«Цель оправдывает средства»

Марина Серова Цель оправдывает средства

Глава 1

Сегодня с работы домой я решила пойти пешком. Я вышла из своего кабинета с большой оловянной табличкой на двери «Юридический консультант губернатора Максимова Юлия Сергеевна», спустилась по лестнице на первый этаж, пересекла вестибюль и, открыв входные двери, оказалась на улице.

Немаловажную роль в этом решении сыграла и поломка моей «девятки». Я оставила автомобиль на стоянке у здания городской администрации, и мне пообещали, что к завтрашнему утру неисправность устранят.

Конечно, я и сама могла бы… Но пусть каждый занимается своим делом.

Вечер был очень хороший.

Темнело, правда, еще рано, но воздух был уже легкий, и тепло было, и черная вода в лужах блестела.

Я прошла два квартала и неожиданно для себя свернула на третьем перекрестке. Пойду через парк, там снег еще не стаял, там… хорошо.

А что бы мне такое на ужин приготовить? У меня заяц есть в холодильнике. Тысячу разных рецептов знаю — заяц под сметаной, заяц с яблоками, со шпинатом…

При входе в парк, метрах в десяти от высоких ворот, стояла черная машина. Когда я поравнялась с ней, она тихо тронулась с места.

Это еще что за новости?

Я остановилась, и машина притормозила.

Открылась передняя дверца со стороны водительского сиденья, и оттуда донеслось одно слово, услышав которое я враз отбросила все свои опасения. Я и голос узнала, еще бы мне этот голос не узнать…

— Багира.

Дверца тут же захлопнулась, отворилась задняя дверца, и я села.

Человек повернулся ко мне, пиджак его распахнулся, и в кобуре под мышкой сверкнул пистолет.

— Добрый вечер, Андрей Леонидович.

Он улыбнулся и кивнул мне головой:

— Здравствуй, Юля.

— Давно мы не виделись, — сказала я.

— И правда, давно, — ответил он.

* * *

Это был генерал контрразведки, мой непосредственный начальник.

И мой второй отец.

Мой настоящий отец — Сергей Григорьевич Максимов. Он погиб вместе с моей матерью в Нагорном Карабахе в восемьдесят седьмом году во время бомбардировки, ему только-только присвоили звание полковника и перевели в одну из частей в этом районе; мой отец дал мне жизнь двадцать девять лет назад, а Гром…

Гром. Такая у него была кличка в органах. Как у меня — Багира.

А Гром много раз избавлял меня от смерти…

Генеральское звание он получил сравнительно недавно — год назад. Тогда в связи с обострением политической ситуации в стране произошли некоторые изменения в делах федеральной службы безопасности — Президент объявил войну преступности по всему фронту.

Мафия использует новейшие технологии, привлекая для этого лучших профессионалов, ее финансовые возможности неограниченны, поэтому бороться с ней законными методами зачастую просто нельзя.

В недрах ФСБ был создан новый секретный «Отдел по борьбе с организованной преступностью и терроризмом». И возглавил его Андрей Леонидович Суров, он же — Гром, получивший в связи с этим генерала.

Теперь у него в подчинении находятся разветвленная сеть секретных агентов по всей стране и мобильный отряд особого назначения, который может быть использован в любое время в любой точке планеты.

Отдел подчиняется непосредственно Президенту, и только ему. У Грома на столе «вертушка» — прямая связь с Президентом.

Отдел вправе использовать любые методы борьбы, в том числе — даже незаконные…

Гром дал задний ход, и мы выехали на пустынную улицу. Иномарка, набирая скорость, помчалась по кольцевому шоссе.

Давно я не видела Грома, последний раз мы встречались с ним полгода назад. А пять лет назад…

* * *

В то время — пять лет назад — уже не существовало нашей разведгруппы.

Я жила тогда в своем родном городе Тарасове, только начала работать в комитете солдатских матерей в качестве юридического консультанта. Ничего не видела уже, кроме этих самых юридических консультаций, чахла, чахла и совсем зачахла бы, если б неожиданно меня не нашел Андрей Леонидович Суров — Гром.

Он вышел на связь со мной и сообщил мне, что хоть власти и отказались от услуг нашей группы после расформирования ее в Югославии, но кое-кому нужны такие люди, как я. Закончившие с отличием Военно-юридическую академию, прошедшие полугодичную спецподготовку в одном из секретных лагерей, имевшие опыт работы по выявлению международных шпионов.

Да и другой кое-какой опыт имевших.

Платили, как сообщил мне Гром, очень даже хорошо. Валютой платили. Короче говоря, я получила от Грома новое задание.

Вот так я снова оказалась в деле.

* * *

Андрей Леонидович сбавил скорость. Мы катили по гладкой, начавшей подмерзать к ночи дороге. Я заметила, что мы подъезжаем уже к окраине города.

— Куда мы? — спросила я.

Гром пожал плечами:

— Катаемся.

Мы еще минут десять помолчали.

— Вот, — Гром, не оборачиваясь, протянул мне конверт, — здесь — все.

Я взяла пакет — объемистый и тяжелый, — положила его в сумочку.

Гром повернул к железнодорожному мосту. Мы въехали на мост; ни впереди, ни сзади ни одной машины не было — довольно поздно уже.

— Вот так, — неожиданно сказал Андрей Леонидович, и под нами загрохотал товарный состав, — раньше объявляли войну, солдаты, специально обученные стрелять и убивать, стреляли и убивали. А сейчас…

Я с удивлением слушала.

— А сейчас… — Гром замолчал и подождал, пока стихнет шум поезда, — сейчас вместо честных сражений трусливые ублюдки взрывают дома с ни в чем не повинными мирными жителями и целые улицы… Отморозки, звери… По телевизору показывают порнофильмы с участием членов правительства… Бардак такой, что…

— А раньше? — спросила я.

— Что — раньше?

— Раньше не было разве отморозков, зверей и всего этого бардака?

Гром помолчал немного.

— Бардака не было, — ответил он наконец, — а звери и отморозки… Куда от них деться?

Мне показалось, что он усмехнулся.

Гром остановил машину. Я посмотрела в окно — мы снова вернулись на то же место, откуда отъехали, а я и не заметила даже.

— Ну, что же, — негромко произнес Гром, — смотри, знакомься с материалами, с документами. С инструкциями знакомься.

Я кивнула.

— И еще, — продолжал он, — запомни: завтра в четырнадцать тридцать в районном пункте междугородных телефонных переговоров, сектор два, кабина номер двадцать один. Районный пункт этот недалеко от места, где ты работаешь. Два квартала надо вверх по Московской пройти…

— Я знаю, — сказала я. — А вы, Андрей Леонидович, завтра что, в другом городе уже будете?

Гром пожал плечами:

— Работа такая. Я завтра уже о-очень далеко буду. К половине третьего-то. Хоть и дали мне генерала, дела чаще всего поворачиваются так, что в кабинете задницу просиживать мне не приходится.

Он помолчал немного, как будто подсчитывая что-то в уме, и добавил, как мне показалось, обращаясь к самому себе:

— Очень далеко…

Потом гулко, как в медную трубу, прокашлялся и продолжил инструктаж:

— Просто пройдешь в кабинку и снимешь трубку. Отвечу тебе я. Ты задашь вопросы, если тебе что-то останется непонятным после прочтения, а я дам тебе разъяснения.

— Понятно, — ответила я, — не в первый раз.

— При разговоре со мной пользуйся шифрованными определениями, — строго напомнил Гром.

— Хорошо, — сказала я, — мне все понятно.

— Ну, раз понятно, тогда на сегодня все. — Андрей Леонидович повернулся ко мне и протянул руку: — Удачи, Багира.

— Я не подведу, — заверила я.

— А я знаю, — вдруг хрипло рассмеялся Гром, — поэтому и работаю с тобой. — Он внимательно рассматривал меня, все не выпуская мою руку из своей.

Я посмотрела ему в глаза. За те полгода, что мы не виделись, Гром сильно постарел. Кроме тонких морщинок около глаз, у него появилась глубокая складка между бровями. А виски стали совсем белые.

— Я не подведу, — еще раз сказала я.

Гром снова улыбнулся. Он выпустил мою руку и кивнул мне головой:

— До свидания. Извини, довезти тебя до дома не могу, инструкция не позволяет, сама знаешь.

— Да, — сказала я, открывая дверцу.

— Если будут вопросы, — повторил он, — завтра я на них отвечу. — Он немного помедлил и добавил: — Я уверен, что они будут…

Он кивнул мне, машина дала задний ход и, развернувшись, скрылась в темноте.

* * *

На расшифровку бумаг Грома у меня ушло несколько часов. Когда я закончила, уже светало. Я отложила бумаги на подоконник, рядом с толстой пачкой долларов, которые находились в том же конверте, открыла форточку и, дождавшись, пока струя утреннего воздуха наполнит комнату, прилегла на диван.

Волга, которую было видно со второго этажа моего особняка, бросала свинцовый отблеск на потолок комнаты.

Я задумалась.

Смысл текста, закодированного стандартным шифром Б-567, никаких особых эмоций у меня не вызвал. Обычное задание, даже не из трудных.

Один наш министр попал в очень щекотливое положение… Этому министру — я узнала сегодня из телевизионного сообщения, что он снова собирается с рабочим визитом в республику Казахстан, — угрожает реальная опасность загреметь на долгий-долгий срок за колючую проволоку.

По имеющимся сведениям, полученным Громом, из вполне достоверных источников, на министра имеется серьезный компромат. Видеокассета, снятая скрытой камерой, естественно.

На ней министр… Нет, не развлекается в бане или еще где с девицами, как один из наших политиков, — я помню этот громкий скандал, со всей тщательностью переданный по стране телевидением.

На ней министр ведет переговоры с представителями двух стран арабского мира о заключении тайного сотрудничества. Проще говоря, министр налаживает торговые пути: из России — оружие, в Россию — наркотики.

Да, пакостный компроматик. Это вам не баня с девицами легкого поведения.

Переговоры — я узнала из бумаг Грома — якобы проходили совсем недавно на территории республики Казахстан, когда министр был там последний раз с очередным дружественным визитом в маленьком городке почти на самой границе с Россией — в Петропавловске.

Моим заданием было — проверить эти полученные Громом данные. Что это — обычный компромат, лживая белиберда или реальное обличение?

Проще, если на видеокассете окажется просто компромат, тогда мое задание сводится к тому, чтобы я нашла и изъяла эту кассету.

По легенде я должна была прибыть в этот город журналисткой от наших местных «Тарасовских ведомостей» (знаю я эту газетенку — название вроде приличное, подразумевается, что это серьезное издание, специализирующееся на оперативной информации из компетентных источников; а на самом деле — желтая пресса, и больше ничего).

С первого взгляда, конечно, может показаться странным, что журналист провинциальной газеты едет в Казахстан освещать визит министра России. Но ведь наш Тарасов, по уверениям губернатора, сейчас усиленно выбивается в статус столицы Поволжья, так что участие СМИ города в общероссийских делах на этом фоне должно выглядеть вполне уместно.

Надо будет получше намозолить глаза администрации города Петропавловска, чтобы никому и в голову не могло прийти, что я и не журналистка вовсе.

Кстати, министр, как сообщал мне Гром в своих бумагах, ничего о компромате не знает. Это его люди доложили куда надо, а министра пока беспокоить не стали.

Раньше времени-то.

Я поднялась с дивана, выключила свет в комнате и открыла шторы, затем проследовала на первый этаж в библиотеку. Подставив стул, добралась до самой верхней полки и, порывшись там несколько минут, извлекла изрядно запылившийся атлас мира.

Давно я им не пользовалась, а зря. Географию своей страны, а также сопредельных государств надо знать хорошо. Я, конечно, Самару с Самаркандом не перепутаю, но…

А вот и Петропавловск. Петропавловск казахстанский. Н-да, невелик, что и говорить. А от границы с Россией и правда недалеко.

Я сунула атлас обратно на полку, спрыгнула со стула и вернулась на второй этаж — на свой диван.

По бумагам Грома мне известно, что кассета хранится у заинтересованных людей в Петропавловске.

Я задумалась — вряд ли эти заинтересованные люди будут делать копии с кассеты. Если представить, сколько охотников заполучить такой материал… А с каждой копией риск, что кто-то доберется до министра скорее, возрастает.

Так-так, министр… Объект номер один, как именуется он в бумагах.

Мне, значит, нужно выезжать, то есть — вылетать — в этот Петропавловск завтра или послезавтра, это я еще выясню, когда свяжусь с Громом. А министр, если верить телевизионному сообщению, прилетит туда через два дня. На один день там задержится — будет встречаться с городской администрацией, посетит какое-нибудь культурное мероприятие, банкет обязательный… Ну, как обычно.

А потом продолжит свой путь в столицу Казахстана Астану.

Интересно, и что это он в таком маленьком захолустном городишке останавливается?

Вот я, как журналистка, это и выясню. Чем, спрошу, ваш город так замечателен, что министр у вас решил на целый день задержаться?

Представляю себе, как там городская администрация забегает. Как же — министр приезжает со свитой…

Со свитой!

Вот тут-то меня и осенило.

Министр… А кто у нас в его заместителях?.. Кто у нас в большую политику подался после того, как?..

* * *

После того, как в Югославии расформировали нашу разведгруппу, я ни с кем из своих бывших товарищей не встречалась. Может быть, всесильные Органы устроили дело так, что мы разъехались подальше друг от друга (на власти мы уже не работали, а вдруг кому удастся нашу группу перевербовать?), а может, это просто стечение обстоятельств.

Не знаю.

Встречаться я ни с кем не встречалась, а вот видеть мне одного из членов нашей группы приходилось.

И не так уж редко — по телевизору.

Он теперь трудится на благо страны в должности второго заместителя интересующего нас министра.

И он наверняка будет участвовать в поездке. Первый заместитель министра в Москве останется — замещать, а второй поедет.

Вопрос: почему Гром ему не поручил проведение операции?

Ответ я завтра получу.

«Я уверен, что вопросы будут», — сказал Гром мне тогда, в машине. Он знал даже, по-моему, какой именно вопрос я ему задам, что ж тут не догадаться-то.

Не мог как будто в машине сказать.

Второй заместитель министра… Располнел в последнее время он, потучнел. Какая-то властность появилась — в манере поведения, в повадках, на лице печать больших полномочий.

Сейчас его зовут Василий Петрович Никифоров.

А я ведь помню время, когда он был Волком.

Пять лет назад.

Югославия…

* * *

— Волка ко мне! — приказал Гром в телефонную трубку. Он подумал немного и обернулся ко мне: — Багира, останься, послушай. Прими во внимание. Всю группу бы собрать, да только вы двое отдыхаете — остальные на заданиях.

— Слушаюсь, — ответила я.

Что такого Волк натворил, если Гром решил поступок его принародно обсуждать? Обычно Гром разговаривал с нами, членами разведгруппы, поодиночке — один на один говорил.

А сейчас: «Волка ко мне!», «Багира, останься»!

Судя по резкому и сухому тону, что-то совсем недопустимое Волк сделал.

Хлопнула дверь.

— Вызывали, товарищ майор? — неторопливо шагнул в комнату Волк.

Сероволосый, крепко сбитый и невысокий, он и вправду напоминал волка, остановившегося перед прыжком. Особенно сходство дополняли светлые зеленые, почти желтые глаза, спрятанные за массивными надбровными дугами, и выдающаяся вперед нижняя челюсть, напоминавшая старинный чугунный утюг, который разогревают угольями.

Как человека я его не очень хорошо знала — мы не были товарищами, но солдат он был отличный.

— Потрудитесь отчитаться за свое последнее задание, — сухо сказал ему Гром.

— Я же представил вам отчет в письменном виде, — ответил на это Волк.

— Потрудитесь, — бесцветно повторил Гром. Он оставил Волка стоять посреди кабинета, а сам сел за свой стол, облокотившись на него и накрепко сцепив пальцы перед собой.

Я отошла к стене.

Гром в упор смотрел на Волка.

— Моим заданием было — как можно скорее освободить заложника. Без лишнего шума.

— Заложником был местный банкир, — пояснил Гром. Он смотрел на Волка не отрываясь, но говорил мне, — а террористом — полусумасшедший российский солдат. Мальчишка наркоты обожрался, и крыша поехала. Слава богу, банкир попался ему под руку ночью и сам был выпивши — так что всю серьезность положения осознать не сумел; бродил невдалеке от расположения наших частей, блевал балыком и икоркой. Тут наш солдат его и заметил. Пушку к виску приставил и материл на чем свет стоит и югославское правительство, и российское, и Америку, и евреев почему-то…

Волк усмехнулся.

— Быть бы большому скандалу, если бы этого заложника кто-нибудь из иностранцев заметил, — продолжал Гром, — мне как сообщили, я сразу Волка послал. Террорист-то никаких требований не выдвигал, матерился просто и пушкой тряс, а Волк его застрелил. Хотя, безусловно, можно было обойтись без крови.

Волк молчал еще несколько секунд после того, как Гром закончил говорить.

— Я действовал согласно инструкции, — монотонным голосом произнес Волк, — объект был опасен. Солдат совсем невменяемый был. Если бы я не застрелил его, то он и меня, и этого толстого убил бы.

— Там солдаты были из части убитого… террориста, так сказать. Они видели, — устало заговорил Гром, — он уже банкира отпустил и оружие на землю бросил. Он к тебе с поднятыми руками шел.

— Он был опасен, — упрямо повторил Волк, наклонив голову.

— Ты выстрелил, когда у солдата оружия не было.

— Он внезапно встал на колени и коснулся руками земли, — ответил Волк, — мне показалось, что он хочет подобрать свой пистолет.

— Хватит, — негромко произнес Гром, — я слышал свидетельства очевидцев. Их не двое и не трое было. Сверху, — Гром поднял указательный палец к потолку, — мне сделали предупреждение из-за тебя. Первое, оно же и последнее.

— Я выполнил задание, — неизменившимся голосом проговорил Волк, — быстро, так, что никто, кроме наших солдат, об этом инциденте не узнал. Банкиру потом еще спирту дали, чтобы он вообще все забыл.

— Зачем же было убивать, когда в этом не было необходимости? — тихо спросил его Гром.

Волк помолчал, а потом ответил:

— Я действовал по инструкции. Разрешите идти?

Гром с минуту смотрел на него.

— Иди, — сказал он наконец.

Волк вышел.

— Про таких людей, как Волк, — произнес, глядя в стену, Гром, — обычно говорят: «Он далеко пойдет». Может быть. Не знаю. Но я не люблю людей, которым нравится убивать. Волк ведь мог оставить его в живых…

Гром повернулся ко мне.

* * *

Этот случай был, по-моему, единственным, когда Гром остался недоволен работой Волка. Но этот случай произвел на меня довольно сильное впечатление.

И слова — «про таких людей, как Волк, обычно говорят: „Он далеко пойдет“» — я вспомнила только сейчас.

Пророческими они были, как оказалось.

Так-так. Может быть, Гром припомнил этот случай Волку, то есть Василию Петровичу Никифорову, и теперь не хочет доверять ему проведение операции?

Или, может быть, Волк отказался работать с Громом?

Вот это вряд ли. Андрею Леонидовичу редко кто отказывает в сотрудничестве. Честнее и надежнее сотрудника и начальника не найти. Да и деньги через него проходят хорошие. Очень хорошие деньги через него проходят.

Я понимаю, конечно, что финансовая сторона вопроса Волка в его теперешнем положении не очень беспокоит, но все-таки…

Ладно, в любом случае я все узнаю сегодня. Безусловно, Гром выходил на связь с Волком. Интересно было бы послушать, чем закончился тот разговор.

Внезапно я вспомнила о своем желании приготовить на ужин зайца. Когда я вернулась домой с пакетом документов от Грома, не до зайца мне было совсем, не до зайца. Я его даже из морозильника не вынула.

Ну и черт с ним.

Есть мне уже не хотелось, несмотря на то что я так и не поужинала, мне спать хотелось.

Я умылась и, не раздеваясь, прилегла на том самом диване, на котором встретила утро.

Глава 2

Мне все-таки удалось пару часов поспать перед тем, как будильник прозвенел в семь часов и мне нужно было ехать на работу.

Ни о каком завтраке не могло быть и речи — я даже яичницу себе не приготовила. Мне, для того чтобы состряпать даже самое банальное блюдо — даже яичницу, нужно душевное спокойствие и соответствующее настроение. Вдохновение нужно.

А какое сейчас вдохновение?

Я вся — целиком и полностью — была погружена в мысли о новом моем задании.

Чувствовала я себя неплохо, несмотря на бессонную ночь.

Сейчас вот поеду на работу, рассмотрю там парочку дел, если принесли что-нибудь, а к половине третьего, как мы с Громом договаривались, буду уже в районном пункте междугородных телефонных переговоров.

Я подошла к зеркалу и посмотрела на себя. Потом склонила голову и улыбнулась. Нечего, Юля, критически на отражение в зеркало смотреть. Двадцать девять лет — не сорок девять.

Это — во-первых.

А, во-вторых, я выгляжу гораздо моложе своих лет, потому что, не в пример многим, веду здоровый образ жизни и вредных привычек не имею.

Темные круги вот только под глазами от ночи, проведенной за расшифровкой бумаг Грома, но это ничего. Они мою красоту не испортят.

Тем более что я где-то читала, что когда-то было модно специально наводить такие вот круги под глазами — имитируя усталость после бурной ночи любовных утех.

Вот так.

Я выпила кофе, оделась, накрасилась (женщина всегда должна оставаться женщиной) и вышла за дверь.

* * *

Прямо возле двери своего кабинета я встретила Ольгу Павловну Шмакову — секретаря нашего губернатора.

Зажав под мышкой толстенную папку с бумагами, она, как всегда, спешила куда-то, катила по коридору свое круглое беличье тело.

— Здравствуйте, Ольга Павловна, — опустив глаза, тихо поздоровалась я с ней.

— Здравствуйте, Юлия Сергеевна, — кивнула она в ответ, побежала было дальше, но вдруг остановилась и внимательно посмотрела на меня.

Я снова опустила глаза.

— У вас случилось что-нибудь, Юлия Сергеевна? — озабоченно спросила она. — Вид у вас такой… Ой, да вы бледная! Случилось что-то?

— Случилось, — послушно вздохнула я, — у меня тетя в Харькове заболела.

— Да что вы говорите! — всплеснула руками добрая Ольга Павловна. — И сильно?

— Сильно, — ответила я и снова вздохнула, — астма у нее. Вот — осложнение.

Ольга Павловна сокрушенно покачала головой.

Ага, вот и момент наступил!..

— Ольга Павловна, — попросила я, — можно мне взять отпуск за свой счет? На неделю? Я бы съездила к тете, присмотрела бы за ней. У нее ведь, кроме меня, и нет никого совсем…

— Конечно, Юлия Сергеевна, конечно, — быстро ответила Ольга Павловна, — правда… — тут она заколебалась, — как раз на этой неделе вы нам очень нужны будете, но… раз уж такое дело… Пожалуйста.

— Спасибо, Ольга Павловна, — поблагодарила я, — тогда я прямо сегодня же после обеда на самолет и…

— После обеда? — переспросила она. — Тогда до обеда будьте добры посмотреть, вот… — Она начала рыться в своей папке для бумаг.

* * *

Вот и обеденный перерыв. Я все дела свои закончила пораньше, чтобы успеть еще с сотрудниками попрощаться и с Ольгой Павловной.

Ровно в четырнадцать двадцать девять я была в зале междугородных переговоров. Нашла глазами нужную мне кабинку и направилась туда, успев заметить стоящего у кассы человека в сером пальто.

Проследив за тем, как я вошла в кабинку, человек — мы встретились с ним глазами — кивнул мне и крупным шагом пошел к выходу.

Я сняла трубку.

— Багира? — услышала я приглушенный голос Грома. — Багира?

— Я, — отозвалась я, — это я, Гром.

— Ну? — спросил он. — У тебя возникли какие-нибудь вопросы?

— Возник один, — ответила я, — я думаю, вы сами догадываетесь — какой.

— Да, — сказал он.

— Волк, — произнесла я, — почему не он? Он же состоит в свите… объекта номер один.

— Состоит, — ответил Гром, — только…

— Что — только? — насторожилась я.

— Волк не выходит на связь, — пояснил Гром, — совсем не выходит. Такое ощущение, что он решил полностью порвать со своим прошлым.

Я молчала, не зная, что на это сказать. Как это — не выходит? Как это — решил порвать с прошлым? Он же был в нашей разведгруппе? Он же нашим коллегой был.

Сказанное Громом просто не укладывалось у меня в голове.

— Поскольку у вас есть причины не доверять Волку, — тихо проговорила я, — есть опасность, что он может поставить под угрозу срыва всю операцию. Он же меня узнает.

Гром долго молчал, прежде чем ответить.

— Я не знаю, что случилось с Волком, — произнес он наконец, — но, учитывая всю серьезность доверенной нам миссии, мы решили, — он снова на минуту замолчал, ему трудно было говорить — я чувствовала, — мы решили ликвидировать Волка.

«Вот это да. Докатились, — ухнуло у меня в голове, — ликвидировать из-за неблагонадежности члена нашей разведгруппы. Так скоро и самой себе доверять перестанешь».

— Когда… — выговорила я, — ликвидация?

— Ликвидация… — повторил Гром. — Тебе, Багира, в такие подробности вникать необязательно. Сама понимаешь — меньше знаешь, крепче спишь.

Это точно. Хотя какой теперь сон у меня. Серьезная операция, да еще такие новости…

— К тому же я не уполномочен давать тебе такие сведения, — снова заговорил Гром, — одно могу сказать — в поездке в Казахстан Волк участвовать не будет.

Я помолчала. Вздохнула.

— Все? — спросил после паузы Гром.

— Теперь все, — произнесла я.

— Значит, так, — голос Грома зазвучал сухо и по-деловому, — в следующий раз я выйду с тобой на связь, уже когда ты будешь на месте. В том самом городе, понятно?

— Понятно.

