«VIP-персона для грязных дел»

Марина СЕРОВА VIP-ПЕРСОНА ДЛЯ ГРЯЗНЫХ ДЕЛ

1

Несколько дней подряд температура воздуха не опускалась ниже тридцати восьми градусов в тени. На ярко-голубом, безоблочном небе огненным шаром пылало солнце. Его жаркие лучи вынуждали все живое немедленно искать укрытие. Для нашего провинциального городка вполне типичный климат середины июля. Приезжие же часто сетовали, что в Африке прохладнее, чем в Тарасове в июле, но они просто не были в Тарасове в августе прошлого года, когда температура в тени доходила до сорока двух.

Я блаженствовала в прохладе кондиционеров в маленьком уютном кафе в центре города у площади Ленина, наблюдая через витринное стекло за людьми, снующими по раскаленной улице. Думать о том, что мне скоро снова выходить в этот ад, вовсе не хотелось. Утренняя пробежка вспоминалась, как нескончаемый кошмар. Несмотря на то что я поднялась в половине шестого, бежать пришлось в душном мареве, понимавшемся от не остывшего за ночь асфальта. Десять километров показались мне двадцатью, однако на завтра я запланировала повторить это истязание, но не потому, что была мазохистской, а потому что понимала, как важны в мой профессии каждодневные тренировки, самоконтроль, сила и выносливость. Ведь я — телохранитель и от меня зависят жизни клиентов.

Улыбчивая молоденькая официантка принесла мне заказанный пломбир с ромом и поинтересовалась, не желаю ли я еще чего-нибудь, какие-нибудь прохладительные напитки или что посущественнее. Я ответила, что если захочу чего-либо, то она будет первой, кто узнает об этом. Забрав поднос, официантка удалилась. Мороженое оказалось на редкость вкусным. У меня даже появилась мысль, а не добавили ли в него настоящего выдержанного рома. Но потом, вспомнив о цене мороженого, я отмела эти предположения. В лучшем случае практически безвредная ромовая эссенция из спирта и уксуса, в худшем — новомодное импортное соединение с труднопроизносимым названием. Семи смертям не бывать — решила я и одним махом прикончила мороженое. Когда я уже начала подумывать о новой порции понравившегося десерта, из сумочки послышалась музыка из фильма «Смертельная битва», возвещавшая, что кто-то хочет со мной поговорить. Я вытащила мобильник, взглянула на дисплей — незнакомый номер. Неужели после недели бездействия долгожданный клиент? От этой мысли в душе поднялась радостная волна. Я ответила.

— Здравствуйте, Евгения Максимовна. Вас беспокоит Владислав Авдеев — директор туристического агентства «Санвей», — раздался в трубке мужской голос. — Мы не знакомы, но мне вас посоветовали как высококлассного телохранителя, и если вас это не затруднит, я хотел бы обсудить с вами мое дело. Мне как раз требуются услуги специалиста вашего класса.

— Можно узнать, кто меня порекомендовал? — осторожно спросила я. Не хотелось бы влезть в западню, устроенную каким-нибудь обиженным бандитом, вышедшим недавно из тюрьмы, или родственниками наемного убийцы, осерчавшими, что я так круто обошлась с ним, защищая жизнь клиента. По роду своей работы мне пришлось многих огорчить. Я разрушила сотни коварных планов, уберегла от неминуемой смерти не один десяток человек. Да и тюрьмы, и больничные палаты благодаря моей помощи, пополнялись с завидной регулярностью.

— Шпаро Анатолий Иванович, директор химкомбината. Помните такого? — ответил мужчина и добавил: — Это мой клиент. Как-то раз он дал мне ваши координаты.

— Если честно, не помню такого, — призналась я, перебрав в уме всех своих знакомых клиентов.

Авдеев попытался описать внешность этого самого Шпаро, но, несмотря на все старания, я не смогла вспомнить личность директора химкомбината.

— Хватит. Я не помню его, — прервала я Авдеева. — Скорее всего я охраняла кого-нибудь из его знакомых или родственников. Вкратце расскажите о своем деле. Кстати, знаете тарифы на мои услуги?

— Нет. Анатолий Иванович говорил, но я не запомнил, — сконфуженно пробормотал директор туристического агенства.

Я назвала сумму гонорара.

— Думаю, подойдет. Да и дело не сложное, — сказал Авдеев. — А вот насчет обстоятельств я хотел бы поговорить с вами лично, скажем, вечером, в половине девятого. В «Горыныче» вас устроит?

— А может, где-нибудь в другом месте? — спросила я, не очень-то мне нравился контингент, собиравшийся в «Горыныче».

— Дело в том, что я уже договорился о столике, а времени в обрез, — заявил Авдеев. — Все вопросы нужно решить сегодня, завтра утром я улетаю в Москву.

— Хорошо, в половине девятого в «Горыныче», — согласилась я. — Как я вас узнаю?

— Я высокий блондин, женщины говорят, что симпатичный, — начал описывать себя Авдеев. Он задумался, а потом выпалил: — Да не умею я этого… Мужик как мужик. Просто назовете свою фамилию при входе, и вас проводят к столику, я там предупрежу на ваш счет кого следует.

— Хорошо, — буркнула я.

— А вы как выглядите? — заискивающе спросил Авдеев.

— Высокая, красивая, темно-каштановые волосы средней длины, голубые глаза. Буду в бордовом платье.

Новоиспеченный клиент попрощался. Я уже собралась положить телефон в сумочку, как он снова издал мелодию, на этот раз «Подмосковные вечера».

— Да, тетя, что у тебя там стряслось? — спросила я любимую тетушку, в квартире которой я проживала вот уже несколько лет.

— Женя, ты обедала? Наверняка нет — затараторила тетя Мила в трубку.

— Я как раз обедаю, — соврала я, — обед из трех блюд: щи, каша с мясом и компот — вкусная и здоровая пища.

— Где ты сейчас видела, чтобы продавали что-нибудь вкусное и полезное? — ехидно поинтересовалась тетя. — Сплошные химикаты и консерванты, да еще генетики что-то там мудрят, скрещивают картошку с колорадским жуком. А ты говоришь «здоровая пища».

— Не волнуйся. Я приду домой и устрою себе второй обед, — пообещала я.

— Женя, переедать вредно, — предупредила меня тетя Мила строго.

— Тетя, я сейчас сойду с ума от твоих разговоров, — пригрозила я ей.

— Не сойдешь, — ворчливо ответила тетя Мила и наконец поведала, зачем звонила. — В доме закончились продукты, мое солнышко. Не могла бы ты заехать в супермаркет на Метизной?

Магазин, о котором говорила тетя Мила, находился в противоположной части города.

— А в другой нельзя? — поинтересовалась я. — Тут рядом с кафе есть «Магнит».

— Нет, только на Метизной, — отрезала тетя. — Там и продавцы у меня знакомые. Тебя узнают и не станут обвешивать и обсчитывать.

— Можно подумать, что меня всегда обманывают в магазинах, — недовольно проборматала я.

— А помнишь случай с колбасой? — не преминула напомнить тетя Мила.

— Тетя, про это мне не напоминай, — застонала я.

Тогда меня ранили, и я была не в лучшей форме, но чтобы скрыть случившееся от тети, я зашла, как и обещала, за продуктами в какой-то ларек на улице. Продавец по внешнему виду, наверное, решил, что я вконец обколовшаяся наркоманка, и, недолго думая, свалил мне в пакет весь залежалый товар. Пакет я оставила на кухне в холодильнике, затем быстро проскользнула в комнату мимо сонной тети и забравшись в постель, притворилась спящей. Тетя решила меня не беспокоить. Она не заметила повязки на бедре, скрытой одеялом, и до сих пор не знает, что меня тогда ранили. Однако утром меня ждала лекция о правильном выборе продуктов на рынке и в магазинах города с демонстрацией содержимого моего пакета. Особенно тетю вдохновляла зеленоватая с плесенью палка колбасы, источающая непередаваемые ароматы испорченного мяса. Позже мне пришлось вернуться в ларек и переговорить с продавцом по душам.

— Женя, слушай в таких делах меня. Ты молодая, неопытная, — продолжала бубнить тетя Мила. — Я же хочу тебе добра.

— Знаю, — вздохнула я тяжело. — Все будет выполнено в соответствии с твоими инструкциями.

Мой ответ удовлетворил тетю Милу. Она продиктовала мне список продуктов, который едва поместился на двух листах записной книжки.

Без сомнения, в магазине я буду почетным посетителем, решила я и, расплатившись за мороженое, отправилась в ближайший «Магнит».

Тетя внимательно проверила сроки годности, пробитые на упаковках принесенных мною продуктов, потом облегченно вздохнула:

— Вот видишь, все в порядке. А пошла бы в другой магазин — обязательно подсунули бы что-нибудь просроченное.

— Угу, — ответила я, ловко очищая тарелку от щей с бараниной. Готовила тетя превосходно. Я же из-за постоянных тренировок все время хотела есть.

Пообедав, я начала размышлять о предстоящем ужине в «Горыныче». Вряд ли враги станут заманивать меня в модное место, чтобы расправиться. Проще устранить человека прямо на улице, у дома или в подъезде. И вообще, не стоит ломать голову всякими теориями, решила я. Если в «Горыныче» меня будут ждать сюрпризы, следует прийти туда во всеоружии.

Я занялась подготовкой «аксессуаров» для предстоящего вечера. Почистила, смазала и зарядила свой револьвер, положила в сумочку электрошок и газовый баллончик. Взгляд упал на набор ножей. «Нет, — одернула я себя мысленно, — в конце-то концов я не готовлюсь к боевой операции в амазонской сельве, а иду на ужин в ресторан».

Заметив на мне бордовое вечернее платье, тетя Мила хитро прищурилась.

— У тебя свидание?

Я обернулась от зеркала и спросила:

— С чего это такие мысли, тетя?

— Кто он? Он симпатичный? — засыпала меня тетя Мила вопросами.

— Если судить по тому, что он мне сказал по телефону, он что-то среднее между Аполлоном и Бредом Питтом, — сказала я с сарказмом, — работает директором туристического агентства. Фамилия Авдеев, зовут Владислав. Еще что-нибудь?

— Возраст? — не унималась тетя Мила. — И где вы познакомились?

— Где, где, — пробубнила я, задумавшись, — на улице.

— Ой, темнишь ты что-то, — протянула тетя, посмотрев на меня долгим взглядом. — А где он живет? Он местный?

— Тетя, такое ощущение, что я в КГБ на допросе шестой ступени, — возмутилась я.

— Что за шестая ступень? — заинтересовалась тетя Мила.

— Шестая ступень вопроса — это доведение допрашиваемого до отчаяния, — пояснила я. — Первая ступень допроса — разговор по душам, вторая — унижение, третья — запугивание, четвертая — повторение, а пятая — обман.

— Ой, нахваталась ты в своей Ворошиловке всякой ерунды, — всплеснула руками тетя Мила. — Его-то хоть не напугай своими разговорами, а то убежит.

— Не убежит, — улыбнулась я хищно, изображая женщину-вамп. — У меня с собой газовый баллончик.

— Ой, Женя, Женя! С таким подходом ты никогда не выйдешь замуж, — покачала головой тетя Мила.

— Все будет хорошо, — пообещала я, чмокнула тетю в щеку и побежала в комнату за сумочкой.

— Не рассказывай ему, чем ты занимаешься, — напутствовала меня напоследок тетя Мила. — Скажи, что ты учительница или лучше бухгалтер. Мужчины любят бухгалтеров.

— С чего это вдруг именно бухгалтеров? — не смогла скрыть я своего удивления и высунулась из комнаты в ожидании ответа.

— У меня подружка была, работала бухгалтером, так у нее от поклонников отбоя не было, — объяснила свою теорию тетя Мила.

— Понятно, — пробормотала я. — Скажу, что я главный бухгалтер. — Сняв платье, я скользнула по нему утюгом, после чего повесила на плечики, а оставшееся до встречи время скоротала, просмотрев парочку новых фильмов из своей коллекции.

Потом тетя Мила приготовила ароматный кофе, и мы вместе, удобно устроившись на кухне, пили его из маленьких фарфоровых чашек, болтая о всякой ерунде.

— Ну, мне пора, — спохватилась я, поглядев на часы. Тетя Мила, вздохнув, начала мыть чашки, а я бросилась одеваться. Солнце медленно клонилось к закату, но особенного облегчения это не принесло. Горячий асфальт пылал жаром. В воздухе, казалось, не было кислорода вовсе.

Мой «Фольксваген» ждал меня на платной стоянке за домом.

К «Горынычу» я подкатила без двадцати девять. Даже несмотря на экстремальную езду, я не смогла выиграть необходимое мне время.

— Что ж, подождет, если ему так необходимы мои услуги, — подумала я, с досадой окидывая взглядом площадку перед рестораном. «Фольксваген» я поставила рядом с навороченным джипом «Чероки» и двинулась к входу.

Ресторан «Горыныч» представлял собой двухэтажное здание, в котором неизвестный архитектор попытался соединить рыцарский замок, собор Василия Блаженного и бревенчатый терем. Над входом возвышалась уродливая четырехметровая фигура трехголового змея с разинутыми пастями, из которых вяло валил дымок.

Ничего подозрительного у входа в ресторан я не заметила. Только перед самым входом стояла старая, кофейного цвета «четверка» с мутными стеклами.

Я замедлила шаг, разглядывая подозрительные «Жигули». Из-за угла здания появился небритый, наглого вида субъект в синем промасленном комбинезоне с потертым портфелем в руке, из которого торчала связка тонких медных трубок. Решительным шагом человек подошел к «четверке» и, открыв багажник, засунул в него портфель. Вслед за субъектом в комбинезоне из-за угла выбежал розовощекий лысый мужчина в дорогом кремовом костюме-тройке и, молитвенно протягивая руки, обратился к небритому:

— Александр Васильевич, вы не могли бы поправить все сегодня?

— Нет, — хмуро бросил небритый и захлопнул багажник.

Проходя мимо странной парочки, я услышала, как лысый в костюме ныл, что, мол, завтра будет поздно и он готов заплатить сколько потребуется. На что небритый ответил:

— у меня нет фреона!

— Ну найдите этот фреон, — вновь заныл лысый.

— Чей ресторан — тот пусть и ищет. Довели холодильные установки до такого состояния, а теперь хнычете, — бросил небритый.

— А вам вообще кто позволил ставить свой рыдван перед главным входом! Вы мешаете клиентам! — вспылил лысый.

Дальнейший разговор я уже не слышала, так как вошла в ресторан. Но смысл мне и так был понятен: в заведении были какие-то проблемы с холодильниками. Небритый — мастер по ремонту, а лысый — директор ресторана или лицо, приближенное к нему.

В вестибюле ресторана я увидела несколько крепких парней с металлоискателями. Ребятки проверяли посетителей на предмет оружия и взрывных устройств. Первая моя мысль была о револьвере в кобуре, который я спрятала на бедре под платьем. Вдруг его обнаружат? Это может стать проблемой.

Меня обогнала пара молодых людей. Парни с металлоискателями проверили лишь кавалера, а девушка преодолела охрану беспрепятственно. Я смело двинулась вперед с обворожительной улыбкой на устах, и все прошло как по маслу.

Пройдя в зал, я поискала глазами высокого блондина атлетического телосложения, жаждущего встречи со мной. Однако меня ждало жестокое разочарование. Из-за столика, приветливо улыбаясь, навстречу мне поднялся низенький полный парень лет тридцати. Наверное, он считал себя высоким.

Я подошла, и молодой человек галантно отодвинул для меня стул. Подскочивший официант подал мне меню.

— Можете звать меня просто Владик, — предложил Авдеев, потягивая сухое вино из бокала.

— Благодарю вас, но я предпочитаю обращаться к нанимателями по имени-отчеству, — ответила я холодным тоном, на что Авдеев пожал плечами, дескать, как знаете.

— Могу порекомендовать королевский салат из кальмаров, коктейль из морского гребешка с рисом в шафрановом соусе — очень экзотическое блюдо, — с жаром заговорил официант, наклонившись ко мне. — Еще из холодных закусок могу порекомендовать «Богатый улов» — сыр, рыба, свежий огурец, немного лимонного сока — очень пикантный вкус. На горячее лучше всего свиная вырезка в клюквенном соусе или мясо по-шотландски, а на десерт «Русская березка» или парфе из шоколада.

— Так, — прервала я официанта, — мне салат «Свежесть», но без майонеза, горячего не надо, а на десерт мороженое с черникой.

— Мороженого нет, но есть молочный коктейль, — нахмурился официант.

— Тогда давайте «Русскую березку».

— А что будете пить? — спросил погрустневший официант.

— Ананасовый сок, — огорчила я его еще больше.

— Вы, наверно, на диете, — подмигнул мне Авдеев. — Хотя, вам с вашей фигурой…

— Я не на диете, — отрезала я, — просто я заказала то, что не портится на жаре.

— Знаете, я думаю, у них есть холодильники, — снисходительно улыбнулся Авдеев, — на дворе двадцать первый век как-никак.

— А у меня предчувствие, что холодильники в ресторане неисправны, — сказала я, напустив на себя загадочный вид.

— Вы что, ясновидящая? — спросил Авдеев, разглядывая меня своими по-детски распахнутыми глазами.

— В моей работе это не лишнее, — заметила я, незаметно бросая взгляды по сторонам. На другой стороне зала пировала компания ребят явно бандитского вида. Остальные посетители выглядели прилично.

Официант принес заказ — мой салат и сок и креветки с огурчиками и зеленью для Авдеева.

— Зря вы отказались, — улыбнулся Авдеев, поглощая креветки, — необычный вкус, я таких раньше не пробовал.

— Я вас предупреждала, — указала я на его вилку с нанизанным на нее ломтиком помидора.

— У меня крепкий желудок, — заверил меня Авдеев и потянулся за бокалом вина. — Знаете, носишься целый день туда-сюда, поесть даже по-человечески некогда… Можно вам предложить бокал вина или, может, водочки за знакомство?

— Нет, спасибо, я за рулем, — ответила я сухо.

Пустая болтовня Авдеева начинала меня утомлять. Мне не терпелось перейти непосредственно к делу.

— Вы такая печальная, у меня прямо сердце разрывается, — весело подмигнул Авдеев, — как заставить вас улыбнуться?

— Расскажите о своем деле, и я буду смеяться до колик в животе, — съязвила я, отодвигая салат.

— Хм, наверное, ваша работа, наложила на вас свой отпечаток, поэтому вы такая серьезная, — с умным видом изрек Авдеев, изучая на свет вино в бокале, — хорошо, — поспешно добавил он, — если вы настаиваете, перейдем к делу. У меня есть друг Антон. Мы вместе учились в школе, потом пошли каждый своей дорогой — я в туристический бизнес, он занялся металлом, но мы продолжали иногда видеться — ну там ресторан, сауна, шашлыки на природе. И вот последний раз сидим в ресторане, а он мне говорит, что недавно на его отца, похоже, было совершено покушение.

— Что значит «похоже, было»? — спросила я.

— Ну, как-то неясно все до конца, — замялся Авдеев. — Антон говорит, что отец сидел дома с соседом, потом они решили выйти на улицу. Отец Антона задержался на минуту, а когда вышел, сосед лежал в подъезде с проломленной головой и с вывернутыми карманами. Если бы они вышли вместе, то наверняка убили бы обоих.

— Банальное ограбление. — высказалась я. — Почему возникла версия, что это покушались именно на жизнь отца Антона?

— Дмитрий Иванович заметил, что за ним с некоторых пор следят бандиты. Отец Антона раньше работал в КГБ, поэтому обнаружить слежку для него не составляет труда. Так, по крайней мере, говорит Антон, — пояснил Авдеев, искоса наблюдая а официанткой, суетящейся за соседним столиком.

— Интересно, чем же занимается отец Антона, что за ним устроили слежку бандиты? — спросила я.

Мой собеседник нехотя перевел взгляд с ног официантки на меня и ответил:

— Дмитрий Иванович антиквар, собирает всякую старину. Антон говорит, что у старика раритетов в квартире на несколько миллионов долларов.

— Ясно, — пробормотала я.

— Евгения Максимовна, может, перейдем на «ты»? — мягко предложил Авдеев, строя мне глазки.

— Нет, не стоит, — охладила я его пыл, — я с клиентами на «ты» не перехожу.

— Минуточку, — воскликнул Авдеев радостно, — фактически вашим нанимателем будет отец Антона или сам Антон. Я лишь поспособствую вашему воссоединению, и, таким образом, нам ничто не помешает насладиться прекрасным вечером.

— А ваша жена тоже не будет против? — небрежно спросила я.

Авдеев удивленно заморгал, но затем, справившись с замешательством, натянуто хохотнул:

— Какая жена? Я свободен, как ветер.

— А вот это ваше движение. — Я показала, как Авдеев по привычке во время разговора крутил большим пальцем левой руки несуществующее обручальное кольцо на безымянном пальце правой руки. — Не хватает привычного украшения на пальчике? Верно?

— А если я развелся, — с наглым видом, не желая признавать поражение, заявил Авдеев.

— Разведенные мужчины не выглядят так, как вы, — сказала я с расстановкой и добавила: — И не носят фотографию жены и детишек в бумажнике.

Краем глаза я видела, как дернулась рука Авдеева в стремлении проверить целостность бумажника, однако директор турагенства вновь успокоился и нацепил на лицо нагловатую улыбочку.

— Откуда вы знаете, что у меня в бумажнике? — проговорил он, откинувшись на стуле.

— Женская интуиция, — сказала я, глядя ему прямо глаза. — Если вам нечего скрывать — продемонстрируйте мне содержимое своего бумажника.

— А не слишком ли это будет? — прищурился Авдеев.

— Предлагаю забыть последнюю часть нашего разговора, — примирительно сказала я. — Сосредоточимся на деле, а не на посторонних предметах.

— Сосредоточимся, — охотно кивнул головой Авдеев.

— Скажите, Владислав, кроме подозрений отца Антона, было ли что-нибудь, что указывало бы на то, что жизни старика угрожала опасность? — спросила я незадачливого плейбоя. — Я берусь только за серьезное дело.

Помолчав и как бы нехотя Авдеев заговорил:

— Когда я с ними разговаривал по поводу случившегося, у меня сложилось впечатление, что отец Антона что-то скрывает, недоговаривает. Возможно, он даже знает, кто на него покушался, и хочет разобраться сам, считает себя крутым — в семьдесят-то лет. И Антон весь в него — «Мы сами разберемся». — Он грустно улыбнулся и добавил: — Моя интуиция подсказывает мне, что они доиграются в суперменов.

— Великолепно, — подвела я итог, — то есть вы хотите, чтобы я работала на людей, которые ни за что не хотят слышать о помощи посторонних и меня, вероятно, даже на порог не пустят.

— Это я беру на себя, — самоуверенно заявил Авдеев, — я умею убеждать.

К нашему столику не спеша, вразвалочку направился слоноподобный громила.

«Ну, начинается», — подумала я с досадой.

— Что, красавица, потанцуем, — обратился громила ко мне хриплым басом.

— Девушка не танцует, — напыжился Авдеев, стремясь произвести на меня впечатление своей беспримерной храбростью.

— Я не с тобой, чмо, разговариваю, — процедил сквозь зубы бугай, стискивая своими жирными пальцами-сардельками мое плечо.

Авдеев опасливо скосил глаза на охранников у входа в зал. Те даже не смотрели в нашу сторону.

— Отпусти ее, или пожалеешь, — угрожающе произнес Авдеев, багровея. В его голосе стали заметны признаки паники.

— Я потанцую с ним! — сказала я Авдееву. — Мне не так много осталось жить, не отказывай мне в последней радости, — проговорила я тихо, а потом, приветливо улыбнувшись жирному отморозку, пропела нежным голосом: — Пойдемте танцевать, прекрасный юноша.

Юноша замер, нависнув надо мной мрачным утесом. Его хватка заметно ослабла. Сбитый с толку Авдеев, глядя на нас, силился понять, что же происходит.

— Я че-то не понял, красавица. Ты че, копыта собираешься откинуть? — медленно произнес бандит.

— Я путешествовала по Африке и от обезьянки заразилась спидоносной проказой, — сказала я, печально потупив взор. — Но не волнуйся, после танца протрешь руки концентрированной хлоркой и не заразишься, наверно. — Для достоверности я пустила слезу, вспомнив, как на первом курсе Ворошиловки на тренировках по сверхизнурению я показала второй результат, а первой стала эта стерва Катька.

Бандит отдернул от меня руку и с ужасом несколько секунд созерцал свою пятерню, потом посмотрел на меня, как на демона смерти, не в силах вымолвить ни слова.

— Не волнуйтесь, СПИД же не передается через прикосновения, а это практически то же самое, что и СПИД, только еще внутренние органы разлагаются, — попыталась я его успокоить.

Проходивший мимо официант, услышав наш тихий разговор, выронил из рук поднос с тарелками прямо на пол.

— Да ты что ж, сука, — задушенно проговорил громила, потрясая «зараженной» рукой, и бросился вон из зала. Я села на место с чувством глубокого удовлетворения.

— Про спидоносную проказу вы, конечно, пошутили? — с неуверенной улыбкой спросил Авдеев. — Такой болезни не существует.

— Нет, — спокойно ответила я, — я не шутила. Это был тактический ход, чтобы избежать драки. Видите тех приятных молодых людей с короткими стрижками за столиками рядом с пальмой, — кивнула я в сторону шумной компании, — наш крупногабаритный друг один из них. Глядя на их лица, можно предположить, что дело могло закончиться стрельбой, вот и пришлось соврать.

— А вас не волнует репутация спидоносицы? Тарасов-то городок небольшой, — спросил Авдеев, с неприязнью разглядывая недоеденные креветки.

Я была настроена оптимистично, поэтому ответила:

— О репутации не волнуйтесь. Бандюган будет молчать, что дотронулся до больной СПИДом, а официант не раскроет рта, чтобы не лишиться работы. Как думаете, много ли будет в ресторане посетителей, если пройдет слух, что его посещают ВИЧ-инфицированные? Для глубинки СПИД и чума — одна сатана.

Авдеев, подумав, согласно кивнул.

— Полагаю, вы правы на этот счет. — Посмотрев на меня, он криво улыбнулся. — Знаете, когда вы встали, я подумал, что сейчас начнется демонстрация приемов карате. Пара ударов — и громила валяется на полу с разбитой рожей. Что-то типа того…

Наблюдая за приближающимся к нашему столику лысым типом в кремовом костюме, которого сопровождал испуганный официант, я сказала: — У моего папаши-генерала был друг, он занимался подготовкой инструкторов всех силовых ведомств. Так вот, про телохранителей он как-то сказал, что в первую очередь телохранитель должен уметь предотвратить опасность, причем незаметно для окружающих. Когда дело доходит до стрельбы и рукоприкладства — это позорная двойка телохранителю.

— Черт, у меня из-за этого борова весь аппетит пропал, — пожаловался Авдеев, украдкой поглядывая на возвратившегося в зал бандита.

— Я попрошу вас покинуть наш ресторан, — раздался рядом с нами тихий, но непреклонный голос.

Я спокойно посмотрела на лысого в кремовом пиджаке и отвернулась. Авдеев же встрепенулся от его слов, словно ужаленный.

— С какой это стати? — Голос Авдеева был полон негодования. — Я уже тридцать пять минут жду свой заказ, и после этого меня еще гонят взашей!

— Если вы не уберетесь по-хорошему, я позову охрану, — предупредил нас лысый. Официант испуганно пялился то на нас, то на своего шефа, ожидая развязки неприятной ситуации.

— А что сделает с нами ваша охрана? — невинно поинтересовалась я. — Ко мне, например, применять рукоприкладство категорически не советую. При моей болезни легко открывается кровотечение. У вас тут все будет в моей крови, и завтра можете менять вывеску своей забегаловки на «загубленную дыру», потому что к вам все равно больше никто нос не покажет.

Скрипя зубами и пританцовывая на месте от бессильной злобы, лысый позволил нам закончить трапезу. Официант, обслуживающий соседний столик, старался не дышать, делал все быстро, а потом несся прочь галопом. Кое-как доев горячее, Авдеев отказался от десерта, посмотрел на часы и предложил немедленно поехать к Антону.

— Владислав, не поздно ли? Уже почти десять, — спросила я.

— Нормально, он меня ждет. Я обещал перед отъездом заехать к нему попрощаться, — отмахнулся Авдеев. Познакомлю вас с ним, поставлю, так сказать, перед фактом.

Авдеев расплатился по счету, и на моем «Фольксвагене» мы поехали к Антону. По дороге Антон попросил притормозить у супермаркета. Вернулся он с пакетом, из которого торчала бутылка коньяка и палка копченой колбасы. Внутри была еще какая-то закуска и две бутылки минеральной воды. Одну из бутылок «Нарзана» он протянул мне, а вторую взял себе. С надеждой посмотрев на меня, спросил:

— Есть открывалка?

— Нет, — ответила я и, бросив свою бутылку на заднее сиденье, завела двигатель.

Вздохнув, Авдеев достал из внутреннего кармана пиджака обручальное кольцо, водрузил на палец, а затем лихо открыл им бутылку.

— Эти креветки как-то не пошли, — виновато улыбнулся Авдеев? сделав глоток, поморщился. — Здесь направо.

Я послушно свернула с проспекта. Мы очутились на узкой улице с односторонним движением, забитой машинами, оставленными своими хозяевами на ночь. Лицо Авдеева между тем покрылось бисеринками пота. Он торопливо опустил боковое стекло, сославшись, что ему нечем дышать, сделал еще один глоток из бутылки и, снова поморщившись, буркнул:

— Наверное, все чертова жара.

Я свернула, повела машину вдоль городского парка.

— Останови! — резко вскрикнул Авдеев, побелев, словно мел, и, лишь только «Фольксваген» остановился, мой новый знакомый молнией кинулся в заросли карагача.

Проверив аптечку в багажнике, я нашла то, что искала, — таблетки активированного угля. Кому-то это сейчас очень пригодится.

Вернувшийся Авдеев сильно смахивал на зомби: вытаращенные глаза, черные круги под ними. Извинившись, он прополоскал рот остатками минералки, со злостью швырнул пустую бутылку в кусты и сел в машину.

— Не понимаю, что со мной? — произнес Авдеев с недоумением.

— Испорченные морепродукты. В частности, креветки, — сказала я будничным голосом, — обычное пищевое отравление, — и протянула упаковку таблеток? — это активированный уголь. Выпейте сразу штук десять. Минералка на заднем сиденье.

— Да я уже в норме, — начал Авдеев отбрыкиваться, но фокус не удался. Я почти силой накормила его углем, и мы, наконец, добрались до места.

— Может, отложим переговоры до завтра? — предложила я Авдееву, который, немного пошатываясь, пошел к подъезду элитного дома, расположенного в самом центре города, с видом на набережную.

— Какой завтра, — проворчал Авдеев, — завтра я буду за тысячу километров отсюда.

Я поставила машину на сигнализацию и поспешила за ним.

— Антоха, отворяй ворота! — заорал Авдеев в домофон так, что залаял бультерьер, запертый на балконе второго этажа.

— А что это за хрен с горы ломится ко мне посреди ночи, — приветливо прорычал мужской голос из домофона, — вот щас выйду и рога обломаю.

Авдеев? нисколько не смутившись приемом, вытащил из пакета бутылку коньяка и демонстратино помахал ею перед видеокамерой.

— Ну ладно, заходи, — смягчился говоривший.

Дверь тихо открылась. Я поднялась по ступенькам и вошла в подъезд вслед за Авдеевым.

— Вы всегда так мило общаетесь со своим другом? — спросила я у него.

— Да это мы так шутим. Не обращайте внимания, — сказал Авдеев, поднимаясь по ступенькам на площадку первого этажа.

Антон оказался высоким, кареглазым, с наметившимся брюшком парнем одного возраста с Авдеевым. Светлые, коротко стриженные волосы, простое, с крупными чертами лицо, я бы даже сказала «совковое». Он встретил нас в одних боксерских трусах. На шее болталась толстая золотая цель с массивным крестом.

Бандит или близок к этому, решила я с первого взгляда.

— Вадик, да ты… нехороший человек, не мог сказать, что придешь не один, — возмутился Антон, пожирая меня глазами.

— Евгения Максимовна, это мой старинный друг Антон, прошу любить и жаловать, — представил мне своего друга Авдеев и, тронув меня за плечо, напыщенно произнес: — А это, Антоха, легендарная Евгения Максимовна Охотникова, телохранитель экстра-класса, про которую я тебе столько рассказывал.

— Да не может быть, — нахмурившись, пробормотал Антон, разглядывая меня еще пристальнее, чем в первый раз. — Я-то думал, там какая-нибудь культуристка, стриженная под машинку, с лицом, как у мужика, а вы просто…

Он не мог подобрать слов, поэтому я закончила за него:

— Сногсшибательная, неземная, луноликая…

— Владеет всеми видами оружия, черный пояс по карате.

— Не черный пояс, а пятый дан, — поправила я Авдеева.

— Хватит трепаться, пошли в хату, — скомандовал Антон и потащил нас в квартиру. — Ты че, Владик, сегодня уже квасил, что ли, без меня? Какое-то у тебя лицо начитанное, — поинтересовался Антон у Авдеева в коридоре. Авдеев поклялся, что вел трезвый образ жизни весь световой день. — Проходите в зал, — сказал Антон, сам же смотался на кухню за стаканами и столовыми приборами для закуски.

— Вы не замужем? — вдруг ни с того ни с сего спросил Авдеев, плюхнувшись на диван.

— Не ваше дело. Что это за вопросы такие еще? — грозно спросила я.

— Значит, не замужем. Хорошо! — развязно произнес Авдеев.

Я уже хотела высказаться по этому поводу, но в комнату вернулся Антон с маленьким столиком на колесиках. Мигом накрыли нехитрый стол. Авдеев откупорил бутылку коньяка, и мы выпили за знакомство — они коньяк, а я минеральной воды.

— Знаете, Евгения Максимовна, — обратился ко мне Антон подчеркнуто вежливо, — я уже говорил вот этому придурку, — он показал рукой на Авдеева, — что нам услуги телохранителя не требуются, но он упрямый как черт и продолжает гнуть свое.

— Может, ваш друг и прав, ведь произошло убийство, — заметила я осторожно.

— Я могу сам за себя постоять и отца сумею защитить, — с гордостью сказал Антон, разливая по второй.

— Мне чуть-чуть, а то с желудком жуть что творится, — жалобно попросил Авдеев, вырвав свой стакан. Повернувшись ко мне, он заговорщицки зашептал: — Не слушай этого засранца. Завтра он позовет и попросит вас заключить с ним контракт. Обещаю, — и подмигнул Антону.

— Ну ты меня достал, — вздохнул Антон, сверля друга тяжелым взглядом.

— Можете сейчас ехать домой, — демонстративно продолжал шептать мне Авдеев, — а завтра готовьтесь приступить к своим обязанностям.

Я пожала плечами — хорошо. Позвоните завтра — отлично, а не позвоните — не беда, у меня клиенты в очередь выстраиваются.

Нагло взяв на себя роль хозяина, Авдеев проводил меня до двери, а сам вернулся продолжать вакханалию. На то, что завтра мне позвонит Антон, я надеялась слабо, но зато не сомневалась, что по приезде домой меня ожидает жестокий допрос. Тетя не успокоится, пока не выведает все о моем кавалере. В голове мелькнула трусливая мысль не ночевать сегодня дома, однако я отбросила ее и решила сказать тете, что кавалер скончался прямо в ресторане, объевшись креветками. Вероятно, это избавит меня от дальнейших мучений. «Фольксваген» завелся с пол-оборота, и я покатила по ночным улицам города домой.

2

Удивительно, но Антон правда позвонил на следующий день, ближе к вечеру, и предложил встретиться со мной на квартире его отца незамедлительно. Адрес он продиктовал. Я сказала, что уже еду, и вылетела из квартиры.

— Ты даже не поела, — крикнула мне вдогонку тетя Мила.

Но мне было не до еды. Наклевывалась интересная и денежная работа. Нужно было ковать железо, пока горячо.

Отец Антона жил в старом четырехэтажном здании дореволюционной постройки. Поднимаясь по лестнице на третий этаж, я поняла, что дом не так плох, как кажется на первый взгляд. Добротная кладка, стены и потолки без трещин и плесени, лестница из гранитных плит с широкими ступенями. Наверное, раньше дом принадлежал какому-нибудь графу или богатому промышленнику. У стальной двери я замерла в нерешительности. Звонка не было, однако меня внимательно изучала камера наружного наблюдения, прикрепленная над дверью.

— Евгения Максимовна Охотникова, мне назначено, — на всякий случай сказала я в камеру. Никакого результата. Приглядевшись, я все же нашла кнопку звонка, замаскированную на двери, и позвонила.

«Может, меня не ждут», — подумала я, когда прошла еще одна минута томительного ожидания. В голову полезли всякие мысли: я не расслышала адрес, перепутала время встречи. А может, звонок не работает? Я еще раз нажала на кнопку и, не отпуская, постаралась уловить трель звонка, однако стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь шумом листвы за выбитым оконным стеклом подъезда. Одно из двух — либо квартира снабжена потрясающей звукоизоляцией, либо звонок действительно испорчен. И тут дверь неожиданно распахнулась, едва не задев меня. За ней оказалась высокая дородная женщина лет пятидесяти, с короткой стрижкой и сердитым лицом. Я резко отдернула руку от кнопки.

— И чего поднимать такой шум? В квартире глухих нет, — сурово сказала женщина, сдвинув брови. Ее беспокойные карие глаза бесцеремонно изучали меня.

— Если не глухие, что не открывали? — спокойно спросила я.

Женщина приготовилась ответить, однако ее опередил голос из глубины квартиры.

— У нас тут строгие меры безопасности, практически военное положение. — За спиной женщины показался Антон. На его губах играла грустная улыбка. — Валерия Евгеньевна, это ко мне, я же предупреждал, — обратился он к женщине. Лицо той приобрело виноватое выражение. Она взглянула на меня так, словно искала союзника, повернулась к Антону и виновато сказала: — Дмитрий Иванович мне строго-настрого приказал не пускать в квартиру никого постороннего и даже не открывать дверь.

— Проходите, Евгения Максимовна. Я познакомлю вас со своим отцом, — радушно предложил Антон, оттесняя женщину в глубь коридора. Закрывая дверь, Антон пояснил, что Валерия Евгеньевна домоработница его отца.

Я разулась, женщина подала мне какие-то стоптанные шлепанцы. Я хотела отказаться, заявив, то не стоит беспокоиться, но домоправительница огорошила меня заявлением:

— Надевайте, надевайте, без тапок нельзя. Дмитрий Иванович не любит, когда по его коврам ходят босыми ногами. Они от этого быстрее пачкаются.

— Не знаю, какие к вам обычно гости приходят, только лично я мою ноги каждый день.

Антон негромко хмыкнул, а Валерия Евгеньевна от моего замечания недовольно поджала губы. Мое же внимание сосредоточилось на одной странности. В прихожей на стене были прикреплены четыре вешалки для одежды, еще две стояли прислоненные к стене, между тем как сама одежда, которой надлежало висеть на крючках, кучей валялась на тумбочке. Проследив за моим взглядом, Антон пояснил: — Это антикварные, отец над ними трясется. Вот та, светлая, отделана слоновой костью и серебром, а черная, где крючки в виде голов носорога, — бронзовая, конца восемнадцатого века. Отец повесил вешалки на стену, чтобы клиент мог видеть, как они будут выглядеть в его квартире.

— Вы тоже во всем этом разбираетесь? — поинтересовалась я, разглядывая диковинные предметы. Самой мне больше понравилась вешалка из красного дерева. Ее украшали вырезанные из дерева бутоны роз и листочки.

— Честно сказать, я в этом антиквариате полный профан, — признался Антон, увлекая меня прочь от вешалки. — Просто отец постоянно твердит «не вешай одежду, она конца восемнадцатого» и «не дотрагивайся, это слоновая кость» — вот и запомнил.

Валерия Евгеньевна свернула к кухне, а мы вошли в большую гостиную, чудовищно захламленую разными вещами. В комнате оставалось небольшое свободное пространство, где посередине стоял дубовый стол на массивных ножках и два кресла. Я загляделась на великолепную хрустальную люстру под потолком, напоминающую гигантский алмаз со множеством мельчайших граней.

— Здрасте, здрасте. Так это и есть наша героическая телохранительница, — раздался за спиной чуть дребезжащий голос. — Не слишком ли вы юны для такой работы, барышня?

Я вздрогнула. Повернувшись, я увидела в одном из кресел хозяина квартиры.

— Нет, в самый раз. В КГБ отправляли на смерть девушек и помоложе, — сдержав эмоции, ответила я спокойно.

Говоря это, я изучала старика. Крепко сбитый, седые волосы зачесаны назад, как у Сталина, круглое, лоснящееся лицо практически без морщин. Не верилось, что Дмитрию Ивановичу за семьдесят, самое большее — шестьдесят.

— Стало быть, вы работали в комитете? — задумчиво спросил отец Антона. — И сколько времени?

Не успела я ответить, как на меня обрушалась целая лавина вопросов: где жила? С какое по какое время? Где училась? Когда закончила? Какого характера задания выполняла в комитете? Когда уволилась со службы? Кто родители? Семейное положение и все в том же роде.

Старик хорошо знал свое дело. Вопросы чередовались так, что слабо подготовленный человек, если он говорил неправду, сам бы выдал себя с головой и ничего не заметил. Ворошиловку Дмитрий Иванович презрительно окрестил Институтом благородных девиц. Спорить с ним я не стала, потому что понимала всю бесполезность подобного занятия. Такие люди, как Дмитрий Иванович, считают, что прожили достаточно долго и теперь имеют право навязывать всем своем мнение, и не терпят, когда им перечат. Я расслабленно сидела в кресле, чуть подавшись вперед, руки на подлокотниках, и делала вид, что с жадностью внимаю словам старика.

— Демократы хреновы, развалили страну. А раньше, при Союзе, КГБ весь мир вот где держал, — решивший сделать краткий экскурс в историю, Дмитрий Иванович показал мне сжатый кулак. — Мы американцев били на всех направлениях. Эти сволочи даже своей тени боялись. А что теперь? А? Я вас спрашиваю? — Задав вопрос, Дмитрий Иванович свирепо посмотрел на Антона. Тот, развалившись на диване, судя по звукам, играл в какую-то игру на мобильном телефоне. — Видите, Женя, во что превратилось нынешнее поколение. Уткнулся в телефон, и ничего больше не надо, — сказал Дмитрий Иванович с горечью, а поскольку Антон никак не отреагировал на его слова, разъяренно закричал: — Антон, мать твою так, подними свою задницу и посмотри, на чем ты сидишь!

Антон, оглянувшись, вскочил и посмотрел на диван под собой.

— Я думал, это покрывало, — виновато пробормотал он.

— Покрывало, покрывало! — завопил Дмитрий Иванович, подскочив к Антону. — Гобелен конца семнадцатого века. Покажи мне человека в здравом рассудке, который будет протирать своим задом вещь стоимостью в несколько тысяч долларов. Это ж из Зимнего дворца!

Со смертельной обидой на лице Дмитрий Иванович выхватил с дивана отрез материи, сложенный в несколько раз, и бережно переложил его на стол, где и без того все было завалено различными вещами. Здесь были и какие-то старинные иконы, и шкатулки, и статуэтки, стопки пожелтевших писем и открыток, наверное, столь же ценных, как гобелен. Сначала я подумала, что если старика так волнуют эти вещи, то почему бы их не убрать, например, в шкаф, чтобы на них никто не сел. Однако, оглядевшись, поняла, что все шкафы и сундуки уже забиты под завязку, поэтому остальное, что не влезло, просто навалено кучами вокруг.

— Видите, вырастил на свою голову, — указал он на Антона, вновь опускаясь в кресло.

— Бать, да ладно тебе! Не позорь перед людьми, — недовольно воскликнул Антон.

— А вот и чай! — радостно объявила Валерия Евгеньевна, входя в комнату с подносом, на котором стоял чайный сервиз из серебра. Она остановилась в нерешительности, не зная, куда его поставить.

— Антон, принеси с кухни табурет! — приказал раздраженный Дмитрий Иванович и, позабыв обо мне, уткнулся в диковинного вида вещицу из белого, местами почерневшего металла. Предмет напоминал изящный браслет, в который вкручивался винт, с одной стороны снабженный барашком, а с другой — трезубцем. Напротив трезубца в браслете имелся круглый шип, а еще сбоку зачем-то была приделана серповидная пластина.

«Наверное, средневековое орудие пыток», — решила я и поинтересовалась назначением прибора у Дмитрия Ивановича.

Глянув на меня поверх очков, старик ухмыльнулся:

— Что, сами догадаться не смогли?

Я покачала головой, и Дмитрий Иванович пояснил:

— Это приспособление для чистки яблок, очень популярное в начале девятнадцатого века в богатых домах. Если господа хотели отведать яблочко, они элегантно насаживали его на шип, сверху вонзали трезубец и вращали плод барашком, в то время как боковая пластина снимала кожуру. Тогда это считалось большим техническим достижением. — Посмотрев на приспособление через очки, он тяжело вздохнул. — Эх, жаль, вся позолота слезла. Это здорово понизило его цену.

— Но позолоту легко можно восстановить, — предположила я.

Дмитрий Иванович посмотрел на меня снисходительно, как на полоумную, и мягко спросил:

— Позвольте, и кому она тогда будет вообще нужна?

Я промолчала, потому что не знала, что ответить. Спас положение Антон, вернувшийся с кухни. Он принес массивный деревянный табурет на трех ногах, и топтавшаяся с подносом Валерия Евгеньевна наконец смогла опустить на него поднос. Пока домработница разливала чай, Антон сбегал и принес вафельный торт.

— Забыл совсем, бросил у порога, — виновато улыбаясь, произнес Антон и перед тем, как сесть на диван, на всякий случай посмотрел, нет ли там чего.

— Вечно покупаешь всякую дрянь, — проворчал Дмитрий Иванович, пододвигая кресло к импровизированному чайному столику.

Валерия Евгеньевна налила старику чай в стакан с подстаканником, как в поездах, с одной лишь разницей, что подстаканник выглядел очень солидно — с печатью в виде двуглавого орла и датой ниже — тысяча девятьсот первый год.

— Валерия Евгеньевна, отрежьте-ка мне этого безобразия, — попросил Дмитрий Иванович, рассматривая торт.

Антон с мрачным лицом сам взял себе чашку, а мне, хоть я и не просила об этом, чашку подала домоправительница.

— Большое спасибо, — выдавила я, и Валерия Евгеньевна, удовлетворившись, села на диван рядом с Антоном. Тот, перед тем как пить чай, осторожно поднес чашку к носу, понюхал напиток и лишь потом сделал глоток.

— Если не секрет, Дмитрий Иванович, чем вы занимались в КГБ? — спросила я, а сама тоже незаметно понюхала чай. Никаких подозрительных запахов я не почувствовала. Чай был мутный, почти без вкуса. Я сделал один маленький глоток и больше к напитку не притронулась.

— Если вам интересно, то скажу, что занимался предметами искусства и драгоценностями, — ответил Дмитрий Иванович, прожевав кусочек торта и запив его чаем. — Вас еще что-нибудь интересует?

— Нет, — ответила я, — просто подумала, что вы, наверно, хорошо разбираетесь во всех этих вещах. — Я жестом показала на окружающую обстановку.

— Еще бы. Коллекционировать антиквариат — это тяжелый труд.

— Батя всю жизнь занимается стариной, — влез в разговор Антон, — знаете что…

— Обожди, — осадил его отец и, поглядев на меня с хитрым прищуром, сказал: — Давайте лучше поговорим о цели вашего визита. Если вы собираетесь работать на меня, то должны четко уяснить: мои приказы выполняются быстро и без всяких возражений. Если что-то порисходит не так, я начинаю сердиться, а когда я сержусь, всем лучше быть подальше от этого места.

— Уже уяснила, — покорно заявила я, — но согласитесь, в работе телохранителя могут быть свои нюансы. В некоторых ситуациях вы могли бы прислушаться и к моему мнению.

— Ну, не знаю, — скривив губы, протянул Дмитрий Иванович недовольно, — вряд ли вы в свои годы можете знать больше меня.

Я промолчала, а старик, подумав, сказал:

— Ладно, насчет вас я приму решение завтра. Мое ремесло опасно, и телохранитель мне не помешает, особенно в свете последних событий. Ждите моего звонка. Независимо от решения, я вам позвоню.

Я поняла, что встреча закончена, и засобиралась домой. Антон выразил желание проводить меня. Вместе мы вышли из подъезда и остановились у моей машины.

— Знаете, вы ему понравились, — просветил меня Антон, — другого на вашем месте он просто бы вышиб пинком под зад.

