«Кот, который выследил вора»

Лилиан Джексон Браун Кот, который выследил вора

ОДИН

Странной выдалась та зима в Мускаунти, в четырёхстах милях к северу от чего бы то ни было. Прежде всего, какая-то петрушка вышла с долгосрочными прогнозами. Метеоролог местной радиостанции предсказывал нулевые температуры[1] , ежедневные снегопады, коэффициент теплоощущения минус шестьдесят[2] и жуткие бураны – иными словами, обычную для этих краёв зиму. С другой стороны, фермеры и охотники, наблюдая поведение мохнатых гусениц, уверяли, что зима должна быть мягкая. Плохие новости!

Никто не хотел мягкой зимы. Торговцы изрядно потратились, закупая снегоочистители, антифриз, снегоступы и тёплые кальсоны. Фермеры мечтали о толстом снежном покрове на полях, чтобы летом собрать богатый урожай. Владельцы собачьих упряжек и любители подледного лова рисковали лишиться долгожданных зимних забав. А уж первый ежегодный Ледовый фестиваль просто был обречён. Прибавьте вещь и вовсе немыслимую – возможность зелёного Рождества!

Весь ноябрь, обычно богатый на природные бедствия, стояла неутешительно хорошая погода, и жители Мускаунти кляли мохнатых гусениц. Потом, в середине декабря, температура резко упала и ежедневно стало выпадать по нескольку дюймов снега, который не таял. В Пикаксе, окружном центре, городские службы с трудом расчищали улицы, воздвигая восьмифутовые снежные стены по обочинам и вокруг парковочных площадок. Молодёжь выезжала за покупками к Рождеству на широких и надёжных беговых лыжах, и над Мейн-стрит слышался звон санных колокольчиков А лучше всего было то, что из-за снежных заносов занятия в школах отменяли дважды за месяц.

Сюрпризы погоды, однако, оказались лишь первой из странностей той зимы. В конце декабря внезапная череда мелких краж подпортила праздничное настроение гражданам Пикакса. Из автомобилей и общественных мест начали исчезать самые обычные вещи. Местная газета разразилась передовицей:

БУДЬТЕ БДИТЕЛЬНЫ! ЗАПИРАЙТЕ ДВЕРИ! ДЕРЖИТЕСЬ НАСТОРОЖЕ!

Вы оставили на сиденье видеокассету, выйдя из машины, чтобы заплатить за бензин? Вам уже не суждено её увидеть!

Забыли перчатки на почте? Через пару минут их не будет.

Повесили солнцезащитные очки на тележку, выбирая апельсины? Очки исчезнут.

Кто виноват? Озорные дети? Гремлины? Ваш склероз

Хватит искать виноватых! Пора научиться разумной осмотрительности.

Все мы в Мускаунти склонны пренебрегать мерами предосторожности. Возьмите за правило запирать свою машину… Убирайте ценные вещи в багажник… Следите за своими вещами… Будьте бдительны!

Есть мнение, что на пропажи не стоит обращать внимания, что это мелкое воровство просто досадное поветрие, которое пройдёт, как Комариная неделя по весне. Если вы так считаете, задумайтесь над словами шефа полиции Эндрю Броуди; «Общество, снисходительное к мелким правонарушениям, открывает дверь для крупных преступлений».

Требовалось нечто большее, чем передовица во «Всякой всячине», чтобы жители Мускаунти, народ упрямый и независимый, потомки первых поселенцев, изменили свои привычки. Однако имелся среди них один именитый гражданин, готовый подписаться под словами шефа полиции.

Джеймс Квиллер не мог причислить себя к аборигенам – он переселился в Пикакс из Центра, как в здешних местах называли расположенные южнее мегаполисы. Удивительные обстоятельства привели его в заштатный городок (всего населения – три тысячи человек), и, сколь ни странно, ему здесь понравилось.

Если бы Квиллера – высокого, хорошо сложенного мужчину средних лет, с роскошными усами цвета соли и перца и седыми висками, – спросили, кем он себя считает, ответ вышел бы длинным. Отошедший от дел журналист, в прошлом известный криминальный репортёр и автор книги о городской преступности, а ныне ведущий колонки во «Всякой всячине». Преданный друг Полли Дункан, заведующей Пикакской публичной библиотекой. Владелец и раб двух сиамских кошек. Вполне приятный человек, которому выпало счастье обзавестись множеством друзей. И всё это было бы правдой… Кем не сознавал себя Квиллер, так это одним из богатейших людей на северо-востоке центральных штатов, каковым, по сути, являлся.

Именно огромное наследство, богатства семьи Клингеншоенов, заставило Квиллера осесть в северной глуши. И тем не менее деньги внушали ему беспокойство – ловушки, которые расставляет крупное состояние ответственность, которую оно накладывает, – а потому Квиллер немедленно пустил свои миллионы на благотворительность. И вот уже несколько лет учреждённый им Клингеншоенский фонд, фонд К., находился в ведении «мозгового треста» из Чикаго, почти не требуя вмешательства Джеймса Макинтоша Квиллера.

Не только этот щедрый жест снискал ему уважение в Мускаунти. Поклонники цитировали его занимательную колонку «Из-под пера Квилла», хвалили добродушный нрав, чувство юмора, отсутствие претензий, умение слушать и, разумеется, великолепные усы. Их унылый контур с повисшими концами, а также задумчивые глаза придавали Квиллеру меланхолический вид, заставляя гадать, что же скрывает в себе его прошлое. В действительности Квиллеровы усы таили нечто такое, чего не увидишь глазом.

Утром двадцать третьего декабря Квиллер попрощался с сиамцами, наказав им хорошо себя вести в его отсутствие. Чем разумнее вы говорите с кошками, полагал он, тем сообразительнее они становятся. Две пары тёмно-голубых глаз серьёзно взирали на него. Понимают ли они, о чём говорит хозяин? Или терпеливо ждут, когда он наконец уйдёт, чтобы подремать после вкусного завтрака?

Квиллер выбрался из дома, чтобы сделать рождественские закупки, но сначала ему нужно было заглянуть в редакцию сдать статью – тысячу слов о Санта-Клаусе для его колонки. Тема избитая, но талантливый журналист способен и ей придать новое звучание.

Здание «Всякой всячины» обычно не украшали к праздникам, оставляя столь легкомысленное занятие владельцам магазинов и ресторанов. И потому Квиллер удивился, увидев нарядное деревце на картотечном шкафу в кабинете Арчи Райкера. Старинный друг и собрат по профессии, Арчи последовал за Квиллером в Пикакс, чтобы стать издателем и главным редактором новой провинциальной газеты. Этот краснощёкий, лысеющий человек, с намечающимся брюшком, выглядел вполне счастливым в редакторском кресле с высокой спинкой. Теперь он не только издавал собственную газету, что было давнишней его мечтой, но вдобавок обрёл родственную душу, женившись на пухленькой домовитой женщине, которая вела в его газете кулинарную рубрику.

– Мы с Милдред ждём вас с Полли на рождественский ужин, – напомнил он Квиллеру.

– С индейкой, надеюсь, – ответил Квиллер, думая о своих сожителях. – Чего ради ты взгромоздил это дерево на картотеку?

– Это идея Уилфреда, – смутился Райкер. – Он собственноручно смастерил все эти штуковины из газетной бумаги и побрызгал золотой краской из баллончика.

Уилфред Сагбери, секретарь редакции, тихий, старательный молодой человек, в своё время ошарашил коллег победой в семидесятимильном велопробеге, а ныне изумлял их тем, что занимался на курсах оригами. Направляясь к выходу, Квиллер мимоходом похвалил Уилфреда.

– Я с удовольствием сделаю такие же для вас, мистер К., – оживился тот.

– Благодарю, Уилфред, но нет. В моем доме они не продержатся и пяти минут. Коты мгновенно превратят их в серпантин. И тем не менее спасибо.

Чтобы подкрепиться перед походом за подарками, Квиллер заглянул в закусочную Луизы, непритязательную забегаловку в тихом переулке, которая вот уже тридцать лет снабжала приемлемой едой горожан, работающих в деловом центре или отправившихся туда за покупками. Луиза Инчпот была решительной особой, которая отпускала оладьи и замечания с апломбом местной знаменитости. И действительно, недавно город по распоряжению мэрии отпраздновал День Луизы Инчпот.

Когда Квиллер вошёл, она лихо молотила по клавишам старомодного кассового аппарата и хрипловатым голосом выдавала непререкаемые суждения:

– Если зима будет мягкой, как пророчили гусеницы, будущим летом на нас навалятся жуки!.. Привет, мистер К.! Проходите! Посмотрите, где не липко, и присаживайтесь. Мои неуклюжие клиенты опрокинули бутылку с сиропом.

– Как Ленни? – спросил Квиллер. Сын Луизы пострадал от взрыва.

– О, этот парень весь в меня! – гордо сказала она. – Ничто его не остановит! По утрам занимается в колледже, а на вторую половину дня приискал себе шикарную работёнку – управляющего клубом в Индейской Деревне, Сослался на вас, мистер К. Надеюсь, вы не в претензии?

– Работящий малый. Весь в матушку пошёл.

– Да уж лучше так, чем брать пример с батюшки!.. Вы уже запаслись рождественскими подарками, мистер К.?

– Не торопите меня, Луиза. Ещё только двадцать третье.

Первым делом Квиллер купил бутылку шотландского виски. Её упаковали в коричневый бумажный пакет, который он спрятал под полой куртки, причём подняться по лестнице в полицейское управление, расположенное в здании городского совета. Квиллер частенько бывал здесь, и дежурный сержант, кивнув в сторону кабинета, сообщил:

– Он на месте.

За стеклянной перегородкой шеф полиции сгорбился над клавиатурой компьютера, который раньше ненавидел.

Человек сурового нрава, шеф Броуди возмущался, когда посторонние вмешивались в расследования, однако со временем научился ценить советы и мнения газетчика, который не раз помогал схватить за руку преступника, Броуди придерживался старомодных, понятий о законе и порядке и на службе бывал крут. В свободное от работы время он вновь становился общительным, веселым шотландцем, который на городских праздниках расхаживал в килте, играя на волынке.

Аккуратно положив куртку на один стул и усаживаясь на другой, Квиллер начал:

– Твоё имя, Энди, опять попало в газеты. Это что, рекламная кампания? Задумал пройти в мэры? Я буду агитировать за тебя.

Броуди стрельнул в него свирепым взглядом, которым обычно взирал на компьютер.

– Будь у меня твои усищи, ещё бы и фото тиснули. Выкладывай, зачем пожаловал!

– Хочу знать, действительно ли ты веришь в то, что сказал.

– Это ж дураку ясно! Разреши хулиганам мочиться в общественном месте – и они забрызгают краской всё здание суда, а затем примутся торговать наркотиками, грабить банки и убивать копов.

– Есть у тебя подозреваемые по последним кражам? Шеф полиции откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки.

– Может быть, это подонки из Чипмунка. Может, шайка из Локмастера. А возможно, балуют шалопаи, что крутятся вокруг свалки Джорджа Бриза. Мы ведём расследование.

– Ты заметил что-нибудь особенное? Воровской почерк? Должно быть, у них уже выработалась определённая схема.

– Ну, некоторая схема просматривается. Они не крадут чеков социального страхования из почтовых ящиков, не выдирают из машин радиоприёмников не вламываются в медицинские учреждения. Пока воруют по мелочи. С другой стороны, не было ещё двух одинаковых краж, и места все разные. Хотя они всегда действуют после наступления темноты. Избегают воровать в тех магазинах, где отличное освещение и бдительные служащие.

– А что, если это своего рода игра? – предположит Квиллер. – Вроде охоты за сокровищами? Своеобразный обряд посвящения для самоутверждающихся юнцов.

– Мы уже побеседовали с директорами школ и профессором Преллигейтом из колледжа. Они говорят, что не замечали никакой подозрительной активности.

– Ну, уж они-то узнают обо всём последними, – проворчал Квиллер.

– Есть и другой вариант. Я предсказывал нечто подобное после финансового краха в Содаст-Сити. Жителям этого городка несладко приходится нынешней зимой. Тяжело ведь сидеть без денег под Рождество, особенно если в семье есть дети.

– Но благотворительные организации отвалили немалые суммы на празднование Рождества, и Фонд К. не остался в стороне.

– Знаю, но всего не учтёшь. Отдельные личности начинают паниковать и пытаются справиться с трудностями собственными силами. – Он позволил себе горько усмехнуться. – Может, они открыли секрет, как приобрести рождественские подарки, не толкаясь по магазинам и не тратя денег.

– Если эти кражи, как ты говоришь, происходят в разных местах, – заметил Квиллер, – то кому-то пришлось залить полные баки бензина, чтобы разъезжать по всей округе, прикарманивая мелкие вещи. Должно быть, тут орудует целая шайка.

Броуди поднял руки.

– Чистое безумие!

– Ладно, позволь добавить ещё один случай к твоему списку. Для того, собственно, я и заглянул к тебе. – Квиллер сделал паузу, чтобы разжечь любопытство собеседника. – Всем известно, что в Старой каменной церкви собирают теплую одежду для бедных семей. За церковью стоит специальный сундук для этой цели. По средам волонтеры просматривают его содержимое, сортируют и чинят вещи. Я сообщил им, что во вторник вечером заброшу туда тючок с вещами – что и сделал, – полиэтиленовый мешок, полный одежды в приличном состоянии: куртки, свитера, перчатки и всё такое прочее. Но когда сундук открыли на следующее утро, он был пуст. Мне позвонили узнать, не забыл ли я завезти вещи.

Шеф полиции раздражённо хмыкнул.

– Естественно, никакого замка на сундуке не было?

– Кто же думает о замках в здешних местах? Это послужило темой для газетной передовицы. Мы без конца выговаривали нашим читателям за то, что они забывают пристегивать ремни безопасности. Теперь начнем ругать за то, что забывают запирать двери.

Броуди фыркнул.

– Если заметишь парня, разгуливающего по городу в твоих вещичках, будь добр, выследи его и сфотографируй.

– Разумеется. А ещё спрошу имя и адрес.

– Моя старая бабка в Шотландии могла поймать вора с помощью ножниц, кусочка веревки и магического заклинания. Жаль, что она умерла прежде, чем я вступил в ряды стражей порядка. – Он усмехнулся. – А почему бы тебе не подключить к расследованию этого дела твоего смышлёного кота?

Шеф полиции был единственным человеком в этом северном округе, который знал о выдающихся способностях Квиллерова сиамца. Коко и вправду обладал особым даром, но Квиллер по разным причинам пытался это скрывать. Сведения просочились к Броуди с юга, из Центра, и приятели добродушно подшучивали по поводу гениального кота, чьи высокоразвитые инстинкты давали ему преимущество перед большинством людей.

– Коко не работает по заказу, – возразил Квиллер, стараясь не рассмеяться. – Он проводит расследования по собственному почину. Как раз сегодня взял под надзор шайку диких кроликов. – Затем он добавил, уже серьёзно: – Но вчера вечером, Энди, он запрыгнул на книжную полку и сбросил на пол русский роман под названием «Вор». Не знаю, может, это простое совпадение?

– Разве он читает по-русски? – спросил Броуди. то ли в шутку, то ли всерьёз.

– У меня английский перевод.

Шеф полиции хмыкнул и сменил тему:

– Я слышал, вы с твоим шустрым котом съехали из амбара этой зимой. С чего вдруг? – В его вопросе слышалось разочарование. Он частенько заглядывал в перестроенный яблочный амбар после службы, чтобы пропустить стаканчик на сон грядущий и немного поболтать. Квиллер хотя и не брал в рот спиртного, держал отличный бар для гостей.

– Видишь ли, Энди, – проговорил Квиллер, – эту громадину невозможно равномерно протопить. Наверху – сауна, а внизу – холодрыга. Коты обычно лезут наверх погреться и возвращаются еле живые. Дуреют от жары и шатаются как пьяные. Поэтому я прикупил домишко в Индейской Деревне на холодные зимние месяцы. А летом смогу сдавать его отпускникам. Там, конечно, не так просторно, как в амбаре, но места для жизни вполне достаточно, а городские снегоуборочные машины хорошо расчищают дороги по той простой причине, что в тех краях живет много политиканов… Кстати, обстановкой занималась твоя даровитая дочь.

Броуди кивнул, с недовольным видом принимая комплимент. Несмотря на то что Фрэн Броуди слыла преуспевающим дизайнером по интерьерам, её отцу казалось, что она легкомысленно отнеслась к выбору профессии.

Наконец Квиллер встал и вручил Броуди коричневый пакет.

– Здесь немного горячительного, Энди. Для рождественского настроения. Увидимся после праздников.

В прежние времена Квиллер был экономным, по натуре и по необходимости: мать растила его одна, а потом он сам зарабатывал себе на учебу в университете и трудился за гроши репортером в Центре. Новое финансовое положение, однако, открыло ему удовольствие быть щедрым. Жил он по-прежнему скромно, к примеру ездил на подержанных автомобилях, но любил делать подарки, угощать приятелей выпивкой или ужином, посылать цветы и давать щедрые чаевые.

Когда двадцать третьего Квиллер наконец отправился за подарками, список их оказался довольно длинным. К счастью, журналист был скор на решения и никогда не интересовался ценами. Готовясь к вояжу по магазинам, Квиллер оставил машину на муниципальной стоянке, застегнул молнию на утеплённой куртке, опустил наушники шерстяной шапки, натянул вязаные перчатки и двинулся к центру, то и дело увязая в снегу.

Мейн-стрит заполонили покупатели, оживлённо сновавшие между сугробов высотой в человеческий рост. Под лучами неяркого зимнего солнца искрились вкрапления слюды на каменных фасадах магазинов и офисов, под крышами и между фонарей были развешены гирлянды из хвойной зелени. Горы снега, нагроможденного повсюду и плотно утрамбованного по краям тротуаров (в Мускаунти дороги не посыпали солью), глушили шум голосов и шорох шин. Однако тот же акустический феномен странным образом усиливал внезапные всплески рождественской музыки, случайный перезвон санных бубенцов и медное позвякивание колокольчика Санта-Клауса на углу улицы.

В первую очередь Квиллер направился в универмаг Ланспиков, чтобы купить что-нибудь для Полли Дункан, возглавлявшей его подарочный список. Кэрол Ланспик сама вышла обслужить его. Она и её муж были замечательной парой: практичные и умные предприниматели, уважаемые горожане, но главные их таланты расцвели на сцене пикакского Театрального клуба. Квиллер считал, что, если бы Ларри и Кэрол не вернулись в родной Пикакс, чтобы продолжить семейный бизнес, они могли бы прославиться не меньше, чем Кронин и Танди или Лант и Фонтане.[3]

Кэрол улыбнулась ему и сказала с оттенком мягкого упрека:

– Я так и знала, что ты заявишься в последний момент, поэтому отложила костюмчик для Полли. Потрясающая замша цвета терракоты. Думаю, он придётся ей впору. Ведь она похудела после операции до четырнадцатого размера. И что только эти кардиологи сотворили с ней?

– Убедили ежедневно совершать двухмильные прогулки и отказаться от всех моих любимых блюд.

– М-да, но зато выглядит она великолепно! И уже не питает прежнего пристрастия к мрачным оттенкам серого и синего.

Квиллер бросил взгляд на костюм и объявил:

– Беру!

– Есть ещё симпатичная шелковая блузка, что называется, с огоньком. В ней можно…

– Её беру тоже. – Блузка была из ткани с узором «гусиная лапка», в терракотовых и желтовато-белых тонах.

– Полли голову потеряет от радости! – пообещала Кэрол.

– Полли редко теряет голову, – заметил Квиллер.

Обаятельная женщина его возраста, с мягким, мелодичным голосом, Полли умело руководила библиотекой – под бархатной перчаткой скрывалась железная рука.

– Где вы собираетесь встречать Рождество, Квилл?

– С Райкерами. А у вас с Ларри что, большие планы?

– Мы будем с дочерью и её очередным приятелем, разумеется, а ещё пригласили Кармайклов и их гостя. Ты часто видишься с Уиллардом и Даниэль?

«Вообще бы не виделся, будь на то моя воля», – подумал Квиллер, но вслух сказал:

– Наши пути пересекаются нечасто.

Именно Ланспики представили его новому банкиру и его развязной молодой жене. Квиллера раздражали её откровенное заигрывание, кокетливые ужимки, резкий голос и томные взгляды.

– Боюсь, – с сожалением заметила Кэрол, – что Даниэль придётся не по вкусу жизнь в маленьком городке. Она то и дело сравнивает Пикакс с Детройтом и Балтимором, где у них чего только не было. Уиллард говорит, она тоскует по дому. Потому-то он пригласил сюда на праздники её родственника из Центра. – Она понизила голос: – Зайдём-ка в мой кабинет, Квилл.

Он последовал за ней в загроможденную комнатенку в конце отдела женской одежды.

– Присаживайся! – предложила она. – Мне жаль Даниэль. Люди плохо о ней отзываются, но она сама виновата. Выглядит вызывающе. По пикакским меркам, во всяком случае. Короткие юбки, высоченные каблуки, тонны косметики, причёска как крысиное гнездо!.. Возможно, в Центре это хороший тон, но в чужой монастырь…

– Даниэль нужна мудрая наставница, – прервал Квиллер. – Может, Фрэн Броуди даст ей пару советов? Фрэн очаровательна, у неё есть свой стиль, а кроме того, она помогает Даниэль обставлять дом.

– Она уже пыталась, Квилл, но, увы… – Кэрол пожала плечами. – Казалось бы, муж мог вправить ей мозги. Он-то человек разумный и хорошо прижился в здешнем обществе. Уиллард уже вступил в Торговую палату и Бустерс-клуб, а сейчас помогает организовывать Клуб гурманов. Но когда Ларри предложил принять его в Кантри-клуб, ничего не вышло. Правление так и не послало Кармайклам приглашения. И все мы знаем почему. Кричащие наряды и жуткие причёски Даниэль вызывают смешки и косые взгляды. Её голос называют вульгарным. Он такой пронзительный.

– Что да, то да, – согласился Квиллер, несколько удивлённый. Такая критичность и откровенность не в духе Кэрол.

– Ладно, дай знать, если что придумаешь… Завернуть подарки для Полли?

– Пожалуйста. Я заберу их позже. Не переборщи с бубенчиками и бантиками.

Затем он отправился в дизайнерскую студию Аманды, надеясь подыскать какую-нибудь красивую вещицу для Райкеров и переброситься парой слов с Фрэн Броуди. К сожалению, дочери шефа полиции Квиллер не застал, и ему пришлось довольствоваться обществом брюзгливой хозяйки студии. Бизнес Аманды Гудвинтер процветал, и её неизменно избирали в городской совет из-за принадлежности к почтенной фамилии. Именно Гудвинтеры основали Пикакс в середине девятнадцатого века.

Грубоватое приветствие Аманды вполне соответствовало её обычной манере общения:

– Если ты рассчитывал на бесплатную чашку кофе, тебе не повезло. Кофеварка сломалась.

В глазах преданных клиентов непослушные седые лохмы Аманды и её тускло-коричневые хламиды были свидетельством творческой самобытности. Ещё чего, язвили недоброжелатели, она точь-в-точь как те бездомные старухи, что скитаются по улицам больших городов с пакетами, в которых хранится весь их убогий скарб.

Чтобы поддразнить Аманду, Квиллер объявил, что хотел бы купить в подарок изящный пустячок.

Она сразу взъярилась:

– Мы пустячков не держим!

– Что за манера придираться к словам? Тогда как насчёт безделушки для Арчи и Милдред Райкеров?

Ворча, она предложила ему живописный керамический кофейник, поверхность которого украшал рельеф из виноградных гроздей, яблок и груш.

– Не слишком ли он цветастый? – жалобным тоном осведомился Квиллер.

– Цветастый? Как ты можешь говорить такое? – громогласно вопросила Аманда, точно выступала на заседании городского совета. – Это же майолика! Ручная роспись! Настоящий антиквариат! Весьма дорогой причём! Райкерам безумно понравится!

– Хорошо-хорошо, беру, – сдался Квиллер, зная что Милдред – коллекционер художественного склада, тогда как Арчи – практического. – Хорошо бы упаковать кофейник, но не беспокойся.

– Вот ещё!

Остальные подарки из своего списка Квиллер надеялся заказать в новом магазине «Глоточек-и-Кусочек». Там составляли подарочные корзины из вина, сыра и прочих деликатесов и развозили их по всему округу в канун Рождества,

Он также зашёл в магазин мужской одежды, чтобы купить смешной галстук для Райкера, который был крайне консервативен в выборе расцветок. Ему приглянулся ярко-голубой галстук с белыми бейсбольными мечами в натуральную величину, отстроченными красной нитью. Квиллер надеялся, что это будет забавно.

Последнюю остановку он сделал в Народном банке Пикакса, чтобы обналичить чек, и вид его знаменитых усов вызвал там лёгкий переполох. Клиенты, кассиры и охранники улыбались и махали руками, приветствуя его:

– Весёлого Рождества, мистер K.!

– Всё готово к приходу Санты?

– Закончили с рождественскими подарками, мистер К.?

Отвешивая вежливые поклоны направо и налево, он встал в очередь к одному из кассиров.

Седоволосая дама впереди него отступила в сторону.

– Вы спешите, мистер К.? Можете пройти передо мной.

– Нет-нет, – запротестовал он. – Благодарю вас, но не надо. Нет ничего лучше, как постоять в очереди за привлекательной женщиной.

Новую волну смятения поднял мужчина, который вышел из кабинета, приветственно раскинув руки.

– Квилл! Вас-то я и хотел видеть! Зайдемте ко мне! – Этот новый банкир выделялся обходительными манерами, дорогим костюмом и модельной стрижкой – сразу видно: человек недавно из Центра.

Квиллер проследовал в президентские апартаменты и отметил несколько перемен: секретарша помоложе, меблировка поярче, картины на стенах.

– Присаживайтесь! – пригласил Кармайкл. – Я слышал, вы перебрались в Индейскую Деревню.

– Да, только на зиму. Мой амбар не протопишь в холодную погоду. А как вы? Уже переехали в новый дом?

– Нет, всё ещё торчим в той же Деревне. Даниэль назаказывала кучу вещей для нового дома, но, по-моему, пройдёт вечность, прежде чем их доставят. Чертовски дорого к тому же, но это в порядке вещей. Моя дорогая женушка обожает тратить деньги, и если она счастлива, то я тоже… Скажите, у вас уже есть планы на вечер? Мне бы хотелось пригласить вас на ужин.

Квиллер колебался.

– Гм… Такое неожиданное приглашение, вы же понимаете. – «Меня вполне устраивает общество Уилларда, – думал он, – но в присутствии стреляющей глазками Даниэль я чувствую себя не в своей тарелке».

Кармайкл продолжал:

– Сегодня вечером я холостяк. Даниэль повезла нашего гостя в заведение «Вкусная еда у Отто» – отвратительный ресторан, если хотите знать моё мнение, – поэтому я сказал ей, что завален работой. К нам на праздники приехал её кузен.

– М-да… В общем-то, если подумать… я, наверное, сумею отвертеться и освободить себе вечер. А куда вы хотели бы пойти?

– Туда, где можно отведать здешних пирогов. Я ещё ни разу их не пробовал. И даже не представляю, что это такое.

– О, Мускаунти славится своими пирогами ещё с прошлого века, когда ими подкреплялись шахтёры, – ухмыльнулся Квиллер. – И кстати, их разновидность – кулебяку – обычно рифмуют с бякой.

– Признаю своё невежество, – развёл руками банкир,

– Этот огромный пирог с начинкой из мяса и картофеля хорош для пикника, но не для цивилизованного ужина. Вы бывали когда-нибудь в ресторане Онуш?

– Нет, Даниэль не нравится средиземноморская кухня. Хотя сам я, когда жил в Детройте, частенько наведывался в греческий ресторанчик ради шиш-кебабов[4] , тарамасалаты[5] и саганаки[6] … Замечательно!

– В том-то и суть! – подхватил Квиллер. – Давайте встретимся у Онуш, когда вы освободитесь. Мне нужно заглянуть домой – покормить кошек. – На Квиллере был повседневный удобный домашний костюм, но если бы он сказал: «Я хочу зайти домой переодеться», Уиллард мог бы возразить: «Не беспокойся, И так сойдёт. Я сниму галстук».

А заход домой для кормежки кошек был поводом, который никогда не оспаривался.

ДВА

Квиллер катил домой, в Индейскую Деревню, в машине с приводом на четыре колеса, наиболее пригодной для езды по зимним дорогам в этих краях. Обменяв свой малолитражный седан на средних размеров пикап, он остался доволен, ибо нашёл его удобным для многих целей, например поездки к ветеринару с кошачьей переноской. Машина была почти новой – всего лишь тридцать тысяч миль пробега, – и Скотт Гиппел сделал ему хорошую скидку.

Район Индейской Деревни, начинавшийся от шоссе «Скатертью дорога», лежал за городской чертой Пикакса. И ещё вопрос, когда эта дорога была живописнее – в пору буйства летней зелени или зимой, когда наступало время светотени и силуэты голых лиственных и тёмных хвойных деревьев подчеркивали бесконечность снежного покрывала. По пути встречались призрачные надшахтные строения заброшенного рудника «Бакшот», обнесённого проволочной изгородью, на которой болталась вывеска, предупреждающая, что заходить за ограду опасно. Сразу за ней был мост через речку Иттибиттивасси, которая вскоре делала поворот, а потом бежала наперегонки с шоссе до самой Индейской Деревни и дальше.

Географически и административно Индейская Деревня относилась к Пикаксу, но была особым миром, фешенебельным пристанищем весьма интересных личностей. Ворота при въезде в Деревню свидетельствовали о некоторой её обособленности, но они всегда оставались гостеприимно открытыми. Дома, с обшивкой из широких досок, стыки которых прятались под рейками, начиная со сторожки у ворот и кончая клубом, отличались деревенской простотой и прекрасно вписывались в лесистую местность как зимой, так и летом. Квартиры размещались в небольших строениях, хаотически разбросанных вдоль Вудленд-трэйл Кондоминиумы из четырёх выстроенных в ряд смежных домиков с отдельными входами тянулись вдоль Ривер-лейн, проходившей почти по берегу реки, которая мчалась по камням или кружилась в омутах. Даже зимой из-под снега и льда доносилось её журчание.

Приближаясь к своему жилищу в строении пять Квиллер вспомнил о четвероногих домочадцах. Встретят ли они его с восторгом – предвкушая трапезу? Или будут беспробудно спать на диване, свернувшись в один пушистый клубок? Не сорвана ли телефонная трубка? А может, кого-то из них стошнило комком шерсти? Или они разбили лампу, гоняясь друг за дружкой?

Прежде чем отпереть свою дверь, Квиллер отнёс продукты, купленные для Полли, в её домик на другом конце улицы. У него имелся ключ от её жилья. Ещё только начав отпирать замок, он повел беседу с её сторожевым котом Бутси, объясняя, что явился по уважительной причине и немедленно уйдёт, как только сунет в холодильник скоропортящиеся продукты.

Его собственные сиамцы маячили в окне, обозревая речной берег, они с довольным видом возлежали на подоконнике и слушали, как журчит вода подо льдом. Лучи зимнего солнца, отражаясь от снежного покрова, эффектно подсвечивали шелковистую бежевую шёрстку и выделяли густо-коричневые пятна.

– Привет вам, ребятки, – сказал Квиллер. – Как дела? Какие происшествия в округе? Сколько кроликов видели сегодня?

Лениво поднявшись, обе кошки выгнули дугой спины и занялись легкой разминкой, вытягивая обе передние лапы и одну заднюю. Кота звали Као Ко Кун (для краткости Коко) – именно он и был тем самым смышленым созданием, которое поминал Броуди. Здоровый, сильный зверь с роскошными усами и пронзительно-голубым взглядом, намекавшим на знание поистине космических тайн. Юм-Юм, кошечка, была изящной и безмерно привлекательной. Её большие и ясные голубые глаза имели фиалковый оттенок. Будучи сиамцами, оба обладали отличными вокальными данными: Коко мяукал солидным грудным баритоном, а пронзительное сопрано Юм-Юм леденило кровь в самые неожиданные моменты.

Квиллер притащил из машины пакеты с подарками, просмотрел почту, которую оставляли в сторожке, потом сделал несколько телефонных звонков, покормил кошек и накинул твидовую спортивную куртку поверх шерстяного свитера. Полли говорила, что ему особенно идут свитера с высоким воротом, их простота подчёркивала красоту его усов. Пристальное внимание окружающих к растительности на его лице и льстило Квиллеру, и раздражало его. Фрэн Броуди называла этот знак мужского достоинства усами эпохи Наполеона III, словно он являлся деталью меблировки.

Но вот чего никто не знал, так это какую службу они могли сослужить их обладателю. Стоило Квиллеру заподозрить, что дело нечисто, что кто-то шельмует или нарушает закон, как он сразу же ощущал покалывание или зуд над верхней губой. Жизненный опыт приучил его обращать внимание на такие сигналы. Иногда он приглаживал усы, придавливал их кулаком, почёсывал костяшками пальцев или просто задумчиво теребил, в зависимости от природы предчувствий.

Полли, которая ничего не знала об этом феномене, могла спросить:

– Ты нервничаешь, дорогой?

– Извини, просто глупая привычка, – обыкновенно отвечал он.

Однако Квиллер учёл её мнение насчёт свитеров с высокими воротниками.

Ближе к вечеру он бросил напоследок взгляд в большое напольное зеркало, простился с двумя погружёнными в свои мысли животными и направился в центр Пикакса, где находилось ресторан Онуш.

Онуш Долматакия и её партнер приехали из Центра чтобы открыть здесь ресторанчик, и их затея получила поддержку «Всякой всячины» и «Локмастерского вестника»« выходившего в соседнем округе. Как и утверждала реклама, атмосфера в заведении Онуш была экзотической: маленькие масляные лампы на столах с медными столешницами, росписи на средиземноморские сюжеты на стенах, подвесные светильники с абажурами из бусин. Онуш наняла местных женщин и научила их делать голубцы из виноградных листьев и рубить петрушку для табуле. Репортёр, бравший у неё интервью для «Всякой всячины», написал, что она говорит с очаровательным средневосточным акцентом, который чудесно сочетается с её оливково-смуглой кожей, пылкими карими глазами и чёрными волосами. Её компаньон демонстрировал среднеамериканский выговор, будучи белобрысым уроженцем Канзаса.

Сам Квиллер ещё не бывал в ресторане и, предлагая банкиру поужинать здесь, действовал на свой страх и риск. Едва он вошел в зал, как аромат восточных специй и звуки этнической музыки тут же перенесли его в другое полушарие. По залу сновали два официанта, одетых в блузы европейских фермеров, но выглядевших как студенты колледжа.

Кармайкл помахал ему рукой из угловой кабинки, где потягивал «Роб Рой».[7]

– Тяжёлый выдался денек! – сказал он. – Я начал без вас, чтобы немного расслабиться. Сегодня вы мой гость. Какие напитки предпочитаете?

Квиллер, как обычно, заказал «Скуунк» со льдом и лимоном, пояснив, что эта местная минеральная вода, говорят, источник молодости.

– Должно быть, не врут, – заметил Кармайкл, – поскольку вы отлично выглядите. А как она на вкус?

– Сказать по правде, Уиллард, её можно было бы улучшить каплей спиртного, но я поклялся не употреблять больше горячительных напитков.

– Зовите меня Уиллом, – допросил банкир. – Мне и самому следовало бы отказаться от крепких напитков. Два года назад я бросил курить, но знаете, какую глупость упорно продолжаю делать? Садясь в самолет, я всегда запасаюсь парой пачек сигарет и кладу их в багаж – на счастье.

– Что ж, это простительно, если срабатывает.

– Ну, в общем-то, пока обходилось без аварий, и мой багаж ещё никогда не терялся.

– Как поживает ваша очаровательная жена? – спросил Квиллер. Этот вопрос был обычной данью вежливости и никоим образом не отражал его мнения.

– О, она полностью поглощена отделкой нашего нового дома. Фрэн Броуди даже подшучивает над ней. А я совсем не против. Чем бы дитя ни тешилось… Главное, чтобы в семье царил мир да лад!

– Мудрая позиция! – рассудительно поддакнул Квиллер, как человек, знающий, о чём говорит.

– А вы были женаты, Квилл?

– Был такой период… А вы ведь, насколько я знаю, купили особняк Фитчей в стиле модерн.

– Боюсь, что да… Он выглядит как надшахтное строение на заброшенном руднике. Неудивительно, что его никто не покупал целых три года! Он страшнее греха, но Даниэль нравится все модерновое, из ряда вон выходящее, поэтому я помалкиваю и соглашаюсь.

Квиллер подумал: «Да, она избалована. Умеет надувать губки и канючить».

– А давно ли вы женаты? – спросил он.

– Скоро будет год. Моя первая жена умерла три года назад, и я жил один как сыч в большом доме. Потом поехал в Балтимор по делам и познакомился там с Даниэль – в клубе, где она пела. Надо признаться, я влюбился в неё с первого взгляда. Я бы не сказал, что у неё великолепный голос, но зато она настоящая красотка! Потому-то я и вернулся в Мичиган вместе с ней.

– А с чего вы решили перебраться в наши края?

– О, это целая история! Мне просто необходимо было уехать в какое-то тихое местечко, подальше от железных дорог, городской грязи и уличной преступности. Меня дважды ограбили, а один раз угнали мою машину, что, в общем-то, то же самое. Но потом меня ещё ограбила одна закусочная, и это стало последней каплей. Я был готов бежать хоть в Ривер-Сити, штат Айова.

– Ограбила закусочная или ограбили в закусочной? – Квиллер был педантом, когда дело касалось точности высказываний.

– Именно закусочная, говорю же вам! Дело было в воскресенье. Даниэль уехала в гости в Балтимор. Вечером я вышел из дома, чтобы купить гамбургер и пакетик жареной картошки, но забыл дома чековую книжку, а потому остановился у банкомата прямо напротив закусочной. Заказав гамбургер, я отдал бумажку в двадцать долларов, но получил сдачу с пяти. Я указал на ошибку. Кассирша позвала управляющего. Он выдвинул ящичек кассы, чтобы пересчитать деньги. и задвинул быстрее, чем вы успели бы пересчитать свои пальцы. Сказал, что наличность показывает, будто я заплатил именно пять долларов. А у меня и была с собой в тот вечер только та двадцатка, что мне выдал банкомат. Но как я мог доказать это? – Уиллард сделал паузу и допил свой коктейль.

Квиллер протянул:

– Ну и дела. И что же вы сделали?

– Ничего, чем бы мог особенно гордиться. Я обозвал управляющего проходимцем и опрокинул на него поднос. Надеюсь, что кофе был обжигающе горяч!.. Вот такая история! На следующий же день я связался с агентством по найму, и вот я здесь!

– Да, здесь вы в безопасности. У нас нет таких забегаловок.

– Для меня это удивительно, – проговорил банкир. – В Мускаунти можно было бы делать хорошие деньги, если бы кто-то захотел построить здесь торговый центр с сетью закусочных. Однако… Что-то я разболтался. Давайте закажем наконец закуски и напитки. – Он выбрал хуммус[8] и попросил подать питу теплой.

Квиллер остановил свой выбор на баба-гануш[9] и попросил официанта:

– Будьте добры, спросите Онуш, не может ли она приготовить тефтели в маленьких зелёных кимоно?

Меньше чем через минуту сама хозяйка заведения, в белом переднике и поварском колпаке, выскочила из кухни.

– Мистер Квилл! – возопила она. – Это вы! Я сразу поняла, что это вы!

Он поднялся, и Онуш заключила его в объятия. Сияющая улыбка преобразила её некрасивое лицо, поварской колпак свалился на пол. Это была трогательная сцена, и остальные посетители – вполне в духе Пикакса – отметили их встречу аплодисментами.

– Просто мы старые знакомые, – объяснил Квиллер, когда Онуш удалилась обратно на кухню.

Банкир спросил:

– Вы считаете, что средиземноморская кухня будет пользоваться популярностью в таком городке, как ваш?

– Надеюсь. Ресторан Онуш поддерживает Фонд Клингеншоенов. Это часть программы развития центра города. Кроме того, Полли Дункан уверяет, что средиземноморская кухня очень полезна для здоровья.

– Я знаком с вашей Полли Дункан, и, признаюсь, она обаятельная женщина, – заметил Уиллард с оттенком зависти. – Вы настоящий счастливчик. Она привлекательна, умна, и у неё очень красивый, мелодичный голос.

– Именно своим голосом она поначалу и тронула мое сердце, – признался Квиллер. – «Тихим, нежным и милым», говоря словами Шекспира[10] . Впервые в жизни я встретил женщину, которая разделяет мои литературные вкусы, – потрясающее ощущение! Кроме того, с ней я постоянно чему-то учусь. Я считал джаз пределом моего понимания музыки, но Полли открыла для меня мир камерной музыки и оперы. – Квиллер усмехнулся. – Хотя ей не удалось увлечь меня своими орнитологическими походами, и я не уступил ей ни бейсбола, ни Луи Армстронга.

– Я слышал, вы приобрели отдельные домики в Деревне. А вы когда-нибудь подумывали о…

– Никогда, – перебил его Квиллер. – Нам нравится жить в одиночку. Кроме того, наши кошки несовместимы.

– Раз уж я коснулся личной жизни, не возражаете, если задам ещё один нескромный вопрос? Фонд Клингеншоенов, похоже, готов вложить огромные средства в Мускаунти… В развитие школ, системы здравоохранения, охрану окружающей среды и всё такое прочее. А каково происхождение этого богатства?

– Семья Клингеншоенов сколотила состояние во времена бурного роста Мускаунти – зарабатывая на гостеприимстве, если можно так выразиться, – попросту объяснил Квиллер. – Следующие поколения приумножили богатство, разумно вкладывая деньги. Ныне все они уже умерли, а их деньги перешли в так называемый Фонд К.

– Ясно, – кивнул банкир, с сомнением поглядывая на Квиллера. – И ещё один вопрос: правда ли, что за фондом К. стоите вы?

– Нет, я тут ни при чём. – Как мог журналист объяснить банкиру, что деньги для него не являются смыслом жизни, что ему гораздо интереснее в срок закончить статью, написать злободневный репортаж или раздобыть эксклюзивный материал?

Снова подошел официант, и сотрапезники заказали чечевичную похлебку, табули, шиш-кебаб для Уилла и долму для Квиллера.

Разговор переключился на Клуб гурманов, который намеревались создать в Пикаксе.

– Кулинария – моя страсть, – заявил банкир. – Возвращаясь домой из банка, где царит холодный расчёт, я отогреваю душу у горячей плиты, гремя кастрюлями и горшками. Даниэль ненавидит кухню, честное слово… Кстати, она пристаёт ко мне, чтобы я отрастил такие же усы, как у вас, Квилл. Говорит, что они очень сексуальны, но ведь усы совершенно не соответствуют образу банковского служащего… Вы когда-нибудь бывали на Марди-Гра?[11] Даниэль уговаривает меня забронировать места в новоорлеанской гостинице, а я предпочёл бы отправиться в какой-нибудь круиз.

Ремесло журналиста научило Квиллера внимательно слушать, и ему даже нравилось это занятие. Уиллард, видимо, нуждался в понимающем и сочувственном слушателе. Он продолжал:

– Когда мы переселимся, хотим завести пару сиамцев, как у вас. Конечно, если я сумею уговорить Даниэль. В Деревне не разрешают держать кошек в квартирах.

– Я знаю. Именно потому и купил отдельный домик

– Держу пари, что ваши кошки скучают по амбару.

– Они легко приспосабливаются к новой обстановке.

– Они живут как супружеская пара?

– Нет, они просто друзья.

– У меня два взрослых сына в Калифорнии, – сообщил Уиллард, – но я бы хотел создать новую полноценную семью. В моём возрасте, мне кажется, я мог бы ещё стать отцом нескольких смышленых отпрысков, но Даниэль не прельщает такая идея, – Он со смиренным видом пожал плечами.

На столе появились основные блюда, и разговор теперь сводился к бессвязным замечаниям. Немного погодя Уилларду захотелось выяснить кое-что ещё.

– Вы когда-нибудь играли на сцене? У вас хорошо поставленный голос.

– В студенческие времена играл в нескольких пьесах.

– Фрэн Броуди хочет, чтобы Даниэль вступила в Театральный клуб. Фрэн – красивая девушка. Почему она не замужем?

– Кто ж её знает?

– Аманда Гудвинтер – эксцентричная особа.

– Больше лает, чем кусает. В городе её любят.

– А что вы думаете насчёт Джорджа Бриза? Вам что-нибудь известно о нём?

– Он вечно ходит с желчной миной, но никто не знает, есть ли у него повод злиться, – произнес Квиллер. – Несколько лет назад он имел наглость выставить свою кандидатуру на выборах мэра. В городе его называют Старым Желчным Пузырём. Он набрал всего два голоса.

– Предприимчивый, видимо, делец, – рассудил банкир. – Но мне он показался сомнительной личностью. Кстати, он только что снял квартиру в Деревне.

– Хорошенькое соседство!

– Квартиры там не слишком добротно построены. А как ваши дома?

– То же самое. Я предупредил кошек, чтобы не топали, обследуя жилище.

Спустя какое-то время Уиллард изрёк:

– Мне бы хотелось узнать ваше мнение, Квилл, об одной идее, которую мы обсуждали с родственником Даниэль. Мы считаем, что старые дома на Плезант-стрит могут и должны быть отреставрированы ради экономической выгоды и украшения города.

– Вашу супругу волнует проблема охраны памятников старины? – удивился Квиллер.

– Мою милую женушку ничего не волнует! Я имел в виду её родственника. Он занимается реставрацией в Центре, и его потрясли здешние перспективы. Вы знаете особняк Дунканов на Плезант-стрит?

– Отлично знаю! Линетт Дункан приходится Полли свояченицей. Она недавно унаследовала этот дом, отлично сохранившийся памятник девятнадцатого столетия.

– Прекрасно! А мы познакомились с Линетт за карточным столом в бридж-клубе Деревни, и она пригласила нас на воскресный завтрак. У неё шикарный викторианский особняк! В сущности, вся эта улица возвращает нас в конец восьмидесятых годов девятнадцатого века. Родственник Даниэль назвал её «деревянной готикой[12]

– Пряничная аллея[13] – вот как местные острословы прозвали Плезант-стрит, – просветил Квиллер.

Уилл Кармайкл положил нож и вилку, увлечённый разговором.

– Что хорошо, так это то, что владельцы особняков не польстились ни на какие новшества вроде виниловой обшивки или скользящих стеклянных дверей. В общем, у нас созрел вот какой проект: Плезант-стрит может стать меккой для любителей старины, если превратить её особняки в жилые музеи или гостиницы, где платят за ночлег и завтрак. Сегодня на этом можно сделать неплохие деньги. Мой банк готов предоставить большие ссуды на реставрацию… Как вы на это смотрите?

– Мне представляется, что вы задумали колоссальное предприятие, – сказал Квиллер. – А какими именно аспектами реставрации занимается ваш родственник и как его зовут?

– Картер Ли Джеймс. Может, вы слышали о нём или видели его работы в журналах. Он делает экспертизы, руководит реставрационными работами и помогает добиться для старинных зданий статуса исторических памятников, охраняемых государством. Ему известны все методы, источники, и, самое главное, он знает, чего нельзя делать ! Представляете ли вы Плезант-стрит с бронзовыми досками на фасадах домов? Она может стать уникальным центром притяжения – но не для шумных туристских орд, а для серьёзных любителей американской старины.

На десерт они заказали ароматный кекс с грецкими орехами и кофе, а банкир продолжал гнуть свою линию:

– У Линетт не дом, а настоящий музей, полный ценного антиквариата. Она говорит, что всё перешло к ней по наследству.

Квиллер, предпочитавший современные вещи, припомнил громоздкую мебель, тёмную облицовку стен, бархатные шторы и драпировки, вычурную лепнину картинных рам и столы с резным орнаментом, которыми изобиловал дом Линетт. Полли некоторое время жила там после операции. Квиллер пытался подыскать какой-нибудь тактичный ответ.

– Да, Линетт последняя из рода Дунканов. В здешних краях это очень уважаемая фамилия. Дунканы были процветающими торговцами во времена экономического роста и сколотили состояние не за счёт вытягивания жил из шахтеров.

– Это делает им честь. – Уиллард задумчиво уставился в чашку с кофе. – Мне представлялось, что ей нет нужды работать… Однако она говорит, что работает с девяти до пяти.

– Линетт не может сидеть без дела. Она и благотворительностью занимается. Как многие в Пикаксе. Вам стоит привлечь к этому Даниэль.

Скорчив комичную гримасу, покладистый муж сказал:

– К посещению больных, например… Не думаю что моя милая женушка создана для такого рода деятельности. – Пару минут он разбирался с официантом оплачивая счёт, затем предложил: – Хорошо бы нам всем как-нибудь встретиться на праздниках. Вам стоит познакомиться с Картером Ли. Он произведёт на вас впечатление. Представительный и приятный в общении мужчина. Тонкий знаток искусства. Знаменитый архитектор… Вы играете в бридж?

– Нет, но Линетт рассказывала мне о деревенском бридж-клубе и большой старинной склянке.

В клубе стояла старинная аптечная склянка около фута в высоту с широким горлом и куполообразной пробкой. Собираясь на партию в бридж, игроки опускали в неё по десятидолларовой банкноте и прикасались к пробке на удачу. По части суеверий они, был убеждён Квиллер, стояли в одном ряду со спортсменами, болельщиками, актерами, моряками и игроками в кости. К чести любителей бриджа из Индейской Деревни, они опускали в склянку и свои выигрыши, и когда она наполнялась, вся сумма отходила Молодежному центру Мускаунти.

Квиллер осведомился:

– Надеюсь, вы сделали щедрые вложения в эту склянку?

– Мне не особенно везёт в карты, – признался банкир. – А вот Линетт постоянно выигрывает. И Kapтер Ли довольно везуч… А Даниэль лучше бы оставаться дома и смотреть телевизор.

Настал удобный момент для прощания. Квиллер получил истинное удовольствие как от разговора, так и от ужина. Он поблагодарил компаньона и добавил:

– В следующий раз я угощу вас ужином… когда вы вновь останетесь холостяком. – Эта оговорка была добавлена вскользь, но Квиллер надеялся, что она не останется незамеченной.

Двое мужчин разъехались по домам, каждый на своей машине, обе были пикапами. По пути Квиллер перебрал замечания банкира о его «милой жёнушке» и подумал, что этот брак обречён. Он был слишком поспешным. Очень жаль… Уиллард оказался интересным собеседникам, хотя и чересчур любопытным. Он явно загорелся идеей реставрации Плезант-стрит… Ситуация в Кантри-клубе сложилась не в его пользу. А жаль, он, несомненно, любит поиграть в гольф[14] . Однако если с Клубом гурманов дела на мази, это хорошая новость.

Квиллер взглянул на часы на приборном щитке и включил приемник, чтобы послушать очередной выпуск новостей пикакского радио. Для начала ему сообщили, с каким счётом закончился баскетбольный матч в средней школе. Затем послышался голос Уэзерби Гуда, который понёс обычную чушь, объявляя прогноз погоды: «Опять по сугробам, в метель опять – трудно шагать, шагать, шагать». Он никогда не упускал возможности ввернуть подходящую к случаю цитату, детский стишок или переиначенные строчки из песен. Некоторые слушатели, например Линетт Дункан, считали его ужасно умным, другие предпочли бы побольше информации о погоде и поменьше культурных изысков.

После очередного пассажа Уэзерби диктор сообщил: «Из Индейской Деревни поступило тревожное сообщение. В здании клуба из незапертого шкафа украдены деньги, около двух тысяч долларов. Члены бридж-клуба складывали их в большую склянку для передачи Молодежному центру. Полиция ведёт расследование».

Квиллер фыркнул в усы и выключил радио, подумав, что Броуди оказался прав: чем дальше, тем хуже… Верно было сказано в передовице, настала пора обзаводиться замками!

ТРИ

Двадцать четвертого декабря, в полдень, Квиллер приехал в редакцию «Всякой всячины», чтобы отметить грядущий праздник с сотрудниками газеты. После полудня всех отпускали по домам, но сначала устраивали пирушку. В программе значились сандвичи с ветчиной из закусочной Луизы, рождественский торт из шотландской кондитерской, кофе и годовые премии. Арчи Райкер, излучая сияние и похохатывая, вручал конверты.

Квиллер сказал ему:

– Твои «хи-хи-ха-ха» словно тихий отзвук тех диких оргий, что мы закатывали в Центре под Рождество. Одна попойка и никаких премий.

– Не напоминай мне об этом! – взмолился Райкер. – Я уже четверть века пытаюсь забыть мою первую вечеринку в «Дневном прибое». Мы с Рози тогда только что поженились, и всё семейство Райкеров отмечало сочельник в нашем доме, ужин приготовили – чем богаты, тем и рады, – а я в костюме Санты должен был раздавать всем подарки. Во всяком случае, так мы планировали. Мне пришлось пахать целый день, но ходили слухи, что любой отдел рад видеть гостей. Только приходи со своим стаканом! С пяти часов все мы начали кружить по отделам: редакционный, спортивный, женский, фотолаборатория (там было хуже всего), рекламы и сбыта… В общем, море разливанное! Веселились на всю катушку, и я совершенно забыл про жену и семью! К тому времени, когда какие-то парни доставили меня домой на такси, я уже отключился и проснулся только на следующее утро. О господи! Я был в опале целый год!

Квиллер ухмыльнулся:

– Ты был не единственным негодяем. Именно поэтому начальство запретило редакционные вечеринки, объявив их вне закона. Только угроза судебного иска могла утихомирить сотрудников.

Потом Хикси Раис, заведующая отделом рекламы, проживавшая в Индейской Деревне, оттащила Квиллера в сторонку.

– Ты уже слышал о краже? – прошептала она.

– Новая атака пикакского флибустьера! Когда эти деньги видели в последний раз?

– Прошлым вечером. Мы собрались сыграть в бридж перед Рождеством, и все проявили исключительную щедрость. Закончив игру, отнесли склянку в кабинет управляющего, как обычно прикрыв её пакетом.

– Но ведь все игроки знали, где она хранится, верно? Кто-то поджидал, пока она наполнится. Кто там у вас играет?

– В основном жители Деревни, но бывают и гости из Пикакса или ещё откуда-нибудь. По иронии судьбы пакет тоже пропал. Должно быть, в него и сложили наши денежки. Судя по номиналам банкнот, там могло быть примерно две тысячи… У тебя имеются какие-нибудь соображения, Квилл?

– Да. Давай возьмем по паре сандвичей с ветчиной, пока эти хищники из отдела новостей не прикончили их все.

После редакционной посиделки, пронизанной духом товарищества, Квиллеру не хотелось сразу покидать праздничный центр города, где всё быстрее сновали покупатели и всё громче славили Христа. Он купил ещё несколько подарков: духи для Полли, шарфик для Милдред и несколько баночек с паштетом из копчёной индейки и деликатесными сардинами для знакомых кошек.

Первая баночка досталась пушистому зверю из букинистической лавки. Букинист выглядел потрясённым, сказав, что его Уинсгон впервые в жизни получил рождественский подарок. Эддингтон Смит, старичок с мягкими манерами, любил книги, но не за их содержание, а за красивый переплет, иллюстрации, хорошую бумагу, оригинальность издания и происхождения. Он спал, готовил еду и приводил в порядок книги в задней комнатке, смежной с книжной лавкой.

Лукаво взглянув на Квиллера, букинист сказал:

– Я знаю, что Санта приготовил для вас!