— Сейчас ты пойдешь на аэровокзал, — инструктировал меня Гром дальше, — и в камере хранения, — тут он сделал паузу и назвал мне зашифрованный код ячейки, — и в камере хранения найдешь билеты на самолет.

— Хорошо, — отозвалась я, — самолет когда? Сегодня мне лететь?

— Сегодня, — ответил Гром, — более точно узнаешь, когда достанешь билеты.

— Понимаю, — сказала я, — значит — отбой?

— Еще одно, — проговорил Гром, — на аэровокзале по месту прибытия ты опять зайдешь в камеру хранения. Номер ячейки… И код, — тут Гром снова назвал шифр. — Запомнила?

— Запомнила, — ответила я, — и первый код и вот этот…

— Хорошо, — отозвался Гром, — тогда все. Больше нет вопросов?

— Нет, — подумав, сказала я, — вопросов у меня больше нет.

— Удачи, Багира. — Я слышала эту фразу уже много-много раз. Всегда, когда я получала какое-нибудь задание от Грома. — Езжай на аэровокзал. До встречи.

— До встречи, — отозвалась я и положила трубку.

Теперь — на самолет.

* * *

Салон самолета был забит, помимо казахов, которых обнаружилось явное меньшинство, русскими, представителями каких-то арабских стран и вездесущими кавказцами.

Место мое оказалось у самой пилотской кабины, а соседи попались мне прямо-таки замечательные — двое новых русских. Колоритные такие — традиционные красные пиджаки, потрескивающие под напором чудовищных бицепсов, аршинные золотые цепи и гнусавые интонации.

Морды у них были будто высечены из гранита. Отличались ребята только прическами — у одного из них голова была выбрита, а у второго наблюдался вполне приличный ежик.

Они были на орангутангов похожи.

Мало того, что они непрерывно обменивались друг с другом похабными подробностями из своей личной жизни, похотливо посматривая в мою сторону, — они еще и анекдоты рассказывали. Преимущественно с казахской тематикой.

Изучали, так сказать, национальные особенности страны, в которую летят, на ярких примерах.

Я демонстративно закрыла глаза и откинулась на спинку кресла — лучше высплюсь как следует, всю ночь ведь прошлую не спала…

И выспалась. Разбудил меня только голос стюардессы, сообщающей о скорой посадке самолета в аэропорту города Петропавловска.

* * *

«Так, — произнесла я про себя, без напряжения вызывая в своей памяти расшифрованный номер ячейки в камере хранения Петропавловского аэровокзала и код этой ячейки, — открывайся!»

Дверца открылась.

Я вынула из пыльных недр ячейки небольшую, но тяжелую кожаную сумку.

Сразу полезла в боковой карман сумки. Там, как я и предполагала, оказалось журналистское удостоверение, выданное на имя Ирины Зиновьевны Чернышевой, корреспондента газеты «Тарасовские ведомости».

Паспорт на то же имя — Ирины Зиновьевны Чернышевой — я получила раньше: достала из камеры хранения в Тарасове. Паспорт вместе с билетами лежал.

Еще в боковом кармане я обнаружила бумажку, на которой был написан адрес гостиницы, где я должна была остановиться, и номер комнаты.

Надеюсь, что номер уже оплачен. Денег у меня, конечно, полно — в конверте, который передал мне Гром тогда, в машине, было что-то около тысячи долларов, да и вообще — в последнее время финансовые трудности у меня не возникают, но оформлять на себя этот самый гостиничный номер — такая морока.

А времени у меня мало.

Надо успеть до приезда министра со своей свитой познакомиться с местной администрацией и хорошенько надоесть ей.

На такси я добралась до гостиницы. Называлась она «Кзыл-Жар» и представляла собой небольшое трехэтажное здание, густо населенное приезжими коммерсантами, преимущественно кавказской национальности.

Мой номер находился на последнем, третьем этаже — спальня, гостиная, санузел. Обстановка — приличная. Не люкс, конечно, но для такого городка, как Петропавловск, вполне нормально.

Короче говоря, люди, на которых работал Гром, не пожалели денег для предоставления мне человеческих условий существования.

Номер в гостинице был оплачен, меня там ждали. Видно, приняли за какого-то маститого журналиста из дружественной России. Тоже — заслуга моих заказчиков. Это хорошо. Ценю.

В таких условиях и работать приятно.

* * *

Приняв душ, я переоделась и прошла в спальню. Присела на кровать, занимающую половину комнаты, и открыла сумку, которую достала из камеры хранения на Петропавловском аэровокзале.

Ого, здорово!

Я вынимала из сумки по одному предмету: девятизарядный «магнум» сорок четвертого калибра, три обоймы к нему, узкий длинный нож, отлично сбалансированный для метания, и крошечный передатчик в виде миниатюрного радиоприемника. Совсем крошечный радиоприемник — размером с мой мизинец.

Я повертела радиоприемник в руках.

Как же он работает?

В смысле — передатчик, а не радиоприемник — как работает приемник, я знала.

Ну, ладно, сейчас попробуем. Поочередно я нажимала на все кнопки, но приемник молчал.

Я нащупала еле заметную кнопочку рядом с устройством регулятора громкости. Нажала на кнопку.

Тотчас из наушников раздался характерный треск. Потом — щелчок.

Затем наступила тишина.

Вот оно! Я думаю, сейчас…

— Багира! — раздалось из наушников.

Куда же говорить, ага, вот — маленький микрофончик на левой стороне корпуса.

— Прием, — сказала я, приблизив микрофончик к губам, — прием.

— Багира! — снова отозвалось в наушниках. — Как слышимость?

— Отличная слышимость! — весело ответила я — я узнала голос Андрея Леонидовича.

— Хорошо, — удовлетворенно проговорил Гром, — отныне и до конца операции связь со мной или с нашими операторами будет осуществляться через этот передатчик. Пароль для операторов — Багира. Связь будет односторонняя, — продолжал инструктаж Гром, — когда ты нам понадобишься, то корпус радиоприемника беззвучно завибрирует. Связь может начаться в любое время, так что носи приемник всегда с собой. Он должен постоянно соприкасаться с твоим телом. Иначе ты просто не почувствуешь сигнала.

— Даже спать с ним? — поинтересовалась я.

— Да, — ответил Гром, — даже спать с ним.

— Здорово, — ответила я, подумав о том, куда же я буду прикреплять приемник, отходя ко сну. Пижамы-то у меня с собой нет.

— Дальше, — продолжал Гром, — как я уже сказал, связь будет односторонняя. Обратную связь просто не успели наладить — времени было мало. Но, я думаю, обратная и не понадобится…

— Как знать, — добавила я.

Гром пропустил мою реплику мимо ушей.

— Почувствовав сигнал, ты нажимаешь на кнопку, которую ты только что нажимала, и ждешь до тех пор, пока не услышишь в наушниках пароль — Багира. Понятно?

— Понятно.

— Только потом можешь говорить, — закончил Гром. — Повтори инструкцию.

Я повторила.

— Теперь неприятные новости, — помолчав немного, заговорил Гром, — послезавтра приезжает объект номер один. — Гром сделал паузу. — Волк будет с ним.

— Как? — удивилась я. — Вы же говорили, что его должны…

— Ликвидировать Волка не удалось, — глухо отозвался Гром, — на ликвидацию были посланы два агента, — Гром снова помедлил, — вчера ночью мои люди обнаружили тела этих двух агентов в подвале дома, где живет Волк… Одному он голову проломил, а другому сломал шею, — добавил Гром, — сам же Волк ни единой царапины не получил.

Странно. Я думала, что люди Андрея Леонидовича работают достаточно хорошо, чтобы справиться с таким заданием.

А впрочем, ничего удивительного в том, что Волк завалил этих агентов, нет. Подготовка у него, как и у каждого члена нашей разведгруппы, — будь здоров.

Гром просто не рассчитал. Не похоже на него. Стареет он, что ли?

А из этого следует, что…

— Как же мне быть? — произнесла я в микрофончик. — Волк опознает меня.

— Опознает, — согласился Гром, — и твоя легенда будет раскрыта. Чтобы этого не случилось, слушай меня.

— Слушаю, — сказала я.

— Тебе поручается самой ликвидировать Волка, — отчетливо выговорил Гром, — так, чтобы не было лишнего шума и, естественно, чтобы на тебя не пало подозрения. Ну, ты сама знаешь. Тебя этому учили.

— Да, — ответила я.

Трудно мне будет убить своего бывшего коллегу, но… На моей работе чувства и эмоции надо отключать.

— Неизвестно, как поведет себя Волк, увидев тебя среди журналистов, — заговорил Андрей Леонидович, — может быть, он просто решил порвать с прошлым и поэтому не выходит на связь. А может, есть у него какие-то другие причины не контактировать с нами.

— Вы думаете, что он перевербован? — спросила я.

— Д-да, — ответил Гром, — скорее всего перевербован.

Я замолчала, покусывая губы. Вот уж… Чудны дела твои, господи!

— Ладно, — снова раздался в наушниках голос Грома, — если вопросов больше нет, тогда отбой. Как действовать дальше, ты знаешь?

— Знаю, — ответила я, — я же ознакомилась с инструкциями.

— Еще одно могу тебе сказать, — добавил Гром, — мы попробуем еще раз провести операцию по ликвидации Волка. Если опять ничего не получится, тогда уж сама… Поняла?

— Да, — ответила я. А потом позвала: — Гром?

— Я слушаю.

— Вы уж постарайтесь… Чтобы мне не пришлось… Все-таки мы с Волком несколько лет в одной упряжке тянули, да еще в какой упряжке. А это, надо сказать, что-нибудь да значит… Мне будет очень трудно, Гром, я не отказываюсь от проведения операции по ликвидации, но…

— Много говоришь, — сурово заметил Андрей Леонидович, он помолчал немного — мне показалось даже, что он что-то пробормотал про себя — и добавил уже совсем другим тоном: — Я постараюсь, Багира…

— Хорошо, — сказала я.

— Вопросы?

— Вопросов больше нет.

— Тогда — отбой, — сказал Гром.

— Отбой.

В наушниках раздалось шипение, а потом и оно пропало.

* * *

— Чернышева Ирина Зиновьевна! — повторил начальник пресс-службы Петропавловской городской администрации Виктор Федорович Зайберт. — Очень, очень рад, — и он радушно распахнул мне объятия, — как же, как же! Мне уже звонили из Тарасова по поводу вас! Представляли как очень хорошего журналиста! Настоящего профессионала. Надеюсь, что вы оправдаете столь лестные рекомендации.

— Я постараюсь, — скромно ответила я.

— Сработаемся! — снова развел руками, как веслами, Зайберт.

К моему удивлению, начальник прес-службы Петропавловской городской администрации оказался не казахом, а, судя по фамилии, поволжским немцем или евреем.

Он похож был на медведя в зоопарке — такой же огромный, бесформенный, с выражением сытого довольства на лице.

— Итак, Ирина Зиновьевна, — Зайберт указал мне на стоящий рядом со мной стул и сел за свой стол — прямо над ним висел на стене флаг Казахстана, — итак, мой первый вопрос к вам будет таким: почему вы прибыли к нам в город не вместе с министром, а несколько раньше? Ведь вы, как я понимаю, приехали, чтобы отразить в своих репортажах казахстанскую поездку министра?

У меня уже был готов ответ на этот вопрос.

— Да, — согласилась я, — чтобы отразить… А раньше я приехала, потому что меня, в свою очередь, заинтересовало: почему министр в вашем, вы уж не обижайтесь, провинциальном городке задерживается на целый день?

— Мне и самому это интересно, — признался вдруг Зайберт, — но… — Тут он затараторил, как по бумажке. — Наверное, потому, что наш город издавна привлекает к себе внимание. Ведь город как таковой возник вокруг Петропавловской крепости, которая стоит… стояла на берегу Ишима. В крепости еще до революции содержались политические ссыльные…

Историческую справку о городе Петропавловске я слушала без особого интереса, так как я купила еще на Петропавловском аэровокзале брошюрку для гостей города «Славный город Петропавловск», содержание которой почти слово в слово пересказывал мне начальник пресс-службы администрации.

— Спасибо, Виктор Федорович, — быстро сказала я, удачно выбрав момент, когда Зайберт на секунду прервал свою речь, чтобы перевести дыхание, — спасибо! С материалами по истории вашего города я уже ознакомилась. Теперь меня интересует современное состояние Петропавловска. Что вы можете по этому поводу сказать?

Начальнику пресс-службы администрации Виктору Федоровичу Зайберту было что сказать по поводу современного состояния Петропавловска.

Он набрал в легкие побольше воздуха и снова заученно затвердил знакомый текст. Иногда Зайберт что-то забывал — тогда он извлекал из стола бумажку, рыскал по ней глазами и начинал барабанить по новой.

Скольким приезжим журналистам приходилось этот самый текст выслушивать!

Я делала вид, что до невозможности заинтересована рассказом Зайберта. Я достала из кармана своей курточки блокнот и ручку и старательно записывала слова начальника пресс-службы, время от времени переспрашивая и задавая уточняющие вопросы.

Наконец, Зайберт иссяк и, тяжело дыша, замолчал. Я исписала почти полблокнота.

— Ну вот, — удовлетворенно произнес он, — теперь, когда я дал вам полную и исчерпывающую картину современной жизни нашего города, вы можете пройтись по улицам и, так сказать, ознакомиться с городом самостоятельно. — Он довольно захихикал.

Он явно мечтал уже от меня избавиться.

Нет, подождите, Виктор Федорович!..

— Мне бы еще хотелось, — простодушно хлопая глазками, проговорила я, — узнать побольше о культурной жизни вашего города.

Зайберт растерялся.

Очевидно, ему не понравилась такая журналистская назойливость.

— Э-э… — начал Виктор Федорович, — ну-у… — Он тоскливо пробежал глазами по стенам своего кабинета и, наткнувшись на часы, обрадовался. — А вы знаете, у нас обеденный перерыв сейчас! С двух до трех. Я вам дам адресочек… даже пару адресочков. Вот… — он наскоро начеркал на бумажке, — это адреса трех наших музеев — краеведческого, исторического и художественного. Я после обеда позвоню туда, сообщу о том, что вы их, возможно, посетите, ладно?

Я кивнула.

— И вы после трех часов зайдете, — заторопился Виктор Федорович, еще раз глянув на часы, — знаете, сразу к заведующему проходите. И заведующие вам все-все расскажут.

— Хорошо, — со вздохом согласилась я, изобразив на своем лице крайнее разочарование, — после трех так после трех. Времени сколько потеряю…

Зайберт проводил меня из кабинета, закрыл за мной дверь и, надо думать, облегченно вытер пот со лба.

* * *

Я вышла из здания администрации города на залитую солнцем улицу. Солнце так слепило, что приходилось невольно жмурить глаза.

Понятно теперь, почему все местные жители прищурившись ходят.

Хорошая здесь весна — климат в Северном Казахстане, где находится город Петропавловск, резко континентальный. То есть — зима холодная-холодная, а лето жаркое-жаркое.

И весна наступает рано.

Ладно, хватит отвлекаться, у меня еще дело есть одно. За час я должна управиться.

Я вызвала в своей памяти имя — Казбек. Это тот человек, который может вывести меня на нужных мне людей. Тех, у кого, возможно, находится кассета с компроматом на нашего министра.

Это — по расшифрованным мною письменным указаниям Грома. В тех же бумагах Андрей Леонидович оговаривается, что общаться с Казбеком нужно крайне осторожно, он опасный человек.

Еще бы ему не быть опасным — он местный наркоторговец; профессия обязывает.

Ну, к опасностям я давно уже привыкла. Моя профессия тоже кое к чему обязывает…

Тем более — у меня с собой был и пистолет, в кобуре под мышкой, и нож — в ножнах, пристегнутых к ноге.

Так что я была во всеоружии.

Колхозный рынок. Там этот Казбек и тусуется.

Колхозный рынок…

Глава 3

Рынок кипел, как варящийся плов, образно выражаясь. Хоть Петропавловск и находился почти на границе с Россией, но азиатский колорит здесь был — ого-го!

Быстро отыскав в рыночной чехарде молодого парня-казаха криминального вида, я подошла к нему — он сразу настороженно и с нескрываемым интересом глянул на меня — и, наклонясь к его уху, интимно прогнусавила:

— Слышь, парень, мне тут купить кое-что надо. Я-то сама приезжая, не знаю никого…

— А чего купить-то? — перебив меня, спросил он.

— А то ты не понял? — некрасиво осклабилась я. — Мне люди посоветовали к Казбеку обратиться.

— Какие такие люди? — недоверчиво прищурился парень, отчего его глаза и вовсе превратились в узенькие черные щелочки.

— Хорошие люди, — исчерпывающе ответила я, потом придала своему лицу жалобное выражение и произнесла тихо и умоляюще: — Ну, очень надо, сделай, а?

— Ладно, — поколебавшись немного, согласился парень, — постой здесь, я сейчас…

Я осталась стоять на месте, озираясь и время от времени сплевывая в грязь под ногами — на случай, если дружки Казбека за мной наблюдают.

Если уж взялась играть роль заядлой наркоманки, так надо это делать с должной тщательностью. Тем более что это — мне не впервой.

— Это ты меня искала? — вдруг раздалось у меня над ухом.

Я обернулась и увидела рябоватое плоское лицо, серые губы, кривившиеся и обнажавшие страшный щербатый рот. Глазки-щелочки смотрели на меня настороженно и зло.

— Ну, я искала, — я ответила ему таким же взглядом, — если ты тот, про кого мне рассказывали. Казбек?

— А чего это ты именно меня искала? — поинтересовался он. — На рынке и без меня торговцев до хрена. — Он с ног до головы окинул меня оценивающим взглядом.

— А говорят, ты человек хороший, — ответила я, — надежный и с мусорами дружбу не водишь.

От моей похвалы уродливое лицо Казбека расцвело, что нисколько не придало ему привлекательности.

— Это уж точно, — усмехнулся Казбек, — я мусоров за километр чую, — он еще раз окинул меня взглядом, — а ты вроде не из мусорских…

Это точно. Я не из милиции, мальчик.

— Чего брать-то будешь? — понизив голос до хриплого шепота, спросил Казбек.

Я оглянулась и, наклонившись к его уху, негромко проговорила несколько слов.

— Нормально, — кивнул Казбек, — давай сюда бабки и жди…

* * *

— Вот, — Казбек сунул мне в руку несколько пакетиков, — чего еще понадобится — заходи. Спросишь меня, я все сделаю.

Я невнятно попрощалась с ним и быстро ушла. Отлично, я думаю, сыграла роль наркоманки, которой не терпится задвинуться.

Так, сегодня я Казбека беспокоить больше не буду, чтобы у него никаких подозрений не зародилось. Сегодня я музеи города Петропавловска побеспокою, а Казбека уж — завтра.

Все равно министр со своей свитой прибудут послезавтра, а мне пока нужно найти людей, у которых, по сведениям Грома, хранится видеокассета. И еще надо на уши этот городишко поднять своей журналистской деятельностью.

* * *

В общении с заведующими музеями Петропавловска я скоротала время до вечера. Нельзя сказать, что это были самые приятные часы в моей жизни, — какому нормальному человеку доставит удовольствие несколько часов подряд слушать бесконечные восторженные рассказы о каких-то никому не известных художниках, скульпторах, о степных дрофах и средневековых курганах?

Мне лично эти рассказы никакого удовольствия не доставили.

Зато, я думаю, фамилию мою в городе хорошо запомнили — когда я к вечеру уже снова пришла в здание администрации города, начальники отделов образования и культуры разбегались от меня кто куда — надо думать, работа Зайберта.

И самого Зайберта я в его кабинете не застала. Секретарша, испуганно посмотрев на меня, сообщила, что Виктор Федорович только что отбыл в отдаленный район города и сегодня его уже не будет.

Зато, сказала она, он обязательно должен быть завтра.

А когда я проходила по коридору, сотрудники из кабинетов смотрели на меня с нескрываемым интересом — наверняка это трепло Виктор Федорович обо мне распространялся.

Или, может быть, кто из музеев позвонил, поблагодарил за внимательную к культурной жизни города журналистку. Я же специально каждой заведующей по два раза говорила, что меня из администрации направили.

И Зайберт еще им звонил.

Это — очень хорошо, это мне на руку.

В общем, во второй раз (как и в первый, впрочем) выходила я из здания администрации города с чувством глубокого удовлетворения.

С этим же чувством я вернулась в свой номер в гостиницу и легла спать.

Приемник-передатчик я прикрепила к своим трусикам, а пистолет положила под подушку — по старой привычке.

* * *

Проснувшись, я первым делом позвонила Зайберту — он неосмотрительно оставил мне свой рабочий телефон.

Виктор Федорович уже был на работе — девять часов утра.

— Алло, — сказала я в трубку, после того как секретарша соединила меня с Зайбертом, — Виктор Федорович, вас снова беспокоит журналистка из Тарасова Ирина Зиновьевна…

Зайберт, услышав мое имя, тут же забормотал в трубку, что жутко занят, что с удовольствием пообщался бы со мной насчет сегодняшнего экономического положения города Петропавловска — это я сама предложила ему такую тему, — но никак в данный момент не может — совещания, знаете ли, и заседания.

На иную реакцию я и не рассчитывала — вчера я его здорово достала. Цель достигнута.

Ну, ладно, имидж неутомимой и вездесущей журналистки я за собой закрепила в этом городе, теперь пора и делами заняться.

На Колхозный рынок, к Казбеку!

Сегодня у меня к нему предложение посерьезнее, чем вчера, было.

* * *

Тот самый вчерашний парень, что привел тогда ко мне Казбека, сегодня заметил меня уже издали. Сам пошел навстречу мне, радостно улыбаясь.

Хоть улыбка его и была сейчас шириною чуть ли не в полметра, от моего взгляда не укрылась странная бледность его смуглого от природы лица. И руки у него тряслись, и губы прыгали.

Наверняка сам предметом своей продажи здорово злоупотребляет. А сегодня — то ли не укололся вовремя, то ли еще что, но выглядел он далеко не лучшим образом.

Но — улыбался.

Видно, не зря я вчера переплатила за наркотики чуть ли не вдвое. Да еще — долларами платила.

Я так чувствую, не каждый день Казбеку такие выгодные клиенты попадаются вроде меня.

— Казбека тебе? — не поздоровавшись со мной и не дождавшись приветствия от меня, спросил парень. — Сейчас будет. Сейчас все сделаем! Подожди…

Я только головой кивнуть успела. Ждать мне пришлось совсем недолго — минут десять прошло на этот раз, — и передо мной, как лист перед травой, вырос Казбек собственной персоной.

— Что — потребила, что ли, все? — удивился он, ощерясь страшным ртом. — Я ж тебе — самое меньшее — на три дозы дал!

— Ну, я не одна… потребляла, — пояснила я, — с пацанами.

— А-а, — протянул он понимающе, — в компании… Тогда — да…

— Нам понравилось, — сообщила я.

На самом-то деле я вчера все эти его пакетики сразу в унитаз спустила, как пришла.

Казбек широко улыбнулся, и я увидела, что зубы у этого человека отсутствуют практически полностью — вместо них гнилые корешки торчат.

— Еще возьмешь? — захлопнув свою пасть, вопросил Казбек.

— Возьму, — ответила я, — только у меня к тебе дело есть.

Он поморгал глазами.

— Давай, — предложил он, — сначала я тебе дам то, что ты хочешь, а уж потом мы о деле поговорим?.. Идет такой расклад?

— Идет, — согласилась я, — мне снова подождать? Или, может быть, я с тобой пойду, чтоб быстрее?

Казбек минуту колебался, и наконец осторожность в нем победила:

— Подожди здесь, а? Я через минуту вернусь. Одна нога здесь, другая…

Недоговорив, он убежал.

Он и вправду отсутствовал всего несколько минут, я не успела еще заскучать, как он уже прибежал — запыхавшийся:

— Вот, принес. Давай деньги. Деньги давай!

Оглянувшись по сторонам, я сунула ему в грязную узенькую ладонь несколько смятых десятидолларовых бумажек, которые тот мгновенно запихал себе за пазуху.

Я начала переминаться с ноги на ногу.

— Ну, — произнес он, посмеиваясь и хитро смотря на меня, — у тебя дело, кажется, какое-то было? Давай выкладывай…

Я мяла пакетики в кармане, покашливала и то и дело оглядывалась по сторонам. Короче говоря, всеми силами изображала из себя жесткую наркоманку, изнывающую от нетерпения и сильнейшего желания немедленно уколоться.

Казбек, видимо, для этого и продал мне сначала наркоту, а потом уже начал говорить о деле. Ведь он считал, что я теперь на любые условия соглашусь, он думал, что для меня сейчас самое главное — это скорее принять дозу.

— Да есть дело, — сквозь зубы процедила я, — пацанам твоя «дурь» понравилась. Они хотят партию взять.

Казбек враз посерьезнел:

— Сколько?

Я наклонилась к его уху и шепнула.

У Казбека вытянулось лицо.

— Ну, знаешь, — сказал он и посмотрел на меня с каким-то даже уважением, — это тебе не ко мне надо… У меня такого количества нет.

Ага, вот оно! Теперь-то он никуда не денется и выведет меня на тех, кто мне нужен!

— А к кому надо? — спросила я.

Казбек боязливо оглянулся по сторонам.

— Да есть тут товарищи одни. Они тоже приезжие, как ты. Только ты из России, а они с юга Казахстана. Но — русские. Военные какие-то бывшие, — сообщил мне он.

— Можешь меня с ними свести? — спросила я.

— Ну-у, — заколебался Казбек, — их искать надо. Они на одном месте не живут долго в нашем городе…

— Мы заплатим тебе, — прошипела ему я, — давай, рожай быстрее — как их найти?

Узенькие глазки рыночного наркоторговца вспыхнули темным огоньком.

Какое ему дело до того, из ментовки я или нет? Он сейчас мне адрес скажет и пойдет гулять по своим делам. Если шухер какой случится — ему сообщат, — ищи ветра в поле, как говорится.

Ему главное — бабок с меня срубить побольше, а там…

— Я скажу, — начал он, — только… — он выразительно пошелестел большим и указательным пальцем.

— Тебе бабки, что ли?

— Давай! А я тебе адресок.

— Не просто адресок, — поправила его я, — а еще и договорись, чтобы эти самые военные меня ждали.

— Договорюсь, — помедлив немного, пообещал Казбек, — а ты одна придешь, что ли? — насторожился он вдруг и оскалился.

— Одна, — ответила я, — пацаны светиться не будут, они меня лучше подстрахуют. Мало ли что случится, — тут я внимательно посмотрела на него, — город незнакомый, люди незнакомые. Вот они, если что — помогут. Чем смогут, как говорится.

— Да чего ты?! — забеспокоился Казбек. — Думаешь, кинуть тебя хотят? Да никто тебя не кинет. Казахи, — он ударил себя в грудь, — народ честный. Сказал — значит, уже сделал! Вот мы как!

Ох, ты батюшки мои, раздухарился-то как. Патриот.

— А я — надежный человек, — продолжал разоряться Казбек, — ты же сама вчера говорила. Я все для тебя сделаю! По нашим, степным законам… Короче говоря, бабки давай — и я все устрою, — неожиданно закончил он.

— Ладно, — сказала я, — будет тебе все. Только попозже. Через полчаса.

— А чего так?

— «Чего так»! — передразнила я. — Того! Где тут можно… это самое?..

— А! Ну, вон в туалет иди в женский. В кабинке закройся и ширяйся, сколько хочешь. Только шприцы не на пол, а в очко бросай…

* * *

Дом, адрес которого дал мне Казбек, находился на окраине городка — мне пришлось пройти почти через весь город.

Казбек клятвенно пообещал мне после того, как я отдала ему деньги за адрес, тотчас же бежать звонить этим военным — договариваться обо мне.

Петропавловск по размерам хоть и небольшой, но красивый.

Мне, по крайней мере, понравился.

Местность, куда я попала, следуя указаниям Казбека, напоминала больше типичный русский пейзаж, чем казахский.

На берегу извилистой речки, на высоком берегу возвышались развалины Петропавловской крепости, вдалеке над одноэтажными серо-красными домиками светилась сквозь голые ветви деревьев православная церковь.

Я вдруг резко обернулась — улица была пустынна. Только какая-то бабушка переходила дорогу далеко позади.

А, черт. Просто мне показалось, что кто-то следит за мной.

Я прошла несколько шагов и снова оглянулась.

Никого.

Постояла немного на одном месте, озираясь по сторонам, — да ни одного человека здесь. Дома только со слепыми, закрытыми шторами и занавесками, окнами.

Все-таки такое ощущение, что за мной следят. Я медленно пошла по улице, больше не оглядываясь и не озираясь. Ощущение проходило, как мыльная пена сходит под обильной струей воды.

Совсем прошло. Странно как-то. Очень странно.

Итак, дом 143 по улице Акына-Бабая. Я шла по берегу, вдоль развалин крепости.

Так речка эта, кажется, Ишим называется?

Вскоре речку и живописные развалины скрыли от моих глаз многочисленные одноэтажные, разноцветные домики.

Я смотрела на жестяные таблички на домиках.

137, 139, 141…

Стоп! А где же сто сорок третий дом — на сто сорок первом улица упиралась в глухой забор, выкрашенный в грязный серо-желтый цвет.

«Может быть, это просто улицу перегородили, строят что-нибудь», — подумала я, не желая верить, что Казбек меня банально надул.

Я принялась обходить забор, шла, шла и, наконец, оказалась в тупике — впереди кирпичная стена какого-то дома — красный выщербленный кирпич, ни окон, ничего… Слева — тот самый серо-желтый забор, справа тянется вверх бесконечно высокая стена какого-то предприятия.

Все. Приехали. Дома номер сто сорок три здесь нет и быть не может. Я с досадой сплюнула себе под ноги на грязный снег.

Теперь обратно в гостиницу, дожидаться, пока Гром снова выйдет на связь и даст мне новые указания.

Я повернулась, чтобы уйти. Никакого желания искать Казбека и мстить ему у меня не было — терять время на маленького человека, а точнее, на удовлетворение своих страстей — удел новичков-непрофессионалов.

А я себя таковой не считаю.

Я сделала уже несколько шагов, как вдруг услышала урчание мотора автомобиля.

Где же здесь автомобилю-то проехать? И самое главное — куда ему тут ехать.

Последние метров двести я двигалась словно в тоннеле — слева забор, справа — стена.

Урчание приближалось — автомобиль ехал медленно, очень медленно, как будто он себе дорогу нащупывал.

Я отступила на шаг к стене. Ну, конечно, куда автомобиль едет, теперь догадаться нетрудно — за мной точно кто-то следил, когда я дом искала, и вот — загнали в ловушку…

А зачем?

Казбек за два дня получил от меня столько бабок, что наводить на меня кого-то — с его стороны просто неразумно. Терять такого перспективного клиента…

За этот самый адресок я ему сто долларов дала.

Машина так же медленно ползла ко мне.

Ну, мне только подождать осталось. Минуты две. Ни через забор, ни через стену просто так — без подручных средств — перелезть нельзя.

Да еще за две минуты.

Я достала из кобуры свой «магнум» сорок четвертого калибра и переложила его в карман курточки. Посмотрим теперь, как они со мной справятся.

А может быть, тем, кто едет сюда на этой тачке, сообразительный Казбек тоже адресок дал? Может, это собратья мои по несчастью?

Вот — из-за угла, словно танк, выполз черный, забрызганный грязью джип. Остановился. Урчание мотора смолкло. Тупое рыло его метрах в двух от меня находилось. Стекла джипа были тонированными, так что разобрать, кто там сидел, не представлялось никакой возможности.

Минут пять мы молча стояли друг напротив друга. А что я могла поделать? Обходить машину и идти восвояси? Нет уж, мне развязка нужна, я подожду, чем это все кончится. Убить меня, наверное, в ближайшие два часа не убьют — если б хотели, давно попытались бы — так что немного поскучать имеет смысл.

В машине никто не разговаривал, музыка не играла. Там тишина была.

Напряженное молчание установилось.

Я подумала вдруг, глядя в слепое ветровое стекло машины, что в джипе на самом деле и нет никого, а он сам — живое, мыслящее, хищное и явно недоброжелательно настроенное существо.

Я мотнула головой, чтобы отогнать неприятную эту мысль, и тут же, щелкнув, открылась дверца со стороны водительского сиденья.

— Ну, здравствуй, — негромко произнес человек, вышедший из машины.

Я поздоровалась.

Он одет был в армейский камуфляж. Погон только на плечах не было.

— Ты, говорят, искала нас? — бесцеремонно изучая меня, спросил человек.

— Искала, — подтвердила я.

— Зачем?

— Дело у меня к вам есть, — ответила я.

Я все смотрела на этого человека, пытаясь отгадать в нем что-то… Такое ощущение было у меня, что где-то я его видела. Где-то он мне попадался на жизненном пути, но вот где?..

Память у меня профессиональная, так что забыть я его не могла, здесь было что-то другое. Такое, чего я пока никак понять не могла.

— Ну, давай, выкладывай свое дело, — предложил человек. Он облокотился на свой джип, скрестил руки на груди. Смотрел на меня в упор.

— Да разве серьезные дела можно в такой обстановке решать? — спросила я.

Человек усмехнулся и несильно ударил кулаком по крыше своего джипа. Тотчас с другой стороны открылась дверца. Оттуда выпрыгнул еще один одетый в камуфляж человек — на этот раз молодой парень лет двадцати пяти со злым безусым волчьим лицом.

В руках у парня был автомат Калашникова, я едва не вздрогнула — настолько это было неожиданно.

Парень передернул затвор, как бы невзначай направил дуло автомата в мою сторону, потом усмехнулся и закинул автомат на плечо.

«Небрежно он с оружием обращается, — машинально подумала я, — молодой еще».

Тот, что разговаривал со мной, тоже усмехаясь, все так же в упор смотрел на меня.

А-а! Поняла — они, видимо, ждут, что я испугаюсь! Паду им в ножки и стану молить о пощаде.

Не-ет, ребятишки. Да прежде чем этот сопляк спускового крючка на своей игрушке коснется, я вам обоим головы разнесу из своего «магнума». Очень просто — раз-два: у одного мозги на серо-желтом заборе, у другого — на бетонной стене.

Парень присел на корточки, положил автомат себе на колени.

— Ну что? — оскалясь, спросил наконец тот, что разговаривал со мной. — Что, сучка ментовская? Выследить думала?

Я молча посмотрела ему в глаза — там только ненависть кипела, злость. Что он нервничает-то?

— Говори, тварь, кто тебя на Казбека навел!

Я склонила голову набок и меланхолично сплюнула на снег. Потом снова заглянула в глаза говорившему. И увидела зародившийся на самом дне глаз страх.

Он прищурился.

— Так мы дело будем делать или дурака валять? — поинтересовалась я. — Скажи своему мальчику, чтобы он стволом тут не махал. Я не из пугливых.

Он немного помолчал, потом кивнул парню. Тот пожал плечами и залез со своим автоматом обратно в машину.

Мой собеседник закурил сигарету и выпустил из ноздрей две струи дыма.

— Казбек говорил, ты с братками вроде на стрелку придешь?

— Пацаны рисоваться не хотели, — нашлась что ответить я, — откуда я знаю, может, Казбек бабки возьмет с меня и на ментов выведет?

— Не… Казбек не мусорской, — негромко и как бы про себя произнес мой собеседник. — Ладно, — он открыл дверь на заднее сиденье, — садись, поехали, я тебе товар показывать буду…

— Давай хоть познакомимся, — предложила я.

Он недоуменно посмотрел на меня:

— Чего?.. А-а… Ну, давай. — Он криво улыбнулся и щелчком отправил окурок сигареты в небо.

— Меня Ириной зовут, — представилась я.

— Кирилл, — сказал он.

Я села на заднее сиденье, все еще мучаясь мыслью — где я могла этого человека видеть?

Уверена, что если бы хоть раз я пообщалась с ним, то запомнила бы — уж очень лицо у него запоминающееся. Но вот — вспомнить не могу…

* * *

Кирилл высадил меня в центре города, почти у самого Колхозного рынка — я его сама так попросила, не хотела, по понятным причинам, чтобы он знал, что я остановилась в гостинице «Кзыл-Жар».

Медленно вышагивая по весенним улицам, я возвращалась в гостиницу. В заднем кармане джинсов у меня лежал пакетик с белым порошком. Кирилл дал его мне, когда я сказала, что мои братки сами хотят убедиться, что товар хороший.

По пути мне попался магазин радиодеталей.

Это то, что надо, я хотела уже у прохожих спрашивать, где такой магазин находится. Да только прохожие мне все больше попадались — туземные бабушки в цветастых платках и старики в азиатских халатах. Русский язык они, может быть, и знали, но толковых объяснений от них я точно не дождалась бы.

В магазине всех нужных мне деталей не оказалось. Я расстроилась и выясняла уже у продавщицы, где в городе есть еще подобный магазин, но тут заметила, что темнолицый абориген в потертой кожаной куртке как-то заговорщицки мне подмигивает.

Я направилась к нему. Он отвел меня в сторону и спросил, что мне нужно, а когда я сообщила ему названия необходимых мне радиодеталей, еще раз подмигнул мне и сказал — нет проблем.

Покинув магазин, мы прошли с аборигеном два квартала, он попросил меня подождать на улице, скрылся в ближайшей подворотне и через пять минут честно вынес мне то, что я просила.

Расщедрившись, я накинула ему несколько долларов сверх указанной им и так немаленькой цены.

Глаза аборигена расширились, он тут же назвал мне свое имя и адрес и предложил заходить, если еще что вдруг мне понадобится.

Я пообещала, и, довольные друг другом, мы расстались.

Этот парень и доллары-то видел, наверное, во второй раз в жизни — слишком уж долго он их разглядывал, на свет смотрел, как будто понимал что-то в водяных знаках.

Я, как приехала, небольшую сумму «зеленых» поменяла на тенге — национальную казахскую валюту. В магазине я ею расплачивалась, но частникам предпочитала платить баксами. Их, понятное дело, брали охотнее.

«Здорово, — весело думала я, идя дальше по улицам по направлению к гостинице, — вот он, звериный оскал капитализма. Даже казахи приспособились. Недавно только сидели в своих аулах, бренчали на домбрах… саксаул собирали, а теперь вот — успешно коммерцией занимаются. Вливаются, так сказать, в мировую картину общественного бытия…»

Размышления мои о прошлом и настоящем казахского народа были прерваны внезапным появлением того самого паренька, через которого я нашла Казбека.

Выглядел он не лучшим образом. Цвет лица его приобрел какой-то небесный оттенок, под глазами появились страшные багровые синяки.

Заметив меня, паренек замахал мне руками в сторону сарайчика неподалеку.

«Так, — шевельнулось у меня в груди, — начинается. Может, Казбек или эти ребята с джипом подозревают что? Стоит ли мне идти в этот сарайчик?»

Решала я секунды две, чтобы парень мои колебания не заметил.

Нащупала в кармане курточки пистолет и решила — пойду. Уж от этой-то шпаны я отбиться смогу.

Паренек, увидев, что я направляюсь к сарайчику, оглянулся по сторонам и шмыгнул туда первый, оставив дверь открытой.

Сделав глубокий вдох, я вошла за ним в полутьму и сразу окинула сарай быстрым взглядом — кто тут?

— Здесь я, здесь! — прохрипел парень. — Сюда иди, на свет. — Он зажег спичку, хотя и так все было видно.

Пламя спички дрожало — у него руки сильно тряслись. Я подошла к нему:

— Что тебе?

— Слышь, красавица, — хриплым и вибрирующим, полным тоски голосом заговорил он, — у тебя осталось еще то, что ты вчера брала?

— Ну, — сказала я, ощущая в кармане пакетик с белым порошком, который Кирилл дал мне на пробу, — кое-что осталось. А тебе-то что?

— С собой? — жалобно спросил парень.

— С собой, с собой, — проговорила я, смотря по сторонам. Нет, никого, кроме нас, в этом сарае не было.

Под ногами моими — я разглядела — белели использованные шприцы.

— Слышь, дай мне на дозу, а? — умоляющим голосом попросил парень. — Умираю я. Казбек, падла, ничего мне не дает, я ему должен еще с прошлого месяца… — тут он добавил несколько слов на своем — казахском — языке, — дай, а то мне — смерть…

Я хотела было отказать ему и уйти — вполне возможно, что Казбек специально не дал ему уколоться и намекнул, чтобы он меня поискал. Вероятно, Казбек проверяет меня — настоящий наркоман вряд ли за просто так отсыплет дозу малознакомому человеку.

А с другой стороны — не исключен и тот факт, что Кирилл тоже решил проверить меня и моих братков. Дал мне на пробу плохой товар или вообще — смертельно ядовитый какой-нибудь. На тот случай, если я из милиции. Менты-то в наркоте, конечно, гораздо меньше понимают, чем заядлые наркоманы.

Химической лаборатории в моем распоряжении сейчас нет, а проводить эксперименты на себе я не намерена.

Нет, лучше все-таки я дам этому пареньку на дозу из Кириллова товара. Ведь другой возможности проверить наркоту у меня скорее всего не будет.

— Ладно, — поколебавшись для вида, сказала я, — сегодня я добрая. Ты мне помог — я тебе помогу… Куда тебе?

— Щас, щас, — забормотал парень. Он оглянулся по сторонам, заметил на земляном полу желтый клочок газеты, рванулся к нему, упал, схватил и, не обращая внимание на то, что весь измазался в дерьме и грязи, трясущимися руками принялся сворачивать маленький кулечек.

— Вот, давай сюда, — он подставил прыгающий кулак с зажатым в нем кульком мне прямо под нос.

Я достала из кармана пакет, вскрыла его зубами — парень жадно следил за каждым моим движением, я боялась даже, что он сейчас выхватит его у меня и убежит.

Вскрыв пакетик, я отсыпала в кулек немного белого порошка.

— Ну, еще, еще чуть-чуть, — заскулил жалобно несчастный наркоман.

Я добавила щепотку.

— Еще! — ныл парень, но я сняла резинку, стягивающую волосы в хвост — волосы упали на плечи — и перетянула ею пакетик, чтобы порошок не просыпался у меня в кармане. — Все, дружок, хватит. Самой надо…

Парень попробовал порошок на язык и удивленно посмотрел на меня:

— Это не наш товар. Странный какой-то.

— Плохой, что ли? — спросила я.

— Не знаю. Странный, я такой не пробовал ни разу. У кого брала-то?

— А тебе какое дело? — сурово вопросила я. — Тебе-то что — у кого я брала?

— Не наш товар, — задумчиво повторил паренек и еще раз попробовал порошок на язык.

— Ваш — не ваш, какая разница, — заметила я, — есть такое старинное русское выражение — на халяву и уксус сладкий.

Паренек внял старинному русскому выражению и убежал из сарая, даже не поблагодарив меня.

Черт, вот это плохо. Ничего определенного не сказал мне по поводу качества этого зелья, но…

Зато дал повод насторожиться.

Ладно, передам Кириллу слово в слово все, что мне этот наркоман тут говорил о его товаре, там посмотрим…

* * *

Я лежала в своем гостиничном номере на диване перед выключенным телевизором.

Початый пакетик с белым порошком я опять — по устоявшейся уже традиции, спустила в унитаз.

Помнится, месяца два назад в какой-то передаче медведей-гризли показывали, тех самых, что в Северной Америке водятся.

Мне момент один в память запал, как на оператора, который из кустов снимал гризли, вдруг один из медведей посмотрел. Спокойно так посмотрел. Потом поднялся на задние лапы, оскалил пасть и, тихо рыча, совсем, как бандитский джип сегодня, пошел на оператора.

Жутко было видеть — даже по телевизору — идущего прямо на тебя громадного зверя. И глаза его видеть — полные спокойной ненависти и ощущения собственной силы.

А когда медведь подошел поближе и увидел, что это — человек, угрюмый страх появился в его налитых кровью глазах.

Вот кого напоминал мне Кирилл — этого медведя-гризли, сильного первобытной мощью, но слабого первобытным страхом. Кипящая ненависть и злоба с недоверчивым страхом на донышке…

Только вот, где я его видела, вспомнить не могу.

Глава 4

Ближе к вечеру я спустилась в ресторан. Он был на первом этаже гостиницы.

Я села за свободный столик, мне принесли меню. Я пробежала его глазами и почувствовала, что из глубины моей души поднимается могучее и непреодолимое желание остаться в этом городе Петропавловске, в этой гостинице «Кзыл-Жар», в этом ресторане по крайней мере на неделю.

Какой тут был выбор экзотических блюд, какие названия!

Я хоть и считала себя искушенным кулинаром, но процентов девяносто названий блюд слышала в первый раз.

Подошел официант, напоминавший воина Золотой Орды, напялившего зачем-то белые брюки и пиджак. Официант вежливо осведомился, что я буду заказывать.

Я наугад ткнула пальцем в «палау» и «ми-шужук».

— И что-нибудь еще такое, — пошевелила я пальцами в воздухе, — пооригинальнее, из национальной кухни…

Официант понимающе кивнул и исчез.

Когда через десять минут принесли мой заказ, я поняла, что «пооригинальнее, из национальной кухни» я заказала совершенно зря.

И так уже то, что мне принесли… оригинальнее, по-моему, некуда.

Ну ладно — палау. Это оказался обыкновенный плов, только очень жирный и с огромным количеством кураги и жареного лука.

А вот ми-шужук… Ми-шужук — так назвали длинную, дурно пахнущую вареную кишку, начиненную — я рискнула попробовать — говяжьими мозгами и мелко рубленной бараниной. Все это было обильно приправлено перцем.

Подошел официант и поинтересовался, в каком виде я люблю есть бадыр-куйрык — в холодном или горячем?

Я вздохнула и сказала ему, что уже наелась и бадыр-куйрык на сегодня отменяется.

Попросила что-нибудь сладкое.

Официант разочарованно отошел и через несколько минут вернулся с большим блюдом банального чак-чака и чайником зеленого чая.

Я облегченно перевела дух: чак-чак — это есть можно, я его и сама не раз готовила — шарики из теста, обжаренные в кипящем масле и густо облитые медом.

Закончив трапезу и расплатившись, я поднялась к себе в номер. Очень вовремя, надо сказать, покинула ресторан — там как раз начинались танцы, и ко мне уже, когда я чак-чак доедала, три раза подходили деликатные кавказцы и спрашивали — не танцую ли я?

Я отвечала, что нет.

Последним подошел смешной маленький и толстенький азербайджанец с грустными глазами и седыми волосами. Он был похож на плюшевого котенка из моей коллекции мягких игрушек, но тем не менее я ему отказала — завтра приезжает министр, и сегодня вечером Гром должен выйти на связь.

Вернувшись в свой номер, я присела за столик, достала пистолет из кобуры, быстро разобрала его, вынула из своей сумки купленный еще на Петропавловском аэровокзале тюбик с машинным маслом и принялась тщательно протирать и смазывать части от своего «магнума».

Оружие всегда должно находиться в полном порядке. Стрелять из этого пистолета мне еще не доводилось, но «магнум» сорок четвертого калибра — вещь хорошая. Убойная сила — слона свалит.

Я собрала пистолет снова и, вынув обойму, попробовала спусковой механизм.

Все работает хорошо, курок плавно идет и спусковой механизм отрегулирован.

А как же иначе — люди, с которыми работает Гром, — серьезные люди. Они фуфло не предложат вместо оружия. Им же самим и невыгодно.

Да, кажется мне, что оружие это может мне скоро понадобиться.

Министр прилетает завтра поздно вечером, а мы договорились с Кириллом встретиться для окончательных переговоров по покупке партии наркотиков завтра с утра.

Рано утром…

Сомневаюсь я, что и на этот раз Кирилл повезет меня туда, где он проживает, туда, где может, по сведениям Грома, храниться кассета с компроматом.

Ведь сегодня… Я крепко сжала кулаки над столиком, вспоминая…

* * *

Когда я сегодня села в джип Кирилла, я думала, что он отвезет меня к себе домой. Ну, не домой, но туда, где он проживает.

Мне ведь не наркота эта чертова была нужна — это-то уж понятно, — а надо узнать было, где этот Кирилл обретается, чтобы, выбрав время, поискать там кассету.

Но, вопреки моим чаяниям, Кирилл покатил куда-то прочь из города, в еще заснеженные поля покатил.

Осторожный мальчик. Предусмотрительный.

Мы отъехали километров пять от города — долго по плохой дороге поднимались в гору, и, когда достигли наконец ее вершины, Кирилл развернул джип и остановился.

— Вылезай, — бросил он мне.

«Ой-ой, — подумала я, — а не привезли ли они меня сюда, чтобы просто-напросто шлепнуть?»

Я постаралась выйти из машины быстрее, чем парень с автоматом, чтобы ему не удалось меня врасплох застать. Но парень и не обращал на меня особого внимания. Он повесил автомат на плечо и закурил.

— Ну вот, — удовлетворенно произнес Кирилл и, прислонившись спиной к дверце джипа, тоже сунул в рот сигарету, — теперь хорошо.

— Что — хорошо? — спросила я и положила руку в карман — на рукоять пистолета.

— Да ты не волнуйся, — усмехнулся Кирилл, — никто тебя убивать пока не собирается. Что у тебя там в кармане — ствол, что ли?

— Может быть, — неопределенно ответила я.

Он опять усмехнулся:

— Правильно, молодец: сейчас обстановка в республике криминогенная, так что оружие молодой и привлекательной девушке не повредит.

Парень с автоматом засмеялся.

— Вот, посмотри, — обратился Кирилл ко мне, он указал рукой с дымящейся сигаретой, зажатой между пальцев, на дорогу, по которой мы приехали, вьющуюся внизу, как магнитофонная лента из разбитой кассеты, — посмотри, вся дорога от самого города и до этой горы — как на ладони. По этой дороге редко кто ездит. Там, — он махнул рукой за свою спину, — там мост сейчас сломан, так что самое большее, тут одна-две машины в день проезжают. И то — по ошибке заруливают.

Парень с автоматом подошел к нам. Он внимательнейшим образом слушал Кирилла.

— И поэтому, — продолжал Кирилл, — если бы за нами был «хвост», я легко бы его вычислил. И тогда… — он выразительно посмотрел на парня, — пиф — паф.

Парень засмеялся и погладил приклад своего автомата.

— И на обочину бы выбросили, очень просто, — хрипло произнес парень.

Кажется, это были первые слова, которые я от него услышала. Видно, парнишка не большой любитель был поговорить, а я сначала подумала вообще, что он немой.

— Ладно, — посерьезнев, снова заговорил Кирилл, — ты не мусорская, это точно. Если б ты из ментовки была, за тобою бы «хвост» был, они всегда так делают. По инструкции. Они же не могут без инструкции, — он выплюнул на снег окурок и полез за новой сигаретой. — Давай, Валерик, — это он к парню обратился.

Тот кивнул — ага, его, значит, Валериком зовут, — и открыл багажник джипа. Положил туда свой автомат, потом приподнял внутреннюю кожаную обшивку багажника и принялся усердно там рыться.

Долго рылся.

— Ну, чего ты? — обернулся наконец к нему Кирилл. — Скоро ты там?

— Кажись, того… — подал голос Валерик, — кажись, забыли…

— Что?!!

— Да… А, нет! Вот оно! — Валерик облегченно выдохнул и, выпрямившись, вытер рукавом пот со лба, как пахарь после долгой работы в жаркий день.

— Давай!

Валерик снова наклонился над багажником и осторожно вытянул из-под обшивки маленький целлофановый пакетик с белым порошком.

— На.

— Точно — этот? — недоверчиво повертел в руках пакетик Кирилл.

— А там другого и не было, — развел руками Валерик, — я все хорошо посмотрел.

Кирилл вынул из кармана маленький и, вероятно, острейший ножичек и виртуозно вскрыл пакет. Зацепил кончиком лезвия крохотную порцию белого порошка, понюхал порошок и осторожно лизнул его.

Потом смачно сплюнул.

— Тот самый, — удовлетворенно произнес он.

— Ага, я же говорил, — поддакнул парень, но Кирилл его тут же оборвал:

— Цыц!

Валерик моментально заткнулся, а Кирилл, поддев из пакетика ножиком еще одну порцию порошка — побольше, — протянул ее мне:

— Пробуй.

Стараясь делать так же, как и он, я сначал понюхала порошок, потом легонько коснулась его языком.

На языке у меня отдало несусветной горечью.

— Да пробуй еще, чего боишься-то?! — расщедрился Кирилл.

Я отрицательно мотнула головой, выплюнула порошок вместе со всей слюной, которая была у меня во рту, и тоном знатока произнесла:

— Не надо больше, хватит. Мне и так все ясно.

Кирилл пожал плечами:

— Ну, хватит так хватит.

Валерик никак не отреагировал.

— Что — берешь? — прищурился на меня Кирилл.

— Надо братве дать попробовать, они лучше моего понимают, — сказала я.

Кирилл снова пожал плечами:

— Как хочешь. — И обратился к Валерику: — Дай ей пакетик весь.

Валерик, прежде чем дать мне пакетик, достал из кармана зажигалку и, накалив на огне металлическую пряжку от своего ремня, на несколько секунд прижал к пряжке тот край пакетика, с которого Кирилл пакетик вскрывал — запаял, значит.

— На, бери, — подув на место запайки, протянул мне пакетик с порошком Валерик.

Я сунула пакет в задний карман джинсов.

— На сколько договоримся завтра? — серьезно спросил меня Кирилл. — На какое время?

— Давай утром, — предложила я, вспомнив, что самолет с министром прилетает поздно вечером, — часов в… девять. На том же самом месте, где и сегодня мы встретились. Идет?

— Ладно, — согласился Кирилл, — дай товар своим попробовать. Если понравится — скажешь… Лучше сразу с бабками приезжайте. Поедем, заберем.

— Хорошо, — сказала я, — сколько?

Кирилл подумал и назвал сумму.

— Много что-то, — начала я торговаться, — скинул бы чуть-чуть.

Кирилл поморщился и чуть-чуть сбавил.

— Все равно дорого, — капризничала я и назвала сумму, чуть ли не в половину меньше той, что называл мне Кирилл сначала.

Тот аж крякнул:

— Не пойдет… несерьезно. Вот столько…

Я вздохнула и утвердительно кивнула головой:

— Ну, пусть будет так. Хотя все равно много, грабишь ты меня, — добавила я.

— Ладно, — отмахнулся от меня Кирилл, — значит, договорились — завтра в девять утра на том же самом месте. Правильно?

— Верно.

Мы помолчали немного. Валерик засвистал какую-то басурманскую песенку.

— Ну, что, мы тогда поехали? — осклабился вдруг Кирилл. — До завтра, — бросил он мне.

Песня Валерика оборвалась. Он направился к машине и сел на свое место.

— А я? — не поняла я.

— А ты, — серьезно начал Кирилл, но заржал потом, недоговорив, — ладно, давай и ты тоже прыгай. Шучу я. Куда тебя отвезти?

— Да в центре где-нибудь останови, — небрежно попросила я его.

— В гости, значит, не приглашаешь? — разочарованно протянул Кирилл.

— В другой раз, — ответила я, — а сейчас в центре высади меня. Мне еще в магазин зайти надо.

Мне ведь, по понятным причинам, не хотелось давать знать Кириллу, что я остановилась в гостинице «Кзыл-Жар».

Глава 5

Так все было.

Проверив пистолет, я положила его на диван. Достала из свертка радиодетали и купленный в радиомагазине паяльник.

Включила паяльник в розетку, пока он нагревался, подняла трубку телефона и заказала в номер пачку сигарет.

— Каких вам? — отозвался сладчайшим голосом портье.

— «Мальборо», — назвала я первую пришедшую мне на ум марку сигарет, — и поскорее, пожалуйста.

— Одну пачку? Блок? Два блока?

— Двух пачек хватит, — успокоила я разошедшегося работника сферы обслуживания.

— Будет сделано. Через минуточку, — заверили меня в трубке.

Какой все-таки тут сервис!

В дверь вежливо постучали.

Действительно, быстро. Пара минут всего прошла.

Взяв с дивана пистолет, я сунула его сзади, за пояс джинсов.

На всякий случай.

И пошла открывать.

* * *

Это и на самом деле сигареты принесли. Пистолет мне не понадобился.

Я-то не курю сама (хотя и могу при случае изобразить курение, да так, что ни один, самый заядлый курильщик не догадается, что сигаретный дым мне с самого раннего детства противен).

Когда я училась еще в третьем классе общеобразовательной школы, меня мальчишки-одноклассники угостили «беломорчиком».

Вот я вместо уроков за зданием школы и проблевала несколько часов подряд. С тех пор сигаретный дым вызывает у меня стойкое отвращение.

Сигареты были мне необходимы совсем для другого. Вернее, не сигареты даже, а только пачка от них.

Вытряхнув сигареты в унитаз, я вытянула из ножен, пристегнутых к моей ноге, длинный нож и осторожно надрезала пустую пачку по краям — как будто банку консервов вскрыла.

А вторая пачка пока подождет, я еще с первой не закончила.

Ого, а паяльник давно уже нагрелся!

Я метнулась к розетке, выдернула оттуда вилку паяльника, перенесла паяльник на стол.

И склонилась над микросхемой.

Вскоре в моем номере запахло расплавленным оловом и канифолью.

Только бы никто из соседей не учуял запах, а то запаникуют…

Мне пожарных еще не хватало для полного счастья.

Вот весело-то будет…

* * *

Как изготавливать портативные маячки и приборы слежения за сигналами маячков, меня научили еще в Военно-юридической академии.

Лучше всего в качестве футляров для этих приборчиков служили пачки из-под сигарет — очень удобно. А если обклеить пачки зеленой или серой бумагой, то вообще замечательно — приклеишь такую вот пачку под днище автомобиля, за передвижениями которого надо проследить, — и хрен кто эту пачку заметит.

Только поаккуратнее приклеивать надо и понадежнее. Мало ли какая дорога может попасться…

Правда, на практике мне портативные маячки и приборы слежения за сигналами этих маячков делать приходилось непосредственно во время обучения.

Когда я работала вместе с разведгруппой в Югославии, куда мы были направлены с частями российских миротворцев, такие маячки выдавались нам уже готовые.

И не в пачках из-под сигарет, а в специальных пуленепробиваемых футлярах.

Частенько нам приходилось пользоваться такими маячками — ведь мы занимались сбором агентурных данных об армиях стран, входящих в НАТО.

Я вот, например, благодаря прекрасному знанию итальянского и немецкого языков специализировалась на Бундесвере и Итальянской национальной гвардии.

Да, были времена… И дела были соответствующие.

Тогда мы знали — малейшая ошибка, малейший, самый незначительный промах мог обернуться грандиозным международным скандалом, а в худшем случае — даже войной.

Мы знали это, и ни один из нас ни разу не допустил ошибки…

Кроме, конечно, того самого последнего раза. Когда из-за предательства одного из наших — перевербовали его — сорвалась вся операция.

Наша группа была рассекречена. Я чудом избежала ареста. Как говорится, нутром опасность почуяла. И за пять минут до того, как идти на конспиративную явку, на которой уже была засада, я решила еще раз вызвать по тайной радиосвязи своего непосредственного начальника — Грома.

А ему уже было все известно…

Военные власти почему-то посчитали, что в провале виноваты мы сами, наша разведгруппа. И Грома тоже обвинили в недостаточно хорошо проводимых инструктажах.

И нашу разведгруппу расформировали и раскидали по стране…

И о местонахождении ребят мне ничего не известно.

Кроме одного — Волка.

* * *

Ну, все. Я аккуратно положила на стол рядом две пачки из-под сигарет. Обыкновенные с виду пачки, только тяжелые — гораздо тяжелее, чем с сигаретами.

Теперь их нужно проверить.

Я щелкнула переключателем. На приборе слежения за маячком вспыхнуло табло — табло я изготовила из наручных электронных часов — не так уж и сложно, как с первого взгляда покажется.

Потом я включила собственно маячок и, следя за тем, как изменяются цифры на табло, принялась ходить из комнаты в комнату по своему номеру.

Все в порядке. Только вот отрегулировать надо немного. Но этим я уже завтра с утра займусь. На свежую голову. А сейчас…

Я выключила телевизор и упала на диван.

Вот местные новости посмотрим-ка…

* * *

— В последнее время, — серьезно глядя в камеру, говорил диктор Петропавловской программы новостей, — участились случаи смертельного исхода от передозировки наркотических веществ в нашей области. Общественность очень обеспокоена судьбами молодого поколения…

Я зевнула. Везде одно и то же. В каждом городе учащаются случаи смертельного исхода от передозировки, и в каждом городе все, кому не лень, беспокоятся о судьбах молодого поколения.

— Милиция проводит частые рейды в местах возможной незаконной торговли наркотическими веществами, — продолжал вещать диктор, — однако, по достоверным сведениям, прибыли от нелегального оборота наркотиков в нашем городе составляют…

Н-да, ничего интересного.

Я собиралась было переключить уже на другой канал, посмотреть какой-нибудь забойный боевичок, как вдруг кадр с насупленным диктором сменился картиной гудящего рынка.

— Милиция считает, — говорил невидимый диктор, — что большинство всех торговых операций по незаконному обороту наркотиков происходят на Колхозном рынке. Горожанам Петропавловска хорошо известен этот рынок, на территории которого, по данным милиции, располагается около десятка точек по продаже наркотиков.

На экране вдруг возник тот самый паренек, что просил у меня сегодня дозу. Он стоял, скрючившись, подняв воротник кожаной куртки, хотя люди вокруг ходили в расстегнутых пиджаках и легких плащах.

Судя по положению солнца, было как раз то время, когда на рынок заходила и я. И с этим самым пареньком общалась.

Вот интересно будет, если меня сейчас по телевизору покажут. Вот Виктор Федорович Зайберт удивится-то!

Голос диктора за кадром становился все строже и трагичнее. Как я поняла, вся сегодняшняя передача была посвящена проблеме наркомании в городе.

Очевидно, этот вопрос стоял у них остро. Да в принципе это я уже и без телевизора знала.

Камера немного отъехала в сторону, и на экране появилась… я.

О черт, накаркала!

Диктор сурово зачитывал какие-то цифры, а телевизор показывал, как я подошла к пареньку, как к старому знакомому, что-то сказала ему, на что тот кивнул и пошел в сторону толпящихся на заднем плане казахов.

Не хватало, чтобы еще и Казбека показали рядом со мной. Уж он-то милиции города Петропавловска, я думаю, хорошо известен.

Рынок с экрана исчез, и я опять получила удовольствие созерцать скудно оформленную студию провинциального городского телевидения и комсомольское лицо диктора.

Диктор говорил еще что-то, поражающее своей пессимистичностью, о наркотиках и наркоманах и исчез наконец с экрана.

Появился лукавый казахский старик в полосатом халате, забренчал на разрисованной домбре и заблеял.

Вот, акынов мне только и не хватало.

Я выключила телевизор.

Ну, надо же!.. Такого со мной еще не было! Ничего себе секретный агент. Да таких агентов, которых по телевизору показывают во время выполнения ими задания, не то что на пушечный выстрел к разведработе нельзя подпускать, но и вообще — из этой же самой пушки расстреливать надо к чертовой бабушке.

Как же это я камеры не заметила. Наверное, скрытой камерой снимали, а то бы наркоторговцы все по углам разбежались.

И разведчики, кстати, тоже.

Я схватилась за голову.

Это безобразие ведь и Виктор Федорович Зайберт видел! Уж точно видел — городок-то маленький, а он в СМИ работает, я ему глаза порядочно намозолила.

Хотя…

Может быть, и не видел. Меня-то больше со спины показывали. Я один раз только боком к камере этой проклятой повернулась. И весь сюжет, на протяжении которого я мелькала на экране, меньше полминуты длился.

А может, и видел. Журналисты тоже своего рода разведчики и секретные агенты — глаз у них острый, они всегда норовят увидеть побольше.

Ну, а если Зайберт все-таки заметил мой блистательный теледебют, я всегда могу отмазаться. Скажу, мол, журналистское расследование проводила.

Должна же я все-таки показать миру город Петропавловск не только таким, каким он описан в проспектах для приезжих, но и каков он есть на самом деле.

Да, да, так и скажу Зайберту.

Я немного успокоилась, но тут снова схватилась за голову. Боже мой! Гром ведь мог этот сюжет видеть.

Теоретически это, конечно, маловероятно — эта передача местного телевидения, а Гром, насколько я понимаю, находится сейчас далеко отсюда.

А практически — вполне может быть. В распоряжении Грома такая техника, что поймать волну, на которой транслируется Петропавловское местное телевидение, — проще простого. А следить за ходом событий, используя при этом источник официальных сообщений, — тоже ему не повредит.

Так что…

Глупо, боже мой, как глупо…

Эта дурацкая журналистская придумка насчет скрытой камеры может мне очень навредить, очень.

Но тогда, в тот вечер, я себе и представить даже не могла, как здорово поможет мне этот сюжет, прокрученный по местному телевидению.

* * *

Мне хотелось принять душ, но я решила дождаться сеанса связи с Громом — не лезть же мне с передатчиком под воду.

И снимать его тоже — не нужно.

Я прошлась по комнатам. Ой-ой-ой, как все нехорошо, как некрасиво все вышло.

С тех пор как я выключила телевизор, часы на стене оттикали уже десять минут, так что понемногу я начала успокаиваться, но внезапно завибрировавший радиоприемник на моем боку все-таки заставил меня вздрогнуть.

Я нацепила наушники и, сняв с пояса приемник, поднесла микрофончик к губам.

Подождала, пока в наушниках не раздалось громкое:

— Багира!

— Слышу хорошо, — быстро откликнулась я, и под ложечкой у меня нехорошо заныло, — это был голос Грома, а не оператора.

Вдруг Гром вызывает меня на связь для того, чтобы отругать за то, что появилась в телевизоре. Да ладно отругать, он вполне может и вовсе снять меня с задания! Конечно, может.

А я такого позора не переживу.

— Как успехи, Багира? — поинтересовался Гром.

— Вышла вроде бы на тех самых людей, которые нам нужны, — бодро сообщила я.

— Опиши-ка, — попросил Гром.

Как смогла, я описала Кирилла и Валерика.

— По описанию подходят, — удовлетворенно ответил Гром.

Я вздохнула с облегчением. Значит, Андрей Леонидович не видел моего появления на экране.

— Через кого вышла на них? — снова спросил Гром.

— Через того, кого вы мне рекомендовали, — прилежно ответила я.

— Неплохо, неплохо, — заметил Андрей Леонидович, — неплохо работаешь, Багира…

— Спасибо, — ответила я, — рада стараться…

Выходит точно — не видел ничего он!

— Этот Кирилл, — добавил Гром, — служил в Афганистане. Потом — где-то в арабских странах жил после войны. По нашим сведениям, воевал там по контракту, позже вступил в какую-то банду в Объединенных Арабских Эмиратах. Прекрасно знает арабские языки и скорее всего до сих пор сохраняет контакт с тамошними бандформированиями. Очень опасный человек.

— Мне тоже так показалось, — сказала я.

— Теперь мои тебе новости, — голос Грома посуровел, — и новости, надо сказать, неутешительные.

— В чем дело? — спросила я. Ну, сейчас он про эту передачу…

— Вторая операция по ликвидации Волка сорвалась, — сообщил мне Гром.

Вот так-так. Как видно, мне все-таки самой придется убирать бывшего коллегу.

Печально это и неправильно, но иначе, как я понимаю, нельзя.

— Волк после прошлого на него покушения переехал к своей сожительнице, — продолжал Гром, — он думал, мы не знаем ее адреса. А может, и просто понадеялся на свои силы. Как оказалось — не зря. Волк каким-то образом вычислил снайпера, расположившегося на крыше соседнего дома, подставил вместо себя манекен, да еще так умело подставил, что снайпер долго как следует прицелиться не мог. Ну, пока снайпер целился, Волк подкрался сзади и сбросил снайпера с крыши девятиэтажного дома, где снайпер сидел, — добавил Гром.

— Да, — сказала я, — Волк — отличный солдат.

— Я знаю, — вздохнул Гром, — тем обиднее. Я ведь сам его всему выучил, и теперь приходится его убивать. — Голос Андрея Леонидовича потускнел, но через секунду своим обычным деловым тоном Гром проговорил: — Что еще можешь сообщить, Багира?

— Пока ничего, — ответила я, рассудив, что не время сейчас распространяться о всяких там телепередачах.

— Вопросы?

— Только один, — cказала я. — Волк знает, что за ним идет охота. Почему он не скроется? Почему не откажется от поездки в Казахстан и не ляжет пока на дно?

— Я сам об этом думал, Багира, — признался Гром, — не знаю, если честно. Или для него поездка так важна, или он просто слишком уверен в своей неуязвимости.

— А может быть, и то и другое, — вставила я.

— Да. Волк слишком жесток, прямолинеен, неосторожен, — сказал Гром, — после того, как нашу разведгруппу расформировали, он, наверное, привык воевать со слабыми. На том и погорит, — закончил Гром.

Я промолчала.

— Больше нет вопросов? — снова спросил Андрей Леонидович.

— Нет.

— Тогда отбой… Да, вот еще что. Поздравляю тебя, Багира, с первым появлением на экранах телевизоров, — с неопределенной интонацией произнес Гром.

О черт, значит, он все-таки смотрел эту идиотскую передачу!..

Я молчала. А что мне говорить-то?

— Ладно, — устало произнес Гром, — если бы у меня была достойная замена и если бы ты не была по легенде журналисткой, что несколько оправдывает твое попадание в кадр… Если бы не все это, я бы тебя просто снял с задания. Ты поняла?

Я кивнула, потом спохватилась и сказала в микрофончик радиоприемника:

— Да.

— Вот теперь отбой, — произнес Гром, — самолет прилетает завтра в половине двенадцатого ночи. Не забудь. Отбой.

— Отбой, — сказала я, и тотчас голос в наушниках пропал, и смолк треск.

Я приняла душ и легла спать.

* * *

Проснулась я на следующее утро в семь часов утра. Включила телевизор — местный канал — и принялась делать утреннюю зарядку.

Я заканчивала уже комплекс упражнений, когда на канале Петропавловского телевидения началась программа новостей. Снова появилась на экране та самая студия с тем же самым ведущим.

Ведущий нахмурился, как и вчера, и страшным голосом, будто пересказывал фильм ужасов, начал вещать о вреде наркомании.

«Елки-палки, — пронеслось у меня в голове — да они свихнулись тут все на этих чертовых наркотиках…»

Я подумала, что это — всего лишь повтор вчерашней передачи и хотела было уже выключить телевизор, как в мое сознание вдруг вклинился другой голос:

— Сегодня мы успели снять кадры нового случая смерти от наркотиков…

Опять на экране появился Колхозный рынок, но уже утренний — освещение было другое и народу не так много — сразу видно, рано-рано утром снимали.

Голос за кадром рассказывал всякие ужасы о наркотических веществах, и телевизор показал мне тот самый сарай, куда завлек меня вчерашний паренек.

— А вот и очередная жертва беспредела наркобизнеса в нашем городе, — печально сообщил журналист, — посмотрите, на этом месте мог бы быть ваш сын, ваша дочь или даже — вы сами…

Теперь показывали площадку перед сараем. А что там, ну-ка?..

Камеру навели на это «что-то» — труп в пластиковом мешке.

Чья-то рука расстегнула «молнию», пластик разошелся, открыв синее перекошенное лицо умершего. Сомнений быть не могло…

Это тот самый паренек-казах, торговец наркотиками и наркоман.

Умер.

Перебрал, видимо, все-таки вчера…

— Как уже успели установить эксперты, — сказал тоскливо голос за кадром, — смерть наступила не в результате передозировки, а в результате отравления организма недоброкачественно приготовленными наркотическими веществами…

Это он наверняка вколол себе ту наркоту, которую у меня выпросил.

Я опустила руки. Прекратила свои упражнения. Какие уж тут упражнения…

Как там журналист говорил — «на этом месте мог бы быть ваш сын, ваша дочь или даже вы сами»…

Вот это точно — на его месте должна была быть я.

Это что же, выходит, Кирилл не доверяет мне? Еще раз решил проверить. Обычная осторожность преступника, привыкшего каждый день иметь дело с провокаторами и другими традиционными для этого контингента видами опасности?

Или я почему-то вызываю у него сильные подозрения?

Подождите, подождите, если он думал, что я из ментовки, то он знал, что я ни за что не буду себе колоть эти наркотики, а дам их в лабораторию проверить.

Ну, хоть это хорошо — Кирилл уверен, что я не из милиции.

Тогда — просто проверяет.

Ну, что ж, придется сегодня на встрече предъявить ему счет за то, что он меня обманул. Пускай, гад, цену скидывает.

Скидывай цену, сволочь, — так я ему и скажу сегодня.

Существует еще опасность, что… Да нет, не может быть, точно — не может быть.

Ну, откуда Кириллу знать о том, кто я есть на самом деле?

Или он опасается, что я охочусь за кассетой? Правильно опасается, опасайся, мой друг, опасайся.

Я подошла к столу и взяла в руки сработанные мною вчера в футлярах из сигаретных пачек портативный маячок и прибор слежения.

Мне бы только найти повод снова сесть в его машину. Если я опять попаду на заднее сиденье хотя бы на несколько минут, я смогу спрятать в салоне свой маячок, а потом, когда Кирилл высадит меня где-нибудь, отследить за перемещениями его джипа.

Таким образом я установлю местонахождение обиталища Кирилла.

Если он после того, как высадит меня, не додумается прошмонать салон.

Да недодумается, ему в голову это просто не придет.

Зазвонил телефон.

Это еще что за новости? Кто бы это мог быть? Знакомых у меня в этом городе не так много, и ни один из них номера моего гостиничного телефона не знает. Я этот телефон никому не давала, по крайней мере.

Да я его и сама не знаю.

Я сняла трубку.

— Чернышева Ирина Зиновьевна? — ласково осведомились в трубке.

Я не сразу поняла, что Ирина Зиновьевна Чернышева — это я. Теряю квалификацию, что ли?

— Да, я слушаю, — ответила я.

— Это вас беспокоит секретарь начальника пресс-службы администрации города Петропавловска Еланская Юлия Сергеевна. Здравствуйте, — я услышала приятный женский голосок, юный такой.

— Здравствуйте, — поздоровалась и я.

Надо же — двойная тезка! Я тоже — Юлия Сергеевна. Правда, фамилия у меня не Еланская, а Максимова.

А-а, да я вспомнила ее — она в приемной сидела у Зайберта, своего начальника, как и полагается всем примерным секретаршам.

Она рыженькая, миниатюрненькая, словно лисичка.

Симпатичная — умеет Виктор Федорович секретарей себе выбирать. Знает, собака толстая, толк в женской красоте…

Так, это секретарша Зайберта, выходит. Зачем я ему понадобилась? Он еще что-то мне хочет сообщить относительно культурного развития города или организационные вопросы какие?

— Виктор Федорович, — сообщила мне секретарша, — просит вас зайти сегодня к нему…

— Во сколько? — насторожилась я.

— Как вам будет угодно, — благожелательно ответили мне, — Виктор Федорович сегодня будет весь день на работе у себя в кабинете. До восьми часов вечера.

Это хорошо, если до восьми. Тогда я успею.

— Ладно, — согласилась я, — зайду, если так уж просят…

— Тогда — до свидания, — вежливо попрощалась со мной секретарша.

— До свидания, — вежливо попрощалась с ней я.

Не дожидаясь коротких гудков, я положила трубку.

Ну, вот — распорядок дня на сегодня составлен. К девяти часам утра на встречу с Кириллом, а потом в здание администрации города в кабинет к Зайберту.

Столько дел…

Я выключила телевизор, завершила свой комплекс утренних упражнений и приняла душ.

Находиться в ванной я постаралась как можно меньше времени, чтобы ни на секунду лишнюю не отрываться от своего передатчика.

Вдруг у Грома будет что-то срочное ко мне. Он выйдет на связь, а я…

В общем, душ принимала я пять минут — максимум. Наскоро вытерлась и схватила передатчик — нет, не вибрирует передатчик.

Сняв телефонную трубку, я попросила принести в номер подробную карту города. К моему удивлению, мне ответили, что — сию минуту.

И действительно, через пару минут карта уж лежала у меня на столе. А портье я дала на чай два доллара.

Изучив масштаб карты, я провела кое-какие вычисления, сравнила цифры и пересчитала еще раз.

Тут ошибки быть не должно, тут все точно должно быть просчитано.

Затем я нанесла на карту особые координаты — все, как нас учили в Военно-юридической академии.

Я определила, где находится гостиница и даже — где крыло, куда меня поселили, определила по этим координатам. Так, теперь берем получившуюся цифру и сопоставляем ее с цифрами на моем приборе слежения. Еще кое-какие вычисления. И осталось взять за точку отсчета получившуюся у меня цифру.

Цифру запомнила.

Вот и все. Все не так уж и сложно, просто нужно навык иметь и голову на плечах.

Теперь, поместив свой маячок на любой движущийся предмет, я смогу по прибору слежения моментально определить его местонахождение по карте.

Кстати, карту надо с собой захватить.

Я спустилась вниз позавтракать. Заказала кофе и бутерброды, чтобы не напороться снова на что-нибудь специфическое казахское неудобоваримое.

Пистолет, маячок, карту города Петропавловска и прибор для слежения я взяла с собой, чтобы сразу из ресторана направиться на встречу с Кириллом.

Ножны с ножом и передатчик также были со мной.

Всякое случиться может.

