«Золотая мышеловка»

Марина Серова Золотая мышеловка

* * *

Небольшой провинциальный аэропорт жил своей самостоятельной, суетливо-деловитой жизнью. Бесстрастно-официальный голос девушки-диспетчера доводил до сведения граждан объявления о начале регистраций и прочую полезную информацию. До отправления единственного из Тарасова рейса в Турцию оставалось немногим больше сорока минут.

Таможенник в форменной голубой рубашке с черно-зеленым служебным шевроном на рукаве утомленным движением уставшего от жизни человека вытер со лба выступившую испарину влажным платком.

— Оружие, наркотики, психотропные вещества везете? — бесцветным голосом, совершенно без эмоций, как старый граммофон заезженную пластинку, произнес он заученную чуть ли не спинным мозгом до самого конца жизни фразу.

Я совершенно бы не удивилась, если бы вдруг узнала, что, внезапно разбуженный посреди ночи, он произнесет ее тем же самым голосом. Интересно, слышал ли он хоть раз в жизни положительный ответ на свой вопрос? Я полагаю, что нет. А если бы услышал, то от удивления впал бы в такой ступор, что пропустил бы незамеченным с десяток человек, нагруженных оружием, наркотиками и даже психотропными веществами. Но, естественно, вместо того чтобы озвучивать свои предположения вслух, я постаралась улыбнуться ему в ответ как можно более очаровательней:

— Нет, ну что вы! Конечно, нет!

Тем не менее, несмотря на мой ответ и улыбку, полностью исключающую какую бы то ни было принадлежность к террористам и к наркодельцам с торговцами оружием, вместе взятыми, он решительным движением поставил мою сумку на черную ленту рентгеновского аппарата, и тот после ровного секундного гудения плавно заглотил ее внутрь.

Несмотря на относительную молодость таможенника — ему было не больше тридцати трех — тридцати четырех лет, вид его — начинающий набирать вес животик, розовеющие залысины и округлившийся подбородок — свидетельствовал о вполне безбедной жизни. Метрах в четырех позади него исполняла те же обязанности, но в роли начальника, его копия. Различие между ними состояло только в более массивных подбородке и животе второго. Если у моего контролера живот только нависал над брюками, отчаянным усилием удерживаемый пуговицей на поясе, то у копии главная и основная нагрузка приходилась на подтяжки. Судя по важному и серьезному выражению лица и тому, как уважительно его именовали Петровичем, он был старшим.

Таможенник несколько отрешенно и утомленно, но с профессиональной цепкостью смотрел на экран, высвечивавший внутренности моей сумки. К его служебному разочарованию, ничего предосудительного там не обнаружилось.

— Валюту больше установленных пределов имеете? — так же заученно продолжал он, обращаясь как будто не ко мне — Евгении Охотниковой, молодой и интересной девушке, а к безликой среднестатистической человеческой единице.

Поскольку моя улыбка оказалась для него совершенно недейственной, я решила больше не тратить понапрасну энергию личного обаяния и молча отрицательно покачала головой, только из вежливости слегка растянув уголки губ. Он еще раз разочарованно посмотрел на изображение сумки на экране и кивком головы позволил мне идти дальше. Правда, напоследок он все же удостоил меня более индифферентным взглядом, который я почувствовала спиной. Впрочем, я была больше чем уверена, что в этот момент он скорее всего думал о том, сколько еще таких человеко-единиц должно пройти мимо него, чтобы он по габаритам и занимаемой должности смог достичь и занять место Петровича, чем о той части моей фигуры, которая удостоилась его непродолжительного внимания.

Получив на пограничном контроле штамп в паспорте, я присоединилась к высокой привлекательной девушке, из-за которой или, точнее, благодаря которой я и оказалась в первые июньские дни здесь, в аэропорту, и собиралась ближайшую неделю провести в ее компании на турецком побережье.

— Вика! — громко окликнул мою спутницу молодой сероглазый мужчина уже с «той стороны границы».

Вика повернулась в его сторону, высоко подняла руку и приветливо помахала ему на прощание. На ее запястье маленьким солнцем вспыхнул красивый тяжелый браслет. Мужчина с некоторым напряжением ответил натянутой резиновой улыбкой. Впрочем, до него было уже довольно далеко, и это могло мне просто показаться. Хотя в лицах, и особенно в фальшивых улыбках, я по роду своей работы разбиралась прилично.

Однако по каким-то неведомым причинам мое внимание привлек совсем другой человек. Он стоял чуть в стороне, скрестив руки на груди, и не переставал с устало-презрительным видом мусолить жевательную резинку. Видимо, окончательно сдавшись назойливым призывам телерекламы, он давал решительный бой кариесу и запаху изо рта. На нем были свободная выцветшая бордовая футболка и белые шорты, а из-под мышки торчала глянцевая обложка журнала с обнаженной женской грудью. Завершали картину большие каплевидные, на манер а-ля Сильвестр Сталлоне, черные, как уголь, очки, которые закрывали большую часть лица так, что было совершенно непонятно, как он вообще может что-нибудь видеть сквозь эти печные заслонки.

Почти со стопроцентной уверенностью я могла сказать, что он внимательно наблюдал и за Викой, и за провожавшим ее мужчиной. После небольшой заминки, случившейся с Викой на таможенном досмотре как раз передо мной, мы все втроем — я, она и ее провожающий, на несколько минут стали предметом внимания пяти-шести ближайших зевак. Но это время давно прошло, недоразумение полностью разрешилось, и ленивый интерес окружающих к нам был явно и бесповоротно потерян, а парень по-прежнему не сводил с нас глаз, правда, стараясь не очень сильно афишировать свое внимание.

В другое время я бы и не придала никакого значения тому, что незнакомый молодой человек оторвал взгляд от обнаженной дивы на глянцевой обложке и наблюдает за нами — на отсутствие внимания к себе со стороны мужской половины населения я до сих пор не жаловалась, и моя спутница, уверена, могла бы с абсолютно чистой совестью сказать про себя то же самое. Что же касается Викиного провожатого, то внимание к нему постороннего мужчины с этой точки зрения было бы объяснить, конечно, несколько сложнее, хотя бы потому, что он находился в обществе двух дам.

Однако я была вовсе не просто девушкой, а профессиональным бодигардом, или телохранителем, и эта поездка являлась для меня не только и не столько увеселительной прогулкой, а чем-то вроде служебной командировки. Поэтому подозревать всех и вся было всего лишь необходимой и обязательной частью моей работы. И хотя, как учили меня, бездоказательные предположения — мать прокола, внешность парня автоматически зафиксировалась в глубинных файлах моей памяти.

По трапу в салон самолета мы поднялись последними. Перед самым входом я на мгновение задержалась и на всякий случай бросила взгляд назад, за ограждение аэропорта. Это было довольно-таки далеко, но мне удалось заметить у длинного ряда машин перед аэровокзалом владельца бордовой майки с белыми шортами, который о чем-то разговаривал с другим парнем. Стоп! Не Викин ли это провожающий? Я, уже почти перешагнув порог самолета, снова остановилась, чтобы бросить повторный взгляд назад, однако стюардесса на входе вежливо, но требовательно поинтересовалась:

— Девушка, вы летите или уже передумали?

— Да-да, конечно, лечу, — несколько рассеянно ответила я, так и не успев идентифицировать личность собеседника обладателя белых шортов, темных очков и порножурнала.

Я прошла в салон и заняла свое место рядом с Викой.

— Ну, вот — еще немного, и мы почти дома, — пошутила я, обращаясь к ней.

— Да, — кивнула она в ответ. — Только начало могло бы быть и более удачным.

— Ну, нет худа без добра. К тому же ты получила неплохую компенсацию за свои переживания. И потом главное — не плохо начать, а хорошо закончить, — успокоила ее я.

— Будем надеяться на хеппи-энд, — уже веселее улыбнулась она. — Что-то я не очень-то сегодня выспалась. Пожалуй, мне стоит немного вздремнуть. Женя, если я надолго засну, ты разбудишь меня, чтобы я не пролетела мимо своей остановки? — шутливо попросила она.

— Обязательно. Можешь полностью положиться на меня в этом вопросе, — тем же тоном поклялась я ей в ответ.

Из динамиков под потолком раздались стандартные приветствия от имени командира экипажа и авиакомпании в целом. Затем после обязательных «займите свои места», «пристегните ремни», «воздержитесь от курения» и пожеланий приятного полета самолет плавно вырулил на взлетную полосу, набрал скорость и мягко оторвался от поверхности земли. Вика недолго поворочалась в кресле, принимая положение поудобнее, и, прикрыв глаза длинными пушистыми ресницами, вскоре, похоже, действительно задремала.

Рейс на самом деле был ранним, и, чтобы успеть на него, пришлось подняться ни свет ни заря. Но в отличие от моей спутницы, или, точнее, подопечной, мне не спалось. Поэтому после раздачи стюардессой минералки, лимонада и освежающих леденцов, недолго посмотрев в иллюминатор, я полезла в кармашек сумки за зеркальцем. Вслед за ним на ковер выпал маленький прямоугольник плотной бумаги. Я подняла и поднесла его к лицу. Это была визитная карточка Викиного провожающего. «Долгов Дмитрий Тимофеевич, производственно-торговая фирма „Оникс“, старший помощник», — гласила она, перечисляя далее адреса и номера телефонов и факсов.

«Д. Д. Т. — средство от комаров и мошек, — тут же сама собой сократилась до первой буквы его фамилия с инициалами в моей голове. — Значит, он тоже работает у Викиного отца».

Визитка отличалась от обычных стандартов и была сделана явно по специальному заказу. Как говорится, в данном случае заказчик проявил фантазию, за которую наверняка и заплатил больше обычного. Тисненные золотом ветви обрамляли внутреннее пространство, так что выделенная крупной вязью фамилия обладателя немного терялась среди них и других орнаментальных излишеств. В общем, присутствовал явный перебор украшений, что скорее всего говорило о наличии жизненных амбиций и повышенного честолюбия у ее обладателя.

«Похоже, в „Ониксе“ работают только одни помощники. И директор, естественно», — подумала я.

Все дело было в том, что с одним помощником директора «Оникса» я уже была знакома. Правда, в то время, когда он представлялся мне, приставка «старший» в его речи не фигурировала. Кстати, со встречи с ним все и началось.

* * *

С тех пор как я ушла из «Сигмы» — спецподразделения, подобного «Альфе», «Вымпелу» и другим, я поселилась у своей тети в Тарасове и работала частным телохранителем. Конечно, далеко не все сразу пошло хорошо и гладко. Более того, меня поначалу просто не воспринимали всерьез. Но настоящий профессионализм и в Африке профессионализм. А его мне было не занимать. Подготовка была — закачаешься. Ворошиловка — а именно так называлось в просторечии законченное мной специальное женское закрытое учебное заведение — готовила отменные кадры.

Его выпускницы, а закончить его можно было только успешно или никак, отлично владели всеми видами стрелкового и холодного оружия, приемами рукопашного боя, могли управлять если не всеми, то почти всеми известными транспортными средствами, были на «короткой ноге» с подрывным делом и другими спецпредметами. Такими, например, как диверсионно-разведывательная работа и криптография. Знание иностранных языков подразумевалось само собой. Неоднократно закрепив все полученные навыки на практике, в условиях реальных боевых действий в Афганистане, Ближнем Востоке, Африке, Юго-Восточной Азии, каждая из нас становилась просто бесценным по своей подготовке человеком. Но в результате распада СССР, нынешней российской политической неустойчивости, интриг в верхушке власти и традиционного русского наплевательства «Сигма» просто распалась.

Полученный же багаж бесценных знаний, естественно, никуда не пропал, и в очень скором времени высочайшее качество моей работы было неоднократно подтверждено на деле. Я заняла достойное место в сфере оказания охранных услуг, заставив уважительно замолчать недавних насмешников и злопыхателей. Мое имя было известно в заинтересованных кругах, и более того, среди бывших клиентов, занимавших довольно высокие посты во властных структурах, я заимела довольно влиятельных покровителей.

Дела попадались самые разные — от необычайно простых, не предполагавших даже и десятой доли моей подготовки, до довольно сложных, опасных и запутанных, требовавших недюжинного душевного и физического напряжения. Но без ложной скромности могу сказать, что пока из всех дел выходить мне удавалось успешно и с честью.

Тогда, в конце мая, у меня выдалось «окно» — свободное время, когда очередной заказ был выполнен, а новый еще не поступил. Довольный клиент сполна и щедро расплатился, я почивала на лаврах, восстанавливала форму и понемногу тратила честно заработанный собственным потом гонорар.

В тот день я поднималась по лестнице, возвращаясь домой после прогулки по магазинам и видеосалону, из которого прихватила для просмотра несколько новых кассет. Видеофильмы являлись моим увлечением и одним из любимых видов отдыха, и я частенько пользовалась услугами этого салона, чтобы выбрать фильмы, достойные пополнить мою видеотеку уже на постоянной основе.

Мой телефон, немолодой уже аппарат, обладавший звонком, полным внутреннего достоинства, на этот раз разрывался так, что его слышно было за несколько лестничных пролетов. Так звонить мог только тонущий или погибающий в огне человек, взывающий о помощи из последних сил. Я непроизвольно ускорила шаг. Но вовсе не из-за немедленного желания кого-то спасти, а в порыве сохранить телефонный аппарат, который, казалось, еще немного и просто разлетится на мелкие кусочки от собственного звонка. Он дорог был тете Миле как память о прекрасной молодости. Она всячески заботилась о нем и, несмотря на наличие современного аппарата с определителем номера и автоответчиком, демонстративно пользовалась только им, периодически отключая современного конкурента от сети. Тот, в свою очередь, отвечал ей взаимной любовью и надежно служил верой и правдой.

Что-то мне подсказывало, что звонивший не положит трубку, пока не услышит ответа, сколько бы времени на это ни потребовалось. И, не желая увидеть тетю рыдающей над останками ее любимого телефона, я быстро подлетела к двери, отворила ее и схватила трубку в самый последний момент, после которого, казалось, спасти его уже будет невозможно. Аппарат облегченно умолк и, докрасна разогретый собственными трелями, начал потихоньку остывать.

— Пожалуйста, подождите секунду, — сказала я в трубку, положила ее на полочку рядом с телефоном и вернулась в прихожую, чтобы скинуть туфли, прежде чем продолжить еще не начатый разговор. — Да, я внимательно слушаю вас, — произнесла я после короткой паузы, удобно расположившись на диване и вытянув ноги.

Нет на свете большего удовольствия, чем сбросить наконец новые туфли на высоченном каблуке, после долгой беготни на которых ноги просто немеют.

— Здравствуйте, — раздался в трубке молодой мужской голос. Голос был неожиданно приятен, с легкой хрипотцой и звучал очень вежливо и приветливо. — Можно услышать Евгению Охотникову?

— Конечно, — ответила я, автоматически прикидывая, кто мог быть обладателем такого голоса и по какому делу хочет поговорить со мной. — Вы как раз этим сейчас и занимаетесь.

— Чем? — на том конце послышались несколько озадаченные нотки.

— Слушаете Евгению Охотникову, — смена интонации в голосе моего собеседника немного позабавила меня. — Это я.

— Здравствуйте еще раз. Вы знаете, мне порекомендовал вас один мой знакомый. Он как-то пользовался вашими услугами и остался очень доволен. — Несмотря на уверенный тон, говоривший на секунду запнулся, явно не зная, как продолжить разговор.

— Ну что ж, очень приятно слышать, когда о тебе и о том, что ты делаешь, отзываются хорошо, — пришла я ему на помощь. — У вас какие-то проблемы?

— В некотором роде. Вы не могли бы мне помочь? Боюсь, что, кроме вас, этого никто сделать не может. — Голос собеседника вновь обрел уверенность в себе.

После того как мое имя приобрело некоторую известность, мне не раз и не два приходилось слышать лесть в собственный адрес. Причем, как свидетельствует опыт, почти всегда это делалось далеко не в бескорыстных целях. И чем больше и назойливее была лесть, тем почти всегда неприятней оказывалось предлагаемое дело. Поэтому у меня уже давно выработалась стойкая привычка либо не воспринимать лесть вообще, либо относиться к ней настороженно.

— Но для начала мне… Извините, а как вас зовут?

— Сергей, — представился обладатель приятного голоса.

— Для начала, Сергей, мне бы хотелось узнать, в чем суть проблемы. И только тогда я смогу дать вам определенный ответ.

— Да, конечно. Понимаете, это не совсем телефонный разговор. Не в том смысле, что здесь что-то не так, а просто некоторые вещи невозможно объяснить по телефону.

Ситуация более чем знакомая мне, с которой я сталкивалась постоянно. Да, я и сама предпочитала подобные разговоры проводить в условиях непосредственного контакта. Ничто не может сравниться по результативности и эффективности получения информации о деле с личным общением. К тому же нет в мире более простой вещи, чем врать по телефону.

— Где можно с вами встретиться? — спросил Сергей, видимо, внутренне убежденный в моем согласии.

— Вы хотите встретиться именно сегодня? — вопросом на вопрос ответила я.

— Да. Это необходимо, так как время меня немного поджимает.

Честно говоря, у меня не было сегодня никакого желания куда-либо идти, ехать или тем более с кем-то встречаться. Недавно полученный гонорар за последнее успешно выполненное дело позволял мне на ближайшие месяцы забыть о работе. Да и я могла уже с некоторых пор позволить себе быть разборчивой в выборе дел. Но голос неизвестного мне Сергея и его манера общения — прямолинейная, но вежливая, все же склонили меня к согласию. В общем, через полтора часа мы договорились о встрече у меня.

* * *

— Женя, там какой-то приятный молодой человек, — сообщила мне тетя Мила, когда по прошествии условленного часа и тридцати минут в дверь нашей квартиры раздался звонок. — Мне почему-то кажется, что это к тебе.

При этом она выразительно посмотрела на меня, недвусмысленно давая понять, что мне пора бы наконец-то внять ее постоянным и настойчивым призывам бросить тот «безобразный и неправильный образ жизни», который, по ее глубокому убеждению, я вела, и заняться более правильными и нужными делами. Под «правильными и нужными делами» подразумевалось обустройство личной жизни в виде «хорошего мужчины», состоящего со мной в законном браке. Причем, судя по всему, сегодняшний посетитель, точнее, его внешние данные, которые можно было рассмотреть в наш дверной «глазок», как раз попадали под тетино определение «хорошего мужчины».

— Боюсь, тетя, что это всего лишь очередной деловой клиент, — разрушила я в самом зародыше тетины надежды на непосредственную близость моего скорого семейного счастья.

— В таком случае он сильно отличается от твоих обычных клиентов. Я имею в виду в лучшую сторону. Во всяком случае, внешне, — в голосе тети Милы угадывалась явное желание не сдавать свои позиции.

— Внешность — это еще не показатель, — парировала я.

— В человеке все должно быть прекрасно, — продолжала упорствовать тетя.

В это время позвонили второй раз, и я, чтобы положить конец нашей бесполезной дискуссии, решительно пошла открывать дверь. Надо сказать, что человек, терпеливо ожидавший окончания нашего с тетушкой женского трепа и момента, когда ему наконец откроют дверь, действительно был если не стандартным красавцем, то весьма симпатичным молодым человеком. Если использовать слова Гоголя, но только в мужской адрес, то до мужчины, «приятного во всех отношениях», он, наверное, все-таки не дотягивал, но называться «просто приятным» мог с полным правом.

— Здравствуйте, — сказал он. — Это вы Евгения Охотникова? Я звонил вам, и мы договаривались о встрече. Меня зовут Сергей.

— Да, я уже поняла, что это вы, — кивнула я в ответ и пригласила его войти.

Тетя Мила, сразу деловито засуетившись, отправилась на кухню, а мы с Сергеем прошли в комнату. Я, как и прежде, расположилась на диване, предложив моему собеседнику кресло рядом с журнальным столиком. На вид ему приблизительно было двадцать семь — двадцать восемь лет, внешний вид говорил о возможном, несмотря на молодость, достатке. Несмотря на довольно жаркую погоду, он был в плотно, под самое горло, завязанном галстуке, явно купленном не в самом дешевом магазине города, впрочем, как и все остальные предметы его туалета. Тем не менее в глазах играли еще осколки мальчишеской веселости и даже некоторой безрассудности.

— Итак, — начала я первой, чтобы облегчить начало разговора. — Можно мне называть вас просто Сергеем?

— Конечно, — утвердительно кивнул он головой в ответ.

— В таком случае тоже называйте меня просто Женей, — предложила я.

— Звучит почти как «просто Мария», — пошутил он, имея в виду долгоиграющий латиноамериканский телесериал.

Я вежливо улыбнулась в ответ, давая понять, что слышала о таком сериале и оценила юмор собеседника. После вежливого стука в комнату зашла тетя Мила и принесла две чашки чаю и вазочку с печеньем. Сергей ей явно нравился, но, верно оценив обстановку, она так же тихо и быстро удалилась на кухню.

— Женя, — сказал Сергей, из вежливости предварительно сделав глоток тетушкиного чая, — как вы понимаете, у меня к вам дело.

Я кивнула головой, продолжая внимательно слушать и смотреть ему в глаза. Мужика ведь хлебом не корми, покажи ему только, что его слушают с открытым ртом. Правда, зачастую это довольно быстро переходит в разговоры о том, как он крут, классно водит машину, стреляет из пистолета и тому подобное, но в таких случаях я в любой момент умела вернуть переговоры в деловое русло.

— Женя, — произнес он, — как бы вы отнеслись к предложению недолго отдохнуть?.. За границей.

Вот это неожиданный поворот! Я внимательно посмотрела на него. Но на шутника, как и на агента, торгующего путевками, мой посетитель не был похож.

— Нет, вы не думайте, — поспешил продолжить Сергей, вполне логично предположив, что я отнесусь к его словам как к не совсем удачной шутке. — Поездка будет оплачена.

— И куда же? — спросила я, в душе уже начиная жалеть о бесполезно потерянном времени.

— В Турцию.

— А вы случайно не из международной благотворительной организации? — сказала я, ясно давая понять, что не отношусь к продолжению нашей беседы серьезно. — Красный Крест или там какая-нибудь «Рука помощи»?

— Конечно, — ответил он улыбаясь, принимая мои слова за шутку, — я из всемирного движения «Врачи без таможни».

— «Без границ», — поправила его я.

— Да я знаю, — уже совершенно серьезно сказал он. — На самом деле я работаю в другом месте. И у меня на самом деле к вам серьезное предложение.

Как бы в доказательство своей полной непричастности к благотворительности он достал из кармана и протянул мне визитную карточку. «Викторов Сергей Алексеевич, помощник директора, фирма „Оникс“», — прочитала я на ней. Однако работа моего посетителя в фирме, известной в городе в основном благодаря двум-трем неплохим ювелирным магазинам, не проясняла ни сути дела, ни цели его визита ко мне. Поэтому, подняв глаза от визитки, я снова вопросительно посмотрела на него.

— Давайте я расскажу все с самого начала, — предложил Сергей.

Я кивнула в знак согласия.

— Дело в том, — сказал он, — что я собираюсь жениться в скором времени… На одной девушке.

Я снова понимающе и довольно одобрительно кивнула, показывая, что мне абсолютно понятно желание молодых людей иногда сочетаться законным браком.

— И мы собирались, я ей обещал, съездить куда-нибудь отдохнуть вместе.

— Что-то вроде предсвадебного путешествия, — не удержавшись, улыбнулась я, по-прежнему не понимая, какую роль Сергей собирается отвести мне в деле обустройства его будущей семейной жизни.

— Да. Вы знаете, Вика тоже назвала это так. Вика — так зовут мою невесту, — ничуть не обиделся на мою реплику Сергей.

— Я поняла. Уверена, что она замечательная девушка.

По улыбке и появившемуся блеску в его глазах я поняла, что он действительно именно так относится к своей возлюбленной и будущей жене.

— И вы выбрали Турцию, — проницательно предположила я.

— Вика выбрала, — слегка подправил меня Сергей. — Она говорит, что ей хочется восточной экзотики.

Восток… «Как много в этом звуке…» Нет, слилось не для русского, а конкретно для моего сердца. Слилось и затянулось в тугой, горячий и жгущий изнутри комок. Как и для многих других членов распавшейся теперь «Сигмы». Так получилось, что множество спец — операций и других заданий, в которых мне пришлось участвовать, проходили именно в этом регионе. И прошло немало времени, прежде чем тяжелый огненный шар в горле понемногу начал плавиться и остывать при напоминании об этом.

Воспоминания о войне помимо воли, словно взрывной волной, с головой накрыли меня. Опять высокое белое солнце слепило так, что, кажется, можно было все видеть даже с закрытыми глазами. Ты попадаешь в ослепительную сверкающую дымку. Очертания скал, барханы песка представляются неземными образованиями. И только мысль об огромной ванне, наполненной громадными кусками холодного голубого льда, с упрямой и безумной настойчивостью стучится во все уголки сознания. Кто-то, истекая потом и сплевывая скрипящим на зубах песком, абсолютно серьезно клянется, что, когда все закончится, попросится в командировку на Северный полюс или в Антарктиду. Невыносимая жара и война выжигают душу до черной золы, будто попадаешь в филиал ада. Но мне все же удалось выйти из пережитого и сохранить в глубине души что-то еще, кроме пепла…

— …Но, к сожалению, возникли непредвиденные обстоятельства, — продолжал Сергей, возвращая меня из воспоминаний в сегодняшнюю действительность, — и я не могу поехать с ней.

— Что же случилось? Не дают покоя проклятые конкуренты? И они по-прежнему коварны и хитры? — выдвинула я шутливое предположение.

Совершенно неожиданно Сергей изумился, чем напомнил доктора Ватсона, пораженного очередным откровением Шерлока Холмса.

— Знаете, я начинаю верить в ваши необыкновенные способности, — сказал он.

— Ну, что вы. Я еще не такое могу. Иногда у меня даже мысли получается читать, — усмехнулась я.

Сергей покрылся очень легким румянцем, как будто в настоящий момент думал о чем-то непристойном и вдруг испугался, что я на самом деле могу прочитать его мысли.

— И, значит, ваш босс, или директор, ни за что не хочет отпускать такого незаменимого помощника, как вы? Даже по столь уважительному поводу. Мне кажется, что вы бы могли убедить его, — сказала я. — Неужели он такой черствый и жестокий человек?

— Нет. Хотя, знаете, в работе он, безусловно, очень жесткий… Все дело в том, что Вика — его дочь.

— Надеюсь, Сергей, что вы не хотите привлечь меня к участию в древнем красивом обычае похищения невесты — дочки директора, где все должно быть «совершенно натурально»? Как в «Кавказской пленнице». Сейчас это очень строго наказуемо. Причем не только по «закону гор».

— Нет. Обстановка такова, что я действительно должен остаться здесь, — есть дела, которые нельзя доверять посторонним. Да и своим тоже. Я Вике давно обещал. Она ждала этого. Все подруги уже знают. Специально купальники и платья купила. Ну, вы же меня понимаете?

Глубина разочарования от невозможности покрасоваться в специально купленных по этому случаю купальниках и платьях была мне понятна. Тем более что еще и подруги в курсе.

— Перенос невозможен, так как потом у Вики выпускные экзамены и защита диплома. А отец говорит, что, возможно, передумает насчет ее замужества, если она закончит институт не очень хорошо.

— Я думаю, что он шутит, — высказала свое мнение я. — И чем же я могу вам помочь?

— Женя, — к деловитому и уверенному тону Сергея добавились просящие нотки, — не могли бы вы съездить с Викой? Нельзя же отпустить ее одну. Все-таки Восток, ислам и все такое.

— Восток — дело тонкое, — охотно согласилась я.

Ну что ж, желания и опасения моего посетителя были вполне просты, естественны и понятны.

— Я, конечно, мог бы нанять охранника — у нас есть хорошие и надежные связи с такими организациями. Да и свои тоже имеются.

«Ну, так и я тоже не в шнурки сморкаюсь», — огрызнулась я про себя. Впрочем, с дискриминацией в охранном деле по половому признаку я сталкивалась не впервые и успела уже к этому привыкнуть. Но иногда все же прорывало. Правда, пока только мысленно. Ведь сколько существует ситуаций, когда женщина может справиться с задачей не в пример лучше! А иногда некоторые вещи мужчине просто и не доверишь. К тому же женщина часто обладает сильным преимуществом в том плане, что от нее не ожидают грамотных и умелых ответных действий.

— Но вы понимаете, они все — мужчины. Не могу же я отправить невесту в предсвадебное путешествие с посторонним мужчиной, — как бы подтверждая мои мысли, говорил Сергей.

— Конечно. Это было бы нелогично и весьма опрометчиво с вашей стороны, — согласилась я. — И?..

— Я предлагаю вам съездить с Викой вместо меня и, конечно, поприсматривать за ней на предмет горячих турецких парней. Естественно, я заплачу за работу дополнительно…

Несмотря на некоторую экстравагантность предложения, оно было вполне разумным и, самое главное, совершенно приемлемым. Не думаю, что это будет серьезная работа. Скорее всего просто придется отбиваться от местных жителей, которые наверняка в каждой отдыхающей российской девушке видят исключительно только представительницу древнейшей профессии. Опыта поведения в мусульманских странах со значительно более строгим, чем в Турции, отношением к религии вообще и к женщинам в частности мне было не занимать. А уж от поклонников я без особого труда смогу и сама отбиться и отстоять невесту своего клиента. Поэтому, не тратя время на дальнейшие расспросы, я спросила:

— Когда вы планировали выехать?

— Послезавтра.

* * *

— Ну, как тебе этот молодой человек? — с недвусмысленным намеком спросила меня тетя Мила, когда дверь за Сергеем закрылась.

— Тетя, я же тебе уже говорила, что это просто клиент.

— Но ведь иногда деловые связи могут перерастать в нечто большее, — не успокаивалась тетя Мила.

— Тетя, он нанимает меня, чтобы охранять невесту.

— Но почему не ты на месте невесты такого симпатичного молодого человека? — воскликнула тетя Мила.

— Во-первых, тетя, внешность часто бывает обманчива, и он запросто в жизни может оказаться, ну, например, карманным вором. А во-вторых, профессиональная этика не позволяет мне так поступить. К тому же я не раз убеждалась, что мужики требуют слишком много времени, и, если на них замыкаться, полжизни пройдет мимо. Сколько интересного можно пропустить!

— Ну, во всем должна быть мера. Никто же не заставляет тебя замыкаться на мужчинах так сильно.

— Вот я и не замыкаюсь, — весело ответила я и отправилась в комнату досматривать видеофильм.

Заказанное мною такси до аэропорта пришло почти вовремя — всего лишь с пятнадцатиминутным опозданием. Правда, водитель сразу же выскочил наружу и, раскрыв дверь машины, помог мне сесть. Уже в салоне, словно пытаясь загладить вину за опоздание, он попытался завести непринужденный разговор, но желание впустую болтать о чем бы то ни было в этот ранний час у меня совершенно отсутствовало. Да и излишняя откровенность с первым встречным в моей работе была как-то не очень принята. Поэтому я, сославшись на головную боль, прикрыла глаза, откинулась на широкую спинку сиденья и под уже бледнеющий свет фонарей и разноцветные всплески встречных светофоров погрузилась в мир собственных мыслей и размышлений.