– Только не говорите мне. Я люблю сюрпризы.

– Есть один автор, который вам очень нравится.

– Отлично.

– Я могу сказать вам его инициалы.

– Пожалуйста, Эддингтон. никаких намеков! Лучше покажите мне последние поступления. – Квиллер никогда не уходил из этой лавки без покупки.

Букинист медленно двигался между рядами открытых и закрытых коробок, пока не нашёл посылку из имения профессора кельтской литературы, который прожил последние годы в Локмастере: эти места напоминали ему Шотландию.

– Прекрасные переплеты, – заметил он. – Большинство книг напечатано на китайской бумаге[15] . Некоторые очень старые, но кожаные переплёты в отличном состоянии… Вот одна книга, изданная в тысяча восемьсот девяносто девятом году.

Квиллер взглянул на том. Это был трактат «Оссиан и оссиановская литература» некоего А. Натта.[16]

– Я возьму её, – объявил Квиллер, решив, что ради хохмы можно подарить книгу Арчи Райкеру. Покидая лавочку, он крикнул: – Счастливого Рождества, Эдд! Когда я отправлюсь в мир иной, оставлю вам все мои старые книги.

– Мне придётся отправиться туда первым, – серьёзно сказал старик. – И я оставлю вам всю мою лавку. Так написано в моём завещании.

Вечером он упомянул Полли Дункан о своей покупке. Они встретились у неё дома, чтобы, как обычно, вместе отметить сочельник.

– Я сегодня приобрел у Эддингтона книгу об Оссиане. Её написал некий человек по фамилии Натт. По-моему, был какой-то скандал вокруг Оссиана во времена Сэмюэла Джонсона[17] ?

– Да, была грандиозная полемика, – подтвердила она. – Один поэт восемнадцатого века заявил, что ему удалось найти поэмы Оссиана, восходящие к третьему веку нашей эры. Доктор Джонсон уверял, что это подделка.

После низкокалорийного ужина она предложила Квиллеру на выбор тыквенный пирог или кекс с ложечкой замороженного йогурта.

– А имею ли я право попробовать оба десерта?» спросил он.

– Квилл, милый, я так и знала, что ты это скажешь!.. Кстати, Линетт ругает меня за то, что я называю тебя «милым». Говорит, что это старомодно.

– Прежде никто меня так не называл, и это обращение мне очень нравится. Можешь передать мои слова твоей золовке. Она уже лет двадцать не заводит романов, так что её вряд ли назовешь авторитетом по части нежных обращений.

Они послушали рождественские гимны в исполнении швейцарских звонарей и французского хора. Потом Квиллер прочитал вслух рассказ Диккенса о рождественском обеде в семействе Крэтчитов, а Полли – поэму «Занесённые снегом» Уиттьера[18] . Вечер получился чудесным во всех отношениях и не был отравлен злобными выходками Бутси. (Этого здоровенного сиамца, боровшегося с Квиллером за любовь Полли, временно заперли в подвале.) Может быть, особенно трогательным праздник сделала недавняя болезнь Полли, грозившая тем, что они больше не встретят сочельник вместе. Благословенный вечер закончился, когда глухие удары в подвальную дверь истощили всякое терпение хозяйки и её гостя.

В первое рождественское утро телефон Квиллера не умолкал: знакомые, получившие подарочные корзины, спешили поблагодарить его. Одной из первых позвонила жизнерадостная старая леди Селия Робинсон. Она была соседкой Квиллера, когда он жил в яблочном амбаре, и снабжала его мясным хлебцем, макаронами с сыром и прочими домашними яствами, которые он мог хранить в морозилке.

– Счастливого Рождества, шеф! Спасибо за гостинцы! А Ригли благодарит вас за сардинки. Передаёт приветы Коко и Юм-Юм. Они хорошо отмечают Рождество?

– Слопали немного вашего мясного хлебца, и он вдохновил их на подвиги.

– Догадываюсь на какие, шеф! – Она называла его «шеф» по причинам, понятным только им двоим. – Ко мне на праздники приехал внук.

– Клейтон? – Квиллер слышал об этом четырнадцатилетнем пареньке, который был силён в точных науках, хоть и жил на ферме в Иллинойсе.

– Вчера днем я встретила его в аэропорту. Мистер О'Делл зашёл к нам на ужин, мы вместе открыли подарки и отлично провели время. Потом зажгли во дворе фонарь и слепили здорового снеговика. Сегодня Клейтон сходил к вашему амбару на снегоступах и проверил, как там дела. Всё в порядке. Сегодня мы идём на семейный обед к Вирджинии Алсток. Её дети примерно одного возраста с Клейтоном.

Слушая весёлый щебет, Квиллер размышлял. Он никогда не встречал этого вундеркинда, который помог распутать дело Эвфонии Гейдж во Флориде, но чувствовал себя обязанным проявить некоторое гостеприимство, хотя и недолюбливал подростков. И он сказал:

– Может, ваш внук захочет вместе со мной взять интервью для газеты?

– О, шеф! Ему наверняка понравится такое предложение. Он сейчас на улице, убирает снег, но я скажу ему, когда закончит. Он будет в восторге! Это может изменить его жизнь! Вдруг он решит стать журналистом?

– Посоветуйте ему держаться за кибернетику. Это лучше оплачивается. У него есть фотоаппарат?

– Да. Совсем новый. Получил в подарок от отца на Рождество. И ещё у него есть маленький диктофон которым он пользовался во Флориде.

– Хорошо! Сойдёт за фотографа. Пускай купит плёнку, я всё оплачу. А пока договорюсь насчёт интервью и перезвоню вам.

– Мне постричь его? – засуетилась Селия.

– Не стоит, – успокоил Квиллер. – Фотографам не полагается выглядеть слишком цивилизованно.

Смех Селии ещё звучал в его ушах, когда он повесил трубку.

Затем позвонила Полли – посоветоваться, что надеть на обед.

– Арчи наверняка напялит красную шерстяную рубаху, которой по меньшей мере лет двадцать, – рассудил Квиллер. – Поэтому предлагаю пойти в свитерах.

Подчинённые подарили Полли белый свитер с нарядной вышивкой – красные птицы (кардиналы) и зелёный остролист. Прежде Полли не носила таких ярких вещей, но после операции она сама стала ярче и живее. У Квиллера имелся новый свитер, заказанный в Чикаго, узорчатый, как восточный ковер, – шикарная вещь для человека, которого собратья по перу в Центре обычно называли милым неряхой.

– Я заеду за тобой в час дня, – подытожил он. -Одевайся потеплей – мы прогуляемся. Сегодня безветрие.

– Ты знаешь, кто только что въехал в тот дом, -рядом с тобой. Квилл?

– Какой-то здоровяк. Водит большой пикап.

– Это же Уэзерби Гуд!

– О нет! Чем я заслужил такое соседство? Только не этот клоун!

– Уж не зависть ли это? Вы, журналисты, ревнивы к чужой славе, – поддразнила Полли. – Большинство радиослушателей находит его прогнозы занятными. Не всё же талдычить о процентах влажности и показаниях барометра. Однажды ветреным днём он спел колыбельную «Баюкая дитя»[19] . После ледяной бури процитировал «Сказание о старом моряке»[20] . Один из слушателей прислал ему эти строчки: «Отсюда лёд, оттуда лед, вверху и в глубине»[21] . Люди боятся, как бы не иссяк его запас цитат.

– Что ж, если приходится мухлевать с погодой, думаю, и это сойдёт, – признал Квиллер. – А кто живёт рядом с тобой?

– Сёстры Кавендиш, учительницы на пенсии, очень тихие и скромные.

В час дня, облачившись в пуховики, замотавшись шарфами и натянув шерстяные шапочки, варежки и ботинки, они направились к строению два, где находилось жилище Райкера. Шли под ручку, как выходили на прогулку после операции. Теперь это стало для них приятным обыкновением, а для посторонних -волнующим поводом для досужей болтовни.

Подбородок и уши Полли утопали в складках красного шерстяного шарфа шестифутовой длины, концы которого спускались на грудь и спину.

– Подарок Линетт, – сообщила она.

– А ты что ей подарила?

– Косметический набор – фиалковое мыло, ароматическое масло для ванны и туалетную воду. Ей всю жизнь нравился только аромат фиалок.

– А я-то всегда гадал, что за душок витает у неё на Плезант-стрит. Думал, это полироль для мебели.

– О, Квилл, какой ты противный! У фиалки дивный аромат. Чтобы долго не ломать голову, я послала такой же набор сестре в Цинциннати. И она уже звонила мне сегодня утром, чтобы сказать, как ей понравился мой подарок.

– А часто ли те, кому ты даришь подарки, звонят, чтобы выразить свое неудовольствие?

– Не строй из себя циничного журналиста!

Прибыв к месту назначения, они были встречены в дверях веселой троицей: сияющим хозяином в красной шерстяной рубашке, пухлой прелестной хозяюшкой в кухонном переднике и их котом, в неизменном чёрном смокинге с белой манишкой и белоснежных носочках. Тулуз выглядел лукаво-довольным – удачливый бродяга, обретший уютный кров и сытный стол в доме искусной кулинарки. Женщины обнялись и обменялись комплиментами по поводу того, как прекрасно выглядит каждая из них. Мужчинам, дружившим с детства, достаточно было и взгляда.

В гостиной стояло сосновое деревце, украшенное так же, как и в прошлое Рождество, когда Райкер справляли свадьбу: белые, отливающие перламутром елочные игрушки, белые голуби, белый серпантин. Под деревом лежали пакеты в нарядных упаковках включая и те, что прислали Полли и Квиллер. Аромат сосновой хвои мешался с аппетитным запахом томящейся в духовке индейки и горячего глинтвейна.

Милдред сняла передник и присоединилась к остальным, уже рассевшимся вокруг низкого столика, который уставлен был горячими и холодными закусками.

Полли сказала:

– Ходить к вам в гости – одно удовольствие. Милдред не суетится на кухне, не ждёт, что кто-то ей поможет, и всё у неё получается просто замечательно: горячее – горячим, холодное – холодным.

– Верно! – поддержал Квиллер.

И поскольку вся четверка дружно накинулась на закуски, разговор вёлся урывками.

О краже:

– Кто-то из своих! Посторонний мог бы их украсть только, если бы его навёл один из завсегдатаев.

О Линетт:

– Она вдруг помолодела лет на десять. Уж не влюблена ли?.. Двадцать лет назад её обманули, и с тех пор она никого к себе не подпускала… Может, это Уэзерби Гуд? Она находит его привлекательным.

О Джордже Бризе:

– Что он делает в Индейской Деревне?.. Его дом на Сэндпит-роуд выставлен на продажу… Жена от него сбежала. Странно только, почему она так долго собиралась.

О Кармайклах:

– Такая большая разница в возрасте… Он, конечно, удачное приобретение для нашего общества, а она не находка… Кто-то должен поговорить с ней насчёт её манеры одеваться.

– У неё такие пухлые губы, – заметила Поли. – Они что, от природы такие?

– Прямо как у рыбы, – вставила Милдред. – Что бы заиметь такие, только и нужно, что обратиться к пластическому хирургу.

И всё-то ты знаешь, – вставил Райкер.

Тулуз торжественной поступью прошествовал в гостиную и потёрся о ноги хозяйки, напоминая, что индейка готова. Милдред нафаршировала её коричневым рисом с грецкими орехами и подала к ней запечённый сладкий картофель в апельсиновом желе, брокколи под кунжутной подливой и два вида клюквенного соуса.

– Пришлось приготовить два, – пояснила она. -Иначе индейка оказалась бы сухой, а начинка – сырой. Есть такая примета, просто суеверие.

– Глупость, конечно, – бросил её муж. – Но я не могу его побороть.

Квиллер заявил, что никогда не был суеверным.

– Ещё ребенком я нарочно ходил под лестницами и наступал на трещины на асфальте.

– И посмотрите, кем он стал! – подхватил Райкер. – Счастливейшим из смертных на всем северо-востоке центральных штатов.

Милдред припомнила, что во времена первых поселенцев в здешних краях считалось плохой приметой свистеть в шахтах, убить дятла во время лесоповала или уронить нож на палубу рыболовного судна.

– В наши дни, – заметила Полли, – мы потешаемся над суевериями, но живем с оглядкой на них. Линетт, отправляясь сыграть партию в бридж, всегда надевает бабушкино кольцо и почти всегда выигрывает.

– Что угодно сработает, если веришь, что сработает, – пожал плечами Квиллер. – Надевая кольцо на палец, она надеется на выигрыш. Это положительный посыл, который помогает ей ясно мыслить и делать правильные ходы.

– Правильные ставки, – поправил Арчи. – Ты путаешь карты с шахматами.

Подмигнув остальным, Милдред подколола:

– А вот Арчи, когда обувается, всегда начинает с правой ноги.

– Суеверия тут ни при чём. Просто так удобнее, – возразил он – Привычка, выработанная ради экономии времени и энергии.

– Да? Ты никогда не говорил мне, – с невинным видом заявила Милдред. – Но если тебе случается надеть сначала левый ботинок, ты почему-то снимаешь его и начинаешь всё по новой.

– Кому нужен опекун? А у меня есть опекунша, которая следит за каждым моим шагом.

– У-уф! После праздников придётся сесть на диету, – вздохнула Милдред.

– Разве не удивительно, – продолжала Полли, – что так много суеверий связано с ногами? Например, в башмак кладут пенни на удачу или надевают непарные носки, чтобы сдать экзамен. Бутси перед едой обязательно лизнёт свою лапу три раза – не больше и не меньше.

– Может кто-нибудь объяснить мне, – включился в разговор Квиллер, – почему Коко всегда ест повернувшись хвостом к северу? Где ему ни предложат перекусить, он знает, в какой стороне север. А Юм-Юм всегда подходит к миске слева. Если слева что-то стоит и мешает ей подойти, она просто не станет есть.

Арчи издал стон:

– Ваш разговор становится чересчур мудрёным для меня. Давайте перейдем к десерту.

Вскоре на столе появился традиционный рождественский пудинг с изюмом, и каждому налили по чашечке кофе, а затем начали открывать подарки – не все разом, в безумной суете, а по одному, и каждый из присутствующих застыл в сладостном ожидании.

Первым оказался подарок Квиллеру от Райкеров -сверток странной формы около четырёх футов длиной.

– Стремянка, – предположил он, – Набор для крокета.

Но то была пара снегоступов.

– Вот здорово! – воскликнул он. – Самое то для здешних заснеженных просторов! Мне как раз не хватало чего-то подобного, чтобы не потерять форму за зиму! – Его тон был вполне серьезным.

Полли пришла в восторг от замшевого костюма и шёлковой блузки, а Райкеры восхищенно охнули в унисон при виде глазурованного глиняного кофейника. Затем Арчи развернул свой подарок – галстук с бейсбольными мячами и прыснул, а Милдред так и покатилась со смеху.

Квиллер озадачился:

– Я, конечно, купил его шутки ради, но не рассчитывал на такой эффект. – Всё стало понятно, когда спустя пару минут он открыл длинную узкую подарочную коробку от Арчи. В ней оказался точно такой же галстук.

В самой большой коробке под деревом – дар Квиллеру от Полли – лежало собрание сочинений Германа Мелвилла в кожаных переплетах, изданное в 1924 году и совершенно непотрёпанное. Там были романы, которые Квиллер, любитель Мелвилла, нигде не мог отыскать. Он увлечённо исследовал содержимое коробки, вытаскивая тома, объявляя название за названием и даже зачитывая вслух строки, на которые упал глаз.

– Ну, довольно! – остановил Райкер. – У тебя вся зима впереди, будешь читать Мелвилла долгими тёмными вечерами. Давайте-ка посмотрим, что там ещё осталось под деревом.

Под сосной нашлась ещё пластинка с записью Ренаты Тебальди в опере «Адриенна Лекуврёр» – Квиллеру от Полли… Тулуз подарил Коко и Юм-Юм деликатесы из рыбного отдела супермаркета тудлов. Арчи приберёг для Милдред ожерелье из трёх нитей оникса, украшенное вставкой из лазурита с золотистыми прожилками.

На последнем пакете, вытащенном из-под дерева, стояла надпись; «Квиллеру от Бутси».

– Наверное, там бомба, – предположил он. Развернув пакет с преувеличенной осторожностью, он воскликнул: – Могу только повторить вслед за поэтом: «Я ровно ничего не понимаю!»[22] Это же спорран!

– А ты не дурачишь нас? – не поверил Арчи. – Я думал, этой штуковиной протирают ветровые стекла.

– Спорран, чтоб ты знал, Арчи, это меховая сумка, прицепляемая к поясу килта шотландскими горцами. В ней обычно носят деньги, ключи от машины, водительские права, сигареты, зажигалку, кредитную карточку, солнцезащитные очки, а иногда ещё и сандвичи. – Он повернулся к Полли: – Откуда Бутси узнал, что я купил килт?

– Об этом знает весь город, дорогой. В Пикаксе всё тайное становится явным.

– Отлично, теперь в моём семействе два споррана. Один есть у Юм-Юм на брюшке. Он колышется из стороны в сторону, когда она носится по дому, только у неё живой мех. Я полагаю, что этот спорран можно стирать и сушить в стиральной машине.

Когда сгустились сумерки и на Ривер-лейн зажглись фонари, пошёл снег, поэтому Арчи отвёз Полли и Квиллера домой вместе с рождественскими трофеями и завернутой в фольгу индейкой для кошек. После недолгих уговоров Квиллер согласился зайти к Полли на чашку мятного чая и беседу.

– Костюм для тебя, Полли, выбрала Кэрол.

– А твой спорран, Квилл, сшила Милдред.

– Эти снегоступы выглядят достаточно симпатично для того, чтобы висеть на стене, когда я не буду ходить на них.

– А ты знаешь, что партия Адриенны была последней в карьере Тебальди? Эддингтон Смит целый год искал собрание Мелвилла. И нашёл его только в Бостоне.

Когда Квиллер в конце концов отправился к себе домой, снег уже перестал, и он с удивлением обнаружил два ряда следов – ведущих к крыльцу и обратно – на свежем снегу подъездной дорожки. Следы явно принадлежали женщине. И никаких отпечатков шин. Таинственная гостья, видимо, жила в Деревне и выходила на прогулку. Кто же из соседей мог зайти к нему без приглашения, даже не предупредив по телефону? Вряд ли это были Хикси или Фрэн. И наверняка не Аманда Гудвинтер. Открыв первую дверь, он обнаружил на пороге завернутый в нарядную бумагу пакет, по размерам и весу тянувший на двухфунтовую коробку шоколадных конфет. Квиллеру пришли на ум слова Льюиса Кэрролла: «Всё чудесатее и чудесатее!» Внося пакет в дом, он надеялся, что это не конфеты.

Сиамцы, дремавшие на диване, с надеждой подняли головы.

– Ну что, будем угадывать с трёх раз, – сказал он им, срывая бумагу.

Под оберткой скрывалась книга в необычном переплёте: кожаный корешок и крышки, обтянутые материей с лиственно-цветочным узором в красно-зелёных тонах, восходящим к эпохе английского короля Якова I. Золотое ручное тиснение на корешке всё проясняло: «Повесть о старых женщинах».

– Ого! – вскричал он, напугав котов.

Арнольд Беннетт[23] был одним из любимых авторов Квиллера, а эта книга считалась лучшим сочинением Беннетта. Явно подарочное издание 1908 года, отличная плотная бумага, неровный край, гравюры на дереве. В книге лежала записка:

Квилл, на прошлой неделе ты упомянул Беннетта в своей колонке, и я подумала, что тебе понравится эта замечательная книга из коллекции моего отца.

Твоя главная поклонница Сара

Квиллер был потрясён. Сара Пленсдорф работала ответственным секретарем во «Всякой всячине». Пожилая женщина, довольно стеснительная и робкая, она жила в Деревне одна, окруженная семейными реликвиями.

Зажав в руке книгу, он опустился в своё любимое удобное кресло и положил ноги на пуфик. Тут же прибежали Коко и Юм-Юм. Чтение вслух было одним из приятнейших домашних развлечений.

Будучи журналистом, Беннетт чурался всякого романтизма и тяготел к пространным описаниям. Читая, Квиллер привносил драматизм в повествование, налегая на звуковые эффекты: кукование кукушки в английском лесу, перезвон городской конки, храп мистера Пови, уснувшего на софе с разинутым ртом. (Он принял снадобье от зубной боли.) Когда озорная Софи сунула щипцы в этот разверстый рот и выдернула шатающийся зуб, мистер Пови взвизгнул, и Квиллер взвизгнул, а Юм-Юм пронзительно мяукнула. Но куда подевался Коко?

Какая-то воркотня доносилась из прихожей, где Квиллер оставил рождественские подарки. Коко надумал открыть коробку с собранием сочинений Мелвилла.

Может, его привлекли кожаные переплеты? Или он унюхал запах трески, исходящий от старых книг, которые прислали из Бостона? А может, учуял, что в коробке есть роман про кита? Он был сообразительным котом, но настолько ли хорошо соображал?

Коко действительно имел удивительный дар сверхчувственного восприятия. Он мог сообщать время, читать мысли Квиллера и внушать ему идеи. Все коты это делают, в той или иной степени, когда наступает время подкрепиться. Но Коко применял свои способности к делам особого рода, касающимся вечной борьбы добра и зла. Он чувствовал злодеяния и мог обличать злодеев, правда, окольным путем. Романы Мел вилла главным образом трактовали вопросы добра и зла. Возможно, Као Ко Кун принял это к сведению.

Было ли простым совпадением, что он сбросил с полки роман «Вор», когда гражданам Пикакса стали досаждать мелкие – а порой и не такие уж мелкие -кражи?

С ума сойдешь, пытаясь ответить на подобные вопросы, решил Квиллер. Тут требуется тонкий, непредубеждённый подход. Впрочем, одно обстоятельство говорило в пользу того, что сиамец был прорицателем: все нормальные коты имеют двадцать четыре вибриссы с каждой стороны, включая те, что над глазами. У Коко этих чувствительных волосков было тридцать

ЧЕТЫРЕ

В промежутке между Рождеством и Новым годом Квиллер отправился брать интервью вместе с внуком Селии Робинсон. Он даже отложил ради этого встречу с владельцем гостиницы из Тронто-Бич, решив, что будущему учёному куда интересней покажется беседа с человеком, способным отыскивать залежи минералов и водные пласты с помощью «волшебной лозы», ивового прута, К тому же лозоискатель жил в Пикаксе, что избавляло Квиллера от шестидесятимильной поездки в компании тинейджера, развитого не по годам. По правде говоря, для лозоискательства был не сезон, но ничто не мешало Квиллеру взять интервью, пока Клейтон на каникулах, придержать материал до весенней оттепели и тогда наблюдать на практике таинственное действо.

Подъехав к парковке у дома Селии, он увидел, как Клейтон на снегоочистителе осыпает бабушку фонтаном белых хлопьев, а она с ребяческим азартом кидается в него снежками. Отряхнувшись от снега, они подошли к машине Квиллера, и Селия представила их друг другу:

– Мистер Квиллер, вот мой знаменитый внук, Клейтон. А это знаменитый мистер К. Я называю его «шеф».

– Привет, шеф, – сказал юноша, протягивая руку. В его пожатии ощущалась уверенность молодого человека, который может рассчитывать на стипендию Массачусетского технологического института.[24]

– Привет, док, – ответил Квиллер, имея в виду ту роль, которую Клейтон сыграл во флоридском расследовании, и окинул его взглядом: здоровый парень, сразу видно, что вырос на ферме; умное лицо, волосы недавно пострижены, а голос ниже, чем на прошлогодней магнитофонной записи. – Ну, где там твой фотоаппарат? Пора ехать!

– Куда мы направляемся, шеф? – спросил Клейтон, когда они свернули на Парковое кольцо.

– Мы едем на Плезант-стрит, чтобы взять интервью у Гила Мак-Мёрчи. Его предки жили в Шотландии ещё во времена Роб Роя. Ты слышал про Роб Роя? У Вальтера Скотта есть роман с таким названием.

– Я видел кино, – честно сознался Клейтон. – Он носил юбки.

– Не юбки, а килт, традиционную одежду шотландских горцев. В ней удобнее всего ходить по вересковым пустошам, а кроме того, она – знак принадлежности к клану. Во время восстания якобитов кланы лишились титулов и владений. Роб Рой возглавлял клан Мак-Грегоров, но изменил свою фамилию на Кэмпбелл. Роем его прозвали за рыжую шевелюру.[25]

– Откуда вы узнали всё это?

– Прочёл. А ты любишь читать, док?

– Да, я много читал. Сейчас, к примеру, читаю «Философию цивилизации» Эйнштейна.

– Я рад, что ты не стал ждать, пока выпустят такой фильм… У мистера Мак-Мёрчи раньше был свой бизнес – сантехника и скобяные изделия, – но он отошёл от дел и занялся лозоискательством. Знаешь что-нибудь об этом? Ученые называют лозоходство биолокацией. А ещё его именуют водным колдовством.

– Конечно, я знаю об этом! Когда наш колодец пересох, папа позвал водного колдуна. Он побродил вокруг фермы с прутом и указал, где копать. Одно непонятно: как ему это удалось?

– Никто точно не знает, но существует множество предположений. Геологи называют их бабушкиными сказками.

– Что это значит?

– Фольклор… суеверия. Однако сторонники лозоискательства говорят, что оно работает, несмотря на все споры.

Плезант-стрит была застроена викторианскими каркасными домами, богато украшенными деревянной резьбой, которая окаймляла окна, козырьки крыльца, свесы крыш и фронтоны. В пору расцвета Мускаунти здесь селились преуспевающие семьи, такие как Мак-Мёрчи или Дунканы.

– Ну, прямо Диснейленд, – покачал головой Клейтон. – Эта улица кажется какой-то ненастоящей.

– Возможно, во всей Америке не найдётся другого места, где бы так хорошо сохранилось столько резных украшений. Недавно появилась идея реставрировать эти дома и сделать всю улицу историческим заповедником.

Квиллер припарковался перед аккуратным особняком в серых тонах, возле которого ещё уцелел каменный приступок для экипажей. Тротуар и ступени, ведущие к дверям дома, были недавно выметены, и на снегу отчетливо виднелись следы прутьев.

Когда они подошли к дверям, Клейтон поинтересовался:

– Какие снимки мне нужно сделать?

– Крупные планы мистера Мак-Мёрчи и его волшебной лозы, а кроме того, сними всё, что покажется тебе интересным. Если будут удачные кадры, газета, возможно, напечатает их и вынесет тебе благодарность.

Клейтон ещё никогда не видел дверного колокольчика в центре двери, поэтому сфотографировал его. Он также никогда не слышал и такого пронзительного звона.

– Запомни, док, – инструктировал Квиллер, – вопросы задаю я. Ты щелкаешь затвором, но постарайся делать это ненавязчиво.

– Вы запишете интервью на диктофон?

– Если получу разрешение – такова политика нашей газеты. Но у меня есть ещё блокнот на всякий случай. Когда я был помоложе, запоминал всё дословно, а потом печатал, ни слова не упуская. Пыль в глаза пускал.

На звонок вышел морщинистый шотландец, чьи рыжие кудри с возрастом стали больше отливать жёлтым, чем красным.

– Заходите! Заходи, Квилл, – сердечно пригласил он.

– Гил, позволь представить тебе моего фотографа, Клейтона Робинсона.

– Привет, парень! Пойдемте прямо на кухню. В передних комнатах работают какие-то люди, присланные банком. А все мои лозоискательские приспособления разложены на кухонном столе.

Длинный холл тянулся через всё здание до задней стены и примерно такой же был и в особняке Дунканов. Однако если в доме Линетт безраздельно господствовал викторианский стиль, здесь вкус ушедших поколений уживался с модными причудами последних десятилетий: немного Уильяма Морриса[26] , немного ардеко, капельку шведского модерна, а также провинциального французского и восточного стилей.

Когда троица проходила по холлу, Квиллер заметил старинное оружие в застеклённых витринах, чёрную собачку, что спала на покрытых ковровой дорожкой ступенях, мужчину и женщину, которые осматривали гостиную и делали записи.

– Простите за беспорядок, – извинился лозоискатель, когда они вошли в кухню. – Жена умерла в прошлом году, а я не слишком силён в домоводстве. Готовлюсь перебраться в одно уединённое местечко и продаю дом вместе с основной обстановкой. Уиллард Кармайкл из банка сказал, что сможет продать мой лом подороже, если его занесут в Национальный регистр исторических памятников. Вы знаете Уилларда, не так ли? Он прислал сегодня заезжего эксперта, чтобы определить, какие восстановительные работы необходимы и во что это обойдётся. Звучит довольно заманчиво для меня!.. Тащите пару стульев. Вы хотите, чтобы я сам объяснил, как все происходит? Или ты будешь задавать вопросы, Квилл?

На кухонном столе был выложен странный набор: раздвоенные ивовые ветки, Г-образные прутья, бечевка и даже проволочная вешалка для одежды.

– Давай сначала побеседуем, – предложил Квиллер, включая свой магнитофон. – Давно ли ты занимаешься лозоискательством, Гил?.. Я запишу наш разговор, если ты не против.

– Ещё когда я был ребенком, дед показал мне, как управляться с этими раздвоенными палочками. Он нашёл хорошую воду для семьи и вдобавок жилы медной и железной руды. Месторождения те давно уж выработаны, ну а хорошая питьевая вода всегда будет нужна людям. Во время засухи некоторые колодцы пересыхают. Начиная любое строительство, люди хотят знать, есть ли под землей вода и сколько галлонов в минуту можно выкачать.

– Не станет ли лозоискательство в наш век новых технологий умирающим ремеслом? – спросил Квиллер.

– Ни в коем случае! Ни в коем случае! Мой внук в двенадцать лет научился находить воду, тут дар нужен, вы понимаете, и он передается по наследству, но только через поколение. Мой отец не смог бы найти воду, даже если бы умирал от жажды. И сын мой тоже не может. А вот внук может. Понимаете, о чем я толкую?

Время от времени тихо щёлкал затвор фотоаппарата и полыхала вспышка.

– Часто ли тебе приходилось пользоваться своим даром?

– Трудно сказать. Мое ремесло – сантехника и мы с женой много лет держали скобяную лавку, но я всегда занимался лозоискательством, если это кому-то требовалось. И до сих пор занимаюсь.

– И всегда удачно?

– Если под землей есть вода, то, ей-богу, я найду её! Иногда её там просто нет. Кроме того, я никогда не брал денег за свои услуги, и у меня появилось много друзей. Конечно, и врагов нажил. Один буровик из Мусвилла смертельно меня ненавидит. Он пробурил пару скважин впустую, а потом позвали меня, и я нашёл воду при помощи моей раздвоенной палочки. Так он прямо взбесился! – Мак-Мёрчи фыркнул и продолжил: -Есть ещё одна старая склочница из Кеннебека, та упорно твердит, что всё моё умение от дьявола. Что ж, подождем, пока её колодец пересохнет, и посмотрим, кого она позовет! – Лозоискатель хлопнул себя по коленям и рассмеялся. – Если позовет меня, выряжусь как на День всех святых и приду к ней в маске с красными рогами.

– А как насчёт ученых? Геологов?

– А, эти! Они считают лозоискательство бабушкиными сказками лишь потому, что не могут дать ему объяснения. А ты, Квилл? Скажи честно, что ты обо всем этом думаешь.

– Я погожу судить до весны, когда ты блеснёшь своим искусством. А пока расскажи-ка лучше, что за приспособления тут разложены. – Он махнул рукой на странный набор, заполнявший поверхность кухонного стола.

– Ладно. Вот он, знаменитый раздвоенный прут. Таким же пользовались и сотни лет назад. Он может быть берёзовым, кленовым, ивовым, яблоневым – годится любое дерево. Главное, чтобы прут был свежесрезанным, полным жизненных соков… Так вот, ты держишь его перед собой, направив нераздвоенный конец вверх. А концы вилки берёшь в ладони, вот так. – Щелчок затвора. – Нужно сосредоточиться и ходить по земле. Взад и вперёд. В какой-то момент прут неожиданно вздрагивает, падает вниз и одним концом втыкается в землю. Значит, вода у вас под ногами!

– Сверхъестественно! – оценил Квиллер. – И на какой глубине?

– Может, двадцать, может, сорок, а то и все шестьдесят футов. Но если уж я скажу, что внизу есть вода, то вам остается только бурить… или копать. Мой дед копал вручную колодцы глубиной до восьмидесяти футов! Корзинами вытаскивал почву наверх.

Из соседней комнаты донеслись голоса и резкий женский смех. Подмигнув Клейтону, Квиллер мотнул головой в ту сторону, и юный фотограф тихо выскользнул из кухни.

– А бывают женщины-лозоискательницы, Гил?

– Бывают, но в наших местах таких нет.

– А зачем нужны остальные приспособления?

– Все они служат для поиска воды, а уж чем пользоваться, обычно решает лозоискатель. Только ничего не получится, если просто дурачишься, или тебе неможется, или думаешь, что, в сущности, всё это чистый вздор. – Мак-Мёрчи вдруг поднял глаза и, глядя куда-то за спину Квиллера, осведомился: – Что, мистер Джеймс, вы хотели меня видеть?

Низкий приятный голос произнёс:

– Мы уже уходим. Вернемся завтра, чтобы оценить, какие работы требуются на верхнем этаже. Я думаю, ваш дом просто золотое дно. Не беспокойтесь. Мы сами найдём выход.

Квиллер сидел спиной к говорившему и не видел причин поворачиваться.

Славный парень, – заметил лозоискатель, когда звук шагов удалился, а вместе с ним растаял и женский смех.

Квиллер встал и убрал в карман свой диктофон.

– Что ж, твой рассказ оказался крайне познавательным. Я с нетерпением буду ждать весенней демонстрации… Где мой фотограф? Клейтон, пора уходить.

– Здесь я… в столовой. Нашёл себе приятеля. – Подросток сидел на полу, скрестив ноги, а чёрный шнауцер свернулся клубочком у него на руках, поглядывая на Клейтона с выражением беззастенчивого обожания.

– Это Коди, – вздохнул Мак-Мёрчи. – Можешь забрать её, если хочешь. В моём новом пристанище нельзя будет держать собаку. А она ласковая малышка. Моя жена очень её любила.

– Я живу на ферме, – сообщил Клейтон. – Ей там понравится. Я ведь смогу взять её в самолет, шеф?

– Лучше сначала обсуди этот вопрос с бабушкой. Клейтон задержался, чтобы пару раз щелкнуть Коди, а мужчины двинулись к выходу, и по пути Квиллер вновь заинтересовался оружием, выставленным в витринах.

– Здесь у меня дирки – шотландские кинжалы, они длиннее обычных, но короче мечей. – Мак-Мёрчи поднял стеклянную крышку и вынул один кинжал из ножен. – Видишь эти желобки на клинке? Они для стока крови. Наши воинственные горцы подумали обо всём. – В витрине лежали также две броши-фибулы, дюйма три в диаметре, с крупными дымчатыми топазами, не меньше яичного желтка величиной. – А вот этими застежками закрепляли плед на плече воина. Такие дымчатые топазы – кернгормы – встречаются лишь в Кернгормских горах Шотландии. Мы называем эти броши «яйцами-пашот». Как ни жаль, но мне придётся распродать почти всю коллекцию. В моём новом жилище слишком мало места. Я сохраню только вот этот кинжал с серебряным львом. Его подарила мне жена.

– А сколько ты хочешь за все остальное? – спросил Квиллер.

Мак-Мёрчи закатил глаза к потолку.

– Ну… дай-ка подумать… Четыре кинжала с латунными рукоятками и кожаными ножнами и две серебряные броши… Тебе, Квилл, я отдам их за тысячу, а в придачу ты получишь ещё и витрину.

– Витрина мне не нужна, но я подумаю о твоём предложении и дам тебе знать.

– Ты собираешься на шотландский вечер в наш охотничий домик?

– Меня пригласили, и я даже купил килт, но пока не набрался смелости примерить его.

– Наденешь его на шотландский вечер, Квилл. Там будет двадцать, а то и тридцать человек в килтах, и ты почувствуешь себя свободно. Могу одолжить тебе нож, который носят в гольфах. Чтобы в точности соблюсти все детали костюма, тебе надо засунуть в гольфы нож.

– Разве это не рассматривается как ношение оружия?

– Может, и рассматривается, но Энди Броуди всегда приходит с ножом на шотландский вечер, и никто его пока не арестовал. Просто при входе надо показать нож швейцару, и все дела. Подожди секунду. – Мак-Мёрчи исчез и вернулся с ножом в кожаных ножнах с рукояткой из оленьего рога. – Считай, что ты его позаимствовал, Квилл. Говорят, носить позаимствованную вещь – к счастью.

Квиллер взял оружие, сказав, что нож выглядит очень симпатично.

– Пишется «д-у-б-х», но произносится «т-у-б».

Они простились. Квиллер напоследок погладил Коди: хорошая собачка. После чего журналист с фотографом отбыли с Плезант-стрит.

– Это было круто, – оценил Клейтон.

– Как ты смотришь на то, чтобы сделать остановку в заведении «Старая добрая содовая» и угоститься мороженым?

Это было новое кафе в центре, появлению которого способствовал фонд К. и его план возрождения Пикакса. Светлое и нарядное, с ванильно-белыми стенами и полом и длинной стойкой шоколадного мрамора. Посетители устраивались на стульях без подлокотников или высоких табуретах из скрученной проволоки с круглыми клубнично-красными сиденьями. Пломбир с сиропом и орехами тут именовался «университетским мороженым», газированная вода – лимонадом, а банановый сплит остался банановым сплитом.[27] Его-то и выбрал Клейтон. Квиллер заказал себе пару шариков кофейного мороженого. Его подавали в креманках под старину из толстого прессованного стекла.

– Ты всю плёнку отщёлкал? – спросил Квиллер.

– Нет, осталось несколько кадров. Завтра я улетаю, поэтому вышлю вам фотографии по почте. Мне не хочется уезжать. С бабушкой так весело, она очень забавная.

– Ты видел людей, присланных банком?

– Да, мужик вроде нормальный, но она… чудная какая-то.

– В каком смысле?

– Не знаю. Просто чудная, ну в смысле – странная, И голосок у неё… Звучит ненатурально, как электронный.

«Подходящее описание для Даниэль Кармайкл». – подумал Квиллер.

– И что они делали?

– Мужик бродил по комнатам, оценивал и описывал вещи, а она записывала всё, что он говорил. Я включал там мой диктофон. Хотите, пришлю вам копию записи, когда доберусь до дома?

– Неплохая мысль! Как ты провёл каникулы, хорошо?

– Ещё как, весело и вкусно! Бабушка знает все мои любимые блюда. Как думаете, она выйдет замуж за мистера О'Делла?

– Понятия не имею. Оба они самодостаточные и решительные люди. Оба любят помогать людям. Из них могла бы получиться отличная парочка.

Клейтон на время выпал из разговора, поглощённый поеданием сложной конструкции из мороженого и фруктов.

Наконец Квиллер спросил, как ему живется на ферме. Оказалось, что это целая птицефабрика. А кроме птицы живности никакой, только сторожевой пёс да амбарный кот. Мачеха Клейтона не разрешает держать животных в доме.

– Я бы хотел жить здесь с бабушкой и учиться в пикакской школе. Круто, да! – сказал он. – Мачеха-то не против, но отец не хочет отпускать меня.

Когда они подъехали к дому Селии, Клейтон пробасил:

– Большое спасибо, шеф. Это было круто.

Вернувшись домой, Квиллер заметил следы шин и большие отпечатки чьих-то ботинок на свежем снегу, но ничуть не встревожился. Просто доставили очередную партию долгожданной мебели для его нового жилища. Фрэн Броуди, уже изучившая его симпатии и антипатии, обставила дом самыми нужными вещами, но недостающие детали обстановки поступали нерегулярно. Она покупала отдельные предметы фермерской мебели из старой сосны, почти современные в своей простоте, отделывала их и полировала. Светлые тона оказались вполне уместными для дома, укрывшегося в роще. Для стен выбрали кремовый оттенок, а сосновая мебель отливала медовой желтизной.

В домике Квиллера имелась внушительных размеров гостиная с большими, выходящими на реку окнами. К противоположной стене примыкали антресоли[28] с двумя спальнями, а под ними располагались кухня и обеденная ниша. Квиллер хотел использовать эту нишу в качестве кабинета, но ему нужен был стол или какая-то плоская поверхность, где могли бы уместиться пишущая машинка, лампа, бумаги и книги, папки и парочка кошек, наблюдающих за его работой.

Едва он открыл дверь, как Коко уведомил его: в доме появилось нечто новое. Кот вопил, то ныряя в обеденную нишу, то выскакивая из неё. Письменный стол действительно оказался большим и внушительным – вещь с характером, с прошлым. В воображении сразу возникали садившиеся за него позавтракать или отобедать семьи; на его обширной поверхности месили тесто, закатывали банки с помидорами, купали в ванночке детей, гладили простыни и писали письма возлюбленным во времена Испано-американской войны 1898 года. Кроме того, в закуток встал сосновый буфет с открытыми верхними полками и закрытым низом.

Не теряя времени, Квиллер загрузил эти полки недавно купленными и привезёнными из амбара книгами. Одну полку отвел для двенадцатитомника Мелвилла: «Тайпи», «Ому», «Марди», «Редберн», «Белый бушлат», «Моби Дик, или Белый Кит», «Пьер». «Расcказы на веранде», «Израэль Поттер», «Мошенник», «Билли Бадд», «Сорные травы и дички» (сборник стихов). Квиллеру даже не верилось, что судьба послала ему такой подарок.

Коко тоже находился под впечатлением. Вечером, когда настало время для чтения «Повести о старых женщинах», только Юм-Юм явилась на посиделки. Кокс свернувшись в клубок, лежал на книжной полке между обтянутыми кожей томами. Может, подался в литературные критики? Или хотел показать, что Мелвилл писал лучше Беннетта?

ПЯТЬ

Последний день уходящего года был, как и все предыдущие, снежным; ожидался сильный ветер. Уэзерби Гуд советовал собравшимся праздновать Новый год вне дома по возможности держаться больших дорог. Цитатой дня была выбрана строчка из песни: «Так дуйте ветра, хей-хо!»

В Индейской Деревне по традиции Новый год отмечали среди соседей, собираясь на скромные домашние посиделки, Для тех же, кому нравилось потолкаться в толпе, поздно вечером в клубе устраивали приём: легкий ужин, полуночный бокал шампанского, но никаких карнавальных шляп, никаких шумных гуляний. Квиллер с Полли и две другие пары намеревались прежде зайти к Эксбриджам.

Дон Эксбридж, «X» в «XYZ энтерпрайзес», главный застройщик Индейской Деревни, вместе с новой женой занимал строение один. Это был сдвоенный кондоминиум, как говорили, шикарный – с золотыми кранами и прочими изысками. Квиллеру, в частности, не терпелось узнать, дребезжат ли у Зксбриджей стёкла в оконных рамах при сильных порывах ветра – хей-хо! – как в строении пять. Не пружинят ли у них под ногами полы, словно батут, и не слышат ли Эксбриджи, как захлопывается соседская дверь? Он тешил себя заманчивой фантазией: фонд К. покупает Индейскую Деревню, единственный населенный пункт спланированный для состоятельных людей, затем сносит её и отстраивает заново.

Эксбриджи оказались гостеприимными хозяевами, и обед удался на славу. В дополнение к золотым кранам они имели кухарку и слугу. Квиллер, постоянно прислушиваясь, поглядывал на окна, но ни разу не уловил дребезжания, даже когда ветер гнул деревья к земле. Что же до полов, то под восточными коврами скрывалась твердая древесина – никакой фанеры, спрятанной под ковролином от плинтуса до плинтуса. И соседские двери хлопали тихо, не нарушая приличий.

Разговор вертелся в основном вокруг кражи клубных денег. Нового управляющего клубом, Ленни Инчпота, вызывали на допрос в полицию: склянка с деньгами хранилась в шкафу в его кабинете. Кроме того, допрашивали двух членов правления клуба и обслуживающий персонал. Все согласились, что в клубе бывает много случайных посетителей. Помещения сдавались в аренду, и в них проходили банкеты, лекции, курсовые занятия, художественные выставки и всё такое прочее. Помимо уютной комнаты отдыха с телевизором в клубе имелся также тренажерный зал. Кто угодно мог зайти в клуб, чтобы посмотреть мыльную оперу или покачаться. В определённые часы там даже работал платный бар. Вероятно, в первую очередь следовало бы врезать замки и раздать ключи членам клуба.

Дело шло к полуночи, и множество жителей Деревни потянулось к зданию клуба. Главный зал с его высокими потолками, обшитыми деревом, выступающими балками и большим, сложенным из камня камином напоминал лыжную базу. За окнами утопали в снегу подсвеченные прожекторами деревья. Комнатные деревья и горшки с папоротниками приткнулись по углам во всем своём зелёном пластиковом совершенстве. Серебряные буквы над камином складывались в пожелание: С-Ч-А-С-Т-Л-И-В-О-Г-О Н-О-В-О-Г-О Г-О-Д-А!

Поскольку каждый волен был наряжаться как хочет, картина вышла пестрой: от потёртых джинсов до смокингов. Всеобщее восхищение вызвал терракотовый костюм Полли, и Квиллер неплохо выглядел в ладно скроенной паре. Они с Арчи порывались нацепить новые галстуки с бейсбольными мячами, но женщины наложили вето на их затею: Эксбриджи не поняли бы юмора. Аманда Гудвинтер явилась в закрытом вечернем платье, которое таскала по меньшей мере лет тридцать; она ненавидела большие сборища, но посещала их ради поддержания деловых связей и по причинам политического свойства. Значок на лацкане здоровяка в щеголеватом двубортном пиджаке призывал: «Ударь меня! Я предсказываю погоду!»

Уиллард Кармайкл и гостивший в его доме родственник надели смокинги. Даниэль, которая выглядела весьма эффектно в очень коротком обтягивающем платье с большущим декольте, сподвигла Арчи Райкера на тихое замечание:

– Думается, жена банкира могла бы позволить себе платье подлиннее.

– Слава богу, что у неё ещё приличные ножки, – пробормотал Квиллер в ответ. – Но зато Линетт на её фоне выглядит как тюремная надзирательница.

Линетт – английская блузка из тафты цвета берлинской лазури, бабушкины драгоценности – сегодня ужинала у Кармайклов. Она сообщила, что Уиллард приготовил изысканное говяжье филе «Веллингтон» запечённое с гусиной печенкой в слоёном тесте, что кузен Даниэль ужасно обаятельный, от его низкого, бархатного голоса просто в дрожь бросает и даже имя у него романтичное: Картер Ли Джеймс. Все женщины только о нём и говорили, подытожила она.

Вот уже нескольких лет Квиллер считался «пиком» Пикакса, главной его «достопримечательностью», поскольку приличные холостяки всегда высоко ценились в городе. Одна дама пожертвовала полторы тысячи долларов на благотворительность ради привилегии пообедать с ним. Квиллер радовался, когда хвалили его статьи, но лесть, расточаемая его усам, уже претила ему. Он был не прочь поделиться своей репутацией светского льва с обаятельным блондином.

Когда Линетт показала новичка Квиллеру, тот узнал в нём оценщика из дома Мак-Мёрчи. Голос Картера Ли действительно звучал чарующе. Этот в меру красивый мужчина легко находил общий язык с незнакомыми людьми, молодыми и старыми, мужчинами и женщинами. В отличие от своей сногсшибательной кузины он казался вполне приличным по пикакским меркам.

– Он осветляет волосы, – доверительно сообщила Аманда Квиллеру.

– У него открытый и веселый взгляд, совершенно обезоруживающий, – отметила Полли.

– На всех его рубашках и свитерах вышиты монограммы, – добавила Линетт.

– Откуда ты знаешь? – удивился Квиллер.

– Он играл с нами в бридж, а в воскресенье они. все трое, приходили ко мне на завтрак. Картер Ли без ума от моего дома!

Даниэль была настроена легкомысленно. Её электронный смех часто взмывал над ровным гулом голосов.

Уиллард, оживлённый и приветливый, общался со всеми понемногу:

– Полли, этот костюм сидит на вас просто потрясающе!.. Хикси, милая, мы должны собраться на ланч… Квилл, жена требует, чтобы я отрастил такие же усы, как у вас. Не кажется ли вам, что с ними я буду похож на Чарли Чаплина?

Хикси Райс схватила Квиллера за руку:

– Анонимный даритель послал чек на полторы тысячи долларов для покрытия кражи денег из нашей склянки-копилки! Чек выписан чикагским банком. Не значит ли это, что тут поработал Фонд Клингеншоенов?

– Не спрашивай меня, – отмахнулся он. – Они никогда не извещают меня о своих намерениях.

Хикси кружила по залу с магнитофоном, собирая новогодние зароки и обеты для ежемесячной рубрики «Новости деревенской жизни». Квиллер поведал ей, что собирается написать книгу. Милдред заявила, что предполагает сбросить тридцать фунтов. Полли решила подыскать подружку для Бутси. Линетт, убеждённая противница браков, удивила собравшихся, заявив:

– В этом году я собираюсь выйти замуж.

Даниэль намеревалась завести южноамериканского зверька кинкажу. А её муж высказал намерение обзавестись ребенком.

Потом Уэзерби Гуд удивил всех, усевшись за фортепиано и сыграв зажигательную мелодию, но Даниэль потрясла публику ещё больше, когда спела пару песенок.

– Я и не знала, что Уэзерби умеет играть, – изумилась Линетт.

– А я не знала, что Даниэль умеет петь, – подхватила Полли.

– Ни черта она не умеет, – пробурчал Квиллер, ненадолго возвращаясь к буфету. Встав в очередь за Амандой, он заметил: – Что-то я не слышал твоего новогоднего желания.

– Всё равно его не напечатают, – огрызнулась она. – Я ратую за ликвидацию этих семейных саг, которые люди стряпают на домашних компьютерах и рассылают вместо рождественских открыток! Куда, чёрт возьми, пропали чудесные почтовые карточки с репродукциями Рафаэля и Мурильо? Всё, что мы получаем в итоге, это зануднейший отчёт о семейных торжествах, свадьбах, стипендиях, каникулах, спортивных успехах и новорожденных! Кого волнует, что дядя Чарли выбран председателем боулинг-клуба? Я никогда даже не слышала об этом дяде Чарли!

– Ты абсолютно права! – подлил масла в огонь Квиллер, любивший подзавести Аманду. – Они никогда не сообщат, что Джуниора выгнали из университета за мошенничество, папочку выперли с работы, а кузена Фреда задержали за вождение машины в нетрезвом виде.

– В будущем году, – прошептала она, заговорщицки ткнув его под ребра, – мы с тобой сляпаем липовый отчёт, где будут одни плохие новости, и пошлём его всем, чьи имена имеются в пикакской телефонной книге!

– И подпишемся: «Рональд Фробниц с семейством», – предложил он.[29]

Позже Арчи Райкер спросил его:

– Что это вы так увлеченно обсуждали? Никто видел Аманду смеющейся, с тех пор как Джордж Бриз получил два голоса на выборах мэра.

– Да так, чистая чепуха, – отговорился Квиллер. – Ты же знаешь Аманду.

Затем к нему подошёл Уиллард Кармайкл.

– Квилл, ты уже познакомился с кузеном Даниэль?

– Я и рад бы, но вокруг него постоянно вьётся целая толпа поклонниц.

– Пошли со мной. Мы прорвёмся.

Заезжая знаменитость стояла спиной к камину, спокойно и скромно отвечая на вопросы.

– Извините, – громко изрёк Уиллард. – Визит Картера Ли нельзя будет назвать завершённым, пока он не пожмет руку автору колонки «Из-под пера Квилла».

Окружающие расступились, и двое мужчин обменялись рукопожатием.

– Добро пожаловать в Мускаунти! – проговорил Квиллер. – Надеюсь, вы захватили с собой снегоступы?

– Снег меня не пугает. Я счастлив оказаться здесь, – искренне признался гость. – Читал вашу колонку. Примите мои комплименты.

– Благодарю вас. Может, как-нибудь встретимся на будущей неделе? Насколько я понимаю, у вас есть интересные предложения и замыслы.

– Ну, для начала мне придётся на несколько дней слетать в Детройт, чтобы закончить кое-какие дела, а когда вернусь, мы что-нибудь придумаем.

Уиллард вставил:

– Я отправлюсь вместе с ним, чтобы быть уверенным в его возвращении. Он нам нужен.

Услышав их разговор, Милдред всполошилась:

– Постойте, Уиллард, разве вы можете пропустить первый обед в Клубе гурманов? Ведь это ваше детище!

– Вы не представляете, как мне жаль, – грустно заметил банкир. – Но ничего не поделаешь: я должен непременно присутствовать на семинаре. Технологии прогрессируют с такой головокружительной скоростью, что банкирам каждый год приходится садиться за парту.

– Он хочет, чтобы я поехала с ним, – добавила Даниэль, – но там ведь наверняка будет скука смертная.

В разговор вторгся хорошо знакомый всем по метеопрогнозам голос. Уэзерби Гуд объявил в микрофон:

– Кто на сей раз желает впустить Новый год? Чтобы следующие двенадцать месяцев удача не покидала нас, первый, кто войдёт в это здание после двенадцатого удара часов, должен принадлежать к мужскому полу, будь то кот, пёс или мужчина.

– Чепуха! – крикнул женский голос.

– Ну, Аманда, это же старый обычай. Ты же знаешь.

– Ну и что, ты впускал Новый год в прошлом январе. И что в итоге? Ураган, взрыв на Мейн-стрит и финансовый крах!

– Давайте проголосуем! – крикнула Хикси, перекрывая нестройный гул голосов.

– Ладно, – сдался Уэзерби. – Все согласны, чтобы женщина впустила Новый год?

– Да! – хором ответили все присутствующие представительницы слабого пола.

– Кто против?

Мужчины бурно выразили несогласие.

– Почему бы нам не чередоваться? – крикнул Квиллер.

– Есть всё-таки среди вас разумные мужчины! – заявила Аманда, направляясь к выходу. – Как член городского совета, я считаю своим долгом впустить Новый год.

Послышались шумные протесты.

– Да пусть идёт! – высунулся мужчина, который проиграл Аманде на последних выборах. – Может подхватит пневмонию.

Женщины зашикали на него.

– Аманда, накинь пальто, – предостерег Уэзерби.– На улице мороз и ветер!

Волнение слегка улеглось, все ждали магического новогоднего часа. Захлопали, вышибая пробки, бутылки шампанского. Большие часы над камином отсчитывали последние мгновения. Уэзерби считал секунды. Стрелки достигли двенадцати, и все закричали: «С Новым годом!»

Когда Аманда Гудвинтер впустила Новый год, Уэзерби Гуд заиграл «Доброе старое время». А Квиллер, в котором проснулся бывалый репортёр, отправился по кругу – собирать прогнозы на грядущие двенадцать месяцев.

– История с кражами получит неожиданную развязку, – предсказал Райкер.

– Ледовый фестиваль будет иметь грандиозный успех! – заявила Хикси.

– Проект Картера Ли по реставрации Плезант-стрит станет национальной сенсацией, – предрёк Уиллард.

Немного погодя собравшиеся начали натягивать тёплые зимние одежды и толпой повалили на улицу, где падал новогодний снежок, и вскоре вдалеке послышались взрывы петард и фейерверков. Все были счастливы, за исключением Картера Ли. Он обнаружил, что из салона машины украли его дублёнку.