Глава 6

Без десяти девять. Я свернула и пошла вдоль забора. «Дом номер сто сорок три». Надо же так рассчитать. Когда я вошла в узкий тоннель между бетонной стеной и желтым забором, я замедлила шаги. Просто так, на всякий случай. Иногда, когда подойдешь незаметно к людям, которые назначили тебе встречу, можешь много интересного, увлекательного и познавательного услышать.

Да там нет вроде никого. Вот то самое место — тупик, кирпичная стена, грязный снег, вот следы от шин джипа.

Без пяти девять.

В принципе я определилась уже, как буду вести себя с Кириллом, но тут мне в голову пришла одна мысль.

Я усмехнулась про себя. По-моему, если эту идейку провернуть, получится очень даже эффектно.

Бетонная стена была высокой — примерно три с половиной метра. Я встала в угол, который образовали бетонная стена и кирпичный дом.

На высоте двух метров в кирпичную стену был вбит крюк.

Я подпрыгнула и повисла на этом крюке. Подтянулась и, скрежеща подошвами ботинок о щербатый кирпич, быстро взобралась наверх — встала обеими ногами на этот крюк, а руками опиралась о бетонную стену.

Порядок.

Теперь только…

Оп! Я легко вскочила на бетонную стену и выпрямилась. Все.

Стена была в мою ладонь шириной. Раскинув руки и переставляя ноги, я сделала несколько шагов.

Ничего, нормально. Вспомню заодно уроки основы циркового искусства. Да, да, мы и это изучали в Военно-юридической академии.

И не в первый раз после академии мне пригодилось знание этого курса, не один раз цирковое искусство мне жизнь спасало.

Послышалось знакомое уже мне урчание двигателя. Джип сюда полз.

Так, ребята, я вам сейчас устрою встречу на Эльбе.

Я примерно определила место, где остановится джип. Сделать это было не очень трудно, потому что на грязном снегу отчетливо были видны следы от шин.

Там, где следы обрывались — метрах в двух от кирпичной стены, я и остановилась.

Присела на гребне стены, как курочка на насесте. Достала пистолет из кобуры и сунула его в карман.

Из-за угла медленно показался джип. Видно, Кирилл не очень хорошо машину водил — джип то и дело останавливался и замолкал, а то вдруг дергался вперед с ревом, как слепой слон.

Остановился.

Теперь нужно дождаться, когда они выйдут из машины. А если они вообще не выйдут из машины? Посидят-посидят, подождут, поматерят меня, да и уедут восвояси.

Ладно, пока стоят, будем надеяться на лучшее. Потом… придумаю что-нибудь.

Прошло минут пять. Из машины никто не выходил. Похоже, они и не собираются…

Вдруг подул пронизывающий ветер. Мало того, что я тут же промерзла насквозь, так еще ветер дул не с постоянной силой, а налетал порывами, поэтому, чтобы не сверзиться на землю с высоты трех с половиной метров, мне приходилось постоянно хвататься руками за крошащийся бетон.

Скоро ладони мои замерзли и покрылись царапинами.

Да, теперь мне не кажется, что залезть на эту стену было хорошей идеей.

Я совсем уже отчаялась дождаться чего-либо, как вдруг дверца джипа, щелкнув, открылась и показался Валерик. Без автомата. Как раз то, что мне нужно.

Я подождала еще немного, пока Валерик подошел не к щербатой кирпичной стене, пока тихонько не взвизгнула «молния» и не зажурчало.

Ну, время пришло! Будь во веки веков благословен Валерин мочевой пузырь!

А то бы мне здесь до скончания века торчать пришлось бы, я чувствую.

Быстренько, пока процесс мочеиспускания не закончился, я рассчитала траекторию своего прыжка и, выдохнув, бросилась сверху на Валерика, как коршун на цыпленка под кустиком.

Мне даже удалось удержаться на ногах после приземления. Я тотчас вытащила пистолет, обхватила за шею обалдевшего Валерика, развернула его лицом к джипу, так, чтобы он корпусом закрывал меня, и ткнула ствол ему в висок.

И заорала:

— А ну выходи сюда, а то я твоему щенку сейчас скворечник из башки сделаю!!

На несколько секунд наступила тишина, единственным звуком, нарушавшим ее, было тихое журчание — Валерик еще процесс не закончил. А может, это у него от неожиданности — долго он что-то…

Война войной, а естественные потребности остаются естественными потребностями.

Валерик шумно сглотнул.

Открылась дверца джипа, и на снег шагнул Кирилл. Он явно был удивлен, очень сильно был удивлен — он рот аж приоткрыл и глаза широко распахнул.

— Ты откуда взялась-то? — обалдело спросил он.

— Оттуда, — проворчала я.

Кирилл посмотрел в серое небо, затянутое облаками, скрывшими солнце, покрутил головой и произнес, как мне показалось, с уважением даже:

— Я вот в воздушно-десантных войсках служил, но такого еще…

— Что — эффектно? — улыбнувшись, спросила я.

— Очень! — с готовностью воскликнул Кирилл и снова посмотрел наверх. — Это ты с той стены?.. Высоко-то как… Ай-яй-яй…

Он посмотрел на меня, а потом снова вверх. Меня тоже потянуло задрать голову, но неожиданно я углядела, как что-то блеснуло в правой руке Кирилла, которую он старательно прятал за открытой дверцей джипа.

Я выругалась и сплюнула через плечо Валерика.

Надо же — чуть не попалась! Как девочка, как дурочка… С уважением он говорил! «Очень эффектно»! Вот подняла бы я голову на секундочку вверх, чтобы самой оценить, насколько труден был прыжок и эффектно мое появление, как Кирилл тут же мою голову снес бы.

А он, кстати, неплохой актер.

— Оружие на землю!! — заорала я так, что Кирилл даже вздрогнул. — На землю, быстро! Вон, вон у тебя в правой руке!

Брякнулся на смерзшийся и подтаявший снег никелированный блестящий револьвер.

Это хорошо, что он никелированный. Будь он обыкновенный — черный, я бы его не заметила, и кто знает, как закончилась бы вся эта история…

— Теперь руки вверх подними! — приказала я. — Так, так… Выше!

Кирилл страшно посмотрел на меня, но повиновался — задрал руки кверху.

— Теперь захлопни дверцу… — продолжала командовать я, — ногой, ногой! Руки не опускай!

Дверца захлопнулась.

— Отлично, — удовлетворенно произнесла я, — теперь два шага вперед и встань у стены. Руки можешь опустить, но держи их так, чтобы я видела, а то… — Я звонко взвела курок, и Валерик вздрогнул.

Снова на несколько минут наступила тишина. Валерик мелко дрожал, Кирилл стоял у стены, опустив руки и мрачно смотрел в сторону. Видно было, что ему очень не нравилось, что его какая-то женщина в плен захватила.

Если бы ты знал, Кирилл, хоть одну десятую долю информации об этой женщине!..

Нет, не так плоха была идейка залезть на стену. Правда, если Валерик не сообразил бы выйти помочиться, ничего бы у меня не получилось.

Но, как говорится — для любой победы необходима доля простой удачи.

Кирилл угрюмо прокашлялся.

— А можно… — неожиданно тонким голосом попросил Валерик, — можно мне ширинку застегнуть?.. А то у меня… замерз…

Кирилл не удержался от ухмылки. Мне тоже вдруг стало смешно.

— Ну, ладно, — разрешила я, — застегнись. Только медленно и очень осторожно. И не делай резких движений. Понял?

— Не буду делать резких движений, — пообещал Валерик и, пыхтя, завозился.

Голову он не опустил, он ею даже пошевелить боялся — ведь дуло пистолета в висок упиралось, да я еще за шею его обхватила, как страстная любовница.

Пошевелишься тут…

А что это я, в самом деле, держу его? Кирилл у стеночки стоит в сторонке. Неопасный.

— Застегнулся? — спросила я у Валерика.

— Нет еще… Сейчас… А вот. Все, все уже! — обрадованно закричал он.

Я неожиданно отпустила его, толкнула. Он пробежал два шага и оторопело встал между мной и машиной, растерянно разведя руки в стороны.

О черт, дурак какой!

Направив пистолет на Кирилла, я невысоко подпрыгнула и ударила Валерика ногой по филейным частям.

Сильный удар получился. Валерик вскрикнул и, раскинув руки, как белая лебедь, полетел вперед и треснулся о капот джипа.

Кирилл сказал что-то и отвел глаза.

— Осторожнее! Капот помнете, — неожиданно вырвалось у него.

Надо же — о состоянии тачки больше заботится, чем о своем подчиненном.

А в принципе правильно — такой джип бешеных денег стоит, а Валериков, подобно тому, который сейчас валялся на покрытом экскрементами снегу, можно за такие бабки сколько угодно нанять.

— Встань! — приказала я Валерику.

Он поднялся.

— У капота встань! И держи руки так, чтобы я их видела! Это и тебя касается! — Я посмотрела на Кирилла. — И вообще, — подумав, сказала я, — встаньте оба у капота… Так… так… Подальше друг от друга. Вот и прекрасно. И учтите — замечу какое-нибудь подозрительное движение, отстрелю башку к чертовой матери. Понятно?

Они стояли, как два болванчика. Валерик унимал кровь, льющуюся из носа.

Но расслабляться нельзя. Нельзя забывать о том, что револьвер валяется на снегу, который Кирилл по моему приказу бросил, и автомат Валерик в машине оставил.

Да, впрочем, кто его знает, что у них там еще в тачке есть?

— Ладно, — проговорила я, опустив пистолет — у меня уже руки начали затекать, — теперь, козлы, рассказывайте, почему вы меня и братков моих хотели вашей дурью поганой на тот свет отправить?

* * *

— Давай, колись, — сказала я, поигрывая пистолетом. Я к Кириллу обращалась, — мы же договорились. А ты что сделал?

— Проверить хотел, — угрюмо проговорил Кирилл. Он посмотрел на мой пистолет, потом отвернулся к грязному желтому забору.

— Проверял ведь уже?

Кирилл молчал, сжимая и разжимая кулаки. Ему тяжело было со мной говорить. Он в воздушно-десантных войсках служил, а я неизвестно откуда приехала в их город, он джип себе купил и никелированный револьвер, а я с забора на его подопечного прыгаю. Он мужчина, здоровый и злой, а я его вместе с его товарищем при помощи одного ствола в плен захватила и у машины поставила.

И допрашиваю теперь.

Ему не говорить со мной — ему броситься и растерзать меня хочется, вот что.

— Что замолчал? — спросила я и как бы невзначай остановила дуло на уровне его живота.

Кирилл теперь, не отрываясь, смотрел на мой пистолет. И молчал.

— Да у нас есть все! — затараторил вдруг Валерик. — Мы же по-честному! Мы только как лучше хотели, безопаснее как!..

— Заткнись, — коротко приказала я и зло уставилась на Кирилла.

Долго он еще своим самолюбием давиться будет? Я ведь могу и не дождаться связного рассказа. Я не очень терпеливая, кстати.

— Я нетерпеливая, Кирилл, — сообщила я, — и времени у меня… не так много. Давай. Считаю до трех. Потом — пеняй на себя.

— Ну, сука, — неожиданно звучно проговорил Кирилл, — теперь ты в этом городе вне закона. Я тебя везде достану. Ты еще, мразь, не знаешь, с кем связалась!..

Это ты, милый мой, не знаешь, с кем связался!

— Раз, — сказала я.

— Блядь дешевая, — с тоскливой ненавистью выговорил Кирилл.

На меня он не смотрел. Он на пистолет смотрел в моих руках.

— Два.

— Кирюх, ну чего ты? — испуганно забормотал Валерик. — Ладно жабу давить… Она же пристрелит… Она же психованная… Ой! — Он глянул на меня и втянул голову в плечи, сжался.

Нужен ты мне…

Я подняла пистолет на уровень своего лица — дулом прямо в горло Кириллу. Он на пистолет смотрел, и, когда ствол подняла, волей-неволей ему пришлось заглянуть в мои глаза. Он заглянул.

Он все понял.

— Три…

— Ладно, — глухо сказал он, опустив голову и вытянув вперед руку ладонью ко мне.

— Руку! — прикрикнула я.

Рука его бессильно упала вдоль туловища.

— Подозрительно больно уж было, — начал говорить он таким голосом, как будто изо всех сил сдерживал рвущийся изнутри собачий лай. — Казбек мне говорил — пришла непонятно откуда. Раньше тебя здесь не видели…

— Я же сказала ему, что я приезжая…

— Баксами платит, — продолжал Кирилл, — за ценой не стоит, не торгуется, даже еще сверху дает. Этого уже достаточно. — Он смотрел на мой пистолет, не отрываясь, как будто хотел его силой взгляда уничтожить, расплавить. — Два раза подошла к нему — Казбек говорил — и стала о более серьезных вещах договариваться…

— И что же здесь подозрительного? — усмехнувшись, спросила я.

— А вот что, — поднял голову Кирилл, — Казбек рассказывал, что ты старалась из себя наркоманку изобразить… А ты не наркоманка, — он криво ухмыльнулся, — это же сразу видно, пойми. А Казбек заметил даже то, что ты не только не наркоманка, но и ни разу не пробовала колоться.

Я поняла. Черт, опять просчет. Я и раньше имела дело с наркоманами. Но этот Казбек меня все-таки раскусил — он каждый день общается с соответствующим контингентом. Как я не подготовлена, а как говорится, и на старуху бывает проруха.

— Казбек тебя еще в первый раз расколол, когда ты к нему пришла, — сообщил мне Кирилл, — сразу расколол. Знаешь как?

— Как это?

— А он цену за дозу заломил в два с половиной раза больше, — объяснил Кирилл, — а ты заплатила и глазом даже не моргнула.

Так, понятно.

— Что же ты тогда со мной дело иметь согласился? — задала я справедливый вопрос.

Кирилл кашлянул и сказал:

— Уж больно выгодно.

— Так ты думаешь, я из ментовки, да? — продолжала я допрос.

— Нет, — уверенно покачал головой Кирилл, — не из ментовки, это точно. Менты так не поступают никогда. И Казбек тоже говорил, что ты не из ментовки…

Правильно, Кирюша, правильно. Менты так не поступают. Куда там ментам до меня!

— Ладно, — я посмотрела на часы — одиннадцать часов доходит, — заговорилась я с вами. Так как мы поступим с тобой, а, Кирилл?

— Товар у нас есть, — мрачно сообщил Кирилл, — хочешь, продам. Договаривались.

— Товар есть, я знаю, — согласилась я, — хороший товар, только люди от него дохнут, как тараканы от государственной колбасы.

Валерик вдруг, подобострастно глянув на меня, негромко засмеялся. Кирилл бросил на него тяжелый взгляд, и он замолчал.

— Я про нормальный товар говорю, — сказал Кирилл, — объем партии мы обсудили. Цену тоже. Так что подожди, мы сейчас съездим…

— Э-э, нет, — покачала я головой, — я с вами поеду. Почему я тебе верить должна? Ты меня вчера чуть насмерть не отравил.

— С нами нельзя! — твердо сказал Кирилл. — Это исключено.

А, вот это отлично! Если он не хочет показывать мне, где находится то место, которое он считает своим домом, значит, там что-то интересненькое есть. Кассета, например, за которой я охочусь.

— Стреляй прямо здесь, — так же твердо проговорил Кирилл, — с тобой я туда не поеду. — Он посмотрел прямо мне в глаза, и меня обожгла захлестнувшая его сумасшедшая ненависть.

Страшный он человек, этот Кирилл. К такому спиной не поворачивайся.

Я усмехнулась и качнула пистолет на пальце. Взгляд Кирилла не изменился, а Валерик тоскливо застонал, как раненая собачка.

Ну, ладно. Если не берет меня Кирилл с собой, тогда и не надо. Мне бы только в машину его сесть, и все.

А дальше я его жилище и сама найду.

— Ладно, — сказала я, — сегодня ничего не получится. Не успею я уже. Не надо было весь этот цирк устраивать, понятно?

Они молчали.

— Договоримся на завтра на то же время, — строго проговорила я, — идет?

— Идет, — сказал Кирилл.

— Только условия уже будут немного другие, — добавила я.

— Какие это?

— А такие, — я назвала цену, в два с половиною раза ниже, чем мы договаривались с Кириллом в прошлый раз, — вот так…

Он глухо захрипел.

А что? Не надо было карты свои раскрывать. Он же сам мне сказал, на сколько Казбек мне цену превысил.

— Так идет или нет? По рукам?

— По рукам, — злобно выговорил Кирилл и сплюнул в сторону.

Н-да, не удивлюсь, если вместо наркоты я получу завтра пулю в лоб. Да не надо мне никакой наркоты. Не буду я ее покупать. А на завтра я договорилась на тот случай, если с маячком у меня ничего не выйдет. Ну, всякое же бывает.

Маловероятно, конечно, чтобы самолично мною сконструированный по всем правилам маячок меня подвел, но… все-таки надо учитывать все варианты.

А теперь нужно тачку их осмотреть и все стволы оттуда на заднее сиденье переложить. Да и маячок не помешало бы оставить где-нибудь.

И про ствол Кирилла, который возле передней дверцы на снегу валяется, тоже забывать не стоит.

Я отошла к бетонной стене.

— А теперь отлепились от тачки и шагом марш вон к той кирпичной стене.

Валерик побежал и послушно встал у стены. Посмотрел на меня преданными глазами.

— Зачем это — от машины отходить? — насторожился Кирилл и не сдвинулся с места. — Что ты с тачкой собралась делать?

— Ничего я с ней не сделаю. Я хочу, чтобы вы меня сейчас в город подбросили, — пояснила я, — так вы у стены пока постойте, чтобы не мешались, а я в тачке приберусь. Все огнестрельное и холодное оружие от вас изолирую. А то — кто знает…

Кирилл покачал головой и медленно отошел к стене. Встал рядом с Валериком, скрестив руки на груди.

Я прошла к дверце со стороны водительского сиденья. Подобрала револьвер Кирилла, тот самый, который приказала ему выбросить.

Сунула его в карман, открыла дверцу и села на водительское сиденье.

Посмотрела на стоящих у стены пленников — Кирилла и Валерика.

— Слышь, Кирилл! — крикнула я из машины.

— Что? — глухо донеслось до меня.

— Вы там только не дергайтесь, ладно? А то ведь я сквозь лобовое стекло пальну. И тачку тебе дорогущую попорчу, и голову разнесу! Так что — не надо. Ну, что — договорились?

В ответ я услышала неразборчивое ругательство.

— Не поняла?

— Договорились, — пробурчал Кирилл.

Ага, вот и автомат. Лежит на переднем сиденье, где Валерик помещался, и молчит.

Я перекинула автомат на заднее сиденье.

Теперь бардачок посмотреть.

В бардачке не оказалось ничего интересного, кроме трех упаковок дешевых китайских презервативов, маленького выкидного ножа и кучи яблочных огрызков.

Противозачаточные средства и пищевые отходы я оставила в бардачке, а нож положила к себе в карман, где уже лежал пистолет Кирилла.

Я еще раз тщательнейшим образом обшарила салон, но больше ничего предосудительного не нашла.

Ну, и все, значит.

— Эй! — я высунулась из машины — они, Кирилл и Валерик, все так же стояли у стены. — Все, процедуру проверки я завершила. Поехали.

И вышла из джипа, чтобы пересесть на заднее сиденье.

Глава 7

Кирилл мрачно молчал. Он вел машину. Валерик тоже ничего не говорил. Лишенный своего автомата, он выглядел, как я успела заметить, довольно жалко.

У меня такое впечатление создалось, что этот автомат Калашникова стал для Валерика частью его организма. Причем — наиважнейшей частью, главной.

В салоне автомобиля — особенно на заднем сиденье — жутко воняло. Поискав источник, я увидела пятно краски сбоку — позади Валерика.

Я отодвинулась подальше — села сзади Кирилла, но все равно чудовищно пахло, — вероятно, сегодня утром кто-то банку с краской здесь разбил.

И чехлы на сиденье Кириллу теперь менять придется… И давно пора — чехлы мало того, что старые и грязные, они еще и некрасивые — какие-то красно-синие.

Ужасное сочетание. Безвкусное.

Размышляя таким образом, я тихонько уронила маячок себе под ноги, предварительно щелкнув рычажком. И теперь нужно было точным, но осторожным ударом ноги загнать его под сиденье Кирилла.

Р-раз!

Все, готово.

Надеюсь, Кириллу не придет в голову обыскивать весь салон, после того как он высадит меня.

Мы катили уже почти в центре города. Ни Кирилл, ни Валерик слова за всю поездку не произнесли.

Показался Колхозный рынок.

— Стой! — приказала я. — Вот тут останови, как в прошлый раз.

Кирилл безмолвно повиновался.

— Ствол-то верни мне, — глухо произнес он, не поворачиваясь, когда я открыла уже дверцу.

— Ствол? Верну, конечно. — Я достала из кармана его красивый блестящий револьвер и положила рядом с автоматом Валерика на заднее сиденье. Потом подумала и присоединила туда же и выкидной нож. — Мне чужого не надо, — сообщила я Кириллу.

Он ничего не сказал, только прорычал что-то нечленораздельное. Ругается, наверное.

— Ну, все, пока, — сказала я, открыв дверцу, — кстати, если задумаете выкинуть какой-нибудь финт вот сейчас, отъезжая, то учтите — я метко стреляю.

Вышла из машины и захлопнула дверь.

Если они даже и попытались бы застрелить меня из машины, то ничего, я думаю, у них бы не получилось — я вынула патроны из револьвера Кирилла и Валерикова автомата.

* * *

Батареек в маячке хватит максимум на час. Ну, может быть, минут на десять побольше. А вообще, эти маячки энергию здорово жрут.

Я присела с прибором слежения в небольшом, по-весеннему сыром парке, недалеко от Колхозного рынка. На территории парка или рядом с парком располагалась, видимо, детская художественная школа — ребятишек с мольбертами было пруд пруди.

Хорошо что, кроме этих ребятишек, никого в парке и не было почти, так что я могла спокойно сидеть со своим прибором и следить за цифрами, появляющимися на табло.

Просидела я так с полчаса примерно. Цифры постоянно менялись — автомобиль двигался. А потом вдруг выскочило число и табло замерло.

Все. Кирилл приехал куда-то.

Куда?

Это мы сейчас выясним.

Запомнив цифру на табло, я спрятала отлично сослуживший свою службу прибор слежения и достала карту города.

Так, посмотрим.

Произведя в уме кое-какие расчеты, я вычислила и улицу, и номер дома, где остановилась машина Кирилла.

Оставалось только узнать номер квартиры, но я чувствовала, что этого даже не понадобится — там, в том месте на карте города, где я поставила жирную точку, большими буквами было написано: «Частный сектор».

Частный дом, значит?

Очень хорошо, навестим Кирилла. Сегодня, если успею. А сейчас мне нужно бежать на прием к начальнику пресс-службы администрации города Петропавловска Виктору Федоровичу Зайберту.

* * *

— Ирина Зиновьевна? — лучезарно улыбнулась мне секретарша Зайберта и мотнула рыженькой челочкой, как лисица — хвостом.

— Она самая. Ирина Зиновьевна, — подтвердила я и предъявила ей свое журналистское удостоверение.

— Подождите минуточку, — попросила меня секретарша, — у него сейчас совещание в кабинете. Оно вот-вот закончится, и… По телефону совещание, через конференц-связь. Он один, но — занят.

— Хорошо, — сказала я, — я подожду.

Я уселась в кресло для посетителей, все еще находясь во власти того странного чувства, которое овладело мной, когда я вошла в здание администрации города.

Секретарша-лиса не обращала на меня больше никакого внимания, и я, расположившись в кресле, вытянула усталые ноги почти на середину приемной, закинула назад голову — спинка у кресла была удобная — и смотрела в потолок.

Что же это все-таки было такое?

Дело в том, что пять минут назад, когда я вошла в приемную, секретарша разговаривала с кем-то по телефону, и мне показалось, что голос, едва слышно доносящийся из трубки — голос Кирилла.

Связь была хорошая, вот я и услышала голос.

Но не Кирилл же сюда на самом деле звонил? Это я просто слишком долго сегодня с ним общалась.

«Нет, не может этого быть», — решила я, и мысли мои потекли по иному руслу.

Где же я все-таки могла видеть этого Кирилла? А может быть, я и не видела его раньше, а он просто похож на того, кого я знаю?

На киноартиста какого-то, что ли…

Да, странные дела происходят в городе Петропавловске. Странные, если не сказать больше.

Тут я вспомнила, что сегодня мне предстоит операция по ликвидации Волка, и затосковала.

Черт, как же так? Ведь мы несколько лет провели с ним в одной группе. Бывало так, что и он прикрывал меня огнем из пулемета или автомата, бывало, что я его прикрывала. На учениях и в настоящем бою.

Когда, например, мы обезвреживали банду мародеров все там же — в Югославии…

Надо было быстро, чтобы не дать разгореться очередному международному скандалу, выявить и обезвредить несколько российских солдат-миротворцев, которые приехали в Югославию совсем не для того, чтобы устанавливать там мир.

А для того, чтобы поживиться чем придется, пользуясь военным положением и беспорядками.

И теперь убивать своего бывшего сослуживца?..

На столе у рыжей секретарши зазвонил телефон. Она сняла трубочку и, послушав немного, обратилась ко мне, положив трубку обратно на рычажки телефонного аппарата:

— Ирина Зиновьевна, пройдите, пожалуйста, в кабинет. Закончилось уже совещание.

И я прошла.

* * *

— А-а! Ирина Зиновьевна! — нехорошо обрадовался при моем появлении Виктор Федорович Зайберт. — Проходите, проходите!

Я села в кресло напротив его стола.

— Добрый день, — поздоровалась.

— Наслышан, наслышан о ваших подвигах, — сообщил мне Зайберт.

— О каких таких подвигах? — сделала я непонимающее лицо.

— Ну, как же, — Зайберт кивнул мне на телевизор с видеомагнитофоном, стоящие у него на тумбочке в углу кабинета, — я же все-таки телевизор смотрю…

В руках у него появился портативный пульт управления, он нажал кнопочку, и вспыхнул экран телевизора. На экране запрыгали полуголые красотки.

— Ой, не та кассета, — спохватился начальник пресс-службы.

Он выключил видеомагнитофон, резво выбежал из-за стола, тряся брюхом, и достал из тумбочки видеокассету.

— Вот эта, по-моему…

На экране появился Колхозный рынок и послышался замогильный голос сурового диктора.

— Ага, — удовлетворенно произнес Зайберт, — она, точно.

Я отвернулась от телевизора.

Виктор Федорович вернулся на свое место и уставился на экран. Несколько минут молча смотрел — языком только цокал.

— Что же вы так? — с отеческой укоризной проговорил наконец Зайберт, перевалившись ко мне через свой стол. — Как же?..

— А что? — переспросила я.

— Вы знаете, что это за человек, который рядом с вами стоял? — поинтересовался Зайберт.

— Который? — придурялась я.

— Да вот, казах в кожаной куртке, — сказал Виктор Федорович, — Асхан.

Асхан? Он и имя этого паренька знает. Откуда, интересно? Я, конечно, понимаю, что городок этот маленький, но не настолько же…

— Этот парень, Асхан, — шепотом сообщил мне Зайберт, — известный торговец наркотиками. Да-да — наркотиками…

— Я знаю, — скучным голосом сказала я.

Что ему надо от меня? К чему он клонит?

— Знаете? — удивился Виктор Федорович. — И о чем же вы с ним говорили?

— Да так, — ответила я, — вам, Виктор Федорович, знакомо такое понятие — журналистское расследование?

— А-а-а… — неопределенно высказался Зайберт, — н-ну, знакомо…

— Это когда для пользы дела — в данном случае для получения информации — внедряешься в какую-нибудь среду, — на всякий случай объяснила я.

— А какую информацию вы собирали? — почему-то шепотом спросил Зайберт.

— Я, Виктор Федорович, честный журналист, — гордо выпрямилась я в кресле, — я хочу писать не только всякую победоносную чушь, которую можно во всяком рекламном проспекте прочитать, но и тяжкую горькую правду. О наркомании, например…

— О наркомании, — в какой-то непонятной тоске повторил Зайберт.

— Да, о наркомании, — проговорила я, — я тут ваш местный канал посмотрела. Петропавловское телевидение. Так вот, как оказалось, наркомания у вас — самая животрепещущая проблема. А какой же журналист не отреагирует на актуальную тему? Какой? — спросила я у растерявшегося Зайберта. — А?

— Не знаю, — пробормотал он.

— И мое священное право и профессиональная обязанность — всячески помогать избавляться вашему городу от этой страшной социальной болезни — наркомании, — с подъемом закончила я.

Зайберт подавился слюной и надолго закашлялся. Я уже хотела на помощь позвать кого-нибудь. А то окочурится еще у меня на глазах начальник пресс-службы администрации города — проблем не оберешься.

— Не надо! — выговорил наконец Виктор Федорович.

— Что — не надо?

— Не надо помогать нам избавляться! — закончил он свою мысль. — Мы и сами как-нибудь…

— Довольно странные вещи вы говорите, — подозрительно прищурилась я на него, — то есть, как это — не надо вам помогать избавляться?

Зайберт вскочил со своего кресла, колыхаясь, подбежал к двери и запер ее на ключ.

— Это чтобы не помешал никто, — объяснил он свое странное поведение.

Что это он взвился так, интересно? Чем я его так уязвила?

— Понимаете, какое дело, Ирина Зиновьевна, — вернувшись за свой стол, начал он, — в этом случае нужно немного иначе смотреть на вещи. Вот вы, — он ткнул в меня пальцем, — вы напишете этот… репортаж, ругательную статью и уедете к себе домой в Россию, в Тарасов…

Так вот оно что! Не любит, когда сор из избы выносят! Правильно, начальство ему за это влепит. Его же прямая обязанность — представлять заезжим журналистам Петропавловск как высококультурный город, а тут такое — проблема наркомании и полный мрак…

— Я обязательно в Тарасове материал опубликую о наркотическом беспределе в Петропавловске… — простодушно пообещала я.

Зайберт посинел.

Мне даже понравилось его дразнить. Интересно так — я ему словечко ляпну, а он бесится, прямо исходит весь, трясется.

— Не надо, умоляю вас, Ирина Зиновьевна! Вы-то уедете и думать про нас забудете, а мне тут начальство… — Виктор Федорович снова поднялся с кресла.

Несколько секунд он стоял, разинув рот, возвышаясь над столом, как окаменевший мамонт, потом схватил телефонную трубку.

Через силу улыбнулся мне:

— Вы, Ирина Зиновьевна, что будете — чай или кофе? Или, может быть, выпить чего-нибудь хотите? Виски, водка, коньяк, шампанское? Бутерброды?

— Минеральной воды, — скромно попросила я.

— Сию минуту, — быстро проговорил Зайберт, и эти новые его внезапно появившиеся интонации напомнили мне интонации гостиничного портье.

Виктор Федорович уже пел в трубку:

— Юленька, нам водички минеральной принеси, коньячку, колбаски там, бутербродиков… Ну, сама знаешь, Юленька. Ага, ага… Да, ждем. Быстрее…

— Ну, вот, — облегченно выдохнул Зайберт, снова усаживаясь за свой стол, — сейчас нам закусочку принесут, и мы поговорим с вами. Я, собственно, именно поэтому и приглашал вас к себе, Ирина Зиновьевна.

— Скрывать факты… — задумчиво протянула я, — это же… должностное преступление, — отчетливо выговорила я страшные слова.

У Зайберта отвисла челюсть.

— Ну какое?.. Какое же это должностное преступление? — тихо и тоскливо спросил он.

Ладно, все. Пора сбавлять обороты. А то Виктор Федорович киллеров наймет — от неугодной журналистки избавляться. От меня то есть.

В кабинет постучали.

Зайберт побежал открывать.

Вошла секретарша Юля с огромным подносом, уставленным — я широко раскрыла глаза — блюдами, над которыми клубился ароматный парок.

— Сейчас еще принесу, — лучезарно улыбнулась она мне и вышла.

Вот это да! Вот это я понимаю. Не поменять ли мне профессию, в самом деле? Буду журналисткой, буду гастролировать по всяческим провинциальным городкам, вскрывать социальные язвы, а потом шантажировать начальников пресс-служб администрации города.

Жизнь будет…

* * *

Секретарша Юля принесла еще два таких подноса. Несколько бутылок с заграничными этикетками принесла. Как раз время обеда было, так что устоять я не смогла.

Да и как устоять — на столе было столько всего…

Тяпнувший изрядную дозу коньячку Зайберт порозовел и несколько успокоился. Он ослабил галстук и расстегнул две верхние пуговицы на рубашке.

— Эх, Ирина Зиновьевна, Ирина Зиновьевна, — прочувственно говорил он мне, — это ведь мы с вами просвещенные люди, журналисты… — Он икнул. — Интеллигенты… Нам-то понятно, что такое журналистское расследование и эксперименты всякие с внедрениями тоже понятны. А другие-то… не поймут! — он скорбно посмотрел на меня. — Милиция не поймет, например. Скажет, наркотики покупала. А что? — Зайберт снова включил проклятую видеокассету. — Вот, пожалуйста — вещественные доказательства налицо…

Он что, угрожает мне, что ли?

— Вы что, мне угрожаете, Виктор Федорович? — удивленно спросила я.

— Да что вы! Что вы! — замахал руками Зайберт, как будто хотел взлететь. — Как вы могли подумать такое!

Да, действительно, нехорошо. Ну, ладно, придется извиниться.

— Извините меня, ради бога, Виктор Федорович, — сцепив у груди руки, запричитала я, — не подумала я… Глупость сказала…

— Вот то-то — глупость, — погрозил мне пальцем мудрый Зайберт, — все мы на планете одинокие, — он тягостно вздохнул и подцепил на вилочку кружок колбасы, — все бедные… И все должны по мере возможностей помогать друг другу. Сегодня вы мне, завтра я вам…

— Да, — закивала я головой, разомлев от вкусной и обильной пищи, — точно так. Да вы философ, Виктор Федорович…

— Вот у вас, — неожиданно спросил Виктор Федорович, — какая зарплата? — Он понизил свой голос до интимного шепота.

Та-ак, начинается. Ну, что ж, буду играть до конца роль слабой женщины-журналистки, ослепленной внешним великолепием, радушным приемом, оказанным высокопоставленными лицами, и мудрыми речами…

Будем покупаться.

— Да какая там зарплата! — вздохнула я в ответ на вопрос Зайберта. — Как говорится, волка ноги кормят. Как потопаешь, так и полопаешь. Плохая у меня зарплата, — призналась я, — маленькая.

— А детишки есть у вас, Ирина Зиновьевна? — продолжал задушевный разговор Зайберт.

— Трое, — сказала я, — два мальчика и одна девочка. Машенька. В школу пошла в этом году…

— Ай-яй-яй, — всплеснул руками Виктор Федорович, — детишки… А я бы и не подумал, что детишки. Вы так молодо выглядите… И как же вы с такой зарплатой?.. Это прямо безобразие какое-то, — он полез волосатой лапищей во внутренний карман пиджака, — вам же, наверное, денег от зарплаты до зарплаты не хватает…

На стол передо мной легла толстая пачка долларов. Резиночкой перетянутая.

— Что это? — шепотом спросила я.

— Возьмите, — тоже шепнул Виктор Федорович, — мы должны помогать друг другу… Сегодня я вам, а завтра, глядишь, и вы мне чем-нибудь сможете помочь…

Поколебавшись немного для приличия, я положила деньги себе в сумочку. Зайберт следил за долларами напряженными красными глазами, следил-следил, пока они в сумочке не скрылись.

— Ну, вот! — Он сразу страшно развеселился, когда я спрятала деньги. — Вот и умничка!

Я скромно потупилась:

— Неудобно как-то… Со мной еще ни разу такого не случалось…

— Всякое в жизни бывает, всякое, — сладко приговаривал начальник пресс-службы, разливая коньяк по рюмкам, — иногда такое случится, что…

Он поднялся с рюмкой в руке, произнес тост, который я сегодня от него слышала уже раз пять:

— Ну, за прекрасных дам!

И выпил.

— Так вот, — закусив лимончиком, весело продолжал он, — я вам хотел случай один рассказать из моей жизни, анекдотический прямо, вы, Ирина Зиновьевна, до упаду смеяться будете…

На столе у него звякнул телефон.

— Да? — сразу посерьезнев, сказал в трубку Зайберт. — Конечно, помню. Самолетом прилетает… Буду встречать, обязательно… Что? Я?! Да нет, что вы, да какой пья… Устал я просто. Сейчас прилягу, отдохну, к вечеру буду как огурчик… Ага. До свидания…

Он положил трубку и, сделав страшные глаза, постучал по своей голове.

— Губернатор звонил! — похвастался он. — Во как! Напоминал, что министр сегодня прилетает. Вы пойдете в аэропорт, Ирина Зиновьевна, министра встречать?

— Ах, нет, — ответила я, — у меня голова ужасно разболелась, — я лучше пойду в гостиницу к себе в номер и прилягу…

Пусть он будет уверен, что в аэропорту я присутствовать не буду.

Алиби то есть.

— От коньяка, должно быть, — озабоченно предположил Зайберт, — алкоголь очень вреден для здоровья. Особенно — женского.

Виктор Федорович застегнул рубашку и поправил галстук. Надо понимать, это — конец аудиенции.

А что — цель достигнута, журналистка очарована и подкуплена. Город Петропавловск вне опасности.

Вот ведь тип. Нашли же кого начальником пресс-службы администрации города поставить.

Виктор Федорович поднял телефонную трубку.

— Юлечка, уноси, — квакнул туда.

Вошла секретарша, собрала все пустые и полупустые блюда на один поднос и удалилась, традиционно улыбнувшись. Ополовиненную бутылку коньяку Зайберт тщательно закрыл и поставил в тумбочку своего стола.

Я поднялась.

— Ну, что же, — сказала я, — до свидания, Виктор Федорович. До завтра. Завтра же в любом случае увидимся? Пресс-конференции всякие и так далее.

— Да-да-да, — невнимательно ответил Зайберт, озираясь по сторонам.

— Если я окончательно не разболеюсь, — добавила я, — все-таки весна — пора простуд…

— Вы уж не болейте, — пожелал Виктор Федорович, — и вообще, — он вдруг весело подмигнул мне, — завтра вечером приходите ко мне в гости. Сабантуйчик маленький устроим… Сам министр будет.

— Министр? — поразилась я. — Он же — лицо официальное. Как же он — просто так, возьмет и к вам в гости зайдет?..

— Зайде-от! — уверенно сказал Зайберт. — Вы же знаете, что министр не в первый раз в нашем городе?

— Знаю.

— Ну, вот, — кивнул Зайберт, — теперь даже традиция сложилась — как министр в Астану едет, так обязательно в Петропавловске задерживается… И ко мне в гости заходит обязательно…

— Ой, а разве можно мне? — продолжала я не верить. — Там все-таки узкий круг… Политическая элита…

— Да ладно! — отмахнулся Виктор Федорович. — Элита… Все люди — братья, между прочим. И кроме того, — он снова понизил голос до интимного шепота, — кроме того, у меня к вам небольшая просьбочка будет…

Вот это уже интересно. А я-то думала, что это Зайберт такое гостеприимство начал вдруг проявлять?

— Какая просьбочка? — простодушно спросила я.

— Да не просьба даже, а… так, — Виктор Федорович небрежно поиграл бровями, — ерунда, одним словом…

— А все-таки?

— Понимаете, Ирина Зиновьевна, — снова зашептал он, — в последнее время про министра какие-то слухи неприятные ходят.

— Да?! — поразилась я. — Какие?

— Ну, что он якобы всяческие махинации крутит… Какие-то связи в мафиозных кругах имеет. Словом — напридумывали наши коллеги, газетчики всякого, — Виктор Федорович хихикнул, — такое прочитаешь иной раз, что… взял бы, да и на первом суку.

В глазах Зайберта при последних словах внезапно вспыхнула неподдельная, самая настоящая злость. Я ахнула, прикрывши рот ладошкой.

— Шучу, конечно, шучу… — он мгновенно превратился из Зайберта-злодея в Зайберта-добряка, — никого вешать, конечно же, ни на каком суку не стоит…

— Так вы про просьбу не сказали еще, Виктор Федорович, — напомнила я.

— Ах, просьба, — Зайберт хлопнул себя ладонью по лбу, — совсем из головы вон… Так… Вы будете у меня на сабантуйчике завтра вечером?

— Ну… буду, — согласилась я.

— Ну и напишите после вечера небольшую заметочку, там… интервью маленькое с министром. Расскажите всю правду, как он культурно отдыхает, как налаживает торговые связи между республиками… Понятно, в общем?

— Всего-то? — сказала я. — Конечно, Виктор Федорович, я напишу эту заметку.

— Вот и чудненько, — расцвел Зайберт, — а то журналисты напридумывали…

Заметку мне еще писать какую-то про министра. Мне бы только кассету найти с компроматом, и все. Больше никакой помощи от меня министр не дождется.

И кассету-то я ищу не из-за большой любви к министру или банального патриотизма — я на Грома работаю, вот и все…

— Так, значит, я на вас рассчитываю, — проникновенно произнес Виктор Федорович.

— Конечно, — пообещала я, — рассчитывайте.

— Машина за вами придет в десять часов вечера завтра. Вы же в гостинице «Кзыл-Жар» остановились?

— Да, — ответила я.

— И чудненько. Идите, отдыхайте, — разрешил Зайберт, — а на всякие пресс-конференции и встречи вам являться необязательно. Я дам вам и пресс-релизы потом, и аудиозаписи с конференций… Все путем будет… Отдыхайте.

— Спасибо, Виктор Федорович, — поблагодарила я, — я и правда лучше отдохну, а то разболеюсь, а дома дети… Дела еще в редакции.

— Ну, хорошо, — сказал напоследок Зайберт, — только просьбочку мою не забудьте!

— Как можно! — воскликнула я. Мы наконец распрощались.

Глава 8

«Какая жалость, что я не захватила с собой в поездку набора для маскировки, — думала я, лежа на диване у себя в номере, — сейчас бы загримировалась — пошла в аэропорт, и все дела. И никто не узнал бы».

Да ладно. В конце концов, когда прилетит самолет с министром, уже темно будет, поздно, да и одеться можно так, что никто даже и не подумает, что я — это я, журналистка из города Тарасова Ирина Зиновьевна Чернышева.

Через два часа надо бы уже выходить. Потусуюсь на аэровокзале, смешаюсь с народом, потом вычислю Волка… Сделаю дело и снова смешаюсь с народом.

Только бы у меня все получилось!

Волк очень умен, хитер и опытен. Последнее настораживает меня больше всего.

Если все пойдет как надо, завтра с утра на встречу с Кириллом не пойду, лучше попозже к нему домой наведаюсь.

Ну, а вечером…

Вечер у меня занят. На вечер меня уже пригласили. Не все же — с наркоманами по помойкам бегать.

* * *

— А ну, пошла отсюда, образина!!

Я отшатнулась в сторону, чтобы уйти от удара. Вот сволочи, нападают на беззащитную женщину…

— Тебе сказали же — пошла вон отсюда, алкашка сраная! И как таких пускают в здание аэровокзала. Да еще — в буфет. Аппетит людям портить.

— Д-да, — поддакнул другой, — т-точно.

Пьяный.

Их двое — казахи, один поджарый, в дорогом кожаном плаще с модной трехдневной небритостью на лице, молодой; а другой намного старше, седоусый, небольшого роста и тоже сухощавого телосложения.

По всей видимости, они — отец и сын.

Я отошла подальше от них. Встала рядом с баком пищевых отходов. Проходящий мимо милиционер неприязненно покосился на меня:

— Шла бы ты, мамаша, домой, нечего тебе здесь делать. И пьяная еще… Вот разит так разит… — усмехнулся и пошел дальше, палочкой своей резиновой помахивая.

А это от бака с пищевыми отходами разило.

— Эй, тетя! — Это на меня еще и буфетчица внимание обратила — румяная дебелая матрена в грязном желтом фартуке. — Ну-ка, вали отсюда!

Я молча направилась к выходу из буфета. Шла, согнув спину и волоча ноги.

— Ходют тут всякие, — донеслось мне вслед ворчание буфетчицы, — стаканы потом пропадают и тарелки с вилками. Бомжи проклятые…

Н-да, вот уж замаскировалась так замаскировалась. И никакого набора для маскировки не понадобилось — обошлась подручными средствами.

Я хотела нарядиться так, чтобы ничье внимание не привлекать, только что-то мне это плохо удается — каждый норовит пнуть или послать подальше.

Что за народ?..

Надо уйти, пока не прилетел самолет, спрятаться от людских глаз, а то мне уже тошно становится. И как настоящие бомжи живут? Каждый день выдерживать чудовищной силы водопад презрения и унижения.

Никаких нервов не хватит.

Ага — вот.

Я увидела облезлую дверь с непонятной надписью на казахском языке. Под надписью висела драная картонка, на которой по-русски было намалевано: «Туалет не работает. Ремонт».

Отлично. То, что надо. Если бы еще эта дверь была открыта…

Я оглянулась — вроде никто на меня не смотрит. Ни милиционеров, ни работников аэровокзала в моем поле зрения не было. Я быстренько направилась к двери.

Вот здорово! Открыто.

Еще раз оглянувшись — нет, никто не смотрит, — я толкнула дверь и вошла в полутемное, пропахшее нечистотами помещение.

Нашарив рядом с дверью выключатель, я включила свет — загорелась лампочка на тонком черном шнуре, низко свисающая с покрытого желтыми пятнами потолка.

Хорошо — на двери с внутренней стороны я разглядела массивный засов. Вот и закроемся — я с трудом задвинула засов в соответствующие пазы — такой он тяжелый был.

Вот теперь никто не войдет, пусть думают, что это рабочие дверь заколотили.

А я еще часок здесь посижу, чтобы внимания окружающих не привлекать. А как время придет, так гостеприимное обиталище это покину.

Внимание окружающих я, может быть, и привлекаю, но, если у меня получится то, что я задумала — то есть если операция по ликвидации Волка удастся мне, — вряд ли на меня падет подозрение.

В углу туалета я заметила запыленное зеркало, покрытое паутиной серебряных трещин.

Я подошла к зеркалу.

Удачно я загримировалась, ничего не скажешь.

Взлохматив и спутав свои волосы, я еще испачкала их зубной пастой и вареньем, посыпав потом получившееся пылью, которую наскребла в углах комнат моего гостиничного номера.

На костюм мне пришлось немного потратиться — я сбегала быстренько в ближайший магазин одежды и купила там на остававшиеся у меня тенге самую дешевую юбку и самый дешевый свитер.

Вернувшись в гостиницу, я полчаса плясала на купленной одежде, предварительно испачкав ее всем, что нашла в своем номере, что пачкаться могло — клеем, томатным соусом, шариковой ручкой и так далее.

Ну, разрисовать себе лицо — кровоподтеки и ссадины на откровенно синюшном фоне — это было проще простого. Меня этому искусству и в Военно-юридической академии обучали, и еще у меня способности есть к живописи.

Если судить по тому, что я вижу сейчас в зеркале, — то да, правильно, есть у меня такие способности.

Только вот странный, извращенный вкус какой-то у меня.

Ни документов, ни денег я не взяла с собой. На тот случай, если меня задержат.

Вряд ли, конечно, но все может быть.

Я даже пистолета не взяла. И передатчик свой в номере оставила. Гром понимает, что я на операции, он не будет беспокоить меня вызовами.

Захватила только свой длинный нож для метания.

У меня одна попытка. Посмотрим, удастся ли…

* * *

Голос диспетчера, изуродованный динамиками репродуктора, едва пробивался сквозь обшарпанные стены заброшенного туалета:

— Самолет, летящий рейсом Москва—Петропавловск, совершит посадку в аэропорту города Петропавловска в двадцать три тридцать…

Черт, слышно как плохо.

— А ну, повтори! — крикнула я в стену.

— Повторяю, — снова бесстрастно заговорила диспетчерша, — самолет, летящий рейсом Москва—Петропавловск, совершит посадку в аэропорту города Петропавловска в двадцать три тридцать…

В двадцать три тридцать… Да, министры не опаздывают.

Пора выбираться отсюда.

Я не без труда отвела в сторону тяжеленный засов и открыла дверь. В зале ожидания толпилось столько народу, что на меня просто никто и не подумал внимание обращать. А зря, между прочим, посмотрели бы, как я замечательно сегодня выгляжу…

Встав немного поодаль, я внимательнейшим образом рассмотрела почти каждого человека в толпе, собравшейся поглазеть на министра.

Журналисты, ну их и невооруженным глазом сразу видно — сумасшедший взгляд, блуждающие глаза, подпрыгивающая походка, отчаянная жестикуляция и еще характерные детали — фотоаппарат или камера через плечо; блокнотик с ручкой в руках.

Ментов тоже спутать с кем-нибудь невозможно. Они же в форме.

Остальные — просто зеваки.

Но не зеваки, журналисты или менты были мне нужны. Мне надо было вычислить агентов государственной безопасности.

По инструкции (я ведь тоже когда-то была агентом государственной безопасности) они должны раствориться в толпе и, не вызывая абсолютно никаких подозрений, выявить среди собравшихся зрителей потенциальных зачинщиков беспорядков, наемных убийц, маньяков и прочих неблагонадежных товарищей.

А выявив — нейтрализовать.

Я напряженно вглядывалась в толпу.

Петропавловск вообще-то небольшой город, так что агентов здесь будет немного… Подождите, подождите, ведь количество агентов можно определить точно — очень просто.

Все города классифицируются, по величине города определяется количество агентов. В наше время было так. Надеюсь, ничего не изменилось.

Сколько жителей в Петропавловске? Я припомнила содержание брошюрки, которую купила, как прилетела в этот город, — на этом же вокзале и покупала.

Я припомнила.

Значит, исходя из этого, в толпе должно находиться всего два агента.

А вот как они выглядят, мужского они или женского пола, под кого замаскировались и вообще маскировались они или нет, все мне предстоит определить как можно быстрее — самолет уже сел, министр со своей свитой скоро здесь появится.

Минут десять я напряженно вглядывалась в каждого человека, кто попадался мне в поле зрения. Не тот, не тот, снова не тот…

Ага! Вот он, голубчик!

Один готов, срисовала я его — колесит по залу, вглядываясь в лица. Молодой еще — сразу видно, одевался небрежно — потрепанную болоньевую куртку и шапочку-петушок взял со склада, нацепил на себя, а вот дорогие позолоченные часы, нелепо сверкающие у него на руке под грязными рукавами куртки, снять позабыл. И брючки приличные тоже не переодел и ботинки начищенные даже не постарался замарать как следует.

Ну, этого особо опасаться не стоит — молодой, зеленый, за мной ему уследить крайне затруднительно будет.

Нужно второго искать.

Второго я высматривала довольно долго. Уже послышались голоса в толпе, вещающие о том, что министр скоро будет, и народ заволновался.

Черт, быстрее нужно! Нельзя мне начинать операцию, пока не убедилась, что, например, вон та старушка с ободранным петушком в корзинке — не переодетый спецагент.

Где он, черт во…

Ну, конечно, как это я его пропустила — вон он у стойки буфетной стоит. Спиной к стойке со стаканом чая в одной руке, а вторую руку, сложив в кулак, подносит то к уху, то ко рту. Незаметно старается.

Этот уже явно поопытнее — одет в спортивный костюм, у ног его спортивная сумка и спортивный же велосипед, сложенный вдвое, бечевками перевязанный, точно как плененная кобылка.

Ни дать ни взять — велосипедист со сборов возвращается. Чаек пьет в буфете.

Этот по залу не рыщет, стоит себе у стойки, повернувшись лицом к толпе, спокойно ее осматривает — и время от времени, встречаясь взглядом с парнем в болоньевой куртке и начищенных ботинках, кивает ему — мол, все в порядке, работай дальше.

И этого агента тоже не слишком следует опасаться — он уже успел проникнуться святой уверенностью, что ничего случиться в этом захолустном городке не может. По лицу его вижу, что уверился.

Так что расклад, как я вижу, неплохой. В мою пользу расклад.

Пора приступать.

Я медленно поковыляла к толпе.

К левой руке у меня были пристегнуты ножны, в которые вложен был нож. Ножны потом тоже выкинуть надо, ни к чему мне с ними светиться.

Слившись с толпой, я достала из кармана заранее приготовленный рулончик скотча.

Быстро обмотала прозрачной клейкой лентой указательный, большой и средний пальцы правой руки — это чтобы отпечатков не оставлять. Перчатки надевать — к общему костюму не подходят, а какие-нибудь варежки драные — в них нож кидать неудобно. Рука сорваться может — и все тогда.

А мне такие проколы не нужны. У меня только один шанс — с первого раза надо попасть.

— Идут! Идут! — услышала я крики где-то впереди.

Милиция тотчас образовала живой коридор. Народ, собственно, и не рвался особо, но, так как желающих увидеть министра воочию было довольно много, задние напирали на передних и образовалась давка.

Я обернулась на «спортсмена» — он так же стоял у стойки буфета и сосредоточенно раскуривал сигарету. Давай, давай, покури…

Молодого агента я не видела… А, нет, вон он мелькнул — по другую сторону живого коридора, образованного ментами.

Это хорошо, что по другую сторону, он всегда у меня перед глазами будет. Правда, и я у него прямо перед глазами буду, но ведь он меня не знает и не подозревает, что эта вот некрасивая синерылая тетенька…

А я выберу момент, когда он отвернется, и…

— Идут!

Я постаралась пробиться поближе к милицейскому ограждению и, получив несколько затрещин от граждан Петропавловска и гостей города, продвинулась только на десяток шагов — дальше уже трудно было.

Да мне дальше-то и не надо, что же мне, прямо перед светлые очи милиционеров вставать, что ли?

— Идут! Министр! Министр!

Что они все? Министра не видели никогда? У них телевизора дома нет, что ли?

Показались министр и свита его.

Министра я узнала сразу. Абсолютно лысый, из-за белесых бровей кажущийся безбровым, он шел, озабоченно наклонив голову. Лицо министра покраснело — наверное, от быстрой ходьбы, огромный живот грозил порвать дорогую ткань черного строгого пиджака.

Этого человека мне предстояло спасти от позора и тюремного заключения.

Сразу за министром шел Волк. Его я тоже сразу узнала, я его часто по телевизору видела. Волк, не поворачивая головы, стрелял по сторонам острыми глазами и нервно двигал своей хищной челюстью, будто пережевывал что-то.

Изменился он все-таки после двух покушений-то. Властная леность на лице сменилась более привычным для меня настороженно-злым выражением.

А как же — за ним ведь охота ведется.

Волк вдруг глянул на то место, где я стояла, я успела опустить глаза, а когда снова посмотрела на него — он уже по ту сторону коридора что-то цепким взглядом выискивал.

Позади министра и Волка брели расслабленной походочкой охрана и всяческие канцелярские деятели. Насмешливо и снисходительно посматривали на столпившихся людей — только что пальцем не показывали и не хохотали.

Мелькнула рожа Зайберта. Он смеялся и задорно рассказывал что-то высоким гостям.

Успел уже проспаться.

Несколько секунд оставалось до того момента, когда Волк поравняется со мной.

Я правой рукой отстегнула ножны и осторожно спустила их себе под ноги, оттолкнула подальше. Пальцами, забинтованными скотчем, взялась за лезвие и спрятала ручку ножа в рукав свитера.

— Министр! Министр! — кричали вокруг меня, что-то еще кричали на казахском. — Добро пожаловать! — кричали и размахивали цветами, флагами и просто руками — целый лес качался над головами.

— Министр! Министр! — закричала и я.

Подняла вверх руки.

Еще пара секунд, пара шагов…

Когда Волк поравнялся со мной, я отвела руку с ножом немного назад, высвободила рукоятку из рукава, чтобы свитер не мешал мне, размахнулась и, поймав глазами то место на белой шее Волка, куда должно было вонзиться оружие, мгновенно отправив мою жертву подальше от нашего мира, рассчитанным движением послала нож в смертельный полет.

Даже и не расслышала, как свистнуло. И видно ничего не было — нож ведь не виден в полете, если его грамотно метнуть — нож как пуля должен быть.

Руку, метнувшую нож, я не опускала, продолжала так же размахивать ею и кричать:

— Ура, министр!

Уверена, что никто ничего не заметил — и тот агент, что у стойки буфета стоял, он вообще меня не мог видеть за плотными массами сгрудившихся тел, и тот агент, что находился от меня по другую сторону живого коридора, он в другую сторону смотрел, я видела, ни менты, конечно, им-то уж не до того было, они зевак сдерживали, чтобы на министра и его окружение не хлынул поток любопытных.

Волк остановился, схватился обеими руками за шею — сбоку под ухом. Между его пальцами тонкой струйкой брызнула кровь.

Я еще успела заметить, как глаза Волка закатились, ноги бессильно согнулись в коленях и он рухнул на голубую ковровую дорожку, заливая ее яркой кровью.

Вот и все.

Толпа, как единый организм, на мгновение замерла, потом взорвалась криками.

Министр обернулся к Волку, раскрыл рот, но его тотчас же подхватили под руки подскочившие охранники и увлекли — толстого, то и дело беспомощно оглядывавшегося назад — к выходу из аэровокзала.

Вслед за ними побежала свита. Зайберт бежал…

Бездыханное, залитое кровью тело Волка несли за министром.

А вообще-то, нет, не бездыханное — Волк еще хрипел, пеня розовую кровь на побелевших губах.

Я вопила, орала и размахивала руками вместе со всей толпой.

Крики становились все громче и громче.

В людском движении вдруг стали образовываться водовороты и промоины, кого-то уже хватали милиционеры.

На мгновение перед моими глазами мелькнуло перекошенное, абсолютно белое лицо агента госбезопасности в спортивном костюме.

Так, пора выбираться отсюда!

Расталкивая локтями снующих вокруг безумных людей, я пробивалась к выходу.

— Разойдись, суки! — грянуло у меня над самым ухом. — Р-разойдись!!

Это мент, расчищая себе дорогу резиновой дубинкой, так называемым демократизатором, рассекал людское бушующее море — искал кого-то.

Понятно — кого…

А за ним еще двое, тоже с дубинками.

— Товарищ старлей! — завыл какой-то мужичок.

Я обернулась — мужичку крутили руки те самые двое ментов. Мужик извивался, как раненая змея, и нечленораздельно орал что-то в свое оправдание:

— Товарищ старлей! Это не я стрелял! Это вон тот парень в кожанке стрелял!

Вот здорово! Им показалось, что кто-то стрелял. Не стреляла я — нож бросила…

Парень в кожанке, на которого указал мужик, немедленно побледнел смертельной бледностью и попытался юркнуть в толпу, но третий мент, размахивая над головой дубинкой, как боевой палицей, ринулся вслед за ним.

Я направилась подальше от разворачивающихся военных действий, и донесся до меня полузадушенный, разорванный крик:

— Да не я это! Врет тот мужик все, брешет он! Я здесь на вокзале работаю! Уборщиком!..

Парня того настигли, надо думать…

«Хорошо работает наша милиция, оперативно, — подумала я, — кого надо, не ловит; а кому не надо — руки крутит и головы проламывает…»

Я выбралась наконец из гущи беспорядочно мечущихся и оглушительно вопящих человекоподобных существ на относительно безлюдный пятачок.

Только-только перевела дух, как попала в самый водоворот бегущих людей — двери аэровокзала еще не успели перекрыть, и народ теперь, насмотревшись на милицейский произвол, валом валил наружу.

Увлеченная потоком человеческих тел, я стремительно неслась из здания.

Рядом со мной двое милиционеров волокли под руки заливающегося горючими слезами старого казаха. Тот не сопротивлялся, только, призывая Аллаха, скулил какую-то заунывную молитву.

Следом за ментами и казахом озабоченно бежали оба агента.

— Он-он-он-он, — скороговоркой твердил «спортсмен» с перекошенным лицом, — я точно видел — у него связка дротиков в руках была! Ну, сейчас тебе покажут, террорист хренов, падла!

И, изловчившись, он пнул старика ногой в поясницу, да так, что тот и на ногах не смог удержаться.

Вот гад!

Работать не умеешь, так теперь на невиновных вымещаешь все!

Я уже была у выхода из здания аэровокзала, как вдруг в зал ворвался наряд милиции — сплошь казахи.

Расшвыривая по пути мечущихся людей, менты пробивались в самую гущу толпы.

А я вдруг у них на дороге оказалась.

— А ну, отвали, тетка! — рявкнул на меня огромный мужичина — майор. — Уйди к черту отсюда!

Я испуганно посторонилась, но тут же налетела на еще одного мента. Он замахнулся на меня дубинкой, я шарахнулась влево и попала под ноги третьему. И тогда только сообразила, что меня как-то занесло в самый центр их отряда и выбраться отсюда будет крайне затруднительно.

— Да не мешайся ты под ногами, шалава! — заорал кто-то на меня.

— А куда ж мне деваться-то?! — жалобно закричала я. — Вы же меня и затолкали сюда.

— С дороги!

— Помогите! — неизвестно кому крикнула я и немедленно ощутила сильнейший удар дубинкой по голове.

Больше я не ощущала ничего.

Глава 9

— Едут Гена и Чебурашка на велосипеде, догоняет их мент. Говорит: «Платите, мол, штраф за превышения скорости — полтинник». А Чебурашка: «Дяденька, у нас денег нет, хотите, мы вам фокус покажем вместо штрафа». Гаишник спрашивает: «Какой такой фокус?» А Чебурашка: «Хотите, у вас яйца до земли будут?» Гаишник: «Хочу, конечно». Тут Чебурашка и говорит: «Ген, откуси ему ноги!»

— Ах-ха-ха!..

Я медленно приходила в сознание.

Ничего не понимаю — какой Чебурашка, какой гаишник, какие яйца?

— Задолбал ты, Ахтынбеков, своими анекдотами дебильными. Несмешные они у тебя, — услышала я.

— Зато жизненные, — засмеялся тот, к кому обращались, Ахтынбеков, видимо.

Я медленно открыла глаза. Противный туман заклубился по комнате, потом рассеялся. Надо мной тут же склонились люди в белых халатах.

— О, посмотри, — сказал один из них, — эта уже очухалась.

— Что со мной? — спросила я. Я знала, что со мной. — Где я?

— Где-где, — передразнил меня смуглолицый санитар, и я узнала голос Ахтынбекова, — в больнице, где же еще. В травмопункте.

— Что со мной? — слабым голосом спросила я.

— Сотрясение, — весело сообщил мне Ахтынбеков, — головного мозга.

Я поднялась на койке — как оказалось, я на койке лежала, — меня тут же вырвало на пол. Менты, гады! Здорово они мне приложили…

— Вот черт, — расстроился Ахтынбеков, — убирать теперь…

Он уже с неприязнью посмотрел на меня:

— Ты, тетя, если оклемалась, то иди потихонечку. Идти-то можешь?

— Наверное, — предположила я.

— Вот и иди, — кивнул мне Ахтынбеков, а другой санитар добавил:

— Сейчас еще одну партию доставили все оттуда же — с аэровокзала, у нас класть уже некуда, а ты место занимаешь…

— Наколотили, сволочи, помяли народ, — заговорил Ахтынбеков, — одного чиновника убили, так что же теперь — полгорода перебить нужно? Козлы эти менты, сволочи… И женщин, и стариков лупили…

— Точно — козлы, — поддакнул второй санитар, — дубинками своими… наделали нам работы. Как раз, блин, в мое дежурство…

— Так поймали убийцу-то? — поинтересовалась я, встав на ноги.

Комната закружилась.

— Поймали кого-то, — равнодушно ответил Ахтынбеков, — с десяток человек взяли подозрительных, теперь разбираются с ними.

Он взял меня под руку и настойчиво проводил до двери. Я с трудом подавила очередной приступ тошноты.

— А времени сколько? — успела я спросить напоследок, когда уже за дверью стояла.

— Половина восьмого, — ответил Ахтынбеков, взглянув на наручные часы.

Я не поняла. Утра? Вечера?

— Половина восьмого утра, — пояснил он, видя недоумение на моем лице, — ты всю ночь тут пролежала у нас. Тебя часа в два привезли, и недавно ты только очухалась. Понятно, что ли?

— Понятно, — ответила я.

Ахтынбеков закрыл дверь.

Там же, стоя у двери, я нащупала на затылке у себя большую шишку. Вот звери… Воины Батыя, мать их…

Значит, утро сейчас… Ох, чувствую, что не смогу я на встречу с Кириллом пойти, я явно не в форме — голова прямо раскалывается, как будто ее в громыхающем жестяном ведре болтают.

И ни на какие мероприятия журналистские сегодня не пойду — скажусь больной. И тем более — мне Виктор Федорович Зайберт разрешил не ходить, он мне потом все бумажки обещал предоставить.

А! Мне же еще сегодня вечером в гости к нему идти! Там и министр будет… В десять машина придет за мной.

Ох, вернусь в гостиницу, полежу немного… Потом посмотрим…

Да, надо в гостиницу вернуться, в порядок себя привести… Хотя в порядок себя приводить нужно прямо сейчас, а то и в гостиницу не пустят.

Никто не видел, как журналистка из Тарасова из гостиницы выбиралась — я к тому времени уже загримирована была, и выбиралась я через черный ход, где только уборщицы и истопники ходят. Да и сейчас лучше будет, если я пройду в «Кзыл-Жар» через черный ход. Уж на кого на кого, а на уборщицу я в данный момент похожа больше всего.

* * *

Когда я достала из-под ванны спрятанный там передатчик, он вибрировал. Вибрировал, не переставая, видно, меня постоянно вызывали и уже довольно давно.

Всю ночь, может быть, вызывали.

Я надела наушники, поморщившись при этом — я свою чудовищную шишку задела — и нажала на кнопочку.

— Багира! — тут же раздался в наушниках встревоженный голос Грома.

— Слушаю, — устало сказала я. У меня очень болела голова, я спать хотела невероятно. И тошнило меня еще при всем при том.

— Ну, слава богу, — облегченно выдохнул Гром, — а я думал, случилось что…

— Вообще-то случилось, — пожаловалась я ему.

— Что? — снова забеспокоился Гром. — Что случилось-то? Ведь операция успешно прошла.

— Мне голову чуть не проломили, — сообщила я, — менты. Когда там свалка началась общая… Я заблаговременно не выбралась. Подумала — это внимание привлечь может. Вот и получила — демократизатором по макушке. От сотрудников внутренних органов.

— Сильно? — сочувственно спросил Гром.

— Да нет, сотрясение мозга легкое… Ничего особенного…

— Ерунда, — согласился Гром, — не смертельно совсем.

— Да, — сказала я.

Что это я на самом деле жалуюсь? Подумаешь, сотрясение… Меня вдруг опять вывернуло на пол ванной. Потом еще раз. Когда желудок немного успокоился, я услышала, как Гром без остановки вызывает меня по передатчику:

— Багира! Багира!

— Слушаю, — снова сказала я и вытерла губы полотенцем.

— Что там случилось? Почему не отвечала? — закричал мне в уши Гром.

— Голова у меня закружилась, — пояснила я.

— Ладно… — Андрей Леонидович помолчал немного, — поздравляю с успешным завершением операции. Рад за тебя, Багира.

Я вспомнила, как Волк, падая, зажимал рассеченную шею рукой, как кровь струйками хлестала между пальцами, и особой радости не ощутила.

Однако сказала:

— Спасибо.

Потом спросила:

— А что — по телевизору уже было сообщение? Или по радио?

— Было, — ответил Гром, — в первом выпуске новостей. И по радио говорили, и по телевизору.

— Здорово, — равнодушно сказала я.

— Самое интересное, — продолжал Андрей Леонидович, — что и убийцу уже нашли.

— Да? — удивилась я. — И кого же нашли?

— Не знаю, — ответил Гром, — я не интересовался. Его еще допрашивают, но он не сознается пока, конечно. Через недельку, думаю, сознается… Еще и убийство принцессы Дианы на себя возьмет. Знаешь ведь, как милиция работает?

— Знаю, — ответила я, дотронувшись до громадной шишки на голове.

— Вот еще что, — промолвил Гром, — мне странным показалось, что после убийства Волка министр не внес никаких корректив в программу своего визита.

— Да, — согласилась я, — действительно странно. А может быть, у министра какие-то еще дела есть в Петропавловске, кроме визита дружбы?

— Н — ну, — неопределенно высказался Гром, — может быть.

А ведь Гром прав. Точно — что-то здесь не так.

— Ну вот, с этим все выяснили, — продолжал Гром, — теперь скажи, как там дела в основном направлении, продвигаются?

— Продвигаются, — ответила я, ощупывая шишку.

Хреново только продвигаются — медленно.

— Мы получили информацию, — сообщил Андрей Леонидович, — что заинтересованные люди попытаются связаться с объектом номер один сегодня и сообщить ему о существовании компромата.

Вот как — интересно. А я не пошла сегодня никуда — заболевшей сказалась.

— Объект номер один отбывает в Астану завтра утром, — говорил Гром. — Совершенно очевидно, что связаться с объектом сегодня днем крайне затруднительно, так как объект занят на официальных мероприятиях. Устанавливать контакт, я думаю, будут вечером. Слышишь меня, Багира?

— Слышу, — ответила я.

Это уже лучше, если вечером.

— После всех официальных мероприятий, — продолжал просвещать меня Гром, — чины высшей администрации… гуляют. Выпивают от души… На эти праздники крайне трудно пробраться. Если бы ты постаралась…

— Я постараюсь, — ответила я, — нет ничего невозможного. Особенно для меня.

— Отлично! — обрадовался Гром. — По полученной информации — именно на таком вот вечере и состоится встреча. Объект номер один узнает о наличии компромата.

— Понятно, — задумчиво протянула я, — понятненько.

— Ну, давай, — подбодрил меня Андрей Леонидович, — попробуй пробраться туда. Самое главное для тебя — получить кассету, понимаешь? А дальше этими товарищами займутся… другие люди. А как ты думаешь пробраться туда? — спросил вдруг Гром.

— Да никак я не думаю, — устало сказала я и присела на край ванны, — у меня думалка что-то плохо работает. Я на этот вечер… — я усмехнулась, вспомнив слово, «сабантуйчик», — на этот сабантуйчик и пробираться-то не буду.

— То есть как это?! — не понял Гром.

— Да вот так и не буду, — ответила я, — администрация за мной машину пришлет…

Минуту Гром молчал, соображал, видимо, что-то. Потом усмехнулся:

— Ладно, ты профессионал, сама прекрасно знаешь, что делаешь. Если вопросов больше нет, то тогда — отбой.

— Нет вопросов, — сказала я, — отбой.

* * *

Мы должны были просчитывать все свои слова и движения, чтобы не провалить дела. Тогдашний наш гостиничный номер прослушивался — в каждой комнате, включая ванную и туалет, стояло сразу по нескольку «жучков».

Мы-то знали, и где находятся эти «жучки», и сколько их… Но в том-то и штука — мы прекрасно понимали, что нас прослушивают агенты Бундесвера.

Волк нечасто становился моим напарником, но это был как раз тот случай.

Нашим заданием было — изображать супругов, российских граждан. Волк был российским дипломатом, а я — его женой.

Это в Югославии было.

Зная, что наш номер прослушивается немецкими агентами, мы говорили только то, что нам было велено, — таким образом дезинформируя немцев. Мы ни на секунду не должны были выходить из игры, и если бы мы на мгновение расслабились и стали самими собой, то нас немедленно пристрелили бы — на крыше и в окнах противоположного дома сидели снайперы.

Задание есть задание, и мы несколько дней жили с Волком как настоящие супруги.

По ночам, естественно, прослушивание не прекращалась, так что приходилось еженощно доказывать, что наш брак самый настоящий.

Когда закончилось это задание, я забыла про него — и про то, что я спала с Волком, тоже не так уж часто и вспоминала.

Да и он относился ко всему правильно. Такова была наша работа.

Вот так.

Что это я вспомнила сейчас про этот случай?

Ах да, я же вчера его убила.

Что-то действительно странно — не вспоминала, не вспоминала, а теперь вспомнила.

И еще — у Волка татуировка была на плече. Большая, красивая. Черная. Оскаленная волчья пасть, а с клыков слюна капает.

Я повернулась на другой бок — кровать скрипнула подо мной — и уснула.

* * *

Телефон, взорвавшийся громовым звонком, стряхнул меня с постели, как хлебные крошки с простыни.

Я подбежала к телефону.

— Алло! — проговорила я дурным голосом. — Алло!

— Ирина Зиновьевна? — Это был Зайберт Виктор Федорович. — Это вы?

Ну, а кто же еще? Я, конечно.

— Я, — ответила я, — здравствуйте, Виктор Федорович, как дела?

— Вы еще спрашиваете?! — закричал в трубку Зайберт. — Вы что, телевизор не смотрите?

— Да нет, — ответила я, — я проспала весь день, у меня голова болела. А что случилось?

— Случилось?! — Виктор Федорович шумно перевел дух. — Ну, вы даете, Ирина Зиновьевна, — уж такое пропустить… Нет в вас журналистской хватки и журналистской интуиции, совсем нет…

— Да что случилось-то?! — воскликнула я. — Говорите, что вы тянете, ну!

— А то и случилось, что на министра покушение было! — сообщил мне Зайберт.

— На министра? — Я удивилась по-настоящему. — Да что вы говорите, не может быть! И что — как министр? Надеюсь, он не ранен?

— Он-то не ранен, — вздохнул Зайберт, — а вот Василий Петрович убит.

— Какой Василий Петрович?.. Ах, это Никифоров, что ли? Ох ты, господи, горе какое! — запричитала я. — Убийцу-то поймали?

— Да поймали кого-то, — неохотно проговорил Зайберт, — но, как выясняется, настоящему убийце удалось ускользнуть.

— Так-так, — медленно проговорила я, не зная, что говорить еще, — так, так…

— Ну, что, — снова вздохнул Виктор Федорович, — так я выполняю свое обещание, Ирина Зиновьевна. Машина за вами сейчас придет, — он сделал небольшую паузу, видимо, посмотрел на часы, — вернее, она должна уже быть у гостиницы — черный джип «Чероки», номер… — тут он еще и номер назвал, чтобы я ненароком в другой какой-нибудь джип не села.

«В джип к Кириллу, например, — усмехнувшись, подумала я, — вот здорово будет. Какой город маленький, а дорогих иномарок тут — пруд пруди…»

С улицы донесся автомобильный гудок. Я выглянула в окно — черный джип с тонированными стеклами стоял под окном. Такой же почти, как у Кирилла, только у Кирилла он весь грязью забрызган, даже крыша в грязи, а этот — чистенький и сверкающий.

Я вернулась к телефону.

— Алло! Алло! — надрывался в трубке Виктор Федорович. — Ирина Зиновьевна, вы куда пропали? Ирина Зиновьевна!

— Да здесь я, — сказала я, — к окну подходила просто.

— А-а… А то я весь на нервах со вчерашнего дня, — выговорил Зайберт, — всю ночь не спал и сегодня целый день на ногах как проклятый туда-сюда бегал.

— Ну, ничего, — успокоила я, — отдохнете вечером. Вон машина ваша за мной уже пришла… Я выхожу. Ехать-то далеко?

— Да нет, — ответил Виктор Федорович и зевнул, — Петропавловск-то город маленький…

— Это хорошо, что маленький, — сказала я.

* * *

Шофер мне попался неразговорчивый, чему я очень порадовалась. Он за всю поездку ни слова не произнес, только молча крутил руль да песенку насвистывал какую-то.

Чехлы на сиденьях были новые — пушистые, под шкуру леопарда сделаны — ярко-желтые с черными пятнами и пахли синтетикой и почему-то краской.

На этих леопардовых шкурах я и задремала. Голова у меня все еще болела.

— Приехали! — густым басом прогудел шофер, и я проснулась.

Я вышла из машины.

Ого, ну и жилище у Виктора Федоровича Зайберта — трехэтажный особняк. Ну, оно и понятно — он все-таки начальник пресс-службы администрации города.

Мы остановились у высоких металлических ворот.

Шофер нетерпеливо посигналил. Потом еще раз, и створки ворот медленно поползли в стороны, открывая нам въезд во двор.

Ну и дворик! Помимо гаража, где, наверное, таксопарк поместиться может, во дворе была большая баня — двухэтажная.

Перед домом стояли четыре дорогущие иномарки: «Мерседес» черный, «Ауди» и еще какие-то…

— А-а-а! — услышала я. — Вот и гостья наша! Вот и Ирина Зиновьевна!

Это Зайберт, уже здорово поддавший, вышел на крыльцо. Я же с ним полчаса назад разговаривала — он еще вполне в норме был, когда же это он так успел? Удивительно просто. Человек-феномен.

— Игорек! — крикнул он шоферу. — Тачку в гараж поставь и давай… Можешь быть свободен. Завтра только не опаздывай.

Молчаливый шофер кивнул и мрачно посмотрел на своего шефа. Вышел из машины, захлопнул дверцу и пошел открывать гараж.

Зайберт, проводив его глазами, снова повернулся ко мне и радушно распахнул объятия:

— Прошу!

«Надо постараться сесть рядом с министром, — подумала я, поднимаясь по лестнице на высокое крыльцо, — и ни на шаг не отходить… Или нет — лучше просто следить за ним. Поодаль стоять где-нибудь и следить. А как эти самые „заинтересованные люди“ появятся… Вполне может быть, что „заинтересованными людьми“ окажутся Кирилл и Валерик. Даже скорее всего — Гром же узнал их по описанию… Ну, ладно, главное — министр. На кассету я через него выйду. А если ничего не получится сегодня, нанесу визит Кириллу. Он, по-моему, где-то здесь живет. В этом же частном секторе».

Виктор Федорович, приобняв меня за плечи, провел через длинный и светлый коридор к большим двустворчатым дверям, они закрыты были.

— Пр-рошу! — еще раз воскликнул Зайберт и ударом ноги распахнул двери.

Глава 10

Мне открылся зал, равный по размерам, пожалуй, бальному. По всему залу стояли столики с закусками и выпивкой — и у стен стояли, и у окон, и посреди.

Зайберт, наверное, для подобных дел этот зал и отгрохал, когда дом строил.

В зале толпились вокруг столиков с полсотни одетых в строгие черные костюмы чиновников.

Министр стоял с рюмкой в руке у самого большого стола, вокруг него самая большая группа чиновников и скопилась: а как же иначе — министр все-таки!

Министр что-то увлеченно рассказывал, все с почтением слушали.

— Пойдем! — небрежно бросил мне Виктор Федорович. — Сейчас я тебя с министром познакомлю. Давно пора уже такие знакомства заводить…

И он потащил меня к тому столу.

— … надоел мне этот журналист — сил просто нет, — не замечая того, что мы подошли, продолжал вещать министр, — начал я искать в его прошлом какую-нибудь темную историю, чтобы потопить…

Интересную историю министр рассказывает! Я что-то, кажется, читала в прессе недели две назад. Конечно, гораздо более увлекательно послушать из уст, так сказать, очевидца.

— … ничего ужасного не нашел, — рассказывал министр, — только такую ерунду — он год назад с женой развелся, ребенок у них был, пацан маленький, мальчишка остался у журналиста этого. А месяца два назад приперлась мамаша — жена его бывшая — и забрала ребенка, когда журналиста не было дома. Тот кинулся искать, искал-искал, нашел наконец у своей бывшей тещи…

Окружающие министра почему-то засмеялись. Они вообще слушали всю историю как забавный какой-то анекдот.

— Нашел, жены дома не было, и он забрал пацана своего обратно. Тещу в сторону отодвинул и пацана забрал, — министр сделал глоток из своей рюмки, — дальше — приходит жена, пацана нет, бабка рыдает, короче — все понятно. Так жена, недолго думая, берет и в суд на этого товарища подает, на журналиста. И не просто так в суд, а заявление пишет, что он, во-первых, ребенка у нее похитил, а, во-вторых, похитил, пишет, с развратными целями! Это она про их общего сына. Ну, в суде это дело замяли… два месяца назад. А я человечка своего подослал к этому дятлу и передал, что, если тот не угомонится, свои статейки поганые не перестанет тискать, я все это дело о похищении и развращении подниму и до конца доведу…

— И что журналист этот? — почтительно спросил кто-то из стоящих рядом.

— Все, — самодовольно ответил министр, — заткнулся журналист, и все. Не вякал супротив меня ничего больше. А что он вякать-то будет? Против него у меня такой жесткий компроматик…

«Знал бы ты, — подумала я, — какой чудовищный компромат кое у кого против тебя есть… И надо еще проверить — компромат это или на самом деле так».

— Вот, — дождавшись паузы, вставил Зайберт, — знакомьтесь! — он указал высокому гостю на меня. — Наш хороший друг. Ирина Зиновьевна Чернышева. Журналист из Тарасова и… вообще — прекрасный человек…

— Журналист?! — Министр поднял белесые брови, на меня не посмотрел, а удивленно — на Виктора Федоровича. — Здесь?! Ты что, Виктор?

— Да не бойтесь! — засмеялся Зайберт. — Наш человек! Она про вас только хорошее писать будет. Мы по этому поводу уже говорили.

Тут министр удостоил, наконец, меня сановным взглядом и слегка кивнул.

Я поклонилась.

Зайберт ухватил министра за рукав и увлек в сторону. Они загудели в два голоса, то и дело оглядываясь на меня. «С потрохами купил…» — долетел до меня уверенный голос Виктора Федоровича.

— А, ну-ну… потом, в бане… — услышала еще я приглушенный голос министра, — смотри, чтобы…

Что это в бане? Надо будет в эту баню заглянуть…

— Располагайтесь, Ирина, — снова подбежал ко мне Зайберт, — выпейте, закусите…

Я пообещала.

Зайберт унесся куда-то по хозяйским делам, министр вернулся к своим благодарным слушателям, а я встала в сторонке и, вглядываясь в гостей, все пыталась определить — кто же из них эти самые «заинтересованные люди»?

Ни одной кандидатуры подходящей — всюду только ортодоксальные кувшинные рыла закоренелых чиновников. Ну, ничего, может быть, еще кто подойдет…

Главное — за министром следить.

* * *

А вечер тем временем продолжался своим чередом, гости и вернувшийся Зайберт усиленно накачивались шампанским, постепенно переходя к более серьезной выпивке.

Министр, как я заметила, пил мало. И ел немного. Все говорил или слушал.

— Здр-расте! — грянуло у меня над ухом.

Я оглянулась — передо мной стоял, покачиваясь, какой-то парень, молодой еще, но, наверное, очень перспективный. Одет прилично: часы на нем дорогие и цепь золотая блестела под пиджаком поверх черной рубашки.

По-моему, я его даже где-то видела… Ну, да, точно — на аэровокзале в свите министра.

Я поздоровалась.

— Скучаем? — осведомился он.

— Скучаем, — согласилась я.

— А пойдем, я тебе покажу кое-что, — предложил он мне без предисловий.

— Так сразу? — спросила я.

Он хихикнул довольный, что я его правильно поняла, дурака малолетнего.

— А чего тянуть-то?

— Сходи, сходи, — посоветовал мне невесть откуда взявшийся Зайберт и подмигнул мне, — развлекись, дело-то, — он снова подмигнул, — дело-то молодое…

Вот привязался этот придурок столичный на мою голову. Как я за министром следить буду, если отлучусь отсюда. А с другой стороны, мне нужно казаться покладистей, чтобы подозрений не вызывать.

— Ну, хорошо, — согласилась я, — пойдем. Только если недолго…

Парень взглянул на Зайберта, тот понимающе забормотал: «Ухожу, ухожу» и снова исчез.

— Кстати, меня Борисом зовут, — представился парень, — а тебя Ириной, я знаю уже.

— Правильно, — сказала я.

Мы покинули зал и спустились вниз по лестнице во двор. Борис захватил с собой бутылку шампанского и два фужера. И еще — бутерброд с колбасой.

— Куда пойдем? — деловито осведомился он. — В машине посидим или еще куда? На третий этаж можно подняться, например…

А он не слишком-то церемонится со мной. Ох уж мне эти большие политики!

— Для начала посидим в машине, — предложила я.

Он хмыкнул — согласился.

Как же мне поступить с ним?

Мы прошли в гараж, где стояло несколько машин. В том числе — черный джип, который присылал за мной Зайберт. Машины все незакрытые были. Специально, что ли? На всякий случай?

— Вот какая тачка хорошая, — произнес Борис, указывая на джип, — большая, удобная. Давай, а?

Я пожала плечами. Мы залезли на заднее сиденье. Борис принялся откупоривать бутылку шампанского, я от нечего делать стала разглядывать салон машины Зайберта.

Тут-то меня и ударило.

Мой взгляд упал на техталон, приклеенный к лобовому стеклу автомобиля с внутренней стороны.

Написано там было, как обычно, имя владельца. Но какое имя! Оказывается, вовсе не Зайберт владелец этой машины. То есть Зайберт, но не Виктор Федорович.

Кирилл Федорович Зайберт.

Вот это да! Вот это…

Они, выходит, братья?

Выходит — братья.

Получается, в этой машине я ездила с Кириллом? А почему же я ее в таком случае не узнала? А-а, чехлы поменяли на сиденьях. В прошлый раз, я помню, на заднее сиденье банку с краской опрокинули… Воняло еще мерзко. И теперь пахнет. И, когда я ехала сюда из гостиницы, тоже пахло. Только я внимания не обратила.

Я приподняла край чехла на том месте, где в прошлый раз было пятно от краски.

Ну, так и есть — на самом сиденье пятно еще осталось. И запах тот же… Мерзкий запах.

А как же?..

— Слушай, Борис! — окликнула я Бориса, он еще бутылку не откупорил. — А номер дома какой у Зайберта?

— А черт его знает, — пожал он плечами.

— Ну, тот дом, где мы находимся сейчас?

— А, этот? Это не его дом.

— А чей?

— Это его брата дом, — ответил Борис, — вот чертова бутылка, не открывается никак…

— Кирилла дом? — вырвалось у меня.

— Да, — ответил Борис и удивленно поднял на меня глаза, — а ты-то Кирюху откуда знаешь?

— Да так, — выкрутилась я, — Виктор Федорович знакомил как-то. Я в кабинет к нему зашла, а там Кирилл сидел. Вот.

Ничего себе! Значит, мне не показалось тогда, в приемной у Зайберта — голос Кирилла по телефону.

А я-то думала, почему мне лицо Кирилла так знакомо. На киноартиста он похож… На своего брата он похож, а не на киноартиста. Такое же медвежье сложение, только Кирилл похож на гризли, а Виктор Федорович — на циркового медведя — откормленного.

— Все, — удовлетворенно проговорил Борис, — открыл наконец.

Так, надо валить из этой машины, а то еще Кирилл придет и… Странно, что его до сих пор тут не было. Повезло мне здорово.

Я вспомнила вдруг, что министр говорил что-то про баню…

— Давай-ка, Борис, уйдем отсюда, — предложила я, — лучше… в баню пойдем. А то здесь краской пахнет, у меня голова кружится.

— То туда, то сюда, — проворчал он, — не пахнет тут никакой краской.

— Ну, пожалуйста, — капризно вытянув губы, попросила я, — ну…

— Ладно, — со вздохом согласился Борис, — пошли уж…

Он отхлебнул шампанского из горлышка, и мы вышли из машины и покинули гараж.

«Как интересно все получается, — думала я по пути в баню, — если Кирилл и Виктор Федорович братья, а Кирилл скорее всего и есть тот самый „заинтересованный человек“, у которого хранится кассета с компроматом, то… А что — то? А то выходит, что здесь, в этом доме, с министром будет встречаться именно Кирилл. А если самого Кирилла не будет, то вполне возможно, что вместо него с министром будет разговаривать его брат — Виктор Федорович?»

Мы вошли в баню, там оказалось натоплено — жарко было ужасно.

— Ого! — сказал Борис, немедленно скидывая пиджак. — Какая духота! — Он посмотрел на меня и лукаво прищурился. — Давай тоже раздевайся, а то сопреешь… Тем более выпьем еще…

Я сняла куртку и перекинула ее через руку.

— А дальше? — сглотнув слюну, вожделенно попросил Борис.

— Всему свое время, — ответила я, — мы же еще выпить хотели. Это — во-первых. А во-вторых, где мы сидеть-то будем? В предбаннике?

— Зачем в предбаннике? — удивился Борис, — тут специальное помещение есть для… — Он посмотрел на меня и замялся. — Для отдыха, — закончил он, — стол там, бар, диван… — он снова замялся, — ну, короче, как ты говоришь — всему свое время…

Мы прошли в следующую после предбанника комнату. Там действительно стол оказался, несколько стульев, большой диван. И шкаф в углу.

Борис поставил шампанское на стол, два фужера, открыл шкафчик и достал оттуда литровую бутылку «Смирновской».

— Для комплекта, — пояснил Борис.

Он снял рубашку, аккуратно поправив золотую цепь на волосатой груди, стащил брюки, взялся было за трусы, но передумал.

— Рано еще, — прокомментировал он свои действия, — еще не выпили.

— Ну, давай тогда выпьем, — со вздохом согласилась я и, в свою очередь, расстегнула две верхние пуговицы на блузке. Хватит пока.

Хорошо еще, что я решила не надевать сегодня кобуру. Пистолет я просто пристегнула к ноге — примотала его скотчем. Во избежание всяких недоразумений — журналистке же не полагается оружие, а сейчас я играла именно эту роль. Правда, Борис вот, наверное, воспринимает меня в данный момент не как представителя второй древнейшей профессии. А скорее — как представительницу первой древнейшей…

А радиоприемник-передатчик я все-таки взяла с собой. На всякий случай.

Борис разлил по фужерам шампанское, добавил туда водки «для комплекта» и сел рядом со мной.

— Ну, вот, — он потянулся за фужерами, — за знакомство…

Мы выпили. Борис сразу опрокинул свой фужер, а я только пригубила.

— Ты чего это? — отдышавшись, возмущенно вопросил Борис. — А ну, до дна! За знакомство до дна пьют. Не знаешь, что ли?

Я пожала плечами и выпила до дна.

— Та-ак, — потерев ладони, заговорил Борис, — между первой и второй… — он захихикал, — сейчас мы еще дерябнем…

В предбаннике послышались голоса, топот.

Кто бы это мог быть? Уж не Кирилл ли искупаться решил?

— Вот черт, — прислушавшись, неприязненно произнес Борис, — кто же это? Несет их, козлов… Весь кайф сломали…

Я поднялась.

— Давай-ка быстро! — засуетился Борис. — Пойдем в парилку, а то…

— Чего испугался-то? — спросила я. — Ты что, запрет нарушаешь какой-нибудь?

— Запрет, — пробормотал Борис, как муха, кружа по комнате и собирая свою одежду, — не любит министр этого…

— Чего?

— Ну, когда… — указал на меня, потом махнул рукой и, захватив свободной рукой бутылки и фужеры со стола, направился в парилку. — Быстрее! — кивнул он мне.

Я, как это в плохих романах пишут, не заставила себя долго упрашивать — взяла свою курточку, и мы вбежали в парилку.

Жарко-то как!

— Вот, — удовлетворенно выдохнул Борис, — успели. — Быстро стянул с себя трусы и, выпрямившись, удивленно посмотрел на меня: — А ты что же? С ума сошла — здесь одетой сидеть?

Я сняла блузку, а джинсы только расстегнула — не снимать же мне их: там пистолет у меня и передатчик.

— Ладно, — снова махнул на меня рукой Борис, — выпьем еще, потом тогда…

В комнате для отдыха раздались голоса. Ого, да там, судя по звукам, человек пять или шесть…

Борис, тихонько приоткрыв дверь, выглянул в щелочку. Потом повернулся ко мне и почти неслышно присвистнул.

— Ну, подруга, попали мы с тобой, — прошептал он и неожиданно захихикал, — эти товарищи теперь часа два здесь заседать будут и не уйдут никуда, пока все вопросы свои не решат. Ну и мы тогда — часа два позаседаем. Пока вопросы все свои не решим. — Он снова захихикал.

— А кто там? — спросила я.

— Кто?..

Он снова выглянул, осторожно приоткрыв дверь.

— Там министр, — тихим-тихим шепотом начал перечислять Борис, — Витька Зайберт, брат его Кирилл, Валерка, дружбан Кирилла… Ну, этих ты знаешь. А еще двоих… — Он повернулся ко мне и неожиданно серьезно произнес: — А еще двоих товарищей тебе знать совсем необязательно. Понятно?

Я растерянно кивнула.

Вот оно! Началось! Как мне везет все-таки…

— Дай-ка, я посмотрю, — я подошла к двери.

— Зачем это? — вдруг насторожился Борис. — Нечего тебе там смотреть…

— Ну, ладно, — согласилась я, повернулась, чтобы уходить, и неожиданно ударила локтем Бориса прямо в дыхательное горло.

Он даже не захрипел. Он сразу закатил глаза и стал медленно оседать на пол. Подхватив обмякшее тело, я аккуратно, чтобы не было шума, уложила его на горячий пол парилки.

Пусть отдохнет. А я тем временем…

Я осторожно и бесшумно приоткрыла дверь и заглянула в комнату для отдыха.

Они все сидели за столом — и министр, и Кирилл, и Виктор Федорович, и Валерик, и еще какой-то чернявый мужик в дорогом белом костюме, араб, видимо, и еще… Я зажмурилась, потом снова открыла глаза.

За столом вместе со всеми сидел… Волк. Живой и здоровый, правда, горло у него было забинтовано. Теперь понятно, почему Борис не хотел, чтобы я видела Волка.

Получается, ему удалось как-то выжить. А я-то думала, что я ему сонную артерию перебила. И Волк, поняв, что уж следующее-то покушение на него будет удачным, решил сказаться мертвым. С мертвого и спросу нет…

Значит, жив он.

Странно, но я испытала что-то вроде радости. Все-таки он мой напарник бывший…

Послушаем, о чем они говорят.

— Сейчас обстоятельства сложились так, — говорил министр, — что я скорее всего буду вынужден свернуть наш проект.

Кирилл вполголоса заговорил на ухо арабу — переводил, наверное. Тот нахмурился и покачал головой. Что-то сказал на гортанном наречии Кириллу.

— Махмуду не нравится ваша идея, — сообщил Кирилл, — он говорит, что сворачивать проект никак нельзя. Слишком много людей уже задействовано, слишком много вложено денег.

— Частично компенсировать мы сможем, — вдруг произнес Волк. Он говорил с большим трудом, хрипло и при этом держался за горло.

Видно, здорово ему все-таки от меня досталось.

Кирилл снова что-то сказал арабу. Тот опять покачал головой.

— Не пойдет, — сообщил Кирилл.

Министр задумался.

— Ладно, — прохрипел Волк, посмотрев на министра, — я думаю, первую партию мы примем. Пять тонн гашиша и полтонны героина. Реализацию героина я могу взять на себя, — это он уже к министру обращался.

Министр кивнул.

Кирилл перевел. Араб пожал плечами.

— А оружие мы вам отправили уже, — проговорил министр, — три дня назад…

Вот так да!

Я удивленно покачала головой. А Гром говорил — компромат, что все это неправда, что на видеокассете записано. А тут… Вон какие сведения мне в руки попали.

Выходит, министр действительно налаживает торговые пути в арабские страны и обратно. Заботится, так сказать, о процветании экономики нашей страны.

— Я думаю, надо соглашаться на дальнейшее сотрудничество, — подал голос Виктор Федорович, — и еще мне кажется, что…

— Никому не интересно, что тебе кажется, — зло хрипнул на него Волк, — заткнись и не мешай. На тебе еще покушение на меня висит. Ты всех приезжих вычислил?

— Всех, — пробормотал Зайберт, — никого подозрительного. У нас и приезжих-то немного было за эти дни. Все больше журналисты.

— Журналисты… — повторил Волк и закашлялся, — журналисты, мать их… Ты проверь сперва, что это за журналисты такие…

У меня завибрировал передатчик.

Сигнал!

Вот не вовремя-то! А вообще-то нет — как раз вовремя.

Я отошла от двери и, осторожно прикрыв ее, надела на уши наушники.

— Багира! — прозвучало там.

Это был Гром.

— Слушаю, — шепотом откликнулась я.

— Почему шепотом? — спросил Гром. — Ты где находишься?

— Долго объяснять, — прошипела я, оглянувшись на дверь, — я говорить долго не могу, Гром.

— А ты объясни, — строго приказал Гром.

Я еще раз оглянулась на дверь и свистящим шепотом доложила обстановку:

— Так вот, сейчас я нахожусь в двух метрах от места, где происходят эти самые переговоры.

Гром помолчал.

— Сложное положение, — выговорил наконец он, — я и подумать не мог, что это на самом деле так…

— Мои дальнейшие действия? — осведомилась я. — Что мне делать?

— Подожди, — попросил Гром, — мне нужно проинформировать… начальство. Потом скажу, что делать тебе дальше. Минут через… несколько я снова выйду на связь. Отбой.

— Отбой, — сказала я, но в наушниках уже воцарилась тишина.

Я перешагнула через недвижно лежащего Бориса и снова осторожно прокралась к двери.

— Да не могу я сейчас это делать, потому что… Потому что… Ну, одним словом, до меня дошли сведения, что мною заинтересовались в соответствующих органах, — это министр.

Правильные сведения до тебя дошли.

— Не могу! — твердо повторил министр.

— Можешь, — глядя на него в упор, высказался Кирилл, — а иначе…

— Что — иначе? — зловещим шепотом переспросил Волк, нахмурясь.

Волк убрал руки со стола, а араб, забеспокоившись вдруг, поднялся.

— Сиди, — негромко приказал ему Волк.

Тот сел. Вот-вот, а еще русского языка не понимает, переводчиком пользуется, образина темнорожая.

Кирилл молча встал и, подойдя к стене, где под низким потолком чернело вентиляционное отверстие, поднялся на цыпочки и откинул решетку отверстия. Залез рукой туда и вытащил маленькую портативную видеокамеру.

— Понял? — спросил он у министра.

Тот молчал. И Волк тоже молчал. Все молчали.

Ага, вот и кассета с компроматом появилась. Вот они где кино снимали.

Кирилл водворил видеокамеру обратно и закрыл решетку. Вернулся за стол.

— Надеюсь, объяснять не надо, куда пойдет этот материал, если ты откажешься от предложения господина Махмуда? — тихо спросил он.

— С-сука! — неожиданно громко выдохнул Волк. — Вот сука…

Министр заметно побледнел.

Виктор Федорович тоже открыл рот. И ему ничего не известно было о видеокамере. Разумно поступает Кирилл, разумно. Даже брату своему не проболтался.

— Все наши встречи записаны, — сообщил Кирилл, садясь за стол рядом с арабом, — где кассеты хранятся, никто, кроме меня, не знает.

Минут пять за столом висела гнетущая тишина. Молчали все.

Что же это Гром не выходит на связь? Пора бы уже.

— Так что вы скажете теперь? — поинтересовался Кирилл, закуривая сигарету.

Министр что-то хотел сказать, но его перебил Волк:

— Я скажу.

— Говори, — прищурился на него Кирилл.

Волк тоже усмехнулся, обнажив клыки.

— И у меня кое-что есть для вас, — он медленно полез за пазуху.

Кирилл вздрогнул, араб вскочил со стула, а в руках у Валерика появился неизменный автомат.

— Спокойно, — хрипло засмеялся Волк, — у меня записная книжка там…

Министр тяжело дышал, вытирая пот со лба.

— И что же у тебя есть на нас? — успел выговорить Кирилл — Волк неожиданно вырвал пистолет из-за пазухи, грохнул выстрел, и Кирилл, схватившись за простреленное горло, упал лицом на стол.

Министр тотчас рухнул под стол, закрыв голову руками, а секунду спустя после выстрела грянула автоматная очередь. И еще очередь, и еще…

Загремели выстрелы, и на несколько минут в комнате воцарился кромешный ад.

Волк с исказившимся от смертельной муки лицом отступал назад, непрерывно стреляя из своего пистолета. А на груди у него одна за другой вспыхивали багровые раны — кровь брызгала по стенам.

Валерик дал последнюю очередь и навсегда выпустил из рук свой автомат. Волк всадил в Валерика почти всю обойму из своего пистолета.

Валерик кашлянул и, подавившись кровью, повалился навзничь.

Тишина наступила.

Господин Махмуд и Зайберт медленно вылезали из-под стола. Министр так и остался лежать на полу, постанывая от страха. Мне из моего убежища были видны его подрагивающие ноги, обутые в дорогие лаковые ботинки.

«А Волка все-таки не я завалила. Не взяла грех на душу», — подумала вдруг я.

Минуту тишина стояла, а потом в комнату для отдыха, всколыхнув устоявшийся смрад свежей крови и порохового дыма, ввалились несколько охранников.

Один из них — очевидно, начальник охраны — остановился на середине комнаты, изумленно окинул ее взглядом и махнул рукой своим подчиненным:

— Вызывайте… Позвоните…

* * *

Гром вышел на связь примерно через час. И очень вовремя, надо сказать, — я сидела уже в милицейской машине и пыталась связно объяснить мрачному майору, зачем я отшибла Борису дыхательное горло.

Я попросила отвезти меня в отдел к начальнику — это Гром мне велел так поступить, выслушав от меня отчет о сложившейся ситуации.

Мрачный майор, открыв рот, долго наблюдал за тем, как я, нацепив на уши наушники, разговаривала с невидимым собеседником.

— Ладно, — закончила я, — найти оставшиеся кассеты будет довольно затруднительно, так как Кирилл мертв. Одна кассета только — в бане, в вентиляционном отверстии, в видеокамере. Так что можно спокойно посмотреть, как все происходило…

— Кассеты теперь не имеют никакой цены, — ответил мне Гром, — сомневаюсь, что карьера нашего министра после этого случая будет продолжаться… Собственно, так и должно было случиться. После того как ты передала мне последние сведения о том, что министр и на самом деле связан с арабской мафией, мне поручили доверить тебе операцию, связанную с обнародованием этих сведений. То есть — от тебя требовалось бы предоставить фактические доказательства. Теперь этого не требуется — все само собой открылось…

— Э-э! — потянул меня за рукав майор. — Ты че? Ты того…

— Подождите! — отмахнулась я от него, он сел напротив меня и почесал в затылке.

— Теперь, — инструктировал меня Гром дальше, — скажи, чтобы тебя отвезли в отдел к их начальнику. Ему уже позвонили… Тебе должны выдать билет на самолет. Обратно в Тарасов. Поняла?

— Да, — ответила я.

— Тогда — отбой, — сказал Гром и добавил: — Спасибо, Багира. С тобой мне приятно работать. Как и всегда.

— Служу России! — по привычке ответила я.

И сняла наушники.

* * *

— Как съездили? — Ольга Павловна встретила меня в коридоре — она, как обычно, спешила куда-то, белочка. — Поправилась тетушка?

— Поправилась, — ответила я.

— Ну и хорошо. — Она мягко взяла меня за руку повыше запястья. — Хорошо, что вы вернулись, — добавила она, — тут дел столько за неделю накопилось… Ужас просто. Не знаю, как бы мы тут без вас, если бы вы задержались вдруг.

— Много дел? — переспросила я. — Давайте, а то я тоже соскучилась по работе. Отдыхала, отдыхала — аж самой надоело…

— Ой, мне бы хоть ненадолго тоже в отпуск съездить, — покачала головой Ольга Павловна, — тоже родственницу навестить какую-нибудь… У меня в Рязани бабушка живет. Старенькая уже…

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Реклама на сайте