«Гляди в оба»

Марина Серова Гляди в оба

Глава 1 Встреча с диким кабаном

…А приятно все-таки мчаться на машине по вечернему городу, когда одно за другим загораются окна домов, ветерок нежно гладит щеку, а руль в твоих руках реагирует на самое легкое прикосновение…

В такие моменты я особенно люблю включить в машине радиоприемник и выкурить на ходу хорошую сигарету, слегка выставив локоть в открытое окно. Наверное, мое превосходное настроение невольно распространяется на сто верст вокруг, судя по подмигиваниям, жестам и сигналам встречных и обгоняющих мужиков на колесах, как я называю про себя автомобилистов. Ведь все они тоже своего рода наркоманы, только ловящие кайф от своих железок, моторов, масел и прочих автомобильных прелестей. Но какое мне, собственно, до них дело, особенно сегодня?

Ведь именно сегодня большая работа, которой я занималась практически весь последний месяц, подошла к концу, и мне наконец-то удалось отыскать истинного убийцу жены известного в нашем городе Тарасове предпринимателя Сергея Новикова, не поскупившегося на щедрое вознаграждение. Вот она, пачка денег в сумке, что так приятно греет бок! Вот она, свобода, по крайней мере на пару недель, от слежек, погонь, разборок и непременного копания в чьем-то вранье!

Тем, кто позавидует сейчас этой самой пачке денег, я посоветую для начала не поспать три ночи подряд, выслеживая неизвестно кого с чердака дома напротив, потом пробежаться за скорым поездом, пару раз прыгнуть с моста в ледяную воду, ну и, к примеру, съесть отвратного салата из лягушачьих лапок — сто долларов за кошачье блюдце! — не дрогнув при этом ни одним мускулом и очаровательно улыбаясь. Что, не понравилось? Вот и я о том.

Но Лиза, бедная Лиза Новикова, которая до сих пор не выходит у меня из головы! Разнесчастные наши женщины. Слишком часто им приходится расплачиваться за темные делишки и махинации своих драгоценных мужей и любовников. Нет уж, лучше иметь свободное сердце и трезвый ум, чем стать такой современной «бедной Лизой», задушенной если не подушкой в шикарной спальне, то убогим бытом, вечными кастрюлями, зависимостью от жалкой зарплаты мужа.

Свобода! Венсеремос!

Щелчком я отбросила на дорогу бычок со следами алой губной помады, невольно улыбнувшись тому, как призывно и беспомощно замахал мне руками толстощекий дядька с черными усами, обгоняя мою машину на своем заляпанном грязью «жигуленке». Лучше бы машину помыл, бедолага, чем руками махать!

Чтобы не слушать, что он там пытается к тому же прокричать на ходу, пришлось прибавить у радио звук. Уж лучше какая-никакая музыка, чем глупости и навязчивые комплименты, тем более усач однозначно не в моем вкусе. За время каникул, которые я себе объявляю, уж как-нибудь сама найду, с кем и как провести время с максимальным удовольствием. Уж лучше с одним моим знакомым художником, который, хоть и не имеет машины и даже крыши над головой, зато умеет сделать так, что в его обществе чувствуешь себя музой, ну прямо-таки Галой Сальвадора Дали, не меньше.

«…Маша Величкина передает привет своему любимому человеку, настоящему Прекрасному Принцу, и желает ему…» — привычно зажурчал в эфире голос ведущего популярной в Тарасове местной радиостанции «На всех ветрах». Остроумные тарасовцы сразу же окрестили ее «Радиотрах» или «Мочись по ветру» за весьма развязный тон.

«…И еще Маша передает, пользуясь возможностью быть услышанной при помощи нашего замечательного радио даже в тридевятом царстве, что будет ждать его завтра, как и условлено… Хе-хе, вон как разворачиваются события — опять-таки благодаря мне, диджею Тарасу», — продолжал весело трещать диджей.

«Завтра, все будет завтра…» — зазвучал следом музыкальный привет от какой-то двенадцатилетней Маши прыщавому подростку, который кажется ей пока что прекрасным принцем.

Вечерний концерт по заявкам, похоже, шел полным ходом и был сейчас весьма кстати. Честное слово, я незаметно начала подпевать и даже пританцовывать в такт музыке, насколько это возможно, если сидишь за рулем.

«А вот еще одно приветствие, — истекал медом голос ведущего. — Наш диджей Птах — я бы даже сказал: „Соловей российский, славный птах“ — хочет, да почему-то сам не может поздравить с днем рождения свою подружку Елену Гуляйкину, которая недавно — я сам тому свидетель — выкрасила его волосы в фиолетовый цвет. В общем, я тоже хочу начать песнь со свиста…»

Я невольно прислушалась: ну надо же, моя Ленка угодила в эфир. Оказывается, у нее сегодня день рождения!

Диджей действительно сдержал свое слово и старательно, хотя и неумело, просвистел знакомую до слез мелодию. А потом, как принято на «Радиотрах», еще и расшифровал для дураков: «Ту-104» отправляется в полет… «Ту-104» — самый лучший самолет… Ну надо же, Похоронный марш! Ничего себе поздравленьице. Наши тарасовские газетчики и ведущие совсем в последнее время распоясались. Только вчера, просматривая местную прессу, я чуть было не пролила кофе на светлые брюки, прочитав про утонувших в ежемесячной сводке ОСВОДа, которая была озаглавлена: «Буль-буль, карасики!» Если бы такие шуточки касались кого-то из моих знакомых, я бы не удержалась и заставила шутника самого попускать пузыри в луже. И этот диджей со своим идиотским Похоронным маршем — туда же, из кожи готов вылезти, лишь бы завоевать дешевую популярность.

«Ого, да что же это я такое пою? — вдруг притворно воскликнул ведущий. — Это же Похоронный марш. А я должен Елене Прекрасной, в том смысле, что она любит всех красить в разные цвета, поставить совсем другую песенку, которая, вполне возможно, все же имеет отношение к самолету „Ту-104“ или „Ту-134“, что для певицы совсем не важно…»

«Са-а-а-молет, я не вернусь сю-да-а-а…» — запела Валерия, и я вздохнула прямо-таки с облегчением.

Что ни говорите, но болтать в эфире — особый талант. Этот активный придурок, который называет себя «самым крутым в Тарасове диджеем Тараской», уже через несколько минут начал меня раздражать. То ли дело Птах, другой диджей с этой же радиостанции. Помимо приятного, но отнюдь не приторного голоса, Птах обладает способностью часами удерживать внимание слушателей, заставляя их то улыбаться, то искренне сочувствовать, когда он в прямом эфире жалуется на похмельную головную боль и, громко булькая, подлечивается пивом. Мне кажется, что все дело в том, что Птах не стремится никому понравиться или залезть в душу, как до смерти хочется сейчас суетливому Тараске. Наоборот, такое ощущение, что порой Птаху вообще наплевать, слушает его кто-нибудь или нет, — он просто ловит для себя кайф и делает это виртуозно. Вот что такое свободный человек. Скорее всего, сейчас он вовсю гудит на дне рождения у Лены, и, значит, с ним можно запросто познакомиться лично. И пообщаться, и повеселиться.

Я еще разве не сказала, что Лена Гуляйкина — это моя давнишняя знакомая? Не то чтобы близкая подружка, боже упаси. От Леночкиного многословия можно спятить.

Лена — мой парикмахер, и даже за те несколько часов, которые мы с ней проводим вместе пару раз в месяц, у меня рождается настойчивое желание на время заклеить ей рот скотчем или сделать кляп из полотенца. Но ничего не поделаешь, приходится терпеть. С тех пор как Леночка однажды на редкость удачно подстригла меня в «Салоне красоты», я доверяю свою голову только ей одной. В своем ремесле Ленок — настоящий виртуоз, творец и неутомимый экспериментатор. И про это знаю не только я одна. Недаром, как я поняла по ее бурным рассказам, дома у Лены постоянно тусуется, стрижется и выпивает тарасовская творческая молодежь. А сама Гуляйкина, дабы подтвердить честь своей фамилии, готова безудержно скакать по ночным клубам, театрам, городским площадям, лишь бы там происходило что-нибудь интересное. А потом — рассказывать, пересказывать, переперерассказывать… Зато в «Салоне красоты» только у Лены можно найти новейшие, редкие журналы с супермодными стрижками и прическами, которые та частенько покупает на последние деньги. Всем своим клиентам Леночка, как правило, предлагает сделать на голове «последний писк», хотя, увы, чаще всего ей приходится крутить химии добропорядочным тетенькам. Поэтому таким личностям, как я, Леночка бывает рада до безумия.

Впрочем, и я на втором году шапочного, а точнее — бесшапочного, знакомства начала постепенно привыкать к словоохотливости Леночки. Тем более когда в последний раз, примерно три недели назад, Лена принялась рассказывать про свой начавшийся роман с диджеем Птахом, Сережей Пташкиным. Не скрою, мне было очень даже интересно слушать про этого экстравагантного, такого популярного в нашем городе Тарасове мальчика. Наверное, именно так простые слушательницы превращаются в поклонниц, сами того не замечая.

Но нет, до настоящих радиофанаток мне пока еще далеко. Тогда прежде всего хотелось проверить некоторые свои домыслы по поводу личности Птаха, которые возникли исключительно после знакомства в эфире. Подтвердить, если хотите, свой профессионализм. И все совпало: оказалось, что Птах — человек и в жизни совершенно «отвязанный», сын богатенького папаши, привык то и дело кидаться в крайности — от бутылок к «пыхтелкам», от девочек к мальчикам, от работы — к безделью. Но вместе с тем — и про то Леночка, блестя глазами и приглушив голос, сообщила уже как бы по секрету — сейчас этот чумной юноша всерьез влюбился и решил начать новую жизнь. Спрашивать, в кого именно втрескался Птах, не имело никакого смысла — лицо Леночки и без того сияло победной улыбкой. Не забыв рассказать «по секрету» и несколько совсем уж интимных подробностей, она, помнится, так погрузилась в какие-то свои воспоминания, что даже некоторое время щелкала ножницами молча и лишь задумчиво вздыхала.

Неожиданно мне захотелось тоже поздравить создательницу моего имиджа с днем рождения, устроить ей сюрприз. А что? Деньги есть. Значит, можно купить по дороге в любом мини-маркете дорогой коньяк, сладостей, всяческих деликатесов и эффектно завалиться в приятную компанию, которая наверняка сейчас весело проводит время в однокомнатной квартире Лены Гуляйкиной. Правда, ехать далековато — в неприветливый Заводской район. Но, с другой стороны, куда мне теперь торопиться, если курс взят на отдых и развлечения? А уж если развлекаться — то лучше в компании стильных, симпатичных ребятишек, чем с усатыми пенсионерами. Значит, пришло время достать из сумки блокнот, где рукой Леночки был записан ее адрес.

Впрочем, как раз сегодня я могу не жмотничать, а купить человеку приличный подарок. Такой, чтобы действительно запомнился надолго. Бутылка весело разопьется и забудется — вряд ли Леночка принадлежит к тем хозяйкам, которые хранят для наливок красивую импортную и навевающую воспоминания о былых радостях тару. И потом — как же все-таки приятно транжирить честно заработанные деньги на подарки себе и окружающим! Заходишь в магазин, и все там тебе радуются как родной, что в нашем совковом сервисе встретишь не часто. Особенно мне нравится выбирать косметику и ювелирные изделия, всякие очаровательные дорогие безделушки. А уж такая сорока, как Лена, наверняка обожает все блестящее — вот именно то, что ей надо.

Кстати, я как раз проезжала мимо только недавно открывшегося магазина ювелирных изделий под названием «Жемчужина сердца». Несколько вычурно, конечно, но мне все равно больше нравится, чем какой-нибудь безликий «Промпродторг 23», каких раньше было великое множество. Зато сразу можно представить, что хозяин этой самой «Жемчужины сердца» — человек несколько романтический, любящий вокруг себя изысканную роскошь. Наверняка богатый, раз занялся таким бизнесом и отгрохал в центре Тарасова магазин. И, может быть, даже молодой.

Так-так, куда это меня уже заносит на поворотах? Вот что значит позволить себе расслабиться.

Эффектно притормозив возле зеркальных дверей магазина «Жемчужина сердца» (решительно все сегодня у меня само собой получалось с шиком), я, конечно же, обратила внимание, каким взглядом проводил меня молодой светловолосый человек, отъезжающий от крыльца на своей черной «бээмвухе». Но не остановился. Наверное, у него есть уже кому покупать здесь подарки, иначе бы притормозил.

Зайдя в магазин, я даже слегка зажмурилась от блеска вокруг, на мой взгляд даже чрезмерного. Интерьер «Жемчужины сердца» сплошь состоял из зеркал, стекол и белого пластика. Я даже и не поняла вначале, где расположены витрины с товаром. Отовсюду, куда бы я ни смотрела, на меня глядела молодая девушка в длинном незастегнутом серебристом плаще, из-под которого выглядывало очень короткое платье и длинные ноги. В неестественном освещении лицо девушки в зеркалах казалось чересчур бледным и большеглазым, зато с алыми, ярко накрашенными губами. А ничего… Ты, Таня Иванова, девочка вполне заметная.

Наверное, продавцы «Жемчужины сердца» были такого же мнения, раз подбежали ко мне сразу с нескольких сторон, изобразили взволнованные и заинтересованные лица, начали наперебой предлагать то одну, то другую бархатную коробочку — даже просто держать их в руках доставляло изрядное удовольствие. Не говоря уже о созерцании содержимого. Колечки, перстни, цепочки, кулоны с диковинными камнями так и замелькали у меня в руках. Ах, как же я понимаю восторг кладоискателей, которые находили где-нибудь целый сундук таких богатств и мерили их пригоршнями! Правда, тогда все-таки украшения были неповторимыми, не такими однотипными. Пережив первые минуты удивления от обилия золота в моих руках, я быстро обнаружила, что, собственно, глазу в этой «Жемчужине сердца» остановиться-то и не на чем. Милые вещички, но какие-то безликие, как и окружающий зеркально-пластиковый интерьер. Но не уходить же с пустыми руками? Подарок все равно нужен. Слегка поколебавшись, я выбрала для Лены оригинальные позолоченные клипсы с искусственным жемчугом, которые могли бы подойти и к ее авангардным, смелым нарядам. Неплохая вещичка, должна понравиться.

Поднимаясь на шестой этаж серого панельного дома, в котором, как оказалось, обитала Лена, я, даже нагруженная тяжелой сумкой с дарами супермаркета, все еще продолжала напевать про себя привязавшуюся мелодию.

«Завтра, все будет завтра…» — тихо бубнила я, переступая через определенного происхождения лужи и вполне вещественные кошачьи метки, расставленные по всему подъезду. Для кого-то, вот для этой самой Маши Величкиной, пусть все будет завтра, а вот для меня, Тани Ивановой, только сегодня. И даже сейчас, еще через три ступеньки…

Странно, никакой музыки из-за двери… Никого не ждут? Когда же после пятого настойчивого звонка Лена открыла дверь, я в очередной раз убедилась, что в нашей жизни все совсем не так весело и складно, как в песенках на радио. Моя Леночка была зареванной, да что там — буквально опухшей от слез. Вкусных призывных запахов из кухни не доносилось, да и гостей что-то тоже не было видно или слышно.

— Ой, ты… — сказала Леночка без особого энтузиазма. Она даже не смогла скрыть своего разочарования. — Ну надо же… А я думала… Нет, я не думала…

— А что такого? Услышала по радио про твой день рождения, захотела заглянуть на огонек…

— Птах?

— Да нет, другой, который говорит, что он самый крутой на радио города Тарасова диджей Тарас…

— На радио? Самый крутой? — Голубые глаза Леночки мгновенно затуманились слезами, как будто я умудрилась попасть сразу в болевую точку. — Ну да… Там Тарас этот все время, и с утра тоже был.

— А где Птах? Гости твои где? Что-то на тебя не похоже.

— Мы еще раньше думали в ночном клубе отметить. Но теперь уж не знаю, не до того… Только бы все на этот раз обошлось… Да так… — как-то странно замялась Леночка.

— Я вот что решила: хочу сегодня познакомиться с твоей знаменитостью, хотя бы автограф взять, — попыталась я сбить с Лены несвойственное ей загадочно-туманное настроение. Но при этих моих словах Леночка снова залилась слезами, отвернулась и даже слегка махнула рукой, чтобы я ушла.

Не скрою, такого приема я не встречала давно. Но больше всего меня удивило, что сегодня из самой главной говорильни города Тарасова, каковым титулом я про себя нарекла своего имиджмейкера, невозможно было вытянуть ни слова. Да что же это такое?

Конечно же, я с порога примерно поняла причину Леночкиного расстройства, — похоже, бедняжку бросил ее очередной любовник, Птах. Ничего в том удивительного нет: Птах — птица вольная и наверняка совсем другого полета, чем моя милая, но не слишком уж образованная парикмахерша. Но я не подозревала, что моя веселая щебетунья будет по такому поводу так убиваться и переживать. Уж сколько она мне рассказывала всякого-разного про своих мальчиков. Да и стоит ли хоть кто-нибудь из них таких обильных слез, настоящих рыданий?

На моем месте любой другой человек наверняка развернулся бы и ушел. Не ждали — и не надо, это во-первых. А во-вторых, всегда полезно дать женщине в одиночестве выплакать в подушку свои розовые иллюзии, постонать всласть в молчащую телефонную трубку. По тому, что кресло с пледом было вплотную придвинуто к телефонной тумбочке, можно было догадаться, что Леночка теперь днюет и ночует возле аппарата, напрасно ожидая звонка от загулявшего диджея.

Бедная Лена, «бедная Лиза»!

Я сейчас и сама не могу толком объяснить, какое странное, упрямое чувство заставило меня остаться. Просто нашло что-то, не иначе.

— Знаешь что, как хочешь, но коньяку выпить за твое здоровье ты мне все равно не запретишь, — сказала я как можно веселее. — Да и тебе полезно успокоиться.

С этими словами я вынула из сумки изящную бутылку коньяка «Хеннесси» и помахала ею перед лицом оцепеневшей от горя подружки.

— …И потом: так из-за мужиков убиваться — последнее дело. Тем более таким красавицам, как мы с тобой, а?

Тут я достала из сумочки главный свой подарок, только что купленный в «Жемчужине сердца», и протянула зареванной имениннице.

Леночка слабо улыбнулась, с сомнением посмотрела в зеркало на свою распухшую физиономию и, нацепив на ушки украшения, завертелась перед зеркалом, начала сквозь всхлипы издавать неопределенные, восхищенные возгласы, многословно благодарить.

Взяв ситуацию, а заодно и тяжеленную сумку снова в свои руки, я преспокойно отправилась на кухню, чтобы быстренько, по-походному, сервировать стол. Гулять так гулять! Черт возьми, не зря же я заранее оставила машину на стоянке недалеко от Лениного дома, чтобы вкусить коньячку! Лихо откупоривая баночки с оливками и разными консервами, я уже слышала за спиной, как Леночка почти весело говорит по телефону:

— Нет, никого нет. Только Таня Иванова зашла. Какой еще детектив? Да нет, ты ее не знаешь, она у меня постоянно стрижется… Ты бы только видела, какие она мне клипсы подарила — закачаешься! После посмотришь, не сейчас. Золотые, нет, честно говорю…

Мне сделалось смешно — как будто частный детектив не должен стричься и мыться! Эх, Леночка, немного интеллекта прибавить тебе явно не помешало бы. Наверное, и Птах со своими вечными цитатами и интеллектуальными шуточками в эфире имеет схожее со мной мнение.

Наконец Лена села напротив меня и махом, по-солдатски, опрокинула в рот целую рюмку ароматного коньяка.

— Птах пропал. С ним что-то случилось, я точно знаю, — вдруг тихо призналась Леночка, забавно отдуваясь после явно не аптекарской дозы живительной жидкости.

— Что значит «пропал»? Знаем мы, куда они от нас пропадают и почему. Не бери в голову.

— Нет, правда, правда, ты не можешь знать. — После второй, выпитой на такой же скорости рюмки Леночка пришла в свое обычное говорливое состояние. — Он ведь вчера вечером мне звонил. Да, даже днем, из офиса, а потом еще вечером. Я поняла, что с ним что-то случилось. Пташка про какое-то расследование говорил и что должен вывести на чистую воду, ругал последними словами своего директора. Он говорил, что догадывается… В общем, все в таком роде, ничего не поймешь. Ты же знаешь, какой он шальной. Ой нет, ты же его совсем не знаешь. Он сказал, что сейчас приедет, срочно, чтобы я никуда не уходила и ждала. Потому что он должен сказать мне одну очень важную вещь. Но это еще вчера было. И вот я чувствую…

— Стоп, — остановила я Леночкин бурный речевой поток. — Про чувства будем позже. Давай-ка все по порядку. Ты пыталась его найти на радио, дома? Может быть, он просто где-нибудь с друзьями по дороге завис? Что ты зря панику разводишь? Что тебе говорят?

— Ничего! Ничего не говорят! А на радио даже уже разговаривать со мной не хотят, говорят, что всех достала. — От гнева и коньяка Лена раскраснелась и все больше становилась похожей на прежнюю удалую Гуляйкину. — Они все думают, что Птах просто где-нибудь пьет или покурил лишнего — с ним это иногда бывало. Хихикают в трубку. Но они же про его звонок не знают. Потому что Птах только мне одной доверял, а больше совсем никому — ни на радио, ни своим психам дома. Он уже почти жил у меня-я-я… Мне его было жалко-о-о-о… У него мамаша родная — и та свихнутая-я-я…

Лена уже снова собралась было реветь, но ее, слава богу, прервал звонок в дверь.

— Кого там еще нелегкая несет? — недовольно сказала она, вскакивая с места, но тут же опомнилась. — Ой, ты не подумай, это я не про тебя, хорошо, что ты пришла. Сейчас посмотрю только…

Распахнулась дверь, и в дом ворвался невысокого роста, но весьма крепкого телосложения мужчина с седоватым бобриком на голове. Нет, на Лениного постоянного клиента и поклонника ее парикмахерского таланта он не был похож совсем. Мужчина именно ворвался, — грубо оттолкнув Лену, он сразу же ринулся в комнату, заглянул на балкон, потом в ванную и предстал передо мной на кухне. Я невольно обратила внимание, что, несмотря на растрепанный вид и налитые бешенством черные, слегка навыкате глаза, незнакомец был одет в элегантный дорогой костюм. Похоже, из магазина итальянской одежды «Виконт» на улице Братской, что-то наподобие я там недавно видела.

— Кто такая? — грубо ткнул он в мою сторону пальцем, и на руке «дикого кабана» в воздухе мелькнуло обручальное кольцо и золотой перстень. Надо же, сейчас не часто мужчины афишируют свою принадлежность к женатому состоянию.

— Та-такая Та-та-таня, — испуганно пролепетала Лена. Губы ее снова затряслись и теперь, видать, не от горя, а от элементарного страха.

— А ты сам кто такой? — спросила я в свою очередь незваного гостя в его же хамской манере. — Тебя сюда звали?

Но странный товарищ, задрапированный под господина, сделал вид, что моих слов не услышал. Или действительно не услышал, потому что тяжело дышал и смотрел в сторону Лены с бешенством, как бык на красную тряпку. Или нет — гораздо больше он был похож на дикого кабана.

— Уже нацепила? Что, не терпится? — заорал он, показывая на ее уши.

— Что не терпится? — опешила Лена, которая на глазах теряла дар своей несравненной речи.

— Вот это!!!

— Чего? — жалобно переспросила Лена, растерянно оглядывая свое платье, которое, как назло, и впрямь было огненно-красным, подстегивающим к корриде или что там еще делают с кабанами.

— То, что у тебя в ушах, кончай прикидываться! — ревел незнакомец.

— Но это по-по-подарок, — Лена потрогала мои клипсы и вопросительно посмотрела в мою сторону.

Черт побери, что он несет! Ведь я только что, полчаса назад, купила их в ювелирном магазине. Даже чек где-то в сумке еще валяется.

— Вещи уже вижу. А где сам мой ублюдок? — заорал мужчина, грозно озираясь по сторонам, словно его неизвестный ублюдок мог спрятаться в кастрюлях или в духовке. Ну, просто Карабас-Барабас в поисках Буратино, только без бороды и с весьма скудной растительностью на голове.

— Кто? — пискнула Леночка из своего угла.

— Сын, мой сын, Пташкин-младший, черт бы его подрал. И только не нужно ля-ля, морочить голову — я же не слепой, вижу, что ты с ним заодно. Но ничего, терпение мое лопнуло, теперь я эту тварь сам проучу… Да и тебя тоже. Ишь, вырядилась! Был я в твоей парикмахерской… Смотри, сучка, как бы тебя саму не пришлось в скором времени подстричь под «ноль», я это быстро устрою… — И он схватил за ворот трепещущую Леночку.

— Да что вы говорите? Как вы смеете? — оскорбилась она. — Что такое позволяете?

— Смотрите-ка, тут у них и ананасы, и коньяк за пять сотен. На какие шиши гуляете? А, проститутки заводские? Что, нравится вам пить за мой счет? Вещи награбленные носить?

Пташкин-старший сорвал одну клипсу у Леночки с уха, с силой на нее замахнулся. Ну нет, это уже зря! Мне пришлось пулей выскочить из-за стола, резко перехватить в воздухе и вывернуть слишком уж распустившуюся окольцованную руку. И к тому же нажать на болевую точку на позвоночнике.

— А-а-а! — заорал Пташкин-старший от боли и неожиданности. Кажется, у него в руке даже что-то подозрительно хрустнуло.

— А ну вон отсюда! — Я слегка отпустила захват и сильным броском отшвырнула его к двери. Благо однокомнатная квартира Лены была такой тесной, что папаша отлетел к самому порогу.

Ненавижу хамов, что поделать.

— Ладно, я пока уйду, — помолчав, сказал Пташкин-старший другим, ледяным тоном. За какие-то несколько секунд он сумел смирить в себе «дикого кабана» и превратиться в надменного хозяина. Меня он словно не замечал и обращался к одной только Леночке.

— Если до завтрашнего дня — я даю ровно двадцать четыре часа — он не найдется, то всю вашу заводскую шушеру я подниму на дыбы и размажу по стенке. Не сам, разумеется. Сейчас я просто не сдержался, нервишки сдали. Лучше всего, если эта скотина, сынок мой, сам как можно скорее явится домой и вернет деньги и все вещи, которые украл. В крайнем случае я очень, очень вам рекомендую мне его притащить на горбе или хотя бы просто показать, где эта тварь прячется. Рано или поздно я все равно его найду. Но через сутки начну с этого… вашего притона. А вещественное доказательство возьму с собой.

— Позвольте, украшение вам придется вернуть. Это я точно знаю, — сказала я и двинулась к «дикому кабану».

— Но это все равно ничего не изменит. — И мой противник с многозначительной усмешкой швырнул на пол клипсу, от которой сразу же отлетело несколько так называемых жемчужин.

Затем Пташкин-старший с откровенной брезгливостью окинул взглядом нехитрое Леночкино жилище, сплошь оклеенное плакатами, календарями и мелкими картинками с изображением звезд эстрады.

С двери прямо в глаза отцу Птаха беззастенчиво смеялся Филя Киркоров, а из угла угрожающе глядел Константин Кинчев в наколках на руках. Не сказав больше ни слова, Пташкин-старший поправил галстук и вышел прочь. При этом он так шарахнул входной дверью, что с кухонного стола упала и со звоном разбилась тарелка. Может, к счастью? Вот только кому оно достанется?

Глава 2 С днем рождения, подружка!

Но Лена не стала торопиться собирать осколки. Как только дверь захлопнулась, она тут же бросилась ко мне и, как ребенок, буквально повисла на шее.

— Ты меня спасла! Боже, что бы он со мной сейчас сделал! Даже представить страшно. Я думала, он меня убьет, — запричитала она не переставая, так что у меня слегка заложило уши. Да что там говорить, я и сама не сразу могла прийти в себя после встречи с «диким кабаном», упакованным для порядка в цивильный костюм. Только привычка сдерживать свои эмоции, что бы ни происходило, заставила сохранить видимость спокойствия. Хорошо, что быстро умчался снова на улицу.

— Ничего себе папаня, — я все же невольно передернулась, вспоминая, как тот брызгал во все стороны слюной. — Нервный.

— Но как, как это у тебя получилось?

— Немного владею карате, — ответила я без ложной скромности. Не скрою, мне почему-то доставляет особое удовольствие даже просто произносить вслух эти слова. Не говоря уж обо всем остальном. И я хотя и сознаю, что далека от совершенства во владении карате (да и есть ли оно, полное совершенство в бесконечных боевых восточных искусствах?), но занятия различными видами единоборств одаривают силой, о которой имеют понятие только посвященные.

— Подожди, а чего он так на клипсы разъярился вдруг, а?

— Не знаю, — сказала я честно. — Пока не поняла.

Но Леночка внезапно прекратила свои расспросы и восклицания.

— Все. Теперь точно — все! — Она опустилась на табуретку и безучастно поглядела на нетронутый пиршественный стол. — Уж если сам отец Птаха сюда приехал, вызнал мой адрес, значит, дело — дрянь. Я сразу поняла, что с ним что-то случилось. А при чем здесь какие-то деньги, а? И драгоценности? Неужто из дома украл? Но этого не может быть! Он не мог! Кошмар, меня теперь он точно в покое не оставит. Будет думать, что я сообщница Птаха. Что мне делать?

— Только одно — найти Птаха.

— Но как? Я что, сыщик, что ли? Или ты сыщик? — в отчаянии закричала Леночка.

— Надо же, наконец-то ты попала в точку, — сказала я, разливая по рюмкам коньяк. Ведь нужно же хоть как-то уметь себя ублажать, если все вокруг только и умеют трепать нервы. — Я действительно сыщик. Точнее, частный детектив Таня Иванова. Слышала о такой?

Дальше я просто не берусь воспроизвести в точных словах тот словесный водопад, который обрушился на мою голову. Мало того — Леночка начала прыгать чуть ли не до потолка, креститься в углы, где ничего не было, громко благодарить судьбу, трясти мне руку, как заслуженному ветерану труда перед вручением отреза или конверта с премией. Какой же она еще, в сущности, смешной ребенок!

Совершенно молча попивая маленькими глотками коньяк, я невозмутимо наблюдала за бесплатным представлением и думала тем временем о своем.

Дурочка, чему она радуется? Ведь мы еще не приступили к поискам, и, если быть откровенной, я и понятия не имела, с чего их начинать. Да и вообще я пока что колебалась, стоит ли мне ввязываться в это дело. Спрашивается, чего ради? Только что я сама объявила себе заслуженный отдых на пару недель, получив свой конверт с долларами. Так что же это — мой отпуск продолжался ровно полчаса, пока я ехала в машине по вечернему Тарасову? Как-то обидно. Тем более новая работенка определенно не принесет никаких доходов. Что взять с Леночки, которая последние свои гроши и чаевые от клиентов спешит сразу же потратить на какую-нибудь новую американскую пенку для волос, да и то чтобы выкрасить ею потом чужую голову?

Но с другой стороны, я видела определенно, что беспечная Лена, сама того не желая, попала в серьезный переплет, из которого ей вряд ли удастся выбраться без моей помощи. Если в течение суток Птах каким-то образом не обнаружится сам, то отдуваться за его грехи, похоже, придется Лене. Интересно, сколько же денег стащил Птах, если смог навлечь на себя такой гнев папаши? Уж явно не на один пакетик анаши. И при чем здесь мой подарок? А вдруг в «Жемчужине сердца» занимаются как раз скупкой и продажей краденого и я невольно угодила в историю? Хотя я внимательно рассмотрела коробочку фабричного производства — все новенькое, с названием фирмы-изготовителя. Да уж, стремительное развитие полиграфии не всегда идет на пользу частному детективу.

— Не пойму, чему ты радуешься? — решила я наконец остановить детский спектакль. — Я ведь даже пока не сказала тебе, что берусь за это дело. Чего ты заплясала? Я просто сказала, что работаю частным детективом в собственном агентстве, вот и все.

— Что? — Лена разом остановилась и уставила на меня свои большие голубые глаза. — Почему? А-а-а, поняла, ты работаешь только за большие деньги?