— Очень польщена, — с иронией сказала я, — жаль только насчет моей работы ваш папа высказался несколько туманно.

— Ерунда, — махнул рукой Антон, — считайте, что вы уже приняты. За слова я отвечаю. Только не знаю, долго ли вы выдержите. Мой отец такая… — он запнулся, — в общем, не подарок.

— Я успела заметить, — сказала я. — За «вредность» клиента к моей обычной плате необходима добавка. Как вы на это смотрите? Скажем, еще процентов двадцать.

Антон задумался. Я выжидала, надеясь, что он откажется, потому что у меня в связи с предстоящей работой было нехорошее предчувствие. Мне не понравился ни дом, ни хозяин, но просто так отказаться от работы я не могла.

— Попробую утрясти этот вопрос, — после некоторого молчания сказал Антон.

Что ж, у меня не было выбора. Мы попрощались, и я поехала домой.

3

Звонок Дмитрия Ивановича застал меня без пятнадцати семь в душе. Мелодия «Смертельной битвы» вырвала меня из мира грез. Открыв глаза, я отключила воду и взяла со столика мобильник.

— Я надеюсь, вы не спали? — спросил Дмитрий Иванович голосом, в котором слышалась издевка.

— Нет, я в это время никогда не сплю, — огорчила я старика.

— А у меня вообще бессонница, почти не сплю, — признался Дмитрий Иванович со вздохом. — В общем, я еще раз посоветовался с сыном, вы приняты на работу. Приходите сегодня к восьми ко мне на квартиру и приступайте к своим обязанностям. Будете жить у меня. Я выделю вам отдельную комнату. Мне не с руки вызывать вас по телефону и ждать, пока вы приедете, если вдруг я захочу выйти куда-нибудь. Надо, чтобы вы всегда были рядом. Внутри квартиры ваши услуги мне не потребуются, так что, пока вам нечего будет делать, займетесь домашней работой: мытьем посуды, уборкой, стиркой.

— Что вы сказали? У меня, наверно, что-то со слухом? — удивленно произнесла я. Внутри медленно поднималась волна ярости.

— А что вы хотите? Деньги-то вам будут капать каждый час, — нагло продолжал Дмитрий Иванович.

— Я телохранитель, а не домработница. До свидания! — сказала я в трубку и отключила связь.

«Какой наглец!» — подумала я и вновь включила воду. Не прошло и пяти минут, как мобильный опять заиграл мелодию, установленную на незнакомый номер. Я схватила трубку с намерением высказать мерзкому старикашке все, что я о нем думаю, но это оказался Антон.

— Евгения Максимовна, извините отца. Он мне только что позвонил и передал ваш с ним разговор. Понимаете, старый человек уже не соображает, что говорит.

— Короче! — прервала я Антона.

— Приступайте к своим обязанностям и не слушайте всякой ерунды, что он будет вам говорить. Платить деньги буду я сам, как договорились.

— Договаривались вчера, сегодня цена другая, — с металлом в голосе сказала я.

Возникла продолжительная пауза. Придя в себя, Антон произнес:

— А вы круто обращаетесь с людьми. Я это уважаю. Короче, я согласен.

«Черт, наверно, его действительно припекло, если он так цепляется за меня, — подумала я, а вслух сказала:

— Хорошо. Я приступаю. Созвонимся в конце недели.

Без пяти восемь я нажимала кнопку звонка на двери квартиры Дмитрия Ивановича. Дверь открыл он сам.

— Пришли? — дружелюбно спросил старик, отступая, чтобы впустить меня внутрь.

— Здравствуйте, — хмуро поприветствовала я Дмитрия Ивановича, проходя мимо него.

— Здрасьте, здрасьте, — пробормотал он, закрывая дверь. Послышалось звяканье задвигаемых тяжелых засовов. Я остановилась в нерешительности посреди гостиной, ожидая хозяина. — Вот сюда, — указал Дмитрий Иванович на ковер на стене.

— Мне стать к стене? — не поняла я.

— Нет, — с досадой проворчал старик и откинул угол, под которым открылась дверь.

— Тайная комната, — улыбнулась я.

— Нет, не валяйте дурака! Я подготавливаю ковер для продажи. Он лежал сложенный и теперь должен отвисеться. Через пару дней его не будет, а пока постарайтесь не шмыгать лишний раз туда-сюда.

Дмитрий Иванович распахнул дверь и приглашающе кивнул:

— Проходите, это ваша комната.

Комната была чуть меньше громадной гостиной, но захламлена точно так же.

— Спать будете на раскладушке, — пояснил Дмитрий Иванович, указывая на предмет, явно довоенного образца, года эдак тридцать девятого, украденный, видимо, из лагерных бараков. Я печально посмотрела на большое ложе, закрытое пологом с отдергивающимися занавесками.

— Это кровать… — начал Дмитрий Иванович.

— Можете не продолжать, — оборвала я его, — я знаю, антиквариат, спать на ней никак нельзя. — В расстроенных чувствах я швырнула сумку вещами прямо на пол.

— В точку, — усмехнулся Дмитрий Иванович.

— Ладно, с этим разобрались, — подытожила я, — жила я в условиях и похуже. Сейчас самое главное, Дмитрий Иванович: от кого я должна вас защищать?

— Как от кого? — изумился старик. — От всех! Тут в квартире вещей на миллионы. Каждый отморозок в городе мечтает разбить мне голову. Даже мои родственники спят и видят меня в гробу. Барышня, право слово, вы задаете детские вопросы.

— Можно уточнить, — поинтересовалась я, — вы конкретно кого-нибудь подозреваете?

— Нет. Почему вы меня допрашиваете? Ваше дело охранять, а не задавать вопросы! — возмутился Дмитрий Иванович. — Для телохранителя вы слишком любознательны.

— Мой девиз, — сказала я спокойно, — «лучший способ защитить человека — это ликвидировать угрозу». Поэтому, если есть возможность, я одновременно с охраной занимаюсь расследованиями. Ведь чтобы ликвидировать угрозу, нужно знать, от кого она исходит.

— Ишь ты какая! — взъерепенился Дмитрий Иванович, услышав такие речи. — Чему вас там в Ворошиловке учили? Не знаешь, что ли, основного правила телохранителей?

— У меня свои правила, — сказала я, взглянув старику прямо в глаза. — Если вас что-то не устраивает, скажите сейчас.

— Меня все устраивает, — порворчал Дмитрий Иванович. — Если б не Антон, я бы давно послал вас ко всем чертям. Но он мне плешь проел своим: «Папа, не рискуй». Надоело пререкаться.

— Давайте не будем портить друг другу нервы, — предложила я миролюбиво. — Предлагаю каждому выполнять свою работу. Вы занимаетесь антиквариатом, я охраняю. Договорились?

— Хорошо, — согласился Дмитрий Иванович, смягчаясь. — Не хотите попить чаю? Валерия Евгеньевна ушла в магазин за продуктами, по-моему, в холодильнике еще что-то есть.

— Отличная идея, — улыбнулась я, подумав, что, по-видимому, старик наконец понял, что от меня легко не избавишься и рот не заткнешь.

Дмитрий Иванович проводил меня на кухню, где, к моему облегчению, почти не было развалов антиквариата.

— Позвольте похозяйничать? — спросила я, улыбнувшись.

— Давайте, если хотите, — согласился старик с немного ошалелым видом. — Там в заварнике еще со вчерашнего дня осталась заварка. Долейте кипятку.

— Справлюсь, — сказала я уверенно.

Голубыми язычками полыхнул газ, и я поставила на плиту чайник. Потом взяла со стола пузатый заварник, подняла крышку и заглянула внутрь. Средних размеров плесневелый грибок вяло покачивался в мутной коричневатой жиже.

— Похоже, этой заварке по меньшей мере месяц, — предположила я.

— Не мелите чепухи! — раздраженно воскликнул Дмитрий Иванович. — Вчера пили, не жаловались.

— Нате, полюбуйтесь. — Я сунула чайник под нос старику, с содроганием вспоминая вчерашнее чаепитие. Один глоток-то я все-таки сделала. Вот дерьмо.

От усиленной работы мысли Дмитрия Ивановича аж покорежило. Мне даже показалось, что в его глазах блеснули слезы.

— Ладно, заварите новый, только много заварки не сыпьте, — выдавил он из себя с величайшим трудом. Однако когда я была готова сыпануть заварки в обваренный чайник, Дмитрий Иванович вскочил и вырвал пачку чая у меня из рук. — Лучше будет, если я сам, — торопливо объяснил старик.

Промолчав, я села за стол, наблюдая за действиями Дмитрия Ивановича. Одна неполная чайная ложка, затем другая, на третьей антиквар замер в тяжелом раздумье.

— Нам хватит, — чуть слышно пробормотал он и высыпал третью ложку обратно в пачку, взял вскипевший чайник и залил необходимое количество кипятка в заварник.

Сев рядом со мной, Дмитрий Иванович сказал, что не любит сильно крепкий чай.

— О своем сердце надо заботиться, — назидательно добавил он.

— Вы, наверно, чай без сахара пьете? — спросила я, заранее зная ответ.

— От сахара только зубы портятся, — предостерег меня Дмитрий Иванович. — Мы с Валерией Евгеньевной пьем чай с солодским корнем. Знаете как вкусно!

— Могу себе представить, — фальшиво восхитилась я, когда старик потряс передо мной холщовым мешочком, покрытым желтыми пятнами и подтеками. Внутри были тонкие сморщенные корешки неприглядного вида.

Из обшарпанного холодильника Дмитрий Иванович извлек пластиковую коробочку с остатками селедки и пожелтевший засохший кусочек сыра. Из вскрытой коробочки с селедкой пахнуло таким ароматом, что я, отпрянув, с отвращением вскрикнула:

— Нет! Я не голодна! — и немного спокойнее: — Сыр я вообще терпеть не могу.

— Ну, как хотите, — обрадовался Дмитрий Иванович, хватаясь за вилку, — а я, знаете, не откажусь.

Чтобы не видеть, как старик поглащает селедку, я представила себя в красивом месте, рядом с водопадом, в гуще тропической зелени. Так я поступала в критические моменты.

— Вы слушаете меня? — спросил Дмитрий Иванович, тормоша меня за плечо.

— Что? — переспросила я, глядя на пустую коробку из-под селедки.

В дверь настойчиво звонили. Пальцы Дмитрия Ивановича впились в мою руку.

— Это ваша домработница, — воскликнула я, отдирая от себя руку старика.

Валерия Евгеньевна вплыла в квартиру, сияя от счастья. Поставив набитые сумки пред холодильником, она в возбуждении заговорила:

— Представляете, я сегодня на рынке нашла колбасу копченую по сорок рублей кило! — Такая очередь была. Люди чуть не давились. Просто чудо — по сорок рублей!

Дмитрий Иванович одобрительно крякнул и заспешил по направлению к туалету.

— А вам не кажется, что это несколько подозрительно? — спросила я, начиная понемногу осознавать, куда я попала.

— Да все брали, значит, ничего страшного, — поразила меня железной логикой Валерия Евгеньевна.

— Кстати, ваша заварка была заплесневелой, пришлось вылить ее в унитаз, — поведала я ей по секрету.

— Как же так? — побледнела домработница. — Я же недавно заваривала.

— Наверно, здесь плесень растет быстрее, чем в других местах, — с серьезным видом предположила я. — Думаю, это из-за обилия старых вещей. Советую осматривать себя по утрам, а то не заметите, как сами заплесневеете.

Домработница внимательно посмотрела на меня, силясь понять, шучу я или говорю правду. Вид у нее, надо сказать, был весьма испуганный. Через минуту вернулся Дмитрий Иванович.

— Желудок что-то пошаливает, — признался старик, как будто мне нужны были эти подробности.

— Скажите, пожалуйста, кто вхож в вашу квартиру? — спросила я, поригнорировав его жалобы. — Эта информация здорово облегчит мне задачу.

— Кто вхож, — пробубнил он, задумавшись. — Если кроме меня и Валерии Евгеньевны, то, конечно, же Антон, Васька — мой внук-лоботряс, сын Бориса — старшего брата Антона.

— Значит, у вас два сына? — уточнила я.

— Еще дочь от первого брака. Стерва, — ответил старик, кроша ножом засохший сыр.

— Дочь стерва? — эхом повторила я. — Она к вам заходит?

— Нет. Последний раз я с ней разговаривал одиннадцать лет назад, — хмуро сказал Дмитрий Иванович. — Вот Борис, брат Антона, изредка заходит. Особенно зачастил в последнее время. Мечтает переселить меня в дурдом.

— Понятно. Еще кто?

— Толя, сосед, раньше заходил, царство ему небесное. На его месте должен был быть я, — добавил Дмитрий Иванович, потемнев лицом. — А больше никто. Если только клиенты. Но сейчас я их стараюсь отправлять на склад.

— У вас есть склад? — удивилась я.

— Конечно, не хранить же все дома, — ответил Дмитрий Иванович. — В квартире у меня только самое ценное, а остальное в арендованном помещении. Здесь недалеко, один квартал.

— Скажите, может, кто-нибудь из последних клиентов остался недоволен, например, почувствовал себя обманутым? — аккуратно спросила я.

— Таких не было, — бросил Дмитрий Иванович. — Все мои клиенты остаются довольными, кидать их мне нет резона. В мире антикваров репутация — самое главное. Вы не там ищете.

— Ладно, ладно, — успокоила я старика. — Теперь главный вопрос: почему вы думаете, что на месте вашего соседа должны были быть вы? Откуда такая железная уверенность?

— Есть обстоятельство, на основании которого я могу утверждать, что убить хотели меня, — сузив глаза, сказал Дмитрий Иванович.

— Вы мне расскажете об этом обстоятельстве? — поинтересовалась я.

— Нет, — коротко, но непреклонно ответил старик.

— Вы что, мне не доверяете?

— Да.

— Просто отлично, — изумилась я. — И как, по-вашему, после этого я буду вас защищать?

— За деньги, — веско сказал Дмитрий Иванович, пронзая меня взглядом.

«Да, с этим окостенелым идиотом никак не договоришься», — подумала я со злостью, а вслух добавила:

— Дмитрий Иванович, мне надо из дома забрать кое-какие вещи, которые мне могут понадобиться при работе. Если не возражаете, я прямо сейчас съезжу.

— Езжайте, — равнодушно бросил старик, жуя засохший сыр.

Из дома я привезла ноутбук и некоторые другие необходимые для работы предметы, в частности, походный гримировальный набор, а также аппаратуру для прослушки, чтобы лишний раз не мотаться туда-сюда.

У Дмитрия Ивановича меня поджидал Антон. Он с порога сунул мне под нос официальный контракт на мои услуги.

— Я вообще-то не настаивала на этом, — пожала плечами я, просматривая документ.

— Если согласны, то подпишите. — Антон вставил мне в руку авторучку. — К сумме оплаты я прибавил проценты, идущие на уплату налогов.

Какой все-таки Антон, оказывается, обязательный и законопослушный член общества. Знает даже такое слово, как налог, а выглядит бандит-бандитом, усмехнулась я про себя, ставя число и подпись внизу контракта.

Вырвав у меня из рук один экземпляр документа и спрятав его в папку, Антон попрощался и умчался по своим делам.

— В вашей комнате, в углу, завернутые в бумагу, сложены очень ценные вазы. Будьте осторожнее, — напомнил мне Дмитрий Иванович. — И дверь не запирайте изнутри. Мне не нравятся закрытые двери в моем собственном доме.

— Хорошо, — вздохнула я.

Оказавшись в своей комнате, я хотела лечь на раскладушку, но тут же полетела с нее на пол. Чертыхаясь, я поднялась с пола и с ненавистью посмотрела на сломанную раскладушку. Алюминиевые ножки в местах крепления к каркасу лопнули с одной стороны, отчего раскладушка стала напоминать накренившуюся в шторм палубу корабля.

Глубоко вздохнув несколько раз, я успокоилась и перестелила приготовленную мне постель на пол.

Из коридора донеслась трель соловья, затем истошный крик Дмитрия Ивановича.

— Женя, Женя! Немедленно сюда!

Выхватив из кобуры револьвер, я, не задумываясь, бросилась на зов, полагая, что вот-вот случится беда. Дмитрий Иванович вместе с Валерией Евгеньевной стояли у небольшого экрана на стене у двери, подключенного к камере наружного наблюдения. Я заметила, что на моем подопечном лица нет. Взглянув на экран, увидела вполне безобидного парня, топтавшегося на лестничной площадке. На вид ему было лет двадцать. Круглое лицо, короткие светлые волосы, широкоплечий, одет в черную майку и синие джинсы. Правда, вид у парня был какой-то болезненный, лихорадочный румянец на щеках, темные круги под глазами.

— Вы его не знаете? — спросила я у Дмитрия Ивановича.

— Как же не знаю. Этой мой придурочный внучок Васька, — с отвращением сказал Дмитрий Иванович. Я убрала пистолет, не понимая, почему визит внука вызвал у старика столь бурную реакцию. — Я открою дверь, а вы смотрите в оба, — приказал с серьезным видом Дмитрий Иванович.

Внучок вылупился на наши напряженные лица, словно узрел второе пришествие Спасителя.

— Вы зачем это у двери собрались? — спросил парень.

— Васька, подонок, как ты смеешь показывать здесь свою наглую харю? — взревел Дмитрий Иванович, угрожающе надвигаясь на внука.

Васька сжался, сделал жалобное лицо и со слезами в голосе попросил:

— Дед, можно мне войти поговорить с тобой. Если ты не поможешь, мне хана.

— Заходи, — неожиданно смилостивился Дмитрий Иванович, пропуская внука в квартиру. Поглядев на меня, старик немного подумал и сказал: — Евгения Максимовна, вы, это, пока можете идти в свою комнату. Мне тут с внучком нужно пошептаться в интимной обстановке.

Я удалилась в выделенный мне угол и включила приемник, транслирующий звук из подслушивающего устройства, установленного мною минуту назад в коридоре.

— Дед, к тому, что произошло, я не имею никакого отношения. Сергей попросил связаться с тобой, будто бы он хотел предложить тебе… — начал Василий, но дед его прервал:

— Подожди-ка. — Затем мой передатчик испустил предсмертный скрежет и, пораженная, я вырвала наушники. Как Дмитрий Иванович ухитрился заметить «жучок», ведь все отвернулись, когда я его оставила. Хитрая бестия.

В голову мне пришла одна неприятная мысль. Я достала детектор жучков из сумки. Показания прибора красноречиво свидетельствовали, что комната прослушивается. В люстре, как мне показалось, стояла микрокамера.

«Что же, сделаем вид, что я ничего не заметила», — сказала я себе мысленно, убирая детектор.

Я прокралась к двери и чуть приоткрыла ее. «Пусть смотрит, на здоровье. Это укрепит в нем мнение, что я не просекла его аппаратуры», — думала я, прислушиваясь к тихому разговору.

— Дед, у меня серьезные проблемы, — в отчаянии шептал Василий.

— Когда у тебя не было проблем? — с иронией спросил Дмитрий Иванович. — Деньги нужны?

— Да, — обрадовался проницательности деда Василий. — Дашь десять штук?

— Щас прям, — хохотнул Дмитрий Иванович. — Что, у современной молодежи нет такого понятия, как заработать самому? Слышишь только: «Дед, дай!», «Дед, дай!»

— Дед, не грузи меня. Мне и так паршиво, — прохныкал Василий. — Ну хочешь, я перед тобой на колени встану?

— Да по мне хоть в грязи изваляйся, все равно денег не дам, — спокойно, с оттенком злорадства, проговорил Дмитрий Иванович.

— Тогда я пойду прямо сейчас и повешусь, — пригрозил Василий.

— Да мне плевать, — признался Дмитрий Иванович и, внезапно подобрев, добавил: — А все-таки ты какая-никакая моя кровь. Ладно, есть у меня кое-что. — Послышался шелест полиэтиленового пакета, потом недовольный голос Василия.

— А что я с этим буду делать?

— Не идиотничай мне тут. Отдай своему Сергею, скажи, что у меня спер, — пояснил со злостью Дмитрий Иванович. — Хорошо поторгуешься — можешь и двадцатку срубить.

— У, круто! — обрадовался Василий. — Ты такой добрый, что у меня почему-то мороз по коже.

— Давай, проваливай, — проворчал Дмитрий Иванович. Звякнули засовы, хлопнула входная дверь, и опять звякнули засовы.

Проводив внука, Дмитрий Иванович минут пять похихикивал, повторяя:

— Чертов засранец! Хе-хе-хе… Чертов засранец! Вот получишь у меня!

Слушая хихиканье старика, я мучилась мыслью: что же все-таки Дмитрий Иванович дал внуку вместо денег? В том, что он его «кинул», я не сомневалась.

Зазвонивший внезапно мобильник заставил меня вздрогнуть. На дисплее высветился номер Авдеева.

— Как дела? — поинтерисовался директор турагенства. Я пожаловалась, что клиент сводит меня с ума и что я в двух шагах от того, чтобы проверить, крепка ли его шея.

— Как все серьезно, — засмеялся в трубку Авдеев. — Я скоро буду в Тарасове? — продолжил он после некоторого молчания. — Может, сходим куда-нибудь?

— По-моему, мы до конца выяснили этот вопрос в прошлую нашу встречу, — напомнила я холодно.

Авдеев попрощался мо мной. Его голос был потерянным и печальным. Переживет.

Разыскав Дмитрия Ивановича в его кабинете, я в лоб спросилаЯ:

— Ваш внук ввязался в какую-то историю, задолжал денег, поэтому вы боялись, что он придет не один?

К моему удивлению, старик не стал юлить.

— Да, этот засранец постоянно в долгах. Пьет, играет. И после смерти Толика мне действительно страшно открывать дверь даже внуку, — ответил Дмитрий Иванович. — Недавно, представляете, его приятиль хотел меня кинуть, да не на того напал.

«Похоже на правду», — подумала я и спросила:

— А вы думаете, что Васька может причинить вам зло?

— Нет, — скривился Дмитрий Иванович, — он постоянно пасется у меня. К тому же по натуре Васька слизняк и не способен на решительный поступок.

— Хорошо. Если вы так уверены… — покачала я головой, доставая из кармана пачку сигарет.

Дмитрий Иванович быстро открыл выдвижной ящик стола и, выбрав из кучи всякой всячины позолоченную зажигалку, подал мне. Когда я захотела ее вернуть, сказал:

— Оставьте. Это вам компенсирует издержки проживания со мной в одной квартире. Знаю, ведь старики для молодых — что кость в горле.

Надо ли говорить, что позже я обнаружила в зажигалке подслушивающее устройство. Старый параноик!

На кухне Валерия Евгеньевна мыла и сортировала по полиэтиленовым пакетам принесенные с базара мослы. Несколько крупных костей варились в кастрюле, отчего в помещении стоял неприятный запах. Домработница обернулась и вскрикнула, увидев меня в дверях кухни.

— Уф, зачем вы так подкрадываетесь? — выдохнула Валерия Евгеньевна, осев на табурет и хватаясь за сердце.

— У вас тут везде ковры, поэтому громко топать не получается, — резонно заметила я, — но завтра, так и быть, куплю колокольчик и повешу себе на шею, чтобы вы знали о моем приближении.

Домработница словно и не слышала моих слов, зачарованно созерцая кипящий в кастрюле бульон.

— Я положила соль или нет? — пробормотала она, обращая вопрос скорее к себе, чем ко мне.

— Валерия Евгеньевна, мне бы немного кипятка, — попросила я у нее.

— Да, пожалуйста, чайник только вскипел, — очнулась она. — У нас сегодня на ужин будут щи с говядиной, — обрадовала меня домработница.

— Нет, спасибо. От щей воздержусь, — сказала я и, разорвав пакетик кофе экспрессо, высыпала содержимое в бокал с кипятком.

— И что же вы будете есть? — удивленно спросила Валерия Евгеньевна.

— Да ничего не буду. Не беспокойтесь, у меня кофейная диета — по бокалу три раза в день, — успокоила я домработницу.

Окинув меня критичным взглядом, Валерия Евгеньевна полюбопытствовала, зачем мне, и так склонной к дистрофии, диета?

— Щи-то постные, без жира, — убеждала меня домработница.

Что они без жира и без мяса, я и сама видела. Но не говорить же ей, что мне не хочется есть помои. Схватив свой кофе, я ретировалась с кухни.

Позже, подперев дверь своей комнаты стулом, я достала из сумки приготовленную тетей Милой провизию. Ужинать за одним столом с моим подопечным и его домработницей я не собиралась по двум причинам: во-первых, то, что они едят, начисто отшибает всякий аппетит, а во-вторых, мне, мягко говоря, была не очень приятна их компания.

Уплетая за обе щеки холодные голубцы, я размышляла над тем, как решить вопрос моего питания в этой квартире. На ум приходило несколько вариантов. Покупать продукты самой, и пусть Валерия Евгеньевна готовит для меня отдельно, или питаться в ближайшем кафе. Также можно ездить к тете Миле. Каждый путь нес в себе те или иные недостатки. Например, ездить каждый день к тете Миле далековато. Еда же из кафе любого доведет до язвы желудка. Я даже начала подумывать, а не начать ли самой готовить, но затем отвергла эту идею. Ведь из-за готовки у меня не останется времени выполнять свои обязанности.

Собрав остатки трапезы в пакет, я пошла на кухню предложить Валерии Евгеньевне стать моим личным поваром, однако предложение застряло у меня в горле.

Валерия Евгеньевна к моему приходу выложила сваренные кости из кастрюли на тарелку, перелила готовый бульон в кастрюлю побольше и теперь кипятила в нем четыре прямоугольных оструганных обрезка обычной сосновой доски. Двумя половниками она удерживала доски в бульоне, чтобы они не всплывали. Более дикого и непонятного зрелища я не видела и в самом страшном сне. У плиты на моих глазах орудовала буйнопомешанная. По коже побежали мурашки — куда я попала?

Я незаметно проскользнула к мусорному ведру, чтобы потихоньку избавиться от пакета с отходами, но в последний момент была замечена, и звук падающих на пол половников заставил меня вздрогнуть и резко обернуться.

— Да что же вы так подкрадываетесь? — воскликнула домработница, держась за сердце.

Мой взгляд невольно устремился к всплывшим в кастрюле доскам. Валерия Евгеньевна это заметила и сказала будничным тоном:

— Я доски хорошо помыла. Покипят еще минут пятнадцать, потом выну и запущу картошку.

— Да, да, конечно, — торопливо закивала я, соглашаясь, — сосновые чурбаки самые наваристые. Я и сама так делаю. — Говоря, я медленно пятилась к двери.

— В каком смысле чурбаки наваристые? — нахмурилась домработница. Рядом с ней на столе лежал огромный тесак, что наводило меня на тревожные мысли о возможной внезапной вспышке ярости, которую может вызвать мой неправильный ответ. Нужно было замять опасную тему.

— Ой, спать что-то хочется, — зевнула я, прикрывая рот ладошкой, — пойду в свою комнату посплю. Первый день на работе всегда самый тяжелый.

— Это от недоедания, — покачала головой домработница. — До чего же сейчас девушки себя доводят.

— Да, да, вы правы, — пробормотала я, пятясь в коридор. Спиной я наткнулась на бесшумно подошедшего сзади Дмитрия Ивановича. Я едва не зарядила ему под дых от неожиданности.

— Смотрите себе под ноги, — ворчливо прокаркал старик, отодвигая меня в сторону.

«Интересно, что он сейчас скажет, заметив в щах пиломатериалы? — подумала я, бормоча извинения.

Дмитрий Иванович прошел на кухню, заглянул в кастрюлю и, как не в чем ни бывало, велел Валерии Евгеньевне выложить доски на тарелку, остудить и принести ему в кабинет, добавив еще к блюду три сырых яйца.

Я бросилась в свою комнату, схватила сотовый и стала звонить Антону.

— Что-то случилось? — испугался тот, поняв, кто ему звонит.

— Нет, все в порядке, если можно так сказать, — заверила я его и, озираясь на «жучки», спрятанные в комнате, шепотом спросила: — Я не хочу вас оскорбить, но не замечали ли вы в поведении вашего отца или его домработницы странностей, чего-нибудь, что наводило бы на мысль об их невменяемости?

— Вы говорите прямо как мой брат, — ответил Антон, ничуть не смутившись. — Мой брат постоянно твердит, что у бати съехала крыша и он может натворить что угодно. Но я вот что вам скажу: он просто старик, а у стариков до черта всяких причуд. Просто не парьтесь этим.

— А представьте ситуацию, что ваш отец стал подозревать меня в сговоре с людьми, покушавшимися на его жизнь, и решает меня устранить, нападает на меня. Что мне делать в этом случае? — спросила я с нажимом.

— Мой отец не маньяк и не буйнопомешанный, — обиделся Антон. — Такого, как вы говорите, не может быть никогда!

— Хорошо, хорошо. Вы его знаете лучше, чем я, вам виднее, — пошла я на попятную.

— Естественно, — буркнул Антон.

— А не знаете, у вашего отца в квартире есть какое-нибудь оружие? — спросила я.

— Да. У отца наградной пистолет, — обрадовал меня Антон.

В дверь осторожно постучались.

— До свидания, — бросила я Антону и выключила телефон. В комнату осторожно заглянула Валерия Евгеньевна.

— Дмитрий Иванович просит передать, чтобы вы пришли на кухню. Мы будем пить чай, — сказала она, напряженно улыбаясь.

— Я не хочу, спасибо, — ответила я.

— Но Дмитрий Иванович хотел с вами о чем-то важном поговорить, — не унималась домработница.

— Вот черт. — Я вздохнула и поплелась на кухню, прихватив с собой на всякий случай револьвер. Оставлять его в комнате без сейфа в квартире с двумя психами не хотелось.

Дмитрий Иванович сидел за столом лицом к окну. В одной руке у него был стакан с чаем, а в другой кусок пасхального кулича.

— Почему вы нас игнорируете, Евгения Максимовна? — спросил старик, глядя на меня поверх очков.

— Мне просто не хочется чаю, — сказала я, опускаясь на стул.

— Чай всего лишь предлог, дело в общении, — просветил меня Дмитрий Иванович, вгрызаясь зубами в окаменевший кулич.

— Не боитесь за свои зубы? — спросила я.

Антиквар захихикал, а Валерия Евгеньевна, готовившая мне чай из одноразового пакетика, с гордостью сказала:

— Между прочим, у Дмитрия Ивановича все зубы свои, и он ни разу в жизни не ходил к стоматологу.

— Надо же, — с недоверием пробормотала я, на что Дмитрий Иванович продемонстрировал окулий оскал ровных белых зубов и с вызовом сказал:

— А вы, барышня, можете таким похвастаться?

Я ответила ему таким же оскалом, думая, что везет же некоторым. Мне самой уже вырвали один зуб мудрости, а два других лечили, и я даже не мечтала дожить до семидесяти, сохранив все зубы в идеальном состоянии. До сегодняшнего дня я считала, что это невозможно. Дмитрий Иванович же продолжал глумиться надо мной.

— Современное поколение привыкло легко жить. Питаются всякими кашками, йогуртами, вот зубы-то и выпадают. Вы-то пока можете хвастаться своими зубками. Вам ведь, Евгения Максимовна, сейчас двадцать семь. А что будет, скажем, в шестьдесят? После йогуртов и сладких творожков?

— Во-первых, до шестидесяти я не доживу, — заверила я Дмитрия Ивановича, — и для сведения — я не ем сладких творожков и кашек.

— Будете кулич к чаю? — поинтересовалась у меня Валерия Евгеньевна. — У меня знакомая в магазине работает. Она мне целый мешок отдала бесплатно. У них после Пасхи остались.

— Нет, спасибо, — ответила я, ища глазами, куда положить использованный пакетик. Валерия Евгеньевна проворно подсунула мне тарелку.

— Вот сюда. Высохнет — можно будет еще раз или два заварить.

Сколько раз его использовали до этого, я даже не стала спрашивать, твердо решив не прикасаться к сомнительной жидкости, называемой в этом доме чаем.

— Валерия Евгеньевна, если вам не трудно, налейте мне еще чаю и дайте своих прекрасных куличей, — попросил Дмитрий Иванович.

— Щас.

— Валерия Евгеньевна залезла в большой бумажный мешок, стоявший в углу у холодильника, и вынула оттуда кулич, положила на разделочную доску и ударом молотка расколола его на мелкие части, смела все рукой в тарелку и подала Дмитрию Ивановичу. Кусок кулича, упавший на пол, домработница без смущения подняла, сдула пыль и тут же с аппетитом съела.

Наблюдая за Валерией Евгеньевной, я забылась и хлебнула из кружки помойного чая. Опомнившись, поперхнулась и закашлялась.

— Пейте аккуратнее, не торопитесь, у вас никто не отнимает, — посоветовала домработница.

Я хотела ответить ей в резкой форме, но в эту секунду оконное стекло звякнуло, словно его пробила пуля. Так и есть — с улицы кто-то стрелял по нашим окнам. Понимая, что опоздала на доли секунды, я бросилась на Дмитрия Ивановича, сбила его со стула и накрыла своим телом. Следующая пуля взорвала стакан с горячим чаем, который несла Валерия Евгеньевна. Чай выплеснулся из подстаканника на пол, ошпарив женщину. Та вскрикнула, не понимая, что происходит. Третья пуля обрушила стекло и хлопком погасила лампочку в люстре. Комната погрузилась во мрак.

Чувствуя в темноте запах крови, я рванула на себя безжизненное тело Дмитрия Ивановича и привалила его к стене. Хотела кинуться к Валерии Евгеньевне, застывшей в проеме окна, освещенного уличным фонарем, но новые пули вспороли пространство передо мной, осыпая остатки оконного стекла, подбрасывая и разрывая посуду на столе, раскалывая столешницу на щепки.

Я отшатнулась, избежав ранения, и только успела заметить, что снайпер работал из дома напротив. По вспышке я точно засекла его местоположение в подъезде на третьем этаже. Когда в стрельбе наступила пауза, я вышла на линию огня со снятым с предохранителя револьвером и выстрелила четыре раза в темный проем окна, затем прыгнула и сбила с ног маячившую посреди кухни домработницу. Удивительно, что она вообще еще была жива. Ведь вокруг нее бушевал настоящий смерч из пуль. Шли секунды, а снайпер не выдавал своего присутствия. Валерия Евгеньевна стонала и всхлипывала рядом со мной.

— Вы ранены? — спросила я.

Не получив ответа, я быстро ощупала женщину. Валерия Евгеньевна была цела и невредима. Я поползла вдоль стены к Дмитрию Ивановичу. Он сидел в том же положении, в котором я его оставила, не шевелясь и не издавая никаких звуков, которые могли бы сказать, что он жив. Подобравшись к старику, я коснулась его лица и резко отдернула руку, почувствовав под пальцами липкую вязкую кровь.

«Неужели? — молнией пронеслось в моем мозгу. — Охраняю человека несколько часов, и он уже мертв».

Вытащив из кармана подаренную мне зажигалку, я осветила ею тело своего подопечного. Лицо Дмитрия Ивановича, перемазанное в крови, выплыло мне навстречу из темноты. Широко раскрытые глаза, не мигая, смотрели прямо на меня. Даже после смерти их взгляд был пронзительным и насмешливым. Я судорожно вздохнула, а «мертвец» внезапно моргнул и с кривой улыбкой осведомился:

— Что, девочка, наложила в штаны от страха?

— Проверять некогда, — раздраженно бросила я, у вас полголовы в крови, надо осмотреть и сделать перевязку.

Дмитрий Иванович потрогал висок и, увидев на пальцах кровь, завопил как резаный. Пламя зажигалки погасло.

— У меня полголовы оторвало! — орал старик в темноте. — Я не чувствую правую часть тела! Меня парализовало! В глазах темно.

Я высекла из зажигалки язычок пламени, осветила Дмитрия Ивановича сбоку и рявкнула на него:

— А ну, прекратите истерику! Я вижу только царапину на виске, и ухо немного задето.

— Почему так много крови? — всхлипнул Дмитрий Иванович и рванулся с пола.

Я бросилась за стариком. Он выбежал в коридор, включил свет и остановился перед большим зеркалом, заламывая руки.

— Меня чуть не убили, чуть не убили! — повторял он беспрестанно.

Черт с ним. Я ринулась к входной двери. Если поторопиться, то при определенном везении можно еще застигнуть снайпера вблизи от дома.

— Куда вы?! — завизжал Дмитрий Иванович мне в спину.

Я открыла рот, чтобы объяснить, но старик бесцеремонно прервал меня срывающимся на крик голосом:

— Не прикасайтесь к двери! Они могут быть там. Немедленно вызывайте «скорую» и милицию.

Я молча убрала револьвер, подошла к стоявшему на трюмо телефону и выполнила приказ.

— Боже мой, еще бы сантиметр — и все, — шептал Дмитрий Иванович своему отражению в зеркале. — Они мне за все заплатят, за каждую разбитую тарелку…

— Кто они? — спросила я.

Дмитрий Иванович посмотрел на меня с ненавистью.

— Почем я знаю! Меня весь мир ненавидит! — прокричал он. — Где эта чертова милиция?

Я вспомнила о домработнице. Что-то она притихла. Я прошла на кухню и обнаружила ее стонущей в углу у холодильника. Ухватив Валерию Евгеньевну за подмышки, я потащила ее прочь из разгромленной кухни, где по всему полу валялись осколки стекла и посуды. Домработница сопротивлялась. Вцепившись мертвой хваткой в мешок с куличами, она волокла его за собой. Я ругалась на чем свет стоит. Лицо покрылось испариной. В Валерии Евгеньевне было не меньше восьмидесяти килограммов, и тянуть такой вес, когда он еще сопротивляется, задача архитрудная. Дотащив женщину до мягкого диванчика в коридоре, я, несмотря на протесты Дмитрия Ивановича, сгрузила ее туда, а сама помчалась на кухню в надежде найти какое-нибудь успокоительное средство, способное заткнуть глотки обоим пострадавшим.

Ждать милицию пришлось долго. Еще дольше пришлось ждать врачей, якобы перепутавших адрес.

Следователь задавал кучу вопросов, причем в основном мне, так как Дмитрий Иванович ловко имитировал невменяемость, отвечая на вопросы путано и противоречиво, а Валерия Евгеньевна все время плакала и рвалась подбирать с пола куличи, по которым безжалостно топтались эксперты. У меня проверили лицензию телохранителя, разрешение на ношение оружия и посоветовали некоторое время, пока будет вестись расследование, не выезжать из города.

Закончилась вся эта карусель около часа ночи. Как только посторонние убрались из квартиры, Валерия Евгеньевна мгновенно преобразилась: перестала плакать, безумно таращить глаза и рвать на себе волосы. Трезвым, спокойным голосом она спросила Дмитрия Ивановича, убирать ей беспорядок на кухне или отложить до завтра.

— Подождет до завтра, — ответил он спокойно, рассматривая повязку. — Сколько времени у меня отняли эти болваны в форме. Черт бы их всех побрал со всеми их вопросами.

— Вы же сами кричали «вызовите немедленно милицию», а потом не стали даже с ними разговаривать, — заметила я.

— А о чем мне с ними разговаривать? — с яростью спросил Дмитрий Иванович. — Вместо того чтобы болтать и топтать мои ковры, они бы лучше убийцу ловили. Пинкертоны сраные!

— Ладно, пойду спать, — бросила я устало.

Так закончился первый день в доме антиквара.

Утром, выпив чашку кофе с булочкой из домашних запасов, я насела на Дмитрия Ивановича с вопросами о возможных причинах покушения. У него не было ни малейших сомнений, что цель стрелявших — заполучить его богатство.

Мрачная Валерия Евгеньевна принесла антиквару в кабинет, где происходил наш разговор, алюминиевую кружку с чаем и измельченный кулич. Дмитрий Иванович неодобрительно посмотрел на кружку и произнес:

— Такое ощущение, что я на зоне. Другой кружки не было или бокала какого-нибудь?

— Нет, вчера все побили, — виновато развела руками домработница. Я даже сахар из разбитой сахарницы пересыпала в стеклянную банку, — и, подумав, спросила: — А можно взять бокал из зелененького сервиза?

— Нет! — испуганно вскричал Дмитрий Иванович, будто ему собирались оттяпать ногу, — даже не приближайся к нему.

— В трюмо я видела большую глиняную кружку, — вздохнув, предложила Валерия Евгеньевна.

— Нет, ее тоже нельзя! — Я буду пить чай из этой чертовой кружки, только ничего больше не трогай!

— Да хорошо, хорошо, — воскликнула Валерия Евгеньевна, — не буду ничего трогать, — и, уходя, тихо пробормотала: — Старый хрен.

— Что? Что ты сказала? — взвился Дмитрий Иванович. — Это ты мне… Ты!..

— Я говорю, хрен старый, — громко и отчетливо сказала домработница прямо в лицо антиквару. — Хотела сделать хреновую закуску, а хрен в холодильнике весь высох. Не знаю, получится ли теперь.

Дверь за Валерией Евгеньевной закрылась, и из-за нее тихо, но отчетливо послышалось:

— Старый хрен.

Дмитрий Иванович взвыл. Однако потом, сообразив, что рядом нахожусь я, взял себя в руки.

— Хорошую домработницу сейчас найти трудно. Тем более человеку моей профессии, — сказал он, как бы оправдываясь. — Валерия Евгеньевна работает у меня одиннадцать лет и заслужила мое доверие. Поэтому и приходится закрывать глаза на некоторые… оплошности.

— Я понимаю вас, — заверила я Дмитрия Ивновича. — А скажите, пожалуйста, в своем завещании вы случайно не упомянули домработницу? А то, может, ей после вашей смерти достанется какой-нибудь солидный кусок.

— Вы намекаете, что это Валерия Евгеньевна наняла снайпера? — спросил антиквар и от души рассмеялся. — Извините, — сказал он, успокоившись, — просто я давно не слышал ничего более нелепого.

— Я проверяю все возможные версии.

— Вы знаете, в какой организации я работал? Думаете я не в состоянии подобрать для работы в своем доме человека?

— Я этого не говорила, — сказала я.

— Я перебрал сотни кандидатур, перед тем как принять решение. Уж поверьте, я проверил Валерию Евгеньевну в сто раз тщательнее, чем спецы проверяют путь следования президента. Одиннадцать лет ее верной и преданной работы доказали, что я не ошибся. Можно подозревать кого угодно, только не ее.

— Я вам верю, однако за эти годы, что она вам служит, что-нибудь могло измениться, — предположила я, — сами же сказали, что прошло одиннадцать лет. Что вы знаете о домашнем окружении Валерии Евгеньевны, о тех, с кем она общается?

— Все ее окружение сводится к единственному сыну. Больше у нее нет живых родственников, — раздраженно сказал Дмитрий Иванович. — Общается она или со мной, или с сыном. А насчет завещания… так вот — я ей ничего не завещал!

— Ладно, не горячитесь — я только хочу уяснить ситуацию, — примирительно сказала я и тут же спросила: — А чем занимается ее сын сейчас?

— Вот же пристала! — хлопнул ладонями по столу Дмитрий Иванович, сделал паузу, а потом проговорил: — Сын на нефтеперерабатывающем заводе работает. Я его лично устроил. Хорошо получает. Женат, двое детей. Дом — полная чаша.

— Вот спасибо, что сказали, — обрадовалась я, — у меня теперь последние подозрения отпали касательно вашей домработницы.

— Отпали у нее, ишь ты! — пробурчал недовольно Дмитрий Иванович.

— Перейдем теперь к вашим родственникам, — предложила я. — Как вы думаете, кто-нибудь из них способен нанять киллера, чтобы завладеть вашими деньгами?

Антиквар от моих слов чуть не подавился пересохшим куличом. Запив кулич чаем, старик излил на меня все, что накипело у него на сердце по поводу родни. Самые мягкие слова, используемые им, были «суки», «подонки», «твари» и «педерасты».

— Все, хватит. До меня начало доходить, — повысила я голос, перекрикивая его гневный монолог. — Скажите, как распределяются среди родственников ваши материальные средства в случае вашей смерти?

— Хе-хе, как распределяются… хе-хе… среди родственников, — мерзко захихикал Дмитрий Иванович, потирая руки, и внезапно заорал с дикой радостью так, что я подпрыгнула. — Вот им! Кукиш с маслом! — Он сунул мне под нос фигу, будто я была одним из его родственников, и пояснил: — Я все свои деньги и имущество завещал городскому краеведческому музею. Не думаете же, что работники музея решили меня устранить, тем более они даже не знают об ожидающем их богатстве.

— А ваши родственники знают о вашем завещании? — спросила я, слегка ошалев от такой вести.

— Нет, конечно. Я никому об этом не говорил. Иначе бы они совсем свихнулись, — улыбаясь, сказал Дмитрий Иванович. — Даже Антон не знает.

— Иными словами, ваши родственники формально имеют мотив для совершения покушения? — подытожила я.

— Еще как имеют, — поддакнул старик.

— Поскольку я слабо разбираюсь в антиквариате, поясните мне, Дмитрий Иванович, насколько сильна среди вас, коллекционеров, конкуренция, — попросила я его. — Мог ли кто-нибудь из ваших коллег нанять снайпера?

— Могли. Они могли, уверяю вас, — согласился Дмитрий Иванович. — Все антиквары как пауки, сидят по своим норам, собирая в сети все, что попадется. А сведи двух вместе — обязательно один другого сожрет.

— И много ли у вас конкурентов в нашем городе? — спросила я.

— Если отбросить мелкоту, то серьезных конкурентов у меня четыре человека. Павел Иванович Салов — мы вместе с ним работали в КГБ, редкий мерзавец и стукач. Его бы я выделил из остальных, как основного подозреваемого. Одно время мы даже находились в приятельских отношениях, но потом повздорили, и теперь он меня ненавидит лютой ненавистью. Второй — Тагир Илюмжинов, тупая скотина. Водит дружбу с бандитами, и, думаю, до добра его это не доведет. Или попадется на контрабанде и сбыте краденого, или его порешат его же дружки. В нашем деле лучше подальше держаться от криминалитета, для Тагира это правило — пустой звук. Еще Георгий Литвин, директор школы искусств. Его я не очень хорошо знаю, однако он несколько раз перебегал мне дорожку.

Ну я ему за это потом немного подгадил. Он очень хотел купить у меня одну вещь для своей коллекции, а я продал ему подделку. Разобрался он не сразу, а когда разобрался — принялся угрожать. Посылал каких-то темных личностей мне под двери. Может, за прошедший год успокоился, смирился. Если же нет, то можно смело включать его в перечень организаторов покушения.

Богдан Игнатьевич Голованов — ему лет под девяносто, без сомнения, совсем выжил из ума. Обвиняет меня, что я у него украл якобы какую-то статуэтку. Допускаю, что старческий маразм мог довести его до преступления.

«Вот насчет маразма, чья бы корова мычала», — сдерживая улыбку, подумала я.

— Что, наверно, хотите встретиться с моими конкурентами, допросить их насчет покушения. Я правильно понял?

— А почему бы нет? — пожала плечами я. — Пока милиция раскачается, убийца может раз десять повторить попытку устранить вас. Будем сидеть и дожидаться этого или что-нибудь сделаем?

— Вы не представляете, какие это люди, — покачал головой антиквар, — они вас даже на километр к себе не подпустят, не то чтобы вступать в разговоры по душам.

— Вам виднее, — сказала я и спросила: — Раз вы так хорошо их знаете, не подскажете, как войти к ним в доверие? Ну, чтоб они хотя бы стали разговаривать.

— Они станут разговаривать с вами, только если вы сможете их очень заинтересовать чем-нибудь, какой-нибудь вещью, которую они безумно захотят купить, и ради нее будут с вами трепаться хоть до Судного дня, — изрек Дмитрий Иванович с загадочным видом.

— И где мне найти эту вещь? — спросила я, не понимая, к чему он клонит.

— Настолько ценную вещь найти практически невозможно, и если она есть, то владелец нипочем не расстанется с ней. Но ведь можно предположить не саму вещь, а ее очень хорошую копию, — пояснил Дмитрий Иванович, развалившись в своем кресле. — Берете подделку и идете к ним, предлагаете. Если они сразу не раскусят, то поговорят с вами.

— Где взять подделку, не подскажете? — поинтересовалась я.

— По этому поводу у меня имеются соображения, но сегодня я вам их не открою. Необходимо самую малость подкорректировать кое-что. Поговорим об этом позже.

— Нет проблем, — ответила я, а затем спросила: — Дмитрий Иванович, а какие у вас отношения с криминальным миром?

— У меня нет с этим миром никаких отношений. Только вот внучок мой, Васька, постоянно отирается с бандитами по притонам, и если у меня возникнут проблемы с братвой, то чую, именно из-за него.

— Вот, значит, как, — пробормотала я задумчиво, — продолжайте, пожалуйста.

