«Чужая женщина»

Чужая женщина (fb2) - Чужая женщина [Фейк] 905K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ульяна Соболева

ЧУЖАЯ ЖЕНЩИНА

Ульяна Соболева

АННОТАЦИЯ:

Я, Олег Громов, считал, что пока значение слова «любовь» понимаешь в общепринятом, потасканном смысле, и оно еще не стало смертельным диагнозом, ты, в принципе, вполне нормальный и даже счастливый человек. И рядом с обычной любовью злорадно скалится «никогда». Слово-насмешка, слово-издевательство оно-то точно знает, что ты обязательно об него споткнешься и разобьешься, падая с высоты в самую бездну.

Смотри же и глазам своим не верь,

На небе затаился черный зверь.

В глазах его я чувствую беду.

Не знал и не узнаю никогда,

Зачем ему нужна твоя душа,

Она гореть не сможет и в аду.

(с) Агата Кристи «Черная луна»

ГЛАВА 1. Олег

У предательства довольно своеобразный вкус…вкус битого стекла на зубах. Бывает, челюсти сжимаются, а во рту скрипит, хрустит, язык режет и хочется прочистить горло. Там как ком из лезвий застрял, и никак не проглотить, и не выплюнуть даже спустя время. Но я все же сплюнул и сунул руки в карманы короткого черного пальто, предварительно подняв воротник повыше. Холодно. До костей пробирает. Все из-за ветра проклятого и мелкого дождя, отвратительного, колючего, моросящего уже который день. Вроде бы сентябрь, а кажется, что конец октября, настолько резко похолодало. Редкие прохожие снуют по тротуару, старательно перешагивая через лужи, раскрывая зонты, когда дождь усиливается. Унылая опостылевшая серость, какая-то обреченность, плывущая по водостокам опавшими листьями цвета мертвого солнца и тонущая в водоворотах человеческого океана без надежды на спасение. Как и я в мареве оцепенения. Под вечным наркозом. Иду куда-то в поисках чего-то. Зачем? И сам не знаю. Бессмысленность властвует в моей жизни, как инфантильная старая царица в серых, унылых одеяниях, и теперь она со мной последнюю партию в шахматы доигрывает. А вдруг продует, дряхлая, и просвет какой-то заблестит в моем мраке. Где-то в висках ослабевшим набатом пульсирует слово «надо». У меня так всегда – через «не хочу» и «не могу», гранитное «надо». И плевать на все остальное. Поднял голову, машинально загладил пятерней влажные волосы назад и, посмотрев на стильную вывеску заведения, ухмыльнулся, бросая окурок в лужу щелчком пальцев. Как символично, вашу мать – «Опиум», могли б и «Героином» назвать, вряд ли это было бы преувеличением. Всего лишь месяц назад бывший опер Громов пришел бы сюда совсем по другому поводу и снес бы эту дверь к херам собачьим со словами «всем мордой в пол, руки за голову», устроил бы обыск под визг полуголых шлюх, цокающих на разноцветных «ходулях» по сцене, и под вопли обдолбанных мажорчиков, нервно пытающихся выудить смартфоны и набрать предков-толстосумов, которые спонсируют своих чад, наверное, чтобы они закинулись очередной дозой и, не дай Бог, не учились и не вкалывали. А сейчас я сам пришел сюда работать. Если возьмут, конечно. И, черт меня раздери, надо, чтоб взяли, иначе и этот раунд я суке-бессмыслице проиграю, а проигрывать осточертело настолько, что уже хотелось башкой о стены биться.

Всего лишь два дня назад вошел в «Опиум» впервые, а кажется, это было где-то в прошлой жизни, и я вижу сам себя, толкающего дубовую дверь с безвкусным львом на железной круглой ручке, и оказываюсь в прохладном помещении с ядовитым флуоресцентным освещением. Кислотным фоном играет совершенно бездарная электронная музыка, которую музыкой можно было назвать, только если никогда в жизни таковой не слышал. Но мне было плевать и на музыку, и на освещение. Особенно в тот день. Если меня не возьмут на работу, то встречи с детьми не светят, и тогда серая тварь обретет чудовищные размеры и вынесет мне смертный приговор.

Даже не оглядываясь по сторонам, я пошел к барной стойке. Мент во мне уже отсканировал помещение и запомнил малейшие детали интерьера. Нужно было выпить. Немедленно. Хотя бы глоток. Тело слегка знобило от начинающегося абстинентного синдрома, и я смахнул едва выступившие капли пота со лба. Всего лишь глоток…маленький глоточек, и сразу полегчало бы, и даже уверенность в себе появилась бы. А так трясло и свалить хотелось к дьяволу. Не привык я на работу проситься и задницу кому-то лизать. Привык сам, своими силами. А на поклон к бывшему урке, у которого с начальником Громова, подполковником Ермолаевым старая дружба имелась, идти не хотел, но выбора особо не было. Жизнь – она такая непредсказуемая сволочь, что, как говорится, «от тюрьмы и от сумы».

«И от предательства» ехидно хохотнула Бессмыслица, увеличиваясь в размерах и ставя мне очередной шах.

«- Гром, только не пей перед встречей. Охотник терпеть не может, когда при исполнении. И носом не верти. Я его редко о чем-то прошу. Сам знаешь, не пересекаемся мы, но ради тебя...

- Вы предупредили его?

-Еще вчера. Сейчас с работой паршиво. Сезон закончился. Он не обещал…но я расхвалил тебя, послужной список озвучил. В общем, не подведи. И попустись немного. Гонор свой убавь.

- Да ладно. Может, и не возьмет.

- Возьмет-возьмет. Если, конечно, перегаром нести от тебя не будет. Ты… это. Ты не злись на меня, майор, приказ сверху пришел. Не мог я ничего сделать, да и накосячил ты так, что…прости.

- Знаю я. Все нормально, Петр Андреич. Я уже переварил.

Я врал. Ни черта я не переварил. Смотрел на подполковника Ермолаева, и всю эту богадельню спалить хотелось дотла. И Ермолаеву в рожу плюнуть, потому что трусливой псиной оказался. Пожилой, морщинистой, толстой псиной, которой стыдно стало, и решил хотя бы как-то смягчить удар в спину и по протекции куда-то устроить, в то же время ни черта не обещая. Вроде как и помог, но сам не при делах. Вот тебе и Ермолаев, который за своих будто горой, а на самом деле – до тех пор, пока не прижмут хвост.

Мне уже под сорок, и я, мент по призванию, вдруг понял, что ни хрена не знаю людей. Притом никого: ни тех, с кем имел дело по работе, ни тех, кого считал родными. Мрази, продажные за разную цену, но продажные. Если задумываться об этом, хочется приставить табельный ствол к виску и щелкнуть затвором, но это было бы слишком просто. Да и табельного оружия у меня уже нет. А ведь я был хорошим ментом. Правильным. Честным. Фанатично любил свою работу. Знал, почему поперли, и не в алкоголе и превышении полномочий дело – сынок генерала Прохорова трахает мою жену (уже бывшую) около года, вот и выперли меня при первом же удобном случае, как и обещал желторотый ублюдок, пока в ногах ползал и кровью плевался. Об этом все знали. Самая любимая, топовая сплетня в отделении. Особенно после того, как последнему я сломал челюсть и несколько ребер, когда тот пытался помешать мне с детьми поговорить. Я бы и мозги ублюдку вынес одним выстрелом между глаз, но в последнюю минуту жена бывшая выскочила (твою ж мать, как же это естественно оказывается – называть ее бывшей), чуть ли не собой ублюдка прикрыла и орала, чтоб я убирался и это ее выбор. При детях, дрянь, при соседях, которые у дверей затаились послушать, и при кудахтающей теще.

«Выбор, да?…Сука продажная» - в лицо ей процедил и пальцы в кулак сжал, чтоб не ударить. Никогда в жизни на женщину руку не поднимал, а сейчас не просто хотелось – чесалась ладонь и зудела. И это не ревность, это какая-то дикая пустота и понимание, что вся моя жизнь – какой-то гнилой блеф, и даже дома ложь и лицемерие процветали под самым носом. Там, где тыл, и ты свято веришь, что надежней места нет, мне рыли могилу.

Омерзительно до дрожи во всем теле и рвотных спазмов в горле. Особенно когда понял, что они давно. Не вчера и не позавчера, а долбаные десять месяцев трахаются в нашем доме, на нашей постели, да и не только на постели. Все это напоминало дешевую мелодраму. Она ко мне в больницу пирожки носила и на стуле у постели сидела, рассказывая о детях, о том, что Сашка принес двойку по физике, и Таша не слушается бабушку, что надо дочери новые кроссовки купить, а я денег у Геры занял и ей отдал на следующий день, как оказалось, не на кроссовки, а на новые туфли для нее самой, в которых она на свидание со своим пошла, пока я валялся под капельницами.

Застал их лично. С больницы сбежал на выходной, а там, как в лучших традициях анекдотов про рогоносцев, на супружеском ложе совокуплялись моя жена и какой-то молокосос со спущенными до колен рваными джинсами и серьгой в ухе, которая подпрыгивала в такт каждому толчку. И сука эта подвывала под ним, точь-в-точь как выла подо мной неделю назад на этой самой постели. Я к стене прислонился и сигарету в рот сунул, глядя остекленевшим взглядом на порнопредставление. Они меня заметили, когда в комнате сигаретным дымом завоняло. Жена жалко и растеряно поскуливала, лихорадочно заворачиваясь в простынь, а мудак ее все никак ширинку застегнуть не мог под моим пристальным взглядом. Потом футболку искал долго, пока я ему не кивнул головой на пол у прикроватной тумбы. Но едва тот захотел уйти, прищелкнул языком и ствол на него наставил. Ирина вскрикнула и заплакала, а ублюдок начал деньги предлагать, за что схлопотал по физиономии с козлиной бородкой ремнем и по ребрам железной бляхой. У меня рука тяжелая и удар точный, сокрушительный. Пару зубов выбил и челюсть сломал мрази. А ей тогда и слова не сказал. Смотреть на нее не мог. Только козлу ее молодому процедил презрительно, пока тот на четвереньках у моих ног шатался и плевался кровью на пол:

- Я все понимаю, мужик. Член не всегда можно удержать в штанах. Но, блядь…чужую женщину трахать – это как за кем-то объедки дожирать и кости обгладывать. Не по-мужски это. По-мудачьи. По-гнидовски. Давай, вали отсюда, пока я тебе яйца не отстрелил.

- Олеженька-а-а, прости. – тогда она еще прощения просила. Я следом за ублюдком уходил из дома, а жена за мной бежала. Видать, растерялась. Даже на шею пыталась вешаться.

- Пошла вон, шалава. – оттолкнул в сторону и выскочил на лестничную клетку. Ирина ушла сама и детей забрала уже на следующий день после нашего разговора утром. Потом она скажет, что я ее избил и выгнал. Потом. На суде. Чтобы окончательно меня добить и детьми наказать. Трусливая и жалкая, общеизвестная предсказуемая бабская война. Дети – как амбразура и ядерное оружие одновременно. А тогда еще оставались остатки совести. Какие-то жалкие крохи, которые ее мама окончательно вывела, как грязные пятна с белья. Через несколько дней жена начала активно делить имущество и требовать алименты.

Наверное, я бы ее понял, если бы она пришла и сказала, что это конец и что опостылел ей со своей гребаной работой, ночными дежурствами, неожиданными выездами и огромными психологическими проблемами после того случая со взрывом в метро. Пришла б и честно сказала, что любит другого, мол, так и так, давай разведемся по-человечески. Да, я бы понял. Всегда старался людей понять – работа такая. Но она по-сучьи, по-блядски мне врала. Раздвигала ноги перед обоими мужиками и лгала изо дня в день. Готовила любимые гребаные пирожки с капустой, стирала мои вещи, звонила на работу спросить, как я там, а на самом деле узнать, скоро ли вернусь домой, чтобы успеть потрахаться с гондоном своим желторотым. Волчонок – так она его называла, мать ее, пока он ее драл на супружеском ложе.

«Давай, Волчонок, глубже…дааа»

С-с-сука! Как вспомню, и тянет блевать. Я и блевал тогда. Нажрался водки до чертей наяву и выблевывал свои кишки и свою идиотскую наивность в унитаз в доме у Геры. Потом, уже утром, домой пьяный пришел и заставил ее, тварь паршивую, говорить. Смотреть в глаза и говорить. Как? Когда? Почему? А потом истерически хохотать над собственным идиотизмом и ничтожеством, когда она испуганно бормотала о том, что влюбилась и что больше так не может, и что нам надо развестись, что со мной невыносимо, и мои депрессии с запоями ей надоели, что я женщину в ней никогда не видел. Я свое отражение иногда в зеркале неделями не видел, не то что её. Да и что об этом думать – поступила, как поступила, сам себя не жалел, я просто понять не мог, как нож из-под лопатки достать и не сдохнуть. Только рука не дотягивалась. Смотрел на нежное и миловидное лицо женщины, прожившей со мной больше десяти лет, и не мог понять, когда оно стало чужим? В какой момент меня стали ненавидеть в этом доме и не ждать после работы, где я рисковал жизнью, а принимать в это время своего любовника, спихнув детей к матери. Что и в какой момент я недопонял в этой жизни? В каком месте был таким наивным лохом?

Ира кричала, что давно уйти хотела, но жалела меня, убогого, и, пока я наливал себе водки в стакан, сдерживаясь чтобы не ударить ее головой о стену, она собирала вещи. В комнате тихо плакала пятилетняя Таша, а двенадцатилетний Сашка ушел ночевать к другу еще вечером, мамаша отпустила. Меня продолжало знобить: при дочке, тварь. Даже не постеснялась. Ташу я так и не смог успокоить, а она руки ко мне тянула, когда Ирина к двери шла с сумками. И меня застопорило. С места сдвинуться не мог. Мне вдруг показалось, что от меня с мясом вот прямо сейчас отодрали кусок души. Сначала обгадили все внутри, дерьмом измазали, а потом на куски порвали и куски эти с собой унесли, чтоб я вечно кровью истекал.

После того, как съехала к матери вместе с детьми, я каждый день по двести раз тело мочалкой тер и боролся с тошнотой, вспоминая, как молокосос на нашей кровати мою жену имел. Спать я там больше не стал, на диване обычно, в гостиной дремал после ее ухода. Смотрел на бывшую, когда к детям приходил, и понять не мог, как прожил с этим человеком тринадцать лет. А ведь любил. Наверное. Я вообще редко употреблял это слово – «любовь». Считал его слишком потасканным и пафосным. Мы расписались, когда я с армии пришел. Она меня ждала. Не потому что просил ждать, а потому что была влюблена еще с седьмого класса, а мне это льстило и нравилось, ведь Ира была самая красивая девочка в школе. Предложения не делал – она забеременела, и я честно женился. Никто не удивился этой свадьбе. «Ирка и Гром со школы вместе». «Красивая пара» - говорили про нас. И все было хорошо до тех пор, как…до те пор, как я впервые не встретил смерть лицом к лицу. Встретил и увидел, как она утаскивает с собой тех, кого должен был спасти и не смог. Здесь наш брак и дал трещину. Я – в запой, а она – под другого мужика. Вот и вся любовь. В жизни все не красиво и не логично случается. Оказывается, жить с психом, орущим по ночам от бесконечных кошмаров, никто не хочет, как и терпеть его маленькую ментовскую зарплату.

«Олеженька, я так тебя люблю. Так люблю. Никогда не брошу. Я ведь дождалась тебя. Неужели ты меня оставишь? Никто тебя не будет любить так, как я. У нас ребеночек скоро появится, и мама на свадьбу нам денег даст».

Как вспомню голос ее приторный, так и раздражение накатывает. Мягко стелила, по-медовому, и врала, тварь. Кроме Сашки и Наташки, нет смысла в завтрашнем дне. Ради них я по утрам просыпался. Заставлял себя умыться, погладить рубашку, побриться раз в три-четыре дня и идти на работу, на которой тоже царствовала та самая бессмыслица, как и во всей моей жизни.

Ирина говорила о том, что меня не бывало дома сутками, а я думал о том, чтоб денег домой принести больше. Хотел в звании чтоб повысили, чтоб льготы всякие, чтоб ее на море свозить. Вот так банально. «Да лошара ты последний, майор Громов. Ее е***рь в Италию повез, а ты – Сочи. Кому нужен, на хер, твой Сочи, на который ты год впахивал и бабки честно откладывал в конвертик? Кому нужны твои депрессняки и проблемы с психикой? Особенно если рядом мажор с увесистой пачкой денег, и он колечко подогнал с брюликом и шмотки новые».

Они, оказывается, познакомились на дне рождении его отца, куда пригласили всех сотрудников, в том числе и меня с женой. Потом случайно в городе встретились, и как-то все произошло. Мило, блядь, и романтично трахнулись у него в машине.

«- Мне надоело с тобой в кровати одно и то же каждый раз…надоела вечная гонка за деньгами. Надоели драные колготки. Все опостылело. Ты даже не замечаешь, что у меня причёска новая!

- И поэтому ты решила потрахаться с другим мужиком?

- Да! Решила! Тебя сутками дома нет! А я молодая, я жить хочу! И трахаться хочу где-то, кроме постели!

- Так сказала бы, я б тебя в прихожей отодрал или на лестничной площадке.

- А ты бы лучше сам додумался.

- Где он еще тебя трахал?

- Везде, где не трахал ты!»

Когда она это сказала, я не удержался и дал ей пощечину – избил, так сказать. Ирина именно это и говорила в суде об этой пощечине.

Конечно, в плане бурного секса все было сложно последние годы, особенно если по ночам работал. Когда от усталости не то что член не стоит, но даже пальцем пошевелить не можешь, так как засыпаешь сам, стоя, как лошадь. Но спустя тринадцать лет брака мне казалось, что все у нас зашибись в постели, видать, не так трахал и не там. А может, и правда не смотрел на нее, как раньше. Не знал, как смотреть нужно…не умел пока еще, и лучше бы так и оставалось. Права она, наверное. Могла бы, конечно, поговорить…могла бы попытаться. Я даже не знал, что у нас, оказывается, были проблемы с сексом. Проверил в тот же вечер, насколько они серьезные с продавщицей из супермаркета – вроде все нормально: та стонала и кончала, как заведенная, еще и в глаза заглядывала, застегивая блузку на подвисшей большой мясистой груди и спрашивая, когда ждать повторения. Повторение последовало на следующий день. Я после развода как с цепи сорвался – все, что движется, отымел. Даже не знал, что бабы на меня так реагируют. Потому что не смотрел на других, ведь раньше меня своя устраивала.

Я даже вроде как простил жену…потом…спустя полгода. Но чувство гадливости осталось. В себя прийти оказалось совсем непросто, мне теперь по ночам снились не только покорёженное и обугленное железо вперемешку с человеческими частями тел, но и трахающаяся посреди этого апокалипсиса Ирина со своим сосунком лет на десять моложе. Я так и видел, как в ухе сына генерала сережка в такт толчкам качается и клацает, а вместе с ней – петли на ржавых поручнях сгоревшего вагона.

Я обычно просыпался посреди ночи в холодном поту, иногда один, иногда с какой-то очередной девкой, шел на кухню в полной темноте. Мыл граненый стакан и наливал ледяной водки. Выпью до дна, поставлю стакан обратно в раковину и сажусь на пол, чтобы курить в тишине, поблескивая оранжевым зрачком сигареты, и смотреть в светящиеся глаза коту, который в День Освобождения Жилплощади Ириной Сергеевной Громовой просто исчез и объявился лишь тогда, когда она съехала. Кот оказался более верным, чем его хозяйка. Хотя это с какой стороны посмотреть – потому что принесла его Ирина, и он всегда считался ее зверем. Но трехцветный блохастый засранец, видимо, решил иначе.

- Вась, ты это зря. – кажется, его именно так жена звала, - Она лучше кормит и за ухом чесать будет, и хахаль ее когтеточку тебе купит или как эта мура называется. И консервы. Завтра отловлю и к ней отвезу. Царапаться можешь до посинения, но тут ты не останешься.

Кот боднул меня в лодыжку. Потерся цветной мордой о тапки и улегся у моих ног. На следующий день он поймал муху и принес мне трофей, положил на подушку.

- Ну это, Вась, уже коррупция. За такое сам знаешь…

Шерстяной запрыгнул на диван, свернулся клубком совсем рядом с мухой и заурчал, когда я его между ушей почесал.

- Ладно, оставайся. Только не жалуйся потом. Я предупреждал. И мух не жри.

С тех пор на трехцветном засранце появился ошейник от блох, и в доме завелся кошачий корм, иногда в ущерб обеду для самого хозяина.

***

Возле барной стойки невыносимо пахло спиртным. Настолько невыносимо, что у меня засосало под ложечкой и свело скулы. Начало знобить еще сильнее.

- Вам кого? – спросил бармен, протирая бокалы и поглядывая на дверь, видимо, ожидая, что охрана выставит меня из помещения. – Мы еще закрыты.

- Меня Охотник ждет.

Осмотрел с ног до головы. Тоже привык сканировать, только на предмет платежеспособности – вряд ли я в этом плане вызывал доверие. Гол как сокол. В кармане две дырки. В холодильнике кусок самой дешевой колбасы и полбутылки «Столичной». В животе все скрутило в узел при мысли о колбасе. Надо было поесть перед этим спектаклем, финал которого я знал заранее, – не возьмут.

- Ваши здесь недавно были. – проворчал бармен и бокал повертел перед светом, глядя сквозь него на свет. – Чисто у нас все. Ходят и ходят.

По мне всегда было видно. Хоть трижды в штатском, хоть в Ира говорила, что у меня взгляд мента. Я смотрю иначе, словно обыск провожу, и нотки в голосе такие, как будто допрашиваю. Сейчас я уже не знал, нравилось ей или нет. Наверное, нет. От мыслей о бывшей жене передернуло и снова дико выпить захотелось. Особенно когда вспомнил, как после драки с ее козлом сразу же заяву подала, что я опасен для общества и для Сашки с Наташей. Мне запретили приближаться к детям в течениие месяца. Как быстро все меняется: еще за неделю до того, как сыну полковника челюсть свернул, судья звонил с личной просьбой, прикормленный был, а потом прикормили получше, и все. И не было никакой дружбы. Знал, видать, сука, что меня попрут с органов в ближайшее время.

- Иди, скажи ему, Гром пришел. Он знает. Я по личному делу. – бармен бросил взгляд на мои подрагивающие пальцы и, вздёрнув бровь, поставил бокал на полку.

- Если знает, сам сейчас спустится. Ждите.

Охотникова я видел один раз у Петра Андреевича на юбилее. Бывший афганец, молчаливый, с цепким, пристальным взглядом. За столом слова не сказал и ни одного тоста не произнес. Я его запомнил из-за шрама на левой щеке и вот этой молчаливости. Он не пил, только минералку себе подливал. При мысли о выпивке снова бросило в пот. Не выдержал.

- Эй, налей мне водки.

- Какой? – высокомерно спросил бармен и снова окинул меня скептическим взглядом, да, я высокий под два метра, чуть худощавый. Раньше был всегда в форме, а теперь немного сдал, под немодным пальто темно-синий свитер, в каких полгорода ходит, и воротник белой отглаженной рубашки сверкает в неоновом освещении. Я знаю, о чем он думает…что я мент поганый. Сразу ведь видно, что мент. Зачем Охотнику ментяра среди своих, бармену не ясно.

- «Столичная» есть?

- Здесь такое дерьмо не наливают, это престижное заведение.

«Не для таких нищебродов, как ты, мусор поганый». Вслух не сказал. Но взгляд мой точно сверкнул яростью, я подтекст и так услышал. А он назад дернулся.

- А что здесь наливают? –подался вперед и ладонь на барную стойку положил. Бармен скосил взгляд на мои сбитые костяшки пальцев и еще чуть отшатнулся назад.

- «Блэк Джек», например.

- Сколько?

Когда Жак назвал цену, я полез в карман за портмоне, заглянул туда и положил обратно. Раздражённо оглянулся по сторонам. Увидел глазки камер под потолком над самой барной стойкой. Ожидание начинало бесить, и я стукнул кулаком по зеркальной поверхности барной стойки.

- Иди скажи Охотнику, что я здесь.

- Жак, налей красавчику за мой счет, - женский голос заставил оглянуться, одна из танцовщиц в блестящих серебристых шортиках и очень коротком топе подошла к бару и облокотилась о стойку голой спиной, накручивая на палец длинный локон ослепительно-белых волос, - привет, красавчик. Ты к нам по работе или на огонек заглянул?

- По работе заглянул на огонек.

Взгляд ей на грудь опустил и подумал о том, что бабы у меня больше месяца не было из-за бракоразводного процесса вкупе с запоем. Скулы свело от желания помять эту грудь, пусть и силиконовую. На безрыбье…

- Обманываешь, - проворковала девушка и провела пальчиком по моей руке, - вы при исполнении не пьете. Жак, я сказала налей.

- Уймись, Мона. Может, он не хочет.

- Хочет, - она подмигнула, и я ощутил, как в ответ шевельнулся член. О да, я хотел. Отыметь ее где-то в туалете, а можно прямо в моей машине. Притом она явно готова дать. На шлюх у меня сегодня денег не было… а трахаться захотелось до дрожи. Выпить и грязно, долго иметь вот эту блондинку. Впрочем, и брюнетка какая-нибудь тоже бы сгодилась. Осмотрел девушку с ног до головы и встретился с ней взглядом. Знакомый блеск и приоткрытые губы, блестящие от помады. Она призывно провела по ним розовым язычком, а я представил этот рот на своем члене и плотоядно ей улыбнулся.

- У вас все такие красавчики, или только ты один такой? - приблизилась почти вплотную.

- А тебе нужны все? Тяжко не будет со всеми-то?

- Нагл-ы-ы-ый, - не обиделась, водит пальцем по моему запястью, – а ты один потянешь?

Наклонился к ее уху:

- Если ты о деньгах, то не потяну, а отодрать могу за все отделение прямо здесь и сейчас.

- Сукин сын, - а взгляд поплыл. Они всегда так реагировали из-за моей физиономии и «небесно-голубых глаз». Даже на грубость или сарказм. Иногда это страшно мешало в работе, а иногда помогало, но чаще раздражало. Подернутые поволокой взгляды, намеки и ужимки. Меня пытались соблазнить ровно до тех пор, пока я бесцеремонно не показывал полное отсутствие интереса, и тогда их восхищение мгновенно перетекало в яростную ненависть. Женщины не любят, когда им отказывают. Они это ненавидят гораздо больше мужиков. Мужики могут допустить, что кто-то не хочет перед ними раздвинуть ноги, а вот женщины считают, что стоит им намекнуть на секс, и у мужика тут же должен окаменеть член, свести судорогой яйца и потечь слюни. У меня слюни не текли, и член на каждую юбку мгновенно не вставал уже давно. Я пресытился. Им было нечем меня удивить. Особенно после развода, когда сам не помнил ни их имена, ни каким образом они оказались в моей постели, ни как выпроводить очередную за дверь, чтобы опохмелиться в одиночестве после очередного ночного кошмара.

- Твою ж мать, - выругалась сквозь зубы, и я обернулся на дверь заведения – в помещение зашли несколько парней в кожаных куртках. Под куртками явно стволы спрятаны. Я был уверен в этом на все двести процентов. Рука машинально дернулась за пазуху к кобуре и ощупала пустоту – оружия, естественно, не было.

- Кто это?

- Козлы одни. Дань пришли собирать, - шепнула блондинка, - натурой. Отдашь меня, красавчик, рэкету на растерзание или все же себе оставишь?

Честно говоря, мне было по хрен, кому она достанется, меня больше занимал «Блэк Джэк» в бокале и два урода, которые смели мой виски на пол. Я тогда уложил их и без пушки. Расшвырял по сторонам и даже ущерба помещению не нанес. Охотник вышел только после того, как я последнего из собирателей десятины на улицу вынес и ткнул мордой в лужу, швырнув ствол придурка туда же.

На работу меня взяли, но лучше бы шел я тогда домой «Столичную» хлебать, доигрывать партию в шахматы с серой сукой и даже проиграть ей. Но я все же поставил ей мат. А на самом деле, оказалось, что не ей, а себе.

В этот вечер народу было больше. чем обычно, и я стоял рядом со сценой возле бара, где извивались полуголые девицы вместе с блондинкой Моной. Я равнодушно сканировал помещение, разглядывая сквозь пелену сигаретного дыма танцующих и новых посетителей и стараясь не обращать внимания на говномузыку, от которой болели уши и дергались барабанные перепонки. Где-то совсем рядом доносилась ругань и за барной стойкой что-то разбилось. Вначале хотел рвануть туда, но увидел злое лицо Жака, растерянную физиономию парня с зелеными волосами и успокоился.

А потом мне словно дали под дых…нет, не в солнечное сплетение, а под ребра, туда, где сердце до этого момента размеренно качало кровь по венам. Я медленно поворачивал голову на звук. Очень медленно, как мне потом казалось. Где-то подсознательно уже понял, что попал на крючок. Да, еще до того, как подошла к барной стойке. Просто услышал голос. Мелодичный, чуть низковатый голос и тихий смех. А когда увидел – почувствовал, как всего опалило порывом горящего кислорода. Словно из самого адского пекла обдало кипятком. Девушка склонилась над барной стойкой, смеясь вместе с подругой, которая потерялась на ее фоне, и от волшебно-золотистых длинных волос пахнуло цветами. Каким-то весенним ароматом с тяжестью майской грозы. Меня пронизало тысячами молний. Впервые в жизни. Я смотрел на НЕЕ во все глаза. Сам не понимал, что пялюсь, как идиот, не в силах пошевелиться и спугнуть это дикое ощущение внутри, словно еще слабые завихрения смертоносного торнадо. Толкнул локтем чей-то бокал, тот с грохотом разбился под тихий мат Жака, и она обернулась, а меня оглушило взорвавшимися аккордами в голове:

Смотри же и глазам своим не верь,

На небе затаился черный зверь.

В глазах его я чувствую беду.

Не знал и не узнаю никогда,

Зачем ему нужна твоя душа:

Она гореть не сможет и в аду

(с) Агата Кристи «Черная луна»

Я еще не различил цвет ее глаз и все черты лица, не осмотрел жадным мужским взглядом сочное тело под тонким трикотажным платьем, только волосы, которые сияли, как те опавшие листья цвета мертвого солнца на воде, и запах. Сводящий с ума и мгновенно превращающий в наркомана. Она вся как-то по-особенному светилась, отличалась от всех. Долго смотрела мне в глаза, и я буквально слышал, как потрескивают в воздухе искры электричества, отвернулась, обхватывая бокал тонкими пальцами, опуская длинные ресницы. Я щекотку почувствовал где-то внутри желудка с изнанки. Щекотку от взмаха её ресниц. Она была нереально красивой, невозможно красивой, до рези в склерах и боли в висках, никогда не встречал кого-то похожего на неё, и меня бросило в лихорадочную дрожь, я протрезвел и опьянел одновременно. Весь вечер ходил за ней, как тень. Смотрел, наблюдал и втягивал ее запах. Казалось, я его как зверь чую на расстоянии. Вечеринка закончилась внезапно. Заведение закрылось около трех часов ночи, и я проводил её взглядом до крутой тачки, а потом прислонился к стене, глубоко и прерывисто дыша. Что это, мать вашу, со мной сейчас происходило?

- Красавчииик, - голос ядовитой блондинки-танцовщицы заставил очнуться и вспомнить, что синица в руках или на коленях в сухой траве если не лучше, то очень даже неплохо. Я отымел ее у стены здания, вдалбливаясь сзади и представляя, как задрал бы дорогущее платье золотоволосой незнакомки и трахал бы ее точно так же. Это не вязалось с тем чувственным трепетом внутри него, и это было дьявольским, диким ощущением зарождающегося сумасшествия.

Пока значение слова «любовь» понимаешь в общепринятом, потасканном смысле, и оно еще не стало смертельным диагнозом, ты, в принципе, вполне нормальный и даже счастливый человек. И рядом с обычной любовью злорадно скалится «никогда». Слово-насмешка, слово-издевательство, оно-то точно знает, что ты обязательно об него споткнешься и разобьешься, падая с высоты в самую бездну.

ГЛАВА 2. Олег

Я увидел ее следующей ночью. Нет, не ждал. Думал о ней до вязкой нескончаемой бессонницы, но, конечно, не ждал. Я не был настолько самоуверенным ублюдком, чтобы на что-то надеяться. Я, скорее, чувствовал себя жалким шутом, который посмел мечтать о королеве. Есть такие женщины, на которых смотришь и понимаешь – она мне не по карману. И я ведь сейчас совсем не о деньгах. Таких страшно любить, потому что это конец всему, твой конец как личности прежде всего. Но я не понимал этого тогда, я, скорее, инстинктивно почувствовал, как опалило легкие от вспышки пламени внутри, едва увидел, как она вышла из такси и перекинула сумочку через плечо. Ярко-ядовитое освещение клуба выхватило точеную фигурку из полумрака улицы, и я втянул воздух, чтобы забыть, как его выдохнуть. Пальцы нервно дернули воротник застегнутой на все пуговицы рабочей черной рубашки с нашитым на нагрудном кармане названием охранного агентства «Медведь», и взлетели к козырьку идиотской шапки, чтобы поправить. Стою, как лох, и пошевелиться не могу, а на ней шикарное платье цвета кофе-с молоком, и стразы сверкают при каждом шаге, колышутся на пышной груди, и волосы тяжелыми волнами падают на обнаженные плечи и развеваются у нее за спиной. Она выглядела так, словно на ней нет одежды. Нет, платье не было вызывающим, просто она его так умела носить, словно на ней тончайшее кружевное белье, и она знает, что на нее с восхищением смотрят голодные самцы, роняя слюни, да что там – заливая ими порог «Опиума». Улыбается кому-то, а я понимаю, что смотреть могу только на нее, как идиот, как полный кретин, которого просто заклинило. Мягкая грация в каждом движении и походка модели от бедра, не идет - плывет. Поднимается по ступеням наверх. Одна…вторая…третья. А у меня кровь шумит в ушах, и сердце отбивает глухими ударами по ребрам. Поравняется, и я сдохну. Вот так, стоя на месте, превращусь в труп от бешеного волнения. Вряд ли мужики вообще говорят и думаю всякую романтическую хрень, по крайней мере, я был в этом уверен всего лишь вчера. О красоте глаз женщине говорят, когда хотят, чтоб сняла трусики или позволила это сделать вам, и раздвинула ножки пошире. И я сам это говорил не раз, даже бывшей жене в самом начале наших отношений, потом это уже не имеет значения: вам либо дают, либо нет…И глаза уже не имеют к этому никакого отношения, скорее, наличие денег или подарка.

А сейчас понял, что такое, мать вашу, раствориться во взгляде и полететь в пропасть. Светло-янтарные, как у кошки. Не видел такого цвета раньше, даже решил, что это линзы, и смотрит так…как не смотрят на таких, как я. Или я фантазирую. Во взгляде узнавание легким взмахом ресниц, и снова этот взмах отозвался где-то внутри. Я ее сумочку беру, чтобы проверить, а сам падаю и падаю прямиком в пекло. В болото вязкое и глубокое. Пальцы что-то щупают внутри сумки и чисто механически отмечаю все, что нахожу, продолжая смотреть ей в глаза. Время остановилось. Зависло на этой секунде и тут же сорвалось вскачь, когда она, забирая сумочку, тронула мои пальцы своими. Разряд тока в тысячу вольт притом обоих. Потому что она вздрогнула вместе со мной. Разве так бывает? Уходит. А я вслед смотрю, судорожно сглатывая сухим горлом хаотичные вдохи.

Я еще не осознавал, что лезу в капкан, из которого выхода не будет. У таких женщин слишком много власти в этом гребанном настоящем, когда мужчина готов сдохнуть за улыбку вот такой вот безумно дорогой и недоступной куклы, бросить к ее ногам абсолютно все, что имеет, и остаться в итоге ни с чем. Я ведь видел, что не для меня. Не по мне. Не по зубам. И захотел от того в разы сильнее. Мне даже жизнь моя показалась какой-то серой еще вчера и до рези в глазах разноцветной сегодня.

- Ты приглашение у нее не спросил? – над ухом гнусавый голос Романова. Жует втихаря булку, переданную женой. Стоя у меня за спиной. Вечно голодный, жрёт паек до последней крошки и у пацанов просит, кто не хочет свое. Да, я за один день узнал о них почти все. Мне не нужно много времени, чтобы собрать информацию – это уже привычка.

- Думаешь, такая без приглашения по закрытым вечеринкам ходит? – огрызнулся я, чувствуя, как все еще сохнет в горле. «А вчера ее тоже пригласили? Вчера вроде другая вечеринка была». Ради меня пришла? Кретин, три раза ради тебя. Ты для нее здесь предмет мебели, а то и вовсе невидимка.

- Хороша сучка, да?

Тряхнул головой, но взгляд от ее плавной походки и качающихся бедер, которые обтянул кофейный трикотаж, не отвел. Нога в разрезе, телесная резинка чулок, тонкая лодыжка и высоченный каблук-шпилька. Возникло адское желание провести кончиками пальцев вдоль разреза наверх, к трусикам, я был почему-то уверен, что они кружевные черные, одновременно вдыхая аромат ее волос.

- Гром, слюни подбери, - посмотрел на напарника, вздернувшего одну бровь, - здесь таких кукол сотни. Насмотришься еще. У вас в ваших обезьянниках таких поди и не было никогда, м? Но нам не светит, разве что только подрочить над толчком или трахая какую-то шлюху. А эти высокомерные твари, - кивнул на мою Незнакомку, - на нас как на людей не смотрят. Забудь. Она в твою сторону даже грязную салфетку не бросит. А если и бросят ее инстаграмовские фанатики подхватят и растащат на кусочки.

- Ты знаешь, кто это? – я бы многое отдал хотя бы за имя.

- Понятия не имею. Первый раз вижу. Для меня они вообще все похожи.

Теперь он смотрит на нее.

- Хотя нет. Эта другая. Подороже здешних будет. Занесло на вечеринку, видать. Красивая сука. Очень красивая. Задница и ноги – охренеть просто. Есть же такие королевы, что, когда о сексе с ними думаешь, сразу шелковые простыни представляешь в номере, который стоит сто твоих зарплат, и, блядь, член тут же падает, но я б ей вставил…если б дала, - он заржал, а мне захотелось кулаком в солнечное сплетение, чтоб не смотрел вот так. Черт, я вижу эту женщину второй раз в жизни. Я имени ее не знаю, и не моя она и моей никогда не станет. Наваждение какое-то.

- Первый? А она здесь и вчера была.

- Да ладно. Не гони! Я б запомнил.

- Была. В серебристом платье. На красном порше приехала с подругой. Уехала после закрытия сразу.

- Пшшшшш….какая память зрительная. Ну куда нам до ваших ментовских способностей.

- Далеко, Романов, далеко вам. У тебя, вон глянь, с заднего хода типы какие-то ломятся, явно не из вашего контингента. Вечеринка закрытая, или я ошибаюсь? А их пропустили вроде как.

- Твою ж мать, Толяяян, сука, что ж ты молчишь. – рыкнул и ломанулся на другой конец залы, подхватывая рацию.

- Не пускать. Вывести из залы. Я вам что говорил? Да мне по хер, что они с бабками. Здесь уровень другой – выводи, с меня Охотник три шкуры спустит.

Я усмехаюсь его суете и снова в зал смотрю…сканирую, ее ищу. Под ребрами быстрыми толчками фонтанирует кипяток, как и при первой встрече. И я тенью преследую, теряясь в пространстве и двигаясь за ней как за магнитом. Ревностно следя, чтоб ни одна мразь не пристала и не подкатила. Мне вообще начало казаться, что вокруг меня происходит дьявольский сюрреалистический спектакль, в котором я стал главным персонажем, и я не узнаю сам себя, но мне все нравится. Отвлекся на пару придурков с дорожками кокса, захотелось подбить руки с купюрами и в шею вытолкать из помещения, но я уже не мент, а охранный пес, которому должно быть по хер, чем они накачиваются. Мое дело, чтоб помещение не разнесли и друг друга не поубивали. Все остальное меня не касается.

Вскинул голову, маниакально ища ее взглядом. Пару панических ударов сердца под дых, и нашел. Незнакомка стоит возле бара, плавно пританцовывая в такт какой-то безвкусной стрип-музыке, которая уже не кажется мне убогой, потому что эта женщина двигается под нее нереально прекрасно. И я вдруг понимаю, что ощущаю, глядя на нее – жажду. Словно я всю жизнь не сделал и глотка воды или пил какую-то дрянь, пересох в пустыне собственной бессмыслицы настолько, что теперь меня трясло в примитивном желании наброситься на источник и в благоговении сжимать дрожащими руками. Она даже не подозревает, что я стою сзади, облокотившись на колонну, сжимая одной рукой рацию. А другой нервно прокручиваю в кармане зажигалку – курить хочется невыносимо, а я боюсь отойти и, вернувшись, понять, что ее здесь больше нет. Словно это зависело от моего присутствия – уйдет ли она или останется. Но я всегда любил контролировать все, что со мной происходит, даже стакан водки, который подносил ко рту – был моим личным контролем, и я решал, сколько дряни в себя влить и когда… Я управляю всем, пусть даже когда качусь на самое дно – это мое решение. Оказывается, все – жалкая иллюзия. Невозможно контролировать то, что тебе не принадлежит. Например, людей и их поступки. Предвидеть – да, а контролировать – нет. С эмоциями так же. Есть те, кто утверждают, что умеют их сдерживать – ерунда. Черта с два умеют. Видимость. Жалкие маски, которые посдирает к такой-то матери, когда рванет. И взрывает каждого рано или поздно. А это всего лишь отсрочка, пока тикает механизм до того, как вас вывернет наизнанку. Меня вывернуло в тот момент, когда увидел ее впервые. Мне было плевать, кто она. Как ее зовут, сколько ей лет и где она живет. Такое чувство полной прострации. Я бы полюбил любое имя, которым бы она назвалась. Кто-то скажет «безумие, и так не бывает». Нет, мать вашу! Бывает. В той жизни бывает буквально все. Я видел на своей работе такое, чего вы все не видели в самых страшных кошмарах и даже представить себе не могли. Не бывает кровь желтого цвета и снег зеленого, и то от природы, а все остальное так бывает, что, когда с вами это случается, вы просто охреневаете. Как я сейчас, пока держал себя в руках железным усилием воли, чтоб не приблизиться, чтоб попутно отвечать по рации напарникам, просматривать помещение и возвращаться к ней снова, глотая жадными глотками минералку и не утоляя жажды – в горле так же сухо. А ведь я со вчерашнего дня ни капли спиртного в рот не взял. И не хочется. Мне ее хочется. До дрожи в пальцах.

Незнакомка сидит на высоком стуле, лицом ко мне, потягивает из соломинки коктейль. Сегодня она здесь одна. Отстукивает мелодию тонкими пальцами, и ее золотистые волосы струятся по плечу, касаясь резко очерченной скулы, и я сгораю от потребности ощутить, какие они на ощупь эти волосы. Пальцами невольно жест повторил, которым бы провел по ее волосам. Псих конченый, может быть, так и становятся маньяками?

Подняла голову и посмотрела прямо на меня.

В рации трещит голос Романова:

- У тебя все спокойно, Гром?

- Спокойно.

Ни хрена у меня не спокойно, у меня личный апокалипсис случился. Быстрый взгляд на Незнакомку, а она все так же смотрит, слегка склонив голову вперед. Нет. Не манит. Смотрит просто так, что кожа начинает дымиться. А потом вдруг спрыгнула легким движением со стула, и я вздох пропустил, впившись взглядом в обнажившиеся до бедер стройные ноги и полоску черных трусиков. Секунда, а меня в жар швырнуло, и я рванул верхнюю пуговицу на рубашке. Чертыхнулся, когда она направилась прямо к сцене. В клубе запрещено подниматься на подиум к танцовщицам и танцорам. Но сейчас сцена пуста, и, в конце концов, играет нечто похожее на музыку: тонким женским голосом тянет блюз из колонок под потолком. Паршиво. Бездарно. Но чертовски сексуально. Напоминает фильмы восьмидесятых. Как и ее потрясающее платье, обтягивающее тело сзади, словно вторая кожа.

Протискиваюсь между танцующими, следом за ней, чтобы поймать у самой сцены. Взял за руку чуть выше локтя, она обернулась резко, хлестнув меня своими роскошными волосами по лицу, и от оглушительного запаха засосало под ложечкой той самой жаждой бешеной. Близко настолько, что я ощущаю каждый её горячий вздох на своём лице. Щекочет нервы.

- Запрещено, - скорее, хрипло выдохнул, чем произнес, когда заметил, как Незнакомка смотрит на мои пальцы, сомкнувшиеся на её голой руке. Контрастом темное на сливочно-белом. На нежной женской коже выступили мурашки, а у меня дух перехватило, когда длинные ресницы медленно поднялись и она посмотрела мне в глаза. И пальцы сами разжимаются, скользя по локтю вниз, и я лишь как последний дурак пялюсь ей вслед. Поднялась на сцену… и все. Гребаный земной шар перестал вращаться. На нее уставились все. Нет. Это не было банальным стрип-танцем. Она танцевала для себя и в то же время прекрасно понимала, что делает. Все движения отточенные, выверенные и четко под музыку. Изгибается. Крутится на шесте, и проклятое платье задирается вверх, обнажая сильные ноги, сжимающие неоновую палку. Гибкая, как кошка, тело гнется, выкручивается туда, куда она хочет, длинные ноги взлетают вверх, захватывая шест, и она висит вниз головой, скользя к самому полу рывками под музыку, чтоб тут же, перевернувшись и взметнув подол до самых трусиков, стать на ноги, прогнуться и плавно подняться, волнообразно двигаясь возле шеста, и у меня твердеет член, и пот каплями выступает на спине. Твою ж мать! Поправил штаны и судорожно сглотнул, горло обожгло засухой снова.

- Ээээй, детка. А я к тебе, - пьяный выкрик, и какой-то идиот начал взбираться на сцену, явно нанюханный какой-то дрянью и возбужденный танцем Незнакомки. Я сам не понял, как с раздражением отшвырнул его назад в толпу.

- Охренел, урод?! Пошел отсюда! Я танцевать хочу. Ты кто такой вообще? Исчезни, псина.

Схватил ублюдка пятерней за лицо и толкнул в толпу со всей дури, чтоб улетел. Не сводя с нее жадного взгляда. А она, словно и не здесь, танцует сама себе, волосы развеваются, подол платья скользит по ногам вверх и вниз мягкими складками. Обхватила пальцами шест, прислонилась спиной, скользя вниз на корточки.

На меня сзади налетел кто-то, хватая за шею. Реакция не заставила себя ждать. Перевернул через себя и завалил на пол, подкинув носком тяжелого ботинка под ребра.

- Охрана беспредел творит! – взвыл мажор, естественно, появились верные друзья-товарищи «жертвы», и началась драка, слышу, как наши ввязались, бью со всей дури, меня бьют, и по лицу кровь течет, а мне по хрен, я смотрю, как она танцует. Уродую, калечу кого-то тяжелыми методичными ударами в лицо, в живот, по печени и не слышу ничего, кроме музыки проклятой, и не вижу ничего, кроме тонкого силуэта на сцене.

- Гром, у него нож, осторожно. – голос Романова сквозь ор толпы и музыку.

А она как будто теперь для меня танцует и мне в глаза смотрит, извиваясь так мягко и сексуально, что мне кажется, она вся из жидкого фарфора сделана. По щеке полоснуло лезвие. Она танцует быстрее, а я за острие ладонью схватился, дернул в сторону и лбом ублюдка прямо в переносицу, послышался хруст и вопль. На меня набросились несколько человек и завалили на пол, началось самое настоящее месиво. Раскидал пьяных дебилов и на ноги вскочил. Взгляд на сцену, а ее там нет. Быстро, по всему помещению, так резко, что перед глазами все вертится. Блестки ее ищу и волосы цвета мертвого солнца, удерживая за шиворот придурка, который ножом меня зацепил. Пока высматриваю, со всей дури – кулаком в нос. Чтоб заткнулся и не скулил мне под ухом матом, раздражая и без того расшатанную нервную систему.

- Гро-о-ом, отпусти его, все. Мы вывели всех. Ты слышишь? Отпусти пацана, ты ему зубы выбил.

Первый раз посмотрел на придурка, болтающегося на моей руке – сопляк с прической психопата и осоловевшим взглядом под кайфом.

- На, - толкнул его Романову, – забирай.

- Умойся пойди, рожа в крови. Через час закрываться. Надеюсь, продолжения не будет. Кто драку начал, потом разберемся. Давно у нас такого месилова не было.

Я снова осмотрелся по сторонам – нет ее. Растворилась, исчезла, мать ее. Как и не было. Резко выпить захотелось. Настолько сильно, что бросило в пот, пробрался к туалету, склонился над раковиной, плеснув в лицо ледяной водой, пахнувшей хлоркой и ржавчиной. В нос ударил запах табака. Суки, кто здесь курит? И самому захотелось до трясучки. Вытер лицо салфетками и вышел из туалета, пошел на запах сигарет. Толкнул дверь на лестницу и застыл – ОНА сидит на подоконнике у открытого окна. Одну ногу перекинула на улицу, а другую согнула в колене и поставила на мраморную поверхность. Отражается в черном зеркале камня.

- Здесь не курят, - шаг к ней, и сердце набатом отстукивает в висках.

Развернулась ко мне, ноги свесила и уперлась руками в подоконник, дым медленно в мою сторону выпускает и снова затягивается сигаретой. В полумраке огонек освещает ее лицо. Бл**ь, какая же она красивая, идеальная, как ненастоящая! Недосягаемая, словно солнце. Нет, это неправильное слово. Она не просто красивая – она нереальная, породистая, дорогая сучка, которая сейчас меня дразнит, осознавая свое превосходство надо мной. Всем своим видом дает понять, что ей плевать на мои замечания.

Преодолел расстояние, и она резко спрыгнула с подоконника, оказавшись вплотную возле меня. Ниже на полторы головы, смотрит снизу-вверх нагло и томно. Хищница с нежными скулами и бархатными ресницами. Глаза такие светлые, разве что не светятся в темноте. Невыносимые глаза. Мне кажется, ее кожа полыхает жаром, и меня обжигает сумасшествием и осознанием – хочет меня. Как и я ее. До дрожи хочет. По телу судорога триумфа и ноздри трепещут, втягивая ее аромат.

- Оштрафуешь меня?