— Чаще всего — да.

— Но у меня, конечно, нет пока столько. Зато я могу стричь тебя бесплатно. Нет, правда, до конца жизни. Хоть каждый день.

— Тогда тебе придется для начала побрить меня наголо, — невольно улыбнулась я, представив, как каждый день с утра буду приходить в «Салон красоты», расположенный в самом центре города Тарасова, и гладко скоблить лысину. Таким образом я стану в городе куда популярней «самого крутого Тараски» и даже самого Птаха. — Но я сейчас другое имела в виду. Прежде чем взяться за новое дело, я должна посоветоваться со своими дружками.

— Ага, ясно, ты работаешь не одна, — сообразила Леночка.

— Естественно. — И с этими словами я достала из сумки заветный мешочек с магическими костями. — Вот они, мои друзья, которые дают дельные советы, потому что умеют черпать информацию из будущего. Они и подсказывают, и часто предупреждают о грядущих событиях. Только теперь не мешай…

Я бросила на стол три двенадцатисторонние кости и углубилась в размышления. Мало кто понимает, какое значение для меня имеет специальное гадание по магическим костям, которое я однажды для себя открыла. Но для начала важно сформулировать вопрос. Итак, что я сейчас хочу? Да хотя бы в целом узнать, что сулит для меня вмешательство в дело Птаха.

На первый раз выпали такие числа: три, двадцать один и двадцать пять. Я получила результат в виде подтверждения того факта, что бедной Танечке Ивановой придется заняться благородной работой, даже если она останется незаметной для окружающих. Что ж, такое не впервой. Уж и так ясно, я не смогу бросить в беде своего имиджмейкера. Тем более что Леночка с каждым разом все больше поражала меня своей детской искренностью и беззащитностью. Все-таки я совсем мало знала ее раньше, хоть мы и были знакомы чуть ли не два года.

При втором броске оказалось предупреждение. Моя феноменальная, а на самом деле просто хорошо натренированная память сразу высветила ответ, который значится напротив выпавших чисел. «Внимание! Рядом неизбежное горе, и оно не заставит вас долго ждать» — вот о чем рассказывали магические кости.

Расшифровка значений третьей попытки доставила гораздо больше удовольствия.

«Кое-кто готовится сделать вам выгодное предложение» — заранее выдали чьи-то тайные намерения фишки, которые лишь невеждам могут показаться бездушными.

Это было бы неплохо! Вот только вопрос: смогу ли я его, это самое выгодное предложение, принять, если теперь буду по уши занята «благородной, но незаметной работой»?

— Ну, как там? Что? — сгорала от нетерпения Леночка, когда я убирала своих «дружков» в специальный замшевый мешочек. — Ты мне поможешь?

— Все в порядке, — успокоила я Леночку. — Будем искать. И постараемся найти. Но теперь ты для начала должна мне как можно подробнее рассказать про Птаха и всех его домашних. А потом перейдем к работе. И вообще рассказывай все, что тебе известно.

Как только Леночка начала свой сбивчивый рассказ, я убедилась, что знает она не слишком много. Почти что ничего. Но кое-что выудить при помощи многочисленных вопросов мне все же удалось, несмотря на то что мою подружку после пережитого волнения особенно заносило в разные стороны.

Итак, я узнала, что отец Птаха, Александр Петрович Пташкин, — известный в Тарасове предприниматель, хозяин сети магазинов импортной мебели под названием «Нега», человек в городе очень влиятельный. У Птаха с отцом были непростые, неровные отношения: оба были вспыльчивые и неуравновешенные, как говорится — себе на уме. Пташкин-младший постоянно бунтовал против деспотизма своего папаши из-за врожденного свободолюбия или чего-то еще. Бросил экономический институт, за который Пташкин-предприниматель отвалил кругленькую сумму, занимался тем, что вел какие-то дискотеки, потом устроился на радио, а в последнее время старался вообще как можно реже бывать дома. Почему, интересно? Леночка знала только, что из-за Полины, старшей сводной сестры. Подробности Птах говорить не хотел и только при любом удобном случае называл ее «дурой» либо «коровой» или просто матерился. Как поняла все-таки Лена из оброненных фраз, эта Полина была ему не настоящей сестрой или, скорее всего, совсем не сестрой, а просто наглой девкой.

— Как это — не сестрой? А кем же? — что-то не поняла я с первого раза.

— Сережка называл ее самозванкой, — пожала плечами Леночка.

Оказывается, эта странная Полина пару лет назад явилась в пятикомнатную квартиру Пташкиных, утверждая, что Александр Петрович — ее отец. Ни больше и ни меньше. Мол, когда-то Пташкин-старший побывал на студенческой практике в их деревне Пеньки Тарасовской области, весело провел время с поварихой Тосей, преспокойно уехал домой, и вот тебе… По крайней мере, такой версии придерживалась сама Тося — девица легкого поведения, которая меняла кавалеров, а потом и мужей гораздо чаще, чем меню в своей столовке, неизменно состоящее из бледных щей, перловой каши и условного чая. Теперь уж эта Тося вовсе спилась и однажды по пьяному делу рассказала старшей дочери про папочку, уверяя, что умом и деловитостью та явно пошла в заезжего физика. Но деловитость Поли пошла еще дальше, чем предполагала Тося, — собрав свои вещички, она отправилась в большой город Тарасов, о чем давно тайно мечтала, на поиски отца, про которого знала только, что звать его Александр Петрович Пташкин и окончил он физический факультет университета. Впрочем, при ней была также черно-белая фотокарточка, где Пташкин изображен вместе со своим студенческим другом и развеселой поварихой на стоге сена.

— Просто кино какое-то, — не выдержав, вставила я, когда Леночка в красках, взятых явно со слов Птаха, описывала сцену появления в доме тридцатилетней дочурки. — Отечественная мелодрама годов примерно пятидесятых, особенно если учесть, что Полина была оставлена в доме Пташкиных, а не изгнана взашей.

Но, оказывается, в последнее время Птах еще больше злился на отца из-за матери, в чем-то его обвинял, но об этой семейной истории никогда не рассказывал. Про мать Птаха Леночка знала только то, что та сильно болеет и практически не выходит из дома. («Бедная Лиза!» — вспомнила я в этот момент.) А Полина из-за болезни матери Птаха стала главной хозяйкой в роскошной пятикомнатной квартире, заставленной дорогой мебелью. Вот обрадовалась, наверное, доченька, что папа достался ей с таким приданым.

Однажды Леночка видела Полину и больше не хочет. «Нет уж, спасибочки, — сказала она, — хватило одного раза, чтобы больше никогда даже на минутку не забегать к Птаху».

Что еще? Бизнесом отца Птах никогда не интересовался — он считал себя человеком свободным и творческим. Пташкин же старший был рад и тому, что на радио сынок нашел себе хоть какое-то дело, так как этому предшествовал период совершенно беспутной жизни.

— Судя по твоему рассказу, папаша Пташкин — настоящий ангел небесный. Странницу сомнительную приютил, с женой больной носится, о сынишке радеет. Вот только крыльев за спиной я у него что-то не разглядела, хотя имела возможность их даже пощупать, — сказала я, внимательно выслушав нехитрый рассказ Лены про семейство Пташкиных.

— Ты не веришь? — Леночка с удивлением покачала головой. — Птах часто говорил, что отец буквально засыпает мать дорогими подарками, выполняет любые капризы. Птах только из-за этого многое мог простить отцу, хотя тот его за человека никогда не считал. Но чтобы ограбить? Такое и представить невозможно.

— Но ведь случилось же, — напомнила я Леночке. — Или ты думаешь, что это не он? Кстати, были ли случаи, чтобы Птах таскал что-нибудь из дома?

— Разве что какие-нибудь мелочи, сигареты у отца… Он всегда мог у матери денег попросить, та бы точно дала, но он так не делал…

— Это действительно мелочи — до поры до времени. — Я пыталась продолжать «копать» в выбранном направлении, хотя и чувствовала, что вязну в материале без опоры на конкретные факты. — А ты представь, если бы Птаху вдруг понадобилась крупная сумма денег… У него кто-то ее требует… Где бы он смог ее взять?

— Не знаю. Дома, наверное, — помолчав, согласилась Леночка. — Но это уже крайний случай, это вообще…

— А мы сейчас и говорим про крайний случай. Человек исчез. Одновременно пропали деньги. Куда уж крайнее? Остается попробовать выяснить, кто и из-за чего мог заставить Птаха пойти на этот шаг. И найти его самого как можно скорее, пока хозяин корпорации «Нега» за тебя как следует не взялся. Как-то он неграмотно сейчас к тебе заскочил…

— Бешеный, — согласилась Лена. — Вот и Сережка в него, тоже часто срывается. Но я-то… Я-то здесь при чем? Что ему от меня надо? — вскричала Леночка возмущенно.

— Как это — при чем? Ты любовница Птаха и, значит, в глазах Пташкина-старшего — его сообщница. Хотя лично мне не совсем понятно, почему он так в этом убежден, — сказала я, глядя в наивные глаза Леночки. — Как ты сама можешь это объяснить?

— Ну, Птах… он ко мне лучше всех относился. Даже про женитьбу говорил. Нет, правда! Ты можешь не верить, но он предлагал. А до него мне никто про это… никогда, — Леночка покраснела, но с усилием продолжила свою речь: — А один раз днем мы зашли к нему домой, ну… полежать, а тут вдруг отец внезапно завалился. И Птах сказал про меня: вот, мол, моя жена. Александр Петрович аж весь кровью налился, хуже, чем сейчас. Думала, прибьет. Маникюршей меня назвал. Знаешь что, я бы на месте его жены от одного страха давно умерла, без всяких болезней…

— А еще можно умереть от голода. Давай поедим, что ли, наконец по-человечески, — предложила я своей подружке и сама первой с аппетитом набросилась на приготовленные яства.

Сделав вид, что еда — это единственное, что может меня занимать в жизни, я тем временем прикидывала в уме план дальнейших действий.

Пока известно, что ничего не известно. Лишь то, что времени нам отпущено в обрез — ровно двадцать четыре часа. Значит, надо двигаться напропалую, сразу в нескольких направлениях, чтобы потом вычленить среди них верное.

Леночка с нескрываемой укоризной смотрела, как я с аппетитом жую ветчину. Она сидела напротив как на иголках, всем видом давая понять, что нельзя терять ни минуты и нужно что-то делать для спасения Птаха и ее самой. Но напоминать мне об этом побаивалась — частный детектив Таня Иванова авансом сделалась в ее глазах непререкаемым авторитетом.

— Что-то у меня из головы не выходит этот Похоронный марш в эфире. Вот о чем мне хочется узнать прежде всего, — сказала я наконец-то вслух.

— Какой Похоронный марш? — удивилась Леночка.

Пришлось рассказать про концерт по заявкам, Похоронный марш в исполнении придурковатого Тараса и песню «Самолет».

— Ой, а почему «Самолет»? Неужто Птах куда-то улетел? А как же тогда я? Нужно срочно поговорить с Тарасом, может, он что-то знает? — согласилась она моментально.

Мы позвонили на радио «На всех ветрах» и выяснили, что Тараса в студии уже нет. Зато теперь его можно найти в ночном клубе «Колибри», где диджей будет вести часть развлекательной программы и ночную дискотеку. Ну что же, пришлось нам с Леной после «ужина на двоих» спешно собираться на шумную тусовку в ночной клуб.

Я же мечтала, в конце концов, о развлечениях? Вот тебе, пожалуйста, полный набор: танцы, дискотека, мужчины. После ополовиненной бутылки коньяка лично у меня было вполне подходящее для «Колибри» настроение. Леночка быстро сделала себе и мне вечерний макияж, мастерски поправила прически, и уже через несколько минут две очаровательные девушки останавливали на дороге такси, чтобы через десять минут добраться до «Колибри».

Едва переступив порог этого мигающего разноцветными огоньками и гремящего блатными шлягерами заведения, я сразу как-то напряглась. Честное слово, внутри раздался только мне слышный щелчок — так всегда случалось перед началом большого, трудного дела. Это значило: внимание, Таня, игрушки закончились, гляди в оба.

В «Колибри» сегодня было многолюдно, и, усевшись за столиком, я первым делом принялась внимательно разглядывать публику.

Так-так, в основном веселая, порхающая молодежь — ночные мотыльки и бабочки в поисках приключений. Впрочем, одна компания несколько выделялась на общем фоне. Чересчур уж с деловым видом заседали эти мужчины за столиком с практически не початыми бутылками вина. Они даже не глядели на сцену, по которой сигала полуобнаженная поющая мамзель, — слишком были увлечены каким-то важным для них разговором.

— Кто это? Ты не знаешь? — шепотом спросила я у Леночки, которая снова была в приподнятом настроении. Как только мы появились в «Колибри», к ней со всех сторон начали подбегать знакомые парни и девушки, тискать, поздравлять с днем рождения, нести бутылки и конфеты.

— Кто? — оглянулась Леночка. Одна щека ее была сплошь перепачкана губной помадой. — А, это там Сеня, гад. Семен Михалыч, директор «Радиотраха». Небось, как всегда, каких-нибудь спонсоров окучивает, он только этим и занимается. Его Пташка терпеть не может, несколько раз из-за этого дятла уходить собирался с радио… А что?

— Просто интересуюсь…

Ничего больше не сказав, я отделилась от Леночкиной компании и эффектным шагом фотомодели направилась к стойке бара. Там была наиболее удобная позиция для наблюдения за Сеней. Правда, мой проход по залу не остался совсем уж не замеченным. Почти сразу же к фотомодели прилепился подвыпивший белобрысый парень, который плюхнулся рядом за стойку бара и молча придвинул коктейль с соломинкой. Оценив ситуацию, я не стала отгонять ухажера, так как из-за его квадратной спины наблюдать за интересующим меня столиком было еще удобнее. И даже кое о чем порасспросить.

— Какие у нас зеленые глаза, — сообщил между тем парень мне на ухо, как будто цвет моих глаз был для меня страшной тайной.

— Тут другой бывает, он мне больше нравится, — сказала я блондину, кивая на кривляющегося на сцене Тараса, чтобы переключить его внимание с моего лица, которое он разглядывал в упор.

— Да уж, — сказал блондин. — Пидор какой-то. Тебе что, только такие нравятся?

— Не знаешь, тот вчера был? — продолжала я допытываться у соседа по стойке.

— На фиг он тебе? — напрягся блондин.

— Просто интересно. Он же популярный, парнишка этот.

— В рулетку он вчера играл. Кучу денег, дурак, спустил. А я выиграл. И чего суется, если не может? Правда, расплатился, и то хорошо. — Оказывается, мой ухажер умел разговаривать, и не только на интересующие его темы.

— А ты уверен, что это Птах? Который с радио?

— Да я этого шизика как облупленного знаю.

Интересно… Оказывается, Птах вчера просто в пух и прах проигрался. Неужто все так примитивно? Понадобились деньги — стащил из дома. Найти бы только теперь засранца, который подставил девушку.

— И что, он богатый? Много у него с собой было? — поинтересовалась я у блондина, который теперь приобнимал меня за талию. Смотрите, как увлекся!

— Нисколько. У таких денег не бывает, — с выражением сказал белобрысый, давая понять, что именно у таких, как он, монет — куры не клюют. Свободную руку он положил на стойку бара так, что можно было в подробностях разглядеть старинный мужской перстень на пальце. Красивый, без бандитских черепа и костей. Ну и что? Увидел бы он сейчас пачку в моей сумке — гонорар за раскрытое дело.

— Как так — нисколько? Как же тогда он расплатился?

— Да за него другой чувак платил, директор его, Семен.

Интересная подробность, очень даже интригующая. В перерывах между музыкальными номерами отсюда можно было услышать обрывки разговора за столиком с «деловыми». К сожалению, большее время музыка громыхала так нещадно, что я не могла разобрать даже того, что пытался говорить мне на ухо «высокий блондин в черном ботинке», от которого, правда, пахло не французским парфюмом, а российским сивушным перегаром. Но иногда все-таки случались внезапные паузы, и в один такой момент я расслышала, как Сеня говорит своим приятелям: «Слушать бум», а потом еще что-то вроде «Оплачивать бум»… Дурацкая, надо сказать, у этого Сени была манера вместо «будем» говорить «бум», словно он недавно вышел из зоны или, в лучшем случае, только что слез с колхозного трактора, чтобы начать рулить радиостанцией.

Кстати, именно Сеня на вид был самым малоприятным типом из всей сидящей за столиком компании — низенький, с аккуратной лысинкой на макушке и беспокойно бегающими глазками.

Увы, частному детективу выбирать не приходится. Увы, увы… Как раз на Сеню и пришлось мне направить всю мощную артиллерию своего обаяния и начать бомбить его призывными взглядами из-за могучего плеча блондина. Не смотришь? Не волнуйся, еще никому не удавалось спастись.

Уже через несколько минут Сеня забеспокоился, как-то еще больше завертелся на месте, принялся озираться по сторонам. Чуткий, понимаете ли, оказался. Наконец, увидев, что на него, не отрываясь, смотрит девушка, Сеня сначала замер, а затем самодовольно пригладил лысину и препротивно оскалился, показывая целый ряд блестящих желтых зубов. То ли из золота, то ли еще из чего — издалека не разобрать, но все равно хорошего мало. Я тоже улыбнулась в ответ господину директору. Доподлинно известно, что именно такие маленькие мужчинки с брюшком балдеют от высоких длинноногих девушек, тем более сегодня я была в короткой юбке. Поэтому я соблазнительно выставила коленку, обтянутую черным шелком дорогих колготок фирмы «Леванте», и сделала движение губами — то ли облизнулась, то ли намекнула на поцелуй. Сеня не остался в долгу и незаметно для своих собеседников, сделав вид, что почесывает щеку, провел пальцем по своим мерзким оттопыренным губам.

Ага, попался! Я уже придумала, с чего начну разговор: буду проситься на работу на «Радиотрах» в качестве ведущей, и Сеня сам не заметит, как выложит мне массу интересных подробностей про Птаха и, кто знает, может, натолкнет на верный путь.

Но всем этим планам не суждено было сбыться. Боковым зрением я неожиданно увидела, как Леночка и один из ее приятелей с серьгой в ухе встали со своих мест и нетвердыми, но решительными шагами направились в другой конец зала. Я сразу поняла, в чем дело. Только что «самый крутой в Тарасове диджей Тарас», который последние десять минут вел на сцене какую-то развлекательную викторину, закончил болтать свои глупости и отправился к своему столику передохнуть. С неотвратимостью подводной торпеды, невидимой до поры до времени среди танцующих и бесцельно шатающихся по залу людей, Лена приближалась к Тарасу. Увы, мне пришлось срочно покинуть точку, откуда я с такими удобствами метала стрелы Амура, и броситься ей наперерез. Но запоздала на несколько секунд, — когда я подошла, Леночка и Тарас уже успели столкнуться лоб в лоб, и теперь мне не оставалось ничего другого, как слушать пьяные Леночкины откровения.

— Быстро же ты занял Пташкино место, — с вызовом заявила она, с ненавистью глядя на Тараса. — Скотина ты, понял? И в эфире теперь один торчишь, и на сцене на месте Сережки мудохаешься. Молодец! Быстро говори, куда он подевался? Ты же знаешь, куда Птах улетел?

— Вот дура! — удивился Тарас. — Нет, правда дура набитая! Ты че, вообще… что ли? Откуда мне знать, куда твой Птах подевался?

— Нет, знаешь! Ты про какой самолет там говорил?

— Какой еще самолет? Ты что, с дуба рухнула? Отвяжись лучше. — И Тарас оглянулся на дружков за своим столиком.

— Сейчас скажешь какой, понял? Да ты первый был бы рад, если бы Пташка куда-нибудь исчез! Что, скажешь, не так?

Кажется, выпитая сейчас в «Колибри» с каким-то другом бутылка шампанского сделала Лену агрессивной и вовсе уж неуправляемой.

— Ничего себе! Нет, ничего себе, а? — Тарас не мог подобрать от возмущения нужных слов. — Да мне за него пахать второй день приходится! Он пьет, дурью мается, а я давай впахивайся. Так, что ли?

— Ну конечно! — не подумала уняться Леночка. — Урод бездарный, ты только и мечтал, как на его место проскочить. Дождался?

— Смотри у меня, сама сейчас дождешься, — пригрозил Тарас. — Тоже мне, нашла звезду экрана, то бишь эфира! Да твой Птах на радио втерся только из-за папаши. И держат там его потому, что папаша денег Сене на рекламу подкидывает. А на самом деле Птах — пустое место, наркота законченная…

Почему-то именно слова про пустое место сразили Леночку наповал.

— Ты сам пустое место! — взвизгнула Лена и вдруг прыгнула на Тараса, с силой вцепившись ему в волосы.

— Ах ты, дрянь! — взревел Тарас, отшвыривая Ленку на пол. В этот момент Леночкин спутник, с которым она только что пила, с готовностью заехал Тарасу по переносице — из носа диджея запузырилась кровь.

— Пацаны, бьют! — крикнул Тарас. — Скручивай их, сейчас в ментовку сдадим. Девку хватайте!

Дальше мне медлить было нельзя. На Леночку навалились два бугая — дружки Тараса, мальчишку с серьгой в ухе начал избивать какой-то тип.

Я снова порадовалась тому, что одета сегодня в коротенькое, но не узкое черное платье, одинаково подходящее и для вечерних коктейлей, и для деловых встреч, и для нанесения противнику ударов ногами.

Раз! Быстро развернувшись всем корпусом, я без труда угодила под дых мужику, который стискивал Леночкину шею. Я думала, что та сразу догадается бежать, но Леночка извернулась и, как мангуста, вцепилась зубами в чью-то руку. Второму нападавшему пришлось ударить головой под подбородок и слегка подправить ему челюсть. Ничего, судя по толстой цепи на шее, у него хватит золота, чтобы вставить потом недостающие зубы. Спиной я почувствовала, что сзади меня кто-то прикрывает, и, обернувшись, увидела, как самозабвенно мой блондинистый молчаливый поклонник чешет кулаками наших противников — у него это получалось куда лучше, чем языком. Но еще я увидела, что из другого конца зала к нам уже бежали Леночкины приятели, а от входных дверей в нашу сторону пробиралось несколько охранников с каменными лицами неандертальцев. Начиналась массовая драка, нужно было как можно быстрее уносить отсюда ноги.

— Девок отдадите мне, я сам с ними разберусь. Особенно каратистку, — услышала я, как громко скомандовал своим охранникам Бяша — хозяин тарасовского ночного клуба «Колибри», о котором мне известно было слишком много, чтобы радоваться скорой встрече.

— Бежим! Живо за мной! — Я схватила Леночку за руку и потащила к выходу, еще раз отметив с благодарностью, как мощным ударом кулака блондин повалил бросившегося было за нами Тараса. Вперед, только вперед!

Само собой, что я побежала не к главному входу, возле которого, как в краеведческом музее, застыли другие неандертальцы. Я изо всех сил тащила Лену к той двери, откуда официантки в кружевных передниках закатывали в зал тележки на колесах с аппетитными тарелочками. Как только мы зашли в зал ночного клуба «Колибри», я тут же приметила про себя эту дверь. Такая привычка — всегда иметь на всякий случай запасной выход. И уже сколько раз она меня выручала!

Быстрее, быстрее! Если кухня — значит, где-нибудь рядом непременно есть выход на улицу, куда подвозят на машинах продукты. А значит, дорога, по которой сейчас самое время бежать без оглядки. Чуть не сбив с ног замешкавшуюся в дверях официантку и заодно отшвырнув в сторону какую-то возникшую в полутемном коридоре фигуру, я бежала прямо на запах жареных грибов. Или любовь к грибкам сейчас меня погубит? Так, здесь, похоже, туалет, за этой дверью — какая-то сырая кладовка, пахнет плесенью и мышами. Вот здесь! Забежав на кухню, я сразу же закрыла дверь изнутри на швабру. Поймала сама себя в ловушку? Поймалась на грибочки?

— Где выход? — заорала я грозно, достав из сумочки и наставив на кудрявую повариху зажигалку в виде пистолета — подарок моей немецкой приятельницы. Я и со счета сбилась, сколько раз уже выручала меня эта нехитрая игрушка. — Быстро! Окно! Где выход?

Повариха, ойкнув, показала толстым пальцем на окно, распахнув которое мы с Леночкой уже через несколько секунд катились по железной горке подъемника. Наверное, по нему в добрые неполуночные времена на кухню «Колибри» доставляют ящики с продуктами. И грибки тоже. А вот и двор! Только скорее!

В дверь уже наверняка ломятся охранники. Вот повариха, кое-как справившись с дрожью в руках, сумела вынуть швабру и показывает толстым пальцем в окно…

— Сбрасывай туфли, живо! — скомандовала я Леночке на бегу и сама, не останавливаясь ни на секунду, швырнула в разные стороны свои французские лаковые лодочки, две недели назад любовно выбранные в магазине «Модница». Вот повезет сторожу, который найдет их во дворе утром, на радость жене или дочке. Или же моя любимая туфелька окажется в лапищах какого-нибудь детины из службы охраны, и он будет искать меня по ней, как сбежавшую с бала Золушку?

Я была заранее готова к тому, что задний двор ночью окажется закрытым, и сразу бросилась к забору, на ходу доставая из сумки и разматывая моток веревки с крючком на конце и забрасывая его наверх. Ага, зацепилась. Как же хорошо, что я забыла в сумке эту самую веревку. Теперь главное — как можно быстрее вспомнить навыки своих диких предков и взобраться на забор. Жалко, что банана за это не дадут, зато хоть чего другого не навешают.

— Ой, а я не сумею! — растерянно вскрикнула мне в спину Леночка.

— Значит, оставайся здесь. Или сумей. — Я уже спрыгнула в переулок и пригнулась.

Я точно знаю, что в некоторых случаях миндальничать нельзя и даже категорически противопоказано. И точно, мои слова дошли до Лены моментально. Как только Леночка поняла, что может остаться во дворе одна, она от ужаса, забыв про страх, неумение и только что выпитое шампанское, с удивительной быстротой перелезла по веревке через забор. Одно мгновение — и Лена тоже спрыгнула вниз, сама не веря своему счастью. Из-за забора послышались громкие крики, свистки, ругань, и мы, не сговариваясь, припустились отсюда со всех ног.

О, как мы бежали! Я думаю, нашей скорости могли бы позавидовать чемпионы Олимпийских игр на длинные дистанции. Тем более нужно учесть, что мы бежали по дороге босые, в одних тонких чулочках, которые на ступнях сразу же превратились в лохмотья, но мы не чуяли под собой ни острых камней, ни стекол. Бегают же индийские йоги по битому стеклу или раскаленным углям в состоянии транса? А мы с Леночкой точно были в трансе, по крайней мере — она. Я знала, что теперь главное — как можно дальше отбежать от «Колибри» и спрятаться в укромном дворике. Не исключено, что за нами сейчас двинулась погоня, раз сам Бяша приказал нас изловить. Пятьдесят на пятьдесят, конечно, но кто его знает? Рисковать нельзя, не имеет никакого смысла.

— Не останавливаться! — предупредила я Леночку, которая уже принялась сбавлять темп, охать и стонать.

Еще хотя бы пятьсот метров, триста… Упрямо тряхнув головой, как чемпион на последнем круге, я молча сделала отчаянный рывок вперед. Леночку мог подстегнуть только страх от меня отстать, это я уже поняла.

Вот и сквозная арка, через которую можно без труда перебраться на горячо любимую мной тарасовскую улочку Купеческую со старыми дворами и запутанными подворотнями. Можно сбавить ход и нырнуть в подъезд двухэтажного полуразвалившегося дома с чугунной старинной лестницей, который раньше занимала одна тарасовская купеческая семья, а теперь — целая коммунальная орава тарасовцев новой формации.

Приложив палец к губам, я дала понять Леночке, что теперь мы должны на время затаиться и помолчать. Но моей подружке и самой не хотелось говорить. С тяжелыми вздохами рассматривала она то, что осталось от колготок и ног, пыталась на ощупь освидетельствовать полученные боевые ранения и даже, вынув зеркальце, надеялась разглядеть при свете фонаря свою расквашенную физиономию.

— Эх ты, это из-за твоей художественной самодеятельности мы чуть было в самом начале не завалили дело, зря потратили целый вечер, не продвинулись ни на миллиметр, — должна же была я сделать ей выговор.

Но усердствовать не стала. Как она сейчас бежала! Как сиганула через забор! Как вцепилась в волосы тому, кто пренебрежительно говорил о ее любимом Птахе! Я и не ожидала увидеть в моей парикмахерше столько дерзкого мужества. Молодец!

Наконец около двух часов ночи две недавние красавицы покинули гостеприимный подъезд и заковыляли по городу. Леночка хромала на обе ноги, на спине у ее платья был вырван приличный клок, а про себя я даже и не знаю. Как и несколько часов назад, я вызвалась остановить такси, только теперь все ночные извозчики проносились мимо нас. Почему это, спрашивается? Какая черствость — не подобрать по пути пьяных, избитых, истерзанных девушек. Наконец, догадавшись спрятать Леночку на автобусной остановке и прикрыв сумкой собственные босые ноги, я все же притормозила какой-то мотор, на заднем сиденье которого уже сидел человек.

— Девчонки, поехали ко мне, не пожалеете, — предложил высунувшийся мне навстречу мужчина, в котором я с ужасом узнала лицо, недавно виденное в «Колибри». Ну надо же, какое нелепое совпадение. Ведь узнает же. Впрочем, нет, товарищ-господин был слишком пьян, чтобы суметь сопоставить и хоть как-то осмыслить недавно разыгравшиеся перед ним картинки. Он видел (и наверняка нерезко) в нас просто ночных женщин и тупо нацелен был только на одно простейшее действие. Я бы, конечно, сразу захлопнула перед его носом дверцу, если бы не узнала в незнакомце одного из тех, кто сидел за интересующим меня столиком вместе с Сеней. Мгновенно сориентировавшись, я уселась рядом с ним на сиденье, а на переднее устроила Лену, окончательно потерявшую к жизни хоть какой-то интерес.

— А куда едем? — спросила с любопытством.

— В гостиницу. В вашу «Хорватию». У нас там номер на троих, а двоих всю ночь не будет, — сообщил мужчина.

Услышав про «Хорватию», Леночка издала вполне членораздельный стон, но когда я сзади незаметно дернула ее за волосы, то сразу притихла. У меня с тарасовской гостиницей «Хорватия» тоже были не лучшие ассоциации. Прямо скажем — военные. То, что в гостинице происходило по ночам, было почище сербско-хорватской войны, хотя строилась гостиница в свое время дружественными социалистическими братьями хорватами из мирных соображений. И названа тоже в честь побратимов, в знак благодарности.

— А соседи мои решили в ночном клубе остаться. Черт, забыл, как он здесь называется. У нас в Москве их уже миллион, но я привык к своему «Пилигриму», только туда хожу. Хоть мордобоя никогда нет. А здесь — не успели прийти, как козлы какие-то сцепились. Я посидел немного и думаю — нет, такое не по мне, я человек осторожный, мне жизнь дорога, — продолжал рассказывать мой сосед таксисту с каменным лицом прерванную нашим появлением историю.

Даже удивительно: почему это многие мужики, когда напиваются, резко заболевают недержанием речи? Впрочем, в данном случае такая болезнь мне сейчас на пользу.

— А мои друзья все равно остались, им хозяин девочек пообещал. Я говорил: поехали, мужики, этого добра и в гостинице много, да и просто по дороге. Точно я говорю? — ущипнул меня мужчина за коленку.

— Так вы все из Москвы? — спросила я зачем-то, хотя на самом деле уже пожалела, что поехала с этим придурком. Он был таким пьяным, что уже еле говорил и даже посреди слов подозрительно всхрапывал. Ну что у него можно узнать в таком состоянии? И потом — а что я, собственно, хочу узнать? Так просто, никак не могу остановиться, разогнавшись на дальней дистанции.

— И не говори. Ши-рака-а-а страна-а-а моя-а-а родна-а-а-я, — затянул мой спутник дурным голосом. — Вот что нужно по радио передавать, да, девчонки? А мы всякую тратату гоняем. Многа-а-а в ней…

Неизвестно, сколько бы он и дальше орал в ухо, если бы водитель не объявил гробовым тоном:

— Приехали. Вылезай, Шаляпин, блин.

