«Тепло его объятий»

Тепло его объятий (epub) - Тепло его объятий 563K (книга удалена из библиотеки) (скачать epub) - Вета Сашина

Тепло его объятий

ВетаСашина

Глеб старше Риммы на десять лет. Спокойный и сдержанный, полная противоположность взрывной, полной энергии Риммы. Ей так не хватает безумных поступков и пламенных ночей… Но неожиданно на горнолыжном курорте, куда Римма приехала с мужем, она встречает свою школьную любовь — Диму. Он веселый, стремительный, обжигающий, как огонь. Римму словно магнитом тянет к нему. Ей хочется оказаться в плену этих сильных рук, ощутить на коже жар его поцелуев… Но что будет теперь, если Глеб узнает о той ночи? Ведь она все также любит его…

 

Вета Сашина

Тепло его объятий

 

 

 

 

 

 

Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»

2018

 

© Майдукова С. С., 2017

© DepositPhotos.com / AntonioGuillemF / digieye, обложка, 2018

© Книжный Клуб «Клуб семейного досуга», издание на русском языке, 2018

© Книжный Клуб «Клуб семейного досуга», художественное оформление, 2018

 

ISBN 978-617-12-5342-1 (epub)

 

 

 

Никакая часть данного издания не может быть

скопирована или воспроизведена в любой форме

без письменного разрешения издательства

 

 

 

Электронная версия создана по изданию:

 

Гліб старший від Римми на десять років. Спокійний та стриманий, цілковита протилежність вибуховій, сповненій енергії Риммі. Їй так бракує безумних учинків і полум’яних ночей… Та несподівано на гірськолижному курорті, куди Римма приїхала з чоловіком, вона зустрічає своє шкільне кохання — Діму. Він веселий, стрімкий, обпікає, як вогонь. Римму неначе магнітом тягне до нього. Їй хочеться опинитися в полоні цих сильних рук, відчути шкірою жар його цілунків… Однак що буде тепер, коли Гліб дізнається про ту ніч? Адже вона так само кохає його…

Сашина В.

С22 Тепло его объятий : роман / Вета Сашина. — Харьков : Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», 2018. — 160 с.

ISBN 978-617-12-4746-8

 

Глеб старше Риммы на десять лет. Спокойный и сдержанный, полная противоположность взрывной, полной энергии Риммы. Ей так не хватает безумных поступков и пламенных ночей… Но неожиданно на горнолыжном курорте, куда Римма приехала с мужем, она встречает свою школьную любовь — Диму. Он веселый, стремительный, обжигающий, как огонь. Римму словно магнитом тянет к нему. Ей хочется оказаться в плену этих сильных рук, ощутить на коже жар его поцелуев… Но что будет теперь, если Глеб узнает о той ночи? Ведь она все также любит его…

УДК 821.161.1(477)

 

Дизайнер обложки Анна Демидова

Глава 1

 

Все люди уникальны. Никто не станет спорить, что мужчина и женщина — совершенно не похожие друг на друга создания. Именно поэтому между ними возникает притяжение, но иногда и полное отторжение. Порой случается так, что сильная неприязнь между мужчиной и женщиной перерастает в пылкие чувства и страсть. Но бывает и наоборот, когда любовь превращается в самую настоящую ненависть. Одним словом, никогда не знаешь, чем все закончится. Хотя каждый был бы рад, если бы любая история имела счастливый конец. Особенно когда речь идет о его собственной истории.

Римма, как и все нормальные люди, хотела быть счастливой. Однако бывает так, что и пожаловаться вроде не на что, но и похвастаться нечем. Это был ее случай.

Жизнь летела вперед. Годы мелькали. Глядя на свое отражение в зеркале, Римма думала, что она все та же двадцатилетняя девчонка, хотя ей уже давно исполнилось тридцать четыре. Лишь встретившись со студенческой подругой, она осознала, что глубоко заблуждалась по поводу своей молодости. Обычно мы долго и упорно отказываемся замечать очевидные неприятные вещи, потому что так проще и удобнее. Но неизбежно наступает момент, когда закрывать глаза больше не получается. И тогда нас словно обдает ледяной водой.

Подругу звали Катей. Она была ровесницей Риммы и в прежние времена выглядела моложе за счет милой круглой мордашки и длинной челки. Но время не щадит никого. Пока Катя рассказывала о своих малышах, школе и придирчивых учителях, Римма не могла думать ни о чем, кроме лучистых морщин, залегших в уголках ее глаз и вокруг рта.

Куда подевалась прежняя Катюша? Ее словно подменили. Челка поредела, черты лица заострились. Даже голос изменился, лишившись звонких ноток, и ее радостное щебетание не скрыло этого факта.

— Я им… А они мне… Так и заявили, поросята, представляешь? Тогда я…

Римма кивала, улыбалась, но почти не слушала Катин рассказ о ее смышленых детишках. Мысли ее унеслись далеко. Это был момент пробуждения ото сна, в котором она оставалась вечно молодой девчонкой, у которой все впереди.

Оказалось, что впереди не так уж много. А то, что прожито, выглядит словно для пробы, для черновика. Но когда же писать чистовик? Вот-вот прозвенит звонок и нужно будет сдавать работу. Не успеешь оглянуться, как на пенсии окажешься. А где же пылкие чувства, любовь, страсть? А как же последние годы молодости, когда на тебя с интересом смотрят мужчины на пляже или в кафе? Что потом? Потом неизбежно наступает возраст, когда женщины занимаются воспитанием детей. Домашние хлопоты отвлекают их от мыслей о себе. Но у Риммы не было детей. У нее был только муж.

И поселившийся в ней страх перед будущим.

Со дня встречи с подругой прошла пара недель, но Римма так и не сумела избавиться от мыслей о надвигающейся старости. Теперь она стала реальной и близкой, как осень, которая когда-нибудь обязательно настанет.

Каждое утро Римма опасливо бросала взгляд на свое отражение и находила все больше признаков увядания. С мужем делиться подобными вещами она не могла, с подругами не хотела. Но на сердце появился тяжелый камень. Словно ждешь какой-то неизбежной беды. Не счастья, не чуда. Чего-то плохого.

Хорошо еще, что Глеб — Риммин муж — был старше нее на целых десять лет. И теперь она как никогда оценила преимущество большой разницы в возрасте. Ведь мужчинам природа подарила долгую молодость, не то что женщинам. Их ни морщины не портят, ни седина. Женщинам куда сложнее. Только-только проступят серебряные нити в волосах, и тебя норовят записать в старухи… А так не хочется!

Почему такая несправедливость?

Сконцентрировавшись на собственной внешности и неизбежном увядании, Римма совсем забыла о важной дате в ее жизни. Чего не скажешь о Глебе. Он никогда ничего не забывал. Казалось, его единственным недостатком была чрезмерная любовь к еде, результатом чего стали отчетливо проступающие под одеждой живот и округлые бока.

— Риммочка! — позвал он, вернувшись домой с работы. — Где ты?

Голос был преувеличенно веселый и немного загадочный.

— Здесь, — нехотя отозвалась Римма из ванной, где как раз снимала последние бигуди с пряди подвитых светлых волос. — Сейчас выйду. — Она торопливо провела пальцами по волосам, сбрызнула локоны лаком и стала вертеть головой в разные стороны, не сводя пристального взгляда со своего отражения. — Подожди немного.

Когда она наконец вошла в спальню, Глеб уже успел снять рубашку. Глядя на его спину, она невольно поморщилась. Джинсы плотно облегали широкую талию, а полные бока, подобно тесту, нависали над поясом.

— Ты поправился, — заметила она недовольно. — Давно взвешивался?

— Я не поправился, — виновато произнес Глеб, повернувшись к жене. — Просто джинсы не моего размера…

— А когда-то это был твой размер, — вздохнула Римма. — Совсем не следишь за собой. И бегать перестал.

— Колено болит, я же говорил.

— Говорил. А до этого была щиколотка.

— Ты в плохом настроении? — насупился Глеб. — Поэтому решила и мне испортить?

Лицо его сделалось обиженным и упрямым.

— Нормальное у меня настроение. — Римма смерила его холодным взглядом. — Если тебе что-то не нравится…

Тон был такой, что он решил пойти на попятный, поспешно заявив:

— Мне все нравится.

— Не заметно.

— Ну хорошо, прости, — произнес Глеб примирительно и обнял Римму за талию. — Просто я хотел поговорить не о моем весе.

— О чем же тогда? — спросила она, стараясь скрыть нотки любопытства в голосе. — Надеюсь, о чем-то приятном?

— Ты попала в точку, — улыбнулся Глеб. — Я хочу поговорить с тобой о чем-то очень приятном. Возможно, самом приятном в жизни. — Он с удовольствием выдержал паузу, еще больше разжигая интерес жены. — Ты помнишь, что у нас скоро праздник?

— Ты имеешь в виду Новый год? — Римма пожала плечами. — Но сейчас только ноябрь. Не рановато строить планы?

— Ты не помнишь, что случилось ровно десять лет назад десятого ноября?

— Ой! — воскликнула она. — Неужели уже десять лет прошло?

— Да, — кивнул Глеб и поцеловал Римму в лоб. — Именно. Три тысячи шестьсот пятьдесят два дня. Но для меня все словно вчера случилось.

— Как летит время, — задумчиво произнесла Римма. — А я ничего не успела за эти годы…

— Глупенькая. — Глеб любовно погладил ее по щеке. — Сейчас у нас в отношениях не самый романтический период. Я вижу, тебя что-то тревожит.

— Нет. Просто…

— Вижу, вижу. И меня беспокоит твое состояние. Ведь ты сделала меня самым счастливым мужчиной на свете.

— Это, конечно, важно, — согласилась Римма. — Но хотелось бы сделать что-то еще.

— Что ж, у тебя вполне достаточно времени, чтобы создать, например, собственную империю, — улыбнулся Глеб. — И я готов тебе помочь.

— Я согласна даже на небольшой бизнес, — тряхнула светлыми локонами Римма. — В моем возрасте стыдно быть наемным работником.

— Ты серьезно? — Глеб задорно рассмеялся. — Вот уж не думал, что тридцать лет — солидный возраст…

— Мне уже тридцать четыре, — уточнила Римма. — И ты, кажется, хотел сообщить что-то приятное. — Она нахмурилась. — Или все уже сказано?

— Нет, не все. — Глеб загадочно улыбнулся и взял папку, лежавшую на кровати. — Я решил как-то по-особенному отметить десять лет нашей совместной жизни. Помнишь свадебное путешествие?

— Еще бы не помнить! — Римма насмешливо приподняла бровь. — Как можно забыть, что твой новоиспеченный муж в первый же день слег с расстройством желудка?

Эпизод действительно получился памятный. Номер был маленький, санузел совмещенный, дверь тонкая. Два дня Римме пришлось гулять по горнолыжной базе в гордом одиночестве, отбиваясь от приставучих кавалеров и рассказывая соседям по столу байки о важных, абсолютно неотложных делах, неожиданно появившихся у супруга. Глеба она любила тогда гораздо сильнее, но все равно ужасно сердилась, и проявляемое ею участие было не всегда искренним.

«Ну что? — спрашивала она, возвращаясь в номер, озябшая, разрумянившаяся на свежем воздухе. — Легче тебе?»

«Кажется, да, — отвечал бледный как призрак Глеб, приподнимая голову с подушки. — Еще немного, и я встану».

И он действительно вставал. Но лишь для того, чтобы закрыться в туалете.

Потом его организм справился с хворью, и они дружно наверстывали упущенное, пытаясь освоить премудрости катания на лыжах, записываясь на каждую предложенную экскурсию и засыпая только под утро в объятиях друг друга. Но осадок остался. Ведь это все-таки было романтическое путешествие, и Римма возлагала на него особенные, женские ожидания. Даже сейчас, много лет спустя, ее взгляд, обращенный на Глеба, был преисполнен легкого негодования.

— Никто не застрахован от несчастных случаев, — смутился Глеб, прижимая папку к груди. — И вообще, я не об этом. Помнишь, я тогда дал тебе обещание? Мы еще глинтвейн на террасе пили…

— Глинтвейн помню, — кивнула Римма. — Но совершенно не понимаю, о каком обещании идет речь.

— Совсем?

— Совсем.

— Вот, смотри. — Глеб выудил из папки конверт и протянул его Римме. — Может, так будет проще вспомнить.

Отступив назад, он сложил руки на груди и горделиво вскинул голову.

Римма открыла конверт и извлекла из него яркие листовки. Пробежав глазами текст, она развернула лист, сложенный вчетверо. Бегло прочитав все, что там было написано, она просияла и подняла глаза на мужа.

— Милый, — произнесла она тихо. — Но это же… это целая неделя на лучшем горнолыжном курорте Австрии! Ты обещал, что через десять лет повезешь меня в Тироль. Но я думала, ты шутишь…

— Как видишь, я сдержал обещание.

— Но ты же ненавидишь лыжи!

— Зато люблю тебя.

Улыбнувшись, Глеб раскрыл объятия. Римма прильнула к его груди и крепко обняла.

— Спасибо тебе, милый, — пробормотала она, втягивая запах его большого сильного тела. — Это будет наша лучшая годовщина.

Глеб еще крепче прижал к себе жену и поцеловал ее в светлую макушку.

— Я очень хочу, чтобы ты была счастлива со мной и не жалела о своем выборе.

— А я и не жалею, — прошептала Римма. — Просто бывает немного грустно. Но это пройдет.

— Обязательно пройдет.

— Когда ты рядом, мне сразу становится легче. Ты такой сильный.

Глеб погладил ее по волосам, отливающим золотом.

— Я всегда буду рядом.

Римма с благодарностью посмотрела на него снизу вверх, приподнялась на цыпочках и прильнула губами к его губам.

Через несколько секунд, не разжимая объятий, они упали на кровать, чувствуя себя молодыми и влюбленными — как в те времена, когда никак не могли ни нацеловаться, ни просто насмотреться друг на друга.

Яркие лоснящиеся проспекты, обещающие несколько райских дней, остались лежать на полу, словно напоминание о будущем счастье.

 

***

 

По нынешним меркам Римма вышла замуж довольно рано, в двадцать три года. Современные женщины не спешат выскакивать за первого встречного и рожать от него детей. Сегодня многие мечтают встретить того единственного, с кем захочется провести всю жизнь. А чтобы время в ожидании принца не пропадало даром, они строят карьеру.

У Риммы жизнь сложилась иначе. Она познакомилась с Глебом, когда училась в институте. Был промозглый сырой день, значившийся в календаре как весенний, но на самом деле еще довольно холодный и такой ветреный, что курточку и колготки продувало насквозь.

Она стояла на остановке в ожидании маршрутки, а два одногруппника, попеременно шмыгая носами, пытались развеселить ее глупыми анекдотами и россказнями о вчерашнем «сабантуе» в общаге. По улице время от времени проходили мужчины с букетиками чахлых тюльпанов, очевидно, заготовленных к послезавтрашнему празднику Восьмого марта, когда те же цветы будут стоить раза в два дороже.

Римма не любила Международный женский день с его вымученными улыбками, осыпающимися мимозами и бутонами тюльпанов, перетянутыми резинками. Вручая дамам сердца цветы, нелепые подарки и банальные шоколадные наборы, мужчины словно искупали прошлые грехи и пытались заслужить отпущение будущих. Римме же хотелось совсем другого праздника. Настоящего. Такого, чтобы на всю жизнь хватило.

— Придешь послезавтра? — спросил однокурсник. Его нос сверкал в солнечных лучах, как подтаявшая сосулька. — Мы в тридцать пятой поляну накрываем. Весело будет.

— Поглядим, — ответила Римма уклончиво.

Знает она эти посиделки в общежитии. Дешевая выпивка, цветистые тосты, возбужденный хохот, стены ходуном и «случайно» пустующие комнаты, пропахшие куревом. Нет уж, спасибо.

Чтобы отделаться от парней, Римма сделала вид, что ей нужно поговорить по телефону, и осталась на остановке ждать следующую маршрутку. Тут-то к ней и подкатил Глеб. Не просто предложил подвезти, а не поленился выйти из машины, чтобы распахнуть переднюю дверцу:

— Садитесь, девушка. Вы же продрогли совсем, я вижу.

У Риммы и правда зуб на зуб не попадал, а озябшие пальцы почти не гнулись. Она недавно где-то посеяла уже вторые перчатки за сезон и пока что не поставила родителей в известность, потому что в преддверии весны нуждалась в множестве других обновок. Хотелось не чувствовать себя обделенной, когда придет время снимать зимнюю одежду.

— Как вас зовут? — спросил Глеб, чье имя пока что оставалось для нее загадкой.

Римма сама не понимала, как очутилась в его машине. Не в ее правилах принимать приглашения от незнакомых мужчин. Неужели теплым салоном соблазнилась? Или подкупило то, как предупредительно незнакомец распахнул дверцу? Да и внешность его располагала. Открытый взгляд, ясные глаза, хорошая улыбка.

— Римма, — сказала она. — Вообще-то я в чужие машины не сажусь.

— Я тоже, — засмеялся он. — Значит, между нами есть что-то общее. Я Глеб. Рад знакомству.

Езды до института было минут десять, но за это время они успели пообщаться и понравиться друг другу. Прежде чем выйти из машины, Римма посмотрела Глебу в глаза и спросила:

— Вы часто девушек подвозите?

— Честно? — спросил он.

— Со мной можно только честно, — предупредила она. — Иначе никак.

Делано засмеявшись, он признался:

— Бывает. Вернее, бывало.

Римма сделала вид, что не поняла смысла последнего уточнения.

— Вы, значит, сердцеед? — спросила она. — Охотник за молоденькими девушками?

— Какой из меня сердцеед? — фыркнул он. — В том-то и дело. Не имею представления, где и как с вами знакомиться. — Выражение его лица сделалось одновременно смущенным и вызывающим. — Не могу же я всю жизнь прожить в одиночестве. А подружки на одну ночь меня не устраивают.

На этот раз рассмеялась Римма.

— Меня тоже, — сказала она. — Так что вы правы, Глеб. Между нами есть что-то общее.

Так началось их знакомство, о котором Римме ни разу не пришлось пожалеть. Глеб сумел быстро завоевать ее сердце, ведь тридцатилетний обеспеченный мужчина, который по уши влюблен в студентку, не остановится ни перед чем. А его конкурентами были лишь мальчишки, которые по вечерам резались в компьютерные игры и пили дешевое пиво.

Очень скоро Римма стала смотреть свысока на свое студенческое окружение. Ее заваливали подарками, засыпали цветами и водили в недешевые заведения, тогда как подружкам оставалось только с завистью наблюдать за развитием ее романа.

Глеб не торопился укладывать Римму в постель, как обстоятельный хозяин не спешит собирать недозрелый урожай, зная, что всему свое время. Она не была девственницей и, когда между ними произошло то, что должно было произойти, очень боялась, что Глеб к ней охладеет. А он ничего не сказал, словно не заметил. Лежал на спине, забросив руку за голову, и молча смотрел в потолок.

— Разочарован? — спросила Римма сквозь зубы.

— Что? — не понял он. — Да что ты, солнышко! Я самый счастливый человек на свете.

И тогда она увидела, что он улыбается. Нет, не улыбается — весь светится от счастья.

— Я здесь потому, что это ты, — сказала она. — Ни с кем другим мне ничего не надо. Было когда-то по глупости. А теперь только ты.

— Только ты, — повторил он. — Выйдешь за меня замуж?

— Руку и сердце так не предлагают, — фыркнула Римма.

— Виноват, исправлюсь, — отшутился Глеб.

Уже на следующий день он галантно опустился перед ней на колено и протянул коробочку с кольцом. Она не смогла сдержать слез счастья.

— Согласна? — спросил он почему-то шепотом.

Они находились в его небольшой, скудно обставленной холостяцкой квартире. За большим панорамным окном догорал оранжевый сентябрьский закат. В глубоком синем небе мерцала первая звезда, словно подмигивая Римме: «Соглашайся, соглашайся!»

Она открыла коробочку и увидела на бархатной черной подушечке кольцо с крупным бриллиантом. Впрочем, Римма вряд ли колебалась бы даже в том случае, если бы обручальное колечко оказалось совсем скромным.

— Да, — сказала она просто.

Глеб тут же заключил ее в объятия и наградил столь страстным поцелуем, что у Риммы земля ушла из-под ног. Пока он задувал горящую свечу на столе, она смотрела на кольцо, бережно надетое на ее палец. А романтический ужин пришлось на полчасика отложить. Когда влюбленные наконец уселись за стол, пицца успела остыть, а вино сделалось слишком теплым, но это не имело значения.

— Только институт я не брошу, — предупредила Римма, когда все главные тосты были произнесены, а на столе появился десерт в виде очень вкусных маленьких пирожных.

— Я и не прошу, — покачал головой Глеб. — Учись, конечно. Мне нужна не просто красивая, но еще и умная жена.

— И ревновать не будешь? — прищурила она один глаз.

— Буду, — признался он. — Но только потому, что так положено. Я тебе доверяю.

На следующее утро Римма явилась на занятия с бриллиантом на пальце. Подруги чуть не полопались от зависти, а преподавательница английского языка, типичная старая дева с чересчур легкомысленной для ее возраста прической, заявила, что не пристало девочкам носить столь дорогие украшения, и ее лицо резко налилось малиновым цветом. Зато ребята стали иначе относиться к своей сокурснице. С бóльшим уважением и даже трепетом. Римме это нравилось. Она чувствовала себя какой-то особенной. Словно старшая сестра среди малолеток.

Отгремела свадьба, пролетела учеба, потянулись однообразные будни. За десять лет совместной жизни Римма ни разу не пожалела, что вышла замуж за Глеба. Он оказался по-настоящему хорошим, внимательным и щедрым мужем. А что касается лишнего веса или желания поспать подольше, так идеальных людей не существует, тем более мужского пола. Римма это прекрасно понимала. Зато, несмотря на мелкие недостатки, Глеб был верен, надежен и по-прежнему влюблен.

Жизнь со зрелым уравновешенным мужчиной изменила и Риммин характер. При необходимости она умела превратиться из юной девы в мудрую женщину, с которой можно посоветоваться и обсудить серьезные вопросы. Она сама не изменяла Глебу и его не донимала ревностью. Их брак был построен на взаимном уважении. Когда происходили ссоры или просто мелкие недоразумения, они старались не повышать голос — выясняли отношения сдержанно, как положено взрослым цивилизованным людям. Да и не случалось у них особых ссор. Поводов не было.

Когда спустя пять лет совместной жизни Римма так и не сумела забеременеть, они с Глебом отправились на обследование в больницу. Оказалось, что она способна родить, а вот Глеб бесплоден. Узнав об этом, он тут же предложил Римме развод, чтобы не портить ей жизнь. Но Римма решила, что способна быть счастливой и без детей. Нельзя сказать, что она больше никогда не думала о ребенке, но о своем решении не сожалела. Римме нравилась размеренная жизнь, и менять в ней что-либо она не хотела.

Чувствуя вину за то, что лишил любимую женщину радости материнства, Глеб старался баловать ее и поддерживать в любых начинаниях. Римме приспичило пойти с ним на парную йогу — и он молча приобрел абонемент. Требовалось принять какую-нибудь невероятно скрученную асану[1] — Глеб не жаловался, хотя особой гибкостью и изяществом похвастаться не мог. Животик мешает? Кости трещат? Ну и пусть, лишь бы любимая жена была довольна.

Когда она затащила его в студию танцев, Глеб так же усердно и мужественно осваивал движения танго или пытался скользить по паркету под зажигательные ритмы самбы. Он не отказывал Римме ни в чем. Он вырос в детском доме, и, кроме нее, родни у него не было. Она одна стала его семьей, одна на всем белом свете. Поэтому его сердце и душа безраздельно принадлежали белокурой девчонке с неиссякаемым потоком энергии.

Но он никогда не боялся идти за ней. Даже по краю обрыва. Даже с завязанными глазами.

Потому что ради нее он был готов без раздумий прыгнуть в пропасть. Без Риммы ему и жизнь не нужна. В принципе, он ее уже отдал. Вся его жизнь принадлежала Римме.

Глава 2

 

Наконец настал первый день долгожданного путешествия.

Накануне вечером Римма собрала свои вещи, решив ограничиться только самым необходимым. Но рано утром, за полчаса до выхода из дома, она решила немного откорректировать содержимое чемодана. Каждый раз, добавляя какую-нибудь вещь, она обещала себе, что это последняя. Но остановиться сумела лишь тогда, когда чемодан, лежавший посреди комнаты, стал похож на чудище со вспоротым брюхом.

— Гле-е-е-еб! — позвала Римма жалобным голосом. — Иди скорее сюда, мне нужна твоя помощь!

— Что случилось, Риммочка? — поинтересовался вошедший в спальню Глеб, глядя на расстроенное лицо жены. — Чем тебе помочь?

Глеб, как всегда, был одет в темные брюки и рубашку. Это означало, что очень скоро комплект дополнится пиджаком и, скорее всего, галстуком.

— Ты зачем так вырядился? — нахмурилась Римма.

— А что? — Глеб опустил голову, недоуменно разглядывая себя.

— А то, что у меня такое чувство, будто мы не на курорт собрались, а в банк — положить деньги на депозит.

— Ты хочешь, чтобы я переоделся?

— Хочу, — утвердительно кивнула Римма. — Но сначала помоги мне закрыть его. — Она ткнула пальцем в чемодан. — Наверное, что-то с замком.

— Или кто-то положил слишком много нарядов. — Глеб приблизился к чемодану и, упершись руками в бока, вздохнул. — Милая, ты помнишь, что мы едем на горнолыжный курорт, а не на показ мод?

Римме сразу вспомнился отец, который вечно ограничивал мамины запросы. Заодно вспомнились собственные унижения подростковой поры, когда приходилось выпрашивать или даже вытаскивать из родителей каждую обнову, начиная от какой-нибудь несчастной заколки и заканчивая сапогами, которые, казалось, придется носить всю жизнь. Слава богу, те времена безвозвратно прошли, но даже воспоминания настраивали Римму на решительный лад. Нет, она никогда больше не станет отказывать себе в удовольствии одеваться модно и красиво!

— Ты хочешь, чтобы я целую неделю ходила в одном свитере? — фыркнула Римма. — Если мои вещи не помещаются в этот чемодан, то проблема не в них, а в размере чемодана.

Топая босыми пятками, она стремительно покинула комнату.

Поколебавшись, Глеб присел на корточки и принялся укладывать вещи, сваленные на полу. Казалось бы, он должен был нервничать, но, странное дело, ничего подобного не происходило. Как можно сердиться на любимую? Ну хочется немного покапризничать. Что тут поделаешь? Она же женщина.

Упаковывая в чемодан свитерки и блузочки, Глеб не мог отказать себе в удовольствии — подносил каждую вещицу к лицу, вдыхая такой знакомый, такой родной запах. Как же ему повезло, что Римма стала его женой! Что бы он делал без нее? Даже подумать страшно! Проехал бы тогда мимо остановки — и все, судьба сложилась бы совсем иначе.

— Риммочка! — позвал Глеб. — Иди сюда, пожалуйста.

— Да что же это такое? — возмутилась она, стоя в дверном проеме и пытаясь вслепую вдеть в ухо сережку. — Ты у меня такой несамостоятельный! Неужели без меня обойтись нельзя?

— Нельзя, — вздохнул он. — Все не поместится. Молния не застегивается. Может, возьмем еще одну сумку?

— Ни в коем случае, — отрезала Римма. — Мне вполне достаточно одного чемодана.

— Да? — неуверенно спросил Глеб. — Тогда, может быть, оставим что-нибудь? — Он потрогал гору вещей, выпирающих из чемодана. — Это… Или это…

— Беда с этими мужчинами. Вы такие беспомощные. — Римма накрыла содержимое чемодана крышкой и решительно уселась сверху. — Давай, застегивай молнию. Только смотри не поломай, а то на руках меня в Австрию понесешь.

— Хорошо, — смиренно произнес он, и было совершенно неясно, обещает он быть осторожным или же действительно готов отправиться в Альпы с Риммой в охапку.

Пряча улыбку, она наблюдала, как Глеб возится с непослушным замком. Вес у нее был небольшой, но этого хватило, чтобы утрамбовать вещи. Не прошло и минуты, как чемодан наконец плотно сомкнул свои зубчатые челюсти.

— Господи, мы же опаздываем! — спохватилась Римма, вскакивая на ноги. — Быстрее, Глеб. Вечно тебя нужно подгонять.

Оба забегали по квартире, проверяя, все ли выключено, заперто, перекрыто и не забыто ли что-нибудь впопыхах. Лифт тащился вниз невыносимо долго, мокрый асфальт предательски скользил под ногами, автомобиль не желал заводиться с первого раза. В общем, все было как всегда, когда люди опаздывают, а весь мир словно только тем и занят, что создает им препятствия.

В пути Римма молчала, то и дело поглядывая на экран телефона. Глеб, ссутулившись за рулем, напряженно всматривался в предрассветные сумерки. Он не любил нарушать правила, но сейчас время поджимало, поэтому он мчался вперед, не обращая внимания на знаки ограничения скорости.

— Ты не слишком разогнался? — Римма опасливо взглянула на спидометр.

— Все нормально, — пробормотал Глеб, не сводя глаз с шоссе. — Не мешай.

Сейчас, когда вся ответственность полностью лежала на нем, он был так собран и решителен, что Римма не отважилась перечить.

Благодаря водительскому мастерству Глеба и пустым утренним дорогам, они преодолели расстояние до аэропорта на пятнадцать минут быстрее, чем обычно. Но там их ждал неприятный сюрприз: на парковке возле входа и рядом с терминалом не оказалось свободных мест. Пришлось ехать на дальнюю стоянку, а оттуда минут десять идти пешком.

Римма была на взводе. Она запыхалась и то и дело нервно отбрасывала белокурые локоны, падавшие ей на глаза.

— Я говорила тебе, говорила, — сердито шипела она. — Дешевле взять такси, чем опоздать на самолет.

— По моим расчетам мы имели в запасе как минимум полчаса, — оборонялся Глеб, волоча тяжелый чемодан и сумку на плече. — Но пока мы упаковывали твою тридцать одну кофточку…

— Знаешь, в таком настроении я не хочу никакого отпуска, — перебила Римма, остановившись. — Лети без меня.

Прикрывая ладонью накрашенные ресницы от оседающих капель тумана, она отвернулась и стала смотреть куда-то в сторону, как будто забыв о существовании Глеба.

— Ри-и-и-имма! — взмолился он. — Прошу, только не сейчас! — Он обнял сопротивляющуюся жену и привлек к себе. — Нам обоим нужен этот отпуск. Мы устали. И наши отношения тоже нуждаются в смене обстановки.

— Значит, ты меня больше не любишь? — Римма насупилась, словно ребенок, и вопросительно посмотрела на Глеба. — Ты к этому клонишь?

— Милая моя, — прошептал он, беря ее лицо в свои горячие ладони. — Я люблю тебя больше жизни. И всегда буду любить. Но я хочу, чтобы наши отношения радовали нас обоих. Понимаешь?

— Не очень, — созналась Римма. — Но поговорим об этом позже.

Призывно тряхнув светлыми волосами, она устремилась в сторону аэропорта. С облегчением вздохнув, Глеб последовал за ней.

 

***

 

Аэропорт встретил толчеей возле сектора досмотра, бряцаньем расстегиваемых и застегиваемых ремней, стуком пластиковых контейнеров для вещей и тревожным писком детекторных рамок. Потом было нетерпеливое перетаптывание на приеме багажа и новая очередь к окошку паспортного контроля.

— Уф, — сказал Глеб, смахивая пот со лба. — Наконец-то. Пойдем. — Он махнул рукой вперед. — Посадка будет там. Скоро начнут запускать.

— Успеем, — решила Римма. — Я заскочу в дьюти-фри.

— Зачем? Тебе других магазинов мало?

— Здесь отличный выбор духов, и цены радуют.

Договаривая фразу на ходу, Римма стремительно нырнула в сверкающий аквариум бутика, за стеклами которого проплывали фигуры зачарованных покупательниц.

Ассортимент действительно был богатый. Просто глаза разбегались. Выбрав наконец подходящий парфюм, Римма услышала объявление о начале посадки на свой рейс. Прикидывая, сколько ей понадобится времени, чтобы успеть добежать до зала, она положила духи на стойку кассы. С облегчением отметила, что впереди нет ни одного человека, а значит, покупка займет не больше минуты. Но у кассира не оказалось нужных купюр на сдачу. Мило улыбнувшись, она принялась искать деньги у своих коллег.

Римме казалось, что девушка нарочно тянет время, но она изо всех сил сохраняла невозмутимое выражение лица, делая вид, что никуда не спешит. Но, когда диктор повторно объявила о начале посадки, она не выдержала.

— Сдачу оставьте себе! — раздраженно бросила она кассиру. — Мой самолет сейчас улетит без меня!

С этими словами она схватила духи и, не взяв чек, бросилась в свой сектор. Глеб ждал ее у стойки, нервно играя желваками. Отмахиваясь от его упреков и тяжело дыша, Римма протянула паспорт улыбчивой девушке в красной форме «Австрийских авиалиний».

— Ну, все ведь закончилось хорошо? — пробормотала она, виновато поглядывая на Глеба, когда их пропустили на посадку. — Я успела, видишь?

Он ничего не ответил, а только демонстративно обернулся назад — за ними не было ни одного человека.

Слушая гулкие шаги, которые эхом отдавались в металлическом «рукаве», ведущем к самолету, Римма чмокнула Глеба в щеку. Покачав головой, он усмехнулся, взял ее руку и ободряюще пожал.

 

***

 

Не успел самолет набрать высоту, как Римма принялась распаковывать покупку. Она извлекла изящный флакон из коробочки и тут же надушилась, прикрыв глаза от удовольствия. Глядя на ее детский восторг, Глеб не смог сдержать улыбку.

— Ты просто ребенок, — произнес он ласково. — Такая глупенькая у меня…

— Ну не всем же быть умными и солидными, как ты, — иронично заметила Римма, посмотрев на брюки Глеба. — Хорошо, что галстук не надел.

— Я не успел переодеться, прости. — Он виновато развел руками. — Если бы не чемодан…

Римма метнула в него испепеляющий взгляд, и он тут же замолчал.

— Кстати. — Она прищурилась, словно это могло улучшить зрение. — А где твоя куртка?

Глеб глупо заморгал.

— Куртка?

— Что за манера переспрашивать! Ты прекрасно слышал вопрос. И ты сидишь без куртки. Где она? Наверх положил?

— Нет. — Глеб зачем-то похлопал себя по груди и животу. — Она была на мне.

— Когда?

— Все время.

— Тогда почему сейчас ее нет? — саркастически осведомилась Римма.

— Я… Черт! — Глеб с силой ударил себя ладонью по лбу. — Меня попросили снять куртку, когда рамка зазвенела.

— И ты снял.

— А как же иначе. Там свои правила.

— Снял, — продолжала Римма, — и… Что дальше?

— Дальше в корытце положил, — пробормотал удрученный пропажей Глеб. — Поставил на ленту. Она поехала в черный ящик с рентгеном.

— Угу. А потом?

— Потом я надел ремень. Взял телефон, ключи.

— А куртку?

— А куртку… — Глеб попытался заглянуть под сиденье, но ему помешала спинка переднего кресла. — Куртку… — Не сумев наклониться, он стал водить под собой ногой, должно быть, надеясь на какое-то чудо. — Послушай, я не отдавал ее тебе?

— Мне? — возмутилась Римма. — С какой стати?

— Ну, просто. Подержать, пока я ремень надену. А ты положила куда-нибудь.

— Не фантазируй, Глеб. Терпеть не могу, когда люди пытаются перекладывать вину на других. Ты не ребенок. Нужно отвечать за свои поступки.

— Я отвечаю. С каждым может случиться.

— Не с каждым, — беспощадно возразила Римма. — Со мной, например, не может.

Когда самолет взлетел и надпись «пристегнуть ремни» погасла, они встали и долго топтались в проходе в поисках пропажи. Но куртка не материализовалась.

— Надеюсь, в карманах не осталось ничего ценного? — спросила Римма, когда, ловя на себе любопытные взгляды, они вернулись на свои места. — Билеты, карточки, документы?

— Нет, все здесь. — Глеб похлопал ладонью по маленькой сумочке у себя на коленях. — Но куртку жаль. Она мне нравилась. Спортивная такая.

— Да-а-а-а, — протянула Римма и отвернулась к окну.

Толстый слой облаков был непрогляден, как вата, расстеленная до самого горизонта. Казалось, кто-то нарочно сделал это, скрывая какую-то тайну. Ослепительно яркое солнце, отражаясь от лопасти крыла, высвечивало мельчайшие детали серебристой обшивки. Самолетные двигатели гудели мерно и успокаивающе.

Римма сомкнула веки, надеясь задремать, чтобы перелет не казался длинным. Однако сон не шел. Мешали мысли, которые никак не удавалось прогнать или усмирить. Быстрые и отрывочные, они беспорядочно роились в голове, но общий смысл был ясен. В душу Риммы начали закрадываться сомнения по поводу того, что отпуск поможет сблизиться с Глебом. Пока что она не испытала никаких чувств, кроме раздражения и напряжения.

Не было ни радости, ни легкости, ни предвкушения приятного приключения.

 

***

 

Отель превзошел все ожидания Риммы и немедленно настроил ее на новый, восторженный лад. Холл встретил несколько старомодной пышностью и стерильной чистотой, в лифте, напоминающем космическую капсулу, играла расслабляющая музыка, в коридоре пахло дезодорантом и полировальной жидкостью. Служащие и постояльцы были приветливы и улыбчивы, словно старые знакомые. Повсюду пестрели живые цветы, придающие интерьеру легкую праздничную атмосферу.

— Нравится? — спросил Глеб, пока портье открывал перед ними дверь и вносил багаж.

— Волшебно, — улыбнулась Римма. — Будто в сказку попала.

Ощущение праздника усилилось, когда они обнаружили в номере бутылку неплохого шампанского и коробку шоколадных конфет.

— М-м-м! — протянула Римма, запихнув в рот душистое сердечко.

— Я тоже попробую, — скромно произнес Глеб, пробуя сразу несколько шоколадок.

Он походил на ребенка, спешащего набить рот сладостями.

Сев на кровать, Римма блаженно закрыла глаза и провела рукой по мягкой ткани покрывала. Только сейчас она почувствовала, что давно нуждалась в отдыхе, но не понимала этого.

Глеб много работал, поэтому вместо полноценного отпуска они смогли только на пару дней вырваться на море. Однажды Римма купила путевку и поехала отдыхать без Глеба. Но, как ни странно, удовольствия не получила. Мучаясь от одиночества и скуки, она считала дни до возвращения домой. К тому же вокруг нее постоянно вертелись мужчины, желающие пережить короткие, но бурные радости курортного романа. Среди них попадались очень даже симпатичные. Но Римма была верной женой и никогда не любила любовных приключений — только серьезные отношения. С тех пор она не ездила отдыхать без Глеба.

И вот теперь, каждой клеточкой своего тела ощущая спокойствие и расслабленность, она готова была заплакать от счастья. Впереди у них с Глебом — целая неделя без суеты, без спешки. Неделя, в течение которой не нужно составлять список покупок и думать, что приготовить на ужин. Неделя без уборок, городского транспорта и пробежек по супермаркетам.

Сказка, просто сказка!

 

***

 

Утром после легкого завтрака и бесподобного кофе Римма и Глеб, предвкушая покорение заснеженных вершин, отправились к подъемникам. Воздух был таким чистым и свежим, что его хотелось пить, как родниковую воду. Солнце слепило глаза даже сквозь темные стекла очков.

Кабинка походила на небольшой трамвайчик, повисший на проводах. Кроме Риммы и Глеба наверх поднимались еще две семейные пары — одна постарше, другая помоложе. Все улыбались и охотно общались друг с другом на невероятной смеси итальянского, французского и английского языков.

Предоставив Глебу объяснять иностранцам, кто они такие и откуда приехали, Римма уткнулась в окно, из которого открывался потрясающий вид. Чем выше поднимался вагончик, тем грандиознее открывались горы, тем больше становилось простора, от которого просто захватывало дух. Уютно устроившись на сиденье с подогревом, поджав ноги в массивных, но необыкновенно легких и теплых ботинках, Римма делала снимки великолепного ландшафта.

«Я здесь, — думала, понимала и чувствовала она. — Среди этой красоты. Среди милых, приветливых людей. Рядом с любимым мужем. Как хорошо, что мы выбрались сюда. Надо почаще отправляться в путешествия, тогда и грустные мысли в голову лезть не будут».

— Риммочка, — окликнул ее Глеб. — Мы прибыли.

Попрощавшись с попутчиками, они заняли позицию на вершине склона. Лыжников было пока что не очень много, но все же пришлось немного подождать своей очереди. И вот наконец настал момент, когда Римма, помахав Глебу рукой в перчатке, оттолкнулась палками и заскользила вниз по склону. В ярких лучах солнца разлетались бриллиантовые снежинки, переливающиеся всеми цветами радуги. Улыбаясь от восторга, Римма уверенно набирала скорость, как птица высоту. В этот момент она чувствовала такую свободу, что хотелось кричать, или петь, или то и другое сразу.

Выписывая петли и закладывая виражи, Римма наслаждалась хрустом снега под чуткими к малейшему наклону лыжами. На фоне белоснежного полотна фигуры других лыжников казались очень яркими, почти игрушечными. Заснеженные ели издали следили за ними, словно молчаливые исполины. И тени на фоне невыносимой белизны были такими же ярко-голубыми, как сказочное альпийское небо.

Когда трасса закончилась, Римма резко затормозила и, развернувшись, нашла взглядом Глеба. Он находился примерно на середине спуска, прорезанного множеством параллельных и пересекающихся линий. Даже издали было видно, как он напряжен, как сложно ему удерживать равновесие и направлять своевольные лыжи в нужную сторону. Глядя на его неуклюжие движения, Римма невольно хихикнула. Ее сердце наполнилось нежностью, граничащей с жалостью, как будто она следила за неловким, но ужасно симпатичным медвежонком.

Глеб наконец поравнялся с Риммой и старательно затормозил, чуть не усевшись при этом на снег, но устоял, сдвинул очки на лоб и вымученно улыбнулся.

— Ну как я смотрелся? — поинтересовался он. — Жалкое было зрелище?

— Что за глупости? — искренне возмутилась Римма, совершенно забыв о своих недавних впечатлениях. — Ты отлично держишься. — Она сделала шаг к фуникулерам, возвращающим лыжников к началу трассы. — Сейчас мы поднимемся, и я не сомневаюсь, что во второй раз ты съедешь намного увереннее.

— Риммочка, я на сегодня пас. — Глеб виновато покачал головой. — Перелет, другой климат… Я устал, любимая.

— Так не годится! — Если бы не лыжи, Римма топнула бы ногой. — Мы же приехали сюда, чтобы кататься!

— Я тебя здесь подожду. — Глеб кивнул в сторону множества деревянных домиков с заманчивыми вывесками. — Глинтвейна выпью. Говорят, он здесь очень вкусный.

— Господи! — Римма раздраженно передернула плечами. — Какой же ты зануда.

— Я просто устал немного. А ты катайся, если хочешь. Только осторожнее, ладно?

Она молча направилась к веренице кабинок, ползущих к вершине, забралась в одну из них и поехала вверх. Глеб смотрел ей вслед, пока она не превратилась в крохотное пятнышко, после чего пожал плечами и отправился в кафе.

Пока Римма поднималась наверх, ее мысли, словно злые осы, кружились вокруг идеи, что причина внезапной усталости Глеба кроется в его возрасте.

«Был бы он моложе хотя бы лет на пять, он бы сейчас поднимался со мной, — думала она. — И хорошо бы еще сбросить килограммов десять, вместо того чтобы объедаться, как вчера, на ночь глядя».

Римма смотрела в окошко подъемника, за которым было все так же сказочно красиво. Но теперь она не замечала ничего, что происходило вокруг. Мир словно померк от обиды на Глеба и перестал существовать. Ей казалось, что он не просто не захотел еще раз подняться на гору, а предал ее, бросил на произвол судьбы.

Злость колючими пальцами мучительно сдавливала горло Риммы, пока из ее глаз не потекли горячие слезы.

Если бы сейчас кто-то спросил у нее, почему она плачет, то, вероятно, ответ прозвучал бы нелепо и неубедительно. По большому счету, она и сама не понимала, почему ей так грустно среди всей этой красоты. Чего-то ей, как всегда, не хватало.

Чего?

Глава 3

 

Как только в комнату проникли первые солнечные лучи, Рима открыла глаза. Улыбнувшись, она осмотрела уютный номер и потянулась. Едва проснувшись, она тут же почувствовала, что сегодняшний день будет необыкновенным.

— Глеб! — бодро позвала Римма и начала тормошить мужа, закутанного в толстое одеяло. — Просыпайся, лентяй!

— Который час? — сонно пробормотал он, не отрывая головы от большой подушки. — Еще совсем рано…

Взяв с тумбочки часы Глеба, Римма посмотрела на циферблат.

— Половина восьмого, — улыбнулась она. — А это значит, что через полчаса начинается завтрак.

— О нет! — простонал Глеб, и его макушка скрылась под одеялом. — Дай мне хотя бы сегодня выспаться, любимая.

— Всю жизнь проспишь, соня! — Римма со смехом сдернула одеяло с Глеба. — Вставай, вставай! У тебя есть ровно десять минут, пока я буду умываться. И ни минуты больше, — добавила она с шутливой строгостью. — А то все пропустишь. И завтрак в том числе.

С этими словами она ловко соскочила с кровати и вприпрыжку направилась в ванную комнату.

 

***

 

Зал ресторана, где кормили завтраками, был невелик, но светел и красив, как все в этом отеле. Клетчатые красно-белые скатерти придавали интерьеру душевности. Пахло кофе и свежей выпечкой.

Наполнив тарелки, они направились к выбранному Риммой столу возле панорамного окна, из которого открывался прекрасный вид на горы. Однако любоваться величественными снежными пиками, озаренными утренним солнцем, было некогда.

— Что ты себе взял? — Римма подалась вперед, заглядывая в тарелки мужа. — Круассаны, хамон, яйца, конфитюр… Еще и две булочки прихватил. — Она укоризненно покачала головой. — Бери пример с меня. Смотри: только кофе и штрудель.

— Штрудель полит ванильным сиропом? — оживился Глеб. — Не пробовал такого никогда. Сейчас наверстаем.

Не дожидаясь ответа, он вскочил с места и направился к прилавку с десертом. Вернулся он очень скоро — довольный, предвкушающий удовольствие от десерта.

— Глеб, — многозначительно произнесла Римма. — Не слишком?

— А? — Он прикинулся непонимающим.

— Я думала, ты здесь похудеешь, а ты решил еще пару килограммов набрать?

— Худеть нужно дома, любимая, — отмахнулся Глеб, придвинув к себе тарелку. — А здесь слишком много всего необычного.

— Что же ты не худеешь дома? — холодно поинтересовалась Римма.

В следующее мгновение ее лицо вытянулось от удивления. Она даже не услышала ответа Глеба, сосредоточившись исключительно на вошедшем в зал мужчине.

Это был высокий стройный молодой брюнет, одетый в темно-синий свитер поло и отлично сидящие джинсы. Лицо у него было узкое, с четко обозначенными скулами и маленькими, аккуратными ушами. И весь он выглядел аккуратно, опрятно, подтянуто.

Подойдя к шведскому столу, он, словно нехотя, прошелся вдоль стойки, разглядывая угощения. Немного подумав, положил на тарелку вареное яйцо и ломтик тоста. В той же неспешной, несколько вальяжной манере он направился к своему столику. Устроившись, открыл газету и углубился в чтение.

— Ты слышала, что я говорю? — повысил голос Глеб.

Римма посмотрела на мужа. Ее взгляд был слегка затуманен, словно она только что пробудилась.

— Что? — переспросила она.

— Я говорю: дома надо будет серьезно спортом заняться.

— Да. Займись, правильно.

Он попытался проследить за ее ускользнувшим взглядом.

— Ты кого-то увидела?

— Нет. — Римма сунула в рот кусочек штруделя и принялась механически жевать. — Просто задумалась.

— О чем? — поинтересовался Глеб, азартно орудуя ножом и вилкой.

— Просто.

Она съела еще немного штруделя и запила кофе.

— Ну как? — поинтересовался Глеб, с аппетитом жуя. — Вкусно?

— Очень, — кивнула Римма, вставая из-за стола. — Но я уже наелась, так что ты завтракай без меня.

— В номере подождешь?

— Не хочу терять время. Пойду кататься.

— Без меня?

— Ты тоже подтягивайся.

— Что-то не так? — Глеб перестал жевать, в его глазах появилось беспокойство. — Мне пойти с тобой?

— Нет! — торопливо возразила Римма. — Я просто хочу подышать свежим воздухом.

Глеб недоуменно пожал плечами и остался за столиком.

Римма покинула зал походкой, которую принято называть летящей.

 

***

 

Прежде чем отправиться дальше, Римма некоторое время постояла у выхода из отеля, закрыв глаза и глубоко дыша.

«Неужели это он? Неужели Дима? — размышляла она, прикусив губу. — Просто невозможно, нет, невозможно. И все-таки это он. Он, он!»

Неспешный молодой человек в темно-синем поло оказался первой любовью Риммы. И, как ни странно, взаимной. Но все же несчастной.

Им с Димой было тогда по семнадцать лет. Идеальный возраст для первой любви, глубоких чувств и не менее глубоких душевных ран. Ран, о которых мы легко забываем, но так же легко вспоминаем. Они остаются с нами до конца. И их не залечить, не забыть.

Классический случай, когда школьники горячо влюблены друг в друга и мечтают пожениться, едва достигнув совершеннолетия. Но это планы. А в реальности нет ничего, чтобы воплотить их в жизнь: ни работы, ни опыта, ни жилья. А самое главное — нет желания родителей поддержать и помочь. Многие проходят через подобное, но, переболев, выздоравливают, как будто после гриппа. Римма тоже выздоровела, но сейчас поняла, что ничего не забыла.

Римма была девочкой из хорошей семьи, и на нее возлагались большие надежды. Отличница, прекрасно играла на пианино, пела, танцевала, с легкостью решала самые сложные задачки по алгебре и делала успехи в физике. А Дима рос в сложной семье: пьющий отец, мать, которой нет дела до детей, и незамужняя сестра с маленьким ребенком. Все это, конечно, сказалось на характере и поведении Димы. Он дрался, был агрессивен со сверстниками и никого не пускал в свою душу. Учился он нехотя, ему не давались даже самые простые предметы. Зато он прекрасно играл на гитаре и занимался резьбой по дереву.

По непонятной причине между хорошей девочкой и плохим мальчиком зародилась дружба, которая немного позже переросла в любовь. Учителя били тревогу, докладывали родителям Риммы, жаловались и предупреждали, что Дима — это ее погибель. Родители запрещали, ругали, но ничего поделать не могли.

Пока не прозвучал последний школьный звонок. Ведь у всего бывает свое начало и свой конец.

В том далеком году родители устроили Римму в дорогой университет, чтобы ее окружали сокурсники из обеспеченных семей. Они едва ли могли себе позволить такое дорогое обучение, но чего не сделаешь ради любимой дочки.

Дима же не поступил не то что в вуз, даже в техникум: он не мог похвастаться ни хорошими оценками, ни деньгами. Однако Римма по-прежнему была влюблена в этого парня. Ей хватало песен в ее честь, хватало запретных и таких сладких поцелуев на лестничной площадке. Тогда родители стали лезть из кожи вон, зарабатывая деньги и беря взаймы. Они покупали дочке самую лучшую одежду и дорогие украшения, чтобы она почувствовала, насколько Дима не соответствует ее статусу. И наконец добились своего. Римме стало стыдно приглашать Диму в свою компанию. Постепенно, шаг за шагом, влюбленные отдалялись друг от друга. А затем в ее жизни появился Глеб с собственным бизнесом и автомобилем. Родители вздохнули с облегчением и принялись раздавать долги, накопленные за несколько лет.

Поначалу Римма вспоминала о Диме. Она жалела его и по-прежнему любила, но перестала видеть перспективы совместной жизни. У них были разные цели и разные пути. Песен в подарок стало мало, когда вдруг выяснилось, что мужчины могут дарить золотые украшения и меха.

Так и закончилась история первой любви.

И вот теперь, спустя десять лет, Римма встретила того самого Диму из своего забытого прошлого. Она знала, сколько стоит номер в тирольском пятизвездочном отеле, поэтому была шокирована.

«Как ему удалось выбиться в люди? — размышляла она. — Неужели стал музыкантом? Да, наверное. Он ведь всегда был талантливым».

Пока она спускалась на лыжах по склону, в ее сознании мелькали картинки из прошлого: как Дима смотрел на нее, как касался, как целовал. И от этих мыслей сжималось сердце. Но теперь, к ее изумлению, это был не бедный худенький мальчишка, а состоявшийся, уверенный в себе мужчина. К тому же потрясающе красивый. На таких всегда обращают внимание, где бы они ни находились.

Как Римма ни старалась гнать от себя мысли о Диме, она думала только о нем. А еще фантазировала, как могла бы сложиться их совместная жизнь, если бы они остались парой. Сколько детей они могли бы родить? Насколько страстным он был бы в постели? Сумели бы они сохранить любовь?

На все эти вопросы не существовало ответов.

Чтобы узнать, что ждет тебя на пути, нужно пройти этот путь. Все остальное — домыслы.

 

***

 

Римма любила своего мужа, хотя кое-что в нем раздражало.

Что греха таить, иногда каждой женщине хочется чего-то особенного. Не того, что она уже имела или чем обладает сейчас, не того, что ею уже опробовано. Потому и грезится нечто такое, что могло бы расцветить жизнь совершенно новыми красками. Но у Риммы, как у большинства женщин, желания воплощались лишь в фантазиях перед сном. Закрыв глаза и положив голову на подушку, она мечтала. О другой себе, о другой жизни, о том, как ее муж чудесным образом превращается в того самого принца на белом коне, о романтике и страсти.

После десяти лет брака Римма с Глебом сроднились настолько, словно были братом и сестрой. И это явно не придавало отношениям огня. Напротив, гасило пламя. С одной стороны, они стали одним целым, с другой — больше не осталось иллюзий, исчезло пространство для фантазий. Оба были понятны и привычны друг для друга, как открытые книги. И уже невозможно взять на себя новую роль. Ты словно обязана оставаться в одном и том же образе до конца. Оставаться такой, чтобы тебя не перестал понимать муж, чтобы смог узнать в тебе ту самую, которую полюбил когда-то. Ведь люди так устроены, что им сложно что-то менять и что-то терять. Даже с привычной болью мы расстаемся с трудом.

И вот теперь Римма, у которой и без того скверно на душе, должна была провести отпуск бок о бок с любовью из прошлого. От этой мысли ей становилось не по себе. Как бы она ни старалась даже мысленно не предавать мужа, пока что внешнее сравнение с Димой было явно не в его пользу.

 

***

 

День пролетел незаметно. После ужина Римма предложила Глебу никуда не ходить, а вернуться в номер и лечь пораньше. Он охотно согласился, но не уловил по своей простоте сути призыва. Римме как никогда нужно было почувствовать себя желанной женщиной. Ей нужны были доказательства, что ее муж — лучший любовник на свете, которому она хочет покориться. В последнее время их секс не тянул больше, чем на троечку по десятибалльной шкале, хотя раньше имел твердую девятку.

Римме вспомнилось, как на том недорогом курорте, куда они отправились с мужем после свадьбы, они не вылезали из постели. Персонал их постоянно подначивал, интересуясь, знают ли они, что здесь есть горы? Куда же делась та страсть? Ведь они оба остались прежними. Неужели все это невозможно вернуть?

Войдя в номер, Римма прильнула к Глебу и, игриво укусив за мочку уха, прошептала:

— Пойдем со мной в душ?

— Я ополоснулся перед ужином, — пожал плечами Глеб.

— Ты шутишь? — Римма недоверчиво смотрела на мужа. — Я же зову тебя не мыться…

— Ой, не понял, прости. — Лицо Глеба залилось краской. — Но, если честно, я не очень хорошо себя чувствую. У меня изжога. Кажется, что-то не то съел за ужином.

— О боже! — вспыхнув, воскликнула Римма. — Еда — твой главный интерес в жизни!

— Почему же главный? У меня есть ты!

В данном контексте признание прозвучало как издевательство. Стуча каблуками сапог, Римма устремилась к выходу.

— Ты куда? — робко поинтересовался Глеб, когда она открыла дверь.

— Выпью чего-нибудь в баре, — ответила Римма, не обернувшись. — Спокойной ночи, выздоравливай.

Глеб некоторое время стоял перед захлопнувшейся дверью, а потом принялся раздеваться.

Он никогда не переживал из-за вспышек гнева жены, потому что знал: она любит его и через пару часов все образуется. По своей натуре Глеб был довольно закрытым и несколько ленивым человеком. Все эти страсти, битье посуды, выяснение отношений и погони друг за другом совсем не для него. Он предпочитал спокойную размеренную жизнь и такую же любовь. Поэтому он не стал волноваться из-за маленькой ссоры, а просто лег в постель.

Конечно, если бы он знал, чем обернется для него это равнодушие и спокойствие, то непременно пошел бы вместе с женой.

 

***

 

Римма всегда чувствовала себя несколько неловко, когда оказывалась в местах развлечений одна. Ей мерещилось, будто на нее поглядывают с насмешкой: мол, явилась в надежде кого-нибудь подцепить. Или же думают, что ее просто бросили в разгар веселья. В общем, в обычной жизни Римма избегала одиночных выходов «в свет». Но не сегодня.

Пусть думают что хотят! Да, она одна. Ей так нравится. Ей так хочется. И пойдите все к черту.

Семейная пара, спускавшаяся в лифте вместе с Риммой, выглядела как злая пародия на ее собственный брак. Пожилой толстяк, неизвестно для чего приехавший на горнолыжный курорт, что-то ласково нашептывал на ушко молоденькой хрупкой спутнице, а она улыбалась, непроизвольно отстраняясь от нависающей над ней туши. Было в этом что-то карикатурное. И очень-очень обидное.

В бар Римма вошла походкой мушкетера, готового вызвать на дуэль любого, кто бросит на нее неосторожный взгляд. Отбив сапогами четкий размеренный ритм, не совпадающий с вкрадчивой ленивой мелодией, сочащейся из динамиков, она остановилась в центре комнаты, решая, где бы расположиться.

За стойкой сидели два загорелых атлета в тесных свитерах и женщина лет сорока, нервно поигрывающая коктейльной соломинкой. Атлеты заметили появление Риммы, бросили на нее рассеянные взгляды и вернулись к беседе, почти соприкасаясь лбами. Дама с соломинкой о чем-то спросила у бармена и громко захохотала.

Решив, что в этой компании ей делать нечего, Римма устроилась на диване за низким столиком с цветочным букетом. Она умышленно расположилась спиной ко входу, чтобы никто не подумал, будто она кого-то дожидается. «Просто пришла расслабиться», — говорили скучающее выражение ее лица и свободная поза.

Просмотрев карту напитков, Римма остановила выбор на мартини, который оказался совсем не таким, какой подавали в родном городе. Сервис тоже отличался. Странное дело, но официанты-соотечественники, давно перенявшие манеры иностранных коллег, так и не научились их неподражаемому чувству собственного достоинства, никогда не переходящему в хамство. Ну а до предупредительной вышколенности австрийцев им вообще далеко, как дворняжкам до служебных собак.

Когда стакан наполовину опустел, в помещении что-то неуловимо изменилось. Все так же звучала негромкая тягучая музыка, все так же шушукались загорелые атлеты у стойки, но воздух внезапно стал другим, как это бывает в преддверии грозы. Римме вдруг стало трудно дышать, а вдоль позвоночника словно провели ледяным пальцем.

Даже не оглядываясь, она совершенно точно знала, кто сейчас стоит у нее за спиной и смотрит ей в затылок. Дима. Он и никто другой.

Неужели заметил еще тогда, за завтраком, хотя не подал виду? Или увидел только сейчас и силится понять, она ли это?

Облегчая ему задачу, Римма повернулась в профиль, словно ища взглядом официанта. Внутри нее все сжалось и похолодело, пальцы превратились в негнущиеся сосульки, в горле пересохло, как будто она находилась в пустыне без капли воды.

— Повторите, пожалуйста, — сказала она, щелкнув залакированным ногтем по стакану.

Покалывание в спине и затылке подсказывало, что расстояние между ней и Димой сократилось. Римма заставила себя смотреть прямо перед собой. На шее пульсировала вена, виски были ледяными, а щеки горели.

«Заболеваю?» — спросила себя Римма.

«Да, — насмешливо подтвердил внутренний голос. — Любовью».

— Привет, — прозвучало за спиной.

Прежде чем обернуться, Римма поблагодарила официанта за напиток и покачала головой: мол, нет, спасибо, больше ничего не надо. Озноб и одеревенелость совершенно прошли. Знакомый голос перенес Римму в некое волшебное измерение, где нет ни прожитых лет, ни брака, ни посторонних людей. Только она и Дима. Сознавать, что он рядом, — все равно что погрузиться в горячую ванну, расслабившись, не тревожась и не думая ни о чем.

Повернув голову, Римма посмотрела ему в глаза — манящие, как две шоколадки. Он возмужал, а ресницы по-прежнему были юношеские, длинные и густые.

— О?! — изобразила она удивление. — Дима? А ты как здесь?

Получилось очень естественно. Хотя на самом деле Римме хотелось расплакаться от счастья, повиснуть у него на шее и наговорить кучу трогательных глупостей.

— Прилетел, — пояснил он, улыбаясь. — На самолете. Можно присесть?

— Да, конечно.

Римма зачем-то решила подвинуться и переставила свой стакан, едва не пролив содержимое на скатерть.

— Я, пожалуй, тоже выпью, — объявил Дима. — За встречу. Что будешь? Здесь неплохие вина. Но лично я порекомендовал бы ликер. Яичный? Абрикосовый?

— Не знаю, — пролепетала она.

Ей вдруг показалось очень обидным, что Дима рассуждает о напитках, вместо того чтобы держать ее в своих объятиях и радоваться неожиданной удаче.

— Нет, — сказал он. — Будем пить «Моцарт». Это шоколадный ликер. Ты как к сладкому относишься?

— Нормально, — ответила Римма, тряхнув льняными волосами. — На фигуру, как видишь, не жалуюсь.

— Вижу, — подтвердил Дима с серьезным видом. — Ты такая же, как раньше. Вру. Лучше, в тысячу раз лучше. Ты стала потрясающе красивой, Римма.

Комплимент наполнил ее восторгом, подобно тому как гелий наполняет воздушный шарик. Удивительно, что она не воспарила, оторвавшись от стула, невесомая, не подвластная больше земному притяжению.

В ту ночь законы для нее были не писаны.

— Спасибо, — улыбнулась она, постаравшись быть слегка снисходительной. — Раньше ты не умел говорить комплименты.

— Я и сейчас не умею, — признался Дима, принимая у официанта пузатую золотистую бутылку. — Это правда. Ты красавица.

— Ты тоже хорошо выглядишь, — сказала Римма, опуская ресницы и наблюдая за тем, как на столе расставляются свежие фрукты.

— Приходится. Теннис, плавание, диета. Но сегодня мы можем позволить себе немного расслабиться.

Дима уверенно и точно наполнил рюмки вязким ликером, протянул одну Римме.

— Очень вкусно, — пригубив, одобрила она.

Инстинкт самосохранения всполошился, напоминая о двух выпитых мартини, но его тревожные сигналы были заглушены приятным опьянением.

— Чем занимаешься? — спросила Римма, глядя Диме в глаза. — Все еще играешь на гитаре?

— В свободное время, — ответил он, пробуя фрукты. — Но его всегда не хватает. Вот, вырвался сюда на несколько дней, а сам так и жду, что появятся срочные дела — и тогда прощайте, Альпы.

— И что за дела?

— Бизнес.

— Какой? — продолжала допрос Римма, которой было интересно буквально все, что касалось ее первой любви.

— Всякий, — уклончиво ответил Дима. — Предлагаю закрыть тему. Давай не будем о делах, а? Нам ведь есть что вспомнить…

О да, им было что вспомнить! Так много, что, едва ступив на эту дорожку, они уже не могли остановиться. Слова лились неудержимым потоком, словно плотину прорвало. Оба захлебывались, перебивали друг друга, то тряслись от хохота, то становились печальными и торжественными.

— А помнишь, как…

— А помнишь, мы…

— А ты…

— А я…

Тайные свидания, урывочные встречи, записочки, звонки, переглядывания, невозможность жить друг без друга, постоянное стремление увидеть предмет своей любви хотя бы краешком глаза. Как, попрощавшись, не могли разнять объятий и продолжали стоять на месте, несмотря ни на что. Как однажды, отправившись на дачу к Диминому приятелю, заблудились в лесу и чуть не околели от холода. И как в один прекрасный день рванули к морю, после чего Римме пришлось долго объяснять родителям, как она умудрилась так загореть в общежитии, где готовилась с девчонками к экзаменам.

Оборвались воспоминания неожиданно, словно вагон резко затормозил. Качнувшись в сторону Димы, Римма поймала себя на желании прижаться к нему и села подчеркнуто прямо. Ликер тоже закончился. Все хорошее когда-нибудь кончается.

— Да, были времена, — брякнула Римма, поморщившись оттого, как банально и пошло это прозвучало.

— Были, — согласился Дима, помрачнев. — Все было, а теперь… — Он посмотрел на свои ладони, выложенные на стол двумя перевернутыми лодочками. — Ты замужем, я вижу.

Его взгляд метнулся к кольцу на ее пальце и вернулся обратно.

— Да, — подтвердила Римма и нахмурилась.

Кажется, ее начинало мутить. Не следовало так увлекаться алкоголем.

— И как? — спросил Дима, по-прежнему не поднимая глаз, скрытых длинными, почти девичьими ресницами.

— Нормально. Хорошо даже. Мне пора.

Римма встала. Дима последовал ее примеру.

— Я тебя провожу, — сказал он, сделав знак официанту.

— Зачем? — вяло ответила она. — Это лишнее.

— Мужа боишься?

— При чем тут муж…

— Тогда провожу.

Оставив деньги в принесенной коробочке, Дима пошел рядом. Они поднялись в лифте, стоя по разные стороны кабины, словно боясь прикоснуться друг к другу.

— Спасибо, — сказала Римма, подойдя к своей двери. — Было здорово. Спокойной ночи.

— Спокойной, — пробормотал Дима и неожиданно присосался губами к ее губам.

У нее подогнулись колени, она уперлась спиной в стену, чтобы не упасть. Поцелуй был очень долгим и сопровождался яростными толчками его языка — это походило на то, чего Римма так страстно желала и чему внутренне противилась.

Дима отстранился, тяжело дыша. Римма смотрела в пол, чтобы он не заметил, как затуманились ее глаза. Если бы он захотел, она бы не смогла противостоять, не сумела бы. Но он попрощался и быстро зашагал по коридору, едва не срываясь на бег. Было ясно, что он заставил себя уйти, чтобы не довести начатое до конца. Получилось очень благородно и немного обидно.

Нырнув в номер, Римма опять прислонилась к стене и пару минут стояла в темноте неподвижно, слушая, как бешено стучит ее сердце. Только после этого она смогла добраться до ванной. Ноги ее не слушались. И дело было вовсе не в алкоголе.

Глава 4

 

Когда Римма легла спать, до утра оставалось всего несколько часов. Она надеялась забыться, а проснувшись, оказаться, как по мановению волшебной палочки, бодрой, свежей и полной сил. Но ее надеждам не суждено было сбыться. Сон не шел. То одеяло казалось слишком теплым и тяжелым, то подушка — высокой и неудобной. Но на самом деле причиной бессонницы были мысли Риммы. Она корила себя за поцелуй, которым удостоила Диму.

Ведь она ему ответила. Да-да, не просто подставила губы, а ответила на поцелуй со всей накопившейся страстью. Вот что угнетало Римму.

«Как я могла целоваться с ним? — думала она с раздражением. — Да еще и у собственного номера, где спит муж».

Скосив глаза, Римма бросила виноватый взгляд на спящего Глеба — такого уютного, такого мирного, — и ее сердце сжалось от сострадания и стыда. Как она могла так просто и бездумно предать его? Да, десять лет брака дают о себе знать, порождая в душе скуку и смутное желание каких-то перемен. Но ведь невозможно всю жизнь любить и переживать чувства так же остро, как в медовый месяц. Рано или поздно приходят будни — с простудами, заботами, ссорами и обидами. И важно суметь пройти через трудности вместе, держась за руки и не утрачивая интерес друг к другу.

«А я? — корила себя Римма. — Оставила мужа одного, а сама сбежала к смазливому мальчику из детства. Как же это могло получиться? Неужели я настолько безнравственна?»

Стараясь понять причину своего недостойного поведения, Римма пришла к выводу, что во всем виноват алкоголь, — а выпито было немало.

«Ну конечно, — вздохнула она с облегчением. — Разве стала бы я целоваться с посторонним мужчиной, будучи трезвой? — Она машинально покачала головой, лежащей на подушке. — Даже если это первая любовь, воплотившаяся в сногсшибательном красавчике. Нет, никогда, ни за что! Я бы дала ему пощечину, вот и все».

От спасительной мысли стало легче. Закрыв глаза, Римма погрузилась в недолгий тревожный сон. Снилось такое, что лучше и не вспоминать. Как бы мы себя ни обманывали, подсознание беспощадно.

 

***

 

Утром Римма извинилась перед Глебом за свой вчерашний уход и чрезмерную раздражительность.

— Сама не знаю, что на меня нашло, — сказала она, виновато потупившись и массируя виски кончиками пальцев. — Повела себя, как глупая девчонка. Теперь мутит и голова раскалывается.

— Сейчас позавтракаем, и все пройдет, — пообещал Глеб, растирая ладонями одеколон по крупному, гладко выбритому лицу.

Знакомый запах ударил Римме в нос. Угрызения совести за вчерашнее мучили сильнее, чем алкогольное отравление.

— Не буду я завтракать, — надула она губки и отвернулась.

Ей так хотелось, чтобы ее утешали, жалели, уговаривали, как маленькую. И Глеб был именно тем человеком, на которого можно положиться в трудную минуту. Ласково погладив Римму по растрепанным волосам, он сбегал на рецепцию и раздобыл таблетки от похмелья. Приняв пилюли, она почувствовала себя почти здоровой, но еще более виноватой.

За завтраком она старалась быть внимательной к Глебу и щебетала без умолку. Супруги, как десять лет назад, то и дело брались за руки во время еды, потому что им было важно чувствовать тепло и близость друг друга. Римме показалось, что нет худа без добра и их отношения преображаются на глазах, готовые пережить новую весну.

Повинуясь душевному порыву, она привстала со стула и, перегнувшись через стол, одарила Глеба горячим поцелуем. Открыв глаза, она едва не задохнулась от неожиданности.

Перед их столиком стоял Дима, расплывшийся в ослепительной улыбке.

— Доброе утро! — поздоровался он и, не дожидаясь ответа, прошел к соседнему столику и, устроившись за спиной Глеба, по-свойски подмигнул Римме.

Вздрогнув, она перевернула стакан апельсинового сока себе на джинсы.

Дима состроил сочувственную мину и покачал головой.

— Вот, вытри! — Глеб пододвинул к Римме подставку с салфетками. — Ты его знаешь? — Он обернулся и внимательно посмотрел на Диму. — Он, кажется, с тобой поздоровался?

— Не знаю, — пожала плечами Римма, оттирая следы сока. — Не обратила внимания.

— Зато он обратил.

— А, наверное, он был вчера в баре. Не помню точно.

Она прикоснулась пальцами ко лбу, напоминая, что выпила лишнего. Глеб снова обернулся, прежде чем раздраженно поддеть вилкой ломоть ветчины.

— Ты как будто испугалась чего-то. — Он испытующе впился глазами в Римму. — Все в порядке?

— Да, все хорошо, — кивнула она, не поднимая глаз. — Просто голова раскалывается.

Глеб больше ничего не говорил, а только изредка бросал на Римму странный взгляд, от которого ей становилось не по себе.

Воцарившееся за столом молчание показалось ей невыносимым.

— Я, пожалуй, пойду переоденусь.

Одарив мужа короткой улыбкой, она выскользнула из-за стола. Пока она шла к выходу, как минимум двое мужчин неотрывно смотрели ей вслед.

Глеб и Дима. Дима и Глеб. Их глаза выражали совершенно разные, противоположные чувства.

 

***

 

Сборы заняли несколько больше времени, чем обычно, но через час с небольшим Римма и Глеб уже стояли на горе, озаренной высоким и безмятежным горным солнцем. На свежем морозном воздухе ей стало намного легче: головная боль больше не тревожила, и воспоминания о поцелуе почти испарились. Словно ничего и не произошло. Думать таким образом было легко и приятно.

Улыбнувшись друг другу, Римма и Глеб понеслись вниз.

При каждом вираже облака снежной пыли взлетали вверх, подобно клубящемуся туману, в котором вспыхивали и переливались искорки снежинок. Смеясь от счастья, Римма восхищалась ощущением свободы, простора и расстилающимся вокруг пейзажем. Почему, изображая рай, художники забывают о зиме? Разве не прекрасен этот ослепительный белый снег под синими небесами?

Продолжая стремительный спуск, Римма непроизвольно улыбалась и с наслаждением вдыхала обжигающий морозный воздух. Сейчас жизнь казалась ей подарком, которым нужно воспользоваться в полной мере.

Глеб начал отставать, но Римма помнила о нем и стала притормаживать, не давая лыжам унести ее вперед. Некоторое время они двигались рядом, словно связанные незримой нитью.

Внезапно совсем рядом Римма увидела Диму, которого узнала даже в очках и эластичном лыжном костюме. Он был безупречен в любом наряде. Ловко лавируя, он обогнал их с Глебом и, обернувшись на ходу, помахал рукой. Римма почувствовала бессильную злость и унижение.

«Для чего он это делает? Неужели считает, что один поцелуй дает ему право вести себя подобным образом? — мелькнуло у нее в голове. — Он хочет поссорить меня с мужем. Наглец!»

Больше Римма ни о чем не успела подумать. Она не сразу поняла, что теряет равновесие, а в следующий момент почувствовала жесткий удар о землю. Перед глазами все закружилось и, смешавшись, превратилось в сплошной калейдоскоп. Когда стремительное скольжение закончилось, она потерла ушибленные места и осмотрелась по сторонам. В метре от нее, массируя ногу, сидел Глеб.

— Что с тобой? — встревоженно спросила Римма, снимая лыжи, чтобы подняться. — С тобой все в порядке?

— Я увидел, что ты падаешь… — Глеб не прекращал тереть ногу. — И решил, что успею подхватить, но не рассчитал силы.

При падении обоих отнесло от трассы, и теперь, находясь среди густых заснеженных елей, они не мешали другим лыжникам и не привлекали к себе внимания. Римма поискала взглядом фигуру Димы, но тот давно скрылся за поворотом. Тогда она приблизилась к Глебу, половина лица у него была облеплена снегом.

— Щиколотка ноет, — пожаловался он.

— Эх ты, звезда горнолыжного спорта, — пожурила Римма, присев на корточки рядом. — Я, как видишь, в целости и сохранности. А вот что с тобой, теперь неизвестно. Сильно болит?

— Терпимо.

— Не нужно было съезжать с лыжни.

— Я же за тебя испугался, — пробубнил Глеб.

— Знаю, знаю. — Римма положила руку на его ушибленную ногу. — Сейчас я буду прикасаться, а ты говори, больно или нет.

— Хорошо. — Глеб напряженно ждал, когда она начнет обследование. — Давай.

— Так больно? Здесь как? А если так? — После каждого прикосновения Римма внимательно вглядывалась в лицо Глеба. — А так? — Закончив процедуру, она удовлетворенно кивнула. — Что ж, похоже, перелома нет. Сможешь идти с моей помощью?

— Попробую, — вздохнул Глеб.

Римма помогла ему снять лыжи и встать на ноги. Обнявшись, они двинулись вниз.

 

***

 

Доктор на всякий случай прописал Глебу какие-то мази и настоятельно рекомендовал несколько дней соблюдать постельный режим.

— Как обидно лежать в постели, когда отпуск близится к концу, — досадовал Глеб. — Подумаешь, растяжение…

— Лучше подстраховаться и делать то, что сказал доктор. — Римма поправила ему одеяло. — Чтобы не было осложнения.

— Знаю, — мрачно процедил Глеб. — Хотя если бы нога не болела, то плевать мне на рекомендации врачей!

— Та-а-а-ак, — произнесла Римма строго. — Что-то сильно ты расхрабрился. — Она шутливо потерлась носом о его нос. — Смотри, оставлю без ужина.

— Это последняя радость в жизни, которая мне доступна, — проворчал Глеб.

Укрытый одеялом, с подложенной под спину подушкой, он выглядел таким уютным, таким домашним. Его хотелось опекать, как маленького мальчика. Римма вновь ощутила болезненный укол совести за свои шашни с Димой.

Она погладила насупленного Глеба по колючей щеке.

— У постельного режима есть свои положительные стороны. Можно целыми днями валяться в постели.

Ее игривый тон остался незамеченным.

— Вот это меня и огорчает. — Глеб тряхнул головой. — Получается, я не только сам пострадал, но и тебя подвел. Ты же приехала сюда, чтобы отдохнуть, а не сидеть в номере с неуклюжим мужем.

— Все в порядке, — отмахнулась Римма. — Главное, мы вместе.

Он благодарно улыбнулся.

— Я всегда знал, что ты меня в беде не бросишь.

— Конечно не брошу! — подтвердила она, округляя глаза.

— Но торчать в номере все равно не годится. — Глеб нахмурился. — Слушай, почему бы тебе не сходить на массаж или на какие-нибудь процедуры? — Он неопределенно пошевелил пальцами в воздухе. — Забыл, как правильно называется…

— Спа? — Римма улыбнулась и пожала плечами. — Что ж, может, ты и прав. — Она поднялась с кровати и задумчиво походила по комнате. — Думаю, это именно то, что мне сейчас нужно.

— Отлично, — обрадовался Глеб. — Пойди развейся. — Он хихикнул. — Только в бар не заходи.

— Не напоминай, — покачала головой Римма, закрыв лицо ладонями. — Как будто не со мной было.

— Кстати, я так и не понял, почему ты упала.

Глеб выжидающе смотрел на Римму.

— А почему люди падают? — Она пожала плечами и, схватив с тумбочки сумку, направилась к двери. — Допустила какую-то ошибку, наверное.

Послав мужу воздушный поцелуй, она скрылась за дверью.

 

***

 

Когда в душе смятение, самое время баловать тело.

Римма лежала на спине, наблюдая, как ее ноги покрывают толстым слоем густой массы, похожей на оплывший шоколад. На лице у нее была маска из голубой глины. Десять минут назад ей закончили делать расслабляющий массаж, после которого хотелось танцевать и петь одновременно. Тело с благодарностью отзывалось на заботу о нем. Римма посмотрела в панорамное окно, из которого открывался очередной потрясающий вид на заснеженные горы. От такой красоты захватывало дух.

Мысли постепенно приходили в норму, настроение выравнивалось. Все становилось на свои места. Больше не осталось ни сожаления, ни ожидания, ни чувства вины. Римма ощущала себя так, как будто начиналась новая жизнь. Ей захотелось сделать что-то хорошее для мужа, который столько лет хранил ей верность и поддерживал во всех начинаниях.

Однако мысль о верности Глеба заставила Римму призадуматься.

«Но ведь он тоже считает меня верной, — пронеслось у нее в голове. — Возможно, я не все о нем знаю. Целые дни он проводит на работе, а иногда вообще уезжает по делам. Вот только что за дела такие? Да и с работой не все однозначно. С кем он видится, на кого засматривается, кому улыбается?»

По мере того как Римма размышляла об этом, на чистом небе доверия появилось крохотное облачко сомнений.

Оно росло, ширилось, уплотнялось.

Неожиданно в ее сознании стали возникать какие-то картинки из прошлого, которые позволяли заподозрить Глеба в неверности. То он не позвонил вовремя, то задержался, то, прочитав СМС, состроил непонятную мину.

Римма уже почти убедила себя, что ее догадки строятся не на пустом месте. Возможно, ее подсознанию требовался повод для самооправдания. Она мерила Глеба по себе, потому что ее совесть была нечиста.

Она не отдавала себе отчета, но на самом деле была готова надкусить запретный плод. Не бывает рая без искушения.

 

***

 

Процедуры, без сомнения, положительно отразились на внешности Риммы. Ей выдали теплый махровый халат, в котором она отправилась в номер. Поднявшись на лифте на свой этаж, она застыла. Перед ней стоял Дима, явно поджидавший ее.

Ему очень шла синяя рубашка, идеально подчеркивающая его сильный торс. Грудь у него была безволосая, на подбородке проступала иссиня-черная щетина. Он уверенно стоял у лифта, широко расставив ноги в узких бежевых слаксах[2].

Римма попыталась найти какие-то слова, чтобы заставить Диму отступить, но его самодовольная ухмылка не давала сосредоточиться. Кроме того, Римма опасалась, что в холле вот-вот появится прихрамывающий Глеб. И как она будет выкручиваться?

Диму, похоже, забавляла ее растерянность.

— Привет, — произнес он точно таким же тоном, что и вчера.

Она показала жестом, чтобы он вошел в лифт. Пожав плечами, он подчинился. Придерживая халат у ворота, Римма нажала на кнопку самого верхнего этажа.

— Что ты здесь делаешь? — прошипела она с возмущением. — Тебе своего этажа мало?

— Я надеялся, что встречу тебя, — просто ответил Дима. — А мои желания всегда сбываются.

Он протянул руку и прикоснулся к ее щеке. Она раздраженно отвела его ладонь.

— Меня не интересуют твои желания. Ты не маленький мальчик, а я не фея, понятно? — Укутавшись в халат поплотнее, Римма сложила руки на груди. — Прекрати меня преследовать.

— Вчера ты была другой, — укоризненно покачал головой Дима. — Совсем другой.

— Вчера я перебрала, а сегодня очень сожалею, что позволила себя поцеловать…

— Позволила поцеловать? — переспросил Дима, давясь от смеха. — Да ты набросилась на меня, как сумасшедшая. Твой язык чуть до желудка мне не достал.

— Пошляк! — вспыхнула Римма. — Больше не желаю ни видеть тебя, ни общаться. — Она выскочила в открывшиеся двери лифта. — Забудь обо мне.

Задыхаясь от негодования, она бежала по коридору, пытаясь найти дверь на лестницу.

— Погоди, погоди. — Дима догнал Римму и властно схватил за руку. — Договорились. Но только после этого…

Он приник горячими губами к ее безвольно открывшемуся рту. Она вдруг вспомнила, что под халатом на ней ничего нет, кроме невесомых трусиков. Осознание собственной наготы было одновременно постыдным и возбуждающим. Римме стоило огромного труда повернуть голову и прекратить затянувшийся поцелуй. Между их разнявшимися губами протянулась серебристая паутинка слюны, оборвавшаяся, когда она провела языком по губам.

— Как раньше, — проговорил Дима, тяжело дыша. — Помнишь, как мы целовались на лестничной площадке между этажами? Там еще мусоропровод был, но мы не замечали.

— Не помню никакого мусоропровода, — быстро проговорила Римма.

Она не знала, зачем это сказала. Не знала, зачем стоит здесь, вместо того чтобы оттолкнуть Диму и убежать. Прочь, прочь отсюда! Можно сидеть с Глебом в номере, сославшись на простуду. Потом они уедут, и все забудется. Не будет Димы, не будет его губ и треугольника голой груди под расстегнутой рубашкой.

— Хелло! — улыбнулся он кому-то за ее спиной.

Глеб? О господи…

Похолодев, Римма обернулась и увидела молодую пару, выходящую из своего номера. Пришлось тоже улыбнуться, отвечая на приветствие.

— Пусти меня, я пойду, — пробормотала она, когда постояльцы удалились.

— Сейчас, — сказал Дима. — Только спрошу кое о чем. Но не у всех на виду, ладно?

— Что ты…

Договорить Римма не успела. По иронии судьбы, спасаясь бегством, она сама не заметила, как ноги привели ее к Диминой двери. Он уже отворил ее и теперь мягко заталкивал Римму внутрь.

— Нет! — воскликнула она. — Я не хочу.

Это было ложью. Она не оказалась бы здесь, если бы действительно не хотела. Он тоже это знал и потому изогнул губы в саркастической улыбке.

— Не бойся, — сказал он. — Мы ведь не чужие.

— Чужие, — отрезала Римма. — Что ты хотел спросить?

— Проходи. — Он взял ее за руку и завел в комнату, оказавшуюся раза в полтора больше той, которую оплатил Глеб. — Выпьешь чего-нибудь?

— Нет!

Она уперлась ступнями в пол, сопротивляясь. Одна рука находилась в ласковых, но твердых Диминых пальцах, вторая придерживала халат, полы которого расходились все сильнее.

— Чего ты испугалась, глупенькая? — дышал он ей в ухо. — Это же я, твой Дима. «Deamon Lover», помнишь?

От его шепота по коже пробежали мурашки.

— Ты хотел что-то спросить, — пробормотала Римма, хватаясь за этот предлог, как утопающий за соломинку.

— Хотел. — Он подошел к ней вплотную и обхватил за талию. — Очень хотел.

— Так спрашивай.

Она уже не вырывалась. Волнение и трепет, охватившие ее, были в точности такими, как в юности. С Глебом она никогда такого не чувствовала.

— Ты меня любила, да? — спросил Дима, покрывая ее шею быстрыми, нетерпеливыми поцелуями. — Скажи честно.

— Да, — прошептала Римма, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую.

— А теперь? — допытывался он. — Теперь любишь?

Она молчала, потому что любой ответ был бы одновременно и правдой, и ложью. Противоречивые чувства рвали ее душу по живому. Словно в бреду, она осознавала, что Димины руки ее раздевают и увлекают на кровать.

— Не говори, — разрешил он. — Я и так знаю.

Римма позволила опрокинуть себя на спину и закрыла глаза. Это не она, это происходит не с ней. Все неправда, все сон.

Дима уже лежал рядом, нависая над ней. Рубашка все еще была на нем. А остальное?

— Отпусти! — сказала Римма.

Получилось совершенно неубедительно, но он приподнялся. Как выяснилось, лишь затем, чтобы избавиться наконец от рубашки. После этого между ними не осталось никаких преград, даже условных.

«Ладно, — подумала Римма. — Пусть будет так. Лучший способ справиться с соблазном — поддаться ему. Сейчас хочется, потом перехочется. И ему, и мне».

Она схватила его за талию, ощущая пальцами ложбинку на спине. Он застонал и принялся лихорадочно ласкать ее. На какое-то время весь мир, кроме них двоих, исчез. Потом опять проявился, вздрагивая от бешеных ударов их сердец.

Все кончилось. Римма медленно открыла глаза и уронила руки, которыми все еще прижимала сухощавое Димино тело к себе.

— Пусти, — попросила она, и на этот раз он не стал спорить.

Римма села, растрепавшиеся волосы свисали с ее опущенной головы.

— Ты — чудо, — сказал Дима, продолжая лежать на кровати.

— Но чудо случается только один раз, — предупредила она. — Больше этого не повторится.

— Почему?

Он захлопал своими роскошными ресницами, искренне недоумевая, как примерный мальчик, у которого забирают любимую игрушку.

— Я замужем, — напомнила Римма.

— Это что-то меняет?

— Это меняет все.

— Не понимаю. — Дима сменил позу, подперев щеку ладонью. — Все красивые девушки выходят замуж. И все они изменяют мужьям. Иначе не бывает. Они же красивые. Сами своей красотой пользуются и другим дают.

Римму покоробила такая прямолинейность.

— Значит, у меня особый случай, — отрезала она, набрасывая халат и ища ступнями босоножки.

— Детей у тебя, насколько я понял, нет, — продолжал рассуждать Дима.

— Откуда ты знаешь? — прищурила один глаз Римма.

— Есть признаки, — заверил он. — Итак, детей у тебя нет. А значит, ты хоть и замужем, а все равно относительно свободна. И вправе сама решать, как прожить свою жизнь. Ты ничем не обязана своему… как его?

— Не твое дело.

Она заглянула в зеркало, поправляя прическу.

— Мое, — возразил Дима. — Я ведь тебя люблю.

— Мы обо всем договорились, — твердо сказала Римма.

И так же твердо закрыла за собой дверь.

Глава 5

 

Когда человек перебирает с алкоголем, то наутро, мучаясь от похмелья, клянется себе, что больше не выпьет ни глотка. А вечером, оказавшись в шумной компании, он обнаруживает, что его решимость тает. И, сам того не замечая, он снова подносит к губам бокал вина или рюмку водки. Чтобы утром вновь сожалеть о собственном безволии и давать себе новые клятвы.

Римма оказалась в таком же замкнутом круге. Она не могла забыть того, что вчера произошло между ней и Димой. Ночью ее мучила совесть, и она хотела вырвать из книги жизни гнусную главу измен и предательств. Но с первыми солнечными лучами она уже нашла миллион оправданий своему поведению.

И черное перестало казаться слишком черным.

Как обычно за завтраком, Римма сидела напротив Глеба. Во время болезни он стал выглядеть старше, как-то быстро обрюзг и побледнел. Мешки под глазами увеличились, носогубные складки углубились. Да и общее выражение лица стало каким-то пасмурным, нерадостным.

— Милый, как твоя нога? — участливо поинтересовалась Римма. — Сегодня ты сможешь кататься?

— Мне уже лучше, но не настолько, чтобы стать на лыжи, — покачал головой Глеб. — Так что сегодня пока еще отдыхай без меня.

Память услужливо высветила в Риммином мозгу стоп-кадры ее недолгой, но бурной встречи с Димой: холл — лифт — коридор — кровать в номере. Она почувствовала, как кровь приливает к лицу, шее и плечам. Она украдкой посмотрела по сторонам. К ее облегчению, Димы в ресторане не было. Иначе под его насмешливым взглядом кусок в горло точно не полез бы.

— Хочешь, посижу с тобой в номере? — предложила она.

— Не выдумывай, — отмахнулся Глеб. — Я большой мальчик, справлюсь. А вот ты должна получить максимум удовольствия.

Римма почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Ей показалось, что Глеб произнес последнюю фразу как-то особенно, словно с намеком. Оторвав глаза от тарелки, она посмотрела на него, пытаясь угадать, знает ли он о ее измене. Но Глеб как ни в чем не бывало с аппетитом уплетал свой завтрак.

— Что ж, я пойду. — Римма промокнула губы салфеткой. — Может, принести тебе чего-нибудь?

— Нет, ничего не нужно, — грустно улыбнулся Глеб, когда она чмокнула его в щеку. — Иди, развлекайся.

— Ладно. Пока.

Римма приготовилась уйти, как вдруг он ее окликнул:

— Постой.

Она застыла в неустойчивом равновесии, как в детской игре «Замри». Медленно повернула голову.

— Да?

— Я бы съел кусочек штруделя, — печально сообщил Глеб.

Она незаметно выпустила из груди воздух, которого вдруг стало слишком много, чтобы удерживать его в легких.

— Сейчас принесу.

Римма направилась к столу с десертами, отметив про себя, что Дима уже тут как тут: стоит у входа, как бы размышляя, где сесть, а на самом деле наблюдает за ней. В руке у него газета с иностранным названием. Неужели читает по-немецки? Или только притворяется, таская за собой прессу для солидности? Да, разительные перемены с ним произошли. Как ему удалось добиться успеха в жизни? Никто не предполагал, что этот парень станет преуспевающим бизнесменом, приобретет лоск и будет чувствовать себя на альпийском курорте свободно и непринужденно, как дома.

Пока Римма выбирала штрудель, Дима успел устроиться за своим излюбленным столом в углу и, не глядя на нее, разбивал ложечкой вареное яйцо. Она бросила быстрый шкодливый взгляд в сторону Глеба, сидящего к ней спиной. Ее радовало, что сегодня он опять останется в номере, но она стыдливо прятала радость даже от самой себя. Не хотелось признаваться в том, как сильно ее волнует перспектива нового свидания.

«Да нет же, я просто хочу побыть одна, — уговаривала себя Римма. — Покататься в свое удовольствие, насладиться свободой».

«Знаем мы твою свободу», — ехидничал внутренний голос.

Уставившись в газету, Дима неспешно поглощал яйцо с тостом. Римма поняла, что он лишь притворяется равнодушным, а на самом деле взволнован не меньше ее самой.

Положив на тарелку больше сладостей, чем смел надеяться Глеб, она направилась к мужу.

Как ни странно, его лишний вес больше ее не тревожил. Каждый делает свой выбор и отвечает за себя.

Мы взрослые люди, не так ли? И не нуждаемся в няньках!

 

***

 

Римма нерешительно переступила порог кабины подъемника и услышала за спиной знакомый голос:

— Разрешите составить компанию?

Обернувшись, она увидела широко улыбающегося Диму. Насколько позволяли актерские способности, она изобразила удивление:

— Ты?

— Ага, — подтвердил он, улыбаясь еще шире, хотя это казалось невозможным. — Разве ты не видела, что я иду за тобой?

— Нет, — солгала она.

— Будем считать, что так оно и было, — кивнул он. — Ну что, поехали?

Он показал глазами на вершину, но стало ясно, что подразумевается не только катание на лыжах.

— Поехали, — произнесла Римма с напускным безразличием.

Стоило Диме войти, как дверь бесшумно закрылась и кабина поплыла вверх.

Первые полминуты Римма смотрела в окно, делая вид, что не замечает присутствия любовника. Это давалось ей плохо. Сегодня он был в очень ярком облегающем костюме, повторяющем стиль и расцветку знаменитого трико Супермена. Свой шлем он держал на согнутой руке, словно рыцарь перед турниром.

— О чем думаешь? — спросил он.

— Так. — Римма пожала плечами. — Просто в окно смотрю.

— А я на тебя, — заявил Дима.

Усевшись рядом, он без лишних церемоний привлек ее к себе. Запрокинув голову, она смотрела в его жгучие глаза и была не в силах противиться. Дима прижал ее к себе еще крепче и дерзко приник холодными губами к ее трепетному рту.

Язык его был горяч и требователен.

«Когда Глеб целовал меня так в последний раз? — подумала Римма, обхватив руками голову Димы. — Сам виноват в моих изменах…»

Чувство вины у Риммы все чаще трансформировалось в обиду на мужа, который много лет не позволял ей испытать то, что теперь давал Дима. Только теперь она поняла, насколько ей не хватало страсти и огня. Целуя Диму, она как заклинание повторяла про себя: «Сам виноват…»

 

***

 

Римма уже и не помнила, когда ей в последний раз было так весело, как теперь с Димой. Став на лыжи, они со смехом, не договариваясь, помчались наперегонки, выписывая при этом такие лихие кренделя, что другие лыжники следили за ними с тревогой и завистью. Потом они, словно дети, бросались снежками, валялись в снегу и даже пытались лепить снежную бабу, которая постоянно разваливалась.

Замечательный выдался денек! Римма ощущала себя девчонкой и по-настоящему радовалась свободе. Ей нравились физические нагрузки, нравилось напряжение мышц. Она вспомнила, как Глеб устает после получасовой прогулки, и поморщилась.

«Кто же виноват, что мне скучно с ним? — оправдывалась она перед собой. — Если бы вместо того, чтобы набивать желудок, он занимался спортом, то, возможно, сейчас я каталась бы с ним, а не с Димой».

Все мысли неизменно завершались все тем же рефреном: «Сам виноват».

Дима выглядел веселым и беззаботным. Когда он заразительно хохотал, подставляя смуглое лицо ослепительному альпийскому солнцу, Римма не могла налюбоваться им. Он был красив, как полубог. Но и себя она ощущала необыкновенной красавицей. От этого ей порой хотелось вести себя немного картинно, как будто она героиня какого-то фильма — красочной мелодрамы, имеющей очень мало общего с реальной серенькой жизнью.

Вдоволь накатавшись на лыжах, Римма с Димой решили согреться глинтвейном. Устроившись в удобных креслах под открытым небом и укрыв ноги пледами, они любовались панорамой, открывавшейся сверху.

— В горах всегда чувствуешь себя немного другим, — говорил он. — Тут все видится четче, ярче. — Пригубив ароматного горячего вина, он улыбнулся. — И тут есть ты.

Римма улыбнулась в ответ. Душа ее пела. Она давно забыла, какой можно быть счастливой.

— Жаль, что мы тогда расстались, — продолжал Дима, держа стакан на отлете. — Мне было так больно, когда ты меня бросила.

— Я не бросала. Просто так сложилось…

— Не оправдывайся, не надо, — перебил он. — Что было, то прошло. А что будет…

Он не договорил. Любые слова покажутся сейчас лишними. Они просто улыбнулись друг другу и, взявшись за руки, неспешно побрели к отелю. Римма не думала о том, что их могут увидеть. Она вообще ни о чем не думала. Только чувствовала — сердцем, кожей, всем своим естеством. Она уже и не помнила, когда ее сердце так сладко замирало от простого прикосновения. Это было безмятежное, почти сказочное состояние. Но тут в мозгу зазвучал тревожный сигнал, постепенно разрушая иллюзию.

Они приблизились к территории отеля, и Римма поспешно забрала свою руку у Димы.

Увидев ухмылку на его лице, она нахмурилась.

— Напоминаю, что я замужем, — произнесла она, чеканя каждый слог.

— Я помню, — кивнул Дима.

Его очередная ухмылка вызвала у Риммы обиду, но уже не за себя, а за мужа. Глеб послушно сидел в номере, не подозревая, что ему наставляют рога.

— Послушай, то, что происходит между нами, — не более чем курортный роман, — отбарабанила Римма, в такт словам тыча Диме в грудь указательным пальцем. — Я люблю мужа. Через несколько дней улечу с ним домой. Так что прошу, не делай впредь такого выражения лица.

— Какого? — осведомился Дима, гася улыбку, но не до конца.

— Победителя, — уточнила она.

— Как скажешь. Но я тебе тоже кое-что поведаю. — Дима повернулся к Римме в пол-оборота и посмотрел куда-то вдаль. — Хочу, чтобы ты знала: я никогда не забывал о тебе. Я прекрасно понимал, что ты стыдишься моей бедности и рано или поздно у тебя появится другой. Но я мечтал, что когда-нибудь разбогатею и ты станешь моей. Знаешь почему? — Он повернулся к Римме и уже вполне серьезно посмотрел ей в глаза. — Потому что мы по-настоящему любили друг друга. Разве нет? — Не дождавшись ответа, он продолжил севшим голосом: — Мне никогда и ни с кем не было так хорошо, как с тобой. И что бы ты ни говорила… — он замолчал, чтобы унять дрожь в голосе, — но эти дни особенные, и мне их никогда не забыть.

В его глазах блеснули слезы, и он крепко обнял Римму. Гладя ее по волосам, он покрывал поцелуями ее лицо и шептал на ухо бессвязные слова любви. Растрогавшись, она тоже заплакала. Ее сердце больше не могло вынести того, что на него взвалили: чувство вины, внезапное счастье, боль — чужая и собственная.

Вырвавшись, словно птица, из Диминых объятий, она побежала прочь и скрылась в отеле.

 

***

 

Римма вернулась в номер, лишь когда полностью успокоилась. Но, зайдя в комнату, где лежал муж, она почувствовала себя мошкой под стеклом всевидящего микроскопа. Она не помнила, чтобы прежде Глеб когда-нибудь так смотрел на нее. У него появился какой-то новый взгляд, который, словно рентген, проникал в ее душу и мысли.

Скукожившись, Римма опустилась на кровать рядом с Глебом, который лежал, уставившись в телевизор.

На экране красивая девушка, старательно пытаясь справиться с модуляцией[3], пела о любви. Выглядело фальшиво. Что могла знать эта поп-дива о любви?

Вероятно, Глеб подумал о том же, потому что тут же переключился на теннисный турнир.

Римма нежно поцеловала мужа в лоб, взъерошила рукой его волосы.

— Как провел день? — спросила она. — Сильно скучал?

— Здесь столько спортивных каналов, что скучать просто некогда. — Глеб посмотрел на Римму и странно улыбнулся. — А ты как провела время? Надеюсь, хорошо?

— Очень, — кивнула Римма, опустив глаза. — Сегодня чудесная погода. — Ее лицо просветлело. — Может быть, тебе стоит прогуляться? Ты совсем бледным стал.

— Пожалуй, уже не сегодня.

Римма кивнула и перевела взгляд на экран, где вместо тенниса показывали соревнования по плаванию. Потом был футбол, затем опять теннис.

Супруги молчали не меньше четверти часа, пока Римма не поднялась с кровати и не подошла к окну.

— Тебе же скучно, — нарушил тишину Глеб. — Сходи куда-нибудь.

— Ты прав, — обрадовалась Римма. — Наверное, пойду на массаж. Глупо не пользоваться такой возможностью.

Глеб только улыбнулся в ответ.

Как показалось Римме, странно улыбнулся.

 

***

 

Кляня себя за то, что заварила такую кашу, Римма спускалась на лифте вниз.

«Учитывая, что я десять лет хранила верность мужу, — размышляла она, грустно усмехаясь, — нужно было сильно постараться, чтобы в недельном отпуске завести себе любовника. Выходит, это судьба?»

В лифте играла приятная музыка, Римма почувствовала спокойствие. Она искренне надеялась, что во время массажа ей удастся навести порядок в своей голове и разобраться в происходящем. Приблизившись к двери в кабинет, она взялась за ручку и замерла.

«Черт возьми, кому я лгу? — подумала она с досадой. — Самой себе? Я же хочу совсем другого, а не массажа!»

Через мгновение, злясь на себя и одновременно ликуя, Римма помчалась к лифту. Лифт оказался занят, но у Риммы не было сил ждать его. Задыхаясь, она понеслась вверх по лестнице.

 

***

 

Дима не сразу ответил на стук в дверь. Когда дыхание Риммы, сбившееся от бега, немного успокоилось, она услышала шум воды в душе. Закрыв глаза, она решила досчитать до десяти, а потом уйти. Но, дойдя до девяти, ее мысленный счет остановился. Она просто стояла и ждала, не в силах справиться с желанием. Словно каждый раз, когда она уступала ему, оно становилось сильнее. Подобно зверю, которого она кормила собственными руками, чтобы потом быть им же съеденной.

Когда напор воды в душе затих, Римма снова постучала. Стараясь справиться с дрожью, охватившей все тело, она слушала шаги босых пяток за дверью.

— Привет, — выдохнула она, когда на пороге появился Дима, замотанный ниже пояса коротким полотенцем.

Сейчас, глядя на него при ярком свете, она забыла обо всем. Его тело казалось совершенным. Широкие плечи, ни грамма жира на животе, торс с хорошо различимыми мышцами, длинные стройные ноги. Стараясь гнать от себя мысли о том, что скрывается под полотенцем, Римма шагнула Диме навстречу.

Он понял ее без слов.

Полотенце упало на пол. Туда же стали падать детали ее одежды, одна за другой. Дима прижал ее спиной к стене и впился губами в ее шею.

— Эй, осторожнее! — всполошилась она.

Он посмотрел на нее помутневшими глазами.

— Что?

— У меня кожа нежная, — пояснила Римма, сглатывая.

— Самая прекрасная кожа в мире, — пробормотал он, опять давая волю губам.

Постанывая, она попыталась вырваться, но он не унимался, словно нарочно стремился оставить на ней любовную печать поцелуя.

— Дима, Димочка! — взмолилась она. — Не надо. И не тискай меня так сильно.

— Почему? — промычал он, сжимая пальцами ее плечи.

— Следы ведь останутся.

— И пусть… пусть останутся… Ты ведь теперь моя… Опять моя…

Его страстный бред действовал на нее как наркоз. Она понимала, что все эти характерные синяки и кровоподтеки невозможно будет объяснить ни массажем, ни падением на трассе, но не находила в себе сил противиться.

Дима, продолжая припирать Римму к стенке, приподнял ее и медленно опустил. Она вскрикнула, как будто ее пронзили клинком. Они оба тяжело дышали и ритмично двигались, постепенно становясь одним целым. Им было неудобно, но наслаждение от этого казалось еще более острым. Перестав контролировать себя, Римма стала постанывать в такт его толчкам. Настенная картинка, задетая ее головой, упала им под ноги.

Словно боясь растоптать ее, Дима, удерживая Римму на весу, тяжело двинулся к кровати.

— Остор…

Она не успела договорить. Они упали на покрывало. Не ослабляя хватки, он перевернулся на спину. Римма то приподнималась, то падала на него всем телом. Сейчас она не смогла бы остановиться даже под страхом смертной казни. Вся жизнь потеряла смысл в предвкушении нескольких ослепительных мгновений беспамятства.

Дима, скрипя зубами, опрокинул ее на лопатки. Римма видела над собой его раскачивающееся лицо со страдальчески нахмуренными бровями. Его глаза были открыты, но, казалось, он ее не видел. Вскрикнув, она тоже на мгновение ослепла. Вспышка получилась чрезвычайно яркой: она даже испугалась, что сейчас взорвется и разлетится на молекулы.

Потом восторг стал ослабевать, и они остались лежать неподвижно, словно выброшенные на берег существа, не имеющие сил вернуться обратно. Теплые волны неги прокатывались внутри Риммы, постепенно сходя на нет. Она почувствовала, что, как дикая кошка, вцепилась когтями в спину Димы, и поспешила раскинуть руки по кровати. Его тело перестало быть невесомым и буквально вдавило ее в матрац.

Римма пошевелилась, ища положение, в котором можно перевести дыхание. Ее лоб и корни волос были влажными, а губы — совершенно сухими, потрескавшимися. Дима осторожно прилег рядом. В знак благодарности за этот жест и за то, что случилось между ними, Римма положила голову ему на плечо. Устремив глаза в потолок, он стал лениво перебирать пряди ее волос.

— Знаешь, чего я хочу больше всего на свете? — сказал он мечтательно.

— Чего? — спросила Римма особым, мурлыкающим голосом.

— Хочу провести так остаток своих дней.

— На кровати?

— Где угодно, лишь бы рядом с тобой.

Отчего-то его признание вселило в нее не радость, а тревогу. Она приподнялась, чтобы посмотреть на часы, и покачала головой:

— Не говори глупостей…

— Это не глупости. — Наклонившись над Риммой, Дима принялся осыпать поцелуями ее обнаженное тело. — Я хочу украсть тебя у мужа и увезти далеко-далеко! И жить долго и счастливо.

— Ага, — хмыкнула она. — И умереть в один день! Так ты, оказывается, романтик? — Она звонко рассмеялась. — Весьма странное дополнение для твоего образа мачо.

— Мачо я для других. — Дима нежно поцеловал Римму в нос. — А для тебя я все тот же мальчишка без высшего образования. — Он самодовольно улыбнулся. — Хотя у меня теперь целых два высших.

— Правда? — От любопытства Римма приподнялась на локте. — И какие же?

— Экономист и маркетолог.

— Ну ты даешь! — В ее глазах читался восторг. — Какой же ты молодец!

— Не хотелось тебя разочаровывать, — со вздохом произнес Дима, — но обе профессии я освоил за пару тысяч долларов и несколько дней.

— О-о-о-о-о! — Римма со смехом ткнула его под ребро. — Какой кошмар! Ты же шарлатан!

— Только не для тебя. Ты единственный человек, с которым я могу быть предельно честен, оставаться самим собой.

— Неужели нет никаких тайн от меня?

— Тайны? От тебя? — Он театрально округлил глаза. — Какие могут быть тайны от моей второй половины?

— Стоп! — прикрикнула Римма. — Я не твоя половина.

— А чья? — поинтересовался Дима. — Того немолодого мужчины с оплывшей фигурой?

— Прекрати!

— Что ты в нем нашла, не понимаю? Неужели деньги?

— Если ты немедленно не перестанешь, то больше меня не увидишь, — решительно заявила Римма. — Я не позволю тебе насмехаться над своим мужем!

— Молчу-молчу. — Он изобразил шутливый испуг. — В конце концов, вкус у него хороший, раз он выбрал тебя.

Дима провел языком по коже Риммы, стал гладить ее с видом собственника.

Она высвободилась.

— Мне пора.

— Не торопись, — сказал он. — Никуда твой супруг не денется. А у нас самое интересное впереди…

— Нет, правда, я должна идти.

— Полчаса ничего не решают, — заявил Дима, укладывая ее рядом.

Вышла Римма от него почти через час. Быстро шагая по коридору, она тщетно старалась скрыть счастливую улыбку женщины, осознающей свою незаменимость. Но, когда пришла на свой этаж, ее словно подменили. Улыбка исчезла, лицо осунулось, походка сделалась неуверенной.

Стоя под дверью в своей номер, Римма сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Сейчас она войдет и предложит Глебу немедленно уехать отсюда. Почему? Да просто надоело. Отпуск не заладился. Да, так она и скажет.

— Как погуляла? — спросил Глеб, бесцельно переключая телевизионные каналы.

— Скучно было, — протянула Римма, доставая чистое белье, чтобы отправиться в душ. — Надоело мне здесь.

— Да? — удивился он. — Так быстро?

«Сейчас скажу: давай уедем, — думала Римма. — Это единственный способ прекратить отношения с Димой, раз у меня самой силы воли не хватает. Мы вернемся домой, и наваждение кончится. Потеряем деньги на билетах, но пусть это будет платой за спокойствие и чистую совесть».

— Хожу одна, как не знаю кто, — сказала она. — Скука.

— Если хочешь, завтра пойдем на прогулку вместе, — предложил Глеб, откладывая пульт. — Нога почти прошла.

— Нет! — испугалась Римма. — Даже не выдумывай! Не хватало еще повредить связки так, что потом не восстановятся. Еще скажи, что на лыжи опять встанешь.

— Почему нет? В конце концов, я приехал сюда не для того, чтобы перед телевизором торчать.

— Твое здоровье сейчас важнее всего, — проникновенно произнесла она. — И мы не будем им рисковать. Так что отменять постельный режим рано.

— Думаешь? — невесело усмехнулся Глеб.

— Уверена, — отрезала Римма, прежде чем запереться в ванной комнате.

Когда, распаренная и чистая до скрипа кожи, она хотела посмотреться в зеркало, гладкая поверхность оказалась затуманенной. Не раздумывая, Римма подняла руку и поверх своего неясного отражения написала пальцем одно короткое слово — то самое ругательство, которым награждает себя каждая женщина хотя бы раз в жизни.

Стереть слово с зеркала оказалось значительно проще, чем из сознания.

Глава 6

 

Римма пребывала в полном смятении. Ее настроение напоминало качели: то взмывало вверх, то падало вниз. Каждый раз, уступая физическому желанию, она ощущала восторг, сравнимый с тем, что чувствуешь, когда, нарушая дорожные правила, мчишься на недозволенной скорости. Опьяненный свободой, ты пролетаешь светофоры и запрещающие знаки. Но где-то глубоко внутри, на самом дне сердца притаился страх. Потому что ты понимаешь, как велика опасность попасть в аварию. Ведь правила оберегают не только других, но и тебя.

Римма прекрасно понимала это. И ей было страшно потерять привычную жизнь рядом с Глебом. Но разве могла она устоять перед искушением новизны, перед соблазном попробовать усидеть на двух стульях? Не получилось. Это ужасно удручало Римму. В своей интрижке она зашла слишком далеко. И трясина затягивала все глубже и глубже. Она ведь решила уехать, но не смогла. Это означало, что она потеряла контроль над своими чувствами и поступками. Ужасное состояние. И ради чего? Что Римма знала о Диме нынешнем? Что он мог ей дать, кроме мимолетных утех украдкой? Стоило ли рисковать ради секса с ним проверенными отношениями с Глебом?

Мысли не давали покоя. За несколько дней Римма стала раздражительной, вспыльчивой и нервной. Ведь любой человек в нестабильной ситуации перестает контролировать эмоции.

Любая мелочь могла выбить Римму из колеи. При Глебе ей часто хотелось расплакаться, но удерживало лишь то, что она не сумеет объяснить свои слезы. Только теперь Римма начала понимать, что страсть подобна отравленному вину. Если не хочешь умереть — нужно остановиться. Сердечная боль, душевные муки и временное недомогание — этим все может и ограничиться, если вовремя отставить бокал в сторону…

Но не получалось, не получалось.

Оставалась четверть часа до обеда. Римма стояла перед раздвинутыми дверцами стенного шкафа, плотно увешенного одеждой. С каждой минутой ее выражение лица становилось все более несчастным.

Глеб натягивал брюки, с опаской поглядывая на Римму. Он без труда угадывал в ее осанке раздражение, способное превратиться в скандал. А он очень не любил скандалы. Когда был помоложе, то еще мог терпеть женские слезы и крики, хотя и недолго. Правда, Римма закатывала ему сцены всего пару раз за десять лет семейной жизни. К счастью для Глеба, она умела себя контролировать. Но сейчас он почувствовал, что ее долгое стояние перед открытым шкафом — не к добру. Ему казалось, что если вести себя тихо, то, возможно, Римма не заметит его и гроза пройдет мимо. Поэтому он старался ступать как можно мягче и не звенеть пряжкой ремня.

Но это ничего не изменило.

— Почему я не взяла то лиловое платье? — проговорила Римма, словно бы вопрошая саму себя.

— Не захотела, наверное, — осторожно предположил Глеб.

— Нет. Было не так. Ты мне посоветовал.

— Ты спросила: брать или не брать? Я ответил: как хочешь.

— Тогда я сказала: наверное, оставлю.

— Вот видишь, — обрадовался такому финалу Глеб, плохо помнивший дискуссию о лиловом платье.

Но для Риммы не существовало мелочей!

— Я сказала, что оставлю, а ты одобрил: правильно. И зачем только я послушалась тебя?

— Посмотри, сколько у тебя других платьев, — мягко произнес Глеб, не приближаясь к жене. — Я очень люблю твое синее, например…

— Да что ты понимаешь в стиле? — вспылила Римма, словно только и ждала подходящего момента.

В ее голосе отчетливо звенели слезы.

В другой раз Глеб поспешил бы броситься к ней с объятиями и утешениями, но не сегодня.

— Ты права, — согласился он, приблизившись к Римме и внимательно посмотрев на нее. — В стиле, особенно в женском, я совершенно не разбираюсь. — Он подошел к Римме так близко, что от его дыхания зашевелились пряди ее волос. — Но зато…

Он замолчал.

— Что зато? — поторопила его с ответом Римма.

— За десять лет я научился неплохо разбираться в тебе.

— К чему ты клонишь? — Она скрестила руки на груди и сделала шаг назад, словно готовясь к обороне. — Говори прямо.

— Это ты скажи мне прямо. — Глеб с вызовом посмотрел ей в глаза. — Что с тобой происходит?

— Со мной? А что со мной происходит?

— Ты все время на взводе, все время раздражена. У тебя по сто раз в день меняется настроение. Ты избегаешь смотреть мне в глаза и явно тяготишься моим обществом. Продолжать?

— Ты все выдумываешь, — отмахнулась Римма. — Глупости какие-то…

Она опять махнула рукой

— Хорошо, — кивнул Глеб. — Тогда я спрошу напрямик. У тебя кто-то есть?

В комнате повисла тишина, в которой было слышно дыхание обоих. Римма сглотнула, безуспешно попытавшись сделать это беззвучно.

— Кто у меня есть? — она не слишком удачно изобразила недоумение. — Ты не мог бы говорить конкретнее?

— Ты крутишь с кем-то роман? — вкрадчиво осведомился Глеб. — Я достаточно конкретно изъясняюсь?

— Что?

Римме показалось, что ее изнутри обдало кипятком. До этого мгновения она не предполагала, что все зайдет так далеко и она услышит подобный вопрос от Глеба. И теперь она была способна лишь бессмысленно хлопать накрашенными ресницами, не зная, что ответить. Только сейчас она отчетливо поняла, как боится разрушить свою жизнь — привычную, размеренную, полную достатка и душевного тепла.

— Почему ты молчишь? — Глеб смерил ее насмешливым взглядом. — Потому что я попал в точку?

— Я молчу, потому что не ожидала услышать от тебя такую глупость. — Римма гневно задвинула дверцы шкафа. — С кем же, по-твоему, у меня роман?

— Например, с массажистом.

— Ты серьезно? — Рима захохотала, запрокинув голову назад. — Мой массажист — женщина, а у меня нормальная сексуальная ориентация. Так что успокойся.

Глеб молча смотрел на жену. На его лице играла едва заметная улыбка. Его особая улыбка с приподнятым правым уголком рта.

Покачав головой, Римма как ни в чем не бывало опять открыла шкаф, достала оттуда платье и удалилась в ванную комнату. Закрыв за собой дверь, она включила воду и села на корточки, не в силах справиться с дрожью в коленях и руках. Она сама удивлялась тому, как сумела выкрутиться. Словно за нее говорил кто-то другой. Но теперь стало очевидно: Глеб подозревает ее и будет более бдительным. Сейчас ей удалось выйти сухой из воды, но дальше — неизвестно, как все обернется.

«За обедом попрошу его улететь отсюда раньше срока, — твердо решила Римма. — Скажу, что мне надоело, к тому же наши отношения стали только хуже».

С этими мыслями она облачилась в серое вязаное платье. Вздохнув, отметила, что под него неплохо было бы купить сережки с голубыми топазами.

 

***

 

День выдался хмурый, пасмурный, словно природе захотелось показать людям, что она не всегда будет к ним снисходительна.

Окружающие вершины затянуло серой мглой, свет померк, небо и солнце словно бы исчезли из мира. Звуки сделались глуше, краски потускнели, снег начал налипать на лыжи, из-за чего катание перестало быть столь же приятной забавой, как обычно.

Большинство отдыхающих спустились к подножию и проводили время в кафе и бутиках — сейчас там было не протолкнуться. В ресторане отеля тоже стало многолюднее. Казалось, что изменение погодных условий наилучшим образом повлияло на аппетит отдыхающих — он вырос как минимум вдвое.

Римма и Глеб вошли в ресторан, держа друг друга под руку, переговариваясь на ходу и улыбаясь. Однако, если бы за ними наблюдал человек, хорошо их знающий, он бы заметил, что оба на взводе. Несмотря на выражения лиц, на улыбки, на ту учтивость, с которой Глеб отодвинул стул, помогая Римме сесть за стол.

— Спасибо, — кивнула она.

— Не за что, — пробормотал он, усаживаясь напротив.

Придвигаясь вместе со стулом, он задел коленом стол, отозвавшийся на это перезвоном бокалов.

— Осторожнее, — обронила Римма.

— Нога не очень слушается, — буркнул Глеб.

— Тем более будь осторожен.

— Спасибо за заботу, любимая.

По непонятной причине вежливый ответ прозвучал для Риммы как издевка. Она нервно схватила меню. По вечерам в ресторане обслуживали официанты, предоставляя возможность любителям поесть предвкушать утренний шведский стол.

Выбирая блюда, Римма бросила привычный взгляд в ту сторону, где обычно сидел Дима, — и пальцы судорожно стиснули меню. Дима был не один, а в компании миниатюрной брюнетки, раза в два старше его. Римме очень хотелось бы верить, что это его мать. Но с Диминой мамой она, к сожалению, была знакома лично, и это явно была не она. Да и в любом случае с родительницами так не общаются.

Дима с азартом рассказывал что-то своей спутнице, целуя ей руки после каждой фразы. Брюнетка нежно смотрела на него и иногда трепала за волосы, как шаловливого, но очень любимого щенка.

Неожиданно Римма перехватила взгляд Глеба. Она как-то не заметила, что он все это время наблюдал за ней. Одарив Римму многозначительной улыбкой, Глеб обернулся и посмотрел на столик, за которым сидел Дима. От стыда она была готова провалиться сквозь землю. Коря себя за глупость и неосмотрительность, она поспешила переключить внимание супруга на выбор блюд.

С самого первого дня Глеб не мог нарадоваться на местную кухню, объединяющую кельтские, итальянские, немецкие, венгерские и многие другие традиции. Ему нравились плотные завтраки, включающие в себя суп, различные колбасы, сытные гарниры и салаты. Компенсируя утренним изобилием, австрийцы старались умерить свои аппетиты за ужином, но Глеб не был австрийцем, и Римма умело играла на его любви поесть, иногда переходящей в откровенное обжорство.

— Ну что? — спросила она деловито. — Для разминки возьмем большой вюрстель? Я ужасно проголодалась.

Подразумевалась знаменитая австрийская закуска под названием вюрстельштанд — ассорти из всевозможных колбасок, сосисок, сарделек и бекона, к которым непременно подавались горчица и душистый домашний хлеб с тмином.

— Отлично! — просиял Глеб, предвкушая угощение.

— Знаешь, — продолжала Римма, листая меню. — Можем выпить пива, если хочешь…

Конечно, он хотел, потому что так и не научился наслаждаться винами, в которых Римма знала толк. Обычно она не снисходила до пива, но сегодня решила пойти навстречу простеньким предпочтениям Глеба.

— Мы так и не попробовали знаменитый венский шницель, — нерешительно проговорил он. — Телятина, обжаренная в сухарях, как за тем столом, видишь?

— Так давай тоже закажем, — согласилась Римма и машинально провела рукой по животу, еще более плоскому и упругому, чем до приезда на курорт.

— Отлично! — Глеб потер руки. — А на гарнир возьмем картофель. Или капусту?

— Рекомендую клецки с салатом, — сказала Римма.

«Должны же у него быть какие-то радости в жизни, — подумала она, украдкой наблюдая за Глебом. — Он обжора, а я развратница. У каждого есть свои недостатки. Иногда мы с ними боремся, а иногда уступаем. Война с переменным успехом».

Посовещавшись, они решили взять на десерт по куску яблочного и абрикосового пирога из нежнейшего и тончайшего теста. После этого даже у Глеба не осталось простора для фантазии.

— Сегодня у нас пир на весь мир, — заметил он. — В честь чего?

— Отпуск скоро закончится, — напомнила Римма, отметив про себя, что снова не предложила уехать раньше. — Нужно насладиться оставшимся временем в полной мере.

— Конечно, — согласился Глеб и нахмурился.

Даже поданный на стол вюрстельштанд со всеми своими замечательными компонентами не смог увлечь его настолько, чтобы морщины на лбу разгладились. Римма же вообще ела без аппетита. Ее мысли были заняты не колбасками и процессом макания их в горчицу, а совсем другим.

«Еще недавно Дима держал меня в своих объятиях и шептал слова любви, а теперь развлекается с другой, — думала она, вяло отправляя в рот маринованный артишок. — Но я заставлю объясниться лживого негодяя. Я из-за него чуть мужа не лишилась, а он с этой вороной воркует».

В одно мгновение Римма, терзаемая ревностью, ненавидела Диму, а в следующее — была готова вцепиться в него обеими руками и не отдавать никому. Она старалась больше не смотреть на ненавистную парочку, чтобы не давать Глебу повода для новых подозрений. Но иногда все же бросала короткий быстрый косой взгляд в ту сторону. Каждый раз, замечая идиллию между брюнеткой и Димой, она прилагала огромные усилия, чтобы не поморщиться досадливо, не швырнуть вилку на стол или не шарахнуть стаканом об пол.

К счастью, выпитое пиво не способствовало бурным проявлениям эмоций. Оно скорее расслабляло, наполняло приятной ленцой, позволяло не смотреть на происходящее с излишним драматизмом.

Когда принесли десерт, Римме показалось, что она знает, как избавиться от чувства ревности, поселившейся в груди, подобно изжоге. Игриво посмотрев на мужа, она улыбнулась.

— Что? — Глеб смущенно промокнул губы салфеткой. — Я испачкался?

— Немножко есть, я сейчас вытру. — Римма изящно поднялась со своего места и, подойдя к мужу, поцеловала его в блестящие губы. — Теперь все хорошо.

Находясь за спиной Глеба, она имела возможность беспрепятственно наблюдать за Димой. Увидев его удивленный взгляд, она торжествующе улыбнулась и снова села за стол.

— С чего это ты вдруг? — Глеб смотрел на Римму с детским обожанием и восторгом. — Изменилось настроение?

— Разве у женщины не может поменяться настроение? — Римма провела носком сапога по ноге Глеба. — Тем более когда она отмечает десять лет счастливого брака с самым лучшим мужем на свете.

— Это я лучший?

— Во всяком случае, для меня.

— Давно ты меня так не хвалила, — произнес Глеб внезапно севшим голосом. — Может, пойдем в номер?

— Я еще не закончила. — Улыбнувшись, Римма принялась соблазнительно поедать пирог, покрытый сахарной пудрой, похожей на альпийский снег. — Дашь попробовать своего?

Она кивнула на апельсиновый пирог Глеба.

— Конечно! — Он хотел подвинуть тарелку к Римме, но, увидев ее недовольный взгляд, наколол кусочек на вилку и протянул ей. — Пробуй.

Съев предложенное угощение, Римма облизала губы кончиком языка. Подумав секунду, она обмакнула палец в сливки, которые прилагались к пирогу, и отправила его себе в рот.

Глеб, сидевший напротив, ошарашенно наблюдал за женой.

— Мы уже можем иди в номер? — спросил он нетерпеливо, когда их тарелки опустели.

— Конечно, любимый. — Римма обворожительно улыбнулась. — Пойдем скорее.

Глеб помог Римме встать из-за стола и, обняв ее за талию, увлек к выходу.

Римма не смотрела на Диму, но знала, что он глядит ей вслед и лицо его уже не такое самодовольное, как несколько минут назад.

 

***

 

Вернувшись в номер, Римма внезапно погасла, словно кто-то выключил прибор, генерирующий в ней какой-то волшебный ток. У нее пропало настроение продолжать эротический спектакль, начатый в ресторане. Разувшись, она хотела лечь на кровать, чтобы дать ногам отдохнуть от каблуков. Но Глеб крепко прижал ее к себе.

— Хочу тебя, — прошептал он ей на ухо. — Давно не видел тебя такой.

— Какой?

— Особенной. Ты… ты…

Не находя слов, Глеб в качестве компенсации дал полную свободу рукам. Его дыхание сделалось шумным и нетерпеливым.

— Нет, не сейчас. — Римма попыталась высвободиться из крепких объятий. — Давай позже, когда ляжем спать.

— Нет, — шептал Глеб. — У нас слишком давно не было секса. — Он принялся стягивать с нее платье. — Ты ведь сама этого хотела за ужином. Разве не так?

— Ты меня неправильно понял.

— Я все правильно понял. Я видел твои глаза.

Справившись наконец с платьем, Глеб бросил его на кровать и снова потянулся к жене, чтобы обнять ее, но внезапно застыл, в недоумении уставившись на нее.

— Что это? — спросил он изменившимся голосом.

— Где? — Римма обернулась, притворившись, что не понимает, о чем речь.

— Не там, — сказал Глеб. — У тебя на плече.

Она опустила голову и окинула взглядом синяки, в которых легко угадывались отпечатки пальцев.

— А! — воскликнула она. — Это от массажа. У меня слишком нежное тело, ты же знаешь. Стоит лечь на гальку, и на ногах уже остаются синяки…

— В таком случае, — проговорил Глеб медленно, — надо полагать, засосы на шее тоже оставила массажистка? Или массажист?

— Дурак! — выпалила Римма.

— В этом ты, наверное, права, — процедил он.

Ему вспомнилось, как совсем недавно он трепетал перед женой, выбиравшей платье, как обрадовался в ресторане, что она не ограничивает его в выборе блюд и позволяет себе прилюдные проявления любви. А теперь — вот это.

Глеб ткнул пальцем на характерную отметину на теле жены:

— Только дурак поверит, что такое пятно появилось само по себе.

— Не само по себе, — сердито выкрикнула Римма. — А от застежки лыжного костюма, понял?

— Может, продемонстрируешь, как это могло получиться?

— Обойдешься! — Римма начала стремительно одеваться. — Если хочешь ревновать, то хоть лопни от ревности. Параноик!

— Не устраивай истерик!

— А ты не устраивай допросов. То смотрит, как петух на зерно, то усмехается… Весь отдых испортил. Деспот! — Она заплакала. — Я хочу домой!

С этими словами она выскочила из номера.

Глеб не стал ее догонять, хотя в глубине души Римма рассчитывала на это. Даже самой себе она не могла признаться, что виновата. Этого не умеет делать большинство людей. Нам всегда необходимо переложить вину на других. Не оправдав себя в собственных глазах, мы вынуждены не только признавать свои ошибки и недостатки, а еще и бороться с ними. Но кому этого хочется? Гораздо проще винить других.

Размазывая тушь по лицу, Римма стояла в коридоре, с надеждой глядя на дверь, но та упорно не желала открываться. Это означало, что Глеб ей не поверил. Он не выйдет, не догонит, не обнимет, не попросит прощения. Но и Римма не станет. Неужели конец? Неужели их брак, казавшийся таким прочным, разрушится вот так просто, будто карточный домик?

Не в силах сдержать слезы, Римма всхлипывала снова и снова. Она чувствовала себя маленькой девочкой, заблудившейся и всеми брошенной. Одиночество и чувство вины были подобны невидимому рюкзаку, который надели ей на спину. Ссутулившись и едва переставляя ноги, Римма брела по пустому коридору отеля. Она не знала, куда идти.

Не знала, что делать.

Не понимала, как жить дальше.

Она зашла в лифт, и на следующем этаже к ней присоединилась счастливая пара: забавный полный юноша и худенькая, маленькая, как птичка, девчушка. Влюбленные ворковали, не замечая присутствия посторонней женщины, обнимались и целовались. Римма видела в их нежности друг к другу то, что когда-то присутствовало в их с Глебом отношениях. С Димой все выглядело иначе: были страсть и азартное стремление нарушить границы. Но на похоти и риске брак не строится. Он строится на доверии и уважении. Именно поэтому она вышла когда-то за Глеба.

А теперь рушила свою жизнь собственными руками.

Лифт спустился вниз, и влюбленные выпорхнули в холл, где было много других — веселых, счастливых, довольных собой и жизнью — людей. Римма продолжала стоять в кабине. Она еще не решила, куда идти.

Глава 7

 

Первый час Римма провела на улице, глядя на далекие огоньки, мерцающие в сумрачной долине, и стараясь успокоиться. В полном одиночестве она бродила по тропкам, петляющим между деревьями. Снег, искрившийся под ногами, круглая луна в радужной дымке, морозная свежесть и чарующая тишина вскоре дали ей то, что она искала.

Глядя на звезды, мелькающие в прорехах облаков, Римма остановилась и уткнулась носом в теплый шарф. «Как же я завидую вам, горы, — подумала она, стараясь согреть дыханием замерзшие кончики пальцев. — Вы не предаете, не обманываете, не делаете ошибок. А потому и не раскаиваетесь ни в чем. Мы же, люди, так глупы, что портим свою жизнь, тратя ее на ерунду. Вы просто горы и все. А кто же я?»

Язвительный внутренний голос дал ей ответ. Римма поморщилась и побрела дальше.

Она не была готова к новому разговору с мужем, поэтому решила пока не возвращаться в номер. Римма нуждалась в уединении, которое смогла найти в полутемном баре отеля. Заказав бокал сухого мартини, она устроилась за самым дальним столиком, чтобы никто не мог помешать.

Затеяв интрижку на стороне, она не думала о том, что рано или поздно придется отвечать за свои действия. Все люди склонны гнать от себя мысли о смерти, разлуке и расплате. Римма не была исключением. Теперь она не знала, что ответить мужу на вопрос о красноречивых следах на своем теле. Можно, конечно, продолжать лгать. Но только кто же ей поверит?

Чем больше Римма думала о последнем разговоре с Глебом, тем больше злилась на Диму. Почему-то она была уверена, что он нарочно оставил отметины на ее теле. Словно хотел отправить послание ее мужу: «Теперь твоя жена принадлежит мне. И я делаю с ней все, что заблагорассудится».

Своими действиями Дима лишь подтвердил догадки Риммы, что он эгоист и думает только о себе. Это низко — так подставлять женщину, которой признаешься в любви. Но не моральные качества любовника тревожили Римму больше всего. Ей было по-настоящему больно от поведения Димы. Как он мог обнимать ее утром, а несколько часов спустя любезничать у нее на глазах с другой женщиной?

Кто она ему? Жена или невеста? Просто любовница? Почему он не признался, что не свободен?

В баре начала играть живая музыка. Приятная и романтичная. От бархатного мужского баритона с сипотцой по коже побежали мурашки. Песня, естественно, была о любви. Любовь причиняет людям столько страданий, но их помыслы все равно сосредоточены на ней.

— Киллин ми софтли, — мурлыкала себе под нос Римма, — киллин ми софтли[4].

Баритон пел о том, как кто-то кого-то медленно убивает своей песней. «Очередная грустная сказочка для взрослых», — подумала Римма с внезапной злостью. Любовь не имеет ничего общего с этими лирическими сопельками. Все значительно жестче, грубее, грязнее. Ты живешь привычной жизнью, занимаешься обычными делами, а потом — хоп! — и тебе снесло крышу, и с этого момента твое поведение становится совершенно непредсказуемым, бессмысленным, безумным. Люди калечат свои судьбы из-за недолговечного чувства, которое вскоре рассеется, как дым, дурманивший мозги.

Взять хотя бы пресловутых Ромео и Джульетту. Стали бы они так убиваться (в буквальном смысле), если бы дожили до тридцати? Или, например, до сорока? Куда бы подевалась вся их страсть? Осталась бы только скучная действительность, в которой эти двое успели бы надоесть друг другу.

«Может, стоит узаконить супружеские измены? — рассуждала Римма, вертя в руке запотевший стакан. — Не в этом ли все дело? Допустим, прожили супруги вместе три года, или пять, и имеют право на пару недель расстаться, чтобы освежить чувства. Вкусив наслаждений на стороне, снова сходятся и живут душа в душу до следующего внебрачного отпуска. Ведь все именно так и поступают, только скрывают измены. А ведь это естественно — пробовать что-то новое, неизведанное, получать новые впечатления».

Римма представила себе Глеба с другой женщиной, например, вон с той молоденькой хохотушкой, которая веселится в компании двух молодых людей за столом у дальней стены. Нет, ни за что! Римма стиснула пальцы в кулаки, но тут же разжала, чтобы не повредить ногти. Она скорее убила бы Глеба, чем отпустила к другой. Получается, она все-таки его любит? Тогда как же Дима? Что у Риммы с ним? Животная страсть? Похоть и ничего больше? В таком случае почему на сердце так тяжело? Душа болит и страдает…

Римма машинально помассировала левую грудь, вспомнила, как еще недавно там лежала горячая Димина ладонь, и расстроилась окончательно.

Алкоголь и душещипательная музыка делали свое дело. Бокал мартини в хорошем настроении повышает градус позитива, и тот же мартини в печальном состоянии удваивает грусть и обиды. Римма кусала губы, чувствуя, как обида на Диму закипает в ней с новой силой.

Она больше не думала о любви.

«Да кто он такой, этот голодранец, чтобы вытирать о меня ноги? — Римма со злостью отодвинула опустошенный бокал. — Подставил меня, а сам, небось, посмеивается, представляя, как я выкручиваюсь. Да еще и пассию себе завел. Подонок! Если он думает, что ему все сойдет с рук, то напрасно, напрасно. Я ему тоже испорчу отдых. Да! Отличная идея. Мы еще поквитаемся».

Пока Дима был одинок, Римма сохраняла способность хоть как-то контролировать свои чувства. Но теперь, после того как он появился в ресторане с другой, ее словно подменили. Необузданная страсть рвалась наружу, не желая слушать никакие окрики и увещевания разума. Существовало только одно средство, способное утихомирить это помешательство. Римма еще сильнее, чем прежде, нуждалась в уверенных губах Димы, в его проворных умелых руках, в шепоте, прикосновениях. Она задыхалась без него, как рыба, выброшенная на берег. Страсть сопровождалась жаждой, которую невозможно утолить.

Заказав еще один бокал мартини, Римма посмотрела по сторонам. И не поверила своим глазам. Однако это был не мираж и не видение: всего через пару столиков от нее сидел Дима со своей пассией.

Он выглядел отлично — красив и элегантен, как всегда. Но и брюнетка, несмотря на зрелый возраст, тоже имела безупречный вид. Ее подтянутое тело позволяло показывать ноги. И вот сейчас она была одета в облегающее зеленое платье, которое казалось неприлично коротким. В декольте у нее красовалось множество разных кулонов, сверкавших десятками бриллиантов, угадывавшихся по переливам даже издали. Римма завистливо наблюдала за ее манерами и осанкой. Такую элегантность редко можно обнаружить в девушке или молодой женщине. Необходимы годы тренировки. Даже Римма не могла не признать, что рядом с этой дамой выглядит настоящей простушкой.

В баре зазвучала зажигательная латиноамериканская мелодия, и Дима галантно вывел брюнетку на танцпол. Улыбнувшись друг другу, они принялись танцевать то ли самбу, то ли румбу, то ли еще что-то столь же экзотическое. Казалось, они не прилагают никаких усилий, чтобы совершать выверенные, четкие движения и шаги, то сближающие их, то разводящие по обе стороны площадки. Это было настоящее шоу. Не прошло и десяти секунд, как взгляды всех присутствующих оказались прикованы к эффектной паре.

Римма считала, что неплохо умеет танцевать, — до тех пор пока не увидела, как непринужденно передвигается по танцполу брюнетка. На своих высоченных каблуках она умудрялась делать движения, достойные профессиональных танцовщиц.

Дима не блистал, но и не выглядел нелепым, как это часто случается с танцующими мужчинами, даже если они молоды и хороши собой. Когда он, расправив плечи и выпятив грудь, сближался со своей черноволосой партнершей и страстно прижимал ее к себе, Римма невольно морщилась. В их танце было слишком много чувственности, эротики, чтобы допустить, что между этими двумя нет близости. Танцуя, они словно бы предлагали зрителям некий одухотворенный вариант сексуальных отношений между женщиной и мужчиной.

Это добивало Римму. Она подумала, что брюнетка наверняка превосходит ее и в постели.

Наконец официант принес заказ. Бокал мартини был выпит почти мгновенно, еще до того, как пара закончила танец, сорвав бурные овации. В этот момент Римма ненавидела брюнетку больше, чем кого бы то ни было в своей жизни. Иначе и быть не могло. Уверенная в себе, холеная женщина казалась Римме виновницей всех бед. А хуже всего то, что Дима смотрел только на нее, не замечая больше никого вокруг. Она обворожила его, очаровала. Римма сидела совсем рядом, но ее словно бы не существовало для него. Это было ужасно, просто невыносимо. И вдобавок очень унизительно.

Перед тем как покинуть танцевальный пятачок, Дима прижал к себе брюнетку и страстно поцеловал на виду у всех, чем вызвал новые аплодисменты. Вернувшись за столик, он не сводил глаз со спутницы и все время держал ее за руку. Со стороны они выглядели идеальной парой, но Римма прекрасно помнила слова любви, которые нашептывал ей Дима.

«Мерзавец, мерзавец, — мысленно ругала она его в бессильной злобе. — Ты прекрасно видишь, что я здесь, но не собираешься меня щадить. Что ж, на мою снисходительность тоже не рассчитывай».

К столику Димы подошел официант и как-то по-особенному поздоровался с ним и его партнершей. Их манера общения дала понять, что они хорошо знакомы.

Спустя десять минут Римма подозвала этого официанта к своему столику.

— Пожалуйста, двойной мартини и что-нибудь пожевать, чтобы перебить аппетит, — попросила Римма по-английски.

— Фрукты? Сладкое? Сыр?

— Всего понемногу. — Она показала, разведя большой и указательный пальцы.

Официант кивнул.

— Что-нибудь еще? — осведомился он.

— Да. — Римма повернула голову в сторону ненавистной пары и указала на нее движением подбородка. — Вы знаете этих двоих или мне показалось?

— О, они уже пять лет приезжают к нам отдохнуть на недельку-другую, — сообщил официант, доверительно понижая голос. — Таких клиентов очень трудно забыть. Всегда вместе, всегда в хорошем настроении…

— Просто Ромео и Джульетта, — язвительно произнесла Римма.

— Да, сладкая парочка, — не заметив издевки, подтвердил официант и улыбнулся. — Как будто их медовый месяц никогда не заканчивается.

— Вы судите о людях по тому, что вам показывают, а не по тому, что есть на самом деле, — философски заметила Римма. — Вам не кажется, что так можно сильно ошибиться?

— Не думаю. — Официант неуверенно пожал плечами. — Мне нужно идти.

Он гарцевал на месте, подобно жеребцу, которому не терпелось пуститься вскачь.

— Минутку, — строго произнесла Римма. — Я еще не сделала заказ.

— Да, пожалуйста, — заученно улыбнулся официант.

Разумеется, никакого заказа не последовало. Вместо того чтобы хотя бы для проформы заглянуть в меню, Римма опять кивнула головой в сторону Димы:

— А может, у этого типа роман на стороне?

— Не знаю, — сказал официант. — Мне так не кажется.

— Нет, вы ответьте. Я требую.

Римма неожиданно поняла, что успела здорово набраться. Но эта мысль проплыла где-то на периферии сознания, не затронув пропитавшегося алкоголем мозга.

— Повторяю вопрос, — отчеканила Римма, тщательно выговаривая слова и слоги. — Этот парень, по-вашему, верен своей мадам, которая ему в мамы годится?

— Знаете, передо мной проходит очень много людей, — покачал головой официант. — И я не встречал более влюбленных партнеров, чем они.

— Серьезно? — Римма недобро усмехнулась. — Что ж, немного разочарую вас, но сегодня этот влюбленный юноша показывал мне в своем номере все, что он знает о сексе.

— Что вы сказали?

Лицо официанта вытянулось от недоумения.

— Я говорю, он трахал меня, как кролик! — Римма повысила голос. — Меня-а! — Она ткнула себя пальцем в грудь. — А не свою богиню.

Официант застыл на несколько мгновений и нахмурился. Еще через несколько мгновений он посмотрел на Римму с жалостью и ушел. Ее заказ принес другой официант.

 

***

 

В тот вечер Римма пила не останавливаясь, но никак не пьянела. Единственное, что она ощущала, — неумолимое озлобление. С каждой минутой она все больше наполнялась желчью и ревностью, которые разъедали душу, подобно кислоте. Как она ни старалась, но не могла отвести глаз от Димы и его подруги. Он постоянно целовал ей руки, смеялся и ухаживал за ней.

Про себя Римма отметила, что с ней он себя так не вел. Что у них было? Быстрый секс, торопливые ласки и взгляды украдкой. Разве это отношения?

Непонятно почему, но спутница Димы решила удалиться. Одарив его долгим поцелуем, она вышла из ресторана. Не думая о том, что женщина может вернуться, Римма встала и смело направилась к Диме.

— Наслаждаешься вечером? — спросила она, остановившись за его спиной.

Дима резко развернулся. На его красивом гладком лице появилось недовольство.

— Зачем ты здесь? — спросил он грубовато. — Ира сейчас вернется.

— Ира? — Очаровательно улыбнувшись, Римма села напротив и забросила ногу за ногу. — Значит, так зовут твою мамочку?

— Если ты пришла оскорблять меня, то я не намерен это слушать. — Дима напряженно следил за входом в бар.

— А я не намерена молчать. Так что слушать все-таки придется.

— Давай лучше завтра поговорим, — предложил он. — Тем более ты, как я вижу, выпила.

— Я хочу поговорить именно сейчас, — упрямо стояла на своем Римма. — Не завтра и не послезавтра.

— О чем ты хочешь поговорить? — сдался Дима, взгляд которого был по-прежнему прикован ко входу.

— О том, что этим утром ты клялся мне в любви. — Римма приложила пальцы ко рту. — Мои губы еще не остыли от твоих поцелуев. А ты уже обхаживаешь новую подружку. Как прикажешь понимать?

— Разве я тебе что-то обещал? — Дима вскинул безупречно выбритый подбородок и смерил Римму взглядом. — Разве тебя интересовало, свободен ли я?

— Да как ты смеешь так поступать со мной? — Римма вскочила из-за стола. — Думаешь, я просто так прощу это тебе?

— Послушай, — спокойно произнес Дима. — Если мне не изменяет память, ты замужем. Или ты обещала мне уйти от мужа? — Он пожал плечами. — Исправь меня, если я что-то не так понял.

— При чем тут мой муж?

— При том, что если ты ему неверна, то хотя бы щади его чувства. А что, если он тебя увидит? Или кто-нибудь шепнет, что его жена ошивается в отеле с другим мужчиной?

— Какой же ты…

Не найдя нужных слов, Римма пулей вылетела из бара. У дверей лифта она столкнулась с Ириной. Та прошла мимо, задрав голову и с силой вбивая каблуки в пол.

Обернувшись ей вслед, Римма прищурилась.

 

***

 

Вечер давно перешел в ночь. Постояльцы отеля еще толклись в холле, но голоса большинства звучали сонно и вяло.

Еще один день закончился: для кого удачно, для кого не очень. А самой несчастной была, несомненно, Римма. Так ей казалось. Все мы склонны преувеличивать неприятности. Страдаем, переживаем, убиваемся по пустякам, вместо того чтобы взять и все исправить и начать жить заново, не совершая прежних ошибок.

Римма присела на уютный диван в дальнем углу, но через некоторое время начала ловить на себе недоумевающие взгляды портье за регистрационной стойкой. Не хватало еще, чтобы он начал выяснять, не плохо ли ей и не хочет ли она чего. Римме не хотелось ни с кем общаться. За сегодня она наговорилась достаточно.

Пришла пора возвращаться в номер. Как бы Римма ни стремилась спрятаться от мужа, но идти было некуда.

Открыв дверь, она с облегчением обнаружила, что Глеб спит, нарушая тишину размеренным сопением. В номере было темно и душно. Стараясь не шуметь, Римма разулась и положила ключ на полочку. Сейчас, оказавшись в тишине и полумраке, где приходилось выверять каждое движение, она почувствовала, что пьяна. В ушах еще звенело от музыки и шума в баре. Волосы пахли сигаретным дымом. Ноги отяжелели и немного заплетались.

«Докатилась», — сказала она себе, открывая окно, чтобы глотнуть свежего воздуха и проветрить комнату.

Глеб не проснулся. Он лежал на боку, закутавшись в одеяло по самую макушку. Возможно, ему снилось что-то приятное. «Это хорошо, — подумала Римма. — Пусть хотя бы во сне отдохнет от такой негодной супруги».

Осторожно закрыв окно, она отправилась в душ, чтобы смыть с себя запахи этого вечера. Умывшись, она переоделась в пижаму. Пошатываясь, добралась до кровати и легла, натянув на себя свободный край одеяла.

Лежа на спине она смотрела в потолок, пока не заметила, что он начал качаться то в одну, то в другую сторону. Закрыв глаза, она постаралась остановить эту карусель, но силы мысли было недостаточно. Внезапно она почувствовала приступ тошноты. Вскочив с кровати, бросилась в ванную. К счастью, она успела наклониться над унитазом прежде, чем ее стошнило.

— Вот черт, — бормотала она в перерывах между позывами. — Дура, дура несчастная…

Стоило оторваться от унитаза, как все повторилось. Держась за скользкие бортики, Римма опустилась на колени. Тошнота изматывала. Желудок давно опустел, но спазмы не прекращались. «Так мне и надо», — повторяла про себя Римма, моргая слезящимися глазами.

Давным-давно, в прошлой жизни, она уже испытывала нечто подобное. Жанка, ее подруга по институту, собрала дома девичник. Родители укатили за границу, наказав любимой дочери вести себя хорошо и все такое прочее. Они были врачами. Оба по хирургической части, так что спиртного в квартире хватало: их постоянно одаривали — кто шампанским, кто коньячком, а кто и более экзотическими напитками. Благодарные пациенты преподносили также коробки конфет, которые уже и складывать было некуда. Одним словом, материальная база под посиделки была подведена основательная.

Вначале подруги решили пить разноцветные ликеры и гадать на кофейной гуще, но вскоре как-то незаметно перешли на более крепкие напитки, и гадание не задалось. Сплетничали, хвастались, пели хором, пытались танцевать. Кто-то предложил украсить девичник представителями сильного пола. К счастью, никому не дозвонились, а если и дозвонились, то не сумели сформулировать мысль. Полчаса спустя квартира превратилась в вытрезвитель самого низкого пошиба.

Всех тошнило: по очереди и вместе. Жанка опорожняла желудок из открытого окна, Римма успела единолично занять туалет, остальные справлялись как могли. Итог получился плачевный. Соседи снизу увидели загаженный подоконник и вызвали полицию. Блюстители порядка, не сумев проникнуть в нехорошую квартиру, не придумали ничего лучше, чем наябедничать по телефону Жанкиным родителям. Те отменили вылет и помчались домой, где застали всю компанию вповалку.

Римму забрал отец, прочитавший ей наутро лекцию о женском алкоголизме. Она тогда прониклась и решила, что в жизни больше не прикоснется к спиртному. Слово, данное себе, она не сдержала. И вот результат — плачевный, но вполне ожидаемый.

Из зеркала на Римму взглянула отдаленно похожая на нее женщина — бледная как смерть, с висящими вдоль щек сосульками волос.

Пришлось снова принимать душ и мыть голову. К концу процедуры буря в организме прекратилась, но Римму начал бить озноб. Она как следует растерлась полотенцем, а из другого соорудила тюрбан. Старательно почистив зубы душистой пенистой пастой и прополоскав рот, она вернулась в постель и забралась под одеяло. На этот раз не рискнула лечь на спину, а повернулась на бок, спиной к Глебу, поджав под себя ноги.

Ступни были просто ледяными. Очень хотелось прижать их к горячим ногам Глеба, как раньше. Она всегда так делала, когда мерзла по ночам. Но сегодня это невозможно. И она сама виновата. Только она одна.

— Что же ты с собой делаешь? — услышала она в темноте голос Глеба.

— Что? — тупо спросила она.

— Ты опять была у него?

— У кого? — пробормотала Римма.

— Ты знаешь, — сказал Глеб.

— Ничего я не знаю. Давай завтра поговорим, ладно? У меня голова раскалывается.

— Это все, что ты можешь сказать?

— Ну Гле-е-еб. Ну пожалуйста…

Мольбы на него не подействовали.

— Если секс с ним настолько хорош, почему просто не бросишь меня?

Римма задумалась над тем, что же ответить Глебу, и незаметно провалилась в сон. Поэтому она не слышала, что он говорил. Возможно, что-то очень важное. Вероятно, что-то такое, что заставило бы ее принять правильное решение в тот же миг.

Но только узнать об этом Римме было не суждено. Она уже провалилась в черную пропасть беспамятства.

Посреди ночи она дважды вставала, чтобы выпить воды. Ее мутило от отравления алкоголем и отвращения к себе. Под утро приснилось, что она, абсолютно голая, явилась на работу и только там заметила, что одежды на ней нет. Глеб требовал, чтобы она немедленно убиралась домой, тащил ее за руку, а Дима хохотал, наблюдая за этой сценой.

Римма вздрогнула и проснулась. Издевательский Димин смех все еще звенел в ушах. За окном занимался молочный рассвет. Впереди был новый день.

Глава 8

 

Мужчинам никогда не понять женщин, хотя бы потому, что они не знают, каково это — находиться большую часть своей жизни под влиянием гормонов. Отсюда мужская стабильность и рассудительность. А вот женщины под действием гормонов принимают неправильные решения, совершают спонтанные поступки и закатывают истерики. Но мужчина, который смотрит на раздраженную женщину, видит лишь раздраженную женщину. Он не представляет себе, что значит не принадлежать себе.

То ли от чувства вины, то ли от избытка гормонов в то утро Римма ощутила неожиданный прилив нежности к Глебу. Она незаметно наблюдала, как он одевается, и отметила про себя, что он похудел за эти дни. Живот не пропал, но явно уменьшился и перестал нависать над брючным поясом, подобно дрожжевому тесту, лезущему из кастрюли. Жира на боках тоже стало меньше, под кожей отчетливее проступили мышцы. «Молодец, — подумала Римма. — Подтянулся. Видимо, ограничивает себя в еде, а я даже не заметила. Нужно его похвалить. Наверняка ведь ради меня старается».

— Ты похудел, Глеб, — сказала она, поощрительно улыбаясь.

— Да? — равнодушно спросил он. — Может быть, может быть.

— Как нога?

— Вынужден тебя огорчить. Уже не беспокоит. Так что сегодня я иду кататься.

— Отлично! — воскликнула Римма, и ее саму передернуло от фальши.

За завтраком они практически все время молчали, даже не пытаясь найти темы для разговора. Глеб напряженно думал о чем-то своем, и Римме это определенно не нравилось. Он все глубже уходил в себя, будто моллюск, готовый окончательно сомкнуть створки раковины. И что потом? Если Глеб замкнется, Римма останется снаружи одна. Ее настолько испугала такая перспектива, что она почти не смотрела в сторону Димы.

— Ты совсем не ешь, милый, — ласково сказала она. — Принести тебе чего-нибудь сладкого?

Он сделал пару мелких глотков кофе и только потом ответил:

— Нет, спасибо, Римма. Не хочется.

— Что с твоим аппетитом?

— Пропал, — сказал Глеб, глядя в чашку. — Как и многое другое.

— О чем ты? — насторожилась Римма.

— Пойдем на гору, — предложил он, пропуская вопрос мимо ушей. — Времени осталось совсем мало. Или ты предпочитаешь кататься одна?

— Не говори глупостей!

Пока они поднимались в вагончике, Римма молчала, задетая откровенной холодностью мужа. Она тянулась к нему, желая преодолеть пропасть, возникшую между ними, а он ее попросту отталкивал. И как теперь быть? Как правильно себя вести? Продолжать попытки или, наоборот, стать такой же отчужденно-равнодушной?

Принять решение Римма не успела. Среди лыжников, готовящихся к спуску, она увидела Диму с Ириной. Оба были в красно-синих костюмах, подобранных явно в тон, и одинаковых ярких шарфах, повязанных из желания щегольнуть перед окружающими. У Риммы при взгляде на них заныли виски.

Не подавая вида, как ей неприятно видеть этих двоих вместе, она лучезарно улыбнулась и подошла к Глебу, который возился с креплениями лыж.

— Давай помогу, милый.

— Я сам…

Он хотел отдернуть ногу, но Римма уже ловко присела и поставила защелку на место.

— Зачем ты… Я не калека, — проворчал Глеб.

Вместо того чтобы поблагодарить. Краем глаза Римма увидела, как Дима положил руки на плечи своей мадам, заглядывая ей в лицо.

— Просто мне захотелось тебе помочь, — улыбнулась она Глебу и попыталась прильнуть к нему.

— Милая, я никогда не любил спектакли, — холодно произнес он, отстранившись.

— Спектакли? — Брови Риммы сошлись на лбу двумя опасными стрелками, обращенными к носу.

В прежние времена Глеб сразу бросился бы ее успокаивать, чтобы избежать неприятных эксцессов, которыми обычно сопровождалось ее испорченное настроение.

Но не сегодня.

— Театр одного актера, вернее, актрисы, — продолжал он. — Для одного зрителя. Того, который постоянно на нас пялится.

— Кто? — неестественно удивилась Римма.

— Да вон тот молодой человек. — Глеб кивнул в сторону Димы с Ириной. — Извини, не знаю его имени.

— Господи! — Закатив глаза, Римма тяжело вздохнула. — Не помню, чтобы ты когда-то был таким ревнивым, как в этом отпуске.

— Я тоже не припомню, чтобы ты была такой мастерицей лгать.

С этими словами, оттолкнувшись палками, Глеб понесся вниз. Стремительно набирая скорость и ловко объезжая других лыжников, он демонстрировал чудеса мастерства, которого прежде у него не наблюдалось. Снег веером вылетал из-под его лыж на крутых поворотах. Спускаясь, Глеб ни разу не затормозил и тормозить явно не собирался. И стойка у него была самая что ни на есть классическая: ноги пружинисто согнуты, спина прямая, корпус наклонен вперед, палки вытянуты параллельно земле.

Римма еще некоторое время стояла на вершине горы, изумленная грубой прямотой Глеба и, возможно, еще больше — его неожиданным прогрессом в катании.

— Доброе утро! — послышался незнакомый женский голос за ее спиной.

Обернувшись, Римма застыла. От неожиданности у нее перехватило дыхание. Перед ней стояла Ирина. Волосы были убраны под лихо сидящий шлем такого же ярко-красного цвета, как глянцевая помада на ее улыбающихся губах.

— Думаю, нам пора пообщаться, — сказала она. — А то лопнешь от любопытства.

— Не понимаю, о чем вы… о чем ты говоришь.

— Все ты прекрасно понимаешь. Не зря же вчера официанта расспрашивала.

— Я не… — Римма смешалась. — Это совершенно не так. Он меня не так понял.

— Зато я прекрасно поняла, — отрезала Ирина. — Облегчу твою задачу и расскажу о нас сама. Так сказать, история из первых уст. — Она приняла такую позу, словно попала в объектив известного фотографа. — У нас Димой давние отношения, которые он ни на что не променяет. Это понятно? Он никогда меня не бросит. Разве что я сама дам ему пинка под зад. — Проиллюстрировав сказанное движением ноги, она продолжила: — Хочешь знать почему?

— Мне безразлично, — заявила Римма, но не смогла быть последовательной и поинтересовалась: — Ну и почему?

— Потому что он жиголо, — ответила она.

Смысл ответа почему-то не сразу дошел до Римминого сознания. Она узнала слово, но никак не могла сообразить, что же оно означает. Сознание отказывалось воспринимать столь обидную истину.

— Жиголо, — повторила Ирина, словно бы наслаждаясь своим определением.

Оно было хлестким, как удар плетки или пощечины. Римма почувствовала, как лицо заливается краской.

— Что? — пролепетала она.

— А ты не знала? — Ирина изобразила удивление. — Ах да! Я совсем забыла, что по Димочкиной версии он у нас бизнесмен. — Она вопросительно смотрела на притихшую Римму. — Ведь так? Он бизнесменом представился?

— Да, — тихо ответила Римма. — Но…

— Какие могут быть «но»?

— Мне кажется, что у меня больше оснований верить своему давнему знакомому, чем вам.

— Кажется? — Ирина засмеялась, обнажив ряд мелких и редких, но белоснежных зубов. — Давнему знакомому? Подозреваю, ты знаешь его не лучше, чем меня. Школьная любовь и случайный секс на курорте вовсе не дают возможности узнать о человеке правду.

Неожиданно Римма успокоилась. Так всегда бывает, когда кажется, что худшее уже позади.

— И чего же я не знаю о нем? — сухо осведомилась Римма.

— Ну, например, того, что каждый год я даю Диме оплачиваемый отпуск на неделю-другую. — Ирина подняла глаза к серому небу, с которого срывались первые снежинки. — Обычно он выбирает какую-нибудь смазливую наивную девочку, за которой ухаживает и которой вешает лапшу на уши. — Наклонив голову набок, она улыбнулась. — Это чтобы чувствовать себя мужиком, а не мальчиком с мамочкой. Думаю, ты понимаешь…

— Нет, не понимаю, — язвительно ответила Римма. — Я еще не в том возрасте, слава богу.

— В этом году его приключение обошлось мне совсем дешево, — продолжила Ирина, пропустив мимо ушей замечание Риммы. — Ты ему… то есть мне, ничего не стоила. Хотя Диме были выданы деньги, чтобы как-то тебя отблагодарить, так сказать, за нежность и ласку. Хотя бы духи приличные купить. Или еще что-нибудь.

— У меня есть муж, чтобы дарить подарки! — вспыхнула Римма. — Засунь свои деньги знаешь куда?..

— Ну, если уж зашла речь о муже, то он должен тебе не только подарки дарить, но и выполнять супружеский долг. — Ирина насмешливо подмигнула. — Чтобы жена с чужими мужиками не шастала.

— Со своим мужем я как-нибудь сама разберусь, без советов старшего поколения, — прошипела Римма. — А Дима твой меня любит. Можешь у него спросить, что он мне говорил.

— Такой дурочкой простительно быть в двадцать, — покачала головой Ирина. — Но у тебя уже, я вижу, морщинки вокруг глаз. Так что стыдно изображать невинную девочку.

Негодующая Римма набрала воздуха в грудь, чтобы что-то ответить, но, передумав, оттолкнулась палками и понеслась вниз. Она не помнила, когда чувствовала себя такой униженной и дешевой, как теперь. Словно Ирина облила ее помоями в буквальном смысле. Несмотря на злость и обиду, Римма признала: «С другой стороны, она имеет право на такой разговор. Я же с ее мужчиной гуляла, а не она с моим…»

Мысли не мешали ей совершать виражи и выбирать такой маршрут, чтобы не пересекаться с другими лыжниками. Это было похоже на жизнь. Ты совершаешь привычные механические действия, а сам витаешь где-то далеко, и кажется, что трасса несет тебя сама.

 

***

 

Римма сдала лыжи и уже направлялась в отель, когда к ней подошел незнакомый мужчина.

У него было лицо большого умного пса, понимающего гораздо больше, чем он способен выразить.

— Девушка, извините. — Он протянул Римме сложенный вчетверо лист.

— Что это? — опасливо спросила она.

— Берите. — Мужчина качнул бумагой. — Вам просили передать.

— Кто?

— Ох, избавьте меня от объяснений. Я просто выполняю просьбу.

Сунув послание в руки Риммы, он торопливо удалился.

— Что сегодня за день? — Вздохнув, Римма развернула записку и шепотом прочитала: — «Очень жду тебя в номере тридцать семь ровно в двенадцать часов. Твой Дима. Умоляю, приди»… Умоляет он! — Смяв листок, она покачала головой. — Думает, я к нему побегу. — Римма нахмурилась. — И ведь побегу. Просто болото какое-то… Затягивает, затягивает.

Она посмотрела на часы. До встречи оставалось меньше двадцати минут. Римма сразу сделалась суетливой и нетерпеливой.

Вернувшись в номер, она обнаружила, что Глеб еще не вернулся с катания. Пользуясь тем, что не нужно врать, она быстро привела себя в порядок и, натянув джинсы со свитером, торопливо вышла из номера.

— Ты, очевидно, на массаж? — спросил Глеб, который как раз подошел к двери.

От него веяло горным альпийским холодом.

— На массаж, — согласилась Римма, не глядя ему в глаза.

— Должно быть, сильно омолодишься здесь. — Глеб криво усмехнулся. — Здоровья наберешься на всю оставшуюся жизнь.

Римма почувствовала, что краснеет.

— Надо пользоваться случаем, — пробормотала она.

— Пользуйся, — кивнул он, продолжая кривить рот.

— До обеда вернусь.

— Удачи!

Римма быстро, не оглядываясь, пошла по коридору. Она чувствовала, что Глеб смотрит ей вслед, и ее походка стала неестественной, скованной, как у ожившего манекена.

«Все, — злилась она на себя. — Хватит с меня, хватит! Это уж точно последний раз».

 

***

 

Дверь в номер тридцать семь была не заперта. Прежде чем войти, Римма постояла в коридоре, держась за ручку. На мгновение возникло подозрение, что внутри ее ждет какая-то западня.

Встряхнув волосами, она отогнала от себя глупые мысли. Несмотря на все сказанное Ириной и последние Димины выходки, Римма помнила его совсем другим: отзывчивым, влюбленным, не способным обидеть и тем более причинить боль.

Решительно повернув ручку, она вошла в комнату. Дима, стоявший у окна, обернулся на звук.

— Риммочка! Какая молодец, что пришла! — Он радостно бросился к ней, как пес, встречающий хозяйку. — Я боялся, что не придешь.

— Простое любопытство, — холодно произнесла Римма и отступила на шаг. — Что это за номер? Вы с Ириной живете отдельно?

Смешавшись, Дима забормотал что-то невразумительное.

Римма выставила перед собой ладонь:

— Можешь не продолжать. Я все поняла. Ты снял комнату на час-другой, чтобы пообщаться со мной. И о чем ты хотел поговорить, конспиратор?

— Боюсь, Ирина могла наболтать тебе сегодня лишнего, — смутился Дима. — Хочу попросить у тебя прощения за ее слова.

— Вот как? — Римма с неподдельным любопытством смотрела на Диму. — Ты извиняешься за другого человека, но тебе не приходит в голову покаяться в собственном поведении! Поразительно! С каждым днем ты удивляешь меня все сильнее… и все неприятнее.

— И меня прости… — Дима упал на колени перед Риммой и прижался лбом к ее холодным коленям. — Это все не со зла…

— От большой любви, может быть?

— Да! Да!! Я ревную тебя к мужу. Я схожу с ума от ревности и веду себя как псих.

Римма наклонилась, чтобы оторвать его руки от своих ног.

— Если ты все сказал, то я пойду.

— Нет! Подожди!

Дима встал и заметался по комнате. Пользуясь тем, что он не смотрит на нее, Римма смахнула слезы, выступившие на глазах.

— Долго ждать? — резко спросила она. — У меня мало времени, учти. Меня Глеб ждет.

— Потерпит твой Глеб, — скривился Дима. — Ничего с ним не сделается.

— Здесь мы сами разберемся, без тебя. — Римма видела, что каждое ее слово причиняет любовнику боль, словно стрела, вонзающаяся в сердце, и это доставляло ей злорадное удовольствие. — Мы теряем время. Имеешь что сказать — говори.

Дима остановился в шаге от нее, качнулся с пятки на носок, уперся руками в бедра.

— Я решил, что уйду от нее. Совсем.

— Поздравляю! — иронично отозвалась Римма. — И на что ты будешь жить? Уж явно не на доход от своего процветающего бизнеса.

— Да, я жил за ее счет, — охотно согласился Дима. — Но не даром, нет, не даром. Я получал деньги за… гм, выполнение своих обязанностей. Ведь, в сущности, это тоже работа…

— О да, — перебила Римма, презрительно усмехаясь. — Я вчера имела счастье наблюдать, какой ты ценный сотрудник. И в постели себя не щадишь, и танцуешь с полной отдачей.

— Дальше будешь слушать? Или хочешь поязвить еще немного?

— Говори, — разрешила Римма. — Хотя не думаю, что услышу от тебя что-нибудь интересное.

— И напрасно.

Описав еще один круг по комнате, Дима снова остановился напротив нее.

— За эти годы я успел скопить кое-какую сумму, — сообщил он. — Денег хватит на небольшой бизнес.

— Я слышала, ты не умеешь зарабатывать деньги. — Прищурившись, Римма смотрела на взволнованного Диму. — Так что быстро прогоришь.

— Я надеялся, что ты мне поможешь. — Дима подошел ближе и заглянул ей в глаза. — Поможешь, верно?

— С какой стати?

Он положил руку ей на плечо и погладил, постепенно подбираясь к ложбинке на затылке.

— Ты станешь моей женой?

Его голос был мягок, как бархат.

— О боже! — Римма от неожиданности пошатнулась. — Ты серьезно?

— Серьезней некуда. — Дима достал из кармана коробочку, открыл и протянул ей так торжественно, словно отдавал вырванное из груди сердце.

— Что это? — зачем-то спросила Римма, хотя прекрасно видела великолепное кольцо с бриллиантом, красующееся на дне коробочки.

— Кольцо, — пояснил он. — Обручальное. Ты выйдешь за меня?

— Я замужем! — сквозь слезы произнесла Римма. — И ты тоже не свободен.

— Клянусь, что завтра уйду от нее. — Лицо Димы было непривычно серьезным. — С меня хватит! Надоело!

Он рванул ворот рубашки, словно ему стало вдруг душно.

— Ты только теперь это понял? — спросила Римма. — До нашей встречи тебя все устраивало?

— Нет! — выкрикнул он. — Она постоянно шантажировала меня, говорила, что покончит с собой, если я ее брошу. Но я больше не могу играть эту роль. — Он взял Римму за подбородок и принялся покрывать ее лицо поцелуями. — Я люблю тебя.

— Дима, нет, — прошептала Римма. — Мне пора.

— Ты не дала мне ответ.

— Ты хочешь уйти ради меня или просто хочешь уйти от нее?

— Ты мне напомнила, что такое любовь. — Дима шумно сглотнул. — Но уйду я в любом случае.

— Значит, вернемся к этому разговору, когда уйдешь.

Выскользнув из объятий Димы, Римма поспешно покинула номер.

 

***

 

Вернувшись в свой номер, она увидела спящего Глеба. Знакомая картина. Опять укутался в одеяло, уткнувшись носом в подушку, словно маленький мальчик, которому очень одиноко и страшно. Бедный, бедный.

Обычно он не любил дневной сон, утверждая, что потом у него голова тяжелая и ничего не соображает. А теперь изменил своим привычкам, плотно задернул шторы и улегся, устроив себе искусственную ночь.

Заметила Римма отличие и в позе Глеба. До сих пор он спал иначе — вольготно раскинувшись на своей половине кровати. Не сжимался в комок, не норовил забраться под одеяло с головой. А теперь инстинктивно принял так называемую позу эмбриона. Видимо, подсознательно ему хотелось спрятаться от проблем, обрушившихся на него вместо расслабленного отдыха.

Сердце Риммы сжалось от нежности. Глядя на мужа, она чувствовала его боль, обиду и беспокойство. И ведь не враги, не посторонние люди заставили его страдать. Она. За что? Ни за что. Просто так. Ей, видите ли, эмоций не хватало. Что ж, теперь эмоций хоть отбавляй, но все в основном отрицательные. Потому что с помощью лжи невозможно достичь счастья. Это всегда будет обман, химера.

Раздеваясь, Римма поняла, что в данный момент ей больше всего на свете хочется вернуться в недавнее прошлое. В то взаимное доверие, искренность, надежность, которые поддерживали их среди житейских бурь. Куда все подевалось? Удастся ли Римме загладить свою вину?

Подержавшись руками за бретельки бюстгальтера, она решительно сняла его и отбросила в сторону. Ей хотелось ощутить тело Глеба всей кожей. И чтобы он тоже почувствовал ее всю, без одежды. Возможно, это поможет их любви родиться заново.

Осторожно устроившись за спиной Глеба, Римма обвила его талию руками и закрыла глаза. Рука нашла знакомый жирок на боку мужа, который сегодня почему-то не раздражал, а совсем наоборот. Пальцы скользнули ниже, ощутив выпуклость живота и жесткость покрывающих его волос.

Римме стало так хорошо и спокойно, как до начала отпуска. Она лежала и думала, как много воды утекло за несколько дней. Грязной воды. Никуда не годной.

Глеб проснулся. Об этом свидетельствовали его напрягшиеся мышцы и изменившееся дыхание. Римма прижалась к нему сильнее — вся, от колен до груди. Он никак не отреагировал, остался окаменелым. Спросил только:

— Сегодня массаж оказался коротким?

Голос был хриплым спросонок, но уже наполнен сарказмом.

— Я передумала. — Римма вытерла слезу, тогда как вторая капнула на подушку. — Не пошла никуда.

— Какая самоотверженность.

— Не надо язвить. Я пришла к тебе.

— Да? — спросил он, продолжая лежать к ней спиной. — Зачем?

— Захотелось побыть с тобой.

— Вот так сюрприз. — Глеб повернулся к Римме и внимательно посмотрел на нее. — Но я соскучился и могу захотеть тебя. Понимаешь?

— Понимаю.

Некоторое время супруги рассматривали друг друга, словно не виделись много лет. Полумрак в комнате был золотистым из-за солнечного сияния, проникающего сквозь шторы. Их кожа тоже приобрела золотистый оттенок. Глеб поправил прядь волос, лежавшую на плече Риммы.

— Глеб, — прошептала она, глотая слезы. — Глеб…

— Что? — спросил он мягко и требовательно одновременно.

— Я… я люблю тебя.

Его брови сошлись у переносицы.

— Я тебя тоже очень люблю, но не позволю вести двойную игру. Хотя бы ради тебя. — Глеб грустно посмотрел на Римму и снова коснулся ее волос. — Тебе придется сделать выбор прямо сейчас.

— Выбор? — Она через силу сглотнула.

— Да, — подтвердил Глеб. — Все очень просто. Он или я. Или ты будешь со мной, или останешься с ним. Третьего не дано. Ну, что скажешь?

Римма хотела привычно солгать, но передумала. Слишком внимательно Глеб следил за каждым движением ее лицевых мышц. Он видел ее насквозь. Как она не понимала этого раньше?

Как ни странно, но сейчас Римме впервые за долгое время стало спокойно и хорошо. Пусть ей по-прежнему грустно, зато исчезло ощущение грязи, преследовавшее ее день за днем, час за часом. Больше не нужно притворяться.

Неужели маски наконец сброшены и спектакль окончен?

Глава 9

 

Незаметно для себя Глеб заснул в объятиях жены. Она даже не подозревала, что за последние дни это был его первый сладкий сон. Каждого мучили свои демоны. И каждый был уверен, что его — самые злобные и беспощадные. Впрочем, мы все склонны считать, что другим живется проще и веселее, чем нам.

Осторожно, чтобы не разбудить Глеба, Римма встала с кровати и, накинув куртку, выскользнула из номера. Все, что с ней происходило в последние дни, напоминало фрагменты мелодрамы, в которой она играла главную роль. А после предложения, сделанного Димой, ощущение только усилилось. Все казалось слишком нереальным, чтобы быть правдой.

Натянув на ходу шапку и перчатки, Римма покинула отель. Она не чувствовала голода, поэтому решила пропустить обед. Сейчас было намного важнее прогуляться среди высоких сосен и посмотреть на горы.

Мелкие снежинки, сыпавшие с самого утра, превратились в крупные хлопья. Подставив ладонь, Римма поймала на перчатку сразу несколько красивых снежинок. Поднеся руку к лицу, она долго рассматривала их ажурные узоры, не похожие ни на что. Налюбовавшись творением природы, она поправила шапку и решительно устремилась вперед.

Римма брела куда глаза глядят и радовалась, что ей практически не встречаются люди. В последнее время она все чаще нуждалась в одиночестве. Ступая по заснеженной тропинке, Римма размышляла о превратностях судьбы. Разве могла она предположить, что ее короткий отпуск по странному стечению обстоятельств способен превратиться в испытание? Испытание, с каким ни она, ни Глеб не сталкивались ни разу за десять лет брака и которое заставило их открыть для себя нечто неожиданное даже в самих себе. Ведь еще недавно Римма не знала, что способна мастерски изворачиваться и врать, глядя в глаза мужу. Только теперь ей стало известно, что ложь — липкая, как болотная тина. И, чтобы отмыться от нее, недостаточно принять душ.

Глядя на горы, Римма просила их помочь найти ответ. Она запуталась. Раньше ее просто влекло к Диме, а после его предложения ситуация совсем усложнилась. Но хуже всего было другое: если она допустила мысль о разводе, видимо, у них с Глебом все не так хорошо, как долгое время казалось?

Когда Дима сделал ей предложение и пообещал уйти от Ирины, Римма впервые поняла, насколько далеко зашла. Мысль о совместной жизни с Димой отрезвила ее, как ведро ледяной воды. Она не могла представить их семейной парой. Даже друзьями вряд ли.

Римма шла вперед, стараясь держаться тропы, которую почти засыпало снегом. Она думала о том, что делает брак счастливым. Для многих первый звоночек проблем в отношениях — отсутствие секса. Это так. Но почему люди, которые много лет подряд желали физической близости, перестают испытывать в ней потребность? По крайней мере, со своим супругом.

И вдруг Римма поняла важную вещь. Правильное влечение начинается с интереса к человеку, с желания разговаривать с ним, узнавать его мысли. Только потом мы начинаем желать большего, чем просто слова. Бывает, конечно, иначе, когда сначала мы жаждем физической близости, а спустя время понимаем, что нам не о чем говорить. Потому что единственная точка соприкосновения — это секс. Такие отношения неизбежно иссякают. Из источника страсти не удастся черпать всю жизнь, потому что он очень мелкий.

Римма поняла, что их отношения с Глебом лишились огня, потому что они стали меньше разговаривать. Каждый был занят своей работой и бытом. Встретившись вечером дома, они просто ужинали и смотрели какой-нибудь фильм, а потом шли спать. О какой же страсти могла идти речь? Желание не случается само по себе. Теперь Римма понимала, что им с Глебом предстоит заново разжечь огонь влечения друг к другу. Но разве это сложно, когда любишь человека?

А вот отношения Риммы с Димой были полны страсти, но хватило ее лишь на несколько дней. Ведь других интересов не наблюдалось. По сути, они практически ничего не знали друг о друге и не стремились узнать. Разве можно на таком фундаменте построить храм любви? Конечно нет.

Оказавшись наедине с природой, Римма сумела найти ответы на все свои вопросы. Наконец она почувствовала внутри умиротворение. Неожиданно оступившись, она рухнула в сугроб.

— О-о-ой! — взвизгнула Римма и начала осматриваться по сторонам.

Несмелый снежок незаметно превратился в снегопад. Начинало смеркаться.

«Как я не заметила, что прошло столько времени? — рассуждала Римма, отряхиваясь от налипшего снега. — Пора возвращаться в отель».

Но это оказалось не так просто. Кругом возвышались абсолютно одинаковые сосны. Тропу, как и следы, замело снегом. Было совершенно непонятно, в какой стороне находится отель.

Сердце Риммы на мгновение сжалось от страха, но потом она решила, что нужно идти в обратном направлении. Просто все время прямо, пока не выйдет хоть куда-нибудь.

— В конце концов, — пробормотала Римма себе под нос, — не могла же я зайти слишком далеко.

Она решила, что если поход в избранном направлении не принесет желаемого результата, то она пойдет вправо, а потом, если понадобится, — влево. По ее подсчетам, такое путешествие должно было занять не больше часа.

— Пешие прогулки еще никому не вредили, — подбадривала она себя. — К тому же аппетит нагуляешь.

Посмотрев на наручные часы, Римма ускорила шаг.

Через полчаса она поняла, что идет явно не в ту сторону. Ровное плато сменилось крутым склоном, вместо сосен появились густые голубоватые ели. Здесь Римма не бывала. Неужели заблудилась? Только этого сейчас не хватало!

Все еще стараясь сохранять спокойствие, она повернулась на девяносто градусов вправо и двинулась в путь, с трудом вытаскивая сапоги из сугробов. Спустя полчаса она сделала еще один крутой разворот, теперь влево. Все ее попытки найти цивилизацию не принесли никаких результатов. Отель как сквозь землю провалился, словно заколдованный.

Она попыталась звать на помощь, но это ничего не дало. Снегопад гасил все звуки, и голос Риммы тонул и вяз в белой вате.

Перчатки, влажные от снега, больше не грели руки, а, напротив, окутывали их стылой сыростью. Римма остановилась. Стащив перчатки, она подышала на скрюченные озябшие пальцы и пошла дальше, проваливаясь в сугробы чуть ли не по колено.

Стремительно темнело. Густой снег сыпался без остановки. Белые снежинки на почти черном фоне походили на легкую вуаль, маскирующую жуткий мрак, наползающий со всех сторон.

Интересно, в Альпах водятся волки? А медведи? А другие дикие звери?

— Господи, только не это… — простонала Римма. — Пожалуйста, помоги мне выбраться отсюда. Очень прошу. Не бросай меня. Мне нельзя умирать. Нужно так много сделать.

Бог никак не отозвался на мольбы. Пути его были неисповедимы.

За два с лишним часа бесплодных шатаний по зимнему лесу Римма совсем обессилела. Ей хотелось присесть хотя бы на пару минут. Смести снег с упавшего ствола и дать отдых онемелым ногам. Но она знала, что может заснуть. А на морозе под падающим снегом — это все равно что умереть. Окунешься в какой-то яркий сон и больше не вернешься.

Римме захотелось плакать, но слезы исчезли. Наверное, замерзли, превратившись в лед.

Она покрутилась из стороны в сторону, не зная, куда податься. Ситуация казалась совершенно нелепой. Ведь совсем недавно Римма находилась всего в получасе ходьбы от отеля, где по аллеям прогуливается множество людей, в другие сидят за столиками в ярко освещенном ресторане. Римме нестерпимо захотелось в тепло, услышать веселый гул голосов, увидеть оживленные человеческие лица. И совершенно не имеет значения, что подадут на ужин. Сейчас для Риммы не было большего счастья, чем оказаться в отеле рядом с Глебом.

Отчаявшись, она опять принялась звать на помощь. Сначала несмело, а потом все громче и громче. В ее сердце теплилась надежда на спасение. Должен же кто-то услышать. Если Богу не до нее, то наверняка где-то рядом гуляют люди. Они найдут ее и помогут.

Но нет. Кругом было пусто, было тихо, было темно.

Спустя несколько минут Римма выбилась из сил и охрипла. Она больше не могла переставлять отяжелевшие ноги. Кричать тоже не было сил. Она не видела смысла идти непонятно куда. Панический страх сменился простым пониманием неизбежной и глупой смерти.

Прислонившись к дереву, Римма закрыла глаза и заплакала.

— Худший отдых в моей жизни, — рыдала она. — В моей короткой и бессмысленной жизни…

 

***

 

Отправляясь в ресторан, Глеб пылал праведным гневом. Римма окончательно перешла все мыслимые и немыслимые границы. Как она посмела столь вызывающе, столь демонстративно крутить роман на стороне, совершенно не стесняясь присутствия мужа и десятков любопытных глаз, от которых, конечно же, не скрылись странности ее поведения.

То напивается в баре, то является со свидания вся порочная с ног до головы, пахнущая другим мужчиной, со следами поцелуев на шее.

Что с ней? Потеряла голову от страсти? Или это всего лишь происки ревнивого воображения? Может быть, Глеб придумал себе ее измены? Может, войдет сейчас в зал и увидит ее сидящей в одиночестве за их столом? Она улыбнется, положит ладонь на его руку и скажет, что все было неправдой. Признается, что просто хотела подразнить его, чтобы не расслаблялся. И он поверит. Потому что в противном случае придется мириться с презренным статусом мужа-рогоносца.

Глеб не желал быть рогоносцем. Он хотел простых, ясных, понятных отношений с женщиной, которую любил больше всего на свете. Возможно, даже больше себя самого, потому что до Риммы его как бы не существовало в природе. Он помнил очень мало или почти ничего о той поре, когда еще не встретил ее. Какой-то тягучий бессмысленный сон — вот что это было. Черно-белое кино о ком-то другом. Скучное, однообразное, предсказуемое.

Войдя в ресторан, Глеб замер. Их стол был пуст. Чистые приборы ожидали на клетчатой скатерти. Хотелось сорвать ее и швырнуть на пол вместе с посудой. А потом еще что-нибудь разбить. Лучше даже не тарелку, а одну примелькавшуюся хитрую смазливую физиономию.

Глеб машинально перевел взгляд на стол, где обычно сидел Дима. Он не ожидал его увидеть, полагая, что красавчик снова уединился где-то с его женой, но его ожидал сюрприз. Дима преспокойно восседал на своем месте, потягивая красное вино из бокала. Такой же бокал держала у рта сочная брюнетка в ярко-зеленом платье с искрой.

Почувствовав чужой взгляд, оба повернули головы. Глеб зачем-то подошел к своему столу, взял меню, подержал, бросил обратно и покинул ресторан. Тревога стальной рукой стиснула сердце. Где же в таком случае Римма? Катается в гордом одиночестве? Расслабляется в массажном кабинете? Или уже вернулась в номер и поджидает его там, чтобы дать ответ. Он ведь поставил ее перед выбором. Сказал, что она должна решить, с кем останется, а сам взял и заснул, как медведь в берлоге. Вот так заботливый любящий муж!

Сначала быстрым шагом, а потом бегом Глеб отправился на поиски. Ни в магазинах, ни в кафе, ни в отеле Риммы не было. Он поднялся в вагончике на вершину, но не нашел ее и там. Может, наведаться на соседнюю трассу? Глеб понял: происходит что-то неладное.

Обратиться к администратору? Вызвать полицию?

Ложная гордость подсказала другое решение. Вернувшись в ресторан, Глеб подскочил к Диме и его даме, которые завершали трапезу кофе с пирожными.

— Простите, — буркнул он, отводя взгляд. — Вы не видели моей жены?

— Видела, как же, — сказала брюнетка. — Она у вас хорошенькая. Следите за ней, а то украдут.

Она заливисто рассмеялась.

— Ее здесь нет, — глухо сообщил Дима, отставляя чашку с кофе.

Глеб сдержал желание отвесить ему подзатыльник.

— Это я сам вижу, — сказал он. — Но, может быть, ты знаешь, где она?

— Понятия не имею, — пожал плечами Дима. — Найдется.

Не сказав больше ни слова, Глеб выбежал из ресторана. Лицо у него было такое, что все на него оглядывались.

 

***

 

В воображении Риммы, сидящей на снегу под толстой сосной, начали всплывать разные странные видения. Сначала непонятные, а потом очень даже реальные, жизненные. И все они были связаны с Глебом. Как будто он решил утешить ее перед смертью.

Вот он, мокрый от дождя и ужасно счастливый, вваливается в купе вагона с ведром роз, купленных на полустанке. «Ой, Глеб, куда же мы денем такую охапку?» — хохочет Римма. — «Пока здесь постоят», — решает он, взгромоздив ведро на стол. «Такие розы долго не живут», — замечает попутчица, перекосившаяся от зависти. «А нам все равно, — говорит Глеб. — Главное, чтобы сейчас цветы были. Потом новые куплю. — Он влюбленно смотрит на Римму. — Я тебя всегда буду цветами засыпать».

Она опять хохочет. Знает, что он говорит правду. Он у нее такой.

Он для нее что угодно из-под земли достанет, он горы ради нее свернет.

Вот Римма спохватывается на берегу моря, что забыла дома купальник. Они прилетели сюда всего на два дня, завтра обратный рейс. Еще только начало мая, пляж пустой, вода, наверное, жутко холодная, Римме захотелось на море, и вот они здесь. Солнце шпарит, как в разгар лета. Вот только купальника нет.

«Я смотаюсь, куплю, — решает Глеб. — У тебя какой размер?»

«По размеру подходящий не подберешь», — с сомнением говорит Римма.

«Несколько возьму. Размер какой? И цвета предпочтительные?»

Получив информацию, он бежит к тропе, ведущей с пляжа на обрыв.

«Погоди! — окликает его Римма. — Не надо купальника. Я так…»

Он оборачивается и видит ее голову, торчащую из моря. Переводит взгляд и смотрит на одежду, сваленную на полотенце. Там все ее вещи, до последней ниточки.

Глеб бежит обратно. Вид у него ошалелый. А Римма высовывается до пояса и разбрасывает вокруг себя россыпи алмазных капель.

Богиня!

Она не подозревала, что, сидя в зимнем лесу, набрала в ладони снега и слабо шевельнула руками, словно собираясь подбросить его над головой. Не знала, что пряди ее волос, выбившиеся из-под шапки, стали совсем белые, словно седые. Она не боялась простудиться. И уже не мерзла.

Ей стало тепло от воспоминаний. Глеб всегда согревал ее, утешал, кормил, обнадеживал. Самое ценное и, возможно, единственно важное, что было в жизни Риммы, — это Глеб. Она любила его и только его. Потому что его невозможно не любить.

— Г… Гл…

Замерзшие губы не слушались, голосовые связки сковало льдом. На мгновение очнувшись, Римма поняла, что сейчас уснет снова, чтобы больше не проснуться. Никогда-никогда.

— Гл… леб…

Ах, как невыносимо сознавать, что она не сможет оправдаться перед ним, не сможет попросить прощения, не сможет сказать все, что поняла сейчас.

Или не все еще потеряно? Попытавшись встать, Римма обнаружила, что тело больше не принадлежит ей. Она замерзла так, что не чувствовала ни рук, ни ног, ни всего остального. Только душа еще жила. И мысли.

Даже не мысли, а образы. Видения…

Глеб в белой рубашке с косо торчащим воротником бежит рядом с Риммой по мелководью. Джинсы у обоих подвернуты, но все равно мокрые до нитки. Хохоча, они падают в воду. Целуются. И еще целуются. И еще.

А вот они ходят по рядам супермаркета, заготавливая продукты на неделю. Глеб складывает в тележку все, что попадается ему на глаза. Когда он отворачивается, Римма быстро убирает то, что, по ее мнению, лишнее. На кассе Глеб начинает выкладывать свертки и упаковки на ленту. Он даже не замечает, что половины выбранных им продуктов нет. Подозрительно смотрит на Римму: «Почему ты улыбаешься?» Она расплывается в улыбке еще шире. «Потому что люблю тебя».

И это чистая правда.

После супермаркета они попадают в бутик торгового центра. Идет выбор одежды на весну. Всю зиму Глеб прятал раздавшуюся фигуру под свитерами и толстыми куртками, а теперь наступает момент истины. Римма специально предлагает ему примерить слишком тесные для него вещи — то хипстерские брюки, то зауженные в талии рубашки. Глядя на свое отражение, Глеб все больше мрачнеет. «Идем отсюда!» — Он берет Римму за руку и решительно выводит из магазина. «Куда мы? — делано удивляется она, едва поспевая за ним. — Разве ты не хочешь ничего купить?»

«Хочу, — ворчит он. — Кроссовки хорошие и спортивный костюм. Завтра начинаю бегать. Пять… Нет, семь километров». Она качает головой, улыбаясь (почти во всех воспоминаниях о днях, прожитых с Глебом, она улыбается). «Нагрузки нужно увеличивать постепенно. Начни с двух километров».

Он морщится. «Нет. Ты же знаешь, мне нужно все и сразу».

Она знает. Он во всем такой. И в любви тоже.

«Ну хватит, хватит тебе, — шепчет задыхающаяся Римма. — Ты устал, милый. Тебе завтра на работу, а сейчас уже начало четвертого».

«Ну и пусть».

Опираясь на локти, он покрывает ее грудь и живот поцелуями.

«Ты с ума сошел», — хихикает она, как бы отталкивая его большую голову, а на самом деле вцепляясь пальцами в густые жесткие волосы.

«Сошел, — глухо соглашается. — Давно. Как только тебя увидел».

Она смеется, а потом кричит. От переполняющего ее счастья. От нахлынувших эмоций. Находясь рядом с Глебом, невозможно оставаться равнодушной. Всегда испытываешь какие-то чувства. В преобладающем большинстве — приятные. Господи, как же с ним хорошо!

Не забирай его у Риммы, а ее у него, Господи!

Она ошиблась, но поняла свою ошибку и никогда… никогда больше…

Совсем никогда?

 

***

 

И тут Римма умерла. Она поняла это, потому что больше ничего не связывало ее с миром, в котором было слишком холодно и одиноко.

Она медленно уплывала, тонула, погружалась в непроглядный мрак, где не существовало даже воспоминаний, ничего не существовало.

Только ее имя. Кто-то выкрикивал ее имя, снова и снова. Она бы не откликнулась — зачем возвращаться туда, где так холодно и больно? — но голос, звавший ее, принадлежал Глебу, и она кое-как разлепила смерзшиеся ресницы.

Открыв глаза, она увидела перед собой Глеба, тормошащего ее за плечи.

— Римма! Римма!

В ее сознании мелькнула мысль, что она уже умерла и видит, как он горюет над ее бездыханным телом. Но, почувствовав, как на лице тают снежинки, решила, что это галлюцинация, а не смерть.

Она устало опустила заиндевевшие веки.

— Римма, милая моя, — приговаривал Глеб, подхватывая безвольное тело на руки. — Любимая, не спи, прошу тебя. Сейчас я тебя согрею, только держись.

— Глеб, — прошептала Римма едва слышно. — Глебушка…

Ее раскачивало, как на волнах. Держать глаза открытыми было очень трудно, но она старалась. Иначе она не смогла бы видеть над собой лицо Глеба.

— Ох, моя маленькая! — Его голос дрожал. — Не пропадай больше, пожалуйста. Я… я так сильно тебя люблю. Поговори со мной, ладно? И не закрывай, не закрывай глаза.

— Не буду, — так же тихо проговорила Римма. — Я тоже очень тебя люблю. И мне не нужна жизнь без тебя.

— Глупышка! — Остановившись на мгновение, Глеб поцеловал Римму горячими, мокрыми от талого снега губами. — Скоро все будет хорошо…

Послышался быстрый топот, сопровождаемый поскрипыванием снега, а затем голос Димы.

— Ты нашел ее? — спросил он, задыхаясь от бега. — Как она?

— Главное, что жива, — холодно ответил Глеб, проваливаясь в сугробы. — С остальным справимся.

— Римма, — воскликнул Дима, взяв ее замерзшую руку. — Ты нас так напугала!

Римма посмотрела на лицо Димы, ставшее для нее совсем чужим. И не просто чужим, а неприятным.

— Далеко до отеля? — спросила она у Глеба, едва ворочая языком.

— Совсем близко, — успокоил Глеб. — Мы почти дома. Вот уже видны фонари, потерпи немножко, любимая.

— Все обойдется, — добавил Дима, идущий рядом. — Мы нашли тебя.

Глеб нахмурился, но промолчал.

Римме хотелось, чтобы Димы здесь не было. Ей казалось сейчас, что он виноват во всех ее бедах.

Прижавшись покрепче к Глебу, Римма слушала хруст снега под ногами, его тяжелое дыхание. Глядя на краешек его лица, попадавший в поле зрения, Римма чувствовала, как ее замерзшие губы пытаются изобразить улыбку. Она все еще не верила, что это не сон, а явь. Спасение казалось невозможным. Особенно финал, в котором любимый несет ее на руках.

«Теперь все плохое позади, — подумала она, стараясь не моргать, чтобы потом не приходилось снова поднимать свинцовые веки. — А впереди — длинная и счастливая жизнь».

За черными стволами она увидела уютный желтый свет фонарей, и ей стало легче.

— Наконец-то, — прошептала она и позволила глазам закрыться.

Глеб тревожно посмотрел на Римму и ускорил шаг. Понурый Дима шел немного поодаль, словно не смея нарушить единение супругов.

А горы все так же молчали, отрешенно наблюдая за жизнью людей. Бесценной жизнью, которой они так бессмысленно распоряжаются. Но им не было жаль людей.

Возможно, потому что эти глупые, самонадеянные создания сами не щадили себя.

Глава 10

 

Ресницы Риммы дрогнули, и Глеб, сидевший рядом с кроватью, взволнованно привстал. Он еще крепче сжал маленькую, почти детскую руку Риммы и тревожно посмотрел на ее бледное лицо с голубоватыми жилками, проступившими на висках, и тенями вокруг глаз.

Подняв веки, Римма непонимающе уставилась на потолок. Почему так много гладкого и белого? Что бы это могло быть? Наконец она поняла, перевела взгляд в сторону и, увидев Глеба, счастливо улыбнулась.

— Глеб, — выдохнула она. — Ты здесь! Со мной!

— Конечно здесь, конечно с тобой. — Глеб сел на кровать рядом с Риммой. — Где же мне еще быть?

— Я так боялась, что больше не увижу тебя.

Ее лицо внезапно скривилось. Она закрыла свободной рукой глаза, сдерживая слезы. Там, в лесу, они замерзли, а теперь оттаяли и просились наружу.

— Я…

Римма не сумела договорить. У нее перехватило дыхание.

— Что? — ласково спросил склонившийся над ней Глеб.

Она посмотрела на него и покачала головой:

— Не могу сказать… — Ее голос срывался. — Не могу сказать, как я… как сильно я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, милая. — Глеб опустил глаза, покрасневшие от выступивших слез. — Не плачь, ладно? Мне так больно, когда ты плачешь. Все будет хорошо. Все уже хорошо.

— Правда? — спросила она.

— Конечно, — подтвердил он. — Мы ведь теперь вместе. Я с тобой.

— Я так виновата перед тобой…

— Хватит, хватит.

— Нет, не хватит. Я виновата!

Из глаз Риммы все текли и текли ее невыплаканные слезы. Они были такими горячими, что казалось, на коже останутся ожоги.

Глебу потребовались большие усилия, чтобы тоже не заплакать. Стиснув зубы, он смотрел на Римму и мысленно благодарил Бога за ее спасение. Если бы с ней что-то случилось, он бы не пережил. Пока искал ее по заснеженному лесу, кажется, состарился на десять лет. Такой потери он бы не перенес. Римма была для него больше, чем любимая женщина, она была для него сердцем и душой. А разве способен человек жить без первого или второго?

Но Глеб не стал говорить Римме о своих страхах и волнениях. Он просто держал ее за руку, смотрел ей в глаза и не мог наглядеться. Некоторые любуются огнем, закатами или морем. Глебу достаточно Риммы. Она заменяла собой все. Заслоняла остальной мир. Потому что для Глеба именно она была на первом месте.

— Знаешь, — произнесла Римма, немного успокоившись. — Знаешь, я ведь чуть не умерла там, на снегу…

— Глупости, — поспешно произнес Глеб. — Ты не могла умереть.

Она сжала его ладонь холодными пальцами, призывая помолчать и дать ей возможность высказаться до конца.

— Когда находишься за шаг до смерти, то в один миг понимаешь, что важно, а что нет. — Она села и внимательно посмотрела на Глеба. — Что настоящее, а что мишура.

— И что ты поняла? — тихо спросил он.

— То, что и так знала, — ответила Римма. — Уже давно. Ты самый главный человек в моей жизни. И мне больше никто не нужен…

Ее голос завибрировал, как слишком туго натянутая, готовая порваться струна.

— Глеб, — торопливо заговорила она. — Если бы ты знал, Глеб… Я… Мне…

— Дорогая, — мягко перебил он. — Ничего не надо объяснять. И вообще, тебе лучше лечь. Вот так… — Он помог Римме принять горизонтальное положение и бережно укрыл ее одеялом. — Тебе удобно?

— Да, — пролепетала она. — Я…

— Как ты себя чувствуешь?

— Как ни странно, под теплым одеялом намного лучше, чем в ночном лесу. — Римма грустно улыбнулась. — Скажи, пожалуйста, я долго спала?

— По-моему, не очень. — Глеб посмотрел на свои наручные часы. — Полтора часа.

— Спасибо, что спас меня, — произнесла Римма, понимая, что получается излишне торжественно, но не находя иного способа выразить свои чувства. — Спасибо тебе, милый.

Он дернул плечами:

— Разве я мог поступить иначе?

— Вот ты точно не мог. — Римма погладила Глеба по руке. — Ты мой герой.

В эту секунду в дверь номера постучали.

— Наверное, глинтвейн принесли. — Глеб встал с кровати. — Я заказал, чтобы ты выпила, когда проснешься.

— С большим удовольствием, — обрадовалась Римма. — Хочется согреться изнутри.

Глеб открыл дверь и некоторое время стоял не двигаясь. Римма взволнованно смотрела на его спину.

— Что случилось, Глебушка? — Вытянув шею, она попыталась увидеть, кто находится за дверью. — Почему ты там стоишь?

— К тебе пришли, — наконец ответил Глеб.

— Пришли? Ко мне? — Римма почувствовала себя так, будто на нее вылили ушат грязи. — Я не хочу никого видеть, кроме тебя.

Глеб словно не услышал.

— Пожалуй, схожу за твоим глинтвейном, — сказал он не оборачиваясь.

— Думаю, тебе лучше остаться, — заявил Дима, переступая порог комнаты. — Ты ведь тоже имеешь отношение к этой истории.

— О чем вы тут толкуете, молодой человек? — с холодной усмешкой спросил Глеб. — К вашей истории я не имею никакого отношения.

Бросив короткий взгляд на растерянную Римму, он вышел из номера и закрыл за собой дверь.

Не захлопнул, а именно закрыл. Он всегда отличался завидной выдержкой. Она не подвела его и сейчас.

 

***

 

Совсем недавно Римма могла спокойно предстать перед Димой совершенно обнаженной. Теперь же ей было неловко в его присутствии даже в двух свитерах и под толстым одеялом. Очарование ушло. Опьянение страстью закончилось. Это походило на полное протрезвление. В новом состоянии все воспринималось и виделось совершенно иначе.

— Вот и я, — сказал Дима, делая шаг вперед.

Прозвучало глупо. Римма прекрасно видела, кто перед ней. Она хотела спросить, зачем он пришел, но не смогла. Ей не хотелось разговаривать с Димой, не хотелось его видеть. Она не могла себя заставить посмотреть на него. Все, что ей было нужно, — чтобы он поскорее ушел и больше никогда не возвращался в ее жизнь.

Хоть бы сквозь землю провалился!

— Римма, — тихо позвал Дима.

Она не откликнулась.

— Почему ты прячешь глаза? — Он подошел к кровати вплотную. — Он наплел тебе небылиц обо мне? Этот жалкий, ничтожный человек…

— Что-о? — Римма резко подняла голову, щеки вспыхнули от возмущения. — Во-первых, не смей говорить о Глебе в таком тоне. Во-вторых, мы даже не упоминали твоего имени, понял?

— Он что, неприкасаемый?

— Для тебя — да.

— Почему ты так холодна со мной? — Дима присел рядом с Риммой. — Ведь я люблю тебя.

— Ты? — переспросила Римма.

— Я, — подтвердил он с немного обиженным видом.

— Смотря что называть любовью.

— Еще недавно мы считали любовью то, что происходило между нами.

— Послушай, — произнесла Римма, глядя Диме в глаза. — Я сожалею обо всем, что было между нами. Прости, но нам лучше больше не встречаться. И не общаться.

— Как это не встречаться? — Дима вскочил с кровати и нервно прошелся до двери и обратно. — Как не общаться? Я только что сказал Ирине, что ухожу от нее. — Он потряс в воздухе кулаком. — Совсем ухожу.

— Зачем? — спросила Римма, тряхнув головой, чтобы волосы не лезли в глаза.

— Потому что я люблю тебя и хочу быть с тобой, — заявил Дима, поджав губы. — И у меня были причины считать, что ты хочешь быть со мной.

— Если ты ушел от Ирины ради меня, то почему не спросил моего мнения? — Римма вопросительно посмотрела на Диму. — Или ты все же сделал это для себя?

— Что ты имеешь ввиду? — наморщился Дима. — Что значит «для себя»?

— Значит, что тебе надоело быть жиголо, — пожала плечами Римма.

— Жи?.. Как ты можешь говорить такое!

— А как ты можешь быть таким? — парировала она. — Ты жиголо и есть.

— Это не так. Конечно, у меня с Ириной непростые отношения. И они меня не устраивают. Говорю же, я ушел от нее.

— Понимаю, — кивнула Римма. — Гордость взыграла, и ты решил начать новую жизнь. Дело вовсе не в любви. Ты не любишь меня, а просто боишься остаться один. Тебе нужен союзник. Вернее, покровитель.

— Ты говоришь глупости! — Дима раздраженно сунул руки в карманы узких джинсов и подошел к окну. — Ничего я не боюсь.

— Тем лучше. — Римма прижала колени к груди и обхватила их руками. — Значит, ты без труда справишься с одиночеством.

— Одиночеством? — Дима нахмурился. — Что за дурацкая привычка говорить загадками?

— Между нами все кончено. — Римма смело смотрела Диме в глаза. — Думаю, ты переживешь это.

Повисла пауза, ненужная и бессмысленная. Все главное было уже сказано. После произнесенных слов Диме оставалось лишь уйти, навсегда исчезнуть из Римминой жизни. Но он не торопился.

— И что ты планируешь делать дальше? — Он приблизился к Римме и прищурился. — Вернешься к нему?

— Вернусь, — подтвердила она.

— Не понимаю, — театрально всплеснул руками Дима. — Не понимаю.

— Как я уже говорила, я люблю мужа. — Римма смерила его холодным взглядом.

— Он не простит.

— Надеюсь, что простит. Я буду вымаливать у него прощение. — Она уткнулась носом в толстую горловину свитера, словно опять ощутила ледяное дыхание зимней ночи. — Надеюсь, Глеб сумеет забыть мое предательство.

— А если нет?

— Тебя это не касается.

Отвернувшись к стене, Римма дала понять, что разговор окончен. Она услышала, как Дима набрал в легкие воздуха, чтобы что-то сказать, но передумал. Постояв несколько минут, он направился к выходу.

Походка у него была шаркающая. Как будто за несколько минут он успел состариться.

 

***

 

В ожидании Глеба Римма сидела на кровати и, пряча лицо в пушистый вязаный воротник, раскачивалась из стороны в сторону. Монотонное движение помогало не впасть в отчаяние, не сломаться.

Может быть, еще не все потеряно?

Ответ на этот риторический вопрос мог дать только Глеб. И он наконец вернулся.

Римма подняла на него глаза, измученные ожиданием и неизвестностью.

Лицо Глеба было бесстрастным, как у статуи.

— Держи. — Он протянул Римме большую кружку с ароматным обжигающим глинтвейном. — После него тебе должно стать легче.

— Мне уже хорошо, потому что ты рядом. — Пригубив глинтвейн, Римма смотрела на Глеба. — Спасибо.

— На здоровье, — улыбнулся он, но глаза смотрели серьезно.

— Вкусно, — сказала она.

— Я знал, что тебе понравится.

Римма сделала несколько торопливых обжигающих глотков.

— Глеб, — позвала она неожиданно.

— Да? — отозвался он тихо.

— Скажи правду. Скажешь?

— Я скажу, — кивнул он.

В этом коротком утверждении прозвучал скрытый упрек. Римма сглотнула и спросила:

— Ты сумеешь простить меня?

— Я попробую, — вздохнул Глеб, опустившись на кровать. — Честно говоря, больше всего на свете я хочу простить тебя и забыть, как с первого дня наблюдал за твоим романом…

— Ты знал? — Лицо Риммы вытянулось от удивления. — Почему же ты молчал столько времени?

— Опасался, что, если заговорю, ты сразу бросишь меня. — Глеб провел рукой по волосам. — Уйдешь к нему. Я боялся этого, вот и молчал. Наверное, это было моей ошибкой.

— Господи! — Поставив кружку на тумбочку, Римма обвила руками его сильную горячую шею. — Прости меня! Прошу! Я такая идиотка…

Спрятав лицо на груди у Глеба, Римма заплакала.

— Знаешь, пока я наблюдал за твоим увлечением, — начал Глеб, — у меня было только одно желание: вернуть тебя. Больше я ни о чем не думал. — Он шумно выдохнул носом. — Но вот теперь, когда ты окончательно выбрала меня, я понял, насколько сложно прощать.

— Но ведь ты все еще любишь меня? — Римма заглянула Глебу в глаза. — Любишь? Так ведь?

— Да, — кивнул Глеб. — Но думаю, что мне нужно немного побыть одному. — Он кашлянул в кулак. — Я поменял билет на самолет. Рейс через несколько часов.

— Рейс? — Бессильно уронив руки, Римма сидела напротив Глеба. — Ты бросаешь меня?

— Нет, — поспешно заверил Глеб. — Просто мне нужно немного времени, чтобы суметь… суметь простить тебя по-настоящему. — Он погладил Римму по голове. — А то знаешь, как бывает. Люди думают, что простили, но в каждой ссоре вспоминают обиды. И нет им ни конца, ни края…

— Глеб! — Закрыв лицо руками, Рима затряслась от рыданий. — Глеб! Родной… Любимый… Я не смогу без тебя!

— Милая, не нужно плакать. — Глеб поднялся с кровати и торопливо натянул куртку. — Ты только все усложняешь.

— Но ведь… ведь я… я… — Из-за слез Римма никак не могла произнести фразу. — Люблю… тебя…

— Мне нужно идти.

Торопливо чмокнув Римму в макушку, Глеб вышел из номера.

Оказавшись в пустом коридоре, он закрыл глаза рукой, и по его щекам покатились слезы.

 

***

 

Сидя на кровати в теплом номере отеля, Римма сожалела о том, что была спасена и вынесена из ночного леса. Все равно ей больше никогда не согреться окончательно. Холодно, холодно, так холодно внутри. Словно душу миллиметр за миллиметром заполняет холодный снег.

Уронив голову на ладони, она раскачивалась в такт мелодии, звучавшей у нее в голове. Кажется, это был реквием или что-то не менее горестное. Мысли наплывали одна темнее другой. Ненависть к себе больше не накатывала волнами, а превратилась в безбрежный океан.

Что она наделала! Как могла! Ради чего?

С того момента как ушел Глеб, прошло несколько часов. И Римма знала, что он ушел навсегда. Глеб был не из тех мужчин, что бросают слова на ветер. Если он говорит, что не может ее простить, значит, действительно не может.

И что теперь? Зачем Римме мир без него? Одна она потеряется, пропадет. Ей будет одиноко, страшно и холодно, как тогда, в лесу.

Теперь навсегда.

Внезапно Римма поняла, что больше не хочет жить. Эта мысль была простой и ясной, как солнечный луч в темной комнате. И это стало единственной надеждой на спасение от боли и разочарования. Нужно только решить, как уйти, чтобы причинить меньше страданий себе и окружающим. Это все, что сейчас заботило Римму. Принятое решение казалось единственно верным и твердым.

Неожиданно дверной замок щелкнул, и на пороге показался Глеб. Его куртка и шапка были запорошены снегом. На щеках горел морозный румянец.

— Глеб? — Римма оторопело смотрела на мужа. — Ты что-то забыл?

— Да, забыл.

Глеб широкими шагами пересек комнату и, наклонившись, поцеловал Римму.

Римма не помнила лучшего поцелуя в своей жизни. Открыв глаза, она увидела, что Глеб смотрит на нее. И этот взгляд был такой же, как прежде.

— Глеб! — воскликнула Римма. — Глеб!

Не помня себя от счастья, она бросилась ему на шею. Почувствовав, как он осыпает ее лицо и руки быстрыми горячими поцелуями, Римма заплакала.

Но слезы были сладкими. Только женщины и дети знают этот волшебный вкус.

 

***

 

А в это время в другом номере того же отеля Дима ощутил что-то вроде неожиданного удара под ложечку. Скривившись, он начал водить ладонью по груди и животу, пытаясь определить болевую точку.

— Изжога? — осведомилась Ирина, наблюдавшая за ним из своего кресла.

— Что-то вроде того, — буркнул Дима, возвращаясь к прерванному занятию.

Он раскладывал по полкам вещи, которые совсем недавно упаковал в чемодан. Ирина наблюдала за ним с нескрываемым превосходством. Ее самодовольная улыбка означала лишь то, что она знала Диму лучше, чем он сам. Его поступки никогда не становились для нее сюрпризами, он всегда вел себя предсказуемо, поэтому она и выбрала его.

Как отель, как платье или телефон. Если Ирине хотелось чего-нибудь, она заказывала и платила. Все очень просто. И, приобретая автомобиль, она не сомневалась, что он будет возить ее, а не уезжать самовольно в знак протеста. Так же обстояли дела и с Димой. Маленький бунт всегда заканчивался полной капитуляцией. Более того, после подобных выходок парень становился еще более покорным и исполнительным.

А еще можно было подразнить его немного. Ирине нравилось доводить Диму до небольшой истерики. После этого секс с ним получался порывистым и бурным, как она любила.

— Придется тебя на диету посадить, — сказала она.

В голосе Ирины прозвучала забота, но Димины плечи обидчиво дернулись.

— Не нужно меня ни на что сажать! — нервно заявил он.

Он отреагировал так, словно речь шла об уготованной ему цепи. Но, для того чтобы держать его в рабстве, достаточно было невидимых кандалов.

— Иди ко мне, маленький, — позвала Ирина. — Хватит дуться.

— Я не маленький!

— Иди-иди. Я тебя пожалею, я тебя утешу.

Дима упрямо отвернулся. Ирина повысила голос:

— Ну? Долго мне тебя упрашивать?

— Не кричи на меня, — проворчал он, приближаясь к креслу, на котором сидела Ирина.

— Никто ни на кого не кричит, — сказала она. — Не раздувай из мухи слона. — Она подставила щеку, показала на нее пальцем и подождала, пока Дима, наклонившись, одарит ее поцелуем. — Вот и славно. А теперь переодевайся, поедем в город, купим тебе что-нибудь в качестве утешительного приза. Чего бы тебе хотелось?

— Ничего, — проворчал Дима. — Я с тобой не из-за подарков.

— Конечно, — улыбнулась Ирина. — У нас ведь с тобой любовь. А? Или я ошибаюсь?

Дима промолчал. Она выпрямилась перед ним во весь рост, так что их груди и животы соприкоснулись.

— Любовь? — спросила она другим тоном.

— Да, — кивнул он, глядя в сторону.

Если это действительно была любовь, то о ней вряд ли кому-то захочется слагать песни и снимать фильмы.

 

***

 

Глеб и Римма лежали в своем номере под одеялом, обвивая друг друга руками и ногами, словно боялись расстаться хотя бы на секунду. Сейчас они представляли собой одно целое. Неразрывное, полное любви и нежности.

Римма поводила носом по волосам на груди Глеба. Ей стало щекотно, она едва не чихнула и засмеялась. Это было простое, незатейливое, но зато самое настоящее счастье: лежать вот так рядом, наслаждаясь близостью друг друга. Ничего общего с лихорадочной страстью, охватывающей против воли, как недуг.

— Мне так хорошо, — промурлыкала Римма, потерлась щекой о его плечо и добавила: — С тобой.

— Мне тоже, — сказал он, целуя ее в макушку.

— Как жаль, что отпуск кончился.

— Но не наша любовь, верно? — спросил Глеб.

— Ни за что! — воскликнула она с некоторым испугом.

Как будто заклиная судьбу.

— Тогда это неплохо бы отпраздновать, — задумчиво произнес он.

— Отличная идея.

— Я знал, что тебе понравится. — Он засмеялся, водя губами по ее волосам. — Я продлил наш отдых.

— Продлил? — переспросила Римма с нескрываемой досадой.

Ей хотелось как можно скорее вырваться отсюда. Слишком много снега, слишком много воспоминаний.

Глеб продолжал посмеиваться, испытующе глядя на нее.

— Не нравится идея? — спросил он.

— Сделаем так, как ты хочешь. — Римма постаралась произнести это как можно более веселым и беспечным голосом.

Но настроение ее стремительно портилось.

— Прекрасно. — Дотянувшись до своих брюк, Глеб извлек из кармана два билета и протянул их Римме. — Но снега с нас хватит. На этот раз полетим греться под пальмы.

— Что? — Взгляд ее заблестел.

— Пальмы. Море. Песок.

— Не могу поверить! — Смеясь, Римма изучала билеты. — Ты же не любишь пляжный отдых!

— Думаю, нам обоим не помешает немного тепла, — улыбнулся Глеб. — Так что будем греться на горячем песке и плавать. В воде, по крайней мере, ногу не вывихнешь.

— Ой, не напоминай!

— Не буду.

— Значит, все плохое позади? — спросила Римма, не веря своему счастью.

— Да, родная, — спокойно заверил Глеб.

— И ты простил меня? Совсем-совсем?

— Я понял, что не простить тебя — это все равно что злиться на какую-то часть самого себя. Ну вот нога подвернулась, так ведь она все равно своя, а не чужая. Перетерпел и пошел дальше.

Римма улыбнулась такому забавному, но доходчивому сравнению. Глеб привлек ее к себе, жадно вдыхая аромат волос.

Впереди их ждала долгая зима, но никакой холод не страшен, когда рядом есть горячее сердце.

Прощать по-настоящему умеют лишь единицы. Простить — это не просто слова. Простить — значит вырвать сорняк с корнем и никогда больше не вспоминать о нем. А чего стоит прощение, известно лишь тем, кто хотя бы однажды сумел простить по-настоящему.

Хотя бы самого себя.

 

 

 

1

Асана — положение тела, поза, призванная восстанавливать и поддерживать здоровье и жизненную энергию, обеспечивающая способность долго находиться в сидячем положении во время медитации.

(<< back)

2

Слаксы (англ. slacks) — брюки свободного покроя из плотной хлопчатобумажной ткани.

(<< back)

3

Модуляция — переход из тональности в тональность внутри одного музыкального произведения.

(<< back)

4

«Killing Me Softly» — песня, написанная в 1971 году и ставшая хитом в 1973-м. Почти за полвека свою версию песни представили десятки исполнителей во всем мире.

(<< back)

FB2 document info

Document creation date: 9 May 2018

Created using: indd2fb2 software

Document authors :

Андрей Веревкин

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg