«Амазонка из злачных мест»

91979

Описание

Ну что это за работа для профессионального телохранителя — оберегать от синяков и царапин шестнадцатилетнюю школьницу? Однако именно такое задание получила Евгения Охотникова от Павла Рудакова, служащего в войсках гражданской обороны. Разве мог папочка вообразить, что его юная дочь Кристина держит в своих изящных ручках две враждующие молодежные группировки, заправляющие в их небольшом военном городке? И из-за одного ее благосклонного взгляда лидеры двух кланов готовы разнести все, что попадется под руку? Что ж, Охотникова постарается навести порядок и в голове сумасбродной девчонки, и на разрушенных улицах. И для этого ей придется вступить в одну из банд…



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Марина Серова Амазонка из злачных мест

ПРОЛОГ

Не знаю уж, почему, но как-то у всех сложилось мнение, что законодателей моды следует искать непременно в столице. Я и сама долгое время придерживалась этой мысли, считая, что там и жизнь ярче, и люди богаче, следовательно, и возможностей развернуться больше. Считала и, может, так и продолжала бы считать, не приди мне однажды маленькая открыточка с самым незамысловатым текстом. В ней говорилось о том, что меня, Татьяну Иванову, одного из самых известных частных детективов в нашем городе, приглашают во Дворец культуры на показ мод. Но в качестве модели, а не обычного зрителя.

Прочтя в тот момент это приглашение, я особой радости не испытала. Мне ведь и раньше приходилось посещать подобные мероприятия, наблюдать за тем, как длинноногие девицы важно дефилируют по подиуму, демонстрируя всем не то платье, не то самих себя. Все казалось красивым, но не более, ведь ни одно из этих платьев нормальная российская женщина позволить себе не могла. И дело тут было совсем не в его цене, а скорее, в неприспособленности вещей к нашей суетной жизни, полной непредсказуемых поворотов судьбы и случайностей. Даже то, что называется «pret-a-porte», далеко не всегда подходило к нашей суровой действительности. Признаюсь, что примерно того же я ожидала и на этот раз.

Впрочем, отказываться от приглашения попробовать себя в роли модели я не собиралась — когда еще представится такой шанс? Но и особыми иллюзиями я себя тоже не тешила.

Каково же было мое удивление, когда, прибыв на место встречи и войдя в зал, где уже проходила репетиция показа, я увидела уникальнейшую коллекцию нисколько не вычурных платьев и костюмов. На сцене, сменяя одна другую, прохаживались участницы в одеждах разных оттенков зеленого цвета: изумрудных, малахитовых, табачных, фисташковых, киви… Я и подумать не могла, что зеленый цвет так разнообразен и так красив. Он излучал силу, жизнь, символизировал молодость, гармонию, весну и, конечно, счастье.

Сотрудница Дворца культуры, встречавшая гостей, познакомила меня с самим модельером. Подведя к суетливой и ни на минуту не перестающей говорить светловолосой женщине с короткой стрижкой, она представила нас друг другу:

— Алена Алексеевна Мельник — модельер и виновник этого торжества. А это, — теперь уже указала на меня женщина, — частный детектив Татьяна Иванова. Татьяна тоже получила наше приглашение.

Невысокая, в молодости, возможно, хорошо сложенная женщина, а сейчас заметно раздобревшая, окинула меня оценивающим взглядом и удовлетворенно улыбнулась:

— Великолепная фигура! Даже ничего скрывать не придется. Это прекрасно.

Слегка смутившись такому комплименту, я не нашла, что сказать, а потому просто продолжила рассматривать саму женщину. Первое, что сразу бросилось в глаза, — ее совсем не подиумная фигура. Обычно модельеры держат себя в форме и следят за своим весом, но к Мельник это явно не относилось. Впрочем, легкая полнота ее нисколько не портила, и, даже если в ее фигуре и находились какие-то изъяны, она очень умело их скрывала, подчеркивая лишь то, что стоило внимания. Природа наградила Алену Алексеевну своеобразными чертами лица, не броскими, возможно, не совсем правильными, и все же красивыми.

Особенно мне понравились ее губы: нежно-розовые, словно специально обрисованные по контуру и потому четкие, они манили и притягивали мужчин, но в то же время давали понять, что их хозяйка — особа властная, решительная и очень умная.

Не менее выразительными казались и глаза Алены Алексеевны. Такой голубизны и ясности взора мне редко приходилось встречать. Стоит только заглянуть в эти бездонные озера — и ты растворяешься в их бесконечности, попадая под влияние владелицы.

— Коль уж вы пришли, полагаю, что наше предложение стать моделью вас заинтересовало? — внимательно глядя на меня, спросила между тем Алена. — Я права?

— Отчасти, — полупризналась я. — Честно сказать, впервые сталкиваюсь с тем, чтобы модели предлагали демонстрировать не профессионалам, а обычным женщинам. Это как-то не совсем правильно.

— Почему? — с улыбкой переспросила Алена Алексеевна.

— Ну хотя бы потому, что у всех нас, — никого пока конкретно не имея в виду, стала разъяснять я, — совершенно различные фигуры. На нас платья подгонять, а то и перешивать придется.

Алена вновь засмеялась, на сей раз еще более звонко.

— Что ж, ваши сомнения вполне понятны, — взяв за руку, модельер увлекла меня в гримерную. — Мы ведь, женщины, как обычно думаем: «О, да такие тряпки только с хорошей фигурой носить можно, они для новоявленных миллионерш. А нам что попроще сгодится». И это совершенно неправильно. Ну разве обычная женщина не имеет права быть красивой?! Да, мы все разные, но это-то как раз и замечательно. Ведь мода — это не только красивая тряпка, это в первую очередь искусство. А искусство состоит в умении одеваться стильно. И это совсем не зависит от денег или внешних данных человека. Чувство стиля можно и нужно в себе развивать! К тому же, типом фигуры, признанным идеальным, от природы обладают очень немногие, и ориентироваться только на него просто глупо. Поэтому-то я и пригласила на показ вас и других женщин, добившихся успеха собственными силами и, несомненно, знающих толк в стильной одежде.

Беглым взглядом окинув примерочную, где вокруг участниц, словно пчелки, вились закройщицы, я в очередной раз вздохнула и очень тихо заметила:

— И все же с одинаковыми моделями проще.

— Терпеть не могу профессиональных моделей, — все же услышала мои слова Алена. — Они все убеждены, что подиум создан именно ради них, что они важнее творения модельера. Куда приятнее работать с обычными женщинами, более естественными и излучающими энергию. Даже платье на них смотрится иначе, чем на этих вешалках. Они его просто губят. А я хочу, чтобы вот эта коллекция ушла на фабрику в тираж, чтобы такие вещи могли носить все женщины Тарасова. Все без исключения! Ну так что, вы с нами? — поставила она вопрос ребром.

Я не совсем понимала, как утверждение о неповторимости каждой российской женщины сочетается с желанием модельера одеть всех жительниц Тарасова одинаково, но кивнула. Мое согласие оказалось толчком к началу работы. Меня всю измерили, наверное, с тысячу раз переодели в самые различные наряды, что-то то и дело пришивая и прикалывая. Затем передали стилисту, начавшему экспериментировать с лицом и прической. Тогда во Дворце культуры я провела весь день. Устала невыносимо, зато настроение было превосходным — хотелось петь и танцевать.

На следующий день все повторилось. Правда, теперь все наряды сидели на фигуре просто идеально, а я никак не могла поверить, что для изменений потребовалась всего-навсего одна ночь.

Мы перешли к отработке походки. Алена Мельник сидела в зале, а я и остальные участницы по очереди выходили на сцену и делали по ней полукруг. Модельер делала замечания, объясняла, как нужно двигаться, а порой поднималась на сцену сама.

Незаметно пролетел и этот день. Наступил предпоследний, когда мы совершили полный прогон показа моделей в точности так, как это должно было произойти завтра. На генеральной репетиции я немного расслабилась и даже позволила себе внимательно изучить остальных участниц, потому что раньше у меня на это не было времени.

Некоторые из них мне были очень хорошо знакомы, как, например Нина Васильевна Ежова, занимающая должность заместителя главного врача в областной больнице — женщина пышнотелая, но привлекательная; или Алевтина Ивановна Шлыкова, вторая жена известного бизнесмена и владельца санатория «Зали», расположенного в окрестностях Тарасова. Она была значительно моложе своего мужа и то и дело мелькала на страницах желтой прессы в компании с очередным молоденьким бойфрендом. Муж на эти ее похождения реагировал как-то не особенно бурно, и Алевтина резвилась по-прежнему.

Других я пока не знала, но о них мне рассказала Наталья Михалина — девушка, с которой мы познакомились в первый же день и как-то даже сдружились. Наталья оказалась простой и очень общительной. Без тени смущения она поведала мне, что тот огромнейший магазин обуви, что числится за ней, она получила, соблазнив одного богатенького Буратино, который ей его и купил. Она же, как любительница вращаться в кругу серьезных людей, сообщила, что среди участниц присутствует работник следственного управления Инна Прокопчук, жена известного тарасовского адвоката Евдокия Дрягель, бизнес-леди Зинаида Лямина и много других не менее ярких личностей. Причем про каждую Наталья знала немало интересного и выкладывала всю эту информацию, не умолкая. Я же едва успевала переводить взгляд с одной особы на другую и мысленно их оценивать.

— Ну вот, теперь Лямина с Прокопчук крысится, — стоя у меня за спиной, вздохнула моя новая подруга, заметив, как две девушки едва ли не толкают друг друга, торопясь первыми выйти на сцену. — Ну точно, Инка в ее бизнес опять влезла. А той не нравится, что ей работать мешают. Глянь, как глазами-то сверкает. Эта Лямина — вообще змея. Ни с кем не ладит. Пять минут назад к Шлыковой зачем-то придиралась, мне замечание сделала, что много курю. На себя бы лучше внимание обратила, швабра.

Я перевела свой взгляд на уже угомонившуюся Лямину, плавно плывущую по сцене в искрящемся наряде. Зинаида, ровно держа спину и высоко вздернув угловатый, остренький носик, всем видом старалась показать, что не признает всех этих «прелесть, что за дурочек», глупо хихикающих после каждого слова, а в особенности ту дамочку, что шла на шаг позади нее.

Лямина казалась человеком серьезным и знающим себе цену. Жесткая и решительная, как мне ее описала Наталья, она даже выглядела подобающим образом: высокая, худощавая, смуглокожая, со стороны напоминавшая старуху Шапокляк, правда, в расцвете лет. Волосы у нее были редкими и тонкими, и, как ни колдовали над ними стилисты, пышности и объема добиться не удавалось. Пришлось прибегнуть к шиньонам. Свои волевые, но очень тонкие, почти в одну линию, губы женщина обводила ярко-красным карандашом, стараясь сделать их чуть больше. Мне она показалась не слишком приятной особой.

Сейчас на Ляминой была длинная узкая юбка с высоким разрезом справа и бледно-салатовая шелковая блуза с высоким воротничком-стойкой и широкими манжетами. Все бы ничего, да только рост ее от этого не только не уменьшался, а еще более вытягивался, подчеркивая и без того непропорциональную фигуру. Хотя, может быть, этого и хотела добиться модельер.

Прокопчук являла собой полную противоположность. Изящная, маленькая, с длинными темными волосами, она больше походила на Мальвину, чем на злобного стража порядка, каковым являлась в действительности. Впрочем, судя по глазам, она была умной женщиной, умеющей принимать твердые решения и не менять их впоследствии.

— Теперь Иванова, — послышалось со стороны сцены, и я поспешила выйти вперед.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Наконец наступил день показа. Стоя за кулисами в светло-зеленом строгом костюме-тройке, я с замиранием сердца ждала своей очереди. Эмоции буквально переполняли меня, ведь в подобном мероприятии я участвовала впервые. Да и шутка ли: попала в число самых известных и богатых женщин Тарасова, а попробуй-ка, пролезь в их ряды. Тут тебе и жены бизнесменов и банкиров, и бизнес-леди, начальницы и директрисы — всех и не перечислишь.

Видимо, не такая уж я и дремучая, коль обо мне не только вспомнили, но еще и пригласили в качестве участницы. Денег, правда, мне никто не предложил, да этого и не требовалось, учитывая то, что нам дали возможность почувствовать себя настоящими королевами, от которых не в состоянии оторвать взгляд не только мужчины, но и женщины.

На сцену вышла Прокопчук в длинном, облегающем фигуру платье цвета морской волны, украшенном на уровне лифа бисерной вышивкой. Ей навстречу должна была идти я. Набрав побольше воздуха в легкие, я выпрямила спину и, как меня учили, от бедра, последовала к центру подиума.

Оказавшись в поле зрения целого зала, ощутив на себе массу оценивающих взглядов и вспышки фотоаппаратов, я почему-то вдруг разволновалась: ладони вспотели, ноги стали ватными. Казалось, что вот-вот потеряю контроль над своим телом и выкину какую-нибудь глупость. Испугавшись своих ощущений, я заставила себя растянуть губы в очаровательной улыбке и поднять взгляд выше незнакомых лиц. Теперь, когда я видела лишь стены, стало чуточку легче. Дыхание нормализовалось, мысли пришли в порядок, а через секунду я и вовсе вжилась в роль, думая только о том, что в роли королевы мне смущаться не пристало.

А дальше все пошло как по маслу. Демонстрируя новые модели, я уже не нервничала и двигалась по сцене уверенно и красиво. Причем, мне даже начинало нравиться, что я нахожусь в центре внимания. Видимо, Алена Алексеевна была права, когда говорила, что женщина — это драгоценный камень, которому жизненно необходимы дорогая оправа и восхищение созерцающих. Ничто и никогда не сможет победить извечную тягу женщины к красоте.

А между тем показ, длящийся больше часа, стал подходить к своему логическому завершению. Вскоре все мы должны были выйти на сцену. Инна Прокопчук завершала показ — она представляла последнее, коронное платье, расшитое перьями какой-то зелено-желтой птицы. Зазвучала торжественная музыка, и участницы поочередно стали выходить на подиум, останавливаясь на положенном месте. Вместе с остальными вышла и я. На сцене образовалась своеобразная радуга оттенков зеленого цвета — от бледно-изумрудных до насыщенных сине-зеленых. Зал зааплодировал. Участницы повернулись к зрителям боком, сосредоточив взгляды на центральной кулисе, украшенной живыми цветами, из-за которой вот-вот должна была появиться «райская птица». Музыка усиливалась, напряжение росло, но девушка так и не появлялась.

Музыканты с трудом удерживали взятый аккорд, но ничего не происходило. Я невольно напряглась и, почувствовав что-то неладное, убрала с лица дежурную улыбку. Самые страшные мысли стали лезть в голову: «С ней что-то случилось. Или с платьем. Вдруг его случайно порвали, и теперь его нельзя показывать? Да, но тогда следовало бы выйти самому модельеру. Почему его нет? Видно, случилось что-то еще более страшное».

Но нет, мои страхи не оправдались: приоткрывшаяся кулиса представила публике шедевр творения Алены Мельник. Прокопчук Инна Геннадьевна в шляпке с широкими полями, отделанной натуральными птичьими перьями и в платье из легкой полупрозрачной ткани с такой же отделкой предстала на суд публики. Она шла к центру сцены, как-то загадочно и неестественно улыбаясь. Все еще испытывая какой-то внутренний страх, но не находя более для него причины, я заставила себя сосредоточиться на девушке.

Вот она идет, медленно ступая в нашу сторону. Она напряжена, взволнованна. Улыбка то появляется, то исчезает с ее лица, на мгновение сменяясь неприятной болезненной гримасой. Такое ощущение, что жмут туфли, и она лишь усилием воли не позволяет себе их скинуть. Подумав так, я невольно скользнула к ногам «райской птицы» и еще больше насторожилась — Прокопчук явно шатало из стороны в сторону. Хорошо еще, что платье было достаточно длинным и скрывало ноги новоиспеченной модели.

Присмотревшись, я заметила, что у Инны слезились глаза, и она периодически шмыгала носом.

«Аллергия? — предположила я. — Но тогда почему Прокопчук едва на ногах держится? Что с ней происходит? — с ужасом спрашивала себя я, мысленно представив, какой кошмар случится, если девушка сейчас упадет или споткнется. Тогда завтра только об этом и будут кричать местные газеты, умолчав о труде модельера. — Может, у нее резко упало давление? Тогда почему она не сказала об этом Алене? Поставила под угрозу весь показ».

Заметив, что девушка с каждой секундой чувствует себя все хуже и хуже, я лихорадочно соображала, как ей помочь. Как назло, в голову ничего не приходило. Меня уже и саму начало трясти, как Прокопчук, да и остальные девушки тоже посерьезнели, заметив, что происходит. Зал, словно намеренно нагнетая обстановку, замер и не производил ни малейшего шума. Напряжение нарастало, и в конце концов произошло то, чего все так боялись. Прокопчук пошатнулась, с ее лица окончательно сошла та натянутая улыбка, которую ей удавалось удерживать какое-то время, и девушка с грохотом рухнула на пол. Гулкое «а-а-а» прокатилось по залу.

Я кинулась к Инне. Присев рядом, нащупала пульс на шее. Он был едва различим. На обморок такое состояние было не похоже, это скорее напоминало сердечный приступ. Не зная, что и думать, я бегло осмотрела тело девушки и почти сразу наткнулась на нечто странное: запястья Инны сплошь покрылись какими-то неприятными красными язвочками. Испугавшись ранок непонятного происхождения, я инстинктивно отшатнулась и непроизвольно посмотрела на свои руки. Но нет, у меня все было в порядке.

Теперь уже, повернувшись к остальным и не обращая внимания на гул в зале, я громко крикнула:

— Врача! Быстрее!

Сцена ожила, участницы недавнего шоу засуетились. Через несколько секунд ко мне подбежала Алена Алексеевна и с ужасом в глазах спросила:

— Что с ней стряслось?

— Не знаю, — ответила я, затем указала пальцем на руки Прокопчук и добавила: — Вон, видите, язвы. Такие нарывы характерны при отравлении.

Никак не ожидая такого ответа, Алена Алексеевна торопливо зажала рот рукой, не позволяя вырваться крику или стону и, всплеснув руками, поспешила куда-то за сцену. Все еще продолжая держать в поле зрения Прокопчук, я все же отошла на приличное расстояние и окинула зал беглым взглядом. Большая часть зрителей уже поднялась со своих мест и теперь шумела, подобно растревоженному улью. Журналисты, вконец обнаглев, пытались подняться на сцену, чтобы запечатлеть происшедшее. Желая помешать этому, я метнулась к краю сцены и громко объявила:

— Никому не подходить близко — это может быть опасно! Молодой человек, немедленно спуститесь вниз! — видя, что один особо нахальный все же вскарабкался наверх и теперь поднимается на ноги, приказала я.

Проклятый журналюга никак не прореагировал на мои слова. Он невозмутимо направлялся к телу упавшей Прокопчук, на ходу настраивая свой фотоаппарат.

— Наташа! Нина! Аля! — поняв, что одной мне не справиться, громко позвала я. — Идите сюда. Нужна ваша помощь.

Опасливо поглядывающие из-за кулис на сцену девушки вопросительно переглянулись, не зная, как отреагировать на мой призыв. С одной стороны, и отказывать нехорошо, с другой, не царское это дело — светиться на сцене после всего случившегося и давать прессе дополнительный повод для сплетен. И все же один благородный человек среди них нашелся. Моя новая подруга Наталья выбежала на сцену и, поняв, что от нее требуется, подскочила к неугомонному журналюге и преградила дальнейший путь своим телом.

— Сделаешь еще шаг, дальнейшую писанину придется вести в палате, — пригрозила она.

— А ты куда прешься? — окончательно забыв про хорошие манеры, воскликнула я, заметив другую «акулу пера». — А ну, кыш отсюда, воронье проклятое. Разве непонятно, человеку плохо? Совсем совесть потеряли, никакого уважения к людям…

— Я — ее муж, — торопливо отозвался мужчина, продолжая лезть на подиум. — Муж я ее.

— Все равно нельзя, — понимая, что это может быть для него опасно, чуть тише возразила я. — Пожалуйста, подождите, пока прибудут медики.

— Вы не имеете права, — принялся возмущаться мужчина, все же взгромоздившись на сцену. Затем он встал на ноги и, так как я сразу преградила путь, недовольно спросил: — Кто вы, вообще, такая?

— Работник милиции, — не нашла, что еще сказать, я. — Поэтому прошу вас не сеять панику. Ведите себя спокойно. С вашей женой все будет в порядке. Я надеюсь.

* * *

Не знаю, долго ли еще удавалось бы сдерживать напор прессы мне и Наталье, но, на наше счастье, примчались «Скорая» и группа оперативников. Медики переложили Прокопчук на носилки и увезли ее в больницу.

Не успела машина «Скорой помощи» отъехать, а зрители и персонал разойтись, как ко мне подбежал все тот же нарушитель порядка, назвавшийся мужем пострадавшей. Он бесцеремонно потряс меня за плечо, обрушив целый поток слов:

— Это вы из милиции? Да, вы, — как только я повернулась, сам же себе ответил он. — Узнаю. Я — муж Инны, Тимофей Владимирович. Я только что проводил «Скорую». Мне, к сожалению, поехать не разрешили… — Мужчина растерянно потоптался на месте, а затем сказал: — В общем, я хочу знать, кто это сделал. Даже согласен дать денег вашему руководству, только не закрывайте дело. Выясните, кто отравил мою жену. Вы должны это сделать, ведь Инна была вашей коллегой.

— Извините, что не сказала вам всей правды сразу, но я не работаю в милиции, я — частный детектив, — разведя руками, призналась я.

— Пусть. Может, это даже и лучше, — ничуть не смутившись, выдал Тимофей. — Хоть кто-то докопается до истины. Я нанимаю вас, — заявил он уверенно.

Я растерянно открыла рот, не зная даже, как расценивать такую активность нанимателя. Для меня куда более привычными казались долгие путаные объяснения клиентов, их обращение ко мне только в случае неудачи милиции.

— Займитесь этим делом, а о гонораре поговорим позже. Впрочем, — мужчина трясущимися от нервного напряжения руками извлек из внутреннего кармана дорогого пиджака кошелек. Раскрыл его и, не глядя на купюры, вытащил половину и протянул ее мне со словами: — Это на первое время.

Растерянно глядя на этого невысокого мужчину средних лет с забавными усиками и волнистыми светлыми волосами, я приняла деньги. Видимо, посчитав, что больше нам говорить не о чем, Тимофей пробежался карими глазками по моей одежде, пожевал нижнюю губу и, резко развернувшись, зашагал прочь. Я не стала его останавливать, понимая, что человек сейчас находится вовсе не в том состоянии, чтобы его о чем-то спрашивать.

«Что ж, я бы все равно умудрилась ввязаться в это дело, даже если бы меня никто и не попросил, — призналась я самой себе спустя минуту. — Зато теперь, по крайней мере, у меня есть более веские основания для того, чтобы сунуть свой прелестный носик в это дельце. Вот только нужно переодеться, а потом можно браться за расследование».

Вспомнив, где сегодня переодевалась, я прошла за кулисы и отыскала дверь в костюмерную. Комната встретила меня полнейшим беспорядком. Очевидно, участницы переодевались в собственные одежды очень торопливо, желая поскорее стянуть с себя модельные вещи, возможно, также пропитанные ядом. Сами творения модельера теперь собирали с пола и стульев две девицы, нервничая и злясь, что все вещи теперь находятся в самом плачевном состоянии: богатенькие леди не слишком церемонились, расстегивая сложные застежки и расшнуровывая корсеты.

Я подошла к шкафу, где участницы повесили свою одежду. Открыла его и с облегчением обнаружила, что мои вещи на месте — они одиноко висели в самом центре. Быстро сняв с себя модельный костюм и с удовольствием сбросив туфли на высоком каблуке, я принялась выуживать из волос цепкие шпильки с цветами и бусинками. На это у меня ушло минут десять.

Передав модель на руки гардеробщицам, покосившимся на меня как-то недружелюбно, я покинула костюмерную и отправилась на поиски Мельник. С ней я решила переговорить в первую очередь, дабы узнать, подозревает ли она кого-нибудь. А возможно, выяснится, что она сама имела какие-то претензии к Инне. Чего только не бывает в нашей жизни!

Отыскав Алену Алексеевну в выделенном ей на время кабинете, я увидела ее в самом удручающем состоянии, граничащем с полной депрессией. И все же рискнула побеспокоить. Очень тихо войдя в комнату, я присела на соседний стул и, положив руку на плечо женщины, сказала:

— Не переживайте вы так. Возможно, что все еще образуется. Инне дадут противоядие, и вы очень скоро ее снова увидите.

— Боюсь, что уже нет, — не убирая ладоней от лица, тихо откликнулась Мельник. — Я только что звонила в больницу. Все кончено: Прокопчук умерла.

— Ее мужу уже сообщили?

— Да, он уже знает. Боже, — воскликнула Мельник, всхлипнув, — за что мне такое наказание? Что я сделала не так? Теперь моя репутация будет запятнана: журналисты завтра уже раструбят, что за приятной внешностью модельера Алены Мельник скрывается жестокий убийца. Они все поставят с ног на голову.

— Знаю, — сочувственно вздохнула я. — Пресса не слишком много внимания обращает на мораль и этику. Журналисты нацелены на то, чтобы создать шумиху, из мухи сделать слона. Какое им дело до человеческих чувств? Но только слезами вы все равно ничего не измените, — плавно перевела я беседу в нужное русло. — Здесь нужны радикальные меры.

— Меры? — усмехнулась Алена, впервые за это время повернув ко мне голову. — Какие? Сделать заявление прессе и тем самым дать ей шанс переиграть мои собственные слова? Или, может, попробовать уговорить их молчать о случившемся? Да я более чем уверена, что через час обо всем будет знать половина города, — Алена вздохнула. — Впрочем, незачем расстраиваться, рано или поздно об этом все равно забудут. Главное — суметь пережить это время, а может, и воспользоваться шумихой — «раскрутить» себя и свою коллекцию.

Такой резкий переход от одного состояния к другому, умение сопереживать, но при этом не раскисать, просто не могли не вызвать восхищения. Но я не торопилась с выводами, прекрасно зная, что к убийству запросто могла приложить руку и сама Алена Алексеевна. Нет, утверждать этого я не торопилась, но и как возможный вариант тоже не отрицала. Необходимо все тщательно проверить.

— Скажите, Алена Алексеевна, а вы с Прокопчук близко были знакомы? — как бы невзначай поинтересовалась я.

— Совсем не была, — приводя заплаканное лицо в порядок, ответила женщина. — Я познакомилась с ней на репетиции, как и с вами. Как видно, — без паузы продолжила она, — вы решили, что в случившемся есть моя вина. Что ж, права так думать вас никто не лишал. Только я действительно не была с ней знакома до конкурса.

— А почему тогда вы пригласили ее принять участие в показе? — не отступала я.

— Потому же, почему пригласила и вас. Для показа мне понадобились женщины известные, имена которых на слуху у всех горожан. Но этот список составляла не я, а спонсор вместе с моим менеджером. Они в этом больше понимают, а мое дело — придумать и сшить вещь. Подождите-ка, — словно что-то вспомнив, повернулась ко мне Алена. — Вы ведь у нас, кажется, частный детектив. Я не ошибаюсь?

— Совершенно верно, детектив, — согласно кивнула я на это.

— То-то я думаю, что это вы мне такие вопросы задаете. Тоже решили подтвердить свой статус лучшей из лучших?

Я поняла, что Алена Алексеевна упрекает меня в сходстве с журналистами, а потому поспешила ее разубедить:

— Нет, нисколько. Но и не предложить свою помощь я не могу. Не скрою, что мне ваши модели, да и вы сами пришлись по душе, и я искренне хотела бы что-то предпринять, чтобы избавить вас от грязных сплетен.

— Помочь? — Алена сначала усмехнулась, но потом сразу же стала серьезной и, мельком взглянув на меня, со вздохом продолжила: — Впрочем, спасибо! Только я все равно не вижу, что вы можете для меня сделать.

— Предлагаю бартер, — немного подумав, произнесла я. И видя, как вопросительно вытянулось лицо Алены Алексеевны, сразу пояснила: — Вы объявляете прессе, что наняли частного детектива для расследования и, тем самым, предстаете перед общественностью в лучшем свете, а взамен помогаете мне с информацией. А виновного я постараюсь найти.

— Гм. Не понимаю, для чего вам все это нужно. Напрашиваетесь на хороший гонорар? — настороженно прищурилась Мельник.

Я отрицательно покачала головой:

— Только на помощь. Я в любом случае займусь этим делом, потому что не далее как несколько минут назад меня нанял муж убитой.

— Что ж, это уже другой разговор, — поняв, что деньги из нее тянуть я вовсе не собираюсь, призналась Алена. — Тогда постараюсь помочь и, если из этого что-то действительно получится, обещаю подарить вам любое из понравившихся платьев. Так что именно вы хотели узнать?

Теперь уже пришло мое время вздыхать. Вопросов в голове было столько, что я даже не знала, с какого начать. Пришлось спрашивать обо всем и сразу:

— Кто имел доступ к тому платью? Кто находился возле него до того, как Прокопчук его надела? Кто знал, что именно это платье будет на Прокопчук?

— Господи, как тут не запутаться, — посетовала Мельник. — Да кто угодно. Вещи и в гладилке были — там их должны были погладить перед показом, — и сюда их на машине везли в полиэтиленовых пакетах, а уж про то, сколько людей тут прошло, даже говорить не приходится. Я не знаю, кто это мог сделать. По-моему, любой.

— Ладно, давайте попробуем разобраться по порядку, — поняв, что и в самом деле немного переборщила, предложила я. — Для начала скажите: после последней примерки платья находились здесь или в ателье? Когда именно их привезли?

— Примерно в середине дня, перед генеральной репетицией. Вы же их надевали, — напомнила мне Алена.

«Верно, надевали, — припомнила я. — Стало быть, в тот момент с нарядом все было в порядке, иначе бы яд подействовал уже тогда. Следовательно, водитель под подозрение не попадает».

— А гладили после генеральной репетиции вещи здесь?

— Нет, еще в ателье. За одну репетицию ведь все равно ничего не должно было помяться. И потом, мини-утюжок у нас всегда с собой, если где-то вдруг образовалась складка, все исправим прямо на модели.

— А после генеральной репетиции кто-то мог войти в костюмерную и пропитать платье ядом?

— Наверное. И даже если и не проходил, наверняка успел бы это сделать утром. Здесь как раз такая толкотня была, девушки приезжали, переодевались, красились. Комната была открыта, а какую модель следует надеть, вы все и так знали.

— Действительно, знали, — вздохнула, понимая, что про то, что коронное платье оденет именно Прокопчук, было известно всем участницам показа. Как знать, кто из них имел на Инну зуб. Видели ее на генеральной репетиции в том наряде и работники сцены, и осветители, в общем, куча народа. Попробуй-ка выясни, кто убийца.

«Что ж, видимо, придется проверять всех по очереди, — вынуждена была признать я. — Иначе я никак не выясню, кому из них помешала эта мисс МВД. У нее ведь и работа еще такая, что врагов полгорода, может быть, кто-то подкупил одну из участниц или работников сцены. Вот тебе и мотив».

— Теряетесь в догадках? — видя, как я глубоко погрузилась в свои размышления, спросила Алена Алексеевна.

Я кивнула:

— Да. Тут есть над чем подумать. К тому же, я пока даже не знаю, что это за яд и каковы его свойства, а ведь это может чем-то помочь. Пожалуй, наведаюсь-ка я к медэкспертам, послушаю, что они скажут.

Алена Алексеевна не стала меня задерживать, и, пожелав удачи, протянула свою визитку:

— Вдруг вам понадобится мой телефон, или вы захотите заехать в ателье.

Я поблагодарила Мельник за помощь и, попрощавшись с ней, поспешила покинуть территорию Дворца культуры.

Оказавшись на улице, я сразу ощутила, как прохладно и свежо было в помещении и как душно вокруг. Моя машина стояла у бокового входа. Это была старенькая, но очень удобная «девяточка», без которой я бы никуда не успевала.

По дороге к моргу, куда должны доставить для вскрытия тело Прокопчук, я размышляла над тем, как бы выведать подробности об отравляющем веществе. Задача была не из легких, так как новый главный медэксперт Василий Иванович Стреганков никогда не делился информацией о результатах вскрытия, считая ее конфиденциальной. Да к тому же требовал документ, подтверждающий, что именно мне поручено забрать результаты и доставить их в отделение.

Взять эту бумажку мне неоткуда, а верить на слово второй раз он мне вряд ли станет. Видимо, придется идти на обман.

Вскоре впереди показалось серое здание морга. Я остановила машину в сторонке и, заглушив мотор, попыталась собраться с мыслями и настроиться на предстоящую беседу. Но так ничего и не придумав, я решила довериться судьбе и отправилась к моргу.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Оказавшись внутри, я подошла к сидящему на проходной крысоватого вида охраннику, продемонстрировала ему свое липовое ментовское удостоверение, когда-то сделанное мне Кирьяновым, и произнесла:

— Час назад к вам должны были доставить тело молодой девушки с язвами на руках. Не подскажете, кто занимался его вскрытием?

— А, ту, что с показа мод? — догадался работник.

Я кивнула.

— Должен был Стреганков.

— Почему «должен», разве не он этим занимался? — слегка насторожилась я.

— Да нет, он прямо перед этим отпросился. Жена у него сегодня рожает. Скорее всего, Черноус его заменяла.

Эта фамилия была для меня совершенно новой, и это несмотря на то, что в морг мне приходилось заглядывать довольно часто. Что поделаешь — у каждой профессии свои недостатки.

— Черноус, — повторила я. — Она новенькая?

— Кристинка-то? Да нет, уж месяца два у нас.

— А где ее можно найти?

— Налево по коридору, двадцать второй кабинет, — не раздумывая, ответил мужчина.

Я остановилась возле двери с номером двадцать два и внимательно посмотрела на висящую на ручке двери табличку. Последняя гласила: «Посторонним вход воспрещен. Идет мед. экспертиза».

Прочитав надпись, я невольно усмехнулась. Зачем такое писать в морге? Тут любая комната — кабинет ужаса, и без особой надобности входить не станешь. Лучше бы написали «не отвлекать» или «не стучать».

Ну что ж, придется отвлечь человека от работы. Костяшками пальцев я несколько раз ударила по закрытой двери и чуть-чуть отошла в сторону, ожидая, что через несколько минут выйдет женщина в белом халате и с марлевой повязкой на лице. Но этого не произошло. Напротив, пришлось довольно долго ждать, прежде чем из-за двери высунулось крупное, ярко-багровое мужское лицо с большим носом и круглыми очками в пластиковой оправе на нем. На голове этого Квазимодо, как я его про себя окрестила, возвышался мятый врачебный колпак, а поверх одежды — передник с большим карманом.

— Что нужно? — мельком глянув на меня, бесцеремонно спросил он.

Я протянула раскрытое удостоверение работника милиции, сказав:

— Мне нужна Кристина Черноус. Я могу ее увидеть?

— Кристина Валерьевна в другом отсеке. А что вас интересует? Все результаты экспертиз мы сразу отправляем по местам запроса.

— Разумеется, но мне нужны сведения о недавно привезенной девушке с ядовитыми язвочками на руках. Не знаете, кто делал вскрытие?

— Я и Кристина, — последовал ответ.

— Хорошо, в таком случае позвольте задать вам несколько вопросов, — порадовавшись, что никого более искать не придется, произнесла я.

Мужчина как-то странно осмотрел себя с ног до головы, а потом предложил:

— Подождите немного, я хоть переоденусь.

Я согласилась, тем более что мне и самой казалось не слишком приятным общаться с человеком в одежде, пропитанной трупными неприятными запахами. Квазимодо переоделся довольно быстро и вновь вышел ко мне в коридор, где даже представился, приветливо протянув руку для рукопожатия:

— Илларионов Петр Семенович, медицинский эксперт. А вы, значит, из милиции?

— Совершенно верно, — пожимая его сухую ладонь, осторожно улыбнулась я.

— Странно, что прибыли за результатами сами. Мы их все равно в отделение отсылаем.

— Так и есть, но нам не терпится поскорее узнать, чем отравили нашу коллегу. Вам уже удалось выяснить, что это был за яд? — сгорая от любопытства, спросила я.

— Вообще-то удалось, но вряд ли вам это как-то поможет, — равнодушно посмотрев на меня, ответил эксперт. — Вы ведь, насколько я могу судить, к медицине никакого отношения не имеете.

— К медицине — нет, но это еще не значит, что я совсем ничего не знаю о химических препаратах, — ничуть не смутилась я.

— Господь с вами, милочка, — обратился ко мне, как к ребенку, Илларионов. — Что вы так суетитесь? Результаты экспертизы все равно придут через час-другой в ваш отдел. К чему такая суета? Впрочем, ваше дело, — мужчина досадливо махнул рукой, а затем продолжил: — Вашу дамочку действительно убили. Причем, способ убийства выбрали очень уж нетрадиционный. Могу даже предположить, что все это — дело рук женщины.

— Почему вы так решили?

— Элементарно, — усмехнулся Илларионов. — Только ваша сестра способна на подобные изощрения. Мужчины действуют более сухо и прямо: помешал — убьет из пистолета, зарежет ножом или, на крайний случай, задушит. Чего романтику-то разводить? Ну, а что касается используемого препарата, то это вещество общеядовитого и кожно-нарывного действия — люизит. Его контакт с кожей вызывает воспалительные процессы с последующим образованием пузырьков и язвочек. Уроки гражданской обороны помните?

— Смутно, — призналась я. — А что, отравление люизитом всегда приводит к летальному исходу?

— Необязательно, — Илларионов вздохнул. — Это стойкое отравляющее вещество, но все зависит от того, как долго человек будет пребывать в зараженной атмосфере. Если вовремя вывести его из зараженной местности — он потом, глядишь, про этот люизит никогда и не вспомнит.

— Значит, вызови мы «Скорую» раньше, Прокопчук можно было спасти?

— Не все так просто, — снова вздохнул Илларионов. — Пары люизита действуют на кожные покровы. А здесь, представьте, «отравленное» платье контактировало непосредственно с кожей. Подумать только, дамочка на себе таскала эту гадость. Платье мы пока досконально не изучали, но даже так ясно, что концентрация люизита была высокой. Тем более что и смерть наступила достаточно быстро… Кто-то не пожадничал, от души распылил яд по ткани.

— Но в таком случае наверняка отравился и сам преступник.

— Могу твердо сказать, что ваш злодей профаном в химии не является, иначе бы он и не взялся за это дело. Максимум, что он получил, — это легкое отравление: кашель, чихание, слезотечение, но и это пройдет через пару дней. Нанести же люизит можно с помощью обычного распылителя. Интересует что-то еще?

— Даже не знаю, — отозвалась я. — Впрочем, скажите, где можно достать люизит?

— Где? — призадумался Илларионов. — Ну, наверное, в лабораториях. Или в местах утилизации химических веществ. Так, в чистом виде, он нигде не продается, да и не используется. Достать его, одним словом, весьма непросто.

— Но ведь преступник все же достал, — заметила я. — Значит, у него есть доступ к химическим веществам.

— Ну вот вам и зацепка, — улыбнулся Илларионов. — Ищите, кто из подозреваемых мог добыть люизит, и найдете виновного.

— Легко сказать. Одно дело — его добыть, совсем другое — отдать кому-то для использования. Я же не могу проверить связи каждого, кто мог приблизиться к тому платью. Это куча родственников, друзей, да просто знакомых, — посетовала я. — Нет, эта линия сразу отпадает. Буду искать просто тех, у кого был мотив убить девушку.

— Что ж, вам виднее, — согласился со мной мужчина. — Я рассказал все, что знал.

Поблагодарив медэксперта, я поспешно направилась к выходу. Причин задерживаться в морге у меня больше не было.

Оказавшись на свежем воздухе, я первым делом вздохнула полной грудью, а затем направилась к машине. Мои мысли крутились вокруг ядовитого вещества. Я пыталась понять, в какой именно момент его нанесли на вещь и почему этого никто не заметил.

Убийца, как минимум, должен был быть в перчатках, а то и вовсе в предохраняющей кожу маске или в противогазе. Если бы так и было, то многие заметили бы столь подозрительную личность, отирающуюся возле платья.