— … лесов, полей и рек… Ну точно, — остановил арию «Шаляпин», изумленно уставившись на реку, протекающую как раз мимо «Хорватии». — Вы, девчонки, сколько берете-то? — осведомился москвич между делом, отсчитывая таксисту бумажки из кошелька. — Я чего-то и не спросил…

— Пятьсот баксов.

— Чего? Не понял. Чего пятьсот баксов?

— Пятьсот баксов в час, — сказала я столичному гостю, нагло глядя на него своими большими зелеными глазами. Это моя мамочка называла их в детстве «наглыми гляделками», когда я вот так же, глядя прямо в лицо, выпрашивала у нее денег на новый купальник или туфли, пока не поняла: а чего зря у кого-то просить, если можно просто самой заработать! Надо, кстати, с новой «получки» купить себе новую сумку, я давно присмотрела одну совсем недурственную в магазине французской одежды.

— Да ты чего, офонарела? В Москве интердевочку лет пятнадцати можно найти в десять раз дешевле! Уж не таких мочалок!.. — начинал трезветь на глазах «Шаляпин».

Вот тот, говорят, был широкой души человек и петь умел. А этот и козлом блеет к тому же. Ничего, пусть знает цену тарасовских девочек. Во мне прямо-таки патриотизм какой-то взыграл. Вид спокойной реки, что ли, так на мозги действует, способствует, так сказать, «нравственному очищению» организма, как нас учили в школе.

— Вот и вали к своим интердевочкам, сквалыга! — захлопнула я перед мужиком дверцу. И чего вообще с ним связалась?

— И вы тоже валите, — скомандовал водитель.

— Дяденька, подвезите. На нас с подружкой напали, хотели изнасиловать. Вот деньги, — принялась я совсем другим тоном уговаривать упитанного мужчину со строгим, прокурорским выражением лица. Мне даже показалось, что это именно он призывно сигналил и пытался что-то прокричать мне не так давно, когда я и сама была за рулем. Впрочем, вполне возможно, что я ошиблась, а красноморденький дядя сейчас в упор не замечал оборванку.

По тому, с каким видом он терпел в своем убогом плюшевом салоне продажных девиц, было ясно, что «товарищ прокурор» не поверил ни единому нашему слову и за всю дорогу не удостоил меня больше своим взглядом. И это к лучшему, мы уже и так еле шевелились от усталости. Только один раз Леночка с благодарностью сжала мой локоть, когда поняла, что я везу ее к себе домой, не оставляю одну.

— С днем рождения, подружка! Отлично отметили? — шепнула я ей на ухо.

Глава 3 Рыжая ведьма в тылу врага

Сомнительное, скажу я вам, удовольствие просыпаться утром с похмелья, да еще после скоростной ночной пробежки по городу, прыжков с забора и катания с металлической горки. Даже мое неплохо тренированное тело ныло и требовало, чтобы его все оставили в покое. Но особенно гудела голова. Выпитый вчера коньяк плюс поганый коктейль услужливого блондина в «Колибри» (я сразу почувствовала, что одним из его компонентов была дешевая местная водка «Антигона», но надо же было как-то оправдывать свое место у стойки бара!) сделали свое темное дело.

Но я-то уж знаю, что в таком состоянии себя жалеть нельзя. Самое главное — встать, остальное пойдет как по маслу — восточная гимнастика, душ, легкий завтрак… Неужели никто больше не слышит, как тикает отведенное Лене время, и не чувствует кожей, что из двадцати четырех часов скоро можно будет смело вычесть половину? А ведь мы еще не продвинулись ни на шаг.

Такая уж у меня есть особенность: подписываясь под новое дело, включать внутри себя завод, не дающий расслабиться до его окончания. Все, подъем!

Леночка даже не пошевелилась, крепко-накрепко забывшись после ночных приключений. По-видимому, она совершенно успокоилась, когда я взялась ей помочь разобраться в деле Птаха. Не рано ли? Но сейчас она все равно пока не нужна. Первым делом — обдумать план дальнейших действий, чтобы потом не терять ни минуты даром.

Но мои благие помыслы прервал телефонный звонок.

— Алло! — раздался в трубке приятно-безликий женский голос, по которому я безошибочно узнаю секретарш. — Это квартира Татьяны Ивановой? С вами хочет говорить директор мебельной корпорации «Нега» Александр Петрович Пташкин. Соединяю?

Первой моей реакцией было бросить телефонную трубку. Что, голубушки, неужто уже попались? Быстро же нас сумели вычислить. Даже и подергаться как следует не успели, хоть что-то узнать определенное. Но, с другой стороны, какой смысл сейчас скрываться, если мы все равно оказались на ярком свету и видны со всех сторон? Нет уж, в таких случаях лучше не закрывать лицо, авось и сам что-нибудь разглядишь.

— Соединяйте, — сказала я как можно спокойнее.

— Вы Татьяна Иванова? — раздался знакомый резкий голос. — Вы меня пока не знаете…

«Если бы не знала! — подумала я про себя. — Увы, увы…»

— Но мне рекомендовал вас Константин Дмитриевич… Не то чтобы рекомендовал, но рассказал про вас однажды в сауне и на всякий случай дал телефон…

— Погодите, какой Константин Дмитриевич? — что-то ничего с утра невозможно было понять. Хотя этому есть оправдание — я вчера и не заметила, пока строила глазки Сене, как вытянула через соломинку целый высокий стакан убойного фирменного напитка от «Колибри», который может свалить с ног буйвола. Какая уж тут смышленость!

— Константин Дмитриевич Сергейченко, один мой знакомый с таможни. Он сказал, что именно вы сумели ему помочь однажды, и я решил вас тоже разыскать.

Так вот оно что! Значит, Александр Петрович Пташкин и понятия не имеет, что беседует сейчас со своей вчерашней новой знакомой, которая чуть было не выломала ему руку. Он просто звонит по рекомендации некоему частному детективу Татьяне Ивановой, вовсе не имея в виду «проститутку из Заводского района», которая вчера попортила ему конечность. Интересно, очень интересно… Из этого можно что-нибудь придумать…

— Хорошо. Я слушаю вас, — сказала я, выдержав предварительно многозначительную паузу. Никогда нельзя суетиться перед клиентом и показывать, как ты ему рада, — вот первое правило для тех, кто захочет заниматься частным сыском. Пусть он сейчас радуется, что я хотя бы готова его выслушать, а после — тому, что принимаю от него деньги.

— У меня к вам срочное дело, личного характера…

— Понятно, и я даже примерно знаю, какое… — мне вдруг захотелось подразнить этого дикого человека, отомстить за вчерашнее.

— Бросьте! Откуда вы можете знать? Я же еще ничего не сказал! — начал моментально приходить в ярость на другом конце провода Пташкин-старший.

Ничего, дружок, держись, раз сам меня разыскал.

— У вас пропал сын. Вместе с деньгами. Разве не так?

— Погодите? Кто вам сказал? Когда?

Ага, вот теперь, наверное, лицо папаши вовсе побагровело, налилось дурной кровушкой. Ничего, это тебе за «притон» и заводскую шушеру. Смотрите-ка, какой граф Лев Толстой, тискающий в стогах крестьянок!

— Все очень просто. Я обладаю экстрасенсорными способностями. Некоторые вещи вообще знаю заранее, — сообщила я папаше холодно. — Что тут особенного?

— Может, вы сразу скажете, где этот негодяй скрывается? — прохрипел в трубку мой темпераментный собеседник. — Скажите, где?

— Нет, вот это придется выяснить. Ведь вам это нужно? В таком деле нельзя ошибиться.

— Да, да, да! — закричал Пташкин-старший. Честное слово, от этого напора в ухе запросто может лопнуть барабанная перепонка. — Я просто не понял сначала. Константин Дмитриевич ничего не говорил про эти… ваши сеансы.

— А про сумму гонорара вам Константин Дмитриевич, надеюсь, говорил? — спросила я без всякого перехода.

— Конечно. Я готов.

— В то время я брала двести долларов в сутки. Но вы еще не знаете, что с тех пор цена выросла. Вдвое, — сказала я твердо.

В трубке молчание. Уж не перестаралась ли я сгоряча? А вдруг он теперь откажется, и тогда придется самой напрашиваться на встречу? Ведь мне нужно хотя бы узнать, сколько спер и спустил в казино его сынок, чтобы спасти Лену для будущих парикмахерских подвигов на моей голове.

— Ладно, я согласен, — опередил меня Александр Петрович. — Где и когда мы с вами встретимся?

— Я подъеду к вам в офис через час-полтора. Должна закончить одно срочное дело.

И все-таки странно, думала я, записывая адрес. Ничего понять невозможно. Почему ему не жалко платить деньги? Обратился бы в милицию, что ли. Сколько же Птах тогда упер? Или не только одни деньги?

Теперь действительно нельзя было медлить ни минуты.

— Вставай, живо! — принялась я трясти Лену. — Ты забыла, что нужно искать Птаха?

Услышав знакомое имя, Леночка сразу же села в кровати и попыталась открыть глаза. Это оказалось не слишком легким делом. Тарас вчера крепко заехал имениннице по лицу, и теперь один ее глаз распух и почти не раскрывался.

— Просыпайся, сейчас тебе придется поработать. Меня нужно изменить до неузнаваемости. Сможешь?

Леночка понятливо кивнула, потом, охая и кряхтя, как девяностолетняя старушенция, поднялась с постели и засеменила в ванную. Пока она устраивала водные процедуры и пыталась прийти в себя, я все же прочитала ей лекцию о роли самодеятельности и вмешательства неких несдержанных, взбалмошных девиц в ход расследования. Лена только подавленно молчала. Да и что она могла возразить на мою пламенную речь?

— И быстрее! Через полтора часа я должна быть на важной встрече. Точнее, не я, а человек с другим лицом, чтобы никто не узнал во мне ночную каратистку.

— Ой, а как же я? — Леночка испуганно высунула в дверь голову. Вот в ком трудно было узнать вчерашнюю миловидную именинницу! — Что мне делать? Ты уже уходишь? Хоть скажи, как же мне теперь быть, а?

— Я же сказала — прежде всего изменить мою внешность. Эта встреча касается как раз нашего дела. Ясно? После вчерашнего мордобоя я не могу нигде так появиться…

Мои слова подействовали на Лену, как живая вода на умерщвленных героев из русских народных сказок. К Леночке действительно вернулась жизнь, и она быстро принялась изучать этикетки всех моих красок и оттеночных шампуней, которые можно было отыскать в ванной. Я же тем временем вытряхнула из шкафа парики и принялась их мерить перед зеркалом. Вот в этом, кудрявом, из меня получается какая-то белокурая Жизель. Нет, для такого грубияна, как мой новый клиент, чересчур уж утонченно. Может, стоит попробовать блестящие черные волосы женщины-вамп?

— Ты будешь рыжей, — торжественно объявила Лена, выходя из ванной и потрясая какими-то пузырьками. — Огненно-рыжей. Я давно мечтала на тебе это попробовать. Я уже вижу, что получится классно.

Вот что значит Профессионал с большой буквы! Как говорится в народе, талант не пропьешь. Я сразу же привычно подчинилась моему мастеру, что делаю уже второй год подряд. Даже тогда, осенью, когда Лена решила сделать меня разноцветной и выкрасила отдельные пряди волос в красный, желтый и рыжий цвета, я и то не сопротивлялась. Зато стала на время самой потрясающей, похожей на ходячую золотую осень девушкой города Тарасова.

Первым делом Лена быстро выкрасила белый парик в ярко-рыжий цвет. Одновременно она рылась в моем гардеробе в поисках подходящей по стилю одежды к задуманному ею образу. Наконец, обрядив частного детектива в цветастую блузку и черную шляпу с широкими полями, из-под которой вскоре уже огненными языками выбивались рыжие кудри, Леночка принялась за макияж. Она даже веснушки не забыла мне подрисовать на лице и припудрить ресницы, чтобы они были белесыми, как у настоящих рыжих.

— Рыжая ведьма! — сказала я, увидев наконец себя в зеркале в полный рост. — Экстрасенс, да и только.

— Настоящая рыжая колдунья, — удовлетворенно подтвердила она.

Надо же, я была на сто процентов уверена, что Лена крепко спала, когда я разговаривала по телефону и расписывала свои экстрасенсорные способности, но интуитивно сделала именно то, что нужно. Да, такая женщина берет за любые услуги очень, очень много денег — это видно с первого взгляда. Позолоти ручку, красавчик красноглазый! Пойдем, я тебе много чего нагадаю, а еще больше сама у тебя узнаю!

— Молодчина! — от души похвалила я Леночку. Придумывая эффектный костюм, она не забыла тем не менее нарядить меня в широкие черные брюки, в которых удобно драться, а при необходимости — и драпать.

Ровно через полтора часа, как и было обещано, гремя серебряными браслетами, я заходила в угрюмый офис Пташкина-старшего, расположенный на втором этаже тарасовской гостиницы «Волна». Да, мое появление в этом призрачном офисном мире произвело настоящий фурор! Пока я вальяжно двигалась по коридору, на рыжую гостью из всех уголков и щелей смотрели испуганные глаза девушек, одетых по принципу «черный низ, белый верх», и бледных, казенного обличья юношей, чахнувших за компьютерами. Настоящей огненной ведьмой в серых офисных стенах — вот кем я чувствовала себя сегодня благодаря своему новому имиджу.

— Она пришла! Вас ждут! — сообщила секретарша, одновременно обращаясь ко мне и кидаясь куда-то в угол, и распахнула передо мной дверь.

Александр Петрович Пташкин хмуро сидел за столом в своем кабинете, обставленном дорогой кожаной мебелью. Накурено у него было так, что хоть топор вешай.

Он принялся исподлобья изучать мою весьма неординарную внешность.

Я невольно напряглась. Вдруг узнает? Что тогда сказать? Нет, не узнал. Леночка сумела сделать так, что я сама себя в зеркале теперь не найду. Но что-то все же в моем лице Пташкину-старшему показалось знакомым. Мало того, ну очень неприятно знакомым. Он даже машинально потер плечо. Что, до сих пор побаливает? Не будешь в следующий раз бросаться на женщин со своими кулачищами.

— Так вы и есть Татьяна Иванова? — спросил он через некоторое время. — Вообще-то я вас по-другому представлял.

— Это так же верно, как то, что вы — Александр Петрович Пташкин. Я тоже представляла по-другому руководителя корпорации «Нега».

— Это как же?

— Я представляла человека, который прежде всего предложит даме сесть, а уж потом будет задавать вопросы, — сказала я, демонстративно, без приглашения усаживаясь в кресло напротив. Удивительно, но новый образ невольно диктовал особую манеру поведения, даже еще более раскованную, чем привычная моя.

— Ха, зато, глядя на вас, можно поверить, что вы и впрямь колдунья. Или, как там… экстрасенс? Может, вам и рассказывать ничего не нужно? — воскликнул Александр Петрович простодушно.

— Сделаем так. Вы сейчас расскажете все о своем деле как можно подробнее, а потом уж будем колдовать.

Я нарочно сняла шляпу и положила ее на колени, давая понять, что готова внимательно слушать. Волосы полыхнули в сигаретном дыму, словно в кабинете начинался пожар. Но Александр Петрович даже глазом не моргнул при виде этих роскошных волос, а также от предельно откровенного выреза блузки. Он нервно закурил очередную сигарету «Мальборо», доставая ее из полупустой пачки, и начал говорить.

Пропал его сын Сергей. Он бы этого и не заметил — Пташкин-младший был птицей вольной и запросто мог исчезнуть на несколько дней из дома. Но в этот же день вместе с ним из дома исчезли и деньги, а главное — некоторые драгоценности жены, очень дорогие штучки. Александр Петрович протянул лист бумаги, на котором по памяти попытался составить список пропавших вещей. В столбике значились: серьги с бриллиантами, колье из натурального жемчуга, золотой перстень с аметистом и так далее. Рядом, в соседнем столбике, — приблизительные суммы, сколько это теперь стоит. Да, по всей видимости, владелец мебельной корпорации Александр Петрович Пташкин очень любил свою жену, если постоянно баловал ее такими подарками. Но одна строчка в списке была подчеркнута двумя чертами, и напротив нее стоял знак вопроса.

— А это что значит? — спросила я сразу.

— Вот это нужно найти первым делом. Это очень дорогие серьги — вещички старинной работы.

— А их стоимость?

— Даже если мой идиот умудрился продать их за бесценок, я найду возможность выкупить назад. Это фамильная драгоценность, вещь бесценная, — ушел от ответа Пташкин-старший.

— Ваши? — невольно заинтересовалась я.

— Да нет, жены. Она у меня родом из старинной тарасовской состоятельной семьи, и ей в свое время по наследству достались эти штуковины. Вы как, пока случайно не видите, куда их спрятали? По этому вашему… телескопу, — и папаша сделал неопределенный жест в воздухе.

— В смысле? — не поняла я сразу Александра Петровича.

— Ну я читал, что некоторые экстрасенши умеют сразу по фотографиям увидеть, где, к примеру, какой-нибудь покойник зарыт, или что другое…

— Где же фотография? — спросила я в свою очередь Пташкина-старшего как ни в чем не бывало. Нет, в созданном Леночкой образе меня, определенно, невозможно было смутить.

— Ну да, ну да, нету, — с пониманием дела кивнул Пташкин-отец. — А так вы не можете?

Я многозначительно уставилась вдаль, а потом зажмурила глаза. Другой мужик непременно в этот момент ухватил бы меня за коленку, но Александр Петрович только тяжело сопел и дышал, как курильщик с многолетним стажем.

— Ваш сын баловался игрой в рулетку? Я имею в виду: он часто пропадал в такого рода заведениях? — спросила я наконец Пташкина-старшего, нарушая такую несносную тишину, что стало слышно даже бульканье в его животе.

— А что, видно? — изумился Александр Петрович.

— Да, какой-то игорный стол, руки раскладывают фишки, какие-то деньги. И вот еще что: у вас есть дочь?

— Чего? — растерянно спросил мой клиент, и я невольно слегка приоткрыла один глаз, чтобы увидеть выражение его лица. Это самый лучший прием — моментально сменить направление опроса, чтобы человек не успел сориентироваться.

Мой нехитрый вопрос заставил Александра Петровича заметно смутиться, это я увидела четко. Он вдруг еще больше покраснел, привычно потянулся за спасительной сигаретой.

— Ну есть. Только это-то здесь при чем? — спросил он меня чуть ли не с вызовом.

— Да нет, я просто интересуюсь. На тех, кого я вижу перед собой, к сожалению, нет табличек или бейджей.

— Дикость какая-то, — недовольно пробормотал Александр Петрович.

— Но почему вы уверены, что драгоценности украл именно сын? — спросила я, открывая глаза и снова разглядывая список, в котором не хватало разве что подвесок королевы. Эх, да на мою бы расцыганистую ручку да хотя бы один перстенек из коллекции супруги Пташкина. Интересно будет посмотреть на эту дамочку!

— Он сам несколько раз говорил об этом открыто. Даже угрожал, но я все равно не верил, что до такого может дойти, — нахмурился отец.

И он в крепких выражениях рассказал про связь сына с девкой, «одной дрянью» из Заводского района, на которой Сергей чуть ли не собрался жениться. А после того, как Пташкин-старший их далеко послал, сразу начались угрозы, что деньги сами найдутся, и все в таком духе. И к тому же он своими глазами видел, как девка из парикмахерской в краденые клипсы вырядилась. Ее куриных мозгов, мол, не хватило на то, чтобы их хотя бы на время припрятать.

— А вы уверены, что на ней были именно украшения супруги? — уточнила я.

— Да я их сам в руках держал. Вот только боюсь, после этого она их все-таки куда-нибудь сплавит, — сказал Александр Петрович и написал мне на клочке бумаге адрес Лены. Даже планчик не поленился нарисовать, как туда доехать.

— Только вы осторожнее действуйте, она сроду одна не бывает, — сделал он мне даже напутствие. — Нет, ну как же я не понял, когда он пригрозил, что все равно найдет деньги на свадьбу или чего-то там еще. Вот и нашлись, — подытожил свой рассказ отец Птаха.

— Да что вам, жалко, что ли? Пусть бы женился! — не выдержала я и вмешалась в рассказ.

— Нечего так просто, от дури, — ответил Пташкин-старший и отчего-то снова покраснел. — Я так и сказал: выбей дурь сначала, найди настоящее дело, а потом — женись. Но теперь я буду говорить с ним по-другому. Хватит нянчиться.

— Вы обращались в милицию?

— Нет уж. Чтобы его посадили? Мы сами разберемся, это семейное дело. — И с этими словами Александр Петрович снова потер плечо.

Что-то мне его вдруг даже стало жалко. Вон как я его покалечила, бедолагу! А папаша Птаха и не злой совсем, оказывается, не страшный — только бешеный. Как только Александр Петрович заговорил о жене и сыне, похоже стало, что он из породы буянов, которые «на лицо ужасные, добрые внутри», но научились надежно маскировать свою сентиментальность под грубой личиной. Или просто на миг показалось?

— Начните, прошерстите как следует эту его компанию из Заводского района. Он где-то там засел. В ночном клубе он тоже частенько ошивался. Может, и на радио что-нибудь слышали? Что еще? Мне важно, чтобы про мое дело никто не знал. Нечего тут… Меня слишком хорошо в городе знают, и так уж откровенно готовы с любой стороны подставить подножку. Вон недавно только… — на этих словах Александр Петрович осекся и безнадежно махнул рукой.

— Что недавно? Говорите, — попросила я.

— Да нет, это не имеет отношения к делу… Тут бизнес, никаких гаданий.

— Давайте договоримся, — сказала я Александру Петровичу твердо. — Или вы рассказываете мне абсолютно все, о чем я спрашиваю, или я не возьмусь за поиски сына. Решайте сами.

Тогда только, через слово спотыкаясь и чертыхаясь, Александр Петрович поведал о своем невезении в одном важном для него деле. Оказывается, наблюдая через сына за делами на радио, Александр Петрович и сам решил попробовать, раз позволяют деньги, заняться параллельно информационным бизнесом. Он задумал вытащить в Тарасов самую популярную сейчас в Москве радиостанцию «Музыкальный бум», быстро завоевать эфир и, соответственно, рекламный рынок города. Почти целый месяц с москвичами велись интенсивные переговоры, но в самый последний момент, буквально несколько дней назад, приехавшие в Тарасов предполагаемые компаньоны отказались от сотрудничества с Пташкиным-отцом.

— Так всегда бывает, — сделал вывод Александр Петрович. — Сроду уж, как начнется, так и сыплются на голову всякие гадости. И сделка сорвалась, и сын из дома упер сережки эти…

— А сын знал о ваших планах по поводу радио? — заинтересовалась я новой историей.

— Вообще-то я никому не говорил. Но однажды, когда он начал чересчур уж жаловаться на директора, на Сеню нашего, дал понять кое-что… Вы думаете, это может быть связано? Хотя знаете, дочь говорила, что неделю назад, пока мы отсутствовали, в квартире кто-то побывал. Жена молчит, конечно, да это и понятно. Я сначала не поверил, а потом подумал: вдруг кто-нибудь заглядывал в мои бумаги?

— Они были после визита в беспорядке?

— Да нет, я бы так не сказал, — задумался Александр Петрович. — Так же на столе лежали. Но ведь не обязательно все переворачивать вверх дном — кому-то достаточно и просто заглянуть, чтобы потом перехватить денежную жилу, это я по себе знаю.

— Но почему вы свои секреты держали дома, а не у себя в офисе?

— Мой дом — моя крепость, слышали такую поговорку? На работе всегда полным-полно проходимцев, которым твои дела, а тем более успешные, спать не дают, — вполне откровенно пояснил хозяин мебельной корпорации «Нега». — Так что вы теперь о моем деле думаете?

— Пока не знаю, — призналась я, разрушая образ всезнающего и всевидящего экстрасенса. Впрочем, Александр Петрович этого не заметил и продолжал рассказывать, сколько времени потратил зря на капризных москвичей с «Музыкального бума», сколько им вместе пришлось выпить самой дорогой водки и даром потратить еще более драгоценного времени. Но что-то мешало мне спокойно слушать его рассказ, какое-то слово так и корябало… Ну, конечно же, Сеня в «Колибри» все время говорил про «бум» — «открывать бум», еще что-то там «бум»… Быть может, он не просто коверкал язык, а имел в виду другой бум — музыкальный? Кстати, о чем и с кем он вчера так усердно совещался? Уж не с этими ли капризными москвичами? Судя по надутым физиономиям его собеседников — не исключено. И мой пьяный «Шаляпин» — тоже из Москвы. Не слишком ли много совпадений? Нужно срочно ехать на «Радиотрах» за Сеней, а потом — снова в «Колибри», чтобы попытаться хоть что-то на эту тему узнать посущественней. Не исключено, что исчезновение Птаха связано с дележкой радиостанции и всеми играми, которые скрываются за бесконечными веселыми песенками и приветами в эфире. Второе — нужно потрясти Тараса. Что за «Самолет», куда или откуда? К чему Похоронный марш? Похоже, вокруг исчезновения Птаха закручена более серьезная история, чем даже думает простодушный Александр Петрович — гроза девушек Заводского района. И — конечно же, дочка. Эта самая Полина тоже что-то не давала мне теперь покоя. Хоть я и не экстрасенс, но дело тут было какое-то неладное, смутное.

— Что скажете? — спросил Александр Петрович, который, похоже, уже поверил, что я — колдунья и могу читать в воздухе письмена ответов на вопросы.

— Будем искать, — сказала я то же самое, что и вчера Леночке, но зачем-то прибавила: — Бум стараться.

— Вам нужен аванс? — спросил Александр Петрович, доставая из кармана пиджака деньги.

— Не помешает.

Я вспомнила предстоящее посещение «Колибри». А вдруг придется играть в рулетку? Не исключено, раз Птах часто этим развлекался. Или могут случиться другие непредвиденные обстоятельства, например, кружение по городу на такси от погони. Нужно не забыть заехать отсюда за своей машиной. Заскучала без меня, наверное, старушка в далеком Заводском районе на стоянке возле Лениного дома.

А интересная получилась конструкция! Одной рукой я взялась спасти подружку от бешеного папочки, а другой — беру теперь у папочки деньги, чтобы спасти от него же Лену. Чего только не бывает в жизни? Особенно — в жизни частного детектива.

— И что, вы уже знаете, что будете делать? — поинтересовался Пташкин-старший. В нем заговорил работодатель, заставляющий женщин за своевременную зарплату одеваться в черные юбочки до колен и белые кофточки и испуганно жаться по стенкам.

— Естественно, — сказала я, уверенно тряхнув огненной гривой. — Но пока я не намерена ни с кем этим делиться. Еще не время.

Почему-то я и впрямь была уверена, что копать нужно под Сеню, именно под него. Или в «рыжей ведьме» проклюнулся дар провидения? Большие, ох большие дела, чувствовала я, закрутились вокруг мамочкиных сережек. Или они возникли параллельно, в плоскости мужской борьбы за деньги рекламодателей? Но верить только одному лишь предвидению не стоит. Нужно действовать как положено и не забыть посетить дом Пташкина-старшего, чтобы разобраться, что и откуда пропало. Распутывать веревочку нужно сначала, а то немудрено наделать лишних узлов. Но когда я сказала о своем намерении посетить домочадцев Александра Петровича, его лицо выразило недовольство и замешательство.

— Зачем это? — удивился он. — Моя супруга вряд ли скажет что-нибудь, что сможет вам помочь. Она больна… пока что. Но уже выздоравливает. Лучше ее не тревожить.

— Мне все равно придется с ней познакомиться. И потом, разве в доме больше никого нет? А дочь?

Я чуть было не спросила: «А Полина?» — но вовремя спохватилась. Это бы выглядело совсем уж подозрительно.

— Ну да, — Александр Петрович понял, что от меня легко не отделаешься. — Я и забыл, что вы… Еще дочь от первого брака. Она ведет хозяйство, но больше ни во что не вникает.

— Позвоните ей сейчас и предупредите, что я зайду. Послушайте, Александр Петрович, а почему вы все время потираете плечо? С кем-нибудь подрались? — не выдержала и спросила я, уже вставая.

— Да… нет… О шкаф ударился.

Я сочувственно улыбнулась. В кабинете Пташкина-старшего было большое зеркало, и я критически поглядела на себя со стороны. Слава богу, на шкаф моя фигура пока что не похожа. Да и вообще, эффектная там виднелась девушка, просто супер! Но вот что удивительно — за все время встречи отец Птаха не сделал этой красотке ни одного комплимента. Да и вообще не реагировал на меня как на женщину, словно перед ним было пустое место. Неужто так очарован своей загадочной болезненной супругой?

— А теперь нужно сказать вам самое главное, — произнесла я отчетливо, глядя Пташкину-старшему в лицо. — Вы должны дать слово, что не будете без меня предпринимать никаких действий. Не начнете никого преследовать, ловить, искать. Только после того, как посоветуетесь со мной. Иначе можно все испортить. Обещаете?

— О черт. Откуда? Ну да, понятно… — Александр Петрович даже приоткрыл от удивления рот и стал похож на беспомощного леща, выброшенного на берег. Крупная рыба, да попала в чьи-то сети. — Хорошо, обещаю. Без вас — ни шагу.

Из офиса мебельного магната Александра Петровича Пташкина я вышла в приподнятом настроении. Лена пока в безопасности, счетчик, заведенный на двадцать четыре часа, удалось если и не отключить, то хотя бы взять под контроль. Но при этом время все равно стремительно идет, а туман в деле Птаха по-прежнему не рассеивается, а даже, наоборот, еще больше сгущается. Он клубится, этот самый туман, где-то в высотах радиоэфира. Нужно, не теряя ни минуты, доставать Сеню и Тараса. Интересно, клюнет ли Сеня на рыжую экстравагантную девушку или он реагирует только на короткие юбки и голые коленки?

Я поймала такси, плюхнулась и сразу увидела перед глазами календарик с певицей Мадонной, посылающей в пространство томный поцелуй, — он был приклеен к стенке обшарпанного салона. Нет, меня все-таки неодолимо тянуло поскорее побывать дома у Пташкиных, поглядеть на его красавицу жену и упорную дочку — не дочку. Вот что значит женское любопытство. Или мной все же движет что-то другое? Интуиция?

И потом — теперь ведь за нами никто не гонится, это мы сами догоняем, так ведь? Что изменится, если я на полчасика заеду в квартиру господина Пташкина? Ведь не на блины же, а с целью допроса.

— Так куда едем? — не выдержал симпатичный, но уж больно серьезный на вид юноша за рулем. — Вы решили?

Торопится мальчик и на меня посматривает с опаской — вдруг защекочу насмерть, в лес уволоку? От такой пассажирки всего можно ждать, это уж точно.

— Улица Суворовская, дом пятьдесят пять, — назвала я домашний адрес Пташкина-старшего, который только что от него узнала. — В гости к двум прекрасным дамам. Хотя, конечно, и не таким, как я!

Глава 4 Пташки в клетке

Мой хмурый извозчик остановил машину возле подъезда четырехэтажной «сталинки» и даже не улыбнулся, получив щедрое вознаграждение. Не везет мне что-то в последнее время на таксистов! Может, зато повезет в чем-нибудь или ком-нибудь другом? Одна минута — и я уже в старом, ничем не примечательном подъезде, вот и третий этаж, железная (может, пуленепробиваемая?) дверь, нужный номер квартиры.

— Кто там? — спросил из-за двери недовольный женский голос.

— Татьяна Иванова. Частный детектив. Александр Петрович должен был вам позвонить…

— Одна, что ль? — Кто-то пристально рассматривал меня в дверной «глазок».

— Как видите…

— Быстро чего-то чересчур, — проворчала женщина, открывая мощные амбарные задвижки.

Передо мной стояла молодая особа выдающейся внешности. Я нисколько не преувеличиваю своей оценки — все части женщины заметно выдавались под шелковым халатом: и внушительный бюст, и плотные бока, и гладкие коленки.

У женщины (я догадалась, что это и есть Полина) было белое, румяное лицо, широкие плечи и подозрительный взгляд исподлобья. Русская народная красавица, да и только. Рекламный экспортный вариант. Ей бы караваи и блины на телевидении рекламировать, а не дома у Пташкина сидеть с такой симпатичной мордахой. Что же, начнем с Полины.

— Вы позволите пройти? — решила я взять инициативу в свои руки. Сколько можно вот так стоять на пороге?

— Ну чего же, — пожала плечами Полина. — Раз Александр Петрович-то велел…

Жестами и манерой говорить Полина была чем-то похожа на своего папашу. Так дочь все-таки она ему или не дочь? — вот в чем вопрос. А ну как тоже начнет кидаться?

С нескрываемым интересом зашла я в квартиру Пташкиных, где каждая вещь, любая мелочь гордо говорили о достатке, да нет, чего уж там, — о несомненном богатстве. Но самое главное, что этот дом буквально блистал чистотой. Я невольно вспомнила свою подружку Тамару — жену преуспевающего в Тарасове банкира, которая только и занималась тем, что с утра до вечера костерила своих меняющихся домработниц, который год мечтая найти свой идеал. И не найдешь, Тамарочка, потому что вот он, твой идеал, — стоит в квартире директора фирмы «Нега» в шелковом халатике. И даже ресницы у Полины были выдающимися — длинными, неестественно пушистыми. Вот только голосок грубоват, не больно-то приятен.

— Давайте познакомимся, что ли, — предложила я.

— Поля, — сказала старшая дочь Пташкина и как-то неловко, по-деревенски, сунула мне для рукопожатия свою руку. Странно все же смотрелась эта Поля на фоне шикарного евроинтерьера — ее бы к печке, в крестьянскую избу.

— Вы уже знаете, по какому я вопросу? — спросила я Полю и в нескольких словах обрисовала суть дела. — Ну, так что вы можете сказать?

— Я? Да я-то что? — изумилась Поля.

— Но вы хоть знаете, что ваш брат сбежал и дом обокрал?

— Так, это самое, — Поля явно заволновалась. — Александр Петрович сказал мне вчера, что Мусины вещи пропали и что Сергунька сбежал. Да он и денег из дома взял тоже. Они всегда у меня вон там, на хозяйство, лежат. Александр Петрович положит — а я трачу себе, пока не закончатся… Александр Петрович про деньги рукой махнул, а я думаю, их тоже найти нужно, они в хозяйстве никогда не лишние.

— А вы-то знаете, что пропало? Какие драгоценности?

— Ой, даже и не знаю. У Муси этих драгоценностей полно всяких — и старинных, и недавно купленных.

Прикидывается или говорит правду? Ну, дела… Какой угодно могла я представить себе старшую дочь бизнесмена Пташкина, но только не такой красивой и простодушной дурочкой. Из какого она взялась леса? Ах да, Леночка ведь говорила, что из дремучей деревни под названием Пеньки.

— А вы всегда отца своего Александром Петровичем называете?

— Ну и чего? — нахмурилась Поля. По-видимому, она хотела сказать: «А какое отношение это может иметь к следствию?» — но слов для такого сложного речевого оборота у нее не хватило.

— Да нет, это я так… Что же все-таки лично вы думаете по поводу исчезновения брата?

— Сергуньки-то? Да он у нас такой получился, непутевый. В Москву утек, вот что я думаю. И скатертью дорога. Вот только вещички и деньги бы вернуть, а там — пусть себе катится отсюда куда подальше.

— Почему именно в Москву?

— Это же и козлу понятно! — всплеснула руками Поля. — Он сроду, как перепьет лишнего, так и давай всем болтать, что, мол, никто его не понимает здесь, признания нет. Говорит, в Москву мне надо ехать, на большое телевидение пробиваться, и все в таком же роде. Я и Александру Петровичу вчера сразу сказала: в Москве Сергуня, не выдержал, на какое-нибудь радио ихнее подался…

— Я что-то не пойму. Ну, попросил бы тогда у отца денег. Или Александр Петрович жадный, не дал бы?

— Да зачем вы такие слова произносите?! Жадный! — взвилась Полина. — Нашли жадного. Но вы нашего Сергуньку не знаете. Ему ведь гору надо, да и той будет мало. Уж сколько ему Муська денег всяких передавала, втайне совала, только чтобы я не отняла и не узнала. А ему все мало да мало. Вот и пошел на воровство по своей дури…

— А воры к вам, случайно, в этот день не могли залезть? — спросила я Полину, хотя весь решительно-оборонительный вид дочки говорил о том, что врагу в квартиру Пташкиных так легко не пробраться. — Или, может, кто-нибудь из чужих заходил?

— Да что вы мне снова говорите! — возмутилась Полина вовсе не шутейно. — Не бывает у нас дома никаких таких чужих. И сроду не было. Пока Муська болеет, им вообще нечего тут делать. Да вы первая, наверное, за весь месяц.

— Но Александр Петрович говорил, что примерно неделю назад кто-то дома был. Может, к жене его кто приходил?

— Да я бы сама ее потрясла как следует, да Александр Петрович не велел. Жалостливый больно. Я ему говорю: нечего зря жалобиться, судьба есть судьба, мы все под богом ходим, а он свое гнет. А кто-то точно был, это ясно.

— А вы уверены, что дома кто-то был? Может, показалось?

— Ну да! Я сразу заметила: и половик на пороге не так, не по-моему, лежал, и провод телефонный в коридоре по-другому… А Дуська наша только глазки строит.

— Какая Дуська?

— Ой, ну это я так про нашу. Я уж говорю Александру Петровичу: лечить ее надо, нечего дома держать, давно пора в дурнушку отправить. А он все мнется. Говорит, жалко больно. У нее вон и комната отдельная, все равно никуда не выходит. — Полина чему-то не на шутку разозлилась и раскраснелась, словно только что из бани пришла. — Я уж и так только до сортира ее пускаю, чтобы не рушила ничего, а эта, гляди-ка, разгулялась, обрадовалась, что Александр Петрович в деревню меня к сестрам свозил на один день всего.

— Ну и что, ведь тогда ничего не пропало?

— Да вроде того. Но Александр Петрович грешит, что в бумагах его кто-то копался, да и вообще непорядок.

Нет, ничто в ней не казалось мне теперь симпатичным, абсолютно ничто. Одна рожа толстая да груди в три обхвата — вот и все, что в ней было. И желание всех из дома изжить, кроме Александра Петровича. Как же, хозяйка, прибывшая из самих Пеньков! Как тут все без нее обходились? Такая запросто могла стырить у жены Пташкина все, что угодно. По крайней мере — не исключается.

Беседовать с Полиной было нелегко. Она все время давала мне понять, что я говорю не то и не так, и делала вид, что разговор для нее закончен, потому что до смерти жалко отрывать время на ненужную болтовню. Она так и пожирала взглядом раскрытый пылесос, от которого я ее, по всей видимости, сейчас оторвала, разлучила. Но я не отставала. Правда, почти после каждого вопроса приходилось ссылаться на авторитет Александра Петровича, но что мне оставалось делать? Зато, несмотря на всю мою неприязнь, я имела все основания убедиться, что Полина была предана Александру Петровичу, как тысяча оруженосцев, слуг и дочерей, вместе взятых.

Она и не скрывала, что появилась на белый свет после того, как отец — Пташкин — еще в свою студенческую бытность побывал на практике в деревне и приятно провел время с ее мамашей. По-своему рассказала, как отыскала «папочку», удивившись, что тот стал таким известным в Тарасове богатым человеком, как умолила не выгонять ее обратно в свою «пьяную деревню», а оставить в доме хотя бы в качестве домработницы, просто за харчи.

Но больше всего в этой истории меня удивил сам Александр Петрович, уговоривший жену приютить странницу. Вот добрая душа! Или им действительно в тот момент понадобилась бесплатная домработница? Хотя сейчас, глядя на лоснящееся лицо Полины, как-то сложно ее представить в виде просительницы-сиротинушки. Как в русской народной сказке, которую она наверняка читала в букваре: была у зайчика избушка лубяная, а у лисички ледяная… Ну и так далее, с соответствующим концом. Теперь дочка чувствует себя в лубяной избушке с паркетом и подвесными потолками на своем месте, просто отлично. Вот только зайчика поскорее бы в дурдом сплавить. А может, он-то и ничего, как раз в своем уме?

— О чем вы в последний раз говорили с братом? — пыталась я вызнать у Полины хоть что-нибудь по своей теме.

— Ни о чем. Он трезвый был. А по трезвой он и не говорил со мной никогда.

— Почему?

— За дуру считал. Прямо так и говорил: «Дура ты, Поля, каких свет не видывал». Но я не обижалась. Он ведь сам странненький, да. Вечно то гадости какой-нибудь напьется, то девок домой наведет, как будто это кому-нибудь приятно. Распустил их совсем Александр Петрович, — недовольно поджала Полина свои губы-вареники. — Ой нет, говорил что-то…

— Что? Что? — я вся напряглась, ожидая услышать наконец-то хоть что-нибудь дельное.

— Он сказал мне, что сахару в компоте мало. А чего мало-то? Я, как всегда, положила. Может, такой сахар стали делать несладкий? Александру Петровичу, видишь ли, нормально, а ему — мало!

Да уж, пришлось мне побыстрее переключать внимание на другую обитательницу пятикомнатной квартиры Пташкиных. Лишь после того, как я в очередной раз воззвала к святому имени Александра Петровича, Полина разрешила мне побеседовать с его женой, которую она презрительно называла Муськой или Дуськой. Но только не слишком долго, пока та не начала чересчур заговариваться, а то опять же ей, Поле, придется таблетки в нее совать. Оказывается, около года назад Александр Петрович лихо разогнался на скользкой после дождя дороге, не справился с управлением и угодил в аварию, в которой пострадала одна Муся. У жены случилось сотрясение мозга, после чего она стала, как сказала Поля, «слабенькой». А Пташкин-старший живет с тех пор с угрызениями совести. Так вот, оказывается, что значат все эти колечки, дорогие побрякушки и всякие завлекушки, полный перечень которых Александр Петрович любезно предоставил мне на тетрадном листке. Вот откуда, скорее всего, берет начало его активное неприятие женитьбы сына, которую он заранее воспринимал как чересчур крутой и опасный вираж, за который придется с лихвой расплачиваться.

Наконец, получив подробную инструкцию, как нужно вести себя с больной, Полина повела меня в комнату Муси.

Муся возлежала на бархатном диванчике и раскладывала перед собой карты, то ли для пасьянса, то ли для гадания. Наслушавшись про ее недомогания, я ожидала увидеть болезненную, изможденную женщину. Муся же оказалась светленькой худышкой, похожей на подростка, с озорной и какой-то потусторонней улыбочкой на лице. Вот, правда, одета для нашего времени Муся была странно — в длинное, наподобие старинного, вечернее платье и кружевную накидку на голове. Худенькую шею Муси обрамляло тяжелое колье, на каждом пальце было по кольцу или перстню, уши оттягивали мощные серьги. Все это весьма нелепо смотрелось с короткой, всего в несколько сантиметров длиной, растительностью на ее голове, перенесшей несколько мучительных операций.

— Надо же, сколько на ней всяких украшений! Значит, не все украли? — шепотом спросила я Полину.

— Как же, у нее этого добра столько, что ни один вор не вынесет, — нахмурилась Поля. — И все просит. А Александр Петрович нет-нет да, гляжу, снова ей какую-то побрякушку несет. Говорит, врачи советуют, что сейчас нужно потакать всяким ее желаниям. А я считаю — дурь это одна, все у них как-то не по-людски покуда.

Странная мать Птаха и законная супруга предпринимателя Пташкина весело взглянула на меня, словно на долгожданную подружку, и закивала головой, приглашая сесть с ней рядом. А я уж и не знала, с чего начать разговор. Да знает ли Муся вообще о пропаже сына и своих драгоценностей? Кажется, это от нее скрывают. Бедная Муся, очередная «бедная Лиза»! Ну почему именно тебе пришлось отдуваться за то, что твоему мужу захотелось прокатиться на полной скорости по скользкой дороге?

Но, взглянув всего один раз в мою сторону, Муся сразу же, напевая, углубилась в свое гадание, словно в комнате никого, кроме нее, больше не было.

— Муськ, тут вот Сережина подружка пришла, ищет его. Ты не знаешь, куды он пошел? — спросила нарочито громко Поля.

— Ну вот, снова Принц выпадает, — сказала Муся задумчиво, не обращая ни малейшего внимания на вопрос. — Крести. Ну, конечно же, брюнет. Высокий, с такими сильными, нежными руками. А на сапогах у него золотые заклепочки, блестят при луне. Когда через балкон полезет, то они сильно заблестят…

Лишь теперь, когда Муся заговорила, я в полной мере поняла, почему ее все называли больной и «слабенькой». Она и впрямь сейчас была далеко, в каком-то своем мире.

Поля по-бабски закивала головой, поставив руки в боки.

— Ну вот, видите? Ничего у вас с ней не получится. Я и сама хотела сегодня к своим мотануть, уж и билет на поезд купила, а тут всякая канитель началась. Пойду сдавать, чего зря деньгам пропадать, — сказала мне Полина. — У нее каждый день по-разному. Иногда вроде бы ничего и даже поделать что-нибудь просится, а то плетет с утра до вечера всякую ахинею, спасу нет. Хорошо хоть Александр Петрович не все слышит, а то такое иногда скажет, срамота одна. Он-то всегда на работе, а я давай отдувайся…

— А тебе нравится, когда мужчина тебя раздевает, разрывает одежду? — вдруг повернулась в нашу сторону Муся. — Или целует, как Луис Альберто?

— Да ничего вообще-то, — пробормотала я от неожиданности.

— Это оттого, что гулять ее не пускаем пока одну, чтобы не начудила, а со мной она не хочет. Стыдится, видите ли, как я одеваюсь. А ты сама на эту чучелину только погляди, укатаешься. Вот и смотрит от нечего делать все подряд сериалы по телевизору или радио весь день слушает да песни поет…

— И что, все время про принцев говорит? — невольно поинтересовалась я. — Или еще что-нибудь? Может, про сына?

— Да это еще что! Вначале вообще — тюль на голову наденет и изображает из себе не знаю кого… Я думала, Александр Петрович сам с ней свихнется. А сейчас хоть радио слушать стала. Только записывает все подряд зачем-то — и с радио, и с телевизора. Говорит, иначе все позабудет. А Александр Петрович ей всякие кассеты покупает, только деньги понапрасну переводит. Пусть, говорит, если это голову ей развивает. Вон видите сколько! В основном с радио Сережкиного болтология…

На столе у Муси действительно валялось множество аудиокассет. Вот это архивчик! Наверное, ни у кого нет такого собрания сочинений «болтологии» Птаха, как у его матушки. Надо бы взять с собой несколько штук потихоньку, может пригодиться.

Я сделала несколько шагов к столу — вроде бы как увидела в окне что-то для себя интересное, но чуть не упала, споткнувшись о раскрытый чемодан.

— Куда это она собралась? Уезжает, что ли? — спросила я Полю. У стены тоже лежали какие-то баулы, сумки.

— Да нет… Она все время то складывает, то разбирает свои вещички, словно куда-то собирается. Я же вам говорила — больной человек, ничего от нее не добьешься. Я вначале пыталась убирать все обратно, но Александр Петрович сказал не трогать, пусть ее… Уж скорее бы саму ее увезли куда подальше. Меня несколько раз так и подмывало из психушки какого-нибудь врача вызвать, да боюсь, Александр Петрович заругает за самовольство, — поделилась Поля со мной своими стратегическими планами. Эх, заехать бы ей хорошенько по упитанной морде, чтобы напомнить ее настоящее место в Пеньках, да нельзя этого делать. Дела семейные, темные.

— Ух ты, какая ты красивая! — вдруг воскликнула Муся, поглядев на меня и словно впервые заметив. — Я тоже хочу такие волосы. Сделай, Поля, сделай мне такие волосы, а то меня такую лысую и не полюбит никто. Принц ее к себе возьмет, а меня бросит…

— Сделаю, все сделаю, я тебе сделаю, — привычно забормотала Поля с нескрываемой злостью.

Незаметно положив в карман брюк троечку кассет, я поспешила поскорее удалиться из пташкинского семейного дурдома, обставленного дорогой импортной мебелью… Правда, я все же успела рассмотреть двухспальную кровать-аэродром под кружевным балдахином. Интересно, зачем она несчастному супругу, если Мусю навряд ли выпускают за порог ее комнатки, разве что только в соседнюю с ней кабинку по нужде? Вон и поднос с остатками еды привычно стоял на столе, и полотенце висело на спинке кровати, словно в гостинице, пылища повсюду. Да и убирается здесь Поля, видать, раз в сто реже, чем на своей территории, и то, наверное, если Александр Петрович напомнит. Дурь все же какая-то! Вся в бриллиантах, и при этом в таком дерьме. Как обломок старого режима. А какой новый в таком случае пришел режим? Засилье «диких кабанов» и наглых, раскормленных деревенских хрюшек?

Бр-р-р! Я все больше понимала Птаха. От этих его безумных Пташек в золоченой клетке сбежишь куда глаза глядят, не то что в Москву! С чувством великого облегчения вышла я на улицу и присела на скамейку на несколько минут отдышаться. Что-то было мне в этой чокнутой семейке не ясно, продолжало тревожить. Но что именно? Я кожей чувствовала присутствие в доме некой незримой тайны, которую никак не получалось разгадать.

Эта странная Полина, попавшая, словно при помощи машины времени, из раскулаченной деревни в шикарный дом, — она же явно с приветом. Да и Пташкин-старший тоже, приютивший незнакомую девку-ходока… Я с трудом представляла, чтобы хоть кто-нибудь из моих знакомых мужчин-бизнесменов мог бы сделать что-то подобное. Мало ли сколько у кого грехов студенческой юности! Что же теперь, всех в дом брать? И еще — мамочка. Вот она-то показалась особенно странной. Что-то не похожа она все-таки на больную, настоящую сумасшедшую, совсем даже не похожа. Один мой хороший знакомый работает замом главного врача по лечебной части в нашей тарасовской психушке, и в свое время, расследуя дело о маньяке, я хорошо изучила тамошних обитателей. Всяких навидалась, ей-богу. Нет-нет, эта жалкая дамочка по сравнению с ними — само здоровье!

Во-первых, ясные, вполне осмысленные глазки. Но особенно — прическа и макияж! Я специально подошла тогда поближе, чтобы разглядеть ее лицо во всех подробностях. У нее даже губки обведены карандашом, точь-в-точь сочетающимся по цвету с кружевами на ее древнем балахоне. А ведь безумные так не выглядят. Женщины в своем уме и то не всегда… Но лепечет Муся действительно странности. А зачем? Ну конечно, чтобы все вокруг еще больше ее жалели и опекали, не переставали баловать и лелеять. Дома все равно ничего делать не нужно — на то есть Поля. А когда хочется что-нибудь выпросить, можно и попритворяться. Ничего не скажешь, эта дамочка хорошо устроилась в жизни! Сиди себе целыми днями, сериалы смотри да на картах гадай. Хотя у меня возникло минутное ощущение, что Муся хотела мне что-то сказать, изо всех сил хотела, но не стала при Полине. Как бы встретиться с ней отдельно, а? И почему бы и мне, кстати, тоже сейчас не погадать на магических костях?

Я быстренько нащупала на дне сумки заветный мешочек, что-то вроде кисета, который всегда ношу с собой. Мимо скамейки давно никто не проходил, значит, мешать мне будет некому. Быстренько бросив кости на скамейку, я тут же убрала их с глаз. Хватило нескольких мгновений, чтобы запомнить выпавшие на этот раз числа и получить приблизительный ответ на вопрос. Впрочем, и вопрос тоже был не слишком внятным. Мне хотелось понять, какую же тайну упрямо хранит квартира Пташкиных.

Итак, 1+20+25 — именно такие числа оказались при первом броске. А это значит дословно: «Вы используете свою привлекательность в эгоистичных целях, с равнодушной легкостью разбивая мужское сердце».

Не я, разумеется. Ведь гадание было направлено на дом Пташкиных. Похоже, это про Мусю. Или про русскую народную красавицу Полину?

Числа при втором броске дали весьма пространный романтический совет: мол, для того, чтобы быть любимой, нужно самой любить светло и чисто. Бред какой-то! Ничего не понятно: кто кого должен любить? Кто кого любит?

То, что я прочитала по числам третьего броска, тоже вполне могло бы подойти под сюжет «мыльной оперы». «Женщины вообще не понимают, что за слабые пугливые создания эти мужчины» — такое толкование давало сочетание 6+21+25. Это уж точно — слабые пугливые создания. Почти все.

Хотя есть исключения — например, Александр Петрович Пташкин. Вот кто еще, оказывается, способен на мужские, сильные поступки и неожиданные решения, на рыцарство и сентиментальность одновременно. Честное слово, еще немного, и я сама могу влюбиться в «дикого кабана», которого только вчера пришлось укрощать.

Ведь если разобраться, в его ярости было что-то даже благородное. Как-никак он в одиночку пришел драться за честь семьи. А вдруг у Леночки в этот момент был бы полный дом дружков? Жаль только, что внешне Пташкин-старший был не в моем вкусе. Нет, совсем не в моем. И все-таки почему мои магические кости так заклинило на теме любви? Кто тут задает тон? Пташкин-старший и его чувства к чокнутой супруге? А может, любовь Полины к Александру Петровичу? Почему бы, кстати, и нет? Или привязанность отца к беспутному сыну, которого он упорно не хочет сдавать в ментовку и готов платить любые деньги, лишь бы отыскать мальчишку самому и в очередной раз попробовать вразумить?

Впрочем, времени на пространные лирические размышления не было — я и так потеряла, непонятно зачем, полчаса на визит в квартиру Пташкиных и в результате совсем задурманила себе голову.

Нужно мчаться дальше. И желательно на своей машине. Вдруг придется от кого-нибудь драпать или догонять? Тут уж тихоходные таксисты с каменными рожами не помощники, а мне сегодня везет только на таких.

И правда — остановив машину, чтобы быстренько добраться до автостоянки в Заводском районе, я снова очутилась в компании сурового мужчины неопределенного возраста с лысиной на макушке и глубоко прочерченными на лбу морщинами. О черт! Куда только подевались сегодня веселые лихачи, которые по дороге успевают рассказать десяток анекдотов, отвесить приличное количество комплиментов и незаметно поднять пассажиру настроение?

— Можно включить кассету? — спросила я шофера, не выдерживая больше тяжелого молчания. — А то скучно что-то…

— Включите. Но не громко, — разрешил водитель с внешностью актера-трагика.

Я нащупала в кармане кассету, которую на время «приватизировала» у Муси, вставила ее в автомобильный магнитофон — в моей машине есть точно такой же — и сразу же узнала приятно волнующий голос Птаха…

«А теперь еще одно поздравление, — говорил Птах, — весьма необычное. Вот, зачитываю: Милая Мария, Маша! Какое счастье, что ты есть на свете и я могу тебя поздравить просто с отличной погодкой и передать песню в исполнении Филиппа Киркорова „Милая, милая, милая…“.»

Не слишком ли много для одного дня выпало на мою голову, прикрытую париком, всякой сентиментальной чепухи? Но я все равно с удовольствием продолжала слушать давний концерт по заявкам, который вел пропащий Птах. Все же определенно есть у человека талант! Да, ему бы и впрямь в Москву, там есть возможность развернуться пошире.

Впрочем, приехали, вылезай…

Выйдя из чужой, неприветливой машины, я сразу же поспешила отправиться на поиски своей, родной. Для того чтобы попасть на стоянку, нужно было обогнуть дом Леночки, возле которого я тут же приметила нечто необычное: целую сходку дворовых старушек, причем как раз у Лениного подъезда. Вообще-то здесь и вчера сидели три какие-то бабульки, которые осмотрели меня с ног до головы, когда я заходила в подъезд. Но ведь не восемь же человек сразу! Явно, что собрать вместе ротозеек со всего дома могло лишь событие экстраординарное. Труба, что ли, у кого-нибудь лопнула? Или помер кто? На всякий случай надо узнать.

Подойдя ближе к дворовому светскому обществу, я сбавила шаг и сделала вид, что кого-то жду. А сама навострила уши.

— Я говорю тебе, что его вытолкали, прямо с балкона вытолкали! Сама видела, как он с шестого этажа кубарем летел, орал дурным голосом! Я как раз оладушки на кухне пекла, а тут вижу — страсть господня!.. — громко рассказывала подружкам бабуля в светлом платочке на голове.

— Да нет же, нет! Чего зря муть несешь? — перебила ее другая, одетая в детскую кепку «Адидас» с козырьком от солнца. — Мой Васька как раз за «Примой» побежал и сам видел, как парень на дерево полез. Хотел оттудова на балкон перепрыгнуть, да вниз шандарахнулся. Это ведь Васька мой и «Скорую» вызвал, а там уж и «Скорой» никакой не нужно было…

— Да с чего бы ему сорваться? — вступила третья. — Если они все, как обезьяны, там лазят. Я сама уж сколько раз видела! Один раз даже просила кого-то Барсика моего с ветки снять… И чего повадились?

— Точно, выбросили! Я вам говорю, — стояла на своем первая активистка. — Она же надо мной живет, эта Ленка из парикмахерской, к которой все лазят, мне и лучше знать. Я уж сколько раз к ним заходила, грозила милицию вызвать. Сроду у них музыка, и шкафы на пол валят. Только я спать ложусь, а они — шарах об пол! И опять об пол! Точно говорю — выбросили его за ноги.

— Да вроде бы говорят, там утром и дома не было никого? — хитро сощурилась «адидасовская» старушка.

— А ты больше слушай, что говорят. Тебе и наговорят, — не сдавалась бойкая соседка.

Все, больше скрываться не было сил. Ведь ясно, что говорят как раз про Леночкину квартиру. Кто-то упал с балкона. Неужто?!!

— Извините, — не выдержала я и вклинилась в общий разговор. — Здесь что-то случилось, да?

Я попыталась изобразить из себя такую специальную тетеньку, какие часто встречаются в очередях — их страсть как интересуют чужие разговоры! Но, видимо, у меня получилось плоховато.

— Чего? — враждебно уставились на меня сразу несколько пар глаз. Как же, я и забыла, что нарушаю монополию на дворовые события, которые они долго еще будут со вкусом перемалывать, тем более если событие это с летальным исходом… Слово-то какое: с летальным исходом, как будто нарочно придуманное для тех, кто полетал неудачно. Неужто это ты, Птица-Птах, привыкшая парить высоко в эфире на радиоволнах? Да нет, ты бы нашел какую-нибудь другую смерть, явно не в полете.

— Я вон в том доме живу… Подружку жду… Услышала, — промямлила я в свое оправдание. Надо же, эти дворовые сплетницы в кои-то веки заставили меня смутиться.

— Да брякнулся здесь один с шестого этажа. Разбился, милок, насмерть, — наконец сказала бабуля в кепке.

— Кто? У меня здесь как раз знакомая живет! На шестом этаже!

Вот этого говорить было точно не нужно.

— Ну, еще бы! Небось девка парикмахерская! Вон как она тебя разукрасила! Вместе небось гуляете, мирным людям спать не даете, — набросилась злобная соседка. — Вот и вчера вечером: шарах дверью, и прямо по мозгам!

— Да нет, не было меня вчера…

— А вот и была, не ври! Точно была. Я еще вчера твою сумку заметила, цепочка у нее приметная. А что на голове теперь черт-те что, так у Ленки все такие чучелы ходят… И этот, что выпал, белым выкрашен был. Говорят, на радиве работал.

Вот это соседка, ай да Штирлиц! Ее в контрразведку бы, цены бы тетеньке не было. Или мне в помощницы, на крайний случай. Надо же, сумела меня узнать даже в новом обличье. Но получается, что это все же наш Птах выпал из чужого гнезда? Нет, невозможно поверить…

— На радио? Это же мой хороший знакомый, Сергей! — вскрикнула я невольно.

Но ведь правда же — я хорошо и давно знала этого человека, и не только по Леночкиным рассказам. Сколько раз я улыбалась его шуткам и включала приемник в определенное время для того только, чтобы оказаться в обществе Птаха! А познакомиться лично так и не успела.

А вдруг все-таки не он? Ведь бывает же. Пусть есть всего лишь один процент против девяноста девяти, что это кто-то другой, тоже с радиостанции. У Лены столько шальных знакомых!

— Ну, чего ты, дочка? Там вона паренек из милиции на лавочке, на той стороне дома, сидит. Место охраняет, что ли, или ждет кого… Ты бы лучше у него спросила, — сжалилась надо мной маленькая, коротко подстриженная старушка.

Благодарно ей кивнув, я печально двинулась туда, куда она махнула своей птичьей лапкой. Обогнув знакомый дом, невольно задрала наверх голову. Ух, высоко! Вот и гигантский тополь, который растет как раз напротив окон Лениной квартиры. До четвертого этажа по нему можно добраться почти свободно, до пятого — уже по не очень толстой раскидистой ветке. Но чтобы до шестого — нужно быть либо циркачом, либо сумасшедшим. Что за чудачество — лезть на верхотуру среди белого дня? Зачем? Дома утром никого не было, это точно. Птах хотел попасть в квартиру, чтобы спрятать свои богатства? Опасался в подъезде засады? Но почему я так определенно думаю, что это именно Птах? Может, еще и не он?

На лавке и впрямь сидел молодой человек, по скучающему виду которого можно было догадаться, что он здесь дежурит или кого-то ждет. Я подсела рядом и, стараясь не смотреть на кровавое пятно на асфальте, достала сигарету. Черт возьми, как предательски дрожала рука!

— Будешь? — кивнула я на пачку.

— Давай. — Молодой милиционер в штатском, на вид совсем еще мальчишка, обрадовался хоть минутному развлечению и схватил даровую «Мальборо».

— Что здесь произошло утром? Говорят, «Скорая» приезжала. Мне из окна было видно, — спросила я как бы между прочим. — Случайно не знаешь?

— Парень разбился. Да вот, совсем недавно. Обычно хоть ночью…

— Опознали?

— Сразу же. У него в кармане таких вот карточек полно было, там и телефоны всякие, и фамилия.

Молодой, зеленый милиционерик достал из кармана несколько визитных карточек, я невольно вздрогнула — они все были запачканы свежей кровью.

Черными буковками на сером фоне на четырехугольнике было написано: «Пташкин Сергей Александрович. Ведущий программ». А в уголке — знакомый, разрекламированный везде значок радио «На всех ветрах» из перекрещивающихся стрелок. Все, больше никаких сомнений. Ровные буквы на визитке как-то сами собой начали дрожать, разъезжаться в сторону.

— Родителям позвонили? — спросила я, пытаясь поскорее унять волнение.

— Матери дозвонились сразу. Василий еще отцу должен позвонить, он, говорят, шишка какая-то… Сейчас Васька придет — опрашивать начнем…

Паренек затушил бычок и широко зевнул. Было видно, что ему самому до смерти надоели все эти бесконечные убийства и самоубийства, выброшенные, повешенные, утопленные…

— Какой Васька?

— Васька Мирошниченко, из второго Заводского отделения, — нисколько не удивился моему вопросу скучающий парнишка. — Он тут был уже, сейчас опять подойдет…

Я встала. Все ясно, больше здесь можно не задерживаться. Пусть Васька работает, уточняет детали, а я потом найду способ узнать всю собранную им информацию. К счастью, у меня есть в органах испытанный друг Володька, который ради меня какую хочешь информацию достанет.

— А может, вор? Воровать лез? У него в карманах ничего такого не нашли? Типа чужого золотишка? — спросила я последнее, что сейчас меня интересовало.

— Да нету, — отмахнулся парень. — Только вот карточки эти да денег пятерка. И еще эта… упаковка с презервативами. К девке, говорят, лез.

Не знаю почему, но у меня было сильное желание зареветь. Эти презервативы меня совсем доконали. Я даже кулаки в карманах сжала. Ну что за жизнь такая у нас нескладная? Вот тебе и конец известнейшего в Тарасове человека — с пачкой презервативов в кармане.

Лишь отыскав на стоянке свою бежевую «девятку» и положив руки на руль, я слегка успокоилась.

Так, наверное, и отец уже тоже все знает. Лена пусть еще несколько часов проживет без слез, подлечивается. А мне нужно ехать на радио! Ведь я все равно должна узнать, где похищенные драгоценности, хотя теперь это сделать будет куда труднее.

Вздохнув, я достала из кармана широких брюк вторую кассету, включила магнитофон и снова услышала веселый голос Птаха. Сейчас эти записи воспринимались по-другому, казались совсем уж переворачивающими душу.

Но вот что все-таки значит материнское сердце! Даже такое чудаковатое существо, как Муся, старательно записывала для себя голос сына из прямого эфира. Вряд ли такие записи можно найти у кого-нибудь еще…

«Мы учились в одном классе. Ты сидела как раз передо мной, и я до сих пор помню, какого цвета был бант в твоих волосах. Будь со мной всегда, Мышка! — Вот так начинает поздравление с днем рождения Маши Величкиной человек, который называет себя просто Алекс и хочет подарить ей песню», — говорил где-то в другом уже измерении, на неведомой живым людям волне, незабываемый голос Сережи Пташкина, диджея Птаха.

Почему-то эта пленка стояла уже на середине, и я перекрутила ее на самое начало.

«Привет тебе, привет!» — сказал мне веселый Птах.

— Привет, диджей, — зачем-то ответила я ему, еще крепче сжимая руками руль.

Глава 5 Мордобой в прямом эфире

…Я довольно быстро подъехала к девятиэтажному дому, который одиноко возвышался на Покатой горе нашего города Тарасова среди маленьких, издалека и вовсе казавшихся игрушечными развалюх.

Обычный дом, точнее — человеческий улей под названием общежитие, если не считать, что на его девятом этаже расположились офис и студия местной радиостанции «На всех ветрах», и поэтому на крыше блестела тарелка спутниковой антенны. Да, кстати, и сейчас ходит кто-то по крыше с деловым видом, суетятся какие-то люди. Чего это они там забыли? Надо на всякий случай проверить.

На заплеванном лифте (удивительно, что он работал) я быстренько добралась до девятого этажа, вышла на лестничную площадку и… полезла по железной лестнице на крышу. На всякий случай. Такой у меня принцип работы — проверять все попутно возникшие сомнения и задачки. Со стороны можно подумать, что я отвлекаюсь от главной цели, но на самом деле она всегда у меня в уме, просто, следуя женской интуиции, добираться до нее таким витиеватым образом удается, как правило, гораздо быстрее.

Но ведь нужно же на всякий случай сначала узнать, что происходит на крыше. Эх, спасибо тебе, Лена, что нарядила меня сегодня в такие удобные брюки!

Еще минута — и я с решительным видом предстала на крыше перед двумя занятыми каким-то непонятным делом мужчинами. Тарелку, что ли, откручивают? Или, наоборот, что-то прикручивают? Ага, рядом лежит еще одна тарелочка, совсем новенькая и блестящая.

— Эй, вы чего тут делаете? — грозно крикнула я, вставая в скандальную позу — руки в боки. — Кто разрешил?

— А тебе чего надо? — нехотя откликнулся парень. Задумчивый, в очках, тормознутый какой-то…

— А то и надо, — я помахала в воздухе красной корочкой удостоверения — первого попавшегося, которое нащупала в сумке. — Технический контроль. У вас есть разрешение на размещение передающих устройств в жилом микрорайоне?

— Ну вот, я же говорил Сене, что припрутся, — вздохнул второй мужчина в потертой кожанке и отложил работу. — А он мне — не суй нос куда не надо. Твое дело — наладить, а мое — все остальное…

— Да я сейчас вообще всех урою, — вдруг заявил тихий. — Хочешь, прямо с крыши эту дуру сброшу? А чего, и сброшу!

Ничего себе, однако, заявочки. А ведь такой интеллигентный на вид человек. Какой-нибудь радиофизик, физик-шизик.

— Брось, Лех, тебе нельзя попусту растрачиваться, — философски заметил круглолицый, в кожанке. — Тебе-то какая, хрен, разница? Ты, что ли, хозяин всего этого барахла? Пусть Сеня и печется.

— Так что, здесь еще одна радиостанция будет, что ли? — Я несколько сбавила тон, чувствуя, что скандалом от технарей ничего не добьешься.

— Да уж, с вами, со всякими вашими инспекциями, пожалуй, будет! — вдруг громко завопил тот, кого я про себя назвала «физик-шизик». — Доконали, блин! Так и останешься самой вшивой провинцией, сдохнешь в этом дерьмовом совке…

Ого, этот тихоня, оказывается, кипел в душе злобой на совок и готов был задушить меня голыми руками, как его типичного представителя. Как бы не полететь мне с девятого этажа вверх ногами. От таких вот задумчивых и тормознутых очкариков обычно и бывают самые крупные неприятности, по опыту знаю.

— А чего тебе плохого? Чем тебе плохо? — Парень медленно, но верно двигался в мою сторону. — Ну, будет в нашем замшелом Тарасове еще одна радиостанция, ты чего, облезешь от этого? Или десять? Да в Париже их сто — и никому не мешают. Сейчас от «Музыкального бума» вся Москва тащится, а нам нельзя, да? Ты запрещаешь? Вот прямо лично ты, да, мымра рыжая?

— Да нет, — попятилась я невольно от гневного сторонника прогресса, на всякий случай оглядываясь по сторонам. Все же на земле как-то уютнее выяснять отношения. Хотя делать нечего — если этот идиот сделает еще один шаг, придется прямо здесь врезать ему по зубам, ничего не попишешь. — Не я лично. По приказу Тарасова Ивана Ивановича.

Какого еще Тарасова? Что я такое с перепугу несу? Но, с другой стороны, в нашем Тарасове можно плюнуть в сторону и при этом непременно попасть в какого-нибудь начальника по фамилии Тарасов.

— Ах, Тарасова, говоришь? — патриот-интеллигент уже стоял на расстоянии удара. Кажется, я рискую — шибани он меня неожиданно, я и правда полечу с крыши, дублируя судьбу несчастного Птаха. Только этажей придется пролететь поболее, да и дерева спасительного, за которое я могла бы попробовать в воздухе зацепиться, тоже видно не было. А вдруг он и правда псих, у которого справка имеется?

Судя по последовавшим событиям, мое предположение оказалось недалеко от истины. Вместо того чтобы наброситься на меня, очкарик вдруг сам свалился мне под ноги и задрыгал конечностями.

— Ну вот, я же говорил, что не нужно зря напрягаться. Припадок у него, нельзя ему, — пояснил мне невозмутимый толстяк, видно, давно привыкший к зрелищу исходящего пеной товарища. — Сейчас пройдет, минут через пять. Пусть полежит спокойно.

— Да вы чего такого на крышу пускаете? — Мне почему-то все равно было не по себе.

— А чего он, не человек, что ли? Жить-то ему, работать тоже где-нибудь надо… Эх, дурик! Думаешь, они жрать не хотят? Еще побольше нашего.

— Да нет, вы так бы сразу и сказали, что только гайки крутите, — я уже стояла на лестнице. — Тогда я лучше к начальнику вашему пойду, нечего тут…

— Вот и правильно, дуй отсюда, пока не сдуло, — сказал напарник шизика мне уже в спину.

Но я все равно не пожалела, что туда забиралась. Интересный обзор получился с крыши! Александр Петрович Пташкин столько времени трамбовал москвичей, вел переговоры, а Сеня уже ставит аппаратуру и собирается вещать в Тарасове «Музыкальный бум». Опять этот Сеня!

Выбравшись невредимой с крыши, первым делом я отыскала на этаже дверь в дамский туалет. Понятно, почему этот нахал так со мной разговаривал. Тоже мне инспекция. Пуговица на цыганской блузке расстегнулась, вся грудь почти нараспашку. Рыжая шевелюра на ветру еще больше растрепалась. Хорошо хоть парик ветром не унесло. Интересно было бы: «Ах, извините, у меня прическа вниз упала».

Я открыла и внимательно оглядела содержимое своей сумки на длинном ремне, которая всегда, где бы я ни находилась, была у меня на плече. Даже в ресторане я свою сумку-выручалку не оставляю на стуле, когда на минуту отлучаюсь в туалет. Одна моя подруга назвала ее образно «сумкой с ядерной кнопкой». Кнопки, при помощи которой можно вмиг развязать ядерную войну, у меня, слава богу, нет, а вот других, куда более полезных вещей найдется множество.

Помимо всяких помад, расчесок и прочих дамских штучек, есть тут, например, ножик, при помощи которого я могу открыть практически любой замок. Этот ножик мне сделал по специальному заказу народный умелец сосед Толян, который теперь сидит в тюрьме за драку, но и там наверняка вносит неоценимый вклад в развитие декоративно-прикладного зэковского искусства. Или вот веревка. Не очень-то объемный на вид моток, но с его помощью можно спуститься ой с какой верхотуры. Есть и аптечка, разумеется. Такая специальная аптечка частного детектива, в которой практически нет таблеток. Зато есть беруши — прокладки для ушей «берегите уши», чтобы не оглохнуть, если при случае придется долго прятаться в каком-нибудь машинном отделении. Пластырь — им можно не только заклеить собственную рану, но еще и залепить чей-нибудь слишком громкий рот.

Сейчас мне, пожалуй, понадобится резинка и декоративные очки с обыкновенными стеклами, которые я нарочно вставила вместо бабушкиных плюсовых.

Эти старомодные, нелепые очки имеют свойство мгновенно уродовать внешность женщины и делать ее лет на десять старше. Так, значит, — волосы заправляем на макушку, прикрываем дебильным шарфиком, очки на нос.

Ребята, берегитесь, идет инспекция! Или нет — милиция.

Теперь я решительным шагом двигалась в офис радиостанции «На всех ветрах», милицейским рывком открыла дверь, ожидая увидеть толпу молодого народа. Но в комнате за столом сидела только девочка с книжкой, устало склонившая пушистую голову. Никого больше…

— Мне нужен ваш директор, Семен Михайлович, — требовательно сказала я, обращаясь к «одуванчику».

— Его нет. И сегодня, наверное, не будет, — ответила девушка, не отрывая глаз от книжки — учебника английского языка для поступающих в вузы.

— А кто есть?

— Никого. Только я пока. Лешка побежал куда-то насчет рекламы. Тарас есть, но он в студии, только через час выйдет. Марина в магазин пошла. А вам что? Вы по какому вопросу? — Девушка оторвалась от книги и только теперь осознала, что перед ней не кто-нибудь из своих рекламных менеджеров, а совершенно незнакомая строгая тетя. — Вы кто?

— Мария Величкина… — назвала я первую фамилию, которая пришла мне на ум.

— Ой, так это вы? Да? — заулыбалась мне девушка как родной.

— …Шестое отделение милиции. Отдел борьбы с экономической преступностью, — продолжила я официально. — Мне нужен Семен Михайлович. Где он?

— Понимаю… Нет, никто не поверит, что вы сами к нему пришли. Это будет полный абзац, — радовалась чему-то своему инопланетная девушка.

— Чего?

— Ну, это я так. Семен Михайлович сейчас в ночном клубе, в «Колибри» встреча какая-то. И потом, он всегда в это время там обедает. Да вы туда пойдите, вот он удивится…

— Сейчас пойду, — пока удивлялась в основном я. — Но сначала мне придется допросить вас. Как вас зовут?

— Меня-то зачем? — пришла очередь удивляться девушке.

— Я не обязана отвечать на такие глупые вопросы. — Я сделала еще более устрашающее лицо, какое только могла. — Ваше имя, возраст, должность.

— Света. Ой, вы серьезно, что ли? Да я все равно ничего не знаю. А вы что, первый раз сюда пришли?

Не давая себя сбить с толку окончательно и бесповоротно, я поправила очки и села напротив. Да и хватит, в конце концов, в хиханьки играть.

— Когда вы последний раз видели Сергея Пташкина?

— Кого, Пташку? Да я помню, что ли? — весело удивилась Света. — Он опять загулял у нас. Ну, вчера видела. Или нет — кажется, позавчера.

— А точнее?

— Позавчера, где-то после обеда. Вчера мы его только прождали напрасно.

— А теперь вы, Светлана, должны подробно рассказать все, что слышали позавчера, и вообще все, что знаете. Дело в том, что Сергей погиб. Сегодня. Предположительно, его сбросили с балкона, и он разбился насмерть. Теперь понятно, почему я не шучу? Вы должны мне помочь разобраться в этом деле. Вы же к Сергею хорошо относились, верно?

Всю веселость Светы сразу словно сдуло ветром. Она уронила на учебник свою смешно подстриженную светлую головку и зарыдала, трясясь всем телом. Понятно было, что эта девочка не просто нормально относилась к Птаху, а очень даже хорошо. Терпеливо переждав, пока стихнут первые, самые отчаянные рыдания, нужно было снова приступать к допросу.

— Итак, что было позавчера? Ты заметила что-нибудь необычное? Что тебе известно про «Музыкальный бум»? — засыпала я вопросами Свету. — Про отношения Птаха с коллегами? Может быть, у него с кем-то из руководства были конфликты?

Горестно всхлипывая, Света начала вспоминать позавчерашний день. Да, она слышала, как Сеня и Птах громко орали друг на друга в соседней комнате. Но из-за чего именно, Света не знала. Птах вроде бы кричал, что не будет плясать под чужую дудку, и даже говорил, что бросит «Радиотрах» и уйдет работать в другое место. Какое другое? Этого Света точно не знала, потому что не была с Птахом в чересчур близких отношениях. Они в основном шутили только и прикалывались. Вспомнив про это, Света снова обиженно заревела — слезы так и текли у нее по лицу без остановки, да она их и не сдерживала.

— Погоди реветь, — оборвала я Свету строго, чувствуя, что это может затянуться надолго. — Лучше скажи, а как Сеня… Семен Михайлович относился к угрозам Птаха уйти с радио?

— Да плохо. Чего хорошего-то? — проговорила Света сквозь слезы. — Мы все этого боялись. Ведь Птах самый популярный… был… Ему и письма шли, и звонки всякие, и вообще… Семен Михайлович ведь не дурак, он понимает, что если программа раскручена, то и рекламы тоже много…

— Значит, позавчера у них был конфликт? Ссора?

— Вы думаете?.. Ой нет, такое же часто было. И потом, ведь директор с отцом Птаха хорошо знаком, он и рекламу нам постоянно давал. Фирма «Нега» — слышали, наверное? Да нет, даже и не думайте на Сеню. Ведь они сразу же и помирились тогда — вместе в «Колибри» пошли, я видела, как они в машину сели…

— Но почему ты думаешь, что в «Колибри»?

— Они и меня с собой позвали, но я отказалась. У Птаха все равно какая-то девушка появилась, а чего мне просто так? Мне учиться надо. — И Света кивнула на лежащий перед ней на столе весь мокрый от слез учебник английского.

— Ладно, теперь Тарас. — Я почувствовала, что Света все или почти все сказала, что знала, и встала со своего следовательского места напротив.

— Он в студии. Туда сейчас нельзя. Прямой эфир.

— Ты что, забыла? — я сдвинула брови, как настоящий милиционер. — Надо. Пошли, покажешь, где студия.

Студия радиостанции «На всех ветрах» находилась на этом же этаже, через пару закрытых дверей. Света шла впереди, словно и вправду под моим конвоем. А я по дороге думала: где же здесь хоть какая-то охрана, элементарная забота о безопасности? Любой заходи сюда спокойно, врывайся в студию, ори что хочешь в микрофон на весь город: «Ельцина к чертовой матери!», «Хочу войну», «Анашисты всех районов, объединяйтесь!», «Вася, застрели, пожалуйста, Колю, он нехороший человек». Какую хочешь информацию передавай, ведь ее по крайней мере в любом конце города будет слышно. Стоп… Но ведь для того, чтобы передавать всякие секретные штучки, никуда врываться как раз и не нужно. Наоборот, включай себе веселые песенки, передавай приветики условным языком, договаривайся о чем хочешь. Отличное средство связи, вполне безобидное и посторонним незаметное.

В случае чего можно сказать: «А что такого? Я Коле песенку передавал, поздравить хотел… „Пока живут на свете дураки, обманом жить нам, стало быть, с руки“…»

Но додумать как следует эту мысль у меня времени уже не было. Света тихо барабанила условным стуком в металлическую дверь радиостанции. Наверное, она всегда вот так же скребется, когда нужно передать что-нибудь срочное — только что пришедшую заявку, например, или привести гостя. Да, забавно у них тут все устроено, на скорую руку. Зато когда приемник включаешь — вроде бы ничего, веселые голоса, и даже не верится, что всеобщее развлечение делается такими скромными силами.

«Самый крутой в Тарасове диджей Тарас», развалившись, сидел перед микрофоном за студийным столиком и тянул из бутылки пиво. Кроме того, в студии находился еще один оператор в майке, открывающей его внушительные бицепсы. Имей в виду, Танечка, этакую рельефную мускулатуру. Шла музыкальная пауза, все отдыхали.

«Важней всего погода в доме…» — уговаривала Лариса Долина, и, глядя на обстановку в доме, каковым для ребят сейчас была студия, с ней можно было согласиться. Пиво, недогрызенная вобла, пустой пакет из-под орешков, пачка сигарет на столе — чем плохая погода? Но вид у Тараса все равно был недовольный, помятый. Оно и понятно — ночные передряги ни для кого даром не проходят.

— Вы гость студии? Из театра, что ль? — наклонился ко мне и шепотом спросил Тарас, обдавая пивным духом, когда я села рядом с ним на свободное место.

— Из театра, точно. Одного актера.

— Уж думал, сегодня никто не придет. Хотя бы позвонили, — проворчал он недовольно. — Ладно, все как обычно: я — вопрос, вы — ответ. Когда кивну — музыкальная пауза. Минут пятнадцать продержимся? А, черт… начали…

Песенка про хорошую погоду закончилась, и Тарас привычно склонился к микрофону, весело оскалился.

— Дорогие радиослушатели! Пока вы наслаждались голосом Ларисы Долиной, у нас в студии появился гость. Это… представьтесь, пожалуйста, сами.

— Я представляю общество борьбы за права женщин «Мать твою». Мы требуем полной моральной реабилитации Бабы Яги и защищаем всех женщин, кто обращается к нам с письменными заявлениями…

Тарас состроил недоуменное лицо, но быстро что-то сообразил и закивал мне головой, — видимо, он уже к разному привык. Ничего, будет наука, как пускать к микрофону первого встречного.

— М-да? Любопытно! На самом деле, эта очаровательная огненно-рыжая особа, которую я сейчас вижу перед собой, пришла к нам из театра и таким оригинальным способом подводит нас к рассказу о предстоящей премьере, — затрещал бойко Тарас.

— Ошибся, голубок. Таким оригинальным способом я готовлюсь к мести за честь женщины, а точнее, хочу подготовить тебя к тому, что сейчас с тобой будет.

— Ничего не понял. Ничегошеньки не понял, но будем вместе разбираться, дорогие радиослушатели, — Тарас уже испуганно вращал глазами.

— Сейчас поймешь! Ты уже забыл про Похоронный марш, который вчера передал девушке в честь дня рождения? Так знай — она чуть не заболела от твоей выходки и подала в суд иск о возмещении морального ущерба на сумму пятьдесят тысяч рублей за то, что ты испортил ей праздник. А наша организация взялась отстоять ее права. Чем я сейчас и пришла заниматься.

— Да ты что? Вы о чем это?

— Ага, делаешь вид, что забыл? Ты думаешь, что если сидишь здесь перед микрофоном, то можешь трепаться на весь город, нести все, что придет в твою идиотскую голову?..

Тарас уже вовсю махал руками оператору, чтобы тот отключил микрофон. И действительно, тот нажал на какую-то кнопку, а потом поставил в эфир первый попавший под руку компакт-диск.

«Важней всего погода в доме», — снова запела Лариса Долина, но уже с тайной тревогой в душе. Погода в доме явно начала портиться.

— Ты че, дура? Офонарела совсем? — вскочил Тарас. — Нас же все сейчас слушают!

— Ничего. Привыкай. Скоро про тебя к тому же все читать будут, это я тебе обещаю.

— Спятила, да? Феминистка херова! Валер, выбрось эту маньячку отсюда, пока я ее не покалечил, — взревел Тарас.

Валера, играя блестящими мускулами (в тесной студии стояла жара, как в Африке), придвинулся ко мне, с усмешкой схватил было мою цыганскую рубашонку на груди. Но явно не ожидал получить в ответ резкий удар в болевую точку на шее. Охнув, он сел прямо на пульт, при помощи которого только что рулил радиоэфиром.

«Легко исправить…» — на этом певице пришлось оборвать свою оптимистическую фразу. Наступила тишина. Взяв Валеру в охапку, я одной рукой открыла студийную дверь и вышвырнула неудачливого «шварцпупсика» наружу. Но Тарас тем временем тоже не терялся и, как только я от него отвернулась, по-бабьи вцепился мне в волосы. Я еще вчера заметила, что он ни фига не умеет драться, только делает вид, что машет руками.

Черт, а ведь сильно тянет, и развернуться для удара толком негде. Рывок — и мой роскошный парик остался в руке у Тараса. Такого оборота диджей, видимо, не ожидал и слегка обалдел. С придурковатым видом вертел он теперь перед собой рыжие космы. Может, подумал, что оторвал мне голову?

Тараска действительно перевел взгляд на мою светлую, недавно подстриженную Леной авангардную голову, вгляделся в лицо и вдруг узнал свою вчерашнюю знакомую. Похоже, это решило исход битвы. Самый крутой в мире диджей Тарас теперь только испуганно на меня таращился.

— Сядь, — приказала я ему коротко, и он сразу послушался.

— Эй, ты кто? — спросил он жалобно. — Тебе чего от меня снова надо, а, мать твою?.. Ой, я не про вашу… организацию.

— Ладно, теперь давай серьезно и начистоту. Меня зовут Татьяна Иванова. Я — частный детектив и расследую одно дело.

— Слушай, а что ты говорила про… мать твою?..

— Ладно, можешь забыть.

— Что, и суда никакого нет?

— От суда тебе, похоже, не отвертеться. Я расследую дело об убийстве Птаха, твоего напарника.

— Как — убийстве? Его что?..

— А ты не знал? А кто еще вчера, накануне, передал в эфире Похоронный марш? Ты что, хочешь сказать, что не знал заранее про готовящееся преступление?

— Да ты что? — Тарас даже вскочил со своего места. — Я ведь пошутил, правда! Просто прикололся. Ну как мне тебе доказать? Вот блокнот, видишь, он вперед размечен на даты, и здесь все свои заранее записывают, кого нужно поздравить. А я вчера гляжу — там рукой Птаха написано про Ленкин день рождения, вот и почумился…

— Если не знать, что Птах убит, это кое-как сошло бы за шутку, но не теперь.

Интересно, побежал Валера звонить, кого-нибудь звать или пока не оклемался? А может, Света-одуванчик его предупредила, что я и есть милиция, нечего зря метаться.

— Ну честно! Я злой просто на него вчера был, как черт. Он куда-то исчез снова, обкурился или чего там, а мне пришлось две смены пахать за него, думал, что окосею тут. А потом Сеня приказал еще вместо него на дискотеке скакать, пятница — тоже не мой день…

— Тогда ты должен помочь мне найти настоящих преступников. Учти, у меня есть запись вчерашней программы с прямого эфира с твоим похоронным приветом, и пока ты — подозреваемый номер один. — Я чувствовала, что вру все более вдохновенно и убедительно, даже самой нравилось.

— Да нет… Правда. Ты чего… — бормотал Тарас.

Да, если бы самый крутой диджей так же косноязычно вел эфир, его бы давно уволили, это уж точно.

— Рассказывай все. Что ты знаешь про «Музыкальный бум»? Про отношения Сени и Птаха? Видел ли ты у Птаха деньги или золотые вещи, и…

Но в этот момент кто-то быстро открыл ключом дверь в студию. Проклятая теснота, я не успела развернуться всем корпусом и… получила внезапный удар по голове чем-то тяжелым.

«Наверное, Сеня», — только и успела подумать сквозь резкую боль в затылке, проваливаясь в темноту…

Я очнулась от того, что надо мной лил дождь из пива. «Надо же, — подумала я, — взрослею, старею». В детстве мне очень хотелось, чтобы пролился дождь из лимонада или выпал снег из мороженого. А тут пиво. И еще ветер какой-то астраханский, воблой тянет.

Да нет, оказывается, это Тарас махал у меня перед лицом газетой и брызгал в лицо пивом.

— А чего она сама? — оправдывался сконфуженный Валера. — Меня же за это с работы вытурят. Дырка в программе аж минут на десять…

Пока я была в отключке, Валера снова включил свою мигающую и моргающую аппаратуру, запустил в эфир музычку. Все правильно, на то оно и радио, чтобы круглосуточно поднимать у слушателей, дорогих тарасовцев, настроение.

— И чего в парике ходит? — продолжал защищаться Валера.

— В чем надо — в том и хожу, — отозвалась я громко, давая понять, что уже возвращаюсь к жизни.

Самое главное, что Тарас здесь, не убежал. Это хорошо. Значит, он действительно не чувствует за собой вины и собрался помогать. Если бы был с кем-нибудь в сговоре, то бросился бы сейчас отсюда драпать. Интересно, чем это Валера мне заехал по затылку? Похоже, пивной бутылкой, осколки от которой валялись вокруг. Сколько же они тут пива пьют, а? Когда работать только успевают?

— Хватит обливать меня пивом… Давай рассказывай, что знаешь. А я пока посижу, послушаю, — я нащупала рукой ну очень большую шишку.

Тарас сосредоточился, насколько был способен, и начал рассказывать. Да, на радиостанции «На всех ветрах» уже многие знают, что Сеня договорился о том, что их же команда будет скоро вещать «Музыкальный бум». Тарас в курсе, что хозяева радиостанции «На всех ветрах», они же владельцы ночного клуба «Колибри», столковались об этом с москвичами, которые на днях приехали в Тарасов, а сегодня уже обмывали сделку. Было видно, что Сеня активно не хотел, чтобы Птах раньше времени об этом узнал. Только вот почему — не ясно. Последний раз, позавчера, все видели, как Сеня и Птах вместе поехали в «Колибри». Но сам Тарас в тот день там не был. Только — на следующий день, когда Сеня заставил его взять на себя проведение дискотеки.

— Но там мы с тобой уже виделись, — напомнил Тарас о нашей теплой дружеской встрече в «Колибри». — Я и не понял даже, за что на меня Птахина девка набросилась… Я уж и забыл про свою дурацкую похоронку, даже внимания не обратил…

— Ничего, на будущее наука будет. — Я старалась не пропустить и запомнить каждое слово, в котором может обнаружиться зацепка. — Слушай, а когда Сеня сказал, что ты должен вести дискотеку?

— Не помню. Вроде днем еще.

— И что, вы все были уверены, что Птах к вечеру не подойдет?

— Да нет, его, наоборот, все ждали. Он вообще-то мог… ну, напиться или обкуриться, а утром не прийти. Но по-разному: иногда проспится да приходит.

— Значит, выходит, что Сеня заранее знал, что вечером Птаха точно не будет? Почему? Смотри: в четверг вечером они вместе пошли в «Колибри», с тех пор Птаха никто не видел. А Сеня заранее послал тебя на дискотеку, зная, что он точно не появится. А в субботу днем Птах уже мертв.

— Ничего себе… Ну, дела, — присвистнул Тарас.

— Где сейчас Сеня?

— В «Колибри», это точно. Он и меня звал подойти, когда освобожусь, но теперь что-то не хочется.

— Наоборот, теперь тебе уже очень сильно захотелось. Собирайся, едем в «Колибри».

— Слушай, Валер, ты пока делай ля-ля, я все равно музыкальный час объявил. А через полчаса Танька должна подойти.

— Я-то сделаю ля-ля. Вот только Сеня мне теперь голову оторвет, если слышал, что мы на десять минут затыкались. Или пронесет? — отозвался Валера, который уже самозабвенно колдовал над своим пультом.

— Ничего, мы ему первому оторвем, — заявил Тарас, выходя из студии.

А я подумала: «Ты бы драться сначала научился, парень, а то только и умеешь девок за косы таскать». Но вслух говорить не стала. Не стоит приглушать в человеке боевой пыл накануне схватки.

Мне пришлось на минуту уединиться за дверью с буквой «Ж», чтобы приладить парик и привести себя в порядок. А сначала — помочить холодной водой шишку.

— Клево! — восхищался Тарас, когда я снова появилась перед ним с развевающейся рыжей шевелюрой. — Нет, правда, я тебя даже не узнал сразу. С такой девушкой и пройтись приятно.

— А прокатиться? — подмигнула я Тарасу. — Но сначала еще один звонок.

— «Еще один звонок трам-там-там шум вокзальный, — запел сразу Тарас, а в миру просто Валька Старчиков, — кондуктор не спешит, кондуктор понимает…»

Да, везет мне в последнее время на певцов из погорелого театра. Один другого хлеще. Еще немного — глядишь, и я сама запою. Вот только бы с делом этим разобраться да найти все, что мальчик спер. Особенно на те фамильные сережки посмотреть хочется, подчеркнутые в списке двумя черточками.

Света в офисе сидела уже в окружении двух девушек-неформалок и объяснялась с кем-то по телефону. Похоже, звонили радиослушатели, недовольные тем, что прервали программу по заявкам, и Света привычно выслушивала чью-то раздраженную ругань.

— Ой, а что я хотела спросить, — повернулась она ко мне, зажав ладонью трубку, — так что, вы и есть эта самая Маша Величкина?

— Какая еще Маша? — не поняла я.

— Ну, та, которой Сеня все время приветы передает в эфире. Чуть ли не каждый день, аж замучил. Особенно Птах ругался, что Сеня заставляет его всякую ерунду молоть. Ведь он такое понапишет — уши вянут.

Господи, а я и забыла совсем, что бездумно назвала Свете эту самую фамилию — Маша Величкина. Так вот почему она сразу же подвернулась на язык. Я ее слышала на кассете у Птаха!

— А я вас такой, как сейчас, и представляла. Волосы — роскошь, да, Свет? Наш Сеня не дурак, — вступила в разговор вторая девушка. — А вы каким шампунем их моете?

— И я такой же, только без очков… Да, я слушаю, слушаю вас. Ваша заявка принята, а директору передам, что вы говорите, — снова прильнула к трубке Света. — Ну сколько же мож…

— Обрыв на линии, — сказала я и нажала на рычажок — Позвонить надо.

«Завтра, все будет завтра…» — пронеслись в голове слова песенки, под которую я так лихо и беззаботно мчалась вчера по вечернему Тарасову навстречу нынешним приключениям. И на первую встречу с непредсказуемым человеком Александром Петровичем Пташкиным. Наверное, он уже знает, что для его сына «завтра» уже не будет. С тяжелым сердцем я на память набрала номер мобильного телефона Пташкина. Нужно сказать, что я неплохо продвинулась в поисках пропажи, хорошо бы нам скорректировать наши планы.

— Александр Петрович? Это Таня Иванова. Вы как?.. Про сына?

— Я все знаю, — дрогнул на том конце голос Александра Петровича.

Как же тяжело про это говорить, но все равно нужно.

— Вы где сейчас? Там, в «Колибри»…

— Я в больнице, перебил меня Пташкин. — С женой плохо. И, знаете, извините, конечно, но я в ваших услугах больше не нуждаюсь.

— Как это? — даже не поняла я поначалу.

— Сын погиб, остальное не важно, найдется. Я подключил милицию — они быстро найдут эту дрянь с шестого этажа, мы ее наизнанку теперь вывернем. — И Пташкин раздраженно отключил трубку.

Ничего себе! Он в моих услугах не нуждается. Вот это оборот получился. Все понятно: раз Птаха нет в живых, все стрелки начнут переводить на бедную Лену. Если не найдут настоящего вора, разумеется. Точнее — если я не найду. Нужно снова действовать быстро. А то теперь повесят на мою беззащитную подружку все грехи, колье и бриллианты — в этом можно даже не сомневаться. Жалко, что не успела рассказать Пташкину про «Музыкальный бум» и друга Сеню. Впрочем, ему сейчас не до этого. Придется срочно сделать еще один звонок.

Телефон у меня дома издавал только предательские длинные гудки. Куда Лена могла подеваться? Неужто не выдержала и побежала зачем-то к себе домой?

— Мать твою, — выругалась я тихо сквозь зубы.

— Ты куда звонишь? В свою организацию? — расслышал Тарас знакомые слова. Да уж, умище у него завидный — пока пел песню, уже про все успел забыть. Вот они — дети эфира.

— В организацию, в нее, — подтвердила я, соображая, что же мне теперь делать. Тарас, воспользовавшись паузой, что-то зашептал девчонкам, кивая в мою сторону.

Три девушки не отрываясь смотрели на меня и слушали каждое его слово. Может, сказать им, что я мою голову хозяйственным мылом, а зубы чищу мочой, как индийский йог? Ладно уж, пусть живут спокойно.

— Дуем в «Колибри», — объявила я Тарасу, наконец-то усаживаясь за руль. — Запомни, я твоя девушка. Хочу устроиться работать на радио. Поэтому ты должен познакомить меня с Сеней. Дальше разберемся. Но сначала придется кое-куда заехать.

Мы поехали, вовсю покатились с Покатой горы к городу. Тарас привычно нажал на кнопку радиоприемника, на табло сначала высветилась частота волны «На всех ветрах», потом зазвучал печальный, пронзительный блюз.

— Не могу поверить… Про Птаха, — сказал Тарас тихо. — Слышишь, как пусто?

У меня тоже было ощущение, что в эфире как бы образовалась странная пустота. Молодец Валера — он нашел самую подходящую музыку под настроение.

Валера работал. Мы тоже ехали на дело.

Глава 6 О пользе меломании

Итак, сначала домой, это займет совсем немного времени. Вдруг Лена просто-напросто крепко спит и лишь поэтому не подошла к телефону. Вероятность есть, и немаленькая.

Тарас тоже рвался зайти со мной в квартиру, но я оставила его в машине. Нечего ему делать у меня дома, а то еще начнет от нечего делать наведываться.

— Карауль, — приказала я диджею многозначительно, приложив палец к губам. — От тебя многое зависит.

Увы, дома никого не оказалось. На столе — недопитая чашка крепкого кофе, из которой я, не удержавшись, сделала по пути большой глоток, сложенная постель. Ушла. Навстречу новым приключениям. Наверняка домой, где, судя по всему, ее ожидает засада. Или на работу.

Телефон «Салона красоты» был у меня под рукой, в заветной сумке. Ведь постоянно приходилось записываться на прием к популярной Елене по телефону.

— Алло, мне нужна Елена Гуляйкина, пригласите ее к телефону, — привычно попросила я отозвавшийся на другом конце провода голос.

— Сил никаких нет! — непривычно отреагировал на мою просьбу голос. — Да ее и так уже сегодня все заспрашивались — и из милиции, и из полиции, и другие. А она хоть бы позвонила…

Я не стала выслушивать до конца живой образец обращения в салоне с клиентами — и так все ясно. Стиль — совково-классический, неувядающий.

— Так, придется нам с тобой заехать еще в одно место, в Заводской район, — объявила я Тарасу, который нес свой караул, крутя головой во все стороны, как будто в заднем месте у него торчала иголка. На такого конспиратора за три версты обратишь внимание.

Честно говоря, я уже, как говорится, нутром чуяла, что Леночка попалась. Ну чего, чего ей не сиделось дома? Неужто я забыла ей это перед уходом строго-настрого наказать? Да ведь и так все было ясно, без лишних слов! Но вполне возможно, что засада в ее квартире ожидает как раз всяческих подружек-сообщниц вроде меня, а значит, соваться запросто нельзя. И Тараса запускать тоже. На вид он определенно из ее компании, поди потом доказывай, что ты не верблюд.

— Тетенька, дай денежку на пирожок, очень кушать хочется, — подскочил ко мне чумазый пацаненок, когда я притормозила возле светофора. — Дома мамка пьяная…

— По морде видно, что врет, — сделал свое заключение Тарас. — Я читал про таких, этих попрошаек особенно в Заводском районе много. А сами одними «Сникерсами» питаются. Мальчик, дай дяде «Сникерс», дай дяде «Сникерс»…

— Иди, садись сюда, — сказала я попрошайке, который уже от нас отвернулся, сразу смикитив, что тут ему ничего не обломится, но теперь удивленно усаживался в мою сияющую «девятку». — Хочешь заработать?

— Ну, — согласился парень.

— Тебе нужно будет позвонить в одну квартиру…

— Это много стоит, — привычно сощурился юный предприниматель.

— Да нет, только позвонить в дверь и спросить, не здесь ли живет твоя учительница Марья Ивановна…

— Училка? — недовольно скривился пацан. — А на фиг она мне?

— Уроки узнать, да мало ли…

— Неправдоподобно, — заявил мне попрошайка тоном наставника. — Другое давай.

— Слушай, какая тебе разница? Ты только позвонишь в дверь, а потом мне скажешь, мужской ответил голос или женский. Меня мужик ее терпеть не может, вот ты и узнаешь, дома он или нет, денег получишь, — врала я, и мне казалось, что плоховато, потому что парень не верил ни единому слову.

Дав чумазому прохиндею подробные разъяснения, я остановилась в отдалении от дома Лены. Даже слегка подальше, чем следовало. Сработало воспоминание о старушке из фильма «Семнадцать мгновений весны», которая меня бы узнала, даже если бы я сумела за это время сделать пластическую операцию. Они тут в Заводском районе — ребята все не промах, от мала до велика.

— Два мужика там сидят, из ментуры, — деловито сообщил мне разведчик, возвращаясь со спецзадания.

— Откуда ты знаешь, что из ментуры?

— Да ты че, я наших, что ли, не знаю, — поразился мальчишка моей тупости. — Замели твою подружку. Вон и возле подъезда — там Михина бабка, она еще семечками торгует и мне дешевле дает, говорит, что увели эту парикмахершу под белые ручки…

Все ясно, Александр Петрович решил больше не миндальничать. Попала моя Ленуся. Но пока не пропала, я ведь еще жива. Вот надумала я подарить ей эти безделушки, теперь придется расхлебывать. Уж лучше бы тушь для ресниц или какой-нибудь крем подороже. А вдруг ее еще и бить начнут, пытаясь выбить то, чего она не знает?

Тарас появился в «Колибри», гордо ведя меня за руку. Вообще-то я не чувствовала себя уже так победоносно, как утром. Уж очень болела шишка на голове. Но не надо показывать виду, и я шла под руку с Тарасом, стараясь держать спину прямой и улыбаясь во все (сколько есть — все мои!) зубы, как на церемонии вручения «Оскара». По тому легкому оживлению, которое почувствовалось в зале при нашем появлении, я поняла, что от Леночкиного великого творения под названием «рыжая колдунья» кое-что еще осталось. Не теряя времени, мы сразу подошли к столику, где сидел Сеня с компанией. Сегодня Сеня был нарядный — он облачился в пиджак нежно-зеленого цвета, нацепил галстук с изображением каких-то монет и буквально сиял довольной улыбочкой. Но при этом оставался таким же противным и суетливым. Нет, даже еще более противным, чем вчера. Неужто из-за него лишился жизни молодой, талантливый человек Сережа Пташкин? Ничего, скоро узнаем. И бриллиантики тебе тоже, Сеня, отдать придется, ежели брал.

— А, все-таки надумал? — весело поприветствовал Сеня Тараса и обратился к своим собутыльникам: — И даже не один! Знакомьтесь, это надежда нашего эфира, «самый крутой в Тарасове диджей Тарас». А какая с ним девушка, а?

— Вот, решил подружку в свет вывести, — небрежно сказал Тарас, усаживаясь за столик и пододвигая мне стул. — А то заскучала.

— Что-то я не видел эту девушку с тобой раньше, — Сеня нахально разглядывал меня со всех сторон, буквально ощупывал глазами. — Скрываешь?

— Да вам только покажи… — И с этими словами Тарас меня обнял, как свою собственность. Быстро вошел в роль, однако.

— А ты все-таки познакомь директора, — не отставал Сеня. — Представьтесь, милое дитя.

— Лада, — сказала я, манерно протягивая директору ладонь.

Черт знает что! Откуда высыпалось вдруг это дикое имя? Но, как говорится, слово не воробей. Придется вечер пожить Ладой.

— Вот и ладушки! — довольно оскалился Сеня и сжал мою руку.

М-да, неуемный тип. И так сидит тут в окружении двух, видимо здешних, девиц, а все ему мало.

— Аппетитный тут у нас появился оладушек, так получается? — продолжал откровенно хаметь Сеня. Наверное, он уже изрядно выпил и ждал следующей части развлекательной программы, в которой проглядывал элемент импровизации.

Как раз только что по дороге я подробно расспрашивала Тараса про Сеню и узнала много любопытного про его личную жизнь. Мало того, что несколько раз в день он подолгу общается по телефону со своей супругой Зоей Владимировной, которую называет «зайчиком» и «зойчиком». Еще у Сени есть какая-то давняя любовь детства Маша Величкина, и он засыпает ее музыкальными посланиями и признаниями в эфире. При этом Сеня всегда буквально ежедневно и ежечасно находится в окружении постоянно меняющихся юных особ, которые являются его неизменной свитой. И откуда в одном маленьком человечке с брюшком берется столько сексуальной энергии? Таблетки он, что ли, особенные пьет? Или природа-мать над ним расстаралась?

С интересом прислушивалась я к застольному разговору веселой компании. Так я и думала — обмывают выгодную сделку с «Музыкальным бумом» пока что в узком кругу, обговаривают, как должна пройти презентация. Вот эти трое — явно москвичи. Они улыбаются дурацким шуточкам Сени, но все равно держатся отстраненно. Для таких наш купеческий Тарасов — экзотика, рынок сбыта своего эфемерного товара, не более того. Хотя хозяин ночного клуба «Колибри», которого я хорошо знаю, — некий полукриминальный тип по кличке Бяша — так и жаждет с гостями побрататься. Эх, дурень! Кому ты нужен со своей пьяной душой нараспашку и криминальным прошлым? Только деньги и собрали вокруг тебя всю эту разношерстную компанию из высокомерных мужиков и хохочущих пьяных девиц — ничего больше.

— Наливайте им штрафную! И нам всем — штрафную. Сеня, тебе первому. Молодец, ловко ты подсуетился, — громко радовался жизни Бяша.

— Хмуриться не надо, Лада! Хмуриться не надо, Лада! — пропел Сеня, выразительно глядя на меня. Пока все шло отлично. Хорошо, когда у человека есть конкретные слабости, на которых легко играть.

— Ты должен под каким-нибудь предлогом теперь смыться, — шепнула я Тарасу, которому все больше нравилась роль моего ухажера, и тот понимающе вздохнул.

— Черт, позвонить надо, — сказал Тарас громко, встал и быстро исчез. Я чувствовала, как ему не хочется оставлять меня в обществе Сени, но послушался он беспрекословно.

— Мне с вами поговорить хотелось об одном деле, — наклонилась я к Сене. — Можно?

— Конечно. Только сесть нужно поближе, так ведь? — обрадовался Сеня. — И смочить горло, не возражаете? Мы с вами, кажется, где-то виделись. Напомните.

Сеня пристально посмотрел на меня. Так-так, неужто вспомнит, узнает? Главное, не дергаться, выдержать первые тридцать секунд, а дальше он снова отвлечется на что-нибудь другое. Напомнить, как я вчера на его глазах дралась? Сейчас бы не хотелось. Да нет, взгляд у Сени похабненький, как обычно, — ни в одном глазу нет ни тени узнавания.

— Не знаю. Все вы так говори-и-те, — я старалась так же растягивать слова, как моя соседка справа. Может быть, так принято у здешних женщин легкого поведения? — А я по де-елу, пра-авда…

— По делу? — Сеня мигом состроил серьезное лицо. — Но здесь, как видите, серьезных разговоров не получится. Давайте пройдем в более спокойное место?

— Ладно, — согласилась я сразу же. — Прямо сейчас?

Сеня оглядел набирающее обороты застолье и прикинул, что вполне может отлучиться с девушкой минут на двадцать-тридцать.

Московские гости тоже уже вовсю гоготали и лапали тарасовских девок. Водочная река, разлитая щедрой рукой Бяши, быстро размыла всякие границы и условности. Мы с Сеней встали и, никому не говоря ни слова, пошли себе по делу. По тому, как уверенно и привычно привел меня Сеня по запутанному коридору к какой-то двери, я сразу догадалась: мы двигаемся прямым ходом в «нумера» «Колибри», давно приспособленные для уединенных переговоров с дамами.

Сеня включил свет и сморщился: в комнате был жуткий беспорядок. Пустые бутылки из-под водки и пива, окурки на полу, а на кровати — чья-то кепка с самодельной эмблемой радиостанции «На всех ветрах». Интересно, очень интересно…

— Знаешь, пойдем лучше в другую комнату, — в «нумере» Сеня сразу перешел на «ты». — Здесь еще не убрались после ночи.

— Да нет, и здесь поговорить можно. Ведь тихо, — я изо всех сил прикидывалась дурочкой.

— Ну, как хочешь. — Сеня сел на стул и бесцеремонно, по-хозяйски оглядел меня от и до, особенно задерживаясь взглядом на выпуклых частях тела. — Что за дело такое?

— Я давно хочу, мечтаю на радио устроиться. Чтобы все время в эфире. Тарас обещал, да ничего не делает, я уж сколько прошу…

— Нашла к кому обращаться! — фыркнул Сеня.

— Ой, а к кому? — сделала я круглые глаза. — К ва-а-ам, да?

— Значит, хочешь к нам на радио? Очень хочешь? — переспросил Сеня. — Но для этого нужно пройти пробы. Попробовать твой голос, манеру говорить. Это очень важно — попробовать…

Сеня вплотную подошел ко мне — он был на целую голову ниже — и погладил грудь. Попробовал.

Я ничего не сказала, и Сеня начал «пробовать» пуговицы на блузке, с которыми справился на удивление проворно.

— Ну и что? — спросила я развязно, представ перед ним в одном кружевном бюстгальтере. — Моя кандидатура вам подходит?

— Пока не знаю, — засмеялся он, обрадовавшись моей понятливости. — Нужно как следует попробовать… Верно?

И Сеня принялся сражаться с застежкой на моих брюках. От волнения он сделался красным, потным и еще более противным.

— А вдруг я не сработаюсь с моим новым директором? Мне тоже нужно попробовать, — сказала я Сене и начала его ощупывать со всех сторон.

Меня больше всего интересовало, не прячет ли он где-нибудь оружие. Но Сеня принял мой жест за ответные объятия и лихорадочно принялся раздеваться: быстренько скинул с себя пиджак, брюки и остался только в рубашке, трусах и детских носках в полоску. Я не ожидала, что сразу же после этого он кинется на меня, и от неожиданности чуть не заехала ему в зубы. Нет, здесь нужно пока постараться обойтись без драки. Вот только пробы начинают заходить подозрительно далеко.

Пока я соображала, что делать дальше, Сеня уже лежал на мне, дрожа от возбуждения.

— Ах ты оладушек, ладушек медовый, — начал он шептать в ухо какую-то муть. Голодный, что ли? Вроде бы каждый день и так здесь у учредителей подкармливается.

— Погоди, — сказала я ему ласково, высвобождаясь и давая понять, что мне нравится совсем другая поза.

Сеня мгновенно послушался и теперь лежал подо мной в сладостном предчувствии.

— Ну же, ну… — прошептал он, закатывая глаза.

Теперь, когда я оказалась на Сене верхом, можно было действительно начинать разговор. Я села ему на ноги и крепко зафиксировала руки, так что деваться Сене теперь было некуда.

— А теперь ты мне расскажешь, — сказала я ему совсем другим тоном, — все, что я спрошу.

— Ты чего? Эй? — Сеня попытался вырваться из моих железных объятий, но у него ничего не получилось. — Тебе что надо? Ты кто?

— Отдел борьбы с организованной преступностью. Говори, куда ты позавчера дел Птаха? Ты последний, с кем его видели вместе.

— Да ты что? Кто его девал? Тут он был, вот на этом самом месте. Целые сутки пил не просыхая. Да не дави ты меня так, сука…

— Из-за чего вы в четверг поругались?

— Я что, помню, что ли? Он всегда дурной.

— Кому было нужно его убить?

— Убить? — Сеня даже перестал дрыгаться у меня в руках. — Как это — убить? Да он спал тут только что…

— Не прикидывайся придурком. Птах знал что-нибудь про «Музыкальный бум»?

— Да какая разница! — Сене вдруг удалось извернуться и откинуть меня в сторону. Он был в ярости, и я даже не представляла, что он может быть таким злым.

— А ну отвали от меня! — заорал Сеня и метнулся к столу. Ну ничего, с одним немолодым мужчиной в трусах я как-нибудь справлюсь.

Но тут дверь открылась, и на меня со спины набросились двое, да нет — трое молодых одетых мужчин, которые сработали четко и профессионально.

Двое схватили меня за руки, третий сзади зафиксировал шею, так что шевельнуться было невозможно. Я сразу почувствовала себя раздетой и беззащитной — ведь я тоже была только в нижнем белье, которое к тому же находилось в откровенном беспорядке. В этой комнате, оказывается, была тайная кнопка для вызова охраны, о которой знают только свои. Наверное, в «нумерах» «Колибри» постоянно происходит столько разборок и диких сцен, что поневоле пришлось подстраховаться. Сеня быстро одевался, не глядя в мою сторону, а когда обернулся, я не узнала в нем прежнего, благодушного на вид дяденьку. Даже глаза у Сени сделались узкими от злости, как у китайца. Потом он подошел ко мне и с силой ударил по щеке. Вот он, истинный любитель женщин! Добрые молодцы невозмутимо держали меня, не ослабляя хватки. Видимо, привыкли к публичным сценам избиений и групповых насилий — за это им хорошо платят.

В дверях тем временем показался пьяный красномордый Бяша и еще… мой вчерашний блондин с коктейлем. Уже шестеро, значит.

— Чего здесь, Семен? — Бяша на ходу дожевывал какой-то кусок. — Чего шумишь?

— Да девка, оказывается, из милиции, подосланная. Или врет? — И Сеня вдарил мне по другой щеке, да так, что из глаз непроизвольно брызнули слезы. Довели до слез бедную женщину, бандиты.

— Так это легко проверить. У меня дружок один есть — он быстро скажет, что к чему. Надо его вызвать сюда, и все дела, — рассудил Бяша, громко чавкая. — А чего, ничего девка, а? В ментовке таких сроду не бывает. Ты что скажешь, Косяк?

Бяша толкнул в бок «моего» блондина, который, прищурившись, смотрел на меня. Надо же, мне казалось, что он меня признает даже без одежды, хотя в таком виде мы вроде бы еще не встречались.

— Откуда я знаю? — сказал блондин с притворным равнодушием, не отрывая от меня пытливого взгляда.

— Ух, ненавижу таких… — Сеня вдруг со злобой сорвал с меня лифчик и больно сдавил в своей потной ладони грудь.

Мне показалось, что блондин сморщился. Показалось, что ли?

— Оттрахать бы ее как следует всем вместе, — предложил Сеня Бяше. Видно, в нем никак не могла успокоиться поруганная мужская честь.

Я прикусила губы от боли и досады. Неужто сейчас начнется? Да, Танечка, видно, биться тебе сегодня придется до последней крови, да еще практически голой. Пока мужиков шесть, но не исключено, что подтянутся еще желающие с садистскими наклонностями. Где-то в сумке есть газовый баллончик и ножик. Что еще?

— Не, Семен, погоди, не горячись, — сказал Бяша. — А вдруг она правда из этих? Да еще чья-нибудь там баба? Потом не расхлебаешься. Мы сейчас дружбана моего позовем по пейджеру, пусть он скажет, что к чему, а уж тогда и займемся. Успеется.

Бяша хоть был и пьяный в доску, а обстановку в заведении контролировал. Нетвердыми шагами он подошел к Сене и обнял его за плечи, точнее, облокотился на директора всем своим грузным телом, так что тот чуть не рухнул наземь.

— Бросьте ее пока здесь. Пусть посидит. Пошли, Семен, там москвичи нас ждут, девочек просят. Тоже, говорят, хотим. А эту вы охраняйте.

Цепкие руки швырнули меня на кровать, от которой пахло чем-то кислым, вроде как блевотиной. Дверь захлопнулась, и я осталась в комнате одна.

Прежде всего быстренько одеться и отыскать заветную сумку. Теперь — окно. Но, распахнув занавески, мне пришлось только разочарованно охнуть. Окна закрывали мощные решетки, сквозь которые и кошка не всякая пролезет, и в клеточку виднелся унылый квадрат внутреннего двора. Не «нумера», а какая-то камера пыток плюс тюремный изолятор. Ясно, что теперь и я попала всерьез. Сейчас они приведут какого-то всезнающего друга, который, конечно же, меня никогда в глаза не видел и потому предоставит на растерзание пьяным мужикам. Конечно, я этого уже знать не буду, потому что после драки буду лежать в отключке… Что же остается делать?

Самое удивительное, что, обнаружив себя в западне, я сразу успокоилась. Есть у меня такое странное свойство, которое не все умеют понять. Кто-то может даже истолковать его как мужество перед лицом опасности. Да какое мужество? Равнодушие. Когда я вижу, что от меня сейчас больше совсем ничего не зависит, а зависит только от воли случая, на меня нападает полное безразличие. А чего зря дергаться, как карась на раскаленной сковородке? Какой смысл?

Поэтому вместо того, чтобы ломиться в дверь и орать, чтобы меня выпустили, я аккуратно застелила кровать более-менее чистым покрывалом и с удовольствием на ней вытянулась. Уж лучше набраться сил перед битвой, и то больше будет пользы.

Я видела, что через «глазок» в двери за мной наблюдают охранники, пересмеиваясь между собой. Ну точно как в тюремной камере. Удобно сделано — стой себе и наблюдай за тем, что творится в борделе. Интереснее, чем порнофильм.

Развалившись на кровати, где меня только что чуть не поимел Сеня, я еще раз подробно оглядела комнату. Здесь точно кто-то пил всю ночь водку и одновременно пыхтел «травкой». На полированном, залитом какой-то гадостью столике отчетливо виднелись остатки конопли.

Получается, Сеня не соврал? Весь вчерашний вечер, когда мы искали Птаха, он, похоже, валялся здесь в невменяемом состоянии. А сегодня проспался — и отправился на поиски приключений.

Ладно, это его проблемы. Точнее, теперь уже проблемы его несчастных родителей. Но куда же он спрятал мамочкины драгоценности, если их у него не нашли? Уж не здесь ли? Я вскочила и начала тщательно, сантиметр за сантиметром обыскивать комнату. Наверное, мои надсмотрщики теперь думают, что девка вовсе рехнулась — начала ползать по комнате на четвереньках.

— «Завтра! Все будет завтра…» — напевала я под нос, обнюхивая каждый уголок своей темницы. Хоть бы их всезнающий дружок с его паршивым пейджером потерялся где-нибудь в пути. Глядишь, и для меня наступило бы завтра.

Но ничего я не нашла, совсем ничего. Из новенького — только чья-то заброшенная под стол зажигалка и корейский радиоприемник, задвинутый в угол и заваленный газетами, который я поначалу не заметила. Теперь уж и вовсе можно отдыхать с чистой совестью. Я включила радио, настроила на нужную волну. Пусть Сеня думает, что я фанатка его идиотской радиостанции. Но ведь мне и впрямь теперь любопытно: как там в студии поживает Валера? Крутит ли грустную музыку? Ничего подобного, в эфире бойко сообщал новости жизнерадостный девичий голосок. Я сразу вспомнила про кассеты, которые стащила у Муси, вытащила из сумки, поставила и включила третью, до которой еще не добрались руки.

«…Машеньку Величкину поздравляет с днем рождения ее Прекрасный Принц», — услышала я голос Птаха и аж передернулась, представив Прекрасного Принца в одних трусах с отвратительным выпяченным брюшком. Опять эта Маша! Но что-то странно. Я вспомнила, что ведь и вчера, в тот счастливый миг, пока я мчалась по вечернему городу, эту злосчастную Машу тоже поздравляли с днем рождения. У нее что, каждый день и каждый месяц дни рождения? Не иначе, что это какой-то шифр. Надо срочно вспомнить, что я уже слышала, передаваемое для этой Маши раньше. Интересно, а она что-нибудь в ответ передавала? Ну, конечно, песенку про завтра, это же она кому-то адресовала в ответ, какому-то своему ненаглядному. А еще о чем они переговаривались? Для этого нужно снова внимательно прослушать все кассеты, чем я и занялась в своей тюрьме европейского типа — с удобствами и даже музыкой. Невольно вспомнилась стопка аудиокассет, которые остались на столе у Муси. Эх, вот бы мне их сейчас сюда!

Для полного счастья я достала из сумки свои гадальные кости в надежде найти подсказку задачи, которая вот-вот должна была у меня решиться. Кто-то по-прежнему пристально наблюдал за мной в «глазок». Смотрите на здоровье!

Три кости, мои верные помощницы, на этот раз совсем меня поставили в тупик. «В принципе нет ничего невозможного для человека с интеллектом», «И все-таки все тайное рано или поздно становится явным» и «С женщинами шутить глупо и неприлично» — вот о чем начали мне рассказывать наперебой выпавшие числа. Только о чем это они, из какой оперы?

Дверь в мою камеру открылась так быстро, что я не успела убрать гадание.

Передо мной собственной персоной стоял «мой» блондин.

— Ты чего делаешь? — оторопело спросил он. Впрочем, его вопрос я разобрала только после третьего раза, когда убавила у музыки громкость.

— Гадаю, — ответила я просто — На короля.

— Ну надо же. Во даешь! — Блондин присел рядом на стул, как возле тяжелобольной. Только почему это он сегодня без апельсинов и букетика цветов? Да и минералочка сейчас тоже не помешала бы.

— А ты чего пришел? Трахаться хочешь? — спросила я его прямо. А что, когда таким безнадежным больным терять уже нечего, им все прощается.

— Да нет, — пожал плечами блондин, — так просто. Я еще вчера познакомиться хотел.

Вот это да, узнал! Я так и не могла понять, почему кто-то в новом обличье меня узнает, а кто-то в упор не видит. Вот загадка-то.

— Только тебе волосы такие не подходят. Короткие лучше. Ты давно карате занимаешься? — спросил блондин, помолчав. — У кого училась? Не у Рыси?

Так вот оно что! Это, оказывается, мой восточный собрат!

Мы познакомились. Блондин назвал себя Константином и признался, что я ему еще вчера понравилась. Особенно когда драться начала. А сейчас даже еще больше. Другая бы девчонка изоралась, а не балдела под музыку, уж это сто процентов.

— Слушай, а как ты сюда зашел?

— Пустили. Я же свой. Сказал, что Бяша разрешил.

— А чего, он ничего тебе, этот Бяша? Ты же вчера с его мордоворотами дрался, я же сама видела, — припомнила я, как бойко вчера Костя отключал одного за другим наших противников.

— Да ничего. Сказал, что размяться захотелось, — ухмыльнулся Константин. — Он мне все прощает.

— А чего это? Друг, что ли, близкий или кум? — заинтересовалась я невольно. Хотела спросить, не в одной ли камере вместе сидели, да не стала пока чересчур умничать. Ведь сама я была в настоящей камере, из которой надо было как-то выбираться.

— Да нет, бери больше — он мне денег должен. Давать замучился…

Постепенно, вытягивая из немногословного Константина слово за словом, мне удалось выяснить, что он постоянный клиент и игрок в казино в ночном клубе «Колибри». Днем Константин занимается какими-то махинациями с ювелирными изделиями и ломбардами, а вечера от скуки обычно проводит здесь.

— А вот этот магазин, «Жемчужина сердца», — тоже твой? — вспомнила я свои утопические грезы о молодом богатом хозяине. Надо же, все совпадало. Я ведь даже и представляла себе его блондином. Правда я, что ли, сделалась ведьмой?

Уж не к нему ли перекочевали фамильные драгоценности Пташкиных? Это нужно выяснить, слишком много вырисовывается совпадений. Может, за часть долгов расплатились чужими побрякушками, а заодно и жизнью? И эта странная вседозволенность. Значит, говоришь, все тебе можно?

— Я два раза был женат, думал, что никогда видеть баб не смогу, а на тебя сразу вчера запал, — признавался тем временем Константин простодушно.

— А вывести меня отсюда сможешь? — спросила я Константина. — Ты представляешь, что они со мной сделают, когда сюда вернутся?

Константин помолчал, а потом кивнул. Смотри-ка, и тут у него запросто. Ну, герой.

— Ну что, тогда пошли? — подмигнула я своему спасителю. — Так пройдем или повоюем?

— Повоюем, — решил Константин. — Скука же…

Я включила музыку на полную громкость, чтобы не было слышно звуков борьбы возле двери. Константин быстро открыл дверь и первым ногой повалил одного охранника, я сразу же набросилась на второго. Помня железную хватку верзилы, самое главное — не попасться в его лапы. Удар под дых — и он согнулся пополам. Константин уже запихнул первого в «камеру» и спешил мне на помощь. Его знание карате было более совершенным, это я оценила. Ну да, он же сказал, что до недавнего времени тренировался каждый день, пока не впал в депрессию и не повадился ходить в «Колибри». Или Рысь — такой хороший учитель? Нужно не забыть спросить, как его найти.

— Там сигнализация, вызов! — крикнула я Косте на ходу. — Где-то на столе.

Но он уже и так меня понял и рванул рукой какой-то провод. И все под музыку, под громкую веселую музыку! Впрочем, я обратила внимание, что моя охрана на этот раз сопротивлялась вполсилы, как-то не по-настоящему. Видят, что хозяину хочется поиграть в Брюса Ли или кого-то еще.

Но все же хорошая это штука — радио. Пока еще они очухаются, пока их услышат… Вполне можно успеть смыться.

Впервые я уверенно шла по запутанному лабиринту служебных помещений ночного клуба «Колибри», чувствуя себя спокойно за надежной спиной Константина. Мы вышли через какую-то дверь, спустились по лестнице и, никем не замеченные, любовной парочкой прошли через главный вход «Колибри». Поразвлекались, мол, приятно провели время — и хватит, пора на боковую. Даже поспорили, на чьей машине поедем. Константин настоял на своем, и мы сели в его черный «БМВ», спокойно покатили по городу. Даже и думать не хотелось о том, что там осталось за спиной, что там опять может начаться…

Или же меня просто-напросто таким образом похитили, а я и расплылась от радости, потеряла бдительность? Да нет, Константин послушно ехал туда, куда я показывала.

— Слушай, а за это тебя Бяша не убьет? — спросила я Константина, который за рулем показался мне еще более мужественным и красивым. А сама про себя подумала: вернул он тебе должок или нет?

— Пусть попробует. Я скажу, что ты моя девушка. Можно?

— Можно, — ответила я и погладила его руку. Почему-то враз поверила, что Константин в этой истории совсем ни при чем, не имеет никакого отношения. Зато ко мне — очень даже имеет, это я уже тоже чувствовала.

А потом вдруг принялась рассказывать всю мою запутанную историю — с самого начала, с вечерней поездки по Тарасову. Не всю, конечно же, а только то, что касается загадочных приветствий Маше Величкиной. Увы, я должна была сознаться, что частный детектив Таня Иванова, заработав кучу неприятностей, большую шишку на голове, пару пощечин от директора радиостанции «На всех ветрах», так пока ничего и не узнала ни об исчезновении Птаха, ни о пропаже кое-каких мелочей из его дома. Ни-че-го! Разгадка была где-то рядом, но никак, никак не давалась в руки. Неожиданно я поймала себя на том, что элементарно жалуюсь, плачусь в жилетку этому малознакомому мужчине. А он — слушает, утешает.

— А знаешь, я вчера с этим твоим Птахом накачивался. Он рядом за столом играл, а Сеня и платил за него, и стаканы все время подносил. Я еще подумал: голубые они, что ли? Надо разобраться, а?

А у меня возникли совсем другие желания. Вот бы сейчас поехать ко мне домой, продолжить знакомство. Но нельзя. Начатое дело нужно довести до конца, как бы ни было трудно, — такой у меня принцип. Иначе за работу лучше не браться, ничего путного все равно не получится.

— Поехали домой к Пташкиным. Нужно попытаться взять другие кассеты программ Птаха. Я чувствую, что разгадка в них…

— Как скажешь, шеф, — улыбнулся Константин и заметил: — И когда ты только выбросишь эти рыжие волосы и оденешься, как вчера?

Глава 7 Секс на радиоволне

Я стояла под окнами квартиры Пташкиных, раздумывая, как же попасть к Мусе. В ее комнате света почему-то не было. Ну да, Александр Петрович ведь говорил, что она попала в больницу. А сам он где? Если уже дома, то мне туда соваться нельзя. Он же русским языком сказал, что больше в моих услугах не нуждается. Он-то не нуждается, зато Лена нуждается, и даже очень.

А все-таки хорошо, что теперь у меня внезапно появился помощник, как раз он и сможет выручить. Константин сразу же согласился позвонить из телефонного автомата в квартиру Пташкиных, сделать легкую разведку. Я стояла рядом, прижавшись к его щеке, чтобы слышать каждое слово в телефонной трубке. Не скрою, такое сотрудничество мне очень даже нравилось, да и Константину, похоже, тоже.

— Алло, мне нужно поговорить с Александром Петровичем, — сказал Константин. У него был приятный, уверенный голос делового человека.

— Нету его. И даже не звоните сегодня зря, — как отрезала на том конце провода Полина.

Я слегка подтолкнула Константина в бок, чтобы он продолжал разведывательные действия.

— Когда он подойдет?

— А вы кто такой? — грозно спросила Поля.

Я так и представляла сейчас суровое выражение ее лица. Наверное, еще даже более суровое после постигшего семью Пташкиных горя.

— Сотрудник по работе. У меня срочное дело.

— Вот и звоните на работу. Или на эту пикалку его, пейджер, что ли? А сюда нечего! — И с этими словами Поля швырнула трубку.

Да уж, домашний секретарь у Пташкина — что надо. Но главное я узнала: Александра Петровича дома нет — значит, путь открыт. Интересно, успел ли он сказать Поле, что отказался от моих услуг? Вряд ли ему было до того, чтобы при таких обстоятельствах вспоминать про Таню Иванову.

Все повторилось в точности как сегодня днем: недовольный голос за дверью, долгое рассматривание меня в «глазок», лязганье железных засовов. Только на порог меня Поля не пустила, а выглядывала из-за цепочки.

— Здравствуйте, Поля. Я должна вам срочно задать еще несколько вопросов…

— Не буду я ничего больше говорить. Не до того, — Поля недовольно поджала губы. — У меня дел полно.

— Мне нужны только кассеты.

— Чего? Какие еще кассеты? — Полина вздернула свои смоляные брови, которые только недавно казались мне такими красивыми. А на самом деле — дремучие какие-то, как сама Поля.

— Те, которые записывала Муся с радио.

— Нет уж, мне Александр Петрович ничего не говорил, что вы из дома чего-то выносить собираетесь. И так я уж поговорила, хватит.

— Да я верну, только прослушаю и верну! — Я даже и вообразить не могла, что наткнусь на такую каменную стену.

— Если Александр Петрович распорядится, то дам. А так лучше и не просите даже.

— Мне необходимо их прослушать, чтобы найти настоящего преступника. Я почти точно знаю, что Сергей не виноват. Он оказался втянут в одно дело…

— Теперь господь рассудит, — махнула рукой Поля, — виноват он или не виноват. А нам нечего тут…

— Полина, но моя работа — довести следствие до конца, и вы должны мне помочь… — Я все еще не теряла надежды договориться с Полиной, как с нормальным человеком.

— Нет, уж лучше ты помоги отыскать мне этого гада, который позвонил и про пацана сообщил… Это надо же, я, как назло, была в ванной и звонка не услышала, а Муся к телефону подошла. Это надо же! Господи, спаси наши души грешные… — И Поля оглянулась на открытую дверь в маленькую комнату, где стояла икона. Да, в этот монастырь со своим уставом и вопросами запросто не ворвешься.

— А что Муся? Как она? — не отставала я от старшей дочери Пташкина.

— В больнице, вот как! Как узнала, так вовсе заговариваться начала, а потом стала даже вены резать. Насилу спасли. А ты тут с какой-то музыкой…Там кровищи везде разлито, как будто животину резали.

— Да не в музыке дело, пойми!

Но Поля ничего больше понимать не хотела и раздраженно закрыла перед моим носом дверь. Папочкина порода — такая же дикая.

И что же мне теперь делать?

Пришлось ни с чем возвращаться в машину.

— А я в «Колибри» позвонил одному своему другу, — сообщил Константин, когда я села на соседнее с ним сиденье. — Там, он говорит, караул что делается…

— Нас ищут?

— В том-то и анекдот, что нет. Какой-то мальчишка на Семена… ну, того пидора, директора радиостанции, набросился и чуть не убил. Я все узнал: только мы с тобой смылись, как этот пацан с какими-то своими дружками и девчонками — человек десять с собой привел — затеял драку, начал метелить Сеню, опрокидывать столы… Такое началось, что про нас вроде как и забыли, не до того… Кто-то из посетителей испугался, вызвал милицию. Говорят, в «Колибри» целая группа захвата прибыла, все там прочесывают вдоль и поперек…

Вот это да! Неужто Тарас поработал? Черт возьми, да он же драться совсем не умеет! Ну, конечно, он. Узнал, наверное, что Сеня меня куда-то увел, запер, и собрал в поддержку всю свою дискотечную компанию. А эти-то, из «Колибри», небось думают, что из-за меня милиция приехала, из-за «девки милицейской»! Здорово получилось, ничего не скажешь. Недаром мои магические кости сказали, что нет ничего невозможного для таких упорных дамочек, как я.

Так всегда бывает в жизни, Бяша: надеялся ты покуражиться над девушками, а теперь показания даешь. Сколько же тебе теперь заплатить придется, чтобы скандал вокруг твоего веселенького заведения «Колибри» в очередной раз замяли?

— Ты куда смотришь все время? — спросил Константин, прервав свой увлекательный рассказ про погром в «Колибри». — Чего там?

Я же все время смотрела наверх, потому что там был балкон. Балкон, который вел в Мусину комнату, это я помнила. Пожарная лестница шла на крышу мимо кухонного окна, в котором тоже сейчас не было света. Поля была у себя в комнате. Если забраться, то заветный ножик-отмычка Толяна-соседа поможет без труда тихо открыть балконную дверь. Ну что, Танечка, надо действовать, нечего зря сидеть. Раз тебе не дают то, что позарез нужно, придется брать самой. Ведь наверняка где-то на этих кассетах есть информация, которая даст ключ к запутанному делу. Главное, чтобы сумка с ядерной кнопкой была со мной на плече.

— Ну что, бизнесмен-золотоискатель, придется тебе стоять на шухере, — сказала я Константину.

— Как это?

— Обыкновенно. Как воры-домушники. Если увидишь что-нибудь подозрительное — свисти…

Хорошо, что огромная квартира Пташкиных была угловой и комната Муси располагалась как раз на боковом, затемненном конце здания. Я зацепилась за пожарную лестницу, быстренько подтянулась на руках и начала карабкаться наверх. Расстояние от лестницы до кухонного окна оказалось гораздо больше, чем представлялось снизу. Эти «сталинки» строили раньше, не экономя площадь, от души. Я вспомнила, что моя заветная веревка с крюком, которую сейчас можно было бы легко забросить на балкон, осталась на стене внутреннего двора ночного клуба «Колибри». Там же, где и мои любимые туфли. Если прыгнуть и на руках перейти по подоконнику кухни к балкону, Поля может услышать грохот, тихо не получится. Зато на втором этаже есть выступ, по которому можно пройти вдоль стенки и оказаться как раз под Мусиным балконом, благо свет у нижних соседей тоже не горит. Очень удобный выступ, с которого остается только один раз прыгнуть…

Начиная подобные трюки, я старалась не думать о том, что будет, если я подпрыгну и… Если до конца не уверен, что номер получится, если чего-то боишься, то лучше не начинать. Правда, сегодня поневоле в голову лезли мысли о смертельном полете вниз Птицы-Птаха. И, как назло, меня снова тянет на верхотуру, просто наваждение какое-то…

Но хорошо все же, что внизу за мной наблюдают с восхищенным вниманием серые глаза Константина — это придает сил.

Ра-а-аз! Прыжок удался нормально. Я зацепилась за нижний край балкона, и… оттуда вдруг мне на голову спустилась небольшая веревочная лестница. Сон какой-то. Или сказка? Как она могла здесь оказаться? Но думать было некогда. Теперь — дверь. Повозиться с задвижкой тоже пришлось недолго. Народным умельцам и зэкам города Тарасова — трижды ура! Лишь когда я ступила в комнату Муси, мне сделалось по-настоящему страшно.

Трюмо, в которое наверняка часами с обожанием рассматривала себя Муся, сейчас было задернуто траурной тканью, все легкомысленные картинки под стеклами на стене тоже прикрыты ровными черными тряпочками. В углу, тихо потрескивая, перед маленькой иконой горела свечка, и от ее света в комнате было нестерпимо жутко. Тяжелый, до сих пор не выветрившийся запах каких-то лекарств еще больше усиливал желание как можно быстрее отсюда убраться. Во всем чувствовалась хозяйская рука Поли, приготовляющей дом к трауру. Да и убрано здесь все давно после Мусиной выходки, полы давным-давно высохли. Впрочем, Поля пока не успела убрать чемоданы и баулы, расставленные повсюду. Кассеты тоже по-прежнему лежали на столе. Я положила в сумку столько, сколько поместилось, остальные нужно запихать в пакет…

Неожиданно за дверью послышались тяжелые шаги, заставившие меня содрогнуться. Идет сюда… Тихо прикрыв балконную дверь, я притаилась за плотной портьерой. Вот нелепое положение! Для них же ищу пропавшие драгоценности, и от них же приходится прятаться! Поля зашла в комнату, но не стала включать свет, прошла в угол с иконкой — похоже было, что поменяла свечку. Уф, пошла назад. Что-то больше не хотелось испытывать судьбу, которая и так пока была ко мне подозрительно благосклонна.

Я открыла пакет и, не разбирая, сгребла в него все, что только попалось под руку на столе: кассеты, какие-то книжки, бумажки, еще кассеты.

Потом разберемся и, если что, вернем. Но что это за странный грохот в соседней комнате? На цыпочках, по-кошачьи неслышно я прокралась по коридору к двери, через щель которой пробивался свет.

Полина не видела меня, потому что увлеченно двигала мебель в комнате, которая по всем признакам принадлежала Птаху, по-своему расставляла в ней вещи. Смотрите-ка, как спешит завоевать новую территорию. Я даже услышала, как она тихо напевает под нос какую-то песенку. Меньше народа — больше кислорода? А как же твой Александр Петрович? Ух, как вдруг сделалось противно, просто ужас.

Тихонько я прошмыгнула обратно на балкон, воспользовавшись чужой лестницей, снова проделала несколько ловких, обезьяньих движений и… попала в чьи-то распростертые объятия…

Мой охранник, Константин, держал меня так крепко, словно боялся, что я опять куда-то полезу и больше уже не вернусь.

— Я глазам своим не верил. Вот это да! — он смотрел на меня восхищенно, даже не стараясь скрыть своих чувств. Не каждая циркачка, выделывающая под куполом свои пируэты, получала столь щедрое признание, какое свалилось на меня. Но главное, как тихо, ровно прошла операция — есть чему порадоваться. Только теперь здесь делать нечего…

Быстренько усевшись в машину, мы с Константином отъехали подальше от дома Пташкиных, остановились в уединенном сквере… Константин включил в машине маленький, какой-то интимный свет, а я принялась с жадностью разглядывать свои сокровища. Кто бы мог подумать, что из-за этого барахла — аудиокассет с песенками, дешевых любовных романов, какого-то альбома с фотографиями — я сейчас рисковала жизнью! Наверняка сказали бы, что такое безумие будет покруче Мусиного. Почти бездумно, руководствуясь чисто профессиональной привычкой, я на всякий случай пролистала все книжки — вдруг между страниц обнаружится какая-нибудь записка или что-нибудь еще интересное? Ах какие названия: «Поцелуй женщину в губы», «Нежный плен», «Сладкая тайна соседа»…

Я невольно посмотрела на соседа и поймала его взгляд, который выдавал сладкую тайну.

Ага, на дне пакета оказалась какая-то сережка. Кажется, я видела ее на Мусе.

— Дай погляжу, — попросил у меня Константин блестящую штучку, которую я пыталась разглядеть в маленьком свете автомобильной лампочки. — Фальшивка. Таких богатств на базаре — три рубля за килограмм.

— Точно?

— Ты кого спрашиваешь? — улыбнулся Константин с видом ювелирного знатока.

Вот тебе и новости! Оказывается, «щедрый» Пташкин-старший тешил свою жену турецкими дешевыми поделками, а когда пропала ее действительно дорогая вещь, сразу задергался. Списочек даже не поленился составить.

— Ну что, надо послушать, что здесь у нас есть. — Я включила кассету и откинулась на мягком сиденье «БМВ». Торопиться не стоит. Нужно набраться терпения и прослушать подряд все записанные программы, спокойно проанализировать услышанное. Тем более в таком приятном обществе…

В который раз сегодня я слышала концерт по заявкам, который вел Птах. Ах какой у него все-таки приятный, обволакивающий голос! Был. Но почему «был», раз этот голос по-прежнему поднимает откуда-то из глубин волну неясных желаний? Как было больно, когда Сеня сжал мне грудь, скотина. Но вначале, когда раздевал, даже и не так уж неплохо… Когда мужчина по-настоящему охвачен желанием, это все равно передается…

Неожиданно я почувствовала, как рука соседа опустилась мне на коленку и медленно, под музыку начала двигаться по бедру. Не открывая глаз, я следила, как сильные, горячие пальцы добрались до «молнии» на брюках, осторожно опустили ее вниз, углубились внутрь…

Ах какая сладкая тайна… Другая рука уже вовсю страстно ласкала груди, которые и так готовы были выпрыгнуть из одежды. И музыка… Как же проникновенно, эротично поет Тина Тернер, свихнуться же можно…

Оказывается, сиденье автомобиля Константина легко откидывалось назад. Не сговариваясь, мы как сумасшедшие начали раздеваться и буквально вцепились друг в друга, охваченные желанием, которое в один момент заставило забыть обо всем… Какое там расследование, чужие драгоценности, безопасность подружки! Ничего этого больше не существовало — только сильное тело, которое старалось подчинить мое и влекло неудержимо в… — как там называлась эта книжечка? — нежный плен. Хорошо, что мы выбрали такое уединенное место. Или Константин сделал это нарочно? Но когда он успел выключить в машине свет? Его губы страстно сжимали соски моих грудей, заставляя тихо стонать от наслаждения. Наконец он вошел в меня весь, объявляя начало необыкновенному танцу под музыку, которая все это время лилась из магнитофона… На кассете кто-то кому-то признавался в любви, передавал приветы, много говорил — а у нас, в полном молчании, прерываемом иногда невольными стонами, происходило то, ради чего, собственно, люди во все времена и устраивали всю эту говорильню, договаривались о встречах… В полном молчании, в диалоге еле различимых в темноте тел…

Лишь резкий, неожиданный щелчок магнитофона заставил нас оторваться друг от друга… Все равно мы теперь уже только отдыхали, пережив, каждый по-своему, мгновения острого наслаждения…

«Ну и ну, — думала я, — не слишком ли много выпало за один день самых разных приключений?» Хотя почему слишком? Ведь за это я и обожаю свою работу частного детектива. Она позволяет за короткое время — за какие-то сутки, двое, трое — пережить столько, сколько обычному человеку не доводится и за десять лет жизни. Принимаясь за новое дело, я начинаю жить в ускоренном темпе, и при этом жизнь словно сама подбрасывает мне по пути неожиданные встречи, лихо выводит из безнадежных положений, засыпает остроумными задачками… В общем, бурлит, бурлит…

Но когда очередное дело заканчивается и наступает пауза отдыха, все это рассеивается, словно наваждение. Как и все женщины, я хожу в магазин, в парикмахерскую, валяюсь в постели и с удивлением вспоминаю о сногсшибательном времени, оставшемся за спиной… Мне всегда хочется в него вернуться, снова испытать на себе дикое жизненное ускорение, словно летишь на «американских горках», и я жду звонка, который возвестит о начале нового запутанного сюжета…

Хорошо, что Константин ничего теперь не говорил. Не люблю мужчин, которые бормочут всякие глупости, когда главное уже сказано. Он просто включил свет и сейчас задумчиво курил. Слушая программы Птаха, в которых пока не было ничего для меня интересного, я начала листать альбом фотографий Муси, который тоже случайно прихватила со стола.

Да, интересной все-таки она была до недавнего времени женщиной, а в юности — вообще загляденье! Я просматривала историю непростой женской судьбы в цветных и черно-белых фотографиях. Вот выпускной вечер, свадьба с Пташкиным… Ах какие они здесь молодые и красивые! А вот уже появляется младенец на руках мамы, похожей на трагическую кинозвезду времен немого кино. А вот уже повеселела, смеется в кругу беспечной компании на пляже… Смотри-ка, и Сеня здесь, гад. Кто же говорил, что они с Александром Петровичем были или до сих пор считаются друзьями?

А чья это совсем детская мордочка с бантиками? Похоже, Муся когда-то висела на Доске почета. Фотография с обратной стороны была подписана: «Маша Величкина. 2-й „В“ класс». Но ведь это же Муся, жена Пташкина! Получается, что это ее девичья фамилия? Так вот кого бомбил Сева своими посланиями! Но зачем? Для чего это ему нужно?

— Так вот она какая, — сказала я вслух.

— Кто? — заглянул мне через плечо Константин. — А что, ничего.

— Нужно найти Сеню. Из-под земли достать. Интересно, где он сейчас может быть?

Мы отъехали от нашего счастливого места на поиски ближайшего телефона. Константин хотел снова позвонить в «Колибри» своему приятелю, чтобы разузнать, что там происходит.

Оказалось, что большой шухер в ночном клубе закончился. Бяша кое-как отбоярился от нашествия милиции, и все расползлись по своим домам зализывать раны, включая Сеню. Теперь нужно как можно скорее узнать домашний адрес директора. Вспомнить телефон радиостанции «На всех ветрах» не составило никакого труда — эти цифры, с приглашением непременно их набрать, день и ночь крутились в эфире. Да только сейчас, прослушивая кассету, номер телефона можно было услышать раза три, хотя мне хватило и одного-единственного.

Хорошо все-таки, что местная радиостанция работает круглосуточно и, значит, в студии должен быть Валера. Слишком долго напоминать о себе и что-то объяснять Валере не пришлось.

— Срочно добудь мне домашний адрес Сени, вашего директора, — сказала я творцу шишки на моей голове, и уже через минуту Валера продиктовал адрес: улица Никольская, дом 15, квартира 13.

Несчастливый, Сеня, номер у твоей квартиры. Ты ведь и не знаешь, что я уже к ней приближаюсь.

— Пойдешь со мной? — спросила я Константина возле подъезда новенького дома, и он кивнул, хотя и без особой охоты. Расслабился, похоже, после любовного напряжения. Я замечала, что мужчины всегда после этого впадают в прострацию.

— Нет, жди меня лучше здесь. На всякий случай.

У меня же, наоборот, был прилив сил и боевой энергии. Я одна зашла в темный подъезд дома на улице Никольской. Здесь, что ли, квартира под номером тринадцать? Вот и нужная дверь. Но я и опомниться не успела, как кто-то набросился на меня со спины и вцепился зубами в плечо, а некто другой внизу бесшумно уцепился за ноги. Пришлось отфутболить нижнего нападающего и, извернувшись, схватить второго, который тоже оказался каким-то хлипким на ощупь, ненастоящим. Черт возьми, девчонки! Какого… они здесь делают?

— Советую не продолжать. Учтите, второй раз я церемониться не буду, ясно?

— Ясно, — согласился чей-то писклявый голос, раздавшийся снизу. — Нам тоже в эту квартиру нужно.

— Ну и шли бы.

— Да не пустят…

— Во даете! Вы что, хотели меня скрутить, и что же дальше?

— Взять в заложники, — сказал в темноте более низкий бархатистый голос. — Чтобы попасть в квартиру…

— Так-так, давайте разбираться… Пошли поговорим. — И я спустилась на один лестничный пролет вниз, на тускло освещенную площадку, приглашая нападающих последовать за мной. Привидения оказались двумя курносыми хипповыми девчонками, которых я уже видела сегодня на радиостанции, а с одной имела даже светскую беседу о шампунях. Теперь эти девчонки, боевые подружки «одуванчика», стояли передо мной с воинственным видом. На одной была длинная майка в разводах, напоминающих эмблему радиостанции «На всех ветрах», вся увешанная разноцветными значками с надписями типа «Я люблю „Радио-няня“», «Не умеешь петь — не пей», «Зайка моя!» и прочими глупостями, которые безумно нравятся особам четырнадцати-шестнадцати лет от роду. Вторая девочка, подстриженная почти под «ноль», тоже была вся в значках, а на ее кепке можно было прочесть вышитое бисером слово «Птах». Это имя подсказало мне, как лучше в этой ситуации себя повести, чтобы не нажить лишних неприятностей от юных фанаток. Если мы сейчас устроим на лестнице драку, в исходе которой я не сомневаюсь, то поднявшийся шум может помешать дальнейшим планам. Да и жалко девок-то…

— Меня зовут Таня Иванова, я частный детектив. Расследую дело Птаха, Сергея Пташкина. А вы чего тут делаете? — спросила я девчонок строго. Только теперь, при свете, я разглядела, что неформалки были слегка накуренные, слабо держались на ногах.

— А-а-а, мы думали, что ты эта… его Манька, — удивленно призналась одна.

— Я только подумала: чего это ты так открыто прешься на потрах, если слышно, как его Зоя причитает. Нам Тарас сегодня про Птаха сказал… Он сказал, что это все этот. Да я его подстерегу и убью, — взвизгнула девчонка. — Только бы до него добраться… В квартиру его…

Что ж, боевой настрой девчонок мог мне пригодиться. Итак, я выяснила, что девочки из числа радиофанаток узнали сегодня от Тараса про судьбу Птаха, успели активно поучаствовать в драке в «Колибри», понаблюдав, как Тараса и пару его дружков забрали в милицию, а «жирные коты» как ни в чем не бывало разъезжаются по домам на своих машинах, и решили своими силами восстановить на земле справедливость. Начать постановили с Сени, которого Тарас называл главным виновником гибели их кумира — Птаха.

— Ну и что вы собрались делать? Решили тоже загреметь туда же, где сейчас Тарас? — поинтересовалась я со смехом.

Девчонки гордо показали мне самодельные черные маски, — мол, их бы никто в них не узнал, — какие-то плетки и еще более непонятные орудия возмездия. Ясное дело, что все их знания в этом вопросе были почерпнуты из идиотских, самого низкого пошиба видеофильмов. Видак плюс «травка» породили их дурной план. Подружки дожидались, когда кто-нибудь будет входить или выходить из квартиры Сени, чтобы в черных масках прорваться к нему домой. Сеня жил вдвоем с супругой, и обкуренные девчонки нисколько в себе не сомневались. Главное — выместить злобу, а там видно будет…

— А если бы всю ночь никто не входил и не выходил? — Честное слово, меня душил смех, особенно при виде самодельных орудий захвата и пыток.

— Ну и что? А что нам делать-то? — удивилась девочка с писклявым голосом. — Тут еще наши хотели подойти…

— Но я все-таки не поняла, на меня-то вы чего набросились?

Оказывается, девицы, увидев, что я не спешу звонить в охраняемую квартиру и вроде как даже собираюсь уходить, решили заставить меня сделать это силой. Вот дурехи-то!

— А что, так просто в квартиру зайти нельзя?

— Как это? — уставились они на меня.

— Обыкновенно — позвонить и войти.

— Ну, не знаю, — как-то даже разочарованно заметила одна из девочек. — А разве пустят?

— Теперь вот что: вы уверены, что в квартире только Сеня и его супруга?

В чем, в чем, но в этом девчонки не сомневались, они уже добрых полчаса караулили и подслушивали под дверью.

Ладно, тогда сейчас мы устроим Сене красивую жизнь, допрос с пристрастием. Попомнит он те пощечины, которые отвесил мне в «Колибри». Даже хорошо, что на него одного придется сразу три мстительницы.

Прежде чем позвонить в дверь Сениной квартиры, я четко распределила роли. Итак, одна из нас первым делом находит и отключает телефон, другая быстро скручивает супругу и чем-нибудь затыкает ей рот, ну а потом, все вместе, мы приступаем к объекту номер один.

— Кто там? — спросил из-за двери бодрый женский голос.

— Это соседка, из пятьдесят четвертой квартиры. Мне сказали, от вас позвонить можно. Срочно врача вызвать, — сказала я первое попавшееся, что пришло в голову. Нехорошо, конечно, играть на добрых чувствах женщины. Но если она — жена скотины Сени, то ничего, можно.

Я рассчитывала, что в таких новых многоэтажных домах, где обитал Сеня, соседи наверняка не знают друг друга. И потом, не все же такие осторожные, как Полина? Таких днем с огнем поискать, и то не найдешь.

— Да, конечно, — женщина торопилась открывать замки.

Она, конечно, не ожидала, что из-за спины рыжей соседки из квартиры пятьдесят четыре на нее наскочит какое-то существо в черной маске и зажмет грязной ладонью рот. Быстренько прижав женщину к стене, я связала ей руки веревкой и заклеила рот пластырем из заветной сумки. Отлично, даже пикнуть не успела. Стоит, мычит, испуганно вращает глазами. Другая «ниндзя» тем временем разбиралась в коридоре с телефонным проводом.

Толкнув дверь в комнату, я увидела Сеню, который лежал на диване перед телевизором с компрессом на лице. Рядом с ним на стуле стояли флаконы с какими-то лекарствами, мазями. Лечился, раненый боец. Директор радиостанции «На всех ветрах» явно не ожидал вечером гостей и был в одних трусах, что позволяло полюбоваться на его забинтованную ногу.

— Привет! — сказала я Сене и наставила на него пистолет-зажигалку. — Милиция.

Глава 8 Явление принца при луне

Лицо у Сени вытянулось и вместо круглого сразу сделалось длинным, как огурец. И таким же зеленым. Он было дернулся, но потом махнул рукой и безвольно сел на диван. Этот пожилой дядька, весь в бинтах и наклейках, был сейчас мало похож на сексуально озабоченного мена в салатовом пиджаке. Впрочем, трусы были те же самые, с якорем на боку.

— Узнал? — спросила я директора.

— Ну, узнал, — устало сказал Сеня и обреченно перевел дыхание. — Ну, узнал, и что? Что с того?

За моей спиной стояли, тяжело дыша, две маленькие фурии.

— Это ты, паскуда, Птаха угробил? Мы все знаем! — взвизгнула одна из них тонким голосом. Аж уши заложило.

— Да вы чего привязались с Птахом своим? Чего-то вы путаете, я еще тогда понял…

— Ну что, будешь отвечать на все мои вопросы? Или снова устроим карате? Где у тебя тут кнопка вызова?

Сеня затравленным взглядом взглянул на телефонную трубку, которой размахивала моя маленькая воинственная помощница.

— Будем, — кивнул Сеня, вспоминая, что я и есть — милиция, нет никакого смысла напрасно метаться.

— Во-первых, все про твои переговоры насчет «Музыкального бума», с самого начала…

— А, черт, так и так сегодня все провалилось. Ничего не будет. Никакого «Бума».

— Это почему же?

— Что ж тут неясного? Можно, я все-таки оденусь? — И Сеня принялся вяло натягивать на себя свои портки. — Они, москвичи, как увидели, какая потасовка в «Колибри» началась, сразу отказались с нами иметь дело. Говорят, варвары вы, мы хотим иметь дело с цивилизованными людьми, вот тебе и все…

— Конец мне понятен. Но как ты вышел на этот «Музыкальный бум?» Только правду. Через Птаха?

— Да чего вы из этого дела строите тайну за семью печатями? Дело-то нехитрое. Стоит свистнуть — и в Тарасове сотня всяких столичных каналов появится, только деньги плати. Всем хочется из провинций деньги качать! Конечно, я сразу понял, что «Музыкальный бум» на сегодняшний момент — самый сильный вариант…

— Ты не ответил на вопрос. Вышел на них через Птаха?

— Ну и что такого? Проговорился парень однажды по глупости, что его отец собирается «Бум» сюда тащить, я и задумался. Дело выгодное, верное. Учредители тоже «добро» дали. Бяшу легко уговорить.

— А как же Александр Петрович Пташкин?

— Что Александр Петрович? — не понял Сеня.

— Но ведь ты же с ним вроде как в дружбе? Ты же знал, что он первый затевает этот бизнес?

— Ну, ты меня даже смешишь. — И Сеня действительно, впервые за это время, кисло улыбнулся, словно лимон пожевал. — При чем здесь дружба? Это одно, а бизнес — другое. Кто успел, тот и съел, как говорится. И нечего кислое с пресным мешать. И потом — я в этом деле уже профессионал, у меня и люди готовые есть.

— Ага! Ты чего с Птахом сделал? — одна из девчонок не выдержала, набросилась на Сеню и вцепилась ему и в без того не слишком буйную шевелюру.

— Подождите! — я буквально оторвала бешеную фанатку от Сени. — Я еще не закончила допрос.

— Вы ничего не понимаете, — сказал Сеня с укоризной. — Как вы не понимаете? Мы несем в Тарасов прогресс, именно мы делаем так, чтобы наш город стал столицей всего региона. Что же тут плохого, а? Ну да, была бы еще одна радиостанция, а потом еще десяток телеканалов. Ведь это так все и делается, постепенно… Но почему всякие лезут, мешают…

Его речи сейчас сильно напоминали мне монолог шизика с крыши. Только, наверное, все на крыше приладил — а тут опять отбой. Как бы снова с парнем припадка не приключилось.

— Делается — но какой ценой?

— Ценой? — Сеня не на шутку воодушевился. — Но откуда мне знать, какой ценой? Это дела Бяши. Он деньжищами ворочает, не я. Я только управляю, все создаю. А я вот что скажу: пусть уж лучше он свои дурные деньги таким образом тратит, для пользы всему городу, чем дома себе на Кипре покупать…

— Я имела в виду другую цену — жизнь Птаха, вашего сотрудника, — оборвала я пламенную речь еще одного тарасовского патриота.

— Да при чем здесь Птах? Вы на меня что, чье-то мокрое дело наклеить хотите? — испуганно уставился на меня Сеня.

— Ты последний, с кем позавчера Птаха видели живым. Есть свидетели, что ты нарочно накачивал его водкой, а затем увел куда-то во внутренние помещения. Как я понимаю — в апартаменты, где ты ежедневно балуешься с девочками. — Я нарочно добавила последнее, когда увидела, что Сенина жена с заклеенным ртом, но открытыми ушами придвинулась в комнату из коридора и очень внимательно вслушивается в наш диалог. Услышав мои последние слова, она не осталась равнодушной — глаза ее снова неестественно округлились, дамочка что-то принялась мычать.

— Я имею в виду эту самую комнату, куда ты привел меня по своей ежедневной привычке кого-нибудь трахнуть, не зная, что перед тобой сотрудник милиции. Помнишь, как интересно мы провели с тобой время, старый козел? — продолжала нагнетать я «погоду в доме».

Вспомнив, каким петухом выхаживал Сеня, когда трое верзил держали меня железными клещами, я не удержалась и тоже вжарила ему пощечину. Просто руки зачесались, как захотелось ответить за все свои унижения.

Сеня жалко вжал голову в плечи и заслонился от меня обеими руками, подозревая, что сейчас его начнут бить. Больно и долго, в шесть цепких женских рук и столько же ног, которые Сеня так обожает совсем в другой обстановке. Нет, я не Иисус Христос, это точно. Не умею подставить вторую щеку, все простить. Но… остановиться вовремя пока могу. Не буду же я равняться с малолетними глупыми девчонками, которые повизгивают у меня за спиной от мстительного нетерпения.