С момента моего разговора с Сергеем прошло меньше двух суток. За это время мне пришлось познакомиться со своей будущей клиенткой — невестой Сергея Викой и, кроме того, пройти утверждение своей кандидатуры у ее отца. «Смотрины», или знакомство с Викой, были назначены в тот же вечер в «Камелии» — весьма уютном заведении, бывшем чем-то средним между кафе и клубом. Оно отличалось интимной обстановкой и располагало к томной неге, из-за чего пользовалось повышенным спросом у влюбленных парочек города. Посещение «Камелии» подразумевало вечерний наряд, о чем вежливо предупреждалось в объявлении на входе. Мне как-то пришлось побывать там, но не для отдыха и не по амурному поводу, а как профессионалу, образцово исполняющему свой заказ. И, как я полагаю, роль светской львицы тогда мне вполне удалась. Теперь опять предстояло совершить поход туда же по служебному поводу, но уже в более спокойной и расслабляющей обстановке.

Тетя Мила с многозначительным, понимающим видом и хитроватой улыбкой наблюдала за мной, когда к назначенному времени я переодевалась в вечернее платье и делала макияж. Уверена, что в глубине души она праздновала победу своей долгой и упорной воспитательной работы по обустройству моего личного счастья.

— Ну, Женечка, ты прямо настоящая принцесса! Не хватает только красавца-принца с роскошным экипажем, — сказала она, когда мои труды по работе над внешностью подошли к концу и я критически осматривала в зеркало полученный результат.

Ответить ей я не успела из-за раздавшегося в дверь звонка.

— А вот и твой долгожданный принц, — засмеялась я, как только умолкли его трели.

Сергей, одетый в костюм и выглядевший поэтому еще лучше, чем днем, перешагнул порог и спросил:

— Женя, вы готовы? Карета и кучер ждут.

От неожиданности, что он так ловко попал в тему нашего разговора, словно подслушал его, мы с тетей переглянулись между собой и, не удержавшись, прыснули от смеха. Сергей, не понимая, в чем дело, смутился, но я успокоила его, глотая последние смешинки:

— Не берите в голову. Это мы о своем — о женском.

Машина у него была новенькая, прямо с иголочки, и он заметно гордился ею, по-мальчишески пижоня: небрежно повел пультом сигнализации, пресыщенно-ленивым движением открыл дверь, включил магнитофон и резким сигналом вспугнул стайку девчонок во дворе. Мы поехали за невестой, и через двадцать минут, подчеркнуто заботливо сопровождаемая Сергеем под руку, в машину села высокая, очень миловидная девушка.

— Познакомьтесь, Женя. Это Вика, — представил нас Сергей.

— Очень приятно, — сказала я. — Меня зовут Женя.

— Мне тоже, — очаровательно улыбнулась в ответ Вика.

Машина тронулась с места, и мы отправились в «Камелию». Вечер прошел успешно, и, даже если бы сделка не состоялась, я бы все равно осталась довольна прекрасно проведенным временем. Мы с Викой понравились друг другу. Она держалась с достоинством, очень дружелюбно и не высокомерно, что довольно редко для единственных дочек директоров процветающих коммерческих фирм. Слегка осветленные волосы были аккуратно и со вкусом уложены, и вообще она производила впечатление девушки, считавшей, что обязана выглядеть безупречно абсолютно всегда и везде — даже на космической орбите в период разгара магнитных бурь.

Умные, умело подведенные легким штрихом глаза делали ее немножко старше, но добавляли бездну обаяния. К Сергею она относилась ласково, однако по некоторым деталям поведения я чисто женской интуицией чувствовала, что это — не первая ее любовь и, возможно, в силу некоторой нерешительности характера она еще долго будет терзаться по поводу правильности своего выбора. До тех пор пока не произойдет событие, которое окончательно рассеет ее сомнения. Более того, я совершенно не исключала, что к решению о замужестве ее могли подтолкнуть какие-то достаточно исключительные события. Впрочем, личная жизнь заказчика, если она напрямую не связана с делом, меня обычно не интересует. Достаточно и того, что в процессе работы мне довольно часто приходится становиться свидетелем выяснения семейных отношений.

Встреча с Викиным отцом и будущим тестем Сергея произошла на следующий день. Он оказался прямолинейным, решительным человеком с крупными волевыми чертами, которым, казалось, было даже немного тесновато на лице. В целом он походил на бывшего военного, занявшегося коммерцией и преуспевшего в ней. За внешней жесткостью и суровостью почти наверняка скрывалось стремление к доверительности и нежности, которых ему, видимо, не хватало в жизни и тем более на работе. Косвенно об этом свидетельствовало наличие в кабинете ухоженного аквариума с яркими экзотическими рыбками, а также подвижного и чрезмерно общительного волнистого попугайчика пронзительно-голубого цвета.

Как только мы с Сергеем зашли в кабинет директора «Оникса», попугай с шумным порханием приземлился ко мне на плечо, пронзительно проскрипел «здр-равствуйте», бочком приблизился к уху и начал требовательно его теребить. Судя по скептическому выражению лица Викиного отца, появившемуся после визуальной оценки моей внешности, выбора Сергея он не разделял. Но тот что-то тихо прошептал ему на ухо, затем куда-то позвонил и передал трубку. Пока я общалась с попугаем, периодически предотвращая его попытки нагадить мне на блузку, на том конце телефонного провода кто-то, видимо, давал благосклонные рекомендации в мой адрес. Во всяком случае, после окончания разговора глава «Оникса» посмотрел на меня значительно более доброжелательно и даже с некоторым интересом.

После же упоминания о том, что я имею не очень большой, но практический опыт общения на турецком (о свободном владении арабским, немецким, португальским и другими языками я в силу природной скромности умолчала), решение доверить мне единственную и любимую дочку было им утверждено окончательно.

* * *

— Ну все, приехали, — прервал мои размышления голос таксиста.

Я расплатилась, вышла из машины и огляделась вокруг. Ни Вики, ни Сергея, который должен был ее проводить, не было. Я быстро прошла в здание аэровокзала, остановилась метрах в пяти от входа и внимательно осмотрелась еще раз. Мой взгляд плавно, но быстро скользнул по лицам и фигурам людей, находившихся внутри. Ни Вики, ни Сергея я так и не увидела. Я посмотрела на часы, а затем бросила взгляд на электронный циферблат под потолком. Время совпадало. Значит, мои часы ни при чем. Я сделала глубокий вдох, расслабилась всем телом и расфокусировала взгляд.

Это было одно из многих умений, которое мне привили за время обучения в Ворошиловке. Несмотря на жесткие позиции воинствующего материализма советской науки и подчас твердое сопротивление консервативного в своем большинстве руководства контролировавших нас органов, практика и суровая действительность брали свое. Иногда после множественных проверок и проволочек, а чаще с негласного разрешения старших преподавателей Ворошиловки, которые на собственный страх и риск получить крупный нагоняй сверху обучали нас элементам сверхчувственного восприятия, на личном опыте убедившись в их эффективности. Сейчас это явление называлось экстрасенсорикой и абсолютно никого не смущало. Стаи шарлатанов под ее вывеской разъезжали по стране, проводили лечебные и массу других сеансов. Но почти все мои учителя помнят время, когда слово «медитация» находилось под строгим запретом и могло употребляться только исключительно в ругательных целях.

Однако практика требовала своего, и мы учились тому, как можно, сосредоточившись, за считанные мгновения окинуть взглядом все пространство вокруг себя и, не отвлекаясь на лишние детали, выделить то, что было необходимо. Я сама была свидетелем, как некоторые бойцы «Сигмы» таким образом обнаруживали засаду или просто способного помешать выполнению задачи человека даже в том случае, если те находились в укрытии или вне пределов видимости. Что, бывало, выручало весь отряд. Мне не удалось достичь таких выдающихся высот в этом искусстве, но я твердо владела необходимым набором очень полезных навыков в этой области.

Мысленно я как бы воспарила над толпой и увидела ее целиком, тем не менее сохраняя способность четко выделять по желанию любую деталь. Но тщетно — ни Вики, ни Сергея нигде во внутреннем пространстве аэровокзала не было. По какой-то причине они задерживались.

«Ну что ж, во всем есть свои плюсы. По крайней мере, теперь мне нет необходимости объясняться и чувствовать себя виноватой за свое опоздание», — подумала я. Хотя, честно говоря, я сама не очень-то любила непунктуальных и необязательных людей. Я поставила сумку на пол и заняла такое место, чтобы увидеть их, как только они появятся.

Время шло. Будничная жизнь аэровокзала текла своим чередом. К зданию подъезжали и отъезжали машины, появлялись и уходили люди, табло вспыхивало номерами отправляющихся рейсов. Цифры на электронных часах с неумолимой неизбежностью сменяли друг друга, оставляя все меньше и меньше времени для ожидания. Когда я стала уже беспокоиться и подумывать как минимум о переносе и как максимум об отмене заказа, одно такси стремительно затормозило у входа, его дверь распахнулась и оттуда вышла Вика. Она была одна и имела расстроенный, даже, можно сказать, обиженный вид.

— Здравствуй. Что-то случилось? — подойдя к ней, поинтересовалась я.

— Сергей не приехал, — по-детски надув губы, ответила она после секундного молчания.

— С ним что-то произошло? — поинтересовалась я.

— Не знаю. — Она почти огрызнулась, своим видом обвиняя весь мир и меня в частности в отсутствии жениха. — Он звонил вчера вечером, сказал, что все нормально, что обязательно заедет за мной утром, а сам не приехал. Телефон не отвечает. Отец такси вызывал.

— Странно, мне кажется, что это не очень похоже на него. Наверное, случилось что-нибудь непредвиденное. Всякое же бывает — машина сломалась, например, а позвонить не мог, — высказала предположение я, сама почему-то слабо веря, что новенькая «десятка» Сергея вот так резко, без предупреждения сломалась.

— Ну, приеду — я ему покажу, — сердито погрозила пальцем Вика, по-видимому строя в уме планы, каким жестоким карам она подвергнет своего избранника, прежде чем он сможет вымолить ее прощение.

Глядя на нее, можно было не сомневаться, что, какой бы ни была причина его отсутствия, месть ее будет ужасной. Мысленно насладившись картиной предстоящей экзекуции, где Сергею наверняка предстояло не меньше часа валяться у нее в ногах, Вика немного «отошла». Однако хорошее настроение не вернулось к ней полностью, и она напоминала большого симпатичного котенка, привыкшего к ласкам и вниманию и вдруг неожиданно бесцеремонно выброшенного с любимого кресла. И сейчас всем своим видом Вика давала понять миру, что она кошка, которая гуляет сама по себе. С гордым и независимым видом в моем сопровождении она направилась к стойке регистрации.

— Вика! — вдруг громко и неожиданно раздался голос.

Мы разом остановились и почти одновременно оглянулись в сторону позвавшего. Это был молодой мужчина с пронзительным взглядом. Я не знала его, но обращался он, вне всякого сомнения, именно к моей спутнице. Вика на мгновение застыла, а затем изумленно подняла брови:

— Дима?! Ты?

Итак, неожиданно появившегося мужчину звали Димой, и они с Викой были знакомы. Он подбежал к Вике, потом, увидев меня, остановился в полуметре от нас и затем вопросительно перевел взгляд в мою сторону. Возникла неловкая пауза, во время которой я остро почувствовала себя третьей лишней.

— Дима, познакомьтесь — это моя подруга Женя, — представила нас Вика.

— Очень приятно. Дмитрий, — широко улыбнулся мой новый знакомый и, достав визитную карточку из кармана, протянул ее мне. — Всегда буду рад быть полезным для вас. Обращайтесь в любое время.

— Обязательно, — пообещала я, также улыбаясь в ответ.

Дистанция, на которую Дима подошел к Вике, была существенно меньше той, которая требуется для делового общения, — видимо, они были достаточно хорошо знакомы. Чтобы прервать вновь возникшую неловкую паузу, я подхватила свою и Викину сумки и дипломатично отошла поближе к стойке, оставив Вику с Димой наедине. Боковым зрением, незаметно для Дмитрия я рассматривала его. Он был немного старше Сергея, выглядел в целом довольно приятно, но что-то в его внешности мне не совсем нравилось и слегка настораживало. Наверное, взгляд. Его глаза были светло-серого цвета, немного стеклянные. Когда на тебя смотрят такими глазами, начинаешь чувствовать себя «не в своей тарелке». И еще: его глаза не улыбались вместе с губами. И хотя физиогномика и считается лженаукой, но что-то в ней все равно есть. Думаю, каждый в своей жизни мог убедиться в этом хотя бы раз.

Я отключилась от будничного гула аэровокзала и прочих посторонних звуков, выделила из этого шума голоса Вики и ее нежданно возникшего провожающего и постаралась услышать их разговор.

За время учебы не раз и не два нам вдалбливали в голову, что, несмотря на повальную компьютеризацию и победное проникновение техники в жизнь, человек с подготовкой нашего профиля должен уметь все делать сам. В этом был свой резон: в любой момент ты мог оказаться без спасительной техники и рассчитывать только на себя, на свои собственные руки, глаза и уши. Умение видеть и слышать были первыми и постоянно развиваемыми нашими навыками. Большинство лекций проходило не в спокойной академической аудитории, а в классах, где в любой момент мог раздаться неожиданный резкий звук или любое другое отвлекающее действие. Иногда они проходили под громкое воспроизведение записи уличного шума, стрельбы или работающей строительной площадки.

«Вы должны всегда помнить о своей конкретной задаче и не отвлекаться ради ее выполнения ни на что. Если вы в классе не можете сосредоточиться только на словах лектора, то о чем может быть речь в реальной боевой обстановке?» — твердили нам преподаватели, которые сами же специально и устраивали большинство отвлекающих маневров — от вполне безобидных постукиваний молотком или теннисным мячом через уморительное кривлянье, от которого просто нельзя было удержаться от смеха, до стрельбы холостыми прямо в аудитории. Правда, не по слушателям.

Были и занятия в парах, когда кто-то один выполнял работу, требовавшую предельной сосредоточенности и внимания, а напарник всячески мешал и отвлекал его, применяя самые изощренные методы, какие ему позволяла личная фантазия. Но потом роли менялись, и тогда уже второй отводил душу, как только мог. Поэтому сосредоточиться на разговоре двух человек в обычном шуме для меня не представляло большой трудности.

Из разговора я поняла, что Дима был бывшим и, по-видимому, последним перед Сергеем Викиным ухажером. И, судя по всему, она относилась к нему достаточно благосклонно. В настоящий момент, ввиду отсутствия Сергея, она удовлетворенно отмечала, что белый свет не сошелся клином на ком-то одном. В душе она была отомщена. Ее провожающий даже придвинулся к ней поближе, чтобы поцеловать, но она ловко выскользнула, по-видимому помня, что любит все же Сергея, а с Димой они остались просто хорошими друзьями.

Но он что-то достал из кармана, взял ее за руку, и в следующее мгновение на ее правом запястье сверкнул тяжелый золотой браслет. Викины глаза широко раскрылись в радостном изумлении, а затем засветились почти детским восторгом.

— Зачем? — с трудом приходя в себя, наконец выдохнула она с восхищением.

— Подарок, — спокойно сказал Дима. — Я ведь по-прежнему люблю тебя.

Вика никак не могла ни прийти в себя, ни найти ответных слов. Ее состояние было вполне понятно: когда тебе говорят такие магические слова, и не просто так, а подкрепляя их столь весомым аргументом, есть от чего учащенно забиться сердцу в груди и впасть в транс, подобно кролику под немигающим гипнотическим взглядом удава. Думаю, что после опоздания Сергея она вполне могла и засомневаться, кого она любит на самом деле. От удивления Вика даже позволила поцеловать себя, правда, все же не очень уверенно, увернувшись в последний момент и подставив под поцелуй щеку вместо губ. Похоже было, что Вика все еще никак не могла поверить в реальность происходящего, как на ее левом запястье точно так же вдруг очутился второй такой же браслет.

— Зачем? — еще раз тихо выдохнула она, пытаясь вяло сопротивляться.

В общем, ситуация почти как в анекдоте: «Слушай, ты не знаешь, где и почем можно купить возбуждающие средства для девушек? Такие, чтобы они потом не могли отказать?» — «Как где? В ювелирном магазине». Что еще после этого говорил Дмитрий, я не услышала из-за внезапно возникшего шума на улице от проезжавшего мимо мотоцикла, но, когда бывшие любовники расстались, браслеты остались на Вике.

К стойке регистрации и таможенного контроля я пропустила ее вперед. Все было нормально, но, когда она прошла через арку металлодетектора, тот недоверчиво и возмущенно разразился тревожным звонком. Браслеты, как и серьги с цепочкой, пришлось снять, и только тогда звонок недоверчиво промолчал. Но браслеты на Викиных запястьях были слишком хороши, чтобы их не заметили. И она быстро убедилась, что была не единственной, кто тайком поглядывал на них. Таможенник при виде браслетов напрягся, как охотничья собака, почуявшая дичь. Он долго внимательно рассматривал и вертел их в широких ладонях, а потом скрылся с ними за дверью с табличкой «Служебное помещение».

Когда он появился вновь, то попытался что-то сказать об антиквариате, культурных ценностях и о запрете на вывоз, но Дмитрий вовремя подошел и показал ему кассовый чек и квитанцию. «Магазин „Лазурь“», — заметила я надпись на них. Далее последовало требование записать браслеты, а также серьги и цепочку в декларацию и обязательно предъявить ее при возвращении. После выполнения этой канцелярской процедуры все украшения снова вернулись на свои законные места на шее, ушах и запястьях. Вика теперь уже беспрепятственно прошла вперед и остановилась, чтобы подождать меня.

* * *

Приблизительно минут за десять до посадки внизу показался выбранный Викой для отдыха город. Она, не дожидаясь, пока я разбужу ее, проснулась сама, сладко зевнула, потянулась и выглянула в иллюминатор.

— Ой, Женя, посмотри, как красиво! — прошептала она мне в ухо, одновременно толкая локтем в бок.

— Угу, — промычала я в ответ.

— Нет, ты посмотри, — никак не могла унять она почти детский восторг.

Ну, что ж, желание заказчика — закон, и я в рамках исполнения своих обязанностей послушно выглянула в иллюминатор. Под крылом самолета море казалось неестественно ярко-голубым, словно кто-то щедро насыпал в него медного купороса. Около горизонта море и небо сливались, создавая нечто вроде сверкающего тумана. Довольно большой по турецким меркам город несколькими белоснежными волнами сбегал к длинному, изогнутому в виде полумесяца песчаному пляжу.

— Правда, красиво? — снова спросила Вика.

— Правда, — согласилась я, понимая ее восторг, но не воспринимая все так непосредственно — такой экзотики мне довелось повидать вдоволь.

Самолет напрягся всем корпусом, мелко задрожал крыльями и уверенно пошел на посадку. Еще несколько минут мягкой вибрации — и мы коснулись взлетно-посадочной полосы. Несмотря на небольшие размеры, наш самолет с достоинством, плавно и медленно, как важная белая птица, покатился к стоянке. Остановка. Слабый толчок от прикосновения трапа, двери открываются — и вот мы уже на турецкой земле. Сухой, горячий воздух обдал нас волной раскаленного тепла.

В отличие от Вики я хорошо представляла, насколько местный климат отличается от привычного, и потребуется не меньше суток для акклиматизации. Прозрачное бирюзовое небо посылало на землю испепеляющий жар. Само солнце казалось лишь туманным шаром, лучи которого приобретали металлический вид. В нашем сознании названия южных стран вызывают представление о каком-то рае, где всегда тепло и комфортно. Но это лишь легенда, усиленно создаваемая туристическими фирмами для путников, жаждущих перемен. Действительность, как правило, совсем другая, и пекло не один день выжимает из каждой поры твоего тела не только влагу, но и силы.

— Все! После гостиницы сразу на пляж, — выдохнула Вика, едва не захлебнувшись с непривычки горячим воздухом.

— Слушаю и повинуюсь, хозяйка, — как джинн-хранитель из восточных сказок, засмеялась я. — А как же культурные ценности?

— Нет, сначала пляж, — отерла платком обильно выступивший на лице пот Вика.

Когда подошла наша очередь, турецкий пограничник заулыбался, сияя, как до блеска начищенный сапог. Он быстро проставил штампы нам в паспорта, а затем стал оживленно и долго переговариваться с подошедшим напарником. При этом они звонко цокали языками и поглядывали нам вслед. Я просто физически ощущала затылком их взгляды. Говорили они быстро, и поэтому мне не удавалось понять все слова.

— Смотри, какие две русские Наташи! — кивал в нашу сторону один.

— Да, хороши, — белозубо скалясь, соглашался с ним другой.

— И что, они только вдвоем?

— Похоже, что так.

Далее шло обсуждение наших с Викой чисто женских достоинств вперемешку с репликами по поводу каких-то своих дел. В целом оценка, данная нам, была положительной. Чего, впрочем, нельзя было сказать про мое мнение о них самих. Хотя сами себе они, безусловно, представлялись неотразимыми красавцами, против которых ни одна русская девушка просто не в силах устоять. Ситуация стара как мир. В таких случаях у меня постоянно возникает острое желание взять такого самоуверенного нахала за шиворот и поднести к зеркалу, чтобы он получил возможность хорошенько подумать о личном обаянии.

Итак, моя работа по охлаждению любвеобильного турецкого темперамента, похоже, начнется очень и очень скоро. Если уже не началась. Вика, наверное, тоже почувствовала горячие взгляды, щекотавшие наши спины. Она оглянулась, чем вызвала бурный всплеск улыбок и продолжение радостных возгласов.

— Что это они? — спросила она меня.

— Думаю, принимают нас за женщин легкого поведения.

— Да?! А что значит «Наташа»? Они так часто это повторяют.

— Они всех русских девушек называют Наташами.

— А мужчин — Иванами?

— Наших мужчин скорее всего они вообще никак не называют. Их интересуют исключительно девушки, и причем именно в том плане, в каком они сейчас о нас говорят.

Вика презрительно фыркнула, наградила турка-таможенника пренебрежительным взглядом и, гордо подняв голову, зашагала к стоянке такси.

Водитель услужливо помог нам сесть и, тоже не переставая улыбаться, завел автомобиль. Двигатель отозвался довольным урчанием, стрелка спидометра плавно, но уверенно отклонилась вправо, и мы помчались вдоль берега с мелким, словно просеянным сквозь сито, песком, качающимися верхушками пальм и яркими, слепящими бликами на воде. Но еще прежде, чем тронуться с места, водитель протянул к лобовому стеклу руку, делая вид, что поправляет висевший там амулет, а на самом деле ловко и почти незаметно поправил зеркало. Я сопоставила ход лучей, отраженных в нем, и выяснила, что конечной его целью, вне всякого сомнения, были голые Викины коленки — в отличие от меня она надела шорты вместо легких летних брюк. Теперь таксист мог наслаждаться их зрелищем, не поворачивая головы, лишь только подняв глаза на зеркало.

От аэропорта до города, судя по мелькнувшему указателю, было тридцать километров. Но Вика попросила проехать не по главному шоссе, а по дороге, тянувшейся вдоль моря, чтобы полюбоваться морскими видами. Встречные машины попадались не часто. Время от времени, пахнув в раскрытое окно гулом моторов, мимо проносились стремительные легковушки. В самом начале мы тоже обогнали парочку, но чем дальше, тем дорога становилась пустынней.

Вика расслабленно откинулась на спинку сиденья, с наслаждением подставляя лицо врывавшемуся через переднее окно ветру. Затем она раскрыла сумочку и достала мобильник — маленькую и изящную «Нокию». Ее пальцы привычно пробежались по хорошо знакомым клавишам, и «Нокия» с готовностью нежно промурлыкала мелодию набираемого номера.

— Папа?! Привет!.. Да… Мы уже в Турции. Едем с Женей из аэропорта… Угу, нормально… Что? Ты, как всегда, занят? Ну не буду тебя отвлекать, — звонко прощебетала она.

Прежде чем прервать разговор, Вика на мгновение задумалась, словно не решаясь что-то спросить. Но в этот момент машину слегка тряхнуло, и это, видимо, автоматически само собой положило конец ее сомнениям: из мобильника послышались короткие гудки.

Она еще пару секунду подержала «Нокию», словно ожидая, что сейчас раздастся звонок. Наверняка ей хотелось услышать Сергея. Но звонка не было, и телефон проделал обратный путь. Затем Вика поднесла руку к лицу, собираясь поправить волосы. В этот момент золотой браслет на запястье отразил упавший солнечный луч и мощно вспыхнул благородной желтизной. Хорошее настроение вернулось к ней, и челка была откинута назад уже значительно более уверенно.

Вскоре в зеркале заднего вида мелькнул мрачноватый темно-синий джип с непрозрачными тонированными стеклами. Я оглянулась и посмотрела на него. Ничего необычного ни в нем, ни в факте его появления не было, но что-то вдруг помимо воли заставило меня насторожиться. Может, стремительность, с которой он приближался? Или тонированные стекла, закрытые почти полностью так, что свободной оставалась лишь небольшая полоска сверху сантиметра два шириной?

Впрочем, мне не пришлось очень долго размышлять над причинами своей тревоги. Джип мощно и уверенно приблизился и дальше поехал впритык к нам, практически прикасаясь усилительной решеткой к заднему бамперу нашей машины. Сквозь закрытые окна доносилась восточная мелодия в современной обработке и местном исполнении. Секунд десять мы так и мчались в плотном контакте друг с другом, как вагонная сцепка. Затем джип чуть отпустил наше такси где-то на полметра и, газанув, не сильно, но чувствительно боднул его в зад.

Дорога была пустынна, и мысль, что водителю джипа просто не хватает места, была, разумеется, совершенно несостоятельна. Правда, возможно, это «тонкий турецкий юмор» и местные водители так приветствовали друг друга? Но лицо таксиста, который сначала наблюдал за маневрами джипа напряженно, но достаточно спокойно, сменилось выражением неукротимой злобы. Он громко выругался, помянув всех мусульманских чертей, и сильно ударил ладонями по баранке. По его реакции сразу стало понятно, что это было гораздо более серьезно, нежели чрезмерное мужское внимание к нашим персонам.

Мои мечты об отдыхе на «халяву» рассеялись окончательно и бесповоротно. Что ж, видать, им просто никогда не суждено сбыться. Совсем как в анекдоте про два паровоза, которые шли по одному пути навстречу друг другу, да не встретились, потому что не судьба. А ведь казалось бы — чего не отдохнуть: валяйся на пляже, периодически поглядывай в сторону подопечной да отмахивайся от слишком настойчивых и горячих ухажеров, как от назойливых мух. Так нет! И здесь угораздило нарваться на каких-то придурков!

Я внутренне собралась, приготовившись к любому варианту развития последующих событий, и посмотрела на Вику. Она, казалось, была не столько в тревоге, сколько в недоумении от происходящего. Я обнадеживающе улыбнулась и сказала ей только одними глазами: «Не волнуйся, все будет хорошо». Она поверила мне и даже свободно откинулась на спинку заднего сиденья, где мы обе сидели.

Между тем водитель джипа, невидимый из-за темных стекол, явно пытался чего-то добиться от нас и продолжал свою жестокую и пока непонятную игру. Отстав на несколько метров, он вновь легко и без усилий набрал скорость, обошел нас слева, поравнялся и поехал параллельным курсом. Переднее боковое стекло опустилось на половину своей высоты, оттуда высунулась здоровенная, размером со среднее полено, рука, заканчивавшаяся широкой, как саперная лопатка, ладонью. Обладатель широкой ладони взмахнул ею пару раз, недвусмысленно и требовательно приказывая остановиться. Размеры руки, массивная золотая печатка на безымянном пальце, впрочем, как и внешний вид машины, из которой она высунулась, должны были, по идее, внушить трепет нашему не очень молодому водителю, но тот в ответ только пошире приоткрыл окно и что-то громко и возбужденно крикнул, все так же не думая снижать скорость.

Я не успела разобрать, что он сказал, да, наверное, и не смогла бы: скорее всего это был местный жаргон. Впрочем, «непереводимая игра слов», широко известная у нас благодаря фильму «Бриллиантовая рука», в переводе особенно не нуждалась: чувства нашего водителя были ясны и так, без всяких комментариев.

— Что происходит? — обратилась я к нему по-турецки, желая хоть немного прояснить ситуацию.

На мгновение тот быстро повернулся ко мне и неожиданно с широкой улыбкой ответил, что это просто смешно — двум таким прекрасным девушкам бояться чего-либо рядом с ним. Я, конечно, по достоинству оценила его галантность, однако было совершенно ясно, что его слова не более чем обыкновенная бравада.

Люди из джипа также совсем не разделяли его жизнерадостного оптимизма и в доказательство абсолютной серьезности своих намерений уже довольно чувствительно боднули наш «Опель» в бок. Вика приглушенно вскрикнула и вцепилась мне в руку. Водитель, как по команде, в ответ на ее крик утопил акселератор до упора в пол. «Опель» отчаянно заревел и дернулся вперед. Однако силы были явно неравны. Джип без усилий снова нагнал нас и начал уверенно прижимать к обочине. Наш водитель с чисто восточной горячностью сопротивлялся и гнал вперед. Пространство вокруг наполнилось ревом двигателей, скрежетом тормозов на поворотах и визгом шин вперемешку с периодической громкой руганью на турецком.

Очень скоро — меньше чем через пару минут — на очередном повороте нас подрезали. Корпус «Опеля» подскочил на кочке и почти одновременно получил от джипа удар бампером в переднее крыло. Нас понесло на обочину и выбросило под откос. Вика испуганно вскрикнула. Но я была наготове и честно отработала свой хлеб телохранителя, доказав, что и в этот раз получила гонорар не зря. Инстинктивно я освободилась от Викиной руки, а ее резко пригнула, почти бросила на пол между сиденьями и придавила собою сверху. Руками и ногами я тут же быстро и крепко уперлась в дверь и спинки кресел. Теперь мы с ней были как два космонавта в учебной центрифуге.

Земля и небо на несколько мгновений закрутились в спираль и поменялись между собой местами. Машина, как стареющий цирковой акробат, перевернулась в воздухе и, сильно ударившись днищем о грунт, снова приземлилась на колеса. Земля и небо вновь встали на свои места. «Опель» подпрыгнул еще несколько раз, испытывая прочность и упругость собственных амортизаторов, и наконец застыл на месте. Почувствовав ослабление качки, я приподнялась на сиденье. Мы с Викой были целы.

В Ворошиловке я получила отличную школу практических знаний, как остаться невредимой при падении куда угодно, откуда угодно и в чем угодно. Одно из упражнений заключалось в том, что нам связывали руки и ноги, завязывали глаза и помещали в специальную центрифугу. Там каждый вертелся и раскручивался до полной потери всяческой ориентации и затем выбрасывался в помещение, стены которого были обиты войлоком. С каждой ступенью толщина войлочной обивки уменьшалась все больше и больше. Падение же в машине было совсем простым, его усваивали за несколько тренировок. Главное — крепко держаться за что-нибудь, чтобы тебя не болтало по салону, и максимально свернуться в клубок для выполнения самого первого акробатического правила: ничего не должно торчать.

Однако наш водитель до последнего держался за баранку, и ему повезло меньше: его висок был рассечен, и тонкая струйка крови алой змейкой медленно ползла по щеке. Он приглушенно ругался сквозь сжатые зубы и прикладывал к ране платок. Джип тем временем затормозил метрах в пятидесяти впереди, а затем быстро дал задний ход и встал как раз напротив нас. Одиннадцать или двенадцать метров достаточно крутого склона разделяли наши машины. Передняя дверь джипа раскрылась, и из нее наружу протиснулся здоровенный детина, обладатель той самой руки, грозившей нам из полуоткрытого окна.

При виде его наш таксист злобно зарычал и выругался уже не сквозь зубы, а в полный голос. Не успела я и глазом моргнуть, как он рывком распахнул дверь и, словно гладиатор на арене, побежал навстречу спускавшемуся по откосу здоровяку, громко рассыпаясь проклятиями в его адрес. Я подняла Вику на сиденье.

— Ой, Женя! Что с нами было? — негромко выдохнула она, все еще не придя в себя окончательно.

Я уже было открыла рот, чтобы ответить, но не успела произнести ни слова. Наш водитель, держа в руках тяжелый раздвижной ключ, закричал так, что было ясно, что он непременно раскроит голову парню из джипа. Однако тот, молча и совершенно не обращая никакого внимания на увесистый инструмент в руках у таксиста, с ходу ударил его лбом в переносицу. Тот сразу же моментально смолк, на мгновение застыл, затем сложился пополам, точно хотел что-то подобрать с земли, и беззвучно повалился на бок.

Верзила, не сбавляя шага, перешагнул через него, словно через пустое место, отрывисто хохотнул и одним прыжком подскочил к Викиной двери. Однако дверь, видимо, заклинило от удара во время приземления, и она не поддалась его яростному рывку. Тогда он коротко размахнулся и злобно ударил кулаком в стекло. Стекло треснуло, но выдержало, покрывшись паутинкой длинных неровных морщин. Я быстро схватилась за ручку своей двери и открыла ее. Однако верзила с неожиданной проворностью перемахнул через багажник, оперевшись одной рукой о крышу, и я, чтобы не получить удар сверху, быстро убрала ноги обратно в салон.

Положение было, прямо скажем, далеко не самым лучшим. Единственно, что могло помочь мне, это неожиданность. Этот громила наверняка абсолютно уверен в себе и после расправы над водителем не ожидает никакого сопротивления. Мне было необходимо всего лишь прикинуться беззащитной овечкой, пока я не выбралась из машины, которая могла стать для меня с Викой мышеловкой и гробом одновременно. А снаружи я могла бы попытаться предпринять что-нибудь для нашего спасения с гораздо большей эффективностью. К тому же нападавший был не один — в машине оставался как минимум еще один человек — водитель, как максимум еще трое на заднем сиденье. Из-за темных стекол мне было совершенно невозможно определить, сколько их там еще.

Моя дверь с шумом распахнулась, и одновременно с этим я как можно более правдоподобно отчаянно взвизгнула. Сверху появилась ухмыляющаяся физиономия здорового турка. Он довольно оскалился, схватил меня за запястье, на мгновение задержав его в своей широкой ладони, и бесцеремонно, резким рывком вышвырнул меня наружу. Я не сопротивлялась и, как маленький беспомощный котенок, полетела на песок. Мой пакет и Викина сумочка полетели вслед за мной. Моя щека прикоснулась к нагретому песку. От этого соприкосновения в моей голове словно вспыхнула яркая молния и внезапно проснулись прошлые воспоминания.

Я снова была на спецоперации в арабской пустыне, и нагретый солнцем песок опять жег мою щеку, как раскаленная сковородка, и колол, как осколки стекла. Я поднимала голову над гребнем бархана. Невыносимо палящее солнце слепит, и мне видны только смутные, словно задымленные очертания песков и пальм вдалеке. Мертвая тишина. Мертвая — потому что двое моих оставшихся сзади напарников мертвы. Ярость и сила вспыхивают во мне безумным огнем, и ни одна пуля, мина и прочая дрянь уже не берут меня: сейчас они предназначены для кого угодно, но не для меня, и в моем сознании рождается чувство собственной неуязвимости. Страх уходит и прячется куда-то далеко за пределы человеческого сознания. Суета этой жизни простилась со мной, и уже нет ничего в мире, что может меня испугать или хотя бы просто остановить.

Громадный верзила уже просунул свою тушу в распахнутую дверь. Вика, напуганная его необъятными размерами и сбитая с толку моим притворным возгласом ужаса, отчаянно закричала. Я вскочила на ноги и бросилась к машине. Здоровенный турок ощущал себя хозяином жизни и вольным делать все, что угодно, и абсолютно безнаказанно. Но он глубоко ошибался.

Голова и плечи здоровяка были уже в машине. Мой расчет сработал точно: вышвырнув меня из машины, как бездомную кошку, он на время забыл о моем существовании, занятый Викой, и, не рассчитывая получить отпор, легкомысленно подставил спину. Внезапно, без единого звука возникнув за ним, я тут же напомнила о себе и с разбега ударила его ребром ладони между лопаток. Вся сила и вес моего тела были вложены в этот удар, и любой другой, чуть меньше по размерам, на его месте обмяк бы и свалился без сознания на сиденье. Но как только моя ладонь коснулась его спины, я поняла, что этот не свалится: было такое чувство, будто я пытаюсь перебить бычий хребет. Я быстро просунула руку в салон, схватила амбала за волосы и выдернула его голову из машины, повернув к себе лицом.

Он никак не ожидал удара. А зря — удар стоит ожидать всегда. Тогда не будет такого сокрушительного эффекта. Его глаза расширились от удивления и после резкого удара коленом в солнечное сплетение выпучились, словно хотели совсем выскочить из орбит. Внутри живота у него что-то отчетливо булькнуло, он шумно глотнул воздух раскрывшимся ртом и… начал медленно выпрямляться. Я схватилась за край распахнутой двери и захлопнула ее, нанося удар по голове. Голова турка дернулась и въехала затылком в крышу. Несколько секунд я подержала ее зажатой, как в тисках, между дверью и крышей, а затем слегка освободила, готовая сразу же повторить все сначала. Но на этот раз он закатил глаза к небу и съехал на землю.

Заглянула к Вике. Она уже не кричала, а сидела, молча закусив ладонь. Я хотела протянуть руку и помочь, но тут боковым зрением заметила какое-то движение на дороге. Быстро подняв глаза, я увидела, что у джипа медленно начинают раскрываться двери.

— На пол! — крикнула я Вике, схватила ее за плечо и снова бросила на пол между сиденьями.

Расстояние между машинами я пролетела по откосу в считанные секунды и упала на землю перед раскрывающейся дверью. К моему счастью, второй не был таким здоровяком, как первый. Я, словно королевская кобра, сделала бросок из положения лежа к его ногам, схватила его за лодыжки и, дернув к себе, резко оторвала их от земли. Он нелепо взмахнул руками и упал навзничь. Я крепко держала его и, как только он упал, ударившись спиной о порог машины, рванула к себе и нанесла удар кулаком в пах. Парень послушно отключился. Я вскочила на ноги.

С водительского места поднимался кто-то еще, и в руке мелькнул черный плоский предмет. «Только бы не ствол!» — промелькнуло у меня в голове. Меня-то это не пугало — не в первый раз, но он мог успеть открыть стрельбу по нашей машине и задеть Вику. «Только бы она не встала!» — мысленно пожелала я и, прыгнув, распласталась сзади машины в расчете на то, что в случае чего первая пуля пролетит выше. А второй я не должна допустить.

Выстрела не последовало. Прыгнув вверх и в сторону, я ударила выпрямленной на всю длину ногой по руке с пистолетом. Кисть неожиданно легко раскрылась, пистолет полетел на дорогу и… вдруг неожиданно рассыпался на несколько частей. Бросив боковой взгляд, я сплюнула в душе: это был всего лишь сотовый телефон. Но зато противник лишился связи и не мог теперь вызвать подкрепление.

Сейчас я оказалась лицом к лицу с третьим турком в красной майке с полумесяцем и звездой напротив сердца. Он выглядел растерянным, но дернулся рукой в задний карман шорт. Я ударила его ребром ладони по шее, и он свалился на дорогу. Оставалась еще одна нераскрытая дверь, но я уже чувствовала, что больше там никого нет. На всякий случай я заглянула внутрь. В машине было пусто. Дорога по-прежнему оставалась пустынной.

Оставив третьего нападавшего лежать около машины, я спустилась вниз. Вика четко выполняла мои указания и не высовывалась в окно, а может, просто боялась пошевелиться от страха. Я, помня, что с Викиной стороны дверь заклинило, обогнула машину сзади, и… моментально получила удар ногой в живот. Брошенный мною около машины первый здоровяк пришел в себя и теперь уже, в свою очередь, мстил мне за излишнюю самонадеянность. Я нарушила одно из главных правил: если не уверен — то вернись и добей противника. Но кто же мог знать, что он придет в себя так быстро!

Однако наработанная годами в многочисленных тренировках и в реальных боях реакция спасла меня и на этот раз. Я успела слегка развернуть корпус и расслабиться. В результате удар пришелся немного вскользь, и я, вместо того чтобы, приняв всю его мощь на себя, умереть на месте, только отлетела на несколько метров назад и упала, подняв тучу пыли и песка. Дыхание тут же перехватило, а грудь сдавило железным обручем, словно на нее разом опустился десяток бетонных плит.

Я безуспешно попыталась заглотить непослушным ртом хотя бы один глоток воздуха и неуклюже перевернулась на четвереньки. Мерзкая слабость во всех мышцах сразу ставшего каким-то необязательным тела не позволила мне подняться на ноги. Я словно приросла корнями к невероятно тяжелому песку и, лишь слегка оторвавшись от поверхности земли, снова бессильно упала обратно. Ноги верзилы подняли столб песчаной пыли рядом с моим лицом. Он остановился и резким движением послал порцию песка мне в глаза. Но я хорошо знала эту уловку, сама, бывало, не один раз пользовалась ею и поэтому успела вовремя прикрыть веки. Тяжелая рука, как клещи, схватила меня за волосы, приподняла и снова отбросила назад, перевернув в воздухе на спину.

Дыхание мелкими порциями начало возвращаться ко мне, но толстая рифленая подошва уже нависла надо мною и неотвратимо, как протектор «КамАЗа», стала опускаться мне на лицо. С каждым вдохом силы возвращались ко мне, но медленно. Слишком медленно! Как в замедленной съемке, я видела каждую шероховатость, каждое ребро рисунка приближающейся к лицу подошвы и понимала, что увернуться не успею. Вдруг где-то сверху, в небе, над головой моего противника, мелькнула тонкая черная тень. Раздался глухой шлепок, и движение подошвы резко замедлилось. Еще один судорожный вздох, и способность двигаться почти полностью вернулась ко мне. Я откатилась на бок, выскользнув из-под нависшего ботинка, и подцепила вторую — опорную ногу верзилы под коленку. Она послушно подогнулась, и турок всей тяжестью своего веса рухнул на землю.

Прежде чем я успела встать, к нему подскочил пришедший в себя таксист. Рядом на песке валялся брошенный им гаечный ключ, метко и, самое главное, очень своевременно достигший цели. Таксист принялся яростно мстить за разбитую переносицу, беспорядочно нанося по лежащему удары ключом и ногами, одновременно что-то громко и отрывисто выкрикивая.

— Тешеккюрлер — спасибо! — хрипло вылетело из меня в благодарность за свое спасение. — Отличный бросок!

Я снова бросилась к джипу, чтобы проверить остальных еще раз и «не наступить на те же самые грабли». Двое у машины были в «ауте», но я на всякий случай надавила им на точки за ухом, чтобы они еще минут пятнадцать не приходили в себя. Таксист к этому времени уже успел выплеснуть всю свою ярость на валявшегося на песке здоровяка, но продолжал громко и эмоционально ругаться, попеременно то размахивая руками, то прикладывая платок к разбитому носу и лбу. Я вернулась к Вике. Она, перепуганная, молча сидела на полу между сиденьями, прижав к лицу руки.

— Вика! — позвала я ее, а затем помогла подняться и выйти из машины. — Все нормально, — ласково погладила я ее по плечу и обняла.

— Ой, Женечка, — выдохнула она и бросилась мне на шею. — Я уж думала, что он убьет нас.

Ее глаза увлажнились, но она удержалась и не расплакалась, как глупая девчонка. Что-то изменилось в этот момент в отношениях между нами: если до этого мы относились друг к другу просто с симпатией, которая бывает между близкими по духу людьми, то теперь нас объединяло нечто вроде крепкой привязанности, большей, чем просто дружба. Многие считают, что это очень опасно для телохранителя — иметь более теплые, чем просто деловые, отношения с «объектом», но я никогда не разделяла этого мнения.

Звук открываемой двери быстро вернул нас в суровую реальность. Таксист посмотрел на помятое и ободранное крыло и в очередной раз замысловато выругался. Вика села в машину и принялась утирать глаза, заглядывая в зеркало, в которое еще совсем недавно за ней втихаря подглядывали. Мне самой тоже было бы неплохо привести себя в порядок. Догадываюсь, на кого я была похожа после всего происшедшего. Я подобрала, а затем закинула обратно в машину выброшенные пакет с сумочкой и принялась отряхиваться от песка, набившегося в одежду и волосы. Водитель, по-прежнему чертыхаясь сквозь зубы, сел за руль и попробовал выехать на дорогу.

Пара попыток оказались неудачными, и его блуждающий взгляд начал все чаще и чаще останавливаться на стоящем с распахнутыми дверями джипе. Пока он, выйдя и прикидывая в уме, как лучше вытащить свою машину на буксире, стоял на дороге, я села за руль и медленно, но с первой же попытки аккуратно вывела наш «Опель» на дорожный асфальт. Таксист, до этого со скептически снисходительной улыбкой наблюдавший за моими действиями, уважительно зацокал языком. Мы с Викой снова уселись на свои прежние места. Таксист подошел к лежащему водителю джипа, с видом полной уверенности в собственной правоте снял с его запястья часы, взвесил их на ладони, сокрушенно пробормотал что-то себе под нос и сунул себе в карман. Затем туда же проследовала и золотая печатка с пальца здорового турка.

— Он что, грабит их? — удивленно спросила меня Вика.

— Мародерство не считается здесь грехом. К тому же он наверняка скажет, что ему нужно как-то компенсировать затраты на ремонт, — пояснила я.

— А что это было с нами?

— Нападение, — пожала я плечами в ответ.

— Зачем?

— Мне самой бы очень хотелось это узнать, — сказала я, действительно не имея никакого представления о причинах происшедшего.

Хорошо, что нам удалось выйти из этой передряги практически без потерь. Если не считать, конечно, тупую тянущую боль в животе и запылившиеся сумки. Впрочем, и то и другое было обратимо. В этот момент таксист с чувством выполненного долга занял водительское кресло, и мы поехали, оставив наших недавних врагов лежать дальше.

По моим подсчетам, до города оставалось не больше двух-трех километров, когда двигатель «Опеля» простуженно закашлял и застучал, как пустая консервная банка, привязанная мальчишками к кошачьему хвосту. Видимо, полет с обочины все же не обошелся для него даром. Еще через десять метров мы встали. Все попытки таксиста реанимировать своего «железного друга» были безуспешны. Он то громко кричал, поминая шайтана и обзывая автомобиль недостойным животным, то просил его вкрадчиво и ласково, то резко давил на газ, но «Опель» оставался абсолютно глухим и равнодушным к его мольбам. Наконец энтузиазм водителя иссяк.

— Видимо, придется немного прогуляться пешком, — сказала я Вике. — Выходи.

Таксист тоже вышел с нами. Несколько минут я поговорила с ним и, закончив разговор, протянула деньги. Но он очень энергично затряс головой, отвечая категорическим отказом. Зная, что на Востоке иногда из вежливости не всегда сразу берут чаевые, я предложила ему плату еще раз, однако вновь получила решительный отказ. Мой опыт говорил, что больше трех раз предлагать нельзя, иначе можно обидеть добрые намерения человека. Я поблагодарила его и, махнув Вике рукой, направилась в указанную таксистом сторону.

— О чем вы с ним говорили? — через минуту спросила меня Вика, послушно идя рядом со мной и даже не спрашивая, куда мы направляемся.

— Хотела у него выяснить, что это были за люди.

— И что?

— Ничего. Он говорит, что не знает их и сам очень удивлен происшедшим. Говорит, что не помнит такого за все время своей работы здесь.

— Может, он просто врет? — предположила Вика.

— Может, — ответила я, неопределенно пожав плечами и пытаясь определить свое отношение к услышанному от таксиста.

Что-то мне говорило, что его словам можно доверять.

— А кого это он дураками обзывал? Тех придурков, которые напали на нас? — прервал ход моих внутренних мыслей Викин вопрос.

— Дураками? Когда? — озадаченно переспросила я.

— Ну, он все махал рукой и повторял «башка дурак».

— Нет, это он не ругался, — рассмеялась я, а затем пояснила: — «Башка дурак» означает «другая остановка». Он сказал, что здесь недалеко есть остановка автобуса, на котором мы сможем доехать до города. Мы, кстати, сейчас туда и идем.

Оставшееся время мы шли молча. Вика переварила впечатления сегодняшнего утра и свои новые познания в лингвистике, а я анализировала происшедшее. Итак, по словам таксиста, выходило, что таких нападений никогда не было за все время его работы. Судя по его возрасту, работал он достаточно долго, и особых оснований не доверять ему у меня не было.

Конечно, это могли быть обычные рэкетиры, вымогавшие деньги с водителей и решившие сейчас примерно наказать одного из непокорных. Но не настолько же они глупы, чтобы делать это на дороге, нападая и на пассажиров: так очень скоро и таксисты, да и они сами могут остаться без куска хлеба. Гораздо проще тихо испортить строптивцу машину в его отсутствие. Спустить колеса, разбить фары, стекла, слить бензин и залить бак какой-нибудь гадостью. Да мало ли чего может придумать изощренный восточный ум! Однако таксист сказал, что в полицию не пойдет, а вместе с другими друзьями, такими же таксистами, разберется сам.

Но в любом случае нападавшие просто ограничились бы избиением водителя, а тот здоровый детина, когда «выключил» таксиста, практически тут же забыл о его существовании. За что, кстати говоря, и поплатился. Я вспомнила, как он, выкинув меня из машины, целенаправленно полез в салон за Викой. Да и с самого начала он принялся ломиться в дверь именно к ней. Похоже, что их интересовали исключительно только мы вдвоем, а водитель оказался лишь досадной помехой.

Конечно, я ни в коем случае не могла исключить и вариант самого банального похищения и последующей продажи нас в рабство. Куда-нибудь в публичный дом. Сразу в голове всплыл разговор турецких таможенников. Не поэтому ли они и удивлялись отсутствию сопровождающих нас мужчин? А так увезут какую-нибудь девчонку подальше в незнакомый город и запрут в комнате без одежды. Куда ей бежать? Да далеко за примерами и ходить не надо: мало ли такого происходит прямо сейчас у нас на Кавказе? Тем более что здесь и прятать не нужно: отобрал у девчонки паспорт, и сунуться ей после этого, прямо скажем, некуда. Даже если вдруг каким-то чудом дойдет она до нашего посольства или консульства, то неизбежно упрется в твердолобую бюрократическую машину. Сколько наших парней во время афганской войны, попав в плен, а потом сбежав оттуда где-нибудь в Пакистане, смертельно рискуя, доходили до посольства и, как головой о стенку, разбивались о чиновничий вопрос: «А чем докажешь, что ты русский, и не предатель, и не дезертир?»

Впрочем, в случае с Викой все могло быть значительно проще. Ее отец был небедным человеком, и с него могли просто потребовать выкупить его единственную любимую дочь. Только в одном они просчитались — не учли моего присутствия. Но пока все произошедшее для меня все равно оставалось, несмотря на обилие возможных версий и предположений, не совсем понятным и поэтому заставляло насторожиться и быть в полной боевой готовности.

Вскоре мы были уже на остановке и сели в первый подъехавший микроавтобус. До города мы добрались без каких-либо приключений. Вышли, когда я увидела перед остановкой гостиничную вывеску более-менее приличного вида. Двери автобуса закрылись, и улица шумно хлынула на нас звуками витиеватой музыки, запахом пряной пищи, сигаретного дыма и человеческого пота.

Несмотря на нескончаемый людской поток на улицах, небольшой, но довольно уютный холл гостиницы был совершенно безлюден. Долгожданная прохлада, струящаяся из вентилятора под потолком, приятно обволакивала тело. Закрывшаяся за нами дверь мелодично звякнула бронзовым колокольчиком, но стойка приема оставалась пустой. Вика вопросительно посмотрела на меня, и я сначала выразительно покашляла, а затем спросила по-турецки, обращаясь в пустоту, о наличии в этом доме каких-нибудь живых существ.

Эффект превзошел все мыслимые ожидания. За стойкой стояла приземистая кадка с пальмой, скрывавшей своими листьями большую часть стены за ней. Не успели звуки моего голоса замереть в воздухе, как за пальмой бесшумно раскрылась маленькая дверь, и из нее мгновенно, словно материализовавшись из воздуха, появился смуглый клерк в белоснежной рубашке и с такой же улыбкой в тридцать два зуба. После моих объяснений он быстро и расторопно записал нас в книгу и, не переставая улыбаться, повел показывать номер.

Когда он поднимался по лестнице, мы с Викой не смогли сдержать улыбку — за стойкой он выглядел значительно солиднее. Его ноги оказались короткими и кривоватыми, он был заметно ниже нас обеих и рядом с нами мгновенно потерял весь свой важный вид. Правда, ни я, ни Вика не могли пожаловаться на недостаток роста и длины собственных ног. Но я также отметила его практически безупречно подстриженные и уложенные густые темные волосы. Было очевидно, что он любит покрасоваться.

Клерк раскрыл перед нами дверь, поставил сумки на пол, важно поклонился, получив от меня чаевые, и так же бесшумно, как и появился перед нами внизу, исчез за дверью.

— Уф-ф, — сказала Вика, прыгнув в мягкое кресло, скинув обувь и с видимым наслаждением вытянув ноги, — а знаешь, здесь довольно-таки ничего!

— Угу, — кивнула я в ответ, проделав те же самые действия, что и Вика.

Про себя я не без удовольствия отметила, что случившееся с нами совсем недавно она, похоже, с детской непосредственностью уже забыла или, во всяком случае, почти забыла. Тем лучше, не будет необходимости подрабатывать еще по совместительству и нянькой. Вытирать сопли и слезы — не главная работа бодигарда, хотя обстоятельства порой вынуждали заниматься и этим.

— Каковы наши дальнейшие планы на сегодня? — спросила я, наливая в стакан минеральную воду из графина на журнальном столике.

— Сначала было бы неплохо немного подкрепиться, а затем на пляж и куда-нибудь погулять. Ты как думаешь, Женя? — спросила она, тоже беря стакан и наполняя его водой из графина. Между нами возникла такая симпатия, что мы почти с зеркальной точностью повторяли друг друга в мыслях и действиях.

— Сначала, я думаю, просто необходимо принять душ и обязательно выпить чашечку кофе по-турецки. Иначе что ты будешь рассказывать потом Сергею?

Упоминание о Сергее заставило Вику задуматься.

— Женя, как ты думаешь, почему он не пришел? — спросила она и подошла к широкому окну, из которого открывался вид на море.

— Я же говорила тебе — всякое может случиться. В конце концов, если ты хочешь узнать наверняка, то позвони ему, — кивнула я в сторону сумочки с «Нокией».

На это Вика негромко фыркнула, вскинула подбородок, обернулась ко мне и посмотрела так, как будто я сказала самую ужасную, какую только можно, глупость в мире.

— Можно подумать, что это я не пришла, а не он, — с непримиримым максимализмом в голосе сказала она.

— Ну что из этого теперь следует? — спросила я.

— Раз он не пришел, то пусть сам и звонит, — не допускающим возражения тоном, словно библейскую истину, выдала она.

— Уверена, что у него была веская причина, и ты сможешь убедиться в этом. А сейчас иди в душ и смотри не занимай надолго.

Вика качнула головой, как будто стряхивая с себя неприятные воспоминания, повернулась ко мне и дружелюбно улыбнулась. Я включила радио на стене, и оттуда полилась мелодия.

— О чем песня? — спросила Вика, шустро скидывая одежду и снимая золотые украшения, послужившие причиной нашей задержки на таможне.

— О девушке, — ответила я, прислушавшись к словам.

Вика сняла один браслет, подаренный в аэропорту, несколько секунд с удовольствием любовалась им и положила его на журнальный столик рядом с графином. Затем сняла и положила рядом второй. И направилась в душ.

Я поглубже откинулась на мягкую спинку кресла, расслабилась всем телом и принялась рассматривать комнату. Она была аккуратной и уютной. Кресла, столик, две кровати, мягкой расцветки шторы и обои и кадка с такой же, как и внизу, только поменьше, пальмой в углу у окна неплохо сочетались между собой, создавая атмосферу, располагающую к отдыху.

Мой взгляд легко перемещался по комнате и предметам в ней, не задерживаясь надолго и особо не заостряя внимания ни на чем. Но когда он заскользил по полированной поверхности журнального столика, то невольно остановился на браслетах, привлеченный их благородным желтым сиянием. Я протянула руку и взяла один из них, чтобы получше рассмотреть его вблизи. Он был выполнен необычайно хорошо. Линия, формы и орнамент говорили о настоящем мастерстве, граничащем с подлинным искусством. Однако тяжесть, которая ощущалась моей ладонью, говорила о благородстве металла.

«Люди гибнут за металл», — всплыло в моей голове. Интересные же должны быть отношения у Вики с этим Долговым Дмитрием Тимофеевичем, раз он делает такие поистине царские подарки чужой невесте перед самым отлетом в предсвадебное путешествие. Я вспомнила его признание в любви. Судя по тону, явно не первое. Хорошо, что хоть не в присутствии жениха. Интересно, что бы он сделал, если бы Сергей приехал? Неужели просто молча ушел бы, так и оставив подарок лежать в кармане до более удобного случая? Впрочем, до какого более удобного? Может, до момента вручения подарков молодым на свадьбе? Да, чужая душа — потемки. Интересно, сколько может стоить такая «милая безделица»?

Я принялась вспоминать сцену прохождения таможенного контроля. Там Дмитрий показывал таможеннику чек и еще какую-то бумажку, когда у того возникли претензии по поводу происхождения украшения. Но как я ни напрягала свою память, вспомнила только крупные синие буквы надписи «Спасибо за покупку!» и фиолетовый штамп «Магазин „Лазурь“». Никаких цифр на них я не запомнила или скорее всего не видела, иначе хоть что-то да осталось бы в моей тренированной памяти.

Но в любом случае однозначно — стоила такая вещь немало. Не исключено, что и сделана она была на заказ — уж больно хороша для массового производства. Тем более что старший помощник директора фирмы, связанной с ювелирными изделиями, наверняка имел возможность приобрести такую вещь. Я повертела браслет, стараясь тщательно рассмотреть его со всех сторон. Хотя сама не знала, что рассчитывала там увидеть.

К моему легкому удивлению, ни клейма, ни номера пробы мне обнаружить не удалось. Я положила браслет обратно на столик и взяла второй. Он представлял собой зеркальную копию первого и был также изумительно хорош. Но здесь мне повезло больше: на внутренней стороне, ближе к краю, я увидела небольшую выпуклость, слегка отличавшуюся по цвету, имевшую знак пробы. Однако это был не стандартный штампик, а замысловатый вензель, что подтверждало мою идею об авторской работе. Тут я поймала себя на мысли, что, оказывается, совсем не так уж и плохо быть молодой, красивой, интересной девушкой и иметь ко всему прочему папу — директора большой фирмы со штатом молодых помощников. Я не удержалась от соблазна и надела браслет на руку. Он сидел легко и удобно, одновременно приятной тяжестью напоминая о высоком общественном статусе владелицы. Я встала, подошла к зеркалу и взглянула на свое отражение. На отсутствие мужского внимания мне до сих пор жаловаться не приходилось, в старухи тоже в ближайшие несколько пятилеток я записываться не собиралась, но подобных подарков, несмотря на немалое число поклонников и романтических приключений, мне пока не преподносили.

Да, любовь — это когда вопреки, а не благодаря. Ведь Дмитрий не мог не знать о Викином замужестве, а тем не менее сделал такой роскошный подарок. Или, может, этот вопрос еще не решен окончательно, и борьба за руку и сердце дочки директора фирмы продолжается? Не поэтому ли Сергей так суетился и беспокоился о поездке, говоря о дополнительных условиях, выдвигаемых папой? В таком случае от соперника ему был нанесен сильнейший, почти сокрушительный удар.

Мои размышления были прерваны тем, что шум воды из душевой прекратился. Это означало, что Вика скоро должна выйти.

Я сняла браслет, положила его обратно на журнальный столик и начала раздеваться. Из душа появилась Вика с мокрым полотенцем в руках.

— Ну как? — спросила я ее.

— Чудесно, — ответила она и с ходу прыгнула на кровать.

После тугих и ласковых струй воды остатки напряжения, сковывавшего тело после схватки на дороге, окончательно улетучились, напряжение сменилось полной расслабленностью, а ушибленные места перестали ныть, дергать и вообще как-либо напоминать о себе. А после пары чашек крепкого кофе по-турецки с халвой, любезно доставленных нам в номер, расслабленные до полной аморфности мышцы опять приобрели свой обычный упругий тонус. Я снова была в отличной физической форме и готова продолжать работу.

Я достала из Викиной сумки «Нокию». С Демидовым была договоренность, что я буду звонить по ее телефону лично в случае непредвиденных событий. Вика знала об этом и поэтому не возражала.

— Отцу будешь звонить? — спросила она.

Я молча кивнула.

— Женя, ты там сильно не расписывай, пожалуйста. А то он будет переживать и может еще потребовать, чтобы я… чтобы мы вернулись, — попросила она.

Я включила мобильник, но «Нокия» в ответ только жалобно пискнула, а электронное окошечко погасло и подернулось мутной серой пленкой. Электроника не выдержала дорожных страстей жаркой Турции. Все мои попытки реанимировать телефон окончились полным провалом.

— Похоже, мне удастся выполнить твою просьбу. Связи мы лишились. Мне следовало не слушаться твоего отца и захватить свой сотовый телефон. Он, конечно, не такой изящный, но зато способен выдержать целую встряску.

Вика взяла «Нокию» и энергично потрясла ее около уха, обреченно положив на столик.

— Вряд ли тебя это утешит, но водителю джипа я тоже разбила мобильник. Так что твой телефон в некотором роде скончался отомщенным, — попробовала я поднять настроение. — Раз такое дело, будем считать, что все случившееся было простым недоразумением, и твоего отца не стоит беспокоить. Я позвоню ему в другой раз. Тем более что твоя поездка может оказаться под угрозой.

Вику это предложение устроило, и она быстро согласилась.

Судя по виду, открывавшемуся из нашего окна, море находилось довольно близко от нашей гостиницы, и после непродолжительных сборов мы пешком отправились в сторону пляжа. Кварталы современной застройки чередовались с районами, где, казалось, абсолютно ничего не поменялось со времен Османской империи и время навсегда остановило свой ход. Восточная пестрота и яркость естественно сочетались с густой, почти российской пылью, и иногда казалось, что заунывный стон муэдзина, скрип деревянной арбы и негромкое журчание арыка растворились в раскаленном воздухе, неподвижно зависнув среди куполов и минаретов. Порой невозможно было избавиться от ощущения, что из-за поворота древней узкой улочки вот-вот появится верблюжий караван, доверху нагруженный шелком и драгоценностями.

Вика шла, от восхищения широко распахнув глаза. Она получала порцию желанной восточной экзотики. При очередной смене старого и нового кварталов я обратила внимание на мальчишку лет семи-восьми, неотступно следовавшего за нами почти от самой гостиницы. Это было обычным явлением для Востока. Точно так же мужчины навязчиво предлагают приезжим свою помощь в организации от «чаю попить» до «найти или отвести куда хочешь». Этот мальчишка шел за нами примерно так, как голодные собаки проходят мимо окон кухни. Не спуская глаз и боясь подойти поближе — вдруг кипятком ошпарят или бросят камень.

Увидев, что я посмотрела на него в упор, он сразу остановился, а затем спрятался за выступ стены, не переставая смотреть в нашу сторону. Я бросила ему мелкую монетку. Монетку он поймал на лету, как собака брошенный кусок сахара. После этого он исчез из поля моего зрения. Во всяком случае, некоторое время я не видела его, но какое-то неприятное чувство слежки все же осталось, несмотря на все мои попытки от него отмахнуться.

На пляже мы провели несколько упоительных часов на теплом песке, с ласковым морем и холодным мороженым, доставляемым по первому взмаху руки. Вика огромными кусками, не «пережевывая», заглатывала новые впечатления, наблюдая за мусульманскими женщинами, купавшимися, согласно законам ислама, в длинной одежде рядом с другими «освобожденными женщинами Востока» в предельно открытых купальниках. Специально приготовленный Викой для показа на южном пляже купальник был продемонстрирован. Этот пункт ее поездки был успешно реализован.

Я же в паузах между заплывами в море и солнечными ваннами не забывала осторожно поглядывать по сторонам. Опасности ниоткуда не ощущалось, хотя мы явно привлекали горящие плотоядные взгляды турецких мужчин. В особенности Вика, загоравшая и купавшаяся в украшениях, включая подаренные браслеты.

Вдоволь наплававшись и позагорав, мы расположились в уличном кафе неподалеку от пляжа. Оно представляло собой не очень широкую, покрытую мраморной плиткой дорожку между двумя вытянутыми бассейнами, наполненными до самых краев подкрашенной чем-то в необычно глубокий изумрудный цвет водой. Вдоль воды стояли ряды разноцветных фонарей, мигавшие в такт спокойной, но витиеватой восточной мелодии. Постепенно, под блюда и напитки местной кухни попадаешь в такт музыке, сливаешься с ритмом музыки, и начинает казаться, что вся жизнь течет тихо, спокойно и однообразно, как и эти звуки, а все будничные заботы не более чем мираж. Мелодия постепенно затихла и сменилась быстрой бодрой песней. Вика блаженно откинулась на спинку стула.

— Женя, о чем поют? — спросила она.

Я прислушалась, улавливая смысл слов, и огласила свое заключение:

— Про девушку.

— Как? Опять? — рассмеялась Вика.

— Да. Только это уже совсем другая девушка. Она красива и прекрасна, но не платит взаимностью безумно влюбленному в нее и тоже прекрасному турецкому юноше. Тот бросил к ее ногам машину, виллу и дубленку, а она только жестоко смеется над ним. И все потому, что она — русская, и зовут ее…

— Наташа, — весело прервала меня Вика.

— Правильно. Ты необычайно догадлива.

В этот момент у меня возникло неприятное ощущение, что на нас кто-то давно пристально смотрит. В этом не было бы ничего необычного и странного для двух девушек в густом мужском окружении, если бы не сегодняшние события. Я, откинувшись назад, быстро и легко пробежала взглядом по лицам, находящимся в поле моего зрения. Затем поставила бокал с коктейлем на столик и, чтобы не привлекать внимания в случае слежки, достала зеркальце и, сделав вид, что поправляю макияж, оглядела людей, сидевших сзади меня.

В Ворошиловке нас учили запоминать лица. Этим умением мы должны были овладеть на автоматическом, практически рефлекторном уровне. Мозг не должен отвлекаться на работу по узнаванию и восстановлению в памяти: «Где и при каких обстоятельствах мог его видеть? И видел ли вообще?» Мы садились каждый у своего экрана и смотрели на бесконечный ряд чередующихся лиц и фигур. Чтобы не возникло привыкания к последовательному восприятию сменяющих друг друга картинок, частота их появления периодически в произвольном порядке менялась.

После краткого отдыха начинался повторный показ. Только показывались совсем другие лица и в совершенно другом порядке. Но среди них были представители «первой серии». Увидев одно и то же лицо во второй раз, мы тут же нажимали специальную кнопку. В случае ошибки — неправильного узнавания или пропуска демонстрировавшегося ранее персонажа — набирались штрафные очки.

С продолжением обучения вместо табло, высвечивавшего количество твоих промахов, каждому подбиралось наказание в соответствии с его индивидуальными наклонностями. Это мог быть просто неприятный и резкий звук, слепящая вспышка или для самых «непробиваемых» укол иглой или разрядом тока. Условия тренировки постепенно, но непрерывно усложнялись. Время демонстрации каждого кадра все уменьшалось, люди появлялись в другой одежде, с новыми прическами и даже загримированными. Умение гримироваться тоже входило в перечень обязательных навыков, но это был совершенно отдельный предмет, в котором мне, могу сказать без ложной скромности, удалось достичь больших высот.

Знакомых лиц, впрочем, как и ничего опасного, я не заметила. Однако неприятное ощущение, будто кто-то внимательно смотрит на тебя через прицел винтовки, выбирая момент поудобнее, чтобы плавно нажать на спусковой крючок, не проходило. Оно было вязкое и липкое, как растаявший на солнцепеке шоколад. Иногда оно мне напоминало лужицу жидкой черной смолы на асфальте в жаркий городской день. Наступишь случайно и уже не очистишься, и обувь безнадежно подпорчена, и каждый твой шаг сопровождается неприятным треском и прилипанием к дорожной поверхности.

Я еще раз, более медленно и внимательно пробежалась взглядом по округе, но снова ничего не заметила. Только где-то в темноте, за пределами светового круга, отбрасываемого фонарями вокруг бассейнов, вроде мелькнуло и тут же исчезло детское лицо того самого мальчишки. Неужели он все это время ходил за нами в надежде получить еще один медяк? Но я бы наверняка тогда заметила его. Или его использовал для наблюдения за нами кто-то из взрослых? Это старый, действенный и очень надежный способ, известный широкой публике из серии рассказов Конан Дойла про Шерлока Холмса. Но кто тогда и зачем ему это нужно? Я не могла ответить на эти вопросы и поэтому покинула кафе с неприятным осадком в душе.

По дороге я незаметно проделала несколько маневров, направленных на выявление возможной слежки. Я неожиданно останавливалась у витрин, как будто привлеченная видом находящихся в них предметов, резко меняла направление движения, сворачивая в узкие, темные и, наверное, не очень безопасные улочки, чем вызывала недоумевающий немой вопрос в Викиных глазах. Но после моей убедительной победы над тремя турками по дороге из аэропорта я имела неограниченный кредит доверия, и она послушно следовала за мной. Слежки не было. Чего нельзя сказать о внутреннем чувстве беспокойства, растущего у меня внутри.

Когда мы вошли в гостиницу и входная дверь плавно закрылась за нами, я с некоторым облегчением вздохнула. За стойкой нас встретил тот же самый портье. Он так же, как и днем, вежливо улыбался, но взгляд не имел прежней важности и уверенности в себе. Протянув мне ключ, он коротко заглянул мне в глаза, а затем быстро отвел взгляд в сторону.

Мы поднялись по лестнице, я вставила ключ в замочную скважину и открыла дверь. Перешагнув порог, я на мгновение застыла, пытаясь прислушаться к посторонним звукам в комнате и уловить чужое присутствие. Все было тихо и спокойно. Я протянула руку к стене и щелкнула клавишей выключателя. Белая люстра под потолком в ответ загорелась всеми тремя лампочками. Я окинула взглядом комнату и не увидела ничего предосудительного.

Мы зашли внутрь, Вика шумно прыгнула в кресло и включила радио. Я же осталась стоять. Что-то изменилось в обстановке за время нашего отсутствия. Это изменение было почти неуловимо, но для меня ясно присутствовало. Я еще раз внимательно окинула взглядом нашу комнату целиком. Есть такая распространенная детская игра: предлагают посмотреть на два, казалось бы, совершенно одинаковых рисунка и найти десять или любое другое количество отличий. И после внимательного изучения открывалось, что различия на самом деле были. То цветов в вазе оказывалось больше или меньше, то рисунок на занавесках другой.

Слегка сдвинутые покрывала и подушки, чуть другое положение кресел и некоторые другие мелкие детали убедили меня, что в комнате в наше отсутствие кто-то был. Однако следов уборки заметно не было. Под ближним к окну креслом лежал тонкий слой пыли, налетевшей через открытую форточку. На ней можно было заметить еще один комплект следов от ножек. Значит, в номере не убирались, но кто-то двигал кресло.

— Женя, что-нибудь не так? — видя мое замешательство, спросила Вика.

— Да вот воров вычисляю, — ответила я.

— А что, разве что-то украли?

— Вот это мы с тобой сейчас и проверим. А то, сама знаешь, «Восток — дело тонкое».

Мы быстро просмотрели вещи, но никакой пропажи не обнаружили. Вика посмотрела на меня с сочувствующим любопытством, с каким смотрят на больного редкой и интересной, но неопасной болезнью. Впрочем, в моей сумке кто-то все же копался. В этом я была абсолютно уверена.

— У тебя точно ничего не пропало? — не обращая внимания на Викин взгляд, спросила я.

— Конечно, — ответила она, абсолютно уверенная в собственных словах.

— Ты не могла бы еще раз внимательно посмотреть, все ли вещи лежат именно на тех местах, где ты их оставляла? — продолжала настаивать я.

Ответом мне был взгляд, который уже выражал сомнение в моем душевном здоровье. Вика пожала плечами, ясно давая понять, что не имеет в отличие от меня такой привычки — запоминать, в каком порядке остались лежать вещи в сумке перед ее уходом. Что ж, она находилась как раз в том возрасте, когда человек не способен принимать мудрые решения и совершать глупости только один раз в неделю, и то лишь по понедельникам. Я не стала делиться с Викой своими подозрениями. В конце концов, это было моей заботой и работой, за которую мне платили, и через какое-то время, обмениваясь пляжными впечатлениями, мы легли спать.

На следующий день помимо пляжа намечалось посещение восточного базара и множества расположенных поблизости самых разнообразных лавочек. Вика шла впереди, а я держалась немного сзади и сбоку. Последние события заставляли быть настороже и готовой ко всяким неприятностям. Впрочем, последних случиться не должно. Не зря же я присутствую здесь!

Утром, выходя из гостиницы, я поинтересовалась у портье, убирались ли вчера в нашем номере или не заходили ли для чего-нибудь другого. Он отрицательно покачал головой. Значит, сделала я вывод, кто-то посторонний проник в комнату и что-то искал в наших вещах. Этот факт, конечно, не мог радовать, поэтому я очень внимательно, но как можно более незаметно смотрела по сторонам. Ведь в свете вчерашнего нападения это могли быть не просто воры.

Мы вышли на старую улицу, окруженную такими же старыми домами с множеством ярких вывесок и распахнутыми дверями лавок и чайных, и не спеша направились в сторону базара. Вика, как и вчера, все так же глазела по сторонам и пополняла багаж новых впечатлений. Я же старалась поменьше вертеть головой и наблюдать за происходящим вокруг. И, как оказалось, делала я это не зря. Вскоре я заметила, что за нами был «хвост» в виде ничем особенным не выделяющегося из пестрой толпы прохожих парня, который, вне всякого сомнения, следил за нами. И следил, надо сказать, достаточно профессионально. А это не такая простая наука, как может показаться на первый взгляд.

Вопреки распространенным штампам, насаждаемым телевидением и кинематографом, агент, производящий слежку, вовсе не носит темных очков даже в яркий солнечный день, не надвигает шляпу на самые глаза, не поднимает воротник и тем более не носит длиннополого темного плаща. Так как это, во-первых, сразу привлекает внимание, а во-вторых, в такую жару это было бы просто смешно.

Парень владел техникой слежки довольно-таки неплохо. Но и я не лаптем щи хлебала. К тому же у меня имелось небольшое преимущество — мне солнечные очки носить как раз не возбранялось, и я этим, естественно, вовсю пользовалась, незаметно для него самого отслеживая каждый его шаг сквозь темные стекла. Первой моей мыслью было, что это обычный вор-карманник. Но через несколько минут я уже начала сомневаться в этом. Карманника, как правило, выдают глаза. У него рыскающий по сумкам и карманам взгляд. Он может очень долго ходить за намеченной жертвой и начнет работать, если будет твердо убежден, что добыча того стоит.

Во время учебы нам показывали оперативные съемки наблюдения за карманниками и процессом их взятия с поличным. Несколько раз мы даже выходили с оперативниками в рейд по рынкам, а некоторым счастливцам даже удалось участвовать в реальном задержании. Я была уверена, что следивший за нами парень являлся именно карманником, но что-то в его поведении было не совсем характерным для этой категории и настораживало. Он не шарил взглядом по карманам и сумкам базарной толпы, а целенаправленно шел за нами. Возможно, мы представлялись ему легкими жертвами, или просто Вика своими золотыми украшениями привлекала воров, как яркий свет ночных мотыльков. Особенно подаренными браслетами, от соблазна надеть которые при выходе на улицу она не могла устоять.

Тем не менее я включилась в процесс этой игры. Сейчас главным для меня было не показать даже намеком, что заметила слежку. Таковы правила игры. Если я дам понять, что существование преследователя не представляет для меня секрета, он просто поменяется с кем-нибудь другим, и все начнется с самого начала. Или решит не трогать нас в течение некоторого времени. Пусть лучше думает, что он владеет ситуацией и я не способна заметить тайную слежку, и тогда, возможно, мне удастся выяснить, что все это значит: обыкновенная попытка самой банальной кражи или ограбления или же целенаправленная акция, направленная против моей клиентки. А мне необходимо знать это наверняка.

Уже почти полчаса мы шли, поминутно останавливаясь, вдоль людного торгового ряда. Наш «хвост» послушно и добросовестно, как тень, следовал за нами. Но не предпринимал никаких попыток к активным действиям. Так могло длиться бесконечно долго, и такая неопределенность меня, естественно, не устраивала. Я уже принялась подумывать, как бы спровоцировать его, но тут Вика, соблазненная настойчивыми зазывами хозяина одной большой лавки с огромной яркой витриной, зашла внутрь.

На мгновение она, должно быть, почувствовала себя Али-Бабой в пещере разбойников или принцессой из «Тысячи и одной ночи» при виде груд украшений, щедро рассыпанных перед ней на стеклянном столе. Несколько минут мне пришлось поработать переводчиком и поэтому слегка отвлечься. Но через витрину мне удавалось видеть, как наш верный соглядатай, разговаривая о чем-то с продавцом мороженого, смотрит через открытую дверь, как Вика выбирает изящный серебряный браслет и примеряет его на руку. После минуты раздумья она решила, что это подходит к ее легкому голубому платью, и купила его, а оба подаренных ей браслета сняла и положила в сумочку. Через пару минут, выйдя из магазина, я отметила, что за время покупки наш «хвост» заметно вырос: он стал в два раза длиннее и раздвоился. Теперь у нас было уже двое соглядатаев.

Мы погрузились в базарную толпу, как подводная лодка в темную морскую пучину. Я старалась идти не очень быстро и сдерживать слишком внезапные Викины порывы куда-нибудь неожиданно свернуть, чтобы добросовестно следовавший за нами «хвост» случайно не потерял нас. Впрочем, теряться они и не думали. Первый парень начал приближаться к нам и попробовал притереться к Вике. В ладони между пальцами у него блеснула крохотная искорка — отточенный кончик маленькой бритвы.

Среди карманников есть «верхушники», которые вытаскивают кошелек из наружных карманов. Есть «трясуны», выбивающие бумажник при вроде бы случайном столкновении: «Ой, простите ради бога», а денег и след уже простыл. Некоторые режут сумки лезвиями. Этот, похоже, был именно из их числа. Ловкость рук, психологическая устойчивость — главное оружие карманника. За несколько секунд он способен вытащить из сумки или кармана лоха кошелек, и так, что никто ничего не заметит. Выделить из толпы карманника и тем более поймать его — работа для настоящего профессионала очень высокого уровня. Для меня сейчас самым главным было не выдать себя — карманники имеют настоящий нюх на слежку. Стоит встретиться с ним взглядом, и он, заподозрив неладное, уже не подойдет, выберет жертву подоступнее.

Вика наклонилась над прилавком с корзинами орехов, фиников и инжира, и замеченный мною первым вор выдвинулся из окружающего людского потока и пошел вперед. Он ловко, словно его нечаянно толкнули в толпе, прижался почти всем телом к Викиной спине. Его пальцы быстро мелькнули поперек тонкого, перекинутого через плечо кожаного ремешка Викиной сумочки, и тот сразу же ослаб. Еще мгновение — и сумочка, держащаяся только за счет того, что была зажата между Викой и вором, упадет на землю. Я чувствовала, как сзади меня напарник вора уже начал наклоняться, чтобы подхватить сумку и не дать ей звуком падения привлечь внимание хозяйки. Затем они быстро разойдутся в разные стороны, возможно, что сумочка будет еще несколько раз передана из рук в руки, и вернуть ее станет уже невозможно.

Но я была начеку. Я уже приподняла ногу и занесла ее, чтобы отбить протянутую ладонь второго, нагнувшегося за сумочкой парня. Но тут первый вор в последний момент что-то заподозрил и совершенно неожиданно оглянулся. Наши взгляды встретились, и он сразу все понял. Вместо того чтобы просто отойти, позволив сумочке свободно упасть, он подхватил ее и пулей бросился в толпу. Его напарник удивленно поднял глаза, не поймав сумки, и перехватил мгновенно брошенный вдогонку убегающим взгляд. Их роли теперь менялись: первый убегал с трофеем, а второй должен был задержать меня, чтобы дать первому возможность исчезнуть в людском водовороте.

Он поднял на меня глаза и начал выпрямляться. Но я не дала осуществиться его планам. Резким и мощным движением крутанув тазом, я сильно толкнула его бедром. От неожиданности он потерял равновесие и, как кошка, упал на четвереньки. Моя почти опустившаяся ступня резко изменила направление движения и плотно припечатала его ладонь к земле. Он коротко взвыл, но я немедленно перенесла вес на эту стопу, и он, получив дополнительную порцию острой боли, буквально подавился ею. Его нижняя челюсть беззвучно отвисла до самого предела, а горло издало лишь еле слышный сдавленный хрип.

— Стой здесь! — крикнула я прямо в ухо Вике, провожая взглядом вора с сумочкой.

Первый вор проворно вклинился в толпу и, ловко извиваясь, как змея, начал уверенно пробираться в сторону свободного пространства. Я ринулась за ним. Однако его напарник, несмотря на боль в отдавленных пальцах, как настоящий профессионал, до последнего выполнил свой долг и бросился прямо мне под ноги. Лишь в последний момент я успела заметить это движение, на лету отшвырнув его прочь, посильнее ударив голенью по ребрам.

Все это длилось меньше нескольких мгновений, и водоворот людской толпы вокруг нас, поглощенный своими собственными делами и заботами, продолжал вращаться в прежнем ритме. Люди лишь на краткий миг раздвинулись вокруг упавшего человека с отдавленной рукой и, зашумев, сомкнулись вновь. Толпы не образовалось, и я почти беспрепятственно вклинилась в людской поток в погоне за сумкой.

К моему счастью, у первого парня не было больше сообщников, или они находились далеко, и поэтому Викина сумочка по-прежнему находилась у него в руках. Людской поток завертел меня, как щепку в течении бурной реки, и выкинул вслед за вором. Из-за моей краткой заминки он получил преимущество в двадцать-тридцать секунд и сейчас резво бежал вдоль улицы. Но мне прыти тоже было не занимать, да и не собиралась же я отпустить его с сумкой просто так, за здорово живешь.

Я бросилась за ним. Услышав мои шаги за спиной, он испуганно оглянулся и резко свернул в узкую щель между домами. Я, рискуя получить неожиданный удар из-за угла, помчалась за ним. Темный проулок закончился так же внезапно, как и начался, и вынес нас на параллельную, не менее многолюдную улицу. Неплохое место, чтобы потеряться в толпе — народу для этого было вполне достаточно, — но я не отступала. Мы понеслись через толпу, расталкивая прохожих, по каким-то крутым лестницам, снова нырнули в толпу и опять помчались по мрачноватым глухим переулкам. Я тенью неотступно преследовала его. Окружающих, казалось, совершенно не удивлял вид погони, они только ловко уворачивались и расступались, освобождая дорогу, как будто это привычное и обыденное для них явление, а затем смыкались снова, лишь изредка провожая нас любопытным взглядом. Я уже могла бы схватить своего преследуемого, но здесь, посреди улицы, будет неудобно «выколачивать из него показания».

Я слегка царапающим движением скользнула по его спине. Он сделал последний рывок в какой-то закоулок. Последний, потому что я уже почти вплотную приблизилась к нему и подсекла сразу под обе ноги. Как подстреленный сайгак, он сложил колени и кувырком полетел вперед. В последний момент он сделал отчаянную попытку выиграть хоть несколько секунд, чтобы освободиться от меня, и швырнул сумку назад в надежде, что я схвачусь за нее и тем самым дам ему шанс уйти. Но я была готова к этому и поймала ее на лету, как вратарь бразильской сборной мяч на финале чемпионата мира, а сама прыгнула на парня сверху.

Словно дерущиеся мартовские коты, мы сплелись в плотный комок и покатились по земле. Но я все же оказалась сверху. Турок что-то злобно выкрикнул и попытался ударить меня рукой. Я легко отбилась и уже через секунду пригвоздила его к земле, растянув в позе цыпленка табака. Я надежно придавила его коленом к земле, а второй ногой наступила на левое запястье. Его правая кисть была по всем правилам выкручена, и я в любой момент могла легким движением доставить ему нестерпимую боль и даже переломать пальцы.

От неожиданности мой противник затих. Я слегка надавила на кисть, приводя его в чувство. Он взвыл и попытался освободиться, но вместо этого только почувствовал, что не может без боли пошевелить даже пальцем. Тогда он, как молодой горный козел, взбрыкнул ногами, но второе, уже более сильное и длительное нажатие окончательно убедило его оставить все попытки к освобождению. Он буквально завопил, проклиная меня самыми страшными турецкими ругательствами. В другое время я, конечно, предоставила бы ему возможность выговориться и внимательно выслушала бы все, что накипело у него на душе. Но сейчас я не знала, каким временем могла располагать — ведь здесь могли появиться люди, и только одному Аллаху было известно, что бы они решили сделать при виде русской девушки, сидящей верхом на турке, и мне пришлось, действуя его правой кистью, как ручкой усилителя, быстро отрегулировать громкость его речи сначала до приемлемого уровня, а затем и до полной тишины.

Он замолчал и лежал теперь тихо, лишь пытаясь испепелить меня горящим и полным ненависти взглядом.

— Что тебе было нужно? — спросила я его по-турецки.

Его удивление было настолько велико, что он впал в легкий транс. Было такое впечатление, что он удивился бы меньше, если бы к нему вдруг обратилась бродячая собака. Пришлось опять приводить его в чувство легким нажимом на кисть. Это подействовало.

— Ты? Ты? — начал запинаться он, как старый заевший проигрыватель, все еще не в состоянии переварить факт, что обокраденная им русская девушка говорит с ним на его родном языке.

— Да, я, — пришлось мне прервать его. — Говори, что тебе было надо.

Совладав и окончательно смирившись с мыслью, что я говорю и понимаю по-турецки, а также что выпускать его совершенно не намерена, он демонстративно сжал зубы и бросил на меня горящий ненавистью взгляд. «Тебе, презренная женщина, я ничего не скажу», — говорило выражение его лица. Я же, в свою очередь, не собиралась дожидаться появления здесь какого-нибудь случайного прохожего или тем более его напарника и поэтому в срочном порядке активизировала процесс взаимопонимания в нашей беседе. Я в очередной раз надавила на кисть, показывая ему, кто здесь является хозяином положения. В ответ он сморщился, но продолжал молчать, крепче стиснув зубы. Тогда я плавно усилила нажим. Неестественно выгнутое запястье выжимало из искаженного болезненной гримасой лица турка крупные капли пота. Прямо на моих глазах он покрывался мутной росой, как покрывается каплями жира тушка поросенка под пламенем паяльной лампы.

— Что ты хочешь? — наконец завопил турок, не выдержав боли.

Мой вопрос звучал бы абсолютно глупо, если это был обыкновенный вор-одиночка, случайно выбравший Вику для ограбления. Но, принимая во внимание нападение на дороге и явные следы обыска в нашем номере, я должна была исключить худшее. А именно то, что кто-то конкретно интересуется Викой и мной.

— Кто послал тебя и зачем? — спросила я, делая вид, что на самом деле мне все давно известно и сейчас меня интересуют только мелкие детали, и то лишь исключительно для его же блага. — Если будешь молчать или попытаешься обмануть меня, то, клянусь Аллахом, ты не уйдешь отсюда хоть с одним целым пальцем.

При этом я добавила в конце очень специфическое восточное ругательство, приобретенное мною в качестве бесплатного довеска к боевому опыту в восточном регионе. Не знаю, что подействовало больше — то ли упоминание Аллаха, то ли знание специфического жаргона, или же тот простой факт, что я действительно очень легко могла одним движением сломать ему кисть и пальцы, но он заговорил:

— Я не знаю. Я не знаю. На самом деле. Абдула заставил меня. Я задолжал ему. Много. Он сказал, что я должен украсть у русской девушки браслеты, и тогда он простит мне большую часть долга, — быстро-быстро, как пулемет, будто боясь, что я не поверю ему, скороговоркой выпалил он. Так быстро, что мне с трудом удалось его понять.

— Какой Абдула? — спросила я как можно строже.

— Абдула, — сказал вор, широко раскрыв глаза, словно в городе был только один-единственный человек по имени Абдула, и то его знала каждая собака. — У него большой магазин на Искеле Джаддеси.

В ответ я понимающе кивнула головой с таким видом, что как раз этого Абдулу я знаю очень и очень хорошо и в целом довольна полученным ответом.

— О том, что было, Абдуле не говори — смеяться будут. Ему скажешь, что упал и потянул руку и поэтому не смог стащить сумку. Понял? — сказала я ему вкрадчивым назидательным тоном.

Вор с готовностью закивал в ответ. Чтобы ему легче и убедительнее было врать, я в последний раз немного потянула его кисть, слегка растягивая связки. Теперь у него было хорошее оправдание для хозяина, да и, думаю, несколько кошельков на ближайшее время мне удалось спасти.

Эту процедуру он воспринял как должное и даже не сморщился, а только крепче стиснул зубы. Добиться от него еще чего-либо представлялось мне маловероятным, и я встала, освобождая его. Он некоторое время полежал на земле, настороженно, как дикий зверек, не сводя с меня глаз, затем медленно поднялся и остался в нерешительности стоять. Я резко дернула подбородком в сторону выхода на улицу, указывая ему путь, чтобы он убирался.

— Пошел вон! — властно приказала я.

На его лице отразилось недоверчивое счастье. Наверное, он до сих пор все еще не верил, что отделался так легко. Он развернулся и вертлявой походкой прытко бросился прочь от меня. Я удержалась от соблазна дать ему напоследок прощального пинка и только проводила взглядом. Когда его спина окончательно скрылась за углом дома, я развернулась и пошла в обратную сторону. Несмотря на то что полученная от него информация была далеко не самого лучшего свойства, настроение у меня было довольно-таки неплохим. Возможно, неожиданная легкость, с которой я получила нужные сведения, была тому виной. Я вспомнила удивленное выражение его лица, когда я заговорила с ним по-турецки.

«По улицам ходила большая крокодила. По улицам ходила, по-турецки говорила», — сами собой всплыли в моей голове простенькие стишки из далекого детства. Я не удержалась и прыснула. Для вора я, наверное, и была как раз такой крокодилой, говорящей по-турецки. Только не зеленой. Я остановилась перед зеркальной витриной, поправила сбившуюся одежду, привела в порядок волосы, попутно вежливо отбилась от настойчивого приглашения хозяина лавки зайти внутрь чего-нибудь купить и заспешила к оставленной в одиночестве Вике.

К счастью, Вика дожидалась меня на том же месте, где я ее и оставила. Я еще издалека заметила в толпе ее растерянную фигурку с бесполезным ремешком от сумочки в руках и быстрее заспешила к ней. Ее глаза были в буквальном смысле на мокром месте, а всем своим видом она говорила, что несчастней ее нет никого на этом свете, и она проклинает и этого вора, укравшего сумочку, и эту страну, где на нее уже успели и напасть, и обокрасть, и поездку, в которую ее угораздило поехать без жениха, и меня, которая должна охранять ее, а вместо этого бросила одну посреди чужого города и незнакомых людей. При моем виде целая гамма чувств сменилась на ее лице. Сначала она обрадовалась, затем, увидев, что я в полном порядке, наверно, вспомнила, что я — не просто ее подруга, а нанятый телохранитель, который должен неотступно находиться при ней, и обиженно надула губки. Но когда я приветливо улыбнулась, она не выдержала и радостно бросилась мне на шею.

— Ой, Женя, опять у нас из-за меня неприятности. Там же, в сумочке, деньги наши были, — извиняющимся тоном начала говорить она.

— Ну, не расстраивайся. Все не так уж плохо, как могло быть, — сказала я и достала из-за спины ее сумочку, целую и невредимую, только без ремешка.

— Ой, это она? — не веря глазам своим, спросила Вика. — Где ты взяла ее?

— Вика! Такая большая, умная девушка, даже замуж собралась, а такие вопросы задаешь, — на время мне пришлось взять на себя роль заботливой мамы. — Где взяла — там уже нет.

Вика, успокоившись, взяла сумочку и попыталась приставить к ней обрезанный ремешок.

— Ну вот — сумку испортил, — грустно сказала она.

— Ничего, сейчас отремонтируем, — пообещала я.

— Как? Это итальянская сумочка, почти новая.

— А где покупала? В Италии?

— Нет. Дома. Сергей подарил, — начала отстаивать происхождение сумочки Вика.

— «Всю контрабанду делают в Одессе, на Малой Арнаутской улице», — назидательно процитировала я бессмертные слова Остапа Бендера. — Кожу итальянцы наверняка покупают где-нибудь здесь или поблизости.

Я взяла ее за руку и решительно повела в сторону мелких мастерских. Вскоре пожилой турок с проседью на висках, добродушно улыбаясь, протянул Вике ее сумочку с новым ремешком, по виду ничем не отличавшимся от прежнего. Содержимое сумочки полностью было на месте. Сняв стресс в небольшом ресторанчике плотным вторым завтраком в турецком стиле, мы, уже почти забыв обо всем, отправились снова на пляж, попутно осматривая местные достопримечательности. Вика быстро пришла в себя и, похоже, больше не вспоминала о постигших нас неприятностях. Я же по-прежнему внимательно наблюдала за всем, что происходило вокруг. Но ни слежки, ни каких-либо других неприятностей с нами в этот день больше не случилось, и мы благополучно вернулись в гостиницу.

Вечером, полулежа расположившись в кресле, Вика о чем-то задумалась, рассеянно глядя сквозь предметы куда-то вдаль.

— Женя, ты когда будешь звонить моему отцу? — спросила она.

— У тебя опять есть какие-то пожелания?

— Нет. Просто я сама хотела бы позвонить. Ну и подумала, что нам проще сходить вместе, — сказала она, почему-то отводя взгляд.

Впрочем, угадать ее желания было совсем не трудно. Ее волновал вопрос: почему Сергей все-таки не приехал за ней и не проводил. Первая волна обиды схлынула, как морская волна с песчаного пляжа, а чувство тревоги и беспокойства оставалось по-прежнему. Порыв гордости не звонить первой тоже прошел, тем более что она понимала невозможность для Сергея узнать адрес и телефон гостиницы без ее звонка. И теперь она искала способ не звонить первой — «ведь это же он не пришел, а не я», но по возможности узнать, что случилось, и одновременно оставить Сергею через отца телефон для звонка.

— Если хочешь, давай позвоним завтра, — предложила я.

— Давай, — радостно согласилась она.

— Только что мы ему скажем? Боюсь, что ему не очень приятно будет узнать о том, что с тобой происходило.

— Мне самой тоже не очень-то весело вспоминать это. Но ты же рядом.

— Что ж, когда твои заслуги оценивают высоко — это всегда приятно, — ответила я и подвела итог всему нашему разговору, — так, значит, папа ничего плохого не узнает до твоего приезда?

— До приезда — это точно. А там посмотрим. Он всегда сильно волнуется за меня. Я же единственная дочка у него.

— И наверняка очень любимая.

— Ах, не знаю. Наверное, — притворно вздохнула Вика.

На следующий день утро началось с посещения переговорного пункта. Мы зашли в переговорную кабинку, и я набрала номер. Вика, наверное, хранила надежду, что Сергей окажется на месте и «сумеет уговорить» ее побеседовать с ним. Первая попытка закончилась неудачей. Отца не оказалось на месте. Тогда я, несмотря на то что Вика сделала страшные глаза, спросила, на месте ли Сергей. В трубке на секунду замялись, но потом сообщили, что Сергея нет тоже. И сегодня не будет. Но что Демидов Александр Георгиевич, Викин отец, будет через пятнадцать минут. Я поблагодарила отвечавшего и положила трубку.

Через пятнадцать минут я в компании с Викой заново набрала номер. Александра Георгиевича опять не оказалось на месте, но меня попросили подождать и передали трубку кому-то другому.

— Здравствуйте, Женя, это вы? — раздался в ней голос Дмитрия.

— Здравствуйте, Дмитрий. Очень польщена, что вы узнали меня, — ответила я и знаками показала Вике, что хочу передать трубку ей.

Но Вика моментально прижала указательный палец к губам и отрицательно закачала головой.

— Как у вас дела? — как-то уж чересчур серьезным для дежурного вопроса тоном поинтересовался Дмитрий. — Вика с вами?

— Нет, она сейчас в гостинице, — ответила я, показывая Вике мимикой, на какие страшные муки и угрызения совести мне приходится идти, говоря ради нее заведомую ложь.

А ведь после такого подарка она могла бы и сказать пару слов человеку. Впрочем, Сергей скорее всего должен быть в курсе их прошлых отношений, и она, наверное, не хотела давать ему лишний повод для ревности.

— У вас все нормально? Ничего не случилось? — опять с не совсем естественным напряжением в голосе переспросил Дмитрий, как будто чувствовал что-то неладное и хотел это непременно проверить.

— Да нет, все нормально, — по-прежнему легко соврала я, глядя на Вику, которая напряженно вслушивалась в наш разговор, так и не оценив ни моей жертвы, ни нравственных страданий от необходимости врать.

— Точно? — с упорством, достойным лучшего применения, снова раздался голос Дмитрия.

Мне уже начало казаться, что, возможно, что-то случилось с Викиным отцом и поэтому Дмитрий так настойчиво интересуется нашими успехами в отдыхе, как в трубке раздался щелчок, голос Дмитрия пропал, а я услышала Викиного отца.

— Слушаю, Демидов, — сказал он.

— Здравствуйте, Александр Георгиевич, — поздоровалась я. — Мы тут с Долговым говорили.

— Я знаю. Я только что вернулся и переключил коммутатор на себя. Надеюсь, что Дима вам больше не нужен. Как у вас дела? Как Вика?

— Все хорошо, — в очередной раз соврала я. — Вике очень нравится.

— Это хорошо, — при упоминании имени дочери льдинки бесстрастной официальности в его голосе потихоньку начали таять.

— Вот только Сергей почему-то не приехал ее проводить, хотя обещал, — решила я взять быка за рога, чтобы больше не мучить умоляюще глядевшую на меня Вику.

— У него некоторые неприятности, — прямолинейно, без всяких обиняков продолжил Александр Георгиевич. — Он в больнице. Попал под машину как раз накануне Викиного отъезда. Но пускай она не волнуется: к свадьбе будет бегать, как страус. Он мне нужен сейчас, и я…

Но договорить он не успел. Я почти кожей почувствовала, что Вике стало душно в кабине. Вика, разумеется, слышала все, что говорилось: звук был достаточно громким, чтобы его мог слышать не только один человек. Она резко выхватила у меня трубку и торопливо начала засыпать отца вопросами. После первых же секунд я дипломатично вышла из кабинки и поэтому продолжения разговора не услышала.

Когда Вика вышла, все чувства читались на ее лице, как крупный текст в раскрытой книге. Кратко их можно было сформулировать так: Сергей, может, чуть не умер, вот и не пришел, а я-то, дура, о нем уже невесть что подумала и, вместо того чтобы остаться и выяснить все, отправилась в эту чертову поездку, где только и делают, что нападают и грабят посреди белого дня!

После нескольких минут, потраченных на то, чтобы окончательно прийти в себя и успокоиться, Вика приняла твердое и бесповоротное решение сегодня же отправляться назад. Я молча согласилась с ней — на ее месте я поступила бы точно так же.

Оставшийся день был потрачен на сборы в обратную дорогу. Мы вышли с переговорного пункта, взяли такси и отправились обратно в гостиницу. Сбор вещей не занял много времени. Главная проблема заключалась в обмене билетов. В справочной аэропорта, куда я позвонила с первого этажа гостиницы, неожиданно выяснилось, что ближайший чартерный рейс в Тарасов состоится лишь через два дня. Рейсы в Россию на сегодня вообще отсутствовали, а на завтра будет только единственный самолет вечером, и то в Москву. Я поднялась в номер и своим сообщением если не убила Вику в буквальном смысле этого слова, то ввела в состояние, очень близкое к этому.

— Что же теперь делать, Женя? — упавшим голосом спросила она меня.

Я уже хотела ей дать мягко понять, что ее скорейшее появление вряд ли, как волшебная палочка, поднимет Сергея на ноги, но у Вики был настолько несчастный вид, что я закончила говорить, еще и не начав. Я вопросительно пожала плечами и подошла к открытому окну. Почти прозрачная невесомая занавеска колыхалась под легким дуновением ветра. Я отодвинула ее рукой и посмотрела на яркую синеву морской поверхности. Какое-то время я наблюдала за редкими белыми барашками вскипавших волн. Это большое наслаждение в жаркую погоду смотреть на море. От одного его вида на тебя начинает веять приятной прохладой.

Стоп! Вспышка озарения, как удар молнии, пронзила мой мозг. Море! Ведь наверняка можно уехать морем! Это, конечно, не самый быстрый способ передвижения, но в связи с временным отсутствием подходящего воздушного сообщения это могло оказаться как раз тем, что надо. Я загадочно посмотрела на Вику.

— Подожди немного, — бросила я ей, выходя из номера.

Портье внизу оказался весьма смышленым парнем и сообщил мне, что почти каждый вечер отсюда в Россию ходит русский паром. Получив чаевые за собственную сообразительность и знание возможностей местного транспорта, он тут же нашел мне телефон порта и даже нарисовал, как туда пройти.

С бьющимся сердцем я набрала полученный номер. К Викиному счастью, вечером шел паром в Сочи. Я напрягла свою память, вспоминая расписание, которое я изучала, ожидая Викиного приезда в аэропорт. Рейс из Сочи был и, более того, подходил по времени. Таким образом, потратив ночь на дорогу морем, мы могли почти сразу сесть в самолет и завтра после обеда быть уже дома. Выслушав эту новость, Вика буквально засветилась, как будто внутри у нее вспыхнула мощная электрическая лампочка.

— Женя, ты не представляешь, как я люблю тебя! — радостно сказала она.

— А как же Сергей? — спросила я в шутку.

— Сергея я тоже люблю, но по-другому, — засмеялась Вика.

Теперь оставалось совсем немного: сдать обратные билеты на самолет и успеть купить новые на паром. Мы остановили первое же такси и отправились в порт. Через полчаса два билета до Сочи были у нас в руках. Затем я попросила водителя отвезти нас в аэропорт и обратно, но только людной дорогой. Он согласно кивнул, и автомобиль тронулся с места.

Дорога, которой мы ехали сейчас, была значительно более короткой и полной транспорта. Почти не было такого промежутка времени, когда мы были на трассе одни. Но и живописного морского вида, из-за которого мы в прошлый раз выбрали другой путь, отсюда не открывалось. В аэропорту я сдала оба билета и попыталась отыскать водителя такси, на котором мы приехали в город. Но все мои попытки оказались безуспешными: знакомой машины я не нашла, а на все мои вопросы другие таксисты лишь отрицательно качали головой и, изображая из себя великих дамских угодников, предлагали отвезти куда угодно. Хоть на край света. Причем почти «задаром».

Я отказалась от их назойливых предложений и вернулась к ожидавшему нас такси. На обратном пути мы молчали. Вика была погружена в свои мысли о Сергее, таксист периодически бросал на нас обеих взгляды в зеркальце заднего вида, я же пыталась сосредоточиться, осмыслить и связать, если получится, в единую цепочку все происшедшее с нами за последние дни.

Если с самого начала, то неожиданно Сергей попадает под машину и не провожает Вику. Если он, конечно, действительно попал под машину. Стоило нам прилететь в Турцию, как практически сразу на нас напали. Я поймала в зеркале взгляд таксиста. Он весело заговорщически подмигнул мне.

— Уважаемый, — обратилась я к нему, — вы не знаете, часто ли на дороге нападают на туристов?

Он явно обрадовался возможности поговорить, однако, когда до него него дошла суть вопроса, на краткое мгновение изменился в лице. Его рот снова быстро растянулся в широкой улыбке. Правда, самую глубину уголков темных глаз пронзали несколько искорок подозрительной настороженности.

— На этой дороге, как и на других, не нападают на туристов, — ответил он.

— А я слышала, что несколько дней назад двух девушек чуть не убили по дороге из аэропорта, — не унималась я.

Несмотря на по-прежнему растянутые в улыбке губы, желания продолжать разговор у него значительно поубавилось. Тема, предложенная мною, явно не вызывала у него никакого восторга. Он сделал вид, что следит за дорогой и как бы забыл, о чем мы только что говорили. Мне пришлось повторить свой вопрос.

— Не надо слушать, что болтает неизвестно кто, — с некоторой долей раздражения ответил он. — Не надо ничего бояться со мной. А если не веришь — я за ту же цену отвезу тебя в любой конец города. Куда захочешь. И никто ни тебя, ни подругу не тронет.

«Он наверняка знает о случившемся», — решила я, сделав вывод, что нападение на нас здесь действительно было не совсем обычным делом. А нежелание говорить вполне объяснимо — ни один таксист не захочет подтвердить слова, из-за которых он может потерять клиента. Но в целом его реакция только укрепила мои подозрения.

Я продолжала восстанавливать цепочку событий. В гостинице во время нашего отсутствия кто-то рылся в вещах, но ничего не пропало, и портье отрицает, что к нам кто-либо заходил. Правда, вид у него был немного странный. Я бы даже сказала, запуганный, но это абсолютно недоказуемо. Еще был маленький мальчишка, следивший за нами, и вор, пытавшийся украсть Викины браслеты по заданию некоего Абдулы.

— Извините, уважаемый, — снова обратилась я к таксисту. — Вы не знаете, где находится Искеле Джадесси?

Он посмотрел на меня в зеркальце, затем быстро повернулся и бросил взгляд через плечо. Я в его глазах окончательно упала. Его мнение обо мне преодолело нулевую отметку и стремительно приближалось к «минус бесконечности».

— Я — таксист и знаю все улицы, — обидой ответил он.

Я решила все-таки, несмотря на скорый отъезд, взглянуть на магазин этого Абдулы, хотя четко не представляла, что это могло бы мне дать, и попросила водителя завернуть на Искеле Джадесси. Она оказалась довольно-таки большой улицей, и мне стали понятны обида и недоумение таксиста по поводу моего вопроса. Да и черт с ним — пусть обижается сколько хочет. Не замуж же мне за него выходить!

Он повел машину вдоль улицы, снизив по моей просьбе скорость до быстроты велосипеда. Я внимательно смотрела по сторонам, пытаясь увидеть, сама точно не зная, что именно. Мы проехали уже довольно значительный участок дороги, когда я решила обратиться к таксисту за помощью и спросить его, где находится магазин Абдулы. И заодно проверить, не соврал ли пойманный вор, когда удивленно раскрыл свои глаза до размеров средних кофейных блюдечек, говоря об известности этого человека. Но тут мое внимание привлек молодой турок в патриотической футболке — яркого красного цвета с полумесяцем и звездой напротив сердца, вышедший из раскрывшейся двери магазина с дорогими витринами. Он прикурил сигарету и поднял голову, делая глубокую затяжку.

Я сразу же вспомнила и узнала его и его футболку. Это был парень из джипа, которому я разбила сотовый телефон и «выключила» ударом по шее. Вывеска над витринами и их содержимое гласили, что здесь был магазин сувениров, посуды и украшений, включая ювелирные. Мы поравнялись с ним, и неожиданно наш водитель коротко посигналил, а затем и махнул этому парню рукой. Тот ответил ему аналогичным взмахом и проводил машину взглядом.

— Мой приятель, — пояснил таксист, глядя на меня в зеркало заднего обзора.

— Да? — «удивилась» я. — Симпатичный. А чем он занимается?

— Он работает у Абдулы — большого человека, — важно сообщил водитель, — хозяина этого магазина.

Ну надо же! Вот это «везение»! Видать, верно говорят, что даже палка стреляет раз в жизни. И выстрелила она именно сейчас. Теперь я точно знала, что вся цепь событий, происшедших с нами, не была случайностью. И бандиты из джипа, и вор с базара были посланы одним человеком. Каким-то загадочным Абдулой, владельцем большого и хорошего магазина. И мишенью всего этого была именно Вика. Точнее, ее роскошный, поистине царский подарок.

Одно только немного не увязывалось в стройную картину: зачем ему, небедному человеку, эти браслеты? И откуда ему стало известно о них? Впрочем, мой опыт показывал, что не следует усложнять иногда чрезвычайно простые вещи. Вика могла своим видом совершенно случайно привлечь к себе внимание местного криминального элемента, а все последующее могло оказаться только лишь местью хозяина за избиение его подручных. Сейчас меня волновал совсем другой вопрос: как телохранитель я была обязана вернуть Вику домой в целости и сохранности и передать Сергею или, если тот в больнице, ее отцу. А этот таксист мог после окончания работы встретиться со своим приятелем и случайно проболтаться, что две русские девушки, одна из которых — ненормальная, хотя и говорит по-турецки, задавала очень смешные вопросы про нападения на туристов и Искеле Джадесси. Упомянув при этом, что они сдали билеты на самолет и собираются уехать сегодня на пароме.

Слежки за нами сегодня не было. Возможно, этот Абдула поверил вору и решил послать его или кого-то другого попозже. И информация о нашем отъезде может заставить их резко активизировать свои действия. Мне, само собой, это было ни к чему. Но предупрежден — значит, вооружен. Главное — избежать встречи с этими людьми до посадки на паром. Надеюсь, что мне удастся это.

Я попросила водителя остановить возле другого отеля, примерно в квартале от нашего. Вика удивленно посмотрела на меня, но я решительно открыла дверь, и мы вышли. Пусть думают, что мы переехали. Напоследок я дала таксисту хорошие чаевые — может, после смены он застрянет в какой-нибудь кофейне, чтобы потратить их, и таким образом не встретится со своим другом.

— Что случилось? — непонимающе спросила Вика. — Почему мы вышли здесь?

Пока Вика сидела в машине во время моей схватки на дороге, она не могла видеть, кроме здорового верзилы, который полез за ней в машину, остальных двух парней и поэтому ничего сейчас не понимала. Я решила не нагружать ее лишней информацией и, улыбнувшись, просто сказала:

— Знаешь, что-то захотелось немного прогуляться пешком. Ты, надеюсь, не будешь сильно возражать?

Вика кивком головы показала, что не будет. Паром отплывал вечером, и остаток дня мы провели, убивая время посещением раскинутых повсюду в великом множестве кафе, исторических мест и магазинов. Я тщательно соблюдала все меры предосторожности, но могла почти с полной уверенностью сказать, что «хвоста» за нами не было. Конечно, найти нас не составляло большой проблемы: гостиница, в которой мы остановились, была известна, а если водитель проболтается, то и способ нашего отъезда тоже. Но все дело заключалось в том, что нас хотели не просто найти, а ограбить. Поэтому я старалась держаться более людных мест, чтобы избежать силового варианта с их стороны. Ну а сами браслеты находились под моим неусыпным наблюдением на Викиных запястьях.

В гостиницу мы вернулись за два часа до отправления парома. Две наши небольшие сумки были быстро упакованы, браслеты без моей подсказки перекочевали в Викину сумочку, и мы уверенно отправились на выход. Портье проводил нас ослепительной улыбкой, пожелал счастливого пути и не забыл пригласить посетить эту гостиницу еще раз. В общем, «будете у нас на Колыме…».

Мы вышли на улицу. Гостиничная дверь плавно закрылась за нами. На город начинали опускаться сумерки. Нужно было пройти метров тридцать до первого поворота направо и через короткий проулок выйти на большую улицу, где, по словам портье, легче всего было поймать такси в этот час. Я уверенно шла вперед. Вот и поворот в проулок. Еще немного, и мы окажемся на пароме. Тогда можно будет считать, что я успешно завершила свою миссию. Можно даже будет и доплату попросить за сложность и напряженность выполненной работы. Но вдруг раздавшийся за нашими спинами звук автомобильных тормозов, неприятный и резкий, как скрежет металла по стеклу, внезапно прервал мои мысли о завершении трудового задания.

Я быстро, легким и почти незаметным движением повернула голову через плечо назад. Темно-бордовая легковушка, из-за наступающей темноты казавшаяся мрачным кровавым мазком на сером асфальте улицы, тормознула, подъезжая к нам. Она проехала еще метров пять вперед и остановилась. Передняя дверь распахнулась, и из машины стал вылезать огромный турок, сбитый броском разводного ключа день назад. Он остановился огромной мрачной массой напротив меня, театрально уперевшись кулаками в бока. Его рот в предвкушении жестокой мести, приготовленной специально для меня, медленно расплылся в гадкой самодовольной улыбке садиста.

Переулок, как всегда бывает в таких случаях, был абсолютно пустынным, за исключением двух прохожих в дальнем конце, которые в случае чего торопливо поспешат спрятаться где-нибудь в подворотне или другом укромном месте, а потому они были не в счет.

— Молчи, — процедила я сквозь зубы Вике, продолжая как ни в чем не бывало двигаться вперед.

При всех моих навыках рукопашного боя справиться с ним было бы очень нелегко. Наша первая встреча убеждала в этом. Но, как и в прошлый раз, я сделала ставку на неожиданность. Он наверняка думал, что при его виде я должна испугаться, выдать явные признаки паники и заметаться в поисках спасения. А он, издав довольное ржание, не спеша схватит меня и, окончательно насладившись моим страхом, приступит к жестокой расправе.

Однако я, явно ломая представленный им сценарий и не выполняя приготовленную мне роль, продолжала так же молча идти. Я приняла вид глубоко задумавшегося человека и добропорядочной мусульманской женщины, которая, как и предписывает ей Коран, ходит, опустив глаза. Турок стоял прямо у меня на пути, и, само собой, мы скоро столкнулись с ним лоб в лоб.

— Аффедерсиниз — извините, — виноватым голосом ойкнула я и «испуганно» подняла свои задумчивые глаза.

Наши взгляды встретились. Его лицо выражало легкую озабоченность «неправильным» ходом событий. Тут я, как мне и полагалось, последовательно изобразила недоумение, удивление и, наконец, страх перед неизбежностью расплаты. Для убедительности я даже издала негромкий сдавленный крик.

Его растянутый в садистской улыбке рот при этом звуке расплылся еще шире: теперь все, по его мнению, пошло так, как это представлялось ему. Но тут я внезапно изменила предписанную мне его сценарием роль: вместо того чтобы заметаться в испуге, я резко до самого предела откинула голову назад и с полного размаха нанесла удар лбом в его переносицу. На жаргоне профессиональных борцов и уличных хулиганов это называлось «боднуть». День назад он точно таким же ударом расправился с водителем нашего такси, а сейчас я воспользовалась его же оружием.

Как бы здоров и силен человек ни был, на его теле есть ряд точек, ударив по которым можно если не убить, то заставить хоть на время потерять над собой контроль любого. И хрящи носа — одна из этих точек. Кожей лба я ощутила, как сминается его носовая перегородка и лопаются сосуды. Еще мгновение — и кровь широкой рекой польется из его ноздрей. Я быстро отскочила в сторону. Улыбка на его лице от боли и неожиданности превратилась в оскал раненого хищного зверя, получившего первую порцию охотничьего свинца. Удар был сильным, но не смертельным. Однако я не дала ему прийти в себя. Вложив всю свою энергию в одно движение, я ударила его сбоку в коленку. Это очень уязвимое место, и редкий сустав может выдержать такой удар. Его нога подломилась, и он, издав вой умирающего вожака волчьей стаи, уронил свой мощный зад на дорожный асфальт.

Но в это время двери автомобиля раскрылись, и еще двое турков выскочили наружу. Они не были так крупны, как первый, но в их руках мелькнули короткие черные дубинки. Я схватила за руку Вику и дернула ее вперед себя в сторону какой-то подворотни, закрывая своей спиной. Один из парней, как сторожевой пес, шумно захрипел сзади меня. Воздух тонко засвистел, рассекаемый каким-то предметом. Я бессознательно прогнулась в спине, что-то задело меня, воздух сухо треснул, и левая лопатка мгновенно занемела от электрического разряда. «Электрошокер!» — пронеслось у меня в голове. Я бросила свое тело на корточки вперед. Бежавший сзади не успел среагировать и с ходу налетел на мою согнутую спину. Он тут же перегнулся пополам и, ускоренный толчком моих выпрямленных ног, перевернулся в воздухе и упал плашмя на землю.

За мгновение до падения я ребром ладони одной руки ударила его по запястью, а другой на лету подхватила выпавший электрошокер. Зажав его в ладони, я, как японский самурай с мечом предков, выпрямилась навстречу третьему нападавшему. Он успел остановиться, чтобы мелькнувшие в воздухе ботинки товарища не задели его. Мы стояли друг против друга, как два римских гладиатора с одинаковыми электрошокерами вместо коротких мечей наперевес. Он не выдержал первым и, коротко замахнувшись, нанес мне прямой удар в корпус. Удар был сильным и в другое время достиг бы цели. Но я держала электрошокер непривычно для него в левой руке и потому с легкостью отбила его. Не прерывая движения, я плавно по окружности вернула электрошокер к шее противника, и если бы в моих руках был меч, то следующим движением я бы рассекла ему горло или снесла голову с плеч.

Но вместо стали воздух рассекало пластмассовое изделие с электрической начинкой, и поэтому я подняла кисть чуть выше. Металлические контакты чиркнули по коже подбородка, рассыпая голубые молнии разрядов. Турка практически мгновенно парализовало, и его обездвиженное, сразу ставшее чужим и непослушным тело откинулось назад. А хищное электрическое навершие шокера продолжало свой плавный полет по широкой дуге. Я развернулась на месте, направляя его в тело переброшенного через меня второго противника. Контакты, как зубы хищника, жадно через одежду впились в него. Он несколько раз скорчился в болезненных конвульсиях и притих.

Я посмотрела на Вику. Она тихо пыталась вжаться в стенку. Я подхватила ее за руку и быстро потащила назад. Переулок был по-прежнему пуст. Турок-здоровяк, согнувшись, сидел на асфальте и сжимал руками больное колено. Его рот беззвучно раскрывался, как у задыхающейся на берегу рыбы. Ненужный мне больше электрошокер я, как знамя разбитого противника, театральным движением бросила ему в ноги. При виде меня он что-то сдавленно нечленораздельно зарычал и попытался встать, но тут же своим мощным задом, размером с круп упитанного осла, грохнулся обратно.

Мы пробежали мимо него и машины с открытой дверью. Краем глаза я непроизвольно зацепилась за нее. «Может, доехать до порта на этой машине?» — промелькнула шальная мысль в моей голове. Я даже слегка приостановилась, но доводы о возможных осложнениях с полицией в случае остановки убедили меня отказаться от этих намерений. Тем более что остановить могли и просто так — все-таки две симпатичные белые девушки, и за рулем в их стране! Еще несколько долей секунды я боролась со своим ребяческим желанием окончательно морально изничтожить своих противников, но золотые слова классика о том, что «кодекс надо чтить», даже если это кодекс турецкий, одержали вверх.

К нашей удаче, на улице, куда мы спешили, совсем неподалеку стояло такси. Я призывно взмахнула рукой, и водитель моментально подъехал к нам. Он проворно выскочил наружу, услужливо раскрыл дверь и положил наши сумки в багажник. Мы с Викой не заставили себя долго упрашивать, быстро сели в салон, а я попросила его довезти нас в порт побыстрее.

Водитель утвердительно кивнул головой, показывая, что все будет сделано, и очень скоро мы действительно были на месте. Все официальные процедуры перед посадкой заняли на удивление немного времени. Но в конце концов должно же быть хоть что-то приятное после столь длинного ряда сплошных неприятностей! Тем более что во время их прохождения пришлось постоянно, чтобы не выглядеть буками и не вызывать желания повозиться с нами подольше, улыбаться всему довольно многочисленному мужскому персоналу, для чего Вику мне пришлось ткнуть локтем в бок.

Мы поднялись на борт парома, и я на всякий случай бросила внимательный взгляд на портовую площадь уже с нашей, российской территории. Ничего необычного и подозрительного в деловитом движении на ней я не заметила. Мы зашли в свою каюту, бросили сумки на пол и с ходу попрыгали каждая на свою койку.

— Ну, Женя, ты так ловко разделалась с ними, — восхищенно и одновременно уважительно произнесла Вика, с нескрываемым наслаждением расслабленно вытягивая во всю длину свои ноги.

— Такая работа, — заскромничала я.

— И давно ты так работаешь?

— Какое-то время, — неопределенно сказала я, не вдаваясь в детали.

— Знаешь, Женя, мне кажется, что тот здоровяк был тот же самый, что и в первый раз. Я хорошо его запомнила.

— Правда? Не может быть, — улыбнулась я в ответ. — Хотя мне почему-то тоже так показалось.

Вика поняла, что я просто дурачусь, и делано надулась.

— Как ты думаешь, почему они преследуют нас? — снова спросила она через некоторое время.

— Не знаю. Может, их послали какие-нибудь нехорошие дяди? — продолжала я в прежнем тоне.

Говорить ей все, что я знала и думала по данному поводу, я не собиралась. Во всяком случае, пока все благополучно не разрешится.

— Ну, Женя! — Вика встала, подошла ко мне, присела на мою койку и дружески ткнулась мне в плечо.

Наши дружеские отношения с каждым разом становились все крепче. Вполне вероятно, что мы могли остаться хорошими подругами даже тогда, когда деловая часть наших отношений будет окончательно завершена.

— А они не могут пройти за нами сюда? — Она словно повторяла мои собственные недавние мысли.

— Не думаю, — вполне искренне предположила я, — но если что, то мы заодно проверим, насколько хорошо они умеют плавать.

Мой уверенный ободряющий тон, наверное, подействовал на Вику успокаивающе, упадочнические настроения отступили от нее, и мы пошли на палубу, чтобы с другими вышедшими наружу из кают пассажирами посмотреть, как отплывает паром. Скоро паром вздрогнул всем своим огромным стальным корпусом, издал мощный, полный внутреннего достоинства гудок, слегка качнулся и плавно оттолкнулся от причала, постепенно все увеличивая расстояние между собой и берегом.

— Ну, лед тронулся, господа присяжные заседатели, — с пафосом произнесла я слова самого известного в России сына турецкоподданного.

— Угу, — согласилась со мной Вика, провожая полосу турецкого берега задумчивым взглядом.

— А если бы не эти полудурки и неприятности у Сергея, то все это было бы очень даже ничего, — добавила она, мысленно купаясь в воспоминаниях не испорченной криминалом части нашей поездки.

— Еще успеете отдохнуть. И не один раз, — заверила ее я.

— Надеюсь, — ответила она и добавила: — Если бы не ты, то даже не знаю, чем бы сейчас все это кончилось.

— Если бы не я, то этого вообще ничего бы не было, — сказала я.

— Это почему? — Вика непонимающе посмотрела на меня.

— Ну, представь себе, что Сергей не нашел меня. Или я не согласилась. Тогда бы ты не поехала и спокойно сидела бы себе дома. Без всяких там встреч с не очень приятными типами.

— А-а-а, — протянула Вика, — так, значит, получается, что это ты во всем виновата?

— Ну, в некотором роде да, — честно «призналась» я.

— Знаешь, если бы я не поехала, то ничего этого бы не знала и считала бы себя самой несчастной на земле. Поэтому можешь не расстраиваться по этому поводу, — дружески успокоила она меня.

— Хорошо, не буду, — охотно согласилась я.

Паром уходил все дальше в море. Постепенно линия берега с цепью разноцветных огней исчезала из поля зрения и наконец скрылась за линией горизонта совсем. Мы постояли еще немного у борта, затем побродили по всем палубам корабля, вдыхая полной грудью свежий морской воздух и подставляя лицо легкому приятному ветерку. Народ, так же как и мы, поначалу совершенно бесцельно прогуливался по парому, а потом начал расползаться по каютам или определяться в одно из увеселительных заведений на корме.

Какое-то время мы тоже посидели в местном симбиозе бара и дискотеки. Выпили по паре коктейлей, немного потанцевали и отправились в каюту спать. Я внимательно следила за лицами окружавших нас людей. Ни одного знакомого или случайно виденного за время нашего турецкого вояжа среди них не было. Никто не проявлял к нам необычного интереса, за исключением отдельных любвеобильных представителей мужской половины человечества. В общем, обстановка выглядела вполне безопасной и не представляющей никакой угрозы для моей подопечной.

Паром вышел в открытое море, уже довольно явственно начало ощущаться легкое покачивание, и мы, недолго поболтав о всякой чепухе, с удовольствием растянулись в каюте на своих койках под ритмичные убаюкивающие движения волн.

Проснулась я от какого-то легкого и смутного чувства тревоги. Я приоткрыла глаза и, глядя в темноте на белый потолок каюты, попыталась разобраться в причинах прерывания своего сна. В этот момент Вика негромко застонала в кровати и тоже проснулась.

— Что случилось? — негромко спросила я. — Не спится?

— Ой, что-то меня немного мутит, — сказала Вика, приподнявшись в койке.

Я прислушалась к своим ощущениям и поняла, что морская качка заметно усилилась, хотя оставалась во вполне приемлемых пределах.

— Ты когда-нибудь плавала на корабле? — спросила я Вику.

— Нет, — ответила она, — а что?

— В самолете тебя укачивает? — продолжала я расспросы.

— Так. Совсем чуть-чуть, — ответила она с тоскливым выражением лица.

— Тогда ясно — у тебя банальная морская болезнь, — вынесла я свой окончательный вердикт и вспомнила свое первое морское путешествие.

Это была высадка морем на побережье для выполнения одной ответственной операции. Море, и так не очень спокойное с самого начала, к середине пути разыгралось еще сильнее. Принятые нами таблетки против укачивания помогали слабо и далеко не всем. Морской офицер с корабля, абсолютно равнодушный к качке, а потому рисовавшийся в наших глазах настоящим морским волком, посоветовал чем-то отвлечься. Азартными играми или чтением, например.

— Летчики, которых укачивает в мирное время, во время боевых полетов просто-напросто забывают о воздушной болезни, которая сродни морской, — сообщил он нам со снисходительной улыбкой на губах.

Мне он предложил сборник морских рассказов, хитро улыбнувшись напоследок. Я поблагодарила его и раскрыла книгу наугад. «Мучительное, долгое, тянущее чувство какой-то отвратительной щекотки начиналось у нее в груди и животе, и от него холодел лоб и во рту наблюдалась жидкая щиплющая слюна», — прочитала я первый попавшийся мне абзац о страданиях пассажирки, попавшей в шторм. Такое чтение никак не отвлекало от качающих ритмов корабля, и я отложила книгу в сторону. Наверное, это была обычная морская шутка над сухопутным человеком.

Что-то похожее, по-видимому, сейчас начиналось и у Вики, хотя после того эпизода лично я качку могла просто на замечать. Но Вика была слеплена из другого теста. Десяток минут она пыталась справиться с дурнотой, но безуспешно, несмотря на даваемые мной советы. Оставался последний и единственный выход, который в самой категорической форме отвергался современной медициной, но не менее категорично принимался большинством профессиональных больных — летчиками и моряками. Был он прост, как пять копеек, и заключался в традиционном русском употреблении небольших доз алкоголя на всем протяжении качки под плотную предварительную закуску. Профессионалы, полагаю, с большим удовольствием пользовались этим методом. Правда, вопрос о количестве принятого «лекарства» в течение многодневного шторма не уточнялся.

После недолгого размышления Вика решилась выступить в качестве эксперта и на собственном опыте рассудить этот спор между официальной медицинской теорией и народной практикой в местном ресторане. Мы быстренько оделись, привели себя в порядок и вышли из каюты. Ресторан располагался на нижней палубе, ближе к середине корабля, поэтому там качка ощущалась значительно меньше, чем у нас — на верхней палубе, почти у самого носа. Вика сразу же это заметила и даже предложила провести все оставшееся время здесь. Мы уже сделали заказ, когда Вика рассеянно посмотрела на меня.

— Женя, а мы взяли с собой деньги? — спросила она.

Как выяснилось, мы понадеялись друг на друга и в результате явились в ресторан без копейки. Тогда я решила, оставив Вику за столом, подняться в каюту за кошельком, пока официант не принес заказ. На всякий случай я осмотрелась по сторонам: безопасно ли оставлять ее здесь одну. Народу в помещении было довольно много, и я, не обнаружив ничего подозрительного, вышла из ресторана и направилась в каюту.

Я легко прошла нижние и средние палубы, изредка встречая на своем пути отдельные парочки. Большинство пассажиров к этому времени либо уже разошлись спать, либо, как мы с Викой, пристроились в ресторане, баре или на дискотеке. Тот участок верхней палубы, где находилась наша каюта, был абсолютно безлюден, и коридор в матовом свете редких ламп под потолком выглядел по-неземному безжизненно. В духе мистических фильмов про вампиров перед встречей живых людей с представителями другого мира.

Я не торопясь подошла к двери каюты, достала из кармана ключ, вставила его в замочную скважину и уже почти была готова повернуть его, как вдруг неожиданно корабль качнулся чуть сильнее, чем прежде. В этот момент мне показалось, что какой-то неясный осторожный шорох раздался за еще не открытой дверью. Я на мгновение застыла, пристально вслушиваясь в звуки окружающего меня пространства и пытаясь определить, что это было. Но в течение ближайших десяти секунд стояло полное молчание.

«Вот как обстановка на меня подействовала, — мысленно засмеялась я сама над собой. — Может, и вправду какой-нибудь вампир забрался к нам в наше отсутствие?»

Однако я не была настолько суеверной, чтобы испугаться. Вампиров, во всяком случае здесь, на корабле, я не боялась. Я решительно повернула ключ в замке, распахнула дверь и протянула руку к выключателю на стене. Неожиданно в темноте что-то мелькнуло передо мной, и в следующее мгновение я получила удар в лицо. Красный огонь вспыхнул у меня перед глазами, я слегка качнулась, но кто-то из темноты грубо, но ловко схватил меня и бросил на пол между койками.

Благодаря многолетнему рефлексу я бессознательно вытянула руки вперед, и это спасло мою голову от столкновения со стенкой каюты. Это было последним, что отпечаталось в моей памяти до того, как сознание на короткое мгновение отключилось от этого мира. Выработанная и старательно поддерживаемая привычка ожидать удар всегда выручила меня и на этот раз. Я успела слегка отклониться, отчего удар получился не таким сокрушительным. Иначе лично я на целостность собственной челюсти не поставила бы и ломаного гроша. Практически сразу от соприкосновения с полом я пришла в себя, но сильный удар по шее сзади снова заставил меня перестать воспринимать окружающую действительность.

Молочно-белый свет резанул по закрытым глазам. Я с трудом разлепила отяжелевшие веки. Матовый сферический абажур лампы под потолком, как огромный НЛО, повис надо мной. Пока мои глаза фокусировались, какая-то темная тень пересекла его и приблизилась ко мне. В следующее мгновение я почувствовала, как кто-то быстро сел на меня сверху и взял за руки. Плотная петля обхватила мои запястья и принялась стягивать их железным кольцом. Ощущение врезавшейся в кожу веревки окончательно вернуло меня в реальность.

Кто-то сидел на мне, связывая руки. Это был тот самый водитель джипа, которому я разбила сотовый телефон, приняв его за пистолет. За то короткое мгновение, когда я лежала на полу без сознания, он включил свет, перевернул меня и сейчас, сидя на мне и связывая руки, довольно ухмылялся, заметив, что я открыла глаза. Он в очередной раз дернул веревку, но я не дала завершить начатое. Я мгновенно прогнулась в пояснице, как необъезженная лошадь, слегка подкинув его вверх, и, освободив ногу, резко ударила его стопой по затылку сзади.

Голова турка сильно дернулась вперед, а глаза, казалось, чуть не вылетели из орбит. Но он устоял. Точнее, усидел на мне. Я взбрыкнула еще раз, скидывая его с себя. Мы оба покатились к Викиной койке. Мне удалось оттолкнуть его от себя, откатиться к своей койке и одним прыжком вскочить на ноги. Я приготовилась к серьезной схватке, но турок неожиданно ловко увернулся от моего нового удара ногой и оказался у двери. И вместо того чтобы продолжить схватку, он выскочил в коридор, с треском задев головой дверной переплет.

Вид противника, показавшего спину, подействовал на меня, как на собаку вид удирающей кошки. Я сбросила веревку и рванула вслед за ним в открытую дверь. Мы пробежали по пустому коридору и оказались на такой же безлюдной палубе. Через полминуты я догнала его и уже могла бы схватить, но он взлетел на крутой трап, ведущий куда-то вверх, и я немного отстала от него, опасаясь получить сверху удар ногой в лицо.

Еще несколько мгновений — и мы уже на самом верху, на служебной палубе. Но он не стал останавливаться, а побежал к такому же трапу с другого борта. Внезапно он поскользнулся и потерял равновесие. Когда ему удалось выпрямиться, я находилась почти рядом.

Турок резко развернулся, целясь мне кулаком в лицо. В бледном электрическом свете фонаря в его руке блеснул кастет. Я поймала его руку и уже собиралась выкрутить и заломить ее за спину, но в этот момент палуба от набежавшей волны качнулась и выскользнула из-под моих ног. Я опасно наклонилась назад, и турок, чьи кошачьи движения были полны гибкой силы, резко навалился на меня, пытаясь подмять под себя.

Но я не растерялась и оттолкнулась ногами от палубы. Мы падали вниз, крепко держа друг друга за плечи. Между нами образовалось свободное пространство, и я тут же просунула в него согнутое правое колено, а затем уперлась стопой ему в живот. Теперь падать мне было совсем не страшно. Даже наоборот — это было теперь просто необходимо. И как только холодная поверхность палубы коснулась моей спины, я моментально разогнула правую ногу и подбросила корпус турка вверх.

Он описал ногами в воздухе широкую петлю и перелетел через мою голову. Падая, он задел металлические прутья ограждения и полетел за борт. Наверное, это было настолько неожиданно для него самого, что он даже не крикнул. Раздался громкий всплеск. Он пролетел вдоль борта по всей его высоте, и, видимо, кто-то заметил его.

Через несколько секунд откуда-то из темноты в его сторону полетел спасательный круг. У парома что-то дернулось внутри, и он начал плавно снижать скорость. Я собралась снова спуститься в каюту, чтобы переодеться и привести себя в порядок, но тут заметила на палубе светлое пятно. Я наклонилась. Это был белый платок, в который было что-то завернуто. Наверное, турок выронил его во время борьбы. Я, не глядя, сунула его в карман и поспешила в каюту.

Быстро переодевшись, заперла за собой дверь и спустилась на нижнюю палубу. Паром успел остановиться, с него спустили шлюпку, и через какое-то время турка подняли на борт. Я подошла к зевакам, толпившимся около борта. Турок лежал на палубе, запрокинув голову. Волосы на голове были густо перемазаны кровью, которая продолжала сочиться скудным ручьем, а немигающий взгляд устремлен в бездонное небо.

— Как он? — выделился из толпы один голос.

— Дышит, — ответил ему другой.

— Да нет, не дышит, — уверенно предположил третий.

Шел обычный обывательский треп по поводу происшедшего. Тут толпу уверенно раздвинули несколько людей из команды. Один из них ощупал рану.

— Ну что, Василич? — спросил его другой.

— Скорее всего, что все, — скептически покачал головой Василич. — Похоже, получил кругом по голове. Это его и убило.

— Черт! Сколько ни пишешь, сколько ни говоришь — кидать в воду рядом с человеком, а не в него, все без толку! И надо же, попал прямехонько по виску! — раздраженно посетовал первый.

Василич согласно кивнул головой. Я взглянула на другой такой же спасательный круг, висевший неподалеку. Несмотря на то что он был сделан из пробки и по определению не тонул в воде, весил он никак не меньше килограммов десяти. Получив таким по голове, можно было запросто уйти в лучший мир. Я вздохнула с некоторым облегчением: выходит, что эту смертельную рану турок получил не от меня. Я протиснулась через толпу обратно и наконец-то отправилась в ресторан к Вике. Но на полпути мне пришлось остановиться и, чертыхнувшись в душе с досады, повернуть назад в каюту: в спешке я опять забыла захватить кошелек.

Достав деньги, я вспомнила про платок, оброненный турком наверху. Я достала его из кармана, развернула и застыла на мгновение. В платок были завернуты Викины браслеты, подаренные ей при отлете в Турцию. «Однако шустрые у меня конкуренты: и на паром успели пройти, и даже обокрасть. И если бы не забывчивость моей подопечной, то все прошло бы очень и очень успешно», — не без доли некоторого восхищения подумала я. Впрочем, одержать верх над достойным противником всегда значительно более приятно, чем победить обыкновенного лоха.

Я взяла Викину сумку, чтобы положить ее подарок обратно на место, открыла ее и… застыла в изумлении. В кармашке аккуратно лежали оба Викиных браслета! Я уж решила, что это в глазах у меня задвоилось, да не с чего было. На всякий случай я зажмурила глаза, хорошенько тряхнула головой и снова посмотрела в сумочку. Никаких сомнений быть не могло: я не алкоголик, галлюцинациями не страдаю, на душевное здоровье, слава богу, никогда не жаловалась и жаловаться не собираюсь. Но факты — вещь упрямая, и факты свидетельствовали: передо мной две пары одинаковых браслетов.

Я поднесла их по очереди поближе к глазам и окончательно убедилась, что ошибки быть не могло. Совершено идентичные пары. Только одна была, что называется, практически «с полного нуля», а другая имела легкие, почти незаметные на глаз следы трехдневной носки. После некоторых душевных колебаний и сомнений я положила Викины браслеты обратно в кармашек сумочки, а вторую пару — к себе под подушку.

— Женя, ну где ты так долго была? — с укоризной набросилась на меня Вика. — Тебя только за смертью посылать, а не за деньгами.

— Знаешь, ты права, — немного рассеянно ответила я, погруженная в собственные мысли.

А мысли беспорядочно с шумом кружились внутри меня, как огромная стая вспугнутых птиц в гигантской клетке, и искали выхода, наполняя голову криками и беспорядочным хлопаньем крыльев.

— Женя, с тобой все нормально? — спросила Вика.

— Да.

— А что там был за шум снаружи?

— Какой-то парень решил искупаться и прыгнул в воду. Наверное, ему было невыносимо жарко. Или укачало, как тебя. Кстати, как твое самочувствие?

— Спасибо. Твой совет уже помогает. Думаю, что еще немного — и мне будет совсем хорошо. Ты не собираешься мне помочь лечиться? А то пить в одиночестве девушке как-то не пристало.

Я увидела, что из Викиного бокала было немного отпито, но она героически дожидалась моего возвращения.

— А что с тем парнем, которому захотелось искупаться?

— Не знаю точно, но вроде он больше никогда купаться не будет. Кто-то бросил ему спасательный круг, но попал прямо по голове.

Вика внимательно посмотрела на меня. Какая-то мысль выскочила у нее из глубины сознания и отразилась в глазах отблеском подозрения. Чтобы она не успела окончательно связать мое отсутствие с запоздалым и неудачным купанием этого парня и прямо спросить меня об этом, я быстро подняла бокал, предлагая заняться тем делом, ради которого мы сюда и пришли. А про утонувшего турка я расскажу ей потом. Если в этом возникнет необходимость.

Впрочем, морская болезнь Вику еще окончательно не отпустила, и она, поднеся бокал ко рту, быстро забыла задать свой вопрос. Еда неожиданно оказалась весьма неплохой, и мы продолжили столь поздний ужин, обсуждая исключительно только гастрономические темы. Бледность с нездоровым зеленоватым оттенком довольно быстро сошла с ее лица. В общем, народная медицина одержала наглядную победу над официальной. Вика с удовольствием поглощала десерт, а я перешла на кофе, и понемногу мои извилины, поскрипывая от напряженного переваривания информации, начинали вставать на место.

И чем дольше я думала, тем больше убеждалась, что все происшедшее с нами за последние три дня было не роковой цепью совпавших по времени случайностей, а четкой закономерностью. Но только при одном условии. Или допущении. Ключом к разгадке всех событий было всего лишь одно маленькое, но довольно чудовищное и неправдоподобное допущение, решиться на которое было и трудно, и страшно, но необходимо, так как только оно позволяло понять и объяснить многое, почти все. Даже самые мелкие, незначительные детали при этом допущении становились на свои места, а общая картина представала во всей полноте и определенности.

Но как раз сделать это маленькое допущение и было тяжелее всего. Я тайком посмотрела на Вику. Уверена, что она сочла бы меня за ненормальную, если бы я выдала сейчас свое предположение. Возможно, даже обиделась бы. Но факты — вещь упрямая, и в связи с характером моей работы они просто вынуждали допустить такое. Хотя железных доказательств у меня не было. С одной стороны, что бы я ни предполагала, это не должно было мне помешать выполнить мою задачу — доставить Вику целой и невредимой домой. Но, с другой стороны, если я окажусь права, это будет угрожать ей в последующем. А допустить такой ход событий я не могла хотя бы потому, что с Викой успела сдружиться и она была для меня уже больше чем просто очередной клиенткой. В итоге я решила промолчать до выяснения, как говорится в официальных документах, всех обстоятельств.

Остаток пути мы провели спокойно на койках в каюте, если не считать, что я не спала, а лишь слегка дремала, прислушиваясь ко всем звукам и шорохам. Но ничего не произошло.

Утро началось с легкого завтрака. Вика беззаботно болтала, но в ее голосе все равно чувствовалась скрытая тревога. Вскоре показался берег.

— Женя, а ты точно помнишь, что сегодня есть подходящий рейс домой? — спросила она меня.

— Уверена, — с абсолютной убежденностью ответила я.

Пока я ждала ее приезда в аэропорту, у меня было достаточно времени, чтобы задержать взгляд на большом электронном табло с расписанием и запомнить его.

— Как ты думаешь — билеты будут?

— Не знаю точно, но уверена, что для нас парочка найдется.

Паспортный контроль и таможенный досмотр мы прошли легко. Таможенников интересовала гораздо более занимательная добыча — челноки с большими сумками, набитыми одеждой и другими вещами. По разговорам можно было судить, что раньше поток торговцев был значительно больше, а сейчас в связи с его уменьшением таможенное внимание к каждому представителю торгового племени возросло в геометрической прогрессии. Наши же тощие саквояжи оказались просто неспособными ни составить какой-либо существенной конкуренции их здоровенным баулам, ни вызвать у таможни ничего, даже отдаленно напоминающее служебный энтузиазм.

Единственное, что служило предметом моего беспокойства, была вторая пара браслетов-близнецов, лежавшая у меня в сумке. Но что такое успешно пройти таможенный досмотр для интересной девушки с моими данными и моей же подготовкой? В Ворошиловке учили устанавливать личный контакт и не в таких ситуациях. Еще на пароме я подготовила свою сумку соответствующим образом, а сейчас быстренько осмотрелась и встала с Викой в очередь к самому молодому и симпатичному таможеннику.

— Что у вас в сумке? — спросил он, глядя на меня вполне доброжелательно.

— Ничего особенного, — как можно более обворожительно улыбнулась я ему, — только личные вещи.

По его просьбе я послушно расстегнула «молнию» сумки. Таможенник, слегка наклонившись, посмотрел на ее содержимое. Специально положенный мною сверху купальник вызывающе выглянул на него крутыми выпуклостями чашечек лифчика. В сумке оставалось свободное пространство сверху, и он почти совсем не помялся, сохраняя форму груди. Разумеется, таможенник уже давно вышел из возраста, когда смущаются и краснеют от вида женского белья, но тем не менее по направлению его взгляда было совершенно ясно, что он не удержался от соблазна перевести взгляд с купальника прямо на мою грудь и оценить, насколько они соответствовали друг другу. Я же, в свою очередь, для усиления сходства, слегка подалась вперед, не забыв при этом, как невеста на выданье, застенчиво опустить глаза. На этом досмотр закончился, а молодой человек проводил меня долгим взглядом. Я улыбнулась ему еще раз и слегка помахала рукой на прощание.

Прямо в порту оказалась авиакасса. Мы без проблем купили два билета на рейс, отправлявшийся через пару часов, а затем пошли на переговорный пункт позвонить домой.

Трубку взял Дмитрий.

— Дима! А где папа? — спросила в трубку Вика.

— Его сейчас нет — он занят одной очень важной сделкой. Через час будет, — ответил он. — Как вы?

— Мы с Женей сейчас прилетим.

— Прилетите? Где вы?

Судя по голосу, его удивление было чрезмерным, даже с некоторыми нотками страха. Но мне это могло показаться из-за не слишком хорошего качества связи.

— Мы сейчас прилетим, — далее Вика назвала номер рейса и время прилета. — Ты можешь передать отцу, что я скоро буду?

— Да, да, конечно, — Дмитрий был сильно обескуражен то ли этой новостью, то ли чем-то еще. — С вами что-то случилось?

— Нет, все нормально, — сказала Вика без всякой задней мысли.

— Точно? — упорствовал Дмитрий.

— Да. А что?

— Почему вы так рано возвращаетесь?

— Папа сказал, что Сергей под машину попал. Ты не знаешь, как он там?

— Да вроде ничего. Все нормально. По-моему, завтра должен вернуться домой. Как мой подарок? Понравился?

— Конечно.

— Ты надевала их?

— Да.

— А сейчас носишь?

— Сейчас нет, но обязательно надену, когда приеду.

— Ты обещаешь?

— Обещаю.

На этом они закончили разговор, Вика повесила трубку, и мы отправились убивать время, оставшееся до вылета.

При посадке на самолет прохождение через арку металлодетектора прошло без всяких проблем, так как все железки на этот раз находились в сумках, а на рентгеновском экране опасений они не вызывали.

Все время полета Вика с нетерпением то смотрела в окно, то поглядывала на часы, словно могла этим ускорить наше прибытие. А когда самолет остановился на взлетно-посадочной полосе, чуть ли не самой первой оказалась у выхода.

На выходе из здания аэровокзала Вика согласно кивнула головой на предложение первого же таксиста, но какой-то молодой парень шустро подскочил к ней сбоку и решительно взялся за ремешок ее сумки. Я уже было приготовилась к тому, чтобы проучить нахала, но он неожиданно расплылся в широченной улыбке, поднял на лоб солнцезащитные очки и приветливо поздоровался:

— Здравствуй, Вика. Я думал, что ты захочешь поехать со мной.

— А ну-ка, парень, вали отсюда, — недружелюбно процедил сквозь зубы таксист, возмущенный столь наглым отбиванием клиентов среди белого дня.

— Ой, Витя! Я тебя сразу и не узнала! Тебя папа прислал? — положил конец назревающему конфликту Викин возглас.

— Ну, конечно, папа. И не только прислал, но и пообещал выгнать с работы, если я тебя не доставлю домой в целости и сохранности, — весело говорил парень, которого Вика назвала Витей.

Но, несмотря на его веселый тон, было совершенно ясно, что слова директора «Оникса» были не пустой угрозой.

— Извини, шеф. Так получилось — немного припозднился, — развел руками Виктор, обращаясь к таксисту.

Тот, недовольно бурча себе под нос что-то типа «ходят тут всякие, работать не дают», угрюмо отошел в сторону. Мы направились к машине. По дороге Вика представила нас друг другу. Виктор работал у ее отца, правда, в каком качестве — сказано не было.

Бежевая «семерка» Виктора на поворот ключа в замке зажигания отозвалась довольным ровным звуком, как преданное животное на прикосновение ласкового хозяина. По всему было видно, что машину он любит, тщательно следит за ней, а она платит ему преданной безотказной работой. Дав двигателю прогреться, Виктор лихо и умело вырулил со стоянки. Я понимала толк в вождении и поэтому не смогла удержать восхищения:

— Виктор! Вы водите, прямо как пилот с «Формулы-1» или «Кэмел трофи»!

— Ну, «Формула» не «Формула», а бывало всякое, — ответил он, стараясь казаться безразличным, но заметно довольный полученной похвалой.

Проехав несколько километров по главной дороге в город, Виктор небрежным отработанным движением повернул машину на объездную дорогу. Вика удивленно посмотрела на меня, а затем недоуменно обратилась к нему:

— Мы разве едем не домой?

— Там сейчас переезд закроется, и придется ждать. А здесь дорога похуже, конечно, но зато без остановок быстро домчимся. К тому же тут заправку недавно открыли, и они пока еще недорого продают неплохой бензин, — объяснил Виктор.

Через несколько минут Виктор заправил машину, сбегал в магазинчик и вернулся оттуда с бутылкой холодного лимонада и мороженым для нас. Мы снова помчались с ветерком.

— Как Турция? — не оборачиваясь, спросил Виктор Вику.

— Ничего. Но ездить лучше здесь, — ответила она.

— Неужели там дороги хуже?

— Нет, дороги там, конечно, лучше, но только здесь безопаснее себя чувствуешь.

— А-а-а, — протянул Виктор, не понимая, о чем ведется речь.

Мы какое-то время молчали, заполнив паузу поглощением мороженого и лимонада. Мой взгляд упал на зеркало заднего вида, и два быстро приближавшихся пятна привлекли мое внимание. Это были две машины — небольшая черная «Тойота» и серый «жигуленок».

Виктор вел свою «семерку» довольно быстро, но они стремительно нагоняли нас. Приблизившись к нам, «жигуленок» быстро пошел на обгон. Когда он поравнялся с нами, воздух взорвался пронзительным гудком. В окно высунулся мужик с лицом, про которые принято говорить, что интеллектом оно не обезображено.

— Останавливайся! Останавливайся, козел! Слышишь, что я тебе говорю?! — прокричал он в открытое окно.

— Что это? — испуганно спросила Вика непонятно кого.

— Вторая серия, — ответила я. — «Приехали домой» называется.

«Жигуль» обогнал нас и стал притормаживать, ожидая, что мы подчинимся его требованию. Но Виктор посерьезнел лицом, плотно стиснул зубы и сильно вдавил педаль акселератора в пол. Он ловко вырулил на встречную полосу и, как снаряд, выпущенный из пушки, помчался вперед.

— Витя! Что это? — на грани истерики прокричала Вика.

— Не знаю, — процедил тот сквозь зубы.

Началась настоящая гонка. Серый «жигуль» с неожиданно удивительной резвостью догонял и обгонял нас, пытаясь подставить зад или столкнуть на обочину. Водитель машину явно не жалел. Я взглянула на Виктора. Ничего, кроме победы, ему не было нужно. Он вел машину с молчаливой яростью, умело умудряясь в последний момент избежать столкновения и снова уйти вперед. Черная «Тойота» неотступно следовала сзади, предоставляя «жигуленку» всю инициативу.

Двигатели ревели, как волны прибоя во время шторма, но мое ухо вдруг уловило, даже не уловило, а угадало до боли знакомый звук. Звук передергиваемого затвора. Я быстро обернулась и увидела буквально в нескольких метрах черную пустоту оружейного ствола, высунувшегося из окна «жигуленка».

— Сворачивай!!! — страшным голосом закричала я и что было силы дернула Виктора за плечо.

Он вздрогнул от неожиданности, а его «семерка» послушно вильнула к обочине. Раздался сухой звон, и наружное боковое зеркало разлетелось вдребезги. В металлическом подзеркальнике засверкала сквозная дыра от пули.

Виктор крикнул что-то нечленораздельное и бросил машину на обочину и далее в полет к едва намеченной грунтовой дороге в сторону перелеска. «Жигуленок» попробовал повторить за нами тот же маневр, но у водителя либо не выдержали нервы, либо не хватило умения, и его машину понесло юзом, развернуло задом и едва не перевернуло. «Тойота» отчаянно, с противным визгом затормозила, чуть не влетев в «жигуленок». Но ее водитель сумел справиться с управлением и, оставляя черные жирные следы резины на дороге, остановился немного впереди.

Повинуясь какому-то древнему инстинкту, я резко оглянулась. В этот момент моя воля соприкоснулась с чьей-то чужой. Злобной и желающей уничтожить меня. Такое чувство возникает, когда на тебя кто-то смотрит сквозь прорезь прицела. А ты должна плавно, так как на любое резкое движение немедленно получишь порцию свинца, навскидку ответить метким выстрелом. Плавно и в то же время быстро, потому что тот, кто держит тебя на мушке, тоже чувствует, когда его существование для тебя перестало быть секретом. И я не ошиблась. Словно в замедленной съемке я увидела, как раскрывается дверь «Тойоты», из нее выскакивает парень, вытягивает руку с пистолетом и нажимает спусковой крючок.

— Ложись! — крикнула я, а сама пригнула Вику книзу.

Виктор в ответ на мой окрик инстинктивно вжал голову в плечи. Заднее стекло машины беззвучно треснуло и мгновенно расползлось уродливой паутиной неровных трещин. Виктор как-то странно дернулся, машина резко вильнула в сторону, а на его белой футболке, над левой лопаткой, появилось, а затем стало стремительно увеличиваться красное пятно. Машина быстро потеряла скорость, и мы остановились. Вика выпрямилась на сиденье, увидела неровную, быстро расползающуюся кровавую кляксу на спине у Виктора, непроизвольно раскрыла рот для крика, но лишь внезапно побледнела.

Я оглянулась назад через треснутое стекло. Мы отъехали достаточно от дороги, чтобы наши преследователи не могли вести успешную прицельную стрельбу. Тогда я выпрыгнула из машины, раскрыла водительскую дверь и посмотрела на Виктора. Он был жив, а рана на первый взгляд неопасна. Просто от отсутствия опыта и страха у него случился нервный шок. Многие люди, получив огнестрельное ранение, даже не очень серьезное, погибают именно из-за страха и шока, парализующих волю и способность к борьбе. Надо хоть один раз пережить подобное состояние, чтобы успешно преодолевать его. Но у Виктора такого опыта скорее всего не было. Я одним движением разорвала футболку, стянув ее с него. Пуля, к счастью, задела только мышцы, оставив невредимыми лопатку и ключицу. Я быстро зажала рану скомканной футболкой, чтобы остановить кровь. С дороги донесся шум. Я обернулась и увидела, что «Тойота» разворачивается и направляется в нашу сторону.

— Вика! Зажми рану и помоги мне! — отрывисто бросила я.

Она испуганно прижала окровавленную футболку к плечу Виктора и помогла мне перетащить его на соседнее сиденье. Движение причинило ему боль. Он пришел в себя и сквозь зубы издал негромкий стон. Я прыгнула на его сиденье, заставив машину с громким рычанием резко сорваться с места. «Тойота» быстро приближалась, но между нами еще было приличное расстояние и, следовательно, небольшой шанс уйти.

— Там впереди пост ГАИ, — дрогнувшим голосом простонал Виктор, сморщившись от боли.

— Хорошо, — отрывисто кивнула я.

Мы влетели в перелесок и запрыгали по острым кочкам грунтовой колеи. Дорога виляла, и деревья периодически закрывали преследовавшую «Тойоту» от нас. На ровной дороге уйти от нее шансов у нас почти не было бы. Но здесь, на традиционных русских ухабах, такая возможность была. Тем более что «семерка» Виктора шла уверенно, благодарная хозяину за уход и заботу.

Я вывернула руль, чтобы вписаться в очередной поворот, и чуть не влетела в лежавший наискосок через дорогу ствол дерева, заваленный большой кучей веток. Объехать это неожиданное препятствие просто не представлялось возможным. Я резко развернула машину параллельно стволу и въехала в кусты. Еще раньше я успела заметить, что в «Тойоте» был всего лишь один человек. Тот, который стрелял и ранил Виктора. С одним я наверняка сумела бы справиться, несмотря на то что у него было преимущество — ствол.

— На пол! — крикнула я Вике и выпрыгнула из машины в кусты.

Я прокатилась несколько метров по земле, и, как только замерла неподвижно, из-за поворота с шумом вылетела «Тойота». Ее водитель, так же как и я, не ожидал появления на дороге препятствия и, отчаянно тормозя, остановился почти вплотную к «семерке». Дверь резко распахнулась, и из нее выскочил, сжимая в руке пистолет, мускулистый парень. Я мгновенно узнала его. Именно его я видела несколько дней назад в аэропорту. Это именно он стоял у стены и наблюдал за нами через огромные темные очки. Ошибки быть не могло.

Но у меня сейчас не было времени анализировать причинно-следственные отношения между его присутствием во время нашего отлета и сегодняшним нападением. Как только он повернулся ко мне спиной, направляясь к «семерке», я одним прыжком охотящейся пантеры оказалась рядом с ним. Однако он оказался достойным соперником и услышал мое движение. Но было поздно: повернуться и встретить меня выстрелом в упор он не успел. Его рука с пистолетом только начала свое движение в мою сторону, а моя ступня уже нанесла удар по локтю. В этом месте находится нерв, и все предплечье парня дернулось, как от внезапного электрического разряда. Пальцы судорожно выгнулись, и пистолет упал на землю.

Но он быстро пришел в себя. Его вторая рука описала короткую дугу, целясь мне в лицо. Я ловко отскочила. Он дернулся вниз за упавшим пистолетом, но я тут же ударила его ребром ладони по шее. Однако из-за скользкого пота ладонь соскочила вниз, не причинив ему никакого вреда. Но мои пальцы успели схватиться за золотую цепь на его шее. Она была такой толщины, что, наверное, продав ее, можно было бы купить квартиру тети Милы. Причем вместе с мебелью. Я рванула цепь на себя, затягивая ее удавкой вокруг шеи. Он захрипел и дернулся, но я притянула его к себе, затягивая петлю все сильнее и сильнее.

Он начал уже слабеть подо мной, как вдруг какое-то звено не выдержало нагрузки и порвалось. Концы цепочки со свистом разлетелись в стороны, а мой противник повалился вперед на колени, но тут же, словно спринтер по сигналу стартового пистолета, захлебываясь кашлем и ломая кусты, бросился вперед. Времени преследовать его не было. Я пнула пистолет под днище «Тойоты», подскочила к ее двери, выдернула ключи из замка зажигания и бросила их в кусты — пусть повозится, прежде чем завести снова. Затем, не останавливаясь, подбежала к нашей «семерке», запрыгнула в водительское кресло и, нервно газуя, объехала завал.

Через пять минут я была на шоссе. Впереди маячило здание стационарного поста ГАИ. Я оглянулась. Погони не было. Тогда я достала аптечку и сделала Виктору перевязку. Он уже полностью пришел в себя, только был слегка бледноват из-за потери крови и даже пытался улыбаться. На посту ГАИ два инспектора выслушали нас. Один быстро ушел внутрь здания, пообещав сообщить информацию на все посты, второй записал наши данные и показания, и мы поехали дальше.

При въезде в город что-то произошло в небесной канцелярии: посреди яркого голубого неба раздался гром, словно там, наверху, кто-то неожиданно рассыпал чугунные ядра, внезапно откуда ни возьмись появилась фиолетовая туча, и на лобовое стекло, как будто материализуясь из воздуха, полетели крупные капли летнего дождя. Потоки воды, словно наверстывая упущенное за время жары, захлестали по окнам, заструились по тротуарам и, покрываясь белой кипящей пеной, образовывали водоворотики в мгновенно собравшихся лужах. С заднего сиденья донесся приглушенный всхлип. Я оглянулась. Почти такие же, как и на улице, потоки — разве что только без пены — лились по Викиным щекам.

— Ну же, Вика, все уже нормально, — ободрила я ее улыбкой.

Она согласно закивала, быстро утерлась и достала из сумочки зеркальце, чтобы исправить косметические дефекты, причиненные слезами.

— Виктор, может, вас отвезти в больницу или травмпункт? — предложила я.

Но он наотрез отказался, сказав, что сейчас ему уже хорошо, а дома будет еще лучше. Мы доехали до его дома, он поднялся в свою квартиру, а мы с Викой поймали частника и отправились дальше.

— Однако, ну и денек выдался! — выдохнула я, когда массивная железная дверь Викиной квартиры закрылась за нами.

— Да уж, весело было. Во всяком случае, тебе скучать не приходилось, — ответила Вика.

Она подошла к телефону, набрала номер и какое-то время молча слушала в трубке длинные гудки. На том конце никто не отвечал, и она так же молча, расстроенно и неохотно нажала на рычаг.

— Сергею звонишь? — догадалась я.

Она кивнула в ответ.

— Вика, — сказала я, — может, отцу сначала позвонить — он наверняка лучше знает, где Сергей, да и надо сообщить, что ты доехала.

Ответить Вика не успела, так как в этот момент дверь шумно распахнулась, директор «Оникса» Демидов, как медведь, буквально ввалился в квартиру и, не разуваясь, бросился в комнату к дочери. Вика, в свою очередь, с радостным визгом кинулась ему на шею.

— Папочка! — закричала она, прижимаясь к его щеке.

Некоторое время они изливали свои родственные чувства, а я, чтобы не мешать им, тихонько отошла к окну и сделала вид, что рассматриваю что-то очень заинтересовавшее меня на улице.

— Вика! Ты цела? Что у вас случилось? Виктор позвонил мне. Что произошло? — убедившись, что его дочь в порядке, начал засыпать ее вопросами отец.

Вика, постоянно сбиваясь и путаясь в последовательности, принялась быстро рассказывать, какие опасные приключения довелось нам пережить и какая я была молодец. Демидов внимательно слушал, пытаясь по ее сбивчивому рассказу восстановить полную картину всего, что произошло, но, запутавшись, отправил ее на кухню.

— Сделай нам с Женей, то есть с Евгенией Максимовной, чай или кофе и сообрази каких-нибудь бутербродов, — распорядился он.

Мне же было предложено для разговора пройти в другую комнату с большими кожаными креслами, журнальным столиком с оригинальной керамической пепельницей и затемненными шторами окнами. Мы расположились по разные стороны столика в креслах, которые послушно приняли форму тела, создавая ощущение необычайного удобства. Спросив разрешения, Демидов закурил и внимательно посмотрел на меня сквозь тонкий матовый шлейф сигаретного дыма.

— Женя, то есть, извините, Евгения Максимовна, — начал он.

— Ничего, можете называть меня просто Женей, — сказала я.

Демидов одобрительно кивнул головой и продолжил:

— Женя, как вы понимаете, меня интересует все, что произошло с вами. Вика очень дорога мне, особенно после смерти ее матери, и тем более сейчас, когда… как бы это сказать, обострилась конкурентная борьба в той сфере, где я работаю. Знаете, мои конкуренты, насколько я могу судить, не гнушаются использовать грязные методы борьбы. Пока до этого, правда, не доходило, но сами знаете…

Я понимающе кивнула, прикурила от любезно протянутой им зажигалки и кратко, не увязая в деталях, рассказала все, начиная от встречи с Дмитрием и его подарка до посадки на паром. Демидов внимательно, не перебивая, выслушал меня до конца.

— Спасибо вам, Женя. Я заплачу вам все, что остался должен Сергей, — сказал он, потушив сигарету.

— А как он сам? — поинтересовалась я.

— Его у самого дома сбила машина, но он отделался в принципе неплохо — сломал локоть и несколько ребер. Ну и сотрясение мозга, само собой. Его завтра выпишут.

В этот момент в комнату зашла Вика, неся поднос с чашками дымящегося кофе и тарелкой с бутербродами.

— Вика, я узнал, что тебе сделали дорогой подарок, — сказал Демидов. — Ты не могла бы показать?

— Конечно, папочка, — ответила она и выпорхнула в соседнюю комнату.

Через полминуты она вернулась с браслетами. Демидов взял их в руки и принялся изучающе рассматривать.

— Правда, очень красивые? — спросила Вика, устраиваясь на коленях отца.

— Правда, — согласился он.

— Только не говори Сергею, откуда они, — попросила она голосом маленькой девочки.

— Хорошо. А сейчас пойди посиди в другой комнате — мы не договорили с Женей. Я не очень силен в таких вещах, — сказал Демидов, когда за Викой закрылась дверь, — я же только продаю их. Но я вижу, что это очень хорошая работа и что стоить она должна немало. Честно говоря, я не ожидал такого от Долгова.

— Александр Георгиевич, — начала я, отложив чашку с кофе, — если вас интересует мое мнение относительно вашего помощника, то у меня есть не очень приятные соображения по его поводу.

— Женя, вы про Долгова или Сергея?

— Про Долгова.

— Рассказывайте — мне, конечно, интересно.

— Возможно, вы мне не поверите, но я уверена, что Долгов подставил вашу дочь, и не исключено, если у вас идет сейчас острая борьба с конкурентами, что и вас тоже.

Демидов мгновенно посерьезнел, посмотрел на меня так, словно хотел крепко прижать меня взглядом к креслу и хорошенько рассмотреть, что у меня внутри.

— Почему вы так решили? — спросил он.

Конечно, доказательств у меня не было никаких. Только подозрения и несколько довольно непонятных, точнее, непонятых фактов. Я рассказала ему о парне, наблюдавшем за нами в аэровокзале, о том, что потом Долгов скорее всего говорил именно с ним и что именно этот парень стрелял в нас сегодня. Что Долгов как-то не совсем естественно вел себя, провожая Вику, и настойчиво интересовался сохранностью браслета по телефону во время нашего звонка из Сочи.

— Женя, — начал Демидов, когда я сделала паузу, — если бы у вас не было таких хороших рекомендаций как специалиста, я бы воспринял все, что вы сказали, не больше чем бабский треп. Но и сейчас я считаю ваши подозрения, мягко говоря, неубедительными. Я думаю, что Вику просто хотели ограбить. Хотя, конечно, должен признать, что делалось это с необычной настойчивостью.

— Я тоже сомневалась бы на вашем месте, — ответила я, — но есть еще один факт, объяснить который довольно трудно. Может, даже нельзя вообще. Однако не думаю, что он в пользу Долгова.

— Какими бы ни были ваши доводы, я могу сказать одно — не рубят сук, на котором сидят, и не бьют кормящую руку. И к тому же Долгова я вытащил, можно сказать, из дерьма. Он практически всем обязан мне. И до появления Сергея у него были очень хорошие отношения с Викой. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Конечно. Но, Александр Георгиевич, попробуйте объяснить такую вещь.

Я достала из сумочки вторую пару браслетов-близнецов и положила их на журнальный столик рядом с Викиным подарком. При виде их в глазах Демидова промелькнула секундная тень сомнения в собственной правоте. Я рассказала ему о происшествии на пароме и о том, как эти браслеты попали ко мне.

— Я даже не знаю, что и подумать, — задумчиво, но с заметным колебанием в голосе сказал Демидов. — Долгова я знаю достаточно давно, а…

— А меня в первый раз видите? — продолжила я его мысль. — Так это даже лучше — я незаинтересованное, беспристрастное лицо. Хотя с Викой мы подружились, и поэтому я говорю вам все это. А так моя работа выполнена.

— Как же мне относиться к вам теперь? — Демидов вопросительно посмотрел на меня.

— Как к Мюллеру, — сказала я и пояснила свою мысль словами из «Семнадцати мгновений весны»: — Никому доверять нельзя. Мне — можно.

В этот момент Демидов, очевидно, принял какое-то важное решение. Он поднялся, взял телефонную трубку, позвонил и попросил какого-то Эдика быть на месте.

— Эдик — замечательный мастер и очень толковый эксперт в таких вещах, — объяснил он мне. — Я хочу узнать его мнение по поводу этих занимательных вещиц. Женя, вы поедете со мной?

— Конечно. Мне самой тоже интересно будет послушать его. Я тоже далеко не все понимаю в этой истории.

Через пятнадцать минут мы на демидовской машине подъехали к одному из его магазинов и прошли в служебное помещение, служившее хранилищем и мастерской. Эдик оказался худощавым парнем лет тридцати с умным, немного отрешенным взглядом, который частенько бывает у людей искусства, самоотверженно преданных своему делу. Демидов коротко сказал, что необходимо посмотреть и оценить несколько вещей, и передал ему все четыре браслета. Эдик взял их, быстро осмотрел и пообещал, что минут через тридцать все нам расскажет.

Мы с Демидовым прошли в кабинет заведующего. Через обещанные полчаса Эдик был там. Вид у него был несколько озадаченный.

— Ну что? — с нетерпением подался к нему Демидов.

— Сейчас. Подумаю, как начать, — сказал Эдик, задумчиво почесывая за ухом. — Вот эти два, — он положил на стол одну пару, в которой я признала долговский подарок, — старые вещи. Антиквариат. Довольно ценный. Делал хороший мастер, и я не помню таких парных вещей. Отдельные — бывают, а вот парных не видел. Поэтому тысяч на двадцать — двадцать пять они потянут.

— Сколько? — переспросила я, хотя никогда не жаловалась на слух.

— Двадцать — двадцать пять тысяч, — несколько рассеянно повторил Эдик и, посмотрев на меня, пояснил: — Долларов. Американских.

— Ясно, — произнес Демидов, глядя на браслеты со значительно возросшим уважением и интересом. — А что с другой парой?

— С другой? — таким же рассеянным тоном продолжал Эдик. — Это подделка. Точнее, копия. Хотя выполнена очень неплохо. Если бы она была из золота, то имела бы тоже приличную цену.

— Так вторая пара — подделка? Не золотая? — удивился Демидов. — У меня даже мысли такой не возникло.

— Я же сказал, что выполнено очень неплохо. Это все.

— Спасибо, Эдик, — поблагодарил Демидов.

Эдик повернулся, чтобы уйти, но остановился и спросил, обращаясь сразу к нам обоим:

— А где, если не секрет, берутся такие вещицы? Я имею в виду первую пару.

В памяти всплыла рука Дмитрия, показывающая таможеннику чек, и кассовый оттиск на нем.

— Не секрет, — ответила я. — Их покупают в магазине, а потом преподносят в подарок бесконечно любимым женщинам.

— Извините, — сказал Эдик. — Можно узнать, в каком магазине?

— В «Лазури».

В ответ на мои слова толковый эксперт Демидова снисходительно улыбнулся мне, как малому неразумному ребенку, который не ведает, что говорит.

— Девушка, боюсь, что «Лазурь» хоть и неплохой магазин, но такие вещи там не продаются. Во всяком случае, в открытой продаже.

Он вышел, однако мне удалось заметить, как он несколько запнулся и бросил быстрый взгляд на Демидова при упоминании «Лазури». Я посмотрела на Демидова. Он сидел молча, и казалось, какая-то очень важная и тяжелая работа шла у него в голове. По-моему, он настойчиво пытался убедить себя в чем-то, но убеждалось, видимо, слабо.

— Выходит, кто-то использовал Вику в качестве курьера для доставки контрабанды? — наконец то ли спросил, то ли сказал сам себе Демидов.

— Не кто-то, а Долгов, — опять высказала я свою точку зрения. — Это он «подарил» Вике браслеты. А теперь хозяин скорее всего пытается их вернуть. Почти как в «Бриллиантовой руке». Только пока все обошлось без падений, переломов, потери сознания и гипса.

— Женя, а вы знали, что вторая пара — подделка? — спросил Демидов после небольшой паузы.

— Если честно, то нет. Меня ее появление тоже очень и очень удивило. Однако я не имела никакого — ни хорошего, ни плохого — мнения о Долгове. И поэтому мне было совсем нетрудно оценить факты объективно и предположить его роль именно в таком качестве. Тогда мысль о том, что вторая пара фальшивая, вытекала из всего сама собой. К тому же я понимала, что между Димой и Викой раньше существовали какие-то отношения, хотя решила ее не спрашивать об этом. Вот я и сомневалась до последнего. Ну, а сейчас предположение подтвердилось.

Мы вышли на улицу и сели в машину. Моя работа была сделана, расчет получен. Оставалось забрать свои вещи, оставшиеся вместе с Викиными на квартире у Демидова, и с чувством выполненного долга отправиться домой. Пока мы ехали, Демидов как-то тяжело и напряженно молчал, отрешенно глядя вперед на дорогу.

— Но должен же быть мотив. Какой мотив может быть у Долгова? — сказал он, словно спрашивая самого себя.

В ответ я только пожала плечами.

— Мне все равно кажется, что все это — страшное недоразумение. Или совпадение. Невероятное совпадение, которое бывает очень редко. Может, один раз в сто лет, но случилось именно сейчас и именно с Димой.

— Может, у него есть какая-нибудь личная обида, — предположила я. — На Вику или на вас.

— Знаете, Женя, пока не появился Сергей, он был довольно дружен с Викой. Но Вика выбрала не его. И потом, это случилось достаточно давно.

— Некоторые обиды не имеют срока давности.

— Правда, недавно мне пришлось достаточно резко поговорить с ним. Я предполагаю открыть большой магазин. Примерно такой же, как «Лазурь», а может, даже и больше. Еще до того, как Вика отказала ему, я планировал его сделать директором магазина. Он тогда был бы почти равен мне и практически полностью самостоятелен во многих вопросах. Но дочь выбрала Сергея, и я, естественно, переиграл на это место его. Сами понимаете — на этом месте должен быть очень надежный человек. Желательно родственник. И пару недель назад мне пришлось говорить с Дмитрием на эту тему.

— Вот вам и мотив: месть человека с болезненным, ущемленным самолюбием.

— Я не думаю так. В этом случае он теряет абсолютно все. Женя, то есть Евгения Максимовна, не могли бы вы разобраться в этом деле?

Демидов предложил хорошую сумму и компенсацию накладных расходов.

— Сейчас у меня появились враги, которые не гнушаются грязными делами и методами. «Лазурь», про которую вы говорили, они «отжали» силой у прежнего хозяина. Мы собирались с ним объединиться. Но после этого он бросил все и уехал. У меня сейчас готовится сделка, которая позволит мне задавить этих людей экономически. Из-за этого Сергей и не смог поехать с Викой. Но если мои противники узнают о сделке, они просто сорвут ее. И тогда условия будут диктовать они, а меня может ожидать участь старого хозяина «Лазури», — рассказал он. — Долгов знает о сделке. Правда, он не в курсе многих ключевых деталей. Но мне очень важно быть уверенным в нем. У нас своя служба безопасности, но она способна только на вышибание мозгов. Ну так как? Вы согласны?

— К какому сроку вам нужна информация?

— Чем раньше, тем лучше. Но не позже завтрашнего вечера или послезавтрашнего утра.

— Мне нужно подумать, — ответила я.

Пока мы ехали, я думала о предложении Демидова. Точнее, о том, смогу ли я справиться с этой задачей за такое короткое время. Сейчас мне ее выполнение представлялось маловероятным, и лучше всего было бы просто отказаться от демидовского предложения. Отсутствие верных зацепок и подходов к решению, сильная ограниченность времени делали сомнительным успех этого предприятия. Но чувство незавершенности и недоделанности работы, довольно большая вероятность того, что Вика, с которой я успела сдружиться, будет все так же подвергаться опасности, не давали мне просто так отмахнуться от этого дела. Для решения был необходим какой-нибудь красивый и очень профессиональный ход. И пока у меня такого хода не было.

При входе в квартиру Демидова нас встретил изумительный дразнящий аромат готовящегося мяса. Вика в нарядном переднике выглянула из кухни.

— Вы уже вернулись? А у меня скоро все будет готово. Минут через десять. Женя, ты же останешься с нами ужинать?

Отказаться от приглашения, особенно когда мясной запах так дурманяще обволакивал тебя, не было абсолютно никакой возможности. Демидов принялся названивать кому-то по телефону, а мне на время ожидания была предоставлена в полное распоряжение Викина комната со всем ее содержимым. Я прошла в нее и занялась изучением полок с книгами и видеокассетами.

Выбор и тех и других был весьма неплохим. Естественно, начала я с видеотеки. Тематика Викиной коллекции была довольно обширна, но в целом наши вкусы совпадали. Рассматривая стройные ряды кассетных коробок на верхней полке, я заметила среди них несколько, не имевших надписей на торце. Вместо привычных названий фильмов и фамилий актеров там были орнаменты или фото пляжей с пальмами и безумно-голубой водой.

Я подошла ближе, протянула руку и достала одну из них. Оказалось, что это вовсе не кассеты, а небольшие оригинальные фотоальбомы, сделанные в виде видеокассет. Я села с ними на диван и раскрыла на первой странице. Там были Викины фотографии последнего года, судя по надписям. Я неторопливо перелистывала страницы. Такое занятие обычно бессмысленно, когда не знаешь ни людей, ни мест, изображенных на фото. Там же в подавляющем большинстве присутствовали либо Вика, либо ее друзья и знакомые, неизвестные мне.

Бросив взгляд на очередное фото, я неожиданно остановилась и замерла. Сердце в груди болезненно екнуло и сразу забилось сильнее и чаще, как у гончей, взявшей след. Порция адреналина выплеснулась в кровь, приведя мышцы в состояние легкого возбуждения и готовности действовать. С фотографии, на которой несколько молодых пар веселились на природе у костра, на меня глядел человек, которого я просто не могла не узнать. Это был тот самый парень, стрелявший сегодня по машине Виктора и ранивший его. Именно он был в аэропорту во время нашего отлета в Турцию. Никаких сомнений тут быть просто не могло.

Все остальные девушки и юноши были мне неизвестны. Вики среди них не было. Эта фотография была сделана почти год назад — где-то в августе—сентябре. Внутренний голос громко и уверенно говорил мне, что если она не сама каким-либо образом объяснит события последних дней, то, во всяком случае, послужит ключом к их окончательной разгадке.

Мои мысли прервало появление Вики. Она уже сняла фартук и оделась в легкое домашнее платьице.

— Фотографии смотришь? — сказала она, склонившись над моим плечом.

— Да, — ответила я. — А кто это на фото?

— Это Лариса, моя подружка из группы, ездила на турбазу, — ткнула она пальцем в одно лицо, показывая, кто из них была ее подруга.

— А остальные кто? — поинтересовалась я.

— Это — Света, это — Ира, это — их парни Игорь и Олег, — говорила она, показывая всех пальцем. — А это — Рита со своим Шнурком, — ткнула она в лицо последней девушки и парня рядом с ней.

— С кем? — переспросила я.

— Это она так его называет. У него прозвище такое. Его зовут Саша, но чаще просто Шура. И фамилия у него Шнуров. Вот и получился «Шнурок», — пояснила Вика.

— А как он реагирует на нее? Не обижается?

— Не знаю. Я никогда не видела его. Я знаю только Риту — она учится в соседней группе. Это все мне Лариска рассказала. И фотографию тоже она подарила. А что?

— Вика, мне нужно встретиться с этим Шнурком. Ты не могла бы это устроить через Ларису или Риту?

Вика неопределенно пожала плечами:

— Не знаю. Я попробую, если ты хочешь, узнать у Ларисы. Но только после того, когда ты поешь с нами и попробуешь моих бифштексов.

Я, конечно же, согласилась. Наш несколько ранний ужин оказался просто замечательным. Вика, как выяснилось, великолепно готовила, и я не пожалела, что осталась. После ужина Александр Георгиевич заторопился по делам, а Вика позвонила своей подруге, чтобы выяснить интересующий меня вопрос. После нескольких неудачных попыток и перезвонов к другим знакомым и подругам Лариса наконец-то нашлась. Они некоторое время болтали о Викиной поездке и всякой ерунде, а потом Лариса обещала найти Риту и позвонить ей. Через полчаса она перезвонила.

— Боюсь, что ничем не смогу тебя обрадовать, — сказала Вика, положив трубку. — Рита бросила Шнурка и больше с ним не встречается.

Внезапно попавшая в мои руки нить так же внезапно выскальзывала. Но я не хотела сдаваться так просто и спросила:

— А что же случилось между ними?

— У него скверный характер: ревнует к каждому столбу. Хотя сам, поди, бабник еще тот. Правда, Лариса говорит, что поймать Рита его не поймала, но она не дура и кое-что видит и так. Но она ему нравилась. Во всяком случае, денег на нее он никогда не жалел. Однако все эти сцены ревности в конце концов ей надоели, и она дала ему отставку. Но он иногда все равно приходит. Говорит, что и сегодня был.

— И что? — со слабо вспыхнувшей надеждой в голосе спросила я.

— Ничего. Опять прогнала. Говорит, что был злой и, наверное, после пошел заливать свою печаль.

— Куда? — Я все еще не теряла надежды.

— Не знаю. Насколько помню, по-моему, Рита несколько раз хвасталась, что он водит ее в «Русскую тройку».

Итак, было ясно, что после проигрыша схватки со мной в придорожном перелеске злой Шнурок отправился за утешением к бывшей подруге, но получил очередной от ворот поворот. Я зрительно вспомнила, как толстая золотая цепь на его мускулистой шее не выдержала и порвалась под напором моих пальцев. Уже только из-за этого можно было очень долго пребывать в дурном расположении духа. Да еще и добыча выскользнула. Почти прямо из рук. Ну что ж, после всего этого печаль просто необходимо чем-нибудь залить, а самому забыться в хорошей компании. И предпочитал он «Русскую тройку» — прямо скажем, не самый плохой и дешевый полубар-полуресторан в городе.

Информации, конечно, маловато, но это было уже что-то. Во всяком случае, шанс, который необходимо было использовать. И сегодня вечером я собиралась заняться этим. Я позвонила Демидову и сообщила ему о своем согласии принять его предложение. Затем я засобиралась домой. Мне еще предстояло подготовиться к сегодняшним вечерним мероприятиям.

Тети дома не было. Безуспешно несколько раз позвонив в дверь и не получив никакого ответа, я вспомнила добрым словом свою привычку всегда брать с собой ключи, куда бы я ни уходила. Зайдя в квартиру, я быстро скинула обувь и прошла в ванную. Там, слушая журчание текущей воды, ласкавшей меня теплыми струями, я стала обдумывать детали плана, который собиралась сегодня осуществить в «Русской тройке».

Он был предельно прост: я схожу туда и, если повезет, встречусь там со Шнурком. Ну а дальше — импровизация в вольном стиле, согласно обстоятельствам. Я — общительный человек, специалист по добыванию информации и, в конце концов, интересная девушка. Все это что-нибудь да значит! Так что без новостей не останусь. На случай же, если встреча не состоится, у меня тоже были определенные соображения. Но при любом раскладе неудачу мне необходимо исключить.

Я вышла из ванной и какое-то время провалялась на диване, закрыв глаза и слегка медитируя. Мне это всегда придавало дополнительный прилив сил и энергии. А сколько мне их понадобится сегодня, я не знала и поэтому делала необходимый запас.

Достав свой гримерный набор и подойдя к зеркалу, я внимательно посмотрела на себя. Сегодня, как минимум на вечер, мне предстояло стать другим человеком. И в прямом, и в переносном смысле. В прямом, потому что я собиралась изменить внешность, в переносном — потому что было необходимо на время приобрести новые привычки и манеры. Или, выражаясь языком системы Станиславского, вжиться в образ.

Во время учебы в Ворошиловке нас обучали и тому и другому. За способность гримироваться, переодеваться, принимать практически любую внешность я даже получила прозвище Женька-хамелеон и гордилась им.

Ну а умение наполнить форму — то есть внешность — внутренним содержанием подразумевалось само собой: голос, манера речи, походка, характерные движения и другие «двигательные стереотипы».

Изобразить из себя симпатичную девушку мне не представляло абсолютно никакого труда. Тем более что мои собственные внешние данные не нуждались в особой корректировке косметическим рукоблудием. Главной моей задачей было остаться неузнанной и суметь ненавязчиво привлечь внимание конкретного человека. Я поставила на полочку перед зеркалом позаимствованное на время у Вики то самое фото, которое привлекло мое внимание, и через несколько минут придала своему лицу несколько характерных черт Риты — возлюбленной Шнурка.

Естественно, я не пыталась добиться полного сходства, но сделала так, чтобы, глядя на меня, ассоциация с ней невольно возникала сама собой. Я надеялась, что это должно привлечь его внимание. Для большей убедительности я подвела глаза, сделав их побольше, и поработала над ресницами, искусственно удлинив их. Что делать, если мужикам такого типа нравятся огромные глаза в пол-лица, как на картинках в комиксах или в американских мультфильмах? И ресницы длиной не меньше, чем крыло ветряной мельницы.

Наверное, во время разговора, когда ты начинаешь хлопать ими, у тебя создается вид полной дуры, что, видимо, и привлекает таких типов. Правда, здесь был и свой плюс — прикрыв ими глаза, можно было незаметно наблюдать за тем, что делается вокруг, в то время когда со стороны кажется, что глаза закрыты, а их обладательница ничего не видит. Затем я надела юбку покороче, легкую летнюю блузку, подхватила сумочку, в которую положила все необходимое, и отправилась в «Русскую тройку».

«Русская тройка» была довольно симпатичным заведением, чего, к сожалению, не всегда можно было сказать о ее посетителях. Различного рода инциденты с применением физической силы здесь случались нередко, но тем не менее видимость порядка всегда поддерживалась, и все это только придавало дополнительную популярность заведению.

Я уже несколько часов парилась поочередно то за стойкой бара, то за одним из многочисленных столиков, то со скучающим видом убивала время на танцевальной площадке. Народу было достаточно. Некоторые сидели подолгу и уходить не собирались, другие, заскочив на двадцать-тридцать минут, быстро покидали зал. Им на смену появлялись другие, но Шнурка все не было и не было. Я, конечно, это предполагала, но все же надеялась, что встреча состоится.

Вдруг в тот момент, когда я повернулась от стойки, потягивая мелкими глотками из высокого бокала холодный коктейль, мое сердце замерло в радостном восторге. Я сразу поняла, что даже если Шнурок не придет, мое посещение «Русской тройки» не будет напрасным: в зал вошел и сел за один из столиков старший помощник директора «Оникса» Долгов Дмитрий Тимофеевич собственной персоной!

Вид у него был не самый дружелюбный, я бы даже сказала, немного злобный. Он был явно не в настроении. Сделав заказ, Долгов угрюмо и даже как-то нервно закурил. В приглушенном разноцветном полумраке зала, то затухая, то снова разгораясь, мерцал огонек его сигареты. Официант принес его заказ, и Долгов, отхлебнув пива из бокала, посмотрел сначала в сторону входа, а затем на циферблат собственных часов. Он явно кого-то ждал. Я решила сделать первый шаг и не спеша подошла к нему сбоку.

— Извините, можно у вас прикурить? — Я мило улыбнулась ему, небрежно покручивая тонкую женскую сигарету между пальцами.

Он поднял голову, пробежался глазами по моей фигуре сверху вниз, немного задержавшись на юбке, и, судя по всему, хотел было раздраженно отказать. Но в последний момент передумал, молча достал из кармана зажигалку, щелкнул ею и так же молча протянул мне руку с бледным язычком пламени. Я нарочито медленно затянулась, придвинувшись к нему, и неявно дала понять, что совсем не против продолжить вечер за его столиком. Однако Долгов не принял моего немого предложения и спрятал зажигалку обратно в карман.

— Спасибо, — сказала я и вернулась на старое место.

«Интересно, как бы он отреагировал, если я, делая грим, придала бы себе несколько черт не Риты, а Вики?» — мелькнула шальная мысль в моей голове. Долгов опять посмотрел на вход, а затем на часы. Тот, кого он ждал, явно не торопился на встречу. Так продолжалось примерно пятнадцать минут. Долгов, видимо, потерял терпение и надежду одновременно, расплатился с официантом и приготовился подняться со стула и удалиться.

Но я-то не могла отпустить его просто так. Из-за его плохого настроения знакомство не получалось. Мои мысли закружились быстрой разноцветной каруселью в моей голове, в судорожном поиске выхода. В голову ничего подходящего, как назло, не приходило. И вдруг, сделав несколько кругов, карусель затормозила так резко, что все другие мысли, потеряв опору, кубарем покатились в разные стороны. Выход был!

Я залезла в сумочку и быстро надела на запястья Викины браслеты. Долгов еще не успел подняться, как я вновь очутилась рядом с ним с тем же самым вопросом. Он поднялся и уже было приготовился сказать что-то явно недружелюбное в мой адрес. На его лице ясно читалось страстное желание послать меня как минимум ко всем родственникам по женской линии. Однако я с готовностью, словно не ожидала никакого отказа, уже поднесла руку с сигаретой к губам, и расширяющаяся манжета рукава моей блузки как бы невзначай сползла вниз по руке, обнажая для Долгова дорогое золотое украшение.

Тот моментально застыл, видимо, лихорадочно соображая, как это он не сумел заметить браслет с первого раза, быстро проглотил все приготовленные для меня слова, изобразил заинтересованную улыбку и вновь поднес мне зажигалку, уже значительно более вежливо.

— Вы никуда не торопитесь? Есть предложение посидеть еще немного вместе, — сказал он, наблюдая, как браслет вновь прячется под манжетой рукава.

— Ну-у, если… — неопределенно начала я, но он прервал меня, решительным движением беря под руку и ведя к белому пластиковому столу под сенью искусственной березы.

Официант в предчувствии щедрых чаевых на его требовательный нетерпеливый жест среагировал мгновенно, как солдат на сигнал к обеду, — материализовался, точно джинн из бутылки. Через пару секунд на столе появились зеленые ракеты бутылок, колбы со льдом и тарелки с салатами и закусками. Долгов быстро взял одну из бутылок и на плавной глиссаде пронес ее горлышко над бокалами.

— Первый тост — за знакомство и прекрасную незнакомку! — театрально произнес он, поднимая свой бокал.

— Ой, ну что вы, — якобы запротестовала я.

— А как зовут прекрасную незнакомку? — поинтересовался Долгов.

— Анжелой, — кокетливо ответила я, небрежно поправляя волосы и демонстрируя ему наличие второго браслета.

— Великолепное имя! А меня зовут Дима, — произнес Долгов и чуть было не задохнулся, увидев второй браслет.

Чтобы справиться с дыханием, он быстро опрокинул свой бокал. Я последовала его примеру, затем зачерпнула маленькой ложечкой икры и облизала ее. Дальше пошел обычный в таких случаях разговор. Долгов решительно и настойчиво подливал мне в бокал и всячески пытался разговорить. Я же, в свою очередь, не сопротивлялась и изображала, что быстренько хмелею.

Вдохновение нашло на меня. Я была в ударе. Меня понесло, и я врала легко и не задумываясь. И чем решительнее я это делала, тем легче Долгов мне верил. Впрочем, уверена, что, если бы я понесла любую чушь, даже про существование жизни на Марсе, он так же внимательно слушал бы и верил мне.

В процессе разговора, отпивая из бокала почти через каждое предложение, я поведала ему, что никогда здесь раньше не была, и приехала в гости к своей сестре Рите. А у Ритки сегодня — выяснение отношений со своим бывшим дружком. Тот приперся вдруг ни с того ни с сего и стал вымаливать у нее прощение. Ну она, натурально, указала ему на дверь, а он — раз, и делает ей подарок, за который бы я, Анжела, на край света пошла за ним. А Ритка, дура, уперлась, и ни в какую.

— Что за подарок-то? — поинтересовался Долгов, радуясь, наверное, в душе, что я избавила его от необходимости самому начинать разговор на волнующую его тему.

— Да вот! — Я продемонстрировала ему оба запястья, украшенные браслетами, которые он всего лишь несколько дней назад подарил Вике. — Правда, чудесные?

Он молча кивнул в ответ, пытаясь, наверное, сообразить, что ему делать дальше.

— А она только мельком посмотрела на них и опять за свое: «Не желаю тебя больше видеть», — продолжала я. — Шнурок, натурально, психанул, бросил их, а сам ушел.

— Кто-о-о? — Долгов чуть не привстал с места.

— Это она так его зовет. Не знаю почему, — пояснила я. — Я говорю ей: смотри, какая вещь красивая. А Ритка: «Хочешь — себе забери». Но я думаю, что помирится она с ним — найди сейчас такого, чтобы такие подарки делал. Или, как ты вот, девушку просто так угощаешь. Ну, и заберет подарок обратно. Вот я и решила пока поносить. А она даже не пошла со мной. Наверное, своего Шнурочка ждет.

Я изобразила из себя порядком захмелевшую девушку, которая уже слабо понимает, что говорит и делает, но еще держится. Долгов пристально посмотрел на меня. Я для большей убедительности негромко, но выразительно икнула.

— Анжела, подожди меня здесь. Мне надо позвонить, — сказал он, поднимаясь.

Я безвольно уронила подбородок на грудь, давая понять, что не возражаю.

— Дима, ты только не бросай меня здесь, — сказала я ему вслед.

Долгов вышел в коридор, где на стене висел телефон-автомат. Недалеко находилась дверь в женский туалет. Я поднялась и слегка качающейся походкой под пристальным взглядом официанта незаметно проскользнула туда за спиной Долгова. Теперь, стоя около двери, я могла слышать, о чем Долгов будет говорить по телефону.

— Кот, это ты? — раздался голос Долгова, частично заглушаемый доносившейся музыкой. — Да, я. Слушай, я тут бабу одну снял… Да подожди ты, дослушай до конца… На ней наши браслеты… Точно тебе говорю… Нет, не сбрендил. Слушай дальше. Знаешь, откуда они у нее? От Шнурка… Ну что я — сам придумал, что ли?.. Проверь… Он их сегодня своей бывшей бабе подарил, а та ей поносить дала… Она сестра ее, приехала недавно… Хорошо… Она пьет, как лошадь. Я к себе ее сейчас привезу.

Я не стала больше ждать, тем более что разговор явно подходил к концу, так же незаметно за его спиной выскользнула из туалета и села за столик. По дороге я проглотила специально прихваченную из дома таблетку, нейтрализующую действие алкоголя. Теперь я могла оставаться абсолютно трезвой, поглощая немереное количество алкоголя и распространяя вокруг себя выразительный сладковатый запах перегара.

Как только Долгов сел за столик, я немедленно потребовала себе коньяку, и мое желание тут же было выполнено. Сквозь прикрытые ресницы я видела, с каким удовлетворением Долгов провожает каждый мой глоток. Затем последовал быстрый расчет, и он, поддерживая за руку, повел меня к выходу.

— Куда это мы, Дима? — вдруг «очнулась» я на улице. — В номера?

— Да, в номера, — довольно ухмыльнулся Долгов мне в ответ.

— Дима, я люблю тебя, — неожиданно «призналась» я и на подкосившихся ногах бросилась ему на шею.

Он подхватил меня за талию, остановил машину и запихал мое расслабленное тело внутрь. По дороге я делала вид, что дремала, но на самом деле не забывала поглядывать через прикрытые ресницы в окно и запоминать дорогу. Скоро мы остановились. Долгов рассчитался и повел меня в подъезд, затем в лифт и наконец в квартиру. Я едва волочила ноги и некоординированно, в такт движениям, мотала головой. В общем, со стороны картина выглядела так, словно парень отводил домой не в меру увлекшуюся на этот раз спиртным подругу.

В квартире Долгов положил меня на диван и позвонил по телефону. Какое-то время я продолжала лежать на диване, временами ворочаясь и бормоча что — то нечленораздельное. Наконец раздался звонок в дверь. Долгов выскочил открывать, и в комнату зашел кто-то еще. Судя по шагам, их было двое. Они подошли к дивану и склонились надо мной.

— Теперь видишь? — торжествующим голосом сказал Долгов.

Кто-то другой молча взял в руку мое запястье и сжал его так крепко, как будто это был лимон и он собирался выжать из него сок. Второй человек довольно хмыкнул откуда-то сбоку. Я почувствовала, как браслеты были сняты с меня. Мои руки вновь расслабленно упали на диван. Я вздрогнула как бы от внезапного движения и с легким стоном приоткрыла глаза.

— Дима, мы дома? — невнятно, запинаясь спросила я, чуть-чуть приподнялась и посмотрела на всех рассеянным взглядом.

Кроме Долгова, в комнате присутствовали еще двое: один — похудощавее, с пижонскими усиками и в темных очках, который, судя по всему, был главным, и второй — рослый, крепкий парень с фигурой борца классического стиля и грубым, крахмалистым, как сырая картофелина, лицом. Не дожидаясь ответа, я снова безвольно уронила голову обратно. Правда, глаза на этот раз я закрыла не полностью, а оставила узкую щель. Искусственно удлиненные мною ресницы позволяли мне наблюдать за происходящим, не рискуя быть разоблаченной.

— Ну и напоролась она, — сказал тот, что был с усами и в очках. — Ты, что ли, ее так напоил или она сама?

Долгов начал быстро, словно боясь, что ему не поверят, рассказывать обстоятельства нашей встречи и все то, что я успела ему наплести. Усатый сел в кресло и молча слушал.

— Знаешь что, Долгов? — сказал он, когда тот закончил говорить. — Ни я, ни босс, конечно же, не поверили бы тебе. Из-за тебя ценный товар чуть не пропал. Ты бы…

— Кот, ну ты что? Вот же они, — начал оправдываться Долгов, показывая на браслеты.

— Но, к твоему счастью, твои слова, похоже, подтверждаются, — не обращая почти никакого внимания на его слова, продолжал усатый, которого Долгов назвал Котом. — Если Шнурок действительно вздумал дурить, то кое-что мы тебе простим.

Итак, теперь было совершенно ясно, что Долгов продал Демидова и самым подлым, грязным образом подставил свою бывшую возлюбленную, пытаясь таким образом доказать новому хозяину свою лояльность.

— Дай телефон, — сказал Кот второму, которого я мысленно назвала Картофельным.

Кот набрал номер и уважительно, но тоном равного заговорил в трубку:

— Босс, они у меня… Да… Хорошо, я ему сам позвоню… Знаешь, похоже, что Шнурок держит нас за дурачков и хотел обмануть… Да, эта баба здесь. Правда, она пьянющая в дрова. Но мы приведем ее в чувство… Пускай его сюда привезут, я разберусь… Да, у Долгова… Ну, давай. Я потом позвоню тебе.

— Сейчас сюда Шнурка привезут, — сказал он Долгову.

— Зачем?

— Проверим, кто из вас лучше умеет врать.

— Кот! Да вы что, вы не доверяете мне? — горячо сказал Долгов.

— Слушай, как странно! — ответил Кот с издевательской улыбочкой на губах. — Мне почему-то кажется, что ты нам тоже не очень-то доверяешь. А зря. Мы люди честные.

Он снова взялся за телефон и принялся долго, чертыхаясь и снова нажимая на рычаг, набирать номер.

— Мерхаба, Абдула. Привет, — наконец произнес он. — Чего, не узнал?.. Ну вот так-то. Богатым, значит, буду… Богатым, говорю, буду… Примета такая у нас есть… Да… Не кипятись. Они у нас… Да, мы вернули их… А ты сам куда смотрел? Времени, что ли, мало было?.. Ну кто знал то, что она так резко сорвется из такой чудесной страны. Наверное, встретили ее хорошо… Но, ты знаешь, Абдула, за три дня всю Турцию на рога поставить можно… Вот, правильно, кастрируй их всех… Что, человек с дубликатами все еще не позвонил?.. Да поди сидит твой Али где-нибудь пьяный в Сочи… Ладно тебе — не пьет. Это в Турции ему пить нельзя, а у нас всем можно… Так он, наверное, боится, что ты ему яйца отрежешь, вот и не звонит. Товар-то у меня… Ну ладно. Хошча калын. Пока. Чурка вонючий, — процедил сквозь зубы Кот, бросив трубку. — Мы вот тут цацкаемся с вами, а вот у них все просто: раз — и секир башка. Точнее, яйца. Как говорится, «совсем озверел черный Абдула — ни своих, ни чужих не жалеет».

Кот и Картофельный при этом довольно заржали, выразительно посмотрев на Долгова. Тот поежился под их взглядами, как будто вопрос о лишении его определенной части тела был уже практически решен. Значит, действительно нас с Викой в Турции преследовали целенаправленно. Выходило, что у Кота и его босса существовал договор с Абдулой. Вика была курьером, и ее должны были просто обокрасть или ограбить. А Долгов вел двойную игру, прыгая, как теннисный мячик, между Демидовым и его врагом. Только меня они не брали в расчет.

Тут раздался звонок в дверь, и Картофельный вместе с Долговым пошли открывать. Через мгновение в комнате появился Шнурок в сопровождении еще одного бугая. Сквозь ресницы я не без удовлетворения и тайного злорадства заметила длинную отметину поперек его шеи, оставленную мною в сегодняшней схватке. Но мое собственное положение резко осложнялось. Мне предстояло выкручиваться из очень пикантной ситуации. Все необходимые сведения я получила, но мне еще было необходимо суметь успешно покинуть эту квартиру. В противном случае неизвестно, как все может обернуться для меня. Конечно же, кастрация, обещанная Долгову, мне вряд ли грозила, но боюсь, что их фантазия не ограничивалась только этим.

— Привет, Шнурок, — радостно сказал Кот. — Как время проводишь?

— А что такое? — заершился Шнурок, выпустив в воздух струю перегара.

— В «Погребке» сидел, — ответил за него пришедший с ним бугай, — все никак идти не хотел.

Значит, пока я ждала его, как дура, в «Русской тройке», он решил на сегодня сменить свои пристрастия и отправился в другой бар. Правда, благодаря ему я уже узнала все, что нужно, и при этом пока не успела нигде «засветиться» и обошлась без физического насилия, которого при встрече со Шнурком скорее всего не удалось бы избежать.

— Ну что скажешь, Шнурок? — продолжал Кот. — Куда браслеты дел?

— Какие браслеты? — недоумевающе спросил Шнурок, явно не понимая, что от него хотят.

— Не строй из себя идиота, — завелся Картофельный, — сам знаешь какие.

— Тихо, тихо, — разрядил накалившуюся обстановку Кот. — Видишь, у человека с памятью плохо. Вот эти браслеты, Шнурок, вот эти самые.

При этом Кот достал из кармана и помахал в воздухе двумя золотыми предметами.

— Ну! — выдохнул Шнурок. — Где взял?

— Это я у тебя хочу спросить, где ты их взял?

— Я???

— Да, ты! — перешел на повышенный тон Кот.

— Слышь, не пудри мозги, — неожиданно вступил в разговор бугай, приведший Шнурка. — Ты скажи лучше, что делал в лесу, пока мы не приехали?

— Действительно, Шнурок, расскажи, — угрожающе вежливо попросил Кот. — Хочу еще раз послушать.

— Я же говорил, что меня чуть не задушила эта чертова баба. А пока в себя пришел, они уже деру дали. — Шнурок понял наконец-то, к чему клонит Кот и в чем хочет его обвинить.

— Сколько времени он был один? — спросил Кот, обращаясь к бугаю.

— Минут десять, — ответил тот.

— Ну что ж, вполне достаточно, чтобы спрятать браслеты, дать бабам уйти, навешать побольше лапши друзьям, чтобы у них уши опухли, а потом делать подарки своей шлюхе.

— Кот, да ты что?! — чуть ли не взмолился Шнурок.

— А ну говори: был у своей бабы сегодня? — резко выкрикнул Кот ему прямо в лицо, словно хотел криком сбить на пол и намертво пригвоздить к нему.

— Ну, был, — неуверенно протянул Шнурок, которому хмельные пары никак не давали прийти в себя.

— Ну а это кто? — показал Кот на меня.

При этих словах сердце несколько раз бухнуло у меня в груди. Шнурок своим поведением сам себя загонял в ловко расставленную Котом ловушку. Мне оставалось лишь убедительно подыграть его подозрениям. Картофельный приблизился ко мне и рывком за плечо поднял вверх. Я болталась в его руках, как тряпичная кукла, лишь промычав что-то неразборчивое и тупо уставившись в одну точку бессмысленным взглядом.

— Не знаю, — почти крикнул Шнурок.

— Ладно. Тогда мы у нее спросим. Долгов, принеси-ка воды как хозяин.

Долгов мелкой трусцой выбежал из комнаты и вернулся через минуту с жестяной банкой из-под консервированных персиков в руке. Содержимое банки немедленно было вылито мне на голову. Правда, в последний момент хватка Картофельного слегка ослабла, я немного качнулась вперед, и вода с остатками персиков, намочив мне волосы, потекла за шиворот. Картофельный развернул меня к себе и бесцеремонно отвесил пару пощечин.

— О-о-ох, — с натугой выдавила я из себя и, тяжело разлепив глаза, обвела осоловевшим взглядом всех присутствовавших по очереди.

— Шнурок… Привет, — безразличным голосом, просто констатируя факт знакомства, сказала я, остановив на нем взгляд. — Дим-ма… А-а, мальчики…

— Ну что, Шнурок, теперь узнаешь? — резко прервал меня Кот. — Это сестра твоей Ритки.

— У нее нет сестры, — отчаянно громко попытался возразить Шнурок.

Но тут я громко икнула и, неловко утираясь от слюны, уверенно-презрительно заявила:

— Это у тебя нет. И никогда не будет.

Не знаю, чем могла бы закончиться эта сцена, но вдруг совершенно неожиданно для меня на помощь мне пришел бугай.

— Не гони волну, Шнур. Я же видел твою Ритку. Она похожа на нее, — произнес он.

Эти слова окончательно похоронили невиновность Шнурка в глазах его подельников. Теперь он мог говорить что угодно — его бы уже никто не слушал. В этот момент я испытала чувство гордости и глубокого удовлетворения мастерством перевоплощения. Когда твои способности оценивают по достоинству, это приятно. Для таких зрителей даже играть — одно удовольствие. «Молодец, бугай», — поблагодарила я его в душе. Но в жизни вместо благодарности я под взрыв виртуальных оваций поклонилась стоящему рядом журнальному столику и выразительно рыгнула.

— Черт! — закричал Долгов и потащил меня в ванную.

В этот момент Шнурок, окончательно загнанный в мышеловку моими словами, предпринял отчаянную попытку спастись.

— Ты сам чего гонишь? — подскочил он к бугаю.

— Сядь, — вмешался в разговор Картофельный.

— А ты заткнись, козел! — сорвался на визг Шнурок.

— Кто козел?! — страшно заревел Картофельный.

Стать зрителем дальнейшего представления мне не довелось. Но, судя по доносившимся до меня из комнаты звукам, там разыгралось представление в лучших традициях западного вестерна. Долгов бросил меня над раковиной и быстро выбежал обратно. Все сложилось как нельзя лучше. Оставалось лишь незаметно сбежать под шумок или испачкать Долгову квартиру так, чтобы он сам вышвырнул меня на улицу. Вдруг звуки борьбы неожиданно стихли.

Еще некоторое время до меня доносилось натужное пыхтение. Затем на мгновение возникла мертвая тишина, и голос Картофельного мрачно произнес:

— Кот! Кажется, мы его кончили.

— Собаке — собачья смерть, — философски выразил свое отношение к происходящему тот.

— Что делать теперь? — спросил голос бугая.

— Выведите его под руки, как пьяного, да заройте где-нибудь в лесу, — раздался в ответ спокойный зевок Кота.

По возникшей возне я поняла, что его приказание было принято к немедленному исполнению, и вскоре входная дверь хлопнула вслед за уходящими.

— Кот, — раздался голос Долгова, — а что с телкой делать?

— Твои проблемы, — бесстрастно ответил Кот.

— Как это? — В голосе Долгова появились ноты отчаяния и страха.

— А так. Ты заварил — ты и расхлебывай. И потом, ты же все еще хочешь быть директором «Лазури»? А то смотри — если передумал, мы найдем тебе замену. Ну что, передумал?

— Нет, — тихим мрачным голосом ответил Долгов.

Теперь его предательство, как и назначенная за него награда, были очевидны.

— Кстати, за тобой должок, — продолжал ленивым издевательским голосом Кот.

— Какой? — удивился Долгов.

— За жениха твоей девчонки. Как там у него со здоровьем-то? А девка демидовская стала поласковее с тобой, когда мы тебе конкурента убрали? — неприятно заржал Кот. — Кстати, пришлось бы тебе хату отдать, если бы товар пропал. Денег ведь таких у тебя нету. Ну да ладно. Увидимся. Считай, что мы тебе почти поверили. Но только не забудь про информацию, которую обещал. Иначе ты нам не нужен. И будет с тобой, как в Турции, у Абдулы.

Дверь захлопнулась. Долгов появился в дверях ванной. Я не теряла времени даром и успела часть ужина из «Русской тройки» выставить на обозрение в раковине как доказательство своей полной невменяемости.

— Ой, Дима, плохо мне. Дай попить, — протянула я жалобным голосом.

Он вышел на кухню, долго возился там, гремя посудой, и наконец появился с большим стаканом, наполненным светло-коричневой пенистой бурдой. Он поднес его к моим губам. Несмотря на большое количество принятого спиртного, я по запаху сразу определила смесь водки и пива, называемой в просторечии «ершом». Он неловко ткнул мне стаканом в зубы и силой запрокинул голову. «Ерш» обильно полился мне в рот, а также по губам и подбородку на шею.

Долгов замер, мысленно провожая каждый глоток адской смеси в мой измученный желудок. Затем торопливо утер мое лицо полотенцем, засунул подушечку жевательной резинки в рот и потащил меня к выходу. Видимо, он решил, напоив меня до бесчувствия, выбросить где-нибудь в ночном городе в надежде, что, очнувшись, я не буду ничего помнить. Чтобы не разочаровывать его, я послушно прикинулась мертвецки пьяной и перестала реагировать на что бы то ни было.

Выйдя из лифта, он усадил меня на ступеньки лестницы, а сам куда-то отправился. Минут через пять раздался звук подъехавшей к подъезду машины. Долгов вытащил меня на улицу и засунул на заднее сиденье. Машина мягко тронулась и поехала по ночному городу. Покружив по пустынным улицам, Долгов остановился у небольшого сквера с густыми деревьями и кустарниками. Воровато озираясь, он выволок меня наружу и усадил на одну из лавочек в тени, в стороне от фонарей. Затем повесил рядом со мной сумочку, быстро оглянулся по сторонам и стремительно заспешил прочь.

Несколько минут я сидела неподвижно, изображая из себя не в меру выпившую и потому неспособную добраться домой девушку. Мой опыт подсказывал мне, что в таких случаях всегда стоит играть свою роль до конца. Особенно если ее тебе навязали. Вполне возможно, что через какой-то отрезок времени Долгов вернется, чтобы посмотреть на меня со стороны, как известно, преступников часто тянет на место преступления. Или ему придет в голову мысль отвезти меня куда-нибудь в другое место.

Я натурально негромко постанывала, как вдруг из темноты неожиданно вынырнул какой-то мужичонка и не очень твердой походкой направился в мою сторону. Поравнявшись со скамейкой, он немного постоял в нерешительности, затем нагнулся, пытаясь заглянуть мне в лицо, воровато повертел по сторонам головой и запустил руку мне под юбку. Несмотря на разыгрываемую мною роль, я хотела тут же, что называется, врезать ему «не отходя от кассы», но уловила звук медленно двигавшейся машины где-то не очень далеко.

Я слегка застонала и через едва приоткрытые веки сумела рассмотреть машину Долгова, остановившуюся в тени дома на противоположной стороне улицы. Мужичонка, услышав мой стон, довольно хмыкнул, несильно похлопал меня по щеке и, подхватив под мышки, поволок со скамейки в кусты. В этот момент я просто всей кожей почувствовала, какую огромную трусливую радость испытал при этом Долгов, наверняка наблюдавший всю сцену из машины. Теперь он мог спать спокойно — в случае чего все, что угодно, можно будет свалить на этого мужичка.

Кусты сомкнулись надо мной. Мужичонка, пыхтя от охватившего его вожделения и путаясь дрожащими пальцами в ширинке, начал расстегивать штаны. Но как только я услышала звук отъехавшей машины, я открыла глаза и коротко ударила своего насильника ребром ладони по горлу. Тот раскрыл от неожиданности рот, выпучил глаза и молча повалился прямо на меня. Я ловко выскользнула из-под него, выбралась наружу, подхватила сумочку и спешно покинула это место.

Было уже далеко за полночь. Я находилась почти на другом конце города от дома. Несколько редких машин, плеснув на меня светом фар, слегка притормаживали и мчались дальше. И мне пришлось, избегая милицейских постов и встреч со случайными прохожими, добираться до дома пешком. Это, конечно, была не самая приятная моя ночная прогулка, но мне доводилось совершать и более тяжелые переходы.

Наконец я повернула ключ в двери тетиной квартиры и потихоньку, чтобы не разбудить ее, на цыпочках проскользнула внутрь. Но моим надеждам не суждено было сбыться: из спальни появилась фигура тети Милы, и раздался ее встревоженно-удивленный голос:

— Женя?! Это ты? Разве ты не за границей? Что с тобой? Ты откуда?

— Из Турции, — лаконично ответила я и, уже не таясь и скидывая на ходу перепачканную одежду, прошла в ванную.

Но моя тетя уже успела привыкнуть к моим частым и неожиданным появлениям в самых необычных нарядах и спокойно ушла спать дальше. Скоро и я блаженно растянулась во весь рост на койке.

Следующее утро началось со звонка Демидову. Было решено встретиться в обед у него дома. Когда я приехала, Демидов и Вика были уже там. Я прошла в комнату, и тут неожиданно за моей спиной раздался звонок. Демидов пошел открывать дверь. Через секунду Вика радостно взвизгнула и бросилась вслед за ним. Я выглянула в коридор. Там стоял Сергей с загипсованной рукой на перевязи и огромным букетом цветов в другой.

— Ой, Сереженька! Как я рада, что ты пришел! — радостно щебетала Вика, повиснув у него на шее.

Увидев эту сцену встречи двух влюбленных, я почувствовала, что глаза мои становятся как у спаниеля и в душе начинает кто-то жалобно и интенсивно поскуливать. Я быстро цыкнула на приблудного щенка и ушла обратно в комнату. Когда эмоциональная часть встречи была закончена, мы собрались все вместе, и я рассказала им все, начиная с моей встречи на пароме.

— Да, не ожидал я такого от Долгова, — задумчиво сказал Демидов, когда я закончила рассказ.

— Не сильно ли он рисковал, даря Вике браслеты? Ведь много чего могло случиться, и тогда бы они были потеряны безвозвратно. Да даже на таможне забрать могли, — сказал Сергей.

— Ну, он же был рядом и, в случае чего, просто забрал бы браслеты обратно. А при желании можно было придать делу огласку. Представьте себе сообщение типа: «Дочь владельца ювелирной фирмы задержана при попытке контрабандного провоза золотого антиквариата». Скандал бы получился неплохой, да и у Александра Георгиевича, думаю, забот бы добавилось после этого. Не очень приятных при этом.

Сергей и Демидов молча согласились, закивав головами.

— Жалко только, что браслеты пришлось отдать, — задумчиво сказала Вика, сидя на коленях Сергея, — они все-таки были такие красивые.

— А почему ты решила, что я их отдала? — игриво спросила я.

— Ты же сама сказала, что отдала, — изумилась Вика.

— Ну да. Отдала. Но кто сказал, что я отдала настоящие?

После моих слов на мгновение разыгралась немая сцена. Для всех. Даже для одинокой мухи, упорно бившейся об оконное стекло. Затянувшееся молчание прервал Демидов.

— Да, Вика, — сказал он. — Настоящие здесь, у меня в сейфе.

Он встал, вышел в другую комнату, вернулся с настоящими браслетами и положил их на столик перед Викой и Сергеем. Комната, кажется, даже посветлела от их блеска.

— Что будем делать с Долговым? — уже деловым тоном, каким обращается подчиненный к начальнику, спросил Сергей.

— Предупрежден — значит, вооружен, — изрек Демидов тоном библейского пророка. — Через него мы подсунем хорошую «липу» нашим конкурентам о будущей сделке. Думаю, они долго не смогут прийти в себя после этого. А Долгова мы просто отпустим. К тому же рано или поздно подмена обнаружится, и спросят скорее всего именно с него. Представляю, какое будет лицо у Абдулы, когда он получит свою подделку обратно!

Мы все дружно представили изумленное лицо турка, оставшегося в дураках, и почти одновременно рассмеялись.

— Папа, — раздался голос Вики, которая в это время держала и рассматривала браслеты, — а что теперь с этим?

— Думаю, что они твои. Ты достаточно пережила из-за них. Да и Сергей, наверное, не будет возражать — ведь это был не подарок, а контрабанда.

Сергей не возражал. Оба ответа явно удовлетворили Вику. Она встала, повернулась ко мне и с полной уверенностью в собственной правоте сказала:

— Женя, ты так много сделала для меня. Я так благодарна и хочу сделать тебе подарок.

При этом она решительно протянула один браслет мне.

— Женя, вы ведь придете к нам на свадьбу? — Она вопросительно посмотрела на меня.

Сергей и Демидов одновременно перевели глаза на меня. Я на секунду задумалась. Я успешно выполнила два заказа, заимела новую подругу и получила роскошный подарок. К тому же не без моей помощи ювелирный рынок города в ближайшем будущем должен был оказаться в надежных руках. Приглашение на свадьбу было отличным финалом для всей истории. В общем, отказаться не было совершенно никакой возможности.

И я согласилась.

Реклама на сайте