Об этом новогоднем инциденте сообщили в полицию, а жителей Индейской Деревни обуревали смешанные чувства. Они испытывали смущение (и надо же, чтобы такая неприятность случилось с гостем из Центра!), а также беспокойство (вдруг он решит не возвращаться?) и возмущение (уже второе преступление совершено в их благополучном районе).

Квиллер попытался обсудить новую кражу с Броуди, но тот его отшил – верный признак того, что полиция напала на след.

У Квиллера имелись собственные подозрения. Недавно перебравшийся в Деревню Джордж Бриз, с его красной шапкой, комбинезоном и тарахтящим грузовичком, казался совершенно несообразной фигурой в общине «белых воротничков». Он основал на Сэндпит-роуд, за городской чертой, на огороженной проволочной сеткой территории империю малодоходных коммерческих авантюр. Зимой все его владения, за исключением «офиса», лачуги с толстопузой печью, скрывал под собой семифутовый слой снега. Однако и зимней, и летней порой там постоянно отирались дети. Полиция, наезжавшая туда время от времени, неизменно заставала одну и ту же картину: дети листают комиксы и играют в шашки, а Красная Шапка трудится за своим столом. На том же участке стоял большой дом, построенный в федеральном стиле[30] , где Бриз до недавнего времени жил с женой, пока та не сбежала с сельским скрипачом из Скуунк-Корнерз. Вот тогда-то он и перебрался в Индейскую Деревню.

Квиллер горел желанием расследовать свою версию, считая Красную Шапку неким современным диккенсовским Феджином[31] , но ему пришлось повременить с этим и заняться своей колонкой. Зимой интересную тему найти труднее, чем летом. История лозоискателя лежала на полке до весенней оттепели, материал о выращивании грибов оказалось сплошным враньём, о Ледовом фестивале писать было рано, Картер Ли не желал пока никакой огласки.

Озадаченный Квиллер мерил шагами комнату, пол под ним раскачивался сильнее обычного. Вдруг из прихожей послышался грохот, и в комнату влетели кошки, то ли испуганные, то ли виноватые. На стене в прихожей висели теперь снегоступы со скрещенными концами, и сиамцы отважно взялись исследовать этот новый для них предмет.

Для начала Квиллер позвонил Полли в библиотеку: нет ли у них книги о технике хождения на снегоступах, и, если есть, не прихватит ли она её домой? Между тем он попытался самостоятельно освоить это занятие. Получалось неважно. Он то и дело спотыкался и падал. Правая нога мешала левой. Наконец он понял, что к чему, и с удовольствием потопал по безмолвной роще, хотя икроножные и бедренные мышцы уже протестовали. Свою статью о радостях хождения на снегоступах он начал так: «Пытались ли вы когда-нибудь прогуляться по снегу, привязав к ботинкам пару теннисных ракеток?»

В числе прочих Квиллера пригласили вступить в новый Клуб гурманов. Проспект, подписанный Милдред Райкер, Хикси Райс и Уиллардом Кармайклом, утверждал: «Мы боремся не за количество, а за качество, желая наслаждаться натуральными ароматами свежих продуктов, приправленных травами и специями, стремясь постичь истинный вкус фруктов и овощей».

Учредители планировали устраивать ежемесячные обеды, для каждого из которых компетентная комиссия будет составлять меню, назначать ответственных поваров и обеспечивать их рецептами. Член клуба, принимающий у себя гостей, готовит основное блюдо. Остальные приносят закуски, суп, салат и десерт. Расходы распределяются пропорционально.

Квиллер записался в клуб, взяв на себя обеспечение спиртными напитками, и однажды январским вечером они с Полли отправились на первый обед. Его устраивали в живописном фермерском доме Ланспиков в Вест-Миддл-Хаммок. Двенадцать членов клуба собрались в гостиной, оформленной в сельском стиле, и, потягивая аперитивы, беседовали на кулинарные темы.

Милдред развлекла слушателей рассказом о своём первом кулинарном опыте, приобретённом в возрасте одиннадцати лет.

– Я гостила у тетушки и смотрела, как она готовит на завтрак сандвичи с беконом, салатом и помидорами. Только она взялась за бекон, как раздался телефонный звонок, и она вышла из комнаты, сказав: «Последи за беконом, Милли». Я и делала, что было велено, – следила, как эти мясные полосочки коричневеют, съёживаются и сворачиваются. Тетушка продолжала болтать по телефону, а я не сводила глаз со сковородки и видела, что бекон становится всё меньше и всё темнее. Не успела я открыть окно, чтобы выпустить дым, как в кухню вбежала тетушка с воплем: «Милли, я же тебя просила присмотреть за беконом)»

Все рассмеялись, за исключением Даниэль Кармайкл, которая выглядела озадаченной. Кулинарные познания и вкусы банкирши, если верить её мужу, не менялись с одиннадцатилетнего возраста. И поскольку супруг вместе с Картером Ли отбыл в Детройт, она притащилась на обед вместе с Фрэн Броуди. Хикси Райс и Дуайт Сомерс приехали на машине Райкеров. А Уилмоты жили по соседству.

Для проведения застолья в общей комнате поста вили три столика на четверых. Отыскав карточку своим именем, Квиллер сел за один стол с Милдред, Хикси и Пендером Уилмотом. Он заметил, что Райкеру и Дайту выпало сомнительное счастье делить трапезу с Даниэль. У каждого прибора лежало отпечатанное меню:

Копчёный сиг на треугольных ломтиках кукурузного пудинга под соусом из брокколи с горчицей

Суп из чёрных бобов с кончилья (ракушками из теста)

Жаркое из филе ягнёнка, обвалянного в кедровых орешках, рубленых грибах и кардамоне

Тыквенное пюре с луком-пореем

Грушевый чатни[32]

Хрустящие булочки

Шпинат и красный салат-латук, приправленные уксусом, оливковым маслом, имбирем и гарнированные козьим сыром

Печёные яблоки под перечным соусом.

Милдред сказала:

– Все блюда приготовлены из местных продуктов: баранины, сига, бобов, кабачков, козьего сыра, груш и яблок. Какая жалость, что Уилларда нет с нами! Интересно, что ему, бедняге, достанется сегодня на обед?

– Если он в Детройте, – проговорил Квиллер, – то, вероятно, направится в греческий ресторан.

Хикси спросила:

– Как вы думаете, Картер Ли ещё вернётся к нам?

– Надеюсь, – вздохнула Милдред. – Он такой приятный, такой воспитанный человек. Редкость для его поколения.

– Вдобавок он разносторонняя личность и молодой холостяк.

– Если ты положила на него глаз, Хикси, полагаю, тебе придётся встать в очередь.

– Если серьёзно, – вставил Пендер, – мне он представляется неким пророком. Дай бог, чтобы его планы по поводу Плезант-сгрит осуществились. Это могло бы стать настоящим триумфом для всего города.

Квиллер заметил:

– Он в чем-то схож с парочкой моих знакомых актеров: внешне спокоен, но заряжен колоссальной энергией, оттого и производит сильное впечатление. Я с нетерпением жду нашего разговора, он обещал встретиться со мной по возвращении.

Пендер поинтересовался, как обстоят дела с кулинарной книгой покойной Айрис Кобб. Этот надолго потерянный сборник рецептов Милдред готовила к изданию.

– Я столкнулась с проблемой, – пожаловалась она. – Всего лишь пара дюжин рецептов принадлежат самой Айрис. Остальные взяты из поваренных книг Джулии Чайлд, Джеймса Бирда и других авторов.

– То есть нужно получить разрешение на публикацию, иначе вас могут привлечь к суду за плагиат, – подхватил Пендер.

У Хикси появилась идея. Уж в чём в чём, а в идеях она никогда не ощущала недостатка.

– Послушай, ведь можно сделать подарочное издание – масса цветных фотографий, мелованная бумага, большой формат, крупный шрифт – и включить туда только её собственные рецепты. Если уж мы хотим увековечить память Айрис, книжка должна быть очень красивая.

Милдред заявила, что с удовольствием приготовила бы эти блюда.

– Как думаешь, Джон Бушленд сможет их сфотографировать?

– Лучше пригласить специалиста. В Центре я одно время вела кулинарную страничку, так мы вызывали фотографа и декоратора то ли из Бостона, то ли из Сан-Франциско. Они используют настоящую пищу, но вдобавок что-то подклеивают, подмазывают, подкрашивают, скалывают, сбрызгивают и даже сшивают…

– Стоп! – воскликнул Квиллер. – Не стоит портить аппетит! – Он откупорил бутылку и, когда подали ягненка, мастерски разлил вино по бокалам.

– Ловко! – восхитился Пендер. – Прямо заправский бармен!

– А я подрабатывал барменом, пока учился в университете, – пояснил Квиллер. – От меня ещё может быть толк на частных вечеринках.

Прежде чем все взялись за вилки, Ларри встал и провозгласил тост за Уилларда Кармайкла:

– За нашего отсутствующего друга и ментора! Да сопутствует ему удача всю его жизнь!

Жаркое имело совершенно уникальный вкус, особенно благодаря овощному гарниру.

– Никогда больше не буду есть тушёный горошек с морковью, – заявил Квиллер.

И завязался разговор о лучших и худших блюдах, которые когда-либо пробовали сидевшие за его столиком.

Хикси поделилась:

– Самое ужасное блюдо я пробовала в одной дыре между Тронто-Бич и Перпл-Пойнт. Колесила по округе, собирая заказы на рекламу, и порядком проголодалась, вот и притормозила около жуткой забегаловки, которая рекламировала свои пироги и похлебку из моллюсков с солониной, картошкой и луком. Было что-то около трёх часов дня. В заведении, естественно, ни души. Из кухни выплыла тяжеловесная особа, и я заказала пресловутую похлёбку. Она вразвалочку удалилась через вращающиеся двери, оставив меня ждать. Довольно скоро подъехал школьный автобус, и какой-то мальчишка, влетев в закусочную, бросил на стол свои книжки. Тут же послышался вопль: «Бакстер! Живо сюда!» Заскочив на кухню, он пулей вылетел обратно и припустил по шоссе. А я все ждала свою похлебку. Вскоре Бакстер вернулся с полной сумкой провизии которую метнул за вращающиеся двери, и уселся готовить уроки. Наконец я услышала звуки готовящейся пищи, что меня слегка обнадежило. Немного погодя хозяйка вновь громогласно воззвала к Бакстеру, и он бросился в кухню, откуда не замедлил появиться вновь, неся суповую тарелку с покоящейся в ней ложкой. Он нёс её очень осторожно двумя руками и поставил передо мной. Я взглянула на содержимое тарелки и не поверила своим глазам. Там было нечто водянистое и серое, и выглядело оно, мягко говоря, неаппетитно, причём в нем ещё плавало что-то вроде ластиков для старых грифельных карандашей… В общем, я пулей вылетела из этого заведения.

Квиллер ухмыльнулся:

– Как жаль, что ты не взяла рецепта!

– Думаю, он предельно прост: на литр воды пачка сухого картофельного пюре и банка рубленых моллюсков, – ответила она. – Ешь – не хочу!

Когда на столах появился десерт, вдруг зазвонил телефон, и Кэрол вышла на кухню, чтобы взять трубку. Она немедленно вернулась, встревоженная, и прошептала что-то Фрэн Броуди, которая вскочила и выбежала из комнаты.

Квиллер пригладил усы. Эта пантомима почему-то внушила ему беспокойство. Глянув в сторону кухонной двери, он увидел, что Фрэн манит его. Теперь пришла очередь Квиллера извиниться и выйти из-за стола. Она успела сказать ему пару слов, прежде чем взял трубку.

Печёные яблоки под перечным соусом так и стояли нетронутые. Все озабоченно переговаривались.

Квиллер вернулся, тронул Ларри за плечо, и они вдвоём вышли в коридор. К ним присоединилась Кэрол. Затем Ланспики подошли к Даниэль и увели её по коридору в библиотеку.

– В чём дело, Квилл? – спросила Милдред, когда он вновь сел за стол.

– Звонил Энди Броуди. Он узнал, что Фрэн пошла сюда с Даниэль. Плохие новости! Очень плохие! С ним связалась полиция Детройта. Ты же знаешь, что Уиллард вчера отправился туда на семинар…

– Неужели самолет разбился? – схватившись за горло, спросила Милдред.

– Нет, он благополучно долетел и зарегистрировался в отеле. Очевидно, Уиллард направлялся в ресторан, когда на него напали. И застрелили….

– Насмерть? – затаив дыхание, пролепетал Пендер.

– Да.

– О господи! – испуганно прошептала Милдред.

– Они пытаются помягче сообщить об этом Даниэль.

И тут из библиотеки донёсся крик. Ларри вернулся в гостиную и взглянул на сотрапезников:

– Друзья, думаю, вам сейчас не до десерта.

ШЕСТЬ

Весть об убийстве Кармайкла, переданная пикакским радио, потрясла и расстроила весь округ, всем хотелось поделиться друг с другом переживаниями. Телефонная линия была перегружена, и люди выходили из дому в снег и стужу, чтобы собраться где-нибудь и вместе оплакать утрату Уилларда Кармайкла, которого постигла такая страшная смерть. Квиллер, всегда старавшийся держать руку на пульсе общества, присоединился к согражданам и слушал комментарии:

– Да уж, эти большие города – настоящие джунгли! Не стоило ему ехать туда!

– Мы потеряли хорошего человека. Он мог бы принести много пользы нашей общине. Он посещал церковь.

– Что же теперь будет? Он оставил такую молодую вдову. И они уже купили дом Фитчей.

– Я сочувствую Даниэль. Давайте будем помягче с ней, хоть она и странная особа.

– Если она собирается уехать в Центр, то у неё явно не все дома!

– Кто-то из прихожан должен навестить её и утешить.

С мрачным удовольствием Квиллер представил, как Даниэль принимает добрых самаритян с их утешениями. Одно это способно заставить вдовушку вернуться в Центр, где по достоинству оценят её новомодные наряды и где она сможет наконец завести кинкажу. Несомненно, Уиллард оставил ей щедрое наследство.

Оказавшись в деловом центре, Квиллер заглянул в дизайнерскую студию, надеясь, что Фрэн Броуди знает последние новости. Но там скучал только здоровяк грузчик.

– Фрэн улетела в Детройт вместе с той женщиной, – сообщил он. – А мне придётся торчать в лавочке, пока босс не вернётся от клиента, хотя я не уверен, что она ушла по делам. По-моему, так просто где-то шляется.

Квиллер зашёл в универмаг, надеясь узнать подробности, и обнаружил, что сострадательная Кэрол Ланспик всё ещё пребывает в расстроенных чувствах.

– Вчера вечером Фрэн отвезла Даниэль домой и осталась с ней на ночь, а моя дочь заехала к ним и вколола бедняжке успокоительное. Даниэль много общалась с Фрэн, пока та оформляла дом, и чувствует себя с ней довольно свободно, поэтому мы подумали, что именно Фрэн лучше всего отправиться с ней в Детройт. Мы связались с Картером Ли Джеймсом, и он встретил их в аэропорту, позаботился обо всём. Сегодняшнюю ночь Фрэн проведёт в гостинице аэропорта, а завтра утром вылетит домой. Нам совсем не хочется, чтобы она блуждала по такому городу!

– Я предсказываю, что Даниэль не вернётся, – заявил Квиллер, выдавая желаемое за действительное.

– Ну, может, и не вернётся, но, если вернётся, нам нужно будет устроить тихий, скромный обед для неё. И мы хотим, чтобы вы с Полли тоже пришли. Ты ведь нравишься Даниэль, Квилл.

Он надеялся, что этот день никогда не наступит. Ему-то никогда не нравились напористые дамы. Довольно и того, что Мелинда Гудвинтер разорилась и приискивала богатого мужа. И теперь он боялся, что очередная веселая вдова откроет на него охоту, стреляя глазками, надувая губки и восхваляя его усы. Даниэль не из тех, кто будет долго носить траур, если вообще облачится в чёрное…

Следующую остановку он сделал в редакции. Дело шло к полудню, и все сотрудники были в разгоне. Джуниор Гудвинтер, молодой выпускающий редактор, строчил статью, посвященную памяти Уилларда. Роджер Мак-Гилеврэй печатал заметку об усовершенствованиях в работе банка, введенных жертвой преступления. Джил Хэдли сидел на телефоне, собирая хвалебные отзывы о покойном.

Квиллер нашел главного редактора за массивным письменным столом. Тот довольно ловко управлялся сразу с двумя телефонами.

– Какие новости? – спросил Квиллер, когда возникла минутная передышка.

– Я говорил с Броуди. Он поддерживает связь с полицией Детройта, но боюсь, что убийство Уидларда просто прибавит долю процента к их статистике. Там в Центре, остаются нераскрытыми тысячи убийств.

– Он ведь хотел, чтобы Даниэль полетела с ним, – вспомнил Квиллер. – Если бы она так и поступила. Кармайклы явно отправились бы в ресторан на такси и ничего бы не случилось. По крайней мере, вероятность была бы гораздо меньше. Если у неё хватит чуткости или сообразительности, она может почувствовать себя виноватой.

– Ну, этого мы никогда не узнаем. Она не вернётся сюда, – предсказал Райкер, с рассудительным видом покачав головой.

Едва Квиллер вышел из кабинета Арчи, как на него обрушилась Хикси Райс. Он зашёл в рекламный отдел и устроился на стуле.

– Что тебе известно? – спросила она.

– Не больше, чем тебе.

– Какой-то кошмар! Уиллард был хорошим парнем – излишне самоуверенным, но довольно милым. Мы с Милдред работали с ним, занимаясь организацией клуба и составлением обеденного меню. Что ты думаешь о первом обеде?

– Всё было превосходно. Правда, ничего не могу сказать о десерте. Ни у кого не было настроения его пробовать.

– Кстати, видимо, ты не знаешь… Десерт готовила я! – Вся жизнь Хикси была непрерывной чередой мелких и крупных разочарований, однако она умела не падать духом. – Как насчёт ланча, Квилл? Разумеется, я угощаю.

– Вот слова, которые мне так нравится слышать.

Она начала натягивать ботинки.

– Мы отправимся в Мусвилл и поедим в «Северных огнях». Там находится штаб-квартира Ледового фестиваля, и я хочу ознакомить тебя с нашими планами. Ты даже сможешь почерпнуть кое-что для своей колонки. Мы поедем на моём пикапе. А как тебе нравится твоя «красотка» с приводом на четыре колеса?

– Она ест больше бензина, и кошки недовольны: в ней больше трясёт.

– Уиллард ездил на «лэнд-ровере». Наверняка ты мог бы купить его по дешевке. Уверена, что Даниэль не захочет оставлять его машину себе. Ведь у неё «феррари».

– Она улетела в Детройт сегодня утром, и я не уверен, что мы увидим её снова. Ей с самого начала не хотелось переезжать сюда, – проговорил он.

– Но разве они не купили дом Фитчей?

– Ну надо же ей было чем-то развлечь себя. Я также сомневаюсь, вернётся ли Картер Ли. Проект реставрации Плезант-стрит наполовину был детищем Уилларда, Народный банк собирался его финансировать. А теперь наш банк осиротел, и я не уверен…

– Очень жаль. Картер Ли показался мне славным малым. У него даже рубашки с монограммами. – Помолчав немного, Хикси добавила: – Пораскинув мозгами, можно понять, почему мужчина в возрасте Уилларда женился на молодой красотке. Но чего ради Даниэль вышла за него замуж? Кроме денег?

– Не забывай, – напомнил Квиллер, – что Уиллард хорошо готовил.

Они свернули на дорогу, идущую вдоль берега озера, где стояли заснеженные и заколоченные на зиму летние коттеджи, унылые и мрачные в эту пору. Мусвилл, летом – многолюдный курортный городок, в январе был пугающе тихим, пустынным и сплошь белым. Лишь причалы темнели на фоне замёрзшего озера. На Мейн-стрит, где большинство заведений было закрыто, снег забился во все щели и припорошил крыши тёмных бревенчатых хижин и псевдобревенчатых построек. Тёмные хвойные деревья никли под белым гнётом. Ни рыболовной флотилии, ни прогулочных яхт – всё упрятано в сухие доки.

Они припарковались у отеля «Северные огни», который господствовал над ледяными просторами, протянувшимися до горизонта. Вдали, точно костяшки домино, чернел ряд ледяных рыбацких хижин. В зале ресторана обнаружился один официант и довольно скудное меню: сандвичи с жареной рыбой, картошка фри и салат из капусты, моркови и лука под майонезом.

– Ледовый фестиваль вдохнёт новую жизнь во всю береговую линию, – пообещала Хикси. – К концу января толщина льда на озере станет уже никак не меньше двадцати дюймов. Весь праздник будет проходить на льду: состязания, турниры, представления и угощение.

– На чём же будут состязаться?

– На собачьих упряжках, мотосанях, мотоциклах, лыжах, снегоступах и коньках. Снегоочистители разгребут снег и подготовят трассы и катки, утрамбуют снежные барьеры – там будут смотровые площадки для зрителей. Ещё надо приготовить места для палаток… Ты заметил вдалеке ледяные рыбацкие хижины? Их будет вдвое больше. Уже есть список желающих. Колледжи пришлют художников для конкурса ледяной скульптуры. А торжественное открытие праздника состоится в пятницу вечером. Мы устроим факельное шествие!

Квиллер молча выслушал её восторженные излияния и спросил:

– И много ли понаедет народу, по твоим расчётам?

– Думаю, тысяч десять.

– Что?! Где же они все припаркуются, скажи на милость!

– Никаких проблем. Парковку устроят около Гузнек-Крик, там навалом свободного пространства, причём грунт хорошо проморожен, – объяснила она. – Пригородные автобусы доставят людей к озеру, здесь они купят входные билеты и получат праздничные значки-эмблемы. Проект уже готов: это будет трёхдюймовая пластиковая бляха с белым медведем на голубом фоне, сувенир, достойный того, чтобы его хранить. Мы уже заказали пятнадцать тысяч, учитывая, что люди захотят купить побольше – для подарков знакомым.

– Где же они разместятся на ночлег?

– Большинство приедет на день из близлежащих мест, но мы забронировали комнаты по всему Мускаукти, даже в частных домах.

– А для чего палатки?

– Продавать еду, напитки, входные билеты и билеты призовой лотереи. Будет также медицинская палатка и две машины «скорой помощи».

– Звучит впечатляюще, Хикси, – признал Квиллер. – Какой выдающийся ум придумал всё это?.. Подозреваю, что твой.

Она махнула рукой в сторону замерзшего озера за окнами отеля.

– Взгляни туда, Квилл, и представь трепещущие на ветру флаги, полосатые палатки, переносные туалеты, раскрашенные в яркие цвета, и тысячи веселящихся от души людей! Разве такая картинка не горячит тебе кровь?

– Нет, она внушает мне желание удрать в Мексику, – проворчал он.

Дружески ударив его по плечу, Хикси улыбнулась:

– Да знаю я тебя, Квилл. В конце концов ты сам влюбишься в эту затею! И будешь околачиваться здесь все два дня!

– Одного не понимаю, при чём тут наша газета?

– Мы в числе спонсоров. Что способствует поступлению денежных средств, хотя затраты, конечно, превысят сборы от входных и лотерейных билетов и взносы участников соревнований. Все призы покупаются на спонсорские пожертвования. – Хикси задумчиво помолчала и добавила: – Уиллард всячески нас поддерживал! Его банк выставил в качестве приза микроволновку.

Рыбные сандвичи оказались вполне съедобными, и Квиллер уже положил глаз на кусок яблочного пирога, когда Хикси произнесла:

– Квилл, могу я попросить тебя об одном одолжении?

– Так я и знал, – буркнул он. – Бесплатный ланч бывает только в мышеловке. Чем же ты хочешь меня озадачить?

– В общем, на открытие в пятницу сюда соберётся, видимо, пара тысяч человек, а ты самая известная личность в трёх ближайших округах. На мой взгляд, ты достаточно знаменит, чтобы возглавить факельное шествие.

– И чем это мне грозит? – Он припомнил, какими травмами обернулся прошлогодний опыт, когда его нарядили Санта-Клаусом. – Если вы надеетесь, что я напялю костюм белого медведя…

– Ничего подобного! Просто прокатишься на санях, которые повезёт конная упряжка, поприветствуешь собравшихся. Народ любит тебя, Квилл.

– Да, но за что мне любить его? Стоит только одному чертёнку бросить первый снежок, и на меня обрушится снежная лавина, каждому захочется припудрить мне усы. Нет уж, спасибо!

Реакция Хикси была практически мгновенной:

– Хорошо. Какое транспортное средство ты можешь предложить?

– Танк, – заявил он. – На худой конец – снегоуборочный комбайн с закрытой кабиной. Как тебе идея? Я могу проехать в кабине, осыпая собравшихся снегом. Пожалуй, такой вариант мне нравится.

– Тебе бы все шуточки шутить, – упрекнула она.

– А ты знаешь, что по вечерам температура сильно падает и на озере гуляют такие ветры, что здесь становится жутко холодно? А у тебя задумано факельное шествие!

– Ладно, мы обдумаем детали, но в принципе ты согласен возглавить шествие?

– А разве я могу отказаться? Чего доброго ты заставишь меня добираться домой пешком. Скажем так, я рассмотрю эту возможность.

Они возвращались в Пикакс по Сэндпит-роуд, мимо занесённых снегами владений Джорджа Бриза, где единственным признаком жизни служил завиток дыма, поднимавшийся из трубы «офиса».

– Интересно, платит ли Красная Шапка клубные взносы? – задумался Квиллер. – Я заметил, что его не было на праздновании Нового года.

– Должно быть, он пользуется особыми привилегиями. Бриз постоянно торчит у телевизора в комнате отдыха, но никто с ним не общается.

– А как Ленни Инчпот справляется с работой управляющего клубом? Последние дни Луиза чуть не лопается от гордости.

– Ей есть чем гордиться! Он оказался очень надежным и толковым работником, да ещё продолжает учиться в свободное время. Дону Эксбриджу Ленни пришёлся по нраву, поскольку он всегда подтянут, аккуратен и доброжелателен к людям – результат службы в отеле, я полагаю.

– И как Ленни среагировал на клубные кражи? – спросил Квиллер.

– Ужасно расстроился, но Дон сказал ему, что никто не мог бы их предотвратить.

– У тебя есть кто-нибудь на подозрении, Хикси?

– Да. Это либо Аманда Гудвинтер, либо ты.

В тот день, когда Фрэн Броуди должна была вернуться из Детройта, Квиллер оставил сообщение на её автоответчике: «Фрэн, ты, должно быть, совсем выдохлась. Или, может, все-таки поужинаешь со мной в "Старой мельнице"?»

Около семи вечера она позвонила:

– Ты прав, Квилл. Я так устала, что не решусь выползти из дома – даже ради ужина. Просто хочу скинуть туфли и выпить чашечку какао с крекерами, но если ты зайдёшь через полчасика, я представлю тебе полный отчёт о своём путешествии.

– Я зайду.

Он покормил котов и разморозил собственный ужин: содержимое коробочки с маркировкой «М-и-С» (макароны с сыром). Эта аббревиатура – наряду с упомянутыми Фрэн «К-и-К» (какао с крекерами) – подсказала ему идею для колонки. Удобная пища! Чем подкрепляются именитые горожане, когда их одолевает усталость, печаль или тоска? Полли всегда готовит яйца-пашот и тосты, непременно срезая корочки с хлеба. Мэр наверняка лопает красное желе с водкой из фирменного «стаканчика Джелло», Джордж Бриз уплетает картофельное пюре с подливкой, Аманда Гудвинтер объедается шоколадным печеньем с прослойкой сливочного крема, а шеф Броуди уминает шоколадный пудинг.

Пока сам он заглатывал макароны с сыром, сиамцы тихими пушистыми холмиками возвышались на ковре, не глядя друг на друга и вообще ни на что не глядя. Вдруг Коко встал, потянулся, подошёл к Юм-Юм и без видимой злости ударил её лапой по голове. Она вздрогнула.

– Прекрати! – рявкнул Квиллер. – Веди себя по-джентльменски!

Коко медленно, словно нехотя вышел из комнаты. Взяв на руки изящную кошечку и пощекотав её за шелковистыми ушками, Квиллер проворчал:

– Почему ты ему это спускаешь? Иди тресни его по носу!

Юм-Юм тихо заурчала.

Настало время отправляться к Фрэн. Нацепив на себя побольше тёплой одежды, Квиллер побрёл по Деревне к её жилищу. На лице молодой женщины, открывшей ему дверь, не было и тени косметики, зато ясно проступала тревога и озабоченность. Она выглядела измученной и бледной.

– Если хочешь, поищи себе что-нибудь в холодильнике, – предложила она, плюхаясь на диван.

Гостиная Фрэн была обставлена вещами, которые Квиллер видел прежде в дизайнерской студии, то есть тем, что, очевидно, не удалось продать: диван с обивкой в мелкую ломаную клетку, низкий столик из слоновой кости, лампа с абажуром в виде виноградного листа.

– Тяжёлый день? – с сочувствием спросил он.

– Получается, что открытие Клуба гурманов было отмечено ружейным салютом, да? Прости, что я позволяю себе низкопробные шуточки, – извинилась она.

– Да уж, такие совпадения чаще бывают в романах, чем в реальности.

– Даниэль повезло, что она оказалась среди друзей. Останься она дома в одиночестве, папе пришлось бы ехать к ней, и уж он бы обрушил на неё эту новость с полицейской прямотой. И так-то с ней случилась истерика. Когда мы добрались до дому, доктор Диана уже поджидала нас, вооружившись шприцем, это и помогло. Даниэль мгновенно уснула, а я глаз не могла сомкнуть. Ларри достал нам билеты, и утром мы вылетели. Она еле держалась на ногах, пока мы не сели в самолет в Миннеаполисе. Там она немного выпила, и её прорвало: слова лились потоком. У неё было дурное предчувствие, потому что Уиллард забыл взять сигареты – он всегда брал их на счастье.

У неё не появилось чувства вины?

Нет, – покачала головой Фрэн. – После второго бокала она начала поминать мужа недобрым словом. Он называл её «Дании, детка» или «Дании, милочка», чего она терпеть не могла. Она умоляла его не ездить на семинар, но работа всегда стояла для него на первом плане. Он осуждал всё, что она делала, её наряды и украшения, её лексикон, даже вкусы в еде… Разве не ирония судьбы, Квилл, что любительница гамбургеров вышла замуж за гурмана, считавшего употребление кетчупа смертным грехом?

– Они не успели толком узнать друг друга до женитьбы, – заметил Квиллер.

– Она даже не вспомнила, что ни в чём не знала отказа. Похоже, денег у него водилось в достатке. Он уплатил наличными за дом Фитчей и разрешил ей сколько угодно тратить на переустройство особняка… Как раз это-то меня и беспокоит, Квилл. Она заказала шикарную обстановку и ковры для дома. Предположим… только предположим, что она не захочет вернуться. Тогда нашему ателье придётся оплачивать весь её заказ! А некоторые ткани стоят по сотне долларов за ярд!

– Они дали вам какой-то задаток?

Фрэн сконфуженно глянула на него.

– В сущности, никакого. Нам и в голову не пришло просить. У нас ведь маленький город, её муж заправлял делами банка, мы считали их первоклассными клиентами… А разве я просила у тебя задаток, Квилл, когда заказывала обстановку для твоего амбара?

– Да… нет.

– В общем, мы сидели в самолете, она несла всякую чушь, и мне всё никак не удавалось выяснить её планы, хотя я и не собиралась спрашивать напрямик. Наконец, обдумав все хорошенько, я собралась с духом и сказала: «Даниэль, конечно, тебя ожидают трудные времена, но их будет легче пережить, если ты по-настоящему увлечёшься театром. У тебя есть талант. И тебе наверняка дадут роль в новом спектакле Театрального клуба». Ты представляешь, Квилл, в каком я была отчаянии?

– Людей может сразить наповал и меньшая ложь.

– Короче, это сработало. Даниэль оживилась и спросила, какую ей дадут роль.

– Я мог бы присоветовать парочку, – с недоброй усмешкой произнёс Квиллер.

Фрэн проигнорировала его саркастический выпад.

– Мы наметили к постановке «Гедду Габлер», и мне предложили главную роль, но я с радостью уступлю её, если это поможет убедить Даниэль остаться в Пикаксе и закончить работы в доме Фитчей.

– Ты согласна отдать ей роль Гедды?! Ты явно переутомилась, Фрэн. У тебя совершенно измученный вид. Пойду-ка я домой. А ты отправляйся в кровать и выспись хорошенько!

– Нет, я серьёзно! Мы бы отрепетировали с ней все мизансцены. У неё феноменальная память. Расценки, номера моделей, названия тканей – всё отпечатывается намертво. Она запросто выучит текст.

– Способность заучивать текст ещё не делает человека актером. Ты хочешь, чтобы трагедия обернулась фарсом?

Фрэн развела руками:

– Как говорит папа, в шторм годится любой порт. И Аманда считает, что для удержания хорошего клиента все средства хороши. Когда «Дании, детка» осушила третий бокал, она уже хотела закончить отделку дома, переехать в него, устроить плавательный бассейн, закатить несколько шикарных приёмов, приобрести пару лошадей и брать уроки верховой езды. Она также спросила об уроках актерского мастерства и вокала. И ко времени нашего приземления уже не вспоминала о своей утрате. Картер Ли поджидал нас. Сколько было слёз, вздохов! При первой же возможности я простилась с ними, напомнив, что мы с нетерпением ждём их возвращения в Пикакс – скорого возвращения.

Снежным, морозным вечером Квиллер брёл домой едва ли замечая, что творится на улице. Он поглаживал заиндевевшие усы, обдумывая проблему Фрэн и её сомнительное решение. Когда он добрался до своего жилища, то выглядел как снеговик, чем напугал сиамцев.

Пришлось отряхивать верхнюю одежду от снега и вытирать лужи с линолеума в прихожей. Затем он позвонил Полли, чтобы сообщить новости.

Она приняла их с ужасом.

– С её-то металлическим голосом? И на роль Гедды?

– Боюсь, что так и будет.

– А как насчёт Картера Ли? Он собирается возвращаться? Линетт будет разочарована, если нет. Ей до смерти хочется, чтобы её дому присвоили статус памятника старины.

– И ты считаешь, что присвоят?

– Так считает Картер Ли. И Уиллард Кармайкл так думал. – Вдруг Полли резко сменила тему: – Ты слушал последние известия?

– Нет. Что-то случилось?

– Полиция арестовала подозреваемого в этой серии краж.

– Кого? – напряжённо спросил он.

– Его имя хранится в тайне до предъявления обвинения.

– Если бы я держал пари, – объявил Квиллер, то поставил бы на Джорджа Бриза.

СЕМЬ

«Поздно ложиться и поздно вставать» – таков был девиз Квиллера, что не мешало ему обладать завидным здоровьем, изрядным богатством и если не умом, то, по крайней мере, остроумием[33] . И когда январским утром, в семь часов, трубы и барабаны грянули «Марш „Вашингтон пост“«, он мирно спал и был грубо разбужен, буквально выдернут из постели. Казалось, весь Военно-морской оркестр, проломив стену, ввалился к нему в спальню. Потребовалась пара минут, чтобы Квиллер сообразил, что к чему: он лежит в своём домике-развалюхе в Индейской Деревне, а его ближайший сосед слушает марш Джона Филипа Суза.[34]

Прежде чем он успел отыскать телефонный номер Уэзерби Гуда, сила звука уменьшилась. Только буханье барабана – бам-бам-бам – ещё можно было слышать и ощущать, но саму мелодию перекрыл звук льющейся и плещущей воды. Уэзерби Гуд принимал душ.

Лишь теперь Квиллер вспомнил наконец события предыдущего вечера: задержан подозреваемый в кражах, имя его пока не названо. Он знал, что сможет вытянуть из Броуди это имя, если заедет в полицейский участок, поэтому второпях оделся, покормил кошек и вышел из дома, даже не выпив кофе.

Его сосед, не дожидаясь снегоочистителя, сам орудовал лопатой.

– Отличная зарядка! – крикнул он, извергая клубы пара.

– Да уж, вижу, – проворчал Квиллер. – А утром слышал отличный концерт, только очень короткий.

Уэзерби разогнулся и встал, опираясь на лопату.

– О, извините, бога ради. У меня появился новый Суза-плейер, и мой кот почесал зубы о регулирующее звук колесико. А я в это время принимал душ и сам не сразу понял, что случилось.

– Ничего страшного. А что такое Суза-плейер?

– Такая механическая штуковина, играет пятьдесят маршей Суза. Её изобретатель – один мой друг из Калифорнии, и я могу достать вам такую же по оптовой цене, если интересуетесь.

– Мне нужно серьёезно обдумать ваше предложение, – ответил Квиллер. – Лучше заканчивайте с уборкой, пока снова не зарядил снег.

Он продолжил свой путь, думая, что Уэзерби, в сущности, дружелюбный и приятный в общении малый, пусть даже перебарщивает с цитатами и обнаруживает странные музыкальные пристрастия. Пятьдесят маршей! Однако у него есть кот, а это очко в его пользу.

В полицейском участке имелся кофейник, и Квиллер нацедил себе чашечку, перед тем как влететь в кабинет Броуди и плюхнуться на стул.

– И кто тебя звал? – нахмурившись, проворчал шеф.

– Я ненадолго. Просто зашёл выпить кофейку. Скажи мне, кто задержан, и я сразу уйду. Это, вероятно, будет в сегодняшней газете и в двенадцатичасовых новостях.

Броуди покачал головой:

– Ты не поверишь, Квилл. Я сам не поверил, но доказательства налицо. Найдя награбленное добро, мы решили задержать его для допроса, но он удрал из города.

– Да кто же? Кто? – наседал Квиллер с некоторым раздражением.

– Ленни Инчпот.

– О нет? Что вывело тебя на Ленни?

– Анонимный звонок. Нам посоветовали обыскать шкафчик управляющего в клубе Индейской Деревни. Мы отправились туда с ордером и вскрыли висячий замок. Ну и обнаружили… украденные вещи, не все, конечно, но некоторые. К примеру, там оказались солнцезащитные очки, перчатки, видеокассеты. В общем, ты понимаешь. Хотя денег мы не нашли. И никакой дубленки тоже. Там лежала даже кукла, о краже которой совсем недавно заявила семья Кемплов.

Квиллер фыркнул в усы:

– Можешь ты представить, чтобы взрослый парень вроде Ленни крал кукол?

– Говорят, она ценная.

– С каких это пор Ленни Инчпот стал знатоком кукол? – не без ехидства поинтересовался журналист.

– Он дружил с дочерью Кемплов. Ты знаешь об их семейной кукольной коллекции?

– Я слышал о ней. – Пару лет назад или чуть больше читатели подбивали Квиллера отдать должное коллекции Кемплов. Он уклонился. И написал о плюшевых мишках, что тоже было сделано под давлением. Но ни при каких обстоятельствах он не согласился бы сочинять статьи о куклах. – Итак, где же вы нашли Ленни? Ты упомянул, что он удрал из города.

– В Дулуте. Сегодня утром ему предъявлено обвинение.

Квиллер пригладил встопорщившиеся усы:

– Есть нечто сомнительное во всей этой истории, Энди. Перед тем как уйти, я хотел бы сделать один телефонный звонок.

Направляясь к выходу из полицейского участка, он позвонил своему адвокату Д. Аллену Бартеру.

Самый молодой партнер в адвокатской конторе «Хасселрич, Беннетт и Бартер» представлял интересы Квиллера во всех делах, связанных с Фондом Клингеншоенов. Эти двое мужчин одинаково смотрели на многие вещи. Даже выбор мебели в кабинете Бартера вполне соответствовал вкусу Квиллера. То был островок современности, солнечная прогалина в тёмных джунглях выдержанного орехового дерева и густокрасной кожи. И если старый мистер Хасселрич угощал клиентов чаем из бабушкиного фарфора, то Д. Аллеи Бартер предлагал им кофе в модерновых кружках. Недавно он заказал себе новые визитные карточки и стал именоваться Д. Алленом Бартером вместо Джорджа А. Бартера, чтобы его больше не путали с Джорджем А. Бризом. В любом случае, клиенты называли его просто Барт. Ему было лет сорок – спокойный и толковый юрист без претензий.

Когда Квиллер заехал к нему в офис, Бартер сказал:

– У нас есть кое-кто в суде по уголовным делам, и я думаю, мы сможем освободить Ленни под поручительство его матери до слушания дела.

Квиллер кивнул, припомнив, что все судейские -от главных слуг закона до простых клерков – завтракают у Луизы. Он пригладил усы.

– Что-то подсказывает мне, Барт, что Ленни подставили. Я ничего не знаю про его личную жизнь, за исключением того, что невеста Ленни погибла при взрыве этой осенью. Но у него могут быть враги. К примеру, завистник, который позарился на его место. Он был занят в клубе только часть дня, настоящая синекура для студента: интересная работа, хорошая оплата, свободный режим… Кстати, ты читал, что украденные деньги возместил некий анонимный жертвователь? Чек был выписан чикагским банком, и люди подозревают, что он пришел от Фонда К. Мне об этом ничего не известно. А тебе?

– И мне ничего.

Есть новости по делу Лимбургера?

– Да есть кое-какие. Наследники намерены продать отель и фамильный особняк, а Фонд К. желает их приобрести, чтобы восстановить отель и превратить особняк в сельскую гостиницу вроде постоялого двора.

– В таком случае можно поручить реставрационные работы Картеру Ли Джеймсу. Он приезжал сюда на Рождество, и у него возникли грандиозные планы по поводу Плезант-стрит, Может, слышал о нём? Все надеются, что он вернется и претворит свои прожекты в жизнь.

– Считаешь, он справится?

– Его рекомендовал Уиллард, да и на домовладельцев он произвёл хорошее впечатление. По-моему, он в основном работал на Восточном побережье. В любом случае Фонду К. стоит его проверить.

– Повтори-ка имя, – попросил Бартер и записал его в блокнот.

– А пока ты мог бы сделать доброе дело. У Гаса Лимбургера работал слуга, мастер на все руки. Гас обещал оставить ему свои часы с кукушкой и немецкую Библию, но не упомянул о них в завещании. Хорошо бы изъять эти вещи и передать их тому умельцу, Обри Скоттену.

– Я думаю, мы сможем это устроить, – кивнул адвокат, делая ещё одну пометку в блокноте. – А как живется твоим питомцам в маленьком домике после огромного амбара?

– О, они вполне довольны, – ответил Квиллер. – С наслаждением слушают, как работает водопровод.

Когда стало известно, что Ленни Инчпота обвинили в нескольких кражах, местные жители начали бурно изливать свои эмоции в магазинах и прочих общественных местах:

– Ни за что не поверю! Тут какая-то ошибка! Он хороший парень!

– Что же теперь с ним будет? Неужели его посадят в тюрьму? Это убьёт его бедную мать.

– Только не Луизу. Скорее, его бедная мать убьёт судью сковородкой!

Два дня спустя Даниэль Кармайкл вернулась в город, и поднялась новая волна толков, куда менее доброжелательных:

– Что-то никто не заметил, чтобы она носила траур.

– Держу пари, он отлично её обеспечил.

– Он купил такой большой дом. Что же она теперь будет делать там одна? Откроет гостиницу или придумает ещё что-нибудь?

– Скорей, ещё что-нибудь! В том-то всё и дело. Квиллер заскочил в дизайнерскую студию к Фрэн Броуди, чтобы узнать последние новости.

– Да, «Дании, детка» вернулась. Я ещё не видела убитую горем вдову, но мы разговаривали по телефону. Вещи, которые я заказала для её дома, уже в пути, все по последней моде, конечно же. По этому поводу у них с Уиллардом были серьезные разногласия. Когда мы подлетали к Детройту, она говорила, что ждёт не дождётся, когда сможет избавиться от рухляди, приобретённой его первой женой. Те вещи пока хранятся на складе.

– Скоро ли она сможет переехать в новый дом? -спросил Квиллер, надеясь на скорый отъезд вдовы Кармайкл из Индейской Деревни. Её слишком близкое соседство внушало ему легкое беспокойство: она могла стать чрезмерно общительной.

– Не скоро ещё. На дорогах сейчас столько снега, что наш автофургон не сможет пока добраться до Хаммока. Кроме того, срок аренды их квартиры в Деревне заканчивается только через несколько месяцев. Тем временем она намерена поработать с Картером Ли. Аманда боится, что эти двое помешают нашему бизнесу, но она просто любит поворчать. В сущности, проект полной реставрации Плезант-стрит очень выгоден для нас.

– В каком смысле?

– Когда Картер Ли даст владельцам рекомендации по поводу облицовки стен, ремонта оконных переплётов и замены ковров, все заказы пойдут в наше ателье, которое предоставляет определённые скидки. А если, например, он предложит им приобрести старинные напольные зеркала в качестве некоего интерьерного фокуса, их поисками займётся Сьюзан Эксбридж.

– И в обоих случаях вы заплатите ему звонкой монетой, – предположил Квиллер.

– Дорогой, это называется комиссионными, – с важным видом поправила Фрэн.

– Разве Картер Ли уже вернулся?

– Появится к концу недели.

– А как поживает «Гедда Габлер»? Ты уже бросила в массы свою бредовую идею?

Фрэн окинула его выразительным хмурым взглядом, который переняла у отца.

– Откровенно говоря, именно потому Даниэль и вернулась так быстро. Вчера вечером она пришла на репетицию и читала текст.

– Ну и?..

Хмурая мина на лице Фрэн невольно уступила место улыбке.

– Когда эта важничающая Гедда говорит скрипучим голосом Даниэль: «Она оставила свою старую шляпу на кресле!», очень трудно не рассмеяться.

– Я предупреждал тебя, что у вас получится фарс, -напомнил Квиллер. – Впервые драму Ибсена сыграют ради смеха!

– Перестань сеять панику! Мы всё отрепетируем К сожалению, ей не нравится актёр, который играет асессора Бракка. Она хотела бы играть с тобой, Квилл.

– Ещё бы! Но это её желание неосуществимо. Разве ты забыла, что я в этих краях театральный критик? Я не могу раздвоиться – играть на сцене и одновременно сидеть в пятом ряду.

– Но она права. Из тебя получился бы замечательный Бракк, ведь у тебя такой выразительный голос. К тому же, если подойти к делу с чисто меркантильной стороны, твое участие в спектакле увеличило бы кассовые сборы.

– Если тебя главным образом интересуют сборы, Фонд К. с радостью выкупит весь зал на все девять спектаклей.

– Ладно-ладно, забудь! – замахала руками Фрэн.

Затишье, наступающее к четырём часам дня, пожалуй, будет самым удобным временем для визита в закусочную Луизы Инчпот, решил Квиллер. Как она там, рвётся в бой или жутко переживает? К его удивлению, в зале он застал только Ленни, собственной персоной. Парень надраивал новые пластиковые полы с жутким узором из цветов и геометрических фигур, которые были куплены и настелены преданными завсегдатаями закусочной.

– Мама на кухне, готовит ужин, – бросил Ленни. Даже в рабочей одежде он выглядел скорее управляющим клубом, чем мойщиком полов.

– Ну и не будем её беспокоить, – объявил Квиллер. – Собственно, я хотел повидать тебя. Давай присядем где-нибудь. – Он показал на угловую кабинку за кассой. – Д. Аллен Бартер уже успел связаться тобой?

– Да. А вы считаете, его услуги мне понадобятся?

– Определенно понадобятся! Не волнуйся насчёт расходов. Фонд К. заинтересован в благополучном разрешении твоего дела, Барт позаботится о твоём оправдании.

– А что, если я виновен? – спросил парень с озорной усмешкой.

– Не паясничай, умник! Мы учтём эту возможность. Даже Броуди считает, что обвинение просто смехотворно, но он обязан следовать букве закона. Как ты заметил, никто не посадил тебя за решетку и не потребовал залога за твоё освобождение. А сейчас вот что… Не хотел бы ты рассказать мне всё, что знаешь? Я должен найти настоящего преступника, хотя это и не моё дело. Сколько времени ты успел отработать в клубе?

– Около шести недель. Дон – отличный босс. Все члены клуба весело проводят там время. Быть управляющим лучше, чем сидеть за конторкой в отеле, вдобавок у меня появился классный кабинет.

– Где стояла склянка-копилка?

– В моём кабинете, в шкафу, где мы храним карандаши, всякие квитанции и прочую канцелярщину. У этого шкафа нет замка, но склянка была прикрыта бумажным пакетом.

– Как ты думаешь, когда именно могли украсть деньги?

– Понятия не имею. Никто не знал, где стоит эта склянка. За исключением игроков бридж-клуба.

– А кто ещё бывает в твоём кабинете?

– Любой, кто хочет заплатить взносы или посмотреть план мероприятий… Ну и, конечно, обслуга, уборщики и поставщики продуктов.

– А где находится твой шкафчик? – спросил Квиллер.

– В конце вестибюля, в раздевалке, там же, где и шкафчики всех служащих.

– Они снабжены замками?

– Замки-то есть, да никто их не запирает. Я просто так оставлял там обувь и одежду,

– И на шкафчике написано твоё имя?

– Конечно. Они все именные.

– Зачем ты отправился в Дулут?

– Ну, мне же надо готовиться к экзаменам, понимаете. А в Пикаксе у меня слишком много друзей, которые любят заваливаться в гости без приглашения, поэтому я решил скрыться от них в доме тетушки в Дулуте. Не успел открыть учебники, как раздался стук в дверь. Прибыли два представителя закона – я с ними учился в одной школе. Они, бедняги, пребывали в смятении, думая, что я действительно украл эти вещи. Я-то знал, что не крал… По крайней мере, мне кажется, что я этого не делал, – закончил Ленни с хитрой усмешкой.

– Постарайся, чтобы своеобразное чувство юмора не довело тебя до беды, – посоветовал Квиллер.

Из кухни донёсся громкий голос:

– Ленни! С кем ты там треплешься? Кончай точить лясы и домывай пол! Скоро народ повалит ужинать.

– Мы тут с мистером К., мам, – завопил в ответ Ленни. – Ему нужно поговорить со мной об этом деле.

– Отлично. Тогда дай ему вторую швабру и приставь к работе. Он сумеет делать два дела одновременно.

– Я уже ухожу, – крикнул Квиллер.

– Как насчет гостинца для кошек? От завтрака остались тефтели.

Дома, в Индейской Деревне, сиамцы мирно спали в любимом кресле Квиллера. В их распоряжении имелись специальные корзинки с подушками, не говоря уже о подоконниках и карнизах. Однако с истинно кошачьим своенравием они предпочитали кресло мягким подушкам в замшевых чехлах.

Пока они просыпались, зевали, потягивались и почесывали уши. Квиллер позвонил Дону Эксбриджу и, как ни странно, застал его дома.

– Кто-то там совсем с ума спятил! – воскликнул Эксбридж. – Если Ленни виновен, то я – старый осёл! Заезжай-ка к нам, выпьем чего-нибудь! И прихвати Полли!

– Я бы с удовольствием, но у меня сегодня вечером много работы, – посетовал Квиллер. – Я только хотел известить, что его дело будет вести Д. Аллен Бартер.

– Отлично! Отлично! И Ленни будет ждать его работа, пока все не разъяснится.

– Есть ли какие-то претенденты на эту должность?

– Ещё несколько студентов. У нас было несколько заявлений, вот и всё. Но мы подождем и посмотрим, откуда ветер дует. Парень из сторожки у ворот поработает за двоих.

– Так-то оно так, но понимаешь, трудно сказать, сколько придётся ждать официального слушания, а я мог бы порекомендовать человека, который отлично подойдёт для временной замены. Одну пожилую женщину, очень ответственную, веселую, привыкшую работать с людьми. И она будет работать бесплатно, чтобы не лишиться пенсии.

– И кто же она?

– Селия Робинсон. Она не разочарует вас. Может, я предложу ей эту работу?

– Она получит её. Уже получила!.. А ты уверен, что не хочешь заглянуть ко мне и чего-нибудь выпить?

Вполне довольный собой, Квиллер позвонил Селии Робинсон в её городские апартаменты.

– Привет, шеф! – обрадовалась она. – Счастливого Нового года! Или уже слишком поздно для таких поздравлений?

– Для этого никогда не бывает слишком поздно. С Новым годом и Днём матери можно поздравлять целый год.[35]

Она ответила взрывом смеха – Сели я всегда живо откликалась на его каламбуры и ехидные шуточки.

– Поговорим серьёзно, Селия. Вы слышали о проблемах Ленни?

– Слышала ли я? Да об этом судачит весь город. Его мать, должно быть, сходит с ума от беспокойства.

– Мы все обеспокоены, и лично я подозреваю, что здесь дело нечисто.

– Должна ли я разнюхать, кто заварил эту кашу, шеф? – с готовностью откликнулась она.

– Сначала послушайте: место Ленни в клубе Индейской Деревне не должно пустовать, нужно быстро найти временного заместителя. Эта работа – управление общественными залами клуба – занимает часть дня. Я предложил вашу кандидатуру. Дон Эксбридж ждёт звонка. Позже я вам всё подробно объясню. Вам придётся по душе эта работа, Селия.

– Отлично, шеф! – понимающе воскликнула Селия, хихикнув напоследок.

Кошки внимательно следили за Квиллером, ожидая, когда он наконец повесит трубку, словно хотели сказать: «Так что насчёт тех тефтелей?» Он раскрошил им одну, и они с удовольствием её слопали, привередливо выплевывая лук. Затем, пока Квиллер наблюдал, как сиамцы умываются, Коко неторопливо подошёл к Юм-Юм и ударил её по носу. Она съежилась.

– Коко! Прекрати, негодник! – рассердился Квиллер. Он взял кошечку на руки и прижал её к груди. – Почему это чудовище обижает мою маленькую красивую девочку? А ты почему не шипишь в ответ? Напугала бы его до смерти! – И он стал выговаривать Ко-ко: – Мне не нравится твоё поведение, парень! Что с тобой происходит? Если ты будешь продолжать в том же духе, нам придётся пойти к зоопсихологу.

Вечером, явившись к Полли на ужин, он рассказал ей об этом случае. Когда Квиллер уходил, сиамцы лежали, блаженно свернувшись в один клубок. Полли предположила, что Коко расстроен какими-то переменами. Возможно, произошли сдвиги на гормональном уровне. Ветеринар, наверное, пропишет что-нибудь. Бутси принимал одно время розовые пилюли.

Раз в неделю Полли приглашала Квиллера на ужин, который в шутку называла «цыплячьим». Диетолог в больнице дал ей семнадцать рецептов блюд с низким содержанием калорий и холестерина, приготовляемых из куриных грудок: с лимоном, жареным миндалем, сердцевинками артишоков, чесноком и прочим.

– Представь, что это scaloppine di polio appetite[36] , – посоветовала Полли.

Но Квиллер не мог воспринимать это блюдо иначе, как худосочную, плоскую куриную грудку, а фактически даже не целую грудку, а её половинку. Возвратившись домой, он обычно размораживал себе гамбургер. Сегодня грудки были поданы с орехово-грибной подливкой.

По прибытии Квиллер первым делом осмотрелся, желая выяснить местонахождение сиамца Полли. Наконец он заметил, что Бутси следит за ним, припав к полу, точно изготовился к прыжку.

– И почему он не может спокойно лежать в уютной корзинке, как делают все коты? – поинтересовался Квиллер.

– Он неспособен расслабиться в твоём присутствии, милый, – объяснила Полли.

Это Бутси не может расслабиться? – взорвался он. – А как насчёт Квиллера? Разве я когда-нибудь набрасывался ему на спину и отказывался слезать? Или устраивал засады под столом?

– Пожалуй, я отнесу Бутси наверх, в его комнату, – решила Полли. – Иначе нам всем троим грозит несварение желудка.