И все…повело от взгляда этого ведьмовского и от близости ее, поднесла сигарету к моим губам, сам не понял, как обхватил фильтр и жадно потянул в себя дым. На губах появился привкус ее клубничной помады. Протянула руку и потрогала кончиками пальцев порез на моей щеке. Очень нежно, а у меня такое ощущение, что ногтями ведет, пока я в нее вдалбливаюсь, распластав под собой.

- Больно?

- Нет. – перехватил руку, и снова она на мои пальцы смотрит, и меня от этого взгляда колотит, как подростка прыщавого. Затягивается сигаретой, опять дает мне и, приоткрыв пухлый рот, алчно наблюдает, как я делаю затяжку.

- Нарушаешь правила? – голос низкий, чуть хрипловатый, меня трясти начинает от бешеной похоти и понимания, что вот она…способна унять жажду, и в горле сохнуть перестанет, когда наброшусь на ее рот.

- Всегда, - толкнул к стене, обхватывая двумя руками за голову и впиваясь в ее губы своими. Выдохнула мне дым в горло, а я жадно проглотил и протолкнул язык поглубже, требуя ответа, выдирая его из нее, сильнее сжимая голову, впиваясь пальцами в шёлковые волосы. Бляяяяядь, она именно такая, как представлял! Утоляющая жажду. Сладкая. Невыносимо горько-сладкая. И кажется, что я когда-то давно уже все это пробовал, а потом потерял. И искал. Всю гребаную жизнь я искал этот вкус, запах, голос, взгляд. Всю ее искал. Застонал от вкуса свежего дыхания и от того, как забился её язык о мой, взрывая в крови искры чистейшего кайфа, от которого трясет в лихорадке предвкушения. Ладони Незнакомки заскользили по моей груди, притягивая к себе за ворот рубашки, а я углубил поцелуй, сатанея от того, что она мне отвечает. Дикость какая-то, но я хотел ее до исступления. Ни черта подобного со мной никогда не происходило.

И вдруг оттолкнула от себя, я снова набросился на ее рот, но она впилась мне в губы зубами и расхохоталась, когда я отпрянул назад, трогая их кончиками пальцев, растирая между ними кровь. К себе рванул за тонкую талию, сжимая волосы на затылке, чувствуя, как скользит упругая грудь с острыми сосками по моей груди. Хочу ее сейчас. Прямо здесь. На этом подоконнике. Свело скулы, и внутри нарастал смерч похоти. Но Незнакомка вдруг сильно оттолкнула меня от себя с надрывным «нет», и пока я пытался отдышаться, ослабив хватку на ее талии, вывернулась из рук, как змея, и бросилась бежать. Я пытался удержать. Но лишь успел ухватиться за цепочку, рванул к себе, и она так у меня в руках и осталась. Побежал за ней. В два прыжка преодолел несколько пролетов лестницы. Споткнулся о туфли – моя ядовитая золушка сбросила их, чтобы быстрее от меня бежать. Проехался на повороте по скользкому полу, не вписавшись в следующей пролет, рывок назад и вниз, сломя голову, как пацан, следом за ней. Выскочил на улицу. А она уже такси поймала и укатила в никуда. Твою ж мать. От разочарования из горла вырвался стон. В руках ее цепочка и туфли, а за поясом назойливо затрещала рация.

- Где ты? Мать твою, сученыш дядю позвал

- Да хоть тетю.

- Его дядя – Олигарх

- И что?

- Кличка. Вы у себя о таком не слышали?

- Я не по братве был.

- Давай, дуй сюда. Сам с ним говорить будешь. Охотник не приедет – ему видео скинули. Говорит, Олигарх в своем праве печень тебе отбить. Расхлебывай, новенький.

Расхлебаю, не впервой. Выключил рацию и на туфли опять посмотрел. Потом, не спеша, отнес их в машину, положил на пассажирское сидение, поправил ствол за поясом и пошел обратно в клуб.

ГЛАВА 3. Зоряна

Он меня не узнал. Я даже не рассчитывала на иное, да и не хотела, если быть честной с самой собой, предпочла бы, чтоб никогда и не вспомнил ту дуру с преданными собачьим глазами, готовую ради него под машины бросаться и дать об себя вытереть ноги, лишь бы только посмотрел.

Да и вспоминать-то особо нечего. Вру я, конечно, есть что, иначе не изводилась бы так. Не забыла его. Старалась изо всех сил, жизнь себе красивую строила, раскрашивала. Лепила, а под всей мишурой все та же дура бесхребетная, безответно влюбленная в человека, который имя ее толком запомнить не смог. Да, первых не забывают. Первые – это навсегда до самой смерти. Будут вторые и десятые. Но первый – вечность, как и последний.

Иногда глаза закрою и думаю о нем, как жизнь его сложилась, счастлив ли он, получил ли повышение, фанатик чокнутый. Есть хорошие менты. А Громов был не просто хорошим, а фанатично честным ментом. Повернутым на работе своей и правильности. На соблюдении законов и всей этой ерунде патриотической. Чем-то на отца моего похож, такой же патриот ненормальный.

      Сейчас, спустя несколько лет, я понимаю, насколько был особенным мой первый вечный. Такие редко встречаются. Таких нет уже в наше время. Представляла, каким стал спустя столько лет, и была уверена, что повышение получил, и дети, наверное, выросли уже, а может, жена ему и третьего родила. При мысли об этом больно стало, как будто не прошли годы, как будто мне не двадцать два, а опять шестнадцать…и я опять узнала, что его жена второго ребенка ждет, и опять хочется вены исполосовать или под трамвай, чтоб не болело так. Но я трусливая, поэтому жить буду и вечно гореть живьем. Счастливые те, кто могут дальше жизнь свою строить, переключаться, других умеют любить.

Но никто не забывает свою первую любовь никогда, она может померкнуть, поблекнуть тонами, вызывать всего лишь меланхолию, но забыть ее невозможно, потому что это самое острое, что ты испытал в жизни. Потом может быть сильнее, ярче, больнее, но никогда все это не перечеркнет самую первую агонию и то, что чувствовал в тот момент.

А больнее, чем с ним, мне не было никогда. Мне вообще было никак. Удобно. Правильно, как надо. Могло и не быть – я б тоже не огорчилась.

«- Зоренька моя, что ж ты как лед холодная? Ну посмотри на меня. Я тебя люблю. – голос мужа в голове настойчиво и раздражает, – Смотри на меня. Вот так. Неживая ты. Красивая и неживая».

Потом я научилась быть другой. Играть научилась, как на большой сцене, манипулировать, притворяться, использовать все, что дала мне природа, против тех, от кого мне что-то было нужно. И прятать все, что внутри происходит, зашивать глубоко в сердце, которое так и не сумело биться для кого-то ещё. Оно застряло в прошлом и стучало только там. Для него. Конечно, кто-то посчитает, что это ненормально. Но никто не знает и никогда не узнает, почему я не могу его забыть. Никто и никогда не будет мною, чтобы понять, а я никому и не пожелаю этого. Даже если сильно захочу, это невозможно… избавиться от боли. Потому что слишком часто ее чувствую. Так часто, что другая на моем месте давно бы с ума сошла. И я сходила. Медленно. Каждый день. И ни одна живая душа не догадывалась об этом. Ни одна, кроме матери и сестры. Но и они предпочли сделать вид, что все позади и что все забыто. Так удобнее и лучше для всех. Единственное, что у меня оставалось – это танец. Там я могла быть сама собой или же, наоборот, кем-то другим. Взлетать к звездам и плакать взмахами рук-крыльев или полетом в высоком прыжке под громкие аплодисменты с очередной скалы прямо в пропасть собственных иллюзий, а потом собирать цветы на сцене, грациозно кланяться и с улыбкой идти за кулисы.

Первая любовь и первая боль – горький коктейль. Я его вкус запомнила навечно, он во рту горчил, едва имя Олег услышу или увижу кого-то похожего на него. Мы ведь ищем похожих, невольно сравнивая и выбирая либо максимальное соответствие, либо антипод, чтоб никогда и ни за что опять не болело. Я выбрала антипод. Точнее, он выбрал меня, а я смирилась. Я не знала, что в жизни может быть по-другому. Я просто позволила Денису заботиться обо мне и любить меня. Своеобразно любить, как он умел и хотел. Меня же волновал лишь балет и моя карьера, которой он немало поспособствовал. Я обеспечивала маму и иногда помогала сестре и даже была в какой-то мере счастлива. По крайней мере, мне так казалось до того самого дня, пока не поехала с гастролями в тот город. Денис как раз занялся там своими делами, которые меня совершенно не интересовали, я предпочитала не вникать в деятельность мужа. Он организовал мне турне на несколько дней, и я испугалась, когда поняла, куда мы едем. До того самого момента, пока не приземлился самолет, я клялась себе, что не сделаю ни одной попытки с ним встретиться. Я была уверена, что выдержу. Ведь все в прошлом, у меня давно другая жизнь…и первое, что я сделала, едва осталась одна – это поехала к тому дому, где когда-то жил ОН, чтобы увидеть…и увидела. Как конченый наркоман, который самоуверенно решил проверить силу воли и подержать наркотик в руках… я сама не поняла, как сделала себе инъекцию внутривенно.

А ведь нам лишь кажется, что померкло, никогда нельзя трогать и подсыпать дров в погасший костер, нельзя дуть на него и высекать искры потому что от внезапной вспышки можно сгореть дотла. И я загорелась. Увидела его и запылала, как факел. Проследила, куда пошел, уверенно следуя за ним на машине, и поехала туда вечером вместе с Валей – моей подругой и личным дизайнером. Волновалась дико, руки дрожали и дышать нечем было, лихорадило… а он просто не узнал. Вообще не узнал. Но мимо меня теперь не посмотрел, я уже не девочка с острыми коленками без груди, а известная балерина и модель, мужчины мне вслед головы сворачивают, и я прекрасно об этом знаю.

«Заря моя ясная, ты так прекрасна. Мужики челюсти теряют, когда ты проходишь мимо. А ты моя. Моя?

- Конечно, твоя, любимый.

- Смотри мне. Я жадный. Я своим делиться не люблю».

Сколько лет прошло, и я, естественно, изменилась.

Когда все произошло мне уже шестнадцать было. Коленки острые, ключицы торчат, волосы пострижены под мальчика, и даже намека на грудь не было. В кабинете его сижу, слезы глотая, а он вопросы свои ментовские задает и даже не смотрит на меня. Красивый до дрожи в форме. Настолько красивый, что я рот приоткрыла и глаз отвести не могу, пока пишет что-то, и ресницы тени на скулы отбрасывают. У него губы гладкие, сочные, очень чувственные, я на изгиб смотрю, и мои собственные покалывают от жарких картинок. Сколько раз я их в фантазиях крутила, не счесть, как к моим губам его губы прижимаются. Потом голову резко ко мне поднял, и я по глазам поняла – никогда не замечал, понятия не имеет, что я в его подъезде живу в квартире этажом ниже, нет меня для него – ничто. От разочарования в глазах защипало.

- Первый раз кошелек украла или раньше тоже воровала?

Жестко спрашивает. Не жалея.

- Н….нет. Не воровала.

Ручку шариковую на стол со щелчком положил и руки за голову закинул, глядя на меня.

- Не пойму я, Оскольская, что не так с тобой? Оценки хорошие, характеристика из школы балетной, не богатые, но и не бедствуете, все идеально. Какого черта украсть решила?

Я губу прикусила и к окну отвернулась. Как я ему скажу почему? Как я вообще признаюсь, что влюбилась в него, как идиотка, и что не было у меня способа вот так с ним – друг напротив друга. Что переезжаем мы скоро навсегда в другой город. А я не хочу. Я люблю его уже три года до безумия. Так люблю, что жить без него не могу. Мне ничего не нужно от него. Только видеть, запахом дышать. Он ведь даже не здоровается со мной, когда я во дворе мимо прохожу. Я здороваюсь, а он нет. Как рядом с пустым местом стоит. А мне все равно… я тогда б у его ног котенком лежала и просила меня погладить, всего лишь дотронуться.

Увидела его первый раз, когда он в квартиру эту переехал. Отец помог комод перенести из машины вверх по лестнице, потому что тот в лифт не вмещался, и сестра меня старшая в бок толкнула, когда я уставилась на мужчину в милицейской форме, широко раскрыв глаза. На то, как капли пота по его скулам катятся, и одежда насквозь промокла. Мышцы под загорелой кожей перекатываются словно у дикого хищника от напряжения перед прыжком. Красивый. Нет. Не потому что я влюбилась. А по-настоящему красивый. В самом общепринятом понимании. Такой, на которых женщины смотрят и тут же дышат чаще и взглядами провожают. Еще и в форме. Я была всего лишь тринадцатилетним подростком, и меня ослепило, я больше никогда и никого не видела, кроме него.

- Что рот раскрыла, Зарка? Мента никогда не видела? Между прочим, женатого! – и заржала. А я ее за это за волосы оттаскала. Сцепились тогда ужасно.

- Откуда знаешь?

- Кольцо, дура полоумная. Кольцо у него на пальце. Слезь с меня, психопатка.

Так мой мир и разрушился. Раскололся на осколки и посыпался к его ногам, к зеркально вычищенным ботинкам. А он даже не заметил, что я существую. Влюбилась я в него так, как в моем возрасте в актеров влюбляются или в певцов. Вот все мои ровесницы – в звезд, а для меня он звездой был. С первого взгляда крышу сорвало, и так ничего и не изменилось. Лерка, сестра моя, думала, что блажь это. Она старше меня на три года и каждый месяц любила кого-то другого до смерти. А потом так же высмеивала и терпеть не могла. Ей мои сопли-слюни и слезы по соседу-менту казались глупыми и ужасно забавными. Я всегда считала, что любить можно только один раз в жизни одного мужчину, и что, если не повезло, с другими все равно не получится.

Никого не замечала, ни одноклассников, ни тех, кто постарше. Я только Олегом бредила. Все про него знала: и каким парфюмом пользуется, и какие сигареты курит, и во сколько на работу встает, и на каком троллейбусе ездит туда, пока машину служебную не получил. Каждый день один и тот же ритуал - из окна смотреть, как он на работу уходит, как жена его (красивая, словно кукла) следом, бывает, выбегает отдает ему обед, который он забывает. Как целует его…а я глаза до боли закрываю, чтоб не видеть их вместе. Чтоб не знать, что у него она есть. В моих фантазиях это я к нему выбегала на улицу с бутербродами в пакете, и я целовала в губы жадно. И за два года ничего не изменилось, кроме того, что жена его перестала на улицу выбегать, и все чаще слышали из-за двери их квартиры, как скандалят они. Последний раз, когда с ним поздоровалась, долго поджидала у подъезда. Платье новое надела, волосы распустила и на плойку накрутила, а он даже не взглянул в мою сторону, буркнул «здрасьте» и лифт вызвал. Я тогда в слезах в ванную забежала и все волосы срезала почти под корень. В школе решили, что у меня вши, и все держались подальше, а мне плевать было. Что такое вши по сравнению с моим горем, с моим безответным помешательством?

- Ну, что молчим, а? Отвечать будем?

Смотрит исподлобья, пытаясь прочесть, о чем я думаю, но он никогда б не догадался, что я на него налюбоваться не могу, что впервые вот так близко вижу, и мне хочется, чтоб задержал и даже посадил, лишь бы его каждый день видеть.

- Зачем взяла кошелек?

- Голодная была.

- Врешь, Оскольская, ты до этого пообедала на деньги, которые мать дала. Зачем?

- Я уже сказала.

А он вдруг резко вперед подался, за шиворот меня схватил и к себе через весь стол перетащил.

- Я тебя, сучку малолетнюю, в колонию посажу, поняла? Мать за дверью плачет, отцу на работу звонили, а ты мне тут в несознанку играешь? Быстро сказала, какого хрена кошелек у Алферова украла? Навел кто?

Всхлипнула и вздохнула поглубже, потому что глаза его светло-голубые смотрю и в них отражение свое вижу. Выдохнуть не могу, меня ведет, как будто я на карусели лечу.

- Захотелось. Что вы орете на меня? Украла и все. Нет никакого смысла и подтекста. – а сама на губы его смотрю, – У вас губы пахнут мятой. – не знаю, зачем сказала. Сама не поняла, как вырвалось, а он от удивления разжал пальцы, и я сползла обратно на стул.

- Короче так, Зара…

- Зоряна я, а не Зара. Зара – это совсем другое имя.

- Плевать, хоть зорька ясная. Так вот, слушай меня внимательно, дура малолетняя. Ты сейчас отсюда вместе с матерью выйдешь, и чтоб не видел я тебя больше, ясно?

- Нет! Ничего мне не ясно! Я украла - накажите меня!

Я же перееду через месяц. Они же увезут меня в столицу. Пожалуйста! Как ты не понимаешь, что я перееду и не увижу тебя больше никогда?! Накажи. Посади меня за это. Сделай хоть что-то, чтоб они меня не увезли.

- Кошелек вернула - дело закрыто.

- Ннннет…не вернула. Я там сто рублей потратила. Меня задержать надо.

- Заткнись!

Рявкнул так, что я от неожиданности язык прикусила и на глазах слезы выступили.

- Заткнись, я сказал! Не до кошелька мне этого, ясно? Все, давай, вон пошла! Спасибо скажи маме своей и вали отсюда.

- Она вам денег дала, да? Поэтому вы меня отпускаете? Продажный мент, вот вы кто!

Теперь он уже меня не просто за шиворот схватил, а за затылок приподнял и в стену вдавил.

- Ты чего добиваешься, идиотка? Сесть хочешь? Ты на малолетке ноги протянешь в первый же день. Там таких отличниц, как ты, щелкают орешками. Зэчки оттрахают во все дыры и сделают из тебя подстилку.

Он говорит грубости пошлые и мерзкие, а у меня дух захватывает, и дыхание рвет. Все тело в его руках дрожит, и глаза закатываются.

- Пусть…я ведь в предварительном здесь буду… с вами рядом, да?

И тут с ним что-то происходит, пальцы медленно разжал и в глаза мне смотрит то в один, то в другой.

- Ты чокнутая?

Киваю и тоже на него смотрю, пальцами тронула ссадину на скуле, но он мою руку откинул.

- Чокнутая, да? Совсем больная? ВОН ПОШЛА!

Заорал прямо в лицо, потом схватил под руку и вытолкал в коридор.

Мать тут же ко мне бросилась, а я лицо руками закрыла и в слезы, на улицу. Только услышала, как она у него спрашивает:

- Все, да? Отпустили? Я же говорила она не виновата, нам переезжать скоро. Нервничает сильно. Подростку школу менять, а муж военный. Спасибо вам.

Господи, мама, что ж ты лезешь то во все, что ж ты все не то говоришь?

***

Теперь он меня замечал, но все равно не здоровался. Мимо проходил угрюмый и холодный, как насекомое какое-то мерзкое, путающееся под ногами, стороной обходил.

А я вслед ему смотрела, чувствуя запах спиртного и видя, как пошатывается, а потом из-за двери крики его жены и плач ребенка. Она тогда ушла вечером вместе с мальчиком, что-то крикнула ему и со всей силы шваркнула дверью и не вернулась. На меня посмотрела равнодушным взглядом и потащила сына вниз. Мальчик упирался, кричал, что хочет с папой остаться, она ему подзатыльника дала и в такси затолкала. Олег после нее ушел. А я осталась сидеть на ступенях, ждала, когда вернется. Хотела спасибо ему сказать, что отпустил, и извиниться за то, что про деньги сказала. Ничего ему моя мать не давала. Точнее, пыталась подсунуть, но он не взял. Я слышала, как они с отцом говорили об этом. И обо мне говорили, о будущем моем. О том, что отец договорился, чтоб меня в самую лучшую балетную школу взяли, а Лерочка, конечно, поступит на врача. Я ворвалась к ним и сказала, что ненавижу обоих. Что они мне этим переездом всю жизнь портят! Что только о Лерке и о себе думают.

Услышала, как машина подъехала, бросилась к окну в подъезде, и тут же сердце судорожно запрыгало в горле, и дух захватило. Приехал! Один! А потом вся радость испарилась, его шатало так, что он с трудом дошел до подъезда, уселся на крыльцо в куртке поверх голого тела и голову руками закрыл, и я бросилась вниз через ступеньку, чтобы помочь подняться наверх. У него рана на боку ножевая, и кровь сочится, течет по ребрам.

- О, Боже! Вы ранены! Промыть надо.

- Черт, ты кто, девочка? – спросил, поднимая на меня пьяные глаза.

- Зоряна. Помните меня?

Отрицательно качнул головой, и у меня снова внутри все сжалось.

- Вы меня недавно отпустили. Я кошелек украла.

- У меня таких воровок, - провел большим пальцем по горлу, - чего не спишь?

- Вас ждала.

Усмехнулся, и дышать стало еще труднее, потому что от его улыбки можно было сойти с ума. Особенно такой – чуть глуповатой и пьяной.

- Меня? Зачем?

- Извиниться хотела.

Все это время я помогала ему подниматься по ступенькам, так как лифт не работал. Остановились оба.

- За что?

- Я сказала, что вы мент продажный.

Он расхохотался, пытаясь дверь ключом открыть, я помогла, и мы вместе ввалились в прихожую его квартиры. Рану я не промывала, он с горлышка водки отпил и сам вылил на порез, пока я суетилась в поисках перекиси водорода.

Потом я тащила его в ванную, помогла переодеться и даже на кровать уложила и на краю сама легла. Не заметила, как уснула… а проснулась, когда он меня в шею целовать начал и по груди ладонью провел требовательно, под себя подминая и ноги раздвигая коленом.

- Маленькая моя…голодный я. – от него водкой несет и сигаретами, а мне кажется, что так рай пахнет, и я губы подставляю ему свои и грудью о ладони его трусь, выгибает всю, когда рукой между ног водит, задирая сарафан на пояс, – хочу тебя. Пахнешь сегодня особенно…как когда-то давно, когда первый раз тебя.

Было больно. Невыносимо и очень больно. Я даже плакала. Нет, не вырывалась, не дергалась, просто лежала под ним и плакала от боли и от счастья. Это в книгах пишут о первых оргазмах, о страсти внеземной, о ласках. Мне не нужно было всего этого, меня трясло только от того, что понимала – он со мной. ОН. На мне и во мне. Двигается, стонет хрипло, грудь мнет ладонями. И мне нравится, как мнет. Нравится тяжесть его тела. Олег глаза так и не открыл, в губы губами ткнулся и на спину перевернулся, засыпая. Я на часы глянула и в ужасе домой, в ванную. Сидеть на краю и на отражение свое в зеркало смотреть, понимая, что только что произошло. И что я теперь женщина…его женщина.

Дура! Какая же дура! Не была я его никогда. Он даже не помнил, что трахал меня и девственности лишил. Так и смотрел дальше, как на насекомое. А мне повеситься хотелось или его убить. Взять у отца ствол и всадить ублюдку пулю между глаз.

Потому что утром его жена вернулась…я ее из окна увидела и губы до крови закусила – живот её заметила. Вчера нет, а сегодня при свете дня в этом платье так отчетливо видно было. На лестницу вышла и услышала, как дверь открыл наверху ей.

- Не буду пить…не буду. Справимся мы. Я уверен, что справимся.

И он наверняка справился… а я – нет. До сих пор нет.

ГЛАВА 4. Олег

Несколько крутых тачек стояли прямо у входа. Значит, Олигарх на разборки ездит со свитой, самому, видать, слабо. Я внутренне подобрался и подумал о том, что, если придется стрелять, то мишень точно не одна будет. Я бы мог здесь уложить всех, но на нары не хотелось, а я далеко не при исполнении, и посадят, как пить дать, невзирая на то, что каждый из этих тянет на парочку сроков. Да и сесть за лошка какого-то особо не хотелось. На зоне не рады ментам, даже бывшим. Посмотрел на своих, если можно так назвать, людей, с которыми знаком всего пару дней, но, кроме любопытства и некоей отрешенности, ничего на их лицах не увидел. Скорей всего, не вмешаются. И хрен с ними. Сам справлюсь. И не в таком дерьме побывать успел. Вошел в опустевшую залу, на всякий случай прикинул, как уходить буду, если все же разговор с Олигархом выйдет, мягко говоря, напряженным. Но внутри клуба продолжала играть музыка, и у барной стойки стоял мужчина в элегантных брюках с перекинутым через локоть светлым пиджаком и бокалом виски в руках. На пальцах поблескивают кольца. Я его мысленно просканировал: от кончиков начищенных до блеска туфель и до блестящей лысины. Модно нынче стало растительность небуйную под ноль сбривать. Брутально.

Он стоял полубоком ко мне и о чем-то беседовал с барменом. Явно они знакомы, тот, заискивая, лимончик нарезает и ржет, сука. Значит, либо Олигарх здесь уже не раз бывал, либо те пообщаться успели в другом месте. Потом вдруг голову вскинул, меня заметил, и лыба пропала. Что такое, говнюк? Обо мне говорили?

Быстрый взгляд по сторонам, отметив, что неподалеку от Олигарха расположилась его «мебель»: три шкафа с совершенно нетоварными квадратными фейсами и такими же лысыми головами - прям группа поддержки. И некое подобие «комода» низкого роста с модной бородкой по сотовому говорит, но глаз с босса не спускает. Главная и любимая шестерка Олигарха. Судя по количеству машин, снаружи еще парочку шкафов бродит, как минимум. Если не тупые, то черный вход тоже бдят, и хрен я отсюда выскочу, если что не так пойдет.

Я сунул руки в карманы и несколько шагов к бару сделал. В этот момент Олигарх обернулся, и я почувствовал, как округляются мои глаза и брови ползут вверх. Деняяяя, мать его! Это же Деня! Мой друг детства, с которым мы не один пуд соли, по которому тосковал больше, чем по матери родной и по отцу.

- Деняяяя! Златооов! – проорал и чуть присел от того, что сердце запрыгало, как чокнутое, где-то в горле.

- Гром! Громищееее!

Я кинулся к другу и схватил в охапку, приподнимая и сдавливая ребра. Ко мне тут же бросились шкафы, но Деня рявкнул.

- Вон пошли! Это же друг мой! Олег Громов! Засраааааанееец! Откуда ты взялся?

Теребит меня за плечи, как и я его. От смеха скулы сводит, и даже слезы на глазах выступили.

- Так это ты моего племяша погладил?

Киваю, а он смеется, заливается. И смех, как в молодости, заразительный, громкий, дурной. Конь. Черт бы его побрал, как я рад его видеть!

- Значит, достал говнюк, да?! Ты просто так гладить не будешь, ты у нас вроде как уравновешенный.

Мы оба знали, что это сарказм и неуравновешенным из нас был именно я.

- Был! Был, Деня. Теперь чуть что – за пушку хватаюсь или промеж глаз.

- Хорошо, что раньше без пушки! Охренеееть. Как и не было двадцати лет, Гром. Такой же придурок.

Теперь смеюсь уже я. Детство девятым валом захлестнуло. Как будто мне не под сороковник, и я только школу окончил. Распирает всего, трясет. Денис снова стиснул меня так, что из глаз искры посыпались.

- Эй, нам накрой пожрать в вип, коньяк самый дорогой неси, и чтоб не мешал никто. Парней распусти. Разборки отменяются.

- Денис Витальевич, у вас встреча, - забормотал «комод» и нервно забегал вокруг нас.

- Отмени. Все отмени. Какие к черту встречи?! Братуха мой здесь! Ты знаешь кто это, Леха? Знаешь кто? – потрепал меня по волосам, - Это друг мой с первого класса еще. С одного двора. С одной, мать ее, песочницы! Я его не видел долбаные двадцать лет! – обернулся ко мне, и глаза от радости сверкают, и я сам…аж трясет всего от эмоций. Да, мой братуха. Дружба у нас была какой вовек не сыщешь. Сдохнуть могли друг за дуга. Пока он не уехал с родителями в столицу.

– Я ж искал тебя, Громище! Ты съехал оттуда и как в воду канул. Громовых блин…как собак, сам знаешь. Думал, уехал ты север покорять, как мечтал. Давай, присядем. Черт, рад я тебе, Гром! Рад, п***ц как!

***

Через час сбивчивых рассказов и воспоминаний с сумасшедшими воплями и гоготом мы уже знали почти все друг о друге. Деня подливал мне коньяка, и мы выкурили все его сигареты, и ему тут же принесли еще одну пачку. Изменился он, конечно. Из пацана своего в доску в потрёпанных штанах и вечно грязной футболке превратился в человека с глянцевого журнала. Я себя рядом с ним ощущал рванью подзаборной. Без зависти или сожалений. Мне это было незнакомо. Просто констатация факта. Если б не дружба наша, такие, как Златов, в сторону таких, как я, даже не смотрят. На нем лоск невидимый. Налет денежный. Такие вещи видно невооруженным глазом. И дело не только в дорогих шмотках.

- И кто ты теперь, Деня? Олигарх?

- Типа того. Дело свое открыл за границей, подфартило мне – я там бизнес продал и начал здесь недвижимость покупать. Потом нефтью занялся и автозаправки открыл. «ЗлатоНефть» слыхал?

Не просто слыхал - это он прибедняется. «ЗлатоНефть» - самая крутая у нас сеть по всем городам. Только не думал я, что название от фамилии его происходит.

- Твои, значит?

- Мои, - кивнул без лишнего пафоса, но с гордостью и снова коньяка себе налил, - детище мое. Нюансов много, конечно, но вот так и живу. Приехал в дыру нашу культуру города развивать. Театр оперы и балета новый строить на центральной улице задумал по европейскому образцу. В депутаты баллотируюсь в следующем году. А ты, Гром?

- А я? – усмехнулся и залпом осушил бокал, - А я мент, Деня. Бывший, правда, но, сука, никак привыкнуть не могу к этому. По утрам на работу подрываюсь.

- Че бывший? – съел лимон и внимательно на меня посмотрел. Взгляд цепкий, колючий – Хочешь, восстановлю?

- Аааа…на хер! – я махнул рукой и уже сам себе налил, но Деня накрыл мой бокал ладонью.

- Рассказывай! Что стряслось? За что уволили?

И я рассказал. Наверное, впервые за все это время я кому-то смог рассказать. О рогах неприятно чужим людям расписывать, чувствуешь себя идиотом последним, лохом, которого сделали. А сейчас понесло меня. Говорю. А самого опять трясти начинает и хочется удушить и ее, и козла того. Деня меня не перебивал, и я просто сидел и выговаривался, глядя в одну точку и выкуривая сигарету за сигаретой. А он слушал и так же курил вместе со мной.

- Убил бы её, суку, и его тоже!

- Я хотел! Деня! Я хотел, мать его! Но дети…и сесть из-за падали?

- Тоже верно. Мудак! Кто его отец говоришь? Может, скинуть его с пьедестала, а? Ты скажи!

Я внимательно на друга посмотрел, и где-то в затылке кольнуло неприятно. Значит, не впервой ему, раз предлагает. Не так-то ты прост, как хочешь казаться, Деня.

- Не надо. Оставь. Она с ним живет и дети тоже. Пусть живут. Проехали. Переживу.

- Ага, блядь, я вижу, как ты пережил. Без работы, бухаешь, потерянный какой-то, убитый!

На это я смолчал, потому что прав он. Потерянный я. Сам не знаю, где и зачем живу. Всего пару дней назад как дышать начал, когда девчонку эту встретил. В зеркало на себя посмотрел хотя бы, и губы до сих пор зудят после поцелуев наших бешеных. Ничего, завтра пробью по своим еще раз и найду. Должен найти. Вспомнил про ее туфли в машине, и адреналин в висках запульсировал.

- Ты сам-то женат? – спросил у Дениса, откидываясь на спинку дивана и чувствуя, как алкоголь затуманил мозги и расслабил окончательно.

- Женат, - кивнул Денис.

- На ком? Кто-то из наших? Не Морозова случайно?

Мы расхохотались, и он наставил на меня указательный палец, кашляя и вытирая лицо салфетками.

- Не...ну, ты даешь! Запомнил, что я по ней сдыхал. Не Морозова, конечно. Она тварь упрямая оказалась, несговорчивая. Не нравился я ей. Правда, приехал через пару годков и таки трахнул ее сучку. Она уже замужем была за лошарой каким-то безденежным и двое по лавкам. Предлагал ей со мной в столицу, она отказалась, - он развел руками, - сказала, любит Ваню своего. Любит, б***ь. Так любит, что пару дней с работы ко мне в гостиницу бегала и сосала так самозабвенно и смачно, что губы потрескались. Любит она. Короче, ну ее шалаву. Я забыл о ней давно. Самое интересное – с Ваней своим все равно развелась. Только кому она теперь на хер нужна дура сороколетняя с обвисшими сиськами и задом?!

- Ну годы никого еще не украсили, и к женщинам они более беспощадны. – не понравилось, как он о Наташке. Мы оба в нее тогда влюблены были, и я уступил, потому что он первым мне об этом сказал. Табу у нас было – баб не делить. Их до хрена, а друг один навечно. Но Наташка никого из нас не выбрала и Деню отшила после выпускного. А он теперь о ней, как о швали, - Так на ком тогда?

- Девочка совсем. Увидел в театре и все, и п****ц, Гром. Крышу снесло.

- С каких пор ты по театрам?

- Так я спонсор. Будущий депутат добро творить должен аки ангел. Отстраивал театр в Мухосранске одном и увидел там. И все.

- Ну поздравляю.

- Не с чем особо. Кукла она. Красивая, умная, шикарная кукла. Люблю ее и понимаю, что манекен рядом. Не надо ей ничего. На своем чем-то повернутая. В себе вся. Бабы обычно поболтать любят. А она молчит всегда. Не просит, не требует. Как не от мира сего. Понимаешь? Живет вот как есть, и все. Но я без нее не могу.

Я усмехнулся, увлеченно как рассказывает и притом с горечью. Будто и не о жене говорит. Видно, что без ума от нее и в то же время…а мне какое дело? Чужая семья. Сегодня так говорит, завтра скажет по-другому. Я сам свою то любил, то терпеть не мог, то осточертела, то соскучился. Хуже, когда пусто внутри и ни черта нет там.

У Дениса, не переставая, трезвонил сотовый, и он наконец-то ответил. Тут же стал намного серьезнее, бокал отставил в сторону. Потом на меня посмотрел.

- Я в Европу еду на несколько дней, вернусь – поговорим о работе твоей. Мне в охрану свой человек нужен. А насчет племяша моего забудь. Не племянник он мне. Я его раз в жизни видел. Сын мужа моей сестры двоюродной от первого брака. Седьмая вода на киселе. Но я с папашей его дела некоторые верчу. Я б ради него хрен сюда приехал, да дела у меня с начальством твоим имеются и с хозяином гадюшника этого. Прикупить его хочу, а он заартачился, а тут повод такой подвернулся. А вообще, не будь это ты, вынесли б тебя отсюда вперед ногами.

- Даже так?

- Ну, а ты, что, думал, племяша Олигарха можно безнаказанно бить? За такое минимум без зубов остался бы.

- Это шкафы твои, что ли, стоматологи?

- Они, конечно. У меня команда ух! Рембо все, как на подбор.

- Ну да. С ними дядька Мухомор.

- Что?

- Ничего. Я б твой отряд уложил в шеренгу на полу, и вряд ли ты сразу опознал бы кто из них кто.

Деня вздернул бровь.

- А это серьезное заявление, Гром. Леха – профессионал, он меня уже десять лет стережет.

- Вот именно – стережет. Надо защищать от любой угрозы, а не стеречь. Шкафы твои только на вид грозные. А так – идиоты на самом деле.

Он встал из-за стола, и я за ним.

- И как бы ты это сделал? Как ушел бы отсюда?

- Ну я бы уложил вначале Мухомора твоего с бородкой, так как он ближе всего ко мне стоял, у него ствол из-за пояса забрал бы, тебя за горло и вот этого и этого в голову сразу со ствола Лехи-профессионала. А ты б меня к машине вывел, я б потом тебе мозги вышиб и на твоей тачке уехал. Ну это так навскидку и по-быстрому, импровизируя. Но если б пришел тебя убить, действовал бы обдуманно и еще в самом начале на улице всех твоих «поснимал».

- Крутой, че! – ударил меня в плечо и расхохотался, и я вместе с ним, – На меня работать будешь. Это даже не обсуждается.

Я слегка пошатнулся и схватился за его плечо.

- Надрались мы с тобой, Олежа. Домой тебя отвезет мой человек. Ну…давай. А, нет, подожди. Друзья…

- Навек. Пока не сдохнем.

- Кто предаст…

- Тому ножом в глаз!

- Ты смотри, помнит. Он помнит. Ууууу, Громище, как же я рад видеть тебя.

Мы рассмеялись и снова обнялись.

- Ты это…кончай бухать, Гром. Знаю, жизнь дерьмом бывает, но она, сука, одна и прожить ее в пьяном бреду обидно. Давай. Я тебя наберу.

ГЛАВА 5. Олег

Я ее искал. Очень тщательно, профессионально, но создавалось гребаное впечатление, что ее и не существует. Нету человека и не было никогда. А у меня ни фото, ни имени, ничего. Лишь примерно – как выглядит и возраст тоже навскидку. Чудовищно мало. Ищу, как иголку в стоге несгораемого сена. И от одной мысли, что не найду никогда, становится так паршиво на душе, что нажраться водки до чертей наяву хочется. Я как будто что-то важное в своей жизни увидел, пролистал по дурости вперед и вернуться на прежнее место не могу, словно не было его никогда. Никогда не думал, что со мной такое может быть. Говорят, чтоб любить человека, его узнать надо, как физически, так и душу, характер. А я вам говорю: чушь это собачья. Любовь – она как запах. От него или мгновенно ведет, или уже никогда. Можно привыкнуть к запаху, и даже он может начать нравится со временем, но разве это сравнится с тем ароматом, от которого глаза закатились и сердце забилось в три раза чаще? С любовью все точно так же. Либо повело так, что на ногах устоять не можешь после первой же встречи, либо ждешь, когда привыкнешь и понравится, потому что тот, от которого ведет, найти практически невозможно, а иногда и дорого…так дорого, что расплачиваться придется далеко не деньгами. И вот я готов был чем угодно. Потому что вот он, настоящий кайф. Все остальное – жалкая пародия.

Я вычислил, в каких магазинах туфли такие продаются. У нее ножка маленькая, нестандартная, думал, легко найду, но не тут-то было: последние пары такой обуви были куплены несколько месяцев назад. Мне дали имена покупателей, и среди них ее не оказалось, когда по базе у своих бывших коллег пробил. Существовала вероятность, что она купила их за границей напрямую в магазинах производителя. Черт! Это одержимость какая-то адская. Никогда меня так от женщины не вело. Еще один бутик для меня Света из отдела по старой памяти откопала. Где-то в центре города открылся недавно, возят эксклюзив из Европы. Налоги пока не платили, находятся в стадии оформления документов, но уже приторговывают. Отстегивают куда следует, и все пучком у них. Последняя надежда на них, и то – если продавцы запомнили, кому продали, и, если рассчитывалась кредиткой, а не налом. Я по полдня рыскал как зверь по городу, а потом ехал на работу, где притихшие коллеги обходили меня теперь какой-то сто пятой дорогой. Если раньше я был мудаком, потому что мент, то теперь я мудак, потому что с Олигархом оказался близок. Люди всегда найдут причину повесить на вас ярлык, вы никогда не будете хороши на все сто процентов. И даже на пятьдесят. Найдут, до чего докопаться, и обгадят с ног до головы. Потому что в этом их кайф, потому что тогда можно за ваш счет самоутвердиться. Меня сторонился даже наш Толстяк, который на обед со мной ходил. Можно подумать, я теперь пушку вытяну и мозги ему снесу, пока он свои бутеры трехэтажные жрет.

Ну и черт с ними. Я не сто баксов, чтоб всем нравится. О предложении Дени все чаще думал. Вначале отказал ему, а сейчас все больше склонялся к мысли, что этот вариант намного лучше, чем на селекции в ночном клубе стоять. Не торопился из-за нее. Надеялся, что опять придет, а она больше не приходила. Я за несколько дней в невменяемого психа превратился. Только о ней и думал, бессонница-сука замучила. И мозгами понимаю, что не было с ней ничего и, скорей всего, не будет. Увидел и забыл. А она, как заноза проклятая, в мозгах сидит. В магазин тот поехал, продавщица там новая оказалась, работает пару дней всего. Денег дал, она позвонила своей предшественнице, долго выспрашивала, а у той то ли запой, то ли накололась. Не помнит и все. Разозлился, вышел на улицу покурить, от безысходной ярости аж руки трясутся.

Сотовый зазвонил неожиданно, и я холодными пальцами выудил его из кармана. Глянул на дисплей с тремя продольными трещинами по защитному стеклу – память после перестрелки на последнем задании. Звонил Деня. Его лысая башка и довольная физиономия сияла на экране, как напоминание о чем-то очень хорошем случившимся в последнее время.

- Да, брат. Вернулся уже?

- Нет. По тебе соскучился. Здорово, алкаш, бухаешь или работаешь?

- Ни то и ни другое. Девушку одну ищу.

- Новая соска?

- Не соска, а девушка. Была б соской, я б так и сказал.

- Ладно-ладно, ты чего? Откуда я знаю, как ты их величаешь. Кстати о сосках, - усмехнулся мне в ухо, - я через два дня дома буду, отвезу тебя в одно место, там не телки, а труженицы, пчелки волшебные.

- Так ты ж вроде женат.

- И что? Чем жена мешает иметь дорогих шлюх? В чем проблема вообще? Проблема, когда твоя жена шлюха. Вот это проблема. Бля…прости я не хотел.

Я сильно сигаретой затянулся.

- Так она и правда шлюха! Чего мне тебя прощать?

- Значит, заметано, отпросись на работе - мы с ночевкой. Усек, Громище?

И тут я поперхнулся дымом. Её увидел. Реально ее. Мне кажется, меня словно кипятком ошпарило, и сердце заколотилось бешеными рывками, аж в ушах пульс набатом. Идет на противоположной улице, аля «Красотка», витрины рассматривает. Я про Деню забыл. Сотовый в карман сунул и за ней следом увязался. Иду сзади, и сердце как бешеное колотится, а она, не спеша, высокими каблуками по асфальту выстукивает, на ней светлое пальто до колен, и стройные ноги в тонкие чулки затянуты. Походка такая, что вслед каждый оборачивается. Реально каждый. Есть такой сорт женщин: они словно из иного измерения, идеальные во всем. На них смотришь и млеешь, потому что понимаешь, что такую не каждый день встретишь, а то и не в каждой жизни.

Волосы кудрями по спине вьются, и мне кажется, я их запах на расстоянии ощущаю. От дикого желания поднести их к лицу и втянуть аромат скулы свело. Я все ожидал, когда она к какой-то машине подойдет, чтоб уехать, а она на обочины даже не смотрит, а потом вдруг у одной из витрин остановилась и на меня прямо через стекло посмотрела, и я очередной сигаретой затянулся глубоко, так, что перед глазами потемнело, чувствуя, как понимание каждый позвонок простреливает – она меня давно заметила. Теперь сердце забилось в горле, а адреналин зашипел в венах, пробуждая азарт охотника – догнать и сцапать жертву.

Метнулась за здание магазина в узкий переулок. Я за ней. Иду и не понимаю зачем, не понимаю, она убегает от меня или заманивает. Ни черта не понимаю. Только вижу, как пальто мелькает, и как волосы развеваются, когда сворачивает за здания, как по ступенькам спускается быстро. Я шаг ускорил и она. Не оборачивается, но я точно понимаю, что знает – я иду следом. Пошла намного быстрее, свернула в еще один переулок, и, когда я сам в него зашел, чертыхнулся, увидев сквозное здание с двумя выходами. Твою ж мать! Значит, таки убегала от меня. Ступил в аркообразный переход и замер – она у стены кирпичной стоит, голову запрокинула, тяжело дыша, и на меня смотрит.

И это, мать вашу, гораздо эротичней всего, что я когда-либо видел в своей жизни. Она, стоящая напротив меня в светлом пальто, призывно смотрящая мне в глаза с бешено поднимающейся и опускающейся грудью.

Преодолел между нами расстояние и за шею ее тонкую ладонью обхватил, гладя губы большим пальцем, нахмурившись рассматривая ее лицо. Идеальное безумно красивое лицо без единого изъяна, без косметики, без помады. Настоящая.

Достаточно этого взгляда ей в глаза, чтобы перестать дышать. Именно перестать. Очень маленькими глотками, чтобы сердце не остановилось от осознания, насколько я обезумел от непонятной адской жажды по совершенно незнакомой мне женщине. Она сама набросилась на мой рот. Резко, неожиданно, со стоном, от которого по моим, натянутым до предела, нервам, прошла дрожь возбуждения. Запах ее дыхания ворвался в горло, в легкие, одурманил мозги, и я стиснул ее скулы ладонью, впиваясь сильнее в мягкие горячие губы, проталкивая ей в рот свой голодный язык, сплетая с ее языком, вылизывая его по всей длине и с силой удерживая за затылок, чтоб не увернулась, потому что я целовать ее хочу до исступления, до изнеможения, до ломоты во всем теле. Это даже не возбуждение — это какая-то лихорадка, когда с голода хочется жрать грязными руками, не запивая, давясь до боли в груди и дрожи во всем теле и руках. Кусаешь сам себя за губы и за пальцы, издаешь звериные звуки первобытных инстинктов - насытиться. Пусть до смерти. Пожирать, вгрызаться, сжимать и впиваться, сходя с ума от удовольствия, наконец-то почувствовать её запах и вкус у себя во рту. Оторвался на мгновение, усмехаясь, когда потянулась за моими губами, а я за затылок удержал:

- Кто за кем следил. Да? Ты за мной ехала? Откуда ты здесь?

И вдруг так нагло прямо мне в губы.

- Да, я за тобой! Арестуешь или накажешь? Меееент.

Не хочу ни о чем больше говорить и спрашивать. Время тратить. Я слишком долго ждал. Все эти дни? Нет, мне кажется, я ждал ее какую-то гребаную вечность. Так ждал, что я от голода озверевший и полумертвый. Меня трясет. Смотрю на нее со злой жаждой, от которой дрожат руки и мгновенно взмокла спина. Рывком к себе за волосы. Грубо от того, что манила меня и исчезла так надолго, от того, что не знал, кто она, и сдохнуть хотел от ломки по ней, от того, что я даже имени наркотика своего не слышал ни разу, а уже плотно сижу на нем. Грубо, потому что от похоти свело яйца и выделилась слюна. Без единого слова пожирал ее губы, расстегивая пуговицы пальто, срывая их в нетерпении, проталкивая язык прямо к горлу. Сжирая каждый ее вздох. Сладкая. Насилую ее рот, разрываю его яростными толчками языка и укусами за губы, в такой же лихорадке юбку на пояс, подхватил под ягодицы и вверх, впечатывая в стену, продолжая с рычанием целовать. В марево сумасшествия ворвался назойливый звук ее звонка. Она тут же дернулась в моих руках, но я не выпустил, проводя жадно ладонью по бедру над резинкой чулка и поднимая ее еще выше, придавливая всем телом.

Она пытается от губ моих оторваться, но я держу. Укусила до крови и, воспользовавшись замешательством, достала телефон. Смотрит на него, тяжело дыша. Потом ладонь мне на рот положила и ответила.

- Да. Нет. Скоро буду. Я говорю, скоро буду. Мне нужно было. Дома расскажу. Все, пока. У меня кончается зарядка…Отошла на пару минут. Хорошо, я включу. Поставлю на место. Не волнуйся, они найдут. Да, я перезвоню.

Закрыла сотовый, глядя на меня и убирая ладонь от моего рта.

- Мне пора.

- Кто это?

- Какая разница?

- А ты кто?

- Какая разница?

- Огромная…я о тебе сутками напролет думаю.

- И я о тебе, - улыбается, и у меня от ее улыбки перехватывает дыхание.

- Имя…

- Придумай сам. Как ты хочешь меня называть?

- Не решил еще.

- Вот как решишь, так и называй. Тебе можно.

Сильнее сжал ее под ребрами.

- А кому нельзя?

- Всем. Мне пора. Правда пора. Отпусти.

Мои руки разжались, и я прислонился лбом к холодной стене, стараясь унять дыхание и бешеное сердцебиение. Только не смотреть, как она поправляет резинки чулок и одергивает одежду, иначе разверну спиной к себе и возьму здесь и сейчас. От неудовлетворенного желания зудит все в паху.

- Номер мой запиши.

- Он у меня есть. Я у начальства твоего взяла тогда еще.

Не выдержал, толкнул к стене, плечи сжимая.

- Тогда какого черта ни разу?

- Не могла. Отпусти, за мной приедут сейчас.

- Кто?

- Не важно.

- Позвони мне, слышишь? Позвони!

Кивает и улыбается. Суууучка! Какая же сучка. Понимает, что меня от улыбки ее скручивает. Высвободилась из объятий в сторону дороги пошла.

- Позвони!

Кулаком по стене и глаза закрыл. Что ж это за гребаное наваждение такое нескончаемое!

ГЛАВА 6. Олег

Ника нервно посмотрела на часы - полвосьмого. Светка забрала девочек десять минут назад, мама пошла к соседке. Сцепила пальцы - снова взгляд на часы. Скоро за ней приедет машина Джонсона. Андрей ее не дождется на Садовом, даже предупредить его не может, номера телефона бывшего мужа просто нет. Что подумает о ней? Продинамила? Будет звонить, но никто не ответит, а еще хуже мама трубку возьмет. Она не пожалеет, скажет, что Ника уехала. Душа рвется к Андрею, а разум холодом отрезвляет. Для нее важнее сделка, документы, которые пообещал отдать Владимир. Тимофеев обязательно позвонит, не сегодня - так завтра. К черту Асланова, что он может ей сказать? Разбередит рану старую, которая и так кровоточит. Так даже лучше, пусть разозлится и не звонит больше. Желательно никогда.

В дверь настойчиво позвонили. Ника завернулась плотнее в халатик и пошла открывать.

Распахнула, как всегда, не глядя в глазок. На пороге Иван - хозяин квартиры и с ним два странных типа. Оттеснили ее вглубь комнаты и закрыли дверь. У Ивана глазки бегают, лицо багровое от мороза. И разит пивом и рыбой.

- Ты это, когда деньги дашь?

Окатило ледяной волной, нехорошее предчувствие возникло сразу же едва типов в черных куртках увидела, - "Почему Иван пришел с этими?"

- Вань, я ж с тобой неделю назад говорила. Ты согласился подождать. Мне премию обещали, сразу за три месяца отдам.

Покосилась на двух странных дружков Ивана. Стоят, молча у двери. Один из них нагло осматривает ее голые ноги, не скрывая пошлого блеска в глазах.

- Мне сейчас надо. Хватит тянуть! У меня тоже планы имеются. Мне бабки нужны. Или сейчас заплатишь, или вали отсюда.