«А что, если очевидцы этого и в самом деле имеются? — спохватилась я. — После происшествия все разбежались, кто куда. Никого из присутствующих на сцене и за кулисами не допрашивали. А ведь таковые вполне могут быть. Только вот как их найти? — спросила я сама себя. — Не по домам же ездить, на это у меня больше недели может уйти, а потом еще окажется, что все было бесполезно. Нет, так распыляться я не имею права — время дорого. Да к тому же очень сомневаюсь, что преступник стал бы так светиться».

Сосредоточившись на собственных размышлениях, машинально извлекла из сумочки пачку «Парламента». Я надеялась, что сигарета позволит мне чуть-чуть расслабиться и собраться с мыслями.

Итак, повторим все заново. Для того чтобы нанести яд на платье, нужно иметь емкость с распылителем и резиновые перчатки — защитить собственные руки от воздействия люизита. При этом отравитель должен понимать, что вещество будет испаряться, а значит, подействует на всех, кто прикоснется к платью задолго до самой жертвы. Да и подрассчитать, когда яд выветрится весь, не так-то и просто. Следовательно, наносить препарат следовало непосредственно перед контактом с жертвой, а сделать это могли лишь участницы. При этом лишь те из них, что прибыли значительно раньше остальных и либо первыми переодевались, либо заходили в комнату, где хранились костюмы. Они лучше других знали, кто наденет то платье. Вопрос в одном: кто именно это сделал?

Насморк и слезотечение — признаки легкого отравления, о которых говорил эксперт — ничем мне не помогут. Наверняка убийца предусмотрел все до деталей и защитил себя.

«Очень странно, что отравитель решил расправиться со своей жертвой именно таким способом. Он ведь знал, что пострадать могли и невинные люди. Вдруг в самый последний момент кто-то другой взял бы платье в руки, чтобы, к примеру, помочь одеться Прокопчук? Ведь тогда яд подействовал бы и на него, — мысли завертелись, как юла. — Нет, другие вряд ли сильно пострадали бы, случись такое, — предположила я. — Предусмотрительный отравитель неспроста нанес яд лишь на труднодоступные участки: запястье, горловину, возможно, грудь, причем с внутренней части, а не с внешней, чем еще больше задержал процесс испарения. Значит, если кто-то и брал модель в руки, то, как это обычно бывает, соприкасался с ее плечиками или талией. Конечно, он мог отравиться, но к летальному исходу это не привело бы. Выходит, что удар нанесли точный и именно в того, в кого следовало. Стало быть, противник мне достался нешуточный. Придется потратить на него массу времени. Главное сейчас — решить, с чего начать».

Устало вздохнув, я откинулась на подголовник и попыталась немного расслабиться и определиться с дальнейшими действиями. Увы, кроме как «бросить кости» и попросить у них совета, ничего на ум не шло. «Кости», а точнее, три деревянных двенадцатигранника, являлись моими постоянными спутниками и добрыми советчиками. Я, человек, не верующий во всякого рода магию, между тем прикипела к ним всей душой, всего лишь однажды попробовав внять информации о грядущих событиях. Предсказание сбылось, и впоследствии я редко сомневалась в их прогнозах. Зачастую, оказываясь в тупике и не зная, что делать, я искала поддержки у костей.

Достав магические «косточки» из сумочки, я принялась нещадно трясти бархатный мешочек. Потом высыпала двенадцатигранники к себе на колени и посмотрела на образовавшуюся комбинацию. «Косточки» показывали следующее: 11+36+17. Данная комбинация означала следующее: «Как бы плохо Вы ни думали о женщинах, любая женщина может подумать о Вас еще хуже».

«Ну спасибо, „косточки“, уважили, — собирая своих помощников обратно в мешочек, усмехнулась я. — Я ожидала услышать от вас хоть что-то ободряющее, а вы… Опять думы, размышления, проблемы. Ведь только и делаю, что думаю и анализирую происходящее».

Женщины, думы, хорошие, плохие… Все эти слова, казалось витали по кругу в моем мозгу, тщетно пытаясь ухватиться за что-либо и дозреть во что-то важное и значительное. Я боялась сделать лишнее движение, чтобы не спугнуть момент озарения. И вот он настал, обнажив и без того очевидное: то, что мы думаем о человеке и чувствуем по отношению к нему, мы чаще всего выражаем эмоционально, непроизвольно и не всегда осознанно. То же самое, похоже, было и с Ляминой, когда она косилась на Прокопчук во время репетиций. Ведь было очевидно, что у нее на Инну имеется зуб, не просто же так она от нее нос воротила и недобрые взгляды бросала. Даже Наташка это заметила.

«К тому же, — переключилась вновь на активное мышление я, — если мне не изменяет память, то Прокопчук была следователем в управлении по налогам, а Лямина занималась каким-то бизнесом. Не исключено, что они столкнулись именно на этой узенькой дорожке и что-то там не поделили. А бизнес — дело грязное. На что только люди не идут, вплоть до убийства! Могу предположить, что эта неприятная особа Лямина пыталась подкупить Прокопчук, но поняв, что ничего не выйдет, предпочла с ней расправиться. Пожалуй, эту версию следует раскрутить, ведь неприязнь между девушками налицо, а значит, причина убить Инну у Зинаиды, скорее всего, имелась».

Лямина у меня, как, впрочем, и у всех остальных конкурсанток, положительных эмоций не вызывала. От нее веяло агрессивностью и высокомерием. А про поведение и говорить нечего: Зинаида с самого начала репетиций не переставая спорила с модельером и возмущалась по поводу и без него. Ей многое не нравилось, многое раздражало. Она, по-видимому, считала себя выше других и злилась, что никто не уделял должного внимания ее персоне. Такая действительно могла пойти на убийство.

Внутренне порадовавшись тому, что хоть что-то, наконец, сдвинулось с места, я задумалась, каким образом можно выяснить, что же действительно произошло между этими двумя особами. Если проблемы носили профессиональный характер, значит, о них знают лишь близкие Ляминой люди. Причем, они могут быть обо всем предупреждены заранее, следовательно, ничего не скажут. Что-то должны знать и работники Министерства по налогам и сборам, где работала Прокопчук. Выяснить что-либо у них тоже не так-то просто: кто я такая, чтобы мне позволили вникать в их дела и стали делиться информацией?

«Впрочем, — спохватилась я в самый последний момент, — у меня ведь есть Киря, то бишь подполковник милиции Владимир Сергеевич Кирьянов, мой старый и очень хороший друг. Ему-то наверняка не составит проблем получить нужные сведения. Да и в помощи он тоже вряд ли откажет, прекрасно зная, что, отыскав виновного, я передам его не кому-нибудь, а именно его отделу, в очередной раз улучшив показатель раскрываемости преступлений. Вот такой у нас бартер».

Быстро достав из сумочки сотовый телефон, я набрала рабочий номер Кирьянова и стала ждать, пока он снимет трубку. Едва это произошло, я произнесла:

— Добрый день, Володя, это Татьяна.

— Узнал, — коротко отозвался он, а затем сухо спросил: — Что стряслось?

— Ничего, а что, разве должно?

— Да нет, так просто спросил, — засмущался сразу Кирьянов. — Ну так что там у тебя?

— Ничего особенного, просто мне необходима кое-какая информация, которую сможешь дать только ты. Поможешь?

— Смотря что тебе нужно.

— Мне необходимо узнать кое-что о следователе налоговой полиции Прокопчук Инне Геннадьевне. Ты, может быть, знаешь, что сегодня во Дворце культуры проходил показ коллекции Алены Мельник «Райские птицы»?

— Да вроде что-то слышал, — признался Киря. — А что?

— Ну так вот, я в нем участвовала, — продолжила я. — И не только я, но и Прокопчук. Она должна была демонстрировать самую последнюю модель, но платье оказалось отравленным. Прокопчук скончалась прямо на подиуме.

— Бог ты мой! — ужаснулся Володька. — А я и не знал. Странно, что до нас эта информация пока не дошла. Впрочем, может, другие и в курсе, я только что с выезда вернулся, не успел отчетность просмотреть. И что, — зачастил Киря, — ты взялась за это дело?

— Да. Меня нанял муж Инны. Он тоже присутствовал на показе и все видел собственными глазами.

— Мда… Не позавидуешь мужику, — сочувствующе вздохнул Володька. — А от меня-то ты чего хочешь? Я вроде бы к налоговым службам никакого отношения не имею.

— Это я знаю, но все же, может, попробуешь для меня узнать, не случалось ли у Прокопчук каких-нибудь трений с некой Ляминой Зинаидой Емельяновной?

— Это той, у которой по всему городу бутики и салоны красоты? — уточнил Киря.

— Не знаю, но скорее всего, — честно призналась я и сразу спросила: — А тебе-то откуда об этом известно?

— Ха, так про эту девицу во всех управлениях анекдоты ходят, — отозвался он. — Ух и проворная, бестия. Представляешь, три года назад она со своим бойфрендом открыла салон по продаже автомашин. Ну, открыла и открыла, мало ли таких. Только вот салон этот в размерах рос, преображался, а налоги с него взимались крохотусенькие — мол, разоряется салон, прибыли не приносит. Решила налоговая — тогда еще полиция была, — как бы к слову добавил Киря, — проверочку у них организовать. Стали выяснять, что да как.

В трубке послышался смешок, и я поняла, что Кирю и самого забавляет эта история. Затем он продолжил:

— Оказалось, ребятки продавали свои авто не за наличку и даже не через банк. Обычно-то как: купишь автомашину, деньги перечисляются на банковский счет, а банк уже сам отчисляет с этой суммы налоги. Так ведь платить их никому не хочется. А эти шустряки нашли способ законно увернуться от налогов. Они заставляли покупателей приобретать в банке векселя на сумму стоимости машины и ими расплачиваться за товар. Затем векселя обналичивали, а так как они не облагаются никакими налогами, в казну государства не поступало ни копейки. Пару-тройку дешевеньких машин, конечно, продавали, как и положено, а все остальное вот так. И что ты думаешь, остались безнаказанными. Адвокат был что надо: показал, что закон ребятки не нарушают, да к тому же продавать за векселя ни один закон не запрещает. Ну да это давно происходило, а что там сейчас, даже сказать затрудняюсь. Только знаю, что поймать Лямину на крючок не так-то и просто. Она — человек решительный и рисковый. Подобно крысе, — из любого капкана вылезет.

— Так, значит, кроме бутиков, у Ляминой еще и автосалон имеется? — поинтересовалась я.

— Нет. Они его быстренько тогда сами свернули. Видно, побоялись, что налоговики не отстанут. Денежки разделили — и врассыпную. Лямина-то на заработанные бабки бутики и салоны красоты пооткрывала, а вот ее дружок укатил куда-то.

— А сейчас следственное управление к ней уже не цепляется? — спросила я, запоздало поняв, что частично на этот вопрос Киря ответил две минуты назад.

— Представления не имею, — все же не стал мне напоминать о том Володя. — Скорее всего, цепляется, разве ж оно такую возможность упустит? Будет ждать до последнего, когда слабинку человек даст, а потом уж затянет. Клубочек закрутится, и все: тюремное заключение и конфискация имущества обеспечены. Это в первый раз выкрутиться вышло, а повторно может и не сработать.

— А ты не мог бы выяснить для меня этот момент? Ну, не занималась ли нынешним делом Ляминой Прокопчук? — рискнула попросить я Кирю.

— Э, нет, — сразу же отказался Володька. — Налоговики на нашего брата и так злые, что их всех разогнали и с нами объединили. Без особого приказа они на сотрудничество не пойдут. Ты лучше сама туда наведайся, объясни, что да к чему, может, смилостивятся, ответят.

— Смилостивятся, — уверенно заявила я. — Так значит, ты готов отправить своего лучшего друга клянчить у государственных работников информацию? Боишься подставить собственную спину под удар!..

— Нисколечко. Просто хочу научить тебя обходиться и без моей помощи, как-никак, а не всегда могу прийти на выручку, я не вечный. Ну и, как говорят китайцы: хочешь помочь голодному, не давай ему рыбу, а научи ловить ее, — отшутился Кирьянов.

— Ну спасибо, — сделав вид, что надулась, буркнула в ответ я и, сухо попрощавшись, сразу повесила трубку. На самом деле я, конечно, совсем не держала на Володьку зла и понимала, что если он сказал, что не может помочь, значит, это и в самом деле так: ну не всемогущий же он. Да к тому же, действительно, не все инстанции наших министерств внутренних дел ладят между собой. Зачем лезть на рожон без особой надобности? Ничего, выкручусь и сама.

Отбросив телефон в сторону, я повернула ключ зажигания и решительно тронулась с места. Дорога к месту работы Прокопчук заняла у меня полчаса. Я сбавила скорость и стала оглядываться по сторонам, ища место для парковки. С этим было сложно, так как весь участок около здания был до отказа забит самыми разными машинами. Несколько водителей даже не пожалели клумбу с цветами — заехали в нее задними колесами. Следовать их примеру я не собиралась. Поэтому пришлось вернуться назад и, оставив на маленькой улочке свою «девяточку», пешком вернуться к зданию.

Войдя в центральную дверь, я оказалась в маленькой пристройке, с двумя выходами и одним маленьким окошечком в стене. Не сразу поняв, для чего это нужно, я попробовала толкнуть вторую дверь и пройти дальше, но не тут-то было: дверь словно приросла к косяку и не желала даже двинуться. Нервно повторила попытку еще раз и тут услышала:

— Девушка, вы куда?

Не сразу поняв, откуда раздается этот голос, я завертелась на месте. И только сейчас заметила то самое застекленное окошечко, за которым восседал весьма упитанный, равнодушно разглядывающий меня охранник. Поняв, что именно он управляет второй дверью, я приветливо улыбнулась и полезла за своим липовым удостоверением. Я не боялась, что охранник его не признает, так как знала, что он даже не станет в него всматриваться. Сколько таких же он видит каждый день!

Так и получилось: ничуть не удивившись моим корочкам, парень вновь произнес:

— И все же, куда вы идете? Обязан спросить.

— В отдел Прокопчук Инны Геннадьевны, — ответила я на этот раз, предположив, что ее-то охранник должен знать в лицо, а не только по имени.

Мужчина кивнул и, нажав какую-то кнопку, уткнулся в журнал. Я растерянно потопталась напротив окна, решая, спросить ли о том, как до этого самого отдела добраться или лучше не стоит. Потом подошла к двери и без труда открыла ее. Войдя в просторное, окрашенное в приятный светло-зеленый цвет помещение, осмотрелась по сторонам и направилась к стоящим у окна молодым людям с намерением прояснить дальнейший путь. Подойдя ближе, я поздоровалась и спросила:

— Молодые люди, не подскажете, с кем я могу переговорить по поводу убитой Инны Прокопчук? Где находится тот отдел, в котором она работала?

Первые две минуты мужчины смотрели на меня ошалелыми глазами, словно я сказала что-то не то, но потом один из них все же ответил:

— Сейчас на второй этаж, потом налево и по коридору до самого конца. Увидите на двери номер «сорок пять», вам туда.

Поблагодарив ребят, я поднялась по лестнице на второй этаж. Оказавшись наверху, стала искать нужную дверь. Как и сказали мне молодые люди, она оказалась почти в самом конце. Причем, возле нее стояли двое солидного вида мужчин и о чем-то увлеченно беседовали:

— Да не может этого быть, ну сам подумай. Мы его два дня назад отпустили, — упрямо повторял один. — Ему что, хочется второй раз на тот же срок? Не-ет, он не мог.

— Ну, а тогда кто? — переспросил второй. — Других серьезных дел она и не вела.

— Так может…

— Извините, — подойдя к беседующим совсем близко, позволила себе их перебить я, — вы не скажете, с кем мне можно переговорить по поводу смерти вашей сотрудницы Инны Геннадьевны Прокопчук?

Лица обоих в то же мгновение стали не менее удивленными, чем недавно у ребят внизу. Возникало ощущение, будто все знают что-то, чего не знаешь ты. Словно бы Прокопчук жива, а меня просто обманули. Но ведь именно о ней, — по крайней мере, я так решила, — сейчас и разговаривали эти двое. Или нет?

Не став углубляться в причины столь странного поведения, я повторила свой вопрос, сделав его, правда, чуть короче. Вновь окинув меня изумленным взглядом, молодой светловолосый парень молча открыл дверь в кабинет, коротко попрощался с недавним собеседником и произнес, обращаясь ко мне:

— Заходите, поговорим.

Я послушно прошла в помещение и остановилась посередине небольшой, в серых тонах комнатке. Стены были оклеены рельефными светлыми обоями в темную крапинку. Пол покрывал дешевенький ковролин. А из мебели присутствовали лишь два стола, столько же стульев, диван, сейф и огромные настенные часы в форме дома. Никаких цветов и тем более никаких уютных штучек здесь не было: на окнах жалюзи, все бумаги в столе или на нем.

— Вы хотели поговорить, — проходя за свой стол, вновь подал голос мужчина. — Я вас слушаю.

— Может быть, вы для начала представитесь, — предложила я скромно.

— Ах да, — исправился работник. Затем он встал со стула и, слегка кивнув, произнес: — Работник следственного управления Алексей Дмитриевич Рябкин, коллега и очень хороший друг упомянутой особы. Да вы садитесь, ноги-то не казенные.

Кивнув, я прошла к дивану и села, в свою очередь тоже представившись:

— Частный детектив Татьяна Иванова. По просьбе Тимофея Владимировича занимаюсь расследованием убийства Инны Геннадьевны.

— Ах, вон оно что, — вздохнул Рябкин. — А я-то в первый момент удивился, кто это что-то сообщить нам решил, да и вообще о случившемся узнал, ведь еще даже результаты экспертизы не прибыли. Так, значит, ее муж и вас к расследованию подключил. Его можно понять. Только если вы думаете, что мы станем делиться с вами своими версиями, вы очень сильно ошибаетесь. У вас своя работа, у нас своя. К тому же нам за нее таких денег не платят. Думайте сами.

— Вы слишком торопите события, — заметила я в ответ. — Я еще ничего не сказала, а вы уже сделали свои выводы. А наше сотрудничество, между прочим, может быть взаимовыгодным.

— Интересно, как?

— Ну, во-первых, я не просто детектив, но и человек, который сам участвовал в том показе и бросился на помощь Прокопчук, когда она упала. — Брови Алексея дружно поползли вверх, а я спокойно продолжила: — Во время репетиций я узнала кое-что интересное и могла бы подкинуть вам новенькую версию. Насколько я понимаю, своей-то у вас пока нет. А взамен вы бы просто ответили на несколько моих вопросов. Ну так что скажете?

— Вы умеете заинтересовать, — прищурившись, сделал мне комплимент Рябкин. А затем добавил: — Ладно, давайте попробуем. Все равно терять нам пока нечего. Так что вы можете рассказать?

Следователь все время пытался меня опередить и повернуть все так, чтобы отвечать на вопросы пришлось мне, а не ему. Ну что ж, поиграем в интеллектуальную игру.

— Проанализировав все, о чем мне известно, я кое о чем подумала, но не уверена пока, что двигаюсь в верном направлении. Чтобы не сбивать и вас с правильного пути, спрошу: занималась ли Прокопчук в последнее время делами Ляминой Зинаиды Емельяновны?

— Что вы имеете в виду? — тут же насторожился Рябкин.

— Пока ничего, но вы не ответили, — возвратила я его к вопросу. — Так она занималась ее делами?

— А-а, — видимо, о чем-то догадавшись, протянул Алексей. — Так значит, вы подозреваете Лямину? Можно узнать, почему?

— Она была среди остальных участниц, и я заметила, как агрессивно обе вели себя по отношению друг к другу, — на этот раз честно призналась я.

— Что ж, не хочу вас разочаровывать, но вы ошиблись, — победно улыбнулся Рябкин. — Ляминой совсем не к чему было убивать Прокопчук. Да, Инна действительно вела ее дело и порядком доставала по вопросам налогов три года назад. Затем все утихло, так как мы проиграли дело. У Зинаиды оказались классные адвокаты, а ведь ее могли пустить по миру. Впрочем, почему «могли» — ее делами занимаются и сейчас. Вот только другой следователь.

— А сама Лямина об этом знает? — все же поинтересовалась я, предположив, что женщина просто могла по ошибке решить, что ее дело снова поручили Прокопчук.

— Естественно, ей ведь периодически устраивают проверки. Могу даже сказать, что она не только знает всех следователей и оперов в лицо, но и половину из них давно уже купила. Уверен, и на этот раз ей удастся выйти сухой из воды.

— Что ж, значит, я действительно ошиблась, — вынуждена была признать я. — Мне казалось, Прокопчук приперла Зинаиду к стенке, и та решилась на ее убийство. Теперь вижу, что все совсем не так. Женщины просто вспомнили старое, вот немного и поскандалили друг с другом.

Расстроенно вздохнув, я поднялась и направилась в сторону двери. Но покинуть кабинет все же не успела, так как Рябкин торопливо окрикнул меня:

— А куда это вы направились? Опираясь на вами же сказанные слова о том, что вы лично участвовали в показе, вынужден задержать вас на некоторое время для дачи показаний. Увы и ах, — мужчина растянул рот в улыбке и развел руки в стороны. — Такова наша работа.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Лишившись так славно найденного мотива для убийства и первого подозреваемого в убийстве Прокопчук, а также проведя больше часа в кабинете следователя, мучимая дотошными вопросами, я покинула управление в отвратительнейшем настроении. Рябкин оказался на редкость назойливым типом и умудрился-таки вытянуть из меня всю информацию, какой я только владела. Впрочем, я и не особенно старалась что-либо скрыть, ведь мне пока еще толком ничего не было известно — расследование едва начато, и рассчитывать на столь скорый результат глупо. И все же настроение он мне порядком испортил.

Прекрасно понимая, что в таком состоянии лучше сначала постараться успокоиться, вернулась к своей «девяточке», села в салон и закурила. Начавший тут же проникать в кровь никотин сделал свое дело, и через несколько минут я действительно сумела расслабиться. Солнце напоследок, перед уходом за горизонт, ярко слепило глаза. Вокруг суетились люди, отъезжали и подъезжали машины, а я равнодушно наблюдала за всем со стороны. Голова окончательно опустела, совсем не хотелось ее хоть сколько-то напрягать и вновь думать над тем, кто, за что и почему убил Прокопчук.

«Может, сегодня и в самом деле ничего больше не предпринимать? — спустя некоторое время спросило мое второе „я“. — А начать заново завтра. Не зря же в народе говорится: „Утро вечера мудренее“».

Не став спорить с самой собой, тем более что это было просто бесполезно, спокойно завела машину и направила ее прямиком к дому. Я ведь, наивная, верила, что мне все же удастся расслабиться и забыть о работе. Да не тут-то было. Не успела я войти к себе в квартиру, как мне позвонили. Взволнованная Алена Алексеевна, позабыв даже представиться, торопливо произнесла:

— Татьяна Александровна, я, кажется, знаю, кто пропитал платье ядом. Я почти уверена в том, что это сделала она. Больше некому было. Она входила вечером в костюмерную. И как мы сразу про нее не вспомнили!

— Про кого? — наконец сумела вставить пару слов я.

— Да уборщица. Ну, та, что во Дворце культуры работает. До меня только сейчас дошло, что она костюмерную мыла еще с вечера, когда репетиция закончилась. А последние-то расходились едва не за полночь. Она еще тогда меня попросила дверь не запирать и ключ ей оставить, чтобы можно было полы протереть. Я и оставила. Кто ж знал…

— А откуда эта самая уборщица могла узнать, какое именно платье будет на Прокопчук? — вопрос сам слетел у меня с губ.

— Откуда? — повторила Мельник, а затем продолжила: — Так она почти на всех репетициях присутствовала. Все платьями любовалась. Персонал ведь в курсе был, кто и в чем из вас будет. На генеральном прогоне все, как положено, происходило. Ну она это, точно она.

— Хорошо, я проверю эту женщину, — понимая, что возразить мне пока нечего, пообещала я в ответ.

Мельник заметно успокоилась, уже более ровным голосом поинтересовалось, не стало ли известно что-то еще — скорее из вежливости, чем действительно из любопытства — а затем спешно простилась и повесила трубку. Я устало плюхнулась на диван.

«Что ж, видно, с отдыхом придется повременить, — мелькнула в голове мысль. — А ведь забавно: едва ты решаешь отложить все на завтра, как новые подозреваемые бегут тебе в руки сами. Бери — не хочу. Впрочем, я согласна поблагодарить провидение за помощь, но не более. Проверять-то женщину все равно придется мне самой».

Не став засиживаться, тем более что потом будет гораздо сложнее вновь сосредоточиться на работе, я заглянула в кухню, приготовила кофе и выпила чашечку. Затем перезвонила во Дворец культуры и, поинтересовавшись у секретарши, на месте ли уборщица, предупредила, что сейчас приеду. Девушка пообещала, что передаст той, чтобы не уходила.

Не стану описывать все трудности пути, подстерегающие любого, кто рискнул выехать на трассу в вечерний час пик. Скажу лишь, что когда я прибыла во Дворец культуры, то нашла новую подозреваемую прямо в холле, где она в тот момент устало намывала полы. Возбужденной или нервничающей она мне не показалась, отчего я даже решила, что ее не оповестили о моем приезде. Но нет, едва я подошла ближе и окликнула ее, женщина сразу повернулась, окинула меня внимательным взглядом и полуутвердительно спросила:

— Вы детектив?

— Да, — кивнула я в ответ. — Вижу, вас предупредили, что я хочу поговорить.

— Да, мне сказали, — кивнула уборщица, а затем добавила: — А я вас помню. Вы во время показа первой к убитой подбежали. На вас еще костюмчик такой замечательный был, мне очень понравился.

— Это все так, но сейчас речь не об этом, — заметила я, попутно рассматривая довольно молодую женщину и припоминая, что действительно не раз замечала ее стоящей у входной двери во время репетиций.

Женщина оказалась вполне обычной: не красавицей, но и не страшненькой. Темные волосы имели каштановый оттенок, тонкие брови над темно-зелеными глазами были аккуратно выщипаны, губы очерчены нежно-розовым карандашом и немного подкрашены естественного цвета блеском. На вид ей не более тридцати лет, может, даже меньше. А вот в денежном плане у нее очевидно не все в порядке: и одета скромненько, и работой грязной не гнушается. Такая вполне могла повестись на огромную сумму денег и согласиться оказать кровавую услугу — жить-то ведь как-то нужно. Правда, пока это лишь догадки, которые я решила проверить прямо сейчас.

Я попросила женщину представиться.

— Да, конечно, — кивнула она. — Римма меня зовут.

— Очень приятно, а я — Татьяна, — напомнила на всякий случая я. — Как вы уже поняли, меня интересует недавнее происшествие.

— Оно сейчас всех интересует, — перебив меня, продолжила женщина. — Весь день после него насмарку пошел, все охают, ахают, вздыхают. Директор на всех наорал, мол, недосмотрели, а куда надо было смотреть? Разве мы знали, что кого-то убьют?

Я дождалась, когда Римма будет готова выслушать меня.

— Мне сообщили, что вы были последней, кто заходил в костюмерную перед показом. Вы должны были там мыть полы, ключ оставляли именно вам. Это действительно так?

— Ой! — зажала рот рукой женщина и испуганно уставилась на меня. — Это что же получается? Меня подозревают?

— Почему вы так испугались?

— Да я не испугалась, просто и не думала даже, что меня могут заподозрить. Я ту девушку и не знала.

— Ну, для того, чтобы пропитать платье ядом, необязательно кого-то знать, — осторожно заметила я, внимательно следя за изменением выражения лица женщины. — Ведь так? Признайтесь честно, вас кто-то подкупил, чтобы вы это сделали. Кроме вас, к вещам никто не приближался. Вы были последней, кто входил в костюмерную, — стояла я на своем.

— Совсем нет, — активно замотала головой Римма. — Я, когда полы мыла, не одна там присутствовала.

— А с кем же?

— С Надеждой Антоновной.

— Это еще кто? — удивленно переспросила я.

— А это наш завхоз. Она в тот день задержалась, а так как мы рядом живем, решили домой вместе пойти. Вот она меня и ждала, прямо в дверях стояла. Так что увидела бы, если б я что-то сделала. Вы спросите, Надежда Антоновна подтвердит, что я правду говорю, — боязливо предложила Римма.

— Хорошо, я спрошу у нее об этом. Возможно, вы действительно никакого отношения ко всему происшедшему не имеете, но я просто обязана вас проверить. Так что уж не обижайтесь.

— Да ладно, чего уж там, — смущенно отвела взгляд в сторону женщина. — Я все понимаю.

Узнав у уборщицы, где можно найти завхоза, я незамедлительно прошествовала к его кабинету и, застав женщину на своем рабочем месте, приступила к расспросу. Вся беседа заняла у меня десять минут. Надежда Антоновна действительно подтвердила, что стояла в коридоре перед костюмерной и ждала Римму, чтобы пойти с ней домой. При этом они все это время общались, обсуждали новоиспеченных моделей и сам показ, и, если бы уборщица и рискнула что-то там сделать, Надежда наверняка бы это заметила. Одним словом, завхоз была абсолютно уверена, что Римма непричастна к убийству.

Я недолго сомневалась в словах обеих работниц, так как понимала, что втягивать в это дело двоих заказчик убийства — а он, несомненно, был — ни за что не стал бы. Если бы он нанял уборщицу, то та постаралась бы пропитать наряд ядом в тот момент, пока рядом никого не было. Но рядом находилась Надежда Антоновна. С другой стороны, если убийца — она, тогда ей необходимо было уйти последней и, дав Римме время на переодевание, самой запирать гардероб. Сейчас же обе женщины утверждают, что закрывала дверь на ключ именно Римма.

Нет, можно, конечно, допустить, что Надежда Ивановна или сама Римма все же нашли время для осуществления задуманного, и оно не совпало со временем уборки кабинета, но мне-то в этом точно никто не сознается. Как бы там ни было, женщины не глупы и сами наговаривать на себя не станут. Зато есть надежда, что если кто-то из них виновен, своими расспросами я спугну его, и он постарается в ближайшее время уволиться с работы или же попробует как-то обезопасить себя. Нужно лишь повнимательнее наблюдать за происходящим.

Вернувшись в машину, я подытожила результаты разговора и пришла к выводу, что необходимо заново пообщаться с мужем убитой. Сразу поговорить с ним мне не удалось, а ведь он мог знать, кто из участниц показа не ладил с его женой. Заодно стоит спросить у него, не подозревает ли он кого-то из общих друзей, знакомых, родственников. Ведь исполнителем мог быть любой человек, а значит, следует прежде всего попытаться выйти на заказчика — то есть на того, у кого был серьезный мотив для совершения этого преступления. А уж определиться с исполнителем куда проще.

Придя к такому выводу, я достала из сумочки сотовый телефон и отыскала в блокноте номер телефона мужа Прокопчук. Прокопчук взял трубку сам и глухим усталым голосом произнес короткое:

— Слушаю.

— Тимофей Владимирович, это Татьяна, — первым делом представилась я. — Извините за беспокойство, но у меня к вам дело.

— Внимательно слушаю, — серьезным тоном ответил Прокопчук.

— Я бы хотела еще раз поговорить с вами о возможных недругах вашей жены. Я понимаю, что сейчас не самое лучшее время, но и вы должны отдавать себе отчет, что чем раньше я это узнаю, тем быстрее найду виновного в ее смерти. Когда мы могли бы встретиться?

— Только завтра, сейчас не могу, — откликнулся Тимофей Владимирович. Я слышала, что рядом с ним что-то, а скорее, кто-то воет и причитает.

Предположив, что, возможно, это родители жены или другие родственники, я поняла, что время для беседы и в самом деле не особенно подходящее, а потому согласилась на отсрочку разговора, сказав:

— Тогда давайте завтра. С утра.

— С утра… Пожалуй, можно. Но я свободен только до половины девятого, потом займусь приготовлением к похоронам. В восемь часов вас устроит?

— Вполне, — не став даже торговаться, сразу согласилась я. — Так значит, до завтра. В восемь обещаю быть.

* * *

Новый день, как и всегда, начался для меня с будильника. Я намеренно завела его на шесть часов, боясь не успеть заехать к Прокопчуку перед тем, как тот уедет в столовую обговаривать меню.

Дотянувшись рукой до дребезжащего устройства, я отключила звонок и сладко потянулась. Вставать не хотелось, но я заставила себя спустить ноги с кровати и, приведя тело в отчасти вертикальное положение, принялась тереть все еще слипающиеся глаза. Потом встала и начала сонно стягивать с себя ночную рубашку, понимая, что нужно облачиться в нечто более подходящее для прогулок вне дома.

Оторвавшись от постели, я решительно приблизилась к бельевому шкафу и, распахнув его, стала прикидывать, что бы лучше сегодня надеть. Учитывая то, что на данный момент у меня никаких планов заняться физической работой — погонями или слежками — нет, но между тем они не исключены после беседы с Тимофеем Владимировичем, мне требовалось что-то солидное и строгое, дающее понять, что я — человек серьезный, — и в то же время не стесняющее движений. Терпеть не могу, когда одежда жмет, и ты думаешь только о том, как бы не распоролся шов. Потому, занимаясь расследованием, я никогда не одеваюсь в первое, что попадается под руку.

Внимательно осмотрев все то, что висело в шкафу, я остановила свой выбор на красивом классическом весеннем костюмчике с коротким рукавчиком и юбке с двумя высокими разрезами по бокам. Мне повезло, что все оказалось выглажено, так что оставалось привести себя в порядок и облачиться в костюм. Не мешкая, я сняла вещи с вешалки и вместе с ними пошла в ванную комнату.

Я переоделась, дополнила костюм изящной тоненькой цепочкой, волосы собрала в узел и, закрепив его шпильками, с одного бока даже украсила прическу маленьким цветком со стразами вместо настоящих камней. Затем нанесла на лицо тональный крем, за ним — румяна и, растушевав их по скулам, взялась за тушь. Несколько умелых движений — и от моих глаз уже нельзя было отвести взор. А уж когда я нанесла на губы помаду и блеск, в зеркале отразилась самая настоящая красавица.

В очередной раз укрепившись во мнении, что красивее меня еще поискать надо и неспроста меня пригласили на тот показ, я кокетливо улыбнулась своему отражению и поспешила в кухню, чтобы немного перекусить.

Расправившись с кофе и булочками, я перекочевала в машину и, заведя ее, тут же тронулась в путь. Пока еще можно было не спешить, ведь Тимофей Владимирович назначил встречу на восемь. Однако не стала рисковать, поскольку знала, что скоро на дорогах возникнут пробки. Я ехала быстро и уже через полчаса оказалась у нужного дома. Припарковав машину возле подъезда, поднялась на третий этаж и, сверив номер квартиры с записанным, с силой надавила на дверной звонок.

— Вам кого? — бегло окинув меня каким-то потухшим взглядом, без всякого интереса спросила открывшая мне женщина.

— Тимофей Владимирович дома? — поинтересовалась я.

— Дома, — кивнула женщина. Затем подождала, не скажу ли я чего еще, и добавила: — Проходите, не стойте в дверях. Он в дальней комнате сидит.

Я проследовала за женщиной в квартиру, быстро разулась в коридорчике и, всунув ноги в предложенные тапочки, отправилась на поиски хозяина. Добравшись до дальней комнаты, осторожно постучала в дверь, но, так как мне никто не ответил, тихонько толкнула дверь от себя и прошла внутрь.

Тимофей Владимирович сидел за столом и, нацепив на нос какие-то немыслимые очки, внимательно изучал фотографию в деревянной рамочке. Казалось, он даже не присутствует на грешной земле, а давно уже отбыл в мир иной, настолько отрешенным и задумчивым был его взгляд. Мужчина не спеша поднял на меня глаза и равнодушно выдохнул:

— А, это вы.

Я не знала, как себя вести: уйти и не мешать овдовевшему супругу или все же рискнуть с ним поговорить. Решение принял сам Прокопчук. Он отставил фоторамку в сторону, указал мне на диван напротив себя и предложил:

— Да вы присаживайтесь, что в дверях-то стоять. Садитесь, спрашивайте, что хотели. А на мое состояние внимания не обращайте. Не люблю, когда меня жалеют.

Я согласно кивнула и, усевшись на диван, не спеша скользила глазами по комнате. Ранее веселенькая, с игривыми розовыми обоями, сейчас она выглядела на редкость неуютно и угрюмо. Все зеркала и даже экран телевизора закрыты кусками темной ткани. Большинство украшающих интерьер вещей убрано. Да к тому же в самом углу, возле кровати, вплотную друг к другу уже стояли погребальные венки. От них веяло холодом и обреченностью. Торопливо отведя от них взгляд, я повернулась к молчаливо ждущему моего вопроса Тимофею Владимировичу и заговорила:

— Как я уже и сказала, приходится вернуться к горестному событию. Узнав результаты экспертизы и переговорив с некоторыми специалистами, я пришла к выводу, что нанести отравляющее вещество на платье мог только тот, кто постоянно находился рядом с ним, да к тому же знал, что данную модель станет демонстрировать ваша жена. Подозрение сразу падает на участниц показа. Мне стало известно, что ваша жена конфликтовала с Зинаидой Ляминой, но ее я уже проверила и выяснила, что она не причастна к убийству. Возможно, кто-то еще из женщин также имел зуб на Инну Геннадьевну. Я хотела бы показать вам список участниц, вдруг вы что-то вспомните.

— Не стоит, — остановив меня и не дав достать из сумочки список, который я составила еще вчера вечером, произнес Прокопчук. — Вы, видно, забыли, что я сам присутствовал на показе и воочию видел каждую девушку.

— Но одно дело — видеть, а другое — знать, кто они такие, — возразила я — Вдруг какая-то фамилия у вас на слуху, но вы просто не знакомы с этим человеком?

— Это вряд ли, — замотал головой Прокопчук. — У нас с женой друг от друга не было секретов, и она рассказывала мне обо всех участницах этого шоу. Однажды заезжал за ней после репетиции, и она объяснила мне, кто есть кто. Лямину прекрасно помню, хотя и не думаю, что эта женщина способна на убийство. Насколько мне известно, она — игрок. Предпочитает решать проблемы обманом, брать хитростью, в крайнем случае — с помощью денег. Марать руки — не ее стиль.

— Что ж, в таком случае любопытно знать, кого еще вы можете подозревать в убийстве вашей жены, — я сформулировала вопрос немного иначе. — Может, она с кем-то не ладила на работе? Или у нее были какие-то давние враги?

— Давних врагов не было, но рискну предположить, что Инну убили те уроды, что в последнее время нас шантажировали.

— О? — взметнула я брови вверх. — Вас кто-то шантажировал?

Подобное казалось мне полнейшей глупостью: чтобы кто-то рискнул шантажировать работника милиции? И все же, судя по нахмуренному лицу Тимофея Владимировича, это действительно происходило. Я не осмелилась пошутить на данную тему и просто переспросила:

— И кто же рискнул на такое пойти?

— Настоящие родители нашего сына, — признался мне Прокопчук.

— Вы усыновили ребенка? — продолжала все больше удивляться я.

— Да. Мы усыновили мальчика, когда ему было два годика. Инна не могла иметь собственных детей. Я слишком ее любил, чтобы гулять на стороне, а потому мы решили взять брошенного малыша. Мы поехали в детский дом, понаблюдали за живущими там детьми, а когда увидели Сашеньку, сразу поняли, что хотим усыновить именно его. Мальчик был просто чудным. Единственное, что у него оказалось не в порядке, так это здоровье. Он от рождения инвалид — родился с пороком сердца. Но это нас не остановило. Мы взяли ребенка, и я нисколько об этом не жалею.

— А как же получилось, что на вас вышли его законные родители и даже стали шантажировать? — спросила я. — Почему Инна не поставила их на место, она же запросто могла упечь их за решетку?

— И чего бы добилась? Годика через три, если бы им вообще столько дали, они бы вышли, выбрали момент и сказали бедному мальчику, что мы — не настоящие его родители. А ему волноваться нельзя, вдруг что с сердцем. Врачи предупредили, чтобы мы старались избегать шоковых ситуаций. Вот мы и дали им денег, чтобы больше нас не тревожили. Они на время отстали, а когда все спустили, опять начали донимать.

— И вы снова дали?

— Естественно, — кивнул мужчина. — Разумеется, мы понимали, что так долго продолжаться не может, поэтому припугнули эту парочку. Сказали, что если все еще раз повторится, то им не поздоровится. Они пообещали, что мы за это заплатим. Вот, видимо, и настало время расплаты.

Прокопчук устало вздохнул и отвел взгляд в сторону.

— А где вы встречались с этими горе-родителями? — снова отвлекла его от дум я.

— Да когда где. Как правило, они сами к нам с женой приходили, возле подъезда поджидали.

— А как им вообще стало известно, где вы живете и что именно вы усыновили их ребенка? — спросила я про одно из упущенных Тимофеем Владимировичем обстоятельств.

— Вот уж не знаю, — даже растерялся Прокопчук. — Но они и в самом деле его настоящие родители, я уверен. Да и в детском доме это подтвердили.

Я ненадолго задумалась.

— Скажите, а зачем им вообще понадобилось сообщать своему, замечу, брошенному сыну, что они его настоящие родители? Что им-то это даст?

— Вы не поняли, они шантажировали нас не только тем, что могут сообщить мальчику о себе. Они хотели его вообще забрать, вернуть. Они требовали, чтобы мы от него отказались, в противном случае грозили испортить нам жизнь.

— Все равно не понимаю, зачем им это понадобилось. Ладно бы ребенок был полностью здоров, и мать отказалась от него после родов по молодости, испугавшись гнева собственных родителей. Позже, став самостоятельной и независимой, вдруг снова все вспомнила, и ее начали мучить угрызения совести. Но у ваших-то шантажистов наверняка есть другая причина.

— Представления не имею, какая у них причина, и есть ли она вообще. Полагаю, они хотят только одного: побольше вытянуть из нас денег. И об этом не раз говорил Инне. А она считала, что в них проснулись родительские чувства. На мой взгляд, чушь полнейшая.

— А что вы вообще знаете про эту парочку? — я прикинула, что если ребятки и в самом деле угрожали расправой, то могли организовать убийство одного из родителей, понимая, что отец, скорее всего, откажется от малыша, а значит, они смогут затем усыновить его сами.

— Что? — Прокопчук задумался. — Ах, это… Знаю только, как примерно выглядят.

— И это все? — удивилась я, ожидая услышать значительно больше. — А как же фамилия, имя? Вы же только что сказали, что проверяли, они ли настоящие родители вашего сына, и данные подтвердились. Как такое возможно?

— Очень просто. Законный, точнее, родной папаша описал большое родимое пятно на спине мальчика, поведал о его заболевании и сказал, когда ребенок поступил в детский дом.

Я тогда подумал, что эта парочка просто работает в самом учреждении по усыновлению, вот и выведала все там. Даже съездил туда, с директором переговорил, так она сказала, что вся информация о детях хранится в ее личном сейфе, ключ от которого есть только у нее. Остальные сотрудники свободного доступа к нему не имеют.

— Тогда тем более подозрительно, что они так быстро вас вычислили, — заметила я.

— Да! — видимо, вспомнив о чем-то еще, воскликнул Прокопчук. — Забыл сказать, что за несколько дней до появления данной парочки директор детского дома сама звонила мне и просила к ней приехать. Я заехал с работы, и она сообщила, что к ним поступил запрос настоящих родителей мальчика. Они хотели увидеться с ним. Согласно закону, подобное разрешается лишь с нашего с женой позволения. Тогда я отказался от встречи с ними, но, может быть, они все же уговорили директора сказать им, где мы живем. Мне директриса в этом просто не созналась, вероятно, побоявшись привлечения к суду за нарушение закона.

«А ведь действительно, в детском доме имеются какие-то данные о настоящих родителях, — подумала я. — Особенно, если мать отказалась от малыша в роддоме. Наверняка о ней сохранились какие-то записи. Значит, можно отыскать эту парочку и выяснить, чего она хочет и действительно ли приложила руку к смерти Прокопчук».

— Что же, если я все правильно поняла, вы подозреваете именно этих людей? — подвела я итог нашему разговору.

— Да, — кивнул Прокопчук. — Больше подумать ни на кого не могу. И потом, эти люди мне сразу не понравились. Мне показалось, что от них будут одни неприятности. Так вот и получилось.

— Хорошо, что вы мне об этом рассказали, — поднимаясь, произнесла я. — Прямо сейчас займусь их проверкой и постараюсь выяснить, могли ли они пойти на подобный шаг. Если что-то понадобится, позвоню.

— Хорошо. Очень надеюсь, что вам удастся вывести их на чистую воду, — вздохнул Прокопчук.

Потом мы попрощались, и я с облегчением покинула мрачную квартиру, в которой уже начались приготовления к похоронам и то и дело слышались всхлипывания и плач.

Оказавшись в машине, я проанализировала полученные сведения. Рассказанное Прокопчуком настораживало, давая понять, что настоящие родители его сына — люди отнюдь не глупые, коль сумели так легко отыскать приемных родителей. Я предположила, что они намеренно попросили у директора приюта разрешения на встречу с мальчиком, прекрасно понимая, что им, скорее всего, откажут. Но ведь эти умники преследовали совсем другие цели. Рассчитывая на то, что новый папаша заявится в приют, пообщается с директором, а когда станет возвращаться домой, они за ним попросту проследят и вычислят место его жительства. Лично мне бы в голову пришла именно такая идея, и я почти уверена, что точно так поступили и шантажисты. Оставалось только проверить мое предположение, а для этого требовалось самой наведаться в приют и пообщаться с его руководством.

Приняв решение и совершенно не сомневаясь в его правильности, я завела любимую «девяточку» и поехала к детскому дому. Добираться до него было не слишком уж далеко, но я все же торопилась, понимая, что чем больше успею сделать за день, тем ближе подойду к виновнику смерти Прокопчук.

Припарковавшись под окнами приюта, я покинула свое авто и зашагала к воротам.

Отыскав на последних звонок, я несколько раз решительно надавила на него и стала ждать. Минут через пять из-за ворот послышались какие-то шумы, затем приоткрылось маленькое окошечко в самой калитке, из него высунулась голова охранника и коротко спросила:

— Кто и к кому?

Во избежание лишних вопросов я достала из сумочки ментовское удостоверение и, показав парню, добавила:

— Хотела бы пообщаться с директором. Он у себя?

Охранник кивнул, затем все так же молча снова скрылся за оградой, что-то там подвигал, погремел и распахнул калитку.

Я прошла за ворота и попала в небольшой, но очень ухоженный сад, расположившийся между воротами и самим зданием детского дома. Помимо фруктовых деревьев, я заметила кое-где тонкие, белые стволы берез и низкие кустарники. Свободное пространство вокруг асфальтированной дорожки заполняли какие-то ярко-розовые цветы, немного похожие своими очертаниями на колокольчики, только гораздо более крупного размера.

Что касается самого здания приюта, то оно было трехэтажным, с полукруглыми окнами, резными балконами и покрытой черепицей крышей. Можно было предположить, что городские власти иногда вспоминали про его существование и выделяли средства на ремонт и поддержание порядка.

— Скажите, как мне найти кабинет директора? — спросила я у охранника, успевшего уже закрыть за мной калитку.

— Ее кабинет на втором этаже. Там увидите табличку, — коротко пояснил мужчина.

Я поблагодарила его и не спеша зашагала по дорожке к центральному входу, попутно рассматривая территорию детского дома и стараясь получить представление о жизни его обитателей. Под одним из окон первого этажа несколько взрослых ребят перекапывали землю, видимо, планируя разбить клумбу или посадить кустарник. Ребята помладше весело переговаривались на балконе третьего этажа и то и дело тыкали пальцами в разных направлениях. На одной из лавочек в отдалении сидела в обнимку какая-то парочка. Одним словом, жизнь шла своим чередом, и, несмотря на то, что все эти дети были брошены своими родителями, они шумели и озорничали так же, как обычные семейные отпрыски.

Подойдя к дверям приюта, открыла их и прошла внутрь.

Первой комнатой, куда я попала, оказалась обычная большая раздевалка с массой шкафчиков самого различного размера, аккуратно пронумерованных и украшенных по усмотрению самого владельца. На одном пестрели наклейки от жевательных резинок, на другом ручкой нацарапаны какие-то слова, на третьем разноцветными лаками выведены цветочки. В общем, каждый творил, насколько позволяла фантазия.

Миновав это помещение, я вышла в длинный узкий коридор с массой дверей. Прикинув, что лестница наверх должна находиться в самом его конце, я направилась в ту сторону и действительно очень скоро обнаружила то, что искала. В отличие от самого коридора, где было на удивление тихо, за исключением доносящихся из-за дверей младенческих голосов, с лестницы скатывалась лавина шума. Сверху доносился громкий гул, указывающий на то, что этажом выше резвятся дети более старшего возраста и им нет совершенно никакого дела до спящих малышей.

Я поднялась на второй этаж. Он также продолжился коридором, плавно переходящим в лестницу, но казался значительно живописнее предыдущего. Все его стены были увешаны детскими поделками. Двери, ведущие в комнаты, то и дело открывались питомцами, с любопытством выглядывающими в коридор, где, как им казалось, гораздо интереснее. Впрочем, от двери их неизменно отгоняли нянечки. Грозно прикрикнув, они возвращали их к остальным. И все же гомон, смех, а то и плач ни на минуту не прекращались. Дети всегда остаются детьми.

Постаравшись не думать о том, что у всех этих малышей нет родителей, я торопливо прошла через весь коридор и, отыскав дверь с табличкой «директор», негромко постучала.

— Да, войдите, — мгновенно последовал ответ.

Я бросила изучающий взгляд на табличку, содержащую информацию об имени и фамилии директора, затем толкнула дверь и прошла внутрь.

Директор детского дома Нина Алексеевна Ванина сидела за столом и пролистывала папки с документами. Это была женщина предпенсионного возраста, но очень хорошо сохранившаяся. Волосы у женщины оставались все так же густы и такого же иссиня-черного цвета. Не погас огонек в темных, будто цыганских, глазах.

— Вы ко мне? — тоже окинув меня оценивающим взглядом, спросила женщина.

— К вам, если вы, конечно, Нина Алексеевна.

— Ах, так вы тот самый работник милиции, о котором мне только что сообщил наш охранник, — заметила дама и приветливо кивнула.

— Она самая.

— Что ж, проходите, присаживайтесь, — указала на диван хозяйка. — У нас как раз скоро должен тихий час начаться, так что я вполне могу уделить вам несколько минут. — Она сделала паузу, а затем продолжила: — Позволю себе предположить, что вас интересует какой-то ребенок. Хотите его усыновить?

— Нет-нет, пока нет, — заулыбавшись, отрицательно замотала головой я. — Я как-нибудь своими силами. Я к вам совсем по другому вопросу. Меня интересуют настоящие родители одного ребенка.

— Информация о настоящих родителях, если она, конечно, вообще у нас есть, является секретной, — сразу перебила меня Ванина. — Боюсь, что предоставить ее я вам не смогу. Тем более, если малыша уже усыновили.

— Понимаю, но ничего незаконного я вас и не прошу сделать. Просто ответьте на мои вопросы, на те, что сможете.

— Хорошо, я попробую, — согласилась Нина Алексеевна. — Только скажите, с чем все это связано?

— Думаю, вы сами обо всем догадаетесь, если я скажу, что меня интересуют родители мальчика по имени Александр, усыновленного семьей Прокопчук, — внимательно глядя на женщину, произнесла я.

— Прокопчук? — словно бы припоминая, о ком идет речь, повторила Ванина. — Ах да, Тимофей Владимирович — так, кажется зовут мужчину — не так давно был у меня и очень интересовался тем, как настоящим родителям мальчика стало известно, кто усыновил их ребенка. Честно скажу, не знаю. Мне и самой до сих пор непонятно, как такая информация к ним просочилась. Я ее не давала, а наши сотрудники доступа к ней не имеют.

— Кажется я догадываюсь, как им стало известно об этом, но для того чтобы подозрение подтвердилось, вам нужно ответить на некоторые мои вопросы, — пояснила я.

— Хорошо, я готова, — согласилась Нина Алексеевна, а я продолжила:

— В таком случае скажите, действительно ли настоящие родители мальчика приходили к вам, чтобы договорить о встрече с сыном.

— Да. И я им сказала, что без согласия новых родителей позволить этого не могу — так положено по закону. Мы договорились, что они придут на следующий день, а я как раз успею переговорить с усыновителями, — торопливо пояснила Ванина.

— И они приезжали? — сильно засомневалась в положительном ответе я.

— Нет, только позвонили. Причем мне показалось, что мой ответ ничуть не удивил и не расстроил их, — поделилась собственным мнением женщина. — Они словно заранее знали, что новые родители не согласятся. Впрочем, на моем веку еще не случалось такого, чтобы кто-то сам давал согласие на встречу с бывшими родителями своего ребенка. Обычно все стараются утаить от приемыша, что не они — его настоящие мама и папа.

— Вероятно, вас обманули, — задумчиво произнесла я.

Брови Ваниной удивленно взметнулись вверх.

— Как — обманули? Каким образом?

— Странно, что вы сами об этом не догадались, — слегка удивилась я. — Эти люди просто обманули вас, попросив договориться о встрече. На самом же деле они, скорее всего, просто подождали, когда приедет усыновитель их ребенка. Выследили, где он живет, а потому чье-либо согласие им и не потребовалось. Ну, а потом они стали требовать у семьи Прокопчук, чтобы им вернули сына. Прибегнулиь к шантажу.

— О боже, — взмахнула руками женщина, видимо, даже не знав об этом. Последующие ее слова полностью меня в этом убедили: — А Тимофей Владимирович сказал, что они просто потребовали деньги за молчание. Я и не знала, что они пожелали вернуть сына.

— Теперь вы понимаете, насколько все серьезно? — спросила я. — Стоит только Тимофею Владимировичу подать на вас в суд, — и никто не сможет доказать, что информацию предоставили не вы.

— Но ведь… — испуганно встрепенулась Ванина, но я не дала ей закончить:

— Все осложняется еще и тем, что вчера Инну Прокопчук убили, а ее муж подозревает в этом настоящих родителей мальчика, которые посмели им угрожать. Представляете, во что все это может вылиться для вас?

Ванина растерялась еще больше. Она не сразу смогла собраться и что-либо произнести. По-видимому, эта новость ее просто шокировала.

— Давайте попробуем посотрудничать, — дружелюбно предложила я. — Занимаюсь расследованием убийства именно я, а потому просто обязана проверить тех людей, что шантажировали Прокопчуков и грозили расправой. Но есть проблема: без вас мы не способны их вычислить и найти, ведь Тимофею Владимировичу известно лишь, как они выглядели. А нам нужно большее: фамилия, имя… Вообщем, что-то, что позволит их отыскать. У вас наверняка есть какие-то данные.

— Ну вот, вы опять требуете то, чего я не могу вам дать, — озабочено вздохнула Ванина. — Эта же информация…

— Знаю, знаю, закрытая, — вновь перебила ее я. — Но информация должна работать, иначе какой от нее прок? Полагаю, что с вашей помощью или же без нее, но мы рано или поздно все равно их вычислим. Вы можете облегчить нам работу и, тем самым, избавить себя от лишних проблем.

— Ну, в общем-то… — замялась Нина Алексеевна, а потом вдруг приняла решение: — Хорошо, я скажу вам, что знаю, но вы должны пообещать, что это не выйдет мне боком.

— Об этом можете даже не беспокоиться, — успокоила я женщину. — Вы ведь не просто делитесь данными, но еще и помогаете следствию найти виновных в смерти человека. А за это награждать, а не наказывать положено.

Не знаю, насколько я была в этот момент убедительна, но Ванина поднялась со стула, достала из кармана небольшую связку ключей. Затем открыв сейф, извлекла оттуда папку и с ней же вернулась назад. Нина Алексеевна перелистнула несколько страниц и произнесла:

— Мальчика доставили к нам прямо из роддома. Вот тут у меня есть письмо юной мамаши, которая заявляет об отказе от малыша. Сама она, судя по тому, что нам известно, просто сбежала из роддома, едва оклемавшись, а на кровати оставила вот эту вот записульку. Врачи передали нам все сведения о ней, что имели, за исключением прописки, которая у девушки отсутствовала. Впрочем, и в эти-то записи особенно верить не приходится. Ведь, когда беременная вызвала «Скорую» и у нее потребовали паспорт, девица заявила, что он у нее в милиции на обмене. Все записи делались с ее слов.

— Что ж, будем надеяться, что она не лгала, — заметила я, придвигаясь поближе и открывая свою записную книжку.

Нина Алексеевна продиктовала мне фамилию, отчество и имя девушки, а когда я их записала, добавила:

— В графе «семейное положение» у отказницы стоит прочерк, но времени с момента появления малыша на свет прошло предостаточно. Думаю, она уже успела выйти замуж. К тому же девица приходила сюда не одна, а со своим бойфрендом, или мужем. Я не обратила особого внимания, были у них обручальные кольца. Единственное, что помню: мужчину зовут Максим.

— Даже если она и вышла замуж, это не столь важно, — ничуть не расстроилась я. — Главное, чтобы девичья фамилия и дата рождения мамаши оказались верными. Кстати, на всякий случай опишите эту парочку, возможно, мне это пригодится в поисках.

Женщина согласно кивнула и стала пробовать себя в новой ипостаси — составлении словесного портрета. Получалось, на мой взгляд, даже неплохо. Я узнала, что сама Мария небольшого роста, у нее светлые, коротко стриженные реденькие волосы. Сильно накрашена, одета небрежно, но чистенько. Вид немного болезненный, словно женщина недавно перенесла тяжелый недуг. Что касается ее сопровождающего, то о нем Ванина отозвалась так:

— Мужчина заметно старше нее. Сразу видно, воробей стреляный, много повидал, много знает. Причем лидер в этой паре он. Внешность отталкивающая, такая, какая бывает у людей, вернувшихся с зоны. Брови густые, глаза черные, как уголь. Такого разозлишь — не поздоровится. Губы сжаты в одну тонкую полоску. Говорил мало, но если вдруг ему что-то не нравилось, крылья носа начинали раздуваться. Я даже вздрагивала, понимая, что он с трудом себя сдерживает, чтобы мне не нахамить или, чего доброго, не ударить. Да и девица его все время притормаживала, видимо, тоже боялась этого. Честно скажу, мне ребята совсем не понравились, и я сообщила об их просьбе семье Прокопчук только потому, что обязана была это сделать, — закончила свой рассказ директриса.

— Что ж, большое спасибо, вы мне очень помогли, — зафиксировав и запомнив все, что мне могло пригодиться, я стала собираться в дорогу.

— А что вы станете делать, когда их найдете? — решила все же полюбопытствовать Ванина, поднимаясь со своего места и провожая меня до дверей.

— Допрошу, — коротко ответила я ей и поблагодарила за сотрудничество. Я планировала прямо сейчас отправиться в паспортный стол и выяснить, где на данный момент проживает эта горе-мамаша.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Выяснив у директора детского дома подробности визита шантажистов, я вернулась в свою машину. Мне необходимо было решить, каким образом можно установить новое местожительство мамаши мальчика, ведь сделать это не легко. С одной стороны, все эти данные имелись в паспортном столе, только вот меня к ним вряд ли кто подпустит. Эта информация считается закрытой, кому попало ее не дают. Мой знакомый Киря, конечно, не «кто попало» и без проблем смог сделать запрос, но беспокоить и отвлекать его от работы лишний раз мне не хотелось. Наверняка ведь не раз придется просить его о помощи, успею еще надоесть.

И тут я вспомнила о Гарике Папазяне. Гарик был обычным ментом, правда, армянского происхождения. Гарик обладал массой полезных связей. То, что не могла узнать я сама или Киря, в самые короткие сроки выяснял он. Причем, как ему такое удавалось, никогда не рассказывал. Но я-то знала, что все это делается не бескорыстно. Гарик питал ко мне неоднозначные чувства. Вот уже который год он лелеял надежду, что я поддамся его чарам и ухаживаниям и соглашусь разделить с ним ложе. Я, как могла, отлынивала, хотя подарками его пользовалась и весьма часто обращалась за помощью, точно зная, что мне он не откажет. Гарик Папазян устраивал меня как друг, но не более.

Достав из сумки сотовый, я по памяти набрала номер телефона Папазяна и в предчувствии очередных заигрываний и напрашиваний на встречу поднесла трубку к уху. Гарик ответил на звонок сразу и, видимо, узнав по определителю, кто звонит, с ходу выдал:

— Мадам, вы окончательно обнаглели.

— Вот это наезды, — опешив, откликнулась я. — С чего бы это вдруг?

— С чего? Она еще спрашивает! — фыркнул Папазян насмешливо. — Вы вот лучше скажите, когда в последний раз радовали старого друга своим присутствием или вниманием? А-а?

— Ну… — протянула я, стараясь припомнить нашу последнюю встречу. Увы, мне это как-то не удавалось. — Извини, просто было некогда, — буркнула я.

— Врешь, — строго сказал в ответ Гарик. — Наше время — в полном нашем распоряжении, и мы сами решаем, на что его потратить. Лучше сразу признайся, что просто не пожелала уделить мне минутку… Совсем не уважаешь бедного джигита.

— Да что ты, я не только тебя уважаю, но и обожаю, — улыбнувшись тому, как Гарик упорно напрашивается на комплимент, ответила я ему. — Но все же работа для меня действительно важнее всего. Я так в нее погружаюсь, что просто не замечаю, как пролетают дни.

— А отдыхать-то ты когда думаешь? — вздохнул Гарик.

— Успею еще, у меня вся старость впереди, — отшутилась я и снова спросила: — Так ты позволишь мне сообщить, ради чего я позвонила?

— Вообще-то мне это совершенно не интересно, — вяло замямлил в трубку Папазян, — ну да ладно, если это единственное, что тебя толкает ко мне, то готов выслушать.

Я перешла конкретно к делу.

— Я помню, у тебя были какие-то знакомые в паспортном столе, — начала я.

— Ну допустим, а что? — со вздохом переспросил Гарик.

— Мне нужно выяснить, где проживает один человек. Поможешь?

— Ну раз до сих пор с тобой разговариваю…

— Отлично, — обрадовалась я. — Тогда слушай. Девичья фамилия женщины, что меня интересует, — Мельничук. Мельничук Мария Павловна. Сейчас она, возможно, вышла замуж.

— Ха, знаешь, сколько в Тарасове народа с таким именем-отчеством, — сделал замечание Папазян. Я продиктовала ему дату рождения женщины и только потом спросила:

— Как скоро сможешь мне перезвонить?

— Все будет зависеть от того, сколько потребуется времени, чтобы найти Мельничук, — равнодушно ответил Гарик и тут же отключился.

Я тоже отложила свой сотовый в сторону, достала сигарету, прикурила ее и задумалась.

Допустим, вычислить место жительства настоящей матери мальчика все же удастся, но что делать потом? Сами шантажисты в своих намерениях и поступках вряд ли сознаются, прекрасно понимая, чем им это грозит. Доказать их причастность к убийству я самостоятельно тоже не могу. Максимум, что смогу предъявить, так это обвинение в вымогательстве денег. Может, стоит за ними просто понаблюдать? Мало ли, вдруг выяснится, что кто-то из двоих работает на предприятии, где можно добыть люизит, или же у них есть друзья, способные помочь в подобном вопросе. Тогда-то уж шансов отвертеться у них будет значительно меньше.

Я выпустила в воздух ровное колечко дыма и вздохнула, понимая, что, чтобы я сейчас ни планировала, ориентироваться все равно придется на местности, и кто знает, как все получится. Но последить все же, на мой взгляд, просто необходимо. Пока адрес проживания женщины и ее мужа мне неизвестен, нет смысла ломать голову. Лучше уж заехать в какое-нибудь кафе и перекусить, вдруг возможности поесть сегодня больше не представится.

Приняв решение, я выбросила окурок в окно и отправилась… куда глаза глядят.

* * *

Мой телефон запищал, уже когда я покинула кафе, наевшись и даже немного отдохнув. Как я и думала, звонил Гарик. Он сообщил, что записи о нужной мне даме удалось отыскать с большим трудом. По его словам, женщина и в самом деле два года назад заключила брак с неким Барабашовым Максимом. Она даже прописана в его квартире по адресу: Северная, тридцать два, квартира семь. Именно там ее и следовало искать.

Торопливо поблагодарив Гарика за помощь и пообещав ему, что в ближайшее время непременно отыщу минутку, чтобы заскочить к нему на работу и вместе пообедать, я с радостью отключилась. Порой Папазян оказывался просто несносным и, как никто другой, умел надоедать до чертиков.

Учитывая то, что расположение улицы Северной мне было прекрасно знакомо — изучать карту городу не потребовалось, — я не медля направилась туда, надеясь застать настоящую мамашу мальчика дома, проследить за ней и выяснить, не она ли замешана в убийстве Прокопчук.

На моем пути встретилось несколько выставленных в особо опасных местах постов ГАИ, однако я благополучно их миновала: скорость не превышала, да и вообще придраться было не к чему. Хотя будь желание, докопаться можно и до столба. Через сорок минут я приехала на место.

Нужный дом относился к разряду старых пятиэтажек времен Хрущева, построенных на один манер и разбросанных по всему городу. Судя по номеру квартиры, искомая располагалась на втором или третьем этаже. На всякий случай я, конечно, это проверила, заглянув в подъезд и посмотрев, сколько квартир занимают один этаж. Оказалось, что четыре, следовательно, седьмая размещалась на втором. Имея примерное описание обоих шантажистов, я решила просто понаблюдать за их окнами со стороны, а также подождать, не выйдет ли кто. Давать о себе знать прямо сейчас вовсе ни к чему.

Серьезно настроившись на результативную слежку, выбрала для себя удобное местечко на подоконнике третьего этажа. Я была почти уверена, что если кто-то из двоих дома, то, как минимум, один рано или поздно куда-нибудь отправится, а значит, представится возможность выследить, с кем он общается.

Увы, будто мне назло, никто даже и не думал покидать квартиру. Мое раздражение достигало апогея, когда, наконец, спустя два часа, Максим высунул нос на улицу.

Правда, высунул ненадолго, всего лишь для того, чтобы сходить в магазин за покупками. Потом он вновь скрылся в квартире. Но и эта мелочь порадовала, так как сидеть просто так, ничего не делая, для меня всегда оставалось сложнейшим испытанием. Этот поход в магазин позволил мне немного изучить и запомнить мужчину. Так что теперь я могла уверенно сказать, что впечатление Ваниной о Максиме ничуть не расходилось с моим собственным: мужчина мне категорически не понравился. Я разглядела огромные мешки у него под глазами, обратила внимание на отталкивающую небрежность во всем облике.

Успев также заметить, что Максим вернулся из магазина с целым пакетом чего-то съестного и звенящего, я предположила, что он ожидает гостей, может быть, даже тех самых, что помогли ему совершить отравление Прокопчук. Я еще больше сосредоточилась на наблюдении за дверью, надеясь запомнить и успеть рассмотреть всех вновь прибывших. На всякий случай даже отлучилась к машине за фотоаппаратом — мало ли, вдруг пригодится.

Прошло два часа, но гости Максима и Марии не появлялись. Я начала нервничать, злиться, что мне так не везет. К тому же у меня давно закончились сигареты, а покидать свой пост не решалась, боясь, что в тот самый момент, как уйду в магазин, произойдет самое интересное. Проторчав на чертовом пыльном подоконнике еще около получаса, я окончательно вышла из себя и решила спуститься вниз, понимая, что если и пропущу кого, то особой беды не будет. Все лучше, чем умереть от нервного перенапряжения. А успокоить меня могли только сигареты.

Быстро спустившись вниз, я вышла из подъезда, чисто машинально задрала голову вверх и посмотрела на окна квартиры Максима. Как ни странно, они были распахнуты настежь. Максим перекинулся через подоконник и жадно курил. Выглядел он так, будто все купленное спиртное выпил в одиночку. Поняв, что так, скорее всего, и произошло, я с силой пнула ни в чем не повинное кирпичное крыльцо подъезда.

— Черт, — выругалась я мысленно. — Да он обычный алкоголик. Небось набухался со своей женушкой и в ус не дует, что я тут пыль обтираю, их ожидаючи.

«А чего им нервничать, — усмехнулась я. — Они Прокопчук убили, дельце свое грязное провернули, теперь ждут, когда папаша от ребенка откажется, чтобы себе его забрать. Победу празднуют, мерзавцы. А то, что всякие там детективы слежку устроили, так это проблемы этих самых детективов, то бишь мои. Знают, гаденыши, что не так-то просто доказать их причастность к убийству, особенно если все тщательно продумано и исполнено. Но они зря так думают, ох, зря, — слегка успокоившись, заметила я. — Они плохо знают Таню Иванову. Я-то уж до правды докопаюсь, докажу, что виноваты именно они, а не кто-то другой, вот тогда и посмотрим, кого бессонница мучить будет».

— Э, Танечка, ну чего ты так разошлась? — едва я повторно пнула ногой ступени и снова чуть не взвыла от боли, остановил меня мой внутренний голосок. — К чему такая ярость? Разве ты не обладаешь железной выдержкой? Разве ты когда-нибудь сдаешься при первой неудаче?

— Ой, ой, ой, — откликнулась я на эти замечания. — Зачем столько лести? Ну да, я лучшая. Среди детективов нашего города, по крайней мере. И что с того? Я ведь не железная. Могу я позволить себе немного расслабиться и снять стресс? Могу! — не дождавшись ответа язвительного голоска, ответила я себе. — Ну, а раз так, то имею право и побуянить немного. Зато теперь мне стало значительно лучше, и можно со спокойной совестью продолжать работать дальше. Нужно только подумать, что предпринять.

А думать действительно было над чем: и Мария, и Максим находились дома и вовсю пьянствовали. Раньше завтрашнего утра они вряд ли куда-то решатся выйти. А ведь еще только четыре часа…

Не переставая думать, я сходила в магазин, купила себе сигареты и снова вернулась на прежний наблюдательный пункт. За это время особого прогресса в мыслях не наметилось, и что меня очень сильно расстроило. И все же удача оказалась на моей стороне: равнодушно глядя на дверь злополучной квартиры, я неожиданно заметила, что она не заперта.

Видимо, вернувшись, мужчина потянул дверь на себя недостаточно сильно, и та не захлопнулась.

«А что, если тоже прикинуться синюшкой? — мелькнула у меня в голове мысль. — Войти, сделать вид, что я — какая-нибудь соседка с верхнего этажа. Притвориться выпившей и потихоньку влиться в их компанию. Сомневаюсь, что эти двое меня знают в лицо или же догадаются о том, кто я такая. Обычно забулдыги с легкостью принимают в свои ряды таких же, как они сами. Вдруг получится, и в пьяной беседе я незаметно выведаю все, что нужно? А что, стоит попробовать!»

Решив рискнуть — все равно других идей у меня не было, да и терять время даром тоже не хотелось, — я осторожно спустилась на этаж, слегка взъерошила свои волосы, потерла руками глаза, чуть-чуть размазав тушь, затем осторожно взялась за ручку качающейся туда-сюда двери и, вдохнув полной грудью, тихо вошла внутрь. Почти сразу я оказалась в просторном коридоре, оклеенном старенькими желтыми обоями с невзрачным рисунком. Прямо у самой двери валялась всевозможная обувь, под вешалкой лежал упавший пиджак.

Я слегка прислушалась к доносящимся с кухни звукам — стуку стаканов и какому-то пьяному бурчению — и прошла дальше, решив заявить о себе. Попутно я заглянула в гостиную. Она оказалась очень маленькой, со стандартным интерьером 70-х годов: сервант, два шкафа, старый, может, даже черно-белый телевизор, старушечьи покрывала на стульях и столах. Одним словом, никакого шика, никаких инноваций. Даже не верилось, что здесь жили люди приблизительно моего возраста. Наверняка все деньги хозяева спускали на водку.

Уныло вздохнув, я сделала еще один шаг в сторону кухни и почти в ту же минуту замерла в том же положении, что и находилась. Из кухни, словно почуяв неладное, высунулась лохматая голова Максима и удивленно уставилась на мою крадущуюся персону.

— Воровка! — заорал Максим и кинулся на меня с кулаками.

Я даже возразить не успела, как мощный кулак просвистел у меня прямо над ухом, не попав по назначению лишь потому, что я вовремя успела метнуться в сторону. Видимо, сработал инстинкт самосохранения. Но мужчину это ничуть не смутило.

Он вновь отвел руку назад и занес ее для нового удара, попутно крикнув жене:

— Маня, нас грабят!

— Идиот, — со злостью выпалила я, отбиваясь. — Что у вас тут воровать, старье одно.

— А-а, испугалась, — совсем иначе понял меня Максим, глаза которого уже застилала пелена алкогольного опьянения. Да и с координацией тоже было не все в порядке, хотя сила и чувствовалась. — Взломала замок, думала, никого нет. Вот я тебя сейчас проучу, стерву…

Проучить меня Максиму, естественно, не удалось, так как я очень ловко избегала его нападения, пока не нанося ответных ударов. Но так продолжалось недолго. Вскоре из кухни выскочила Маня, такая же пьяная и едва держащаяся на ногах. Высоко подняв руку с зажатой в ней ножкой от стула, она попыталась ударить меня исподтишка. Первого удара мне удалось избежать, а вот второй пришелся прямо по спине, отчего я даже негромко вскрикнула и окончательно разозлилась. Чтобы какая-то пьянь меня избила! Да не позволю…

Резко дернувшись, я отскочила от машущего кулаками Максима в сторону, соединила руки в замок и молниеносно обрушила его на спину не успевшего так же быстро прореагировать Барабашова. Потеряв равновесие, мужчина упал на колени и растерянно замер в таком положении. Зато его женушка буквально озверела. Вытаращив глаза, разинув рот и что-то гневно крича, она принялась со всей силы лупить меня своей палкой, куда придется. Я едва уворачивалась, пробовала ухватиться за палку, но ничего не выходило. А тут еще очухался ее муженек. Угроза моему здоровью увеличилась вдвое. Необходимо было срочно что-то предпринять, чтобы закончить бесполезную бойню.

Торопливо скользнув взглядом по коридору, я второй раз за сегодняшний день обратила внимание на стоящую в углу вешалку. Понимая, что ей можно воспользоваться, я, отскочив, взялась обеими руками и развернула вешалку горизонтально. Когда Мария вновь попробовала меня ударить, я без труда отбила ее палку своим новым оружием и двинула им же по челюсти метнувшегося ко мне Максима. Тот взвыл от боли и отшатнулся к стене. Внимание Марии временно переключилось на него, и я, воспользовавшись заминкой, несильно стукнула ее набалдашником вешалки по голове. Этого оказалось достаточно, чтобы женщина ухватилась обеими руками за голову и завопила так, будто ей вышибли все мозги.

— Гадина, у-у-у, — загибаясь от боли, вопила она. — Мразь. Сволочь… Ты мне за все заплатишь. — А потом вдруг с удвоенной силой заорала: — Помогите! Грабят! — и кинулась к двери.

Я в самый последний момент успела подставить ей подножку, а когда женщина наконец-то рухнула на пол и ударилась носом, громко произнесла:

— По-моему, на сегодня театра достаточно. Я из милиции, — вынув свое липовое удостоверение, продемонстрировала его обоим.

— Ну да, как же, — не поверил мне Максим. — У милиции уже ключи от всех квартир имеются? Вот не знал.

— К вашему сведению, вы сами не заперли дверь, вернувшись из магазина, — напомнила я. — И нечего теперь на меня пенять. Вставайте и проходите в кухню, разговорчик к вам имеется.

— Я с ней никуда не пойду, — успев уже сесть на ноги, активно замотала головой пьяная Маня, хлюпающая слегка кровоточащим носом. — Нет, нет, убейте, не пойду.

— Пойдешь! — прикрикнул на нее мужчина, до которого, видимо, только сейчас начал доходить смысл сказанного. — Из ментуры это.

— Че ей надо? — не сдавалась баба. — Мы ничего не делали. Мы у себя дома. Ну, выпить решили. Да, пьем, но кто нам может запретить?

— Боже, ну и отбросы, — вырвалось у меня. — И вы еще претендуете на усыновление ребенка?

Упоминание о ребенке сделало свое дело: женщина моментально притихла. Максим нахмурился и с усилием стал тереть кулаком свой распухший красный нос.

— Значит, все же сдали они нас?

— Кто это — они? — тут же прицепилась я к словам, посчитав, что упоминание о семье Прокопчук во множественном числе немного странно для людей, уже убравших одного из ее членов.

— Вы сами знаете кто, — недовольно буркнул Максим. — Прокопчуки эти.

— А я знала, что сдадут, — поддерживающе закивала головой женщина. — Ментовка проклятая, бабки зажала.

— Так это же ее собственные деньги, — добавила я к слову. — И только она может ими распоряжаться. А вы почему-то решили, что имеете на них какое-то право.

— А как же это, не имеем? — возмутилась почему-то Мария. — Они, значит, за моего мальчика бабло получают, а я не могу? Я-то, между прочим, его родная мать.

— С чего вы взяли, что они за него получают какие-то деньги? — переспросила я. — Скорее уж, они на него их тратят.

— Ха, думаете, если мы бедные, то ни черта не знаем, — усмехнулся в ответ Максим. — Любому дураку известно, что государство платит пособие родителям детей-инвалидов. А он с рождения инвалид. Прикидываете, какие бабки Прокопчуки за ее сына имеют?

— А нечего было его в свое время бросать в роддоме, — с укором заметила я. — Чего же теперь плакать? Тогда, наверное, ответственности испугались, того, что ребенок болен. А как вырос, вспомнили, что есть где-то кровиночка ваша… Заработать на нем решили. Ну что же вы молчите, мамаша? — я пренебрежительно уставилась на все еще сидящую на пыльном полу Марию. Та молчала, размазывая текущую из носа кровь по обеим щекам. — Стыдно вам должно быть, что вообще такие мысли в голову лезут. Вы не о сыне, о себе печетесь. Вам не приходит на ум, что все эти деньги — лишь малая доля того, что необходимо для его лечения? Вам бы только на выпивку чем-то разжиться, а до остального дела нет.

— Кончай на психику давить, — нервно осадил меня Максим. — Сами не маленькие. Наше это дело. Говори, зачем приперлась. Не нотации же читать.

— Нет, конечно, — согласилась с этим я. — Пришла спросить, как вы докатились до того, чтобы убить женщину, пожалевшую вашего малыша и ставшую для него матерью.

— Чего? — в один голос воскликнули собутыльники. А Максим возмутился: — Чего ты плетешь-то? Кого мы убили? Обалдела совсем.

— Кто из нас не в себе, это еще спорный вопрос, — ничуть не обиделась на его слова я и спокойно продолжила: — А вот вам ответить за содеянное все же придется. Смерть Инны Прокопчук на вашей совести.

— Бля, да она ненормальная, — обращаясь к своей жене, повертел пальцем у виска Максим. — Чего она тут нам приписывает?

— Они, наверное, на нас это преступление списать решили, — охнув, выкрикнула Мария. — Других лохов не нашли. Только хрен мы вам дадимся, не трогали мы никого.

— А чем докажете? — напрямую спросила я. — Мотив для убийства женщины у вас был, да к тому же вы сами угрожали этой семье, и Прокопчук может это подтвердить.

— Да на х… нам ее убивать? — парировал Максим. — Что она, мешала, что ли, нам?

— А разве нет? — удивилась я. — Вы хотели вернуть ребенка, а значит, рассчитывали, что Тимофей Владимирович от мальчика откажется, и вы сможете его усыновить.

— Ха-ха-ха, — загоготал во все горло Барабашов. А когда перестал, насмешливо спросил у меня: — Вы хоть сами-то поняли, что сказали?

— Вполне, — обиженно буркнула я.

— Тогда вы полная дура, — теперь уже оскорбил меня мужчина. Однако, заметив, как преобразилось мое лицо, видимо, смекнул, что ничем хорошим для него это обернуться не может, и торопливо заговорил: — Ваш мотив — полная туфта. Вот скажите, кто нам, двум безработным, позволит усыновить больного ребенка? Пусть даже мы и докажем, что он — наш! Да ни один суд на такое не пойдет! А больших связей у нас нет. Так что облом по полной программе.

Барабашов слегка согнул широко расставленные в коленях ноги и развел руки в сторону, забавно прихрюкнув. Я окинула его насмешливым взглядом и серьезно заметила:

— Тогда зачем вы стали этим шантажировать семью Прокопчук? Да к тому же и угрожали им расправой в том случае, если они не отдадут вам мальчика?

— А-а, — махнул рукой Максим и прислонился спиной к стене.

Он помолчал какое-то время, а потом принялся рассказывать:

— Ну, сглупили мы маленько, но ведь сработало же. Бабки они дали, а большего нам и не требовалось.

— Если можно, расскажите, как все было. Желательно с самого начала, — перебив, потребовала я. — Это вам же необходимо.

— А что тут рассказывать, — вздохнул Барабашов, заметно протрезвевший после драки и уже успевший слегка успокоиться. Теперь он уже не казался таким раздраженным. — В передаче какой-то мы с Маней про закон услышали. Ну, по которому инвалидам детства государство деньги платит. Типа, пенсия, что ли.

— Пособие, — подсказала мамаша, начав, наконец, подниматься с корточек.

— Ну, пособие, какая, к черту, разница, — отмахнулся мужчина. — Тут мы и призадумались. Вспомнили про сына, что в роддоме Манька оставила, подумали, что неплохо бы его забрать.

— Вы его родной отец? — поинтересовалась я.

— Ну да, — признался Максим. Затем как-то весь скривился, что-то пробурчал себе под нос и, отвернувшись, направился в кухню, на ходу произнося: — По пьяни он у нас получился, потому и больной. Врачи сказали об этом, я и велел Машке его тогда оставить.

— И она сразу согласилась? — идя за ним следом, спросила я.

— Не сразу, только когда пригрозил, что не женюсь на ней. А она так о свадьбе мечтала, впрочем, как и все бабы, — банально подвел он итог. — Да и старики ее порядком затрахали, хотелось поскорее от них уйти. А у меня хата пустая была. Вот эта самая. Она и согласилась. Я еще тогда работал, деньги водились, а как уволили, все наперекосяк пошло. Все наши мечты о нормальных детях мигом испарились, я уже не хотел ничего, кроме как забыться и уйти в себя. Жизнь покатилась по наклонной.

— А новую работу нельзя было найти? — спросила я.

Барабашов только неопределенно повел плечами, выудил из глубокого кармана вытянутых спортивных штанов пачку каких-то дешевых сигарет и закурил. Через некоторое время в кухню завалилась и брошенная в коридоре Мария. Растрепанная и угрюмая, она застыла в дверном проеме и так там и стояла в течение всего последующего разговора.

— Короче, оказавшись совсем на мели, мы решили рискнуть и попытаться вернуть себе пацана. Выведали через приют, кто его усыновил…

— Неужели сама директриса вам об этом сказала? — не сдержавшись, спросила я.

— Нет. Она-то как раз упиралась, что не может этого сделать. Тогда мы просто попросили разрешения увидеться с мальчиком. Наплели ей там с три короба, она и поверила. Вызвала к себе этого Прокопыча…

— Прокопчука, — поправила я.

— Да хрен с ним, пусть будет Прокопчук, — усмехнулся Максим. Снова сделал глубокую затяжку и, выпустив дым прямо мне в лицо, продолжил: — Тот прикатил. О чем они бакланили, не знаю, но я потом проследил за ним и выведал, где они живут. С этим вообще никаких проблем не возникло.

— И тогда вы стали их шантажировать, — продолжила я.

— Ну да. Сразу-то не подумали, что для усыновления требуется быть приличными гражданами. А все же подействовало: эти испугались и дали нам денег. Мы месяца два на них припеваючи жили. А когда бабло кончилось, я просек, что пацан нам даже и не к чему, коль его родичи такие деньги отстегивать периодически будут. Это ж золотая жила. Ну и навел на них страху еще раз… — Барабашов вновь усмехнулся: — А вы говорите, убили. На фиг бы нам это надо?

«В общем-то, и в самом деле не нужно, — мелькнула у меня в голове мысль. — Деньги дают, ни за кем ухаживать не нужно. Живи да радуйся. А захотели припугнуть, сделали бы это иначе. Должны ведь понимать, что, если убьют женщину, муж в первую очередь на них подумает, а значит, и денег давать не станет. Как я раньше не сообразила? Но почему-то зациклилась на мысли, что Барабашовы хотят забрать ребенка себе. Что ж, умело они всех запутали, стоит признать».

— А что вы думаете делать теперь, когда ваша золотая жила иссякла? — решила полюбопытствовать у этой горе-семейки я. — Вновь продолжите шантажировать Тимофея Владимировича?

— Нет, раз вы говорите, что бабу его грохнули, это слишком опасно, — замотал головой мужчина. — Куда проще еще одного такого дегенерата родить.

— Да как вы говорите о детях? — изумилась я. — Неужели вам совсем их не жалко?

— Жалко, — как-то совсем неискренне буркнул в ответ Максим. — Только, видно, судьба у них такая. Это только тем, кто у богатых родителей живет, везет, а мы в нищете родились, в ней и помрем. Пусть и они привыкают. А потом, бог даст, бабло государство подкинет, не пропадем.

«Боже мой, — взмолилась я мысленно. — И зачем только ты производишь на свет таких монстров, да еще и наделяешь их возможностью производить новую жизнь?»

— Хотите выпить? — предложил Максим спустя некоторое время и, не дожидаясь ответа, взял стаканы и принялся наливать себе и мне водку.

— Я на работе, — попробовала отказаться я. — Не положено.

— Да ладно лабуду гнать, — усмехнулся мужчина. — Небось, как начальства нет, всем отделом бухаете. Иль брезгуете? — он сунул мне стакан прямо под нос, надменно улыбаясь. Я поморщилась и непроизвольно отшатнулась. — А, значит, все же брезгуете. Ну и черт с вами. На, Маня, держи, — протянул своей подруге стакан Максим.

Мария не долго думая подошла, взяла свою долю и едва ли не залпом осушила весь стакан. Затем она громко рыгнула, со стуком вернула пустую посудину на стол и, шатаясь, заковыляла назад, к двери. Молча за всем этим наблюдая, я была просто не в силах описать словами все, что чувствовала по отношению к ним. С одной стороны, Барабашовы мне глубоко противны, но с другой стороны, я понимала, что это просто слабые люди, не способные бороться за нормальное существование в городских джунглях. Они были воистину отбросами общества, гораздо худшими, нежели какие-нибудь безобидные бомжи.

Теперь мне стало совершенно ясно, что убийство Инны Геннадьевны — дело рук вовсе не этой парочки. Обычные алкаши ни за что не додумались бы до столь изощренного убийства — предпочли бы что-то из того, что им больше знакомо. Нет, настоящий преступник куда более образован и аккуратен, чем те, кого мне представилась возможность лицезреть.

Поднявшись со стула, на котором сидела, я напоследок обвела кухню унылым взглядом и произнесла:

— Надеюсь, что все, что вы еще задумаете совершить, не будет носить криминального характера, а значит, нам больше не придется встречаться. Считайте за счастье, что Прокопчук не подал на вас заявление в милицию и вы до сих пор гуляете на свободе. Он оказался куда более порядочным человеком, чем вы. Так что мой вам совет: оставьте его в покое и будьте хоть немного благодарны ему за то, что он обеспечивает достойное существование вашего больного ребенка.

Ответом стали две противные, насмешливые ухмылки, которыми одарили меня Максим и Мария. Я не стала больше тратить время на подонков и пытаться им что-то втолковать.

ГЛАВА ПЯТАЯ

В очередной раз лишившись претендентов на подозреваемых, я не знала, что делать дальше. С одной стороны, подумать можно было на кого угодно, ведь любой из присутствовавших за кулисами имел возможность совершить это преступление. С другой стороны, распыляться на всех подряд совсем не хотелось. Для проверки очередного человека нужна какая-то веская причина, а найти ее мне пока не удавалось.

Сидя за рулем своей машины и бесцельно глядя в одну точку перед собой, я напряженно думала.

Как бы там ни было, заметно раньше других во Дворец культуры прибыла сама Алена Мельник. Она, как модельер и режиссер показа, отвечала за все и, соответственно, просто не могла прибыть в последних рядах. Следовательно, она является одним из тех людей, которые могли заметить что-то подозрительное. Возможно, при первой нашей беседе Алена этого просто не вспомнила, так как была слишком расстроена случившимся. Да и на уборщицу подумала только потому, что та случайно мелькнула у нее перед глазами. Но ведь если разложить все по полочкам, с самого начала, могут проясниться какие-нибудь новые детали, о которых до этого никто и не думал. В любом случае, иного способа продвинуться в расследовании нет.

Поняв, что переговорить с Мельник мне просто остро необходимо, я завела свою «девяточку», слегка приоткрыла боковое стекло, чтобы позволить свежему воздуху ворваться в салон, а затем тронулась в путь. Мне было хорошо известно, что Мельник снимала два этажа здания какого-то проектного института, и в его пристройке находилось ателье. Само же здание размещалось на пересечении Пролетарской и Чехова. Там мне однажды приходилось бывать, так что я знала, что внизу сидит грозный охранник и у всех требует пропуска.

Припарковав свою машину между новеньким «Опелем» и «Тойотой», я закрыла окно, покинула машину, поставив ее на сигнализацию, и направилась к центральному входу. Только через него можно было попасть в пристройку, хотя у той имелся отдельный вход. Правда, им почти не пользовались или пользовались в экстренных случаях.

Поднявшись на крыльцо, я прошла через стеклянные двери и, оказавшись в большом холле, уютно обставленном цветами, зашагала к турникету, возле которого, листая газету, сидел молоденький двадцатидвухлетний охранник. Только вот одет он был вовсе не в пятнистую или серую форму, а в самый настоящий черный костюмчик и белую рубашку, да к тому же не позабыл про галстук. Видимо, тем самым руководство надеялось повысить статус своей организации.

— Могу я пройти к модельеру Алене Мельник? — приблизившись к пареньку, спросила я.

— Если нет пропуска, запишите свою фамилию в тетрадь, — указав на столик рядом с собой, ответил мне парень. А через минуту, когда я уже вписывала свою фамилию, добавил: — Не забудьте указать время прихода. Да, и когда уходить будете, тоже отметьте.

— Хорошо, — согласилась я и, выполнив просьбу юноши, спокойно прошла за вертушку. Я вызвала лифт и принялась изучать схему расположения офисов в здании.

Вскоре лифт прибыл. Я вошла в кабину, нажала на кнопку «два» и вместе с остальными пассажирами стала подниматься наверх. За несколько секунд поднявшись до второго, я отправилась на поиски модельера. Для этого мне пришлось вновь подняться на один этаж вверх, но на этот раз пешком, и уже там начать искать кабинет Мельник. Хорошо еще, что на всех дверях и кабинетах висели таблички, объясняющие, что находится внутри, так что заблудиться я не боялась.

Наконец я обнаружила нужный офис. Негромко постучав и не дожидаясь ответа, вошла.

Секретарша встретила меня любезной улыбкой и приветливо поинтересовалась, по какому я вопросу.

Я молча протянула ей удостоверение. Пока секретарша изучала его, я занялась разглядыванием ее лица.

Первое, что сразу бросалось в глаза, — так это большие уши, некрасиво торчащие в разные стороны. Не повезло девице и с волосами, с помощью которых она пыталась спрятать свой недостаток — редкими, слегка волнистыми, но не от природы, а скорее потому, что их намеренно подкручивали, чтобы спрятать под ними смешные лопухи. Что касается самого лица, то оно казалось очень даже милым: крупные глаза, обрамленные длинными ресницами, немного курносенький нос, пухленькие маленькие губки.

Одета секретарша была просто: в темно-синий брючный костюм. Но зато украшений на ней было, как на витрине — не только руки и шея, но и уши, грудь и, наверняка еще и пояс унизаны всевозможными ювелирными творениями, выполненными из самых дешевых материалов. Как ни странно, при всем том чувствовалось, что вкус у девицы есть. Что ж, чувство меры придет с возрастом!

— Подождите, пожалуйста, — просмотрев мое удостоверение и протянув мне его назад, произнесла между тем девушка. — Я сейчас узнаю у Алены Алексеевны, сможет ли она вас принять.

Сказав это, девушка встала и направилась в соседнюю комнату, а я окинула взглядом приемную. Комната оказалась небольшой. В одной ее половине располагался маленький столик с угловым диваном. Другую сторону занимал секретарский стол, за ним стояли шкафчики с различной документацией. Стены украшали две небольшие картины, купленные, видимо, на рынке, а на окне висели жалюзи. Скромно и не броско — сразу и не скажешь, что это кабинет секретаря модельера. Видимо, Мельник не слишком много внимания уделяла интерьеру, больше заботясь о моделях.

— Вы можете пройти, — очень скоро вернувшись назад, доложила девушка и приоткрыла мне дверь.

Я кивком головы поблагодарила ее и вошла к Мельник.

Алена Алексеевна сидела за большим столом, беспорядочно заваленным различными набросками и рисунками, а также кусочками тканей всевозможных цветов и текстур. В данный момент женщина что-то тщетно пыталась в них обнаружить, но пока не находила.

— Ах, Танечка, здравствуйте, — устало вздохнув, поприветствовала меня женщина. — Очень рада, что вы пришли. Хоть немного отвлекусь от этой суеты. Ой, ладно, — махнула она рукой, — потом найду. Ну, рассказывайте, что у вас там нового? — полюбопытствовала она. — Уже есть сдвиги?

— Увы, пока нет, — честно призналась я. — Несколько подозреваемых мной уже были проверены, но ничего не подтвердилось.

Мельник улыбнулась одними уголками губ, разочарованно вздохнула и указала на стоящие сбоку от стола крутящиеся мягкие кресла.

— Да вы садитесь, Татьяна. Не дело стоя разговаривать.

Я подошла к креслам и не спеша опустилась в одно из них. Мельник продолжила:

— Раз вы приехали ко мне, то видимо, я зачем-то все же понадобилась. Я правильно мыслю?

— Совершенно верно, — согласно кивнула я. — Сейчас я даже не предполагаю, кто бы из участниц шоу или персонала Дворца культуры мог убить Прокопчук. И подумала, что, если мы с вами восстановим весь ход событий с самого начала, возможно, что-то наклюнется, и я смогу понять, кто организовал это убийство. Вы мне поможете?

— Разумеется, — отозвалась Алена Алексеевна. — Я всегда рада помочь. Только ведь мы с вами уже говорили об этом, но так ничего и не выяснили.

— И все же хотелось бы попробовать еще раз, — заметила я в ответ.

Мельник кивнула, и мы приступили к восстановлению хронологии событий, происходивших в день показа. Первое, о чем я спросила, — время прибытия самой Алены Алексеевны.

— Я приехала около восьми утра. Раньше бы дворец просто не открылся, — ответила та.

— Кто-то уже там был?

— Вроде бы да, — стала вспоминать женщина. — Но я никого из них не знаю. Хотя, скорее всего, это съезжались на работу сотрудники ДК. Честно сказать, я и не обратила внимания на то, сколько людей внутри и чем они занимаются. Я сразу прошла на сцену, взглянула еще раз, как выполнено оформление. Потом сверила по бумагам, все ли мы привезли.

— Что, даже не глядя на сами модели? — немного удивилась я.

— Их я проверила еще с вечера, — пояснила Алена. — А с утра меня интересовали бижутерия, обувь, коробки с парикмахерскими принадлежностями. Все это было сложено в том кабинете, что мне предоставили, но перепроверить я не успела. Вот и занялась этим утром.

— А что было потом?

— Потом… — Алена Алексеевна напрягла память. — Потом приехала моя помощница и мы принялись нумеровать коробки. Через час начали съезжаться участницы и парикмахеры со стилистами. Около двух часов ушло на приведение женщин в надлежащий вид. Впрочем, что я вам рассказываю, вы ведь и сами все знаете.

— Да, верно, — кивнула я. — Нас очень долго красили и причесывали. Попутно девушки выходили курить, куда-то отлучались, за всеми уследить было просто невозможно, даже если бы я и поставила перед собой эту цель. Любая в этот момент могла обрызгать платье ядом, и никто бы даже и не заметил.

— Верно. Ведь костюмерную открыли почти сразу, — согласилась со мной Алена Алексеевна.

Мы обе умолкли и серьезно призадумались. Я не верила, что у преступника все может пройти так слаженно и гладко, без сучка и задоринки, для этого ему просто нужно быть настоящим асом или волшебником. Но ведь таких людей нет. По крайней мере, на моем веку они еще не встречались. А мой гадкий внутренний голосок язвительно подсказал: «Когда-то нужно начинать».

— Господи, да что мы с вами мучаемся, — охнула неожиданно Мельник. — Убийца метил вовсе не в Прокопчук — в другую девушку.

— С чего вы это взяли? — настороженно переспросила я, совсем не ожидая подобного заявления.

— Какая же я глупая, что не вспомнила об этом раньше, — даже не слышав моего ответа, продолжала Алена Алексеевна. — Мы ведь в самый последний момент все переиграли и поручили Прокопчук демонстрировать главную модель. До этого на данную роль была выбрана Евдокия Дрягель. Помните девушку с очень пышной грудью и забавными ямочками на щеках? Она больше всех подходила для этого платья, но за Прокопчук похлопотал ее начальник, пожелавший, чтобы именно их работница представила самый искрометный наряд. Я не посмела отказать ему и в последние три дня репетиции все перетасовала.

«А ведь Мельник совершенно права, — заметила я про себя, переваривая только что услышанное. — Очень даже может быть, что преступник знал только о старом раскладе, а об изменениях не имел никакого представления. Потому-то и ошибся, убив не ту, что требовалось. Наверняка именно по этой причине у меня ничего не складывается и подозреваемых приходится высасывать из пальца. Я просто иду не по тому следу».

— Вы действительно поменяли моделей? — на всякий случай взялась уточнять я.

— Да говорю же, я выполнила просьбу моего старого друга, начальника МВД, а он хлопотал именно за Прокопчук. Ведь это не столь важно — кто и что станет демонстрировать, вот я и поменяла девушек местами. И ведь даже не вспомнила потом об этом ни разу. Я и не думала, что убийца мог быть человеком посторонним и знал лишь первоначальный расклад.

— Все же хорошо, что вы об этом вспомнили, — заметила я в ответ. — Насколько мне не изменяет память, Дрягель является женой самого высокооплачиваемого адвоката нашего города. А у ее мужа наверняка немало врагов.

— Надо же, как бывает, — все еще не могла никак успокоиться Алена Алексеевна. — По чистой случайности Евдокия выжила, а совсем другая, может, и ни в чем не повинная девушка, стала жертвой преступников. Как же это горько и мерзко.

— Вы так говорите, будто уже уверены, что все происходило именно так, как мы сами сейчас предположили, — спокойно проговорила я. — Вдруг мы и в этот раз ошибаемся? Сначала все необходимо проверить, а уже потом делать выводы. Да, хочу вас попросить: пожалуйста, не говорите пока никому о нашем разговоре.

— Да, да, конечно! — закивала в ответ Мельник. — Я буду держать это в тайне от всех. Вы, главное, все выясните, уж очень хочется поскорее поставить точку в этом деле. Меня журналисты просто замучили уже, на улице появиться невозможно.

— Прежде чем приступить к раскручиванию новой версии, — немного подумав, сказала я, — мне бы хотелось спросить еще кое о чем.

— Да, спрашивайте.

— Много ли людей знали о том, что платье должна надеть Дрягель?

— Нет. По крайней мере, даже большинству участниц об этом не было известно. Ведь не всех пригласили одновременно, с некоторыми я начала заниматься раньше остальных. Вы вот всего за несколько дней до показа приглашение получили.

— А тех, кто знал, вы перечислить можете? — полюбопытствовала я на всякий случай.

— Пожалуй, что нет, — немного подумав, ответила женщина. — Общались между собой, кто-то кому-то мог рассказать, да и сама Дрягель могла похвалиться. А вы и сами знаете, как быстро распространяется информация.

— Это верно, — вздохнула я устало и стала прощаться: — Что ж, спасибо, что вы уделили мне немного времени и даже вспомнили такую важную деталь. Теперь мне придется разбираться с предполагаемой жертвой и ее недоброжелателями самостоятельно. Если что-то вдруг станет известно, обязательно вам сообщу.

— Поскорее бы, — вздохнула Алена Алексеевна и проводила меня до двери своего кабинета.

Вернувшись в машину, я достала из сумки сигареты и закурила. В голове вертелась тысяча мыслей и вопросов, которые необходимо было объединить в одно целое и решить, что же делать дальше. Впрочем, это-то как раз очевидно: следовало переговорить с самой Евдокией Владимировной на предмет ее недоброжелателей. Куда больше меня интересовало другое: действительно ли я на верном пути. Мне казалось подозрительным, что преступник, кем бы он ни был, даже не перепроверил первоначальную информацию и так сильно ошибся. Ведь с того дня, как он узнал о том, что платье представляет Евдокия, прошла почти неделя — неужели его это не смутило?

Немного сомневаясь в том, что новый путь выбран правильно, я решила в очередной раз обратиться за вопросом к своим магическим двенадцатигранникам. Недолго думая, достала их из сумки, перемешала и высыпала на соседнее сиденье. «Косточки» разбежались в разные стороны и образовали следующую комбинацию: 1+36+17. Она означала следующее: «В здании человеческого счастья любовь образует купол, а дружба возводит стены».

«Хм, — убирая „косточки“ назад в мешочек, задумалась я. — Что бы это могло значить? На что пытались указать мне мои маленькие помощники? На то, что вся эта история замешана на дружбе и любви? Очередной любовный треугольник… Или же они просто подсказывают мне, что следует обратить внимание на близких друзей обеих женщин? Жаль, что они не называют кого-то конкретно. Впрочем, я слишком многого хочу. „Косточки“ не дают голой информации и не констатируют факты, они направляют. Главное — понять, куда и не ошибиться в решающий момент. Сейчас же следует пообщаться с Евдокией и узнать, не подозревает ли она кого-то в покушении».

Убрав бархатный мешочек с двенадцатигранниками в бардачок, я достала свою записную книжку и стала искать адрес Дрягель. Его, как, впрочем, и адреса других девушек, участвовавших в показе, мне любезно предоставила Мельник, и я очень за это ей была признательна. Вскоре адрес нашелся, и уже через несколько секунд моя машина тронулась в нужном направлении.

* * *

У дома Евдокии Дрягель я остановилась через пятнадцать минут. Это было многоэтажное здание, количество этажей которого я считать и не старалась, довольно новое, с огромным мебельным салоном, занявшим весь первый этаж, и искусно разрисованными металлическими дверьми подъезда. По одному только виду дома, а также наличию домофона на входной двери становилось понятно, что здесь живут обеспеченные люди. Это подтверждали и стоящие неподалеку новенькие иномарочки самых разных моделей.

Припарковавшись у старого дуба, одиноко стоящего во дворе, и выйдя из машины, я нашла нужный мне подъезд, нажала на кнопку домофона и дождавшись, когда мне ответят, представилась:

— Частный детектив Татьяна Иванова. Я вместе с Евдокией Владимировной участвовала в показе мод и хотела бы задать ей несколько вопросов.

Особым желанием отвечать на вопросы, конечно же, никто не горел, но по тому, как отреагировала на мои слова женщина, — скорее всего, сама Евдокия, — я поняла, что ею управляют любопытство и желание узнать что-нибудь новенькое.

— А что, разве я могу чем-то помочь? — удивленно переспросила у меня женщина, но тут же добавила: — Хорошо, сейчас открою.

И в самом деле, дверь через несколько секунд поддалась, и я прошла в подъезд. Поднялась на лифте на третий этаж, где из дверей квартиры уже высовывалась голова знакомой мне девицы.

Дрягель Евдокия Владимировна была примерно моего возраста, при небольшом росте обладала точеной фигуркой и пышной грудью, которая безумно нравилась мужчинам. Чтобы еще больше их раздразнить, женщина намеренно носила вещи с большим вырезом, позволяющим при желании детально разглядеть ее бюстгальтер.

И это были еще не все достоинства Евдокии. Главное — что она ко всему прочему была натуральной блондинкой, чем очень гордилась, всегда содержа волосы в идеальном порядке.

Я вполне понимала ее мужа, позволявшего жене тратить невероятные суммы денег на то, чтобы холить и лелеять себя, любимую. Ведь он наверняка просто боготворил ее и гордился таким сокровищем. А вот характер женщины оставлял желать лучшего. Внутреннее содержание тоже: по-моему, она была совершенно пустой и равнодушной, не способной сочувствовать и сопереживать. Вряд ли Дрягель могли интересовать чьи-то проблемы, учитывая, что поломка ногтя или выпадение ресницы становились для нее мировой катастрофой. Евдокия являлась своего рода жемчужиной, на которую все смотрят, но от которой ни тепло, ни холодно.

— Так значит, вы еще к тому же и детектив, — окинув меня с головы до ног оценивающим взглядом, изрекла Евдокия. — Кто бы мог подумать! Что ж, проходите, раз уж пришли. По крайней мере, расскажете мне последние новости.

— Боюсь, что вам они не слишком понравятся, — ответила я.

Женщина равнодушно передернула плечами, никак не прореагировав на эти слова. Она пропустила меня в квартиру и, закрыв дверь, плавной походкой направилась в гостиную. Я шла позади, не зная, куда устремить свой взор: то ли на безупречно одетую женщину, то ли на интерьер ее квартиры, также бесподобный во всех отношениях. Стоило заметить, что вкус у хозяйки дома был превосходным.

Стены были выкрашены в нежно-сиреневый цвет. В центре гостиной висел огромный пейзаж — изображение какой-то черноморской бухты. В раму картины вмонтировали подсветку, так что свет равномерно падал на пейзаж, не создавая не предусмотренных художником теней. Удачное решение на тот случай, если придется переносить картину на другое место, требующее дополнительного освещения. Чуть ниже — камин, отделанный темным деревом. Из такого же сделан и полукруглый стол, и шесть стульев. Ни о каких диванах речи не шло. Центральная часть стола была выполнена из мрамора. На полу лежал персидский ковер. Несколько позолоченных статуэток украшали углубления в стенах. На окнах висели портьеры на тон темнее стен.

— Присаживайтесь пока, я сейчас, — указав мне на стул, предложила Евдокия.

Затем она вышла на несколько секунд в соседнюю комнату, а вернувшись, разместилась напротив и, устремив на меня безмятежный взор, спокойно спросила:

— Ну так что же вы мне хотели сообщить, да еще и не слишком приятное? Что нас всех подозревают? — И, не дожидаясь ответа, Дрягель продолжила: — Вот уж это как раз не является новостью. Мой муж сразу сказал, что всех проверят, потому что так положено. К тому же, когда человек чист, ему бояться нечего, а я совершенно чиста.

Женщина очаровательно улыбнулась, часто захлопав своими длинными ресницами.

— Скажите, это правда, что то платье должны были представлять вы? — не удосужившись дать комментарий всему сказанному, спросила я.

Миленькое личико Евдокии заметно вытянулось, на нем нарисовалось испуганно-удивленное выражение. И только спустя минуту женщина смогла произнести:

— Да, верно, на ее месте должна была быть я. Как хорошо, что этого не случилось!

Причем произнесла она это таким театральным тоном, что я сразу поняла: ко всему случившемуся эта женщина в душе относится очень холодно.

— Ну вот вы и сами произнесли вслух то, о чем я хотела вам сказать, — добавила я к этому. — Только вот следует внести небольшую поправочку: вы не просто могли оказаться на ее месте. Скорее всего, именно на вас конкретно и покушались.

— Боже мой! — подскочила Евдокия, — Что вы такое говорите! Меня… Меня хотели убить?

— Полагаю, что да, — кивнула я в ответ. — И лишь по чистой случайности в самый последний момент модельер все переиграла, это и уберегло вас от неминуемой смерти.

— Нет, — активно затрясла своей аккуратной головкой женщина, — этого не может быть. Вы что-то не то говорите. Меня — убить? Но кто? Кому это понадобилось? — женщина начинала впадать в истерику. Дрягель судорожно теребила трясущимися руками свободно спадающие на плечи локоны.

Испугавшись того, что первые истеричные поползновения могут перерасти в бурную сцену бразильского сериала, я грубо привела ее в чувство:

— Прекратите истерику. Вы взрослая женщина, а ведете себя, как избалованная пятнадцатилетняя девица. Лучше успокойтесь и подумайте, кому вы в последнее время так сильно насолили, что вас решили убить. Не исключаю, что объектом покушения могли быть и не вы, а ваш муж. Он, кажется, адвокат? — на всякий случай спросила я.

— Да, он первый адвокат в Тарасовской коллегии, — немного успокоившись, ответила Евдокия. — Но о его делах я ничего не знаю. Да и сама я никому не причиняла вреда. Вы точно что-то напутали.

— Возможно, этого я тоже не исключаю, — честно призналась я, — но все же у данного предположения большой процент вероятности. Сами посудите — платье должны были представлять вы. Если бы не решение модельера о смене участниц, вы бы его и надели. Отсюда вывод: преступник метил именно в вас, но по чистой случайности пострадала Инна Прокопчук. По-видимому, убийца не входил в число конкурсанток и работников сцены, а потому имел лишь самые начальные сведения о показе и о том, кто и какие модели станет демонстрировать. Согласитесь, что эта версия вполне логична.

— Ну-у, — Евдокия нервно заерзала на стуле, не зная, что сказать и как реагировать. — Тогда я просто не знаю, что и думать.

— Я бы посоветовала вам припомнить всех своих недоброжелателей и рассказать мне о них. Ведь может получиться, что они попытаются довести дело до конца. И во второй-то уж раз им все наверняка удастся.

— Но я правда никому ничего не делала, — все так же театрально взмахнула руками красотка. — Я совершенно безобидный человек. Ну кому и что я могу сделать? Я ведь даже нигде не работаю, ни в чьи дела не лезу.

— Тогда остается ваш муж, — рассудила я. — Если мстят не вам, значит, ему за какие-то былые, а может, и недавние дела. К нему самому приблизиться сложно, а вы — замечательная мишень, да и, убив вас, преступник причинил бы боль вашему супругу.

— Я велю ему приставить ко мне охрану, — моментально нашла выход из сложившейся ситуации Евдокия. — Не собираюсь умирать в столь молодом возрасте, в самом расцвете сил и красоты. Уж он-то позаботится о моей безопасности, я знаю…

— Кстати, а не скажете, когда он вернется с работы? — понимая, что с мадам Бюст каши не сваришь, полюбопытствовала я. Скорее всего, муж этой прелестной куклы, коль он адвокат, — мужик умный. И куда вернее сумеет оценить всю сложность возникшей проблемы, а значит, и постарается помочь мне ее разрешить.

— Если он не в суде, то могу вызвать его хоть сейчас, — видимо, решив похвалиться тем, что муж у нее находится на коротком поводке и выполняет даже такие прихоти, предложила Евдокия. — Так что, вызвать?

— Конечно, не хотелось бы отвлекать его от дел, но я думаю, нам все же стоит встретиться именно сегодня, — немного подумав, ответила я ей.

В ответ Евдокия что-то буркнула себе под нос, встала, взяла с камина трубку радиотелефона и принялась тыкать своими длинными ноготками по кнопкам. Набрав номер, Дрягель высоко вскинула голову, поднесла трубку к уху и, дождавшись ответа, жеманно произнесла:

— Пупсик, у нас проблемы. Очень нужно, чтобы ты прямо сейчас приехал домой. Это срочно… Ну да… Хорошо, жду.

Весь разговор с мужем занял у Евдокии не более двух минут, а потом она победно сообщила, что тот скоро прибудет.

— Хотите, я пока сделаю вам чай или кофе? — возвращая телефон на прежнее место, предложила мне хозяйка.

Я согласно кивнула, не видя причин отказываться. Евдокия тут же исчезла из гостиной, оставив меня совершенно одну. Я встала, прошлась по комнате, заново созерцая ее обстановку. Мне все очень нравилось, но не скажу, чтобы я этому завидовала. Меня, к примеру, вполне устраивала и моя собственная квартира, в которой все было оформлено по моему вкусу и так, как мне удобно. К тому же я просто не представляла себя живущей в подобных музейных хоромах. Пришлось бы сдувать каждую пылинку со стола или камина… При моей-то работе, когда в квартиру то и дело кто-то влезает, что-то там взрывает и оставляет, о дворце я не мечтаю.

Евдокия вернулась с подносом, уставленным различными чайными принадлежностями. На нем было все, что душе угодно: кофейник, источающий аромат свежесваренного кофе, сахарница, заварочный чайник, три вида варенья, выложенного в одинаковые, маленькие чашечки с мизерными ложечками, две пустые чашки с блюдцами, а также ваза с печеньем. Все это Евдокия едва удерживала в руках, а подойдя к столу, торопливо опустила на него и принялась освобождать поднос. Я помогла ей.

Евдокия предпочла чай из лепестков каких-то редких цветов, а я, конечно же, кофе, без которого порой просто не могла обходиться.

Пока мы наслаждались угощением и мирно беседовали «ни о чем», приехал муженек Евдокии. Об этом я догадалась по скрипу ключей в металлической двери и шагам в коридоре.

— А вот и мой милый, — тут же встрепенулась Евдокия и, сорвавшись со своего места, со всех ног кинулась встречать ненаглядного, наверняка повиснув на его шее. Я таких нежностей не признавала, считая их лишними и совершенно ненужными.

Минуты через три обнимающаяся, светящаяся счастьем парочка появилась передо мной.

— Здравствуйте, здравствуйте, — улыбаясь, поприветствовал меня мужчина, одетый в серый костюм и светлую рубашку с ярким, раскрашенным всеми цветами радуги галстучком.

Мужчина был вполне обычным: среднего роста, с темно-русыми, слегка начавшими седеть волосами, которые он по старой привычке или же в связи с родом деятельности зачесывал назад. Впрочем, волосы у него были все еще довольно густыми, так что он запросто мог позволить себе слегка подкрасить их и сделать хорошую прическу, но почему-то предпочитал ходить так. Что касается других особенностей внешности, то они фактически отсутствовали, за исключением проницательного и притягивающего взгляда голубых глаз и густых, нелепо торчащих во все стороны бровей. Все остальное было весьма обычным и ничем не примечательным: ровный нос, четко очерченные губы, волевой подбородок. Он был старше Евдокии как минимум на десять лет.

— Жена сказала, что вы частный детектив, — успев тоже рассмотреть меня, продолжил между тем адвокат. — Не успел узнать у нее, как ваше имя, но из всех детективов нашего города вот так, навскидку, я сейчас вспоминаю только одну — Татьяну Иванову. Простите, вы случайно не она?

— Она самая, — улыбнулась такому искусно преподнесенному комплименту я.

— Что ж, очень рад нашему знакомству, — нагнулся к моей руке Сергей Павлович. — А то все как-то только понаслышке о вас знал. Приятно иметь дело с умными людьми, — продолжил Дрягель. И судя по тому, что жена так неожиданно вызвала меня домой и даже напугала тем, что у нас возникли какие-то проблемы, я берусь предположить, что и в самом деле стряслось нечто ужасное.

— Ты даже не представляешь себе, что, — затараторила Евдокия, а затем с ходу обрушила на мужа весь поток информации: — Меня хотели убить. Представляешь? Вместо той самой Прокопчук, про которую я тебе рассказывала. На ее месте должна была быть я. Это так ужасно, так… Я боюсь теперь выходить из дома.

— Успокойся, лапонька, — как ребенка, погладил по голове жену Дрягель. — Я во всем разберусь. Ты лучше пойди посмотри, что я там тебе привез, а мы пока с Танечкой поговорим.

— Ой, а что там? — обрадованно воскликнула женщина.

— Сама посмотри, — улыбнувшись, ответил муж и даже слегка подтолкнул жену к двери.

Та торопливо исчезла из гостиной. И ведь как мало ей нужно: обвешаться побрякушками, пройтись по салонам — и все дела.

— Теперь мы можем поговорить, — видимо, будучи уверенным, что женщина вернется не так скоро, моментально стал серьезным Сергей Павлович. Он прошел к столу и занял один из стульев. — Так что случилось? Все и в самом деле ужасно или это, как и обычно, домыслы моей пугливой женушки?

— Если я не ошибаюсь и мои подозрения верны, то беспокоиться действительно есть о чем, — испытав удовлетворение уже от того, что приходится иметь дело с серьезным человеком, спокойно ответила ему я. — Так как мне поручено расследование убийства Прокопчук, я прорабатываю различные версии. Не далее как пару часов назад мне стало известно, что последнее платье должна была демонстрировать публике вовсе не Инна, а ваша жена. Лишь благодаря удачному стечению обстоятельств она осталась жива.

— Хм, действительно, есть над чем подумать, — нахмурился мужчина. Затем он снова посмотрел на меня и добавил: — Но почему вы так уверены, что преступник ошибся? Возможно, он и в самом деле собирался убить Прокопчук.

— Возможно. Но возможно также, что он просто не знал о переменах, так как не имел возможности попасть на репетицию еще раз.

— Согласен, — кивнул Дрягель. — И что вы предлагаете?

— Я ничего не предлагаю, а просто хочу выяснить, имеются ли у вашей жены или, возможно, у вас самих серьезные враги, которые могли бы решиться на такое.

— Хм, — Сергей Павлович задумался. Казалось, он стал перебирать в памяти всех тех, с кем его когда-либо сталкивала судьба и кому он чем-то не угодил. Представляю, как сложно с этим у адвокатов. Это все равно, что поинтересоваться у судьи, кого из осужденных он считает виновным в смерти своих близких. Бери любого — не ошибешься.

— Ну-у, — протянул он наконец, — судя по тому, что мне известно о характере убийства, могу предположить, что метод разработан женщиной. Не мужское это дело — травить, хотя все, конечно, бывает. Исходя из первого варианта, могу подумать лишь на одну особу. Ее зовут Маргарита Анатольевна, Маргарита Анатольевна Царькова.

Не так давно я занимался одним делом. Сына Царьковой Андрея и еще одного паренька, кажется, его звали Сергей, взяли при продаже наркотиков. Ребятам грозило лет по семь. Вторая семья наняла меня, чтобы спасти парня. Я в два счета разбил все обвинения против него, и как-то само собой получилось так, что перевел стрелки на Андрея. Мой клиент изначально валил все на него, а с моей помощью и вовсе отвечать за все пришлось именно Царькову. В суде мать грозила отплатить мне за все, почему-то решив, что если бы не я, ее мальчика бы оправдали. Подобной ярости по отношению ко мне еще никто раньше не выражал. Могу предположить, что Царькова-то и рискнула отомстить мне.

— У вас есть какие-нибудь ее данные? — поинтересовалась я сразу же, прикинув, что причина убить жену столь навредившего ее сыну адвоката у той женщины и в самом деле была.

— Если вы имеете в виду адрес, то, конечно же, нет. Но могу сделать пару звонков. Думаю, что мне его найдут, если материал данного дела действительно сейчас там, где я думаю, — предложил Дрягель.

Я согласилась подождать и дала мужчине возможность позвонить. Он набрал всего лишь один номер, поговорил не более минуты, ничего толком, как мне показалось, не объяснив, но ему дали нужную информацию. Не сразу, правда — Дрягелю пришлось перезвонить через пятнадцать минут, за которые я успела расспросить Сергея Павловича об очень многом.

Увы, новых данных о Царьковой получить не удалось, а потому я очень обрадовалась, когда мне в руки попал ее адрес. Записав еще и номер сотового телефона Дрягеля, я стала прощаться. Сергей Павлович проводил меня до двери и попросил непременно сообщить, как только что-то станет известно.

Покинув квартиру семьи Дрягель, я села в машину и тронулась в путь. На улице уже смеркалось, а потому нужно было торопиться, ведь не слишком прилично посещать людей в позднее время. На мое счастье, на дороге почти не оказалось машин, зато пешеходы расхаживали толпами — ближе к вечеру все старались выйти погулять. Я немного даже позавидовала проходящим мимо парочкам, так как несмотря на поздний час вынуждена была заниматься работой. А у меня она такая, что даже приблизительный график составить невозможно. И все же я не унывала.

Быстро добравшись до нужного района, я свернула на незаасфальтированную улицу и стала искать нужный мне дом. На мое счастье, дорога здесь все же оказалась не такой и плохой. Вот только места, чтобы пристроить машину, не оставалось. Найдя дом Царьковых, я вынуждена была бросить свою «девяточку» на обочине. Я надеялась, что за время моего отсутствия с ней ничего не успеет случиться.

Дом Маргариты Анатольевны показался мне маленьким. Его выкрасили наверняка очень давно, так как краска уже начала отставать большими кусками, отчего стены приобрели какой-то покорябанный и облезлый вид. А вот крыша на доме красовалась совершенно новая, видимо, ее не так давно заново перекрывали.

Дойдя до двери, я постучала. Мне открыли в ту же секунду, как будто заранее знали о моем приезде. Я даже немного испугалась такому совпадению и слегка отпрянула назад. Стоящая в темном коридоре незнакомая женщина уставилась на меня опешившим, слегка заплаканным взглядом, непонимающе созерцая совершенно незнакомую ей гостью.

Женщина была очень симпатичной. В свои сорок восемь — сорок девять лет она сохранила былую привлекательность, почти не имела морщин, и лишь шея выдавала ее возраст. Волосы убраны в тугую косу, обвивавшую голову. Глубоко посаженные глаза подчеркнуты лишь тонкой обводкой карандаша. Губы, похожие по форме на прелестный ротик Мэрилин Монро, накрашены ярко-розовой помадой.

Окутывавший ее тело домашний махровый халат доходил ей почти до пят, из-под него виднелись красные тапочки с полосочкой меха по краю. Лицо женщины хранило следы горя и длительных слез.

— Вы ко мне? — заметив, что я молчу, спросила побеспокоенная мной особа.

— Наверное, да, — неуверенно ответила я. А затем добавила: — Если вы, конечно, Маргарита Анатольевна Царькова.

Вместо «да» женщина просто распахнула дверь и жестом пригласила меня войти.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Я сидела напротив словно отрешенной от мира сего Маргариты Анатольевны, не зная, с чего начать наш разговор. Я уже поняла, что женщина озабочена серьезными проблемами и потому почти не воспринимает то, что происходит вокруг.

— Надеюсь, я не очень сильно вас побеспокоила? — все же решилась начать беседу я.

— Не очень, — односложно ответила женщина.

Я вздохнула и продолжила:

— Меня зовут Татьяна Иванова, я — частный детектив. Занимаюсь расследованием одного преступления, — сообщила я, а затем сразу спросила: — Скажите, пожалуйста, имя Дрягель Евдокии Владимировны вам о чем-нибудь говорит?

— Судя по фамилии, это жена того адвоката, что повесил обвинение на моего сына, — не изменяясь в лице, отрешенно ответила женщина, продолжая глядеть куда-то сквозь меня.

— Вы ее знали? — рискнула спросить я.

— Нет.

— Но вы все же ненавидите ее, как и ее мужа, — осторожно заметила я, пытаясь хоть что-то выяснить.

— С какой стати? — переспросила у меня на этот раз Царькова, немного удивившись. — Если я не знаю человека, то, кажется, это говорит о том, что мы не можем иметь друг к другу никаких претензий. Или вы на что-то намекаете?

— Нет, что вы, — заверила я Царькову.

— Подождите-ка, я вас что-то не поняла, — насторожилась женщина и, сдвинув брови к переносице, внимательно посмотрела на меня. — К чему вы клоните? С этой Дрягель что-то случилось? Ее убили?

— Слава богу, нет, — ответила я. — Но пытались.

— И вы пришли сюда, чтобы обвинить меня в этом? — тут же по-своему истолковала мои слова женщина. Затем она болезненно и неестественно рассмеялась и добавила: — Захоти я отомстить этому адвокату, то мстила бы ему, а не его ни в чем не повинным родственникам.

— А вы бы хотели ему отомстить? — поинтересовалась я.

— Теперь нет, — поникнув головой, тихо ответила женщина.

— Почему именно теперь нет? — переспросила я.

Женщина тяжко вздохнула. В уголках ее глаз появились слезы, но Царькова сумела себя сдержать и ответить все тем же безразличным тоном:

— Возможно, потому, что только сейчас понимаю, что лучше бы тогда посадили сына в тюрьму. И, может быть, он бы остался жив. Я круглая дура, что откупила его, продав квартиру, машину — все, что представляло какую-то ценность. И ради чего? Чтобы потом Андрюшу зарезали в подворотне его же дружки, которым он не вернул деньги за наркотики?

— Так ваш сын умер? — удивилась я.

— Убит, — повторила Маргарита Анатольевна, кивнув куда-то в сторону.

Я перевела туда взгляд и только теперь заметила небольшую фотографию в черной рамке, стоящую в стареньком серванте рядом с какой-то вазочкой. А Маргарита продолжала:

— Сегодня ровно две недели, как его нет. И если уж и говорить о мести, так я мечтала бы собственными руками удавить тех гнид, что подсаживают наших несмышленых детей на наркотики, втягивают их в этот опасный бизнес. А ведь мой Андрюша просто по глупости потянулся за остальными дружками, и вот… Те-то сейчас живы, а он… — Маргарита больше уже не могла сдерживать себя. Она громко разрыдалась.

Мне искренне было ее жаль, но я не стала произносить слов сочувствия, понимая, что от них женщине все равно легче не станет. Я понимала, что единственно правильное решение — поскорее уйти, оставив Маргариту наедине со своими мыслями и чувствами. Бедняге необходимо самой понять, что жизнь продолжается, и осознать, что же станет ее смыслом в дальнейшем.

Молча поднявшись, я попрощалась с женщиной, попросила ее меня не провожать и незаметно удалилась, дав возможность Царьковой вдоволь наплакаться. Возможно, потом ей станет заметно легче.

Оказавшись на улице, я вернулась в машину и принялась размышлять. Все, что я только что услышала и узнала, ясно говорило о том, что покушение на Дрягель, вылившееся в убийство совершенно другой женщины, — дело рук совсем не Маргариты Анатольевны. Ей не имело смысла мстить адвокату лишь за то, что он упек ее сына за решетку, защищая своего клиента. К тому же сейчас женщина даже раскаивается в том, что вызволила мальчика из беды. Не сделай она этого, он остался бы жив. Конечно, пришлось бы отсидеть свой срок, но зато потом Андрей получил бы шанс начать все сначала.

Предположив, что Дрягель ничего не знал о смерти сына Маргариты, а потому-то и подумал о ней, я заново оценила ситуацию. Я пыталась понять, каким же еще образом можно подобраться к настоящему виновнику происшедшего. Разговаривать с Евдокией или Сергеем смысла нет — они утверждают, что врагов не имеют. Вряд ли они солгали. Тем более что мы не всегда знаем своих недругов в лицо и имеем представление об их мыслях. Даже я, случись что-либо с моими близкими, вряд ли сумела бы сразу вспомнить, кому и когда навредила.

К тому же Евдокия Дрягель — женщина совершенно несерьезная, чтобы и впрямь задумываться над случившимся и долго гадать, кто это мог сделать. Держу пари, она уже давно забыла, что вообще встречалась со мной и что ей грозит опасность — слишком уж она походит на избалованного ребенка. А вот ее муж — человек дела и слова. Допускаю, что он может умолчать о многом из своей жизни, особенно если не желает, чтобы кому-то это стало известно. Разговорить его вряд ли удастся, а значит, как всегда, придется во всем разбираться самой.

Видя, что я снова запуталась и не знаю, в какую сторону мне пойти, чтобы сдвинуться с мертвой точки, я в очередной раз решила обратиться за помощью к магическим «косточкам». Только они могли дать мне подсказку, ничего за это не требуя. Достав их, я несколько раз встряхнула бархатный мешочек, а затем высыпала его содержимое на сиденье. Двенадцатигранники сгрудились в одном месте и выдали мне комбинацию 14+25+1, которая гласила: «На Вашем пути есть препятствие, но непредвиденная задержка в достижении цели пойдет лишь на пользу. Не следует слишком рваться вперед».

«Чтобы это могло значить? — призадумалась я, убрав „косточки“ в мешочек. — Что все идет по плану, как и должно идти. Да, но, на мой взгляд, все стоит на месте. Стало быть, что-то другое. — Я напрягла мозги. — Кажется, „косточки“ имели в виду лишь то, что я отдалилась от главного и обращаю слишком много внимания на дополнительные сведения. Может быть, мне стоит вернуться к самому началу и заново все переосмыслить? А что, это в любом случае не повредит, — решила я тут же, а потому сразу приступила к анализу всего собранного материала: — Итак, убита Инна Геннадьевна Прокопчук, работавшая следователем. Все еще остается вероятность того, что это убийство как-то связано с ее работой. Но если верить словам ее коллеги, получается, что в последнее время никаких серьезных дел женщина не вела, а значит, и убивать ее незачем».

Если же предположить, что убийца метил не в Прокопчук, а в Дрягель, то все совершенно меняется. Во-первых, становится ясным, что преступник находится вовсе не среди «своих», иначе бы он знал о переменах, которые произошли, стало быть, разработал бы другой план. Скорее всего, у него имелись лишь первоначальные сведения, а значит, мне следует выяснить, кто мог узнать о первоначальном раскладе, кто пару раз заглядывал на репетиции.

Хм, таким человеком мог быть кто угодно: родственник одной из девушек, какой-нибудь продавец, коммивояжер, которых, несмотря на все запреты, все равно продолжают пускать. Если уж на пошло, это мог быть даже сторож. Впрочем, нет, сторож меняется рано утром, и к тому моменту, когда все собираются, он уже уходит… Или собирается уходить, — неожиданно подумав о том, что работник мог задержаться и разузнать все, поправилась я.

Дальнейшие мои мысли начали крутиться именно вокруг этого предположения, тем более что сторож как раз и мог быть тем случайным человеком, на которого и внимания никто не обратит, и в расчет брать не станет. Он запросто мог обработать платье рано утром, за несколько минут до того, как стали подтягиваться другие работники.

В его распоряжении была целая ночь, чтобы тщательно все подготовить, а потом как ни в чем не бывало уйти. Об изменениях в программе он мог не догадываться — предпочитал лишний раз не появляться на репетиции, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.

«А пожалуй, проверю-ка я его прямо сейчас, — мелькнула у меня мысль. — И время очень даже подходящее, скоро ему заступать».

Подумав еще немного, я твердо решила поехать во Дворец культуры и пообщаться там с ночным сторожем. Ведь он легко мог задержаться до начала репетиции, выведывая, что к чему, привести план в исполнение рано утром, перед показом, а во время сбора конкурсанток спокойно уйти. Его-то до сих пор в расчет никто не брал. Вполне может быть, что именно на него мне и намекали мои «косточки», говоря о том, что не следует слишком вырываться вперед, лучше обратить внимание на тех, кто находится рядом.

* * *

— Вам чуть-чуть не повезло, с этой недели у нас другой сторож, — на мой вопрос, где я могу найти ночного сторожа, работавшего в то время, ответила директор Дворца культуры. — Вчера он сменился, так что теперь другой неделю работать будет.

— Какая жалость, — произнесла я вслух, а про себя подумала: а ведь и этот факт тоже объясняет, почему мужчина не знал о новых переменах. Он просто не работал в ту неделю, когда все произошло.

Причем, по моим расчетам, все сходилось: подготовка к показу заняла две с половиной недели. Как раз в первые дни работы, совпавшие с несколькими репетициями, мужчина и выяснил, какую модель станет представлять Дрягель, затем неделю отдыхал, а потом, выйдя на работу, уже не перепроверял информацию, боясь засветиться.

Когда состоялся показ, он осуществил задуманное, выждал несколько дней и вот теперь сдал смену. Столько совпадений быть не может, а значит, скорее всего, я на верном пути.

— Скажите, пожалуйста, — вновь обратилась я к директрисе, — а адрес этого человека у вас имеется?

— Конечно же, имеется, — закивала та. — Мы записываем паспортные данные, когда кого-то на работу принимаем. Да, а почему вы вдруг заинтересовались этим ночным сторожем? — решилась полюбопытствовать женщина.

Я и не подумала выкладывать ей всю правду, а просто отмахнулась:

— Хочу спросить у него кое о чем. Так, обычный разговор.

— А-а, — недоверчиво протянула директор, прекрасно поняв, что на самом деле все совсем не так, как я сказала. Впрочем, вытягивать из меня правду-матку силой она не стала.

Удостоверение сотрудника милиции, как обычно, сыграло свою роль: я узнала, как зовут сторожа. Правда, имя «Виктор Иванников» мне ни о чем не говорило.

Наконец нашелся и адрес этого человека. Я быстро занесла данные в записную книжку, поблагодарила женщину за помощь и, распрощавшись, покинула Дворец культуры.

Оказавшись в своей любимой «девяточке», я незамедлительно направилась прямо к дому ночного сторожа. Тот жил где-то в районе Шипино, на улице Проклова, в доме номер девять. Добраться туда можно было минут за десять, так что я могла и не торопиться. К тому же, возможно, что сторожа еще нет дома.

К сожалению, буквально на следующей улице меня ожидала досадная неприятность: любимейшее развлечение владельцев машин — пробка. Причем не маленькая, так что я предположила, что двинуться дальше можно будет лишь минут через тридцать, и почти не ошиблась. Чтобы не зависать тут надолго, я оглянулась, решив вернуться, да не тут-то было. Позади меня, почти на расстоянии десяти сантиметров друг от друга, уже стояло несколько машин — пути к отступлению не было.

Тяжело вздохнув и отпустив в сторону виновников затора пару грозных фраз, я обеими руками облокотилась на руль и принялась ждать, когда стоящая впереди серая «Волга» продвинется хоть на пару сантиметров. Но та не только не двигалась, но и полностью заглушила мотор. Пришлось ждать, как и всем другим.

Долгожданное движение впереди началось лишь по прошествии десяти минут. «Волга» чуть продвинулась и пока не глушила мотор, что указывало на то, что она намерена ехать дальше буквально в ближайшие минуты. Чтобы не вызывать недовольного рычания позади себя, я тоже проехала чуть-чуть вперед и нетерпеливо принялась ждать, когда последует новое перемещение. Этот момент настал очень скоро, и точно такими же темпами, что и минуту назад, началось постепенное продвижение вперед. А где-то через двадцать пять минут я и вовсе оказалось на свободной трассе, где моему движению уже ничто не мешало. Теперь уже, прибавив скорость, я поспешила по нужному мне адресу.

Достигнув района Шипино, я отыскала нужную улицу и стала высматривать дом. Улица прерывалась кое-где бетонными заборами, за которыми шло строительство шикарных коттеджей. Пока они возводились, местные Репины и Шишкины использовали поверхность бетонных плит в качестве холста.

Стоило бросить один лишь взгляд на эти красочные изображения, как сразу становилось понятно, что на данной улице живет много молодежи, которая развлекается тем, что наносит на любую ровную поверхность давно уже приевшиеся всем надписи, рисует обнаженных женщин или уродливых мутантов. Другим, тоже, видимо, любимым занятием было крушение всего, что только попадется: лавочек, детских площадок, вывески магазина, расположенного на первом этаже здания…

Я проехала дальше и, увидев нужный дом, остановилась напротив. Выйдя из машины, вошла во двор старенького домика, в котором жил Иванников, поднялась на крыльцо и надавила на звонок. Никто не выходил. Для успокоения совести нажала на звонок еще пару раз, но так и не получив никакого ответа, решила, что в доме просто никого нет — вечер только приближался, жильцы могли куда-то уйти погулять.

Я вернулась к машине, но уезжать пока не собиралась. Какое-то смутное чувство поселилось в моей душе и заставило занервничать. Возможно, я просто боялась, что сторож, если он, конечно, действительно замешан в преступлении, успел исчезнуть из родного дома и теперь где-то отсиживается. Чтобы отогнать эту назойливую мысль прочь, мне нужно выяснить у соседей, когда Иванников обычно возвращается домой.

Обратив взор на соседние дома, я приметила мужчину, что-то делающего в гараже у дома напротив. Решив поинтересоваться у него, не знает ли он, где сейчас его сосед, я направилась в его сторону.

Оказалось, что сосед отмывал свой запылившийся старенький «Москвич». При этом мужчина забавно покручивал бедрами в такт гремящей из салона музыки.

— Добрый день, — поприветствовала я его.

Увы, моих слов тот даже не услышал. Пришлось повторить их, но заметно громче. И все же перекричать Пьера Нарцисса с его «Шоколадным зайцем» мне так и не удалось. Лицом к моей персоне увлеченный сосед не поворачивался. Мне не оставалось ничего другого, как нагло пройти во двор, почти вплотную подойти к мужчине и коснуться его плеча. Тот тотчас испуганно отскочил в сторону и непонимающе уставился на меня.

— Извините, что напугала, — перекрикивая музыку, заговорила я вновь. — В мои планы это совсем не входило, но у вас тут так шумно.

Видно, услышав мои слова или сообразив, что для того, чтобы услышать их, нужно сделать тише звук, мужчина быстренько выключил орущую в салоне магнитолу и повернулся ко мне. Он был сравнительно молодым — где-то около тридцати семи лет, весьма рослым, со статным телосложением и обычным лицом. Последнее напоминало мордочку хомячка, так как щеки танцора-любителя были круглыми, что никак не сочеталось с его сравнительно худым телом. Еще больше сходства с этим зверьком придавали забавно прищуренные глазки-пуговки.

На мужчине был синий рабочий халат, расстегнутый на груди, откуда виднелась клетчатая фланелевая рубашка светло-синего цвета. На ногах я смогла разглядеть коричневые ботинки, как ни странно, чистые и даже натертые кремом и, так же как и машина, источающие блеск. Одним словом, колеса у обоих были в идеальном состоянии.

— Вы кого-то ищете? — с минуту помолчав, полюбопытствовал мужчина. — Или так, закурить хотите?

— Угадали, ищу, — призналась я честно. — Мне нужен ваш сосед из дома напротив.

— А-а, — равнодушно протянул в ответ водитель и снова принялся натирать тряпкой крышу машины, ничуть не заинтересовавшись услышанным и, видимо, посчитав, что, раз девица пришла не к нему, то и тратить на нее время незачем.

— Не подскажете, где он может быть? — рискнула спросить я.

— Понятия не имею, — пожал плечами сосед. — Вчера вечером, часиков эдак в семь, вышел из дома с большой такой сумкой, покрутился на месте, а потом зашагал в сторону автобусной остановки. Может, поехал куда, может, кому что понес, я не спрашивал.

— И он не возвращался? — нахмурившись, переспросила я.

— Нет.

— Что ж, спасибо, — не став более донимать занятого человека, ответила я и сразу отошла в сторону, позволив мужчине продолжать заниматься своим делом.

«Так значит, Иванников вчера куда-то уехал», — вертелось в голове.

А внутренний голос тут же завопил: «Смылся! Понял, что рано или поздно про него вспомнят, вот и смылся. Очевидно, что он исполнитель!»

Ну, очевидно или нет, я пока спорить не стала, подумав совсем о другом: «Как найти заказчика, если исполнитель засел на дно?»

«Постой-ка, Танюша, — прервала себя я, — а почему ты решила, что сторож — это не сам заказчик, то бишь враг семьи Прокопчук или Дрягель? Ты же еще не знаешь, были ли знакомы Прокопчуки или Дрягели с этим Иванниковым и имели ли с ним какие-то дела. К тому же тебе еще во Дворце сказали, что работает мужчина у них недавно. Может, он заранее все спланировал».

Новая версия заставила меня по-настоящему задуматься. Но сначала я должна переговорить с мужем убитой Прокопчук и, если окажется, что ему Иванников незнаком, еще и с семейством Дрягель.

Не слишком мечтая вновь начать путешествовать по городу, я торопливо достала свой сотовый и, набрав номер телефона Прокопчука, стала ждать, когда он подойдет к трубке. Вскоре это произошло, и я принялась расспрашивать у мужчины, не знаком ли тот с моим новым подозреваемым. Увы, первые же слова вдовца убедили меня в том, что Иванникова ни он, ни его жена не знали. Пришлось распрощаться и звонить Сергею Павловичу. К моему сожалению, на звонок он не отвечал. «Абонент временно недоступен», — это все, что мне удалось узнать.

«Неужели вновь придется ехать к ним домой?» — устало спросила я сама себя, тяжело вздохнула и, отложив телефон, принялась заводить свою «девятку». Выбора у меня не было, а получить ответ на свой вопрос мне не терпелось именно сегодня.

* * *

В квартире семьи Дрягель я оказалась довольно скоро. Как и в первый раз, дверь мне открыла жена адвоката. Сразу же с порога она спросила:

— Ну что, та стервозина виновата оказалась?

Как я поняла, муж поведал ей о нашем с ним разговоре и о том предположении, которое я взялась проверять, иначе с чего бы ей об этом спрашивать? Я коротко ответила:

— Нет. Та женщина не виновата.

— Хм, странно, а я почти уверилась, что это она мстит нам за своего сына-наркомана.

— Ее сына недавно убили, — эти слова сами слетели у меня с губ, но Евдокия даже и не подумала остановиться.

— Так ему и надо, — как будто даже обрадовалась она. — Не будет травить нормальных детей проклятой наркотой. На мой взгляд, — откровенничала она, — таких, как он, еще в детстве подушкой душить нужно. Или сразу приговаривать к смертной казни. Какая жалость, что эту меру наказания отменили.

Я, уже не удивляясь жестокости женщины, спросила:

— Ваш муж дома?

— Почти, — заулыбалась Евдокия. Интересно, это она от одного упоминания о «пупсике» так расцвела?

— Пошел в бильярдную, что в подвале нашего дома находится, — добавила Дрягель. — У него какой-то вопрос к одному из его посетителей возник. Сейчас должен вернуться. А что, он вам снова нужен?

— В общем-то, да, — кивнула я ей. — Возможно, он знает одного человека, который может оказаться причастен к преступлению. Его зовут Виктор Иванников.

— Сомневаюсь, но все же проходите, — пропустила меня в квартиру женщина, своим ответом сразу дав мне понять, что и ей тоже данный человек незнаком.

Я не спеша проследовала за ней до гостиной, в которой сегодня почему-то было шумно. Лишь войдя в нее, я поняла, кто издавал этот шум — прямо перед камином на небольшом коврике сидела маленькая девочка и тыкала пальчиком по игрушечной «ионике», набивая какую-то необычную и понятную лишь ей самой мелодию. Заметив, что я удивленно смотрю на ребенка, Евдокия произнесла:

— Знакомьтесь, эта наша дочь Ксения. — И, обращаясь к девочке, мама попросила: — Ксюша, поздоровайся, пожалуйста, с тетей.

Девочка послушно повернулась к нам, окинула меня с ног до головы большими и невероятно голубыми глазами и тихо произнесла:

— Здравствуйте.

Я улыбнулась ей в ответ, подумав, что ребенок — просто чудо, и Евдокия может гордиться такой дочерью. Но молодая мамаша была, видимо, другого мнения.

— Иди в комнату и не мешай нам, — приказным тоном сказала она.

Малышка не возразила ей, встала, подхватив на руки игрушку, и удалилась. А Евдокия важно прошествовала к столу, села на один из стульев и со вздохом заметила:

— Какие эти дети бестолковые, все объяснять нужно.

— Вы не любите детей? — догадалась я.

— Не люблю? — Евдокия рассмеялась. — Да, наверное, не люблю. Они все время чего-то просят, хотят, плачут. Их то нужно вести в детский сад, то в школу… А уж если заболеют! С ними столько мороки, что если бы не мой муж, я бы, наверное, никогда не согласилась завести ребенка. Это его игрушка, а не моя.

Стукнула дверь, и я поняла, что вернулся только что упомянутый муж. Я повернулась к двери, ожидая его скорого появления. Но мужчина почему-то не торопился.

— Ксюша, доченька, иди сюда, — услышала я голос Дрягеля.

В ту же секунду из комнаты выскочила обрадованная девочка и со всех ног бросилась к отцу. Я была уверена, что она сейчас бросится Дрягелю на шею, ведь он наверняка был единственным человеком, который уделял внимание девочке. Видимо, я угадала, так как вскоре счастливые отец и дочь появились в гостиной вместе, причем девочка сидела на руках отца и улыбалась.

— Здравствуйте, — поприветствовала я мужчину.

Тот кивнул и добавил:

— Дочь мне уже сказала, что у нас гости.

— А она тебе не сказала, что разбила вазу, которую ты привез из Египта? — не преминула заметить Евдокия. — Я едва из себя не вышла, вспомнив, за сколько ты ее купил.

— Ну и черт с ней, с вазой, — отмахнулся Сергей Павлович. — Тоже мне, ценность.

— А разве нет? — возмутилась женщина. — Она же стоит, как чугунный мост, целых…

— Милая, — остановил поток восклицаний адвокат, — финансовые проблемы тебя волновать совершенно не должны. И не стоило наказывать девочку.

— Так она еще и нажаловалась? — уперла руки в бока Евдокия.

— Нет, не сказала ни слова, — опуская девочку на пол, ответил муж. — Но ведь я тебя тоже знаю. Ну да ладно, оставим эту тему! Пусть Ксюша идет к себе, а мы поговорим.

Мужчина прошел к столу и, устало выдохнув, сел на один из стульев. Я не стала медлить и сразу перешла к делу:

— Сергей Павлович, у меня к вам вопрос.

— Слушаю.

— Скажите, пожалуйста, вам известен человек по имени Виктор Викторович Иванников?

— Нет, а что, должен бы? — вопросом на вопрос ответил мне Дрягель. Ни один мускул на его лице не дрогнул.

Я слегка растерялась, но потом все же продолжила:

— Я полагала, что да. Он работает сторожем во Дворце культуры, где все и произошло. Но сейчас этот человек исчез, возможно, куда-то уехал. Честно сказать, я подумала, что он является исполнителем убийства, а возможно, и единственным его разработчиком.

— Исполнителем — возможно, — согласился со мной Дрягель, — но вот насчет остального сильно сомневаюсь. Эта фамилия мне никогда не встречалась. Полагаю, что вам все же стоит поискать заказчика.

— Этим я как раз и занимаюсь, — заметила я. — Только вот, увы, ни Прокопчук, ни вы не вспомнили ни одного человека, который бы мог покушаться на жизнь Евдокии или Инны.

Сергей Павлович вопросительно посмотрел на жену, и та сразу произнесла:

— Я думала, как ты и просил. Но честно, просто ума не приложу, кому это нужно.

— Вот видите, мы не знаем, — развел руками мужчина.

— Очень жаль, — вздохнула я на это и, в общем-то, могла уже встать и начать прощаться, но пока не торопилась.

Я прекрасно понимала, что, возможно, мне и завтра придется беспокоить Дрягелей, стараясь выяснить у них хоть что-то. Так как, кроме как от них, в своем расследовании плясать дальше мне не от кого. Конечно, можно попытаться выяснить, у кого отсиживается Иванников, но я почему-то была уверена, что если он действительно виновен, то непременно постарается вообще покинуть город и более сюда не возвращаться.

— Что-то еще? — видя, что я задумалась, спросил у меня Сергей Павлович.

— Пожалуй, да, — кивнула я и повернулась к Евдокии. Мне в голову пришла одна мысль, которую я и решила проверить.

— Скажите, — попросила я Дрягель, — вы говорили кому-то о том, что будете представлять самое главное платье на показе?

— Говорила, а что? — с недоумением спросила женщина.

— Кому? — вместо ответа я опять задала вопрос.

— Ну, многим, — задумалась Евдокия, а потом стала перечислять: — Маме, подруге, девчонкам в фитнес-центре, может, еще кому-то. Только не понимаю, почему вы об этом спрашиваете?

— Пытаюсь понять, через кого информация о наряде могла просочиться к вашему врагу, который и подкупил сторожа.

— Ну уж нет! — сразу же завозмущалась Евдокия. — Никто из моих знакомых просто не мог этого сделать. Они не общаются с моими врагами.

— Вы так в этом уверены?

Евдокия собралась что-то ответить, но муж остановил ее, произнеся:

— Полностью с вами согласен. Пусть даже и не специально, но все же кто-то мог сболтнуть лишнее. — Затем Дрягель обратился к жене: — Расскажи, пожалуйста, подробно, кому и что ты говорила.

Женщина недовольно поерзала на стуле, но возразить супругу не посмела. Она тут же начала называть поименно всех тех, кому она хвалилась и перед кем распылялась, что будет королевой показа. Таковых оказалось больше десятка, из чего я сделала вывод, что женщина и в самом деле растрещала о своей удаче половине города. Попробуй тут найди того, кто воспользовался информацией.

Я записала данные на каждого и, пообещав заглянуть, как только что-то станет известно, покинула гостеприимных хозяев. Уселась в машину и принялась заниматься тем, чем, по мнению некоторых мужчин, женщине заниматься никак не свойственно. Я думала.

С кого же из этих людей следует начать? — размышляла я. — Любой из них мог рассказать о показе еще куче народу, и наверняка в этой самой куче нашлось место и для недруга семейки Дрягель. Осталось лишь его вычислить, вот это уже проблема из проблем. Не так-то просто добраться до виновного, как может показаться на первый взгляд.

Положив перед собой список, я стала прикидывать, через кого преступнику было проще всего подобраться к жертве. Вот что у меня получалось: о матери можно было забыть сразу, так как если она кому и говорила про успех дочери, то наверняка учитывала, с кем общаются данные люди. Не думаю, что она желала зла своей дочери. Впрочем, может, и желала, всякое бывает. Но желать смерти человека — это уже совсем другое.

Далее идет фитнес-центр. Это, по-моему, вообще дохлый номер. Здесь мне как детективу ловить нечего. Не думаю, что девицы что-то там не поделили. Фитнес-центр «Оранжевое лето» — довольно известное в Тарасове заведение, эспандеров на всех должно хватать. Если Дрягель и поссорилась с кем-нибудь, то из-за какой-нибудь мелочи, из-за которой не убивают. Тем более, как я поняла, Евдокия со всеми там находилась если не в дружеских, то в приятельских отношениях. И все-таки не стоит так сразу отметать фитнес-центр. Подруги бывают разные.

Над этим следует подумать основательно, ведь все зависит от того, какая это подруга. Может быть, она общается с Евдокией только потому, что завидует ей и желает урвать кусок побольше, мало ли таких прилипал, с успехом живущих за чужой счет. Ничуть даже не удивлюсь, если самая закадычная подруга окажется и самым злейшим врагом Евдокии.

Стало быть, подруга вполне может являться еще и заказчицей убийства, а значит, на нее нужно обратить наибольшее внимание. Тем более что любой враг, который мечтает о мести, как правило, старается сблизиться если не с самим недругом, то с его близкими, чтобы получить побольше полезной информации.

Получалось, что теперь мне нужно наведаться к подруге Евдокии, пообщаться с ней и попробовать выяснить, как она относится к Дрягель и не рассказывала ли о том показе кому-то еще. Вдруг что-то прояснится?

Но так как время было уже позднее, я решила заняться этим завтра с утра. Сейчас же пора возвращаться домой, нормально поесть, отдохнуть и, возможно, еще раз подумать.

Распланировав дальнейшие действия, завела машину и тронулась в путь. Но всю дорогу мысли о возможных вероятностях, как я называла про себя различные версии случившегося, не давали мне покоя: заново прокручивала в голове всех перечисленных Евдокией людей, пытаясь понять, от кого из них может исходить наибольшая опасность.

Если поразмыслить, выходило, что от всех. Распыляться мне не хотелось, и я отбросила все думы на потом. Завтра начну проверку с подруги, а затем… Ладно, не буду гадать, война план покажет.

Пока же скорее домой и в ванную.

Большего блаженства, за исключением кофе и сигарет, придумать просто невозможно!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Приняв вечером ванную, я почти сразу рухнула на постель и сама не заметила, как заснула. Утром меня разбудил звон будильника, огласившего приход нового дня и намекнувшего на то, что пора браться за работу. Сквозь задернутые шторы безжалостно просачивался яркий солнечный свет. Пора вставать. А делать это, как обычно, не хочется.

С трудом поднявшись с кровати, я сунула ноги в теплые тапочки и пошлепала в ванную. Покончив с гигиеническими процедурами, я взялась за макияж, решив нанести его по минимуму. Припудрила личико, подкрасила ресницы и губы. Волосы собрала в хвост.

Позавтракать я планировала основательно, так как не имела не малейшего представления о том, когда в следующий раз удастся поесть Конечно, бедный желудок уже давно привык к нерегулярному питанию. Достав из холодильника масло, ветчину и рулет с повидлом, я сделала несколько бутербродов и умяла их, а затем и рулет, запивая кофе. Теперь можно одеваться и приступать к работе.

Вернувшись в спальню, я извлекла из шкафа несколько вешалок с одеждой и принялась выбирать наиболее подходящий на сегодня наряд. День обещал быть сравнительно теплым. Выбрав из всего имеющегося то, что не требовало глажки, оделась.

На все это у меня ушло не более пяти минут. И теперь на мне красовалась светлая обтягивающая юбка, длинная блузка с запахом на уровне живота, расклешенными рукавами и V-образным вырезом, а также босоножки на танкетке.

Взяв со столика светлую вместительную сумочку, я набросила ее на плечо, вышла из квартиры и спустилась к «девяточке».

Вела машину я не увеличивая скорости, так как поездка по городу меня успокаивала и давала возможность спокойно поразмышлять. К тому же над дорогой сгущался туман, и спешка могла обернуться аварией. Впрочем, вскоре туман начал потихоньку рассеиваться, так что у меня появилась возможность ехать чуть быстрее. Но зато теперь увеличилось количество транспорта — все стремились на работу, а потому чуть ли не на всех центральных трассах начали появляться пробки. Чтобы не застрять в них, выбрала самый длинный, окружной путь.

Крутя руль, я размышляла над тем, о чем следует спрашивать подругу Евдокии — Любовь Сергеевну Фимушкину. За этими думами незаметно пролетела вся дорога. Я уже подъезжала на своей «девяточке» к нужному дому.

Дом скорее напоминал небольшой коттедж, но только на несколько хозяев. Он был выстроен из красного кирпича, покрыт черепицей и даже снабжен решетками на окнах. Возможно, кто-то когда-то строил его именно для себя, но передумав оставаться в данном районе или городе, решил продать. Выгоднее всего это получилось сделать по частям, разбив коттедж на квартиры.

Остановив машину на небольшом заасфальтированном и огороженном участке, где уже стояло несколько авто, я вновь посмотрела на дом. Прямо к нему от мини-стоянки была проложена широкая дорожка, вымощенная гладкими круглыми камнями. Их для большего эффекта вкопали в землю на разную глубину, так что создавалась иллюзия натурального ландшафта. По краям дорожку украшал ярко-зеленый газон.

При ближайшем рассмотрении дом оказался весьма оригинальным. Нестандартной формы — со множеством выпуклостей, пристроек и балконов. Входные двери хоть и металлические, но при этом расписаны под деревянные ворота. Над ними висел фонарь. Увидев только экстерьер дома, не приходилось сомневаться в том, что подруга Евдокии не менее обеспечена, чем она сама.

Подойдя к двери, я поискала глазами кнопку звонка, но не обнаружив ее, решила постучать костяшками пальцев по косяку. Ударив несколько раз, принялась ждать, когда мне откроют и поинтересуются причиной моего появления здесь в столь раннее время. Но ничего подобного не происходило. Я не могла поверить, что не застала хозяйку, тем более что время едва приближалось к восьми, а потому еще настойчивее повторила стук, решив, что жильцы даже еще не проснулись. На этот раз через секунду послышались какие-то шорохи, а затем чей-то громкий голосок прокричал:

— Иду, иду. Потерпите минутку.

Через несколько минут дверь передо мной распахнулась, и я увидела не просто проснувшуюся, но уже накрашенную и шикарно одетую женщину приблизительно тех же лет, что и Евдокия.

— Это вы — Любовь Фимушкина? — поинтересовалась я на всякий случай, а когда женщина кивнула, добавила: — Я от вашей подруги Евдокии Дрягель. Меня зовут Татьяна Иванова, я — частный детектив. Можно мне войти?

— Да, проходите, — все же не совсем проснувшись, как-то вяло ответила мне хозяйка.

Я проследовала за хозяйкой до гостиной, где мы обе разместились на кожаном диване. Комната, в которую я попала, была оформлена в нежно-розовом цвете, актуальном в этом сезоне. Кое-где располагались букеты ярко-красных и фиолетовых цветов с пышными зелеными листьями. Остальная же часть дома, как я могла заметить, проходя по коридору, пестрила яркими красками и умопомрачительным сочетанием самых немыслимых цветов. Это наводило на мысль, что либо здесь вовсю идет ремонт, либо женщина совершенно не знает, чего хочет.

— Надеюсь, я не очень сильно вас побеспокоила? — решая, с чего начать разговор, спросила я. — Мне показалось, что вы еще спите, вот я и стучала так сильно. К тому же у вас на двери нет звонка. Еще раз извините.

Говоря все это, я попутно рассматривала женщину. Почему-то мне показалось, что Любовь Сергеевна была полной противоположностью Евдокии. Я не сразу поняла, что их связывало. Даже на первый взгляд женщины казались совершенно разными — с противоположными вкусами и мировоззрением. Возможно, конечно, связующей нитью являлись положение и достаток, ведь обе женщины были из одного круга.

Что касается внешности, то Фимушкина оказалась женщиной довольно крупной, да к тому же еще и склонной к полноте, с длинными, почти до бедер, темно-русыми волосами.

Они-то и являлись той самой изюминкой, на которую западали мужчины. Красавицей же Любовь вряд ли можно было назвать. Фимушкина имела самое обычное, немногим отличающееся от тысячи других лицо. Конечно, оно было ухоженным, и все его изъяны, если таковые имелись, тщательно скрывала дорогая косметика, но все же яркости ее внешности это не прибавляло.

На Фимушкиной мерцал серый, отделанный золотыми нитями и позолоченными пуговками брючный костюм. На ногах, правда, оставались домашние тапочки — розовые, с мелкими красными бантиками, пришитыми по бокам, что указывало на то, что женщина пока не собиралась покидать свою квартиру.

— Вы сказали, что вы от моей подруги, — напомнила мне женщина, видя, что я слишком увлеклась изучением ее внешности. — И по какому же вопросу?

— По вопросу жизни и смерти, — загадочно ответила я.

— Не понимаю, — слегка приподняв вверх одну бровь, произнесла Фимушкина.

— Я сейчас все объясню, — пообещала я, готовясь к самому главному. Я набрала побольше воздуха в легкие и заговорила: — От Евдокии я узнала, что она поделилась с вами новостью о том, что станет демонстрировать главное платье на показе моделей Алены Мельник. Мне бы хотелось узнать побольше об этом.

— О чем? — не поняла меня Любовь. — О том, как и что она рассказывала? Да вы что, издеваетесь, что ли? — возмутилась женщина.

— С удовольствием бы поиздевалась, — парировала я, — но нет времени. Над вашей подругой нависла угроза быть убитой, и моя задача — уберечь ее от этого.

— Как — убитой? Кем? — взмахнула руками женщина, но получилось у нее это слегка наигранно.

— Еще не знаю, но очень хотела бы все выяснить. Для начала расскажите мне о том, что вам в тот день поведала Евдокия и говорили ли вы об этом с кем-то еще, — попросила я.

— Мы — подруги, — вместо конкретного ответа произнесла Фимушкина. — Вполне естественно, что она со мной всем делится. И про показ рассказывала, и про то, что во время него случилось. Я сама пойти тогда не смогла, мы с мужем к его родителям в Петропаловск на неделю уезжали, вернулись только вчера. Евдокия мне сразу позвонила и обо всем рассказала. Это ужасно, то, что там произошло.

— Ну, раз Евдокия вам уже звонила, могу предположить, что вам известно и о том, что на месте убитой должна была быть она сама, — не отрывая взгляда от лица женщины, заметила я.

— Нет, этого она мне не говорила, — явно врала мне прямо в глаза Фимушкина.

— Странно, — усмехнулась я. — А мне почему-то казалось, что вы лучшие подруги и во всем доверяете друг другу. Вы же сами только что об этом сказали.

— Да, сказала, но… — заволновалась Фимушкина. — Но по телефону ведь обо всем не поговоришь.

— Зачем вы пытаетесь сделать из меня идиотку? — напрямую спросила я. — Неужели вы думаете, что я в это поверю? Какие цели вы преследуете, обманывая меня?

— Да никаких целей у меня нет, вы что, — заволновалась женщина. — Я и в самом деле не помню. Может, она что-то и говорила, но я сейчас нахожусь под впечатлением от поездки к родственникам и просто никак не соберусь с мыслями.

— Вспомнить то, что говорила вам Евдокия, вы вполне можете, — едва не вспылила я. — Речь шла об убийстве, этого так просто не забудешь.

— Хорошо, я подумаю, — надулась Фимушкина. Затем она сделала вид, что действительно о чем-то думает, а через три минуты произнесла: — Евдокия мне просто похвалилась, что будет показывать главное платье. Она очень радовалась, что выбрали ее.

— Так значит, все же говорила, — обрадовалась признанию я. — Ну вот, а вы утверждали обратное. И как вы прореагировали на это сообщение?

— А как я должна была? — вопросом на вопрос ответила Фимушкина. — Конечно же, порадовалась за нее.

— Хорошо, тогда скажите, как давно вы знакомы с Евдокией и какие у вас с ней отношения? — решила немного иначе подойти к интересующим меня моментам я.

— А почему вас это интересует? — насторожилась женщина.