У них накопилось много тем для разговоров. Квиллер изложил Полли план своей будущей книги – собрания изустных мускаунтских преданий и анекдотов, рассказов о нашумевших происшествиях под рабочим названием «Короткие и длинные истории». Все они будут наговариваться на магнитофон, чтобы помимо печатного издания выпустить аудиокнигу. Гомер Тиббит мог бы открыть сборник легендой о проклятии Димсдейла. Любые предложения приветствуются.

– Попробуй разговорить Уэзерби Гуда, – подсказала Полли. – Он знает байки об озерных пиратах, которые время от времени рассказывает детям в библиотеке. Ты когда-нибудь видел его?

– Видел разок – он расчищал от снега подъездную дорожку. У него есть кот, а значит, Уэзерби не может быть совсем уж пропащим. Причем его кот кое-что понимает в технике – умеет врубать на полную мощность одну электронную штуковину, которая играет марши Суза.

– Кстати, хорошо, что напомнил, Квилл! Ты не сказал, как тебе понравилась «Адриенна Лекуврёр». Я сама не слушала запись и ничего не знаю о композиторе.

Квиллер забыл прослушать рождественский подарок Полли, но прочёл сопроводительную брошюру, поэтому ответил со знанием дела:

– Франческо Чилеа родился в тысяча восемьсот восемьдесят шестом году и уже в девять лет создал первое музыкальное произведение. «Адриеина» – интересная опера, хорошие женские партии, есть несколько красивых тем. Мы послушаем её вместе как-нибудь в воскресенье. – Он выкрутился, но из осторожности счёл за лучшее поменять тему: – Вы с Линетт уже совершали ваше ежегодное восхождение?

Каждую зиму у Линетт возникало непреодолимое желание навестить Верхнее кладбище, расположенное на холме. Стоявшему у подножия открывалось волнующее зрелище: надгробные памятники на гребне, словно бы вырастая из снега, чётко вырисовывались на фоне неба. Там были похоронены все предки Линетт, и одно место ожидало последнюю из Дунканов.

– Я не против сходить с ней, – ответила Полли. – В ясную погоду холм очень красив. Там можно было бы написать трогательную картину… Между прочим, Линетт, по-моему, на седьмом небе от счастья: ей звонил из Детройта Картер Ли. Он возвращается и хочет, чтобы она возглавила кампанию в поддержку реставрации Плезант-стрит.

– Это будет оплачиваемая должность?

– Сомневаюсь, но Линетт нравится работать за идею, а её очень вдохновил этот проект. Перед тем как уехать, Картер Ли несколько раз приглашал её на ужин, и она первой из домовладельцев изъявила желание подписать контракт… Кстати, скоро её день рождения, и мне бы хотелось устроить вечеринку по такому случаю. Ты согласен присоединиться к нам?

– Если позволишь мне позаботиться о шампанском и именинном торте.

– Это было бы чудесно. Но никаких свечей! Ей стукнет сорок. Я приглашу Картера Ли, что, разумеется, повлечёт за собой приглашение Даниэль, а сие означает, что надо пригласить ещё одного мужчину.

– Почему бы нам не позвать Джона Бушленда? – предложил Квиллер. – Он наверняка прихватит свой фотоаппарат. – Ему пришло в голову, что присутствие фотографа придётся по вкусу фотогеничной молодой вдове.

Они уже доели petti di polio con funghi e nocj[37] и, устроившись в гостиной, пили кофе без кофеина, когда Квиллер вновь почувствовал, что за ним следят. Горящие глаза Бутси неотрывно глядели на него из-за столбиков балюстрады на антресолях.

– О, милый! Он выбрался! – всплеснула руками Полли. – Знаешь, он научился вставать на задние лапы и надавливать на дверную ручку. Коко у тебя проделывает такое?

– Пока нет, – ответил Квиллер с легкой тревогой. – Пока нет!

ВОСЕМЬ

Первым свой вклад в «Короткие и длинные истории» должен был внести Гомер Тиббит, официальный летописец Мускаунти, знавший легенду о проклятии Димсдейла. Этот удалившийся на покой преподаватель даже сейчас, приближаясь к столетнему юбилею, продолжал вести анналы местной истории; уникальная память делала его настоящим сокровищем. Он мог забыть, где оставил свои очки и что ел на завтрак, но события и персонажи далёкого прошлого при необходимости мгновенно воскресали в его памяти. Он жил в деревне пенсионеров[38] с милой восьмидесятипятилетней женой, в обязанности которой входило находить его очки, кормить его и водить автомобиль – в хорошую погоду. А зимой они с нетерпением ждали гостей.

– Как отметили праздники? – поприветствовав их, спросил Квиллер. – Что принёс вам Санта? Может, прислал ещё книг? – Жилище стариков было заполнено книгами и памятными вещами.

Рода изящным жестом коснулась мочек своих ушей:

– Гомер подарил мне эти гранатовые серьги. Они из его коллекции фамильных драгоценностей.

Её супруг – костлявая фигура, уютно устроившаяся в гнезде из подушек, – кивком указал на тёмно-бордовую шаль, в которую был закутан.

– А Рода подарила мне вот это. Мрачноватый цвет! Из-за него я чувствую себя стариком.

– Да, я связала её, – с гордостью объявила старая леди. – А он уже забыл, что сам выбирал цвет… Не налить ли тебе в бутылку воды погорячей, дорогой?

Пока её не было в комнате, Квиллер заметил:

– Какая обаятельная женщина, Гомер! Вам повезло с ней.

– Рода преследовала меня двадцать пять лет, прежде чем окрутила, поэтому я бы сказал, что это ей повезло со мной! Какие новости в городе?

Они обсуждали убийство Уилларда Кармайкла и арест Ленни Инчпота, когда вернулась Рода с завернутой в полотенце бутылкой.

– Ужасные вещи творятся в наши дни, – посетовала она, сокрушенно покачав головой. – Куда катится этот мир?

– Ужасные вещи случались всегда и повсюду, – возразил её муж с философским спокойствием человека, прожившего долгий век.

Такие, как проклятие Димсдейла? – подсказал Квиллер, включая магнитофон. – Что это за история?

– Она произошла около ста лет назад, когда работы на шахтах шли полным ходом и наш округ считался богатейшим в штате. История, заметьте, не длинная. Это верно. Но и не короткая также…

Начинайте, Гомер. Я не буду перебивать вас вопросами. Рассказывайте всё, как вам хочется.

Рассказ старика, прерываемый только затем, чтобы жена подала ему стакан воды, позднее был переписан в следующем виде.

Работал на шахте «Димсдейл» один человек по имени Роубак Магли, здоровяк лет пятидесяти. У него была жена и трое сыновей, и жили они в домике, построенном специально для шахтеров.

Вы же понимаете, не все владельцы шахт пили кровь из горняков. Дела у Сета Димсдейла шли отлично, но никто не назвал бы его кровососом. Он следил за тем, чтобы у каждой семьи было приличное жилье и огород, давал шахтерам семена для посадки. Кроме того, в посёлке, выросшем вокруг копи, жил врач, который бесплатно лечил семьи шахтеров.

Роубак усердно трудился, и его мальчики пришли работать в шахту, как только закончили восьмой класс

Бэтти Магли тоже крутилась от зари до зари, хлопоча по дому. Но при этом она как-то умудрялась оставаться привлекательной.

Внезапно Роубак заболел и умер. Он жаловался на боли в животе и вот однажды пришёл с работы домой, поужинал и упал замертво.

Такого рода вещи случались в те дни, и люди принимали их как нечто неизбежное. Мужчины гибли в шахтах от рудничного газа и взрывов или просто приходили домой и падали замертво. Никого тогда не привлекали к суду за преступную халатность или несоблюдение техники безопасности.

В свидетельстве о смерти, выданном доктором Пенфиддом. было сказано: «Умер от остановки сердца».

Сет Димсдейл выплатил миссис Магли щедрую сумму по страховому полису, который он выправлял для своих работников, и вдова была благодарна. Она сама чувствовала недомогание, и лечивший шахтеров врач пребывал в растерянности, не зная, что и думать.

Но вот примерно через месяц её старший сын Роберт умирает в шахте от «остановки дыхания», согласно свидетельству о смерти, а вскоре после того и средний сын, Амос, отходит в мир иной при таких же обстоятельствах.

Жёны шахтеров толпились в доме Бетти Магли, стараясь утешить несчастную, а мужчины начали проявлять беспокойство. Они стали жаловаться на «дурной воздух». И однажды в воскресенье пришли большой гурьбой к конторе рудника, крича и размахивая кирками и лопатами.

Сет Димсдейл делал всё, что мог, чтобы работа под землёй была безопасной, насколько позволяли технологии того времени, поэтому он решил провести частное расследование.

Он выяснил, что и Роберт, и Амос испустили дух после того, как съели захваченные на обед пироги. Роубак перед смертью тоже съел большой пирог у себя на кухне.

Люди переполошились. «Протухшее мясо!» – говорили все. Пироги с начинкой из мяса и картошки были основной едой шахтерских семей.

Затем странная вещь приключилось с Альфредом, младшим сыном. Работая под землей, он поделился своим пирогом с приятелем, чей завтрак выпал из кармана, когда тот спускался по лестнице. Вскоре оба парня стали жаловаться на резь в желудке, тошноту, онемение рук и ног.

Дунув в свисток, шахтеры известили тех, кто оставался наверху, что требуется немедленная помощь, и обоих парней вытащили наверх в «корзине», хитроумном спасательном устройстве.

Когда весть об этом дошла до Сета Димсдейла, он известил окружного прокурора в Пикаксе, и суд постановил эксгумировать тела Роубака, Роберта и Амоса. Их внутренние органы отослали в столицу штата на токсикологическую экспертизу. И обнаружилось, что все трое получили смертельные дозы мышьяка. Полиция стала допрашивать миссис Магли.

Соседи начали перешептываться: «Неужели Бетти отравила всю семью? Где же она раздобыла отраву?»

Мышьяк не был такой уж редкостью, его применяли против вредителей в садах и огородах, хотя народ побаивался им пользоваться.

Потом соседи припомнили странную болезнь миссис Магли, которую никак не мог распознать доктор. Он навещал её почти каждый день.

Когда доктора Пенфилда арестовали, шахтерский поселок пришёл в возбуждение. Доктор был красивым франтоватым мужчиной. Роскошные усы, сшитые на заказ костюмы, котелок. Он жил в большом доме и в числе первых обзавёлся автомобилем. Его жену недолюбливали за высокомерную холодность, но доктор Пенфилд зарекомендовал себя как хороший врач, и все им восхищались.

Однако оказалось, что доктор влез в долги из-за дома и автомобиля, а его визиты к хорошенькой Бэтти Магли были скорее личного, чем профессионального свойства.

Он первым предстал перед судом. Миссис Магли ждала своей очереди в тюрьме.

Шахтёры, убеждённые в честности доктора, встали на его защиту, так что возникли сложности с отбором беспристрастных присяжных.

Такого длинного судебного разбирательства – а шло оно два года – ещё не случалось в местной истории, и когда оно закончилось, округ был просто сражен.

На суде открылась неприглядная история, замешенная на алчности и похоти. У доктора Пенфилда, по его же словам, имелся запас мышьяка для медицинских целей, а причиной передозировки могла стать вполне просгигельная оплошность. Миссис Магли пекла отравленные пироги и получала по страховке деньги, которыми делилась с доктором. Его признали виновным в трёх убийствах и приговорили к пожизненному заключению.

Миссис Магли так и не осудили, поскольку округ не мог позволить себе расходов на второе разбирательство. Мировые судьи сказали, что «игра не стоит свеч» – такая в те времена ходила поговорка. Будет лучше, если она попросту тихо исчезнет из города.

Так она и сделала, скрывшись вместе с младшим сыном. Сет Димсдейл отправился в Огайо, и больше о нём ничего не слышали. Закрылась шахта «Димсдейл». Весь городок пришёл в запустение и стёрся с лица земли. Вот с тех пор и говорят о проклятии Димсдейла.

Когда Гомер закончил свою повесть, Квиллер выключил магнитофон и воскликнул:

– Потрясающая история! Сохранились ли какие-то газетные статьи о ней или официальные документы?

– Вообще говоря, наш «Пикакский пустячок» никогда не печатал плохих новостей, но в других газетах штата появились публикации, – ответил старик. -Эти газеты хранятся в архиве публичной библиотеки.

– В виде микрофильмов, благодаря Фонду К., – кивнув головой и улыбнувшись, вставила Рода.

– Была и стенограмма того судебного разбирательства, да несколько лет назад в здании суда случился пожар, и я не знаю, уцелели ли папки с делом Пенфилда. В основном эту историю передают из уст в уста. Мои родственники всё ещё вспоминают её и порой спорят до хрипоты о том, справедлив ли был приговор… Так что не советую, Квилл, возражать парню, чей дедушка рассказывал, что доктор был невиновен!

Драматическое повествование истощило силы старика. Жена сказала, что ему пора вздремнуть. Квиллер поблагодарил за прекрасно рассказанную историю и на прощание пожал руку Роде.

По дороге домой он проезжал место преступления – город-призрак Димсдейл. Единственным зримым ориентиром служила ветхая закусочная, окружённая дикими зарослями, которые скрыли от глаз каменные фундаменты шахтерских домов. Дальше среди деревьев виднелся ряд проржавевших трейлеров, где некогда жили незаконные поселенцы, скваттеры, и боковая дорога, что вела к высокой изгороди из сетки, окружавшей заброшенный рудник. Вывеска гласила; «Опасно. Не подходить!» А бронзовая табличка, установленная Историческим обществом, сообщала: «Рудник "Димсдейл", 1872-1907».

Двадцать пятого января Квиллер позвонил в библиотеку. Ожидая, пока его соединят с заведующей, он представил, как Полли восседает в стеклянной кабинке на антресолях, будто некий просвещенный монарх, взирая сверху на библиотекарей, их добровольных помощников и читателей, которые никогда-никогда не приходят в святилище книги в грязной обуви, с едой, напитками или радиоприёмниками.

– Полли Дункан у телефона, – приветливо сказала она.

– Какое сегодня число? – спросил он, уверенный, что она узнает его голос.

– Двадцать пятое января. Сегодня какой-то знаменательный день?

– День рождения Роберта Бёрнса. Вечером будет праздник! Настал решающий момент!

– Шотландский вечер![39] – с ликованием воскликнула она. – Ты наконец-то облачишься в свой килт! Я хочу посмотреть на тебя перед уходом. На какое время назначен ужин?

– Я собираюсь выйти из дома в восемнадцать тридцать. С внутренней дрожью, – признался он.

Полли пообещала, что заскочит к нему по пути с работы и укрепит его мужество.

В распоряжении Квиллера имелось ещё два часа, чтобы нарядиться для шотландского вечера, который устраивали в охотничьем домике. Он пораньше накормил котов, а затем, удалившись в свою спальню, закрыл за собой дверь и остался один на один с экзотическим нарядом: юбка в крупную складку, спорран, блестящие наконечники для подвязок, шотландская шапочка и туб. Брюс Скотт, владелец магазина мужской одежды, уверял, что вечер будет неофициальным: никаких коротких курток а-ля принц Чарли[40] , никаких спорранов и пледов с бахромой, перекинутых через плечо и закрепленных фибулой типа «яйца-пашот». Брюс продал ему кожаный спорран и подходящую пару грубых башмаков, а в придачу всучил справочный буклет.

Главная трудность, если верить автору буклета, состояла в том, чтобы проникнуться чувством гордости и с достоинством носить традиционный наряд шотландских горцев. В конце концов, мать Квиллера принадлежало к роду Макинтошей, и он смотрел фильм где отчаянные храбрецы в килтах ломко орудовали мечами.

Утвердившись в похвальном намерении не посрамить предков, Квиллер запахнул на себе то, что в словаре определялось как «вид короткой юбки в складку» Его килт был сшит на заказ из восьми ярдов тонкой шерстяной шотландки, в рисунке которой преобладал красный цвет клана Макинтошей. К нему следовало надеть белый свитер с высоким воротом и тёмно-зелёный, бутылочного цвета, твидовый жакет, а также зелёные гольфы и красные наконечники. «Не перепутай с фибулами!» – предупредил Брюс. Наконечники полагалось прицеплять на подвязки, поддерживающие гольфы, – крошечная деталь, но владелец магазина, заодно с автором буклета, считал её жизненно важной. Юбка должна доходить до верха коленной чашечки и не может быть ни на дюйм длиннее. Кожаный спорран подвешивается на кожаном ремне.

Затем очередь дошла до шотландского головного убора. Бутылочно-зелёный балморал, круглый плоский берет, традиция предписывала слегка сдвигать на лоб, так чтобы тулья ухарски свисала вправо. У левого виска прикреплена была ленточная кокарда, на макушке – помпон; и две ленты спускались на спину. Согласно буклету их завязывали узлом либо бантом или оставляли как есть. Квиллер попросту отрезал их, надеясь, что никто этого не заметит.

Изучив своё отражение в напольном зеркале, Квиллер подумал: «Неплохо! Совсем неплохо!» Между тем сиамцы сидели в коридоре, ворчанием выражая недовольство по поводу закрытой двери. Бросив последний взгляд на своё отражение, он резко открыл дверь, обе кошки подскочили от испуга, решив, что надо спасаться бегством, столкнулись лбами и стрелой помчались вниз по лестнице, распушив хвосты.

Заглянувшая вскоре Полли пришла в полный восторг.

– Квилл! – воскликнула она, всплеснув руками. – Ты великолепно смотришься! Такой щеголеватый! Такой мужественный! Но я очень надеюсь, милый, что ты не подхватишь простуду с твоими непристойно голыми коленками.

– Не успею, – успокоил он. – Парковка прямо за клубом, а в случае плохой погоды мы нырнем в заднюю дверь. Мне не понадобятся даже сапоги или наушники – только куртка. К тому же Брюс уверяет, что холод коленкам не страшен, если на тебе толстые шерстяные гольфы. Возможно, это правда, а может, он просто умеет заморочить голову покупателю. Ты не поверишь, сколько я заплатил за эти гольфы!

Она обошла Квиллера кругом и заметила, что спереди на килте нет складок – левая пола запахивалась на правую.

– Почему спереди нет складок?

– Потому, что я не собираюсь играть в военном оркестре или участвовать в сражении. Спрашивай что угодно. Я вызубрил этот буклет. Мне теперь известны все ответы.

– Что это за штуковина у тебя в гольфе?

– Нож. Пишется «д-у-б-х», а произносится «т-у-б». При случае я воспользуюсь им, чтобы очистить апельсин или намазать масло.

– Ох, Квилл! Что-то у тебя сегодня игривое настроение! Достаточно ли близко мы знакомы, чтобы я позволила себе поинтересоваться, что ты надел под килт?

– Достаточно! Более чем! И я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы не ответить. Ты хочешь выведать у меня так называемую тайну килта, а я не собираюсь стать первым нарушителем многовековой arcanum arcanoram![41]

В центре Пикакса было пустынно, если не считать мужчин в килтах или клетчатых штанах шотландских горцев, нырявших в заднюю дверь охотничьего домика. Квиллер предъявил свой нож швейцару, и был встречен Вэннелом Мак-Вэннелом, который приветствовал его как гостя.

– Я представлю тебя членам клуба и упомяну о твоих шотландских корнях, – заявил он. – Как звучало полное имя твоей матери?

– Анна Макинтош Квиллер.

Бит Мак кивнул:

– Половина моих родственников по женской линии названы в честь леди Анны[42]. Давай спустимся вниз и взглянем на новую выставку.

На стенах нижнего выставочного зала висели Карты и виды Шотландии, образцы клановых тартанов[43] . Квиллер обнаружил, что в повседневной одежде клана Макинтошей преобладает красный цвет, а охотничье облачение – преимущественно зелёное, чтобы меньше бросалось в глаза среди леса. Большинство мужчин пришло в килтах, поэтому Квиллер не испытывал никакой неловкости.

Гил Мак-Мёрчи, лозоискатель, носил тартан клана Бьюкенен.

Квиллер сказал:

– Я готов купить твои кинжалы, если они ещё не проданы.

– Нет, не проданы. – Мак-Мёрчи помедлил и, грустно опустив глаза, добавил: – Но один, который я хранил для себя, украли.

– Да что ты! Когда?

– Я дал объявления в газеты, чтобы распродать весь свой скарб – мебель, ложки-поварёшки. По дому бродило столько незнакомых людей, некоторые приходили просто из любопытства. Конечно, я не мог уследить за всеми.

– Ты сообщил в полицию?

– Само собой, и после того как задержали сына Луизы, зашёл в участок посмотреть, не обнаружился ли случаем в его шкафчике и мой кинжал. Но его там не было.

– Обидно, – заметил Квиллер, – что стащили именно тот кинжал, что подарила тебе жена.

– У него была серебряная рукоятка, – пояснил Мак-Мёрчи. – У остальных – латунные.

Звуки волынки призывали членов клуба и гостей на верхний этаж, в столовую, где на стенах было развешено старинное оружие. Как только все расселись за большими круглыми столами, распахнулись двойные двери, и вошёл шеф полиции в килте, красном дублете, шотландской шапочке с перьями и белых гетрах. Настоящий гигант, он медленно и важно проходил по комнате, вдохновенно играя мелодию «Шотландских храбрецов». Пение волынки, покачивание складок килта и гордая осанка волынщика приводили в трепет. За Броуди шествовал барабанщик и семь дюжих молодцов в килтах и белых рубашках, каждый из которых тащил по подносу. На первом подносе красовался праздничный хаггис[44] , на остальных шести – бутылки шотландского виски.

Волынка, хаггис и виски сделали два круга по комнате. Затем бутылки расставили на столы и подняли тост за легендарный пудинг, который уже нарезали и подали. Едоки дружно хохотали, слушая старые анекдоты и шутки про хаггис:

– Неужели ты не знал, что хаггис – это такое чудное животное, у которого ноги с одного боку короче, чтобы удобнее было бегать по горам?

Затем подали ужин: пироги «форфар бридиз» с начинкой из рубленого мяса, брюкву с картофелем и салат «Питлохри».

Бит Мак сказал Квиллеру:

– Я слышал, ты брал интервью у Гила для своей колонки.

– Да, но я не могу опубликовать его, пока не увижу само лозохождение. Как, по-твоему, когда в этом году растает снег?

– Мне думается, к апрелю. В восемьдесят втором снег сошёл к двадцать девятому марта, но то была чистая случайность. В прошлом году о конце таяния снега официально было объявлено в три восемнадцать пополудни четвертого апреля. «Секретное место» было на моём заднем дворе.

Каждый год «Всякая всячина» предлагала читателям предсказать точное время исчезновения последнего дюйма снега в «секретном месте» – обычно оно располагалось на заднем дворе дома кого-нибудь из горожан. Такой выбор считался почетным, и владелец давал обещание хранить секрет.

Мак-Вэннел продолжал:

– Чем более весна вступала в свои права, тем внимательнее я должен был следить за последним снежным пятном. Когда оно стало размером с блюдце, я позвонил в газету, и они прислали репортера, фотографа, нотариуса из муниципалитета и Уэзерби Гуда. Сгрудившись вокруг пятна, все следили, как оно съёживается, и держали наготове секундомер. Пятно исчезло точно в восемнадцать минут четвертого.

– А что, если горячее дыхание наблюдателей приблизило финал? – спросил Квиллер.

– Не настолько, чтобы это могло иметь значение. Выиграл плотник из Содаст-Сити, предположивший, что снеготаяние закончится в четыре двадцать два пополудни. Его наградили годовой подпиской на газету и обедом на две персоны в «Старой мельнице».

Распорядитель призвал гостей к вниманию. Программа вечера включала чтение стихов Роберта Бёрнса и провозглашение тостов за национальных героев Шотландии. Однако первым делом объявили минуту молчания в память Уилларда Кармайкла, который был связан родством с кланом Стюартов. В качестве поминальной песни Броуди сыграл «Лесные цветы».

Затем встал Вэннел Мак-Вэннел и объявил:

– Сегодня мы чествуем человека, который приехал в Пикакс из Центра и привнёс в нашу жизнь благие перемены. Благодаря ему стали лучше наши школы, наши газеты, наше здравоохранение, наш аэропорт. Ему мы обязаны тем, что дважды в неделю читаем забавную и познавательную колонку. И если мы гордимся им, то он гордится своей матушкой, которая принадлежала к клану Макинтошей. Поэтому мы с огромной радостью можем добавить ещё одно имя к нашему списку замечательных шотландцев – сына Анны Макинтош Квиллер.

Квиллер поднялся на возвышение под английские и гэльские приветственные возгласы. Фотограф из «Всячины» сделал несколько снимков.

– Дорогие друзья, – начал Квиллер, – я давно восхищаюсь шотландцами с их волынками, килтами и их неизменной привязанностью к овсянке. Сотни лет шотландские воины, пастухи и разбойники носили килты и заворачивались в пледы, ночуя на болотах. В своих килтах они смело встали грудью против вооруженных мушкетами английских красномундирников при Каллодене[45] , грозно размахивали мечами и не боялись возвысить голос против неправды. В Первую мировую шотландские полки в килтах, ведомые неустрашимыми волынщиками, штурмовали дальние берега. Они с трудом одолевали ледяные воды, проклинали удушливый дым и падали под вражеским огнём, но шли в наступление; подбадриваемые звуками волынок, они выкрикивали воинственные кличи. Немцы называли их «адскими леди».

Джентльмены, признаюсь, мне было нелегко надеть килт, но вот он я, в тартане клана Макинтошей, отдаю дань памяти моей матери Анне Макинтош Квиллер, которая одна растила беспокойного и непокорного отпрыска. Всеми моими успехами и достижениями я обязан её влиянию, поддержке и преданности. Ваше уважение я отношу на её счёт и горжусь тем, что оказался среди «адских леди»!

Броуди заиграл традиционную шотландскую застольную «Забыть ли старую любовь…», и все собравшиеся встали и спели:

За дружбу старую — До дна! За счастье прежних дней! С тобой мы выпьем, старина, За счастье прежних дней. 46

В конце вечера, пройдя по залу и приняв поздравления, Квиллер сказал Гилу Мак-Мёрчи:

– Если ты поедешь прямо домой, то я загляну к тебе, чтобы выписать чек.

Немного погодя он уже был на Плезант-стрит. Гил пригласил его в опустевший дом. Квиллер последовал за ним к витринам и едва не наступил на Коди.

– Извини. Я думал, это чёрный коврик, – проговорил он.

Собака распласталась на полу животом вниз, раскинув в стороны все четыре лапы.

– Это её любимый трюк – собака-лягушка. Не думаю, что ты смог подыскать для неё новый дом, ведь так?

– Пока нет, но я продолжаю поиски.

Четыре кинжала в ножнах с латунными рукоятками лежали под стеклом возле двух брошей-фибул.

– А витрина-то у тебя не запирается? – спросил Квиллер.

– Да уж много лет не запирается! Замок сломан. Ключ потерян.

Гил завернул кинжалы и фибулы в газету, пока Квиллер выписывал чек на тысячу долларов.

Сиамцы узнали звук его машины, когда он свернул на подъездную дорожку, узнали звук ключа, поворачиваемого в замке. Они уже забыли свой испуг, вызванный видом Квиллера, который вырядился в килт и берет. Их приветствие было благосклонным, но сдержанным.

Когда он развернул покупки на кухонном столе, кошки вспрыгнули на столешницу, чтобы исследовать большие круглые камни, украшавшие фибулы, латунные рукоятки кинжалов, отделанные медью ножны. Квиллер вытащил один клинок из ножен, и Коко вдруг весь разволновался; оскалясь и прижимая ущи, он старательно обнюхивал желобки для стока крови.

ДЕВЯТЬ

Вернувшись домой с шотландского вечера, Квиллер обнаружил на автоответчике послания от друзей, которые узнали из одиннадцатичасовых новостей, что он принят в почётные члены клуба. С таких же звонков началось и следующее утро. Джон Бушленд оказался в числе утренних поздравителей.

Квиллер сказал:

– Я видел, ты делал снимки вчера за ужином. Они предназначаются для газеты или для клуба?

– И туда, и туда. Я сейчас монтирую видеокассету для членов клуба: Броуди играет на волынке, Мак-Вэннел читает Бёрнса, и все выражают шумное одобрение.

– Послушай, Полли уже говорила с тобой насчёт вечеринки в честь дня рождения Линетт?

– Да, и у меня есть идея по поводу подарка. Посмотрим, что ты скажешь… На праздновании Нового года в клубе я сделал отличный портретный кадр. На этой фотографии она разговаривает с двумя парнями, в руке бокал вина, глаза сияют, очаровательная улыбка. Освещение было исключительно удачным, и она выглядит молодой и счастливой.

– А кто же её собеседники?

– Уэзерби Гуд и Картер Ли Джеймс. Я Могу увеличить её фото и вставить его в изящную рамочку. Как ты считаешь, ей это понравится?

– Она будет в восторге. Так и сделай! – поддержал Квиллер.

Затем последовали телефонные поздравления от Кэрол Лакспик, которая заявила:

– Ты заслуживаешь памятника на площади перед зданием суда, но это будет позже.

– Много позже, я надеюсь, – хмыкнул он.

– У вас с Полли нет никаких планов на воскресенье? Я хочу устроить тихий, скромный ужин для Даниэль. Я понимаю, что приглашение слегка запоздало. – Квиллер медлил с ответом, и она добавила: – Даниэль считает тебя замечательным человеком, встреча с тобой могла бы здорово её поддержать. Ты ведь всегда умеешь найти нужные слова.

Квиллер быстро соображал. В пятницу Даниэль будет на дне рождения Линетт, а одного вечера в неделю со Стреляющими Глазками вполне достаточно, может, даже и многовато. И он произнёс.

– Ты права, Кэрол, насчёт запоздалого приглашения. Я жду гостей в воскресенье и уже не могу отменить их визит.

– Я и не стала бы просить тебя об этом, – проговорила она. – Но мы ведь можем собраться и в другой раз, правда?

– Как дела у Даниэль? – Этот вопрос он задал исключительно из вежливости.

– Она держится молодцом, и Картер Ли возвращается, поэтому ей будет не так одиноко. Для неё сейчас важно чем-то занять себя, а главная роль в «Гедде Габдер» – это настоящий вызов для актера,

Квиллер подумал: «Неужели нас ждёт такое несчастье?..»

– У неё прекрасная память. Хотелось бы мне, чтобы все наши актеры выучивали свои роли так же быстро. – Кэрол была постановщиком пьесы. – Главная проблема в том, что ей не нравится актер, которого мы назначили на роль асессора Бракка. Что-то у них не складывается.

– А кто играет Бракка? Джордж Бриз? Скотт Гиппел? Адам Динглберри? – Гиппел весил сотни три фунтов, Динглберри был древний старик, а Бриз – просто неприятный тип.

Кэрол даже не усмехнулась:

– Это же драма. Мы хотели пригласить преподавателя из средней школы, он вполне хорош, но, к сожалению, отпадает. Даниэль предпочла бы играть с тобой.

«Безусловно, – подумал он. – Такие красотки привыкли ставить на своём».

– Я всё понимаю, Квилл. Жаль, что вы с Полли не сможете заглянуть к нам в воскресенье.

Квиллеру нужно было заехать по делам в центр. Он всегда закупал для Полли продукты в те дни, когда она работала, а Полли частенько приглашала его на ужин. Близкое соседство обернулось для них обоих целым рядом преимуществ. Раз в неделю он выносил на край тротуара её мусорный контейнер, она пришивала ему пуговицы, а если кто-то из двоих отлучался, другой кормил кошек.

В центре Квиллер остановился возле редакции «Всякой всячины», чтобы разжиться бесплатной газетой. Сегодняшний номер только что привезли из типографии, и Квиллер обнаружил, что весь штат редакции настроен игриво, все хитро усмехались и делали туманные намёки. Причина вскоре стала ясна.

На первой полосе поместили фотографию Квиллера в полный рост в шотландском костюме. Он застонал. Фотография занимала четыре колонки в ширину и восемнадцать дюймов в длину. Неужели не могли сделать поменьше? Да ещё выбрали шикарный заголовок – «Адская леди»! Шуточки коллег лишь усилили его смущение.

– Привет, Квилл! Ты вполне можешь рекламировать шотландское виски!

– Вы только взгляните на эти коленки!

– А что это за штуковина у него в гольфе?

– Не хватает только волынки!

– Ты согласен сниматься в рекламе, Квилл?

Квиллер насупился:

– Очевидно, ребята, новостей сегодня негусто. – И, захватив дополнительный экземпляр для Полли, он покинул редакцию с мыслью, не отдохнуть ли ему недельку в Исландии. Однако Квиллер быстро воспрянул духом, чему способствовали журналистский апломб, актёрский дух и уверенность самого богатого человека на северо-востоке центральных штатов. Он припарковался на муниципальной стоянке и через заднюю дверь вошёл в дизайнерское ателье Аманды, прихватив с собой небольшой газетный сверток.

Фрэн приветствовала его, взмахнув свежим номером «Всячины»:

– Квилл! Твоя фотография на первой полосе выглядит просто потрясающе! Женись на мне!

– Тебе придётся подождать своей очереди. Записывайся.

– Мне даже позвонил папа! Он совсем расчувствовался. Такого с ним ещё никогда не случалось. Все только о тебе и говорят.

– К сожалению, так оно и есть. Я подумываю, не уехать ли мне из округа на время, пока шумиха не уляжется.

– А что у тебя в свертке? – спросила она. – Свежая рыба?

Он показал ей четыре приобретённых у Мак-Мёрчи кинжала и сообщил, что хотел бы повесить их на стену. Но как это лучше сделать?

– Не хочу засовывать их под стекло. Нужно, чтобы они всегда были под рукой на случай нападения неуловимого пикакского воришки. Он уже стянул кинжал у Гила Мак-Мёрчи.

Фрэн развернула газету, на минуту задумалась, разглядывая кинжалы, а затем удалилась в кладовую, предоставив Квиллеру бродить по магазину в поисках подарка для Полли ко Дню святого Валентина. Ему понравилась овальная шкатулка для драгоценностей из натурального рога с медной вставкой в виде лучистого солнца.

Фрэн вернулась из кладовой с антикварной сосновой рамой для картины, обычным прямоугольником из широких тонких планок, навощенным до густого золотисто-коричневого цвета.

– Она служила основой для старой вычурной рамы из позолоченного гипса, очень плохой сохранности, – пояснила Фрэн. – Мы сняли гипсовую лепнину и, обработав основу, получили такую вот чудесную вещь. Теперь эту раму можно использовать как стенд для твоих кинжалов, остается только изготовить специальные зажимы или скобы, на которых они будут держаться.

– Замечательно. Какая же ты умница, Фрэн!

– Счёт пришлём завтра по почте.

– Как ваши театральные дела?

– Не блестяще. Даниэль оказалась капризной примой. Из-за неё мы потеряли хорошего асессора Бракка. Она хочет, чтобы эту роль исполнял какой-нибудь красавец мужчина, поскольку у них много совместных сцен. – Фрэн с надеждой посмотрела на Квиллера, и он, естественно, понял, куда клонится разговор.

– Почему бы Ларри не сыграть асессора? – предложил он.

– Он играет Тесмана.

– А как насчёт твоего приятеля Преллигейта?

– У него роль Левборга.

– Почему бы вам не передать Ларри роль асессора, Преллигейту – Тесмана, а на роль Левборга пригласить Дерека Каттлбринка?

– Ты рехнулся, Квилл! В Дереке почти семь футов роста. Это же будет смешно.

– Дерек в роли Левборга не смешнее Даниэль, играющей Гедду.

– О Дереке не может быть и речи! – отрезала Фрэн.

Но Квиллер упорствовал:

– Вспомни, в «Макбете» он умудрился как-то так съёжиться, что выглядел на целый фут ниже. Это может хорошо сработать и для Левборга, который, к слову сказать, имел несколько подмоченную репутацию. Более того, Дерек – популярный актер, и вам не надо будет волноваться насчёт сборов. Его поклонницы толпами повалят на спектакль, и Фонду К. не придётся спасать труппу от банкротства.

Фрэн сердито сверкнула глазами:

– Проваливай, Квилл! Просто оставь свои кинжалы и уходи! И уезжай куда-нибудь подальше. Тебе явно нужно сменить климат.

Он покорно направился к двери, потом вернулся

– Тебе случалось сталкиваться с семейством, которое владеет знаменитой коллекцией кукол?

– Конечно, я знаю Кемплов. Я работала с Вивиан Кемпл над их домом. Они живут на Плезант-стрит. Она на пару с мужем увлечённо собирает редких кукол.

– Позволишь воспользоваться твоим телефоном? – спросил он, добавив сухо: – Ты можешь включить это в мой счёт.

К телефону подошёл мужчина с оглушительно громким голосом, Квиллер представился.

– Привет, Квилл! Нас же знакомили, в Бустере-клубе. Я – Эрни Кемпл. – Он был официальным распорядителем в этом клубе и любил изображать свойского парня, радостно приветствуя членов «Бустере» при каждой встрече.

– Я звоню по поводу вашей кукольной коллекции, Эрни. Она могла бы послужить интересной темой для моей колонки.

– Видишь ли, какое дело, сейчас… Мы не хотели бы никакой рекламы. После того, что случилось с плюшевыми мишками сестер Чизхолм.

– То было случайное совпадение, – возразил Квиллер.

– Да, но у нас совсем недавно украли куклу, очень ценный экспонат коллекции, хотя не так уж дорогой. Короче, это внушает определенные опасения, сам понимаешь… Вот что я тебе скажу: заезжай и взгляни пока на нашу коллекцию ради собственного удовольствия. Тут и искусство, и история, и в некотором роде вложение капитала.

– Спасибо. Я принимаю твоё предложение. – Квиллер счёл, что всё складывается очень удачно. Он мог удовлетворить свое любопытство и ничего не писать о куклах.

– Знаешь, что я скажу, – произнес Кемпл, – приезжай-ка прямо сейчас, а я соображу чего-нибудь вкусненького. Моей супруги нет в городе, а я дожидаюсь трёх часов, чтобы забрать внука из школы. Я в январе отошёл от дел. Продал наше страховое агентство братьям Бренди.

– Уже еду, – сообщил Квиллер.

Сегодня Плезант-стрит выглядела особенно красивой. Свежий снег лёг белой глазурью на деревянную резьбу, и казалось, что вся улица отделана белыми кружевными оборками. Дом Кемплов, выгодно отличавшийся от большинства особняков, был выкрашен в серо-коричневые тона – тут явно сказывался вкус Фрэн Броуди.

– У вас самый симпатичный дом, – объявил Квиллер Эрни Кемплу, входя в прихожую.

Как и фасад, внутреннее убранство комнат говорило о том, что здесь поработал профессиональный дизайнер. Добротная старая мебель, послужившая не одному поколению, была расставлена в непринужденном современном стиле; смелая цветовая гамма ломала традиции, да и в том, как были развешены по стенам старинные картины и гравюры, чувствовалась работа воображения. И ни одной куклы на виду!

– Понравилось, да? – ответил Кемпл раскатистым басом, заставлявшим дрожать подвески хрустальной люстры. – Я и сам считаю, что он довольно симпатичный. Уютный такой и удобный, понимаешь… Только теперь моя супруга сомневается, стоит ли нам соглашаться на предложения Картера Ли Джеймса и возвращать всё к исходному состоянию. Он и его помощница прошлись по дому, делая записи. Но чёрт возьми! Мы только что заплатили уйму денег студии Аманды, и мне бы совсем не хотелось, чтобы эти траты оказались напрасными. Вивиан, моя жена, говорит, что вся наша улица поддерживает идеи Джеймса. Предполагается, что осуществление его проекта повысит ценность наших домов и, возможно, скостит налоги. Что ты об этом думаешь Квилл? Этот Джеймс вроде толковый малый, и доводы его звучат убедительно. Конечно, ему есть ради чего стараться! Но он кажется опытным специалистом, да и людям нравится. Какого ты мнения о нём?

– Я не обсуждал с ним его планов, но знаю, что Линетт Дункан ухватилась за них, – ответил Квиллер.

– Вопрос-то в чём… Предположим, мы не сдадим позиций. А не получится ли, что мы окажемся единственными, кто отказался? Ладно, что мы стоим здесь? Пошли в кухню, выпьем по чашечке кофе с кексом. Я неравнодушен к сладкому, а шотландские кондитеры замечательно выпекают любимый кекс королевы-матери. Просто пальчики оближешь, конечно, если любишь шоколад.

Квиллер сел за кухонный стол и взглянул на фотографии в рамках, украшавшие одну из стен.

– Тот кудрявый светловолосый парнишка и есть твой внук? Ты не выглядишь достаточно старым, чтобы иметь внуков.

– Что ж, спасибо за комплимент. Да, это мой малыш Бобби. Наша дочь развелась с мужем и живёт с нами. Она работает часть дня, поэтому мы с Вивиан вынуждены нянчиться с внуком. И, скажу откровенно, Квилл, эдакое счастье наверняка ещё не выпадало на долю отошедшего от дел страхового агента! У меня есть ещё и внучки, но они живут далеко, в Аризоне. Туда-то сейчас и отправилась Вивиан навестить нашего сына.

Как водится в старых особняках, кухня была внушительных размеров, с высокими потолками, но имела современный вид благодаря отличной мебели, новой бытовой технике и соответствующему декору. Гладкие поверхности отражали могучий бас Кемпла, заставляя Квиллера вздрагивать.

– Тебе никогда не приходилось выступать на сцене, Эрни?

– Разумеется, приходилось! Я долгие годы состоял в Театральном клубе. Играл Шеридана Уайтсайда в «Человеке, который пришёл к ужину»[47] . Мне пришлось бросить клуб, когда мы начали много путешествовать… Ты пьёшь обычный или без кофеина? У нас есть и тот и другой. Я предпочитаю свежемолотые зёрна.

– Обычный, пожалуйста, – попросил Квиллер и, подождав, пока отгремит кофемолка, добавил: – Клуб как раз сейчас ставит одну пьесу, где для тебя есть великолепная роль. Ты читал «Гедду Габлер»?

– Это про женщину, которая была так поглощена своим домом, что потеряла мужа?

– Ты имеешь в виду «Жену Крейга» Джорджа Келли. А это драма Ибсена об эгоистичной даме, которая разрушает жизнь одного мужчины и попадает под власть другого. Роль асессора Бракка написана будто специально для тебя, и я случайно узнал, что они ищут актёра, способного потянуть такую роль. Интересно, пойдут ли тебе усы?

– Отлично. Я наверняка справлюсь с этой ролью, и сейчас у меня есть свободное время. Усы не проблема. Меня уже не раз мазали театральным клеем.

– Тебе придётся играть в паре с весьма эффектной молодой особой. Правда, она ещё новичок в театральном мире.

– Неужели? – заинтересовался Кемпл. – А кто постановщик?

– Кэрол Ланспик.

– О, Кэрол справится! У неё есть не только творческий, но и организаторский талант. Наверное, я приму предложение. То-то Вивиан удивится, когда вернётся домой. Она вечно твердит, что я мог бы играть в Мэдисон-Сквер-Гарден без микрофона.[48]

– А вы оба родились в Мускаунти?

– Нет. Мы перебрались сюда из Центра двадцать лет тому назад, посчитав, что детям тут будет лучше. И ещё потому, что я был заядлым охотником. У меня весь дом был набит чучелами звериных голов, да и контора тоже. А потом вдруг как отрезало. Однажды я завалил оленя с ветвистыми рогами, да только ранил, а когда подошёл, чтобы прикончить его, он взглянул на меня такими печальными глазами. Как ножом по сердцу полоснул! Больше я никогда не охотился. Даже избавился от всех своих трофеев.

Шоколадный кекс оказался действительно хорош, и разговор на время смолк.

Потом Квиллер спросил:

– С чего вдруг вы заинтересовались куклами?

– Нужно же мне было чем-то заняться, когда я бросил охоту? История была моей второй специализацией в университете, а Вивиан тогда увлеченно собирала коллекцию классических кукол, поэтому я начал изучать историю кукольников Англия, Франции и Германии, нашёл почти сотню таких мастеров. Хорошо, когда супружеская пара имеет общее хобби, и вообще, всегда интересно узнавать что-то новенькое.

– А что Вивиан собирала до классических кукол?

– Примитивы. Старинных мускаунтских кукол, которых первопроходцы мастерили для своих детей, вырезанных из дерева и раскрашенных или сшитых из мешочков, набитых мукой. Короче, поделки такого типа. Квиллер заметил, что с удовольствием взглянул бы на них.

– Они все наверху. В витринах.

– Под замком?

– Кто бы мог подумать, что нам понадобятся замки? Но теперь… – Кемпл удручённо пожал плечами.

Квиллер кивнул в сторону фотографии на стене, запечатлевшей симпатичную молодую блондинку.

– Ваша дочь?

– Да, это Трейси. Примерно в то время, когда она выскочила замуж.

– Мне почему-то знакомо её лицо.

– Ты встречал её в «Старой мельнице». Она обслуживает там ланчи, а обеды – в ресторане гостиницы «Валунный дом». Работает официанткой. Обслуживающий персонал – так они теперь предпочитают себя величать. Могла бы получить прекрасную работу в страховой конторе, но ей, видите ли, нравится общаться с людьми и ещё больше нравятся большие чаевые! И, уж поверь мне, она их получает! У неё масса достоинств… Ещё кофейку? Или пойдём смотреть кукол?

На верхнем этаже, где находилось шесть спален, три комнаты были отданы под витрины музейного типа. В первой расположились самоделки, изготовленные между 1850 и 1912 годами. Одна кукла состояла из катушек, так хитроумно связанных, что у неё двигались и руки, и ноги. Другая был вырезана из ветки с развилкой, которая служила ногами. Набитый чем-то чулок заменял голову, а черты лица были грубо намечены стежками: глаза-крестики, нос кочергой и несуразный рот.

– Страшненькие, да, – промолвил Кемпл, – но каждая из них была любимой игрушкой ребёнка.

– Кто допускается в эти комнаты? – спросил Квиллер.

– Наши друзья, серьёзные коллекционеры и случайные группы, с которыми мы тем или иным образом связаны, – вот и всё. На Рождество к нам приходила группа из воскресной школы, где работает Вивиан и ещё из Исторического общества. В нашем завещании мы отписали все примитивы Гудвинтеровскому музею. Классические образцы будут проданы, чтобы обеспечить нашим внукам обучение в университете. Они постоянно растут в цене.

– Мне хотелось бы взглянуть и на них.

Блеск и великолепие – вот слова, подходившие для описания тех двух комнат, где были представлены красотки и красавчики из глазурованного и неглазурованного фарфора, а также восковые фигурки и куклы из папье-маше. От двенадцати до двадцати дюймов высотой, все они имели симпатичные мордашки, настоящие волосы и шикарные наряды. Тут были и кринолины, и турнюры, затейливые шляпки, муфточки, зонтики, игрушечные башмачки, крошечные перчатки и замысловатые ювелирные украшения. Наряды из дорогих тканей, отделанные кружевами, вышивкой, оборками, лентами и бантиками.

Кемпл показал французских кокеток, характерных кукол, невест и пухлых младенцев. Кокетливая кукла с «вращающимися» глазками; которые двигались из стороны в сторону, напомнила Квиллеру Даниэль; он всегда подозревал, что в ней есть нечто неестественное.

Поначалу, объяснял Кемпл, куклы имели маленькие головки, длинные руки и удивлённый взгляд. Позже они приобрели пухлые щёчки, томные глазки, опушенные ресницами, и губки бантиком. Приоткрытый ротик с крошечными зубками появился ещё позднее.

Квиллера потрясли кое-какие сведения о восковых куклах. У некоторых из них шевелюра была сделана из человеческих волос, которые закреплялись на восковых головках с помощью горячей иглы, волосок за волоском. Воск имеет свойство таять и ломаться, и сообразительные дети быстро научились откусывать кусочки и жевать их, как ириски.

– Маленькие каннибалы! – Воскликнул Квиллер.

Он терпеливо слушал рассуждения Кемпла о патентах и датировках, логотипах мастеров и конструкциях кукол, простых и шарнирных. Потом спросил, какую куклу украли. Оказалось, то была очень старая, вырезанная из дерева и раскрашенная кукла восьми дюймов высотой. Краска с неё почти сошла, и существовало предположение, что она происходит из индейского поселения на берегах реки Иттибиттивасси. Возможно, она служила скорее тотемом, чем куклой.

– Впервые что-то исчезло из нашей коллекции, – сокрушался Кемпл. Затем он понизил голос до тихого рокота: – Ты знаешь, что её обнаружили среди вещей Пенни Инчпота?

– В его шкафчике, – уточнил Квиллер, – пока парня не было в городе. Полиции пришлось вскрыть замок, однако Ленни говорит, что никогда не запирал его, и я ему верю. Я попросил моего адвоката взяться за это дело. По моему мнению, куклу ему подбросили.

Лицо Кемпла прояснилось:

– Рад это слышать. Передай своему адвокату, что я могу выступить как свидетель защиты на слушании дела, если понадобится. Этот парень бывал в моём доме сотни раз. Они дружили с Трейси, когда учились в школе. Он завоевал репутацию озорника, но никогда не стал бы ничего красть у людей:

– Разве не все мы озорничаем в этом возрасте?

– Да, но он был особенно изобретателен. Хочешь, расскажу тебе об одной его проделке? Все знали, что мэр флиртует с дамой, работавшей на почте; Как-то вечером Ленни нарисовал на тротуаре большие жёлтые следы, ведущие прямиком от здания городского совета к почте. Полицейский из ночного патруля накрыл его за этим занятием, но выдумка так ему понравилась, что он повернул в другую сторону. Ленни воспользовался нестойкой краской, но, к счастью, дожди не прошёл до тех пор, пока весь город не увидел эту жёлтую дорожку. Вот каков был наш Ленни! Мы-то с Вивиан считали, что он станет нашим зятем.

– А почему же не стал?

– Трейси сбежала с футболистом из Содаст-Сити. Она всегда подчинялась порывам. Но её хватило ненадолго, и она вернулась к нам вместе с Бобби. Когда недавно невеста Ленни погибла, он опять начал захаживать в наш дом.

– Как Трейси отреагировала на его арест?

– Встревожилась, это уж точно, но она редко откровенничает со мной. Хотя с матерью, наверное, поговорила бы. Я буду рад, когда Вивиан вернётся домой. – Он помолчал, размышляя над семейными проблемами. – Ты понимаешь, Трейси всегда была склонна искать партию повыгоднее и теперь положила глаз на Картера Ли Джеймса. Мой отцовский инстинкт сигнализирует об опасности. Я не хочу, чтобы её вновь постигло разочарование. У меня такое впечатление, что все женщины нашего городка с ума посходили из-за него.

– Понятное дело, – поддержал Квиллер. – Он обаятельный и симпатичный мужчина с престижной профессией.

– Так-то оно так, и моя дочь тоже красивая молодая женщина. Джеймс несколько раз приглашал её на ужин, угощал вином, и она уже лелеет самые радужные надежды. Приходит домой поздно, с горящими глазами. А что я могу сказать? Она уже взрослая женщина. Ей нужен муж, отец для Бобби, и свой собственный дом. Ничего плохого в этом нет.

– Надежды, конечно, хороши, но… Как она относится к проекту реставрации Плезант-стрит?

– Обеими руками за! Утверждает, что он принесёт нашей улице всемирную известность. Я не уверен, что меня привлекает такая перспектива… Ну да ладно! С чего это я вдруг начал обременять тебя своими заботами?

– Они вовсе не обременительны. Правда, мне даже интересно, – возразил Квиллер. – Мне нетрудно поставить себя на твоё место. И я наверняка знаю, какие чувства тебя обуревают. – Он был наделён даром сопереживания – ценное свойство для журналиста – и зачастую искренне сочувствовал собеседникам.

Уезжая с Плезант-стрит, Квиллер порадовался, что на нём не лежит груз родительской ответственности. Было уже четыре часа, день клонился к вечеру, весь он прошёл в каких-то случайных разговорах, в сущности малоинтересных для него. Только врожденное любопытство заставляло его вникать в проблемы других людей. Сейчас ему нужен был горячий душ, добрая порция мороженого и увлекательная книга.

Сиамцы спали, и сон их казался беспробудным. Но стоило Квиллеру открыть дверцу холодильника, как они явились на кухню, чтобы отведать французского ванильного мороженого. После чего Юм-Юм начала радостно носиться кругами, однако Коко, похоже, угадал намерения Квиллера. Сообразительный кот понял, что настало время чтения и, встав на задние лапы около стеллажа с книгами, обнюхивал корешки.

Там стояли знакомые ему томики, привезённые из амбара, и недавние приобретения от Эддингтона Смита, и подарки друзей, которые знали любовь Квиллера к старым книгам. Нос Коко путешествовал вверх и вниз по каждому корешку, двигался по рядам и в итоге остановился, как стрелка на планшетке, используемой для спиритического сеанса. Он замер на «Оссиане и оссиановской литературе», сочинении Л. Натта.

«Неужели он таким образом выражает нелестное мнение обо мне? – подумал Квиллер. – Или действительно хочет послушать гаэльскую поэзию?»

Его не особенно тянуло углубляться в исследование многовековой тайны, но все же Квиллер решил попытаться. Он начал читать вслух, и немного погодя все трое уснули в большом уютном кресле.

ДЕСЯТЬ

К концу января у Квиллера накопился некоторый материал для «Коротких и длинных историй», и наиболее любопытным с его точки зрения был рассказ про Хильду Ножницы. Смешная, как говорили старожилы, и вместе с тем грустная повесть о женщине, которая семьдесят лет назад терроризировала городок Брр. Своим названием он был обязан тому, что считался самым холодным местом в округе. Летом это местечко на мысу, сильно вдающемся в озеро, превращалось в популярный курорт, но зимой напоминало айсберг, приплывший из Северной Атлантики.

Лучше всех историю Хильды знал Гэри Пратт, владелец кафе «Чёрный медведь» в Брр, и Квиллер поехал повидаться с ним. Дневной наплыв посетителей уже закончился, но кое-кто ещё мог заскочить и заказать медвежий бургер, лучший бургер с говядиной в этом округе, не имеющий, естественно, никакого отношения к Ursus americanus.[49]americanus– барибал, североамериканский чёрный медведь. – Ред]

Кафе находилось на верхнем этаже отеля, в самой высокой точке города. Вывеска под крышей, заметная много миль окрест, гласила: ROOMS. FOOD. BOOZE,[50] это напевное повторение гласных и лаконизм вывески способствовали тому, что она мгновенно западала в память любого, кто заходил в гавань на траулере, прогулочном катере или яхте.

Отель «Пирушка», как ласково называли его завсегдатаи, построенный в суровые времена разработки месторождений и лесозаготовок, был незатейлив в архитектурном плане – коробка и коробка. Гэри Пратт унаследовал его вместе с долгами и сомнительной репутацией места, где обделываются тёмные делишки. Как человек мудрый, он не стал подновлять ветхий лик заведения, который как раз и привлекал лодочников и торговцев рыбой, когда они заходили в Брр подлатать свои посудины – ровно настолько, чтобы от них отвязалось окружное лицензионное бюро.

Гэри стоял, облокотившись на стойку бара, пока Квиллер, сидя на шатком высоком табурете, поедал медвежий бургер. Сам Гэри был здоров как медведь и вдобавок косолап, с буйными чёрными космами и такой же косматой бородой.

– Рад, что ты согласился возглавить шествие на Ледовом фестивале. Квилл.

– Я не сознавал, что делаю, – проворчал Квиллер, откусывая от бургера. – Кто ещё будет на этом параде?

– Королева, завернутая в искусственную шкуру белого медведя, поедет на санях, запряженных лошадьми. За ней побегут собачьи упряжки. Эскорт из мотоциклистов в костюмах белых медведей. Два студенческих оркестра на открытых платформах. Восемь рекламных платформ на колесах, прославляющих зимний спорт. И факельщики на беговых лыжах.

Квиллер оставил при себе язвительные замечания пришедшие ему на ум. В конце концов, праздник может принести пользу округу, сотни энергичных предпринимателей упорно трудятся, чтобы успешно провести его. Кроме того, бургер, который он благополучно доел, был подан за счёт заведения.

– Расскажи лучше, что за книгу ты задумал, – попросил Гэри. – В чём там суть?

– Собрание былей и небылиц о прежних временах в Мускаунти, которое намерен опубликовать Фонд К. Книга будет продаваться в сувенирных лавочках. Доходы от продажи пойдут на нужды Исторического музея. Как тебе довелось узнать о Хильде?

– Мой отец и дед так часто рассказывали эту историю, что я выучил её наизусть. Ты хочешь записать её на магнитофон?

– Да. Давай зайдем в твой кабинет, там поспокойнее.

Вот какую историю поведал Гэри.

Мой дедушка любил рассказывать о полоумной старухе из Брр, которая наводила страх на всех и каждого. Истории этой без малого семьдесят лет.

Хильда вечно бродила по городу с садовыми ножницами и устрашающе лязгала ими, направляя концы на людей.

Люди посмеивались у неё за спиной, называя её Хильда Ножницы, но все же побаивались встретиться с ней лицом к лицу.

И вот беда: никто не мог понять, была ли она просто старой чудачкой или хитрюгой, каких не видел свет, задумавшей безнаказанно попирать закон. Она брала в магазинах и лавках что хотела, не платя ни цента. Нарушала все городские постановления и умудрялась выходить сухой из воды.

Время от времени какой-нибудь полицейский или шериф пытался потолковать с ней с безопасного расстояния, а она заявляла, что таскает с собой ножницы, чтобы отдать точильщику.

Вокруг её дома не было забора. Она жила в крытой толем лачуге с каким-то паршивым псом. Без электричества, без водопровода.

Ферма моего деда была через дорогу, и лачуга Хильды находилась в его владениях. Она жила там, не имея на то никакого права, набирала ведрами воду из его колонки, а зимой таскала топливо для своей печурки из его поленницы.

Однажды вечером, сразу после Дня всех святых, то есть в начале ноября, преподобный Уимси из местной церкви возвращался домой с молитвенного собрания в Скуунк-Корнерз.

Вечер выдался холодный, а машины в те времена не обогревались. У него был открытый «форд», поэтому одет священник был очень тепло.

Автомобиль пыхтел по проселочной дороге, делая, вероятно, миль двадцать в час, когда Уимси вдруг заметил, что впереди по грязной дороге с трудом тащится в темноте какая-то женщина, одетая в купальный халат и домашние тапочки. При ней оказались садовые ножницы.

Преподобный Уимси хорошо знал Хильду. Она была его прихожанкой, пока священник не попросил её не являться на службы с ножницами. Тогда она перестала ходить в церковь и озлобилась. И всё-таки он не мог оставить её на дороге умирать от холода.

В наши дни мы просто позвонили бы шерифу но тогда ещё в автомобилях не было радиопередатчиков, а уж тем более сотовых телефонов. Поэтому он остановился и спросил, куда она собралась.

– Повидать моего дружка, – ответила она мрачным голосом.

– Может, подвезти тебя, Хильда?

Она серьёзно посмотрела на него и потом сказала:

– Да, пожалуй, нынче холодновато… – Хильда забралась в автомобиль и устроилась на сиденье, держа ножницы на коленях.

Преподобный Уимси, как говорил дедушка, с трудом перевёл дух и, сглотнув пару раз, спросил, где живет её друг.

– Вон там, – она махнула рукой за кукурузное поле.

– Уже довольно поздно для визитов, – заметил он. – Может, лучше отвезти тебя домой?

– Я сказала, куда мне надо, – заорала она так, словно священник был глухой, и лязгнула пару раз своими ножницами.

– Ладно-ладно, Хильда. И ты знаешь, как туда доехать?

– Нужно повернуть вон туда. – Она показала налево.

На ближайшем повороте он свернул налево и проехал по дороге около мили, не заметив ничего похожего на жильё. Он спросил, как выглядит нужный ей дом.

– Я узнаю его, когда доедем! – Лязг-лязг.

– На какой улице живёт твой друг? Ты знаешь?

– У неё нет названия. – Лязг-лязг.

– А как зовут твоего приятеля?

– Не ваше дело! Просто доставьте меня туда.

Она вся дрожала от холода, и он остановил машину и начал снимать пальто.

– Позволь мне укрыть тебя, Хильда.

– Не приставайте ко мне! – завопила она, отталкивая его и угрожающе лязгая ножницами.

Мистер Уимси поехал дальше, ломая голову, что же ему делать.

Он уже миновал овечье пастбище, песчаный карьер и тёмные фермерские дома с лающими собаками. Вдалеке горели огоньки Брр, но стоило ему отклониться в том направлении, как она начинала раздраженно фыркать и сердито щелкать ножницами.

Наконец на него снизошло вдохновение.

– У нас скоро кончится бензин, – заявил он встревоженым голосом. – И мы застрянем здесь на всю ночь. Можем замёрзнуть до смерти. Мне нужно заехать в город и заправиться.

Дед говорил, что первый раз в жизни преподобному Уимси пришлось солгать и он молча молил Бога о прощении. Он также молился, чтобы затея его удалась.

Хильда не возражала. К счастью, она задремала, вероятно, начала замерзать.

Преподобный отыскал сельский магазинчик и вошёл в него, чтобы воспользоваться древним телефоном с рукояткой, которую надо было крутить для вызова коммутатора.

Через две минуты на мотоцикле подъехал помощник шерифа.

– Преподобный Уимси! Старый повеса! – пожурил он священника. – Мы уже с ног сбились, разыскивая Ножницы! Лучше признавайтесь во всем сразу, а не то я арестую вас за похищение человека!

Ты спросишь, с чего это помощник шерифа вдруг напустился на преподобного? Да просто Хильдина собака лаяла целых четыре часа, и мой дед вызвал шерифа.

– Здорово! – оценил Квиллер. – И что же было Дальше? Что случилось с Хильдой?

– Для её же собственной безопасности округ пометил Хильду в приют, где ей пришлось-таки расстаться со своими садовыми ножницами. Весь город вздохнул с облегчением.

– И долго люди её терпели?

– Много лет! В те времена люди отличались долготерпением. Они привыкли к суровой жизни первооткрывателей. Следовали девизу: «Меньше слов, больше дела!» А разве сейчас, в наш электронный век, живётся лучше, Квилл? Порой я думаю, что родился слишком поздно. Моя мать живет в Центре, и однажды вечером она ужинала в ближайшем ресторане. Компьютер испортился, и ни один из служащих не смог сосчитать, сколько с неё причитается за ужин Чёрт-те что! Мне всего тридцать пять, но я чувствую себя динозавром, потому что умею складывать и вычитать.

– И не забывай своего умения, посоветовал Квиллер. – Может, у нас здесь компьютеры и не приживутся.

– Давай-ка вернёмся в бар и выпьем чего-нибудь, а то у меня в горле пересохло, – предложил Гэри. – И я хочу поговорить с тобой ещё кое о чём. – Он налил Квиллеру кофе, а себе пива и начал: – Пару недель назад сюда зашёл один парень и заявил, что он представитель некой фирмы из Центра, занимающейся реставрацией и ремонтом зданий, и что у него уйма заказов в Пикаксе. Он уверял, что мой отель может стать золотым дном, если его отреставрировать и внести в Национальный регистр исторических памятников, но реставрационные работы должны проводиться под присмотром специалиста. В общем, дело-то вот в чём: мои постоянные клиенты любят это место именно таким, какое оно есть, запущенным и ветхим! Короче, я отговорился тем, что не могу себе позволить такого.

– О какой сумме шла речь? – спросил Квиллер.

– Двадцать тысяч аванса за его услуги плюс оплата всех расходов по работам, которые будет выполнять подрядчик. Тебе известно, что это за фрукт?

– Картер Ли Джеймс. Уиллард Кармайкл хорошо о нём отзывался. Картер Ли намерен превратить всю нашу Плезант-стрит в заповедную зону.

– Надо же… А почему газеты об этом ничего не пишут?

– Проект ещё только начинает вырисовываться. Он не хотел преждевременной огласки.

– Сам-то он вроде славный парень, дружелюбный и простой. С ним ещё была помощница, настоящая красотка.

Квиллер пояснил:

– Она его кузина и вдова Уилларда.

– Ах да! Ужасно жаль Уилларда. Я познакомился с ним в Бустерс-клубе. Он так увлечённо обсуждал проект Ледового фестиваля. Так говоришь, они родственники? Я приносил им выпивку, когда они заходили сюда. Эта парочка сидели вон в той угловой кабинке. По их поведению я не сказал бы, что они брат с сестрой, если ты понимаешь, о чём я.

– Она флиртует со всеми подряд, – поморщился Квиллер. – Не поленилась бы строить глазки даже лошади Джона Уэйна[51] . – Потом он спросил, что Гэри думает по поводу ареста Ленни Инчпота.

– Они все там спятили! Он такой же вор, как ты или я! Мне ли не знать Лени? Он член Велоклуба. Выиграл серебряную медаль на пробеге в День труда.[52]

– Я уверен, что его оправдают. Д. Аллен Бартер взялся за его дело. А что будет дальше – неизвестно. Интересно, есть ли у полиции другие подозреваемые?

Подъезжая к дому, Квиллер вдруг понял, как ему не хватает поздних посиделок с шефом Броуди в яблочном амбаре, где за стаканчиком скотча и любимой минералки «Скуунк» свободно обсуждались подозреваемые и раскрывались служебные тайны.

Даже ещё не отперев двери, он понял, что на автоответчике есть сообщение. Коко оповестил об этом, вопя и всем телом обрушиваясь на дверь. Квиллер покачал головой: сомнительно, что хлипкая дверная филенка сможет долго выдерживать подобные наскоки.

Сообщение поступило от Селии Робинсон, просившей позвонить ей в клуб до половины шестого, времени её ухода с работы. Она приготовила кое-что вкусненькое для него и кошек и хотела бы заскочить к нему по пути домой.

Он немедленно позвонил ей:

– Гости, дары приносящие, всегда желанны. Вы знаете, где мы теперь живем? Строение пять по Риверлейн. Паркуйтесь около четвертого дома.

Подъехавший в тридцать три минуты шестого ярко-красный автомобиль Селии выглядел ещё ярче и краснее на фоне снежных валов по краям дороги.

Как всегда жизнерадостная, она приветствовала Квиллера взрывом заразительного веселья.

– Я тут привезла вам немного козьего сыра в благодарность за то, что вы подкинули мне такую замечательную работку! Хотелось бы только, чтобы она стала постоянной… Привет, кисоньки!.. Я видела вашу фотографию на первой странице газеты и вырезала её. Собираюсь вставить в рамочку. Купила ещё один экземпляр, чтобы послать Клейтону. – Она прошла в гостиную и утонула в мягких подушках, опустившись на диван, что стоял напротив окна, которое выходило на скованный стужей речной берег. – Это жилье, конечно, будет поменьше вашего амбара, но какой здесь вид из окна! И какая у вас симпатичная новая мебель! Сроду не видала такого кофейного столика!

– Это был старый сосновый сундук, покрытый четырьмя или пятью слоями краски. Фрэн Броуди все их содрала и отполировала дерево до блеска.

– Вот умница! Вещица получилась просто прелестная! А что вы храните внутри?

– Старые журналы. Что вы предпочтете. Селия, прохладительные напитки или подогретый сидр?

– Спасибо, ничего. Мне нужно ехать домой, готовить еду. К ужину придет мистер О'Делл. Клейтон считает, что мы должны пожениться. А вы, шеф, что думаете?

– Неважно, что думаю я, – подхватил Квиллер. – Что думает мистер О'Делл? Он уже в курсе?

Селия залилась смехом.

– Он ничего пока не говорил, но мне-то известен его интерес. У него дом без хозяйки. А мне совсем не хочется уезжать из моей квартиры. Ведь я живу в самом центре.

– Что для вас важнее, Селия, любовь или место жительства?

Она вновь залилась безудержным смехом.

– Я могла бы догадаться, что вы об этом спросите! Ладно, я вот что хотела сказать: мне удалось найти новых хозяев для той чёрной собачки, что приглянулась Клейтону. Он не может взять её домой. К чему парню лишние проблемы с мачехой? Как собачку-то зовут?

– Коди. Это сучка. Шнауцер. И кто же хочет приютить её?

– Один славный парень с Брусчатой фермы. Он заходил сегодня к нам в клуб побеседовать с Даффи Дигтерсом, у них там что-то вроде общества огородников.

– Я прекрасно знаю Митча Огилви, – заметил Квиллер. – А также его партнершу по бизнесу, Кристи. Коди у них будет очень хорошо.

– Они думают пожениться, – по секрету сообщила Селия. – Надеюсь, так и будет. Уж очень он приятный молодой человек.

– Не хотите ли вы сказать, что все приятные молодые люди непременно становятся хорошими мужьями? Я тоже приятный мужчина средних лет, однако, как видите, не бегу сломя голову к алтарю.

– Опа, порядочек, шеф! – хихикнула Селия. – Я снова села в калошу! Но так или иначе, мистер Огилви заверил, что будет рад принять в свой дом эту – как бишь её? – собачку.

– Отлично! Я сам заберу «как бишь её» собачку и доставлю на ферму. – И поскольку его слова вызвали у Селии очередной приступ смеха, он добавил серьёзным тоном: – А теперь расскажите-ка мне о вашей работе!

– Ну, я собираю членские взносы и намечаю программу вечеров, ещё помогаю поставщикам провизии и руковожу обслуживающим персоналом.

– Ходят ли там разговоры о Ленни Инчпоте?

– Ещё как! Никто не верит, что он виновен, за исключением одного человека, который думает, что Ленни спятил, после того как его подружка погибла при взрыве. Шеф, что я могу сделать для Ленни? – Селия, обожавшая детективы и книжки про шпионов, наслаждалась своей ролью тайного агента.

– Просто будьте настороже и всё запоминайте, -посоветовал Квиллер. – Возможно, Ленни подставили и человек, присвоивший клубные деньги, подложил украденные вещи в шкафчик Ленни. А кто говорил, что Ленни спятил?

– Не знаю. Он там часто ошивается. Хотите, чтобы я выяснила, как его зовут?

– Да. Разузнайте. И как можно скорее.

– Слушаюсь, шеф. А теперь мне действительно пора отправляться восвояси да поскорее браться за готовку. У нас на ужин сегодня будут спагетти.

Квиллер вежливо отвёл глаза, пока она с трудом поднималась с мягких, глубоко проседающих под тяжестью тела подушек дивана.

Когда на следующее утро он подъехал к дому Мак-Мёрчи, в дверях его встретили улыбающийся шотландец и Коди. которая вертелась и повизгивала от радости. В прихожей стояла картонная коробка с имуществом псинки: гребнем, щёткой, поводками, мисками и плошками, запасом сухого корма, подстилкой и несколькими парами старых носков.

Мак-Мёрчи пояснил:

– Этот корм из риса и баранины, её любимый. Ещё она любит попкорн и бананы. На этой попонке она обычно спала. А завязанными в узел носками Коди любит играть. По телевизору она предпочитает смотреть программы Национального географического общества и рекламу собачьего корма.

Квиллер проговорил:

– Похоже, ты и сам уже готов к отъезду. Что же теперь будет с домом?

– Реставрацию должны начать только после таяния снега, что даже к лучшему. К тому времени больше домовладельцев дадут согласие на реставрацию, и мы слегка сэкономим на оплате труда. Работы будет проводить какой-то иногородний подрядчик. Специалист по реставрации.

– Ох, не порадуются наши строительные фирмы! – покачал головой Квиллер.

– И всё-таки это разумно. Для наших маленьких контор работы тут слишком много. «XYZ энтерпрайзес» могла бы справиться, но Картера Ли Джеймса не устраивает качество их работы. Ты знаешь, он квартирует сейчас в одном из их домов.

– Уж мне-то не нужно объяснять, что ему не по вкусу. Гил. Я сам живу в Деревне.

Коди слушала их разговор, растянувшись на полу в своей любимой позе лягушки.

– Поднимайтесь на ноги, юная леди! – скомандовал Квиллер. – Мы отправляемся в путешествие.

По дороге за город Коди стояла на задних лапах опершись передними о спинку пассажирского сиденья и наблюдала проносящиеся мимо заснеженные пейзажи. Брусчатая ферма находилась в Хаммоке, который сугробы причудливых очертаний сделали неузнаваемым. Забор из бруса, давший название этой козьей ферме, скрыли снежные валы, набросанные снегоуборочными машинами, и длинная дорога казалась узким белым каньоном. Что до викторианского фермерского дома с его грозной башней, то он смотрелся сюрреалистически на фоне снежного пейзажа. Но самым странным было безмолвие.

Митч Огилви, выглядевший исконным деревенским жителем в густой нестриженой бороде и толстой штормовке, вышел им навстречу из длинного приземистого амбара. Кто бы поверил, что всего пару лет назад Митч был вымуштрованным, благообразным и прилизанным портье пикакского отеля? После этого он какое-то время управлял Фермерским музеем. Теперь же стал сыроделом на козьей ферме.

– Кристи доит коз, – сказал он. – Но она велела мне передать тебе привет. Она ужасно хотела получить этого пёсика. Как его зовут?

– Коди. Это сучка. Вам она понравится, – заверил Квиллер. Он притащил животное в дом, объявив: – Вот мы и приехали! Славная собачка! Чудесный новый дом!

Митч поставил коробку с собачьими пожитками на середину кухни.

– Дадим ей осмотреться, – решил он. – Давай-ка отведаем немного сыра с печеньем, пока она будет решать, хочется ли ей здесь жить. Интересно, как она отнесётся к козьему сыру?

– По моему скромному мнению, Митч, собака, которая за милую душу трескает попкорн и бананы, не станет воротить нос от козьего сыра.

Они выпили кофе, перепробовав несколько сортов сыра и прислушиваясь к шуму, производимому собакой в разных частях дома. Время от времени слышалось музыкальное поскуливание, когда Коди обсуждала сама с собой очередное открытие, внушившее ей подозрения.

Немного погодя Квиллер поинтересовался, сложно ли было добиться внесения этой фермы в Национальный регистр исторических памятников. Построенная героем Гражданской войны, она была единственным сооружением в Мускаунти, которое официально признали памятником старины. Бронзовая табличка на подъездной дороге удостоверяла, что здание охраняется государством,

– Мы столкнулись с уймой бюрократических проволочек, – ответил Митч. – И нам с Кристи, конечно, пришлось попотеть, чтобы оформить все бумаги. Хорошо ещё, что у нас были опытные консультанты из Фонда К. Я чуть в петлю не полез при виде распечатки с описанием всего этого хозяйства: в ней было добрых шесть ярдов. Для меня все это китайская грамота. А почему тебя это интересует, Квилл? Уж не хочешь ли ты попытаться зарегистрировать свой амбар?

– Нет, он уже необратимо модернизирован. А вот в Пикаксе есть целая улица исторических памятников, поэтому я и заинтересовался процедурой. У тебя сохранилась та шестиярдовая распечатка? Я не прочь ознакомиться с ней.

– Конечно. Сейчас попытаюсь её откопать. С твоим чувством юмора ты сможешь выискать в ней массу смешного для своей колонки.

Одобрив новые владения, Коди вернулась на кухню, посреди которой всё так же стояли её пожитки. Митч достал из коробки плошки, собираясь напоить и накормить нового домочадца.

– Ей будет хорошо здесь, – сказал Квиллер, натягивая куртку, шапку и перчатки. – Позаботьтесь о ней. Она происходит из доброй шотландской семьи. И передай Кристи мои сожаления по поводу того, что я не повидал её. Конечно, я понимаю, что гости не могут соперничать с козами.

Квиллер сам вызвался купить шампанское и торт ко дню рождения Линетт. Делая заказ в шотландской кондитерской, он попросил изготовить что-нибудь в национальном духе и рассчитывал получить обычное трёхслойное сооружение, украшенное чертополохом, эмблемой Шотландии, из розовой и зелёной глазури. Когда же ему предъявили кондитерское изделие, он невольно воскликнул: «О боги!» Огромный торт весь был покрыт глазурью в красно-сине-зелёно-жёлтую клетку, а в центре высился бумажный флажок с загадочными письменами.

– Здесь по-гаэльски написано: «Счастливого дня рождения!», – с гордостью пояснил кондитер. – Я впервые сделал такое. Вам нравится?

– Потрясающе… Оригинально! – похвалил Квиллер, вздохнув в смятении. Что скажет Полли? Не случится ли у неё очередной сердечный приступ?

– Я заверну флажок в кусочек восковки. Доставив торт по назначению, вы сами водрузите его на место.

Полли отправилась в парикмахерскую Бренды уложить волосы, и Квиллер доставил торт к ней домой, позволив себе открыть двери своим ключом и объяснив Бутси законность такого вторжения. Следуя инструкциям Полли, Квиллер поставил торт в холодильник, единственное недоступное для кота место, и предусмотрительно прикрепил к дверце записку: ОТКРЫВАТЬ С ОСТОРОЖНОСТЬЮ! ВНУТРИ ДИКИЙ ТОРТ!

Вечеринке по случаю дня рождения Линетт не хватало искрящегося веселья, легкого, как пузырьки шампанского, которое разливал Квиллер. Хозяйка вечера беспокоилась, хорошо ли запечётся говяжье филе в новой, ещё не опробованной духовке. Безутешная вдова выглядела непоколебимо угрюмой. Виновница торжества, казалось, нервничала. Может, боялась, что выяснится её настоящий возраст? Музыка могла бы слегка снять напряжение, но стереосистема как назло сломалась.

В соответствии с мускаунтским обычаем почётного гостя усаживали на правый конец дивана. Картер Ли сидел на другом конце, облаченный в одну из своих изысканных рубашек с монограммой. Линетт нарядилась так, словно собралась отплясывая флинт, шотландскую удалую: плиссированная зелёная юбка из шотландки, чёрный бархатный жакет и мягкие балетные туфли со шнуровкой, обвитой на щиколотках вокруг белых чулок.

Собравшиеся уже сказали всё, что могло быть сказано о погоде. Картер Ли не горел желанием говорить на профессиональные темы. А Квиллеру изменило искусство поддерживать беседу, ему никак не удавалось расшевелить компанию. Чтобы заполнить бреши в разговоре, который решительно не клеился, Буши суетился с фотоаппаратом, делая случайные снимки.

Когда Квиллер предложил Линетт открыть подарки, она твердо сказала:

– Нет! После ужина!

К счастью, мясо запеклось великолепно, йоркширский пудинг оказался воздушным, и Линетт нашла восхитительным именинный торт, покрытый шотландкой из глазури.

На кофе и ликеры гости перешли обратно в гостиную, и Линетт начала открывать подарки: фиалковые духи от Полли, серебряная брошь с «яйцом-пашот» от Квиллера, вставленная в рамку фотография от Буши бутылка вина от Даниэль, а от Картера Ли – малюсенький футляр,

В нём, очевидно, было кольцо. Не потому ли Линетт выглядела такой застенчивой, а Картер Ли казался неестественно робким? Когда он надел кольцо на палец её левой руки, Полли ахнула – таких размеров был бриллиант. Даниэль попросту начала отбивать чечетку высоченными каблуками. Буши сделал ещё пару снимков. А Квиллер открыл очередную бутылку шампанского.

Затем счастливая парочка ответила на вопросы. Да, они уже назначили дату. Нет, не будет никакого объявления в газете. Только после церемонии. Да уже скоро, поскольку они хотят отправиться в свадебное путешествие в Новый Орлеан и повеселиться на Марди-Гра. Нет, никакого венчания в церкви – просто скромная церемония в клубе Индейской Деревни… Да, потому что именно там они и познакомились за партией в бридж.

Когда гости разошлись, Квиллер первым делом спросил Полли:

– Ты знала что-нибудь об этой сногсшибательной новости? – Он остался, чтобы помочь ей с уборкой после вечеринки.

– Ни сном ни духом! Они ведь познакомились совсем недавно. Я надеюсь, она понимает, что делает.

– Мне казалось, она глубоко религиозна. Почему же не будет венчания в церкви? – не отставал он.

– Есть у меня одно предположение, – сказала Полли. – Двадцать лет назад я присутствовала при том, как её бросили прямо в церкви. На ней тогда было Шёлковое бабушкино платье и длиннющая фата. Она несла белые розы и фиалки. Шесть подружек невесты надели платья из фиалковой тафты. В церкви собралась толпа гостей. А жених и шаферы все не приезжали. Кто-то позвонил в отель; сказали что они уже уехали, должно быть, задерживаются в пути. Органист начал играть, чтобы успокоить нервничающих гостей. Связались с полицией– узнать, не было ли аварий на дороге. Мы ждали в комнате невесты, всё ждали и ждали. Линетт становилась всё бледнее, потом побелела как полотно и хлопнулась в обморок. Жених так и не появился.

– Какой ужас! – вздохнул Квиллер. – Что же произошло с тем парнем?

– Это был юноша из хорошей семьи, он жутко боялся женитьбы и страшился отказаться от неё. Вся его семья очень переживала.

– Так что же случилось с ним? Он вообще когда-нибудь объявился?

– Он записался в армию, оборвав все прежние связи. Линетт попала в лечебницу для нервнобольных. Труднее всего было возвратить сотни свадебных подарков!

– Да уж, – кивнул Квиллер. – Тогда вполне можно понять, почему она не желает давать никаких объявлений в газеты о церемонии.

– Да, тут, видимо, всё ясно, – согласилась Полли. – Но мне показалось, что Даниэль не испытывает особой радости от помолвки кузена.

– Просто нужно объяснять ей, что кузен никуда не денется. Напротив, она обзаведётся новой родней. – Затем, немного поразмыслив, он спросил: – Как ты считаешь, Линетт не собирается взять реванш, обманув Картера Ли?

– Ох, Квилл! Как ты можешь быть таким циничным? Она вообще не способна ни на что подобное!

ОДИННАДЦАТЬ

Наутро после дня рождения Линетт и неожиданного оглашения помолвки Квиллер проснулся в холодном поту, решив спросонья, что сердце его бешено колотится о ребра, но то было бодрое «бум-бум» утреннего марша – Уэзерби Гуд включил свой Суза-плейер. Он приглушил звук, так что из всех инструментов оркестра слышны были только ударные, буханье которых распространялось по стальной балке вдоль всего строения пять. Дружелюбный сосед засунул за дверную ручку Квиллера брошюру, содержавшую перечень из пятидесяти маршей Суза с датой их написания. Но кто мог знать, что выбрано сегодня для утренней побудки – «Артиллерийский марш» (1917) или «Дамский любимец» (1883)?

Сиамцы тоже проснулись и отлично слышали и ощущали пульсации. Коко в ожидании завтрака сидел на ковре и постукивал хвостом в такт ударным.

«Замечательный кот», – подумал Квиллер. Удары хвоста становились всё выразительнее.

Покормив питомцев, он расчесал им шёрстку и решил поучаствовать в кошачьих играх. День выдался холодный, но солнце светило ярко, заливая тёплыми лучами гостиную и вдыхая жизнь в одинокую комнатную муху, которая досталась Квиллеру вместе с жилищем и теперь зимовала с новыми жильцами в доме четыре строения пять. Игра заключалась в том, что Квиллер, изготовившись к удару, стоял и похлопывал сложенной газетой, кошки прыгали, выделывая в воздухе изящные, но бесполезные пируэты и сталкиваясь друг с дружкой, а муха игриво летала туда-сюда по двухэтажной гостиной. Она прожила с ними уже достаточно долго, чтобы заслужить имя – Мошка, – и на самом деле никто из преследователей не хотел её поймать.

Себе на завтрак Квиллер разогрел две сладкие булочки из морозилки и приготовил несколько чашек кофе на кофеварке с программным управлением. Затем он решил заблаговременно написать что-нибудь к первому февраля для своей колонки:

Январь – эхо декабря, март мечтает стать апрелем, но февраль ни с чем не схож, величавый в своей мирной белизне, утопающий в сугробах, скованный льдом. Февраль уникален и числом дней. Это единственный месяц, который произносят четырьмя разными способами.[53] А ещё это месяц рождения президентов[54] и месяц влюблённых. Давайте же все восславим…

Здесь творческий процесс был прерван телефонным звонком, и Квиллер услышал, как Селия Робинсон рапортует, чеканя слова:

– Мистер Квиллер, докладываю: интересующие вас номера – два, восемнадцать, десять, девять. Повторяю: два, восемнадцать, десять, девять.

– Благодарю за сотрудничество! – пророкотал он.

Значит, его подозрения подтверждаются. Если перевести номера в буквы алфавита, получается Б-Р-И-3. Стало быть, именно этот мерзавец Джордж Бриз предположил, что Ленни Инчпот «спятил». А ведь, по общему мнению, безумен, а вернее, бесчестен сам Старый Желчный Пузырь. У жителей Мускаунти вошло в привычку перемывать косточки Бризу – отчасти в шутку, отчасти всерьез, – это было излюбленное занятие завсегдатаев кофеен и закусочных. Бриза подозревали во всех смертных грехах, однако ни разу ни в чем не уличили, и это заставляло предположить, что он подмазывает местных чиновников. И откуда только, дивились все, он деньги берёт? На Сэндпит-роуд можно было взять напрокат грузовик или арендовать мини-склад. Бриз держал автомойку, где желающие могли сами обиходить свою машину – если имелось моющее средство, что бывало редко. Он разбирал на запчасти старые автомобили и сбывал на сезонных распродажах всякую рухлядь вроде ржавых, погнутых, отживших свой век снегоуборочных машин.

Квиллер вернулся к статье. О феврале можно много чего сказать. Для производителей поздравительных открыток это был второй по «урожайности» – после декабря – месяц. С коммерческой точки зрения валентинки имели даже кое-какие преимущества перед рождественскими карточками, которые ограничивались добрыми пожеланиями; валентинки могли быть сентиментальными, страстными, льстивыми, смешными, даже язвительными – каждому своё. И Квиллер описал историю семилетней вражды, в которой оружием стала валентинка.

Старшекурсником я посещал класс английского языка и литературы миссис Рыбий Глаз, где занималась одна неглупая девица, ярая спорщица. Каждый из нас претендовал на роль лидера. И вот в феврале я получил анонимную самодельную валентинку, которую явно смастерила она. Большая красная открытка с надписью: «Розы – красные, фиалки – синие, а вот что я думаю о тебе», а внутри одно-единственное слово – ЗАНУДА! – под отвратительной журнальной картинкой, которая изображала зевающего пса. Я ничего не сказал но сохранил открытку и на следующий год, также анонимно, послал её автору. В год нашего выпуска открытка, уже несколько потрепанная, опять вернулась ко мне. Эта бессмысленная игра продолжалась, пока я учился в университете. Потом я уехал в Чикаго и тем самым положил конец нашей молчаливой вражде. Я не помню, как звали ту девушку, но мне кажется, что на самом-то деле она любила меня.

Пока Квиллер печатал, оба кота оставались на письменном столе. Юм-Юм, лежа на животе, наслаждалась вибрацией, передающейся через деревянную поверхность. Коко, интеллектуал в этой парочке, внимательно следил за прыжками печатающих штанг и движением каретки, словно раздумывал, как усовершенствовать пишущую машинку. Вдруг он насторожил уши и покосился на телефон. Спустя пару секунд аппарат ожил.

Квиллер ждал звонка Полли с бакалейно-гастрономическим заказом, но звонила Линетт:

– Это было замечательно, Квилл! Спасибо ещё раз за очаровательную брошь, что ты подарил мне. Я приколю её в день свадьбы на мою клановую ленту.

– Рад, что тебе понравилось, – пробормотал он.

– И клетчатый торт был на редкость оригинальным! Полли сказала, что его принёс ты. Значит, это была твоя задумка?

– Боюсь, я не вправе приписать себе такую заслугу, – тактично ответил он.

– Послушай, Квилл, мы с Картером Ли хотим попросить тебя о большом одолжении. Не возражаешь, если мы заскочим к тебе ненадолго?

– Отлично. Заезжайте часам к пяти, посидим за бокалом вина.

После этого Квиллер поехал в Пикакс, чтобы сдать в редакцию статью и перекусить в «Большой ложке». Он надеялся также побеседовать с Броуди о деле Ленни Инчпота, но оказалось, что шеф полиции отправился на некое важное совещание стражей правопорядка. Броуди крайне редко посещал подобные мероприятия, и Квиллер подумал, не проводятся ли они в ледяных рыбацких хижинах на замерзшем озере.

Коньком «Большой ложки», расположенной в деловом центре, были супы. Закусочную держала Лори Бамба, энергичная молодая особа, которая вечно затевала что-то новенькое. Квиллер сел за стойку и заказал восточный горячий остро-кислый суп с сосисками.

– Как дела у Ника? – спросил он Лори. – Что-то его давно не видно.

– Он пропадает на индюшачьей ферме, я сама почти не вижусь с ним, но он счастлив, что больше не работает в тюрьме.

– Я рад за вас обоих. Хорошо, что он покончил с той работой. Ну а как твой суповой бизнес?

– Учусь потихоньку, – добродушно сказала она, пожав плечами. – Народ чаще заказывает томатный рисовый да куриный с лапшой, чем баклажановый с арахисом.

– Это Пикакс, подружка, – напомнил он.

– Как твои киски чувствуют себя в Индейской Деревне? – У самой Лори жило пять представителей семейства кошачьих, и она частенько наставляла Квиллера.

– Для них дом там, где есть вкусная пища. Кормите их в назначенное время, и они будут счастливы в любом месте. Правда, им пришлось испытать и новые ощущения. Наш сосед любит крутить марши Суза, и теперь Коко отбивает такт хвостом не только когда играет музыка, но и просто так.

– А он не водит хвостом из стороны в сторону?

– Точно! Вправо, влево – бам, бам – вправо, влево!

– Это опасный знак, – нахмурилась Лори. – И он вымещает злость на Юм-Юм?

– Вот именно, и на мне тоже! Он пытается мне что-то сказать, да я никак не пойму что. А он сердится. Ох уж эти коты! Кого хочешь сведут с ума… Кстати этот суп, Лори, просто отменный.

– Спасибо. Разрешаешь ссылаться на тебя? Мне достаточно только сказать: «Мистеру К. понравилось», и все клиенты наперебой начнут заказывать восточный горячий остро-кислый суп с сосисками.

Из закусочной Квиллер направился в дизайнерскую студию, чтобы забрать свои кинжалы.

– Превосходное получилось обрамление! – похвалил он Фрэн Броуди. – Ты настоящая мастерица!

– Где повесишь?

– В прихожей над комодом.

– Только не слишком высоко! – предупредила она. – Мужчины твоего роста норовят вешать все украшения под самым потолком. Синдром жирафа. – Затем легкомысленный тон сменился доверительным: – Я слышала сегодня одну фантастическую сплетню. Говорят, Линетт наконец-то собралась замуж! Причем за Картера Ли. Ты можешь себе такое представить?

– Это только доказывает, Фрэн, что у тебя тоже есть надежда, – поддразнил он.

– Так-то оно так, но много ли у нас появляется таких Картеров Ли Джеймсов? – возразила она.

– Откуда просочился слушок?

– Мне позвонила одна из постоянных заказчиц. Думаешь, это правда? Линетт же старше его, ты знаешь. Возможно, он женится на ней из-за денег Дунканов.

– Ну зачем ты так? У Линетт масса достоинств, и они оба увлечены идеей реставрации старых домов… а также бриджем. Я слышал, они отличные игроки.

– Удивительно, почему Даниэль ничего не сказала мне… Если это правда,

– Как продвигается работа над пьесой? – спросил он, плавно меняя тему.

– Отличные новости! Нам удалось заполучить Эрни Кемпла на роль асессора Бракка, и теперь у нас превосходный состав, хотя его раскатистый бас и металлический щебет Даниэль звучат как дуэт тубы с флейтой пикколо. Тебе стоит зайти на репетицию как-нибудь вечером – обхохочешься! Она называет его А. Б. Помнишь эпизод, когда Гедда достаёт пистолет генерала Габлера и говорит: «Я собираюсь застрелить вас, асессор Бракк». Так вот, Даниэль, вихляя бедрами, заявляет: «Я собираюсь прикончить вас, А. Б». Мы все так и прыснули!

Квиллер пригладил усы.

– Если хочешь знать моё мнение, Фрэн, эта постановка не переживет премьеры. – Уже направляясь к выходу, он небрежно обронил: – Твой отец случайно не увлекается подлёдным ловом?

– Нет, его не слишком привлекают такие забавы. Разве что постреляет уток осенью. А почему ты спросил?

– Да так, интересно… Он ничего больше не говорил об убийстве Уилларда Кармайкла?

– Последнее время нет. А когда ему только сообщили об этом, говорил, что такое убийство нипочем не раскроют, разве только подозреваемый в другом уличном преступлении возьмёт его на себя за обещание скостить срок.

По пути домой Квиллер думал о Ленни Инчпоте и Джордже Бризе. Нужно переговорить с Селией Робинсон, но как и где? Если ярко-красная машина Селил будет слишком часто мелькать возле его дома, это вызовет нездоровое любопытство соседей, включая Полли. Жители Пикакса обожали посплетничать – это называлось «делиться информацией». Таков уж был здешний стиль жизни. Слухи распространялись со скоростью света. Даже когда Квиллер жил на отшибе в яблочном амбаре, Энди Броуди умудрился приметить красную машину, что въезжала в рощицу, закрывавшую амбар от Мейн-стрит. Поразмыслив обо всём этом, Квиллер пришел к выводу, что разумнее всего сноситься с Селией по почте, как они уже делали, когда вместе распутывали флоридское дело. Приехав домой, он тут же напечатал следующее сообщение:

Строго конфиденциально.

Запомнить, порвать и сжечь

Кому: Агенту 0013 1/2.

От кого: К.

Операция: «Зимний бриз».

Задание: Выследить субъекта, означенного в Вашем сообщении. Кодовое имя – Красная Шапка. Изображая радушную хозяйку клуба, временно замещающую Пенни, выяснить, почему Красная Шапка проводит так много времени у телевизора в комнате отдыха, вместо того чтобы продавать ржавые снегоочистители на Сэндпит-роуд. Будьте с ним поласковей. Если предложит выпить, не отказывайтесь. В случае чего выплесните содержимое бокала в горшок с искусственным папоротником, когда он отвернётся. Имейте в виду, что Красная Шапка может оказаться нашим Пикакским Воришкой. Возможно, он пытался замести следы, подкинув Ленни фальшивые улики. Выполнив задание, позвоните в штаб, чтобы договориться о встрече в отделе свежей продукции супермаркета Тудлов.

Супермаркет Тудлов был отличным местом для тайных встреч. Там покупатели частенько обменивались мнениями о том, какие лучше купить апельсины для сока, как лучше всего приготовить свеклу или какое вино приобрести. Девушки, рекламирующие новую продукцию, предлагали попробовать плавленый сыр или оливковое масло, а ещё там подавали кофе в маленьких бумажных чашечках. Лица обоего пола могли болтать вдоволь, не боясь перегрузить телефонную линию.

Для доставки инструкции в сторожку, где находился почтовый ящик Селии, Квиллер нацепил снегоступы – или «перепонки», как их называли знатоки, – и совершил марш-бросок через рощу по свежевыпавшему снегу, с трудом делая широкие шаги, стараясь держать ноги на ширине плеч, идти размеренно и неторопливо, как бы вразвалочку. Он нашёл, что это успокаивает. Отвязав «перепонки» возле сторожки и воткнув их хвостами в сугроб, он испытал удовлетворение.

Дело шло к пяти часам, так что Квиллер выдал сиамцам ранний ужин и прочитал наставление относительно того, как им следует вести себя во время визита счастливой парочки:

– Не носитесь вокруг нас! Не сбрасывайте вещи на пол! Никаких семейных свар!

Спокойно и серьёзно поглядывая на него, кошки вели себя так, словно всё понимали, хотя в действительности просто спокойно переваривали съеденное.

Гости подъехали точно в пять. Картер Ли вёл «лэндровер» Уилларда. Войдя в прихожую, они сняли ботинки и пристроили шарфы и куртки на вешалку, которая исторгла из Линетт целый поток восхищенных слов. Объект её восторгов представлял собой квадратную медную колонну семифутовой высоты с отлитыми из меди гранеными крючками, закреплёнными на разных уровнях.

– Ар-деко, вещь довольно старая, но не антикварная. – сообщил Квиллер. – Фрэн отрыла её где-то Чикаго. Эта штука долгие годы украшала приёмную одной адвокатской конторы.

Гости повесили головные уборы – пушистую белую шапочку из ангоры и чёрную меховую шапку вроде кубанки – на верхние крючки. Затем прошли в гостиную и похвалили чудесный зимний вид из окон и красоту кошек.

– Вот этот – Коко, а вон там – Юм-Юм, – пояснила Линетт, которая как-то кормила животных на выходных днях в отсутствие Квиллера. Она фамильярно протянула им руку – чтобы обнюхали, но они с типичным кошачьим своенравием проигнорировали её и направились к Картеру Ли.

– Не принимай это на свой счёт, – утешил её хозяин. – Они всегда считают своим долгом в первую очередь изучить новоприбывшего.

А новоприбывший заметил:

– У моей матери – она живет в Париже – есть сиамец по кличке Теори Домини дю Мануар де Омбрёз. Для краткости Додо.

– Мы собираемся во Францию в мае, – добавила Линетт. – Картер Ли свободно говорит по-французски, а я собираюсь освежить познания, усвоенные в средней школе. Le crayon est sur la table.[55]

– А пока для начала не желаете ли освежиться бокалом мерло или пино-нуар? – спросил Квиллер. В холодную погоду в Мускаунти предпочитали красные вина.

Пока он хлопотал, гости заняли лучшие места в доме на мягком диване с толстыми, глубоко проседающими подушками, который стоял под антресолями; с него открывался прекрасный вид на реку в ледяном панцире, чьи белые сверкающие берега отсрочивали угасание дневного света.

– По всем признакам река уже крепко промёрзла, – проговорил Квиллер. – Но когда я проходил по берегу в снегоступах в полной тишине, то слышал слабое журчание воды подо льдом. А мои кошки всё время слышат его. Усядутся на подоконнике и слушают.

Мечтая о будущей жизни, невеста сообщила:

– Мы хотим купить летний домик… Правда, милый? Либо здесь, на Иттибиттивасси, либо на Скалистом ручье.

Жених кивнул, улыбаясь и всем видом выражая полное довольство.

Какое-то время они вели приятную светскую беседу. Руки голубков, сидевших в разных концах дивана, встретились на центральной подушке, парочка то и дело обменивалась нежными взглядами. Затем, словно повинуясь незаметному пожатию руки, Линетт объявила:

– Мы были бы благодарны, Квилл, если бы вы с Полли стали нашими свидетелями на свадебной церемонии. Полли согласна.

– Конечно! Ваша просьба делает мне честь. Когда же произойдёт это радостное событие?

– В следующий вторник. Мы рассчитали всё так, чтобы успеть съездить в свадебное путешествие на Марди-Гра.

Картер Ли добавил:

– Для нас уже зарезервирован номер, начиная со среды, в одной гостинице рядом с Французским кварталом.

– Новый Орлеан – весьма волнующее место для свадебного путешествия, – пробормотал Квиллер.

Взмахнув рукой со сверкающим бриллиантом, Линетт беспечно промолвила:

– Есть, правда, одно старое поверье: «Во вторник жениться – всю жизнь томиться». Но меня это не волнует. Церемония состоится здесь, в помещении клуба, службу проведет пастор из нашей церкви. Потом будет скромный приём, человек на сорок…

– Но нам хотелось бы, чтобы вы с Полли, – вставил Картер Ли, – были нашими гостями на ужине в гостинице «Валунный дом». Мы проведём там брачную ночь и улетим в среду утром на рейсовом самолете. Эта гостиница обеспечивает постояльцам лимузины, и один из них отвезёт нас в аэропорт.

– Я хочу устроить шотландскую свадьбу, Квилл, – заявила Линетт. – Поверх белого платья надену ленту с цветами моего клана и закреплю её твоим подарком, той серебряной брошью, что ты подарил мне. Полли наденет длинную клетчатую юбку в складку и клановую ленту. Есть ещё несколько шотландских традиций, например, цветочный венок на голове и серебряная монета в туфельке – на счастье. А на приёме Полли разломит над моей головой традиционную овсяную лепешку.

Квиллер задумался:

– Ну, овсяные лепешки ты можешь купить в шотландской кондитерской, но серебряные монеты не выпускаются с шестидесятых годов.

– А я сжульничаю. Положу в туфлю маленький десятицентовик. Кстати, Картеру Ли во время церемонии придётся развязать шнурок на левом ботинке.

– Я тоже сжульничаю, – усмехнулся Картер Ли. – Надену лодочки без шнурков.

– Да, он будет в смокинге, – вспомнила Линетт. -Но мы надеемся, что ты, Квилл, облачишься в полный шотландский наряд.

Он кивнул в знак согласия и выслушал комплименты его дебюту на шотландском вечере.

– Как последняя в нашем роду, я хотела бы сохранить девичью фамилию. Родившийся Дунканом, останется Дунканом навсегда… Ты ведь не против, милый?

Жених слегка пожал её руку и снисходительно улыбнулся. Они были так застенчиво сентиментальны что Квиллер внутренне содрогнулся. Застенчивая сентиментальность для него была чем-то чуждым и непонятным. Кроме того, Полли ждала его на ужин, а они. сказав, что заскочат ненадолго, просидели уже больше часа. Не стоило, видно, предлагать им по второму бокалу вина. И чтобы вывести парочку из состояния предсвадебной эйфории, он мрачно осведомился:

– А как дела у вашей кузины. Картер Ли? Все ли у неё… Как там она?

– Даниэль неплохо держится. – ответил тот. – Хочет снова выйти замуж, а это хороший признак. Жизнь продолжается. Она может ещё осчастливить кого-то. Мне не нравится, когда люди попусту растрачивают жизнь. Вы согласны со мной, Квилл?

Прежде чем Квиллер нашелся с ответом, все трое невольно вздрогнули – из прихожей донёсся шум драки: сердитое фырканье, глухие удары, шипение и рычание. Квиллер вскочил и бросился на поле битвы. Кошки сражались за русскую меховую шапку, катались в ней, колошматили её – и друг дружку – задними лапами.

– Прекратите! – прогремел Квиллер, и негодники бросились кто куда. – Примите мои извинения! – сказал он Картеру Ли.

– Пустяки. Я просто хорошенько отряхну её, и все дела.

Влюблённая чета укатила в своем «лэнд-ровере». а Квиллер отправился к Полли, но не раньше, чем выдал сиамцам угощение, проворчав:

– Ах вы плутишки!

ДВЕНАДЦАТЬ

Жизнь Квиллера той зимой походила на странную головоломку или паззл, состоящий из работы, совершавшихся вокруг событий, чтения, ежедневного хождения на снегоступах (мало-помалу он осваивал это искусство), телефонных звонков и неотложных домашних забот о сиамцах. Раз в неделю, когда он проводил уик-энд с Полли Дункан, все фрагменты вставали на свои места. Он мог рассчитывать на довольство и поощрение в равных пропорциях, а вдобавок на стычку с Бутси. Однако уик-энд, последовавший за днём рождения Линеттт, стал исключением из правил. Он начался с жареного сига и брокколи субботним вечером у Полли и закончился воскресным ужином в пятизвёздочном ресторане «Конь-огонь» в Локмастере.

Под сига Квиллер сказал:

– Если Линетт думает, что новость о её свадьбе никуда не просочится до самой церемонии, она тешит себя иллюзиями. Сегодня я видел Фрэн Броуди, и она уже слышала об этом от клиентки.

– Линетт просто не хотела давать объявления в газете, – пояснила Полли. – Она приглашает друзей неофициально, по телефону, и все понимают, что она не желает лишних разговоров.

– Понимать-то они понимают, но будут ли держать рот на замке? В нашем округе любят почесать языками.

– Квилл, дорогой, ты слишком циничен.

– Я, кажется, догадался, почему Даниэль выглядела такой расстроенной на вечеринке. Уиллард хотел свозить её на Марди-Гра. А теперь гостиничным номером, который он забронировал для них, воспользуется Картер Ли, Даниэль же останется с носом… Если только Линетт не оставит с носом Картера Ли. Тогда он сможет взять с собой Даниэль.

– Это не тема для легкомысленных шуточек, – заметила Полли с мягким укором. – Линетт твердо решила выйти замуж. Она уже отказалась от работы в клинике и превращает своё имущество в совместную собственность.

– То есть ты полагаешь, что можно спокойно бежать за свадебным подарком? Если бы мы узнали об этом пораньше, они могли стать хозяевами чёрного шнауцера.

– Да, выбрать для них подарок действительно сложно. У Линетт дом полон фамильного серебра, фарфора и прочих произведений искусства.

– Может, заказать какому-нибудь художнику их семейный портрет на фоне пряничного особняка Дунканов? Что-то в духе «Американской готики» Гранта Вуда[56] , но без сельскохозяйственных орудий. В Локмастере есть один парень, он пишет портреты, и вполне прилично.

Полли сочла идею замечательной.

Они ещё поговорили о том о сём. Она спросила:

– Тебе понравилось ходить на снегоступах, да? Я видела, как ты шастаешь по Деревне в оранжевой тёплой куртке и такой же ярко-оранжевой шапочке.

– Именно в оранжевой, чтобы охотники по ошибке не приняли меня за петляющего зайца… Тебе удалось уже починить твою стереоаппаратуру?

– Я звонила в «Удачную электронику» три раза.

– А знаешь, откуда такое название? Если ты туда дозвонилась, это уже удача. Мастер пришёл починить поломку? Удача вдвойне. Только непременно выяснится, что он должен заказать новую деталь. А вот когда этот кудесник снова зайдёт и починит аппаратуру, считай, ты сорвала банк. По мне, так проще купить новый современный агрегат.

Потом разговор свернул на библиотечные дела.

– У нас проблемы с новым сливным бачком в туалете, – пожаловалась Полли. – Вода из него хлещет с таким рёвом, что слышно во всём здании. Служащие хихикают, читатели пугаются, а я в некотором смятении, но водопроводчик говорит, что ничего не поделаешь – система работает как положено!

По пути из Локмастера в воскресенье вечером Квиллер допустил большую ошибку, спросив:

– Ну как, нашла подружку для Бутси?

– Да, наконец-то! У моей приятельницы в Локмастере кошка принесла котят, и она обещала, что оставит за Бутси право выбора.

– Смотри осторожней выбирай имя для новой киски. Томас Стернз Элиот[57] говорит, что имя, выбираемое для кошки, может повредить её самоуважению. Возможно, Бутси не нравится его имя.

– Что ты имеешь в виду? – вскинулась Полли.

– Надо признать, что Бутси едва ли подходящее имя для такого благородного и аристократичного животного, как сиамец[58] . Если оно вынуждает его сомневаться в своём достоинстве, то от этого может портиться характер.

– Когда мы с ним одни, он очень нежен и ласков, – вспыхнула Полли.

– Но ты ведь вынуждена запирать его, когда приходят гости. Разве он производит впечатление добродушного и уравновешенного зверя?

– Ты – единственный, кто не может поладить с ним! – воинственно парировала Полли. – Мне думается, ты глуп, как и твои теории. И Элиот тоже.

Квиллер тогда ещё не сознавал, насколько опасно ввязываться в спор о выборе имени для домашнего животного, какая бы близкая дружба ни связывала вас с его хозяином. Совершенно нечаянно он затронул запретную тему и теперь раскаивался.

– Прости, что я завёл этот разговор, Полли. Я не хотел расстроить тебя.

– Да, я расстроилась и вообще нахожу весь этот разговор бессмысленным. А сейчас, будь добр, останови машину около моего дома. У меня разболелась голова.

Он сделал, что просили, и Полли вышла, не добавив больше ни слова. Ему ещё не доводилось наблюдать такой вспышки негодования у своей интеллигентной и рассудительной приятельницы.

Сиамцы поняли, что он расстроен, и держались поодаль, встревоженно посматривая на него. Не сказав им ни слова, Квиллер переоделся в домашний халат и мягкие тапочки и положил себе добрую порцию мороженого. Падал легкий снежок. Близились сумерки. Развалившись в большом кресле, он пристроил ноги на пуфик и погрузился в размышления: «И что теперь? Должен ли я позвонить и извиниться? Успела ли она уже успокоиться? И что я скажу? С чего начать?»

Вдруг по дому разлилась требовательная, настойчивая трель дверного звонка. Сбросив ноги на пол, он поспешил к двери. На снегу стояла маленькая, хрупкая, как птичка, женщина без пальто, без сапог, в одной шали, накинутой поверх седых волос и худеньких плеч.

– Пожалуйста, помогите! – взмолилась она. – Наша кошка угодила в ловушку! Она может покалечиться! – Женщина показала вдоль ряда домиков.

– Бежим скорей!

Он сдернул куртку с вешалки и припустил следом за ней по снегу в домашних тапочках. Женщина оказалась одной из пенсионерок-учительниц из дома два.

Золотистая персидская кошка упала за стиральную машину, запуталась в проводах, грозивших её удушить, и отчаянно пыталась освободиться, истошно мяукая.

– Не подходите! – приказал Квиллер. – Я отключу машину. Всё будет в порядке. – Ласково разговаривая с перепуганным животным, он распутал кошку и передал её маленькой женщине, воззвавшей о помощи.

– Бедная Пинки! Бедная Пинки! – причитала женщина, обнимая и целуя свою любимицу.

Вторая сестра, повыше ростом, но такая же худенькая, с чувством сказала:

– Как же нам отблагодарить вас, мистер Квиллер? – Тут она заметила, что он стоит в лужице растаявшего снега. – О господи! Посмотрите-ка! Вы же в домашних тапочках! Бедный! Должно быть, вы замерзли! Дженни, принеси полотенца! Что мы можем сделать для вас, мистер Квиллер?

– Просто дайте мне полотенце и бросьте мои тапочки в сушилку, – подсказал он. – И я думаю, сейчас мне не повредит чашка горячего кофе. – Из кухни доносился восхитительный аромат этого напитка.

– Капнуть вам в него немножко бренди? Проходите и присаживайтесь… Дженни, где наша электрогрелка? И принеси синее лоскутное одеяло!

Пинки исчезла, несомненно встревоженная появлением полуодетого чужака, который сидел на её любимом месте, завёрнутый в синее одеяльце, и отогревал ноги, в то время как две её хозяйки порхали вокруг него, беспокоясь и пытаясь помочь.

Они представились как Рут и Дженни Кавендиш.

– У нас две кошки, и мы знаем, что у вас есть пара сиамцев, – говорила Рут. – Мы читали о них в вашей замечательной колонке.

Дженни представила приятеля Пинки, золотистого перса по кличке Квонки.

– На самом деле их полные имена Пропинквити и Иквонимити.[59]

– Идеальные имена для кошек! – заявил он, а сам подумал: «Это приключение может принести плоды». Идеи уже роились в его голове.

Он дал Рут ключи, попросив принести его ботинки из прихожей дома четыре, а шлепанцы вскоре вернули ему тёеплыми и сухими.

Сестры упорно твердили о своей вечной благодарности.

Итак, вот какую идею породило приключение: он мог бы написать остроумный трактат о хитром искусстве выбора кошачьих имён (Полли на заметку!) и предложить читателям сообщать ему имена их любимцев. Как ведущий колонки, Квиллер не прочь был заставить подписчиков потрудиться за него. Читательские отклики – так это называется. Он понимал, что Арчи Райкер может заявить: «Не надо больше о кошках! Пожалуйста!» Пусть себе глумится! На Райкере не лежала обязанность дважды в неделю выдавать по тысяче занятных, содержательных, тщательно продуманных слов. Для начала Квиллер составил список благозвучных кошачьих имен, выбранных его знакомыми:

Тулуз, чёрно-белый бездомный бродяга, взятый в дом художницей;

Ригли, уроженец Чикаго, ныне живущий в Пикаксе;

Уинстон, пушистый зверь, обитающий в книжной лавке и похожий на пожилого государственного мужа;

Агата и Кристи, две кошечки, подброшенные на парковку библиотеки;

Магнификат[60] , обретающийся при Старой каменной церкви;

Бетховен, белый кот, глухой от рождения;

Наказание Господне, любимец бывшего пастора и его жены.

Затем он развил некоторые свои идеи о кошачьих кличках: восточные породы благосклонно реагируют на имена с восточной коннотацией или оттенком типа Бью Тай или Председатель Мяу. Другим нравятся пышные титулы, которые укрепляют их самоуважение, как-то: Сэр Альберт Белолапый, Леди Ик-Ик или Саманта Пуховое Брюшко; и неважно, что все эти титулования используются только при официальном представлении, а в повседневной жизни хозяева прибегают к уменьшительным именам. Если коту не по душе данное ему имя, у него может испортиться характер, который исправится, как только его переименуют, к примеру из Арахиса в Аристократа. За три дня кот по кличке Болван привыкнет к патрицианскому имени Брут.

Выношенные и ловко изложенные, эти идеи составили очередную колонку «Из-под пера Квилла», которая заканчивалась следующим образом:

Как зовут ваших кошек? Напишите их имена на почтовых открытках и отправьте в редакцию «Всякой всячины» с пометкой «Кошачий опрос». Имена могут быть самыми разными: оригинальными и заурядными, бранными и ласкательными, глупыми и даже непристойными. Это не конкурс! Никаких призов не будет!

Когда Квиллер сдавал материал в редакцию, Джуниор Гудвинтер пожаловался;

– Мы уже ошалели от телефонных звонков твоих читателей, желающих узнать четыре способа произнесения слова «февраль». – Просматривая статью, он хранил недоуменное молчание, пока не дошёл до последнего абзаца. – Ну и ну, старина'. Вот подожди, прочтут это в «Локмастерском вестнике»! Они решат, что мы все здесь белены объелись. Тут у тебя написано: никаких призов! Кто, скажи на милость, станет писать в газету, если не предложен приз? И сколько же открыток ты рассчитываешь получить?

– Немного, – отозвался Квиллер, пожав плечами. – Моя колонка призвана давать людям пищу для размышлений и разговоров.

Газета с публикацией о кошачьих кличках поступила в продажу в середине дня. А вечером в доме Квиллера раздался телефонный звонок, и в трубке зазвучал «тихий, нежный, милый» голос

– Квилл, ты не обиделся? Ты со мной разговариваешь?

– Нет, но я готов тебя послушать, – мягко ответил он. – Я уже соскучился по твоему голосу, такому успокоительному.

– Прости, что я вчера вспылила. Боюсь, меня слишком задевают разговоры насчёт имени Бутси. Сама не знаю почему. Ты не единственный, кому оно не по вкусу.

Квиллер понимал, в чём тут закавыка. Решая, как назвать кота, она сделала неудачный выбор и сама понимала это, но обижалась, когда ей об этом говорили.

– Знаешь, твоя статья подсказала мне одну идею. Ты правда думаешь, что Бутси сможет привыкнуть к новому имени за три дня? Что, если мне переименовать его в Брута? Брут был благороднейшим из римлян!

В тот вечер ему звонили многие, и в числе прочих – обладательница скрипучего голоса, от которого кровь леденела в жилах.

– Привет, Квилл. Это Даниэль. Я видела, как ты бродишь на своих снегоступах.

– Очень дешёвое средство передвижения, – сказал он.

– Как ты смотришь на то, чтобы добрести до меня как-нибудь днём и послушать, как я читаю роль? Может, присоветуешь что-нибудь полезное.

– Спасибо за приглашение, но я рабочая лошадка и мои дни полностью расписаны, – поторопился с ответом он, быстро добавив: – А как проходят репетиции?

– О, там так весело…

– Отлично. Даниэль. Я был бы рад ещё поболтать с тобой, но, к сожалению, у меня полон дом гостей. Надеюсь, ты не обидишься? – И он повесил трубку. – Чёрт побери! – ругнулся Квиллер, адресуясь к Коко, который сидел на столе и постукивал хвостом, мотая им из стороны в сторону: вправо, влево, вправо, влево.

Следующий звонок оказался куда более приятным. Чеканя слова, Селия Робинсон проговорила отрывисто, как всегда при передаче тайных сообщений:

– Мистер Квиллер, говорит миссис Робинсон. Завтра утром я собираюсь зайти в супермаркет Тудлов. К ним завезли хорошие яблоки, а я знаю, что вы едите много яблок. Если вам нужно, могу набрать для вас целый мешок. Я собираюсь туда к десяти часам, пока все не разобрали.

– Буду вам очень признателен. Очень любезно с вашей стороны, – откликнулся он.

На следующее утро, в десять часов, Квиллер нашёл Селию во фруктовом отделе супермаркета Тудлов, где она проверяла яблоки на предмет побитости и червоточин.

Незаметно подобравшись к ней с пластиковой корзинкой, какими снабжали всех покупателей при входе, он громко спросил:

– Ну и как, эти яблоки съедобны?

– Это же джонатан, прекрасный сорт, который годится для чего угодно, – так же громко ответила она и шёпотом добавила: – У меня состоялся длинный разговор с Красной Шапкой.

– По правде говоря, мне нравится уайнсэп. Знаете, такие бордовые, с жёлтой мякотью.

– Для них сейчас не сезон… – Шёпотом: – У меня в сумочке имеется плёнка.

К ним подошёл ещё один покупатель.

– Вы ведь мистер К., не так ли? На мой взгляд, ваша колонка просто прекрасна!

– Благодарю вас, – ответил Квиллер, нагружая яблоками корзинку.

– Я всегда вырезаю ваши статьи и посылаю их дочери в Айдахо.

– Приятно слышать… – Квиллер стал медленно отступать, следуя за Селией к прилавку с апельсинами. – Как, по-вашему, вот эти подойдут для сока?

– Я всегда выбираю тонкокожие… – И приглушенной скороговоркой: – Встретимся у кассы.

Они разошлись и встретились вновь, когда Квиллер покупал нарезанную ломтиками грудку индейки для кошек и банку греческих оливок для себя. Селия жевала кусочек сыра с крекером. Она незаметно сунула ему что-то завернутое в бумажную салфетку и исчезла в толпе. Это была пленка.

Когда Квиллер прослушал запись, сделанную Селией, у него создалось впечатление, что это готовый сценарий телешоу «Первое свидание» для тех, кому за шестьдесят. Дружелюбный женский голос чередовался с мужским, гнусавым и хриплым:

– Вы мистер Бриз? Привет! Я Селия Робинсон из службы управляющего.

– Привет! Присаживайтесь. Хотите выпить?

– Как вам нынешняя погода? Довольно холодно, не правда ли?

– Да уж, не самая лучшая для тех, кого мучает ревматизм.

– Какая у вас симпатичная рубашка! Мне нравятся, когда мужчины носят клетчатые рубашки.

– Жена подарила мне её восемь лет назад. Пора бы уже постирать. Хе-хе-хе.

(Женский смех.)

– Ах, мистер Бриз! Вы такой шутник!

– Зовите меня Джордж. Вы очень приятная женщина. Вы замужем?

– Я уже вдова и бабушка.

– Выпейте глоточек виски. А я разведён. Жена сбежала со скрипачом, играющим на сельских танцульках.

– И потому вы живете в Деревне?

– Ага. Дом на Сэндпит-роуд стал слишком велик для меня; Не знаете, нет ли у кого лишних девяноста тысяч?

– Девяносто тысяч! Должно быть, у вас там роскошный особняк.

– Ну, крыша пока не течёт. Если найду другую жену, сохраню дом за собой и приведу его в порядок. Есть здесь один бродяга, который уверяет, будто я могу содрать с властей деньги на его благоустройство. Показывал мне всякие картинки, как мой дом должен выглядеть. Убойные, скажу я вам, картинки.

– Звучит заманчиво. Даже слишком, чтобы быть правдой, вы не находите? А кто к вам приходил?

– Да какой-то молодой парень. Живет здесь, в Деревне. Не помню его имени… Надо выпить. Закажу-ка я ещё стаканчик. Что вам взять?

– Спасибо, я никогда не пью на работе.

– Не уходите. Я мигом вернусь. (Пауза.) Ну, будем здоровы! Как говорите, вас зовут?

– Селия Робинсон. Я временно замещаю Ленни Инчпота. Вы его знаете?

– Разумеется. Он угодил в каталажку за воровство.

– Но все говорят, что он очень честный молодой человек. Ленни не только работает, но ещё и учится в колледже.

– Это ещё не делает его честным. У него же нашли краденые вещи. Разве вы не знаете?

– Интересно, кто намекнул полиции, чтобы проверили шкафчик Ленни?

– Только не я!

– А вы знаете, какие вещи украли?

– Понятия не имею. По радио ничего не сообщали. Может, об этом писали в газете? Да я не читаю газет.

– Почему же нет, мистер Бриз? В них бывает много интересного.

– Зовите меня Джордж. Чтение газет – пустая трата времени. Я процветающий бизнесмен. Мне нет нужды читать. Я могу нанять людей, чтобы они читали и писали за меня.

– Уж не хотите ли вы сказать, мистер Бриз… Джордж, что не умеете читать?

– Сумел бы, если бы почувствовал тягу к учению. Да только времени не хватает. Деньги надо делать. Куча людей умеет читать и писать, а разоряются в два счёта.

– А какие дела вы везёте… Джордж?

– Да любые растреклятые дела, коли они приносят деньги. Вам не нужна работа! Вы умеете стряпать?

(Щелчок.)

Выключив магнитофон. Квиллер недовольно хмыкнул в усы. Он как-то попытался взять интервью у старого остолопа во время избирательной кампании, в ходе которой Бриз осрамился, набрав всего два голоса. «Особняк» Красной Шапки представлял собой уродливое, квадратное в плане, двухэтажное сооружение типа казармы с четырёхскатной крышей, в центре которой торчала высокая дымовая труба из кирпича. Местные остряки говорили, что дом похож на вантуз. Унылый образчик недвижимости, не оживленный ни единым мазком краски, без ставней на окнах; вокруг ни деревьев, ни кустов, ни газонов. Да и сам Бриз был либо трогательно наивен, либо заносчиво невежествен.

Слушая плёнку, Коко издавал вполне благодушное урчание, и Квиллер вдруг почувствовал жалость к Старому Желчному Пузырю. Он подозревал презренного бедолагу, не имея на то никаких оснований, только из личного предубеждения. И, если вдуматься, усы, обычно подтверждавшие справедливость интуитивных догадок Квиллера, не подавали сигналов тревоги на протяжении всей операции «Зимний бриз»… Итак, Бриз, пожалуй, ничего не крал и не звонил в полицию, подбросив краденое в шкафчик Лени. Так кто же это сделал?

ТРИНАДЦАТЬ

Последний предсвадебный уик-энд Квиллер и Полли вновь провели вместе. В знак примирения он подарил ей отделанную медью шкатулку из полированной кости, которую берёг на четырнадцатое февраля, А в преддверии Валентинова дня заказал по каталогу современную стереоаппаратуру.

В один из вечеров Полли сказала:

– Мне всегда казалось, что Линетт и Уэзерби Гуд могли бы составить неплохую пару. Она восхищается его манерой изложения прогнозов, и оба они играют в бридж, к тому же он видный мужчина, хотя слегка крупноват.

Квиллер подумал, что Уэзерби в роли ведущего несколько утомителен, как сбалансированная диета.

– Картер Ли – человек сдержанный, утончённый, настоящий джентльмен. Уэзерби – это бравурный марш «Звёздно-полосатый навсегда», а Картер Ли – Пахельбелев Канон.[61]

– А ты знаешь, Квилл, что настоящее имя Уэзерби Джо Банкер?

– В таком случае он поступил разумно, взяв псевдоним, – глубокомысленно заметил Квиллер.

Во вторник вечером в большом зале клуба состоялась свадебная церемония. Белая дорожка на красном ковре вела к камину, в котором празднично пламенел огонь. Перед ним на застеленном белой скатертью столе стояли белые и красные гвоздики в медной вазе и красные свечи в высоких медных подсвечниках.[62] «Как романтично, что свадьба пришлась на Валентинов день!» – говорили гости, стоявшие по обе стороны дорожки. Главным образом на церемонии венчания присутствовали знакомые Линетт по бридж-клубу, церковному приходу и больнице, а кроме того, чета Райкеров, Ланслики и Джон Бушленд с его фотоаппаратурой. Многие мужчины были в килтах, а женщины – в клановых лентах, спускавшихся наискосок от плеча к бедру.

Когда смолкли звуки шотландских мелодий для флейты и цимбал, гости оборотились к входу. Распахнулись двойные двери, и на белую дорожку вступил, наигрывая мотив «Горской свадьбы», Эндрю Броуди в праздничном наряде волынщика. За ним появился священник, коему надлежало совершить обряд, следом – жених с шафером и – после нескольких волнующих секунд ожидания – невеста с подружками.

Закреплённая на плече клановая лента, в расцветке которой преобладал зелёный, переливчатым ручьём стекала по длинному белому вечернему платью Линетт. Голову её украшал венок из стефанотиса – душистые белые восковые цветки на фоне тёмных кожистых листьев. Полли, в такой же клановой ленте поверх белой шелковой блузки, надела юбку из шотландки с тартаном Дунканов. Квиллер выглядел великолепно в полном облачении шотландских горцев. На фоне зелени Дунканов и красного Макинтошей чёрный смокинг жениха смотрелся мрачно, даже зловеще.

– Он выглядит как официант, – тихо шепнул позже Райкер Квиллеру.

Церемония была короткой и безупречной. Никаких сентиментальных слёз – только счастливые улыбки. И вот уже все положенные слова произнесены под треск поленьев в камине, и Броуди заиграл «Шотландских храбрецов», увлекая молодоженов и гостей в пиршественный зал. Над головой новобрачной разломили овсяную лепешку, а сама она, вооружившись дирком – шотландским кинжалом, – разрезала свадебный торт.

Шампанское разлили по фужерам, провозглашались тосты за счастье молодых, и гости целовали Линетт. Даниэль первой подошла к ней.

– Давай обнимемся по-родственному, – предложила она.

Даже Квиллеру перепало немало поцелуев от женщин, среди которых – подумать только! – оказалась Аманда Гудвинтер.

– Вечеринка превращается в какую-то оргию, – сказал он.

– И не говори! – прошипела Аманда. – Ты видел, как эта Кармайклиха клюнула в щёку свою новоявленную кузину? Надеюсь, Линетт понимает, что делает. Кстати, это плохая примета – венчаться во вторник да ещё в зелёном…

– Не волнуйся, – успокоил Квиллер. – У неё под пяткой серебряная монетка и овсяные крошки в волосах, она – под защитой клана.

Картер Ли, как всегда обаятельный, то дарил сияющей улыбкой гостей, то бросал нежные взгляды на супругу. Она вся лучилась от радости, которая обошла её двадцать лет назад. Когда Броуди начал зажигательную мелодию, она подхватила юбки и сплясала шотландскую удалую.

Вэннел Мак-Вэннел заметил Квиллеру:

– Жаль, что она вышла замуж не за шотландца. Какого он происхождения?

– Не знаю, но Джеймс, он же Иаков или Яков, славное британское имя. Ты же помнишь: король Яков, Ф. Д. Джеймс и уйма всяких других Джеймсов.[63]

– Когда они вернутся из свадебного путешествия, – пообещал Бит Мак, – мы предложим ему вступить в наш Генеалогический клуб. – И, помедлив немного, добавил! – Кстати, у тебя получилась интересная статья про кошачьи имена. У нас есть две серые кошки, Мисти и Фогги[64] , а у нашей дочери в Новом Орлеане живет котёнок по кличке Арпеджио. Он обожает бегать взад вперёд по клавишам пианино.

– Что толку говорить это сейчас, когда под рукой нет карандаша! – воскликнул Квиллер. – Пошли мне имена на открытке.

– О нет! – запротестовал Райкер. – Больше никаких открыток! Редакция завалена ими! Что, скажи на милость, делать со всей этой грудой корреспонденции?

– У моего внука есть кот по имени Элвис Пресли, – вставила Милдред. – Он любит слушать рок-н-ролл.

– Я полагаю, им нравятся гармоничные ритмы, – вставил церковный регент. – Наша кошка сидит на пианино, помахивая хвостом в такт музыке. Мы назвали её Метро – от Метроном.

Все присоединились к этой увлекательной беседе. Каждый вспоминал кличку, отражающую кошачьи вкусы или натуру: гуляка по имени Котзанова, любит тель мелких креветок по прозвищу Мелкая Сошка, пара бирманцев, известных как Пинг и Понг.

– Шлите открытки! – отмахивался Квиллер.

– Ты открыл ящик Пандоры, – потешалась Полли. – Только вот чем это обернётся, счастьем или несчастьем?

Быстрый шотландский танец стратспей, сыгранный на волынке, послужил сигналом к отъезду новобрачных. Квиллер, которому надлежало везти голубков, выудил ключи из споррана и попросил Райкера отогнать его пикап к дверям клуба.

По пути в гостиницу «Валунный дом» счастливая чета на задних сиденьях восторгалась подарком, придуманным парой с передних сидений, не подозревая сколь близка была к тому, чтобы обзавестись чёрным шнауцером. Картер Ли заверил, что по возвращении они немедленно начнут позировать портретисту. Полли надеялась, что им повезёт с погодой в Новом Орлеане. Линетт надеялась не набрать ни грамма.

Что же касается водителя, то усы посылали ему тревожные сигналы. На свадебном приёме шампанское текло рекой, и, пожалуй, он единственный остался совершенно трезвым. Ему припомнился откровенно непристойный поцелуй, которым Даниэль наградила жениха, и намёки на то, что никакие они не родственники. Смущала его и поспешность этой свадьбы, которая стала главной темой для местных сплетен.

Гостиница «Валунный дом» стояла на отвесной скале, которая возвышалась над замерзшим озером, и её действительно сложили из валунов – некоторые были размером с ванну, – нагроможденных друг на друг. Снег подчеркивал все выступы, перемычки, пласты и трещины.

Внутри несколько уровней пола было вырублено в мощной скальной породе, что служила фундаментом здания. Поленья, наколотые из четырехфутовых брёвен, полыхали в похожем на пещеру камине, вокруг которого после ужина собирались гости, чтобы послушать истории владельца гостиницы.

Сайлас Дингуэлл походил на трактирщика со средневековой гравюры: маленький, полный, в кожаном переднике, жизнерадостный.

Сияя улыбкой и гостеприимно разведя руки, он проводил новобрачных с гостями за лучший столик в ресторанном зале. В центре стола красовался большой букет красных гвоздик, декорированный белыми бантиками и белыми свадебными колокольчиками из пенопласта. В ведерке со льдом охлаждалась бутылка шампанского, подарок от заведения.

– Позвольте мне открыть её, – попросил Дингуэлл.

Пробка вылетела из горлышка с тихим «пух», и он торжественно разлил искристое вино, щедро расточая поздравления молодоженам. В заключение он произнёс:

– Сегодня вечером я буду следить за тем, чтоб ваши бокалы не пустели, а закуски подаст Трейси.

Рука Квиллера невольно потянулась к верхней губе, когда он увидел, что хозяин разговаривает с хорошенькой молодой блондинкой. Вот Дингуэлл указал на их столик. Официантка кивнула.

Линетт и Картер Ли пили шампанское, взявшись за руки и глядя друг на друга сияющими глазами, когда белокурая официантка быстрым шагом направилась к их столику. И вдруг шаг её замедлился, стал нетвердым, как у лунатика, радушная улыбка сошла с лица, сменившись потрясённым выражением.

– О господи! – воскликнула она и бросилась вон из зала, как слепая, натыкаясь на стулья и пошатываясь. Через вращающиеся двери девушка проскользнула на кухню.

В зале воцарилась тишина. Затем с кухни донёсся истерический плач, а из вращающихся дверей вынырнул хозяин.

– Однако! – удивилась Полли. – Что бы это значило?

Линетт была изумлена. Картер Ли выглядел задумчивым. Квиллер досадливо покачал головой. Ему казалось, он понял, что всё это значит.

Хозяин гостиницы, красный от смущения, подошёл к столу.

– Простите, – пробормотал он. – Трейси стало плохо. Вас будет обслуживать Барбара.

После свадебного ужина Квиллер и Полли предпочли вернуться в Пикакс, не дожидаясь историй у камина. Полли завтра надо было на работу, а Квиллер чувствовал себя неловко из-за того, что знал подоплёку странной сцены в ресторане. Но, будучи дружкой, он постарался обставить их уход по-дружески.

Пока свояченицы обнимались со слезами радости на глазах, мужчины пожали друг другу руки, и Картер Ли поблагодарил шафера за то, что тот был свидетелем на свадьбе.

– Я выступаю в этой роли уже третий раз, – сообщил Квиллер, – но впервые мне удалось не уронить кольца. И это хороший знак!

Перед уходом он поведал Сайласу Дингуэллу о «Коротких и длинных историях» и договорился о встрече на следующий день, чтобы записать «нечто жуткое, таинственное или, во всяком случае, сенсационное». Дингуэлл пообещал рассказать об одном интересном случае.

По пути домой ни один не помянул недоразумения с официанткой. Полли сделала Квиллеру комплимент: он был самым красивым мужчиной на свадьбе, и Квиллер отплатил ей тем же, заявив, что она смотрелась моложе, чем невеста. Оба согласились, что Линетт выглядела как ангел.

– Теперь ты понял, что ошибался, подозревая её в нечестных намерениях?

– Да, впервые в жизни я ошибся, – признал он с шутливой беспечностью, которой на самом деле не чувствовал.

На следующий день по дороге в «Валунный дом» Квиллер размышлял над историей, приключившейся накануне. Та официантка, Трейси, симпатичная блондинка, очевидно, приходится дочерью Эрни Кемплу. Это её Картер Ли Джеймс несколько раз приглашал на ужин. Отец Трейси знал, что она слишком доверчива, и боялся, что бедняжка снова будет страдать. Так кого же, чёрт побери, Линетт заполучила в мужья? Обходительного молодого мужчину, который очаровал всех местных женщин? Даже Полли не осталась равнодушной к его приятным манерам. Обаятельный, галантный, воспитанный, вежливый. Что ещё можно о нём сказать?

Когда Квиллер прибыл в гостиницу, Сайлас Дингуэлл шумно приветствовал гостя, взволнованный сознанием того, что его история попадёт в книгу.

– Не пойти ли нам в мой кабинет? – предложил он. – Там поспокойнее.

– Для начала расскажите мне что-нибудь о себе, – попросил Квиллер.

За кофе он узнал, что более века назад предки Дингуэлла чудом спаслись во время кораблекрушения. Всю жизнь Сайлас увлеченно собирал истории, передаваемые из поколения в поколение.

– Среди них есть рассказы о привидениях, таинственных убийствах, бутлегерские страшилки и чёрт-те знает что ещё. Больше всего мне нравится предание о тайне Сырой низины, правдивая история о молодом рыбаке, который недавно женился. Произошла она, наверное, лет сто тридцать тому назад, когда Тронто был совсем маленьким рыбачьим поселком. Хотите послушать?

– Ещё бы, конечно. Рассказывайте всё с начала до конца. Я не буду прерывать вас.

И Квиллер записал такую историю.

Однажды молодой рыбак по имени Уоллис Рики, живший в здешнем поселке, отправился на похороны брата в соседний городок, миль за двадцать. Лошади у него не было, поэтому он вышел в путь на рассвете и обещал молодой жене, что к ночи вернётся домой.

Народ не любил ходить той дорогой после наступления темноты, поскольку была там одна опасная ложбина. Сгущавшийся туман скрывал тропу, и путнику ничего не стоило угодить в болото. Это место прозвали Сырой низиной.

На похоронах Уоллис помогал нести гроб своего брата в рощу, к месту захоронения, и зацепился ногой за корень. А есть такое древнее шотландское поверье: если кто споткнется, когда несёт гроб, следующим сойдёт в могилу.

Должно быть, это очень расстроило Уоллиса, поскольку он выпил лишнего на поминках и засиделся дольше, чем предполагал.

Родственники советовали ему заночевать у них, но он боялся, что молодая жена будет беспокоиться. Немного вздремнув перед уходом, он довольно поздно отправился в дорогу.

А дорога эта занимала часов пять, и поскольку он не пришёл, как обещал, к вечеру, его жена не могла уснуть и провела всю ночь в молитвах. Когда забрезжил рассвет, она в ужасе увидела мужа, который пошатываясь входил в палисадник их маленького дома. Не успев вымолвить ни слова, он рухнул на землю.

Женщина позвала на помощь и попросила соседского паренька привезти доктора. Вскочив на лошадь, тот пустил её в галоп, спеша выполнить просьбу.

Они также пригласили пастора. Он приложил ухо к губам умирающего и выслушал его последние бессвязные слова, но по какой-то причине так и не сказал, что услышал.

С тех пор народ и носу не смел совать в Сырую низину после темноты. И не только из-за туманов и болота, а пуще всего из-за таинственной смерти Уоллиса.

Конечно, все это случилось очень давно. К 1930 году, когда через низину проложили мощёную дорогу, про случай этот уже почти забыли.

Но вот в 1970 году потомки пастора передали его дневник Историческому обществу Тронто. И тогда старая история выплыла на свет.

Уже в темноте Уоллис добрался до Сырой низины и на ощупь осторожно пробирался по тропе, когда вдруг заметил ряд тёмных фигур, выходящих навстречу ему из болота. Среди них был и его брат, которого только что похоронили.

Они манили Уоллиса, призывая присоединиться к их призрачной процессии, и это было последним, что бедняга запомнил. Трудно объяснить, как он умудрился дойти домой в том бредовом состоянии.

Пастор записал в дневнике: «Только молитвы жены и большая любовь к ней вывели его из болота. – И ещё добавил странное замечание: – Когда Уоллис, обессиленный, упал в своём палисаднике, вся одежда на нём была вывернута наизнанку».

– Вот так так! – воскликнул Квиллер, когда история закончилась. – А эта Сырая низина ещё существует?

– Нет. Её засыпали несколько лет назад и понастроили там коттеджей. Я человек не суеверный, но всё-таки дважды подумал бы, прежде чем купить один из них. Когда вы собираетесь издать свою книгу?

– Как только наберу для неё достаточно историй. Я мог бы оставить место для одного из ваших бутлегерских ужастиков, если вы будете так любезны и…

– Почту за честь… Ещё кофейку?

Приступая ко второй чашке кофе, Квиллер спросил:

– Что такое стряслось с официанткой, которая должна была вчера обслуживать наш столик?

– С Трейси? Видите ли, она старательная девушка, симпатичная, любезная с клиентами, но уж слишком чувствительная. С ней случилась истерика. Жене пришлось отвести её к нам, чтобы гости не беспокоились. Мы не знали, что за припадок такой, и даже набрали девять-один-один. А ещё позвонили к ней домой, Отец Трейси приехал и забрал её. Оказалось, она была уверена, что тот джентльмен, и новобрачный влюблен в неё. Можете себе представить?

– Что ж, вечный сюжет – от греческих трагедий до опер и романов, – заметил Квиллер, – В финале коварного соблазнителя обычно закалывают.

– У неё есть сын, вы понимаете. Может, поэтому она потерпела фиаско? Вероятно, такой утонченный молодой человек, как мистер Джеймс, не хотел воспитывать чужого ребенка.

«Особенно, – подумал Квиллер, – когда ему подвернулась невеста с богатым приданым».

Из «Валунного дома» Квиллер поехал в здание городского совета, на еженедельный ланч членов Бустерс-клуба. Эрни Кемпл должен был там председательствовать, и Квиллер надеялся перекинуться с ним парой слов. Предполагалось, что после короткого ланча состоится ещё более короткое заседание, а затем члены клуба спешно разойдутся по своим делам.

Кемпл встречал членов клуба обычными дружескими шуточками, но Квиллер заметил, что в них сквозит скрытая тревога, и сказал:

– Эрни, нам бы надо потолковать после заседания. – Он хотел аккуратно преподнести Кемплу новость о вчерашней свадьбе, пока тот не узнал обо всём из газет.

Но для начала Квиллеру пришлось встать в очередь за своей чашкой супа и сандвичем, с коими он и отправился за один из длинных общих столов. Он устроился рядлом с Уэзерби Гудом напротив Хикси Райс.

– Опять фасолевый суп! И ветчина с сыром! – поморщился метеоролог. – Я-то считал, что ланчи станут поизысканней после того, как в клуб разрешили принимать женщин.

– Не переживайте, – утешила Хикси. – На следующей неделе будет фруктовый салат и тост.

Во время заседания именно она сообщила последние сведения о Ледовом фестивале. Соревнования соберут участников из восьми штатов, включая Аляску. Спонсоры предоставят призы на сумму в четверть миллиона долларов. Семь художественных колледжей пришлют студентов для участия в конкурсе ледяной скульптуры. Снегоходное оборудование трёх округов приведено в состояние боевой готовности, чтобы в нужный момент устроить катки, трассы для заездов и снежные барьеры. Грузовик с шатровыми палатками выехал из Миннеаполиса в понедельник. Уже изготовлено пятнадцать тысяч значков с белыми медведями. Факельное шествие возглавит Джим Квиллер. Для работы в палатках требуются добровольные помощники.

– А нужны ли добровольцы для работы в помещении? – поинтересовался Уэзерби Гуд. – Я не могу стоять на морозе.

После общих аплодисментов и стремительного броска к выходу Квиллер и Эрни Кемпл остались в зале одни.

– Ну, как дела? – спросил Квиллер с искренним сочувствием.

– Трейси в больнице. Она пыталась покончить с собой. Вивиан уже вылетела из Аризоны. Этот ваш Картер Ли Джеймс – отъявленный негодяй! Он пытался использовать Трейси, чтобы уговорить нас согласиться на его проект. Вчера вечером всё выяснилось самым ужасным образом. Её послали обслуживать его столик в «Валунном доме». Он имел наглость отмечать там свою свадьбу! Этот подлец женился на Линетт Дункан, у которой дом на нашей улице.

Я знаю, – кивнул Квиллер. – Я там был и как раз хотел предупредить тебя. В сегодняшнем номере «Всякой всячины» будет большая статья об этой свадьбе.

– О боже! Скорей бы Вивиан вернулась домой. Она летит пятичасовым рейсом. Трейси не желает разговаривать со мной. Я предостерегал её, а она не слушала, а теперь ненавидит меня за то, что я оказался прав. Не может смириться!

– У детей есть право на ошибку, на ошибках учатся, – пробормотал Квиллер, словно имел за плечами изрядный родительский опыт.

– Ты не представляешь, как это тяжело, – вздохнул Кемпл. – Всё равно что стоять и смотреть, как они бросаются со скалы. Это уже второе разочарование. Ей следовало остаться с Ленни. Теперь его уже не вернуть… Да что это я? Опять взваливаю на тебя свои беды и печали.

– Не извиняйся, – проговорил Квиллер. – Я сам очень переживаю за них.

И он действительно переживал. Его беспокоило усилившееся покалывание над верхней губой.

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

После клубного ланча Квиллер, чтобы убить время, зашёл почитать центральные газеты в библиотеку. Он дожидался удобного часа, когда сможет переговорить с Ленни Инчпотом в закусочной его матери. В три часа дня Квиллер купил последний выпуск «Всякой всячины» и отправился с ним в закусочную Луизы, где тянул время, лениво закусывая местные новости яблочным пирогом. Свадьбе посвящен был фотоочерк, сопровождавшийся коротким текстом:

СВАДЬБА НА ВАЛЕНТИНОВ ДЕНЬ

В ИНДЕЙСКОЙ ДЕРЕВНЕ

Линетт Дункан из Пикакса и Картер Ли Джеймс из Нью-Йорка обвенчались во вторник вечером в клубе Индейской Деревни. Свадьбу справляли по шотландским обычаям. Свидетелями новобрачных были Полли Дункан и Джеймс Квиллер. Обряд венчания совершил его преподобие Уэсли Форбуш.

Фотографии делал Джон Бушленд: портрет жениха и невесты крупным планом; обряд венчания перед камином; ритуал разламывания овсяной лепешки; новобрачная отрезает первый кусок торта дирком; групповой снимок гостей в шотландских нарядах во главе с Броуди и его волынкой.

Когда последний посетитель покинул закусочную и на окно повесили табличку: ЗАКРЫТО, Ленни начал мыть полы, а Квиллер прошел на кухню и воззвал к Луизе:

– Прошу разрешения поговорить с оператором швабры по делу жизненной важности.

– Валяйте! – прокричала она в ответ. – Только побыстрее. У него ещё масса дел.

– Глуши мотор, Ленни, и присядь со мной на пару минут, – попросил Квиллер. – Ты слышал, что Трейси Кемпл попала в больницу?

– Нет! А что с ней случилось?

– Нервный срыв. Ты ещё не видел сегодняшнюю газету? – Он раскрыл номер на той странице, где писали о свадьбе. – Новобрачный – Картер Ли Джеймс.

– О-хо-хо! – вздохнул Ленни. – Бедняжка Трейси… Считала, что у неё всё на мази с этим парнем. Подозреваю, что она просто принимала желаемое за действительное.

«Или, – подумал Квиллер, – ей умышленно внушали ложные надежды».

– Ты знаешь, как она познакомилась с ним?

– Конечно. Он старался склонить Кемплов к участию в его грандиозном проекте. Что означало выплату аванса, а Эрни не склонен сорить деньгами. Сдается мне, этот Картер Ли просто мошенник, но Трейси потрясли фотографии тех домов, что публиковали журналы… Знаете, мистер К., я стал подозрительно относиться к чужакам с тех самых пор, как сладкоречивый болтун с букетом цветов устроил взрыв в отеле в прошлом году. Конечно, с Трейси у меня вышла промашка: я напрямик выложил ей, что считаю Картера Ли обманщиком. Тут я свалял дурака. Лучше бы мне было держать язык за зубами. Я только разозлил её, и она велела мне убираться… Вот такая история. И как же теперь быть?

– Это тебе решать. Для начала можешь позвонить Эрни и выразить ему сочувствие. Бедняга ужасно расстроен.

– Да, наверное, я так и сделаю. У нас с Эрни всегда были хорошие отношения.

– Он готов выступить на слушании твоего дела как свидетель защиты. Впрочем, как и я.

– Правда? Вот здорово, мистер К.! И спасибо, что привлекли к делу мистера Бартера. Он мировой мужик!

– Отлично. Увидимся в суде.

Когда Квиллер вышел из закусочной, Ленни, словно лунатик, принялся вяло водить шваброй по полу.

– Давай-ка заканчивай поживей! – прикрикнула на него мать. – Скоро народ повалит, а у нас ещё пол грязный!

Прежде чем идти домой, Квиллер купил ещё шесть экземпляров «Всякой всячины» для Полли, чтобы та передала их Линетт после её возвращения. Он доставил газеты прямо в библиотеку.

– Ты знала, что Картер Ли из Нью-Йорка?

– Я знала только, что он работал на востоке. Линетт говорила, что у него есть впечатляющий альбом с образцами его прошлых проектов. Хотелось бы мне заглянуть в него.

– Мне тоже, – подхватил Квиллер.

– Надеюсь, ты придешь ко мне сегодня вечером на очередной «цыплячий» ужин? Мы уже опробовали семь рецептов, осталось ещё десять.

– Жду не дождусь, – ответил он двусмысленно. – А что за переполох сегодня в библиотеке? Громкие разговоры? Кто-то прошёл в мокрой обуви?

– Ты не поверишь, Квилл! Библиотекари и волонтеры не могут говорить ни о чём, кроме кошек! Я сказала им, что переименовала Бутси в Брута, а его подружку назову Каттой, что на латыни значит «кошка». У моей помощницы три кошки: Эдипусс, Октопусс и Платипусс[65] . А ту серебристую полосатую кошку, что обычно спит на окне в шотландском магазине мужской одежды, зовут Хагтис Мактэвиш.

Никто не подозревал, что скоро в Мускаунти появится новая тема для разговоров.

В тот же день, ближе к вечеру, когда Квиллер сворачивал к своему дому, Уэзерби Гуд, наоборот, выезжал куда-то. Метеоролог слегка посигналил и опустил окно своей машины.

– Есть минутка, Квилл?

В его вопросе слышалось беспокойство, заставившее Квиллера сказать:

– Конечно. Может, заглянешь ко мне?

При виде сиамцев, которые вели себя с вежливым любопытством, Уэзерби произнёс:

– Моего оранжевого тигра я в шутку назвал Джет-Стрим.[66] А откликается он на Джет-Бой.

– Выпьешь чего-нибудь. Уэзерби?

– Нет, спасибо. Я еду на работу. Называй меня Джо. Это моё настоящее имя.

– Ладно, присаживайся. Джо, и выкладывай, что тебя тревожит.

Уэзерби присел на краешек стула.

– Что ты думаешь о последнем раскладе Ледового фестиваля, о котором нам сообщили сегодня после ланча?

– Думаю, они отлично поработали над организацией к рекламой. Не скажу, что с радостью возглавлю факельное шествие, но, надеюсь, праздник будет многолюдным и окупится хотя бы отчасти.

– Так-то оно так, но… Язык не поворачивается говорить об этом, Квилл… но в той части озера появилось тёплое течение. Самое настоящее тёплое течение!

– Надеюсь, оно поостынет за пару дней. Сейчас же ещё февраль!

– Климат – вещь загадочная на всём земном шаре Нехарактерное для данного времени года и затяжное потепление не только возможно, но и неизбежно… Вдобавок ожидаются тёплые дожди! Ты понимаешь, чем это грозит Ледовому фестивалю? Оно сведёт к нулю прибыль, на которую рассчитывали местные предприниматели. Я не говорю уже о разочаровании для тысяч людей из трёх округов! После того как я сегодня оглашу в эфире долгосрочный прогноз, мне лучше сбежать из города. Гонца, принесшего плохие новости. обычно убивают, разве не так? Участь метеоролога ничем не лучше жребия полицейского, её не назовешь счастливой. Люди надеются, что прогноз будет прекрасным, их не волнуют тёплые фронты циклонов или зоны распространения холодного воздуха. Они просто хотят знать, какую куртку надеть сегодня и стоит ли закрывать окна в машине… В общем, сам понимаешь, мне просто необходимо было поделиться с кем-то плохой новостью. Спасибо, что выслушал.

Когда Уэзерби ушёл, Квиллер направился в свой кабинет-закуток, намереваясь прочитать дневную почту и ещё раз взглянуть на свадебные фотографии, напечатанные во «Всякой всячине», и тут обнаружил, что кто-то отрыгнул на газету комок шерсти. Обе кошки припали к полу, ожидая, как хозяин поступит с находкой,

– Я не знаю, кто из вас здесь набедокурил, – проговорил Квиллер, – но рассматриваю такое поведение как новую низость! Вы явно забыли о хороших манерах!

Юм-Юм зажмурилась, а Коко словно бы лишился слуха.

Собираясь к Полли на ужин (та же распластанная куриная грудка, на сей раз с турецким горохом, спелыми оливками и вялеными томатами), Квиллер, как ни досадно, вынужден был ответить на телефонный звонок Даниэль.

– Привет, дружок! Не хочешь ли выйти поразвлечься сегодня вечером?

– Кому вы звоните? – холодно осведомился он. – По этому номеру нет маленькой собачки с такой кличкой.

– Квилл, это Даниэль, – произнесла она визгливо, подвергнув серьёзному испытанию его нервы.

– Ни за что бы не догадался.

– О, ты большой шутник! Мой родственничек уехал в свадебное путешествие, и мне не с кем даже порепетировать. Почему бы тебе не заглянуть ко мне? Выпьем, поужинаем. Я разморожу что-нибудь из холодильника.

– Редкий человек откажется от такого приглашения, – съязвил он. – Но у меня уже назначена встреча.

После этого краткого, но раздражающего обмена репликами расплющенная куриная грудка показалась ему верхом наслаждения. Собираясь к Полли, он не стал даже надевать шапку и перчатки. Погода стояла невероятно тёплая, и дорожка, с которой сошло снежное покрывало, превратилась в чёрное месиво.

– Ты уже без шапки! – приветствовала его Полли.

– Кажется, потеплело, – ответил он, не открывая пока доверенные ему метеорологические секреты.

– А я только что выяснила, когда выпадение снега считается благоприятным факторам, а когда – неблагоприятным, – похвасталась она. Полли собирала обрывки информации с таким же рвением, с каким Немилы коллекционировали кукол. – Метели и обильные снегопады – это хорошо, а бураны и шквалы – плохо. Интересно ведь, правда?

– Очень, – буркнул он, думая о грядущем потеплении. – Как дела у Брута?

– Мне кажется, ему нравится новое имя.

– Нет известий от Линетт?

– Нет, ей сейчас наверняка не до нас, – сказала Полли. – Зато звонила Милдред насчёт Клуба гурманов. Они решили отменить февральский обед из уважения к памяти Уилларда… Что-то вроде минуты молчания.

– Вполне уместно. Я с ней согласен.

– Ты уже слышал, как Даниэль справляется со своей ролью?

– Знаю только, что билеты быстро раскупаются. Сдаётся мне, пикакская публика готова раскошелиться, чтобы вдоволь поглазеть на вдову убитого банкира.

– Как отвратительно! – Полли всю передёрнуло.

После ужина – а выбранный на сегодня рецепт оказался самым удачным из уже опробованных – они прослушали магнитофонные записи, которые Квиллер заготовил для своих «Коротких и длинных историй».

– Коко прослушал их дважды. – заметил он, -и каждый раз отзывался воем на «Проклятие Дим-сдейла». Либо его нервирует пронзительный голос Гомера Тиббита, либо он понимает, что всё дело в отравленных пирогах.

– Бруту нравятся пироги, – бросила Полли через плечо, направляясь к зазвонившему телефону. – Линетт! Легка на помине! Квилл сейчас у меня. Подожди минутку… Квилл, хочешь тоже поговорить? Я подойду к другому аппарату на антресолях.

– Как жизнь в Новом Орлеане? – произнёс он в трубку.

– Здесь так тепло, просто чудо! – торопливо и взволнованно сообщила Линетт. – Мы остановились в очаровательной старой гостинице. У нас в номере кровать с пологом на четырёх столбиках и камин. Завтрак подают на огромном подносе: рогалики, потрясающий конфитюр и восхитительный горячий шоколад!

– Ты там поосторожнее с горячим шоколадом! – предостерегла Полли, вступая в разговор.

– Вы бы только видели Французский квартал, кованые решётки балконов! Настоящее кружево. Так романтично! Правда, кофе здесь какой-то странный. Картер Ли говорит, что в него добавляют цикорий. Но больше всего мне понравилось креольское гумбо – похлебка из стручков бамии с мясом, курицей, крабами, томатами, креветками и устрицами. Её приправляют молотым сассафрасом, американским лавром. Я собираюсь купить немного, чтобы попотчевать вас, когда вернусь домой. – Она перевела дух. – Здесь всё по-другому. Когда выпивают, то произносят такой тост: «За короткую и веселую жизнь!» Карнавал начнется в субботу. Не могу дождаться!

– Поменьше налегай на сазерак[67] , – посоветовал Квиллер.

– Я так счастлива! – призналась она чуть не плача,– Картер Ли просто чудо! Всё превосходно!

– Отлично! – порадовалась Полли, когда разговор закончился.

Такое впечатление, что ей правится в Новом Орлеане, – бросил Квиллер.

– Я так рада за неё!

Поздно вечером, шлёпая по лужам, уже довольно глубоким, Квиллер размышлял о Линетт и переменах в её жизни. Она бросила работу в клинике, чтобы помогать мужу, продвигая и рекламируя его реставрационный проект. У неё есть опыт такого рода работы. Она знает всех в городе и безгранично верит в Картера Ли. И всё-таки что же за проекты представлены в его авторском альбоме, который всех так восхищает? Даже Старый Желчный Пузырь нахваливал «убойные картинки». Бриза, конечно, не назовешь знатоком архитектуры, но он может измыслить предлог, который позволит заглянуть в альбом Картера Ли до его возвращения.

Добравшись домой, Квиллер напечатал короткое послание Селии.

Операция: «Зимний бриз».

Задание: Заполучить альбом с «убойными картинками», принадлежащий Картеру Ли Джеймсу. Начать с угощении Красной Шапки шоколадно-ореховыми пирожными Вашею приготовления, чтобы прикормить его. Намекнуть, что Вы видели его «лалацио» на Сэидпит-роуд и считаете, что оно будет стоить кучу денег, если его немного подреставрировать. Сказать, что Вас интересует отделка и Вы хотели бы взглянуть на тот альбом с картинками… Затем связаться с Даниэль Кармайкл на Вудлеид-трэйл и одолжить альбом для мистера Бриза, которому не терпится приступить к реставрации дома.

О выполнении задания сообщить в штаб.

На следующее утро Квиллер опустил инструкции для Селии в её почтовый ящик в сторожке. Всякая надобность в снегоступах отпала. Погода была невероятно тёплой, непрекращающийся дождь сделал снежный покров ноздреватым и серым. Тротуары и мостовые, окаймлённые съёжившимися снежными валами, превратились в каналы. Внезапное потепление сделалось единственной темой для разговора у почтовых ящиков:

– Что же теперь будет с Ледовым фестивалем?

– Мохнатые гусеницы напророчили-таки мягкую зиму.

– Да, только ошиблись… на пару месяцев.

– Долго ли водостоки будут выдерживать эти ливни?

Квиллер забрал корреспонденцию домой для просмотра и большую часть её забросил в «долгий ящик» – специальное отделение буфета. Среди посланий была бандероль от внука Селии с фотографиями лозоискателя и копией магнитофонной записи и приглашение на вечеринку после премьеры в доме Даниэль – «уютные, маленькие посиделки, только для своих. RSVP».[68]

Зазвонил телефон, и Квиллер обрадовался, услышав знакомый «радиоголос» ближайшего соседа:

– Квилл, на улице жуткая слякоть, но поесть-то где-то надо. Говорят, дорогу на Кеннебек ещё не совсем развезло. Как у тебя со временем? Ты не голоден? Может, не откажешься прокатиться до «Типси»?

– В дождь или в солнце, с другом или недругом, я всегда готов зайти в «Типси», – объявил Квиллер.

– Давай поедем в моём пикапе. Он больше и поднимает такие тучи брызг!

– Очевидно, никто пока не покушался на жизнь гонца, принесшего дурную весть.

– Пока нет! Но учредители Ледового фестиваля проверяют толщину льда ежечасно!..

ПЯТНАДЦАТЬ

Соседи забрались в пикап Уэзерби Гуда и, разбрызгивая лужи, поехали по Ривер-лейн.

– Ну и погодка! – посетовал метеоролог.

– Почему снег так быстро тает? – спросил Квиллер.

– Тёплый дождь. Всё равно что поливать горячим чаем кубики льда.

– За ночь наш район превратился из белого лебедя в гадкого утенка.

– И он станет ещё гаже, – предрек Уэзерби. – «Ибо дождь, он дождит каждый день».[69]

– Неужели Ледовый фестиваль обречён?

– Я ничего не берусь предсказывать. Даже не заикнусь об этом. Мне остается сказать лишь одно: мохнатым гусеницам виднее. Парковка около закусочной в Димсдейле скрылась под водой, из Шантитауна народ потихоньку эвакуировался. Существовала опасность того, что старые шахты могут обвалиться.

– А ведь у нас впереди ещё шахта «Бакшот». Что ты думаешь по этому поводу?

– Ситуация не так уж опасна. Шахта «Димсдейл», сам понимаешь, находится на развилке двух рек – Иттибиттивасси и Скалистого ручья.

– Наша река, похоже, набирает скорость, и шума от неё стало больше, – проговорил Квиллер. – Но я не заметил, чтобы вода сильно поднялась. В любом случае» мне кажется, берега достаточно высоки, чтобы защитить нас. Кстати, в нашем пятом строении у всех есть кошки. Уж если они умеют предсказывать землетрясения, могли бы намекнуть нам и насчёт паводка.

– Плохо будет только в одном случае: если в реку вдруг хлынет приливная волна из озера. Она может подняться до Содаст-Сити, но до нас всё равно не дойдет. Пока нет нужды учить кошек плаванию.

– Школы придётся закрыть, если автобусы станут увязать в грязи на проселочных дорогах. Возможно, нам стоит запастись продуктами. У меня в амбаре на крайний случай хранились консервы, походная печь, бутылки с водой и аккумуляторные батареи, а здесь ничего нет. Нужно бы закупить что-то и для Полли.

– Мы сможем отовариться в супермаркете Кеннебека после ланча, если там ещё что-нибудь останется.

– Предлагаю отовариться до ланча, – поправил Квиллер.

Городок Кеннебек расположился на холме, а таверна «Типси» помещалась на самой макушке этого холма, в безопасной сухости. Когда-то, в тридцатые годы, это была маленькая бревенчатая хижина, названная в честь кошки владельца.[70] Сейчас на её месте вырос обширный придорожный ресторан, также выстроенный из брёвен, с обеденными залами на нескольких этажах. В одном из них висел портрет маслом той знаменитой белой кошки с чёрными отметинами. Еду здесь готовили простую и сытную; атмосфера была по-деревенски непринужденной; официантками работали пожилые женщины, которые звали постоянных клиентов по именам и знали, какая выпивка им нравится.

После того как на столе появились напитки – минералка «Скуунк» и бурбон, Квиллер сказал сотрапезнику:

– Я полагаю, Джо, ты родом из этих краев.

– Уроженец Локмастерского округа. Мой родной город назвали Хосрэдиш.

– В шутку, наверное.[71]

– Ты так думаешь? Посмотри карту, – посоветовал Уззерби. – Он находится на побережье. Мало кто знает, что когда-то он был «хреновой столицей» Среднего Запада. Конечно, то было давно, в девятнадцатом веке, задолго до того, как Локмастерский округ стал модным краем коневодства. Если здесь и есть какая-то связь, я не могу её уловить. А Хосрэдиш тоже изменился: его застроили летними коттеджами и сельскими гостиницами. Несколько моих родственников по-прежнему живут там.

– Почему же ты перебрался в Мускаунти, Джо?

– Да я после университета устроился на телевидение в Центре, только там у меня преждевременно начался кризис среднего возраста, и я решил вернуться на север. Сначала планировал обосноваться в Локмастере, но потом осмотрелся в Пикаксе, и мне понравилось то, что я увидел. Вот так мы с Джет-Боем и оказались здесь. До него у меня жил другой рыжий кот, по кличке Леон, голова как большой грейпфрут, шеи никакой, а нрав как лимон, аж скулы сводит, такой поганец. Да, доложу же я вам, мы с ним были ещё той парочкой! Но то в Центре. Как только я приехал домой, и настроение моё, и характер сразу улучшились,

Квиллер задал логичный вопрос:

– А что случилось с Леоном?

– Остался с моей бывшей. Вероятно, не даёт ей забыть обо мне… Что ты хочешь заказать? Я обычно беру сандвич со стейком и жареным луком кольцами. – Затем он перевёл разговор на свадьбу Линетт: – Она потрясла весь наш бридж-клуб, выскочив замуж после стольких лет одиночества.

– А ты знаешь, Джо, что Линетт – одна из самых горячих твоих поклонниц? То и дело цитирует твои изречения: «Ветер с севера грядет, видно, снег нам принесёт»[72] . На неё они производят неизгладимое впечатление!

– Жаль, что не знал этого раньше! – Уэзерби гордо выпятил грудь. – Что тебе известно про её мужа?

– Немногое. Меня пригласили в качестве шафера, поскольку я прикупил себе килт.

– М-да, а меня, видимо, позвали на приём, поскольку я играю попурри на рояле.

– Уиллард Кармайкл говорил мне, что Картера Ли высоко ценят в Центре как профессионала и что тот может сделать много полезного для Пикакса. Ты знал Уилларда?

– Только по карточному столу. Он казался мне славным малым. Жаль, что с ним случилось такое.

Вскоре принесли сандвичи, и Квиллер, подвигая к себе судок с приправами, задумчиво проговорил:

– Хосрэдиш, значит? – После небольшой паузы он спросил: – А что, в твоём родном городе ходят какие-нибудь занятные местные байки или легенды? Я собираю их для книги. У меня уже есть истории из Димсдейла, Брр и Тронто-Бич.

– В Хосрэдише живет мой двоюродный дедушка. Вот он может поведать тебе несколько потрясающих историй. Когда-то наш городок терроризировали озерные пираты. Он считался главным портом округа, и в его гавани брали на абордаж торговые корабли а пленных сбрасывали в озеро: завязывали им глаза и заставляли идти по доске, положенной на борт судна, пока они не падали в воду. Потом волны выносили на берег трупы со связанными за спиной руками. Их захоранивали, но неприкаянные души утопленников не находили покоя, а потому в Хосрэдише развелось много привидений. Народ не мог спать по ночам, просыпаясь от стонов, хлопанья дверей и холодных дуновений… Такого рода вещи тебя интересуют?

– Давай-давай! Продолжай в том же духе.

– Однажды в город приехал один малый верхом на муле и сказал, что знает, как очистить дома от привидений.

– Из этого мог бы получиться знатный ужастик, – заметил Квиллер, – если только его уже не состряпали.

– Не смейся! Всё так и было! Люди дали ему денег, и он пошёл бродить по чердакам, рассыпая песок и монотонно распевая какие-то заклинания. А потом неожиданно исчез, прихватив кое-какие ценные вещички.

– А как насчёт духов? Они тоже исчезли?

– Кто их знает… Жертвы этого проходимца были слишком смущены и расстроены, чтобы выложить всю правду… К сожалению, я не знаю подробностей.

– Мне хотелось бы встретиться с твоим дедушкой, Джо. Что, если я приеду к нему в Хосрэдиш с диктофоном? Захочет ли он побеседовать со мной?

– Побеседовать! Да тебе и слова-то вставить не удастся. Захвати с собой запасную кассету. Он мировой старик. И кстати, у него тоже есть большущий серый кот по кличке Долговязый Джон Сильвер.

Квиллер обрадовался, наметив очередного рассказчика для своих «Коротких и длинных историй», и с удовольствием доел сандвич. И Уэзерби Гуд оказался приятным собеседником. Квиллеру пришлись по сердцу его искренность и увлечённость. И он вдруг подумал, что метеоролог из Хосрэдиша мог бы стать более подходящей партией для Линетт, чем заезжий реставратор из Нью-Йорка.

На обратном пути в Индейскую Деревню водителю пришлось старательно лавировать, чтобы не посадить пикап в лужу, но однажды, улучив момент, он повернулся к пассажиру и сказал:

– Мне неудобно спрашивать тебя, поскольку ты был шафером на этой свадьбе…

– Я же сказал, почему так случилось, – напомнил Квиллер. – Я едва знаком с молодоженом. Так что не стесняйся и спрашивай что хочешь.

– Вас не удивило, что Линетт решила выйти за Картера Ли? Полли не удивилась?

– Я не возьмусь отвечать за Полли. Она ведь не чужая Линетт и была рада видеть её счастливой. Что касается меня… Да, я удивился… удивился настолько, насколько ещё способен удивляться видавший виды журналист.

– Знаешь, почему я спрашиваю? Я наблюдал за Картером Ли в бридж-клубе. И просто поражался тому, как он старается умаслить Линетт. Увы, его грубая лесть сработала.

– Как говорится, в любви и на войне все средства хороши.

– Возможно. Но я склонен считать его охотником за приданым. Линетт работала не покладая рук и никогда не задирала носа, но мы все знаем, что она унаследовала огромное состояние Дунканов. Потому, мне кажется, они так быстро поженились. Жениться на скорую руку да на долгую муку, как гласит ещё одна мудрая пословица.

– Жаль, что мне не напомнили её двадцать лет назад, – усмехнулся Квиллер.

– А ты, случаем, не знаешь, Квилл, что в наших леях есть ещё одна охотница за богатством и она имеет виды на тебя?

– Даниэль? – Квиллер пренебрежительно усмехнулся, пожав плечами. – Она немного чокнутая. Поверь мне, Джо, я уже научился обходиться с особами типа Лорелеи Ли[73] всех форм, размеров и фасонов. Хотя я ценю твою заботу… Кстати, Даниэль ещё появляется в бридж-клубе?

Крайне редко, чему все мы только рады: она ужасный игрок. Её поглотил творческий процесс, постановка пьесы. Ты можешь себе представить? Она собирается играть главную героиню в «Гедде Габлер»!

– Нет, не могу, – спокойно ответил Квиллер.

В субботу утром очередной деловой звонок из «бухгалтерии» оповестил Квиллера, что заказанные им «документы» доставлены в почтовое отделение Индейской Деревни. Чтобы забрать их, он осторожно вёл свой пикап по затопленным улицам между осевшими и тёмными сугробами под серыми небесами, которые беспрерывно изливали воду на промокший насквозь мир. «Дождит каждый день» – таков был утренний. совсем не утешительный девиз метеоролога.

Служащая почты вручила ему объёмистый плоский пакет, завёрнутый в белую бумагу и перевязанный красной лентой.

– Похоже, вам прислали подарочек к Валентинову дню, – пошутила она. – Может, там большущее шоколадное сердце?

Дома сиамцы принялись играть с красной лентой, пока Квиллер читал записку от Селии.

Дорогой шеф, всё в порядке! Мне даже не пришлось прикармливать Красную Шапку пирожными. Он дал добро, я позвонила упомянутой Вами особе, и она позволила мне забрать нужную Вам вещь. Однако странная она какая-то! Дайте знать, если ещё что-то понадобится. Только что получила письмо от Клейтона. Он спрашивает, как вам понравились фотографии.

Селия

Квиллер ещё даже не взглянул на снимки Клейтона, положенные в «долгий ящик». Что же до знаменитой папки Картера Ли Джеймса, это был альбом для фотографий или вырезок в кожаном переплете с цветными иллюстрациями, вставленными в полиэтиленовые кармашки: интерьеры и фасады старинных домов. Все они были явно подлинными и безусловно дорогими. Прежде чем он успел хорошенько их рассмотреть, вновь зазвонил телефон и Квиллер услышал рокочущий бас бывшего страхового агента:

– Квилл, это Эрни, Эрни Кемпл. Как там твоё жилье? Вас ещё не затопило?

– Пока всё в порядке. А как у вас, на Плезант-стрит?

– Тоже нет, постучим по дереву. В каждом доме здесь есть насосы, и они работают сверхурочно, откачивая воду.

– Как дела у Трейси?

Кемпл понизил голос до гулкого хрипа:

Ты, случайно, не собираешься к нам, в центр? Я понимаю, дороги сейчас ужасные, но… Мне бы не хотелось говорить по телефону.

Квиллер поразмыслил и произнёс:

– Может, я и соблазнился бы поездкой в центр, если бы кто-нибудь согласился позавтракать со мной у Онуш.

– Я могу подскочить туда в любое время.

– Тогда выезжаю прямо сейчас.

Шоссе «Скатертью дорога», будучи главной окружной магистралью, оказалось вполне проходимым. И всё-таки Квиллер не раз вспомнил добрым словом Скотта Гиппела, который продал ему пикап с высокой посадкой, когда колеса весело шелестели по большим лужам и говорливым потокам, вздымая за собой фонтаны брызг. Переезжая через мост, Квиллер остановился, чтобы проверить уровень воды в реке. Он был выше обычного, но ещё значительно ниже бетонного основания моста. Многие мосты на проселочных дорогах, по сообщениям пикакского радио, были затоплены до перил.

Квиллер включил приёмник, чтобы послушать последние новости: «За час в Брр выпало шесть дюймов осадков. Уровень воды на второстепенных мощёных дорогах достигает пяти дюймов, и управление шерифа доводит до сведения автолюбителей, что им лучше по возможности держаться главных шоссейных дорог. В низине Блэк-Крик добровольцы-пожарные ходят от дома к дому, советуя местным жителям перебираться в более высокие районы. При школах и церквях создаются пункты оказания неотложной помощи».

Для субботнего дня движение на улицах не было оживленным, и даже пешеходов в центре Пикакса попадалось раз, два и обчёлся. Квиллер и Кемпл оказались единственными клиентами в ресторане Онуш.

Их обслуживал её компаньон.

– Мы сказали нашим девушкам, чтобы оставались сегодня дома. Онуш одна управляется на кухне.

Она помахала им рукой из раздаточного окна.

Квиллер заказал свою любимую долму и табули. А Кемпл решился отведать фалафели в кармашке.[74]

– Ты спрашивал о Трейси, – прогудел он. – Её мать наконец приехала домой, а уж она-то знает, как справиться с дочерью. Женщинам проще находить общий язык.

– Трейси видела сообщение о свадьбе в газете?

– Нет пока. Пусть сначала успокоится. Сейчас она уже иначе смотрит на случившееся. Она испытывает чувство вины.

– С чего бы это?

– Помнишь ту нашу куклу, что нашли в шкафчике Ленни? Мы ещё заявили, что её украли… В общем, сия драма разворачивалась так. Сцена первая: Трейси дарит куклу на счастье Картеру Ли, ничего нам не сказав. Сцена вторая: она ссорится с Ленни, и тот сгоряча обзывает Картера Ли жуликом. Сцена третья: Трейси, как она только что призналась моей жене, передаёт Картеру Ли нелестный отзыв Ленни.

– Зачем? – удивился Квиллер.

– Дело было на одном из её расчудесных свиданий с этим пижоном. Они сидели в ресторане «Конь-огонь» и пили «Маргариту». Трейси была под хмельком. Она не понимала, что делает.

– Интересно, – задумчиво протянул Квиллер, касаясь усов.

– Когда куклу обнаружили в шкафчике Ленни, девчонка побоялась во всем признаться. Это могло бы испортить её отношения с Картером Ли. Но теперь она ненавидит его и терзается угрызениями совести из-за того, что случилось с Ленни. Хочет пойти на слушание его дела и выложить судье всю правду.

– Всё не так просто, Эрни. Защищая одного, она обвинит другого. Если куклу в шкафчик Ленни подбросил Картер Ли, то можно предположить, что он же подложил видеокассету, очки и всё прочее. А это подразумевает, что именно Картер Ли совершил все кражи. Возможно, он не порядочен в отношениях с женщинами, но неужели ещё и мелкий воришка? Ведь это образованный человек, профессионал с хорошим положением в обществе. Думаешь, он шлялся по магазинам, чтобы свистнуть солнечные очки? Тогда выходит, что он же стянул деньги в бридж-клубе… и собственную дубленку на праздновании Нового года? Короче говоря, прежде чем предпринимать какие-то действия, Трейси лучше всего посоветоваться с Д. Алленом Бартером.

Кемпл, который сидел сгорбившись, откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул.

– Вот потому-то я и выманил тебя из дома, Квилл. Ты подкинул мне отличную идею.

– И ещё один момент, Эрни. Мне крайне неприятно говорить об этом, но не может ли быть, что Трейси лжёт, желая отомстить Картеру Ли?

– Признаюсь, я тоже об этом думал, Квилл. Понимаешь, моя дочь была славной, невинной девочкой, но сбилась с пути, и обстоятельства изменили её.

– Если окажется, что она лжёт, у неё могут возникнуть серьезные проблемы. М-да… тебе бы лучше как можно скорее переговорить с Бартом.

– Я очень благодарен тебе, Квилл, за участие и дельный совет. – Он достал чековую книжку. – Я заплачу за наш ланч и подарю тебе одну резную раскрашенную деревянную куколку как талисман.

– Брось ты! – отмахнулся Квиллер. – Мне и так уже привалило столько счастья, что я вряд ли успею его использовать… Кстати, как продвигаются репетиции «Гедды Габлер»?

Кемпл расхохотался, да так, что зазвенели стекляшки на абажуре светильника над их столом.

– Я теперь называю эту пьесу «Гедда Развесистая Клюква». Даниэль играет не Гедду, она играет Аделаиду из «Парней и куколок»[75] . И я не могу играть асессора Бракка – я играю злодея из «Пьяницы»[76] . Тебе бы стоило заглянуть на репетицию, просто смеха ради. Одна беда: мне жаль Кэрол. И Фрэн Броуди тоже. Они так стараются! С чего им вообще взбрело в голову поручить эту роль Даниэль?

– Хороший вопрос, – с усмешкой заметил Квиллер.

Однако, когда Квиллер выехал на шоссе «Скатертью дорога», его беспокоили совсем другие вопросы. Неужели Картер Ли – тот самый мелкий воришка, что досаждал горожанам весь декабрь? И если так, что его толкнуло на стезю порока? Могли человек его положения унизиться до кражи поношенной одежды? Или, может, то мелкое воровство подготавливало почву для большого хищения в клубе Индейской Деревни? Сумма, изъятая из склянки-копилки, составляла две тысячи долларов. Что до дубленки, пропавшей в Новый год, то Квиллеру попадались такие в каталогах – они стоили порядка полутора тысяч. Но потом, кстати, он видел на Картере Ли похожую, если не ту же самую, дубленку, когда Линетт неожиданно напросилась к нему в гости. Была ли это старая вещь, или Картер Ли успел купить себе новую? Если дубленка та же самая, то была ли она возвращена законному владельцу, или её вовсе никто не крал?

Так и не найдя вразумительных ответов, Квиллер доехал до дома. Сиамцы встретили его у двери, беспокойно слоняясь из угла в угол. Для ужина было рановато. Наверное, они заскучали. Ни птиц, ни листопада, ни танцующих снежинок. Кошкам хотелось поразмяться, поиграть.

В одном из ящиков буфета лежало множество кошачьих игрушек, которые подпрыгивали, дребезжали, крутились, блестели или пахли кошачьей мятой. Юм-Юм могла часами забавляться с какой-нибудь из них, закатывая игрушку под диван, а потом запуская лапку в щель, чтобы выудить оттуда вещицу. Многомудрый Коко не снисходил до таких забав, подобающих разве котятам. Он предпочитал возбуждение погони и сейчас сидел в напряженной позе, сторожко поглядывая на потолок гостиной.

– Отлично! Где наша Мошка? – спросил Квиллер, сворачивая газету и звонко хлопая ею по ладони.

В комнате воцарилась выжидательная тишина. Кот с надеждой таращился на потолок, человек похлопывал газетой по ладони. Только вот их любимая домашняя муха куда-то запропала, и Квиллера осенила досадная мысль: наверное, Коко просто поймал её и слопал.

– Отвратительно! – воскликнул Квиллер, метнув сложенную газету в корзину для мусора.

Юм-Юм пристроилась около буфета, пытаясь выдвинуть ящик, но не тот, где хранились игрушки, а «долгий». Квиллер слегка постучал по передней панели другого отделения:

– Вот этот! Открывай вот этот!

Но его слова не возымели действия, с истинно кошачьей настойчивостью Юм-Юм продолжала царапать вместилище закалявшейся корреспонденции.

– Ох уж мне эти кошки! – пожаловался Квиллер, раздраженно сверкнув глазами.

Чтобы убедить Юм-Юм в ошибочности выбора, он выдвинул «долгий ящик» и показал кошке его содержимое. Близоруко щурясь, Юм-Юм долго разглядывала письма, запечатанные конверты, брошюры и газетные вырезки, затем спрыгнула на пол и отправилась на кухню выпить воды.

Это напомнило Квиллеру, что пора бы взглянуть на фотографии Клейтона, запечатлевшие лозоискателя, его прутья с развилками, Коди и даже Картера Ли, измеряющего рулеткой каминную полку, возле которой стояла Даниэль с блокнотом. В пакете лежала также копия записи, сделанной Клейтоном. Большинство диалогов дублировали запись Квиллера, но в конце подалась одна неожиданная интерлюдия.

Мужской голос: Заново отполировать пол. Почистить и заново отполировать пятифутовую полированную полку над камином. Переклеить в комнате обои, выбрав викторианский рисунок… Я не слишком быстро говорю, Дэнни? Ты успеваешь?.. Вставить два новых стекла вместо треснутых… Эй, привет! Откуда ты взялся?

Клейтон: Я приехал на каникулы к бабушке. Не возражаете, если я сделаю здесь несколько снимков, чтобы показать маме, когда вернусь домой?

Мужчина: Только быстро! Мы тут работаем… Дэнни, на чем мы остановились?

Женщина (пронзительно): На замене стекол.

Мужчина: Заменить люстру на газовый светильник.

Женщина: Постой-ка, ты заметил те кинжалы в зале?

Мужчина: А что в них особенного?

Женщина: У одного из них на рукоятке лев.

Мужчина: Тебе он понравился?

Женщина: Я по зодиаку Лев,

Мужчина: Ну…

Женщина: Ты думаешь, я могла бы…

Мужчина: Он ни за что с ним не расстанется… Эй, что ты вдруг надумала, детка?

Клейтон: Это ваша собака?

Мужчина: Уведи её отсюда! И сам испарись вместе с ней!

Клейтон: Пойдём, собачка, пойдём.

Квиллер не стал читать дальше. Украденный кинжал не обнаружили в шкафчике Ленни, но Даниэль подарила Линетт нечто похожее на свадьбу. Рукоятку украшал вставший на дыбы лев… «Так-так, – подумал он, – дело начинает проясняться: Даниэль страдает клептоманией, потому и воровала что придётся по всему городу с самого приезда в Пикакс. Знал ли об этом Уиллард? Уж не он ли послал в клуб тот анонимный чек через чикагский банк, чтобы покрыть похищенную сумму? Может, Картер Ли знал слабость Даниэль и даже потакал ей? Кража его дубленки в Новый год могла быть просто розыгрышем, семейной шуткой. Неужели она стянула куклу-талисман и подсунула её в шкафчик Ленни вместе с другими, вещами? Интересно, не женщина ли звонила в полицию? Наконец-то появилась зацепка, которую можно проверить».

ШЕСТНАДЦАТЬ

К субботнему вечеру невинные, весело журчащие ручейки и живописные говорливые потоки Мускаунти превратились в бушующие стремнины, реки вышли из берегов и затопили поля и леса. Земля настолько пропиталась водой, что деревья с неглубокими корнями кренились и падали на шоссе, усугубляя опасность. Потоки воды уносили их вместе с деревянными обломками рухнувших мостов и нагромождали временные запруды, которые ещё больше увеличивали площадь затопления.

Одеваясь для ужина с Полли, Квиллер включил приёмник, чтобы узнать последние новости, и услышал следующее:»Вертолёт шерифа, отправившись на поиски пропавших водителей, отрезанных от путей сообщения, около часа тому назад спас семью из пяти человек в районе Пламли-Милл. Несколько транспортных средств полностью ушли под воду на рыболовной базе к западу от Мусвилла».

Полли позвонила спросить, не слишком ли опасно выезжать из дома. Они заказали столик в ресторане «Старая мельница».

– Сегодня днём мы закрыли библиотеку, – сообщила она, – и вряд ли откроемся в понедельник. Школы будут закрыты.

– Я звонил в ресторан насчёт парковки. Всё в порядке, – успокоил её Квиллер. – А ещё позвонил шерифу насчёт дорог. Пока что подъезд к «Мельнице» открыт.

Ресторан оправдывал своё название, потому что помещался в бывшей мукомольне. С давних времён сохранилось даже водяное колесо диаметром двадцать футов, хотя мельничная протока давно пересохла. Квиллера и Полли проводили за их любимый столик, И обслуживал их, как обычно, Дерек Каттлбринк, высоченный малый, в котором было добрых шесть футов и восемь дюймов росту.

– Салют! Смекаете, к чему идёт дело? – с ходу спросил он, ещё не огласив вечернее меню. – Протока того и гляди наполнится водой. Это же рукав Скалистого ручья, который обмелел в сороковых годах. А сейчас вода в Скалистом ручье поднялась настолько, что она может хлынуть сюда и, как встарь, завертеть наше мельничное колесо)

– А куда ведёт мельничная протока? – осведомился Квиллер.

– Через Безлюдную балку в Иттибиттивасси… Что будем заказывать? Один сухой херес и «Скуунк» с лимоном?

Пока он размашисто вышагивал к стойке бара на своих длинных ногах, Полли прошептала:

– Я рада, что Дерека наконец-то прибило к берегу. Встреча с этой девушкой явно пошла ему на пользу. – Раньше Каттлбринка мотало из стороны в сторону, то он хотел быть полицейским, то мечтал об актерской карьере, то метил в фермеры, а порой и просто бездельничал. Теперь он осваивал премудрости ресторанного дела в Мускаунтском колледже.

Вернувшись с напитками, Дерек объявил:

– Теперь о грустном. Мне не положено говорить об этом, но заправилы Ледового фестиваля срочно собрались на тайное совещание в зале на первом этаже. Похоже, дела обстоят неважнецки.

Между репликами словоохотливого официанта сотрапезники успели обсудить автоматизацию работы библиотеки, газетную передовицу о неграмотности, поведение Брута и одержимость Германа Мелвилла вопросами добра и зла.

Полли промолвила:

– У меня такое чувство, что Линетт снова позвонит сегодня вечером. Она наверняка уже побывала на карнавале. А ты не знаешь, поручат ли Картеру Ли реставрацию отеля и особняка Лимбургера?

– Фонд К. всё ещё пребывает в задумчивости. У них как на небесах: Бог правду видит, да не скоро скажет.

Квиллер чувствовал себя лицемером, ведущим двойную игру. Он мог говорить со своей спутницей о музыке французского композитора Габриэля Форе и новом автомобиле Райкера, но только не о тревожащих его подозрениях. Он избегал всяких упоминаний о Даниэль, шотландском кинжале с серебряной рукояткой, кукле, найденной в шкафчике Ленин, а также нелестном мнении, которое Уэзерби Гуд высказал насчёт Картера Ли, и своём хитроумном плане, придуманном для того, чтобы заглянуть в альбом этого последнего. Зачем понапрасну волновать Полли? Особенно когда все твои заключения строятся на интуитивных догадках, слухах и вздорных сплетнях.

Полли благополучно доела отварного лосося под луковым соусом, а Квиллер расправился со свиной вырезкой с черносмородиновой подливкой, и они вернулись в Индейскую Деревню – как раз вовремя, чтобы услышать звонок Линетт.

– А мы только что вспоминали о тебе, – проговорила Полли, жестом предлагая Квиллеру подойти ко второму аппарату на антресолях. – Чем вы занимались сегодня?

Голос Линетт звучал устало:

– Ходили смотреть на праздничное шествие на Кэнэл-стрит. Просто невероятно, до чего красиво всё устроено, эти карнавальные платформы, музыка, костюмы и маски! С платформ бросали бусины в толпу. Потом началось гулянье на улицах: толкотня, смех, гомон, возлияния и бог знает что ещё! Некоторые сбрасывали с себя одежду! Просто дикость какая-то!

Квиллер спросил:

– А ты всё ещё продолжаешь отдавать должное местной кухне?

– О, привет, Квилл. Ох нет, мой живот сегодня взбунтовался, здешние кушанья ужасно острые. Картер Ли вышел купить какое-нибудь лекарство.

Будь поосторожнее с моллюсками! – увещевала Полли. – Не забывай, что они тебе не всегда по нутру.

Выразительно вздохнув, Линетт произнесла:

– Карнавал продлится ещё три дня, потом всё закончится, и мы отправимся домой. Я буду рада вновь увидеть родной Пикакс.

После телефонного разговора Полли заметила Квиллеру:

– Линетт, должно быть, чересчур увлеклась острой пищей. Отсюда и расстройство желудка.

– А может, всё дело в чрезмерном возбуждении, – предположил он. – Всего пара часов лету – и ты попадаешь из тихого Мускаунти на безумный Марди-Гра. Это равносильно электрошоку. Удар в пару тысяч вольт.

В общем и целом уик-энд складывался вполне удачно, они читали вслух в доме у Полли, слушали музыку у Квиллера, спорили о романах Джейн Остин, короче, занимались именно тем, что им нравилось. И всё это время Брут вёл себя как патриций. «Вот видишь! Я же тебе говорил!» – так и хотелось сказать Квиллеру, но он придержал язык. Даже омлет на завтрак был приготовлен из настоящих яиц и настоящего сыра – никаких диетических заменителей.

Воскресный день уже клонился к вечеру, когда Квиллер наконец вернулся в своё жилище. Юм-Юм увлеченно играла с вязаной мышкой, а Коко выглядел каким-то рассеянным и беспокойным. Он бесцельно бродил туда-сюда, принюхивался к бесчисленным невидимым пятнышкам, запрыгивал на кофейный столик, тут же спрыгивал обратно на пол и наконец уселся, уставившись на потолок.

– Если ты ищешь нашу Мошку, то она, увы, здесь больше не живёт, – сообщил Квиллер. – Нельзя, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Иными словами, один пирог два раза не съешь.

Трудно сказать, что беспокоило кота. Квиллер и сам пребывал в беспокойстве. Все тревоги, подавляемые последние двадцать четыре часа, вновь подняли голову. С удручённым видом он развалился в большом кресле и слушал дождь, всё тот же дождь, барабанящий по крыше и заливающий оконные стекла. Тишину нарушали только Юм-Юм, носившаяся за добычей, да Коко, тихо урчавший что-то себе под нос. Сейчас кот сидел на кофейном столике, исследуя кожаный переплет альбома с вырезками. Он любил запах выделанной кожи.

Поддавшись внезапному порыву, Квиллер вскочил с кресла и прошёл к телефону, чтобы набрать один номер. Она живёт в Деревне. У неё на всё имеются собственные взгляды. Она практична, умна и не боится высказывать то, что думает. Порой у неё возникают бредовые идеи. Но сейчас именно она могла ему помочь! Он знал, что застанет её дома. Она не из тех, кто пойдет шлёпать по лужам, если дело не сулит коммерческой выгоды, а сегодня ещё воскресенье.

Ответивший ему хрипловатый голос произнёс нетерпеливо:

– Да? И что вам ещё надо, чёрт побери?!

Самым медоточивым тоном Квиллер пропел:

– Аманда, это один из твоих самых преданных избирателей и самых верных клиентов.

– А-а! Это ты! Ты напугал меня, негодяй! – заявила она. – А я подумала, что это опять городской прокурор. Он названивает мне целый день. Эти глупые избиратели зарубили предложение о сборе средств для реконструкции системы защиты от наводнений, но тут же забыли об этом, когда зарядили дожди. Ар-р, как я зла!

– Сочувствую тебе, Аманда. Ты поступаешь великодушно, продолжая усердно трудиться в городском совете. – А про себя он подумал: «Ты, голубушка, потому так упорно выставляешь свою кандидатуру на выборах, что это идёт на пользу твоему бизнесу».

– Ну что ж, а у тебя какие жалобы?

– Никаких жалоб. Я только прошу уделить мне минуты три твоего драгоценного времени. Не возражаешь, если я загляну к тебе? Надеюсь, ты не обидишься, если я захвачу с собой бутылочку отличного бренди?

Спустя несколько минут она впустила Квиллера в свой дом, который был до отказа забит мебелью из Гудвинтеровского особняка.

– Считай это моим презентом на Валентинов день! – сказал он, вручая ей бутылку, которую перевязал красными ленточками, снятыми с посылки Селии. Вряд ли она заметит, что ленточки слегка покусаны чьими-то острыми зубками.

– О, отличная марка! – оценила она, глянув на этикетку. – Неужели решил потратиться?.. Присаживайся, если сможешь найти местечко. Сбрось вон те журналы на пол. Хочешь выпить что-нибудь?

– Спасибо, пока нет. Я просто хотел, чтобы ты посмотрела вот это.

Она удивлённо взяла альбом и, нахмурив брови, стала разглядывать красочные иллюстрации.

– Это что, твоё новое хобби? Вырезать картинки из журналов?

– Ты видишь перед собой, – ответил он, – авторский альбом Картера Ли, который он показывает предполагаемым клиентам. Я позаимствовал его без ведома хозяина.

– Неужели он осмеливается утверждать, что проводил все эти реставрационные работы?

– У клиентов создаётся именно такое впечатление.

– Ну а у меня впечатление, что он великий мошенник! Ты заметил, что все иллюстрации без подписей?

Не указаны ни места, ни владельцы. И вот, взгляни-ка на этот особняк! Поздний викторианский стиль, смещавший в себе вкусы всех времен и народов. Им занимался один мой приятель с юга, и его имя вовсе не Картер Ли Джеймс! Я лично была в этом доме! Мне знакомы и эти газовые светильники, и росписи на потолке, и гарнитур в гостиной. Да что там, я помню даже эту медвежью шкуру перед камином!

Квиллер сознавал, что Аманда с самого начала невзлюбила Картера Ли.

– К тебе поступили какие-то заказы благодаря его рекомендациям, Аманда?

– Никаких! Два члена нашего муниципалитета живут на Плезант-стрит. Они уже заплатили ему авансом по двадцать тысяч. И почему только мои клиенты никогда не платят мне вперед?

– Он профессиональный обольститель. Тебе бы стоило перенять у него приятные манеры.

– Ар-р-р! Я что-то не припомню, чтобы ваша газета публиковала статьи о реставрации Плезант-стрит. Чем ты это объяснишь?

– Он не хочет никакой рекламы, пока не сговорится с владельцами всех домов на этой улице. Линетт Дункан займется рекламой, когда они вернутся из свадебного путешествия.

– Бедняжка! Лучше бы она спокойно доживала свой век в одиночестве!

Когда Квиллер подрулил обратно к своему жилищу, из дома три выскочил его сосед, размахивая конвертом. Квиллер опустил окно машины.

– На твой адрес пришло письмо, – крикнул Уэзерби. – Но его по ошибке опустили в мой почтовый ящик. Я только что забрал свою субботнюю почту. К сожалению, оно провалялось там лишний день.

– Спасибо. Ничего страшного. – Письмо в конверте из манильской бумаги было от Хасселрича, Беннетта и Бартера. Зачастую они сообщали плохие новости и всегда – досадные. – Не хочешь заглянуть ко мне, выпить чего-нибудь? Побеседовать спокойно об уровне осадков и тёплых циклонах?

– Я бы с удовольствием выпил немного. Подожди, вот только покормлю кота.

Когда Уэзерби Гуд снимал ботинки в прихожей, Квиллер спросил:

– Что будешь пить, бурбон?

Затем вся компания строем продефилировала на кухню: хозяин, гость, Коко и Юм-Юм – в таком порядке.

– Как тебе нравятся двери этих стенных шкафов? – поинтересовался Уэзерби, указывая на легковесные складные дверцы. За ними скрывались чуланчик для швабры и мусорного ведра, стиральный отсек и кладовка. – Джет-Бой запросто открывает их носом. Он точно знает, куда надо ткнуть, чтобы заставить двери сложиться. Когда я прихожу домой, все двери в доме приоткрыты.

– Я думаю, Дон Эксбридж питает особое пристрастие к такой конструкции, – заметил Квиллер. – Они здесь повсюду, даже в прихожей!

– Всё бы ничего, если бы не пружины, которые хрипят, как полузадушенный цыплёнок, когда Джет-Бой совершает свои ночные прогулки.

– Давай не будем обсуждать эту тему в присутствии сиамцев, – попросил Квиллер. – Они слишком восприимчивы к новым идеям.

Прихватив напитки, мужчины перешли в гостиную, где обсудили последние новости: просовещавшись чуть ли не всю ночь, организаторы Ледового фестиваля вынуждены были отменить праздник. Решение, конечно, далось нелегко, но снег стремительно таял, а лед стал совсем непрочным. Ледяные рыбацкие хижины уходили на дно озера. Отсюда проистекали самые неприятные последствия: всеобщее разочарование, денежные потери для многих и общее замешательство.

– Наше газета стоит за то, чтобы покрыть расходы, – сообщил Квиллер, – но мне очень жаль Хикси Райс. Это было её детище. Впрочем, она никогда не сдаётся без боя. Даже сейчас, скорее всего, придумывает какой-нибудь блестящий ход, который позволит с прибылью распродать пятнадцать тысяч значков с белым медведем.

– А хочешь услышать действительно потрясающую новость? – с воодушевлением спросил Уэзерби Гуд. – Бридж-клуб выяснил, кто послал анонимный чек для восполнения пропажи двух тысяч долларов.

– И кто же? – спросил Квиллер, ожидая услышать имя Уилларда Кармайкла.

– Одна милая дама, которая живёт в Деревне и даже не играет в бридж. Она из рода здешних старожилов и часто жертвует деньги на благотворительность, Сара Пленсдорф.

– Я отлично знаю её! Но как же вы докопались до истины?

– Это-то как раз самое интересное. Её денежными делами занимается Вэннел Мак-Вэннел, который частенько заглядывает к нам в бридж-клуб. Заполняя её налоговую декларацию, он обнаружил, что две тысячи долларов выплачены бридж-клубу. Мак сказал, что изначально это не облагаемое налогом пожертвование предназначалось Молодежному центру.

– Молодчина Биг Мак! – воскликнул Квиллер. – Налить тебе ещё виски?

Когда он вернулся, Юм-Юм уже устроилась на коленях у гостя и принялась кокетничать: мурлыкала, тёрлась головкой о его свитер, томно заглядывала ему в глаза.

– Очаровательная киска, – восхитился Уэзерби. – А ты всё ещё получаешь открытки с кошачьими кличками? Моя знакомая из Хосрэдиша назвала своих котов Аллегро и Адажио. Первый очень шустрый, а второй – флегматик. Что ты собираешься делать с присланными открытками?

– Разложу большой костер на парковке возле редакции.

– А кстати, ваши новобрачные прислали какую-нибудь весточку?

– Не знаю. Вчера вечером Линетт звонила Полли, ей уже не терпится вернуться домой. Она собирается работать вместе с Картером Ли, рекламируя реставрационные работы в своем районе.

Уэзерби вздохнул:

– Надеюсь, только ради неё, что у его проекта большое будущее.

– А ты сомневаешься?

– Профессия обязываем меня быть скептиком. Множество бездельников в Пикаксе, похоже, готово рискнуть двадцатью тысячами. Я полагаю, это немного, если учесть сегодняшние цены на рынке недвижимости, но что они получат за свои вложения?

– Квалифицированный совет, наблюдение за работами и зачисление в Национальный регистр исторических памятников.

Поскольку Уэзерби был приглашён на званый ужин, он вскоре ушёл, и тогда Квиллер вытащил распечатку, позаимствованную у Митча Огилви. Расстеленная на полу, она действительно протянулась ярдов на шесть в длину. Квиллер прочёл её всю, поглаживая усы и время от времени отгоняя Коко.

Затем, распечатав манильский конверт из офиса поверенных, он просмотрел бумаги, которые требовали его подписи, выразил своё недовольство ворчанием и забросил всё в «долгий ящик». У него не было настроении заниматься скучными делами. Квиллер покормил котов, сделал себе сандвич и вознамерился посвятить воскресный вечер чтению Мелвилла. Может, хоть Мелвилл отвлечёт его от неприятностей, начавшихся с приездом в Пикакс Уилларда Кармайкла? Много странных событий произошло с тех пор. Завтра он заедет повидать Броуди и выложит ему всё как есть: таинственные случаи, догадки и слухи, свои сомнения. Не обойдёт молчанием даже странное поведение Коко. А пока лучше почитает.

Квиллер читал произведения Мелвилла в порядке их написания, надеясь проследить, как развивалось дарование автора. Сначала истории о приключениях, потом комическая халтура, затем обращение к символизму в «Моби Дике», а в итоге сползание в пессимизм, даже цинизм. Коко эти книги привлекали не меньше, чем хозяина; он понял, что значит хороший кожаный переплёт, обнюхав один из томов. Однако у кота имелся свой взгляд на последовательность чтения. Квиллер хотел взять седьмой том, историю о писателе под названием «Пьер». Сиамец же предложил почитать десятый том, столкнув его носом с книжной полки.

– Спасибо, но увольте, – хмыкнул Квиллер, открывая седьмой том.

Кот сердито бил хвостом, не желая признать поражение.

В одиннадцать вечера сиамцы совершили вечерний туалет. Затем вся троица двинулась на антресоли, и Квиллер продолжил чтение в спальне. В половине второго ночи он подскочил в постели, встревоженный телефонным звонком. Кто может звонить ему в Мускаунти в такое безбожное время?

Дурное предчувствие сменилось гневом, когда он услышал в трубке ненавистный голос:

– Квилл, это Даниэль. Мне только что звонил Картер Ли. Он ужасно обеспокоен и…

– Что случилось? – резко спросил Квиллер, почувствовав знакомое и нежеланное покалывание над верхней губой.

– Линетт. Ей очень плохо. Он подумал, что уже слишком поздно звонить Полли, поэтому…

– Что с Линетт? – требовательно спросил он.

– Её увезли в больницу. На «скорой».

– В какую больницу? Ты знаешь? Там их несколько.

– Он не сказал мне. Если позвонит снова…

– Он сказал тебе, что с ней?

– Что-то с желудком.

– Ты знаешь, как позвонить ему туда?

– Нет, он же звонил из больницы, и я подозреваю, что он по-прежнему там. Если он перезвонит…

– В какой гостинице они остановились? – теряя терпение, спросил Квиллер.

– Он ни разу не упоминал, как она называется.

– Здорово! – воскликнул он с едким сарказмом. – Дай мне знать, если узнаешь что-нибудь новенькое, в любой час дня или ночи. А пока прекратим этот бесполезный разговор. Может, я сам сумею что-то выяснить.

Обдумывая, кому позвонить, Квиллер сидел, положив руку на трубку. Он не собирался тревожить Полли: это никому не принесет пользы, а Полли только повредит, поскольку она проведёт бессонную ночь. Ему вспомнилось, о чём упоминала Линетт во время последнего телефонного разговора: острая пища, расстройство желудка, лекарство, за которым отправился Картер Ли. Не оно ли ухудшило её состояние? Или, наоборот, она почувствовала себя достаточно здоровой, чтобы опять отправиться на гулянье и съесть бог знает что?

Он думал позвонить доктору Диане, но сначала связался с редакцией вечерней газеты Нового Орлеана, назвавшись репортером «Милуокского журнала» – это звучало внушительнее, чем «Всякая всячина». Он сказал дежурному редактору, что ему поручили выяснить обстоятельства несчастного случая, который произошел с жителем Милуоки, отправившимся на Марди-Гра, и попросил узнать названия и телефоны больниц.

– Вам передать по факсу?

– Нет. Я подожду.

Спустя минуту ночной редактор зачитал ему требуемую информацию.

– Спасибо. Извините за беспокойство, – расшаркался Квиллер. – Мой редактор – настоящий тиран, хотя можно было бы выразиться и покруче.

– Разве они не всё такие? Как погода в Милуоки?

– Не такая хорошая, как в Новом Орлеане.

– Надеюсь, вы разберётесь с вашим несчастьем. Сегодня вечером в городе произошло немало несчастных случаев.

Только после этого Квиллер позвонил доктору Диане и, принеся извинения, рассказал всю историю.

– Если я сам позвоню в больницу, – заявил он в заключение, – они не станут даже разговаривать со мной. А ты, как личный врач именитой гражданки Пикакса, сможешь задать правильные вопросы. У меня есть телефоны всех этих медицинских учреждений. Ты могла бы позвонить им? Может, узнаешь, где она и что с ней?

– Разумеется. Я с радостью сделаю всё, что в моих силах. – Диана обладала дружелюбием и чуткостью Ланспиков. – Возможно, у неё что-то обычное, вроде аллергии. Я перезвоню тебе, когда что-нибудь выясню.

Квиллер в ожидании вытянулся на кровати. У него пропал всякий интерес к чтению. Видимо, он задремал, поскольку его, словно катапульта, смели с кровати рев и стук над головой. Огромные градины, отскакивая, барабанили по крыше. Они встревожили и сиамцев, которые громко и настырно выражали своё недовольство, пока не были допущены в спальню Квиллера. Лишь тогда они успокоились, если не считать одного буйного вопля, который Коко издал без всякой видимой причины.

Телефон зазвонил только в полпятого утра. Голос доктора Дианы был мрачен.

– Я нашла её, Квил. Она находилась в критическом состоянии. Я звонила в эту больницу каждые полчаса, и…

– Она умерла? – с трудом выдавил Квиллер.

– Умерла около часа назад.

– Что послужило причиной?

– Желудочно-кишечное расстройство, усугубленное употреблением алкоголя.

– Нет! – воскликнул Квиллер. «Это же невозможно! – подумал он. – Даже на своём дне рождения она едва допила бокал шампанского и совсем не притрагивалась к крепким напиткам. Может, Картеру Ли удалось уговорить её попробовать сазэрак или другой экзотический коктейль?..» Тут Квиллеру вспомнился пронзительный вопль Коко около часа назад.

– Квилл? Ты ещё слушаешь?

– Да, я на проводе. Диана. Просто не знаю, что и сказать. Да к тому же мне ещё надо как-то сообщить эту новость Полли.

– Может, хочешь, чтобы я с ней поговорила?

– Спасибо, думаю, тут я сам справлюсь… Хотя, естественно, её лучше не будить раньше времени. Пожалуй, я зайду к ней, чтобы сообщить обо всём лично… Да, так будет лучше всего. Диана, ты даже не представляешь, как высоко мы ценим твою чуткость и отзывчивость.

– Именно потому я здесь и живу, – отозвалась она.

Повесив трубку, Квиллер начал мерить шагами комнату, пытаясь осознать свои ощущения. Его потрясла внезапность потери, опечалил безвременный уход молодой, энергичной, щедрой, всеми любимой дочери Пикакса, переполняло сочувствие к Полли, которая потеряла последнюю семейную связь… Впрочем, он к тому же и злился. Ещё не пробило пяти часов, когда он решительно набрал номер Даниэль. Линия была занята. Он продолжил шагать из угла в угол, а Коко следил за ним тревожным взглядом, который округляет кошачьи глаза. Кто, кроме Картера Ли, мог звонить Даниэль в этот час? Подождав несколько минут, Квиллер снова набрал её номер и снова услышал короткие гудки. О чем можно так долго болтать? Или она просто отключила телефон? Спустившись вниз, он включил кофеварку и вновь позвонил.

Услышав наконец длинные гудки, он почувствовал нестерпимое желание наорать на веселую вдову: «Где шляется твой расчудесный родственник? Почему он делает тайну из своего местонахождения? Ты с ним разговаривала? Я целый час не могу к тебе дозвониться! Бога ради, о чем вы так долго трепались?»

Когда же она сняла трубку и ответила, он спокойно сказал:

– Даниэль, я только что узнал ужасные новости. Мы потеряли Линетт. Картер Ли уже сообщил тебе об этом?

– Да, только что. А как ты узнал об этом?

– Один местный доктор связался с больницей в Новом Орлеане.

– Какой ужас, правда? Мой кузен просто помешался от горя. Я пыталась привести его в чувство, подбодрить.

– Я хотел бы позвонить ему и выразить соболезнование. Уверен, любые добрые слова помогут в такую минуту. Он дал тебе свой номер в гостинице?

– Он уже выписался из гостиницы! И едет домой. Я посоветовала ему вернуться к нам как можно скорее, пока ещё аэропорт работает. Он вылетает сегодня же. Картер сказал, что вылетит, как только оформит все бумаги.

– Я готов встретить его с пятичасового рейса…

– Он просил, чтобы я сама его встретила. Ему хочется рассказать мне о чём-то. Перед смертью Линетт просила его продолжать начатую работу. Он хочет сделать Плезант-стрит своего рода мемориалом в её честь.

– Говорил ли он что-нибудь об организации похорон? На здешнем кладбище есть красивый участок, где покоятся с миром четыре поколения её предков и одно оставшееся место дожидается последнюю из рода Дунканов. Ему известно об этом?

– Я не в курсе, – ответила она.

– В Пикаксе принято с почестями провожать в последний путь уважаемых людей.

– Он ничего об этом не говорил.

– Я понимаю. Ладно, позвони мне, если смогу чем-нибудь помочь.

– Он просил меня сообщить эту новость Полли, но я не представляю, как это сделать.

– Всё уже сделано, – поспешил солгать Квиллер. – Тебе нет нужды беспокоиться на сей счёт.

Взбодрённый этим набором полуправды и лжи во спасение, Квиллер расправил плечи, распланировал свой день, вылил кофе, покормил котов, расчесал им шёрстку, принял душ, побрился и дождался наконец семи часов.

Тогда он позвонил Райкерам, и Милдред сообщила, что Арчи в душе.

– Скажи ему, пусть завернётся в полотенце и подойдёт к телефону. У меня важная информация!

Вскоре в трубке раздался ворчливый, но заинтригованный голос Райкера.

Квиллер выпалил:

– Оставь всю первую полосу для исключительно важного события.

– Лучше бы хорошего, – буркнул Арчи. – Я стою босиком, с меня вода бежит на пол.

– Оно не хорошее. Оно плохое. Мы только что связались с Новым Орлеаном. Вчера вечером Линетт попала в больницу, а рано утром она умерла.

– Что?! Что ты сказал?.. Что с ней случилось?

– Желудочно-кишечное расстройство. Доктор Диана разговаривала с врачами из тамошней больницы.

– Иными словами; пищевое отравление, – заключил Райкер. – В этом гастрономическом раю предпочитают не ставить такие диагнозы. Тебе известны какие-то детали?

– Только одно. Она, когда звонила Полли, жаловалась, что еда там слишком острая для неё.

– Как нам связаться с Картером Ли?

– Он летит обратно. Даниэль встретит его с пятичасового рейса.

– Надеюсь, пикакское радио не пронюхает об этом раньше времени. Хотелось бы на сей раз выдать совершенно свежее сообщение.

– Отлично! А сейчас вали обратно в свой душ. Арчи. Надеюсь, ты не совсем испортил Милдред новый ковер.

«С Райкером легко, – подумал Квиллер. – Обрушить такую новость на Полли будет гораздо труднее».

СЕМНАДЦАТЬ

– Ничего, если я загляну на пару минут? – спросил Квиллер у Полли по телефону. – Мне нужно кое-что обсудить с тобой.

– Может, вместе позавтракаем? – предложила она. – Библиотека сегодня закрыта. Так что у меня полно времени.

– Нет, спасибо. Мне нужно закончить статью.

По пути он размышлял, как лучше подступиться к опасной теме, как мягче подвести Полли к плохой новости.

Она встретила его в дверях, заинтригованная, но не встревоженная.

– Давай присядем на диван, – предложил он. -Я должен признаться тебе кое в чём. – Они прошли в гостиную, и он нежно взял её руку. – Я виноват в том, что, пытаясь уберечь тебя от волнений и бессонницы, утаил кое-что.

– Разве это такой уж тяжкий проступок? – беспечно спросила она.

– Ну… Возможно. Когда Линетт звонила в субботу вечером, она жаловалась на желудочное расстройство. Всё оказалось хуже, чем ей виделось. Картеру Ли пришлось отвезти её в больницу.

– О дорогой! – с тревогой воскликнула она. – Как ты узнал?

– Он позвонил Даниэль и попросил её известить нас. Было около двух часов ночи – слишком поздно, чтобы беспокоить тебя. Поэтому я позвонил доктору Диане и заручился её помощью. Она связалась с новоорлеанской больницей и выяснила, что Линетт в тяжёлом состоянии. Диана регулярно звонила им в течение ночи, и последний раз ей сообщили плохую новость.

– О Квилл! Что ты хочешь сказать? – Полли прижала ладони к щекам.

– Она умерла около половины четвертого утра.

Полли охнула:

– Ей же было всего лишь сорок! И она не жаловалась на здоровье! Или у неё обнаружили что-то ещё, о чём нам не говорят?

– Я не знаю. – Ему не хотелось пока упоминать об алкогольном опьянении – это подождёт. – Дорогая, можно свихнуться, пытаясь понять, в чём там было дело, – мягко проговорил он, стараясь отвести её мысли от подозрений, которые в нём только росли и крепли. – Лучше вспоминай, как она радовалась жизни последние несколько недель, каким добрым и отзывчивым человеком была.

– Ты прав, – тяжело вздохнула Полли. – Двадцать лет назад она пережила сокрушительное разочарование, но никогда не жаловалась на судьбу и продолжала помогать другим, однако… – Её голос задрожал. – Я не в силах сейчас говорить об этом, Квилл. Мне нужно немного побыть одной.

Дома его ждало сообщение на автоответчике. Он позвонил на работу доктору Диане.

– У меня появились кое-какие подозрения, – известила она. – Поэтому я пришла на работу пораньше, чтобы просмотреть историю болезни Линетт. Она оставила завещание, по которому её глаза и прочие органы разрешалось использовать для трансплантации. Я позвонила в больницу, и тамошний врач сказал, что не рекомендовал бы использовать её органы в качестве донорских. Тело было отправлено в морг с разрешения ближайшего родственника. Я позвонила в морг. Но было уже слишком поздно для аутопсии. Они сказали, что ближайший родственник заказал кремацию!

– Но это же совсем не то, чего хотела Линетт! – воскликнул Квиллер. – Даже мне известно, что она хотела быть похороненной на Верхнем кладбище, на участке Дунканов, чтобы над ней совершили традиционный похоронный ритуал, как над её братьями.

– Очевидно, её супруг ничего не знал, – отозвалась Диана.

«Конечно, подобные темы обычно не обсуждаются во время свадебного путешествия», – подумал Квиллер, а вслух произнёс:

– Диана, я уже сообщил печальную новость Полли. Она попросила меня уйти, сказав, что хочет побыть одна, но я думаю, было бы хорошо, если бы ты обсудила с ней эти новые факты.

– Я охотно поговорю с ней, – промолвила Диана. – Правда, не знаю точно, как и когда, но я что-нибудь придумаю. Мои родители будут потрясены, когда узнают такую новость.

– Многие будут.

– А где сейчас её муж, хотела бы я знать?

– Сегодня он вылетает обратно. Я собираюсь позвонить ему вечером. Возможно, мне удастся получить от него объяснения. А пока могу только сказать, что эта история появится в сегодняшней газете на первой полосе.

Квиллеру нужно было немного поспать. Он решил, что два-три часа сна восстановят его силы, и переключил автоответчик на режим записи звонков. Проснувшись в половине одиннадцатого, Квиллер был готов к решительным действиям. Ему предстояло написать материал для своей колонки, но запланированная ранее тема в свете последних событий оказалась неподходящей. У него был задуман некий трактат на тему зерновых завтраков: за и против, вчера и сегодня, горячие и холодные, с изюмом или без. Он позвонил Полли.

– Как ты себя чувствуешь? – заботливо спросил он.

Она ответила устало, как человек, успевший вволю наплакаться:

– Сейчас уже лучше. Как ты считаешь, мне нужно что-нибудь сделать? Ведь я теперь не ближайшая родственница, правда? Мне звонила Диана. Все последние желания Линетт уже нарушены. Видимо, он не знал.

– Знаешь, Полли, кое-что ты действительно можешь сделать, кое-что очень полезное. Помоги мне написать статью о Линетт, какой она запомнилась нам. О том, как она плясала шотландскую удалую, как посещала больных, как играла в бридж, как устраивала благотворительные базары, о ежегодном зимнем паломничестве на Верхнее кладбище, о родословной, уходящей корнями в одиннадцатый век.

– Да, я смогу помочь тебе, – оживилась она. – Хотя мне нужно немного подумать.

– Думай быстрее. У меня цейтнот. Я загляну к тебе с магнитофоном в час дня.

Он знал, что Полли необходимо сейчас чем-нибудь занять. Так будет лучше для неё, да и ему не придётся спешно вымучивать статью для своей колонки. Увлекшись воспоминаниями, Полли рассказала массу интересных вещей и так хорошо говорила, что Квиллеру оставалось только перенести её воспоминания на бумагу. «Вот бы всё интервью, – подумал он, – так легко готовились к печати!»

Пока Квиллер печатал, возле буфета происходила возня: Юм-Юм пыталась добраться до игрушек, а Коко старался открыть «долгий ящик». Впервые он проявил интерес к этому отделению, и Квиллер почувствовал покалывание над верхней губой, побуждавшее его к расследованию. В «долгом ящике» покоилась беспорядочно сваленная корреспонденция, и сверху на этой куче лежал конверт из манильской бумаги от поверенных. Оторвавшись на минуту от печатной машинки чтобы изучить его содержимое, Квиллер обнаружил то, что и ожидал, – бумаги, которые ему надлежало подписать и отослать во вложенном конверте. Барт всегда старался облегчить ему жизнь, но это дело могло и подождать, поэтому Квиллер бросил конверт обратно в ящик.

«Йау-y-y!» – раздался гневный окрик Коко, который сидел на шкафу и колошматил по нему хвостом. Значит, дело не терпело отлагательств.

Это побудило Квиллера повнимательнее просмотреть документы и написанные от руки инструкции Барта.

Квилл, обрати внимание на пункты «г», «к» и «м». Ответь как можно скорее… Улетаю в Сент-Пол, пока ещё работает аэропорт. Вернусь в среду, чтобы обсудить личность К. Л. Д. Предпринятое Фондом К. расследование показало, что он никак не связан с охраной памятников и реставрацией. Может, придётся добираться до дома вплавь.

Барт

Квиллер позвонил в отделение полиции Пикакса и попросил шефа.

– Когда ты сегодня уходишь?

– В четыре часа.

– Обязательно дождись меня! Есть важная информация.

Зайдя в редакцию, чтобы сдать материал, Квиллер просмотрел сегодняшний выпуск газеты, на первой полосе уже стояло печальное сообщение и несколько фотографий.

Молодой выпускающий редактор торжествовал:

– На сей раз мы опередили пикакское радио. Даже не знаю, как нам удалось избежать утечки.

– Моя колонка довершит успех, сказал Квиллер. – И всё благодаря Полли.

Он захватил для неё ещё несколько экземпляров сегодняшней газеты. В главной статье номера говорилось:

ПОСЛЕДНЯЯ ИЗ ДУНКАНОВ

УМИРАЕТ В СОРОК ЛЕТ

Линетт Дункан из Пикакса, последняя представительница рода Дунканов в нашем округе, скончалась сегодня утром в возрасте сорока лет, меньше чем через неделю после бракосочетания с Картером Ли Джеймсом. Супружеская пара отправилась в свадебное путешествие в Новый Орлеан, где новобрачная и умерла от «желудочно-кишечного расстройства», как явствует из свидетельства о смерти. В живых остались двое её родственников – муж, который принял её последний вздох, и Полли Дункан, вдова Уильяма Уоллиса Дункана.

Следуя шотландской традиции, после венчания миссис Дункан оставила себе девичью фамилию и тем сохранила верность своему клану. Она, представительница четвёртого поколения семьи, которая приехала в Мускаунти в 1850-х годах и преуспела на торговом поприще, очень гордилась своими предками. Их могилы на Верхнем кладбище примыкают к саду размышлений, заложенному семьей Дунканов как место утешения для всех скорбящих.

Закончив Пикакскую среднюю школу, миссис Дункан посещала Торговую академию в Локмастере и начинала свою карьеру как бухгалтер. Последние пять лет она работала в Гудвинтеровской больнице, занимаясь оформлением страховых полисов для пациентов.

Год назад после смерти своего брата Камерона она унаследовала особняк Дунканов на Плезант-стрит и первой из домовладельцев дала согласие на реставрацию.

Служение людям стало смыслом жизни для миссис Дункан, которая снискала всеобщее уважение, отработан в прошлом году более десяти тысяч часов волонтером в больнице, публичной библиотеке, Историческом музее и других учреждениях. Она являлась активной прихожанкой Старой каменной церкви.

«Она была самоотверженной и сострадательной женщиной, – говорит его преподобие Уэсли Форбуш, – всегда готовой прийти на помощь и никогда не жалеющей своего времени на благие дела».

Мэр Грегори Блайт сказал нам: «Она служила образцом для нашего общества, и её будет не хватать даже тем людям, которые не были знакомы с ней».

Миссис Дункан возглавляла пикакский бридж-клуб, основанный при её активном содействии, а также была казначеем и хранителем коллекции Генеалогического общества Мускаунти.

Газета пока не располагает сведениями относительно организации похорон.

Закончив чтение этой статьи, Квиллер подумал о двух вещах. Линетт пришла бы в ужас, увидев, что её возраст вынесли в заголовок. А мэр Блайт был одним из немногих людей, которых она терпеть не могла. Затем он задался вопросом, как поведёт себя дочь Эрни Кемпла, узнав, что Картер Ли вновь вернулся в стан холостяков. Не пропадет ли у неё желание выступить в защиту Пенни Инчпота? Есть ли у неё пути к отступлению? Она призналась в своей вине матери, но не успела покаяться Д. Аллену Бартеру, который в пятницу улетел в Сент-Пол. Значит, у неё ещё есть шанс отказаться от своего признания; она могла бы, например, сказать матери, что оболгала Картера Ли из мести… Всем этим ещё предстоит заняться. «Продолжение следует», – сказал себе Квиллер. шлёпая по лужам к зданию городского совета.

Шеф полиции ждал его с номером «Всякой всячины» не столе.

– Ужасные новости! – сказал он, похлопав по первой странице. Род Броуди всегда с почтением относился к клану Дунканов. К тому же шеф совсем недавно играл на волынке на свадьбе Линетт. – Что должен сейчас чувствовать её муж?

– Скоро узнаем, – ответил Квиллер. – Он будет здесь после того, как приводнится пятичасовой рейс.

– Если он пожелает, я сыграю на волынке на её похоронах. Я играл на похоронах Камерона. Тогда около кладбища стояло больше пятидесяти машин. А что, тело тоже доставят сегодня? Аэропорт же закрывается.

– Её муж предпочёл кремацию.

– Что?! Я не ослышался? Когда Камерон умер, Линетт говорила мне, что последнее место на их участке ждет её. Она сказала, что будет горда присоединиться к своим предкам на этом холме. Она становилась сентиментальной, когда дело касалось её клана… Настоящая леди!

– Мы можем захоронить её прах, – заметил Квиллер. – Отслужить заупокойную службу в церкви, организовать похоронную процессию и погрести её пепел на холме со всеми полагающимися почестями.

Молчание шефа полиции свидетельствовало, что такой план ему не совсем по душе. Наконец Броуди произнёс:

– Ты должен достаточно хорошо знать этого Джеймса. Ты ведь был его шафером. Почему же он не выполнил её желания?

– Неужели ты думаешь, что подобные вопросы обсуждаются в первую неделю после свадьбы? – Поначалу Квиллер намеревался сразу выложить все свои подозрения, но сейчас изменил тактику. – Я совсем не знаю этого Картера Ли! И согласился стать шафером по просьбе Линетт. Все началось с того, что Уиллард Кармайкл пригласил его на праздники, поскольку Даниэль, жена Уилларда, тосковала по родным краям и была рада визиту родственника. В итоге вся троица познакомилась с Линетт в бридж-клубе, и она пригласила их посмотреть её дом. Этот визит и положил начало так называемому проекту реставрации Плезант-стрит.

– Да я слышал о нём, – кивнул Броуди, – но в газете об этом проекте пока ничего не сообщалось.

– Сведения передавались из уст в уста, поскольку Картер Ли предпочитал вести дело таким образом. Некоторые домовладельцы уже заплатили ему двадцать тысяч аванса за рекомендации, руководство будущими работами и в надежде, что их дома будут занесены в Национальный регистр исторических памятников. Те, кто согласились на его предложения, полны энтузиазма и готовы подвергнуть остракизму своих несогласных соседей. Этот парень обладает изрядным обаянием, и его манеры внушают доверие.

Шеф кивнул:

– Я общался с ним на свадебном приеме. Производит впечатление порядочного человека.

– А я даже предложил, чтобы Фонд К. нанял его для восстановления отеля и особняка Лимбургера… И вот тут-то ангельские крылышки отвалились! Фонд проверил его личность, и результаты этой проверки оказались неутешительными. Тем не менее он заявляет, что занимался реставрацией исторических памятников по всему Восточному побережью. Я видел альбом с фотографиями восстановленных зданий, который он показывает возможным клиентам, и у меня есть большое сомнение в авторстве работ, которые он выдаёт за свои. Мне также известна процедура оформления статуса исторического памятника. Никакой реставратор ничего не может гарантировать своим клиентам – только подогревать их надежды.

Слушая Квиллера, Броуди становился всё мрачнее.

– Да, согласен, всё это очень смахивает на мошенничество. Надо бы подключить прокуратуру.

Не спеши, Энди. В среду Барт приедет домой и посвятит нас в подробности расследования, проведённого Фондом К. А завтра днем я хочу устроить Картеру Ли ловушку, просто чтобы посмотреть на его реакцию. Я сообщу тебе о результатах завтра… примерно в это же время.

– Удачи, – без энтузиазма проворчал Броуди. Затем он позволил себе усмехнуться. – А что твой сообразительный кот думает об этом парне?

– Понимаешь, какая штука, однажды Коко набросился на его меховую шапку и попытался разодрать её. Может, это что-нибудь да значит? Для кошек ведь сезон охоты никогда не закрывается.

После разговора с Броуди он, дождавшись нужного часа, позвонил в квартиру Кармайклов. Даниэль ответила, что её кузен прибыл, но совершенно разбит, он провёл без сна почти двое суток, поэтому сейчас спит, и она не может его потревожить.

– Разумеется, – сказал Квиллер. – Я хотел только выразить мои соболезнования и пригласить вас обоих завтра ко мне на деловое совещание… и бокал чего-нибудь освежающего. Возможно, Картера Ли хотя бы отчасти утешит известие, что ему хотят поручить реставрацию двух больших зданий. Как думаешь, он возьмётся за большое дело… после всего, что случилось?

– Ну конечно! Уверена, что возьмётся! К какому часу нам подъехать завтра?

– Как насчёт половины третьего? Я живу в последнем доме строения пять. Он уже заезжал ко мне однажды… А что вы предпочитаете из напитков?

– «Маргариту», – не задумываясь, заявила она.

Разыграв карту показного радушия, Квиллер – не без азарта – принялся продумывать следующий ход, который поможет заманить добычу в ловушку. Приманкой послужит немного выпивки, много сочувствия и фальшивая сделка. А потом он захлопнет западню! Конечно, есть вероятность, что Картер Ли окажется достаточно ловким или достаточно скользким, чтобы улизнуть из неё. Хоть этот миляга и говорил в Театральном клубе, что не имеет актерских способностей, его игра не посрамила бы Лоуренса Оливье, Джона Гилгуда и Алека Гиннесса.[77]

Интересно, случайно ли внимание Коко привлёк именно десятый том Мелвилла, в котором помещён «Мошенник»? А ещё кота чем-то привлекали научные изыскания А. Натта, касавшиеся оссиановской мистификации! Только теперь Квиллер понял, что ему следовало бы серьезнее относиться к кошачьим причудам.

Впрочем, сейчас надлежало всё внимание сосредоточить на подготовке ловушки. План ещё не до конца оформился в его голове, но кое-какие контуры уже проступили. Он собирался поведать гостям о «Коротких и длинных историях» и дать им прослушать предание о Сырой низине. Далее он предполагал развлечь их байкой собственного сочинения – об афере, жертвой которой граждане Пикакса пали более ста лет назад. История эта должна заключать в себе аналогию с проектом реставрации Плезант-стрит, достаточно прозрачную, чтобы слушатели занервничали. По крайней мере, Квиллер полагал, что Даниэль точно выдаст себя, даже если её мнимый кузен сохранит хладнокровие. Итак, оставалось только сплести выдумку похитрее, позаковыристей.

Однако, сев за пишущую машинку, Квиллер обнаружил, что события последних суток никак не выходят у него из головы. Надо было дать мыслям новый ход» но как? Он взглянул на кота, кот взглянул на него.

«Опера!» – подумал Квиллер,

«Йяу!» – одобрил Коко.

«Адриенна Лекуврёр», – решил Квиллер.

«Йяу!» – поддержал сиамец.

Квиллер достал пластинку, которую Полли подарила ему На Рождество и которую он так и не прослушал. Чувствуя себя немного виноватым, он запустил диск и удобно устроился с кружкой кофе в своём кресле, положив скрещенные ноги на пуфик.

В первом действии разыгрывалась суматошная сцена за кулисами театра «Комеди франсез». Труппа и гости отдавались бурным переживаниям, плели интриги и флиртовали. Коко спокойно улегся рядышком, а Юм-Юм мгновенно улизнула. Она не принадлежала к поклонникам оперного искусства.

Музыка была красивой, исполнение – волнующим. В основу сюжета легла случившаяся в 1730 году история великой актрисы и злобной принцессы, которые соперничали за любовь блистательного аристократа. Козни, страдания, обман и месть. Страсти вокруг заложенного ожерелья, букетика фиалок и потерянного браслета. Коко время от времени проявлял беспокойство. Квиллер следил за содержанием по английскому либретто, но кот слушал оперу на итальянском. Словно понимая, в чём там суть, он издавал явно неодобрительные звуки, когда напряжение нарастало. В последнем акте, когда Адриенна умирает на руках возлюбленного, Коко развопился так, точно его выворачивали наизнанку.

– Ты испортил финал, – укорил его Квиллер, когда опера закончилась и Юм-Юм вышла из тайного убежища.

Однако это не был обычный кошачий вопль. Коко издавал какие-то глухие, сдавленные стенания! Квиллер вновь проиграл четвёртый акт, поставив с начала сцену смерти: Адриенна получает засушенные фиалки и, думая, что это жестокое послание от потерянного возлюбленного, зарывается лицом в увядшие цветы. Она не знает, что их прислала принцесса, не знает, что они отравлены. Коко завопил снова. Точно таким же страдальческим воплем он откликался на «Проклятие Димсдейла», когда упоминались пироги, отравленные пироги!

ВОСЕМНАДЦАТЬ

Выслушав отклик Коко, Квиллер уселся за пишущую машинку с угрюмой решимостью. Теперь им двигало уже не проказливое желание поиграть в кошки-мышки с жуликом. «Пошла другая, жёсткая игра, – сказал он себе. – Больше никакого софтбола – только бейсбол!» Реакция Коко на отравлённые фиалки подтверждала самые мрачные подозрения журналиста, объясняя, отчего усилилось покалывание над верхней губой.

Местные шутники любили говорить за чашкой кофе: «Если хочешь убить жену, сделай это в Центре, и ты легко выкрутишься». Пусть и с запозданием, Квиллер понял, что последние события мучительно очевидны: поспешная женитьба, договор на совместное владение имуществом, быстрая кремация без вскрытия, старания Картера Ли скрыть Своё местонахождение после смерти Линетт, чтобы не могли вмешаться её знакомые из Пикакса.

Однако разве имелось хоть одно реальное доказательство, что он отравил жену? Какую юридическую силу могут иметь завывания кота за тысячи миль в момент кончины Линетт? Разве это основание для ареста? Потрясённый вопль Коко при упоминании об отраве также не подошьёшь к делу. Кто, кроме Квиллера, поверит в его сверхъестественные способности?

Только в одном Квиллер не сомневался: стоит Картеру Ли и его так называемой кузине заподозрить, что их игра раскрыта, как они мгновенно исчезнут, прихватив фальшивые документы, денежки доверчивых домовладельцев и всё ценное, что смогут уволочь из особняка Дунканов.

Квиллер позвонил домой шефу полиции:

– Энди, извини, что беспокою. Тот случай, что мы с тобой обсуждали, оказался серьёзнее, чем мне думалось. Я собираюсь всё же расставить ловушку, но хочу, чтобы ты был наготове. Может произойти кое-что непредвиденное!

Затем он сел за пишущую машинку и настучал пару-тройку сотен слов, необходимых для осуществления его замысла. В какой-то момент внимание Квиллера привлёк свет фар на соседней дорожке, что побудило его позвонить Уззерби.

– Привет, Джо, – мрачно сказал он. – Ты уже слышал новости из Нового Орлеана?

– Слышал, слышал… Просто ужас какой-то? Как могло случиться подобное? Настроение такое, что хочется дверь вышибить.

– Понятно, я тут как раз собирался вышибить одну дверь, и мне нужна твоя помощь.

– Что я могу сделать?

– Мне нужно ещё минут пятнадцать посидеть за машинкой, а потом приходи ко мне.

К приходу Уэзерби Квиллер закончил сочинение истории и даже успел достать бутылку бурбона.

– Садись, Джо, сейчас я тебе всё объясню. – Он подождал, пока гость сделает пару глотков. – Так или иначе, но мы оба подозревали, что Картер Ли ведёт грязную игру, и теперь я убедился, что мы не ошибались в своих подозрениях. Я намерен ответить обманом на обман – просто, чтобы посмотреть на его реакцию.

– А где он?

– Отсыпается в квартире Даниэль. – Квиллер изложил свой план и вытащил листок из пишущей машинки. – Прочти это.

– Уэзерби читал с нарастающим удивлением:

– Неужели всё это правда?

– Ни единого слова.

– Концовка просто потрясающая. Как ты намереваешься это подать?

– История будет записана на магнитофон, как и все другие истории, что я собираю для книги, и мне нужно, чтобы кто-то её прочитал.

– И ты хочешь, чтобы это сделал я? Позволь тогда прорепетировать разок с выключенным микрофоном. – Когда он дошёл до последнего абзаца, Коко взвыл. – Это что, восторг или осуждение? – спросил Уэзерби.

Квиллер схватил в охапку обоих сиамцев.

– Нет, ребятки, нам не нужны звуковые эффекты. – Оттащив кошек на антресоли, он запер их в спальне.

– Неужели они будут послушно сидеть там? Мой Джет-Бой знает, как обойтись с дверной ручкой.

– Мои пока ещё не научились, но, чтобы не сглазить, я, пожалуй, подержу пальцы скрещенными.

После того как они записали и прослушали рассказ, Уэзерби заметил, что не прочь стать свидетелем противоборства.

– Я могу спрятаться в стенном шкафу.

– Ты там не уместишься. Туда с трудом влезают даже плечики с одеждой. Лучше уж спрячешься в моей спальне наверху и приоткроешь дверь. Они придут сюда завтра в половине третьего.

– Тогда я приду в два. Может, принести ружье?

– Если тебе с ним будет спокойнее… И ещё один вопрос, Джо. У тебя, случайно, нет текилы?

– Нет. Извини. Только бурбон.

Поздно вечером пикакское радио оповестило об угрозе наводнения. Плотину на Скалистом ручье прорвало под сокрушительным напором воды и таранными ударами рухнувших в реку деревьев, камней и прочих обломков, и он хлынул в старое русло, устремясь через Безлюдную балку к Иттибиттивасси. Гигантское водяное колесо старинной мельницы, рассохшееся за многие годы, сломалось, и его останки унёс бешеный поток.

Дон Эксбридж и его сотрудники немедленно начали обзванивать жителей Индейской Деревни, заверяя, что никакой нужды в эвакуации пока нет, но Комиссия по стихийным бедствиям постоянно отслеживает ситуацию. В конторе всю ночь будет дежурить человек, готовый ответить на любые вопросы о наводнении, а здание клуба готово приютить всех, кто не желает оставаться один на один с угрозой стихийного бедствия. Если эвакуацию сочтут целесообразной, об этом жителей Деревни известит сирена из сторожки у ворот и к делу подключатся спасатели.

Квиллер позвонил Полли. Она намеревалась провести эту ночь вместе с сестрами Кавендиш.

– Такие интересные женщины, – сказала она. – Они родом из Мускаунти, но учительствовали по всей стране, где только не побывали. А как ты думаешь, Дон хорошо справляется с этой чрезвычайной ситуацией?

– По крайней мере, лучше, чем со строительством домов, пробурчал Киллер.

Он поднялся к себе в спальню, но лёг полураздетым. Ценные вещи и основную одежду сложил в коробку и оставил у входной двери вместе с кошачьей переноской и другими предметами первой необходимости. На всякий случай Квиллер оставил открытыми двери обеих спален, и среди ночи два пушистых зверька забрались в его постель и не высовывались до самого утра.

Проснулся он от шума стремительного потока. Река вовсю бурлила, но уровень воды ещё не внушал особых опасений. То и дело мимо проносились деревья, словно галеоны с убранными парусами. За утренним кофе Квиллеру вспомнилось, какие убедительные резоны приводил Картер Ли, оттягивая появление газетной статьи о его проекте, какими радужными красками расписывал свои планы на будущее. По возвращении из свадебного путешествия они с Линетт будут позировать для портрета, вместе работать над проектом реставрации, навестят его мать во Франции, купят летний домик в Перпл-Пойнт… И наивная Линетт ловила каждое слово, ожидая чудес.

Первым делом требовалось раздобыть составляющие для «Маргариты». Прежде, в «неурожайные» годы, Квиллер по вечерам подрабатывал барменом и теперь, когда в жизни его настала пора изобилия, гордился богатым баром и умением смешивать различные коктейли. Однако у него не было ингредиентов для «Маргариты». Разве что соль – посыпать на края бокалов.

Телефонный звонок подтвердил его опасение, что пикакский винный магазин закрыт, как и другие подобные заведения. Не работал и бар в клубе, поскольку бармен не мог добраться на работу из-за разлива Скалистого ручья. Тогда Квиллер обратился за помощью к Хикси Раис, и она посоветовала ему связаться со Сьюзан Эксбридж, которая в свою очередь отослала его к бывшему мужу. От Дона Эксбриджа он узнал, что сестры Кавендиш, долго жившие на юге Калифорнии, пристрастились там к «Маргарите» и сохранили это пристрастие по возвращении домой. Когда Квиллер позвонил им, его приветствовали как героя и снабдили всем необходимым для приготовления напитка.

Уээерби Гуд прибыл в оговоренное время и разместился в спальне хозяина, приоткрыв дверь.

– Постарайся не чихать, – сказал ему Квиллер.

Сиамцы, отяжелев после плотной трапезы, удалились в свою комнату, где был включен телевизор, работавший без звука.

Вскоре после половины третьего к дверям домика подъехал «лэнд-ровер», и Квиллер приветствовал гостей – радушно, но с оттенком скорби. Картер Ли выглядел подавленным, но Даниэль пребывала в своём обычном легкомысленном настроении.

– О-ох! Взгляни-ка! – сказала она, показывая на стенд с оружием на стене в прихожей.

Её «кузен» отвернулся с молчаливым укором.

Гостеприимный хозяин воспользовался ситуацией.

– Это шотландские кинжалы из коллекции Гила Мак-Мёрчи, – ловко вставил он. – У него их было пять, но один – самый ценный – похитили пару недель назад, во время местной эпидемии краж. – Он снял со стены один клинок и продолжил рассказ, провожая парочку в гостиную: – Шотландский кинжал длиннее обычного, но короче меча. Исключительно удобное оружие, поверьте мне. И знаете, что интересно? Вот этот желобок на клинке сделан специально для стока крови. Здесь на рукоятке изображён чертополох, эмблема Шотландии, но самой ценной считается рукоять с изображением вставшего на дыбы льва. – Он положил кинжал в ножнах на кофейный столик, надеясь пробудить в гостях если не сознание вины, то хотя бы чувство неловкости. Затем, решив, что достаточно подергал их за нервные окончания, Квиллер спросил: – Могу я предложить вам «Маргариту»? Скажу не хвастая, этот коктейль я смешиваю особенно хорошо.

Лица гостей прояснились. Они сидели на диване напротив окна, и Квиллеру было очень удобно следить за выражениями их лиц. Он пожалел, что Уэзерби Гуд не может в полной мере насладиться спектаклем. Квиллер предложил тост в память Линетт, вынудив вдовца удручённо кивнуть головой и потупиться. Даниэль, надув губы, старательно изучала кристаллы соли на краешке бокала.

– Вы поступили разумно, вернувшись сюда, чтобы с головой уйти в работу, – заметил Квиллер покровительственным тоном. – Работа, как говорится, лучшее лекарство.

– Да, боль утраты пока мучительна, но в конце концов всё излечимо, – согласился Картер Ли. – Я знаю, Линетт хотела бы, чтобы я продолжил начатое дело. Я мечтаю отреставрировать Плезант-стрит в память о ней. Может, даже назвать этот район Историческим парком Дунканов.

– Прекрасная идея, – тихо поддержал Квиллер, испытывая неловкость от собственного лицемерия. Он понимал, что домовладельцы, хотя и выскажут одобрение, будут обижены таким названием. – Я надеюсь, вы понимаете, – продолжал он, – что в нашем округе исторических памятников достаточно, чтобы обеспечить вас работой до конца жизни. Сейчас намечаются два проекта, к которым у меня имеется личный интерес. На них ассигнована огромная сумма денег. Во-первых, это отель в центре города, заколоченный досками после прошлогоднего взрыва.

– Я видел его, – кивнул Картер Ли. Много ли там помещений?

– Двадцать номеров и множество гостиных, включая вестибюль. Вторым объектом является особняк Лимбургера в Блэк-Крик, его намечено переделать под сельскую гостиницу… Позвольте, я снова наполню ваши бокалы.

«Пока всё идёт неплохо», – подумал Квиллер, смешивая «Маргариту». Гости расслабились и охотно поддерживали непринужденную беседу о наводнении, роли Даниэль в пьесе, будущих планах Клуба гурманов. Они выказали интерес к «Коротким и длинным историям» и охотно согласились послушать одну из них.

– Мне нравятся истории о привидениях, – призналась Даниэль, поеживаясь в предвкушении.

Рассказ о Сырой низине показался им потрясающе интересным. Разливая по бокалам «Маргариту», Квиллер произнёс:

– А сейчас я хочу вас попотчевать другой историей, которую пока никто не слышал. У неё ещё даже нет названия. Мне хотелось бы знать ваше мнение.

Лет сто тому назад, когда Мускаунти переживал пору расцвета и десять шахт работали без передышки, богатые шахтовладельцы понастроили в Пикаксе особняков и жили в роскоши на Гудвинтер-бульваре.

Но вот беда: в их домах поселились неприкаянные души шахтеров, которые погибли под завалами или при взрывах рудничного газа. Шумные призраки не давали почтенным семействам спать по ночам, пугали детей.

Одна центральная газета даже послала в Пикакс с почтовой каретой своего репортёра, и тот расписал в красках проделки призраков, их стоны, покашливание и злорадные смешки.

Вскоре после того в Пикакс прикатил крытый фургон. Лошадьми правил некий человек по имени Чарльз Луис Джонс Его сопровождала симпатичная молодая женщина в капоре, его сестра Дора.

Он заявил, что обладает магическим дароми может избавить всю округу от привидений. По его словам, он уже сотворил такое чудо для многих жителей Центра.

Он, конечно, потребовал солидное вознаграждение, но потерявшие покой и сон хозяева рудников были готовы отдать ему что угодно. Для изгнания духов ему понадобился пикакс (киркомотыга), шахтёрская шапка и несколько джутовых мешков, наполненных песком.

И вот эти двое взялись за дело. Работали они по ночам, когда хозяева особняков ложились спать. Сестра тащила киркомотыгу и бубнила заговоры, а брат в шахтерской шапке разбрасывал песок по чердакам и подвалам.

Спустя пару недель шахтовладельцы вроде бы вздохнули с облегчением и отсыпали заезжему чудодею ещё звонкой монеты, чтобы не ослаблял усилий.

Всё это время брата с сестрой принимали по-королевски, поскольку людьми они были славными и милыми. Чарльз Луис очаровал всех в округе. Никому не хотелось, чтобы он уезжал, и меньше всего Люси Ханикатт. Её отцу принадлежала шахта «Хани-Хилл». Люси нельзя было назвать самой красивой девушкой на бульваре. зато за ней давали самое большое приданое.

Когда Чарльз Луис попросил её руки, мистер Ханикатт был польщён, а Люси затрепетала от восторга. Она объедет со своим красавцем мужем всю страну, помогая попавшим в беду людям! Дора научит её магическим заклинаниям!

И вот состоялась свадьба, несколько поспешная, как поговаривали сплетники…

Пока в тишине комнаты, нарушаемой только шумом бурливого потока, прокручивалась магнитофонная запись, Квиллер наблюдал за гостями. Даниэль слушала с удовольствием, её «кузен» был настроен критичнее. При упоминании имени Чарльза Луиса Джонса его веки дрогнули. Когда речь пошла о приданом Люси и поспешной женитьбе, он снял ногу с ноги, выпрямился и, поставив бокал, взглянул на Даниэль, «Начинает улавливать суть», – подумал Квиллер. Тем временем история продолжалась.

После свадьбы ночные ритуалы возобновились, хотя владельцы особняков стали ворчать, жалуясь, что зря платят деньги.

И вот однажды вечером, поев тушёной кефали, приготовленной свояченицей, Люси заболела.

В ту же ночь Чарльз и Дора исчезли в своём крытом фургоне, прихватив приданое Люси, а также столовое серебро и ювелирные украшения из домов с привидениями. Вероятно, они совали украденное добро в джутовые мешки из-под песка.

Можно было бы посмеяться над этой байкой о привидениях, легковерных горожанах, бойком шарлатане и женщине, притворявшейся его сестрой, если бы история не имела трагической развязки. Люси умерла, и причиной её смерти, как показало вскрытие, послужила не тушёная кефаль, а мышьяк.

Картер Ли, сжав зубы, молча сверлил взглядом Квиллера, а тот спросил как ни в чем не бывало:

– Ну что, понравилось? Может, хотите прослушать ещё разок?

Сидевший на диване мужчина повернулся к своей спутнице и процедил сквозь зубы:

– Иди в машину!

– Почему? – заскулила она, с недовольным видом поглядывая на недопитый коктейль.

– Иди в машину! Делай, что говорят!

Она поднялась с неохотным видом и направилась в прихожую, чтобы надеть ботинки.

– К чёрту ботинки! Убирайся отсюда немедленно! – Когда же дверь за ней захлопнулась, он бросил Квиллеру: – Очень смешно! Что за игру вы затеяли?

С балкона послышался тихий щёлчок – это приоткрылась дверь кошачьей комнаты. Скрипнула ещё одна дверь.

– О, есть такая старинная мускаунтская игра под названием «Вызов прокурора».

Вскочив с дивана, Картер Ли схватил со стола кинжал.

Квиллер тоже поднялся.

– Не горячитесь! Мы не одни. – Он показал рукой на антресоли. По перилам шёл Коко. А из спальни Квиллера выходил Уэзерби.

Картер Ли помедлил долю секунды, и вдруг что-то спикировало на него, как орёл на кролика. Он завопил от боли, когда острые когти вцепились ему в голову. Наполовину ослеплённый струйками крови, он бросился к выходу, пошатываясь, переворачивая по дороге мебель и ощупью отыскивая путь на улицу. А Коко по-прежнему восседал на голове мошенника, глухой к его отчаянным воплям, окрикам Квиллера и тревожному мяуканью Юм-Юм. Уэзерби тоже взревел, бухая вниз по лестнице. Наступила минута полнейшего хаоса, но вот наконец Коко спрыгнул на пол, а Картеру Ли удалось найти спасительную дверь.

– Надо ехать за ним! – крикнул Квиллер.

– Давай возьмем мой пикап! Он на ходу!

Они схватили куртки и выскочили на улицу, оставив в прихожей Коко, спокойно облизывающего когти.

Пикап Уэзерби следовал по пятам за «лэнд-ровером», который, проехав по лужам на Ривер-лейн, повернул налево к сторожке у ворот, затем вновь налево, на шоссе «Скатертью дорога».

– Интересно, куда это они направляются? – пропыхтел Квиллер, доставая мобильник.

– За рулём сидит она. Посмотри, как их заносит!

Квиллер произнёс в трубку:

– Подозреваемый в убийстве и его сообщница направляются на запад по шоссе «Скатертью дорога» в белом «лэнд-ровере». У подозреваемого повреждена голова. За рулем женщина, машина движется зигзагами. Сейчас они в трёх милях от моста. Наша машина следует за ними. Конец связи.

Ответ был практически неразличим, поскольку колеса пикапа с шумом врезались в лужу. Фонтаны грязной воды, поднятые «лэнд-ровером», заливали ветровое стекло, и дворники работали как сумасшедшие, чтобы очистить обзор.

Перекрывая шум, Квиллер проорал:

– Если они поедут через мост, попадут прямо в руки полиции!

– Сбавлю-ка я скорость, Квилл. Это чистое самоубийство!

В полном молчании они проехали ещё две мили. Затем Квиллер крикнул:

– Сработало! Наша ловушка сработала!

– Я слышал каждое слово.

– И Коко тоже подслушивал!

– Мост сразу за следующим поворотом, – бросил Уэзерби.

– Остановись на этом холме.

На гребне холма они затормозили и припарковались на грязной, вязкой обочине. Отсюда им была хорошо видна машина беглецов, приближающаяся к мосту, который почти весь скрылся под водой, за исключением защитных ограждений. Речной поток пенился и ревел.

– Они никогда не сделают этого.

– Им придётся рискнуть.

Они внимательно следили за мостом. По реке шла большая волна, волочащая стволы деревьев, обломки бетонной трубы и развалившегося мельничного колеса. Такая груда мусора обычно скапливается на излучинах или поворотах реки, а затем вдруг вся разом срывается с места и несётся дальше по течению. Волна ударила по мосту, как таран, в тот самый момент когда «лэнд-ровер» въехал на него, увеличив скорость.

– Идиоты! – заорал Уэзерби.

Основы моста затрещали и вздыбились, а белая с красными крыльями машина беглецов, перелетев через перила, рухнула в реку, и бушующий поток нёс её, пока она не застряла в ветвях поваленного дуба. Там она и осталась, пойманная в ловушку развилкой векового дерева и огромным валуном.

– Ты видишь их, Джо?

– Никаких признаков жизни. Надеюсь, они не забыли пристегнуться.

За рекой уже вспыхивали мигалки полицейских машин, слышался отдаленный вой сирены, перекрывавший грохот речной стихии. Квиллер позвонил в газету, чтобы прислали репортера и фотографа. Уэзерби сказал, что попавший в капкан автомобиль вызволит, наверное, только подъёмный кран, но для спасения людей хватит и специального подъёмника.

– Давай-ка поедем домой, – предложил Квиллер, – и посмотрим, не наделала ли эта волна дел у нас, в Деревне.

– М-да… И я смогу попробовать тот коктейль.

Вода уже подбиралась к фундаментам домов, но ещё не угрожала самим зданиям.

Пока Уэзерби смешивал себе выпивку, Квиллер проверил, как дела у Полли.

– Квилл! Где тебя носит? – всполошилась она. – Звоню-звоню и никак не могу дозвониться!

– Мне пришлось выйти ненадолго.

– По радио только что объявили, что огромная волна прошла по течению Скалистого ручья, но сейчас уровень воды снизился. По крайней мере временно, благодаря обрушению в шахте «Бакшот». Вот почему нас ещё не затопило.

– Продолжай слушать радио, – велел он. – Возможно, услышишь ещё более удивительные новости.

– Налить тебе «Скуунка»? – крикнул Уэзерби.

– Нет, сейчас мне нужно что-нибудь покрепче, – вздохнул Квиллер. – Открой мне имбирный эль.

ДЕВЯТНАДЦАТЬ

Последний дюйм снега растаял в Мускаунти пятнадцатого февраля в два часа семь минут после полудня – рекорд всех времен. Дожди прекратились, паводок пошёл на убыль, и фермеры уже с беспокойством подумывали, не ожидает ли их засушливое лето. А метеоролог местного радио продекламировал: «Приди же, кроткая весна! Райская кротость, приди!»[78]

– Линетт понравилась бы эта цитата, – сказала Полли Квиллеру.

– Что-то знакомое. Откуда это, не знаешь?

– Из Колриджа, по-моему.

Сведя близкое знакомство с Уэзерби Гудом, Квиллер прекратил отпускать язвительные замечания по поводу его экскурсов в литературу. У этих двух мужчин появился общий секрет. Они договорились, что скроют от широкой общественности своё участие в поимке Картера Ли Джеймса. Когда Броуди пристал с расспросами, Квиллер промямлил уклончиво:

– Ну-у, я просто ознакомил Картера Ли с моей версией событий. Он стал угрожать мне, и тогда Коко выгнал его из дома.

Беглецы чудом выжили после падения с моста в бушующую руку и лежали в больнице под надзором полицейских. Мужчину ожидал суд по обвинению в убийстве и двадцати мошеннических сделках, а женщина, признавшаяся, что страдает клептоманией, согласилась выступить свидетелем обвинения в обмен на свободу. По городу ходили самые разные слухи,

– Он назвался вымышленным именем. Там, в Центре, ему состряпали фальшивые права, кредитные карточки, номер социального обеспечения – в общем, всё, что нужно.

– А выглядел как добропорядочный джентльмен! И эти его рубашки с монограммами! Не могу поверить, что он пошёл на убийство!

– Говорили ей: не выходи замуж за чужака, да ещё так поспешно. Она же едва знала его!

– Ну, ведь ей было уже сорок. Время поджимало.

– Должно быть, К. Л. Д. – его настоящие инициалы, иначе ему пришлось бы для каждой новой афёры заказывать очередную партию рубашек. Накладно!

Как-то вечером Полли и Квиллер встретились за еженедельным «цыплячьим» ужином. На сей раз куриная грудка была приготовлена с луком-шалотом, лимонной цедрой, рубленым шпинатом и сыром с голубой плесенью.

– Приветствую тебя, о благородный Брут! – провозгласил Квиллер, когда существо, ещё недавно носившее плебейское имя Бутси, встретило его у дверей.

Кот гордо расхаживал взад и вперед с высоко задранным хвостом, демонстрируя свою патрицианскую стать.

Полли сказал:

– Он ждёт не дождется встречи с маленькой подружкой. Её будут звать Катта. Ещё две недели её нельзя забирать от матери… Квилл, ты придумал, что делать с кошачьими именами, которые прислали тебе читатели?

– Пришли тысячи открыток, так что я нанял Уилфреда Сагбери и его подружку, чтобы они всё это систематизировали. У них получились объемистые списки, подразделенные по количеству слогов. Односложных имён мало. Очевидно, двусложные больше подходят, чтобы привлечь внимание кошки.

– Ты будешь писать статью для своей колонки?

– Или трактат «Клички животных семейства кошачьих, принятые на севере». Я как раз случайно захватил с собой примерный план. – Он выудил из кармана сложенный листок бумаги.

1. В Мускаунти, где велика популяция амбарных котов и домашних кошек, этим животным нередко присваивают клички до названиям съедобных продуктов: Пампкин (Тыква), Пич (Персик), Свит Потейтоу (Батат), Баттерскотч (Ириска), Джелибин (Желейные Бобы, или Мармелад), Джинджер (Имбирь), Хаклбери (Черника), Пеппер (Перец), Map мел эй д (Джем), Ликорис (Лакричник). Струдель, Попкорн и так далее.

2. Клички не всегда бывают лестными. Попадаются и такие: Том Беда, Вонючка, Ленивая Задница, Комок Шерсти.

3. Кошек называют в честь знаменитых личностей, исторических и литературных героев. И такие имена лестны для их обладателей, как, скажем, Крошка Ру, Сократ, Уолтер Мини[79] . Королева Юлиана[80] , Мэгги и Джиггс[81] , Элеонора Рузвельт, Джордж Вашингтон.

4. Кошки, живущие в одной семье, обычно имеют рифмующиеся имена: Минго и Бинго, Каддлс и Падллс, Нудл (Балда) и Янки-Дудл.[82]

Прочтя заметки. Полли предложила Квиллеру побеседовать о кошачьих именах с книголюбами на очередной встрече в библиотеке. Он пообещал обдумать её предложение.

После ужина Квиллер спросил:

– Тебе известно что-нибудь о кинжале, которым Линетт разрезала свадебный торт?

– Да, его подарила Даниэль. У него на рукоятке был вздыбленный лев.

– Видишь ли, я случайно узнал, что ловкая Даниэль умудрилась выкрасть его из дома Мак-Мёрчи, когда они с Картером Ли проводили так называемую экспертизу. Гил ужасно огорчился. Это был последний подарок его покойной жены.

– Какой кошмар! – ужаснулась Поли. – Хорошо, что Линетт не знала, Мак-Мёрчи были ей добрыми соседями. Если у Линетт приключалась какая-нибудь неприятность с водопроводом, она всегда обращалась к Гилу, и он мгновенно устранял любую неисправность.

Оба погрузились в молчание. «Знала ли Даниэль, – думал Квиллер, – что получит свой свадебный подарок обратно после Нового Орлеана? Клептоманка она или её воровство по мелочи служило отвлекающим маневром, пока Картер Ли проворачивал главную аферу? Если верно последнее, становится понятна "кража" его дублёнки, которая пропала ненадолго. Хищение денег из склянки-копилки тоже вполне объяснимо: даже жена банкира может нуждаться в паре тысяч. Но вот зачем ей понадобился ворох старой одежды из ящика возле церкви?»

Полли нарушила тишину:

– Я никогда даже не подозревала их. А ты, Квилл?

– Гм…. – Он раздумывал, что открыть, а о чём умолчать. – Разговоры Картера Ли о занесении зданий в Национальный регистр возбудили моё любопытство. Я заинтересовался, как происходит регистрация исторических памятников. И выяснил, что это весьма сложная процедура. Надо составить множество технически грамотных описаний, снабдить их фотографиями, документально подтвержденными сведениями об архитектуре, материалах, отделке, истории здания. И всё это должно быть одобрено комиссией штата, прежде чем будет рассмотрено на федеральном уровне. Как же мог он раздавать обещания клиентам? Однако ему удалось убедить двадцать семей, и только я был Фомой неверным… Но, к сожалению, я слишком поздно обнаружил, что он мошенник.

Полли глубоко вздохнула:

– Я хотела бы – ради Линетт – вернуть тот кинжал со львом Гилу Мак-Мёрчи. Она бы так и сделала. Ты знаешь, Квилл, у меня есть ключ от её дома. Линетт просила меня приглядывать за ним, пока они не вернутся из свадебного путешествия. Как ты считаешь, если я зайду туда и просто… Хорошо ли это будет?

– Нет, это будет нехорошо! – строго оборвал её Квиллер. – Это будет кража, неподобающий поступок для заведующей библиотекой. А вот если ты пойдешь туда с проверкой и обнаружишь протечку, неизвестно откуда натекшую лужу воды под кухонной раковиной, то сможешь позвать Гила. Пусть заскочит туда со своим гаечным ключом. Тогда уже нельзя будет говорить о краже, ведь человек возьмёт то, что принадлежит ему по праву.

Как-то вечером Квиллера, сидевшего дома, потревожил дверной звонок. На пороге стоял человек в респираторе со стеклянной банкой в руках.

– Что такое? Что случилось? – переполошился Квиллер, узнав Уэзерби Гуда. – Входи! Ты что, сбрендил? Сними эту штуковину! Что там у тебя в банке?

– Хрен от моего двоюродного дедушки из Локмастера. Он сам выращивает его и сам трёт на тёрке. Одного вдоха достаточно, чтобы убить слона.

– Надо попробовать, – мечтательно протянул Квиллер, который был любителем хрена. – Как насчёт бурбона?

Явился величественный Коко, Юм-Юм кокетливо прошествовала в комнату.

– Они у тебя поймали хоть одну мышь? – спросил Уэзерби.

– Юм-Юм втайне лелеет такую мечту, а Коко выше этого, он интеллектуал. Его больше занимает передача мыслей на расстоянии. Он сообщил мне, что предпочёл бы вернуться в амбар. Кстати, долго ли продержится хорошая погода?

– Не спрашивай меня о погоде. Я всего лишь метеоролог. Спроси лучше у мохнатых гусениц.

Квиллер проговорил:

– Полли утверждает, что слушатели присылают тебе цитаты для передач.

– Конечно присылают, и я им за это благодарен. Полли сама постоянно подкидывает мне подходящие цитаты… из Шекспира и прочих классиков.

– Да, уж барда с берегов Эйвона она знает вдоль и поперек, – небрежно бросил Квиллер, скрывая удивление. Почему она не говорила ему об этом? Правда, он тоже скрывал от неё свои расследования и ту роль, которую играет в них Коко, поскольку она начала бы отговаривать его от первого и посмеялась бы над вторым. Однако то обстоятельство, что Полли может что-то скрывать от него, явилось для Квиллера сюрпризом.

Словоохотливый метеоролог перескакивал с предмета на предмет:

– Мы все с радостью узнали, что теперь Фрэн Броуди будет играть главную роль в «Гедде Габлер». Плохо только, что Даниэль не заплатила дизайнерской студии до того, как её собственные художества выплыли наружу. Доктор Диана говорит, что беглецов спасли твои «Маргариты». Они так накачались, что тела их были словно каучуковые. Ты заходил к Луизе после того, как Ленни оправдали и он вернулся к работе?

– Да, заходил! Она была так счастлива, что бесплатно угощала всех своими фирменными яблочными пирогами.

– В бридж-клубе все думают, что именно Даниэль подставила Ленни. Ты хорошо знал Уилларда? Я бы не удивился, если бы он оказался замешан в этом мошенничестве. Это ведь он пригласил сюда Картера Ли и проталкивал его проект.

Только потому, что его банк хотел вложить деньги в реставрацию. Я убежден, что ему было неизвестно истинное положение дел. Он познакомился с Даниэль в ночном клубе и не успел даже толком узнать её до женитьбы. По моим предположениям, она и Картер Ли – давние партнеры, которые не раз вместе проворачивали жульнические сделки. И они решили, что с помощью богатого мужа смогут отхватить большой куш.

Уэзерби уставился на Коко, который колошматил хвостом по полу.

– Что это он?

– Передаёт сообщения, – просветил Квиллер. – Я уже много лет пытаюсь освоить язык этого кошачьего хвоста! – И продолжил доверительным тоном: – Полли подарила мне собрание сочинений Мелвилла на Рождество, и Коко как одержимый сбрасывал с полки десятый том. Если хочешь узнать нечто странное, взгляни на его название.

Уэзерби прошел к буфету и взглянул на полку, где стоял Мелвилл.

– «Мошенник»… Да нет, ты разыгрываешь меня!

– Ничуть.

– Тогда что это, совпадение или…

– Сам решай, Джо.

После того как метеоролог, забрав респиратор, ушёл домой, Квиллер заметил, что Коко продолжает лупить хвостом по полу: направо, налево, направо, налево. Кот пытался что-то сообщить, а значит, история ещё не подошла к концу. Или, скорее, Квиллер ещё не всё понял.

– Что тебя беспокоит, старина? – спросил он.

Коко престал бить хвостом и прошёлся по комнате – гордый сын Сиама, – остановившись на мгновение, чтобы бросить на Квиллера взгляд, который иначе как презрительным и не назовешь. Подойдя к Юм-Юм, спокойно лежавшей на подушке, он ударил её лапой по голове.

– Прекрати! – крикнул Квиллер. – Прекрати издеваться над ней!

Коко вызывающе взглянул на него и ударил Юм-Юм ещё разок, добавив презрительное «Йау-ау-ау», относившееся к хозяину.

Квиллер немедленно направился к телефону и позвонил Эндрю Броуди домой. Он услышал вялое приветствие телезрителя, которого оторвали от увлекательного шоу.

– Что смотришь, Энди? – спросил Квиллер.

– Почитай газету, – огрызнулся Броуди.

– Не вешай трубку, Энди. У меня есть новая информация. Помнишь, как Уиллард Кармайкл отправился на семинар в Детройт? Картер Ли тогда поехал с ним по какому-то своему делу. – Квиллер с силой пригладил усы кулаком. – Так вот, скажу я тебе, это его дело заключалось в том, чтобы нанять киллера для Уилла!

Громкое судебное разбирательство по делу Картера Ли Джеймса обещало затянуться на всю весну благодаря усилиям сторон, споривших о том, в каком судебном округе должно слушаться дело, о столкновении интересов, об отборе присяжных, и прибытию телерепортеров из Центра. Средства информации называли случившееся в Пикаксе странным делом. И только Квиллер знал, насколько оно странное, и приложил все силы, чтобы скрыть вклад Коко.

Однажды солнечным днем он сидел, развалившись в большом кресле, и представлял, как его «сообразительный кот» восседает на свидетельском месте, вопит, не внемля ударам судейского молотка, мечется по залу и в присущей котам манере слетает с люстры.

На самом деле сиамцы занимались обычными кошачьими делами: Юм-Юм нежилась на солнышке, а Коко рыскал по дому, принюхивался к незримым пятнышкам, чесал за ухом, вылизывал спинку. Он был неугомонным и утратил всякий интерес к Герману Мелвиллу. Он смотрел на всё и не видел ничего, дергая головой без видимой причины, бешено гоняясь по дому и таращась в пространство.

Квиллер подумал, что Коко, хоть он и имеет больше вибрисс, чем его сородичи, и больше чувств, чем люди, по существу остается котом. В этот момент Коко, растопырив все четыре лапы, пролетел перед ним, и Квиллер поднял голову. Он увидел крошечное чёрное пятнышко, которое хаотично кружило по комнате, закладывая крутые виражи.

– Мошка! – вскричал он.

Примечания

1

По Фаренгейту. Около -18 °С. – Ред.

(обратно)

2

Коэффициент теплоощущения характеризует воздействие температуры окружающего воздуха на организм человека в зависимости от силы ветра. – Ред.

(обратно)

3

Речь идет о знаменитых актерских супружеских парах. Перев.

(обратно)

4

Шиш-кебаб – род шашлыка. – Перев.

(обратно)

5

Тарамасалата – густой соус-пюре из копченой тресковой икры. – Ред.

(обратно)

6

Саганаки – жареный сыр. – Ред.

(обратно)

7

Роб Рой» – коктейль из шотландского виски и вермута От прозвища легендарного разбойника Роберта Роя Мак-Грегора (1671-1734) шотландского Робин Гуда. – Перев.

(обратно)

8

Хуммус – соус из нута (турецкого гороха) и молотого кунжута, приправленный оливковым маслом, чесноком, жгучим перцем и лимонным соком. В него макают пресную лепешку. – Перев.

(обратно)

9

Баба-гануш – пюре из баклажанов и молотого кунжута, приправленное оливковым маслом, чесноком, жгучим перцем и лимонным соком. – Перев.

(обратно)

10

Король Лир говорит о Корделии: «У неё всегда был тихий, нежный, милый голос – большая прелесть в женщине» (пер. Т. Л. Щепкиной-Куперник). – Ред.

(обратно)

11

Марди-Гра (Вторник на Масленой неделе) – праздник в Новом Орлеане и других городах Луизианы, с красочным карнавалом, балами и парадами с участием ряженых и джаз-оркестров. Стал своеобразным символом Нового Орлеана. – Перев.

(обратно)

12

Деревянная готика – стиль викторианской архитектуры, вызванный к жизни появлением новых деревообрабатывающих инструментов, которые позволяли изготовлять затейливые резные наличники. – Перев.

(обратно)

13

Английское словоgingerbread(имбирный пряник) в переносном смысле означает «мишурность», «дешевая пышность». – Ред.

(обратно)

14

Кантри-клубы (закрытые загородные клубы для состоятельных граждан) обычно имеют теннисные корты, поле для гольфа, плавательные бассейны. – Ред.

(обратно)

15

Китайская бумага – здесь: тонкая печатная бумага, имитирующая восточные образцы; чаще всего используется для печатания Библии и других религиозных книг. – Ред.

(обратно)

16

Оссиан – легендарный певец-бард, герой кельтского народного эпоса, якобы живший в III в. Так называемые поэмы Оссиана – литературная мистификация. Они были созданы шотландским писателем Дж. Макферсоном в 1762-1765 гг. на основе древних кельтских сказаний и легенд и выданы за подлинные песни барда. – Ред.

(обратно)

17

Сэмюэл Джонсон (1709-1784) – английский писатель и лексикограф. – Перев.

(обратно)

18

Джон Гринлиф Уиттьер (1807-1892) – американский поэт, видный аболиционист. Воспевал природу Новой Англии, жизнь в деревне и людей труда. – Ред

(обратно)

19

По преданию, эту детскую песенку (англ. «Rock-a-bye Baby») сочинил один из первых поселенцев, прибывших в Америку на корабле «Мэйфлауэр». – Ред.

(обратно)

20

«Сказание о старом моряке» – поэма Сзмюэла Тейлора Колриджа (1772-1834). – Ред.

(обратно)

21

Перевод Н. Гумилева

(обратно)

22

Квиллер цитирует «Сон в летнюю ночь» Шекспира. – Ред.

(обратно)

23

Арнольд Беннетт (1867-1931) – английский писатель, автор бытописательских романов из жизни английской провинции. – Ред.

(обратно)

24

Maccaчycemcкuй технологический институт – ведущий частный научно-исследовательский и учебный институт США в пригороде Бостона. Известен исследованиями в области физики, химии, биологии, технических наук. – Ред.

(обратно)

25

Рой (от гаэльскогоRuadh) значит Рыжий.

(обратно)

26

Уильям Моррис (1834-1896) – английский художник и тик искусства. – Ред.

(обратно)

27

Сплит – десерт из мороженого, фруктов и орехов. – Перев.

(обратно)

28

Здесь: верхний полуэтаж дома. – Ред.

(обратно)

29

От англ. frobnitz – абракадабра, белиберда. – Ред.

(обратно)

30

Федеральный стиль – архитектурный стиль, распространённый в США в конце XVIII – первой половине XIX вв. Характеризуется сочетанием классических форм с типично американскими мотивами. – Перев.

(обратно)

31

Феджин – персонаж романа «Приключения Оливера Твиста», обучавший ремеслу малолетних воришек. – Ред.

(обратно)

32

Чатни – индийский кисло-сладкий фруктово-овощной соус к мясу. – Перев.

(обратно)

33

Здесь обыгрывается английская пословицаEarlytobedandearlytorisemakesamanhealthy;wealthyandwise– Кто рано ложится и рано встает, здоровье, богатство и ум наживет. – Ред.

(обратно)

34

Джон Филип Суза (1854-1932) – американский композитор и дирижер, прозванный «королем маршей». Марш «Вашингтон пост» был сочинен им по заказу одноименной газеты к церемонии её награждения. – Перев.

(обратно)

35

День матери – официальный праздник, отмечаемый во второе воскресенье мая. В этот день принято оказывать особые знаки внимания и дарить подарки матери и другим женщинам – членам семьи. – Ред.

(обратно)

36

Аппетитные куриные эскалопы (ит.)

(обратно)

37

Куриные грудки с грибами и орехами (ит.)

(обратно)

38

Деревня пенсионеров – населенный пункт, где в отдельных домиках живут только пожилые люди. – Ред.

(обратно)

39

В день рождения поэта Р. Бёрнса (1759-1796), 25 января, в Шотландии, Англии и за границей, среди выходцев из Шотландии, принято устраивать торжественный ужин. Подают традиционные шотландские блюда и виски. Во время ужина играет волынщик, одетый в костюм горца. – Ред.

(обратно)

40

Принц Чарли – принца Карл Стюарт (1720-1788), сын Якова Эдуарда Стюарта (1688-1766), претендовавший на английский престол. – Ред.

(обратно)

41

Тайна тайн (лат.)

(обратно)

42

Должно быть, речь идет о леди Анне Макинтош, которая была женой Ангуса Макинтоша, главы клана в эпоху, когда принц Чарли пытался завладеть английским престолом. Против воли мужа, который поддерживал английского монарха, леди Анна призвала свои клан выступить на стороне Карла Стюарта, за что была прозвана «прекрасной мятежницей». – Ред.

(обратно)

43

Тартан – традиционный шотландский клетчатый рисунок из перекрещивающихся узких и широких разноцветных полос каждый клан имеет свой тартан. Этим словом называют также шотландский плед, шотландку (шерстяную или шелковую ткань с таким рисунком), а ещё шотландских горцев. – Ред.

(обратно)

44

Хаггис – ливер в рубце, шотландское блюдо из бараньей или телячьей печени, сердца и легких; заправляется овсяной мукой, околопочечным салом, луком и перцем и варится в бараньем или телячьем рубце. – Перев.

(обратно)

45

Каллоденсная битва (1746) привела к разгрому якобитского восстания 1745-1746 гг. в Шотландии, которое возглавлялось принцем Чарли. – Перев.

(обратно)

46

Стихи Р. Бёрнса в переводе С. Я. Маршака

(обратно)

47

«Человек, который пришёл к ужину» – комедия Дж. С. Кауфмана я М. Харта. которая с 1939 г . шла на Бродвее. В 1942 г . по ней был снят фильм, где снялась Бетти Дэвис. – Ред.

(обратно)

48

нью-йоркский концертно-спортивный комплекс. Гигантский цилиндр из сборного железобетона. – Ред.

(обратно)

49

Ursus Euaretos

(обратно)

50

Комнаты. Еда. Выпивка (англ.)

(обратно)

51

Американский актер Джон Уэйн (1907-1979) прославился исполнением ролей ковбоев в вестернах. – Ред.

(обратно)

52

День труда – праздник, отмечаемый в первый понедельник сентября. – Ред.

(обратно)

53

Английское слово February (февраль) действительно произносят по-разному. Чаще всего опускают первое r. – Перев.

(обратно)

54

В третий понедельник февраля в большинстве штатов отмечается День рождения Джорджа Вашингтона. В ряде штатов он празднуется как День Вашингтона-Линкольна или День президентов (и Вашингтон, и Линкольн родились в феврале). – Ред.

(обратно)

55

Карандаш лежит на столе (фр.)

(обратно)

56

Трант Вуд (1891-1942) – американский художник-реалист, изображавший жизнь и быт Среднего Запада. «Американская готика» (1930) портрет четы фермеров, одна из самых известных его работ. – Ред.

(обратно)

57

Томас Стернз Элиот (1888-1965) – поэт, литературный критик, культуролог, лауреат Нобелевской премии по литературе (1948). Родился в Америке, но с 1914 г . жил в Европе, главным образом в Англии. – Ред.

(обратно)

58

Кличка кота (Bootsie) созвучна словуboots– коридорный, слуга в гостиницу – Ред.

(обратно)

59

От англ.Propinquity – близость,соседство иequanimity – хладнокровие, спокойствие.

(обратно)

60

От «Магнификат» («Величит душа моя») – Величания Богоматери.

(обратно)

61

Иоганн Пахельбель (1653-1706) – немецкий композитор и органист эпохи барокко. Современной публике известен главным образом благодаря Канону ре мажор. – Ред.

(обратно)

62

Белый и красный – традиционные цвета Валентинова дня. Белый символизирует чистоту любви, красный – страсть. – Ред.

(обратно)

63

Ф. Д. Джеймс – псевдоним классика английского детектива, писательницы Филлис Дороти Джеймс Уайт (р. 1920), которая удостоена множества наград, включая орден Британской империи, и титула баронессы, пожалованного ей королевой Елизаветой II. – Ред.

(обратно)

64

В переводе с английского Туманная и Дымчатая.

(обратно)

65

В кличках обыгрывается созвучие английского слова puss (киска) со словами Oedipus (Эдип – Пухлоногий), octopus (осьминог) и platypus (утконос). – Ред.

(обратно)

66

В переводе с английского Реактивная Струя.

(обратно)

67

Сазерак – коктейль из виски, горьких настоек, перно и сахара со льдом и ломтиком лимона. – Перс.

(обратно)

68

Просьба ответить (фр. сокр.)

(обратно)

69

Ещёоднацитатаиз«КороляЛира». (For the rain, it raineth every day.) -Ред.

(обратно)

70

Кличка Типси (Tipsy) переводится как Подвыпивший, Под Мухой.

(обратно)

71

Название Хосрэдиш (Horseradish) переводится как «хрен» (буквально «лошадиный редис»).

(обратно)

72

Из сборника детских стихов «Сказки Матушки Гусыни».(The north wind doth blow, and we shall have snow.) – Ред.

(обратно)

73

Лорелея Ли – героиня книги и фильма «Джентльмены предпочитают блондинок», певичка, ищущая любви на круизмом теплоходе» В кино её роль сыграла Мэрилнн Монро. – Ред.

(обратно)

74

Фалафель – крокеты из фасолевого или горохового пюре, припправленного кунжутом и солью. Подаются обычно с пресными лепёшками. – Перев.

(обратно)

75

«Парни и куколки» – бродвейский мюзикл 1950 г . В его экранной версии (1955) сыграли Фрэнк Синатра и Марлоц Брандо. Аделаида – комическая героиня, танцовщица кабаре, которая никак не дождется, чтобы её дружок женился на ней. – Ред.

(обратно)

76

«Пьяница» – пьеса ирландского драматурга Тома Мерфи. – Ред.

(обратно)

77

Джон Гилгуд (1904-2000) и Алек Гиннесс (1914-2000) – знаменитые английские актеры, прославившиеся исполнением шекспировских и чеховских ролей и удостоенные рыцарского звания.

(обратно)

78

Строчки из поэмы «Времена года» шотландского поэта Джеймса Томпсона (1700-1748). – Ред.

(обратно)

79

Уолтер Митти – герой рассказа Дж. Тёрбера из сборника «Тайная жизнь Уолтера Митти» (1939), чьё имя стало нарицательным. Неловкий, робкий человек, находящийся под каблуком своей жены. Убогость повседневной жизни он скрашивает фантазиями о рискованных приключениях, в которых он настоящий мужчина и герой. – Перев.

(обратно)

80

Юлиана (р. 1909) – королева Нидерландов в 1948-1980 гг. – Перев.

(обратно)

81

Мэгги и Джиггс – герои популярного комикса Джорджа Макмануса. Джипт, разбогатевший ирландец, не желает менять своих простецких привычек, к огорчению его жены Мэгги, мечтающей войти в светское общество. – Ред.

(обратно)

82

«Янки-Дудл» – маршевая песня. Первоначально англичане пели её, потешаясь над плохо экипированными и обученными отрядами янки. – Ред.

(обратно)

Оглавление

ОДИН

ДВА

ТРИ

ЧЕТЫРЕ

ПЯТЬ

ШЕСТЬ

СЕМЬ

ВОСЕМЬ

ДЕВЯТЬ

ДЕСЯТЬ

ОДИННАДЦАТЬ

ДВЕНАДЦАТЬ

ТРИНАДЦАТЬ

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

ПЯТНАДЦАТЬ

ШЕСТНАДЦАТЬ

СЕМНАДЦАТЬ

ВОСЕМНАДЦАТЬ

ДЕВЯТНАДЦАТЬ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте