«Покой и не снится»

Марина Серова Покой и не снится

Глава 1

Положительно, день нынче выдался совсем неудачный. Полная невезуха. Нет, нельзя, конечно, сказать, что в этот день случилось что-нибудь экстранеординарное. Потолок мне на голову не обваливался, вооруженные бандиты не врывались в нашу с тетей Милой скромную обитель, и вообще все было вроде бы как обычно. Скорее всего это я встала не с той ноги, и потому любая мелочь приводила меня в крайнее раздражение. Чайник закипел не вовремя, тосты получились слишком пережаренными, а в довершение ко всему в связи с какой-то аварией на теплотрассе ночью отключили горячую воду. Я готова была растерзать всех вокруг. От природы я человек не кровожадный, но порой на меня находят подобные приступы ярости. Пролив нечаянно чай на скатерть, даже позволила себе чертыхнуться в присутствии обожаемой тетушки.

— Что с тобой, Женечка? — тут же отреагировала она.

— Ничего, — как можно мягче ответила я. — Просто злюсь на себя за собственную неуклюжесть.

— Нельзя раздражаться по каждому пустяку, — нравоучительно заметила тетя Мила.

— Конечно. Я больше не буду.

Однако обещания своего не сдержала. Продолжая беспричинно заводиться, дабы не травмировать нервную систему тетушки, я все-таки решила проветриться. Может, хоть тогда улучшится настроение.

Загрузившись в свой верный «Фольксваген», стала колесить по городу. Тем не менее злой рок преследовал меня повсюду. Каждый светофор непременно встречал меня раздражающе красным светом, каждый пешеход, как мне казалось, обязательно норовил броситься под колеса именно моего автомобиля, а впереди идущие машины двигались ужасно медленно, некстати тормозя или сворачивая.

Я попыталась думать о чем-нибудь приятном. Да что с тобой, Женька, возьми себя в руки! Погода на улице прекрасная, скоро лето, замечательный сезон. Полежишь где-нибудь на пляжике, искупаешься в теплой водичке, и, глядишь, все стрессы, накопившиеся за год, как рукой снимет.

Свернула к набережной. На светофоры и попутные машины старалась не обращать внимания.

А что, если поехать на море?! Не сейчас, конечно, а, скажем, через пару недель. Соберемся с тетушкой да и рванем в Крым. Или на Кавказ. В Сочи, например. А что? Прекрасный город. Курорт.

Мысли о море и о курортном городе на его берегу постепенно возвращали меня в привычное русло. Я даже попыталась мило улыбнуться поравнявшемуся со мной на очередном перекрестке мужику на бежевой «Волге».

Покатавшись еще с часок по весеннему городу, вернулась домой.

Вот тут-то я и увидела нечто, окончательно убедившее меня в том, что сегодняшний день пропал бездарно.

Прямо рядом с нашим подъездом стояла «Скорая». Водитель топтался около «уазика» и беспечно курил. Санитаров видно не было, но сердце мое сжалось от дурного предчувствия. Я выскочила из «Фольксвагена» и опрометью бросилась в подъезд. Перескакивая через две ступеньки, в одно мгновение оказалась на своем этаже.

Так и есть. Дверь в нашу с тетушкой квартиру была раскрыта, и из глубины доносились голоса.

— Что случилось? — громко поинтересовалась я прямо с порога. Сердце учащенно билось, а нервы напряглись до такой степени, что готовы были лопнуть в любую секунду.

— А вы, собственно говоря, кто? — как ни в чем не бывало поинтересовался здоровенный парень в белом халате.

— Женя. Охотникова Женя, — я уставилась на него так, как будто именно от этого здоровяка зависело все мое будущее.

— И что? — не понял он.

— Я здесь живу, — поспешила добавить. — Что с моей тетей?

— А, так вы — племянница! — он растянул губы в довольной улыбке.

В этот момент в прихожую из комнаты выплыл другой человек. Тоже в белом халате.

— Успокойтесь, девушка, — сразу взял он инициативу в свои руки. — Ничего страшного не произошло. С вашей тетей все в порядке. Просто она упала и слегка повредила ногу. Только что мы осмотрели ее.

Я не стала его дослушивать и не разуваясь прошла в комнату. Тетя Мила лежала на своей кровати с закрытыми глазами. Однако при моем появлении она размежила веки и улыбнулась.

— Привет, Жень! — как можно бодрее произнесла тетя. — Видишь, какая я стала неуклюжая?

Я пододвинула стул и присела рядом с ней.

— Что произошло?

— Полезла на антресоль и упала.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем ты полезла на антресоль, тетя?

В ответ она лишь промолчала. У меня за спиной кто-то осторожно кашлянул, и я обернулась. Это был тот человек, который осматривал тетю Милу.

— Простите, но мы вынуждены откланяться, — сказал он очень вежливо.

— Да-да, конечно, — я поднялась и проводила их до дверей. — Огромное вам спасибо.

— Ну что вы, — ответил он. — Не за что.

Здоровенный санитар только глупо улыбнулся, и, еще раз попрощавшись с ними, я закрыла дверь, после чего вернулась в комнату.

— Ах, тетя, тетя. В твоем возрасте прыгать по антресолям стыдно, — укоризненно произнесла я.

— Прости, что напугала тебя, — ответила тетя Мила и при этом попыталась приподняться на постели. Однако подобные действия, видимо, причинили ей боль, так как она снова откинулась на подушку и застонала.

Я всерьез забеспокоилась.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке? Перелома нет?

— Доктор сказал, беспокоиться нечего…

— Не верю этим докторам «Скорой помощи». Им лишь бы галочку в журнале поставить.

Я нервно заходила по комнате, а тетя молча наблюдала за мной. Наконец я приняла решение.

— Так, давай я помогу тебе одеться и едем.

— Куда?

— В частную клинику. Я хочу, чтобы тебя осмотрел высококвалифицированный врач.

— Может, не стоит, Женечка? — запротестовала тетя Мила.

— Стоит, тетушка, стоит, — я подошла к ней вплотную, возвышаясь над изголовьем.

— Но ведь это, наверное, очень дорого, — она попыталась привести последний аргумент, прекрасно осознавая, что положительного результата это не принесет.

— Когда речь идет о твоем здоровье, разговор о деньгах неуместен, — отрезала я и отправилась в свою комнату, чтоб для начала переодеться самой.

Собственные сборы заняли немного времени, а вот с тетей пришлось повозиться. Она как могла старалась не показать виду, что ей больно, но тем не менее я прекрасно видела, чего ей стоит каждое движение.

Оказавшись в машине, я спросила:

— А кто вызвал «Скорую помощь»?

— Я! — гордо ответила тетя Мила.

— Это каким же образом?

— Доползла до аппарата и вызвала.

Я глянула на нее с неподдельным восхищением.

— Ну ты даешь, тетя! Героическая ты все-таки у меня женщина.

— А ты думала!

Я прекрасно знала, куда мы направляемся. Из всех частных клиник, выросших в славном городе Тарасове как грибы после дождя, я самой лучшей и самой престижной считала лишь одну — «Вита-С», расположенную на Красноармейском шоссе. Подтверждение тамошних врачей в транспортабельности моей тетушки Милы мне и требовалось.

К зданию «Вита-С» мы подъехали в начале третьего. Минут пятнадцать или около того.

Я помогла тетушке выбраться из салона, и тут же к нам подскочили двое санитаров, похожих друг на друга, как близнецы.

— Позвольте нам, — предложил один из них, подхватывая тетю Милу под левый локоть.

Место справа я любезно уступила его двойнику. В здании нас встретила очень миловидная девушка в ослепительной белизны халате и медицинской шапочке, чуть съехавшей набок.

— Здравствуйте. Чем мы можем быть вам полезны? — она просто лучилась гостеприимством.

— Я хочу, чтобы мою тетю обследовали на предмет переломов.

— Хорошо, — она переключилась на санитаров. — Проводите больную наверх. Сейчас позвоню доктору.

Последнюю фразу она произнесла, с улыбкой обращаясь ко мне, и добавила:

— Присаживайтесь. Вам придется подождать здесь.

Девушка указала мне на низенький мягкий диванчик в углу холла, и я не заставила просить себя дважды.

В ожидании тети Милы я огляделась. Когда мне пришлось быть здесь последний раз — а приезжала сюда дважды, — все выглядело совсем иначе. Сразу видно, что люди процветают не по дням, а по часам. Дорогостоящий интерьер, бархатные портьеры на окнах, мраморный пол — все появилось за каких-то полгода.

Девушка отошла к своему рабочему столику у окна и, усевшись в крутящееся кресло, деловито принялась что-то записывать. Это была одна из тех ярких особ, которых берут на работу не столько из-за каких-либо профессиональных качеств, сколько из-за смазливой мордашки. Интересно, на это теплое местечко ее пристроил кто-то из врачей или сам хозяин клиники? Я не была лично знакома с человеком, которому принадлежит сие заведение, и даже не имела ни малейшего представления, кто он, но уверена на сто процентов, что личность эта довольно значительная, относящаяся к той когорте людей, которых принято считать удачливыми бизнесменами нового поколения. Вряд ли он имел хоть какое-то представление о медицине. Да и зачем? Сам же он лечить не собирался.

— Если хотите, можете почитать журналы, — вырвала меня из моих философских рассуждений миловидная особа.

Я повернула голову и заметила, что рядом с диванчиком, на котором сидела, и впрямь стоял стеклянный столик на колесиках, сплошь заваленный всевозможными журналами. Причем надо заметить, что на первый взгляд имевших отношение к медицине среди них не наблюдалось.

— Благодарю вас, — вежливо ответила я, однако к журналам не притронулась.

Но девушка даже не успела углубиться в свои записи. Едва она склонила свою голову в белой шапочке над столом, как входная дверь открылась и на пороге возник представительный джентльмен. По-видимому, он относился как раз к той когорте, о которой я мысленно рассуждала минуту назад. Высокий, подтянутый, с зачесанными назад и уложенными гелем волосами. Костюмчик на нем, тысячи за три баксов, был идеально отутюжен, и на его поверхности не наблюдалось ни единой пылинки. Начищенные до блеска лакированные туфли на небольшом каблуке скорее напоминали зеркало, в которое запросто можно глядеться по утрам. Представительный вид вошедшего господина завершал черный кожаный кейс в правой руке. Я была абсолютно уверена, что носит он в нем не зубную щетку и запасные носки.

Мужчина вальяжно перешагнул порог и сразу же изрек приятным баритоном:

— Галочка, радость моя! Здравствуй, красавица!

Миловидная девушка за столиком тут же вскочила со своего рабочего места и устремилась навстречу гостю.

— Виталий Сергеевич! Вот так сюрприз!

Пришедший господин сделал лишь один шаг в сторону Галочки и поцеловал подбежавшую к нему девушку в щеку.

— Ну как ты здесь? — спросил он.

— Мне нравится.

— Вот и ладушки. Тебя не обижают?

Девушка пожала плечами, но ответить не успела. В холл вошел еще один человек, и мне показалось, что теперь места здесь стало значительно меньше. Габариты второго визитера буквально повергали в шок. Даже я, изрядно повидавшая громил в своей жизни, и то раскрыла рот в немом изумлении. Это был не человек, а двустворчатый шкаф с антресолью. Спортивный костюм, в который был облачен этот сын природы, наверное, только каким-то чудом не расползался по швам. Что касается кроссовок на его ногах, то на первый взгляд размер их был где-то около пятьдесят второго. Пальцы рук, сплошь покрытые символическими татуировками, не оставляли сомнений в том, что их обладатель провел достаточное количество времени в местах не столь отдаленных.

— Все в порядке, босс, — пророкотал он, и от его баса заколыхалась и мелодичным перезвоном отозвалась огромная люстра под потолком. — Тачку запарковал. Никаких проблем.

— Чудесно, — кивнул мужчина, которого девушка назвала Виталием Сергеевичем, и снова переключился на свою протеже. — Решетников здесь?

— Да, но скоро собирался уезжать.

— Я хочу его видеть. — По интонации представительного господина не трудно было догадаться, что он привык только повелевать.

— Конечно, Виталий Сергеевич, — с живостью откликнулась Галочка. — Я сию же секунду узнаю, где он.

Она поспешно метнулась к телефону и, нажав пару кнопок, спросила абонента:

— Где у нас сейчас Александр Михайлович?

Выслушав ответ, Галочка положила трубку и сообщила:

— Он осматривает пациентку. На втором этаже, в двадцать четвертом кабинете. Пройдете прямо туда, Виталий Сергеевич? — Она ловила каждый его взгляд.

Собеседник улыбнулся в ответ.

— А ты что же думаешь, ждать буду? У меня еще куча дел.

Перехватив кейс в левую руку, он направился к лестнице, на ходу бросив через плечо:

— Побудь здесь, Енот. Я скоро.

Я чуть не прыснула со смеху. Ничего себе енотик! Я еще раз оглядела с ног до головы телохранителя Виталия Сергеевича, по-прежнему топтавшегося у двери. Он бы его еще хомячком назвал.

«Ладно, Женька, угомонись, — осадила себя. — В конце концов, какое тебе дело, кто и как его называет».

— Садитесь, Георгий, — предложила здоровяку Галочка, но тот лишь отрицательно помотал головой из стороны в сторону.

Я откинулась на спинку дивана и прикрыла глаза. Что-то чересчур долго тетю осматривают. Я уже начинала волноваться. Впрочем, окажись что-нибудь серьезное, меня, думаю, уже предупредили бы.

Галочка вернулась за стол, но я заметила, что работала она уже не с таким энтузиазмом, как прежде, и не так вдумчиво. Уж не Виталием ли Сергеевичем заняты твои мысли, голубушка? Хотя какое мне дело? Просто радовало, что я оказалась права. Девушка пристроена по знакомству, и с медициной у нее такая же дружба, как у этого Енота, например.

Кстати, что касается Енота, то он так и простоял без движения все пятнадцать минут, пока отсутствовал его босс.

Виталий Сергеевич, вновь объявившись в холле, совершенно не оценил такого героического поступка своего архаровца. Он подошел к Галочке, попрощался с ней, что-то прошептав на ушко. Затем мазнул по мне взглядом, задержавшись на моем лице лишь секунду, и вышел из клиники. Енот молча проследовал за ним.

Я прождала еще две минуты и уже хотела было просить Галочку позвонить наверх и узнать что-либо о результатах осмотра моей тети, но тут на лестнице послышались шаги, и в холл вышел худощавый мужчина в белом халате.

— Вы — Женя Охотникова? — обратился он ко мне.

— Да, — я встала с дивана.

Он сухо по-мужски пожал мне руку:

— Решетников. Александр Михайлович.

— Очень приятно, — улыбнулась я.

— Я осматривал вашу тетю. Могу заверить, что ничего страшного нет. Произошло незначительное защемление коленного сустава.

— Это ненаучное название перелома кости? — Волнение отступило, и я позволила себе пошутить.

— Нет, — ответил он. — Это совсем другое.

Лицо Решетникова при этом осталось хмурым. Ему явно было не до шуток.

— Что-то не так, доктор? — вновь забеспокоилась я.

— В каком смысле? — Похоже, сейчас он вместе со своими мыслями был где-то далеко.

— Вы чем-то озабочены?

— Да нет. Не обращайте внимания. Это личное. К вам моя озабоченность не имеет никакого отношения. Ни к вам, ни к вашей тете.

— Я могу ее забрать?

— Кого?

Рассеянность Решетникова начинала меня раздражать.

— Я говорю про свою тетю.

— Ах да, конечно. То есть нет, — поправился он и наконец взглянул на меня более осмысленно. — Сегодня не можете. Мы сделали вашей тете укол, и она уснула. К утру боль должна пройти. Я думаю, будет разумнее забрать ее завтра.

— Во сколько?

— Часиков в десять-одиннадцать.

— Договорились, — кивнула я. — Вы врач. Вам виднее.

Он снова впал в анабиоз, и я решила откланяться. Ночевать без тети Милы не очень радостно, тем более осознавая, что она в больнице. Но, похоже, другого выбора нет. Если нахождение здесь до утра поможет ей побыстрее поправиться, я не стану возражать.

— Простите, — вдруг окликнул меня Решетников. — Вы на машине?

— Да.

— Едете в центр?

Я кивнула.

— Не подбросите меня до Старолитейной? — осторожно поинтересовался он.

— Подброшу, — милостиво согласилась я, хотя Решетников мне почему-то не нравился.

— Большое спасибо, — обрадовался он. — Подождите секундочку, только переоденусь. Я мигом.

После этих слов он ретировался в сторону лестницы.

Я вышла на улицу. Сняла «Фольксваген» с сигнализации и села за руль. Решетников не обманул меня. Он появился минуты через две одетый уже в синие джинсы и цветастую рубашку навыпуск. Александру Михайловичу на вид было лет сорок пять, не более. Как я уже сказала, он сильно худощав, нескладно сложен, и во всех его движениях сквозила рассеянность. Висячие усы и чуть крючковатый нос делали его похожим на старого голодного разбойника. Контраст составляли лишь глаза. Ярко-голубые, они совершенно не гармонировали со всей его внешностью.

— Ваша машина? — спросил он, приблизившись.

Глупый вопрос.

— А вы думаете, я забралась в чужую?

— Извините, — немного стушевался он. — Я сегодня слегка рассеян.

— Я это заметила.

Может, замечание мое и было бестактным, но я сочла уместным произнести его.

— Садитесь, — добавила, распахивая перед ним переднюю дверку.

Решетников забрался в салон, и я запустила двигатель.

— Можно закурить? — спросил он, потянувшись рукой к боковому карману.

— Курите, — разрешила я. — Только откройте окно.

Он в точности исполнил мое наставление и с удовольствием закурил.

Я развернула «Фольксваген», и мы не спеша отъехали от клиники. Краем глаза я отметила, что практически в тот же момент из соседнего переулка тронулись «Жигули» шестой модели, салатного цвета и пристроились нам в хвост. Это могло быть простым совпадением — мало ли кто и в какую сторону хочет ехать. Но меня настораживало другое. Несмотря на свою временную или постоянную рассеянность, Решетников тоже заметил «жигуленок» и чрезвычайно занервничал. Заерзал на сиденье, то и дело оглядываясь, руки его задрожали, и, дабы я не заметила этого, он засунул их в карман джинсов. Однако, вспомнив про сигарету во рту, спустя мгновение одну руку все же достал.

— Вы их знаете? — осведомилась я, намеренно демонстрируя, что от моего внимания ничто не укрылось.

— Кого? — еще больше засуетился Решетников и выкинул в окно только что прикуренную сигарету. Вытер ладонь о штанину.

— Тех двоих типов на «жигуленке».

Типов действительно было двое, но лиц их я не видела. Лобовое стекло отсвечивало.

Решетников демонстративно обернулся назад и ответил:

— Нет, не знаю. А с чего вы взяли?

— Ладно, не знаете, так не знаете, — отмахнулась я.

В самом деле, может, Александр Михайлович от природы такой паникер, а неизвестные преследователи на «жигуленке» запросто могли быть и по мою душу. Мало ли где и кому я дорогу перешла.

Кстати, заметила, что номера на «Жигулях» отсутствовали вовсе. Это опять-таки наводило на очень неприятные размышления. На всякий, как говорится, пожарный случай я незаметно для своего попутчика вынула из своей сумочки французский револьвер и положила его рядом с собой на сиденье. Проделала я это как нельзя вовремя. Когда мы свернули на пустынную улицу, «жигуленок» пошел на обгон. С такими методами атаки я была уже знакома.

— Пригнитесь к панели! — сухо скомандовала Решетникову.

— Вы думаете, что… — залепетал он.

— Пригнитесь! — гаркнула я.

Он смертельно побледнел, но команду все-таки исполнил.

— Ну, давайте, ковбои, дерзайте, — шепотом процедила я сквозь зубы и сжала в руке револьвер.

Ребята на «жигуленке» лихо поравнялись с нами, в ту же секунду боковое стекло опустилось вниз и оттуда высунулся ствол. Реакция моя была мгновенной. Я не стала дожидаться, пока мне продырявят череп, а сама, не сбавляя скорости, вскинула руку с оружием и, не целясь, пальнула по предполагаемому противнику. «Жигуленок» вильнул, а я, не теряя времени понапрасну, резко бросила руль вправо, и мы исчезли в маленьком проулке, прежде чем во вражеской машине успели что-либо понять. Выстрелить они так и не успели.

Однако, как оказалось, я рано праздновала победу. Мои противники были довольно ушлые ребята, видимо, неплохо знавшие город.

— Мы оторвались от них? — поднял голову Решетников.

— Думаю, да. Можете разогнуться.

— А кто стрелял? — Александр Михайлович сел во весь рост на сиденье и завертел головой.

— Я.

— Вы? Вы стреляли? — он выпучил глаза.

— Вас это удивляет? — я повернулась к Решетникову.

Но ответить он не успел. Вот тут как раз снова и появились они. Появились совсем неожиданно и вовсе не с той стороны, откуда их можно было ожидать. Салатный «жигуленок» на всех парах выскочил наперерез нам и, резко затормозив, перекрыл проезд «Фольксвагену».

— Господи! — выдохнул Решетников.

— Спокойно, — парировала я. — Без паники. Положитесь на меня.

— Что надо делать? — Вид у доктора был очень затравленный.

— Примите прежнюю позу, — посоветовала я.

На этот раз он не задал ни одного лишнего вопроса, а моментально уперся лбом в бардачок. Я выжала сцепление и резко дала задний ход. Грянул выстрел. Пуля лишь чиркнула по левому крылу «Фольксвагена». Тоже мне стрелки. Даже в лобовое стекло попасть не могут. Я решила преподать им урок хорошей стрельбы. Не выпуская из левой руки руль и поглядывая в зеркальце заднего обзора, я вновь заставила свой револьвер выплюнуть очередную пулю. Переднее боковое стекло «жигуленка» разлетелось вдребезги, осыпав осколками парня на пассажирском месте. Самого его пуля не задела, но не потому, что я промахнулась. Стреляла я хорошо и, если честно, могла угрохать этого типа еще при первом выстреле. К чему беспричинно вешать на себя лишние трупы? Я этих ребят совсем не знала и по возможности старалась никого не отправлять на тот свет, не разобравшись в ситуации.

Но ребятки были настырные. Явно нарывались на неприятности. То ли от природы были камикадзе, то ли задались целью умереть в расцвете лет.

Водитель «жигуленка» развернул свой автомобиль на девяносто градусов и, открыв дверку, выскочил наружу. В руке он сжимал «магнум». Его товарищ на свежий воздух не вылез. Оно и понятно. Разбитое мною стекло временно вывело его из игры. Осколки имеют удивительную способность впиваться в кожу до крови. Лицо же одно из самых чувствительных мест. Парень просто дезориентирован. Зато водитель старался за двоих — выстрелил раз пять кряду. К его сожалению, все в молоко, зато к счастью для меня.

Стоявшего на открытом пространстве стрелка я за это время могла убить как минимум трижды, но делать этого не стала, исходя из тех же гуманных соображений, что и раньше. Жаль, что мою доброту и человеколюбие они не желали принимать в расчет.

Мы с замершим Решетниковым снова выскочили на исходную улицу. Мотор неприятельского «жигуленка» уже взревел, и незадачливые киллеры бросились в погоню. Я не стала их дожидаться. Ударила по газам, и мой добрый «Фольксваген», взвизгнув шинами по асфальту, устремился прочь.

— Куда мы едем? — не поднимая головы, дрожащим голосом поинтересовался Решетников.

— А куда вы хотели?

— Куда?

— На Старолитейную. Разве нет?

— Да. Я там живу.

В принципе мне было все едино. Живет он там или нет — это его дело.

Я глянула в зеркальце. «Жигуленок» мчался за нами что есть мочи, но настигнуть не мог. Слишком большое расстояние.

Тем не менее неугомонные преследователи мне уже здорово надоели, и я решила избавиться от них окончательно.

— Держись крепче! — приказала я своему попутчику.

Он молча вцепился пальцами в панель.

Да, наверное, любой участник «Формулы-I» мог позавидовать мне в тот момент. На огромной скорости я совершила ряд фантастических поворотов, каждый раз с неимоверным риском вписываясь в вираж. Преследователи, конечно же, потеряли нас. Более того, я была уверена, после первых же моих выкрутасов они остановились, разинув рты. Их челюсти попадали на дно автомобиля.

— Все! — объявила я Решетникову не без гордости.

— Они мертвы? — он поднял на меня глаза.

Я расхохоталась.

— Ну зачем же так жестоко? Мы просто оторвались от них.

Александр Михайлович не спеша достал из кармана пачку сигарет, выбил одну и сунул в рот. Затем долго хлопал себя по карманам в поисках спичек. Наконец закурил и выпустил струйку дыма в окно. Руки его, как я заметила, все еще дрожали.

— Они все равно найдут меня. Найдут и убьют.

Это прозвучало как гром среди ясного неба. Во всяком случае для меня.

— Вас? Так, значит, эти придурки все-таки охотились за вами?

— А вы что думали? — он снова перевел взгляд на мое лицо.

— Я думала… Да мало ли что я думала! — взорвалась я. — Мы оба рисковали жизнью из-за вас! Что еще я должна думать?!

— Да, — кивнул Решетников. — Большое вам спасибо. Если бы не вы, не знаю, что бы я делал? Был бы уже трупом. Наверняка.

Я не знала, что ответить на это. Во мне клокотал гнев.

Он помолчал и добавил уже с живостью:

— Однако лихо вы их! Никогда бы не подумал… Вот это да!

— Идите вы к черту! — выдала наконец я. — Сами добирайтесь до вашей Старолитейной.

Он снова скис.

— Нет. Подождите. — В его глазах я заметила застывший ужас.

— Что вам от меня надо?

Я знала, что была чересчур груба в эту минуту, но ничего не могла с собой поделать.

— У меня есть к вам предложение.

— Да? Интересно какое?

Я лукавила. Мне это было совершенно неинтересно.

— Я хочу нанять вас на работу! — выпалил он и, заметив, как взметнулись вверх мои брови, поспешно добавил: — Я заплачу. Очень хорошо заплачу. Много. Деньги у меня есть, поверьте. Я богат.

— И в качестве кого же вы хотите меня нанять?

— В качестве своего телохранителя. Вы очень для этого подходите. Я сам убедился в этом. Только что.

Глава 2

— Вы что, серьезно, что ли? — спросила я.

Честно говоря, меня это слегка удивило. Нельзя сказать, что никто раньше не просил меня о такой услуге. Напротив, в этом практически и состояла моя ежедневная работа. Просто вот так вот, с бухты-барахты, да еще и после подобных событий. Все это положительно мне не нравилось.

— Да, я говорю вполне серьезно. — Решетников даже обрел некоторую уверенность.

— Серьезно, — усмехнулась я. — И это после того, как вы подложили мне такую свинью?

— Я не виноват, — потупился Александр Михайлович.

Я задумалась. А чего я, собственно говоря, наезжаю? Обычная работа, как и раньше. Только взялась я за нее несколько неординарно. Ну и что? Мало ли в жизни поворотов судьбы.

Я искоса глянула на Решетникова. Он сидел ссутулившись и мусолил свой бычок. Вот значит, как выглядят преуспевающие врачи в нашей обыденной жизни, когда на них сваливаются проблемы. А что проблема у доктора была, я не сомневалась. Те ребята из отвратительно-салатного «жигуленка» явно не шутили. Намерения у них были самые конкретные.

— Допустим, я соглашусь, — начала я, но, заметив, как его глаза загорелись огоньком надежды, сразу осадила потенциального клиента. — Я сказала «допустим». Если это произойдет, я хотела бы сразу расставить все точки над «i».

— Слушаю, — с готовностью откликнулся мой собеседник.

— Самое главное заключается в том, что за работу я возьмусь только завтра, после того как доставлю домой свою тетю.

— Я согласен, — выпалил он.

Ну что еще можно сказать в ответ на такую удивительную покладистость. И что самое удивительное, он свято верит в меня и мои возможности. А между тем, мы знакомы с ним менее двух часов, и он ничего не знает обо мне, включая и того, что моя работа как раз и заключается в охране таких бедолаг, как он.

— Ладно, — я махнула рукой. — Считайте, что убедили. Ваше страдальческое выражение лица красноречивее любых слов.

— Спасибо, — только и смог сказать он.

— Прежде чем я отвезу вас домой на Старолитейную, я хотела бы узнать все.

— Что именно? — заморгал глазами Решетников.

— Все о вас как о своем клиенте и об истории, связанной с покушением на вас. Короче, рассказывайте все, что считаете нужным, а если мне будет что-то непонятно или понадобится дополнительная информация, я буду задавать вопросы. Договорились?

Он кивнул.

— Поехали.

— Меня зовут Александр Михайлович, — начал он. — Фамилия Решетников.

— Это я уже слышала, — прервала я. — И попрошу вас не таким заунывным тоном, Александр Михайлович. Давайте по существу и как можно бодрее.

— На меня уже было покушение, — сразу брякнул он. — Вчера вечером, после работы. Они взорвали мою машину.

— Они? — переспросила я.

— Да.

— Кто они?

— Не знаю, — он пожал плечами.

— Иными словами, Александр Михайлович, вы не имеете ни малейшего представления, кто вас хочет убить и за что. Так?

— Так. — Решетников сникал все больше и больше.

— Расскажите, как это было.

— Я вышел из клиники и направился к стоянке. — На протяжении всего рассказа Решетников то и дело замолкал, как бы собираясь с мыслями, и зачем-то оглядывался по сторонам. — Было уже поздно. На улице стемнело. Меня, думаю, спасла случайность. Я снял свою «девятку» с сигнализации и тут вспомнил, что забыл в кабинете ключи от квартиры. Стоило мне только отойти метров на десять от машины, как она рванула. Вы понимаете? Она разлетелась на куски буквально, у меня на глазах. — На этот раз его молчание было особенно долгим. — Меня отшвырнуло взрывной волной, и я, кажется, ненадолго потерял сознание. А может быть, и нет. Точно не помню. Все было, как в тумане. И знаете, такое ощущение, как будто не со мной. Понимаете, о чем я говорю?

— Вполне. В милицию обращались?

— Нет. Я испугался, — признался он. — И убежал.

— Логично, ну-ну.

— Я не спал всю ночь, — продолжил он, совершенно не обратив внимания на мою реплику. — Мне никогда не приходилось задумываться на тему жизни и смерти. Да-да, не удивляйтесь. Несмотря на то что я врач и мне по долгу службы не раз приходилось бороться со смертью, я не думал, что это может коснуться и меня. А сегодня ночью осознал это. Очень отчетливо осознал.

Решетников снова умолк и сидел без движения минут пять, отсутствующим взглядом буравя лобовое стекло.

— А несколько минут назад на вас пытались совершить второе покушение. Так? — Я вернула его в мир реальности.

— Да. Я весь день был как на иголках. Все ожидал чего-то ужасного. И вот пожалуйста. Уверен, они на этом не остановятся.

— Вы их раньше когда-нибудь видели?

— Нет. Хотя, если честно, — подумав, добавил он, — я сейчас-то их не очень хорошо разглядел. Но машина мне не знакома. Это точно.

— Александр Михайлович, вы женаты? — я решила немного отклониться от основной темы.

— Да.

— Давно?

— Это имеет отношение к делу? — удивился он.

— Никогда заранее нельзя предсказать, что имеет отношение к делу, а что нет, — философски изрекла я.

— Три года. — Он снова закурил.

— Немного. Сколько лет вашей супруге?

— Тридцать один.

— А вам?

— Послушайте… — попытался было опротестовать мой вопрос Решетников.

— Александр Михайлович, — мягко произнесла я. — Повторяю, мне необходимо знать о вас все. Работа телохранителя, да будет вам известно, заключается не только в том, чтобы прикрыть клиента от пули, но и заранее предугадать, откуда эта пуля вылетит.

— Хорошо, — согласился он. — Мне сорок четыре года.

— Дети есть? — продолжила я допрос.

— Нет.

— Как давно вы практикуете, Александр Михайлович?

— Я работаю хирургом уже двадцать лет. Практически после окончания института.

— Большой стаж, — резюмировала я. — А в клинике «Вита-С» вы давно?

— С самого ее основания. Восемь лет.

— Много пациентов прошло через ваши руки за это время?

— Да, прилично, — сказал Решетников, подумав буквально секунду.

— Кому принадлежит «Вита-С»?

— Шубину. Виталию Сергеевичу.

Я многозначительно прищурилась.

— Это не тот человек, что приезжал в клинику незадолго до нашего с вами знакомства?

Мне показалось, что при этом Решетников вздрогнул. Хотя бог его знает. Может, просто разыгралось воображение.

— Да, это он, — как можно тверже произнес Александр Михайлович.

— Серьезный господин. Производит впечатление.

Сказала я это только для того, чтобы отследить реакцию своего клиента. Однако Решетников, поджав губы, молчал, и я продолжила:

— Для чего он приезжал?

— Не знаю, — замялся Решетников. — Не имею ни малейшего представления.

— Если вы хотите, чтобы я охраняла вас, Александр Михайлович, давайте обойдемся без вранья.

Я сделала строгое лицо. Он повернулся ко мне и по своей глупой привычке заморгал глазами.

— Я не вру. Мало ли какие дела у Виталия Сергеевича в клинике.

— Ну что ж, — вздохнула я. — В таком случае, не смею вас больше задерживать, доктор. Поймаете такси и доедете до Старолитейной. Прощайте.

Я повернула ключ зажигания.

— Подождите, — Решетников чуть не запрыгал на сиденье. — Но почему?

— Потому что я знаю, что Шубин приезжал именно к вам.

— Ну хорошо-хорошо, — покорно произнес он. — Просто я решил, что это не имеет отношения к делу.

— Повторяю: я сама буду решать, что имеет отношение к делу, а что нет.

— Ладно.

— Зачем приезжал?

Решетников тяжко вздохнул и замямлил:

— Ну, дело в том, что я оказал Виталию Сергеевичу кое-какую услугу.

— Какую?

— Один его знакомый… Ну, в общем, он получил огнестрельное ранение, и пуля осталась в мышечной ткани. А я… Я извлек пулю и…

— И Виталий Сергеевич любезно попросил вас не сообщать о данном инциденте в органы, — продолжила я за него. — Правильно?

— Да. Правильно.

— А сегодня он приехал рассчитаться с вами. Не так ли, Александр Михайлович?

Решетников подавленно кивнул.

Я вспомнила дипломат в руках Виталия Сергеевича и подумала, что отстегнул он Решетникову за работу немало.

— И часто он просит вас о таких услугах? — осведомилась я.

— Бывает.

Выходит, Александр Михайлович не врал, когда говорил мне, что богат. Деньжата, судя по всему, у него действительно водятся немалые. Вряд ли Шубин скупится.

— Ну хорошо, — я приняла деловой вид и посмотрела прямо в глаза Решетникову. — А теперь, Александр Михайлович, внимательно сосредоточьтесь и подумайте, прежде чем ответить.

Я помолчала. Он ждал.

— Может ли Шубин желать вашей смерти? — выдала наконец я.

Он побледнел как полотно, а затем сдавленно произнес:

— Думаю, да.

— По причине того, что вы слишком много знаете?

— И по этой тоже, — он почесал подбородок.

— Не поняла.

— Это весомая причина. Бесспорно. Но есть и еще одна.

Заметив, что он снова собирается впасть в раздумья, я поторопила:

— Говорите, говорите. Какая?

— Как вам объяснить? Дело в том, что я — главврач его клиники, а он хозяин. Не так давно у меня появилась мысль выкупить клинику. Средства тоже позволяют. Разумеется, ему я еще не говорил об этом, но мало ли злых языков. Виталию Сергеевичу могли уже донести.

— Резонно, — согласилась я. — А просто уволить вас или поставить на место он не может опять-таки по причине того, что вы знаете слишком много его тайн.

— Совершенно верно. — Решетников как ребенок обрадовался, что я так быстро вникла в ситуацию.

— Тогда давайте вернемся мысленно ко вчерашнему вечеру, — предложила я.

— Давайте.

Кажется, к нему наконец-то вернулась активность.

— Вчера Виталий Сергеевич приезжал в клинику?

— Нет. — Решетников даже расстроился.

— Ни днем, ни вечером? — уточнила я.

— Нет. — Он для убедительности замотал головой.

— Может быть, кто-то из его людей приезжал?

— Я никого не заметил.

— Ну, это еще ни о чем не говорит, — подбодрила его. — А с кем вы общались перед уходом из клиники? Я имею в виду, кто был последний.

Он задумался. По выражению лица я видела, что Александр Михайлович очень старательно вспоминает события вчерашнего вечера.

— С Людочкой, — сказал он не очень уверенно, но затем добавил, улыбнувшись: — Да, точно, с ней.

— С кем? — переспросила я.

— С Людочкой. Это медсестра. Я поговорил с ней минут десять, затем попрощался и ушел. А у самой машины вспомнил, что забыл ключи от квартиры, и…

— Подождите, — прервала я его словоизлияния. — Это все мы уже проходили. Давайте о Людочке. Фамилия у нее есть?

— Конечно, — удивился Решетников. Юмор ему явно был недоступен. — Венская Людмила… Кажется, Борисовна. Да, точно, Борисовна.

— Что она из себя представляет?

— В каком смысле?

— Ну, что она за человек, расскажите. Как давно вы ее знаете?

— Сколько здесь работаю, столько и знаю. На мой взгляд, она очень прекрасный человек.

— Прекрасные люди тоже бывают убийцами, — охладила я его пыл.

— Да нет, что вы! Людочка не такая. Подозревать ее глупо. Она не имеет к этому никакого отношения. Я уверен.

— Ладно, — согласилась я. — Пусть Людочка останется вне подозрений, если вам этого так хочется.

Однако для себя я решила при случае обязательно побеседовать с ней по душам. Что называется, узнать, чем она дышит.

— Хотите еще что-нибудь выяснить? — спросил Решетников. Как ни странно, но на этот раз инициативу проявил именно он.

— Пожалуй, нет, — задумчиво произнесла я. — На первый раз информации вполне достаточно.

После этих слов я завела двигатель, и мой «Фольксваген» послушно тронулся с места. Всю дорогу до Старолитейной я поглядывала в зеркальце заднего обзора, проверяя, нет ли за нами очередного хвоста. Лишняя предусмотрительность не помешает, хотя на этот раз она и была ни к чему. Вряд ли ребята из «жигуленка» рыскали по городу в поисках нашей машины. Скорее всего теперь не станут больше светиться и будут искать новую возможность для покушения.

Решетников, как оказалось, жил на Старолитейной в отдельном двухэтажном особняке.

Я сразу отметила, что с главной дороги он прекрасно просматривается. Во всяком случае, второй этаж. Первый же скрывался за высоким забором.

— Черный ход есть? — деловито осведомилась я.

— Конечно, — не без гордости сообщил Александр Михайлович.

— Тогда давайте подъедем именно с черного. На всякий, как говорится, пожарный.

Решетников не стал возражать, и мы подрулили к задней части особняка.

— Приехали, — сказала я, видя, что доктор не спешит покинуть салон.

— Может, все-таки уже сегодня и останетесь ночевать у меня? А завтра с утра вместе поедем в клинику, — он с надеждой заглянул мне в глаза.

— Нет, — категорически отрезала я. — Мы уже, кажется, с вами договорились. И вот еще что, Александр Михайлович, — сухо обратилась я к нему. — Давайте не будем афишировать наше деловое соглашение. Поверьте, будет лучше, если как можно меньше народу узнает о том, что вы наняли меня телохранителем.

— Почему? — не понял он.

— Конспирация, — я загадочно подмигнула доктору. — Пусть все, например, считают, что я ваша племянница, приехавшая из Караганды.

— Из Караганды?

— К примеру. Договорились?

— А жена? — задал он резонный вопрос.

— Ей, так и быть, можете сказать правду. Только по секрету.

Он улыбнулся. Не знаю точно, то ли на этот раз все-таки оценил мой юмор, то ли каким-то своим мыслям. Не берусь судить.

— Значит, до завтра? — спросил он, уже открыв дверцу и собираясь покинуть мой гостеприимный автомобиль.

— До завтра, — я помахала ему рукой.

Внимательно проследив, как Александр Михайлович скрылся в своем особняке, я вырулила на главную улицу.

Итак, кое-какие мыслишки у меня уже есть. Несмотря на то что основная работа начиналась только завтра, мозг лихорадочно включился в действие уже сейчас.

Шубин! Вот кто заинтересовал меня больше всего. То, что рассказал о нем Решетников, означало, что Виталий Сергеевич не просто бизнесмен, а куда более крутая личность. Если его ребятки вроде Енота время от времени получают пулевые ранения, значит, круг их деятельности не всегда легален.

Как часто бывает в подобных ситуациях, профессиональный инстинкт взял верх над нежеланием трудиться, да еще и на ночь глядя. Время приближалось к восьми вечера. Однако, несмотря на это, я приняла решение познакомиться с Шубиным сегодня. Познакомиться поближе.

По телефонному справочнику я без труда вычислила его домашний адрес и телефон. Не теряя времени, позвонила с ближайшего таксофона.

— Да! — откликнулся на том конце провода женский голос.

«Жена, наверное. А может, одна из его пассий».

— Позовите, пожалуйста, Виталия Сергеевича, — вежливо попросила я.

— А кто его спрашивает?

— Это из клиники «Вита-С», — соврала я. — Меня зовут Галина.

Единственный риск, который заключался в моей маленькой лжи, состоял в том, что неизвестная мне оппонентка могла знать Галочкин голос.

Но удача сегодня была на моей стороне.

— Дело в том, что Виталия Сергеевича нет сейчас дома. Он еще на работе. В офисе, — тактично проинформировала меня собеседница.

— А когда будет?

— Он звонил час тому назад. Обещал приехать к десяти.

— Ах, это очень долго! — театрально воскликнула я. — А вы не могли бы назвать адрес его офиса? Дело срочное.

— Одну минуточку, — ответили мне, и в трубке воцарилась тишина.

Я посмотрела на часы. Времени до десяти еще навалом. Успею повидаться с ним.

— Алло, — снова заговорила трубка.

— Да-да, — откликнулась я.

— Записывайте.

Она продиктовала мне адрес шубинского офиса, а я старательно занесла его в записную книжку.

— Большое вам спасибо, — поблагодарила я. — Извините за беспокойство.

Повесила трубку на рычаг и вернулась к машине. Забралась в салон, включила магнитофон. Музыка расслабляла и практически всегда способствовала благоприятному течению моих мыслей. В данный момент я проигрывала в голове предстоящий разговор с Виталием Сергеевичем. Признаюсь, придумать на ходу довольно правдоподобную версию нашего с ним рандеву оказалось делом не из легких. Ну ничего. То, что я придумала, тоже сойдет. Постараюсь быть убедительной. В случае крайней необходимости начну импровизировать.

Я повернула ключ в замке зажигания. «Фольксваген» отозвался приятным и привычным урчанием.

Итак, сначала предстояло заехать домой. Мне требовалось сменить «окрас». Другими словами, я собиралась изменить свою внешность. Чем черт не шутит. Может, мне еще предстоит столкнуться с Шубиным при иных обстоятельствах чуть позже. Так что пока не следовало раскрывать себя перед ним.

Оказавшись дома в половине девятого, я прямиком направилась к зеркалу и приступила к перевоплощению. Ничего особенного и экстравагантного мне не требовалось, потому я уложилась по минимуму, в двадцать пять минут. Отошла чуть назад и критически осмотрела свое отражение. Неплохо получилось. Из зеркала на меня смотрела разбитная девчонка лет двадцати. Крашеные ярко-рыжие, даже огненные, волосы, брови вразлет, осанка уверенная. Такая должна глянуться Шубину. Тем более при соответствующем поведении с моей стороны.

Оделась я в джинсовую мини-юбку и белую блузку с вызывающим вырезом. Бюст буквально рванулся наружу. Это Виталий Сергеевич тоже оценит как надо.

Ну что ж. Вроде бы все готово. Я подкрасила губы алой помадой и покинула свою обитель. Походка моя, естественно, тоже поменялась под стать образу. Вряд ли кто-нибудь смог бы сейчас узнать в этой дьяволице Женьку Охотникову.

Машину свою брать я не стала. Ее тоже светить ни к чему. Поймала такси и назвала адрес шубинского офиса.

Пока мы на всех парах летели по вечернему городу, основательно погрузившемуся в сумерки, я отслеживала реакцию водителя. Результат превзошел все ожидания. Вместо того, чтобы следить за дорогой, он то и дело косился на вырез моей блузки либо пожирал глазами коленки. У бедняги разве что только слюна не шла.

Я осталась довольна собой.

— Это здесь, — сказал водитель, подруливая к четырнадцатиэтажному зданию.

По его глазам я видела, как он страдает от того, что совместная поездка окончена.

— Большое спасибо, красавчик, — ответила я и, потрепав его густую шевелюру, покинула салон.

Никаких денег я, разумеется, не платила. Надо быть в образе до конца. Впрочем, водитель и не стал их требовать.

Я вошла в здание.

— Куда? — сразу подскочил ко мне с вопросом здоровенный верзила в камуфляжной форме.

— К Виталию Шубину, — беззаботно ответила я.

Он задумался. Еще бы. С одной стороны, такая вульгарная бабенка. Пропусти ее, потом хлопот не оберешься, с другой — страж сего заведения наверняка, знал Виталия Сергеевича и понимал, что не пропустить к нему девушку, которую, возможно, тот ожидает, тоже чревато неприятностями.

— Позвоните ему по внутреннему телефону, — принял он единственно верное решение в подобной ситуации. Молодец! Смышленый малый.

— Какой номер? — все так же развязно вела себя я.

Он назвал мне номер и удалился на свое рабочее место в стеклянный закуток.

Я была готова к такому повороту событий. Подошла к телефонному аппарату и сняла трубку. Набрала номер.

— Да! — откликнулись на другом конце провода. По голосу я сразу определила — Шубин.

Сунула в рот жвачку и, чавкая, произнесла:

— Виталий Сергеевич? Это Марина. Я внизу на проходной. Меня не пускают к вам.

— А кто вы? — помолчав, спросил он.

— А вы меня пропустите, и мы обязательно познакомимся. Лады?

Он засмеялся.

— Хорошо. Позовите к телефону охранника.

Я закрыла трубку рукой и крикнула за стеклянную перегородку:

— Слышь, пятнистый! Поди сюда!

Ошарашенный парень приблизился.

— На! — я протянула ему аппарат. — Тебя.

Он взял трубку.

— Да… Да… Конечно, Виталий Сергеевич… Хорошо, я понял… Да…

Поговорив вот так односложно секунд пять, охранник нажал на рычаг и сказал мне:

— Проходите. Шестой этаж. Шестьсот двенадцатая комната.

Я вильнула задом и направилась к лифту. Нужную комнату на шестом этаже отыскала без труда и вошла без стука.

Виталий Сергеевич Шубин сидел в кресле у окна, чуть сбоку от своего рабочего стола, и курил. Одет он был так же, как и несколько часов назад при нашей встрече в клинике. Значит, дома еще не был.

При моем появлении он встал и, затушив окурок в хрустальной пепельнице, широко улыбнулся, демонстрируя ряд ровных белых зубов.

— Стало быть, вы и есть Марина, — скорее утвердительно, нежели вопросительно произнес он.

— Да, это я, — для убедительности я повернулась вокруг своей оси, давая ему возможность полюбоваться всеми частями моего тела.

— Очень приятно, Мариночка, с вами познакомиться, — Шубин сделал несколько шагов мне навстречу.

— Поверьте, это взаимно, Виталий Сергеевич.

Я извлекла из сумочки пачку сигарет, распечатала ее и, достав одну, закурила.

— Садитесь, — Шубин любезно указала мне рукой на второе кресло, стоявшее по другую сторону стола.

Я не заставила себя ждать. Вальяжно развалилась в нем и закинула одну ногу на другую. При этом моя мини-юбка задралась, обнажая во всей красе литые бедра.

Шубин на секунду залюбовался ими. Затем приблизился и разместился на краешке стола.

— Что привело вас ко мне? — спросил он с интересом.

— Ваша клиника.

— Моя клиника? — переспросил Виталий Сергеевич.

— Я имею в виду «Виту-С», — пояснила я.

— Ах, вот оно что! — улыбнулся он. — В каком же смысле?

— Я была там недавно. Клиника произвела на меня впечатление. Все сделано там на высшем уровне. Одним словом, круто!

Он продолжал улыбаться, внимательно слушая меня.

— Короче, я сейчас без работы. Вы не могли бы мне помочь, Виталий Сергеевич?

— Вы хотите работать в «Вита-С»?

— Да.

— Кем же?

— Да хоть кем. Какая разница.

— А почему именно в «Вита-С»?

— По нескольким причинам, — как можно беспечнее бросила я. — Во-первых, как я вам уже сказала, мне там понравилось. Во-вторых, живу в двух шагах от клиники, а я терпеть не могу подолгу добираться до работы. В-третьих, я наслышана о вас, Виталий Сергеевич, и мне говорили, что вы редко отказываете девушкам в таких просьбах.

— Вот как? — он вскинул вверх брови.

— Да, — кивнула я, с удовольствием наблюдая, как он пялится на мои ноги. — Разве не так?

— Ну, в общем, так, — не спеша произнес он. — Знаете что, давайте-ка мы встретимся с вами завтра в «Вите-С» и тогда уже сможем вести более предметный разговор.

— Но вы не откажете мне? — беспардонно напирала я.

— Думаю, что нет.

— Классно, — глаза мои натурально заблестели от счастья. — А сколько платить будете?

На этом месте разговора он уже не выдержал и откровенно засмеялся.

— Вам не кажется, Мариночка, что об этом еще рано говорить?

— Да, наверное, вы правы, — вынуждена была признать я. — Тогда расскажите мне хотя, кто в этой клинике работает? Какие люди?

— Зачем вам это? — прищурился Шубин.

— Я слышала, например, что главврач вашей клиники — ужасный зануда. Нет?

— Александр Михайлович? Да нет, что вы. Вас, видимо, ввели в заблуждение. Александр Михайлович — прекрасной души человек и, главное, профессиональный хирург. Других таких поискать надо!

Никаких изменений в его лице, когда он говорил о Решетникове, я не заметила. Ну что ж. Это только начало.

— Ну, не знаю. Главврач частной клиники — это все-таки положение. Он не подсиживает вас?

— А это кто вам сказал? — Виталий Сергеевич занервничал.

— Никто, — невинно улыбнулась я. — Это мое предположение.

Шубин расслабился. Глаза его, секунду назад сделавшиеся вдруг стальными и бесцветными, вновь потеплели. Однако я успела заметить, что мой вопрос задел его за живое.

— Ну что вы, Марина! — Виталий Сергеевич опять был само добродушие и очарование. — Александр Михайлович вовсе не такой человек. Он прекрасно осознает истинное положение вещей. Так что незачем ему идти против меня. Как говорится, себе дороже.

— Конечно, я бы тоже не пошла против такого человека, как вы.

Вот тут-то как раз и наступил кульминационный момент нашей беседы. Подогреваемый лестью и видом моих ног в совокупности с полуоткрытым бюстом, Виталий Сергеевич уже собрался было переместиться со стола на подлокотник кресла, в котором я сидела. Не могу сказать, как бы я остановила его поползновения, если бы меня не спасла чистая случайность — в дверь постучали.

— Да! — грубо рявкнул Шубин, недовольный, что его так некстати потревожили. — Войдите!

Дверь в комнату открылась, и мы имели счастье лицезреть Енота. Заметив, что босс не один, он немного стушевался и по этой причине бестолково затоптался на пороге.

— Чего тебе? — зыркнул на него Шубин.

— Я это, босс… Ну, короче, пацаны звонили. Ждут тебя в ресторане. Ну, это, короче, они…

Шубин вздохнул.

— Да, я понял, Енот. Ступай к машине, я сейчас спущусь.

Енот моментально ретировался, а Виталий Сергеевич снова перевел взгляд на меня.

— Извините, Мариночка, — мягко произнес он. — Бизнес, сами понимаете. А это такая штука, которая не терпит отлагательств.

— Я понимаю, — кивнула я.

— Деловые партнеры заждались, — снова, как бы извиняясь, продолжил он. — Давайте все-таки завтра вечером, часиков в восемь, встретимся в клинике и завершим наш разговор. Договорились?

— Лады! — я встала и поправила юбку.

Взгляд Виталия Сергеевича был полон печали, но мне не жалко было его.

Глава 3

На улицу с Виталием Сергеевичем мы спустились вместе. Лифт стал для него еще одним испытанием. Всю дорогу с шестого до первого этажа господин Шубин мучился выбором между мной и встречей с деловыми партнерами, которых Енот назвал просто «пацаны».

Я же изображала полное безразличие и жевала жвачку.

Охранник в стеклянной будке проводил нас долгим пронизывающим взглядом. О чем он думал в этот момент, мне было неведомо.

Мы вышли из здания. Енот уже подогнал к подъезду белоснежный «Мерседес» и, сидя на водительском месте, нервно барабанил пальцами по баранке.

— Боюсь, подвезти я вас не смогу, Мариночка, — с сожалением в голосе произнес Шубин. — Время, знаете ли, поджимает.

— Ничего страшного, — я махнула рукой. — Люблю прогуляться пешком.

Я была уверена, что дело здесь вовсе не во времени. Либо Виталий Сергеевич опасался, что я напрошусь с ним в ресторан на деловую встречу и увижу, что из себя представляют его «деловые партнеры», либо решил, что тесного общения со мной в салоне «Мерседеса» он уж точно не выдержит.

— Завтра в восемь, — напомнил он еще раз, уже забираясь в салон.

— Конечно, — уверила я его в том, что склерозом пока не страдаю.

После этого он укатил восвояси. С одной стороны, я была тому рада, с другой стороны, не так уж много информации мне удалось вытянуть из Шубина за сегодняшний вечер. Но кое-что все-таки было. Не люблю заниматься анализом, однако некоторые вещи наводили на размышления.

Например, что представляет из себя господин Шубин, мне стало окончательно ясно. Его недвусмысленный намек на то, что Решетников, мол, знает свое место и рыпаться ему не имеет смысла, а также таинственные пацаны, ожидавшие Виталия Сергеевича в ресторане, убивали последние сомнения.

Кстати говоря, я еще не представляла себе, как собираюсь вести двойную игру, охраняя с завтрашнего дня Решетникова и встречаясь вечером с Шубиным совершенно в ином образе. Конечно, проще всего было бы начихать на Шубина и ни на какую встречу не ездить, но интуиция подсказывала мне, что выпускать Виталия Сергеевича из-под надзора опасно. Еще тот субчик.

Предаваясь сим мыслям, я поймала такси и поехала домой. Этот водитель ничем не отличался от предыдущего. Я имею в виду, по манере поведения. Но на этот раз я была в совершенно ином настроении, и потому стоило ему только покоситься на мои ноги, как я совершенно беспардонно рявкнула:

— Ну чего пялишься? Цирк, что ли? Вон, на дорогу смотри, понял?

До моего местожительства добрались быстро. На этот раз молча расплатилась с таксистом, и он унесся со скоростью ветра.

Оказавшись в квартире, я немного приуныла. Без тетушки здесь было ужасно тоскливо и как-то неуютно. И тут я ощутила страшное одиночество. Первым делом прошла на кухню сварить себе кофе. Только вдоволь напившись одного из самых лучших напитков мира, стала разгримировываться. Сняла парик, макияж, накладные ресницы и прочее. Сразу исчезла вульгарность, шальной блеск в глазах сменился уверенностью истинной леди, и, к сожалению, очень некстати вернулись годы. Нет, я не жаловалась на свой возраст и никогда не относилась к тем людям, которые считают, что каждый прожитый год неимоверно их старит. Но с другой стороны, жаль, конечно, что мне не двадцать. Прекрасный возраст. По себе помню.

Я направилась в душ и с удовольствием подставила тело под упругую, теплую струю воды.

Все-таки неспроста я была столь раздражена утром. День выдался отвратительный, полный негативных эмоций. Одно знакомство с Решетниковым чего стоило. Несмотря на то что скорее всего доктору суждено стать моим очередным клиентом, он по-прежнему не вызывал у меня симпатий. Если Шубин решил прикончить его, в этом нет ничего удивительного. Они оба одного поля ягоды. Разница лишь в том, что один летает повыше.

Я вытерлась полотенцем и босиком прошла в свою комнату. Хватит думать о работе, Женька. Пора на боковую. Как говорится в русских народных сказках, утро вечера мудренее.

Однако отключиться от невеселых мыслей не получилось. Сон не принес мне желаемого результата. Всю ночь донимали кошмары. То снилось искаженное страхом и паникой лицо Александра Михайловича. Он цеплялся за меня скрюченными пальцами и умолял спасти от неминуемой гибели, разрывая при этом в клочья мою одежду. То появлялся усмехающийся Шубин и беззастенчиво принимался лапать меня, называя при этом Галочкой. Из его глотки вырывался сатанинский смех, и этот смех был ужаснее всего. А уже под самое утро явился Енот. Этот ничего не говорил, ни о чем не просил, не смеялся. Он просто молча сграбастал меня своими огромными ручищами и начал давить.

Я проснулась. Шесть часов утра. Что ж, как раз вовремя. И Енот не успел ничего со мной сделать. Я поднялась с постели. Поехать в клинику «Вита-С» я решила пораньше. Прежде чем забрать тетю домой, хотелось переговорить с Решетниковым.

Все приготовления, включая завтрак и утренний марафет, заняли у меня часа два, и в начале девятого я уже катила на своем «Фольксвагене» по направлению к шубинской собственности.

На месте Галочки сидела совсем другая девушка. Не такая симпатичная, но, по-моему, куда серьезнее относящаяся к своей работе, да и вообще к медицине в целом.

— Здравствуйте, — вежливо произнесла я. — Скажите, доктор Решетников уже приехал?

— Пока нет, — девушка деловито поправила очки на переносице. — Он приходит на работу в половине десятого.

— Вы не будете возражать, если я подожду его?

— Нет, конечно.

Я опустилась на тот же диванчик, что и вчера, и на сей раз решила посмотреть журналы. Девушка, нисколько не обращая на меня внимания, вновь защелкала клавиатурой компьютера.

Но стоило только мне удобно расположиться и раскрыть первый попавшийся под руку журнал, как входная дверь отворилась и в приемную вошла еще одна девушка. В первый момент мне даже показалось, что она сошла с обложки того самого журнала мод, который я держала в руках. Она была очаровательна.

Длинные прямые волосы обрамляли круглое личико и падали ей на плечи. Чуть вздернутый носик, голубые глаза и тонкие изумительной формы губы. Одета она была в облегающее зеленое платье, подчеркивающее все достоинства фигуры.

Каким-то внутренним чутьем я ощутила, что передо мной и есть Людмила Венская, о которой вчера так хорошо отзывался доктор. И не ошиблась.

— Доброе утро, Людмила Борисовна, — лучезарно улыбнулась очкастая регистраторша, завидев пришедшую.

— Здравствуй, Ира, — небрежно бросила Венская и направилась к лестнице на второй этаж.

Я решила не терять время понапрасну.

— Людмила Борисовна! — окликнула ее.

Венская обернулась.

— Да.

— Здравствуйте. Я племянница Александра Михайловича. Только что приехала. Вот сижу дожидаюсь его, а он, оказывается, все такой же пунктуальный, как и раньше. Можно я с вами поднимусь? Заодно и познакомимся. Дядя Саша много рассказывал о вас.

Во время этой тирады Людмила внимательно изучала меня.

— Ну что ж, пойдемте, — вымолвила наконец.

Надо же. Соизволила.

Я последовала за Венской, и вскоре мы очутились на втором этаже. Пройдя по коридору, Людмила остановилась возле двери с надписью «Главврач», достала из кармана ключ и открыла ее.

— Входите, — любезно пропустила меня вперед.

Ведет себя, как хозяйка. Ну и люди окружают доктора Решетникова. Что Шубин, что вот она. Мрак! Неудивительно, что он такой закомплексованный.

— Садитесь, — Венская указала мне на кресло и добавила: — Александр Михайлович скоро будет.

— Я бы хотела пока поговорить с вами.

— Со мной? — она вскинула брови. — О чем?

— Видите ли, — я приняла совершенно невинный вид. — Меня и маму в последнее время очень беспокоит дядя Саша. Какой-то он стал не такой. Понимаете?

— На эту тему вам лучше поговорить с его женой. — Подобной незамысловатой фразой она, видимо, рассчитывала отделаться от меня. Но госпожа Венская плохо знала Женьку Охотникову.

— А я думаю, что никто не может знать дядю Сашу лучше, чем человек, работающий с ним рука об руку. Согласитесь, со своей женой он видится куда реже, нежели с вами. Да и не тот человек — жена, с которым станешь откровенничать.

— Со мной Александр Михайлович тоже не откровенничает, — продолжала она отпираться.

— И все-таки давайте пообщаемся.

— Но меня ждет работа. — Видимо, это был ее последний аргумент.

— Я не отниму у вас много времени. — Расположить к себе Венскую в первую минуту общения мне не удалось, потому я кардинально изменила тактику разговора с ней.

— Хорошо, — сдалась наконец Людмила. — Только переоденусь.

— Да конечно, конечно, — я улыбнулась.

Бездушная красавица, как успела уже окрестить ее про себя я, скрылась в соседней комнате. Не теряя времени даром, я осмотрелась. Чистота и стерильность. Не знаю, был ли Александр Михайлович страстным поклонником порядка во всем, в том числе и в убранстве своего кабинета, или это целиком Людочкина заслуга. Приглядевшись повнимательнее, я склонилась ко второму варианту, так как помимо чистоты отметила и другую особенность. Кабинет был довольно миленько обставлен. Каждая вещь занимала свое строго определенное место. Мужчины на такое не способны, какими бы педантами они себя ни мнили.

Людмила вернулась минут через пятнадцать. Она была уже в своей привычной униформе, то есть в белом халате и шапочке, но ее это нисколько не портило. Красоту, как говорится, ни-чем не испортишь.

— Я слушаю вас, — она уселась напротив.

— Ну зачем же так официально, — рассмеялась я. — Мы ведь не в прокуратуре. Слушайте, а давайте мы с вами перейдем на «ты»? Меня зовут Женя.

— А меня Люда, — медленно произнесла она.

Я добилась своего. Мне удалось-таки вышибить почву из-под ее ног. Такие резкие повороты общения завели Венскую в тупик.

— Вот и чудесно! — я подмигнула ей. — Ну а теперь давай рассказывай!

— Что? — не поняла она.

— Рассказывай-рассказывай, — я продолжала хитро улыбаться.

— В каком смысле?

— Ну что у тебя было с дядей Сашей?

Это оказалось для нее полным нокаутом.

— С чего ты взяла, что у меня с ним что-то было? — вскинулась она.

Однако по шальной искорке в ее глазах я успела заметить, что попала в самое «яблочко». Теперь можно и блефовать.

— А то ты думаешь, он не рассказывал мне, да?

Крыть ей было нечем.

— Ты замужем? — продолжила меж тем я.

— Нет.

— А что ж тогда происходит? Что дядя Саша такой понурый в последнее время? Будто жизнью недоволен.

И тут ее прорвало.

— Да задавили его уже все.

— Кто все? — тут же ухватилась я.

— Жена, коллеги, Шубин тот же.

— А что Шубин? Ему чего надо?

— Ты с ним знакома? — насторожилась Венская.

— Только со слов дяди Саши, — сразу же открестилась я от Виталия Сергеевича.

— Сволочь он, — многозначительно изрекла Людмила. — Очень порядочная, надо заметить, сволочь.

— Почему? — я продолжала ненавязчиво подбрасывать вопросы.

— Потому что привык чувствовать себя хозяином жизни. А все остальное люди для него — мусор.

— А чем он задавил дядю Сашу?

— Точно не могу сказать, — поникла Венская. — Шубин иногда приезжает сюда. Они о чем-то говорят с Сашей, и я несколько раз замечала, что после этих разговоров Саша становится замкнутым, рассеянным, даже каким-то нервным.

— Вот-вот, нервным, — подхватила я. — Именно это меня и беспокоит. Ты случайно не знаешь, Люда, ему не угрожали в последнее время?

Глаза Венской округлились от удивления.

— Насколько мне известно, нет, — подумав, ответила она.

— А кто из коллег задавил дядю Сашу? — сменила я тему.

— Что? — переспросила она.

— Ты говорила, что коллеги тоже задавили его. А кто именно?

— Да все.

— То есть как все?

— А так. Сашу не любят здесь, — выдала Людмила очередную новость. — Скорее всего завидуют. Он очень опытный хирург. Даже Шубин это осознает, несмотря ни на что. А врачи, как мне кажется, самый завистливый народ, ну вот и старается каждый подложить Саше свинью. Да что за примерами далеко ходить, — встрепенулась Венская. — Не так давно молодой врач поступил к нам на работу. Сопляк еще. Молоко на губах не обсохло, а туда же. Так и норовит Саше палки в колеса вставить.

— Это еще кто такой? — заинтересовалась я.

— Алябьев Антон.

— Молодой, говоришь?

— Точно. Юнец совсем.

— И что же он вытворяет?

К сожалению, мне не удалось ничего узнать о поступках молодого врача Алябьева, потому как в этот момент дверь распахнулась, и в кабинете возник сам Решетников.

Увидев меня, Александр Михайлович очень удивился и уже раскрыл рот, дабы выразить это свое изумление. Нельзя было терять ни секунды. Я моментально вскочила с кресла и с криком: «Дядя Саша!» — бросилась ему на шею.

Решетников оторопел.

— Надеюсь, вы не забыли о нашем уговоре? — шепнула тихо ему на ухо. — Я ваша племянница, — и уже громко добавила, слегка отстраняясь от него: — Не ожидали?

К чести Александра Михайловича надо заметить, что сориентировался он мгновенно.

— Женька! — завопил что есть мочи, и мы вновь нырнули в объятия друг друга. — А что так рано?

Надо же. Ему бы в актеры идти, а не в хирурги.

— Ну знаешь ли, — я обиженно надула губки. — Я, понимаешь, тороплюсь, спешу увидеться с ним, а он говорит: «Что так рано?»

Я даже обернулась к Венской, как бы призывая ее в свидетельницы бестактного поведения своего дяди.

— Прости, — потупился Решетников. — Не то я ляпнул.

— Вот именно, — я улыбнулась, давая понять, что простила его.

— Я, пожалуй, пойду, Александр Михайлович, — подала голос Людмила, вставая.

— Да-да, конечно, — Решетников вновь стал самим собой. — Идите работайте, Людочка.

Венская выплыла из комнаты, подобно царевне-лебеди, и мы остались с Александром Михайловичем наедине.

— Значит, вы уже здесь, — констатировал Решетников, прикрывая дверь за своей медсестрой.

— Совершенно верно. Как вам спалось, Александр Михайлович?

— Плохо, — он плюхнулся в кресло, в котором до этого сидела я.

— Что так?

— Меня мучили кошмары.

— Представьте себе, меня тоже, — призналась я.

— А вас-то почему? — искренне изумился он.

— Вчера я навещала господина Шубина. Инкогнито, разумеется.

— Шубина? — Александр Михайлович весь как бы подобрался. — Зачем?

— Хотелось заранее знать, что он за человек.

— И каково же ваше мнение?

— Признаюсь, он не вызвал моих симпатий.

— Я так и думал. — Решетников достал сигареты и закурил.

Я выдержала паузу минуты в две, наблюдая за тем, как интенсивно он впитывает в себя никотин, и спросила:

— Почему?

Мой вопрос прозвучал очень неожиданно.

— Что почему? — Решетников поднял на меня глаза.

— Почему вы так и думали? — пояснила я.

Он наморщил лоб, пытаясь осмыслить мой вопрос, и, поняв наконец, в чем дело, ответил:

— Как ни странно, этот тип ни у кого не вызывает симпатий.

— Вот как?

— Да. Так вы беретесь меня охранять? — резко сменил он тему.

— Кажется, я еще вчера сказала, что берусь. А отказываться от своих слов не люблю. Но только после того, как отвезу домой тетю.

— Ну разумеется. — Александр Михайлович заметно повеселел. — Хотите забрать ее уже сейчас?

— А можно?

— Конечно. С ней очень скоро все будет в полном порядке. Я сейчас только отдам распоряжение о ее выписке.

Решетников энергично поднялся с кресла, но отдать каких-либо распоряжений не успел.

В ту секунду, как он оторвался от сиденья и встал во весь рост, я заметила, как в одном из окон здания напротив что-то блеснуло. Вариантов могло быть много, но я не собиралась рисковать и обдумывать, какой из них наиболее вероятен. В такие моменты всегда предполагаю самое страшное и ошибаюсь редко. Я рыбкой нырнула к ногам Решетникова и, схватив его за ботинки, резко дернула на себя. Он плюхнулся в кресло, и в тот же миг оконное стекло разлетелось вдребезги. Я снова потянула доктора на себя, и он растянулся на полу рядом.

— Лежите и ни в коем случае не поднимайтесь, — прошипела я.

Он закивал головой.

Я вытащила из-за пазухи револьвер и откатилась к двери. Не отрываясь от пола, толкнула ее, распахивая настежь, и, кувырнувшись через голову, оказалась в коридоре.

Здесь уже можно было и подняться. Сжимая рукоятку оружия, я побежала к лестнице. На ходу, не теряя времени даром, старалась просчитать, из какого же окна произвел свой выстрел неизвестный киллер.

Однако пока эти расчеты не пригодились. Стоило мне выскочить на улицу и обогнуть здание «Вита-С», как я сразу увидела знакомый «жигуль» салатного цвета, резво отъехавший от обочины. Номера у машины по-прежнему отсутствовали, но на этот раз в салоне сидел только водитель.

Как говорится, в данной ситуации промедление смерти подобно. Я решила не медлить ни в коем случае. Бегом вернулась к своему «Фольксвагену» и, бросив револьвер на соседнее сиденье, рванула машину с места. «Жигуль» уже маячил далеко впереди. Но отчаиваться не в моих принципах. Вдавив акселератор в пол, бросилась за ним вдогонку.

Мозг мой лихорадочно работал. Самое неприятное во всей этой истории, думала я, было то, что мне по-глупому удалось засветиться перед этим сукиным сыном. Вряд ли он такой дурак, что верит в совпадения. Вчера я была в машине с Решетниковым, и преследуемый сейчас мною парень скорее всего не успел забыть меня, если вчера раcсмотрел. А сегодня, пока я беседовала с Венской в кабинете Александра Михайловича до его прихода, киллер успел прекрасно разглядеть мою персону через оптический прицел. Так что он теперь вряд ли поверит в то, что я племянница Решетникова. Ну и дура же ты, Женька! Могла бы для образа племянницы и имидж поменять, и внешность. Так нет же, поленилась. Впрочем, не поленилась, а просто не подумала, не посчитала нужным. Молодец! Поздравляю! Теперь ты полностью раскрыта. Жди сюрпризов.

«Да ладно, какие сюрпризы, — тут же одернула я себя. — Сейчас догоню этого стрелка и шею намылю».

Но стоило мне только подумать об этом, как я его потеряла. Да-да, именно потеряла. Причем совершенно неожиданно для себя. Я почти нагнала его перед очередным поворотом. Между нами оставалась какая-нибудь сотня метров. И тут он свернул. Я следом за ним. И все. «Жигуленок» как испарился.

Я ударила по тормозам. Вот невезуха. Тоже мне профессионал, называется.

К сожалению, как ни крути, а погоня для меня закончилась. Придется вернуться в клинику ни с чем.

Я печально взглянула на свой револьвер, сиротливо лежащий на соседнем сиденье. Прости, мой друг, но никаких перестрелок не будет. Ни перестрелок, ни поимок преступников, ни наград за их обезвреживание. Ничего не будет.

Я развернула машину на сто восемьдесят градусов и поехала обратно. Увы, уже не так резво. Подъехав к клинике, решила сперва наведаться в домик напротив. В тот самый, из которого стреляли. Вычислить квартиру, из которой выстрелил киллер, мне не составило труда. Замок на двери квартиры был хлипкий, и я без особых усилий вскрыла его при помощи перочинного ножа. Смело шагнула за порог. В нос мне моментально ударил затхлый воздух. Без сомнения, в квартире никто не жил, и, естественно, делать здесь уборку кому-либо не было надобности.

Я прошла в единственную комнату и, перешагивая через хлам, приблизилась к окну.

То, что я увидела, навело меня на мысль, что киллер не был профессионалом. Или, кто знает, может, у него такой стиль?

На подоконнике примостилась винтовка Драгунова с оптическим прицелом. Сомневаться в том, что выстрел в Решетникова, к счастью, не достигший цели, был произведен именно из этого оружия, мне даже не пришло в голову.

Я надела перчатки и аккуратно взяла винтовку в руки. Приятная вещица. К слову сказать, насилие как таковое я не любила, впрочем, как и все связанное с ним, в том числе и оружие. Но конструкторы вроде Драгунова невольно вызывали у меня восхищение.

Подняла винтовку на уровень глаз и заглянула в прицел. Весь кабинет Александра Михайловича лежал как на ладони. Рассмотреть можно было каждый его уголок. Очень удачный ракурс.

Оглядевшись повнимательнее, я обратила внимание, что никаких других следов после себя преступник не оставил. Во всяком случае, видимых.

Интереса ради я заглянула еще и в малогабаритную кухоньку, располагавшуюся по соседству с захламленной комнатой. Здесь царил еще больший кавардак. Зайти в кухню было невозможно из-за завала у самого порога.

Отсюда я сделала вывод, что киллер не распивал тут чаи в ожидании прихода своей жертвы. Квартирка была разовая. Не удивлюсь, если водитель салатных «Жигулей» и сам узнал о ней несколько часов назад. Вот только от кого? На этот вопрос пока, к сожалению, у меня не было ответа.

Спустившись вниз на улицу, я огляделась. Ничего подозрительного в округе больше не наблюдалось. Забралась в салон автомобиля и, объехав вокруг «Вита-С», припарковала «Фольксваген» на уже ставшем мне родным месте.

Настроение было хуже некуда. Мало того, что я была раскрыта как телохранитель доктора, мало того, что упустила человека, совершившего очередное покушение на моего клиента, так я еще и все больше убеждалась, что у неизвестных мне недоброжелателей Решетникова намерения очень серьезные. Каждое последующее покушение не заставляет ждать себя слишком долго.

К моему великому удивлению, доктор Решетников так и лежал на полу своего кабинета в той же позе, в какой я его оставила. Мне даже стало боязно, не случилось ли у него от страха разрыва сердца.

— С вами все в порядке, доктор? — присела возле него на корточки.

— Да, — он поднял голову. — А с вами?

Его вопрос проигнорировала. Не стану же я жаловаться клиенту на свое скверное настроение.

— Вы чего на полу-то до сих пор лежите?

— Так вы же сами сказали, — ответил он.

— Что сказала?

— Не подниматься ни в коем случае.

— Разве? — удивилась я.

— Да. — Решетников заморгал глазами.

— Ладно, — я отошла к окну. — Опасность миновала, так что теперь можете вставать.

— Точно? — усомнился он.

— Точно, точно. Вставайте.

Александр Михайлович не спеша поднялся с пола и отряхнул брюки от несуществующей пыли. Полы, как и все остальное в кабинете, блестели от чистоты.

— Кто же это стрелял? — Он подошел ко мне и принялся зачем-то изучать осколки стекла на подоконнике.

— Тот же, кто и вчера, — сухо ответила я. — И скорее всего тот же, кто взорвал вашу машину.

— Вы его видели? — то ли обрадовался, то ли просто заинтересовался Решетников.

— Только машину. «Жигули» шестой модели салатного цвета.

— Те самые? — для уверенности переспросил он.

— Те самые, — наконец повернулась к нему лицом. — Вы уверены, что не знаете, кто это?

— Уверяю вас, нет.

Глаза у Решетникова в этот момент выглядели очень честными, и у меня не было оснований не верить ему.

— Значит, так, Александр Михайлович, я активно включилась в работу. С сегодняшнего дня вы мой клиент, а я ваш телохранитель, и потому никаких резких необдуманных движений вы больше не делаете. Договорились?

— Да.

— Вот и хорошо. Надеюсь, вы это твердо усвоите. А теперь идите за моей тетей. Мне не терпится поскорее заключить ее в свои объятия.

— Да, конечно, — виновато промямлил Решетников и удалился с несвойственной для его возраста поспешностью.

Оставшись одна, снова впала в раздумья. Оставлять Решетникова без присмотра теперь, на мой взгляд, было опасно. Однако я не любила ситуации, в которых выстрела ожидаешь неизвестно откуда. В этом случае предотвратить его сложнее вдвойне. Необходимо очертить хотя бы предположительный круг людей, которые могли бы желать смерти Решетникову. А как это сделать, находясь неотлучно при его персоне? Сложная задача. Ну да ничего, справимся. Впервой ли мне?

За этими мыслями и застали меня вернувшийся Решетников и любимая тетя Мила. Тетушка слега прихрамывала: видимо, еще давала о себе знать боль в ноге, но, в общем-то, передвигалась уверенно.

— Женечка! Наконец-то! — встретила она меня подобным восклицанием.

— Извини, тетя, раньше не могла, да и доктор не советовал, — моментально переложила я всю ответственность на Александра Михайловича.

— Да, — кивнул он. — Но теперь больше нет причин удерживать вас здесь, и потому вы можете отправляться домой.

— Вы тоже поедете с нами, — поставила я в известность доктора.

— Но я не могу. У меня работа, — запротестовал он.

— Исключено, — отрезала я. — Никакой работы. Во всяком случае, на сегодня. Нам с вами необходимо составить план действий.

Пока мы с Решетниковым таким образом препирались, тетя смотрела то на него, то на меня, совершенно не понимая, о чем идет речь. Я решила не испытывать ее терпение.

— Тетя, позволь представить тебе доктора Решетникова.

— Вообще-то мы уже знакомы, Женечка, — тактично ответила она, видимо, соображая, все ли у меня в порядке с головой.

— Ты не дослушала меня, дорогая тетушка, — улыбнулась я. — Я хотела сказать, позволь представить тебе доктора Решетникова, как моего очередного клиента. С сегодняшнего дня я охраняю его, — и прежде чем тетя успела что-либо спросить, добавила: — И поэтому, как только ты окажешься дома, я перееду к нему.

— Хорошо, — в вопросах о моей работе тетя Мила всегда была очень покладиста. — Надеюсь, ничего страшного, доктор? — добавила она, уже обращаясь к Решетникову.

Он замялся, но я вовремя пришла ему на выручку.

— Все будет отлично, тетя. Поверь мне.

Ее такой ответ вполне устроил, и мы трое, не углубляясь в дальнейшие дебаты, спустились к моей машине.

Первым делом по заранее оговоренному маршруту мы направились к нашему дому. Прежде чем сосредоточиться на деле окончательно, я торопилась уложить тетушку в кровать. Хотя она всю дорогу убеждала меня, что постельный режим ей уже совсем ни к чему, мне не хотелось вновь рисковать ее здоровьем. Что же касается доктора Решетникова, расположившегося на заднем сидениье, то он, несмотря на свой врачебный статус, в наши споры не вклинивался и вообще за всю дорогу не проронил ни слова.

Такой же молчаливый он остался в «Фольксвагене», когда я отправилась с тетей вверх по лестнице.

У меня так и не получилось переубедить ее, и в постель тетушка все-таки упрямо не легла. В конце концов я махнула на нее рукой, собрала все, что, как считала, пригодится в предстоящей работе, поцеловала свою обожаемую тетушку в щечку и покинула квартиру.

— Не спите, Александр Михайлович, — подойдя к машине, я постучала ему в заднее стекло. — Замерзнете.

— Я не сплю, — откликнулся он.

Да, чувства юмора у него не прибавилось. Во всем любит конкретику. Молодец!

Я села за руль, но прежде чем успела повернуть ключ в замке зажигания, Александр Михайлович слегка дотронулся до моего плеча. Я обернулась. Доктор был явно подавлен.

— Скажите, Женя, все будет хорошо?

— Конечно, — я открыто улыбнулась ему. — Расслабьтесь, доктор. Мы еще зададим перцу вашим врагам.

Неважно, считала я так в тот момент или нет. Но клиента стоило подбодрить.

Глава 4

Всю дорогу до решетниковского особняка нас сопровождало гробовое молчание. Я следила за дорогой и поглядывала в зеркальце заднего обзора. В общем, полностью включилась в рутинную работу. Никаких хвостов за нами не наблюдалось, видимых опасностей или попыток покушения тоже, а что касается старых знакомых на «жигуленке», так те и подавно носа не казали. Обмозговывают новую стратегию, не иначе. Ну что ж. Я тоже буду готова к встрече с вами, дорогие мои друзья.

О чем в это время думал Александр Михайлович, сказать не могу, но он упорно молчал, а я с разговорами не навязывалась. Обсудить все интересующие меня моменты и навязать ему кое-какие условия я решила по приезде. В спокойной домашней обстановке.

Лишь когда мы подкатили к черному ходу в его обитель, я спросила:

— Вы живете только вдвоем с супругой?

— Да, — ответил он и хотел было выйти из машины, но я остановила его.

— Сидите пока.

Я покинула «Фольксваген» первой. Приблизилась к особняку и проверила вероятность засад. Здесь они исключались. Парадный вход и его окрестности решила осмотреть позже. Каких-либо подозрительных предметов на земле, которые могли бы содержать взрывчатые вещества, я не обнаружила. Вернулась к машине и сказала Решетникову:

— Выходите.

Он вылез из машины. Волосы всклокочены, взгляд напуганный.

— Ну что там?

— Ничего, — успокоила я его. — Но запомните, Александр Михайлович, подобную процедуру я собираюсь проделывать каждый раз, когда мы будем входить в дом и выходить из него. И попрошу вас не выскакивать раньше, чем я закончу. Если, конечно, хотите остаться в живых, — многозначительно завершила я.

— Я все понял, — вид у Решетникова был такой, что, прикажи я ему сейчас сигануть с крыши, он проделал бы это не задумываясь.

Что ж. Такое добросовестное отношение к делу со стороны клиента уже какой-то определенный залог успеха.

— Ну и прекрасно, — улыбнулась я. — Ну что же вы встали? Принимайте гостью.

— Ах да, — спохватился он. — Пойдемте.

Следуя за Александром Михайловичем, вскоре я оказалась внутри дома. Честно говоря, черный ход мало чем отличался от парадного. Во всяком случае, войдя в него, мы сразу же очутились в гостиной. Обставлена она была со вкусом. Дорогой интерьер, предметы антиквариата, хрустальная люстра под высоким потолком — все говорило о том, что супруги Решетниковы к бедному сословию нашего российского населения не относились.

Огромная лестница, ведущая на второй этаж, была сделана из самого лучшего дерева, какое только можно найти, и покрыта красивой ковровой дорожкой веселенькой расцветочки.

— Добро пожаловать, — Александр Михайлович обвел все это рукой и, галантно взяв мою сумку, добавил: — Прошу располагаться. Это гостиная. Для сна я выделю вам одну из комнат на втором этаже. Хотите подняться прямо сейчас?

— Нет, пока не стоит, — я забрала обратно свою сумку. — Спать я пока не собираюсь, а расположить вещи успею всегда.

— Как знаете.

Дома Решетников стал совсем другим. В нем появилась некоторая вальяжность с едва заметной ленцой. Хотя он мог расслабиться и потому, что теперь находится под охраной.

Я не спеша прошлась по всему периметру гостиной. Шикарно. Другого слова не подберешь.

Невольно задержалась у телевизора с внушительной диагональю. Заинтересовал меня, правда, не он. По соседству с телегигантом на полочках располагалась разнообразная коллекция видеокассет. Меня это порадовало. Видео всегда было одной из моих слабостей. Значит, в часы досуга, находясь на охране Александра Михайловича, скучать мне не придется. Опытным взглядом киноманки я моментально разглядела несколько названий фильмов, которые с удовольствием посмотрела бы прямо сейчас.

Решетников тем временем приблизился к бару и извлек оттуда бутылку сухого мартини.

— Не желаете? — спросил он меня.

Я обернулась.

— Нет, спасибо. Если можно, кофе.

Александр Михайлович понятливо кивнул, откупорил мартини, налил себе фужер и залпом осушил его.

— А я выпью, — сообщил он запоздало.

— Пожалуйста, пожалуйста, не стесняйтесь. От того, что я здесь, вам необязательно менять свои привычки. Живите обычной жизнью, Александр Михайлович.

— Вообще-то я не пью, — попытался оправдаться он. — Просто это стресс. Сами понимаете.

— Понимаю, — вежливо ответила я. — Так как насчет кофе? Вас не затруднит?

— Один момент.

Александр Михайлович повторил проделанную ранее процедуру с мартини и удалился в боковую дверь. Я предположила, что там, видимо, находится кухня.

Помимо коллекции видеофильмов, на стенах в гостиной у Решетникова все же преобладала живопись. Признаться, я не страстный поклонник этого вида искусства, однако некоторые из картин меня заинтересовали. Я подошла к одной, висевшей рядом с диваном. Странно. Никогда не видела таких. Я приблизилась к полотну, желая разглядеть автограф мастера, кисти которого принадлежало произведение, но в этот момент за моей спиной раздался голос:

— Интересуетесь живописью?

Я резко обернулась. У основания огромной лестницы стояла женщина в домашнем шелковом халате синего цвета и тапочках на босу ногу. Она была сравнительно молода. На вид от силы лет тридцать. Хороша собой, идеально сложена, и, главное, в ней было что-то притягательное. Пока, с первого взгляда, я не могла сказать, что именно, но что-то, бесспорно, было. Какая-то изюминка.

— Не то чтобы очень, — ответила я и пошла ей навстречу. — Если не ошибаюсь, госпожа Решетникова?

— Не ошибаетесь, — женщина протянула мне руку. — Анна Леонидовна, можно просто Аня.

— Очень приятно. Женя, — я пожала ее ладонь, заметив при этом, что кожа у жены Александра Михайловича очень мягкая, напоминающая вату.

— Вы телохранительница Саши, насколько я понимаю? — Ее огромные, широко распахнутые глаза смотрели мне в переносицу.

— Да, Александр Михайлович нанял меня. Дело в том…

Но ей это было неинтересно. Она прошла мимо и встала возле той картины, у которой застала меня.

— Вам понравилось? — спросила Анна.

— Простите, что именно?

— Картина.

— В общем-то да, — ответила я, но не потому, что испытывала какие-то чувства к картине, а только для поддержания беседы. Похоже, Решетникова была женщиной со странностями.

— А по-моему, это не очень удачная работа, — изрекла она и, оторвавшись наконец от произведения искусства, уселась на диван.

Чертовщина какая-то! Еще одна загадочная личность возле моего клиента. Неужели возле него нет ни одного нормального человека? Все с какими-нибудь странностями.

В этот момент в гостиную вернулся доктор. В руках он нес две чашки с кофе.

— Добрый день, дорогая! — поприветствовал он свою супругу.

— Здравствуй, Саша, — не поворачиваясь к нему, откликнулась она. — Что так рано?

Вместо Решетникова ответить решила я.

— Это была моя идея уехать так рано из клиники.

— Зачем? — поинтересовалась она.

— Нам необходимо кое-что обсудить, — пояснила я. — К вам, кстати, это тоже относится.

— Ко мне? — удивилась Анна. — А ко мне-то почему?

— Кое-какие ваши действия мне придется тоже ограничить. Но только по минимуму, — сразу успокоила я ее.

— Я вас слушаю, — Анна откинулась на спинку дивана и закатила глаза.

Точно чокнутая.

Я не спеша придвинула кресло к маленькому журнальному столику, на который Решетников уже успел поставить кофе, села и взяла в руки чашку. Сделала маленький глоток. Александр Михайлович последовал моему примеру.

— Отличный кофе, — резюмировала я. — Спасибо, доктор.

Сделав еще несколько глотков, я приступила к разговору.

— Значит, так. Сначала о том, что относится к вам обоим. Вы меня слышите, Аня? — окликнула я госпожу Решетникову, видя, что та так и не размежила век.

— Она слышит, — уверил меня Александр Михайлович.

— Вы не открываете никому дверь до тех пор, пока я не удостоверюсь, кто за ней. О любых телефонных звонках, когда будут спрашивать Александра Михайловича, ставить меня в известность. И наконец, как бы это ни было обидно для вас, Анна, я буду пробовать все, что вы приготовите, прежде чем Александр Михайлович сядет за стол. Процедура эта необходима по той причине, что я как непосредственный телохранитель доктора, не исключаю из-под подозрения никого. Даже вас. Надеюсь, вы не обиделись?

Она опять никак не отреагировала.

— Готовлю я сам, — тихо произнес Решетников, то ли извиняясь передо мной, то ли стесняясь этого факта. Во всяком случае, таким был его тон.

— Ах, вот оно что! — подивилась я. — Понятно.

На этом моменте разговора Анна наконец открыла глаза и спросила:

— Это все?

— Для вас да, — ответила я.

— В таком случае я пойду наверх. Меня ждет работа. — С этими словами она поднялась.

— Конечно, дорогая, — Решетников тоже оторвался от кресла и проводил ее до лестницы.

Ступив на первую ступеньку, она обернулась.

— Надеюсь, еще увидимся, Женя, — сказала она вполголоса. — Приятно было с вами познакомиться.

— Взаимно, — заверила я и вновь вернула свое внимание к кофе.

Александр Михайлович внимательно проследил за тем, как его благоверная поднялась по лестнице, и лишь после того, как она скрылась из виду, вернулся в мое общество.

— Что за работа ее ждет? — бестактно поинтересовалась я.

— Она художница.

— Кто?

— Художница.

Я молча перевела взгляд на картину, о которой недавно мы беседовали с Анной.

— А это случайно не ее творение? — спросила у Решетникова, хотя заранее знала ответ.

Александр Михайлович проследил за моим взглядом и подтвердил:

— Ее. Впрочем, как и большинство других.

Он сделал широкий жест рукой.

А, ну теперь понятно, почему некоторые полотна показались мне странными и незнакомыми.

— У вас довольно экстравагантная жена, Александр Михайлович, — заметила я.

— Многие считают ее странной, — кивнул он.

— А вы?

— Я — нет. Понимаете, она — человек искусства. Такие личности всегда находятся в творческом полете. Им не до наших мирских забот.

— Может, в чем-то вы и правы, — почти согласилась я. До того он был убедителен в этот момент.

— Конечно, прав, — Решетников даже повеселел. Наверное, раньше никто не соглашался с его мнением.

— Ну хорошо, — я отставила в сторону пустую чашку. — Оставим в покое вашу жену и вернемся к нашим баранам.

— К чему, простите? — переспросил он.

— Ну, к возникшей проблеме. У меня есть указания и для вас лично.

— Какие?

— Во-первых, не подходите близко к окнам ни здесь, ни в клинике. Во-вторых, то, что я уже говорила ранее. Никакой самодеятельности. Сперва все хорошенько проверяю я, затем уж выходите вы.

— Это я уже усвоил, — улыбнулся он.

— Увидим. В-третьих, — продолжила я, — мы будем ездить в клинику вместе и, если того потребуют обстоятельства, возвращаться домой тогда, когда я сочту нужным.

— Так я могу лишиться работы, — тактично напомнил Решетников.

— А иначе вы можете лишиться головы, — парировала я. Может, несколько жестоко, но ничего, для его же пользы.

— Хорошо, — потупился он.

— Вопросы будете решать по телефону, — я попыталась слегка утешить его. — В-четвертых, вы должны пообещать слушаться меня во всем, что касается вашей безопасности.

— Это я готов.

— Прекрасно. И, в-пятых, мне скорее всего изредка придется оставлять вас для пользы дела. Разумеется, если буду полностью уверена в вашей недосягаемости для бандитов на тот момент.

— А для какого дела? — отважился он на вопрос.

— Ну вы же хотите, чтобы я выяснила, откуда ветер дует? Или нет?

— Хочу, — сразу ответил он.

— Вот видите. Только, предупреждаю, это потребует дополнительной оплаты.

— Конечно. Я заплачу, сколько захотите.

— Сколько захочу не надо, — улыбнулась я. — Это слишком много. Давайте только по тарифу.

Не знаю, понял ли он в этот раз мою шутку или как обычно. Мне это выяснить не удалось. Во входную дверь пронзительно позвонили.

Александр Михайлович тут же собрался вскочить и кинуться к двери, но я остановила его.

— Вы, кажется, забыли, о чем мы с вами договаривались, доктор.

— Да-да, конечно. Но это, наверное, Костя. Он должен был приехать ко мне в клинику сегодня. А ему сказали, что я поехал домой.

— А вот это мы сейчас и проверим.

Я поднялась с кресла и подошла к двери.

— Кто там? — спросила осторожно, нащупав рукой в кармане револьвер.

— Наполеон Бонапарт. Император Франции. А вы кто?

Странно, но я даже не удивилась. Окружение Александра Михайловича, как я уже говорила выше, оставляло желать лучшего.

Я обернулась к нему.

— Это он. — Решетников встал.

— Костя?

— Ага.

Я открыла дверь. С порога на меня смотрел очаровательный молодой человек. Единственное, что его портило, так это то, что он был под хмельком. Это чувствовалось сразу.

Все правильно. Только пьяных и не хватало нам для полной картины.

— Ого! — изумился Костя при виде меня. — Кого я вижу. Очаровательное создание в берлоге старого медведя. Прямо-таки сюрприз. Позвольте представиться: Жемчужный Константин Эдуардович. Но для вас просто Костя.

— Очень приятно, — я отошла в сторону, пропуская его. — Женя.

— Евгения, — произнес он со смаком. — В жизни не встречал имени более красивого. Вы, надеюсь, не замужем?

— А это имеет какое-нибудь значение? — Я сделала строгое лицо, но, как оказалось, Константин Эдуардович был не из тех людей, на которых это могло произвести впечатление.

— Для меня да, — просто ответил он. — Я сам холостяк. Но, спешу заметить, временный. Как только на горизонте появится идеал моей мечты, я брошу все к его ногам, в том числе и свою непорочную свободу. Верите?

— Нет, — честно ответила я.

— Напрасно, — Жемчужный рассмеялся. — Могу продемонстрировать это прямо сейчас.

— А разве вы уже встретили? — поинтересовалась я.

— Кого?

— Свой идеал.

— Сдается мне, что это вы, — он склонил голову в театральном поклоне.

— Боюсь, вы ошиблись, — я попыталась слегка охладить его пыл.

— Не думаю. Жемчужный редко ошибается. Это не в его стиле.

За все время нашей беседы Константин ни разу не взглянул на Решетникова. Хотя пришел он именно к нему.

— Вы любите театр? — неожиданно спросил он, продолжая разглядывать меня.

— А это-то здесь при чем?

Редко кому удавалось загнать меня в тупик. Я, как правило, за словом в карман не лезла. Но Константин Жемчужный чем-то напоминал мне неиссякаемый фонтан. Говорить с ним серьезно не представлялось возможным.

— Я актер, — он снова поклонился. — Актер свободного жанра. Я и комик, и трагик, и герой-любовник, но только не статист. Вы когда-нибудь слышали о разноплановых актерах?

— Приходилось.

— Так вот это я. Театр обожаю с детства. Практически с пеленок решил стать актером. И стал. Можете себе представить?

— Могу, — честно ответила я.

Глядя на него, можно было представить все, что угодно.

— В таком случае, приглашаю вас завтра вечером на премьеру, — Жемчужный, как фокусник, взмахнул рукой, и между его пальцев появился пригласительный билет. — Этот для вас.

Я взяла в руки белый бумажный квадратик. На нем было отпечатано синим шрифтом:

«Премьера! Эрдман. „Самоубийца“. Начало спектакля в 18.00».

Я перевернула билет. На оборотной стороне размашисто подписано: «С уважением, Константин Жемчужный».

— Спасибо, — ответила я.

— Обязательно приходите, — нагнулся и, взяв мою руку, запечатлел на ней поцелуй.

Только после этого он повернулся к Решетникову.

— Ну что же ты стоишь, Саша? Или не рад видеть друга? Почему, кстати, не на работе? Я, понимаешь ли, несусь к нему в клинику, как договаривались вчера, спешу заключить в объятия, а мне говорят, он только что уехал домой. Это же непорядок! Согласись.

— Да вот племянница сегодня приехала, — виновато ответил Александр Михайлович, направляясь навстречу гостю.

— Племянница? — обрадовался Жемчужный. — И ты молчал? Почему я раньше ни разу не слышал о том, что у тебя есть такая красивая племянница?

Решетников в ответ лишь пожал плечами.

— Хорошие друзья так не поступают, Саша, — Костя погрозил ему пальцем. — Ну да ладно, что бог ни делает, все к лучшему. Узнай я о Женечке гораздо раньше, не было бы сюрприза. Правильно?

— Да. Правильно, — сказал Решетников и тут же спросил: — А ты чего так срочно хотел меня видеть?

— То есть как чего? — громко возмутился Жемчужный. — Соскучился. Неужели непонятно? Ты на премьеру ко мне собираешься или нет?

Не успел Решетников опомниться, как у него в руке оказалось точно такое же приглашение.

— Извини, Кость, — замялся он. — Я, наверное, не смогу. Да ты знаешь ведь, не жалую я особо театр.

— Вот и зря. — Константин ничуть не расстроился и не смутился. — А почему не сможешь?

— Аня не пойдет, а один я…

— Почему один? — перебил его шумный визитер. — Вот с Женечкой и приходи. Да, Женечка?

Я ничего не ответила.

— Ну не знаю, — Александр Михайлович по-прежнему вертел в руке контрамарку. — Посмотрим.

— Ну смотри, смотри. Только я тебе слово даю. Спектакль — блеск! Другого такого в жизни не увидишь. Это же Эрдман! Уловил?

— Уловил, — кивнул Решетников.

— Молодец! — Костя весь просиял. — А теперь, если вы не возражаете, Женечка, я украду вашего дядю буквально на пару слов.

— Пожалуйста, — ответила я.

Это не значит, что я безгранично доверяла Константину Эдуардовичу, но, полагаю, у него не было немедленного намерения убить доктора.

Они вышли из гостиной, а я вернулась к креслу и села в него. Мужчины отсутствовали совсем недолго. Они вернулись уже через минуту, и лицо Жемчужного при этом сияло еще больше, нежели до прихода.

— Вот и все, — объявил он. — Женечка, вы не успели затосковать?

— Не успела. — Не знаю почему, но он начинал мне нравиться. Наверное, из-за своей неуемной энергии.

— Тогда спешу откланяться, дабы не отвлекать вас от дел насущных, но очень и очень надеюсь завтра лицезреть вас на своей премьере. Договорились?

— Я тоже подумаю, — впервые я улыбнулась ему в ответ.

— Хорошо. Только не очень долго. Не стоит напрягать такую очаровательную головку чрезмерными раздумьями.

Выдавая фразу за фразой, Жемчужный пятился назад и оказался уже у самого порога.

— Пока, Костя, — сказал Решетников.

— Будь здоров, Саня. Не кашляй. Был очень рад, Женечка!

С этими словами он испарился. Одно слово — актер.

— Это друг детства, — произнес Александр Михайлович, как бы оправдываясь передо мной.

— Говорливый, — вынесла я свою оценку.

— Он всегда такой.

— Зачем он вас отзывал?

— Да так, пустяки, — отмахнулся Решетников.

— Александр Михайлович, — напомнила я, — я ваш телохранитель и должна знать все.

— Денег занимал, — неохотно признался он.

— Дали?

— Дал.

На этом разговор о Жемчужном был исчерпан. Поинтересоваться этой личностью поподробнее я еще успею.

Мы с Александром Михайловичем посидели еще с часок, попили кофе, за которым он любезно сходил еще раз, поболтали о жизни насущной, и надо заметить, что за время этого разговора мое мнение о докторе несколько улучшилось. Во всяком случае, он уже не вызывал такой резкой антипатии, как в первые минуты нашего знакомства.

Аня больше к нам так и не присоединилась, да и меня, честно говоря, не очень-то интересовало, чем она там занимается.

Затем мы вдвоем пообедали. Надо заметить, готовил Александр Михайлович очень даже вкусно. Особенно мне понравился суп, в который Решетников бросил кубик «Галлина Бланка». Лишь ненадолго он оставил меня одну, и то лишь для того, чтобы отнести обед жене.

Когда же наконец мы поднялись с ним наверх, времени было половина третьего. Для начала Решетников показал мне мою комнату, которую, как оказалось, он приготовил еще вчера с вечера, и я осталась довольна своим временным местом проживания.

Однако, когда Александр Михайлович предложил располагаться и отдохнуть с дороги, я сказала:

— Давайте сперва осмотрим вашу комнату.

— Зачем? — удивился он.

— В целях безопасности, — лаконично ответила я.

Мы прошли по коридору, и, открыв одну из дверей, он пропустил меня внутрь.

— Так не пойдет, — заявила я прямо с порога.

— Что такое?

— Ваша кровать стоит у окна, доктор.

— Да, и что?

— Каждый раз, когда вы встаете и ложитесь, вы идеальная мишень.

— Но эти окна выходят в сад. В мой сад.

Но я была непреклонна.

— Не имеет значения. Будет лучше, если кровать вы передвинете вот сюда, в закуток. Абсолютно недосягаемое место при стрельбе через окно.

— Как скажете, — сдался Решетников и тут же бросился двигать свое ложе.

В меру своих сил я помогла ему. Когда кровать встала на нужное место, я огляделась еще раз. Подошла к окну, выглянула в сад, осмотрела стены, еще раз вышла за дверь и снова вернулась.

— Потайных выходов нет? — спросила деловито.

— Нет, — он замотал головой.

— Тогда все в порядке. В этой комнате вы недосягаемы для врага. Теоретически, разумеется, — поправила сама себя.

— Я рад и этому, — улыбнулся Решетников.

— У меня к вам еще один вопрос, Александр Михайлович.

— Какой? Говорите.

— Вы не будете возражать, если я посмотрю видео в гостиной?

— Ну что вы! Конечно, нет! Вы можете пользоваться в доме любыми вещами, — любезно разрешил он.

— Спасибо. Ну, отдыхайте.

На этом мы распрощались, и я пошла в свою комнату. Разборка моего скудного багажа, который я захватила с собой и большую часть которого составляли различные приспособления для работы, не заняла много времени. Затем я осмотрела и свою обитель, правда, с меньшей тщательностью, нежели докторскую. И лишь после этого спустилась в сад.

Да, владения у Решетникова были не маленькие. Тут не то что киллер, тут целая рота могла спрятаться. И, между прочим, мест для предполагаемых засад было более чем достаточно. Я потратила минут тридцать на осмотр сада. Делала это исключительно для освоения местности на случай каких-либо непредвиденных ситуаций. То бишь провела рекогносцировку.

Вот теперь с чистой совестью могла и отдохнуть. Удобно расположившись на диване перед телевизором, взяла в руки пульт и включила видеомагнитофон. Просмотром всевозможных шедевров кинематографа, как старых, так и современных, я могла заниматься часами. Да что там часами — целую вечность.

И тем не менее все это время меня не отпускала одна мысль: ехать мне сегодня на встречу с Шубиным или не ехать? Этот вопрос стал для меня чуть ли не гамлетовским. И чем больше время клонилось к вечеру, тем актуальнее он становился. Я даже не могла уже сосредоточить свое внимание на экране.

Наконец, в половине восьмого решила: поеду! Будь что будет, но Шубин, как ни крути, по-прежнему подозреваемый номер один.

Я выключила телевизор, слезла с дивана и пошла на второй этаж.

— Войдите, — откликнулся на мой стук Решетников.

Я вошла. Он разговаривал по телефону.

— Одну секундочку, — сказал он мне и снова переключился на оппонента: — Так сделайте ему рентген. Тогда все встанет на свои места и не надо будет гадать. Неужели это так трудно?

Выслушав собеседника, Александр Михайлович тяжело вздохнул и произнес раздраженно:

— Я осматривал его вчера утром. Никаких причин для паники нет, поверьте мне. Что? Загноение? Какое загноение? Так я вам уже сказал, сделайте рентген и не морочьте мне голову, — взорвался он. — Все. Сделаете, перезвоните.

Он с силой швырнул трубку на рычаг.

— Остолопы, — сообщил мне, взяв себя в руки, улыбнулся и добавил: — Видите, Женя, как необходимо мне быть на работе.

— Завтра утром поедем. Обещаю вам.

— Серьезно? — обрадовался он.

— А почему бы и нет? — я пожала плечами.

— Это хорошо.

Решетников довольно потер руки. О том, что ему угрожает смертельная опасность, он напрочь забыл.

— Я собираюсь уехать ненадолго, — сообщила я.

— Куда? — насторожился он.

— Выяснять, кто же вас так не любит, что дело доходит до стрельбы.

— А, понятно, — протянул он. — Когда вернетесь?

— Через часок.

— А что должен делать я? — поинтересовался Александр Михайлович.

— Не выходите из этой комнаты и не приближайтесь к окну.

— Хорошо, — он снова сделался напуганным и, чтобы скрыть это, спросил: — А ужинать вы не будете?

— Приеду, поужинаю.

— Тогда счастливого пути, — попрощался он.

— Спасибо, — поблагодарила я и вышла из комнаты.

Мне следовало поторопиться. Конечно, мож-но слегка и опоздать, но не на полчаса же.

«Фольксваген», уже успевший застояться за полдня, радостно заурчал, и я не стала томить его. Сразу тронула с места и поехала в сторону «Виты-С».

У клиники уже красовался белоснежный «Мерседес» Шубина. Ага, значит, дожидается. Я подрулила к стоянке и остановилась рядом с его «красавцем». В салоне «Мерседеса» никого не было. Либо Шубин приехал один, что маловероятно, либо Енот прохлаждался где-то неподалеку.

Все необходимые для изменения внешности приспособления я захватила с собой. Пользуясь зеркальцем заднего обзора не по назначению, по-быстрому нанесла грим, надела рыжий паричок, добавила вульгарных элементов в одежде и сунула в рот неизменную жвачку. Женька Охотникова исчезла. В ее «Фольксвагене» сидела отпетая пэтэушница, жаждавшая от жизни только развлечений.

Подумав немного, я нацепила еще и плейер. Потрясный видок. Пора двигать на рандеву.

Я распахнула дверцу и покинула салон автомобиля.

Вот в этот момент и грохнул выстрел. Пуля просвистела в двух сантиметрах от моего виска и чиркнула по крыше «Фольксвагена».

Ничего себе номер! Я резко бросилась на асфальт и откатилась в сторону. Револьвер сам прыгнул мне в правую руку.

Глава 5

Оказавшись за корпусом своего «Фольксвагена», я услышала, как тишину прорезали еще два выстрела. Я выбросила вперед руку с револьвером и пальнула наугад. Тут же переместилась к противоположной стороне автомобиля и выглянула. Парень в синей ветровке скрылся за зданием клиники. Я вскочила и только решила метнуться вдогонку за ним, как слева от себя заметила еще одну личность. Коренастый мужичок в спортивном трико и белой рубашке вскинул дуло пистолета. Я плашмя упала на асфальт. Выстрел. Мазила. Коренастый опустил руку, целясь вторично, но, перекатившись на спину, я выстрелила. Противник выронил оружие и схватился за кисть правой руки. Однако принять вертикальное положение я не успела. С противоположной стороны снова открыл огонь его напарник. Я снова оказалась за «Фольксвагеном». Разделившись на два фланга, ребята действовали очень активно. Я по достоинству оценила их стратегию. Они совершенно не давали мне возможности развернуться.

Но коренастый, которого я ранила, уже потерял инициативу в схватке. Озабоченный тем, что с каждой минутой все больше и больше истекает кровью, он крикнул своему напарнику:

— Отходим, Чиф! Я ранен!

— Я добью ее! — отозвался парень в синей ветровке, отзывавшийся на прозвище Чиф.

— Да ну ее к черту, — противился коренастый. — Оставь. Мне нужна помощь.

Чиф был вне поля моего зрения, тем более вооружен, а силуэт коренастого я могла с трудом разглядеть, высунувшись из-за крыла автомобиля. Раз паника в душе одного из моих противников была посеяна, я решила ее усугубить и дважды выстрелила в сторону коренастого, но не на поражение, а только для острастки. Результат был достигнут мгновенно. Подхватив левой рукой с асфальта оброненное оружие, он прокричал:

— Давай к машине, Чиф!

И после этого устремился бежать.

Чиф выстрелил еще раз. Упрямый малый.

И тут раздался выстрел с противоположной от меня стороны. Где-то за спиной. «Ну все, приехали», — решила я. Резко обернувшись, я увидела, что прямо на меня, подобно локомотиву, несся Енот. В руках он сжимал ТТ.

— А, это ты, — изрек он, вглядевшись в мое лицо и опуская оружие. — А кто стрелял?

Прежде чем он успел заметить у меня оружие, я изловчилась и сунула под сиденье своего «Фольксвагена» револьвер.

— Понятия не имею, — ответила я на его вопрос. — Я сама только что подъехала. А тут пальба какая-то. У меня от испуга чуть сердце не остановилось.

Я поднялась на ноги. Чиф и его дружок испарились. Да так, будто их и вовсе не было. Лишь в том месте, где стоял коренастый мужичок в белой рубашке, натекла приличная лужа крови.

— Так я не понял, кто с кем перестреливался? — Енот оказался дотошным парнем.

— Откуда мне знать, — я пожала плечами и развязно спросила: — А где твой босс, приятель?

— Там, — Енот тупо указал пальцем на дверь клиники.

— Один?

Здоровяк заморгал глазами, соображая, в чем смысл данного вопроса.

— Ну да, — замялся он. — Вообще-то один.

— Чудесно, — я улыбнулась ему и, развернувшись, бросила на прощание: — Бди!

Для порядка он обыскал меня, а потом пялился вслед до тех пор, пока я не скрылась за дверью. Спиной чувствовала его взгляд.

В приемной сидела та же очкастая регистраторша, что и утром. Разумеется, она не признала меня в новом прикиде.

— Да? — деловито подняла на меня глаза и поправила очки на переносице.

— Я хочу видеть Виталия Сергеевича, — ответила я, не смотря на нее и разглядывая холл с таким видом, будто я нахожусь здесь не в первый раз.

— А вы кто? — последовал вопрос.

Скорее всего девушка была предупреждена своим шефом о визите к нему гостьи.

— Чего? — я мазнула по ней взглядом.

— Назовите, пожалуйста, свое имя. — Регистраторша была невозмутима. Свою работу она знала твердо.

— Марина, — бросила я.

— Виталий Сергеевич ждет вас на втором этаже в ординаторской, — сообщила она и тут же потеряла ко мне всякий интерес.

Я скрылась на лестнице от ее глаз, но подниматься не спешила. Следовало перевести дух.

Во всей клинике стояла обыденная тишина. Разгоревшаяся на улице схватка нисколько не нарушила размеренного ритма жизни заведения. Однако сей факт объяснялся очень просто. Стены «Виты-С» на самом деле были звукоизолирующими. Прекрасная забота об отдыхе и спокойствии пациентов. А в данном случае это и мне послужило на руку. Не придется лишний раз что-то выдумывать перед Шубиным.

Я села на ступеньки. Вот и первое подтверждение моих прогнозов. Раз уж засветилась, Женька, значит, автоматически становишься жертвой номер два после своего клиента. Или, что еще хуже, номер один.

Но почему ребята поджидали меня возле клиники? Даже если предположить, что это шубинские молодчики развернули такую охоту на Решетникова, то как они узнали меня в пэтэушнице? По машине? Ну конечно! Вот и новый прокол в твоем активе, Женька. А если не Шубин? Ведь могут же эти ребята быть из другой бригады? Могут.

Ладно, чего гадать. Будущее покажет.

Я решительно поднялась и, отбросив невеселые мысли, двинулась вверх по лестнице. Где находится ординаторская, представляла визуально и не ошиблась в расчетах.

Толкнула дверь и без стука вошла вовнутрь.

Шубин был один. Он сидел на краешке стола и курил.

— А вот и я! — возвестила я его о приходе, хотя могла этого и не делать. Он и так не спускал глаз с двери.

— Рад вас видеть, Мариночка! — Виталий Сергеевич приблизился и поцеловал мне руку.

— А где врачи? — спросила я.

— Зачем вам врачи? — рассмеялся он. — Вы плохо себя чувствуете?

— Я всегда себя чувствую хорошо.

— Тогда в чем же дело?

— Просто интересно, — я повела плечом. — Куда вы их дели?

— Спровадил, — гордо сообщил Виталий Сергеевич, но, увидев в моих глазах недоумение, добавил: — Не волнуйтесь. Дежурный врач неподалеку. Через две двери по коридору.

Стало быть, Шубин раскатал губенки. Думает, раз мы одни и нам никто не помешает, я отдамся ему прямо здесь. Мечтатель!

Я огляделась. Все, как полагается. В ординаторской и диванчик имеется.

— В таком случае я спокойна за все человечество. Вы подумали насчет моей работы, Виталий Сергеевич? — сразу взяла я быка за рога.

— Знаете что, — тут же предложил он. — Давайте перейдем на «ты». Посторонних здесь никого нет.

— Ну, не знаю, — замялась я.

— А что? — В Виталии Сергеевиче появилась какая-то мальчишеская живость. — И сразу это дело отметим. Желаете выпить?

Он извлек из ящика стола бутылку ликера и показал мне.

— Так как?

— Заманчиво, — протянула я и тут же добавила: — но сегодня никак не могу. Заскочила к вам прямо-таки на минуточку. Думала, решим насчет работы, а в следующий раз где-нибудь и отметим.

Шубин помрачнел. Еще бы, такой облом. Небось все дела на сегодняшний вечер отменил.

— Вы обиделись, Виталий Сергеевич? — живо спросила я. — Да бросьте вы, ей-богу. Я ж не знала, что здесь у вас такие уединенные местечки.

Этой фразой давала ему понять, что не все еще потеряно. То бишь следующая наша встреча ему только на руку.

— Ну, раз такое дело, — он улыбнулся и развел руками. — Действительно, ничего не попишешь. А когда мы увидимся в следующий раз?

— А вы берете меня на работу? — сразу парировала я.

— Конечно.

— В «Виту-С»?

— Да.

— А кем?

— Медсестрой пойдете?

— Но у меня же нет медицинского образования.

— Не имеет значения, — отмахнулся Шубин. — Так пойдете?

— По рукам, — рассмеялась я и протянула ему ладонь.

Он взял мою руку, подержал, затем прижал к сердцу и, сглотнув набежавшую слюну, произнес низким, слегка охрипшим голосом:

— Я без ума от вас, Марина.

— Вы мне тоже очень нравитесь, — свободной рукой я потрепала его шевелюру.

— Когда же мы встретимся тет-а-тет?

— Когда скажете, Виталий Сергеевич, — я игриво высвободила свою руку.

— Завтра, — выпалил он. — Завтра вечером приезжайте ко мне в офис.

— Договорились.

— И чтобы на этот раз никаких дел, — предупредил он.

— До самого утра? — улыбнулась я.

— А хоть бы и до самого.

— Это мысль.

— Бесспорно, — обрадовался Шубин.

Я позволила ему еще раз облобызать мою руку и затем ускользнула, подобно нимфе.

Главного я добилась. Виталий Сергеевич плотно сидел у меня на крючке. Тем самым основной подозреваемый был под контролем.

Я спустилась вниз. Регистраторша даже не обратила на меня внимания, и я беспрепятственно покинула клинику. Оказавшись на улице, огляделась. Уже основательно стемнело, но не настолько, чтобы я не смогла различить в отдалении громадный силуэт Енота. Куда направлен его взгляд, я не видела, но не сомневалась, что именно в мою сторону. Никаких движений он не делал. Просто наблюдал.

Я сошла с крыльца и всем своим внутренним естеством почувствовала, что смотрит не только Енот. Наверняка Шубин тоже сверлил меня глазами из-за занавешенного окна. Неужели что-то заподозрил? Да нет, не может быть.

Не знаю для чего, но я машинально прошла мимо своего «Фольксвагена» и, выйдя на дорогу, поймала такси. Если на Решетникова охотится Шубин, то мне удастся немного поморочить ему голову. Если же преследователь не он, то тем более осторожность не будет лишней.

До решетниковской обители я добралась без приключений. Как оказалось, в столь раннее время Александр Михайлович уже спал. Я самолично убедилась в этом, поднявшись на второй этаж и приложив ухо к замочной скважине его двери. Сомнений быть не могло. Александр Михайлович относился к той категории людей, которые своим крепким сном не давали покоя другим. Проще говоря, он храпел. Теперь мне стало понятно, почему супруги Решетниковы спят в разных комнатах. Видимо, Анна Леонидовна, как человек сугубо творческий, не могла спокойно уснуть, когда под боком храпит благоверный, а это, бесспорно, нарушало естественный полет ее фантазии в области картинописания.

Чем занимается госпожа Решетникова, спит ли, бодрствует ли, меня не касалось, и потому я вышла в сад. Совершив вечерний обход и убедившись в отсутствии какой-либо опасности, подстерегающей моего клиента, посчитала свою работу выполненной и вновь заняла место перед телевизором.

Попивая кофе и просматривая фильмотеку Решетникова, я так и уснула на диване в гостиной.

Разбудил меня Александр Михайлович. Он осторожно тряс меня за плечо и звал по имени.

— Что случилось? — Я моментально вскочила с дивана, на ходу отметив по настенным часам, что нет еще и шести.

— Ничего, — виновато ответил Решетников, присев рядом со мной. — Просто я…

— Почему вы вышли из комнаты без моего ведома? — оборвала я.

— Я чувствовал себя виноватым.

— Виноватым? В чем?

— Я уснул вчера, хотя обещал накормить вас ужином по приезде.

— Не берите в голову, — поднялась я с дивана. — Простите, что эксплуатировала вашу гостиную.

— Ну что вы, — улыбнулся Решетников. — Я же вам говорил, чувствуйте себя как дома. Вы поздно вернулись вчера?

— Часов в десять или около того.

— Как наши дела? — поинтересовался он.

— Нормально, — буркнула я. — Все идет своим чередом.

Рассказывать Александру Михайловичу о том, что я тоже подверглась обстрелу со стороны Чифа и его коренастого дружка, я не посчитала нужным. Чего доброго, напугается еще больше.

— Хорошо, — кивнул он. — Тогда идемте завтракать. Ведь мы едем сегодня в клинику?

— Конечно, — уверила я его в том, что не бросаю слов на ветер.

За завтраком Решетников сказал:

— Вчера звонил Шубин.

— Да? — я насторожилась.

— Он спрашивал, почему я так рано уехал с работы.

— И что вы ему ответили?

— То же, что и всем. Сказал, что приехала племянница. Тем более что ему уже донесли об этом.

— Вот как? Интересно кто?

— Да кто угодно. — Александр Михайлович не придавал этому значения. — Новости у нас в клинике распространяются очень быстро.

— Ясно.

В половине восьмого Решетников понес завтрак жене. Я так и не видела Анну со вчерашней первой встречи. Ее визиты на первый этаж были, видимо, большой редкостью.

Пока мой клиент уговаривал жену ненадолго отвлечься от искусства и немного подпитать организм, я наметила для себя небольшой план действий.

Перво-наперво следовало еще раз поговорить с Людмилой Борисовной. Только в более спокойной обстановке. Вторым пунктом я определила знакомство с молодым врачом Алябьевым, о котором вчера упоминала Венская. Если я не ошибаюсь, его зовут Антон. Новый человек в уже сложившемся коллективе, личность интересная и яркая. Именно от таких, как правило, и следует ожидать непредвиденных выкрутасов. Так что пообщаться с ним будет нелишне.

Вернулся Александр Михайлович и предложил выпить еще по чашечке кофе. Я согласилась.

Пока мы кофейничали, я тщательно проинструктировала клиента, как ему следует вести себя на работе и что делать в непредвиденных обстоятельствах. Он пообещал исполнить все в точности.

Из дома мы вышли без пятнадцати девять. Не стоило нарушать годами устоявшийся график работы доктора, хотя меня так и подмывало выехать пораньше.

Добирались до клиники на такси. Александр Михайлович, конечно, заинтересовался, куда подевалась моя машина, и я довольно туманно разъяснила ему, что она дожидается нас у клиники и сделано это мною в интересах нашего общего дела. Он ничего не понял, но вдаваться в подробности не стал. И на том спасибо.

«Фольксваген» стоял на том же месте, где я и оставила его. Царапина на крыше совершенно не бросалась в глаза, да и пулевое отверстие в крыле, которое я не заметила вчера, тоже.

Прикрывая Решетникова своим телом, я проводила его до входа в клинику.

Сегодня на регистраторском месте сидела уже третья девушка. Сколько же их тут всего? Она даже не взглянула на нас с Александром Михайловичем, и мы сразу же поднялись наверх.

По пути успела объяснить Решетникову, что хочу поговорить с Людой, и он не стал противиться.

Венская, естественно, дожидалась прихода главврача в его кабинете. Увидев меня, она слегка помрачнела, но виду постаралась не показывать.

— Как пациент из семнадцатой? — сразу спросил Александр Михайлович. Работоспособность закипела в нем вовсю.

Людочка стала что-то объяснять, но я их не слушала. Да и к чему, если медицина меня абсолютно не касается. Они делают свое дело, а я — свое.

Лишь когда все спорные моменты были выяснены и Александр Михайлович собрался на утренний обход своих подопечных, я слегка кашлянула, подавая ему сигнал и напоминая о нашей договоренности.

Он понял меня без слов.

— Людочка, — тут же обратился к своей медсестре, — будьте так добры, не откажите в любезности, уделите немного внимания моей племяннице, пока я не освобожусь.

— А как же обход, Александр Михайлович? — Видимо, Венская не была в восторге от такой перспективы.

— Ничего страшного, — твердо произнес Решетников. — Я вполне справлюсь самостоятельно. Хорошо?

Очаровательно улыбнувшись ей, он, не дожидаясь ответа, вышел из кабинета.

— Вижу, ты не очень-то склонна общаться со мной. Да? — обратилась я к оставшейся в полном смятении Людмиле.

— Нет, почему же, — она выдавила из себя улыбку. — Давай пообщаемся. Хочешь кофе?

— Не откажусь.

Она включила кофеварку, и мы уселись в кресла друг напротив друга.

— Вчера я впервые в жизни имела счастье лицезреть Анну Решетникову, — первой начала я разговор. — И мне сразу стало понятно, что ты имела в виду.

— Я, конечно, не психолог, но, на мой взгляд, жить с такой женщиной просто невозможно.

— Во всяком случае, не имея любовницы, — поддела ее я.

Она никак не отреагировала. Видимо, успела привыкнуть к моей манере лепить все в глаза.

— Он не думает с ней разводиться? Не знаешь?

— А почему ты у него не спросишь?

Венская была не так проста.

— Я спросила, но он промолчал.

— Ясно.

— А что он тебе по этому поводу говорил?

— А мы по этому поводу с ним не общались, — она закинула ногу на ногу и продолжила: — Он вообще не любит заводить разговор о своей жене. Разве ты не заметила?

— Заметила, — кивнула я. — Слушай, скажи, а много народу в вашу клинику пристроил сам Шубин?

— Я не считала, — ответила Люда. — Но точно знаю, что одна регистраторша и две медсестры. Все три — случайные люди. Что называется, с улицы. К медицине не имеют никакого отношения. Про других я просто не знаю.

— Понятно, — протянула я. — А доктор, о котором мы вчера говорили? Новенький.

— Алябьев?

— Да. Его не Шубин пристроил?

— Нет, — Люда покачала головой. — Это точно, нет. Антон, хоть и скользкий тип, но парень с образованием. Его Колапов рекомендовал.

— А Колапов это кто? — Я делала вид, что веду непринужденную беседу, однако не пропускала ни одного ее слова.

— Колапов — тоже хирург, как и Александр Михайлович. Работал раньше у нас в клинике. Они с Сашей вместе учились вроде. Серьезный человек. И к медицине относится очень серьезно. Так что случайного человека рекомендовать не стал бы.

— А сейчас он где работает? — поинтересовалась я.

— В Иркутске. Уехал отсюда года года три назад. Саша рассказывал, что дела у него там идут неплохо.

— Так Алябьев приехал из Иркутска? — уточнила я.

— Вроде, — ответила Люда. — Иначе откуда у него колаповские рекомендации?

— А не мог он каким-нибудь образом подделать бумаги от дядиного студенческого товарища? — предположила я.

— Не думаю.

В этот момент сварился кофе, и наша беседа вынужденно прервалась. Людмила достала из встроенного бара две пузатые чашки, наполнила их ароматным напитком. Мы придвинули кресла поближе к столику. В течение нескольких минут молча наслаждались вкусом кофе.

— А сегодня Алябьев на работе?

Людмила удивленно подняла на меня глаза.

— Конечно. А зачем он тебе?

— Интересно, что за человек…

— Сноб и карьерист! Об остальном судить не берусь… Сама знаешь — чужая душа потемки…

Спорить я не стала, и в комнате вновь воцарилось молчание. На этот раз первой нарушила его Людмила.

— Нет, если ты хочешь, я могу, конечно, тебе показать. Он как раз сейчас на обходе.

Похоже, Людмила нашла удобный случай отделаться от меня и присоединиться к врачебной бригаде, делающей обход, спихнув мое внимание на Алябьева.

— Конечно, хочу, — обрадовалась я. — Только давай сначала кофе допьем. Ты ведь не торопишься?

— Нет, — ответ дался ей с трудом.

— Ну и чудесно, — я откинулась на спинку кресла. — Кстати, а ты не знаешь, что за громила ездит все время с Шубиным?

Людмила оценивающе посмотрела на меня:

— Это Георгий. Личный телохранитель Шубина.

— Георгий? — переспросила я.

— Да. Попросту говоря, Жорик. Но Шубин зовет его Енот. Это кличка у него такая.

— Ясно. А что он за тип? — я изображала из себя любопытную девчонку.

— Откуда мне знать. Ходит хмурый все время. В основном молчит.

— Сидел?

— Не знаю, — у Венской на многое был такой ответ.

— А он, ну этот Жорик-Енот, ни разу не угрожал дяде Саше?

Людмила даже напугалась:

— Нет. А что, должен был?

— Ты меня спрашиваешь? Я ваших дел вообще не знаю.

К величайшему счастью и облегчению собеседницы, я наконец отставила пустую чашку из-под кофе и поднялась с кресла.

— Ну что, пойдем? — спросила ее.

— Да, конечно, — Людмила вскочила чересчур резво и, дабы мое внимание не заострилось на этом, сказала серьезно: — Я покажу тебе Антона Алябьева.

Мы вышли из кабинета, и Венская заперла дверь на ключ. Пройдя до конца коридора, уткнулись в еще одну лестницу, ведущую на третий этаж.

Венская шла уверенно. Маршрут утреннего осмотра был ей прекрасно известен.

Бригаду врачей из девяти человек во главе с Решетниковым мы застали в двадцать третьей палате. Все палаты в частной клинике, как оказалось, были одноместными, и сейчас Александр Михайлович, стоя у кровати какой-то полной пациентки, сыпал медицинскими терминами направо и налево, а остальные врачи слушали его и молчали.

— Вон тот, — указала мне Венская на одного из докторов. — С щеголеватыми такими усиками. Это и есть доктор Алябьев.

Я сразу поняла, о ком она говорит. Молодой, да еще и с тоненькой, как правильно заметила Люда, щеголеватой ниточкой усов над верхней губой, он был здесь такой один.

— Спасибо, — поблагодарила я медсестру Решетникова.

— Если ты не против, — осторожно заметила она, — я присоединюсь теперь к остальным.

— Разумеется, — благодушно ответила я. — Ты и так уделила мне много времени. Очень благодарна тебе за это.

Ей моя благодарность была ни к чему. Я это сразу поняла по тому, с какой резвостью она покинула меня, чтобы присоединиться к своим товарищам по призванию.

Я осталась стоять у двери, изучая лицо молодого врача. Вид у него был скучающий. Казалось, все, что говорил Решетников, он уже знает с пеленок. Наверняка ежедневные утренние обходы, да еще и под руководством главврача, неимоверно тяготили его.

Наконец я услышала, как Александр Михайлович громко сказал:

— Надеюсь, лечение этой пациентки не вызовет затруднений. Вопросы есть?

Вопросов не оказалось, и Решетников направился к выходу из палаты. Остальные двинулись вслед за ним.

Я встала сбоку, так, чтобы меня не было видно.

Алябьев вышел последним. Я рванула вперед, и мы, естественно, столкнулись с ним.

— Нельзя ли поаккуратнее, — капризно заныла я. — Мало того, что вы толкнули меня, так еще и ногу отдавили.

— Простите, пожалуйста, — виновато пробормотал молодой доктор. — Я не заметил вас.

— Выходит, по-вашему, я такая уж незаметная, да?

— Да нет, — он стушевался еще больше. — Я не то имел в виду.

— А что? — я заглянула ему в глаза.

— Я… — начал было Алябьев, но, внимательно изучив мое лицо, спросил заинтересованно: — А вы кто?

— Дед Пихто, — задорно ответила я.

— Да? — он улыбнулся. — Я раньше ни разу вас не видел. Вы новенькая, да?

Остальные врачи уже скрылись в соседней палате, и мы с Алябьевым остались в коридоре одни.

— А кто вы такой? — Я предпочитала пока не говорить ему о дядюшке Решетникове.

— Меня зовут Антон, — по-прежнему демонстрируя в улыбке зубы, ответил он.

Я чувствовала, что нравлюсь ему.

— Женя.

— Красивое имя. Мне по душе. Но что вы здесь делаете?

Вот зануда. Какая тебе разница? Познакомился, и ладно. Так нет же. Все надо знать. Не люблю дотошных.

— Скажите, Антон, — обратилась я к нему. — У вас есть место, где можно присесть, что ли? Хочу осмотреть свою ногу. Вы так сильно наступили на нее.

— Еще раз простите, — извинился Алябьев.

— «Простите», — передразнила его я. — Вам все равно, а я теперь, может, ходить не смогу.

Делаю вид, что с трудом переступаю с ноги на ногу.

— Давайте я помогу вам, Женя, — он обхватил меня за талию.

Мы двинулись по коридору в сторону, противоположную той, куда ушли врачи. Меня это устраивало.

— Осторожнее, — снова заныла я, сделав два шага. — Не барана же на бойню ведете.

Он рассмеялся и совершенно неожиданно подхватил меня на руки.

— Здесь есть пустой бокс, — сообщил он. — Я отнесу вас туда.

— Спасибо, — я обвила руками его шею.

Бокс оказался очень просторным и комфортабельным. Сюда, наверное, помещают самых элитных пациентов.

Алябьев донес меня до кровати и аккуратно положил.

— Давайте я осмотрю вашу ногу, — предложил он. — Я же врач.

— Ну посмотрите, — закокетничала я.

Он опустился на одно колено и снял туфельку с моей правой ноги. Потрогал. Я немного застонала.

— Перелома точно нет, — улыбнувшись, сказал он.

— Болит, — пожаловалась я.

Он помассировал мне ступню минуты три и спросил:

— Так лучше?

— Вроде да. Если вы еще и поцелуете, то совсем пройдет.

Он смутился.

— Вы хотите, чтобы я поцеловал вам ножку?

— Не надо. Я пошутила.

Он по-прежнему держал в руках мою ступню и смотрел на меня. Я тоже не спешила слезать с кровати. Поколебавшись с минуту, он прикоснулся все-таки губами к моей подошве.

Я засмеялась.

— Щекотно. Что вы делаете?

— Мне показалось, что вы богиня.

Он хотел было поцеловать еще раз, но я отдернула ногу и приняла сидячее положение.

— Спасибо, больше не надо. Уже прошло. Вы просто гений, доктор. Светило современной медицины.

Стоя на одном колене, он по-прежнему не отрывал от меня глаз.

— Обуйте меня, пожалуйста, — попросила я.

— Да-да, конечно, — он вышел из анабиоза и взял в руки туфлю. Надел ее мне на ногу и поднялся наконец с пола.

— Как было бы чудесно, если б все доктора были такими же, как вы, Антон, — сказала я многозначительно.

— Надеюсь, в скором времени так и будет, — изрек он.

— О, — протянула я. — А вы самоуверенный молодой человек.

— Врач, желающий добиться известности, должен быть самоуверен.

— Думаю, вы правы.

— Конечно, прав.

Я встала с кровати и прошлась по боксу. Алябьев как завороженный следил за мной.

— В самом деле, все прошло, — обрадовалась я. — От одного поцелуя. Вы не экстрасенс?

— Слушай, говори мне «ты», — предложил он.

— Вот так сразу?

— Ну да. Я думаю, спаситель имеет право на такую привилегию.

— Ты кое-что забыл, Антон, — все-таки перешла я на «ты».

— Что же? — поинтересовался он.

— Прежде чем исцелить, ты же меня и покалечил.

— Но я, кажется, уже извинился.

— Этого мало.

— Мало?

— Да.

— Скажи, что надо сделать, — загорелся он. — Я на все согласен.

— Так уж и на все? — игриво заметила я.

— Абсолютно на все.

— С тебя обед.

— Всего лишь? — то ли он расстроился, то ли притворился, что расстроился.

— Все обиды у меня моментально пройдут, — пообещала я.

— Хорошо, — сказал он. — Тогда я пойду закончу осмотр вместе с остальными. Потом мы встретимся и пообедаем. Да?

— Давай, — согласилась я.

Осчастливленный, он направился к двери. Пора было нанести ему удар. Что я и сделала.

— Постой, — окликнула его.

— Что такое? — он обернулся.

— Ты сказал, что тебя зовут Антон. Да?

— Ну да.

— А фамилия случайно не Алябьев?

— Алябьев, — подтвердил он. — Ты меня знаешь?

Бедняга и не догадывался о том, к чему я клоню.

— Молодой врач, только что устроившийся на работу в эту клинику?

— Да, — он продолжал светиться от счастья.

— Мой дядя очень хорошо отзывался о тебе, — выдала наконец я. — Считает тебя перспективным хирургом.

— Твой дядя? — насторожился он. — А кто твой дядя?

— Решетников Александр Михайлович.

Алябьев изменился в лице. Наверное, окажись я племянницей президента России, он поразился бы меньше. Все его симпатии к моей персоне мгновенно улетучились. Хотя меня это не беспокоило. Я знала, что если захочу вернуть их, то обязательно верну.

— Твой дядя, — произнес он с расстановкой, — самодовольный осел. Я ненавижу его.

Хлопнув дверью, Алябьев вышел.

Жаль, не добавил: «Я бы убил его». Тогда картина была бы полной.

Глава 6

— Подожди, Антон, — я догнала его в коридоре. — Какая тебе разница, чья я племянница? Что с тобой?

Он резко остановился и посмотрел мне в глаза.

— Ты ведь с самого начала разыгрывала меня. Не так ли?

— А если и так, то что? — дерзко парировала я.

В первую минуту он растерялся, а затем спросил:

— Почему ты сразу не сказала, что его племянница?

— Да что это меняет?

— Все. Это все меняет. Я не хочу иметь с тобой ничего общего.

Алябьев снова устремился прочь.

— Но почему? — крикнула я вдогонку.

— Почему? — он почти бегом вернулся обратно и приблизился ко мне вплотную. — Ты хочешь знать почему? Так я объясню тебе. Пару минут назад ты сказала, что твой дядя очень ценит меня? Считает перспективным хирургом? Так? Так вот на самом деле ни хрена он меня не ценит. Думает, я сопляк желторотый, а он гений. Твой дядя такой человек. Он ко всем так относится. Послушаешь его, так получается, что никто не достоин зваться хирургом, кроме его светлости господина Решетникова. С утра до вечера всех поучает, шагу без его ведома не дает ступить. А ты… ты его племянница. Не скрою, ты мне очень понравилась, но я лучше вырву сердце из груди, чем заимею такого родственника, как Решетников. Не хватало еще выслушивать от него советы, как вести себя в первую брачную ночь.

— Кажется, речь о свадьбе у нас не заходила, — попыталась перевести все в шутку.

— Это я к слову, — отмахнулся Алябьев и вновь засобирался уйти, но я схватила его за руку.

— Да постой же ты! Нельзя быть таким нервным.

— Нельзя, — усмехнулся Антон. — Так, может, объяснишь мне, зачем ломала комедию с ногой?

— Ну, я не совсем придурялась. Сначала ты и впрямь наступил мне на ногу. А потом… Потом понравился, и мне захотелось познакомиться поближе.

— Все ты врешь, — подвел черту Алябьев.

— Не вру. И что касается дяди Саши, то тут ты тоже ошибаешься.

— Почему же? — заинтересовался он.

— Дядя Саша не такой. Он просто радеет за честь клиники.

Неожиданно мы оба умолкли. Не знаю, о чем думал в этот момент Антон, а я размышляла над вопросом, стоит он ли за всеми покушениями на Александра Михайловича или не имеет к ним никакого отношения. Нельзя сказать, чтобы Алябьев мне нравился. Вообще не люблю щеголей и отношусь к ним специфически. Но почему-то в душе очень хотелось надеяться, что злоумышленник не он. Парень был правдив, я чувствовала. Мне показалось, все, что он говорил о Решетникове, было верно. Александр Михайлович вполне подходил под те определения, которыми не стесняясь сыпал Алябьев. Я осознавала это, несмотря на то что тот был моим клиентом.

— Послушай, какой смысл нам спорить о характере моего дяди? — я попыталась подписать мировую.

— Огромный смысл, — Антон снова завелся. И даже его чувства ко мне отошли на второй план. Сейчас в нем сидел только честолюбивый хирург. — Нашей клинике нужен другой главврач. И если он, как ты говоришь, радеет за честь «Виты-С», пусть подаст заявление об уходе.

— И кто же займет место главврача? — я тоже заразилась азартом спора. — Уж не ты ли?

— А хотя бы, — серьезно ответил он.

— А какую роль во всей этой истории играет Чиф? — выпалила я.

— Какой еще Чиф? — не понял он.

Профессиональным актером Алябьев не был, а потому я поняла, что о Чифе он действительно слышит впервые. Проверка не прошла. Вернее, прошла, но с отрицательным результатом. Однако я была этому рада.

— Кто такой Чиф? — повторил Антон.

— Не бери в голову, — отмахнулась я.

— Ты чокнутая, да? — он с опаской отошел от меня.

— Расслабься, Антон, — успокоила его. — С головой у меня все в порядке.

— А тогда что ж ты несешь какую-то чушь?

— Прости.

Он еще раз оглядел меня с ног до головы, махнул рукой и двинул прочь.

На этот раз я не стала останавливать. Пока мне от него больше ничего не нужно. Но тем не менее Антон заставил меня по-новому взглянуть на некоторые вещи. Значит, несмотря на домашнюю покладистость и извечную рассеянность, на работе Решетников был тираном. Если Антон не врал, конечно. А если не врал, то выходило, что весь коллектив клиники настроен против Александра Михайловича. А он, несмотря на это, продолжал оставаться главврачом. Стало быть, что-то мешало коллективу низложить его и заставить уйти. Что-то или кто-то. Может, Шубин? Если это именно он горой стоит за Решетникова, покушения организованы другим человеком. Кем? Тогда, выходит, кем-то из коллектива. Хотя почему? Я совсем упускала из виду тот факт, что убийца может и вовсе не иметь отношения к клинике. В самом деле. Надо поговорить об этом с Александром Михайловичем.

— Что с вами, Женя? — раздался голос за моей спиной, и кто-то осторожно взял меня за плечи.

Я обернулась. Это как раз и был Решетников.

— Долго жить будете, Александр Михайлович, — порадовала его.

— Почему? Вы обнаружили убийцу?

— Нет. Я только что подумала о вас.

— Понятно, — он снова сник. — А что случилось?

— Служащие клиники не очень-то хорошего мнения о вас. Вы знаете?

— Разумеется, знаю, — нахмурился. — С кем вы разговаривали?

— Со многими, — соврала я. Не стоит выдавать источники информации даже своему клиенту.

— И что они говорят?

— Говорят, вы тиран.

— Глупости, — Решетников поморщился. — Я служу своему делу, а они все лодыри. Лишь бы языком почесать.

— У меня тут созрела одна мыслишка, Александр Михайлович, — сказала я, выдержав небольшую паузу.

— Какая?

— Кто-то хочет убить вас. Так?

— Так.

— Но ведь это не значит, что убийца имеет отношение к клинике?

— А я не утверждал обратного, — сказал он.

Все правильно. Решетников не настаивал на версии, что недоброжелатель — один из работников «Виты-С». Он вообще не выдвигал никаких версий.

— Подумайте, Александр Михайлович. Кому вы можете мешать?

Он почесал подбородок.

— Не знаю. Я и в клинике-то точно ни про кого сказать не могу, а уж за ее пределами и подавно.

— Это плохо. Простите, что лезу не в свое дело, но я должна знать, у вас хорошие отношения с женой? Как вы думаете, она не может быть причастна ко всему этому?

— Исключено, — отрезал Решетников.

— Почему так категорично?

— Аня не способна на гадости.

Ничего себе гадость. Устраивать одно покушение за другим — это не то что гадость, это самое настоящее свинство, я бы сказала. Но одно я поняла точно. Спорить с Решетниковым по поводу его супруги бесполезно. За нее он горой стоять будет.

— А Жемчужный? — продолжила я допрос.

— Костя?

— Да.

— Нет. Не думаю, — отмел он и этот вариант.

— Так не думаете или нет? — попыталась я конкретизировать.

— Нет, — ответил он.

«Ладно, проверим», — решила я.

— И еще один вопрос, Александр Михайлович. Вы никогда не слышали о человеке по кличке Чиф?

— Среди моих знакомых вообще нет людей, которые бы носили клички, — обиделся он.

— А среди людей Шубина его нет?

Вот тут Решетников призадумался. Видно, перебирал в голове все клички, которые мог слышать при общении с шубинскими. Скажи он сейчас, что слышал что-нибудь подобное, многие вопросы встали бы на свои места. Но, к сожалению, чуда не свершилось.

— Нет, — произнес Александр Михайлович. — Я никогда не слышал такую. Чиф… Нет, точно нет.

Жаль. У меня по-прежнему не было ни единой зацепки.

Александр Михайлович, заметив мое мрачное настроение, сказал:

— Если хотите, можем после обеда поехать домой.

— У вас больше нет здесь дел?

— Ну что вы, — рассмеялся он. — Дела всегда найдутся. У них, знаете ли, есть одно пагубное свойство — никогда не кончаться.

— Доктор Решетников, — раздался мелодичный голос из динамика, встроенного в стену. — Срочно пройдите в свой кабинет.

В говорившей я без труда узнала Венскую.

— Прошу прощения, — Александр Михайлович весь подобрался. — Меня зовут. Если хотите, пойдемте вместе.

— А буфет здесь есть? — спросила я в ответ на его предложение.

— Да, на первом этаже, — сказал он. — Вы проголодались?

— Хочу выпить чашечку кофе. Кажется, у меня слегка упало давление.

— Я могу распорядиться, чтобы вам его померили, — любезно предложил Решетников.

— Обойдусь, — беспечно ответила я. — Идите. Вас ждут.

В самом деле, в динамике вторично прозвучал голос Людмилы с просьбой, обращенной к Александру Михайловичу, срочно объявиться в своем кабинете.

Он быстро по-молодецки убежал, а я не спеша спустилась на первый этаж и, отыскав буфет, заказала кофе. Буквально сделав первый глоток, я глянула в окно. Перед зданием клиники красовался темный «Форд-Скорпио». Тревога пронзила меня с ног до головы.

Бросив кофе недопитым, сломя голову помчалась на второй этаж к кабинету главврача. Внутренний голос не обманул меня.

В кабинете Александра Михайловича находились трое неизвестных и он сам. Двое из них, с накачанными шеями и бритыми затылками, стояли у двери. Один был похож на кролика из-за двух передних зубов, выпирающих наружу, другой, маленький, но крепкий, напоминал бочонок с пивом. Третий визитер стоял, склонившись над креслом, в котором сидел сам Решетников, и тряс доктора за отвороты рубашки.

Такое бестактное обращение с моим клиентом я позволить не могла.

— Эй, ты, — окликнула нахала. — Отпусти его.

Он удивленно обернулся и, сам того не подозревая, ослабил хватку. Отличительной чертой его лица была козлиная бородка. В остальном такой же бычара, как и двое его дружков.

— Чего? — вылупил он глаза.

— Не чевокай, — бросила я. — Отпусти эскулапа.

— Кого? — переспросил он.

— Вот его, — я указала пальцем на Решетникова.

— Что за телка? — спросил парень с козлиной бородкой у своих приятелей.

Те дружно пожали плечами.

— Так вышвырните ее отсюда! — окрысился он.

Первым на меня двинулся пивной бочонок. Распахнув руки, как бы для объятий, он, ухмыляясь, хотел сграбастать меня. Ага, размечтался. Видно, не в курсе, что с посторонними не обнимаюсь.

Я нырнула под его правой рукой и резко ткнула раскрытой ладонью под ребра. Он застыл как парализованный, жадно хватая ртом воздух. Я переключила свое внимание на кролика. Тот, наблюдавший позорное поражение своего коллеги, решил не лезть на рожон. Сложил руки в кулаки и принял что-то вроде боксерской стойки. Но меня это нисколько не смутило. Я сделала обманный выпад вперед и, с интересом заметив, как он выставил защитный блок, закрывая голову, погрузила носок своей туфли ему точно в промежность. Кролик взвыл от боли и, схватившись руками за ушибленное место, закатался по полу.

— Ах ты, сука! — сквозь зубы процедил козлобородый и, отпустив наконец Александра Михайловича, двинулся на меня.

В руке у него блеснуло лезвие ножа. Или, может, заточки, разглядеть я не успела. Опустилась в положение «низкого шага» и сделала ему подсечку. Парень грохнулся о мраморный пол затылком и отключился. Не оборачиваясь, краем глаза я заметила, что маленький «бочонок с пивом» стал приобретать ощущение реальности. Позволить ему этого я не могла. Сделав два шага назад, локтем врезала ему в передние зубы. Он тут же повалился рядом со своими товарищами, отплевываясь кровью и остатками зубов. Пол в идеально-стерильном кабинете главврача был загублен. Ничего. Людочка приберет.

Я подошла к козлобородому и взяла из его бесчувственных рук холодное оружие. Оказалась и впрямь зоновская заточка. Отбросила ее в угол от греха подальше. И только после этого подошла к Решетникову.

— Все в порядке, Александр Михайлович?

— Да, — невнятно промямлил он.

— А что за ковбои пришли к нам в гости? — кивнула головой на поверженных противников.

— Это шубинские ребята, — выдохнул он.

— Понятно. А чего хотели?

— Понятия не имею, — попытался отпереться Решетников.

— Пооткровеннее, пожалуйста, Александр Михайлович, — с легким напором попросила я.

— Ну хорошо, — он поправил ворот рубашки. — В шестом боксе у меня лежит один их дружок.

— Пулевое ранение? — подсказала я.

— Да. Пулевое ранение. Положение у него серьезное, балансирует между жизнью и смертью. Но я сделал все, что мог. А они не верят. Говорят, мол, плохо прооперировал.

— Короче, если что, хотят повесить его смерть на вас? Так что ли?

— Ну вроде того. Сказали, если он погибнет, кишки мне выпустят. А сами требуют выписывать поскорее.

— Все ясно. — Я приблизилась к кролику и ткнула его ногой в бедро. — Слушай меня внимательно. Передашь Шубину, что его человек пролежит столько, сколько положено. А если скончается, бедняга, пусть ваш босс не возникает, а не то я лично сообщу куда следует. Все запомнил?

Он замотал головой в знак согласия.

— А теперь вставайте, — продолжила я. — И выметайтесь.

Быки Шубина не заставили долго ждать. Превозмогая боль, кролик поднялся на ноги. Его примеру последовал и толстый коротышка, лишившийся зубов. Они дружно подхватили третьего незваного визитера и, как могли быстро, ретировались.

— Вы с ума сошли, Женя, — сказал Решетников. — Шубин мне этого не простит.

— А вы ничего не сделали, — успокоила я его.

Возразить Александру Михайловичу было нечего, и потому тема была автоматически закрыта.

Весь оставшийся день прошел, слава богу, без каких-либо происшествий, и часов в пять мы с Александром Михайловичем покинули клинику.

Около особняка я, как договаривались, сперва проверила все подступы, а потом позволила Александру Михайловичу покинуть салон автомобиля. Мы вошли в дом.

Оказавшись в гостиной, я осмелилась задать Решетникову бестактный вопрос.

— Скажите, Александр Михайлович, а как обедает ваша жена, когда вас нет дома?

— Я оставляю ей еду, — сообщил он.

Я расположилась в кресле, а Решетников поднялся наверх проведать супругу. Да, все-таки дома он становился совсем другим. Как знать, может, коллеги полюбили бы его, узнав об этих качествах.

Вернулся он минут через десять и сел на диван.

— Вы поедете на спектакль к Константину? — спросил меня доктор.

— А вы?

— Я нет, — вздохнул он.

— Тогда и я тоже.

— Послушайте, Женя, я не хочу, чтобы вы чувствовали себя затворницей. Поезжайте.

— Я не затворница. Это моя работа.

Александр Михайлович помолчал и продолжил уговоры:

— Поймите, дело не только в вас. Костя будет очень рад. Вы представить себе не можете, какая на самом деле он ранимая натура.

— Вы правы, — подтвердила я. — Не могу.

— Поезжайте, сделайте ему сюрприз. А я клятвенно заверяю вас, что сейчас же отправлюсь наверх и не выйду из своей комнаты до завтрашнего утра. И к окну не буду подходить и дверь никому не открою.

— Да зачем вам-то это нужно, Александр Михайлович?

— Для Кости, — честно признался он и, заметив, что я собираюсь задать вопрос, поспешил добавить: — И не спрашивайте ничего, ради бога. К делу это отношения не имеет, а к нашей давней дружбе очень даже.

Я задумалась. Если Решетников обещает в мое отсутствие вести себя примерно, то почему бы действительно не съездить. Прощупать, чем дышит господин Жемчужный, тоже будет нелишне.

— Ладно, — я поднялась с кресла. — Но вы до утра, значит, сидите в комнате.

— Да, — обрадовался он.

— Хорошо, пойдемте, я вас провожу.

Мы вместе поднялись на второй этаж и дошли до его комнаты.

— По телефону можно разговаривать? — осторожно спросил он.

— Можно, — ответила я и оставила его в одиночестве.

Для начала я совершила ритуальный вечерний обход окрестностей и, убедившись в том, что все спокойно, зашла к себе в комнату.

Рискуя опоздать к началу спектакля, должное внимание уделила своей внешности. Театр, конечно, не кино, но все же место публичное. Одевшись и накрасившись, я взглянула в зеркало. Собой осталась довольна и с хорошим настроением покинула особняк Александра Михайловича.

К театру я подъехала в пять минут седьмого, а значит, слегка припоздала. Но мне повезло. Спектакль задержался на десять минут по техническим причинам.

Безо всяких проблем меня пропустили в зал по приглашению, и я заняла место в седьмом ряду. Вся сцена прекрасно просматривалась.

Спектакль начался. Это была печальная комедия. То есть юмора было в избытке, а сама пьеса носила трагический подтекст. Эрдман был мастер такого дела. Все-таки он великий драматург.

Жемчужный играл главную роль. Подсекальникова. То есть, как оказалось, именно того самого самоубийцу, вокруг которого и разворачивалось все действо.

Костя играл потрясно. Даже я, любительница киноискусства, была сражена его актерской работой. Нельзя сказать, что другие играли хуже, — нет, весь состав был великолепен, но Костя царил на сцене. Это было что-то фантастическое.

По окончании спектакля я была, можно сказать, в шоке. Да и весь зал аплодировал в едином порыве. Жемчужного вызывали на поклон раз пятнадцать, а то и больше. Я даже испугалась, не переломится ли он пополам от столь частого сгибания. Не переломился.

Наконец занавес закрылся, и публика, шумно обсуждая спектакль и игру актеров, двинулась к выходу. Наиболее часто из их уст вылетало слово «Жемчужный».

Не знаю почему, но я даже испытала гордость оттого, что лично знакома с этим человеком.

При выходе билетерша взяла меня за руку.

— Вы Женя? — спросила она.

— Да, я.

— Зайдите, пожалуйста, за кулисы. Вас там ждут. Вот через эту дверь и направо, — доходчиво объяснила она и сразу куда-то исчезла.

Я прошла по указанному направлению и вскоре очутилась рядом с актерскими гримерками. У одной из дверей стоял Константин, все еще в костюме Подсекальникова, и улыбался мне.

— Здравствуйте, — я подошла к нему. — Это вы просили меня зайти?

— Я, — гордо сообщил он. — Я видел вас со сцены. Очень счастлив, что вы пришли. Огромное спасибо.

— Вам спасибо, — был мой ответ. — Я получила огромное удовольствие. Особенно от вашей игры.

— Бросьте, — отмахнулся он. — Обычная рутинная работа.

— Вы скромничаете.

— Нет. Нисколько. Скажу вам по секрету, я сегодня остался недоволен собой.

— Вот как?

— Да, хотя очень старался. Для вас, — он нагнулся и запечатлел поцелуй на тыльной стороне моей руки.

— Мне очень приятно.

— Знаете, зачем я хотел, чтобы вы зашли?

— Нет.

— Я боялся упустить вас.

— В каком смысле? — я притворялась, что не поняла его, хотя прекрасно догадывалась, о чем он.

— Мне хотелось поужинать с вами.

— Но я не могу, — я врала. Мне почему-то тоже этого хотелось. — Меня ждет дядя.

— С Саней я решу все вопросы, — сказал Жемчужный. — Тем более что мы не задержимся долго, а потом я провожу вас домой. Соглашайтесь же. Не откажите бедному актеру в столь скромной просьбе.

Я и впрямь не могла ему отказать.

— Хорошо. Давайте поужинаем, — я улыбнулась.

— Тогда подождите меня здесь, — попросил он. — Я лишь переоденусь.

— Недолго, — пококетничала я.

— Ну что вы, Женечка. Я мигом.

И он скрылся в гримерке. Я подошла к двери. На ней красовалась табличка с надписью: «Константин Эдуардович Жемчужный. Прошу любить и жаловать». Еще один оригинал.

В ожидании Жемчужного я прошлась по коридору вдоль других гримерок. Среди актеров также царила радостная атмосфера удачного спектакля. В основном на все лады обсуждалась проблема, как и где отметить премьеру. Случайно я услышала, что администрация театра устраивает сегодня по этому поводу банкет.

— Я готов, — раздалось за моей спиной.

На Жемчужном были обыденные серые джинсы и вязаный свитер.

— А разве вы не останетесь на банкет в театре? — спросила я его.

— Да что там делать? — усмехнулся он. — Скукотища. Вы никогда не бывали на подобных банкетах?

— Нет, — призналась я.

— Ваше счастье. Актеры напиваются практически до бесчувственного состояния. Мэтры сцены в промежутках между каждой рюмкой пускаются в воспоминания о ролях молодости, со всеми вытекающими обсуждениями достоинств и недостатков. А наиболее занудные начинают критиковать рядом сидящего.

— В глаза? — поинтересовалась я.

— А то как же. Конечно.

— Кошмар.

— Вот и я о том же.

— А что вы мне хотите предложить? — вопросительно взглянула на него.

— Ужин в ресторане, — сообщил Константин.

— Даже так? — удивилась я. — Простите за нескромный вопрос, но не скажете ли, сколько зарабатывает рядовой актер?

Жемчужный рассмеялся.

— Убили наповал. Да, признаюсь, зарплата у нас мизерная. Но сегодня в честь премьеры всем выдали премию.

— Не хотите же вы спустить ее всю в ресторане?

— Хочу, — открыто огорошил он меня. — Разве вы забыли, что я сказал вам вчера?

— А что вы сказали?

— Если я встречу идеал своей мечты, коим, как позже я добавил, являетесь вы, то готов положить к ногам этой женщины все.

— Право, я этого не стою. — От столь пылкой речи смутилась даже я, повидавшая многое на своем веку.

— Нет, стоите! — Жемчужный был неумолим. — И не спорьте со мною, Женечка. Если бы вы этого не стоили, я бы остался на скучном банкете.

— И какой же ресторан мы выберем?

— «Седьмое чудо света»!

— О! Это очень дорогой ресторан.

— Думаете, я вчера родился?

— Нет.

— Тогда вперед, — он взял меня под локоть, и мы направились к выходу.

— Кастет! — раздалось сзади.

Мы с Жемчужным обернулись одновременно. В проходе между двумя гримерками стоял длинный парень в брюках и с голым торсом. Я узнала его. Он исполнял одну из ролей в спектакле. Только там он выглядел интеллигентным человеком, а здесь передо мной стоял здорово подвыпивший разгильдяй.

— Что? — спросил у него Константин.

— Ты куда лыжи-то навострил?

— А твое какое дело? — с ним Жемчужный не миндальничал и выглядеть джентльменом не старался.

— Так банкет же. Забыл?

— Я не останусь, — сообщил голотелому мой спутник.

— Да ты че, Кастет? Сдурел? Это ж халява!

— Подбирай выражения, Игорь, — осадил его Костя. — Ты что, не видишь, что я с дамой?

— Ну извини, — пьяный актер развел руками, а Жемчужный, снова взяв меня под локоть, сказал вполголоса: — Не обращайте внимания, Женечка. Пойдемте.

Мы пошли к двери, а голотелый все продолжал что-то бормотать нам вслед.

— Вот они — актеры, — многозначительно изрек Константин. — Совершенно беспардонный народ. Кстати, я так и не спросил вас, — переключился он на другую тему. — А как вам сама драматургия сегодняшнего спектакля?

— Сильная вещь, — вынуждена была согласиться я.

— Сильная — это слабо сказано, — подытожил Жемчужный. — На мой взгляд, Эрдман — лучший драматург всех времен и народов. Гений.

Константин говорил о нем с такой гордостью, как будто в том была и его личная заслуга.

Ресторан «Седьмое чудо света» располагался не так уж и далеко от театра, и мы добрались до него за считанные минуты. Всю дорогу почти говорил только Жемчужный, а я больше слушала, время от времени вставляя свои оценки услышанного и подбрасывая вопросы. Говорил он много и обо всем сразу. Говорил об искусстве, о драматургии, о себе лично и о человечестве в целом.

Я поймала себя на мысли, что он вовсе не утомляет меня. Слушать Константина было интересно. Я чувствовала, что это не тот человек, с которым можно связать судьбу, будущее, с кем можно растить детей, но он мне нравился.

В ресторане Жемчужный заказал столик в довольно удобном и престижном месте и предложил мне ознакомиться с меню, которое тут же любезно положил перед нами один из официантов.

— Заказывайте все, что вам понравится, — сказал Костя, улыбаясь. — Прошу вас, не стесняйтесь.

Несмотря на его любезность, я все же поскромничала и заказала сравнительно дешевые блюда. Потом заказ сделал он, и официант отправился исполнять.

— Вам нравится здесь? — спросил Жемчужный.

— Миленько.

— Никогда не бывали тут раньше?

— Не доводилось. А вы?

— Один раз, — признался он. — Отмечали в компании мой дебют.

— Да? Когда же это было?

— Лет восемь назад. Я — молодой актер.

— И какова же была ваша первая роль? — Мне и впрямь хотелось это узнать.

— Вы будете смеяться, — спрогнозировал он.

— Обещаю, что не буду.

— Я играл олененка Бэмби.

Действительно, не засмеяться было трудно. Я могла представить Костю в любой роли, но только не в роли олененка. Улыбка непроизвольно тронула мои губы.

— Вы обещали, — напомнил он.

— Разве я засмеялась?

— Вы улыбнулись.

— Это разные вещи.

В этот момент официант принес нам заказ, и мы приступили к ужину. Константин разлил шампанское в высокие фужеры и, подняв свой, предложил:

— На брудершафт.

— Согласна, — кивнула я.

— Я пью за вашу красоту, — сообщил он.

— А я за ваш талант.

— Не надо.

— Не спорьте, — остановила его я и поднесла фужер к губам.

Мы выпили, и Жемчужный, перегнувшись через стол, поцеловал меня в губы. Затем, по-прежнему не опускаясь на стул, произнес:

— Ни с чем не сравнимое удовольствие. Вкус любого самого лучшего шампанского меркнет перед вкусом ваших губ.

— Мы выпили на брудершафт, — напомнила я. — А ты продолжаешь говорить мне «вы».

— Прости, — он принял наконец сидячее положение. — Я опьянел.

— С одного глотка? — не поверила я.

— С одного поцелуя.

Да, комплименты делать он умел. Истинно по-актерски.

Я решила сменить тему.

— Слушай, Костя, а почему тот актер, ну Игорь, что ли…

— Игорь, — подтвердил он и слегка помрачнел.

— Почему он назвал тебя Кастетом?

— Это кличка у меня такая, — сообщил Жемчужный. — Среди друзей. Хочешь, тоже зови меня Кастетом.

— Нет уж. Я лучше буду звать Костя.

— Твое право.

Ну вот. А Александр Михайлович говорил, что среди его знакомых нет людей с кличками. Выходит, запамятовал. Или не хотел говорить мне об этом?

Кастет. Вульгарная кличка. А нет ли у него дружка, скажем, тоже актера по кличке Чиф?

Глава 7

— Я чем-то расстроил тебя? — тактично спросил Жемчужный.

— Не ты, — ответила я.

— А кто?

Пора было прощупать почву.

— Мой дядя, — сказала я, вздохнув.

— Сашка? А что он натворил? — Костя сделался само внимание.

— Да ничего он не натворил, — успокоила я. — Просто в последнее время он стал какой-то замкнутый.

— Сколько я помню Сашку, он всегда был такой.

Жемчужный достал пачку сигарет и закурил. Сигареты у него были простенькие, «Ява».

— Не всегда, — заступилась я за мнимого дядю. — С недавних пор у него возникли какие-то проблемы.

— Какие?

— Не знаю. Он не говорит.

— А с чего ж ты взяла, что они возникли?

— Я чувствую.

— Жить одними чувствами опасно, — изрек Жемчужный. — Надо иногда слушать и голос разума.

— К чему это? — удивилась я.

— Просто красивые слова.

Либо Константин и впрямь был от природы бесшабашным человеком, либо все время ломал комедию.

— Он с тобой не делился сокровенным в последнее время? — вернулась я к интересующей меня теме.

— Может, и делился, да я и внимания не обратил, — он выдохнул дым через ноздри и взял в руки фужер. — Предлагаю выпить за любовь. Самое прекрасное чувство на земле. Не думал, что когда-нибудь оно коснется и меня, но вот вчера свершилось чудо. Я влюбился. Я не шучу, Женя. Мне около сорока, а я впервые влюблен как мальчишка.

— В меня, что ли? — я тоже подняла свой фужер.

— Ну а в кого же еще?

Я ничего не сказала в ответ, и мы молча выпили.

— Потанцуем? — предложил Жемчужный.

— Мне кажется, музыка для этого не подходящая. — Мне хотелось поговорить о Решетникове.

— Сейчас закажем, — он поднялся из-за стола и удалился к музыкантам.

Я наблюдала за ним и поражалась. Как могут дружить два таких разных человека, как Решетников и Жемчужный? Это просто уму непостижимо. Разные интересы, разные взгляды на жизнь, да и вообще все разное. Даже характеры диаметрально противоположные.

С музыкантами Константин договорился быстро, и по залу заструилась мелодичная, проникающая в самую душу медленная композиция.

Жемчужный подошел ко мне и склонил голову в полупоклоне. Ну как тут было отказать.

Я поднялась, и мы слились с ним в танце. Надо заметить, что танцевал Костя так же легко и непринужденно, как играл на сцене. Он кружил меня по залу, и другие пары, последовавшие за нами, завистливо поглядывали в нашу сторону.

За первым танцем был второй, за вторым — третий, и только когда оркестр заиграл в четвертый раз, я сказала:

— Давай передохнем. Я устала.

— Слово дамы — закон, — Жемчужный вновь галантно поклонился и повел меня к столику. — Чего хочет женщина, того хочет Бог.

— Это верно, — скромно согласилась я.

Мы вновь приступили к ужину. Я решила больше не терять время понапрасну и активно приступила к обсуждению интересующей меня темы. А именно, что вообще представляет из себя Константин Эдуардович Жемчужный, каковы его взаимоотношения с доктором Решетниковым, и нет ли у него скрытого мотива желать смерти своему другу детства. Но из этой затеи ничего не вышло. Все мои наводящие вопросы в процессе беседы наталкивались на неприступную стену иронии в ответах Константина. Он все время менял тему, начинал рассказывать какие-то смешные истории, а когда я возвращала его к разговору о Решетникове, шутил и подтрунивал над Александром Михайловичем.

В общем, ничего полезного выяснить не удалось. Жемчужный оставался для меня такой же закрытой книгой, как и в начале нашего знакомства.

Единственное, что радовало, так это то, что ужин мне понравился и о сегодняшнем вечере не придется жалеть.

— Мне пора, — сообщила я Константину, когда время перевалило уже за десять часов.

— Так рано? — изумился он.

— Я очень примерная девушка.

Он засмеялся, но все-таки подозвал официанта и попросил рассчитать нас.

Пока Костя расплачивался, я вышла на улицу. От выпитого за вечер шампанского слегка кружилась голова. Но не настолько, чтобы потерять ее вовсе. Мозг беспрерывно думал о работе. Я по-прежнему не имела представления, откуда следует ожидать выстрела. А значит, теоретически уже проигрывала убийце. Такое положение вещей меня никак не могло устраивать.

Среди людей, окружающих Решетникова, я не могла выделить человека, который больше всего попадал под подозрение. Заподозрить можно и Шубина, и Жемчужного, и Алябьева, и Венскую, и даже супругу Александра Михайловича. А сколько еще тех, с кем я незнакома. Вот так задачка.

— Соскучилась? — появился Костя.

— Очень, — съерничала я. Оттого, что приходится возвращаться к нерешенным вопросам, настроение мое упало до нуля.

— Куда тебя подвезти? — спросила я Костю, когда мы уселись в «Фольксваген».

— А может, поедем ко мне в гости? — предложил он.

— Не могу. — Я прекрасно осознавала, чем заканчиваются такие гостевания.

— Жаль. — Жемчужный помрачнел. — Тогда поехали к тебе.

Заметив мой изумленный взгляд, он засмеялся и поспешил добавить:

— Ты не поняла меня. В гости я не набиваюсь. Но мы ведь договаривались, что я прослежу за тем, чтобы ты благополучно добралась до дома. Отсюда вывод: я еду вместе с тобой, провожаю до дома, а потом ловлю такси и уезжаю.

— К чему все эти сложности? — не поняла я.

— Дома меня никто не ждет. Зачем же торопиться?

Мысленно я вынуждена была согласиться с ним. А вслух произнесла:

— Ну, как знаешь.

И мы тронулись в путь.

В особняке Решетникова свет нигде не горел. Стало быть, Александр Михайлович выполнил свое обещание и уже спал безмятежным сном.

Я остановила «Фольксваген» со стороны черного хода, и мы с Костей вышли из машины. Глядя на несчастное выражение его лица, я не удержалась и, засмеявшись, сказала:

— Ладно, можешь зайти. Выпьем кофе, и все.

— Я согласен, — выпалил он.

Мы вошли в дом. За те два дня, которые провела здесь, я прекрасно научилась ориентироваться и без Решетникова. Во всяком случае, кофе приготовила.

— В первый раз я сижу здесь в гостиной и пью кофе без Сашки, — произнес Жемчужный, вольготно расположившись в кресле.

— Подожди меня секундочку, — попросила я Костю и направилась к лестнице.

— Ты куда?

— Сейчас приду, — пообещала я.

— А с тобой можно? — хитро прищурился он.

— Нельзя.

Я поднялась наверх и приблизилась к комнате Решетникова. По обыкновению приложила ухо к замочной скважине. Размеренный храп Александра Михайловича подействовал на меня успокаивающе. Значит, с ним все в порядке. Он жив, и я имею теперь полное право не мучиться угрызениями совести из-за своих сегодняшних гуляний.

Вернулась в гостиную. Жемчужный курил, откинувшись в кресле.

— Я уже прямо истосковался, — пожаловался он.

— Ничего. Иногда это идет на пользу. — Я села напротив него и взяла в руки чашку.

— Как ты жестока, — он покачал головой.

— Костя, — попросила я. — Расскажи, пожалуйста, как дядя Саша познакомился со своей супругой. С Аней.

— Поверь, не так романтично, как мы с тобой. — Он был в своем репертуаре.

— Я серьезно спрашиваю. — Мне даже пришлось принять суровый вид.

— А ты не знаешь?

— Откуда? Я не видела его лет десять, а то и больше.

— Да, это весомый срок, — согласился Костя.

— Так расскажешь?

— Понимаешь, Жень, — он затянулся сигаретой. — Если честно, то я и сам не знаю.

— То есть как?

— А так. Он сроду со мной не говорил о своей жене. Говорил, встретились, полюбили друг друга. И все. Еще говорил, что она человек хороший, талантливый художник, — при этих словах он скептически обвел взглядом стены гостиной. — А по-моему, это мазня.

— Ты так считаешь?

— А ты нет?

— Ну не знаю.

— Я сам рисую на досуге, — признался он.

— Шутишь?

— Нет. На этот раз говорю серьезно.

— И как успехи?

— Мои-то? Ну, так себе. Я же тебе уже говорил. Очень редко бываю доволен собой. Может быть, практически никогда.

— Самокритичный ты человек.

— Что есть, то есть. Но искусство от мазни, думаю, сумею отличить.

Я тоже перевела взгляд на картины Анны Решетниковой. Вообще-то ничего особенного, но какая-то изюминка, на мой взгляд, в ее художествах была.

— Хочешь, я тебе как-нибудь свои покажу? — предложил Жемчужный.

— Хочу, — честно ответила я.

— Все. Договорились.

Я снова вгляделась в его лицо. Вроде бы честное, открытое, как говорится, парень камня за пазухой не держит. А там кто его знает. Мне бы не хотелось, чтобы убийцей был он.

Мы допили кофе, и я убрала пустые чашки.

— Ладно, мне пора спать, — изрекла я, с опаской ожидая его последующих действий. Не хотелось расстраивать Костю.

— Ну что ж, — он затушил сигарету в хрустальной пепельнице на столике и поднялся. — Я и в самом деле уже достаточно злоупотребил твоим вниманием. Прости.

Ну, прямо джентльмен. Ничего не скажешь.

— Да что ты, — улыбнулась я. — Тебе не за что извиняться. Я провела чудесный вечер.

— Правда?

— Конечно. Огромное спасибо тебе. За все. За спектакль. За ужин. И вообще…

Я не нашла, что сказать дальше, и совершенно неожиданно для себя подошла к нему и поцеловала в губы. По-дружески, просто чмокнула. Однако отойти я не успела. Жемчужный обнял меня за плечи и, притянув к себе, впился своими губами в мои. Я не стала противиться. Поцелуй получился долгим.

— Я никогда еще не был так счастлив, — признался он.

Я высвободилась из его объятий.

— Когда мы увидимся? — В глазах Кости горела искренняя надежда.

— Если хочешь, — ответила я, — подъезжай завтра к клинике после обеда. Лучше даже ближе к вечеру. Часиков в пять.

— Так долго? — он закатил глаза. — Я умру, разлукою томим.

— Захочешь — выживешь, — строго произнесла я.

Он поцеловал меня еще раз на прощание и покинул дом своего друга детства.

Я осталась одна. Вечер и впрямь породил во мне положительные эмоции. Я не соврала Жемчужному и в самом деле была ему благодарна. С другой стороны, жизнь моего клиента все еще висела на волоске, а я до сих пор не выудила ничего полезного. Тень убийцы маячила где-то рядом. Я это чувствовала. Он кружил неподалеку, как коршун, выжидающий благоприятного момента, когда появится возможность вновь броситься на свою жертву.

Сполоснув чашки, я решила отправиться спать. Требовалось восстановить нормальную полноценную работу мозга. Но сперва по обыкновению я вышла в сад. Несмотря на усталость, дозор следовало провести.

Отойдя от парадного крыльца метров на двадцать, я заметила, как с правой стороны у забора мелькнула чья-то фигура. Мне могло и показаться, но, достав из кармана револьвер и сжав его в руке, я осторожно, по-кошачьи пересекла территорию сада. Затаилась за одним из кустов. Никаких признаков жизни у забора не наблюдалось. Неужели и впрямь почудилось? Только галлюцинаций мне еще и не хватало.

И в тот же момент, будто в ответ на сомнения, в пределах видимости появился человек. Я без труда узнала его. Это был тот самый коренастый мужичок, которого я ранила выстрелом в руку возле клиники «Вита-С». Приятель Чифа. Правая рука недавнего соперника была забинтована, зато в левой он гордо сжимал бандитский обрез.

Я огляделась. Старины Чифа, так люто возненавидевшего меня, нигде не наблюдалось. Выходит, его подельник пришел один или тот прикрывает коренастого из какой-нибудь засады.

Снять метким выстрелом парня с обрезом не составило бы труда. Тем более что он очень хорошо был виден. Но я решила захватить его живым. На войне это называлось взять языка. Очень уж мне хотелось выяснить мотивы этих двоих искателей приключений. Не за скальпами же охотятся? Есть ведь у них причина, по которой они желают укокошить Решетникова? Должна быть. Либо какая-то личная, либо деньги, за которые их наняли.

Я сунула револьвер за пазуху так, чтобы достать его можно было в одно мгновение.

Коренастый тем временем, крадучись, приближался к особняку. Я заметила, что он не оглядывается. А это значит, что если Чиф и ошивается где-то неподалеку, то уж никак не с тыла своего приятеля. Это я знала точно. Многолетний опыт убедил меня в том, что крадущийся человек, прикрываемый кем-то сзади, обязательно хоть раз да обернется.

Я тихо зашла ему за спину. Около последнего дерева перед крыльцом коренастый остановился и запрокинул голову, высматривая окна решетниковской комнаты. Момент был благоприятный. Такой нельзя упускать.

Я прыгнула вперед и, схватив его за левую руку, вывернула назад.

— Ах, черт! — выдохнул незваный визитер и выронил свой обрез.

Прежде чем он успел опомниться, я сделала подсечку и повалила его на землю. Однако парень оказался человеком искушенным в рукопашных боях. Упав навзничь, он тут же выбросил вперед ногу и, к моему стыду, угодил мне прямехонько в живот. Этого было достаточно для того, чтобы я ослабила хватку. Коренастый же не стал терять время понапрасну. Он замахнулся и врезал мне кулаком в челюсть. Я отшатнулась, но он не спешил подниматься. Рукой нащупал упавший обрез и, вскинув его, выстрелил не целясь.

Я успела увернуться. Прижавшись к соседнему дереву вне поля его видимости, затаилась. Достала револьвер.

Вот невезуха! Так глупо проколоться!

Коренастый потерял меня из виду и сам, боясь попасть под обстрел, ретировался в близлежащие кусты. Я высунула голову из-за дерева. Легкий шорох, доносимый ветром, подсказал мне его предположительное местонахождение. Я вскинула руку с револьвером и выстрелила. Обрез неприятеля ответил мне тем же.

И тут позади меня в особняке вспыхнул свет. Как раз в окне комнаты Александра Михайловича. Я оказалась на виду у неприятеля. Этого мне только не хватало. Пришлось упасть на землю, и как раз вовремя. Коренастый пальнул дважды. Я откатилась в сторону и прислушалась. Тишина. Однако подавать признаки жизни было опасно. Ситуация сложилась явно не в мою пользу.

Внезапно я услышала шум отъезжающей машины. Безошибочно определила, что это со стороны забора. Выходит, коварный убийца вновь обманул меня. Вместо того чтобы воспользоваться благоприятными для него обстоятельствами и держать меня на мушке, он ударился в бега.

Я резко поднялась с земли и устремилась к забору. Поступок был рискованный, но другого выхода не было. Мои прогнозы оправдались в точности. Ни в кустах, где недавно затаился неприятель, ни по окружающему периметру до самого забора никого не было. Улизнул. Огромными скачками я выбежала за ворота решетниковского поместья и огляделась. Все ясно. Сомнений быть не могло. Убийца скрылся, воспользовавшись удобным случаем.

Самое смешное, что он действительно был один, без всякого прикрытия, иначе его дружок Чиф, несомненно, включился бы в перестрелку. Это позор. Я не смогла справиться с неприятелем один на один. Не смогла, как это ни прискорбно.

В ужасном настроении я вернулась в дом. Решетников стоял на лестнице с искаженным от страха лицом.

— Почему вы вышли? — накинулась я на него.

Он бегом спустился вниз и, пройдя мимо меня к бару, налил себе выпить. Залпом осушил бокал и только после этого повернулся.

— Я не знал, что вы приехали, — залепетал Александр Михайлович. — Я думал, что вас нет дома, а тут вдруг стрельба под самым окном. Как я должен был реагировать? Я был просто в полнейшей панике.

— В милицию не позвонили? — хмуро спросила я.

— Что вы. Какая милиция? — Решетников налил себе еще один бокал и расправился с ним так же, как и с первым.

— Вы спутали мне все карты, — сказала я лишь для того, чтобы хоть как-то оправдать свой промах.

— Я? Почему?

— Вы включили свет в своей комнате. И я сразу стала видна преступнику. Он мог убить меня.

— Ради бога, простите, — искренне расстроился Решетников. — Я действительно не знал, что вы здесь.

— Ладно, — я махнула рукой. — Забудем.

— Это опять были они? — спросил Решетников дрожащим голосом.

— Они, — кивнула я и уселась в кресло.

Решетников подошел к дивану и сел напротив меня.

— Вы смогли выяснить, кто эти люди?

Я вновь недовольно посмотрела на него.

— Нет. Я собиралась захватить этого стрелка живым, но у меня ничего не получилось.

— Жаль, — сочувственно произнес Александр Михайлович и тут же спросил: — Хотите кофе?

— Хочу, — честно ответила я.

Решетников удалился на кухню, а я осталась наедине со своими невеселыми мыслями. Естественно, они крутились только вокруг одного. Вокруг коренастого парня с обрезом. Ну, и вокруг его дружка Чифа тоже. Пока я видела только их двоих. Вне сомнения, они же преследовали нас на салатном «жигуленке» в день моего знакомства с Решетниковым и один из них стрелял по Александру Михайловичу из оптической винтовки в доме напротив клиники. Стало быть, покушавшихся только двое. Да вот неизвестно, действуют ли они по собственной инициативе или кто-то нанял их для данного грязного дела. Не знаю почему, но я больше склонялась ко второму варианту.

Теперь, что произошло сегодня? Коренастый мужичок чувствовал себя сравнительно уверенно, когда приближался по саду к особняку. Да и приехал он один, без товарища. Что бы это значило? Откуда такое бесстрашие? А не знал ли он заранее о том, что я уехала на спектакль? И машину свою оставила у черного хода. Предположим, что он был в курсе моего отсутствия. Обойти вокруг особняка не удосужился, посмотрел, что моего «Фольксвагена» нет, и, в полной уверенности, что Решетников находится без охраны, двинулся к его обители выполнять свою кровавую миссию.

Есть только один вопрос. Как он узнал о том, что меня нет? Об этом знал только один человек — Жемчужный. Ну еще и сам Решетников.

— Вот, хлебните кофе, — выдернул меня из размышлений вернувшийся Александр Михайлович. — И, ради бога, не убивайтесь так. В сегодняшнем промахе вашей вины нет.

Ну спасибо. Успокоил.

Однако язвить ему я не стала, не то настроение, а просто сказала:

— Благодарю вас, — и взяла протянутую чашку.

Заметив, что сам Александр Михайлович кофе не пьет, спросила:

— А вы что же?

— Не хочу, — он покосился на бар.

— Пейте, не стесняйтесь, — поняла я его взгляд.

Он не стал затруднять меня уговорами. Резво подошел к своему заветному хранилищу и извлек оттуда бутылку мартини. Вместе с ней и стаканом вернулся к столику.

— Вы не будете? — предложил мне.

— Нет.

Затем в течение минут пяти я пила кофе, а он цедил свой мартини.

— Когда я уехала, Александр Михайлович, вы звонили по телефону?

— Так вы же мне разрешили, — удивился он.

— Я не упрекаю вас, а спрашиваю.

— Звонил.

— Много раз?

— Прилично, — сказал он и добавил: — Но только по работе.

— Скажите, Александр Михайлович, а вы кому-нибудь по телефону говорили, что я уехала на свидание к Жемчужному?

Решетников уже было открыл рот, чтобы ответить, но тут, мгновенно поняв, куда я клоню, осекся и замолчал.

— В чем дело, Александр Михайлович?

— Этого не может быть, — произнес он через силу упавшим голосом.

— Чего не может быть?

— Того, на что вы намекаете. Этого просто не может быть.

— Перестаньте говорить загадками, — рассердилась я. — На что я намекаю?

Он не ответил. Минут десять бессмысленно буравил пустым взглядом противоположную стену и молчал. В этот момент Решетников был похож на застывшего болванчика.

— Да, — произнес он наконец. — Я скажу вам, что произошло. Но я уверен, что к событиям сегодняшнего вечера это не имеет никакого отношения.

— Я слушаю.

— Почти перед тем, как лечь спать, я позвонил Людочке, — начал он.

— Вы имеете в виду Венскую?

— Да, ее. Так вот, я позвонил ей, мы немного поболтали, и в ходе разговора она поинтересовалась, как моя племянница.

— И что вы ей сказали?

— Сказал, что вы уехали на свидание и, возможно, вернетесь только под утро.

— Что? — опешила я.

— Простите. Я не хотел вас обидеть…

— Да дело не в этом, — оборвала я.

— А в чем?

— В чем? Неужели вы не понимаете? Вы абсолютно ясно дали понять, что до утра остались без охраны.

— Послушайте, — Решетников разнервничался не на шутку. — Я уверен, что Людочка не имеет к этому никакого отношения.

— Не имеет, говорите? — я встала и подошла к нему вплотную. — А вы что, еще кому-нибудь сказали о моем отсутствии?

— Нет. — Александр Михайлович уже кусал себе губы.

— Тогда послушайте, что получается, — продолжала я напирать. — Вы сообщаете об этом факте только ей, а через какое-то время к вам в гости пожаловал убийца. Это что, совпадение?

— Не знаю, — он тоже поднялся. — Наверное.

— А я вот в совпадения не верю.

— Люда непричастна к этому. — Решетников стоял на своем.

Спорить с ним не хотелось. Для меня все стало ясным. Цепочка замкнулась. Значит, все-таки Людмила Венская. Именно с ее подачи Чиф и его дружок охотились на Решетникова. Вот тебе и единственный человек, который любит Александра Михайловича. Ловко же она пудрила мне мозги. Мол, все задавили доктора, все его ненавидят. Одна она, такая хорошая и добрая, принимает участие в его нелегкой судьбе.

— О чем вы думаете? — спросил Решетников.

— О вашей Людочке, — призналась честно. — Какой у нее может быть мотив желать вашей смерти?

— Вы с ума сошли! — вскипел Александр Михайлович. — Я повторяю вам в тысячный раз, она непричастна ко всей этой истории.

— Знаете что, Александр Михайлович, — сурово осадила я. — Отправляйтесь-ка лучше спать. Я охраняю вашу жизнь, и только мне решать, кто опасен для вас, а кто нет.

— Вы на ложном пути, — недовольно буркнул он.

— Посмотрим. А теперь давайте спать.

Решетников больше не препирался и, не сказав ни слова, удалился к себе.

Итак, тень истинного убийцы начинала приобретать очертания. В лице Людмилы Венской. В чем только ее мотив, непонятно. Ну да это уже и неважно. Я же не детектив и копаться во всей этой грязи не намерена. В мою задачу входит обеспечить безопасность клиента. Обезвредить того, кто жаждет его угрохать. Теперь все стало намного проще. Я знала, против кого воюю.

Завтра утром, то есть уже сегодня, потому как сейчас уже было за полночь, я припру к стенке подружку Александра Михайловича. Посмотрим, что она мне споет. Какие серенады.

Я подогнала «Фольксваген» к парадному входу, чтобы никому больше не пришло в голову подумать о моем отсутствии, и только после этого отправилась спать.

Утром меня разбудил настойчивый стук в дверь. Хотя «утром» — это было громко сказано. Взглянув на часы, я обнаружила, что часовая стрелка едва доходит до четырех.

Однако стучали очень настойчиво. Я сбросила с себя остатки сна, извлекла из-под подушки револьвер и приблизилась к двери.

— Кто там? — спросила осторожно, держась чуть правее от порога.

— Я. Кто же еще? — раздался недовольный голос Решетникова.

— Простите, Александр Михайлович, — я спрятала револьвер. — Очень трудно узнать вас по манере стука.

Запоздало вспомнила, что юмора он не понимает, и открыла дверь.

— Что слу..? — начала я и осеклась.

Решетников стоял в коридоре, одетый в плащ и шляпу, с двумя чемоданами в руках.

— Я уезжаю, — объявил он.

— Куда?

— Неважно, — огорошил меня он. — Все равно куда. Лишь бы оказаться там, где убийца не в состоянии достать меня.

— А-а, — протянула я, — ну-ну.

Все ясно. Мой клиент после ночных событий запаниковал и решил пуститься в бега. Что ж. Такое иногда случается. Нервы не всегда подвластны разуму.

— Подождите, — сказала. — Я только переоденусь.

И прежде чем Александр Михайлович успел что-либо возразить, захлопнула дверь перед его носом.

Может быть, это и к лучшему, думала я, одеваясь. Если удастся засунуть Решетникова в какое-нибудь безопасное место, то руки у меня развяжутся. Он не будет зудеть мне под ухо, кого можно подозревать, а кого нет. Тем более я чувствовала, что дело на завершающейся стадии. Обезврежу киллеров и дам сигнал Александру Михайловичу вылезать из подполья.

Я вышла из комнаты. Решетникова в коридоре уже не было. Спустилась вниз. Он ходил взад-вперед по гостиной, ссутулившись и глубоко засунув руки в карманы плаща. Чемоданы валялись у двери. При моем появлении он остановился и поднял на меня глаза.

— Вы поняли? — спросил он. — Я уезжаю.

— Поняла. А с чего вдруг такое решение?

— С чего? — переспросил он. — По-моему, это очевидно. Я боюсь. Я не хочу умирать.

— Ясно. — Я села на диван.

— Что вам ясно? — Решетников подошел ко мне.

— Ясно, что вы боитесь, — ответила и добавила: — да сядьте вы, Александр Михайлович. Давайте поговорим спокойно.

— О чем тут можно разговаривать? — горячился он, но на диван все-таки сел.

— В принципе мысль мне нравится.

— Какая мысль? — уставился на меня Решетников.

— По поводу вашего отъезда. У вас есть на примете какое-нибудь надежное место?

— То есть?

— Ну место, о котором бы никто, кроме вас, не знал?

Александр Михайлович задумался.

— Есть, — наконец сказал он.

— Прекрасно. Что это за место?

— Это одна квартира на окраине города, — выдал Решетников. — Один мой друг уехал к своей матери во Владивосток. А мне оставил ключи от своей квартиры, просил присмотреть, пока не вернется. А потом от него пришло письмо, в котором он сообщил, что сюда сможет вернуться не раньше чем через год — дела у него там какие-то появились.

— В общем, квартира свободна?

— Да, — подтвердил Решетников. — А ключи от нее так и остались у меня.

— Это хороший вариант. А об этой квартире знает еще кто-нибудь?

— Как это?

— Ну ваша жена, друзья.

— Исключено, — замотал головой Решетников. — Говорю вам, я и сам-то про нее забыл.

Ну что ж. Это было как раз то, что надо.

— Годится, — объявила я и встала с дивана. — Идите ищите ключи от этой квартиры. Я отвезу вас туда, и там вас никто не достанет.

— А что вы задумали? — заинтересовался Решетников.

— Объясню по дороге, — отмахнулась. — Идите.

Он скрылся на втором этаже, а я довольно потерла руки. Дело сдвинулось с мертвой точки.

Глава 8

Поиски ключа от квартиры старинного друга заняли у Александра Михайловича почти полчаса. Лишь когда они были найдены, мы смогли тронуться в путь.

По моему требованию мы покинули особняк через черный ход и поймали такси. В столь ранний час сделать это оказалось не так-то просто, и потому на конспиративную квартиру мы прибыли только к шести часам. Всю дорогу я старательно проверяла наличие «хвоста» и с Решетниковым не разговаривала. Он тоже не навязывался в собеседники. Страх полностью овладел всем его сознанием. Ни о чем другом, кроме как о спасении собственной жизни, он и думать не мог.

По нужному адресу добрались без приключений. Слежки за нами, слава богу, не было.

Мы отпустили такси, и Александр Михайлович, оглядевшись, сказал:

— Вот этот дом.

Как оказалось, дом бывшего решетниковского друга был частным. Внутри все покрылось вековой пылью, нога человека не ступала здесь очень давно.

— Старинная берлога, — протянула я.

— Другой все равно нет. — Решетников взял стул, стер с него пыль ладонью и предложил: — Садитесь.

— Спасибо, постою, — отказалась я.

— Как знаете, — Александр Михайлович пожал плечами и сел на этот стул сам.

— Не расстраивайтесь, — подбодрила я его. — Обещаю, что вы не задержитесь здесь надолго.

— Почему вы так в этом уверены?

— Думаю, двух-трех дней мне хватит для того, чтобы расправиться с вашими врагами.

— Да? — в нем возродилась надежда.

— Сделаю все возможное. А вы пока сидите здесь и ждите известий. Завтра, думаю, в любом случае я заскочу к вам. Еда-то у вас есть?

— Я набрал сухого пайка, — с гордостью сообщил он, кивнув на один из чемоданов.

— Чудесно. А как же ваша жена?

— Я оставил ей все необходимое.

— Ну что ж. Будем надеяться, что она не успеет умереть с голоду, — сыронизировала я.

— Да. — Александр Михайлович, как обычно, принял мои слова за чистую монету и закручинился.

— Теперь что касается вашей работы, — вернулась я в деловую струю. — Вы не станете возражать, если я поеду туда без вас?

— А что вы будете там делать? — не понял он.

— Работать, — многозначительно ответила я.

— Понятно, — он кивнул. — Нет, возражать не буду.

— Всем сотрудникам, кто будет интересоваться вами, я скажу, что вы приболели. Договорились?

— Конечно. Врите, что хотите. Только предупреждаю, они могут позвонить мне домой.

— Это моя проблема.

— Тогда ладно. — Решетников снял шляпу и с рассеянным видом положил ее на стоящую рядом тумбочку.

Жалко было оставлять его в таком состоянии, но пора действовать.

— Я поехала, Александр Михайлович.

— Да-да, конечно, — откликнулся он, не поднимая головы.

Бедняга. Я не стала больше досаждать ему своим присутствием. Не знаю, станет ли ему легче в одиночестве, но мои разговоры о покушениях и о тех, кто их устраивает, точно не помогут ему.

На попутке я вернулась в особняк Александра Михайловича. Выпила кофе, подвела глазки у зеркала и как ни в чем не бывало в восемь часов вышла через парадный ход и заняла водительское место в своем «Фольксвагене». Если кто-то и наблюдает за мной, пусть думает, что все идет, как обычно.

В клинику «Вита-С» приехала раньше положенного. Вернее, раньше, чем приезжала вчера с Решетниковым. Но я знала, что Людмила появляется здесь именно в это время.

Регистраторша Галочка, а сегодня дежурила именно она, ни о чем даже меня не спросила. Видимо, слухи о том, что главврач взял моду приезжать на работу в обществе своей племянницы, докатились и до нее. Она лишь проводила меня заинтересованным взглядом и буравила мою спину до тех пор, пока я не скрылась на лестнице, ведущей на второй этаж.

Около двери с надписью «Главврач» я ненадолго задержалась. Дверь была открыта. Значит, многоуважаемая Людмила Борисовна уже на своем рабочем месте. И, ни о чем не догадываясь, ждет Александра Михайловича, чтобы встретить его радостной улыбкой, несмотря на то что вчера ее киллер с задачей не справился. Небось сидит сейчас и клянет меня на чем свет стоит за то, что я так не вовремя вернулась со свидания. Не случись этого, Людочка уже не ждала бы доктора на работе. Сходила бы с утра в церковь и заказала службу. Но не тут-то было, дорогая! На счастье Александра Михайловича, есть я. А я еще поборюсь за его жизнь.

С такой оптимистической мыслью я толкнула дверь и вошла в кабинет.

Так и есть. Людочка сидела в кресле с чашкой чая. Все, как обычно. Беленький халатик на ней, шапочка. Вся причесанная, намарафеченная. Ну просто заглядение.

— Привет, — бросила я с порога.

— Привет, — эхом откликнулась она и тут же спросила: — А Александр Михайлович не с тобой?

— Нет. Он дома. И сегодня не приедет.

— А что случилось? — заволновалась она.

Вроде как искренне заволновалась. Вот врунья!

— Приболел, — ответила я.

— Что с ним?

— Руку сломал.

— Руку? Как? Каким образом? — Венская буквально засыпала меня вопросами.

— Выпрыгнул вчера из окна второго этажа, неудачно приземлился и сломал руку.

— Я ничего не понимаю, — она подалась вперед. — Зачем выпрыгнул из окна?

— От киллера спасался, — я смотрела Люде прямо в глаза. — Испугался пули, вот и сиганул. Хорошо, не на голову упал.

Венская заморгала глазами.

— От какого еще киллера? Что ты говоришь, Женя?

Тут я не выдержала и взорвалась:

— Это что ты говоришь, Людочка? Кого ты пытаешься обмануть? Меня?

— Я не собираюсь никого обманывать, — она поднялась с кресла. — Мне…

Но я не дала ей договорить.

— Не знаешь, какой киллер, говоришь? Так вот, могу сказать тебе, что все ты прекрасно знаешь. Это тот самый киллер, которого ты послала убить Александра Михайловича, которого ты наняла. Его и Чифа. Ведь ты их обоих наняла?

— Господи, — она провела рукой по лбу. — Я ничего не понимаю.

— Еще раз объяснить? — я напирала на нее. — Ты решила убить Александра Михайловича и наняла для этого двух человек. Ты…

— Что ты несешь? — взвизгнула она. — С чего ты взяла, что я решила его убить?

— Он вчера позвонил тебе. На ночь глядя. Так?

— Да, — слегка запнувшись, сказала она. — Позвонил. И что?

— И он сказал тебе, что я уехала. Скорее всего до утра. Так или нет?

— Вроде сказал.

— Ах, вроде, — прищурилась я. — Не помнишь, значит? Так напомню. Он сказал тебе именно так. А спустя час к его особняку явился парень с обрезом. Не догадываешься зачем?

— Зачем?

— Чтобы убить его.

— А я-то здесь при чем? — она готова была разрыдаться.

Я была сбита с толку. Неужели какая-то ошибка? Ведь не может же она обладать такой силой воли? Да нет, ошибки быть не может. Тем не менее я взяла себя в руки и села в кресло.

— Сядь, — сказала Венской.

Она послушно опустилась в соседнее.

Собравшись с мыслями, я поведала Людмиле всю подноготную. И о том, что я телохранитель Решетникова, а никакая не племянница, и о том, что на его жизнь неоднократно покушались, и, наконец, о событиях сегодняшней ночи.

— Теперь тебе все ясно? — спросила напоследок.

— Да, — она была подавлена. — Это ужасно.

— Очень ужасно, — согласилась я. — А теперь объясни мне, зачем тебе это нужно?

— Что нужно?

— Чтобы Решетников умер.

— Почему ты решила, что это я наняла тех двоих?

Я вздохнула.

— Ты, видно, Люда, кое-что прослушала. Никому, кроме тебя, Александр Михайлович не сообщал о моем отъезде. Он поведал это только тебе одной. И убийца сразу же заявился.

— Это может быть простое совпадение, — подавленно изрекла она.

— Я тебе не верю.

— Но почему, Женя? Клянусь тебе, я не желаю Саше смерти. Это не я. Это кто-то другой.

По ее щекам заструились неподдельные слезы.

Нет, не может быть. Чертовщина какая-то. Если за Чифом и его дружком стоит не она, то кто? Получается, я снова в тупике. Убийца снова обратился в тень и исчез. А Александр Михайлович? Что ж ему, бедолаге, так и придется жить в той заброшенной конуре до скончания века?

— Ты правда не знаешь Чифа? — спросила я Людмилу.

— Нет, не знаю, — она достала платок и стала промокать им глаза.

Верить ей на сто процентов я, естественно, не собиралась. Но судя по тому, что видела сейчас перед собой, убийца не она. И дело даже не в слезах, которые она не в силах была удержать, а в ее взгляде, позе, подавленности.

Я ошиблась. Снова ошиблась. А пару часов назад похвалялась перед Решетниковым, что все проблемы решу за каких-нибудь два-три дня максимум. Вот и решила. Вот и нахожусь теперь там же, где была в самом начале. В точке отсчета.

— Ладно, не реви, — сказала Венской. — Успокойся. Лучше скажи мне, что ты сама-то думаешь обо всем этом, после того как я рассказала тебе всю историю.

— А что я должна думать? — она вновь посмотрела мне в глаза.

— У тебя тушь потекла.

Людмила встала и подошла к умывальнику у двери. Нагнулась, включила воду.

— Что ты делаешь?

— Умываюсь.

Прежде чем я успела сказать следующее слово, Венская набрала в ладони горсть воды и плеснула себе в лицо.

Я ждала. Когда она закончила умываться и повернулась ко мне, это была уже совсем другая женщина. Не то чтобы она стала некрасивой, нет. Просто в ней появился живой человек. Исчезли надменность, холодность.

Она утерлась полотенцем и снова заняла свое место в кресле.

— Что я должна думать? — повторила она свой вопрос.

— Может, ты подозреваешь кого, — пояснила я, — или что-то где-то слышала, или видела, имеющее отношение к данному делу? Ну, в общем, — призналась я, — мне нужно хоть как-то пролить свет на эту загадку. Сможешь помочь?

— Не знаю. Сейчас постараюсь что-нибудь вспомнить, — даже голос у Венской изменился. Он стал мягче.

— Постарайся.

Ее раздумья длились несколько минут. Я даже успела заскучать.

— Вспомнила! — радостно сообщила Людмила, и глаза ее просияли от счастья.

— Что вспомнила?

— Однажды, недели две тому назад, я стала случайной свидетельницей одной сцены у нас в клинике.

Я замерла в напряжении.

— Между Александром Михайловичем и доктором Алябьевым, — продолжала она. — Я как раз собиралась зайти в кабинет. И вдруг слышу голоса. Они очень громко разговаривали. Я бы даже сказала, кричали друг на друга. И Саша кричал, и Антон кричал. В общем, спор разгорелся яростный.

— О чем спорили?

— Начала спора я не слышала, — призналась Венская. — А потом Алябьев стал яростно нападать на Сашу. Он буквально бесился от гнева. Кричал, что Александр Михайлович зажимает талантливых врачей, что, не будь его, наша клиника могла бы стать самой престижной в городе.

— А что Решетников на это?

— Он назвал Алябьева недоумком. И пообещал похлопотать о его переводе в другую клинику. Еще он сказал, что сделает все возможное, чтобы Антона вообще лишили практики.

— Вот как? Круто, — оценила я.

— Да, — Венская помолчала и продолжила: — И тогда Алябьев произнес такую фразу: «В таком случае можешь смело считать, что ты не жилец на этом свете». Да, так и сказал. Обратился к Саше на «ты», чего раньше никогда не было, и открыто пригрозил ему.

— А Решетников?

— Вспылил и рявкнул: «Пошел вон отсюда, щенок!» И Антон ушел, едва не сбив меня с ног в дверях.

Это было интересно.

— А дальше?

— Дальше Саша никак не мог успокоиться, — сообщила Людмила, старательно переживая в памяти события того дня. — Даже выпил на работе. И все ругал Алябьева на чем свет стоит.

— Больше ничего такого у вас в клинике не повторялось?

— Не знаю, — Венская вздохнула. — Я слышала только этот разговор. А больше ничего.

— Ладно, — я встала с кресла. — У меня к тебе просьба, Людочка.

— Какая?

— Не уходи сегодня никуда до конца рабочего дня.

— Я никогда так не поступаю, — обиделась она.

— Молодец! — похвалила я и направилась к двери.

— Женя! — окликнула она меня.

— Что? — я обернулась от самого порога.

— Чуть не забыла. Вчера приезжал Шубин. Спрашивал про тебя. Ты вроде с его ребятами чего-то там не поделила.

— Было дело, — скромно подтвердила я. — И что он?

— Просил передать, что уши тебе надерет при первой возможности, — улыбнувшись, сказала она.

— Спасибо, что поставила в известность, — поблагодарила я и вышла из кабинета.

Шубина не опасаюсь. Искренне хотелось надеяться, что он не тот человек, который станет связываться с девушкой по-настоящему. А ежели вдруг и пойдет на такую пакость, я всегда смогу дать ему отпор. Мне не привыкать.

Сейчас меня куда больше интересовал другой человек. Антон Алябьев.

Вот на поиски его я и отправилась. До утреннего обхода оставалось полчаса, а значит, он вполне мог быть в ординаторской.

Я не ошиблась. Вежливо постучавшись и дождавшись разрешения войти, открыла дверь ординаторской и сразу увидела Антона. Он сидел у окна с задумчивым видом и не принимал никакого участия в разговорах своих коллег. Помимо него, тут находились еще четыре врача.

— Доктор, можно вас на секундочку? — улыбнувшись, попросила я, встретившись глазами с Алябьевым.

Он пожал плечами, встал и, извинившись перед своими товарищами по работе, вышел в коридор.

— Чего тебе? — не очень вежливо обратился ко мне Алябьев, закрывая за собой дверь.

— Мне надо поговорить с тобой, — сухо произнесла я.

— О чем?

— Не о чем, а о ком, — поправила его я. — О моем дяде.

— Я не желаю, — уперся Антон.

— Я желаю.

— Ты вся в него, — высказался он.

— Может быть, ты и прав. Родня, что поделаешь. Так мы поговорим?

— Это бессмысленно.

— Напротив, в этом есть огромный смысл, — я чувствовала, что он начинает ломаться.

— Ладно, говори.

— Не здесь.

Он мрачно посмотрел на меня исподлобья.

— Ты не будешь снова заставлять меня целовать себе ноги?

— Не буду, — рассмеялась я.

— Тогда пойдем туда же, что и в прошлый раз, — предложил он.

— Нет, я предлагаю спуститься в буфет. Там беседа пойдет более принужденно. И никаких соблазнов в виде кроватей и босых ступней.

— У меня через двадцать минут обход, — напомнил Алябьев.

— Успеешь, — беспечно бросила я. — А если и опоздаешь, ничего не случится. Главврача сегодня не будет.

С этими словами я развернулась и пошла в сторону лестницы. Оборачиваться не сочла нужным. Антон и так пойдет за мной, я в этом ни капельки не сомневалась.

Спустилась на первый этаж. Он плелся следом с видом быка, идущего на бойню.

Буфет в этот ранний час был пустынен. Врачи и медперсонал еще не успели проголодаться. Мы с Алябьевым уселись за один из столиков и взяли по чашке кофе.

— Почему сегодня не будет главврача? — задал он вопрос, которым наверняка мучился всю дорогу со второго на первый этаж.

— Благодаря твоим молитвам, — туманно ответила я.

— То есть?

— Что то есть? Ты же хотел, чтобы его не стало? Или нет?

— Хотел, — честно признался он. — Решетников что, умер?

— Почему ты так решил? Ты что-нибудь знаешь или принимал в этом непосредственное участие?

Вопрос был задан в лоб. Алябьев не ожидал такого. Во всяком случае, от меня. Но тем не менее собрался он быстро и ответил мне так же прямо:

— Я не прикладывал к этому руку, но была б возможность, приложил бы.

— Ты угрожал ему, верно?

— А ты что, из милиции? — вскинулся он.

— Нет. Хуже.

— Как это хуже? — не понял Алябьев.

— Так угрожал или нет? — оставила его вопрос без внимания.

— Наверное. Я не помню. Но я так сильно ненавижу его, что вполне мог. Так он что, действительно умер?

— Нет, — ответила я. — Он жив.

— Жаль. — Алябьев расстроился.

Что-то подсказывало мне, что я опять на ложном пути. Убийца — не Алябьев. Слишком уж открыто он выражает свою ненависть к Решетникову. Убийца — человек другого плана. Он должен быть коварнее. Если бы тех двоих киллеров нанял Антон, он сейчас сказал бы мне: «Да, я хочу его убить. Да, это я послал вчера парня с обрезом для этой цели. И что теперь? Что ты, Женька, на это скажешь?» Судя по характеру доктора Алябьева, фраза звучала бы именно так. Или почти так. Но он в любом случае не стал бы играть в прятки. На всякий случай я все же спросила:

— Так ты не предпринимал чего-нибудь для его убийства?

— Нет, ты точно чокнутая, — изрек в ответ Алябьев. — Я это понял уже при нашей первой встрече, а теперь убеждаюсь все больше и больше. Если бы я что-нибудь решил предпринять для устранения Решетникова, я задушил бы его голыми руками в собственном кабинете.

Понятно. Еще неизвестно, кто из нас двоих чокнутый. Алябьев — натуральный параноик. И это врач, которому люди доверяют свои жизни. Кошмар!

— Так о чем ты хотела поговорить? — вдруг вспомнил он.

— Кто? Я?

— Да, ты.

— Уже не о чем.

— Не понял, — озадачился Алябьев.

— Я уже выяснила для себя все, что хотела.

— Дура! — он резко встал, громыхнув стулом. — Сумасшедшая!

И, продолжая осыпать меня нецензурной бранью, доктор Алябьев покинул буфет.

Я осталась одна. Да, похоже, в клинике «Вита-С» один неврастеник на другом. В душе очень хотелось надеяться, что не все врачи такие, как здесь. Если я ошибаюсь, тогда предпочту умереть дома, чем обратиться за помощью к кому-то из них.

Не спеша допила кофе и поднялась на второй этаж. Люда как раз запирала дверь кабинета главврача.

— Ухожу на обход, — сообщила она мне.

— Хорошо, — кивнула я.

— Побудешь здесь? — она кивнула на закрытую дверь.

— Да, если можно. Оставь мне ключи.

— Конечно, можно, — Венская подошла ко мне и протянула связку ключей. — Бери.

Я взяла.

За те двадцать минут, которые мы с Людмилой не виделись, она успела заново наложить косметику на свое лицо. Передо мной вновь стояла прежняя Венская. Такая, какой я увидела ее первый раз в жизни.

— Ну, я побежала.

— Давай.

Я открыла дверь ключом и вошла в рабочий кабинет Александра Михайловича. Если дела так пойдут и дальше, доктор Решетников, вы не скоро сможете вернуться сюда.

Села в кресло и подобрала под себя ноги. Сама не заметила, как задремала.

— Женя! — услышала я над самым ухом.

Мгновенно очнулась. Рядом со мной, склонившись, стояла Венская.

— Что?

— Ничего, — ответила она. — Я просто подумала, что ты плохо себя чувствуешь. Прости, это профессиональное.

— Я понимаю, — я потянулась. — А почему ты вернулась?

— В каком смысле? — не поняла Венская.

— Почему ты не на обходе?

— Он уже закончился.

Ах, вот оно что. Неплохо же я отдохнула.

— Хочешь чаю? — предложила Венская.

— А кофе нет? — с надеждой спросила я.

— Нет, — призналась она. — Только чай.

— Ладно, давай, — я встала и прошлась по кабинету, разминая затекшие конечности.

Чайник вскипел быстро, и вскоре мы с Людой уже сидели друг против друга, потягивая чай из чашек.

— Знаешь, Жень, — нарушила молчание Венская. — Во время обхода я все думала о том, что ты мне рассказала. Ну, о Сашиных проблемах. И знаешь что?

— Что? — без особого энтузиазма спросила я.

— Думаю, ты права.

— В чем?

— Совпадения быть не могло. Между вчерашним звонком и приходом через час убийцы есть какая-то связь.

— Хочешь сделать признание? — улыбнулась я.

— Не говори глупостей, — обиделась Венская. — Я ведь серьезно…

— И что ты надумала?

— Думаю, Саша сказал о твоем уходе еще кому-то.

— Он утверждает, что только тебе, — сказала я.

— Он мог забыть, — не согласилась Люда. — Ведь ты, надеюсь, уже поняла, какой это рассеянный человек.

— Александр Михайлович не всегда такой, — не согласилась я. — Дома он иногда бывает довольно собранным.

— Вот именно, иногда, — ухватилась за одно мое слово Венская. — Но не всегда.

— Что конкретно предлагаешь?

— Поговори с ним еще раз. Пусть он вспомнит. Пусть тщательно переберет в памяти все вчерашние события, телефонные разговоры.

— Я поговорю, — пообещала я.

— Обязательно поговори, — напутствовала она. — И мне станет легче. А то у меня такое ощущение, что ты до сих пор подозреваешь меня.

— Подозреваю, — не стала скрывать.

— В общем-то правильно, — помрачнела она. — Я бы на твоем месте тоже подозревала. Такое совпадение.

— Ладно, забыли, — отмахнулась я. — Поеду домой. Но попозже, может быть, вернусь. Ты до скольких здесь будешь?

— Часов до восьми, — ответила она. — Может, и еще задержусь.

— Все поняла, — с этими словами я направилась к двери.

— Если что, звони, — на прощание бросила Венская.

— А телефон какой?

— Александр Михайлович знает.

— Так ты мне скажи.

Она продиктовала свой рабочий и домашний номера телефонов.

— Позвоню, — пообещала я и хлопнула дверью.

У решетниковского особняка я появилась в обед. Часа в два. Осмотрела прилегающие окрестности и, не обнаружив подозрительных личностей, вошла в дом.

Надо попробовать проанализировать ситуацию. Моя догадка по поводу Венской с треском провалилась. Или нет? Может, и в самом деле Решетников забыл, кому еще говорил о моем отъезде? Надо будет спросить при встрече.

Но ведь как-то же убийца догадался, что меня нет и клиент без надзора. Не может быть совпадения. Вот чувствовала я, что не может.

И тут меня осенило. Ах, черт! Какая же ты дура, Женька! От досады я даже стукнула себя по лбу. Вот бестолочь! Надо было сразу проверить этот вариант. Ах, как непростителен для меня такой промах.

Желая немедленно проверить свою догадку, я пулей взлетела вверх по лестнице и остановилась возле комнаты Решетникова. Дрожащей от волнения рукой нащупала в кармане ключ, который он мне дал, и открыла им дверь. Шагнула за порог.

Александр Михайлович оставил после себя несвойственный для него беспорядок. Но это меня сейчас не волновало. Окажись на его кровати пара голых женщин, я бы и на это не обратила внимания.

Стремительно подошла к телефону и сняла трубку. Резво набрала номер Венской. Впрочем, с тем же успехом я могла набрать и любой другой номер. При последнем повороте диска в трубке раздался едва различимый сухой щелчок. Его можно было и не заметить. Но я-то ждала именно его.

Догадка полностью подтвердилась. Телефон кем-то прослушивался.

Глава 9

Я осторожно опустила трубку на рычаг. Вот, значит, где собака зарыта.

Убийца оказался очень дальновидным человеком. Заранее поставил телефон жертвы на прослушку. Оставался самый главный вопрос. Кто он?

Поразмыслив немного, сидя на решетниковской кровати, я пришла к выводу, что выйти на заказчика убийства можно только путем поимки исполнителей. Вычислить врага дедуктивным методом не получалось. Очень уж капитально он окопался. Лишь одна ниточка вела к нему. Это Чиф и его коренастый дружок.

Вот их-то для начала и будем ловить. Следовало тщательно продумать, как это сделать. На живца? А что, старый, проверенный метод. Действует в девяноста процентах из ста безотказно. Надо только уговорить Александра Михайловича спокойно, без паники исполнить роль приманки. Трудно прогнозировать заранее, согласится ли он на это. Шаг очень ответственный и опасный. Ведь не стану же я скрывать от клиента, что риск в данном деле огромный.

Продолжая размышлять в том же направлении, я покинула спальню Александра Михайловича, заперев ее на ключ, и снова спустилась на первый этаж. Во всем доме царила гробовая тишина. Анна Решетникова не подавала никаких признаков жизни. Пожалуй, это тоже своеобразный талант. Жить незаметно для окружающих.

Свой мыслительный процесс я решила подпитать чашкой кофе. Сварила его и расположилась в гостиной на диване.

Общий план поимки двух киллеров на живца у меня уже был. Следовало только додумать детали и некоторые отдельные этапы операции.

Я взглянула на часы. Три часа дня. С утра прошло уже достаточно времени для того, чтобы Решетников успел успокоиться. Основной всплеск паники у него, несомненно, должен пройти, и потому можно попробовать съездить к нему и поговорить.

Я встала, подошла к столику и поставила на него пустую чашку из-под кофе. «Была не была, — решила. — В конце концов, не стоит терять время понапрасну. Убийца не будет ждать, пока мы решимся на контрдействия. Я должна опередить его».

И тут раздался пронзительный звонок в дверь. Очень неожиданно раздался. Я напряглась и сунула руку в карман. Нащупала холодный металл своего револьвера.

Кто, интересно, заявился в гости к Решетникову? Он не говорил, что ждет кого-то.

Меж тем звонок повторился, а вслед за ним и стук в дверь. Нетерпеливый визитер.

Палец мой плавно лег на курок, и я подошла к двери.

— Кто там?

— Да это я, Женя! Открывай! — донесся до меня голос Жемчужного.

— Что ты тут делаешь? — спросила я, все еще разделяемая с ним дверью.

— Приехал к тебе, — бесхитростно признался он.

— Зачем? — я сняла палец с курка.

— Как зачем? Мы же договаривались вчера. Забыла? Я приехал в клинику, а тебя там нет. Ну, я сразу сюда. Да откроешь ты наконец дверь или нет?

Пришлось выполнить его просьбу и впустить в дом.

— Мы условились на пять часов, — напомнила я.

— Я не в силах был дождаться, — со всей страстью, на которую был способен, он заключил меня в объятия, но я решительно отстранилась.

— Что с тобой? — не понял он.

— Настроение не то, — я отошла к дивану.

— Ну, Женечка, ну что случилось? — Жемчужный подбежал ко мне, усадил и сам сел рядом.

Я посмотрела ему в глаза. А что я теряю? На данной стадии развития решетниковского дела таиться и запираться больше не было смысла. Я решила посвятить Костю в суть дела. Убийцей он вряд ли был, а полезным оказаться вполне может. Вдруг что-нибудь важное вспомнит. Актер обязан быть наблюдательным.

— Я не племянница Решетникова, — призналась я.

— Дочь? — сразу выдвинул догадку Костя.

— Ты мне льстишь, — рассмеялась я. — По-твоему, так молодо выгляжу?

— Ты выглядишь сногсшибательно, — он снова потянулся обниматься.

— Так ты хочешь выслушать меня или нет? — строго осадила его.

— Конечно, хочу. — Жемчужный никогда не унывал и не обижался.

— Я его телохранитель.

— Чего? — Он был поражен.

Я повторила признание.

— Кто? Ты? — не поверил Костя.

— Я.

— Ничего не понимаю, — улыбнулся он. — Ты меня разыгрываешь?

— Нет.

Я набрала в грудь воздуха и начала рассказ. Жемчужный заинтересовался и не стал по своему обыкновению перебивать меня и сыпать шуточками направо и налево. Если у него и были какие-то оценки услышанного, то только молчаливые. Говорила я долго, минут двадцать, а когда закончила, произнесла устало, как в небезызвестной рекламе:

— Все. Я хочу кофе. А ты?

— Налей, — задумчиво бросил Костя.

Я удалилась на кухню, оставив его в одиночестве, а когда вернулась обратно с двумя чашками кофе, он сидел, не изменив позы.

— О чем задумался, детина? — пошутила я.

— То, что ты рассказала, невероятно. — Он взял из моих рук чашки и поставил их на стол.

— Да нет, Костя, очень даже вероятно, — я села.

— Я не то имел в виду, — поморщился он и добавил: — Странно, почему Сашка ничего не сказал мне об этом? Ведь ни словом не обмолвился, сволочь.

— Может, боялся? — предположила я.

— Чего?

— Тебя.

— В каком смысле? — не понял Жемчужный.

— Может, подозревал тебя в причастности к покушениям?

— Не говори глупостей, — отмахнулся Костя. — Мы с детства дружим. Он знает меня как облупленного.

— А вот я — нет.

— Намекаешь на то, что я у тебя под подозрением? — догадался Жемчужный.

— А чем ты можешь доказать обратное?

— Я ничего не собираюсь доказывать, — он отхлебнул кофе. — Это глупо.

— А соображения какие-нибудь есть? — спросила я.

— Никаких, — признался Костя. — У Сашки нет врагов.

Здрасьте, пожалуйста. Даже я успела накопать их целую кучу, а Костя говорит, что нет. Поистине он беспечный человек. На сцене играет и драмы, и трагедии, а в жизни вовсе не замечает проблем. Хотя, может, это и хорошо? Видеть все в розовом цвете?!

— Ты ошибаешься, Костя, — огорошила его я. — В клинике, например, у Александра Михайловича все враги.

— Шутишь? — изумился он.

— Ни капельки.

— Стало быть, убийцу надо искать там, — вынес он решение.

— Необязательно, — усомнилась я.

— А я уверен. У тебя есть какие-нибудь задумки?

— Есть, — ответила я.

— Поделишься?

— Я буду ловить тех двоих на живца.

— Как?

При этом вопросе я помрачнела. Как? Действительно, я ведь еще не говорила на эту тему с Решетниковым, а уже строю далекоидущие замыслы. Он может и не согласиться. Движимый страхом или еще чем-то. Тогда как я буду ловить обладателей салатного «жигуленка»? На себя? Я им не нужна. Меня они хотели прикончить постольку-поскольку.

— Что с тобой? — Жемчужный взял меня за руку.

— Знаешь, Костя, если бы Чиф с дружком охотились за мной, я заманила бы их в ловушку без проблем. А тут вся загвоздка в Решетникове.

— Какая загвоздка?

— Он может отказаться исполнять роль приманки. И будет прав. Дело опасное. Но тогда все полетит в тартарары.

— Как ты сказала? — насторожился Костя.

— Что я сказала?

— Подожди, подожди, — он отпустил мою руку, вскочил с дивана и заходил по гостиной из угла в угол.

— Тебе нездоровится? — участливо спросила я.

— Это гениальная мысль! — воскликнул он и хлопнул себя по лбу. Глаза его светились азартом и счастьем.

— Какая идея? — я тоже встала.

— Наживкой буду я, — гордо изрек Костя.

— Ты? — удивилась я. — А ты-то им зачем?

— Не поняла?

— Нет, — честно призналась я.

— Держи, — как и при нашей первой встрече он сделал едва заметный жест, и в его руке появился прямоугольный листочек.

— Что это?

— Возьми и прочитай.

Я взяла в руки картонный прямоугольник. Это была своеобразная визитка. На ней было написано Костиным почерком: «Константин Эдуардович Жемчужный. Самый разноплановый актер в мире». В нем была неистребимая склонность к мальчишеским выходкам.

— И что? — продолжала допытываться я, хотя уже догадывалась, к чему он клонит.

— Ты ведь сама сказала, что Сашка может не согласиться исполнить роль приманки. Правильно. Ему это и не надо. Он — хирург, а актер — я. Исполнять роли моя прерогатива.

В этой идее, бесспорно, что-то было. Я заинтересовалась не на шутку.

— Ты хочешь изображать Решетникова?

— Ну конечно, — обрадовался он. — Убийцы примут меня за него, будут пытаться ухлопать, и тут-то мы их и накроем.

— А сможешь? — засомневалась я.

— Ты что, читать не умеешь? — Жемчужный светился, как пятиалтынная монета. — Там написано: разноплановый актер. А сыграть человека, привычки и жесты которого мне досконально известны, проще пареной репы.

— Я не об этом.

— А о чем?

— Дело это рискованное, Костя. Я могу пойти на это. Мне не привыкать. В том и заключается моя работа. Ты сам только что говорил. Решетников — хирург, ты — актер, а я — телохранитель. Каждому свое.

— Вот ты и будешь меня охранять во время операции. Разве я не прав?

— А доверяешь? — хитро прищурилась я.

— Ха, спрашиваешь. Ты сама подумай. Ты кто? Телохранительница. Стало быть, я вручаю тебе на хранение свое тело. И ты его будешь хранить. Так?

— Так.

— Вот видишь. От одной этой мысли у меня мурашки по всему телу.

— Я так не согласна, — я приняла его шутливую игру. — Буду охранять твое тело, а вот за безопасность мурашек не ручаюсь.

— Ничего, об этом мы как-нибудь потом поговорим. Сейчас давай о деле, — он снова сделался серьезным.

— Давай, — я тоже горела желанием действовать.

— У меня только один вопрос. Как мы их выманим на меня?

— Надо подумать.

На этот раз в размышления углубилась я, меряя шагами гостиную. Жемчужный сел в свое кресло и, попивая кофе, поглядывал на меня и ожидал решения.

— Есть идея! — сказала я минут через пять.

— Садись, рассказывай, — он указал мне рукой на диван.

Я послушно села.

— Слушаю. — Жемчужный весь напрягся, как канат.

Я вкратце посвятила его в суть дела. Весь мой план был основан на взаимоотношениях Решетникова с Венской. В связи с этим Костя задал мне вполне резонный вопрос:

— А медсестра согласится пойти на такой риск?

— Никакой медсестры на самом деле не будет, — сказала я. — Раз ты будешь играть перед убийцами роль Решетникова, почему я не могу выступить в роли Венской?

— Ничего себе, — Жемчужный загорелся еще больше. — Хочешь потягаться со мной актерским мастерством?

— Ты что, против?

— Обеими руками «за», — для убедительности он поднял вверх руки.

— Тогда начнем. Подожди меня здесь, скоро вернусь.

Прежде чем Костя успел что-либо спросить, я вышла на улицу. Пройдя два квартала и обнаружив наконец работающий телефон-автомат, зашла в будку и по памяти набрала служебный номер Людмилы Венской.

— Алло! — раздалось на том конце провода, когда нас соединили.

— Привет, Люда, это я.

Она узнала меня сразу.

— Что случилось, Жень?

— Ничего особенного, — поспешила успокоить ее я. — Просто ты должна сейчас поехать домой.

— Как это должна? Время еще только четыре часа.

— Ты можешь не спорить?

— Могу.

— Тогда делай, что я тебе говорю. Это необходимо для благополучия доктора Решетникова.

— Хорошо, — сразу согласилась она. — Я поеду домой, и что мне там надо делать?

— Ничего.

— Как ничего?

— Обыкновенно, Люда. Просто поезжай домой и жди меня.

— Ты приедешь ко мне? — спросила она.

— Если назовешь мне адрес, конечно.

— Назову. Записывай.

Она продиктовала свой домашний адрес, но я ничего записывать не стала, просто запомнила.

— Спасибо, — поблагодарила ее. — Скоро увидимся.

— Уже выезжаю, — сообщила она, и, повесив трубку, я вышла из будки.

Погода начинала портиться. Неизвестно откуда набежали тучи и заволокли все небо. Собирался нешуточный ливень. Впрочем, может, это и к лучшему. Может, в пасмурную погоду вероятность того, что убийцы примут нас с Костей за Решетникова и Венскую, увеличится вдвое.

Я вернулась в особняк. Жемчужный курил, стоя у окна.

— Ты все еще в таком виде? — накинулась я на него.

— А что такое? — он критически осмотрел себя в большое стоячее зеркало.

— Тебе пора принимать образ, — пояснила я. — Поднимайся в комнату Решетникова и займись гримом.

— Нет ничего проще.

Мы вместе поднялись на второй этаж и для начала зашли в мою комнату. Там Костя самолично выбрал все необходимое, на его взгляд, из моего походного реквизита и, забрав ключ от комнаты Решетникова, ретировался. Мне вступать в роль Людмилы Борисовны было еще рано. Дожидаясь возвращения Кости, я спустилась вниз и еще раз прокрутила в голове составленный план. В целом осталась им довольна. Если и произойдут какие-нибудь непредвиденные эксцессы, будем импровизировать.

Жемчужный вернулся минут через тридцать. Хотя нет, это был не Жемчужный. В это было трудно поверить, но передо мной стоял сам Александр Михайлович Решетников. Ну, может быть, с небольшими изменениями во внешности. Хотя отображен четко. Висячие усы, крючковатый нос, прическа, стиль одежды. Костя сумел даже передать каким-то образом его худощавость.

Однако соблюден был не только внешний вид. Ссутулившись по-решетниковски, Костя прошелся по гостиной, затем сел в кресло, нервно закурил и взял в руки чашку с кофе. Я засмеялась. Все характерные жесты и манеры Александра Михайловича были исполнены в точности.

— Ну как? — гордо спросил он.

— Мама родная не отличит, — ответила я. — А как насчет голоса?

— Без проблем.

— Скажи что-нибудь, — попросила я.

— Вы знаете, Женя, наверное, я влюблен в вас. Я понял это сегодня во сне.

Бесспорно, сходство с решетниковским голосом было. Не полное, конечно, но для телефонного разговора вполне сгодится.

— Отлично, — похвалила я Жемчужного и для пущей убедительности немного поаплодировала ему.

Он встал и раскланялся на все четыре стороны.

— Когда начнем? — нетерпеливо спросил он.

— Сейчас. Я поехала, а ты оставайся здесь. Продолжай входить в образ.

— Буду стараться, — улыбнулся он.

— Ты все помнишь?

— Конечно.

— Текст не забудешь?

— Ты меня обижаешь, Женечка.

— Ну извини. Просто беспокоюсь за тебя.

— Я за тебя тоже.

— За меня не надо, — успокоила его. — Ну все. Я пошла.

— Ни пуха ни пера, — пожелал он мне.

— К черту, — ответила я и направилась к заднему выходу.

От самой двери я обернулась.

— Будь осторожен, Костя. Это ведь все не шутки.

— Я понимаю, — он затушил сигарету в пепельнице. — Обещаю беречь себя.

С минуту я молча смотрела на него, потом вышла из дома.

На улице уже вовсю лил дождь. Я крадучись вышла на дорогу и поймала попутку. Если за домом Решетникова и было наблюдение, я сделала все возможное, чтобы покинуть его незамеченной.

Минут за двадцать добралась до места, адрес которого дала мне Венская. Она открыла дверь сразу же, как только я надавила на кнопку звонка.

— Привет, — сказала я ей с порога.

— Привет. Ты вся промокла. Заходи скорее.

Она впустила меня в квартиру и закрыла дверь.

— Что произошло?

— Напои меня чем-нибудь горячим, — попросила я. — Болеть мне сейчас никак нельзя.

Из-за огромной любви к чаю кофе у Люды, как обычно, не оказалось, и мне пришлось довольствоваться малым. Расположившись на кухне и беззастенчиво расправляясь с пирогом, который Венская подала к чаю, я посвятила ее в наш с Жемчужным план действий.

— Это очень опасно, — сказала она, внимательно выслушав меня.

— Я знаю, но другого выхода нет. Так ты поможешь мне?

— Конечно. Сейчас, — она вскочила со стула и исчезла в соседней комнате.

Вернулась почти сразу и объявила:

— Я приготовила тебе все необходимое. Мой парадный брючный костюм, косметику, парик.

— Что, и парик есть? — удивилась я. — С такими же волосами, как у тебя?

— Да.

— Зачем он тебе?

— Но ведь я же думаю о старости, — ответила она и слегка покраснела.

Я засмеялась.

— Не рано ли?

— В самый раз.

— Ладно, пошли, — я встала из-за стола. — Показывай, что там у тебя.

Все приготовления, включая принятие душа, заняли у меня часа полтора. Однако результатом я осталась довольна. Мы с Венской сидели рядом, глядя в зеркало.

— Здорова похожа, — сказала она с восхищением.

— Издалека не отличишь, — скромно согласилась я.

Она закручинилась.

— Что с тобой?

— Выходит, я не так уж индивидуальна.

Ответить я ничего не успела, так как в этот момент зазвонил телефон. Я взглянула на часы. Скорее всего Жемчужный. Он точен.

Мы с Венской заранее уже все обговорили. Голос ее я решила не имитировать, и потому разговаривать по телефону с псевдо-Решетниковым предстояло ей. Текст вопросов и ответов я написала ей на бумаге, и она даже успела частично его запомнить.

— Давай, — кивнула я на аппарат.

Она подошла и сняла трубку. Заметно волновалась.

— Алло!

Я в коридоре оккупировала параллельный аппарат.

— Людочка? — услышала я. — Здравствуй, это Саша.

— Привет, — откликнулась она.

— Я звонил в клинику, мне сказали, ты ушла.

— Нездоровится что-то. А ты, я слышала, тоже приболел.

— Это Женины выдумки, со мной все в порядке. Она жить мне спокойно не дает.

— Тебе остается только посочувствовать.

— Я хочу тебя видеть.

— Я тоже. Но каким образом?

— Слушай, как ты смотришь на то, чтобы поужинать вместе? У меня есть на примете один симпатичный ресторанчик.

— А как же твоя племянница?

— Она сейчас в своей комнате. Не знаю уж, чем занимается, но, думаю, смогу улизнуть. А чтобы и вовсе отделаться от нее, возьму ее машину. Так что скажешь?

— Сашенька, я с удовольствием. А вдруг у тебя не получится?

— Все получится. Я уверен.

— Ты заедешь за мной?

— Да. Только выйди на улицу. Ты ж знаешь, я не хочу светиться перед твоими соседями. Береженого бог бережет.

— Договорились. Я буду ждать.

— Через полчасика…

— Хорошо.

— Я тебя люблю.

— Я тебя тоже.

— Пока.

В трубке раздались губки отбоя. Молодец, Костя! Четко провел свою линию. Профессионально. И Людочка не подкачала. Ничего не напутала.

— И что теперь? — Венская повесила трубку и повернулась ко мне.

— Ты умница, Люда, — похвалила я. — Весь разговор прошел как надо.

— Я волновалась.

— Ну, теперь-то уж все. Дело сделано. Твое, во всяком случае.

— Так что теперь?

— Теперь отдыхай. А нам предстоит работа. Напоишь меня еще чаем?

— Конечно.

— Больше двадцати минут у тебя не отниму, — пообещала я.

— Ну, что ты говоришь, Женя. Пойдем на кухню.

Ровно двадцать минут, то и дело поглядывая на часы, я чаевничала в обществе Людмилы Венской.

— Мне пора, — произнесла наконец я, когда лимитное время истекло.

Люда, не говоря ни слова, проводила меня до двери.

— Позвонишь, когда все закончится? — спросила, когда я уже вышла на лестничную площадку.

— Не обещаю, — ответила ей. — Как сложатся обстоятельства. Но постараюсь.

Венская, стоя в дверях, провожала меня взглядом, пока я спускалась вниз.

Я вышла на улицу. Дождь до сих пор не прекратился. Раскрыла зонт и подошла к обочине тротуара.

И тут краем глаза я заметила за поворотом салатный «жигуленок», за рулем которого сидел какой-то человек. Чуть поодаль от машины топтался Чиф в своей неизменной синей ветровке и в кожаной кепке, надетой по случаю непогоды.

Вот, значит, как они решили поступить. Вместо того чтобы сесть на хвост предполагаемого Решетникова около его особняка, они решили подкараулить жертву у дома любовницы. Что ж. Умно. Во-первых, перестраховались на случай ловушки со стороны Решетникова и, во-вторых, рассудили так. Их «жигуль» уже известен Александру Михайловичу, так чего зря мозолить глаза. А вот когда тот окажется в обществе любимой женщины, бдительность его ослабеет. Я была уверена, что именно так или почти так рассудили киллеры.

Кретины. Сами того не предполагая, они дали мне фору. Больше всего я боялась, что они устроят покушение на Жемчужного-Решетникова прежде, чем мы успеем с ним объединиться.

Чиф наблюдал за мной издалека, но подходить не собирался. Жизнь Людмилы Венской ему не нужна. У него нет приказа расправляться с ней заодно.

Костя был пунктуален. Он подрулил к тротуару, вышел из машины, обогнул корпус и распахнул передо мной дверку. Проделал все это в стиле доктора Решетникова.

— Прошу, — сказал он своим голосом.

Я села в салон. Оборачиваться не стала, хотя и так прекрасно догадывалась, что Чиф тоже не замедлил занять место в «жигуленке».

Жемчужный сел за руль, и мы поехали.

— Может, нам стоит поцеловаться для правдоподобности? — предложил он мне.

— Это необязательно, — ответила я и тут же спросила: — Как ты?

— В полном порядке. Я, как никогда, готов к боевым действиям.

— Это хорошо.

— Проблема лишь в том, — сказал Жемчужный, следя за дорогой, — что за мной никто не следил. Я, конечно, мог и не заметить, у меня нет практики в этой области, но салатного «жигуленка», о котором ты говорила, я нигде не видел.

— Можешь взглянуть в зеркальце заднего вида, — посоветовала я Косте.

Он глянул в него и присвистнул.

— Видишь?

— Вижу, — признался он. — Но клянусь тебе, его не было.

— Я знаю. Они сели нам на хвост у дома Венской. Там караулили тебя.

— Что предпримем?

— Пока ничего. Предоставим право первого хода им.

— А куда мы едем? — поинтересовался Жемчужный.

— Ты же везешь меня в ресторан. Разве забыл?

— Нет, но хотелось бы знать, в какой.

— Все равно, — ответила я. — Какой будет по дороге.

— Здесь неподалеку «Интим», — проинформировал Костя, хотя я и без него прекрасно знала город.

— Вот в «Интим» и поедем.

Я осторожно глянула в боковое зеркало. «Жигуленок» держался от нас на почтительном расстоянии, и его пассажиры атаковать пока не собирались. Они вообще были относительно спокойны. Если это не показная расслабуха, то тем хуже для них.

Мы подрулили к ресторану с пикантным названием «Интим», и Костя припарковал «Фольксваген» на стоянке. Я вышла из машины первой. Вслед за мной салон покинул и Костя. Я заметила, что «жигуленок» остановился чуть поодаль. За рулем сидел коренастый, рядом с ним приятель Чиф.

— Пошли? — спросил Костя, подойдя ко мне.

Я взяла его под руку.

Мы вошли в зал и заняли один из столиков невдалеке от оркестра.

— Что будем заказывать? — поинтересовался Жемчужный.

— Что хочешь. Мне все равно.

Подошел официант, и они с Костей о чем-то посовещались. Я не прислушивалась. По неведомой мне причине наши соглядатаи не спешили появляться в ресторане. Не собираются же они ждать нас на улице весь вечер?

И тут я догадалась. Ребята вполне могут использовать тот же прием, с которого начинали в свое время.

— Сейчас вернусь, — я встала из-за стола.

— Куда ты? — насторожился он.

— Хочу дохнуть свежим воздухом.

Я вышла на улицу. Чиф уже подходил к нашей машине. Да, Женька, ты могла и упустить их. Сейчас они оставят в моем «Фольксвагене» милый подарочек и укатят восвояси.

Мое появление не осталось незамеченным со стороны коренастого. Он выскочил из «жигуленка» с намерением броситься на меня, но я не дремала. Молниеносно выхватила револьвер и выстрелила ему в ногу. Коренастый упал.

— Черт! — услышала я позади себя.

Резко обернулась. Это был Жемчужный. В ту же секунду грохнул выстрел. Я, не задумываясь, толкнула Костю и, закрывая его своим телом, повалила на землю. Сильным огнем мне обожгло локоть левой руки. Стрелял Чиф, гаденыш. Я перевернулась на спину и заставила свой револьвер вновь включиться в игру. Чиф скрылся за моим «Фольксвагеном».

— Ты жив? — я переключила внимание на Жемчужного.

— Вроде да, — он улыбнулся.

— Отлично. Возвращайся в ресторан и вызывай милицию. На нас только что было совершено покушение. Хотели взорвать автомобиль.

Жемчужный быстро кивнул и, пригнувшись к земле, метнулся обратно к ресторану. Я прикрывала его, дважды выстрелила в сторону родного «Фольксвагена».

Однако Чиф не стал вступать в перестрелку с данной позиции. Кувыркнувшись через голову, он перебазировался к соседней машине и, вскочив на ноги, бросился наутек.

Я выстрелила. Пуля просвистела у него над головой. То ли с испугу, то ли еще по какой причине незадачливый киллер споткнулся и упал на землю. Пистолет выпал из его руки.

В считанные секунды огромными скачками я приблизилась к нему и, прежде чем он успел подняться, ударила ногой в поясницу.

Чиф хрюкнул и уткнулся лицом в асфальт.

— Не двигаться! — предупредила его я. — Без глупостей.

Затем отшвырнула ногой в сторону его пистолет и сказала:

— Можешь подняться, Чиф.

Он медленно встал и взглянул мне в лицо. Парик я обронила, спасая жизнь Косте, и теперь противник без труда узнал меня.

— Сука! — только и смог сказать он.

— Кто тебя нанял? — заорала я, не обращая внимания на его грубости.

— Пошла ты! — Чиф сплюнул сквозь зубы.

К этому моменту из ресторана выбежал Костя и устремился к нам.

— Займись вторым! — крикнула ему я.

Он изменил направление и вскоре уже крутил руки скулившему от боли коренастому мужичку.

— Не хочешь отвечать, Чиф? — снова обратилась я к своему визави. — Подумай хорошенько. Сейчас сюда приедет милиция. Знаешь, что я скажу им? Скажу, что убила тебя, защищаясь. И мне ничего не будет, Чиф. Так как? Назовешь мне имя?

Он, насупившись, молчал.

Я подняла револьвер, целясь ему в лоб.

— Имя, Чиф!

В глазах врага мелькнул страх. Умирать ему не хотелось.

— Я жду, — напомнила ему. — Но мое терпение на исходе.

Я действительно была готова разрядить в него всю обойму.

— Имя!

И Чиф, почувствовав мою решимость, дрогнул.

— Колапов, — сказал он, сглотнув слюну.

Вот тебе раз. Я опустила револьвер. В отдалении уже слышалось завывание милицейской сирены.

Глава 10

Сотрудники правоохранительных органов, прибыв на место происшествия, сразу разобрались, что к чему. Оба киллера были немедленно арестованы. Как оказалось, ребятки давно находились в розыске. Оба были судимы ранее по серьезным статьям, и милиция прекрасно их знала. Косицын Игорь Анатольевич по кличке Чиф и Велиханов Игнат Спиридонович, по кличке Резаный.

«Сладкую парочку» заковали в наручники и увезли.

— Все прошло на ура? — подошел ко мне Жемчужный.

— Да, — глухо ответила я.

Честно говоря, я все еще находилась в прострации. Так на меня подействовало признание Чифа. Человек, на которого я могла бы подумать в последнюю очередь. Да, я вовсе о нем и не думала. О ком угодно, только не о нем.

— Тебя что, контузило? — Костя осторожно потрогал меня за руку.

Его прикосновение отозвалось резкой болью. Я посмотрела на свой локоть. Вот невезуха. Проклятый Чиф все-таки задел меня. Ранение, конечно, было пустяковым, его и ранением-то толком не назовешь, но все равно обидно. И парадный костюм Венской испортил, гад.

— Женя! — в который раз окликнул меня Костя.

— Ну чего тебе? — недовольно обернулась я к нему.

— Ты ранена!

— Пустяки, — отмахнулась я. — Поехали лучше.

— Куда?

— Повидаемся с Александром Михайловичем.

— А как же ужин? — расстроился Жемчужный.

— Попозже покушаешь, — успокоила я его и пошла к машине.

Уже в машине Костя снова вступил в полемику:

— Слушай, ты так и не сказала мне, как я сыграл сегодня.

— Все было отлично, Костя, расслабься.

— Я заработал поцелуй? — Жемчужный вновь стал самим собой.

— Заработал, — ответила я.

— Так в чем же дело?

— Потом.

Мне в самом деле было не до поцелуев. Мысленно я готовилась к решающему разговору с клиентом.

— Вот так всегда, — не унимался Костя. — Мы, актеры, вкалываем в поте лица, а никто этого не замечает. Тяжело быть бойцом невидимого фронта.

— Не расстраивайся. Потомки оценят. Может, еще и памятник поставят.

Мы быстро домчались до конспиративной квартиры Решетникова. Он, видимо, узрев нас в окно, вышел встречать гостей на порог.

— Саня! — обрадованно воскликнул Жемчужный. — Рад тебя видеть, старик. Ты теперь тут живешь?

— Что у тебя за вид? — опешил Александр Михайлович.

— Не узнаешь? — ликовал герой сегодняшнего дня. — Это я тебя изображал.

— Зачем?

Вопрос Решетникова был обращен больше ко мне, нежели к другу детства.

— Давайте зайдем в дом, — предложила я. — Там и поговорим обо всем.

Мы все втроем переступили порог старинной хибары.

— Я тут прибрался немного, — сообщил Александр Михайлович.

В самом деле, квартира несколько видоизменилась. Причем в лучшую сторону. Но все равно, до идеального порядка было еще очень далеко.

Костя сразу сел на кровать перед зеркалом и активно занялся выходом из образа. Говоря нормальным языком, стал разгримировываться.

Решетников сел на стул. Я же предпочла разговаривать стоя.

— Что новенького? — спросил Александр Михайлович с огромным волнением.

— Я знаю, кто хочет вас убить, — выдала я.

— Кто же?

Испытывая терпение клиента, я сперва обстоятельно поведала ему о событиях сегодняшнего дня. Под конец, рассказав про поимку Чифа и Резаного, я произнесла:

— И тогда он назвал мне имя заказчика.

Александр Михайлович напрягся. Казалось, еще секунда, и он взорвется от нетерпения.

— Да кто же он, черт возьми? — выдохнул Решетников.

— Колапов. Павел Викторович, — ответила я после непродолжительной паузы.

Решетников вскочил со стула. Грязно выругался и схватился за голову.

Я молча ждала, что он ответит на это. Однако в наш разговор не вовремя вклинился Жемчужный.

— Что за Колапов? — спросил он, обращаясь к нам обоим.

— Сволочь!

Трудно сказать, был ли это ответ на Костин вопрос или просто оценка событий со стороны Решетникова, но, кроме этого, он ничего больше не сказал.

— Так свернуть ему башку, и всего делов, — посоветовал Жемчужный и вновь отвернулся к зеркалу.

— Я так, наверное, и сделаю, — решился Александр Михайлович.

— Это ваше право, — сказала я.

Однако, вместо того чтобы активно действовать, Решетников опустился в кресло и обхватил голову руками.

— Эх, Паша, Паша, — глухо произнес он, уставившись в пол. — Какой же ты все-таки сукин сын.

По этой его фразе я интуитивно догадалась, что мне и Жемчужному сейчас предстоит узнать нечто такое, что Решетников так тщательно скрывал от окружающих.

— Александр Михайлович, — я подошла к нему поближе. — Вам ведь известно, из-за чего Колапов затеял всю эту заварушку?

— Смею предположить, что да.

— Почему вы раньше мне об этом не говорили? Объяснитесь.

Решетников тяжело вздохнул, поднял глаза и, не глядя ни на меня, ни на Костю, начал повествование:

— Вся эта история началась из-за Анечки…

— Из-за вашей жены? — не удержалась я.

Решетников усмехнулся.

— Аня, скорее, куда больше жена Колапову, чем мне.

Для меня это был нонсенс, но я решила не перебивать Александра Михайловича расспросами, а позволить ему высказаться самому. И он продолжил:

— Мы оба были влюблены в Анечку. И я, и Паша. Но, как это ни прискорбно для меня, она предпочла его. Паша всегда был более деловым человеком, более перспективным и, главное, более удачливым. Во всем. Но после женитьбы у него все пошло наперекосяк. Как будто какой-то злой рок начал преследовать его. С Аней они постоянно ссорились, она то и дело плакала. Это, естественно, в свою очередь здорово отвлекало от работы моего тогдашнего друга. А свою карьеру медика Паша ставил превыше всего. И вот тогда Анечка забеременела. Надо было видеть, как воспринял эту новость Павел. Он буквально рвал и метал. Говорил, что и слышать не хочет ни о каком ребенке. Между ними случился жуткий скандал, их отношения достигли апогея, оба были готовы к разрыву. Не знаю, чем бы все закончилось, если бы не тот несчастный случай… — в этом месте Решетников запнулся и неизвестно почему впал в глубокое раздумье.

— Какой случай? — напомнила я о нашем с Костей присутствии.

— Аня попала в аварию. Ее сбило машиной, и она… Она потеряла ребенка. Более того, врачи сказали ей, что она больше вообще не сможет иметь детей. Это для Анечки было огромной душевной травмой. Ей нужен был этот ребенок — ее голубая мечта. Ее психика после этого кардинально нарушилась. Бедняжка полностью ушла в свои картины и отгородилась ими от всего внешнего мира.

Решетников достал пачку сигарет, распечатал ее и нервно закурил. Ему, наверное, не очень приятно было вспоминать об этом.

— Но это еще не все, — вымолвил он. — Как раз в это же самое время у Павла возникли проблемы с Шубиным. Колапов ведь был главным врачом «Виты-С» до меня. Шубин хотел заставить его плясать под свою дудку, но Паша был очень идейным. Он стал врачом, как сам он не раз говорил мне, для того чтобы спасать жизни тем, кто в этом нуждается, а не для того, чтобы извлекать пули из тел бандитов, участвовавших в каких-то разборках.

Я прекрасно поняла, о чем говорил Решетников. Он-то, заняв место главврача, не погнушался пойти на поводу у хозяина клиники.

— Однажды кто-то из людей Виталия Сергеевича погиб. И погиб потому, что Паша отказался оперировать его, а отправился к другому тяжелому пациенту, помочь которому считал своей первейшей обязанностью. Вы можете представить реакцию Шубина на это? Он приговорил Павла, и Колапов вынужден был скрыться из города, спасая жизнь. Аня с ним не поехала. Она вообще перестала воспринимать его как своего мужа.

— И затем вы женились на ней, — подсказала я.

— Не совсем, — ответил Решетников. — Наш брак с Аней — гражданский.

В комнате воцарилась тишина. Даже Костя притих.

— Где мы можем найти Колапова? — спросила я.

В ответ Решетников затушил сигарету, поднялся с кресла и сказал:

— Поедемте, Женя.

— Вы меня не забудьте, ладно? — напомнил о себе Костя.

Он уже полностью восстановил свое истинное лицо.

— Конечно, Костя, — откликнулся Решетников, нахлобучивая на уши шляпу. — Поехали.

Дружной компанией загрузившись в мой «Фольксваген», мы отправились на поиски Колапова. За руль сел сам Александр Михайлович.

Всю дорогу Решетников молчал, уставившись в лобовое стекло. Лицо моего клиента было напряженным. Мускулы застыли в одном-единственном положении.

— Останься здесь, Костя, — распорядилась я, когда Александр Михайлович остановил машину возле одного из пятиэтажных домов на окраине города.

— Почему? — Он был недоволен таким раскладом.

— Мало ли что, — я пожала плечами. — Если Колапов вдруг вздумает отколоть какой-нибудь номер, я не смогу ручаться за жизнь двоих сразу. Тем более ты сам понимаешь, что в первую очередь я буду защищать Александра Михайловича.

— Я сам о себе позабочусь, — продолжал настаивать он.

— Останься здесь, — с легким нажимом произнесла я и уже мягче добавила: — Пожалуйста.

— Хорошо. — Костя насупился, но спорить больше не стал.

Мы с Александром Михайловичем вошли в подъезд и пешком поднялись на третий этаж. Он заметно нервничал. Достигнув нужной квартиры, в дверь постучала я, а Решетников топтался рядом.

Дверь распахнулась, и перед нами предстал сам Павел Викторович. Признаться, я думала, он удивится или запаникует, узрев нас на пороге своего дома. Но этого не произошло. Он вообще никак не отреагировал на наш приход.

— Добрый вечер, Павел Викторович, — сказала я. — Гостей принимаете?

— Входите, — он отошел в сторону. — Привет, Саша.

Решетников ничего не ответил и молча прошел в квартиру. Я следом за ним.

— У нас к вам только один вопрос, Павел Викторович, — с места в карьер взяла я.

— Слушаю, — он поправил свои очки.

У Колапова вообще был довольно-таки интеллигентный вид. Худощавое лицо, козлиная бородка, как у какого-нибудь академика, высокий лоб с залысиной, а по бокам волосы нависали на уши. Очки на Павле Викторовиче были непропорционально большие, отчего он смахивал на стрекозу.

— Зачем вы вернулись?

Колапов молчал.

— Немногим больше часа назад, — решила я разговорить его, — арестовали ваших исполнителей, Павел Викторович. Косицына и Велиханова. Известны вам такие?

— Известны, — не стал отрицать опальный доктор.

— Ты нанял их, чтобы убить меня, паскуда, — вмешался в наш диалог Решетников.

— И эти кретины так и не сумели справиться с такой простой задачей, — тихо, со злостью произнес Колапов.

— Зачем вам это было нужно? — продолжала допытываться я. — Только ради мести?

— Не только, — «коварный злодей» опустил глаза. — Я хотел вернуть все.

— Что все?

— Жену, работу, положение в обществе.

Меня его ответ слегка удивил.

— И каким же образом вы рассчитывали этого добиться?

— Смерть Саши решила бы все проблемы, — выдал он. — Я мог бы вновь наладить свои отношения с Аней, зажить счастливой семейной жизнью, а главное, смог бы подписать мировую с Виталием Сергеевичем, работая под его началом. И, как прежде, занять место главврача в «Вита-С», принадлежащее мне по праву.

— А как же ваши моральные устои? — не преминула я поддеть его.

— Какие к черту устои? За три года скитаний в подвешенном материальном состоянии превратили их в пыль, в ничто. Теперь я хочу жить так, как я того заслужил.

— Твое место в тюрьме, Паша, — снова подал голос Александр Михайлович.

— Да пошел ты знаешь куда, — огрызнулся Колапов в ответ.

Но Решетников уже сорвался. Он подскочил к своему бывшему студенческому другу, схватил его за грудки и принялся яростно трясти.

— Это ты у меня сейчас пойдешь, сволочь, — кричал он, брызгая слюной в лицо оппонента. — Я на всю жизнь засажу тебя за решетку. Думаешь, не за что, думаешь, ты чистенький перед обществом. Так вот есть за что. И я смогу это доказать. Я смогу доказать, что ты лживый подонок с такими же лживыми моральными устоями врача, которыми ты прежде так всегда кичился. Того ребенка, Паша, которого так ждала Аня и из-за потери которого потом помутился ее рассудок, можно было спасти. Скажешь, не знал об этом?

— Что ты несешь? — залепетал Колапов, пытаясь вырваться из цепких пальцев Решетникова.

— Не строй из себя идиота, Паша. Мне все прекрасно известно. Галя Андреева, дежурившая в тот злополучный день в клинике, рассказала мне все. Когда Аню доставили в больницу после аварии и ее жизнь и жизнь ребенка были, к счастью, вне опасности, Галя тут же позвонила тебе и поделилась столь радостной вестью. Ты лично приехал в клинику осмотреть свою жену и вынес ужасный вердикт. Может быть, самый ужасный в твоей жизни и практике. Ты сказал тогда, Паша: «Ребенка не должно быть!»

От этих слов Александра Михайловича даже я слегка содрогнулась. Но по-прежнему не произнесла ни слова, предпочитая остаться сторонней наблюдательницей.

— Ты приговорил своего ребенка, — продолжал буйствовать Решетников. — Приговорил к смерти потому, что он тебе был не нужен, потому что его смерть была тебе выгодна, была удобна тебе. Об Анечке в тот момент ты и не подумал, свинья. На ее чувства тебе было начхать…

После этого мой клиент размахнулся и изо всех сил, на какие только был способен, врезал Колапову кулаком в челюсть. Тот упал на пол своей прихожей, изо рта потекла тоненькая струйка крови.

— А теперь, вернувшись в Тарасов, ты сам себя погубил, — подвел итог Решетников.

Но в ту же секунду Колапов энергично вскочил с пола, и рука его скользнула в боковой карман плаща, висевшего на вешалке. Когда он выдернул руку, в ней был зажат вороненый ТТ.

Я среагировала мгновенно. Схватила Решетникова за рукав и, с силой потянув вниз, повалила его на пол. Сама оказалась сверху. В этот момент я не думала о смерти. Важна была только жизнь клиента.

Но я не угадала намерения Колапова. Уже выхватив револьвер и развернувшись к врагу лицом, я увидела, как он стремительно сунул себе в рот дуло пистолета и нажал на курок. Раздался выстрел.

— Вот черт! — сказала я, не в силах сдержать себя.

— Что? — с испугом спросил Решетников, все еще не поднимаясь с пола.

— Он застрелился.

— Как? — Александр Михайлович вскочил на ноги, но тут же, узрев плачевную картину, сложился пополам. Его вырвало.

— Пойдемте отсюда, — я вывела Решетникова на лестничную площадку и аккуратно затворила за собой дверь.

Мы спустились вниз. Александр Михайлович все еще никак не мог прийти в себя. Голова у него кружилась, бледность заливала лицо.

Дождь прекратился.

Костя подбежал к нам и помог мне доволочь Решетникова до машины.

— Что с ним? — спросил он меня.

— Переутомился.

— А как этот подонок? — Жемчужный кивнул в сторону подъезда.

— Очень расстроился, что его план не удался. Буквально потерял голову с расстройства.

— А если он опять возьмется за старое? — всполошился Жемчужный.

— Это вряд ли, — я села за руль и отъехала от дома покойного Павла Викторовича.

— Все равно надо было его придушить, — резюмировал Костя.

— Надо было, — согласилась я. — Но не успела…

Он ничего не понял, а развивать тему не стал. Я тоже не настаивала.

Всю дорогу до решетниковского особняка мысли мои то и дело возвращались к происшедшему. Человек не мог жить без медицины и принял, на его взгляд, единственно верное решение. Все-таки странный народ — врачи. Я в них разочаровалась. Хотя как знать, может, со временем это и пройдет.

Когда мы подъехали к особняку, Решетников вроде оклемался.

— Приехали, — объявила я, обернувшись к нему.

— Слава богу, — сказал он и вышел из машины.

— Мне опять подождать здесь? — спросил Костя с улыбкой.

— Нет, не стоит. Пойдем.

Мы вошли в дом.

— Моя работа закончена.

— Вы правы, Женя. Все уже закончилось. Моя жизнь теперь вне опасности. И вы соответственно можете жить спокойно.

Я усмехнулась. Решетников думает, что он один такой несчастный на всем белом свете. А я уже и забыла, когда жила спокойно. Сегодня он, завтра другой. Для таких, как я, всегда отыщется работа. Но, видать, я сама этого хотела.

— И не говорите, Александр Михайлович, — всплеснула я руками.

Оставив Костю ненадолго в гостиной, мы с Решетниковым поднялись наверх. Там он и рассчитался со мной за оказанные услуги. А напоследок сказал:

— Спасибо вам, Женя.

— Не за что, Александр Михайлович. Если что, всегда обращайтесь.

— И вы придете?

— Там видно будет, — ответила задумчиво.

Он не обиделся.

Мы спустились вниз. Костя уже по-хозяйски налил себе кофе и удобно расположился на диване.

— Женя уезжает, — сообщил ему Александр Михайлович.

— Как? Уже? — Жемчужный вскочил. — А как же кофейку попить?

— Дома попью, — ответила я.

— Тогда позволь хотя бы проводить тебя, — попросил он.

— Только до машины, — категорично заявила я.

Костя мне нравился, но я не желала оставлять ниточку, которая связывала бы меня с этими воспоминаниями.

Оказавшись на улице, Жемчужный сразу напомнил:

— Ты обещала мне поцелуй.

— Ну что ж, раз обещала, — театрально вздохнула я, — придется сдержать слово.

Я приблизила свое лицо к Костиному и поцеловала его в губы.

— Не так, — сказал он.

— А как?

— Вот так, — он привлек меня к себе, и мы слились в едином поцелуе, как в прошлый раз.

— Я люблю тебя, — произнес он, когда поцелуй все-таки закончился.

— Спасибо.

— А ты меня?

— Костя, давай не будем… — начала я.

Но он прервал меня:

— У меня есть к тебе предложение, Женечка.

— Какое? — Я уже догадывалась, что он скажет вслед за этим.

— Выходи за меня замуж.

Господи, только этого мне и не хватало.

— Нет, — ответила я ему.

— Почему?

— Просто нет. И все.

Впервые за время нашего с Жемчужным знакомства он сделался мрачнее тучи. Расстроился.

— Прости меня, Костя.

Он помолчал, затем, улыбнувшись через силу, сказал:

— В таком случае остается только напиться. А что делать?

— Да, выбора нет, — рассмеялась я и, протянув ему руку, добавила: — Ну, прощай.

Он склонился и поцеловал мне запястье.

— До свидания.

Я развернулась и пошла к машине. Жемчужный не спускал с меня глаз. Села в салон «Фольксвагена» и запустила мотор. На прощание еще раз помахала ему рукой.

Я жутко устала. Смертельно хотелось спать. Двигаясь в плотном потоке машин, вспомнила, что так и не позвонила Венской. Да ладно! Александр Михайлович сделает это за меня. А нет, так завтра в клинике все и так узнают о последних событиях. Доктор Колапов превратился в тень. Ну чем не сенсация?

Я перестроилась в крайний ряд. Движение здесь было интенсивнее. А мне не терпелось оказаться дома…

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Реклама на сайте