошая память…

— Конечно, наши шишки сейчас рвут и мечут. Правда, уже поняли, что лучше это дело замять, чтобы их связи с Грызуном из тайных не стали явными. Нет, но каков Грызун!

Он возмущенно отправил в рот еще горсть конфет.

По телевизору приятные молодые люди пели песню про убитого негра.

«Ай-яй-яй-яй, убили негра, убили негра, суки, замочили…»

Несчастный негр, который был навсегда лишен возможности играть в баскетбол и петь хип-хоп, иногда появлялся на экране, грустный и симпатичный.

— Кстати, — оторвал меня от созерцания приятного клипа Мельников, — я все понял… Только один факт выше моего разумения… Кто же их убил?

— А Игорь? Что он сказал?

— Он ничего не видел…

— Каллистратия?

— Какая? — удивился он. — А, это та сумасшедшая… Она утверждает, что в воздухе запахло серой, Ведьма вызвала беса из преисподней, и он пальнул в несчастного старца…

«Ай-яй-яй, убили негра…»

— Что ты на это скажешь? — не отставал Мельников. — Ты-то наверняка что-нибудь знаешь?

По телевизору началось самое интересное. Мать негра заиграла в тамтамы, и мертвый негр встал и пошел на их зов… Мельников продолжал настаивать.

— Так оно и было, как говорит Каллистратия, — улыбнулась я. — Я вызвала из преисподней бесов. Завоняло серой. Убили негра… В общем, все умерли. Очень грустная песня.

— И тебя вылечат… — пообещал Мельников. — Таня, мне нужно найти убийцу!

Вот зараза законопослушная! Единственный человек, которого Мельников не станет сажать, — это я.

— Ну, хорошо, — подняла я на него глаза. — Вот я. Сижу перед тобой. Это я их всех и перестреляла.

— Чем? Своей газовой зажигалкой?

Он мне совершенно справедливо не верил.

— «Есть многое на свете, друг Горацио, что неподвластно нашим мудрецам», — с самым умным видом процитировала я Шекспира. — Не веришь мне, спроси у «костей»…

Я протянула ему кисет. Он посмотрел на меня с усмешкой скептика и атеиста, но «кости» взял. Наверное, любопытство взяло верх.

Покатав «кости» в ладонях, выбросил их неожиданно профессиональным жестом. Ого, да мой Андрюшенька игрок!

«31+12+20».

— Ну, и что сие значит? — спросил Мельников.

Я поднялась, достала книгу и протянула ему.

Он долго искал, смешно шевеля губами. И наконец нашел:

— «Разве то, что человек может узнать, — именно то, что он должен узнать? Не будьте чрезмерно любопытным».

— Займись лучше более серьезными делами, Мельников, — рассмеялась я.

Он ошарашенно посмотрел на меня и кивнул.

В дверь позвонили.

— Не квартира, а приют для бездомных, — вздохнула я и пошла открывать.

Ритка улыбалась и, кажется, была не слишком расстроена известием об Эдике.

— Таня, я тебя хочу поблагодарить… И, кроме того, ведь я вроде бы тебя нанимала…

Она протягивала мне деньги! С ума сойти!

— Ритка, перестань! У меня этих твоих баксов знаешь сколько? На полу валяются!

Ритка посмотрела на пол и застыла.

Я проследила за ее взглядом и расхохоталась.

Потому что на полу у меня действительно валялись скомканные зеленые бумажки — с Авраамом Линкольном.

Те самые, которые не успел собрать вчера Леонид Иванович.

* * *

Вот и вся история… Розы до сих пор не завяли, но Георгия я больше на своем пути не встречала. Со Стасом мы помирились, но не надолго. Наверное, мне на роду написано вечное одиночество.

Как несчастному Агасферу. Ничего не поделаешь — такая судьба. Она мне, кстати, очень нравится!

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Реклама на сайте