— Итак, почему ты поил, накачивал Птаха? Какую преследовал цель? — продолжила я допрос с пристрастием.

— Ну поил, и что особенного? Мы как раз тем вечером и потом утром вели переговоры. Вот я и не хотел, чтобы Птах узнал и влез в самый неподходящий момент. Он же идиот был…

— Что?!! — взревели в два голоса радиофанатки.

— …Я имею в виду, что неуправляемый. Мы бы всю малину испортили. Вот я и подумал: пусть человек немного расслабится, отдохнет. Потом бы он все равно узнал, когда уже сделать ничего нельзя. Ну и что? Что я такого сделал? Напоил человека на халяву, от работы освободил! Да он отлично этот день провел. Может, это вообще был самый счастливый день в его жизни, откуда вы знаете?

— И вы хотите сказать, что Птах весь вечер четверга, ночь, целую пятницу, вплоть до роковой субботы, провел в «Колибри», в той комнате с решетками? Вы его там заперли? — Я невольно вспомнила свое заточение, которое скоротала под музыку и в сопровождении голоса Птаха. Что-то было мистическое в том, что накануне на этой же самой кровати валялся Птах. Но, похоже, так и было. — Значит, вы его заперли?

— Да кто его запирал? — возмутился моей непонятливости Сеня. — Спал он, ваш диджей сраный. Просто дрых. Напился и продрых до обеда. А потом то-се, девочки пришли, пиво… Вроде бы товарищ еще один заходил, они вместе с Птахом любят «травку» курить… Я сам думал, что вчера вечером он уже выползет, а тот только сегодня очухался. И полез куда-то… Но я не пойму: я-то здесь при чем? У нас что, начали судить за то, что я от души угостил человека? Что пацан отрываться любит, кайф ловить? Какие ко мне вопросы?

Все, что говорил Сеня, было слишком похоже на правду. Действительно, чего это я возомнила, что открытие новой радиостанции — суперсекретное дело? Такой же товар примерно, как картошка или сапоги на базаре. Кто заплатил больше — тому и продают. Но один, главный, вопрос у меня все-таки был.

— Ладно, тогда вот что скажи: что это за Маша Величкина, которой ты ежедневно передавал в эфире приветы, поцелуи и песенки?

— Ну, это уже личное, — пробормотал Сеня и покосился на супругу, глаза которой готовы были вот-вот вылезти из орбит.

— Не такое уж личное. Ведь, если я не ошибаюсь, Маша Величкина — это мать Сергея Пташкина, жена Александра Петровича, и ты, именно ты, не давал женщине покоя. Зачем?

— Откуда вы зна… — начал было говорить Сеня и на полуслове замолчал.

А я подумала — нет, не зря мне все-таки пришлось лазить по балконам. Пусть кассеты не слишком пригодились, зато альбомчик на кое-какие раздумья натолкнул.

Услышав мои слова, супруга Сени резво задрыгалась и замычала, всем своим видом показывая, что ей есть что сказать.

— Только не нужно зря звать милицию. Милиция уже здесь, — и я показала женушке красное удостоверение. — Вы что-то хотите сказать по делу?

Женщина исступленно закивала головой. Я дала знак своим охранницам, и одна из них освободила Сениной жене рот.

— Я тебе всегда говорила, что твой брат тебя погубит! Всегда говорила, — запричитала сразу женщина. — У него же по морде видно, что бездельник и дурак…

— Какой брат? При чем здесь брат? — ничего не поняла я с первого раза.

— Обыкновенный, вон его младший брат. Шурка. Только себя Алексом зачем-то зовет, бабам все пыль в глаза пускает. Он с этой, Машкой, что ли, или как там ее, в одном классе учился. И черт знает что затеял… Я краем уха слышала, да только не поняла ничего толком. Знаю только, что он…

— Ну что же… — Я поудобнее села напротив директора радиостанции «На всех ветрах», надеясь услышать интересный рассказ. — Значит, давай про Шурку. Учти, в твоих интересах, если ты сейчас будешь говорить правду.

Но то, что рассказал Сеня, превзошло всякие ожидания. Хотела бы я посмотреть теперь на этого Шурку — Алекса — авантюриста, который заварил всю эту кашу!

Я узнала, что Алекс, младший брат Сени, однажды, будучи здесь в гостях, увидел в альбоме фотографию веселой компании брата и узнал на ней хорошо знакомое лицо. Повзрослевшую девочку, с которой он когда-то учился в одном классе и с кем у него даже было что-то вроде первой любви. Шурик был поражен, что «его Машка» стала женой очень богатого и влиятельного в Тарасове человека, и решил за ней по старой памяти приударить, чтобы быть поближе к кошельку Пташкина-старшего. Но, узнав от брата новые подробности, а именно — о болезни женщины и ее домашнем образе жизни, выспросив про ее одинокие фантазии и пристрастие к радио, Алекс решил действовать весьма оригинальным путем. Он начал атаковать свой объект через эфир, постоянно о себе напоминать, делать бесконечные признания в любви и молить сентиментальную женщину о встрече. О, даже из скупого рассказа Сени можно было понять, что его братец был профессиональным художником слова и покорителем женских сердец! В конце концов он даже сумел добиться, что Маша Величкина, она же Мария Сергеевна Пташкина по второму мужу и Мария Сидоренко (как узнала я по фотокарточкам в том же альбоме, который оказался вещью куда более ценной, чем похищенная в спешке Мусина драгоценность) — по первому, откликнулась на призывы Прекрасного Принца и назначила встречу.

— И что, они встретились? — спросила девочка, чумазая от черной краски, следы от которой оставила на ее мордочке самодельная маска.

Оказалось, что встретились. Сумели подгадать момент, когда Поля и Александр Петрович куда-то вместе уезжали. Итак, из дальнейшего рассказа Сени я поняла, что, побывав в квартире Пташкиных и оценив после любовного свидания экзальтированное состояние женщины, Шурик разработал новый, еще более хитроумный план. Зачем идти на риск, обчищая квартиру Пташкиных? Ведь можно легко устроить так, чтобы женщина сама все принесла, обчистила дом своими руками. И он принялся с той же силой подговаривать жену Пташкина к побегу «за тридевять земель», рассказывая попутно, что понадобится в дороге…

— Вот гад! — пробормотала девочка за моей спиной, задумчиво размазывая краску по щеке. — Нашел слабое место.

— Сама гадина, — выразилась жена Сени. — Чего за спиной мужа устраивает? А потом виноват кто-то… Да, Сенек?

Похоже, она уже забыла мой впечатляющий рассказ про мужнины похождения. Или сделала вид на время, что позабыла, — чутье жены подсказывало ей, что сначала мужика нужно вытянуть из переделки, а уж потом ему мозги вправлять. Кто разберет эти семейные дела? Никогда я этого не понимала до конца, честное бессемейное слово.

— Откуда мне знать, что у этой бабенки на уме было? — пожал плечами Сеня, делая вид, что он тут ни при чем. — Она всегда, и в молодости, была странненькой, все из себя графиню недоделанную корчила, да, Зой?

— Да точно, аж смотреть сроду противно было, скажи, Сень? Такая фифа — вся в шляпках и в каких-то хламидах. У нее по-человечески что-нибудь спросишь, а она давай стишки читать, показывать всем, какая она грамотная. Вот Полька у Саши — баба нормальная, пусть кто как хочет, а я так его очень даже понимаю, чем с этой рехнутой жить… — разошлась Зоя не на шутку. Еще бы, ей пришлось минут десять провести с заткнутым ртом. Целую вечность.

— Погодите, вы про дочь говорите, так?

— Да какая там дочь! Ну, я не знаю. Кто их там разберет? Да, Сень? — Зоя заискивающе заглядывала в лицо мужу, сама понимая, что наговорила лишнего. — Живут вместе — и на здоровье. Все лучше, чем с этой Матильдой в шляпках…

Дались же ей Мусины шляпки, ей-богу. Сеня смотрел на меня вопросительно, но уже без былого испуга.

А правда, чего он такого сделал? Он только приветы передавал.

Значит, Муся, она же — Маша, сама спрятала где-то деньги и драгоценности, подготовившись к побегу с Прекрасным Принцем. И лишь внезапное известие о несчастье сбило ее с романтического пути.

«Завтра. Все будет завтра», — включилась вдруг у меня в голове вчерашняя песенка. Кажется, она передавалась как раз после приветствия доверчивой Маши Прекрасному, самому-самому лучшему на свете Принцу и назначения свидания на завтра. Завтра? Это значит — сегодня? А что? Полина собиралась куда-то уезжать. Все сходится.

— Они хотели убежать сегодня? — спросила я как можно спокойнее, стараясь не выдавать волнение от догадки. — Лучше не отпирайтесь, я знаю и так…

— Откуда мне знать? Я, что ли, бабенку умыкнуть намылился? Может, и сегодня, почему нет, — неохотно подтвердил Сеня. — Вроде как Пташкин в командировку собирался, сын все равно где-то болтается…

Все ясно. Только теперь я поняла, откуда взялась «сказочная» лестница, опустившаяся ко мне под ноги с балкона Муси. Значит, тогда я не спятила, а просто протоптала путь, который должен был проделать Его Высочество Прекрасный Принц. Вот ловкач! Артист, да и только!

— А кто он, ваш Шура? Кем хоть работает? Чем занимается? — заинтересовала меня личность необычного ворюги — игрока на женских чувствах.

— Да артистом работает. В ТЮЗе…

Правда, я даже невольно рассмеялась, узнав, что попала в самую точку. Привет, артист! Пора нам познакомиться.

— Но зачем, зачем все-таки ему все это было надо? Неужто от нечего делать? — никак не могла уняться я. Вся эта дикая, гадкая и одновременно романтическая история никак не умещалась в голове. Не желала укладываться. — Или же правда — любовь?

— Да уж, конечно, морковь! — не выдержала снова Зоя. — Сколько я нашего Шурика помню, он все время собирается драпать куда-то из страны. Нет, ну правда. Париж ему подавай на блюдечке да Лондон, а сам гол как сокол, только за счет баб живет, вечно деньги занимает…

— А вы как считаете? — спросила я Сеню.

— Да откуда я знал? — вскричал Сеня, сам не свой. — Я только сейчас, пока мы тут с вами болтаем, понял, что он затеял. А вначале думал — ну, хочет приударить за бабой, чего такого? — на всякий случай Сеня опасливо покосился на супругу. — С кем не бывает? Подумаешь, сбежать хотят! Ясно, что не с пустыми руками! Но это их личное дело! Правда, потом, когда уж все смеяться стали, что я, как попугай, одно и то же заставляю говорить, Алекс сказал, что если у него все получится, то он денег подбросит… У меня как раз есть новый проект. И вызов за границу пришлет. И потом — жалко мне, что ли? На то и программы на радио, чтобы все, что хочешь, друг другу передавать. Скажите, я здесь при чем?

Да, Сеня снова получался ни при чем. Пособничество в краже? Но кражи-то никакой, получается, не было. Подталкивание к гибели Птаха? Но откуда он знал, что Птах после суточного куража полезет на дерево?

Вот такие подлецы, как Сеня, как раз и выходят из воды сухими, а люди порядочные из-за них страдают. Тоже мне друг. Вся семья Пташкиных, получается, каким-то образом поплатилась за то, что их друг Сеня ничего плохого не сделал, а только хотел осчастливить город Тарасов новой порцией музыки. Я подошла к Сене и дала ему еще одну звонкую пощечину.

— За что? — Сеня теперь уже возмущенно вскочил.

— За себя. Забыл? Это мой личный должок. И вот что, последнее, — ты можешь позвонить своему Шуре и подтвердить: Пташкин-старший уехал, а сына… тоже нет? Учти, это не просьба… — сказала я сквозь зубы.

Я что-то внезапно почувствовала и совсем была теперь зла. И не только на Сеню, но почему-то на весь белый свет.

— Пусть сам расхлебывает! Звони, нечего тебе за него отдуваться! — снова всполошилась притихшая было женушка. — А то ты же и будешь виноват!.. Какая тебе за него разница?

Сеня на минуту задумался, а потом пошел к телефону. Тут бы психиатра впору вызывать, ей-богу. У меня даже голова как-то странно кружилась от всей этой истории. Ну надо же, все, что угодно, могла предположить, но чтобы такое?

— Здорово! — сказал Сеня кому-то в трубку. — Да, нормально. Все в порядке. Да, уехал. И нас тоже сегодня не будет. Какие контрамарки? Ах да, я уже и забыл, заберу. Ладно, пока.

— Ой, а он правда есть. Я думала, врут, брехня какая-то, — сказала одна из девочек в полной тишине.

— Ну что, теперь все? Я могу быть свободен? — спросил Сеня, убирая свои шаловливые руки в карманы брюк. Мол, чего вам всем нужно от такого делового, хорошего человека, который безвинно пострадал за братца.

Я оглянулась на девчонок, у которых тоже, похоже, совсем выветрился пыл. Они глядели на Сеню почти что с испугом. Вот вам и справедливость, увиденная по видику! В жизни все совсем не так. Таких, как Сеня, вам лучше понапрасну не трогать. Зато получили урок, поняли, насколько полезно грезить про Прекрасных Принцев и жить в телерадиофантазиях, забывая о действительности.

— Ладно, пошли, — скомандовала я девочкам, — у меня еще одна встреча.

— Вы ответите за то, что вторглись в мой дом! — угрожающе сказал мне вслед осмелевший Сеня.

— Ладно уж. У тебя столько грехов, особенно связанных с малолетними девочками, что я даже не знаю, с какого начать.

— А вы начните, начните, — начала возвращаться память к Сениной жене.

— Не надо, — коротко сказал Сеня, и я поняла, что теперь он будет молчать как рыба. По крайней мере первое время.

Мы тоже в полном молчании покинули квартиру под номером 13, спустились по лестнице.

— А вы нас запишите в это самое ваше общество, — вдруг сказала одна из них.

— Какое еще общество? — Никак не могла я сразу переключиться от своих мыслей.

— Ну вот в это, про женщину-мать, нам Тараска говорил…

— Ладно, только не сегодня, — сказала я девчушкам. — Пока некогда. — И девочки растворились в темноте, словно их и не было.

Константин мирно спал в машине, положив свою белокурую голову на руль. Тоже мне караульный! А если бы я сейчас бежала? Если бы нужно было спасаться от погони и от него зависела моя жизнь? Вот как раз этой минуты, когда он протирает глаза, могло бы и не хватить. Все подвиги моего спасателя были словно подчинены только одной цели, добившись которой он сразу сделался обыкновенным, неинтересным человеком.

Я нарочно громко хлопнула дверью автомобиля, чтобы привести Константина в чувство.

— Что? Едем? — очнулся он. — Куда?

— К «Колибри».

— Кто там? Что ты разузнала?

— Там — никого, — сказала я Константину, стараясь сдерживать по мере сил нахлынувшее раздражение. — Поехали!

Моя родненькая «девятка» по-прежнему стояла на площадке возле «Колибри» и казалась в темноте очень одинокой, почти что предметом одушевленным. Все понимает, только ничего не говорит и даже не осуждает.

— Все! — Я вышла из «БМВ» с мягкими, даже чересчур мягкими сиденьями. — Дальше я одна. Пока.

— Ты чего? Обиделась? Что случилось? — не понял Константин.

— Иди выспись, — ответила я спокойно — Мне нужно закончить дело.

Не оглядываясь, я быстро пошла к своей машине. Да и когда поехала по дороге, тоже не стала оборачиваться, хотя видела, что Константин едет следом. Нужно постараться оторваться. Я резко вывернула на узкую, полутемную тарасовскую улочку. Уж сколько раз они меня спасали, эти вызубренные наизусть дворы и улицы моего провинциального Тарасова! И не сосчитать, пожалуй.

Я хорошо знала, что больше никогда не захочу встретиться с моим блондином. Почему? Да откуда я знаю? Может, история Муси подкосила веру в Прекрасных Принцев? Да нет, не это. Как настоящий мужчина может заснуть, когда женщина находится в опасности?.. И вообще, будь я тарасовским губернатором, я бы специальным указом запретила показ идиотских сериалов, мать твою… Заменила бы их специальными выпусками программ «Помоги себе сама» или чем-нибудь в этом роде.

Не соблюдая больше никаких условностей, я нажала кнопку звонка квартиры Пташкиных.

— Кто там? — привычно проскрипела за дверью Поля.

— Я принесла украденные вещи. Нашла, — сказала я, обращаясь к двери.

— Батюшки, хорошо-то как! — обрадовалась Поля. По шагам я догадалась, что она пошла за Александром Петровичем, который вот уже собственной персоной стоял передо мной на пороге. Он сильно осунулся, изменился за один только день. Это был уже не тот человек, с которым мы вчера сцепились в схватке. Совсем-совсем другой.

— Что, принесли все-таки? — спросил Александр Петрович без особого выражения. — Ну и где они были?

— Принесла. Может, вы меня впустите? — И я сама шагнула за порог.

— Ну, где? — протянул руку Александр Петрович.

— У вас дома. Я так думаю — в комнате жены. Я пришла, чтобы проверить свою версию.

— Как это? — не понял Пташкин. — Что за бред? Они всегда хранились у меня, в смысле — у нас…

— Мне и самой не терпится проверить. Пойдемте посмотрим.

С бьющимся сердцем зашла я в мрачную комнату с черными зеркалами. Когда включили свет, стало все же не так жутко. А вдруг я что-то не поняла? Не объясняя ни слова, принялась я обыскивать Мусины баулы и достаточно быстро на дне одного из чемоданов нашла пакет, в который были аккуратно завернуты все пропавшие драгоценности: перстень с аметистом, кулончик, еще какое-то кольцо. А вот и фамильные сережки. Ух ты, как красиво! В «Жемчужине сердца» и близко ничего такого нет. Никакого сравнения с блестящими штуками, какими Александр Петрович обвешивал свою супругу. Так, получается, не настолько она была сумасшедшей, если не забыла прихватить в дорогу главную ценность? Свою собственную, между прочим, своей фамилии, не пташкинской. Может, и правда, насмотревшись на то, что творится в доме, доверчиво надеялась начать новую жизнь с наглым Шуриком.

— Так, значит, все это время они были дома? — удивленно спросил Александр Петрович. — Никуда не пропадали?

— Могли бы пропасть. Сегодня ночью. Вместе с этими чемоданами.

— Выходит, Сергей ничего не брал? — сделал вывод отец. — Слава тебе господи…

Александр Петрович с видимым облегчением перевел дух. А я подумала, что не так-то мало сегодня сделано. Пусть у родных останется теперь добрая память о беспутном Птахе и они снимут с него мысленные обвинения. Жалко, что мы не встретились при жизни, зато хоть после смерти Птах не должен пожалеть о нашем знакомстве.

— Вы сейчас же должны распорядиться, чтобы выпустили Лену.

— Какую Лену? — спросил Пташкин рассеянно.

— Ту самую, из Заводского района, у которой вы клипсы из ушей выдирали. Хотя этих ваших так называемых драгоценностей, которые вы обозначили мне кругленькими суммами, на каждом углу можно купить, и гораздо дешевле.

— Ты знаешь, она и правда ведьма, — кивнул на меня Пташкин-старший своей Полине.

— …А вот эта вещичка действительно, наверное, стоит столько, что на нее можно ювелирный магазин купить. И скоро мы узнаем, кто это мог бы сделать…

— Кто?

— Сейчас познакомимся. Мне еще больше вашего интересно, — призналась я честно.

Слава богу, ждать пришлось недолго. Минут через двадцать под балконом послышалось какое-то шуршание. Подойдя на цыпочках к окну, я призывно распахнула балконную дверь. Несколько минут — и новоявленный Ромео стоял передо мной в комнате. Я быстро закрыла балконную дверь и включила свет.

Незнакомец растерянно поморгал, привыкая некоторое время к яркому свету, увидел наши лица, хотел повернуть назад, но дорогу ему преградил Александр Петрович. Поняв, что путь к отходу закрыт, Шурик-Алекс встал перед собравшимися в виноватой, но все равно картинной позе.

— По-моему, я не туда попал. Извините, — сказал он, оглядываясь.

Ну, артист! Это называется — органическое поведение в предлагаемых обстоятельствах.

— Нет, почему же, туда! — я показала на чемоданы. — Вещи собраны. Вас тут все ждут.

— Нет, точно не туда, — сказал Шурик. — Определенно.

— Ух, ворюга! — замахнулась было на него Поля крепкой рукой. — Нашел момент, когда ни до кого…

— Да нет, я и правда не сюда попал. У меня девушка живет в этом доме. Я однажды к ней залезал, а сейчас — обсчитался, — принялся вдохновенно врать Алекс. — Вы уж извините, всякое бывает.

Я рассматривала нахала с нескрываемым любопытством. Как говорится, малый был уже не первой молодости, но с остатками былой красоты на лице. Высокий лоб, правильные черты лица, длинные волосы с проседью. Недаром Муся собралась с ним в тридесятое царство. Только потасканный несколько. Я победно посмотрела на Александра Петровича. А потом на Полину, которая стояла посреди комнаты, уперев руки в толстые бока. Неужто сейчас придется рассказывать ему всю эту историю про безумные планы женщины, которая только что потеряла сына и теперь наверняка прокляла себя сама? Ведь и Александр Петрович тоже смерть сына еще не успел пережить, а тут — новая напасть, сплошные предательства. Правильно он сказал тогда про себя: какая-то черная полоса несчастий, которую он никак не перешагнет. Стоит ли сейчас публичным разоблачением еще больше эту полосу расширять? Может, лучше поговорить потом, когда девятый вал прокатит стороной?

— Ну что? Я тогда пойду? — спросил Шурик осторожно и шагнул к балкону.

— И чего, так и отпустить? — спросил Александр Петрович.

— Пусть идет. Я потом все объясню.

Шаги удаляющегося Прекрасного Принца вскоре замерли.

— Знаете, я что-то ничего не понял. — Александр Петрович, морщась, потер виски. — Совсем ничего.

— Теперь поздно. После. У вас завтра слишком трудный день. — Я кивнула на разложенные на столе драгоценности: — Уберите это куда-нибудь. До свидания.

Что ни говорите, приятно все же мчаться ночью на машине по городу, когда на улицах не видно ни одного прохожего, а ты чувствуешь себя совершенно свободной после окончания запутанного дела.

«Завтра, все будет завтра! — напевала я про себя, лихо крутя баранку. — Все будет завтра…»

Такое уж свойство имеет радио — как привяжется какая-нибудь мелодия или строчка, невозможно сразу отделаться.

Эпилог

…Но через несколько дней я все же решила навестить артиста, Его Высочество Прекрасного Принца. Хотелось для себя поставить в этом деле окончательную точку. Узнав, что вечером Алекс задействован, как всегда, в спектакле, я пошла в тарасовский ТЮЗ и, изнывая от скуки, посмотрела пьесу Островского в зануднейшей интерпретации. Конечно, меня особенно интересовали сцены, когда перед зрителями появлялся Александр Дорошенко, мой Шурик, который, правда, исполнял в спектакле маленькую роль слуги. Глядя на его бесцветную игру — видно было, что Алекс только отбывал на сцене, как иные отсиживают свое время в каком-нибудь бюро, — я поневоле думала о том, что никто из окружающих не знает, какие дерзкие, авантюрные планы возникают и рушатся в этой голове с намасленными для роли волосами, сколько там таится нереализованных амбиций…

Дождавшись антракта, я прошла через служебный вход в гримерную, где нашла Алекса в компании актеров.

— Нам нужно с вами поговорить, — сказала я Прекрасному Принцу, облаченному в лакейскую ливрею.

— О, как приятно! Надеюсь, наедине? — оживился Алекс. Надо же, он не узнал меня в вечернем платье и с легкомысленной театральной сумочкой в руках. Да к тому же теперь я избавилась от ведьминского рыжего парика и выглядела вполне добропорядочной поклонницей его убогого таланта. Но все-таки профессиональная наблюдательность заставила Алекса напряженно всматриваться в мое лицо.

— Мы знакомы? — спросил Алекс, когда его дружки со смехом и многозначительными ухмылками удалились за дверь. Привыкли, наверное, к подобным внезапным визитам околотеатральных девиц.

— Да, виделись однажды ночью в квартире Пташкиных, — сказала я, усаживаясь перед зеркалом. А что, из меня могла бы выйти тоже неплохая актриса — недавно я могла в этом убедиться.

Алекс, которому в его обличье как-то больше подходило называться Шуриком, сразу потерял ко мне первоначальный мужской интерес.

— А, это когда я ошибся балконами, — вздохнул Шурик весьма неправдоподобно.

— Чтобы закончить это дело, я должна быть твердо уверена, что вы больше не будете терроризировать ни при помощи радио, ни каким-то другим способом Марию Сергеевну Пташкину, или свою бывшую одноклассницу Машу Величкину. Иначе…

— Да нет, проехали. Факир был пьян, фокус не удался. Забавно. Больше она меня никогда не увидит и не услышит, — сказал Алекс, поняв, что разыгрывать из себя дурачка больше не имеет смысла.

— Ловко вы придумали, однако…

— Какое там? Ловко было бы, если бы все получилось и я сейчас сидел где-нибудь в Париже…

— А ваша Маша?

— Что? «Наша Маша громко плачет…» Да нет, я что-то не пойму, что вы имеете в виду. Ну и что Маша? Что Маша? — разозлился действительно непонятно чему артист.

— Вы вместе хотели лететь в Париж?

— Здрасьте, я ваша тетя. Это еще зачем? Пожалуй, до Москвы мы бы вместе еще доехали… Но Москва — город большой, многолюдный. Уж там бы мы точно потерялись. Ей пора было бы домой возвращаться, к муженьку, а мне — в другую сторону. Ничего, простил бы. С кем из женщин не бывает? — И Алекс усмехнулся многоопытной улыбкой стареющего сердцееда.

— А вы куда? Завоевывать сцены мира? Вы думаете, там некому слуг играть? — решила я немного сбить с него спесь.

— А вам-то что! Да куда угодно, лишь бы подальше из нашей помойки! Хоть в Тайвань! И там жить как хочешь. Только бы мне выбраться. И нужно-то всего ничего. Только деньги — кругленькая сумма. Ну почему всем можно, а мне нельзя… — разошелся Алекс не на шутку.

Наверное, он бы и дальше продолжал орать в том же духе, но прозвучал звонок, приглашающий на сцену, и артисту пришлось спешно бежать.

Второе отделение я смотреть не стала. И подумала: вполне возможно, что мне еще так и так придется увидеть второе отделение жизненной пьесы, автором и режиссером которой является Алекс. Такой ведь не остановится, обязательно выдумает новый план, как, не влезая в уголовщину и не мараясь, вытрясти из кого-нибудь денег, чтобы их хватило на отъезд, да еще на парижских проституток. Но это представление я увижу только в том случае, если жизнь захочет выдать мне личный пригласительный билет. А так — зачем?

Честно говоря, я не ходила на похороны Птаха. На них, как я слышала, и без меня пришло много народа, в том числе и просто радиослушателей и особенно — радиослушательниц. Я думаю, что встретила бы там много новых знакомых — и Тараса, выпущенного из милиции, и других ребят с радио, и девчонок, с которыми я встречалась возле дверей квартиры под номером 13. Не говоря уж о Лене и семействе Пташкиных. Зато от Лены, которая стала теперь мне часто звонить и забегать домой, я узнала, какую пламенную речь, и не одну, произнес в эти дни директор радиостанции «На всех ветрах» о потере лучшего диджея. Леночка была просто в восторге от такого демократичного, классного директора, который устроил на радио день памяти, сам закупил море водки и вина и дал ребятам «оттянуться» в печали.

Я не стала разубеждать свою подружку в прекраснодушии Семена Михайловича — пусть сама учится разбираться в жизни, что к чему, без моих подсказок. Кстати, всякий раз, наведываясь ко мне, Леночка норовит меня непременно бесплатно подстричь, но я решила попробовать отрастить себе длинные волосы. Уж очень умопомрачительно это действует на мужчин, даже удивительно.

Мой блондин Константин несколько раз мне после всего этого звонил, предлагал встретиться. Но всякий раз я отказывалась под разными предлогами, пока прямо не сказала, что не хочу его видеть. И назвала его «гоблином». Дружок такого типа, как Бяша, по-любому может быть только бандитом. Увы, как говорится, не все золото и жемчуг, что блестит.

В конце концов, это мое личное дело, с кем проводить каникулы, которые я себе все-таки устроила. Узнала, в какую страну в нашем Тарасове можно купить туристическую путевку на ближайшие дни, доверилась воле случая и… уже через три дня была в Стокгольме. Я так подумала: если останусь в Тарасове, то и дня не пройдет, как откуда-то возникнет новое дело. А нужно хотя бы шишку на голове подлечить — напоминание о посещении студии радиостанции «На всех ветрах».

И я не пожалела о своем двухнедельном путешествии, которое провела в обществе настоящего блондина. Мой швед познакомил меня со всеми достопримечательностями и самыми изысканными ресторанчиками Стокгольма, со своей собакой и своим диваном в уютном коттедже… Он даже начал было знакомить меня со своими планами на семейную жизнь и показывать, сколько в его доме бытовой техники, облегчающей жизнь домашней хозяйки, но тут срок моей путевки подошел к концу, и я с радостью простилась в аэропорту со своим шведским поклонником.

Вернувшись в Тарасов, я узнала, что в городе вот-вот должна была начать вещание новая радиостанция. Об этом говорили многочисленные рекламные объявления в газетах и расклеенные по Тарасову плакаты с изображением большого уха.

«Вечный кайф» — так называлась московская радиостанция, учредителем которой в Тарасове выступал ночной клуб «Колибри». Видимо, Бяшу не слишком смутил отказ москвичей из «Музыкального бума», после того как одному радиомагнату проломили табуреткой голову. Да и какая разница: «Музыкальный бум» или «Вечный кайф»? Главное, включил — и веселись, передавай друг другу приветствия…

На следующий день после удачного перелета Стокгольм — Москва — Тарасов мне неожиданно позвонил Александр Петрович Пташкин и в очень мягкой, деликатной форме предложил встретиться дома, в неформальной обстановке. Я думала, что он больше не захочет возвращаться к истории, которая принесла ему столько душевной боли, но Пташкину не терпелось выяснить для себя некоторые подробности нашего дела.

Полина приготовила обильный обед, который производил впечатление даже после двухнедельного шведского стола в гостинице и дегустаций всяких непонятностей в ресторанах Стокгольма. Там нигде я не встретила таких селедочки, икры, борща, которые подавали за столом у Пташкиных.

Правда, атмосфера в знакомой мне квартире показалась уж слишком откровенно семейной и добродушной, словно и не было здесь только что такой бури.

Александр Петрович рассказывал о том, что москвичи хотели было возобновить с ним разговоры по поводу «Музыкального бума», но он отказался, потому что остыл к этой затее. Я из деликатности не стала уточнять почему — и так ясно, что это связано со смертью диджея. Зато сообщил, что его жене стало гораздо лучше и она выздоравливает, хотя и горюет сильно о смерти сына. Живо интересуется делами мужа, мечтает поскорее выйти из больницы, постоянно в чем-то кается… Я, конечно же, понимала, какие грехи знала за собой Муся, но снова подумала: а зачем теперь про них говорить? И в очередной раз промолчала. И так Мусю ожидает нелегкая жизнь впереди, чего уж усугублять? Да я пришла, собственно, только затем, чтобы возвратить чужие книги, альбом и кассеты, и не обязана раскрывать никому своих профессиональных тайн. То, о чем знает частный детектив, не обязательно знать всем прочим, осложняя жизнь не всегда приятными подробностями.

А одну кассету с голосом Птаха я все-таки себе оставила и иногда включаю в машине.

Ту, где он говорит: «Привет тебе, привет!» — таким тоном, как будто обращается лично и только ко мне одной.

Оглавление

Глава 1 Встреча с диким кабаном

Глава 2 С днем рождения, подружка!

Глава 3 Рыжая ведьма в тылу врага

Глава 4 Пташки в клетке

Глава 5 Мордобой в прямом эфире

Глава 6 О пользе меломании

Глава 7 Секс на радиоволне

Глава 8 Явление принца при луне

Эпилог

Реклама на сайте