«Весь в папу!»

Марина Серова Весь в папу!

Глава 1

— Ты посмотри, Катька! — восторженно шептал Сашка. — Вот это блеск!

Честно говоря, Катька очень замерзла, и происходящее на алексановской даче ее нисколько не интересовало. Она бы куда охотнее сидела в эту промозглую осеннюю ночь дома и пила бы горячий чай. Или, укрывшись одеялом, читала бы толстую книгу.

Вместо этого она торчала вместе с другом в зарослях шиповника, пытаясь разжиться материалом, за который Перфилов обещал огромные деньги.

«Не дай бог зажилит», — подумала Катька, хотя голос рассудка подтверждал ее сомнения. Перфилов ужасно не любил расплачиваться. Его розовой мечтой был такой вариант своеобразного коммунизма, когда все вокруг согласны работать просто так, без денег. Деньги же поступают в перфиловский карман. Идиллия… А Сашка — балбес, хмуро решила Катерина, глядя на своего приятеля, исполненного жизнелюбия и оптимизма. Если бы не он, она бы никогда не стала изображать из себя папарацци.

За окном вовсю шло веселье. Алексанов скакал по комнате абсолютно голый, держа в руках детские помочи, в которых гарцевала нагая девица. Веселую компанию завершала вторая красотка с пышными грудью и задом, упакованными в черный кружевной комбидресс. Красавица лупила господина Алексанова кнутиком по розовому и обвислому заду, но странному джентльмену такое нестандартное обращение нравилось. Даже здесь Катьке были неплохо слышны его довольные повизгивания и похрюкивания.

«Ну и гадость», — поморщилась Катька. Она взглянула в Сашкину сторону. Неужели ему интересно смотреть на эти мерзости? Она вздохнула. Его глаза блестели. На губах появилась пошлая ухмылка.

Увы… Сашке их игры нравились. Он уже предвкушал, какую клубничку со сливками он продаст Перфилову. Кассета записывала мельчайшие подробности спектакля, благодаря специальным приспособлениям приближая то, что Алексанов пытался спрятать от посторонних глаз за легкой паутиной тюля. Сашка предусмотрел все. Даже звук записывался на кассету так, как если бы Сашка находился в комнате, — смех девиц, довольное гоготание ненормального всадника и резкие удары кнута.

Катька тоскливо осмотрелась. Вокруг царила тишина. Иногда только где-то очень далеко ухала сова.

«Твин-Пикс какой-то», — усмехнулась Катерина. Бред сивой кобылы.

В отдалении хрустнула ветка. Зашуршали листья. Катька вздрогнула. Сощурив глаза, она попыталась увидеть в этой кромешной тьме хоть что-нибудь. Ей показалось, что они не одни в этих зарослях.

Она почувствовала чье-то дыхание. Быстро обернулась, но никого не было. Наверное, это летучая мышь пролетела, решила она, чтобы успокоиться.

Катя посмотрела на Сашку. Тот был слишком заворожен зрелищем и ничего не слышал.

У Катьки защемило в груди. Ей захотелось расплакаться от страха, холода и злости. Сашка — с его раскрытым ртом и округлившимися глазами — начал ее раздражать.

В левой стороне опять затрещали ветки. Катька вздрогнула. Нет, определенно, там кто-то есть. Они явно не одни. Ей показалось, что она увидела силуэт человека. Всего одно мгновение он стоял, смотря в сторону алексановской дачи. Но он был там, в этом Катерина была готова поклясться чем угодно, даже своей жизнью!

Она схватила Сашку за руку.

— Что? — недовольно обернулся он.

— Там… — показала она рукой в сторону, где только что видела силуэт. — Там кто-то есть.

Сашка бросил туда быстрый взгляд. «Дуреха, — подумал он, — там же никого нет. Вот трусиха…» Зря он с ней связался.

— Нет там никого, — усмехнулся он. — У тебя глюки от страха.

Катька всмотрелась в темноту. Силуэт исчез. Только ночной мрак царил везде. «Ветки… Я приняла за человека сплетенные ветви», — решила она. Ей стало спокойнее. Совсем чуть-чуть. Но дрожь, появившаяся в пальцах рук, понемногу исчезла.

— Наверное, — вздохнула она, — от холода все возможно.

Сашка больше не обращал на нее внимания. Камера продолжала фиксировать происходящее за окном. Теперь Перфилов его не уволит. Это будет такой материальчик, что… Сашка задохнулся от предвкушения своей победы.

Разгорячившийся от физических упражнений Алексанов подошел к окну. Сашка хорошо видел его лысину, склонившуюся над подоконником, и темноволосую девушку рядом с ним. Рука Алексанова гладила живот девушки, и он довольно улыбался.

То, что произошло потом, заставило Сашку встрепенуться. Сначала он услышал тихий свист. Он обернулся в сторону, откуда свист донесся, и увидел…

Недалеко от них стоял человек. Сашка толкнул Катьку локтем. Она вздрогнула и недоуменно посмотрела сначала на него, потом повернулась в сторону, куда показывал Сашка.

Прямо перед собой она увидела высокого мужчину, только что выпустившего из лука стрелу. Ночной стрелок был красив. Его профиль напоминал античную камею. Длинные волосы были перехвачены на лбу широкой лентой.

Катька боялась вздохнуть. Зрелище было прекрасным. Мечтательной Катерининой натуре сразу вспомнились легенды о Шервудском лесе. Она забыла о том, что ей тоже, возможно, угрожает опасность. Возглас восхищения был готов сорваться с ее губ. Она с трудом удержалась.

То ли хозяин дачи что-то заметил, то ли почувствовал, но на лице господина Алексанова появился страх. Его челюсть отвисла, как у объевшегося бульдога. Он резко, по-лягушачьи согнулся и отпрыгнул. Девушка заливалась хохотом. Она была слишком пьяна, чтобы осознавать происходящее. Она даже не успела испугаться…

Стальной наконечник стрелы вонзился несчастной в лоб.

Сашка услышал крик. Он посмотрел на камеру.

Камера продолжала снимать.

Катька повернулась, увидела, что произошло, и тоже была готова закричать. Сашка быстро зажал ей рот рукой.

— Тихо, — прошептал он.

Осторожно, боясь, что их заметят, он повернулся в ту сторону, где он только что видел стрелка.

Там никого не было.

Стрелок исчез так же загадочно, как появился.

* * *

За моим окном царила ночь. Я только что закончила читать и, лениво потянувшись, посмотрела на часы. Ого, подумала я, дорвалась ты, Иванова! На часах-то уже перевалило за три ночи.

Я посмотрела на лежащий передо мной томик Диккенса. Однако, любезный мой сэр Чарлз, отчего это я увлеклась вашими «Записками Пиквикского клуба» до такой степени, что время превратилось для меня в абстракцию?

Таково благотворное влияние классики. Нервы мои, изрядно перегруженные работой, успокоились. Я расслабилась, ощущая спокойствие и незыблемость мира каждой клеточкой своего организма.

Ладно, решила я. Весь год я только и занималась тем, что лишала себя этого удовольствия. Если я и не спала по ночам, то связано это было с тяжелой производственной необходимостью. А уж чтение книг было непозволительной роскошью.

Сейчас я взяла тайм-аут. Я отдыхала на даче в Адымчаре и пользовалась такой замечательной привилегией, как полное отсутствие телефона. Это означало, что Танюшку никто побеспокоить не сможет. Даже если случится всемирный потоп, я узнаю об этом в числе последних. А может быть, буду поставлена непосредственно перед фактом.

Напевая себе под нос незатейливую мелодию, я поставила чайник. От свободы кружилась голова. Хорошо не спать ночью, зная, что весь завтрашний день можно проваляться в постели.

Чайник довольно быстро закипел, я сделала себе кофе и включила магнитофон.

Поглядев в окно, я убедилась, что не сплю только я. Правда, у соседей горел свет внизу, но это была своеобразная маскировка — последнее время на наши дачные участки нападали с целью наживы местные адымчарские мародеры. Поэтому многие пытались создать иллюзию собственного присутствия. Мои соседи использовали для обороны электрическое освещение. НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ЗАБРАТЬСЯ, ДОРОГИЕ ГРАБИТЕЛИ, — МЫ ВАС УВИДИМ…

Было спокойно. Пела Стрейзанд. Ее голос оживлял и наполнял собой ночь. Я начала ей подпевать. Еле-еле, едва-едва — чтобы она не услышала. Вряд ли ей это понравится.

Представив, как Стрейзанд является в мою комнатку разъяренная и недовольная, я засмеялась. Сцена выходила презабавная. В мое несколько экзотическое для избалованной суперзвезды американки бунгало вваливается Барбра, вся в ослепительных драгоценностях и платье цвета «электрик». Она испуганно озирается, ее взгляд натыкается на меня и становится возмущенным:

— Что это вы себе позволяете?

— Ах, простите, я и не знала, что вам нельзя подпевать…

— Но НЕ ТАКИМ ЖЕ ГОЛОСОМ, мисс Иванова…

Картина внезапно получила реальное продолжение. Я услышала довольно громкий стук в дверь. Сначала мне показалось, что стучат ко мне. И вряд ли это явилась ко мне Стрейзанд. Мисс Барбра не станет ночами разгуливать в сельской нашей местности на предмет обнаружения непочтительных поклонников… Значит, это клиенты… Клиенты?! И не просто клиенты, а обремененные спешным, срочным, не терпящим промедления дельцем… Иначе с какой стати являться глубокой ночью? Только в случае угрозы жизни и здоровью… Я почувствовала себя нехорошо. Вот клиентов-то мне видеть сейчас совсем было некстати… Стук продолжался. Я осторожно прислушалась.

Слава богу… Стучат к соседям. Не ко мне.

* * *

Под их ногами трещали сучья и ветки, деревья преграждали им дорогу, но ничего не могло их остановить.

Одно-единственное желание двигало их вперед.

Стремление наконец-то выбраться из проклятого места.

Ветки хлестали их по щекам. Ветер сопровождал бег грозным крещендо завываний.

Наконец впереди появился просвет. Сашка схватил уставшую Катерину за руку и вытащил ее на поле скошенной кукурузы. Недалеко стоял их мотоцикл. Из Сашкиной груди вырвался вздох облегчения.

— Выбрались… — простонал он.

Они поглядели друг на друга. От сумасшедшего бега оба дышали, как паровозы. И ни Катерина, ни Сашка не помнили, как они добежали до мотоцикла.

Сашка прыгнул в седло. Катерина в мгновение ока оказалась за его спиной. Они рванули в сторону города с такой скоростью, будто за ними гонятся вампиры, а алексановская дача является на самом деле замком графа Дракулы.

«Мы влипли, — мрачно подумала Катька, — если там обнаружат следы нашего пребывания, нам не отмазаться».

Она понимала, что придумывает это. Но ей отчего-то казалось, что она, Катерина Соколовская, корреспондент службы информации местного ТВ, стала соучастницей убийства.

Она зажмурилась и глотнула холодный воздух. Мотоцикл нес их с огромной скоростью к Тарасову. Обычно Катька такой скорости боялась. Но сейчас она мрачно решила, что, если они разобьются, это будет неплохим решением проблем. Совсем даже неплохим.

* * *

— Хозяева?! Откройте!

Я вздрогнула. Мне показалось, что обладательница отвратительного надтреснутого голоса изрядно пьяна.

В соседней даче зашевелились. Свет в спальне включился, и я услышала, как открылась дверь. Сонный голос соседа вежливо поинтересовался, что побудило милую леди нанести им столь поздний визит? «Милая леди» начала оглушительно рассказывать историю о застрявшей в поле машине, которую некому вытащить, поскольку джентльмен, ее сопровождающий, увы, находится в некондиционном состоянии. Вся надежда только на бедного моего соседа.

Дальше было слышно плохо. Они начали разговаривать тише, я могла только догадываться, что Иван Иваныча просят о чем-то. Женщина взволнованно что-то объясняла, а Иван Иваныч ее слушал. Потом он сказал что-то своей жене, и я увидела в окно две удаляющиеся фигуры. Одна принадлежала Иван Иванычу, одетому в болотные высокие сапоги и штормовку, а вторая… Посетительница была довольно стройна, но плохо держалась на ногах. Одета она была в дорогое тряпье и явно относилась к представительницам древнейшей профессии.

Я подумала и решила, что выходить мне не стоит. Обнаглевшие путаны уже ходят по домам и заставляют смиренных граждан становиться клиентами насильно. Ну и дела!

Но на улице было холодно.

Судьба моего соседа меня беспокоила. Я не стала ложиться, пока не увидела в конце проулка его долговязую фигуру. Вернулся он довольно скоро.

Прошло не больше сорока пяти минут.

Сначала мои соседи долго не засыпали, обсуждая происшествие. Потом свет в их окнах погас — видимо, они справедливо решили, что лучше пускай нападут грабители, чем опять зайдут на ночной огонек гости. Стало темно и тихо, только где-то стрекотал сверчок.

Я закуталась в одеяло. «Жизнь все-таки замечательная вещь», — подумала я, уже засыпая. Когда тебе не нужно выбираться из мягкой постели и мчаться на поиски убийц. Когда впереди тебя ждет еще неделя беззаботного существования. Когда, черт возьми, ты никому ничего не должна… И если ночью стучат, то стучат не к тебе…

* * *

Катька сидела на кухне. Она пыталась успокоиться и согреться. На смену нервной дрожи пришло оцепенение. Горячий чай согревал и расслаблял.

Сашка переписывал кассету с камеры на магнитофон и размышлял над тем, что увидел. Перфилов даст за это деньги. Даже жадина Перфилов раскошелится, чтобы получить такие сногсшибательные съемки. Надо только продумать собственные действия. Чтобы Перфилову не удалось его одурачить.

Тогда Сашка поднимется с помощью этой «черной» кассеты. Он станет лучшим из лучших. Сашка зажмурился. Он представлял себе сладкие картины большого будущего.

Но сначала — фильм, который он сделает. Кадры, где Алексанов громит врагов и яростно печется о будущем России. И следом — кадры, где он развлекается. Вспомнив о том, как Алексанов развлекается, Сашка ехидно фыркнул.

Скоро выборы, и господин Алексанов — один из кандидатов. Этот фильм погубит его карьеру. А он, Сашка, прославится. Непременно прославится…

Он вышел на кухню. Катька сидела с унылым видом. Ему даже показалось, что она сейчас заплачет. Конечно, на ее глазах произошло убийство. Ее можно понять… Она же девчонка. Воспоминание о ночном происшествии заставило Сашку поежиться.

Сашка почувствовал нежность к этой тоненькой, слабой девочке. Он подошел к ней и приобнял за плечи.

— Кать… — позвал он ее тихо.

Она вздрогнула, подняла на него усталые глаза и, уткнувшись в его живот, разревелась.

Он прижимал ее к себе и пытался успокоить, тихонько приговаривая:

— Ну, ладно… Кать, все будет хорошо… Все будет как надо…

Только «как надо», Сашка не знал.

* * *

Я проснулась неожиданно рано. За окном уже вовсю сияло солнце и пели птицы. Сегодняшнее утро обещало теплый, погожий денек.

Подумав, что можно понежиться в постели, я с сожалением отвергла эту мысль.

Слишком мало осталось впереди теплых дней. Приближалась дождливая пора, и надо было ухватить последнее тепло, чтобы перенести зиму с наименьшими потерями. Чем больше солнца получит твой организм, тем проще справится с зимними холодами.

Я быстро встала. Поставила чайник. Кажется, я успела израсходовать почти все запасы кофе. Впрочем, пока я могла позволить себе немного роскоши.

Во дворе слышался голос жены Иван Иваныча, Лидии Григорьевны.

Я вспомнила о ночных похождениях своих примерных соседей и засмеялась. Утром ночные страхи теряют свою силу. Солнце превращает их в ничто.

Лидия Григорьевна постучала в мою дверь, как только поняла, что я проснулась. Моя матушка оставила ей распоряжение проследить, чтобы ее великовозрастное чадо нормально питалось хотя бы на даче.

— Доброе утро, — улыбнулась Лидия Григорьевна, входя в мое бунгало. — Как спалось, Танечка?

Ее взгляд сразу уловил, что непослушная Танечка и не думает откушать творога и яичницы, а намеревается обойтись кофе с круассаном. Благо что круассанов у меня было достаточно для того, чтобы не только ими завтракать, но и обедать.

— Нормально, — кивнула я. — Хотите кофе?

— Нет, — покачала она головой. — Ты позавтракала?

— Конечно, — нахально соврала я.

Она мне явно не поверила. Но твердости характера ей не хватало. А я постаралась перевести разговор на более интересную тему:

— Лидия Григорьевна, а кто это вам ночью спать не давал? — поинтересовалась я.

Лидия Григорьевна присела и вздохнула:

— Ох, Таня, люди такие наглые… Бабочка на свет залетела, принесла ее нелегкая… Машина у них, видите ли, застряла. Надо было подтолкнуть. А Ваня — джентльмен. Он женщину в ночи не бросит.

— Толкнул? — поинтересовалась я. Сама бы я никогда не пошла ночью толкать машину. Если бы меня попросил мужчина, например.

— Толкнул, — кивнула головой Лидия Григорьевна, — только ему даже спасибо не сказали. Пьяные они все, Таня, были. В дым. Одна девка даже, Ваня сказал, лежала как мертвая. На заднем сиденье. И мужик был странный. Замотанный шарфом. Будто у него зубы болели. А машина хорошая. Не наша…

— Хорошо, что не убили, — философски заметила я, — в знак благодарности.

— Да они рванули как угорелые к лесу, — сообщила обрадованная моим вниманием Лидия Григорьевна. — Знаешь этот лес, где грибы-то собирают?

Я кивнула. Ночное происшествие перестало меня интересовать. Пьяная компания резвилась. Все примитивно. Заехали на пашню и запоздало поняли — не туда. Выбираться надо, а трудно. Трудности же эта публика любит делить с окружающими.

— Самое интересное, Тань, они сказали, будто в гости приехали, — задумчиво заметила Лидия Григорьевна на прощание, — а когда Ваня попытался выведать к кому, выяснилось, что они и сами не помнят… Надо ж до такой степени напиться!

И она ушла, покачав головой.

Я посмотрела ей вслед. История, произошедшая ночью, показалась мне забавной.

Предположим, что в машине была вовсе не пьяная в дым девица. А убиенная. И везли ее в лесок, дабы там бренное тело ее нашло последний приют…

Ах, какая историйка-то получилась!

«Иванова, — строго сказала я себе, — ты на отдыхе. Работа, кажется, скоро сведет тебя с ума. Тебе начнут мерещиться трупы в кустах, как рояли».

Я усмехнулась. Лучше выпить кофе и насладиться тихим адымчарским покоем.

Глава 2

Анна Егоровна была большой любительницей собирать грибы. Сегодня она решила забросить все свои дела. Вчера прошел дождик, а сегодня сияло солнце. А это значило, что в лесу народились грибочки. А раз они там народились, ей туда необходимо отправиться немедленно. Пока не нашлись еще охотники.

Мысль о будущем наслаждении Анну Егоровну взбодрила. Напевая, Анна Егоровна нарядилась в тулупчик и резиновые сапоги, взяла в руки берестяной туесок, подаренный ей дочкой, и отправилась навстречу мирным приключениям.

В лесу было спокойно и тихо. Грибов действительно было много, и Анна Егоровна довольно быстро набрала почти полную корзину замечательных маслят, нашла несколько крепких боровиков и даже обнаружила семейку опят.

Можно было бы уже и вернуться, но ноги у Анны Егоровны были уже не молодые и устали, поэтому Анна Егоровна решила отдохнуть. С этой целью направилась она в сторону поваленного дерева, на котором хотела посидеть немного, отдышаться и осмотреть свои находки.

Она почти дошла уже до цели, как взгляд ее натолкнулся на странную насыпь. Анна Егоровна остановилась, упершись в холмик носком правой ноги, и застыла в мистическом страхе. Холмик был совсем свеженький, формой своей напоминал могилку. Более того, Анне Егоровне почудилось, что сверху чья-то добрая рука выложила из деревяшек маленький крестик.

— Батюшки… — прошептала женщина и от ужаса чуть не уронила корзинку с грибами на землю. Перепуганная дачница побежала от проклятого места, на которое ее вынесла нелегкая, со скоростью спринтера, забыв о больном сердце и ноющих ногах.

Анна Егоровна была на этом месте только позавчера. И позавчера никакой могилки тут не было. В этом она была готова поклясться. Откуда ж страшный холмик появился?

Разыгравшееся воображение рисовало бедной женщине картины жутких преступлений. Она мчалась прочь, прижав к груди корзинку с грибами. А видение лесного таинственного захоронения все преследовало ее, заставляя двигаться быстрее.

* * *

Виктор Степанович Алексанов пришел на службу в отвратительном настроении. Елена поняла это сразу по тяжелому взгляду, брошенному на нее из-под кустистых бровей. Она улыбнулась ему чарующей улыбкой, но он ответил на ее «доброе утро» невнятным бурчанием, прошел в кабинет и хлопнул дверью.

Елена пожала плечиками. «Наверное, босс вчера перепил, — решила она. — Пройдет».

Она села за компьютер, достала зеркало и начала подправлять макияж. Компьютер надежно скрывал ее от взглядов начальства. Правда, Леночка знала, что ее связь с Брызгаловым на все сто процентов защищает ее от чьего бы то ни было недовольства. Алексанов дядю Борю боялся. Впрочем, дядю Борю боялся весь город.

Леночка усмехнулась. Один человек, не боящийся господина Брызгалова, все-таки существовал. Она, Леночка…

Звонок прозвучал внезапно. Леночка подняла трубку.

— Будьте добры, Виктора Степановича, — услышала она странный голос. Судя по прононсу, обладатель его страдал хроническим гайморитом.

— По какому вопросу? — привычно поинтересовалась она.

— По личному, — ответили ей, странно усмехнувшись.

Леночка пожала плечами.

— Он ждет вашего звонка? Вам назначено?

На том конце трубки воцарилось молчание. Потом звонивший кашлянул и сказал:

— Вы не поняли. Я звоню по ЕГО личному делу. И в его интересах выслушать меня. Скажите ему, что это касается сегодняшней ночи.

— Хорошо, — сказала Леночка, отчего-то испугавшись. Внутренний голос посоветовал ей не ввязываться в эту конфликтную ситуацию. — Подождите минуточку…

И нажала на кнопку пульта.

* * *

Мысль о том, как побыстрее разбогатеть, пришла в Сашкину голову ночью. Она озарила его неожиданной и ясной простотой.

Он даже подскочил. Можно было убить двух зайцев сразу — все выглядело в его голове просто и логично.

Поэтому с утра он бросился к таксофону. Узнать номер алексановского рабочего телефона труда не составило. В справочной АТС ему любезно выдали номер алексановского офиса. Наш сервис изо всех сил тянулся за капиталистическим. И, надо отдать должное, иногда ему это почти удавалось.

Он радостно похлопал ладошками. Предприятие, задуманное им, сулило прибыль совсем неплохую…

Суеверное отношение к будущему заставило его трижды плюнуть через левое плечо и постучать по деревяшке.

Впрочем, грядущее безоблачное счастье переполняло его душу ликованием, которым было необходимо срочно поделиться. Он заглянул в спальню.

Катерина еще спала, утомленная прошедшей ночью. Он посмотрел на нее. Она по-детски подложила под щеку ладони. Ему захотелось ее поцеловать, но будить было жалко.

Все равно она этого не поймет. Он расскажет ей обо всем после звонка. Если звонок принесет ему удачу.

* * *

Виктор Степанович сидел с закрытыми глазами. Ему было не по себе. Из головы не выходила нынешняя ночь. Его хотели убить!

За что? Неужели политика? Вполне возможно… Но отчего-то в это верилось с трудом. Алексанов признался себе в том, что вряд ли кому-нибудь он интересен в качестве политической фигуры.

Он провел ладонью по лбу. Ночной случай говорил ему о том, что нужно быть более осторожным.

Но он и так осторожен! Он нарочно выстроил свою виллу на окраине Адымчара. Там он надеялся спрятаться не только от любопытных глаз, но и от возможной опасности.

Его окружали телохранители, приставленные к нему Брызгаловым.

Теперь он впервые за много времени почувствовал себя незащищенным. Стрела предназначалась ему. И эта стрела будет искать его, пока не найдет.

Или пока он сам не найдет того, кто послал ее.

А как? Да и орудие убийства странное какое-то… Может, подростки развлекаются? У них теперь игры опасные… Но версия о подростках даже самому Алексанову казалась неестественной. Нет. Искали именно его.

Он поежился. Даже представить, кому нужна его смерть, он не в состоянии. Что-то вертелось в голове, но оставалось неоформленным в мыслях. Очертания были неясными и зыбкими. Ухватиться за них он не мог, сколько ни пытался.

Самое обидное, что это происходит сейчас. Когда Алексанов мог сказать, что он на коне. Когда деньги позволяют ему купить любую — даже самую дорогую — вещь. Он так долго ждал этого — своего! — часа.

Он горько вздохнул.

Зуммер пульта зажужжал, как назойливая муха. Он нажал на кнопку. Испуганно посмотрел на серое чудовище. Сейчас он был склонен отовсюду ожидать удара. И все-таки… Почему — стрела? Он задумался. Стрела не вязалась с реалиями сегодняшней жизни. «Что-то средневековое», — подумалось ему. И в то же время его не покидало ощущение, что избранным видом оружия ему хотели что-то сказать…

— Виктор Степанович, поднимите трубку, — раздался голос Елены, оторвав его от размышлений.

— Кто? — спросил он немного грубовато.

— Не знаю, — он почти увидел, как она пожала плечами, — сказали, что вы в этом заинтересованы. Что-то о сегодняшней ночи…

Он вздрогнул. Опять… Ему не давали уйти. Его преследовали. Алексанов рассеянно кивнул. Может быть, звонок принесет с собой разгадку?

Он поднял трубку. В том, что Елена не преминет подслушать разговор, он не сомневался. Ну и пусть.

— Виктор Степанович? — поинтересовался гнусавый голос. — Живы после вчерашнего?

Алексанов сжал трубку так, что побелели костяшки пальцев. Стрела опять засвистела над его ухом. Не позволяя ему спрятаться.

— Что…

— А у меня для вас кое-что есть, — глумливо протянул голос, — хотите купить порнушку, а, Виктор Степанович? Или я ее телевидению продам?

* * *

Анна Егоровна не помнила, как добралась до дома. Некоторое время она сидела, уставившись в одну точку.

А может быть, она зря всполошилась? Мало ли что там могло быть… Мусор выбросили. Или собаку мертвую закопали?

Она встряхнулась. Мимо ее дачи проходила Лидия Григорьевна.

— Вам нехорошо? Анна Егоровна, что с вами? — испуганно спросила она, обратив внимание на землистый цвет лица женщины.

— Ничего, — попыталась успокоить и ее, и себя Анна Егоровна, — ничего. Все, Лидочка, нормально.

Лидия Григорьевна вошла во двор. Она взяла запястье Анны Егоровны, нашла пульс. Конечно, он был учащенный. Лидия Григорьевна забеспокоилась. Как бы не пришлось Анну Егоровну срочно везти в Тарасов.

— У вас корвалол-то есть? — озабоченно спросила она у женщины. Та кивнула, жестом указав на кухню.

Лидия Григорьевна нашла корвалол, накапала тридцать капель и принесла его Анне Егоровне.

Выпив лекарство, та успокоилась.

— Там, Лидуша, в лесу, — могилка свежая, — поделилась она, — я грибы собирала и наткнулась…

Лидия Григорьевна не поняла.

— Какая могилка?

— Может, и не могилка… Только меня в этот поганый лес больше никакими грибками не заманишь, — поджала обиженно губы Анна Егоровна, бросив в сторону наполненного грибами лукошка такой взгляд, будто было оно наполнено не маслятами, а мухоморами и поганками.

Лидии Григорьевне стало немножко не по себе. Она зябко поежилась. Что привиделось пожилой даме? Какая могилка?

— Да бросьте придумывать, Анна Егоровна! — попробовала она привести в порядок свои и старушкины растрепавшиеся чувства.

— Холмик, Лидочка, — прошептала Анна Егоровна.

— Ну и что? — спросила Лидия Григорьевна. — Холмик… Вы, Анна Егоровна, просто перепугались. Успокойтесь и выбросьте все из головы.

Она попыталась придать своему голосу уверенные и немного менторские нотки. «С ума сойдешь с этими старушками, — подумала она. — Насмотрятся фильмов, и вот тебе результат — каждый холм сойдет им за свежую могилу! А потом ищи в Адымчаре врача, а врачи в Адымчаре — редкость. Нет здесь врачей. Одна медсестра участковая. Из местных. Знает только, как укол одноразовым шприцем сделать. Толку от нее мало…»

Анна Егоровна не отводила завороженного взгляда от корзинки, доверху наполненной маслятами. Доводы Лидии Григорьевны ее не убедили. Наоборот — бедная дама окончательно уверилась в обратном.

По ее взгляду Лидия Григорьевна поняла, что грибы эти Анна Егоровна есть не сможет.

* * *

Алексанов не знал, что ему делать. Обратиться в милицию? Ну, нет. Этого он позволить себе никоим образом не мог.

Мало того, что, отыскав шантажиста, они неминуемо натолкнутся и на его видеоматериалы, свидетельствующие о… Лучше промолчать, о чем.

Так ведь еще и прошлый год у них в памяти свеж…

Прошлый год… Алексанов задумался. Он вспомнил. Тогда он увидел это лицо и понял — он будет его, Алексанова, преследовать.

Как этот мальчишка смотрел на Алексанова! Сколько холодной ярости было в его глазах!

Алексанов поежился. Даже сейчас при воспоминании об этом взгляде его бросало в дрожь… А тогда он боялся смотреть в его сторону, боялся натолкнуться на этот многообещающий взор… Стрела. Стрела?!

Нет… Не может этого быть!

Целый год о нем не было ничего известно. Целый год он пытался найти мальчишку, проследить его путь. Ничего. Мальчишка исчез. Откуда бы теперь возникнуть из небытия туманному силуэту из прошлого?

Шантажист требовал десять тысяч долларов. Сумма даже для него немаленькая. Но съемки могли подсказать, кто стрелял в Виктора Степановича. Чья рука пустила проклятую стрелу…

«Лучше заплатить», — подумал он.

Или подыскать способ убить сразу двух зайцев.

Впрочем, лучше не вспоминать это слово. Убить… Он сжал виски ладонями… Убить… Пока кто-то пытается убить его самого. Стоп. Он нашел выход…

Он позвонил Елене. Та мгновенно появилась на пороге. Вся ее поза выражала готовность угодить.

— Найди мне частного детектива, — приказал он, — желательно женщину.

— А женщину-то почему? — осмелилась удивиться Елена.

— Потому, — ответил Виктор Степанович, — что женщина безвреднее.

«Потому что ты считаешь женщин более глупыми, — подумала Елена. — Ну, хорошо. Я найду тебе женщину».

Она кивнула и вышла.