— Есть такой Сережа Варков по кличке Вар, занимается контрабандой антиквариата за бугор. Я знаю точно, что он общается с Васькой, — признался Дмитрий Иванович нехотя. — Так, думаю, Васька трепанулся при Варкове про то, что видел в моей квартире, а тот загорелся идеей меня обчистить. Все просто.

— Нет. Не все просто. Нужны твердые доказательства, — огорчила я старика. — Голословные обвинения здесь не помогут.

— И вы найдете эти доказательства. Так или не так? — предположил антиквар.

— Постараюсь, — бросила я, разглядывая рыцарские латы у него за спиной. В голову мне пришла одна мысль, я ее немедленно озвучила, пока старик был настроен изливать душу. — Скажите, Дмитрий Иванович, из КГБ вы ушли без скандала? Не храните ли вы каких-нибудь государственных секретов, за которые вас могут порешить бывшие коллеги?

Он нахмурился.

— Ничего такого, чего вы себе напридумывали. Я с почестями ушел на пенсию. Вот и все.

— Я это к тому, что снайпера могли подослать люди из КГБ. Бандиты бы поступили просто, как с вашим соседом. Не находите? А? Вы же обычный пенсионер. У вас до этого и охраны-то не было.

— Не знаю прямо, — скривился Дмитрий Иванович. — Снайпер — хлам. Столько пуль, и все остались живы. Для специалистов из госбезопасности это нонсенс.

— Может, это ваш коллега, работавший с предметами искусства, который никогда не держал в руках винтовку с оптическим прицелом, — усмехнулась я, — или он был с сильного похмелья.

— Да не было у меня таких коллег! — завопил Дмитрий Иванович гневно, совсем не оценив мою шутку.

— Все, все, Дмитрий Иванович, без нервов, — сказала я, в примирительном жесте поднимая руки.

— Мне надоело выслушивать от вас всякие глупости. У меня ухо отстрелили, — продолжал кипятиться антиквар.

— Вижу, вы поладите. — В комнате появился Антон. Одет он был в светлые брюки, белую рубашку с коротким рукавом и при галстуке. — Привет, папа. Как ты?

— Как ты вошел? Я не слышал звонка? — спросил подозрительно Дмитрий Иванович, проигнорировав приветствие.

— Я в дверях столкнулся с Валерией Евгеньевной. Она направлялась в магазин и впустила меня, — объяснил Антон. — Ты что мне сразу не позвонил, не сказал, что в тебя стреляли? — укорил он отца.

— А чего звонить по пустякам? — огрызнулся Дмитрий Иванович, — просто царапина. Много крови, но рана пустяковая, — и вдруг его прорвало: — Ты понимаешь, несколько миллиметров вправо — и мне конец! Понимаешь! Мне чуть полчерепа не отстрелили! Что ты стоишь и глазами лупаешь!

— Батя, возьми себя в руки. Орешь, как баба, — удивленно сказал Антон.

— Евгения Максимовна, пожалуйста, оставьте нас наедине, — закричал на меня Дмитрий Иванович.

Я молча вышла. Причуды старика сидели у меня в печенках.

Лежа на постели в своей комнате, я постаралась привести в порядок информацию, полученную от Дмитрия Ивановича. Кое-что из этих сведений можно было принять на веру, а остальное нуждалось в проверке. Для себя я выделила три направления расследования. Первый путь — месть коллег-антикваров, мне казался наиболее многообещающим. По-видимому, Дмитрий Иванович безбожно кидал и подставлял своих коллег при каждом удобном случае. Вот кто-то и не выдержал. Фамилии антикваров, упомянутые Дмитрием Ивановичем в разговоре, я занесла в компьютер, чтобы не забыть. В самое ближайшее время их надо проверить.

Второе направление — это родственники, жаждущие несметных сокровищ старика. Деньги — это основной мотив преступлений во все времена.

Третий путь — банальная уголовщина. Бандиты по наводке внука антиквара пытаются устранить Дмитрия Ивановича, чтобы позже через внука завладеть его богатством. Последнюю версию я считала самой слабой. Зачем бандитам использовать снайпера, а потом ждать, когда внук убитого получит наследство и поделится с ними? Психология преступников такова, что они, ничего не вкладывая, хотят получить все немедленно. Их вряд ли устроит малая часть. Я на месте преступников ворвалась бы в квартиру, когда кто-нибудь из ее обитателей стал бы выходить. Главное — спрятаться от объектива камеры наблюдения, а потом за несколько секунд преодолеть лестничный пролет и помешать хозяевам закрыть дверь. Затем связываешь обитателей квартиры и выгребаешь содержимое. Лично для меня осуществить такой план было бы плевым делом. Хотя кто знает, что у бандитов на уме? Предугадать все невозможно, поэтому я оставила этой версии право на жизнь.

Как запасной вариант у меня шла версия мести спецслужб. Я намеревалась ее рассматривать, только если все остальные будут исчерпаны. Как правильно сказал Дмитрий Иванович, в спецслужбах не бывает таких снайперов. Если бы он даже имитировал неумелость, то последней пулей все равно бы поразил выбранный объект. Но, вероятно, антиквара просто хотели напугать, чтобы молчал о чем-нибудь или наоборот, выдал какую-нибудь закрытую информацию.

В желудке у меня неприятно заурчало.

Надо бы чего-нибудь перекусить, решила я. Переодевшись в легкое платье, подкрасившись и прихватив сумочку, я вылетела в коридор, где столкнулась с Антоном, собиравшимся тоже уходить.

— Куда это вы с таким решительным видом? — полюбопытствовал провожавший сына Дмитрий Иванович.

Я соврала, что пойду осматривать соседний дом на предмет улик, оставленных снайпером, которые пропустила милиция.

— Придется осмотреть всю местность вокруг. Следы могут быть где угодно, — развивала я тему.

Антон смотрел на меня, кисло улыбаясь. Его отец с равнодушным видом махнул рукой.

— А, бесполезное это занятие.

— Дверь никому не открывайте. Я недолго, — предупредила я.

Оказавшись на улице после прохлады жилища, оснащенного кондиционерами, я словно окунулась в атмосферу парилки. Злое солнце медленно ползло к зениту, жадно съедая остатки тени.

Проследив, как от дома отъехал темно-синий джип Антона, я спокойно отправилась в ближайшее кафе со странным названием «Сулреп». Войдя в зал, где была занята лишь пара столиков, я нашла себе место и попросила у официантки меню. Фантазия местных поваров соответствовала названию кафе. Названия блюд, хоть и написанные по-русски, я понять никак не могла и даже после объяснений официантки слабо представляла, что это такое.

— Короче, — отрезала я, ткнув ногтем в строчку из меню, — будем изобретать велосипед. Мне летний салат, двойную порцию бифштекса, гречневую кашу по-русски, чашечку кофе со сливками и шоколадное мороженое.

— Шоколадного мороженого нет, есть только с фруктами, — с дежурным сожалением в голосе сказала официантка, поправляя черные как смоль волосы, тщательно уложенные в каре.

— Давайте с фруктами, — буркнула я, возвращая официантке меню.

Летний салат мне не понравился с первого взгляда. В меню не говорилось, что основной ингредиент его — маринованные цветки одуванчика и бог знает что еще. Ковыряя щедро сдобренное майонезом месиво, я решила подождать бифштекс. А пока его готовили, я позвонила хорошему другу отца, занимавшему пост замначальника отдела по борьбе с экономическими преступлениями в РОВД Тарасова.

— Валерий Игнатьевич, здравствуйте, это Женя, — проговорила я жизнерадостно в трубку.

— Привет, Женя. Как дела? — послышался глубокий бас из трубки.

— Помаленьку, — сказала я, доставая сигарету. — Валерий Игнатьевич, я вас не отвлекаю?

— Нет. Через полчаса обед, я как раз собирался ехать домой, так что говори, что у тебя за проблемы.

— От вас ничего не скроешь, — усмехнулся, я. — В общем, на моего клиента совершено покушение, и мне хотелось бы быть в курсе расследования, чтобы знать, откуда ждать следующего удара.

— Эх, Женя, выбрала ты себе профессию, — тяжело вздохнул Валерий Игнатьевич. — Я недавно разговаривал с твоим отцом. Он спрашивал о тебе.

— Да неужели? — едко спросила я.

Валерий Игнатьевич не стал развивать болезненную для меня тему и пообещал помочь. Я описала ему обстоятельства дела, объясняя, кого подозреваю. Он сказал, что перезвонит вечером. Я убрала телефон в сумочку, а пока копалась, передо мной на столе появилась тарелка с бифштексом, гречневая каша в маленьком горшочке и кофе.

Перекусив в кафе и забежав в супермаркет за продуктами, я поспешила назад в квартиру антиквара. Пришлось минут пять простоять на лестничной площадке, прежде чем меня впустили. Бледный Дмитрий Иванович испуганно спросил, не видела ли я в подъезде кого подозрительного. Я сказала, что нет, а Валерия Евгеньевна объяснила, что минут пятнадцать назад под дверь пришли две цыганки, просили хлебушка или попить воды. Обычное дело, казалось бы, однако Дмитрий Иванович почему-то сразу решил, что их кто-то подослал. Тут я обратила внимание на странный полумрак, царящий в квартире. Оказывается, это Дмитрий Иванович позакрывал все шторы на окнах.

— Представляете, сказал, что не позволит включать вечером свет, — пожаловалась мне Валерия Евгеньевна, косясь на хозяина.

— Вы не перебарщиваете? — спросила я у антиквара, нервно расхаживающего по гостиной.

— Посмотрите на это, — он, дико вращая глазами, указал на перевязанное ухо, — и вы еще смеете говорить мне, что я перебарщиваю!

— Второй раз снайпера они не используют, — пообещала я Дмитрию Ивановичу. — удобных точек для стрельбы немного, и все они теперь засвечены. Жители соседнего дома при любом подозрительном шорохе позвонят в милицию. Думаю, преступники изобретут что-нибудь другое.

— Лучше бы вы молчали, — зашипел на меня Дмитрий Иванович и убежал к себе в кабинет.

Мы с Валерий Евгеньевной присели на кухне у разбитого окна. Домработница пришпилила булавками штору к изуродованной раме, чтобы не летели мухи, но ветер задирал ткань то тут, то там, образовывая проходы, и мухи все равно залетали. Я подождала, когда Валерия Евгеньевна расправится со зловредными насекомыми, а потом осторожно спросила, тяжело ли работать у Дмитрия Ивановича домработницей.

— Я не домработница, — сказала женщина, гордо выпрямляясь, — домоправительница, или мажордом, как это по-французски.

— Мажордом? — удивилась я.

— Мне Дмитрий Иванович сказал, спросите у него, — воскликнула Валерия Евгеньевна.

Я решила сменить тему и спросила о сыне. Домработница как-то замялась, затем напротив, заговорила торопливо, нагромождая слова.

— Мой сын на нефтяном заводе работает, то есть старшим мастером смены. У него большая зарплата. Женат. Они с женой и детьми живут в отдельной квартире. — Говоря, Валерия Евгеньевна время от времени заглядывала мне в глаза, словно проверяя, удовлетворяет ли меня то, что она рассказывает. Я ясно чувствовала, что она лжет, и мне было очень интересно, зачем она это делает.

— А как фамилия вашего сына? У меня родственник работает на нефтеперерабатывающем комбинате, — спросила я, следя за реакцией Валерии Евгеньевны. В глазах домработницы появилось беспокойство.

— Нет, вряд ли ваш родственник его знает, он там сидит на отшибе.

— В каком смысле сидит на отшибе, он же мастер смены? — не поняла я.

— Золотов его фамилия, Игорь Сергеевич, — выпалила Валерия Евгеньевна, перебивая меня.

В дверь позвонили. И я и Валерия Евгеньевна тут же оказались на ногах.

— Вы кого-нибудь ждете? — спросила я.

— Нет, — прошептала домработница. Я вытащила из кобуры револьвер, и глаза Валерии Евгеньевны комично расширились от ужаса.

— Да не волнуйтесь вы так, там же железная дверь с кулак толщиной. Проще взорвать стену, чем ее открывать, — ободрила я Валерию Евгеньевну и двинулась с оружием на изготове. Пусть наниматели видят мою крутизну.

В узкой щели дверного проема кабинета показался полный ужаса глаз Дмитрия Ивановича.

— Кто это? — глухо спросил антиквар как из бочки.

— Сейчас узнаем, — бодро сказала я, включая экран на стене.

На лестничной площадке топтались трое мужиков в синих рабочих блузах, затем к ним подошел Антон и позвонил в дверь еще раз.

— Это Антон, — громко объявила я.

Дмитрий Иванович и Валерия Евгеньевна подошли к экрану и самолично с минуту изучали изображение.

— Это, наверное, окно устанавливать пришли, — пробормотал Дмитрий Иванович неуверенно. — Женечка, откройте, пожалуйста.

Я впустила гостей.

— А что так темно? — спросил Антон, оглядываясь.

Незаметно глазами я указала ему на отца. Дмитрий Иванович давал указания рабочим, затаскивающими на кухню оконную коробку. Бегая вокруг них, он театрально хватался за голову и вскрикивал:

— Осторожнее! Осторожнее! Сюда не приближайтесь! Осторожнее, не дотрагивайтесь!

— Понятно, — протянул Антон, смерив отца долгим взглядом. — Вы, Евгения Максимовна, как, держитесь?

— Я привыкла преодолевать трудности, работа у меня такая, — сказала я невесело.

Окно установили в течение часа. Антон, принимая работу, заставил рабочих кое-что доделать, а затем вся банда убралась из квартиры, оставив после себя засыпанную строительным мусором кухню.

— Ох, опять мне полы мыть и пылесосить. Везде натоптали, — горестно произнесла Валерия Евгеньевна, оценивая размеры ущерба.

— Не будем ей мешать. Пойдемте лучше поговорим ко мне в кабинет, — предложил Дмитрий Иванович.

— Пойдемте, — пожала я плечами, не совсем понимая, о чем со мной хотят говорить.

Дмитрий Иванович устроился в своем шикарном кресле за столом, а я на стуле напротив. В кабинете было еще темнее, чем в гостиной.

— Может, все-таки включите свет? — спросила я антиквара. Сейчас у снайперов есть прицелы ночного видения, так что свет им не нужен.

— Знаю, — проворчал Дмитрий Иванович и включил настольную лампу, — прямо хоть досками окна забивай.

— Мыслите позитивно и надейтесь на лучшее, другого выхода у вас нет, — посоветовала я.

— Хорошо. Начну с завтрашнего дня, — хмуро бросил Дмитрий Иванович.

— Что нашли в подъезде, где сидел снайпер?

Вопрос застал меня врасплох. Шариться по подъезду я изначально не планировала, сказала, лишь бы отвязаться, потому что не видела смысла в этом мероприятии. Если милиция что обнаружила, я и так буду знать, а выдавать весь расклад Дмитрию Ивановичу я не собиралась. Пусть думает, что несколько часов, проведенных вне дома, я трудилась в поте лица.

— В подъезде ничего особенного я не нашла, — соврала я, — киллеры обычно стараются не оставлять улик. Если бы, скажем, прошел дождь перед покушением, то можно было б надеяться на следы.

— Понятненько. Мартышкин труд, значит, — пробормотал Дмитрий Иванович.

Он вытащил из выдвижного ящика мундштук, вставил в него сигарету без фильтра и прикурил от зажигалки. Я тоже закурила.

— И что дальше? — вздохнул Дмитрий Иванович.

— Завтра я собираюсь навестить ваших друзей антикваров. Потом можно будет и подумать, — ответила я. — Хорошо бы узнать их адреса. Вы же их знаете? Так ведь?

— Знаю, знаю, — проговорил старик, задумчиво стряхивая пепел в серебряную пепельницу, сплетенную из множества змей.

— Продиктуйте, я запишу, — попросила я, сунувшись за своим блокнотом. Но вместо того, чтобы диктовать, Дмитрий Иванович встал, приблизился к секретеру, из рядов папок, расставленных на его полках, выбрал три и протянул мне.

— Что это? Досье на ваших коллег? — догадалась я.

— Ага, — хитро подмигнул Дмитрий Иванович. — Не забыли, где работал? Там в папках все про этих сволочей.

— А в остальных папках что? — кивнула я на секретер. Вы собираете досье на людей, с которыми сталкиваетесь, или существует какая-то градация?

— Я собираю досье на тех, кто меня интересует, — ухмыльнулся антиквар. — Вашего досье у меня пока нет, но оно обязательно будет.

— Вы льстите мне своим вниманием, — улыбнулась я.

— Вы, наверно, думаете, что у меня паранойя? — спросил Дмитрий Иванович, откидываясь в кресле. — Только благодаря своей паранойе я еще жив. Сейфовая дверь, камеры — думаете это от хорошей жизни? Я на улицу боюсь выйти. Что вокруг творится! По улицам слоняются обкуренные наркоманы, готовые прирезать из-за обычной сигареты.

— Вы бы переехали в квартал получше, — посоветовала я, — купите квартиру в элитном доме с постом охраны в вестибюле. Вы же сможете себе это позволить.

— Вот что скажу, — сурово произнес Дмитрий Иванович. — Из этой квартиры меня вынесут только вперед ногами. Я здесь всю жизнь прожил и не собираюсь что-то менять.

Соловьиная трель прервала наш разговор.

— Вы не могли бы посмотреть, кто это на ночь глядя приперся, — попросил Дмитрий Иванович. В его глазах промелькнуло беспокойство, а рука с недокуренной сигаретой задрожала.

Я молча прошла в прихожую. Валерия Евгеньевна, отвернувшись от монитора, виноватым голосом прошептала:

— Васька опять пришел. Не знаю: пускать или нет? — Я глянула, точно внук антиквара.

— Открывайте, — приказала я Валерии Евгеньевне, а сама осталась стоять перед дверью.

Монитор не мог передать всей картины в точности, поэтому то, что Василий в стельку пьян, я поняла, лишь столкнувшись с ним лицом к лицу. Парень некоторое время просто стоял в прихожей. Валерия Евгеньевна звенела у него за спиной засовами.

— Дед, мать твою так! — хрипло заорал Василий. При этом его остекленевший взгляд нисколько не изменился. Я заметила следы побоев на лице у Василия и подумала, что, наверно, он весело провел время, продав то, что дал ему дед. Но денег, как всегда, оказалось мало. — Дед! Дед! Дед! — с надрывом заорал Василий, даже присаживаясь от натуги. Сделал шаг вперед и упал на четвереньки.

Из кабинета с решительным лицом вышел Дмитрий Иванович.

— Допился, сволочь, — констатировал он.

— Дед, дай денег, — промычал Василий с пола, — мне очень нужно, очень, понимаешь?

— Евгения Максимовна, если не трудно, уберите это дерьмо из моей квартиры.

Я взглянула на Валерию Евгеньевну, и та, восприняв мой взгляд как приказ, бросилась открывать дверь.

— Суки! — взревел Василий. Бутылка пива, зажатая в его руке, с силой ударилась о бронзовую вешалку и взорвалась осколками. Я сделала упреждающее движение, избежав острой «розочки», пронесшейся у меня перед лицом. Захват запястья, поворот, подсечка — и вот Василий с заломанной за спину рукой скрючился подо мной на полу.

— Гниды! Гниды! — орал он приглушенно.

Валерия Евгеньевна распахнула дверь, а я рывком поставила Василия на ноги и выволокла в коридор.

— Куда вы его! — испуганно поинтересовалась Валерия Евгеньевна. — Если оставить его тут недалеко, то он опять прибежит тарабанить в дверь.

— Вы телефон его родителей знаете, вот позвоните, или пусть подъезжают к подъезду и забирают свое сокровище, — прокричала я сквозь вопли Василия, запевшего какую-то нескладную песню, в которой русские слова чередовались со словами на английском. Валерия Евгеньевна пообещала выполнить мою просьбу. Как только она закрыла дверь, Василий странным образом выскользнул из моих рук, оставив в пальцах клочок ткани от своей футболки. Он полез на перила, намереваясь нырнуть в пролет, но не успел осуществить задуманное. Я ухватила парня за брючный ремень и сволокла с перил. Василий стал драться, вопя про какой-то беспроигрышный вариант. Я легко парировала удары вусмерть пьяного задиры. И вот после очередной атаки Василий скатился кубарем с лестницы, пересчитав все ступеньки.

Спустившись, я проверила его пульс. Жив, но без сознания. Так оно и лучше, не будет сопротивляться, — подумала я, взваливая на себя безжизненное тело. У подъезда я сбросила Василия на лавочку. Сама села рядом, тяжело дыша.

— Мама, я больше не буду, обещаю, — промычал парень в отключке, едва шевелясь.

Я посмотрела на него с отвращением и закурила. В принципе меня не волновала дальнейшая судьба этого алкаша. Можно было оставить его на лавочке и идти домой, но у меня появилась мысль пообщаться с его родителями, чтобы самой составить мнение о них, а не принимать на веру слова антиквара, что его родственники все как один упыри болотные.

Прошло полчаса. Никто не торопился приезжать за Василием. Солнце медленно ползло за горизонт. Кое-где в окнах домов, на стеклах машин мелькали красные блики заходящего солнца, мешая ночи захватить власть над городом. У моих ног прыгала пара воробьев, гоняя по асфальту хлебную корку. Они сердито чирикали и временами налетали друг на друга. Пока я следила за воробьями, Василий поднялся на лавке и сел, тупо моргая глазами. Я опасливо покосилась на него, однако парень вроде бы не думал буянить, по крайней мере, в данный момент.

К подъезду плавно подкатило желтое такси. Из него выскочила невысокая, полная, светловолосая женщина в адидасовском спортивном костюме и с криком: «Вася, тебя опять побили!» — кинулась к лавке.

— Ты кто такой вообще? — заревел Вася, не узнавая родную мать. — Уйди от меня, гад, а то как…

Он махнул кулаком и попал женщине по лицу. Мать Василия закрыла лицо руками и заплакала. Сквозь рыдания прорывались слова:

— Пойдем домой, Вася. Прошу тебя! — Женщина сделала попытку дотронуться до плеча сына, но он, дико завопив, вскочил, пихнул ее на асфальт и сделал попытку бежать. Однако, использовав парочку приемов, я мгновенно утихомирила хулигана. Все произошло так быстро, что его мать не успела ничего понять.

— Что с ним? — спросила женщина, поднимаясь с колен. Ее расширенные глаза были прикованы к обмякшему телу сына, которого я держала, обхватив руками подмышки.

— Он уснул, — соврала я. — Откройте мне заднюю дверцу такси, чтобы я смогла уложить его на сиденье.

Женщина кивнула и захлопотала вокруг машины. Открыв дверцу, держала ее и следила, чтобы аккуратно укладывала ее оболтуса, потом побежала на другую сторону, залезла в салон и помогла мне усадить юного алкаша.

— Ну все, сели? — спросила я ее.

— Да, поехали, — ответила мать Василия, — Вторая Заливная, дом пять.

Шофер снял «Волгу» с нейтралки, и мы тронулись.

— А вы кто такая? Подруга Васи, да? — спросила женщина, с любопытством рассматривая меня. Из кармана спортивных штанов она достала платок и принялась с любовью оттирать кровь и сопли с разбитой морды сыночка. — Я вас раньше не видела.

— Я не девушка вашего сына. Я телохранитель Дмитрия Ивановича, — ответила я, сдерживая желание еще раз врезать пускающему слюни Василию.

— Я не знала, что Дмитрий Иванович нанял телохранителя, — задумчиво произнесла женщина.

— Вы, наверно, не знали, что на него покушались вчера вечером? — спросила я, следя за ее лицом.

— Так вот зачем к нам сейчас пришла милиция, — протянула мать Василия и искоса глянула на сына. Выражение неподдельного изумления появилось на ее лице. — Я им сказала, что сейчас вернусь, сама быстрее в такси и за Васькой. И как это случилось?

— Снайпер стрелял через окно. Пуля легко поранила Дмитрия Ивановича. Вот и все, — пояснила я.

— Уж не подозревает ли Дмитрий Иванович нас? — спросила женщина. Ее губы сжались в узкую полоску, а глаза сузились.

— Почему вы так решили? — пожала плечами я.

— Да по тому, как он к нам относится, — зло бросила мать Василия.

— Вы про наследство, что ли? — беззаботно спросила я, делая вид, что разговор меня вообще мало интересует.

— Да, про наследство. Ведь это уму непостижимо, — запальчиво заговорила женщина, стискивая в руке окровавленный платок. — Вам бы понравилось, если бы ваш отец завещал все музею?

Слова про отца полоснули мне по сердцу, однако я, отогнав ненужные мысли, спросила:

— А откуда вы знаете про завещание?

Глаза женщины так и забегали.

— Я, это… так муж рассказал.

— В общем, вы все это давно знаете, — не дала ей расслабиться.

— Ну да, знаем, — растерянно пробормотала мать Василия.

— И дочь Дмитрия Ивановича, Надежда, тоже знает? — напирала я.

— Да. Она так расстроилась, когда ей Васька проболтался, — ответила женщина.

— Дмитрий Иванович подозревает в покушении кого-то из родственников, так он и милиции сказал, — призналась я.

— Да что он, одурел! — воскликнула мать Василия — зачем нам это?

— Не знаю, — буркнула я, — может, из мести. Милиция разбираться не будет. У них есть подозреваемый, его они и посадят. Думаю, они нацелились на вашего мужа, а уж если они захотят, он во всем сознается, еще и чистосердечное признание напишет. Знаю я их методы.

— Да вы что! — воскликнула женщина, отшатнувшись. — Да почему он виноват? Да Борис никогда бы не поднял руку на своего отца. Что вы! Он давно говорил, что Дмитрий Иванович не в своем уме и ему надо лечиться.

— Думаете, вашему мужу удастся упечь отца в дурдом? — невинно спросила я.

— Почему упечь? — возмутилась мать Василия. — Борис хочет помочь отцу, пока он чего не натворил.

Мы свернули в переулок между частными домами, и такси притормозило перед добротным кирпичным домом на четыре окна, у ворот которого стояла милицейская «шестерка». Я усердствовала, помогая матери вытащить невменяемого сына из такси, тайно надясь проникнуть в дом Бориса и разведать там все. Но только мы общими усилиями выволокли Васю из машины, как из калитки вышел Борис собственной персоной. Он был очень похож на своего брата, только еще шире в плечах и грузнее. Борис решительно направился к нам с каменным лицом.

— Спасибо за помощь, дальше мы сами, — сухо бросил он, и отобрав у меня Василия, потащил его в дом, спросив на ходу у жены, кто я такая.

— Это телохранительница отца, — сказала женщина, опасливо оглянувшись на меня. Борис тоже обернулся, посмотрел подозрительно, но ничего не сказал.

Я села в такси и поехала обратно.

— Что, доставили Ваську по назначению? — спросил Дмитрий Иванович, когда я вошла к нему в кабинет после занимательной поездки. Доски, которые варила в бульоне Валерия Евгеньевна, он с помощью гвоздей скрепил поперечными планками, так что получился щит размером примерно пятьдесят сантиметров на семьдесят, и теперь натирал этот щит чем-то белым.

— Да, доставила и выяснила кое-что интересное, — ответила я, гадая, чем собственно, занимается старик. Рядом с ним на столе стояла старая почерневшая икона с налепленными на нее квадратиками фланели. В комнате пахло спиртом, смолой и черт знает чем еще.

— Любопытно, любопытно, — пробормотал Дмитрий Иванович и, видя, мой вопрошающий взгляд, пояснил: — А я тут, понимаете, экспериментирую со старинными грунтами, чтобы понять, как лучше раскрывать иконы. Ведь реставрация — это творческий процесс. Нужно постоянно быть в поиске, придумывать что-то новое.

— Так вам интересно, что я раскопала? — перебила я антиквара.

— Ужасно интересно, — осклабился он и, забравшись под письменный стол, вынул оттуда небольшой микроскоп, поставил на стол, отодвинув разбросанные по столешнице скребки, пинцеты, кисточки, поместил под микроскоп подготовленное предметное стекло с препаратом, с минуту изучал его, а затем воскликнул: — Всего три слоя, я так и знал!

— Ваши родственники знали про завещание, и им не было резона вас убивать, — сказала я, рассерженная невниманием Дмитрия Ивановича.

— А если из мести, может, они обиделись? — задал каверзный вопрос старик, отвлекаясь от своего занятия. — Вы что, можете прочитать их мысли? Можете узнать, что они задумали? Я бы на вашем месте не стал так категорично заявлять, что у них не было мотива.

— Я с вами не спорю, — сказала я раздраженно. — Я не сбрасывала их со счетов, в особенности вашего внука — еще тот тип. Кстати, помните, вы обещали дать мне что-то, что помогло бы мне при общении с вашими коллегами антикварами?

— Да, помню. Я как раз собирался. — Дмитрий Иванович подошел к секретеру, открыл ключиком замок на одном из ящиков, выдвинул ящик и извлек оттуда небольшую иконку величиной с ладонь в тонкой позолоченной рамке, украшенной крупными жемчужинами. — Вот, возьмите. Покажете им — и вас примут с распростертыми объятиями. — Антиквар с благоговением вручил мне иконку.

— Она дорогая, да? — спросила я, с беспокойством рассматривая хрупкую вещицу.

— Стоит больше, чем вы можете себе представить, — обрадовал меня старик. — Это уникальный жанр древнегрузинского искусства — техника перегородчатой эмали. Ученые до сих пор бьются над загадкой, как удавалось создавать такие вот композиции, не расплавив тончайших золотых проволочек — перегородок между участками эмали разного цвета.

— А если, скажем, в результате драки эта икона будет повреждена? — поинтересовалась я, глядя в спокойное лицо Спасителя на иконе.

— Будете выплачивать из зарплаты или отдадите свое имущество для возмещения ущерба, — по-деловому сказал Дмитрий Иванович, подсовывая мне чистый лист бумаги, — напишите-ка расписку, что я, такая-то… получила… я сам продиктую.

— А может, дадите что-нибудь попроще? Скажем, вот этот подсвечник с чертиком, — предложила я. — Или он тоже ценный?

Я с сомнением посмотрела на козлобородого мужика с рожками, согнувшегося под тяжестью бронзового основания свечи в виде тарелочки.

— У меня все ценное! И это не чертик, а сатир. Подсвечник, стиль барокко. Австрия, вторая половина восемнадцатого века, — взвился Дмитрий Иванович. Антиквара понесло, и он начал выкрикивать даты и названия. — В зале у стены не просто пыльный ящик, а позднеготический сундук, Тироль, примерно тысяча пятисотый год. А вот это, — он указал рукой на покосившийся комод без одной ножки, которая откололась и была заменена сучковатым поленом, — это комод, стиль «Буль», Франция, конец восемнадцатого века, черное дерево.

— Но он же сломан, — возразила я. — Его разве можно продать без ножки?

— Я не собираюсь продавать его без ножки. Ножку уже делают. Немного усердия — и комод будет как новый, — отчитал меня Дмитрий Иванович за невежество. — Вы видите в моих вещах лишь хлам и не можете себе представить их после реставрации. Вам нравится стул, на котором вы сидите? Ренессанс, Ломбардия, шестнадцатый век, красное дерево. Он был в ужасном состоянии, когда я его нашел. А теперь посмотрите! Что за чудо!

— Мне кажется, он слишком массивный, с места не сдвинешь, — буркнула я специально, чтобы досадить старику. Дмитрий Иванович только презрительно фыркнул. Я для него была невеждой, человеком, не разбиравшимся в элементарных вещах.

— А персидский ковер вам понравился, что на стене в гостинной?

— Это который мне мешает в комнату заходить? — переспросила я.

— Да, да, именно он. Биджер, середины девятнадцатого века.

— Ну я бы не отказалась иметь такой в гостинной, — призналась я. — Яркий, красивый рисунок, цвета там всякие, завитушки, листья.

— Вот видите, даже вам не чуждо прекрасное, — обрадовался старик. — Вы заметили, сколько там оттенков, цвета от темно-синего до светло-голубого, от бледно-розового до кирпично-красного, пять оттенков зеленого, коричневой, белый, желтый.

— Так вы дадите мне подсвечник вместо иконы? — строго спросила я.

— Нет, не дам, — отрезал Дмитрий Иванович, сурово разглядывая меня поверх очков. — Как вы не поймете, перегородчатая эмаль — вещь уникальная, легко узнаваемая и практически не подделывается. А подсвечник, при определенной сноровке и знаниях легко подделать.

— Хорошо, убедил, — сдалась я, — давайте свою бумажку.

Под его диктовку я быстро написала расписку о получении иконы, поставила внизу подпись и дату.

— Отличненько, хе-хе, — мерзко захихикал антиквар, пряча расписку в выдвижной ящик секретера.

Я тоже улыбнулась, думая, какой будет сюрприз антиквару, когда он узнает, что у меня за душой ни гроша. Взыскивать компенсацию будет не с чего. Большие гонорары за работу я не копила, а тратила на развлечения, отдых. Я жила в квартире тети, но единоличной хозяйкой являлась она. Я же по новому Жилищному кодексу могла быть выписана ею из квартиры в любой момент, как только возникнет угроза претензий ко мне со стороны кредиторов в лице, например, Дмитрия Ивановича.

— Когда встретитесь с ними, то скажете, что родом из Грузии и икону вам оставила бабушка, — напутствовал меня антиквар. — Через знакомых вы вышли на меня. Я вам предложил за икону пятьсот долларов, но вы решили подумать. Неделю назад вы сходили в краеведческий музей и поговорили с искусствоведом Тамарой Иосифовной Бромель. Она вам посоветовала обратиться к ним, написала адрес и телефон. Ясно?

— Ясно, — ответила я с сомнением. — А что, если они позвонят этой Тамаре Иосифовне и спросят, была ли я у нее или нет и давала ли она мне их адреса?

— Не спросят, — уверенно заявил антиквар, осторожно касаясь пинцетом кусочков фланели на иконе. — По-моему, лак разбух, — пробормотал он, приглядываясь, стал отдирать осторожно кусочки материи и складывать их на тарелку.

— Почему не спросят? — не унималась я. Всякие туманные намеки меня не устраивали.

— Потому, что позавчера Бромель скоропостижно скончалась от сердечного приступа, — ответил Дмитрий Иванович, помешивая в стакане ложечкой вязкую жидкость, напоминающую подсолнечное масло.

— Вот как, — протянула я, вынимая из портсигара сигарету, — это очень удобно для нас, не так ли?

— Курить здесь не надо, — предостерег меня антиквар, указывая на бутыль со спиртом. — Видите, у меня повсюду расставлены горючие материалы, в воздухе пары. Идите на кухню.

— Хорошо, — кивнула я, поднимаясь, — можно последний вопрос?

Дмитрий Иванович кивнул, а я, указав на странный ржавый шестигранный стержень, полый внутри, с отверстием на одной из граней и каким-то крючком у противоположного конца, спросила:

— Вот это тоже ценная вещь?

— Это вообще бесценная, — воскликнул Дмитрий Иванович, сияя глазами. — Кованая железная ручная кулеврина, с приспособлением для насадки, начало пятнадцатого века. Бывает, попадаются развороченные взрывом при сражении, но они не менее ценные, чем неповрежденные. Посмотрите, на ней отчетливо видны следы ковки.

— Я так и думала, — пробормотала я, бросившись к двери. Лекции антиквара начинали сводить меня с ума.

На кухне нестерпимо воняло чесноком и рыбой. Валерия Евгеньевна кипятила какую-то сероватую жидкость в маленькой кастрюльке.

— Что это, суп? — спросила я, заглядывая домработнице через плечо. Она, как всегда, истошно вскрикнула, а затем стала обвинять меня в доведении ее до инфаркта. В кастрюльке оказался клей, который был просто необходим антиквару. Я побыстрее закурила, чтобы табаком заглушить зловоние, исходящее из весело булькающей кастрюльки. В холодильнике я нашла купленные накануне в супермаркете свиные сосиски и, раздобыв кастрюлю, поставила их варить. Сама села рядом на табурет у окна, облокотилась на стол и, размышляя о предстоящем завтрашнем деле, стала пускать к потолку колечки дыма. Часть стола передо мной была засыпана мукой. На муке лежало несколько кусков густого жирного теста и формочки для печенья из белого металла в виде рыбок, колечек, ягод. Была даже одна звезда и рак.

— Нравится? — спросила Валерия Евгеньевна, кивая на формочки.

— Да. Где это вы такие купили? — спросила я, не потому что действительно интересовалась, а чтобы поддержать разговор.

Валерия Евгеньевна воровато оглянулась на коридор и прошептала:

— Я их у Дмитрия Ивановича слямзила. Если узнает, то оторвет мне голову. — Имитируя манеру антиквара говорить, она прокаркала: — Богемия, восемнадцатый век, — и захихикала по-детски.

— Ох и попадет вам, — вздохнула я, делая большие глаза.

— Я быстро спрячу, если он войдет, — прошептала домработница.

— Ну-ну, — подбодрила я, — дерзайте.

Помешав в последний раз гадкое варево, Валерия Евгеньевна посмотрела на настенные часы с кукушкой и пробормотала:

— Угу, готово, — и, сняв с плиты, понесла клей заказчику.

Я слила воду из кастрюли с сосисками, отрезала себе кусок хлеба, неторопливо заварила чай с одноразовым пакетиком, а когда домработница вернулась, составила все это на поднос и отнесла к себе в комнату, чтобы не ужинать в зловонной атмосфере. Не знаю, казалось мне или это было на самом деле, но сосиски отдавали клеем. Я ела их совсем без удовольствия, лишь бы насытиться. Когда я допивала чай, в квартире погас свет. Поначалу я решила, что это у меня в комнате в люстре перегорела лампочка. Однако, подсветив себе зажигалкой, я убедилась, что это не так. Спираль лампочки была целой и даже нерастянутой.

Из-за двери послышался садистски довольный голос Дмитрия Ивановича:

— Не старайтесь включить свет. Это я его отключил с щитка в коридоре. Мы в девять часов всегда ложимся спать, и я не хочу, чтоб из-под вашей двери пробивался свет.

— Это уже ни в какие ворота не лезет! — закричала я возмущенно. — Я не младенец, чтобы в девять укладываться.

— Разговор окончен, — донеслось из-за двери, — как я сказал, так и будет. Не нравится — убирайтесь!

— Все, конечно, хорошо, вот только, боюсь, в потемках поколю всю вашу посуду да мебель переломаю, — сказала я, подпустив в свой голос искренней обеспокоенности, — за все-то я заплатить не смогу, а если еще с вашей старогрузинской иконой что случится, то мне и жизни не хватит расплатиться с вами.

— Не двигайтесь одну минуту, я сейчас включу свет, — почти закричал Дмитрий Иванович с другой стороны двери. Раздались быстрые шаги в направлении прихожей, потом вспыхнул свет. Дмитрий Иванович вошел ко мне в комнату и с критическим видом осмотрелся.

— Я на раскладушке не сплю, — проследила я за его взглядом на мою постель на полу, указала на сложенную раскладушку, — можете забрать, она мне не нужна.

Старик молча схватил раскладушку под мышку, посмотрел на сложенную в углу посуду, затем на массивный шкаф красного дерева и проверил кровать. В конце осмотра, он предупредил:

— Будьте осторожнее с полировкой. За мебелью скоро придут клиенты, чтобы никаких пятен или царапин.

— Понятно, — проговорила я четко.

— Не жгите попусту электричество, — продолжал антиквар распекать меня, — подготовились ко сну и выключайте. Ночью встали оправиться — включили, выходите из комнаты — выключили.

Слушая его, я испытывала огромное желание сказать, что боюсь темноты, но за эту шуточку я бы точно мигом вылетела с работы. Так что мне оставалось тупо кивать и мычать — да, господин, нет, господин, будет исполнено, господин.

Уловив что-то в моем взгляде, антиквар помрачнел.

— Вы не воспринимаете меня всерьез?

— Что вы! — делано ужаснулась я его предположению. — Я сама обеспокоена энергетическим кризисом, развивающимся в нашей стране, и готова сделать все, чтобы исключить непродуктивные потери электрической энергии.

У Дмитрия Ивановича на скулах заходили желваки. Чтобы отвлечь старика от опасных мыслей на счет моей компетентности, я сделала предложение:

— Надо бы проверить ваш телефон на предмет прослушки.

— Можно обойтись без этого, — с надменным видом скривился антиквар. В его глазах ясно читалось: «Девочка, кому ты говоришь о прослушке?»

— Это совершенно новая технология, — не сдавалась я, — компьютерная программа при подсоединении компьютера к линии сама тестирует сеть. Результат выдается на компьютер. Достоверность девяносто девять целых и девяносто девять сотых процента.

— Ой, ну хорошо. Попробуйте. Что для этого нужно?

— Да ничего. Моток телефонного провода и компьютер, — бодро ответила я. — Я прямо сейчас подключусь, а к утру будет результат.

Дмитрий Иванович с минуту задумчиво сопел, пронзая меня недобрым взглядом.

— Давайте, подключайтесь, — решил он в конце концов.

Я быстро размотала телефонный провод, подключилась в разрыв линии в коридоре и присоединила провод к ноутбуку. Все действие заняло три минуты. Дмитрий Иванович зорко следил за мной. Когда я закончила, старик потребовал, чтобы я немедленно ложилась спать и выключила свет. Я сделала вид, что ложусь, выключила свет, но когда антиквар ушел и в доме стало тихо, я в быстросгущающихся сумерках подсела к компьютеру, побродить по сети и поискать ответы на интересующие меня вопросы. Главным образом мне хотелось выяснить, как выглядят настоящие антикварные вещи. Те, что я видела в квартире Дмитрия Ивановича, казались мне старьем, пыльным, полуразрушенным временем хламом, может быть, за редкими исключениями. Например, кровать с балдахином и прозрачным занавесом, рядом с которой я спала, выглядела неплохо, еще шкаф, секретер в кабинете Дмитрия Ивановича и стулья. Чтобы не потонуть в дебрях гигабайтов информации, я разыскала своего интерактивного друга Юзера, который в обычной жизни трудился на одном из оборонных предприятий инженером-конструктором.

Он считал меня по заочному знакомству парнем по кличке Охотник, занимающимся частным сыском. Юзера всегда интересовали подробности дел, детали убийств, хитроумные заговоры, запутанные преступления. Не обделенная фантазией, я неустанно снабжала его информацией. Не важно, что половина из того, что я рассказывала, было выдумкой. Юзер гордился тем, что участвует в расследованиях, а я экономила кучу времени. На этот раз Юзер свел меня с неким типом по кличке Аристарх, специалистом в области антиквариата.

Аристарх буквально завалил меня информацией, которую я сразу не в силах была переварить. В глазах зарябило от стран, эпох, стилей. Репродукции калейдоскопом прошли перед моим взором, усилив хаос. Я выключила компьютер и посмотрела на часы — половина третьего. Ничего себе засиделась. Единственное, что я уяснила за это время, проведенное в сети, — это то, что, возможно, мой наниматель занимается подделкой икон. Все признаки налицо, варка в бульоне досок, клей, воняющий рыбой и чесноком, сырые яйца, вещества в бутылках в его кабинете, спирт, масло, запах смолы. Если Дмитрий Иванович подделывает иконы, то может подделывать и остальное. Покупают же антиквариат состоятельные люди. Некоторые из них имеют криминальное прошлое и способны за то, что их кинули, вышибить кидальщику мозги.

Передо мной замаячило еще одно направление расследования. Однако я не могла представить, как идти по этому пути. Клиенты в основном люди скрытные. Я не смогу подобраться к ним на пушечный выстрел, да и Дмитрий Иванович не позволит их беспокоить. Единственная возможность — дела антиквара станут настолько плохими, что он сам признается, кого обжулил.

Оторвавшись от размышлений, я посмотрела на антикварную кровать. В голову пришел законный вопрос — почему я должна валяться на полу, если рядом есть кровать? Отодвинув прозрачный занавес, я аккуратно села на кровать. Скрип, показавшийся мне от неожиданности выстрелом, прорезал тишину. Я вскочила с кровати, та в отместку скрипнула еще раз.

— Интересно, услышали это в соседней комнате? — подумала я и в ответ на свои мысли уловила быстро приближающиеся шаги. «Черт, камера наблюдения», — мысленно вскрикнула я.

Уничтожив следы пребывания на музейной редкости, я стрелой нырнула в свою разобранную постель, натянула до подбородка простыню и захрапела. Дверь моей комнаты отворилась. Шаркающие шаги пересекли порог, вспыхнул свет. Я сонно потянулась, зажмурилась и простонала:

— Что случилось? Этовы, Дмитрий Иванович? — Я специально не открывала глаза, чтобы не встречаться с его взглядом-рентгеном.

— Я слышал, как скрипнула кровать, — обвиняюще начал антиквар.

— Это у соседей наверху, — пробубнила я, закрываясь от света рукой.

— Чепуха! Наверху квартира пустует. Ее сдают, но сейчас там жильцов нет, так что некому там скрипеть, — возразил он. Прошел мимо меня, потрогал кровать — она заскрипела. Краем глаза я видела хищную улыбку, мелькнувшую на лице Дмитрия Ивановича.

— Так, скоро явится клиент, а свежая доска рассохлась, — протянул он, — завтра надо будет убрать дефект.

— Я спать хочу, — жалобно проговорила я, уткнувшись лицом в подушку.

— Ухожу, — проворчал антиквар и предупредил: — Учтите, у меня очень чуткий слух.

— Учту, — прошептала я с закрытыми глазами.

Свет погас. Звук шагов антиквара затих, и я провалилась в сон.

5

Утром, не теряя времени, я приступила к проверке конкурентов Дмитрия Ивановича. После скудного завтрака из магазинных пельменей с двумя чашками экспрессо, я села за телефон.

Салов отозвался сразу. Я сказала ему все, что советовал Дмитрий Иванович. Антиквар клюнул на наживку, предложил встретиться через час у него дома. У Илюмжинова со мной разговаривал автоответчик. Я оставила номер своего сотового и взялась за директора школы искусств. Но его дома не оказалось. Трубку взяла мать. Женщина пообещала передать сыну, что я звонила.

С Головановым у меня возникли проблемы. Я только успела представиться, как Богдан Иванович понес меня последними словами. Ко мне он обращался почему-то во множественном числе, кричал, что на «нас» найдет управу. Обещал дойти до обкома партии. На мои вялые попытки заговорить он реагировал с яростью быка, атакующего красную тряпку. Я отняла от уха трубку и дала послушать Дмитрию Ивановичу.

— Все, крышу снесло, — дал свое заключение антиквар, счастливо улыбаясь, — недолго ему теперь осталось. Найдутся родственнички, которые сбагрят его в дом престарелых, а коллекцию попросту растащат.

Сказав последнее, Дмитрий Иванович крепко задумался. Улыбка медленно сползла с его лица, и он внезапно рванулся в кабинет. Вначале я не поняла его поведения, но потом, увидев старика, спешащего с записной книжкой к телефону, поняла. Дмитрий Иванович боится, что коллекцию Голованова растащат без его участия. Дрожащими от возбуждения пальцами, он кое-как набрал номер, прислушался.

— Вера Васильевна, это Дмитрий Кострюк, да, да, — затараторил антиквар внезапно в трубку. — Нет, у меня есть совесть, я просто хотел спросить, не знаешь ли ты телефон дочери Голованова. Мне надо с ней срочно поговорить. Нет, я не собираюсь ее объегоривать.

Я чувствовала себя лишней при этом разговоре, поэтому я сказала, что отправляюсь на встречу с Саловым.

— Идите, идите, — обрадовался Дмитрий Иванович и едва не самолично вытолкал меня за порог.

Я вышла из подъезда. Ценная икона покоилась у меня в сумочке. В утреннем небе счастливо щебетали птицы, радуясь небольшому похолоданию, произошедшему за ночь. Я посмотрела в небо — дождь сегодня не исключается.

«Фольксваген» дожидался меня на стоянке у супермаркета, но до него я не дошла. Мое внимание сразу привлекла машина с работающим двигателем, прижавшаяся к тротуару. Обычная белая «двадцать четвертая» «Волга». Я двинулась через улицу, и тут же «Волга» рванулась со своего места, понеслась прямо на меня. В последнее мгновение мне удалось увернуться. Падая на асфальт, я успела разглядеть номер машины, а также одного из пассажиров. Он глянул через заднее стекло на дорогу, чтобы посмотреть, что со мной произошло. Это был Василий, любимый внук антиквара.

— Вот, значит, как, — сказала я себе, следя за исчезающей в транспортном потоке машиной. — Придется теперь поговорить с Васькой по душам.

Вдруг ужас пронзил мое тело. Я посмотрела вокруг, ища выскользнувшую из рук сумочку. Она валялась на тротуаре в пяти шагах от меня. С сильно бьющимся сердцем я подскочила к ней, бережно подняла и открыла. Икона в результате инцидента осталась неповрежденной. Я достала ее из сумочки и внимательно осмотрела.

— Слава богу! Ничего.

Судорожно вздохнув несколько раз, я убрала икону и принялась отряхиваться. Мне же еще как-никак с людьми встречаться.

Несмотря на тренировки, я все-таки получила несколько синяков на теле, ссадила руки и колени об асфальт. Однако более тяжелых последствий удалось избежать. Воспользовавшись туалетом в супермаркете, я привела себя в порядок, вызвала такси и на нем отправилась по нужному адресу. «Фольксвагеном» я воспользоваться не решилась, так как опасалась, что в нем меня ожидают сюрпризы. Проверять же некогда, человек ждет.

Салов Павел Иванович проживал на пятом этаже девятиэтажного здания на Краснознаменной улице. Я нажала на звонок на обшарпанной металлической двери и через несколько секунд услышала кашель, затем хриплый надтреснутый высокий голос.

— Кто там?

— Это Опарина. Мы с вами договаривались о встрече, — сбивчиво заговорила я, демонстрируя волнение. — Я принесла икону. — Выхватив ее из сумочки, я приблизила икону к дверному «глазку», через который меня внимательно изучали. К тому же, выходя на дело, я оделась соответствующе, чтобы не пугать и не вызывать подозрений. На мне была простенькое ситцевое платье ниже колен, белые туфли на низком каблуке, с кожаными бантами у подъема. Волосы я небрежно зачесала назад, а на нос напялила уродливые очки. Оценив мой усыпляющий бдительность наряд, а также икону, Салов распахнул передо мной двери. — Мне заходить? — неуверенно спросила я, переминаясь с ноги на ногу.

— Да, быстрее, — буркнул Салов, втащив меня внутрь.

Его квартира сильно смахивала на квартиру Дмитрия Ивановича — вся была завалена хламом.

— Куда мне? — спросила я, подслеповато щурясь на окружающие предметы. — Пусть думает, что я дальше своего носа не вижу, — решила я, разыгрывая слепую.

— Проходите на кухню, — предложил Салов жестом. Он был маленький, тщедушный, морщинистый и совсем седой. Однако двигался быстро, а взгляды на меня бросал цепкие. Мы сели на кухне на табуретах.

— Ну, давай сюда, что принесла, — нетерпеливо сказал Салов.

Протянув ему икону, я огляделась и спросила:

— А где ваши домашние?

— Я живу один, — бросил он, сосредоточенно изучая икону через увеличительное стекло. — Жена давно умерла, а дети разъехались.

Он замолчал. В уголках губ залегла горькая складка, серые глаза потухли. Посмотрев на меня внимательно, он спросил:

— А с вами что произошло? Упали, что ли?

— Машина чуть не сбила, — ответила я, — отскочила в последний момент.

— Да, сейчас лихачей развелось, — протянул Салов равнодушно. Его больше занимало состояние иконы, чем моя персона.

— Вначале по совету Тамары Иосифовны я ходила к Кострюку. Он предложил мне за икону пятьсот долларов, — призналась я, сжимая и разжимая пальцы в замок.

— Господи, прости ее грешную! — воскликнул Салов, заслышав мои слова. — Да как она вам могла такое посоветовать? Кострюк же шарлатан, подлец и бандит. Я с ним двадцать лет работал и знаю, что это за человек.

— Думаете, он хотел меня обмануть? — дрожащим голосом спросила я, сжав пальцы так, что они побелели.

— Конечно, хотел обмануть! — удивился моей недогадливости Салов. — Если икона подлинная — потянет на меньше, чем на шестьсот — шестьсот пятьдесят долларов.

— Надо же! — восхитилась я. — Целых шестьсот пятьдесят долларов, на сто пятьдесят долларов больше. Для моей зарплаты учительницы английского это целое состояние.

— Конечно, я не могу отдать деньги прямо сейчас, — огорчил меня Салов. — Необходимо произвести экспертизу. Я покажу ее специалистам. Оставьте икону здесь и приходите через неделю.

— А вы мне расписку дадите? — смущенно произнесла я.

— Расписку! Вы мне не доверяете? — вскричал Салов, вскакивая со стула. — Тогда нам не о чем разговаривать! Уходите отсюда! Идите к этому бандиту Кострюку.

— Ну что вы так кричите? Успокойтесь, — сказала я, — и знайте, что Кострюк говорил про вас, что вы бандит.

— Я? Вот скотина! — побледнел от ярости Салов. — А он не рассказывал, как, пользуясь служебным положением, нагло грабил людей?

— Нет, не рассказывал, — пробормотала я, — но когда я у него была, к нему приходила милиция.

— Вот видите! — обрадованно воскликнул Салов. — Его арестовали?

На лице Салова расплылась счастливая улыбка, глаза заблестели.

— Нет, наоборот. Это на него было покушение. В Кострюка стрелял снайпер, — ответила я. — Легкое ранение в голову. Но знаете, он следователю сказал, что вы скорее всего заказчик этого преступления, и просил установить за вами слежку.

— Какая он все-таки тварь! — завопил Салов, теряя над собой контроль. — Да я в жизни ни на кого руки не поднял, а он такое на меня. Ну я с ним разберусь!

— Ну, я пошла, — сказала я и поднялась с табурета.

— А икону что, не оставите? — подавленно спросил Салов, следя, как я убираю ее в сумочку.

— Я еще подумаю, — ответила я. — Все-таки эта вещь дорога мне, как память.

— Плачу семьсот! — с жаром предложил Салов и зашелся кашлем.

— Нет, спасибо. Я подумаю до завтра, — ответила я.

— Семьсот двадцать пять! — не отставал он.

Я еле вырвалась из квартиры, стала спускаться вниз, а вдогонку мне понеслось по гулкому пространству подъезда:

— Восемьсот! Слышите, восемьсот!

— Поговорим завтра, — в ответ закричала я.

Оставленный в квартире рядом с телефоном передатчик исправно транслировал сигнал на приемник в моей сумочке и на «горошину» в ухе. Если преступник, которого я ищу, это Салов, то после моего ухода он обязательно предпримет какие-нибудь шаги. Я села напротив подъезда на лавочку у плакучих ив так, чтобы объект меня не заметил, и стала слушать. Однако ничего интересного не происходило. Было слышно, как Салов ходил по квартире и материл Кострюка. Позднее он начал что-то читать. Слышался шелест страниц. Шаркающие шаги, громыхание посуды, вновь шаркающие шаги. Я даже начала засыпать. Вряд ли этот старый пень был причастен к покушению. Интуиция подсказывала мне двигаться дальше. Если Антон согласился оплатить расходы, то можно организовать за Саловым слежку.

Решив оставить передатчик в квартире Салова на некоторое время, я вернулась домой к антиквару.

Дмитрий Иванович как раз демонстрировал высокому полному мужчине в стального цвета костюме персидский ковер, висевший на стене. Мужчина подозрительно посмотрел на меня мутно-голубыми глазами и отвернулся, сосредоточившись на будущей покупке.

— Хорошая нить основы, эластичный плотный ворс, — расхваливал Дмитрий Иванович свой ковер, — не поврежден, лишь навязана новая бахрома. Покупатель внимательно рассматривал ковер, мял его, тер лицевую сторону, заглядывал на изнанку. — Ковер хранился у меня на складе, с соблюдением всех норм обслуживания, — уверял Дмитрий Иванович. — Вы же видите, он не подновлялся, не выгорел.

— Цена меня устраивает, товар тоже, но мне нужны еще пара похожих ковров — один в спальню, другой в кабинет.

— Я подберу для вас что-нибудь, — пообещал Дмитрий Иванович. — У меня есть несколько ковров, но их надо проверить, как они перенесли хранение.

— Тогда я кликну своих парней, пусть свернут и отнесут в машину, — предложил клиент.

— Конечно, — кивнул антиквар. — Только скажите вашей прислуге, чтобы ни в коем случае не выбивали его. Раз в неделю пылесос или мягкой щеткой — и порядок. И слишком тяжелую мебель постарайтесь на него не ставить.

— Можете не переживать о ковре, так как он уже мой, — оскалился клиент.

Я пошла на кухню, а Дмитрий Иванович остался следить за ребятами, явившимися за ковром.

— Печенmе будете? — предложила Валерия Евгеньевна.

— Это что, с рыбками и звездочками? — усмехнулась я, заваривая себе кофе в бокале. — Давайте попробую.

Валерия Евгеньевна поставила передо мной блюдо с печеньем. Я взяла одно, откусила кусочек и, разжевав, еле заставила себя проглотить, тщетно стараясь, чтобы на лице не проступило отвращение. Тесто у печенья оказалось чересчур соленое, отдавало маринадами и еще непонятно чем.

— Нравится? — спросила женщина, улыбаясь. — Вместо сыворотки я положила туда старый рассол от помидоров, не выкидывать же.

— Просто великолепно! — воскликнула я, запив противное печенье кофе.

За покупателем ковра хлопнула входная дверь.

— Чаевничаете? — воскликнул счастливый Дмитрий Иванович, вваливаясь на кухню. — Что тут у вас? — Заметив печенье, он мгновенно изменился в лице. — Ты что ж, делаешь, дура! — заорал антиквар не своим голосом на домработницу. Я поспешила выскользнуть из кухни, чтобы буря случайно не задела меня. — Ты жжешь антиквариат девятнадцатого века в духовке! — вопил с надрывом Дмитрий Иванович.

— Да не трогала я его! — кричала в ответ Валерия Евгеньевна со слезами в голосе. — На черта он мне нужен, твой антиквариат.

— А что это за рыбки такие? — разорался старик. — Ты их сама, что ли, вылепила, да? Вручную вылепила? Отвечай, дура волосатая!

Не выдержав оскорблений, Валерия Евгеньевна в слезах убежала к себе в комнату и закрылась там. Антиквар поспешил за домработницей и с криком стал ломиться в закрытую дверь:

— Ты мне за каждую форму заплатишь из своей зарплаты!

Поостыв, Дмитрий Иванович направился в рабочий кабинет. Я переоделась и явилась к антиквару.

— Мне только что позвонил Илюмжинов, велел сейчас приехать, — сообщила я Дмитрию Ивановичу.

— Езжайте, но будьте с ним поосторожнее, — велел он, отрываясь от полирования деревянного щита, покрытого тонким слоем застывшей белой массы. — Я закрою за вами дверь.

Илюмжинов проживал в четырнадцатиэтажной новостройке на седьмом этаже. Дверь открыл сразу, не суетился, не паниковал. Уверенность чувствовалась во всем его облике. Высокий, смуглый, подтянутый, с черными смеющимися глазами. На вид лет сорок, не больше. Одет он был в расшитый шелковый халат, на ногах — какие-то восточные тапочки с загнутыми кверху носами. На шее — толстая золотая цепь с выгравированными на ней нечитаемыми знаками.

Вежливо поздоровавшись, он предложил мне войти. Когда Илюмжинов закрывал дверь, на его указательном пальце блеснул крупный рубин в массивном перстне.

Мы прошли в большую, со вкусом обставленную гостинную. Илюмжинов усадил меня на диван, открыл бар и предложил что-нибудь выпить, но я отказалась, сославшись на абсолютное неприятие спиртосодержащих жидкостей. Тогда он налил мне минералки, а себе плеснул текилы.

— А где же все антикварные вещи? Я думала? у вас тут все завалено, — удивилась я.

— Нет, знаете, у меня есть отдельное помещение, — с полуулыбкой сказал Илюмжинов. — Здесь, в квартире, я держу только те вещи, которые используются в обиходе или украшают интерьер. Ничего более.

— До вас я была у Кострюка, потом у Салова. У них все завалено разной рухлядью, ступить негде, — пожаловалась я и добавила. — Уж думала, у всех антикваров так.

— Нет, как видите, — пожал плечами Илюмжинов, не спеша потягивая текилу. — Вы, значит, от Кострюка ко мне звонили? То-то, думаю, высветился знакомый телефончик. И как он поживает? Жив, здоров?

— На здоровье не жалуется, — ответила я, а затем, понизив голос, проговорила: — Представляете, на него недавно было покушение. Снайпер стрелял прямо через окно. Пуля попала в голову.

— Плохой, значит, снайпер, — вставил замечание Илюмжинов с малозаинтересованным видом. — Может просто хотели попугать?

— Не в обиду будет сказано, но Кострюк в организации покушения обвиняет вас. Он при мне следователю так и сказал, — заявила я Илюмжинову.

Илюмжинова нисколько не смутили мои слова.

— У него что, есть какие-то доказательства? — спросил он холодно.

— Я не знаю, — призналась я. — После этого мы с Кострюком распрощались.

— Ладно, что вы там принесли? Давайте, поразите меня, — улыбнулся Илюмжинов.

Я дала ему икону. Он бегло осмотрел ее и положил на стол со словами «занятная вещица».

— Вы, наверно, происходите из знатного грузинского рода, коли у вашей бабушки имеются такие штуки? — спросил он, не спуская с меня глаз.

— Если честно, то я даже не знаю, не интересовалась, — соврала я, пряча ободранные руки. Мой отец русский. Ездил в Тбилиси в командировку и привез оттуда мою мать. Иконы мне прислали по почте в посылке уже после смерти бабушки ее родственники. Они выполняли последнюю волю умершей.

— Как фамилия вашей мамы до замужества? — спросил Илюмжинов, мягко улыбаясь.

— Нона Гегешидзе, — сымпровизировала я, как могла.

— Я вроде слышал эту фамилию, — задумчиво произнес Илюмжинов. — Скажите, а почему Кострюк не купил вашу икону?

— Он не не купил, — возразила я. — Он предложил мне пятьсот долларов, а я сказала, что подумаю до завтра над его предложением. Салов вообще предложил восемьсот, но после какой-то экспертизы, я потребовала с него расписку, а он раскричался и выгнал меня.

— Хитрый жук, — рассмеялся Илюмжинов. — А Кострюк тоже хорош, нечего сказать.

Я неуверенно улыбнулась, не зная, что тут добавить.

— Извините меня. Я должен был позвонить и совсем позабыл, — хлопнул себя по лбу Илюмжинов. — Оставлю вас на минутку. — Взяв со столика телефон, он ушел на кухню. Я на цыпочках прокралась за ним и притаилась за аркой в гостинную. Илюмжинов говорил очень тихо, но я улавливала некоторые слова. — Приезжайте… Вдвоем… выйдет из моего подъезда, темно-каштановые волосы, серые брюки, белая кофточка с рукавами, симпатичная.

Я быстро прокралась обратно к дивану, а через несколько минут вернулся хозяин квартиры. Блистая голливудской улыбкой, он в непринужденной манере повел разговор о мастерстве грузинских художников. Я из вежливости делала вид, что мне очень интересно.

— Как я понял, у вас имеется не одна икона, а несколько? — осторожно спросил Илюмжинов.

— Да, четыре штуки, — соврала я, — лежат у меня дома. Еще красивое ожерелье с бирюзой.

— Очень интересно, очень, — он встал, подошел к окну гостиной, которое выходит во двор, постоял немного и вернулся на диван.

— И сколько вот эта икона стоит? — спросила я. — Сама-то я не разбираюсь, одна надежда на вашу порядочность.

— Ваша икона — подделка, и цена ей рублей пятьсот, — сказал Илюмжинов с сожалением, — извините, но это правда. Не советую ее больше никому предлагать, чтобы вас не приняли за мошенницу. Мне она, в общем-то, не нужна, однако, чтобы вас как-то ободрить, я готов дать вам триста рублей.

— Нет, спасибо, — подавленно пробормотала я, — оставлю икону себе, как память о бабушке.

— Как хотите, ваша воля, — пожал плечами Илюмжинов, протянул мне икону, — забирайте и до свидания. Извините, но мне надо работать.

Изображая, что расстроена, я приблизилась к окну и невзначай выглянула на улицу.

— Какой хороший вид у вас из окна, — заметила я. — Хотела бы я жить в квартире с таким видом.

Илюмжинов сказал, что не сомневается в этом, и, взяв меня под локоть, повел к двери, призывая не расстраиваться. — Возможно, остальные ваши вещи окажутся подлинными, непременно заезжайте ко мне через денек-другой.

Я же думала о крепких парнях, поджидавших меня у подъезда. Они явно скучали, подпирая серебристую «Шеви-Шеву», навороченную до невозможности.

Дверь захлопнулась за мной, я вызвала лифт, но вместо того, чтобы спуститься, поднялась на самый верх. Вскрыв простенький резной замок, я через служебное помещение вышла на крышу. Илюмжинов проживал в среднем подъезде двенадцатиподъездного дома, имевшего форму буквы Х. Я дошла до первого подъезда, вскрыла замок на другой двери, а потом спустилась вниз. Парни Илюмжинова напряженно ждали моего появления на том же месте у шестого подъезда. Я быстро прошла вдоль стены и свернула за угол. Вроде бы мой маневр прошел незамеченным. По крайней мере, я надеялась на это.

Когда я уже ехала в такси, на мой телефон пришло сообщение от Литвина. Он предлагал мне приехать прямо в школу искусств.

«Что ж, в школу искусств, так в школу искусств», — подумала я, хотя в душе не сомневалась, что если кто-то и мог организовать покушение, так это Илюмжинов. Как он моментально связался со своими головорезами, чтобы они меня обчистили. Директор школы искусств меньше всего годился на роль подозреваемого.

Георгий Вениаминович Литвин больше смахивал на жердь, на которую по какой-то надобности напялили белый костюм. Худое лицо, большие карие глаза, усы? похожие на черную жесткую щетку.

Литвин стоял на широкой лестнице, ведущей к главному входу в школу, и курил.

— Вы не меня ждете? — окликнула я его.

Георгий Вениаминович словно очнулся, вздрогнул и, поглядев на меня удивленно, спросил: — Вы Опарина?

— Да, это я.

— Пойдемте в мой кабинет, — предложил Литвин, заранее извинившись за беспорядок в здании школы, возникший вследствие ее капитального ремонта. Временным кабинетом Литвину служил один из классов школы.

— Ко мне вас направила Тамара Иосифовна, я правильно понял? — спросил он, принимая от меня икону.

— Да, именно она, — кивнула я, уже уставшая от объяснений.

— Занятная, знаете ли, вещь, — проговорил Литвин то приближая, то отдаляя икону от глаз, — у вас есть заключение экспертизы о подлинности вещи?

— Нет, — призналась я.

— А откуда она взялась в вашей семье?

Я изложила придуманную несколько часов назад легенду о своей матери — грузинке, дальней родственницы царицы Тамары.

— Да что вы говорите! — воскликнул Литвин с оттенком недоверия в голосе. — Может, это все правда, только без экспертизы вашу икону я взять не могу. Я даже могу вам дать координаты хороших экспертов, которые недорого проведут все необходимые процедуры.

— А другие вот не требовали с меня экспертизы, — недовольно сказала я.

— Кто это с вас не требовал? — насторожился Литвин.

— Кострюк Дмитрий Иванович, например, сразу предложил пятьсот долларов, — заявила я с вызовом.

Литвин сдержанно хохотнул, потом, сделав серьезное лицо, произнес:

— Пятьсот долларов я могу позволить себе заплатить вам без всякой экспертизы.

— А мне не надо, — завредничала я, — мне потом предлагали и поболее. У меня складывается впечатление, что все хотят меня обдурить.

— Так не позволяйте другим делать это, — предложил Литвин, глядя на меня своими печальными глазами. — Так как вы мне симпатичны, то я посоветую обратиться вам к экспертам музея изобразительных искусств в областном центре. Вам там проведут экспертизу, и, возможно, у музея даже найдутся средства приобрести вашу икону, если вы не захотите вернуться с ней ко мне.

— Странно, вы выглядите честным человеком, — сказала я, — а Кострюк, когда у него была милиция, обвинял вас во всех смертных грехах, что вы торгуете подделками, обманываете всех направо и налево и снайпера к нему подослали.

Слушая меня, Литвин багровел, а когда услышал о снайпере, вся кровь внезапно отлила у него от лица.

— Какой снайпер? Что, в него стреляли? — хрипло спросил коллекционер, не веря моим словам. — И он обвиняет в покушении меня?

— Да, вас. Он при мне так и сказал следователю, — ответила я бодро.

— А что следователь? — испуганно спросил Литвин. — Он что-нибудь говорил обо мне?

— Ну, сказал, что нужно вас взять в разработку, — соврала я. — Дальше не знаю, меня выпроводили за дверь.

— Вот так честного человека обвинят черт знает в чем, упрячут в тюрьму, втопчут имя в грязь, — упавшим голосом проговорил Литвин, глядя в пространство.

— Да не расстраивайтесь. Вон людей, которым ошибочно приписали преступления Чикатило, а потом расстреляли, — их же потом все равно оправдали. Хоть и через десять лет, — ободрила я его. — Уверяю, в вашем случае будет так же!

— Мама этого не переживет, — тихо пробормотал Литвин, закрыв лицо руками. — Если ей скажут, что меня подозревают в покушении, у нее не выдержит сердце.

— Успокойтесь… — начала я и отшатнулась от директора школы искусств, так как последний выпрыгнул из-за стола, как чертик из табакерки, и с диким воем стал носиться по кабинету, круша мебель. Единственное, что я поняла из его истиричных выкриков, — то, что Кострюк, мягко говоря, не очень хороший человек. Схватив от греха подальше икону, я трусливо бежала из кабинета директора-психопата. Подумать только, а сначала казался таким приятным человеком. Мысленно я поставила его на второе место в списке подозреваемых.

Дмитрий Иванович сидел себе дома и знать ничего не знал о страстях, бушевавших вокруг его имени и вещи, которую он мне дал. Выслушав мой рассказ, старик глубокомысленно произнес:

— Не сомневался, что коллеги-антиквары все как один испытывают ко мне искренние дружеские чувства.

— Да уж, чувства, — поддакнула я.

— Что вы намереваетесь делать дальше? — поинтересовался он.

— Все зависит от средств, которые вы готовы вложить в поиски преступника, — резонно ответила я.

— По поводу средств обращайтесь к Антону. Он все это затеял. Я просто хотел услышать от вас вразумительный план действий.

— Устанавливаем слежку за Илюмжиновым и Литвиным, проверяем их связи по вашим досье.

— У вас что, есть техническая возможность осуществить все перечисленное? — удивился Дмитрий Иванович.

— Она сразу найдется, когда будут деньги, — заверила я антиквара. — Кстати, вот вам один интересный факт: сегодня утром на меня покушался ваш внучок Васенька. Как думаете, зачем ему это?

— Да он совсем сбрендил, скотина! — ударил по столу кулаком антиквар. — Как это случилось?

Я рассказала о попытке наезда на меня машины, на заднем сиденье которой находился Василий.

— Думаю найти вашего внука сегодня же вечером и вправить ему мозги, — поделилась я с Дмитрием Ивановичем своими мыслями.

— Только не калечьте его. Припугните как следует, узнайте, кто надоумил, — попросил старик, хмурясь.

— Не волнуйтесь, до членовредительства не дойдет, — пообещала я.

— Так, расскажите мне, Евгения Максимовна, как идет проверка моего телефона вашим новейшим способом? — спросил антиквар, и в лице его промелькнула тень улыбки. Пронзительные глаза смотрели прямо на меня с немым приказом сознаться во всем.

— Эх, не выгорело дело, — с досадой махнула я рукой, — до полночи сидела за компьютером — а программа дает сбои.

— Можно мне посмотреть вашу программу? — попросил антиквар.

— К сожалению, я ее стерла, — вздохнула я тяжело.

— Я похож на идиота? — спросил Дмитрий Иванович, прищуриваясь.

— Нет! — воскликнула я со всей силой убеждения, на которую была способна. — Вот уж на кого вы меньше всего похожи, так это на идиота.

Дмитрий Иванович только крякнул с досады. Не мог же он признаться, что понатыкал в моей комнате средств наблюдения и что видит все, чем я занимаюсь. Вот пусть мучается теперь.

— А по какому телефону можно связаться с Василием? — спросила я у антиквара.

Он продиктовал мне телефон и пояснил, что это домашний телефон его сына. Сотового Василия он не знал, но сказал, что если я хорошо попрошу домашних Бориса, то, может быть, получу то, что хочу.

Поужинав опостылевшими сосисками с вермишелью, я занялась поисками Василия. Дома я, естественно, его не застала. Матери Василия я представилась его новой девушкой, сказала, что хочу вернуть ему перстень, который он якобы забыл у меня дома.

— Да откуда у него перстень? — удивилась она.

— Вася говорил, что ему дед дал, — пояснила я, готовясь к следующим вопросам, ответы на которые придется придумывать на ходу. Однако женщина ничего больше не спросила, а предложила приехать к ним и отдать перстень ей.

— Нет, я передам перстень только в руки вашему сыну, — сказала я непреклонно, — когда он появится, пусть мне перезвонит. — Мать Василия повозмущалась недолго, а затем дала номер сотового сына.

— Сами с ним разбирайтесь, — сказала она и повесила трубку.

Сотовый Василия ответил не сразу. Я перезвонила, подождала, и вдруг мне в ухо ворвался веселый возбужденный голос того, кого я искала.

— Алло, мать вашу, я круто оттягиваюсь, а вы отвлекаете меня, уроды! — прокричал Василий весело в трубку и, придуриваясь, заорал протяжно: — А-а-а!

В трубке слышались крики других людей. Где-то шло веселье. Я отстранила телефон от уха и приблизила его, когда Василий кончил орать.

— Послушай-ка, это Василиса, — представилась я.

— Что за Василиса? — захихикал парень. — Ой, как круто мы тут на пляже чумимся, давай к нам.

— Нет, я просто хотела отдать тебе деньги. Ты мне вчера одолжил, а я такая, что не могу оставаться в долгу.

— Одолжил тебе, ха-ха, в «Осьминоге», что ли? — смеясь, переспросил Василий. — Ну я вчера и нажрался, твою мать! — Он вновь завопил как резаный.

— Так когда мне передать тебе деньги? — спросила я, дождавшись, когда он утихнет.

— Сссколько ттам? — спросил он, давясь смехом.

— Полторы штуки, — ответила я.

Василий присвистнул и поинтересовался:

— А ты симпатичная?

— Ты вчера сказал, что супер, — с гордостью сказала я.

— Вчера не считается, — пояснил он. — Ну ладно, вечером в «Осьминоге» встретимся. Короче, разыщешь меня. Я буду изучать сексуальность. Часиков в десять-одиннадцать. Ты как, Василиса?

— Заметано! — бросила я и отключила свой сотовый. Почему-то у меня было такое чувство, что Василию сегодня вечером будет несладко.

Поскольку до свидания в ночном клубе у меня была еще масса времени, я решила позвонить Валерию Игнатьевичу, справиться, как идет расследование.

— Привет, Женя, — отозвался он невеселым голосом.

— О чем грустите? — поинтересовалась я. — У вас такой голос, что я сейчас расплачусь.

— Да я сам близок к этому, — признался он. — Дали зарплату и смотреть на нее не хочется. Пойду, наверное, тоже в вольные стрелки, как и ты.

— А представьте, что сейчас чувствуют ваши подчиненные, — предположила я. — Ваше положение еще не так безнадежно.

Немного поплакавшись мне в жилетку, Валерий Игнатьевич все-таки перешел к интересующей меня теме. Никаких следов снайпера в подъезде эксперты не обнаружили. Не было ни отпечатков, ни окурков, ни гильз. Окно аккуратно открыто. Стрелок сделал свое дело и спокойно ушел. Служебная собака довела лишь до проезжей части проспекта за домом. Там преступник сел в поджидавшую его машину и был таков. Опрос соседей также ничего не принес. Все либо спали, либо смотрели телевизор. Словом, невидимка, профессионал.

«Почему же он никого не убил? — думала я. — Точно, это было предупреждение».

Валерий Игнатьевич между тем продолжал:

— Были допрошены родственники твоего антиквара. Про завещание знали все от мала до велика, так что основной мотив отпал сразу. Им было невыгодно убивать Кострюка, намного выгоднее признать завещание недействительным по причине невменяемости старика в момент его составления. Сын Кострюка Борис работает в этом направлении. Антон же довольно темная личность, балансирует все время на грани, но, по показаниям самого потерпевшего, у них нормальные отношения с младшим сыном. В общем, и он отпадает.

— Понятно, — протянула я и попросила: — А не могли бы вы еще кое-что проверить?

— Ну что еще? Ты меня просто заездила, — разворчался Валерий Игнатьевич.

— Совсем простое дельце, ну, пожалуйста, — заканючила я.

— Ладно, давай, слушаю. Что там у тебя?

— Белая «Волга», «ГАЗ-24». — Я продиктовала номер. — Представляете, сегодня утром едва меня не сбила. Я думаю, это не случайно.

— Ты подала заявление? — спросил Валерий Игнатьевич строго.

— Нет, вы же знаете, что я не люблю связываться с властями. Я не пострадала. Чего метаться? Просто узнаю, кто это был.

— Давай, прекращай это! — рявкнул на меня друг отца. — Если с тобой что случится, я буду чувствовать себя виноватым. Чтобы завтра же подала заявление.

— Хорошо, подам, — пообещала я. — Но вы проверите номер, как обещали?

— Да, проверю, — буркнул Валерий Игнатьевич.

— А еще одного парнишку, не числится ли чего за ним, — продолжала я. — Золотов Игорь Сергеевич, 1975 года рождения, уроженец Тарасова, работает или работал на нефтеперерабатывающем заводе города.

— Что-нибудь еще? — осторожно спросил Валерий Игнатьевич, не веря, что легко отделается.

— Нет, у меня все. Заранее спасибо. Буду ждать от вас вестей.

Мы попрощались, и я растянулась на своей постели во весь рост, придумывая, как мне половчее вытянуть из Василия все, что он знает. Если не поможет простое запугивание, то придется воспользоваться пентатолом натрия. От пыток я решила все-таки отказаться, так как антиквар меня не поймет.

6

Ровно в десять я пересекала порог известного в Тарасове ночного клуба «Осьминог». Здесь были все мыслимые развлечения: бильярд, игральные автоматы, диско-бар, кислотная дискотека с огромным танцполом и двумя ярусами, нависшими над ним по бокам, где располагались столики для желающих закусить и выпить. Место диджея находилось на помосте, сделанном в виде кормы старинного галиона. Рядом красовалась пара пластиковых дельфинов, как бы выныривающих из пола. Повсюду на танцующих с потолка свешивались гирлянды искусственных водорослей с золотистыми, светящимися в темноте рыбками и крабиками.

В центре зала к потолку был подвешен большой разноцветный резиновый осьминог, раскинувший во все стороны щупальца с присосками. Из пасти чудовища свешивался зеркальный вращающийся шар. Когда выключался свет, красные глаза осьминога испускали под разными углами рубиновые лучи. Сотни мигающих разноцветных лампочек по стенам, прожектора подсветки и светомузыка создавали в зале постоянно изменяющееся освещение. Ища Василия, я проталкивалась через толпу танцующих, к лестнице, ведущей на верхние ярусы. Оттуда мне будет удобнее разглядеть этого засранца.

Сигаретный дым висел в воздухе густым туманом. От музыки дрожали стены, а толпа, подбадриваемая диджеем, время от времени взрывались одобрительными криками. Свободных столиков уже не было, и мне приходилось неприкаянно бродить вокруг, рассматривая окружающих. Из толпы отделилась симпатичная, но слишком худая девушка и с разрешения диджея залезла в клетку по веревочной лестнице. Вскоре к ней присоединились еще две девушки. Как оказалось, должен был состояться конкурс на самое сексуальное раздевание.

— Победительница получит полторы тысячи рублей и бутылку шампанского от ночного луба, — заорал диджей в толпу.

Дюжие охранники у веревочной лестницы с трудом сдерживали не прошедших кастинг. В клетку лезли даже парни, хотя диджей четко произнес: девушки. Зазвучала песня Сэм Браун «Не останавливайся», и участницы конкурса начали раздеваться под свист и улюлюканье публики. Я смотрела в оба. По моему мнению, Василий должен был быть в первых рядах беснующейся публики. Однако его не было. Вскоре девушки остались в одни трусиках, а диджей нагло заявил, что победит та, что первая снимет все оставшееся. Две участницы с проклятиями двинулись к выходу и слезли по лестнице вниз. Худенькая же осталась и сказала, что готова выполнить условие.

— Маленькие сиськи! — крикнула из толпы какая-то девица.

— А ты залезь сюда и покажи большие, — обрвал ее диджей в микрофон, указывая на клетку.

Зазвучала медленная музыка.

— А теперь наша участница покажет все, — заорал диджей.

Зал отозвался многоголосым хором криков, свистов, воплей. Я осмотрела уже всех посетителей, но Василия среди них почему-то не было. Уж не обманул ли меня внук антиквара, назначая свидание. Между тем девушка в клетке ломалась и не желала снимать трусы.

— Считаю до десяти, и, если мы не увидим тебя в костюме Евы, ты проиграешь и не получишь приз, — объявил диджей. На противоположном ярусе с другой стороны зала две потасканные шлюхи в чулках в крупную сетку и их парень, очень похожий на голубого, внимательно следили за происходящим в клетке. За ними на заднем плане за столиком спал парень, очертаниями похожий на Василия.

«Надо бы его проверить», — подумала я.

Пока спускалась по лестнице, девушка в клетке все же решилась скинуть последнее и теперь танцевала в чем мать родила. Проталкиваясь через танцующую массу, я натолкнулась на двух цыганок в цветастых нарядах. По их лицам было понятно, что они пришли в ночной клуб не танцевать. Та, что постарше, уверенным шагом направилась к ярусам, куда шла и я. Охрана не обращала на цыганок никакого внимания, даже, напротив выражала молчаливую солидарность. Двое охранников почтительно отступили, пропуская женщин к лестнице, а когда они прошли, обменялись многозначительными взглядами. Я двинулась следом за цыганками. Они поднялись на первый ярус балконов, объединенных общим проходом. Шли они именно к столику, где спал парень, и чем ближе подходили, тем больше я убеждалась, что спящий — это внук антиквара.

Голубой, увидев цыганок, стащил с ограждения пьяную шлюху, демонстрирующую всем посетителям, что у нее тоже нет нижнего белья, улыбнулся женщинам и двинулся им навстречу. Не проронив ни единого слова, старая цыганка вынула откуда-то из складок одежды небольшой сверток, сунула в руки голубому, приняла от него скрученную в рулончик пачку денег, а затем все так же молча развернулась и двинулась в обратный путь. Молодая последовала за ней, как привязанная. Куда делись деньги, я не заметила. Сразу же к голубому подскочили две девчонки лет по пятнадцать, не больше, с жадными взглядами.

— Пойдемте в туалет, — предложил он им и прошел мимо меня.

Я не спеша шла к столику, за которым спал парень. Если это Василий, то мне будет нелегко вывести его из клуба, протрезвить и допросить.

Шлюха подошла к спящему и без церемоний подняла его голову за волосы. Это был точно Василий. Я разглядела его бледное лицо, следы белого порошка под носом и закатившиеся глаза.

— Ну-ка, подвинься, сестренка. — Я отпихнула девицу и попыталась поднять Василия.

— Ты что, охренела, — заорала шлюха.

Ее подруга кинулась на меня сзади с бутылкой из-под шампанского. Бросив на пол безвольное тело Василия, я вышибла бутылку из рук проститутки и врезала ей кулаком под дых. Издав «уф», девица согнулась пополам, затем упала на колени и завалилась набок. Вторая, очевидно, обиделась, что так обращаются с ее подругой, и, схватив стул, замахнулась на меня, но я легко ушла от удара. Не раздумывая, я вырвала у девицы пластмассовый стул и опустила его же на спину. Шлюха рухнула лицом вниз, а зрители, наблюдающие за поединком, зааплодировали.

Я кинулась к Василию, но его уже и след простыл. «Как он так быстро смотался?» — недоумевала я, озираясь.

Через секунду я увидела его среди толпы внизу. Василий прорывался к клетке.

— Пропустите его, пропустите! — закричал со своего места диджей охране, — парень хочет повеселить публику. Если он совершенно разденется, то получит пятьсот рублей. — Его голос гремел поверх голов зрителей, усиленный динамиком, а разогретая толпа отвечала ревом.

— Вот зараза, — пробормотала я, оглянувшись на приходивших в себя подруг. — Надо забирать этого придурка и валить отсюда.

Расталкивая посетителей, я полезла вниз по лестнице. Один из охранников почему-то впился в меня взглядом, а затем стал что-то быстро говорить по рации. Его действия мне не понравились. Они не предвещали ничего хорошего. Я посмотрела на клетку. Василий, пока я спускалась, успел содрать с себя всю одежду и теперь голый дергался в клетке с грацией паралитика, наступившего на электрический провод. Незнакомая девушка схватила меня за плечо и, указывая на клетку, прокричала, перекрывая музыку.

— Смотри, какой позор! Лучше бы этот урод сидел дома, а не тряс тут своим хозяйством.

— Полностью с тобой согласна, — буркнула я, отцепляя от себя ее руку.

— Как вы считаете, отдавать ему приз? — прокричал диджей в микрофон.

— Да, — нестройным хором ответил зал. Некоторые засвистели. Какая-то девушка крикнула:

— Уберите этого урода из клетки!

— Большинство говорит «да», — подытожил диджей, — поистине сегодня публика благосклонна к убогим. — И обращаясь к Василию: — Иди, герой, забирай свой приз и освободи место для следующих танцоров!

Только Василий не пожелал выходить. Он вцепился в прутья клетки и стал ее раскачивать. Сразу же двое охранников, дежуривших у клетки, опустили ее лебедкой и выволокли из нее вусмерть пьяного Василия. Он сильно сопротивлялся, хотел вырваться. Я поспешила к нему. Сейчас был самый удобный момент, чтобы перехватить его у охраны и вывести. Внезапно на моей руке сомкнулся стальной захват чьих-то пальцев. Я повернулась. Охранник с плоским, бледным лицом улыбнулся мне жабьей улыбкой.

— Девушка, вы не могли бы пройти с нами, не поднимая шума? Не будете сопротивляться — не пострадаете.

Я перевела взгляд на двух других охранников. Оба бритые, как братья-близнецы, в одинаковых черных костюмах. Идти с ними мне не хотелось. Понятно, что вытаскивают они меня из зала не за плохое поведение. Здесь все гораздо серьезнее. Не исключено, что это те же самые люди, что хотели меня переехать утром. Интуиция подсказывала, что мне грозит смертельная опасность.

— Знаете, я без шума не могу, — призналась я и, резко крутанувшись, вывернула руку плосколицему. Ударом левой ноги в лицо я отправила охраника в нокаут.

Тут на меня набросились близнецы. Одному я вывернула в обратную сторону ногу, второму сломала нос. В суматохе мы кого-то задели, и драки начались уже рядом с основным местом событий. Вопя как бешеная макака, с вытаращенными глазами, на меня налетел пьянющий парень. В руках у него была чья-то туфля. Я огрела парня по лбу дубинкой и стала прорываться к барахтающемуся в руках охранников Василию.

С трех сторон, расталкивая посетителей, ко мне двинулись серьезные накачанные парни, не похожие на охранников. У одного типа мелькнул пистолет. Дело приобретало нежелательный для меня оборот. Голого Василия и его одежду тащили к выходу. Неизвестные парни преграждали мне путь к нему. В зале началась драка, захватывающая посетителей, словно лесной пожар. Я присела и рванулась в сторону, в надежде затеряться в толпе.

— Вот она, уходит вправо! — заревел в микрофон охранник, пробравшийся к пульту диджея.

Я вскочила раздосадованная и метнула в охранника дубинку. Охранник успел увернуться, а дубинка шарахнула по голове диджея. Потеряв сознание, тот рухнул на пульт, и в зале началось что-то невообразимое. Погас свет, включился стробоскоп, откуда-то полетели клочья пены, гонимые вентиляторами. Дополняла картину апокалипсиса мрачная музыка «Рамштайн». В мелькающем свете стробоскопа я смогла подобраться незамеченной к ближайшему головорезу и отключила его, пережав сонную артерию. Опустив тело парня на пол, я ринулась к выходу.

На пути у меня встали трое. Короткий обмен ударами — используя силу нападавших, я свалила двоих. Третий ткнул мне в лицо пистолетом. Лишь отличная реакция уберегла меня от пули в голову. Я шарахнулась в сторону и перехватила руку бандита. Выстрел оглушил меня. В толпе завизжали. Задирая кверху руку стрелявшего, я оглянулась. Пуля попала одному из бандитов в верхнюю часть груди. Вопя благим матом, он пытался закрыть рукой брызжущую кровью рану рукой. Второй в это время вытаскивал нож, спрятанный в ножнах на лодыжке. Я с хрустом рванула руку бандита вниз. Грянул выстрел. Сам того не желая, бугай с пистолетом прострелил колено своему товарищу.

Народ, весь в пене, отхлынул от того места, где мы боролись, так что образовалась пустая площадка. Все давясь устремились к выходу. Музыка резко оборвалась, и остались только испуганные крики людей, звук бьющегося стекла и топот ног. Сломанная рука бандита обмякла. Пистолет с глухим стуком упал на пол, и тут же к нему ползком устремились оба подстрелянных головореза. Пришлось выключить их парочкой ударов. Все это время бандит со сломанной рукой силился извлечь поврежденную конечность из моего захвата. Он визжал, будто его резали. Я избавила его от мучений ударом в челюсть.

С улицы, сквозь вопли посетителей, прорвались звуки милицейских сирен. Смахнув с лица клок пены, я побежала к выходу. Навстречу выскочили трое амбалов во главе с жирным боровом, что приставал ко мне в ресторане, когда я встречалась с Авдеевым.

— Держите эту спидовую! — проорал он во всю глотку, тыча в меня пальцем. Подручные толстяка удивленно переглянулись. — Чего вы стоите? Хватайте ее! Только без стрельбы. Белаз нам головы оторвет за клуб, — взревел главарь.

Я побежала в противоположную сторону к балконам, прихватив по пути валявшийся в пене пистолет. Бандиты кинулись за мной. Выскочившего сбоку громилу я свалила, выполнив вертушку из тейквондо. Не останавливаясь, я помчалась дальше, взбежала по лестнице на самый верхний ярус, преодолела длинный проход и оказалась пред пожарным выходом. У начала прохода появились преследователи.

— Стой, сука! — заорал ближайший.

Я подняла пистолет. Бандиты кинулись на пол, а я, выпустив несколько пуль в замок, распахнула дверь на крышу, повернулась назад и выстрелила поверх голов бандитов. Одной пулей я сбила со стены светильник. Посыпались искры. Светильник рухнул на стол, разбив бутылки со спиртным. Водка, разлившаяся по столу, тут же воспламенилась. Огонь перекинулся на занавеску.

Я выскочила на крышу. Здесь размещалась крытая, огороженная ажурными решетками площадка со столиками для любителей полюбоваться звездами. Несколько человек, несмотря на стрельбу, не желали уходить с насиженных мест. Они не спеша выпивали, не обращая внимания на происходящее вокруг. Выбросив пистолет, я пробежала мимо площадки, перемахнула через бордюр и съехала по боковым трубкам пожарной лестницы вниз. Немного притормозив у бордюра, я спрыгнула на асфальт.

Изуродованные туфли теперь можно смело выбрасывать, подумала я со вздохом и сбила уцелевший каблук. Неожиданно в меня ударил луч фонарика. Я зажмурилась.

— Стоять на месте! — послышался голос.

Я метнулась в кусты, радуясь, что на свиданье надела темное платье. Меня преследовали, но я легко смогла оторваться от погони. Скорее всего гнавшиеся за мной даже не поняли, за кем пустились в погоню, так как все происходило очень быстро.

На дороге я остановила такси. Мой внешний вид очень удивил шофера.

— И откуда берутся такие красивые? — усмехнулся мужик за рулем, оглядывая меня с ног до головы. — Деньги-то у тебя есть?

— Вы не представляете! В клубе было настоящее побоище. Я еле ушла, — заговорила я, торопливо забираясь в салон.

— Вы проигнорировали мой вопрос о деньгах, — напомнил шофер.

— Отвернитесь, я их достану, — приказала я и, когда мужик отвернулся, достала из бюстгалтера тысячерублевку. Шофер с недоверием осмотрел бумажку, а потом отсчитал мне девятьсот рублей сдачи. Мы успели проехать только пару метров, как вдруг дорогу перед радиаторной решеткой перебежал голый человек. В свете фар я успела разглядеть, что это Василий.

— Да мать вашу! — завопил шофер, выворачивая руль. — Что тут вообще у вас творится?

— Остановите, это мой брат! — крикнула я, схватив шофера за плечо.

Выругавшись, он притормозил.

— Это вам влетит в копеечку, — бросил мне шофер в спину, когда я выбиралась из машины.

Насчет денег я не волновалась. Главное — поймать Василия, чья голая задница мелькала в кустах сирени. Мне повезло, внук Дмитрия Ивановича по непонятной причине бегал кругами. Я отключила парня несколькими ударами и затащила на заднее сиденье такси.

— Хм, круто вы со своим братцем обходитесь, — удивился шофер. — Он что у вас, нудист?

— Да, нудист-алкоголик, — подтвердила я, захлопывая дверцу. — Страшное, надо сказать, сочетание. Как напьется, так сразу одежду долой.

Посмеиваясь, шофер повел машину к проспекту. Мимо нас со включенной сиреной и проблесковыми маячками проскочила милицейская «Волга».

— Наверное, в клубе совсем хреново, если они так мчатся, — присвистнул шофер. Свернув на проспект, он прибавил скорость.

— Направо… налево… — указывала я маршрут следования.

Василий заблевал заднее сиденье, за это мне пришлось сунуть недовольному водителю еще три сотни.

Недалеко от переезда через речку Сомовку я велела шоферу остановиться.

— Подождите, пока я умою на речке брата, тогда заплачу вам еще стольник, — пообещала я, выволакивая Василия из машины.

— Ладно, подожду, — пообещал водитель, с отвращением глядя на нас.

Когда я дотащила Василия до воды, у меня все мышцы дрожали от напряжения. Шутка ли — метров триста переть на себе восемьдесят килограммов. Весьма кстати Василий начал приходить в себя. Я побрызгала ему на лицо водой, и он открыл глаза.

— Узнаешь меня, сосунок?! — спросила я угрожающе и встряхнула парня, чтобы было понятнее, о чем разговор. Блуждающий взгляд Василия сосредоточился на мне. Глупо улыбнувшись, он с трудом выдавил:

— У тебя клевые сиськи.

— Это не то, что я хотела услышать, — пробормотала я и сгребла парня в охапку, объявив: — Пришло время искупаться, засранец!

Хоть на дворе давно стояла невыносимая жара, вода в Сомовке была ледяная из-за родников, бьющих неподалеку. Я окунула Василия в воду, причем сама оступилась на скользком берегу и нырнула вместе с ним. У берега мне было до середины бедра. Я выпрямилась, наблюдая, как вынырнувший из воды Василий отфыркивается и кашляет.

— Что, память улучшилась или продолжим водные процедуры? — поинтересовалась я. Вопрос заставил Василия поднять на меня глаза.

— Ты кто такая, мать твою? — промямлил Василий, еле ворочая языком.

— Так, — зловеще протянула я, понимая, что память еще не полностью вернулась к внуку антиквара. После того как я окунула его раза три, он наконец узнал меня.

— Извини, я н-не хотел т-тебя обидеть, — заикаясь, проговорил Василий, таращась на меня с ужасом в глазах.

— А я и не обиделась, — чеканя слова, сказала я. — С твоей подачи меня хотели размазать по асфальту, с чего это мне обижаться?

Мой вопрос нагнал на Василия страху.

— Что т-ты задумала? — пропищал он неожиданно высоким голосом и сорвался на кашель.

— Я хочу знать: почему Вар хотел меня переехать сегодня утром? Почему был убит сосед твоего дела? Подозреваю, что твой друг и к этому причастен. Хочу знать, какие у вас планы насчет деда. Да и про снайпера расскажи!

Вместо того чтобы отвечать на мои вопросы, Василий завыл с отчаянием в голосе и бросился на меня. Новые тридцать секунд под водой образумили его. Я подождала, пока парень прокашляется, и спросила:

— Ты будешь со мной разговаривать или как? Я хочу немедленно слышать ответы. Понял?

— Я н-ничего н-не знаю. Что ты ко мне пристала? — заныл Василий, барахтаясь в воде.

— Понимаешь, в КГБ меня учили устранять людей, и я хорошо это умею делать, — сказала я медленно, с расстановкой. — Если я не услышу ответы, то через пять минут ты поплывешь лицом вниз, а когда тебя посиневшего и распухшего выловят из реки, окажется, что половину тела уже отъели рыбы.

Василий побледнел так, что я сама испугалась, не привидение ли рядом со мной.

— Н-не надо, — заплакал он, отползая от меня по дну.

«Долго мне еще тут возиться?» — с тоской подумала я. Холодная вода выстудила мое тело, и к тому же я чертовски устала, а этот придурок продолжает ломать комедию. Я резко бросилась к Василию и пихнула его голову под воду. Когда он перестал барахтаться, я вытащила его и подождала, пока стечет вода. Василия стошнило, затем он закашлял и, наконец, стал плакать.

— В следующий раз я не буду тебя вытаскивать, — предупредила я.

— Я все с-скажу-у-у, — донеслось сквозь рыдания.

История была занимательная. Василий имел дурные привычки — играл, пил, нюхал кокаин, развлекался с девочками, а средств на это не имел, поэтому крупно задолжал Сергею Варкову по кличке Вар. Тот пообещал отпилить Василию ноги тупой пилой, если он за неделю не найдет двадцать тысяч долларов. Конечно, Василий испугался, однако, несмотря на огромное желание, денег найти не смог. Варков же не стал сразу приводить свою угрозу в исполнение. Вместо отпиливания ног он предложил Василию неплохую альтернативу: выманить из своей квартиры деда-антиквара. Ребята Вара отбирают у деда ключи от хаты и обчищают ее. За это долг Василия аннулируется. Однако дед оказался хитрее, чем считал Вар. Пообещав Василию по телефону выйти поговорить, дед остался дома, а вместо него костоломы Варкова зачем-то замочили соседа-старикашку, наверно, приняли его при плохом освещении подъезда за антиквара. Провал не обескуражил Варкова. Вне себя от злости, он приказывает Василию самому пристукнуть деда и потом позвонить им, а уж они организуют вывоз ценностей.

У Василия на подобный шаг не хватало смелости. Он несколько раз приходил к деду, но каждый раз уходил ни с чем, так и не выполнив приказа. Не помогли и иконы деда, переданные Василием Варкову. Вар заявил, что долг Василия с учетом процентов возрос втрое. Тогда парень все свои неудачи решил списать на меня. Варков принял решение устранить меня и послал головорезов. Но покушение сорвалось, сегодня вечером Василий должен был встречаться с Варом и получить дальнейшие инструкции. Вот только драка клубе спутала все карты. Про снайпера Василий не знал ничего. Я допускала, что парень не врет, так как Вар вряд ли посвящал своего должника во все дела.

Итак, я неожиданно решила головоломку. В водной глади реки отражался желтый серп месяца. Из камышей слышалось веселое кваканье лягушек, радовавшихся ночной прохладе. Василий сидел на берегу и трясся от холода. Было слышно, как у парня стучат зубы. Я сама едва сдерживала дрожь. Легкий ветерок неприятно холодил мокрое тело. Конечно, на самом деле было тепло, но мы полчаса пробарахтались у родников, и быстро согреться стало проблемой. Осматривая свое мокрое порванное вечернее платье, я зло спросила Василия:

— Ты хочешь жить, сосунок?

Парень быстро закивал.

— Тогда слушай меня. Утром первым делом идешь в милицию с повинной, рассказываешь то же, что рассказал мне. Понял? — говорила я ему тихим вкрадчивым голосом. — Если не пойдешь в милицию, я тебя разыщу и прибью.

— Я пойду. Об-бещаю, — прохрипел Василий, со страхом пялясь на меня.

— Тогда, прощай, засранец, — бросила я и зашагала прочь. Василий сидел тихо, как мышка, боясь шелохнуться. Его взгляд сверлил мне спину.

Выйдя на дорогу, я не обнаружила нашего такси. Водитель решил оставить от греха подальше странную парочку и смотаться. Я его не винила за это. Однако в этом глухом месте поймать машину было непросто. Вокруг сплошные бетонные стены каких-то заводов, узкая лесополоса до реки. За ней, насколько я знала, начинались поля. Я долго одиноко брела по обочине. Три бездомные шавки хотели напасть на меня у большой кучи мусора, сваленной у дороги, но жестоко поплатились за это, когда я подобрала из дорожной пыли сучковатую палку. Один удар главному забияке — и вся стая с визгом умчалась в кусты. К тому моменту как высохло мое платье, на дороге показались фары долгожданной машины.

«Подберет ли шофер меня в таком виде?» — подумала я тоскливо. Платье, как тряпка, туфли едва держались на ногах. Я обреченно подняла руку. Чудо, но через минуту я уже сидела на уютном правом переднем сиденье «Газели» и смотрела в окно на уносящиеся назад плиты забора, черные силуэты столбов линии электропередач, деревья. Шофер, седеющий мужчина лет под шестьдесят, с усталыми покрасневшими глазами, спросил:

— Что, тяжелый выдался день? Клиент завез и бросил, не заплатив?

— Как вы догадались? — спросила я, не удивляясь тому, что меня приняли за проститутку.

— Просто сколько здесь езжу — всегда одна и та же история, — невесело улыбнулся шофер. — Место-то безлюдное. Радуйся, что жива осталась.

— Я радуюсь, — кивнула я.

Абсолютно бесплатно он довез меня почти до самого дома антиквара и, высаживая, пожелал скорее бросить ремесло, которое обычно никого до добра не доводит. Я пообещала, что подумаю. Пройдя несколькими пустынными дворами, где, кроме небольших группок пьяной молодежи, никого не было, я вошла в подъезд знакомого дома. От камеры наблюдения над дверью антиквара остался только оборванный провод. Я позвонила в дверь, рассматривая этот провод. «Скорее всего хулиганы постарались», — подумала я. Но камера достаточно высоко. Дом старой постройки, потолки на трехметровой высоте, если не больше. Хулиганам бы пришлось воспользоваться палкой или встать друг другу на плечи. Все это не очень походило на правду. Камера выглядела малопривлекательно — миниатюрная коробочка с глазком на ножке. Дети бы ее просто сбили, но не стали бы вырывать. Дверь мне упорно не открывали, и я начала опасаться, что, пока занималась своими расследованиями, в квартире антиквариата произошло что-то непоправимое. Я позвонила еще раз. После этого дверь распахнулась.

— Проходите быстрее, — проворчал Дмитрий Иванович. Он был в синей полосатой пижаме, видимо, я подняла старика с постели.

Я заскочила в квартиру, и он захлопнул за мной дверь.

— Ну и где это ты шляешься до полпервого ночи, да еще в таком виде? — заговорил Дмитрий Иванович, едва задвинул засовы.

— Я занималась расследованием, кстати, весьма успешно, — ответила я и сама перешла в наступление: — А вы чего открываете дверь, не спрашивая, кто там. Камеру-то у вас вырвали!

— Я не спрашиваю, потому что камера на месте. Она вмонтирована в декоративную обработку «глазка», — ответил Дмитрий Иванович, насмешливо. — Та, что висела наверху, — чистая бутафория.

— Вот как! — разинула я от удивления рот. — Хитро, ничего не скажешь.

— Хе-хе, они-то думают, что я теперь ослеп, — довольный антиквар захихикал? — даже если заклеить сам «глазок», все равно буду все видеть!

— Хотите знать, кто на вас покушался? — поинтересовалась я.

— Просто изнемогаю от желания, — недовольно пробурчал Дмитрий Иванович.

Мы прошли в его кабинет, где у антиквара была расстелена постель на диване. Антиквар сел и указал мне на стул.

— Рассказывайте все как можно быстрее. У меня завтра полно дел, поэтому я должен выспаться.

По окончании моего занимательного рассказа о его внуке, о бандитах Вара Дмитрий Иванович проворчал:

— Тоже мне новость. Я без вас это знаю.

— Если бы вы сразу все рассказали, а не скрывали бы от меня правду, то, может быть, и самого покушения бы не было, — обвиняюще сказала я. — Придумали бы по-быстрому, как нейтрализовать источник опасности, то есть Вара, и делов-то.

— Ах, как у вас все просто! — воскликнул антиквар. — Так возьмите и нейтрализуйте его сейчас! Какие у вас планы на этот счет?

— Если Василий утром не пойдет с повинной в милицию… — начала я.

— Не пойдет, можете не сомневаться, — с ожесточением перебил меня Дмитрий Иванович. — Мне ли не знать этого слизняка. Забьется в какую-нибудь щель и будет там дрожать от страха.

— Посмотрим, — уклончиво сказала я и продолжила: — План номер два заключается в подставе Вара на наркотиках. Шайка в ночном клубе «Осьминог» торгует наркотой, ни от кого не таясь. Можно сыграть на этом, но до конца план я еще не продумала. Требуется вначале раздобыть кое-какую информацию, провести за Варом наблюдение. Потребуются дополнительные средства с вашей стороны. — Я специально не переодевалась, чтобы антиквар хорошенько рассмотрел, во что превратилось мое платье в процессе расследования. Антиквар же упорно делал вид, что ничего не замечает.

— От вас только и слышишь «дополнительные деньги», «дополнительные деньги»! Вы и так нам дорого обходитесь! — проворчал Дмитрий Иванович.

— А вам что дороже — кошелек или жизнь? — спросила я небрежно.

— Вот-вот. Типичный вопрос лихих людей, — указал на меня старик, — просто какое-то вымогательство. Мне, наверное, будет дешевле заплатить самому Вару, чтобы он меня охранял.

— Ваше право, — пожала я плечами, — можете рискнуть.

— Все, ничего больше не хочу слышать. По всем финансовым опросам обращайтесь к Антону, — замахал руками антиквар.

— Хорошо, — кивнула я. — А что у вас завтра за дела?

Дмитрий Иванович хмуро зыркнул на меня, как бы решая, посвящать или не посвящать меня в нюансы своего бизнеса, потом медленно заговорил.

— Завтра мне предстоит проверить несколько адресов, где могут находиться интересные вещи. Еще я хотел заехать к знакомому в мастерскую, забрать выполненный заказ, потом планировал проверить свой склад, — он хитро прищурился, — у вас, кажись, есть машина?

— Да, есть, — осторожно сказала я, — только потребуются деньги на бензин.

— Опять я слышу это слово «деньги»! — схватился за голову антиквар. — Вы что, другого не знаете?

— Что поделаешь, в современном мире это наиболее употребляемое слово, — вздохнула я, — без него никак.

— Хорошо. Получите вы на бензин, — пообещал антиквар. Он внезапно встал с постели, погасил свет, подошел к окну и, осторожно отогнув занавеску, выглянул. — Идите сюда, полюбуйтесь, — донесся до меня его шепот.

Я подошла и выглянула в окно из-за его плеча. Пустой двор, с освещенными пятачками возле подъездов. Ничего подозрительного.

— Ну и что? — спросила я, недоумевая.

— Видите старую «БМВ» вон там под деревьями? — прошептал Дмитрий Иванович мне в ухо. — Я напрягла зрение и действительно рассмотрела в неосвещенном месте, куда он указывал, очертания какой-то машины.

— Я что-то вижу, но у меня зрение не настолько острое, как у вас, чтобы рассмотреть марку, — саркастически заметила я.

Дмитрий Иванович завозился рядом со мной. Послышался звук выдвигаемого из секретера ящика. Затем Дмитрий Иванович приблизился ко мне и вложил в руки прямоугольный увесистый предмет. Это оказался прицел с ночным видением от винтовки.

— Незаменимая вещь, — пояснил он. — Посмотрите теперь.

В прицел ночного видения я и правда разглядела «шестьсот тридцать пятый» «БМВ» и двоих мужчин внутри. Сидевший на месте водителя закурил, и по салону поплыл дым, мешая обзору.

— За вами наблюдают, я угадала?

— Точно. Я давно за ними слежу. Каждые восемь или десять часов они меняются. Чаще всего сидят в машине. Иногда приходят двое, садятся вон за тот столик около песочницы и играют в карты. Реже ведут наблюдение девушка с парнем наркоманского вида. Они приходят во двор с детской коляской. Их рожи мне уже примелькались. Я наводил справки, они точно не из наших домов и даже не из нашего района.

— И сколько дней вы за ними следите? — спросила я.

— Со смерти Толика. Именно в этот день я обнаружил слежку. Дней десять наверное, это уже продолжается, — ответил Дмитрий Иванович, криво улыбаясь.

— Вы следователю говорили об этом? — спросила я, возвращая старику прицел ночного видения.

— Нет, бесполезная затея, — махнул рукой антиквар. — Послушает, покивает головой, а потом скажет: «Старый маразматик страдает манией преследования».

Я подумала, что он прав. У следивших для милиции обязательно найдется алиби, почему они находятся в данном месте.

— И завтра ваша задача сделать так, чтобы никто не заметил, что мы покинули квартиру, — сказал Дмитрий Иванович. — Сможете? — Он смотрел на меня с вызовом.

— Смогу, — уверенно ответила я.

— Давайте, давайте, поглядим, что получится, — пробормотал антиквар, пряча прицел в одно из отделений секретера.

Усталая, я приняла душ и поплелась в свою комнату. Вечернее платье бросила в мусорное ведро. Ему была одна дорога — на свалку. Засыпая, я добралась до постели и забылась беспокойным сном. Мне снился Вар. Будто бы он пришел в квартиру антиквара и навел на меня пистолет. В моем сне у бандита не было лица. Вместо лица пустое место, заполненное серым туманом. Грянул выстрел. Я испугалась, но пуля прошла сквозь меня, не причинив вреда. Тогда ударом ноги я разнесла привидение на клочки, и оно тут же превратилось в серую пыль.

7

— Вот они, родимые, сидят, — со злостью прошептал Дмитрий Иванович, осторожно выглядывая в щель между шторами в своем кабинете. — Вы избавитесь от них? — спросил он меня.

Я в джинсах и футболке стояла у него за спиной.

Двое мужиков уголовного вида играли в карты на небольшом столике в середине двора. Рядом в песочнице суетилась малышня. Ребята постарше гоняли мяч по небольшой асфальтовой площадке. Один из мужиков, лысый, с кривым шрамом на черепе, поднял голову и посмотрел прямо в окна квартиры антиквара.

— Ну так что же? — переспросил Дмитрий Иванович.

— Давайте, я сделаю это после завтрака, — предложила я, — а то кушать очень хочется.

Старик скривился, словно хватанул уксуса, но ничего не сказал. С его молчаливого согласия я пошла на кухню готовить себе завтрак.

Валерия Евгеньевна, хлопотавшая у стола, растирала пестиком в медной ступке коричневый порошок. При мне она добавила в массу сырой желток. Я даже не стала спрашивать, чем она занимается. Все в этом доме отдавало маразмом и чертовщиной, поэтому лучше не ломать себе голову над всякой ерундой.

— Есть еще яйца? — поинтересовалась я у домработницы.

— Да. В холодильнике еще два десятка должно быть, — ответила Валерия Евгеньевна и задала идиотский вопрос: — А вам зачем?

— Хочу научиться жонглировать, — пояснила я. — Специалисты говорят, что лучше всего начинать с яиц, а уж потом переходить на яблоки.

— Вы шутите? — нахмурилась Валерия Евгеньевна.

— Что-то вроде того, — пробормотала я, извлекая из холодильника продукты: три яйца, масло, ветчину. Стоя с кусочком ветчины, я задумалась. Вчера ее было в два раза больше, я покупала ровно полкило. Почти половина к утру таинственным образом испарилась. Валерия Евгеньевна быстро глянула на меня и отвернулась, притворившись, что полностью поглощена увлекательным процессом растирания порошка.

Допрос с пристрастием я устраивать не стала — пусть эти скряги подавятся моей ветчиной. Я быстро приготовила себе яичницу из четырех яиц с ветчиной, сварила кофе.

Закончив с растираниями, домработница выгребала полученную массу в чашку. Выбрав все дочиста, она помыла ступку, а затем всыпала в нее из целлофанового пакета горсть фиолетового порошка. И весь процесс повторился сначала.

Медленно потягивая кофе, я следила за однообразными движениями Валерии Евгеньевны, слушала глухие удары пестика и мысленно прорабатывала план действий по устранению слежки и беспрепятственному выводу антиквара из его цитадели. В уме все выглядело просто, но вот как будет в действительности? Правда, парни, шпионившие за Дмитрием Ивановичем, показались мне полными лохами, но все равно расслабляться не следует.

Первый пункт плана я привела в исполнение, покончив с кофе. Закрывшись в своей комнате, я загримировалась под сильно пьющую женщину. В моем гримировальном наборе нашлось все необходимое: парик с длинными черными волосами, спутанными и сальными, будто я не мыла их недели две, коронки на зубы, делающие их кривыми, желтыми и гнилыми. Одежду — спортивное динамовское трико, линялую футболку и халат времен Гражданской войны я взяла у Дмитрия Ивановича, а рваные тапочки у Валерии Евгеньевны. В квартире антиквара нашлась и сумка из болоньи, в которую я положила пустую стеклотару и одну початую бутылку сухого вина из холодильника. Тональным кремом я придала лицу бледности с желтоватым оттенком, сделала мешки под глазами, а на щеке намолевала небольшой синяк. Ссадины на другой щеке, над бровью и на руках были настоящие, память о прошлой ночи.

— Какой ужас, — вздохнула Валерия Евгеньевна, увидев меня в полном боевом облачении.

— Не знаю, как это поспособствует делу, но вам видней, — проворчал антиквар, отпирая дверь.

Я прошла по заранее подготовленному пути через чердак соседнего подъезда, спустилась по лестнице и не спеша вышла на улицу, имитируя легкую степень опьянения. Игроки усиленно лупили картами по столу, бросая осторожные взгляды на подъезд антиквара. Меня они вообще не заметили. Я обошла вокруг соседнего дома и приблизилась к парням с тыла. Игроки не смотрели на меня до последнего момента. Я подсела к ним на лавку и вытащила полупустую бутылку вина. Сделала маленький глоток.

— Эй, вали отсюда, шмара, — тихо бросил мне лысый со шрамом. Второй, маленького роста, седой, стриженный «под ежик», просипел лысому:

— Да ладно, Герыч, пусть поправится девка, что с этого сделается. Глянь, как мается с похмелюги.

— А ты че, Мишаня, встреваешь? — зло спросил лысый со шрамом. — Я, кажись, у тебя совета не спрашивал.

— Мальчики, не ссорьтесь, — сказала я, намазывая губы помадой и глядясь в треснутое зеркало пустой пудреницы.

— Ты че сказала? — угрожающе спросил Герыч. — Я, по-моему, велел тебе катиться, — прорычал он.

Я прильнула к сидевшему ближе Мишане.

— Слушай, че твой друг на меня бочку катит? Я ж вам ничего плохого не сделала.

Мишаня, польщенный моим вниманием к его персоне, весь выпятился.

— Герыч, да ладно, пусть с нами время прокантует, хватит тебе.

— Да хрен с тобой! — Разозленный Герыч швырнул об стол колоду карт. — Нашел, блин, себе, понимаешь, тут… — и все накипевшее выразил трехэтажным матом.

— Да ты че, при бабе так? — изумился Мишаня.

Я глотнула из бутылки, протянула ему и, обдавая нового знакомого винными парами, проговорила заплетающимся языком:

— Я, между прочим, имею два высших образования, я девушка интеллигентная.

— Да у тебя это на харе написано, — прорычал Герыч. Он вырвал из рук Мишани бутылку и зашвырнул ее далеко в кусты.

— Да я последние деньги на нее извела, — пролепетала я сраженно. Из моих глаз хлынули слезы.

— Ну ты че ваще творишь! — закричал на своего подельника Мишаня.

— А ты забыл, чем мы должны заниматься? — заорал в ответ Герыч. — Помнишь, подла, на что подписывался?

Мишаня, скрипя зубами, протянул мне полтинник.

— Возьми, купишь себе еще вина и иди отсюда.

Я, изображая бесконечную радость, чмокнула Мишаню в щеку.

— Слышала, вали! — прикрикнул на меня Герыч.

— Пока, мальчики! — крикнула я и, звеня пустыми бутылками, направилась через дорогу, в сторону супермаркета. Там рядом продавали разливное пиво из бочки. Я купила пива и вернулась к горе-наблюдателям.

— Ты че опять здесь отсвечиваешь? — спросил Герыч с непониманием, готовый вот-вот броситься на меня с кулаками.

— Не парьтесь, ребята. Я принесла вам холодненького пива, — проговорила я с нежностью, — жарко же на улице.

— Вот это баба! — Мишаня чуть не всплакнул от умиления. — Тебе, Герыч, когда-нибудь твоя вот так пива приносила?

— Да на постоянку приносит, — злобно зыркая глазами, сказал Герыч.

Не дожидаясь, когда я ему поднесу, он вырвал у меня высокий пластиковый стакан и осушил залпом. Второй стакан я отдала Мишане. Он налил себе и стал пить.

Отбросив смятый стакан сторону, Герыч сказал мечтательно.

— Хорошо бы еще, да нельзя, твою мать.

— Можно в знак примирения тебя обниму? — спросила я Герыча.

— Давай, и катись отсюда, — грубо бросил он, с жадностью наблюдая, как глохчет пиво его кореш. Я обняла, поцеловала его в небритую щеку.

— Ну все, вали. — Герыч бесцеремонно оторвал меня от себя. — Если не уйдешь, я тебя по асфальту изваляю так, что неделю будешь кровью ссать.

— Эй, погоди, Герыч, — встрял Мишаня, надевая свой стакан на кол, торчавший рядом из земли.

— Девушка, как тебя зовут?

— Лена, — соврала я.

— Лена, я часа через два освобожусь. Может, завалимся к тебе на хату?

— Да не проблема, — ответила я, — через два часа зайду.

Дверь в квартиру антиквара мне открыла Валерия Евгеньевна. А хозяин в это время со своим морским биноклем не отходил от окна.

— Ну как там? — спросила я, входя в кабинет.

— Заснули оба, — радостно сказал антиквар. — Сначала один свалился, потом другой.

— Два часа спокойного сна им обеспечены. Затем явятся сменщики.

Я вынула из карманов экспроприированное у бандитов имущество: мобильник, фотографию Дмитрия Ивановича в фас, бумажник и складной нож-бабочку.

— Я тут не очень хорошо получился, — пробормотал Дмитрий Иванович, рассматривая фотографию. — Меня вырезали с семейного фото и увеличили. Вот у меня на плече рука дочери. Это мы в прошлом году на девятое мая фотографировались у Бориса дома.

Я не спеша проверяла бумажник. Ничего интересного. Триста рублей и мелочь.

— Из вас вышел бы отличный карманник, — похвалил меня Дмитрий Иванович, заглядывая в бумажник. — У, да тут как раз вам на бензин.

— Все вещи, кроме ножа, я сейчас верну обратно владельцам. Понятно? — разрушила я мечты антиквара о халявном бензине. Дмитрий Иванович недовольно насупился, но промолчал. Из записной книжки мобильника я выбрала наиболее интересные телефоны, чтобы проверить их позднее, и пошла к спящим бандитам.

Несколько бабушек со двора совещались у столика, вызывать им «Скорую помощь» и милицию или не вызывать. Старушкам показалось, что мужчины, валявшиеся у столика, опившись какой-то дряни, окочурились или очень близки к этому. Я их успокоила, сказав, что у них это нормальное состояние и что я о них позабочусь. Однако бабушки не уходили. Они с отвращением наблюдали за тем, как я поднимаю поверженных снотворным с земли и усаживаю на лавку. До меня долетали обрывки фраз:

— Смотри, Дуся, какая молодая, а рожа вся лиловая… Ой, молодежь пошла… А у нас тоже соседский мальчик на последнем курсе техникума совсем спился.

Привалив бандитов к столику, я придала их телам позы нормально спящих людей. Герычу закрыла рот, у Мишани стерла с морды грязь. Отошла, полюбовалась своей работой — вроде ничего. Последний мазок на мой шедевр — я вложила подобранную пустую бутылку из-под водки Герычу в руку. Пусть потом на них полюбуются напарники. Экспроприированные вещи я вернула на место и со спокойной душой вернулась в квартиру антиквара. Пять минут у меня ушло, чтобы снять грим и быстро переодеться. Затем я подогнала к дому свой «Фольксваген» и проверила еще раз, на всякий случай, подъезд сверху донизу. Лишь после этого я позвонила антиквару и велела спуститься.

Первый адрес, по которому ждали антиквара, находился в трех кварталах от его квартиры. Дверь открыл мужчина, напоминающий ласку, худой, подвижный, с маленьким, скошенным сзади плешивым черепом. Мужчина встретил нас как дорогих гостей, проводил в гостиную и стал показывать свой товар. Его черные напряженные глаза с гордостью перебегали то на меня, то на Дмитрия Ивановича, а мягкий голос усыплял.

— Обратите внимание сюда — пластические медальоны, шкаф красного дерева, примерно 1500 год, Ренессанс, Вестфалия, состояние изумительное, — расписывал коллекционер нам довольно симпатичный шкаф. — Здесь на дверках резные монограммы.

— Мне все понятно, — перебил его Дмитрий Иванович, — не возражаете, если я посмотрю поближе?

— Нет, нет. Конечно, смотрите все, что угодно, чтоб не было потом претензий, — согласился хозяин шкафа и отступил в сторону, чтобы не мешать.

Дмитрий Иванович сантиметр за сантиметром исследовал шкаф снаружи, открыл дверки, проверил замки и петли, повыдвигал ящики, постучал по дереву в нескольких местах. Его действия, видно, не нравились хозяину. Он нет-нет, да и вставлял какую-нибудь реплику типа — «конечно, присутствуют незначительные механические повреждения на боковинах… на внутренней стороне есть несколько червоточин, но в целом дерево прекрасное… обратите внимание на технику выработки…»

Дмитрий Иванович будто его не слышал.

— Так, в целом неплохо, — сказал он, закончив осмотр, — даю вам за него тридцать тысяч рублей.

— Что-о-о? — взвыл хозяин шкафа и чуть не лишился чувств. Пошатнувшись, он оперся о спину, хватаясь за сердце.

— Нечего тут спектакли мне устраивать, Репин, — зло сказал антиквар, — твой шкаф больше не стоит. У выдвижных ящиков прямые зубцы, а должны быть в форме ласточкиного хвоста, если это тысяча пятисотый год, как ты говоришь. И задняя стенка слишком аккуратно сработана.

— Вы хотите меня обидеть? — спросил хозяин шкафа с оскорбленным видом.

— Смотри сюда! — указал Дмитрий Иванович на дверки шкафа. — Разнородный рисунок дерева, хотя и подбирали его старательно. Немного отличается по цвету. От оригинала этому шкафу достались боковины да одна дверка. Остальное изготовил какой-то умелец не так давно.

— Я, когда приобретал этот шкаф, консультировался со специалистами, — пролепетал Репин.

— Хреновые, значит, были специалисты, — ухмыльнулся антиквар. — Твои червоточины, к слову, это кто-то пальнул дробью по дереву перед обработкой, а ножки, если приглядеться хорошенько, видно, что точили на станке — едва заметные непрерывные дорожки и круговые застружины.

— Но тридцать тысяч все равно слишком мало, — пошел на попятную Репин, — я сам за него столько отдал.

— Твои проблемы, — безразлично бросил Дмитрий Иванович, поглядев на часы, — мне тут задерживаться некогда.

— Давай за девяносто пять, продам себе в убыток, — махнул рукой Репин.

Дмитрий Иванович только рассмеялся.

— Хорошо, девяносто, — выпалил Репин.

— А дулю под нос не хочешь? — поинтересовался антиквар. — Тридцать, и ни на копейку больше.

Дальнейший торг проходил в том же ключе. Дмитрий Иванович твердил как заведенный «тридцать тысяч, и ни копейкой больше», а Репин постепенно снижал цену, испытывая при этом страшные муки, красноречиво отражающиеся на его лице. Цена шкафа упала до пятидесяти тысяч. Больше владелец шкафа не выдержал и вытолкал нас взашей.

— Неудача, — сказала я, когда мы ехали по следующему адресу.

— Ерунда, — отмахнулся Дмитрий Иванович. — Приходится перелопачивать горы дерьма, пока обнаружишь что-нибудь стоящее.

Мы подъехали к двухэтажному частному дому, обнесенному красивой оградой.

— Здесь вдова распродает коллекцию своего умершего мужа, — пояснил антиквар. — Жаль, что я слишком поздно узнал об этом.

Вдова оказалась веселой и общительной женщиной лет тридцати с небольшим. По ней сразу можно было сказать, что она не подает вида, переживая постигшее ее горе глубоко в себе.

Из массы необычных вещей, находившихся в доме, Дмитрий Иванович выбрал парочку грубо сделанных бронзовых подсвечников, маленький золоченый сундучок для драгоценностей, уродливую треногую чугунную кастрюлю без крышки. Хотел еще взять маленький позолоченный ключик со сложным мелким орнаментом на поверхности, но вдова не позволила, сказав, что ключик уже продан. Бормоча себе под нос проклятия, антиквар вынул из кармана трещавший по швам бумажник и отсчитал вдове с десяток стодолларовых купюр. Воспользовавшись благоприятным моментом, я напомнила старику про бензин. Если бы взгляды могли убивать, то я бы в тот же момент была мертва. Корежась и скрипя зубами, Дмитрий Иванович сунул в мою протянутую руку триста рублей. Для него это было вершиной щедрости.

Покинув дом вдовы, мы направились по указанию антиквара за город в деревню Смеловка. Упакованные в бумагу покупки лежали на заднем сиденье «Фольксвагена». Дмитрий Иванович время от времени оборачивался назад, чтобы убедиться, что вещи все еще на месте, а не растворились в воздухе, как мираж.

— Всего за тысячу купил, каково… — бормотал Дмитрий Иванович себе под нос, улыбаясь.

— Радуетесь, что обобрали бедную вдову? — спросила я, не отрываясь от дороги.

— Не такая она уж и бедная, — недовольно проворчал он ответ. — Если бы я не забрал у нее эти вещи, забрал бы кто-нибудь другой и заплатил бы еще меньше, чем я.

Вряд ли кто-нибудь заплатил бы меньше, подумала я, а антиквар продолжаk читать лекцию о том, как он спасает ценные вещи ушедших эпох. По его словам выходило, что он эдакий донкихот, борющийся с воротилами теневого бизнеса во имя высших целей. Даже в яслях мало бы кто поверил его лживым словам. Я молча выслушивала всю эту ахинею, стараясь не выходить из себя.

Через полчаса мы достигли Смеловки, где антиквар прошелся сразу по нескольким дворам. В одном дворе он устроил настоящую истерику, когда ему не захотели продать нескольких оловянных солдатиков. Хозяева, высокая худая женщина и небритый коренастый мужик, кудрявый, будто цыган, вынуждены были согласиться на цену двести рублей, лишь бы антиквар убрался из их владений. В другом дворе Дмитрий Иванович приобрел за двадцатку этажерку без ножек и запихнул ее мне в багажник. Всюду я должна была сопровождать его, так как антиквар боялся неадекватной реакции местного населения на его деятельность. Закончилась наша экскурсия по Смеловке у маленькой покосившейся избенки, на крыше которой росла трава, а огород вокруг превратился в рай для сорняков. В доме проживали две старухи, одна старше другой, — мать и дочь. Дмитрий Иванович долго стучал в окна и двери, орал, надрывал голосовые связки, прежде чем его впустили.

— Мне ваши соседи сказали, что у вас есть старые вещи, — заорал он в ухо восьмидесятилетней дочери, на что та сказала, что она не глухая, а слепая. Мы сели за грубо сработанный деревянный стол.

— Что у вас есть из старинных вещей… — спросил Дмитрий Иванович уже тише.

— Да у нас все старое. Мы нового уже лет двадцать-тридцать не покупали, — ответила престарелая дочь. Лежавшая в углу комнаты мать, немного приподняла голову с подушки, прислушиваясь к разговору. Ее глаза бесцельно бродили по окружающим предметам, конкретно ни на чем не фокусируясь.

— Я имел в виду иконы, ковры, посуду какую-нибудь, — уточнил антиквар, озираясь вокруг.

— Есть у нас ковер. Отец с войны привез, — проговорила старуха, морща лоб.

Вдруг глаза антиквара вперились в угол, и он застыл, прошептав:

— И где же этот ковер сейчас?

— Дак под кроватью. Сложила его, чтоб не трепался, — ответила она, кряхтя встала и полезла под эту самую кровать. В это время антиквар встал со своего места и тихо приблизился к углу, который так его заинтересовал. Там висела старая почерневшая икона размером метр на семьдесят сантиметров в грязном запыленном окладе. Старуха выволокла из-под кровати ковер.

— Вот, будь он неладен. — Она чихнула от пыли, разворачивая ковер. Наверно, он пробыл свернутым под кроватью не один десяток лет, потому что буквально разваливался у нее в руках. Сплошные дыры, труха и личинки насекомых.

— Ой, да он попорчен, — расстроилась старуха. Посмотрев на прилипшего к иконе антиквара, она спросила: — Такой-то он вам нужен?

Дмитрий Иванович нехотя отвернулся от доски, глянул на ковер.

— Нет, он полностью испорчен, — был его приговор.

— Вот беда-то, — вздохнула старуха, толкая ковер обратно.

— Не расстраивайтесь о ковре, — сказал Дмитрий Иванович, — лучше поговорим об этой иконе. Она мне очень глянулась.

— Это Богоматерь, — сказала старуха, благоговейно посмотрев на икону. — Эту икону моей матери отдала ее мать, когда выдавала замуж. Во время войны, мы тогда в Белоруссии жили, она спасла нас от немцев.

— Каким же образом? — отстраненно спросил Дмитрий Иванович, потянувшись за бумажником.

— Немцы ворвались в нашу деревню, всех жителей расстреляли, а дома сожгли. Мы с матерью сидели в погребе с этой иконой. Нас не нашли. Огонь же, разведенный в доме, сам собой погас, — рассказывала старуха. На глазах у нее выступили слезы, и она промокнула их платком.

— Чистое совпадение, — пробурчал Дмитрий Иванович. — Я дам вам за нее пятьдесят рублей.

— Да вы что! — ужаснулась старуха. — Ее нельзя продавать!

— Чепуха! — возразил антиквар. — Все продается и покупается.

— Грех так говорить, — не согласилась с ним старуха.

Как антиквар ни старался, ни уговаривал — владелица иконы стояла на своем. Ее не соблазнили ни сто, ни двести, ни триста рублей.

— Господи, да вы же меня просто убиваете своим упрямством, — вздохнул Дмитрий Иванович и спрятал бумажник. — Вы даже не представляете, как эта икона важна для меня.

— А хотите, я вам яблочек наберу, — предложила старуха, чтоб как-то компенсировать горе антиквара. — Правда, они червивые, — добавила она.

— Червивые, ничего страшного, — встрепенулся Дмитрий Иванович, внезапно проявив ненормальный интерес к теме. — Знаете, как в городе у нас трудно с витаминами, я буду рад любым яблокам. Если вам несложно, наберите немного, я помолюсь за ваше здоровье.

— Я сейчас мигом обернусь, — обрадовалась старуха. Она, переваливаясь, заковыляла к двери.

— Евгения Максимовна, вы не желаете помочь бабушке? — обратился Дмитрий Иванович ко мне. Не то чтобы я очень желала собирать червивые яблоки. Я просто представила, сколько старуха будет ковыряться на огороде, и сразу решила идти, ведь времени у нас в обрез. Минут через пятнадцать должны были обнаружить спящих наблюдателей. Не думаю, что у бандитов уйдет много времени на то, чтобы понять, что нас нет дома. Чего доброго, они могут решиться пойти на штурм квартиры. Выманят не слишком умную домработницу, а дальше дело техники.

— Сюда, дочка. Они здесь, в траве, — позвала меня старуха под корявые яблони. Насобирав пару десятков наиболее уцелевших плодов, мы пошли к дому.

Дмитрий Иванович в нетерпении уже топтался у калитки.

— Ну, чего вы там копаетесь? Времени нет, — закричал он нам, открыл калитку и пошел к машине. Я поспешила за ним, удерживая бабкину плошку с яблоками. Антиквар вырвал у меня плошку из рук и вывалил яблоки на заднее сиденье. — Поехали быстрее. — Он указал мне на переднее водительское сиденье, сам проворно влез на соседнее.

Старуха удивленно смотрела на нас.

— Что ж вы так уезжаете? — спросила она в растерянности, теребя подол с яблоками. Забрав их у нее, я поблагодарила старуху и, забравшись в «Фольксваген» завела двигатель. Яблоки я бросила на колени антиквару.

— Да зачем они мне! — возмутился тот.

— Не знаю, — сухо сказала я, выводя машину на дорогу.

— Хе-хе, неплохо съездили, — сказал Дмитрий Иванович, улыбаясь неприятной улыбкой. Увидев, что я смотрю, он посуровел, однако еще несколько раз по пути он начинал хихикать без причины.

Склад Дмитрий Иванович устроил на первом этаже заводоуправления обувной фабрики в арендованном помещении. Когда старик проходил через вертушку, охранник с ним приветливо поздоровался.

— Она со мной, — кивнул антиквар на меня, я несла за зловредным стариком его приобретения.

Раскрыв передо мной двери, Дмитрий Иванович велел сложить все на пол, а сам куда-то запропастился. Избавившись от ноши, я решила, пока его нет, осмотреть склад. Куча непонятного хлама, непонятные свертки, рулоны. Приоткрыв крышку длинного продолговатого ящика, я обнаружила внутри обычную землю.

— Нехорошо трогать чужие вещи, — сказал насмешливо антиквар, неслышно подходя сзади. Я резко выпрямилась и посмотрела на старика.

— А это, по-вашему, не стыдно? — указала я на икону в его руках. — Обокрали старух.

— Я не обокрал, — обиделся Дмитрий Иванович, хмурясь. — Вы ничего не понимаете. Я спас шедевр древнерусского искусства примерно двенадцатого века из рук невежд. Посмотрите, до какого состояния она у них дошла. — он приблизил ко мне почерневшую икону. — Посмотрите на оклад. Он серебряный, кое-где видна позолота. В такие оклады обычно облачали шедевры. В иконе с первого взгляда видно письмо мастера. Как прописано лицо богоматери и младенца Иисуса. А это в углах полуфигуры архангелов Михаила и Гавриила. — антиквар указывал мне на непонятные силуэты с крыльями в прорезях окладов. — Как вы думаете, что бы случилось с иконой у старух? — спросил он, зло сверкая глазами, и сам же ответил: — Она бы сгнила там в этой плесени. Я счел своим долгом вынести ее из дома и спрятать у вас в багажнике, благо вы машину не закрыли, — сказав это, Дмитрий Иванович не сдержался, хихикнул. — Думаю, они еще долго не заметят, что иконы нет. Если вообще заметят когда-нибудь, хе-хе.

Я титаническим усилием сдерживалась, чтобы не припечатать кулаком его самодовольную улыбку. В жизни не встречала большего подонка, чем этот антиквар.

Дмитрий Иванович аккуратно поставил икону к стене, отступил, полюбовался ею, хихикая.

— Завтра подъедет мой знакомый реставратор, посмотрит ее, — поведал старик мне о планах насчет иконы. — Сам я ее реставрировать, пожалуй, не буду. Слишком велик риск.

8

Валерия Евгеньевна предложила мне только что сваренный кофе, но, помня о ее причудах, я отказалась, пообещав, что в следующий раз непременно выпью.

На кухню вошел антиквар с блокнотом, болтающимся на шее.

— Сидят опять двое в машине, — сообщил он невесело. — Чувствую, добром это не кончится.

— Конечно, хорошего от них ждать не приходится. Не просто же так они нас пасут, — обнадежила его я, мстительно думая: «Пусть подергается, гад».

— Вы куда-то идете? — спросил Дмитрий Иванович, осматривая мой наряд — джинсы, майку и пиджак, под которым я спрятала кобуру с револьвером.

— В супермаркет за продуктами, — ответила я.

— Ой, Женя, Женя. Лишний раз лучше не покидать квартиру, — вздохнул старик, щурясь на меня.

— А вот представьте, я не могу питаться святым духом, как некоторые. Поэтому в любом случае я иду, — возмущенно сказала я.

Задерживать меня не стали. Оказавшись на улице, я мельком взглянула на «БМВ», притаившийся в кустах. В голове промелькнула мысль, не нанести ли им упреждающий удар. Ладно, пусть пока живут. Мысли перешли к Василию. Ходил ли он в милицию, как обещал? Об этом можно было узнать, сделав звонок Валерию Игнатьевичу. Вернусь и сделаю, решила я. Тут мобильник, лежавший кармане пиджака, ожил. К моему удивлению? звонил Илюмжинов.

— Здравствуйте, Эмма Викторовна. Рад вас слышать, — послышался в трубке его насмешливый голос.

— Здравствуйте, — ответила я, — чем обязана вашему звонку?

— Да я сижу тут дома, понимаете, жду вас, когда вы придете со своими иконами, — сказал он весело.

— Никуда я не пропадала, — возразила я, — можем встретиться хоть сейчас.

— Отлично! Приезжайте ко мне домой, берите с собой иконы и ожерелье, про которое вы говорили, — предложил Илюмжинов.

— Нет, знаете, к вам домой что-то не хочется, — сказала я, на ходу придумывая план мести. — Давайте встретимся в кафе. Я знаю отличное заведение, называется «Сулреп». Кофе там просто обалденный. Приезжайте через полчасика, я тоже подъеду.

— Хорошо, договорились, я буду, — обрадовался Илюмжинов.

— И закажите мне кофе, если придете первым, — попросила я на прощание, отключила связь и улыбнулась: неплохо придумано!

Накупив продуктов, в прекрасном настроении, со счастливой улыбкой на губах двинулась к дому, представляя в своих грезах Илюмжинова, одиноко сидящего в кафе с двумя чашками остывшего кофе по пятьсот рублей каждая, и, конечно же, его подручных за соседними столиками тоже с кофе.

Моя улыбка погасла, когда я увидела компанию подростков, куривших с торца дома под акацией. Их было четверо: трое бритых наголо парней в черном, лет по шестнадцать и растрепанная девчонка младше их. Подумаешь, компания подростков. Ну курят, болтают… обычное дело. Однако наметанный глаз сразу определил, что они не просто так здесь стоят от нечего делать. По их движениям, взглядам и отрывочным репликам чувствовалось, что они на взводе, что чего-то ждут или кого-то. Заметив меня, компания словно вздохнула с облегчением. Я замедлила шаг, размышляя, что же делать. Ситуация казалась не столь опасной. Уж с подростками-то я без проблем справлюсь, даже если у кого-нибудь из них окажется нож. Накостыляю им по-легкому и допрошу, кто их подослал. Подростки не торопясь вытащили из сумки, стоящей у их ног, самодельные деревянные дубинки, утыканные гвоздями, и двинулись мне навстречу.

«Их всего трое, — повторяла я себе, — главное, сильно не покалечить». Шорох, послышавшийся сзади, заставил меня обернуться. Из зарослей по обеим сторонам дорожки выбрались еще трое подростков. Один с дубинкой, другой с обрезком трубы, а у третьего в руках была бейсбольная бита. Ловушка захлопнулась. Им велели меня покалечить. Но даже если я сними справлюсь, жители дома, перед окнами которого будет происходить побоище, вызовут милицию, и я окажусь за решеткой на неопределенное время. А пока стражи порядка будут разбираться, моего клиента укокошат.

Последний раз оглянувшись по сторонам и поняв, что бежать некуда, я бросилась на нападавших. Все произошло быстрее, чем я думала. Юный бритый мутант с хорошо накачанными мышцами налетел на меня с поднятой битой, намереваясь одним ударом раскроить мне череп. Я резко вскинула вверх прямые, сомкнутые в ладонях руки — простой, но эффективный прием против ударов дубинкой сверху. Бита скользнула по руке справа, не причинив мне особого вреда. Ударом ноги в солнечное сплетение я свалила парня с трубой, а прикрываясь телом бритого с битой, врезала нападавшему ребром ладони по ключице и швырнула его на третьего шпаненка с дубинкой, при этом бита осталась у меня в руках. Сзади налетела остальная компания бритоголовых, вопя, как стало бешенных макак.

Передо мной замелькали дубинки, унизанные остро заточенными смертоносными гвоздями. Я парировала удары, нападала сама, каждым выпадом отправляла в аут очередного противника. Девчонка же, стаявшая немного в стороне от места основных событий, горячо болела за своих, оглашая поле боя визгами и выкрикивая советы, что конкретно надо сделать со мной, куда что запихнуть, что оторвать. Когда же я удушающим приемом отключила последнего еще державшегося на ногах пацана, девка швырнула в меня булыжником, целясь в голову.

— Ну ты пошла, малявка, — крикнула я и, уклонившись от камня, метнулась к девчонке. Та кинулась бежать, я за ней. Позади осталась площадка, усеянная телами бритоголовых, жалобно стонавших и пытавшихся куда-то ползти. Через сотню метров отчаянной погони я ухватила беглянку за волосы, свалила на газон в заросли цветов и, достав из кобуры пистолет, ткнула дуло девице в лицо. — Кто вас послал? — закричала я, стараясь выровнять сбившееся дыхание. Девчонка смотрела на меня расширенными от ужаса глазами и молчала. — Считаю до трех и стреляю! — завопила я, разыгрывая приступ неконтролируемой ярости. Мой палец щелчком сдвинул предохранитель. — Раз! Два! — зловеще сказала я, стискивая пленнице горло. При слове «два» девчонка словно очнулась и заорала:

— Я все скажу, все, только не убивайте.

— Говори, малолетняя дрянь, немедленно! — проревела я, приставив дуло к ее ноге. — Кто велел меня изуродовать? Говори!

Часто дыша и всхлипывая, девчонка пролепетала:

— Это один крутой! Вар! Я слышала. Когда мы сидели в «Осьминоге», он подошел, показал вашу фотографию и велел уложить в больницу.

Со стороны супермаркета донесся вой милицейских сирен. Бросив свою жертву, я стремглав понеслась прочь, на ходу пряча револьвер. Нельзя, чтобы меня сегодня взяли, ни в коем случае. Ведь недаром же Вар именно сегодня приказал вывести меня из игры.

Показался дом антиквара. Я вбежала в подъезд, лихорадочно соображая. Может быть, они уже напали на квартиру, пока я тут возилась? Перед глазами как живые вставали картины расправы с антикваром и домработницей. Как можно было так опростоволоситься? С выпрыгивающим из груди сердцем я взбежала вверх по лестнице, опасаясь воспользоваться лифтом, позвонила в квартиру антиквара и стала ждать. Дверь открылась. На пороге стоял Дмитрий Иванович. Его губы кривила самодовольная улыбка.

— Где же ваши покупки? Ходили в супермаркет, а вернулись пустой? — спросил он и добавил: — Да еще запыхались, будто кто за вами гнался.

Я растерянно посмотрела вниз, на руки. Черт возьми, он прав — мои покупки рассыпаны по асфальту там, где я дралась. Собирать же их времени не было, подоспела милиция.

Ничего не ответив, я прошла в квартиру, а антиквар закрыл дверь.

— Что-то случилось? — спросил Дмитрий Иванович уже серьезно. — У вас рукав порван и кровь. На вас напали?

— Да, хотели вывести из игры, — буркнула я, рассматривая царапину на руке, — какие-то сопляки с дубинками.

— Понятно, — протянул Дмитрий Иванович, глядя на меня долгим взглядом. — А мне, представляете, звонила невестка. Сказала, что Ваську ночью задержала милиция на улице в голом виде. Бегал по городу в чем мать родила. Представляете?

— Да, легко представляю, — кивнула я, — что, долго его будут держать?

— Недолго, хе-хе, — ответил антиквар, хихикнув. — Его из милиции переправили в дурдом. Хотят проверить, нормален он или нет. А по мне, так и проверять ничего не надо. И так видно — дурак дураком.

— Занятная история. — Я прошла в ванную комнату, чтобы умыться. Дмитрий Иванович не отставал.

— Что у вас на уме, Евгения Максимовна?

— Оставьте меня на минуту в покое, — попросила я и захлопнула перед его носом дверь в ванную. Умывшись в спокойной обстановке, я обработала царапину на плече и ссадины на руках. Благо перекись водорода нашлась здесь же, в ванной комнате, в аптечке. Хотелось немедленно лечь в постель и отдохнуть, ни о чем не думая, но я понимала, что расслабляться рано. Будто в ответ на мои мысли ожил мобильник. Музыка из «Смертельной битвы» в гулком помещении показалась оглушительной. Я взяла трубку.

— Да, я вас слушаю.

— Ты, шалава, советую тебе убраться туда, откуда ты выползла, и сидеть там тихо и не высовываться, — прохрипел в ухо совсем не дружелюбный голос, — иначе я тебе кишки на уши намотаю! Поняла? За клуб мы с тобой поговорим отдельно. Может, даже не стану отрывать тебе голову. Отработаешь ущерб, лежа на спине. Ты меня слышишь?

— Да, а кто это? По-моему, вы ошиблись номером, — проговорила я, изображая удивление. Можно было даже не гадать, откуда Вар или кто-то из его подручных достал мой телефон. Если я могу такое проворачивать, то могут и другие.

— Не ломай комедию, паскуда! — зарычал незнакомец в трубку. — Я тебя на кусочки порву! Не стой у нас на пути!

— Хорошо, не буду. Только не трогайте меня, пожалуйста, — вскрикнула я с притворным ужасом. — Обещаю, сейчас же собираюсь и уезжаю домой.

Незнакомец промолчал.

— Я правда напугана, — пискнула я в трубку жалобно. — У меня даже руки трясутся.

Неизвестный отключил телефон.

— Вот и поговорили, — пробормотала я, опуская телефон на тумбочку. Однако не успел мобильник коснуться ее, как вновь зазвучала та же музыка. — Что вам угодно еще? — спросила я, сдерживая ярость. Я решила, что если это опять с угрозами, то пошлю говорившего к такой-то матери.

— Дело в том, что я сижу тут в вашем «Сулрепе», кофе давно остыл, а вас нет, — сказал в трубку Илюмжинов недовольным голосом.

Еще этот на мою голову, подумала я озлобленно и сказала:

— Ой, извините, пожалуйста, я по дороге попала в аварию, поэтому опоздала.

— Иконы не пострадали? Тьфу ты, я хотел спросить, вы в порядке? — сказал Илюмжинов, заметно волнуясь.

— Я в порядке, иконы тоже. Не могли б вы подождать еще минут пятнадцать, может, полчаса, пока я улажу формальности с милицией. Авария-то пустяковая, — попросила я.

— Хорошо. Нет проблем, я подожду, — ответил Илюмжинов, смягчившись, — выпью еще чашечку кофе, а вы приезжайте и привозите иконы. Если вдруг что не получится, звоните, перенесем встречу на более удобное для вас время.

— Ничего не надо переносить! — бурно запротестовала я. — Я обязательно приеду, можете не сомневаться.

Мы простились. Я выключила телефон и улыбнулась своему отражению в зеркале.

Немного, но настроение улучшилось. Илюмжинов, наверно, и в меню не смотрел, а просто велел официантке принести чашечку кофе, иначе он бы заметил, сколько эта чашечка стоит. Людей его типа не так легко провести, но если он до сих пор спокоен, значит, пребывает в неведении о цене напитка. Я пожалела, что меня не будет там, в кафе, когда ему предъявят счет. Однако, думаю, коллекционер мне обязательно позвонит, чтобы поделиться впечатлениями, а я позлорадствую.

Из ванной я отправилась прямиком на кухню. Облазив все в поисках съестного, я обнаружила лишь черствую горбушку хлеба, полпачки чая да подозрительный пряник. Остальные продукты перестали годиться в пищу еще месяц назад. Запах из холодильника едва не убил меня, как только я отворила дверцу: на полочках тухлая колбаса, мослы, от которых откажется даже самая голодная бродячая собака, рыбьи головы с душком, застарелая простокваша в трехлитровой банке. Все это рождало непередаваемый аромат. Мой аппетит как рукой сняло.

Вернувшись в свою комнату, я с мстительной радостью повалялась на антикварной кровати, а пока прибежал Дмитрий Иванович, я успела уничтожить все следы.

— Вы что-то хотели? — поинтересовалась я у него, отрываясь от компьютера.

Скрипя зубами от бессильной злобы, старик предложил обсудить за чаем сложившееся положение. Признаться, что он наблюдает за мной с помощью скрытой камеры, антиквар явно не собирался. Чаепитие проходило по заранее известному сценарию. Я, опасаясь за свое здоровье, не прикасалась к тому, что мне предлагала Валерия Евгеньевна. На этот раз она порадовала нас супердешевым сыром, купленным у какой-то старухи, сидевшей за оградой рынка на коробках из-под овощей. Сыр был неприятного белого цвета с зеленоватым оттенком и вовсе без дырочек. Ощущая легкую дурноту, я наблюдала за тем, с каким аппетитом антиквар и домработница лакомятся сыром, запивая его помоями вместо чая. Дмитрий Иванович напомнил мне об обещании рассказать про план действий.

— Сегодня я вновь собираюсь посетить ночной клуб «Осьминог». Отвечающий там за безопасность сменил свои апартаменты на небольшую уютную камеру с крепкими решетками на окнах.

— Думаете, вас туда пустят после драки? — изумился Дмитрий Иванович.

— Можете не волноваться, я решу эту проблему, — отмахнулась я, уже воображая себя в гриме цыганки.

— Смелое заявление, хе-хе, — захихикал антиквар и предупредил: — Только подождите немного, ко мне через несколько минут должен приехать клиент забрать кровать. Я хочу, чтобы вы присутствовали при этом.

— Хорошо, тем более что раньше десяти в ночной клуб нечего и соваться, — ответила я.

Соловьиная трель звонка заставила нас застыть. Валерия Евгеньевна, вскрикнув, выронила поднос с посудой, которую собирала.

— Это, наверно, ваш клиент, — предположила я и оказалась права. На экране у двери красовался высокий, пижонского вида старик в желтом костюме с черным платком, повязанным вокруг шеи. За стариком были видны два квадратных мрачных типа в черных костюмах, очевидно, охрана старика.

— Узнаете? — спросила я Дмитрия Ивановича, тыча пальцем в орлиный профиль клиента, повернувшегося к камере боком.

— Это Стан, откройте пожалуйста, Валерия Евгеньевна, — приказал он, а сам отошел подальше от двери. Домработница впустила гостей.

— Здорово, Митрий, все такой же хитрый, — хохотнул Стан, протянув антиквару руку.

— Здравствуй, здравствуй, — пробормотал Дмитрий Иванович недовольным тоном, пожимая протянутую руку. — Сколько лет, сколько зим!

— Да и не говори, — буркнул Стан, оглядываясь по сторонам. Его масляные глазки остановились на мне, и гость спросил: — Дим, а это случаем не твоя ли молодая жена? Ты как-то по телефону обмолвился…

— Нет, она мне не жена, — оборвал клиента антиквар. — Это мой телохранитель.

— Да ты что! — восхитился гость, поедая меня глазами. — Мне бы такого телохранителя. Ах ты, старый озорник! — Он погрозил антиквару пальцем, отчего Дмитрий Иванович побагровел. — Какие у тебя интересные вешалки, — переключился клиент, — только сдается мне, что они…

— Стан, ты будешь смотреть кровать? — не выдержал Дмитрий Иванович.

Он схватил гостя за локоть и поволок в спальню, не давая ему комментировать наваленные вокруг вещи. Кровать Стану понравилась. Он осведомился, кто занимает спальню, а когда узнал, что я, то спросил обрадованно:

— И как вы находите кровать, юная прелестница?

— А я не сплю на кровати, — ответила я, — сплю на полу, вот тут в углу.

— Да вы, девушка, большой оригинал! — подмигнул мне Стан. — Надо же, спать на полу, когда рядом такое ложе с балдахином. Не побоюсь предположить, что на нем раньше спали особы знатные, так что не понимаю вашего нежелания воспользоваться ею.

Я промолчала, а Дмитрий Иванович начал торг. Торговались они долго. Гость находил какие-то изъяны и снижал цену. Антиквар, напротив, старался подчеркнуть достоинства кровати. От их трескотни у меня заболела голова. Я вышла из комнаты на цене в двадцать одну тысячу долларов, которую предлагал Стан. Эту цену Дмитрий Иванович считал оскорбительной. И я поняла, что поладят они не скоро.

За дверью скромно топтались охранники гостя, за которыми внимательно следила домработница. Я села в свободное кресло и ответила на звонок по сотовому. Звонил Илюмжинов, про которого я успела забыть. С плохо скрываемой яростью он спросил, что меня задержало на целый час.

— Вы еще в кафе? — спросила я.

— Да, — зло бросил он. — Я уже обпился вашим кофе!

— Пробки на дорогах, — не морганув глазом соврала я. — Что поделаешь?

— Ах ты, чертова сучка, издеваешься надо мной! — закричал Илюмжинов в трубку. — Какие, на хрен, пробки в нашем захолустье.

— Знаете, я не могу продолжать разговор с вами в таком тоне, — обиженно сказала я. — Если вы не извинитесь… — Я не успела договорить, как телефон в моей руке замолчал. Проорав что-то нечленораздельное, но, наверно, обидное, Илюмжинов отключил свой сотовый.

Минут через сорок из комнаты появились довольные старики. Нагрудный карман антиквара оттопыривала солидная пачка долларов. Стан приказал своим ребятам аккуратно разобрать кровать и вынести. Мы все вместе наблюдали за этим процессом. Когда дверь за клиентом закрылась, Дмитрий Иванович отдал приказ готовиться ко сну, хотя на улице едва успело стемнеть.

— Ко мне это не относится, — сказала я ему. — Если вы не забыли, то мне еще нужно посетить ночной клуб.

— Хорошо, делайте, что считаете нужным, — проворчал антиквар.

Из кухни выбежала взбудораженная Валерия Евгеньевна.

— Дмитрий Иванович! Дмитрий Иванович! — закричала она с ужасом. — Нас соседи сверху заливают.

— Что?! — завопил старик и бросился на кухню. Я двинулась следом. Большие пятна сырости расплывались с углов от стыков стен с потолком. Вода уже небольшими ручейками стекала вниз.

— Черт бы их побрал! — закричал антиквар, схватившись за голову. — Да что они там наверху творят?

— Вы же говорили, что в квартире сверху сейчас никто не живет, — напомнила я.

— Наверно, въехали, — выкрикнул зло Дмитрий Иванович, — перед вашим приходом я слышал, как они там возились. — Старик в отчаянии заметался по кухне. — Господи, они же мне все зальют, скоты! — выбежав из кухни, он увидел, что и в коридоре на потолке стали появляться мокрые пятна. Отчаяние антиквара перешло в панику.

— Идите и разберитесь с ними! Велите, чтобы прекратили меня топить! — приказал он мне истеричным голосом. Я подошла к двери, взглянула на экран. На лестничной площадке ни души, но что-то меня останавливало. — Что вы тянете, из-за вас я останусь без гроша! — верещал сзади антиквар.

— Дмитрий Иванович, заткнитесь, пожалуйста, — попросила я.

Старик замолчал, пораженный моими словами.

— Вам не кажется, что нас стараются выманить из квартиры? — поспешно добавила я.

— Вы думаете… — протянул антиквар, сосредоточившись на этой мысли, — и что же делать? Тут же все зальет.

— Выходить все равно так просто нельзя.

Я лихорадочно придумывала план действий. В квартиру сверху можно было проникнуть через балкон, заглянуть в окно, а уж дальше по обстоятельствам. Если, конечно, меня сразу же не обнаружат, когда я буду лезть через ограждение балкона.

Я побежала в свою комнату. Быстро переодевшись, достала из своей походной сумки шашку со слезоточивым газом, взвесила ее в руке, примериваясь. Должно получиться.

— Что это, какая-нибудь мина? — испуганно спросил антиквар, появляясь в дверях. — Я запрещаю что-то взрывать в моем доме.

— Это слезоточивый газ, — пояснила я, крепя шашку к поясу при помощи карабина.

Пристегнув револьвер, я натянула на голову черную маску с прорезями для глаз.

— Вы своими приготовлениями меня пугаете, — пожаловался Дмитрий Иванович, бледный, точно мел.

— В милицию позвонили? — спросила я, проходя мимо него в гостиную к балконной двери. Выглянула наружу и вернулась.

— Да. Обычный телефон не работает, обрезали, наверно, — но я позвонил с сотового, — торопливо заговорил Дмитрий Иванович, подстегиваемый страхом, — сообщил свою фамилию, адрес, сказал, что в мою квартиру рвутся трое с оружием, уже стреляли в дверь и отгибают ее ломом.

Усмехнувшись, я двинулась в коридор.

— Молодцом, — похвалила я антиквара. Сняв револьвер с предохранителя, я встала у двери, а Дмитрий Иванович месте с домработницей бесшумно распахнули ее. Я вышла на лестничную площадку. Никого. Взгляд отметил обрезанные телефонные провода. Быстро выхватив из кармана небольшой кусок веревки, я привязала один конец за ручку двери напротив, второй — к низу лестничного ограждения. Затем выкрутила укрепленную в патроне на стене лампочку при помощи тряпки, поданной мне домработницей. Оставив площадку без света, я взглянула на натянутую веревку — почти не видна, и вернулась квартиру. Антиквар немедленно запер дверь и пристал ко мне с вопросами, но я, проигнорировав их, кинулась на балкон.

Дмитрию Ивановичу оставалось только гадать, что я задумала. Стараясь шуметь как можно меньше, я встала на перила балкона антиквара и дотянулась до решеток ограждения балкона наверху. Стиснув их, подтянулась на одной руке, второй вцепилась в перила. Оставалось самое трудное — перемахнуть через ограждение. Я собрала все силы в кулак и на счет «три» перелезла через ограду, каждую секунду ожидая пули. Но и на этот раз ни звука. Может, я ошибаюсь. Что тогда? Я заглянула через прибор ночного видения в окно. Такая же, как у антиквара, планировка квартиры — зал, за ним коридор, ведущий к выходу. В темноте у входной двери пустой квартиры притаились пятеро бандитов с пистолетами на изготовку. Они только того и ждали, что я вот-вот позвоню им в дверь. Вот тогда бы они меня и «приласкали» из пяти стволов сразу, тем более что все пистолеты у них были с глушителями, поэтому о потревоженных соседях не стоило и беспокоиться.

Я перевела взгляд на свешивающуюся с крыши веревку — вот как они проникли в квартиру, спустились с крыши по веревке. Я отстегнула от пояса шашку, поставила ее под окно балкона, вытащила из кобуры револьвер.

Что ж, представление начинается.

Глубоко вздохнув, я прижалась к балконному ограждению и выстрелила три раза в окно. Оконное стекло рухнуло. Я без промедления выдернула терочный запал из шашки и швырнула ее внутрь комнаты. Тут же последовал шквал пуль. Балконная дверь превратилась в решето. Пули с визгом рикошетили у меня над головой. Из окна густыми белыми клубами повалил газ. Внутри квартиры слышался надрывный кашель, неслись матюки, в окно беспорядочно стреляли. Насчет пуль я не волновалась. Меня защищала бетонная плита стены под окном. А вот газ был проблемой. От него у меня самой уже побежали слезы.

Выбрав секундный перерыв в стрельбе, я перепрыгнула через ограждение, намереваясь спуститься на балкон к антиквару. Но вдруг дверь отворилась и на балкон вырвался бандит, весь в слезах и соплях. Заходясь кашлем, он стал палить по всему пространству балкона, думая, что я там. Я подтянулась, ухватила бандита за руку с пистолетом и выбросила с балкона. С воплем ужаса бандит полетел вниз. Затрещали ветви росшего под балконом дерева.

— Арам! Арам! — прокричал кто-то из комнаты, непрерывно кашляя. Я выхватила револьвер и пальнула пару раз в оконную раму. Посыпались остатки стекла. Дерево дало трещину.

— Уходим! — прохрипел неизвестный внутри.

Я расслышала, как отрывается входная дверь в квартире. Больше здесь нечего было делать. Я осторожно стала спускаться. Слетевший с балкона бандит катался внизу по клумбе, завывая и держась за сломанную ногу.

Дмитрий Иванович с Валерией Евгеньевной, словно приклеившись, торчали у экрана наблюдения.

— Что, интересно там показывают? — поинтересовалась я, входя в гостиную через балконную дверь. Вслед за мной с дуновением ветра в комнату заполз газ. Я закашлялась и бросилась закрывать дверь.

— Четверо или пятеро бандитов с оружием понеслись вниз по лестнице и навернулись через веревку, — сообщил мне антиквар, глядя, как я перекрываю доступ воздуха в квартиру. — Не знаю, что с ними, но надеюсь, они свернули себе шеи.

— А вода все капает, — с беспокойством проговорила домработница, рассматривая мокрые пятна на потолке.

— Вы перекрыли воду? — спросил антиквар, щурясь на меня.

Не ответив, я побежала на кухню закрыть форточку. На улице завыла милицейская сирена. Я выглянула в окно. К дому подъехала обшарпанная «копейка» белого цвета, с включенной мигалкой.

— Вы не перекрыли воду! — завопил антиквар, врываясь за мной на кухню.

— Сейчас перекрою. Вон милиция приехала, — кивнула я ему в окно. Как будто он звуковой волны моего голоса большой кусок штукатурки вывалился с потолка посередине комнаты и рухнул под ноги Дмитрию Ивановичу. Из поврежденного места ручейками полилась вода.

— Смотрите, что происходит! — заорал старик, схватившись руками за волосы. Замкнуло проводку. В коридоре взорвалась лампочка и погас экран. Наступившая тьма огласилась воплем Валерии Евгеньевны. — Да заткнись ты! — проорал ей взбешенный антиквар. — Просто свет погас от воды.

Во входную дверь яростно забарабанили.

— Кто там? — спросила, всхлипывая, Валерия Евгеньевна.

— Милиция. Откройте, пожалуйста, дверь, — раздался голос с лестничной клетки.

— Как они быстро приехали, — пробормотал Дмитрий Иванович.

Я с нехорошим предчувствием посмотрела вниз на милицейскую машину.

— Сейчас открою, — крикнула домработница, звеня засовами.

— Не открывайте! — завопили мы с Дмитрием Ивановичем хором.

— Немедленно откройте! — по двери опять требовательно забарабанили.

— Почему мне им не открывать? Это ж менты, — спросила удивленно домработница.

— Кажется, это не те, за кого они себя выдают, — проговорила я тихо и обратилась к Дмитрию Ивановичу: — Позвоните еще раз в милицию.

Антиквар набрал нужный номер, нажимая на светящиеся в темноте кнопки мобильника.

— Когда к нам пришлют наряд милиции? — требовательно спросил старик у дежурного, представившись. — Я вызывал вас двадцать минут назад. Ко мне ломятся в квартиру люди с оружием! Почему вы ничего не предпринимаете?

Из-за двери между тем опять потребовали открыть, затем, матерясь, забарабанили. Очевидно, приехавшие уже теряли терпение. Дмитрий Иванович отключил телефон. В темноте его голос прозвучал потерянно:

— Они сказали, что пришлют машины, как только смогут. Говорят, что в городе в этот момент начался настоящий ад. У озера подожгли коттеджи, банда подростков бесчинствует в летнем лагере. Кого-то там вроде взяли в заложники. Да еще кто-то позвонил и сообщил о десяти взрывных устройствах, заложенных в разных частях города, которые будто бы сработают через час. Велели держаться.

— Кажется, я знаю, откуда ветер дует, — пробормотала я, выглядывая в окно. Бандита со сломанной ногой на клумбе уже не было. Куда это он подевался?

— Если вы не откроете дверь, то мы вынуждены будем ее вскрыть, — сообщил озлобленный голос из-за двери.

— Скажите ему, что в темноте потеряли ключи, как найдете, так сразу откроете. Пусть немного подождут, — посоветовала я домработнице. Та передала мои слова людям за дверью. Лжемилиционеры потребовали, чтобы она быстрее искала ключи. Наступило затишье.

— Что дальше? — спросил антиквар.

— Ваше древнее оружие, что на стенах кабинета, действует? — спросила я у него.

— Даже и не думайте об этом! — взвился Дмитрий Иванович.

— Вы что, хотите, чтоб нас тут всех положили? — поинтересовалась я.

— Нет, конечно, — поспешно сказал антиквар, — но зачем вам древнее оружие, если у меня имеются более современные образцы тульских ружей, они и действуют лучше.

— Отлично! Пошли за ними, — скомандовала я. — Мы прошли в кабинет. Дмитрий Иванович отпер шкаф, в котором одно отделение целиком занимал пульт наблюдения с четырьмя экранами и подключенным к ним компьютером и еще бог знает какой шпионской аппаратурой, а в другом была сделана полка для ружей и склад боеприпасов.

— Что это? — спросила я, освещая фонариком пульт.

— Вас это не касается, — рявкнул на меня антиквар. — Берите ружья и делайте, что хотели.

— У вас есть утиная дробь? — спросила я, выбирая оружие.

— Конечно, — буркнул Дмитрий Иванович. — Вон внизу в мешочке, или возьмите вон те патроны. Я ведь демонстрирую поздние образцы обычно на охоте, так сказать, в деле, поэтому у меня все есть, даже патроны с уменьшенным зарядом для ветхих ружий.

— Знаете, что это противозаконно, — весело спросила я, — держать дома незарегистрированные стволы?

— Да не может быть! — зло воскликнул антиквар.

— Вы нашли ключи или нет? — спросил угрожающе голос из-за входной двери.

— Что мне делать? — с ужасом зашептала Валерия Евгеньевна, налетая на меня в темноте.

— Делайте вид, что открываете, позвякайте металлом, — велела я. — Когда начнут злиться, соврите, что заклинило замок.

Домработница, спотыкаясь в темноте, поплелась к двери, а мы во всеоружии двинулись в гостиную. Зарядив ружья, я укрепила их к ножкам перевернутого журнального столика и уперла прикладами в батарею. Стволы ружей я нацелила на дверь, а спусковые крючки связала веревкой.

— Столик точно не пострадает? — жалобно спросил Дмитрий Иванович, наблюдая за моими приготовлениями.

— Лучше скажите: ваши ружья сработают? — ответила я вопросом на вопрос.

— Да, они все испытанные, — пообещал антиквар. — Их делали для одного любителя старины под заказ, чтобы он мог ездить с ними на охоту. Конструкция современная и улучшенная, а внешний вид, как у антикварных моделей — серебряные накладки, чеканка, чернь и все такое.

— Отлично, — вздохнула я.

От входной двери послышалось зловещее шипение и треск.

— Господи, господи, — причитая, вбежала в гостинную домработница, — они жгут входную дверь.

— Не жгут, а срезали газовым резаком, — успокоила я ее. На глазах по двери ползла дорожка расплавленного металла, очерчивая кольцом дверной замок. Я выглянула в окно. У милицейской машины, расслабленно оперевшись о крыло, стоял толстяк из клуба. На нем была форма капитана милиции, в зубах дымящаяся сигарета, а в руках рация. По виду бандита можно было судить, что он не ожидал скорого приезда настоящей милиции. Вар хорошо подготовился, все предусмотрел, и стоило ему это огромных денег, а значит, в квартире он намеревался взять намного больше. По тому, как действовали бандиты, можно было предположить, что антикварное барахло их не интересовало. Тогда что же? Я решила на время оставить этот вопрос. Сейчас были дела поважнее.

— Дмитрий Иванович, принесите из вашего кабинета пару бутылок чего-нибудь пожароопасного, — попросила я. — У вас там был бензин, лак, спирт. Что-нибудь из этого набора, но побыстрее.

Антиквар даже не спросил зачем. Срезаемый бандитами замок на корню убил в нем любознательность. Не успела я перевести дыхание, как Дмитрий Иванович уже вернулся с охапкой бутылок и какими-то тряпками. Похвальная сообразительность, — подумала я.

В то же мгновение срезанный замок с глухим стуком свалился внутрь коридора. Дверь дважды вздрогнула от ударов, но не поддалась. Бандиты без промедления опять взялись за резак. Какой-то мужчина за дверью спросил у бандитов, что происходит.

— Это Семенов снизу, — прошептал Дмитрий Иванович, прислушиваясь.

— Идите отсюда! В квартире забарикадировались опасные преступники, — донесся до нас ответ лжемилиционеров.

— Что ж, насчет опасности они, пожалуй, правы, — прошептала я себе под нос, открывая окно.

Изготовленные мной зажигательные бомбы с фитилями из вафельных полотенец, пропитанных лаком, стояли в ряд на полу. Толстяк у машины, услышав звук открывающегося окна, тревожно задрал кверху морду, потянулся за пистолетом.

— Лови! — крикнула я, швыряя в него снаряд с зажженным фитилем. Бандит нелепо отскочил в сторону. Бутылка разлетелась на осколки в том месте, где только что стоял толстяк, и пылающая смесь разлилась по асфальту. Часть ее затекла под «копейку». Я быстро метнула в машину остальные бутылки, не поджигая фитилей, и машину мгновенно охватило жаркими языками чадящего пламени. Бандит снизу открыл стрельбу, но я благополучно успела спрятаться. Секунд через тридцать рванул бензобак «копейки», а Дмитрий Иванович похоронным голосом сообщил:

— Последний засов, сейчас прорвутся.

Я велела ему тоже отойти в угол, сама укрылась за диваном, подтянув к себе веревки от спусковых крючков ружей. Бархатный занавес в арке, ведущей в гостиную, должен был помешать бандитам разглядеть, что для них приготовлено. Я повязала вокруг лица смоченный в воде платок на случай газовой атаки и приготовилась к вторжению.

Резкий удар. Дверь с каким-то лопающимся звуком распахнулась вовнутрь. Следом раздался топот ног и резкие вопли:

— Всем лежать! При сопротивлении валим!

Я по очереди дернула за три веревки, а две другие натянула одновременно. Комнату наполнила ружейная канонада, и от пороховых газов мигом стало невозможно дышать. Вопли раненых бандитов смешались со звуками выстрелов, а вскоре перекрыли их. Ответные пули изуродовали стену, вышибли оконное стекло, но меня даже рикошетом не задели. Я дернула за три оставшиеся веревки. Туча дроби сорвала лохмотья от бархатного занавеса, колыхавшегося в арке. Крики бандитов возобновились. Бросив бесполезные веревки, я отползла в угол к моим подопечным. Дмитрий Иванович дрожащими пальцами нажимал кнопки мобильника, набирая номер милиции.

— Они не приедут или приедут, когда уже будет слишком поздно, — сказала я ему. — Дежурный, наверное, их человек.

— Но что же делать? — выдавил антиквар, выкатывая глаза на револьвер в моей руке.

— Будем отстреливаться до конца, — сказала я. — Три последних патрона я оставлю для нас, чтобы не даться им живыми в руки.

— Но, но, может, отдать им, что они хотят, и они уберутся, — воскликнул Дмитрий Иванович высоким голосом, не обрадованный такой перспективой.

— А что они хотят? — спросила я, прислушиваясь к звукам в коридоре. Было похоже, что раненые выползали из квартиры на брюхе, растеряв свой боевой пыл.

— У меня в сейфе в кабинете украшения, огромные редкие камни, колумбийские изумруды, бриллианты, рубины и кое-какая наличность, — признался Дмитрий Иванович. — Сейф вмонтирован в письменный стол вместо выдижных ящиков.

— Сколько там? — спросила я жестко.

— Много, точно сказать не могу. Одно бриллиантовое колье с четырьмя крупными бриллиантами по десять карат стоит примерно миллион триста тысяч, еще жук с бриллиантами и рубинами, наличности пять миллионов с копейками.

— Сколько всего? — рявкнула я на старика, чувствуя холодок страха в позвоночнике.

— Ну миллионов пятнадцать-двадцать, — жалостливо прохныкал антиквар.

— Да, за такие деньги они сравняют с землей весь дом, — прошептала я, — вы разве никогда не слышали о банках? Это такие дома с толстыми стенами и сейфами, где все нормальные люди хранят свои сбережения.

— Какие, к черту, банки в нашей стране, — зло проворчал Дмитрий Иванович. — Правительство в любой момент может натянуть всех вкладчиков на ваучер.

— Понятно. — Я поползла к окну. Мне не нравилось это затянувшееся затишье. Валерия Евгеньевна мертвой хваткой вцепилась в шею антиквара и, заливаясь слезами, причитала.

— Дима, Дима, что же будет? Дима… — В ответ старик нежно гладил ее по волосам, успокаивая. Может, это стрессовая ситуация, а может, антиквар находился со своей домработницей не только в рабочих отношениях. А как шифровался подлец все это время! — подумала я, осторожно выглядывая в окно.

Погребальным костром догорала «копейка». В свете пламени израненные бандиты, поддерживая друг друга, рассаживались в белой «Газели» с атрибутикой МЧС. Я выстрелила в воздух и спряталась. Пусть попаникуют.

— Ну что, дождались, суки? — дерзко крикнул из коридора бодрый жестокий голос. Следом раздался глухой стук, будто по полу покатился бильярдный шар. Я хорошо знала этот звук. Ручная осколочная граната РГД-5 без кольца предохранительной чеки с оттопыренным спусковым рычагом запала лежала справа от антиквара. Свет от пожара с улицы и привыкшие к темноте глаза позволяли мне хорошо ее разглядеть. Мои подопечные также видели ее. Через секунды в комнате будет три трупа — эта мысль, ясная и четкая, как нож, вошла в мой мозг. Прежде чем я осознала ее до конца, мое тело уже начало действовать: рука вцепилась в край дивана и рванула его верх. Только бы успеть! Но я не успела…

Прилагая все возможные силы, я с максимальной скоростью протащила диван на половину расстояния до гранаты, когда Дмитрий Иванович совершил невероятное. Отпихнув в угол Валерию Евгеньевну, он бросился на гранату и накрыл ее своим телом. Диван от шока выскочил из моих рук и больно придавил мне ногу. Я вскрикнула, пытаясь собрать разбежавшиеся мысли в кучу. Увидеть такое — это все равно что увидеть у себя в квартире Будду и Шиву, предлагающих выпить с ними на брундершафт, одним словом — невозможное. Я ожидала немедленного взрыва. Однако его не было. Граната просто не сработала. Через минуту я выпустила запертый в легких воздух. Домработница визжала так, что я не сразу расслышала звук приближающихся сирен. На этот раз к дому подъехала настоящая милицейская машина. Лицо антиквара — бледное, с посиневшими губами — напоминало лицо трупа. Осветив старика фонариком, я испугалась, что он окочурился от страха. Но не тут-то было. Ощутив на лице свет, антиквар широко раскрыл глаза и спросил:

— Я уже умер?

— Да, и ты в аду и будешь вечно лежать на неразорвавшейся гранате, — пробасила я, не удержавшись.

Ничего не сказав, Дмитрий Иванович закрыл глаза, замер, а потом вдруг страшно протяжно заорал. От вопля старика я почувствовала, что волосы на голове зашевелились. Так кричат, наверно, грешники в аду. Быстро присев на корточки, я прижала антиквара к полу, ведь любое неосторожное движение могло спровоцировать взрыв.

— Дмитрий Иванович, вы меня слышите? Это я, Охотникова, ваш телохранитель, — сказала я ему громко и четко.

— Я слышу, — с жутким всхлипом сказал старик могильным голосом.

— Не двигайтесь! Под вами неразорвавшаяся граната, и если вы будите лежать спокойно, ничего страшного не произойдет.

Мои слова медленно дошли до Дмитрия Ивановича.

— Хорошо, — едва слышно сказал он.

В углу, закрыв лицо ладонями, выла Валерия Евгеньевна.

Под своими руками я ощущала напряженную спину антиквара. Он боялся лишний раз вздохнуть. Мелкие судорожные вздохи, долгие паузы. Да от такого и поседеть недолго. Из коридора донесся осторожный шорох. Я резко вскинула руку с револьвером, целясь в темный полуовал арки.

— Если вы вооружены, то бросьте оружие и выходите. Дом окружен милицией, вам не вырваться, — сказал командным голосом некто из коридора.

— Мы не вооружены, — ответила я, пряча револьвер в кобуру и засовывая его за пояс под черную водолазку. Шапочку-маску я вообще закинула подальше в глубь комнаты. Еще решат, что я террорист, и получу предупредительный выстрел в голову.

— Сколько вас человек? — спросил голос озадаченно.

— Две женщины и старик, — ответила я, — но выйти мы не можем. Здесь неразорвавшаяся граната. Мы боимся пошевелиться.

— Что, граната? — спросил голос. — Вы уверены?

— Нет, может быть, это апельсин, — сострила я. — Зайдите и сами посмотрите. Мы всего лишь слабые женщины, в гранатах не разбираемся.

Из арки мне в лицо ударил слепящий луч фонаря.

— Не двигаться! Руки чтоб я видел, — скомандовал голос. Я прищурилась на свет, показывая пустые руки. Луч с меня переместился на лежащего на полу Дмитрия Ивановича, затем в угол на Валерию Евгеньевну, прогулялся по комнате и вернулся вновь на мое лицо. — Где граната? — спросил непонимающе голос.

— Она под ним! — указала я на антиквара.

— Да, вот черт, — пробормотал голос, — что же делать?

По голосу я поняла, что милиционер молод, наверно, только из училища и не сталкивался ни с чем подобным.

— Позовите для начала саперов, — предложила я. — А вы, — я обратилась к домработнице, — идите с этим молодым человеком, он вас выведет на воздух.

Домработница вышла. Двигаясь, словно лунатик или зомби.

Возвратившийся милиционер, запинаясь, связался с начальством по рации, доложил ситуацию и получил от них инструкции, как действовать дальше. Подошел его напарник. Низкий голос с хрипотцой спросил из темноты, что за кошмар здесь произошел и проверял ли он меня. Молодой смущенно соврал, что проверил. Я же протянула им свою лицензию телохранителя и разрешение на ношение оружия. Старший присвистнул и сказал:

— Нехило! Нашел на лестнице какого-то толстяка в форме, вроде бы не из наших, — сообщил он далее нам, — без сознания, запутался ногой за привязанный к лестнице обрывок веревки и долбанулся башкой о ступеньки. Я его на всякий случай заковал.

Молодой милиционер, указывая лучом фонарика на антиквара, рассказал о гранате.

— Прям Александр Матросов, мать его так, — восхитился он героизмом моего клиента.

Примерно через час подъехали саперы, которые до этого носились по всему городу, проверяя звонок неизвестного о заложенных бомбах. В гостиную занесли толстостенный стальной ящик наподобие сейфа. Меня из комнаты вытолкали взашей, велели катится на улицу к врачам и принять какое-нибудь успокоительное. Уходя, я слышала за спиной истошные мольбы антиквара, просившего к нему не прикасаться. В противном случае он угрожал всех засудить, обзывал саперов подлецами и скотами. Потом раздался визг, от которого зазвенели стекла.

На площадке перед квартирой антиквара все еще стоял ацетиленовый генератор, валялись шланги и резак, с помощью которых бандиты вскрывали стальную дверь. На лестнице все ступеньки и стены были забрызганы и измазаны кровью, повсюду виднелись кровавые отпечатки ладоней — прямо фильм ужасов, да и только. Ступая по кровавому следу, я вышла на улицу. У дома не было свободного места от служебных машин и людей в камуфляже. В толпе промелькнул знакомый следователь. Он вел дело о нападении снайпера? и я хорошо запомнила, как он пытал меня в прошлый раз своими вопросами. Земляной, кажется его фамилия, — вспоминала я, прячась за широкими спинами омоновцев.

Застывшего в нелепой позе от долгого лежания антиквара вынесли на носилках на улицу и словно статую погрузили в «Скорую помощь». Там уже сидела с безразличным видом Валерия Евгеньевна, получившая дозу успокоительного. Назвавшись дочерью Дмитрия Ивановича, я поехала вместе с ними в больницу. Врачам «Скорой» антиквар закатил просто чудовищную истерику. Нецензурная брань потоком перла из его глотки. Старика беспокоило, что в квартире без присмотра все разворуют. Мне даже пришлось заткнуть уши, чтоб не оглохнуть. Усталый врач с тоскливым видом молча всадил Дмитрию Ивановичу в зад иглу шприца, наполненного снотворным, и в скоре шумный старикашка сладко засопел, уткнувшись в изголовье каталки.

— Вы их долго будете держать у себя? — поинтересовалась я у врача.

— Понаблюдаем за поведением, — уклончиво сказал врач.

— Ну день, да? — не отставала я.

— Не знаю, — пожал плечами врач. — Женщину можно в принципе и сейчас отпустить, вот ваш отец внушает мне некоторое беспокойство.

— Он всегда такой, поверьте мне, — успокоила я врача.

Когда мы приехали в больницу, то туда уже примчался Антон, узнавший о побоище в доме Дмитрия Ивановича. Через секунду он уже выбил для антиквара отдельную палату, где мы с Валерией Евгеньевной остались дожидаться его пробуждения. Я и не заметила, как уснула. Драка у дома и оборона квартиры вымотали меня окончательно.

9

«Опасность!» — молнией пронеслась мысль в моем мозгу, и вот я уже револьвером на изготовку стаяла посреди погруженной в предрассветные сумерки больничной палаты. Валерия Евгеньевна, спавшая сидя на стуле у кровати антиквара, также вскочила, сонно озираясь. Мое же внимание было целиком сосредоточено на медсестре, заглянувшей в палату. Именно звук открываемой двери вывел меня из состояния сна.

— Я просто зашла проверить, все ли у вас в порядке, — проронила медсестра с круглыми от страха глазами.

— А-а, — протянула я, убирая револьвер, — спасибо за заботу, у нас все в порядке.

Сестра исчезла быстрее, чем появилась. Я взглянула на безмятежно спавшего антиквара. Он улыбался, как младенец, потом вдруг нахмурился и забормотал:

— Больше десяти за перстень не дам! Камень фальшивый, да и вообще ты, наверно, его украл где-нибудь.

Закончив говорить, Дмитрий Иванович мерзко захихикал.

Домработница, вздохнув, покачала головой:

— И во сне ему нет покоя.

— Да, — согласилась я, наливая в стакан воду из графина. Напряженные нервы постепенно расслабились. Когда я допила воду и поставила стакан обратно на тумбочку, то была спокойна, как удав. — Пойду пройдусь, — бросила я домработнице и вышла в больничный коридор.

В портсигаре оставались две сигареты. Я закурила. Медсестра из-за своего столика уставилась на меня с ужасом. Я даже посмотрела в оконное стекло, чтобы убедиться, не открылся ли у меня на лбу третий глаз. Нет, глаз отсутствовал. Обычное лицо привлекательной девушки двадцати семи лет. Чего так таращиться? Круглые больничные часы над аркой прохода показывали половину шестого.

«Неплохо еще вздремнуть часик-другой», — подумала я.

Докурив, я вернулась в палату, швырнула бычок в урну для мусора и, удобно устроившись в кресле, приказала себе спать. Разбудил меня уже Дмитрий Иванович.

— Вставайте, нечего разлеживаться, — ворчливо выкрикнул он мне в лицо.

Вздохнув, я посмотрела на свои часы.

— Дмитрий Иванович, восемь, что вам не спится?

— Вы еще спрашиваете? — взвился старик. — Неизвестно что с моей квартирой, с вещами, а вы тут задаете идиотские вопросы!

— Ах да, ваши ценности. — Я сделала вид, что только что вспомнила об этом. — Тогда командуйте, командуйте — что мне делать? У вас, наверно, все действия уже расписаны по секундам.

— Сейчас заказываете по телефону такси, едем ко мне на квартиру. Антон вчера обещал восстановить замки, — не смущаясь, начал антиквар. — В зависимости от того, что я там обнаружу, будем действовать дальше. В три у меня встреча с реставратором на складе. Он осмотрит икону…

— А, ту, что вы похитили, — щелкнула я пальцами.

— Не похитил, а спас! — заорал антиквар. — Да что же это такое! Почему вы надо мной все время издеваетесь? Как вы смеете!

— У меня от пережитого стресс, — нагло заявила я. — Бандиты, бриллианты, миллионы долларов — от этого голова кругом идет. То, как вы бросились на гранату, вообще достойно быть воспето в легендах и высечено в камне.

— Весело вам, да? — ядовито спросил антиквар. — А ведь на моем месте должны были быть вы, или я не прав? Скажите! А, стыдно…

— Нет, — сказала я спокойно, — у меня было время накрыть гранату диваном. Рядом стоял крепкий дубовый стол. Опрокинуть его, и готов щит — столешница с палец толщиной. Незачем было геройствовать.

— Ладно, я и сам не понимаю, что на меня нашло, — проворчал Дмитрий Иванович, пряча глаза, — состояние аффекта, должно быть. — Он пожал плечами и стал одеваться. Я позвонила в службу такси. Мысленно я уже видела, как отреагирует антиквар на состояние своей квартиры при свете дня. Только вот спокойно уехать у нас не получилось. В палату явился следователь Земляной с помощницей, миловидной блондинкой в аккуратно отутюженной форме. Масса вопросов, куча нервов с обеих сторон. В конце следователь порадовал, что найденное в квартире оружие конфисковано до выяснения всех обстоятельств дела. Возмущению антиквара не было предела. Затем следователь предложил дать подписку о невыезде и мне, и Валерии Евгеньевне. — Ну все, я звоню сыну, пусть присылают адвокатов, — заявил Дмитрий Иванович, скрипя зубами.

— Оставьте это до суда, — посоветовал следователь, — и молитесь, чтобы никто из раненных вами не умер.

— Что?! — взвыл Дмитрий Иванович. Мне даже показалось, что он позеленел от злости. — Я должен молиться о бандитах, которые хотели меня убить? — кричал он, брызгая слюной. Вы, наверное, все заодно. Где вы были, когда мы нуждались в защите? Сколько раз мы вам звонили! Кто нас защитил бы, если бы мы сами не позаботились о себе?

Следователь угрюмо молчал. Помощница стыдливо опустила глаза, теребя папку с документами у себя на коленях.

— Это были люди Варкова, он организатор нападения, — начала я.

— Мы это знаем, — отрезал Земляной. Его губы сжались в узкую бескровную полоску, а колючие глаза сверлили меня. — Преступники дают показания. Варкова мы поймаем, он никуда не денется. В городе объявлен план перехват.

Я лишь хмыкнула, услышав это, и отвернулась к окну.

— Так вы его упустили! — схватился за голову антиквар.

— В интересах следствия я не могу вам выдавать всей информации, — жестко сказал следователь. — Кстати, если ваш внук, Василий Борисович, появится у вас, дайте нам знать.

— Так он же в дурке? — удивился антиквар. — Неужели сбег?

— Да, он совершил побег, избив при этом медсестру, — сказал следователь. — Есть предположение, что он выступал в банде в роли наводчика.

— Какой придурок, — бросил антиквар, непонятно кого имея ввиду, то ли следователя, то ли внука.

Дома мы оказались в половине десятого. Антиквар реагировал, как я и предполагала — истерика, беспорядочное метание по квартире, нецензурная брань и завывания.

— Пока вы горюете, можно мне перекусить? — спросила я у Дмитрия Ивановича жалобно, когда он впал на короткое время в ступор перед искореженной вешалкой. — Я с голоду пухну, правда.

— Да оставьте меня в покое!! — воскликнул антиквар, смахнув выступившие на глазах слезы. — Делайте что хотите.

Вздохнув, я отошла от него и скрылась на кухне. Но еды, естественно, я никакой не нашла. Холодильник был всю ночь отключен, так что брать из него что-либо я не решилась. В моей комнате в сумке лежала шоколадка, на черный день. Я решила, что он наступил. Когда я хотела заварить чай, то обнаружила, что вода все еще отключена. Пришлось звонить в местное ЖКО и ругаться с мастером. Пользы мой звонок принес мало. Несмотря на угрозы, никто не явился спасать нас от жажды.

— Чертова шоколадка, — пробормотала я и выглянула в окно. У дома на лавочке малышня играла в карты на щелбаны. Я поинтересовалась у них, не хотели бы они подзаработать.

— А сколько заплатишь? — звонко спросил смуглый черноволосый мальчишка лет десяти.

— Полтинник, а вам надо только сбегать в магазин, купить еды, минералки. Ну как, по рукам? — спросила я, доброжелательно улыбаясь.

— Не-а, плати сотню. В магазин идти далеко, — ответил мальчишка.

— Да ладно тебе, перейти дорогу — и сотню, — возмутилась я.

— Тогда голодайте, — махнул рукой пацан, возвращаясь к игре.

— Что наше время сделало с детьми, — подумала я, — превратились в каких-то циничных торгашей, наглых и жестоких. Дай им денег, они тебя еще кинут вдобавок.

Самой идти не хотелось, боялась оставить антиквара одного. Вар на свободе, да вдобавок Василий сбежал из психушки. Кто знает, чего от них ожидать. Входная дверь держится на соплях.

Я высунулась в окно и крикнула ребятишкам:

— Получите сотню! Я согласна.

— Сотню каждому! — крикнул в ответ черноволосый.

— Что?! — Я не поверила своим ушам.

— Шутка, — улыбнулся он, и вся компания покатилась со смеху. — Давайте деньги.

Я скрутила в трубочку полтинник и три десятки и бросила им.

— И что нам на это можно купить? — удивился черноволосый.

— Пачку сосисок, большую бутылку минералки и половинку белого, — продиктовала я.

— Давайте еще, — потребовал черноволосый. — Тут не хватит.

— Хватит! — крикнула я. — Идите и без продуктов не возвращайтесь.

Мальчишки ушли и больше не вернулись. Я еще долго ждала у окна, а потом махнула рукой на это дело. Между тем убиравшая квартиру Валерия Евгеньевна, решила сделать перерыв. Придя на кухню, она вытащила из холодильника банку с селедкой и села обедать. Я побыстрее смылась из кухни, чтобы не чувствовать тяжелого рыбного духа лежалой сельди.

Чтобы убить время и отвлечься от голода, я позвонила Валерию Игнатьевичу, спросила, что слышно о нашем деле. Оказалось, что в РОВД только о нем и говорят. Машину МЧС, груженную ранеными бандитами, задержали недалеко от дома антиквара. Работникам ДПС показалось странным, что машина МЧС с включенными мигалками мчится в противоположную сторону от места, где происходила чрезвычайная ситуация, виднелся дым и слышались выстрелы. На требование инспектора машина не остановилась. Началась погоня. По рации пробили номер — у МЧС такой машины не было. Остановили их у выезда из города раскатанными по дороге шипами. Раненые бандиты охотно дают показания. Вара ищут. Белая «Волга», пытавшаяся меня сбить, числилась в угоне. А ответ еще не пришел. Я сомневалась, что он мне вообще понадобится, но вслух этого не сказала.

— Знаете, Земляной собирается притянуть меня к этому делу за незаконное оружие, — пожаловалась я.

— Не забивайте себе голову чепухой. Это он так, для острастки. Одно ружье у вашего антиквара зарегистрировано, оно и пойдет по делу, а на остальные есть справка эксперта, что они являются предметами искусства, а не стрелковым оружием, — отвечал Валерий Игнатьевич. — Я с ним разговаривал по этому вопросу. Земляной говорит, что Антон Кострюк уже натравил на него своих адвокатов, давит на прокурора и мешает следствию, вот он и припугнул вас. Виновных по этому делу и так выше крыши, три больничных палаты занято.

— Серьезно раненные есть? — спросила я.

— Да нет. Переломы, поверхностные многочисленные ранения от дроби, большая кровопотеря из-за того, что они еще с полчаса гонялись по городу. В общем, им повезло.

— Это хорошо. Я хоть и рассчитывала расстояние и прицел так, чтобы никому не оторвало голову, но все равно боялась, что кто-нибудь подлезет куда не надо.

— Скажи, Женя, твой клиент собирается получать страховку или нет? Что-то он не предпринимает никаких шагов, — спросил Валерий Игнатьевич. — Все имущество у него застраховано на крупную сумму, и, наверное, что-то во время вторжения пострадало.

— Да, наверное, пострадало, — ответила я. — Наверное, он просто еще не пришел в себя.

Мы попрощались. А в двенадцать приехал Антон. Он побродил по квартире, оценивая разрушения. С ним приехал электрик в синей блузе с надписью «Электросил-монтаж» на спине. Электрик быстро и профессионально заменил поплавившиеся куски проводов, восстановив нормальное электроснабжение в квартире. Чуть позже включили холодную воду.

Антон долго болтал с отцом на кухне, а когда я вошла налить себе кофе, они сразу замолчали, сделав вид, что изучают кофейную гущу на дне пустых чашек. Меня так и подмывало подсунуть в комнату «жучок», но я сдержалась, понимая, что могу легко попасться, так как Дмитрий Иванович имел прямо-таки сверхъестественный нюх на различного рода средства слежения, и, однажды попавшись, мне не хотелось повторять ошибку. Мучимая догадками, я не спеша потягивала кофе и слушала ворчание желудка. Когда мы отправимся на склад для встречи с реставратором, я первым делом заеду в магазин купить еды.

Деликатно постучавшись, в мою комнату вошел Антон.

— Вот это вам, плата за неделю, — сказал он, протягивая мне пухлый конверт. — Кроме того, там премия за героизм и аванс на будущую неделю.

Не утерпев, я тут же заглянула внутрь и повеселела. Голод отступил, усталость исчезла.

— Отец сказал, что вы очень хорошо себя проявили при защите дома от грабителей.

— Он прямо так и сказал? — удивилась я, ожидавшая от антиквара чего угодно, но не похвалы.

— Да, по его словам, вы просто супермен в юбке, — сказал Антон, улыбаясь. — Мы с отцом решили выждать еще одну неделю, ну, чтоб главного бандита, этого Вара, поймали, и если все будет тихо, то вашу работу у нас можно будет считать законченной. Думаю, что бандиты Вара, те, кто еще на свободе, побоятся сюда сунуться во второй раз, так что можно сильно не волноваться.

— Это как сказать, — ответила я, не желая так быстро терять сверхдоходное место. — Возможно, на вашего отца еще кто-нибудь точит зуб. Например, его коллеги. Один Илюмжинов со своими головорезами чего стоит. Надо все досконально проверить, а уж потом рапортовать, что опасность миновала.

— Вы профессионал, вам виднее, — пожал плечами Антон.

Я рассказала ему, что хочу организовать слежку за Илюмжиновым и директором школы искусств Литвиным, объяснила, что для этого понадобятся дополнительные средства, спецтехника.

— Я подумаю, — кивнул Антон.

— Подумайте. Интуиция мне подсказывает, что от этих людей может исходить опасность, — предостерегла я его.

В комнату заглянул Дмитрий Иванович.

— Что, Женя, готовы прокатиться до склада?

— Всегда готова! — отсалютовала я.

— Короче, отец, новую дверь приедут ставить вечером, впустишь их, — сказал антиквару Антон, собираясь уходить. — Я быть не смогу. У меня дела.

— Не волнуйся. С дверью я разберусь сам, — пообещал Дмитрий Иванович, провожая сына к выходу.

Я бодро зашагала следом. Деньги приятно оттягивали боковой карман тонкой белой жилетки из льна, расшитой легким растительным орнаментом. Уходя, я взяла с собой солнцезащитные очки и белую бейсболку, потому что день стоял необычайно солнечный. По дороге на склад я предложила Дмитрию Ивановичу заехать в магазин, но он наотрез отказался. Заявив, что рядом со складом есть отличное кафе и мы еще сумеем зайти туда до приезда реставратора.

Кафе оказалось обычной заводской столовкой в здании заводоуправления, где находилось арендованное антикваром помещение. Осмотрев его, я хотела отказаться от приема пищи в подобном сомнительном заведении, однако мой желудок на сей счет имел иное мнение. От запахов готовящейся на кухне еды он заворчал так, что услышала буфетчица.

— Вижу, вы не прочь перекусить, — сказала она, улыбнувшись мне из-за подноса с жареными пирожками. — Я даже слышу это, — буфетчица хихикнула и извинилась за свое поведение.

— С чем у вас пирожки? — решилась я на отчаянный шаг.

— С картошкой, с мясом, с повидлом, — ответила буфетчица, заглядывая в меню, — еще с луком с яйцом.

— Давайте один с картошкой, один с луком с яйцом, один с повидлом, пакетик кофе, стакан кипятка и пачку «Винстона», — перечислила я свой заказ. — А вы ничего не будете? — повернулась я к маячившему за спиной Дмитрию Ивановичу.

— Вы что, угощаете? — улыбаясь, спросил он.

— Нет, оплатите свой заказ сами, — бросила я возмущенно.

— Тогда ничего не надо. Я дома селедочки поем.

— Только вот про это не надо, — взмолилась я. — А то мне пирожки в горло не полезут.

Поскольку в просторном зале столовой все столики еще были пустыми, мы выбрали место у двери, чтобы наблюдать за коридором, по которому должен пройти реставратор Дмитрия Ивановича.

— Сделайте милость, поделитесь со мной своими соображениями по поводу того, откуда бандиты узнали про миллионы в вашей квартире, — попросила я антиквара, прикончив первый пирожок. — Вы что, кому-нибудь говорили о сейфе, о драгоценностях?

— Нет. Что я, идиот! — воскликнул обиженно Дмитрий Иванович. — Наверно они просто очень долго готовились, отслеживали клиентов, наблюдали за квартирой. Слежку-то я заметил только после убийства Толика, а до этого жил довольно беззаботной жизнью, полагая, что принимаемых мной мер безопасности достаточно. Я никогда не выпячивал свое богатство, дела вел осторожно. Не понимаю, как они прознали? Или, может, они только догадывались о наличии у меня больших сумм.

— Не знаю, но готовились они основательно, — сказала я, принимаясь за второй пирожок.

— Что, пирожки вкусные? — спросил Дмитрий Иванович, следя за мной голодными глазами.

— Угу, просто неземной вкус, — проговорила я с набитым ртом.

— А говорят, что жареное вредно для фигуры, особенно девушкам, — заметил антиквар, проглатывая слюну.

— А тухлая селедка вообще может вызвать отравление, — ответила я, хватаясь за пирожок с повидлом.

— О чем вы говорите! — воскликнул антиквар и внезапно схватился за живот. — Ой, что-то мне нехорошо.

— Вот об этом я и говорю, — кивнула я, размешивая кофе в стакане. — Питаетесь черт знает чем, а потом ноете, что живот болит, печень пошаливает.

— Селедка была нормальная, — выкрикнул он и помчался туалет.

Допив кофе, я вышла коридор покурить.

Седой маленький старичок в серой затертой вельветовой рубашке, замызганных брюках и рваных сандалиях проходил контроль на проходной у вертушки. Охранник с озадаченным видом рассматривал содержимое саквояжа старика, сделанного, наверное, еще из кожи свежеубитого мамонта и теперь заношенного до такой степени, что саквояж готов был в любую секунду расползтись под тяжестью поклажи.

— Одна лупа большая, одна лупа маленькая, — диктовал охранник своей помощнице. — Это что за хрень? — показал он старичку железку с ручкой. — Заточка, что ли?

— Нет, это скребок, — возразил хозяин саквояжа и тяжело вздохнул, будто нес на плечах всю тяжесть людских грехов целого мира. Вид у старичка был настолько жалостливый, что выставь его на паперть — озолотится вмиг.

— Так, пинцеты кривые, три штуки. Банка с чем? — Он осторожно открыл ее и понюхал содержимое. — В общем, банка с клеем емкостью двести миллилитров, ветошь из старых фланелевых рубашек, бутылка жидкости розового цвета, по запаху — спирт этиловый.

— Денатурат, — осторожно поправил охраника старик.

— Дедуля, денатуратом можно отравиться, если много выпьешь.

— Я вообще не пью, это для работы.

— Так, распишитесь внизу и проходите. — Охранник подвинул бумажку с описью вещей. Старичок послушно расписался, получил назад свой саквояж и, сгорбившись, прошел через вертушку. Я уже знала, что этот тот самый долгожданный реставратор. Оглянувшись, старик побрел к складу Дмитрия Ивановича, взялся за ручку, толкнул дверь и, поскольку там никого не было, так и остался стоять жалким вопросительным знаком снаружи.

— Здравствуйте, — сказала я, подойдя к старику, чем незамедлительно породила в его зеленоватых глазах страх и подозрительность.

— Здравствуйте, — промямлил он растерянно и отвернулся от меня.

— Вы реставратор, которого ожидает Кострюк Дмитрий Иванович? — осведомилась я.

— Да, — встрепенулся старичок, посмотрев на меня удивленно. — А где он? Мы договорились с ним ровно на три.

— Он, — я задумалась, подбирая правдоподобную версию, — он в данный момент расплачивается за свои пристрастия в еде.

— Что? — не понял старичок.

— Сейчас подойдет, — успокоила я реставратора.

Из туалета в конце коридора вышел бледный антиквар. Прищурившись на нас, он воскликнул:

— Иван Палыч, ты ли это?

Реставратор пробурчал что-то себе под нос, ежась, как от холода.

— Здорово, старый пень! Давно не виделись, — радовался Дмитрий Иванович. — Перед тем как тебе позвонить, я все сомневался, жив ли ты или уж давно в ящик сыграл.

— Не дождешься, — пробурчал реставратор, — не понимаю, зачем я тебе вообще понадобился? Ты всегда орал, что сам с усам. Неужели с чем-то не справился?

— Давай забудем наши прошлые раздоры, — предложил Дмитрий Иванович, звеня ключами от склада. — Дело настолько важное, что я готов поступиться своей гордостью.

— Мне уже интересно, — печально улыбнулся реставратор.

Дмитрий Иванович, справившись с замками, наконец-то впустил нас в мрачное помещение склада.

— Все старишь ковры, — поцокал языком реставратор, заметив ящики с землей.

— Пошли — Дмитрий Иванович потащил старичка к стоявшей у стены иконе. Оставив его, отошел, включил свет, затем вернулся.

— Интересная доска, — проговорил реставратор, приглядываясь, — плохое состояние, уйма работы.

— Да ты посмотри внимательнее. — Дмитрий Иванович в сердцах подхватил икону с пола, поставил на пыльное трюмо и отдернул занавес на окне, чтобы в комнату попадало больше света. — Ну, смотри!

— Видно письмо мастера, не спорю, — сказал реставратор. — Стиль живописного письма смелый, сильный. Способ наложения красок восходит к древнейшим временам Киевской Руси. Видно, что неизвестный русский художник подражал греческому письму, отошел от… византийских канонов. Тема работы — торжество и величие Богородицы. Если примерно датировать работу — век двенадцатый-тринадцатый. Видны позднейшие доработки, подмалевки, но весь образ не затронут.

— Это все, что ты можешь сказать? — недовольно хмыкнул Дмитрий Иванович. Ничего не понимая из их разговора, я села на ящик.

— А каково же твое мнение? — ехидно спросил реставратор.

— Я думаю, что это Владимирская Богоматерь, письмо святого Алимпия, — сказал Дмитрий Иванович самодовольно.

— Так ты про эту легенду, будто бы Владимирскую Богоматерь за Алимпия писал ангел, а потом она-де исчезла, — саркастически усмехнулся реставратор. — А ты, значит, ее нашел! И позволь полюбопытствовать: где?

— У какой-то старухи в деревне, но не в этом дело, — скривился Дмитрий Иванович. — Ты же видишь, все приметы совпадают, даже размеры сто три на семьдесят семь сантиметров.

— Ну, ты, как дитя малое, в сказки веришь, — сказал реставратор с жалостливым видом. — Доказано же, что эту икону уничтожили при митрополите Иоасафе Лазаревиче в восемнадцатом веке. Твоя икона — не что иное, как более поздняя копия той иконы. Художник старался подражать стилю письма Алимпия, но это на сто процентов не святой монах.

— Тебя, как всегда, не переубедишь, упрямый черт, — разозлился Дмитрий Иванович. — Ты отреставрировать-то ее сможешь или мне может самому?

— Ну, попробуй, — подначил его реставратор.

— Да не ерепенься ты, — осадил его Дмитрий Иванович. — Я же попросил у тебя помощи и хорошо заплачу в случае успеха.

— Знаю, как ты заплатишь, — осклабился реставратор.

— В этот раз все будет по-другому, — заверил его Дмитрий Иванович.

Я еле сдержалась, чтобы не рассмеяться. Вот так послушать по разговорам, мой клиент надул чуть ли не каждого, с кем встречался. И этот образ у меня никак не вязался с образом вчерашнего героя, кинувшегося на гранату.

— А вот эта девушка твоя помощница, да? — спросил грустный старичок у Дмитрия Ивановича, кивая на меня. — Нам удобно при ней разговаривать?

— Это мое доверенное лицо, — гордо сказал антиквар, — финансовую сторону дела обсудим потом, а остальное можно смело говорить, она все равно в этих делах не смыслит.

Я обиженно надулась, подумав: «Посмотрим еще, кто в чем смыслит».

— Вы не сердитесь на меня из-за моих слов? — спросил у меня Дмитрий Иванович. — В этом нет ничего обидного.

— Я не обиделась, — безразлично бросила я, глядя в сторону окна на пыльный бархатный занавес.

Сгорбившись, скрючившись, реставратор лазал вокруг иконы со скребком, лупой и промасленным куском фланели.

— Так, так, интересненько. Чудно, чудно. Вот, вот, — бормотал он, выполняя странные пассы. — А что у нас тут? — Старичок прищурился на угол иконы, взялся за лупу.

— Что, что там?! — воскликнул Дмитрий Иванович, придвигаясь.

— Да ничего, — огорчил его реставратор, убрав лупу, — показалось.

— И твой вердикт по иконе? — спросил его Дмитрий Иванович.

— Сделаю, что смогу, — ответил реставратор. — Мне придется взять ее с собой в мастерскую. Ты не возражаешь?

— О чем разговор, — буркнул антиквар. — Конечно, бери. Тебя отвезти?

— Нет, я на машине, — вздохнул реставратор, словно его машина была главной проблемой в жизни. Он покрыл икону мешковиной. Дмитрий Иванович подскочил к двери и распахнул ее для реставратора. Я также решила внести свою лепту, протиснулась к реставратору с иконой и со словами:

— Дайте, я вам помогу, — схватилась за боковины доски.

— Нет, не надо, — буркнул реставратор, оттягивая икону на свою сторону. — Это хрупкая вещь.

— Да нет же, я вам помогу, — гнула я свое, не отпуская оклад.

— А ну-ка, прекратите это дерьмо, вы оба! — взвизгнул антиквар, наблюдая за нами. — Это вам не чурбан. Евгения Максимовна, немедленно отпустите! Пусть Иван сам тащит, если ему так нравится!

Я повиновалась и отошла.

— Что это вы устраиваете тут? — отчитал меня Дмитрий Иванович, когда реставратор вышел.

— Ничего, — с невинным видом заморгала я. — А вы что подумали? — Антиквар зло фыркнул и отвернулся.

— Вы не видели тут где-нибудь мой паспорт? Похоже, я его потерял где-то здесь, — жалобно спросил реставратор, вновь появляясь в дверях с иконой в руках.

— Зачем ты его вообще с собой носишь, старый дуралей, — пожурил его Дмитрий Иванович, оглядывая пол.

— Как зачем? Ты же мне сказал, что твой склад находится за проходной, а через проходную завода без паспорта не пропускают.

— Вон ваш паспорт! — окликнула я реставратора, тыча в документ, валявшийся на полу возле ящика с землей, нагнулась, подняла его и, приблизившись к старичку, запихнула потертую книжицу ему в карман брюк.

— Большое спасибо вам, девушка, — поблагодарил меня реставратор и, еще раз попрощавшись с нами, вышел.

— Что за фокусы? — прищурился на меня Дмитрий Иванович с подозрением.

— О чем вы говорите? — спросила я с праведным гневом в голосе. Адрес места жительства из графы «прописка» паспорта реставратора я хорошо запомнила перед тем, как подбросить его на пол. Не думала, что антиквар так быстро сообразит, что к чему.

— Ну-ну, — протянул он, посмотрев на меня долгим взглядом.

— Вы доверяете своему другу реставратору? — спросила я, сбивая Дмитрия Ивановича с мысли, зачем это я крала паспорт у реставратора.

— Начнем с того, что в нашем деле не существует такого понятия, как «друзья», — заметил он, широко шагая передо мной взад-перед. — Знаете, какая у него кличка в сообществе антикваров? Иван Падлович. И теперь как вы думаете, доверяю ли я ему?

— Понятно, — кивнула я. — Но что будет, если он захочет вас кинуть? Он вроде бы обижен на вас.

— Только пусть попробует! Я ему устрою полное раскрытие красочного слоя, — прорычал в ответ Дмитрий Иванович.

— Что у нас дальше по плану? — поинтересовалась я.

— Теперь домой. Буду расхлебывать то, что там натворили эти бандиты, — сказал Дмитрий Иванович, осматриваясь. Он задернул занавес, закрыл все щели, чтобы ни один сторонний наблюдатель не смог заглянуть в окно снаружи, выключил свет.

Я вышла в коридор, закуривая новую сигарету. Дмитрий Иванович последовал за мной. Закрыл дверь. И мы направились к вертушке. Оказавшись на улице, я незаметно скользнула взглядом по сторонам, оценивая опасность, готовая в любой момент среагировать. Ничего. Серые пешеходы. Машины ползут по проезжей части, дома глядят слепыми окнами.

Я открыла перед Дмитрием Ивановичем дверцу, захлопнула, а сама села на место водителя.

— Вы что-то напряжены, — заметил антиквар. — Банда в тюрьме, Вар где-то прячется, как крыса. Можно немного и расслабиться.

— Вы ошибаетесь, — сухо сказала я. — Сомневаюсь, что среди бандитов, ворвавшихся в вашу квартиру, был тот снайпер, что прострелил вам ухо. Нутром чувствую, что не все еще закончено. Одно то, что Вар на свободе, уже серьезный повод для переживаний.

На входе в квартиру антиквара нас ждала новая дверь. Какой-то бородатый мужик дремучего вида распахнул ее у нас перед носом. Мы едва успели отшатнуться. Мужик сначала погладил выдвигающиеся штыри замка, а потом обратил внимание на нас.

— Вы кто? — прогнусавил мужик и кашлянул.

— Я владелец квартиры, — с раздражением ответил антиквар. — А вы, я думаю, устанавливаете нам дверь?

— Точно, — прогнусавил бородатый и, прочистив горло, пожаловался: — Не понимаю, какого хера летом засопливелся.

— Холодная водка, — предположила я.

Бородач расхохотался, опираясь рукой о косяк, так что его нависшее над ремнем пузо, обтянутое зеленой майкой, заходило ходуном.

Дмитрий Иванович зло толкнул бородача и протиснулся в квартиру.

— Хм, какой сердитый, — кивнул на него бородач. — А что у вас тут стряслось? Семейная ссора, что ли?

— Спорили, кто мусорное ведро будет выносить, — призналась я как на духу и тоже, отстранив бородача, проскользнула в квартиру, где неугомонный Дмитрий Иванович уже устраивал разнос домработнице. Валерия Евгеньевна плакала на кухне, со страхом поглядывая на грозного антиквара.

— Пускаешь черт знает кого в квартиру! Не могла, что ли, предупредить по сотовому? — кричал он. Почувствовав меня за спиной, антиквар внезапно перешел на «вы». — Впредь вы не должны такого позволять! Это понятно?

— Да, я поняла, — давясь слезами, промычала Валерия Евгеньевна.

— Видите, что происходит? — повернулся Дмитрий Иванович ко мне.

— Вроде ничего страшного, — пожала плечами я, наливая из крана стакан воды.

— Здравствуй, папа, — на кухню протиснулась высокая полноватая женщина с круглым лицом, обрамленным мелкими кудряшками каштановых волос. В глаза мне сразу бросились массивные золотые украшения на шее женщины и золотые часы на запястье, а также сходство в чертах лица с антикваром.

— Надька, какого лешего ты здесь делаешь? — завопил антиквар на дочь — и громче для рабочих, пустивших ее: — У меня что тут, проходной двор? Пускаете всяких.

— Папа, я просто зашла повидаться, — лисьим голосом заговорила женщина, — мы так давно не виделись.

— Соскучилась, доченька, — недобро ощерился антиквар, — а что это у тебя на тарелке?

— Это пирог с грибами, — радостно объявила она, — сейчас будем пробовать. Я сама испекла.

— С грибами, говоришь? — зло повторил Дмитрий Иванович, мышца под глазами у него задергалась, и он заорал: — Что, решила, что мне пора настраивать лыжи на тот свет?!

— Папа, — вымолвила пораженная дочь антиквара, хватаясь рукой за объемную грудь будто бы от рези в сердце.

— Пошла вон! — взвыл антиквар, пихая дочь к выходу. — И забери свой сраный пирог! Трави кого-нибудь другого.

Вскоре крики затихли. Я видела, как женщина стремглав выскочила из подъезда и, сев в сиренево-серебристую «Ауди»-»семерку» укатила прочь.

Слезы на глазах Валерии Евгеньевны за время безобразного инцидента на кухне успели высохнуть, однако ужас в глазах остался.

— Я забыла сходить за продуктами, — прошептала она тихо, косясь на дверной проем.

— Я все слышал, — прошипел антиквар, заходя на кухню.

— Так, довольно соплей! — рявкнула я на них обоих. — Сегодня из этой квартиры больше никто не выйдет, пока не установят дверь. Потом вы закроетесь здесь и будете сидеть тихо, как мыши, никому не открывая, кроме меня, а я сама схожу за продуктами. Если будете четко выполнять мои инструкции, все будет в порядке. — Мой монолог оборвался, и наступила тишина. Подопечные смотрели на меня, разинув рты.

— Хозяева, принимайте работу, — прогнусавил бородатый из коридора, выведя из оцепенения антиквара и домработницу. Дмитрий Иванович поплелся смотреть дверь, а оставшаяся со мной Валерия Евгеньевна осторожно сказала:

— Вы как-то слишком резко нас обоих отчехвостили. Я-то ничего, а вот Дмитрий Иванович, видать, обиделся. Видели, как он ушел, лицо мрачное.

— Ничего, — отмахнулась я, — простит, никуда не денется.

Из коридора гнусаво заматерился рабочий, установивший дверь. Его поддержал напарник, но перекрыл все это рев антиквара:

— Убирайтесь отсюда, дармоеды!

— Я с ним скоро с ума сойду, — жалобно простонала домработница.

Я поспешила погасить разразившийся скандал, однако успела к самой развязке. Антиквар захлопнул стальную дверь и уже задвигал засовы.

— Хотели срубить с меня на бутылку, алкаши! — гневно воскликнул Дмитрий Иванович, прожигая меня взглядом. — Я им высказал, да высказал…

— Я сейчас отправляюсь за продуктами, вы не забыли? — напомнила я ему. — Надо бы выделить некую сумму. Не так ли?

— Да, помню, — сказал антиквар недовольно, — скажите, пусть Валерия Евгеньевна напишит вам список, составит по нему смету, а я выделю деньги.

— Серьезный подход, — присвистнула я, понимая, что спорить со стариком бесполезно.

Составление этой самой сметы заняло целую вечность. Домработница медленно писала, медленно соображала, да еще ошибалась при счете. Не помогал даже калькулятор. В это время Дмитрий Иванович восстанавливал свою шпионскую аппаратуру. Он часто нырял в свой шкаф, запрещая мне к нему приближаться. В комнате, где он работал, старик закрывал дверь. Только я все равно успела приметить несколько «жучков». Я бесцельно слонялась по квартире до момента, когда получила в руки список и деньги. Плевать, что денег хватит на третью часть списка, лишь бы вырваться из этого склепа с двумя параноиками, решила я, выходя на свежий воздух.

Вечерело. Я взяла со стоянки «Фольксваген» и поехала в ближайший супермаркет. Проезжая мимо печально известного кафе «Сулрек», я взглянула на ненавистное здание и просияла. На дdери висела табличка «закрыто». Разбитые витрины были как попало заделаны картоном и листами фанеры, на иве перед кафе как флаг болтался передник официантки. Значит, вчера и здесь было веселье. Улыбаясь, я покатила дальше, жалея, что не смогла увидеть погром собственными глазами. Видать, у Илюмжинова и его команды посносило крыши, когда им принесли счета за кофе. Интересно, он за решеткой или отмазался? За такое обычно медали не дают.

Счастливая, я прогуливалась по супермаркету вдоль рядов с продуктами. Бросая необходимое к себе в тележку, с улыбкой стояла в гигантской очереди на кассе. На обратном пути я вновь проехала мимо разбитого кафе, даже притормозила ненадолго, чтобы лучше разглядеть детали.

Остановив «Фольксваген» у подъезда антиквара, я начала выставлять на асфальт из багажника сумки с продуктами. Я хотела перенести все одним махом, чтоб по десять раз не бегать туда-сюда. С жутким лязгом дверь подъезда внезапно распахнулась и оттуда выскочил небритый, растрепанный Василий, с совершенно дикими глазами. Не разбирая дороги, он понесся прочь. Я не стала раздумывать над тем, что же с внуком антиквара случилось, а, побросав сумки, погналась за ним. Поскольку в отличие от Василия я не страдала алкоголизмом и наркоманией, то, естественно, выиграла эту гонку, и довольно быстро. На углу дома, когда Василий повернул, я полетела ему на спину и свалила парня на землю. Он всем телом извивался подо мной, орал матом и пытался от меня удрать. Я вывернула правую руку Василия, разжала пальцы и увидела у него на ладони две небольшие сережки, золотые с маленькими сапфирами. Сережки были очень знакомые. Я быстро вспомнила и спросила у хрипевшего на асфальте Василия:

— Ты что, сорвал сережки с Валерии Евгеньевны?

— Мне нужны были деньги! — всхлипнул Василий.

— Пойдем, — я рывком подняла парня с земли, — сейчас извинишься перед ней, и, может быть, Дмитрий Иванович не станет вызывать милицию. В прошлый раз он ведь тебя прикрыл.

— Нет! Нет! — Василий затрепыхался в моих руках, стараясь вырваться. — Вар меня убьет! Найдет и убьет! Я обещал ему, что принесу жратвы.

Я легонько врезала Василию под дых, чтоб не вырывался, и ласково спросила:

— Куда ты должен принести ему жратву, зайка?

— Он на квартире у одной моей подружки, — заныл внук Дмитрия Ивановича, со страхом поглядывая на меня.

— Не знаю, как он меня нашел. Сказал, что зарежет, если сдам. Послал меня за жратвой и бухлом, а я убежал. Мне нужны деньги, чтобы пересидеть где-нибудь.

— Пересидишь, как все, в тюрьме, — буркнула я, подталкивая Василия к подъезду. — Иди, не упрямься, а то переломаю ноги и заставлю передвигать на руках.

С трудом я втолкнула парня в полутемный подъезд и остановилась, пораженная, глядя себе под ноги. Валерия Евгеньевна лежала на небольшой площадке перед лестницей лицом вниз, раскинув в стороны окровавленные руки. На ее затылке зияла страшная рана, нанесенная каким-то тупым тяжелым предметом, а рядом с головой по бетону растекалась небольшая лужица крови.

— Чем ты ее, — прошептала я, ошарашенно посмотрев на Василия.

— Да не трогал я ее, — захныкал парень, а затем истерично закричал: — Не трогал! Она тут уже лежала!

Я осторожно пощупала пульс у домработницы. Крови вытекло немного, и я надеялась, что женщина еще жива. Но нет. Труп даже успел остыть.

— Так, — зловеще протянула я. — Я не твой дедушка и покрывать тебя не намерена. — С этими словами я достала сотовый.

— Да я только серьги снял с трупа, ты, чертова сучка! — завопил в отчаянии Василий и бросился на меня. Я резко выбросила вперед кулак. Василий, как тряпичная кукла, отлетел к стене. Кажется, я сломала ему нос. Так идиоту и надо.

Сообщив в милицию о случившемся, я поволокла вяло сопротивлявшегося Василия, наверх.

— Я не убивал, не убивал, — причитал он, цепляясь за перила лестницы.

Когда антиквар открыл дверь, он как-то, наверное, по нашим лицам все понял.

— Да я не убивал ее! — выкрикнул в очередной раз Василий, и я, не выдержав, грубым пинком впихнула парня в квартиру, потом плечом остановила рванувшегося к выходу Дмитрия Ивановича.

— Туда ходить не надо, вы все следы затопчете.

— Но я должен убедиться! — заорал он, отталкивая меня. — Вдруг это ошибка какая-то, — глаза у него при этом были совершенно безумные и мутные.

— Скорее всего это ошибка, — сказала я успокаивающе, заталкивая его в квартиру.

— Почему Валерия Евгеньевна, несмотря на мой приказ, вышла из квартиры?

Антиквар на секунду замер, моргнул, потом наконец до него дошел смысл вопроса, и он ответил:

— Ей позвонил по сотовому сын и попросил выйти. Она сказала, что на пять минут.

— Ну я же говорила вам не выходить! — воскликнула я, задвигая засовы.

— А откуда Василий? Что он здесь делает? — с недоумением спросил антиквар, опустив взгляд на скорчившегося на полу внука. Тот ревел во весь голос, позабыв об окружающем мире.

— Я поймала его выбегавшим из вашего подъезда с сережками Валерии Евгеньевны. Он снял их с мертвого тела. — Я передала украшения антиквару. — Узнаете?

— Это они. Я их сам ей подарил, — воскликнул Дмитрий Иванович, разглядывая серьги. Внезапно старик подскочил к Василию и пнул его в живот, гневно крича: — Скотина! Как ты мог! Ты уже дошел до самого дна и растерял последние мозги!

— Хватит! — Я оттащила его от внука. — Вы сможете за ним последить, пока приедет милиция? Мне надо разобраться с последней нашей проблемой, Варковым. Я знаю, где он находится.

— Пусть этим займется милиция! — закричал в ответ антиквар, размазывая по лицу слезы.

— Они один раз его уже упустили? и я не хочу ждать его поимки до скончания века, — ответила я жестко. Присев на корточки рядом с Василием, я ухватила парня за ворот рубашки и, хорошенько встряхнув, спросила тоном, не терпящим возражений:

— Ты, придурок, быстро мне адрес своей девушки!

— Какой? — промямлил Василий, пуская слюни.

— Той, у которой на квартире прячется Варков.

Василий безропотно продиктовал мне адрес, рассказал, что Варков в квартире находится вместе с девушкой, которую он вроде как взял в заложницы. Бандит вооружен пистолетом и ножом и к тому же нанюхался кокаина.

Поблагодарив за информацию, я связала Василию руки за спиной кожаным ремнем и велела не рыпаться. Сама же ринулась к себе в комнату за необходимыми вещами. Побросала все в сумку и смылась из квартиры до появления милиции. Переодеваться и гримироваться мне пришлось в туалете кафе, огни которого я увидела по дороге.

Когда я вышла из кабинки, то большая очередь, образовавшаяся перед туалетом, вытаращилась, на меня, как на восьмое чудо света. За время пребывания в туалете я стала огненно-рыжей с двумя косичками, торчащими нелепо в стороны, девахой. Глаза скрыли большие роговые очки, которые я использовала для роли учительницы английского. Дикий макияж, вызывающе яркая одежда: красная курточка из искусственной лакированной кожи, такая же юбка, чулки с горизонтальными красными, черными и белыми полосками, на ногах красные высокие сапоги также из толстой искусственной лакированной кожи на платформе. Взглянув на себя в зеркало, я подумала, что очень напоминаю Пеппи Длинныйчулок из одноименной сказки Астрид Лингрен. Вид шокирующий.

— Так сейчас модно, — объявила я столпившимся в туалете девушкам, вытаскивая из кабинки свою сумку. — Если кто-нибудь еще не перехотел, можете занимать кабинку.

Я села в «Фольксваген» и отправилась по нужному мне адресу. Револьвер я оставила в машине, потому что, если что пойдет не так, револьвер может все усугубить. Один человек, вполне можно справиться без оружия.

Осторожно поднявшись по лестнице на пятый этаж девятиэтажного панельного дома, я извлекала из сумочки отмычки и прислушалась. За дверью вовсю играла музыка и слышались женские крики. Видать, Варков решил повеселиться напоследок. Понимает, что ему не уйти. Что ж, это мне на руку. Я бесшумно открыла замок, спрятала в сумочку отмычки и проскользнула внутрь. Холодное дуло пистолета уперлось мне прямо в лоб. Физиономию Варкова я раньше видела только на фотографиях в компьютере и даже не представляла себе, что он такой огромный, волосатый и невменяемый. Наверно, когда Варков фотографировался, он не загружался под завязку кокаином, одежды на нем было побольше, а не только боксерские трусы.

— Ты кто, сука? — спросил он, не церемонясь.

— Я девушка Василия, — сыграла я панический ужас. Вар сделал движение, будто что-то отгоняя от лица, включил свет, и его и без того вытаращенные, налитые кровью глаза стали еще больше.

— Ну ты, чумовая! — выдохнул он. — Подыми руки, я тебя обшмонаю.

Я спокойно подняла руки, в уме прорабатывая тактику боя с таким мутантом.

Варков, не убирая пистолета, обыскал меня и, не обнаружив оружия или чего он там искал, с разочарованием отступил от меня.

Из комнаты боязливо выглянула избитая и зареванная девушка в ночной рубашке.

— Прикинь, это тоже баба твоего Василия, — ухмыльнулся ей Вар, а мне, указав пистолетом, рявкнул: — Эй ты, рыжая, вали тоже в комнату. Покувыркаемся втроем.

Пройти в комнату было прекрасной идеей, потому что драка с этим верзилой в узком полутемном коридоре не сулила ничего хорошего. По движениям Вара я поняла, что когда-то в прошлом он занимался боевыми искусствами, а может, борьбой.

Мы вошли в комнату, служившую хозяйке квартиры спальной.

— Ты, в кровать, — приказал он избитой девушке, угрожающе поводя пистолетом, — а ты, шалава, — повернулся бандит ко мне, — быстро скидывай шмотки и присоединяйся.

Я сняла лишь сапоги, которые могли мне помешать.

— Чего медлишь! — заорал на меня Варков, мягко приближаясь. Пистолет нацелен в голову, глаза бешеные.

— Не надо, — протяжно завыв, я скривила лицо.

Сквозь лживые слезы мне было видно, как дуло пистолета ушло вправо, а ко мне протянулась волосатая лапища бандита. Молниеносное движение — и я проскочила мимо растопыренной пятерни бандита, вцепилась в руку с пистолетом и, прилагая все силы, вывернула ее. Послышался треск ломаемой кости. Одновременно я ударила Варкова ногой сбоку по колену. Грохнул выстрел, а затем пистолет выпал из разжавшихся пальцев Варкова на пол. Пуля пробила оконное стекло. Выпустив руку бандита, я уклонилась от удара кулаком, подхватила с пола пистолет и, перекувыркнувшись через голову, развернулась, нацелив ствол на бандита. Вара вид собственного пистолета в моих руках не обеспокоил. Не успела я крикнуть: «Стоять», как он уже запустил в меня стулом. Успев все же всадить ему пулю в стопу, я отскочила. Стул с треском врезался в батарею на том месте, где я только что находилась. Одна из ножек, отколовшись, отлетела в сторону. Сам стул разлетелся на части. Стремительный, словно ураган, Варков налетел на меня, не обращая внимания ни на нацеленный на него пистолет, ни на рану. Удар в пах его немного удивил. Вар застыл на месте, бледный, с капельками пота, выступившими на лице, однако через мгновение двинулся новь. Я зашвырнула пистолет под кровать, чтобы не мешался, и выскочила из-под удара кулака, врезавшегося за моей спиной в зеркало трюмо. На зеркале от удара Вара образовалась круглая белая вмятина со следами крови, от которой по всей поверхности расползлись прямые трещины. В следующую секунду зеркало со звоном осыпалось. С медвежьим ревом Вар кинулся на меня. Я выполнила отличный хиттзеер в голову, провела серию ударов по корпусу и ушла от попытки захвата в сторону. Хрипя, Варков начал поворачиваться. Ухватив его за сломанную руку, я сделала подсечку и ударила сверху ногой в голову. Когда же после этого Варков вновь попытался подняться, я разбила ему о голову небольшой пятилитровый аквариум-шар, стоявший рядом на тумбочке. Удар аквариума заставил бандита успокоиться.

Восстанавливая дыхание, я подняла валявшийся на полу сотовый.

— Твой? — спросила я у онемевшей девушки на кровати.

— Нет, его, — мотнула девушка головой на Варкова, подтягивая к подбородку одеяло.

— Как зовут, фамилия, отчество, — потребовала я у девушки, связывая Варкова шарфом из платяного шкафа.

— Кузнецова Ольга Андреевна, — пролепетала та, со страхом взирая на меня снизу вверх. — Вы что, из ФСБ? Или…

Я не дала ей развить идею дальше.

— Спецподразделение «Дельта», — представилась я. — У меня приказ нейтрализовать Сергея Варкова и устранить всех, с кем он контактировал.

— Устранить всех? — пропищала девушка.

— Да, всех, — буркнула я, щупая у Варкова пульс за ухом. Пульс был ровный и четкий — этого бирюка кувалдой не убьешь, подумала я.

— Не надо меня, — робко попросила девушка и не смогла закончить фразу.

— Сама не хочу, — нахмурилась я, — но что делать, работа такая.

Мне показалось, что девушка находится в предобморочном состоянии, и я решила больше не давить.

— Есть предложение, — обратилась я к хозяйке квартиры. — Чтобы тебя не устранять, сделаем вид, что меня здесь не было. Когда приедет милиция, скажешь, что Варков ворвался в квартиру, напал на тебя и пытался изнасиловать.

— Он изнасиловал, — всхлипнула девушка, пряча лицо.

— Мне очень жаль, — пожала я плечами и продолжила давать наставления: — Скажешь, что боролась, а потом ударила его аквариумом и позвонила в милицию. Все понятно? Главное, упирай на то, что ты ничего не помнишь. Все как в тумане. Понятно? Если тебя будут заставлять воспроизвести свои действия — и не пытайся, стой на своем: не помню, не знаю, сама удивляюсь, как все получилось, откуда силы взялись. — Всхлипывая, девушка кивала. — Помни одно, если расскажешь обо мне милиции, мне придется вернуться и доделать свою работу.

— Я не расскажу! — горячо пообещала девушка.

— Что-то я сегодня доверчивая. Поверю на этот раз, — сказала я и, набрав номер милиции, сообщила о нападении, представившись Кузнецовой.

— Что? Вы спрашиваете, в каком состоянии нападавший? — переспросила я у дежурного, посмотрела на ровно дышавшего Варкова, а потом сказала: — Не знаю, я боюсь смотреть. У него какие-то белые штуки из головы вывалились, и кровь везде. Ой, я, кажется, падаю в обморок.

С этими словами я бросила телефон на пол, подобрала сапоги и вышла из квартиры. Грим я снимала уже в машине по пути к дому антиквара. Когда я проезжала супермаркет, мне позвонил Валерий Игнатьевич.

— Нет, не занята. Еду в машине, — ответила я.

— Помнишь, ты интересовалась Золотовым? Так вот, на нефтеперерабатывающем заводе он проработал два месяца. Подрался с начальником цеха, и его уволили. Поле этого его основным местом работы стала большая дорога — кражи, грабежи, в конце разбойное нападение, за которое он схлопотал три года. Остальные эпизоды доказать не удалось. Три месяца назад он освободился и с тех пор проживает с матерью по адресу: Водопроводный проезд, дом 2-а, квартира восемь. Кстати, его мать, Золотова Валерия Евгеньевна, имеет за плечами восемь лет зоны за убийство сожителя.

— Да ну? — выдохнула я. — Будет о чем подумать. — Я поблагодарила Валерия Игнатьевича, и мы попрощались.

Когда я приехала, на кухне Дмитрия Ивановича меня ожидал суровый следователь Андрей Васильевич Земляной.

— Что же это, героически задержали убийцу и сами скромно сбежали? — спросил он невесело, когда я зашла на кухню. — Вот сижу тут и думаю: включать вас в списки разыскиваемых или нет? Ведь орден героя я вам вручить обязан.

— Мне не нужен орден, я согласна на медаль, — бросила я, присаживаясь напротив Земляного на табурет, — кстати, не уверена, что он убийца.

— Вон как? — с заинтересованным видом посмотрел на меня следователь. — Может, просветите тогда, кто настоящий убийца?

— Пока не знаю, — буркнула я, — есть предположения.

— К вашим предположениям не относится некий Литвин, директор школы искусств? — спросил Земляной насмешливо. — Недалеко отсюда его задержал патруль, и он сразу признался, что шел убивать хозяина этой квартиры. В ходе обыска у него были изъяты газовый пистолет «Иж», два больших кухонных ножа, моток веревки, полуторалитровая бутылка растворителя, спички.

— Он что, ополоумел?! — воскликнула я, пораженная.

— Возможно, вы правы. Моя помощница в телефонном разговоре упомянула, что он то плачет, то смеется и обвиняет во всех своих проблемах Дмитрия Ивановича Кострюка. Говорит, что он разрушил его жизнь и что он демон, — мрачно улыбнулся Земляной и, посмотрев на тихого и безучастного Дмитрия Ивановича, прикорнувшего на табуретке у окна, спросил: — Как вы вообще дожили до сегодняшнего дня, если все вокруг хотят вас убить, даже родственники?

— Лучше бы я не доживал, — пробормотал антиквар, не глядя на него.

— Так, Евгения Максимовна, я сейчас задам вам несколько вопросов касательно убийства и надеюсь на вашу откровенность, — начал Земляной.

— Можно мне уйти? — спросил Дмитрий Иванович. — В это время я всегда уже сплю.

— Подождите минуточку, — задержал его следователь, — у меня к вам тоже есть пара вопросов. Вот закончим, и можете делать, что угодно, — ответил следователь спокойно.

Дмитрий Иванович лишь тяжело вздохнул и остался сидеть в той же позе у окна — руки сцеплены в замок, пустые глаза глядят перед собой в одну точку, челюсти плотно сжаты.

Земляной мучил меня недолго. Я просто рассказала, как все было, и он велел мне пойти прогуляться, а сам остался на кухне наедине с антикваром. Проходя по коридору, я внезапно остановилась. Мое внимание привлекло крошечное пятнышко темно-коричневого, почти черного цвета внизу на боковой поверхности арки. — Может, просто краска? — подумала я, проходя в гостинную. Затем мое внимание привлек ковер на полу. Я не большой специалист по коврам, однако разницу в рисунке заметить несложно и для полного профана, ковер в гостинной был заменен другим, похожим по расцветке и рисунку.

За моей спиной антиквар спроваживал за дверь следователя. Я хотела уже крикнуть, чтобы он задержался, но передумала. Вдруг окажется, что я не права?

Земляной ушел. Дмитрий Иванович, закрыв за ним дверь, прошагал на кухню, держась за спину. Смерть Валерии Евгеньевны будто состарила его лет на двадцать.

Мой взгляд медленно перемещался по комнате, пока не остановился на массивном дубовом сундуке, стаявшем вдоль стены при входе в гостинную. На сундуке стояла всякая ерунда — фигурки египетских богов, выточенные из черного дерева, высокий кувшин из голубоватого стекла, потрескавшаяся керамическая фигурка женщины в хитоне, какая-то погнутая фляжка, тройной подсвечник, несколько часов. Приглядываясь, я заметила, что кое-что из этого недавно передвигали. Основания перемещенных предметов оставили на пыльной полированной поверхности сундука едва заметные отпечатки, причем отпечатков было на один больше, чем сдвинутых предметов. Отсутствовала бронзовая кошка-пепельница, что мне очень понравилась, когда я в прошлый раз рассматривала предметы на сундуке. У противоположной стены лежали свернутые в рулон ковры, пять штук. Отворачивая края, я увидела, что четыре из них проложены несколькими слоями бумаги, а один, тот, что был сверху, — нет. Я перевернула и на метр раскатала его. Дальше раскатывать не было необходимости. Край кровавого пятна, судя по очертаниям — обширного, начинался уже с этого места. В свете люстры я увидела сотовый, валявшийся под сундуком. Оставив ковер, я поспешила к телефону. Без сомнения, это был сотовый Валерии Евгеньевны. Я проверила последний звонок. В перечне телефонов вызываемый номер значился как «Игорь». Золотов Игорь Сергеевич — ее сын. Перед смертью Валерия Евгеньевна звонила сыну. Потом в этой комнате получила смертельный удар по голове и в ковре была отнесена в подъезд. Затем ковер занесли обратно, свернули и положили на кучу других. Почему бы не вынести ковер на мусорку или вывезти его куда? Да потому, что кто-то спугнул убийцу. Василий. Он по стечению обстоятельств именно в это время явился к деду за деньгами, а вместо этого обнаружил в подъезде труп домработницы и решил поживиться ее украшениями.

Убийство носило явно спонтанный характер. Но что поизошло? Перед моим уходом в магазин Дмитрий Иванович поссорился с Валерией Евгеньевной из-за рабочих, что она без его разрешения пустила дом, затем из-за продуктов. И что же? Дождавшись, пока я уйду, антиквар укокошил ее из-за этих мелочей? Ведь бывали истории и похуже, например, случай с древними формами для печенья, которые домработница пожгла в духовке.

Нет, причина посерьезнее, сказала я себе, пряча телефон в карман джинсов.

Мне вспомнился момент, как антиквар бросился на гранату, как нежно успокаивал Валерию Евгеньевну во время нападения бандитов. Слепому было ясно, что между ними что-то большее, чем рабочие и даже дружеские отношения.

Мои размышления прервали мягкие, чуть слышные шаги. Если Дмитрий Иванович, пока я копалась с ковром, тихо прошел в свой кабинет и посмотрел на свой пульт слежения, то он мог видеть, как я обнаружила ковер с кровавым пятном. В пространстве коридора перед аркой на полу колыхнулась тень. Я бросилась вперед и успела перехватить руку антиквара с пистолетом. Выпущенная пуля взорвала люстру миллионом хрустальных осколков. Твердые как сталь пальцы антиквара вцепились мне в горло, а перед глазами возникло искаженное яростью страшное лицо Дмитрия Ивановича с пустыми мутными глазами безумца. Злость давала старику невероятную физическую силу. Под тяжестью его тела я сделала шаг назад, и ковер предательски поплыл у меня под ногой. Покачнувшись, я налетела на комод. Затылок пронзила острая боль, а в глазах потемнело, и я сползла на пол, теряя силы. Правая рука оказалась прижатой к арке, левой же я удерживала руку антиквара с пистолетом. Прозвучало еще два или три выстрела, но я слышала только звериное рычание Дмитрия Ивановича. Его пальцы все сильнее стискивали мое горло. Задыхаясь, я с обидой подумала: да что же это такое, меня удушит какой-то старикашка!

Рывком я высвободила правую руку и что было сил саданула антиквара кулаком в висок. Удар вышел слабый и скользящий. Тогда я рукой вцепилась в шею антиквара, передавив старику сонную артерию. Прием этот был более эффективвен. Хватка пальцев на моем горле ослабела, а затем они медленно разжались. С глухим стуком на ковер брякнулся пистолет. Я свалила с себя обмякшее тело антиквара и села, часто дыша. На глаза попался пистолет. Взяв оружие аккуратно двумя пальцами за ствол, я положила его на стол, подальше от старика, затем связала своего клиента капроновым шнуром, которым он перевязывал ковры, обернутые мешковиной.

Вызывать милицию я сразу не стала, решив поговорить вначале с антикваром по душам. У меня на затылке прощупывалась приличная шишка, но крови не было. Пнув проклятый комод, о который я приложилась головой, я села на диван. Дмитрий Иванович медленно приходил в себя. Я усадила старика спиной к комоду так, чтобы он находился в поле зрения и не выкинул еще чего-нибудь.

На улице послышались крики встревоженных людей, выходивших на балконы и обменивающихся репликами. Раздался высокий женский голос:

— Вы не знаете, где стреляли?

— Это во дворе петарды пацанва взрывала, — отвечал мужской бас.

— Нет. Это опять в квартире Дмитрия Ивановича, — перебивал их старушечий надтреснутый голос, — надо пожарных вызвать.

— В прошлый раз они чуть дом не взорвали! — негодовал мужской тенор. — Помните, саперы приезжали?

Я отвлеклась, задумавшись, а когда вновь посмотрела на антиквара, он уже сидел с открытыми, полными гнева глазами.

— Что, рады? — спросил он холодно.

— Нет, чего мне радоваться, — бросила я, — теряю приличный заработок, да еще придется сдавать вас властям.

— А вы не сдавайте, — предложил Дмитрий Иванович, обжигая меня взглядом, — что скажете насчет пятисот тысяч из моего сейфа?

— Меня они не интересуют, это грязные деньги, — произнесла я, в душе борясь с соблазном. — Не валяйте дурака. Я знаю, что вы не такая, как сейчас пытаетесь себя изобразить, — сказал антиквар со злостью.

— Даю миллион долларов.

— У меня большие сомнения, что я успею его потратить, — заметила я, — если вы так легко расправились с Валерией Евгеньевной, к которой питали теплые чувства, из-за того, что она не сходила за продуктами, то даже боюсь представить, что потом случится со мной из-за миллиона долларов.

— Да что ты говоришь! — взвизгнул антиквар, весь багровый от ярости. — Я любил Лерку, как никого и никогда в жизни не любил, а она меня предала. Я ей говорил: «Подожди немного, я разберусь с делами, и мы уедем отсюда навсегда в теплые страны». Оставалось чуть-чуть, но она не выдержала. Захотела захапать все себе.

— С чего это вдруг вы решили, что она решила вас кинуть? — поинтересовалась я.

— Я слышал это собственными ушами, — закричал Дмитрий Иванович, не отрывая от моего лица пылающих глаз, — она не знала про подслушку на балконе. Вышла, позвонила своему сыну и сказала, что сегодня вечером позаботится о нас с вами, чтобы в пол-одиннадцатого он приехал к дому со своим другом, чтобы вскрыть сейф. Знаете, как она собиралась о нас позаботиться? Я нашел у нее в тумбочке у кровати крысин, а до этого она предложила бы сварить нам с тобой кофе.

Я сглотнула, чувствуя выступившую на лбу испарину, а он продолжал:

— Когда я услышал, как она говорит «я больше не могу выносить этого старого пердуна и пора ему сдохнуть», у меня все в голове помутилось. Я даже ни о чем не думал, ворвался в гостинную и саданул ее первым, что попалось под руку. Она как раз шла мне навстречу. Вскрикнув, упала, а я кинулся на нее и бил, бил, пока она не затихла.

— Где пепельница? — спросила я.

Дмитрий Иванович вздрогнул, запнулся, потом произнес:

— Не помню, кажется, выбросил в окно.

— Потом вы завернули тело домработницы в ковер и вынесли его в подъезд, потом вернулись в свою квартиру, быстро свернули и упаковали окровавленный ковер, убрали следы крови, а на место старого ковра положили новый, похожий, так?

— Так, — пробормотал антиквар упавшим голосом. — Не думал, что ты такая смышленая, а Антон, козел, мне говорил: «Да все бабы дуры».

— Очень рада, что вы изменили свое мнение об умственных способностях женщин, — перебила я его и задала вопрос, давно интересовавший меня: — Значит, вы один вынесли труп в подъезд, а после того, как я притащила к вам Василия, позвонили Антону и он приехал?

— Да, так все и было, — произнес антиквар, сверля меня взглядом. — И вообще, нечего меня тут допрашивать, вы не следователь.

Я посмотрела на часы — пять минут одиннадатого. Есть еще время перевоплотиться в покойную, чтобы подать сигнал. Зная о прослушке, Валерия Евгеньевна, очевидно, запретила им звонить или посылать сообщения, иначе бы антиквар мог что-нибудь заподозрить.

— Вы знаете, из какой ямы я ее вытащил? — со слезами в голосе сказал мне Дмитрий Иванович. — Она же зэчка, жила с каким-то алкашом. Когда у него была белая горячка, он кинулся на нее с ножом. Но она-то баба здоровая, этим же ножом и зарезала. Посадили. Когда вышла, не могла найти работу. Работала то гардеробщицей, то уборщицей. Я как-то видел, как она моет полы, пожалел и взял к себе.

Представив, как Валерия Евгеньевна моет полы, я поняла, почему он ее пожалел. Мне было некогда выслушивать сопливые признания антиквара. Уединившись в своей комнате, я снова начала гримироваться. Надела черный парик, халат Валерии Евгеньевны, сделала накладки на грудь, живот и бедра и в таком виде вышла на балкон. В темноте моя маскировка должна была сработать. Меня вполне могли принять за домработницу. Главное, чтобы милиция, вызванная обеспокоенными соседями, не примчалась раньше, чем я рассчитывала. Я стояла на балконе до тех пор, пока меня не заели комары. Ругая непунктуальных налетчиков, я глянула на часы — тридцать пять минут. Скорее всего они уже не приедут, решила я. Подождав еще пять минут, я вернулась в гостинную. Пытаясь развязаться, антиквар упал лицом на ковер и так и остался лежать, не в силах подняться. Я рывком усадила его на место.

— Забирайте все деньги, которые найдете в сейфе, — предложил он в отчаянии, с мольбой заглядывая мне в глаза.

— Нет, спасибо, — ответила я равнодушно, вытащила телефон, чтобы вызвать милицию, но в этот момент раздался звонок в дверь. Я взглянула на новый монитор, где отобразились два великовозрастных оболдуя, явившихся за несметными богатствами антиквара. Один из парней, черноволосый и круглолицый, сильно смахивал внешне на Валерию Евгеньевну. Я поняла, что это и есть ее сын. Погасив свет в квартире, я открыла дверь. Парочка тихо проскользнула внутрь.

— Ну как, мам, они загнулись? — прошептал в темноте Игорь Золотов.

— Еще нет, сынок, — прошептала я в ответ ему на ушко.

Он рванулся, но было уже поздно. Короткая драка в темноте — и оба налетчика, связанные, присоединились к Дмитрию Ивановичу.

— Ты кто такая? — спросил меня удивленно Золотов, едва очухавшись.

— Я — народная мстительница, спасаю женщин, детей, калек и убогих, — представилась я.

— Чего гонишь? Где моя мать? — завопил Золотов, негодуя.

— Твоя мать убита, — жестко ответила я. — Убил ее вот этот старичок. — Я указала на Дмитрия Ивановича. — Он утверждает, что вы с Валерией Евгеньевной хотели его укокошить и меня заодно.

— Что ты врешь, падла! — заорал на антиквара Золотов, пытаясь достать его зубами. — Да я тебя…

Антиквар, уклоняясь, завопил:

— Бери все: деньги, бриллианты, только убери его от меня и развяжи!

— Вот вы смущали меня, смущали, я и решилась поступиться своими принципами. Двадцать миллионов долларов — громадная сумма, — сообщила я им. И Золотов и антиквар замерли с вытаращенными глазами. — Возьму деньги и бриллианты из сейфа, квартиру подожгу, а вы потом разбирайтесь между собой, кто прав, а кто виноват, — невозмутимо продолжала я, — на том свете.

— Нет! — заорал Золотов, трепетно относившийся к своей жизни. — Мы с матерью и не собирались тебя убивать. Это все он, — кивнул на антиквара. — Мать рассказала, что он хотел надурить страховщиков. Продал все свои ценности, собрал деньги и хотел слинять, а квартиру сжечь вместе с трупом какого-то бомжа, будто бы он сам погиб. Мама потом должна была куда-то там к нему приехать, но она не хотела.

— Почему? — удивилась я. — Жених-то завидный.

— Да он псих и скряга, — ответил Золотов, искоса глядя на Дмитрия Ивановича. — Мать сказала, что она из-за него скоро сама сдвинется. Мы хотели просто усыпить вас снотворным, взять деньги из сейфа, да ходу.

— Врешь! — взревел антиквар. — Я нашел у нее крысиный яд, а снотворное мне что-то не попадалось!

— Пошел на хер, перхоть петушиная! — взвыл Золотов, пиная старика ногой по колену.

— А ну, успокоились! — прикрикнула я. — Пусть с вами разбираются органы. Я не нанималась вас исповедовать.

10

Милицию мне пришлось вызывать самой, потому что из соседей на это, видно, никто не решился. Перед ее приездом мне в голову пришла отличная идея, как можно было проверить слова сына домработницы. В сумке у меня валялся цифровой фотоаппарат. Вооружившись им, я, не теряя времени, сфотографировала большинство предметов обстановки квартиры антиквара и отправила фотографии по электронной почте Юзеру, чтобы он переслал их своему знакомому, разбирающемуся в антиквариате. Еще я попросила проверить звонки с сотового Антона за последние два дня, пообещав Юзеру рассказать потом много интересного. В дверь настойчиво позвонили, и я пошла встречать стражей порядка, так «скоро» примчавшихся мне на помощь.

— Можно дать вам один совет? — спросил меня мрачно связанный Дмитрий Иванович. Я остановилась у двери и обернулась.

— Валяйте, я всегда прислушиваюсь к дельным советам.

— Лучше не лезьте в дела, которые вас не касаются, занимайтесь своей работой, а иначе рано или поздно отвернут голову, — процедил старик сквозь зубы.

— Намек поняла, — усмехнулась я и открыла дверь.

Позже подъехал Земляной, которого выдернули из дома, из теплой постели.

— Не живется вам спокойно, — буркнул он мне, оглядывая закованных в наручники задержанных. — Из-за вашего беспредела в КПЗ уже мест нет, все показатели по району полетели к чертовой матери.

— А что, если они будут бегать на свободе, от этого ваши показатели улучшатся? — спросила я, недовольная его бурчанием.

— Так, я хочу знать: что здесь произошло? — спросил Земляной, не обращая внимания на мои слова.

Я рассказала, как обнаружила улики, изобличающие Дмитрия Ивановича, как антиквар пытался меня убить и как позже я повязала молодчиков, явившихся за ценностями.

— Понятых сюда, — распорядился Земляной и спросил у Дмитрия Ивановича: — Сейф сами откроете или будем вскрывать?

— Вскрывайте, — равнодушно ответил антиквар.

— Вскроем, — сказал уверенно следователь, зевнул и пробормотал6 — Ищи, блин, теперь слесарей, свищи!

— Я могу вскрыть, — предложила я свои услуги, чтоб быстрее покончить с этим цирком. Дмитрий Иванович посмотрел на меня с лютой ненавистью. Из наборчика для измерения давления, которым часто пользовалась покойная Валерия Евгеньевна, я извлекла стетоскоп и, вооруженная им да природной смекалкой, через четыре минуты открыла казавшийся неприступным сейф. Мои способности так поразили следователя, что он сразу вспомнил недавнее дело, когда у бизнесмена очистили дом и вскрыли стенной сейф. — У меня есть алиби, — предупредила я. Однако Земляной забыл обо мне, увидев содержимое сейфа антиквара. Пухлые пачки долларов, украшения — серьги, подвески, ожерелья, перстни и просто драгоценные камни без оправы самых разных цветов и оттенков. У всех находящихся в комнате заблестели глаза от этого великолепия. Заспанные соседи — понятые — мигом проснулись.

— Уважаемый Дмитрий Иванович, имеются ли у вас сертификаты на камушки? — елейным голосом спросил у антиквара Земляной. — Если вы их «случайно» потеряли, то не обессудьте, от пяти до десяти лет с конфискацией.

Дмитрий Иванович сурово молчал, потом нехотя бросил:

— Я купил все эти драгоценности еще в восьмидесятые на рынке, поэтому документов нет.

— Что за детский лепет, — махнул рукой следователь. — Камушки — меньшая из ваших проблем.

— Кстати, об имуществе, — влезла я в разговор, — можно, я заберу свои вещи?

Земляной задумался, потом пожал плечами:

— Ладно, забирайте. В принципе вы можете идти. На сегодня свободны, а если понадобитесь, пришлю вам повестку.

— Большое спасибо, — поблагодарила я его.

На следующее утро в половине десятого, когда я отдыхала после утренней зарядки в своей постели, мне позвонил Антон. Он разговаривал со мной сухими короткими фразами, поздоровался и сразу предложил обсудить создавшуюся ситуацию в десять, в «Горыныче». Я не смогла ему возразить, так как чувствовала себя не в своей тарелке из-за того, что фактически сдала своего клиента милиции, а теперь разговариваю с человеком, оплатившим мои услуги, заключавшиеся в его охране. Получив согласие, Антон холодно попрощался со мной и отключил телефон.

Стоило мне с ним встречаться или нет? Я вновь и вновь задавала себе этот вопрос, рассматривая перечень звонков с сотового Антона и на его сотовый. С отцом он разговаривал без пятнадцати девять, за пятнадцать минут до моего возвращения из супермаркета. Не думаю, что Дмитрий Иванович в его состоянии, близком к помешательству, стал скрывать от сына, что у него проблемы. Кроме того, Валерия Евгеньевна была женщиной крупной, и антиквар вряд ли смог ее вытащить в ковре в одиночку. Мне самой было бы нелегко это сделать, считай, килограммов восемьдесят, не меньше, не то что семидесятивосьмилетнему старику. Хоть он еще довольно крепок, но не железный же. Следовательно, Антон был с ним. Если он так ему доверяет, значит, и план с инсценировкой смерти они разработали и готовились осуществить вместе. В перечне звонков я наткнулась на звонок в городской морг вчера в полпервого ночи. Вот и доказательство — он искал тело, которое бы впоследствии обнаружили в сгоревшей квартире.

Друг Юзера, посмотрев фотографии антикварных вещей, заявил, что не видит ничего ценного, сплошной хлам. Конечно, он не может судить об этом со стопроцентной гарантией по фотографиям. Дмитрий Иванович готовился претворить свой план в действие, поэтому он и не обратился в страховую компанию после налета бандитов. Мне вспомнился киллер, стрелявший в Дмитрия Ивановича через окно. Это был явный спектакль, рассчитанный на меня. Для них я была свидетелем того, что на антиквара покушались. Поначалу-то они вообще не хотели меня нанимать. Это Авдеев их как-то убедил. Дмитрий Иванович же при знакомстве прямо сказал, что видит перед собой выпускницу Института благородных девиц. Проблем они от меня не ждали, за что и поплатились. Так идти ли мне на встречу с преступником, который подозревает, что я слишком много знаю? Зачем ему встречаться со мной? Не для того ли, чтобы я замолчала навсегда? Предложит ли он мне деньги за молчание? Сильно сомневаюсь. Скорее яд в вине или снайпер на крыше. Отказ от встречи не решит проблемы, так как Антон не успокоится, пока я не сыграю в ящик. Необходимо просто хорошо подготовиться для сегодняшнего романтического ужина. Не в первый раз я шла навстречу опасности.

Резко открылась дверь в мою комнату. Я дернулась, но это была всего лишь тетя Мила с подносом, на котором стоял высокий стеклянный бокал на короткой ножке, распространяющий по комнате кофейный аромат. На поверхности кофе покачивался белый цветок из взбитых сливок.

— Что это? — удивилась я. — Новый рецепт?

— Нет, старый, — подмигнула мне тетя, — попробуй, называется «Фикар», черный кофе с ромом и взбитыми сливками.

Я взяла бокал, отпила глоток и опустила его, слизывая с губ сливки:

— Мне нравится, интересный вкус.

— И это все? — возмутилась тетя. — Этому рецепту почти сто лет. Я приложила все свое мастерство, выверяя пропорции. А на чт я пошла, чтобы найти настоящие сливки.

— Я, наверно, просто не распробовала, — поспешила я погасить назревающую бурю, одним махом опустошила половину бокала и изобразила на лице экстаз. — Ух ты, что-то фантастическое!

— Хватит, притвора. — Тетя махнула рукой, улыбаясь.

— Действительно вкусно, — кивнула я, допивая напиток.

— Женя, а то дело, которым ты занималась, правда было не опасным? — спросила тетя, став вдруг серьезной.

— Ну как тебе сказать, — протянула я, размышляя, что же ей сказать на самом деле. — Ты смотрела в последние дни новости?

— Нет, — ответила тетя Мила, — Мария Александровна принесла мне на дисках сериал «Печальная роза». Помнишь, я ездила на курорт и пропустила несколько серий. Так вот, мы с Марией Александровной три вечера подряд смотрели его с начала до конца. Представляешь, делали перерывы, только чтобы попить чая. Никакой рекламы. Просто блаженство.

— Ну вы молодцы! — облегченно вздохнула и сказала: — Нет, дело было не опасным. Я приглядывала за одним милым старичком. Он поселил меня в своей квартире в прекрасной комнате. Одна кровать там чего стоит, старинная, с балдахином, представляешь?

— А ты хорошо питалась? — настороженно спросила тетя.

— Конечно. Трехразовое питание и два полдника, — призналась я. — У него собственный повар. Знаешь, какие он блюда готовил!

— Какие? — не преминула спросить тетя Мила, внимательно слушая мои истории. Слово, которое я хотела произнести, застряло у меня в горле. Сглотнув, я рассмеялась, чтобы скрыть замешательство.

— Тетя, тебе точно надо идти работать следователем! Ну откуда я знаю, как они называются. Мясо, приправы, овощи, фрукты… Я не сильна в кулинарии. Но вкусно, аж жуть берет!

— У тебя же есть телефон этого повара? — спросила тетя Мила, явно не собираясь сдаваться. — Дай его мне, я позвоню, и он продиктует мне рецепты, которые тебе понравились, потом я тебе приготовлю.

— Нет, я не могу дать ее телефон, она умерла, — выпалила я, не зная, что и делать. Тетя могла из любого ненавязчиво вытянуть всю правду, не прибегая к пыткам.

— Надеюсь, она умерла не от своей стряпни? — нахмурилась тетя Мила.

— Нет! — воскликнула я и, чтобы сменить тему, спросила: — Тетя, а что ты собираешься приготовить на вечер?

В глазах тети промелькнуло подозрение, но она не стала приперать меня к стенке.

— На вечер у нас блюда армянской кухни. На первое мацнабртош — что-то вроде супа из кислого молока. На второе — кололак из мякоти бараньей ноги, а на десерт нишаблит.

— Названия что надо, — сказала я, поддерживая тему.

— Вкус тоже, вот увидишь, тебе понравится, — заверила меня тетя Мила.

— Тетя, мне тут надо немного поработать, — начала я извиняющимся голосом.

— Все поняла, ухожу! — сразу же сказала тетя, забирая поднос с пустым бокалом.

В ресторан я вошла женщиной сорока лет, больной параличом правой части тела. Опираясь на клюку и содрогаясь всем телом, я проковыляла к столикам. Официантка с отвращением взглянула на меня, заметила дорогой костюм, булавку с бриллиантом на четыре карата, который, впрочем, был отличной подделкой и клюку, инкрустированную фальшивой слоновой костью, и улыбнулась широкой обворожительной улыбкой.

— Добро пожаловать в наш ресторан. Вас проводить за столик?

— Поззе, — нечетко произнесла я, оплевывая официантку. — Мне уэн уалет, скаыте те он?

Удерживая улыбку на лице, официантка, моргая, показала рукой в направлении прохода, напоминающего театральные кулисы.

— Пожалуйста, туда, прямо, потом направо.

— Спасибо, — плюнула я в нее последний раз и поковыляла в указанном направлении. В кабинке почти пустого туалета я сняла грим, сняла парик из черных, стриженных «под ежик» волос, сняла пиджак, галстук, уложила все в пакет и спрятала в вентиляционном коробе вытяжки. Вернувшись в зал, я заняла столик, заказала кофе и стала ждать Антона. Я приехала в ресторан на двадцать минут раньше назначенного срока, поэтому ждать пришлось долго. Наконец Антон, подтянутый и уверенный в себе, в строгом голубом костюме, вошел в зал. Наши взгляды встретились. Я увидела, как от удивления у Антона расширились глаза. Он-то думал, что я еще не пришла. Стряхнув оцепенение, он прошел к столику, холодно поприветствовал меня, сел и попросил у официантки меню.

— Мы ведь оба пришли сюда не ужинать, — сказала ему спокойно.

— Значит, вы сразу хотите перейти к делу? — спросил Антон, глядя мне в глаза. В его взгляде отсутствовали всякие эмоции. — Я вызвал вас сюда, чтобы узнать: почему вы так поступили с моим отцом? — спросил он, теребя в руках салфетку. — Вы были наняты нами для защиты, а что вышло? Иначе, как предательством, это не назовешь. Историю можно было замять, но вы решили по-своему. Вам бы хорошо заплатили…

Тем временем в зале приглушили свет и на небольшую сцену вышла певица с микрофоном в руках.

— Ваш отец не думал повышать зарплату, когда стрелял в меня из пистолета, — заметила я саркастически, слушая грустную музыку. — У меня был выбор или быть убитой, или сдать его властям.

— Вам нужно было закрыть глаза, а не лезть, куда не следует, изображая из себя детектива, — сказал Антон зло.

Внезапно зазвонил его мобильник. Антон, извинившись, ответил: — Да, здесь, в «Горыныче»… Нет, не знаю, но думаю, потребуется немного времени. Попрошу от вас хорошего качества выполнения заказа.

На сцене певица закончила петь одну песню о грустной судьбе вора и начала другую — про тюремные будни братвы. Я слушала спокойную речь Антона, наблюдала за мимикой и удивлялась, как он так легко может обсуждать убийство другого человека в его присутствии, полагая, что тот ни о чем не подозревает.

— Партнеры по бизнесу, — пояснил он мне, закончив разговор.

— Не стесняйтесь, дело есть дело, — подбодрила я его, размышляя о своих дальнейших действиях. В данный момент участие Антона в махинациях Дмитрия Ивановича и пособничество в сокрытии убийства домработницы доказать практически невозможно. Антиквар не станет свидетельствовать против сына. Милиции дальше копать не интересно, ведь в руках и так целая орава бандитов — бери да сажай. Я единственная, кто представляет для Антона опасность.

— Ладно, видимо, с вами договориться невозможно, — подвел он итог разговору, — ваше упрямство вас и погубит.

— Я не понимаю вообще, о чем мы хотели договориться, — пожала я плечами, — все предельно ясно.

— Тогда прощайте, — сказал Антон.

— Прощайте, — ответила я, встала и, выбрав момент, когда зал отвлекся на аплодисменты, резко ребром ладони ударила Антона по шее. У меня не было цели его убить, лишь отключить, чтобы он не связался с убийцей снаружи. Все произошло настолько быстро, что окружающие ничего не заметили. Антон повалился на стол и уронил голову на руки. Со стороны казалось, что он перебрал и уснул. Я спокойно направилась в туалет. Надев в кабинке парик, уничтожив на лице следы косметики, я облачилась в пиджак, взяла сумку с вещами и уверенной походкой пошла к черному ходу.

— Вы куда? — встал передо мной охранник, когда я проходила мимо кухни.

— Туда, — указала я рукой на дверь черного хода и, резко повернувшись, ударила охраника в солнечное сплетение. Обмякшее тело привалила к стене, быстро прошла к двери, при помощи отмычки открыла замок и вырвалась на улицу. Со двора к помещению ресторана прилегала небольшая площадка для служебных машин с оборудованным местом для мусорных контейнеров. Сразу за площадкой начинался маленький сквер, за ним территория детского сада, а еще дальше стоянка, где я оставила свой «Фольксваген» и пересела на такси. Задачей номер один было добраться до автомобиля в наиболее короткое время. В машине находилось специальное снаряжение, прибор ночного видения, снайперская винтовка, заряженная пулями со снотворным. Я планировала взять это и вернуться к ресторану. Я заранее приглядела для себя крышу склада, с которой будет легко проверить местность и обнаружить убийцу, если таковой имелся. Главное — сделать все быстро, пока Антон не пришел в себя и не позвонил киллеру. Сотовый я у него забрала, однако найти в ресторане телефон не составит проблемы.

Пробежав со спринтерской скоростью через сквер, я миновала ограду детского сада, перепрыгнув ее, неслышно пронеслась по территории, прошла в пролом ограды с другой стороны и вышла к стоянке. Пьяный в лоскуты сторож едва спустился по лестнице со своей вышки, где внутри продолжалось веселье, и минуты две изучал парковочный талон, старательно выпучивая на бумажку глаза.

— Я тороплюсь, — бросила я сторожу, оглядывая, погруженную в полумрак стоянку, — чего у вас здесь так темно?

— Че-то правая сторона освещения вырубилась недавно, — махнул рукой мужик. Резкое движение нарушило равновесие его тела, и он чуть не свалился на меня.

— Держись! — прикрикнула я на него, поддерживая. — Чего нажрался-то?

— Сын университет закончил, — поделился радостно сторож. Я усадила его на ступеньки, велела не двигаться, а сама пошла к машине. В голове билась мысль — правильно ли я поступаю? Не проще ли было заставить расколоться Антона?

Вот наконец мой «Фольксваген». Я открыла дверцу и почувствовала за спиной опасность. Отскочив в сторону, я резко развернулась и встретила нападавшего ударом в пах, сделав перед этим обманное движение рукой. Молниеносный выпад все же не достиг цели. Убийца с пугающей легкостью ушел с направления атаки. В тусклом желтом свете в руке нападавшего блеснула игла. Я успела перехватить руку убийцы. Надавив вперед на кисть большим пальцем, я мгновенно сместила центр тяжести его тела, провела прямой удар ногой в голову, сделала подсечку и с хрустом заломила нападавшему руку за спину. Убийца сопротивлялся отчаянно, не желая сдаваться, но заключительный удар сзади в голову отправил его в страну грез. Я вынула из ослабевших пальцев шприц и выдохнула с облегчением.

Едва не попалась. Он ждал меня, прячась за соседними машинами, наверно, вел от самого дома так, что я даже и не заметила. У моих ног валялся суперпрофессионал, скорее всего бывший инструктор какого-нибудь спецподразделения. Короткий поединок с ним отнял столько сил, что я еле держалась на ногах. Не почувствуй я его за секунду до атаки, история имела бы мрачный финал. Я как можно старательнее запеленала киллеру руки и ноги скотчем, запихала его на заднее сиденье и сама повалилась рядом, тяжело дыша. Парень довольно долго не приходил в себя. Из носа и рта струилась кровь. Я даже начала волноваться: не переусердствовала ли? Наклонившись проверить пульс, я неожиданно получила от киллера удар головой в лицо. Рыча и извиваясь всем телом, убийца навалился на меня, нацелившись зубами на мое горло. Я врезала ему в ухо и отпихнула, вытирая кровь с разбитых губ. Наши глаза встретились.

— Если б ты мне сломал нос, придурок, — процедила я сквозь зубы, — то ты бы молил меня о быстрой смерти.

Парень ничего не ответил, только криво улыбнулся.

— Значит, смелый? — спросила я и, быстро прижав киллера рукой к противоположной дверце, достала из внутреннего кармана портсигар. Сигареты в нем кончились, но в потайном отделении находился шприц и парочка ампул галоперидола — сильнейшего психотропного вещества.

Я отломила кончик одной ампулы, наполнила шприц, выпустила из него лишний воздух с видом медсестры со стажем. От созерцания шприца в мой руке парень покрылся испариной. В глазах промелькнул страх. Посмотрев на киллера, я со злым торжеством в голосе произнесла:

— Что, готов принять лекарство? Ведь не ты один мастак делать уколы.

— Сука чертова, — прохрипел в ответ киллер, пятясь, насколько это позволял салон машины.

— Извини, но протереть нечем, — осклабилась и загнала иглу ему в шею. — Не дергайся, это безболезненно. — Выпустив весь препарат из шприца, я отпустила парня и отодвинулась, ожидая, когда нейтролептик подействует.

— Что ты мне вколола, тварь? — хрипел, дергаясь, киллер.

Я зевнула.

— Что-то спать хочется, вот не высыпаюсь постоянно из-за таких, как ты, а потом хожу целый день, как вареная рыба.

— Тебе все равно недолго осталось, — хорохорился убийца. — Ты слишком много знаешь.

Не слушая этих воплей, я обыскала его карманы и нашла пачку «Мальборо». Когда в очередной раз киллер обложил меня матом, я с мстительным злорадством выпустила дым ему в лицо. Постепенно ругань начала стихать. Слова слились в неясное бормотание, потом и вовсе оборвались. Я высвободила из скотча ладони полусонного киллера, стиснула их в своих руках и ровным голосом отчетливо произнесла:

— Слушай только мой голос. В данный момент самое главное для тебя — слушать мой голос…

Земляной был удивлен, словно младенец, получивший первую в жизни конфету, когда я привезла ему наемного убийцу, готового без всякого давления делать чистосердечное признание. Когда это случилось, следователь как раз закончил допрашивать Вара.

В состоянии легкого ступора Земляной курил в коридоре. Я стояла рядом и ждала, что он мне скажет.

— И откуда ты их только берешь? — вздохнул Земляной, тяжело глядя в темное окно.

— Сами так и липнут ко мне, ничего не могу поделать, — отозвалась я.

— Может, он вообще псих какой, с чего бы это ему писать чистосердечное признание? — недоумевающе спросил следователь.

— Видать, совесть заела, — улыбнулась я, — пользуйтесь моментом.

— Когда же сегодняшняя ночь закончится? — тихо взмолился Земляной. И, погасив сигарету, бросил ее в мусорное ведро. — Я уже ничему не удивляюсь, после того как какая-то сопливая девчонка в одиночку скрутила Вара. Он раньше был мастером спорта по самбо, у него первый дан по карате. Чудеса, да и только!

11

Антона Кострюка арестовали на следующее утро. Позже я связалась с Валерием Игнатьевичем и узнала от него, что дело медленно, но верно движется к суду. Обвинений столько, что никто из них не уйдет безнаказанным, пообещал он мне. Его слова вселили в меня некоторую уверенность в завтрашнем дне. После разговора со старинным другом отца мне позвонил Авдеев, не осведомленный о событиях последних дней.

— Как идут дела? — спросил он бодрым веселым голосом.

— У меня все отлично, чего не скажешь о твоем друге, — ответила я.

— В каком смысле? — не понял Авдеев. — Что, опять было покушение или что похуже?

— Похуже, — призналась я, — семейство Кострюков чуть ли не в полном составе в тюрьме, правда, внука Дмитрия Ивановича в ближайшее время собираются отправить на обследование в психушку, уж очень странно он себя ведет. Домработница Валерия Евгеньевна, в прошлом убийца, планируя покушение на нас с антикваром, сама погибла от рук старика. Дмитрий Иванович пытался и меня укокошить, но я не далась. Потом меня пытался устранить при помощи наемника твой друг Антон, однако я, как в той сказке, и от него ушла…

Я замолчала, прислушиваясь к тишине в трубке. Выдержав продолжительную паузу, Авдеев собрался кое-как с мыслями и спросил с надеждой:

— Это все шутка? Да?

— Нет, чистая правда, — огорчила я его.

— Черт, я не общался с Антоном неделю, закрутился в делах, а вчера звоню, звоню и не могу дозвониться. Думаю, что за черт! — запнувшись, он спросил: — А зачем Антон хотел вас убить? Он что, тоже свихнулся?

— Нет. Дело в том, что они с отцом планировали загнать все ценные вещи, инсценировать смерть Дмитрия Ивановича, сжечь квартиру, а потом бы Антон спокойно получил завещанную ему страховку отца. Вас они хотели привлечь как свидетеля, что на жизнь Дмитрия Ивановича действительно покушались. Но вы подсунули им телохранителя, и пришлось менять первоначальный план. И я уже должна была выступать в роли свидетеля. Для большей достоверности Дмитрий Иванович через внука Василия слил бандитам информацию о несметных сокровищах, хранящихся у него квартире. Из-за этого мы все потом чуть не поплатились жизнью. Банда устроила нам настоящую осаду. Вскоре Дмитрий Иванович подслушивает разговор Валерии Евгеньевны, с которой он состоял в любовной связи. В разговоре домработница сообщает сыну, что собирается отравить антиквара, а заодно и меня, чтобы сынок был готов явиться в квартиру и вскрыть со своим тюремным дружком сейф. В приступе ярости антиквар убивает любимую и вместе с Антоном вытаскиваЕт ее тело в подъезд. Вину сваливают на подвернувшегося под руку Василия. Тот не вовремя сбежал из психушки. Им бы все сошло с рук, если б не я. Я догадалась о чем-то с самого покушения, когда снайпер прострелил антиквару ухо. Со временем моя уверенность в том, что вокруг происходят темные дела, росла. Чем больше я узнавала, тем сильнее вокруг меня сжималось кольцо зла. Я чудом вырвалась живой из этого ада. Когда я сдала Дмитрия Ивановича милиции, Антон решил меня убрать. Мне удалось скрутить киллера, и теперь он дает против Антона признательные показания. Этот же человек стрелял и в антиквара через окно.

— У меня просто голова кругом идет, — признался Авдеев, прервав мой монолог. — Я всегда знал, что у Антона ветер в голове, а его отец порядочная сволочь, но такого я не мог вообразить даже в самом жутком ночном кошмаре.

— Еще и не такое встречается в жизни, — успокоила я его, — это еще цветочки…

— Только не надо подробностей, — предупредил меня Авдеев.

— Хорошо, — согласилась я.

— Ну ладно. Не будем больше о грустном, — предложил Авдеев, желая сменить тему. — Я завтра приезжаю в Тарасов, может быть, встретимся где-нибудь?

— У меня другие планы, — сухо ответила я.

— Какая вы несговорчивая, но я так просто не сдаюсь, — не унимался Авдеев.

— До свидания, — сказала я и выключила сотовый.

Другие планы — отпраздновать окончание дела. Я на радостях расстреляла полторы упаковки патронов. Посетители тира сгрудились у меня за спиной и глазели на мое мастерство. Потом все дружно рассматривали мишени и считали попадания. Ушла я из тира под бурные овации завсегдатаев. Отдыхая и развлекаясь на деньги, полученные от Антона, я не забывала об одном неоконченном деле: время от времени я звонила печальному реставратору и интересовалась, как продвигается работа над иконой Богоматери, которую Дмитрий Иванович украл у старух в деревне. Иван Павлович каждый раз говорил, что процесс реставрации в самом разгаре и чтобы я позвонила через неделю. Просил передать Дмитрию Ивановичу привет и вешал трубку. Я подозревала, что реставратор не смотрел телевизор и не читал газет. Или он меня мастерски дурил, когда справлялся дежурным тоном о здоровье антиквара. Я решила не торопить события, набраться терпения и радоваться жизни. Тетя Мила баловала меня изысканными блюдами из всех возможных кухонь мира. После скудного питания в доме антиквара мне удалось по достоинству оценить ее кулинарный талант. Через друзей я достала с десяток новых фильмов, не вышедших в широкий прокат, и несколько вечеров подряд целиком посвятила кинопросмотрам. Новые клиенты не звонили, и не надо было напрягаться, по крайней мере, до того момента, как закончатся деньги.

Как-то утром, оторвав от паяльника и разбросанных по столу микросхем, тетя потащила меня к телевизору. В этот час шло шоу «Опасности большого города» с Симоной Литвицкой, которую я, честно сказать, не переваривала из-за ее инопланетного вида да странной манеры разговаривать резко, дергано и сбивчиво. Делая попытки вырваться из цепких тетиных рук, я узрела на экране Ольгу Андреевну Кузнецову, ту зареванную девушку, в чьей квартире скрывался Вар. Она выполняла в студии телешоу роль приглашенного гостя.

— Посмотри, посмотри, эта девушка сама скрутила бандита, который был раза в три больше ее, — закричала тетя, тыча в экран. — Просто не верится! Ты бы видела, что там было за чудовище!

— Догадываюсь, — буркнула я недовольно.

— Его, может быть, еще покажут, — пообещала мне тетя, усаживая на диван. — Я посмотрела и сразу представила тебя на ее месте… Ужас. Сердце в пятки ушло, когда я подумала, что ты можешь встретиться с таким. Твоя работа такая опасная! Я не нахожу себе места, когда ты долго отсутствуешь.

Я обняла тетю за плечи и сказала уверенно:

— Я смогу о себе позаботиться, уж поверь мне.

На экране крупным планом показали Кузнецову. Она вся сияла.

— Итак, наше шоу рассказывает, как уберечься от опасностей, подстерегающих обывателей на каждом шагу, — жизнерадостно воскликнула Симона Ливицкая, кривя пухлые, напомаженные ярко-красной помадой губы. — Ольга, поделитесь с нами секретом, как вырваться из лап матерого уголовника. Как остаться в живых в такой ситуации, где, кажется, неизбежна ужасная развязка.

Тетя Мила затаила дыхание, ожидании ответа, я же нахмурилась, гадая, что же Кузнецова наплетет по этому поводу. Единственный правильный ответ — не открывать бандиту дверь.

— Главное — сохранять спокойствие, — невозмутимо сказала Ольга, улыбаясь в камеру голливудской улыбкой, — не надо сопротивляться, угрожать, оскорблять преступника, но до определенного момента. Надо дождаться, пока у вас появится какое-нибудь преимущество, и действовать, ведь рано ли поздно бдительность преступника ослабнет.

— Вы что же, ни капельки не испугались? — удивленно спросила Симона Литвицкая. Один глаз у нее смотрел прямо, а второй, как всегда, съехал вбок.

— Нет. Я просто поняла, чтобы выжить, я должна быть сильной, — не моргнув, ответила Ольга. — Когда представилась возможность действовать, я действовала быстро и жестоко, как и следует поступать с преступниками. В этом мне помогла книга Ирины Мухиной «Самооборона при помощи косметички».

Я посмотрела на тетю. Та прилежно записала название книги, заявив, что непременно ее купит.

Известный режиссер, также приглашенный в студию в качестве гостя, заявил, что готовятся съемки фильма по истории Ольги и не исключено, что в роли главной героини будет задействована сама Кузнецова.

— На ее месте должна была быть я, — простонала я, безотчетно сжимая кулак и думая: «Если бы Вар не обнюхался тогда кокаином, он бы вспомнил, кто его вырубил, и этой разряженной фифы не было бы сейчас в студии».

— Что ты сказала? — оторвалась от телевизора тетя Мила.

— Ничего. Вся эта передача — подстава, — заявила я.

— Ты просто не читаешь газет и не смотришь телевизор, — возразила тетя Мила. — Об этой девушке рассказывают уже давно. Она — настоящий герой.

— Ладно, — буркнула я и, скрестив руки на груди, обиженно надулась.

— …Съемки фильма начнутся после того, как я закончу книгу своих воспоминаний «Насилие в доме», — с довольным видом сообщила Ольга Кузнецова.

— У нее есть все шансы стать бестселлером, — оскалилась Симона Литвицкая. — В вашей книге вы расскажете о своих чувствах и о том, как он вас изнасиловал?

— Все! Я не могу смотреть это дерьмо, — вскочила я с дивана.

— Женя, тебе это может пригодиться! — запротестовала тетя Мила.

Вернувшись к себе в комнату, я глянула на часы — половина двенадцатого. Ровно неделю назад я последний раз звонила реставратору. Он меня порядком достал своей медлительностью. Номер его телефона намертво засел в моей голове. Набрав знакомые цифры, я услышала печальный голос. Казалось, я подняла старика со смертного одра. Реставратор попросил позвонить ему через недельку, а лучше через две.

— Спасибо, обязательно позвоню. — Я выключила телефон и мысленно воскликнула: «Ну уж дудки! Пришло время нанести ему визит».

Когда я обувалась в коридоре, ко мне подошла тетя.

— Женя, знаешь, что я придумала? — спросила она с видом заговорщика и тут же ответила: — Тебе надо отправить письмо на передачу «Опасности большого города» и рассказать какую-нибудь историю из твоей практики. Тебя пригласят в студию и покажут на всю страну.

— Мне известность ни к чему, — проворчала я, вешая ложку для обуви на крючок.

— Ты знаешь, сколько у той девушки появилось поклонников после телепередачи? — спросила меня тетя Мила. — Не удивлюсь, если она скоро удачно выйдет замуж.

— Ну, совет ей да любовь, — ухмыльнулась я, открыла входную дверь и вышла.

— Несносная девчонка, — донеслись до меня из коридора слова тети.

Я побыстрее захлопнула дверь и ринулась к лифту, а то тетя еще решит, что не все сказала.

Адрес реставратора хранился в моей записной книжке. Сев в «Фольксваген», я вынула из бардачка блокнот, отыскала нужную страницу и, запомнив адрес, убрала на место. Мощный двигатель послушно заработал. Машина плавно устремилась к цели, направляемая моей уверенной рукой. Револьвер, отмычка — все было при мне.

На стальной двери реставратора стояла пара довольно примитивных замков. Я справилась с ними в два счета и вошла в квартиру, напитанную запахами лака, краски и каких-то химикатов. Иван Павлович все в той же серой потертой рубашке сидел в гостинной за большим столом, изучая старинные рукописи, пожелтевшие и рваные. В левой руке у него была зажата лупа, которую он то приближал, то отдалял от листов истлевшей бумаги. В правой же руке старик сжимал авторучку. Ею он заносил свои наблюдения в пухлую тетрадь. Я простояла перед реставратором около минуты, прежде чем он соизволил меня заметить. Лупа с грохотом упала на пол. Челюсть от удивления отвисла, глаза округлились, а на лице появилось выражение тоскливого ужаса.

— Здравствуйте, Иван Павлович, — вежливо поздоровалась я, медленно приближаясь к столу.

— Как вы вошли? — прошептал реставратор. У него от волнения перехватило дыхание.

— Как все нормальные люди, через дверь, — призналась я честно. — Вы забыли ее закрыть.

Реставратор ничего не сказал. Он лишь смотрел на меня, как щенок на рычащий большегрузный трейлер, который движется в его сторону.

— Я за иконой, — сказала я, прервав неловкую паузу. Отдадите сами или мне все тут перевернуть? — Сказав это, я огляделась, как бы размышляя, с чего начать.

— Я с ней еще не закончил, — пискнул реставратор жалобно.

— Дайте-ка я сама взгляну и решу, закончили вы или не закончили, — потребовала я и невзначай, повернувшись, показала ему кобуру с револьвером. — А у вас тут уютно. Будет жаль нарушать эту гармонию.

— Пойдемте, я вам покажу ее, — вздохнул реставратор обреченно, встал со стула и двинулся к двери в меньшую комнату. Я пошла за Иваном Павловичем, готовая ко всему. Эти старики только с виду кажутся безобидными.

Реставратор подвел меня к подставке, на которой сияла обновленными красками та самая икона. Ее оклад, вычищенный и покрытый свежей позолотой, лежал рядом на верстаке, отражая солнечные лучи, пробивающиеся между занавесками.

— Полюбуйтесь, краски еще на стадии «отлипа». — Вы ее погубите, если заберете сейчас, — с тоской в голосе проговорил реставратор.

Я внимательно посмотрела на икону, осторожно коснулась в уголке красочного слоя. Под моими пальцами была гладкая, покрытая лаком поверхность доски.

— Нет, не делайте этого! — бурно запротестовал реставратор, размахивая руками. — Трогать нельзя!

— Я, конечно, профан в этом деле, но мне кажется, что с иконой все в порядке, — сказала я и обошла кругом подставку с иконой. — Я забираю ее.

— А, делайте, что хотите, — безнадежно махнул рукой реставратор.

Что-то в его голосе насторожило меня. Раньше бы я, довольная, ушла, но после того, как немного повращалась в кругах коллекционеров и ценителей антиквара, решила не торопиться.

Поставив икону на пол, я вытащила из кобуры револьвер и навела его на реставратора.

— Теперь я хочу получить оригинал. — Нет, я не определила в иконе подделку, просто решила взять старика на понт. По его лицу было видно, что я угадала.

— Что? Что вы такое говорите! — возмутился Иван Павлович столь правдоподобно, что я чуть не поверила. — Я не понимаю, о чем вы говорите. И если уж на то пошло, то угрожать смертью человеку в моем возрасте глупо. Я уже пожил свое, так что…

— Я не собираюсь вас убивать, — ответила я сердито, — отсрелю вам, Иван Падлович, все выступающие части. Придется тогда вам учиться малевать подделки, зажимая кисть между бровей, так как зубов я вам также не оставлю.

— Многие мне угрожали, — упавшим голосом тихо сказал реставратор, — люди посерьезнее вас, между прочим.

Я щелкнула предохранителем, чтобы продемонстрировать свою серьезность.

— Осторожнее! — воскликнул реставратор, позабыв, что он недавно хвастал своим возрастом, дающим людям бесстрашие.

— У меня очень слабый спусковой крючок и пальцы все время дергаются, — предупредила я старика, нацеливая дуло револьвера ему в голову. Мгновенно реставратор вспомнил, что случайно перепутал оригинал с копией, которую делал для себя. Открыв шкаф, он извлек оттуда спрятанную икону Богоматери. — Вот другое дело! — похвалила я его. — Теперь наденьте оклад на копию.

Не теряя времени? он выполнил мое желание, показав недюжинную сноровку в этом деле.

— Большое вам человеческое спасибо, — сказала я с издевкой, взяла обе иконы и направилась к двери.

— А деньги за работу когда я смогу получить? — осторожно спросил реставратор, преследуя меня по пятам.

— Не волнуйтесь, Дмитрий Иванович с вами рассчитается, — успокоила я его, — когда выйдет из тюрьмы.

— Что-о-о?! — завопил реставратор. — Отдайте обратно.

Я развернулась в дверях с грозным видом. Старик отпрянул, но, оправившись от испуга, стал канючить:

— Хотя бы отдайте копию, я делал ее для себя.

— Извините, не могу. Она мне самой нравится, — покачала я головой, и Иван Павлович не посмел возразить. Стоя на пороге своей квартиры, реставратор провожал меня скорбным взглядом, полным тоски и отчаяния.

Ничего, Евгению Максимовну Охотникову такими взглядами не проймешь.

Я бережно положила обе иконы на заднее сиденье «Фольксвагена», захлопнула дверцу и, выпрямившись, помахала рукой жалкому сгорбленному старику в окне, не спускающему с меня глаз. Реставратор, наверно, хотел, чтобы его печальный образ преследовал меня в снах. Сев в машину, я завела двигатель и, насвистывая в такт веселой мелодии, льющейся из динамиков автомагнитолы, отъехала от дома. Дальнейший мой путь лежал сначала в церковь, освятить копию, потом в деревню Смеловку к хозяйке иконы. По дороге я долго мучилась вопросом — отдавать старухам оригинал или копию. В словах антиквара, что у них в доме она просто сгниет, была доля истины. Если икона достаточно редкая и представляет большую историческую ценность, то ей место в музее. Потом я поняла, что все уже давно решила, когда велела реставратору надеть оклад на копию. Отдам копию старухам, узнаю, кого из родственников они больше всего любят, и отдам оригинал им. Пусть дальше сами решают, как поступить: отдать ли икону в музей, передать ли церкви или продать какому-нибудь ценителю старины за хорошие деньги.

Впереди показалась Смеловка. Вот и покосившаяся избенка старух. Хозяйка сидела перед домом на лавке и с беспокойством следила за приближающейся машиной. Притормозив около нее, я вышла, достала копию иконы в окладе и поднесла старушке. Оклад на солнце вспыхнул позолотой. Старушка улыбнулась беззубой улыбкой и произнесла:

— А ведь мама знала, что икона вернется, она ведь никогда не дается руки лихим людям.

— Мы брали ее на реставрацию, — соврала я, — профессор просто совсем закрутился с работой и забыл вам сказать.

— Ой, да и правда она как новая, — воскликнула старуха, приблизив к иконе лицо практически вплотную. — Так вы с музея, а я-то подумала, мошенники, даже хотела сходить к Прасковье, чтобы она вас прокляла.

— Вы сильно расстроились, да? — спросила я с сочувствием.

— Нет, мы даже и не заметили, — призналась старуха, — угол-то темный, не рассмотришь. Если бы не соседка, вообще бы не узнали. Но даже когда узнали от нее, подумали — значит, так надо. Икона сама этого захотела. Послужила нам, теперь пусть послужит другим. Вера-то не в иконе, а в душе человеческой.

— Ладно, мне пора, — засобиралась я с озабоченным видом. — Скажите, а у вас есть родственники какие-нибудь, которые смогли бы подъехать в музей оформить кое-какие бумаги. Мы ведь люди казенные, должны отчитаться за работу перед начальством.

— Нет у нас с мамой никого, — вздохнула старуха. — Вы напишите, а я распишусь, где надо. Только если надо деньги, то у меня нет. Вон и крышу подновить, и дров на зиму заготовить.

— Нет, не волнуйтесь, все бесплатно, — замахала я руками. — Да и бумаги я сама оформлю, чтобы вас не затруднять.

— Вот спасибо, дай бог вам здоровья, — поблагодарила меня старуха и пригласила: — Пойдемте, я вас хоть чаем напою.

Я стала отказываться, ссылаясь на уйму работы, однако уже через несколько секунд оказалась за столом в полутемной комнате, а хозяйка раздувала на улице самовар. «Если бы его в прошлый раз приметил антиквар, то непременно бы спер», — подумала я, следя за действиями старухи. Ее мать смотрела на меня с кровати бессмысленными глазами, ничего не говоря. Я отвернулась и уставилась в окно, на заросший сорняками двор. Через полчаса вернулась старуха со вскипевшим самоваром.

— Извините, что так долго, но это дровяной самовар, — оправдывалась она, наливая чай в пожелтевшие железные кружки.

Разглядывая странного вида чай, больше похожий на обычный кипяток, я спросила:

— А вы не думали продать свою икону, а на эти деньги подновить дом?

— Нет, икону продавать грех, — возразила старуха, а деньги на ремонт у нас есть. Мы с мамой пенсию получаем, а деньги почти не тратим, складываем в коробочку. Так что и на ремонт хватит, и на дрова и еще останется.

«А говорила, денег нет», — подумала я, улыбаясь, и, осторожно попробовав чай, поинтересовалась, чем его заваривали. По вкусу он напоминал травяной отвар.

— Ну немножко зверобоя добавила, немножко смородинового листа, мяты, что в огороде насобирала, — охотно начала рассказывать старуха. — Глаза-то не видят. Я потом соседке показывала, что насобирала. Она откинула белену и чистотел. Они-то ядовитые.

— А ваша соседка хорошо травки проверила? — спросила я, поперхнувшись «чаем».

— Половину точно посмотрела, а потом у нее хряк в огород вырвался, я и ушла, — спокойно призналась старуха. — Может, хлебушка к чаю дать?

— Нет, спасибо за чай, за гостеприимство, — вскочила я из-за стола. В голове промелькнула мысль, что надо уходить, пока еще жива.

— Ну что же вы так, даже и чаю не попили, как следует, — укорила меня старуха. С кряхтением она поднялась, чтобы проводить меня.

— Работы полно, — оправдывалась я, пробираясь к калитке.

Оказавшись в своем «Фольксвагене» на шоссе, ведущем в город, я свободно вздохнула. Теперь с чистой совестью можно было отдать икону в музей, что я и сделала на следующий день. Передала я икону от имени Кострюка. Пускай старик порадуется в тюрьме в своей VIP-камере, узнав из газет о собственной беспримерной щедрости, подумала я. Мне-то слава ни к чему.

Оглавление

1

2

3

5

6

7

8

9

10

11

Реклама на сайте