Я не стала скрывать своих истинных целей:

— Потому что у меня и у ее мужа возникло предположение, что кто-то из близких людей, знающих о том, что Евдокия станет демонстрировать главную модель, воспользовался этими сведениями и попытался ее убить.

— И вы решили, будто это сделала я? — охнула Фимушкина. Я не успела ответить — женщина дала выход своим эмоциям: — И это я получаю от лучшей подруги! Да как только она могла подумать о таком? Я ведь никогда ей ничего плохого не делала, всегда к ней хорошо относилась. Нет, просто не могу в это поверить!

— Не надо так волноваться, — спокойно заметила я, — я ведь, кажется, не говорила вам, что этого мнения придерживается и сама Евдокия. Возможно, вам все же удастся вспомнить что-то важное, что может иметь хотя бы косвенное отношение к случившемуся.

— Я сказала вам все, — отрезала Любовь. — Если этого недостаточно… Что ж, значит, ничем не могу помочь.

После этого женщина демонстративно встала, давая понять, что разговор на этом закончен.

— Мне пора в салон. Извините, но у меня просто нет времени на разговоры с вами. Приятно было познакомиться.

Мне тоже пришлось встать и направиться к двери. Было очевидно, что Фимушкина что-то скрывает. И я даже немного злилась на себя за то, что сразу сообщила ей о случившемся и тем самым спугнула. Могла ведь и осторожно выведать нужную информацию! Ну почему я сглупила и не сделала этого? Ладно, теперь уже поздно давать задний ход. Сама виновата.

Выйдя из дверей квартиры Фимушкиной, я на минуту задержалась на крыльце.

«А не заглянуть ли еще и к соседям Фимушкиной? Вдруг они знают Евдокию и даже могут поведать кое-что об отношениях между женщинами? По крайней мере, попытаться стоит», — подумала я.

Приняв такое решение, подошла к соседней двери и постучала, не сразу заметив, что она-то как раз оснащена звонком. Мне открыли, предварительно спросив, кто это. Я, как обычно, соврала, назвавшись работником милиции. Похоже, наших стражей порядка уважают — дверь мне открыли тут же. Женщина очень маленького роста, немного полноватая, но весьма миловидная, удивленно уставилась на меня.

У женщины, выглядевшей лет на тридцать, были очень густые каштановые волосы, собранные в хвост. Не совсем правильные черты лица в совокупности образовывали очень миловидное личико с обворожительной улыбкой и добрым взглядом. Обладательница такой улыбки по определению неспособна на злые поступки. Женщина не вызывала у меня никакой настороженности. Она напоминала кроткую овечку. Хотя, возможно, я и ошибалась.

Женщина была одета в строгий брючный костюм синего цвета, отделанный по краю рукавов и воротника машинной вышивкой в виде черных цветов. Наряд завершали черные туфли на очень высоком каблуке. Одним словом, женщина выглядела элегантно.

Попросив разрешения пройти в квартиру, я на всякий случай показала «корочки». Меня тут же препроводили на кухню. Причем, она была не безлюдной — на данный момент за столом сидел хозяин и медленно пережевывал приготовленные ему гренки. Заметив мое появление, мужчина обернулся и приветливо кивнул. Мне же хватило одного взгляда на него, чтобы понять, что передо мной человек, обремененный интеллектом. Не удивлюсь, если он окажется доктором филологических наук или каким-нибудь физиком.

— Знакомьтесь, это мой муж, Александр Витальевич, — познакомила нас женщина, имени которой я пока еще не знала. — А это, — соседка указала на меня, — из милиции.

— В нашем районе что-то случилось? — настороженно отреагировал Александр.

— Пока нет, и, чтобы этого не произошло, мне бы хотелось задать вам несколько вопросов о вашей соседке, Фимушкиной Любови, — пояснила я. — В частности, о ее отношениях с Евдокией Дрягель.

— А, ну так это совсем не по моей части, — отмахнулся мужчина. — Это к жене, я тут никого не знаю.

— Он у меня архитектор, — похвасталась женщина как бы кстати. — Целыми днями на работе пропадает, даже в выходные. Дома почти и не бывает… — Она обратилась к мужу: — Ты гренки-то с собой возьми, в обед перекусишь, а то в кафе выбраться времени, как обычно, не найдется.

— Ничего, обойдусь, — отказался Александр и спешно стал собираться на работу.

Я присела на один из стульев, не став дожидаться приглашения, а когда женщина вернулась, проводив мужа, мы продолжили разговор.

— Могу я узнать, как вас зовут?

— Да, конечно, — кивнула та. — Ирина Васильевна, фамилия — Гамма. А что это вас наша соседка вдруг заинтересовала?

Решив во второй раз не допускать ту же ошибку, я не стала выкладывать всю правду.

— Ваша соседка проходит по уголовному делу как свидетель, но почему-то постоянно недоговаривает. Вот я и решила пообщаться с вами, чтобы все прояснить.

Этот ответ, кажется, удовлетворил женщину. Она приготовилась слушать меня и отвечать на вопросы.

— Скажите, пожалуйста, Ирина, — быстро спросила я, — вы знаете подругу своей соседки, Дрягель Евдокию Владимировну?

— Ну, так, чтобы лично — нет, конечно, она ведь не моя, а ее подруга, — спокойно ответила женщина. — Но я не раз про нее слышала.

— От Фимушкиной? — переспросила я.

— Разумеется, — кивнула Ирина. — Мы иногда заходим в гости друг к другу, хоть и не подруги, но все же общаемся, — заметила она. — Когда она рассказывает о своем досуге, всегда упоминает Евдокию. Похоже, это ее лучшая подруга. Нередко Люба обсуждает ее.

— Обсуждает с завистью? — заинтересовалась я.

— Нет, конечно, с какой стати ей завидовать? Она и сама живет — не бедствует, — ответила Ирина, немного подумав. — Да и та, насколько я могу судить, не бог весть как богата. Полагаю, что достаток у них примерно одинаковый, может, потому и дружат.

— А где они познакомились, вы случайно не знаете? — полюбопытствовала я.

— Где? — Ирина снова напрягла память. — Если не ошибаюсь, то в салоне-парикмахерской или в каком-то клубе. Точно сказать не могу.

— То есть дружат не так долго?

— Кажется, да.

— Расскажите, пожалуйста, еще вот о чем: когда Фимушкина говорила о Евдокии, не заметили ли вы, что она ее… Как бы выразиться покорректнее… Недолюбливает, — нашла нужное слово я.

— Да нет, что вы, — замотала головой женщина. — Люба всегда о ней с восторгом отзывалась. Особенно когда той в чем-то везло. Вот, например, в последний раз она очень уж радовалась, что ее подругу на показ мод пригласили. Жалела, конечно, что не ее саму, но не обижалась.

— Относительно показа расскажите все поподробнее, — попросила я. — Что и как говорила ваша соседка?

— Ой, да что она могла говорить… Сначала просто обмолвилась, что скоро ее подругу покажут по телевизору, так как ей выпала честь представлять главную модель. Мы даже договорились, что вместе смотреть будем. Любаше очень уж хотелось потом платье такое же себе заказать, так живо и красочно его подруга описала. А я шью немного, — отвлеклась немного от темы женщина. — Муж-то работать не пускает, говорит, что сам обеспечить может. Ну не могу же я без дела сидеть, вот и нашла применение своим талантам.

— Так значит, Фимушкина попросила вас обратить особое внимание на то платье? — вернулась к главному я.

— Нет, сначала она мне его просто описала и поинтересовалась, не могу ли я такое же сшить ей к Новому году. А когда узнала, что по телевизору все покажут, попросила непременно посмотреть на это платье, тем более что самой ее не будет. Интересовалась моим советом, хотела узнать, стоит ли шить такое же.

— И что, вы выполнили ее просьбу? — прикинув, что в этом случае соседке хорошо должно быть известно о произошедшем во время показа, спросила я.

— Увы, нет, — расстроенно ответила та. — Я совсем про это забыла, а тут еще дети от бабушки вернулись, совсем меня закружили. Да к тому же Любаша мне и не напомнила об этом. Она вообще что-то давненько не захаживала, видно, дела.

"Так, значит, то платье Фимушкина описала соседке, мечтая заполучить себе такое же, но дешевле оригинала, — подумала я. — Если верить сказанному, получается, что о произошедших переменах она даже и не знала. Следовательно, информация была воспринята в первоначальном виде. Только вот воспринята кем: ею самой или же ее соседкой, которой она все растрещала? Предположим, что убить Евдокию решила именно Фимушкина, тогда она тем более должна была постоянно держаться при подруге и досконально выведывать у той о всех переменах. Но она вообще уехала. Нет, у нее просто не хватило бы времени, чтобы найти исполнителя, да еще и быть уверенной в том, что он все сделает именно так, как нужно. Выходит, она тут ни при чем. Тогда зачем ей что-то от меня скрывать? А я уверена, что она что-то скрывает. Возможно, боялась подозрений?

Не слишком подходит на роль подозреваемой и Ирина Гамма. Добрейшей души женщина, по-моему. И потом, к чему ей убивать Евдокию? Похоже, я готова подозревать каждого, кто встретится мне на пути".

Понимая, что неверная информация, скорее всего, передавалась именно по этому каналу, я решила поинтересоваться у Ирины еще и о том, не рассказывала ли, в свою очередь, и она кому-нибудь про этот показ.

Ответ оказался самым что ни на есть безнадежным:

— А к чему мне кому-то об этом рассказывать? Я никого из участниц даже не знаю. Нет, они — женщины, конечно, известные, но лично-то с ними не знакома. Я сама простая, сельская. Просто удачно вышла замуж, а ко всем этим показушным вечеринкам до сих пор привыкнуть не могу.

На этом я решила закончить наш разговор, поняв, что Ирина действительно ничего не знает. Женщина проводила меня, попрощалась и захлопнула за моей спиной дверь, оставив меня наедине со своими размышлениями.

Я забралась в салон и закурила.

"Итак, Фимушкина действительно с кем-то поделилась известной ей информацией перед тем, как уехать. Причем могу предположить, что сделала это специально, тем самым подтолкнув того человека к решительным действиям. Возможно, подруга Евдокии преследовала свои собственные цели, на что-то рассчитывала, а то и просто делала свое грязное дело руками других людей. Этим-то и объясняется ее неоднозначное поведение. Если все действительно так, как я думаю, нужно попробовать проследить за ней и попытаться выяснить, с кем же таким подозрительным она общается, о ком не желает говорить".

Вспомнив, что Фимушкина не знает, что я приехала к ней на машине и уж тем более, на какой именно, я решила остаться в "девятке" и проследить, куда женщина вскоре направится. Поудобнее расположившись на сиденье, я откинула голову назад. Потянулись длинные минуты ожидания, а ждать я никогда не любила. Еще бы — теряешь столько времени. Но ничего другого пока предпринимать не следовало.

Несмотря на то, что Фимушкина выставила меня из дома, утверждая, что торопится, ее не было видно еще минут двадцать. Да и во время моей беседы с соседкой Люба также не выходила — из окон кухни Ирины, в которой мы сидели, прекрасно просматривалась входная дверь квартиры Фимушкиной. Если женщина вышла, я заметила бы.

Вскоре Фимушкина действительно появилась. Выйдя из дома как ни в чем не бывало, она заперла дверь, сунула ключи в сумку и бодрым шагом направилась в мою сторону. Я сразу поняла, что одна из двух машин, стоящих по соседству, принадлежит именно ей. Я мгновенно сползла вниз, надеясь только на то, что подруга Евдокии не заметит меня в салоне машины, и замерла. Вскоре сбоку послышался шум двигателя, следовательно, Фимушкина завела машину. Через минуту она уехала.

Я быстро вернулась в исходное положение, завела машину, вывела ее на дорогу и помчалась догонять бежевую "Ауди" Фимушкиной. Настичь ее удалось почти сразу, но близко подъезжать я не стала, предпочитая держаться за следующей позади нее "Нивой".

В таком положении мы двигались по трассе в течение нескольких минут. Потом я заметила, что машина Фимушкиной свернула к развлекательному центру "Кристалл". В ночное время там всегда очень шумно, и полно молодежи.

Но сейчас утро. Я вспомнила, что на первом этаже этого здания располагается косметический салон со слащавым названием "Дурманящий цветок". Насколько я знала, его посещали особенно состоятельные женщины. В "Цветке" они находили все, что только требовалось их душе и телу: солярий, косметологический и массажный кабинеты, парикмахерская, тренажерный зал…

Я притормозила чуть дальше стоянки, куда загоняла свое авто Фимушкина. Вскоре Люба заглушила мотор, выбралась из машины и скрылась за дверьми салона. Я призадумалась: стоит ли идти за ней или же оставаться пока в машине, вдруг Фимушкина будет отсутствовать не так долго? В конце концов я решила остаться на своем месте и не рисковать, тем более, что удобнее всего о Фимушкиной и ее знакомых мне будет поговорить в отсутствие ее самой.

Дождавшись, когда женщина выйдет из салона — как ни странно, это случилось весьма скоро, — я посидела в машине еще минут десять, давая Фимушкиной время уехать, а затем сама отправилась в "Дурманящий цветок". Поднявшись по ступеням, прошла за стеклянную дверь и оказалась в большом помещении с несколькими кожаными диванами у стен и секретарско-кассирским столиком у второй двери. Здесь взимали плату за услуги, предоставляли их перечень. Здесь же можно было отдохнуть перед телевизором и выпить чашку кофе в мини-кафетерии, размещенном в дальнем углу той же комнаты.

Две молоденькие девицы в одинаковых костюмах, сидящие за столом, в данный момент изнывали от безделья, болтая о чем-то несущественном. Увидев меня, они сразу притихли, а через пару секунд едва ли не хором сказали:

— Добрый день. Вы у нас впервые?

Я мило улыбнулась и, кивнув, ответила:

— Да, впервые. Но я не ваш клиент.

— А, так вы из какой-нибудь налоговой, — моментально сделали вывод девочки. — Хотите проверить документы или пообщаться с начальством?

— Совсем нет. Меня больше интересуют ваши посетители, — раскрывая свое удостоверение, пояснила я. — Не могли бы вы уделить мне несколько минут?

Девушки вопросительно переглянулись, но возражать не стали и приготовились меня слушать. Я позволила себе сесть на стоящий неподалеку свободный стул.

— Как давно ваше заведение посещает Любовь Сергеевна Фимушкина?

— Ой, да год уж точно есть, — ответила та из девушек, что сразу показалась мне более живой. У нее были длинные темные волосы, собранные у висков и заколотые на макушке, слегка остренький носик и женственные губки. Женщин и девушек именно такого типа обычно и предпочитает начальство в должности секретарш, считая их лицом своей компании. И, надо сказать, это лицо мне пока нравилось. Что будет дальше — зависит от разговорчивости девицы. — Любовь Сергеевна в основном солярий посещает, — продолжила девушка, — а сегодня вот в парикмахерскую забегала. Кстати, ушла она буквально только что, минут за десять до вас.

— У нее здесь есть друзья или подруги, с которыми она чаще всего общается? — последовал новый вопрос.

Девица молча кивнула, а затем произнесла:

— Три. Ольга Вишневицкая, Евдокия Дрягель и Антонина Сухова.

— Кому из них Фимушкина доверяет больше? — подумав, что работнице салона это может быть известно, поинтересовалась я.

Девушка подумала, затем посмотрела на свою соседку и, обращаясь ко мне, заметила:

— Это Лена лучше знает, она здесь дольше работает.

Я посмотрела на Лену, но та никак не отреагировала. Пришлось повторить вопрос. Менее разговорчивая девица боязливо огляделась по сторонам, словно убеждаясь, что никто не узнает, что она сплетничает о своих клиентках. Так как, на мое счастье, из посторонних, кроме одной женщины, погрузившейся в изучение "Космополитена", никого поблизости не было, Лена все же решилась сказать:

— С Дрягель, конечно, они с ней даже приходят вместе. С Вишневицкой как-то от случая к случаю общается, а с Суховой и того реже.

— С чем это связано?

— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Не спрашивала.

Может, действительно глупый вопрос. Ну, уделяет Фимушкина больше внимания Дрягель, так что в этом такого? Я тоже со своими подругами общаюсь с разной периодичностью.

— Если честно, то всему виной Дрягель, — внезапно включилась в разговор первая девушка. — Она терпеть не может половину наших посетительниц. Высокомерная слишком, — девушка брезгливо наморщила носик, а потом добавила: — Ее и саму мало кто переваривает.

"А вот это уже лишнее, — подумала я. — Так ты, милочка, еще долго в секретаршах сидеть будешь — слишком любишь посплетничать. Впрочем, мне это только на руку".

— А есть среди посетительниц такие, которых Евдокия совершенно не выносит? — решила спросить я.

— Есть, — вздохнув, изрекла все та же девица. — Драгун Ольга Семеновна, жена следователя Волжского района. Они друг на друга такие взгляды порой бросают! Если пересекаются случайно, того и гляди сцепятся.

— Интересно, из-за чего бы им так ненавидеть друг друга? — задумчиво протянула я, как бы просто рассуждая вслух, но на самом деле надеясь на то, что глупые молоденькие девицы клюнут и разовьют эту тему дальше. Так оно и получилось. Почти сразу после этого я услышала:

— Ой, да там у них что-то семейное: кажется, одна у другой мужа увела. Я так, мельком слышала сплетни, специально в эти дела не вникала.

"Хм, вот об этом-то мне как раз ничего и не известно, — заметила я про себя. — А тут вдруг выясняется, что у Дрягель имеются враги. Странно, что Евдокия о них не упомянула сразу. Забыла? Вряд ли. Скорее уж, отнесла все к разряду "дел давно минувших дней" и не придала этому значения".

— Скажите, а Драгун сегодня здесь? — поинтересовалась я сразу, решив пообщаться с самой женщиной и у нее выяснить подробности ссоры с Евдокией.

Обе девушки отрицательно замотали головой, а потом одна сказала:

— Она редко сюда приходит, в основном по вторникам.

Немного расстроившись из-за этого сообщения, тем более что до вторника еще ой как далеко, я все же рискнула поинтересоваться, не записан ли где адресок женщины. Мне повезло: адрес Драгун у сотрудников действительно нашелся. Оказалось, что в таких заведениях все имели свои пропуска, а придя в первый раз, заполняли анкету, куда вносили все данные.

Поблагодарив девушек за помощь, я попрощалась с ними и поспешила к машине. Мне не терпелось поскорее добраться до дома Драгун и выяснить у нее, из-за чего же они с Евдокией не ладят. Если дело действительно касается какой-то общей подруги, то, скорее всего, та и является заказчицей убийства. Случайно, через третье лицо, она узнала о предстоящем показе.

Несколько минут спустя я уже развернула машину в сторону трассы по направлению к дому Драгун, проживающей где-то в районе Соколовой горы. Как выяснилось примерно через полчаса, нужный дом представлял собой вполне приличную девятиэтажку, в которой и проживала ненавистная Евдокии особа.

Я уверенно прошла в подъезд и, поднявшись на пятый этаж, позвонила в квартиру номер тридцать два. Сначала внутри кто-то зашевелился, после этого дверь нешироко распахнулась, и из нее показалась пожилая женщина. Причем выглядела не особенно бодро: видимо, только что проснулась и не успела облагородить лицо косметикой. Как-то странно посмотрев на меня, она не совсем дружелюбно спросила:

— Вам кого?

— Я к Ольге Семеновне Драгун. Она дома?

— Дома, — все так же недружелюбно откликнулась женщина и сняла цепочку с гвоздика, раскрыв дверь настежь. — Проходите.

Я вошла в квартиру и стала разуваться. В это время из комнаты донесся какой-то шум, затем раздался женский голос, спросивший:

— Мама, кто там?

— К тебе, — недовольно буркнула мамаша и вяло поплелась в сторону кухни.

Зато из комнаты высунулась женская голова в крупных очках, которые делали ее похожей на стрекозу. Удивленно посмотрев на меня, "стрекоза" приветливо кивнула.

— Здравствуйте, это вы — Ольга? — спросила я.

Немного удивившись тому, что к ней обращается какая-то совершенно незнакомая женщина, Ольга как-то боязливо кивнула и только потом пригласила меня войти. Уже в комнате я поведала ей о причине своего прихода и сообщила, чем вообще занимаюсь. Выслушав меня, женщина заметно расслабилась и чересчур охотно разговорилась. Я даже и не ожидала, что она окажется такой болтливой, и все же обрадовалась.

— Ах вон оно что, а я сразу и не поняла, кто вы и зачем пришли. Значит, вы детектив, — полуутверждающе произнесла она. — Расследуете то громкое дело с отравлением. Какой скандал, как вспомню… — женщина закатила глаза к потолку и устало вздохнула. — Никогда не думала, что подобное может произойти в нашем городе. Ужас! Значит, проверяете всех знакомых убитой? Не понимаю, как я-то попала в ваш список? Я даже и не присутствовала на том показе, хотя по телевизору за всем с интересом наблюдала.

Подождав, пока женщина выскажет все, что хотела, я улучила момент и спросила:

— Вы знаете Фимушкину Любовь Сергеевну?

— Да, знаю, — даже опешила от неожиданности женщина и тут же переспросила: — А при чем тут она?

— При том, что убили вовсе не ту девушку, которую должны были убить, — стала разъяснять я. — На самом деле убийца метил в Евдокию Дрягель. А потому именно ее связи я сейчас и проверяю.

— Но кто же вам сказал обо мне? — снова удивилась Ольга.

— О вас, точнее, о том, что вы не ладите с Евдокией, я узнала в салоне, который и вы, и она, и Фимушкина посещаете. Там же мне дали и ваш адрес. Меня интересует причина ваших натянутых отношений. Если не секрет, расскажите, чем вы так не угодили Евдокии?

— Так вот вы о чем, — поняла все женщина. — Да только дело совсем не во мне, а в моей подруге. Я потому и не нравлюсь Евдокии, что общаюсь с бывшей женой ее мужа, которого она увела. Представляете, какая стерва, мало того что отбила мужа, который обеспечивал мою подругу, так еще и дочь ее забрала.

— Как — забрала? — опешила я.

— Так. Уговорила каким-то образом мужа отсудить у бывшей жены девочку и забрать ее к ним, а тот и рад стараться. Естественно, Сергей адвокат, да еще один из лучших. Дело выиграли они. Вы даже не представляете, в какой депрессии находилась тогда Вероника. Потерять все, лишиться любимой дочери…

"Так вот почему Евдокия так холодна с девочкой, — только сейчас поняла я. — Это даже и не ее ребенок. Она просто патологически не переносит детей, любит только себя. И не способна любить никого другого! Но зачем ей тогда вообще понадобился чужой малыш?"

Поняв, что сама я ответа на этот вопрос не найду, я обратилась к Драгун:

— Не понимаю, зачем ей понадобилась чужая дочь, Евдокия же терпеть не может детей.

— Это вы верно заметили, — согласилась со мной Ольга, затем язвительно усмехнулась и продолжила: — Только она не дура. Поняла, что Сергей дочь не бросит, а значит, станет ей помогать, встречаться с бывшей женой. Для Евдокии это могло быть чревато нежелательными последствиями. Вот она и стала убеждать его, что с ними девочке будет лучше и что обязательно нужно ее забрать к себе. А тот и рад, что жена не против ребенка. Эта… змея, — не сразу нашла, как назвать Евдокию Драгун, Ольга, — одним махом сразу несколько проблем решила. Во-первых, окончательно отбила мужа от бывшей семьи, во-вторых, избавила себя от необходимости рожать. Она ж до смерти боится испортить фигуру и ни за что на такой шаг не решится.

"Странно, что Евдокия не сообщила мне об этом во время нашей встречи, — мелькнула в голове мысль. — А ведь на ее месте стоило подумать, что покушение на нее организовала бывшая, да к тому же не на шутку озлобленная жена ее нынешнего супруга. Гм, действительно странно, что Евдокия ее ни в чем не заподозрила".

— А как зовут вашу подругу? — поинтересовалась я.

— Вероника. Бокова Вероника Афанасьевна.

— Вы рассказывали Веронике о том, что узнали в салоне? Говорили о показе?

— Сказала, — вздохнула Ольга. — Сразу-то не подумала, вот и ляпнула, что эта выдра лучшее платье показывать будет.

— И как ваша подруга прореагировала? — я с нетерпением ждала ответа.

— Да никак. Ей просто неприятно было это слышать.

— А она не расспрашивала у вас в подробностях о платье и о том, где будет проходить показ? — спросила я вновь и тут же подумала, что делать это Веронике было вовсе и не обязательно, учитывая то, что вычислить главное платье не составляет труда. Как, впрочем, и узнать о том, где состоится показ.

Между тем Ольга ответила:

— Нет, Вероника совсем ничего не спрашивала. Сразу перевела разговор на другую тему, а к этой мы больше не возвращались.

Я снова задумалась. Мне казалось, что в случившемся непременно замешана Фимушкина, оттого она и ведет себя так натянуто и скрытно.

— Скажите, Ольга, — решила выяснить еще кое-что я, — а вы знали, что в последний момент участниц поменяют местами и главную модель будет демонстрировать Прокопчук, когда рассказывали об этом Боковой?

— Что вы, откуда? — пожала плечами женщина. — Я об этом сама случайно узнала — из чистого любопытства следила за событиями по телевидению. Я и не знала, что тот наряд достанется другой участнице.

— Вы сказали, что про участие в показе Евдокии узнали чисто случайно, — прицепилась к словам я. — Можете рассказать, как?

— Конечно. Я услышала про это в том салоне, где вам дали мой адрес. Фимушкина так подробно описывала само платье и расхваливала подругу, что только глухой бы не услышал.

"Странно, что хвалилась подобными вещами Фимушкина, а не сама героиня, — мелькнула у меня мысль. — Очень странно".

И, чтобы все выяснить, я опять спросила:

— А Евдокия разве про это не рассказывала?

— Может, и рассказывала, но она с пролетариями, как она отзывается о тех, кто родился не в обеспеченной семье, не общается. Да если что-то и рассказывает, то лишь своему приближенному, элитному кругу, полушепотом. А в тот день Евдокии в зале не было.

— А зачем тогда Фимушкина распылялась на весь зал? — совершенно не понимала смысла поступков женщины я.

— Не знаю, — пожала плечами Драгун. — Наверное, похвалиться хотела перед всеми.

— Но с чего бы вдруг ей это делать? Кому нужно, и без того знали, — насторожил меня этот момент.

— Ой, даже не знаю, — видимо, тоже посчитав это немного странным, вздохнула женщина, затем немного помолчала и повторила: — Евдокия и впрямь обычно только со своим кругом любимых подружек новостями делится. Редко когда на весь зал что сообщает, да и Фимушкина… — Какая-то нехорошая мысль, пришедшая в голову Ольге, заставила ее всю сжаться и побледнеть.

— Что с вами? — заметив это, быстро спросила я. — Вам плохо? О чем вы подумали?

— Не подумала — поняла, — едва выговорила та в ответ.

— Что поняли?

— Что Фимушкина намеренно, для меня кричала на весь зал об успехе Евдокии и во всей красе расписывала ее платье. Она знала, что я непременно сболтну об этом Веронике…

— … И та воспользуется этой информацией, чтобы отомстить Дрягель, — закончила я за Ольгу.

Ольга едва заметно кивнула и прикрыла рот ладонью. Ее страшила мысль о том, что то самое отравление, за которым она наблюдала по телевизору, может быть делом рук ее подруги. И она, как преданная подруга, сразу же попыталась меня разубедить в этом:

— Нет, это не она. Вероника просто не посмела бы такого сделать.

— Почему не посмела бы? — невозмутимо спросила я. — Вы же сами сказали, что она лишилась всего имено из-за Евдокии. По-моему, мотив для убийства у нее более чем веский — вернуть дочь и воздать по заслугам. Полагаю к тому же, что о замене участниц в последний момент вы-то как раз и не знали.

— Не знала, — вздохнула Ольга.

— Ну вот. Сразу становится понятно, почему произошла такая ошибка.

— И все же она не могла, — настойчиво повторила женщина.

— Не стану спорить, но давайте подумаем вместе, — предложила я ей в ответ. — Скажите, вы описывали подруге то платье, что должна была демонстрировать Евдокия?

— В общем-то да, но не то чтобы детально. Я же его сама не видела, просто пересказала со слов Фимушкиной, — осторожно сообщила Драгун.

— А когда вы все это рассказывали, как реагировала Вероника? Она интересовалась подробностями, что-то выясняла?

— Нет. Просто слушала, погрузившись в себя. Я знаю, ей было неприятно, поэтому просто сообщила, что Евдокия будет демонстрировать коронную модель, выполненную из перьев. Да, именно так и сказала. Ну а чтобы подбодрить подругу, сказала, что Дрягель наверняка будет смотреться в том платье, как глупый пингвин, каковым, в общем-то, и является. Больше мы к этой теме не возвращались.

"И все же этого было вполне достаточно для того, чтобы подготовить отравление, — решила я про себя. — Главное платье — оно и есть главное, его всегда размещают отдельно. Да и вычислить его, даже не видя, проще простого. О том, где станет проходить показ, тоже узнать несложно. Единственное, что составляло проблему, — раздобыть яд и найти исполнителя. Конечно, с ним еще требовалось расплатиться, но я почему-то уверена, что уж на это-то Вероника деньги нашла. Для нее убийство Евдокии должно быть едва ли не смыслом жизни".

— Что вы теперь намерены делать? Вы ведь думаете, что виновата во всем Вероника? — забеспокоилась Ольга.

— Многое еще требуется проверить, — уклончиво ответила я.

— И как вы станете это делать? — вновь спросила женщина.

— Пока еще не знаю, но у меня к вам будет одна просьба…

— Не говорить Боковой ничего, — сама догадалась Ольга.

Я кивнула и на всякий случай добавила:

— Вы же понимаете, что это необходимо для расследования. К тому же, если ваша подруга действительно окажется причастна к трагедии, она должна будет понести наказание. И вам этому лучше не препятствовать.

— Да я все понимаю, — вздохнула женщина.

— Подождите расстраиваться, возможно, мы с вами просто ошиблись, — попыталась я успокоить Драгун.

Затем я узнала у нее адрес подруги, поблагодарила за беседу и помощь, попрощалась и вышла.

Оказавшись в салоне своей машины, я достала пачку с сигаретами и закурила. Необходимо было определиться с дальнейшим ходом расследования. Увы, мысли почему-то путались, а интуиция как-то нерешительно намекала на то, что так просто и очевидно все быть совсем не может. Я попыталась понять, с чем же связаны эти мысли, заново все прокрутив в голове.

Драгун говорит, что Фимушкина намеренно кричала на весь тренажерный зал о том, что Евдокия станет демонстрировать на показе главное платье, и подробно описывала его. Следовательно, Люба надеялась, а может, даже была уверена в том, что эта весть дойдет до Боковой, и та предпримет попытку отомстить разлучнице. "Но ведь Фимушкина не могла быть в этом совершенно уверенной, — рассуждала я. — Она не знала, какие мысли посетят Бокову после услышанного. К тому же, если бы Вероника действительно хотела отомстить Евдокии, совсем необязательно было ждать, когда ту пригласят на показ и поручат демонстрировать лучшую модель. Вероника прекрасно знала и адрес соперницы, и где она довольно часто бывает. Могла бы найти и менее трудный и дорогостоящий способ убийства. Зачем создавать столько сложностей? Нет, что-то тут явно не так".

Попробуем подойти к этому делу немного с другой стороны. Допустим, что Фимушкина действительно намеренно кричала о показе и об участии в нем Евдокии. Но для чего она это делала? Чтобы отвести от себя малейшее подозрение. Тогда почему же она так ненатурально вела себя во время нашего разговора? Этим она только еще больше натолкнула меня на мысль, что причастна к данному убийству. Что же она скрывает?

Не находя ответа на этот вопрос, я решила пока просто подумать, как быть с Боковой: стоит ли ее проверять. И если стоит, то каким образом? Можно попробовать с ней открыто поговорить, но я сомневалась, что Вероника мне что-то скажет. Следить также не имеет смысла. Все уже давно позади, она наверняка расплатилась с исполнителем, если, конечно, сама является заказчицей, и теперь просто тихо отсиживается. Можно, конечно, пообщаться с соседями и узнать у них, с кем в последнее время контактировала Вероника, кто к ней приходил или куда отлучалась она сама. Возможно, они что-то знают. Не помешает проверить и ее круг общения: вдруг среди ее знакомых есть те, кто имеет доступ к ядовитым препаратам.

Выбросив окурок, я завела машину и тронулась в путь. Сначала выехала на улицу Столичную, затем повернула на Ракова, с нее на Турбскую. До Вишневой, где и следовало искать квартиру Боковой, я умудрилась добраться, не попав в пробку. Оказавшись на месте, я припарковала машину, а сама направилась к соседнему с домом Боковой строению.

Как выяснилось, бывшая жена Дрягеля обитала в пятиэтажке, сиротливо стоящей в одном из центральных районов города. Насколько мне было известно, квартира принадлежала матери Боковой, с которой теперь Вероника и жила.

Подойдя к подъезду, я поднялась на его пыльное крыльцо, распахнула деревянные двери, почему-то не снабженные даже кодовым замком, затем прошествовала на лестничную клетку, где обычно расположены почтовые ящики, чтобы по ним определить, где находится нужная мне квартира. Увы, ящики хоть и висели на своем месте, но числа на них совсем истерлись, да и на самих дверях квартир чисел видно не было вовсе. Решив действовать наугад, я просто пересчитала все квартиры и остановилась возле той, где, по моему мнению, должна жить Бокова.

Звонок отсутствовал? и мне пришлось стучать. И стучать не тихо, а изо всей мочи, потому что дверь оказалась не металлической, как у большинства, а деревянной. Да еще и обитой изнутри каким-то утеплителем, так как мои удары терялись где-то в толще, не доходя да слуха жильцов.

Когда же после серии неудачных попыток дверь передо мной наконец резко распахнулась, я даже немного испугалась, так как вначале ожидала услышать вопрос типа: "Кто там?" или "Что нужно?" Впрочем, уже в следующую минуту так и произошло. Рослый парень окинул меня оценивающим взором и грубо спросил:

— Че хочешь?

"Миленькая встреча, — усмехнулась я мысленно. — Вот как, значит, тут встречают гостей".

— Это квартира Крюковых? — решив пропустить вопрос парня мимо ушей, произнесла первое, что пришло на ум, я.

Молодой человек лет тридцати нерешительно помялся на пороге, посмотрел так, что я едва не провалилась под пол, а потом вяло протянул:

— Нет, Боковых, а че?

— Тогда я не к вам, — скороговоркой ответила я, извинилась и поспешила прочь, не желая фиксироваться в памяти этого милого мальчика, непонятно кем приходящегося Боковой.

Теперь я позвонила уже в соседнюю дверь и попала туда, куда собиралась, то есть к соседям. Дверь мне открыла грустная женщина с легкой синевой под глазами. Стройная, в широких синих джинсах и водолазке "под горло" с весьма смазливым личиком и длинными белыми волосами, собранными в хвост. Большие глаза обрамлены густыми ресницами. Губы недовольно поджаты, но на самом деле очень пухленькие.

Девушка вопросительно смотрела на меня, ожидая, что я как-то объясню причину моего визита.

— Я могу войти? — поинтересовалась я, продемонстрировав свое удостоверение. — Мне необходимо задать вам несколько вопросов.

— Проходите, — все еще не сводя с меня прямого взгляда, отозвалась девушка и отошла от двери, пропуская меня внутрь.

Я прошла в квартиру и едва не присвистнула: в ней был сделан самый настоящий евроремонт. И это в какой-то дряхлой пятиэтажке, пусть и недалеко от центра города! Следуя веяниям моды, пол был устлан ковролином, причем натуральным, на окнах — жалюзи. В стену встроен аквариум, кажущийся ожившей картиной, а по бокам его расставлены большие, похожие на пальмы растения.

Мебель соответствовала этому уровню. Одним словом, настоящее логово "нового русского".

— А у вас мило, — не смогла удержаться я от комплимента.

— Может быть, — равнодушно ответила хозяйка. Потом предложила мне присесть и, разместившись напротив, сразу же спросила: — Что именно вы хотите узнать?

— Меня интересует ваша соседка, Бокова Вероника Афанасьевна, — ответила я. — Вы с ней знакомы?

На лице женщины появилась улыбка:

— Ну, в общем-то, это я и есть.

— Как — вы? — ужасно удивилась и одновременно почувствовала себя нелепо я. — Но в соседней квартире мне сказали…

— Вам правильно сказали, там тоже живут Боковы. Это мамин брат, он снимает ту квартиру. — Женщина снова заулыбалась, видя мое смятение. — А вы, значит, со мной лично пообщаться не хотите, — продолжила она спустя несколько секунд. — Могу я узнать, почему?

Я заметалась, пытаясь сообразить, как лучше повести себя в неожиданной ситуации. Но так как мой ум напрочь отказывался давать советы, я вынуждена была признаться:

— Я хотела выяснить у ваших соседей, каков ваш круг общения.

— Зачем?

— Вы наверняка слышали о том, что произошло несколько дней во Дворце культуры, — начала издалека я.

— Допустим, слышала, но какое я к этому имею отношение?

— Мне удалось выяснить, что последнюю модель первоначально должна была представлять Евдокия Дрягель, новая жена Сергея. Возникла версия, что убить пытались именно ее. Но преступник не знал о грядущих переменах, поэтому произошла роковая ошибка и погибла совершенно посторонняя женщина.

— И вы, конечно же, подумали, что это убийство — моих рук дело? — сразу решила расставить все точки над "i" женщина.

— А разве нет? — дерзко глядя ей в глаза, переспросила я. Иного выхода у меня сейчас не было, коль так оплошала, а увиливать я смысла не видела. Пусть мне ничего не скажут, но хотя бы по выражению лица смогу понять, лжет ли мне Вероника.

— Нет. У меня, конечно, масса причин ненавидеть эту особу, но убивать ее я не собираюсь.

— Это только слова.

— Слова, — кивнула женщина согласно, — только и у вас, насколько я посмотрю, доказательств тоже ноль. Иначе бы вы не стали таскаться по соседям и расспрашивать обо мне. Или я не права?

— Правы. Только…

— Только вы все равно подозреваете меня, так как у меня есть мотив для убийства. Знаю, знаю, — насмешливо повторила Вероника. — Не думайте, что я такая уж несведущая в подобных вопросах. Если вы забыли, напомню, что мой бывший муж — адвокат, и секретов от меня у него не было. Ну так что вы можете мне предъявить?

— Я не собираюсь вам пока ничего предъявлять, — заметила я на это. — Только хочу выяснить правду.

— Вот и выясняйте, но подальше от меня. Мне и без вас проблем хватает, — вспылила женщина. Впрочем, потом она глубоко вздохнула, собралась и спокойно извинилась за свое поведение: — Не обращайте внимания, пожалуйста, я сейчас немного на взводе.

— Из-за дочери?

— Не только. С ней-то как раз все в порядке, мы с ней видимся. Знаю, что с отцом ей хорошо. Правда, мымра та рядом. Ну да ничего, не вечно это будет продолжаться! А Ксюше действительно лучше с отцом, потому что я не смогу ей дать все, что ей нужно.

— В таком случае, какие же у вас проблемы? — нагло спросила я, совсем забыв про то, что влезать в личную жизнь не очень-то вежливо. "Для меня-то это не впервой, работа такая", — успокоила я себя.

— У меня проблемы со здоровьем, — со вздохом призналась Вероника. — Требуется дорогостоящая операция, а я никак не могу собрать нужную сумму.

— А почему вы не попросите в долг у бывшего супруга? — удивилась я.

Вероника поморщилась и, отведя взгляд в сторону, произнесла:

— Потому что мы с ним в ссоре после суда. Я тогда еще не знала, что у меня рак. Да и сейчас не хочу, чтобы кто-то знал. Вам говорю только потому, что понимаю, что вы ведь все равно меня проверять будете. А мне не хочется, чтобы на меня зря тратили время. Теперь вам понятно, почему я не стараюсь вернуть дочь. Мне без нее плохо, тоскливо, но ей лучше уже сейчас привыкнуть к тому, что мамы рядом не будет.

Последние слова Вероника едва выговорила, сдерживая наворачивающиеся на глаза слезы. Но поняв, что с этим ей не справиться, женщина торопливо отвернулась и спрятала лицо в ладонях. Теперь мне стало еще более неловко, чем когда узнала, что попала не туда. Но нет худа без добра: я уже знала, что Бокова смертельно больна и, значит, ей и в самом деле ни к чему разбивать новую семью своего бывшего мужа и тем более стараться вернуть ребенка. Все это, разумеется, требовало проверки, но за ней, я знала, дело не станет.

Я извинилась за причиненное неудобство и попросила Веронику не принимать близко к сердцу наш разговор. Я собралась уходить.

Вероника не настаивала на том, чтобы я задержалась. Напротив, как мне показалось, даже обрадовалась тому, что ее наконец оставили в покое. Покинув ее квартиру, я остановилась на лестничной площадке и грустно вздохнула: очередной подозреваемый отпадал. Оставалась Фимушкина, поведение которой все больше настораживало меня, тем более что я даже не могла его ничем объяснить.

Вернувшись в машину, я первым делом вспомнила свой разговор с Фимушкиной и определила, какой момент в ее поведении меня настораживает.

Она с самого начала попыталась запутать меня и сделать вид, будто не знает о том, что Евдокия станет демонстрировать главную модель. А потом, поняв, что мне уже известна правда, отказалась от своих слов и прикинулась забывчивой. Зачем бы так поступать человеку, не имеющему никаких корыстных целей?

Порядком призадумавшись над тем, какие цели преследовала Фимушкина, утаивая от меня правду и вещая на весь спортзал о том, какое платье будет демонстрировать на показе Евдокия, я очень скоро пришла к выводу, что Фимушкина не так хорошо относилась к Дрягель, как старалась показать. Она явно недолюбливала, если не сказать — ненавидела женщину. По какой причине, для меня пока неясно. Не зацикливаясь на мотивах Фимушкиной, я первым делом решила проверить ее связь с пропавшим сторожем. Иванников пока оставался в моем сознании исполнителем убийства, хотя доказать это я еще не могла. Понадеявшись на то, что если все подтвердится, то у меня появится возможность прижать Фимушкину, я приготовилась приступить к работе.

* * *

Не придумав по дороге ничего лучшего, кроме как заново переговорить с администрацией Дворца культуры и постараться узнать, не знакомы ли Иванников и Фимушкина, я повернула машину в том направлении. Конечно, вероятность того, что кто-то знает об отношениях этих людей или видел их вместе, настолько мала, что не стоит даже надеяться. Но попробовать все же стоило.

Подъехав ко Дворцу, я припарковала машину в том же месте, что и ранее, и прошла внутрь. Отыскать администратора мне не составило труда, так как я уже знала примерное местонахождение кабинетов руководства. Женщина сразу узнала меня, и мне не пришлось тратить время на объяснения, а сразу приступить к главному:

— Скажите, ваш сторож не объявлялся? Я имею в виду Иванникова.

— Я поняла, — кивнула женщина. — Только ведь он со следующей недели выходит, сейчас ему незачем приходить.

— Ах да, — вспомнила я. — Что ж, в таком случае у меня есть еще один вопрос. Скажите, во время наших репетиций вы бывали в зале и за кулисами?

— Да, я же следила за порядком. Да и потом, без меня никто бы ничего не нашел, — ответила администратор.

— В таком случае могу предположить, что вы могли видеть, с кем общались в зале участницы, — предположила я осторожно.

Женщина ничего не ответила, не зная точно, о ком конкретно идет речь, но слушать все же приготовилась. Я объяснила, что меня интересует, общался ли с кем их сторож по утрам в свою смену, и в ответ услышала:

— Вас, наверное, интересует, с кем из женщин разговаривал Иванников? Конкретно сказать не могу, тем более что он даже не задерживался после смены, а сразу уходил домой. Только вот один раз я видела его рядом с одной из участниц показа. Мне показалось, он у нее о чем-то спрашивал.

— Описать эту женщину можете? — торопливо спросила я, почти уверенная, что сейчас услышу описание Фимушкиной.

Увы, мои ожидания не оправдались: администраторша дала словесный портрет совсем другой особы. Я даже не сразу разобралась, о ком идет речь. Лишь когда женщина упомянула о том, что эта участница вечно ссорилась с убитой и вела себя надменно, я поняла, что она говорит о Зинаиде Ляминой. Но ведь ее-то я проверяла! Я же доказала, что…

А ведь действительно, я же проверяла, какие проблемы были у Ляминой и Прокопчук, но никак не у Дрягель и Ляминой, — спохватилась я сразу. Впрочем, я тут же поняла, что Лямина никак не могла являться заказчицей, потому как ей-то было прекрасно известно о том, что участниц поменяли местами. Пожелай она убить Дрягель, на нее бы и указала исполнителю. Нет, очевидно, что Лямина здесь вовсе ни при чем. Скорее всего Иванников просто у нее что-то спросил, и именно этот момент и застала администраторша. Причин подозревать Зинаиду по-прежнему нет.

Окончательно запутавшись, я не знала даже, что думать. Ни одной путевой мысли в голову не приходило.

— Хотите спросить что-нибудь еще? — видя, что я молчу, поинтересовалась у меня работница ДК.

"А почему бы мне не поискать флакон из-под яда?" — в самую последнюю минуту мелькнула у меня в голове мысль, и, недолго думая, я спросила разрешение на осмотр комнат. Администратор не нашла повода мне отказать и, взяв ключи, вместе со мной направилась осматривать помещения.

Прежде всего мы заглянули в бывшую гримерку. Я почему-то решила, что преступник бросил или спрятал склянку именно здесь, предположив, что в этой комнате ее станут искать в самую последнюю очередь. Ведь очевидно же, что нормальный человек в том помещении, где совершил преступление, оставлять улик не станет. Мне не повезло — оказалось, что преступник был почти такого же мнения. Он ничего здесь не спрятал. Даже администратор после моего безуспешного поиска сказала:

— Если бы тут что-то нашли — а это могла сделать лишь уборщица, — она бы сразу сказала мне.

Предположив, что преступник мог положить флакон в какой-либо ящик старой стенки, стоящей за кулисами и хранившей в себе массу вещей, нужных для украшения сцены: булавок, бумажек, искусственных цветов, муляжей фруктов, ягод, я проверила и ее. В стенке оказалось все, что только душе угодно, включая аптечку с бинтами, ватой и таблетками, но только не то, что я предполагала найти. Пришлось продолжить поиск в другом месте.

Увы, мне не везло: за полчаса обшаривания всех закоулков сцены я так ничего и не обнаружила. Размышляя над тем, где же еще сторож мог оставить склянку от яда, я остановилась на коридоре. Отдаленные его углы загромождали различные декорации для спектаклей, концертов и иных мероприятий. За ними редко когда мыли полы, так что удобнее и безопаснее места для того, чтобы что-то спрятать, найти было сложно.

Подойдя ближе к куче запылившихся, наполовину сломанных творений из пенопласта, бумаги и ткани, я сначала внимательно обвела их взглядом, мысленно поставив себя на место сторожа, и попыталась сообразить, с какой же стороны он спрятал в декорации орудие убийства. Мне почему-то показалось, что мужчина сунул склянку из-под яда в полую колонну псевдогреческой конструкции. Я подошла ближе. В этой части коридора было довольно темно, и разглядеть ничего не удалось. Пришлось вытаскивать колонну на середину и, наклонив, высыпать из нее мусор.

Чего только не оказалось внутри! Здесь были бутылки из-под каких-то безалкогольных напитков, фантики от конфет и шоколада, этикетки и даже пачки из-под сигарет. Нужной же мне колбочки, к сожалению, не оказалось. Но я не стала отчаиваться и продолжила разгребать захламленный угол.

Проверяя одну за другой декорации, я выудила еще кучу всякого барахла и наконец, все же обнаружила ту бутыль, в которой, по всей видимости, и принесли люизит. Прежде чем взять подозрительную посудину, я оторвала от какого-то плаката кусок и, намотав его на руку, осторожно взялась за бутыль. Последняя когда-то служила вместилищем для какого-то коктейля. Но, судя по резиновой пробке, с силой забитой в горлышко, затем использовалась для транспортировки яда.

— Это именно то, что вы искали? — заинтересовалась администраторша, до этого момента молча наблюдавшая за моими действиями.

Я молча кивнула.

— И что вы собираетесь с этим делать?

— Отдам на экспертизу, — пояснила я коротко. — Вдруг здесь имеются чьи-то отпечатки пальцев. Кстати, у вас найдется чистый пакет?

Женщина кивнула и, не дожидаясь повторной просьбы, поспешила куда-то по коридору. Я спокойно дождалась ее возвращения с пакетом, поместила в него свою находку. На всякий случай еще раз пошарила по декорациям, но, ничего не найдя, стала собираться в дорогу. Меня радовало, что хоть что-то в данном деле начало проясняться и что появилась первая улика, при помощи которой впоследствии можно доказать причастность сторожа и его заказчицы к убийству. Оставалось лишь дождаться результатов экспертизы, а затем уже действовать дальше.

Чтобы не тратить время зря, я решила отвезти данную колбу к тому же самому медицинскому эксперту, что проводил вскрытие тела отравленной Прокопчук, тем более что ему будет намного проще узнать, тот ли это препарат.

Не стану распространяться о том, как добиралась до морга и как искала там Петра Семеновича Илларионова. Скажу лишь, что мне все же удалось оторвать его от работы на несколько минут. Судебный медэксперт выполнил мою просьбу — исследовал содержимое колбы. В конце концов, я получила следующую информацию:

— Вы правы, это люизит, — едва выйдя из препаратной, сразу же сообщил мне Илларионов. — Бесцветная жидкость с запахом герани, получаемая из ацетилена и треххлористого мышьяка. Здесь сомнений даже не может быть.

— А что с отпечатками? — спросила я о том, что меня интересовало больше всего.

— Отпечатки есть, — почему-то задумавшись, ответил медик. — Но что-либо существенное по их поводу я вам сказать не могу. Нужно передавать их вашим медэкспертам, чтобы сверили с картотекой.

— Хорошо, я прямо сейчас и передам, — ответила я и попросила передать мне результаты экспертизы вместе с уликой. Ее, со всем остальным, я решила отвезти к Кирьянову, чтобы потом, когда обнаружится виновный, Киря мог использовать это как доказательство преступления. Но перед тем как уйти, выяснила еще кое-что:

— Скажите, а где можно достать в нашем городе люизит?

— Я же, кажется, вам перечислял, — вспомнил нашу давнюю беседу мужчина. — Впрочем, конкретно в данном случае могу сделать собственное предположение. Не факт, что все именно так, но, судя по частицам пыли на бутыли и по сохранности ее этикетки, она очень долгое время находилась в местах, где проводились какие-то химические процессы. Полагаю, что это либо завод, либо химлаборатория. Вторая подходит меньше, так как из нее проще взять уже расфасованный препарат, а не разливать его самостоятельно.

— А эту бутылку наполняли в бытовых условиях?

— Вроде того. Я обнаружил остатки люизита даже на этикетке, что свидетельствует о том, что его не слишком аккуратно вливали внутрь.

— Значит, завод, — подвела я итог. Потом еще немного подумала, задала Илларионову несколько самых банальных и не слишком важных вопросов и только после этого покинула морг и направилась к Володьке.

Где-то через пятнадцать минут я уже выходила у отделения милиции, где нес свою службу мой друг Киря. Самого же его, как назло, не оказалось на месте. Впрочем, вполне закономерно, учитывая, что я приехала в самый разгар трудового дня. И, будь он сейчас у себя, наверняка потревожила бы и отвлекла от чего-то срочного. Пришлось немного подождать.

Наконец Киря прибыл. Немного удивившись моему появлению, поздоровался, и мы вместе прошли в его кабинет. Там Кирьянов, бросив какие-то бумаги к себе на стол и отойдя к окну, прямо спросил:

— Опять с проблемами или сдать кого-то пришла?

— Пока только проверить по картотеке, — улыбнувшись, ответила ему я.

— Никак нашелся подозреваемый в убийстве Прокопчук? — насторожился Володька.

— Нашелся, да только уехал в неизвестном направлении. А так как я случайно обнаружила его пальчики на флаконе из-под яда, то решила, что, может быть, вы о нем что-то знаете.

— Я так полагаю, тебе нужна помощь, — догадался Кирьянов.

Я только кивнула. Улыбнувшись такому пониманию между нами, без лишних слов отдала Кире пакет с колбой и отпечатанные результаты уже проведенной экспертизы и вкратце рассказала, откуда все это взяла. Киря выслушал молча, затем попросил его подождать и исчез из кабинета минут на двадцать. Зато когда вернулся, я по его лицу поняла, что новости есть.

— Что, неужели судим? — очень удивилась я.

— Ишь ты, шустрая какая, — специально принялся томить меня Володька. А когда я посмотрела на него серьезным осуждающим взглядом, сдался и пояснил: — Не судим, но являлся подозреваемым по одному дельцу, связанному с кражей на автомобильном заводе.

— Его что, оправдали? — полюбопытствовала я.

— Да, — кивнул Володька. — Оказалось, что запчасти спер его дружок. Впрочем, я почему-то уверен, что сделали они это вместе. Просто попался только один из них. Суд же почему-то оправдал Иванникова. Ну, а так как дактилоскопию мы делали, данные на него в картотеке имеются.

— А из этих данных нельзя ли извлечь что-нибудь полезное, что могло бы помочь найти беглеца? — хитровато поглядывая на Володьку, спросила я.

— Увы и ах, — развел тот руками. — У нас не ЦРУ, полные досье не собираем. Так что не могу предложить ничего существенного. Ну а паспортные данные, как я полагаю, тебе и самой известны.

— Жаль, — разочаровано вздохнула я. — Я рассчитывала на большее. Но все равно спасибо!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Теперь, когда с ядом все прояснилось, я решила узнать, где его взяли, а найдя место, выведать, кто мог это сделать. Я предполагала, что доставал люизит вовсе не тот человек, что наносил его на платье, то есть не Иванников. Скорее, это могла быть сама заказчица. Убедившись в том, я получила бы способ ее вычислить и найти. Оставалось лишь наведаться на тот самый завод, о котором упомянул Илларионов, и навести там справки.

Усевшись в свою "девятку", я, не теряя времени даром, тронулась в путь. Учитывая, что завод по уничтожению химических отходов находился за чертой города, путь мне предстоял неблизкий. Следовало поторопиться, пока окончательно не стемнеет. Минут за пятнадцать пролетев через весь город, я свернула на главную трассу, ведущую в столицу. Здесь пейзаж значительно менялся: вместо привычных высоток близ дороги всюду виднелись частные, как правило, деревянные дома и дачи. Неподалеку от них и находился нужный мне завод.

Я припарковала машину на стоянке для работников данного предприятия и, преодолев неприятные ощущения от витающего в воздухе спертого запаха и ядовитых паров, направилась к воротам, успевая посматривать по сторонам.

Завод был обнесен высокой толстой стеной из блоков, а рядом с воротами находилась небольшая будка, вероятно, с охранником. За забором почти ничего не просматривалось, за исключением крыши и торчащих высоченных труб, которые, не переставая, чихали темным, плотным дымом. Кое-где близ ограды росли деревья. Правда, выглядели не слишком привлекательно. Они казались уроженцами пустыни, нежели родственниками тех берез и тополей, что встречались за пару километров отсюда. Видимо, природе не по силам справиться с ядовитой напастью, и она медленно, но верно гибла вблизи промышленного монстра.

Вздохнув с легким сожалением, я последовала далее. Оказавшись у ворот, попыталась отыскать на них что-то типа звонка или домофона. Ничего подобного мне не попалось. Зато местный охранник не поленился и, покинув свою будку, приблизился к связанным цепью воротам, высунул голову между ними и спросил:

— Что нужно? Посторонних у нас не пускают, закрытая зона.

— Я знаю, — подойдя к нему ближе, ответила я. И полезла за своим любимым липовым удостоверением, прекрасно понимая, что оно срабатывает значительно лучше любых объяснений.

Увидев удостоверение работника внутренних дел, охранник торопливо откашлялся, а затем спросил:

— А по какому вопросу-то?

— По вопросу утечки химикатов за пределы завода, — ответила я серьезно.

— Да ладно, — не поверил мне охранник. — У нас никогда ничего не пропадало. Да и кому вообще все эти отходы нужны? За день тут ими так надышишься, и слышать-то о них не захочется.

— И все же я должна переговорить с вашим руководством и прояснить кое-какие вопросы, — настаивала я.

На несколько минут охранник даже задумался, почесал затылок, а потом изрек:

— Так, директора сегодня здесь нет. Его и в городе нет. Присутствует только его заместитель. Он вас устроит?

Прикинув, что высшее руководство вряд ли окажется в курсе происходящего, я сказала:

— Не думаю, что стоит поднимать шум в верхах. Возможно, что ничего еще и не подтвердится. Меня бы вполне устроила беседа с вашим администратором, кем-то, кто отвечает за кадры. Это возможно устроить?

— Ну-у, — задумчиво и одновременно нерешительно протянул охранник, — наверное, да. — Затем он на всякий случай взвесил все, мною сказанное, и более уверенно заявил: — Вы правы, так будет лучше. Проходите, я вам покажу, где можно найти руководителя по утилизации. Он здесь все и про всех знает, целыми днями по заводу мотается, вертится как белка в колесе.

Продолжая говорить, мужчина открыл огромный висячий замок на воротах и, слегка раздвинув их, пропустил меня внутрь. Когда я вошла, охранник снова закрыл ворота и молча побрел вглубь территории. Я последовала за ним. Вскоре мы остановились. Охранник указал на небольшую дверь рядом с массивными воротами и сказал:

— Вам сюда. Там будет небольшой коридор. Сразу после него свернете направо и попадете в главный цех. Там и спросите у кого-нибудь, где найти Фролова Алексея Антиповича. У него своего кабинета нет, так что его в цехах приходится искать.

— Спасибо, — поблагодарила я вежливого охранника и зашагала по широкой асфальтированной дорожке к указанной двери.

Дойдя до нее, я ухватилась за металлическую массивную ручку, потянула дверь на себя и переступила порог. Как и сказал охранник, первым местом, куда я попала, оказался какой-то пыльный коридор. Преодолев его, я прошла за другую дверь и попала в огромный цех с большим количеством баков, труб, котлов и иных сооружений, названия которым я не смогла бы дать даже при желании.

Что касается работников завода, то мне удалось увидеть только одного человека — женщину с коротко стриженными курчавыми волосами баклажанного цвета в светлом халате поверх вязаного костюма.

Женщина направлялась ко мне.

Дождавшись, когда она приблизится и сможет услышать меня сквозь весь этот шум, я обратилась к ней:

— Скажите, пожалуйста, где я могу найти Алексея Антиповича Фролова?

— До конца цеха и налево, — ответила мне работница и, обойдя меня сбоку, вышла за дверь.

Я вздохнула и зашагала вглубь цеха. Шла осторожно, так как мне казалось, что вот-вот один из этих котлов взорвется и обольет меня какой-нибудь жидкостью, а то и вовсе серной кислотой.

Наконец я миновала взрывоопасное помещение. Повернула налево и попала в еще один, не менее пыльный коридор. В конце его находилась одна-единственная дверь, к которой я и направилась. Оказавшись у двери, я первым делом постучала в нее и только затем вошла. В маленькой комнатенке с единственным окном, да и то выложенным блочными стеклокирпичами, за покосившимся деревянным столом сидел широкоплечий мужчина средних лет и просматривал какие-то сводки. Перед ним лежали несколько папок, стояла кружка с давно остывшим чаем, на маленькой тарелочке лежал кусок какого-то усохшего рулета. Пепельница, в общем-то, уже заполненная до отказа, тем не менее продолжала пополняться новой порцией пепла, который стряхивал с сигареты мужчина.

— Здравствуйте, — поприветствовала я его. — Скажите, это вы — Фролов Алексей Антипович?

Только сейчас мужчина поднял на меня глаза и, безразлично скользнув задумчивым взглядом по моим лицу и фигуре, изрек:

— Да, я. А что вы хотели?

Развернув удостоверение работника милиции и тем самым избавив себя от лишних объяснений, я добавила:

— Я к вам по вопросу выноса одного из препаратов за пределы завода.

— Как? — даже привстал со стула мужчина. — Какой вынос? Не понимаю.

— Не волнуйтесь вы так, я сейчас все объясню, — подойдя чуть ближе к столу, ответила ему я. И, не отвлекаясь более на мелочи, перешла к рассказу о недавнем случае с отравлением, поведав, конечно, о результатах экспертизы и предположениях самого судебного эксперта.

Фролов слушал меня молча, не перебивая и не задавая ни одного вопроса. Насколько я поняла, он ждал, что конкретно я предъявлю руководству завода и ему самому, а уж после этого можно будет начинать оправдываться. Терпение и выдержка Фролова мне импонировали, а потому, закончив с объяснениями, я произнесла:

— Никаких проверок или иных неприятных мероприятий мы устраивать вам не собираемся. Сейчас нас интересуют только ваши работники, а именно те, что имели доступ к люизиту. Вы можете предоставить мне информацию о них?

— Это займет много времени, — немного помедлив, неуверенно произнес Фролов. — Пока мы все документы поднимем…

— Согласна, что это дело не трех минут, но другого выхода нет. Я просто обязана проверить ваших работников.

— Хорошо, я попрошу, чтобы для вас подготовили этот список, — заверил меня Фролов. — Но придется подождать.

— Я готова, — не слишком обрадованно выдохнула я.

Мужчина поднялся со своего стула, отошел к покосившемуся пустому шкафу, на второй полке которого стоял старенький зеленый дисковый телефонный аппарат, ранее мной не замеченный. Фролов снял трубку, быстро набрал какой-то номер и стал ждать. Когда ему ответили, он коротко пояснил своим подчиненным, что от них требуется, на всякий случай даже прикрикнул разок и тут же отключился.

— Ну вот… — повернувшись ко мне, развел он руками. — Теперь ждите.

А ждать, надо признаться, не хотелось. Но выбора у меня не было. Пришлось молча наблюдать за монотонной работой Фролова.

Алексей Антипович отвлекся от своих бумаг лишь на пару минут — пожаловаться на нелегкую долю завода.

— С люизитом у нас проблемы, — вздохнул он. — Его проще произвести, чем уничтожить. Вот и напроизводили на свою голову. Десятки бочек на химбазе стоят, а что с ними сделаешь? Переработка люизита требует специальных решений.

Дальше я ожидала что-то типа: "Их разработкой и заняты наши лучшие умы". Я не удивилась бы, если бы Фролов начал рассказывать мне об успехах в этой области. Но Алексей Антипович снова уткнулся в свои бумаги.

Прошло еще минут пять.

Чтобы хоть как-то убить время, я решила задать Алексею Антиповичу несколько интересующих меня вопросов. Положительных ответов даже не ожидала, но так хотя бы появлялся повод пообщаться.

— Скажите, Алексей Антипович, а на вашем заводе никогда не работал Виктор Викторович Иванников?

Почему я спросила об этом в первую очередь, не знаю, и впоследствии не смогла объяснить даже самой себе. Вопрос буквально слетел у меня с губ.

— Иванников? Работал. Правда, он месяца три как уволился, но до этого трудился у нас. А почему вы о нем спросили?

— Потому что он является подозреваемым в совершении того преступления, о котором я вам только что рассказала, — не стала скрывать правды я.

— Не может быть, — изумился Фролов. — Он вроде таким тихим был.

— И в тихом омуте черти водятся, — со вздохом изрекла я.

— Ну, это-то да… Жаль, покатился мужик по наклонной. Так значит, список уже не нужен? — задал вполне логичный вопрос Фролов.

— Нет, нужен, — немного подумав, произнесла я. — Иванников может быть ни при чем. К тому же вы сами только что сказали, что он у вас работал. Следовательно, многих тут знает, наверняка имеет друзей. Кто-то из них и вынес ему люизит.

— Так тогда друзей и нужно проверять, — воскликнул Фролов. — Хотите, устрою вам встречу с ними?

— Хочу, — кивнула я.

Фролов жестом попросил меня следовать за ним и торопливо вышел из своей каморки. Я заспешила следом. Мы быстро вернулись в самый большой цех и принялись нарезать между котлами какие-то нелепые круги. Фролов явно кого-то искал, но пока нам на пути почти никто не попадался. Завод вообще казался вымершим, а жалкие остатки его работников напоминали музейных хранителей древностей. Наверное, виной всему — низкие зарплаты. Да и пребывание на территории завода на здоровье сказывается не лучшим образом.

В очередной раз обогнув большую цистерну с какими-то знаками и цифрами сбоку, мы наткнулись на взволнованную женщину средних лет в сползшем набок платке и с растрепанными волосами. Остановившись, Фролов собрался было спросить ее о чем-то, но женщина его опередила, с ходу выпалив:

— Алексей Антипович, опять пятьдесят шестой котел дал протечку. Залатать никак не удается. И температура выше нормы. Что делать-то?

— Ай, еб… — едва не выругался мужчина. Затем он обернулся ко мне: — Может, вы сами его бригаду найдете? Мы почти пришли. Они вон за тем переходом должны быть. Сами видите, экстренный случай.

— Ничего, ничего, — успокоила Фролова я. — Я сама их найду. Занимайтесь своими делами. Спасибо за помощь!

Мужчина благодарно кивнул и под непрекращающиеся жалобы работницы побежал с ней куда-то в сторону. Я не спеша продолжила свой путь дальше, радуясь тому, что обрела свободу передвижений. Дойдя до указанного узкого перехода в другое строение, я одолела несколько метров по невероятно шумному коридору и наткнулась еще на одну работницу. Я обратилась к ней:

— С кем я могу поговорить по поводу вашего бывшего работника, Иванникова Виктора Викторовича?

— Если вам нужны его дружки, — громко закричала женщина в ответ, — тогда вам туда, — и она указала рукой в ту сторону, куда я и направлялась.

— Спасибо, — едва перекрикивая внезапно загудевший рядом агрегат, поблагодарила я и направилась дальше.

Новый цех особыми достопримечательностями не отличался.

Разве что в нем было больше мелких котлов и прозрачных трубочек, чем в первом, но общее впечатление оставалось почти таким же. Окинув взглядом помещение, я увидела столпившихся возле какого-то агрегата мужчин и заспешила к ним. Пока я шла, что-то обсуждавшие рабочие повернулись в другую сторону и гуськом прошли за деревянную дверь. Догнать их я не успела, а потому пришлось стучать.

В ответ на мой стук из-за двери сначала появилась чья-то взлохмаченная блондинисто-мелированная голова, а потом — коротко стриженный брюнет с потрясающими синими глазами. Присвистнув при виде меня, брюнет моментально исчез. Почувствовав себя немного неловко, я обратилась к лохматому типу:

— Скажите, в этой бригаде работал Виктор Иванников?

— Ну да, а что? — жадно скользя по мне взглядом, протянул мужчина. Он выглядел очень загорелым, поэтому немного походил на обесцвеченного негра. Парню было не больше тридцати двух-тридцати трех лет.

Вместо словесных объяснений я в очередной раз продемонстрировала свое удостоверение и посмотрела в глаза мужчине.

— Погодите, мы сейчас переоденемся и выйдем, — тут же став серьезным, произнес он. Затем сразу скрылся в раздевалке.

Через пять минут бригада показалась в полном составе.

Оказалось, что в ней пять человек. Первый, тот, с которым я разговаривала через дверь, стоял впереди остальных и наверняка являлся негласным лидером бригады. Вторым являлся его любознательный товарищ-брюнет. Он уже успел надеть серый комбинезон поверх черной майки с коротким рукавом.

Остальные были одеты так же.

Третий мужчина казался моложе остальных. Он успел как следует уложить свои не слишком густые темные волосы. Кажется, прическе он придавал особое значение.

Четвертый выделялся маленьким ростом и волосами и бровями, черными, как уголь. Брови обрамляли изумительно красивые глаза, которые могли бы свести с ума не одну женщину.

Пятого я вообще не увидела из-за широких спин.

— С чем к нам пожаловали? — вежливо поинтересовался все тот же разговорчивый лохматик.

Стараясь не обращать внимания на оценивающие взгляды мужчин — а оценку я явно получила высокую, — ответила вопросом на вопрос:

— А вы сами как думаете? Зачем обычно приходят работники милиции?

На лицах мужчин отразилось разочарование и недовольство. Блондин же злорадно хмыкнул — судя по всему, он скрыл от своих товарищей, что я из милиции.

Решив, что прелюдий уже достаточно, я перешла к сути дела.

— Меня интересует ваш бывший товарищ, Виктор Иванников. Ваш бригадир сказал, что он входил в состав вашей бригады. Кто из вас находился или все еще находится с ним в дружеских отношениях?

— Дурной вопрос, — хихикнул чернобровый. — Мы все тут дружим, иначе работать совместно не получится.

— Это все понятно. Вижу, что вы все тут друзья-приятели. Но я имею в виду совсем другую дружбу — доверительную, — пояснила я.

Ответом мне было синхронное пожатие плечами и неоднозначные гримасы. Признаваться никто не желал. Что ж, с подобным я сталкивалась не в первый раз. Поэтому я тут же поменяла тактику и подошла к интересующему меня вопросу совершенно с другой стороны. Я спросила:

— А кто из вас и когда в последний раз видел Иванникова? Кто с ним встречался после его увольнения?

— Никто, — за всех почему-то ответил блондин.

— Да быть не может, — прищурившись, недоверчиво сказала я.

— За пределами завода — никто, — вновь повторил все тот же парень с мелированием. — А вот сам он однажды приходил.

— Когда это произошло? — продолжила развивать тему я.

— Да дней десять назад вроде бы.

— И зачем же он приходил? Неужели его так просто впустили на закрытый объект? — заподозрила я неладное.

— Зачем, зачем, — заворчал блондин. — В гости. Соскучился, может. Он ведь тут три года проработал. Срок, согласитесь, немаленький.

— А пустили его запросто, — продолжил тот, что был с укладкой. — Иванников же всех знает, и охрана та же. К тому же заходил-то всего на пару минут. Пиво нам принес.

— Пиво? — не поняла я.

— Ну да, нашел новую работу, вот и проставился, — подхватил снова светловолосый.

"Не сторожем ли как раз устроился?" — мелькнула у меня в голове мысль. Но на тот момент он уже месяц как работал.

Ох, чует мое сердце, появлялся он здесь не просто так.

Последнее предположение заставило меня насторожиться. Я понимала, что наверняка Иванников именно для того и приходил сюда, чтобы взять люизит. Знал, что охранник его, старого работника, проверять не станет. А пиво — не более чем предлог. Это стоит проверить.

— Скажите, молодые люди, — обратилась я сразу ко всем, — а сам Иванников пил с вами это пиво? Не отлучался ли он в какой цех?

— Вы что? — усмехнулся самый старший. — Кто это нам пить в рабочее время позволит? Как мы потом через проходную-то пройдем? Витек бутылку оставил, чуток походил с нами, а потом ушел.

— Насчет "походил с вами" поподробнее, пожалуйста, — попросила я.

— Не пойму я, какие вам подробности-то нужны? — взмахнул руками чернобровый коротышка. — Ходил, где хотел. Он же не на экскурсию приходил, каждый угол тут знает, каждую мелочь.

"Ясненько, особенно насчет мелочей, — заметил мой внутренний голосок. — И вполне понятна причина его ностальгии по рабочему месту. Что-то я, например, не возвращаюсь в коттеджи "новых русских", в которых приходилось бывать во время того или иного расследования, хотя я и провела в них порядочное количество времени. А он проставиться пришел. Так я в это и поверила!"

Еще больше уверовав в то, что именно Иванников добыл люизит и нанес его на платье, я вновь вернулась к вопросу о заказчике преступления. Мне все никак не удавалось понять, какая связь существует между Иванниковым и врагами Евдокии Дрягель, как, впрочем, не получалось вычислить и местонахождение самого Иванникова. Можно было, конечно, просто объявить Иванникова в федеральный розыск, тем более что ему уже все равно никак не отвертеться. Да и Киря мне бы с этим помог, только вот я не из тех натур, что бросают дело на полпути, не доведя его до конца, или же перекладывают свою работу на чужие плечи. Мне хотелось самой узнать, кто желал смерти Евдокии.

Поняв, что больше с работниками завода мне говорить не о чем, я поблагодарила их за беседу и, попрощавшись, направилась к выходу. По пути, конечно, остановила одну из женщин и попросила ее передать Фролову, что списки рабочих мне уже не требуются. Та обещала доложить.

Покинув территорию завода, я вернулась в свою машину и, откинувшись в ее салоне на спинку кресла… Правильно, принялась размышлять.

Итак, вина Иванникова доказана. Остался последний пункт: заказчик убийства. Кто он и каков мотив преступления, пока неизвестно. Я проверила уже всех, кого могла, но ничего так и не выяснила. Единственным человеком, поведение которого я не в силах объяснить, все еще оставалась Фимушкина. Но уже сейчас мне начало казаться, что она здесь ни при чем. Во-первых, Люба чересчур импульсивна и необузданна: сначала что-то делает, а только потом думает. Такая бы наверняка наделала кучу ошибок и провалила дело.

Да, она во всеуслышание заявляла об успехах Евдокии. Но это доказывает лишь то, что она хотела выделиться сама — смотрите, мол, вот какие у меня подруги.

Да, она подробно описывала платье, но это сделала бы любая женщина, падкая на красивые вещи.

Что касается разговора со мной, во время которого она сначала врала, а потом вообще заявила, что занята, тут, я думаю, Фимушкина попросту испугалась. Она понимала, что сейчас милиция подозревает всех, особенно близких друзей и подруг Евдокии. Не зная, что конкретно известно мне, Фимушкина попыталась просто отвертеться от расспросов. Когда же поняла, что обмануть меня не удастся и что внимание к себе все же привлекла, отреагировала так же, как сделала бы любая другая на ее месте: замкнулась и стала проявлять агрессию. Нормальная реакция обычного человека.

"Да, но если заказчица не она, то кто же? — вновь вставал прежний вопрос. — Кто та хитрая лиса, что все еще умудряется прятаться в своей норе и не показывает носа?"

Я в тысячный, наверное, раз мысленно перебрала всех прежних подозреваемых. Ничего нового в голову не приходило. Ожидать появления гениальных идей, сидя на одном месте и ничего не делая, не имело смысла. Поэтому я отправилась домой, планируя немного отдохнуть и уже затем с новыми силами взяться за работу.

* * *

Весь вечер я ломала голову над тем, как мне найти Иванникова. Заново все проанализировав, я пришла к выводу, что на заказчика без сторожа мне никак не выйти. А подозревать я могу кого угодно и сколько угодно, доказательств это не прибавит. Заказчица оказалась женщиной умной: договорилась обо всем с мужчиной на словах. Так что ей предъявить в качестве обвинения нечего.

И с поиском Иванникова тоже ничего пока не выходило.

Пропал без вести, исчез в неизвестном направлении… А сколько таких направлений может быть? Попробуй отыщи!

За всеми этими думами я выпила столько чашек кофе, что, реши я прилечь отдохнуть, уснуть бы никак не получилось.

Я остановилась на том, что следует еще раз наведаться к соседям Иванникова и пообщаться с ними на тему его родственников или друзей, у которых он мог бы укрыться. Время для этого, конечно же, не самое подходящее — десять вечера, но медлить более просто немыслимо. Схватив с вешалки джинсовую курточку и перебросив через плечо сумку, я покинула квартиру.

Довольно быстро достигнув района Шипино, я отыскала нужную улицу и дом и, остановив машину у двора, вышла из нее. Дом, как и следовало ожидать, казался совершенно безжизненными. Ни в одном из окон не горел свет, что указывало только на то, что хозяин все еще не вернулся. Вспомнив, что в прошлый раз интересуясь Иванниковым у мужчины, живущего напротив, ничего путного от него не добилась, я решила теперь побеспокоить других соседей. Недолго думая, поскреблась в калитку, но так как этого, конечно же, никто не услышал, прошла до крыльца и постучала уже в дверь.

Через несколько минут мне почудились какие-то шорохи, и незнакомый женский голосок выкрикнул:

— Кто там?

— Милиция, — коротко отозвалась я.

— В такое время?! — полувопросительно-полувозмущенно вновь крикнула хозяйка.

Я ничего не ответила, тем более что услышала щелчок замка, и дверь медленно открылась. Показалось заспанное лицо пожилой женщины. Хозяйка была одета в потертый махровый халат и порванные на пальцах серые тапочки. Я поспешила ей улыбнуться и приветливо поздоровалась.

— Ну, чего еще стряслось? — недовольно буркнула та в ответ на мои авансы.

Надо же, как разговаривают с милицией!

— Я бы хотела задать вам несколько вопросов про вашего исчезнувшего соседа, Иванникова, — пояснила я сдержанно.

— А почему мне? — не поняла соседка.

— Я предположила, что вы можете знать, где его можно найти.

— Он мне что, родственник, что ли, — все с той же интонацией ответила женщина. — Мне до него дела нет.

— И все же я была бы вам очень признательна, если бы вы хотя бы предположили, у кого из друзей или родственников он мог бы скрываться от милиции? — рискнула еще раз спросить я.

Кажется, женщина нисколько не удивилась, что Иванниковым заинтересовалась милиция.

— Да кто ж его знает, — все же слегка призадумалась соседка.

Я терпеливо ждала, что она скажет еще, и пристально глядела в ее морщинистое, малоприятное лицо. И дождалась. Женщина с минуту помолчала, а потом бросила, словно собаке кость:

— Скорее всего, на даче у дружка своего Кольки Баламутова торчит, в Клименке. Они туда часто мотаются. Пьют, ироды, — высказала свое мнение соседка.

— Так Иванников любит выпить? — поинтересовалась я.

— А то! Чтоб одинокий мужик не пил… Да где вы такое видели! — со знанием дела заявила женщина.

— А вы случайно не знаете, где находится эта самая дача? — тут же стала уточнять я.

— Сказала же: в Клименке. Это на Пензенском шоссе, триста километров от города. Как будет поворот на Клименку, проедете еще несколько километров в сторону. Там уже начинаются дачи.

Выяснив подробности, как быстрее добраться до дачи Иванникова, я поблагодарила не слишком доброжелательную женщину за помощь и вернулась в машину.

Так значит, Иванников может отсиживаться на даче у своего друга, внутренне ликовала я. Надеется, что там-то его искать никто не станет. К тому же завтра выходной день, скорее всего, туда же подтянутся и остальные дружки, привезут еду и выпивку. Значит, народа будет предостаточно, и, конечно же, одной мне не справиться. Впрочем, могу попросить подмогу у Кири, он-то уж наверняка не откажется подбросить парочку бравых ребят.

О бравых ребятах я решила подумать завтра — сначала нужно добраться до этой самой дачи и выяснить, там ли вообще Иванников и кто еще находится с ним рядом.

Приняв такое решение и не обращая никакого внимания на то, что на город опускалась ночь — точнее, стараясь этого не замечать, — я вновь завела свою "девяточку" и тронулась на поиски Иванниковского логова.

На улице с каждой минутой становилось все темнее. К тому же вскоре я оказалась на окраине города, где с освещением вообще проблем не было, поскольку фонарей там не существовало как таковых. Здесь уже пришлось полностью сосредоточиться на дороге, не отвлекаясь ни на какие другие мысли.

Вскоре закончилась и эта, хоть как-то, но все же освещаемая территория. Дальше пошла сплошная тьма. Лишь благодаря рассеивающемуся блеклому свету фар своей машины видела дорогу, окруженную с обеих сторон редкими посадками. По этой трассе я и понеслась, заметно прибавив скорость и радуясь, что машин тут совсем немного. Чтобы не сидеть в молчании и хоть немного заглушить звук работающего мотора, я даже включила музыку и продолжила путь под аккомпанемент какой-то звездной бездарности, из числа тех, что сейчас пачками выпускает первый канал на своем "фабричном" шоу.

А дальше все пошло по старой схеме: еще несколько часов безостановочного пути, путаница в поворотах, из-за чего я добиралась до дачного поселка дольше, чем предполагала. Ночевка в машине в ужасно неудобном положении, а затем, поутру, поиск той дачи, что принадлежала другу Иванникова. В этом-то и состояла главная проблема. Постоянные жильцы на дачах отсутствовали, а те, кто отдыхали тут в летний сезон, остальных дачников не знали да и не слишком ими интересовались. Всех куда больше занимал собственный огород. На подозрительного мужчину с большой сумкой, прибывшего пару дней назад, никто внимания не обратил.