Ника удивленно смотрела на Ивана - не ожидала от него такой грубости, словно другой человек. Глаза бегают, на нее не смотрит. Видно, что нервничает.

- Ваня, ну подожди пару неделек, прошу тебя. Я обещаю заплатить.

Ника умоляюще заглянула ему в глаза, но тот отвел взгляд, попятился назад.

Один из дружков нагло ввалился в комнату, прошел к серванту, оставляя на ковре грязные следы. Остановился, открыл дверцу шкафчика, достал хрустальную вазу и вдруг швырнул на пол. Осколки битого стекла разлетелись в разные стороны.

- Вы что творите? - Вскрикнула Ника. Тип обернулся к ней и засмеялся.

- Упс - разбилась. Не отдашь бабки - все перебьем, повыносим барахло твое.

Ника побледнела, постепенно начиная понимать, что это вовсе не дружки Ивана, а те, кто выбивают деньги из должников. Неужели хозяин обратился за их помощью? Сумма вроде небольшая, наверно услуги этих шакалов стоят дороже.

- Пошли вон! Я сейчас полицию вызову!

Второй тип двинулся к телефону, в его руке блеснул нож, он резким движением перерезал провод.

- Давай - вызывай.

Хищная улыбка, оскал желтых зубов.

- А знаешь, Косой, может она с нами другим способом расплатится?

Они переглянулись и двинулись к Нике. Она хотела закричать, но один из них сцапал ее за шиворот и зажал рот рукой.

- Молчи, сучка. Мы с тобой поиграемся, а Ванька половину долга скосит. Да, Ванек?

Иван испуганно смотрел на них и тихо сказал.

- Эй, хлопцы, не надо. Попугали и хватит. Она отдаст. Да, Ника?

Серебрякова быстро закивала, с ужасом глядя на верзилу, в руке которого по-прежнему блестит нож.

- Не ссы, Ванек. Мы аккуратненько. Что у нас тут?

Он рванул ворот халатика и запустил лапу ей за пазуху. Ника дернулась, больно пнула верзилу по ноге.

- Косой, подержи. Она сопротивляется.

- Хватит! - Крикнул Иван - Мы так не договаривались!

- Заткнись! Тут такая красотка, тепленькая, в одних трусиках. Мы по-быстрому.

Косой схватил Нику сзади и закрутил ей руки за спину. Она изловчилась и укусила первого бандита за ладонь, тот взвыл, и с яростью посмотрел на девушку.

- Сука! Я тебе сейчас зубы выбью! Попишу твою рожу - глазом не моргну. Уймись, зараза!

Ника задохнулась от ужаса, когда лезвие ножа приблизилось к ее лицу. Бандит провел им по ее щеке, опускаясь к груди. Другая его рука скользнула под халат и облапила ее ягодицы.

- Э, да она только на вид худая - задница, что надо.

Его глаза похотливо заблестели, он наклонился и слюняво поцеловал Нику в шею, она вздрогнула от гадливости и от страха. Дикий ужас сковал все ее тело.

- Не дергайся, нож острый - попишу ненароком. Ванька, на шухере стой. Свистнешь, если кто припрется.

Когда бандит рванул на Нике трусики, она громко закричала, слезы бессилия покатились по щекам. Да ведь они сейчас ее изнасилуют прямо здесь, в ее собственной квартире. И ни одна тварь из соседей носа не покажут.

- Не надо, я прошу вас! Сегодня деньги будут! Я клянусь! - Умоляюще посмотрела на Ивана, но тот отвернулся. От него помощи не будет. Сам их боится.

- А на хер нам деньги? Я теперь другую плату хочу, а ты Косой?

- Угу, - пробубнил второй и скрутил руки Ники еще сильнее. Девушка почувствовала, как все плывет перед глазами.

Все случилось совершенно неожиданно. Кто-то выбил дверь, Иван с диким криком откатился по полу в сторону. В квартиру вошел Владимир в сопровождении двух ребят, он переступил через стонущего Ивана и остановился посреди комнаты.

- Отпустите девушку.

Бандиты с удивлением смотрели на странных посетителей. От неожиданности они разжали руки, и Ника упала на пол, отползла в сторону. Силясь прикрыться порванным халатиком. От шока свело судорогой все тело. Зубы стучат, как в лихорадке. Разум пока отказывается понимать, что происходит.

Владимир помог ей подняться с пола, укутал в свое пальто и усадил на диван.

- Не бойся, все будет хорошо. Они тебя больше не тронут.

Погладил по голове и обернулся к бандитам. Ника увидела, как его глаза сверкнули бешеной яростью. Она вжалась в диван, мечтая слиться с ним, исчезнуть. После всего, что произошло, тело все еще бьет мелкой дрожью, пальцы онемели от ледяного холода.

- Ни хера себе - это ж Коршун. - Пробубнил один из бандитов и попятился назад.

- Что за беспредел устроили, а братва? Кто подослал?

Владимир Александрович презрительно посмотрел на Ивана, тот все еще катается по полу. Сквозь пальцы сочится кровь.

- Она нам бабки за хату задолжала. Просили по-хорошему - не дает.

- Парни, заприте дверь. - Владимир обернулся к своим ребятам.

Телохранители Коршуна заперли дверь на ключ и снова стали позади босса.

- В мое время деньги так не выбивали. А с насильниками у меня вообще другой разговор. На зоне таких опускают.

Бандиты переглянулись, трусливо опустили глаза.

- Мы не собирались никого насиловать. Так, попугали немного. Ты, Коршун, все не правильно понял.

Владимир подвинул стул и, развернув его спинкой от себя, сел. Обвел комнату взглядом, задержался на осколках, а потом посмотрел на бандитов.

- Сколько денег должна?

- Полторы штуки. - Промямлил Косой.

Владимир достал портмоне, отсчитал купюры и швырнул на пол.

- Возьмите и свалите отсюда.

- Она еще за коммунальные задолжала. У нее свет скоро отключат.

Простонал Иван, зажав перебитую переносицу.

Коршун даже не обернулся к нему.

- В договор входят коммунальные услуги? - Спросил у Ники. Она постепенно приходила в себя. Зубы все еще стучат, взгляд застыл. Отрицательно мотнула головой.

- Значит так, вы тут сейчас все уберете, а потом уйдете и чтоб больше я вас здесь никогда не видел. Ни в этом доме, ни на этом районе. Что смотришь, Косой? Нашел веник и все подмел. А ты, как тебя там? Хозяин квартиры?

Иван ойкнул, когда его подтащили к Владимиру.

- Починишь завтра телефон, понял? По всем вопросам будешь звонить по этому номеру. К ней никогда, только ко мне. Ясно?

Иван кивнул и взял дрожащими пальцами визитку.

- Узнаю, что обидел - сотру в порошок. Бери бабки и вали отсюда.

Хозяин выскочил в коридор как ошпаренный. Ника в странном оцепенении наблюдает, как бандиты собирают осколки вазы с пола. Подметают, суетятся. Перепуганные, как шакалы, поджавшие уши и хвосты, переглядываются - в глазах страх. Ника посмотрела на Владимира, тот наблюдает за вышибалами со странным умиротворением. В глазах равнодушное безразличие.

"Кто он? Почему эти сволочи его знают? Не просто знают, они его боятся!" - Ника плотнее закуталась в шерстяное пальто. Руки все еще дрожат, пальцы холодные, одеревеневшие. Сердце бьется быстро-быстро, отголоски пережитого ужаса сковывают тело как колючая проволока. Бандиты стоят перед Владимиром, переминаясь с ноги на ногу. Убирать закончили. Переглядываются и ожидают приговора.

- Мы это...Мы закончили.

- Пине передадите от меня пламенный привет, скажете - теперь этот район мой. Если у него возникнут вопросы - пусть сам меня найдет. Девчонку тронете - зарою живыми.

- Коршун, мы ж не знали, что девка твоя.

Стул на полу, а Владимир уже сжимает толстую шею Косого.

- Не девка, а Вероника Алексеевна, понял?

Тот кивнул, выпучив глаза.

- Повтори, тварь!

Владимир надавил сильнее, бандит захрипел.

- Веро...ни...ка Але..ксее...внаааа.

- Правильно. Извинитесь и можете идти. Извинитесь - я сказал! - Голос Коршуна оставался спокойным, но в нем послышались металлические нотки.

Бандиты подошли к Нике, девушка дернулась назад, вжалась в диван, обхватим себя руками.

- Ты...

- Не ты, а вы, - поправил его Коршун и сел обратно на стул.

- Вы нас извините, Вероника Алексеевна. Попутали мы. Не хотели.

Ника кивнула, глотая слезы. Как не похожи эти двое теперь на насильников. Куда только делся их гонор и наглость? Стоят как побитые псы, дрожат от страха. Готовы ноги ей лизать. А Нике хочется одного, чтобы они ушли. Прямо сейчас. Никогда их больше не видеть. Закрыла лицо руками. Услышала, как захлопнулась дверь. Владимир подошел к ней, сел рядом. Словно плотину прорвало, зарыдала навзрыд. Почувствовала, как мужчина несмело сжал ее плечи.

- Не надо. Они ушли. Все хорошо.

Подняла к нему лицо, залитое слезами. Он растерян, прикусил губу, смотрит на нее и словно не знает, что сказать.

- Поехали? - Спросил так, словно ничего не произошло. - Отказы не принимаются. Вам нужно развеяться.

- Можно в другой раз? - Тихо спросила Ника.

- Ни за что. Вы позволите этим подонкам испортить нам вечер? Я жду вас в машине. Не торопитесь.

***

Ника мазнула тональным кремом под глазами как учила Светка. Руки все еще трясутся как после тяжелого похмелья. В голове шумит. Подкрасила ресницы. Глаза опухшие, красные. Ника собрала волосы в тугой узел на затылке. Посмотрела в зеркало критически и придирчиво. Деловой костюм темно-серого цвета выгодно подчеркивает фигуру, юбка в меру длинная с разрезом на боку. Под пиджаком белая блузка с отложным воротником. Облокотилась о комод руками. Коленки трусятся, в голове каша. Щеки полыхают от стыда. Значит Джонсон и не Джонсон вовсе, а некий Коршун известный в бандитских кругах.

"Господи, Серебрякова куда ты суешься. Беги пока не поздно. У тебя дети".

Посмотрела себе в глаза.

- Да, дети. Если не достану проклятый договор - кормить их будет не чем. Заберу бумаги и уволюсь к чертовой матери. Забуду, как страшный сон.

Решительно шагнула к двери, подхватила сумочку, набросила все тот же полушубок Светки. Аккуратно сложила пальто Владимира и шагнула на лестничную площадку. Как всегда - темень хоть глаза выколи. Как только она вышла тут же кто - то щелкнул зажигалкой. Обернулась - один из телохранителей Владимира. Предложил ей руку.

Ника почувствовала, как запылали ее щеки "Стыд какой, они видели меня полуголую в руках этих отморозков". Парень оставался совершенно бесстрастным, он помог Нике спуститься по лестнице. Вежливо открыл перед ней дверь, провел к "мерседесу", помог сесть на заднее сиденье. Владимир посмотрел на девушку с нескрываемым восхищением, его холодные глаза блеснули огнем и тут же погасли. Легкая тень сомнения закралась в душу, но Ника решительно пристегнула ремень безопасности.

- Настоящую красоту ничем не испортишь - сказал Владимир и улыбнулся уголком рта.

- Владимир Александрович, я.. спасибо. Я все отдам...мне так неудобно.

Коршунов нахмурился.

- Ника, прекратите. Я не хочу об этом сейчас говорить. У вас были неприятности и если я смог их решить, то слава богу. Это мелочи, поверьте.

- Спасибо. Для меня никогда и никто не делал ничего подобного.

Коршунов улыбнулся, и девушка опять подумала, что у него чудесные белые зубы. От него пахнет одеколоном "Антонио Бандерас", кубинскими сигарами и большими деньгами. Довольно приятное сочетание. Запах иной жизни, куда ей заказан вход и, тем не менее она там. Сидит рядом с человеком, до которого не дотянуться как до звезды и так просто не подойти.

- О чем задумались, Ника?

- Все еще прихожу в себя. Если бы не вы...

В глазах снова блеснули слезы.

- Вероника, в жизни бывают вещи и похуже. Поверьте - я точно знаю.

В этом Ника не сомневалась. Ею овладело странное спокойствие. Рядом с этим властным человеком она чувствовала себя в безопасности хоть и понимала, что он тоже совсем не прост.

- Ваш обещанный лист договора.

Протянул ей бумагу в целлофановом пакете. Ника улыбнулась и положила ее в сумочку.

Ника посмотрела в окно, и тоска стиснула сердце - Андрей наверняка уже ушел. Скорей всего ненавидит ее. Злится. Сердце рвануло к нему через расстояние. Представила себе его суровое лицо, поджатые губы и взгляд горящий, пронзительный. Ладони на своей груди, губы жадно раздвигающие ее рот, умелый язык толкающийся в её язык. Тело остро пронизало едким возбужднием. Когда-то этот мужчина любил ее обжигающе, дико, безумно. Что осталось от той большой и красивой любви? Пустота и горечь. А она вспоминает о нем на свидании с другим.

- О чем задумались? Снова грустите?

Владимир отвлек ее, и она рассеянно на него посмотрела.

- Нет. Не грущу.

- А знаете, давайте немного пошалим. Кирилл, сворачивай. К черту конференцию. Вези нас в парк. Будем на подвесной дороге кататься.

Ника охнула, посмотрела на Коршунова. Тот озорно улыбался, как школьник сорвавший урок.

- Тарканов будет рвать и метать.

- А пошел он. Сейчас скажу ему - пусть сам проводит эту встречу. Без меня обойдутся. Ника, вы когда последний раз катались на подвесной дороге?

Вероника растерянно посмотрела на Владимира.

- Давно. Даже и не помню.

- Сейчас вспомним вместе. Кирилл, поехали.

Водитель, наверняка привык к выходкам босса, развернулся в неположенном месте и помчался в другую сторону.

ГЛАВА 7

Андрей яростно швырнул сотовый на столик и сжал руку в кулак. На скулах заиграли желваки и натянули кожу до предела. Достал портмоне положил, возле блюдца с недопитым кофе, деньги. Встал, еще раз бросил взгляд на "ролексы". Проходя мимо урны ткнул в нее букет белых роз и, подняв воротник, вышел на улицу.

Какое ясное небо. Усыпано звездами. Она не пришла. На звонки не отвечает. Никогда его так не динамили. Нагло, бесцеремонно показали насколько наплевать. Напрасно он взял выходной - работа сейчас могла хорошо отвлечь. Пнул колесо автомобиля, грязно выругался и сел за руль. Нервно достал сигарету из пачки, в кармане пикнула смска. Посмотрел на дисплей.

"Начинается!"

"БМВ" с ревом сорвался с места.

Асланов припарковал машину возле сквера. Осмотрелся по сторонам - ни души. Вновь посмотрел на сотовый. Недолго думая стер сообщения и вышел из автомобиля. Вдалеке, возле лавочки, маячит одинокая фигура мужчины в темном пальто. Сверкает огонек зажженной сигареты. Андрей вновь осмотрелся по сторонам и подошел к незнакомцу.

- Погодка отличная. Звезды на небе...

Асланов вздрогнул и с удивлением посмотрел на говорившего. Слишком знакомое лицо. Как часто он видел его перед глазами. Когда-то Андрей превратил его в сплошной синяк. Оказывается, ненависть не имеет срока давности. Неужели Корецкий и есть тот агент, с которым он должен был встретиться? Пароль произнесен верно.

- Холод собачий, - бросил Асланов и закурил. Корецкий протянул руку для пожатия, но Андрей сделал вид, что не заметил. Артем пожал плечами, и огонек зажженной спички осветил его лицо. Возле левого глаза едва заметный шрам - обручальное кольцо Асланова когда-то порезало кожу до кости. Вовремя остановился - мог и убить.

- Ну что, капитан, чем порадуешь?

- Особо не чем, с объектом он еще не встретился. Никому не звонил.

"Значит - Корецкий. Какого черта именно он?" - Андрей избегал смотреть на бывшего друга. Слишком больно даже спустя годы.

- Новые люди в окружении? - Корецкий разговаривает так, словно ничего не произошло между ними четыре года назад. Словно не избил его Андрей до полусмерти. Гордый, как всегда. Высокомерный. Как никак до майора дослужился.

- Всех проверяю - чисто.

Артем прищурился и тихо сказал.

- Но нам точно известно, что сделка должна состояться. Он готовился к этому долгие годы. Работай, Асланов, проверяй. Почему не с ним сегодня?

- У меня выходной. - Руки непроизвольно сжались в кулаки.

- К черту выходные, капитан. Если эта партия будет вывезена с территории страны все твои годы службы коту под хвост. Почему два дня без докладов?

- Не о чем было докладывать, - буркнул Асланов и снова осмотрелся по сторонам. Артем говорит только по работе. Ни слова о прошлом. Выдержка, что надо, а Андрей готов слететь с катушек прямо сейчас.

- Твое последнее дело, Асланов, если выгорит - получишь повышение. Жду от тебя активных действий. Хватит отдыхать. Не отходи от него ни на шаг.

Андрей с раздражением посмотрел на коллегу. Воспоминания резанули как по живому. Этот человек был ему как брат. Служили вместе, съели не один пуд соли. И эта же мразь полезла на его жену. На самое святое. Тварь! Все можно простить, но трахать жену друга, почти брата – это редкая низость.

- Если говорю не о чем докладывать - значит не о чем.

Перед глазами дембель. Водка с селедкой и соленым огурцом. Песни под гитару у костра. Столько лет плечом к плечу, а потом нож в спину. Да так чтоб достать до сердца, вырезать и вывалять в грязюке.

- А ты уж найди. Скколько лет его мусолим, наконец, появился шанс взять их всех с поличным, а ты в ус не дуешь. Не доложишь завтра - подам рапорт.

- Подавай.

Андрей с яростью посмотрел на собеседника, сплюнул в сторону и пошел к машине.

- Дурак ты, Асланов. Как был, так и остался. Жизнь развалил и себе и ей. Совесть не мучит?

Вернулся, сгреб за шиворот.

- Хочешь поговорить об этом, а, майор?

Артем глаза не отвел. Смотрит открыто, пристально.

- Что, снова морду набьешь? А поговорить? Спросить?

Андрей презрительно скривился.

- Не о чем нам с тобой говорить, Корецкий. Руки марать о тебя не буду - противно.

- Вот и мне противно, Асланов.

В глазах соперника блеснул гнев и пропал.

- Да пошел ты! В следующий раз пусть пришлют кого-то другого.

- Нет никого другого, и не будет. Я тебя веду все это время. И задницу твою прикрываю тоже - я.

- Свою лучше прикрой.

Андрей резко разжал руки и быстро пошел к машине.

***

Ника всегда боялась высоты. Еще в детстве, когда мама брала ее в парк аттракционов, она до дрожи в коленках ненавидела "чертовое колесо". Ей всегда казалось, что по какой-то причине она рухнет с этой штуковины вниз. Вот и сейчас Владимир с трудом затянул ее на подвесную дорогу. Признаться этому сильному человеку в том, что она боится подняться от земли на несколько метров Ника не смогла. Телохранители забрались в соседнюю кабинку и теперь смотрели по сторонам с совершенно невозмутимым видом. Как только раздался характерный скрип, и кабинка двинулась вперед, Ника вцепилась в поручни мертвой хваткой. Она не могла отвести глаз от пола, выкрашенного синей краской. Голова предательски закружилась.

Владимир стоит совсем близко. Она по-прежнему чувствует приятный запах одеколона. Её не воротит, но и приятным тоже назвать нельзя. Ей бы не хотелось, чтоб трогал, чтоб приставал.

- Да, десять лет я не был в этом городе. Долгие годы боялся вернуться. Ностальгия пожирала мое сердце. Страх, что не смогу потом уехать и снова все оставить. Вот ведь как оно. Говорят, иммигранты самые ярые патриоты оставленной Родины. Это как с мертвыми…Помнишь только хорошее, а плохое стирается и каждое упоминание становится святым. Так и для меня эти улицы святое.

Ника решилась на него посмотреть, борясь с тошнотворным страхом.

- И как…как уедете отсюда?

- Просто. Легко. К святыне надо приезжать, молиться и уезжать. Без сожаления отправлюсь домой, как только покончу со всеми делами. Да и все изменилось: люди, улицы, дома. Стало чужим. Гордое слово "Родина" умерло в девяносто первом вместе с Советским Союзом. А от того, что называлось Великой Державой, остались одни ошметки. Ника, вы никогда не думали уехать отсюда навсегда?

Вероника усмехнулась.

"Уехать? У меня нет денег на билет в соседний город, я уже молчу о другой стране?"

- Вы бывали в Европе?

- Нет. Никогда.

Внезапно он видимо понял, что спросил глупость.

- Тяжелая жизнь настала. Нет работы, нет возможности учиться. Расскажите мне о себе. Вы все время молчите. Сколько вам лет?

- Двадцать шесть. - Ника боязливо попятилась назад, удерживаясь двумя руками и изо всех сил стараясь не смотреть вниз.

- Совсем девчонка. Неужели одна? Не верю, что у такой красивой девушки никого нет?

- Была когда-то замужем. Опыт довольно печальный и второй раз не хочется. Да и кому я нужна с двумя детьми?

Брови Коршунова удивленно поползли вверх.

- Ух ты. Дети? Никогда бы не подумал.

Ника улыбнулась, это она слышала довольно часто.

- А муж где делся? С детьми помогает?

Невольно Коршун коснулся больной темы. Ника поморщилась как от зубной боли. Думать сейчас об Андрее совсем не хотелось.

- Не помогает. Он не знает о девочках.

- Вы общаетесь?

- Нет! - Ответила так резко, и тут же пожалела об этом. Коршун посмотрел вдаль, чуть прищурив глаза.

- Все еще переживаете... Не буду расспрашивать - захотите сами расскажете. Сколько лет детям? Мальчики? Девочки?

- Дочки, - Ника улыбнулась, подумав о Катюшке с Анютой, - им четыре годика, они близнецы.

Владимир задумался, помолчал пару секунд, а потом произнес, словно разговаривая с самим собой.

- Двое детей, без мужа. Как можно прожить в наше время? - Повернулся к Нике, серые глаза смотрят с участием и снова вот этот блеск…он Нике совершенно не нравился, - Вы сильная женщина. Восхищен вами. Не опустились, не сломались, несмотря на трудности. А знаете, Ника, у меня к вам предложение. Хотите работать у меня? Новая фирма, как раз набираю штат сотрудников. Английский у вас хороший? Мне нужен опытный работник маркетинга, который поможет мне заключать самые выгодные сделки по всему миру.

Вероника с недоверием посмотрела на Владимира. Она не ослышалась? Этот олигарх предлагает ей работу? Ей? Серебряковой? Которая всю жизнь тянула от зарплаты до зарплаты, и помыслить не могла о месте лучше, чем "Телеком"?

- Я знаю, это неожиданно... Но вы мне кажетесь ответственной, умной, серьезной. Именно такие мне и нужны. Трудно сейчас подобрать нормальных людей. Отдел кадров работает из рук вон плохо. Все кандидаты не годятся ни к черту. Филиал должен открыться через месяц. Через два месяца я возвращаюсь домой. К этому времени все должно функционировать. Платить буду в долларах, на уровне с работниками Нью-Йоркского филиала.

Вероника потрясенная молчала. О таком предложении даже мечтать страшно. Она забыла о боязни высоты и теперь смотрела на Владимира расширенными от удивления глазами.

- Даже не знаю...

- Вы подумайте. Работа вам знакома. Единственная разница в том, что придется ездить со мной в командировки. Но думаю, зарплаты хватит на приличную няньку для девочек. Обещаю, что ездить придется не часто. Ну, так как, Вероника? Я могу рассчитывать на вашу помощь?

"Он просит меня о помощи? Делая самое выгодное предложение за всю мою жизнь?"

Она все еще пребывала в состоянии шока. Разум твердил, что это шанс, ее возможность вылезти из долговой ямы, а сердце сомневается, не верит.

- Я...подумаю над вашим предложением, Владимир Александрович.

- Вова! - Он снова ослепительно улыбнулся, и Ника подумала о том, что он довольно привлекателен. В нем чувствуется стиль, шарм. Она раньше никогда не общалась с подобными людьми. Наверно женщины сходят по нему с ума. Что она знает о нем? Миллионер. Бизнесмен. С криминальным прошлым, без сомнения. Но какой он человек? Одинок или женат?

- Я подумаю, - повторила она еще раз.

- Что вас смущает? Скажите...Я отвечу на любые ваши вопросы.

- Ну, я ничего о вас не знаю. Кроме того, что пишут в прессе.

В этот момент затрещал его сотовый.

- Да!

Он тут же изменился в лице. От добродушного и мягкого собеседника не осталось и следа. Суровый взгляд. Складка между бровями.

- Скажи, что я сам ему позвоню. Подготовь людей к этой встрече. Может быть очень жарко. Нет. Он сегодня выходной. Его не беспокоить, с ним я завтра поговорю. Что еще? Я занят. Не звони мне больше. Бай.

Сунул сотовый в карман, и снова расплылся в улыбке. Ника даже насторожилась от такой быстрой и разительной перемены. Этот человек ловко скрывает свои эмоции и умеет перевоплощаться на глазах.

- Заместитель. Вечно мешает. Ответ на ваш вопрос - мне сорок пять, не женат, детей нет. Характер нордический, скрытный, в порочащих связях был замечен, но не уличен.

Ника засмеялась, голос, которым Владимир выдал ей всю информацию очень походил на комментатора знаменитого фильма, который обожала ее мама.

- Посмотрите какая красота. Сколько огней. Словно звезды на небе.

Ника решилась взглянуть на ночной город, и голова предательски закружилась. Она тут же отшатнулась назад. Тошнота обрушилась на нее с такой силой, что стало трудно дышать. Почувствовала его руки у себя на плечах.

- Вам плохо? Боитесь высоты? Почему сразу не сказали?

- Стыдно, - прошептала она и почувствовала, как щеки заливает румянцем. Подняла на него взгляд. Владимир замолчал. Он внимательно смотрел ей в глаза, словно проникая в самую душу. Словно пытаясь прочесть ее мысли. Теперь он стоял так близко, что Ника чувствовала на своем лице его дыхание. Пальцы на ее плечах не шевелятся. Пауза затягивается слишком долго, а Ника не знает, как вести себя дальше. Нет, он ей не противен, она его не боится. Впрочем, все идет по плану Тимофеева, будь он неладен.

- Когда я вчера сказал, что у вас самые красивые глаза, я солгал - они просто удивительные, чудесные. Они похожи на майское небо после дождя. Чистые и пронзительные, - Его голос звучал глухо, даже немного хрипло, - Ну вот и закончилась прогулка. Может, поужинаем где-нибудь?

Сотовый снова зазвонил и Владимир с раздражением поднес его к уху.

- Черт. Ну что еще? Сам не можешь справиться? Хорошо. Я понял. Понял- говорю. Ничего не предпринимай - скоро буду.

Посмотрел на Нику виноватым взглядом:

- Простите. Ужин отменяется. Мне срочно нужно уехать. Я вызову вам такси и вас отвезут домой. Давайте, я завтра позвоню вам?

Она кивнула и с облегчением вздохнула.

"Сегодня этого не случится. Спасибо тебе, Господи".

***

Андрей не понял, как оказался на этой улице. Старый сквер, детская площадка, на которой почти ничего не осталось от горок и качелей. Вандализм просто процветает. Каток уже давно никто не заливал, и ребятишки наверняка не приходят сюда кататься. Закрыл глаза...Вспомнил как когда-то давно вместе с Никой пытался удержаться на подло разъезжающихся коньках. Это была их первая годовщина вместе, на этом катке Андрей сделал ей предложение. Какими счастливыми и влюбленными они тогда были. Он вывел веточкой на льду заветные слова, а она написала долгожданное и желанное "да". Романтично до оскомины на зубах, но из этого состояло его долбаное эфемерное счастье. Вот с этих вот мгновений.

Посмотрел на ее окна - темно. Все-таки принесла его нелегкая именно на эту улицу. Ведь поклялся себе, что никогда не приедет сюда. А теперь стоит и смотрит на шторки в цветочек на третьем этаже и чувствует себя полным идиотом. Зачем он ворошит прошлое? Почему никак не может выкинуть эту женщину из головы? День за днем он выжигал воспоминания о ней. Старался забыть, вычеркнуть все из памяти. Но все не так просто. То песня, которую она любила доносится из соседнего дома. То цветы, которые он ей дарил, мелькают в витрине цветочного магазина. Иногда запах духов ворвется в память и разорвет ее на мелкие осколки от наплыва незваных воспоминаний.

Закурил. Продолжает смотреть на окна, сердце стучит глухо, сжимаясь от боли. Сколько можно тосковать о той, что его предала? Мужик он или нет, в конце концов или размазня? Собственная слабость сводит с ума и взрывает вулкан протеста и гнева.

Сел на старые качели. Следит взглядом за подъехавшим такси. Зеленый огонек с "шахматками" ярко мерцает в темноте. Машина затормозила у ее подъезда. Открылась дверца и Андрей увидел стройную ножку в модном сапоге на шпильке. Девушка что-то говорит таксисту. Видимо расплачивается. Вышла и до боли знакомым движением закинула сумочку на плечо. Сердце ухнуло в низ живота, замерло на мгновение и понеслось вскачь. Узнал.

- Ника! - Вырвалось само собой. Она обернулась - на лице недоумение, удивление. Так и стоит, смотрит на него, сумка выскользнула из рук. Даже не заметила. Андрей подошел к бывшей жене, поднял с земли сумочку и протянул ей.

- Привет.

" Красивая. Дьявол ее раздери, с годами даже лучше, чем раньше. Эти глаза, они выворачивают меня наизнанку. Только она умеет ТАК смотреть. От одного взгляда по телу электрический разряд и стояк, этот проклятый вечный стояк".

На ее лице эмоции хороводом сменяют одна другую, и он готов поклясться, что видел радость, которая тут же растворилась в разочаровании и отчужденности.

- Что ты здесь делаешь?

От нее повеяло ледяным холодом. Он смотрит на узкую юбку, разрез на бедре. По телу прошла так хорошо знакомая дрожь желания. Только на нее тело реагировало резким всплеском адреналина.

- Заглянул к бывшей жене, которую прождал больше часа. Вижу, ты хорошо провела время, пока я мерз на улице, не так ли?

Спросил и побледнел, вновь осмотрел ее с ног до головы. На щеках румянец, глаза блестят, полушубок расстегнут и под ним виден дорогой жакет и ворот белой блузы.

" Одевается от "Армани", разъезжает на такси. Сейчас полдвенадцатого ночи. Откуда можно возвращаться в такое время, если не со свидания?"

Все внутри взбунтовалось, словно она по-прежнему принадлежит ему. Ревниво дернулось сердце. Возненавидел и себя, и ее. Шлюшка…ни черта не изменилось за это время. Она где-то шляется, а ты слюни распускаешь и мечтаешь ее вернуть в свою постель.

"Она не твоя. Никогда не была и уже не будет. Спокойно, Асланов, попридержи коней".

- По работе. Важная встреча. Прости, твоего номера у меня не было, не смогла предупредить.

Нервничает. Разговор ей явно неприятен.

- В двенадцать ночи? - не удержался и разозлился еще больше. Красная пелена начинает застилать глаза и уже невозможно ее контролировать. Тело наполняется ядом, горьким и невыносимым.

- Асланов, ты меня допрашиваешь? - тонкая бровь взлетела вверх, легкий смешок, а у него вновь дрожь по всему телу.

- Нет. Просто стало интересно, откуда ты возвращаешься такая красивая? Может, пригласишь на чашку чая? Замерз, как собака.

Она дернулась как от удара. Нервно посмотрела на окна, а потом резко ответила:

- Нет. Уже поздно, Андрей, я устала и хочу спать. Завтра мне в семь утра вставать. Если ты хочешь поговорить давай в другой раз. Обещаю, что в этот раз приеду.

У него возникло ощущение, что она пытается от него избавиться. Отделаться как можно быстрее. Злость поднялась внутри, как цунами. Захлестнула бешенством.

- Черт, я прождал тебя как идиот больше часа, а тебе на это наплевать? Прости и все? Хоть бы потрудилась соврать что-нибудь правдоподобное.

Ее глаза блеснули гневом, лицо резко побледнело даже в свете тусклого фонаря подъезда.

- Я не умею лгать, Асланов. У тебя плохая память. Спокойной ночи.

Ника развернулась на каблуках и пошла к подъезду. Он сам не понял, как это случилось. Резко схватил за локоть и рванул к себе, она пошатнулась и очутилась у него в объятиях. Все полетело в пропасть к чертям собачьим. Все годы ненависти, недосказанности, боли и гнева. Он погрузился в ее глаза как в омут, как в синюю пучину безнадежного желания, безумного и ослепительного как оголенный нерв. Андрей шумно вздохнул, когда увидел ее губы так близко. Рука невольно легла ей на бедро и под пальцами взорвались тысячи электрических разрядов. Непроизвольно сжал сильнее, не удержался. Притянул её к себе, зарываясь пальцами в мягкие волосы...и ощущая, как пронзило тело разрядом в 220 от этого прикосновения. Жадно рассматривал её широко распахнутые глаза, чувствуя, как утягивает к голубому дну, перевел взгляд на побледневшие щеки и на губы....у него скулы свело от потребности воскресить их вкус на своих. Он слишком голоден, чтобы просто смотреть. Ему сожрать хочется. Да! именно так. Показать ЕЙ, кому они эти губы принадлежат. КОМУ она принадлежит. И плевать он хотел на годы разлуки. Притянул Нику к себе и сжал в объятиях, ощущая, как напрягается ее тело...такое горячее, а, может, это горит его кожа от ее близости. И он как псих растягивает эту боль, не прикасаясь к ее губам, просто жадно стискивая ладонями спину, талию, опуская их на ягодицы и сжимая.

И резким поцелуем набросился, раздвигая языком губы и проталкивая язык в ее рот, быстрыми толчками в него, втягивая верхнюю губу, покусывая ее и чувствуя, как начинает сносить крышу только от одного поцелуя. Дьявол...какой же он голодный ужасно голодный до нее. А она оттолкнула впилась в воротник куртки.

- Не тронь!

Сучкааа. Играется. Отталкивает. Но не уходит стоит у стены и дрожит вместе с ним. Она одна может утолить его звериный голод, который с годами превратился в снежный ком, лавину, способную погрести под собой все остатки разума. Ничего не имеет значения. Все исчезло. Только она. Изменница. Стерва. Дрянь. Его жена. Сорвать с нее к черту всю одежду и показать, как сильно он изголодался по ее телу. Трахать что охрипла от криков и забыла своем имя.

Чувствуя прерывистое дыхание на лице, еще одно движение и его унесет- не остановить. В тот же миг она оттолкнула его так резко, что он даже пошатнулся.

- Не смей! - прохрипела едва слышно, - Никогда больше не смей так делать!

Он усмехнулся, ядом обожгло душу.

- Как так?

- Не смей меня лапать и целовать!

- Ты вроде и не сопротивлялась, Асланова.

- Я. Больше. Не. Асланова - Сказала отчетливо, отделяя каждое слово, словно вырезая их у него в мозгах. Возможно, если бы она дала ему пощечину было бы менее больно.

- Я - Серебрякова. Будто и не было тебя вовсе. Ты ведь этого хотел? Зачем ты звонишь мне? Преследуешь? Какого черта тебе от меня нужно, Андрей? Хочешь поиздеваться? Посмотреть, как мне больно? Как я живу после того, как ты меня бросил и втоптал в грязь? Так вот- мне наплевать на тебя. На - пле - ва - ть! Понимаешь? Я научилась жить без тебя. Я счастлива. Не приходи больше никогда!

Эти слова вырвались как рыдание. Ника побежала к подъезду и скрылась за старой обшарпанной дверью. Андрей смотрел ей вслед, а в голове колоколом звучат последние слова:

"Хочешь посмотреть как мне больно?... Ты меня бросил...Втоптал в грязь? О чем она? Разве она не знает, почему я ушел? Разве не променяла меня на Корецкого? Ей было больно? Бред! Издевательство! Она, что думает - я идиот?"

С досадой посмотрел на окна, в которых вспыхнули слабые огоньки. Ушла. Ей наплевать. Кто бы сомневался? К черту ее. Напрасно он пришел сюда. Им больше не о чем говорить. Все кончено. Давно пора с этим смириться. Между ними пропасть, а в ней огненными волнами плескается ее измена и предательство. Конченый идиот вот он кто. Тоска стиснула сердце стальными клещами. С размаху ударил кулаком по дереву. Еще раз и еще, пока костяшки пальцев не начали кровоточить. Все напрасно, ладони помнят прикосновение к ее телу. Зудят как после ожога или удара током. Дрянь! Какая же она дрянь!

ГЛАВА 8

Ника прижалась спиной к двери и тихо застонала сквозь стиснутые зубы. Сердце отбивает бешеный ритм, а рука поднялась к горлу, словно это поможет вздохнуть глубже. Он появился и перевернул ее жизнь наизнанку. Вот так просто по щелчку пальцев. От нечего делать, от скуки. Она не верила, что это нечто большее. Она не верила никому, а уж ему тем более.

Ступени кажутся бесконечными. Она слышит собственное дыхание. Остановилась. Закрыла глаза. На бедрах словно ожоги от его пальцев остались. И все же она не могла без него. Ей казалось, что могла. Она была обязана смочь все эти годы. И в ее памяти отложился каждый день, что он был не рядом. Но наиболее остро почувствовала, когда оказалась настолько близко, что поймала своё отражение во всполохах пламени в его темных глазах. А в голове навязчивым вопросом: как она столько времени без него дышать могла? Потому что сейчас кажется, отстранится хотя бы на шаг и у нее остановится дыхание и к ногам его упадет безвольной куклой. Это и отрезвило. Понимание, что она всего лишь кукла. Он поиграется и вышвырнет снова. Бывший муж. Бывший возлюбленный, больше чем друг и желанней, чем любовник. Как дико полыхали его черные глаза, словно прожгли ее насквозь, властно требуя покориться. Она готова была сдаться. Она боялась, что Андрей сломает ее гордость, растерзает самолюбие и выпьет до дна. Однажды он уже это сделал. Он снова сломает. Стоит только дать слабину - Ника станет его игрушкой. Хотелось выть от отчаянья. С ним, как на войне и самое страшное, что воевать приходиться с самой собой.

***

Ника рванула вверх по лестнице, возле дверей сняла сапоги, повернула ключ в замке и скользнула в квартиру. Все спят. Мерно тикают часы в зале. Прошлась босиком в детскую. Малышки, как котята свернулись клубочками на кроватках. Мерцает ночник, подаренный Светкой. Ника тихо подошла к кроватке, наклонилась к Катюше, коснулась губами пухлой ручонки. Затем нежно погладила по щеке, и сердце защемило от любви. Подошла к Анюте, склонилась к дочери, поправила одеяло, подняла одноногого мишку с пола, положила у подушки. Погладила русую головку. На сердце потеплело. Нет, она должна благодарить Асланова за такой прощальный подарок. Если бы не он, у нее не было бы этого счастья. Ника тяжело вздохнула и присела на табурет у письменного стола. Когда-нибудь все же придется рассказать им об отце, да и скрывать от Асланова двоих детей не имеет смысла.

" Ни за что!" Он не заслуживает. Он оставил их подыхать с голоду. Оставил без поддержки. Она была слишком глупой тогда, растерянной. Не знала, что делать. Квартиру продать решили. Фирму нашли…и продали. Только фирма на следующий день исчезла вместе с деньгами, а в полиции заявление ей в лицо швырнули так как все было подписано ею, и владелец предоставил документы. Если б Андрей был с ними этого бы не случилось. А одна она против бугая жирного вселившегося в их квартиру никто и ничто. Маме когда сказала ей плохо стало. Скорая чуть не увезла. Она предлагала к себе в маленький городок, но Ника не хотела бросать учебу, и мама переехала к ней. Деньги с проданной квартиры закончились очень быстро. И начались долги.

Ника потушила ночник и прошла в гостинную. Мама уснула в кресле со спицами в руках - вяжет внучкам носки. Ника тронула женщину за плечо. Анастасия Павловна встрепенулась, поправила очки, бросила взгляд на часы.

- Дочка? Почему так поздно?

- Прости, мамуль, задержалась. Как вы тут?

- Нормально. Сегодня Ванька забежал. Взъерошенный такой. Телефон хотел починить, сказал, что провод оборвался. Денег за квартиру, как ни странно не просил.

Ника нахмурилась. Как же это мерзко врать. Всего два дня назад в ее жизни не было подобной нужды.

- Мамуль, иди спать. Спасибо, что посидела с девочками.

- Ванька так и не починил, руки у него из одного места - сказал завтра кого-то притащит. Странный он какой-то, словно перепуганный. Совсем уже до ручки допился. Как только Люська его терпит алкоголика несчастного.

Анастасия Павловна встала с кресла, опираясь на костыли, поморщилась от боли и медленно пошла к себе в комнату.

- Ма?

- Да.

Ника вдруг сжала ее в объятиях, желание рассказать ей все стало просто невыносимым.

- Дочь, ты что? А? Случилось чего?

Ника улыбнулась, глотая слезы.

- Не. Просто люблю тебя, мамуль. Чтоб я без тебя делала?

- Да, ладно тебе. Странная ты сегодня. Не сиди допоздна. Я пошла к себе.

Ника вдруг услышала мелодию сотового, который дал ей Тимофеев. Поднесла аппарат к уху и зло прошипела:

- С ума сошел? Ты видел, который час?

- Ты все равно только приехала.

"Он что следит за мной?" - Мысль полоснула по напряженным нервам и прошлась вдоль позвоночника неприятным холодком.

- Что нужно?

- Договор, милая, договор.

- Скоро будет. Подожди.

- В общем, я не за этим. Надо встретиться, Серебрякова. Завтра приедешь в офис - поговорим.

- Завтра воскресенье, Славик.

- Мне плевать, Серебрякова. Я жду тебя в пять вечера у себя. Все.

Он бросил трубку, а Ника еле сдержалась, чтобы не сломать проклятый сотовый. Тимофеев изменился, теперь он ведет себя с ней так, словно она ему что-то должна. Ублюдок. Понял, что может ею манипулировать.

***

Будильник настойчиво врезался в сон, туманный и вязкий, как мутная грязь. Андрей вскочил на постели, застонал, схватившись за голову. Мозги взорвались от жестокого похмелья. С трудом открыл опухшие глаза и тут же захотел их закрыть. Повсюду пустые бутылки от виски, скотча, коньяка. Грязные одноразовые тарелки и стаканы, вещи валяются на полу. Мутным взглядом осмотрел комнату и с облегчением вздохнул. Он один. На этот раз обошлось без проституток и случайных любовниц. Смутно помнил, как заехал в какой-то бар и напился там до чертиков, потом стало мало - заехал в супермаркет и набрал еще выпивки и закуски. Дома нещадно опустошил две бутылки, варварски расшвырял всю посуду. Или нет. С ним таки кто-то был. Где он ее подцепил?

"Ни хрена не помню. Где-то возле рынка тормозила попутки. Кто она и где делась - не понятно".

Встал и снова схватился за голову. Поплелся в ванную и стал под холодный душ. Обрывки воспоминаний все же появились. Не отчетливо, мутно. Та, с кем он провел ночь, ушла уже давно. Платил он ей за секс или нет, Андрей не помнил. Он даже не помнил был ли секс вообще. Судя по его состоянию с утра - вряд ли. Черт, ничего не было он оплошался, а потом распустил нюни, а какая-то незнакомая женщина выслушивала его пьяный бред.

"Опустился ты, Асланов, ниже плинтуса. Наяву чертей видишь, от тоски хлещешь алкоголь ведрами, а утром подыхаешь от похмелья. Хоть бы в холодильнике бутылка пива осталась. Как я домой приехал ума не приложу".

Вылез из ванны, обтерся полотенцем и принялся яростно чистить зубы. Во рту горечь словно туда выплеснули помои. Давно он не надирался до такой степени. Посмотрел на свое отражение и ужаснулся - глаза опухли и все еще блестят, физиономия помятая и испачкана губной помадой. Умылся с мылом, презрительно скривился, вытирая красные следы.

"Твою мать, я хоть презерватив надел или до этого дело вообще не дошло?"

Решил, что скорей всего он просто уснул. Затрещал мобильник, Асланов протянул руку и схватил аппарат.

- Ну что? Отдохнул?

У босса голос бодренький - впрочем, как всегда. Наверняка вернулся с пробежки и из бассейна.

- Отдохнул.

- Голос как с перепоя, Асланов.

- Есть немного.

- Так хватай аспирин и дуй сюда. У меня важная встреча без тебя я на нее не поеду.

- Десять минут, и я у вас.

Положил трубку, снова ополоснул лицо и открыл аптечку. Глотнул две таблетки аспирина и вышел из ванной.

***

Через четверть часа он уже вез Коршунова по проспекту. Босс выглядел великолепно, словно помолодел. Как всегда гладко побрит, волосы блестят, лицо свежее, взгляд ясный.

- С кем встреча? Почему мало ребят взяли?

Владимир закурил неизменную сигару.

- Меньше народу - больше кислороду. Я не хочу, чтобы об этой встрече знало много людей.

Андрей насторожился.

- Даже так? Я его знаю?

- Нет, Асланов, не знаешь, но скоро узнаешь очень хорошо. Этот человек передаст мне важный груз.

- Груз?

Андрей тут же протрезвел, голова прояснилась моментально.

- Меньше вопросов, Асланов. Потом все объясню. Мне нужно вывезти кое-что заграницу. Сегодня будем обговаривать условия сделки. С сотовыми все закрыто. Мои люди выпотрошат коробки, и под видом аппаратуры товар уедет в Америку.

"Есть. Вот оно, но как и где он уже встречался с объектом? Почему я не засек ни одного разговора? Что я успел упустить?"

Бросил взгляд на Коршуна, тот уже набирает чей-то номер.

- Кирилл, помнишь, о чем я тебя просил сегодня утром? Отвезешь новенький мобильник по тому адресу, что я тебе дал и пусть она при тебе мне позвонит. Хорошо? Отказов не принимай - скажешь, что я попросил. Отмажешься короче - типа временно, пока ей телефон не починит этот урод. Кстати проведай его и напомни. Насчет Пини позаботился? Вот и отлично. Все. Бай.

- Она...сотовый...как все туманно. Кому презент делаете?

- Девушке одной. Хорошей девушке. У меня без тебя вчера приключения были. Помнишь, я тебе рассказывал, что хочу встретиться с девушкой из "телекома"?

- Помню, как не помнить. Красавица из семидесятых?

Андрей усмехнулся и посмотрел на босса, но тот словно погрузился в себя и продолжал:

- Так вот, представляешь, жду я ее возле дома...

Асланов громко присвистнул...

- Чего свистишь? - проворчал Коршун.

- Ну вы сами поехали за ней. Первый раз слышу.

- Так, больше при мне этого не делай - денег не будет. И не перебивай старших. Так вот. Жду-жду, а ее все нет. Решил подняться. А за дверью крики-стоны. Мои ребята дверь снесли, и вижу я картинку - двое отморозков держат девчонку и пытаются снасильничать. Бедняжка денег за хату задолжала, так эти уроды... Ух, вспоминаю и снова прибить их хочется.

- Что за люди, чем дышат, под кем ходят?

Андрей тоже закурил и приоткрыл окно со своей стороны.

- Ходят под Пиней, а дышат рекетирством. Район крышуют. Короче оставили они девчонку. Но если бы я не успел...

- Меня не позвали...

- Ну, так и сами с усами, Асланов, совсем ты нас за дурачков держишь. Разобрались.

- Как конференция прошла?

- Я не поехал. Повез девушку на подвесной дороге кататься.

Теперь уже Асланов с удивлением посмотрел на босса.

- Даже так?

- Что смотришь? Понравилась она мне. Влюбился я на старости лет. Знал бы ты, какая она необыкновенная. Нежная, милая, красивая. Смотрю на нее и чувствую себя школьником - ручки дрожат, коленки подгибаются, а в животе бабочки. Чего ржешь, Асланов? Только попробуй кому ляпнуть? Ну что я не человек?

- Человек. Просто никогда вас раньше таким не видел...

- Похож на идиота, да? Таким себя и чувствую, когда рядом с ней. Прикоснуться боюсь.

- Что за девушка должна быть, чтобы вскружить голову самому Коршунову?

- Простая девушка. Немало дерьма в этой жизни скушала. Двоих детей сама растит - муж козел бросил. Перебивается с зарплаты до зарплаты. Гордая. Ничего ни у кого не попросит. Я ее к себе возьму. Она хорошим консультантом по продажам станет. А там гляди и в Америку увезу вместе с девчонками ее.

- Это серьезно, - Андрей снова присвистнул и тут же замолчал, но Коршун так размечтался, что даже не заметил.

- А что? Я уже не молодой, может и детей иметь не могу после того как на нарах парился. А так семья, детишки. Она красавица, Асланов. Глазищи синие, волосы русые. Мечта. Вот не могу теперь без ее голоса.

Андрей хмыкнул и загорелся любопытством.

- Когда покажете красавицу народу?

- Сегодня вечеринка у одного моего приятеля. Дочь годовщину в "Астории" отмечает, познакомлю тебя. Только ты свои кобелиные замашки забудь - не то обижусь.

- Что вы, Владимир Александрович, я буду сама невинность. Все, мы приехали.

Посмотрел в окно. Не понравилась обстановка. На обочине три черных джипа и братки, вооруженные до зубов.

- Какого черта мы всего шестерых взяли? - С укором посмотрел на босса.

- Остынь. Я ему нужен больше чем он мне. Все будет тип-топ. Постоишь у машины. Мы с Вахой и без тебя договоримся. Проследи чтоб ментов рядом не было.

"Надеюсь, жучки работают исправно. По-моему мы нашли объект".

***

Ника вышла из троллейбуса и зажмурилась от ослепительного солнца. Погода чудесная. На душе по-прежнему кошки скребут. Направилась к небольшому серому зданию. Обычно в этот день здесь всегда закрыто. Худая серая кошка жалобно мяукнула под ногами. Ника посмотрела на несчастное существо и вспомнила, что в сумке есть бутерброд с сыром. Достала, разломила пополам, раскрошив на кусочки, положила на землю. Толкнула тяжелую дверь подъезда и поднялась по лестнице к офису.

Тимофеев сидит за столом и нервно барабанит пальцами по столешнице. Лицо бледное, губы поджаты. Ничего хорошего ей это не сулит.

- Проходи, Серебрякова и дверь поплотнее закрой. Пить будешь?

Только сейчас Ника заметила, что перед ним стоит бутылка "Абсолюта" и граненный стакан наполовину пустой. В блюдце дольки апельсина.

- Нет. Спасибо - я не пью.

Славик ухмыльнулся и допил остатки водки.

- А вот я с недавнего времени начал. И ты знаешь почему, Серебрякова?

Ника отрицательно качнула головой и села на стул напротив Тимофеева.

- Из-за тебя, из-за проволочки с договором, в который я уже вложил свои деньги, а с Джонсона так ничего и не получил, и партия товара пылится на складе. Что ты тянешь, Вероника? Какого черта ты до сих пор не взяла у него все бумаги? Никакого продвижения с пятницы. Впрочем, если ты по-прежнему одеваешься как старая дева - я не удивлен. Что молчишь и глазами шлепаешь? Где мои бумаги?

Ника достала лист договора и протянула начальнику. Тот внимательно изучил документ с обеих страниц и побагровел от гнева.

- Что это! Нет, я спрашиваю, что за хрень ты мне подсунула? Издеваешься? Это только первый лист. Где все остальное?

Ника нервно облизала пересохшие губы.

- Не ори не меня, Славик. Во-первых, твой Джонсон вовсе не Джонсон, а Владимир Коршунов. Коршун, как его называли братки на моем районе. Ты к кому меня отправил? Почему не сказал правду? У меня дети я...я не хочу быть замешана...

Тимофеев яростно ударил кулаком по столу, и Ника замолчала.

- Ты, Серебрякова уже замешана притом так, что даже представить себе не можешь. Хочешь откровенности. Так я тебе все скажу. Все скажу.

Он вскочил со стула и нервно прошелся по комнате.

- Ты думаешь я хозяин "Телекома"? Думаешь это все мое?!

Он обвел руками помещение.

- Дудки. И сантиметр тут не принадлежит мне. Все давно отобрали бы бандюки проклятые. Помог мне один человек из дерьма вылезти, а я теперь ему должен и такие долги Серебрякова отдаются кровью и потом. Поняла?

Ника презрительно посмотрела на Славика, который метался по маленькому кабинету распространяя запах пота и неприятного резкого одеколона.

- Я-то тут при чем? - Спросила она и достала сигарету.

- Ты?! А ты мне должна, Серебрякова. Все эти годы я тебя терпел. Твои выходки, прогулы, больничные и депрессии. Я мог и должен был уволить тебя еще много лет назад. Но пожалел, а ты у меня уже вот, где сидишь, поняла? Значит так. Правила меняются. На меня давят важные люди, и ты сделаешь то, что они хотят.

Ника с раздражением на него посмотрела, но продолжила слушать.

- Ты достанешь этот треклятый договор, ты ляжешь под Коршуна столько раз сколько мне понадобится. А еще - ты войдешь к нему в доверие и достанешь для меня код от его сейфа! - Выпалил Тимофеев и остановился, уставился на Нику сальными глазками.

- Ну, уж нет, Славик, - женщина встала из-за стола, - меня в свои грязные игры не вмешивай. Я знала, я чувствовала с самого начала, что здесь все не чисто. У меня дети, Славик. Я этим заниматься не буду. Можешь уволить меня прямо сейчас.

- Стоять! - Рявкнул Тимофеев, и Ника замерла на месте.

- Поздно идти на попятную, ты уже ничего не решаешь, Серебрякова. За тебя все давно решили и это не я. Я хотел тебя вытащить, но мне не дали. Если не согласишься... Ника...

Он приблизился к ней вплотную, и девушка содрогнулась от резкого запаха перегара.

- Ника...я не в силах что-либо изменить, я увяз и тебя за собой потащил. Это страшные люди...Здесь замешаны такие деньжищи, которые ты и представить себе не можешь. Они с дерьмом нас смешают, понимаешь?!

Он схватил Нику за руку, но та оттолкнула его, попятилась назад.

- Мне плевать на твои проблемы Славик. Ты в своем уме? То, что ты мне сейчас предлагаешь - незаконно! У меня дети! Коршун далеко не безобидный богатенький дяденька - он преступник. Если он узнает, зачем я с ним встречаюсь, он никого не пощадит. Я разрываю наш договор прямо сейчас.

- Ни хрена ты не разорвешь, Серебрякова. Бабки где дела, которые я тебе дал? А?

Он вновь к ней приблизился:

 - А то не мои деньги были, ясно? Теперь ты тоже должна. Не хотел я тебя пугать, да придется. Думаешь, я шучу? Так вот этот человек, на которого я работаю - это Генка Одноглазый. В бандитских кругах его называют беспредельщиком. Ты знаешь, чем он промышляет?!

Глаза Славика расширились, даже округлились.

- Не знаю и знать не хочу. Я ухожу.

- Он торгует донорскими органами. Детскими органами. Хорошо вдумайся в эти слова, Серебрякова. Можешь представить, что он сделает с твоими дочерьми? У этого человека нет ничего святого. Ты даже не представляешь, на что он способен.

Ника задохнулась, как от приступа астмы. В глазах потемнело и сердце перестало биться. Волна панического, липкого ужаса накатила с такой силой, что ей показалось она падает в пропасть. Тимофеев едва успел подхватить ее и усадить на стул. Быстро налил водки и заставил ее выпить. Ника подняла на него глаза, судорожно глотнула воздух.

- Ты моих детей не тронь, Славик! - прохрипела девушка - Я...я все сделаю. Скажи им - я согласна...на все согласна. Господи...за что мне все это?

Девушка всхлипнула, с трудом сдерживая слезы. Она не видела, что на лице Тимофеева появилось выражение триумфа.

- Ты это, успокойся, поняла? Ничего с твоими детьми пока не случится. Будешь делать, что я тебе скажу, и станешь богатой, выпутаешься с долговой ямы и переедешь в другой город. Всего-то код узнать. Мне известно, что Коршун запал на тебя.

Она не смотрела на начальника, сама налила себе еще водки - выпила и нервно закурила.

- А если не запал, Славик, что тогда? Какого черта я связалась с тобой? Надо было просто уволиться, - она застонала и обхватила голову руками.

- Понравилась ты ему. Это я точно знаю. Будешь и дальше его окучивать. Проникнешь в дом. С этого момента я не буду тебе трезвонить. На работе возьмешь отпуск. Деньги я тебе выдам. Узнаешь код, передашь мне и поминай как звали.

"Что же делать? Господи куда же я влезла? Идиотка! Дура! Ведь чуяло мое сердце...Может сбежать? Нужно успокоиться. Взять себя в руки!"

Тимофеев положил перед Никой пухлый конверт.

- Здесь на расходы. Денег не жалей, они не мои. Будет надо - дадут еще.

Ника посмотрела на пакет, как на ядовитого паука.

- Я не возьму...

- Возьмешь! Серебрякова, Коршун много баб на своем веку перетрахал. Ты должна быть особенной. Прибарахлись, внешностью займись. Девчонкам своим няньку найди. Короче действуй. От тебя-то ничего особенного не требуется. Переспишь, код возьмешь и все. Плевое дело, а денег куча. Тебя ж не просят кого-то убить.

- Сука ты, Тимофеев. Все ты знал, сволочь!

Ника почувствовала, как волна ненависти поднимается в ней, словно цунами.

- Ты говори, да не заговаривайся - Славик немного опешил, не ожидал, наверное, от Ники такой грубости. - Мне еще хуже, чем тебе.

- Зачем меня выбрал? Мог и другую найти. Знал ведь, что у меня дети или специально? Чтоб было чем пугать?

- Дура ты! Я о ней забочусь, а она...

- Заботишься?

Ника сжала руки в кулаки, еще немножко и заедет ему по морде.

- Ты о своей шкуре печешься. Тебе пригрозили, и ты наложил в штаны, Славик. Ты просто ничтожество!

Она направилась к двери.

- Конверт.

Обернулась, выхватила деньги.

- Если с моими детьми что-то случится, я буду грызть тебя зубами и поверь - я на это способна.

Хлопнула дверью и быстро спустилась по лестнице. Выскочила на морозный воздух и тут же упала на колени. Застонала. Набрала в ладони снег и приложила к горящему лицу. Сердце судорожно сжимается от страха.

"Я сбегу. Сегодня же заберу девочек и уеду. Чтобы никто не заподозрил. Денег Тимофеева должно хватить на первое время!"

***

- Я все сделал как вы велели, Геннадий Петрович.

- Она согласилась?

- Вроде бы да. Только строптивая она. Деньги брать не хотела. Может и выкинуть фортель какой.

- Ох, и достал ты меня, Славик. С простым заданием справиться не можешь. Про детей сказал?

- Конечно. Иначе она бы и не пошла на это.

- И что?

- Вначале испугалась, чуть в обморок не хлопнулась, но потом...Я ее давно знаю...она не трусиха и довольно умна...Может придумать что-нибудь. Например, сбежать.

- Ну, вот так я думал. С тобой без осложнений не бывает. Убедим ее, что эта затея довольно глупая. Не хотел я руки марать - да придется. Нужно чтобы она поняла - мы тут не в "казаки-разбойники" играем. Давай, Тимофеев, не сбежит наша птичка. Я об этом позабочусь.

- Геннадий Петрович мне бы...

- Получишь свою долю после того как код узнаешь.

- Но мне бы хоть немножко...я это...

- Опять в казино промотал?! Ну что ты за кретин, Славик? Хорошо мой человек к тебе сегодня подъедет.

ГЛАВА 9

Ника приехала на такси к дому. Остановилась в нерешительности, когда заметила уже знакомый джип, припаркованный у ее подъезда. Сердце екнуло. Испуганно посмотрела на окна, потом на часы. Дверца автомобиля открылась, и Ника узнала телохранителя Владимира. Тот улыбнулся и махнул рукой. Ника внутренне сжалась, ожидая, что сейчас появится Коршун. Больше в ее душе не было теплых чувств к этому человеку. Она боялась. Там, где страх нет места симпатии. Кирилл направился к ней и вежливо поздоровался. Затем протянул ей новенький мобильный.

- Владимир Александрович просил передать. Сказал, пока вам не починят телефон.

- Нет, что вы. Я обойдусь. Иван сегодня обещал все сделать. Так что пару часов можно и без связи.

Улыбнулась, а сама лихорадочно думает о разговоре с Тимофеевым. Кирилл не растерялся:

- Вероника Алексеевна, мой босс отказов не примет - накажет меня. Без выходного оставит. Сжальтесь. - улыбнулся виновато и заискивающе. Ника вздохнула и взяла сотовый.

- Позвоните Владимиру Александровичу. Он очень просил.

Ника покорно включила новенький мобильник и набрала номер, который продиктовал ей Кирилл. Коршун ответил так быстро, что от неожиданности она вздрогнула.

- Ника, доброе утро.

"Для кого доброе, а для кого и нет", - подумала Ника и тоже поздоровалась.

- Вы чем-то расстроены? - Владимир словно чувствует ее настроение.

- Нет. Просто утро было тяжелое. Зачем же вы Кирилла прислали? Я бы денек и без телефона прожила.

- Вы - да, а я - нет. Как бы я тогда вам смог позвонить? Я ведь обещал.

Улыбается, а Ника с ужасом думает о том, каким был бы его голос, если бы узнал, что она заодно с его врагами? Как поступит этот страшный человек, когда поймет, что она подставная? Не станет ли его месть похлеще задания Славика?

- Вероника, я хотел пригласить вас сегодня вечером в ресторан. У дочери моего знакомого день рождения, а пойти один я никак не могу. Согласитесь выручить?

Ника поморщилась и сжала до боли пальцы.

- Почему молчите? Я чувствую, что что-то не так. Я вчера вас обидел?

- Нет, что вы. Просто думаю.

- Зачем думать, Вероника? Жизнь такая короткая, нужно брать от нее всего понемножку и меньше думать. Я очень хочу вас видеть.

В голове голос Славика - "Только попробуй отказаться, и ты пожалеешь, Серебрякова"

Ничего, сегодня она не откажет, а ночью уедет отсюда. Так даже лучше. Славик и опомниться не успеет.

- Хорошо, я согласна. А во сколько?

- В девять. Я сам за вами приеду.

Ника вздохнула и подумала о том, что одеть ей совсем нечего. Разве что платье, которое купила несколько дней назад. Конечно, как всегда можно позвонить Светке.

Попрощалась с Кириллом и пошла домой. По пути набрала номер подруги - длинные гудки. Ну, в воскресенье поймать эту вертихвостку просто нереально. Поднялась домой. Дочки встретили ее с радостными воплями. Вновь защемило внутри. Если с ними что-то случится ей незачем жить дальше. Поцеловала курносые мордашки и пошла в комнату. Открыла шкаф. Силой захлопнула обратно и упала на стул.

"Как бежать? Куда? Мама переезд не выдержит. Где спрятаться? У тетки найдут, как пить дать. Нужно со Светкой поговорить. Она что-нибудь придумает, а сегодня буду делать вид, что все в порядке"

***

Андрей застегнул кобуру на поясе. Поправил воротник рубашки, галстук. Волосы как всегда в полном беспорядке. Пригладил их назад, но челка все равно упала на глаза. Набросил пиджак. Привычный дресс-код для любой вечеринки. Тронул скулу - щетина. Нет сил бриться, и так сойдет.

На улице его уже ждал Сашка, сразу завел машину, и они сорвались с места. Андрей прикрыл окно, посмотрел на коллегу - довольно странный тип. Слишком спокойный, и уверенный в себе. На сближение не идет, с парнями не выпивает и тесно не общается. Асланов пробил его по своим каналом - чист. Прошлое как с книжки списано. Это и настораживает - ну хоть штраф за превышение или неправильную парковку должен быть. А тут как стеклышко.

- Владимир Александрович уже ждет нас?

Посмотрел в зеркало и снова подумал, что физиономию нужно было все же побрить.

- Нет, он с Кириллом за своей пассией поехал, - усмехнулся Саша и вырулил на центральную улицу, где они тут же стали в пробке. Андрей вновь посмотрел в окно. Сегодня отправил рапорт Корецкому, ждал ответа, но пришлось уехать. Следующая встреча состоится только через месяц при передаче товара. Возможно, здесь и повяжут обоих. Коршуна и Ваху, которые выведут на след в США. Совместная работа с ФБР все же дала свои плоды. Ссылка Андрея закончится, и он вернется к обычной жизни. В этом городе. Рядом с Никой. Чертыхнулся про себя. Почему всегда его мысли возвращаются к ней? Вчера погнала его, словно это он во всем виноват. Словно это он, Асланов, наставил ей рога и переспал с лучшей подругой. Женщины падки на все эти грязные приемчики. Лучший способ защиты - это нападение.

Показалась яркая, блестящая вывеска ресторана. Саша припарковал машину на стоянке. Асланов привычным жестом потрогал кобуру и осмотрел машины пристальным, профессиональным взглядом. Повернулся к напарнику:

- Будешь дежурить у входа. Проследишь, чтобы охрана досматривала всех как положено и никого не пропустила без обыска и приглашения.

- Мне велено с вами внутри быть, - нагло ответил Сашка и посмотрел на Андрея.

- Велено кем? Санек, тут я твои мама и папа, и мне решать где ты будешь находиться, ясно? Так что это не обсуждается. Стоишь у охраны. Потом тебя сменят.

Сашка полоснул его взглядом полным злобы и пошел ко входу. Андрей еще раз обошел стоянку, запоминая номера машин. Потом пробьет у Корецкого некоторые тачки. Закурил, подставив лицо морозному ветереку. Последнее его дело. Скорей бы все закончилось. Он устал от вечных поездок, рапортов, встреч с агентами и фальшивых документов. Ему бы просто в убойный отдел, на улицы, где все честно и открыто.

Заметил краем глаза джип босса. Кирилл ловко припарковался у самого входа. Асланов двинулся к машине Коршуна. Огонек от сигареты мигает во мраке. Вышел Кирилл, осмотрелся по сторонам, как это обычно делает сам Андрей.

" Молодец парень. Все как я учил. Всегда ухо востро".

В этот момент дверца со стороны Коршуна открылась, вышел Владимир, наклонился и протянул кому-то руку. Андрей остановился, сгорая от любопытства.

"Ну что там за красавица, которая вскружила голову шефу?"

***

Девушка вышла из машины. Асланов по-прежнему видел ее со спины. Высокая светловолосая, с длинными распущенными волосами, блестящие локоны, рассыпаны по плечам. Поравнялась с Владимиром. Тот заботливо поправил на ней полушубок.

"Сейчас мода такая у всех одни и те же шмотки? Волосы красивые, не крашенные, блестящие, уже и не встретишь".

Докурил сигарету и пошел за парочкой. В вестибюле уже гремит музыка, и цветные огни скользят по полу. Владимир со своей спутницей прошли к гардеробной. Андрей все еще пристально за ними наблюдает. Что-то внутри него насторожилось. Так бывает, когда сердце воспринимает происходящее раньше разума. Он застыл, не спуская взгляда с девушки босса. Владимир помог ей снять полушубок и в этот момент она повернулась. Если бы сейчас пол под его ногами раскололся и превратился в бездну, Асланов бы не заметил. Его глаза расширились от удивления. Твою ж мать! Что за…Он окаменел. Время остановилось. Словно в замедленном кадре он видит рядом с Владимиром Веронику. Настолько ослепительно красивую, что у него перед глазами появилась пелена мгновенной ярости и пожирающей адской ревности. Девушка улыбается спутнику. Глаза сияют, губы блестят, волосы падают на обнаженные плечи. На ней сексуальное красное платье-мини, скромное без украшений, просто обтягивает стройное тело. Длинные ноги затянуты в черные чулки, туфли на высокой шпильке. Как с обложки журнала. У Асланова все поплыло перед глазами. Сучка! Ну и сучка! Так вот откуда шмотки дорогие! В этот момент как назло его заметил Коршун, широко улыбнулся, а потом и Ника подняла глаза. Она остановилась на секунду, побледнела, но все же пошла за Владимиром, который несмело положил руку ей на талию.

- Андрей, ну вот как обещал - Вероника. - Обернулся к девушке, и от Асланова не укрылся блеск в глазах шефа. Тот особенный блеск, когда смотришь на безумно понравившуюся женщину, - это начальник моей личной охраны Андрей Асланов, а это Вероника... девушка о которой я тебе рассказывал.

Андрей стиснул зубы так сильно, что заболели скулы. Мозг лихорадочно работает. Тело словно ошпарили кипятком - болит каждая клеточка от дикого напряжения и усилия держать себя в руках.

"Черт! Дьявол! Твою мать! Какого...Вероника! Нельзя, Асланов, дыши глубже. Считай до десяти. Ты ее не знаешь. Не знаешь. Потом разберешься. Спокойно".

Андрей натянуто улыбнулся Нике, которая изменилась в лице. Ее губы дрогнули, но она не произнесла ни слова. Их глаза встретились. Андрей едва заметно кивнул головой, мысленно умоляя, чтобы она поняла его и промолчала. Ника поняла. Он увидел это по ее взгляду. Пожал ее ледяные пальцы и вздрогнул от прикосновения к шелковистой коже.

- Вы знакомы? - Спросил Коршунов, и улыбка на мгновение исчезла с его лица.

- Нет! - Вероника повернулась к Владимиру и делано улыбнулась - Впервые вижу вашего начальника охраны.

Коршун вновь посмотрел на них обоих, потом взял девушку под локоть и повел к столику. Андрей пошел за ними впился взглядом в их спины. Рука Владимира легла Нике на талию, а Андрей дернулся как от удара. Сердце отбивает такой бешеный ритм, что вот-вот сломает грудную клетку. Дернул ворот рубашки. Воздуха стало слишком мало.

"Что здесь происходит? Какого дьявола она делает с Коршуном? "телеком"..."телеком"...Бляя***дь, я ведь тогда устроил ее работать в мелкую компанию, которая едва появилась на рынке. Как там звали этого придурка? Тимофеев...Да, точно. Черт..."

Девушка села рядом с Владимиром, а Андрей разместился напротив. Коршун тут же наполнил бокал Вероники шампанским и что-то прошептал ей на ухо. Она улыбнулась, подняла глаза на Андрея, и тот почувствовал, как в глотке запекло и начало саднить. В сердце вонзаются иглы. Медленно, по-садистски, причиняя такую боль, что у него скулы свело. Если бы не работа, то здесь сейчас бы была драка.

"Как далеко зашли эти отношения? Он ей нравится? Она с ним спит? Он ее уже целовал? Твою мать! У меня сейчас крышу снесет!"

- Простите.

Встал из-за стола и быстрым шагом прошел в туалет. Облокотился об раковину дрожащими руками, посмотрел на свое отражение.

- Твою мать! - Глаза горят бешеным огнем. Что-то жуткое разрастается внутри, мерзкое, неконтролируемое. Глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться. Если Коршунов узнает об их отношениях в прошлом, все полетит к чертям собачим. Все. Ему нельзя себя обнаружить. Ему нельзя, чтобы кто-то знал его слабое место. Что она делает рядом с этим бандитом? Как вообще решилась на такие отношения? Деньги? Коршун пустил ей пыль в глаза?

"Я поговорю с ней потом. Позже. Сейчас нужно взять себя в руки. Немедленно!"

Умылся холодной водой, но не сдержался и все же врезал кулаком по раковине - появилась трещина, а боль немножко отрезвила. Нервно взъерошил волосы, вытер подбородок дрожащей рукой. Глубоко вздохнув, направился обратно к столику.

Нет, так не пойдет. Он не может находиться рядом с ними. Глаза впились в парочку за столом. Владимир убрал несуществующую соринку с ее волос, а Андрей подушками пальцев словно ощутил прикосновение к шелковистой пряди. Ника улыбается. Что-то рассказывает собеседнику. Кокетливо закинула ногу на ногу. Асланов заметил кусочек резинки от чулок. Судорожно выдохнул. Руки непроизвольно сжались в кулаки, когда Владимир наклонился к Нике и что-то тихо сказал. Она снова засмеялась. Асланов вернулся в туалет и теперь яростно тер лицо водой. Он не может к ним выйти. Стоит только Коршуну посмотреть на его лицо - он все поймет. Ведь сейчас Андрей готов набить морду шефу. Нет, не просто набить, а спустить курок и посмотреть, как соперник корчится в агонии. «Девушка семидесятых, мать вашу! Увезет ее с собой! Да сейчас!».

Это будет полный провал.

"Я должен взять себя в руки. Немедленно. Завтра поговорю с Корецким".

Решительно направился к столику и сел на свое место.

- Что-то ты, Асланов совсем не весел. Давай, угощайся. Скоро танцевать пойдем. Расслабься, маленько. Ника, Андрей у нас никогда не отдыхает. Вот посмотрите на него. Напряжен. Это его постоянное состояние.

Асланов пытливо посмотрел на бывшую жену. Та вновь улыбнулась и отпила из бокала шампанское. Посмотрел на тонкие пальцы с нежным бесцветным лаком. Дрожат. Значит, она тоже нервничает. Наверное неприятно, что он тут, или боится, что новый любовник узнает обо всем из первых рук так сказать? Судя по поведению Коршуна между ними еще ничего не было. Все только начинается. Владимир пожирает спутницу взглядом хищника. Андрей хорошо знает это выражение лица у своего шефа. Почуял добычу.

"И что мне теперь спокойно смотреть, как он ее окручивает? Как ухаживает за ней? Да я слечу с катушек. Это нужно немедленно прекратить пока между ними ничего не произошло. Но имею ли я на это право? Она уже не моя жена. Что я ей могу сказать? Не спи с ним он плохой? Черт, не даром говорят, чем меньше знаешь, лучше спишь? Если он ее сейчас тронет – я, б**дь, проломлю ему череп!"

Словно в ответ на его мысли, Владимир накрыл руку Ники своей, та и не подумала убрать пальцы. Андрей мысленно сосчитал до десяти. Сжал вилку с такой силой, что та погнулась. В этот момент к их столику подошел знакомый Владимира. Мужчины обнялись и Коршун, извинившись, пошел к другому столику. Андрей посмотрел на Нику, но прежде чем он успел что-то сказать, девушка стремительно встала и пошла в сторону туалета. Бедра вызывающе качаются, походка соблазнительная, сексуальная. Он уже забыл, что значит заводиться с пол оборота. Каждый стук каблучка врезается в сердце и оставляет кровавый след. Бросил вилку. Глаза налились кровью. Пошел за ней. Она обернулась и ускорила шаг. Он тоже. Девушка свернула в сторону двери, где белыми буквами написано: "для персонала". Асланов выругался матом и пошел за ней. Дверь с грохотом захлопнулась за ним. Где она?

- Сюда нельзя! - попытался остановить его управляющий, но Андрей смирил его таким взглядом, что тот сразу стушевался. Асланов пошел в сторону кухни. Яростно раздвинул пластиковые двери. Красное платье мелькнуло возле склада. Ускорил шаг. Она от него убегает. Это подхлестывает еще сильнее. Нет, он не о чем не думает. Сейчас в голове пульсирует только одна мысль - догнать. Посмотреть в глаза. Смять. Растоптать. Предъявить права, которых нет. Он хорошо знает этот ресторан, просмотрел план помещения еще вчера. Служба обязывает. Дальше тупик. Черный ход не с этой стороны. Ей некуда бежать. Завернул за угол - пусто. Дверь склада приоткрыта. Толкнул ногой и вошел. Ника стоит у стены, прижалась спиной. Ее грудь бурно вздымается. Осмотрел ее всю с головы до ног. Повернулся и закрыл дверь на засов. Медленно двинулся в ее сторону тяжелой поступью.

ГЛАВА 10

В висках пульсирует ревность, злость и адское желание взять. Яростный ураган, торнадо сметает на своем пути остатки разума. Подошел вплотную. Смотрит ей в глаза. Ника попыталась дернуться в сторону двери. Андрей уперся в стену двумя руками, не давая сбежать.

- Пусти! - ее голос хриплый, срывается.

Ее дыхание щекочет его лицо. Он слышит биение ее сердца. Смотрит ей в глаза и сходит с ума. Обхватил ее за горло двумя руками и впился в дрожащие губы. Жадно, яростно. В глазах тут же потемнело, тело дернулось от острого наслаждения. Она цепляется за его плечи, пытаясь оттолкнуть. Но ему уже все равно. Нагло скользит языком в ее рот, пальцы погрузились в волосы. Ника пытается сжать губы, но у нее ничего не выходит. Бесполезно сопротивляться с обезумевшим от ревности и страсти мужчиной. Он схватил ее запястья и прижал ее руки к стене. Продолжает целовать насильно, сквозь сопротивление. Оторвался от губ, посмотрел в глаза и снова обрушился на ее губы, проталкивая глубже язык. Наконец она ответила. Или ему показалось? Нет. Ее руки обмякли, она отвечает на поцелуй так же страстно. Застонал, чувствуя мягкость уже податливого рта, пьет ее дыхание. Андрей придавил ее всем телом к стене. В паху заныло требовательно, жестоко, скручивая все внутренности. Прижался губами к ее шее. Знакомый запах разорвался в голове атомным взрывом. Отпустил ее руки, обхватил за талию, вжимаясь в ее тело, жадно целуя голые плечи. Он слышит собственно дыхание, переходящее в хриплый стон. В тот же момент она оттолкнула его так яростно, что от неожиданности он отшатнулся в сторону. Щеку обожгло. Сначала одну, потом другую. Он прижал руку к лицу. Автоматически перехватил ее запястье, когда она замахнулась чтобы ударить снова. Их глаза встретились. Два острых клинка. Горячая смесь страсти и ненависти.

- Отпусти - прошипела она - отпусти меня сейчас же, Асланов.

- К нему?

- Да, к нему. я должна вернуться. Сейчас же.

Выпустил ее руку и с ненавистью посмотрел. Ее лицо пылает, губы алые от его жестоких, грубых поцелуев. На шее след от его щетины.

- Браво! Аплодисменты! Классного мужика отхватила. До тебя раньше некому не удавалось.

- Да пошел ты! - Посмотрела на синяк на руке, вытерла тыльной стороной ладони губы.

Волна ярости вновь захлестнула его. Можно подумать ей было противно? Да она льнула к нему как возбужденная до предела самка, а теперь вытирает рот после его поцелуев.

- Ты с ним спишь?!

Она направилась к двери, но Андрей схватил ее за руку и дернул к себе.

- Спрашиваю еще раз - ты с ним спишь? Богатенький папик чудесная партия для такой, как ты. Шанс выбиться в люди, купаться в деньгах? Сколько он тебе платит, Ника? Кто знает, а вдруг я дам больше?

Ее лицо исказилось от ненависти и презрения.

- С тобой ни за какие деньги. Ты свое профукал, Асланов. А теперь отпусти меня. Я так понимаю, ты не хочешь, чтобы он узнал, что мы знакомы. Так вот, если будешь меня тут держать, это будет довольно трудно сделать.

Он разжал пальцы.

- Как ты изменилась, Вероника - С горечью сказал он - Где та девушка, которую я любил раньше?

Она обернулась, и он вздрогнул от боли и отчаянья, которые увидел в ее глазах.

- Ты убил ее, растоптал, когда нас бросил. Все кончено, Асланов. Оставь меня в покое. Дай жить дальше. Без тебя!

Открыла дверь и выскочила в коридор. Он так и остался стоять, глядя ей вслед.

"Нас? Кого нас? Дать жить дальше? А ты мне не даешь...думаю о тебе, как ненормальный. Хочу тебя. Хочу так сильно, что башку сносит".

Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Тело ноет от неудовлетворенного желания, член колом стоит. Сжал руки в кулаки. Застонал как от боли.

"Я не отдам ее Коршуну. Только не ему. Он ее сломает, с ним она будет как на пороховой бочке".

Скоро станет слишком горячо, и его жена может попасть под раздачу. Если бы она только знала куда влезла и с кем связалась. Вот только он не может ей рассказать. Черт бы побрал эту работу. Эту проклятую жизнь. Как же все сложно. Но это нужно прекратить прямо сейчас. Сжал пальцами переносицу, пытаясь собраться с мыслями. Пискнул мобильный. Посмотрел на дисплей и выругался матом.

- Да, Владимир Александрович.

- Тебя где носит, Асланов? - голос шефа веселый с задоринкой. Дать бы ему в зубы.

- Осматриваюсь. Показалось, что есть посторонние.

- Андрей, у тебя мания преследования. Здесь все свои. Давай иди к нам, расслабься и отдыхай. Достал со своей мнительностью. Так и в психушку недолго попасть.

"Еще раз посмотрю на тебя рядом с ней и попаду не только в психушку, а прямиком в ад".

- Сейчас иду, Владимир Александрович. Здесь все чисто.

- Давай-давай. Тут горячее принесли.

***

Ника сама не понимала, каким чудом еще стоит на ногах и вообще разговаривает. Словно душа отделилась от тела и наблюдает со стороны. Отвечает на вопросы Владимира, даже улыбается. Откуда только силы берутся? Бывший муж сидит напротив и прожигает ее ненавидящим взглядом, переворачивая ей душу наизнанку. Как только увидела его, все померкло перед глазами, кроме этого лица. Жесткого, холодного и когда-то родного. Даже не осталось сил задавать себе вопросы. Все и так понятно. Он работает на Владимира. Она словно попала в дурной и дешевый фильм с кровавым финалом, где она главная жертва. За последние дни жизнь встряхнула ее с такой силой, что все проблемы в прошлом показались сладким сном. Андрей ее презирает, он считает ее шлюхой Коршунова. В чем-то он прав. Его глазами все выглядит именно так, Ника даже не может разозлиться на него за это. Только бежать. Даже если бы она и допустила возможность подчиниться Тимофееву и воплотить его план, то сейчас это стало невозможным. Андрей будет мешать, он уже мешает. Только Ника не может понять, почему он ведет себя так, словно ревнует? Какое ему дело до того, с кем она спит? Он бросил ее, развелся с ней, вычеркнул ее из своей жизни. Какое право он имеет сейчас в чем-то ее упрекать? А что будет, когда он узнает о детях? Нет, нужно срочно уехать. Прямо сейчас позвонить Светке и уматывать, как можно дальше.

Коршунов ушел со своим знакомым, самое время позвонить Свете и поговорить с ней, чтобы та уже собрала девочек и маму. Как только Ника вернется домой, она тут же поедет на вокзал и куда глаза глядят. Подальше отсюда. Обернулась. Андрей идет за ней.

"Только этого мне сейчас не хватало. Не хочу выяснять отношения. Господи, у меня нет на это сил..."

Бросилась по темному коридору. Здесь должен быть запасной выход. Можно поймать такси и уехать прямо сейчас. Пока Коршун ее хватится - она уже будет далеко. Где этот чертов выход? Слышит шаги за спиной. Толкнула дверь перед собой и оказалась на складе. Повсюду ящики с бутылками и пакетами. Дальше бежать некуда. Прижалась спиной к стене. Что ж разговора с бывшим мужем не миновать. Она увидела, как Андрей толкнул дверь ногой и вошел следом за ней. Внутри все перевернулось, когда посмотрела на него. Лицо бледное, осунулось, даже черты заострились. Темным пятном горят глаза. Обжигают. Он закрыл дверь на засов. Ею овладела паника. Не от страха, а от того что понимает, что будет не в силах устоять. Только он ее тронет, и она сдастся, сломается. Сердце грохочет и пульсирует в горле. Она помнит этот взгляд. От него мурашки по телу, низ живота тянет от острого возбуждения. Так он смотрит на нее, когда хочет заняться любовью. Нет, не любовью, а когда он хочет ее трахать. По-животному дико трахать. Только он умеет быть таким неистовым, безумным, беспощадным. Он не будет разговаривать, по выражению его лица хорошо видно, что он собирается с ней сделать. Она ему не позволит. Ни за что. Она этого не хочет. Но как только его губы коснулись ее губ - бой проигран. Андрей всегда победитель. Ника не верила, что это происходит на самом деле. Тело предательски отозвалось на ласку, кровь понеслась по венам, словно жидкая ртуть. Остатки разума утонули в безудержном первобытном желании принадлежать ему здесь и сейчас. Разрешить владеть своим телом, растерзать, оставить на ней свой след. Зачем лгать самой себе - она его любит. Все еще любит со смесью горечи, отчаянья и ненависти. Потом пожалеет о своей слабости. Но не сейчас. Машинально сопротивляется, но уже проиграла. Как только его язык ворвался в ее рот, голова закружилась, а тело рванулось к нему. С какой страстью он ее целует, словно выпивает, лишает силы воли. Его губы, родные, желанные, жестокие. Боль, наслаждение и острое возбуждение, настолько безудержное, что нет сил сопротивляться. Его рот, оставив влажную дорожку на ее шее, спустился ниже. Ника собрала всю свою волю в кулак и оттолкнула его, сама не поняла, как ударила по щеке, потом еще и еще. Ненависть, за то, что покорилась, сжигает изнутри ядом.

Что он говорит? Упрекает и унижает. Не имеет права осуждать. Если бы не бросил ее, она бы никогда не попала в этот капкан безнадежности.

Ника бросилась обратно в залу. Прежде чем переступить порог все же достала мобильный и позвонила Светке. Снова длинные гудки. Закрыла сотовый. Владимир смотрит на нее с чужого столика, поманил рукой, приглашая присоединиться. Ника поправила волосы и подошла к мужчинам.

- Позвольте вам представить - мой новый менеджер по продажам - Вероника.

Ника нахмурилась и посмотрела на Коршуна. Тот улыбается в уголках глаз морщинки. Его забавляет, что он уже все решил за нее. Какого черта здесь вообще происходит? Все мужчины решили, что могут распоряжаться ею? Ее жизнью?

- Ну, пока что я менеджер компании "Телеком" - дерзко ответила Ника и посмотрела на Владимира. Улыбка исчезла с его лица, и девушка испытала острое чувство удовлетворения.

- Вы простите, мне уже пора. Поздно совсем.

Развернулась и пошла к своему столику, взяла сумочку. На ее плечо легла чья-то рука. Обернулась. Владимир стоит рядом.

- Простите. Не хотел вас обидеть. Самонадеянно решил, что вы согласитесь. Не уходите, пожалуйста.

Ника тяжело вздохнула.

- Я долгое время все решения в своей жизни принимаю сама, Владимир Александрович. Я не готова расставаться с этой привычкой.

- Ну, женщина не должна обо всем заботиться в одиночку.

Его глаза снова блеснули.

- Простите мне и правда нужно домой. Завтра рано вставать. Дети там с мамой, она у меня не совсем здоровый человек.

- Я отвезу вас на своей машине, позволите?

- Спасибо я могу на такси. До свидания.

Ника пошла к выходу и с раздражением поняла, что Владимир идет следом.

- Уже поздно, я не хочу, чтобы вы ехали одна. Вероника. Ника.

Она остановилась, и мужчина приблизился к ней. На его лице застыло странное выражение, то ли вины, то ли разочарования.

- Я сожалею. Просто уже так надеялся, что вы все же согласитесь.

- Я подумаю. Правда, подумаю.

- Позвольте отвезти вас домой.

В этот момент зазвонил ее мобильный. Ника посмотрела на телефон. Незнакомый номер. Странно. Перевела взгляд на Коршунова. Этот сотовый только сегодня оказался у нее. Номер никто не знает. Девушка ответила.

- Алло.

- Вы недавно звонили Алтуниной Светлане Васильевне?

- Да...

В душе похолодело, словно от неприятного предчувствия.

- Да, я звонила, а кто вы?

- Кем вы приходились Алтуниной?

"Приходились? Где Света? Почему не ответила?"

- Я ее лучшая подруга. А что случилось? Где сама Света? Она в милиции?

- Светлану Алтунину нашли мертвой полчаса назад в парке. Вы не могли бы приехать в морг и помочь с опознанием?

Сотовый выпал из помертвевших пальцев в грязный снег.

ГЛАВА 11

Все как в тумане. Никого не видит. Владимир везет ее домой. За рулем - Андрей. Ника не слышит их голосов - уши заложило, а тело сковало ледяным холодом. Перед глазами мертвое лицо Светы та словно спит. Бледная и безмятежно спокойная. Ника не в силах поверить, что добрая и любимая подруга уже никогда не посмотрит на нее, не улыбнется. Ее зарезали. Четкий удар прямо в сердце. Нож валялся рядом с телом. Следователь долго расспрашивал Нику. Она автоматически отвечала на все вопросы. Истерики все еще не было. До тех пор, пока Бурков не показал ей маленький клочок бумаги. Его нашли в кармане у жертвы. Мелкими буквами, вырезанными из газеты, написано - " Не бежать. Код" и все. Когда следователь показал ей эту записку, внутри у Ники все помертвело. Свету убили. Это сделал тот человек, который запугал Тимофеева. Теперь ей не сбежать. Ясно дали понять, что с ней не шутят. "Как маме рассказать?... А девочки?"... Ника отвернулась к окну, чтобы скрыть слезы и почувствовала, как рука Владимира накрыла ее холодные пальцы и сжала.

- Ника, мы позаботимся обо всем. Похороны и поминки...Знаю, как сложно все приготовить, когда такое горе. Я нажму на некоторых товарищей в органах. Клянусь, это дело не поставят на полку, Ника, вы слышите меня?

Вероника посмотрела на Коршуна. Перед глазами круги. Черные, грязные разводы отчаянной безнадежности. Он обеспокоенно ищет ее взгляд, но она ничего не видит перед собой. После сегодняшней ночи она уже не сможет спать спокойно. Образ мертвой подруги на железном столе в морге будет преследовать ее в кошмарных снах.

"Свеееетка...Это я во всем виновата! Я тянула время! Я должна была быть решительней и делать как они говорят...Как жить дальше? К кому идти?".

***

Владимир помог ей выйти из машины. Предложил проводить до квартиры, но Ника вежливо отказалась. В глазах ни слезинки. Словно сердце плачет и сушит душу, оставляя кровавые трещины в склерах и внутри. Нет истерики, нет ничего кроме дикого чувства вины и тоски.

- Завтра я приеду к вам. Мы все решим насчет похорон. У вашей подруги есть родственники?

- Нет. У нее кроме меня никого не было.

"Не было" - Еще один болезненный удар сердца. Говорить о Свете в прошедшем времени просто дико.

- Вам не нужно быть сейчас одной. Хотите мы с Андреем поднимемся к вам? Посидим вместе. Помянем Светлану.

Ника вздрогнула, посмотрела на бывшего мужа - курит в стороне и бросает на них тревожные взгляды. Дома девочки. Ника не готова сейчас и к этим осложнениям. Нужно поговорить с мамой подготовить ее, объяснить.

"Господи, что объяснить? Что я по уши в болоте? Что Свету убили? Мама с ума сойдет. Для нее она была как дочь".

- Спасибо, Владимир Александрович. Я справлюсь.

Слезы все же навернулись ей на глаза, и в этот момент Владимир нежно привлек ее к себе, обнял за плечи. Ника позволила, уже нет желания бороться. За нее все решили. С этого момента она больше не принадлежит себе. Некто Одноглазый теперь ее хозяин, и он дал ей понять, что случится с ее семьей, если она начнет сопротивляться. Коршун выпустил ее из объятий. Ника вновь посмотрела на Андрея. Тот яростно ломает сухую ветку и не спускает с них глаз. Вероника тяжело вздохнула и пошла к подъезду. Как только дверь захлопнулась за ней, она зарыдала громко с надрывом. Села на холодные ступени и прислонилась лбом к ледяной, грязной стене. "Светы больше нет. Нет. Только тело...Как жутко...Дико. Так нелепо из-за меняяяяяя".

***

- Что скажешь, Асланов? Кто мог девчонку замочить? Менты как всегда нихрена не знают. Нож валялся возле трупа. Похоже на заказное, но кому на фиг нужна эта Алтунина, торгашка с рынка? Что-то здесь не чисто...мне не нравиться. Позвоню-ка я Берестову с прокуратуры. Он мне кое-что задолжал черт лысый. Пусть разгребет это дело. Асланов, что молчишь?

Андрей посмотрел на шефа, пальцы сильнее сжали руль.

- Не знаю, Владимир Александрович, мне тоже все это не нравится. Будто и правда девчонку заказали.

На самом деле Андрей с ума сходил от волнения. Светку знал лет пять. Она свидетельницей на свадьбе была. Хорошая девчонка, добрая. Нику всегда так любила. Светлая душа. Кому понадобилось ее убивать? И мороз по коже от жутких мыслей - как бы Ника не была в это замешана. Теперь его уже ничем не удивить. Если бывшая жена встречается с Коршуном, тогда какие еще знакомства она может водить или водила раньше? Нужно говорить с Корецким. Дело пусть притормозит. Ненароком и Нику зацепят. Может и неспроста убийство это.

- Что-то ты сам на себя не похож, Асланов. Давно мертвецов не видел?

Андрею не понравился тон Коршуна. Слишком проницательным всегда был Владимир и сейчас может заподозрить неладное. Осталось продержаться совсем немного. Сейчас светиться никак нельзя.

- Да так навалилось разное. К такому не привыкнешь.

- Тоже верно. Одно дело враги, а тут девка молодая. Я Нику завтра к себе заберу, пусть отвлечется немного и дочек своих возьмет. Заодно познакомлюсь с ее малышней.

Андрей резко надавил на тормоз, и машина встала как вкопанная. Обоих рывком швырнуло вперед.

- Твою мать, Асланов, ты что творишь?

Андрей набрал побольше воздуха в легкие и хрипло сказал:

- Простите, Владимир Александрович. Показалось, что кошка на дороге.

- Андрей, блин, у меня душа в пятки ушла. Хрен с ней с кошкой, я сам чуть не сдох от страха. Поехали, что стал? У меня еще пару деловых встреч сегодня.

Андрей тронулся с места. Руки дрожат с такой силой, что если отнять от руля, Коршун решит, что у него лихорадка. Откашлялся и хрипло спросил:

- А что у Вероники есть дети?

- Есть. Я ж тебе еще утром рассказывал. Говорит дочки - близнецы. По четыре года. Молодец девка, сама растит. В наше-то время быть матерью одиночкой ой, как непросто. Муж, я так понял, бросил ее. Есть же гады в этом мире. Такая женщина. Ух, как в песне - мне б такую. Красивая, добрая. Мечта, а не женщина. Такие на дороге не валяются. Вот скажи, что этим молодым самцам надо? Рядом такое чудо, а они по сторонам смотрят. Я б ее ни на шаг от себя не отпускал, она бы у меня в розах купалась. На руках бы носил и благодарил бога за такое счастье. Что думаешь, Асланов, я ей нравлюсь?

Андрей набрал побольше воздуха в легкие и хрипло сказал:

- Простите, Владимир Александрович. Показалось, что кошка на дороге.

- Андрей, блин, у меня душа в пятки ушла. Хрен с ней с кошкой, я сам чуть не сдох от страха. Поехали, что стал? У меня еще пару деловых встреч сегодня.

Андрей тронулся с места. Руки дрожат с такой силой, что если отнять от руля, Коршун решит, что у него лихорадка. Откашлялся и хрипло спросил:

- А что у Вероники есть дети?

- Есть. Я ж тебе еще утром рассказывал. Говорит дочки - близнецы. По четыре года. Молодец девка, сама растит. В наше-то время быть матерью одиночкой ой, как непросто. Муж, я так понял, бросил ее. Есть же гады в этом мире. Такая женщина. Ух, как в песне - мне б такую. Красивая, добрая. Мечта, а не женщина. Такие на дороге не валяются. Вот скажи, что этим молодым самцам надо? Рядом такое чудо, а они по сторонам смотрят. Я б ее ни на шаг от себя не отпускал, она бы у меня в розах купалась. На руках бы носил и благодарил бога за такое счастье. Что думаешь, Асланов, я ей нравлюсь?

В этот момент Андрей закашлялся, в горле, словно кость стала. В голове взорвалась атомная бомба. У него апокалипсис, мать вашу. Личный случился. Мысли хаотично цепляются одна за другую, но пазл не складывается.

- Андрей, по-моему ты заболел. Красный как рак и вспотел. Иди-ка домой, еще меня заразишь. Ты знаешь, я как заболею, так потом месяц выкарабкаться не могу. Сказываются годы на нарах.

Асланов остановил машину у особняка Коршунова, проводил шефа до дверей. Дал несколько указаний Кириллу и вернулся в машину. Сорвался с места и притормозил через несколько метров. Вышел на улицу, сгреб руками снег, и уже в который раз за вечер, протер лицо. Затем выхватил телефон из кармана и набрал номер. Облокотился на капот автомобиля и придерживая трубку плечом достал сигарету.

- Асланов?! Какого черта? - Голос Корецкого казался сонным.

- Нужно поговорить! Сейчас!

- Почему звонишь по обычному номеру? Где рабочий сотовый?

- Надо встретиться - я сказал. Сейчас приеду к тебе.

- Ты что творишь? Совсем ополоумел, Асланов? Немедленно отключай телефон.

- Плевать! Жди - скоро буду!

Проезжая по мосту, Андрей открыл окно и изо всех сил швырнул сотовый на дорогу. Проскочивший рядом грузовик тут же стер аппарат в порошок.

***

Андрей легко поднялся по ступенькам на третий этаж хорошо знакомого дома. Сколько лет он здесь не был? Последний раз навсегда запечатлелся в его памяти. Жалел ли он о том, что избил друга до полусмерти? Иногда. Когда вспоминались годы в армии, а потом совместный бизнес, который поднимали вдвоем с нуля.

Остановился у двери и глубоко вздохнув, хотел постучать, но та распахнулась сама. Корецкий пропустил бывшего друга в квартиру. Несколько минут они смотрели друг на друга, затем все так же молча, пошли на кухню. Артем рукой указал на стул, но Асланов так и остался стоять.

- Говори! - скомандовал Артем и поставил чайник на плиту.

- Бросил, значит! - Выдохнул Андрей - Бросил ее с детьми? Надоела? Главное у меня отнял, а потом выкинул?

Движения Артема были молниеносными. Он резко развернулся и с такой силой заехал Андрею в челюсть, что тот упал. Корецкий склонился к нему и рывком поднял за шиворот на ноги, прижал к стене.

- Это тыыыыы! Тыыыы ее бросил! - Взвыл Артем – Не знаю, что ты там себе напридумывал, какая шлея попала тебе под хвост, но сегодня ты меня выслушаешь! Ты будешь слушать все, что я тебе скажу!

Андрей ловко подмял друга под себя и схватил за горло.

- Ты с ней спал! Тебя видели соседи! Я все знаю!

- Не было ничего! Никогда не было! Ты идиот! Самодур! Отелло гребанный, мать твою!

- Лжешь, мрааазь!

Андрей придавил еще сильнее.

- Не лгу, просто ты не хочешь слушать правду! Я не спал с Вероникой никогда! Да, она мне нравилась, но она любила только тебя. Ты ее бросил беременную. Слышишь, мать твою?! Ты ее бросил!

Руки Андрея постепенно ослабили схватку, и он сел на полу, прислонившись спиной к стене. Достал сигарету и закурил.

- Я приехал тогда рано утром. Витек бухой был. Сказал, что ты к ней почти каждый день приезжал. Поднялся в квартиру, а там белье на полу, окурки в пепельнице и бутылка на столе. Что я мог подумать?

Артем закашлялся, с трудом приподнялся и сел рядом. Отобрал у Андрея сигарету и жадно закурил, тот достал другую.

- Мальчишник... - простонал Артем и потер шею, где ясно отпечатались следы от пальцев Андрея.

- Что?!

- Мальчишник мы там устроили. Святский женился. Пока тебя не было встретил какую-то девчонку-малолетку. У него хата однокомнатная, туда толпой не завалишься. Ника твоя сама предложила. Мне идея понравилась. Она к Светке укатила, а мы к ней. Ну конечно девочки, выпивка, стриптиз. Свидетелей куча, Асланов. Все наши были.

***

Андрей резко ударился затылком о стену и со стоном закрыл глаза.

- Это тебе надо набить морду, Асланов, чтобы в ней мозгов прибавилось. Я и сказать ничего не успел. Черт из-за тебя придурка в больнице месяц валялся. Ты мне ребро и челюсть сломал, башку, придурок, проломил. Да плевать на меня. Ты хоть понимаешь, что ты с ней сделал? Ты ее уничтожил морально. Просто размазал. Каждый из нас мечтал встретить тебя и прибить. Ника совсем без денег осталась. Беременная. Мать больная. Мы все по очереди к ней приезжали. Бабки она не брала. Ты ее знаешь - гордая. Так мы продуктами. Я про твой визит ко мне, перед отъездом, не рассказывал - пожалел.

- Дети мои? - тихо спросил Асланов и затянулся сигаретой. Душа рвется от сомнений. Липкий страх получить ответ ползет по спине ручейками пота. Странный страх с предвкушением, триумфом и омерзительным чувством вины.

- Еще раз спросишь - убью! Не смей о ней так, понял?! Она святая. Я таких никогда не встречал. Все эти годы никого у нее не было. Все тебя идиота любила. Я сразу понял, что ты на предложение майора согласился. Куда еще мог деться? Словно растворился. Он и мне тогда предлагал, но я еще думал.

Артем поднялся с пола и протянул руку Андрею, тот отмахнулся и взъерошил волосы. Эмоции зашкаливают.

"Мои дети...Мои...Мои...Ника, почему ты молчала?! Почему ничего не сказала?! Я имел право знать...Нет я не имею никаких прав. На коленях буду молить - не простишь".

- Почему раньше не сказал?

- Не имел права. Ника решает знать тебе или нет. Сейчас ты меня к стенке припер, а вообще не заслужил ты ни ее, ни девочек. Гнать тебя в шею, как кобеля поганого. Если б мог сам бы все зубы тебе повыбивал. Такое счастье в руках держал и упустил. Приговорил ее без суда и следствия. Он думал...Ему сказали... А мозги включать не пробовал, Асланов? Все рубишь с плеча.

Андрей посмотрел на друга и опустил голову.

- Прав ты, Корецкий. Каждое твое слово - истина. Если хочешь бей - сопротивляться не буду. Вторую щеку подставлю.

Артем пожал плечами.

- Тебя жизнь побьет, Андрей, если уже не побила. Несчастный ты человек. Сам себя сожрешь, я тебя хорошо знаю. Вот и живи с этим, Асланов, кусай локти. Смотри, как она жизнь свою без тебя строит.

- Она с Коршуном теперь. Разве этого ты ей желаешь, Артем? Что можно построить с бывшим уголовником - ему пожизненное светит у нас.

Артем как раз доставал бутылку водки из шкафчика. Замер.

- Что значит с Коршуном?!

- Не знаю. Сам в шоке. Сегодня их вместе в ресторане видел. Он на Нику запал не по-детски. Помнишь, я ее устроил работать в мелкую компанию, они тогда электронику из Кореи возили?

Артем кивнул и открыл бутылку. Разлил водку по стаканам и протянул другу. Андрей залпом выпил и зажмурился, вздрогнул.

- Еще! - протянул стакан Корецкому, - Так вот теперь эта фирма "Телеком" называется. Тимофеев козлина жирная всем заправляет. У него какие-то дела с Коршуном. Так понимаю - Нику втянул. Не чисто там все, нюхом чую. Сегодня Светку зарезали в парке. Похоже на заказное. Черт, Артем...что делать?!

Корецкий придвинул табурет и сел напротив друга.

- Разберусь. Завтра пробьем "Телеком" по полной и Тимофеева этого тоже. Ты понимаешь, что эта сегодняшняя выходка может выйти тебе боком? Агенту позвонил, потом сам приехал. Засветить ты меня мог и себя тоже. А что если Коршун за тобой слежку установил?

- Нет. Все чисто. Я проверял. Ника с ним понимаешь? Пока просто ухаживает за ней. Но как дальше операцию проводить? Попадет под раздачу.

Артем потер подбородок.

- Сам не знаю, но тормозить уже поздно. Скоро брать его будем. Оставь все как есть.

Андрей поднялся с пола.

- Как есть?! Смотреть, как этот окучивает ее? Как смотрит на нее похотливыми глазками и мечтает трахнуть, если уже не трахнул?! Думаешь, я смогу на все это закрыть глаза?!

- Ты профессионал, капитан. Ты уже годами там квасишься. Личное - в сторону. Мы такой клубок распутать можем, ниточки к самым верхам потянуться. Целый синдикат, понимаешь? Тут не до личного, Асланов.

- Может пусть уедет с детьми куда? Охрану к ней приставим...

- Не дури. Коршун сразу поймет, что его пасут. Он далеко не дурак. Он свои делишки годами крутит у нас под носом. Такие партии оружия и наркоты переправляет - что тебе и не снилось. То, что они сейчас задумали - это грандиозно. Товар вывезти в коробках из-под сотовых на которые и накладные есть и лицензия. Да их и проверять почти не будут. Проскочат у нас под носом и полетят наши головы. Ты остынь. Будь рядом и башку свою горячую остуди. Запахнет жареным - Нику спрячем, понятно?

Андрей обреченно кивнул отобрал бутылку у Артема и отпил водку прямо из горлышка.

- Они мои крестницы

Посмотрел на Артема, тот резко встал с табурета:

- Подожди, я сейчас.

Ушел. Андрей тихо застонал и сцепил пальцы. Голова раскалывается от тупой боли в висках. Никакая водка не поможет. Все что сейчас сказал Артем, выворачивает душу наизнанку. Чувство презрения к самому себе так сильно, что хочется биться головой о стены. Все эти годы он проклинал ее, ненавидел, презирал. Он сделал все, чтобы ее унизить. Развелся, не оставив ни копейки - только квартиру. Что он может хотеть теперь? Ни на что не имеет права – разве что ползать в ногах и вымаливать прощения. Просить увидеть детей. Жалко умолять выслушать и понять. Что понять? Он ее бросил. Не дал ни малейшего шанса защититься, оправдаться. После всего, что было между ними, вылил на нее ушат помоев. Смаковал свою участь несчастного рогоносца. Артем прав - он сам себя сожрет, обглодает до костей. Прежде чем Ника его простит. Даже если и случится чудо - он не простит себя никогда.

Корецкий вернулся и протянул Андрею фотографию.

- Катюша и Анюта. Черт, твои копии. Никакого ДНК не надо, чтобы понять, чьи дети.

Медленно протянул дрожащую руку и взял снимок. Сердце дернулось как в агонии. С фото на него смотрят две малышки. Улыбаются. Защемило душу. В глазах печет. Провел большим пальцем по мордашкам. Закрыл глаза...Как они росли...какое у них голоса...что они любят...Его дети...его плоть и кровь.

- Такое счастье профукал, Асланов - с сожалением пробормотал Артем, но в его голосе уже нет осуждения.

Андрей прижал фотографию к груди.

- Она не простит... Никогда.

Артем с сочувствием посмотрел на друга.

- Любишь еще?!

Не ответил. К окну отвернулся. Странный вопрос. Это как у человека спросить дышит ли он еще или видит, слышит. Любить ее – это точно также. Как данное.

- И она тебя любит. Поверь, я знаю. Кончится все и начинай менять свою жизнь к лучшему, Асланов. Может и оттает ее сердце.

- Хорошо ее знаю. Не оттает. Ненавидит она меня.

- Есть за что.

Жестоко, но правда. Молотком по мозгам. Резко и безжалостно.

- Коршун хочет ее завтра к себе в гости привезти вместе с девочками...

Артем нервно прошелся по кухне.

- А вот это хреново. Очень хреново. Этого не должно случиться. Увидит их, тебя, и такое дважды два сложит, мама не горюй. Черт, что делать?! А?!

Оба замолчали, лихорадочно думая. Артем хлопнул себя по лбу.

- Идея. Я сам с ней поговорю. Повод встретиться есть. Вызову к себе, подозрений не будет ведь следствие идет. Предложу маму ее и девочек к моей сестре в деревню. На время пока все утрясется. Там их ни одна собака не найдет. Думаю, не откажет. Варвара мужа похоронила неделю назад, рак проклятый скосил. Скажу надо сеструху встряхнуть, развеселить.

Андрей посмотрел на Артема и почувствовал, как невыносимо виноват перед ним. Перед ними всеми. Друга обидел, жену предал. Похаял все самое дорогое в этой никчемной, серой жизни.

- Корецкий, ты прости меня ладно.

- Да пошел ты! - буркнул Артем и отвернулся. Асланов улыбнулся. Он знал, что означают эти слова. Артем простил. Хмурится, чтобы виду не показать, как и когда-то раньше.

- Ты мне морду разукрасил так искусно, что на меня бабы около года не смотрели. Такое разве прощают?

Обернулся. Улыбается. В уголках глаз веселые морщинки. Обнялись. Сильно, рывком.

- Иди, Асланов. Ты сейчас глаз с Коршуна не спускай и в руках держи себя, горячий ты наш. Я Веронике утром позвоню.

Андрей протянул другу фотографию.

- Себе оставь. Знаю, как отдавать не хочешь.

ГЛАВА 12

"Я хочу их увидеть. Я обязан их увидеть..."

Андрей припарковал машину за несколько домов от подъезда Ники и посмотрел на часы - 7:30 утра. Во сколько обычно отводят детей в садик? Вроде к восьми, как и в школу. Но где-то в это время точно. Приподнял воротник и пошел к дому бывшей жены. Свежий снег приятно хрустит под ногами, а в сердце сладкое предчувствие. Как в детстве, когда наступает день которого ждал целый год. Например, День Рождения...Нет, когда он был ребенком он ждал Нового Года. В их детском доме наступал настоящий праздник. Приезжали шефы. Ребята из военного училища и привозили им подарки. Цветное мыло в импортных обертках. Конфеты. Леденцы. Тогда у маленького Андрюши появлялась новая игрушка, и она была таковой целый год, до нового праздника. Вот и сейчас его переполняет ощущение, что чудо вот-вот произойдет. Он увидит своих дочерей. У него есть дети...Он отец...Как же Андрей мечтал, что подарит им всю вселенную, даст то, чего никогда не было у него самого. Брошенного малыша беспризорника, никогда не видевшего ни добра, ни ласки. Он клялся себе, когда немного подрос, что, если у него будут дети, он никогда их не бросит. Он всегда будет рядом, чтобы они не узнали ледяного чувство одиночества. Чтобы ни разу в своей жизни не задали себе вопрос - "Чей я? Кому я нужен? Если я заболею и умру, кто-нибудь будет плакать обо мне? Или меня унесут, накрытого белой простынею, а потом отдадут мои игрушки другому, такому же одинокому ребенку?".

Его детские кошмары...Даже сейчас они возвращались по ночам и окутывали черной паутиной дикого ужаса и боли быть брошенным, никому не нужным. Злая ирония. Со своими детьми Андрей поступил точно так же. И плевать, что он о них не знал. Незнание закона не освобождает от ответственности. Может быть, именно этого он не простит себе никогда.

Спрятался за гаражами и устремил взгляд на выкрашенные синей краской двери подъезда. Снова взгляд на часы. Скоро. Он чувствует, что увидит их очень скоро. Его сердце, наверное, разорвется в тот же миг. Словно в ответ на его мысли дверь подъезда отворилась, и у него перехватило дыхание. Стон разочарования сорвался с губ и повис в морозном воздухе. Мужчина с собакой. Какие-то люди, дети...И вот сердце подпрыгнуло в груди. Нет. Неверно, оно просто остановилось и перестало биться на какие-то доли секунд. Ника вышла на улицу, держа за руки двух маленьких девочек. Обе в стареньких разных пальтишках, но на головах одинаковые шапочки. Видно, что связаны своими руками. Наверняка бабушка постаралась.

"Мои дети одеты так бедно, так просто, когда я сам разъезжаю на "БМВ" и одеваюсь в дорогущих магазинах. Я - скотина!"

Шарфики забавно завязаны сзади, болтаются цветные бубенчики. До него донесся их смех, и внутри защемило так сильно, что он вцепился в кирпичную стену ногтями. Ника склонилась к детям и заботливо поправила воротнички, расцеловала румяные мордашки. Они приближаются, скоро он увидит их совсем близко.

Заметил лицо жены. Бледная, синие круги под глазами на голове черный платок. Представил, как ей сейчас больно и стиснул зубы. Не подпускает к себе. Если б хотя бы шанс ему дала…точнее, если бы он думал, что есть хотя бы маленький шанс не дал бы ей одной быть. Но эти проклятые обстоятельства и Коршун. Дьявол, как же они все влипли.

Перевел взгляд на малышек. Совершенно одинаковые. Кто, из них Катя, а кто Аня? Если бы он видел, как они взрослеют рядом с ним, то безошибочно отличал бы одну от другой. Но он не видел. Не знал. Не хотел знать. Девочки побежали вперед, на ходу лепили снежки и бросали друг в друга. Ника едва поспевала за ними.

- Катя, Анюта. Вернитесь немедленно. Вы сейчас будете совершенно мокрые. Накажу. Вы меня слышите. Встаньте со снега немедленно! Елку не поставим!

Похоже, эта угроза возымело действие и малышки тут же поднялись на ноги, а потом стремглав побежали к матери. Наперегонки. Они весело верезжали, как маленькие поросята. Щечки раскраснелись от мороза. Андрей почувствовал, что внутри поднимается такая радость и тоска, что даже странно, как эти два чувства могут ослеплять его одновременно.

- А что мне принесет Дед Мороз?

- А мне?

- Мама ты написала ему письмо? Мама...Я просила мишку...

- А я тоже просила...а теперь хочу другой подарок.

- Я первая.

- Нет я.

- Я первая. Я всегда первая - я старше.

Ника склонилась к обеим

- Будете ссориться - Дед Мороз ничего не принесет вам обеим.

Каждое их слово отпечатывалось в его голове, словно складывалось в отдельное место. Особое. Неприкосновенное. То место, где он хранит самые ценные воспоминания. Но до этого момента там оказывается хранилась обычная мишура…

- Мама, напиши ему новое письмо...Я другой подарок хочу. Мама...

Ника взяла их за руки и пошла по тропинке, уже присыпанной песком.

- Какой подарок, Анют? Мы напишем еще. Время есть.

- Не хочу, чтобы Катька слышала... - прохныкала девочка - она у меня заберет.

- Не заберет. У каждого будет свой подарок. Ты мне расскажи, а я сегодня же письмо отправлю.

Ника ласково прижала к себе обеих девочек. Какая же хорошая она мать. Теперь он видел ее совсем другой. Такой, какой не знал никогда раньше. Заботливой, ласковой, нежной. Сколько любви в ее жестах, взглядах, в том, как она касается его девочек. Не испугалась. Родила. Ей было трудно, ей и сейчас нелегко. Но справляется. Идет по жизни с гордо поднятой головой. Несет ношу и не прогнется. Такая она. Его Ника. Его девочка. Смелая и сильная. Сердце дернулось под ребрами, защемило так, что дышать стало не чем.

- Пусть он мне принесет папу.

Ника остановилась, а Андрей почувствовал, что начинает задыхаться. Поднес руку к горлу. Девочка продолжала говорить и тянуть Нику за руку.

- У всех есть папы, а у нас нету. Пусть принесет мне. Я буду хорошая. Я даже с Катькой поделюсь. Ну, пожалуйста. Мамааааа.

- И мне! НАМ! Мамаааа, мы будем хорошие, честно!

Андрей слышал их все менее отчетливо, они удалялись. Он не знает, что ответила Ника дочери. Что придумала и что еще собирается придумать. Ведь такие вопросы будут повторяться все чаще и чаще. Им нужно поговорить. Позже, когда все станет на свои места, он будет умолять ее позволить вернуться в их жизнь. Главное, чтобы Ника послушалась Артема и увезла дочерей. Тронул щеку и с удивлением отнял руку - пальцы влажные. Когда он плакал последний раз? В детстве, когда его вернули обратно из приемной семьи. Все детдомовские тыкали в него пальцами и ржали. Их насмешливые физиономии, прижатые к окнам в мстительном восторге, он будет помнить всю жизнь. Тогда он забился в старый чулан и проплакал там до самого утра, пока старая уборщица тете Дуся не выудила его пряником. В тот день Андрей поклялся себе, что больше никогда и никому не позволит себя бросить или предать. А еще он больше не заплачет, никто не достоин, чтобы он проливал слезы. Он будет уходить сам. Первым. Он держал это слово долгие годы. До сегодняшнего дня. Пока не увидел своих дочерей, ради которых не просто не жалко заплакать, ради них можно и умереть. Жизнь засияла новыми красками. Словно еще вчера его будущее было серым и беспросветным и вдруг заиграло разными цветами радуги. А ведь есть смысл жить дальше. Бороться. Сражаться. Есть для кого. Он нужен им. Пусть, его малышки еще не знают о его существовании. Но Андрей уверен - они нуждаются в нем так же остро, как и он в них. Достал фотографию из кармана и вновь осторожно погладил пальцем. А ведь и правда похожи на него. Те же глаза, улыбки, неуловимое выражение лица, смешинки в озорном взгляде.

" Мои маленькие. Мои! Ваша мама пока не знает, но Дед Мороз выполнит вашу просьбу. Возможно немного позже, но обязательно выполнит. Папа дает вам слово".

Ника поцеловала дочерей и пошла домой. На душе пустота и чернота. Нет никакого просвета. Просьба Анечки добила ее, лишила дара речи. Вот и настал этот момент. Почему именно сейчас, когда все нервы оголены. Смерть Светы подкосила ее окончательно. Мама ходит по дому, как тень. Старается держаться, но Ника знает, что как только за ней закроется дверь, та будет плакать. Звонили друзья, спрашивали о похоронах, предлагали помощь. Каждый звонок как удар, как пощечина. Никто не понимал за что могли убить Свету. Никто кроме Ники. Она-то знает, это ее вина. А дальше будет хуже. Уверенности в завтрашнем дне, хотя бы вязкой и ненадежной как раньше, уже нет.

Вернулась домой. Анастасия Павловна заперлась в своей комнате. Подошла, протянула руку к двери и отдернула, услышав сдавленные рыдания. Вот и пришла в их дом смерть. Она витает в воздухе как ядовитое облако радиации, заражая каждую клетку пространства. Зазвонил уже в который раз телефон, и Ника равнодушно сняла трубку.

- Вероника... - Голос Артема она узнала сразу.

- Темка! - обрадовалась.

- Привет. Слышал горе у тебя? - В голосе сочувствие.

- Да. Свету убили. - Вздохнула, прижала руки к глазам.

- Ника, ты там держись, слышишь? Я чего звоню - очень нужно встретиться. Можешь приехать в отделение?

- Сейчас? - Нике ужасно не хотелось выходить из дома. Никуда.

- Да, лучше сейчас. Я пришлю за тобой служебную машину.

- Это из-за Светы? Я вчера уже все рассказала следователю... - простонала Ника, представив, что снова придется пройти через все вопросы.

- Это не телефонный разговор, но ты мне правда очень нужна. Через десять минут у тебя будет мой шофер.

- Ладно.

Положила трубку на рычаг. Артем уже давно не звонил. Наверно больше месяца. Последний раз она видела его на дне рождении девочек. Отношения с Артемом были всегда довольно сложными. Ника знала, как он к ней относится, а он понимал, что она знает. Хотя Корецкий никогда и не говорил Нике о своих чувствах, но она, как и любая женщина, всегда чувствовала его отношение. Артем всегда деликатный, преданный друг, но его глаза не могли скрыть правду. Первый раз Ника это поняла, когда он приехал к ней после рождения девочек. Предложил помощь. Организовал для нее постоянное дежурство. Ребята по очереди для нее в магазин ходили. После кесарева она с трудом на ногах стояла. Гемоглобин резко понизился. Так они ей еду таскали, шоколадки, апельсины. Ей всегда была в тягость его забота, ведь ничего взамен она ему дать не могла. Иногда ей казалось, что пора поговорить с Артемом и сказать, что вся его забота лишняя. Что она и сама справляется, но не могла. Стыдно гнать того, кто о тебе искренне заботится, да и дочки его любят.

Теперь затрещал сотовый. Как же ей все надоели. Схватила мобильный и тут же напряглась. На этот аппарат звонит только Владимир.

- Алло.

- Ника?! Доброе утро. Я тут насчет похорон все устроил. Завтра с утра устроим церемонию. Выбил место на кладбище в центре. Ника?

- Да, я вас слушаю. Спасибо. Даже не знаю, чтобы я без вас делала.

- Так пустяки - это было легко. Я могу прислать за вами машину? Обсудим все у меня?

"Ну, вот еще один хочет прислать за мной машину. Я сегодня нарасхват!" - Зло подумала Ника, и ей захотелось швырнуть сотовый в окно.

- У меня с утра есть некоторые дела, можно после обеда?

- Можно. Я тут подумал...вы могли бы приехать с детьми? Кстати, я тут билеты в цирк купил...может потом, когда ...ну попозж… мы сходим с вашими дочками?

В любой другой ситуации Ника бы обрадовалась, но не сейчас. Сердце взвыло.

"Ни за что я не приведу к тебе детей. Все что угодно только не это!"

- Может попозже...

- Откуда Кириллу вас забрать?

- Я позвоню, можно?

- Конечно можно. Ника, я хотел еще сказать...я очень хочу вас увидеть...простите, что говорю это вам в такой неподходящий момент...

- Я позвоню, хорошо?

Закрыла сотовый, и стало нечем дышать. С каждым днем она запутывается в этой паутине еще сильнее. Коршун теперь напоминал одного из пауков, в чью сеть она угодила помимо воли.

Ника быстро переоделась в джинсы и темно-вишневый свитер, платок свернула в полоску и повязала как обруч. В зеркало не посмотрела. Быстро подхватила сумочку и спустилась по лестнице. Холод пронизал тело. Чертыхнулась вернулась за пальто.

Милицейский "бобик" уже ждал на улице. Ника юркнула на заднее сиденье. Поздоровалась с водителем и отвернулась к окну.

"Началось. Коршун уже заговорил со мной о чувствах...Скоро придется расплачиваться за его щедрость и доброту. Андрей рядом с ним...Ну как я у него на глазах...Господи, что же мне делать? Что?"

***

Ника прошла в кабинет Корецкого тихо постучала. Атрем открыл почти сразу. Впустил ее и прикрыл за ней дверь.

- Ну что, Серебрякова? Как держишься?

Голос бодрый, а в глазах сочувствие. Искреннее, неподдельное.

- Крестницы мои в садике?

- Да, отвела с утра.

- Присаживайся, чай будешь?

Артем окинул ее взглядом, нахмурился и полез в шкафчик возле стола.

- Держи. А то смотреть на тебя больно. Скоро в скелет превратишься.

Протянул ей плитку шоколада "Аленушка". Ника усмехнулась - ее любимая.

Артем позвонил по внутреннему телефону и попросил, чтобы ему принесли две чашки чая. Затем посмотрел на Нику и подвинул к ней пачку сигарет.

- Бери. У меня еще есть.

Ника не отказалась, достала сигарету и закурила.

- Как ты, красавица? Давно не виделись. Что нового расскажешь?

Ника смутилась под его пытливым взглядом. Корецкий тонкий психолог от него ничего не скроешь.

- Андрей приехал... - прошептала тихо и затянулась дымом.

- Знаю. Ты его уже видела.

Не спросил. Скорее констатировал факт.

- Видела.

- Про детей сказала?

- Нет. Не сказала, и говорить не собираюсь. Узнает значит узнает, а нет...значит так к лучшему.

Нервно постучала зажигалкой по столу, в этот момент Артем взял ее за руку.

- Ника, ты зачем так, а? Детей не наказывай. Они не виноваты. Да было плохое. Да бросил тебя. Но им нужен отец.

Волна дикого гнева взбурлила в ней.

- А они ему нужны, Тем? У него теперь другая жизнь, полная приключений. Бабки, тачки. Сдались ему дети. Разбередит их и снова уедет, а я потом буду их по кусочкам собирать? Уж лучше пусть совсем о нем не знают, чем испытают такую боль.

Артем потер переносицу пальцами и тоже закурил.

- Значит, шансов ему не дашь?

Ника истерически засмеялась.

- Шансов на что? Тема, я ему не нужна. Мы ему не нужны. Он как был самцом, так и остался. Ему только одно нужно. Не прощу его никогда. Все. Хватит об этом. Тём, у меня и так все хреново. Не усугубляй. Только скажи, зачем позвал, да я поеду мне еще насчет похорон решать надо.

Корецкий странно на нее посмотрел и откашлялся.

- Дело деликатное, но хорошее. Варюшу сестру мою помнишь?

Ника кивнула.

- Горе у нее, Ника. Муж умер. Совсем молодой. Рак. Сгорел за пару месяцев. Одна она на хозяйстве с сыном. С ума сходит. Я тут подумал...Может маму свою с девочками к ней отправишь. Ненадолго. Вытаскивать девку надо, а то руки на себя наложит.

Ника взвилась на стуле, даже сигарета задрожала в руке.

"Отправить девочек и маму в деревню?! Господи, это ведь идеальное укрытие. Это чудо! Это ...Фуууух...Темка. С ума сойти, как только угадал, что я мечтаю их отправить подальше!»

- Конечно. Думаю, мама возражать не станет. Девочки на свежем воздухе отдохнут. Знаешь, Тём, чудесная идея. Да и я тут без них много дел по работе сделаю.

- Пусть праздник там отмечают. У Вари и телевидение есть и интернет. Я все провел.

Лицо Артема сначала просветлело, а потом он нахмурился, словно подумал о чем-то неприятном.

- Молодец, что соглашаешься. Очень помощь ей нужна. Вот и хорошо. За этим и позвал. Тогда отправляй их поскорее, а то Варвара мне каждый день звонит. Плачет.

- Конечно. Сегодня же поедут. Посажу их вечером на автобус. Не думаю, что мама откажется…Не надо ей на похороны и так сердце не выдержать может она из-за Светки целый день рыдает. Ну, я пойду, Тём?

Он кивнул, улыбнулся уголком рта.

- Ты не дрейфь, Серебрякова - прорвемся. Вот увидишь.

Пройдясь пешком по заснеженной улице, как можно дальше от управления, Ника позвонила Владимиру. Тот, как всегда, немедленно ответил.

- Вероника. Как же я ждал вашего звонка...Вот прям трубку в руке держал.

- Я освободилась. Могу через час к вам приехать. Вот дома немного разберусь и можете прислать машину.

"Он приедет сам. Точно знаю".

- Отлично. Я ужасно рад. Ровно через час машина будет под вашим домом.

- Асланов! Ты сейчас где?

- Проверяю сигнализацию в правом корпусе.

- Поручи это Кириллу. Ты мне нужен...Я тут Веронике пообещал забрать ее, но не успеваю. Привези ее домой...Ну там поболтайте, отвлеки немного, короче разберешься, понял? Асланов? Алло?

- Да. Я все понял. Сейчас заберу.

- Помнишь ее адрес?

Андрей с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Помнит ли он ее адрес? Да с закрытыми глазами из другого города пешком придет.

- Вот и ладненько. Только смотри там...Мозги не пудри...Я жадный, Асланов. Свое никому не отдам.

Андрей в ярости сжал руку в кулак.

"Свое? С каких пор она твоя?! Я тоже жадный, еще посмотрим кто кого!"

Закрыл сотовый, сунул в карман и вызвал по рации Кирилла.

***

Ника зашла в пустую квартиру. Тяжело осела на стул в коридоре. Тумбочка пустая, на вешалке нет детских пальтишек. Она только что вернулась с автовокзала. Посадила маму и девочек на автобус. И еще ей казалось, что в автобусе, когда людей много не заметит их никто. Она даже на вокзал не пошла. Сказала, что у нее важная встреча, а потом из-за угла смотрела, как они садятся и отъезжают. Можно было на машине, но знакомых не было с машинами, а частникам она не доверяла, что уже о такси говорить – денег немеряно потратила бы. Ничего туда ехать часа три. Бабушка им книжку почитает, а там Варя их встретит. Хорошо хоть обошлось без истерики, дочки услышав, что у тети Вари есть кот и корова, тут же бросились собираться. С мамой пришлось, конечно, повоевать. Она категорически отказывалась уезжать...

- Ника, ну как я поеду прямо сейчас, а похороны? Как ты сама? Да и со Светой попрощаться...Нет, так не пойдет...

Анастасия Павловна растерянно взмахивает руками, видя, как Ника собирает дорожную сумку.

- Мама, если не поедешь, там горе случится. Света и так знает, что ты ее любишь и скорбишь, а там человек погибает, понимаешь?

Ника с остервенением складывает детские вещи, пару игрушек. Остановилась подумать ничего ли не забыла.

- Ну и кто меня там встретит? А? Как я с этой сумкой доберусь сама?

- Артем уже поговорил с Варей, они будут ждать тебя на автовокзале...

...Нике даже стало стыдно от того как поспешно она выпроводила маму и детей. Анастасия Павловна подозрительно на нее смотрела, но ничего не сказала. Все же послушалась дочь. Нике даже иногда казалось, что мама чувствует, что что-то происходит, просто боится спросить. Вот и осталась Ника одна. Пусто так в квартире, но на душе потеплело. Стало спокойней. Девушка причесалась, переоделась. Вначале достала новый костюм, но передумала, чем скромнее она будет выглядеть, тем меньше вероятность, что сегодня Коршунов начнет за ней ухаживать более настырно. Хоть бы Андрея там не было. Она не может и не хочет с ним объясняться. Только не сегодня. Не сейчас.

Вероника спустилась по лестнице и приоткрыла дверь. Дыхание тут же перехватило. Черный "БМВ" припаркован прямо у подъезда, а возле него, облокотившись о капот стоит Андрей. Сегодня он одет совсем по-иному. Длинное пальто почти до пола, темно синего цвета. Под ним светлый свитер и джинсы. Одна рука в кармане в другой - неизменная сигарета. Он чуть прищурился от солнца. В уголках глаз собрались морщинки и у нее защипало в сердце. Как же она соскучилась по нему. По его улыбке, взгляду. Просто по тому что он рядом и прикоснуться хочется до ломоты в пальцах, волосы его тронуть, по скуле ладонью провести… а губы до сих пор покалывало от его поцелуев.

Ника нервно осмотрелась по сторонам. Не хватало что бы Владимир увидел здесь ее бывшего мужа. Тогда весь план пойдет прахом.

- Я говорила тебе, чтобы ты больше не приезжал, Андрей. - Даже не поздоровавшись выпалила Ника и злобно на него посмотрела.

- И тебе доброго дня, Вероника. Я тут по работе. Владимир прислал меня за тобой.

Ника вначале ему не поверила.

- У Владимира Александровича водителей кроме тебя нет?

Андрей проглотил ее колкость:

- Есть. Просто сейчас они заняты. Так что придется тебе потерпеть мое общество - прошу!

Он открыл переднюю дверцу автомобиля и вычурным жестом пригласил ее сесть. Ника проигнорировала его и устроилась на заднем сидении. Подальше. Как можно дальше.

Она дала себе слово, что не поддастся ни на одну провокацию. Будет молчать, словно в рот воды набрала, но Андрей тут же выбил почву у нее из-под ног одним единственным вопросом.

- А где дети?

Ника невольно схватилась за ручку на двери. Первой мыслью было выскочить из машины. Дышать стало настолько трудно, что она открыла окно. "Он знает! Он знает?!"

- Далеко. Там, где ты их не сможешь найти.

Ответила резко, словно отрезала.

- Ты собиралась мне рассказать?

Он пристально посмотрел на нее в зеркало заднего обзора.

- Нет.

Ника отвела глаза и повернулась к окну.

- Как долго ты хотела от меня скрывать? Я не имею права знать?

- Так же долго, сколько ты не хотел ничего знать о нас. К чему эти вопросы, Андрей? Ты каким-то образом узнал о детях. Но ты можешь так же быстро о них забыть прямо сейчас. Не нужно утруждать себя и делать вид, что ты взволнован, что ты оскорблен в лучших чувствах. Тебе не было до нас дела все эти годы, пока ты строил свою карьеру, а сейчас нам нет дела до тебя. Разговор окончен. Это мои дети. Только мои. Кроме биологии к тебе это не имеет ни малейшего отношения.

Андрей резко затормозил у обочины и обернулся к Нике. Он с яростью и отчаянием на нее посмотрел. Но она отвернулась, чтобы не видеть этого взгляда, хотя сердце и сжалось, умоляя прислушаться, дать шанс сказать...Просто дать шанс. Ведь бросил он ее, не зная о детях. Возможно, он был бы им хорошим отцом, несмотря на то, что мужем хорошем быть не смог.

- Я их отец. Я хочу, чтобы они обо мне узнали. Неужели ты будешь настолько жестока, что не позволишь?

Ника нахмурилась, это было не совсем то, что она ожидала от него услышать. Ни упреков, ни вопросов...

- Андрей, ты насколько приехал? На пару месяцев? Зачем тебе бередить девочек? Потом ты вернешься в Америку и что я им скажу? Простите ваш папа уехал? Как я объясню четырехлетним малышкам? Это ни к чему, понимаешь? Не нужно. Я прошу тебя. Если в тебе есть хоть капля жалости и сочувствия ты оставишь эту затею.

Он все еще продолжал на нее смотреть, но вскоре завел машину, и они вновь поехали.

- Он будет к тебе приставать, - угрюмо произнес бывший муж. Теперь он уже не смотрел на Нику сквозь зеркало, а она до боли в суставах сжала ручку сумочки. "Он даже не попытался меня убедить насчет детей! Даже не стал умолять, просить. О господи, неужели для него это ничего не значит?...Просто перевел разговор на другую тему. Асланов, твоим детям угрожает опасность, а все что ты о них спросил уложилось в два предложения?! Ну и гад же ты!"

- Тебе какое дело? Может и будет. Это моя жизнь и тебя она не касается.

- Он тебе нравится?

В этот момент Нике захотелось вцепиться ему в волосы, но вместо этого она решительно ответила

- Очень нравится. Даже не представляешь насколько. Он красивый, умный, богатый. Почему бы и нет? Пожелай мне счастья, Андрюша.

Это был последний вопрос, который Асланов ей задал. Всю остальную дорогу они молчали. Ника глотала слезы, а он даже не смотрел в ее сторону.

ГЛАВА 13

- Асланов! Ты сейчас где?

- Проверяю сигнализацию в правом корпусе.

- Поручи это Кириллу. Ты мне нужен...Я тут Веронике пообещал забрать ее, но не успеваю. Привези ее домой...Ну там поболтайте, отвлеки немного, короче разберешься, понял? Асланов? Алло?

- Да. Я все понял. Сейчас заберу.

- Помнишь ее адрес?

Андрей с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Помнит ли он ее адрес? Да с закрытыми глазами из другого города пешком придет.

- Вот и ладненько. Только смотри там...Мозги не пудри...Я жадный, Асланов. Свое никому не отдам.

Андрей в ярости сжал руку в кулак.

"Свое? С каких пор она твоя?! Я тоже жадный, еще посмотрим кто кого!"

Закрыл сотовый, сунул в карман и вызвал по рации Кирилла.

***

Ника зашла в пустую квартиру. Тяжело осела на стул в коридоре. Тумбочка пустая, на вешалке нет детских пальтишек. Она только что вернулась с автовокзала. Посадила маму и девочек на автобус. И еще ей казалось, что в автобусе, когда людей много не заметит их никто. Она даже на вокзал не пошла. Сказала, что у нее важная встреча, а потом из-за угла смотрела, как они садятся и отъезжают. Можно было на машине, но знакомых не было с машинами, а частникам она не доверяла, что уже о такси говорить – денег немеряно потратила бы. Ничего туда ехать часа три. Бабушка им книжку почитает, а там Варя их встретит. Хорошо хоть обошлось без истерики, дочки услышав, что у тети Вари есть кот и корова, тут же бросились собираться. С мамой пришлось, конечно, повоевать. Она категорически отказывалась уезжать...

- Ника, ну как я поеду прямо сейчас, а похороны? Как ты сама? Да и со Светой попрощаться...Нет, так не пойдет...

Анастасия Павловна растерянно взмахивает руками, видя, как Ника собирает дорожную сумку.

- Мама, если не поедешь, там горе случится. Света и так знает, что ты ее любишь и скорбишь, а там человек погибает, понимаешь?

Ника с остервенением складывает детские вещи, пару игрушек. Остановилась подумать ничего ли не забыла.

- Ну и кто меня там встретит? А? Как я с этой сумкой доберусь сама?

- Артем уже поговорил с Варей, они будут ждать тебя на автовокзале...

...Нике даже стало стыдно от того как поспешно она выпроводила маму и детей. Анастасия Павловна подозрительно на нее смотрела, но ничего не сказала. Все же послушалась дочь. Нике даже иногда казалось, что мама чувствует, что что-то происходит, просто боится спросить. Вот и осталась Ника одна. Пусто так в квартире, но на душе потеплело. Стало спокойней. Девушка причесалась, переоделась. Вначале достала новый костюм, но передумала, чем скромнее она будет выглядеть, тем меньше вероятность, что сегодня Коршунов начнет за ней ухаживать более настырно. Хоть бы Андрея там не было. Она не может и не хочет с ним объясняться. Только не сегодня. Не сейчас.

Вероника спустилась по лестнице и приоткрыла дверь. Дыхание тут же перехватило. Черный "БМВ" припаркован прямо у подъезда, а возле него, облокотившись о капот стоит Андрей. Сегодня он одет совсем по-иному. Длинное пальто почти до пола, темно синего цвета. Под ним светлый свитер и джинсы. Одна рука в кармане в другой - неизменная сигарета. Он чуть прищурился от солнца. В уголках глаз собрались морщинки и у нее защипало в сердце. Как же она соскучилась по нему. По его улыбке, взгляду. Просто по тому что он рядом и прикоснуться хочется до ломоты в пальцах, волосы его тронуть, по скуле ладонью провести… а губы до сих пор покалывало от его поцелуев.

Ника нервно осмотрелась по сторонам. Не хватало что бы Владимир увидел здесь ее бывшего мужа. Тогда весь план пойдет прахом.

- Я говорила тебе, чтобы ты больше не приезжал, Андрей. - Даже не поздоровавшись выпалила Ника и злобно на него посмотрела.

- И тебе доброго дня, Вероника. Я тут по работе. Владимир прислал меня за тобой.

Ника вначале ему не поверила.

- У Владимира Александровича водителей кроме тебя нет?

Андрей проглотил ее колкость:

- Есть. Просто сейчас они заняты. Так что придется тебе потерпеть мое общество - прошу!

Он открыл переднюю дверцу автомобиля и вычурным жестом пригласил ее сесть. Ника проигнорировала его и устроилась на заднем сидении. Подальше. Как можно дальше.

Она дала себе слово, что не поддастся ни на одну провокацию. Будет молчать, словно в рот воды набрала, но Андрей тут же выбил почву у нее из-под ног одним единственным вопросом.

- А где дети?

Ника невольно схватилась за ручку на двери. Первой мыслью было выскочить из машины. Дышать стало настолько трудно, что она открыла окно. "Он знает! Он знает?!"

- Далеко. Там, где ты их не сможешь найти.

Ответила резко, словно отрезала.

- Ты собиралась мне рассказать?

Он пристально посмотрел на нее в зеркало заднего обзора.

- Нет.

Ника отвела глаза и повернулась к окну.

- Как долго ты хотела от меня скрывать? Я не имею права знать?

- Так же долго, сколько ты не хотел ничего знать о нас. К чему эти вопросы, Андрей? Ты каким-то образом узнал о детях. Но ты можешь так же быстро о них забыть прямо сейчас. Не нужно утруждать себя и делать вид, что ты взволнован, что ты оскорблен в лучших чувствах. Тебе не было до нас дела все эти годы, пока ты строил свою карьеру, а сейчас нам нет дела до тебя. Разговор окончен. Это мои дети. Только мои. Кроме биологии к тебе это не имеет ни малейшего отношения.

Андрей резко затормозил у обочины и обернулся к Нике. Он с яростью и отчаянием на нее посмотрел. Но она отвернулась, чтобы не видеть этого взгляда, хотя сердце и сжалось, умоляя прислушаться, дать шанс сказать...Просто дать шанс. Ведь бросил он ее, не зная о детях. Возможно, он был бы им хорошим отцом, несмотря на то, что мужем хорошем быть не смог.

- Я их отец. Я хочу, чтобы они обо мне узнали. Неужели ты будешь настолько жестока, что не позволишь?

Ника нахмурилась, это было не совсем то, что она ожидала от него услышать. Ни упреков, ни вопросов...

- Андрей, ты насколько приехал? На пару месяцев? Зачем тебе бередить девочек? Потом ты вернешься в Америку и что я им скажу? Простите ваш папа уехал? Как я объясню четырехлетним малышкам? Это ни к чему, понимаешь? Не нужно. Я прошу тебя. Если в тебе есть хоть капля жалости и сочувствия ты оставишь эту затею.

Он все еще продолжал на нее смотреть, но вскоре завел машину, и они вновь поехали.

- Он будет к тебе приставать, - угрюмо произнес бывший муж. Теперь он уже не смотрел на Нику сквозь зеркало, а она до боли в суставах сжала ручку сумочки. "Он даже не попытался меня убедить насчет детей! Даже не стал умолять, просить. О господи, неужели для него это ничего не значит?...Просто перевел разговор на другую тему. Асланов, твоим детям угрожает опасность, а все что ты о них спросил уложилось в два предложения?! Ну и гад же ты!"

- Тебе какое дело? Может и будет. Это моя жизнь и тебя она не касается.

- Он тебе нравится?

В этот момент Нике захотелось вцепиться ему в волосы, но вместо этого она решительно ответила

- Очень нравится. Даже не представляешь насколько. Он красивый, умный, богатый. Почему бы и нет? Пожелай мне счастья, Андрюша.

Это был последний вопрос, который Асланов ей задал. Всю остальную дорогу они молчали. Ника глотала слезы, а он даже не смотрел в ее сторону.

Машина затормозила у шикарного особняка в пригороде. Здание - как дворец, из белого камня с массивным забором, украшенным головами львов из гипса. Повсюду охрана и видеокамеры. Ника невольно залюбовалась домом. На воротах у нее спросили документы. Андрей грубо отчитал молоденького охранника и провел Веронику к парадному входу из цветного стекла-витрины.

- Роскошные хоромы, не так ли? - Съязвил он, пропуская ее вперед. Взял у нее полушубок и проводил в залу размером с футбольное поле. Им тут же принесли холодные напитки и десерт из свежих фруктов. Ника почувствовала себя ничтожно маленькой и нищей в окружающей ее роскоши. Словно Золушка в потрепанном наряде попала на бал. Только не к принцу, а к Кощею Бессмертному из другой сказки. Принц стоит рядом и свою роль исполнять не намерен. Кроме того, он служит основному злодею. Ника грустно улыбнулась. Пора начинать писать сказки для дочерей. Сюжетов из реальной жизни хоть отбавляй. Андрей по-хозяйски налил себе вина, ей не предложил. Сел рядом в кресло и молча включил музыкальный центр. Теперь ей казалось, что он намеренно ее игнорирует. Намеренно всем своим видом показывает свое презрение к ней. Что ж она сама себя презирает. Он даже не подозревает насколько.

- Хочешь вина?

- Я не пью, - Ответила Ника, даже не повернув голову в его сторону - ты сейчас пытаешься выслужиться? За это тебе тоже платят? Сторожить девушек босса?

Его ответ заставил ее взвиться от возмущения.

- Нет, обычно всех баб мы делим на двоих.

Теперь она уже сверлила его гневным взглядом. Пытается показать ей кто она? Поставить на место? Дать понять, чтобы не тешила себя иллюзиями?

- Ну, в этот раз тебе точно обломится, - ответила она дерзко и достала сигарету, демонстративно проигнорировав зажигалку в его руке, прикурила от своей.

- Да я и не настаивал особо...

Андрей пожал плечами, и Нике неумолимо захотелось притушить сигарету о его руку. Чтобы заставить почувствовать хоть десятую долю той боли, что он ей причинил.

Внезапно он повернулся к ней.

- Зачем?! Скажи мне, зачем ты с ним? Он опасен, Ника, ты понимаешь?! Опасен. Беги пока не поздно!

Вероника резко отпрянула от Андрея.

- Не опасней тебя, Асланов. Больше меня уже ничем не удивить. Ты превзошел всех даже на несколько лет вперед. Опасность? Может мне это нравится?

Сотовый задрожал у нее в кармане, возвещая об СМСке. Ника быстро взглянула на дисплей того аппарата, что дал ей Славик.

"Завтра у меня дома в семь вечера. Сотри".

Рука дрогнула и непроизвольно нажала на удаление. Тимофеев ждет результатов. Она обязана дать ему хоть какую-то кость, хоть что-то.

- Ника? Ты слышала, что я сказал?

Девушка подняла рассеянный взгляд на Андрея.

- Я говорю, Коршун приехал.

Ника повернула голову в сторону прихожей и увидела Владимира с огромным букетом розовых роз. Он скинул пальто и шарф и направился к девушке.

- А вот и я. Простите за опоздание. Задержался я с делами. Как вы тут устроились? Вероника, Асланов хорошо себя вел?

Ника улыбнулась Владимиру.

- Безупречно.

- Спасибо, Андрей. На сегодня ты свободен. Можешь взять выходной.

Девушка быстро посмотрела на бывшего мужа, но тот совершенно спокойно ответил, что сегодня у него полно работы с сигнализацией и поэтому он обойдется без выходного. Владимир передал цветы Нике и налил себе вина.

- Вот так всегда у него сплошная работа. Ни минуты отдыха никакой личной жизни.

Коршунов придвинул кресло поближе к Нике.

- Вам нравятся розы?

- Да, очень. Спасибо. Сто леи никто не дарил цветы.

- Помилуйте, как можно? Я вам не верю.

Ника бросила уничтожающий взгляд на Андрея и вновь повернулась к Владимиру.

- Вы сказали, что хотите обсудить со мной похороны...

- Верно. Я все устроил. Завтра утром на центральном кладбище. Поминки в ресторане. Все уже оплачено, просто поставьте всех в известность. На кладбище и с кладбища людей повезут на двух автобусах. Сборы к 12 дня у морга. Адрес морга вы знаете.

- Я так вам благодарна, даже нет слов. Просто не знаю, как бы справилась со всем этим сама.

В этот момент Владимир накрыл ее руку своей.

- Если вы захотите, то с этой минуты вы уже не будете одна...

Громко хлопнула входная дверь - Андрей вышел на улицу.

- Нервный он последнее время. На него не похоже, - проворчал Коршун и вновь посмотрел на Нику.

- Знаю, что возможно вы мне не особо поверите, но еще никогда я не был очарован женщиной настолько. Вы подумали насчет моего предложения?

Ника колебалась всего секунду:

- Да, я подумала. Я буду у вас работать, только вначале мне нужно предоставить договор моему шефу и рассчитаться.

Владимир радостно улыбнулся.

- Чудесно. Вы сделали правильный выбор. Договор получите прямо сегодня. Теперь у меня нет надобности тянуть время. Я смогу видеть вас довольно часто. Если конечно вы меня только что не обманули, Никааа. Я, кстати, очень не люблю, когда мне лгут. Очееень.

Прозвучало, как угроза и Вероника невольно вздрогнула. Он поднес руку Ники к губам и поцеловал.

Ледяные тиски сдавили сердце, захотелось выдернуть пальцы и бросится прочь из этого дома. Но она сдержалась. Выдавила слабую улыбку.

- Я польщена вашим вниманием, Владимир Александрович, и безмерно вам благодарна.

- Что ж пройдемте в кабинет, отдам вам договор и будем ужинать.

Ника покорно пошла за Владимиром, каждый шаг отзывался эхом внутри и зачеркивал все мосты к отступлению. Пути назад нет, теперь только вперед - навстречу неизвестности.

Они зашли в просторный кабинет. Владимир включил свет, открыл секретер.

Вероника быстро осмотрела помещение, задерживая взгляд на шкафчиках и полочках.

"Интересно, сейф находится здесь?"

- Вот и бумаги. Передайте Тимофееву и скажите - пусть мне позвонит.

Ника протянула руку за бумагами и слишком поспешно взяла их из рук Владимира, но тот удержал ее за запястье. Большой палец нежно погладил кожу.

- Словно шелк, - прошептал он и посмотрел ей в глаза. Ника замерла не в силах пошевелиться. Он гипнотизировал ее взглядом, но кроме страха и чувства обреченности она ничего не испытывала. Мужчина скользнул пальцами вверх по руке и осторожно потянул Нику к себе. Он жадно рассматривал ее лицо, словно стараясь запомнить каждую черточку на нем.

- Совершенная красота… - прошептал он и коснулся ее щеки, ласкающим жестом провел по скуле. Ладонь легла на ее затылок, и он нежно потянул ее к себе. Поцелуй Коршуна, как ни странно был осторожным и очень робким. Ника ожидала жестокости, грубости. Наверно ожидая совсем иного стиля поведения, но Владимир ее удивил. Его губы касались ее губ так легко и нежно, словно боясь спугнуть. Ника вся внутренне сжалась, даже зажмурилась, заставляя себя покориться. Внезапно Коршун отпрянул от нее.

- Я тебе не нравлюсь - тихо констатировал он.

Ника заставила себя открыть глаза, и смело на него посмотрела.

- Нравишься… - так же тихо ответила она.

"Все. Я это сказала. Назад пути нет!"

- Мне показалось, что ты меня боишься...

- Возможно...просто с тех пор, как муж оставил меня...я...у меня никого не было.

Щеки Ники вспыхнули, сейчас она говорила правду. Но почему-то ей казалось, что она продолжает лгать. Нагло и бессовестно.

"Он преступник для него ложь - это образ жизни".

- Я не буду торопиться...обещаю...теперь ты будешь проводить со мной много времени...узнаешь меня получше. Я давно не встречал такую девушку, как ты. Рядом с тобой все сияет новыми красками. Я никогда еще не испытывал ничего подобного - мне хочется тебя защищать, заботиться о тебе... Наверно, это звучит глупо.

Ника улыбнулась:

- Нет, это звучит красиво, мне очень приятно это слышать.

- Я хочу, чтобы завтра ты поехала со мной на презентацию моего филиала. Знаю, что у тебя траур, но не могу не попросить тебя об этом. Мне очень нужно чтобы ты была рядом.

Ника кивнула, и в этот момент он снова привлек ее к себе и поцеловал, уже более настойчиво, чем раньше. Заставляя ее ответить на поцелуй, и она ответила. Собрала всю волю в кулак и ответила. Ненавидя и проклиная себя, испытывая безумный страх и отчаянье. Когда Андрей поймет, что теперь она с Коршуном не только по работе - он ее возненавидит. Он будет презирать ее так сильно, так неистово.

"Ну и пусть. Мне все равно. Главное закончить с этим побыстрее. Меня волнуют мои дети. А на Асланова мне плевать!".

Она видит себя со стороны, словно умелая актриса с ее лицом и телом отвечает на поцелуи мужчины, позволяя ласкать свои волосы. Наверное, это изнасилованье. Это надругательство над ее душой. Возможно продажные женщины чувствуют тоже самое. Если это так - то ей безумно жаль их. Потому что душа словно вывалялась в грязи.

Владимир наконец-то оторвался от ее губ.

- С ума сойти, я чувствую себя как мальчишка на первом свидании. Ника...мне уже давно не было так хорошо, как с тобой сейчас...

"А мне так плохо, как с тобой сейчас!"

Он вывел ее за руку из кабинета и повел к столу. Спросил у Кирилла, где Андрей, но тот лишь пожал плечами.

- Наверно уже закончил и поехал домой или по бабам, как всегда.

Ника выронила чайную ложку, подняла ее дрожащей рукой с ковра. Коршун тут же приказал принести ей другую и заботливо наполнил ее тарелку салатом. С этого момента его поведение изменилось, он стал относиться к Нике немного иначе. Словно они перешагнули из обычного ухаживания в нечто большее. Коршун сказал, что не будет ее торопить. Как долго он будет держать свое обещание? Если все же ей придется лечь с ним в постель - она возненавидит себя...

***

Андрей выключил приемник и снял наушники. Сжал руль до такой степени, что побелели пальцы. Казалось, кожа вот-вот лопнет на них. Он слышал все. До последнего слова. Ярость клокочет так сильно, что хочется кого-то убить.

"Мы сменим тактику моя дорогая, бывшая жена. Мы сменим ее прямо сейчас. Я докажу тебе что ты все еще меня любишь. Я обрушу на тебя шквал, ураган, которые, ты до сих пор не знала. Я тебя ему не отдам!".

Ударил кулаком по рулю и сорвался с места. "БМВ" заносит на поворотах свистят покрышки. Скорость невероятная. Услышал позади себя сирену.

- "БМВ" черного цвета, притормозите у обочины. Остановите машину немедленно!

Повиновался. Резко стал у бордюра. Когда молоденький ГАИшник подошел к нему, Андрей опустил стекло и протянул удостоверение. С удовольствием посмотрел, как побледнело лицо постового. Тот вытянулся по стойке "смирно" и отдал честь. Вернул Андрею документы, и тот на прежней скорости поехал по ночному городу.

Недавно говорил с Артемом. Насчет Светы. Есть подозрения, что девушку убили по наводке Генки Одноглазого. Никаких связей потерпевшей с этим бандитом не наблюдалось. Следствие зашло в тупик. Действовал профессионал с совершенно неясной целью. По последней версии покойную Алтунину приняли за другую.

Но Андрею не подходила ни одна из версий, нюхом профессионального охотника он чуял совсем другую причину. Неясное внутреннее волнение подсказывало, что есть связь с Вероникой. Он высказал свои предположения другу, но тот лишь пожал плечами. Они проверили прошлое бывшей жены день за днем, месяц за месяцем - никаких зацепок. Оставался "Телеком", но и там все чисто. Идеальные документы, платятся налоги. Не придраться. Тогда Андрей попросил пробить Тимофеева. Последний шанс найти хоть что-то. Завтра должна состояться презентация филиала. На этой встрече будет присутствовать заказчик, возможно Андрею удастся сделать запись разговора с Вахой. Совсем скоро состоится передача товара. Как уберечь Нику от этого дерьма? Эта дура лезет в самое пекло. Размечталась о деньгах и красивой жизни. Не знает, что из себя представляет Коршун. Зато Андрей хорошо выучил своего шефа. Тот пойдет по трупам ради достижения цели. Сейчас его цель - Вероника. Тут не просто увлечение, лев влюбился в овечку. Только овечка не подозревает, что тот сожрет ее с потрохами и глазом не моргнет или ему, Асланову, придется загрызть льва самому.

ГЛАВА 14

Славик с благоговением взял деньги из рук Геннадия Петровича. Сунул за пазуху. Его маленькие глазки тут же заблестели, засверкали.

- Узнаю, что проиграл - больше не получишь! - Пригрозил Генка и закурил сигару. Шлепнул девочку по вызову по аппетитному заду и отослал ее в другую комнату.

- Ну что, Славик, у меня к тебе важное дело. Наши планы меняются. Точнее они усложняются. Недавно я узнал, что Коршун собрался партию наркоты вывезти в коробках из-под оборудования. Мне нужно чтобы твоя девка повесила в доме жучки. Везде где только можно. Я хочу знать об их планах: чем дышит Коршун, что жрет на завтрак и обед и кого трахает по вечерам. Кстати пока что в его постели не твоя Вероника. А мне нужна информация, больше информации. Пусть постоянно находится рядом с ним, как она это сделает - ее проблемы.

Глаза Славика округлились.

- Она не пойдет на это, Геннадий Петрович. Я еле уговорил код достать...

Одноглазый яростно ударил кулаком по столу.

- Пойдет, я сказал! Надо будет и не на такое пойдет! Где ее девки и мать?

- А что...они не дома?!

- Идиот! Я же сказал тебе глаз с них не спускать. Завтра же узнаешь где они. Вчера мои парни пасли ее окна - там допоздна свет не горел. Понимаешь? Куда-то она их уже сплавила, причем у нас под носом. Выпытай у нее осторожненько и вообще пробей ее родню. Славик, ты меня лучше не зли. Все слишком затянулось. Пусть твои парни Пиню найдут - слышал я, они с Коршуном столкнулись недавно. Все. Поди прочь. Остальные деньги получишь, после результатов.

- Ноооо, Геннадий Петрович...Вероника не сможет ...она не такая шустрая...она вообще тихоня.

- Твою мать, Славик! Я тебя предупреждал, чтоб ты девку нормальную нашел, а теперь идешь на попятный. Ни хрена, эта твоя тихоня Коршуну о как запала, так что менять ее уже поздно. Заставь. Не сможешь - я сам начну с ней общаться. Кстати хорошенькая идея. Ты когда с ней встречаешься? Сегодня? Привезешь ее ко мне.

Славик побледнел, съежился весь.

- Я постараюсь сам ее убедить...не надо...

- Надо, Славик, надо. Мне результаты нужны, а ты тянешь кота за яйца. Все, это не обсуждается - привезешь ее ко мне и точка. Не волнуйся - я буду вежлив. Пока буду. Взъерепениться - применю силу.

Андрей сел за столик в маленьком захудалом кафе, заказал чашку черного кофе и посмотрел на часы. В тот же момент в дверях показался Артем, вначале Андрей даже не признал его. Одет, как сявка: кепка, кожаная куртка и рваные джинсы. Тот заказал себе пиво и уселся напротив Асланова.

- Привет. Важное сообщение у меня, Андрей, не смог держаться до следующей встречи.

Оба осмотрелись по сторонам.

- Я тут Тимофеева пробил, короче "Телеком" записан не на его имя, а некоего Василия Андреева. Так вот этот Андреев умер еще пять лет назад и являлся дядей как ты думаешь кого? Генки Одноглазого. Мне стало интересно, и копнул я поглубже - Славик Тимофеев заядлый игрок. Пять лет назад проиграл все свое имущество, включая "Телеком" тогда эта контора называлась "Бим - электрик", проиграл Салтовской братве. Долг отдавать не собирался и хотел слинять. Братки естественно его прищучили по самое не хочу. Тогда Генка отдал долг за Славика и фактически стал хозяином "Телекома". Естественно теперь Славик у него в "шестерках". Так что вот и первая ниточка.

- Ника работает в "Телекоме" уже пять лет. Я тогда сам ее к этому козлу устроил. Зарплата была хорошая и перспективы. Черт, Тема, ты думаешь, что убийство Светы все же связано с Никой?

Артем отпил пиво и вновь осмотрел помещение.

- Не знаю. Связи не вижу. Я Алтунину проверил от и до. Ну никакой зацепки, она даже Тимофеева в лицо не знала не то что Одноглазого. Вот тут и ступор. Если Алтунину убили по наводке Генки, то зачем? Торговля у нее шла честная, "крыше" она отстегивала как положено, бабки хоть и зарабатывала, но не такие чтобы за это убивали. С наркотой не связана, знакомств с преступным миром никаких.

Андрей задумался, а потом стукнул ладонью по столу.

- Ну чувствую я, что есть ниточка ведущая к Нике. Только не могу понять какая. Знаешь что...Проверь Одноглазого еще раз...

Артем усмехнулся

- А что его проверять? У меня на него такое досье, что Чикатило позавидует, а взять не можем. Спина у него понимаешь? Адвокаты толковые и связи среди наших тоже имеются. Ускользает как уж.

- Тема, просто посмотри его дело еще раз. Посмотри на много лет назад, может и будет что-то.

- Например?

- Не знаю...может раньше кого из Светкиной родни знал или с Никиной стороны...короче ищи все за что можно зацепиться. Не бывает дыма без огня, Тема. Вот не даром все это. Вдруг Коршун делает свой заказ именно в "Телекоме" на сделку едет Ника и через несколько дней убивают ее лучшую подругу.

Корецкий нахмурился.

- Все может быть, Асланов. Не исключено, что Алтунину с кем-то перепутали. Все бывает. Оказался человек не в то время, не в том месте.

- Ты все равно проверь, хорошо?

- Проверю. Мне не трудно. Варя вчера звонила. Встретила Анастасию Павловну с девочками. Все у них хорошо. Я ей сказал, если что сразу мне набирать.

При мысли о дочерях на душе у Андрея потеплело. Он улыбнулся помимо воли.

- Видел я их пару дней назад. Красавицы...

- Эх, Асланов...дурак ты. Как жизнь налаживать потом собираешься?

Андрей отобрал у друга бутылку и отпил с горлышка.

- Не знаю. Ничего не знаю. У нее с Коршуном какие-то отношения намечаются. Тот давит на нее как может. Все обаяние выпустил гад. Окружил заботой, вниманием. Знает, на что нажать.

- Ты там держи себя в руках, Асланов. Нам сейчас конфликт с Коршуном и тобой ни к чему. Слишком близко подобрались. Терпи. Знаю, что трудно, но операцию не смей срывать.

- А если он ее... - Андрей скривился как от боли и сжал руку в кулак.

- Не знаю, Асланов. Одно могу сказать, держись от нее подальше сейчас. Не дай бог Коршун заподозрит вас обоих - дело сорвется и жертвы будут, понял? Отстранять тебя уже поздно. Так что будь профессионалом. Ты же под прикрытием, ты знал, на что шел, когда тебя вербовали, вот и доказывай свою профпригодность.

Андрей метнул на друга гневный взгляд.

- Ты, пойми, Асланов. Не до любви и дружбы сейчас. Там синдикат. Там наркота такими оборотами крутится, что тебе и не снилось. Возьмем Ваху и Коршуна - накроем всех остальных.

- Ясно. Я все понял.

Андрей встал из-за стола и молча пошел к выходу. Артем его не остановил, лишь яростно поставил бутылку на стол и закурил. Потом подозвал пальцем официантку и заказал рюмку водки.

***

- Куда мы едем, Славик? Мы так не договаривались. У меня скоро встреча с Владимиром Александровичем. Ты сам говорил, что я должна ему понравится...и... Славик!

Тимофеев зыркнул на Нику из-под нахмуренных бровей.

- Надо кое с кем встретиться. Сиди, Серебрякова. Если едем - значит нужно.

Славик повернул машину в узкий переулок и остановился в ветхом квартале. Ника испуганно осмотрелась по сторонам. Нехорошее предчувствие овладело ею.

- Что расселась? Пошли! - ракнул Славик и открыл дверцу с ее стороны. Ника нехотя вылезла из машины. Они прошли среди дворов, и попали в старый обшарпанный подъезд.

- Где мы?!

- Меньше знаешь, Серебрякова - лучше спать будешь. Лифт не работает.

Ника брезгливо поднималась по грязным ступеням, стараясь не коснуться вонючих заляпанных стен. Они остановились возле зеленой двери и Славик позвонил два раза. Им открыли через пару секунд. Ника с опаской посмотрела на бритоголового качка в черном костюме и прошла в прихожую. Обоих тут же обыскали и Нике показалось, что бритоголовый именно ее досматривал с особым пристрастием. Затем тот провел их в роскошную залу. Навстречу девушке вышел мужчина лет сорока. Очень аккуратно одетый, гладко выбритый, но взглянув на него, она вздрогнула - возле левого глаза уродливый шрам от ожога.

"Он странно на меня смотрит...его глаз...он...Господи, это тот человек, о котором мне говорил Славик - это Одноглазый. Он убил Свету!"

Волна дикого ужаса затопила ее с головы до ног. Девушка замерла на пороге.

- Ну, что ты так смутилась, красавица? Проходи, здесь всегда рады женскому обществу. А ты, Славик, можешь подождать девушку в машине. Мы тут без тебя потолкуем.

Голос Геннадия был вкрадчивым, липким и неприятным.

- Но...

- Я сказал - пошел вон!

Одноглазый голоса не повысил, но в нем зазвучали такие нотки, что Ника снова вздрогнула. Посмотрела, как Тимофеев тут же вышел из залы.

- Вероника, не так ли?

- Да.

- А я - Геннадий Петрович. Вот и познакомились. А то работает на меня человечек, а я и не видел его ни разу.

"Как он подчеркнул ублюдок. Дает мне понять, что теперь я от него завишу".

- Присаживайся, милая. Чай будешь или кофе?

- Воды...Просто воды, если можно.

Вероника село на краешек стула и вновь посмотрела на Одноглазого.

- Напрасно от кофе отказываешься. Впрочем, как хочешь. Ну, так что, Вероника, работать будем? Когда меня приятными новостями порадуешь?

Ника в недоумении посмотрела на Геннадия.

- А что так невинно глазками хлопаем? Денежки ты получила, а результатов нет. Вот скажи мне, Вероника, как поступить с человеком, который недобросовестно исполняет свою работу?

Он посмотрел на Нику в упор, и ее бросило в дрожь от этого ледяного взгляда.

- Уволить! - дерзко ответила она.

Тот расхохотался.

- Как я уволю работника, которому уже заплатил за работу? Сначала он должен выполнить свою часть договора, а потом пусть идет на все четыре стороны.

Ника хорошо понимала, на что он намекает.

- Молчишь...У меня есть два варианта...Ты можешь выбрать какой тебе больше по нраву. Первый и хороший вариант - я прощаю работника, плачу ему еще денег, и он за это отрабатывает как положено, естественно, получает сверхурочное задание в виде компенсации работодателю...Второй вариант плохой - за долги я конфискую все имущество работника. Или заставлю отрабатывать его семью...

Он поднял тяжелый взгляд на Нику. Девушка внутренне сжалась. Что-то щелкнуло внутри. Она поняла, на что он имеет намекает... Ее семья - это мама и дети.

- Какой вариант ты выбираешь, Вероника? Думай быстрее, у меня не так уж много времени. Если ты считаешь, что я не найду способ заставить тебя расплатиться - ты сильно ошибаешься. В этой стране я могу достать человека из-под земли. Мертвого подниму из могилы. Как ты считаешь, Вероника, будет ли мне трудно найти всего лишь двоих детишек?

Вероника вскочила со стула.

- Сесть! - спокойно сказал Геннадий, и она послушно подчинилась.

- Не надо…пожалуйстааа, - ее голос сорвался, и звук перешел в хриплый шепот.

- Вот и я думаю, что не надо. Так не хочется становиться монстром. Я ведь добрейший человек, Вероника. Просто люди вынуждают меня становиться жестоким. Я щедро плачу тем, кто мне верен. Ты можешь в этом убедиться сама.

С этими словами он подвинул к Нике ногой маленький кейс.

- Открой.

Девушка наклонилась, подняла с пола кейс и щелкнула замком. Деньги. Много денег. Она даже не в состоянии сказать сколько.

- Десять тысяч баксов. Не состояние, но все же довольно неплохо для скромной мамы-одиночки. Это аванс. Сделаешь то, о чем я прошу - получишь еще двадцать. Но так как тарифы увеличились, то и задание усложняется.

Она молча посмотрела на ненавистного шантажиста.

- Ты станешь моими глазами и ушами в доме Коршуна. Ты будешь находиться рядом с ним все время. Найди способ подобраться, как можно ближе. В этом кейсе, в карманчике, лежат жучки. Знаешь, что это такое? Прослушка. Ты прицепишь эти штуки по всему дому. С этого момента я должен знать обо всем, что там происходит. Каждый шаг этого зверя будет под моим контролем. И конечно же код. Это конечная цель. Поняла?

Ника почувствовала, как ей стало трудно дышать...

- Но как я это сделаю? Как?

Одноглазый усмехнулся:

- Мне тебя учить? Господи, что за дуру мне подсунул Славик?

Он поднял глаза к потолку.

- Оттрахаешь этого мужика, да так чтобы у него искры с глаз посыпались, что б захотел тебя и завтра, и послезавтра. Не знаю в какие там игры вы женщины умеете играть. Пусть превратиться в твою игрушку, в твоего верного раба. Есть у меня для тебя подсказка. На, почитай на досуге, может пригодится. Это история жизни Коршуна с самого его рождения. Досье собранное мной по крупицам. У федералов нет и десятой доли. Тут все. Включай мозги и пользуйся, Вероника. А нет мозгов - нет семьи. Так что давай, работай. Деньги возьмешь сейчас. Славику не дашь ни копейки. Смени свой гардероб полностью, оденься, так как Вове нравится. В этой папочке найдешь ответы на все вопросы. И еще, Вероника, может с ним лучше сразу в постель и не кидаться. Но доведи его до крайности. Пусть бегает за тобой, свесив язык, поняла?

Вероника дрожащими руками положила папку в кейс.

- Я так не умею... - прошептала она.

- Научись! И времени у тебя совсем мало. Если не хочешь, чтобы я начал поиски твоих близнецов. То, что ты их спрятала, я и так знаю, мне не составит труда вычислить где. А теперь ступай. Сделаешь домашнее задание - все у тебя получится. Через два дня тебе позвонят за новостями. За это время пристроишь в доме жучки. Добро пожаловать в мою дружную команду. И еще - надумаешь к ментам сходить - все равно узнаю, у меня там тоже уши имеются и ручки мои очень длинные.

ГЛАВА 15

Вот и похоронили Свету. Даже не верится, что под свежими, мерзлыми комьями земли лежит ее Светка. Такая жизнерадостная, такая веселая. Как же она ненавидела холод. А теперь будет мерзнуть в одиночестве наедине с венками и живыми цветами. Людей собралось так мало, что у Ники стало серо на душе. Неужели это и все? Неужели не смогли прийти или испугались? Ненависть на весь мир обуяла ее. Почему люди такие эгоисты? Почему прячутся в скорлупу и дрожат от ужаса если убили значит и идти на похороны опасно? Откуда это безразличие? Только одинокие звонки и соболезнования...соболезнования...соболезнования. На поминках было довольно тихо. Выпили, закусили и разошлись по домам. Когда Светка была жива, сколько народа вокруг нее крутилось, а как не стало ее, так и все друзья-прихлебатели сгинули.

Ника вернулась домой, как в трансе. Ее так потрепало за эти дни, что слез уже нет. Только пустота. Словно вынули из нее душу, а тело живет своей жизнью, функционирует по инерции. Посмотрела на ненавистный кейс и, щелкнув замком, медленно подняла крышку. Взяла в руки досье и осторожно открыла...

... Спустя час Ника отложила папку в сторону и закрыла глаза. Дикий страх уступил место холодной решимости. Только теперь она поняла, что ее жизнь и жизнь детей ничего не стоят для таких как Коршун и Одноглазый. Кто из них опасней Ника затруднялась ответить. Хотя Геннадий играет в открытую, она знает, что можно от него ожидать. С Коршуном намного сложнее. Он скрытный и его показное благородство хуже явной угрозы его врага. У Коршуна много скелетов в шкафу и один из них ужаснул Нику до глубины души. Теперь она понимала почему выбрали именно ее. Она подходит... Она просто подходит, черт побери, на эту роль как нельзя кстати. Пятнадцать лет назад Коршун был влюблен в милую женщину Олю. Она была старше его лет на пять. У них случился бурный роман. Коршун влюбился по уши. Он даже остепенился. Бегал за Ольгой как верный пес. Но все оборвалось дико и ужасно. Коршун узнал, что его подруга гуляет направо и налево с богатыми клиентами. Она элитная девушка по вызову, продает свое тело за большие деньги, ему лишь достаются жалкие крохи. Коршун ее бросил, а через пару дней Ольгу нашли задушенной в своей постели. Убийца не был найден. Коршун проходил по этому делу, но ни улик, ни свидетелей не нашлось. Посадили соседа-пьяницу нашли у него сережки убитой. У Ники дух перехватило, когда она увидела фотографию Ольги - они с ней очень похожи. Точнее, они однотипные. Черты лица, волосы, глаза. Есть неуловимое сходство. Наверное, поэтому Коршун увлекся Никой.

Девушке стало жутко...неужели она должна играть эту роль? Играть на его воспоминаниях? А что если Владимир убил неверную подругу? Такие как он, легко могут уйти от правосудия. Что если его интерес нездоровый и он больной психопат?

- Господи, - простонала Ника - куда я влезла? Куда? В погоне за добавкой к зарплате я просто увязла в этом болоте...

Вновь открыла папку и начала читать об Ольге. Через час девушка захлопнула досье и подошла к зеркалу. Она внимательно изучала свое отражение несколько минут.

- Вот как я смогу стать похожей на нее? Ведь именно это имел ввиду Одноглазый, когда говорил насчет домашнего задания. Ему наплевать, что я рискую. Наплевать, что Коршун может меня придушить, как и свою подружку.

Она медленно взяла ножницы и решительно отрезала челку. Расчесала до блеска волнистые волосы. Затем достала косметичку. Раздумывала недолго - несколько секунд. Положила перед собой снимок Ольги и принялась накладывать макияж. Ею овладела холодная решимость. Страх исчез. Она выполнит это чертовое задание и уедет из этого города. Денег полученных от Славика и Одноглазого хватит на первое время. Подумала об Андрее. Рука с кисточкой медленно опустилась.

"Может...все ему рассказать? Нет! Бредовая идея! Кто знает, каким он стал сейчас и что его связывает с Владимиром? Если расскажет своему шефу - это может стать угрозой для девочек. Но все же он отец, может дрогнет хоть что-то в его душе. Нет! Я не буду рисковать! Никто мне не поможет. Даже Артем. В полиции у Одноглазого свои люди."

Снова мазнула темными тенями по веку...

Через полчаса на нее смотрела совсем другая женщина. Загадочная блондинка с ярким макияжем, густыми румянами и темно-вишневым блеском на губах. Ника никогда раньше не красилась так вызывающе. Зато эффект поразительный. Теперь она похожа на Ольгу гораздо больше. Вероника подошла к шкафу у постели и распахнула дверцы. Долго и внимательно изучала свой гардероб и наконец все же выбрала. Черное платье чуть ниже колен с высоким разрезом до бедра. Плечи открыты, но рукава длинные и обтягивающие. Этот наряд ей когда-то подарила Света. Впрочем, многие из ее вещей достались от подруги.

"Светочка, милая, прости меня...это все из-за меня. Когда-нибудь они за это поплатятся. Обязательно поплатятся."

Зазвонил сотовый и она тут же ответила.

- Ника...

- Добрый вечер, Владимир...Вова.

- Я жду тебя на улице под твоим подъездом.

- Я уже одета, выйду минут через пять.

Снова посмотрела в зеркало.

"Ну что, Серебрякова, давай. Не думай ни о чем. Все у тебя получится".

Ника набросила полушубок, сунула ноги в полусапожки на высоком каблуке и вышла из квартиры.

***

Черный джип стоит прямо у подъезда. Ника почувствовала, как сердце подпрыгнуло в груди. Владимир приехал вместе с Андреем. Они оба ее ждут. Видно о чем-то разговаривают. Курят. Дверь подъезда громко за ней захлопнулась и мужчины резко обернулись. Оба застыли. Из рук Андрея выпала сигарета, а Коршун даже изменился в лице. Ника поняла, что образ удался. Но глаза невольно метнулись к Андрею. Его реакция поразила ее. Никогда еще она не видела такого блеска в его черных глазах, они пожирают ее всю. С ног до головы. Она узнала этот взгляд и сердце рухнуло в пропасть. Коленки предательски дрогнули, сердце начало отбивать хаотичный ритм. Как же хочется забыть обо всем, забыть о ситуации, в которую ввязалась и попробовать…поговорить с Андреем. Но забыть невозможно – слова Одноглазого на повторе в голове снова и снова. Владимир пошел к ней навстречу, протянул руку и его прохладные пальцы сжали ее ладонь.

- У меня нет слов...Ты сегодня такая красивая...поразительно...

"Похожа на твою мертвую подружку?" - Закончила про себя Ника и, кокетливо улыбнувшись, позволила провести себя к машине. Андрей сухо поздоровался. Больше он не смотрел на нее. Ни разу за все время, что они ехали в машине. Владимир всю дорогу сжимал ладонь Ники и не сводил с нее горящих глаз. Словно был не в силах отвести взгляд. Возможно это и есть успех, но Веронике стало невыносимо страшно. Почему-то показалось, что с этого момента она летит в пропасть с грязью на дне. И вдруг захотелось выйти из машины и бежать. Куда глаза глядят, но подальше. Только вместо этого она подняла глаза на Коршуна и тихо сказала:

- Спасибо тебе за похороны, Вова. Все было очень хорошо организовано. Я так тебе благодарна.

- Это самое малое, что я мог для тебя сделать. Но я хочу иметь возможность подарить тебе целую вселенную.

Жарко шепнул Владимир, а Ника посмотрела на Андрея. От нее не укрылось, как на его скулах заиграли желваки, а пальцы впились в руль. Он затормозил так резко, что всех качнуло вперед. Но Коршун был так увлечен Никой, что даже ничего не сказал Асланову.

Он помог девушке выйти из автомобиля и провел ее к воротам.

- Презентация будет в твоем доме?

Удивленно спросила Ника.

- Конечно. Асланов не любит, когда я устраиваю вечеринки в других местах, здесь ему проще контролировать гостей. Плюс повсюду есть камеры. Он у меня очень фанатичный. Работу свою выполняет на десять баллов если не больше. Андрюха, чего молчишь?

Асланов улыбнулся, но его глаза остались холодными и колючими. Он царапнул Нику взглядом и отвернулся. Усиленная охрана проверяет каждого из гостей. Ника испуганно вздрогнула. Что если и ее сумочку захотят досмотреть? Там лежат "жучки". Какая же она идиотка нужно было спрятать их в другое место. Ника вся внутренне сжалась. Ледяные мурашки поползли вдоль позвоночника. Она посмотрела на Владимира.

"Господи, неужели я провалюсь прямо сейчас? Прямо на пороге! Черт, какая я идиотка! Господи помоги!"

Словно в замедленном кадре, со стороны видела, как они с Владимиром подошли к охране, и Ника обреченно поставила сумочку на столик охранника.

- Шубку тоже снимите, - попросил молодой парень в костюме.

Владимир тут же остановил Нику жестом и яростно посмотрел на охранника

- Ты что озверел? Она со мной! Совсем свихнулся?

Ника судорожно вздохнула, увидела, как охранник бросил взгляд на Андрея - тот утвердительно кивнул и Владимир завел гостью в дом.

Ника почувствовала слабость и легкое головокружение. Пронесло. Глубоко вздохнула и отдала полушубок кому-то из прислуги. Владимир ослепительно ей улыбнулся и положил ее руку к себе на локоть.

- Не возражаешь? Пусть папарацци пофоткают меня с тобой, а все гости сдохнут от зависти.

- Не возражаю.

Их тут же окружили толпы журналистов. Посередине красуется красная ленточка, люди сжимают в руках бокалы с шампанским. Кто-то протянул Владимиру ножницы.

- Владимир Александрович, когда состоится официальное открытие филиала?

- Думаю, на этой неделе.

- Как долго вы планируете оставаться в нашем городе? Газета "эхо".

- Месяца два.

- С вами очаровательная спутница, кем она вам приходится?

Владимир посмотрел на Нику и внезапно обнял за талию.

- Моя девушка - Вероника.

Ника вздрогнула и невольно посмотрела на Андрея, стоящего рядом с Коршуном, словно прикрывающего его сзади. На лице Асланова ни дрогнул ни один мускул. Только сжал сильнее челюсти.

Андрей не сводил глаз с Владимира и Ники. Душа медленно наполнялась ядом. Когда он увидел бывшую жену возле подъезда, у него перехватило дыхание. Никогда она не выглядела так ослепительно. Он не помнил ее такую. Словно она и в то же время чужая. Ее красота стала яркой и взрывоопасной, от былой нежности не осталось и следа. Броский эффектный макияж, прическа как у моделей с глянцевых журналов и это платье…оно обтягивало ее тело как вторая кожа и при взгляде на высокую грудь, бедра и длинные стройные ножки у Асланова прострелило в паху. «Твою ж мать, Никааааа! Ты специально так вырядилась, чтоб свести с ума нас обоих?»

Голова пошла кругом, когда посмотрел ей в глаза. Не сдержал эмоции, они выплеснулись наружу и затопили лавиной.

"Так долго не может продолжаться! Я не выдержу. Черт подери, это не испытание — это, бля***дь, пытка каленным железом. Корецкий требует от меня невозможного. Я больше не в силах терпеть это херовый фарс. Она моя. Черт подери. ОНА МОЯ!"

Когда Владимир самоуверенно представил Нику своей девушкой, а та даже не возразила, Андрей сжал челюсти с такой силой, что заболели скулы и от боли потемнело в глазах. Ему до зубовного скрежета хотелось тряхнуть ее. Заорать. Ударить. Впервые он испытал это жгучее убийственное желание по отношению к ней. Если можно было убить взглядом, Коршун был бы уже мертв. Огромным усилием воли Андрей заставил себя успокоиться. Он проводил парочку взглядом и вернулся к привычной работе. Осмотрел залу, сканируя лица и выискивая что-то подозрительное. Связался по рации с Кириллом и приказал осмотреть здание снаружи. Направился в комнату с мониторами от камер наблюдения. Освободил парня, сидевшего там и записывающего все происходящее. Асланов запер дверь изнутри. Теперь он мог дать волю чувствам. Впился в экран горящим взглядом. Ника улыбается Владимиру, тот что-то шепчет ей на ухо. Вот прижался губами к ее обнаженному плечу. А Андрея как лезвием полоснуло. Какого черта она так вырядилась? Хочет соблазнить Коршуна? Несомненно. Никогда она еще не выглядела так вызывающе сексуально. Платье открывает спину до самой поясницы. Плечи сверкают молочной белизной. В разрезе мелькает ножка в телесном чулке. На ней чулки. В этом он не сомневался. Воображение разыгралось не на шутку. Глаза постепенно начали наливаться кровью. Схватил сигарету, отмерил широкими шагами маленькое помещение. Вновь повернулся к экрану. Владимир все еще рядом с Никой. Разговаривает с гостями, но не выпускает руку девушки из своей. Андрей увеличил изображение на экране и выругался матом. Он не просто держит ее за руку, он поглаживает ее запястье, от каждого прикосновение Асланова бросает в жар. Первобытная волна ревности, прожгла насквозь и оставила после себя пепелище. Контроль просачивался сквозь обожжённые этой волной пальцы.

Кто-то из гостей увел Владимира из залы. Андрей узнал директора компании "ГазНефть". Проследил за шефом - удалились в кабинет и заперли дверь. Андрей вновь посмотрел на Нику. Девушка сидела за столом со скучающим видом, отпила шампанское. Легким движением заправила за ухо непослушную золотистую прядь. Асланов проследил глазами за линией ее плеч, груди, за тонкой рукой с сигаретой. Алчная неумолимая жажда схватить сучку и утащив в дальний угол, чтобы грязно отыметь, ошеломила его своей разрушительной силой. Ревность и похоть - гремучая смесь и она взорвалась в нем как вулкан, затмевая все доводы рассудка. Андрей взъерошил волосы дрожащей рукой, ударил по столу ладонью и решительно вышел из комнаты наблюдения.

"Плевать. Я заставлю тебя вспомнить! Я вытрахааю из тебя всю твою дурь и все долбаные обиды! Хввтит. Мать твою, я достаточно терпел!" Он напомнит ей все. Пусть насильно, но напомнит.

***

- Потанцуем?

Ника посмотрела на него и хотела отвернуться, но Андрей взял ее за локоть и склонился к ее уху.

- Откажешься - вызовешь у всех подозрения.

Полоснула его взглядом полным ненависти и покорилась.

Он вывел ее в круг танцующих и положил руку ей на талию. Почувствовал, как все ее тело напряглось, сопротивляясь соприкосновению. Как выровнялась спина и вздернула подбородок всеми силами удерживая расстояние. Она словно ставит между ними барьер. В глазах страх, оглядывается по сторонам.

- Ты все так же вкусно пахнешь... - шепнул ей на ухо.

Она резко отпрянула и посмотрела в сторону, избегая встретиться с ним взглядом.

- Если бы ты мне позволила, я бы целовал каждую клеточку твоего тела. Медленно …очень медленно начиная с изгиба шеи и по ключицам вниз. Я помню, как ты любишь, чтобы я доводил тебя до исступления, а потом умоляешь взять тебя. – она судорожно выдохнула. А рука Андрея сильнее сжала ее талию, - Нет, не взять…ты просишь тебя трахнуть...ты хрипло стонешь... «трахни меня, пожалуйста»... Помнишь? Я хочу освежить твою память...

Ника напряглась. Он с восторгом почувствовал, как по ее телу прошла знакомая дрожь. Наверно с этого следовало начать с их самой первой встречи. Не терять время на гребаные и лишние сантименты. Тогда бы не было никаких Коршунов.

- Перестань немедленно! - процедила она сквозь зубы - Какого черта ты сейчас вытворяешь? Ты с ума сошел?

- Почему? Тебя это заводит?

- Нет, просто за нами наблюдают. Прекрати на меня так смотреть.

Он усмехнулся.

- Как так...как будто я хочу тебя? Так это правда, я подыхаю от желания оказаться внутри тебя. Разве есть еще мужчина, который жаждет тебя так сильно, как я? Посмотри мне в глаза. Посмотри! Ты хотя бы представляешь себе, что ты делаешь со мной? Я не могу спокойно думать о тебе...

- Нет! Молчи! - избегает смотреть ему в глаза. Он внезапно прижал ее к себе так тесно, что бы она почувствовала напряжение его члена. Как только он положил руку ей на талию, плоть тут же предательски отреагировала на прикосновение адским стояком.

- Теперь ты чувствуешь...? Как я хочу тебя. Как я дико хочу тебя… - его шепот перешел в хриплый стон.

- Замолчи... Прекрати немедленно. Сейчас же! Пожалуйстаааа. Не злесь! Не сейчас!

- Нет...ты не даешь к себе прикоснутся я буду трахать тебя словами...Ты ведь уже течешь? Правда течешь?

- Он обо всем узнает...Я не могу...не могу...

- Только это тебя останавливает?...Скажи...что ты все еще меня любишь... Я же вижу, как ты на меня смотришь.

- Я тебя ненавижу. На этом свете нет человека, которого я могла бы ненавидеть сильнее.

Он усмехнулся. Как же ему хотелось содрать с нее одежду и раз за разом доказывать ей как сильно она его ненавидит и как громко будет ему об этом кричать.

- Ненависть - это взрывоопасная смесь. Главное, что тебе не все равно…а тебе точно не все равно, моя маленькая бывшая жена.

Андрей коснулся кончиками пальцев ее обнаженной спины и провел ими по позвоночнику вниз к пояснице, чувствуя под пальцами нежную кожу и сатанея от бешеного желания касаться ее губами.

- Электрический ток не бьет сильнее... - с удовлетворением прошептал он, чувствуя, видя, как ее кожа покрылась мурашками. Она нервно облизала губы. Он впился жадным взглядом в ее рот.

- Иди к черту! Иди. Ты. К. Черту! Ненавижу тебя!

В этот момент она вырвалась из его рук и быстрым шагом пошла в сторону комнат для гостей.

Андрей искал ее глазами, ему казалось, что от возбуждения и ярости все клокочет внутри, как от приближающегося урагана. Она не спрячется. Он ее найдет, по запаху, по биению своего собственного сердца, которое грохочет под ребрами, как оголтелое. Дверь в ванную комнату приоткрыта. Подошел едва слышно и резко выдохнул. Ника стоит к нему спиной, облокотилась о раковину, смотрит на свое отражение. Бледная. Глаза горят. Заметила его и быстро обернулась, тяжело дыша и впиваясь тонкими пальцами в раковину.

- Уходииии… Нельзя… Уходи, я прошу тебя. – так жалобно на выдохе и так зовуще, что у него скулы свело от адского желания содрать каждое слово с ее губ и жадно сожрать.

Посмотрел на разрез и на приоткрытое бедро, на глубокий вырез на груди и щелкнул замком на двери. Он напомнит ей, как она умеет кричать в его руках. Как жадно она умеет умолять его не останавливаться.

- Нет. Пожалуйста. Он заметит...

Андрей молчит. Пошел на нее. Злой и возбуждённый до предела. Плевать. Эта женщина принадлежит ему. Он хочет ее, как взбесившийся голодный самец. В голове взрывается ярко-красными сполохами похоть и мыслей уже не осталось. Никаких доводов рассудка. Приблизился вплотную. Стоят друг напротив друга. Ее грудь так бурно вздымается, что ему кажется - он слышит биение сердца. Твердые соски четко прорисовываются под материей. Она уже возбуждена. Во время танца он чувствовал жар ее тела. Так хорошо знакомый запах распаленной плоти. Ее всегда заводили слова. Она слишком чувственная, чтобы не отозваться на его желание. Его девочка. Поднял резко за талию и посадил на край стола для полотенец. Рука скользит по стройной ноге, затянутой в чулок. Чувствует, как дрожит ее тело, словно в лихорадке. Синие глаза распахнулись, и он тонет в их глубине. Зрачки расширены. Он знает этот взгляд. И его самого ведет от него. Ведет как от инъекции наркотика прямо в сердце. Если не получит прямо здесь - умрет. Пальцы нагло отодвинули кружево трусиков и скользнули внутрь раскаленной плоти. С восторгом почувствовал, как ее ноги распахнулись, и тело дернулось вперед.

- Влажная… - прошептал ей в ухо и захватив мочку зубами услышал тихий стон, - все еще продолжаешь отрицать, что хочешь меня? Ты вся мокрая для меня, девочка… Скажи, что ты меня хочешь. Давай, хватит сопротивляться. Отдайся мне...сейчас...

Ее ногти впились в его запястья. Пытается отбросить его руку. Но он скользит пальцами внутри, обещая острое наслаждение, имитируя вторжение в ее тело.

- Нет… - прошептала, а глаза умоляют, подернулись дымкой.

Сделал резкое движение грубо, а потом нежно выскользнул наружу, отыскивая самое чувствительное место в складках горячей плоти. Нашел. Нежно приласкал, словно успокаивая, но зная, что именно этим сводит с ума еще больше и вновь его пальцы внутри. Безжалостные, дерзкие, наглые. Губы почти касаются ее губ, но не целует. Пьет ее дыхание, прерывистое, жалобное. Ее глаза закрываются и открываются вновь, будто сопротивляется бешеному урагану, нарастающему внутри нее. Нет, он не пощадит. Он выбьет из нее эти стоны. Он будет ловить каждый удар ее тела. По ее груди скатилась капелька пота, он слизнул ее кончиком языка и тут же отпрянул. В паху все напряжено до предела, член колом стоит и пульсирует до боли. Если войдет в нее - сразу кончит. Как девственник на первом свидании. Проник еще глубже, заставив ее прогнуться навстречу ласке. Возбужденные соски натянули шелк платья.

- Нет?! - Ему хочется рычать от удовольствия, когда она вздрагивает при каждом движении его умелых пальцев внутри нее. Он все еще помнит, какие ласки заставляют ее взвиться от возбуждения. Он знает каждую точку на ее теле. Андрей почувствовал, что скоро она взорвется. Влажная плоть, пульсирует, трепещет. Они продолжают смотреть друг другу в глаза. Ни одна часть тела не соприкасается, только его рука ласкает, все сильнее, смелее, резче. Проникая резко и ритмично, натирая большим пальцем острый и набухший клитор. Пока ее глаза вдруг не распахнулись шире...с гортанным стоном выгнулась, и он застонал вместе с ней.

- Нет, не сейчас...Сойди с ума вместе со мной...

Андрей резко убрал руку и дернул ее за волосы к себе. Впился в ее задыхающийся рот, чувствуя, как она прокусила ему губу. Поцелуй стал солоноватым. Все. Планки сорваны на хрен. Склонил голову, провел языком по шее, ключицам. Закусил сосок сквозь матерью и она вскрикнула выгибаясь и подставляясь его жадному рту. Долгожданный и знакомый вскрик. Он возродил обжигающие воспоминания. Губы уже не ласкают, терзают каждый кусочек тела до которого дотянулся. Дернул декольте вниз вместе с тонким лифчиком. При виде обнаженной груди опалило таким жаром, что он хрипло застонал. Жадно втянул в рот сосок, обвел кончиком языка, прикусил зубами и отпустил. Любуясь твердым, гордым камушком, молящим о ласке. Ника дрожит, судорожно цепляясь за его плечи и он чувствует ее напряжение. Его еще никогда так не колотило от возбуждения. Даже с ней. Так сильно - никогда. Резко раздвинул ей ноги, придвинул к себе за упругие ягодицы. Ее пальцы нервно теребят ремень его брюк. Целует его так жарко, что искры из глаз сыплются. Вцепилась ему в волосы, не отпускает. Резко оторвал ее от себя, удерживает лицо в ладонях...ищет ее взгляд...

- Скажи.. - прохрипел ей в губы - скажи мне это! Давай! Скажи!

- Хочу тебя! Ты этого хотел?! Да! Будь ты проклят я хочу тебя! О господи...пожалуйста...!

Рванула ремень и змейку... И он задохнулся.

Ее дрожащие пальцы сомкнулись на возбужденном до предела члене. Обхватили неуверенно, но сильно. Одно движение, и он разрядится ей в ладонь. Схватил за запястья, завел руки за спину и ворвался в нее, глубоко, до упора, с трудом сдержался от крика наслаждения одновременно сжимая пальцами клитор и делая первый толчок внутри ее тела. Замер, чувствуя быстрые сокращения мышц вокруг члена. Ника изогнулось, а ногти впились ему в затылок. Она содрогается от оргазма. Неожиданно, бурно и молча, рот приоткрылся в немом крике. Запрокинула голову, непроизвольно двигаясь навстречу, ускоряя темп...

- Девочка моя,...так быстро...ты меня наизнанку вывернешь.

В тот же момент почувствовал, как сознание разорвало в клочья такой мощной волной дичайшего острого экстаза. Андрей сцепил зубы, чтобы не закричать. Вот оно истинное наслаждение. От которого трясет все тело и выплескивается семя внутри нее быстрыми толчками догоняя вспышки оргазма, терзая ее рот и выдыхая в него короткими стонами.

Он все еще содрогался, когда она резко впилась в воротник его рубашки и прошипела:

- А теперь убирайся!

Открыл глаза и встретил ее гневный взгляд.

- Ты взял что хотел, а теперь пошел вон.

- Я взял лишь кусочек. Пир только начинается...

- Для тебя. Для меня он закончился до того, как ты вошел в эту дверь. Уйди дай мне привести себя в порядок!

Она ловко спрыгнула со стола. Поправила чулки, пригладила волосы. Брызнула ледяной водой в лицо. Андрей ей не верил. После такой вспышки страсти прогоняет?

- Я люблю тебя. Ника, слышишь? Я все еще люблю тебя...Я

- Не надо. Не смей лгать. Тело получил и радуйся, Асланов! Не трогай душу.

Развернул ее к себе. Обхватил лицо ладонями, ищет ее взгляд, но там лед.

- Мне не нужно тело без души... - прошептал и нежно провел пальцем по щеке. Она перехватила его руку за запястье:

- Все остальное ты убил во мне. Забудь. Считай, что ничего не было. Гордись своей маленькой победой.

С этими словами она быстро вышла из ванной.

- А ему ты подаришь свою душу?

Крикнул ей вдогонку и застонал от бессилия. Услышал, как хлопнула дверь за стеной и повернулся ключ. Ника заперлась в соседней комнате, а Андрей яростно ударил кулаком по стене. Проклятье! Упрямая…Ну мы еще посмотрим, кто и кому проиграл. Надо будет он башку Коршуну отстрелит. Но Нику не отдаст.

ГЛАВА 16

Ника шла по коридорам, словно в тумане. В голове все еще шумело, ноги казались ватными. Она сейчас не в состоянии вернуться к гостям. Остановилась у стены и закрыла пылающее лицо ладонями. Как же ей хотелось броситься к нему назад, спрятаться в его сильных объятиях, забыть обо всем. Окунуться с головой в омут его черных глаз. Он сказал ей, что все еще любит. Эти слова звенят у нее в ушах как колокол, и она не знает радоваться или плакать. Ну чего стоят его слова по сравнению с годами одиночества, боли? Он разбил ее мечты вдребезги, он сломал ее на маленькие кусочки и забыл о ней. Все кончено. Все давно исчезло и превратилось в туман прошлого. Ника больше не ждала его, больше не плакала о нем. Сердце устало ждать и молиться. Что он хочет теперь? Сказал "хочу" и может получить звезду с неба? Она любила его...Да и зачем врать самой себе - она все еще его любит. Безумно любит. Весь ураган чувств вернулся...проснулся, словно остывший вулкан и взорвался с новой силой. Устоять против натиска Андрея невозможно, да и сил не осталось, когда душа и тело рвутся к нему с яростной силой, заглушая все доводы рассудка. Холодный голос, отрезвляет ее льдом реальности и гадко нашептывает внутри - "Он снова тебя бросит. В этот раз ты не вынесешь этого. Он тебя хочет, потому что ты не сдаешься. Потому что не может тебя получить".

Нет, она не жалела о том, что только что произошло, но больше этого не повториться. Эти воспоминания она будет беречь, перебирая каждый жест и каждый взгляд. Сложит в сокровенную шкатулку в глубине души, куда уже давно не заглядывала, боясь разбередить прошлые раны. Шкатулку с воспоминаниями об Андрее, где хранятся все его слова, поступки. Так же как подарки, что он ей дарил лежат в дальнем ящике в шкафу. Так же, как и обручальное колечко, которое спрятано в старой хрустальной вазе она не доставала его с того самого дня, когда получила документы о разводе.

***

Ника тяжело вздохнула. Пора возвращаться к гостям. Скоро Владимир заметит ее долгое отсутствие и начнет ее искать. Кроме того, нужно поставить проклятые жучки. Она вернулась в залу. Поискала Коршуна взглядом, но так и не увидела. Гости уже хорошо навеселе, танцуют, смеются. Сейчас хозяин им особо и не нужен. Ника взяла сумочку и пошла в сторону комнат. Если осторожно проникнуть в кабинет и спальню, то может никто и не заметит, как она развешивает жучки. Приблизившись, к кабинету Ника заметила полоску света...Осторожно на носочках подошла к двери и прислушалась.

- Акции не упадут, Владимир Александрович. Они как раз поднимаются в цене. Вы можете быть уверены в доходах...

Голос говорившего звучал заискивающе.

- Не пудри мне мозги...В прошлом месяце вы понесли убытки, не идете на уступки. А долги тебя скоро задушат.

- Для этого мне и нужен кредит, чтобы поднять голову, и я ее подниму. Заключу контракты с Европой...

Ника тихо прошла мимо кабинета и направилась в сторону спален. Скользнула в одну из них. Темно. Свет включать нельзя иначе кто-то из обслуги заметит. Девушка сняла обувь и босиком прокралась по ковру. Наклонилась к тумбочке у постели и нащупав в сумочке жучок, достала дрожащими пальцами осторожно прицепила снизу. Так же крадучись вышла из спальни. В этот момент дверь кабинета распахнулась.

Ника скользнула обратно в спальню, закрыла дверь и прижалась к ней ухом. Владимир и его гость тихо о чем-то говорили, медленно удаляясь по коридору. Ника подождала пока шаги совсем затихнут и вновь вышла из спальни. Осторожно повернула ручку в кабинете и на носочках зашла. Осмотрелась по сторонам. Здесь свет выключить забыли. Ника быстро подошла к столу и прицепила жучок внутри подставки для ручек.

- Ника.

От неожиданности девушка вскрикнула...Обернулась. Владимир стоял на пороге и в недоумении смотрел на нее.

***

Андрей быстрым шагом направился в комнату наблюдения. Нащупал ключ в кармане и зашел в помещение. Запер изнутри. Прислонился спиной к холодной стене. Вытер тыльной стороной ладони испарину на лбу. Его все еще колотило после этого бешеного взрыва сумасшествия. Он понимал, что обезумел, что так нельзя. С Никой так нельзя. Теперь она возненавидит его еще больше. Он видел боль и обиду в ее глазах. Она ждала от него раскаянья, а он просто сломал ее волю и подчинил себе. Черт, он даже не извинился, даже не предпринял попытку поговорить.

"Так тебе и надо. Какого черта ты вел себя как взбесившийся самец?"

Теперь нужно срочно стереть запись с камер наблюдения. На них явно видно, как они зашли в комнату для гостей и сколько времени пробыли там наедине. Коршун очень часто сам просматривает вместе с Андреем все записи.

"Параноик несчастный. В доме такая охрана - мышь не проскользнет".

Андрей снял пиджак, повесил на спинку стула и включил запись. Отмотал назад и вытер весь кусок, где видно, как они по очереди зашли в комнату. Потом он посмотрел на экраны компьютеров и вдруг замер. Увидел Нику, стоящую в темном коридоре. Она закрыла лицо руками. Неужели плачет?

"Из-за меня козла!" - яростно подумал Андрей, продолжая наблюдать за девушкой. Внезапно она вернулась в залу взяла сумочку и пошла обратно.

"Наверно хочет привести себя в порядок" - подумал Асланов и продолжил наблюдать. С удивлением понял, что Ника вовсе не пошла в ванную комнату, она осторожно идет по коридору. Подкралась к кабинету и прислушивается.

"Что она делает? Коршун ненавидит, когда ему мешают...Стоп...почему она пошла в его спальню. Свет не включила..."

Андрей насторожился, камера хорошо снимала и в темноте. Девушка юркнула к тумбочке у постели.

"Какого черта?! Твою мать! Она ставит жучок?! У меня паранойя? Галлюцинации?"

Андрей вскочил со стула и впился глазами в экран. Ника пошла к двери, но как только заметила Владимира, снова спряталась, притаилась. Андрей почувствовал, как пот ручьями катится у него по спине.

"На кого она работает?! Черт подери...что происходит?!"

Тем временем бывшая жена прокралась в кабинет и если Асланов минуту назад сомневался в том, что видел собственными глазами, то теперь он отчетливо видел как она вытащила ручки из подставки...

Бросил взгляд на второй экран - Коршун возвращается в кабинет.

"Ника, дура, что ты творишь? Давай быстрее! Он идет! Быстрее! Охренеть!"

Девушка достала что-то из сумочки...

Владимир приближается к двери...

- Давай! Давай! Что бы ты там не творила - давай быстрее, мать твою!

Асланов судорожно сжал кулаки. Капля пота скатилась на деревянную столешницу.

Ника сунула жучок в подставку и вернула обратно на стол...

Владимир распахнул дверь и застыл на пороге...

Грязно выругавшись Асланов выскочил из комнаты наблюдения, на ходу вытаскивая пистолет из кобуры. Если Коршун видел, как она ставит прослушку, он может пристрелить ее лично.

- Ника?!

Вероника почувствовала, как кровь отхлынула у нее от лица, а сама она словно сорвалась со скалы и падает вниз на бешеной скорости.

- Я искала тебя...

"Он видел? Что он успел заметить? Господи, я пропала!"

Коршун медленно направился к ней. Девушка попятилась к столу. Он приблизился к Веронике вплотную.

- Искала меня?!

- Да...Мне сказали, что ты в кабинете...мне стало скучно...

Он вдруг резко обхватил ее лицо руками.

- Это я искал тебя...так долго...всю жизнь искал тебя, Ника. Надеялся, что с тобой все будет по-другому. Жить начну с тобой, дышать. Все как прежде станет.

Ника с облегчением вздохнула, ноги предательски подкосились, и она с трудом удержалась, чтобы не упасть.

- Что ты?

Коршун искал ее взгляд. Нежно гладил ее щеку, обвел контур ее губ.

- Каждый раз, когда я тебя вижу мне кажется, что это сон. Ты исчезнешь, растворишься, как прекрасное видение. Я открою глаза снова посреди беспросветной грязи.

Ника почувствовала такое неимоверное облегчение, что даже не поняла, что радостно обняла его за шею. Он истолковал это иначе и тут же привлек ее к себе.

- Хочешь остаться со мной? Когда все уйдут?

В этот момент в кабинет ворвался Асланов.

- Владимир Александрович!

Коршун резко обернулся.

- Какого черта ты так орешь? Я сколько раз говорил не приходить в кабинет, когда я здесь с кем-то!

Ника вся внутренне сжалась. Андрей увидел ее в объятиях Владимира, что теперь будет?! Но на лице бывшего мужа почему-то застыло довольно странное выражение. Словно он не только не злится он вроде бы испытал облегчение. От нее не укрылось, как Андрей быстрым жестом вернул пистолет в кобуру.

- Простите, не хотел вам мешать. Показалось, что в доме кто-то есть.

Коршун крепче прижал Нику к себе.

- Асланов, ты слишком нервный и подозрительный последнее время. По-моему, тебе пора в отпуск. На сегодня ты свободен. У меня есть личная охрана получше тебя.

Он нежно посмотрел на Веронику, а та все еще не сводила глаз с Андрея.

- Ника, хватит смотреть на этого сумасшедшего. Скоро ты к нему привыкнешь. У него часто бывают вот такие паронаидальные приступы. Пойдем к гостям? А с тобой, Асланов, я еще разберусь...

Владимир шутливо пригрозил Андрею пальцем и обнял Нику за талию. Девушка вновь посмотрела на Асланова. Тот, прищурившись, сверлил ее глазами.

***

Корецкий упорно не отвечает на сообщения. Андрей нервно сунул руки в карманы и посмотрел на ярко освещенные окна. Коршун его отпустил. Есть время заняться поисками. Он направился в одно из кафе в центре. Сунул парнишке за барной стойкой пару зеленых купюр и сел.

Через пару минут он вошел в служебную систему, ввел необходимые пароли, данные и тут же получил полный свод информации на Коршунова Владимира Александровича. Андрей ввел год поиска и вернулся на несколько лет назад. До того момента, когда Коршун только начинал раскручиваться в преступном мире. Его первые судебные дела, первые процессы. В основном мелкие махинации с валютой, кражи и ограбления магазинов и ювелирных лавок. Первая "ходка" на зону...Ничего примечательного и интересного, все это он и сам знал на зубок и заучил наизусть всю биографию шефа. Он "пролистывал" страницы пока не наткнулся на одно дело, по которому проходил Владимир. Дело об убийстве некоей Ольги Малышевой. Валютной проститутки, которая сожительствовала с Коршуном несколько месяцев. Убитая скрывала свою древнюю профессию от молодого любовника. По протоколам следствия и свидетелей между влюбленными произошел страшный скандал. Владимир ударил потерпевшую и вышвырнул полуголой на улицу. Через несколько дней девушку нашли мертвой. Смерть наступила в результате механической асфикции. Простыми словами Малышеву задушили ее же собственным шарфиком. Ни улик, ни следов на месте преступления. Естественно первым подозреваемым оказался Коршун. Но у него имелось железное алиби в момент убийства он не находился в городе. Вскрытие показало, что жертва долгое время принимала кокаин и находилась в тяжелой физической и психологической зависимости. На дозы ей явно не хватало, и она начала зарабатывать известным и древним способом, работая в валютном экскорте.

Андрей набрал в поиске Ольгу Малышеву. Два ареста за проституцию и употребление наркотиков. Малышева так же состояла в интимной связи с Геннадием Петровичем Казаковым он же ныне Одноглазый.

Асланов задумался. Если сопоставить факты, то с Казаковым Ольга встречалась до того, как стала подружкой Коршунова. То есть она бросила первого любовника ради второго. По данным следствия наркотиками Малышеву снабжал именно Казаков. На тот момент параллелей между Коршуном и Одноглазым кроме связи с одной и той же женщиной не было. Как ни странно, Казакова среди подозреваемых в убийстве не оказалось. Открыв следующую страницу, Андрей на секунду опешил...Покойная Малышева смутно кого-то ему напоминала.

"Твою мать, да ведь Ника на нее ужасно похожа. Особенно сегодня. Вот почему у Коршуна башню снесло, когда он ее увидел у подъезда. Если Вовка таки придушил свою любовницу, то Нику может ожидать то же самое. Черт подери!".

Андрей пролистал дальше...Последнее дело Коршуна.

"Ну ни фига себе!"

Асланов автоматически хлебнул кофе из чашки и закурил.

А вот и зацепочка. Коршунов и Казаков пребывали под следствием по обвинению в крупной банковской махинации с валютными счетами. У большого количества граждан Украины, имеющих счета заграницей были сняты незначительные суммы денег и в считанные минуты переведены на фиктивный счет в "Собир банке". Из-за количества сумма получилась внушительная. В тот же день счет закрыли, а все деньги сняли наличными. Правоохранительные органы задержали подозреваемого, но им оказался наркоман, которому заплатили еще задолго до проведенной махинации. Это он открыл счет в банке на свое имя по просьбе некоего лица, общавшегося с ним мейлами. Исполнитель ни разу не видел своего "работодателя". Сняв в указанное время огромную сумму со счета, он должен был бросить чемодан с деньгами на городской свалке. После этого он получил тысячу долларов наличными. Их для него оставили в камере хранения на железнодорожном вокзале. Вот и все. Никаких следов, никаких улик. Наркомана прирезали еще в СИЗО и концы в воду. Спустя месяц следствие все же вышло на Коршунова и Казакова. Те наняли дорогих адвокатов и отделались легким испугом. Деньги так и не нашли. Спустя пару месяцев случилось покушение на Одноглазого. В машину Казакова подложили взрывное устройство. Тот чудом избежал смерти, но лишился глаза. Преступника так и не нашли. Хотя и имелись подозрения, что покушение организовал Коршунов.

На момент открытия дела последний уже уехал заграницу. По просьбе потерпевшего следствие было прекращено.

"Вот те на! А ведь у Казакова есть конкретные причины ненавидеть Коршунова. Более того - испытывать жажду мести. Если оба были замешаны в том крупном ограблении. Очень даже может быть, что Коршун увез с собой все денежки, а от напарника решил избавиться, чтобы не делиться. Какого черта Артем ничего мне об этом не сказал? Эта информация в свободном доступе для любого работника отдела, если хорошо копнуть. Эх, Корецкий, ленивая задница, не искал ты ничего, а мне лапши на уши повесил. Вот встречусь с тобой и настучу по башке твоей дурьей. Значит так. Получается, что Одноглазый мстит Коршуну. Точнее это моя теория. "Телеком" принадлежит Казакову. Тимофеев заключает сделку с Коршуном. Он отправил к нему Нику. Зачем? Какого черта она ставила жучки? Что ищет Казаков? Уж не пропавшие ли денежки? Вероника куда ты влезла? Как тебя втянули в это дерьмо? Неужели деньги? Черт возьми, это я во всем виноват. Идиот несчастный. Если бы я тебя тогда не оставил...Нужно вытрясти из нее правду. Одноглазый заставляет Веронику на него работать. Необходимо вытянуть ее из этой кабалы. Если Коршун обо всем узнает - он ее убьет! Бл**ь! Ника!"

Асланов сжал виски и задумался, казалось мозг разорвет от избытка информации.

Он быстро стер из памяти ноутбука все адреса и файлы. Мысли в бешеном темпе крутились в голове, цепляясь одна за другую. Ясной картины пока нет, но появились наброски. Нужно действовать. Для начала основательно потрусить Тимофеева. Этот подонок много чего может ему рассказать. Но прежде всего скорее вернутся в дом Коршуна и стереть все пленки, где бывшая жена Андрея так неумело распихивает жучки по углам. При первом же осмотре любой работник личной охраны найдет эту проклятую прослушку. Впрочем, Андрей в состоянии оттянуть проверку или может провести ее сам. Все еще не дает покоя мысль об убитой Малышевой. Если это Коршун, то возможно Вероника в большой опасности. О такой стороне Коршуна Андрей не знал никогда. Беспринципный вор и мошенник никогда не был убийцей беззащитных женщин. Да, его бизнес построен на крови конкурентов, но, чтобы лично убить, задушить собственными руками...Андрею не верилось, что Владимир на это способен. Но если все же это так и под маской учтивого дамского угодника скрывается страшный маньяк? Почему ни одна женщина не задерживалась с ним больше чем на одну ночь? Почему все они бежали от него на утро сломя голову и никогда не возвращались? С кем он оставил Нику наедине? С монстром? С душегубом? Как он может ее защитить и не вызвать подозрений? Остается только надеяться на ее благоразумие, на то что она как можно дольше будет держать Коршуна на расстоянии.

ГЛАВА 17. Зоряна

Я не уехала. Не смогла. Мне казалось, что я умираю. Необязательно бить человека, чтобы нанести увечья. Необязательно его убивать, чтобы он бился в агонии, истекал кровью. Мне казалось, что я умираю, что меня жестоко избили и вывернули мне внутренности. Никогда раньше я не испытывала ничего подобного, даже с Денисом после его срывов и побоев мне не было так плохо как сейчас.

{«Я увидела его там, в толпе… Не думала, что придет. Не хотела, чтоб приходил, боялась этого и жаждала, как сумасшедшая. Я тогда еще думала, что спастись могу. Он вздрогнул, едва наши взгляды встретились, и меня словно током ударило. Танцую и вижу, как его глаза кровью наливаются, как его подбрасывает от ревности, как зал сканирует и каждого, кто близко к сцене стоит. И меня в ответ трясти начинает от понимания, что никуда я от себя не сбегу. Что поздно бежать. Лавина сверху понеслась.

Знала, что он во время антракта придёт. Чувствовала его каждой клеткой тела на расстоянии. Даже постучать не успел, и я открыла.

- Убирайся! – прошипела, а самой впиться в него обеими руками хочется, ощутить, что рядом, губы в кровь кусать, - Какого черта ты следишь за мной? Я тебя кинула, ясно? Ки-ну-ла. Так бывает!

Толкнула в грудь, а он мне в глаза смотрит, и я с ума сошла окончательно. Все. Конец нам обоим. Глаза его цвета стали. Цвета холодного лезвия, которое жжет азотом.

- Работаю я, на хрен ты мне сдалась? – а сам руку протянул и сквозь пальцы локон, выбившийся из моей прически, пропустил. Сам видать не понял, как к лицу поднес и запах втянул, – Зачем симку выкинула?

- Чтоб не звонил мне. Разве не ясно?

Он за прядь волос потянул, к себе дернул.

- Надоел?

- Надоел!

- А в глаза говорить не учили? Или страшно правду, а? Испугалась? Ты так от каждого своего еб***я прячешься, или мне повезло больше всех?

- Больше всех.

Ударила его по щеке, а он сгреб меня за волосы за затылок.

- Сука ты, Зоряна!

- Убирайся. Я охрану позову. Ты кем себя возомнил? Пошел вон!

Сильнее волосы мои сжал, так, что от боли в глазах слезы навернулись.

- Так я и есть твоя охрана, вот, пришел беречь и защищать. Цени!

Я ему в лицо ногтями вцепилась и толкнула за дверь, захлопнула с грохотом.

- Вон пошел! Не преследуй меня! Уйди! Дай дышать спокойно, спать дай, жить дай без мыслей о тебе! Уходиии! Не могу я так большеее! Понимаешь?

И не могу сдержаться, рыдаю навзрыд, потому что не хочу, чтоб уходил и понимаю, что это утопия. Не быть нам вместе. Никогда не быть… что не соберу себя больше в целое, не смогу научиться жить без него, если близко подпущу.

А он толкнул дверь и сгреб в охапку, я тут же руки вскинула и за шею обняла, в волосы вцепилась и губы его своими солеными нашла, но едва он впился голодно в мой рот, тут же уперлась руками ему в грудь.

- Нет! Нееет! Уходи! Не хочу! Не могу так!

- Как так?! Как так, Зоряна?»}

А ведь я пыталась, пыталась спасти нас обоих, пыталась не стать для него шлюхой и тварью лживой и не смогла. Не смогла, такая жалкая и слабая. Заслужила каждое его слово. Каждый упрек…и от осознания, что он меня такой считает, выть хочется, орать так, чтоб из горла кровь потекла. Орать, что да, шлюха. Из-за него. Только с ним. Для него. Его всегда любила…Это он жизнь мою сломал. Он по мне поездом уже дважды! Я даже не представляла, что все эти годы жила только ради нашей новой встречи, только ради этого мужчины я вставала каждое утро и засыпала каждую ночь. У меня был он и воспоминания о нем, а еще была надежда. Все остальное у меня каким-то непостижимым образом отняли. Наверное, я была слабачкой и идиоткой, раз позволила себя вот так обобрать. Оставить ни с чем. У каждого есть хотя бы какая-то отдушина, хотя бы единственный близкий человек, к которому можно пойти и молча рыдать в плечо. У меня не было никого. Ни единой души. Самые близкие мне люди разодрали мне душу на сувениры, которые приносили им те или иные материальные блага. Даже мой сын называл другую женщину мамой и любил ее, вместо меня…мой сын, так похожий на Олега. Как две капли воды, как мини-копия и доказательство его отцовства без ДНК.

Не мой сын… и моим никогда не станет. У меня его отобрали. И мужчина не мой, и жизнь эта не моя. Я так и сидела в машине под его домом, и щеки горели от пощечин. Битая всеми и презираемая всеми. Я только этого и заслуживаю: чтоб пинали, как собаку. Сама виновата. Сама всегда была безропотной дурой. Делала то, что ожидали другие. Нет, я не винила родителей, ни в коем случае не винила сестру, я винила только себя. Мне надо было сказать «нет», а я никогда не могла этого сделать. Мое «нет» не волнует даже Дениса, который якобы меня любит, а на самом деле эгоистично пользует мое тело и держит подле себя. Любовь желает любимому счастья, а все вот это не любовь, а потребительство. Я – его вещь, и он готов меня ломать, когда я не работаю так, как ему обещали.

Домой ехать не хотелось, да и не дом это совсем. Клетка, открывающаяся ненадолго. Или могила, где рано или поздно я сдохну от тоски. Дождь бил в лобовое стекло, а я размазывала слезы по лицу и рыдала взахлеб под бешеный стук капель по стеклу. Руки лихорадочно поковырялись в бардачке, нашла пачку, закурила, дрожащими руками удерживая сигарету и глядя перед собой застывшим взглядом. А ведь совсем недавно я была до безобразия счастливой. Ходила на носочках по острому краю этого счастья, понимала, что режу ступни в кровь, но ни за что не отказалась бы ни от одного дня, проведенного с ним. Я выдрала их, украла у судьбы, и это оказалось самым большим богатством в моей жизни. Просидела до самого утра, пока не увидела его, выходящего из подъезда и идущего к своей машине. Первым порывом было выскочить и броситься на шею, обнимать, цепляться за него, не дать уйти от меня, не дать снова бросить. Ведь не может все в человеке сгореть за сутки? Не может любовь исчезнуть. Ведь он любил меня…сам сказал, что любил…

{«- Любить тебя хочу…и мне страшно, - лбом в лоб его уперлась, - боюсь сгореть с тобой в пепел. Я уже горю, Олег. И даже бежать от тебя не получается.

- Не бойся…ты ведь меня уже сожгла».}

Сожгла? Разве? Это он меня сжег. Живьём. Бензином своей ненависти полил и спичку поднёс. Разве у любви есть прошедшее время? Нету! Я точно знаю, что нету! Моя жила назло всему, как бы я ее ни душила, как бы ни топтала и ни резала на куски, она, тварь, восставала из пепла и ждала до жалкого победного конца, и сколько раз этот конец ни наступал, она продолжала ждать и верить. Я впилась в руль дрожащими пальцами и поехала за ним…Зачем? Я буду это кричать себе потом, когда пойму, куда поехал. Буду кричать себе молча «Зачееем, Зоря, зачееем?»

Они вышли все вчетвером: он, его жена и двое детей. Дочку держал на руках и прижимал к себе хрупкое тельце в светлом пальтишке, а она размахивала ручками, ловила капли дождя. Я перевела затуманенный взгляд на его жену, и внутри все оборвалось с такой силой, что я громко застонала, втянув судорожно воздух. Как когда-то после нашей первой ночи, когда увидела, как он целует ее живот. Только сейчас намного больнее. Сейчас я изрезана на части и понимаю, что после этого уже не воскреснуть. Я не смогу смириться и забыть. Это уже невозможно. Перед глазами вдруг возникла совсем другая картина – это я с ним там, а у него на руках наш сын. Он размахивает шариком и кричит «папа», а я улыбаюсь Олегу и плачу от счастья.

Слезы размазали картинку и смешали обе в кровавый калейдоскоп несбывшихся желаний. Они уехали, а я … я еще какое-то время сидела там, задыхаясь от слез и от понимания, что и здесь меня вышвырнули куда-то за дверь, как все ту же собачонку, позволяющую себя пинать, лишь бы пару раз погладили и чем-то покормили.

Я куда-то поехала, не знаю куда. Куда глаза глядят. Наматывала круги по городу, стараясь справиться с агонией внутри, стараясь своими силами заглушить боль, но она не стихала. На глаза попалась вывеска магазина, я припарковала машину, и сама не поняла, как купила несколько бутылок водки. Никогда раньше не пила, а тут …, наверное, я сломалась. Без возможности восстановления. Боль оглушила настолько, что мне нужно было ее хотя бы немного унять…ооо…как же я ошибалась. Не верьте, если вам скажут, что станет легче. Не станет. Будет только хуже. Боль вырвется наружу и начнет разрушать не только вас изнутри, но и всю вашу жизнь. Вы с нее сбросите цепи и дадите ей право превращать вас из человека в больное жалкое животное, которое каждый захочет пнуть или пристрелить из жалости, но не более того. Но я не думала об этом, мне хотелось заветного «легче», но не стало, меня захлестнуло еще больше отчаянием и истерикой. Захотелось увидеть сына. Безумно захотелось. Еще сильнее, чем вчера. Я приехала к сестре по инерции, поднялась на лифте, чуть пошатываясь, и вдавила кнопку звонка. Мне послышалось, как к двери подошли. Потом отошли от нее. Я настойчиво давила и давила на кнопку звонка, пока Лера не распахнула дверь, кутаясь в халат.

- Что случилось, Зоря?

- Привет, - попыталась улыбнуться, но вышло криво, - а я…я к Чертику пришла.

- Чертик спит, ты его чуть не разбудила.

Она придерживает дверь и войти не приглашает, а моя боль смелая стала, борзая. Она больше не хотела сидеть во мне. Ее рвало наружу из меня. Крушить и ломать тех, кто ее причиняет.

- Ну я бы подождала, пока проснется. Впустишь?

- Нет!

Отрезала Лера, и ее взгляд стал металлическим.

- Подожди выйдем.

- Я зайду и пого…

Она вдруг оглянулась назад, и в ее глазах появился испуг.

- Не зайдешь. Я не одна. Пошли вниз.

Она стянула с вешалки за дверью плащ, накинула сверху на халат и потащила меня к лифту.

- Что с тобой, Лера?

- Ты пьяная, ты вообще не в адеквате. Ребенку не надо вот это все видеть.

- Что это?

- Вот эту твою пьяную любовь, Зоря. Что-то ее вдруг стало слишком много.

Ударила в самое сердце, пока не сильно, а боль сжалась и запульсировала.

- Он ведь мой сын.

- Ни хрена. Он МОЙ сын. Ясно тебе? Мой. Я не спала ночами, я вставала к нему, когда он болел. Я его любила двадцать четыре часа в сутки. А ты его бросила, чтобы выйти замуж за своего олигарха, чтоб в золоте купаться и танцевать. Ты порхать хотела. Вот и порхай.

Я задохнулась, и моя боль обмоталась удавкой мне вокруг горла.

- Тыыы! Как ты можешь так? Ты ведь знаешь…я ради отца. Меня заставили!

- Я бы Чертенка не бросила, даже если б настал апокалипсис, а ты смогла, значит, он не нужен тебе был. Уходи, Зоря. Не ходи к нам, пока не успокоишься.

- Ты меня гонишь?

Не верю, что слышу это от нее.

- Да! Пора нам поговорить с тобой. То, что нас родили одни родители, не значит, что я тебе чем-то обязана, ясно? Не значит, что ты придешь ко мне в дом, когда вздумается, и попытаешься забрать моего ребенка!

Я вздрагивала от каждого ее слова, словно от ударов в солнечное сплетение.

- Моего ребенка, - эхом повторила и сама себя почти не услышала.

- И деньги мне твои не нужны больше. Можешь не переводить мне. Я и так справляюсь. Не приближайся к Тимке. Ясно? Не мать ты ему! И мне сестрой быть перестанешь, если продолжишь давить на нас!

Каждое ее слово ударом в грудь такой силы, что я две ладони прижала и вдохнуть не могу, и выдохнуть. А она в подъезд зашла и перед моим носом дверь захлопнула.

И отсюда вышвырнули. Стало вдруг так холодно. Я пошла к машине за руль сесть уже не решилась. Села на лавку вместе с бутылкой, отпила водки с самого горлышка. Боль не стихала, становилась все яростней и страшнее. Я набрала маму. Она ответила таким же металлическим голосом, как и у Леры.

- Мам…можно я к вам приеду?

- Что такое? С Денисом поругалась?

- Нет…просто к вам захотелось. Денис в отъезде.

- У тебя свой дом есть. Ночевать дома надо. Вдруг муж вернется, а тебя нет. Потом будешь бегать и жаловаться, что тебя поколотили.

- Не буду. Зачем вам жаловаться, если вы сами меня этому монстру отдали чтоб жить хорошо и дачу себе отгрохать, как у царей.

- Ты не в себе?!

- Нет. Я сейчас как раз в себе. Вы…вы меня продали ему. Вы мне жизнь разрушили.

- Неблагодарная дрянь! Я твою жизнь из осколков собрала и конфетку сделала из нее. Ты молиться на меня должна.

- А под оберткой конфетки гниль кровавая. Ты сына у меня отняла, душу, тело. Ты не мать…ты такое же чудовище. Мне страшно называть тебя матерью!

- Ты что пьяная, Зорь?

- Чудовищаааа. Вокруг меня одни чудовищааа.

- Ты не дома? Где Денис?

- Не знаююю. Если бы он сдох, мне было бы плевать, где это произойдет и где разложится его тело. Я вас всех ненавижу!

Трубку забрал отец.

- Ты где? Я приеду заберу.

А теперь они приедут заберут. Конечно. Ведь Денис может разозлиться. Я выключила сотовый и откинулась на спинку лавки, подставляя лицо каплям дождя.

- Ты допивать будешь?

Отрицательно качнула головой и протянула бутылку женщине в черном платке. Она взяла из моих рук бутылку, я думала, выпьет, но женщина вылила содержимое, а бутылку в пакет положила.

- Ты бы шла домой. Нечего сидеть тут и беду ждать. Кто сам неприятности ищет, обязательно находит.

И мне вдруг смешно стало. Неприятности?

- Ты что здесь на лавке для алкашей потеряла? Молодая, красивая. Вызывай такси и уезжай.

- Жизнь потеряла. Вы не видели, нигде не валялась? Грязная такая, черная, с пуантами?

Женщина усмехнулась уголком рта с тонкими обветренными губами.

- А зачем тебе такая? Я вот белую ищу, чистую, с запахом свежевыпеченного хлеба, не видела?

Я тоже усмехнулась…

- Может, они с моей ушли?

Женщина отрицательно покачала головой.

- Нет. Твоей и моей точно не по пути. От моей уже ничего не осталось, по ней погост слезами обливается, а твою еще отмыть можно. За счастье держаться надо, а не отпускать от себя. Ты свою жизнь не теряла. Ты ее каждый раз сама выбрасываешь. Хочешь про будущее скажу твое?

Вдруг за руку меня взяла, ладонью вверх повернула. Я быстро закивала.

- Денег дай, и все скажу.

Я в кошельке порылась. Но там налички не оказалось, одни кредитки. Сняла серьги золотые с бриллиантами в виде сердца и отдала ей.

Женщина мне в ладонь посмотрела и назад отпрянула. Руку мою бросила.

- И правда, грязная. Но не ты ее пачкала…а смерти много вокруг тебя.

Я словно вмиг протрезвела, даже в голове пульсация стихла.

- Чьей смерти? Где смерть?

- Там, где ты…

Встала с лавки и начала крестить меня, утягивая за собой мешок с бутылками.

- Клялась ведь, что не буду. Обет дала. Бес попутал. Не иначе бес. Прости Господи.

Чокнутая какая-то. Как я сразу не поняла, что она не в себе?

- Чья смерть?

- Не знаю. Она рядом с тобой по пятам идет.

Она быстро-быстро пошла от меня прочь. Я сильнее закуталась в пальто. Стало вдруг невыносимо холодно, и в голове прояснилось. Я залезла в машину, вытирая мокрые от слез щеки. А в ушах голос хриплый женский звучит:

«За счастье держаться надо, а не отпускать от себя. Ты свою жизнь не теряла. Ты ее каждый раз сама выбрасываешь…».

На дорогу выехала, а из глаз опять слезы катятся, и голоса в голове. Сестры, Олега. Дениса, матери.

Не успела повернуть за угол дома, как передо мной выскочила какая-то тень, ударилась о капот, и машина на что-то наехала, я словно почувствовала неприятный хруст. Остановилась и выскочила из машины…а когда глянула под колеса, меня свернуло пополам от спазма тошноты.

На меня смотрели широко открытые глаза той женщины. От ужаса всю затрясло. Я, задыхаясь, сама не знаю, почему, набрала Олега, заливаясь слезами и содрогаясь от лихорадки и лютой паники.

- Олееег…

И вдруг услышала женский голос.

- Это тебя.

- Зачем ответила?

- Узнать хотела, кто такая эта …

- Дай сюда.

Я сжала горло одной рукой. А другой впилась с смартфон. Потом…я подумаю об этом потом.

- Да.

- Олееег…я … я…человека сбила…насмееерть!

И разрыдалась навзрыд, сползая на землю по другую сторону машины, задыхаясь от спазм подкатывающей тошноты и истерики.

- Я сейчас приеду. Говори адрес.

ГЛАВА 18. Олег

Она под утро позвонила, когда я в душе был после тягучего секса с Ирой. Тягучего, какого-то грязного и механического. Когда сам не знаешь, зачем полез и какого хрена вообще сейчас вытворяешь. Может, мне утешиться надо было, или я искал способ самоутвердиться, а может, чисто жалость к Ирке одолела. Несчастная она была какая-то, как собачонка брошенная. Никогда ее такой не видел. Она всегда дерзкая, за словом в карман не полезет. А тут как подменили человека: какая-то тихая, неслышная, угодить пытается и в глаза смотрит виновато и преданно одновременно. И меня чувство вины задушило, как будто не она мне рога наставила, а я ее с детьми кинул. Неприятное ощущение. Оно вызвало дискомфорт внутри, и захотелось удрать и как можно быстрее. Но Олег Громов не любит легкие квесты. Раз не прет, надо себя заставить. Я ж благородный, все дела. Лох, короче, как и всегда по жизни.

Мы долго в торговом центре гуляли, в кино сходили, по кафешкам с детьми, по трем разным. Вранье, когда говорят, что мы, мужики, детей любим, пока и бабу хотим. Не так все это. Мы детей любим так же, как и женщины. Своих любим и чужих любить умеем. Я к Ире ничего, кроме жалости, не испытывал больше. А вот рядом с детьми и дух захватывало, и сердце щемило то от радости, то от гордости, то от любви. И еще страшное чувство вины мучает, что не можем мы больше счастье им подарить, как раньше. Не можем вместе быть, не можем радовать их по утрам довольными лицами, не можем укладывать спать по очереди. Развод – это не только смерть себя прежнего, как личности, это и убийство всего прежнего и беззаботного в детях. Их сказка в этот момент заканчивается. Родители теряют ореол идеальности и правильности, они перестают быть примером чего-то прекрасного. Они причиняют ребенку душевную боль и не могут ее залечить. Я эту взрослость в глазах сына видел. Ташка еще не поняла всего до конца. Ей было хорошо, что я просто рядом.

Когда Ира к двери проводила, а потом сама на шею бросилась, целовать начала хаотично, прощения просить, шептать, как соскучилась и до сих пор любит, как жалеет о каждом сказанном слове, я остался. И в голове пульсирует, что, может, стоит шанс дать, ради детей, ради лет, прожитых вместе, ради себя самого. Чтоб найтись вдруг, подняться с болота, в котором тону, и жизнь вонючим дерьмом казаться перестанет. Рядом с ними весь день этого ощущения внутреннего разложения на атомы безнадеги не было и сдохнуть не хотелось. Дети цепко тянули наверх и держали своими довольными мордашками, давали четкое понимание, ради чего стоит жить дальше. Железный стимул.

Я трахал ее на постели, где она со своим мудаком была, трахал и смотрел в стену, делал привычные толчки в ее тело, слышал сдавленные стоны, считал ее сокращения на автомате, а сам словно все это со стороны наблюдал, и картинка не возбуждала, хотя член и не подвел, исправно оттолкался и даже брызнул спермой в вялом оргазме. Наверное, именно в этот момент я понял, что к Ире отмерло совершенно все. Она больше меня совершенно не возбуждает. И ревности нет давно, ничего больше нет.

Тоска меня задавила, что теперь вот так всегда может быть с ней. Серо, скучно, уныло. Как в склепе или в могиле. Я с себя пот и грязь предыдущих дней смывал в душе и думал о том, что моя жизнь и без Иры с детьми все равно как у заживо похороненного. Пока что без ежедневных поминок водкой. А вполне возможно, что вернется и это дерьмо до кучи. Вечно пьяный, вечно несчастный и до отвращения жалкий идиот. Обратно вот в это не хотелось больше, чем попытаться начать все заново с Ириной, как бы уныло все это ни выглядело мне сейчас. Ведь живут как-то люди ради детей, мирятся и пытаются существовать с видимостью счастливой семьи. Не наша первая, не наша последняя. Ради детей можно и попробовать.

А у самого мысли о сучке лживой. Вплетаются кровавыми нитями во всю эту унылость, поблескивают неоновым светом, манят и напоминают, что иначе бывает. Ярко, обжигающе, страстно и дико так, что кончить можно только, вспоминая о том, как ее соски языком дразнил, от стонов хриплых в ушах. Как ей живется с ним? Как она просыпается каждый день в его постели и мне смски шлет свои истерические или звонит? Мне каждый ее звонок или сообщение словно жизнь укорачивали. Но ревность-сука была сильнее. Даже сильнее, чем чувство, что друга предал. Я постоянно думал, как она вот так же в душе стоит после него? Не противно, не тоскливо ей, не тошно? Не ушла ведь…знал, что не ушла. Чувствовал. А вот своей чувствовать перестал.

И снова от мысли, что он ее трахает…начинает лихорадить и руки сжимаются в кулаки. Бью ими по кафелю не с размаху, а методичными короткими ударами, пока вода не окрашивается в розовый. Удар – ее глаза светлые кошачьи, удар – ее улыбка, удар – ее голос, удар – запах волос, удар – острые соски, трущиеся о мою грудь. И так, пока не слышу звонок своего сотового…ее мелодией. На нее другая стоит. Чтоб знать всегда, что это она, чтоб подыхать от счастья лишь от предвкушения услышать голос. Сквозь шум воды услышал «Алло» жены и выскочил из душевой в одном полотенце. Какого хрена? Взгляд на Иру, а она на меня смотрит прямо в глаза и аппарат у уха держит. На лице непонятное выражение. Внутри вспарывает едким сарказмом - поздно корчить из себя жену и хватать мой сотовый, когда сама больше года под другим лежала. Больно, Ир, и мне больно было. Пи***ц как больно. Только я тебя не предавал, а ты меня на козла своего променяла. А теперь мне уже нигде не болит, даже если у тебя десять таких козлов будет. Вот в такой момент и понимаешь – нет ничего к человеку. Умерло все. Когда болеть перестает, значит, мертвое. Впрочем, Ира мне и не болела никогда. Самолюбие болело мужское, за детей болело, за годы потерянные, похеренную работу. А ее вернуть никогда не хотел.

- Это тебя.

Протянула мне сотовый

- Зачем ответила?

- Узнать хотела, кто такая эта …

- Дай сюда.

Я бы, скорей всего, не ответил. Скорей всего, отключил бы сотовый, как и тысячу раз раньше. На каждый ее звонок - упрямый бешеный «отбой». Так, что перед глазами темнеет и раскрошить сотовый хочется. Но не смог удержаться. Не знаю, что это было, но не месть Ире, нет. Это было какое-то предчувствие, что надо ответить. Надо и все. Потом голос ее услышал, и сорвало меня. В бездну, как и всегда, сначала кипятком ошпарило так, что каждый лопнувший на душе волдырь зашипел, а потом тут же в лед ее новостью. Представил, как ее сейчас допрашивать начнут, засунут в полицейскую машину, как ей страшно там и начал лихорадочно одеваться. Ира ничего не спрашивала, а я не собирался отчитываться. Она только у дверей не удержалась:

- Ты приедешь потом?

И я честно ответил:

- Не знаю.

Пока в машине ехал, тысячу раз хотел свернуть … ей есть кому помочь. Ее муженёк отвесит бабла и отмажет даже от убийства. Черт! Как она вляпалась в это? Почему сама за рулем, а не с водителем!

Я не смог не поехать. Не смог ее там бросить, когда рыдала мне в ухо и просила помочь. Мне позвонила. МНЕ. Говорят, кому первому звонишь, когда плохо тот и родной на самом деле. Хотя кто знает, кому она вообще позвонить успела. Я вообще ни черта не знаю о ней. Может, у нее родственнички какие-то олигархи, как и Деня.

Потом взрывной волной окатит осознание, что вообще только мне, не Денису. Не семейному адвокату. Навстречу не бросилась, сидит возле машины глаза как у чокнутой остекленели, опухли от слез, по щекам тушь размазана, и спиртным от нее за версту несет, как от мужика. Я машину обошел, труп увидел, но ни черта вот так не понятно - женщина под передние колеса угодила и оставалась под джипом. Мне лишь лицо видно было, залитое кровью, и глаза открытые. И я понимал, что влипла Зоряна. Сильно влипла. Конечно, деньги Дениса помогут, а вот выпитое спиртное совершенно исказит всю картину, и, судя по сильному запаху, выпито не мало. Черт его знает, как все повернуться может. Я поднял Зоряну за плечи, несколько секунд в глаза смотрел, но не обнял. Не смог.

Я дернул дверь джипа на себя, сел на водительское сидение и трогал все в салоне автомобиля, включая руль и коробку передач.

-Ты…ты что? – кинулась, впилась мне в рукав, потянула на себя.

- Пойло твое адское где?

Она отрицательно головой качает, поняла все.

- Нееет. Нетнетнет. Ты этого делать не станешь!

- Да! Мать твою! Да! Ты пьяная была! Тебя припечатают, даже несмотря на деньги Дениса. И скандал этот на хрен не нужен. Конец твоей карьере настанет. Вызывай ментов и скорую, и дай мне то, что ты пила!

- Нету…нету ничего. Ты с ума сошел! Денис меня отмажет… а ты…тебя посадят, Олееег!

- Ну значит, посадят. Звони, вызывай ментов, я говорю.

А потом к себе ее за локоть дернул.

- Жвачка есть?

- Нету…я не могу так. Не могуууу.

- Сможешь! Раздвигать ноги под нами двумя могла? И это сможешь!

Пока ментов ждали, я нашел у нее в бардачке какой-то сувенирный виски в маленьком пузыре с металлической пробкой. Выпил до дна. Думал лихорадочно, как выстроить все так, чтоб на нее ни разу не подумали.

Я за рулем сидел, а она о приоткрытую дверцу облокотилась, бледная как смерть, смотрит в никуда глазами пустыми.

- Ты что делала здесь?

- К сестре ездила. Живет неподалеку.

- Это родная сестра?

Она кивнула.

- Замужем? – нам еще байку ее мужу состряпать надо…Твою ж мать! Как это все мерзко.

- Нет…с сыном живет.

- Ясно. Денису скажешь, к сестре поехала, потом дозвониться ему не могла. А я…я скажу, что к другу хотел заскочить. Живет тут один. Мы, правда, давно не общались. В жизни бывают совпадения. Увидел, как ты сбила и …в общем поняла? Сотри все свои смски и звонки ко мне. Ментам скажешь, что я твоя охрана, и ты не знала, что пьяный я. Позвонила, я приехал забрать. Только отъехали, я ее не увидел, и все. Поняла?

Она принялась лихорадочно в сотовом ковыряться. Пальцы дрожат, еле на ногах стоит.

А потом началась херня какая-то непонятная. Менты приехали, с ними Гера – район его. На нас сильно не давили, но в сторону отвели и под присмотром оставили. Гера мою версию выслушал, а Зоряна в стороне стоит и молчит.

Я надеялся, что так и будет молчать и лишнего ничего не скажет, а она вдруг кинулась к Морозову, в рукав впилась.

- Не так все было, не тааак. Он обманывает. Выгородить меня хочет. Они с мужем моим дружат, вот и выгораживает. Я за рулем была. Я ее сбила. Он мимо проезжал и увидел. Вы записывайте-записывайте. Это я ее задавила. Чистосердечное признание.

Твою ж сука, мать! Ты что творишь-то, а? Какое на хер признание?

- Гер, заткни ее. – прошипел я, - Уведи. Пусть Иваныч не пишет ничего, не в себе она. Слышишь?

Друг исподлобья на меня посмотрел.

- Вы оба не в себе. Это что за гребаный спектакль вообще? Вы что мне тут за трагедию разыгрываете? Судмедэксперт предполагает, что зарезали ее перед тем, как она под колеса упала.

- Как зарезали?

- А вот так. Пырнули бабку вашу ножом в спину, а она на дорогу и вывалилась. Так что дай все формальности уладить, в участок поедем, показания дадите, и все свободны.

Теперь уже ни черта не понимал я. Но постепенно все прояснилось – Зоряна бабке серьги свои отдала зачем-то. Вроде та гадала ей по руке, и она сжалилась, а денег при себе не было. Собутыльник покойницы видел все, в кустах рядом прятался. Он женщину ножом и ударил, как раз когда Зоря на дорогу выехала. Бред какой. Чего только в этой проклятой жизни не бывает.

Я смотрел, как она рассказывает о серьгах, о разговоре с женщиной, и в ушах ее голос стоял, как она кричит, что солгал я, что сама виновата. Повтором. Снова и снова. И внутри впервые за эти несколько дней тепло разливается. Не жар ядовитый, а именно тепло. Не дала вину на себя взять, дура сумасшедшая. Неужели чувства ко мне есть какие-то, кроме похоти, кроме желания получить то, что хочется?

Когда в кабинете Геры вдвоем остались, я ее к себе за обе руки дернул и в глаза ее, подернутые нескончаемой тоской, заглянул. Как отражение своей собственной увидел. Соскучился по ней, так соскучился, что смотреть больно. Хочется и за горло сдавить и…и к себе прижать, чтоб все кости захрустели.

- Зачем? – тихо спросил и щеку припухшую погладил, внизу на скуле еще отпечаток моего пальца остался.

- Люблю…

Едва слышно. Но я по губам прочел, и меня снова закрутило. Резко с пол-оборота. Сердце так сжалось, что я шумно выдохнул, а она ладонями скулы мои обхватила и гладит по щетине, цепляет нежными подушками пальцев.

- Не хочу жертвы от тебя. Не смогу с этим…прости меня. Олег, прости меня, пожалуйста. Я без тебя больше ни дня дышать не могу.

За дверью шаги послышались, и она отшатнулась назад. Услышала, видать, голос мужа, а я нет. Меня повело на ней, как обычно. Как и каждый раз, когда она рядом оказывалась. Дверь открылась, и Денис с Герычем зашли в кабинет. Он тут же по-хозяйски сгреб Зоряну в объятия, и тепло во мне превратилось в ядовитую серную кислоту. Меня разъело за доли секунд с такой силой, что от едкой черной боли пришлось челюсти сжать так, что щеку прокусил до крови.

- Девочка моя, как же так…с ума сойти. Перенервничала маленькая.

Целует ее лицо и снова к себе прижимает.

- Давайте быстрее все формальности улаживайте. Она бледная как смерть и дрожит вся. Долго что-то у вас тут все.

На меня глаза поднял, и меня передернуло всего:

- Спасибо, брат. Я теперь тебе по гроб жизни. Вот что значит друг настоящий. Мне уже рассказали, как ты вину на себя…

Я тут же лихорадочно принялся думать, кто в бригаде был и кто мог тут же стукнуть Денису? Точно кто-то из наших его набрал. Зоряна не звонила никому, я видел. Мозги одно думают, а глаза, кровью налитые, следят за его ладонью на ее талии, за тем, как сильно сжал, в себя почти вдавил. Столько страсти в этом жесте. И я челюсти еще сильнее… вкус крови собственной не отрезвляет. Я ни о чем думать не могу, кроме как о том, что он ее сейчас домой привезет и…

- Ты чего мне не позвонила, любимая? Я бы приехал сразу же…

- Я звонила, - шепотом, - ты трубку не брал. Вне зоны доступа.

- Странно, я уже пару часов как в городе. Ну и не важно. Поехали домой. Я подарки тебе привез…ты же помнишь, какой завтра день?

И вот от этого стало тошно еще больше. Не только от того, как к себе ее прижал, и не от того, что права на нее имел, а от их общего…от того, что являлось ими. Секреты, словечки какие-то, интонации.

- Неважный день. Я не хочу ничего.

У нее голос все еще рассеянный, все еще хрипловатый. Она из его объятий высвободится пытается, но он жмет еще сильнее, и мне в какой-то момент захотелось отодрать его от нее и искромсать ему лицо ножницами. Лежащими у Герыча на столе.

- Гром, тебя домой подбросить? Ты прости, что я тут с ней…испугался, когда позвонили.

- Я сам. Мою машину пригнали.

Солгал и взглядом с Герой встретился, тот поджал губы и покачал головой.

- А, ну и ладно тогда. Я еще наберу тебя. Так эту услугу не оставлю. И завтра к нам приезжай…у Зореньки моей День Рождения. Она не хотела отмечать, но я теперь твердо намерен устроить вечеринку. Надо встряхнуться и отвлечься.

- Денис!

- Я сказал надо.

Он уводил ее, а я вслед смотрел и кулаки все сильнее сжимал. А потом голос Геры рядом услышал.

- Ты какого хера творишь? Ты реально ее трахаешь? Ты вообще понимаешь, во что лезешь?

Повернулся к Герычу и хлопнул по плечу.

- Тебе показалось. Я к Ирке вчера вернулся.

Потом я на такси за тачкой своей ехал, а когда за руль сел понял, что сегодня к Ире перееду. На хрен! Пусть все катится к черту. Машину у дома оставил и пошел за вещами. Лифт, как всегда, не работал, и я на лестнице столкнулся с соседкой. Тут же стыдно стало. Я извинения долго просил, сумки ей помог отнести. Она причитала, что сын давно не приезжает, что невестка ее Славика против матери настраивает. А когда дверь ключом открывала, вдруг повернулась ко мне и спросила?

- А вы с Зоренькой помирились?

Я нахмурился и так с сумками и застыл.

- Вы откуда ее знаете?

- Так как не знать. Соседи ж наши были с нижнего этажа. Отец-военный и сестра такая, вся расфуфыренная с кавалерами поздно возвращалась.

- Ничего не понимаю. Какие еще соседи?

Соседка по одному пакету у меня забрала и в коридоре поставила на пол.

- Зорька мне часто в магазин за хлебом бегала. Косички у нее еще были бубликами. Такая девочка хорошая. Однажды в участок ее забрали, у меня аж душа разболелась. Как же вы не помните? Такая славная. Влюблена в вас была…Вы как на работу идете, она на лестницу выбежит и в окошко провожает. Я думала, вы теперь вместе…даже переживала, что поссорились. Опять бедняжке не повезло. Ну я пойду. Мне еще суп варить и Джина кормить.

Она дверь захлопнула. А я так и остался стоять с открытым ртом и застывшим взглядом.

«- Я тебя сучку малолетнюю в колонию посажу, поняла? Мать за дверью плачет, отцу на работу звонили, а ты мне тут в несознанку играешь? Быстро сказала, какого хрена кошелек у Алферова украла? Навел кто?

- Захотелось. Что вы орете на меня? Украла и все. Нет никакого смысла и подтекста. – а сама на губы мои смотрит, – У вас губы пахнут мятой.

- Короче так, Зара…

- Зоряна я, а не Зара. Зара – это совсем другое имя.

- Плевать, хоть зорька ясная. Так вот слушай меня внимательно, дура малолетняя. Ты сейчас отсюда вместе с матерью выйдешь, и чтоб не видел я тебя больше, ясно?

- Нет! Ничего мне не ясно! Я украла - накажите меня!

- Кошелек вернула - дело закрыто.

- Ннннет…не вернула. Я там сто рублей потратила. Меня задержать надо.

- Заткнись! Заткнись, я сказал. Не до кошелька мне этого, ясно? Все, давай, вон пошла. Спасибо скажи маме своей и вали отсюда.

- Она вам денег дала, да? Поэтому вы меня отпускаете? Продажный мент, вот вы кто!

- Ты чего добиваешься, идиотка? Сесть хочешь? Ты на малолетке ноги протянешь в первый же день. Там таких отличниц, как ты, щелкают орешками. Зэчки оттрахают во все дыры и сделают из тебя подстилку.

- Пусть…я ведь в предварительном здесь буду… с вами рядом, да?»

Твою ж мааааать…Зорянааааа…твою мать! Я глаза закрыл и застонал вслух…Вспомнил. Я ее очень хорошо вспомнил.

ГЛАВА 19. Олег

Я так и не уснул до утра. Думал о том, что соседка сказала. Курил и думал…часами, монотонно, под бой часов и урчание кота. От никотина уже тошнило и разъедало глаза. Один раз звонила Ира, спросила, все ли у меня нормально. Странно, когда-то я этого хотел, потому что отвыкать было тяжело, а сейчас уже не имело значения. Ответил без желания, даже не помню, что именно. Кажется, соврал. Зачем? И сам не знаю.

Я теперь вообще ни черта не знаю. Вспоминаю по крупицам образы из прошлого. Её на лестнице, угловатую с огромными глазами и торчащими коленками. Тащила наверх свой рюкзак. Пару раз подцепил его за лямки и поднимал к ее двери. Я даже не видел ее. Точнее, видел, но она для меня была бесполым существом. Ребенком.

Помню, как допрашивал ее, и как мать руки заламывала, умоляла отпустить и дело не заводить. Конечно, конверт мне подсунула. Я не взял. Да, я был именно таким придурком. До тошноты правильным, до оскомины. Я считал, что должен быть кто-то, кто, б***ь, не продастся, кто всегда за правду до самого конца, потому что если никто, то настанет конец света.

«- Гром, ты больной на голову? Это сын Полякова. Ты знаешь, кто такой Поляков?

- Насрать! Он трахал эту девочку! Он ее трахал, а ей всего тринадцать, мать твою! Неужели у тебя доллары в глазах лицо дочери затмили? Сколько Аллке? Одиннадцать? Представь, что через три года ее какой-то мудак богатый трахнет насильно, а я приду к тебе и скажу – это же сын Полякова!

- Это не моя Аллка!

- Ну да. Раз не твой ребенок, а чужой, можно совесть замылить бабками?

- Ее родителям по хер, они алкаши.

- Значит так, да? За нее некому заступиться, и можно не наказывать козла? Мудила ты сам, Аверин!»

Потом меня прессовали так, что я блевал кишками на асфальт, натирали моей физиономией до блеска бордюры. В себя пришел в больничке. Оклемался примерно через неделю. Девочка повесилась, а мудака отправили учиться за границу. Вот такая справедливость. Так вот для меня эта девочка с косичками-бубликами была примерно такой же, как та…которую не спас. И лет почти столько же. Но какое-то время меня преследовали странные образы. Я их отгонял водкой. Мы с Иркой тогда как раз начали сильно скандалить. Она Ташей беременна была. То ли у нее гормоны бушевали, то ли я сорвался с цепи. Она в очередной раз ушла, а я набрался до полусмерти. Помню, кто-то помог мне домой добраться. Все расплывается в мареве алкоголя…но лицо на ее лицо похоже. Я урывками вижу, как раздевала и на постель укладывала, а потом под собой тело девичье помню. Грудь маленькую, ноги худые. То ли снилась она мне…то ли. Черт!

Я за голову двумя руками взялся, стараясь изо всех сил напрячь память, но ее словно ножницами покромсало, и где-то читабельно, где-то совсем нет. Всхлипы в ушах стоят, запах клубники, волосы очень мягкие, и так туго в ней…так безумно туго, что я кончил через пару толчков. Утром проснулся…Утром…

Простынь в крови была, как и моя физиономия, потому что я с кем-то подрался. Я ее сгреб и в стиралку засунул. Снова перед глазами девичий силуэт на моей постели, я ноги в сторону развожу и беру ее, а она глаза закатила и что-то шепчет. И сейчас…сейчас я почему-то видел лицо Зоряны, а не стертые линии и светлое облако волос.

«- Шлюха ты, вот ты кто. Со мной и с ним…б***ь, как же тошно. Тошно от тебя. Воняет гнилью. Ты понимаешь? Ты. Мне. Воняешь. Им. Как я раньше этой вони не почувствовал?

- Я люблю тебя...люблю, давно люблю. Олег, выслушай…прошу тебя. Просто выслушай меня и решишь…пожалуйстаааа».

Давно. Я подскочил и широко распахнул окно, затянулся сигаретой, уже не помню, какой по счету. Я должен был получить от нее ответы. Должен был посмотреть ей в глаза и понять, была ли она со мной в ту ночь, или мне все это приснилось? Потому что чем больше я об этом думал, тем больше подробностей выдавал мне мозг. Теперь мне казалось, я видел над ее соском маленькую родинку и тонкий шрам на щиколотке…Видел в ту ночь. Черт! Или это я уже себе все придумываю! Ненавижу этот туман в голове. Именно поэтому ни капли спиртного. Не хотел туман…жаждал его, и в то же время какая-то часть меня наслаждалась пониманием, что я живой. Утром я послал Денису смску, что приду на вечеринку вместе с бывшей женой. Он тут же перезвонил мне.

- Ни хрена себе! Вот это новость. Помирились?

- Пытаемся, - ответил и скривился. Вроде ложь. А вроде и не ложь.

- Я вчера дерганый был. Ты прости, не отблагодарил как надо. Мне человек мой позвонил, сказал, взяли ее за наезд на человека. Меня перетрясло всего. Она нежная очень, ранимая. Подолгу потом в себя прийти не может. Защитить хотел и забрать. А тебе спасибо, брат.

- Да не за что.

На душе стало мерзко. Б***ь, как же мерзко. Он ко мне со всей душой, а я мразь последняя.

- Правда, не знаю, как ты там оказался. Зоря что-то невнятное бормотала про друга какого-то.

- Беляев там живет, помнишь? Однокашник наш. Были времена, когда я с ним вместе в запои уходил. Я к нему часто в гости наведывался.

- Беляев, да…помню, конечно. Ты мою женщину выручил, Гром. Я теперь твой должник. Приедешь, обсудим все.

Его женщину! Его! И прозревать…слепнуть и снова получать электрошокером по обнаженным нервам. Еще один повернутый на ней идиот. Кому из нас хреновей, я даже не задумывался. Я знаю. А он просто не знает. Верит нам обоим.

Потом я звонил Ирине и слушал, как она, довольная, переспрашивает, во сколько и что надеть, и как мы познакомились с таким человеком. Оказывается, она знала Златова и голосовала за него на прошлых выборах. А когда услышала, что мы друзья детства, впала в истерический восторг и стала совершенно похожа на себя прежнюю. А я все эти дни на каком-то нескончаемом автопилоте. Вроде живу, а вроде и нет. Одевался, брился, завязывал чертовый галстук и не мог перестать думать о девочке с косичками и взглядом глубиной в бездну. Была ли она со мной тогда или привиделась мне?

Я не знал, что это изменит для нас обоих, но мне нужно было знать, и все.

За Ириной я заехал ближе к вечеру, она как раз позвала свою мать сидеть с детьми. Тёщу видеть вообще не хотелось. В нашу последнюю встречу она ясно дала мне понять, кем меня считает. Но, как ни странно, мать Иры вежливо поздоровалась и даже задавала вопросы о моей работе. Она вообще выглядела очень взволновано, спрашивала у Иры, как та себя чувствует.

Когда сели в машину, я спросил у бывшей жены что со здоровьем.

- Да так, вирус с детьми подхватили. Ты ж знаешь маму, она вечно переживает.

Да уж, в этом мамы ничем друг от друга не отличались. Правда, я не помнил, чем в последнее время болели дети. Я вроде приезжал, и они были в полном порядке. Я как-то равнодушно отметил, что, несмотря на то, что Ира похудела, лучше она не выглядит. То ли время свое берет, то ли нелюбовь снимает розовые очки, и видишь каждый недостаток. Нет, она, конечно, очень красивая женщина и всегда такой была, но мне не нравилась даже ее худоба. Вспомнился наш секс, ее голое тело, и нигде не екнуло. А она, наоборот, словно ожила, смеется невпопад и кучу вопросов задает, даже целоваться полезла. Я ответил на поцелуй, скорее, по инерции, и снова стало тошно, что каждый день я этого не выдержу. Ну не умею я притворяться. Так и не научился с возрастом.

Когда к дому подъехали, увидел кучу машин, обслуги, охраны, и захотелось уехать на хрен. Представил, как он Зоряну при мне обнимать будет, и понял, что иду на пытку каленым железом. Не зря думал…едва увидел ее, сразу кипятком ошпарило, как и всегда, когда она рядом. С первой встречи и по нарастающей. Красивая и чужая. Бл***ь! Как же чужая… я же ее волосы между пальцами пропускал, она же мне писала, как любит запах на кончиках моих пальцев, писала, как у нее во рту вкус ее счастья горчит, потому что меня рядом нет. И чужая…мать ее, чужая! И от мыслей, что ему то же самое писать и говорить могла, крышу рвет вместе с мозгами.

Смотрю на нее, и руки сами сжимаются в кулаки, я даже забываю, что рядом со мной Ира. Под руку держит, и от нее сильно пахнет сладкими духами. Кажется, они мне раньше нравились. А сейчас…сейчас они мне казались навязчиво приторными, как и весь этот фарс с возвращением.

Особенно когда смотрю на эту сучку с распущенными волосами и каким-то незамысловатым узлом на макушке в черном платье до колен, закрытом по самое горло. Вроде одета, и платье не вычурное строгое, ни одного украшения или разреза, но она в нем выглядит так, словно вышла в сверкающих бриллиантах и совершенно голая. Чтоб у каждого заныло в паху, и слюна выделилась. Чтоб каждый ночью драл свою женщину и представлял эту ведьму в черном бархате, обтянувшем ее стройное тело, как еще одна кожа. Разрез сзади открывал кусочек резинки черных чулок со швом посередине.

Я видел, как на нее дружно обернулись мужчины и женщины. Ее походка и прямая спина, то, как преподносит себя, вызывали восхищение. Я это восхищение и вместе с ним дичайшую женскую зависть впитал кожей. Как и мужскую похоть. На вечеринку впустили журналистов, и они дружно щелкали камерами. Особенно когда рядом с ней появился Денис и, обняв за талию, притянул ее к себе, позируя на публику. Он явно проигрывал рядом с ней, и его лысина лоснилась в свете люстр, а светлый костюм подчеркнул небольшое брюшко.

- Я где-то видела жену твоего друга…какое-то лицо у нее знакомое. Мы могли встречаться?

- Не знаю. Она известная балерина…Но ты вроде с балетом совсем не на «ты».

- Вот да. Совсем. Но я ее все же видела. Красивая девушка. Яркая. Понятно теперь, отчего он повернут на ней.

- Кто?

- Муж ее. Смотрит и жрет взглядом.

- Да ее тут ползала взглядом жрет.

- И ты тоже?

Я оставил вопрос без ответа. Он показался мне неуместным… и да, я жрал ее взглядом. И думал о том, как она крутит своим мужем. Наверняка, тот исполняет каждый ее каприз. Я даже не сомневался, что она крепко держала его рядом своей хваткой ведьмовской, как и меня.

Денис точно ей все спускал с рук. Его точно вело от одного взгляда на неё, впрочем, как и меня, как и многих здесь присутствующих. Эта женщина обладала особой харизмой и редким магнетизмом. Я специально отходил все дальше и дальше. Отодвигая момент поздравления именинницы. Я не был готов оказаться настолько близко. И все же ревниво следил за каждым, кто подходил к ней и кому она улыбалась и принимала цветы. Мне, как истинному повернутому на ней психу, казалось, что каждый из них хочет ее трахнуть или уже трахал. Ведь что мешало ей иметь любовников до меня, во время меня и после? Снова вернулось желание свернуть ей шею.

Зоряна заметила меня давно и, когда ее ненадолго оставляли гости, смотрела на меня, и я видел, как хмурятся ее аккуратные брови, и как она отворачивается, едва взглянув на Ирину рядом со мной. И я ликовал. Мне хотелось, чтоб она ревновала, чтоб ее корежило, как и меня, чтоб ее рвало в клочья…если она способна на такие эмоции вообще. Встречался с ней взглядом, и меня опять окатывало кипятком. Денис обнимал ее и демонстративно целовал то в шею, то в плечо. Какого хера он делает это на людях? Но я прекрасно его понимал – он метил ее при всех. Чтоб видели, чья она.

Потом уже было не отвертеться, надо было сказать пару слов и поздороваться с Деней.

- Громище, если б я не знал тебя, я б решил, что ты меня избегаешь. И я давно мечтал познакомиться с женщиной, похитившей сердце моего лучшего друга.

- Это Ира – моя жена. Это Денис – мой братан, и его супруга Зоряна.

- Зоряна? – переспросила моя жена.

- Да, Зоряна, а Олег не говорил, какая у него красивая бывшая жена. - ответила Зоря и посмотрела Ире в глаза. Странные взгляды у обеих. Мне кажется, женщины на каком-то подсознательном уровне чувствуют свою соперницу. Иначе я не знал, как объяснить то, что Ира сжала мой локоть с бешеной силой.

- Я так понимаю, статус «бывшая» ненадолго? – улыбаясь, спросил Денис.

- Возможно, ненадолго.

Зоряна отвлеклась на других гостей и двинулась в сторону столов, на ходу сдернув бокал с подноса у официанта. И у меня зашкалил адреналин, когда увидел ее спину голую и ноги…б***ь…ее ноги — это долбаный фетиш. Каким-то образом отделался от Ирины и, не спуская взгляда с Зоряны, пошел в сторону коридоров, ведущих в глубь дома. Обернулась и пошла быстрее. И у меня проклятое дежа вю. Сколько раз я за ней вот так, как пес на манок. И сейчас следом, как на поводке невидимом и со стояком бешеным. И вдруг потерял её из вида. Твою ж мать! Не дом, а лабиринт проклятый. Но одна из дверей вдруг приоткрылась, и она меня затащила в глубь комнаты. Развернулась к двери и щелкнула замком.

Короткий взгляд на обтянутые бархатом бедра, голую спину, длинные локоны распущенные, и у меня запульсировало в висках. Сука, для него вырядилась! Впечатал ее в дверь спиной, сильно навалился всем телом, сатанея от запаха волос, кожи, от ее близости.

- Ты…ты что творишь? – спросил и стиснул щеки ее пальцами, сдавил, заставляя рот открыть.

Молчит и, тяжело дыша, мне в глаза смотрит. А потом сама на мой рот набросилась. Я схватил ее за волосы. Презрение адское, бешеная потребность в этой гадине лживой, в сучке, которая под кожу змеей забралась, но от скольжения ее маленького язычка у меня во рту, трясет как в лихорадке. Целую ее, как голодный одичалый хищник, сминая губы жестко и больно, притягивая за волосы в дикой потребности сожрать не только взглядом. Отобрать то, что считал своим, отобрать хотя бы на несколько лживых минут. Воровать, отгрызать себе ошметки чужого счастья, присваивать каждый ее вздох кусками…чужое…то, что должно было быть моим, и не стало. Зоряна целовала меня с какой-то отчаянной тоской и дикостью, сжимала мои волосы дрожащими пальцами, и я усиливал хватку, давил до хруста ее тело. Впечатывал в дверь сильнее. Она задыхалась, мне было на это плевать, я хотел забрать даже ее дыхание, не давал сделать вдох, пожирал ее, высасывал свою одержимость из нее по глотку. Никогда меня так не вело. Не колотило от поцелуя. Я истосковался по ней до адского изнеможения, до ломоты в костях, до унизительного желания даже вот так…воровать ее для себя у него. И потом холодной волной окатило – а ведь он это не просто какой-то там…это Деня Златов. Друг мой. Оттолкнул ее от себя.

- Все…все! Хватит!

А она снова к губам моим своими опухшими тянется.

- Хватит, б***ь!

- Чего ты хочешь? Зачем за мной пошел…чего ты хочешь от меня, Олееег?!

- Скажи…много лет назад перед твоим отъездом с родителями…ты приходила ко мне? Ты меня домой отвела?

И мне не понадобилось ответа, она вдруг побледнела, как полотно. Вот он и ответ – отчаянной болью в ее глазах и прерывистым дыханием. Придавил ее к двери.

- Я с тобой…твою ж мать… я тебя…черт!

Отвернулся, кусая губы, и вдруг услышал ее хриплый голос.

- Да…ты со мной и ты меня. Первый. Мой первый мужчина – это ты…

Обернулся и сдавил ее плечи.

- Это ты меня наказала таким образом? Отомстила мне, да?

И она расхохоталась вдруг истерически и запрокинув голову.

- Отомстила? О да, я тебе отомстила. Трахалась с тобой именно из мести. Как ты там говорил? С ним и с тобой? Ты ведь уже меня приговорил и все ярлыки повесил. Шлюха!

Я замахнулся, но не ударил, сжал ее волосы на затылке и вдруг замер. Вначале все похолодело внутри, и лишь потом я смог сделать вздох – на ее горле четкие следы от пальцев.

- Что за…, - в ее глазах блеснули слезы. А я развернул спиной к себе и одернул змейку вниз, хрипло с шумом выдохнул. Никогда не видел такого, это пиз**ц какой-то – вся спина Зоряны в кровоподтеках и ссадинах. Я дернул верх платья вместе с рукавами и тихо сквозь зубы выматерился - на плечах взбухли следы от пряжки ремня. Я осторожно повернул ее к себе, а взгляд так на месте и застыл, он все еще видел не ее лицо, а багровые с черным пятна – следы от кулаков или от носков туфель.

- Что…что это?

- Следы…моего счастливого брака.

Если бы я мог сейчас заорать, я бы заорал. У меня в голове не укладывались нежные слова Дениса и вот это…это жуткое зверство.

- За что? – я подавился словами… я не представлял, за что такое можно сделать с женщиной. С любимой женщиной.

- За то, что могла его подставить перед выборами своей выходкой.

Она опустила лицо и потянула платье наверх, а я задыхался в приступе ярости и боли, казалось, что каждая из ссадин сейчас горит на моем теле.

- И как часто…тебя так?

- Всегда.

Подняла на меня глаза загнанной в угол кошки…готова шипеть и в тот же момент жалобно молит не гнать…не бить ее больше. И я рывком прижал к себе.

- Ты…ты зачем вышла за него?

- Он отца из тюрьмы вытащил.

И все частички пазла вдруг стали на место.

- Убью…- скорее, себе, чем ей.

ГЛАВА 20. Олег

Она опять плакала… а я уже не мог отталкивать, гнать. Губы ее мокрые нашел и целовал их жадно и в то же время нежно. Я ни о чем еще не думал. Решения какими-то обрывками вспыхивали в воспаленном мозге, но его затуманило тоской по ней, отчаянием и адской нестерпимой болью, от которой была лишь одна анестезия – ее губы. Я должен был их целовать, чтобы успокоиться, чтобы живым себя снова ощутить.

«Не отдам…не отдам…моя она…моя».

Я еще не знал, как поступлю, мысли цеплялись одна за другую, я только понимал, что все. Не тронет он ее больше. Заберу. Зоряна вдруг оторвалась от моего рта…

- Долго мы здесь…он поймет. Он почувствует. У него нюх, как у зверя. Иди к гостям, я потом выйду.

Я смотрел ей в глаза и видел то, чего ни разу не замечал раньше, а ведь я считал, что неплохо разбираюсь в людях. Ни хрена я в них не разбирался. Я вообще в другом, своем измерении жил. Мне казалось, что есть еще на этом свете добро, мать его. Хоть где-то, хоть в каких-то закоулках осталось, хоть в ком-то. А я сам…я, наверное, был тем самым добром, которое зло вершит во имя справедливости.

Не хотел я очевидных вещей замечать. Опыт хоть и объяснял доходчиво, но брал дорого, и я все равно оставался идиотом, готовым верить в чью-то искренность. Копать дыры до истины, а потом понимать, что это я могилу себе рыл. Так вот, я в ее глазах страх увидел. Панический, дикий. Я ведь знал его…этот загнанный, безнадежный взгляд необратимости. Я его встречал не раз в зрачках жертв, которые сидели напротив меня и руки заламывали. А потом после них вламывались другие, с жирными конвертами, и я гнал их на хер. Потому что, б***ь, нельзя все купить и продать. Потому что не могу и не хочу так жить! Пусть я конченый фанатик никому не нужной правды, но это мое кредо по жизни. И сейчас я был в страшном диссонансе с собой.

- Все хорошо будет. Я смогу тебя защитить. Ты мне веришь?

Она несколько раз кивнула, а потом улыбнулась вымученно, со все той же тоской, не прекращая гладить меня по щекам и по волосам.

- Ты его не знаешь…он страшный человек, Олег. Он не такой, как все считают вокруг него. Не будет все хорошо. Мне идти надо.

Она волосы поправила и слезы вытерла, но я снова за плечи ее взял, и она поморщилась. А я разжал пальцы – твааарь…как он мог ее так?

- Нам поговорить надо. Не так. Не второпях, - говорил я и поправлял ее платье и сам волосы приглаживал, - я все знать хочу. Все, слышишь? Мне мало этих ответов. Я решения принять должен…

- Пусть все успокоится. Пусть он утихомирится и уедет куда-нибудь. Сейчас нельзя. Сейчас он в ярости. Чувствует что-то, подозревает. Мне надо время.

- Как я оставлю тебя с ним…? - это было полнейшее раздвоение личности. Я понимал какой-то частью, что я подонок, но отступить уже не мог и не хотел. У меня все перемкнуло в голове после того, как ссадины увидел на ней и кровоподтеки. В голове не складывался образ Дени, набрасывающегося с кулаками на маленькую и такую хрупкую девчонку. Мне хотелось выбить ему зубы и сломать все кости. За то, что тронуть ее смел, боль причинить, вот это счастье ломать. Когда я на взмах ее ресниц молился.

- Я справлюсь, - прозвучало не так уж уверено, и мне вдруг пришло в голову, что все эти годы она «справлялась» вот так вот, с синяками на теле и ужасом в глазах. И перед глазами – девочка с косичками-бубликами на себе тянет домой пьяного меня, в постель укладывает… а я ее, б***ь, отблагодарил. Что же жизнь за такое дерьмо, а? За что ее так? Два мудака один за другим?

- Мы уедем. – решительно сказал и понял, что так и сделаю. Заберу ее и увезу отсюда. От него подальше. Она снова кивнула и к губам моим губами прижалась. Если бы я знал тогда, что это наши последние поцелуи… я бы… я бы держался за нее зубами, я бы не оставил ее там с ним.

«Бы» проклятое бесполезное «бы».

«Пока значение слова «любовь» понимаешь в общепринятом, потасканном смысле, и оно еще не стало смертельным диагнозом, ты в принципе вполне нормальный и даже счастливый человек. И рядом с обычной любовью злорадно скалится «никогда»…слово-насмешка, слово-издевательство, оно-то точно знает, что ты обязательно об него споткнешься и разобьешься, падая с высоты в самую бездну».

***

Зоряна вышла, а я еще какое-то время стоял, прислонившись спиной к двери подсобного помещения. Дышать было все труднее и труднее. Я впервые не знал, что делать. Не знал, как поступить правильно, и где оно завалялось, это гнилое и никому не нужное «правильно» в данном случае. У меня в жизни все как-то одинаково было, как у всех. Скучно. Да, серо, но меня устраивало. Пока ее не встретил и не понял, что, оказывается, жизнь совсем иными красками раскрашена для избранных. Кто не любит, тот не живет. И сейчас меня выдернуло из повседневности в какой-то треш, в какой-то адский лабиринт из которого я еще не видел выхода. Вернулся к гостям и не мог сосредоточиться. Ира что-то спрашивала, а потом вдруг сказала, что ей домой надо, что плохо ей стало. И я вижу, правда, плохо – бледная, на лбу пот блестит. Мне самому уехать хотелось, все вдруг вывернулось наизнанку. Я больше не мог спокойно смотреть на Дениса, не мог сидеть за его столом, не мог лицемерить. Мне надо было на свежий воздух и остаться одному. Подумать обо всем, а точнее, продумать. Я вдруг перестал смотреть на Деню, как на друга. Хотя, кому я лгу? Я перестал на него смотреть, как на друга, едва понял, что я люблю его жену, трахаю ее и мечтаю отнять у него. Да, мечтал. Как бы я ее ни гнал прочь, я хотел, чтоб она была моей и именно поэтому злился и сходил с ума еще больше. Отголоски совести еще вгрызались в меня острыми, как бритва, клыками, но я отшвыривал их от себя, представляя в каком аду она жила все это время. На прощание Денис пожал мне руку и обнял меня перед уходом, мне же хотелось оторвать ему башку. Но не здесь и не сейчас.

- Давай, братуха. Встретимся, перетрем потом насчет работы и всего остального. Тебе теперь точно бабло надо заколачивать – к семье ж возвращаешься. Ирина, вы его там держите покрепче.

Всю дорогу домой мы с Ирой молчали, она что-то рассматривала в сотовом, а я не сводил взгляда с дороги и снова, и снова прокручивал все, что мне говорила Зоряна. И не только она…все, что мне говорили в свое время об Олигархе. Я ведь мимо ушей пропустил. Потом раскрылось, что это Деня. И все. Кто он такой, значения уже не имело, это ж братан. Братан, мать его! Криминальный авторитет, в чьи делишки я предпочел не вникать, а потом и вовсе замылил себе глаза его благими делами в нашем городке.

- Олег…мне что детям сказать? Ты вчера обещал, что останешься на выходные.

Я совсем забыл, что она рядом. Возникло непреодолимое чувство раздражения. Потому что я не обещал детям остаться. Я вообще им ничего не обещал, кроме как приезжать к ним и не пропускать наши встречи.

- Кому обещал?

Угрюмо спросил и прикурил сигарету, выбросил спичку в окно.

- Я…я сказала им, что ты у нас останешься…ты сказал мне.

- Ира, - подавился ее именем, - давай мы поставим точки над «и» прямо сейчас. Я ничего вам не обещал. Особенно я не врал детям, и если ты выдаешь желаемое за действительное – это не моя вина! Верно?

- Ты мне сказал…

- Сказал. Тебе! Не детям! И я передумал! Понимаешь? Я человек и я передумал. Или ты решила, что если мы трахались, все проблемы тут же разрешились?

Бросил на нее быстрый взгляд – отвернулась к окну.

- Не думала… я надеялась. Я и дети. Ты дал нам надежду.

Твою ж мать, как же это все невыносимо тяжело.

- Ира, давай вспомним, почему мы развелись и то, с каким рвением ты знакомила с ними нового папу и учила Ташу называть своего козла-любовничка именно так. Давай вспомним, как ты забрала свои вещи и съехала с нашей квартиры. И вспомним, что ты больше года прожила с ним. Так о какой надежде мы говорим? Кто из нас отобрал у детей надежду?

Она молчала, теребила ручки сумочки.

- У тебя просто есть другая.

Я усмехнулся, зло усмехнулся и вырулил на ее улицу.

- Да хоть сотни других, имею полное право. Детей не я бросил, Ира. Детей отца лишила именно ты, а сейчас ищешь виноватых. Или ты думала, поманишь меня обратно, и я прибегу?

- Ничего я не думала, ты и рад был этому разводу. Ты никогда меня не любил. Это я…как безумная. А ты. Тебе насрать всегда было. Ты на работе своей женат был. На трупах своих, на упырях, на маньяках, а на меня тебе наплевать было. Вот и нашла того, кто любить умел…а оказалось, что он хуже, чем ты. Ты хоть не притворялся. Да, моя вина…моя огромная вина. Но и я не просто так…, - тихо сказала и больше ни слова, пока не доехали до самого дома. А потом вдруг вцепилась в мой рукав пальцами и прошипела:

- А сучку эту, Зоряну, ты трахал, да? Трахал, когда мы еще женаты были? Я узнала ее! Ты и сейчас ее трахаешь! Это она тебе звонила. Я ее голос ни с одним не спутаю.

Я ничего не ответил, а она сама вышла из машины, хлопнула дверцей и скрылась в обшарпанных дверях подъезда. А я потер лицо ладонями. Потом набрал Геру…

- Да, ты все верно понял.

- Ну и какого хрена? Баб что ли мало?

- Я ее люблю.

Гера долго молчал мне в трубку.

- Ну и дурак.

- Я хочу знать об Олигархе все. Всю его подноготную, даже если что-то было заархивировано или изъято. Ты поможешь мне?

- Я-то помогу, а толку, Гром? Ты хоть представляешь, кто он? Хоть малейшее представление имеешь?

- И что теперь? Я должен бояться? Информация – это всегда сила. Нарой все, что сможешь. Ни одной мелочи не упусти.

- Суворов нароет. Он твой должник, до сих пор причитает, как так выгнали одного из лучших. Но смысла в этом нет.

- Кто знает…может, и есть.

Домой я ехал в полной тишине на маленькой скорости. Мне надо было собрать осколки всех своих мыслей в единое целое. И не получалось. Казалось, у меня в голове произошел ядерный взрыв, и там пепел носится. Я даже идентифицировать не могу, что и чем было. Я медленно поднимался по лестнице, и какое-то чувство странное внутри возникло, как когда-то в метро, где часовой механизм на одном из подонков тикал, и я не мог определить, на ком именно, не мог вычислить по камерам. Чувствовал, что мразота где-то в вагонах, а в каком…

Вот и сейчас поднимался, и возникло ощущение, что наверху меня ждет этот самый часовой механизм, только надет он был все это время на мне.

Когда проезжал дворами к дому, заметил два джипа - для нашего захолустья слишком большая роскошь. Но значения не придал, а сейчас по позвоночнику зазмеилось это ощущение опасности. Выдернул ствол из-за пояса штанов повертел в руке и сунул обратно. Решил, что у меня паранойя. Не зря говорят, что паранойя – это отменно работающая интуиция. Я ее не послушался. Хотя вряд ли я справился бы с той толпой, что поджидала меня дома в квартире моей пожилой соседки, которую они задушили подушкой и свернули голову ее собаке. Просто потому что они им мешали. Так раздавили, как букашек, и забыли. Меня всегда эта вседозволенность с ума сводила…но я это узнаю потом. В следующей жизни. Не в этой. Потом я буду анализировать каждый свой шаг…Потом…Когда вернусь с того света. Меня вырубили, едва я переступил порог квартиры, дали чем-то тяжелым по затылку, и я мешком свалился на пол.

В себя пришел уже совсем в другом месте. То ли в подвале, то ли на складе. Скорее, последнее. Воняло мясом и кровью. Какая-то скотобойня. Меня привязали цепями к крюку под потолком, и я смутно помнил, кто из ублюдков, стоящих передо мной, это сделал. Потому что вырубался несколько раз после того, как они прессовали меня ногами и кастетами. Я еще не понимал, кто и за что. А они не говорили и угадать времени между ударами не хватало. Мои глаза позаливало кровью, и они напрочь почти заплыли. Едва я поднимал веки, то тут же дергался в немом стоне от боли. Их приветствием был удар по уже сломанным ребрам.

- Не убивать. Он скоро будет. Хочет видеть живым. Сказал в чувство привести.

- Ну он так же пару часов назад приказал разукрасить и повесить. Елочная игрушка, мать его.

- Хозяин-барин. Сказал привести в чувство – приведем. Эй, мусор, доброе утро. Харе отдыхать. Щас больно будет по-настоящему.

На меня вылили ведро ледяной воды, и боль врезалась в вернувшееся сознание с такой силой, что я дернулся и скривился, пережидая нескончаемый приступ, с лица и с глаз смыло кровь. Я из-за нее ничего не видел и не мог рассмотреть мразей, которые прессовали меня вот уже несколько часов подряд с короткими передышками на перекуры и на поболтать по смартфону. Руки вывернуло цепями так, что не мог на них покачнуться. Когда рассмотрел лица палачей, ухмыльнулся в мясо обтрепанными губами – быки Дениса. Что ж, кажется, это случилось раньше, чем я думал…

Олигарх (я больше не хотел называть его по имени) спустился в подвал, сверкая белой рубашкой и начищенными до блеска туфлями. Лощеный, отутюженный, лысина как всегда блестит. Представил, как на ней пробиваются рога, и ухмыльнулся, и тут же от боли свело всю грудину. Рогатый передал пиджак гному и толкнул меня в грудь так, чтоб раскачался на цепях.

- Ну здравствуй, друг. Давно не виделись.

Я бы ответил. Но язык плохо шевелился, он распух от жажды, и я не мог приоткрыть рот – челюсть явно свернута. Пока что я воздержусь от разговоров.

- Сожалею, что поздороваться ты пока не можешь. Но очень скоро ты заговоришь даже так. Я обещаю. Кстати. Ты теперь многое не сможешь. Например, ты вряд ли станешь красавчиком, даже если выживешь и тебя соберут по кусочкам. Но я могу обещать, что ты не выживешь.

Он ходил возле меня взад и вперед.

- Я бы многое мог понять, Олежа, многое. Но ты, тварь, ты тронул мою женщину. Хотя и эта сука моей никогда не была.

Остановился напротив меня.

- Она мне все рассказала. Точнее, проорала. Ты знаешь, даже во время оргазма она не орала так вкусно, как когда я ломал ей кости.

Я взвился, и даже боль померкла после его слов.

- Б***ь! Мрааазь! Не тронь ее, не троонь! – от усилий из разбитых губ потекла кровь, и вместо слов вышло надорванное мычание.

- Что? Я тебя плохо слышу, Гром. Ее я тоже потом плохо слышал.

Я дернулся на цепях, и огнем обдало грудную клетку из-за вывернутых рук. Меня тут же ударили в солнечное сплетение, и со рта полилась кровавая слюна.

- Лживая тварь. Лживая сука, которую я любил больше жизни, оказывается, всю жизнь сохла по своему женатому соседу-ментенку. Романтично, б***ь. А я ведь догадывался… я подозревал, что с ней в последнее время что-то не так. Бил гадину, а она скулила, что все хорошо, и бревном подо мной. Мертвая тварь. А с тобой… с тобой, как последняя шалава выла.

Он взял из рук одного из своих железную кувалду, кажется, ребра и челюсть мне ломали именно ею, и ударил снова, меня подкинуло, и от боли закатились глаза.

- На-хре-на…ты…ты на не-й…же-ни-л-ся…

- Хотел, б***ь! Если я чего-то хочу, я получаю! Могу себе позволить, не то что ты, мусор бомжацкий. Ясно? Я могу, ты – нет. Я могу тебя убить, а ты…ты ничто против меня.

- Ме-ня бей…её от-пус-ти…

- Ну конечно, само благородство ты у нас. Рыцарь гребаный. Я вас обоих похороню. Но сначала я ей все внутренности выверну. Во все дыры ее выдеру, каждую гребаную щель порву.

Он подошел слишком близко, увлекся смакованием своих ублюдошных психопатических фантазий. Я больше не узнавал в нем Деню. Это был долбаный сукин сын, который решил, что он царь и бог. Такой же, как все они, зажравшиеся чиновники. Депутаты, верхушка, вершители человеческих жизней, для которых пройтись по чьим-то костям – два раза плюнуть.

И я бы стерпел, если бы он тронул только меня. Если бы только мне досталось. Мы мужики и сами бы решили. Но мужиком я его перестал считать, когда понял, что он не один на один со мной, а толпой. Трусливая псина!

- Что…ж ты…тол-пой. Де-ня? Ис-пу-гал-ся? Или ты толь-ко баб бье-шь од-ин на од-ин?

Бешеные глаза вспыхнули яростью, и он с кулака ударил меня по лицу еще и еще, подходя все ближе и ближе. И я всеми силами собрался, подтянулся на цепях и, резко вскинув ноги, зажал его голову коленями так сильно, что глаза Дени повылазили из орбит. Он явно не ожидал подвоха. Я бы скрутил ему шею, если б не ребра, боль простреливала все тело и не давала сдавить сильнее. Но в этот момент на меня посыпался град ударов по спине, по голове, по рукам и ногам. Я не выпускал хрипящего ублюдка до тех пор, пока меня не вырубило.

Пришел в себя от хруста собственных костей. Попытался пошевелить ногами. Но они висели плетьми. Мне перебили колени и щиколотки. Смутно помнил, как по ним били железными кувалдами. Деня бил. Рычал и бил до остервенения.

Но я все еще был жив… все еще на что-то надеялся. Наверное, на то, что не посмел сука тронуть ее, что рука все же не поднялась. Я готов был расплатиться за нас обоих. Пока он мне не показал фото, где она голая на полу лежит и широко открытыми глазами в потолок смотрит. Места живого на теле нет. Вся сплошной черный кровоподтек, и ноги неестественно вывернуты.

- Она тебя звала, когда я ее убивал. Это было так мило.

Я завыл. Громко. Так громко, что понял, как лопаются голосовые связки, как рвутся одна за другой, и сосуды в глазах лопаются. А он хохочет до слез, до припадка, как ненормальный.

- Я ее бил, а она за тебя молилась? Прикинь? В наше время еще молиться умеют за кого-то. Одного не пойму. За что она тебя, а? Ты ж ничто и никто. Ты ментяра и тот бывший, алкаш, ни бабла, ни характера. А она одного и навсегда…преданная сука. Тебе, б***ь. Я ей к ногам весь город бросил. Любовь зрителей, карьеру. А она…тебяяяяяяяя.

Я его почти не слышал. Что он говорил, значения уже не имело… я ее глаза открытые вижу, и собственный голос слышу, как обещаю ей, что все хорошо будет. Только она знала, что не будет. Знала с самого начала. Вот почему бежала от меня. Не ради себя…нет…ради меня.

- А ты помнишь, Гром? Как мы в детстве?

Он вертел у меня перед лицом ножом и поглаживал пальцами лезвие.

- По-ше-л на х**й, урод!

      - Друзья. Навек. Пока не сдохнем. Кто предаст… Тому ножом в глаз!

Я не закричал, когда лезвие мягко вошло в глазницу… я продолжал видеть ее лицо. Прости, маленькая. Прости, я не хотел. Я не знал…прости. А знал бы, я бы его зубами грыз…

ЭПИЛОГ

Спустя четыре месяца.

Макарыч в тот день на рыбалку собирался особо тщательно. Столько времени погода гадская была, не позволяла к озеру пойти – грязюка по колено и дождь стеной, а тут потеплело, и солнышко вылезло. Сам Бог велел рыбки половить да ухи сварить. Он снасти долго с любовью готовил, прикормку еще с вечера наварил, червей накопал и семечек на мясорубке накрутил. Когда ещё мать его жива была, вечно ворчала, что ножи стачивает макухой своей. А потом и он бы рад ворчание услышать, но никто больше не ворчит. Совсем никто. В их селе вообще мало народа осталось: кто в город с детьми рванул, кто помер от старости, кто в соседний поселок поехал. Там и больницу построили, и мясокомбинат открыли. Говорят, люди лучше живут, чем в их Волкоступово. Так и стоят с пару десятков домов старых, с крышами косыми. Но все свои. Никто деру давать не собирается. Если плохо кому, травки или зелье бегут у Макарыча брать. Мать его в поле родила во время бомбежки, пуповину перегрызла сама и в деревню поползла. Там и осталась, обжилась, в госпитале работала до самого окончания войны. Ведьмой ее все называли, потому что не болела никогда, и Степка ее не болел, и раненые не мёрли* (умирали. разговорное. местное). Она их травами отпаивала, мазями мазала и заговоры читала, пока не видел никто. После войны голодуха, вшивые все, а Степка, хоть и в одежде рваной, но здоров и румян. Так ведьмой Ксению и прозвали, хотя и бегали к ней за отварами и за травами, пока не умерла и сыну свои знания не отдала. А у всякого дара своя цена есть. У этого – одиночество. Мать ему так и говорила, когда умирала, что, если примет ее знания, так один на свете белом и останется. Люди, они ведь неблагодарные. Он вылечит, а те за порог выйдут и сплюнут, хорошо, если забудут, если не очернят и гадостей не наговорят. Макарыч привык. Он знал, что за каждую жизнь спасенную ему самому на душе легче становится.

До озера Степан не дошел, странную картину увидел, между березками затаился и Ладке молчать наказал. Она умная, хоть и дворняга. С полуслова хозяина понимает. Обнял ее за рыжую шею и присел на корточки, всматриваясь как из большой черной машины кого-то вытянули за руки и за ноги. Бросили на траву. Поди, мертвеца…Батюшки! Это что ж делается средь бела дня! Макарыч перекрестился, но с места не сдвинулся. Пока упыри в черных плащах землю копали, он все на парня, лежащего в траве смотрел. Так и не мог понять на расстоянии, дышит ли тот или все же мертвец.

- Все хватит копать. Зарывайте его. Все равно поломанный весь, не выберется.

- Может, добить его. Жестоко вот так живьем.

- Хозяин приказал живьем. А я приказов не ослушиваюсь. Не то самого вот так прикопать могут.

Вот же нелюди! Ведь и правда живой. Макарыч терпеливо выждал, пока подонки парня закопают и могилу травой присыплют. А потом так же ждал, чтоб уехали. Едва шум колес стих вдалеке, подорвался и давай разгребать землю руками, откапывать, и Ладка быстро лапами большими перебирает – помогает.

- Помогай, милая, помогай. За лопатой нет времени идти.

Когда землю разгреб и увидел несчастного, от ужаса рот руками закрыл. И правда, мертвец почти. С такими травмами как выжить? Лицо в месиво превратилось, и глаз выколот правый, пока тащил из ямы, бедняга стонал тихо, хрипло и что-то шептал неразборчиво. Макарыч собаку с ним оставил, а сам обратно в село поковылял. Если лошадь возьмет, внимания привлечет много. Давно повозку не запрягал, да и времени много займет. Взял тачку и мешков в нее накидал. Если что, скажет траву сухую для Жуля рвал. Когда переворачивал несчастного и в тачку затаскивал, у самого сердце кровью обливалось – что за нелюди его так? Что за звери? Места живого не оставили, сволочи. Но он, Степан, и не таких с того света вытаскивал. Привозили ему…разных. Прятали-лечили. В лихие девяностые у него много стреляных, подрезанных перебывало. И ампулы с того времени с антибиотиками и обезболивающими остались, и шприцы, и жгуты. Какого добра ему только не возили сюда, лишь бы братков латал и с того света вытягивал. Когда осмотрел, понял, что шансов мало. Ну он попробует, если не выйдет, обратно в лес завезет и в той яме и схоронит.

Но мужик на редкость живучим оказался. За жизнь цеплялся изо всех сил с завидным усердием. Казалось, развороченный весь, от боли одной сдохнуть можно, а он держался стойко. Правда, слегка не в себе был. В сознание урывками приходил. Кричал что-то, то ли женщину звал, то ли о рассвете что-то бормотал.

Синяки да ссадины Степан травами смазал и продезинфицировал, примочки поставил. Сломанные руки да ноги вправил и зафиксировал. Только глаз настораживал. А точнее, глазница пустая и рана открытая там. Макарыч повязку наложил и с Ладкой парня оставил, а сам в районный центр пошел с Григорием Артёмовичем встретиться. Когда травами не справлялся, звал его. Молодой врач не отказывал никогда. В свое время Макарыч жену его с того света вернул. Диагноз ей страшный поставили – рак. Врачи руки опустили, отказались от нее, а Макарыч сказал, что болезнь не смертельная. Он смерть ладонями всегда чуял. Проведет над человеком – если холодно ладоням, то там смерть прячется. Иногда бывало, удавалось ее прогнать, но чаще всего уродина костлявая кого пометила, того с собой забирала. Молодой доктор не верил. А когда жена снова кушать стала, поправилась и анализы показали улучшение сказал, что теперь точно в чудеса верить будет. Григорий Артемович приехал вечером на маршрутке – Макарыч просил не светиться. Долго пытался убедить Степана, что парня надо бы в больницу, но старик опасался, что, не дай Бог, заметит кто. Ведь убить хотели антихристы. Врач приезжал почти каждый день капельницы ставил, уколы делал, помогал мыть раненого. Улучшение началось где-то через пару недель, когда жар полностью спал, и несчастный наконец-то не потерял сознание, а по-настоящему уснул. Теперь, когда Макарыч руками над ним вел, холода не чувствовал. Ну и все. Можно молодого доктора отпускать. Оклемается теперь их Леший. Так про себя парня прозвал Макарыч. Заросший, с окровавленной повязкой на лице, кривым носом и запекшимися корками губами, тот не иначе как на лешего был похож, да и в лесу найден.

- Степан Макарыч, может, вам мобильник оставить? Если что, наберете меня?

Врач натянул пальто и шапку, завязал шарф.

- Та куда? Я с этими мобилками, как обезьяна с гранатой. Еще сломаю. Надо будет, я к тебе приду. Но скорей всего, уже не понадобитесь.

- Когда на ноги встанет, ко мне отправьте, я помогу, чем смогу. Ему бы зубы вставить и посветить на рентгене, ноги и руки как срослись. Колушкин, стоматолог наш, задолжал мне кой-чего, посмотрит гостя вашего. И с глазом…сейчас протез можно поставить. Тут я, конечно, особо не знаю, к кому отвести, знакомств не хватает. Это в городе уже. Но я поспрашиваю, и что-нибудь придумаем.

- Святой ты человек, доктор. От Бога. Спасибо тебе. И Настене своей привет передавай, скажи, чтоб тяжёлые с сумки сама с магазина не таскала, нельзя ей теперь.

Глаза доктора округлились.

- А вы откуда знаете?

- Иди-иди, я много чего знаю. Чувствую. Дар у меня такой или проклятие, кто знает. Спасибо за Лешего моего. Дай Бог, и оклемается к весне полностью.

- С такой сиделкой через месяц бегать начнет.

- Та куды ж бегать-то? Ноги все переломанные, ребра, синяки еще не везде посходили.

И в этот момент раненый громко застонал:

- Зорянааааа…

- Ну вот. Я ж говорил.

***

Прав был Георгий: парень быстро начал в себя приходить. Первый раз когда очнулся, за глаза начал хвататься, чуть повязку не сорвал. Макарыч руки ему опускал, не давал трогать. Поначалу это легко было, а потом тот окреп и уже пытался сопротивляться. Недолго, но все же. Когда окончательно в себя пришел, первым делом спросил, сколько времени прошло с того дня, как нашел его Степан. Услышал ответ и в лице изменился. Он мало говорил, да и не просто ему было первое время, но выполнял все, что говорил Степан. Поначалу Макарыч думал, что, может, домой вернуться хочет Олег к женщине своей, которую звал постоянно, имя еще необычное такое, красивое. А потом понял, что нет. Не любовь в нем живет, а ненависть лютая, страшная, холодная, как и сама смерть. Отомстить хочет. И отговаривать бесполезно – не послушает. Макарыч считал, что месть бесполезна, что она убивает того, кто мстит прежде всего. После нее удовлетворение не приходит. Наоборот, дичайшее разочарование, так как смысл жизни исчезает. Весь на негатив растрачен. Но тут не о чем было говорить. Парень даже в зеркало не попросил посмотреть, спросил про глаз и кивнул, когда Степан сказал, что нет больше глаза. А потом как проклятый над собой работал: подтягивался в постели, руки разрабатывал через боль, ел все, что дед, давал не кривился. Через месяц, и правда, на ноги стал. Трудно ему было, падал, полз к столу и сам поднимался, не давал Макарычу себе помогать. Стиснув челюсти, колени руками разрабатывал, ноги сгибал и снова вставал. Вскоре начал с палочками на задний двор выходить, потягиваться на турнике по несколько раз. Макарыч всем сказал, что родня его с города. Дальний родственник, проблемы с ногами, полечиться приехал. Степан восхищался этому упорству, и в то же время пугало оно его, потому что холод из парня никуда не уходил, он там, где сердце, застыл и страх вызывал.

Макарыч души лечить не умел. С телом справлялся, а с душой все сложнее. Ее не зашьешь, мазью не замажешь, зельем не отпоишь. Но иногда надо по кускам не только тело собирать, но и душу, иначе бесполезно все, зря. Но не в этом случае. Макарычу казалось, что, чем больше тело начинало слушаться Олега, тем больше разлагалась и гнила его душа. Теперь парень в лес сам ходил с палкой, дрова рубил и тащил в дом деда, печь топил, похлебку варил, когда Степан в районный центр уходил. Но так и не сказал ни слова. По ночам говорил. Во сне. Иногда кричал, рыдал. Стонал, как зверь раненый, а проснется и молчит. Макарыч что-то рассказывает, а он ест и слушает внимательно, а иногда, наоборот, вроде сидит за столом и делает, что скажешь, а нет его рядом. Глаза пустые и отсутствующие. В один из таких дней Макарыч самогон на стол поставил и в стаканы налил.

- Согрей душу, Олег. Легче станет. Правду из тебя тянуть не начну, не боись.

- А я и не боюсь, дед. Правда у меня хоть и грязная, но я ее не стесняюсь. Пить не буду. Запойный я был и завязал. Моей правде трезвая голова нужна. Она хочет каждую секунду понимать и знать, что я делаю, для того, чтобы она голову подняла.

- А я свою согрею чуток. А то рядом с тобой больно холодно ей.

- Холодно говоришь?

- Смерть в себе носишь. Вот и холодно.

- Ношу. Много смерти. Тому, кому надо, хватит.

Макарыч осушил стакан, сала кусок в рот сунул и захрустел луком.

- Нельзя смерть носить, она и тебя самого за собой утянуть может.

- Уже утянула. Нет меня.

Старик засмеялся и еще самогона в стакан плеснул.

- Еееесть. Макарыч такое за версту чует. Живой ты.

- Ну это пока…пока стимул жить есть. Когда думаешь, я уйти смогу?

- Ну, судя по твоим успехам, скоро. Вот снег сойдет, и иди с Богом. Оклемался ты уже. Не нужен тебе Макарыч, он свое дело сделал.

- Спасибо тебе…даже не знаю, как отблагодарить. Нет у меня ни черта. Но если будет, я про тебя не забуду, Макарыч.

- Дурья твоя голова. Разве похоже, что я материальных благ жду от людей?

- Не похоже. Но благодарить всегда надо.

- А ты, как смерть из себя отпустишь, в гости приезжай…

Усмехнулся. Впервые за все время, что в доме Макарыча жил. Кривая усмешка, не веселая, от нее мороз пробирает.

- Та куда ж она, родимая, из меня денется?

- Денется, вот увидишь. Неуютно ей станет. Вот тогда и вспомни старика, уважь визитом. Жену с детьми привези.

- Нет у меня жены, развелся я. А детей…не знаю…обещать не могу, дед. Не сердись и не обижайся.

- Честный ты человек, Олег. Хороший. По-настоящему хороший. Грубый. Где-то слишком прямой, но хороший. Немного таких осталось.

- Ну это до поры до времени хороший. Скоро плохим стану.

- Не станешь…правосудие плохим не бывает.

Вскинул голову и смотрит на Макарыча, не моргая, а потом из-за стола встал и во двор пошел. Макарыч скрип услышал и понял, что парень на турнике повис. Как всегда, подтягивается и качается. Дед полез одежду его искать. Он тогда пару документов нашел и спрятал. Сам не рассматривал. Сотовый нашел выключенный. Когда Олег с улицы вернулся разгоряченный, но не запыхавшийся, дед головой несколько раз покачал. Все. Здоров он. Все кости целы, и мясо на них наросло. Шрамов, правда, много осталось в местах, где от ударов кожа лопалась, но это не самое страшное. Мужиков шрамы красят, это еще мать Степана говорила. Дед протянул ему пакет пластиковый, несколько раз стираный.

- Тут бумажки твои и телефон, все при тебе было, когда ироды те в яму закопали. Видать, уверены были, что не выберешься. Я в твое не заглядывал. Макарыч не любит чужое знать, пока сами ему не расскажут. И вещи твои. Постирал, высушил. Не машинкой, не порошком, не обессудь, а как мог, по-нашенски, по-деревенски.

Олег на вещи посмотрел, потом пакет открыл и документы достал. Несколько минут рассматривал, а потом подошел к очагу и кинул в огонь.

- Нет меня больше. Не нужны они мне.

- Зря раскидываешься бумажками, ох зря. Ты как выйдешь отсюда, тебя каждый мент остановит. Заросший весь, глаз перевязан и зубов нет. Документы спросят, а потом загребут в участок, и долго будешь доказывать, кто такой… а еще откуда знаешь, что те, кто тебя прикопали, вдруг не появятся.

- Я сам бывший мент. Если сцапают, знаю кому и куда звонить.

- Дурак ты. Видно, потому и в яму тебя закопали живьем, потому что дурак. Это в тебе правда есть, а в других нет ее. Маму родную за басурманскую валюту продадут.

Парень нахмурился, а Макарыч под кровать за сундуком полез. Крышку откинул. Припрятаны у него здесь пара документов тех, кого костлявая прибрала и закопать в посадке пришлось еще тогда в девяностых. Не удалось ему одного парня с того света вернуть. И такое случалось. Похоронил, а паспорт остался, и права водительские остались. Протянул Олегу.

- На вот. Настоящие. Да еще столько лет прошло, измениться мог. В аварию, если что, скажешь попал. А в городе уже ищи, кто тебе на новые поменяет. Умельцев нынче много развелось.

Олег молча взял паспорт, развернул и так же молча полистал.

- В районный центр поедешь в больницу. Там спросишь Георгия Артемовича, он обещал тебе с зубами помочь и рентген сделать. Может, что с глазом придумает. Он хороший человек. Отблагодарить меня хочет… а мне не нужно ничего. Зато тебе его благодарность пригодится.

- Савельев Николай Иванович…, - зачитал вслух и посмотрел на деда одним глазом светло-серым колючим, – Спасибо тебе…даже не знаю, как отплатить. Но если будет возможность, отплачу.

Схода снега Леший так и не дождался. Наутро собрался и ушел. Позавтракал вместе с дедом, чаю попил и крепко обнял. Так крепко, что на душе у Макарыча сделалось очень тепло. Только холод внутри парня никуда не делся, он стал ярче, острее, смертоносней. Чуть прихрамывая вышел за калитку, а Степан его перекрестил на дорожку. Он всегда так делал, когда очередной гость покидал его пристанище. Только почему-то с уходом Олега казалось старику, что он что-то странное совершил - вроде и на ноги человека хорошего поставил, а в тот же момент понимал, что кого-то другого теперь точно не станет. А может, и не одного. Но дело Макарыча не лезть глубоко в дебри, а спасать каждого, кого Бог ему послал. Ведь иначе никак. Иначе дар самого Макарыча сожрет.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ ТРИЛОГИИ

Продолжение в книге Моя Женщина в июне 2018г

Спасибо, что ждете.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg