«Чудовищный сговор»

Марина Серова Чудовищный сговор

ГЛАВА 1

Оставалось каких-то пять секунд до того момента, когда Клинт начнет стрелять.

Условность, конечно, но на то и законы жанра. Положительный и отрицательный герои долго смотрят друг другу в глаза, медленно опускают руки к кобуре с «кольтом», а потом один из них все-таки успевает выстрелить первым. Причем даже ежу понятно, что этим первым будет именно положительный герой.

Но без этой сцены вестерн все равно что зима без снега и лето без жары. И, как любое лето и зима чем-то отличаются от предыдущих, так и главная сцена вестерна должна иметь какие-то интересные нововведения при сохранении исходных условий.

В этом фильме перестрелка имела место в салуне, банальнее, казалось бы, некуда.

Но Клинт Иствуд на то и Клинт Иствуд, что против него был не один злодей-шериф, а еще пять подонков с револьверами и ружьями.

Стрелять начали почти одновременно, но Клинт выиграл доли секунды, и ему удалось положить всех своих врагов. При этом в него не попало ни одной пульки. Может быть, потому, что команда шерифа в этом самом салуне хорошенько приняла на грудь?

Впрочем, логика тут неуместна. Зритель, в том числе и я, получает то, что он рассчитывал получить. Он удовлетворен совпадением ожидаемого и свершившегося, и ему хорошо. Актерам и продюсерам тоже.

– Ты будешь обедать перед уходом? – раздался из кухни голос тетушки Милы.

– Пожалуй, нет, – отозвалась я. – В такую жару есть что-то не хочется.

Я взглянула на циферблат электронных часов, стоящих на серванте.

Без пятнадцати два. В половине третьего у меня назначена встреча.

Позвонил какой-то мужчина, отрекомендовался знакомым моих знакомых. Назвал фамилию человека, которому я в свое время помогла переправить довольно крупную сумму наличных из одного офиса в другой. При том, что все четко знали – на машину с деньгами обязательно будет совершено нападение. Плюс существенное добавление – милицию в этом деле, равно как и охранные структуры, задействовать было нельзя. По целому ряду причин.

Звонивший не представился. Сказал, что ему необходимо со мной встретиться, и предложил нам «совпасть», как он выразился, на набережной.

На набережной так на набережной, почему бы и нет. Но у меня выработалась стойкая привычка обязательно осматривать местность перед тем, как на данном пространстве произойдут какие-то события. Правильно провести диспозицию, если, конечно, есть такая возможность, – и считай, что половина дела уже сделана.

Чтобы попасть на нужное место минут за двадцать до назначенного срока, мне следовало собираться уже сейчас. Я бросила последний взгляд на экран телевизора, по которому под музыку кантри шли красные титры на черном фоне. Фильм заканчивался, Клинт Иствуд медленно трусил на лошаденке по прерии, усталый, но довольный.

Звуки флейты и банджо перекрывал шум, доносящийся со двора.

Я выглянула в окно и увидела толпящуюся возле соседнего подъезда группу людей. Судя по их напряженно-скорбному и в то же время деловому виду, это были похороны, и публика ожидала выноса тела.

– Мила, – обратилась я к тетушке, – ты не знаешь, кого там хоронят?

Словно в ответ на вопрос раздался звонок в нашу дверь. Тетя оторвалась от очередного триллера – она недавно перечитала сорок томов Агаты Кристи, устала от детективов, и теперь ей хотелось чего-нибудь погорячее – поспешила в коридор и открыла дверь.

На пороге стояла соседка по лестничной площадке Матильда Карловна – дама лет шестидесяти с жиденькими косичками навыпуск.

– Милочка, – обратилась она к тетушке, – ты представляешь, какой кошмар! Какие времена настали, а?

– Да? И какие же? – рассеянно осведомилась моя тетушка.

Ее мозги были заполнены перестрелкой на бензоколонке где-то на окраине Орегона из романа Хэмфри Аксмана «Я приду выпить вашу кровь», и Мила еще не окончательно включилась в реальность.

– Ужасные! – всплеснула руками Матильда Карловна. – Неужели вы не в курсе?

– Смотря чего.

– У тети Клавы, кассирши из овощного магазина, что через дорогу, сына убили! – поведала Матильда Карловна. – Ни за что ни про что.

– Ужасно, – согласилась с ней Мила. – Так это его сейчас хоронят?

– Ну да, – проговорила Матильда Карловна. – Сейчас выносить будут, я побегу, а то не успею. И вы собирайтесь, Милочка!

Эту фразу соседка договаривала уже на ходу, сбегая по лестнице через две ступеньки.

– Ах вот оно что! – почесала переносицу тетя Мила. – А я-то думала – кого это там хоронят? Оказывается – сына тети Клавы. Теперь все ясно.

Она вернулась в свою комнату, снова уселась на диван с ногами и снова вплыла в роман Аксмана, откуда ее так грубо выдернули в реальную жизнь.

Выйдя на пенсию, тетя Мила большую часть своего времени проводила за чтением детективной литературы. Эта пламенная страсть, на мой взгляд, имела одно очень интересное объяснение.

Моя любимая тетушка, трудясь в области юриспруденции, всю жизнь имела дело с теоретическим, так сказать, аспектом реальности. Читая лекции в милицейской академии, консультируя следователей, она соприкасалась с аспектом практическим. А сейчас, когда досуг стал занимать большую часть ее времени, периодически выкраиваемого для беседы с абитуриентами и репетиторства, тетя Мила с головой ушла в идеальный аспект криминальной сферы.

Чтение давало ей возможность на один вечер погрузиться в четко отлаженную модель реальности, каковую предоставлял детектив, проверить свои аналитические способности и вынести суждение об авторе, его способностях строить сюжет и подчас упрекнуть его в неточностях или шулерской игре с читателем.

– Это, дорогая моя, как в жизни. Невозможно выстроить кристально четкий сюжет. Какая-нибудь зазубринка да объявится. Но зачем же автору самому усугублять свои недостатки? Ведь старый дворецкий ни в коем случае не может быть преступником! Это против всех правил! – заявила мне как-то вечером раздраженная тетя Мила, потрясая каким-то переводным романом.

Мало-помалу тетя Мила и меня втянула в свое хобби. Я глотала один роман за другим, но у меня пока что это не принимало таких тотальных масштабов, как у нее.

Я еще как-то «держалась» по двум причинам. Во-первых, давняя, но усиливающаяся с каждым годом любовь к кинематографу.

Здесь я могла бы дать фору любому кинокритику. Помимо тысяч фильмов, просмотренных мной, я еще обладала, скажу без ложной скромности, феноменальной памятью. Однажды областная газета вздумала проводить еженедельный конкурс знатоков кинематографа. Через месяц газетчики вынуждены были свернуть этот проект, поскольку я четырежды получала суперпризы, и потом моя тетушка раздаривала тефалевскую посуду по своим знакомым.

Во-вторых, я все же была не столь свободна, как тетушка. Работа есть работа, и подчас она сжирала сутки за сутками, не оставляя и секунды того бесценного материала, который в армии называется личным временем.

– Вы работаете по специальности? – спросила меня одна дама из статистического комитета, пришедшая как-то вечером с ворохом бумажек под мышкой. – Да вы не бойтесь, опрос у нас анонимный.

– А я и не боюсь, – пожала я плечами. – Пишите, что по специальности.

Хорошо, что в этот раз статистикам не пришло в голову выяснять, по какой именно специальности я работаю. Впрочем, в дипломе, если бы я его имела, было бы написано: «референт, переводчик».

Какая-то доля правды в этом была. Я действительно могла бы исполнять эти обязанности, которые, впрочем, не исчерпывали и сотой доли навыков и умений, приобретенных мною за время учебы.

По окончании вуза мы могли заниматься как диверсионно-подрывной работой, так и вождением транспортных средств в особо трудных условиях; как переводами с африканских языков, так и восточными боевыми искусствами. Нас готовили по очень широкому профилю, причем с каждым студентом занимались индивидуально.

Впрочем, я оговорилась – не со студентом, а со студенткой. В это закрытое учебное заведение принимались лица исключительно женского пола. Меня туда пристроил папа-генерал, который в настоящее время доживал остаток своих дней с новой женой на моей далекой родине во Владивостоке. Поскольку с мачехой мне видеться решительным образом не хотелось, а в Москве оставаться не было возможности после того, как я с треском хлопнула дверью, разругавшись со своим начальством, то я и подалась к тетушке в этот волжский городок – как-никак областной центр.

– Ты хоть к обеду вернешься? – осведомилась тетя, с видимым усилием оторвавшись от своего романа. – Тефтели в холодильнике.

– Посмотрим, – пожала я плечами, – в крайнем случае перекушу по дороге.

Я могла бы этого не говорить – тетушка уже вновь погрузилась в мир злодейских страстей и яростных разборок в американской глубинке.

Спускаясь по лестнице, я подумала: не стоит ли мне получить лицензию? В конце концов, переводами я уже не занимаюсь и абитуриентов в иностранных языках не натаскиваю – это пройденный этап, хотя в первые месяцы моего пребывания здесь я зарабатывала деньги именно таким образом. Но потом судьба круто повернулась, словно солдат по команде «кругом!», и мне пришлось быстренько припомнить учебные навыки и показать, на что я способна.

История давняя, но именно с тех пор я стала работать кем-то вроде суперохраны. Молва о моих способностях быстро распространилась среди определенного контингента заинтересованных лиц, и время от времени озабоченный своими проблемами человек обращался ко мне с предложением немного подзаработать.

Обычно я не отказывалась. Не отказалась и на этот раз, хотя звонивший не уточнил специфики предлагаемой мне работы. Я отправлялась на набережную, чтобы обсудить с незнакомцем детали предстоящей акции и решить, стоит ли мне за нее браться, и если да, то за сколько.

Между тем во дворе уже выносили покойника. Обходя катафалк, я мельком осмотрела собравшуюся компанию друзей и близких сына кассирши овощного магазина. Я наконец вспомнила эту толстую меланхоличную женщину в красных клипсах. Когда я однажды покупала в ее магазине картошку, то она, посчитав цену на калькуляторе, справилась со счетами, которые лежали у нее под рукой.

Я давно замечала, что люди, приходящие проводить человека в последний путь, могут дать исчерпывающее представление о его личности.

Окинув взглядом группу людей во дворе, я могла заключить, что среди знакомых покойного были не только его ровесники, но и несколько лиц более старшего возраста. Они, в свою очередь, различались довольно существенно – и по внешности, и по одежде.

Тут были и застиранные майки с эмблемами спортивных клубов, и изысканные рубашки, которые в Москве можно найти только в дорогих магазинах, посещаемых в основном иностранцами. Особо привлек мое внимание сутулый парень лет тридцати пяти с глубоким порезом на правой щеке и явно бандитской внешностью.

Время, однако, поджимало, и я не могла долго обозревать это скопление людей. Поспешив на троллейбусную остановку, я впрыгнула в заднюю дверь «гармошки», которая уже была готова к отправлению.

Набережная встретила меня отнюдь не прохладным ветром и не брызгами волн. Река сонно колыхалась, вяло донося волны до парапета.

От жары не было спасения и здесь, у воды. Тридцать с лишним градусов выше нуля – это не лучшая температура для какой бы то ни было работы. Если честно, то хотелось одного: тени и прохлады. Желательно – на необитаемом острове. Недельная поездка куда-нибудь на север Норвегии тоже бы была в кайф.

Но положение обязывало, и я должна была взвалить на себя новую работу. Пообещав себе, что в конце месяца устрою отпуск явочным порядком, я медленно направилась к месту предполагаемой встречи.

Асфальт под ногами был утыкан ямочками от дамских каблуков. Работающие на всю мощь фонтанчики, разбрызгивающие теплую воду по газону, не давали ощущения свежести.

Итак, я намеревалась осмотреть местность перед встречей с неизвестным.

Район этот я знала достаточно хорошо. Но я знала его как житель города, обычный человек, который время от времени прогуливается по аллеям, сидит на скамеечках, поглощает прохладительные напитки в уличных кафе и задумчиво смотрит на Волгу.

Теперь мне предстояло увидеть знакомые места по-новому, задействовав особое зрение. Для этого я «включила» в своем сознании особый рычажок – как нас учили в разведгруппе.

«Так, отсюда хорошо простреливается шоссе, – замечала я, двигаясь к памятнику, возле которого была назначена встреча, – этот двор, насколько я помню, проходной, сюда же выходит дверь подсобки рыбного магазина. А дальше у нас…»

Машина, стоявшая возле памятника бывшему председателю Союза советских писателей Федину, просигналила три раза. Это был условный знак, о котором мы договорились по телефону.

Однако! Этот тип прискакал сюда за полчаса до назначенного времени!

Выходит, либо он сущий бездельник, либо чересчур взволнован. И то, и другое с моими клиентами бывало, но они обычно запаздывали, а не приходили заранее. Значит, клиент особенный. И случай у него наверняка тоже особенный. По крайней мере он так думает. Что ж, раз сигналят, нужно идти.

Я побрела к машине и, остановившись возле распахнутой дверцы, вопросительно посмотрела на водителя. Им оказался спортивного сложения лысоватый мужчина лет пятидесяти с небольшим.

– Вы Охотникова? – спросил он. – Давайте поговорим в машине, садитесь. Тут у меня кондиционер… Ах, черт, я ошибся. Это же не моя машина.

Такое начало разговора мне не понравилось, но я решила выяснить, что же будет дальше, обошла автомобиль – старая модель «Жигулей» – и, дождавшись, пока мне откроют дверцу, села рядом с водителем.

– Понимаете, я взял машину своего шофера, – оправдывался мужчина. – Мой личный автомобиль знают многие – синий «Бугатти» как-никак, такой в городе один, – и мне бы очень не хотелось… Ну, вы понимаете.

– Не хотелось рисковать?

– Вот именно.

– А по-моему, вы очень рисковый человек, – отозвалась я, – или, что, в общем, то же самое – очень нетерпеливый.

– Почему вы так думаете? – удивился водитель. – Мне всегда казалось, что я…

– Потому что вы окликнули какую-то Охотникову, а когда женщина подошла к вашему автомобилю, сразу начали ей что-то объяснять, не дождавшись, пока она себя назовет. Разве это не риск?

Мужик побледнел. Он не знал, как реагировать на мои слова. С одной стороны, я могла оказаться действительно не той женщиной, которую он ждал. С другой – с какой стати мне садиться к нему в машину и пускаться в логические рассуждения относительно свойств его характера?

Чтобы прервать паузу, я достала из сумочки паспорт и продемонстрировала его своему собеседнику. Фото, конечно, не ахти, но узнать можно.

Тот успокоился и, смахнув со лба пот огромным шелковым носовым платком, соизволил улыбнуться. Впрочем, расслабляться этот человек явно не хотел или не умел и, снова нахмурившись, спросил:

– А чего ж вы мне мозги морочите? Это у вас что, привычка такая?

– Как мне вас величать? – спросила я, не собираясь удовлетворять его неуместное любопытство.

– Да-да, вы правы, – засуетился он, – нам давно пора перейти к делу.

Он полез в карман, тоже, наверное, за паспортом, но я его остановила.

– Вы что, не можете сказать так? Мы же с вами не в загс идем, в конце концов.

– Кургулин, Павел Филимонович, – отрекомендовался будущий клиент. – Минеральная вода «Свежесть улыбки» и фруктовые соки. Три года на рынке.

– Очень приятно, – сказала я человеку, а также минеральной воде с фруктовыми соками.

Очевидно, Павел Филимонович Кургулин настолько отождествлял себя со своим бизнесом, что считал нужным добавить к фамилии обязательную фразу о нем, хотя я об этом пока не спрашивала. Наверное, подобная форма знакомства уже вошла у него в привычку.

– Итак? – я вопросительно посмотрела на него. – У вас проблемы?

– У меня? – удивленно переспросил Кургулин. – Да нет, в общем-то.

– Тогда что я здесь делаю? – улыбнулась я. – Отвезите меня домой, и спасибо за компанию.

– Нет-нет, погодите, – Кургулин снова достал платок и промокнул лысину. – Я, собственно, волнуюсь не за себя. Просто…

Ему трудно было говорить. Павел Филимонович явно был склонен к апоплексии, несмотря на довольно спортивное телосложение.

– Просто… Дело уж больно щекотливое, в двух словах не расскажешь.

– А вы не ограничивайте себя, – предложила я. – Это в американских книжках человек заходит к адвокату, а тот орет ему с порога: «Минута моего времени стоит тысячу долларов. Время пошло». У нас пока такого не наблюдается.

– Вот и славно, – пробормотал Кургулин. – А то бы я с вами уже разорился.

– Но тем не менее время – все равно деньги, – улыбнулась я, – тут уж никуда не денешься, поэтому не будем затягивать вступительную часть.

– Х-хорошо, – согласился со мной Павел Филимонович. – Мне требуется помощь.

– Так все-таки вам?

– Ой, да не перебивайте же вы меня! – взмолился Кургулин. – Сейчас я сформулирую. Так о чем мы с вами говорили?

– О деньгах и о помощи.

– Да, о деньгах, – спохватился Кургулин, полез в карман, достал оттуда толстенный бумажник и продемонстрировал мне его содержимое.

Центральное отделение было набито пятисотенными бумажками, рядом с ними лежала стопка стодолларовых и несколько банкнот в тысячу дойчмарок. Отъехавшая в сторону «молния» скрывала еще одно отделение, в котором мирно покоились бок о бок пластиковые карточки Visa и Eurocard.

Показав мне это хозяйство, Кургулин закрыл бумажник и вернул его на место.

– Как видите, в средствах я не стеснен. То есть заплачу, сколько скажете. В разумных, конечно, пределах. Я, впрочем, и так вижу, что вы человек ответственный и обязательный, так что…

– В чем будет заключаться моя работа? – спросила я очень четко и размеренно. – Время, объект, особые обстоятельства.

– Ага… Давайте тогда я изложу все по порядку. Объект – это сын. Не мой, конечно. Моего погибшего друга. Ему угрожают.

Н-да… Чем дальше, тем меньше мне нравился этот разговор. Дело в том, что Павел Филимонович Кургулин беззастенчиво врал.

ГЛАВА 2

Определить, когда человек лжет (говорит неправду, привирает, фантазирует), довольно несложно. Просто люди обычно не ставят себе такой цели – следить одновременно за тем, что говорит человек, как он это говорит и что он при этом делает.

Ну, например, начинает вдруг подыскивать слова, меняет темп речи, принимается жестикулировать. Если прислушаться, то можно заметить изменения в тембре голоса; особенно хорошо это наблюдается в интонации.

На курсах в разведгруппе мы практиковали такой прием: двое людей садились друг напротив друга и, глядя прямо в глаза, по очереди описывали свои внутренние ощущения на данные пять минут.

От говорящего требовалось несколько раз приврать, а от слушающего – угадать, в чем именно заключается ложь. Практически всем это удавалось, не с первого раза, так с пятого.

Итак, я не сомневалась в том, что Кургулин лгал. Но, в конце концов, какое мне до этого дело? Я же не занимаюсь поисками конкретной правды или абстрактной истины, мои обязанности куда более скромны.

– Кто же угрожает этому самому сыну вашего друга? – спросила я.

– Не знаю, – отмахнулся Кургулин. – В это вы не вникайте. Требуется охрана. Надежная, профессиональная охрана. Круглосуточная.

– И сколько, по-вашему, это продлится? – поинтересовалась я.

– От силы два дня, – прикинул Кургулин, – начиная с трех часов пополудни сегодня. Но главное условие – это полная конфиденциальность. Никто не должен ничего знать. Понимаете – никто!

– Запомните на будущее, Павел Филимонович, я не имею привычки трубить на каждом углу о проблемах своих клиентов, – жестко заметила я.

На этот раз Кургулин не стал уточнять, что это, мол, не его проблемы, а снова вернулся к денежной теме. Он пообещал мне:

– Двое суток, от силы трое. Но вы будете рядом с парнем по двадцать четыре часа. Понимаю, что это тяжело, но, поверьте, я вас не обижу.

– Время – деньги, – напомнила я ему. – Час будет стоить вам сто долларов. Плюс тысяча по окончании работы. Устраивает?

– А за что эта надбавка?

– За вредность, – ответила я. – В такую погоду вредно работать.

– И не говорите, – скороговоркой начал бормотать Кургулин, заводя машину, – по радио передавали, что в Тель-Авиве плюс двадцать четыре! В Тель-Авиве! А у нас тридцать шесть.

Под аккомпанемент кургулинской болтовни про погоду мы минут десять колесили по городу. Павел Филимонович говорил не переставая, словно боялся, что я вдруг возьму да и передумаю.

Но отказываться от работы мне не хотелось. Почему? Потому что деньги – это время.

Отработав определенную сумму у какого-нибудь озабоченного коммерсанта, я могла затем неделю-другую отдыхать и ублажать свою тетушку детективами, а себя – новыми голливудскими фильмами.

Скажу не таясь, я настолько подсела на видео, что платила бешеные деньги за то, чтобы мне доставляли новинки, еще не вышедшие в прокат даже в Америке. Иногда возникало впечатление, что пленки крали прямо с монтажного стола. А поскольку с языками у меня было более чем нормально, то смотрела я их без перевода.

Кургулин притормозил возле пятиэтажного дома сталинской постройки в центре города.

Основательное здание, несмотря на свой возраст, было вполне конкурентоспособным по сравнению с новостроем, по крайней мере – с фасада.

Если дома, в которых селились богатые предприниматели, политики, бандиты и их многочисленные родственники, выглядели роскошно и помпезно, но как бы демократично, то в домах, подобных тем, к которому меня подвез Кургулин, проглядывала претензия на имперский стиль.

– Это здесь, – сказал Кургулин, высматривая из окна машины балконы здания. – Квартирка не Бог весть какая, но все же центр.

Когда мы вышли из машины, Павел Филимонович открыл багажник «жигуленка» и, пыхтя, достал оттуда продавленную раскладушку.

– Это вам, – «обрадовал» он меня. – Извините, что не смог приобрести что-то более пристойное. Время, видите ли, поджимает.

Поскольку я никак не среагировала, Павел Филимонович счел нужным подчеркнуть:

– Уж за пять с лишком косых можно и на раскладушке поспать, правда ведь?

Поднявшись на второй этаж, Кургулин трижды позвонил в дверь с номером тринадцать.

Послышались шаги, «глазок» на секунду потемнел, затем дверь распахнулась.

На пороге стоял молодой человек в шортах и темных очках. Он явно был недоволен.

– Привел все-таки, – кивнул он в мою сторону. – Я же просил…

– Ладно-ладно, – перебил его раздраженный Кургулин. – Ты давай помалкивай. Разговорчив больно… Когда надо, от тебя полслова не добьешься, а как что не так – хоть слесаря вызывай фонтан перекрывать. Помог бы лучше, видишь, у меня груз.

И он протянул юноше раскладушку. Тот посмотрел на этот предмет, как породистая кошка персидских кровей могла бы посмотреть на скелет умершей от истощения мыши, который ей предлагают на обед.

– Ты зачем это приволок?

– Как зачем? Спать, – Кургулин старался побыстрее зайти вместе со мной в квартиру и захлопнуть дверь.

– Спа-ать, – усмехнулся юноша. – У тебя только одно на уме…

Тут Павел Филимонович бросил раскладушку возле вешалки, схватил молодого человека за рукав, утащил в комнату и захлопнул за собой дверь.

Я осталась стоять в коридоре. До меня донеслись недовольные реплики юноши и уговаривающий, наставительный голос Кургулина.

Не имея никакого желания подслушивать, я прошла на кухню и выкурила там сигарету «Мальборо», созерцая недвижные пыльные кроны тополей, томящихся в безветренном летнем мареве.

«Прямо как в духовке, – подумала я, гася сигарету. – Дождя бы с грозой».

Мой клиент тем временем закончил свои нравоучения и решил представить мне объект, при котором я должна была находиться денно и нощно.

– Это Антоша. То есть Антон, – поправился Кургулин, похлопывая юношу по плечу.

– Женя, – коротко представилась я. – Мы будем выходить из дома?

– Ни в коем случае, – ответил за парня Кургулин, хотя тот уже открыл рот.– Находиться только в квартире, открывать только мне.

– На три звонка?

– Именно, – подтвердил Павел Филимонович. – Всех остальных – посылать.

Юноша вдруг рассмеялся.

– Куда посылать? – спросил он, ехидно глядя на Кургулина.

Тот повернулся к нему и очень серьезно посмотрел парню в глаза.

– Сам знаешь, – ответил Павел Филимонович, как будто речь шла не об обычной матерной фразе, а о чем-то крайне существенном.

Кургулин через минуту свалил, предварительно покопавшись в тумбочке под телевизором и прихватив с собой какие-то газеты. Мы остались вдвоем.

Антоша натужно, явно желая показать, что мое общество ему неинтересно, зевнул.

– Вы вот что, – сморщил он переносицу. – Не воняйте здесь больше.

– Что-о?

Молодой человек помахал рукой перед носом, как бы разгоняя воздух.

– Не выношу сигаретный дым, – пояснил он. – И вообще…

– В контракте нет ни строчки о том, что я должна выполнять ваши желания, – заявила я, немедленно доставая из пачки следующую сигарету. – Но, если вы как следует попросите, я, может быть, и соглашусь не курить здесь. Ну так как, юноша?

Юный объект охраны скорчил такую рожу, как будто проглотил сразу половину лимона.

– Я. Очень. Прошу. Вас. Не. Курите. Пожалуйста, – проговорил он. – Этого достаточно или встать перед вами на колени?

– Достаточно, – милостиво согласилась я, пряча пачку «Мальборо».

Антоша дернул плечом и вышел из кухни. Я еще немного поглядела в окно – на небе не было даже намека на самое хилое облачко – и прошла в комнату.

Парень сидел на диване, уложив ноги на стол, и листал журнал. Он явно не собирался вступать со мной ни в какие разговоры.

Да и мне не очень-то хотелось, если честно. Молчание – вещь настолько редкая по нашим временам, что я была даже довольна сложившейся ситуацией.

Чего нельзя было сказать об Антоне. Он явно тяготился наступившей тишиной и моим присутствием. Поскольку он не испытывал ко мне добрых чувств, а молчание явно переносил плохо, то можно было предполагать, что рано или поздно он начнет меня доставать.

Но пока чаша его терпения не переполнилась, я медленно ходила по комнате, осматривая стеллажи. И обнаружила там кое-что интересное.

А именно – полочку с видеокассетами. Бок о бок, прижавшись друг к другу, стояли коробки с фильмами Джармена, Фасбиндера, Висконти и Пазолини.

Возле видика лежала пустая оболочка из-под киноленты «Мой личный штат Айдахо» с полуобнаженным Киану Ривзом на обложке.

Это говорило о многом.

Впрочем, я с самого начала поняла, что невнятная байка моего клиента о сыне умершего друга – это версия для дураков.

Павел Филимонович Кургулин и Антоша явно состояли, что называется, в интимных отношениях. Очевидно, мой клиент снимал эту квартиру для своего партнера. И не менее очевидно, что Антон поддерживал эту связь исключительно из соображений экономического характера.

Впрочем, меня почти не интересовали подобные детали. В конце концов, мне-то какое дело, кто с кем и как спит? Вернее, активно бодрствует.

Надо сказать, что Павел Филимонович не жалел денег на своего бой-френда и стремился оснастить его быт всеми возможными благами цивилизации.

Помимо хорошего телевизора с полуметровой диагональю и навороченного музыкального центра, здесь был еще компьютер и куча сиди-ромов с трехмерными игрушками, большей частью стрелялок.

На полках громоздились груды иллюстрированных журналов, книги в мягких обложках, фотоальбомы. Возле невесть откуда взявшейся среди этого изобилия стандартной японской «мыльницы» – магнитолы, к тому же слегка поцарапанной, – стояла стопка кассет с поп-музыкой и несколько записей Чайковского.

На кухне также все было тип-топ: комбайн, чайник, электроплита и двухэтажный холодильник. Такая роскошная однокомнатная камера.

– Ну что ты шляешься тут перед глазами? – не выдержал Антон. – Сядь куда-нибудь, вот хоть видик посмотри или там книжку почитай.

– Видик – это с удовольствием, – согласилась я. – У тебя неплохой подбор фильмов.

– Это Паша приволок, – Антон снова скривил кислую рожу. – Я пробовал смотреть, так там скучища сплошная. Как такое снимают?

– Ты так думаешь? – улыбнулась я. – Давай-ка попробуем посмотреть что-нибудь вместе. Ну, например, Висконти «Смерть в Венеции».

Следующие три с лишним часа я терпеливо просвещала Антошу насчет того, что такое настоящее европейское кино и с чем его едят.

Сначала парень язвил и куксился, но потом постепенно вошел во вкус и стал кое-что просекать. Мы просмотрели историю любви стареющего профессора к ангелоподобному подростку буквально по кадрам, и ближе к концу фильма Антон уже делал более-менее внятные замечания.

– А я думал, что американцы – лучше всех, – почти виновато проронил он после того, как фильм закончился. – Оказывается – нет.

– У них совсем другой подход, – пояснила я. – И к самому кино, и к зрителю, который его смотрит. Кому что нравится…

Антон, казалось, сменил гнев на милость и предложил мне поужинать.

Это было весьма кстати, так как я не вняла совету мудрой тетушки и не перекусила перед тем, как идти на встречу с Кургулиным.

Вместо голубцов тети Милы, тщетно ожидавших моего возвращения, я ела этим вечером разогретые в печке юмбобургеры быстрого приготовления – наверное, Кургулин закупил оптом американские продукты в каком-нибудь ресторане – холодильник буквально ломился от чизбургеров и биг-маков.

Быстро темнело.

Вместо чаемой вечерней прохлады, которой все ждали как жениха с фронта, на улице стояло нечто неопределенное – душная мгла, обволакивающая редких прохожих и обжигающая легкие сгустившимся воздухом.

«Однако Кургулин мог бы приобрести своему бой-френду и кондиционер, – думала я, устраиваясь в коридоре на раскладушке. – Впрочем, Москва не сразу строилась, может быть, у него эта покупка стоит в перспективных планах. А возможно, Антон любит жару».

Хотя, как можно любить такое пекло, я себе плохо представляла. Климат Приморья, где прошло мое детство, приучал к довольно прохладному лету.

Антон, несмотря на симпатию, которой он ко мне проникся после киноведческой лекции, все же не додумался предложить мне диванчик и сейчас ворочался на нем с боку на бок, стараясь заснуть.

Мальчишка, конечно, избалованный донельзя, но все же неплохой. И потом, Женя, ты ведь не в гости к нему пришла, это твоя работа. Надо будет – и на коврике возле кровати поспишь.

Примерно с такими мыслями я начала медленно отключаться, программируя тело на внесознательное бодрствование по специальной методике, которую мы проходили в разведгруппе еще на первом курсе.

Ее суть состояла в том, что тело должно спать – тело как целое, но его части, отвечающие за безопасность, должны в любой момент включиться, едва внутренние датчики уловят сигнал снаружи. Включиться, но не переносить эту информацию в сон, а немедленно разбудить тебя.

Что, собственно, вскорости и произошло. По моим биологическим часам, около трех ночи.

Антон, видимо, проснувшись, решил, что негоже валяться одному на своем диванчике, когда рядом в двух шагах на раскладушке располагается вполне приемлемый сексуальный объект, пусть даже и женского пола.

Парень на цыпочках подкрался к раскладушке и, пыхтя как паровоз, попытался забраться ко мне под простыню, но встретил мощный тычок под ребра.

– Ты чего? – охнув и потирая ушибленное место, обиженно спросил он.

– А ты чего? – окончательно продрав глаза, ответила я. – Могу лишь повторить то, что я сказала ранее: в контракте нет ни строчки о том, что я должна выполнять желания охраняемого мной человека. И в отличие от курения можешь даже не просить об одолжении и на колени не бухаться. Все равно ничего не выйдет.

– Вот, блин, ревнивый козел! – выругался Антон. – Бабу охранником приставил. Да и та не дает. Комедия прям какая-то!

– Не хами, – строго сказала я. – Нам с тобой еще кучу фильмов придется просмотреть. Дружба дружбой, как говорится. Но сейчас я на работе.

– Ну ладно, – вздохнул Антон и побрел восвояси, тяжело шлепая пятками по линолеуму. – Извини, если что не так.

– Спокойной ночи, – проронила я вслед ему и снова натянула на плечи простыню.

* * *

Утром мы пили кофе.

В шкафчике на кухне отыскался большой пакет молотого «чибо-мокка», и Антон, вставший довольно поздно, – видимо, сказывалась богемная привычка, – сварганил нам по двойной порции, добавив в турку несколько ложек сахара, щепотку соли и чуточку перца. После такого кофе хотелось жить, любить и работать.

Насчет «работать», правда, возникли определенные проблемы.

Покончив с кофе, мы включили радио, чтобы послушать местные новости на это утро.

Среди уже привычных сетований по поводу судьбы будущего урожая, репортажа о прибытии в наш город делегации из Таиланда и информации об открытии конкурса бальных танцев, затесалась одна новость, которая значительно усложнила нашу с Антоном жизнь.

В блоке уголовной хроники проскользнуло сообщение о гибели известного в городе предпринимателя, Павла Кургулина, хозяина компании «Свежесть улыбки», выпускавшей минеральную воду и фруктовые соки. Диктор известил нас о том, что мой клиент погиб при невыясненных обстоятельствах и что «по факту гибели предпринимателя возбуждено уголовное дело».

Формулировка «погиб» была настолько размытой, что под нее можно было подверстать что угодно – от открытого канализационного люка, в который рухнул зазевавшийся Кургулин, до дюжины пуль в голове моего клиента. Но, как бы там ни было, его уже нет в живых.

Антон, выслушав последние известия, выключил радио, посидел молча секунд тридцать, а потом, уронив голову на стол, заплакал.

Рыдал он долго и искренне. Я даже устыдилась своих вчерашних мыслей, касавшихся меркантильности молодого человека. А вдруг он действительно серьезно относился к чувствам своего старшего друга?

Спина Антона сотрясалась от рыданий. Глотая слезы, он пробормотал:

– И куда я теперь?

Я ничего не могла ответить на этот брошенный самому себе вопль и лишь положила руку на плечо плачущего Антона. Парня действительно била истерика.

– Он же квартиру мне снимал, понимаете вы? – Юноша поднял лицо и уставился на меня покрасневшими глазами. Крупные слезы одна за другой катились по его щекам и зависали на подбородке.

– Понимаю, – тихо отозвалась я. – Надо найти в себе силы.

– Ничего вы не понимаете, – злобно посмотрел на меня Антон, как будто это я своими руками пришила его спонсора. – Мне что теперь, снова на улицу идти? Вы представляете себе вообще, что это такое?

– Чисто теоретически, – уже менее дружелюбно ответила я. Антон все же оплакивал не Кургулина, а свое беззаботное прошлое и неопределенное настоящее. Все-таки молодые люди в большинстве своем эгоисты.

– А деньги? – снова начал жаловаться Антон. – Я же без копья тут сижу. Паша как раз сегодня обещал подкинуть мне денег!

– Это судьба, – философски произнесла я. – Лишний повод задуматься о жизни.

В дверь позвонили.

Антон сразу насторожился и зашептал, склонившись к моему уху:

– Не открывайте, ни в коем случае не открывайте. Паша вас предупреждал.

– А что, мы так и будем сидеть взаперти? – парировала я. – Надо хотя бы посмотреть.

– Только в «глазок», до замка даже не дотрагивайтесь, – умолял Антон.

Я прошла в коридор и сначала прислушалась к звукам с лестничной площадки. Вроде ничего подозрительного. Затем осторожно наклонилась к дырочке дверного «глазка». В круглом искаженном стекле передо мной предстала выпуклая полная брюнетка средних лет.

ГЛАВА 3

– Кто там? – шепотом спросил меня Антон, появляясь в коридоре.

– Какая-то женщина, – пожала я плечами. – Явно стервозного вида.

– Этого еще не хватало, – вздохнул парень. – Ну и дела!

– Она уже уходит, – успокоила я его, теряя из виду спину удаляющейся визитерши. – Кто бы это мог быть, по-твоему?

– Да кто угодно! – тяжело вздохнул Антоша. – Мне даже думать об этом не хочется.

Он вернулся в комнату и рухнул на диван, обхватив голову руками.

– Ну что, жизнь кончена? – насмешливо спросила я, уставясь на юношу. – Тебе сколько лет-то? Двадцать? Двадцать пять?

– Девятнадцать, – трагическим голосом произнес Антон. – А ваш юмор кажется мне неуместным. В конце концов, у меня трагедия.

– Смерть спонсора – всегда трагедия, – согласилась я, усаживаясь рядом. – А как у тебя насчет специальности? Ты что-нибудь делать умеешь?

– Я умею все, – жестко ответил Антон. – Но особые услуги – по особой цене.

– Да я не про это, – усмехнулась я. – Телом, в конце концов, можно зарабатывать только до определенного возраста. А что потом?

– До «потом» еще надо дожить, – философски изрек Антон. – А я чувствую, что доползти до пенсионного возраста мне не суждено.

– Весьма распространенная точка зрения в девятнадцать лет, – заметила я. – Сначала – романтический угар, потом – расстроенное здоровье. И в результате – полунищенское существование в старости. Вот на самом деле какую цель ты себе ставишь.

Антон злобно посмотрел на меня, но спорить не стал. Похоже, его сейчас больше интересовал практический аспект его дальнейшей жизни.

Он обвел комнату глазами, задумался ненадолго и немного повеселел.

– А чего это я комплексую? – спросил он сам себя и сам же себе ответил: – Нет причин для печали. Пашу, конечно, безумно жалко, слов нет. Но жизнь-то продолжается, правда, Женя?

Антон заметно взбодрился, видимо, шок первых минут прошел, и теперь парень прикидывал, как ему, что называется, «жить дальше». Он ходил по комнате с блокнотом и выводил в нем какие-то цифры.

– Честно говоря, Паша сам наверняка вляпался во что-то такое, – юноша повертел рукой в воздухе, что должно было обозначать превратности жизни бизнесменов в новых исторических условиях. – Фирма-то у него – ого-го-го! Деньги опять же в него вкачали. Так что не исключено, что кто-то из компаньонов-конкурентов постарался. Такое ведь сейчас на каждом шагу, правда?

– Правда, – подтвердила я. – И все же мне кажется, что в первые секунды ты подумал о чем-то другом. Я не ошиблась?

Антон раздраженно передернул плечами и не стал отвечать на мой вопрос.

Но я была уверена, что сначала юноша действительно подумал о том, что смерть Кургулина имеет прямое отношение к его, Антона, интимной связи с Павлом Филимоновичем. Или, как минимум, что тайна смерти моего клиента имеет отношение к его сексуальной ориентации. Но сейчас, похоже, Антон отмахнулся от этих опасных мыслей.

– Так, значит, еще два «лимона»… – застыл он над блокнотом, грызя колпачок ручки. – Или два с половиной? Впрочем, какая разница… Это же на первое время. Так, а сколько потянет эта машинка?

Он внимательно осматривал музыкальный центр, словно посетитель ярмарки рабов, выбирающий недорогую, но крепкую рабочую силу.

– У меня дружбан в ремонтной мастерской работает, – пояснил он. – Если скинуть за полцены – то сразу все возьмет. Поначалу как-нибудь прокантуюсь, а потом что-нибудь придумаю.

В дверь снова позвонили.

Антон вздрогнул и выронил свой блокнот с подсчетами предполагаемых сумм.

Звонили долго, беспрерывно и настойчиво. Я уже пошла в коридор, как вдруг в замочной скважине стал поворачиваться ключ.

Дверь отворилась, и в квартиру ворвались два коротко подстриженных парня в серых халатах, накинутых поверх их костюмов. В такую жару костюмы могли носить только люди с кобурой под мышкой.

Вслед за ними вошла женщина – та самая, которую я имела возможность наблюдать в дверной «глазок». Замыкал шествие испуганный старичок с палочкой, чувствовавший себя очень неуютно.

– Да, видите ли, – обратился он ко мне. – Такая неприятная ситуация…

Женщина молча стояла в коридоре и смотрела то на меня, то на Антона. Мое присутствие в квартире, казалось, ее слегка удивило.

А в это время парни в халатах методично вытаскивали из квартиры тумбочки, магнитофоны, телевизоры, холодильник, стулья, ковры и кресла.

– Что… что вы делаете? – обратился к ним Антон. – Кто вам разрешил?

Он даже попытался преградить им дорогу, но один из «грузчиков» отстранил парня даже не движением руки, а так, слегка повел ладонью, и Антон вынужден был прижаться к стене, чтобы дать им пройти. На его вопрос никто даже и не подумал отвечать.

– Я терпела, пока Паша был жив, – наконец заговорила женщина. – Но теперь меня ничто не останавливает, и у меня развязаны руки.

Словно демонстрируя эту мысль, она подняла ладони к лицу и пошевелила пальцами. Затем незваная гостья снова посмотрела на Антона и нехорошо усмехнулась.

– Так вот на кого он меня променял? – хмыкнула она. – Ну что ж, дело прошлое, сердцу – или у мужиков иной орган является более важным, а? – не прикажешь. Но теперь все кончено. Я вывожу мебель.

– Как? – жалобно охнул Антон. – Может быть, мы с вами побеседуем? Вы…

– Зоя Сергеевна, – коротко бросила ему женщина. – А говорить нам с вами не о чем.

– Но позвольте…

– Не позволю, – отрезала Зоя Сергеевна. – Я и так уже много чего позволяла.

Антон беспомощно развел руками и посмотрел на меня, как бы прося помощи.

Но я не намеревалась вмешиваться. Честно говоря, вся эта ситуация начинала меня напрягать.

Сначала меня выдергивают из дома, обещают кучу денег, демонстрируют набитый валютой бумажник и везут на квартиру к избалованному юнцу, которого я должна охранять денно и нощно. Затем мне приходится осаживать наглого юношу, читать ему лекции о киноискусстве и отбиваться от попыток переспать со мной. Потом клиента кто-то грохает, и вдобавок ко всему приезжает его вдова и очищает квартиру.

И от меня еще требуют помощи и сочувствия. Вместо того чтобы подумать о том, что мой труд, между прочим, должен быть оплачен.

– Сколько добра! – снова подал голос старичок, восхищенно провожая глазами уносимый стриженными под бокс качками телевизор.

Антон вскипел.

– А вы-то кто такой? Что вам вообще здесь надо? – закричал он с плаксивыми нотками в голосе. – Вы что, Пашин отец? Или дед?

– Я? – удивился старичок. – Я хозяин этой квартиры. Сдавал собственность Кургулину Павлу Филимоновичу. А что? Платил он вовремя, а чем вы тут с ним занимались, меня не касается. Сейчас, говорят, это можно, не сажают. А зря, если по правде…

– Сталинист недобитый, – фыркнул Антон. – А, делайте что хотите!

И он уселся прямо на пол, там, где еще пять минут назад край ковра был заправлен под плинтус. Юноша уже смирился с происходящим, и в его глазах металось какое-то роковое отчаяние.

– Что, не нравится?! – злорадно посмотрела на него Зоя Сергеевна. – То-то же! Хватит с тебя красивой жизни, по крайней мере, за мой счет.

– За ваш счет? – огрызнулся Антон. – Это с какой же стати?

– Язычок прикуси, – посоветовала ему Зоя Сергеевна. – Говорлив больно. Сколько мой муж тебе платил? А? В месяц сколько на тебя уходило?

– Раз говорите, что это были ваши деньги, то вам виднее, – ответил Антон.

– М-мерзавец… И это при двух взрослых дочерях! Нет бы им на приданое откладывать!

Зоя Сергеевна посмотрела на меня и, вдруг опомнившись, спросила:

– А это еще кто? Что вы тут делаете? Тоже из этих… уличных?

– Я не обязана вам ничего объяснять, – заявила я. – Могу лишь сказать, что выполняла кое-какие поручения вашего покойного супруга.

– Да? – Зоя Сергеевна снова смерила меня недобрым взглядом. – На шлюху вы не похожи. Значит, что-то связанное с деньгами.

Я продолжала молчать.

– Какого же рода были эти поручения? Что, не хотите отвечать? Ну и черт с вами!

Зоя Сергеевна демонстративно плюнула на середину комнаты и, развернувшись, вышла вон.

Ее подручные вынесли из квартиры все, что можно было вынести. Остались только голые стены с темными пятнами на обоях – там, где раньше стояла мебель. Сняли даже люстру.

Владелец квартиры немного задержался, робко потоптался возле неподвижно сидящего на полу Антона и наконец осмелился спросить:

– Ключики у вас можно получить назад? Вставайте, молодой человек, мне нужно идти новых квартирантов искать. Да и вам пора…

Антон, не глядя на старичка, вытащил из кармана два ключа на брелоке – позолоченный фаллос с крылышками – и протянул его старику.

Тот быстро отцепил ключи и вернул брелок юноше, стараясь не смотреть на непристойную безделушку. Антон с трудом поднялся и, пошатываясь, вышел из квартиры. Уже на лестнице он спросил меня:

– Денег одолжите? Я вам верну, честное слово. У меня сейчас… Ну, вы сами понимаете, какая ситуация. Сотни три-четыре, а?

Я озабоченно покачала головой, но две сотни дала. Как-никак мы с Антоном оказались товарищами по несчастью.

Парень аккуратно записал мой телефон на каком-то огрызке бумаги, и мы распрощались. Я отправилась к себе домой, а юноша – невесть куда, надеюсь, начинать новую самостоятельную жизнь.

* * *

За четыре дня, прошедшие с того момента, как я вышла вместе с Антоном из ободранной квартиры, я почти не вспоминала об этой дурацкой истории.

Разумеется, я не стала даже пытаться отжимать деньги с Зои Сергеевны. Во-первых, наши с Кургулиным деловые отношения никак не были оформлены, во-вторых, ситуация была явно не та, чтобы требовать заработанное мной даже за те двенадцать часов, которые я провела в квартире Антона. Меня бы просто не стали слушать.

А раз дело не выгорело, то лучше о нем забыть. Как и вообще о прошлом. «Кто не умер вчера – не ожил сегодня», – так говорил мне инструктор разведотряда во время психотренинга.

Нас учили не только бросать гранаты и заниматься прослушкой, но и натаскивали на адекватное эмоциональное состояние – что бы ни произошло, ты всегда должен чувствовать себя на сто один процент.

В противном случае, какая может быть польза даже от самого опытного профессионала, если он способен поддаться неуправляемым эмоциям?

Так что я следовала доброму совету своих учителей и никогда не сожалела о прошлом, предпочитая жить сегодняшним днем, изредка заглядывая одним глазком в будущее – вдруг там появится что-нибудь интересное?

Но однажды вечером в моей квартире раздался телефонный звонок.

Я услышала в трубке голос молодого человека. Похожий на голос Антона. Неужели юноша решил вернуть мне деньги? Очень похвально, если так.

Оказалось, что не так.

Звонил некий Костя. Сослался на Антона. Сказал, что дело серьезное, и попросил уделить ему полчаса времени.

Я назначила встречу на этот же вечер и отложила все дела в ожидании визита. Молодой человек пришел без опозданий, причем не один. С ним был некий Валя, как он представил мне своего голубоглазого спутника, одетого в оранжевую футболку.

Костя оказался высоким парнем спортивного вида. Ему было явно за двадцать. Валя казался помоложе, но старался держаться подчеркнуто солидно.

– Чем могу? – спросила я, когда гости сбросили обувь и прошли в комнату.

– Мы не сможем платить вам много, – быстро заговорил Костя. – Но вам не стоит отказываться от работы, которую мы хотим предложить.

– А почему?

– Потому что надо браться за любую работу, которую тебе предлагают, – встрял в разговор Валя. – Это сейчас закон выживания.

– И что я должна делать, чтобы выжить с вашей помощью? – спросила я.

Визитеры не уловили иронии в моем голосе. Костя ответил совершенно серьезно:

– Мы хотим вас нанять, чтобы вы нас охраняли. Говорят, у вас это здорово получается.

– И кто же вам такое говорит? – продолжала я выяснять подноготную.

– Антон, – выглянул из-за спины приятеля Валя. – Это он нам про вас рассказал. Говорит, что Кургулин нанял для него женщину-профессионала. И мы тоже хотим. Ну как, согласны?

Я озабоченно покачала головой и, поглубже усевшись в кресле, закурила.

– Начнем по порядку, – предложила я. – Вы, как я понимаю, зарабатываете себе на молодую жизнь тем же способом, что и Антон. Верно?

– Да, – не без вызова ответил Константин. – Мы торгуем телом. А что такого? Кто-то продает свои руки, рабочий например. Ученый продает свои мозги. Фотомодель – свою фигуру. А мы…

– Ну да, можете не продолжать. А вы что, работаете самостоятельно? У вас ведь наверняка есть сутенер или какая-нибудь «крыша»? – спросила я.

– Фредди на нас наплевать, – снова включился в разговор Валя. – Ему только деньги выкладывай, а все остальное – до фени. Гонит, блин, в любую погоду к Колхозному рынку – знаете, у нас там тусовка на троллейбусной остановке? А ведь работа такая, что может произойти все, что угодно. Понимаете?

– Фредди? – переспросила я. – Это как Фредди Меркьюри из «Куин»?

– Скорее как Фредди Крюгер, который с улицы Вязов, – улыбнулся Костя.

– Ну хорошо, пусть так, – согласилась я. – Значит, этот Фредди не обеспечивает вам безопасность. Но как вы себе представляете мою работу? Я что, должна стоять рядом, пока вы с клиентом…

Костя немного замялся и вопросительно посмотрел на своего спутника.

Похоже, они с Валей не до конца продумали свое предложение и теперь попали впросак.

– Это все детали, – решительно заявил Валя. – Главное, чтобы вы согласились в принципе. А остальное будет видно по ходу дела.

– Хороши детали, – покачала я головой. – А что вы там говорили насчет денег?

– Ну, – кашлянул Костя, – кое-что у нас имеется. Скажем, мы вполне можем отстегивать вам пять сотен за ночь, правда, Валь?

Тот с готовностью кивнул.

– Каждый? – уточнила я.

Парни замялись. Было похоже, что они имели в виду – с двоих.

– Видите ли, – начал Костя, – дела у нас сейчас идут все лучше и лучше. Наш бизнес дорожает, клиенты в последнее время попадаются состоятельные. Мы могли бы через какой-то оговоренный срок повысить гонорар. Пока что, не будем скрывать, пять сотен – это именно та сумма, которую мы вам можем предложить.

– А что? – поддержал его Валя. – Очень даже неплохо. Три раза в неделю по пять сотен – это полтора «лимона». Если помножить на четыре недели…

– Постойте-постойте, – возмутилась я. – Какие «лимоны»? Я думала, что речь идет о долларах? Вы что, имели в виду рубли?

Валя кивнул. По его лицу было видно, как мальчишке жаль, что сделка не состоялась.

– Нет, ребята, – твердо сказала я. – Мне ваше предложение не подходит. Ни за пять, ни за шесть сотен в ночь я работать не буду. И потом, не надо мне вешать лапшу на уши по поводу того, что ваш бизнес процветает. Если бы это было так – сидели бы вы сейчас в роскошных апартаментах и ждали клиентов там, а не шлялись ночами по троллейбусным остановкам в районе рынка.

– Жаль, – коротко произнес Костя. – Нам очень жаль. Если вы вдруг передумаете…

– И не надейтесь, – заверила его я. – Приятно было познакомиться. А сейчас мне нужно идти, так что извините, кофе предлагать не буду.

Мне действительно нужно было попасть на почту – до закрытия оставалось всего полчаса, – чтобы получить новый каталог видеофильмов. Да и продолжать бессмысленный разговор не было никакого желания.

Мы вышли вместе. Проклятая жара – тьфу-тьфу-тьфу – начинала спадать.

При вдохе уже не казалось, что тебе в легкие заливают расплавленный свинец, асфальт не продавливался под ногами, словно идешь по болоту, а не по центру одного из субъектов Федерации.

Парни вяло плелись за мной по лестнице и пропустили меня вперед, когда я выходила из подъезда. Не успела я сделать и двух шагов, как послышался мужской голос. На редкость, нужно сказать, неприятный.

– Стоять, бля, парни!

Костя с Валей замерли, словно их взяли на прицел. Быстро кинув взгляд в их сторону, я поняла, что они вовсе не ожидали, что их окликнут.

– И ты, овца, не спеши!

А вот это уже обращались ко мне. Овца… Скажите, пожалуйста!

Вихляющей походкой к нам спешил сутулый мужчина с отвратительной ухмылкой на лице.

Ну да, конечно, это тот самый урка со шрамом на щеке, которого я видела на похоронах в нашем дворе несколько дней назад.

– Фредди, мы тут… – начал было что-то объяснять побледневший Валя, но подошедший совсем близко сутенер прикрикнул на него:

– А тебе слова не давали! Стой и молчи в тряпочку, пока я с бабой базарить буду.

Вот как? Что ж, отчего не побеседовать с интересным человеком?

– О чем базар? – осведомилась я. – И откуда ты выплыл такой недоделанный?

Фредди пропустил оскорбление мимо ушей. Он подошел ко мне вплотную и, нагнувшись прямо над моим лицом, проговорил, обдавая меня перегаром:

– Зачем эти сосунки к тебе ходили? Под крылышко просились, да? Так вот слушай, что я тебе скажу: еще раз мне на глаза попадешься – я тебя разрежу от горла до затылка, так что потом вскрытие не надо будет делать. Ты поняла меня, коза?

«Овца… Коза… Какие однообразные наименования», – думала я, глядя на приставленный к моему горлу финский нож с канавкой для стока крови вдоль лезвия.

ГЛАВА 4

– Что ты на меня уставилась, крыса? – Фредди сменил ассоциации с парнокопытных на грызунов. – Удивляюсь я народу, какой только чуши не намолотят! Баба-охранник! Подстелилась небось под кого-нибудь, вот и сделали тебе рекламку.

Я спокойно выслушивала столь нелестные для меня замечания. Дождавшись, пока Фредди закончит излагать, я осведомилась:

– Все?

– Ага, – кивнул он, напоследок слегка надавив ножом на кожу, так что выступила маленькая капелька крови. – Можешь быть свободна. И не забудь, что я тебе сейчас сказал – повторяй на ночь перед сном как молитву. А с ребятней я сам разберусь.

– Тогда пока, – сказала я и, шагнув назад, повернулась, словно бы собираясь уйти.

Вместо этого я заехала ему правой ногой по уху – каблук пришелся на мочку, – да так, что Фредди не удержал равновесия и, ухватившись в падении за доску скамейки, выворотил ее из земли.

Рухнув под лавочку, он тут же вскочил, сжимая в руке деревяшку.

Я не стала ждать, пока он перейдет к решительным действиям, и выбила у него палку из рук ударом левой ноги. Моя юбка весело развевалась в вечерней прохладе, словно у испанской танцовщицы.

Третий удар я нанесла ему в коленную чашечку носком туфли и, когда он согнулся, словно бы подставив мне свою шею, врезала краем ладони по затылку.

Вообще-то мне не хотелось марать об него руки, но раз уж сам подставился – получай.

– Хорошая у вас «крыша», мальчики, – обернулась я к Косте с Валей. – Крутая.

С этими урками вечная история – понта хоть отбавляй, а драться как следует не умеют. Вот и нарываются периодически на граждан, которые учат их уму-разуму. Да только уроки не идут впрок.

Я повернулась и, не прощаясь с визитерами, вошла в подъезд. На почту я уже опоздала.

* * *

С утра меня разбудил звонок в дверь. Пригнувшись к «глазку», я с удивлением увидела Фредди. Вот неожиданность! Пришел меня убивать?

– Тебе чего? – спросила я через дверь. – Мы разве вчера не все обсудили?

– Я по делу, – донеслось с лестничной площадки. – Разговор есть.

Одну руку Фредди прятал за спиной. Меня разобрало любопытство – что там: пистолет или все тот же финский нож? Впрочем, нет, судя по выражению глаз незваного гостя, он был настроен совсем на иной лад, нежели в нашу прошлую встречу.

– Ну говори, – распахнула я дверь. – Только по-быстрому, у меня дел по горло.

Фредди выдернул из-за спины руку, в которой оказался букет из пяти красных роз.

– Это вам, мадам, – просипел он. – Надеюсь, мы с вами подружимся.

– Напрасно надеешься, – ответила я, принимая от Фредди цветы. – Дружить не буду, а поговорить могу. Ладно уж, проходи.

Конечно, я рисковала. Конечно, мне не стоило доверять этому человеку. Конечно, набивающийся ко мне в «друзья» урка обманет меня при первом же удобном случае. Но что-то подсказывало мне: у него действительно есть ко мне интерес. И не столько интимный, сколько деловой. Тогда действительно, почему бы мне его не выслушать?

Оказалось, Фредди пришел с намерением пригласить меня в ресторан.

– Кабак «Прибой», что рядом с отелем, – произнес он со значением. – Закажем отдельный кабинет, обслужат по высшему разряду.

Этого мне еще не хватало. Пожалуй, следовало внести ясность, причем немедленно.

– Значит, так, – твердо сказала я. – Если есть дело – излагай. По кабакам мне с тобой шляться влом. А если будешь меня доканывать насчет постели – можешь сразу проваливать, ты меня не интересуешь.

– Да я же хочу как лучше, – заверил меня Фредди. – Все честь по чести, никто не в обиде. Не хочешь сношаться – не надо. Давай заключим мировую. Ты, я вижу, баба не промах, у меня тоже кой-какие мысли в наличии имеются. Глядишь, вместе дельце и обтяпаем.

– Вот стул, вот пепельница, – указала я Фредди, а сама уселась на диване. – У меня для тебя есть десять минут. Говори быстро и внятно – зачем пришел. Ты мой профиль работы знаешь, так что сначала хорошо подумай, прежде чем предлагать мне какое-нибудь дело.

Фредди решил, что цветочками тут не обойдешься, чтобы ко мне подмазаться, и сразу взял деловой тон. Усевшись на стул и закурив, он сказал:

– Ты ведь Антона пасла, верно? Мне ребятки сказали, что Кургулин тебя нанимал. Покойник был с понятием, как я полагаю, и всегда выбирал самое лучшее. А поскольку мужика нанять для своего дружка побоялся, то выбрал тебя. Правильно я мыслю?

– Вполне. Дальше что?

– А дальше суть дела, – продолжал Фредди. – Кургулин мертв – это факт. Уж не знаю, кто его определил, да и не очень-то интересно, честно говоря. Но остался один человек, который вызывает интерес.

– Вот как? Любопытно, и кто же это? – спросила я, хотя уже прекрасно понимала, чье имя сейчас назовет этот человек.

– Кургулинская вдова, – таинственно сообщил мне Фредди. – Вы ее вроде уже видели. Ну как, произвела впечатление?

– Палец в рот не клади.

– Во-во, – ухватился Фредди за проявленный мною интерес. – А на самом деле – у бабы тоже губа не дура. Имеются кой-какие грешки.

– Ну и что? – удивилась я. – Ведь Кургулин уже мертв. Кому интересны ее похождения?

– Ой, не скажи! – хитро прищурился Фредди. – Тут дело тонкое.

И он принялся объяснять мне все нюансы предполагаемой операции.

– Я намерен шантажнуть Зойку, – говорил Фредди, – это ты правильно усекла, и уже кое-что предпринял в этом направлении. Смотри, какой интересный расклад получается. Семья кургулинская – более чем обеспеченная, даже после смерти кормильца. Имеются две юные особы твоего полу – кургулинские чада. С богатыми женихами. Девки все из себя, как положено, одна в консерватории играет на чем-то там, другая только что из Шотландии, в пансионе воспитывалась, матушка туда ее сосватала.

– Так в чем дело-то? Кого ты намерен ободрать? Вдову, дочерей или женихов?

– Да Зойку же! – втолковывал мне Фредди. – Понимаешь, Зоя дочерей воспитывала в строгости – не приведи Господь. А у самой – молодой хахаль. Ты просто не представляешь, что будет, если эта информация дойдет до ее дочурок. Мамаша боится этого пуще смерти.

– У тебя что, есть конкретные доказательства? – спросила я.

– Вот насчет Зойки – нет, – развел руками Фредди. – Только по Пашке покойному. Так что можно и этим ограничиться – мол, не заплатите, пустим в прессу. И дочкам – по экземпляру газеты предоставим. У меня в заначке фотки имеются и видеокассета.

– Так это ты сосватал Антона Кургулину? – догадалась я. – Издалека, выходит, удочку закидывал? Ловись, рыбка, большая и маленькая?

– Да нет, просто жизнь так повернулась, – развел руками Фредди. – К лесу задом, а ко мне передом, как избушка в сказке. У меня в подопечных Антон, у Антона приятель – Кургулин. У Кургулина жена и две дочери. Я сначала думал его самого потрясти, но семейка настолько удобная, что можно и за дамочку взяться.

– И для этого тебе нужна я, – дошел до меня смысл предложения Фредди.

– Ну да, – просто ответил он. – Проследить, что да как. Сфотографировать опять же.

– И доложить в компромат до кучи. Цена, таким образом, возрастает вдвое.

– Точно все усекла, – похвалил меня Фредди. – Ну что, по рукам?

– Нет, приятель, не получится, – покачала я головой. – Не мой профиль.

– Так ты расширь специализацию, – настаивал Фредди, хотя в его голосе уже не было прежней уверенности. – Дельце-то выгодное.

– Я уже ответила, – поднялась я с дивана, давая понять, что наш разговор закончен. – Да и тебе пора, десять минут истекли.

– Это твое последнее слово? – спросил уже в дверях Фредди.

– Угу, – кивнула я головой. – Прям как в суде. Самое что ни на есть последнее.

– Только смотри, – пригрозил мне на прощание разочарованный Фредди. – Вздумаешь мне дорогу перейти, пожалеешь. Какая бы ты ни была натасканная, ногами махать – это только полдела. Пули еще ни от кого не отскакивали, усекла? Так что поостерегись.

– Усекла, проваливай, – устало ответила я и захлопнула дверь.

* * *

На следующий день черт занес меня в казино. Не то чтобы я частенько захаживала в подобные заведения, но иногда случалось.

Мне нравилось смотреть, как бегает шарик рулетки, нравилось, когда выпадает число или цвет, на которое поставили.

Сама я почти не играла – азарт, впрочем, не чужд моей натуре, но я стараюсь вводить его в иные рамки и использовать в рабочих целях, а не для прожигания жизни.

Просто есть что-то завораживающее, когда судьба отвечает на твой вызов и выпадает, скажем, черное или дюжина, на которую ты сделала ставку.

Выигрыш не Бог весть какой – у нас же не Москва и не казино «Черри», где ставки не ограничены. Играют либо студенты по маленькой на столике «на число», либо богатые девочки со своими спонсорами, оккупирующие столик «на шанс», тут ставки покрупнее. И все равно, криков «Я разорен!» пока что не раздается.

Среди туалетов этого вечера – надо сказать, наше казино отличалось довольно демократическими нравами и упирало разве что на фэйс-контроль при входе – мне бросилось в глаза знакомое черное платье.

Приглядевшись повнимательнее к лицу его владелицы, я узнала Зою Кургулину.

Вдова была увлечена игрой и меня не заметила. Она ждала, пока рулетка остановит свое кружение, и, казалось, подталкивала взглядом шарик к нужной цифре. Ее лоб был нахмурен, а по щеке, разъедая слой пудры, медленно сползала крупная капля пота.

– Черное, тринадцать, – объявил наконец молодой бесстрастный крупье.

В наших казино еще не вошел в моду обычай произносить дежурные фразы крупье по-французски, как это полагается во всем цивилизованном мире. Но думаю, что рано или поздно мы к этому придем.

Зоя Сергеевна проиграла. В этот раз она ставила на красное и на последнюю дюжину.

Разгоряченная неудачей, она запустила руку в бисерную сумочку, висевшую у нее на запястье, и, достав оттуда крупную купюру, протянула ее молодому человеку, стоявшему слева от нее.

Тот бросился к окошечку разменивать деньги. Судя по тому, что я увидела, мне не составило бы труда взяться за поручение, которое предлагал Фредди, – чутье подсказывало, что этот переросток и был тем самым молодым любовником Зои.

– Прошу делать ваши ставки, – провозгласил крупье, сметая лопаточкой жетоны.

Зоя Сергеевна нетерпеливо оглянулась, покусывая губы.

От окошечка служителя, методично менявшего пластмассовые кругляши на деньги редким счастливчикам и деньги на пластмассовые кругляши всем прочим, уже спешил к ней молодой человек с горстью жетонов.

Зоя Сергеевна азартно улыбнулась и выхватила у него из рук все, что он принес. Собрав жетоны в столбик, она разделила его на две части, в первый прием повторив предыдущую ставку – довольно рискованный ход, который редко срабатывает.

И на этот раз судьба не улыбнулась вдове. Шарик решил повторить свою собственную комбинацию, полностью игнорируя волю Зои Сергеевны.

– Тринадцать, черное… – прошептал молодой человек, сжав ее за локоть. – Послушай, мне не нравится ни это число, ни этот цвет.

– Что за глупости, – раздраженно произнесла она. – Сашка, иди меняй еще.

И Зоя Сергеевна полезла в заветную сумочку. Видимо, вдова решила стоять до конца.

Саша покорно засеменил к обменному окошечку, а Зоя Сергеевна промокнула платком лоб.

Снова бесстрастный крупье предложил делать ставки, снова нетерпеливо оглянулась Кургулина, торопя взглядом своего спутника, но вдруг траектория ее взгляда резко изменила направление.

Теперь Зоя Сергеевна пристально смотрела в сторону входа в зал, где, отведя бархатную портьеру, задержалась на пороге молодая женщина.

В глазах госпожи Кургулиной недвусмысленно читался страх.

Да что там страх – ужас!

Девушка, которая произвела столь сильное впечатление на Зою Сергеевну, была довольно хорошо одета. Она что-то оживленно объясняла своему спутнику, закрытому от меня портьерой.

Быстро встав из-за стола, Зоя Сергеевна подозвала жестом служителя казино и что-то лихорадочно зашептала ему на ухо. Тот понимающе кивнул и, вежливо взяв ее за локоть, повел куда-то вглубь. Я заметила, что на ходу Зоя Сергеевна снова расстегнула свою сумочку.

Тем временем Саша, подошедший к столу с охапкой жетонов, беспомощно стоял возле играющих и озирался по сторонам. Исчезновение Зои Кургулиной явно не укладывалось у него в голове.

Вернувшийся вскоре служитель наклонился к нему и, очевидно, известил молодого человека о том, что его спутница покинула казино.

Палец служителя, протянутый к служебному входу, и жалостливый взгляд, брошенный Сашей на непригодившиеся жетоны, означали, что Зоя Сергеевна настаивает, чтобы Саша немедленно последовал за ней.

На ходу запихивая жетоны в карманы, Саша пошел вместе с провожатым в том же направлении, куда только что молнией метнулась Зоя Кургулина.

А испугавшая ее девица уже заходила в зал под руку со своим спутником. Им оказался полноватый молодой человек в строгом вечернем костюме. Его лицо имело довольно туповатое выражение, а безукоризненный стиль одежды вкупе с полным отсутствием манер с головой выдавал в нем персонажа анекдотов про «новых русских».

Девушка верещала без умолку, причем говорила с каким-то странным акцентом.

– Ах, как здесь все трогательно! Боже мой, неужели здесь пьют эти польские подделки французских коньяков? А потолки? – обращалась она то ли к своему спутнику, то ли ко всем окружающим. – Навесные потолки нужно хотя бы протирать от пыли!

Ее поведение привлекало к себе внимание посетителей. Говорила она чуть громче, чем следует, без стеснения выражала свои чувства и производила впечатление слегка подвыпившей шлюхи.

Наверное, поверещи она так еще минут десять – и ей бы сделали замечание. Но физиономия ее спутника была настолько выразительной, что никто не решался осадить говорливую особу – себе дороже.

– Умопомрачительно, – не унималась девушка. – Неужели у вас еще носят такие галстуки! О, как мне все это нравится! Такая экзотика!

– Играть будешь? – тихо спросил ее спутник, вожделенно поглядывая на зеленое сукно стола. – Я хотел бы поразмяться.

– Ну так вперед! – воскликнула девушка. – Смелее! Выиграй мне миллион!

– Хорошо, Вера, – тут же согласился мужчина. – Ты тут не скучай!

– Скучать? Здесь? – искренне удивилась она. – Да это же просто невозможно!

И тут же ее миленькое личико отразило крайнюю степень озабоченности.

– А где же Лиза? – спросила она своего спутника. – Игорь, где моя обожаемая сестра?

Тот пожал плечами.

– Я не знаю, на сколько вы договаривались, – пробормотал он, не отрывая взгляд от рулетки.

– Мы договорились с Лизой… – начала озабоченно объяснять девушка, но, заметив входящую в зал очередную пару, тут же расцвела.

Бросившись к вошедшим, она порывисто обняла молодую девушку, которая вяло положила ей руки на плечи. Лиза была пониже ростом и заметно полнее, чем ее импульсивная сестрица.

– А я уже начала волноваться! – объявила Вера во всеуслышание. – О, да с тобой твой жених! Вы уже обручились, я не ошибаюсь?

И она с силой затрясла руку молодому человеку, сопровождавшему Лизу.

Не без удивления я заметила, что это был мой старый знакомый Костя.

«Странно, – подумала я. – Если это дочери Кургулина – а судя по всему, так и есть, иначе с чего бы Зое Сергеевне покидать казино с такой скоростью? – то при чем тут рент-бой Костя? Уж он-то никак не тянет на роль богатого жениха для кургулинской дочери».

– Ты все перепутала, Вера, – ответила Елизавета, не сумев подавить зевок.

Девушка выглядела так, словно она не спала двое суток и, только лишь прилегла, ее подняли и пинками и силой заставили пойти в казино.

– Это Костя, – представила она молодого человека. – Мы вместе учимся в консерватории. Я – на арфе, а Костя – по классу композиции.

– О-о! – всплеснула руками Вера. – Как это романтично! Вы напишете симфонию и посвятите ее мне. Обещаете? Нет, я хочу, чтобы вы пообещали!

Пока Вера дергала за рукав Костю, он смотрел на меня. Смотрел недовольно, но без вызова или испуга. Конечно, он предпочел бы не встречаться со мной, но если уж судьба свела, то надо вести себя разумно.

Я подмигнула Косте и, решив, что не надо упускать такой интересный случай, подошла к компании, расположившейся возле бара.

– Привет! – подняла я руку. – Вот уж не думала тебя здесь встретить.

– Взаимно, – кивнул Костя. – Разреши тебя познакомить…

Нас довольно церемонно представили. Лиза вяло ответила на мое рукопожатие, и по ее виду было заметно, что она предпочла бы сейчас мирно и тихо посапывать в каком-нибудь спокойном месте, а не пить кофе в баре казино.

Вера же с неизменной восторженностью переключила всю свою энергию на новое лицо и принялась засыпать меня вопросами.

– А правда, что у вас тут везде стреляют? Что женщине нельзя одной появляться на улице? Говорят еще, что кругом сплошные бандиты!

Я бросила взгляд на увлеченного игрой ее жениха и пожала плечами.

– А еще говорят, что в России круглый год морозы и по улицам бродят медведи, – сказала я. – Похоже, вы недавно в наших краях?

– О да! – воскликнула Вера. – Я вернулась на родину после долгой разлуки. С одиннадцати лет жила в Шотландии, воспитывалась в пансионе. Там прекрасно, восхитительно, но невероятно скучно!

– А здесь?

– О, здесь все по-другому! Так необычно, так волнующе! – прижала она руки к сердцу. – Хочется безумствовать! Поедемте на Волгу! Будем пить водку из горлышка и купаться голыми!

ГЛАВА 5

Несмотря на неумолимую жару, на набережной было не так уж много народу.

Очевидно, обыватели и пенсионеры предпочитали сидеть дома, обставившись со всех сторон вентиляторами; богатые люди давно сбежали куда-нибудь на север вместо традиционного юга – именно прохлада, которую можно купить за деньги, переместившись в пространстве, была сейчас роскошью; средний класс вкалывал, упорно стремясь подогнать доходы к потребностям. Кому же оставалось гулять?

Разве что влюбленным и алкоголикам, которым любая погода – не помеха. Там и сям виднелись по скамеечкам обнимающиеся парочки, а пьющий народ располагался на газонах, под каштанами и тополями.

Среди этой идиллии наша компания выглядела несколько чужеродно. Покинув казино – напору Веры нельзя было противостоять, – мы все направились вдоль по набережной.

Вера обвисала на руке своего жениха и трещала без умолку. Похоже, она не притворялась, и русская – тем более провинциальная жизнь – была ей в новинку и воспринималась как экзотика, немыслимая в благополучной строгой Шотландии. Все, что она видела вокруг, подвергалось немедленному пространному комментированию, столь же уничижительному, сколь и восторженному.

Кроме меня, никто из нашей компании не удивлялся такой реакции – наверное, все уже привыкли, что Вера ведет себя именно так. Оставалось лишь ждать, пока девушка «акклиматизируется» на родине, и местные реалии – вроде куч мусора по обочинам центральных улиц, выплескивания помоев на мостовую, круглосуточной торговли в ларьках и хамства продавцов – перестанут быть для нее чем-то из ряда вон выходящим и займут свое место в картине этого мира.

«Любопытно, – подумала я, – это Вера все время находится рядом со своим женихом или он ни на шаг не отходит от нее?»

Скорее второе, заключила я после непродолжительного наблюдения. Суженый Веры был довольно немногословным субъектом, и у меня создалось впечатление, что он лишний раз не открывал рот из-за нежелания опростоволоситься перед невестой и ее сестрой. Похоже, он был закомплексован с ног до головы – по крайней мере в этом обществе.

Так, когда нас представили друг другу, я подала ему руку и назвала себя:

– Женя Охотникова.

– Корней, – коротко процедил он, и мне показалось, что сквозь зубы у него вылетело ставшее привычным при любом разговоре «ебть».

Я без напряга вписалась в эту компанию. Как-то само собой получилось, что я – знакомая Кости. А раз он – знакомый Лизы, значит, все тут свои и никаких проблем.

Было еще одно обстоятельство, которое помогло мне внедриться в эту четверку. Дело в том, что Вера именно меня избрала объектом своих монологов – похоже, она использовала любую возможность, чтобы как можно меньше общаться со своим женихом. А так как все остальные уже наверняка были по горло сыты ее разговорами, то я оказалась наиболее удобным объектом для излияния эмоций.

С первого взгляда бросалось в глаза, что Лизу и Костю связывает не только обучение в консерватории, но и более близкие отношения. Не знаю, о чем они говорили, оставаясь наедине, но я бы дала голову на отсечение, что не о проблемах полифонии.

Эта оригинальная парочка представляла собой разительный контраст с Верой и Корнеем.

Несмотря на то, что Корней был явно гопником и шпаной – наверное, и молчал именно поэтому, а в компании коллег, уверена, вел себя куда более естественно, а Вера заграничной штучкой, девочкой из Шотландии, у них все же была одна общая черта – деньги. И деньги, судя по всему, достаточно большие.

Константин же, как ни старался, не производил впечатления хоть сколько-нибудь состоятельного человека даже для людей, не знавших о его, так сказать, дополнительных заработках на «голубой панели».

А я об этом знала. Поэтому для меня и было удивительно видеть, как нежно и трепетно он относится к Лизе Кургулиной.

Должно быть, современная молодежь как-то умудряется существовать в разных измерениях нашей многослойной жизни, которые не соприкасаются между собой. Умение столь же завидное, сколь и небезопасное.

Хотя, если и не держать в уме Костины левые заработки, все равно рядом с Лизой он смотрелся как-то чужеродно. И дело тут было не в деньгах.

Просто Костя был нормальным парнем, высоким, стройным, подтянутым – спортивного вида, хоть сейчас на обложку рекламного журнала.

А Лиза Кургулина производила впечатление сонной тетери, хронически не высыпающейся царевны, девушки, укушенной мухой цеце. Она вяло передвигала ноги, беспрестанно зевала, терла глаза и, наверное, чтобы хоть как-то возвратить себе бодрость, то и дело покусывала платок.

«Неужели занятия арфой так действуют на человека? – думала я, наблюдая за девушкой. – Или дело тут лишь в темпераменте?»

Компания остановилась возле распахнутой двери мини-маркета. Вера, очевидно, не шутила, когда еще в казино предлагала пить водку из горлышка.

Сейчас младшая из сестер Кургулиных торопила Корнея, который полез за бумажником, и весело потирала руки в предвкушении чудесного развлечения, которое всем нам сейчас предстоит.

– Для этих иностранцев кажется чем-то необычным то, с чем нам приходится иметь дело каждый день, – пробормотал Костя.

Он тоже полез в карман и достал оттуда два червонца. Но его жест никем не был замечен. Костя постоял немного с деньгами в руке и спрятал их обратно – Корней уже вошел в магазин и рассматривал прилавки.

– Каждый день? – поймала я его на слове. – Вообще-то вы не похожи на алкоголика.

Костя засмеялся.

– Да, я почти не пью. Послушайте, а у вас что, сегодня выходной? Или вы тут с нами разгуливаете не просто так? Что-то вынюхиваете?

– Вот-вот, – повела я носом. – Чую. Но вы можете быть спокойны, я умею хранить чужие тайны. Вы понимаете, что я имею в виду. Тем более пока я еще не разобралась, чем тут пахнет.

– Пахнет? Это кому чем, – не без горечи произнес Костя.

Мы стояли чуть в стороне и говорили вполголоса, пока Корней был в магазине, а сестрицы отошли к парапету и о чем-то шептались.

– Для кого – счастливое замужество, а для кого – несчастная любовь, – на полном серьезе произнес Костя. – Да-да, вы не подумайте, что я шучу. У нас с Лизой все очень хорошо, но вместе нам не быть.

– Это почему же?

– Да вы посмотрите на меня и вон на него, – махнул рукой Костя в направлении Корнея. – Неровня мы, вот в чем фишка. А Зоя Сергеевна ох как торопится дочек замуж спихнуть!

– Да, – сочувственно произнесла я. – История, мягко говоря, не оптимистическая. Прямо-таки Ромео и Джульетта. Не Поволжье, а Италия.

– «Финляндия», – произнес Корней, спускаясь с крыльца мини-маркета с бутылкой водки. – Вроде фирма, ебть. Продавец клялся, что не левая.

Судя по выражению лица работника магазина, которое я видела сквозь окно, – Корней в тот момент стоял ко мне спиной, – даже если бы вся водка в магазине была поддельной, то продавец сбегал бы за настоящей – настолько он был испуган, когда демонстрировал Корнею бутылку. Видимо, избранник Веры Кургулиной умел нагнать страху и пользовался этим при любом удобном случае.

Мы прошли еще немного вперед, в совершенно безлюдный отрезок набережной – туда, где она теряла свой парадный вид и заканчивалась длинной полутемной аллеей, ведущей к грязелечебнице.

По осыпавшимся ступенькам мы спустились к воде. Вера стала быстро раздеваться и через минуту была уже в бикини, оказавшемся чистой условностью. Бьюсь об заклад, ее купальник в сложенном виде мог бы уместиться в кулачке годовалого ребенка.

Лиза, наклонившись над водой и поплескав себе в лицо, казалось, немножко ожила. Она стала лениво расстегивать блузку. Мальчики к тому времени уже сняли рубашки и расстегивали пояса.

– Хочется купаться, но у меня нет костюма, – с сожалением произнесла я.

– О-о! – захлопала в ладоши Вера. – Давайте купаться голыми. Поплывем по лунной дорожке! Превратимся в больших рыб!

Корнею эта идея явно не понравилась, и он быстро предложил компромисс.

– Девочки по эту сторону кустов, а мы пойдем туда, – и он указал на высокий кустарник посреди отмели, на которой мы расположились.

Причем «предложил» – это слишком мягко сказано. В его голосе явно чувствовалась интонация приказа. Причем такая, спорить с которой не хотелось.

Итак, нам все же пришлось разделиться. Корней с Костей, сделав по маленькому глотку водки, побрели на свою половину, а мы втроем остались «загорать» одни на круглом плоском камне.

Вера весело плескалась в воде, пыталась далеко заплывать, но, заслышав встревоженные окрики Корнея, немедленно поворачивала обратно.

Лиза же, осторожно зайдя по пояс в воду, дважды присела по шею и, отфыркиваясь, вернулась на берег. Этим и ограничилось все ее купание.

Я сплавала несколько раз вместе с Верой и смогла убедиться, что она находится в хорошей спортивной форме. Видимо, в Шотландии их учили не только тому, как вести себя за столом и вышивать по канве.

Впрочем, как показал один занятный эпизод, девочки за границей не теряли времени и на самообразование в некоторых областях жизни.

Несколько раз с толком приложившись к бутылке, Вера, улучив момент, пока Лиза шла в воду, чтобы ополоснуться, вдруг резко привлекла меня к себе и попыталась поцеловать.

Она была уже как следует под градусом, говорила гораздо меньше, и, видимо, бушевавшая в ней энергия заставляла ее перейти от слов к делу.

– Ты чего? – беззлобно оттолкнула я ее. – У тебя же жених там, за кустами!

Вера лишь пожала плечами.

– Ну и что? – проговорила она, чуть запинаясь. – Мн-не ничто ч-человеческое не чуждо. Если хочешь знать, мы в Эдинбурге только тем и спасались. Ну представь себе закрытый пансион, где три десятка девок друг на друга смотрят пять лет подряд!

– Да, действительно, вам не позавидуешь, – искренне согласилась я. – Что, неужели только друг на друга? Мужчин вокруг не было?

Вера кивнула и, громко икнув, для убедительности кивнула еще раз.

– Некоторые, правда, сбегали, – добавила она после некоторого раздумья. – Их потом вылавливали, обычно где-нибудь в сельской местности. Одна даже до Лондона добралась, нашли в Челси. Но я не решалась. Хотя, что и скрывать, очень хотелось. Проклятая заграница! Хуже тюрьмы! То ли дело здесь, на р-родине…

И она улыбнулась широкой пьяной улыбкой, раскинув руки по направлению к луне, как будто бы приглашала ее в свои объятия.

Корней с Костей предварительно осведомились из-за кустов, готовы ли мы идти домой, и подождали минутку, пока мы оденемся.

Увидев полупустую бутылку и пошатывающуюся Веру, Корней озабоченно нахмурился и, пробормотав свое неизменное «ебть», вынул из кармана брюк сотовый телефончик и вызвал в район набережной машину.

Забросив домой Веру с Лизой, он приказал шоферу развезти по домам и нас с Костей. Костя наотрез отказался и побрел куда-то в ночь, и я доехала домой на «Лендровере» в одиночестве.

* * *

Следующий день был настолько безумным и суматошным, что потом, когда все закончилось, я вспоминала столь безмятежно начавшееся утро как подарок судьбы, короткую передышку перед марафоном.

Я пробудилась около восьми часов. Мышцы сладко ныли после вчерашних ночных заплывов, а голова была кристально ясной и абсолютно пустой, как у только что похмелившегося пропойцы.

«Странный день, – подумала я, включая холодный душ, – и чего это мне взбрело в голову мотаться с этими сестрами Кургулиными по ночному городу? Можно подумать, что я не отдыхала, а работала. Хотя меня еще никто не нанимал. Вернее, нанимали – сначала сам покойный Кургулин, потом Фредди, вслед за ним Костя с Валей. Любопытно, будет ли эта история иметь какое-то продолжение?»

Словно в ответ на мои мысли раздался звонок в дверь. Нетерпеливый и настойчивый.

– Я открою, Женя, не беспокойся, – заспешила в коридор тетя Мила, – наверное, это почтальонша принесла мне заказную бандероль.

В последнее время тетушка активно использовала возможности системы «Книга – почтой» и заказывала книги в издательствах, занимающихся рассылкой своей продукции – весь ассортимент лотков тетя Мила уже исчерпала.

Редко выдавался день, когда бы нам не приносили очередную посылку с несколькими томами в ярких глянцевых обложках.

Я не спеша закончила свое утреннее омовение и, запахнувшись в легкий шелковый халат, прошла через гостиную в свою комнату.

Каково же было мое удивление, когда я застала там Веру Кургулину!

– Доброе утро! – приветствовала она меня. – Ваша тетушка просила передать вам, что она пошла на почту и скоро вернется. Там что-то стряслось. Кажется, соседка ей сказала, что заболел почтальон, который разносил бандероли, и она решила сама отправиться в отделение связи. Наверное, ожидает пенсии?

– Почему вы так решили?

– Ну, – развела руками Вера, – сейчас все говорят про пенсии. Даже президента, помнится, под поезд хотели бросить. Для меня это было так неожиданно, когда я была проездом в Москве, возвращаясь сюда из Шотландии. Представляете, толпы народа в центре города скандируют: «Президента на рельсы!» Какое варварство!

– Вам еще долго предстоит удивляться, – заверила я ее. – Вы ко мне просто так или по делу? И, кстати, кто вам дал мой адрес?

– Костя, приятель Лизы. Помните, он был с нами вчера? Ну, такой спортсмен…

Должно быть, сказывалось действие вчерашней выпивки, если Вера вдруг стала рассказывать мне, кто такой Костя – ведь именно он и познакомил нас в казино.

– Помню-помню, мы раньше встречались, – кивнула я. – И что же?

– Ну, – замялась Вера. – Я тут никого не знаю, а Костя сказал, что вы ориентируетесь, как необходимо вести себя в той или иной ситуации.

– И какая же у вас возникла ситуация? – спросила я. – Та или иная?

– Прямо и не знаю, как сказать, – сжала губы Вера. – Вот что, у вас есть кофе?

– Сейчас сварю.

– И добавьте туда две-три ложки коньяка, – попросила Вера.

– В такую жару?

– Ничего, я привыкла.

Колдуя над кофе, я вдруг поймала себя на странном ощущении.

Да-да, какие-то секунды перед пробуждением… Как будто во сне со мной произошло нечто очень важное… Как будто я что-то поняла. Но что именно – пока что в моем сознании не вырисовывалось.

– Так что с вами стряслось? – спросила я, внося поднос с дымящимися чашечками кофе.

– Понимаете, – начала Вера, прихлебывая жидкость маленькими глотками, – утром приходил какой-то страшный тип.

– К вам домой?

– Ну да. Мама уже уехала на работу, Лиза спала, а я только-только встала и успела лишь выжать сок из апельсина, как вдруг он заявился.

– И чего он хотел?

– Спрашивал маму. А когда узнал, что ее нет дома, то стал предлагать мне очень странные вещи. Я прямо и не знаю, что подумать…

– Странные вещи? – переспросила я. – Наверное, это какой-нибудь торговец вразнос. У них частенько бывает в сумках Бог знает что.

– Нет-нет, – возразила Вера. – Он показывал мне какую-то видеокассету.

– Кассету? – удивилась я, уже начиная понимать, в чем дело.

– Да-да, – возбужденно подтвердила Вера. – Собственно, мне показалось, что он очень огорчился, когда узнал, что мамы нет дома. Сказал, что, мол, время не терпит, и раз мамы нет – сойду и я.

– Очень любопытно, – поддакнула я. – И что же было на этой кассете?

– В том-то и дело, что я не знаю! – воскликнула Вера. – Этот человек говорил, чтобы я дала ему денег, а в противном случае он мне покажет эту кассету. Странно, правда? Обычно бывает наоборот.

– Постойте-постойте, – нахмурила я лоб. – Вы все излагаете правильно?

– Ну да. Так и сказал: «Передай мамке, что если не заплатит, то я покажу тебе эту кассету». И после этого ушел. А я не знаю, что и думать. Как вы считаете, мне следует обратиться в полицию?

– Если можно обойтись без полиции, то лучше поступить именно так, – задумчиво ответила я. – А маме расскажи все, как было, пусть думает сама.

– А вдруг он снова придет, а мамы опять не будет дома? – спросила Вера.

– Пошли его подальше в таком случае, – посоветовала я. – Ты ничем не рискуешь.

Затрещал телефон, на который тетушка навалила ворох старых газет. Казалось, что какой-то зверек копошится под грудой местной прессы.

– Минуточку, – извинилась я перед Верой и сняла трубку. – Да-да?

Оказалось, мне звонил Фредди. Легок на помине, сукин сын!

– Привет! – бодрым голосом начал он разговор. – Ну как, ты не передумала?

– Нет.

– Вот упрямая! – весело выругался Фредди. – Время-то идет!

– Это я еще в школе изучала. Если тебе есть что сказать, говори. Если нет…

– Да погоди ты, – оборвал меня Фредди. – Зря ты отказываешься. Я, конечно, и сам справлюсь, но мне надо быстро. Понимаешь, раз-раз – и деньги наши. У меня уже все на мази, дело идет…

– Вот пусть и идет, – ответила я. – А мой номер телефона тебе лучше забыть.

– Ну дуреха! Мышей не ловишь! Да пока ты там… – возмутился моей несговорчивостью Фредди, – пока ты там телишься, я столько информации успел собрать! Почти все узелки развязал. Кроме одного. Но скоро я узнаю, кто убил Кургулина. На блюдечке принесут информацию, есть у меня один человечек…

– Когда узнаешь, тогда и звони, – отрезала я. – И вообще, что ты ко мне прицепился?

Не успела я положить трубку на рычаг, как в дверь снова позвонили. Быстро допив остывший кофе, я пошла открывать.

– Наверное, это пришла ваша тетушка, – предположила Вера.

Я посмотрела в «глазок», громко сказала, что сейчас открою, и вернулась в комнату.

– Не угадали, Верочка, – проронила я, подходя к столику. – Это пришла ваша матушка.

ГЛАВА 6

– Лучше вам пройти в другую комнату, – предложила я, заметив, как расширяются от удивления глаза Веры. – Думаю, что после беседы с Зоей Сергеевной что-то может проясниться. Подождите меня в спальне и захватите туда с собой кофейник. Коньяк у меня в баре.

Вера понимающе кивнула и, схватив со стола поднос, скрылась в моей спальне.

Я снова протопала в коридор. В окоеме дверного «глазка» по-прежнему вырисовывалась фигура Зои Сергеевны. Да-да, совсем как в тот раз, когда я точно так же смотрела на Зою Кургулину из коридора квартиры, которую снимал ее покойный супруг Антоше.

– Не ожидали? – довольно любезно улыбнулась она, перешагивая порог.

– Попали в точку, – ответила я, накидывая цепочку на дверь. – Чему обязана?

– Есть разговор, – таинственно произнесла Зоя Сергеевна, вытягивая шею и заглядывая мне через плечо в квартиру. – Нам никто не помешает? Мы можем спокойно поговорить некоторое время тет-а-тет?

– Вполне, – пропустила я гостью в зал. – Если разговор будет не очень долгим.

Кургулина рухнула в кресло и, отдышавшись, без особого энтузиазма оглядела мое жилище. На ее лице явно читалась презрительная гримаса.

– А вы не очень богато живете, – пробормотала она, постучав пальцем по деревяшке журнального столика. – Мебель старая, обои выцветшие…

– Как раз перед вашим приходом собиралась делать евроремонт, – съязвила я, усаживаясь напротив у окна. – Так что у вас стряслось? И каким ветром вас занесло именно ко мне?

– Я нашла ваш телефон в записной книжке моего мужа, – медленно проговорила Зоя.

– Вы имеете в виду ту историю с молодым человеком, из квартиры которого вы выгребли всю мебель и аппаратуру? – уточнила я.

– Да-да, – кивнула Зоя и для наглядности достала из сумочки кожаный ежедневник.

Распахнув его на букве «о», Кургулина продемонстрировала мне страницу розовой бумаги, на которой была написана моя фамилия, дважды жирно подчеркнутая ручкой. Внизу была сделана приписка:

«Охрана. Лучшее из того, что имеется. Плюс частные расследования».

Убедившись, что я ознакомилась с записью, Зоя Сергеевна спрятала органайзер в сумочку и вопросительно посмотрела на меня.

– Это правда?

– Насчет чего?

– Насчет того, что вы – «лучшее из того, что имеется»? – недоверчиво поинтересовалась Зоя. – Мне как-то не приходилось о вас слышать.

– Это означает лишь то, что в вашей жизни не было проблем, которые нельзя решить с помощью официальных органов, – улыбнулась я.

– Ага, – понимающе кивнула Зоя Сергеевна. – А лицензия у вас имеется?

– Не-а, – покачала я головой. – Работаю исключительно на честном слове.

– И как это никто из налогового ведомства еще не заинтересовался вами? – будто бы невзначай обронила Зоя Сергеевна. – Сейчас это быстро делается…

– Вы мне угрожаете?

– Я? – прижала она руки к груди. – Помилуйте, Женечка, как вы могли подумать такое?! Я… я просто хочу, чтобы вы оказали мне услугу.

– Какого рода?

Зоя Сергеевна тяжело вздохнула. Затем подняла на меня тяжелый взгляд и проговорила:

– Найдите убийцу.

– Вашего мужа?

Кургулина недовольно поморщилась, как будто я ляпнула какую-то бестактность.

– При чем тут муж? Да, его действительно убили. Вы, думаю, поняли, что все эти оговорки в средствах массовой информации насчет несчастного случая – для дураков. Пашу застрелили.

– Вот как… Что ж, мне очень жаль. Мы общались с ним так недолго, но…

– Да бросьте вы! – оборвала меня Зоя Сергеевна. – После того, что произошло… ну, вы понимаете… я не могла к нему относиться по-прежнему. Мне абсолютно неинтересно знать, кто укокошил Пашу. Были ли это финансовые разборки, или убийца кто-нибудь из его «голубых» дружков – мне безразлично. Я пришла по другому делу.

– Произошло что-то еще?

– Да, – веско ответила Зоя Сергеевна. – И эта потеря для меня намного чувствительней. В общем… Убит мой близкий друг.

– Любовник? – безжалостно спросила я. – Зоя Сергеевна, давайте называть вещи своими именами.

– Да, любовник! – с вызовом произнесла Кургулина. – А что, разве я не имею права на личную жизнь? При таком-то муже?!

Я пожала плечами. Мол, вам виднее, а я вам, госпожа Кургулина, не судья.

– Это произошло вчера вечером, – медленно проговорила Зоя. – Я была в казино вместе с Сашей, решила немного развеяться. И вот…

Она тяжело вздохнула и, прервав фразу, оглянулась по сторонам.

– У вас нет водки? – спросила она с надеждой. – Грамм сто пятьдесят?

– Только коньяк.

– А, впрочем, не надо, – махнула рукой Зоя. – Все равно не поможет. Да и потом лекарства мои… Ну, это все неважно.

«Саша, – напрягала я воображение, – тот самый молодой человек, который менял жетоны».

Да-да, они вышли из казино порознь – сначала Зоя Сергеевна, не желавшая в компании любовника «светиться» перед Верой и ее женихом, потом Саша, которого вывели через служебный вход.

– И вот судьба разлучила нас навеки.

Несмотря на весь мелодраматизм этой фразы, Зоя Сергеевна казалась искренней в своем горе. Она старалась держаться сухо, по-деловому, но ее внешний вид давал знать о навалившихся переживаниях – под глазами мешки, неразглаженные морщины, какой-то отсутствующий, блуждающий взгляд.

– Вы давно были знакомы с ним?

– Около года. Я приметила Сашу в баскетбольном клубе, который опекает наша фирма. «Шефы» – так это называлось раньше.

– Да-да, я помню.

– Он был такой подтянутый, так высоко прыгал с мячом, – ударилась в воспоминания Зоя Сергеевна. – Глядя на игру, я вдруг представила Сашу без одежды. Тогда-то мне и открылось, чего я лишена в этой жизни. Впрочем, вы вряд ли сможете это понять…

– Почему?

– Возраст, – коротко ответила Зоя Сергеевна. – И потом, когда дома творится черт знает что, когда муж гуляет с… ох, не хочу даже и вспоминать… Когда дочки – твоя головная боль и ты не успеваешь разбираться с неприятностями, которые они тебе то и дело подкидывают! Ведь на выданье две дылды!

– Да, это тяжело…

– Еще бы! Сегодня утром я едва пришла в себя после ужасного известия о Саше, как моя старшая приводит домой хахаля! Это при том, что я подыскала ей надежного жениха! Пришлось выгнать ее ухажера! С криками, со скандалом!

«Значит, Косте досталось, – подумала я. – Сам виноват, не лезь в чужой монастырь».

– Расскажите мне, как произошло убийство, – попросила я и потянулась за сигаретой.

– Мы вышли из казино порознь, – медленно выговаривая слова, начала Зоя Сергеевна. – И я сразу же поехала домой. А наутро узнала, что Саши больше нет. Его застрелили. Два выстрела в голову.

– Кого-то подозреваете?

– Врагов, конечно, у меня хватает, – вздохнула Зоя Сергеевна.

– У вас?

– Ну да, разве я не достаточно ясно выразилась? Неужели вам нужно повторять дважды? – раздраженно повела она головой.

Мне, честно говоря, не нравилась ее манера вести разговор. Казалось, что это хозяйка поместья дает распоряжение одной из своих крепостных девок сбегать в огород и принести овощей для обеда.

– Я имела в виду вот что, – попробовала я внести ясность, – уверены ли вы в том, что смерть Саши связана именно с вашими отношениями?

– Я вам поручила, милочка, вы и разбирайтесь, – пожала плечами Зоя. – Не хватало мне еще самой голову ломать да с пистолетом по улицам бегать.

– Значит, вы так представляете себе мою работу? – удивилась я.

– Не собираюсь ничего себе представлять! – начала терять терпение Зоя Сергеевна. – Я заплачу вам деньги, а вы найдете убийцу.

– Деньги, – задумчиво проговорила я. – Это интересно. И сколько же вы мне заплатите?

– Послушайте, я чего-то не понимаю? Или вы чересчур воображаете о себе? – взвилась Зоя Сергеевна. – Как это у вас хватает наглости сразу заводить разговор о сумме? Это не деловой подход!

– Вот как? – решительно затушила я сигарету. – Тогда, Зоя Сергеевна…

– Да, так! Вы сначала как следует поработайте, покажите, на что вы способны, предоставьте мне конкретные результаты, а тогда уж я посмотрю, сколько вы стоите, и назначу вам цену! – почти кричала Кургулина мне в лицо. – А вперед я не дам ни рубля!

– До свидания, Зоя Сергеевна, – поднялась я с кресла. – У меня дела.

– Ах, вот как! – задохнулась она от ярости. – Что вы о себе возомнили, а? Да вы… да я… да я на вас милицию напущу! Ишь, какую кудрявую жизнь себе устроила! Какие у вас такие дела без лицензии? Небось с криминальными элементами сотрудничаете?

– Дверь вон там, – показала я на коридор. – И попрошу меня больше не беспокоить!

Продолжая сыпать угрозами и оскорблениями, Зоя Сергеевна вышла из квартиры, и, пока она не спустилась на улицу, мне были слышны сквозь дверь ее восклицания. Вот и работай с такими клиентами!

Я вернулась в комнату и, пошарив на столе, вспомнила, что кофейник унесли в мою спальню. Впрочем, он наверняка уже остыл.

– Вера! – позвала я. – Можно выходить! Ваша мама уже ушла.

Дверь спальни тихо скрипнула. В проеме показалось заплаканное лицо девушки.

– Бож-же мой, – повторяла она, размазывая по щекам слезы, – как это все… омерзительно! Зачем я только сюда вернулась!

При слове «вернулась» в дверь снова позвонили. Вера ойкнула и исчезла в спальне.

«Неужели эта скандалистка одумалась? – удивилась я, подходя к двери. – Вряд ли, скорее всего тетя Мила вернулась с почты со своими книжками».

Оказалось – ни то, ни другое. Сквозь «глазок» просматривалась пожилая женщина в платочке.

– Вы будете Евгения? – проговорила она, переминаясь на пороге.

– Да-а…

– Я Клавдия, из овощного, может быть, помните? – с надеждой спросила визитерша.

«Красные клипсы, – мгновенно восстановила я в уме ячейку информации с биркой „тетя Клава“, – счеты рядом с калькулятором, похороны сына».

Ба-а, да ведь именно там я в первый раз увидела Фредди! Однако совпадение за совпадением. Ну-ка, ну-ка, послушаем, что нам расскажет тетя Клава!

Я пригласила ее пройти и, усадив в гостиной, предложила чаю.

Тетя Клава в ужасе замахала руками. Похоже, эта простая женщина была очень смущена.

– Ни Боже мой! – воскликнула она. – У меня после чая всегда сердцебиение.

– А, тогда конечно, – согласилась я и, усевшись на диван, протянула руку к пачке с сигаретами. Выудив одну, я прикурила и приготовилась слушать, поймав слегка осуждающий взгляд тети Клавы.

– Врачи говорят, вредно это, – кивнула она на пачку. – Ну да ладно, вы женщина взрослая. У меня тут к вам одно дело. Очень неловко вас беспокоить…

Честно говоря, меня начинала напрягать моя известность в этом городе. Сначала я была рада рекламе, которую создают мне мои клиенты, но вскоре поняла, что это палка о двух концах.

И вот теперь дело дошло до соседей. Что ж дальше-то будет? У народа вокруг куча проблем, и все будут идти ко мне?

– Вы хотите, чтобы я нашла убийцу? – спросила я напрямик.

– Нет! – вскрикнула тетя Клава. – И даже в мыслях такого не держала, вот те крест! Славика уже не вернешь, а я человек тихий, и лишних расстройств мне не надо! Я ведь со Славиком тоже горя хлебнула! Людям рассказать – стыдно… Хотела до армии его дотянуть, да вот Бог не сподобил, прибрал мальца. Значит, так тому и быть. А убийцу его мне предоставлять не надо…

– Но что же тогда?

– Магнитофон бы найти, – вкрадчиво, но жалобно попросила тетя Клава.

– Маг-ни-то-фон? – повторила я по слогам. – Вы что, его потеряли?

– Да нет же, – беспомощно объясняла она, – украли его вроде как…

– Так обратитесь в милицию, – посоветовала я. – Если это квартирный вор, то шансы, что вещь отыщут, достаточно велики.

– Все не так, – вежливо поправила меня тетя Клава, – все совсем по-другому.

– Тогда рассказывайте, – попросила я, стараясь выдыхать дым так, чтобы он не клубился в сторону собеседницы.

– В общем, – выдохнула тетя Клава, как будто прыгала с высоченного утеса в ледяную воду, – Славик мой, царство ему небесное, оставил у своего друга магнитофон. Вещь импортная, дорогая, я на нее девять месяцев откладывала. Зарплата у нас, сами понимаете, небольшая, но кое на чем наскрести можно.

– Ну-ну, – подбодрила я соседку, уже догадываясь, что будет дальше.

– Купила я, значит, им «Соню». Радовались все чуть ли не неделю. Славик – так тот не расставался с ним, по улицам в обнимку ходил и к уху прислонял. Он только с виду громоздкий, магнитофон-то, а на вес – легкий. Умеют делать, ничего не скажешь…

– Постойте-постойте, – перебила я ее, – вы сказали «им». Кому – им?

– Так своим же ребятишкам, – пояснила тетя Клава, – у меня, окромя Славика, еще пятеро. Я одного за другим их рожала. Муж мой тогда только раз в год домой наведывался, пока его бревном не задавило.

– На стройке?

– Не, он шабашил по деревням с бригадой. Ну, да я уже его отплакала, что вспоминать-то…

– И что же вышло с этим магнитофоном? Кто-то украл его у Славика?

– Нет, тут все иначе, – протянула тетя Клава, – Славик, значит, забыл его у своего друга. Это уж, почитай, был второй месяц после покупки. Дети – они ж как щенятки – поиграли с новинкой – и на новую переключились. Да и Славик тоже как-то поохладел к магнитофону. Веришь ли, два раза в гостях оставлял. Соберутся они с ребятами, послушают, вернется домой пьяный, а я ему: где, говорю, магнитофон? Ох, отвечает, забыл, завтра заберу. И приносил всегда, чтоб я не волновалась.

– А в третий раз не принес, – заключила я. – Что же ему помешало?

Тетя Клава лишь развела руками в недоумении. Было видно, что ей очень не по душе вся эта история и она нуждается в помощи.

– Так убили ж его, – просто ответила она. – А так бы сходил.

После неловкой паузы тетя Клава кашлянула и продолжила свой рассказ:

– А я его приятеля, Антона-то, встретила и спрашиваю, не оставлял ли Славик, мол, у тебя магнитофон японский? Тот отнекиваться не стал, а ведь мог бы, наверное, – поди теперь разыщи!

– И что же он ответил?

– Говорит: украли. Какая-то баба взрослая пришла и украла.

– Украла или отняла?

– Во-во, – быстро закивала тетя Клава, – так сказать будет правильнее.

– И вы хотите, чтобы я…

– Средний мой просит, – жалобно проговорила тетя Клава, – очень скучает без музыки. А ему в армию скоро. Так боюсь, как бы сам где не спер. И загремит он за решетку, а не родину защищать. Вы уж, пожалуйста, найдите как-нибудь, а я уж в долгу не останусь.

Тетя Клава полезла в карман передника и извлекла оттуда пятьдесят рублей.

«Ну и ну, – подумала я, глядя на купюру с изображением ростральной колонны, – ты, Женя, пользуешься громадным спросом».

Конечно же, мне было проще пойти в ближайший магазин и купить тете Клаве какую-нибудь японскую мыльницу. Разумеется, этих пятидесяти рублей хватило бы лишь на полкассеты с новым голливудским фильмом.

И тем не менее я решила взять эти деньги. Хотя бы из принципа, чтобы не работать бесплатно. Такое тоже бывало в моей практике, правда, редко.

Здесь же мне предоставлялся уникальный случай наконец-то отнестись к этому запутанному делу с точки зрения наемного работника, пусть даже и за символическую плату. Зато теперь у меня открывался некоторый простор для действий, которые я не могла бы совершать ранее.

Вот ведь как все получалось?

В последние дни вокруг меня вращался какой-то бешеный клубок, в котором переплелись интересы самых разных людей – Кургулина, Антона, Зои Сергеевны, двух ее дочерей, их женихов, Кости и Вали, их сутенера Фредди. Теперь вот еще тети Клавы.

Казалось, сама жизнь подталкивала меня, заставляла включиться в эту запутанную интригу и хотя бы для самой себя выяснить, что же, собственно, происходит?

Случай предоставил мне такую возможность, и глупо было бы не воспользоваться ею.

– Не волнуйтесь, – заверила я тетю Клаву, провожая ее до двери, – я найду ваш магнитофон. Есть у меня кое-какие мысли на этот счет…

Собственно, мысль была одна. Вернее, даже не мысль, а яркая картинка.

Я хожу по комнате, которую снимал Кургулин для Антона, и смотрю на стены, на стеллажи, видео– и аудиотехнику. Всего лишь один-единственный предмет выбивался из общего ряда – поцарапанный корпус дешевого магнитофона «Сони» на полке возле альбома с фотографиями и стопкой кассет. Его тогда тоже унесли охранники Зои Сергеевны вместе со всей остальной техникой…

ГЛАВА 7

– Теперь мне можно выйти? – снова выглянула из спальни Вера.

– Теперь можно, – разрешила я. – И прихватите поднос с кофейником. Я чувствую, что вам нужно еще немного взбодриться.

Вера исчезла в спальне, через некоторое время оттуда послышалось дребезжание посуды. Когда девушка вошла в гостиную с подносом, я окончательно уверилась в том, что у нее дрожат руки.

– А вы неплохо поработали, – заметила я, бросив взгляд на бутылку «Наполеона», которая была опустошена на треть. Видимо, Вера прихлебывала коньяк глоток за глотком, забыв о кофе.

– О, в эти минуты я, кажется, смогла переоценить всю свою жизнь! – воскликнула Вера, снова протягивая руку к пузатой бутылке.

– Что ж, иногда это бывает полезно, – задумчиво подтвердила я.

– Теперь я понимаю, почему она так торопилась, – со злостью произнесла Вера.

Едва она успела коснуться бутылки, как снова раздался звонок.

Девушка вскочила и, в ужасе закрыв лицо руками, опять убежала в спальню.

«Однако, – покачала я головой, – сплошные визиты. И ведь день только начинается».

Но на этот раз действительно пришла тетушка Мила. Она пыхтя ввалилась в квартиру, прижимая к груди высоченную стопку книг.

– Как хорошо, что вы пришли. Я уже начинала волноваться. Вы получили свою посылку?

Аккуратно перенеся шаткую ношу в гостиную, тетушка Мила упала в кресло и принялась обмахиваться салфеткой, закатив глаза к потолку.

– Нет, дорогуша, – с грустью произнесла она наконец, – почта была закрыта на санитарную обработку. Придется идти после обеда.

– А это? – указала я на книги. – Поход по грибным книжным местам?

– Знакомый лоточник сказал, что у них новый завоз, – пояснила тетя, – пришлось сбегать на склад, у них там цены пониже.

– Ну что ж, на какое-то время вам должно хватить, – придержала я книги, вот-вот готовые рухнуть к ногам владелицы.

– Кое-что уже читано, – недовольно поморщилась тетя Мила, – ты ведь знаешь, как сейчас издают. В книге один старый роман, один новый. Приходится покупать. А куда денешься?

– Коммерция, – развела я руками. – И потом, прочитанное быстро забывается.

– Увы, у меня очень хорошая память. Иногда даже жалею, что я не склеротик, – произнесла тетя Мила. – Тогда бы я могла бесконечно перечитывать одно и то же. Представляешь, какая экономия?

– Тогда разорились бы местные продавцы книг, – вывела я следствие из ее гипотезы, – ведь вы у них самый постоянный покупатель.

– За что и получаю скидку, – похвалилась тетя Мила. – Ну ладно, пойду передохну.

Она схватила в охапку книги, любовно прижав их к груди, как прижимает пьяница вожделенную поллитровку, и удалилась в свою комнату.

Я постучала в спальню, распахнула дверь и выпустила оттуда Веру.

– Путь свободен, – объявила я. – Кстати, что означала ваша последняя фраза?

– Фраза? А что я такого сказала? – озабоченно спросила Вера.

– Вы сказали: «Теперь я понимаю, почему она так торопилась», – напомнила я.

– Да-да, – кивнула Вера, снова протягивая руку к бутылке.

Она немного замедлила движение перед тем, как обхватить рукой горлышко, наверное, ожидала очередного звонка в дверь. Но, поскольку его не последовало, Вера с облегчением взяла бутыль и плеснула себе в чашку из-под кофе несколько капель коньяка.

– Я имела в виду маму. Теперь мне понятно, почему она так торопилась спихнуть нас замуж, – произнесла девушка.

– И почему же?

– Чтобы спокойно резвиться со своим качком – так это теперь в России называется? – пояснила Вера, запивая коньяк остывшим кофе.

– Я не совсем понимаю, почему ей нельзя было встречаться с ним просто так…

– О! – воскликнула Вера. – Вы еще многого не понимаете! Да и никто бы не понял, пока не пожил бы в нашей семье хоть день.

«Прежде чем выносить суждение о человеке, походи две недели в его мокасинах», – вспомнила я старую пословицу мудрых индейцев.

– Дело в том, Женя, что мы с Лизой получили «особое воспитание», – язвительно проговорила Вера. – Врагу такого не пожелаешь!

Девушка решительно налила себе еще коньяку, выпила залпом и откинулась в кресле.

– Особое воспитание? – переспросила я. – Вас воспитывали как-то иначе, чем остальных детей? Вы имеете в виду пансион в Шотландии?

– О нет, это началось еще до пансиона, – вздохнула Вера. – Задолго до пансиона, с самого раннего детства.

Похоже, девушка собиралась, что называется, излить передо мной душу.

Я приготовилась слушать, зная, что информация «изнутри» об интересующем меня семействе может оказаться крайне важной.

– Вы можете себе представить отца и мать, которые настолько фанатично преданы своей системе воспитания, что ни на шаг от нее не отступают? – возбужденно проговорила Вера. – Тебя не ругают, не наказывают, ты как бы не ребенок собственных родителей, а какой-то инопланетянин, которому они позволяют жить рядом с собой.

– Я слышала о такой системе. Она может работать, может и не работать, как любая система. Но дело тут, наверное, не в методике, а в людях, которые ее применяют. Ваши родители были не очень-то внимательны к вам, так я понимаю? Что ж, в дальнейшем это сказывается…

– Еще как! – выкрикнула Вера. – Мы с Лизкой – уроды, самые настоящие уроды, понимаете? Взять хотя бы ее. Она до сих пор девственница! А ведь Лизке – двадцать четыре года!

– Да, это серьезно… Но ведь у нее есть приятель, Костя. Да и ее жених…

– Какой там жених! – снова взвилась Вера. – Это не жених! Жених – это когда по любви. У нас – не женихи, а просто такая установка папина да мамина, чтобы девушки до замужества – ни-ни! Прямо как в средние века какие-нибудь в глухой деревне. Может быть, они еще и простыни после первой брачной ночи на заборы вывешивать будут?

Этот вариант показался Вере настолько ужасным, что она немедленно, в который уже раз, приложилась к бутылке. Не знаю, как у них там в Шотландии обстояло дело с сексом, но пить Вера Кургулина умела и любила это занятие.

– Эта установка так глубоко въелась в нас, что возникают психологические проблемы, – пожаловалась Вера. – Лизка – та и сама бы не прочь раскрутиться, невзирая на мамин надзор, но ей мешает что-то внутри. Никак, говорит, не могу решиться, как будто какая сила меня держит. Да-да, она сама мне в этом призналась!

Еще глоток коньяка.

– Хорошо хоть она с этим Костей познакомилась, а то ее, говорю по секрету, хотели уже к психиатру вести. И показания, в общем, есть.

– Даже так?

– А как же! Ну вы представьте себе, весь день на арфе струны перебирает, вечерами дома сидит, в стену смотрит и ест, ест, ест! А потом спит. Вот и вся жизнь. Заторможенная она какая-то…

Я припомнила рот Лизы, сведенный зевотой, и вынуждена была признать, что какая-то доля правды в том, что говорила Вера, безусловно, есть.

– А я? – на глазах Веры снова появились слезы. – С одиннадцати лет с этими английскими лесбиянками мучилась. Иногда нравилось, конечно, но… Слушайте, а вдруг я тоже ненормальная?

– Я бы не сказала…

– Правда? – обрадовалась Вера. – Ну тогда я еще немножечко выпью. Вот так.

Промокнув губы салфеткой, она захрустела крекером с нашлепкой варенья сверху.

– М-м, как вкусно. Кто производитель? Турция? Хм, а все равно вкусно. Оказывается, бывает и так. Ну да ладно, хотя шотландские и вкуснее… И вот теперь, когда я узнаю, что у мамы есть любовник…

– Был, – поправила я.

– Ну был, какая разница, – торопливо заговорила Вера, – то как, по-вашему, я должна относиться к тем высоким моральным принципам, которые мне вдалбливали в башку с самого детства? К нерушимости семейного очага? К тому, что супружеская верность – это самая высокая ценность?

– Рано или поздно нам приходится пересматривать свои убеждения. Такова жизнь. Может быть, когда вы выйдете замуж, то поймете, что ваши родители были правы, хотя сами и не следовали этим нормам.

– Замуж? – взъерепенилась Вера. – О, это было бы сущим кошмаром! Я должна связать свою жизнь с этим человеком! Впрочем, вы его видели? Ну и что скажете о моем избраннике сердца?

Не дожидаясь ответа, она смяла в ладони остатки крекера и стряхнула крошки на тарелку.

– Это же бук!

– Бук? – удивилась я.

– Ну да, так, кажется, говорят у вас в России. Бук буком.

– Может быть, дуб?

– Пусть дуб, разница невелика, – согласилась Вера. – Да, конечно, он человек не бедный. А здесь теперь это так ценят! Можно подумать, что кроме денег для людей ничего не существует!

– Для тех людей, у которых нет денег, возможно, – осторожно возразила я.

– Но он же – как человек – абсолютный ноль! Да и фамилия у него Фердыщенко! Как можно жить с такой фамилией?! – жаловалась мне Вера. – Представляете, недавно про какую-то актрису сказал, что у нее рожа, как харя Кришны. Что-что? – переспросила я его. А он и говорит: индийское такое ругательство есть. Харя Кришны и харя Рамы.

– Ну так займитесь его образованием, – предложила я. – Это так увлекательно – открывать уже взрослому человеку новые сведения о мире.

– Не хочу, – твердо сказала Вера. – Не хочу и не буду. Боже мой! Зачем меня воспитывали в Британии, если мне жить здесь? Здесь, в этом аду, который называется Россией! Кстати сказать, никогда бы не подумала, что здесь может быть такая жара!

– Обещали грозу, – вспомнила я прогноз синоптиков.

– Обещанного несколько лет ждут, – привела Вера искаженную русскую пословицу. – Да и не всегда дожидаются. Вот я, например. Ждала сказочного принца, а получаю – Корнея. Скажите мне, он похож на принца? Ну хоть капельку, самую малюсенькую малость?

– Думаю, что он сумеет создать вам условия, о которых принцесса может только мечтать, – немного подсластила я горькую пилюлю.

– О, конечно! – вздохнула Вера. – С большими деньгами тут нет никаких проблем. Но если бы вы видели, как он на меня смотрит! Как на праздничный торт! Облизывается и при этом мечтательно заявляет: у меня еще ни разу не было целочки. Но до свадьбы, уверяет, не трону, не бойся. Все, мол, чтоб было по закону.

Вера снова сделала попытку ухватить бутылку, но я опередила ее и убрала коньяк в шкаф – девушка успела выдуть едва ли не полбутылки.

– По какому такому закону? – развела она руками. – Вы видели такой закон? Он опубликован? Его принимал наш российский парламент?

– Может быть, еще кофе? – предложила я. – Или лимон?

– Да, было бы неплохо, – согласилась Вера и снова заговорила о своем женихе: – И Корней все время прибавляет к своим словам какое-то непонятное междометие, будто губами пришепетывает.

– Ебть, – машинально произнесла я. – Это такое слово-паразит.

– Девушку ему подавай! – продолжала распинаться Вера. – Они небось с матушкой контракт подписали, где все условия оговорены! Впрочем, деньги мне, конечно, не помешают. У меня кое-что есть на счету, несколько тысяч долларов, но после брака я рассчитываю на гораздо большую сумму. Так что хорошо, что я тогда, в Шотландии, не позволила Нэнси войти в меня фаллоимитатором.

Моя рука слегка дрогнула, и лимонад плеснул на полированную поверхность стола.

– Нэнси – это моя подруга, – пояснила Женя. – Близкая подруга. Я частенько бывала у нее в гостях во время каникул.

– Так вы жили в Шотландии безвыездно? – спросила я.

– Да. Отец приезжал раза два, а на каникулы меня домой не брали. Я ездила с Нэнси в ее фамильный замок в Эдинбурге. Очень романтично. Там такие башенки со шпилями, подъемный мост…

– По крайней мере у вас будет что вспомнить, – улыбнулась я.

– О да! Нэнси очень ко мне привязалась. Настолько, что недавно звонила, справлялась, как у меня дела. Звала, между прочим, к себе, обещала устроить английское гражданство. Заманчиво, правда? Но у меня слишком мало денег. А так – плюнула бы на все и уехала. Тем более теперь, когда я уже не смогу относиться к матери с былым уважением. Впрочем, отца я всегда любила больше. Но теперь он мертв. Его застрелили, вы в курсе?

Я не стала говорить Вере, каким образом я познакомилась с ее отцом, чтобы окончательно не развеять ее семейные иллюзии.

– Да, я слышала об этой истории. Наверное, смерть супруга была тяжелым ударом для Зои Сергеевны? – предположила я, закуривая новую сигарету.

– Я бы не сказала, – покачала головой Вера. – Родители жили не очень-то дружно. Я помню безобразные сцены, которые разыгрывались между ними после того, как нас укладывали спать. Я старалась прятать голову под подушку, но все равно слышала их крики.

Вера пододвинула к себе пачку ментоловых сигарет и, чиркнув зажигалкой, прикурила.

– Мама была отцу неровня. И он не упускал случая, чтобы не попрекнуть ее этим. Она была родом откуда-то из Подмосковья, из тех маленьких нищих городков, которые окружают богатую и равнодушную столицу.

– Не помните, откуда именно? – спросила я. – Может быть, посмотрим карту?

– Не надо, я все равно не вспомню. Знаю лишь, что папа называл ее «чмо» – человек Московской области, как мне позже объяснили, – медленно проговорила Вера. – Выходит, что место рождения может быть ругательством. Мне трудно себе это представить…

Алкоголь перестал действовать возбуждающе, и Вера выглядела слегка осоловевшей.

– Родители вечно ссорились, – пробормотала она, не замечая, что пепел с ее сигареты вот-вот упадет на ковер. – Отец попрекал маму за какие-то грехи. Но что именно он имел в виду – не знаю…

– Мне нужна ваша помощь, Вера, – обратилась я к девушке, приняв бодрый и деловой тон, чтобы слегка растормошить ее. – Вы наверняка слышали просьбу женщины, которая приходила ко мне после визита вашей мамы. Я знаю, что этот несчастный магнитофон находится у вас дома. Мы могли бы вернуть эту штамповку ее мальчишкам.

Я в двух словах объяснила, каким образом магнитофон оказался у Зои Сергеевны.

Вера не стала вникать в подробности и предложила мне поехать к ним домой прямо сейчас.

– Мамы в это время никогда не бывает дома, – заверила меня девушка, – так что можете не беспокоиться насчет того, что столкнетесь с нею. Обычно она возвращается поздним вечером и сейчас наверняка находится у себя на работе.

«Или стучит на меня в милиции», – со злобой подумала я.

* * *

Конечно, доля риска в этом путешествии была, причем немалая. Но я уже вошла в азарт и хотела во что бы то ни стало распутать этот клубок.

Семейные проблемы как благодатная почва для криминала – явление интернациональное. Можно сказать, вневременное, не зависящее ни от социального строя, ни от эпохи, в которой люди живут.

Я частенько вспоминала свою тетушку Милу, которая проводила часы за романами Агаты Кристи. Если старушка-писательница грешила чересчур уж запутанными семейными отношениями между персонажами, то тетя Мила вздыхала, доставала из столика остро отточенный карандаш и рисовала на бумаге генеалогическое древо со сложными переплетениями ветвей.

– Надо же, как там у них, в Англии, все это хитро закручено, – кивала она, уставясь на рисунок со стрелками. – А у нас все проще. Муж ударил жену сковородкой, зять задушил тещу, сноха застрелила невестку из охотничьего ружья – вот и весь детектив…

Оказывается, нет.

То ли общая тенденция «вхождения в европейский дом» сказывалась, то ли действительно что-то изменилось, но все чаще и чаще мне стали попадаться истории, в которых сложные семейные отношения являлись подлинным ключом к разгадке криминальной трагедии.

Дома у Кургулиных нас поджидал очередной сюрприз. Дверь никто не открывал, как настойчиво ни давила Вера пальцем на звонок.

– Такого не может быть, – взволнованно обернулась она ко мне, мигом протрезвев. – Лиза должна быть дома, она никуда не выходит, если у нее нет занятий. А сегодня как раз такой день.

– Возможно, она ушла куда-нибудь с Костей? – предположила я.

– Исключено, – резко ответила Вера, копаясь в своей сумочке в надежде найти запасные ключи. – После того как мама вышвырнула его из дома, я уверена, что Лиза не станет с ним встречаться.

– Из покорности?

– Да, и поэтому тоже, – кивнула Вера, доставая из сумочки ключи. – Но прежде всего, разумеется, из-за денег. Мама способна на самые решительные поступки, если кто-то ей не подчиняется. А Лиза никогда не могла стать достаточно самостоятельной, чтобы противостоять маме. Представляете, мама сначала подыскала ей одного жениха, потом сменила его на другого. И Лиза – ничего, стерпела! Я даже удивляюсь, как у нее хватало духу встречаться с Костей. Но теперь этому пришел конец. Мама наверняка предупредила охрану, чтобы Костю сюда не пускали. Вы заметили, как зыркнул на нас парень на входе?

Я вспомнила взгляд охранника и вынуждена была согласиться с Верой. Если Зоя Сергеевна действительно дала такое указание, теперь тут даже муха не пролетит.

Кстати, о мухах. Наверняка я тоже буду объявлена в этом доме персоной нон грата.

Сегодня смурной омоновец ограничился лишь тем, что мельком заглянул в мой паспорт. Но не исключено, что он доложит об этом Зое. Значит, жди обещанных тебе неприятностей, Женя!

Кургулины жили в новом доме, выстроенном несколько лет назад в районе набережной, чуть поодаль от центральной магистрали, в тихом и зеленом районе.

Я очень хотела повидаться с Лизой, кроме изъятия магнитофона тети Клавы, это была главная цель моего визита к Кургулиным.

Во-первых, Лиза была старше Веры и могла знать кое-что, ускользнувшее от внимания младшей сестры. Во-вторых, Лиза не жила за границей, а неотлучно находилась при родителях.

Но судьба едва не лишила меня возможности побеседовать с Лизой. Уже из прихожей я увидела ее тело, лежащее на полу в гостиной в позе эмбриона.

Вера стрелой влетела в квартиру и, швырнув сумку куда-то в угол, нагнулась над сестрой.

– Господи! – в ужасе подняла она голову и беспомощно посмотрела на меня. – Лиза мертва! Женя, да что же это такое творится!

– Дайте зеркальце! – приказала я, опускаясь на колени перед телом и пытаясь нащупать пульс на безвольной руке Лизы. Мои пальцы ощутили еле слышные удары крови.

Зеркальце, поднесенное к губам, запотело. Вера сбегала в комнату сестры и вернулась оттуда, держась за голову:

– Женя! Там… там такое!

«Такое» оказалось грудой пузырьков из-под сильнодействующих препаратов.

Быстро перебрав бутылочки, я пришла к выводу, что Лиза не очень-то разбиралась в фармакологии и думала, что количество принятых таблеток неминуемо должно будет перейти в губительное качество.

– Воды! Принесите как можно больше воды! И тонкий резиновый шланг! – отдала я Вере следующее распоряжение. – Нужно срочно промыть ей желудок! Да не дергайтесь вы так, она будет жить!

Когда процедура была завершена, Вера подтирала пол, а я наполнила шприц кофеином, чтобы сделать Лизе укол.

– Откуда у вас дома аминазин? – спросила я. – Кто-то из ваших родственников употребляет это лекарство? Может быть, Лиза?

– Я не знаю, я ничего не знаю, – плакала Вера, елозя с тряпкой по паркету гостиной.

Лиза пришла в себя через час с небольшим. Все это время мы с Верой молча сидели на кухне и пили кофе. Кургулина-младшая нашла где-то в домашних запасах бутылку джина и, разведя его газированной водой из сифона, иногда прикладывалась к рюмочке.

Когда из комнаты раздалось слабое мычание, мы дружно вскочили и ринулись туда.

Лиза выглядела обессиленной. Она едва шевелила руками, но пыталась улыбнуться.

– Может быть, «Скорую»? – шепотом предложила Вера. – Я боюсь, а вдруг у нее с головой теперь того? Что тогда делать?

– «Скорую» не надо, – успокоила я ее. – Судя по времени, которое прошло после приема препаратов, они не успели оказать сильного действия на организм. Помните, в рвоте были еще нерастворившиеся таблетки?

– Да-да…

– А если мы вызовем «Скорую», то придется им все объяснять, – предупредила я.

– Ну и что? – пожала плечами Вера.

– Когда врачи «Скорой помощи» встречаются с попыткой самоубийства, они обязаны доставить больного в психиатрическую лечебницу для освидетельствования. Таковы правила.

– Да, конечно, тогда лучше без «Скорой», – закивала головой Вера. – Лизок, ты меня слышишь? Как тебе сейчас?

– Ко… ко… – жалобно пыталась что-то выговорить Лиза.

– Кофе? Ты хочешь кофе? – встрепенулась Вера. – Сейчас я сварю.

Но Лиза отрицательно покачала головой. Она снова с трудом разжала губы:

– Ко… ко…

– Прямо как в детской считалке, – вздохнула я. – Далеко-далеко на лугу пасутся ко… Козы? Нет, не козы. Лиза, послушай меня, я – Женя. Ты меня помнишь? Мы виделись с тобой в казино.

Лиза радостно кивнула.

– Ты хочешь что-то сказать нам про Костю? – предположила я.

Лиза снова закивала, потом сморщила лицо и беззвучно заплакала. Вера уселась рядом и, взяв сестру за руку, принялась ее утешать.

– Ну, моя милая, не плачь! Все обойдется. Все будет хорошо…

– Костю выгнали, – отчетливо произнесла Лиза. – Как собаку!

– Ничего, солнышко, – продолжала успокаивать ее Вера. – Мы что-нибудь придумаем.

– Мама сказала, что напустит на него охрану, если он еще заявится!

– И ты поэтому…

– Да! – выкрикнула Лиза.

Казалось, силы понемногу начали возвращаться к ней. Она даже попыталась присесть на кровати, но это у нее не получилось, и она ограничилась тем, что попросила нас передвинуть подушку повыше.

– Самой можно крутить шашни с любовником, а мне даже просто так встречаться нельзя! – обиженно произнесла Лиза.

– С любовником?! – оглянулась на меня Вера. – Так, выходит, ты знаешь?..

– Конечно, – горько проронила Лиза. – Я давно это знала, я же не слепая. Иногда меня подмывало высказать это ей напрямую, но я просто не хотела расстраивать отца. Впрочем, он в последний год как-то отдалился от нас, думаю, что у него тоже кто-то был.

– Да, отсутствие взаимопонимания в семье всегда тягостно, – подсела я рядом. – И расплачиваться за это должны дети.

– Вот именно, – согласилась Лиза. – Я с детства помню скандалы, которые они закатывали по вечерам. Я тогда любила подслушивать, мне казалось, что у родителей есть какая-то тайна, которую они скрывают. Но потом, когда я стала понимать больше, я перестала ловить каждое их слово. Просто стало противно.

– Да-да, – согласилась с сестрой Вера, – я тоже помню, как предки ругались.

– Ты? Помнишь? – удивилась Лиза. – Да ты же была совсем маленькая. А потом тебя вообще увезли в пансион. А тут все продолжалось по нарастающей. Утром чопорное обращение, беспрестанные замечания – не так сидишь, не так локти держишь, не так размешиваешь сахар. Потом – нравоучения до одури. А как спать уложат – так давай друг с другом лаяться.

– Знаешь, а, пожалуй, ты права, – вздохнула Вера. – Тут есть какая-то тайна.

– Какая тайна? – брезгливо пожала плечами Лиза. – Обычная супружеская неверность. Вот что я помню отчетливо: отец упрекал мать за то, что она изменила ему с его шефом.

– С шефом? – удивилась Вера. – У папы же своя фирма!

– Так это было не всегда, глупышка! – снисходительно произнесла Лиза. – Папа тогда был бедным инженеришкой с окладом в сто десять рублей.

– Я этого не помню…

– Да где уж тебе! А я вот помню маму с большим животом, – со значением произнесла Лиза. – Такое воспоминание не наводит тебя на размышления?

– А что тут особенного? – удивилась Вера. – Наверное, это была я.

– Нет, не ты, – твердо заявила Лиза. – Смотри, тебе сейчас восемнадцать, мне – двадцать четыре. А тогда мне было три, от силы три с половиной. Чуешь, чем тут пахнет, сестричка?

– Даже думать об этом не хочу! – топнула ногой Вера. – Я уеду! Уеду к Нэнси в замок! К черту этот город, эти тайны, эту жару!

– А Корней? – хитро прищурилась Лиза. – Как же твой Корней Фердыщенко? Хочешь остаться без гроша? Да запросто! Нет проблем!

– У меня есть немного своих денег, – тихо произнесла Вера.

– Вот именно, что немного. Стала бы я ходить в этом доме по струнке, если бы у меня были свои деньги, – вздохнула Лиза. – Даже покончить с собой не удалось как следует. Кстати, а как здесь оказалась Женя?

– О! – всплеснула руками Вера. – Если бы не она, я бы просто не знала, что делать! Женя, оказывается, человек особенный.

И она вкратце рассказала сестре о характеристике, которую мне дал Костя, а также упомянула о том, как быстро я вычислила, где мог находиться магнитофон моей соседки.

И действительно, Вера сбегала в кладовку и торжествующе поставила передо мной тот самый обшарпанный «Сони», который я видела в квартире Антона.

– То есть, – вникала Лиза, – вы занимаетесь чем-то вроде частного сыска?

– Это одна из форм моей деятельности, – подтвердила я. – Также охрана и транспортировка. В общем, ко мне обращаются, когда больше идти некуда.

Лиза сосредоточилась и некоторое время молча смотрела на стену прямо перед собой. Потом решительно повернулась к Вере и сказала:

– Знаешь что, сестренка, у нас ведь хватит денег, чтобы заплатить Жене? Я не могу оставить просто так убийство отца. Мама могла бы купить всю милицию с потрохами, но уверена, что она пальцем о палец не ударит.

Вера тоже задумалась.

– Пожалуй, тысяч девять-десять долларов мы сможем наскрести сообща, – прикинула она. – Ну как, Женя, беретесь? Если да, то можете считать, что мы вас наняли. Теперь вы работаете на нас.

ГЛАВА 8

Вера проводила меня до парадной двери – иначе охранник обязательно бы поинтересовался, куда это я тащу такой драгоценный магнитофон и не украла ли я его часом в какой-нибудь из квартир этого элитного дома.

Помахав на прощание рукой, она прикрыла дверь и взбежала по лестнице на свой этаж – я слышала ее легкие удаляющиеся шаги.

Выходила я от Кургулиных с облегчением – у меня были развязаны руки, и я могла вникать во все подробности дела уже не просто из чистого любопытства или из-за участившихся в последнее время всевозможных совпадений. Теперь это было моей работой.

До сих пор я была как бы в стороне от всего происходящего, находилась в роли наблюдателя. Но стоило лишь нам с девушками заключить устное соглашение – и я уже начинаю вникать в ситуацию совершенно по-иному.

Да и отношение ко мне, как я поняла, стало совсем иным. Иначе с чего бы это два лениво покуривающих на скамейке мордоворота, как только я прошла мимо них, вдруг разом затушили свои бычки и двинулись за мной следом?

Вот это мне по душе. Раз я кому-то мешаю, значит, этот кто-то встревожен. А встревожен он потому, что я прикоснулась к чему-то, что он хотел бы оставить в тайне, спрятать от чужих глаз. Выходит, я действую в правильном направлении.

Любопытно, эти два амбала только следят за мной или хотят меня ликвидировать?

Неужели охранник на входе так оперативно среагировал, позвонил Зое на работу, а та пришла в ярость и вызвала своих ребят, чтобы они разобрались со мной? Или в игру вступил кто-то еще?

Все бы хорошо, если бы не эта жара! Кто бы знал, как я не люблю в жару махать руками и ногами! Теплый климат, по-моему, располагает к миролюбивым переговорам, а не к использованию грубой силы.

Впрочем, вся мировая история вряд ли подтвердит этот тезис…

Но вскоре мне стало не до размышлений о мировой истории. Двое парней довольно зверского вида нагнали меня и какое-то время шли сбоку. Затем один из них ускорил шаг и оказался впереди меня.

Дождавшись, пока я сверну в проходной двор, первый из этой парочки остановился и повернулся ко мне лицом. Второй стоял совсем близко за спиной – его горячее дыхание обжигало мне шею.

Волей-неволей пришлось остановиться. Больше всего в этот момент я боялась, что во время драки эти лбы повредят тети Клавин магнитофон, поэтому я аккуратно поставила его на землю и слегка отодвинула ногой.

– Куда торопимся, девушка? – лениво спросил тот, что стоял лицом ко мне. – Давайте познакомимся поближе. А то, говорят, вы такая общительная. Вот и пообщаетесь с нами.

Второй обхватил меня сзади под локти, и я позволила ему это сделать. Для того, чтобы использовать его корпус как упор – ведь мне пришлось бить ногой в челюсть его коллегу, а это проще сделать, когда у тебя за спиной есть надежная опора.

Тот отлетел к мусорному баку и оставил своей башкой на поржавевшем теплом металле небольшую вмятину. Пока он поднимался, я дважды врезала его приятелю, обхватившему меня сзади ногой, в пах. Первый раз – пяткой снизу вверх, это наиболее болезненный удар для мужских достоинств, второй раз – уже каблуком, для этого мне пришлось немного вытянуть вперед колено.

И чего это мужики такие самонадеянные?! Знают же, что мошонка у них не железная. Так носили бы нечто вроде бронетрусов.

Ага, теперь первый поднялся. Ну иди сюда, иди поближе, только магнитофон не задень.

Злой, да? Ух, какой ты злой! Сейчас бить будешь? Ой, как я испугалась! Заметалась прямо возле стенки. Ты видишь, как я испугалась? Видишь, судя по довольному взгляду. Это хорошо.

Значит, когда ты выбросишь вперед руку, надеясь достать мою физиономию, ты вложишь в удар всю силу. И, когда я верткой рыбкой чуть отклонюсь в сторону и просочусь у тебя под мышкой, ты не успеешь остановить свою конечность и твой кулак со всего размаха врежется в кирпичную стену. Ой, да там еще какие-то железные распорки вбиты. Неприятно, правда? Наверное, перелом.

Лучше тебе выйти из игры – все равно драться ты уже не сможешь, а стоять в стороне не позволит совесть. Поэтому я вмажу тебе ребром ладони по сонной артерии, и ты спокойно полежишь, пока я буду доводить до кондиции твоего коллегу, который, превозмогая боль, все же решил внушить себе, что он сейчас уроет эту сучку.

Жаль, что я не захватила с собой шокера. Ну и жара, право слово. Ах, вспотела! И чего поленилась положить в сумочку эту игрушку?! Как было бы просто – ткнул разок промеж глаз, и мужик отдыхает.

Пришлось дать возможность этому разъяренному быку немного попрыгать в боксерской стойке. И, когда он делал свой коронный выпад левой – наверняка его очень хвалили за этот удар в какой-нибудь спортивной секции, – сломать ему нос своим каблуком.

Хоть бокс и аристократический вид спорта с берегов Альбиона, но у нас сейчас демократия, а Россия все же ближе к Азии, так что японские боевые искусства для нее как-то органичнее…

Ну вот, кажется и все. Так, а где же мой магнитофон? Я оглянулась по сторонам и увидела замершего в ужасе бродягу преклонных лет, который держал в руках «Сони». Наверное, он подобрал магнитофон, когда драка только-только начиналась, но все, что он увидел за эти несколько секунд, настолько потрясло несчастного, что он потерял способность передвигаться.

Заметив, что я направляюсь к нему с угрожающим видом, бродяга выронил импортную мыльницу на газон и с умоляющим криком «Не надо!» дал деру.

Я подняла магнитофон, смахнула пыль с поцарапанного корпуса и отправилась домой.

* * *

Тети дома не оказалось – она снова ускакала на почту в надежде все-таки получить свою посылку с книгами из серии «Золотая пуля».

Я села смотреть видик и два часа вникала в какие-то сложные взаимоотношения между разными кланами вампиров. Когда фильм кончился, я приняла душ, и только успела вытереться, принять чашечку кофе и закурить сигарету, как раздался звонок.

«Тетя снова забыла ключи», – раздраженно подумала я, шлепая босыми ногами по коридору.

Ан нет! В «глазке» просматривался небезызвестный мне Корней Фердыщенко. По бокам от него стояли мои новые знакомые – те самые два лба, которые настойчиво предлагали мне познакомиться в проходном дворе. Так вот чьи это были люди!

– Это как понимать? – злобным шепотом начал разговор Корней, забыв поздороваться.

Фердыщенко тыкал пальцем в своих ребят, глядя на меня с такой злобой, как будто я была маленькой девочкой, которая в гостях разбила дорогую вазу из китайского фарфора, и теперь меня ожидала хорошая трепка.

– А что, есть различные толкования? – как ни в чем не бывало ответила я, созерцая свернутый набок нос и загипсованную руку у неудачливых драчунов. – По-моему, все и так понятно.

– Так, давай, чтоб без долгого базара, сразу определимся, – постарался взять себя в руки Фердыщенко. – У меня к тебе вопросы, и будет лучше, если ты мне прояснишь, с какого боку ты суешь везде свой нос.

– Лучше для кого?

– Для всех, ебть, – выкрикнул Корней и скомандовал своим парням: – Ждать меня у подъезда! И смотрите, чтоб вас больше никто не обидел, цуцики! А то уволю к чертовой матери без выходного пособия!

Те послушно развернулись и с явным облегчением стали сбегать по лестнице.

– Может, пройдете? – предложила я Фердыщенко. – Коридор у меня тесноват.

Корней прошагал в комнату и, не ожидая следующего приглашения, бухнулся на диван.

– Что у тебя за дела с Веркой? – мрачно спросил Фердыщенко.

– А чего ты такой взволнованный? – в свою очередь поинтересовалась я. – Ну какие у нас могут быть дела? Все больше женские.

– Я тут, ебть, мужиков от нее не успеваю отшивать, а еще баба привязалась, – процедил сквозь зубы Фердыщенко. – Ты что, подружку себе богатенькую нашла? Думаешь что-то поиметь?

– Слушай, а чего ты ко мне привязался? – возмутилась я. – Твои парни, например, они меня пасли или Веру? Кто вообще дал им приказ меня пощупать? И зачем? Ты что, такой ревнивый?

– Будешь тут с ней ревнивым, – озлобленно ответил Корней. – Если такой кусок упустить – потом всю жизнь локти кусать придется.

– И что же, если тебе что не по кайфу, ты сразу громил напускаешь? Просто так нельзя поговорить? Или у тебя такой стиль по жизни?

– Объясняю четко и ясно, чтоб потом не было претензий, – нехотя проговорил Корней. – Ты мне не понравилась еще там, на пляже. Я сквозь кусты видел, как Верка к тебе целоваться лезла.

– Ах вот оно что…

– Тогда я не стал шум подымать, а когда мои ребята, которые за ней ходят, просигналили мне, что она к тебе пошла, а потом вы к ней домой завалили, я уже не стерпел. Ну и отдал им приказ отвадить тебя от Верки, – пояснил Фердыщенко.

– Можешь не беспокоиться, – заверила я его. – Она это так, по пьяни. У нас с Верой ничего не было, нет и не будет. Усек?

– Вам, бабам, только поверь, не заметишь, как без штанов останешься, – огрызнулся Фердыщенко. – Где драться-то так научилась?

– Где надо, там и научилась, адресок не дам, – не осталась я в долгу. – А с Верой я буду видеться, если захочу, и никто меня не остановит.

– Ну ты и наглая! – возмутился Фердыщенко. – Думаешь, управы не найдется?

– А я Зое пожалуюсь! – решилась я на блеф. – Она была у меня сегодня, и мы с ней очень мило поговорили. Так что, если не хочешь, чтобы твоя будущая теща начала тебя пилить до свадьбы, оставь меня в покое. Иначе я настучу Зое, что ты не пара ее дочери, бандит, гоблин и урка, и Зоя Сергеевна подыщет ей такого же богатого, но более приличного жениха. Усваиваешь?

Как ни странно, мой прием сработал. Я хотела как минимум посмотреть на его реакцию, но было похоже, что Фердыщенко всерьез отнесся к моим словам.

– Что у вас за дела с Зоей? – настороженно поинтересовался Корней.

– Личные, – продолжала я вешать ему лапшу на уши. – И тебе в них нечего соваться. Чем меньше ты будешь вникать, тем лучше.

– Да больно мне надо, – спохватился Корней. – Я хоть университетов и не кончал, но человек серьезный. Цветмет, ебть, это тебе не на арфе пиликать. А если насчет жениховства, то я этому Лимонадному Джо, которого Зоя для Лизы подобрала, сто очков вперед дам.

– Вот и ладушки, – поднялась я с кресла. – А теперь тебе пора.

* * *

После ухода Корнея я напряженно думала – стоило ли мне отпускать его так просто? Не слишком ли я рисковала, рассказывая ему байки про свою дружбу с Зоей? И не следовало ли попробовать разговорить его – хотя бы насчет жениха Лизы, которого он назвал Лимонадным Джо? Впрочем, нет, все пока идет как надо.

Я достаточно запудрила ему мозги – как раз в нужной пропорции. Настолько, чтобы он свыкся с мыслью, что я могу видеться с Верой, но не до такой степени, чтобы Корней стал наводить у Зои справки на мой счет.

Как ни хорохорился Корней, я все же не могла не видеть того, что он остерегается будущей тещи и боится потерять ее благосклонность.

Поэтому он не будет говорить обо мне с Зоей, а сама она после нашей сегодняшней встречи вряд ли заведет речь о моей персоне.

Черт, кто же это опять трезвонит в мою дверь! Сегодня тут уже перебывали Вера, Зоя Сергеевна, тетя Клава и Фердыщенко! Могу я наконец побыть хоть немного одна? Или мне снова преподнесут очередной сюрприз неожиданные визитеры?

«Это у нас что-то новенькое, – удивленно покачала я головой, наклонившись к дверному „глазку“. – Такой экземпляр мне еще не попадался!»

И действительно, было чему удивиться! Перед дверью стоял неохватных размеров мужик – косая сажень в плечах, драная оранжевая майка на голом теле, сплошь изуродованном плохого качества татуировками, подбитый глаз, стрижка под бокс, мясистый нос и надорванная нижняя губа. А кулаки – каждый с голову взрослой овчарки.

Я на всякий случай сбегала в комнату и, вытащив из шкафчика шокер, зажала его под мышкой и вернулась в коридор.

Обычно эта игрушка всегда лежит у меня в сумочке, но как раз сегодня я забыла захватить его с собой – и вот вынуждена была расправляться с налетевшими на меня в проходном дворе орлами с помощью рук и ног. Но теперь-то я уж пущу его в дело!

Однако не пришлось!

Едва я распахнула дверь, готовая к самым агрессивным действиям, как из-за косяка появилась запыхавшаяся тетушка Мила.

– Ах, солнышко, – проговорила она, всплеснув руками, – как хорошо, что ты дома!

Она кивнула мужику в майке, и тот подтащил к двери огромную сумку, доверху набитую бандеролями с блямбами сургучных печатей.

– Кажется, я забыла свои ключи, – пожаловалась тетя Мила.

– Вы… вы откуда?

– С почты, душечка, – отирая пот платком, ответила тетя.

– Ах да, вы же весь день не могли туда попасть, – припомнила я сегодняшние перипетии. – Теперь я вижу, что вам это удалось.

– Да-да, – закивала тетя Мила. – Представляешь, мне прислали почти все, что я заказывала по каталогам. Пришлось сбегать в сберкассу и снять немного денег со счета. А потом, когда я вернулась на почту и увидела такую груду, поняла, что не смогу все это дотащить до дома. Представляешь мое состояние?!

Состояние тети Милы я представляла очень хорошо. Наверное, так должен был себя чувствовать искатель клада, оказавшийся в пещере, под завязку набитой сундуками с драгоценностями, – и унести нельзя, и бросить жалко. Положение, прямо скажем, незавидное!

– Этот достойный господин вызвался мне помочь, – указала тетя Мила на своего спутника. – Ваня работает грузчиком в молочном магазине, около почты, и он быстренько все дотащил. Уж и не знаю, что бы я без него делала! А тут еще эта жара!

– Ничего, тетя Мила, – утешила я ее. – Сейчас нашли очень действенное средство против изнуряющей жары. Его может применять любой человек.

– Вот как? – оживилась тетя Мила. – Возраст значения не имеет?

– Никакого, – серьезно заверила я ее. – Нужно просто как можно чаще повторять про себя: «Мне прохладно. Мне прохладно». Не пройдет и трех месяцев, и вы действительно забудете о жаре.

ГЛАВА 9

Я чувствовала: разгадка где-то рядом. Меня не оставляло ощущение, что я что-то упустила – нечто крайне важное, опасное и невероятное.

Я старалась связать это ощущение с реальным событием, которое таким образом «аукнулось» в моем сознании.

Тщетно.

Сначала я пробовала поднажать на свой интеллект: с чем связано это неясное представление, какие слова, какая логическая связь событий могли его вызвать? Мозг пробуксовывал, как застрявший в осенней распутице дряхлый «москвичонок».

Тогда я решила обратиться к помощи эмоций – попробовать это ощущение «на зубок», выявить, с каким состоянием эмоционального настроя оно может совпасть, чтобы затем, уцепившись за эту ниточку, размотать весь клубок. И снова – нулевой результат.

Наконец я пустила в ход самое мощное оружие, «тяжелую артиллерию» своей физиологический оснастки – подсознание.

Быстро войдя в состояние глубокой релаксации, я «отпустила» мозг, то есть позволила ему исторгать неконтролируемые ассоциации, и, следя за глубоким и ровным дыханием, фиксировала на своем мысленном экране возникающую вереницу странных образов.

Сначала все клубилось, как в мутном зеркале. Затем, после неизбежной в таких случаях суетливой чехарды обрывков прошлого, стал возникать какой-то зыбкий, колеблющийся мираж.

Я не торопилась и не подхлестывала свою подкорку, это могло испортить все дело и свести на нет мои усилия. Наоборот, я позволяла произойти чему угодно, оставаясь лишь бесстрастной свидетельницей «внутреннего кинематографа».

Я знала, что результат обязательно должен появиться. Это – как компьютер, в который закладываешь определенную задачу и тебе выдается ответ.

Вопрос только в том, когда этот ответ будет получен. И это в данном случае зависело от определенных технологий, которым нас обучали в разведгруппе.

Ага, вот уже я вижу чуть яснее. Человеческая фигура… Не пойму, мужчина или женщина… Да-да, половые признаки то вовсе отсутствуют, то меняются. Что бы это значило? Вроде бы гермафродиты и андрогины пока в этом деле мне не попадались.

Теперь фигура как бы расслаивается на два образа – мужской и женский, верно распределяя между собой первичные и вторичные половые признаки.

Но стоит этим двум половинкам на долю секунды закрепиться в статичном состоянии, как вновь они начинают сливаться друг с другом, снова образуя одну фигуру, лицо которой от меня скрыто.

Похоже, на этот раз мне не светит получить внятный и вразумительный ответ. Но я знала, что рано или поздно незримая внутренняя работа будет завершена и мое подсознание в один прекрасный момент предоставит мне полный и исчерпывающий отчет по интересующему меня вопросу – такая вот внутренняя канцелярия.

На самом деле в этом нет никакой мистики. Наверное, любой человек ловил себя на том, что какая-то фамилия вертится у него на языке, но вспомнить ее он не может. И вот через какое-то время решение приходит само собой. Человек хлопает себя по лбу и говорит:

– Вспомнил!

Этот процесс, однако, можно активизировать, для этого имеются специальные методики и разработки, одна из которых и представляет собой метод глубокого погружения и неконтролируемых ассоциаций.

Уже перед тем, как я была готова «свернуть процесс» и вернуться в нормальный режим функционирования – со стороны я выглядела просто как человек, который лег вздремнуть, – мне вдруг была подброшена одна идея. Вернее – что-то вроде приказа:

– Иди и отдай!

Придя в себя и как следует умывшись холодной водой (ах, если бы она была действительно холодной – из крана лилась влага комнатной температуры), я стала искать истолкование этой фразы.

Куда я должна идти, кому и что мне следовало отдать?

Поразмыслив, я пришла к выводу, что здесь мог иметься в виду только магнитофон.

Итак, мне следовало нанести визит тете Клаве, а не ждать, пока она сама зайдет ко мне в конце недели, как мы и договорились.

Я попросила тетушку сходить к соседке – той самой, что известила нас о похоронах Славика, – и выяснить номер квартиры кассирши овощного магазина.

Через пятнадцать минут тетя Мила сообщила мне координаты Клавдии.

Я взяла магнитофон и направилась к многодетной кассирше. Вскоре я уже стучала в ее дверь – звонок отсутствовал.

Дверь мне открыла какая-то непричесанная девчонка, за подол платья которой цеплялось несколько любопытствующих маленьких ребятишек – детвора так сновала и суетилась, что количество малышей было трудно определить с первого взгляда.

– Вы к маме? – вяло спросила она. – Сейчас я ее позову.

Но тетя Клава уже торопилась встретить гостью – из кухни раздавалось шлепанье ее тапочек. Увидев меня с магнитофоном в руках, она всплеснула руками, радостно охнула и чуть не расплакалась.

– Вот это скорость у вас! – качала она головой. – Не успела попросить об одолжении, а вы уже тут как тут! Прямо не верится!

Успокоить рассыпавшуюся в благодарностях женщину я смогла лишь согласившись «откушать чая с плюшками». Иначе тетя Клава просто отказывалась меня отпускать. Я прошла на кухню, где уже сидел один гость.

Наклонившись над столом, застеленным клеенкой со смазанным рисунком каких-то елочек и палочек, хлебал суп из фаянсовой тарелки Антон.

С тех пор как мы расстались и он одолжил у меня немного денег, я не получала от него никаких известий – разве что парень «рекламнул» меня Косте с Валей, которые решили нанять меня для собственной охраны. Может быть, он рассчитывал таким образом расплатиться со мной?

Мы поздоровались, и тетя Клава усадила меня на гостевое место возле стены – там и табурет был повыше, и ножки у него попрочнее.

Налив мне чаю и подложив на тарелку плюшки-завитушки, только что вынутые из духовки, – несмотря на адскую жару, тетя Клава пекла булочки, – хозяйка переключилась на Антона.

– Тебе еще подлить? Понравился мой супчик? – ласково спросила она.

– Нет. Да, – ответил Антон. – Очень понравился, но больше не надо.

– Ну и славно, а то давай еще подбавлю – смотри, какой ты худой.

Подобное вежливое препирательство продолжалось еще минуты две. Антон выиграл, убедительно доказав тете Клаве, что супа он больше не хочет.

Тетя Клава вынуждена была смириться, но заставила его съесть две плюшки и налила чаю, особо предупредив, что сахара можно не жалеть.

Пока Антон управлялся с плюшками, кассирша углядела, что моя чашка уже пуста, подлила мне еще и сказала, кивнув на Антона:

– Вот, Славиного друга подкармливаю. Хороший мальчик, умный, вежливый.

Антон сосредоточенно жевал плюшку и лишен был возможности подтвердить или опровергнуть выданную ему тетей Клавой характеристику.

– Даже вот думаю иногда, – поделилась со мной своими сокровенными мыслями тетя Клава, – может, взять мне его к себе жить? Как ты, Антоша? Устрою тебя на Славино место в автомастерскую…

Тут Антон поперхнулся и постарался побыстрее доесть сдобу, лихорадочно запивая ее теплым чаем. Перспектива гробить свои молодые годы в авторемонтном бизнесе его явно не устраивала.

Но не мог же Антоша открытым текстом выложить тете Клаве, что предпочитает зарабатывать денежки куда более простым способом.

Большая часть населения, в которую, несомненно, входила и тетя Клава, считала, что после такого разврата дальше падать некуда.

И тут она явно ошибалась, хотя бы уже потому, что на самом деле пропасть падения бездонна и всегда можно пасть чуточку ниже того уровня, на котором ты находился еще вчера.

– Так как, Антоша? – ласково спросила тетя Клава. – Поговорить мне с механиком?

– С-спасибо, я подумаю, – пробормотал Антон скороговоркой. – Это, конечно… хм… звучит очень заманчиво, но я должен как следует подумать. Я, может быть, поступлю в институт…

– Тоже дело, – с готовностью поддержала его тетя Клава. – Такое решение я одобряю. Хорошие руки везде нужны. И хорошие головы тоже.

Тут Антоша слегка улыбнулся, непроизвольно продолжив заданный ряд и наверняка подумав о других частях тела, которые могут приносить пользу обществу.

– Поступай, – продолжала напутствовать его тетя Клава. – Хоть в монтажный колледж, хоть в геолого-разведочный. Все лучше, чем без толку по улицам шататься. Я твоих одногодков каждый Божий день по телевизору вижу. Страшно! В наше время такого не было.

Испугавшись, что сейчас тетя Клава ударится в воспоминания, Антон быстро встал из-за стола и вытер губы заботливо подложенной ему салфеткой.

– Спасибо, все было очень вкусно. Мне пора. Нужно заниматься перед поступлением.

К этому моменту я умудрилась быстро доесть остаток плюшки. Я растягивала этот процесс, откусывая по маленькому кусочку, иначе мне непременно стали бы подкладывать еще и еще – до бесконечности.

– Я тоже пойду, – присоединилась я к Антону. – Работа…

На прощание тетя Клава снова стала благодарить меня за доставленный магнитофон, особенно упирая на радость ее средненького, который, как только вернется после пятнадцати суток, обязательно зайдет поблагодарить. Справившись, хватило ли денег, тетя Клава очень обрадовалась, услышав мой утвердительный ответ, и, пригласив заходить, проводила нас до порога.

* * *

Оба мы с облегчением вздохнули, когда вышли на улицу. Гостеприимство тети Клавы было искренним и очень радушным, но все же его было чересчур.

Я чувствовала, что Антон смущен сразу двумя обстоятельствами – и тем, что он меня встретил, и тем, что не мог расплатиться с долгом.

Хоть деньги и были невелики, но я видела, что парень сейчас сидит на мели – стал бы он иначе столоваться у тети Клавы!

– Я хвост обязательно погашу, – пообещал Антон. – В смысле отдам долг.

– Это терпит, – согласилась я. – Если не торопишься, давай посидим вон на той лавочке и немного поболтаем.

Мы не торопясь прошли по пыльному скверу в самый дальний его конец, где почти не было прохожих, и устроились в тени огромного дуба.

– Это вы Славкин магнитофон отжали? – с видимой заинтересованностью осведомился Антон. – Как же вам это удалось?

– Секрет фирмы. Что ж ты тогда сразу не сказал, что это чужая вещь?

Антон пожал плечами.

– Вы же помните, как эта мегера к нам ворвалась! Тут уж было не до объяснений!

Я вынула сигарету и закурила. Антон недовольно поморщился, но возражать на этот раз не стал – не те обстоятельства.

С первой же затяжки меня осенило. Ну да, конечно! Вот глупая лошадь, как же это я сразу не дотумкала, все ведь так просто!

Стараясь не выдать охватившего меня возбуждения, я еще минуту-другую потрепалась о какой-то невнятной ерунде, а потом исподволь, не торопясь, приступила к самому главному, стараясь формулировать вопросы так, чтобы не вызвать у Антона удивления – а на фига мне нужна эта информация?

Да-да, теперь все стало на свои места. Замысловатая фигура, которая металась перед моим внутренним взором во время релаксации, обрела четкие очертания. Я ясно видела ее лицо и понимала, почему оно двоилось.

Просто наше подсознание говорит с нами на своем языке – языке особых образов, который древнее, чем язык разговорный. И если мы чего-то не понимаем, это означает лишь то, что у нас плохой «внутренний переводчик» с визуального ряда на логический.

Теперь я видела, что моя подкорка, уловив загадочное ощущение, «обработала» его в недрах подсознания и выдала мне ту самую картинку.

Это и был правильный, наиболее полный и подробный ответ, который я просто не смогла расшифровать. А ведь стоило чуть-чуть пораскинуть мозгами!

– А почему ты не живешь со своими родителями? – спросила я Антона.

– С родителями? – как бы впервые задумался парень над таким вопросом. – Не так-то все просто. Я воспитывался в Люберцах у одной одинокой библиотекарши. Она была со мной очень ласкова, но никогда не говорила об отце. Лучше бы она придумала какую-нибудь легенду, тогда я бы смирился, хоть на время…

Впрочем, я не особенно комплексовал – мало ли вокруг семей, где дети росли без отца! Но однажды я подслушал разговор пьяных соседей по дому и понял, что дело обстоит еще круче!

Эти свиньи трепались насчет того, что я – приемный! Представляете мое состояние?

– Разве это имело какое-то значение, если у вас были нормальные отношения?

– Сейчас-то я понимаю, что нет, – согласился со мной Антон. – Но тогда все во мне вскипело. Я стал вести себя по-другому, озлобился. Мама не понимала, что со мной происходит, пыталась вызвать меня на разговор, на откровенность, но я продолжал играть свою новую роль. Вот и доигрался.

Однажды, когда мама была на работе, я залез в шкатулку, где хранились документы. Обычно она запиралась на ключ, но я тайком проследил, куда мама его прячет. И, едва лишь за ней закрылась дверь, ринулся навстречу разгадке своего происхождения.

Не буду скрывать – мне иногда казалось, что я сын какого-то очень известного человека. Мне рисовались головокружительные перспективы – я нахожу своего отца, являюсь перед ним, он просит у меня прощения. А дальше начинается новая жизнь, полная радостей и богатства, – не то что наше полунищенское прозябание в Люберцах на ставку библиотекарши и какие-то копейки, которые мама получала в виде надбавки за ведение кружка «Умелые руки».

Но все оказалось куда более тривиальным. Перебрав ветхий ворох пожелтевших справок, я обнаружил потертый на краях листок.

В нем было четко сказано, что мама берет на себя обязательства по воспитанию ребенка – дальше было проставлено мое имя. И больше никакой информации. Очевидно, моя карточка с подлинным именем хранится в доме ребенка, где мама меня и присмотрела.

Но дальше – больше.

Однажды, когда я вернулся из пионерлагеря – кстати, там меня в первый раз и совратили, – я застал маму в совершенно расстроенных чувствах.

Она наотрез отказывалась говорить о том, что произошло за время моего отсутствия, и на все мои вопросы отделывалась пустыми словами.

Но я уже чуял, что произошло нечто экстраординарное. Выбрав удобный момент, я подкатил к соседям с расспросами. Они обычно напивались в пятницу вечером, после окончания рабочей недели и не просыхали до утра понедельника. Что-то внятное от них можно было услышать именно в пятницу, пока они еще окончательно не залили глаза. Я изобрел какой-то хитроумный предлог и в результате очутился с ними за одним столом.

Муж и жена, жившие напротив нашего дома, уже приканчивали вторую поллитру. Момент был самым подходящим, и, опрокинув для храбрости стопку водки, я задал интересующий меня вопрос.

К третьему стакану я уже кое-что знал. Все остальное помню как в бреду. Наутро я проснулся в коридоре собственного дома, у меня не хватило сил добраться до кровати. Можете представить, в каком виде была моя одежда. Хорошо, что мамы не было дома – она как раз уехала в Москву пополнять фонды люберецкой библиотеки.

Припав к бочке, в которой мама засаливала огурцы, я пил рассол глоток за глотком и пытался понять – было ли правдой то, что я услышал, или это лишь пьяный бред соседей? Может, я и сам чего навыдумывал?

Но не стоило себя обманывать. Лишь к обеду, высосав две бутылки кислого пива местного производства, я смог взглянуть правде в глаза.

Дело обстояло следующим образом. Приезжала какая-то полная женщина, соседи говорили: «Твоя настоящая мать, Антоха, вида вполне культурного».

Чего уж она хотела, сложно сказать. Наверное, зов крови…

Так или иначе, разразился скандал. Моя мама – тьфу, я уже путаюсь – ну, Люся, которая библиотекарша, – выгнала ее и сказала, что поезд, мол, уже давно ушел и надо было думать раньше.

Соседи говорили, что крик стоял на всю округу. Люся была взбешена тем, что приезжая смогла выяснить, где находится ее сын, которого она когда-то сдала в дом ребенка. Люся кричала, что та подкупила персонал и за такие дела им придется отвечать перед судом.

Наконец «моя настоящая мать» уехала несолоно хлебавши. Соседи также рассказали мне, что Люся потом еще долго причитала во дворе, и они смогли расслышать, что приезжая прихватила с собой одну из моих фотографий. Мама так сильно рыдала, что соседи успокоили ее лишь с помощью самогонки, хотя раньше я ни разу не видел, чтобы она прикладывалась к рюмочке.

А между тем время шло и меняло все вокруг нас. Библиотека потихоньку стала хиреть, денег отпускали все меньше и меньше, наконец решили закрыть ее совсем. Мама была в шоке, но фирма, которая купила здание, предложила ей новую работу.

Мама стала продавщицей в винном отделе коммерческого магазина.

Потихоньку-полегоньку она привыкла топить горе сначала в импортных ликерах, потом перешла на венгерские вермуты и наконец стала пить горькую.

Надо сказать, что я старался не отставать от матушки. Ежевечерне мы сидели за столом и пили. Пили долго, молча и мрачно.

Мы перепробовали все сорта забугорной водки, преимущественно немецкой, – Антон стал загибать пальцы, перечисляя полузабытые названия: – «Макаров», «Демидов», «Зверь», «Черная смерть», «Барен»…

Сначала мама старалась выдерживать определенную дозу, но вскоре стала превышать ее. На работе были недовольны ею, обещали уволить.

Наверное, так бы и случилось, если бы однажды мама не отравилась какой-то левой водкой, залитой в фирменную бутылку.

Вернувшись домой, я обнаружил ее без сознания и вызвал «Скорую». Маму не удалось откачать, и она скончалась в больнице. Врач сказал мне, что за неделю это у них уже девятый случай. Я был вне себя от горя, но благодарил Бога за то, что в тот день задержался и мама начала пить в одиночестве, иначе я мог бы последовать за нею прямиком на тот свет. Уф, до сих пор руки дрожат, когда об этом рассказываю, – передернул плечами Антон. – Ну вот, остался я один. В Люберцах меня уже ничего не держало. Тем паче что у меня стали появляться знакомые моей сексуальной ориентации, а нравы в нашем городке были крутые, «любера» стали в открытую бесчинствовать даже в самой столице. Я плюнул на все, продал дом, сел в электричку и уехал в Москву.

Что там было – рассказывать не буду. В общем, все оказалось не так весело, как я предполагал. Нажил там большие неприятности и вынужден был сматывать удочки как можно быстрее.

– А как тебя занесло сюда? – поинтересовалась я, закуривая вторую сигарету.

– По культурному обмену, – усмехнулся Антон. – Меня внесли в базу данных одного журнала для «голубых», и я частенько получал письма с самых разных концов России. А когда понял, что надо сматываться, то скоренько просмотрел ворох писем, наткнулся на кургулинское и, созвонившись с ним, решил, что это лучший вариант.

Так поначалу и оказалось. При Паше я катался как сыр в масле, ел что хотел, пить почти перестал, только фирменные французские вина, – знаете, которые стоят дороже местной водки?

Потом появился Фредди. Честно говоря, Паша немного мне наскучил, и хотя я при нем горя не знал, но хотелось какой-то большей степени свободы. А Кургулин считал, что если он мне платит, то, значит, за порог – ни-ни. Не говоря уже о том, чтобы еще с кем-то.

А хотелось, чего скрывать… Я стал «погуливать», познакомился тут кое с кем. Мои молодые дружки представили меня Фредди.

И теперь я с ним работаю, – с грустью закончил свой рассказ Антон. – А куда деваться?! Фредди, конечно, гад, и деньги тянет, и эксплуатирует почем зря. Знал бы, что так получится, держался бы за Пашу обеими руками. Но теперь что говорить…

Антон тяжело вздохнул и полез в карман своей намокшей от пота рубашки за платком.

– Эх, Паша, Паша… – со слезами в голосе промолвил он. – Целый год ты был со мной рядом, а теперь от тебя ничего не осталось. Ни подарков твоих, ни фотографии. И кредитной карточки, которую ты обещал оформить на меня, я так и не дождался…

Антоша вдруг замолчал и пристально посмотрел на маленький розовый листок, который вынул из кармана вместе с носовым платком.

– Да, совсем ничего, – кивнул он, – вот разве что листок из его блокнота. Он тогда на столе валялся, а я там электронный адрес гей-журнала записал. Несколько строк его рукой – вот и вся память…

– Можно я краем глаза взгляну на твой сувенир? – попросила я.

Антон протянул мне листок и погрузился в отрешенное созерцание тополя. Белые свалявшиеся семена на листве его огромной, убегавшей ввысь кроны походили на паутину или коконы гусениц.

Цвет бумаги, которую протянул Антон, показался мне знакомым.

Ну да, это действительно листок из органайзера Павла Кургулина. Более того, листок помечен днем, который стал последним в его жизни.

Я внимательно изучила записи на этом обрывке, большей частью делового характера, но одна из них привлекла мое особое внимание.

Под фамилией Блюмкин был записан номер телефона. И сбоку сделана пометка:

«Два или три дня».

– Ты не знаешь, кто бы это мог быть? – спросила я Антона.

Он мельком взглянул на листок бумаги и отрицательно покачал головой.

– Я никогда не общался ни с кем из друзей или коллег Паши, – ответил парень. – Он держал меня на слишком коротком поводке.

Два или три дня… Именно этот срок называл мне Кургулин, когда мы в его автомобиле договаривались об условиях работы.

Что это? Простое совпадение? Или именно здесь кроется разгадка тайны?

* * *

Распрощавшись с Антоном, я медленно шла домой по пустым, пышащим жаром летним улицам.

«Так вот что значило мое видение!» – думала я, невольно улыбаясь.

Странная фигура с мерцающим лицом – то мужчины, то женщины – обозначала родственные отношения между Антоном и Зоей.

В том, что Антоша был тем самым таинственным ребенком, о котором вскользь упомянула Лиза, теперь не было никаких сомнений.

Ведь подсказывало же мне подсознание, как могло, на своем невнятном языке, что два человека, которые стояли рядом со мной в одно и то же время, в одном и том же месте, связаны между собой какими-то тесными узами и даже – сейчас я поняла это совершенно отчетливо – похожи друг на друга.

Наверняка я что-то отметила про себя в тот день, когда увидела вместе Антона и Зою Сергеевну. Отметила и забыла. Но забыла рациональной частью моего сознания. И в то же время в подкорке уже началась таинственная аналитическая работа по расшифровке этого странного сообщения, полученного от мозга.

Именно эта работа и вызывала во мне ощущение какой-то забытой важной вещи, которое мучило меня последнее время.

И наконец в состоянии глубокой релаксации я получила ответ. Работа была завершена, анализ проделан, мне был предложен готовый результат, который я смогла «перевести» с языка подсознания только сейчас.

Теперь я понимала кое-что еще. Зоя Сергеевна в отличие от Антона наверняка знала, кто стоит перед ней. Для нее не было тайной, что любовник ее мужа – ее собственный сын.

Может быть, именно отсюда, от каких-то ее флюидов, и возник тот импульс, который передался мне в виде этого загадочного ощущения.

Зое Сергеевне можно было только посочувствовать.

ГЛАВА 10

Дома я села на телефон. Если говорить точнее, то на стул, а телефон поставила перед собой. Мне нужно было сделать два звонка.

Сначала я позвонила Кургулиным и, как назло, нарвалась на Зою.

Пришлось мгновенно перестраиваться и, изменив голос, попросить к телефону Лизу.

– А кто ее спрашивает? – с подозрением осведомилась Зоя Сергеевна.

– Это из библиотеки консерватории, – как можно ласковее и убедительнее ответила я. – Лиза просрочила абонемент, а тут как раз семинар по творчеству Дебюсси, и срочно понадобились ноты.

– Сейчас я ее приглашу, – пообещала Зоя и кликнула Лизу.

Как и следовало ожидать, Кургулина меня не узнала. Обычно народ думает, что стоит приложить к телефонной трубке платок – и ваш голос изменится волшебным образом. Так вот, ничего подобного.

Главное – это смена тембра и артикуляции. В таких случаях нужно представить себя в роли актера, играющего какую-то характерную роль.

– Да-да, – наконец подошла к телефону Лиза. – Это Роза Аркадьевна?

– Нет, это Женя Охотникова, – тихо проговорила я. – И не вздумайте со мной здороваться и называть по имени. Вашей матушке я соврала, что звоню из консерваторской библиотеки по поводу нот Дебюсси. Вы уверены, что сейчас она не подслушивает наш разговор?

– Да, – коротко ответила Лиза. – Я сейчас посмотрю в своей папке…

Через какое-то время в трубке снова раздался голос старшей из сестер Кургулиных.

– Можете говорить совершенно спокойно, – заверила меня Лиза. – Мама сейчас на кухне, а я закрылась в своей комнате.

– Замечательно. Скажите мне, кто такой Лимонадный Джо? – спросила я.

– Как кто? – даже удивилась та. – Это мой жених. Мой теперешний жених.

– Это прозвище наверняка как-то связано с его бизнесом, – предположила я.

– Совершенно верно, – подтвердила Лиза. – Он даже был папиным конкурентом, но калибром помельче. Еще в советское время папа работал под его началом. И знаете что, Женя, мне этот человек совершенно не нравится, но мама настаивает, чтобы я вышла именно за него.

– А тот, прежний жених, которого Зоя Сергеевна подобрала вам до появления Лимонадного Джо, куда делся он?

– Я поняла, что мама дала ему отступного, – печально произнесла Лиза. – А мне он уже начинал нравиться… Но деваться некуда.

– А давно появился этот ваш новый суженый? – быстро задала я очередной вопрос, прикинув в уме хронометраж событий последнего времени.

– Да чуть ли не на следующий день после смерти папы, – ответила Лиза.

– Ах вот как! – медленно проговорила я. – Наверняка у них был какой-то деловой интерес. Как вы думаете, это могло иметь место?

– Я не знаю, – горестно ответила Лиза. – Я ничего не знаю… Раньше я была как заколдованная, пока сегодня не решилась отравиться. Теперь я понимаю, что это была ошибка и… Да-да, я обязательно принесу вам эти ноты. Завтра с утра вы работаете?

Я поняла, что в комнату вошла Зоя, и быстро попрощалась, напоследок попросив Лизу перезвонить мне через час с небольшим.

Итак, рваные куски мозаики с острыми краями, испачканными кровью, постепенно стали складываться в одну картину. Теперь оставалось выяснить подробности. И подробности немаловажные.

Я набрала второй номер.

– Приемная доктора Блюмкина, – ответил мне мелодичный женский голос.

– Могу я поговорить с самим доктором? – попросила я очень вежливо.

– По какому вопросу?

– По поводу Кургулиной.

– Минуточку, сейчас я вас соединю, – отозвалась девушка, и в трубке послышалась трель. Мелодия позвенела секунд двадцать, резко оборвалась, и раздался усталый голос немолодого человека:

– Блюмкин слушает.

– Это по поводу Зои Сергеевны, – деловито начала я. – Она не сможет приехать в ближайшее время, так как у нее срочная командировка.

Реакция на эти слова была мгновенной и чересчур эмоциональной.

– Какая еще командировка?! – в ужасе закричал Блюмкин. – Вы что, с ума сошли?

– Вы считаете, что этого делать не следует? – спросила я наугад.

– А почему вы меня об этом спрашиваете?! – последовала яростная реплика. – Сначала уговариваете меня, рассказываете какие-то страшные истории, а теперь, видите ли, командировка!

Судя по тону доктора Блюмкина, он был не на шутку раздражен.

– Подумайте сами, в какое положение вы меня ставите! – распинался он. – Я уже пустил деньги в фонд развития! Как я теперь буду возвращать ваш взнос? Вы хоть об этом-то подумали?

– Думаю, что никто не будет требовать у вас деньги назад, – заверила я его.

– Постойте, а с кем я вообще говорю? – спохватился наконец доктор.

Я не стала отвечать на этот резонный вопрос и положила трубку.

* * *

Этот день преподнес мне еще один сюрприз. Впрочем, со словом «сюрприз» обычно ассоциируется что-то положительное, а новость, которую мне принес Костя, была более чем неприятной.

Юноша что есть силы трезвонил до тех пор, пока я не открыла, давил и давил на звонок, как будто хотел проковырять в нем дыру.

– Это вы? – удивилась я, распахнув дверь. – Что-то случилось?

– Случилось, – едва слышно произнес Костя. – Вчера убили Валю.

Вот, значит, как! Череда убийств продолжается. И пока что я не могу этому воспрепятствовать. Сколько же трупов уже имеется в наличии?

Павел Филимонович Кургулин, Саша – любовник Зои, Валя…

Да и началась для меня вся эта запутанная история именно с чьей-то смерти, ведь похороны сына тети Клавы – непутевого Славика – совпали с днем моей встречи с господином Кургулиным.

– Да, это ужасно, – мрачно проговорила я. – Может, выпьешь?

Костя отказался. Тогда я сварила ему кофе, положив в турку двойную дозу порошка.

– Его зарезали, – наконец сумел проговорить он, справившись с первым глотком. – Среди бела дня. Тьфу ты, какое там среди дня… Конечно, это произошло ночью. Проклятый город!

– Где это произошло?

– Неподалеку от места нашей тусовки, – через силу произнес Костя. – Возле таксопарка, сразу налево после бензозаправки. Знаете, это по ходу троллейбуса в гору. Вот там и нарвался Валька на нож.

– Скажи, а Славик – помнишь такого? – он ведь тоже был из ваших? – спросила я.

– Да, – с тяжелым вздохом ответил Костя. – Только я занимаюсь этим не из удовольствия, а чтобы подработать. При одной мысли, что Лиза может узнать об этом, меня прошибал холодный пот.

– Понимаю. А почему ты говоришь об этом в прошедшем времени?

– Потому что теперь мне уже все равно! – с вызовом произнес Костя.

– Разве? – усомнилась я в его искренности. – Тогда зачем ты пришел ко мне?

Парень задумался.

– Да, пожалуй, вы правы, – медленно проговорил он. – Я пришел к вам… сам не знаю зачем. Больше мне не к кому идти. Валю убили, Зоя Сергеевна меня выгнала, обещала, что, если я еще раз подойду к Лизе хоть на полшага, мне обеспечена инвалидность.

– И ты сдался?

– Я… я не знаю, – закрыл он лицо руками. – Я ничего не знаю. Мне нужна помощь…

Я положила ему руку на плечо и пододвинула чашку с кофе поближе.

– А тут еще Фредди, сволочь, совсем оборзел, – жаловался Костя. – Даже в такое неспокойное время гонит на работу.

– Так ты не ходи, – посоветовала я. – Пропустишь денек-другой…

– Не могу, – глухо произнес Костя. –

Я ему должен по-крупному, велит отрабатывать. А когда я попробовал качать права, так этот подонок мне пригрозил ножом. Представляете? Те, которые сами по себе работают на остановке, давно уже все по домам попрятались. Славика ведь в этом же районе пришили.

– Опасаются, что их тоже могут… того… – я провела ребром ладони по горлу.

– Ну да, – подтвердил Костя. – Пусть доходы будут пониже, зато шкура цела. А мне никак нельзя отсидеться. Если честно – я боюсь!

– Боишься встретиться с убийцей? – внимательно посмотрела я на него.

– Себя я боюсь, – серьезно ответил Костя, немного помолчав. – Когда Фредди сегодня достал нож, я почувствовал, как внутри меня поднимается какая-то волна ярости. Я понял, что могу убить его!

– Убить… – медленно повторила я. – Для этого нужно быть или очень рассудительным человеком. Или, наоборот, совершенно безумным…

– Вот я и боюсь, что не выдержу, – сжал кулаки Костя. – Когда я шел к вам, то повторял про себя: сегодня или я его убью, или он меня!

– Знаешь, – решительно сказала я, – ты должен мне помочь!

– Я? – удивился Костя. – Так это я пришел к вам за помощью!

– Да-да, я не оговорилась, – совершенно серьезно сказала я. – Именно ты должен мне помочь. И только тогда я смогу помочь тебе. Сейчас я кое-что тебе расскажу, только ты при этом помни, что у меня-то с головой все в порядке. Итак, я кое-что поняла…

ГЛАВА 11

Звонок к Кургулиным обещал прояснить очень многое. Я рассчитывала, что Лизе снова удастся уединиться в своей комнате и поговорить со мной так, чтобы ее не засекла Зоя Сергеевна.

Но мои планы неожиданным образом переменились. Причем настолько круто, что время уже начинало работать против меня.

Теперь нельзя было терять ни единой секунды, иначе этот вечер мог бы стать последним для кого-нибудь еще. Но я твердо решила положить конец этим убийствам и собиралась сделать это именно сегодня.

Только я поднесла руку к телефону с намерением вызвонить Лизу Кургулину, как аппарат тревожно задребезжал, словно упреждая мое желание.

– Женя? Это вы? – осторожно спросила Лиза. – Ох, как хорошо, что вы дома!

– Что-то случилось? – быстро спросила я, посмотрев на часы.

– В общем-то нет, – неуверенно произнесла Лиза, – но… мне стыдно в этом признаться… Мне страшно! Так страшно, как будто сегодня должно произойти что-то непоправимое!

«Не исключено, что предчувствие не обманывает девушку, – подумала я. – И самая непоправимая вещь на свете – это смерть».

– Ваша матушка дома?

– Нет-нет, мы можем говорить спокойно, – ответила Лиза.

– Куда ушла Зоя Сергеевна? – спросила я. Сейчас именно этот вопрос меня волновал больше всего. – Она часто отсутствует дома вечерами?

– Иногда она задерживается на работе. А куда ушла сегодня, я не знаю, мама мне ничего не сказала. Вы знаете, Женя, мне кажется, что маме сейчас очень тяжело, – тревожным голосом поведала мне Лиза.

– Вот как? У вас просто возникло такое чувство или вы заметили что-то непривычное?

– Мама долго сидела одна в своей комнате, а потом вдруг стала напевать какой-то марш, – с испугом в голосе произнесла Лиза.

– Марш?

– Да-да, такой лихой боевой мотивчик, – продолжала Лиза. – Она взяла с собой сумку с какими-то вещами и ушла, не попрощавшись.

– Вы раньше видели ее в таком состоянии? – задала я еще один вопрос.

– Нет, никогда! – воскликнула Лиза. – Только сегодня и вчера. Да-да, вчера вечером она вела себя точно так же. Знаете, когда она напевала эту мелодию, мне казалось, что я не узнаю ее голос, что это совсем другой человек! Я просто не знаю, что и думать!

– В какой-то степени вы правы, Лиза, – жестко сказала я. – Это действительно совсем другой человек. Думаю, что он и ваша матушка даже незнакомы между собой. Нет-нет, сейчас я не буду ничего объяснять. Потерпите еще немного, скоро вы и так все узнаете…

* * *

Вечер и жара – понятия плохо совместимые в поволжском климате. И тем не менее нынешнее лето доказывало, что и такое у нас возможно. Погода словно издевалась над жителями города, показывая, на что она может быть способна. Уже вторую неделю никто не помнил, что такое ветер, и хоть какую-то компенсацию за весь этот кошмар получали разве что фирмы, торгующие прохладительными напитками и мороженым.

Впрочем, спрос явно превышал предложение. Возле троллейбусной остановки рядом с рынком из трех расположенных там торговых точек работала всего одна.

Небольшое скопление народа, тусовавшегося на остановке, четко делилось на три категории: пассажиры, проститутки женского пола, проститутки пола мужского. Если люди, принадлежащие к первой категории, менялись на этом пятачке достаточно быстро, с каждым подошедшим троллейбусом, то основной контингент почти не претерпевал изменений – время еще было не очень позднее, а самый спрос, как пояснил мне Костя, начинается после полуночи.

Когда мы подошли к остановке, было уже около одиннадцати. В павильоне скучали на лавочках человек двадцать девочек и десяток молодых людей.

Все они знали друг друга и не потерпели бы чужака, но, поскольку я пришла с Костей, мой «дипломатический иммунитет» был обеспечен.

Пока мы шли к остановке по аллее, я вполне могла оценить преимущества женской одежды, по крайней мере в жаркое время года.

Бедные мужчины! Штаны любого покроя, даже шорты, все равно не обеспечивают такую прохладу, как обыкновенная юбка.

Мужская одежда сидела на мне вполне сносно, тем паче что сейчас кругом господствовала мода «унисекс», и не стоило особо утруждать себя, чтобы «превратиться» на время в существо противоположного пола.

Мне не составило особого труда «спрятать» грудь, прижав ее к телу особым корсетом. Волосы я забрала в хвост, стянув их резинкой девяти цветов, намекавшей на интернациональный флаг гомосексуалистов: палитра больше, чем в радуге.

В общем, экипировка получилась на редкость удачной. Я даже поймала на себе несколько взглядов – как молодых девушек, так и одной пожилой продавщицы довольно блядского вида, запиравшей свой лоток с мороженым, – и прошествовала вместе с Костей к троллейбусной остановке, целиком войдя в образ скучающего порочного подростка.

Простой народ реагировал на секс-тусовку возле рынка по-разному. Большинство, преимущественно женщины, добравшие перед закрытием рынка остаток продуктов по бросовым ценам, демонстративно сторонились чуждых им по духу социальных элементов.

Некоторые мужчины проявляли сдержанное любопытство, искоса рассматривая жриц и жрецов любви. Кое-кто даже рисковал заводить беседу, угощая сигаретами, но, услышав цену, либо начинал торговаться, либо тяжело вздыхал и разводил руками – не по карману.

– Обычно подъезжают на машинах, – шепотом объяснил мне Костя. – Выберут, покатаются – и забросят назад, если, конечно, не возьмут на ночь.

Мы стояли чуть поодаль от основной массы юношей. Костя коротко представил им меня как своего друга и сказал, что у нас двоих тут назначена встреча – мол, какой-то деятель обещал снять.

Это объяснение было совершенно необходимо, чтобы народ уверился, что перед ними не очередной «вьюноша», решивший зашибить деньгу, – в таком случае меня бы быстренько турнули отсюда, чтобы я не вносил разброд в уже сложившийся рынок. Что касается конкуренции, то тут не терпели пришлых, и сюда мог попасть только человек, имеющий «крышу» вроде Фредди.

– Что-то я не вижу Фредди? – спросила я, внимательно изучив прилегающую к остановке аллею каштанов. – Разве подъезжающие на машинах клиенты договариваются не с ним?

– Куда-то подевался, – подтвердил мое наблюдение Костя. – Ну и черт с ним! А то вечно трется поблизости, народ в «мерсах» зазывает чуть ли не насильно. Прям как на ярмарке рабов!

– Ага! – оживилась я. – Посмотри-ка на того толстого мужика!

Неподалеку от нас остановился полный мужчина с одутловатыми щеками, одетый в просторный балахон и с какой-то дурацкой панамой на макушке. Он дождался, пока троллейбус, захватив очередную порцию пассажиров, понесется дальше по маршруту, и, подойдя чуть поближе, внимательно стал изучать «голубую» тусовку.

Какая-то из молоденьких девчонок попыталась состроить ему глазки, но тот лишь брезгливо повел плечом – не моего, мол, поля ягода.

– Да, такие сюда частенько захаживают, – присмотрелся Костя. – Обычно снимают на час-два. Одинокие холостяки в возрасте. Платят по таксе, но ужином обычно не угощают. Не говоря уже о шампанском.

– Интересный социальный слой. Наверное, откладывают понемногу с зарплаты, чтобы поразвлечься раз в месяц, – предположила я.

– Во-во, – кивнул Костя. – Таких за версту видно. Народ безобидный и небогатый.

– Но с этим ты ни разу?

– Не-а, – мотнул головой Костя. – Во всяком случае пока. Постой-ка, постой!.. Ну да, кажется, Валя вчера ушел именно с ним!

– Похоже, ты ему понравился, – толкнула я спутника локтем в бок. – Смотри-ка, он манит тебя пальцем. Подойдем вместе, хорошо?

Мы медленно снялись с места и вразвалку направились к клиенту.

– Гайдар в ваши годы полком командовал! – раздался нам в спину возмущенный вопль.

Я оглянулась. Оказывается, потрясенный пенсионер в кителе с орденскими планками, сойдя с троллейбуса, долго созерцал всю секс-тусовку, молча кипя от негодования. Но теперь, очевидно, его чаша терпения переполнилась, и он дал волю обуревавшим его чувствам.

– Остынь, дядя, в такую жару вредно волноваться, – лениво пробормотала ярко размалеванная деваха в мини-юбке длиной с брючный отворот.

– А как насчет поразвлечься?! – вторила ей другая. – Тебе можем со скидкой!

Но ветеран лишь смачно сплюнул на землю, растер плевок ногой и переключился на проклятия в адрес проституток мужского пола.

Под аккомпанемент его воплей мы с Костей подвалили к предполагаемому клиенту.

– Я могу скрасить ваш досуг? – обратилась я к толстому мужику. – Меня зовут Кузя.

– Нет-нет, только без имен! – замахал тот руками. – А ваш приятель свободен?

– М-м, – замялся Костя. – Вообще-то у меня простуда. В такую жару застудил горло… Кока-кола, мороженое и все такое. Так что я пас.

– А я люблю толстеньких, – произнесла я, облизнув губы. – Ну как, ты надумал?

И, словно отвечая на мой вопрос, послышался глухой раскат дальнего грома. Небо над нами быстро темнело, внезапно налетел ветер, прихватив с собой клочья облаков, за которыми медленно, но неотвратимо заволакивала горизонт огромная тяжелая туча.

Похоже, наш клиент чувствовал себя неловко. Он как-то весь замялся, то и дело оглядывался по сторонам, переступал с ноги на ногу и, наконец решившись, подошел ко мне и нежно взял за локоть.

– Пошли! – коротко сказал он. – Тут недалеко, за час управимся.

Подмигнув на прощание неподвижно стоявшему Косте, который провожал меня встревоженным взглядом, я зашагала рядом с клиентом вдоль по аллее.

В ожидании дождя народ стал высыпать на улицы. Обычно немноголюдная аллея медленно, но верно наполнялась праздной публикой, с надеждой уставившейся на небо, обещающее спасение от зноя.

Мой клиент явно торопился. Он ускорил шаг и, несмотря на то, что его мучила одышка, не намеревался сбавлять темп.

– Мы идем к тебе? – осведомилась я, доставая сигареты. – Душ-то хоть работает?

– М-м… можно ко мне, – проговорил мужчина. – А, может быть, устроимся на природе? В парке есть такие укромные уголки…

И он кивнул на древесные кроны, маячившие в двухстах метрах от нас.

– Через овраг по мостику – и мы там, – заговорщическим шепотом проговорил он. – Я, кстати, могу и надбавить. Ты в час триста берешь?

– Ну да, как и все тут, – я мотнула головой назад, в направлении остановки, которая уже скрылась за троллейбусным поворотом.

– Я заплачу четыреста, – пообещал мужик. – Может, и на ночь сниму.

– На будущей неделе у нас цена подымается, – проинформировала я клиента. – Теперь в час будут брать как раз по четыреста.

– Заплачу пятьсот, – погладил меня по голове мужик. – Ага, нам вот сюда.

И мой спутник мягко развернул меня налево, туда, где между домами змеилась тропинка, уводящая к мосту через овраг.

– Замочить может, – недовольно поежилась я. – А я этого не люблю.

Мужик остановился, словно его ударило током, и внимательно посмотрел на меня.

– Гроза, говорю, будет, – пояснила я. – Видишь, что на небе творится?!

– Вот и поторапливайся, – резюмировал мужик. – Раньше начнем – раньше кончим.

Он легонько подтолкнул меня вперед, к утоптанной дороге, ведущей на мост, а сам пошел сзади. Место было безлюдное, дома здесь стояли на значительном расстоянии друг от друга, а вблизи оврага ютилась всего лишь одна избенка с покосившимся забором.

Я шла, насвистывая что-то бодренькое, а сама прислушивалась к звукам за спиной. И когда шедший сзади человек нажал пружину выкидного ножа, я резко развернулась и ударила его ногой в грудь. Нож отлетел куда-то в кусты, а толстяк, шумно охнув, стал оседать на землю.

– Добрый вечер, Зоя Сергеевна, – проговорила я, сбивая с нее панаму. – Лучше бы вы поехали к доктору Блюмкину по доброй воле, а не шлялись по темным улицам Бог знает в какой компании.

Кургулина сидела на земле, растопырив ноги и прижав руки к груди. Ее одежда распахнулась, обнажив майку, поверх которой был плотно намотан широкий скотч, прижимавший ее грудь к телу.

– Мне жаль, что ваш муж не успел определить вас к психиатру, Зоя Сергеевна, – продолжала я, освобождая волосы от резинки. – Он ведь понял, что с вами творится что-то неладное, может быть, даже и имел какие-то доказательства, что убийство Славика – дело ваших рук. Я думаю, что, желая предупредить еще более крупные неприятности, Павел Филимонович решил упечь вас в лечебницу.

Зоя Сергеевна внимательно слушала меня, склонив голову набок. Ее глаза смотрели куда-то в одну точку, на пожухлую от жары траву, будто там ей открывалась какая-то неведомая миру правда.

– Вы сами разгадали замысел мужа, а может быть, он завел с вами разговор, пытаясь образумить, этого я уже не узнаю. Но вы решили постоять за себя.

Мои волосы, как только я их распустила, были тут же спутаны порывами ветра. Гроза вот-вот должна была разразиться, и мне на лоб уже упала первая крупная капля долгожданного дождя.

– Я не убивала Пашу, – глухо произнесла Зоя Сергеевна, обращаясь к стебельку травы.

– Конечно, – охотно согласилась я с ней. – Вы напустили на него Лимонадного Джо. Конкурент вашего мужа, его всегдашний враг – вот кто мог бы ликвидировать Кургулина. Интересно, что вы ему пообещали в качестве платы? Руку своей дочери?

– Никто ничего не узнает, – едва слышно проговорила Зоя Сергеевна. – Это превышает предел человеческого понимания.

– Еще бы! – воскликнула я. – Такое не приснится и в кошмарном сне!

Сверкнула молния. Мои слова перекрыл мощный раскат грома, и вслед за ним медленно застрекотал дождь, набирая силу с каждой минутой.

– Разумеется, вы невменяемы, – сказала я, глядя в упор на Зою Сергеевну. – Я даже знаю, когда и почему у вас начались проблемы.

– Вы ничего не знаете…

– Ну-ну, не надо думать, что семейные тайны – это что-то из ряда вон выходящее, – осадила я ее. – В жизни такое случается довольно часто. И, как бы там ни было, семейная трагедия – не повод для того, чтобы убивать людей. Если быть краткой, то дело, на мой взгляд, обстояло следующим образом.

Примерно год назад вы узнали, что у вашего мужа есть связь на стороне. Думаю, вы были неприятно поражены, когда обнаружилось, что это не женщина, а мужчина. Вернее, совсем молодой человек.

А уж что творилось в вашей душе в тот момент, когда вам стало известно, что этим молодым человеком оказался ваш сын, – представить действительно трудно. Полагаю, что именно в это время у вас начались нелады с психикой.

– Вы ничего не знаете, – как заведенная повторяла Зоя Сергеевна, не обращая внимания на дождь и ласково поглаживая травинку.

– Положение немного облегчалось тем, что Антон был вашим сыном, но Павел Филимонович не имел к этому никакого отношения. Я ведь не ошибусь, если предположу, что убийца вашего мужа, жених вашей дочери, конкурент Кургулина по производству минеральной воды, бывший начальник Павла Филимоновича, человек по прозвищу Лимонадный Джо, – и есть настоящий отец Антона?

Зоя Сергевна промолчала, сосредоточенно обрывая траву и разминая ее в кулаке. Затем госпожа Кургулина оперлась двумя руками о землю, встала на колени и, вытянув лицо к небу, громко завыла.

Зрелище довольно жуткое: ее одежда была испачкана грязью, по лицу стекали слезы вперемешку с растаявшим кремом, который она использовала в качестве грима. Ее широко раскрытые глаза были устремлены в безжалостно хлеставшее дождем небо, исполосованное молниями.

– Да что же это такое вокруг творится? – в ужасе остановился возле нас спешивший переправиться через овраг человек.

Это был тот самый ветеран с орденскими планками, который надрывно ругал современную молодежь на троллейбусной остановке.

– Вызовите, пожалуйста, «Скорую помощь», – попросила я. – В парке есть будка с телефоном слева от центрального входа.

«Скорая» приехала только через полчаса. Все это время Зоя Сергеевна беспрерывно выла в полный голос, и ей уже стали отвечать окрестные собаки.

ГЛАВА 12

– Да-да, в психиатрическую клинику. Думаю, что ее будет наблюдать доктор Блюмкин, – проговорила я в трубку, обращаясь к Лизе.

Дождь хлестал вовсю. Одежда на мне вымокла до нитки, но я настолько истосковалась по хорошему ливню, что просто ловила от этого кайф.

– Я сейчас поеду к ней, – решительно проронила Лиза. – Что бы там ни было, это моя мать и я должна быть с нею рядом.

– Не могу не одобрить ваше решение. Я позвоню вам завтра, чтобы узнать, как обстоят дела. И дай вам Бог терпения.

Я повесила трубку и, откинув с лица намокшие волосы, побрела из парка обратной дорогой. Я возвращалась к троллейбусной остановке, чтобы поговорить с Костей. Дорогой я продолжала размышлять об этом деле. И одна деталь не давала мне покоя.

Ну хорошо, с Зоей Сергеевной все понятно. У нее стремительно поехала крыша, развился острый приступ шизофрении. Когда такое количество переживаний сплетается в один клубок, это может раздавить хрупкий человеческий мозг.

Брошенный сын оказался любовником ее супруга. Раздвоение личности раскалывает и без того подавленную психику Зои Кургулиной на две половины.

Одна продолжает функционировать в нормальном режиме, другая не может противостоять напору безумия и начинает мстить. Мстить этим желторотым юнцам с порочными наклонностями, вспарывая им животы ножом. Первой жертвой пал Славик, сын тети Клавы.

На этом в принципе Зоя Сергеевна могла бы и успокоиться. Но тут Павел Филимонович начинает понимать, что с его супругой не все в порядке.

Он предпринимает меры в двух направлениях – обеспечивает безопасность своему бой-френду, нанимая меня для охраны, и договаривается с доктором Блюмкиным о госпитализации Зои Сергеевны. Очевидно, Павел Кургулин рассчитывал управиться с этим за два-три дня, ведь именно на этот срок он меня и нанял.

Здесь раздвоенные личности Зои Сергеевны вступают между собой в сговор. Она уже понимает, что придется отвечать за содеянное, но перспектива оказаться в психушке ее явно не прельщает.

Кургулина решается идти ва-банк. Зоя Сергеевна обещает Лимонадному Джо объединить их структуры по производству прохладительных напитков.

Тот убирает ее мужа, и Зоя спешно делает его женихом своей старшей дочери.

Вот, казалось бы, и все. Теперь можно остановиться. Но болезнь прогрессирует. Душевная травма настолько сильна, что обратного хода уже нет.

Вкус убийства требует все новых и новых повторений. Наверняка, убивая молодых парней, Зоя Сергеевна испытывала противоречивые чувства.

С одной стороны, Кургулина не могла не понимать, что то, что она совершает, – своего рода замена. Таким жутким образом в лице своих жертв она наказывала собственного сына, согрешившего с ее мужем. С другой – испытывала от этого временное облегчение. Последовало убийство Вали. И, когда я услышала от Лизы, что Зоя Сергеевна снова отправилась куда-то в ночь и вела в этот вечер себя точно так же, как в предыдущий, я поняла, что пора остановить эту кровавую свистопляску.

Но кое-что продолжало оставаться невыясненным. Я была уверена, что гомосексуалистам больше никто не будет вспарывать животы в темном переулке.

Но что же произошло с Сашей, любовником Зои Сергеевны, в ту ночь, когда я видела их порознь выходящими из казино?

И потом я еще не предоставила Вере и Лизе убийцу их отца! Я должна честно отработать свой гонорар.

Тем паче что теперь у сестер Кургулиных развязаны руки и Вера с Лизой могут сами строить свою жизнь, не опасаясь того, что мама будет настаивать на своих кандидатурах женихов.

На остановке вся секс-тусовка переместилась под стеклянный навес. Те, кто был посмелее, отплясывали прямо под дождем, весело приветствуя проезжающие мимо автомобили. Некоторые машины останавливались, и ночные бабочки, перекинувшись с пассажирами парой слов, усаживались внутрь и отправлялись на работу.

Я поискала взглядом Костю, но его нигде не было видно. А ведь я просила его дождаться меня! Неужели он ушел с каким-нибудь клиентом?

* * *

Едва я успела переступить порог дома, как меня окликнула тетя Мила, плескавшаяся в это время под прохладным душем в ванной комнате.

– Женечка, тебе звонил какой-то молодой человек и оставил сообщение. Посмотри там, на столике возле телефона. Я записала его на полях каталога издательства «Серебряная пуля».

«Новгородцева, шесть, квартира сто восемнадцать. Фредди. Сообщение от Константина», – гласила скоропись, сделанная рукой тети Милы.

– Кажется, теперь все должно проясниться, – проговорила я вполголоса.

Быстро приведя себя в порядок перед зеркалом и сменив промокшую одежду, я крикнула тете Миле через дверь, что ночевать, возможно, не приду, и торопливо спустилась по лестнице на улицу.

Через двадцать минут я была уже по указанному в записке адресу.

Остановившись на восьмом этаже перед обитой кожзаменителем дверью, я сделала вид, что нажала на кнопку звонка и, переминаясь с ноги на ногу, стала якобы ждать, пока мне откроют.

Эта маскировка адресовалась исключительно соседям, которые подчас любопытствуют – а кто это появился на нашей лестничной площадке после того, как захлопнулась дверь лифта?

И действительно, я заметила, что «глазок» в двери напротив слегка потемнел, когда я подошла к квартире сто восемнадцать.

Через голову у меня были перекинуты наушники, так что со стороны можно было подумать, что я слушаю плейер или какую-нибудь коротковолновую радиостанцию, которых сейчас развелось как грибов после дождя.

На самом деле я старалась ловить каждое слово из-за двери – ведь пока я делала вид, что звоню, другой рукой я ввела в скважину расположенного внизу американского замка тонюсенький проводок, который представлял собой сверхчувствительный микрофон типа «змейка», улавливающий звуки на расстоянии до двадцати метров и соединенный с записывающим устройством у меня в сумочке.

Ага, в квартире Фредди идет интересный разговор. Что ж, послушаем!

Тембр, правда, не очень, да и слегка фонит, но все же это лучше, чем ничего…

– Так долго я буду ждать ответа? Зачем ты велел этому сопляку в оранжевой майке следить за Саней? – спрашивал низкий мужской голос.

Ему ответил голос Фредди:

– Я хотел собрать материалы на Зою. Ты понимаешь, я вовсе не…

– Ты не мне, не мне всю эту парашу выкладывай, а своему дружку. Наверное, ему хочется знать, как все было на самом деле, а? Хочется или нет? Не слышу ответа! Я сейчас вам обоим мозги вышибу!

– Костя, – залепетал Фредди, – скажи ему, что тебе хочется! Раз Джо думает, что так надо, – скажи, пожалуйста, что тебе стоит!

– Да, я хочу услышать, как все произошло, – через силу проговорил Константин.

– Ну вот и рассказывай! Излагай по порядку, Фредди, я должен убедиться, что ты ничего не упустил. В таком деле проколов быть не должно.

– Значит, так…

– Рассказывай не мне, а ему, – напомнил Джо. – Когда ты смотришь на меня, у тебя губы трясутся и мозги отказываются шевелиться. Представь, что ты посвящаешь Константина во все подробности. А я буду слушать и корректировать. Усек тенденцию? Вопрос для начала: тебе поручили это в органах или ты работаешь на бандитов? – продолжал методично выспрашивать его неизвестный мне бас.

– Бог с тобой, Джо, какие органы! – затараторил Фредди. – Я отродясь…

– Значит, на бандитов.

– Да говорю же тебе, что я действовал самостоятельно! – завопил Фредди.

– Сидеть! – прикрикнул тот. – Говорить говори, а лишних движений не делай.

Сквозь неплотно прилегающие наушники я услышала слабый звук снаружи.

Через дверь, которая располагалась у меня за спиной, явственно различалось старческое покашливание. Наверное, соседка не успокоилась, и я на всякий случай снова поднесла руку к звонку и сделала вид, что трезвоню без перерыва.

– Денежку, значит, захотел, – продолжил бас. – Ну-ну, продолжай.

– Валя говорил, – скороговоркой выпалил Фредди, – что он видел Саню.

– Ну и что? – медленно спросил Джо. – Что из этого следует? Ты же говоришь, что у тебя был материал насчет Зои и ее молодого дружка.

– Но тут была особенная информация! – заволновался Фредди. – Понимаешь, Саня видел, как убивали Пашу Кургулина!

– Поподробнее, – приказал Джо. – И обращайся не ко мне, а к этому задохлику. Я буду лишь задавать вопросы. Пока что я усек только то, что твой топтун Валька увидел Зойкиного дружка в момент убийства Кургулина. Как все это происходило? Тебе есть что сказать?

– Конечно, Джо, – быстро говорил Фредди. – Только ты опустил бы пистолет, а? А то целишься прямо в лоб, и все слова из башки куда-то вылетают. Ой, сюда тоже не надо целиться…

– Кончай гнилой базар, – медленно и внятно проговорил Джо.

– Все, все, я продолжаю только по делу, – заторопился Фредди. – Валя следил только за Саней, ходил за ним по пятам – от спортивной секции и до ночных клубов и ресторанов. Я его специально для этой цели с работы снял, знал, что убытки потом с лихвой спишутся…

– С моих денег, что ли? – лениво осведомился Джо. – Я никак одного в голову не возьму, Фредди, неужели ты думал, что я соглашусь заплатить тебе, когда недавно подвалил ко мне и так нагло заявил, что у тебя имеется качественная компра? Я?! Тебе?! Заплатить?! Это три взаимоисключающих слова, приятель!

– Я уже все понял! – умоляющим голосом проговорил Фредди. – Я уже проникся!

– Си-деть!

– Да-да, это я так… В общем, мой кадра Валек сидит на скамейке за кустарником и видит Саню, который сначала куда-то всматривается, а потом бежит сломя голову. Валек сначала припустил за ним, а потом решил узнать, что же это так его напугало. В общем, оказалось, что это мертвый Кургулин. Выходит, Саня видел, как все это произошло. А больше я ничего не знаю!

– Дальше!

– А дальше все просто… – начал объяснять Фредди, но тут я услышала, как за моей спиной со скрипом открывается дверь.

– Звоните сильней, девушка, – посоветовала мне сердобольная бабуся. – Они все дома. Аж целых трое недавно пришло.

– Спасибо-спасибо, – ласково поблагодарила я. – Наверное, принимают душ.

Пока старушка размышляла, что могут означать мои слова, я смогла услышать окончание беседы в квартире номер сто восемнадцать.

– Дальше я нашел Саню и попытался прижать его к стене. Сначала припугнул, а потом посулил деньжат. С Зоей, мол, ты же не весь век будешь кувыркаться, кого и помоложе найдешь. А со старухи можно деньги отжать. Парень подумал и все мне рассказал.

– Все? – удивленно спросил Джо. – Прям-таки все-все? Ничего не запамятовал?

– Все! Все! – истерично выкрикнул Фредди. – Он назвал мне тебя! Сказал, что это слишком опасно! Сказал, что Зою можно потрясти и что она заплатит! Но когда я подкатил к ней, разве я знал, что ты сидишь в соседней комнате? Разве я знал, что она откажется со мной разговаривать и поручит вести дело тебе? Разве я знал, что ты обманешь меня, когда притворишься испуганным и готовым заплатить? Разве я знал, что ты на следующий день убьешь Саню? Разве я знал, что ты найдешь меня сегодня?

– Сбежать хотел? – с иронией проговорил Джо. – А чего же на остановку поперся?

– Он хотел получить с меня долг, – подал голос Костя. – Вот и пришел.

– А раз ты такой глупый, – проговорил Джо, – то почему ты до сих пор такой живой?

– Нет! – завопил Фредди, но его крик заглушил звук выстрела.

Я не стала ждать, пока Джо застрелит и Константина. Прямо на глазах испуганной соседки я разбежалась и со всей силы саданула ногой в дверь.

Деревяшка хрустнула, и мне осталось лишь немного надавить плечом, чтобы вышибить дверь и ввалиться в квартиру под визг бабуси.

Два выстрела, один за другим, просвистели у меня над головой – в коридор я буквально вкатилась и, пока Джо стрелял, толкнула вперед тумбочку на колесиках, которая ударила ему по коленям.

Вспоминая потом этот момент, я не раз спрашивала себя: а что я стала бы делать, не окажись в коридоре этой спасительной тумбочки?

И честно отвечала себе: не знаю. Но это не значит, что я подставила бы себя под пули. Дело в том, что безвыходных ситуаций не бывает, это прочно вдолбили в мою голову в разведотряде.

Можно все.

Можно убить человека скрепкой, разодрав ему сонную артерию. Можно спрыгнуть с десятого этажа и ухватиться за ветку дерева на уровне пятого. Можно с закрытыми глазами в башмаках на резиновой подошве пройти по высоковольтным проводам или пробежать по бельевой веревке. Главное – действовать быстро, но при этом не безрассудно. В момент «икс» все твои способности должны быть задействованы на двести процентов – и успех гарантирован. Так что, не окажись под рукой тумбочки, которую я швырнула в гостиную не раздумывая, я могла бы изобрести что-то еще. Например, устроить короткое замыкание – и куда бы тогда стал палить Джо в кромешной темноте? Ведь на дворе был уже первый час ночи. Мало ли что можно было придумать – даже за те доли секунды, которые оставались в моем распоряжении.

Но раз моя рука схватила тумбочку, значит, мой внутренний компьютер, работающий в миллион раз быстрее самого быстрого процессора, решил, что это самый удачный вариант. И этот вариант – сработал.

Джо потерял равновесие и упал навзничь, но пистолета из рук не выпустил.

Все дальнейшее было уже делом техники – не давая ему опомниться, я прыгнула сверху и вдавила ему свой каблук в запястье, перекрыв вену. Такую боль не может вынести даже самый крутой подонок.

Пистолет отлетел в сторону, туда, где сидел Костя.

– Ну что, звони в милицию, – предложила я ему. – Похоже, нам есть что рассказать…

Дрожащими пальцами Костя набрал номер телефона и продиктовал адрес.

* * *

– Так, значит, ты все-таки возвращаешься в Англию? – с грустью проговорила Лиза.

– Ну да, – вздохнула Вера, – в Шотландию, если быть точной. Но ты сама посуди, что мне здесь делать? Я не хочу, чтобы на меня показывали пальцами: эта та сама Кургулина, у которой мать сошла с ума.

Пока сестры прощались, мы с Костей стояли в зале ожидания аэропорта и беседовали о том, как прошел процесс.

– Джо покончил с собой перед судом, – говорил мне Костя. – Не думаю, чтобы он сам наложил на себя руки. Скорее всего ему помогли это сделать, предварительно получив от него все интересующие следствие показания.

– Ну да, ведь он давал большие взятки в управлении имуществом, – кивнула я. – А когда из него выкачали всю информацию, то ликвидировали за ненадобностью. Знакомая практика.

– Ну, мне пора, – улыбнулась Вера. – Уже объявили посадку. Боже мой, ведь через несколько часов меня будет встречать в Эдинбурге Нэнси! Ты приедешь ко мне в гости, сестренка?

– А кто будет носить маме передачи в психушку? – грустно ответила Лиза. – Лучше ты приезжай к нам хоть раз в год.

К нам – означало «к нам с Костей». Лиза и Константин уже успели пожениться, и теперь студент консерватории по классу композиции не имел больше нужды подрабатывать на стороне, да еще таким способом.

А Антон? Пока что у меня нет данных о том, как сложилась его дальнейшая жизнь. Но что бы ни произошло с парнем, ему лучше не знать о своей наследственности…

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

Реклама на сайте