Через несколько минут она тихой тенью возникла на пороге снова и положила на стол номер телефона.

— Вот, Виктор Степанович. Это телефон некой Татьяны Ивановой. Мне очень ее рекомендовали. Но только… — она замялась. — Ее сейчас в городе нет. Она отдыхает. В Адымчаре.

«В Адымчаре… Это сама судьба», — подумал Алексанов.

Через полчаса машина несла его прочь из Тарасова.

Глава 3

Катя дожидалась Сашку в кафе. Сегодня она проснулась и, к собственному удивлению, поискав Сашку по всему дому, обнаружила, что его нет. На столе лежала записка. Он должен был появиться в кафе «501» около двенадцати. Сейчас стрелка часов уже перевалила за половину первого, а Сашки не было.

Катерина тоскливо смотрела в окно, где на другой стороне улицы тусовались байкеры. Они торчали около своих мотоциклов. Катька почувствовала себя глубоко несчастной. Из-за того, что не было Сашки. Из-за того, что денег на вторую чашку кофе тоже не было. Из-за того, что, черт побери, у нее никогда не будет такого «Харлея», как у того высокого светловолосого парня.

Она посмотрела внимательней и вздрогнула. Обладатель «Харлея» показался ей знакомым. Ей отчего-то стало холодно. Она почувствовала себя снова в зарослях шиповника.

Он повернулся в профиль. Точно. Такой профиль был редкостью. Красивый, эллинский профиль. Катя залюбовалась правильностью черт. Длинные волосы были забраны в хвост. Взялся рукой за руль.

Этот жест ей что-то напомнил. Ночной стрелок…

Странно, но Катька не испытывала страха. Наоборот, ей захотелось подойти и дотронуться до него. Он все еще был существом из сказки. Она была очень рада встрече с ним!

«Он убийца», — попыталась она остановить свое восхищение. Но глубоко внутри она знала — убийцы не бывают такими прекрасными.

— Держись, золотце мое, скоро мы разбогатеем, — прозвучал над ее ухом голос Сашки.

Она собралась уже обратить его внимание на ночного стрелка. Но, подумав, не стала. Моторы взревели. Байкеры отправились в путь. Она проводила их взглядом.

— Что с тобой? — спросил Сашка недоуменно.

Она хотела сказать ему. Она даже открыла рот. Но смолчала.

— Ничего, — пожала плечами, — ничего особенного.

И улыбнулась.

* * *

В дверь постучали. Я оторвалась от чтения и крикнула:

— Открыто!

Робкий попался посетитель. Вместо того чтобы открыть дверь ногой и появиться на пороге с сакраментальным: «А вот и я!» — он повторил робкое царапанье. Я поняла, что без моей помощи он не обойдется. Спрыгнув с кровати, я подошла к двери и распахнула ее.

За дверью стоял Виктор Степанович Алексанов собственной персоной. Он подал знак сопровождающей его мрачной физиономии, выглядывающей из-за плеча. Физиономия выражала крайнее неодобрение моей, не вписывающейся в его мировоззрение фигуры.

Уж и не знаю, что подозрительного в моей простодушно-обаятельной внешности. Но вот не внушаю я гоблинам глубокого чувства симпатии… А жаль.

Кстати, при виде вышеназванного джентльмена на пороге моего бунгало я и сама остолбенела. Не каждый день к тебе в загородную резиденцию такие гости приезжают. Высокий гость огляделся. Кажется, он и сам был растерян.

— Добрый день, — поздоровался он. — Так вот вы какая, знаменитая Танечка Иванова!

Мне очень захотелось поинтересоваться, какая же я.

— Здравствуйте, — я все-таки решила быть вежливой.

— А я к вам по очень деликатному дельцу, — он подобострастно улыбался. Видимо, его дельце было весьма жизненным, раз он отыскал меня в дачных проулках.

— Позволите войти?

Я кивнула.

Он прошел внутрь, оглядел скромную обстановку моего убежища с недоумением, — думаю, особенно его поразило полное отсутствие в доме мраморных колонн. Сел на диван и продолжил:

— Меня, Танечка, изволят шантажировать. В милицию я обращаться не стал, да и не занимаются они этакими делами — сами знаете, какой у нас разгул преступности, а вас я рискнул побеспокоить…

Он выразительно помолчал, явно ожидая моих уверений в том, что это меня не обеспокоило.

Я сегодня решила побыть врединой, и ожидаемых заверений он не получил.

— Я, Танечка, как и все люди, слаб и грешен, — повинился он некстати. — И некоторые мои слабости засняли. А теперь требуют денег.

— Сколько? — мрачно поинтересовалась я.

— Десять тысяч долларов, — вздохнул он, разведя руками.

— Так заплатите, — безжалостно посоветовала я.

Он удивленно вытаращился на меня. Я вела себя непредсказуемо. Но мне не нравился Виктор Степанович Алексанов. И я ничего не могла с собой поделать.

Впрочем, когда я поняла, что он готов расплакаться от моей жестокости, я сжалилась.

— Ну, хорошо, — сменила я гнев на милость, — но беру я дорого. Вам дешевле заплатить шантажисту. Я запрашиваю четыреста долларов в сутки.

Я даже зажмурилась от собственной наглости. Сейчас он уйдет. Наверняка уйдет. Может, это и к лучшему. Алексанов с возу — Татьяне Ивановой легче.

— Меня это устроит, — услышала я совершенно спокойный голос. Я расширила от удивления глаза. Ему эта сумма казалась нормальной. «Что ж, — усмехнулась я про себя. — Значит, не судьба мне вырваться из его отвратительного общества. Хоть денег заработаю. Тоже неплохо».

— Если вы хотите, чтобы я вам помогла, давайте договоримся сразу об одной вещи, — посмотрела я на него сурово, — вы ничего не будете от меня скрывать.

По-моему, он затрепетал от моей суровости. Я почувствовала себя немного удовлетворенной.

И попросила его рассказать мне всю историю.

Честно говоря, сексуальные подробности меня не интересовали. Поэтому я слушала про них вполуха, отметив, что бедняга страдает садомазохизмом.

— Вам придется назвать имена участниц вашей ночной оргии, — заметила я, — вполне возможно, что шантаж — дело их рук.

Он дернулся. Отчего-то называть их имена ему не хотелось.

— Это обязательно? — спросил он.

— Да, — пожала я плечами, — если вы действительно хотите найти шантажистов.

— Маргариты сейчас в городе нет, она уехала отдыхать, — тихо сказал он.

— Куда?

— В Испанию.

Мне показалось, что он врет. Хотя зачем ему это надо?

— А вторая?

— Вторая… Кажется, ее звали Валя. Она работает в «Октябрине».

Я присвистнула. Хорошая фирмочка. Из тех, что дают рекламы в газеты, где под изображением обнаженной дамочки публикуют предложения помочь провести презентацию и организовать отдых.

Алексанов смотрел на меня взглядом виноватого ребенка, которого застукали на месте преступления, когда он воровал конфеты. Несоответствие его представительной фигуры и этого взгляда меня развеселило. Я почти забыла всю глубину неприязни, которую он у меня вызвал.

— Кто еще мог знать, где расположено ваше любовное гнездышко?

Он пожал плечами.

— Только девочки, — сказал он, — моя жена не любит здесь бывать.

— А ваша жена… Она не могла это организовать? Вы с ней в хороших отношениях?

Он усмехнулся. Я все поняла. Его жене было абсолютно наплевать. Он оплачивал ее безоблачную жизнь, и ей этого вполне хватало. Я видела ее по телевизору. Обычная деревенская тетка, получившая от судьбы великолепную возможность жить, как светская львица.

Жена отпадала. Нормально мыслящая тетка не станет рубить сук, на котором она сидит.

Оставались пока только девочки из «Октябрины». Этим вполне могло прийти в голову подработать таким нехитрым и надежным способом.

Хотя… Ведь на кассете были и их лица тоже. Скорее всего им не нужна огласка. Тогда кто?

Пока я не знала. Пока я ничего не знала. Даже о моем клиенте я знала только то, что он позволял узнать о себе.

Я взглянула на него. Обеспокоен. Очень. Нервничает. Неужели дело только в шантаже?

— Это все?

Он замялся. Взглянул на меня, решая, можно ли мне доверять. Да, мой клиент явно хранит в своем шкафу скелет.

— Дело ваше, — равнодушно посмотрев в окно, сказала я, — не хотите откровенничать — не надо.

— Это может не относиться к делу, — пробормотал он.

— Тем более, — кивнула я. — Не может так не может.

В конце концов, с меня хватит и шантажа.

* * *

Алексанов уехал. Я осталась одна. Мой отдых, увы, подошел к концу.

История мне не нравилась. Сама личность Алексанова не отличалась притягательной силой обаяния. Напротив, он возбуждал антипатию.

Жесток, властолюбив, влюблен в деньги. Как теперь выясняется, еще и развратен.

Да и что я могла расследовать? Его экономические преступления? Еще чего… Никакого желания…

Найду шантажиста, и все. Вы свободны, госпожа Иванова.

Единственное утешение в этой истории…

В дверь постучали.

— Входите, открыто, — сказала я, вздохнув. Оказывается, и в Адымчаре нет покоя бедной Танюше…

Лидия Григорьевна вошла, держа в руках кастрюльку, источавшую великолепный запах тушеных грибов. Я почувствовала, как мне сразу захотелось есть.

— Танечка, грибов тебе вот пожарила… Поешь?

Лидия Григорьевна явно старалась угодить моей маменьке. Я улыбнулась.

— А вы за грибами ходили? — поинтересовалась я.

— Да не я, — махнула рукой соседка, — Анна Егоровна. Только она эти грибы мне отдала.

Я удивилась. Анну Егоровну я знала как грибную маньячку. Что за странное явление заставило ее заняться благотворительной раздачей грибов?

Я задала свой вопрос Лидии Григорьевне.

Она махнула рукой:

— Да ей какая-то свежая могилка примерещилась… Корвалолом отпаивать пришлось. Черт ее знает, чего придумывает!

Она переложила грибы в тарелку, очень огорчилась, узнав, что я уезжаю, посетовала, что столько работать нельзя, заболеть можно. И ушла.

Я и сама не хотела уезжать. Спокойный Адымчар всегда обладал для меня притягательной силой. Смотреть на Волгу со своего мыска я очень любила.

Впрочем, судя по происходящему, Адымчар становился неспокойным местом. То по ночам тетки приходят. То Алексанов приезжает. То пожилые леди находят в грибном месте свежие могилки… Чушь какая-то.

Завтра начнут разгуливать по нашим тихим дачам живые мертвецы, возглавляемые Оменом…

Да уж, хороша станет здешняя жизнь. Покой сменится мистическим бредом.

Я кончила собирать сумку. Закрыла дачу и пообещала вернуться как можно скорее. Было так жаль оставлять ее здесь совсем одну… А вдруг мертвецы изволят явиться в момент моего теперешнего вынужденного отсутствия?

Глава 4

Он уже второй час не мог справиться с собой. Она его взволновала. В ней был тот самый шарм, которого так не хватало окружающим его женщинам.

Тот шарм, который был у той девочки… Скрытая сексуальность, не обнаженная, как у его подружек, а тщательно спрятанная, даже от себя. Как будто знание собственного оружия может повредить его силе.

Он прикрыл глаза. Перед ним возник ее образ.

Эта презрительная улыбка, скривившая на мгновение ее чувственные губы… Этот быстрый взгляд, брошенный как утешительный приз… И полная недоступность. Он почувствовал ее мгновенно. Как в той девочке…

Он стиснул руки в кулаки. Сейчас он взорвется. Его дыхание стало тяжелым. Боль начиналась в области живота и поднималась выше, овладевая всем его телом. Он почувствовал, как в уголках глаз появляется влага. Это его физическая боль выходила вместе со слезами.

Через несколько минут он почувствовал, как она его отпускает.

Перед ним лежала картина. Он только что отдал за нее сумасшедшие деньги. Это был маленький набросок Гейнсборо. Прелестное лицо девушки с огромными улыбающимися глазами и легкой, немного презрительной улыбкой.

Так похожей на ее улыбку.

Он поцеловал ее. Она была прекрасна. И — недоступна, как любая настоящая красота. Именно это заставляло его так ненавидеть. И так любить.

Он достал нож. Посмотрел на изображение девушки в последний раз. Занес руку и разрезал набросок на две половины.

Девушка продолжала улыбаться.

* * *

Дома было тихо. Немного пахло одиночеством. Я включила телевизор, чтобы разговор хоть немного оживил мертвую тишину. Интересно, почему мой дом так обижается на мое отсутствие, что непременно старается показать свою обиду грустным молчанием?

Я знала, что мое появление обрадовало его. Но пока он не спешил проявить свои истинные чувства.

«Ничего, — подумала я, — помолчишь, помолчишь — и улыбнешься».

На столе валялся брошенный перед отъездом и забытый мешочек с моими магическими косточками.

— Я соскучилась по вас, — сообщила я им и взяла его в руки. Мне, как всегда, был нужен совет.

Я достала их из мешочка и сосредоточилась, зажав кости в ладонях. Долгое общение с ними позволяло мне почувствовать, как по моим рукам побежали слабые волны излучения.

«Права ли я, в своем неприятии Алексанова?»

31+8+20.

«Вас беспокоит справедливое недоверие к одной особе. Подозрение это было вызвано одним обстоятельством, которое повергло вас в смятение, так как были задеты ваши застенчивость и стыдливость».

Ну, предположим, что игрища Виктора Степановича повергли меня не в такое уж смятение. Конечно, застенчивость и стыдливость мне присущи, но эти бесценные качества девичьей души несколько потухли под давлением суровой реальности.

Мое недоверие сочли справедливым. Более того, мне показалось, что мои косточки намекают туманно на некое обстоятельство в прошлом моего клиента, которое никак не назовешь благопристойным.

Я кинула во второй раз.

33+20+2.

«На вашем горизонте появится особа, которая захочет помешать вам принять выгодные деловые предложения. Ее усилия тщетны».

Интересно, как эту самую особу зовут и где она живет. Хотелось бы разрушить ее коварные планы раньше, чем она успеет приступить к их осуществлению. Жаль, что язык костей аллегоричен. И они не дают точных имен и адресов…

34+9+18.

«Вы вспомните о том, что у вас есть старый и верный друг, способный поддержать вас и даже преподнести сюрприз».

Спасибо за напоминание. Я помню о Мельникове. Правда, сюрпризы от него лучше не получать.

Все. Сеанс закончился. В этот момент кости сами выпали из моих рук, образовав следующее сочетание:

34+10+18.

«Против вас действует тайный противник, но, если вы будете осторожны, он разоблачит сам себя в самый неожиданный момент».

Меня предупреждали об опасности. Спасибо. Я постараюсь быть осторожной.

* * *

Леночка появилась на пороге алексановского кабинета неожиданно. «Как всегда», — усмехнулся про себя Виктор Степанович. Он мгновенно создал видимость напряженной работы.

Переложил бумаги с одной стороны стола на другую, сделал вид, что весь в трудах и Леночкиного появления даже не заметил.

Леночка кашлянула. Он поднял глаза и посмотрел на нее с удивлением. Откуда, мол, вы здесь, прелестное создание?

— Трубочку возьмите, Виктор Степанович, — с достоинством молвила Леночка, и по этому ее достоинству Виктор Степанович моментально догадался, что звонит Брызгалов.

— Хорошо, — кивнул он и поднял трубку.

Леночка осталась стоять в дверях. Алексанов вопросительно вскинул вверх брови.

Она поняла его молчаливый приказ и удалилась. Ему показалось, что она оскорблена его недоверием. Он усмехнулся. Доверять Елене было бы самой большой глупостью на свете.

— Алло, — сказал он, как только дверь за ней закрылась. В телефоне отчетливо был слышен щелчок, по которому Виктор Степанович определил, что их подслушивают, и догадываться с трех раз, кто это делает, Алексанову было не нужно. Пускай.

— Чего ты опять натворил? — спросил его Брызгалов голосом директора школы.

Он вздохнул. Иногда ему мечталось, что Брызгалова наконец-то посадили. Или пристрелили. И он свободен.

Но… Виктор Степанович не был идиотом. Он понимал, что стоит только произойти исчезновение Брызгалова из пределов народной видимости, как его, алексановская, песенка тоже будет спета.

Поэтому надо было мириться.

— Да ничего, — пробубнил он.

— А детектившу нанял зачем?

«Тебя выслеживать», — хотелось сказать Алексанову. Но негоже собаке кусать хозяйскую руку. Потому он смолчал.

— Проблемы кой-какие появились, — признался он.

— А я бы твои проблемы не решил… — укоризненно протянул Брызгалов.

— Как? — спросил Алексанов. — Наслал бы дюжих своих молодцев? А я потом с органами разбирайся? Или привлек бы своих знакомых с Запада? Мне сейчас на гребне популярности находиться не климатит. Ты уж извини.

— Ладно, не обижайся, — добродушно проворчал барин. — Ты уж сразу в бутылку полез. Ты в этой детективше-то уверен?

— Нормальная, — пожал плечами Алексанов, — умная, но не в перехлест. Осторожная. И цены заламывает гигантские. Значит, деньги любит. Так что молчать будет.

— Ну и ладно. Фамилия-то у нее какая?

— Иванова, — нехотя пробурчал Алексанов.

На другом конце трубки воцарилось зловещее молчание. Потом трубка прошипела:

— Иванова?! Уж не та ли, которая недавно сатанистов накрыла?

— Не знаю, — признался Виктор Степанович, — я про твоих сатанистов не слышал.

— Они не мои. Но если ее зовут Татьяна, это она. И тогда советую тебе быть начеку.

— А что?

— Она опасная дамочка. Хитрая и умная, стерва.

Алексанов отчего-то обиделся. И обсуждать этот вопрос не захотел. Поэтому они попрощались, и Алексанов понял — глаз да глаз за ним теперь будет. И благодаря этому проклятущему глазу брызгаловских ребят как бы ему не влететь в неприятности…

* * *

Мельников, как это ни странно, объявился сам. Я уже собиралась отправиться в облпрокуратуру, дабы разыскать его, как телефон мой разразился веселым звоном, и, подняв трубку, я услышала голос Мельникова.

— Тань, — спросил он меня без всякой подготовки, — тебе вермишель нужна?

Я задумалась. Вопрос о вермишели пока не возникал в моем сознании. Я даже не знала, нужна она мне или я смогу перекантоваться без вермишели еще некоторое время. Просто когда тебе звонит твой лучший из друзей и спрашивает о продуктах питания, это означает, что финансовый кризис мощными щупальцами вцепился и в наши ряды.

— Нет, — решила я.

— Жалко, — огорчился Андрюшка. — У меня ее целый мешок.

— А зачем ты ее брал? — удивилась я. Мельников никогда этакой запасливостью не отличался.

— Стадному чувству подчинился, — горестно признался Мельников. — Все брали. И я взял.

— Маше Поляновой отдай, — посоветовала я, — у нее сенбернаршу кормить нечем.

Мельников замолчал. Он явно не был готов отдать полмешка с трудом добытой вермишели собаке. Но здравый смысл победил.

— Ладно, — согласился он, — собака почти человек. Позвоню.

Он уже собирался повесить трубку, как я заорала:

— Подожди!

Он испуганно спросил:

— А что? Ты передумала?

Я его разочаровала своей непоследовательностью.

— Да нет… У меня же к тебе дело! Только разговор, Мельников, никак не назовешь телефонным.

— А-а… — протянул он. — Ладно, зайди ко мне на работу.

Мы договорились о встрече. Мельников долго листал свой ежедневник, наконец было выбрано устраивающее нас время. Я повесила трубку и облегченно вздохнула.

Одна ниточка у меня появилась.

Я решила дернуть и за вторую. Полистав газетку, приходящую на дом в качестве бесплатного презента, я нашла телефон «Октябрины».

Ответом мне были короткие гудки. Сразу стало понятно, что наш народ имеет склонность к презентациям и банкетам, которые обязывалась обустроить «Октябрина». Я опять набрала номер. Дозвониться оказалось делом сложным. Посмотрев на часы, я увидела, что мне пора.

Что ж, придется дозваниваться позже. Ведь общение с Мельниковым, судя по предсказаниям чисел, должно преподнести мне некий сюрприз. И вполне возможно, что именно там я получу еще одну нить, ведущую меня к шантажистам.

* * *

Сашка не знал, стоит ли рассказывать Катерине о его афере. Или просто, дождавшись конца предприятия, принести ей кейс с долларами?

Он понимал, что Катька его игры не одобрит. Она всегда была трусишкой.

Но переполнявшее его ликование рвалось наружу. И он смотрел на Катю с тем видом, исполненным загадочности, который свойствен людям, собирающимся преподнести тебе сюрприз.

Катька этого сюрприза очень опасалась. Но бороться с Сашкой, решившим заняться подпольными махинациями, было бесполезно. Поэтому она смиренно ждала, когда возлюбленный обрушит на ее невинную голову шквал речей.

Она, правда, пыталась оттянуть момент откровенности. То стирала, то срочно требовалась уборка, то пора было заняться ужином.

Сашка ее молчаливое сопротивление уловил. Ее мельтешение начало его раздражать. Он попробовал завладеть ее вниманием, предложив ей попить чаю.

Она кивнула, но сказала:

— Сначала завари…

Это его немного возмутило. С чего бы ему этими делами-то заниматься?

Но, поразмыслив, он решил не связываться. Он смиренно заварил чай и даже сделал бутерброды.

Катька в это время остервенело оттирала раковину в ванной.

— Кать… — позвал он ее.

— Сейчас, — повернулась она к нему. Прядь волос упала ей на глаза. Она раскраснелась, и личико ее стало прелестным.

Он залюбовался ею.

— У меня все готово. Пойдем? — Это получилось у него умоляюще. Катьке стало его нестерпимо жалко. Растерянный и несчастный, он умолял его выслушать. Сопротивляться дальше было бесполезно. Она вздохнула:

— Ладно. Сейчас.

Положила тряпку, закрыла воду и вытерла руки. После этого она прошла на кухню и поняла, что ей хотят сообщить нечто суперважное. Об этом свидетельствовала красивая тарелка, на которой были разложены бутерброды. Обычно липкий и грязноватый стол Сашка протер до блеска.

Катька улыбнулась. Сашка понял, что он своего добился.

«Мы скоро разбогатеем», — собрался сообщить он. Но, подумав, остановился. Это обещание она уже слышала раз сто. Она вздохнет, посмотрит на него почти материнским взглядом и посоветует наконец повзрослеть. Нет.

— Катюша, я задумал одно дело, — начал он осторожно.

Она так посмотрела, что Сашке отчего-то стало стыдно.

— Я догадалась, — вздохнула она.

— Кать, оно выгорит, вот увидишь!

Его радость показалась ему самому чересчур деланой. Кажется, он переборщил с тоном.

— Рассказывай, — махнула Катя рукой.

Он понял, что она ему не верит. Это его разозлило.

— Не буду! — Он встал и пошел к выходу.

«Пускай», — подумал он рассерженно, надевая куртку.

Катерина проводила его усталым взглядом.

Он хлопнул дверью.

Холодный вечерний воздух немного освежил его, приводя в порядок разгоряченные мысли и чувства.

Он сел на скамейку. Сейчас ему захотелось вернуться. Там было тепло. Уютно кипел чайник.

А с Катькой последнее время происходит что-то странное. Она нервная.

Он посидел на лавке еще минут десять, решив, что именно столько времени необходимо для того, чтобы Катька почувствовала, как она не права.

Потом вернулся.

Катька сидела за столом и улыбалась. Самое гадкое было, что он мгновенно понял: улыбка предназначена не ему.

Тогда кому? Просто так? В пространство?

Сашка подавил приступ бешенства. Подошел и чмокнул ее в щеку, пробормотав:

— Прости…

Она посмотрела на него. И улыбка ушла с ее губ.

Глава 5

Мельников приветствовал меня детской улыбкой и словами:

— Однако ты, Иванова, похудела. Просто тростинка стала. Это оттого, что ты вермишелью питаться отказываешься.

— Нет, — покачала я головой, — просто я, в отличие от некоторых следователей, верна своим принципам и в очередях не торчу. Я другой отдых предпочитаю.

— Ну и ладно, — незлобиво согласился Мельников, — и не стой. Тебе идет худенькой быть.

Он понял, что я намереваюсь приступить к интересующему меня вопросу, и вздохнул.

— Начинай, — махнул он рукой, — иногда ты бываешь невыносимо скучной.

— А ты, милый, иногда потрясаешь чрезмерной веселостью, — отомстила я.

— Это все из-за кризиса, — печально согласился он, — мои мозги перестали получать достаточное количество сахара. Но я постараюсь тебе помочь. Хотя у меня с соображением туго.

— Я тебе буду приносить сахар, — милостиво предложила я, — как Мандельштам Цветаевой таскал папиросы.

— Понял, — улыбнулся Мельников. — Ты мне — сахар, я тебе — сигареты. Так и продержимся.

Я вкратце поведала ему о событиях в Адымчаре. Некоторые подробности алексановских развлечений я опустила. Он нахмурился сразу, как только услышал алексановское имя.

— Вечно тебя, милая, в болото тянет… — вздохнул он. — Ты хоть знаешь, что за фрукт твой Виктор Степанович?

— Примерно, — пожала я плечами.

Он поднялся и подошел к сейфу. Открыв его, долго что-то искал. Потом нашел папку и протянул ее мне.

— Предыстория такова, — начал он. — Год назад Тарасов терроризировал маньяк. Довольно долго. Девчонки пропадали, как в Бермудском треугольнике. Мы хватались за голову, но поделать ничего не могли. Никаких свидетелей. Никаких следов этот паразит не оставлял. История ужасная.

Я слышала про прошлогодний кошмар. История потрясла весь Тарасов. Девочек старались не выпускать на улицы. По радио и телевидению без конца передавали просьбы быть осторожнее.

— И ты считаешь, что маньяком был Алексанов? — обрадовалась я. Это освобождало меня от необходимости дальнейшего сотрудничества с неприятной личностью.

— Да нет… Ничего я не считаю, — махнул он досадливо рукой. — Ты слушай дальше. Пропало восемь девочек от тринадцати до шестнадцати лет. Все они были, как бы помягче выразиться… В общем, мама их называет «девицы легкого поведения». Можешь посмотреть… Запущенные, отчаянные девчонки… Родители в основном алкоголики. Поэтому искать их никто особенно не рвался. Заявлений о пропаже несчастных девчонок было мало. Два тела вообще остались неопознанными… Искать убийцу было трудно. Мы проверили все связи, всех сутенеров — ничего. Пусто. Так и мыкались, как слепые котята. Решили пойти даже на «подсадку». Не вышло… Наша сотрудница все ночные тарасовские улицы прошла — безрезультатно! В Тарасове — тишина и спокойствие. Ладно, решили, что маньяк наш либо успокоился до поры до времени, либо в отъезде…

— А психиатрические больницы? — поинтересовалась я.

— Проверяли, — кивнул он, — всех, подходящих по профилю заболевания, проверили. Все имели алиби. Как раз в этих больницах и находились. На лечении. Пришли к грустному выводу: маньяк наш неучтенный. Вот тут-то и происходит новая трагедия.

С этими словами он открыл папку. Я посмотрела и почувствовала, как в груди больно защемило.

На меня смотрела потрясающая девочка. Я никогда не видела такого сходства с Рафаэлевой Мадонной. Удивительное лицо с правильными чертами. Глаза, светящиеся мягким светом… Девочка была совершенным творением природы.

На второй странице пухлого дела была другая ее фотография. Девочка лежала на траве, ее руки были раскинуты, будто девочка решила полетать и упала. Ее лицо осталось прекрасным, несмотря на то что все было покрыто синяками. И грязью.

Я смотрела на фотографию, и мне хотелось тихонечко завыть. На это было страшно смотреть даже мне — сыщице Ивановой, видевшей, уж поверьте, такие картины, что волосы вставали дыбом.

Я поглядела на Мельникова. Как будто Мельников мог сотворить чудо и вернуть к жизни это совершенное существо.

Мельников смотрел в окно и нервно барабанил по столу пальцами.

— Господи… — прошептала я.

Он взглянул на меня и продолжил:

— Эта девочка не подходила к стереотипу прежних жертв. Очень спокойная. Одаренная. Зацепка была одна — репродукция. Ей незадолго до этого прислали репродукцию, разрезанную тупым предметом надвое… Тогда родители отнеслись к этому как к чьей-то злой шутке. Потом сходство Ксении с Рафаэлевой Мадонной приобрело зловещие очертания.

Он помолчал. Я ждала продолжения.

— Вы проверяли ее знакомых?

— Конечно, — пожал он плечами, — в первую очередь… Одноклассников. Учителей. Кстати, твоя Вероника проходила по делу в качестве свидетеля. Вероника Бурцева… Помнишь ее?

Я кивнула. Интересно… Надо будет пообщаться с Вероникой…

— Что она говорила? — спросила я.

— У Ксении врагов не было. Поклонники — да, были. Даже преподаватель композиции. А теперь слушай внимательно… Этого преподавателя звали Алексей Викторович Алексанов. Нравится тебе такое совпадение?

— Что?! — О наличии у моего клиента сына я не знала!

— Естественно, мы сразу подумали, что он связан с ее убийством, — продолжал Мельников. — Если бы не одно обстоятельство… Алексей, оказывается, нездоров. У него странное заболевание, именующееся «депрессией». И по поводу этой своей «депрессии» он лечится в том самом стационаре, который мы прочесывали накануне. Алиби — стопроцентное. Никуда не отлучался. Лечил депрессию, так сказать, не покидая места… Но это еще не все… Через два дня нам сказочно везет. Маньяк сам бросается в наши объятия. И никого это не напрягает… Все довольны.

— Как? — удивилась я.

Мельников терпеливо объяснил:

— Маньяка взяли случайно. В музей врывается некий тип и невзирая на возмущение старушек, охраняющих шедевры, бросается на портрет графини Ленской. В руках — кухонный нож. Отвратительный тип делает попытку разрезать бедную графиню на две половины… Его хватают. Дикий поступок… Знал же он о том, что музей стерегут не только пожилые дамы? Там внизу охрана!

— Мог и не подумать, — заметила я. — Человек был в состоянии эйфории… Чем его так графиня-то, интересно, прогневала?

Он вздохнул:

— Не знаю… У меня создалось впечатление, что он просто хотел, чтобы его поймали.

— Он признался?

— Сразу, — кивнул Мельников. — И в убийстве Ксении тоже. И тут-то я понял, что он запуган. Его заставили взять на себя убийство Ксении, понимаешь?

Он вскочил и нервно заходил по комнате.

— Она вышла из школы вместе с подружкой. Ей нужно было в художественную студию. Но до занятий было время, и девочки решили пойти в кафе. В этот момент из-за угла показывается черный «мерс». Ксения меняется в лице, бледнеет и хватает подружку за руку. Та не может понять, в чем дело. Ксения смотрит на машину так, будто видит призрак. Потом выпускает рукав девочки и убегает. Так, как будто от быстроты ее ног зависит чья-то жизнь…

Я боялась его прервать. Но отчетливо видела эту картину: девочку, бегущую вдоль улицы. Машину, неотступно преследующую ее, как рок. Как смерть…

— Машина принадлежала Алексанову, — закончил тихо Мельников.

* * *

Последняя фраза Мельникова заставила меня поднять на него глаза. Алексанов…

— То есть… У него же алиби?

— Какая ты догадливая, — улыбнулся Мельников. — У старшего Алексанова тоже оказалось чудесное алиби!

— А при чем тут старший?

— «Мерс» принадлежал старшему Алексанову, — хмуро объяснил Мельников, — я попытался взять его за жабры… Но ничего не вышло. Оказывается, во время убийства Ксении наш друг Алексанов был на совещании в Москве! Его там все видели. Абсолютно все… Меня вообще попросили не заниматься глупостями. Такого человека — и подозревать в насилии и убийстве!

— Постой, а машину они как объяснили? — удивилась я. — Она сама ездила по Тарасову? Без шофера?

— Нет, — покачал он головой, — догадайся с трех раз…

— Ее угнали? Да?

Он кивнул:

— Конечно… Ее угнали, и даже поступало заявление об угоне. То, что заявление об угоне поступило не сразу, объяснили все тем же алексановским отсутствием… Не знал, бедняга, что у него машину крали… Машину, кстати, вернули. Поставили на место. Рядом с той стоянкой, на которую обычно ее ставит хозяин…

— И, конечно, сторож в этот момент был чем-то занят и не видел, кто ее пригнал?

— Конечно, — улыбнулся Мельников, — ты догадливая девочка, Танечка… Это называется — покупка мест в амфитеатре. Знаешь, что перед тобой разыграли спектакль, а доказательств у тебя нет…

Я понимала, о чем говорит Мельников. Одна из причин того, что я не захотела работать в прокуратуре, уйдя на вольные хлеба частного сыщика, заключалась именно в безнаказанности некоторых личностей. Закон существовал не для них. Даже если их действия были противозаконны… Сейчас я была свободной. И если некоторые мои действия считают безнравственными, я оправдываю их тем, что они бывают эффективны. А нравственным можно быть только с нормальным контингентом… Я уже давно перестала относиться ко всем людям подряд, как к божьим творениям. Вряд ли таковым можно называть убийцу девочек. Пусть заблудших. Но, согласитесь, несчастных…

— Кстати, в какое время суток велись съемки? — поинтересовался Мельников.

— Ночью… — сказала я. — А что?

— Ночью… — протянул Андрей задумчиво. — Ты снимала на обычную видеокамеру что-нибудь ночью?

— Нет, — честно призналась я. — Для ночных съемок у меня есть профессиональная камера. Мне достали ее на телевидении…

Я подпрыгнула. Телевидение…

— Догадалась? — спросил довольный Мельников.

Я кивнула.

— Так, значит, мой шантажист обыкновенный папарацци, — сказала я.

— Возможно, — кивнул Мельников, — но «Октябрину» проверить надо. Кстати, об «Октябрине»… Ты знаешь, кому она принадлежит?

Я этого пока не знала.

— Ее владелец Брызгалов.

Он был доволен произведенным эффектом. «Ни фига себе, — простонала я, — вот это погремушки…»

Брызгалов. Ха-ха. Самый крутой из «пап». Самый подлый. Самый богатый.

Мне захотелось выругаться.

— Отношения Брызгалова с твоим Алексановым тебе освещать не надо? Они друзья. И Брызгалов субсидирует все начинания Алексанова, связанные с его игрой в большого политика.

Это я знала. Да и в том, что Алексанов находил себе подруг в заведении, находящемся под патронажем его покровителя и друга, тоже не было ничего удивительного.

— Таня, — сказал Мельников, — можно попросить тебя об одной вещи?

Я кивнула:

— Все, что ты захочешь…

Он серьезно посмотрел на меня и тихо попросил:

— Пожалуйста, Тань, будь осторожна!

Хорошо. Я попробую. Взглянув на часы, я простонала. Вечер уменьшал мои возможности застать Перфилова. И все же… Может быть, он еще на месте… Надеясь на удачу, я рванула на телевидение.

* * *

Сашка закончил рассказ и первый раз поднял глаза на Катю. Она сидела выпрямившись и смотрела в окно. В ее глазах застыл страх.

— Катя?! — Он попробовал дотронуться до ее руки. Она дернулась от его прикосновения, как от электрического тока.

— Я устала, — сказала она обреченно, — я очень от тебя устала. Я не хочу быть богатой и мертвой. Я хочу быть живой, понимаешь?

Она посмотрела на него. Он кивнул головой:

— Я тебя понимаю, Катечка…

— Нет, — закричала она и швырнула на стол салфетку, — ничего ты не понимаешь!

Она выскочила из-за стола и надела куртку. Он понял, что остановить ее он не сможет. Дверь хлопнула.

Он остался один.

* * *

Олег Перфилов, заведующий отделом информации местного телевидения, поднимался по лестнице из телевизионного буфета, вспоминая время, когда в оном буфете продавали «Токайское» и можно было жить легко и привольно, потягивая благословенный напиток. Тогда Олег был всего лишь репортером, и жизнь сверкала яркими красками. Сейчас все стало иначе. Рост карьеры прибавил не только зарплату, но и хлопоты. А буфет обнищал вместе с телевидением.

Олег открыл дверь кабинета и остолбенел. Такой наглости он в жизни не видел. Прямо в его кресле, улыбаясь, сидел коротко стриженный амбал и явно наслаждался произведенным эффектом.

— Что вы тут делаете? — спросил Олег, чувствуя себя как рыба, живьем брошенная на сковородку.

Амбал отреагировал на его изумление довольной ухмылкой и встал, поклонившись с преувеличенной вежливостью.

— Садись, друг… — сказал он, панибратски хлопнув Олега по плечу.

Олег, почему-то покорный и кроткий, уселся в кресло.

Гость подошел так близко, что Олег почувствовал исходящий из жующего рта запах клубничного «Дирола». Амбал наклонился таким образом, что его глаза оказались на одной линии с перфиловскими.

— Дельце у меня к тебе, — доверительно сказал амбал, держа Олега за галстук. — Ты, козлина, какого папарацци к Алексанову подсылал?

Олег почувствовал, как между лопатками стекает тонкая холодная струйка пота.

«Хорошо, не в штанах, — мрачно подумал Олег, — совсем было бы погано…»

Амбал терпеливо ждал ответа. Он ждал его выразительно-угрожающе, и в то же время на его лице застыла стандартная, скопированная из отечественных фильмов, благодушная мина.

— Никого я не посылал… — попытался быть убедительным Перфилов.

Амбал усмехнулся. Намотав на кулак Олегов галстук, дернул его так, что Олегу показалось, что хрустнули позвонки на шее. Он судорожно вцепился в руки амбала. Но тот отнесся к его жесту с потрясающим хладнокровием и, скосив глаза в сторону, проворчал:

— Убери щупальца…

Олег послушался.

— Так что за придурок возле алексановской дачки шустрил?

Олег вспомнил. Сашка… Конечно, это был Сашка. Паразит. Гаденыш. Это Сашка навлек на его голову неприятности.

— Я не знаю, где его искать… — почти прохрипел он.

— А ты скажи имя, — ухмыльнулся амбал, — мы его сами найдем.

— Дербенев, — сказал Олег, — Сашка Дербенев. Кажется, он у Кати живет. Соколовской.

Он сказал все. Даже адрес Кати. Даже кафе, где они с Сашкой любили встречаться.

Амбал был доволен. Он отпустил его шею и погрозил пальцем:

— Больше не веди себя так, андестенд?

Олег кивнул. Он дрожал. Он еще долго дрожал. Даже когда гость покинул его кабинет.

* * *

Катя вошла в кафе и огляделась. Она заметила его сразу. Он стоял рядом со стойкой и разговаривал с парнем, одетым в потертые джинсы. Катька знала, что этот парень — хозяин кафе.

Она не испугалась. Даже наоборот. Катька обрадовалась. Она прошла к стойке и слегка задела его плечом. Он повернулся.

— Извините, — сказала Катя и села на высокую табуретку у стойки.

Он смотрел на нее, она это чувствовала. Ей очень хотелось оглянуться, но она сдерживала этот порыв.

«Не сейчас, — пыталась она убедить себя, — надо выдержать паузу».

И в то же время она боялась, что он уйдет. Поэтому она обернулась. И встретила немного удивленный взгляд его серых глаз.

«Ну вот и все, — подумала Катька, — кажется, это конец…»

И ринулась навстречу своей судьбе.

* * *

Олег только успел вздохнуть, как дверь в кабинет снова открылась и на пороге возникла девица. Красивая. Он ее откуда-то знал. Смутно припомнилось, что ее зовут Таня.

— Привет, — сказала она, — не подскажете, как мне найти одного вашего фотокорреспондента?

Он сразу догадался, о ком идет речь. Ему стало плохо. Он даже испугался, что его вытошнит.

Девица смотрела, ожидая ответа.

— Обратитесь к секретарю, — процедил он сквозь зубы, проклиная в душе Сашку последними словами.

Он вспомнил, кто эта девица. Частная сыщица. Еще этого ему не хватало.

Она поняла, что он сейчас взорвется. Пожала плечами и исчезла. «Слава богу, — устало подумал Перфилов. — Пускай с ней разбирается Людмила».

* * *

Секретарша в отличие от Перфилова оказалась девочкой вежливой. Она рассказала мне, где можно найти Сашу Дербенева.

Что же так потрясло невозмутимого доселе господина Перфилова? Неужели мое лицо внушает честным гражданам страх?

Во дворе редакции стояла черная «Ауди». Там общался по сотовому тот самый качок, которого я встретила, входя в приемную Перфилова. Я задумчиво смотрела на красавчика с бычьей шеей. «Слава богу, это не я напугала Перфилова!» Впрочем, детская радость владела моей душой недолго.

Что, если этот амбалище напугал Перфилова так, что тот поделился с ним адресом Саши Дербенева?

Отчего-то сей красавец связывался в моем воображении с господином Брызгаловым…

И мне это ужасно не нравилось!

Глава 6

История господина Алексанова нравилась мне все меньше и меньше. За кажущейся простотой начинали проглядывать загадки, и от этих загадок, честно говоря, немножко подташнивало.

Брызгалов… Его тень над Алексановым парила ощутимо, как грозовая туча на синем небе. И ничего приятного гражданочке Ивановой не обещала.

Личность Брызгалова приводила в трепет столь сильных мужчин, что мне, даже с моими познаниями в восточных единоборствах, лучше немедленно найти близлежащие кустики и спрятаться там, пока брызгаловская карета, грохоча, величественно скроется из вида.

Но, увы, разум не склонен был долго торжествовать в моей голове, и посему, самонадеянно решив, что бог не выдаст, значит, и свинья Брызгалов, вполне возможно, не съест, я решила копать дальше.

А дальше-то копать было мрачновато. Потому что я никак не могла отказаться от мысленной привязки прелестной девочки Ксении к происходящему ныне с господином Алексановым.

Ответить точно на вопрос, какое отношение ее смерть имеет к теперешнему шантажу, я еще не могла. Все на уровне интуиции… Стоп, Танюша… Ксения училась в художественной школе… Мельников говорил, что по делу проходила свидетелем Вероника Бурцева. А Веронику я очень хорошо знала. Я пододвинула к себе телефонный аппарат. Номер Вероникиного телефона я помнила. Сколько раз я ей звонила? Последнее время связь наша была нарушена. Вероника отчего-то перестала появляться. Юношескую нашу дружбу разрушили время и дела… Проклятые дела! Я набрала номер Вероники. Трубку подняла ее мама. Как это ни странно, она меня помнила.

— А Вероника уже почти год живет в Санкт-Петербурге, Танечка, — сообщила она. — Дать тебе ее телефон?

Вероника в Питере! Неудача… Телефон я записала, поблагодарила милую женщину и задумалась. Говорить об интересующем меня вопросе по телефону не очень-то хотелось… Но что делать? Другого выхода у меня не было. Я попыталась позвонить в Питер. Сегодня мне не везло. Вероникин номер отвечал холодными длинными гудками… Осознав тщетность попыток, я повесила трубку.

* * *

— Извините, — сказала странная девочка, — у меня нет сигарет… Вы не одолжите мне одну?

Она смотрела ему в глаза прямо и открыто. Он протянул ей пачку. Она кивнула и пробормотала: «Спасибо».

Он допил кофе и направился к выходу. Краем глаза он заметил, к собственному удивлению, что девчонка погасила сигарету и пошла следом за ним.

Он пожал плечами. Интересно, что ей от него нужно?

— Я кажусь вам нахальной? — услышал он за спиной и обернулся. Она смотрела на него такими глазищами, что ему стало немножко ее жаль.

— Нет, — покачал он головой, — я просто не могу понять, что вам нужно от меня…

— Ничего, — откровенно призналась девушка и покраснела.

Его это немного развеселило. Уже год он не мог рассмеяться. Уже год… Сейчас на его губах появилась улыбка. Девчонка была похожа на воробья.

— Меня зовут Катя, — улыбнулась она робко и протянула ему ладошку. — И вы мне очень нравитесь…

— Спасибо, — немного растерялся он, — меня зовут Сергей…

Они не знали, что делать дальше. Оба. Поэтому посмотрели друг на друга и рассмеялись.

Он снова удивился. Оказывается, способность смеяться у него еще осталась.

Он посмотрел в ее глаза. И ему показалось, что она просит его о защите. Что-то в этой девчонке было не так. Похоже, ее нормальная жизнь была разрушена чьей-то злой волей. Так же, как его жизнь когда-то была перевернута с ног на голову. Теперь он сам стал носителем зла. Нечаянно.

Он не мог сказать, зачем поцеловал ее руку. Она взглянула испуганно. Она не ожидала такого жеста.

Высвободив руку и прижав ее к груди, она застыла, вопросительно глядя на него своими глазищами.

* * *

Уже почти безнадежно я набрала номер «Октябрины». Ничего хорошего от сегодняшнего дня ждать не приходилось. Невезение сопровождало меня на каждом шагу.

— «Октябрина», — услышала я хрипловатый женский голос. Наверное, именно так должна разговаривать сексапильная особа. Надо будет потренироваться.

— Добрый вечер, — начала я, — я по объявлению.

На другом конце провода озадаченно молчали. Наверное, женщины устраивают празднества и презентации самостоятельно, не пользуясь помощью «Октябрины». Или вообще предпочитают обходиться без праздников.

— Что вам угодно? — осторожно осведомилась «Октябрина».

— Моя фирма хочет провести банкет по случаю двухлетия, — соврала я, — видимо, нам не обойтись без помощи профессионалов…

«Октябрина» все еще пребывала по этому поводу в загадочном молчании. Я кашлянула, робко напомнив о своем существовании.

— Вы куда звоните? — решила наконец заговорить «Октябрина».

— Я по объявлению! — повторила я. — Вы же сами предлагаете помощь в проведении банкетов!

— Деточка, — мягко засмеялась «Октябрина», — попроси перезвонить нам своего босса… Хорошо?

С этими словами «Октябрина» положила трубку. Ах, черт возьми! Какая невежливость… Ладно. Найдем им босса! Я быстро набрала мельниковский номер.

— Алло? — услышала я голос верного Андрюшки.

— У меня проблема с «Октябриной», — объявила я.

Андрюшка задумался. Потом осторожно спросил:

— Ты на них наехала?

— Нет, — отмела я такую возможность, — они не хотят со мной разговаривать. Требуют, чтобы им позвонил ты…

— Я?! — искренне удивился Мельников. — Зачем я им понадобился?

— Да не ты конкретно, — поморщилась я. — Мужской голос. Мой босс… Понял?

— Слушай, тебе что нужно? — начал раздражаться Мельников. — Вызвать на дом девочку?

— Догадался, — усмехнулась я. — Конкретно — Маргариту.

— Ладно, — буркнул он, — что-нибудь придумаю… На какое время?

— Что — на какое время? — не поняла я.

Мельников пояснил:

— Встречу вам назначать на который час…

— Как будет угодно Маргарите, — улыбнулась я.

— Жди, — приказал Мельников и повесил трубку.

Ждать я не люблю. Но приходится иногда заниматься именно этим. Моя энергия требовала выхода. Телефон занимать никак нельзя. Поэтому я вынуждена была смириться с бездарным времяпрепровождением. До мельниковского звонка я успела выпить пять чашек кофе, обдумать ход беседы с Маргаритой и попробовать найти связь между Ксенией Разумовой и шантажистом. Здесь у меня вышел прокол. Ксения с шантажистом не связывалась… Как я выяснила с помощью перфиловской секретарши, сенсационный материал об Алексанове ожидали от Александра Дербенева. А он никакого отношения к Ксении не имел… Впрочем… Они ведь были почти ровесниками. Одно поколение… Александру, судя по описаниям, было примерно лет двадцать. А что, если он был в нее влюблен?

Мои размышления прервала резкая, призывная трель телефона. Андрюшка. Я подняла трубку. Это был действительно он.

— Таня?

— Да…

— Завтра, в половине четвертого возле оперного театра. Тебя будет там ждать Валентина.

— А Маргарита?

— С ней что-то темнят, — сообщил Мельников. — Завтра попробую выяснить поконкретнее. Говорят, что она уехала отдыхать в Испанию.

— Поделись, как тебе удалось добраться до них?

— Потом, — поморщился Андрей, — еще достал тебе адрес Владика.

— А этот мне зачем? — удивилась я. — Я в услугах «Октябрины» не нуждаюсь… Хотя я искренне благодарна тебе за заботу, но не стоило выбивать из них для меня мужчину…

— Это Маргаритин сутенер. — Мельников отчего-то пребывал в плохом настроении и шутить ему не хотелось. Но помощь его была неоценима. Адрес я записала. Владик жил в хорошем районе. Наверное, быть сутенером довольно прибыльно…

— Что бы я без тебя делала? — вздохнула я. — Так тебе я благодарна.

— Не стоит, — прикинулся благородным Андрюшка, — завтра поблагодаришь. Когда я выясню, куда уехала таинственная Марго.

Он повесил трубку. Что-то у меня проявилось. Начинало проясняться. Завтрашний день обещал подарить несколько открытий. Я вздохнула. Попробовала опять набрать Вероникин номер. Трубку не брали. Ну и ладно. До Вероники я дозвонюсь попозже…

* * *

Они гуляли уже второй час. Он удивленно смотрел на нее. Девочка казалась открытой. Почему она к нему подошла?

— Мне холодно, — пожаловалась она.

Он не знал, что делать.

— Давай зайдем ко мне, — предложил он, — там найдется чуть-чуть кофе.

Она улыбнулась. Это именно то, чего она хотела. Попасть к нему.

Они подъехали к его дому. Катьку поразила запущенность его одинокого обиталища.

Он включил чайник. На окне стоял магнитофон. Катька нажала на кнопку.

Из магнитофона полились звуки «Бразильской Бахианы». Катька очень любила эту странную и красивую музыку.

Она закрыла глаза. Как хорошо, что он понимает ЭТО. Сашке не хватало именно душевной тонкости.

Катька почувствовала на себе его взгляд. Немного настороженный. Но нежный.

Она открыла глаза.

Он смотрел уже не на нее. Его взгляд был обращен на портрет. На стене висела фотография девушки. Почти ребенка. Катьку поразила ее красота. Удивительная нежность и правильность черт. Сердце сжалось. Катька почувствовала, что ей хочется заплакать. Она не была такой красивой, как эта девушка. Она почувствовала, что он принадлежит этой красавице. Только ей одной…

— Кто это?

Он оставил вопрос без ответа. Отвел от нее глаза и прошептал:

— Ее больше нет…

Катька догадалась, что не имеет права на вопросы. Но ей захотелось быть с ним откровенной. Отомстить ему своей откровенностью за то, что он так любит другую женщину. Она посмотрела на него и сказала:

— Я видела тебя. ТАМ.

Он смотрел, не понимая.

— В Адымчаре, — пояснила она.

Он вздрогнул. Его глаза стали холодными. Катька сама испугалась совершенного поступка. Она поняла, что Робин может уйти. Спрятаться в панцирь недоверия… Катя попыталась исправить свою ошибку. Она дотронулась до его руки и пообещала:

— Я никому не скажу. Никогда.

Он поглядел в ее глаза. Странно. Сейчас, именно сейчас, ему отчетливо вспомнилась другая девушка… Та, которая погибла по его вине. Невольно заплатив за то зло, которого не совершала…

«Перестань, — сказал он себе, — она была проституткой, она заслуживала смерти… Почему Ксении нет, а та шлюха должна существовать? Она ведь была согласна с правилами алексановской игры… Она жила по их шакальим законам. Вряд ли она заслуживает жалости!»

Но он понимал — это не так. Где-то внутри еще дышал прежний Сергей. Добрый, не способный обидеть никого на свете. Растерянный, потому что не знал, как жить, когда мир рушится. Наивный, потому что все еще верил, что изменится «направление пути». Как в детской песенке — «Завтра ветер переменится…». А ветер не менялся. Один раз он превратился в ураган, раскидал Сережину жизнь, превратил ее в кошмар — и улетел. После этого настал полный штиль. Сережа усмехнулся. Стоит ли жить, если единственное, что тебе осталось — месть? Тебе, воспитанному на высоких идеалах? Сколько сил вложили родители, чтобы научить тебя любить душу? И что бы они сказали, узнав, что ты стал убийцей? Он вздрогнул. Мысль, которой он боялся, обрела очертания в слове. Убийца? Куда он мог убежать от истины?

К девочке, встретившейся ему на этом пути? А насколько это честно — по отношению к ней? И не станет ли она такой же невольной жертвой его зла?

Он знал — день «отдачи последнего долга» станет его последним днем на Земле. Потом он уйдет отсюда… Нечего ему тут делать. Он становится чудовищем. А здесь и так много чудовищ…

* * *

— Я совсем забыла, Виктор Степанович!

Алексанов поднял глаза. Елена протягивала ему конверт.

— Это письмо пришло вам еще позавчера. А я забыла передать.

Он вздохнул. Елена пользовалась тем, что ее покровитель делает ее практически неуязвимой.

— А если это важная бумага? — угрожающе-тихо проговорил он. — Идите, Лена, и молитесь, чтобы это было простое письмо. Потому что…

Он не договорил. Он встретил ее вызывающий взгляд спокойно. Она стала раздражать его.

«Потому что, сука, если это важная депеша, я рассчитаю тебя в двадцать четыре часа. И никто тебя не спасет. Ни бог, ни царь, ни твой Брызгалов».

— Важные письма не посылают в таких конвертах, — спокойно ответила Елена, прибавив мысленно: «Старый, похотливый сморчок».

Она стояла у входа в кабинет, как статуя Свободы. Такая же величественная. Глаза ее были сощурены, а на губах змеилась такая гадостная улыбочка, что Алексанову захотелось кинуть в нее пепельницей. Он сдержался.

— Идите, — буркнул он и водрузил на нос очки. Распечатал конверт и вздрогнул.

Внутри конверта лежал простой листок, выдранный из ученической тетрадки. На нем красивым округлым почерком было написано стихотворение. Ничего больше. Внизу стояла дата.

Алексанов почувствовал, как лоб мгновенно покрывается испариной. Руки начали мелко дрожать. Он бросил листок на стол и закрыл глаза.

Сначала его рука потянулась к телефону, но замерла на половине пути.

Что он ей скажет? «Здрасьте, Таня. Это Алексанов. В нашем деле новые проблемы. Меня преследуют с того света».

Он опять схватил тетрадный листок. Приблизил к глазам. Горло сдавила судорога. Он почувствовал, что его сейчас вытошнит. Бросив опять листок на стол, он вскочил.

Ему не хватало воздуха, показалось, что его комната — без окон. Он выскочил из кабинета. Пробежал мимо недоумевающей Елены. И только в вестибюле, прислонившись к дверному косяку, почувствовал, как тошнота немного отпускает.

* * *

Елена присвистнула ему вслед. Интересно, что такого в этом письме? Она почувствовала острый приступ любопытства. Конечно, Алексанов мог в любой момент вернуться.

Но Елена не могла справиться с собой. Поэтому, решив, что, если ее застукают, она что-нибудь придумает, тихонечко прошла в кабинет.

К ее счастью, листок лежал на столе. Елена начала читать.

Какой-то стишок. Что же так напугало босса?

Мысль, посетившая ее, была так проста, что Елена довольно хихикнула.

Ежели Виктор Степанович так испугался появления этого листочка, то как он ужаснется, когда…

Елена сделала это быстро. И успела выйти, и даже села за стол, делая вид, что усиленно работает.

Когда Виктор Степанович опять появился в дверях, она подняла участливый взгляд и спросила:

— Что с вами, Виктор Степанович?

Виктора Степановича от ее участливого взгляда чуть опять не стошнило.

— Диорея, — буркнул он и зашел в кабинет.

Листка на столе не было.

Он почувствовал, как сердце сжимает холодная рука. Дыхание перехватило. Он прислонился к стене.

— Елена! — успел прохрипеть он и погрузился в темноту.

* * *

Владик Гольцев встретил меня на пороге своей квартиры не очень приветливо.

— Вы к кому? — спросил он, разглядывая меня настороженно.

— Вы — Владислав? — поинтересовалась я.

Он кивнул. Я улыбнулась и сообщила:

— Значит, к вам…

Для визита к Владику я подобрала скромные, но притягательные одежды. Узкая короткая юбка выгодно подчеркивала красоту и стройность ножек, а пушистый свитер желтого цвета оттенял чистоту кожи.

Мои старания не пропали даром. Владик по достоинству оценил физические данные и облизывался, как кот на сметану. Наверное, в своих смелых мечтаниях он уже видел во мне будущую соратницу по работе, приносящую ему немалый доход. Единственное, что могло его насторожить, — это моя полная профнепригодность. Пожалуй, я никогда не смогла бы работать в сфере обслуживания. Этот факт не вызывает у меня сожаления. Но у Владика вызвал. Особенно когда я представилась.

Известие о том, что я — сыщица, привело несчастного в замешательство. Он округлил глаза и попытался захлопнуть дверь. Но я не дала опуститься ему до такой степени. Человек должен быть воспитанным, даже если ему этого не хочется. Поэтому я сдержала его попытку избавиться от моего общества — легким движением руки протолкнула его внутрь и прошла сама.

Парнишка оказался довольно слаб. Во всяком случае, слишком покорно поддалось его туловище действию моей руки. Он упал на диван и уставился на меня с благоговейным ужасом.

Владик был молод, грязен и небрит. Квартирка была с претензией, но без вкуса. Кажется, большую часть свободного времени парнишка проводил за распитием спиртного и картами. Я прогулялась по комнате, пытаясь найти чистое место. Все сидячие поверхности были щедро усыпаны пеплом и хлебными крошками. Сам юноша явно не спешил проявить гостеприимство. Я вздохнула. Наконец он понял, что я ожидаю от него хоть небольшого проявления воспитанности. Он горестно вздохнул, встал и смахнул со стула вековой налет грязи. После этого движения Владик расшаркался передо мной и поклонился, прошипев:

— Прошу…

Я смерила его с ног до головы суровым взглядом, кивнула и присела на краешек. Он усмехнулся.

— Чем могу служить-с? — поинтересовался он.

— Послушай, дружок, — поморщилась я, — пока я еще не в состоянии осознать, отчего вызываю у тебя отрицательные эмоции. Но мне кажется, в твоих интересах быть немного вежливее и серьезнее.

С этими словами я задумчиво посмотрела на мой изящный острый каблук. Владик намек понял. На его сморщенном, как печеное яблоко, личике возникла и погасла злая усмешка. Да уж, тип попался очень неприятный…

— Так вот, — продолжила я, — меня очень интересует одна твоя подружка.

Он напрягся. Кажется, род своих занятий мой собеседник пытался завуалировать. Я сделала вид, что под «подружкой» я и понимаю простую приятельницу. Зачем лишний раз возбуждать в душе негативное отношение?

— Какая? — наконец вымолвил Владик.

— Маргарита…

— Откуда я знаю, где она, — вскинулся Владик. — Я ее уже два дня не видел… Она сорвалась и умчалась в Испанию.

— Ты в этом уверен?

— Конечно, — кивнул он, — если бы она была в городе, я бы знал…

Я ему поверила. Если бы Марго была в Тарасове, этот тип нашел бы ее. Как пить дать…

Наверное, мне все же удалось убедить его в необходимости помогать следствию. Он задумался и спросил:

— А зачем она вам? Что она натворила?

Я покачала головой:

— Она мне нужна как свидетель… Не более того.

— Попробуйте поискать ее у бабки, — вдруг сказал Владик. — Честно говоря, если ее там нет, она точно в Испании.

— А ты сам у бабки ее искать пытался?

— Да вы что? — округлил он глаза. — Я бабку больше смерти боюсь… Если у Марго назрела бы необходимость спрятаться от всех, она бы спряталась именно у бабки…

Поднявшись, он достал рваное подобие записной книжки и, полистав его, воскликнул: «Нашел!» Он протянул мне адрес Маргаритиной бабки. Что ж. Попробуем поискать там.

— Кстати, если вы ее найдете, передайте — пусть вернет Ленкин кулон… Она знает. Сердечко с брюликом… Ленка злится! — крикнул он мне вдогонку.

— Если найду, непременно передам, — пообещала я.

* * *

Выйдя из обшарпанного подъезда, я осмотрелась. На скамейке перед домом качала в коляске младенца юная мамаша. В нескольких шагах отсюда располагался детский садик, откуда неслись звонкие голоса. Мирная картина… Насколько контрастна жизнь! На шестом этаже живет сутенер…

А у Мельникова на столе — пухлая папка с описаниями зверских убийств несовершеннолетних девиц. Жертв чьей-то похоти. Между всем этим находится Таня Иванова, пытающаяся защитить развратного старца от шантажа. Для этого необходимо найти загадочных девушек, из которых одна разъезжает по испаниям… А интуиция подсказывает мне, что ни в какие испании Марго не уезжала. Значит, она прячется. А если Марго прячется, есть у нее для этого свой резон. Не связана ли она с моим Дербеневым?

Вспомнив о Дербеневе, я опять задумалась. Пока его телефон хранил гордое молчание. Встретиться с ним мне хотелось, но только после того, как я найду его сообщницу. Маргариту.

Я дошла до машины. Ехать до Борисова Оврага, где жила Маргаритина грозная бабка, было недалеко. Поэтому я домчалась быстро. Поплутав по узким улочкам частного сектора, я наконец обнаружила полуразвалившуюся хибару с огромным белым номером «50». Именно здесь обитала Маргаритина бабка.

* * *

Калитка скрипнула, впуская меня в сад. Оказавшись внутри, я поняла, что обитатели этого домишки являются горячими поклонниками яблок. Яблони были широко представлены здесь — начиная от банальной антоновки и кончая редким кортлендом. Везде царили порядок и чистота. После Владикового кошмара это было приятно. Я прошла по аккуратной дорожке к дому и постучала в белую, недавно покрашенную дверь.

— Сейчас! — услышала я женский голос. Потом раздались шаги, и на пороге появилась женщина лет семидесяти, моложавая, стройная и подтянутая. Назвать ее бабкой я бы не решилась. Оглядев меня с удивлением, она спросила:

— Вам кого?

— Я Маргаритина подруга, — сказала я.

— Однокурсница? — переспросила женщина. Я на всякий случай кивнула. Женщина посмотрела на меня и вдруг схватилась за сердце. — Что-нибудь случилось? — спросила она. — С Ритой?

— Нет, нет, — покачала я головой, — просто я ее ищу. Говорят, она уехала… Может быть, вы знаете куда? У нее остался мой конспект…

— Да никуда она не собиралась, — сказала «бабка». — Значит, она в городе. Опять Владька на горизонте возник, гаденыш… Испортит он Ритке жизнь. Вы бы с ней поговорили!

— А мне сказали, что она собиралась в Испанию, — сказала я.

— Куда? — переспросила женщина. — В Испанию? На какие шиши она туда поедет? Здесь ищите. У Владьки. Если найдете — срочно пусть домой идет. К бабке. Запомните?

Я кивнула. Запомню, конечно. Только когда произойдет наша встреча с Марго — я не знаю. Надеюсь, скоро…

* * *

Уже в машине я достала сотовый и набрала мельниковский номер. Он должен был попытаться выяснить, уезжала ли некая Маргарита Тушина из Тарасова в Испанию. Номер ответил сразу, и Мельников, услышав мой голос, лаконично изрек:

— Не уезжала. Отсюда уехала только одна Маргарита. И ей семьдесят лет. Кроме того, фамилия у нее испанская. И в Тарасове она была по делам «Гринпис».

— Ты уверен?

— Угу. Не так уж много рейсов на Испанию.

— Она могла через Англию рвануть, — предположила я.

— Могла, — согласился он, — но я проверил все рейсы. Единственная Маргарита — пожилая. Так что твоя девочка явно прячется. А вот от кого или от чего — я не знаю. Попробуй выяснить сама. Хорошо?

Он положил трубку. Что ж, хорошо. Значит, Маргарита в Тарасове. Попробуем ее найти.

* * *

Вот уже полчаса я дежурила возле оперного театра в ожидании некой неведомой Валентины. То ли оттого, что сия дама намеревалась прийти в красном, то ли из-за специфики ее занятий, но отчего-то в моем воображении поселилась жгучая брюнетка с алой розой в волосах и с кровавым ртом.

Рядом на лавке сидела бледная, как шотландская роза, девица с крашеными соломенными волосами и терпеливо курила, поглядывая на меня с интересом.

Я не обращала на нее никакого внимания, поскольку одета она была в темно-розовый плащ и ничего красного в руках не держала.

Кроме того, внешность ее была, хоть и немного вульгарной, но не вызывающей. Напротив, я скорее причислила бы ее к скромницам.

Я начала нервничать. Валентина была мне нужна. Ее любезное согласие встретиться со мной я расценила как дар судьбы. Теперь мой дар исчезал в туманной дымке, и как мне подбираться к гнусному шантажисту, я не ведала.

«Ну что ж, — решила я, вздохнув про себя так тяжело, что и у жестокого разорвалось бы сердце от жалости к несчастной Тане, — придется уйти в безнадежную мглу неизвестности».

В это время соломенная шотландка встала, подошла ко мне и спросила низким хрипловатым голосом:

— Извините, вас не Таня зовут?

Я изумленно уставилась на нее.

Она рассмеялась и протянула мне руку:

— Я — Валя. Меня просил прийти на встречу с вами Андрей Николаевич Мельников…

Валя была настолько не похожа на путану, что я очень долго смотрела на нее молча. Потом решила, что какая была путана, такую и прислали — нечего возмущаться ее нетипичностью, надо брать то, что дали. Поэтому я прекратила удивляться и постаралась быть приветливой.

Валя мое замешательство заметила и немного им забавлялась. Впрочем, она была явно девочкой незлобивой, потому как пригласила меня выпить кофе. Я согласилась. Вести разговор в кафе гораздо удобнее, чем торчать на холоде, и мы отправились на проспект.

— Меня интересует один из ваших клиентов, — начала я.

— Только давайте договоримся, Таня, что мы не будем говорить о… Ну, не станем касаться особенностей их сексуальных пристрастий.

С этим я была согласна. Обсуждать, на что способен в постели Алексанов, мне не хотелось.

— Валя, — спросила я, — наверное, Андрей предупредил вас, что разговор будет касаться не только Алексанова?

Она кивнула и посмотрела в сторону.

— Да… Он говорил. Кажется, у Алексанова неприятности?

— Очень большие, — вздохнула я, — и у меня подозрение, что ваша подружка Маргарита напрямую с ними связана…

Мне показалось, что Валя вздрогнула и отвела взгляд. Через минуту она смотрела на меня совершенно спокойно.

— Маргариты сейчас в городе нет. Она уехала в Испанию.

Опять Маргариту отправили в Испанию! Значит, девочки заодно? Но в Испанию ее отправлял и Алексанов… А он-то не мог шантажировать себя сам!

— Что она за человек? — поинтересовалась я. — Вы с ней дружны?

Валя вздохнула.

— Немножко взбалмошна, — ответила она, — немножко любит деньги.

Она замолчала. К столику подошел молодой человек и начал тихо разговаривать с Валей. Она посмотрела ему в глаза и засмеялась.

— Что он хотел? — поинтересовалась я, когда он отошел.

— Вас, — засмеялась Валя. — Он меня знает. Думал, вы теперь вместо Маргариты. Сказал, что вы сексуальнее ее. — Я почувствовала, как щеки заливает красная волна возмущения.

Валя это заметила. Похоже, ситуация ее позабавила.

— Не обращайте внимания, — посоветовала она.

Валя явно с трудом сдерживала смех. Я посмотрела на нее. И поняла, что, кажется, я прокололась. Валя держится с потрясающим самообладанием. Она ничего не скажет, даже если ей что-то известно. Впрочем…

— Валя, вы с Маргаритой и с Алексановым были двое суток назад в Адымчаре?

Она кивнула.

— А что случилось? — поинтересовалась она. — Алексанов на что-нибудь жаловался?

— Нет, — ответила я, — но в ту ночь с вами не происходило ничего странного?

— Я не заметила, — поспешно ответила она.

Слишком поспешно. Значит, либо она заметила, что их снимают, либо… Она знала?

— А когда должна вернуться Маргарита?

Мой вопрос странно на нее подействовал. Ее спина выпрямилась, и я почувствовала ее замешательство. Валя опустила глаза. Губы ее сжались. Она растерянно посмотрела в сторону, ища подсказку.

— Не знаю, — наконец решилась она на ответ.

Ситуация с Маргаритой начала возбуждать во мне любопытство.

Хорошо. Пусть она так срочно решила дунуть в Испанию, что только ураган остался после нее. Пусть никто ничего про нее не знает. Может, она решила начать новую жизнь. Благонравную и исполненную чистоты и целомудрия. Даже имя по этому поводу сменила. Может быть, ее вообще теперь зовут Авдотьей. Или сеньоритой Консуэло де Рамирес. В конце концов, где и начинать новую жизнь, как не в Испании?

Я бы тоже туда уехала начинать новую жизнь. Хоть сегодня согласна.

Но — что-то не так. Мельников прав.

Ответ напрашивался сам собой — Маргарита связана с шантажом.

Опять неувязка. Именно Алексанов первым сказал о путешествии в Испанию.

Я посмотрела на Валентину. Она сидела с тоскливым видом, глядя на меня, как школьник, уставший от уроков, смотрит на надоевшую учительницу.

Похоже, я ничего из нее не вытяну.

— Таня, — решилась она, — я ничем не смогу вам помочь.

Ее взгляд говорил: «Даже если я что-то знаю, я не скажу тебе». Я кивнула. Хорошо. Пусть идет.

Мы попрощались.

— Валя, — рискнула я, — если появится Маргарита или вы что-то вспомните, позвоните мне.

Я протянула ей свою визитку. Она посмотрела мельком, кивнула и засунула ее в карман.

Надежда на то, что она позвонит, была минимальной. И все-таки отметать ее не хотелось.

Что-то в этой истории было не так. И Маргарита не давала мне покоя. Именно в ней было дело. В уехавшей невесть куда Маргарите. Я чувствовала это нутром.

И Маргарита чем-то связана была с девочкой Ксенией.

* * *

Елена не знала, что ей делать. В кабинете стойко пахло корвалолом. Алексанов сидел с остановившимися глазами и тяжело дышал. Налицо были все признаки сердечного приступа, и она была к этому причастна.

Елена приняла решение быстро. Она прошла в женский туалет и, порвав листок со стихотворением на мелкие клочки, выбросила его. Задумчиво проводив взглядом кружащиеся в потоке спущенной воды белые лепестки, улыбнулась.

Теперь никто не узнает о странном стишке. А значит, она ни при чем.

Хотя… Интересно, отчего это стихотворение произвело на босса такое впечатление? Елена напрягла память, попытавшись вспомнить, что же там было написано. Но так как она прочла в своей жизни одну-единственную книгу, да и та оказалась «Книгой о пиве», она не смогла вспомнить ни строчки. Что-то там было о смерти, в этом она была готова поручиться.

Она вообще не очень понимала стихи. И не стала бы впадать от них в истерику. Если только…

Елена усмехнулась. По всей видимости, ее босс с этим стихотворением связывал что-то из прошлой жизни. Но что?

* * *

Алексанов приходил в себя. Дышать было еще трудно, но тупая боль почти прошла.

Он вспомнил о стихотворении. Куда же оно могло подеваться? Алексанов опять почувствовал приступ страха.

«Прекрати, — подумал он, — ты становишься каким-то мистиком. Ничего нет, и ты это знаешь. Мы смертны. Мы произошли от обезьян».

Скорее всего, пока он уходил, Елена решила убраться. И выкинула листок.

Он пошарил глазами. Листка нигде не было.

Он вздохнул и нажал кнопку вызова. Елена моментально появилась на пороге.

— Ты не видела здесь, на столе, тетрадный листок со стихотворением? — спросил он.

Елена поежилась под его взглядом, но ей хватило самообладания невинно пожать плечами.

— Нет, — ответила она, — я ничего не видела.

Он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

«Ничего, — сказал он себе, — ничего не было. Ты все придумал. Тебе померещилось».

Он почти поверил себе.

* * *

Вечер надвигался на город с неумолимой быстротой. Сентябрь украсил деревья осенним золотом, и мир вокруг меня напоминал гребенщиковское «Золото на голубом». Это было красиво. Я вдыхала запах осени, разреженный и легкий, и мне не хотелось думать о таких противных вещах, как алексановские проблемы.

Я присела на лавку и закрыла глаза. Легкий ветерок легонько погладил меня по щеке.

Почти ушло ощущение опасности, которую я чувствую солнечным сплетением. Я заставила себя расслабиться.

«Господи, — подумала я, — и отчего люди не могут жить просто и ясно, наслаждаться этим осенним вечером, вставать по утрам и петь от счастья, что сегодня опять взошло для них солнце? Почему они не хотят наслаждаться каждым моментом коротенького чуда по имени Жизнь?»

Как бы опровергая мои философские размышления, мимо прошла пьяная компания. Отвратительные мужики с внешностью, благодаря которой можно было смело заподозрить, что большинство нашего населения принадлежит к уголовным структурам, издавали непотребное ржание и громко матерились. Тут же присутствовали боевые подруги, изрядно накрашенные и тоже пьяные.

Один из этой веселой компании обратил на меня свое благосклонное внимание и, присвистнув, остановился.

Я встретила его похотливый взгляд с полным спокойствием. Он воспринял мое спокойствие как одобрение его дальнейшим действиям и в мгновение ока оказался рядом, гнусавым голосом протянув:

— Ой, какие мы симпатичные!

От него несло таким перегаром, что я пожалела, что не таскаю с собой в сумке противогаз для общения с подобными личностями.

Единственное, что я могла себе позволить, — это отодвинуться от моего назойливого ухажера.

Не уходить же, позволив ему считать себя сильным.

Он засопел. Я поняла, что, отодвинувшись, его обидела. И сейчас он начнет громко выражать негодование на единственно доступном для него языке.

Так и случилось. Переводить его речь было довольно трудно.

Но я попробую.

«О, великолепнейшая из дам моего сердца, неужели мой аромат вынуждает вас так сразу оставить меня в безнадежной тоске одиночества? Я обижен вашим невниманием, и мне тяжело воспринять отказ дальнейшего диалога с вами, смирившись до…»

Мой рыцарь от гнева и спиртного был красным, и глаза его угрожающе вращались. Спутники застыли, с интересом ожидая дальнейшего развития событий, явно рассчитывая, что он вмажет мне по зубам.

Похоже, он внял им более, чем голосу рассудка.

Он засучил рукава и, крякнув для пущей острастки, схватил меня за воротник, попытавшись поднять со скамьи.

Я не хотела его слишком наказывать. Но из-за неудобства моего положения рассчитать силу удара было трудно, и он получился чересчур сильным.

Бедняга согнулся и, судя по репликам, был не очень лестного мнения обо мне.

Меня это не расстроило. Мой поступок его разозлил. И не только его. Вся компания двинулась в мою сторону с явным намерением научить меня правильному обращению с цветом общества. В это время случилась странная вещь. Между ними и мной с резким свистом пролетела стрела и воткнулась в траву, заставив моих врагов осмотреться. Вокруг не было ни души.

Они остолбенели, уставившись с испугом на стрелу. Кажется, их серьезно напугали.

Мигом протрезвев, мои преследователи смотрели то на меня, то на стрелу глазами, полными непонимания. А непонимание для моих аборигенов было страшнее пистолета.

Поэтому, когда они, не сговариваясь, развернулись и быстро, еще стараясь сохранить свое пролетарское достоинство, семенящими шажками удалились, я рассмеялась.

Я подняла стрелу и внимательно ее рассмотрела.

Потом огляделась. Моя надежда обнаружить доброго Робин Гуда, пришедшего мне на помощь так вовремя, не оправдалась.

Я засунула стрелу в сумочку. Ее конец предательски торчал из нее.

Но я не могла оставить добрую освободительницу валяться на земле.

— Эй! — попыталась я позвать ее владельца. Ответом было молчание.

Я посмотрела в сторону, откуда она прилетела. Никого…

Что ж. Я пожала плечами. Раз мой освободитель предпочитает оставаться инкогнито — его дело.

У меня осталось напоминание о нем в виде этой стрелы. Похоже, она станет мне дорога. Нечасто случается стать героиней такого романтического приключения.

Поэтому я смирилась с испуганным вниманием троллейбусных пассажиров, разглядывающих странный предмет, торчащий из моей сумки.

Не могла же я объяснять каждому, что она просто вовремя прилетела неизвестно откуда, спасая детектива Иванову от уличных пьяных хулиганов!

* * *

Ночью мне снились кошмары. Началось все с того, что я шла по Тарасову, но только Тарасов был странным, потерявшим обычную солнечную приветливость. Был он смурной, как с похмелья, и окутанный лондонским смогом, да еще таким, что в двух шагах не увидать было соседа.

Я шла, намереваясь купить подсолнечного масла, за которым стояла огромная очередь очень упитанных людей, и все они были с большими канистрами.

Подойдя, я вежливо осведомилась у тетки необъятных размеров, стоящей последней со сложенными на животе руками, кто крайний.

Она развернулась, смерила меня с ног до головы недобрым взглядом и воскликнула:

— Да вы крайняя!

И почему-то я заплакала. Я очень не хотела быть крайней.

— Нет! — закричала я, размазывая по лицу слезы. — Я не крайняя!

Очередь с канистрами развернулась в мою сторону и начала разглядывать меня с осуждением.

— Вы только посмотрите на нее, — всплеснула руками толстуха. — Она не хочет быть крайней!

Народ в очереди зашушукался: «Наглая какая… Крайними все хотят быть, а она… Фря какая выискалась…»

От этакого незаслуженного обвинения я была готова умереть на месте. Я сразу представила себя неведомой фрей, и от этого мне стало совсем плохо. Я вдруг увидела, что бочка с маслом живая и мне улыбается, приветливо машет при этом ручкой. Присмотревшись, я поняла, что это вовсе не бочка, а Алексанов, наполненный подсолнечным маслом.

В лысине у него была дырочка, а из дырочки торчал краник. И из этого краника вытекало подсолнечное масло.

Я развернулась и побежала. Добежав до дома, я заперлась на все замки. Потушила везде свет и забралась с головой под одеяло. И правильно сделала — потому что через минуту в мою дверь начали звонить. Я поняла, что это мои преследователи из очереди, и решила, что дверь открывать не стоит. Однако звонки продолжались…

* * *

Я проснулась. За окном властвовала темнота. На часах было четыре утра.

Я вспомнила, что мне снился кошмар, и проснулась я от настойчивых звонков в дверь.

Я эти дурацкие звонки ночью ненавижу. Есть в них нечто подлое, и запах у них неприятный. Зловещий…

Прислушавшись, я с облегчением вздохнула. Впрочем, для полной уверенности я все-таки подошла к двери и посмотрела в «глазок». Там никого не было. Пустота лестничной площадки меня обрадовала.

Я спокойно легла снова. Закрыла глаза.

В это время зазвонил телефон.

Я подскочила. Так. Значит, звонки все же имели место. Ладно. Телефон все-таки лучше, чем ночные визитеры.

Я взяла трубку.

— Алло?

На другом конце молчали.

— Алло, — повторила я.

— Здравствуй, Эмми, — услышала я чей-то глухой прерывистый голос. — Эмми?

— Вы не туда попали, — вздохнула я и повесила трубку. Никаких Эмми тут нет. Одни Тани.

Тани, которые не хотят быть в этой жизни крайними…

Я опять легла и погрузилась в темноту без снов. И слава богу. От снов я немножко устала.

Глава 7

Утро началось для меня радостным трезвоном телефона. Телефон надрывался так, что я почувствовала острое желание задушить его подушкой.

С трудом подавив в себе зверское начало, я встала и сняла трубку.

— Алло? — пробормотала я полусонно, вдевая руки в рукава махрового халата.

— Танечка, доброе утро, — услышала я раскатистый властный голос Алексанова. — Наверное, я вас разбудил?

Я посмотрела на часы. Стрелки застряли между половиной девятого и девятью. Интересно, считается ли это время для Виктора Степановича поздним для сна?

Впрочем, я эти мысли прогнала и сообщила по возможности бодро, что я уже давно встала и нахожусь в ратных подвигах трудовых будней.

— Как ваши дела? — поинтересовался он.

— Нормально, — ответила я, — к вечеру сообщу вам точные координаты шантажистов…

— Нам непременно нужно встретиться раньше, — решительно произнес мой неугомонный клиент.

— Что-нибудь случилось? — спросила я. Тон Алексанова меня напугал. Кажется, с ним произошло нечто экстраординарное. Мне показалось, что он напуган куда более вчерашнего.

— Да, — ответил Виктор Степанович.

Я вздохнула. Мы договорились встретиться через полчаса, а это значило, что у меня хватит времени только на чистку зубов и натягивание джинсов и джемпера.

С тоской посмотрев в сторону чайника, я была вынуждена ограничиться мысленным завтраком и в некоторой грусти по этому поводу вылетела на улицу, где меня поджидала машина, любезно присланная за мной господином Алексановым.

* * *

Катя проснулась поздно. Она с удивлением обнаружила, что Сашка явно уже куда-то ходил. Он сидел в кресле со значительным видом, погрузившись в чтение газеты.

Катя вздохнула. Когда он напускал на себя важный вид, это значило — он совершил очередную глупость.

Вставать не хотелось совершенно. Она зажмурилась и улыбнулась, вспоминая вчерашний день.

Перед ней стоял загадочный Робин с его непостижимой улыбкой.

Но явь вторгалась в ее мир жестоко и непреклонно. Перед чуть прищуренными глазами возникла Сашкина физиономия.

— Проснулась? — спросил он нежно. Катьке стало нестерпимо стыдно. Сашка ее любил. Просто он немножко бестолковый и мечтает стать Рокфеллером. Но ей повезло.

Повезло… Она была счастлива. Ей повезло ВЧЕРА. Перед глазами опять появился этот немножко странный юноша.

Она почувствовала прикосновение к щеке теплых Сашкиных губ. Открыла глаза и улыбнулась ему. При этом Катя ощущала себя предательницей.

Сашка смотрел на нее не так, как обычно. В его глазах появилась серьезность и почти неуловимая грусть.

Как будто он почувствовал, что теряет ее.

— Да… — протянула она, сладко потягиваясь.

— Хорошо, — сказал Сашка очень серьезно, — потому что мне нужно уйти. Я вернусь через час.

Катька все поняла. Она подскочила на кровати. Рубашка сползла с худенького плеча.

— Саш, давай на все плюнем, а?

В ее глазах стояла мольба. «Если он сейчас откажется, — решила она про себя, — я забуду про Робина. Я про все забуду. Если он откажется от своих дурацких планов».

Он усмехнулся. «Женщины, женщины… Какие же вы трусихи», — подумал он. Поцеловал ее и вышел.

Катька осталась одна. В душе бушевали гнев и обида. Она сидела в кровати, подперев подбородок кулачком, а по ее щекам катились слезы.

* * *

Мое путешествие проходило в томительном молчании. Шофер Виктора Степановича явно не относился к разряду болтунов. На все мои попытки пообщаться он отвечал неизменно вежливой улыбкой, но рта при этом принципиально не открывал.

После нескольких моих поползновений я поняла, что все тщетно, и замолчала. Шофер мое молчание воспринял с явным облегчением.

Я смотрела по сторонам.

Мы проезжали по Центральной, мимо домов-многоэтажек, и наконец свернули на набережную, проехав по которой, остановились возле огромного особняка с железными воротами.

Именно там обитал господин Алексанов.

Мне открыли дверь, и я вошла, почувствовав себя на приеме у крестного отца мафии.

Мой «дон Вито» ожидал меня в кабинете, обстановка которого явно диссонировала со скромным кабинетом в офисе.

Здесь царили роскошь и уют.

Огромное кресло с велюровой обивкой и позолоченными виньетками почти погружало в себя полную фигуру хозяина.

При виде меня Алексанов поднялся и протянул мне руку.

— Доброе утро, Танюша, — приветствовал он меня, — надеюсь, что я не показался вам чрезмерно назойливым.

Я вежливо улыбнулась и заверила его, что ничего страшного в его просьбе не было.

К счастью, он вознаградил меня прекрасным кофе с круассанами, внесенным в кабинет прелестной феминой с длинными кудрями и глазами пугливой газели.

— Они позвонили, — сообщил мне Алексанов немного трагическим голосом.

Я подняла на него глаза.

— Требуют, чтобы кейс с деньгами был положен в камеру хранения. Сегодня.

Я кивнула. Что ж, когда наживка появится, заловить рыбку не составит особого труда.

Отчего-то я подозревала, что за деньгами явится пропавшая Маргарита.

— Что мы будем делать?

Взгляд Алексанова был вопросительным и немножко растерянным.

— Ничего, — пожала я плечами, — ждать визитера. Должен же кто-то прийти за деньгами.

По выражению глаз Алексанова я догадалась, что он ожидал от меня чего-то иного. Наверное, он боялся, что я не успею и кассета уйдет у него из-под носа.

Честно говоря, я и сама допускала такую возможность. Но меня это волновало куда меньше, чем Виктора Степановича.

— А вы что предлагаете? — осведомилась я.

Он покачал головой. Надежда у него была только на меня.

— Может быть, положить куклу? — осмелился мой клиент.

— Может быть, и куклу, — согласилась я, — только тогда где гарантия, что вместо нужной кассеты вам не предложат «Красную шапочку»?

Он опустил глаза. В принципе возможность получить шедевр порнографии вместо жизненно необходимого материала существовала и при отдаче наличных.

Но мне нравилось мучить Алексанова. Что-то было в нем неприятное, склизкое.

В его глазах ясно читалось робкое, но стойкое недовольство моей персоной. Высказаться откровенно он опасался — моя реакция могла быть непредсказуемой.

Черт побери, я жалостлива. Мне стало жаль несчастного, и я смилостивилась.

— Ну, хорошо, — решила я, — давайте, кладите вашу куклу. Только не Барби.

Он угодливо рассмеялся.

Так мы и решили поступить. Сверток был уложен в черный блестящий кейс и передан в руки молчаливому крепышу-шоферу с надлежащими указаниями. А я…

Я должна была подготовиться к слежке.

Потому что мое дело было выследить идиота, решившего насмерть запугать господина Алексанова.

* * *

Катька лежала в кровати, пока дверь за Сашкой не захлопнулась. Только тогда она села и опустила ноги на пол.

Ногам сразу стало холодно. Катька пошарила ими в поисках тапочек. Но они пропали.

Ладно. Катька решила сегодня не ворчать. Она потянулась, и в это время хлопнула входная дверь.

Катька вздрогнула. Значит, Сашка вернулся. Что-то забыл. Вечно он все забывает, вздохнула Катерина. Теперь пути не будет. Возвращаться не к добру.

— Саша? — крикнула она вопросительно.

Никто не ответил. Катька прошлепала босыми ногами в коридор. Там никого не было.

«Показалось», — подумала она.

Она разыскала тапочки, втиснула в них озябшие ноги и, напевая, отправилась на кухню. Через час она увидит Робина.

Через час она ненадолго забудет о Сашке с его вечными глупостями и неприятностями.

Она зажгла огонь на плите. Поставила чайник.

В коридоре отчетливо скрипнула половица.

Катька напряглась.

«Что это?» — подумала она. Ей стало страшновато.

Почему-то ей вспомнился хичкоковский «Психоз».

Она напряженно вслушивалась в тишину, пытаясь уловить звуки. Напрасно. Все было тихо, как в танке.

«Показалось», — подумала Катерина, наливая себе в чашку чай.

Где-то во дворе раздавались позывные «Европы-плюс».

Смеялись дети, и скрипели не смазанные качели.

«Наверное, их я и услышала», — решила Катька и улыбнулась собственным страхам.

Опять вспомнив про Робина, Катька почувствовала, как сердце начинает биться быстрее и по ее телу разливается теплота.

Ей стало легко и захотелось смеяться.

Половица скрипнула за ее спиной.

Она резко обернулась.

— Что вы здесь… — только и успела произнести она.

Что-то тяжелое обрушилось на ее голову.

— Робин… — прошептала Катька, и это было последнее, что она смогла сказать.

* * *

Я вычислила его сразу.

Он явно шел за алексановскими «деньгами».

Походка была расхлябанной и подчеркнуто уверенной. А глаза прикрыты маленькими дурацкими черными очками.

«Вот ты какой, дружок», — подумала я и сделала вид, что в жизни для меня нет ничего интереснее, чем роман Джоанны Линдсей.

Я сидела на лавочке и косила под скучающую даму полусвета, дожидающуюся поезда.

Он кинул на меня беглый взгляд, и я его нисколько не заинтересовала.

«Ну и слава богу», — подумала я, с интересом наблюдая из-под очков с напылением, куда этот малолетний глупец направит стопы.

Стопы он направил именно к нужному ящику.

Повертев диск, открыл его и достал кейс.

Я напряглась. Как охотник, выслеживающий дичь.

Он открыл кейс, посмотрел его содержимое и сплюнул.

Обман Алексанова был вполне им ожидаем.

Поэтому он усмехнулся и положил кейс назад, прицепив к ручке записку.

Снова закрыл камеру и направился к выходу.

Я сложила изрядно надоевшую книжицу и рванула за ним.

И сразу поняла, что мы играем в странную игру.

Кошка следит за мышкой, а из кустов за ними наблюдает собака.

Потому что за пацаном с тонкой шейкой следила не только я. За нами, пытаясь оставаться незаметным, шел стриженый юноша с атлетическим торсом, крепко сидящим на коротких и кривых ногах. Типичный представитель «гоблинской» братвы.

«Чудо, как мило», — подумала я.

Честно говоря, мне обещали развлечение дуэтом. А тут вырисовывается некто третий, собирающийся нарушить наше рандеву. Да еще и неизвестно, чем это самое рандеву благодаря его вмешательству в наши планы закончится.

Я хмыкнула. Но деваться было некуда.

Теперь-то мне вообще нельзя было исчезнуть. Я мышцами спины ощущала угрозу, исходящую от коротконогого крепыша.

* * *

Сашка шел злой и печальный. Конечно, он ожидал от господина Алексанова любого подвоха… Но проколоться так он не рассчитывал.

Ему хотелось разреветься. Мысль о том, что его накололи, как первоклашку, сводила его с ума.

В носу предательски пощипывало. Он видел лицо Катьки, торжествующее и исполненное праведной радости, слышал ее слова: «Я же тебе говорила» — и отчего-то злоба на нерадивого Алексанова переходила на ни в чем не повинную Катерину.

Сашке казалось, что все случилось из-за нее.

Если бы она верила в успех, все случилось бы по-другому. Она все испортила. Она повлияла на исход операции.

Конечно, он понимал, что Катька ни при чем. Но сорвать раздражение на ком-то было нужно. И хотя объектом раздражения стала бедная Катя, это случилось потому, что больше всего зла у Сашки было на самого себя…

Это он был бестолковым. Ни на что не способным. Глупым.

Он провалил все.

«Бездарность, — поморщился Сашка. — Какая же ты, Дербенев, тупая скотина».

Он шел так быстро, что ему начало казаться, что он летит по воздуху.

* * *

Робин ждал странную девочку по имени Катя. Он стоял прислонившись к стене и курил уже пятую сигарету.

Кати не было.

«Странно, — подумал он, — вчера мне казалось, что мой кошмар кончился, что эта девочка способна меня исцелить».

В Кате была незащищенность и искренность. Он опять почувствовал, что кому-то нужен.

Теперь его надежда разлетелась в прах. Девочка не пришла. Зачем ее ждать?

Он горько усмехнулся. Докурил сигарету и растоптал окурок ногой.

* * *

Наша троица ретиво мчалась по тарасовским улицам.

Первым несся виновник торжества. Я бы не назвала его опасным. Скорее он производил впечатление нормального маменькиного сынка.

Худой, с аккуратно подстриженной головой. Хорошо одетый. Жалко мальчишку. Нашел, с кем связываться.

Сколько раз твердила я миру: надоело жить спокойно — свяжитесь с обычной мафией. Она безвреднее. Только не машите фигой и кулаками перед представителями государственной мафии.

Так нет же…

Коротышка, завершающий наш триумфальный бег, ни в коей мере не был дружелюбен.

Его словно вытесанное из гранита лицо было непроницаемо. У меня возникло подозрение, что передо мной — Гуинплен наоборот. Его выращивали в специальной колбе, чтобы расплющить череп, дабы туда не проникали мысли. И главное — чтобы мой герой никогда не смог улыбнуться. Даже если ему покажут палец тысячу раз.

Возле музыкального фонтана наш преследуемый резко развернулся и помчался вниз, мимо хореографического училища.

Я совершила точно такой же маневр и понеслась за ним. За своим плечом я слышала тяжелое сопение моего доброго Гуинплена. По-моему, он начал подозревать, что я не случайная прохожая, и посматривал на меня с пугающим любопытством.

Мы пробежали почти в самый конец квартала, где нас поджидал новый крутой вираж, и влетели во двор. Тут, похоже, стало бессмысленно играть в «догонялки» инкогнито. Я явно заинтересовала Гуинплена, он догнал меня и толкнул плечом.

Я сдаваться без боя не собиралась.

Гуинплен понял, что дама я упрямая. Он бросил на меня угрожающий взгляд. Мол, отсохни, курва. Чего по моему району носишься?

Если бы я не была такой воспитанной, я бы показала ему язык.

Он попытался еще раз, даже прошипев мне:

— Вали отсюда…

Я заставила его слегка растеряться, процедив сквозь зубы:

— Сам вали…

Похоже, наши военные действия привлекли внимание паренька. Он обернулся, в ужасе посмотрел почему-то именно на меня и, вскрикнув, со всех ног помчался в подъезд.

Коротыш сделал попытку рвануть вслед за ним, но я уверенно подсекла его, он пролетел два шага, вытянув руки, и упал прямо в детскую песочницу, распугав резвящихся там воробьев.

Я подавила смешок — мама меня учила, что нельзя смеяться над человеком, попавшим в смешное положение. Правда, не объяснила, над кем же тогда можно смеяться.

Преследователь поднимался из песочницы.

Его лицо хранило следы непосредственного контакта с окружающей средой, которой в данный момент являлся песочек.

Я хихикнула.

Окинув меня взглядом, полным пренебрежения и ненависти, коротыш все же решил не начинать разборку из-за такой мелкой сошки, как я.

Он красноречиво сплюнул мне под ноги, процедил суровое предупреждение, что он не преминет искать со мной встреч, и удалился. Я оглянулась, пытаясь определить, что же удержало его от кровопролития.

Все выяснилось быстро. Из подъезда вышел мужчина. На поводке он вел огромного цербера неизвестной породы. Размеры цербера внушали ужас. Цербер смотрел вслед моему врагу с выражением неземной печали по поводу разрушенной надежды.

Я облегченно вздохнула.

В моем воображении возникла газетная статья со скромным заголовком: «Детектив Иванова спасла жизнь студента».

Потешив свое самолюбие сладким моментом самоупоения от осознания моего подвига, я уже собралась зайти в подъезд, скрывший от меня моего «студента», как он вылетел оттуда сам.

Как ошпаренный.

С вытаращенными глазами и открытым ртом.

Причем бросился прямо ко мне.

Я едва успела подхватить его.

Потому что он не нашел ничего лучшего, как упасть мне на руки в тяжелом обмороке.

* * *

Сашка заметил странную женщину, неотступно преследующую его.

— Черт! — выругался он. Только этого ему не хватало. Поистине — сегодня день обломов.

Он быстро влетел в подъезд и взбежал вверх. Слава богу, она за ним не успела.

Вдруг она киллерша? И Алексанов ее нанял.

Сашка поднял руку, чтобы нажать на звонок. Внезапно рука опустилась. Сашка заметил маленькую щель между косяком и самой дверью. Осторожно, боясь дышать, он толкнул ее. Дверь открылась.

Он зашел в квартиру и тихо позвал:

— Кать…

Ее не было.

Странно.

Сашке стало страшно. Он прошел в комнату и застыл.

На полу, лицом вниз, раскинув руки, лежала Катька. И она, черт бы ее побрал, не двигалась!

— Катя! — закричал он.

Ответа не было. Он попытался шагнуть к ней. Но ноги не слушались. Взгляд уперся в листок бумаги, на котором корявыми буквами было написано:

«Кончай свои детские игры с кассетой, болван!»

Сашка ошалело посмотрел на листок, дотронулся до него рукой. «Катьку убили из-за меня», — подумал он и опустил глаза, его взгляд опять уперся в неподвижное Катькино тело.

— Боже мой! — простонал Сашка и выбежал прочь.

Сашка вылетел на улицу. Последнее, что он увидел, — его преследовательница. Он бросился к ней и почувствовал, что сейчас упадет…

* * *

Робин шел по улице, ничего не видя. И не знал, куда ему идти. В голове вертелись строчки из сонета Шекспира: «Зову я смерть, мне видеть невтерпеж достоинство, что просит подаянья, над простотой глумящуюся ложь…» Последнее, что написала Ксения… Переписала по-детски округлым почерком на листок бумаги, вырванный из ученической тетради.

«— Господин Алексанов, в ваших бумагах нашли этот листок…

— Ну и что?

— Как он попал к вам?

— Не знаю…»

Он усмехнулся. Слишком долго он ждал.

«— У господина Алексанова — алиби…»

Есть деньги и власть. Значит, и алиби будет.

Он сжал кулаки.

— Я тебя найду… И ничего тебе не поможет. Сначала я поиграю с тобой. Так же, как ты играл с Ксенией… Сначала ты узнаешь, что такое — быть под прицелом…

Он знал о нем все. Что он делает по утрам. Какие песни распевает в клозете. Какими звуками сопровождает половые акты.

До сладкого момента мести осталось полшага.

Но сначала он должен найти девочку с огромными глазами — Катю. Катю, беззащитную и нежную. Смешную и трогательную.

Он ей все расскажет. Он чувствовал, что она это поймет. И, может быть, освободит его от необходимости мщения.

Потому что он устал желать смерти тому, кто год назад разрушил его жизнь. Сломал ее из-за глупой похоти.

Сделал его несвободным и одиноким.

Он обязательно найдет ее.

Глава 8

Честно говоря, я плохо представляла себе, что мне делать с упавшим на мои руки шантажистом.

Невзирая на субтильность телосложения, юноша был тяжелым. А бабульки, собравшиеся во дворе, хоть и поглядывали на нашу скульптурную композицию с интересом, но их интерес был смешан с испугом и от этого становился праздным. Никто из дам не спешил мне на помощь.

Поэтому я могла рассчитывать только на собственные силы. Я подтащила его к лавке, бросая в сторону наблюдателей осуждающие взгляды.

По-видимому, в одной из них заговорила совесть, и она поинтересовалась, не нужна ли мне помощь и, может быть, следует вызвать «Скорую»?

Я буркнула:

— Не надо.

Женщина осталась стоять в отдалении, размышляя, надо или не надо вызывать «Скорую».

За это время я успела устроить слабонервного шантажиста на лавку и даже похлопать его по щекам. От мужественных прикосновений моих ладоней он очнулся. Открыл глаза и испуганно уставился на меня.

Потом, сообразив, по какому поводу он находится в моих объятиях, с силой, удивительной для человека, только что потерявшего сознание, схватился за рукав моего джемпера и прохрипел:

— Помогите… Ради бога, помогите…

Я поинтересовалась:

— А чем я, собственно, занимаюсь?

— Не мне, — покачал он головой. — Они убили Катю.

Я почувствовала, что внутри все похолодело. Вот только убийств и не хватало. Плохо мне жилось в Адымчаре.

— Где? — спросила я онемевшими губами.

Он попытался встать. С первой попытки у него это получилось плохо. Он зашатался, схватившись за спинку скамьи.

Участливые дамочки явно услышали про то, что кого-то убили. Они спешили раствориться в пространстве, бросая на нас любопытные взгляды.

Мы остались почти одни в этом богомерзком месте.

Он наконец встал и поплелся в подъезд. Я пошла за ним. Что мне еще оставалось? Такова уж моя идиотская судьба…

* * *

Робин сидел в кафе. Посетителей почти не было. Только он да парочка за столиком в нише.

Тихо играла музыка. Робин узнал мелодию, знакомую ему с детства.

«В моей душе осадок зла и счастья старого зола…»

Робин усмехнулся.

Когда-то он и подумать не мог, что это случится с ним. Что это — про него. Он не стал вслушиваться дальше в знакомый до дрожи текст. Зачем? Чтобы рана заболела сильнее?

Осадок зла в его душе начал заполнять все пространство. Иногда ему начинало казаться, что он сам — воплощение зла… Новое воплощение.

Перед глазами была та девица. Он не мог избавиться от ее присутствия. Девушка нелепо смеялась, стрела летела к ней, и ничего исправить он уже был не в состоянии… Он стал убийцей.

«Хотел бы я забыть — но не смогу…»

Костяшки пальцев опять выбивали нервную дробь на поверхности стола. Музыка волновала его. Пока еще волновала. Он знал, что, когда окажется за порогом боли, его перестанет волновать и она.

Куда же делась Катя?

Вопрос, который он задавал себе уже не в первый за сегодняшний день раз, опять возник в голове. Самым успокаивающим ответом было: «Она не смогла прийти».

Но в это он не верил. Он чувствовал: что-то случилось. Что-то опять сломалось в мироздании. В структуре бытия каждый раз, когда ему начинало улыбаться солнце, случалось нечто, разламывающее его на две части.

«Хрусть — и пополам»…

Нет больше Сережки. Нет больше Ксении. Нет больше…

Он прервал себя. Прекрати. Перестань. Заткнись. Ты жалкий ворон, призывающий несчастья…

Как тогда…

Боль в душе начала подниматься, заставляя сознание отступить. Он уже не мог сдерживать ее.

Куда ты делась, Катя?!

* * *

Мы поднимались по облупившимся ступенькам лестницы на второй этаж. Ступеньки были крутые, и мне начало казаться, что мы карабкаемся на Эверест.

Наконец парень толкнул дверь, и мы очутились в жутко темной квартире.

Мне показалось, что там вообще отсутствуют окна. Однако окно было, просто выходило оно прямо на стену.

Потому-то и было так пасмурно, как вечером.

Шантажист включил свет. На полу лежала девушка.

Ого. Если даже она и была еще живой, то ей срочно требовалась медицинская помощь. Ладно. Что-нибудь придумаем. Лишь бы была живой…

Я подошла. Почти на цыпочках. За моей спиной сопел и поскуливал насмерть перепуганный шантажист.

— Прекрати… — одернула я его.

— Это все из-за меня… — делал он слабые попытки нарушить мой запрет на нытье.

Я поняла, что унять его вселенский плач не удастся. Придется потерпеть.

Я подошла к девушке вплотную и присела на корточки. Дотронувшись двумя пальцами до тоненькой жилки на шее, с облегчением вздохнула.

Жилка пульсировала.

Заметив мой вздох облегчения, он вытаращился на меня с надеждой:

— Она… жива?

Во мне проснулось нечто похожее на материнский инстинкт. Я заметила его худую смешную шейку и торчащие уши. Это меня растрогало.

— Слава богу, — кивнула я, — все в порядке.

Я ощупала ее голову. Кажется, никаких повреждений. Во всяком случае, внешних.

— Принеси нашатырный спирт, — приказала я.

Он молча кивнул. Исчез в ванной комнате и через минуту опять появился с маленьким пузырьком в руках.

Я открыла пузырек с жидкостью, способной своим отвратительным запахом свести с ума даже мертвого.

Девушка поморщилась, чихнула и открыла глаза. Присутствие в квартире незнакомой женщины поразило девушку больше, чем собственное ее состояние.

Она с ужасом посмотрела мне в лицо и перевела взгляд на своего незадачливого друга. Обнаружив его присутствие, она успокоилась и вздохнула с облегчением.

— Что случилось? — спросила она.

«Интересно, — хмыкнула я. — Она валялась тут на полу, прикидываясь умершей, а теперь вопрошает, что случилось…»

— Ничего, — меланхолично пошутила я, — просто состоялась маленькая перестрелка с использованием гранатометов, закончившаяся небольшим землетрясением. Короче, все умерли, и в живых осталось только трое из восемнадцати ребят… Что вас еще интересует, прекрасная маркиза?

Я ей понравилась. Она оглядела меня с детским любопытством, стоит ли брать эту тетю в мамы, и решила, что я ничего. Терпеть можно.

— Вы не волнуйтесь, — сказала странная девушка, — все хорошо. Я просто упала и ударилась.

— Так-так, что здесь вообще происходит? — невинно поинтересовалась я. — Новое поколение играет в мафию?

Они молчали. Один смотрел в окно, другая уставилась в пол.

— Ладно, — согласилась я, — давайте молчать. Тем более что ваша историйка мне немного известна.

Я встала и картинно прошлась по комнате. Затем не менее эффектно, провожаемая потрясенными взглядами юных поклонников, уселась в кресло и начала:

— Однажды вечером два юных корреспондента местной газеты невзирая на холод и темноту отправились в селение Адымчар. Там они хотели поснимать, но совсем не красоты местного ландшафта. Куда больше их интересовала скромная усадьба, принадлежащая господину Алексанову. Именно там означенный славный муж предавался развлечениям, еще недавно недоступным для детей до шестнадцати лет.

Я остановилась, оглядев публику многозначительным взглядом.

— Мне продолжать? — спросила я.

Оба вздрогнули и посмотрели на меня. Юный наглец прошептал:

— Вы блефуете… И кто вы такая?

— Бонд. Джеймс Бонд, — сообщила я. — Просто пришлось сменить пол. Чего не сделаешь для отечества?

Девица хихикнула. Слава богу. Значит, ее действительно ударили совсем чуть-чуть.

— Ну, хорошо, — задумался парень, — может, вы из милиции. Я вас заметил на вокзале. Вы ведь за мной следили?

Я рассмеялась. Догадливый пацан, ничего не скажешь. Надо же — я думала, что сумела слиться с толпой. Но, видимо, раствориться до конца среди обывателей мне мешает моя несравненная красота. Или яркая индивидуальность… Или и то, и другое вместе!

— Все правильно, мой маленький следопыт, — кивнула я, — только я не из милиции. Я, малыш, работаю как раз на того страшного дядю, которому ты рискнул наступить на больную мозоль.

Зря я была столь откровенной.

Детский сад застыл в ужасе.

— Из этого не следует, что дядя Витя Алексанов глубоко мне симпатичен, — заверила я их, — но мне очень интересно его участие в одном деле годовой давности. И еще…

Я замешкалась на мгновение.

— Я все-таки немного нуждаюсь в пополнении денежных запасов из его кармана, — призналась я, — и стоит подумать, как нам сделать так, чтобы и овцы (я окинула их выразительным взглядом, чтобы они не сомневались в том, что именно они и являются овцами) были целы, и волки сыты.

Они мне поверили. Кажется, они все-таки поверили!

Впрочем, куда бы им деться? Это их счастье, что им повстречалась на жизненной стезе уверенная в себе, прекрасная и отважная Танюша Иванова.

Виват!

* * *

Собеседник Елены слушал ее внимательно. Это был толстый и лысый человек лет пятидесяти, с щеками, напоминавшими отвислые бульдожьи брыльки.

В покрасневших от постоянных возлияний глазах сквозила некоторая обеспокоенность, хотя эти глаза никогда не являлись «зеркалом души». Их хозяин научился скрывать свои эмоции от нескромных взглядов собеседника.

Да и были ли ему вообще свойственны эмоции?

Елена говорила быстро, проглатывая слоги, а иногда и целые слова. Она все-таки боялась Брызгалова. Именно с ним и происходила ее встреча на загородной вилле сего достославного господина, на которого не могли найти управы ни губернатор, ни ФСБ, ни городской «папа», Брызгалова ненавидевший, но справедливо побаивающийся.

— Стоп, — приказал он, когда Елена отчитывалась о проделанной работе с неким неважным, по ее мнению, письмом, почти доведшим Алексанова до инфаркта.

Елена остановилась и благоговейно посмотрела на Хозяина. Он подался вперед и отчего-то охрипшим шепотом спросил:

— Что там было написано?

Елена пожала плечами. Откуда она знает?

— Стишок какой-то, — ответила она.

— Какой? — Глаза Брызгалова налились кровью.

Елена молчала. Ей стало не то чтобы страшно, но как-то не по себе.

— Какой стишок? — опять спросил грозно нависший над ней Хозяин.

— Откуда я знаю? — визгливо ответила Елена, прекрасно усвоившая, что лучший способ обороны — небольшая, но громкая истерика. — Я этих ваших стихов никогда не любила.

Он понял безнадежность положения. Впрочем, может, попытаться ей напомнить?

— Не этот — «Зову я смерть, мне видеть невтерпеж — достоинство, что просит подаянье, — над простотой глумящуюся ложь — ничтожество в роскошном одеяньи — и доброту, что глупостью слывет, — и глупость…» Хм.

Он осекся. Он этот сонет ненавидел. Слишком много было с ним связано. Именно с ним.

Елена кивнула:

— Кажется…

— Кажется — креститься надо… — проворчал Брызгалов.

Если Алексанову прислали именно этот стишок, они немного влипли. Значит, шантажист был знаком с…

Нет. Брызгалов оборвал себя. Никого нет. Там никого не осталось — он проверял.

Тогда откуда явилось чертово шекспировское стихотворение? Откуда? С того света?

Архангел Михаил принес?

Он усмехнулся. Хватит байки-то травить, надо золотишко мыть… Столько времени и сил затратила страна на то, чтобы вырастить из него, Бори Брызгалова, атеиста и материалиста, а он все в разную ахинею верить норовит.

Елена его усмешечку восприняла как великодушное прощение. Впрочем, так оно и было. Брызгалов осмотрел ее с ног до головы и решил — что с дуры возьмешь? Они теперь — все знают. Все. Кроме Шекспира.

Зато ему они понятнее, чем странные тридцатилетки. Вот уж поколение-то! Романтики хреновы… Эти не только Шекспира — они тебе Канта наизусть шпарить начнут.

Только Брызгалов для них не авторитет. И никто. Кроме вышеназванного Шекспира.

Он сплюнул. Елена вздрогнула. «Боится», — удовлетворенно подумал Брызгалов.

Он любил, когда его боялись.

Глава 9

— Ну и что же произошло в тот вечер? — спросила я Сашу.

Мы пили чай, поскольку кофе у них не оказалось. Оба — и Катя, и Сашка увлекались восточной философией, периодически медитировали и старались избегать вредных воздействий на организм. Правда, Катя покуривала. Сашка и этого не делал.

Я страдала от отсутствия излюбленного напитка, но виду не показывала.

— Мы снимали Алексанова, — неуверенно начал Сашка и замолчал. Я перехватила многозначительный Катюшин взгляд. Девочка отошла от полученного потрясения и явно намеревалась что-то от меня скрыть.

— И что? — спросила я, невозмутимо продолжая пить чай. — Вы снимали Алексанова — это я знаю. Догадалась. Дальше?

— С Алексановым были две девушки, — бодрым голосом сообщила раненая птичка Катюша. — Они там занимались…

— Не надо, — остановила я ее. — Я представляю, чем они занимались. Слушать подробности интимных моментов жизни Алексанова из полудетских уст мне не хочется. Вас на эти съемки навела Марго?

Они переглянулись.

— Мы не знаем, о ком вы говорите, — сказал Саша. — Нас никто не наводил. Мы сами это придумали.

— Ладно, — согласилась я, — буду наивной и постараюсь поверить в сказки.

— Это не сказки! — гневно сверкнула глазами Катя. — Мы просто хотели сделать материал. Для телевидения. Понимаете? А Сашка решил поиграть еще и в шантаж…

— Я вам верю, — улыбнулась я. — А где Марго?

— Какая Марго? — искренне недоумевала Катя.

— Одна из девушек. — Я старалась не рассмеяться. Два шантажиста с детскими физиономиями выглядели забавно. Они испуганно переглянулись, потом Сашка опять открыл рот, собираясь о чем-то мне сообщить, но подружка пихнула его ногой. Он закрыл рот и вздохнул.

— Наверное, вас плохо напугали, — вздохнула я. — Вы затеяли опасную игру. В следующий раз, Катя, они не будут с тобой церемониться. И убьют по-настоящему. У вас есть только один выход…

Они смотрели на меня своими наивными глазками, и я почувствовала себя лисой Алисой, обманывающей Буратино…

— Какой? — спросил Сашка.

— Отдать мне кассету, — пожала я плечами, — или хотя бы дать посмотреть.

— Нет!!! — Катькин крик меня оглушил. Я поморщилась.

— Как хотите, — кивнула я, но записала на листке свои координаты, — вот мой телефон. Созреете — позвоните. Только постарайтесь не опоздать.

Сашка взял мой телефон. Я вышла.

Я поняла, что пока мне ничего больше не скажут. И этот факт меня немножко расстроил.

Так. Катюша тоже явно скрывает нечто сокровенное от наших нескромных глаз. Ну и молодежь пошла, а? Куда ни кинь рассеянный взор — одни альковные тайны кругом…

И что же теперь мне делать?

* * *

Робин шел по улице. Сегодня он оставил верного «Харлика» в стойле. Так получилось.

Он расставался с ним редко. Всю нежность, на какую была способна его одинокая душа, он перенес на железную свою скотинку.

Сегодня он оставил его одного.

Он остановился. Сам не понимая, как это случилось, он вышел к зданию, где располагался офис его врага. Одного из его врагов.

Там шла своим чередом их подлая и гадкая, суетливая жизнь.

Он пожалел, что оставил дома лук. Искушение было велико. Но он сдержался.

— Не время, — тихо процедил он сквозь зубы, — не время пока еще.

Сначала нужно найти Катю.

К зданию подъехала машина. Из нее вылезла девица. Она окинула его взглядом, почитающимся в ее воображении страшно сексуальным.

Он усмехнулся.

Девица призывно обнажила передние зубы, отчего ее улыбка стала похожа на волчий оскал.

«Где-то я ее видел…» — подумал Робин, но, решив, что не стоит она воспоминаний, пошел дальше.

Недалеко отсюда жила Катя.

* * *

«Где-то я его видела», — подумала Елена, глядя вслед красивому парню.

Она вздохнула. Вспомнить, где она его видела, было ей не под силу.

Елена была взвинчена. Брызгалов остался недоволен. Хозяин был зол. Алексанов после последнего идиотского происшествия с проклятым стихотворным посланием вообще смотрел на Елену с плохо скрываемой ненавистью. Все были против нее.

— Старые козлы, — выругалась она вслух.

Затем открыла дверь и прошла к лифту.

В голове вертелись дурацкие стишки, из-за которых Еленина жизнь летела в преисподнюю, переворачиваясь на лету.

Еще этого не хватало. Погубить свою карьеру из-за глупости.

Лифт остановился. Елена уже занесла ногу и приготовилась войти, как вдруг ее сознание озарила вспышка.

— Стихи… — сказала она вслух.

Мужчина, вышедший из лифта, бросил на нее испуганный взгляд и переспросил:

— Вы что-то сказали?

— Ничего, — покачала головой Елена, — это я сама с собой…

Он кивнул и пошел дальше быстрыми шагами.

Здесь все так старались создать видимость собственной занятости, как будто чувствовали, что их непомерные богатства выглядят бестактно на фоне общего обнищания страны. Даже слишком торопливыми походками работники «Трансгаза» пытались доказать, что богатства их заработаны честным и непосильным трудом.

«Стихи», — подумала Елена.

Она вспомнила, где видела этого красавчика. Именно он принес тот конверт.

Она его тогда запомнила.

* * *

Робин подошел к ее дому. Он не знал, зачем он сюда пришел. Во дворе было пусто. Только в песочнице играла рыженькая малышка, которую пасла толстая леди.

Леди скучала.

Робин присел на скамью и закурил.

Из подъезда вышла красивая девушка. Очень красивая. Он ее уже где-то видел…

Да что это с ним сегодня? Он всех узнает.

Девушка посмотрела на него и прошла мимо. У нее были очень красивые губы. И она была похожа на Эмми Стюарт. Он совсем недавно видел ее портрет. Вернее, его репродукцию.

Он вздрогнул. Девушка была похожа на Эмми как две капли воды. Он знал, почему тогда заинтересовался этим портретом.

Потому что он знал, кто его купил.

Год назад точно так же была куплена другая картина. Картина, за которую заплачено слишком дорого.

Ему захотелось предупредить девушку об опасности.

Она шла улыбаясь. Стройная и красивая. Ее фигурка скрылась за углом. Он побежал за ней, но вспомнил о Кате.

— Ты все придумываешь, — сказал он себе тихо и вернулся во двор.

К толстушке присоединилась подруга. Они оживленно обсуждали какое-то событие. Он прислушался, потому что ему показалось, что они назвали Катеринино имя.

Так и есть: «Сашка вылетел, как псих… Вроде Катю убили…»

Он подскочил. В пальцах появилась дрожь. Ее больше нет. Он пошел прочь, повторяя, что Катерины нет. Это его судьба. К этому надо привыкнуть.

Но как ему не хочется! Как ему надоело привыкать к боли!

* * *

Меня не покидало чувство опасности. Можно было вернуться домой. Уйти от реальности с помощью музыки и чашки крепкого кофе. Но по дороге находился музей… Именно там произошло нападение на бедную нарисованную графиню…

Я толкнула массивную дверь и оказалась перед ведущей вверх лестницей.

Билеты стоили недорого. Тем не менее я была в музее чуть ли не единственной посетительницей. Пара пожилых супругов, мама с девочкой, я да молодой человек небольшого роста, появившийся после меня…

Я бродила по залам, чувствуя, как тревожные колокольчики прекращают свой безумный трезвон в моей утомившейся от размышлений голове.

Я нашла свою любимую картину и остановилась.

Серые сумерки. Ветер гнет деревья с жестокостью варвара, дорвавшегося до власти. Безнадежность. Тоска. А мне спокойно. Наверное, потому, что я не там. Я здесь.

В теплом уюте музейных стен. Здесь мне ничего не угрожает.

— Левитан… — услышала я за своей спиной, — «Буря. Дождь».

Я обернулась. За мной стоял тот самый бородатый молодой человек, вошедший в музей позже меня.

— Не правда ли, странная для Левитана картина? — улыбаясь, продолжал он. — Солнечный художник. И вдруг — такое мрачное мироощущение!

Я пожала плечами.

— Когда он это писал, он был болен, — ответила я. — Расстройство психики, знаете ли…

Он кивнул. «Немножко странный тип», — подумала я. Как будто он доволен тем, что Левитан написал свою самую грандиозную работу, находясь на грани безумия.

— Вы похожи на Эмми Стюарт, — сообщил странный тип, развернулся и пошел прочь.

Никакой Эмми Стюарт я не знала. Удивленно посмотрев вслед его удаляющейся фигуре, я вздохнула.

Он нарушил возникшее ощущение покоя. Иногда случайный гость твоего сознания будит ненужные эмоции сильнее, чем давний знакомец, с которым связаны неприятные воспоминания…

Бросив на картину прощальный взгляд, я вышла из музея.

Молодой человек шел передо мной. Я посмотрела ему вслед. Он обернулся, помахал мне рукой и исчез за поворотом ограды.

Я пожала плечами.

Однако — сколько в Тарасове чудаков!

* * *

До дома я добралась неожиданно быстро. Сейчас я задумчиво сидела, помешивая ложечкой кофе, и пыталась связать воедино все сведения, немилосердно свалившиеся на мою голову.

Телефон зазвонил некстати. Я как раз почти связала Алексанова и Ксению, как тут он и позвонил. Алексанов собственной персоной. Куда уж ему больше богатеть, даже и не знаю.

— Как дела? — оглушил он меня раскатистым своим басом. Я, впрочем, осталась равнодушной и не затрепетала.

— Как сажа бела, — ответила я немного нахально. Он удивился. По всей вероятности, ему хамили редко. Он обдумывал, как отреагировать, но решил, что я ему еще полезна.

— Вы его выследили?

— Нет, — ответила я, — мне помешали.

Он удивился.

— Кто? — спросил он после минутного замешательства. — Как он выглядел? Вы можете его описать?

— Красавец. Высок, строен, похож на Алена Делона. В руках держал томик сонетов Шекспира. Одним словом, типичный гоблин… — сообщила я.

Мне показалось, что имя Шекспира подействовало на моего собеседника странно. Он затаил дыхание. Потом тихо переспросил:

— Томик кого?

— Шекспира, — повторила я.

— Откуда он взялся? — спросил Алексанов.

— Шекспир? Или мой неведомый поклонник?

— Ваш преследователь…

— Это вы у своего друга Брызгалова спрашивайте.

Он опять замолчал. Потом промямлил, что позвонит мне попозже, и повесил трубку.

Я пожала плечами. Попозже — так попозже. Я попозже намеревалась быть в Адымчаре.

Только там, сочетая полезное с приятным, я могла узнать то, что сейчас было старательно завуалировано.

* * *

Алексанов вытер со лба пот. Так. Случилось то, чего он опасался. Брызгалов все-таки вмешался.

Алексанову стало совсем плохо, когда он представил, чем это может обернуться. Впереди — предвыборная кампания. Надо же было всему этому случиться именно сейчас!

И эта девица… Как она могла упустить шантажиста? И что она узнала такое про Шекспира? Ведь не зря же она намекнула ему на сонет. Уж не связалась ли она с шантажистом? А если связалась, получается, что шантажисту известно очень много…

Впрочем, здесь он виноват сам. Ведь это благодаря его просьбам Елена нашла ему женщину-детектива. Он сам хотел, чтобы это была глупышка.

Он нажал кнопку вызова. Елена выросла в дверях.

— Соедини меня с Брызгаловым, — приказал он.

Она кивнула. Потом сказала:

— Кстати, Виктор Степаныч… Я сегодня видела того парня. Который тогда принес этот ваш стишок. Помните?

От ее цепкого взгляда не укрылось, что Виктор Степанович побелел как полотно. Она улыбнулась. Ей нравилось, когда ОНИ боялись. Ей это очень нравилось.

Она вышла, закрыв за собой тихо дверь. Чтобы не мешать ему бояться.

Глава 10

Моя машина мчалась по дороге в сторону Адымчара на сумасшедшей скорости. Проехав почти сотню километров, я взглянула на часы. Слава богу, было еще около четырех. Через полчаса я должна быть в Адымчаре. Засветло. Я смогу осмотреть окрестности алексановской дачи.

Тьфу. За Кидаловкой, возле переезда, конечно, столпились в длиннющий хвост машины. Обреченные на перекур водилы покорно ожидали поезда.

Я поняла, что его нет давно.

Наконец мимо нас промчался одинокий тепловоз.

— Слава богу! — вырвалось у меня.

Стоящий впереди седой водитель усмехнулся:

— Да они его уже с полчаса туда-обратно гоняют…

И точно. Переезд не открывали. Через три минуты тепловоз гордо проехал в обратную сторону. Я почувствовала холодный приступ ненависти к невинному железному существу.

Ладно. Я достала сигарету. Что мне еще оставалось делать?

Наконец шлагбаум поднялся. Машины, фыркая, медленно потянулись вперед. Я завела мотор и попробовала прорваться. Прямо перед моим носом шлагбаум опять закрыли.

— Черт! — выругалась я, стиснув виски в немом отчаянии. Бороться с судьбой было бессмысленно. Я же не тот счастливчик на мотоцикле, обогнавший всю нашу очередь и безрассудно промчавшийся прямо перед носом злобно фыркающей электрички.

* * *

Он знал, куда она поехала. Он почувствовал это. Пока она делала все так, как ему хотелось. Как он ожидал от нее.

— Так, детка, так… Ты права, детка…

Подъехав к Кидаловке, он заметил длинный хвост машин.

Ладно. Он развернулся. Она никуда от него не денется. Он поехал по другой дороге. Правда, ему пришлось немного вернуться. Ну и что?

Важен не сам момент наслаждения. Куда слаще его ожидание.

* * *

Простояли мы долго. Поэтому планы мои были разрушены. Хорошо, что я догадалась взять ключи от дачи.

Начинало темнеть.

Когда я подъехала наконец к Адымчару, сумерки сгустились. Поход к алексановской даче и мои следопытские изыскания откладывались до утра.

Я поставила машину возле дачи и открыла дверь в дом.

Меня почти оглушила стоящая там тишина. Покой… Я вздохнула. Последнее время мне оставалось только мечтать о нем.

Я плюхнулась в кресло и закрыла глаза. Что ж, во всем нужно искать плюсы. Я неожиданно получила время на размышления. Неслыханная удача…

В кармане лежал мой мешочек с костями. Я достала его и улыбнулась.

Ну, вот, я не одна. У меня даже есть советчики. А это что значит?

А это значит, что до чего-нибудь ты, Иванова, додумаешься!

* * *

Хорошо, когда впереди уйма времени. В моем распоряжении была целая ночь. Я откинулась на спинку кресла, прикрыв глаза. Тихонько играл магнитофон. Мне было хорошо. Как будто я вернулась в исходную точку. Назад, в блаженное время, когда я расслабленно предавалась сладкой неге отдыха.

Я улыбнулась. Сейчас дачи пустовали. Даже мои соседи уехали. Соседи… Я вспомнила о ночном приключении Иван Иваныча.

Машина, которую его позвали подтолкнуть. Не та ли это была машина, на которой Маргариту увезли в далекую «Испанию»?

Если это так, то находка Анны Егоровны в грибном местечке обретала зловещие очертания.

Мне стало немножко не по себе. Я не робкого десятка, но отчего-то поежилась. Даже заперла дверь на засов. От одиночества стало неуютно. Я бы не отказалась сейчас от мельниковского общества.

«Никого вокруг, — подумала я тоскливо. — Только я да мои гадальные кости…»

Вспомнив про них, я обрадовалась. Что ж, и они могут помочь мне скрасить одиночество. Да еще и дать добрый совет.

Я достала их из мешочка, украшенного золотыми вензелями. Они смотрели белыми глазками. Я чувствовала их легкую пульсацию. Они были готовы к разговору.

Я уже приготовилась начать свою любимую игру, но меня заставил оглянуться легкий шорох в саду. Я вздрогнула.

— Прекрати, глупая девчонка! — строго сказала я напуганной Танюшке. — Там, помимо тебя, живут ежи, ужи, слоны и куропатки! Масса куда более полезных, чем ты, животных. Так что кончай вздрагивать от звуков. Не могут же они в угоду тебе перестать дышать!

Моя горячая проповедь помогла. Я успокоилась. И все же чувство опасности не спешило покинуть меня. Оно расположилось в груди и чувствовало себя там достаточно вольготно.

Я посмотрела в окно.

— Господи, как красиво! — не удержалась я от счастливого вздоха.

Небо выглядело сказочным. Его синий бархат украшали бриллианты звезд. Я застыла. Мне по-детски хотелось подняться и погулять там, среди еле видных туманностей.

Все это великолепие портила огромная и зловещая белая луна.

Я отвернулась. И опять услышала шорох. Более того, я была готова поклясться, что в кустах мелькнула чья-то быстрая тень.

— Прекрати… — потребовала я, почувствовав, как в душе поднимается холодный страх.

Я захлопнула окно. Почему-то вспомнился Алексанов.

Дрожащими пальцами я бросила кости.

34+4+18.

«Вы в опасности и должны следить за своими действиями более внимательно».

«Предатели, — подумала я. — Вместо того, чтобы успокоить меня, еще больше разжигают страх».

Я кинула опять.

34+4+18.

«Вы в опасности…» и т. д.

Я стиснула кубики изо всех сил. «Пожалуйста, — взмолилась я, — скажите что-нибудь еще. Другое».

Я кинула еще раз.

Как вы думаете, что выпало?

Конечно.

34+4+18.

Меня предупреждали. Там, за окнами, кто-то был. Теперь я это знала.

Я затаила дыхание. Слава богу, моя дача напоминала бункер. Внизу — крепкие железные двери. Проломить их силенок не хватит…

А вот второй этаж…

Второй этаж был уязвимым местечком. Там, прямо на уровне балкона, росла развесистая яблоня. Поднявшись по ней, довольно легко проникнуть внутрь.

Я быстро взбежала наверх. Захлопнула дверь на балкон.

Теперь я чувствовала себя спокойной.

Я достала револьвер и положила его рядом с собой. Залезла в кресло, укуталась в плед и закрыла глаза.

— Спать, — приказала я себе лаконично.

За окном затрещала прогнувшаяся ветка. Я вздрогнула. Осторожно подошла к окну. Отодвинула краешек занавески.

Никого… Значит, это мне почудилось… Почудилось. Ты становишься иногда чересчур мнительной дамой, Татьяна.

Я опять завернулась в плед и закрыла глаза. Спать, Таня… Ага. Сейчас. Кости ведут себя странно. Предупреждают о кошмарах, поджидающих меня в собственном саду. За окнами бродят дикие кабаны, и, наверное, уже заявились живые мертвецы, возглавляемые Фредди Крюгером. А ты, Таня, спи…

В саду послышался шорох. Я вскочила и схватила револьвер. Опять тихо подошла к окну. Двигаться бесшумно меня научили в школе восточных единоборств. Я умела ходить, как пантера.

Я приоткрыла створку. На меня дохнуло ночной прохладой и спокойствием. Тишина…

Вокруг — ни души. Я облегченно вздохнула и захлопнула окно. Благодаря вам, милые косточки, я, кажется, просижу с открытыми глазами до самого утра… Буду вскакивать от малейшего шороха в саду. Я включила приемник. Музыка немного успокоила меня. Я опять закрыла глаза и расслабилась. Теперь я не слышала ничего, кроме голоса Элвиса Пресли.

— Животные… — пробормотала я полусонно, — это только животные… Перестань впадать в панику.

И погрузилась в сон.

* * *

Я была снова маленькой.

Мама пыталась заставить меня запомнить цвета радуги.

— Ну, посмотри, Танюша… Красный. Оранжевый. Желтый. Запомнила?

Я кивала. Но цвета путались. Мама терпеливо продолжала:

— Каждый охотник желает…

Я не знала, чего изволит желать неведомый и загадочный охотник. Но из вежливости старалась запомнить идиотское стихотворение.

— Дальше идут — зеленый, голубой, синий и фиолетовый… «Желает знать, где сидит фазан». Повтори…

Я начала повторять. И проснулась.

За окном занималось утро. В воздухе пахло прошедшим дождем. Ночные страхи ушли в прошлое. Утро взяло их за руку и отвело в стойло, как объезженных лошадей. От кошмара осталось только неприятное ощущение в душе. Как оскомина после похмелья.

И отчего-то из сна осталась фраза, загадочная и странная:

«Каждый охотник желает знать, где сидит фазан».

Интересно, кто из нас охотник, а кто — фазан?

* * *

Утро было не по-осеннему теплым. По деревьям разливался золотистый свет, завершая созданную Богом чудесную палитру цветов…

Цвета…

«Каждый охотник желает знать», — опять вспомнила я ночной сон. Я сладко потянулась и прошла к плите.

Впереди меня ждало много дел. Однако приступать к оным без приятного утреннего кофе было бы чистой воды безумием.

С первым глотком крепкого кофе ночные мои треволнения окончательно ушли, оставив сознание почти свободным.

Странная все-таки вещь человеческая психика! Она разбивает мешающий нормальному восприятию мира страх на мелкие кусочки, но эти кусочки поселяются в отдаленных уголках сознания, дабы выползти оттуда при малейшем напоминании.

При малейшем проявлении слабости…

Та-а-аня… Отвлекись от вчерашнего. Солнце за окном сияет ласково и приветливо. «Сотри случайные черты — и ты увидишь, мир прекрасен…»

Мой рассеянный взгляд упал на магические кости. Вчера они так упорно предупреждали меня о грядущей опасности. Самый лучший способ узнать, миновала ли она, снова спросить их об этом.

Моя рука потянулась к ним.

13+30+4.

«Вы раздосадованы невозможностью схватить то, что было от вас так близко и что так неожиданно отдалилось от вас».

Ну, вот и ладненько. Хотя я вовсе и не раздосадована. Но это лучше, чем вчера.

Правда, отчего-то мне припомнился загадочный охотник. Я представила бедного дядьку в шапке с помпоном, сидящего в кустах. Очень похожего на Виктора Степановича Алексанова. Как две капли воды. Очень грустного, потому что фазан гуляет в другом месте. Сидит он, бедняжка, выслеживает, когда же появится фазан. А фазан проходит с другой стороны. Задевает его сзади своим хвостом и важно исчезает, оставив беднягу с носом.

А я при чем?

Ладно, вздохнула я. Впереди у меня как раз обследование кустов вокруг алексановской дачи. А перед этим поход в грибной лес, на поиск загадочной могилки, помешавшей несчастной Анне Егоровне предаваться любимому занятию.

Натянув джинсы и джемпер, я вылезла из своего бунгало на ослепительно золотой свет.

Я была одна в местном пространстве. Впрочем, где-то в отдалении слышался стук молотка и раздавались голоса. Значит, все-таки дачный поселок пока живет подобием лета.

Я спустилась в сад. Под яблоней сверкал красным бочком плод. Протянув руку, я схватила большое яблоко, и тут взгляд мой уперся в след, оставленный на траве.

Трава-то была явно примята. Кто-то ночью здесь разгуливал. Некий охотник, принявший меня за фазана.

Стоп. Почему меня?

Может же быть, что искали кого-то другого… Не меня.

Но моя интуиция отказывалась молчать. Она звенела внутри меня множеством встревоженных колокольчиков.

Следы были повсюду, теперь я это видела. Причем вокруг моей дачи ходил не один человек.

Один след принадлежал узконосым ботинкам, совершенно не соответствующим данной местности. Узконосые ботинки подошли к яблоне рядом с балконом. Здесь они остановились.

За ними шествовали кроссовки с грубой подошвой. Эти старались оставаться бесшумными. Явно следили за узконосыми.

Так. Ничего себе картинка.

Узконосые вдруг разворачиваются и бегут. Или быстро уходят, пытаясь сохранить достоинство. Но их владелец напуган.

Чем?

Что-то блеснуло в розовых кустах. Я подошла, нагнулась и почувствовала себя не совсем хорошо.

В кустах роз блестел стальной наконечник. Стрела. Опять стрела.

Я достала ее осторожно. Как если бы она была пропитана ядом.

— Это не Адымчар, — сказала я вслух. — Это просто саванны африканские. Или Шервуд.

Я огляделась. Вокруг меня царила тишина. Я подумала, что мне по законам игры надо бы испугаться.

Но вместо этого я разозлилась.

Спрятав стрелу в рюкзак, я назло всему отправилась в путешествие.

Пусть знают, что Танечку Иванову испугать не так-то просто. Даже стрелами.

Глава 11

Алексановская дача являла собой великолепное зрелище. Огромная, трехэтажная хоромина торчала в самом конце дачных угодий, как небоскреб. Я остановила машину в благоразумном отдалении от пункта назначения. Дальше можно дойти пешком.

Подойдя ближе, я обнаружила, что дача окружена высоким забором. Значит, проникнуть внутрь сложно. Но можно. «Нет ничего невозможного для женщины с интеллектом», — процитировала я кости и продолжила свои ненаучные изыскания.

Во-первых, меня интересовало, с какой стороны вели съемку мои младые звезды журналистики. Со стороны участков это было невозможно — Алексанов отделился от мира обывателей глухой кирпичной стеной. Увидеть сквозь нее мог только человек, наделенный магическими способностями.

Я обошла здание и оказалась в зарослях шиповника. Находиться там было не очень приятно. Шиповник пытался избавиться от моего общества острыми уколами колючек. Но я сразу увидела то место, откуда велись съемки. Мой взгляд быстро обнаружил мансарду с балконом, а если отойти подальше, то в ракурсе появляется комната… Сейчас видеть ее внутреннее убранство невозможно, но ночью, когда включен свет, альковные тайны становятся явными до отвращения… Значит, мои ребятишки паслись именно здесь… Что же они увидели? Почему отказываются об этом говорить?

Я вздохнула. Жаль, что я не вызвала у них доверия. Давить им на психику не хотелось — я надеялась на их чистосердечное признание.

Во дворе алексановской усадьбы залаяла собака. Бедное животное заливалось лаем, и на ее голос вышел сторож. Я увидела его сутулую фигуру, одетую в длинный тулуп.

— Ну, ты чего? — спросил он у собаки, смотрящей в мою сторону. — Нету никого, а ты брешешь… Нас с тобой хозяин уволит.

С этими словами сторож удалился внутрь. Я задумалась. Проникнуть в дом мне хотелось. Но как обойти эти помехи? Я обошла забор и поняла, что, если забраться вот с этой стороны, с угла, можно остаться незамеченной. К тому же мне внезапно повезло. Сторож опять появился, уже одетый в нормальный спортивный костюм и куртку, выгнал во двор велосипед и привязал Бобика к столбу.

— Сиди, охраняй, — приказал он ему. — Я вернусь через часок…

Ворота скрипнули. Я быстро спряталась в зарослях шиповника. Сторож сел на велосипед и поехал в сторону деревни.

Я дождалась, пока его сутулая фигура исчезнет за поворотом.

— Была не была! — сказала я и перемахнула через забор. Бобик удивился моей наглости. Он посмотрел на меня и приготовился залаять. Я вспомнила уроки Маши Поляновой, что любая собака понимает человека, и благословила момент, когда сунула в карман пакетик с чипсами. Приложив палец к губам, я шепнула:

— Тихо, малышка…

Ласковое обращение собаке было приятно. Она наклонила огромную морду, посмотрела на меня и сказала:

— Гав…

После этого неуверенно мотнула хвостом. Морда у нее была замечательная. Признаться, гораздо симпатичнее, чем алексановская. Я протянула руку ладонью вверх (спасибо, Маша, за уроки общения с животными), предлагая псине чипсы. Чипсам она обрадовалась. Собака вообще оказалась нормальная. У нее ко мне возникло чувство симпатии. И мы с ней подружились. Жаль, она не смогла сказать мне, как ее зовут. Я-то ей представилась!

* * *

К сожалению, у меня было мало времени. Через час должен вернуться сторож. А мне надо все-таки проверить мансарду…

Я забралась на дерево. Поднявшись почти до верхней ветки, легко перебралась на балкон. Теперь я была в мансарде.

Первое, что бросилось мне в глаза, — обломок стрелы. Он валялся прямо возле моих ног. В комнате царил полный бедлам. Я осмотрелась. Подняла обломок стрелы и обнаружила, что он точь-в-точь такой же, как мои… А недалеко от себя на полу я заметила бурые пятна. Сомневаться не приходилось — это была кровь…

Сюда придется вернуться обязательно… Сейчас мне было пора сматываться. Если меня обнаружит сторож — мое расследование окончится, только успев начаться.

Я спустилась таким же путем, как пришла, благословив судьбу, что алексановская дача скрыта от людских глаз.

Попрощавшись с новообретенным другом, я пообещала ему вернуться. Очень жалко было оставлять здесь симпатичное животное… Ему явно не хватало общества.

* * *

Странную насыпь я нашла довольно быстро. Действительно, похожа на могилу. И все-таки…

Делать поспешные выводы было не в моих правилах.

Допустим, что и ночные гости моих соседей, и вот эта насыпь имеют к Алексанову самое прямое отношение.

Но может быть и иначе.

Обследовав окружающую местность, я обнаружила следы машины. Это мне показалось странным — обычно в лес ходили пешком. Ехать сюда было трудно. Конечно, приходится терпеть неудобства. Иногда. Если у тебя тяжелый груз…

Или неприятный. Например, труп.

От мыслей моих мне стало немного не по себе. Вспомнились следы вокруг дачи и разбросанные стрелы.

Я осмотрелась. Вокруг никого не было. Тихо, как… Тьфу, опять ты, Иванова, встреваешь с идиотскими замечаниями.

Тихо, как на кладбище.

Запомнив место, я пошла к машине. Ладно. Все равно пока я ничего не могу. Не стану же я одна раскапывать эту похожую на могилу насыпь.

Я почти отошла, как мое внимание что-то привлекло в некотором отдалении от холмика. Я подошла поближе. В кустах блеснуло. Наклонившись, я увидела тонкую цепочку. Подняв, внимательно рассмотрела находку. «Странное место для такой вещицы», — подумала я. Кулончик отличался изяществом. Золотую поверхность сердечка украшал маленький бриллиант. Я присвистнула. И кто же у нас разгуливает по лесам в резиновых сапогах и дорогих украшениях? «Если увидите, скажите, чтобы вернула кулон…» — вспомнила я.

Владелица кулона находилась недалеко от него. Я вернулась к насыпи. Внимательно осмотрев еще раз, я заметила две сложенные в виде креста палочки.

Неужели Анна Егоровна была права?

* * *

Он знал, куда она придет.

Никуда не денется от него длинноногая красавица.

Поэтому спешить не следует. Ожидание удовольствия — уже удовольствие.

Он откинулся на спинку сиденья. Сегодня ему помешали. Кто-то следил за ним. Кто-то хотел его напугать.

Стрелок…

Проклятый стрелок, преследующий на каждом шагу. Неотступный и улыбающийся из зарослей.

Кто бы это мог быть?

Ответа не было. И от этого становилось страшнее.

Играть с умной девицей было интересно. Но стрелок — мешал. Он не был им запланирован. Он мог нарушить игру.

Это сердило. Это раздражало. Поскольку он не знал, чего ждать от стрелка. Единственный выход — найти стрелка раньше, чем тот успеет поднять свой лук.

Но как?

* * *

Конечно, Кидаловка была закрыта.

Машины не двигались. Гудок поезда раздавался в таком отдалении, что можно было без труда догадаться: поезд промчится мимо нас только минут через пять-десять.

Я достала кости из мешочка.

Мой вопрос касался господина Алексанова.

Чем набита наша лысая головка?

2+36+17.

«Ваш партнер, простите, подобен колбасе — чем его начинили, то он и носит в себе».

Кости ответили уверенно.

Ладно. Колбаса так колбаса. Нехило бы узнать, кто его начинял и чем его начинили.

20+25+10.

«Да, действительно жалок тот, в ком совесть нечиста».

Ого. А я-то права. Нечиста совесть у моего клиента. Именно ей-то, совестью нечистой, он и начинен.

За своими размышлениями я и не заметила, как промчался поезд. Машины дернулись и начали движение, медленно разгоняя ход.

* * *

Виктору Степановичу Алексанову не удавалось успокоиться. Отчего-то он перестал доверять Елене. Ему все время казалось, что в ее немного раскосых глазах присутствует лукавство. Нередко бедного Алексанова преследовало ощущение, что секретарша следит за ним. Это было столь неприятно, что Виктор Степанович пробегал мимо нее и прятался в кабинете, и за его стенами ощущая неприятное внимание Елены.

Детективше он тоже доверять перестал. Конечно, она старалась найти шантажистов, но иногда Виктору Степановичу начинало мерещиться, что она уже давно с ними в сговоре.

Почему его стали посещать этакие мысли, он ответить не мог. То ли оттого, что он мышцами спины ощущал, что его преследуют. То ли он просто устал жить в страхе.

Сейчас он сидел в кабинете, уставясь в одну точку, причем голова его была пустой, он находился в некой прострации.

Звонок заставил его вздрогнуть.

Он уставился на телефонный аппарат так, будто перед ним мина замедленного действия.

«Я не подниму трубку», — сказал он себе.

И ему стало легче. Мысль была проста. Скрыться от проблем можно было только полной отчужденностью от них.

Их нет.

— Виктор Степанович, возьмите трубку, — услышал он голос Елены.

Алексанов напрягся.

«Оставь меня в покое», — подумал он раздраженно.

— Виктор Степанович, — голос Елены звучал настойчиво, — трубку поднимите!

Она появилась на пороге, недовольно оглядела съежившуюся в кресле фигуру босса и повторила стервозным тоном:

— Поднимите трубку.

— А кто меня спрашивает? — спросил Алексанов, делая последнюю попытку спрятаться.

— Откуда мне знать-то? — пожала плечами секретарша.

Он, вздохнув, поднял трубку.

— Алексанов…

— В игрушки решил поиграть? — прервал его знакомый голос. — Кукол подсовываешь… Не положишь сегодня деньги — только уже двести тысяч, — завтра увидишь по телевизору порнуху с твоим участием.

Трубку повесили. Виктор Степанович почувствовал, как сердце сжалось. Он попробовал дышать глубже.

Выход был только один. Отдать деньги. Сыщица была права.

* * *

Я подъехала к дому, припарковала машину и поднялась в квартиру.

Выложила из рюкзака стрелы и положила рядом с сестренкой. Как и ожидалось, они были близнецами. Надо разыскать стрелка. А разыскать его непросто.

Впрочем… Сколько у нас лучников? Не так уж много. Я прикинула, где у нас расположена секция. Конечно, во Дворце спорта. Количество секций, выпускающих кадры для Шервуда, в Тарасове было строго ограничено. Круг моих поисков довольно узок… Связь неведомого стрелка с Маргаритой была очевидна — доказательства лежали передо мной. Но что разрушила эта стрела?

Мне было страшно. Отчего-то не хотелось видеть в лице моего неведомого защитника убийцу.

Я решительно поднялась. Единственный способ убедиться в его невиновности — разыскать загадочную личность.

И я рванулась в сторону Дворца спорта. Возраст примерно я знала. Кроме того, можно было догадаться без труда, что мой герой — не из аутсайдеров. Стрелял он хорошо.

Господи, если бы эти глупые дети сказали обо всем, честно и откровенно, скольких бы проблем избежала бедная Таня! Но они предпочитали молчать. Придется справляться собственными силами…

* * *

Секция действительно была единственной. Тренировок не было. Но мне немного повезло — пожилой вахтер оказался горячим поклонником романтического спорта. Он взахлеб начал перечислять мне имена своих кумиров. Особенно много похвал досталось троим — Сергею Дубинину, Сергею Васнецову и Сергею Лагутину. Эта троица до сих пор волновала воображение пожилого джентльмена.

— Хороши были ребята, — делился он со мной воспоминаниями, — теперь таких нет. Могли попасть с сумасшедшего расстояния в «девятку». И красавцы, милая моя! Все. Как один…

Он даже прослезился, вспоминая их. Я дослушала его рассказ и спросила:

— Можно ли кого-нибудь из них найти?

— Не знаю, — пожал он плечами. — Судьбы у всех троих не сложились. Ничего про них не слышал. Спились, наверное… Сама знаешь, какая сейчас жизнь.

* * *

В справочном бюро мне довольно быстро выдали адреса всех троих Сергеев. У одного из них, Лагутина, был домашний телефон. Поэтому я решила начать именно с него.

Набрав его номер, я ждала ответа. Трубку долго не брали. Я потеряла надежду. Скорее всего его просто нет дома. Наконец раздался щелчок.

— Алло, — услышала я спокойный голос.

— Здравствуйте, — начала я, — не могли бы вы пригласить Сергея?

На другом конце провода помолчали. Потом я услышала:

— Какого?

— Лагутина.

— Здесь таких нет, — ответил молодой человек.

Туманный силуэт надежды растаял в воздухе. Что ж. Еще не все потеряно. Я задумалась. Голос слишком быстро среагировал на лагутинское имя. Впрочем, может быть, Лагутина искали по этому телефону часто. И мой абонент просто устал…

Я посмотрела на список адресов. Ближе всех жил Сергей Васнецов. Дубинин вообще предпочитал уединение, судя по месту его жительства. Наверное, логичнее было начать с ближайшего адреса. Но я решила действовать наоборот и поехала на окраину Тарасова. К Сергею Дубинину.

* * *

Дубинин жил в отдаленном рабочем районе. Район славился в Тарасове отвратительной экологической обстановкой и хорошо развитым бандитизмом. Попав туда, человек начинал ощущать себя в другом городе. После чистеньких, аккуратных центральных улиц мрачный антураж этого злачного места становился особенно невыносим.

Я вошла в подъезд. Квартира Дубинина находилась в подвале. Страшная, обшарпанная дверь с отодравшейся местами краской говорила о том, что хозяину некогда заниматься бытом.

Вполне поэтому допустима мысль о том, что именно он проводит время в странных играх со стрелами… Я нажала на кнопку звонка. За дверью раздались шаркающие шаги, и дверь открылась. Когда я увидела Сергея Дубинина, я сразу поняла — не тот.

Раньше он был красив. Тонкие черты лица были теперь испорчены чрезмерным потреблением горячительных напитков. Он смотрел на меня бессмысленно и потерянно. Сомнений у меня не было — Дубинин был алкоголиком. И стрелять в цель уже не мог.

— Что угодно? — спросил он, пытаясь выглядеть в моих глазах прежним сердцеедом. Улыбка, появившаяся на лице, еще сохраняла прежнее обаяние.

«Я ошиблась», — хотела сказать я, но в душе еще была надежда — а вдруг это не Дубинин? Вдруг это его заблудший брат?

Но интуиция была безжалостна. Это был именно он. Я вздохнула. Сергея Дубинина можно было вычеркивать из списка подозреваемых.

— Вы — Сергей Дубинин? — поинтересовалась я. Он кивнул. — Я — Татьяна Иванова, частный детектив, — представилась я. Он удивленно присвистнул. И пропустил меня в дом.

Квартира оказалась именно такой, какой я ее представляла. Занавески на маленьких окнах заменяли марлевые полоски, прибитые к рамам гвоздями. Мебели почти не было. Старый покосившийся диван да стол, заваленный остатками пиршества.

— Чем могу служить? — спросил он.

«Ничем, — хотелось мне сказать, — увы, вы ничем мне помочь не можете…»

* * *

Мы проговорили с Дубининым совсем немного времени. Его судьба оказалась типичной — списанный чемпион долго мотался без дела, даже подвизался в охране известной фирмы «Легион», потом начал потихоньку пить, его уволили. Теперь у него была масса времени на свое увлечение. И он предавался ему страстно, постепенно теряя человеческий облик. О своих друзьях он знал мало. Васнецова он еще встречал, а о Лагутине не знал практически ничего уже два года.

У меня оставалось два «негритенка». Дубинин явно не мог выстрелить из лука. Спиртное полностью разрушило его личность.

* * *

Васнецова дома не оказалось. Очаровательное дитя пяти лет сообщило мне, что «папа на работе». Где таинственная папина работа, малышка не знала. Я вышла на улицу и столкнулась с симпатичной женщиной, сгибающейся под тяжестью сумки с продуктами. Входя в подъезд, она вскрикнула. Я обернулась. Из сумки вывалилась банка кофе и две пачки чая. Женщина неуклюже присела, продолжая держать сумку, и пыталась собрать высыпавшееся одной рукой. Я бросилась ей на помощь.

— Спасибо, — улыбнулась женщина, — я без вас не управилась бы…

Я помогла ей донести выпавшие чай и кофе. Она была благодарна мне. Мы подошли к двери васнецовской квартиры.

— Так вы здесь живете? — обрадовалась я.

— Да, — кивнула она, — а что?

Я рассказала ей вкратце, зачем мне нужен ее муж. Она пригласила меня войти и сказала:

— Его сейчас, правда, нет дома. Он работает в маскарадных шоу. Знаете? Конечно, это унизительно, — не удержалась Васнецова от вздоха, — но там платят деньги. И он не теряет навыков стрельбы… Все-таки лучше, чем спиться…

Я знала, что такое эти шоу для наших местных набобов. Может быть, именно поэтому трудно сказать, чья судьба сложилась удачнее — Дубинина или Васнецова? Похоже, в этой жизни не повезло обоим…

* * *

Что ж, Васнецов вполне подходил на роль ночного стрелка. Озлобленный на своих толстолобых зрителей — это раз. Навыки стрельбы сохранены — это два. Фотография на стене говорила о том, что Васнецов хорош собой и высок — это три. Он соответствовал неведомому стрелку.

Осталось только найти Лагутина. А потом выбрать из них наиболее вероятного.

* * *

На столике лежала почта, которую собирала в мое отсутствие соседка. Среди груды ненужных газет белел конверт.

Интересно. Письма мне приходили редко. Ужель любовное посланье?

Я взяла конверт. Почерк на нем был мне совершенно незнаком. Мелкий, убористый, аккуратный.

Ладно, посмотрим, что внутри.

Я надорвала краешек. Из конверта выпала разорванная репродукция. Портрет Эмми Стюарт.

«Вы похожи на Эмми Стюарт…»

Мне стало неприятно. Эмми Стюарт была действительно похожа на меня. Я вскочила с дивана и инстинктивно стряхнула обрывки портрета с колен.

Я стояла, сжав кулаки. Меня разозлили. Сильно разозлили.

* * *

Он ждал ее долго. Через два часа понял: она не придет сюда. Во всяком случае, сейчас.

Если бы не чертов стрелок, помешавший ему следить за ней ночью, он бы ее переиграл.

Впрочем, все впереди.

Он подошел к машине и открыл дверцу. Шорох сзади заставил его оглянуться.

Ерунда. Никого там не было. Наверное, его страх рожден все тем же стрелком.

«Дойдет и до тебя черед», — пообещал он своему преследователю.

* * *

Я влетела в мельниковский кабинет без стука. Мельников удивился.

— Здравствуй, Иванова, — протянул он.

— Андрей, — сказала я, — мне нужна твоя помощь. Очень нужна.

Наверное, по моему взгляду он понял, что произошло что-то действительно серьезное.

— Я весь внимание, — ответил он, — чем я могу помочь?

— Дай мне дело Ксении Разумовой, — попросила я.

Глава 12

Уже час я изучала материалы этого омерзительного преступления.

Ксения была талантливой девочкой. Ее семья боготворила юную красавицу.

Семья Разумовых была интеллигентной и симпатичной. Гибель Ксении стала для них трагедией. Мать не смогла перенести смерть дочери и умерла от инфаркта.

Отец прожил после этого лишь два месяца. Однажды утром он не пришел на работу. Сотрудники позвонили домой. Трубку никто не поднял.

Они отправились к нему. Дверь пришлось взламывать. Доцент Разумов повесился на поясе халата своей жены.

История потрясала страшной простотой. Один сексуальный маньяк уничтожил троих человек. Троих. И остался безнаказанным.

Теперь я не сомневалась в том, что существовал некто, не желавший оставить убийцу в покое.

— Мать Ксении была красавицей, — вздохнул Андрей. — Дети были в нее.

— Дети? — удивилась я.

— Был еще старший брат, — пояснил Андрей, — но встретиться с ним тогда не получилось. Он был на соревнованиях. Спортсмен. То ли фехтовальщик, то ли лучник… Сергей Лагутин.

Я подпрыгнула.

— Лагутин?

— Он сын от первого брака. Первый брак был неудачным. Евгения, их мать, развелась с Лагутиным уже через год после рождения сына. Поэтому настоящим его отцом был Разумов.

Я присвистнула. Сергей Лагутин…

Что он должен был испытывать по отношению к человеку, уничтожившему всю семью?

Ненависть. Жажду отомстить.

У моего Алексанова был крутой противник.

— Ксению сначала преследовали, — продолжал Андрей. — Ее вычислили и начали запугивать. То ездили на машине, сводя девчонку с ума. То посылали в конверте разорванные репродукции, на которых Ксения сразу обнаружила сходство с собой Мадонны де ла Вита. Тогда к нам обратились в первый раз… Мы попытались проверить все. Потом решили, что это злая шутка отвергнутого подростка, и родители успокоились.

Обрывки картин… А какой, простите, отвергнутый подросток послал разрезанный портрет мне? Неужели Алексанов?

Нет… Алексанов мелковат для таких игр. Но кто?

Я слушала рассказ Мельникова внимательно, боясь упустить мельчайшую подробность, способную подтолкнуть меня к разгадке. Сейчас от разгадки зависела моя жизнь.

— Когда они обратились в первый раз, все было невинно. Разрезанные репродукции мог послать любой незадачливый поклонник маленькой красавицы. Поэтому, после месяца тишины и покоя, заявление они забрали. Ровно через месяц девочка пропала.

Он замолчал.

— Знаешь, что самое страшное? — тихо продолжил он спустя минуту. — Догадываться, кто это сделал, и не иметь улик. Знать, что ему все нипочем. По фене. Если бы ты ее видела, Танюша, ты бы поняла все. Она была божьим даром. Тот, кто ее убил, должен был быть жестоко наказан. А вместо этого…

Мельников махнул рукой.

— Послушай, Андрей, — осторожно спросила я, — а если я представлю эти улики…

Он поднял на меня удивленные глаза.

— Так вот, — продолжала я, — если будет покушение с таким же антуражем и я смогу доказать, что это одно и то же лицо, мы его уничтожим? Или он снова выкрутится?

Андрей пожал плечами.

Но по его взгляду я поняла многое. Он хотел этого — и боялся. За меня.

— Все будет нормально, — улыбнулась я, — я не пятнадцатилетняя беззащитная девочка.

Он кивнул.

— Только не забывай сообщать мне о своих передвижениях, — сказал он.

— Ладно, — согласилась я.

И начала сольную партию. Давешний мой охотник начал превращение в фазана.

— Вот так-то, дружок, — улыбнулась я, — не рой другому яму…

Особенно не рой ее мне, дружочек. Знай все-таки, с кем собрался поиграть в догонялки с элементами пряток.

* * *

Найти Сергея Лагутина для меня особенного труда не составляло. Существовало три дороги к моему другу в маске. Один из этих путей был самым простым.

В данный момент Катерина сидела напротив меня и с самым невинным видом распивала кофе.

Я смотрела на нее и делала вид, что не поняла, сколь многое связывает ее с неизвестным героем, партизанящим в кустах алексановской дачи. Пускай думает пока, что я недогадливая тетка. Пока…

Сначала я должна найти человека, который охотится за моим скальпом. Сама. Меня даже обижало, что Робин оказался прозорливее меня. Он-то знал имя этого неведомого охотника за трофеями. Впрочем, и искать сего субъекта начал раньше.

Но отчего он забавляется с жертвой? Что это — страсть к красивой игре или желание заставить его почувствовать себя фазаном? Стремление дать ему те же острые ощущения, которые он предоставил маленькой девочке с лицом Мадонны?

Лагутин просчитывал все его ходы. Знал, например, где он появится. В данный момент он пас меня. Не давал приблизиться к очередной добыче. Но — не уничтожал.

Оттягивал момент?

Я взглянула на Катерину. Она смотрела на меня очень внимательно. Чувствуя, что она прекрасно поняла мой немой вопрос, я задала его ей в лоб:

— Катя, а как ты познакомилась с Сергеем Лагутиным?

Она вздрогнула. Ее лицо в один момент стало непроницаемым. Она покачала головой:

— Я не знаю, о ком вы говорите…

Я пожала плечами. Что ж. Я ведь знаю, где найти его, девочка.

— Ладно, — сказала я, — мне показалось, что я вас видела вместе. Значит, с ним была другая девушка.

Она нахмурилась. Моя Катерина, оказывается, была ревнивицей! Ее щечки стали пунцовыми. Бедный Сашка, однако…

Катерина явно не ровно дышала к Лагутину. Ох, эти романтически настроенные девицы… Я вздохнула.

Сама-то не лучше. Как найдешь привет от милого друга в виде стрелы, так и забьется Татьянино сердечко, да щеки запылают!

В дверях возник Сашка. Он коротко кивнул нам и сообщил, плюхнувшись в кресло:

— Я все сделал. Так, как вы сказали.

Я кивнула. Замечательно. Остаться без денег после плодотворной работы мне не хотелось.

Допив кофе, я поднялась. Впереди маячила куча дел и гонка с преследованиями.

Катя вышла меня проводить.

— Подумай о Сереже, — посоветовала я ей уже на выходе.

Она отвернулась. Я поняла, что мои попытки безнадежны.

— Пока, — сказала я и вышла.

* * *

На улице началась промозглая осень. Странно. Только что сияло солнце, а теперь ветер пригнал целую обойму туч, которые, сгрудившись на небе, предвещали ливень.

Я подошла к своей машине. И улыбнулась.

Мои преследователи здесь уже побывали. Об этом свидетельствовала блеснувшая возле колеса стрела. Я, подняв ее, оглянулась, но никого не заметила. Чего и следовало ожидать, собственно.

Я завела мотор.

Листья вокруг меня носились под порывами ветра.

«Ну и погодка, — вздохнула я. — Просто ведьминские свадьбы…»

Мотор прогрелся, и я выехала со двора.

* * *

Попытка найти Сергея через Катю ни к чему не привела. Оставался клуб «Зенит». Именно там проходили тренировки лучников. Я тихо зашла в зал.

Тренер оглянулся в мою сторону, оторвавшись от занятий с маленькой девчушкой. У девочки смешно прыгал хвостик на затылке, когда она прижимала к худенькому плечу огромный лук.

— Что вам угодно?

Тренер оставил ее и шел ко мне.

Симпатичный дядька лет сорока пяти. Значит, он мог быть и Сережиным наставником.

— Я ищу одного человека, — сказала я. — Понимаете, я корреспондент. И пишу статью о наших чемпионах в редких видах спорта. Вы не могли бы подсказать мне, где я могу найти Сергея Лагутина?

Он посмотрел на меня очень внимательно.

— Сережу? — переспросил он и покачал головой. — Я давно о нем не слышал. Почти год. С тех пор, как убили Ксению.

Он вздохнул. Я молчала, надеясь услышать продолжение.

— Сережа очень любил ее. Они были такими… — он замялся, пытаясь найти верное слово. — Романтичными, что ли… Жизнь казалась Сереже и Ксении воплощением прочитанных стихов. Вот и случилось… Именно с ними.

Он махнул рукой.

— Попробуйте найти его во Дворце пионеров. Там клуб любителей старинного оружия.

— Я знаю, где найти Робина, — авторитетно заявила вдруг малышка, — только обещайте, что вы друг.

Она смотрела на меня во все глаза.

Я улыбнулась.

— Друг… — кивнула я. — Можешь мне поверить.

* * *

Следующим пунктом моих странствий было место странное и неприятное, прозванное в народе «юдолью скорби».

Здание психиатрической лечебницы походило на великолепный особняк. В этом не было ничего удивительного — те, кому повезло здесь лечиться, испокон веку принадлежали к сливкам общества. Для психов из народа существовало другое убежище от суровой действительности. Оно находилось за городом и звалось в народе «Ордынкой», по названию местного села.

Наверное, там кормили гораздо хуже. Мне трудно судить — пока я там не лежала. Бог миловал. Может быть, все впереди.

Главврач встретил меня профессионально приветливо. Сначала он осмотрел меня с ног до головы цепким взглядом, от которого меня пробрала крепкая дрожь — а ну как найдет у меня признаки глубокой депрессии? Или еще какую дрянь приметит?

Поэтому я постаралась отобразить на лице полную безмятежность и психическое здоровье. Не знаю, насколько успешно я справилась со своей задачей, но главврач с чудным именем Иона Тимофеевич отпустил меня из плена небольших и проницательных глазок, поинтересовавшись, чему он обязан моим визитом.

Я достала заранее припасенное просроченное удостоверение работника прокуратуры, в котором собственной рукой подправила срок годности, и показала Ионе Тимофеевичу на таком расстоянии, чтобы он мог поверить, что исправленное является непреложной истиной.

Он кивнул.

Похоже, его мои старания вполне удовлетворили.

— Так в чем дело? — опять поинтересовался он, на сей раз несколько настороженно.

— Меня интересует один вопрос, — успокоила я его, — мотивы поведения человека. Скажем так — я подозреваю, что у него существуют психические отклонения.

Он кивнул.

— В чем это выражается?

— Он склонен к садомазохизму в сексуальных играх.

— Не показатель, — покачал он головой, — половина граждан, не нуждающихся в моих врачебных услугах, склонны к сексуальным извращениям. Если эти самые извращения не несут опасности для индивидуума и окружающих, это его личные проблемы.

— Ладно, — согласилась я, — а если мы к этому прибавим еще настойчивую ненависть к любым проявлениям красоты? И непреодолимое желание уничтожать это прекрасное?

Он вздрогнул? Или мне показалось?

— Значит, вас интересует именно он, — вздохнул Иона Тимофеевич. — Я это и подозревал.

Он встал и жестом пригласил меня следовать за ним. Мы вышли из его кабинета и прошли коридором до столовой, потом вышли в регистратуру.

— Подождите, — сказал он и исчез на несколько минут. Потом опять появился, держа в руках объемистую медицинскую карту.

— Ну, вот, — вздохнул он, — пойдемте обратно. Думаю, что я смогу удовлетворить ваше любопытство. Хотя бы частично.

* * *

— Я больше не могу тебе помогать, — голос в трубке стал прерывистым и жалобным.

«Слизняк, — подумал он. — Проклятый, толстый, лысый слизняк».

Ему захотелось схватить его за шиворот и тряхнуть так, чтобы у слизняка вывалились кишки.

Он швырнул трубку на рычаг.

«Что я буду делать?»

Ничего. Он знал, что без помощи он ничего не может. Все станет банальным, а его просто наизнанку выворачивало от банальности.

От злобы мелко тряслись руки.

Эмми Стюарт смотрела на него призывно и ласково. Она звала к себе.

Приди — я успокою тебя в своих объятиях…

Он наклонил голову. Ее взгляд стал живым. Он почувствовал спазм сосудов головного мозга. Острая боль пронзила его. Он с силой сжал виски ладонями.

Проклятая боль, сводящая его с ума.

Проклятая боль…

Вызванная улыбающейся Эмми. Он взглянул на нее с ненавистью. Она смеялась ему в лицо. Ее забавляла его беспомощность и боль. Он заскрипел зубами. Шлюха. Гадкая шлюха.

Схватив нож, лежащий на столе, он занес его над картиной. И остановился. Еще не время. Сначала должна погибнуть твоя копия. Он усмехнулся. Сначала он освободит тебя от всех репродукций, прелестная Эмми… Сладкая Эмми… Эмми крошка…

Он почувствовал облегчение. Голова почти перестала взрываться болью.

Он начал одеваться.

Сейчас он попробует убедить помощников.

Без них он, как без рук…

Он вышел на улицу.

Глава 13

«Вы похожи на Эмми Стюарт»…

Чувствовать себя наживкой неприятно. Даже если ты признана такой же красивой, как эта Эмми. Даже если ты сама посадила себя на крючок.

Ну и как тебе на крючке, Таня-червячок?

А вдруг рыбка проглотит тебя? Ам — и нету…

Я сжала руки. На душе было муторно. Мне совсем не хотелось играть в эту игру.

«Успокойся», — попросила я собственное отражение в зеркале. Оно явно не производило впечатление уверенного в себе человека. Его беспокоило будущее. А когда человека беспокоит будущее, он теряет контроль над чувствами.

Контроль же мне был необходим.

Я схватила в руки верных советчиков. О личности, преследующей меня, мне было уже кое-что известно. Иона Тимофеевич рассказал мне многое. Знала, как он впервые увидел Ксению Разумову. Догадывалась, как он увидел и меня.

Ну и что мне дали эти знания?

Имени-то нету. Иона Тимофеич благоразумно закрыл первую страницу. Медицинская этика не позволяет, видите ли…

Жаль, что в Ионе Тимофеиче нет сходства, скажем, с Джокондой. Пойти и сказать тому же Мельникову, чтобы он арестовал некую темную личность? А причина?

«Вы похожи на Эмми Стюарт…»

Ну и что? Похожа и похожа… Мало ли кто на нее похож!

Мои магические косточки кувыркнулись в воздухе и упали, показывая:

5+20+27. «Грядущие трудности, но вы сумеете овладеть ситуацией».

Ох, вашими устами — да мед бы пить. Впрочем, я всегда им верила. Почему не верить сейчас?

Успокойся, Танька, успокойся. Твое внутреннее чутье тебя не подводит. Все будет прекрасно.

4+36+17.

«Несмотря на трудности, ваши дела пойдут так, как надо».

Ну и хорошо. Трудности для нас дело привычное.

Я успокоилась. В конце концов, за моим преследователем идет Робин. Неотступный Робин. Ждущий нового преступления, чтобы нанести удар…

Йес. Я нашла мотив его поступков. Робин не мог нанести удар просто так. Убийца его сестры был в безопасности, пока… Пока ничего не совершал. Пока был беззащитен.

Робин не был подонком.

Последний бросок должен был бы меня напугать. Но я уже была спокойной. Я чувствовала, что за моей спиной, кроме преследователя, находится защитник.

33+19+4.

«Для вас существует возможность пострадать от руки злоумышленника».

Существует — согласилась я. Естественно. И вообще моя работа связана с риском. Но кто не рискует, тот не пьет шампанское. А я все-таки люблю сей славный напиток. И намереваюсь испить его в ближайшее время.

* * *

Алексанов стоял у окна, сцепив на затылке пальцы. Его голова представляла собой раскаленный шар. Боль доводила его до исступления. Он не мог справиться с ней.

Боль его побеждала.

Сейчас, когда так необходимо было освобождение от нее. Хотя бы ненадолго…

Он поморщился. Только что он отвез на вокзал деньги. Нельзя сказать, что ему стало спокойнее.

Наоборот.

Ощущение опасности не покидало. Она таилась везде. В углах, вместе с паутиной и пылью. В ящиках стола. В телефоне. Даже в стопке аккуратно сложенных писем. Любое из них могло оказаться напоминанием о совершенном.

«Зову я смерть…»

В воздухе алексановского кабинета она носилась. Давила на виски. Заставляла сердце сжиматься.

Он ждал только ее повеления следовать за ним. И воспринял бы оное как проявление высшего милосердия. Слишком тяжело давил на него последнее время груз содеянного.

Слишком тяжело…

* * *

Звонок телефона заставил меня открыть глаза. Оказывается, я заснула. Сама не знаю, что на меня нашло…

Что?

Усталость, моя дорогая. Ты ищешь на собственную голову опасности, совершенно не считаясь со степенью выносливости своего многострадального организма.

Я подняла трубку.

— Таня? — Голос Мельникова был немного озабоченным. — Таня, ты можешь выйти из игры?

Я остолбенела. Ничего себе заявочка… С чего это, собственно?

— Почему? — спросила я.

— Тань, это опасно, — ответил Андрей.

Ну, Мельников! Ну, молодец! Как все мне объяснил! Стало просто, понятно и дышать ощутимо легче…

— Я догадываюсь, — съязвила я, — с трудом, признаться, но догадываюсь. Так что я должна сделать?

— Пошли Алексанова к черту, — дал мне необычайно дельный совет Андрюшка.

— С радостью бы послала, — ответила я, — тогда меня перестанет преследовать поклонник, нашедший в моей физиономии сходство с красавицей, жившей в прошлом веке?

Он молчал.

Потом попытался все-таки убедить меня:

— Мы арестуем его и без этого.

— Завтра ты его арестуешь, а послезавтра будешь вынужден выпустить, — вздохнула я, — и мой друг останется на свободе. Чтобы найти кого-то еще. Похожего на «Мальчика в голубом», например.

— А ты чего добиваешься? — Мельников начинал злиться. А злиться он начинал, когда остро чувствовал собственное бессилие.

«Стрелы, вонзившейся в его лоб», — хотела ответить я. Но промолчала. Открывать карты даже Мельникову я не собиралась.

Не для того мы с Робином рискуем, чтобы наши планы были разрушены.

— Справедливости, дружок, — улыбнулась я, — и понимания…

Кажется, он понял, что его уговоры ни к чему не приведут. Я была упрямой, когда дело касалось моих убеждений.

— Хорошо, — сказал он, — только постарайся не терять со мной связи. И вызывай при малейшей опасности.

Малейшей? Я бы не назвала создавшееся положение «малейшей опасностью». Очень неприятно ощущать на своем затылке восторженный взгляд маньяка лишь потому, что ты похожа на Эмми Стюарт. Жаль, что Эмми уже нет на свете. Я с удовольствием отправила бы поклонника по ее адресу.

Впрочем, если мы выиграем, у неведомого обожателя Эмми все-таки появится возможность встретиться с предметом страсти.

* * *

Кафе «501» мне понравилось. Почему я не ходила сюда раньше?

Все было стилизовано под ранчо. На стенах — подковы, а за стойкой бара красиво свешивались связки красного перца и лука.

Музыка играла соответственно «блу-грасс», и можно было немножко попридумывать, что ты не в Тарасове, а в каком-нибудь Далласе. В Далласе никто не будет искать твоего сходства с Эмми Стюарт. В Далласе вообще хорошо, если ты не нефтепромышленник. А у нас наоборот.

Я села за столик и огляделась.

Народу было немного, но никто из присутствующих не подходил на роль Робина.

В углу сидела пара юных рокеров, старающихся по мере сил выглядеть лет на сорок. Они громко и мужественно хохотали, потягивая пиво из здоровенных кружек. Ушки их торчали, а щечки розовым цветом выдавали недавнее прощание владельцев с «Беби-папой» и памперсами.

Естественно, не составляло труда догадаться, что никто из малышей Робином не был.

За вторым столиком сидела пара пожилых, утомленных хиппи, и, судя по рассеянному взгляду и обрюзгшим фигурам, никто из них не в состоянии был бы поднять лук. Хиппи пребывали в давней, застарелой фазе медитации. Они, на мой взгляд, вовсю общались с Гаутамой Буддой, и земные страсти их не волновали.

Я загрустила. Неужели меня ожидает неудача?

С надеждой я бросила взгляд в глубину кафе. Неожиданность подарка чуть не заставила меня выдать себя.

Там, возле стойки, сидела моя драгоценная Катюша.

Не надо было быть дюже умной, чтобы понять, кого она поджидает, поминутно оглядываясь на дверь.

Я улыбнулась. Ну-ну, девочка. Я тоже подожду. Вместе с тобой.

И именно ты представишь нас друг другу.

* * *

Катя заметила меня, я это почувствовала. Ее взгляд стал напряженным. Она обдумывала, что ей предпринять. Делать вид, что она со мной незнакома?

Я решила действовать сама. Широко улыбнулась и двинулась прямо к ней. Она вынуждена была встретить меня с ответной улыбкой.

— Добрый день, — кивнула она мне, явно не зная еще, правильно ли она поступает. Это можно было понять по ее глазам. Бедная девочка бегала взглядом от моего лица к двери и обратно.

— Я решила наконец заглянуть сюда, — непринужденно наврала я. — Мне столько рассказывали про это местечко…

Я огляделась. Краем глаза отметила, что наш Робин еще не появился.

— Приятное место, — пожала Катя плечами, — странно, что вы про него узнали лишь недавно…

«И от кого?» — вопрошал ее немного ревнивый взгляд.

Я невинно улыбнулась. Пусть. Поревнуй, крошка, тебе это полезно для здоровья.

В это время я почувствовала, что он пришел. Катерина напряглась. Ее взгляд слишком подчеркнуто был направлен в сторону окна. Я оглянулась.

Он стоял у дверей, облокотившись на косяк, и смотрел на нас с удивленным любопытством. Я улыбнулась ему и помахала рукой.

Он усмехнулся, оторвался от двери и пошел в нашу сторону. Кажется, моя детская наглость его не поразила. Только позабавила.

* * *

Алексанов сидел перед Брызгаловым, как первоклассник перед директором школы.

— На то, чтобы прикрыть твои козлиные забавы, мне знаешь сколько выложить пришлось?

Взгляд Брызгалова сверлил насквозь.

Алексанов почувствовал себя карасем на сковородке. Это было столь неприятно, что он зажмурился.

Брызгалов же забавлялся.

Брызгалова страх заносчивого Алексанова веселил.

А теперь, детишки, я расскажу вам сказочку. Страшненькую такую сказочку. Про доброго дядю Борю. Он поможет мальчику Вите решить проблемки, но сначала… Сначала мальчик Витя сделает то, что так необходимо доброму дяде.

Алексанов этот взгляд понял без слов.

— Чего ты хочешь? — спросил он так тихо, что сам себя услышал с большим трудом.

— Ничего особенного, мой мальчик… Ничего особенного, — плотоядно усмехнулся Брызгалов, искренне наслаждаясь моментом, — маленькая подпись на одном документе.

Алексанов достал платок. От нервного напряжения у него вечно появлялся насморк. «Нервное», — подумал он, высмаркиваясь в огромный клетчатый платок.

— Смотря чего ты хочешь, — попробовал он сохранить хорошую мину при своей более чем отвратительной игре.

Кустистые брови удивленно и грозно взлетели вверх.

«Ах, Витенька… Чего я хочу? Да ты сделаешь все, что я захочу, милый. Иначе будет тебе так хорошо, как никогда не бывало. И ты это знаешь, мальчуган».

Под брызгаловским взглядом Виктор Степанович начал ощущать приступ дурноты. Внутри его, стремясь вырваться вместе со зловонной желчью, забродил страх.

Деваться было некуда. Он это понимал. Он посмотрел на листок, подсунутый ему для подписи.

Ничего себе…

Брызгалов хотел его пакет акций. Всего лишь. Ни много, ни мало…

Он попытался спастись. Отодвинул бумагу и посмотрел на хозяина положения, пытаясь пробудить в его душе остатки совести.

— Ты же меня раздеваешь… — покачал он головой.

— Раздеваю, — кивнул Брызгалов, — но при этом сохраняю твою паскудную жизнь.

Алексанов оглянулся.

Брызгаловские амбалы стояли по обеим сторонам двери, криво ухмыляясь.

Их взгляды не предвещали ничего хорошего.

Он вздохнул.

«Западня, — подумал он. — Какая же западня…»

Глава 14

Робин подошел к нам, и я обратила внимание на его глаза. Как же я не поняла этого раньше? Я вспомнила его сразу. Он почти не скрывался. Я встречала его на своем пути постоянно.

Как я не обратила внимание на его сходство с Ксенией сразу!

Античные, правильные черты лица Робина были красивы и гармоничны. Как у Ксении… Интересно было бы увидеть их мать.

Робин смотрел на нас с Катериной серьезно.

Катя смотрела в пол.

— Я боялся за тебя, — сказал он ей.

Я почувствовала укол ревности. Не знаю уж почему. Ревность мне вообще-то не свойственна.

Она взглянула на него и пробормотала:

— Со мной ничего не случилось.

«Кроме удара по голове», — усмехнулась я.

По взгляду Робина я поняла, что знакомиться необязательно. Практически мы знали уже друг о друге достаточно, поэтому оба, не сговариваясь, решили не играть в идиотскую игру: «Где-то я вас видела…» — «Да я вас тоже постоянно встречал… Впрочем, это я послеживал за вами. Вы уж простите…» — «Ничего, бывает… Можете еще разок…»

Он предложил нам перейти за столик. И уже через минуту я знала, что передо мной совершенно замечательный человек. Настоящий рыцарь. Встретить такого Ланселота Озерного на улицах Тарасова было удивительно.

Кажется, вы размечтались, Татьяна. Во всяком случае, явно отчалили мыслями от реальности. И на вас смотрят…

Я вернулась.

Робин смотрел на меня немного удивленно.

— Ты похожа на Эмми Стюарт, — сообщил он.

Так. Мне надоела эта Эмми. Я похожа на Таню Иванову. И если бы Гейнсборо попалась Таня Иванова, неизвестно еще, кого бы он нарисовал. Меня или эту вашу Эмми.

— Что-то часто я это слышу последнее время, — съязвила я, — мне даже посылают ее портретики. Разрезанные.

Он вздрогнул.

— Так я и думал, — вздохнул он. — Он купил недавно ее портрет. Тебе следует оглядываться, когда ты идешь.

Я хотела ему сообщить, что именно этим я и занимаюсь последнее время. Особенно когда нахожу под собственным носиком небрежно разбросанные стрелы.

Но удержала фонтан красноречия.

Пока не стоит.

* * *

Ну, вот. Снова. Я опять испытываю сладкий трепет и дрожь в руках. Легкую, почти не заметную.

Надо же было уродиться таким красивым… На мой взгляд, это преступление. Ладно бы уродился и жил себе спокойненько на другом конце страны. Или вообще в Африке. Чтобы никогда мне не встречался.

Все-таки быть женщиной и сыщиком — тяжело. Нет-нет да и забрезжит в душе некий образ, вызывающий трепет конечностей.

То ли дело Алексанов с Брызгаловым. С такими кадрами и работать приятно. Твердо знаешь — любовь не нагрянет. Жди ее — не жди. От их физиономий меня не щекочет.

А этот…

Сидит и улыбается. Как будто и не ведает, сколь велико его влияние на слабый женский организм.

Особенно на мой, в коем страсть к эстетическому наслаждению превышает все разумные пределы.

Мне бы надо родиться художницей. Писать себе тихонечко портреты. Или начать строчить женские романы.

«В его глазах она прочла столько страсти, что почувствовала, как внутри поднимается сладкая, призывная дрожь… Она опустила глаза, чтобы не выдать своей любви».

Главная героиня в этих романах будет, правда, иногда хвататься за револьвер. Или принимать борцовские стойки. Но это неважно. Зато я буду знать, что от собственных чувств я хорошо и надежно защищена. Поскольку когда ты станешь все время заниматься описанием чувств, они у тебя начнут вызывать тошноту.

Моя бедная, поверженная соперница все прекрасно поняла. Сейчас она сидела с потерянным видом, наблюдая за нашей игрой. Мне стало ее жалко.

— Тебе угрожает опасность, — сообщил он мне.

— Тебе тоже, — порадовала я его в ответ.

Он пожал плечами. Кажется, мое известие его нисколько не взволновало.

— Она всегда при мне, — усмехнулся он.

— У меня то же самое.

Я смотрела ему в глаза. Мне хотелось понять, сколько можно прожить одним-единственным чувством. Местью.

Судя по всему, он привык к этому. Может быть, когда он получит желаемое, он умрет. Жить станет незачем.

Я улыбнулась. Никто из моих возлюбленных не был настолько моим по духу. И никто из них не был столь же недоступен, как этот. Два «степных волка»… Способна ли я превратиться ради него в волчицу?

К собственному ужасу, я поняла — да. Единственный мужчина, который мог заставить меня сдаться, сидел сейчас передо мной. И это страшило меня больше, чем моя будущая встреча с поклонником изящного…

* * *

Спустя час я знала так много, что хватило бы на толстый том.

Катя слушала, открыв рот. Он говорил долго, потому что слишком долго держал это в себе.

Теперь мои последние сомнения отпали.

Я ненавидела своего преследователя.

Он был отвратителен, как только может быть отвратителен мокрый и склизкий червяк.

Человек, воплотивший ненависть в смысл жизни. Обладающий властью, деньгами — и отвратительной болезнью.

Ненависть почти изгнала страх. Я перестала бояться его. Теперь благодаря Робину я знала все его повадки.

Теперь я знала, где будет сидеть мой фазан, воображая себя охотником.

Я поднялась. Робин посмотрел на меня вопросительно.

— Куда ты?

Я улыбнулась:

— Ты знаешь…

Он кивнул:

— Я буду идти за тобой.

— Только осторожнее. В самый неожиданный момент он может обернуться.

— Постараюсь, — усмехнулся он.

Катька не могла понять наших речей. Она же не была, как мы, охотником. Я повернулась к ней и сказала:

— У меня к тебе просьба… Если вдруг ты почувствуешь опасность, позвони по этому номеру и спроси Андрея Николаевича Мельникова. Запомнишь?

Она кивнула. Я протянула ей листок с телефоном. Катерина спрятала его в карман куртки.

* * *

Алексанов подъехал к дому. Ворота, конечно, оказались закрыты. Он нетерпеливо прогудел. В проеме дверей двухэтажного особняка появилась жена. Она прошла к воротам, долго искала нужную кнопку, наконец нашла и нажала.

Ворота открылись со скрипом. Алексанов въехал во двор.

— Ты одна? — спросил он у жены.

Та кивнула.

— А Лешка?

Она пожала плечами.

Виктор Степанович все понял. Она его выпустила. Мерзавка. Только этого ему не хватало.

Он прошел к сыну.

Комната Алексея была пуста. На полу валялся мелко изрезанный портрет Эмми Стюарт.

Виктор Степанович присел на корточки и посмотрел на разбросанные клочки.

Увиденное сходство заставило его резко вскочить.

Он выбежал в гостиную, где насмерть перепуганная супруга делала вид, что поглощена вытиранием пыли.

— Давно? — выкрикнул Алексанов.

— Что? — захлопала она на него глазами.

— Он давно ушел?

Она пожала плечами:

— С полчаса будет.

Виктор Степанович выскочил к машине. Плохо соображая, он сел на удобное сиденье «Фольксвагена», обратив внимание, что его «мерс», конечно, отсутствует.

Он поднял трубку радиотелефона и набрал номер Брызгалова.

Слава богу, тот оказался на месте.

— Боря, помоги, — простонал Алексанов.

— Опять? — ответил голос в трубке.

— Да, да… — Алексанов ослабил галстук. Дышать было трудно.

Разговаривать было некогда. Лешка собирался увеличить число неприятностей, свалившихся на голову.

Он почти с ненавистью подумал о жене. «Сука!» — выругался он. Если бы не она, сынок нипочем не выбрался бы из комнаты еще год-другой.

Это она его выпускала.

Он повернул ключ. Машина взревела и рванула с места.

* * *

— Тань!

Я обернулась. Боже мой, да это же Вероника… А я-то думала, что она в Питере.

Вероника рванулась ко мне, а я к ней.

— Господи, как же давно мы не виделись! — вырвалось у меня. — Я тебя искала…

— Знаю, мне сказали. Я пыталась до тебя дозвониться, но тебя никогда не бывает дома. Так зачем я тебе была нужна? Только не ври, что ты тут умирала от тоски… — рассмеялась моя детская подружка.

Она почти не изменилась. Такая же красотка.

— Рассказывай, как ты, — потребовала я. — Наверное, устраиваешь уже в Питере персональные выставки?

— Ну, да, — рассмеялась она, — а то ты не знаешь, как они легко устраиваются. Конечно, нет. Даже не светит пока…

Вероника когда-то сбежала из Тарасова, убедив меня, что здесь ее ждет только преподавание в художественной школе.

Теперь можно было приступать к делу.

Я посмотрела на нее и спросила:

— Слушай, Вероничка, а ты помнишь Ксению Разумову?

Моя подружка помрачнела:

— Конечно. Жуткая история… Тогда мы все подозревали Алексей Викторыча.

Я вздрогнула.

— Кого?

— Алексанова, — недоуменно посмотрела она на меня, — отвратительный тип. Маленький, белесый и перекошенный. Правда, он отпустил бороду, но это ему интеллигентности не прибавило…

— Рассказывай, — потребовала я, протянув ей сигарету.

Она вздохнула:

— Танька, ты не меняешься. Нет чтобы поговорить о личной жизни, о любовниках, ты вечно вся в делах…

— О любовниках — потом, — пообещала я, — сначала давай про этого Алексея Викторовича.

— Из него любовник неудачный получится, — меланхолично заметила Вероника. — Во-первых, он страшен, как перегнившая картошка. Во-вторых, он периодически лечится в психушке. А в-третьих, он извращенец…

— Да не собираюсь я брать его в любовники!

— Ну, ладно, — успокоилась Вероника, — он преподавал композицию. И у него было хобби — он очень любил копировать понравившиеся шедевры… Как будто этим мог доказать себе, что не лишен таланта. Обычный случай мании величия…

— А как у него было с талантом? — поинтересовалась я.

— Копии получались хорошо, — пожала плечами Вероника, — но создать что-то свое было ему не по силам. Странный тип. Хороший мастер, с точностью до мелочей способный повторить картину… Но у копии не было жизни. Понимаешь? Он, создавая аналог, вытягивал из него наполнение, творя жалкую пародию. И поэтому смотреть на эти его копии было страшновато. Создавалось такое гадкое ощущение, что Алексанов их убивает…

— Убивает… — повторила я задумчиво. А не было в нем ничего загадочного, оказывается! Обычная серость. Серость, стремящаяся уничтожить гениальность.

* * *

Я слушала историю с интересом. Просто пособие для юных психиатров!

Оказывается, Алексея Викторовича Алексанова периодически пытались заманить в свои объятия врачи местной больницы. Именно той, где Иона Тимофеевич показывал мне медицинскую карту, заботливо прикрыв ладонью имя несчастного пациента.

Похоже, именно имя Алексея Викторовича Алексанова там и сияло. Во всяком случае, Вероника рассказывала мне историю, удивительно схожую с той, которую я умудрилась прочесть между скупых строчек анамнеза.

Избалованный мальчик, умеющий рисовать, но мнящий себя гением… Увы. История банальна.

Некрасивый парень, маленького росточка и с белесыми жидкими волосами — изо всех сил старающийся выглядеть Казановой…

Мальчик, переживший в детстве отцовское насилие и от этого мечтающий отомстить всем.

Обилие денег не могло дать главного. От обиды на жизнь он возненавидел все красивое. Все талантливое. Все, что без усилий получало от бога то, чего не хватало юному Алексанову. Просто так. Без денег…

Он влюбился. Об этой любви знала вся школа.

Он ходил за ней по пятам. Он сходил с ума. И не мог подойти.

Он знал, что прекрасная Ксения никогда не станет его.

Он находил ее черты в творениях мастеров.

Но что же произошло дальше? Был ли он тем самым человеком, который убивал тарасовских девчонок? Или Ксения — была первой его жертвой?

* * *

Вероника молчала. Я тоже. Говорить не хотелось. Наконец Вероника достала из пачки сигарету и, закурив, сказала:

— Когда Ксения пропала, он был в больнице. Поэтому у него алиби, Танюша…

Я усмехнулась.

Вовремя организованное алиби — частое явление в нашей практике. Именно благодаря этому самому явлению мы можем похвастаться таким большим количеством нераскрытых преступлений…

Интересно, где будет находиться мой горячий поклонник в момент своего запланированного покушения на «Эмми Стюарт»?

Я почувствовала затылком дыхание опасности. Вероника посмотрела на меня немного испуганно.

— Тань, что с тобой?

Она взяла меня за руку.

— Ничего, — поспешила я успокоить ее.

Она мне поверила. Для большинства я — бесстрашная сыщица. Рисковая Танюха, способная прыгнуть с огромной высоты и раскидать целую толпу гопников.

Но в отдалении маячил черный «Мерседес». Я почувствовала, как мое сердце сжалось.

«Мерс» тихо всхлипнул и поехал прямо по направлению к нам.

Я вскочила.

— Тань! — услышала я сквозь звон в ушах голос Вероники, которая трясла меня за руку. — Тань, ты что?

«Мерс» ехал медленно, как катафалк. Я почувствовала себя фазаном.

«Спокойно, крошка, — взмолилась я к самой себе, — не давай ему победить себя с помощью страха…»

— Та-а-аня!

«Мерс» подъехал почти вплотную. Я закрыла глаза.

«Убирайся, вонючий ублюдок», — приготовилась сказать я.

Распахнув глаза, я застыла.

Из окна «мерса» скалились две гоблинские морды. Ни одна из них не принадлежала моему поклоннику.

— Танька, да что с тобой?

Я обернулась к Веронике с улыбкой. Пальцы еще дрожали.

— Все в порядке, Вероничка, все в порядке, — пробормотала я, опускаясь рядом с ней на лавку, — только если я сейчас не закурю, я спячу.

Она протянула мне сигарету.

Я затянулась. Вместе с каплей никотина, убивающей лошадь, в мой организм вошло спокойствие.

* * *

Я металась по квартире, как разъяренная тигрица. Мой страх меня разозлил.

Что ж. Посмотрим, кто кого. Я влезла в джинсы. Наверное, с точно таким же лицом рыцари надевали доспехи.

Я выиграю, пообещала я окружающим стенам. Вы-то мне верите?

Они верили мне. Я заряжалась их спокойствием.

На всякий случай я прихватила магические кости, сжала их в кулаке и поднесла к губам.

Главное — не струсить. Страх уменьшает силы.

«Пожелайте мне удачи», — попросила я их.

31+10+20.

«Хоть ваше намерение и опасно, оно не так уж и плохо».

— Спасибо, — ответила я.

Что ж, врать было не в правилах моих маленьких советчиков. Они предпочитали быть честными в любых обстоятельствах.

Поэтому их ответ был подарком. Он обещал мне победу.

Мое намерение было не так уж и плохо.

Оставалось еще одно дело.

Я набрала номер.

Трубку взял Робин. Сразу. Он ждал моего звонка.

— Я выхожу, — сообщила я.

— Хорошо, — коротко ответил он.

Я осмотрела комнату. Хотела сказать: «Прощай» — но одернула себя.

— До свидания, — улыбнулась я обеспокоенным стенам, — я скоро вернусь.

Глава 15

Поворот на Адымчар я заметила не сразу. Голова моя была так заполнена мыслями, что я почти проехала его. Но вовремя спохватилась.

— Черт! — выругалась я и развернула машину.

Слава богу, я отъехала недалеко.

Село жило своей обычной жизнью. Тетки на лавочках перед домами грызли семечки. Деревенские красавицы, одетые получше городских, вышли на вечерний променад с целью овладения сердцами сельских эсквайров.

Пастух гнал стадо домой по дороге, отчего моей «девятке» пришлось временно унять свою прыть.

От мирной картины адымчарской жизни в носу предательски защипало.

Ах, если бы я просто ехала на свою дачу! Алексановские хоромы меня отчего-то не прельщали…

Стадо коров прошествовало мимо меня, дружелюбно мыча и помахивая хвостами.

Я завела мотор, и моя железная подружка тронулась дальше.

* * *

Он подъехал за час до ее предполагаемого появления.

В том, что она появится здесь, он не сомневался. Сети были расставлены. Но перед этим он тщательно продумал все. Каждый ее шаг. Каждое движение.

Ему казалось, что он просчитал даже ритм ее дыхания…

Сейчас она выехала из Тарасова. В ее душе пустил ростки страх… Она пытается справиться с ним. Убеждает себя в том, что непобедима.

Он рассмеялся.

Любовно оглядел умело приготовленную ловушку, которая должна захлопнуться, лишь только его гостья войдет сюда.

Где тогда останется ее самоуверенность?

За порогом этой комнаты…

Он проверил все замки. Они действовали безотказно. На стене висел огромный, увеличенный портрет Эмми Стюарт.

— Извини за то, что это всего лишь фоторепродукция, дорогая…

Усмешка скривила тонкие губы.

Он вышел из помещения, не забыв прикрыть дверь.

* * *

Я подъехала к алексановской даче.

— Ну, вот и я. — Где-то там, внутри, находился мой фазанчик…

Я вышла из машины, подошла к воротам и толкнула их. Как и следовало ожидать, ворота распахнулись.

— До пошлого банально… — поморщилась я. Подняв глаза, я осмотрелась. Моей знакомой собаки не было видно. Ее убрали. Чтобы не спугнуть меня. Я усмехнулась. Откуда бедолаге знать, что отсутствие собаки — его первая ошибка? Если бы «фазан» находился в другом месте, был бы сохранен прежний порядок.

Вокруг не было ни души. Ветер играл с ветками деревьев. Иногда со стороны оврага доносился неясный, пугающий гул.

— Вы выбрали хреноватое место для дачи, — громко объявила я. — У вас слишком близко расположен овраг, а туда выбрасывают мусор со всех участков. Поэтому, наверное, так воняет гнилью.

Ответом на мою реплику была тишина.

Ладно, придурок. Молчи. Я-то знаю, где ты сидишь.

Я вошла в сад.

Если эту пустыню можно было назвать садом. Несколько чахлых деревьев и кустов.

Интересно, чем занята алексановская жена?

Я двинулась дальше. Самой себе я напоминала сапера. Каждый уголок сада мог оказаться смертельным.

Я оглянулась.

В зарослях шиповника я отчетливо увидела силуэт Робина. Мелькнув на мгновение, он исчез.

Правильно. Зачем афишировать свое присутствие кому-нибудь еще?

Мне стало спокойнее.

Впрочем, сейчас, оказавшись нос к носу с опасностью, мне стало вообще спокойно. Так уж я устроена. Ожидаемая опасность страшит больше реально присутствующей.

Вокруг царили тишина и спокойствие. И все же я ощущала его присутствие.

Он был здесь. И ждал меня.

От меня требовалось догадаться, где состоится наше первое свидание…

* * *

Он увидел ее и почувствовал дрожь в пальцах.

«Растерянна», — самодовольно подумал он. Оглянувшись в его сторону, она его не заметила.

В кустах шиповника что-то зашевелилось.

Он напряженно всмотрелся. Ему показалось, что там кто-то есть. Нет. Все тихо. Ему показалось.

Кусты немного гнулись под порывами ветра.

Он вздохнул.

— Входи, — шепотом пригласил он свою гостью.

Как бы услышав его, она открыла дверь и прошла в дом.

Умная девочка… Все делает так, как надо!

* * *

Оказавшись в большой, просторной комнате, я почувствовала себя укротителем тигров, зашедшим в клетку с особенно непослушным питомцем.

Сначала я огляделась.

Все-таки у наших «саквояжников» плоховато со вкусом, отметила я. Слишком вычурные колонны поддерживали потолок, украшенный лепниной. Глубокая ниша внутри зала походила на усыпальницу.

Ощущение складывалось очень неприятное. Как будто ты оказался внутри родового склепа.

Сейчас раздвинутся стены, и появится черный ворон Эдгара Аллана По.

Впрочем, нет. Эдгар По для этих стен слишком изыскан. Слишком утончен. Местные владельцы больше были склонны к писаниям Брэма Стокера.

Отчего-то представился толстенький Алексанов с выпирающими клыками. Глаза налиты кровью, и он довольно потирает руки, перепачканные кровью невинной жертвы… А резинка на трусах ослаблена. Так удобнее ды— шать…

Представив сие зрелище, я почувствовала приступ хохота. Удержаться было невозможно. Я начала смеяться, а ежели со мной случилась такая незадача, придется окружающим потерпеть, пока Танечка не придет в себя.

Меня еще в далеком детстве выгоняли из класса за приступы гомерического хохота.

* * *

Она смеялась!

Он почувствовал, как злость побеждает остатки сознания. Она издевалась над ним…

Он стиснул зубы. Ничего. Ничего, крошка… Я покажу тебе, как смеяться надо мной…

Она хохотала!

Лучше бы она этого не делала. Смех ей шел, делая ее еще прелестнее. Но Эмми была грустна.

И ее копии следовало быть грустной. Сейчас копия нарушала правила своего существования. Потому что смех нарушал гармонию. Разрушал ее сходство с оригиналом.

С копиями всегда было так. Сколько он пытался добиться от копии Мадонны точного сходства?

А она слишком расширила тогда глаза. Это ей не шло.

Впрочем, если бы ему не помешали, он добился бы сходства…

Он обиженно поджал губы.

В окно он увидел, как она подошла к двери. О, нет! Сейчас она выйдет… Этого делать нельзя! Это не по правилам!

Пора было появляться…

Он прошел по коридору, стараясь сделать шаги неслышными.

Подошел к двери.

Дверь захлопнулась перед его носом. Кто-то вошел в комнату, где его, именно его ждала Эмми!

Он застыл.

Обида заливала щеки горячей волной. Он чувствовал себя обманутым. Опять обманутым.

Толкнув дверь, убедился: все усилия тщетны. Его опять обманули. Как год назад. И он догадывался, кто это сделал…

* * *

Я увидела его и почувствовала себя глубоко уязвленной. Вот уж никогда бы не подумала!

Моя рука потянулась к сотовому.

«Андрюшка, окажись на месте!» — взмолилась я, отступая к стене. К той самой, где сияла чистой красотой известная в прошлом веке актриса, немного похожая на сыщицу Иванову…

Он улыбался. Хамская, скажу я вам, у него была рожа!

— Добрый вечер, деточка! — почти пропел он.

Встретить именно его я здесь не рассчитывала.

— Сами понимаете, деточка, — сказал Алексанов-старший, усаживаясь в кресло, — что я в происшедшем с вами несчастном случае не виноват.

Он улыбнулся, разглядывая меня с ног до головы. Я почувствовала себя раздетой и беззащитной.

— В каком еще несчастном случае? — спросила я. — Это с вами произошел этот самый случай. Когда ваш сынок крышей поехал. И начал за девочками бегать…

— Ах, Таня, при чем же тут он? — развел руками Алексанов. — Буду с вами откровенным. Все равно все останется между нами, не правда ли?

— Этого я вам обещать не могу, — буркнула я. — Выше моих сил, знаете ли.

— И не надо, — замахал на меня симпатичной пухлой ладошкой Алексанов. — Вы ведь, Танечка, отсюда не выйдете. Понимаете? И никто вам не сможет помочь. Никто…

Он тихо засмеялся. В глазах появилось странное выражение безмятежного счастья. Такое я видела только у дебилов.

— Конечно, — согласилась я мрачно, — мы сейчас выпьем чаю и мирно разойдемся. Так?

— Не совсем, — немного расстроенно покачал он головой в кучерявых завиточках вокруг тонзуры, — чаю-то мы попьем. А вот насчет того, чтобы разойтись…

Он улыбнулся. Улыбочка у него была довольно-таки пакостная. Как у Ирода, смотрящего на казнь вифлеемских младенцев. Я-то, конечно, на младенца не тянула. Но неприятно мне стало. Даже захотелось посмотреть, каковы в здешних дачках места общего, так сказать, пользования.

— И что же мы будем делать? — кисло спросила я, вжимаясь в кресло, страдающее, как и хозяин, манией величия, так как оно явно пыталось изобразить из себя трон. — У вас тут нет даже теннисного корта…

— Играть, — улыбнулся Виктор Степанович, заговорщицки подмигнув, — играть, мой ангелочек…

Во что он собрался играть, я поняла. Догадалась. Не совсем же у меня с головой плохо.

— Играй-ка сам с собой, приятель… — разозлилась я.

И, небрежно закинув ногу на ногу, достала из кармана сигарету. Закурив, я взглянула на визави.

Он стоял, смешно подавшись вперед пузиком, и смотрел на меня грозным взглядом, раздувая ноздри, как дракон, болеющий насморком.

— Нехорошая девочка, — прошипел он, грозя мне толстым пальчиком.

За дверью, однако, слышались стоны и шебуршания. Кто-то скребся из последних сил, пытаясь проникнуть в наше шикарное помещение для игр, и, судя по жалобным звукам, не был Робином.

— Откройте дверь собачке-то, — посоветовала я, затягиваясь поглубже и выпуская струю дыма в сторону несчастного Алексанова.

Он вздрогнул.

Отчего-то присутствие «собачки» его вывело из себя почище моей наглости.

Он пнул ногой по двери и потребовал:

— Замолчи!

— Папа, пусти… — услышала я сдавленный хрип.

— Ну, вот. Сыночек здесь… Отец, слышишь, рубит, а я отвожу…

Все нормально в стране советов. Преемственность поколений — главный залог будущего процветания Отечества!

Я засмеялась.

Уморительность ситуации заставляла забыть, что эти два недоноска могут быть смертельно опасными.

Мой смех, кажется, стал последней каплей алексановского терпения.

— Напрасно вы так веселитесь, Танечка, — прошипел он. — Вас просили найти шантажистов? А вы, простите, про шантажистов забыли и начали совсем другими вопросами заниматься… Вот и накликали на свою голову беду. Проституток вам стало жалко?

— Они были маленькими, глупыми, беззащитными девочками, — холодно отрезала я. — То, что тогда вам удалось уйти от ответственности, несправедливо.

— Ну, от этой вашей «ответственности» я и теперь уйду, — усмехнулся он. — Алексей только ускорил ход событий. Конечно, он неординарный мальчик… талантливый!

— Весь в папу, — согласилась я. — Вам повезло с сынишкой! Такое сходство случается не часто!

Он нахмурился.

— Так что же вы скрываете, Виктор Степанович? — продолжала я. — Нездоровое пристрастие к малолеткам? Это сейчас в моде. Их, правда, не убивают… Но вы правы. Зачем существовать жалким созданиям? Они же не смогут стать столь же необходимыми обществу, как вы. Ах, как испортил вам все ваш сынишка! Проявил как-то раз самостоятельность. Решил развлечься, как вы. Вы застукали их здесь?

Я выпустила струю дыма.

— Как это было? Вы приехали с очередной кокеткой и обнаружили, что место занято? Так?

Он был в ярости. Глазки сверкали и налились кровью. Я продолжала:

— Он привязал бедную девочку скотчем к стулу. Заклеил тем же скотчем рот. И рисовал ее портрет… Сначала вы возмутились. Вы ведь чуть не убили его. Выкинули из комнаты. Девочка смотрела на вас, как на освободителя. Вы начали отклеивать скотч, но… Почему вы передумали? Похоть опять победила рассудок? В кого ваш сын ненормален? В вас…

Я помолчала. Попыталась подняться с кресла. Но мой собеседник оказался проворнее. Он тоже поднялся и погрозил пальцем:

— Не шали, детка… Не балуйся!

По бессмысленному взгляду я поняла — у Алексанова начинается приступ. Я обвела комнату взглядом. Мы были только втроем. Я, Эмми Стюарт и Алексанов…

* * *

— Мельников! Подними трубку! Какая-то девица желает говорить только с тобой!

Андрей вздохнул и подчинился.

— Алло!

— Андрей Николаевич, — услышал он голос, — Таня просила вам позвонить, они с Робином…

— Где? — закричал Мельников, сразу поняв, о какой Тане идет речь.

— Уехали на алексановскую дачу, — сменился женский голосок мужским. — Катька рыдает, Андрей Николаевич. Она больше ничего толком не скажет. А я только что видел, как отъехала брызгаловская машина… Вдруг они туда поехали, Андрей Николаевич?

Времени не было. Андрей буркнул в трубку: «Спасибо…» — быстро отдал распоряжения по телефону и вылетел в коридор.

Машина уже ждала его во дворе.

* * *

Он понял, что произошло нечто, нарушившее ее план… Они должны были появиться в окне. Сейчас он обратил внимание, что окно закрыто. Значит, Таня в опасности…

Легко подтянувшись с помощью ветки дерева, Робин перепрыгнул через ограду. Мокасины позволяли сделать шаги неслышными. Он прошел через сад и поднялся бесшумно по лестнице. Около двери сидел малорослый, без признаков пола и возраста человек и стенал:

— Папа, ты вор! Ты опять украл у меня ее… Отдай, папа!

Робин усмехнулся. Ладно. Пройти через дверь не удастся. Сюда и своих, как видно, не пускают.

Робин спустился в сад и осмотрел стену. Окно зала находилось, по его предположениям, в правой стороне. Довольно высоко.

Он увидел, что до него можно дотянуться с высокого тополя.

Конечно, рискованно… Но Татьяну нужно освободить. Можно было смело предположить, что вряд ли она в восторге от тамошнего общества…

Робин забрался на дерево легко. Не зря его в детстве дразнили Тарзаном.

С ветки ему было хорошо видно происходящее. Тогда с Ксенией его не оказалось рядом.

Жаль. До чего же жаль…

Боль пронзила сердце. Но он не обратил на это внимания. Ему казалось, что сейчас он не только поможет этой отчаянной сыщице, но и немного отдаст Ксении свой долг. И расплатится за совершенное убийство. Даже если придется пожертвовать собственной жизнью.

Раскачавшись, он легко и ловко дотянулся до подоконника и прыгнул.

Удержаться было непросто. Но Робин смог. Жалко, что окно было закрыто.

Робин толкнул створки внутрь. Они неожиданно быстро поддались.

* * *

Алексанов обернулся. Прямо перед ним, глядя на него безжалостными серыми глазами, стоял брат той девчонки… Он узнал его сразу. Страх, поднимаясь из глубин сознания, овладел разумом.

Он начал отступать.

— Слава богу! — вырвалось у меня.

Робин почти неслышно спрыгнул с подоконника.

Зову я смерть — мне видеть невтерпеж Достоинство, что просит подаянья, Над красотой глумящуюся ложь, Ничтожество в роскошном одеянье…

Он читал Шекспира! И Шекспир отчего-то действовал на Алексанова угнетающе. Все-таки загадочное влияние оказывала на народного избранника классика…

Алексанов застыл. По спине прошла судорога страха. В горле появился комок.

И простоту, что глупостью слывет, И глупость в маске мудреца-пророка…

Алексанов боялся вздохнуть. Он рванулся к двери. Но рука преследователя схватила его за шею и развернула к себе.

Сейчас на него смотрели глаза, жесткие и спокойные.

И от этого спокойствия становилось особенно страшно…

* * *

Алексанов почувствовал, что живот сводит отвратительная судорога. В глазах темнело. Голову сдавил тяжелый обруч.

Парень напряженно смотрел прямо ему в лицо.

Сейчас его, Алексанова, не станет. Это несправедливо, хотелось закричать ему. Он должен жить!

— Оставьте меня в живых, — попросил он сдавленным голосом и облизнул пересохшие губы. — Я прошу вас… Я вам заплачу!

По щеке поползла слеза. Жить хотелось. Он отдал бы за это все богатства, только… Судорожно вздохнув, он рискнул посмотреть на Эмми.

Она смотрела на него. Прямо на него. В ее взгляде сквозили насмешка и жалость. Он встал на колени и поднял глаза.

— Пожалуйста, — прошептал он. Выиграть время до брызгаловского приезда холодно просчитывал ум, должен же он приехать…

Парень презрительно усмехнулся. Оттолкнул Алексанова в сторону.

— Трус, — процедил он сквозь зубы, — вспомни маленьких девчонок, старик… Они боялись меньше тебя?

Алексанов не мог пошевелиться. От толчка он пролетел через комнату и оказался прямо под портретом Эмми. Портрет Эмми его сынишка оформил в дорогую старинную массивную раму.

Алексанов ударился затылком об уголок рамы. В голове зазвенели колокола. Он схватился за голову и с удивлением обнаружил, что парень разговаривает о чем-то с сыщицей, перестав обращать на него внимание. Это было очко в его пользу. Он сможет вырваться. Осмотревшись, он увидел, что внизу картина держится на огромном гвозде. Если напрячься, гвоздь можно вытащить… Он попробовал. Гвоздь не поддавался. Парень обернулся и окинул его подозрительным взглядом. Алексанов закрыл лицо руками. Пусть думают, что он жалкий, струсивший старик… Он опять сделал попытку. На этот раз гвоздь поддался. От удачи у Алексанова перехватило дыхание.

Он дернул сильнее.

Картина наклонилась. Теперь глаза Эмми смотрели прямо в алексановские глаза. И ему стало нехорошо от ее взгляда. Со странной улыбкой на устах, Эмми наклонилась ближе… Она хотела что-то сказать ему… Что — он не успел узнать.

Угол мощной старинной рамы угодил Алексанову в висок.

* * *

Мы ринулись к Алексанову. Вид осевшего под тяжестью рамы тела пугал. Голова Алексанова упала на грудь. Я хотела нагнуться к нему, но Робин удержал меня за руку. На его лице я прочитала недоверие. Робин подошел к Алексанову и поднял безжизненную руку. Все это время мы не могли вымолвить ни слова. Я видела перед собой это тело и не могла поверить своим глазам.

— Пульса нет, — сказал Робин и посмотрел на картину. Я взглянула на него и прочла сострадание… «Господи, — хотелось сказать мне, — ведь это же — убийца!» Но злость ушла. Я видела перед собой то же, что и Робин, — нелепо погибшего старика. Старика, которого теперь стало жаль. Я взглянула на портрет. Эмми улыбалась. Как будто она сделала то, что хотела сделать уже давно, но как-то не хватало времени… В отличие от нас, у Эмми Алексанов не вызывал жалости. Она странно улыбалась и не понимала, почему это мы застыли, как идиоты?

— То есть… Он мертв? — переспросила я.

— Да, — кивнул Робин, — Эмми его убила…

Он переводил с нее на меня растерянный взгляд.

— Знаешь, — тихо сказал он, — а вы с ней действительно очень похожи…

В это время я услышала, как ломятся в дверь. «Брызгалов, — устало подумала я. — Только этого не хватало…»

Дверь поддалась. На пороге возник Мельников и окинул меня злым взглядом. Я попыталась улыбнуться. Не знаю, как мне это удалось.

— Ты еще и улыбаешься? — сурово спросил он меня. — Устроила опять гонки с препятствиями… Нет, Иванова, надо на месяц лишить тебя лицензии, ей-богу. Спокойнее будет всем окружающим. Зачем ты связалась с брызгаловской бандой? Если бы не какая-то таинственная плачущая девица, они были бы здесь… Слава богу, мы перехватили их по дороге! Ты чем тут занимаешься?

— Здоровым сексом, дорогой, — прошептала я, с ужасом поняв, что у меня сел голос.

— С кем? — оставался суровым Мельников. Я показала рукой в сторону бездыханного Алексанова.

Мельников присвистнул.

— Ты что, его убила? — озадаченно спросил он меня.

— Не я, — покачала я головой. — Его убила Эмми Стюарт.

Робин кивнул. Мельников переводил растерянный взгляд с него на меня, потом, наверное, решил, что мы сошли с ума, и смирился.

— А кого же мне арестовывать за разбойное нападение на сыщицу Иванову? Того психа, который стонет и плачет в прихожей про папу, который что-то украл?

— Психа лучше сдать в больницу, — сказала я, — убивал не он.

— А кто?

— Алексанов-старший, — ответила я. — Можешь мне верить.

Он поверил.

— Рассказывай… — приземлился он в кресло.

— Сначала отпусти Робина, — попросила я, — он ни при чем. И светиться ему не нужно.

Мельников подумал, посмотрел на Робина и кивнул. Робин подошел ко мне и заглянул в глаза. Я услышала его тихий голос:

— «Все мерзостно, что вижу я вокруг, — но как тебя оставить, милый друг?»

— А ты не оставляй, — тихо ответила я.

Он кивнул и поцеловал мне руку. Потом легкой бесшумной тенью мелькнул в проеме окна.

Я не знала, увижу ли я его еще когда-нибудь. Но мне этого очень хотелось… Очень.

* * *

После того как я закончила рассказ, Мельников молчал минут десять. Он переваривал услышанное.

Подтверждение моей истории пришло неожиданно: Алексей все рассказал. Как он пытался заманить в логово девушек. И как в самый неподходящий момент появлялся Виктор Степанович.

Так было с Ксенией Разумовой.

Так было бы и со мной. Если бы…

Через час, по моей наводке, нашли могилу Маргариты. Правда, я постаралась преподнести сюжет этой истории так, что Маргарита получалась жертвой похотливого старца.

В принципе так и было… Разве я не права?

* * *

На следующий день я с моими юными друзьями пришла на вокзал, где в камере хранения нас ожидал скромный алексановский презент.

Деньги мы извлекли быстро. На этот раз за Сашкой никто не следил. Я забрала свою долю и попрощалась с ребятами.

Сашка попрощался со мной очень тепло. А Катя…

Она все еще видела во мне соперницу. Хотя обе мы были всего лишь подругами по несчастью.

Но как я могла объяснить девочке, что Робин — всеголишь мечта?

И он никогда не сможет принадлежать кому-то. Единственное существо, которому он принадлежал, звалось Ксения…

* * *

Брызгалов постарался уйти на дно. Его банду арестовали. В благодарность меня не стали мучить расспросами, как получилось, что Алексанова убил портрет? И почему изображенная там женщина так похожа на сыщицу Иванову?

Я и сама не знаю ответ. Ни на первый, ни на второй вопросы. Псевдоманьяка выпустили. На его место справедливо попал Лешенька Алексанов. Говорят, он сейчас в сумасшедшем доме. Рисует картины. И в них даже пробегает искорка жизни. Поэтому он научился улыбаться. Только портрета Эмми Стюарт он боится. Как только видит его в альбоме, начинает плакать, как ребенок…

Эпилог

Ночь в Адымчаре полна звезд. И покоя. Я закрыла книгу и сладко потянулась. Однако… Я не хотела спать.

Отсутствие сна полностью компенсировал покой.

Я поставила чайник. Лучше я выпью кофе.

Стук в дверь заставил меня вздрогнуть.

Кто бы это мог быть?

Я подошла и открыла…

Робин стоял за дверью и смущенно улыбался. Как мальчишка, ей-богу…

Совсем как мальчишка!

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Эпилог

Реклама на сайте