Поняв, что мои попытки успехом не увенчаются, я решила отыскать сторожа или кого-нибудь из тех, кто следит за порядком, взимает плату за воду и свет или же просто присматривает за домами зимой. На такого человека мне указали сразу и даже пояснили, где его можно отыскать. Именно это я и сделала, а потому теперь стояла напротив низкорослого, пузатенького мужичишки, густо поросшего щетиной и не совсем опрятно одетого. Он вяло мямлил губами, раздумывая над моим вопросом: где находится дача Николая Баламутова? Наконец я услышала:

— Сейчас поедете прямо, как увидите большой дуб, свернете налево. Там дома одинаковые пойдут, но я точно могу сказать, у этого Баламутова забор упал. Вот уж которую неделю твержу: подними, людям дорогу загораживает, мешается. А он, гад, ни в какую.

Суть местных разборок меня интересовала не особенно, а потому, пропустив эти слова мимо ушей, я сухо поблагодарила мужичишку и тут же с ним распрощалась. После чего проделала на машине весь описанный путь и, отыскав действительно рухнувший от старости забор, слегка сбавила скорость. Полностью глушить мотор я не стала, прекрасно понимая, что лучше не привлекать внимания к собственной персоне и не заставлять Иванникова беспокоиться раньше времени.

Поэтому, окинув взглядом окрестности, я просто выбрала место, наиболее удобное для стоянки машины, и поехала туда.

Припарковав свою "девятку", вышла из нее, заперла дверь и не спеша побрела в обратном направлении. Я собиралась прямо сейчас проверить, есть ли в доме кто, и уже потом решать, как поступить далее.

Подойдя уже почти к самому дому, вдруг неожиданно вспомнила, что представления не имею о том, как выглядит мой подозреваемый. Я много о нем слышала, собрала кучу улик, но лично никогда не встречала и даже на фотографии не имела возможности видеть. Вот это уже была проблема.

"Но только не для Тани Ивановой", — тут же возразила я самой себе.

И в самом деле, чего это я растерялсь? Подумаешь, неизвестно, как выглядят Иванников и его друг Баламутов, и что с того? Кто-то один из них все равно тут, а значит, через него можно выйти и на второго. Все очень просто и логично.

Мысленно похвалив себя за смекалку и решительность, я собралась было вновь продолжить путь к даче Баламутова, как вдруг позади просигналила машина. Решив, что это кто-то из дачников, я спокойно отошла в сторону, давая водителю возможность проехать, не задавив при этом лучшего детектива Тарасова. Но водитель объезжать не собирался. Вновь просигналив, а когда я еще и повернулась, указав на противоположную сторону дороги, он дал мне понять, что желает поставить свой старенький "Москвич" как раз туда, где сейчас стояла моя машина. Препятствовать этому у меня причин не было, так что я послушно выполнила просьбу мужчины и равнодушно стала наблюдать, что тот станет делать дальше.

Каково же было мое удивление, когда, заглушив мотор, мужик вытащил из багажника какой-то пакет и, насвистывая, засеменил к той самой даче, к которой шла и я минутой раньше. Я даже удивилась: неужели это уже успел приехать Баламутов? Немного растерявшись, решила пока понаблюдать за всем со стороны и, отойдя к росшему недалеко дереву, встала под ним. Прятаться я не собиралась. Я просто сделала вид, что перевожу дух в теньке и дышу прохладным воздухом. Поверит ли в это кто-то, мне было даже неинтересно, тем более что я прекрасно знала, что ни Баламутову, ни Иванникову моя скромная персона знакома не была.

Наблюдать за пустующим двором — мужчина скрылся в дачном домике — мне пришлось недолго. Уже минут через семь к дому подъехала еще одна машина, и из нее начали выбираться мужчины самых разных возрастов. Они громко переговаривались, шутили, вытаскивали из салона удочки, а из багажника ящики, видимо, со спиртным. Один, в светлой майке, вбежал на крыльцо, дернул за дверь, а так как та не открылась, с силой ударил по стеклу окна и громко крикнул:

— Витек, подъем, подкрепление прибыло!

"Витек? — удивилась я. — Это что же, получается, Иванников? Откуда у него машина и куда он уже отлучался спозаранку?" — вопросы полезли в голову один за другим, только вот ответа на них я, понятно, пока не находила. Ясно было только одно: Иванников все же находился на даче, и если это даже и не он сейчас прибыл, то его стоит искать внутри.

Пока я все это обдумывала, дверь в домик открылась, из нее высунулся все тот же тип. Мужчины пожали друг другу руки и стали о чем-то разговаривать. О чем именно, мне слышно не было, так как на соседнем участке включили поливочное устройство, и все слова заглушил шум воды. Я дождалась, пока собутыльники скроются в доме, и принялась обдумывать свои дальнейшие действия.

Наверняка Иванников уже успел наплести дружкам какую-нибудь чушь о том, почему его "ищут пожарные, ищет милиция", и те, в знак мужской солидарности, поклялись его не выдавать и в случае чего защитить.

Одним словом, как ни крути, а получалось, что за помощью к Кире обращаться все-таки придется. А там уж пусть у него голова болит — кого взять с собой и что делать. В одном я уверена: что бы Кирьянов ни предпринял, Иванникову ни за что не удастся сбежать и вновь спрятаться. Я достала сотовый, чтобы побеспокоить своего безотказного друга Володьку. Когда же он, наконец, снял трубку, я произнесла:

— Киря, привет, это Татьяна. Извини, что отвлекаю тебя от важных дел, что я такая назойливая, надоедливая, упрямая и приставучая, но мне нужна твоя помощь. Ты не очень занят? — вообще-то я знала, что как бы ни был занят Кирьянов, помочь мне он не откажется. Ну, может, не совсем бескорыстно — все лавры достанутся ему, но это уже дело десятое.

— А что конкретно надо? — без лишних вопросов сразу спросил Володька.

— Задержать одного человека, — пояснила я. — Того, кто отравил наряд, который демонстрировала Прокопчук. Помнишь, я у тебя его паспортные данные запрашивала? Ну так что, поможешь?

— Естественно, я ведь знаю, что ты наверняка мне его отдашь, после того, конечно, как хорошенько сама проработаешь, — намекнул на свою выгоду Киря.

Я объяснила Володьке, где буду его ждать. Местом встречи я выбрала поворот подальше от данного дома, дабы ненароком никого не спугнуть. Затем сама поспешила к тому месту, хорошо зная, что Кирю долго ждать не придется. С быстротой молнии долетев до только что описанного мною поворота, я поставила машину так, чтобы из нее все же была видна дача Баламутова. Теперь остается ждать, когда появится Киря со своими ребятками. Как назло, Володька опаздывал, что заставляло меня нервничать и злиться. Но вскоре мой друг все же объявился. Даже не выходя из машины, он крикнул:

— Показывай, куда ехать дальше.

Теперь уже и я прыгнула за руль своей "девяточки" и, встав первой в колонне, повела машины Кириных ребят в сторону дачи Баламутова. Синий кортеж неотступно следовал за мной по пятам, пугая водителей встречных машин и вызывая любопытство у прогуливающихся по поселку дачников.

* * *

Ворвавшись на дачу Баламутова почти бесшумно, мы с Кириными ребятами сразу же кинулись обшаривать комнаты, ища затаившихся мужиков. Но увы, нас встретила лишь очень громкая музыка. Людей на участке вообще не наблюдалось, несмотря на то, что я точно знала: никто дачу не покидал.

Не обрадовавшись результату, Киря велел двоим парням обыскать все комнаты, а я, дождавшись, когда он замолчит, негромко сказала:

— Если они не выходили — а они не выходили, это точно, — значит, их следует искать на заднем дворе — в саду. Насколько я поняла, в него можно попасть только через первый этаж, через огород не получится.

Как ни странно, Володька полностью согласился с таким моим предположением, даже не потрудившись его проверить.

Кирьянов распределил людей по точкам. Одним он поручил оставаться на улице и следить, чтобы никто не удрал через соседские огороды. Других оставил у дома, приказав следить за тем, чтобы никто не улизнул через окна или дверь. Сам Володька, поманив меня, направился к двери, ведущей через дом туда, где должен был находиться огород.

Мы осторожно открыли эту дверь и оказались в сенях, где, как я и ожидала, никого не оказалось. Зато теперь еще громче стала слышна музыка и четче доносились голоса и смех. Мы не спеша покинули пристройку и, выйдя в сад, на минуту остановились. Заросший огород разделяла на две части протоптанная тропинка. Она вела к беседке, плотно увитой диким виноградом. Именно в ней как раз и сидели все дружки-товарищи Иванникова. Наш герой тоже был здесь.

Стараясь не шуметь, мы с Володькой пошли дальше. Когда же мы оказались совсем близко от входа в беседку, из нее выскользнул один из мужчин и, увидев нас, крадущихся, слегка растерялся и застыл в оцепенении. Я поднесла указательный палец к губам, давая понять беглецу, что тому следует вести себя тихо, и, отстранив его в сторону, первой решительно влетела в укромное место собутыльников. Мое, а затем и Кирино внезапное появление всех невероятно удивило. Далее все было в лучших традициях жанра пантомимы — немая сцена. Каждый замер в той позе, в какой его и застали. Позы эти, надо сказать, разнообразием не отличались: в основном все мужики застыли со стаканом в руке, наполненным огненной водой, и огурцом или куском колбасы на вилке.

"Прямо как булгаковский Бегемот с грибом на вилке, — почему-то вспомнилось мне. — Сейчас, стало быть, последует конец квартиры номер пятьдесят".

При взгляде на недоумевающие и откровенно напуганные лица мне захотелось от души рассмеяться. Я догадывалась, что сейчас каждый из них копается в своей памяти и ищет ту провинность, за которую с минуты на минуту будет задержан. И, что самое интересное, наверняка находит. Думаю, все в этой компании не без греха.

Я могла даже поклясться, что каждый из здесь присутствующих думал, что милиция — а Киря был в форме — прибыла именно за ним. Только один из дружков Иванникова, тот самый, которого я увидела у дома первым, сделал вид, что не имеет представления, кто мы вообще такие и что здесь делаем. Он скорчил недовольную рожу и заплетающимся языком — что, впрочем, не помешало мне услышать недовольство в его голосе — произнес:

— Что вам здесь надо? Как вы посмели ворваться ко мне на дачу? Это частная собственность. Это мои владения. Я вас не звал. Да я сейчас…

— Не усердствуйте, уважаемый, — спокойно перебила я мужчину, наблюдая, как нервно подергиваются жилки на его висках. — Мы к вам не на чай заехали. Имейте мужество держать себя в руках. Тем более что претензии у нас только к одному из здесь присутствующих. И сразу замечу: этот человек — не вы.

— Так к нему бы домой и ехали, чего вы ко мне-то приперлись? — продолжил возмущаться мужчина.

Я проигнорировала его слова и продолжила:

— Нам стало известно, что среди вас находится Виктор Викторович Иванников.

— Последнего попрошу встать, — опередил меня Володька, строго посмотрев на всех присутствующих.

— А что, слабо найти его самим? — обрадованно хихикнул мужчина, поняв, что мы не знаем, который из них Иванников. — Им стало известно… — ядовито передразнил он меня, затем сплюнул на землю и добавил: — Я имею право принимать у себя кого угодно. А вы бы, прежде чем кого-то ловить, сначала выяснили бы, как кто выглядит. А пока чешите-ка туда, откуда прибыли.

— И не подумаем, — уперев руки в бока, откликнулся на это Кирьянов. — Тем более что нам и необязательно что-то выяснять. Сейчас всех скопом соберем, загрузим в машину, а там, в городе, выясним по пальчикам, кого и как величать. Или, может, вы и сейчас возразить мне хотите?

— Ха, — вновь вспыхнул все тот же разговорчивый, который, судя по всему, и был хозяином дачи Николаем Баламутовым.

— Не "ха", — злобно парировал Киря. — Вы проходите у нас как соучастники преступления, точнее, как укрыватели преступника. За это тоже статья полагается.

— Вы хоть сами думаете, что несете? — подал голос еще один гость. — Да мы понятия не имеем, где этот ваш Иванников. Ведь так, ребята?

Произнеся последние слова, мужчина торопливо стал искать подтверждения их от остальных дружков. Я не сомневалась, что Иванников здесь.

— Мы тут просто сидим, отдыхаем. Выпиваем, не без этого. А никакого Иванникова мы правда не видели, — бойко выпалил второй защитник.

— А вот врать нехорошо, — пробегая взглядом по лицам мужчин, заметила я на это. — Вы же взрослые мужики, наверное, неглупые. Зачем вам лишние проблемы? Ваш Иванников — преступник, убивший особо жестоким способом ни в чем не повинную женщину, и он должен понести наказание. Или вы за то, чтобы все убийцы разгуливали на свободе?

— Вы, девушка, видимо, не поняли. Мы же вам ясно сказали: его тут нет, — теперь повторил уже сам хозяин дачи — Баламутов. — Нет его, и все тут, — он демонстративно развел руки в стороны и победно улыбнулся.

Но меня ему не удалось провести. Я помнила древнюю китайскую мудрость: "Не знаешь, что делать — делай первый шаг", а потому, в очередной раз проигнорировав все сказанное, я просто взяла из рук Кири наручники и решительно направилась к столу. Это заставило всех подумать, будто я знаю, кто из сидящих в беседке — Иванников. По выражению моего лица они поняли и то, что мне совершенно наплевать на их слова и что я попросту выполняю свою работу.

И эта тактика сработала. Сидящий до этого момента тихо, как заяц в кустах, Иванников не смог более бездействовать и предпринял совершенно неожиданный шаг: он резко вскочил, юркнул под стол и, молниеносно проскочив между мной и Кирьяновым, кинулся к забору. Оказавшись рядом с ним, буквально взлетел на него, перескочил и спрыгнул вниз, в соседний двор. Такого никто от него не ожидал, включая самих дружков, еще более оцепеневших, чем при нашем с Володькой появлении.

"Ну вот, верно ведь говорят, что на воре и шапка горит", — мелькнула у меня в голове мысль. Ну, а дальше уже думать было некогда. Как можно быстрее справившись с внезапно возникшим оцепенением, я тоже подбежала к забору и только тогда вспомнила, что по глупости надела не слишком удобную одежду, в которой никакие физупражнения невозможны. Пришлось во все горло крикнуть ребятам Кири:

— Не упускать!

Подчиненные Володьки дружно перемахнули через забор и попытались догнать беглеца. Но все время отставали и спотыкались. Эх, плохо у нас в милиции с физподготовкой. Пожалуй, так они упустят Иванникова. Этого я не могла позволить. Я решительно задрала юбку вверх и, не думая о том, что про меня могут подумать соседи, последовала за беглецами.

В тот момент, когда я как раз приближалась к бегущим впереди меня ментам, шустрый Иванников выскочил на дорогу и тормознул легковушку с каким-то пареньком за рулем. Иванников мгновенно запрыгнул на расположенное рядом с водителем сиденье и машина рванула с места.

Теперь я уже окончательно поняла, что мне предстоит самая настоящая гонка. Я повернула назад, к своей машине, стараясь удержать в памяти номер авто, на котором укатил Иванников. Но добежать до своей "девятки" не успела, так как возле меня остановился служебный автомобиль Кири. На нем мы и понеслись догонять юнца, подхватившего Иванникова.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Не стану рассказывать о том, сколько времени ушло у нас на погоню и как нам с Кирьяновым все же удалось прижать машину беглеца к обочине. Скажу лишь, что особого труда сделать это не составило, так как за рулем сидел… Ну, чайником его, конечно, не назовешь, но до водителя-профессионала ему далеко. В общем, тягаться с нами этому парню не стоило даже и пробовать.

Едва только Володька притормозил свой автомобиль, я сразу же выскочила из него и поспешила к машине беглеца. Из нее уже торопливо выбирался Иванников. Причем он так матерился, что уши, как говорится, вяли. Вот это да! Куда подевалась недавняя молчаливость?

Заметив меня, мужчина спрыгнул в кювет и побежал в сторону небольшой лесополосы, раздвигая перед собой руками высокую траву. Иванников явно не собирался сдаваться без боя, а потому старался выбирать для себя такой путь, где требовались недетские усилия для преодоления препятствий — лежащих поперек пути коряг, веток деревьев, зарослей крапивы… Он-то был уверен, что ему все это по плечу, но, видимо, не рассчитал свои силы: то и дело падал и еще больше нервничал. Я же, напротив, весьма успешно справлялась с препятствиями и уже через пару минут оказалась за спиной у горе-беглеца.

— Может, хватит уже играть в кошки-мышки, — громко окрикнула я мужчину. — Должны понимать, что выхода у вас нет.

— Ха, ты сначала попробуй одолей, а там и поговоришь, — огрызнулся он мне в ответ и, резко развернувшись, приготовился отражать нападение, будучи уверенным в своем превосходстве. К тому же он прекрасно видел, что мужчины отстают, а значит, считал, что помочь мне некому.

Ему было невдомек, что я сама неплохо владею приемами каратэ. Впрочем, скоро он вынужден был узнать об этом.

Иванников предпринял попытку напасть на меня первым. Я ловко увернулась и сразу же ударила мужчину коленом в живот. Иванников болезненно взвыл и скорчился в две погибели. Я бросилась к нему, намереваясь схватить его за руки, но он тут же выпрямился и отскочил назад. Затем Иванников глубоко вздохнул и вновь кинулся на меня, но теперь он следил за моими действиями внимательнее, увидев во мне достойного соперника.

Не давая мужчине возможности сориентироваться, я решила наконец взять ситуацию в свои руки и, быстро извернувшись, нанесла удар ногой по его грудной клетке. Не в силах выдержать такой боли, Иванников злобно взвыл и повалился на землю. Теперь мне оставалось лишь скрепить его руки наручниками и дождаться прибытия подкрепления.

— На вашем месте я бы не пыталась убежать, — заметила я, надевая наручники.

Не знаю уж, насколько правильно понял меня Виктор Викторович, но до появления Кири он так и не предпринял ни одной попытки бежать.

Должна признаться, мне даже показалось, что Иванников раскаивается в содеянном. Вполне возможно, что его посетили высокие мысли о смысле жизни. По крайней мере, так можно было подумать, глядя на его задумчивое, просветленное лицо. Мне стало даже немного жаль его.

* * *

— Ну вот мы и поймали твоего убийцу, — стряхивая с брюк прицепившиеся к ним колючки и ветки сухой травы, радостно заметил Кирьянов. — Дело почти сделано.

— Не думаю, — весьма уныло ответила я. — Вдруг Иванников не выдаст своего нанимателя, то бишь заказчика? А меня куда больше интересует он. Прямых улик нет, так что здесь вся надежда на Иванникова.

— А почему ты решила, что Иванников не выдаст заказчика? — выпрямляясь, спросил у меня Кирьянов. — С чего бы ему это скрывать?

— Не знаю, — пожала плечами я. — Мне почему-то показалось, что с этим самым заказчиком или заказчицей у него какие-то особенные отношения. Я ни на чем не настаиваю, просто так кажется. Женская интуиция.

— Вместо того чтобы гадать, лучше бы поговорила с ним сначала, — с укором заметил Володька. — Попытка не пытка.

— Ты прав, — согласилась я с ним. — Прямо сейчас этим и займусь… Если ты не против, конечно, — вспомнив, что Иванников уже сидит в "уазике" Кири, добавила я.

Киря ничего не ответил, равнодушно махнул рукой в сторону машины и направился к курящим подчиненным.

Дойдя до машины, я сказала ребятам Кири, которые остались присматривать за задержанным, что хочу поговорить с ним, и, не услышав возражений, забралась в "уазик". По-моему, менты согласились бы с любым, даже откровенно бредовым моим предложением. Они были уверены, что на все, что я делаю, есть санкция Кири.

Иванников немного удивленно, но все же со злостью посмотрел в мою сторону и демонстративно отвернулся, давая понять, что не желает иметь со мной никаких дел. Я несколько минут помолчала, решая, с чего именно мне начать нашу беседу. В конце концов я произнесла:

— Вам известно, сколько лет вы получите за совершенное преступление?

— Благодаря вам, по всей видимости, немало, — усмехнулся в ответ мужчина.

— Не желаете скостить себе срок? — пристально глядя на него, спросила я.

— Чистосердечным признанием, что ли? — ехидно откликнулся Иванников. И тут же добавил: — Черта с два.

— Как хотите, это ваше право, — намеренно равнодушно заметила я. — В таком случае, объясните, что заставляет вас покрывать заказчика? Чем вы ему так обязаны, что согласились загубить собственную жизнь?

— Это вас не касается, — почему-то взорвался Иванников. — Если я так сделал, значит, было нужно. И отстаньте вы от меня со своими дурацкими вопросами. Я ничего говорить не стану. Доказали мою вину — сажайте, но в душу не лезьте.

— А я никуда и не лезу, я просто хочу, чтобы все было по справедливости и…

— Справедливости? — зло протянул Иванников, и лицо его покраснело. — Так вы еще и о справедливости рассуждаете. Вы… Да вы… Ради лишней звездочки вы любого готовы посадить.

Последнее оскорбление очень сильно задело меня.

— Рассуждайте, как хотите, — эмоционально произнесла я в ответ. — Только наша работа в том и состоит, чтобы упекать таких вот, как вы, умников, за решетку. И не думайте, что заказчице преступления долго гулять на свободе. Рано или поздно мы ее найдем. И скорее рано, чем поздно. Ваша помощь нам и не потребуется.

— Ну и пошла к черту, — рявкнул на меня Иванников и, отвернувшись, тихо буркнул: — Овца.

Я заставила себя промолчать. Сознаюсь, это далось мне нелегко. Выбралась из машины, несколько раз глубоко вздохнула. Свежий утренний воздух повлиял на меня успокаивающе. Тут подошел Киря.

— Как успехи? — поинтересовался он.

— Какие, к черту, успехи, — откликнулась я. — Этот Иванников обозвал меня, как хотел, и успокоился. Не желает говорить.

На самом деле Иванников, конечно, не обозвал меня так, как хотел бы, но очень уж хотелось пожаловаться.

— А ты расстроилась, — усмехнулся Киря. Он растянул губы в широкой улыбке и, по-дружески обняв меня за плечи, притянул к себе. — Эх, Татьяна, Татьяна. Когда ты только научишься пропускать мимо ушей всякие там оскорбления? Пора бы давно запомнить, что ты самая лучшая и незаменимая, а на остальное…

— Тьфу, — сплюнув в сторону, как всегда любил делать Киря, когда совсем выходил из себя, и махнув рукой, произнесла я.

Теперь уже мы оба засмеялись и, взявшись за руки, побрели к машине Володьки.

…Сразу после того, как мы с Кирей доставили Иванникова в отделение милиции и препроводили в кабинет, состоялся допрос по всем правилам. И Володька, и я из кожи вон лезли, чтобы выбить из мужчины признания, относительно заказчика преступления, но тот упорно стоял на своем: "Не скажу, не знаю, отстаньте". Чего мы только ни делали, но Иванников ни в какую не сдавался, продолжая молчать. В конце концов пришлось его отправить в камеру, так и не получив результата. Не прибегать же к средневековым пыткам.

— Ну, что думаешь делать? — сразу после того, как Иванникова вывели из кабинета, спросил у меня Володька.

Интересная постановка вопроса! Вообще-то я уже достаточно сделала. Ему тут преступника, можно сказать, на блюдечке преподносят, а он еще и недоволен. Похоже, разговорить Иванникова — моя задача.

— Еще не знаю, — честно ответила ему я. — Четкого плана у меня нет, есть только одно предположение.

— Могу я узнать, какое?

— Может, я и неправа, но мне почему-то кажется, что заказчица — это какая-то родственница Иванникова, — вздохнув, призналась я. — Или возлюбленная, хотя в это я, признаюсь, не особенно верю. Не тот он человек, что на убийство пойдет ради любимой женщины. А вот ради дочери…

— Так у него же нет детей, — спохватился Володька.

— То, что они не указаны в паспорте, еще не говорит об их отсутствии, — заметила я. — Он немолод, наверняка парочка внебрачных ребятишек наберется.

— Хочешь попробовать их поискать? — полюбопытствовал Володька.

Я кивнула, попросила Кирю позвонить мне, если Иванников вдруг что-то согласится рассказать, сама вернулась в машину и, заведя ее, направилась к дому нашего задержанного. Мне хотелось еще раз пообщаться с той соседкой, которая могла бы рассказать что-нибудь о женщинах Виктора. Иного способа получить информацию о внебрачных детях я просто не видела.

Хорошо зная дорогу до дома Иванникова, я без лишних проблем добралась до нужного места и, припарковав машину по соседству с каким-то магазином, поспешила к уже известной двери. Дойдя до нее, решительно надавила на звонок и стала ждать, когда мне откроют. Наконец за дверью что-то зашебуршало, и знакомый мне женский голосок спросил:

— Кто там? Что надо?

— Из милиции, — коротко ответила я. — Я к вам уже приходила.

Дверь сразу же открылась, и я опять увидела ту же неприятную женщину. При виде меня она устало вздохнула и деловито спросила:

— Ну что еще? Я вам вроде бы все сказала, больше не знаю ничего.

— Извините, если отвлекаю вас от домашних дел, — решив хоть как-то умаслить женщину, произнесла я. — Но такая уж у меня работа. Я не отниму у вас много времени.

— Ладно, проходите, — смилостивилась соседка и посторонилась, пропуская меня в дом.

Проводив меня до зала, она усадила меня на диван, покрытый старым пледом, сама села рядом и, сложив руки на коленях, приготовилась слушать. Я не заставила себя ждать.

— Вы давно знаете Иванникова? — поинтересовалась я.

— Сколько тут живу.

— А сколько вы здесь живете?

— Да с детства, — ответила женщина. — Так что Иванников ваш на моих глазах вырос.

— Замечательно, значит, вы о нем многое знаете, — обрадовалась я, но соседка тут же строго заметила:

— Я в чужую жизнь не лезу.

— Я этого и не говорю, просто надеюсь, что вы человек наблюдательный и, следовательно, замечали, как и чем жил ваш сосед, — улыбаясь, проговорила я.

Соседка сдвинула брови к переносице.

— К чему вы клоните? — недовольно спросила она.

— Хорошо, не стану более ходить вокруг да около, — заметила я. — Сразу скажу, что меня интересует только один вопрос: есть ли у вашего соседа внебрачные дети?

— Есть, — даже не задумываясь, ответила соседка. — Девочка. Сейчас ей пятнадцать или шестнадцать лет.

— Возможно, вы знаете, почему Иванников не женился на ее матери? — я была уверена, что и об этом соседке известно.

— Она сама не захотела. Встречаться — встречались, а потом ей подвернулся какой-то богатенький франт, обвела она его вокруг пальца, сказав, что ребенок — его. Тот на ней женился, и они сразу уехали.

— И вы больше не видели ни ее, ни девочку?

— Почему же, видела. Прожила-то эта шалава с богатым мужиком недолго. Он ее через год выкинул, и она опять в Тарасов вернулась. Вновь с кем-то сошлась.

— А что же Иванников? Он не пытался вернуть дочь?

— Зачем? Какому мужику такой багаж нужен? Ему и одному неплохо жилось. Он после той девки еще кучу переменил, что ни неделя, то новая. Ни одна надолго не задержалась. Последний год только, когда приболел… Ну… — женщина как-то смущенно отвела взгляд. — Вы понимаете, по мужской части.

— Понимаю, — чтобы более не смущать ее, кивнула я.

— Девки кончились. Тогда-то он про ребенка и вспомнил. Ко мне приходил, спрашивал, может ли усыновить дочь. А моя дочь как раз — адвокат, так я у нее консультировалась. Оказалось, что через столько лет сделать это совсем непросто.

— И чем все закончилось? — полюбопытствовала я вновь, надеясь, что меня просветят и в этом вопросе.

Увы, женщина только пожала плечами и добавила:

— Не знаю. Вроде встречается с какой-то девчонкой, подарки ей покупает. Больше не знаю ничего.

— Что ж, тогда еще один вопрос, — немного подумав, сказала я. — Вы знаете имя дочери Иванникова и фамилию ее матери?

— Имя девочки знаю, — кивнула соседка. — Катя ее зовут. Мать — то ли Надя, то ли Настя. Фамилии не помню, хоть и слышала. Но зато знаю, где живут, кстати, в нашем районе.

— Описать сможете? — сразу спросила я.

Соседка опять кивнула и принялась мне объяснять, как найти квартиру, где живет дочь Иванникова. Я молча выслушала ее, поблагодарила за помощь и поспешила в свою машину. В голове у меня крутилась масса различных мыслей, причем большинство из них были обращены на решение одного вопроса: может ли быть заказчицей дочь Иванникова? Если да, то что такого могла ей сделать Прокопчук или Дрягель, чтобы девушка пошла на убийство?

Между тем, в два счета добравшись до нужного дома, я на лифте поднялась на пятый этаж, надавила на дверной звонок и, решив положиться на случай, стала ждать, когда мне откроют.

Очень скоро из квартиры донеслись шаги, а затем и вопрос:

— Кто там?

— Милиция, — коротко ответила я.

На минуту воцарилась тишина.

— Открывайте, — приказным тоном произнесла я. — Разговор есть.

На этот раз дверь все же открыли, и я столкнулась взглядом с совсем юной девицей. В мужской клетчатой рубашке и темно-синих джинсах, на ногах — мягкие белые кроссовки. Видимо, девушка собралась куда-то выйти. Волосы у девчушки были коротко стрижены и просто зачесаны назад, хотя при ее широком лбе это противопоказано. В целом же она производила довольно приятное впечатление.

— Ты — Катя? — я решила обращаться к девушке на "ты".

— Ну я, а что? — вызывающе глядя на меня, поинтересовалась та.

— Я бы хотела поговорить с тобой о твоем отце, — внимательно следя за реакцией девушки на мои слова, произнесла я. — Его только что задержали по подозрению в убийстве.

— Ну и что? — видимо, не находя в сказанном ничего страшного для себя, язвительно переспросила девчушка. — Мы с ним никогда не жили и жить не собираемся.

— Неужели вам совсем не жаль его? — удивилась такому цинизму я.

— Ничуть, — так же равнодушно ответила девица.

Я решила огорошить ее неожиданным вопросом, дабы выбить из колеи и понаблюдать за реакцией. Вдруг что и выйдет из этого?

— Вы знаете Евдокию Владимировну Дрягель?

— Я? — почему-то растерялась девица, и на щеках ее появился легкий румянец. Такого вопроса вот так, с ходу, девушка никак не ожидала.

— Ну не я же, — усмехнулась я, мысленно отметив про себя, что, услышь Катя это имя впервые, она так бы не отреагировала. Следовательно, можно предположить, что Дрягель она знает. Интересно, сознается ли в этом.

— Ну так что, знаете или нет? — внимательно глядя на девушку, повторила свой вопрос я.

— Нет, не знаю, — встряхнувшись, ответила та.

Я ей, понятно, не поверила, а потому спросила:

— Хотите, прямо сейчас позвоню ей и проверю?

Поняв, что обмануть меня ей не удалось, Катя недовольно сморщила свой маленький носик и нервно забегала глазками по сторонам, не зная, как поступить. Я же продолжила психологическое воздействие.

— Какие у вас с ней отношения? И что вас вообще связывает?

Вместо ответа на эти мои, в общем-то, спонтанные вопросы девица натянуто улыбнулась и, отстраняясь от двери, предложила заискивающим тоном:

— Вы бы прошли. Неудобно разговаривать вот так, на пороге.

Я, как последняя дура, клюнула на эту ее уловку и, ничего не подозревая, проследовала в квартиру, ожидая, что Катя войдет следом. Но не тут-то было: девица и не собиралась заходить. Наоборот, пулей выскочила из квартиры и со всех ног кинулась вниз.

— Черт! — поняв свою оплошность, выругалась я и бросилась ее догонять.

Мы выбежали из дома и помчались по улице. Катя то и дело оборачивалась, не зная, как от меня отвязаться. Затем, видимо, решила свернуть туда, где легче скрыться, но ошиблась и сама загнала себя в тупик, точнее, в маленький дворик с единственным выходом. Тут я уже притормозила и победно улыбнулась бросающей на меня убийственные взгляды девушке.

— Все равно не поймаешь, — огрызнулась девица, доставая маленький складной ножичек.

— Не дури, — выставив руку вперед, предостерегла я. — Это может плохо кончиться для тебя самой.

— Это мы еще посмотрим, — огрызнулась Катя, видимо, уверенная в своем превосходстве.

Она даже рискнула напасть на меня первой, и благодаря изворотливости и изящности телосложения ей удалось избежать моего ответного удара, хотя и не получилось задеть меня лезвием. Не давая девочке возможности сориентироваться, я решила наконец взять ситуацию в свои руки. Быстро извернувшись, нанесла удар ногой по кисти руки девушки, в которой та держала нож. Лезвие с лязгом упало на асфальт.

Таким образом, мы оказались на равных. Впрочем, девицу это нисколько не смутило: она лишь злобно покосилась на меня, а потом, сделав вид, что собирается нападать, в последний момент поменяла тактику и шмыгнула мимо, в сторону выхода.

Все во мне закипело — какая-то малявка заставляет бегать за собой по всему городу. Окончательно разозлившись, я кинулась вдогонку, теперь уже зная, что непременно ее настигну — в те моменты, когда я выхожу из себя, шутки со мной плохи.

Оказавшись вновь на улице, Катя хотела тормознуть машину, но неудачно. Девица вынуждена была спасаться при помощи собственных ног. Бежала она очень быстро, однако чувствовалось, что девушка устала. Скоро она начнет сдавать позиции. Этим я и воспользовалась — намеренно не давала ей сбавить скорость. Через пару минут Катя окончательно запыхалась. Вот тут-то я ее и поймала, схватила сзади за руку и резко потянула на себя.

Зная, что от девочки можно ожидать всего, что угодно, я тут же подтолкнула Катю к забору и прижала ее к нему спиной. Девушка потеряла возможность пошевелить рукой или ногой, а я слегка расслабилась и перевела дыхание. Катерина же, сделав пару попыток высвободиться, но поняв, что это бесполезно, на минуту притихла, а потом смачно плюнула мне в лицо. Окончательно выйдя из себя, я не стерпела и так врезала ей по лицу, что из носа девочки потекла кровь. Но Катя лишь отвернулась в сторону и, будто она, а не я, одержала победу, усмехнулась.

Тем временем я одной рукой стянула с себя ремень и принялась связывать им руки девушки. Та покорно стояла, не издавая ни звука. Когда же Катя наконец оказалась связанной, я на пару шагов отошла от нее, взяла за плечо и дала знак, чтобы она следовала вперед. Необходимо было отвести ее к машине, доставить в отделение милиции к Кире и уже там допросить.

В общем-то можно сказать, что мне повезло: девица кинулась бежать из квартиры и тем самым выдала себя. У меня уже не оставалось сомнений, что она имеет какое-то отношение к преступлению. Но какие именно мысли ее посетили и заставили так прореагировать? Пока это оставалось загадкой.

Приняв решение отвести девицу к машине, я повернулась к Кате и внимательно посмотрела в юное лицо, пытаясь понять, о чем думает девушка. Она стояла с гордо поднятой головой, выпрямив спину.

Столкнувшись же с моим взглядом, девушка злобно прищурилась, но, долго не выдержав, опустила глаза, прекрасно поняв, что я разгадала ее планы. Теперь сопротивление было бесполезно. Я подтолкнула Катю к выходу из дворика. Мы быстро и беспрепятственно преодолели путь до моей машины, я усадила девушку на сиденье, на всякий случай прицепила наручниками к дверце и села сама.

Почти в ту же минуту я услышала тяжелый стон.

Повернув голову в сторону девочки, я увидела, что она плачет. Причем не так, как это обычно делает попавший в безнадежную ситуацию человек, а как сильный мужчина, всеми силами сдерживающий эмоции, которые, независимо от его воли, все же берут верх. Катя не хотела плакать, она противилась этому, но слезы все равно катились из глаз и крупными каплями капали ей на колени. Стыдясь их, девочка пыталась спрятать лицо, но я все же повернула его к себе и, посмотрев в глаза девушке, сказала:

— Вот это уже хорошо — человек должен плакать. Особенно, когда это позволяет сбросить груз с плеч и души. Не стесняйся, увидишь, это поможет.

Но словно назло мне, Катя еще пару раз хмыкнула, и уже в следующую минуту ее глаза были совершенно сухими, а взгляд — прямым и злобным.

— Дикий, злобный щенок, — вздохнув, произнесла я, повернула голову в сторону дороги и облегченно вздохнула — самое сложное теперь позади.

* * *

На следующий день мы с Кирьяновым сидели в его кабинете и мирно беседовали, попивая приготовленный его помощником кофе.

Допрос дочери Иванникова завершился, да и сам мужчина вызвался все рассказать, едва только узнал о том, что его дочь задержана. Несмотря на то, что Иванников пытался взять вину на себя, безостановочно врал, запутать нас ему так и не удалось. Теперь мы твердо знали, что Катя и была заказчицей убийства Евдокии. Она призналась в этом, надеясь на то, что ей это действительно зачтется. Она рассказала и о том, почему решила убить женщину.

Причина оказалась банальна до глупости. Война в Ираке, терроризм, экологические катастрофы кажутся молодежи ерундой по сравнению с такой проблемой, как разбитое сердце.

Все обстояло следующим образом. Евдокия Дрягель, не будучи еще женой Сергея Павловича, встречалась с молодым человеком, в которого была влюблена — а скорее, ей так просто казалось — дочь Иванникова. Евдокию не смущало, что кавалер значительно моложе ее, ведь она охотилась за деньгами, а они не только не пахнут, но и не имеют возраста.

Катю же это злило. Она прекрасно понимала, что Евдокии нужны только деньги, но молодой человек почему-то упорно не хотел этого признавать.

Вытянув из паренька все возможные денежки, Евдокия, конечно же, кинула его, и тот, озлобившись на весь свет, уехал из Тарасова. След его затерялся, и далее в этой истории юноша уже не фигурировал.

Выросшая с гулящей мамашей Катя с детства наблюдала, как та окручивает то одного, то другого мужика, как вытягивает из каждого все, что можно.

Катя планировала повторить ее путь, ну а пока она никак не могла забыть Виталика и простить Евдокию. Так как единственным, кто выполнял все прихоти девушки, был ее горемыка-отец, решивший вдруг вызвать любовь дочери, она и уговорила его отравить Евдокию, которую считала виновной во всех своих бедах.

Впрочем, в какой-то момент после отъезда возлюбленного Катя даже подумывала покончить жизнь самоубийством. Но потом нашла куда лучшее решение своей проблемы.

Иванников, конечно, долго не соглашался — даже ради вновь обретенной дочери он не мог пойти на такое. Но Катя сумела убедить его в правильности своего поступка, пообещала даже, что придет к нему жить. На это-то и клюнул одинокий мужчина, у которого не было ни жены, ни родителей. Он слепо верил девочке и ее рассказам, шел у нее на поводу, а в результате это привело обоих к тюремному заключению.

— Ну и заставила же она нас поломать голову, — отпивая очередной глоток любимого напитка и вспоминая все случившееся, произнесла я. — Умная, чертовка, оказалась.

— А молодежь — она вся умная, — со знанием дела заявил Киря. — Я вот, например, тоже не дурак.

Затем подполковник Кирьянов посерьезнел.

— Вот только ум многие не в то русло направляют, — вздохнул Володька. — В результате он уже коварством оборачивается, да еще и к гибели людей приводит.

Я тоже вздохнула, вспоминая, с чего начиналось расследование и что предшествовало преступлению.

Разве я могла знать или просто предположить, что один из красивых нарядов, созданных Аленой Мельник, может таить в себе смертельную опасность? В свете произошедших событий фраза "Красота — страшная сила" приобрела зловещий смысл.

Единственным приятным моментом во всей этой истории стал обещанный Аленой Мельник подарок. Узнав об успешном завершении расследования, Мельник захотела как-то отблагодарить меня и предложила "на память" тот самый костюм, в котором я выходила на подиум. Но я отказалась — он неизбежно напоминал бы мне о том трагическом дне.

Тогда Алена пообещала мне платье из своей новой коллекции, к работе над которой она уже приступила. Модельер не отказалась от своей идеи: демонстрировать наряды будут непрофессиональные модели. И я очень надеюсь, что на этот раз обойдется без криминала.

Оглавление

  • ПРОЛОГ
  • ГЛАВА ПЕРВАЯ
  • ГЛАВА ВТОРАЯ
  • ГЛАВА ТРЕТЬЯ
  • ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
  • ГЛАВА ПЯТАЯ
  • ГЛАВА ШЕСТАЯ
  • ГЛАВА СЕДЬМАЯ
  • ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
  • ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
  • Реклама на сайте

    Комментарии к книге «Амазонка из злачных мест», Марина Серова

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства